«Река духов»

Река духов (fb2) - Река духов [The River of Souls-ru] (пер. Наталия Ивановна Московских) (Мэтью Корбетт - 5) 633K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роберт Рик МакКаммон

Роберт МакКаммон РЕКА ДУХОВ

Часть первая. Бессменный игрок

Глава первая

Человек был таким огромным, что больше напоминал гору с утёсоподобными плечами. Его щедро подрумяненное на солнце лицо было похоже, скорее, на нелепую заплатку из плоти над непослушной угольно-черной бородой, доходившей до середины его рубашки табачного оттенка. Из уважения к этикету, находясь в помещении, он снял свою потрепанную серую треуголку, и теперь копна спутанных, смазанных медвежьим жиром волос торчала во все стороны, как нечесаная грива сумасшедшего. Пах он едва ли лучше дохлого медведя, посему привлек внимание не менее полудюжины жирных зеленых мух, хотя, казалось, даже они готовы были потерять сознание от смрада, оказавшись поблизости.

Стоило ему отодвинуть занавес, оставить позади наполненный пением цикад сад и войти в зал, освещенный мягким светом свечей, как играющая музыка тут же прекратилась: смолкли звуки скрипки, виолончели, клавесина, стихли ритмичные трещотки а вместе с тем мгновенно остановились и кружившие по до блеска натертому дощатому полу в танце люди. Взгляды всех присутствующих тотчас же обратились к этому грузному пришельцу, посмевшему ступить своими грязными башмаками на тот же самый пол. Те, кто предполагал, что может произойти, перевели дыхание и настороженно зашептались, попеременно указывая на молодого человека по имени Мэтью Корбетт, стоявшего посреди зала рядом с самой прекрасной девушкой в мире.

Пристальный взгляд человекоподобной горы изучил наполненный мерцанием свечей зал: с потолка свисали транспаранты из белой и красной бумаги; поблизости от пришельца располагался длинный стол, на котором размещалась приготовленная специально для этого вечера снедь: две жареных индейки в устричном соусе, жареный поросенок с грибами и беконом, окунь, сделанный на углях, крабовое мясо, молодой картофель, и множество других блюд: овощей, сластей и солений. На подносах стояли бутылки французского вина и бочонки эля из Каролины. Сверкали бокалы, комната полнилась легкой и приятной музыкой, оживленными беседами, смехом и ритмичным перестуком каблуков танцующих — ровно до той поры, пока сквозь занавес сюда не прорвался чернобородый бык с копной эбеновых сальных волос. Теперь же в окутанном тишиной помещении изредка вспыхивал лишь быстро стихающий шепот и жадное жужжание мух, круживших вокруг смердящей гривы.

— О, нет! — воскликнула самая прекрасная девушка в мире, резко став справа от Мэтью, обхватив его руку и повторив, будто могла таким образом отпугнуть ужасное чудовище. — О, нет!

Чудовище, однако, лишь усмехнулось, и усмешка эта прорезала пространство, как стремительная лошадиная упряжка, несущаяся по ветру. Его серые со стальным отливом глаза уже отыскали свой приз.

Мэтью почувствовал, как его прекрасная спутница напряженно сжалась, и успокаивающе коснулся ее руки.

— Тише, все хорошо, — сказал он — блистательный в своем винно-красном сюртуке и белой рубашке с высоким стоячим воротником, украшенным испанским кружевом. — Эм… кто это?

Не в силах отвести испуганного взгляда своих фиалковых глаз от лика, воплощающего в себе само насилие, она зашептала:

— Этот человек собирается убить вас.

— Что, простите? — переспросил Мэтью, решив, что, скорее всего, ослышался.

Чудовищная гора сдвинулась, и, казалось, лишь это движение заставило стоявших до сего момента неподвижно танцоров зашевелиться и спешно расступиться. Сапоги застучали по полу, словно отбивая похоронную барабанную дробь. Музыканты — хотя на сцене они были в относительной безопасности — настороженно отодвинулись к стене, которую украшал гобелен, изображавший двойственную природу представления: комедию и трагедию — прежде на этой сцене выступала труппа артистов Чарльз-Тауна. Тем временем отбиваемый сапогами барабанный бой беспорядочно продолжался, а вновь прибывший на вечеринку незваный гость зловещими шагами приближался к центру зала, пока угрожающе не навис над Мэтью Корбеттом.

— Только не снова! — воскликнула Пандора Присскитт, и ее красные губы умоляюще поджались. Гнев в ее фиалковых глазах на миловидном лице смешался с мольбой. — Пожалуйста! Я умоляю тебя!

Мужчина покачал головой, всем своим видом напоминая демона, явившегося на Судный День.

— Умолять бессмысленно, — его утробный голос словно бы провалился в глубокую яму на каменистой дороге. — Будет сделано то, что до̀лжно.

Мэтью не понравилось, как это прозвучало.

— Что должно быть сделано? — обратился он к Пандоре, и голос его, несмотря на усилия сохранить его ровным, едва заметно дрогнул.

— Ты, — ответил огромный чернобородый человек, ткнув своим толстым пальцем с грязным ногтем в грудь Мэтью. — Должен умереть.

— Это… необходимо?

— Неизбежно, — ответствовало чудовище. — Итак. Перейдем к делу.

Он сунул руку в карман своего длинного видавшего виды плаща — который, как счел Мэтью, явно не приходился по сезону в эту жаркую пятничную ночь в конце июня — и извлек кожаные перчатки, не менее потрепанные жизнью и, кажется, частенько убиравшие полы свинарников и конюшен. Не тратя времени на раздумья, гигант резко одарил Мэтью двумя звонкими пощечинами — по левой и сразу же за ней по правой щеке. По всей комнате пронеслась волна взволнованных вздохов, как если бы сейчас присутствующим довелось испробовать изысканную отбивную, сплошь состоящую из восторга — ведь ни один джентльмен и ни одна дама были не в силах отказать себе в зрелище энергичной дуэли.

— Я вызываю тебя! — прорычал мужчина так, что от голоса его, казалось, затрещали стекла и задребезжали струны клавесина.

— Магнус Малдун! — окликнула Пандора Присскитт, щеки ее раскраснелись, став примерно одного оттенка с французским платьем со светло-розовыми, как самая красивая роза в Коллтон-Парке, рюшами. Длинные каштановые волосы чуть выбились из-под изящной золотой Р-образной заколки. — Я не допущу этого, слышишь?! Еще одного не будет!

— Еще одного чего? — порядком ошеломленно переспросил Мэтью.

— Еще одного покойника на моей совести, — ответила она, не сводя глаз с монстра, стоящего напротив. — Послушай меня, Магнус. Это должно прекратиться!

— Это прекратится. Когда все они будут мертвы.

— Ты не можешь убить их всех!

— Ошибаешься, — отрезал Магнус Малдун, и его стальные серые глаза поверх его острого носа и чудовищной бороды буквально пробурили дыру в Мэтью. — Я могу.

— Я думаю, — проговорил молодой решатель проблем из Нью-Йорка. — Что, кажется, подоспел только ко второму акту этой пьесы.

Он мельком взглянул наверх и невольно отметил, что среди транспарантов на кожаных шнурах висит большой расписной деревянный меч — символ ежегодного праздника в Чарльз-Тауне — один вид которого нынче приобрел куда более зловещий окрас.

— Итак, — раскатисто проговорил Магнус Малдун, не обращая внимания на выражение мольбы на лице Пандоры, а также на то, что девушка прикрыла грудь своего спутника рукой, будто могла таким образом защитить его. — Как вы хотите…

— Так, с меня довольно, — высказался пожилой джентльмен, возникнув близ человекоподобной горы. Он извлек из кармана своего темно-синего жилета пистолет и навел оружие прямо на окутанную облаком жужжащих мух голову Малдуна. — Вы сейчас же уберетесь с глаз моей дочери, иначе, клянусь Богом, прольется кровь!

Мэтью сразу показалось, будто его сюртук стал сидеть на тем теснее прежнего, и одна из пуговиц вот-вот может оторваться от напряжения. Воистину, во втором акте этой бесвестной пьесы он выступал центральным персонажем, однако при этом никто не потрудился предоставить ему ни содержания, ни текста. Он словно бы по собственному неведению вступил в ряды труппы артистов Чарльз-Тауна, тут же получил главную роль, но о том, в комедии он играет, или в трагедии, юного решателя проблем никто уведомлять не стал.

В начале лета 1703 года мир Мэтью Корбетта, едва миновавшего свой двадцать четвертый день рождения в месяце мае, балансировал на шаткой границе между событиями, сменяющимися резко и неожиданно, как ружейный выстрел, и днями тягучими, как ворчание склочного старика. Иногда он задавался вопросом — как правило, это случалось поздно ночью, перед отходом ко сну в его скромном пристанище в Нью-Йорке — как можно быть молодым и старым одновременно? В то же время на ум приходил ответ, что подобное сочетание в нем обусловлено теми трудностями, которые выпали на его долю, и именно бремя ответственности и тяжесть принятых решений чуть приглушала свет его юношеской эйфории и уверенности взглядов на мир. Внутренне Мэтью был много старше своих лет ввиду того опыта, который ему удалось приобрести. В ходе работы на филиал лондонского агентства «Герральд», специализирующегося на решении проблем, молодой человек успел пережить многое — от восторга и ликования до настороженности, отчаяния и почти смертельного ужаса. На этой работе ему уже не раз приходилось бывать на волосок от гибели: обычному человеку было бы и не упомнить всех случаев. Однако Мэтью — помнил, ведь именно так работал его разум. Его жизнь напоминала постоянную шахматную партию, где он сам был бессменным игроком, и он понимал, что за каждое свое действие несет определенную ответственность, как несет ответственность и во время партии, теряя какую-либо фигуру. Но самая главная игра еще не была сыграна — она лишь предстояла, и противником в ней выступала личность, нагоняющая страх, наделенная огромной властью, ныне известная как Профессор Фэлл, который неощутимо, исподволь днем и ночью наблюдал за результатами на турнирной таблице.

Мэтью все еще не отошел до конца от своей встречи с профессором Фэллом, императором преступного мира, чей взгляд и чьи аппетиты нынче обрушились на Новый Свет, как и на Старый. Еще в марте на Острове Маятник на Бермудах часы Мэтью и впрямь могли остановиться навсегда. Неприятные воспоминания о той экскурсии в криминальную сферу, в ходе которой ему пришлось выдать себя за весьма нечестивого человека по имени Натан Спейд с целью замаскироваться под всадника преступного авангарда, до сих пор не покидали его. После его убедили на время покинуть Нью-Йорк — этот, похоже, вечно бодрствующий и активный город, — дабы отдохнуть и восстановить силы, греясь под лучами солнца и вдыхая бризы Атлантики и запахи лимона и корицы на берегу Чарльз-Тауна. Однако сейчас запахи, исходящие от Магнуса Малдуна были сильно далеки от лимонного или коричного, и хотя сейчас прямо в лоб этого человекоподобного зверя был направлен пистолет, Мэтью подозревал, что так просто закончить эту историю не получится — о, нет, она только начинается!

— Господин Присскитт, — утробным голосом произнес Малдун, и его широкая улыбка более напомнила звериный оскал. — Вы не убьете меня. Не убьете человека, который собирается жениться на вашей дочери.

— Замолчи, ты, грязное животное! — перебил его Сэджеворт Присскитт — худой, высокий, изрядно поседевший в свои пятьдесят три года, однако все еще красивый джентльмен с благородным прямым профилем и широким лбом, пересеченным морщинками, что свидетельствовало о множественных раздумьях. Он сверкнул на Малдуна глазами, точь-в-точь такого же фиалкового оттенка, что у его дочери. Сейчас эти глаза смотрели на незваного гостя столь же сердито. — Моим зятем никогда не будет урод, вроде тебя!

— Много уродов уже стояли на том месте, где сейчас стоит вот этот, — отозвался Малдун, бросив презрительный взгляд на Мэтью. — Можно сказать, я стабильно очищаю ваше имя, я много раз спасал вас.

— Сколько можно нас мучить? Что мы тебе сделали?

И без того прищуренные глаза Малдуна сузились еще сильнее. Он обдумывал этот вопрос с таким видом, будто прямо сейчас удерживал на себе вес всего Божьего Царства.

— Вы, — голос его прогрохотал, как лавина. — И ваша дражайшая почившая супруга создали ангела, коего сейчас я вижу стоящим на грешной земле рядом с этим кретином! Вы произвели на свет единственную женщину, которую я намереваюсь заполучить… должензаполучить… и заполучу. Единственную женщину, что ворвалась в мои сновидения и лишила меня сна. Но разве покажется она со мною при свете дня? Нет, сэр! При свете дня я для нее — лишь грязь под ногами… равно как и для каждого из вас! — объявил он громко, полностью завладевая вниманием собравшихся и замерших слушателей. — Так вот, господа, Магнус Малдун — не грязь! И сейчас Магнус Малдун влюблен в прекрасного ангела, сошедшего с Небес, и он не остановится до тех пор, пока не заполучит это прекрасное создание, не разделит с нею брачное ложе… вне зависимости от того, сколько людей придется убить, чтобы завоевать ее сердце.

— Ты выжил из ума! — отчаянно воскликнул Сэджеворт. — И, видит Бог, я обязан всадить пулю тебе между глаз в эту самую минуту!

— Обязан, — передразнила чудовищная гора. — Между «обязан» и «сделаю» лежит огромная пропасть. Я вызвал этого… кто бы он там ни был, на дуэль. Честную и прямодушную схватку до самой смерти, в которой я, естественно, планирую одержать победу. Поединки, как вы знаете, не запрещены законом. Если же вы «всадите пулю мне между глаз», это будет уже хладнокровное убийство. Преступление, сэр, а я, кажется, вижу здесь нескольких констеблей при исполнении, и они должны будут заковать вас в кандалы, а после — затянуть петлю на вашей шее, господин Присскитт. Поэтому давайте забудем о том, что вы обязаны сделать, и уберем этот маленький пистолетик дабы потом вам за это не пришлось раскачиваться в петле.

К леденящему ужасу Мэтью, «этот маленький пистолетик» и впрямь опустился, после чего Сэджеворт Присскитт с выражением истинной скорби посмотрел на молодого человека, и взгляд его буквально говорил: «мне очень жаль, что вам придется умереть».

И никому, в самом деле, не было насколько жаль, насколько самому Мэтью — что он явился в это место в это время. Как бы хотел он сейчас прогуливаться по Бродвею, даже несмотря на риск угодить в кучу конских яблок! Как бы хотел вместо всего этого неспешно потягивать бокал вина в таверне «С рыси на галоп», играть в шахматы с Ефремом Оуэлсом… он даже страстно желал бы вернуться в контору в доме номер семь по Стоун-Стрит, где пришлось бы выслушивать все новые подробности того, как Хадсон Грейтхауз плетет интрижки со своей возлюбленной похотливой вдовой Эбби Донован. А самое худшее его желание… точнее, желание, незримо соприкасавшееся с мечтой все исправить, касалось Берри Григсби — внучки печатника и, по правде говоря, обворожительной рыжеволосой авантюристки, не раз служившей для Мэтью причиной неприятностей. Хотя не меньше проблем доставил ей и он сам, посему сейчас всеми силами души желал уберечь эту девушку от новых опасностей. Он приложил для этого массу усилий, однако добился того, что был понят неправильно, был вынужден выслушать множество острых, как колючки, слов, после чего они с Берри разошлись, как два айсберга в океане.

Что ж, быть по сему.

Мэтью взглянул в глаза своему врагу с выражением бесстрастного достоинства, его подбородок невольно чуть приподнялся с вызовом — хотя сам Мэтью подумал, что сделал это бесконтрольное движение не с намерением выказать сопротивление, а лишь потому, что противник его был огромным до невозможности. Это при том, что сам молодой человек также отличался высоким ростом, но обладал, в отличие от своего оппонента, худым телосложением — он был вытянутым, стройным, с тонкими чертами лица, на котором ярко выделялись холодные серые глаза с легким сумеречно-синим отливом. К этому вечеру его жесткие темные волосы были аккуратно причесаны в соответствии с тщательно подобранным образом утонченного джентльмена в сшитом на заказ костюме, который лишь подчеркивал бледность лица, свидетельствовавшую о том, что этот молодой человек много часов проводит в помещении, занимаясь деятельностью исключительно интеллектуальной — чтением или игрой в шахматы. Мэтью вовсе не стремился скрывать, что гордится своим образованием, начавшимся в детском приюте для мальчиков в Нью-Йорке. Более того, он был убежден, что годы, проведенные в усердном учении сильно пошли ему на пользу, когда пришло время столкнуться с этим грубым и порочным миром. Новая работа — работа решателя проблем — лишь дополнительно закалила его своей суровостью, подбросив на путь такие злоключения, которых бывший клерк магистрата никак не ожидал — да и боялся — познать. Впрочем, и на первой своей должности помощника магистрата Вудворда молодому человеку довелось столкнуться с определенными опасностями, с которых и началась продолжающаяся по сей день закалка. Одно из свидетельств, оставленных на память о тех событиях — серповидный грубый шрам над правой бровью, уходящий к линии волос. Магнус Малдун с интересом изучал его в эту самую минуту.

— Медведь сцапал тебя? — хмыкнула гора.

— Не всего меня, как вы можете видеть, — спокойно отозвался Мэтью. Память тут же воскресила перед глазами образ Одноглазого — ужасающего чудовища, коего и медведем-то назвать удавалось лишь с большой натяжкой — с которым молодому клерку пришлось столкнуться, когда он пытался спасти Рэйчел Ховарт (свою ночную птицу, как говаривал магистрат Айзек Вудворд) от сожжения на костре за преступление, которого она не совершала. Воспоминания эти оказались на удивление болезненными, однако… тольковоспоминаниями, не более.

— Хм, — протянул Малдун. — Может, ты и не настолько белоручка и денди, раз носишь такую отметину… Но это не имеет значения. За попытку осквернить моего ангела ты обязан поплатиться жизнью.

— Я этого не допущу! — страстно воскликнул ангел с фиалковыми глазами, в которых теперь горел дьявольский злой огонек. — Магнус Малдун, я тебе не принадлежу! Ты не можешь пытаться завоевать сердце любимой женщины этим кровопролитием! Это не… не… — она замялась, с трудом подбирая слова.

— Неестественно. И не по-христиански, — подсказал Мэтью.

— О, как вы ошибаетесь! — тут же возразил Малдун громким грудным голосом, вырвавшимся, как звериный рев из леса черной спутанной бороды. Два глаза над этим черным лесом, подсвеченные огнем помешательства, яростно сверкнули. — Это очень дажеестественно для человека — проливать кровь во имя женщины, которую он любит больше, чем звезды любят ночь! Больше, чем река любит море. Больше, чем птица любит ветер свободы. Это очень даже естественно, если это единственный способ завоевать ее… убивая каждого треклятого претендента, посмевшего даже прикоснуться к ее руке! И это очень даже по-христиански, низкозадый ты язычник, ведь даже Иисус проливал кровь во имя любви…

— Проливал, — не мог не согласиться Мэтью. — Свою.

—… и я избавлю этот мир от наглых людишек, дерзнувших поднести свои свечки к факелу ее красоты! Пресеку хмельные попытки этих ворон, стремящихся показать себя павлинами! Они силятся доказать, что закалены с особым жаром, достойным моего ангела. Но к чему ей эти подделки, если перед ней стоит человек из чистого железа?!

— Из несколько ржавого… — хмыкнул Мэтью, вновь заметив, как мухи кружат вокруг гривы непослушных волос этого зверя, и невольно поморщился. — И затхлого, надо сказать…

— Да пойми ты, что он не будет последним! — с жаром воскликнула Пандора в лицо своему громадному обожателю. Эта реплика лишь усилила повисшее в воздухе напряжение, и Мэтью почувствовал себя еще более неуютно, однако предпочел промолчать. — Я никогда не выйду за чудовище, вроде тебя! Я хочу видеть рядом с собой цивилизованного, утонченного человека, которым можно гордиться, а не которым… которым…

— Которым гордиться не получается, — вновь подсказал Мэтью.

— Именно, — кивнула красавица.

Малдун нахмурился и кивнул, выражение его лица осталось угрюмым.

— Что ж, в таком случае я обязан убить каждого живущего мужчину, который встанет на моем пути, Пандора Присскитт, и рано или поздно, я останусь единственным мужчиной, что предстанет пред тобой!

— Ты можешь стоять передо мной хоть на голове, хоть на горе из золота! Но я даже смотреть на тебя не могу, не то что приблизиться к такой вони! — она приложила руку к горлу и потянулась за платком. — Отец! — воскликнула она. — Мне дурно!

— Твое время пришло, — бородатое чудище вновь обратилось к Мэтью. — Я вызвал тебя на дуэль, и если ты хоть немного мужчина, ты примешь вызов. Если же нет, поджимай хвост, как трус, которым я тебя и так счел, и исчезни отсюда сейчас же. Многие другие сбегали под аккомпанемент всеобщего смеха. Никто не любит трусов. Но если остаешься, я спрашиваю тебя, какое оружие ты предпочтешь? Меч? Пистолет? Топор? Чем хочешь потягаться со мной, ты, бледный кусок пергамента?

Молодой решатель проблем всерьез задумался над этим. Он вновь поднял глаза на декоративный Дамоклов Меч, висящий аккурат над его головой, затем заглянул в глаза Магнуса Малдуна и вдруг понял для себя нечто очевидное, но игнорируемое раньше. То, на что он не до конца обращал внимание. В ту же секунду выбор был сделан. Но прежде, чем озвучить его, Мэтью представил себе, как вернется домой, явится в контору и отвесит Хадсону Грейтхаузу такого пинка, что даже легендарные призраки дома номер семь по Стоун-Стрит остановят свою извечную борьбу, чтобы поаплодировать этому фееричному действу.

Глава вторая

— Я говорю, давай!

— А я говорю, нет.

— Ох, Боже, Мэтью, это же легкие пятьдесят фунтов! Я уверен, учитывая то, какими канцелярскими принадлежностями пользуется этот джентльмен и то, какая у него печать, мы даже можем потребовать еще двадцать фунтов, и он согласится. Легкие деньги для легкой задачи.

— Слишком легко, — задумчиво качнул головой Мэтью, отвернувшись от пропускающих в помещение теплый июньский воздух открытых створок окна. Отсюда открывался вид на широкую блестящую на солнце реку, на поросшие зеленью мха холмы Нью-Джерси к северо-западу от Нью-Йорка. Там вдалеке виднелись поглощенные своей работой рыбаки в небольших скифах и неспешно идущее по направлению к докам города парусное судно, подгоняемое ветром, везущее на своей палубе упакованный в корзины груз. Паром совершал свой неспешный, но, как правило, весьма надежный путь из Манхэттена в Нью-Джерси — на этот раз с каретой и четверкой лошадей на борту.

Глядя в окно, Мэтью не без интереса заметил, что на утесах Нью-Джерси, теперь активно строились каркасы двух домов, которых еще даже не было в проекте, когда юный решатель проблем был похищен приспешниками Профессора Фэлла и доставлен на Остров Маятник. Девственно чистая природа этих утесов нынче была потревожена человеком — можно сказать, была им убита. Такова суть прогресса и всегда таковой останется. Сейчас прямо под окном конторы агентства «Герральд» виднелись раскинувшиеся снаружи предприятия Нью-Йорка: нагромождение морских складов, конюшен, столярных мастерских, лавок производителей мыла, торговцев, пекарей, ювелиров, кредиторов и десятков представителей других специальностей. Мэтью показалось, что за время его отсутствия народу в городе прибавилось, здесь стало более шумно, увеличилось количество разъезжающих по улицам лошадей, вагонов, тележек. С каждым месяцем этот город все больше походил на муравейник.

— Слишком легко, — повторил Мэтью, посмотрев в заросшее бородой лицо Хадсона Грейтхауза. — И мне это кажется несерьезным делом, как и для любого уважающего себя решателя проблем, который сто̀ит чуть дороже щепотки соли.

— И все же я сохранил это письмо, — отозвался Грейтхауз, опершись на поверхность своего стола. — Потому что счел, что ты можешь найти в нем еще и щепотку перца. Я решил, это поможет тебе слегка встряхнуться, вновь ощутить вкус жизненных соков и, может быть, даже отхватить кусок мяса.

— Мы сейчас все еще о письме, или уже о тушеной говядине? Уверяю, если ты продолжишь в том же духе, то тебе придется пообещать мне обед у Салли Алмонд.

— Тьфу ты! — громко отозвался Хадсон, выпустив письмо из рук, и оно, как опавший лист, неспешно приземлилось на его стол.

После того, как Мэтью сошел с «Ночной летуньи» Джеррелла Фалько, Грейтхауз принял решение отрастить щедро тронутую сединой бороду — по-видимому, из уважения ко вкусам вдовы Донован, питавшей слабость к заросшим лицам — и в своем деле весьма преуспел. Какие еще привычки этой женщины оказали свое влияние на старшего партнера агентства «Герральд», Мэтью знать не желал.

«Ночная летунья» капитана Фалько сейчас находилась за сотни миль в Атлантике на миссии по возвращению бывшего раба Зеда на его племенную родину. Мэтью видел, как судно уходило прочь в то утро. Видел это и бывший владелец Зеда, эксцентричный коронер Эштон Мак-Кеггерс, стоявший рядом с Берри Григсби, на которой красовалось платье цвета апрельских лугов и гибкая соломенная шляпа, украшенная полевыми цветами. Мэтью тогда не раз бросал взгляды на Берри, но ни одного не получил в ответ. С другой стороны, чего он ожидал? Он вспомнил, что сказал ей не так давно… и одно воспоминание об этом лишало его дыхания, подобно мощному удару в живот.

Я был неправ, когда исповедовался тебе на корабле. Это была слабость, и я о ней сожалею. Потому что на самом деле ты никогда не была мне нужна. Вчера не была, сегодня не нужна и завтра не будешь, — в тот миг он увидел в ее глазах маленькую смерть… свою, по большей части.

Отлично, — ответила она тогда. — Отлично. Удачного тебе дня. — Она поспешила прочь, но, сделав ровно шесть быстрых шагов, вновь повернулась к нему, и по щекам ее побежали ручейки слез. Когда она сказала следующие слова, это прозвучало страшнее, чем весть о надвигающейся катастрофе. — Между нами все кончено.

Четыре слова. Таких коротких. Таких жутких…

Так чего же он ожидал?

Он играл и переигрывал эту сцену в тишине своей крохотной обители за домом Григсби, повторял ее снова и снова — во время бритья перед зеркалом или чтения при свечах, пока переворачивал страницы. Даже по дороге от дома до конторы эти слова следовали за ним, как молчаливые укоряющие тени. Не оставляли они его и тогда, когда он сидел в одиночестве у Салли Алмонд или в другом заведении. Эти слова не замолкали никогда — катастрофическим шепотом звучали над ухом, насмехались, злорадствовали…

Но сожалеть поздно — теперь осталось лишь завершить этот путь. Возможность сказать Берри то, что на самом деле хотел сказать, навсегда потеряна. А ведь ему так не терпелось объяснить, что до той поры, пока Профессор Фэлл жив — или хотя бы на свободе — ему, Мэтью, придется жить в ежедневном опасении, держать ухо востро и руку на пульсе, потому что невидимая длань Профессора могла в любую секунду всадить кинжал в его сердце, а также лишить жизни и всех, кого Мэтью имел неосторожность счесть близкими. О Хадсоне Грейтхаузе беспокоиться не приходилось — он ведь знал, на что шел, когда соглашался работать в агентстве «Герральд». Нет, больше всего следовало опасаться именно за Берри, которую Профессор Фэлл мог использовать в качестве средства отмщения. Мэтью уже приходилось раз вступать с нею на этот темный путь опасности, и он искренне жалел об этом, жалел, что никак не смог ее от этого уберечь. Поэтому он сделал самое большое и самое трудное, что было в его силах, дабы она оказалась в безопасности.

Поэтому теперь — молчание.

Поэтому — тишина.

Тишина, с которой Хадсон явно не дружил…

— Вот тебе и раз! — фыркнул Грейтхауз. — Это твоя возможность отвлечься и вдобавок к тому выполнить небольшое задание — пусть и не первостепенной важности. Я бы и сам взялся за него, будь моя дама более понимающей особой, а я — неплохим танцором и юным, как ты сейчас. Отличная работенка, на мой взгляд, а ты отбрыкиваешься от нее, как если бы я предложил тебе пудинг из лошадиного дерьма! Брось, Мэтью, в твоем графике пока не значится ничего жизненно важного, так что перестань строить из себя не Бог весть кого, поезжай в Чарльз-Таун и встряхнись, как следует! Сумеешь, наконец, выкинуть из головы этот клятый Остров Маятник, а плюс к тому заработать неплохие деньги на благо конторы. А всего-то и требуется, что сопроводить дочку одного богатея на… — он вновь сверился с письмом. — Бал Дамоклова Меча, — в уголках его рта показалась усмешка. — Хм, богатая фантазия у каролинцев, надо сказать. И, похоже, денег у них куры не клюют, иначе бы этот мистер Сэджеворт Присскитт нашел бы для своей дочурки кого-нибудь из местных сопровождающих. Но он предпочел обратиться к нам. Как думаешь, почему? — Хадсон вновь взглянул на Мэтью, на этот раз более многозначительно. — Неужели тебе не хочется узнать ответ?

— Мне хочется провести лето по-своему. У меня заготовлено несколько книг, которые не терпится прочесть… — говоря по правде, Мэтью действительно было интересно, что же такого таится за этим письмом. Однако после навязанного ему морского путешествия к Бермудам от одной мысли о любых новых поездках ему становилось не по себе. Его не оставляли воспоминания о том, как они с Берри работали на «Ночной летунье», и в собственных ночных полетах Мэтью все еще слышал призрачный колокольный звон корабля, гул и гудение ветра в трюме и скрип палубы судна. Временами ему казалось, что и его небольшая резиденция близ дома печатника раскачивается из стороны в сторону на волнах несуществующего моря.

— Я думаю, вся разгадка, — предположил Мэтью. — В том, что Пандора Присскитт настолько некрасива, что просто никто из местных не решается показаться с нею на публике. И я не тот, кто должен это равновесие нарушать, — он вернулся за свой стол, проигнорировав осуждающее фырканье своего товарища. Что поделать, если ничего дельного Грейтхауз предложить не мог? Три письма… два из них — просьбы выделить курьера для доставки важных документов из Нью-Йорка в пару соседних городов, а другое — официальное письмо от фермера из Олбани с просьбой найти вора, укравшего огородное пугало. Ни одно из этих дел не могло возродить в Мэтью интерес к работе, не могло пробудить в нем чувство справедливости и уж точно не могло зажечь его желанием пуститься в новое путешествие. И все же… его натура требовала активности, истово желала вновь направить свой ум на решение проблем. Да и к тому же, сейчас не помешает некоторое время провести вдали от своего небольшого жилища, принадлежащего, по сути, вездесущему печатнику Нью-Йорка Мармадьюку Григсби, а следовательно, располагавшегося в паре шагов от двери Берри, делившей дом со своим дедом. Сейчас находиться от нее так близко и при этом так недосягаемо далеко было невыносимо.

К слову, о расстоянии: недавно обнародовалась небольшая приятная новость. Главный констебль Гарднер Лиллехорн объявил, что в конце месяца вместе со своей сварливой женой Принцессой покидает Нью-Йорк и уезжает в Лондон, чтобы занять пост помощника главного констебля в этом кишащем людьми английском городе. Удивительным в этом деле было то, что и краснолицый пухлощекий хулиган Диппен Нэк собирался отправиться с Лиллехорном в качестве уже его помощника.

Мэтью перетасовал какие-то бумаги на своем столе, пока Хадсон возился с ответом на письмо женщины из Ханингтона с просьбой найти пропавшего коня, которого кто-то похитил из ее конюшни посреди ночи. Возможно, рассеянно подумал молодой человек, он был похищен тем самым пугалом из Олбани.

В памяти вновь воскрес тот день, когда Зед покинул Нью-Йорк на борту судна капитана Фалько. И острее бритвы резали воспоминания о том, как после отхода «Ночной Летуньи» из гавани Берри покинула порт рука об руку с Эштоном Мак-Кеггерсом, которого судьба миловала от того, чтобы поскользнуться, наступить в лошадиное дерьмо, подвернуть ногу… или от чего угодно другого, что Берри приписывала своему мифическому невезению. А ведь на этот раз Мэтью не оказался бы на это посмотреть. Самого его, к слову сказать, это проклятье обошло стороной, и он понятия не имел, почему.

— Ты сейчас явно не здесь, — констатировал Хадсон, оторвавшись от письма и сдвинув брови. Отчего-то он помрачнел, как грозовая туча. — Но ты и не там. Тогда где же ты?

Мэтью чуть помедлил с ответом.

— Не там и не здесь, надо полагать.

— Вот именно. Что лишний раз подтверждает, что ты потерян, и тебе нужно найти новый пункт назначения. Лично мне кажется, что ты не прочь был бы… — его прервал звук открывшейся и тут же закрывшейся двери перед узкой лестницей. Уже через несколько мгновений открылась дверь в кабинет, и на пороге показалась хозяйка агентства «Герральд», мадам Кэтрин собственной персоной.

— Доброе утро, джентльмены, — поздоровалась она, уверенным привычным движением чуть приподняв тонкий подбородок. На ней было небесно-голубое платье почти такого же оттенка, как ее глаза, цепким взглядом окинувшие помещение и двух его обитателей. В руках, на которых красовались изящные белые перчатки, она держала глиняную вазу с желтыми цветами. Хотя ей было уже около пятидесяти лет, Кэтрин Герральд все еще была красива, обладала ладной фигурой и идеальной осанкой, держалась подчеркнуто холодно и элегантно. На голове у нее была небольшая бледно-синяя шляпка, чуть наклоненная набок, с красным кантом, но, несмотря на головной убор, седина, тронувшая ее темные волосы, бросалась в глаза. Что-то в ее образе незримо выдавало то, что эта женщина пережила страшное горе — ее муж, основавший агентство «Герральд», был зверски убит приспешниками таинственного Профессора Фэлла — и свое вдовство Кэтрин несла как тяжкий крест до сих пор.

— Доброе утро, мадам, — отозвался Хадсон, отодвинув свой стул и поднявшись с места одновременно с Мэтью. Грейтхауз — широкоплечий грузный мужчина, напоминавший, как говаривали некоторые, грозного самоуверенного быка, отличался высоким ростом — шесть футов и три дюйма. На модные веяния ему было плевать: он носил простую белую рубашку с небрежно закатанными рукавами, коричневые брюки и белые чулки. Его густые серые со стальным отливом волосы были зачесаны назад и схвачены черной лентой. Ему было сорок восемь лет, и в свои годы он все еще обладал мужественной, можно сказать, скалистой красотой, от которой ускоряли свой бег сердца̀ множества женщин еще до вдовы Донован. Его тело было отмечено множеством шрамов, напоминавших о многочисленных встречах с людьми, вооруженными мечами, кинжалами и ружьями, однако все эти отметины скрывались под одеждой, а тот единственный шрам, что всегда был на виду — кривой рубец, пересекающий левую бровь — на деле свидетельствовал лишь о предательски нашедшей свою цель разбитой чашке, брошенной его третьей женой в порыве гнева.

Будучи наслышанным о приключениях Грейтхауза, Мэтью нередко задавался вопросом, как этому человеку так долго удавалось оставаться в живых. Однако одно злоключение Великого все же едва не стоило ему жизни — то была встреча с убийцей Тиранусом Слотером, и в том, как сложилась эта ситуация, Мэтью до сих пор обвинял себя. После той встречи с чудовищным убийцей Хадсону некоторое время приходилось передвигаться лишь при помощи трости — сильно давали о себе знать тяжело заживающие раны на спине, в которую нож Слотера глубоко погрузился четырежды. К счастью, теплые летние деньки положительно сказались на его выздоровлении, трость для передвижения Хадсону более не требовалась, и он все увереннее и ловчее поднимался по ступенькам вверх в доме номер семь на Стоун-Стрит.

— Я только что проводила леди Каттер, — буднично произнесла мадам Герральд, бросив беглый взгляд на Мэтью. — И принесла кое-что, чтобы скрасить ваш день. — Она подошла к небольшому очагу, сложенному из грубых серых и коричневых камней, коим не пользовались уже пару недель, и склонилась, чтобы поместить глиняную вазу с цветами внутрь.

— Вот! — объявила она. — Будет неплохим украшением поверх этого хладного пепла, не правда ли?

— Соглашусь, — кивнул Хадсон. — К слову сказать, я как раз собирался предложить Мэтью заняться чисткой очага: похоже, он сейчас совершенно свободен, — Грейтхауз одарил Мэтью скользкой ехидной улыбкой, за которую молодому человеку резко захотелось повыдергивать каждый волосок из холеной бороды этого человека и сделать из них щетку для лошадей.

— В самом деле? — цепкий взгляд холодных глаз женщины устремился к младшему партнеру по решению проблем, и в этом взгляде явно была не только беглая оценка его нового светло-серого костюма и свежей белой рубашки. — То есть, время в ваших руках, если можно так выразиться?

— Он слегка не в духе с утра, — голос Хадсона, счел Мэтью, прозвучал нарочито бодро. Письмо из Чарльз-Тауна вновь магическим образом появилось в руках Великого. — Нам тут пришла просьба от мистера Сэджеворта Присскитта выделить сопровождающего его дочери Пандоре для похода на бал Дамоклова Меча, который проходит в конце июня.

— Наслышана об этом, — коротко отозвалась миссис Герральд. — Ежегодное событие для городской элиты, где они демонстрируют себя и рассматривают себе подобных. Как по мне, слишком претенциозно.

— Читаете мои мысли, мадам, — поддержал Мэтью, понимая, что паруса этого разговора начинают явно раздуваться в его пользу.

— Претенциозно или нет, но нам предлагается пятьдесят фунтов за работу, которую можно, совершенно не напрягаясь, выполнить за один вечер! И вы хотите, чтобы мы от нее отказались? — Хадсон помахал письмом, словно это было боевое знамя, а не лист бумаги. — Через несколько дней плавания Мэтью прибывает в город, посещает бал, сопровождает туда богатую дочурку, и уже на следующий день может уплыть обратно. Все! Дело сделано! Знаете, я, так или иначе, считаю, что эту поездку Мэтью мог бы использовать, чтобы просто развеяться. Его последнее путешествие было… как бы сказать… событийным — не в самом хорошем смысле этого слова. И Мэтью тащит это за собой, как якорь, последние несколько недель. Посмотрите на него — да это же уже не человек почти, а настоящий призрак!

Мэтью подумал, что вполне мог бы быть призраком сейчас и обитать в незримом мире вместе с извечно воюющими духами дома номер семь по Стоун-Стрит, если б не мужество и вера трех женщин: принцессы клинков Минкс Каттер, одинокой индейской девушки Штучки, которую раньше звали Красивой-Девочкой-Которая-Сидит-Одна (что на удивление точно описывало ее характер), и неутомимой авантюристки Берри Григсби.

Пожалуй, это было еще одним горьким семенем плода его судьбы. Первое же задание Минкс Каттер с момента ее вступление в агентство «Герральд» увлекло ее в Бостон по делу об украденном ювелирном скорпионе, который был неким мистическим подарком и был крайне важен для своего владельца. Мэтью и сам был не прочь решить проблему именно такого рода, но подобная честь выпала Минкс, и молодой человек полагал это крайне несправедливым, ведь Минкс еще не успела зарекомендовать себя. Или… хотя бы доказать, что она не скроется с этим скорпионом при первой же возможности, когда найдет его. Он мог лишь предположить, что миссис Герральд поручила леди Каттер такую работу, решив довериться ей после того, сколько информации о преступной организации Профессора Фэлла она предоставила. В конце концов, Минкс работала в этой организации и знала о ней очень много, не говоря уже о тех, пусть и небольших, но крайне важных деталях о преступном мире Профессора, что сделало Минкс настоящим кладом информации, если, конечно, предположить, что ей можно доверять. Возможно, этим заданием миссис Герральд хотела проверить, насколько их новый работник окажется надежным. Как бы то ни было, Минкс только что уехала в Бостон, и пока ее надежность находится в процессе подтверждения.

Мэтью прикусил язык, узнав, что Минкс поедет разбирать это дело — ведь именно он убедил принцессу клинков встретиться с миссис Герральд около двух недель назад и попробовать себя в качестве агента по решению проблем, фактически сам послужил причиной потери собственного задания. Он понимал это, однако не мог не таить обиду: подобное развитие событий молодой человек воспринимал как оскорбление его способностей. Так или иначе, теперь он вынужден был находиться здесь в компании Хадсона Грейтхауза, назойливо размахивающего этим чертовым письмом. Если когда-либо и стоило высказывать свое мнение на этот счет напрямую миссис Герральд, то лучшего варианта не могло и представиться!

— Я считаю, — спокойно начал Мэтью, сосредотачивая свое внимание исключительно на Кэтрин Герральд. — Что эта Пандора Присскитт должна быть одним из… скажем так… самых непривлекательных созданий на планете. Помнится мне, мы уже получали подобное письмо с просьбой выделить сопровождающего для дочери этого джентльмена, если мне не изменяет память, на бал цицероновского общества в конце марта. Ну с чего бы еще ее отцу нанимать кого-то и платить такие деньги, это же просто смешно! В смысле… ну только подумайте! Нанимать сопровождающего из Нью-Йорка — в Чарльз-Таун! Почему бы мистеру Присскитту не найти кого-то из местных? Я уверен, в Чарльз-Тауне найдется немало мужчин, которые за такую сумму захотят провести вечер в компании какой-нибудь непривлекательной дамы, не обращая внимания на ее необъятные пропорции или слишком далеко посаженные глаза или еще что. Так к чему этому джентльмену нанимать сопровождающего, который находится от его родного города в семи сотнях миль?

— Уже и расстояние посчитал? — пресеченная шрамом бровь Хадсона насмешливо поползла вверх.

— Я знаю расстояние. Я жил в Чарльз-Тауне задолго до того, как начал работать здесь, и, уж поверь, что я на собственном опыте знаю, что собой представляют тамошние… гм… окрестности.

— Ах, да, история о ночной птице, — припомнил Хадсон. — Что ж, ты там показал себя молодцом, хотя был еще желторотым птенцом.

— Достаточно взрослым, — возразил Мэтью. История о ночной птице была его собственным испытанием и, надо сказать, поводом для гордости, однако ему вовсе не хотелось, чтобы она слетала с несдержанного языка Хадсона. Это случилось весной 1699 года с женщиной по имени Рэйчел Ховарт в молодом городке Фаунт-Ройал. Магистрат Айзек Вудворд, клерком у которого Мэтью тогда служил, назвал эту женщину «ночной птицей», потому что, как он счел, она соблазнила молодого человека так же быстро, как пение ночной птицы заставило обыкновенного человека забыться и посвятить свое время только ей, оставив свои дневные заботы. Мэтью рассказал всю эту историю Грейтхаузу, и вот каковой была его «награда» за это.

— Занимательно, — отозвалась миссис Герральд, жестом попросив обоих джентльменов снова занять свои места, и одарила Мэтью заинтересованной улыбкой. — Я имею в виду, что твои впечатления об этом письме — занимательны. Ты верно задал вопросы, но пришел к весьма странному заключению. Даже если эта молодая леди столь… отвратительна, как ты предполагаешь, безусловно, легко было бы найти человека, который согласился бы сопровождать ее на бал и за меньшую сумму, чем пятьдесят фунтов.

— Возможно, местные джентльмены просто не хотят пятнать таким образом свою репутацию. Даже за такую сумму, — отозвался Мэтью, сев за стол.

— Быть может. А может, и нет. Но ты меня удивляешь, Мэтью. Тебе предоставляется возможность… — она помедлила, явно подбирая нужные слова. — Разгадать тайну «Ящика Пандоры». Возможно, дело и простое, но раньше ты не любил оставлять вопросы без ответов. Даже такие. Итак, на сегодняшний момент у тебя нет каких-то важных насущных дел. Я думаю, Профессор Фэлл также пока повременит баловать тебя своим вниманием: будет слишком занят, разбирая тот беспорядок, который ты навел на его территории. Возможно, в будущем он вновь к тебе вернется, но сейчас… я уверена, он полностью погрузился в работу в Англии и пытается возместить убытки. И, к слову сказать, опасность пока не грозит и леди Каттер. Я не отправила бы ее в Бостон, не будь я уверена в том, что это ей предстоит спокойное путешествие. Опять же — на данный момент, — рука в белой перчатке изящно указала в сторону окна, откуда маячили зеленые холмы Нью-Джерси. — И ты, Мэтью, тоже должен отправиться поработать. Нужно воспользоваться возможностью безопасного путешествия, не позволить себе породить неуместный страх. Так что, может, все же рассмотришь предложение этого джентльмена?

Мэтью пожал плечами.

— Я подумаю, — отозвался он, хотя на деле с куда большей охотой отправился бы на север в Бостон, чем на юг.

— Ты можешь пробыть в Чарльз-Тауне несколько дольше, — продолжила миссис Герральд. — Отдохни и приди в себя на побережье. Я могу представить, через что ты прошел, — она понимающе улыбнулась ему. — Тебе следует быть добрее к самому себе, Мэтью.

— Только что я ему то же самое сказал, — вмешался Хадсон таким тоном, будто он вообразил себя самым умным врачом на планете.

Мэтью проигнорировал бахвальство Грейтхауза и переключил свое внимание на более важные — и более волнующие его самого — вопросы.

— Я бы хотел спросить, нет ли каких-нибудь новостей?..

— Ничего положительного, — был ответ. — Я отправила уже больше десятка писем. На три из них — от моих связных в Бостоне — уже пришел ответ, но никто там не слышал о Бразио Валериани. Надеюсь, в Лондоне на это дело удастся пролить немного света.

— Надеюсь, — рассеянно повторил Мэтью. Теперь это было одной из главных проблем, которые требовали решения… и, по возможности, думал Мэтью, она должна быть решена до того, как Профессор Фэлл наложит руки на этого человека за ту или иную ошибку. На то, чтобы получить ответы из Лондона, может уйти больше года, а у Мэтью было ощущение, что времени почти не осталось. Во время одного из ужинов на Острове Маятнике замаскированный Профессор бросил клич: я ищу одного человека. Его зовут Бразио Валериани. Последний раз его видели во Флоренции год назад, с тех пор он пропал. Я его ищу. В данный момент это все, что вам надлежит знать. Тому, кто укажет мне местонахождение Бразио Валериани, я заплачу тысячу фунтов. Десять тысяч я заплачу тому, кто мне его доставит. Силой. Если будет необходимо. Вы — мои глаза и мои руки.

Ищите, сказал тогда профессор, и да обрящете.

Звучало это, без сомнения так, будто Бразио Валериани не хотел, чтобы его нашли. И в том, что он исчез из Флоренции, явно сквозила нотка отчаяния, но какая? Страх перед профессором Фэллом? Разумеется, но… зачем именно профессору понадобился этот человек — явно еще живой, успешно скрывающийся человек — раз за него готовы заплатить десять тысяч фунтов?

И ведь профессор тогда обратился именно к Мэтью: если вы его найдете, я заплачу вам столько, что вы сможете купить этот ваш городок. В связи с этим возникал вопрос: кто этот Бразио Валериани такой и почему император преступного мира так яростно хочет его найти? Именно яростно — вполне подходящее слово здесь, как считал Мэтью.

— Красивые цветы, — произнесла миссис Герральд, разглядывая вазу в очаге. — Очень часто собрать что-то по-настоящему красивое сложно, это требует от нас немалых усилий. Не согласны, Мэтью?

Молодой решатель проблем понятия не имел. Он подумал, что, быть может, эта женщина наслышана о его сложных отношениях с Берри Григсби, и, возможно, таким образом высказывала свою точку зрения. Лишь подумав об этом, он понял, что истово не желает видеть Берри с ее новым кавалером. Не хочет видеть их вместе, не хочет наткнуться на них у Салли Алмонд или встретить за чашечкой кофе у Роберта Деверика. Нет, не приведи Господь! Наблюдать за этим было бы пыткой, не прекращающейся день ото дня!

Мэтью вздохнул, и это был вздох настоящей душевной боли, хотя для миссис Герральд и Хадсона этот вздох символизировал лишь согласие.

— Я, пожалуй, поеду в Чарльз-Таун, — сказал Мэтью. Он кивнул, хотя лицо его не выражало никакого воодушевления по поводу возможности заработать. — Да. Я соберу багаж и сяду на ближайший пакетбот, — руки его шумно ударили по столу — словно бы для пущей выразительности. — Вы правы, мне нужно сменить обстановку. Думаю, так будет лучше.

— Вот теперь я тебя узнаю̀! — ухмыльнулся Грейтхауз. — Этот молодой человек, наконец, приходит в чувства! И, — продолжил он с лукавой улыбкой. — Вскоре добавит в наши кошельки еще пятьдесят фунтов!

— Не в моих интересах становиться между дураком и его деньгами, — нарочито мягко произнес Мэтью, отчего улыбка Грейтхауза растянулась еще шире: дураком в этой реплике он счел явно не себя, а мистера Сэджеворта Присскитта. От того, чтобы размышлять на эту тему дальше, он быстро отказался: утро выдалось ярким и солнечным, вдалеке зеленели холмы, за окном пели птицы — в такое утро самым милым делом было отправиться к Салли Алмонд и заказать тарелку кукурузного супа и кружку яблочного сидра, и тогда в мире, можно сказать, будет все совсем хорошо.

Все это было три недели тому назад. А сейчас Мэтью стоял под Дамокловым Мечом, уставившись в черную бороду свирепого Магнуса Малдуна, и с миром было далеко не все так хорошо, как в то памятное утро, когда юный решатель проблем согласился на «пустяковую работу». Да, даже несмотря на заливавший комнату мягкий свет свечей и пропитанный ароматами душистого лимона и морского бриза воздух, с миром явно все было не так хорошо.

Итак, вызов был брошен. Дуэль — объявлена. Мэтью стоял напротив человекоподобного монстра в одиночестве — его прекрасная спутница и ее отец предпочли незаметно увеличить дистанцию.

— Так какое оружие ты выбираешь, бледный кусок пергамента? — прорычал Магнус-гора. Его глаза сузились настолько, что превратились в две щелочки, из которых, того и глядишь, должен был вылететь сноп искр от гнева. — От чего ты желаешь умереть?

Мэтью прочистил горло. На фоне голоса Малдуна звук получился весьма утонченным. Итак, решатель проблем был готов говорить.

Глава третья

— Я думаю, вы согласитесь, сэр, — тихо заговорил Мэтью. — Что оружием можно счесть любое средство, способное причинить вред, верно ведь?

Малдун почесал бороду. Возможно, это была просто игра света, но можно было поклясться, что оттуда вот-вот выскочит несколько блох.

— Считай… что согласен, — ответил он со всей возможной осторожностью.

— А так же, что слово «смерть» может принимать различные значения.

— Поостерегись! — огромная ладонь остановилась у самого носа Мэтью. — Это попахивает обманом.

Мэтью понял, что этот горообразный чернобородый зверь был не таким уж простаком, каким мог показаться на первый взгляд.

— Если я собираюсь предложить оружие, от которого приму смерть, сэр, пожалуйста, позвольте мне прояснить понятия.

Из пещеры рта этого человека вырвался звук, напоминающий рык проснувшегося медведя:

— Так мы будем драться, или нет?

— У нас будет дуэль, все верно, — сказал Мэтью с таким хладнокровием, что даже он сам оценил, насколько неподражаем сейчас был. Хотя на деле желудок у него завязывался узлом, а в подмышках выступал пот. Он посмотрел в сторону гобелена с изображениями комедии и трагедии, так и не поняв, актером какой из пьес ему довелось стать. Рѐки обоих представлений могли впадать в одно и то же море, и обе этих рекѝ могли легко опрокинуть любую лодку капризами своего течения.

Мысли вновь вернулись к Магнусу Малдуну, который, понял Мэтью, и был той самой причиной, побудившей Сэджеворта Присскитта нанять человека издалека за непомерную плату, чтобы сопровождать его дочь на бал.

Молодой человек вспомнил свой первый визит в особняк господина Присскита за каменными стенами Чарльз-Тауна в трех милях к северо-западу отсюда. Мэтью приехал туда на гнедой кобыле, устав от летней жары, хотя он ожидал, что день его станет куда мрачнее, стоит ему взглянуть в лицо дражайшей Пандоры. И вот слуга привел его в устланную красным ковром гостиную, и статный джентльмен в летах — Сэджеворт — подошел поприветствовать его и предложить стакан пряного «Сэра Ричарда». Наслаждаясь приятным обжигающим ромом, от которого голова чуть закружилась, Мэтью бросил взгляд на застекленную оранжерею за окном, сквозь которую можно было разглядеть зеленые луга, спускающиеся к реке Эшли. Уже к тому моменту он забыл обо всех своих соображениях по поводу этой задачи и начал получать от поездки удовольствие.

Он лишь наполовину осушил свой стакан и прослушал всего восемь пунктов о том, как мистеру Присскиту удалось сколотить целое состояние на древесине и кирпичной кладке, когда из глубины дома вдруг послышалась чудесная музыка.

— О, это, должно быть, Пандора играет свою любимую мелодию! Я думаю, пора представить вас, мистер Корбетт?

Мэтью, разумеется, узнал мотив гимна «Твердыня наша — Вечный Бог». Он улыбнулся блестящими от рома губами, стараясь отбросить все свои мрачные соображения. И это было действительно самое время для представления! Мэтью решился: неважно, насколько уродлива эта девушка! Он будет королем эскорта! Поцелует ее руку, приклонится перед ней, и к черту Берри Григсби и Эштона Мак-Кеггерса, путь они будут счастливы в этой своей чердачной галерее курьезов эксцентричного коронера! Пусть так.

Но да, он, Мэтью, будет лучшим сопровождающим из всех на этом балу Дамоклова Меча. Для укрепления уверенности он бы сейчас не отказался от еще одного стаканчика «Сэра Ричарда», но на этот раз Присскитт ему выпить больше не предложил — вместо этого он взял его за локоть и повел навстречу судьбе. Точнее, сказать, повлек в нужную комнату.

Мэтью до сего момента не представлял себе, какие поверхностные суждения себе позволил, ибо войдя в комнату в сопровождении хозяина особняка и увидев девушку, играющую на итальянском спинете с замысловатой гравировкой, он вдруг почувствовал слабость в коленях. И дело было вовсе не в том, что прозвучала фальшивая нота! Дело было в том, что, если это видение действительно было Пандорой Присскитт, то свидетельствовало оно лишь о том, что это была самая прекрасная девушка в мире.

Удивительно, как быстро легкое движение фиалковых глаз и едва заметная улыбка заставили испариться все исковерканные нотки впечатления, полученного из бездушного письма! Ее блестящие каштановые волосы были уложены по последнему веянию моды Чарльз-Тауна: вьющиеся локоны спускались к плечам, украшенные зелеными лентами. Она была одета в платье цвета морской волны, а на шее красовалось колье из белого жемчуга, которое, похоже, могло стоить, как весь пакетбот, на котором прибыл Мэтью.

Единственное, в чем молодой человек мог сомневаться, так это в реальности Пандоры: она держалась с безмятежным очарованием, каждое движение ее кистей, каждый взмах ресниц, взгляд фиалковых глаз — все это было слишком красиво для человеческого существа. Вряд ли такую красоту возможно было бы передать на холсте, но юный решатель проблем готов был поклясться, что многие мастера, к примеру, Микеланджело, захотели бы именно эту девушку изобразить в виде ангела в своих работах.

Казалось, под взглядом Пандоры Мэтью и вправду пошатнулся, и, похоже, «Сэр Ричард» был здесь ни при чем: да, эта девушка была именно настолько красива. Рядом с ней он вновь ощутил себя забитым сиротским мальчишкой, которым был когда-то давно.

— Мистер Мэтью Корбетт, — сказал Присскитт. — Познакомьтесь с моей дочерью Пандорой.

И прекрасное видение поднялось со своего места и протянуло ему свою нежную ручку. Она взмахнула ресницами, словно китайским веером, чуть опустила голову и произнесла голосом, сладким, как мед на корочке коричного торта:

— Я очарована, мистер Корбетт.

За те два дня, что оставались до бала, Мэтью понимал, что это он, наоборот, совершенно очарован Пандорой Присскитт и ее манерами. Он никак не мог взять в толк, с чего такое прекрасное создание нуждается в сопровождающем, однако на следующий день верховая прогулка вдоль реки с ее отцом прояснила ситуацию. Пандора была настолько красивой, что никто не смел на нее взглянуть.

— Слишком поражает местных мужчин, — сказал Сэджеворт. — Знаю, звучит дико, но так и есть! Моя дочь любит выходить в свет… и вы, должно быть, понимаете, как важно для молодой женщины показываться в обществе, но, Мэтью… я могу называть вас Мэтью? Мне кажется, что я уже неплохо успел узнать вас. Ее, видите ли, никогда не приглашают! Вот, почему я вынужден был нанять вас. Да, представьте себе, вынужден был нанять джентльмена из Нью-Йорка, потому что этом городе никто не осмелится пригласить мою дочь. Ох уж это молодое поколение! То есть… я имею в виду… вы тоже из молодого поколения, но вы… обладаете более утонченным вкусом, не так ли? Простите, что так много разглагольствую. Почему бы нам не удалиться на веранду в тень, не пропустить по бокалу-другому «Сэра Ричарда» и не послушать, как Пандора играет? Вас это устроит, Мэтью?

— О, да, сэр, — отозвался молодой человек с более утонченным вкусом, который уже с трудом мог выносить жаркое южное солнце, порядком напекшее макушку. — Самое время послушать музыку!

— Как вы правы, мой мальчик! — ответил Присскит, разворачивая лошадь обратно к конюшне. — В самом деле, как правы!..

Одна из свечей из серебряного канделябра слева от Мэтью, пустила искру, вернув молодого человека в реальность. Ветер из сада ворвался в комнату через открытую дверь и раскачал Дамоклов Меч над его головой. Мерно — из стороны в сторону…

— Смерть, — проговорил Мэтью. — Может иметь множество значений в человеческой жизни, сэр. Например, существует понятие смерти идеи. Или смерти надежды. Или, к примеру, вы согласны, что можно умереть от стыда?

— Стыда? Что ты несешь? Человек либо умирает, либо нет!

— Вы совершенно правы, но ведь возможна смерть не только тела, но и духа, мистер… могу я называть вас мистер Малдун?

— Допустим. А твое имя?

— Мэтью Корбетт, к вашим услугам.

— Рад встрече с тобой.

— Взаимно.

— А теперь слушай сюда, — вновь взревел Малдун, как будто его чудовищная сущность вновь пробудилась ото сна. — Каким оружием будем сражаться?

Вопрос требовал ответа. Мэтью уже уяснил, что Магнус Малдун был той самой причиной, по которой ни один молодой человек из Чарльз-Тауна не решался сопровождать госпожу Присскитт ни на одно мероприятие. Ни один молодой человек из Чарльз-Тауна не хотел раньше времени обретать свое место на кладбище или же с позором убегать из города, не приняв вызов этого монстра. Одного лишь взгляда на хитро улыбающихся модников и модниц, собравшихся в этом помещении, было достаточно для Мэтью, чтобы понять, чего именно все эти люди ждут от него. Молодой человек был готов поклясться, что несколько джентльменов уже негласно сделали ставки, насколько быстро Магнус Малдун отвоюет своего ангела. Хотя, надо думать, многие полагали, что лучше убраться подальше отсюда, ибо даже зрелище это могло быть опасно для жизни. Мэтью также прекрасно понимал, что и сам Малдун ждет, что он сбежит… нет… он хотел, чтобы его противник сбежал. Этот человек не был прирожденным убийцей — он вынужден был стать убийцей, когда очаровался неземной красотой Пандоры Присскитт. И кто-то еще будет говорить, что колдовства не существует?

Мэтью тяжело вздохнул. Он вовсе не желал быть в центре внимания сегодня вечером, однако от задачи отступать не собирался.

— В качестве оружия, — уверенно произнес он. — Я выбираю гребень.

Малдун приложил руку к уху, скрытому за гривой и, волне возможно, полностью закупоренного грязью.

— Я, похоже, оглох. Мне показалось, ты сказал, что выбираешь в качестве оружия гребень?

— Вы услышали верно. Именно его и выбираю.

Магнус Малдун покачал головой, словно его мозг только что получил вольную, и теперь некому было осмысливать слова собеседника.

— Гребень? Для волос?

— Именно так. И я предпочитаю воспользоваться им прямо сейчас. — Мэтью извлек из кармана своего жилета простой деревянный гребень, а затем оглядел зрителей. — Мог бы кто-нибудь из вас одолжить мистеру Малдуну гребень, котором он мог бы воспользоваться в нашей…

— Ты безумец! — голос этого человека все еще походил на рычание, но порядком ослабшее. — Как, черт возьми, гребень может быть оружием в поединке?

— Я полагаю, вы сейчас это выясните, сэр. А, спасибо! — пожилой джентльмен с копной белых волос поднес черепаховый гребень, извлеченный из своего жилета, и любезно предложил его Мэтью. — Я буду рад заплатить за него, — отозвался молодой решатель проблем, прекрасно понимая, какая судьба ждет этот безобидный предмет.

— Вы и впрямь страдаете от некой формы безумия, мой мальчик? — мягко выразил Сэджеворт Присскитт, по сути, повторив вопрос Магнуса Малдуна. — Что же общего гребень может иметь с дуэлью?

Мэтью предпочел не отвечать этому человеку и ни словом, ни взглядом не удостоил его или его дочь. Неожиданно Пандора перестала казаться ему такой прекрасной. В конце концов, вся эта сцена была необходима, чтобы сделать из него жертву, принеся которую Пандора могла бы присутствовать на этом балу. Любой, кто посмел бы появиться здесь с ней, вынужден был либо принять смерть, либо позорно сбежать из города, и всему виной было тщеславие этой девушки. Да, пожалуй, теперь пятьдесят фунтов не кажутся столь внушительной суммой для такой работы.

И все же, вызов был получен. И ответный был брошен.

— Выберите один, если осмелитесь, — обратился Мэтью к горе, и на этот раз на лице этого чернобородого монстра мелькнула нерешительность. — Не медлите же! — призывно воскликнул «кусок пергамента» голосом человека, прошедшего не одну военную кампанию, хотя на деле имел в виду лишь поединок с грязью. Он по-прежнему держал гребни перед собой. — Если у вас есть мужество, вы возьмете один из них. Если нет… убирайтесь прочь.

Услышав подобную насмешку, Магнус Малдун побагровел и подался вперед, подобно грозовой туче. Он схватил с рук Мэтью деревянное «оружие» и решительно вытянулся во весь рост.

— И что же я должен с этим делать? — спросил он так, будто отрывал кусок мяса от кости.

— Мой вызов, — сказал Мэтью. — Заключается в том, чтобы просто расчесать волосы. Да, — он кивнул, прекрасно понимая замешательство Малдуна. — Это все. Мое условие таково: кто сумеет провести гребнем по своим волосам от корней до кончиков, тот побеждает в этом поединке. Просто, не правда ли? Или… вы, возможно, боитесь?

— Черт побери, нет! Я не боюсь никого и ничего, что ходит на двух ногах или на четырех, или ползает на своем брюхе или парит на крыльях!

— Прекрасно. Поэтому, думаю, вы не испугаетесь маленького гребня, верно?

Малдун скрипнул зубами, как если бы вглядывался в утробу неизвестного чудовища.

— Нет, — ответил он, и в глазах его сверкнул красный огонек. Хотя, казалось, от его голоса сейчас шло куда больше дыма, чем от хорошего костра.

— Может кто-нибудь быть нашими секундантами? Сосчитайте до трех, чтобы мы начали, — попросил Мэтью собравшихся, многие из которых были заметно разочарованы тем, что не увидят дуэли на пистолетах или трусливого побега юного решателя проблем на рассвете. — Мистер Присскитт? — предложит Мэтью. — Сосчитаете до трех, не будете ли так добры?

— Ну… я…

— Я это сделаю! — заявила уже не столь прекрасная девушка. На ее лице показалась тень злой улыбки, свидетельствовавшей о том, что красота ее распространяется лишь на внешность. — Один… два… три!

Мэтью поднес гребень к корням волос и плавно провел им до самых кончиков.

Магнус Малдун приставил гребень к волосам, заставив целый легион мух и блох жалостливо загудеть. Пока Мэтью мягко скользил сверху вниз, то же самое действо у Магнуса больше напоминало тяжелый путь через баррикады бобровых плотин. Его гребень застревал в одном колтуне и сразу же сталкивался со следующим. Когда Мэтью со своей задачей справился, Малдун еще был в самом разгаре процесса вырывания своих волос. Бородатый зверь вынужден был отбросить свою треуголку, чтобы ухватить расческу обеими руками, как если бы он держал тяжелый топор. Отступать он не собирался, это точно, он упорно продирался через запутанные в волосах ветки, медвежий жир и разбегающуюся во все стороны армию блох. На глазах Магнуса Малдуна выступили слезы, руки были, казалось, готовы вывернуться из суставов, а рот искривился в болезненной гримасе. А при этом он едва подобрался к своей макушке, где поджидал самый трудный участок. Гребень уцепился настолько, что начал вырывать уже не только волосы, но и в буквальном смысле снимать скальп. Внезапно по лбу и щекам заструились алые ручейки крови, стекающие в бороду.

— Остановитесь! — воскликнул Мэтью, встревоженный видом этим красных рек. — В этом нет необходимости!

Но Малдун не слышал. Он продолжал самостоятельно отрывать себе куски кожи головы, вырывая их вместе с клоками волос. Вот так обыкновенный гребень стал настоящим орудием пытки.

— Малдун! Остановись, безумец! — призывно воскликнул Сэджеворт Присскитт, став рядом со своей дочерью. Она прикрыла рот рукой, как будто боялась, что оттуда сейчас начнет вылетать вся та солома, которой эта девушка, по сути, была набита. Ее глаза больше не выглядели злыми — сейчас они выглядели болезненными.

Тем временем безумец не останавливался. Мэтью понял, что это и в самом деле дуэль, и Магнус Малдун принимал ее куда как серьезнее, нежели наш нью-йоркский денди. Мэтью готов был умолять его прекратить борьбу, так как лицо этого человека все больше заливалось кровью, а гребень уже был полностью забит волосами, кусками кожи, жиром и Бог знает, чем еще, вследствие чего окончательно застрял на макушке и не мог двинуться дальше, с какой бы звериной силой Малдун ни рвал его. Он качнулся и, шумно выдохнув — Боже, как это было больно! — изо всех сил рванул гребень, испытав при этом настоящий ужас. Кровь сильнее заструилась по лицу, но зубчики гребня не продвинулись ни на йоту, после чего стало понятно, что в этой дуэли уже есть победитель.

Наконец, с — ффухх! — вздохом облегчения Магнус Малдун опустил державшие гребень руки, признавая свое поражение. Кто-то из толпы — какая-то женщина или молодой юноша — высоко засмеялся, и этот звук прорезал помещение, как рассекающая горло бритва. Мэтью посмотрел на Малдуна, увидел его полосатое лицо, пугающе раскрашенное реками крови, словно Дамоклов Меч в действительности упал и пронзил его голову. Малдун резко извлек из-под своего плаща длинный нож из кожаных ножен, закрепленных на поясе, и сделал два шага к своему противнику.

Мэтью не отступил. Точнее, ноги его хотели — и почти сделали это — но он счел это недопустимым, поэтому не позволил себе подчиниться желанию тела.

Малдун заглянул Мэтью прямо в глаза, пока среза̀л ножом спутанные клочки волос, чтобы извлечь гребень из своей гривы. Затем он протянул уже совершенно непригодный для использования инструмент в руки Мэтью, вложил нож обратно в ножны, поднял свою треуголку и воззрился на собравшуюся толпу, которая, казалось, застыла в ожидании следующего акта этой неизвестной трагедии или комедии.

— Все вы, — произнес окровавленный человек с болезненной полуулыбкой. — Считаете себя настолько возвышенными, что Бог должен допрыгивать до вас, чтобы всунуть шишку вам под хвосты, и вы смотрите на меня сверху вниз. О, да, здесь собрался целый мешок гадюк и грязных грешников! Смеетесь и смеетесь… когда совершенно не над чем смеяться.

Может, кто-то в помещении и издал неуклюжий сдержанный смешок, но по большей части окружающее пространство погрузилось в гробовое молчание.

— А ты, — обратился Малдун к Пандоре Присскитт. — Самое прекрасное в мире видение, которое я когда-либо видел или надеялся увидеть. Ты ворвалась в мои сны. Когда моя жизнь состояла сплошь из непроглядной тьмы, твой свет направлял меня. Я ведь только хотел лучшего. Неужели это делает меня злодеем?

— Ты знаешь, что натворил! — голос Сэджеворта звучал напряженно, в нем звенела сталь. Ты убил троих женихов моей дочери, а еще десяток из них заставил покинуть город и практически разрушил ее жизнь! Почему бы тебе не оставить нас обоих в покое и убраться восвояси, поближе к зверям, вроде тебя самого?

— Это к каким же зверям? — вопросом на вопрос отозвался Малдун. — Тем, что пасутся в поле? — он снова направил свой взор в сторону прекрасной девушки. — Я думал, что, когда впервые увидел тебя тем летним утр… я помню все вплоть до минуты… если б я мог лишь пройтись рядом с тобой, взять тебя за руку, если бы только Господь милосердно позволил мне заглянуть в твои глаза… то все могло бы измениться для меня, и я сам мог бы дать тебе жизнь, которая стоит того, чтобы прожить ее. Любовь, которую ты никогда бы не узнала ни от кого другого, идущую от самого сердца. Но теперь я вижу. Вижу тебя. Ты призвала этого человека из Нью-Йорка специально, чтобы я убил его, просто потому, что тебе хотелось пойти на эти танцы. И это неправильно, Пандора, — его слова повисли в воздухе, как тот самый Дамоклов Меч под потолком. — Неправильно так использовать людей, — он повернулся к Мэтью. — Прими мои извинения. Возьму на себя смелость извиниться и за нее.

— Ты не имеешь права говорить за мою дочь! — строго произнес отец, гневаясь все больше от секунды к секунде. — Как ты смеешь! Говори за себя! Или… просто позволь миру ощутить идущую от тебя вонь, и эта вонь сама расскажет о тебе все!

Магнус Малдун открыл рот, как будто готов был полыхнуть огнем и сжечь мистера Присскитта, однако пламя это быстро угасло. Как будто дух покинул его, оставив после себя лишь пустой глиняный сосуд.

— Думаю, вы правы, — ответил окровавленный человек и кивнул. — Правы, — его глаза отыскали свое прекрасное видение, которое смотрело на него с теплотой, достойной, разве что, зимней вьюги. — Пандора, — произнес он, и, казалось, именно с таким звуком, каким сейчас был его голос, разбивается сердце. — Я знаю, что все сделал неправильно, но я думал… может быть… с тобой… я мог бы стать лучше, чем был. Лучше, чем я есть, — быстро поправил он себя. — Я счел тебя лучшей чашей в мире и готов был излить в нее всю свою душу. Неужто это так плохо?

— Это отвратительно! — ответил мистер Присскитт, и прозвучало это как змеиное шипение. — И если б я так порядком не устал от этого, я бы свалился здесь от хохота.

— Убирайся с глаз моих! — закричала дочь, лицо ее исказилось, глаза сверкнули, и сейчас она была уже далеко не так прекрасна, как в начале этого вечера. — Убирайся из этого мира, чернобородый ты монстр!

Услышав это, Малдун расправил плечи и показался еще шире. Он окинул взглядом ухмыляющуюся толпу, замершую в свете свечей, и остановил свой взгляд на Мэтью, на которого, казалось, навалилась вся тяжесть этого момента.

— Ты превзошел меня, — сказал Малдун. — Я должен бы ненавидеть тебя, но я… не ненавижу. Я просто оставлю тебя здесь со всеми этими леди и джентльменами и скажу: наслаждайся тем, что выиграл, — он отвесил Мэтью небольшой поклон, развернулся и неспешно направился обратно в сад, где не смел расти ни один сорняк.

В следующую секунду Мэтью оказался героем момента. Множество рук хлопнуло его по спине — некоторые даже враждебно — и он начал всерьез опасаться выплюнуть свои легкие. Сэджеворт Присскит подошел и похлопал его по плечу. Должно быть, он произнес что-то невразумительное, но Мэтью, так или иначе, не стал его слушать. Прекрасные дамы то и дело мелькали перед ним, как пастельный дым, накрывающий его тень. Парад марширующих и взметающихся вверх лиц, не переставая, сообщал ему о том, как он был умен, как хитер. А затем вперед вышла Пандора Присскитт — сияющая даже при всей своей внутренней темноте — и взяла его за руку. Нечто собственническое едва уловимо мелькнуло в этом движении.

— Вы так умны, — мелодично произнесла она. — И храбры!

Музыканты понемногу начали возвращаться на свои места и сделали несколько объявлений, приглашая гостей возобновить танцы.

— Благодарю за комплименты и за вашу компанию, — сказал Мэтью, высвобождая свою руку из мягкой ладошки озадаченной Пандоры. — Но сейчас я вынужден вас покинуть, я не очень хорошо себя чувствую.

— О! — услышав это, Сэджеворт поспешил к молодому человеку. — В чем дело?

— Ничего серьезного, — ответил Мэтью. — Просто слишком тесное помещение для меня. Воздух здесь… спертый.

— Уверен, прогулка по саду вам поможет! Пандора, иди с ним!

Но Пандора была достаточно сообразительной, она поняла, в чем дело, и отстранилась. Мэтью одарил отца и дочь улыбкой джентльмена, который выполнил свой долг.

— Я действительно пройдусь по саду по направлению к моей гостинице. Я уверен, здесь найдется несколько человек, которые будут рады составить компанию вашей грациозной и понимающей дочери. Ох, да. Возьмите это, пожалуйста, — сказав это, он вложил гребень со спутанными волосами, кусками кожи и кровью Малдуна в ладонь Сэджеворта. Затем он отвесил леди поклон, вновь поднял взгляд на Дамоклов Меч и счел себя настоящим счастливчиком. Он вышел из помещения и с удовольствием прошелся по саду под небом на Фронт-Стрит, усыпанным множеством звезд, размышляя над тем, как быстро может комедия превратиться в трагедию, и наоборот. Сейчас он мог бы стать самым известным представителем элиты этого городка, снискать себе славу, однако на деле чувствовал себя чужаком сильнее, чем когда-либо. Сегодня, когда ему представилась возможность выбирать между гибелью или унижением и бегством, Мэтью начал лучше понимать суть вещей, и теперь он осознал, что намного больше довольствуется собственным положением, чем ему казалось.

Глава четвертая

Утро выдалось прекрасным для прогулки по Фронт-Стрит под согревающими солнечными лучами, мягкость которых — Мэтью знал это точно по опыту прошлых лет, проведенных в Чарльз-Тауне в качестве клерка магистрата Вудворда — вскоре превратится в безжалостный жар, как только приблизится полдень, и тени исчезнут. К полудню запах болота распространится над каменными стенами города, проникнет в небольшие магазины, где продаются чай, кофе или сладости, а запах гниющей на солнце рыбы с причала не сумеет забить даже сладкий аромат роз, доносящийся из сада или от духов за дамскими ушами и на джентльменских галстуках. Другими словами, в полдень лучше всего было прикрыть нос шелковыми платками или уткнуться им в букет цветов, чтобы избежать неприятных запахов. Посему Мэтью решил прогуляться рано утром.

К тому же, ему с лихвой хватило неприятных запахов этого городка, которые пришлось вдохнуть вчерашним вечером…

Ночевал он на гусином матрасе в удобной кровати в гостинице, принадлежащей мистеру и миссис Каррингтон — оба были очень приветливыми и любознательными людьми, которые задавали много вопросов о Нью-Йорке, его жизни и манерах, о чем Мэтью и поведал им за ужином, состоящим из апельсиновых булочек с корицей и пряного имбирного чая. Завершение вечера можно было счесть благоприятным, и все же… это было не так. Ибо, прогуливаясь после минувшего вечера вдоль Фронт-Стрит мимо магазинов в своем аккуратном сером костюме, бледно-голубой рубашке и серой треуголке с темно-синей полосой, несмотря на внешний образ человека, пребывающего в гармонии с Господом и самим собой, Мэтью вел ожесточенный внутренний бой.

К этому состоянию непрекращающейся битвы он пришел незадолго до рассвета, когда еще не закричали первые петухи. Одна часть Мэтью мечтала немедленно вернуться в Нью-Йорк на первом же пакетботе, уходящем из порта, но другая его часть…

…другая, похоже, не так спешила.

Он перебегал из тени в тень, скрываясь от солнца за деревьями. События — или, вернее сказать, ощущения — прошлой ночи никак не желали покинуть его. Несколько хорошо одетых дам и джентльменов прошли мимо него и приветственно покивали, в связи с чем он невольно задался вопросом: неужто его все еще считают героем за победу над Магнусом Малдуном с помощью гребня? А особенно раздражающими во всем этом были слова неотесанного гиганта: Но теперь я вижу. Вижу тебя. Ты призвала этого человека из Нью-Йорка специально, чтобы я убил его, просто потому, что тебе хотелось пойти на эти танцы. И это неправильно, Пандора. Неправльно так использовать людей.

А дальше — не менее звучный ответ Пандоры.

Убирайся из этого мира, чернобородый ты монстр!

Уродливая картина, думал Мэтью на ходу. Уродливая картина, частью которой он стал. И еще более отвратительным ему это виделось, когда он осознавал, что поверхностная, дешевая красота царственной леди Присскитт чуть не вбила первый гвоздь в крышку его гроба.

Он прошел чуть дальше, размышляя о других людях, прогуливающихся по улице. О проходящих мимо вагонах, о цокоте лошадиных копыт. Через мгновение Мэтью остановился у окна магазина портного, где ему приглянулись некоторые рубашки и светлые летние костюмы. Он все думал… думал… думал… думал, что когда-нибудь мышление сведет его в могилу… и все же он не мог прекратить размышлять. Ему казалось, что Пандора Присскитт не может вовсе не винить себя в гибели трех человек, которые пали от руки мужчины, любившего ее столь доблестно и безответно. Мэтью неприятно было думать, что он мог оказаться четвертым трупом или очередным испуганным дураком, которому предстояло бы позорно сбежать, а от такого клейма избавиться было невозможно. А еще мысли молодого человека занимал сам Магнус Малдун — человек, с грустным и тяжелым сердцем покинувший вечеринку. Придя туда, он ведь воображал себя Ланцелотом, а покидая ее, прослыл шутом.

Но вопрос, из-за которого велась в юном решателе проблем эта внутренняя война, состоял в другом: следует ли отправиться на север на следующем же пакетботе, или задержаться здесь подольше и попытаться очистить реку безответной любви от мути?

Вдруг в окне появилось лицо.

Точнее, это было отражение лица в стекле. Женщина в светло-зеленой шляпке и платье того же оттенка стояла прямо за его спиной и, когда она заговорила, Мэтью почувствовал себя так, словно получил удар в живот, отдавшийся в спине. Вдоль по позвоночнику пробежала дрожь.

— Мэтью? Мэтью Корбетт? Это ты?

Молодой человек повернулся к ней, уже точно зная, что не ошибся. Он натянул улыбку, но вышла она несколько напряженной от неожиданности.

Эта женщина была все такой же и одновременно совсем другой. Впрочем, как и он.

Вот она, ведьма! — вспомнил он, как обличительно говорили о ней несколько лет назад в молодом городке Фаунт-Ройал, когда она демонстративно скинула грязную мешковину и предстала нагой перед своими судьями. Он вспомнил ее совершенно ясно, как будто это произошло только вчера, и покраснел, тут же понадеявшись, что она спишет это на жару, которая словно усилилась на несколько градусов.

— Здравствуй, Рэйчел, — поздоровался он, взяв протянутую руку своей «ночной птицы», и едва коснулся не ее губами, но этикет возобладал.

Она вполне выглядела на свои двадцать восемь лет, и отпечаток давнего злоключения — угрозы сожжения за обвинения в колдовстве — ясно виделся на ней. Однако она была все так же красива, как и тогда. Ее лицо в форме сердца с небольшой ямочкой на подбородке обрамляли густые полуночно-черные волосы. Глаза ее были бледного янтарно-коричневого оттенка, а цвет кожи был близок к красному дереву, в чем чувствовалась ее португальская кровь. По правде сказать, она была вдвое, а то и втрое красивее Пандоры Присскитт — это при том, что ее красота была не только внешней, но и внутренней, ведь Мэтью отлично знал и ее душу.

А еще он помнил ее так называемые «дьявольские метки» на коже, и эти маленькие отметины едва не привели ее на костер. Мэтью стал ее спасителем, он вызволил ее из заточения и уберег от пламени. В последнюю их встречу в Фаунт-Ройале он рассказал ей, что отправляется в Нью-Йорк в поисках новой работы.

— Я в шоке! — воскликнула она с искренней восторженной улыбкой. Она, казалось, готова была броситься в его объятия, но сдержала уже подавшееся вперед тело. — Ох, Мэтью, что ты здесь делаешь?

— Приехал по делам из Нью-Йорка, — ответил он будничным тоном. — Я теперь решатель проблем.

— М? То есть, люди платят тебе, чтобы ты решал их проблемы?

— Да, что-то вроде того.

— Что ж, коли так, — усмехнулась она. — Я задолжала тебе сундук золотых монет. Не могу поверить, что действительно вижу тебя! Вот так, здесь, при дневном свете.

— Вчера я здесь был на балу Дамоклова Меча.

Рэйчел поморщилась, как если бы неприятные полуденные запахи накрыли Чарльз-Тайн раньше срока.

— Ох… с этими людьми? Но ты, конечно же, не стал…

— Одним из них? Если я правильно тебя понял, то надеюсь, что нет. Я был нанят в качестве сопровождающего для одной из местных дам. История вышла несколько запутанная, но можно сказать, что меча я избежал.

И выиграл гребень, закончил он мысленно.

— Но ты…. что ты делаешь здесь? — он почувствовал, что под взором ее золотых глаз его сердце забилось чаще. Он боролся с медведем, чтобы спасти ее и свою жизнь, и шрам служит ему вечным напоминанием об этом. Возможно, присутствовал и еще один шрам, оставленный несколько глубже…

— Ну, я… — она вдруг посмотрела влево. — Дэвид! Я должна представить тебя одному человеку.

Мэтью проследил за ее взглядом. Высокий джентльмен в желто-коричневом костюме и темной треуголке направлялся к ним через улицу. Он чуть помедлил, пропуская проезжающую мимо повозку, и продолжил движение. На лице его играла улыбка, он казался здоровым подтянутым мужчиной примерно тридцати с небольшим лет. Шел он целеустремленно и уверенно, как человек дела и энергии.

— Это Дэвид, мой муж, — обратилась Рэйчел к молодому решателю проблем. — Я теперь Рэйчел Стивенсон, — она неловко улыбнулась, как будто сама не могла поверить своим словам. — Жена врача.

— О… — только и сумел произнести Мэтью, чья рука невольно вытянулась навстречу мастеру, завоевавшему сердце этой прекрасной женщины. Он заговорил, совладав с выражением своего лица и улыбнувшись. — Я Мэтью Корбетт, сэр, очень рад познакомиться с вами.

Они пожали руки. И после такого сильного рукопожатия кому-то действительно мог понадобиться доктор.

— Дэвид Стивенсон, — представился он. Этот мужчина обладал волевыми сильными чертами лица и красивыми голубыми глазами, которые в этот самый миг удивленно моргнули, будто бы узнали стоявшего перед собой человека. — Ох! Вы тот самый! — он вдруг подался вперед и заключил Мэтью в крепкие объятия, похлопав его по спине с такой силой, что вчерашние апельсиновые булочки с корицей чуть не попросились на волю. Затем доктор Стивенсон смерил Мэтью взглядом, взял его за плечи и расплылся в улыбке, в которой чувствовалась вся сила и гордость колонии Каролина. — Я благодарю Господа Бога, что вы родились, сэр! И благодарю его за то, что вы не бросили Рэйчел, когда все от нее отвернулись. И я вижу шрам, который вы получили, сражаясь за женщину, которую я люблю. Мне, пожалуй, стоит стать пред вами на колени!

— Это совершенно излишне, — поспешил сказать Мэтью, опасаясь, что доктор и впрямь может выкинуть нечто подобное. — Я счастлив, что достойно исполнил свою роль в этой пьесе. А еще больше рад, что время горя и бед миновало для нее, — в этот момент Рэйчел чуть приблизилась к мужу, и он приобнял ее — женщину, однажды обвиненную в колдовстве и извращениях. Они оба счастливо улыбнулись, и смущенный спаситель кивнул, тем самым подтверждая, что действительно пришло время двигаться дальше для всех них. Она, его ночная птица, сделала Мэтью тем, кто он есть сейчас, и именно из-за нее он прошел такой путь от простого клерка до решателя проблем. Тогда, в Фаунт-Ройале он даже не подозревал, что все сложится так. И все же для Мэтью эта встреча несла в себе определенную горечь: никогда прежде он не чувствовал себя таким одиноким.

— Мы живем в загородном доме недалеко, — сказала Рэйчел. — Ты должен прийти к нам на ужин сегодня!

— Мы настаиваем, — поддержал ее доктор Стивенсон. — Это самое меньшее, что мы можем сделать!

Мэтью раздумывал недолго. У него были на уме другие дела, запланированные на момент возвращения в Нью-Йорк. Да и к тому же не было никакой необходимости ворошить свое прошлое или прошлое Рэйчел. Да и стеснять ее своим присутствием, несмотря на искреннее приглашение, он вовсе не хотел: он прекрасно понимал, что она так или иначе будет чувствовать себя неловко в его компании, если он согласится прийти. Поэтому он сказал:

— Благодарю вас, но вынужден отказаться. У меня очень мало времени, но все равно, еще раз большое спасибо за приглашение.

— Нужно решать новые проблемы? — спросила Рэйчел. Было ли это на самом деле, или Мэтью лишь почудилось, что она вздохнула с облегчением? Быть может, она вспомнила тот эпизод в индейской деревне, когда Мэтью с трудом оправлялся от ран, нанесенных Одноглазым. Он тогда не был уверен, что не бредит, но, возможно, страстные поцелуи и жар тела этой прекрасной женщины несколько ускорил процесс его выздоровления. Но не было ли это сном? Только Рэйчел могла знать наверняка, но это была та самая загадка, решения которой Мэтью никогда не найдет, потому что не спросит. Возможно, даже лучше, чтобы это оставалось загадкой.

— Ну… — помедлил Мэтью. — В том смысле, в котором ты говоришь, да. Точнее сказать, это личный вопрос, с которым я мог бы обратиться. Скажите, вы знаете человека по имени Магнус…

— Малдун? — встрепенулся доктор. — Разумеется! Он ухаживает за деревьями, очищает их и всякое такое. Неустанный работник, можете быть уверены. Я познакомился с его отцом, когда только прибыл в город летом в последние дни болотной лихорадки, лечил его. А его мать скончалась уже несколько лет тому назад. У вас дело к этому человеку?

— Да. Могу ли я спросить у вас, как мне найти его?

— Я никогда не был в его доме, — был ответ. — Отца он привозил ко мне сам. Но, насколько я знаю, его дом находится вверх по Северной Дороге за городком Джубили и плантацией Грин Си, примерно в восьми милях отсюда, — он улыбнулся. — Там дальше сможете уточнить дорогу, так как она ведет через Реку Духов и она… для авантюристов.

— Реку Духов? — переспросил Мэтью.

— Да, река Солстис, которая берет свое начало из реки Купер. Рисовая плантация Грин Си располагается как раз на ее берегу.

— А, — кивнул Мэтью. Он слышал о реке Солстис, когда служил клерком магистрата, но ни он сам, ни Айзек Вудворд никогда не бывали в тех краях. В основном они все же путешествовали от городка к городку по вопросам местных происшествий и по большей части находились за городскими стенами. — Болотистая местность, стало быть.

— Как будто здесь не болотистая, — пожал плечами доктор. — К сырой земле под ногами быстро привыкаешь.

— Как и к ногам в сырой земле… — буркнул Мэтью, вспоминая свою последнюю выходку на Острове Маятнике. — Я несколько лет жил здесь, но никогда не слышал, чтобы река Солстис называлась Рекой Духов.

— Дело в колдовстве, — произнесла Рэйчел.

— Прости, что? — Мэтью удивленно повернулся к ней. Вот уж какое слово он никогда не рассчитывал больше услышать от этой женщины.

— Якобы, — невесело улыбнулся Дэвид Стивенсон. — Некая ведьма прокляла эту реку за то, что в ней утопили ее сына. И прокляла все болото вокруг него. Это было много, много лет назад…. если это вообще имело место. Так что теперь территория вверх по течению Реки Духов остается неизученной, и, согласно этой легенде, я слышал, что… гм… прозвучит смешно, но тем, кто путешествует через эту реку, суждено пройти испытания на силу духа. И что ведьма до сих пор живет там и ищет душу, которую сможет использовать, чтобы выторговать у Дьявола душу своего сына, — доктор договорил последние слова с тихим придыханием, как будто сомневался в том, верит в эту историю, или нет. Он бросил взгляд на движущееся по небу солнце. — Боюсь, скоро станет совсем жарко. В полдень будет душно.

— Да, очевидно, — согласился Мэтью, чувствуя, как на затылке уже выступает пот от жары даже здесь, в тени деревьев. Что до реки Солстис, то Мэтью не знал, что и думать: во времена, когда он жил в Чарльз-Тауне он, можно сказать, был обитателем своего собственного мира — читал, играл в шахматы, учил латынь и французский или записывал зашифрованные показания для магистрата. В его мире отсутствовали такие вещи, как этот клятый бал Дамоклова Меча и прочие мероприятия для городской элиты; Мэтью существовал далеко за гранью влияния этих людей и, разумеется, никогда не попадал в поле зрения таких, как Присскитты или им подобные. — А от кого и когда вы услышали эту историю?

— Одна пожилая негритянка, около девяноста лет от роду, на плантации Грин Си рассказала несколько дней назад. Это была очень увлекательная и интересная история, она меня порядком развлекла, пока я работал. Меня туда позвали приложить компресс к лошадиному укусу на руке местного смотрителя. У него начиналось заражение. Пока я был там, я предложил провести осмотр рабов и слуг в этом доме. Тридцать четыре человека в общем и целом. Я залечил несколько ран, вырвал несколько зубов и промыл несколько незначительных царапин.

— От плети? — поинтересовался Мэтью, вспоминая собственные впечатления от этого инструмента.

— Нет, к счастью, нет. Семейство Кинкэннон старается не использовать ничего подобного. Раны, которые я там зачастую обрабатывал, это укусы — не ядовитые, как вы понимаете — ну и прочие травмы, связанные с работой на рисовой плантации. Правда, однажды мне пришлось приехать туда для ампутации руки. Заражение после укуса аллигатора. Жуткий был случай.

— Похоже, у вас опасная работа, — сказал Мэтью. — Очень опасная, даже смертельно. Но ведь рис должен расти и быть собран, а болотистая земля — обрабатываться для обустройства новых полей, — Мэтью вновь взглянул на солнце и решил, что лучше бы ему снова арендовать себе хорошую крепкую лошадь: предстоял восьмимильный путь, который должен был отнять на этом солнцепеке около двух часов. Плюс-минус, в зависимости от качества дороги.

Он протянул руку Рэйчел.

— Я был очень рад тебя увидеть, — сказал он ей. — Рад также, что ты счастлива и нашла свой настоящий дом, — он быстро сжал ее руку и тут же отпустил. — Сэр, — обратился он уже к доктору Стивенсону. — Я желаю вам прекрасной жизни и крепкого здоровья! Если когда-нибудь в ближайшее время я снова окажусь поблизости, то с радостью приму ваше приглашение на ужин.

— Мы будем очень рады, сэр, — отозвался доктор, подавшийся вперед после рукопожатия, чтобы снова проверить кости Мэтью на крепость.

— До свидания, Мэтью, — Рэйчел решилась поцеловать его в левую щеку, что в Нью-Йорке было бы расценено как жест весьма скандальный, однако все же это было правильно. — Хорошей тебе дороги сегодня. Надеюсь, что… — она остановилась, ища в нем ту же надежду, что он вселил в нее, освободив из заключения. — Я надеюсь, что ты найдешь решение любой проблемы, — закончила она с нежной улыбкой.

— Как и я, — ответил он и, слегка поклонившись доктору и миссис Стивенсон, отвернулся и направился к конюшням, в которой оставил свою гнедую лошадь несколько дней назад. Он с трудом боролся с желанием оглянуться, и с каждым шагом искушение лишь росло, но перед ним была цель, и он продолжал идти к ней, глядя только вперед. Он все шел и шел, преследуемый своей тенью по мощеной светло-серыми камнями Фронт-Стрит и думал, что, по-хорошему, ему бы лучше отправиться к причалу, купить билет и вернуться в гостиницу за вещами, и все же…

И все же Мэтью знал себя. Когда его одолевало любопытство относительно какого-то события или персоны, он не мог остановиться, пока не удовлетворит это свое любопытство. Он никак не мог оставить мучивший его вопрос без ответа. Поэтому его сегодняшняя внезапная поездка к горе Малдун, вверх по Северной Дороге через рисовую плантацию Грин Си в предполагаемую обитель ведьм и дьяволов на реке Солстис (то есть, поездка к пугающему неизведанному) была необходима. К тому же, если она займет всего пару часов, это прекрасно уложится в его график.

Он мерными шагами направлялся к цели, глядя только вперед и уже приготовил деньги на аренду крепкой кобылы, которая понесет воина к его цели.

Глава пятая

— А ты ж не местный, да?

Мягко говоря, подумал Мэтью. Однако вслух лишь вежливо произнес:

— Да, сэр, я не отсюда. Я ищу дом… — он сделал паузу, заметив, что больше и больше жителей городка Джубили стекается сюда по пыльной улице, чтобы посмотреть на глупца, дерзнувшего сунуться в своей пропитавшейся потом одежде в этот жестокий край. Мэтью снял сюртук и треуголку, спасаясь от гнетущей жары, которая, казалась, исходила не только от кипящего желтого шара на небе, но и от огромных ив, которые, по идее, должны охлаждать город и приносить тень, а не разжигать адское пламя. Мэтью чувствовал себя мокрой тряпкой. Гнедая кобыла Долли под ним в этот момент жадно пила из корыта у коновязи, и молодой человек, глядя на нее, жалел, что не догадался взять с собой хотя бы бутыль с водой в такую прогулку. Он всегда считал, что умеет хорошо ко всему подготовиться, а тут…

Ну и гори оно огнем! — подумал Мэтью. Он увидел колодец в окружении небольших домов и обратился к седому старцу, который первым подошел к нему:

— Простите, мне нужно попить воды.

— Валяй, — отозвался этот тип и взял Долли под уздцы, чтобы привязать ее к коновязи, пока она утоляла свою жажду. Мэтью вновь надел треуголку, спешился и, извиняясь, протиснулся через плотное сборище местных жителей, пришедших оценить его. Все они выглядели изрядно потрепанными. Казалось, визит незнакомца здесь — такое из ряда вон выходящее событие, что взглянуть на него прибыли все: мужчины, женщины, дети, собаки и даже куры. Мэтью почувствовал, как несколько рук коснулись его, пытаясь пощупать материалы его одежды. Похоже, в восьми милях к северу от Чарльз-Тауна располагался совершенно иной мир. Дома̀ здесь представляли собою ветхие лачуги, если не считать лишь одного более крупного строения, которое смотрелось достаточно прочным, чтобы выдержать нападки вечернего бриза: на этом здании виднелась надпись «Центральный Магазин Джубили», нанесенная белой краской над дверью.

Тонкий, костлявый человек, носивший потрепанную шляпу с вороньим пером и лентой, сидел в кресле-качалке на крыльце магазина, а на большой бочке рядом с ним стоял кувшин с каким-то напитком. Когда Мэтью подошел к колодцу, этот человек направил на него свой пристальный взгляд и кивнул. Молодой решатель проблем уже собирался поздороваться, но ему помешала пара собак и компания нескольких маленьких детей, начавших бегать вокруг, невольно вызвав налет недовольства.

Мэтью молча перевернул ведро. Он посмотрел на восток — через несколько домов и деревянных заборов — и увидел рыбацкие лодки и каноэ, причалившие к болотистому берегу. Река Столстис протекала через Джубили, сливаясь с рекой Купер всего в двухстах ярдах к юго-востоку. Примечательно, что эта река была лишь на треть такой же широкой, как ее более величественный собрат, однако казалась она куда более беспокойной и отличалась быстрым течением и крутыми поворотами в сравнении со меланхоличной рекой Купер. В действительности Северная Дорога была весьма скверным трактом, если выразиться достаточно мягко, и вела через густой лес к месту соединения двух рек.

Как ни странно, несмотря на яркие блики солнца, играющие в водах Реки Духов, Мэтью казалось, что водная гладь отличается зловещей темнотой — гораздо более плотной и глубокой, чем у реки Купер. Вода, наполненная черным болотным илом, перемешанным с землей, казалась серой, так что ни один — даже самый зоркий — взгляд не сумел бы разглядеть дна.

Мэтью вновь снял треуголку и зачерпнул немного воды в ладонь, чтобы напиться. Утолив жажду, он с удовольствием смочил лицо, волосы и затылок, и облако кусачих насекомых, круживших вокруг него, отступило, хотя — Мэтью был уверен — скоро они вернутся и вновь замельтешат перед глазами еще более многочисленными отрядами. В такой болотистой местности этой борьбе не было конца.

Молодой человек заметил к северу от себя большое кукурузное, а за ним широкое пшеничное поле, и сделал для себя вывод, что Джубили по большей части представлял собой некую фермерскую общину, в которую редко заезжали чужеземцы, особенно издалека. В то же время Мэтью, делая очередной жадный глоток из своей ладони, заметил, как к магазину подъехал вагон с четверкой лошадей в упряжке, явно следуя все по той же Северной Дороге. Он остановился под огромной, поросшей мхом ивой, и его колеса всколыхнули облако желтой пыли, заставив людей отойти в сторону — прочь с пути целеустремленного возницы, который, казалось, не остановился бы, даже заметив перед собой случайного прохожего. Так или иначе, избежав происшествий, вагон остановился напротив входа в магазин.

Мужчина в соломенной шляпе с вороньим пером поднялся в знак приветствия, и в то же время четверо чернокожих мужчин — рабов, без сомнения — вышли из задней части вагона и остановились, судя по всему, ожидая команды. Они не были одеты в лохмотья — на них была обычная простая чистая одежда: белые рубахи, черные брюки, белые чулки и сапоги. Возница был белым темноволосым широкоплечим мужчиной, одетым так же в простую одежду. Второй белый человек, сидящий рядом с возницей, осторожно спустился с дощатого сидения, и именно он заговорил с Господином-Воронье-Перо. Спешившийся человек был заметно старше, носил серую рубашку и темно-зеленые брюки с чулками того же оттенка. Судя по всему, правая нога у него была травмирована, потому что на нее он заметно болезненно припадал. После короткой беседы с Господином-Перо он жестом приказал рабам зайти в магазин. Они повиновались, и мгновение спустя уже с заметным трудом начали выносить наружу бочки и мешки с пшеницей и загружать их в вагон.

Поставки для плантации Грин Си, догадался Мэтью. Возница своей помощи не предлагал, он забивал трубку, сидел сложа руки и не без самодовольства наблюдал, как рабы пытаются заработать себе на жизнь. Расстояние между Мэтью и возницей было не столь уж большим, и молодой человек заметил на правом предплечье этого человека зафиксированный тканевыми повязками компресс, не скрытый закатанными рукавами рубашки. Похоже, это был тот самый смотритель, которого укусила лошадь, подумал Мэтью, вспоминая рассказ доктора Стивенсона. Припомнил он также, и что компресс этот, насколько он знал, состоит из мягкой смеси кукурузной муки, глины и определенных трав, которые заворачивают в марлю и прикладывают разогретыми к ране. Мэтью предположил, что доктор оставил подробный рецепт, как делать такой компресс, потому что в скором времени процедуру придется повторить.

Некоторые горожане пришли посмотреть на загрузку вагона и на быструю слаженную работу рабов. Собаки активно прыгали вокруг и звонко лаяли. При этом местные жители все еще обращали внимание на Мэтью, заинтригованные его визитом. И вдруг Господин-Перо указал на молодого человека, также забив трубку и затянувшись. В облаке табачного дыма человек в серо-зеленой одежде повернулся в указанную сторону и заинтересованно поглядел на решателя проблем.

Мэтью кивнул, вновь попав в центр всеобщего внимания. Пожилой господин перекинулся еще несколькими словами с Сэром-Перо и, сильно хромая, зашагал в сторону колодца. Казалось, его правая нога всеми силами сопротивляется любой попытке согнуть ее в колене.

— Добрый день, сэр, — сказал Мэтью приблизившемуся человеку.

— И вам добрый день, — прогрохотал тот. Он был высок и строен, но мощен на вид, несмотря на непокорную ногу. Возможно, ему было чуть больше сорока лет, темно-каштановые волосы были зачесаны назад к макушке; седина тронула их лишь на висках. У него было волевое лицо борца с острыми скулами и кривым — возможно, когда-то сломанным — носом. Его темная борода спускалась аж до середины груди и также пересекалась молниями седых волосков. Пара глубоко посаженных глаз, наделенных пронзительным хищным взглядом, навела Мэтью на мысль о ястребе Саймона Чепела, готовом схватить свою добычу. Похоже, сейчас этот человеческий хищник попросту выяснял, из какого теста сделан стоящий перед ним юноша: представляет ли он собой какие-то проблемы. Возможно, он размышлял, не следует ли проверить молодого ньюйоркца на прочность мощным толчком в грудь. Одно неверное движение, подумал Мэтью, и этот человек бросится в атаку, как тот самый ястреб на территории особняка Чепела.

Он решил назвать себя первым.

— Мое имя Мэтью Корбетт, я прибыл из Чарльз-Тауна.

— Ну, — пожал плечами собеседник. — Разумеется, оттуда.

На его лице не появилось и проблеска улыбки, глаза по-прежнему оценивающе рассматривали молодого человека.

— Я Доновант Кинкэннон, — продолжил он, не спеша протягивать руку для рукопожатия. — Прибыл с плантации Грин Си, я ее хозяин.

— Слышал об этом месте, — сказал Мэтью. — Я разговаривал с доктором Стивенсоном этим утром.

— О? То есть, вы тоже доктор?

— Нет.

— Юрист, — заключил Кинкэннон. Его толстые коричневые брови поползли вверх. — Мне кажется, я даже чую от вас запах всех этих книг с законами.

— Нет, — вновь отозвался Мэтью, на этот раз позволив себе легкую улыбку. — Хотя чтение доставляет мне огромное удовольствие. Я решатель проблем из Нью-Йорка.

— Что?

— Люди платят мне деньги, чтобы я решал их проблемы, — пояснил Мэтью.

Кинкэннон хмыкнул, глаза его продолжали напряженно оценивать обстановку, словно складывая для себя полную картину того, что представлял собою молодой человек, стоящий перед ним.

— Слышал, в Нью-Йорке живут свихнувшиеся люди. Боюсь, ваша профессия это только доказывает.

— Я хорош в своей работе, сэр.

— И вы были наняты решить проблемы здесь? В Джубили?

— Нет, сэр. Я просто проезжал мимо. Мне нужен дом человека по имени Магнус Малдун.

— Вас нанял Малдун? А в чем проблема? — Кинкэннон на несколько секунд переключил свое внимание на наполняющих вагон мешками и бочками рабов и на надсмотрщика, продолжающего дымить трубкой.

— Ни в чем, на самом деле. Мне просто нужно с ним поговорить.

— Не вижу смысла, — отчеканил Кинкэннон. — Никто не стал бы приезжать сюда, только чтобы поговорить с Малдуном. Он нелюдимый человек.

— Да. Но, скажем… проблема пока только может возникнуть, если я с ним не поговорю.

— Хм, — только и выдал Кинкэннон в ответ на это утверждение. — Сам я его вижу не регулярно, — задумчиво произнес хозяин «зеленого моря». — Лишь изредка, когда он приходит продавать бутылки. Он ведь стеклодув, помимо всего прочего. Я бывал в его доме лишь единожды, хотел посмотреть его товар. Моя дочь была порядком впечатлена его… как она это называет… художеством.

— Я не знал об этом. Мне довелось встретиться с ним вчера при довольно… непростых обстоятельствах, — Мэтью заметил, что дымивший трубкой смотритель, которому, видимо, порядком наскучило следить за рабами, направился к ним, заинтересованный предметом разговора. Этот человек вышагивал, как особенно важная персона, выпятив грудь вперед и вздернув подбородок. — И, насколько я успел узнать, он живет где-то поблизости, — закончил Мэтью свою мысль.

— В миле отсюда или около того, если двигаться через плантацию Грин Си. По Северной Дороге будет труднее, здесь она становится много суровее, чем на пути из Чарльз-Тауна, — Кинкэннон повернулся, буквально почувствовав, как подходит смотритель. Возможно, он почувствовал тяжелый табачный запах, исходящий от этого человека. — Грифф! — обратился Кинкэннон. — Познакомьтесь с этим молодым путником, который забрался очень далеко от своего дома. Как вы сказали, вас зовут? Корбетт?

— Мэтью Корбетт, да, сэр.

— Гриффин Ройс, — отозвался смотритель: коренастый джентльмен небольшого роста, на несколько лет, по-видимому, старше Мэтью с густыми темно-каштановыми волосами, прядями падающими на лоб. Его лицо было испещрено веснушками, скулы были высокими, а подбородок — широким и квадратным. Внешность смотрителя наводила на мысль о его индейских корнях. Его зеленые глаза быстро окинули Мэтью взглядом с ног до головы, прежде чем он, снова выпустив облако дыма, протянул ему руку. — Рад знакомству, — сказал Ройс, удержавший рукопожатие не дольше пары секунд.

Мэтью чуть не упомянул про компресс, однако в последний момент остановил себя. Лошадь иногда кусает человека, не потому, что обладает плохим характером: иногда дело в самом человеке. Мэтью подумал, что широкоплечий Гриффин Ройс, скорее всего, обладает характером весьма склочным. Его грудь, похожая на надгробную плиту, выдавалась вперед, как у бульдога, на которого он чем-то был похож, если б не эта трубка, зажатая между зубами. Ройс продолжал изучать молодого человека сквозь выпускаемые клубы дыма, даже когда Мэтью вновь обратился к Кинкэннону.

— Итак, — сказал он. — Вы говорите, если я продолжу двигаться по Северной Дороге, то вскоре найду нужный дом?

— Да, он будет чуть дальше. Вы увидите.

— Спасибо. Мне очень повезло встретить вас, сэр. И вас тоже, — последние слова он обратил к Ройсу, затем отвернулся и неспешно направился к своей лошади.

— Мистер Корбетт! — окликнул Кинкэннон, и Мэтью, замерев, оглянулся назад. — Не так уж часто я встречаю кого-то, кто бы прибыл настолько издалека. К тому же, меня заинтересовала ваша работа: никогда ни о чем таком не слышал. Почему бы вам не остановиться в Грин Си, когда будете возвращаться от Малдуна? Предложу вам стаканчик рома. И моя дочь, я уверен, будет рада познакомиться с вами, — он слабо улыбнулся, что, как определил Мэтью, для этого человека было очень теплым жестом. — Она тоже любит читать. Где бы ни была, все время утыкает свой нос в книгу.

— Буду рад, — отозвался Мэтью. — Если это будет не слишком поздно.

— Поздно или нет, приходите в любом случае. Для Сары это будет прекрасным развлечением.

Мэтью кивнул. Он не мог не заметить, что Гриффин Ройс курил, как дракон, и все его лицо уже окутало облако дыма.

— Благодарю вас, сэр, — повторил он Кинкэннону, после чего снова направился к своей лошади, готовясь к продолжению сражения с кровососущими насекомыми и влажным жаром этой суровой местности.

Он отъехал от Джубили, бросив последний взгляд на городок, существующий, по всей видимости, лишь в качестве подспорья для плантации Грин Си. Вновь выехав на Северную Дорогу, он вскоре проехал мимо низкой каменной стены. В ней была арка, через которую виднелись травянистые луга, где паслись десятки овец, и простирающаяся вдаль плантация Грин Си. Здесь также в изобилии росли дубы и плакучие ивы. С этого расстояния Мэтью уже не мог разглядеть ни главного здания Джубили, ни реки. Вскоре каменная стена закончилась, зато луга остались неизменными. Тогда, не далее, чем в пятидесяти ярдах от себя, Мэтью вдруг заметил белую лошадь, пасущуюся рядом с кучкой больших серых валунов под ивами. На одном из этих камней, скрываясь от солнечного жара в тени деревьев, сидела молодая девушка в желтом платье и широкополой желтой шляпе, скрестив ноги.

Разумеется, это, должно быть, Сара Кинкэннон, подумал Мэтью. Она читала книгу, устремив свой сосредоточенный взгляд в ее страницы. За ее спиной располагался круглый, искрящийся на солнце прудик, и Мэтью решил, что она нашла свое особенное место, исполненное тишины и покоя, в котором могла полностью придаться своим мыслям и образам, которые приносило ей чтение.

Стоило Мэтью уже обрадоваться, что он может спокойно продолжать свой путь к обители Малдуна верхом на Долли, неспешно шагающей по дороге, как молодая девушка вдруг оторвалась от книги и заметила его. Несколько секунд она сидела неподвижно, а затем махнула рукой.

Мэтью снял треуголку и махнул в ответ. Он решил, что на этом этот контакт закончится, однако Сара Кинкэннон вдруг приложила руку ко рту, чтобы ее было лучше слышно, и воскликнула:

— А куда вы направляетесь?

Отчего-то вопрос, заданный с прямотой и конкретикой, характерной для Берри Григсби, буквально выбил из Мэтью присутствие духа. Эта девушка, как и Берри, была ярким цветком, стремящимся к приключениям, по-своему любопытной, умной, любящей читать и… да и, скорее всего, сильно скучающей здесь, на рисовой плантации, вдали от Чарльз-Тауна. У молодого человека было несколько секунд, чтобы принять решение, и он его принял. Он направил Долли, заставив ее сойти с дороги, и через луг направился к девушке, которая села, сложив руки на груди, и приняла более женственную позу, как только он приблизился.

— Здравствуйте, — поздоровался он, подъехав ближе. — Вы, должно быть, Сара!

— Так и есть. Вы меня знаете?

— Встретился с вашим отцом в Джубили, — Мэтью остановил Долли чуть дальше от первого валуна, боясь напугать девушку. — Он рассказывал, что вы любите книги.

— О, да, люблю! Они прекрасны! — она подняла томик, который держала в руках, чтобы молодой человек увидел. — Это поэзия Роберта Херрика. Знакомы с его работами?

— Да, — ответил Мэтью. — Знаком.

Самыми известными стихами Херрика были те, что побуждали юных дев срезать свои бутоны, ибо время быстротечно; об этом Мэтью решил не упоминать. Он отметил, что Сара Кинкэннон сняла обувь, и теперь ее ножки в изящных чулочках грациозно свисали с валуна. Плотные черные туфли стояли рядом.

Она широко улыбнулась ему, и ее красивое лицо с милыми ямочками на щеках буквально засияло. Светло-русые волосы аккуратными волнами ниспадали на плечи. У нее были светло-карие глаза, как у ее отца, однако в отличие от него, она обладала мягким и искренним взглядом, вдобавок к тому, немного… мечтательным. Мэтью счел, что ей около семнадцати лет, и вновь она напомнила ему Берри из-за той прямоты, с которой она смотрела на него, что было весьма привлекательным дополнением к ее внешности. В ту же секунду он понял, как сильно ему не хватает Берри, и перед глазами вновь воскресла сцена их последней встречи.

— Здесь нечасто можно встретить путников, — сказала Сара. — Кто вы?

— Меня зовут Мэтью Корбетт, — ему показалось, что он уже успел представиться половине колонии Каролина в это утро. — И, как вы уже поняли, я не здешний. Я из Нью-Йорка, — он произнес это с легкими нотками рисовки, и его самого встревожило, как это прозвучало, ибо это могло лишь распалить интерес девушки.

— Нью-Йорк? Но что же вы делаете здесь? — она хитро улыбнулась ему. — Заблудились?

— Пока нет, — ответил он. — Хотя еще не вечер, — он махнул рукой, стараясь отогнать назойливых насекомых и заметил, что ни один кровосос отчего-то не докучает Саре. Похоже, дело было в том, что ее кожа блестела от какой-то мази, которая, должно быть, отгоняет этих паразитов.

Она словно прочла его мысли, потому что вдруг запустила руку в небольшую сумочку, висящую на боку, и извлекла из нее фиолетовую бутылочку, заткнутую пробкой.

— Масло семян фенхеля, — объявила она. — Действительно помогает.

Девушка предложила ему бутылку, и он с радостью принял ее. Откупорив горлышко и смочив маслом пальцы, он нанес чудодейственное средство на лицо, шею и затылок, тут же заметив, что насекомые перестали осаждать его, поспешив убраться подальше от источника неприятного для них запаха.

— Вот, — одобрительно заметила Сара. — Теперь они точно оставят вас в покое на некоторое время.

— Настоящее чудо, — ответил Мэтью.

— Никакого чуда. Меня Бабуля Пэгг научила. О… Бабуля Пэгг — это женщина с плантации.

— Рабыня?

Сара кивнула.

— У нас много рабов. Ну, то есть… у моего отца, — ее взгляд подернулся мимолетной тенью, или, быть может, это была лишь тень от небольшого облака, на миг заслонившего летнее солнце? — В Чарльз-Таун нужно поставлять рис. Он продается по всему побережью, поэтому так важно продолжать работать на плантации. Даже жизненно важно.

— Не сомневаюсь, — согласился Мэтью. Он решил сменить тему, не желая прогонять улыбку с лица девушки разговорами о рабах. — Я направляюсь к дому Магнуса Малдуна. Насколько я успел узнать, он стеклодув?

— О, да! Он сделал это, — она приподняла фиолетовую бутылочку. — У него есть даже мастерская, где можно найти множество прекрасных вещей. — Она чуть прищурилась. — Магнус… в беде?

— Нет. Просто хочу поговорить с ним.

— Мне было интересно, потому что…. простите, что говорю это, но вы выглядите серьезным человеком. Старше своих лет, как я думаю. И поэтому кажетесь… — она помедлила, подбирая нужные слова. — Официальным. Как… закон.

— Ну, на самом деле, все немного иначе, — ответил Мэтью. — Но… в каком-то смысле можно сказать, что я представляю закон. Но это не имеет никакого отношения к мистеру Малдуну — к нему я направляюсь с дружеским визитом.

— Не знала, что у него есть друзья. Он очень нелюдимый.

— Скажем так, со вчерашнего вечера один друг у него появился, — ответил Мэтью. Если, конечно, он будет столь любезен и не свернет мне шею до того, как я успею ему об этом сообщить, в следующую секунду подумал он. — Поэтому мне следует продолжать путь. Кстати, ваш отец пригласил меня посетить ваш дом после моего визита к мистеру Малдуну. Уместно ли это будет, как думаете?

— Конечно, — ответила она. — И передайте Магнусу привет от меня.

— Непременно, — Мэтью вновь махнул треуголкой и развернул Долли обратно к дороге. Уже в следующую секунду он уверенно направился на север, однако все же оглянулся, и Сара Кинкэннон в награду еще раз махнула ему на прощание. Молодой человек ответил тем же и после сосредоточил свое внимание на дороге. Это внимание было необходимо: дальнейшая дорога проходила через сплошные заросли чертополоха, сорняки и густой лес. Мэтью пришлось осторожничать и сдерживать Долли, чтобы она ненароком не угодила копытом в яму, вырытую каким-нибудь смышленым лесным зверьком. Справа от Мэтью сквозь густую растительность открывался вид на реку Солстис, изворачивающуюся своим течением, как коварная змея, и на одном из изгибов ее гладкого тела виднелся одиноко стоящий дом, окруженный вербами и белым забором. Этот домик едва ли был достаточно большим, чтобы тот, кто его построил, мог разместиться там с комфортом. Слева находились амбар и загон, который служил пристанищем для двух лошадей: вороной и серой в яблоках. Также виднелись свинарник и курятник, рядом с которым располагался сарай, размерами достигающий едва ли не половины дома — также побеленный, — и Мэтью решил, что именно там Малдун мог бы обустроить свою стеклодувную мастерскую. Молодой человек, разумеется, не был специалистом в этом деле, но знал, что стекло нагревают, пока оно не начнет плавиться, затем надувают из него пузырь, а после уже придают ему нужную форму. Это была сложная процедура, требующая твердой руки и сильных легких, которыми Магнус Малдун, судя по всему, обладал.

Пока Долли подходила к дому, одна из лошадей в загоне заржала и фыркнула, и через несколько секунд после этого парадная дверь распахнулась с таким шумом, будто пришел Судный День и могучий Малдун собственной персоной явил себя миру, одетый в черные брюки и белую рубаху с оторванными рукавами. Его волосы выглядели так же дико, борода казалась бешеной, а железно-серые глаза метали искры. Он поднял короткоствольный мушкет, который держал в руках, и направил его прямо в голову Мэтью, выкрикнув:

— Стой, где стоишь, расфуфыренный денди! Разве тебе не известно, что человеку без головы гребень не нужен?

Мэтью осадил Долли — возможно, слишком резко, — и она взбрыкнула так, что потребовалось несколько секунд, чтобы ее успокоить.

— Назад! — приказал Малдун. — Это моя земля! Прочь с нее!

— Успокойтесь, сэр. Я пришел, чтобы…

— Наплевать! Не намерен слушать! Ты получил Пандору Присскитт и, надеюсь, задохнешься ею! Пусть расчесывает твои треклятые волосы каждую ночь, если хочет! А теперь пошел прочь!

Лицо Мэтью не выразило ничего. Он лишь сказал:

— Сара Кинкэннон.

— Что? — полупрорычала-полупроревела гора.

— Сара Кинкэннон, — повторил Мэтью. — Она передавала вам привет. И говорила, что вы делаете очень красивые бутылки. Он показала мне одну некоторое время назад.

— Ты просто глупец, или конченый идиот? — Малдун демонстративно повел мушкетом, показывая, что все еще направляет его в голову Мэтью.

— Всего понемногу, — отозвался молодой человек спокойно. — Вам разве совсем не любопытно, зачем я проделал весь этот путь из Чарльз-Тауна сюда?

— Я знаю, почему. Потому что тебя Господь наделил здравым смыслом меньше, чем шмеля! — теперь он опустил мушкет, однако его взгляд при этом внушал угрозу лучше любого оружия. — Корбетт, не так ли? Ну, что, во имя семи Преисподен, ты здесь делаешь? У нас была дуэль, ты выиграл ее — я убежден — честно, и все кончено. Так что же тебе нужно?

Мэтью кивнул:

— Мне не нравится мысль о том, что я прибыл из Нью-Йорка, чтобы умереть за леди Присскитт в угоду ее желанию попасть на бал. Вы убили ради нее троих, как я понимаю…

— Этого не повторится! Я стыжусь того, что делал. Видеть ее вчера… видеть, кто она на самом деле, было… я стыжусь этого почти до смерти!

— И у меня есть по этому поводу несколько предложений, — сказал решатель проблем.

— Мм? Что ты имеешь в виду?

— Предложения, — повторил Мэтью. — Для вас. Некоторые идеи. Могу ли я спешиться, привязать свою лошадь и поговорить с вами?

— Мы и сейчас говорим.

— Поговорить без мушкетного прицела — вот, что я имею в виду. И, мистер Малдун, мне кажется, что мои предложения вас заинтересуют.

— Вот как? С чего бы?

— Потому что у вас появится возможность отомстить Пандоре Присскитт. И у меня тоже.

— Как?

— Я думаю, у вас есть потенциал, — ответил Мэтью. — Быть джентльменом. Я могу помочь вам с этим, если вы готовы будете слушать и учиться.

Магнус Малдун фыркнул так, что Долли и две лошади в загоне испуганно подпрыгнули.

— С чего бы мне хотеть стать джентльменом? — заговорил он так, будто говорил о моче в ночном горшке. — Чтобы уметь танцевать и гарцевать, как те придурки в городе?

— Нет, — ровным голосом отозвался Мэтью. — Чтобы со временем суметь выбрать себе любую даму в Чарльз-Тауне, чтобы не жить здесь, как отшельник и… чтобы суметь заработать хорошие деньги, если вы и впрямь так хороши в своем ремесле, насколько я счел по примеру, который видел. Но для начала… нужно сгладить неровности.

— Похоже, у тебя лунная болезнь, — был ответ Малдуна. — Готов поспорить, ты один из этих перевертышей, которые говорят о чести, пока не догорит полуночная свеча, а на деле не провел ни одного дня в своей жизни за честной работой.

— Кто-то может с этим согласиться, — пожал плечами Мэтью. — Но, по крайней мере, выслушайте меня, ладно?

— А если я откажусь?

— Я просто развернусь и уеду обратно в город. Но имейте в виду, мистер Малдун, что медовый аромат притягивает дам куда больше злого уксуса. Леди Присскит была несправедлива с вами, и со мной, между прочим, тоже. Вы это знаете теперь. А я знаю, что вы не обладаете сердцем убийцы. Многое из того, что вы сказали леди Присскитт вчерашним вечером… поэтичность этого была прекрасна, но подача не верна. В Чарльз-Тауне живет множество женщин, которые мечтали бы услышать в свой адрес выражение столь искренних чувств… без угроз убийства и насилия, разумеется…. поэтому я не могу просто уехать и оставить все, как есть, мистер Малдун, пока не буду уверен, что сделал все возможное, чтобы верно направить ваш поэтический посыл. Когда-нибудь в будущем Пандора Присскитт может заглянуть в вашу стекольную мастерскую где-нибудь на Фронт-Стрит и страстно пожалеть, что упустила из виду такого человека и что теперь вы принадлежите другой. И если вы меня послушаете, мы сможем начать действовать в этом направлении.

Малдун издал еще один тревожный шум, словно пытался проглотить мощный крик, застрявший в горле.

— Если бы мой дорогой покойный Па услышал все это, — сумел лишь сказать он. — Он бы перевернулся в гробу!

— А если бы то же услышала ваша матушка, не перевернулась бы она? — спросил Мэтьью.

Повисло долгое молчание, сквозь которое Мэтью услышал кваканье лягушек недалеко от реки и карканье одинокого ворона, сидящего на ветке дерева.

Наконец, горообразные плечи подались вперед. Магнус окончательно опустил мушкет и уставился в половицы своего крыльца, будто бы мог увидеть там свое будущее. Затем, прогрохотав: «Заходи. Говори, что хотел», вошел внутрь, оставив дверь открытой, прежде чем Мэтью успел что-либо ответить и спешиться.

Глава шестая

Все шло гладко, пока Магнус не откупорил бутылку с длинным горлышком — красную, как священный огонь — и не сказать Мэтью, что это ликер его собственного приготовления. Налив приличную — на вкус Мэтью — порцию в деревянную чашку для своего гостя, он настойчиво предложил:

— Глотни-ка.

Маленький дом был, как ни странно, в хорошем состоянии и довольно аккуратен, что резко контрастировало с его хозяином. Мебель казалась простой, но крепкой, стены из и пол были выложены из плотных широких сосновых досок. Также здесь находился небольшой очаг из серого камня. На сосновых полках были выставлены некоторые работы мастера, которые с первыми шагами Мэтью по полу этого дома, навели на мысль, которая никогда бы не пришла в голову при виде Магнуса Малдуна: этот человек — настоящий художник.

Одни бутылки были тонкими и высокими, другие — короткими и приземистыми, округлыми, квадратными, и ни одна не была похожа на другую. Они были окрашены в темно-синий, ярко-желтый, цвет морской волы, фиолетовый, небесно-голубой и темно-красный. Некоторые из них имели несколько разных оттенков — контрастирующих или плавно переходящих из одного в другой, другие — были рельефными и рифлеными. Это было совершенно точно не меньшим искусством для Мэтью, чем изящная шахматная стратегия, которой он посвятил много лет. Задумки некоторых работ Малдуна были ясны, как Божий день, другие — туманны и расплывчаты, как серый дождь, однако каждый замысел был четко сформирован и реализован мастером.

— Отличная работа! — оценил Мэтью, наконец, обретя дар речи. — Как вы научились этому?

— Мой Па был стеклодувом. Он меня научил. Потом… я думаю… после того, как он скончался, я решил сам сделать несколько бутылок, идеи которых были у меня в голове, но еще не воплотились. Он продал несколько своих работ в Чарльз-Тауне, я же решил предложить свои Кинкэннонам. Мисс Сара приобрела девять из них.

— Я никогда не видел бутылок, похожих на эти, — оценивающе произнес Мэтью. — Даже в Нью-Йорке. Я думаю, вы могли бы заработать на этом большие деньги.

— Я делаю это не ради денег, — ответил Магнус, опустившись в кресло, обтянутое воловьей шкурой. — Я делаю это, потому что наслаждаюсь, когда смотрю на них. Они доставляют мне удовольствие, заставляют чувствовать, что я сделал что-то достойное, на что не жалко потратить время и силы, — он положил свои грязные ботинки поверх необработанного куска дерева, служившего столом. При входе в дом он поставил мушкет к стене, чем вызвал у Мэтью облегченный вздох. — Теперь, — сказал Магнус, и в голос его вернулась прежняя суровость. — Чем ты там хотел забить мне голову?

Мэтью уже успел отметить, что медвежий жир в волосах Магнуса сегодня отсутствовал. И, хотя прическа его все еще выглядела растрепанной, уже казалась несколько чище. Мэтью решил, что Магнус смазал свои волосы специально к вечеру, готовясь к встрече с Пандорой на балу, как будто бы это могло помочь великой горе удвоить свои шансы завоевать это жестокое сердце.

— Во-первых, — заговорил Мэтью, став в центре комнаты. — Никогда не пытайтесь снова встретиться или заговорить с леди Присскитт. Я могу точно вам сказать, что она не стоит усилий, и что каждый убитый человек во имя ее умер мучеником. Во-вторых, волосы нужно держать в чистоте. Медвежий жир — не лучшее средство для смазывания. Есть куда более легкие мази в природе, и многие из них можно найти в Чарльз-Тауне. Идея заключается в том, чтобы привлекать людей, а не отпугивать их. В-третьих — пусть это будет несколько трудным решением для вас — я хочу предложить вам сбрить бороду.

Магнус смотрел в пол в течение всей речи Мэтью, однако сейчас его серые с металлическим отливом глаза резко поднялись и буквально пробуравили дыру в молодом решателе проблем.

— Что?

— Ваша борода, — повторил Мэтью. — Избавьтесь от нее.

— Я растил эту бороду еще, наверное, с детства!

— Вполне допускаю, — согласился Мэтью. — Но теперь настало время расстаться с детскими игрушками и погремушками. Сколько вам лет, кстати сказать?

Магнус потратил некоторое время, чтобы сосчитать на своих грязных пальцах.

— Двадцать шесть.

— Всего на два года старше меня? Ваша борода вас очень старит.

— Бороду я не сбрею, — решительно отозвался Малдун. — Мои Па и Ма считали, что она меня красит. Много раз говорили мне об этом.

У Мэтью было ощущение, что Ма и Па, похоже, не очень хотели, чтобы их сын вышел в мир далеко за пределы их опеки. У него не было ни малейшего желания критиковать мертвых, более того — он думал, что критика приведет лишь к тому, что его пинком выставят за дверь, однако…

— Вы могли бы рассмотреть вариант стрижки, — предложил он.

— Борода останется. И, знаешь, я тебя слушаю, только не слышу ничего дельного. Меня устраивает то, каков я есть. С чего бы мне хотеть что-то менять? — он пожал плечами и сел плотнее в обтянутое шкурой кресло. — Будь я проклят, если вновь положу глаз на женщину, вроде нее. Я думал, что она сделает меня лучше, однако вместо этого подтолкнула меня к трем дуэлям, и я поддался, проглотив эту провокацию, как кусок сладкого пирога! Я-то хотел, чтобы они просто сбежали! Я просто хотел, чтобы они убрались прочь с моего пути, чтобы Пандора разглядела меня… — глаза его умоляюще блеснули, когда он взглянул на Мэтью. — Я отправлюсь в ад?

— Я так не думаю, — покачал головой молодой человек. — Могу сказать, что многие поступали в жизни намного хуже, чем вы, и из куда худших побуждений. Итак: вы говорите, леди Присскитт должна была сделать вас лучше? То есть, вы хотите найти свое место в этом мире? Мои предложения именно об этом. Приведите себя в порядок, срежьте — или хотя бы подстригите — свою бороду, приобретите себе новый костюм и отвезите свои работы в город. Уверен, вам удастся найти заинтересованных покупателей на Фронт Стрит, которые, увидев плоды ваших трудов, захотят заполучить еще. Вы можете заработать действительно много денег и, пусть вы работаете не ради них, могу вас заверить, что они служат неплохим подспорьем в мире. Позвольте спросить вас, почему ваши отец и мать решили осесть здесь? Почему не захотели жить в городе?

— Мой Па искал золото, — ответил Магнус. — Слышал, что на этой земле золото попросту ждет того, кто нашел бы его. Это место ему понравилось, потому что ни он, ни Ма не жаловали соседей. И пока мы тут жили, он все копал и копал, брал меня с собой на эти раскопки, но мы ни разу не нашли ни одной крупицы золота. Я сам до сих пор хожу и ищу эти залежи, чтобы почтить его память, но тоже безуспешно, — он указал на деревянное ведро в углу комнаты на полу. — Зато нашел кое-что из этого в наших краях. Решил сохранить, потому что это красиво. Пытался скопировать такой зеленый оттенок в своих бутылках.

Мэтью подошел и с интересом заглянул в ведро. В нем было двадцать или около того зеленых камней различных размеров: самые маленькие были примерно с деревянную щепку, а самые большие — с ноготь большого пальца.

— Выкопал их в лощине недалеко отсюда. Когда очистил, понял, насколько они красивые, — буднично рассказал Магнус, пожав плечами. — Но золота там нет. Бедный Па, копал и копал всю жизнь… и все впустую.

— Могу я задать вопрос? — Мэтью нагнулся, чтобы детально рассмотреть содержимое ведра, взял большой камень и принялся разглядывать его в лучах солнечного света, струящегося из окна. На полу появилась яркая зеленая полоса.

— Валяй.

— Вы когда-нибудь слышали об изумрудах?

— О чем?

— Боже милостивый… — выдохнул Мэтью, с трудом сдержав приступ нервного смеха. Этот человек не имел ни малейшего понятия о ценности этих камней. Пусть некоторые из них имели небольшие дефекты и были далеки от идеала, но в целом можно было сказать, что взнос за собственный магазин Магнуса Малдуна на Фронт-Стрит уже оплачен. А быть может, и взнос за хороший дом в Чарльз-Тауне. — Они очень ценные. Насколько точно, я сказать не могу… но вы должны отнести их к ювелиру. Я думаю, как минимум три из них отвечают высоким стандартам качества и будут хорошо оценены.

— Ценные? Эти маленькие зеленые камни?

— Необработанные изумруды, — поправил Мэтью. Он положил взятый камень обратно к его собратьям и подумал, что если бы Пандора Присскитт увидела то, что лежит в этом ведре, она настояла бы на том, чтобы самостоятельно расчесать волосы Магнуса и вычистить его бороду. Молодой решатель проблем распрямился. — Да, ценные. Может быть, стоят около сотни фунтов.

Магнус округлил глаза на секунду или две, затем нахмурился, почесал бороду, как будто бы на этот раз она действительно зачесалась.

— Об этом надо серьезно подумать. Больше я не нашел, но если они так ценны, как ты говоришь, и я отвезу их кому-то в городе, и он подтвердит ценность, этот кто-то тут же захочет узнать, где я их нашел. А если я расскажу, он передаст это кому-то еще, а за ним другому, и скоро здесь не будет отбоя от охотников за ценными камнями. Не уверен, что хочу этого. Чего я действительно хочу, так это просто продолжать заниматься своим делом.

— Если вы хотите продолжать быть отшельником и жить так, как жили до этого, продолжайте, — сказал Мэтью, опасаясь, что все его слова могли разбиться об эту человекоподобную гору, как о стену. — Но если вы хотели сделаться лучше — именно этого вы хотели добиться от леди Присскитт — то вы уже стоите на подступе к переменам.

— На чем?

— На перекрестке… — попробовал подобрать другое слово Мэтью. — То есть, сейчас вы можете изменить себя. Сначала ванна и чистая одежда, затем прическа и борода, а после — возьмите изумруды и бутылки, отвезите их в город и посмотрите, что можно сделать. Ваше ремесло может пользоваться большим спросом, а Вы — можете привлечь нескольких дам, куда как более достойных, чем Пандора Присскитт. Но, если вы предпочитаете уединенную жизнь здесь, то можете похоронить эти возможности, прирасти здесь корнями, зарыться в раковину так глубоко, что попросту исчезнете. Выбирать вам. Это ведь ваша жизнь, не так ли?

Магнус не ответил. Он смотрел куда-то в неопределенную точку пространства, его глаза ничего не выражали.

— Итак, я «забил вашу голову», сэр, — сказал Мэтью после долгой паузы. — И я буду спокоен, зная, что попытался предложить вам вариант, как прекратить жить этой одинокой ущербной жизнью, сделаться джентльменом и частью общества и бросить горсть жгучего перца в лицо леди Присскит за то, что она была так несправедлива к вам. Но остальное зависит от вас: только вы можете решать, действовать или нет.

— А ты любишь говорить загадками, не так ли?

— Сейчас я закончил говорить. Хорошего вам дня, сэр, и я надеюсь, что вы не упустите своих возможностей, какой бы путь ни выбрали, — Мэтью направился к двери.

— Куда ты теперь? — растерянно спросил Магнус.

— Обратно в Чарльз-Таун, разумеется. Мне нужно добраться туда до темноты.

— Погоди минуту. Я тут подумал… может… мне бы хотелось услышать больше… твоих идей. Может быть, они действительно имеют смысл, даже если я их не разделяю, — Магнус помедлил мгновение, оглядывая маленькую комнату так, будто она вдруг показалась ему тюремной камерой. — Я собираюсь на охоту: нужно добыть себе ужин, — сказал он своему гостю, когда тот уже подошел к стене, у коей ждал своего часа мушкет. Прочие принадлежности, необходимые на охоте, находились здесь же. — Если захочешь присоединиться, буду рад. Сможешь и себе что-то поймать на ужин, если захочешь…

Первым порывом Мэтью было отказаться и объяснить, что он должен вернуться в Чарльз-Таун, но что-то в предложении Магнуса заставило его отбросить эту идею. Ему казалось, что такое с Малдуном происходило впервые: вряд ли когда-либо раньше он приглашал другого человека разделить с ним трапезу. Мэтью подумал, что путь этого человека к цивилизации может начаться здесь и сейчас, поэтому решил, что еще на несколько часов может задержаться в его обители.

— Хорошо, — согласился молодой человек. — На кого вы охотитесь?

— На белок, — был ответ. — Их отлично жарить. Устроишь себе настоящий пир, если подстрелишь где-то четырех.

Мэтью кивнул, решив, что для Хадсона Грейтхауза то был бы в действительности пир. Он последовал за Малдуном, и в следующие несколько минут бродил по лесу, надеясь засечь хоть малейший признак их ужина.

Когда четыре белки были освежеваны и зажарены на сковороде в очаге, и Мэтью отведал это блюдо с куском кукурузного хлеба, солнце уже начало понемногу клониться к закату, тени стали длиннее. Тогда Магнус встал, вышел из комнаты и вскоре вернулся с длинной бутылкой, красной, как священный огонь, откупорил ее и возвестил:

— Это ликер моего собственного приготовления, — он налил приличную порцию на донышко чашки Мэтью, сидевшего на плетеном кресле, и кивнул. — Глотни-ка.

— Пожалуй, я воздержусь, — сказал Мэтью, когда Магнус налил порцию себе. — Думаю, мне уже пора возвращаться.

— Брось, от одного глотка тебе ничего не будет. К тому же, если тебе нужен проводник, я смогу помочь тебе добраться до города. Я могу ездить по этой дороге даже в темноте. Ну, давай, Мэтью, — он хитро улыбнулся. — Парень, столь бесстрашный перед убийственным гребнем, не должен бояться маленького глотка ликера.

Мэтью взял чашку, в которой плавала бесцветная жидкость. Он понюхал ее и почувствовал резкий аромат, сбивающий с ног, но… отказаться от такого вызова, брошенного в лицо, он попросту не мог. К тому же, по правде говоря, день выдался приятным, ужин был замечательным, да и спешить было на деле некуда. Сейчас все опасения насчет Профессора Фэлла казались такими далекими и несущественными, будто они остались далеко в лесах за рекой Солстис. Там же остались и терзания по поводу Берри Григсби и его собственного будущего. Молодой человек поднес чашку ко рту и осушил ее одним глотком.

Малдун был прав — никакого вреда не было; возможно лишь глаза на секунду увлажнились от чувства жгучей вспышки, прокатившейся вниз по горлу и обжегшей язык, но в остальном — да, никакого вреда…

— Уфф… — выдохнул Мэтью, когда понял, что глаза и горло у него пришли в норму. — Очень мощный!

Магнус, не поморщившись, до дна осушил свою чашку, затем налил новую порцию этого живого огня себе и своему гостю.

— Давай я расскажу тебе свою историю, — предложил он. — О том, как мы прибыли сюда из Уэльса. Прибыли сквозь море и бурю с волнами выше любого известного тебе здания. Как мы поселились здесь, а затем… как я встретил Пандору — в смысле, леди Присскитт — на улице однажды днем. Ты хочешь послушать?

Мэтью вновь пригубил ликер — на этот раз осторожно, однако дьявольский напиток вновь пролился в горло жидким огнем.

— Хочу, — хрипло отозвался он, решив, что Малдун, вероятно, действительно изголодался по человеческому обществу: он искренне хотел поведать кому-то о себе. И пара убитых белок явно не могла заполнить пустоту, разросшуюся в его душе за время его одиночества.

В течение следующего часа, пока содержимое красной бутылки стремительно уменьшалось, пламя в очаге слабело, а на землю опускались сизые сумерки, мир и история Магнуса начали ходить кругами, и комната перед глазами Мэтью стала выполнять причудливые кульбиты. Молодой человек протянул руку, чтобы осушить последний глоток, и ему показалось, что рука его вдруг стала длиннее на пять футов. Тело начало заваливаться на пол, соскальзывая с кресла, однако в затуманенной напитком голове мелькнула мысль, что он падает с дерева, и в попытке удержаться, Мэтью ухватился за ручки кресла, чем в итоге заставил безвинный предмет мебели рухнуть вместе с собой. Как в тумане, молодой человек слышал неподалеку искренний смех Магнуса, который мог по праву считать себя победителем в этом поединке. Мэтью попытался сказать что-то остроумное, подходящее для ситуации, однако сумел выдать лишь звук, отдаленно напоминающий лягушачье кваканье: похоже напиток Малдуна и впрямь прожарил его изнутри, не оставив ничего от его прежнего естества. За секунду до того, как потерять сознание, молодой человек понял, что вряд ли сумеет сегодня пуститься в дорогу.

Из темноты его вырвал легкий пинок в бок. Малдун стоял над ним, чуть пошатываясь.

— Мэтью! Проснись! — произнес Магнус, склонившись над своим гостем с фонарем в руке, в котором догорали огарки двух свечей.

— Щтотакое? — с трудом сумел выдавить из себя молодой решатель проблем.

— Слушай! Слышишь это?

Не без усилия Мэтью сел. Желудок его предупреждающе сжался, и в течение нескольких секунд молодого человека не покидали опасения, что сейчас весь его ужин собирается прорваться наружу. В голове отбивал ритм какой-то безумный барабанщик, а комната все еще вращалась перед глазами — уже чуть медленнее, чем несколько часов назад, но все же достаточно, чтобы заставить его страшно желать лечь на спину и снова уйти в спасительную темноту хмельного безмолвия.

А затем он услышал то, что слышал Магнус, потому что хозяин дома открыл дверь и позволил звуку железного колокола, звенящего где-то вдалеке, проникнуть в помещение.

— Набат звонит в Грин Си, — сказал Магнус хриплым от напряжения голосом.

— Подняли тревогу? Но по какому поводу? Почему?

— Призывают на помощь жителей Джубили. Последний раз такое было, когда вспыхнул пожар…

— Пожар? На плантации? — голова Мэтью все еще не могла проясниться от ликера, который, казалось, полностью заклинил все шестеренки в его мозгу.

— Говорю же, это был последний раз, когда на моей памяти звонил этот колокол. Людям нужна помощь. Давай, приходи в себя, я подготовлю лошадей! — Магнус покинул комнату под жалобный скрип половиц.

Мэтью понятия не имел, который сейчас час. Снаружи дома царила непроглядная темень, но как давно она накрыла землю, все еще оставалось вопросом. Единственное, что молодой решатель проблем мог сейчас почувствовать достаточно внятно, так это то, что его голова убийственно болела. Он попытался встать, однако зашатался и, не удержав равновесие, тяжело рухнул на спину. Некоторое время он сидел, пытаясь заставить комнату вращаться перед глазами хотя бы с меньшей интенсивностью, не говоря уже о том, что в идеале ей бы и вовсе прекратить это неподобающее занятие. Невольно пришло на ум, какой смех поднял бы сейчас Хадсон, застань он своего младшего партнера по решению проблем за этой беспощадной борьбой с гравитацией и тяжестью.

Постаравшись прийти в чувства, Мэтью осушил полную чашку воды, за ней — вторую и третью. Теперь казалось, тревожный колокол отчаянно и остервенело звенел прямо здесь, на крыльце, и хотя отчасти молодой человек разделял беспокойство Магнуса, который показал себя прекрасным соседом, готовым броситься на помощь, бо̀льшая часть души Мэтью сейчас хотела лишь просидеть неподвижно до самого утра.

Но этому желанию не суждено было сбыться, потому что Магнус успел подготовить Долли и свою вороную кобылу, стал на пороге так, будто готов был уходить на фронт, и крикнул:

— Мэтью! Давай, парень, нет времени!

На этот раз подняться на ноги и встать прямо — удалось. Где его сюртук и треуголка? Он нашел шляпу — наполовину раздавленную (должно быть, в тот момент, когда он безвольно съехал на пол), но отыскать в тусклом свете свой сюртук никак не выходило. Решив оставить поиски, он кое-как надел треуголку, пошатываясь, вышел из комнаты на крыльцо под покров ночи и попытался взобраться на Долли. Кобыла, должно быть, всерьез начала опасаться за свою жизнь с таким наездником, поэтому взбрыкнула и попыталась отшатнуться, однако молодой человек был настроен решительно и вожжи не отпустил. Магнус был готов пустить свою кобылу рысью, но из-за Мэтью был вынужден остановиться на легком шаге. Молодому человеку же пришлось лишь уповать на удачу, чтобы Долли не оступилась и не сломала ногу в темноте. Колокол все еще звонил, но никакого зарева от пожара в небе не наблюдалось: ночь была теплая и влажная, лес полнился стрекотом, криками птиц и жужжанием легионов насекомых.

Теперь, когда направление было взято, в голове у Мэтью хоть немного прояснилось. Звон колокола тем временем стал похож на беспорядочные удары гонга, которые легкой рябью проходили по телу. Мэтью чуть ударил Долли в бока, заставив ее держаться поближе к лошади Магнуса. Молодой человек невольно подумал, что такая спешка этого бородача на помощь жителям Грин Си была связана с Сарой Кинкэннон и, что, возможно, эта девушка сумеет обратить на себя взор Магнуса со своим добрым к нему отношением и отвлечь его внимание от леди Присскитт. А быть может, она уже отвлекла? Как знать!

Как бы то ни было, сейчас Магнуса интересовала только поставленная задача.

Итак, бородатая гора и молодой решатель проблем в смятой и криво надвинутой треуголке направили лошадей на дорогу и отправились в Грин Си. Копыта поднимали в воздух облака пыли. Колокол вдруг замолчал, но ощущение какого-то хаоса — или опасности — осталось. Вскоре Мэтью увидел впереди много огней, мелькающих между ивами, и, когда они с Магнусом сделали необходимый крюк, чтобы добраться до места, встретили на своем пути около тридцати человек, размахивающих факелами и фонарями. Некоторые мужчины прибыли сюда пешком, некоторые верхом, но все явились на зов в явной спешке, подняв с примятой травы целую армию ночных светляков, напоминающих мистические блуждающие огоньки.

Дом на плантации, вымощенный из красного кирпича, состоял из двух этажей, а парадный вход украшали четыре белые колонны. В большинстве окон горел свет, и толпа, слоняющаяся возле дома, то и дело беспокойно поглядывала в эти окна, будто нетерпеливо ожидая, что кто-то вот-вот появится.

Магнус придержал свою лошадь и спешился, едва заметно качнувшись, но удержавшись на твердых ногах. Мэтью тоже удалось сохранить равновесие, хотя и не без труда, и в движениях его сейчас было куда меньше грации: при спуске с седла колени его предательски подкосились, и молодой человек едва не рухнул наземь. Он уже готов был задать вопрос, однако Магнус опередил его, положив руку на плечо проходящего мимо человека:

— Что за шум? — спросил он.

— Сара Кинкэннон, — ответил мужчина, держа над головой факел, изредка выстреливающий немногочисленными искорками. — Убита.

Глава седьмая

До того, как Мэтью или Магнус смогли произнести хоть слово, парадная дверь дома открылась, и на крыльце появился коренастый смотритель Гриффин Ройс, который воинственно поднял фонарь и внушительно прокричал толпе:

— Молчать и слушать! Я говорю от имени мистера Кинкэннона, который сейчас не в том состоянии, чтобы говорить за себя! — он оглядел толпу в ожидании молчания и продолжил, лишь когда все окончательно смолкли. — Как вы уже знаете, — продолжил он. — Произошла страшная трагедия! Мисс Сара сегодня была убита. Жестоко зарезана мерзким рабом Абрамом. Около сорока минут тому назад Абрам, его отец Марс и его брат Тоби украли лодку. В последний раз их видел Джоэль Ганн плывущими вверх по течению. Я предлагаю десять фунтов тому, кто доставит сюда Абрама, Марса и Тоби… живыми или мертвыми. Если отец и брат решили покрывать убийцу, им придется заплатить за это сполна. Я присоединюсь к охоте сразу, как только смогу. Не знаю, как высоко по течению Солстис они сумели подняться и что планируют делать дальше, но я — вместе с мистером и миссис Кинкэннон — хотим, чтобы эти черные шкуры заплатили за свое преступление жизнью, если не согласятся сдаться добровольно! Есть вопросы?

— Грифф? — окликнул его хриплый бородатый человек. — Те десять фунтов — это за все три шкуры, или по десять за каждую?

— Пусть будет за каждого! За каждый набор ушей, голов, носов, скальпов — мне неважно, в каком они будут состоянии, главное, чтобы они были тут!

— Они вооружены? — спросил еще кто-то из толпы.

— Не знаю, — покачал головой Ройс. — Возможно, у них есть ножи.

— Ножи не смогут остановить мушкетные пули! — воскликнул голос рядом с Мэтью и Магнусом. — Я застрелю гадов из своей Бетси!

Это вызвало взрыв нервного и нетерпеливого смеха, и Мэтью решил, что многие в этой толпе будут не прочь поохотиться на рабов, особенно когда предлагается цена в десять фунтов за штуку. Складывалось такое впечатление, что у большинства мужчин уже руки чешутся приступить к столь… гм… веселой и легкой работе.

— Грифф! — окликнул приземистый рыжеволосый человек, стоящий всего в нескольких футах от Магнуса. У него был крючковатый нос и высокий лоб, помеченный глубоким шрамом, проходящим через левый глаз. — Говоришь, они отправились вверх по течению? Их видел Джоэль Ганн? — он дождался, пока смотритель кивнет. — Тогда к Дьяволу их! — бросил он и выразительно сплюнул на землю. — Пусть там и гниют! Я слышал истории о тех местах и, готов поспорить, каждый из присутствующих тоже слышал их. И я не намерен бросать жену и своих мальчишек и отправляться в этот проклятый край, сколько бы Кинкэннон ни предлагал!

По толпе пробежала небольшая буря вскриков, возгласов и свиста, хотя, надо признать, большинство добровольцев, прибывших сюда, сохранили угрюмое молчание.

— Что, струсил, Джеб? — спросил чей-то едкий голос. — Или уже сразу штаны обмочил?

— Струсил, говоришь? — кисло отозвался Джеб, и из ножен на его боку выскочила заточенная рапира, которая, судя по ее угрожающему виду, могла проколоть насквозь троих Магнусов Малдунов. Джеб держал оружие так, что в искусственном освещении факелов и фонарей на лезвии плясали дьявольски злые блики. — У меня есть, чем сражаться, и поверь, я знаю, как этим пользоваться, Мак-Гроу! Но я хочу сказать… что рапир и мушкетов может оказаться недостаточно, чтобы победить обитателей этого Богом забытого места! Почему бы нам просто не позволить этим черным шкурам уйти? Они ведь идут в никуда и, скорее всего, сами издохнут еще до первых лучей солнца в этом Дьявольском краю!

— А я за то, чтобы заработать тридцать фунтов! — выкрикнул другой житель Джубили с дикой каштановой бородой и в красном платке, повязанном вокруг лысой головы. Он поднял свое оружие — небольшой кремниевый пистолет. — Заккари ДеВей не боится! Я пущу пулю в любого демона или духа и сделаю это, смеясь!

Этому бахвальству вторил одобрительный хор высказываний, и вверх взметнулось множество вооруженных воинственных рук. Мэтью до сих пор чувствовал себя прескверно, перед глазами у него все расплывалось, но он сумел сфокусироваться на проскользнувшей мысли о том, что на этом маленьком клочке земли, пожалуй, собралось достаточно оружия, чтобы развязать небольшую войну. Возможно, все эти люди пришли сюда, заранее полагая, что будут проблемы с рабами, или со «шкурами», как они изволили выразиться.

— Послушайте! — закричал Ройс. — Эти истории, которых некоторые из вас опасаются, это… просто сказки, придуманные рабами, индейцами и полными дураками! — он указал на север. — Вы знаете, почему убийца мисс Сары и двое его сообщников двинулись вверх по течению, а не вниз? Потому что они уверены, что эти россказни удержат нас здесь, что мы побоимся идти туда и отпустим их на свободу! Я же… я хочу заявить сейчас, что присоединюсь к охоте даже не ради возможности заработать тридцать фунтов, но ради того, чтобы свершилось правосудие! Я сказал вам, чего хочет мистер Кинкэннон, и хочет он этого как можно быстрее. Так что любой человек, который сослужит мистеру Кинкэннону хорошую службу и поможет отомстить за смерть его любимой дочери, может получить мушкет, рапиру, саблю, нож или все, что нужно, взять лодку и начать охоту. Вот все, что я хотел сказать. Либо помогите нам найти убийцу, либо отправляйтесь домой спать, но лично я ожидаю, что хотя бы десять или двадцать человек из вас сейчас вспомнят, что мистер Кинкэннон фактически построил Джубили, и все вы обязаны ему! Решайте сами, готовы ли вы платить свои долги, или подожмете хвосты, испугавшись историй о призраках? Я все сказал, — с последними словами он демонстративно развернулся и направился обратно в дом.

Сборище народу начало понемногу рассыпа̀ться, распадаться на более мелкие группы, в которых люди усиленно о чем-то переговаривались между собой. Некоторые закурили трубки, продолжая размышлять. Немногие мужчины уже явно готовы были отправиться; без каких-либо дальнейших рассуждений они взобрались на своих лошадей и стремительно поскакали в Джубили к рыбацким лодкам и каноэ.

Голос Магнуса был напряженным, когда он обратился к Мэтью.

— Давай, — сказал он и подался в сторону дома. Он поднялся по ступенькам на крыльцо и постучал тяжелым кулаком в дверь. Мэтью почти безвольно поплелся за ним.

Дверь открыла молодая темнокожая служанка в платье и чепце.

— Скажите мистеру Кинкэннону, что Магнус Малдун хочет видеть его, — скомандовал великан, однако девушка покачала головой.

— Никого не может видеть, — ответила она. — Он ранен.

— В каком смысле ранен?

— Упал, когда увидел мисс Сару мертвой. Его пришлось отнести в спальню. Мизз Кинкэннон сейчас там, с ним, и он едва может разговаривать.

— Я хочу знать, как это произошло, — настаивал Магнус, поставив ботинок так, чтобы не дать захлопнуть дверь перед своим носом. — Если я не могу увидеть мистера Кинкэннона, я поговорю с…

— Вы здесь не командуете, — сказал Грифф Ройс, резко оттолкнув служанку в сторону и подняв глаза на пришельца, сверкая на бородатую гору злыми зелеными глазами. — Если хотите присоединиться к охоте, пожалуйста, но никаких дел в нашем доме у вас нет, — глаза метнулись к Мэтью. — Вы? Корбетт? Что вы тут делаете?

— Кажется, я… был немного… слишком много… выпил, и…

— Что он там бормочет? — нахмурился Ройс, обратившись к Малдуну. — Так, вы оба, прочь из дома!

Смотритель закрыл дверь, оттолкнув Магнуса на шаг назад, и задвижка тут же щелкнула с той стороны.

— Дружелюбный тип, — пробормотал Мэтью, заметив, что компресс на правом предплечье Ройса был удален и заменен на простые повязки. — С лошадьми тоже не ладит, похоже…

— Я должен узнать больше, — ответил Магнус. Лицо его было мрачным и темным. — Сара была прекрасной девушкой, — он покачал головой. — Не могу в это поверить! Убита рабом! Почему? — он оглянулся на остальных мужчин, взбирающихся на своих лошадей или садящихся в повозки. Кругом слышались хлесткие удары вожжей, скрип колес и отрывистые выкрики. Многие уже были вооружены холодным или огнестрельным оружием. — Через некоторое время на реке будет больше десятка лодок, — тихо фыркнул он. — Никого из беглецов живым не приведут, это точно. Три комплекта черных ушей, отрубленных чьей-то рапирой, может, даже скальпы, но живым не вернется ни убийца, ни его сообщники.

Мэтью вспомнил Сару Кинкэннон, сидящую на большом камне, уткнувшись лицом в сборник стихов Херрика, и перед глазами возникла ее лучезарная улыбка, которой она так напомнила юному решателю проблем его дорогую Берри. А если бы кто-то так внезапно убил Берри, как бы он среагировал? Это было бы горе, без сомнения. Ужасное горе. А потом…?

А потом, подумал он, его натура взяла бы все под контроль, и он захотел бы увидеть тело собственными глазами, обратить внимание на все важные детали и найти причину. Настоящую причину.

— Где может быть тело Сары? — спросил он.

— Или в доме, или в часовне — она прямо за домом. Как раз оттуда и звонил колокол. Может быть там….

— Давай выясним, — предложил Мэтью, который уже спустился по ступеням и зашагал в указанном направлении. По звуку тяжелых шагов по ступеням и далее по траве он понял, что Магнус последовал за ним.

Часовенка представляла собой небольшое здание из красного кирпича, как и особняк плантации. Вверх тянулась колокольня с одиноким колоколом, а в окнах плясал свет. Мэтью открыл дверь и вошел, взгляд его тут же упал на полдюжины скамеек и на кафедру перед ними, с которой, возможно, сам Кинкэннон читал Писание на фоне гобелена с изображением Иссуса на кресте. В мерцании фонарей с двумя свечами — по обе стороны от неподвижно замершей головы — лежало тело Сары Кинкэннон на алтаре подле трибун, накрытое белой простыней до самого подбородка. Ее руки были мирно сложены на груди, светлая ткань прикрывала все, кроме умиротворенно замершего лица, судя по которому можно было вообразить, что девушка просто спит. Это ощущение пропало, лишь когда Мэтью подошел и увидел темно-красные пятна крови, расползающиеся от чудовищной раны на горле. Светлые волосы были заколоты и изящно уложены вокруг головы. Мэтью отметил, какая неестественная бледность теперь накрыла ее лицо от потери крови, отметил, что веки ее были едва открыты, и из-под них были видны белки мертвых глаз, разрушающих мирный образ спящей красавицы. Молодой человек снял свою смятую треуголку в знак уважения к усопшей.

— Сара… — прошептал Магнус.

Он пронесся мимо Мэтью ураганом, остановился перед алтарем и сиротливым, растерянным взглядом уставился натело.

— Почему?.. Почему?

Гигант потянул дрожащие пальцы, чтобы нежно прикоснуться к щеке умершей.

— Не прикасайтесь к ней, — прохрипел надтреснутый голос из дальнего угла часовни.

Магнус и Мэтью повернулись на звук: там, на скамье виднелась чья-то стройная фигура.

— Я присматриваю за ней, — сказала старуха. Кожа ее была такой черной, что почти сливалась с накрывавшей ее темнотой в углу, куда не дотягивался свет фонарей. — И пока я смотрю, никто не коснется мисс Сары.

Она была одета в серое платье с жестким белым воротничком, вокруг головы был обернут завязанный спереди коричневый шарф. Ее лицо было изборождено множеством морщин, глубоко посаженные глаза сверкали удивительно живо и воинственно, а от совершенно белоснежных волос, кажется, почти ничего не осталось, кроме нескольких мелких прядей. Подбородок был острым, как кончик ножа, а об ее скулы, казалось, можно было порезаться. Она бесстрастно смотрела на двух мужчин, явно показывая, что вне зависимости от фактического положения и цвета кожи главной здесь была, есть и останется она.

Мэтью уже понял, кого перед собой видит.

— Вы — Бабуля Пэгг?

— Так меня называют, да, сэр, — ответила она.

— Я слышал о тебе, — сказал ей Магнус. — Я Магнус Малдун. Был другом мисс Сары.

— О-о-о, — кивнув, протянула она. — Мужчина с бутылками.

— А я встретил Сару только сегодня, — сообщил Мэтью. — Проезжал мимо и…

— Читатель, — проскрипела Бабуля Пэгг. — Должны были прибыть с визитом. Она мне сказала. Что ж… вот вы и здесь.

— Что случилось? — нахмурился Магнус и тут же поспешил поправиться. — То есть, я хочу спросить, как это случилось?

— Когда нож проделывает дырку в горле… а потом входит в спину еще шесть раз, человек обычно просто истекает кровью до смерти, — древние глаза оценивающе прошлись по Магнусу и Мэтью, но остановились на покойнице. — Мисс Сара была худенькая девочка. Недолго мучилась.

— Это сделал раб? По имени Абрам? — продолжал расспрашивать Магнус. — Зачем?

Старуха вздохнула, и прозвучал этот вздох, как ветер, пролетающий через кладбищенские надгробия; Мэтью подумал, что в этом звуке скрывается куда больше, чем кажется на первый взгляд.

— Мне кажется, или в вашем вздохе кроется какой-то ответ? — спросил молодой человек, доверившись своим ощущениям.

Некоторое время Бабуля Пэгг молчала. Она опустила глаза на свои ладони, грубые, как куски древесной коры, и сложила их на коленях.

— Здесь происходят разные вещи, — сказала она тихим и одновременно несколько торжественным голосом. — Все идет своим чередом. Как и на любой речной плантации. Лучше всего — не говорить об этих вещах, — она подняла пронзительный взгляд на Мэтью и повторила. — Лучше всего.

Мэтью вновь посмотрел на лицо покойницы. Ему доводилось видеть насилие и даже переживать его; ему приходилось видеть ужасные вещи в свои годы, но сейчас одна лишь мысль о том, что это юное создание только сегодня ходило среди живых — со своими мыслями, убеждениями, мечтаниями — а вечером была убита… так кроваво и жестоко — это было невыносимо. Он ощутил запах крови, идущий от ран, и лицо его исказилось гримасой боли бессилия. Если крепкий ликер после ужина из белок не сумел в достаточной степени скрутить его желудок, то на этот раз молодой человек был действительно близок к тому, чтобы вывернуться наизнанку.

— Вы знаете, почему Абрам так поступил? — спросил он, заставив себя собраться с силами.

Пожилая рабыня ответила молчанием.

— Я уверен, вы знаете, — продолжал подталкивать Мэтью, глядя на нее прямым пронзительным взглядом. — Я думаю, что вы знаете обо всех… вещах, которые творятся здесь. Ничто не проходит мимо вас, ведь так?

— Хм, — усмехнулась она в ответ, и глаза ее прищурились, как у ящерицы, лежащей под лучами жаркого солнца. — Уж не заставит ли меня серебро вашего языка позже кашлять свинцом?

— Думаю, свинец сегодня предназначается кое-кому другому. Троим мужчинам, которых должны вернуть сюда для суда, но…

Бабуля Пэгг вдруг моргнула и посмотрела на Мэтью, как если бы увидела его в новом свете во плоти.

— О! — воскликнула она. — О, да! Теперь я понимаю, что имела в виду мисс Сара, говоря о вас. Она сказала, что вы выглядели официально. Сказала, что вы, как… закон, — вспомнила она.

Мэтью вспомнил, как ответил: в каком-то смысле можно сказать, что я представляю закон. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, сейчас ему предстоит проявить себя так же, как в случае с Рэйчел Ховарт. Наверное, ему потребуется сделать все, чтобы увидеть, как убийца Сары Кинкэннон предстает перед справедливым судом. Но он ведь был здесь чужаком, он ничего не знал об этой плантации, о ее законах, о ее людях. Не составило труда понять, что сбежавшие рабы будут найдены, пойманы и убиты — толпа догонит их. Так не стоит ли перестать забивать себе голову? Может, лучше отправиться заниматься своими делами?

Бабуля Пэгг поднялась со своего места, после чего стало очевидно, что она ростом едва доставала Мэтью до плеча и была тонкой, как тень.

— Вы — закон? — спросила она с вызовом. — У вас есть необходимая власть?

— Какую власть вы имеете в виду?

— Умение совершать правильные поступки и видеть суть вещей? Такая власть.

— Такой — должен обладать каждый.

— Но далеко не все ее используют, — отрезала она. — Вы — используете?

— Все, что я хочу сейчас знать, — Магнус вмешался в разговор, отчаянно вздохнув. — Это обстоятельства, при которых это случилось. С чего бы рабу убивать мисс Сару?

— С чего бы кому-либо убивать мисс Сару? — Бабуля Пэгг вышла вперед и стала перед двумя мужчинами. — Не хочу выказать вам неуважения, прекрасные джентльмены, но вещи, которые вы слышите… не всегда обстоят так, как вы их воспринимаете.

— Я слушаю, — уверенно проговорил Мэтью.

— Но я не могу ничего сказать, сэр, потому что то, что я должна сказать, будет против закона. А вы — закон, поэтому… я говорить не буду.

Мэтью неприятно покоробили эти слова, но смысл, который в них вкладывала Бабуля Пэгг, он уловил. Что-то здесь произошло и помимо убийства Сары Кинкэннон, а может, даже в связи с ним. Что-то, попирающее закон, и пожилая женщина понимала, что встанет на опасный путь, если продолжит это обсуждать. И все же…. она обладала некоторой важной информацией, и Мэтью необходимо было найти способ ее выведать.

— Вы знаете, почему Абрам убил Сару? — вновь спросил он.

— Я ничего не знаю о том, как и почему Абрам убил мисс Сару, — был ответ. — Я лишь слышала, как об этом говорил Капитан-Ружье. Он сказал, что видел Абрама стоящим с ножом над телом мисс Сары за амбаром, когда она — уже убитая — лежала на земле.

— Кто этот Капитан-Ружье? — непонимающе нахмурился Мэтью.

— Джоэль Ганн, второй смотритель, — подсказал Магнус.

— Здесь два смотрителя? Джоэль Ганн и Гриффин Ройс?

Бабуля Пэгг кивнула.

— С одного стручка горошины, — кивнула она.

— Когда это произошло? Около часа назад, я полагаю?

— После наступления темноты, да. Примерно через четверть часа после того времени, когда нам запрещено покидать свои дома. Когда никого из рабов не должно быть поблизости от этого амбара или большого дома.

— Но Абрам там был? Зачем?

Бабуля Пэгг посмотрела на него прямым бесстрастным взглядом, и Мэтью решил, что она знала ответ на этот вопрос, но озвучить его не могла. Некоторое время прошло в молчании — похоже, старой рабыне понадобилось много сил, чтобы собраться с мыслями и снова заговорить.

— Марс — мой внук. Абрам и Тоби — мои правнуки. Моих сына и дочь… давным-давно продали на другую плантацию в Виргинии. Они теперь уже старые, как их мамочка. Знаете, я давно уже жду, что смерть заберет меня, ведь время давно пришло, но я продолжаю жить. Собственные дети дразнят меня, что время скоро иссушит мое тело так, что меня можно будет принять за кусок пергамента. И все же я продолжаю жить… — она улыбнулась тускло и вымученно, глаза ее печально блеснули в свете свечей. — Можно узнать, как вас зовут?

— Мэтью Корбетт.

— Ох, да, я помню, мисс Сара называла мне это имя. Мэть-тью, — старательно произнесла она. Затем сделала еще два шага и стала почти вплотную к Магнусу. — Если я скажу вам, что Абрам не убивал мисс Сару, вы мне поверите?

— Я не знаю, — честно ответил Мэтью.

— Что ж, справедливо, — хмыкнула она, приподнимая свой острый подбородок. — А что бы вы ответили, если б я сказала, что мужчины, звонившие в колокола и собравшиеся на охоту за рабами… поймают и убьют трех невинных мужчин, а настоящий убийца останется на свободе, ему все сойдет с рук и он сможет лишить жизни еще кого-то. Что бы вы ответили на это?

— Я бы ответил… что ваши слова нужно доказать.

— Доказывать нечего. Вот, в чем весь фокус. Вот, что он скрывает.

— Кто? — окончательно запутался Магнус. — Раб?

— Убийца, — сказала Бабуля Пэгг решительно, продолжая смотреть Мэтью в глаза. — И это не мой Абрам.

Мэтью задумался.

— И тогда, по вашему мнению, кто же убил Сару?

— Кто-то, кто испытывал ревность и бешенство. Кто хотел ее только для себя, а она ни капельки не хотела его. Он неверно истолковал то, чем мисс Сара и мой Абрам занимались в том амбаре много ночей подряд.

— У вас есть идеи относительно того, кто это мог быть?

— Не могу доказать. В том-то и фокус.

Перед тем, как Мэтью сумел сказать что-то в ответ, дверь часовни открылась, и на пороге появились мужчина и женщина. Женщина вошла первой и была явно поражена тем, что здесь присутствует кто-то, кроме Бабули Пэгг. Она мгновенно встрепенулась и вытянулась во весь рост.

— Мистер Малдун? — обратилась она, а затем с опаской перевела взгляд раскрасневшихся и опухших от слез глаз на Мэтью. — А вы кто такой, сэр?

Молодой человек представился. Женщина всячески старалась держаться с должной вежливостью, однако на ее лице отражалось страшное горе, и сохранять дружественное выражение лица у нее не получалось. Ей было чуть больше тридцати лет, и у нее были такие же ямочки на щеках, как у ее покойной дочери. Без сомнения, это была мадам Кинкэннон. Глаза ее сейчас были замучены слезами и казались черными, как тропический шторм. Она была одета в темно-синее платье с рюшами из белого кружева на горле и явно очень старалась держаться прямо и достойно, не сгибаясь под грузом внезапной трагедии.

— Я встретил вашу дочь сегодня, — объяснил Мэтью. — Проезжал мимо, направлялся к мистеру Малдуну через Джубили, где познакомился и с вашим супругом. Позволите ли поинтересоваться, как он себя чувствует?

— Он в постели, — ответила женщина. — До сих пор лежит с открытыми глазами и не может говорить. Мы отправили посыльного за доктором Стивенсоном. Позвольте узнать, что вы делаете в часовне? Это частная собственность.

— Мои извинения, мадам, я хотел увидеть тело…

— Частная собственность, — повторила мадам Кинкэннон, надавив на эти слова. — Пэгг, почему ты их впустила? Я же говорила тебе, что никто не должен входить! Я с самого начала сомневалась, стоит ли доверять тебе присматривать за ней…. ведь это твоикровные родственники сделали это с ней. Но решила довериться тебе, потому что Сара считала тебя своим хорошим другом!..

— Я сожалею, мэм, — склонив голову, ответила рабыня. — Я думаю, они уже собрались уходить.

— Убирайтесь отсюда оба! — прорычал человек, которому на вид было примерно сорок лет или около того. Он был тучным и коренастым, его щеки пылали гневом, а тяжелые челюсти скрипели от негодования. У него были светлые вьющиеся волосы, едва прикрывающие большой широкий лоб, и белокурая борода, неловко обрамляющая мясистый подбородок. Его темно-синие глаза опасно щурились под светлыми бровями, каждый волосок в которых, казалось, рос в разном направлении, опасно щурились. На боку незнакомца висел внушительный мушкет, который, похоже, любой момент мог быть пущен в ход. Одет этот человек был в простую белую рубашку, коричневые брюки, белые чулки и коричневые ботинки.

— Это Джоэль Ганн, — небрежно бросил Магнус, как если бы Мэтью и без того не догадался, что перед ним предстал Капитан-Ружье собственной персоной.

— Убирайтесь! — повторил Ганн еще более жестко. Он сделал шаг вперед и угрожающе повел мушкетом, словно бы демонстрируя, что может выстрелить в любую секунду. — Сейчас же!

— Я уверен, — обратился Мэтью к мадам Кинкэннон. — Что вы бы не хотели, чтобы мистер Ганн осквернил эту обитель печали еще одним убийством, не так ли? — голос его звучал ровно, лицо выражало спокойствие. — Я насладился коротким общением с вашей дочерью этим утром: она была прекрасной девушкой. Мне невыносимо видеть ее такой, и я соболезную вашему горю всеми силами своей души, но… прошу, мадам, позвольте мне задать несколько вопросов, чтобы… кое-что выяснить.

— Каких еще вопросов? — багрянец злобы медленно взобрался по щекам мадам Кинкэннон. — Как вы смеете приходить сюда и вторгаться со своим любопытством во время такого траура?!

— Поспешу объясниться: я прибыл из Нью-Йорка, где состаю на службе в филиале лондонского агентства «Герральд», специализирующегося на решении проблем, — Мэтью выдержал небольшую паузу и продолжил. — Проблем криминального характера в том числе. Возможно, сейчас я являюсь ближайшим представителем закона, которого вам удастся найти сегодня. И, если вы позволите мне, я предложу свои услуги и помогу всем, чем смогу.

— Нам не нужна помощь! — отрезал Ганн, делая еще один шаг вперед. — И вы не представитель закона! Вы что, констебль, или кто?

— Нет, не констебль, сэр, но…

— Тогда никакой вы не представитель закона. Миссис Кинкэннон хочет, чтобы вы убрались отсюда! Пошевеливайтесь! — на этот раз он и впрямь поднял мушкет, наведя его на точку между Мэтью и Магнусом.

Молодой человек не двинулся с места. Его сердце бешено колотилось, но он лишь поднял на Ганна прохладный взгляд и продолжил стоять на своем.

— Сэр, — произнес он. — Абрам держал нож в правой руке или в левой?

— Что?

— Мне известно, что это вы застали раба на месте преступления над телом Сары с ножом в руке. В какой руке он его держал? В правой или в левой?

— В правой! Он правша, в этом я уверен.

— И — простите меня, мадам, что задаю этот вопрос, — но в каком положении Сара лежала на земле? На животе или на спине?

— На животе. Она пыталась убежать от него, но он ударил ее ножом в спину полдюжины раз. Но… может, она упала на бок, не уверен. Когда я подбежал, она лежала на животе.

— Прошу вас… — едва слышно произнесла мадам Кинкэннон, опустившись на скамью, поддерживая себя дрожащими руками.

Мэтью упрямо продолжал, хотя он понимал, что причиняет своими вопросами боль матери, едва потерявшей дочь. Однако если упустить возможность сейчас, можно было никогда не выяснить правду об этом страшном убийстве. Что-то в словах Бабули Пэгг заставляло его интуитивно тянуться за нитью этого преступления и пытаться развязать этот клубок.

— У вас был фонарь? Вы с уверенностью можете сказать, что видели именно Абрама над телом мисс Сары?

— Фонарь у меня был. Я посветил прямо на него, когда пришел за амбар, и он стоял в десяти шагах от тела. Я застал его врасплох, он посмотрел на меня, швырнул нож в сторону и бросился бежать до рабского квартала. Я кинулся в погоню, приказывал остановиться, но он не подчинился, а бегает он быстро. Затем я опустился на колени рядом с мисс Сарой, но она… мне очень жаль, миссис Кинкэннон… она была уже мертва или на самой границе между жизнью и смертью, поэтому говорить уже не могла. И… кровь была повсюду. Я понял, что должен побыстрее позвать на помощь, и бросился к дому Гриффа, — смотритель сердито воззрился на Мэтью. — И какова же польза от этих вопросов? Абрам зарезал мисс Сару до смерти, вот, что произошло, — он презрительно покосился на Бабулю Пэгг. — Мы отправляемся вверх по течению реки, чтобы достать их всех: убийцу, его отца и брата. И если они не пойдут с нами по-хорошему, им же хуже.

Мэтью не закончил и не собирался позволять Джоэлю Ганну так легко завершить этот разговор.

— Как Абрам держал нож, сэр? За клинок? За ручку?

— За ручку, конечно!

— То есть, вы предположили, что он завершил свое дело за несколько секунд до того, как вы пришли?

— Сэр, пожалуйста! — женщина прижала руку ко лбу и зажмурилась. — Господи… прошу, избавьте нас от этих расспросов!

— Я знаю, что я видел, — твердо сказал Ганн, и выражение вызова отразилось на его лице. — Абрам убил мисс Сару. Он стоял там с окровавленным ножом в руке, а потом пустился в бега, и теперь направляется вверх по реке в попытке избежать правосудия. Что еще вам тут требуется знать?

— Хорошо, — сказал Мэтью, поворачиваясь к женщине. — Что ваша дочь могла делать там с наступлением темноты? Она ушла из дома в одиночку? Должна ли она была встретиться с кем-то? И что могло побудить Абрама убить вашу дочь? У вас есть какие-нибудь предположения?

Джоэль Ганн вдруг переменился в лице, на его пылающих гневом щеках выступил пот, верхняя губа приподнялась, как у оскалившегося животного, показав плохие коричневые зубы.

— Они звери, мистер! Если у вас нет рабов, то вы, верно, не знаете, что за ними нужен глаз да глаз, а в ночное время их следует запирать, потому что каждый из этих животных может оказаться убийцей с больной фантазией! Даже женщина. Не следует поворачиваться спиной к кому-то из них, или получите то же самое, что мисс Сара!

— Осади, — посоветовал Магнус смотрителю, возвысившись над Джоэлем Ганном и Мэтью. — Иначе, того и гляди, рука дрогнет, и курок спустишь.

— Покиньте это место немедленно! — собрав всю свою силу, воскликнула миссис Кинкэннон и с трудом поднялась. Ноги ее предательски дрогнули.

— Убирайтесь, пока я вас и впрямь не застрелил!

— Хорошо, как пожелаете, — спокойно ответил Мэтью. — Но, как я уже говорил, опыт в подобных делах у меня есть, — он бегло взглянул на Бабулю Пэгг, а затем вновь многозначительно посмотрел на миссис Кинкэннон. — У меня есть к вам одна просьба, и это, поверьте, очень важно, — он несколько секунд помедлил, позволяя присутствующим осмыслить его слова. — Я понимаю, что у вас сейчас ужасные и трудные времена. И я понимаю, что явился — точнее даже будет сказать, обрушился — на вас, как гром среди ясного неба, со своими вопросами. Но у меня действительно есть необходимые навыки… в этой области.

— Зачем вы нам нужны? — прорычал Ганн. — Абрам это сделал, все же ясно и просто! Когда Грифф побежал в большой дом, чтобы сообщить об этом, я направился в рабский квартал, чтобы отыскать Абрама, но он и остальные уже пустились в бега. Я поспешил к причалу, но они уже отчалили в своей лодке вверх по Солстис. У них с собой был факел, он горел, поэтому я хорошо их разглядел. Так что нечего вам здесь решать, отойдите в сторону. И ты тоже, Малдун. Мы сами будем вершить правосудие.

Наступил момент молчания, в котором Мэтью подумал, что его лишили всех возможных причин остаться. Однако вдруг тихий, но твердый голос произнес:

— Именно поэтому нам и нужен этот человек, кэп Ганн. Чтобы вершить правосудие.

Ганн выглядел так, словно ему только что отвесили звонкую оплеуху. Примерно так же выглядела и миссис Кинкэннон. Мэтью понял, что сейчас имело место неслыханное неподчинение для рабыни — даже несмотря на ее почтенный возраст. Сколько бы лет ни провела она уже на этом свете, Бабуля Пэгг не имела права возражать белому человеку, особенно смотрителю (не говоря уже о хозяйке). Молодой человек понял, что старуха решила все же высказаться, и если уж собралась, то на последствия ей было наплевать.

— Говорите, мой правнук заколол мисс Сару ножом до смерти? — продолжила она едва ли не командным тоном, опасно искушая судьбу. — Говорите, что видели его с ножом в руке? Но вы не видели, как он этот нож использовал, не так ли? Разве он не мог найти и поднять его? Что до того, почему Абрам пошел туда, и мисс Сара тоже… То, что я скажу, противоречит закону, который установил Масса Кинкэннон, — Бабуля Пэгг пристально посмотрела на Мэтью. — Некоторое время… с месяц, может, или чуть больше… мисс Сара и мой правнук тайно встречались за амбаром ночью после комендантского часа. Он говорил, юная мисс всегда была очень добра к нему. На эти встречи она приносила с собой две вещи: фонарь и книгу. Она учила Абрама читать. Так зачем, во имя всего святого, ему убивать ее?

— Потому что он такое же животное, как и остальные! — Джоэль Ганн едва не задыхался от ярости. — Потому что он хотел мисс Сару, но не мог этого себе позволить! Кто знает, почему еще? Я просто знаю, что она мертва, а ее убийца на свободе. Да и… учить раба — читать?! Это проклятая ложь! — он так дрожал, что Мэтью невольно подумал, будто его мушкет сейчас обозначит последний день Бабули Пэгг на этой земле. — Миссис Кинкэннон приказала вам уйти! Убирайтесь!

Хозяйка плантации стояла, уставившись в пол, и поддерживала себя обеими руками, упираясь в спинку скамьи, стоящей перед нею. Надтреснутым голосом, который мог бы принадлежать женщине на десяток лет старше, она проговорила:

— Это не ложь. Сара учила Абрама читать. Она сказала мне об этом две недели назад. Я говорила, что не одобряю этого… что если бы ее отец узнал, он наказал бы весь рабский квартал. Доновант не жалует плеть, но он бросился бы с нею на каждого мужчину в каждом рабском доме за такое преступление. И Сара тоже понесла бы наказание — какое-то…. Сначала я запретила это, но Сара не собиралась слушаться. Я знаю ее… знала, — женщина посмотрела своими раскрасневшимися глазами на тело дочери. — Сара говорила об Абраме раньше. Говорила, что он очень умный и может легко научиться читать. А она так любила свои книги… ей хотелось поделиться ими с кем-нибудь. Я не хотела, чтобы кто-то — особенно сама Сара — был наказан, поэтому… я помогала ей выскользнуть из дома с наступлением темноты. Всё было лучше, чем если б она свернула шею, упав при попытке вылезти из окна верхнего этажа. У нас была договоренность: один час — потом она должна была возвращаться. Я говорила ей, что нужно быть очень осторожной, что никто не должен ее заметить, иначе будут проблемы. Сегодня вечером, когда она не вернулась… я знала… знала, что случилось что-то ужасное, — она сокрушенно покачала головой. — Это я во всем виновата. И Доновант тоже винит меня во всем. Да. Это моя вина… — из ее горла вырвалось отчаянное рыдание, и мадам Кинкэннон зажала рот рукой в попытке удержать этот уродливый звук и не дать ему ворваться в мир. — Но почему? — выдохнула она. — За что он убил ее?

— Он не делал этого, Мизз Кинкэннон, — решительно сказала Бабуля Пэгг. — Нет. Только не Абрам. Она заставляла его светиться изнутри. Она дала ему что-то, ради чего стоит жить, мэм. Ее убил кто-то другой, кто-то, кто, наверное, видел ее в одну из ночей и выследил ее. Он оставил нож, чтобы его нашли, и тогда…

— Я не намерен слушать этот бред! — взорвался Ганн. — Слушать чертову старуху? Каргу, которая едва ли понимает, что реально? Нет! Господи, нужно подышать воздухом. Ушам своим не верю! — он отвернулся от Мэтью и Магнуса и зашагал к двери, а затем с шумом захлопнул ее за собой, и его шаги послышались на ступенях часовни.

Миссис Кинкэннон снова села, рассеянно глядя прямо перед собой.

— Вам, джентльмены, лучше уйти, — безучастно произнесла она. — Пожалуйста. Вы уже ничего не можете сделать.

— Вы не слышали мою просьбу, — напомнил ей Мэтью и подождал, пока взгляд женщины сосредоточится на нем. — Я хотел бы получить ваше разрешение осмотреть раны на теле Сары, — он поднял руку, предугадывая, что миссис Кинкэннон возразит, однако она не стала. — Это займет всего несколько минут. Между тем раны могут рассказать очень интересную историю, из которой можно вынести очень многое, — он опустил руку и внимательно воззрился на хозяйку Грин Си. — Вы позволите мне это сделать?

В течение долгого мгновения миссис Кинкэннон просто сидела, глядя на гобелен Иисуса на кресте, и не произносила ни слова. Слезы медленно стекали по ее щекам и капали с подбородка. Наконец, когда пауза невыносимо затянулась, женщина приняла решение и прошептала:

— Да.

Глава восьмая

На убитой молодой девушке до сих пор было то же желтое платье, что и в полдень — теперь перепачканное темно-красной кровью, натекшей из ужасающей раны на горле. Мэтью поднял простынь и постарался подготовиться к тому, что увидит под ней. Быстрый взгляд на разрезанное горло дал понять: позвать на помощь Сара не смогла бы, как ни старалась — скорее всего, она захлебнулась кровью, как только лезвие было извлечено.

Миссис Кинкэннон вздрогнула и отвернулась, с тяжелым вздохом опустив голову.

— Тот нож… он у вас сейчас? — спросил Мэтью.

Женщина нашла в своем голосе клочок силы.

— Да, он в доме. Обычный нож, ничего… примечательного.

— Кто его вам принес?

— Гриффин Ройс.

Мэтью кивнул. Он прикинул по виду раны, что длина лезвия составляла около шести дюймов. Миссис Кинкэннон была права: по идее, ничего примечательного в нем не было, однако намерение изучить орудие убийства осталось, если, конечно, убитая горем женщина позволит это сделать. Молодой человек заметил, что алтарь под телом тела Сары пропитался кровью. Ему вовсе не хотелось просить Магнуса перевернуть труп или делать этого самому — пожалуй, для присутствующей матери покойницы это было бы уже слишком.

— Колотые раны на верхней части спины или на нижней? — спросил он.

— На верхней… — с трудом выдавила женщина.

— Их шесть?

— Я не знаю. Да… шесть… кажется.

То есть, клинок несколько раз прошел через легкие, подумал Мэтью. По крайней мере, Сара не страдала слишком долго. При такой кровопотере она потеряла сознание быстро.

— Я бы хотел расспросить Гриффина Ройса, если это возможно.

— Он направлялся к причалу в последний раз, когда я его видела.

— Мне было бы любопытно узнать и больше подробностей от Джоэля Ганна, — Мэтью наклонился, чтобы исследовать рану на горле более тщательно. Был только один жестокий, резкий удар: девушка стояла лицом к лицу со своим убийцей. Затем она, вероятно, развернулась в тщетной попытке убежать, и получила остальные удары — уже в спину. Осознание того, что этим утром Сара была еще такой живой и полной внутреннего света, а сейчас смерть понемногу начинала процесс разложения ее тела, снедал Мэтью изнутри. Он с болью посмотрел на руки девушки, скрещенные на груди: поза, в которую кладут в гроб покойников.

— Кто уложил ее таким образом? — спросил Мэтью. — Кто заколол волосы и так расположил руки?

— Я, — ответила миссис Кинкэннон, и Мэтью решил, что это, пожалуй, было самой сложной задачей, какая когда-либо вставала перед этой женщиной. — Ройс и Ганн принесли ее сюда. Я попросила Пэгг присмотреть за ней — мне нужно было справиться о состоянии мужа.

Мэтью вспомнил, как руки девушки обхватывали книгу стихов. Он взглянул на ее пальцы, воскрешая в памяти то, как она протянула ему бутылочку с маслом семян фенхеля.

Погодите, подумал он. Наклонился ближе, затем еще немного.

Погодите, что это здесь?

Что-то было под ногтями указательного и среднего пальцев левой руки Сары. Какая-то корка некоего белого вещества… похожего на… глину?

Он понимал, как его поступок будет воспринят переживающей ужасное горе миссис Кинкэннон, но ему пришлось осторожно приподнять руку мертвой девушки и извлечь это вещество ногтем своего указательного пальца — что бы это ни было.

— Что вы делаете? — встревоженно воскликнула миссис Кинкэннон.

— Мэтью? — в голосе Магнуса тоже зазвучало некоторое напряжение.

Мэтью добыл небольшое количество глинообразного вещества и оставил его на своей ладони. От этой субстанции исходил слабый хлебный запах. Мука? — предположил он. — Возможно, перемешанная с глиной? Имелись и небольшие вкрапления зеленого цвета в этой смеси. Какие-то травы? Быть может, лечебные? — подумал молодой человек.

— Ох… — выдохнул он. От пришедшей в голову мысли сердце будто бы екнуло в груди.

— Что это? — спросил Магнус, перегнувшись через плечо Мэтью, чтобы посмотреть.

— Это, — ответил молодой решатель проблем, — то, что было содрано с внутренней стороны медицинского компресса. По крайней мере, я так думаю. Смесь глины, муки и лечебных трав, — он осторожно опустил руку покойницы в прежнее положение, а затем бережно натянул обратно прикрывавшую ее простыню. Затем повернулся к миссис Кинкэннон. — Вы говорите, что в последний раз видели Гриффина Ройса направляющимся к причалу?

— Да, некоторое время назад. А что с этим медицинским компрессом?

— Ройса ведь укусила лошадь, так? И доктор Стивенсон применил медицинский компресс для лечения инфекции? Когда я видел Ройса сегодня, у него на правом предплечье был компресс. Вечером же я отметил, что он сменил его на простую повязку. Я считаю, нам необходимо найти Ройса и спросить его, почему под ногтями левой руки Сары обнаружились материалы этого компресса. Как они могли туда попасть?

— Что вы хотите сказать? Почему это оказалось под ногтями Сары?

— Эта смесь могла там оказаться, — спокойно сказал Мэтью. — Если бы Сара попыталась схватиться за правое предплечье Ройса и по какой-то причине расцарапала компресс. И причиной могло быть то… что она попыталась перехватить движение руки, держащей нож, — он выдержал паузу, и часовня погрузилась в пугающую тишину. — Я хотел бы изучить предплечье Ройса на предмет царапин, — он повернулся к Бабуле Пэгг. — Расскажите, что знаете. Все. Сейчас не то время, чтобы что-то утаивать.

Бабуля Пэгг некоторое время не отвечала, и Мэтью решил, что столько лет рабства, наверное, заставляли ее постоянно задумываться о своих поступках, потому что они могли плохо сказаться на жителях целого рабского квартала. Однако вскоре ей удалось собраться с силами. Она закрыла глаза на несколько секунд — то ли молилась, то ли вспоминала детали — затем широко распахнула их и заговорила.

— Тут творится много всякого, о чем ни Масса, ни его Мизз не знают, — начала старая женщина. — Масса Кинкэннон не спускался в наш квартал или в поля. Это следовало делать, но у него были проблемы с ногой, поэтому он доверил своим кэпам вести дела. Сначала был хороший надзор от кэпа Джеймсона, но потом он состарился, и Масса нанял капитана Ройса в помощники. Не прошло двух месяцев, как дом кэпа Джеймсона загорелся. Поговаривали, будто он напился, уснул, опрокинул во сне свечу на какую-то одежду, и начался пожар, — она скривилась от отвращения. — Так на него не похоже…

Последний раз такое было, когда вспыхнул пожар… — вспомнил Мэтью слова Магнуса. — Это был последний раз, когда на моей памяти звонил этот колокол.

— Кэп Ройс получил возможность работать в тесном контакте с господином Кинкэнноном, — продолжала женщина. — Старался, чтобы контакт был и с мисс Сарой тоже…

— Что? — резко воскликнула миссис Кинкэннон.

— Это правда, — заверила Бабуля Пэгг. — Он впервые прибыл сюда, когда мисс Саре было четырнадцать лет, и кэп Ройс присматривал за девочкой. И за другими девочками тоже. Ливи… Молли Энн… Длинная Джейн… Мэйси. Молли Энн была почти на сносях, когда внезапно исчезла. Вы помните это, Мизз Кинкэннон? И все в большом доме думали, что Молли Энн сбежала и отправилась вверх по течению?

— Я помню. Хочешь сказать, что это Ройс… решил избавиться от нее?

— Доказать нельзя. Просто говорю, что я вижу.

— Если это правда, — покачала головой миссис Кинкэннон. — То почему никто ни слова не сказал моему мужу? Он хотел бы знать!

— По той же причине, по которой мисс Сара ничего не сказала о том, что кэп Ройс преследовал ее, — сказала Бабуля Пэгг. — Она сказала мне… что кэп Ройс упомянул забавный факт о том, как быстро может пожар охватить рабский квартал. Как быстро он может поглотить дом и всех, кто в нем. Он говорил, что не причинит мисс Саре никакого вреда, что просто развлекается с ней, но если она примет неправильное решение и расскажет кому-нибудь, как он пытался поцеловать или потрогать ее, когда никто не смотрит… то за это кое-то поплатится. Поэтому она старалась держаться как можно дальше от него и ничего никому не говорила. И вот, что вышло…

— Ройс убил ее? — прогрохотал Магнус. Голос его звучал опасно.

— Я не видела, как это случилось, — был ответ. — Просто знаю, что говорила мне мисс Сара. А немногим позже после того, как погиб кэп Джеймсон, сюда пришел работать и кэп Ганн. Виния говорила мне, что слышала в большом доме разговор, в котором кэп Ройс рекомендовал взять Капитана-Ружье на службу, говорил, что это очень хороший работник и хороший смотритель. Наверное, где-то работал с ним. Как я и говорю… кэпы Ганн и Ройс — с одного стручка горошины. Что бы ни делал кэп Ройс, Капитан-Ружье прикроет его спину. И наоборот. Они всегда прикрывали друг друга. Думаю, эти двое творили свои дела уже не на одной плантации. Я не могу сказать уверенно, что знаю, что сегодня случилось, но я знаю точно, что моему Абраму незачем было убивать мисс Сару. Обратите внимание на человека, который желал ее, и на человека, который сказал, что видел нож в руке Абрама.

— Но тогда Абрам не должен был бежать! — глаза миссис Кинкэннон лихорадочно блеснули. — Почему он не остался и не стал защищать себя?

— Потому что Абрам нарушил закон, мэм, — ответила Бабуля Пэгг. — Он был на улице тогда, когда не имел на это права. Даже если бы он наткнулся на тело уже на пути обратно в квартал и просто поднял нож, Абрам должен был понимать, что никакой защиты ему не будет, его просто отправят в петлю.

Мэтью сказал:

— Думаю, сейчас самое время попросить мистера Ганна вернуться и ответить на несколько вопросов. И первым будет вопрос: видел ли он книгу, лежащую рядом с телом?

Молодой человек шагнул к двери, открыл ее, но не обнаружил ничего, кроме теплого влажного воздуха и облака мошек снаружи.

— Вероятно, ушел, чтобы присоединиться к охоте, — сообщил Мэтью остальным. — Чем быстрее поймают и устранят Абрама и остальных, тем лучше будет расклад для Ройса и Ганна.

Голова миссис Кинкэннон неопределенно закачалась: женщина все глубже и горше осознавала, что произошло на ее земле.

— Бог мой… что же может заставить человека желать девушку так сильно, чтобы превратить его в убийцу?

— Желание обладать тем, чем обладать не можешь, — ответил Магнус твердым голосом. В этом вопросе опыт у него был. — Обладать кем-то, кого ты считаешь лучше себя самого. Кто, по-твоему, может сделать тебя лучше, — его железно-серые глаза смотрели куда-то поверх Мэтью. — Это нельзя так оставлять. Сара была моим другом. Я отправляюсь за Ройсом и Ганном. Выбью из них правду и, быть может, предотвращу новое убийство, — он кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. — Это кажется правильным по сравнению с тем, что я делал раньше. Может, это очистит меня самого и не даст угодить в ад?

Миссис Кинкэннон вышла вперед и стала между Магнусом и Мэтью, глядя на бледное лицо своей убитой дочери. Слезы вновь навернулись ей на глаза.

— В ней было столько жизни, — мягко произнесла женщина, нежно прикоснувшись к щеке мертвой девочки. — Наш единственный ребенок. Милостивый Боже… все это — про Абрама, Марса и Тоби… и Ройса с Ганном… у меня в голове не укладывается. Я не могу попросить Донованта о помощи. Что же мне делать?

— Вы можете помочь мне добыть мушкет или пистолет, рог для пороха, несколько пуль и кремень, — сказал Магнус. — Мешочек вяленого мяса и факел были бы тоже очень ценны. Затем позволить мне взять шлюпку с причала. Остальное сделаю я.

Женщина заглянула в глаза Мэтью.

— Вы пойдете с ним? Прошу вас… как представителя закона. Я заплачу вам, сколько скажете.

Мэтью понял, что его просят решить проблему уже официально. Это не просто задача, которая могла прийтись ему по вкусу, в которой беглые рабы должны были быть пойманы или убиты еще до рассвета. Нет, это была одна из тех задач, к которым его готовили и которые поклялся выполнять своим партнерам — мадам Герральд и Хадсону Грейтхаузу. Кроме того, решения этой проблемы остро требовало и его собственное чувство справедливости.

— Я попросил бы двадцать фунтов, — ответил он. — Чтобы разделить эту плату с мистером Малдуном. Это тебя устроит? — он спросил Магнуса, который согласно хмыкнул. — Тогда, — продолжил он, обращаясь уже к миссис Кинкэннон. — Мне бы хотелось взять с собой рапиру, если возможно, — он решил, что острый клинок понадобится ему там, куда он направляется. — Также очень важно, чтобы тело мисс Сары никуда не перемещали, оно должно остаться там, где есть сейчас. Хорошо?

— Хорошо. Я достану то, что вы оба попросили. Пэгг, отведи их к эллингу. Встретимся там, — она помедлила лишь секунду, чтобы еще раз рассмотреть лицо своей дочери, затем с бессильным вздохом отвернулась и покинула часовню.

— Идем, джентльмены, — позвала Бабуля Пэгг. — Не отставайте. Я стара, но все еще могу ходить быстро. Вы двое собираетесь подняться по Реке Духов… и есть вещи, которые следует знать о тех местах. Идемте, я расскажу вам, как рассказывала своим родным, каким образом вы сможете сохранить свои жизни.

Часть вторая. Я не Дэниел

Глава девятая

Взошла луна. Она была пугающе близка к своему полному состоянию и сияла белым призрачным диском над неспокойными водами Реки Духов.

Мэтью сидел в носовой части лодки и держал факел, освещая путь, пока Магнус работал веслами. Полчаса назад они покинули плантацию Грин Си и теперь следовали по изгибам реки, пролегающей через эту болотистую пустыню. Они медленно нагоняли вереницу из дюжины лодок, которая казалась Мэтью плавучим карнавалом, светящим своими огнями впереди. В лодках сидело по два, три или четыре человека, и некоторые из них, как заметил Мэтью, уже порядком захмелели непосредственно в процессе погони.

Напиток, похоже, был крепким, если судить по тому, как жители Джубили надрывали глотки в воинственных криках или похабных песенках. Из их лодок доносились и простирались над водой громкие истории о том, сколько они прошли вместе. Оглянувшись назад, Мэтью заметил еще несколько групп преследователей с факелами, которые также присоединились к охоте. В парно̀м и жарком болотистом воздухе царила странная атмосфера праздника и отчаяния, и Мэтью рассудил, что многие из этих людей гонятся за деньгами так алчно, будто мертвые рабы купили их самих.

Охотники то и дело причаливали то к одному, то к другому берегу в поисках того самого судна, которое Абрам, Марс и Тоби должны были оставить и пуститься в бега — уже пешком, — но пока никаких признаков брошенной лодки не наблюдалось, поэтому плавучий цирк продолжал свое путешествие по реке под гипнотическим светом луны и под аккомпанемент хмельного пения одурманенных мужчин, разносящегося по всему болоту. Клинки ловили и отражали искры, летящие от факелов.

Вдруг впереди раздался выстрел, и воодушевляющее веселье перешло в мрачное молчание. Однако вскоре все успокоились: Ничего там нет, джентльмены, ничего нет, просто старый Фоксворт видит тени в темноте!

— Все в порядке? — спросил Мэтью Магнуса, который продолжал усиленно грести. С момента, как они покинули причал, гора не произнесла ни слова.

Магнус издал низкий утробный звук, послуживший положительным ответом. Затем, к удивлению Мэтью, чернобородая гора перестала грести и крикнула в сторону опережающих их лодок:

— Ройс и Ганн! Слышите мой голос?

В следующий миг кто-то отозвался:

— Их тут нет!

Затем Мэтью услышал далекую скрипку, выцарапывающую из себя живенькую мелодию, а один из пассажиров лодки завыл, словно одурманенный кот. Магнус снова принялся грести, и вскоре их лодка поравнялась с тремя другими, в которых сидела в сумме дюжина человек, передававших туда-сюда флягу с выпивкой, смеявшихся над грубыми шутками про «шкуры» и ведущих себя так, будто отправились на грандиозное приключение, способное оторвать их задницы от кресел. С пистолетами и мушкетами, на вкус Мэтью, в этой компании был перебор. Молодому человеку казалось, что о предмете трагедии Кинкэннонов уже давно позабыли, и для всех добровольцев это превратилось в простое спортивное состязание, пропитанное ромом.

Вдруг впереди началась какая-то суета: несколько мужчин закричали, вскочили со своих мест и начали лихорадочно указывать на воду. Один из них наткнулся на что-то веслом, а другой тут же полоснул понизу своей рапирой. Воду продолжали лупить и баламутить еще некоторое время, а затем Мэтью увидел темный контур тела аллигатора, проплывшего мимо их с Магнусом лодки — ему удалось избежать и весла и лезвия. Он начал погружаться глубже в воду, в свои владения, покидая мир людей с надменным движением толстого хвоста.

Мэтью подумал о предупреждениях Бабули Пэгг, которые она дала перед самым отплытием с причала: если упадете в воду, вылезайте оттуда поскорее. Теперь понял, почему так следовало поступить, как только в свете факела показались красные блики в глазах аллигатора, злобно наблюдавших за процессией лодок. Между суднами быстро скользили чешуйчатые тела рептилий, будто дразня пассажиров. Поющий мужчина вмиг притих, и веселье прекратилось в присутствии этих речных монстров.

Магнус неустрашимо продолжал грести. Он держал устойчивый темп, устремив глаза вперед, и Мэтью подумал, что частью своей задачи Магнус полагает попытку очистить совесть перед Богом от греха трех убийств, совершенных во имя Пандоры Присскит.

— Вы должны следить за рекой, — сказала Бабуля Пэгг, когда добровольцы дожидались миссис Кинкэннон на причале. — Она злая. Она украдет вас, и минуты не пройдет, если вы не будете следить.

— Это река, — ответил тогда Мэтью. — Не больше и не меньше.

— О, нет, сэр, — тонкая улыбка старухи стала почти жуткой. — Она была проклята, как и все болото, и лес вокруг. Все вплоть до Ротботтома.

— Ротботтом? Что это? — спросил Мэтью.

— Это последний городок, который вы найдете. Едва ли даже городом назвать можно — он меньше Джубили. Его жители живут за болотом, продают шкуры своих аллигаторов в Чарльз-Тауне. Я не раз видела их лодки, проплывающие мимо время от времени.

— Это вы рассказали доктору Стивенсону о том, как утонул сын ведьмы, после чего место, якобы, было проклято? — вспомнил Мэтью. — Я понимаю, когда такие сказки рассказывают на ночь детям, чтобы не вылезали из постелей с наступлением темноты, но ведь в реальности таких вещей, как колдовство и проклятья, не существует.

— Я слышал часть этих историй, — сказал Магнус, опершись на перила. Вода плескалась у пирса, и ее плеск сопровождался кваканьем дюжин болотных лягушек. — Не верю ни в одну.

— Не я заклинала это место, не мне знать, — ответила Бабуля Пэгг. — Я слышала это от индейской женщины старше меня, которая раньше была поварихой в большом доме. В том году она умерла. Раньше она жила в Ротботтоме, когда-то была замужем, но позже ее мужа ухватил аллигатор и потащил за ноги на дно. Та женщина хорошо знала эти истории.

— Это все бессмыслица, — сказал Мэтью, наблюдая за парой подсвеченных факелами лодок, отправляющихся вверх по течению из Джубили. Он, как и Магнус, хотел как можно скорее приняться за работу, однако выступать без оружия было невозможно.

— Я скажу вам, — проскрипела старая женщина, стоя перед молодым человеком в свете звезд и восходящей луны. — То же, что сказала моим Марсу, Абраму и Тоби. Как остаться в живых, как только вы достигнете проклятой земли. Я сказала им пройти мимо Ротботтома. Вести себя тихо и не показывать фонари. Индейцы там могут сцапать сразу, если услышат хоть какой-то шум. Они опасны, и, поверьте, вы не захотите обращать на себя их внимание. Я скажу вам: идите дальше и минуйте еще несколько изгибов реки. Найдите место, где можно будет оставить лодку и перетащить ее в кусты. Тогда будьте готовы двигаться быстро и тихо и держите ножи наготове.

— Так у них есть ножи? — брови Магнуса поползли вверх. — Я думал, это противозаконно.

— Было и есть. Но Титус спрятал один, также как Эш и Джейкоб. И они отдали их своим друзьям. Мои мальчики взяли кожаный мешок со всей возможной едой, которую мы могли предложить им, и я сказала им брать лодку и немедленно начинать грести. Потому что теперь, когда мисс Сара лежит мертвая, а кэп Ганн клянется в правдивости своей лжи, никто и слушать не станет историю моего Абрама.

— Абрам успел рассказать вам, что случилось? — поинтересовался Мэтью.

— Он рассказал. Я знала, что по обыкновению мисс Сара должна была покинуть амбар со своим фонарем и книгой. Абрам должен был подождать несколько минут. Но когда он вышел и обошел амбар, он сказал, что едва не наступил на нее. Опустился на колени, позвал по имени, но она не отозвалась и не шевельнулась. Я хочу сообщить вам об этом прежде, чем придет Мизз Кинкэннон, но он рассказал, что нож торчал у бедной девочки из спины. Он вытащил его, сказал, что в тот момент сердце уже готово было выскочить у него из груди. А потом он услышал вопль кэпа Ройса: «Убийца!» в непосредственной близости от себя. Абрам поднял глаза и увидел его приближающимся с фонарем в руке. Он бросил нож и пустился бежать. Сказал, что тогда с трудом соображал, голова его была совершенно затуманена видом мисс Сары, лежащей там, в луже собственной крови в объятиях Смерти.

— То есть, по словам Абрама, Ганна там даже не было?

— Не было, насколько ему известно. Я не могла сказать этого раньше перед лицом Капитана-Ружье…

— Я полагаю, — сказал Мэтью. — Что Ройс совершил это в порыве страсти или ревности. А затем нашел Ганна и заставил его сфабриковать рассказ. Возможно, ему понадобилось смыть с себя кровь. Запачканная одежда еще может быть в его доме, неплохо бы там поискать. Думаю, у них с Ганном на счету уже хватает подобных инцидентов, которые они предпочли бы не вытаскивать на свет.

— Узнаем, когда поймаем их, — прогрохотал Магнус, его суровый взгляд уцепился за еще одну лодку в середине реки.

— Запомните кое-что, — настоятельно произнесла Бабуля Пэгг. — Держите вашу лодку в середине реки. Если упадете в воду, вылезайте оттуда поскорее. Ведите себя тихо, когда будете двигаться вверх по реке — настолько, насколько сможете. Если придется идти по пересеченной местности, остерегайтесь пиявок и трясины. А еще там много змей — некоторые из них ядовитые, как слюна Сатаны. А еще старая Кара сказала мне вот, что: если услышите детский плач, продолжайте идти. Не пытайтесь найти ребенка, просто продолжайте идти, потому что это дух, которого вы бы не захотели видеть.

— Тьфу! — презрительно сплюнул Магнус. — Не верю я в это!

— Просто помните о том, что я сказала, — настояла старая женщина, и совершенно неожиданно Мэтью перестал чувствовать себя видавшим виды решателем проблем и борцом за справедливость. Сейчас он сам себе больше напомнил клерка магистрата, угодившего в мутную воду по самую макушку…

Миссис Кинкэннон пришла, и с нею была молодая темнокожая девушка, которая ответила на стук Магнуса в дверь большого дома. Хозяйка плантации была мрачна и угрюма, хотя слезы на ее лице уже высохли. Она несла зажженный факел и кожаный мешок, который, решил Мэтью, был наполнен пищей, рассчитанной на длительное путешествие. Служанка несла мушкет и сумку из оленьей шкуры, где, вероятнее всего, был рог для пороха, сам порох и другие принадлежности для стрельбы, а также нож и кортик. Магнус принял мушкет и оба мешка, в то время как Мэтью взял на себя ответственность освещать путь и поспешил вооружиться кортиком. На причале нашлось две привязанные лодки, две веревки уходили в воду.

Пора было идти. Мэтью занял свое место в носовой части лодки. Магнус забрался тоже, отвязал судно, проверил, насколько хорошо зафиксированы весла, и приготовился.

— Удачи вам! — сказала миссис Кинкэннон. — Я буду молиться Всевышнему, чтобы у вас получилось сделать все правильно…

— Следите за рекой, джентльмены! — повторила Бабуля Пэгг, когда Магнус отталкивал лодку от причала в своих огромных грязных черных ботинках. — Господь с вами!

Мэтью кивнул в знак благодарности. Магнус быстро направил лодку к середине реки, и они легли на курс. Миновали один изгиб, на котором трава неспешно помахала им, торча из воды, напомнив волосы водяных нимф. Когда Мэтью снова оглянулся, он увидел только усыпанное звездами небо и темную реку, а впереди было несколько факелов и фонарей на приличном расстоянии.

Вскоре на территории аллигаторов их лодка поравнялась с плавучим карнавалом, и Мэтью стал беспокойно наблюдать, как огромные рептилии с красными огоньками в холодных глазах, вальяжно скрываются в камышах. Тот, что скользил по левой стороне, был как раз той причиной, что заставила переполошиться мужчин в лодке впереди, и теперь раненая спина этого зверя медленно проплыла перед глазами Мэтью. Молодой человек успел оценить, что огромный аллигатор, пожалуй, не уступает в длине их с Магнусом лодке. Мэтью заметил его ужасающую морду, впалые глаза — отвратительные, как кошмар сумасшедшего — и неожиданно для самого себя подумал о лорде Корнбери, губернаторе Нью-Йорка, кузене самой королевы Анны. Отчего мысль о нем пересеклась в сознании с образом чудовищной рептилии, молодой решатель проблем не знал.

Он оглянулся через плечо и сказал Магнусу:

— Я не верю в проклятья. И в ведьм тоже.

Магнус ничего не ответил, лишь продолжал упорно грести. Они уже опередили еще три лодки.

— Я когда-то был вовлечен в расследование случая предполагаемого колдовства, — продолжил Мэтью. — Жуткая была история, но все же это была работа человека, не темных сил…. безумная, злая работа, но человеческая.

— Хм, — только и отозвался Магнус.

— Цивилизованные люди не верят в такие вещи, — Мэтью заметил, что при заверении об этом его голос начинает звучать немного нервно. — Потому что… ничего такого не существует.

Он отвернулся от Магнуса, чтобы сосредоточиться на дороге, и тогда увидел, как один из пассажиров маячивших впереди лодок промахнулся, перебрасывая флягу с выпивкой на другое судно, и та неуклюже плюхнулась в воду, после чего прозвучало: «Джексон, ты идиот! Лови, не дай рому утонуть!»

Несчастный Джексон — грузный широкий человек, одетый в простую рубашку, потрепанную соломенную шляпу и брюки с заплатами на коленях — казалось, уже был изрядно навеселе. Он перегнулся через край и начал шарить в поисках фляги. Пальцы его уже ухватили желанный сосуд, но недостаточно быстро, чтобы река не успела нанести свой удар.

Массивная черная морда — пятнистая с узловатыми наростами — поднялась из воды и сомкнула свои огромные челюсти на запястье Джексона. Он вскрикнул, попытавшись вырваться, лихорадочно уцепился за руку другого человека, ближайшего к нему, который минуту назад голосил похабные песенки низким грудным голосом, а сейчас взвизгнул чуть ли не фальцетом, как испуганная дамочка. Тогда аллигатор — настоящий левиафан — потянул свою добычу, недовольно ударив по воде хвостом, и вот резко дернувшийся Джексон перевалился через борт, и его соломенная шляпа всего в нескольких футах от Мэтью поплавком всплыла на поверхность, а остальное тело скрылось на дне.

Второй человек успел высвободиться из хватки Джексона, однако потерял равновесие и сам перевалился через край лодки. Судно яростно закачалось, мужчины изо всех сил постарались восстановить равновесие и не допустить, чтобы вывалился кто-то еще.

Мэтью видел, как под днищем его лодки проскользнули к внезапной кормушке еще несколько особей. Отовсюду вдруг послышались хриплые испуганные крики других добровольцев. Кто-то запаниковал. Кто-то не выдержал и решил выстрелить из пистолета, который не причинил никакого вреда аллигатору, а лишь образовал облако сизого дыма и оторвал дощатый кусок от борта лодки, в которой и без того уже отсутствовала половина пассажиров. Вода бурлила и вспенивалась. Перед Мэтью вдруг мелькнуло искаженное в агонии лицо, пытавшееся ухватить последний глоток воздуха в речной пене, и тут же погрузилось вновь в воды Солстис.

Второй вывалившийся за борт человек отчаянно хватался за лодку и пытался подняться, чем раскачивал ее еще сильнее.

— Помоги мне, Бриггс! — умолял он, пытаясь втащить себя наверх. — Помоги же, Бриггс!

Но Бриггс, видимо, был слишком занят, пытаясь удержать себя от того, чтобы не выблевать злой напиток, попросившийся наружу от качки. Так что ни одна рука не была подана молившему о помощи, и вскоре его голос сорвался на полный ужаса крик, и его потянули вниз на самое дно. Аллигаторы скользили мимо со всех сторон между лодками, как эдакие корабли, сделанные из гадкого железа. Магнус прекратил грести вперед и даже попытался дать задний ход в попытке сохранить дистанцию между их с Мэтью лодкой и той, что могла вот-вот опрокинуться. Мэтью уже видел, как один из людей — возможно, тот самый Бриггс, — оставшихся в том судне, попытался веслом ударить по пальцам мужчины, все еще цепляющегося за борт, и в следующий момент Река Духов поглотила неудавшегося борца за жизнь так быстро, что никто даже не успел сказать «Тик-Так».

Хотя на глубине все еще виделись признаки борьбы, вторая жертва кровожадных рептилий на поверхность больше не поднялась. Качающаяся лодка начала постепенно выравниваться. Возможно, именно Бриггс, которого недавно звали на помощь, ради успокоения собственной совести теперь выкрикнул:

— Я должен был это сделать! С ним было уже покончено! Я должен был так поступить, иначе твари сожрали бы и нас тоже! — он оглянулся, плечи его сгорбились, как от удара плетью, а увенчанное тонким острым носом лицо исказилось от гнева. — Вы сделали бы то же самое! Каждый, мать вашу, из вас!

Никто не ответил. У Мэтью ответ был — должно быть, не все рептилии тут обитают в воде — но он знал, как мужчины из Джубили, вооруженные до зубов, могли отреагировать на подобный комментарий от незнакомца. Молодому человеку хотелось успокоиться и тоже пригубить чего-нибудь горячительного, потому что от увиденного сердце до сих пор колотилось, отдаваясь в горле, но сейчас было явно не время и не место пропускать стаканчик.

— Я не убивал его! — крикнул Бриггс всему миру. — Это аллигатор убил его, не я!

Есть, над чем подумать, решил Мэтью, но… времени на это у него не оказалось, потому что Джексон вдруг схватился своей оставшейся рукой за борт его лодки.

Перекошенное лицо, перемазанное черной слизью, дернуло бровью. Глаза светились безумием.

— Вытащи меня! — задохнулся он. — Ради Бога, вытащи меня!

Другая рука поднялась, хотя рукой это месиво из переломанных костей и пережеванных ошметков было назвать трудно. Мэтью увидел, как три или четыре аллигатора бросились за своей ускользнувшей жертвой. Рептилии вцепились в ноги человека. Джексон ахнул от боли несколько раз, однако его измученный взгляд все еще был устремлен на Мэтью в надежде на возможное спасение. Молодой человек потянулся, пытаясь ухватить мужчину за рубашку. Прежде, чем он успел это сделать, жертва вцепилась ему в предплечье и начала яростно тянуть его за борт в попытке подняться самому, и Мэтью понял, что сам оказался в опасности, тут же начав сопротивляться.

Магнус отбросил весла в сторону и потянулся за Мэтью, но в следующий момент…

… прогремел оглушительный мушкетный выстрел, и седовласая голова Джексона взорвалась кровавым фейерверком, забрызгав ошметками плоти и мозгов руки, рубашку и лицо Мэтью. Тяга прекратилась, молодой человек рассеянно выпустил труп, который сразу ускользнул обратно в пучину.

Потребовалось несколько секунд, чтобы Мэтью сумел сообразить, что только что случилось. Он стоял в носовой части лодки, факел был забрызган мозгами Джексона, а руки, рубашка и лицо Мэтью были все в крови и кусках плоти. Он посмотрел вокруг, в изумлении увидел шлюпку с тремя мужчинами на борту, подплывающую слева, чуть позади. Пара фонарей висело на крюках спереди. В носовой части с дымящимся мушкетом наперевес стоял Сэр-Воронье-Перо, худой костлявый человек в потрепанной соломенной шляпе и пером ворона, перехваченным лентой, на которого Мэтью обратил внимание еще днем: он видел его на крыльце магазина в Джубили.

Обретя, наконец, дар речи, Мэтью подался вперед. Под кровавой кашей, заливавшей лицо, кожа его пылала от гнева.

— Вы спятили? Я мог ему помочь!

— Нет, — ответ прозвучал каменным голосом от человека с каменным сердцем. — Джексон был уже мертв. Я спас тебе жизнь, мальчик. Он утянул бы тебя за собой.

— Я сказал, что мог его вытащить!

— Говори, что хочешь, но, поверь, его вдова будет рада, что он не явится к ней домой в корзине по частям, — человек опустился в лодку и, положив мушкет на ноги, начал перезаряжать его, достав все необходимое из своей сумки из кожи аллигатора. — Малдун, ты взял с собой этого дурного мальчишку в качестве приманки?

Магнус не счел нужным отвечать. Он лишь снова взялся за весла и начал усиленно грести.

До Мэтью вдруг дошло, что он не только был свидетелем убийства, но и сам оказался на линии огня.

— Я почти вытащил его… — запротестовал он, но голос его прозвучал совсем слабо.

— Нет. Это он чуть не затянул тебя.

— Сядь, Мэтью, — тихо сказал Магнус. — Оставь это.

Тон Магнуса и впрямь символизировал финал. Судно, несущее на себе Сэра-Воронье-Перо проскочило, его гребец — широкоплечий мужчина с длинной каштановой бородой в пропитанной потом серой рубашке — работал веслами, как машина. На корме сидел третий человек с прямой спиной, как проповедник на кафедре. В его руках тоже был мушкет. Он носил черный костюм и черную треуголку. У него был острый нос и изможденное лицо, настолько отталкивающее, что хотелось обойти его за три мили. Лодка с этими пассажирами перемещалась мимо сквозь мутные воды.

Мэтью сел. Его первым порывом было зачерпнуть воды, чтобы отмыть лицо, но он отметил, что аллигаторы все еще находятся близко, поэтому с омовением стоит подождать.

— Я мог его вытащить… — в какой-то момент снова произнес Мэтью. Запах крови привлек облако насекомых, круживших теперь вокруг его лица. — Я мог…

— Стемпер избавил Джексона от страданий и твою шкуру тоже спас. Так что просто забудь.

— Джубили — явно не тот город, где приветствуется идея о всеобщем братстве и взаимопомощи, да? — с горечью спросил Мэтью.

— Дело в здравом смысле, — ответствовал Магнус. — Человек упал в воду, аллигаторы порвали его на куски, и с такими ранами он все равно бы не выжил, даже если бы выбрался. Зато остальным это послужит уроком: нечего совать руки туда, откуда можешь их не вытащить.

Мэтью не имел никакого желания отступать от своих позиций и соглашаться с подобными принципами, но теперь, когда Джексон был хладнокровно убит, продолжать спор не было смысла. Молодой решатель проблем помахал факелом из стороны в сторону, стараясь отогнать назойливых насекомых, и в свете огня отразились красные искорки, блестящие в глазах затаившихся рептилий, ждущих своего часа в Реке Духов.

— Кто это был… человек с вороньим пером… кто он? — спросил Мэтью, чуть приведя свои разум и чувства в порядок.

— Большой человек в Джубили. Владелец Центрального Магазина. Зовут Бальтазар Стемпер. Человек за веслами — Калеб Боуи, работает на Стемпера. А тип в черном — местный проповедник Сэт Лотт.

Выходит, даже святой человек в городе присоединился к охоте за кровавыми деньгами, заметил Мэтью. И ему подумалось, что после того, как Джексону прострелили голову, а Бриггс до этого ударил своего друга веслом по руке и сбросил на съедение аллигаторам, можно с уверенностью сказать: жизнь на реке Духов явно не в цене. И если бы за убийство здесь хорошо платили каждый раз, селяне давно бы уже поубивали друг друга. Молодой человек так же понимал, что вскоре, когда на след рабов выйдут, мушкеты и рапиры станут неплохим способом сократить число конкурентов.

Возможно, Магнусу в то же время пришла та же мысль, потому что он вдруг начал взбираться вверх по течению реки с удвоенной силой и, набрав побольше воздуха в грудь, прогрохотал со всей силой своих могучих легких:

— Гриффин Ройс и Джоэль Ганн! Вы там?

На этот раз ни с одной лодки впереди ответа не последовало.

— Мне взять весла? — спросил Мэтью.

— Я доставлю нас туда, где мы сможем идти быстрее, — ответил Магнус, затем ему потребовалась секунда: он потянул руки и чуть размял спину, наклонившись в разные стороны, затем снова взялся за весла и направил лодку вперед.

Мэтью не представлял себе, который сейчас час. Небо было еще чернильно-черным, луна все еще стояла высоко. Огромные ивы переплетались ветвями над головами охотников. Шум на реке стих после страшной насильственной сцены. Свою власть почувствовали тучи насекомых и других болотных жителей. Мэтью ощущал чье-то чудовищное присутствие где-то там, вне досягаемости света его факела. Это был не один монстр, но многие, напряженно ожидающие в темноте момента, когда смогут вырваться вперед. Само болото, решил Мэтью. Оно уже показало аллигаторов, пиявок, змей, насекомых, но что-то еще приберегло напоследок. Что?..

Наверное, это были Гриффин Ройс и Джоэль Ганн где-то далеко впереди, в поисках беглецов, которым необходимо замолчать, чтобы прикрыть ложь. Это были такие же люди, как Бальтазар Стемпер, Калеб Боуи и Сет Лотт — жадные до денег и готовые пойти на убийство. Возможно, даже желающие этого. Такой была и целая толпа из Джубили, заглушившая свои отчаянные мысли спиртным, стараясь не думать, что они попросту убьют невинных рабов и принесут их уши ради денег, которые, возможно, помогут им подняться из пыли бедности.

Мэтью заметил, что сам он одной рукой держит факел, а второй — сжимает рукоять кортика. Насекомые все еще роились вокруг его лица, иногда жадно жаля его. Он знал, что, несмотря на свои лучшие намерения, действительно едва не потерял равновесие и не ушел под воду вместе с беднягой Джексоном. Поэтому… по правде говоря, мушкет действительно спас ему жизнь в эту ночь, хотя на деле он все еще оставался свидетелем двух хладнокровных убийств. Молодой человек вдруг страстно захотел оказаться в своей комфортной молочной, в знакомом городе Нью-Йорке со всей его постоянной оживленностью, частым шумом повозок и лошадиных копыт, со всеми сложностями… и… да… даже с холодными ветрами, дующими теперь от Берри Григсби.

Вдруг его посетила тревожная мысль, хотя от рассказов о ведьмах и проклятьях не было никакой пользы.

Я не покину эту реку прежним…

Что ж, а кто покинет? Смерть уже начала пожинать свои плоды. Но Мэтью глубоко в душе был уверен, что не жестокая сцена тронула его — нет, над ним тяготеет что-то, что еще не произошло.

Я не вернусь с этой реки прежним…

В нем поднималось чувство интенсивного страха, почему-то даже превосходившего тот, что молодой человек испытывал в обители Профессора Фэлла. Это продолжалось лишь недолгое время, но этого вполне хватило, чтобы холодная дрожь туманной угрюмой ночи забралась под его одежду. Он сжал кортик сильнее. Вряд ли это чем-то помогло помочь, но все лучше, чем ничего.

А теперь вперед… вперед… следуя за затихшей флотилией факелов и фонарей, за армией изголодавшихся по крови мужчин с пистолетами, ружьями и ножами, по извилистому течению Реки Духов — в край проклятой ведьмой земли. Туда сейчас направлялся Мэтью Корбетт, испачканный чужой кровью и со страхом читающий про себя молитвы о спасении своей бессмертной души.

Глава десятая

— Я должен отмыться, — сказал Мэтью, когда запах высохшей запекшейся крови на лице усилился настолько, что стал невыносим, а рой назойливых насекомых начал сводить с ума. До этих пор он сопротивлялся, усердно сжимая смятую треуголку и борясь с желанием опустить руку в воду, где все еще маячили фигуры аллигаторов. — Сможешь причалить на минуту? — спросил он Магнуса, который помедлил с ответом, затем кивнул и направил лодку в сторону северного берега. Как только молодой человек попросил об этой услуге, он тут же вспомнил наставление Бабули Пэгг: держите вашу лодку в середине реки. Впрочем, небольшая пауза на берегу, чтобы отмыться в неглубокой воде, не принесет проклятия на его голову, подумал Мэтью. И в любом случае, отмыть лицо от крови было необходимо.

Позади и впереди маячили огни других лодок. Мэтью полагал, что они с Магнусом находятся где-то в центре этого плавучего карнавала, и пока ни одного крика о том, что брошенная лодка найдена, или ни одного выстрела в беглецов слышно не было после того, как Магнус окликнул Гриффина Ройса и Джоэля Ганна.

Лодка потихоньку причалила к илистому берегу посреди спутанных зарослей. Вода здесь была лишь в несколько дюймов глубиной, и в свете факела не показывались злые с красным отблеском глаза рептилий, ожидающих в высоких сорняках. Мэтью склонился над водой…

— Осторожнее, — предостерег Магнус, удержав Мэтью от необдуманных действий. — Не свались.

— Спасибо, — кивнул молодой человек, смочив окровавленное лицо и рубашку и с наслаждением начав стирать с себя отвратительную кровавую корку. В этот момент ему показалось, что сквозь заросли пробивается слабый свет.

Свет из окон? — подумал он. — Ах, да… городок Ротботтом, если верить словам Бабули Пэгг. Последний оплот цивилизации на Реке Духов.

Гул лягушачьего кваканья, шум светляков и ночных насекомых составляли беспорядочную ночную какофонию. Казалось, что гудение и жужжание сотен мелких кровососов кружило голову и иссушивало уставшие глаза. Мэтью отмахнулся факелом и усиленно продолжил очищать лицо от крови и засохших кусков плоти. В паузе между атакой аллигаторов и своей просьбой причалить к берегу он успел подумать, что, возможно, троих беглецов и не удастся найти — или спасти от смерти, которая настигнет их в лице кого-то из этих алчущих до денег людей. На деле шанс, что беглых рабов не выйдет спасти, если их действительно кто-то отыщет, был очень велик. В этом случае все будет напрасно. И все же… кем бы был Мэтью, если б не попытался?

— Придется ускориться, — констатировал Магнус. — Попробуем добраться до начала этой цепочки. Здесь, позади всех, мы ничего не сможем сделать.

— Я знаю, — отозвался Мэтью.

— Как нам помешать убить «шкуры»? — спросил Магнус, как будто это осенило его лишь в последние несколько секунд. — И как мы собираемся доказать, что Ройс убийца? Ведь все, что у нас есть, это какая-то глина под ногтями Сары и россказни Бабули Пэгг. Этого недостаточно, чтобы послать белого человека на виселицу. К тому же Ганн за него вступится. Черт, а остальные просто убьют этих беглых рабов и отрежут им уши, прежде чем нам удастся поговорить с ними… и чем тогда мы будем доказывать правду?

— Этого… я не знаю, — честно признался Мэтью. — Первое, что мы должны сделать, если сможем, это предотвратить смерть Абрама и остальных. Ройс и Ганн хотят, чтобы они замолчали навсегда, но вряд ли доверят реке и болоту сделать работу за них. Поэтому если нам удастся найти рабов первыми, это уже будет очень много.

И да сопутствует нам в этом удача, — подумал он. Затем вновь отмахнулся факелом от гудящего облака насекомых.

— Да будь прокляты эти твари! — взбесился он. — Они повсюду!

Магнус почесал щеку, куда только приземлился один из кровососов и оставил зудящий след.

— Перед тем, как поселиться в Джубили, — начал он. — Бальтазар Стемпер успел зарекомендовать себя как отличный ловец беглых рабов. И Боуи тоже. Если кто-то и сможет найти беглецов, то именно эти двое. А с ними полусбрендивший проповедник, который легко в горячке нажмет на спусковой крючок. Я бы не повернулся спиной ни к одному из этих троих.

— Кажется, у нас подобралась отличная компания для такой прогулки, — хмыкнул Мэтью, закончив оттирать лицо, снова махнул факелом, чтобы отогнать летающее голодное сборище и забрался обратно в лодку.

— Грязь, — произнес кто-то.

Голос заставил Мэтью замереть, хотя сказано это было так тихо, что, возможно лишь почудилось в слабом дуновении знойного болотного ветра, тронувшего камыши. Но нет, оно не послышалось. Это был женский бархатно-дымчатый голос. Мэтью знал, что кто-то стоял там, посреди подлеска, однако его факел не мог пробиться через мрак, чтобы высветить фигуру.

— Что? — переспросил он, будто адресовал свой вопрос самому болоту.

— Грязь, — повторили в ответ, а затем фигура двинулась вперед сквозь дикие заросли лоз, терновника и сорняков. Приблизился и ее факел, наконец, выхватив незнакомку из тени. — Грязь отгоняет их, — она подошла без приглашения и посмотрела молодому человеку в глаза, словно могла проникнуть в самую суть его души. Мэтью почувствовал себя так, будто в каждом месте, куда попадал этот пронзительный взгляд, только что провели масштабные раскопки, и это заставило его захотеть отступить в сторону от молодой девушки… однако он сдержал этот порыв.

Затем, не дожидаясь вопроса, она наклонилась, зачерпнула горсть темной речной грязи и протянула ее в подтверждение своих слов. Молодой человек почувствовал сильный болотистый запах, пьянящий землистый аромат, который действительно мог служить репеллентом со своим духом многократного распада и возрождения. Как ни странно, Мэтью уловил и странный лекарственный запах — едкий, как камфара. Он задался вопросом, сколько тысяч мертвых деревьев и речных растений с течением лет оставили свой след в этой кучке грязи? Казалось, девушка предлагает ему чудодейственный бальзам, созданной самой Рекой Духов.

Мэтью понял, что именно ему пытались сообщить, поэтому последовал примеру, зачерпнул немного речной грязи и пальцами размазал ее полосками по переносице, лбу, щекам и подбородку — подобно боевой раскраске против жуков.

— Нужно больше, — настояла незнакомка.

— Спасибо, — сказал молодой человек, а насекомые тем временем перестали так неистово кружить вокруг и вынуждены были прервать свой пир.

Она стояла перед ним, глядя на него своими темно-синими глазами, которые блестели в свете факела и игристых звезд, сияющих в небе.

— Довольно, — сказала она, наконец, своим бархатным дымчатым голосом.

Определено, она одна из жителей Ротботтома, подумал Мэтью. Но она была не тем, что он, пожалуй, ожидал увидеть здесь, в этом краю, на этом последнем клочке так называемой цивилизации, отгораживающей мир от настоящей болотистой пустыни. С одной стороны незнакомка казалась очень милой. Мэтью даже мог бы назвать ее красивой, причем намного более красивой, нежели Пандора Присскит, потому что красота молодой дикарки была необузданной и естественной в своем очаровании. На вид ей было, возможно, семнадцать или восемнадцать лет. Девушка была тонкокостной и худой и носила платье, сшитое из какой-то грубой серой ткани, но на шее украшенное кружевами цвета индиго. Волосы незнакомки были черными и блестящими. Ничем не заколотые и не убранные по моде Чарльз-Тауна, они аккуратно ниспадали крупными волнами на ее плечи. Лоб прикрывала длинная челка. У нее были красивые четко очерченные губы и тонкий нос с легкой горбинкой с чуть вздернутым кончиком, будто бы выражающим презрение ко всему окружающему дикому миру. Нижняя часть лица была широкой, от нее веяло твердостью и непокорностью духа. На деле она встретила двух путников так, будто всем своим видом хотела показать: это ее мир, и эти двое незваных гостей никогда не станут хозяевами здесь.

— Мое имя Куинн Тейт, — сказала молодая девушка. — А ваши?

— Мэтью Корбетт. А это…

— Магнус Малдун, — представился великан. — Думаю, я могу сам говорить за себя.

— Мэтью Корбетт, — повторила она задумчиво, продолжая пристально смотреть на молодого человека. — Я видела лодки, идущие вверх по реке. Что происходит?

— Идет охота на троих беглых рабов, сбежавших с плантации Грин Си. Но… на самом деле все обстоит немного сложнее.

— Я слышала выстрелы. Другие жители тоже были здесь, пытались позвать этих лодочников, но никто не ответил…

— Они очень спешат. Мы остановились только для того, чтобы… ну…

— Вы хотели отмыть лицо, — сказала Куинн с многозначительной улыбкой, которая говорила лишь об одном: эта девушка знает больше, чем кажется.

— Нам нужно продолжать путь, мисс, — сказал ей Магнус. — Спасибо, что помогли моему другу, — он оттолкнулся веслами, уперев их в речную грязь, и приготовился отплыть.

Куинн дождалась, пока судно начнет дрейфовать в течении реки, прежде чем заговорить снова.

— Я думаю, вам все еще нужна помощь.

— Мы справимся, — отозвался Магнус.

— Нет, — твердо возразила она. — Вы не справитесь. Как и большинство мужчин, что опережают вас. Те, кто идут первыми… без нужных знаний… они идут туда, откуда… не вернутся.

— Аа-га, — протянул Магнус, вновь направляя лодку к середине реки.

— Минуту, — попросил Мэтью, надеясь, что Магнус чуть помедлит, потому что что-то в голосе этой девочки… что-то в той самой уверенности, в этом знании, о котором она говорила, звучало как настоящее предупреждение. — Куда они на самом деле идут? Во что ввязываются? Те, кто идут первыми, — пояснил он.

— Перво-наперво, они скоро достигнут места, — сказала Куинн, стоя в грязи в свете факела. — Которое называется деревней «Мертвых при жизни», — она говорила тихо, но голос ее звучал с особой силой и разносился по мутным водам реки.

— Что? — переспросил Магнус в своей рычащей манере.

— Индейцы называют это как-то по-другому. Название, которое я не могу произнести и подобрать подходящее соответствие на моем языке. Это как… их маленький кусочек Ада на земле. Недалеко вверх по течению. В миле отсюда, может, чуть больше.

— Хорошо, стало быть, это индейская деревня, — сказал Магнус, в несколько гребков снова приблизив лодку к Куинн. — И что же делает это место таким непроходимым в отличие от других?

— Воины выходят по ночам, — ответила она будничным тоном. — Охотиться. Им неважно, кого ловить. Для них все дело в игре. Это я слышала от некоторых, кому удавалось оттуда возвратиться. Я бы не хотела быть пойманной кем-нибудь из них, потому что это деревня, куда все племена на несколько миль вокруг сгоняют своих плохих мужчин и женщин — всех, кто… как вы это называете?.. у кого не все в порядке с головой.

— Это деревня ссыльных? — спросил Мэтью. Или что-то вроде индейского бедлама, подумал он, но эту мысль пока придержал при себе.

— Называйте, как хотите. Важно то, что те факелы, которые горят впереди, привлекут их, как мух привлекает… — она пожала плечами и помедлила, подбирая верное слово. — Мертвечина.

Магнус сел и опустил весла на колени. Он потер рот рукой, и Мэтью заметил, что его спутник начинает размышлять, насколько Абрам, Марс и Тоби в действительности сто̀ят того, чтобы идти вверх по реке, особенно в связи с тем, что — если девушка права — они могут быть уже пойманы этими обезумевшими индейцами. Но его сомнения быстро улетучились, и Магнус вновь взял весла, размяв плечи.

— Мы продолжим путь, — объявил он. Их догоняло несколько лодок, которые некоторое время назад удалось оставить далеко позади, и сейчас сидящие в них люди были уже достаточно близко, чтобы расслышать их пьяные песни, смех и громкие возгласы. Пассажиры этих суден явно были лишены удовольствия видеть борьбу за жизнь несчастных мужчин, разорванных аллигаторами, и части тел определенно не проплывали по реке у самого взора хмельных охотников.

— Ты — это он? — вдруг спросила Куинн, явно обращаясь к Мэтью.

— Прошу прощения? — переспросил он, не вполне понимая, о чем она говорит. Проплывающая по небу луна, казалось, разрезала воду между ними на части.

— Ты — это он? — повторила она, и взгляд ее стал тверже. — Да, я думаю, так и есть. Я думаю… ты не подошел бы ко мне, если б не был им. А я не была бы здесь в ожидании тебя. Да, — она кивнула. — Я знаю, кто ты. Кто ты на самом деле, я имею в виду.

— Ты меня знаешь? Как?

— У тебя было другое имя, но теперь ты называешь себя Мэтью Корбетт… только это не настоящее твое имя.

— Она выжила из ума, — прошептал Магнус так тихо, чтобы только Мэтью услышал его. — Болотная лихорадка, наверное.

Мэтью подумал, что Магнус в чем-то прав, но все же… он должен был задать мучившие его вопросы.

— И какое же у меня, по-твоему, настоящее имя? И откуда ты меня знаешь?

— О, — она ответила со слабой, печальной улыбкой. — Ты жил здесь. Ты меня не помнишь, наверное… пока что, но я никогда не забывала тебя.

— Болотная лихорадка, — повторил Магнус, начиная снова работать веслами и направлять лодку вперед.

Девушка подалась в их сторону через грязный берег. На ней были кожаные сандалии, которые погружались в ил с каждым шагом все глубже.

— Я могу помочь, — повторила она. — Там, вверх по течению. Я знаю, что надо делать, я могу пойти с тобой.

— Жаль, — пробормотал Магнус. — Такая красивая девочка, но ненормальная.

— Не уходи! — воскликнула Куинн, когда поняла, что лодка спешно отдаляется от нее. — Не оставляй меня снова! Слышишь? — в ее голосе зазвучала нотка паники. — Прошу, не бросай меня!

— Не слушай, — Магнус вновь принялся грести, и лодка быстро набирала скорость. — Это бесполезно.

— Мэтью! — Куинн взмахнула своим факелом назад и вперед с отчаянной силой. — Ты сказал, что вернешься ко мне! Пожалуйста!

И хотя Мэтью старался не слушать, он не мог ничего сделать с тем, что умел слышать. Он не оглянулся в ее сторону, хотя это потребовало от него огромных усилий. Грязь на его лице высыхала, и он чувствовал, как на лбу под ней проступают капельки пота. Они выступили на висках и шее и принялись лениво скатываться вниз. Он никогда в жизни не видел эту девушку, насколько он знал. Как он мог ей что-то обещать после своего ухода? Он никогда на этой реке не бывал прежде, ничего не слышал о Ротботтоме. Мэтью! — он услышал, как она позвала его снова, а затем замолчала.

Когда Магнус увел лодку еще немного дальше, и дистанция между ними и темными контурами домов Ротботтома увеличилась, Мэтью заговорил:

— Я не знаю, как это понимать. Наверное, ты прав. Насчет болотной лихорадки. Она думает, что я кто-то другой.

— Может, ты просто напомнил ей кого-то, кого она когда-то знала, — предположил Магнус. — Чертовски обидно! За нее, разумеется.

Они миновали еще один изгиб змеиного речного контура и вскоре нагнали небольшую группу лодок и каноэ. Свет от факелов игриво отражался от поверхности воды. Мэтью заметил, что снова передаются по кругу фляги с ромом, и грубые голоса вновь горланят невнятные похабные песенки. Чуть впереди, на носовой части одной из лодок стол человек с флягой в одной руке и рапирой в другой. Сделав мощный глоток, он полоснул клинком из стороны в сторону, как будто сражался с каким-то невидимым врагом.

Тем временем Мэтью вспоминал Сару Кинкэннон: девушка очень отчетливо запечатлелась в его памяти — сидящая на валуне в тени деревьев, увлеченно читая книгу. Как быстро может измениться жизнь, думал молодой решатель проблем, и как быстро эта жизнь может оборваться. Он вспомнил, как девушка помрачнела, когда речь зашла о рабах. Но, так или иначе, рабы были необходимы на плантации, ибо лишь рабы обладали необходимой выносливостью, чтобы работать в этой болотистой местности под палящими лучами солнца в условиях, которых не вынес бы ни один белый человек. Разумеется, много рабов было и в Нью-Йорке — это тоже было непреложным фактом. Только разница между рабовладельцами северных колоний и южных заключалась в тех условиях, которые диктовала сама земля. В Нью-Йорке рабы обыкновенно жили на чердаке или в подвале главного здания, а на плантации было достаточно территории, чтобы создать целые рабские кварталы. Была ли работа невольников тяжелее на севере или на юге? Северные рабы использовались чаще всего в качестве рабочей силы в поле или на причале, а также в домашнем хозяйстве, а здесь тяжелый труд ожидал на открытом воздухе под солнцем. Трудно было сказать. Плети активно использовались, насколько знал Мэтью, и в южных, и в северных колониях, и частота их применения зависела исключительно от милости и мотивов рабовладельца.

Магнус легко и быстро греб. Он работал намного усерднее, чем гребцы на лодках впереди, и поэтому быстро нагонял их и вскоре мог перегнать.

— Сара казалась прекрасной юной девушкой, — сказал Мэтью. — Ты впечатлял ее своим искусством, — когда Магнус оставил этот комментарий без ответа, молодой человек решил продолжить. — Твоим мастерством стеклодува. Ей нравились твои работы.

Сначала Мэтью решил, что Магнус был слишком поглощен своим занятием: греб так, что не слышал никого вокруг. Однако затем великан пожал своими массивными плечами и ответил:

— Рад, что так. Она заплатила мне за них, но делал я их не поэтому. Я хотел, чтобы эти вещи ей нравились. Мне было приятно приходить и просто разговаривать с ней.

— Вы проводили много времени вместе?

— Нет, не много, — он одарил Мэтью быстрым, острым взглядом, которым будто заявлял, что все еще намерен продолжать вести образ жизни отшельника. — Но я приходил навестить ее. Она всегда была добра ко мне. Летом предлагала мне чашку лимонада. Зимой — кружку сидра. И она хотела узнать обо мне. Стеклодувное дело… это тоже, да… но она хотела узнать про меня. Как я здесь оказался, где бывал, чем занимаюсь, о чем думаю. Я начал делать бутылки и знал, что ей понравится даже не использовать их, а… просто собирать — из-за того, как они окрашены. Зеленые и красные были ее любимыми. Когда я приносил ей что-то, я был уверен, что ей понравится… ты бы видел, как начинало светиться ее лицо! А ее глаза! А ее улыбка! Это давало мне возможность почувствовать себя хорошо в душе — осознание того, что я принес ей что-то, что она сочла красивым. Я однажды хотел отнести некоторые свои бутылки Пандоре, но мистер Присскитт даже не пустил меня на порог. Сказал, что если я вернусь, он пустит мне пулю между глаз, — Магнус вдруг перестал грести и позволил лодке какое-то время дрейфовать. — Наверное, это своеобразный ад: думать, что любишь кого-то, кому наплевать, жив ты или мертв, не так ли? Кто ни капли не заботится о тебе… а ты все продолжаешь, потому что уверен, что когда-нибудь добьешься своего. Это как стучаться в запертую дверь или биться лбом в стену. Или проломится стена, или твоя голова, но рано или поздно обязательно случится либо одно, либо другое, — он вновь взялся за весла, его глаза устремили взгляд сквозь Мэтью на реку. — Ты считаешь, должно быть, что я жалкий отброс человечества, верно? Если позволил себе быть увлеченным такой женщиной.

— Я думаю, каждый мужчина может быть одержим женщиной. Одной или другой, это неважно, — отозвался Мэтью. — Женщины тоже. Не только мы, мужчины, можем так впасть в зависимость.

— Полагаю, что не только, — согласился Магнус. — У тебя есть женщина?

— Хороший вопрос. Я не уверен.

— Если ты не знаешь наверняка… стало быть, ее нет. Ты живешь в большом городе… может быть, ты пришел ко мне не для того, чтобы дать совет, а чтобы получить что-то для себя?

— Ох, — брови Мэтью поползли вверх. — И какой же это был бы совет?

— Выбирайся из ямы, которую сам же себе и вырыл. Я знаю, ведь я сам себе выкопал очень глубокую, потому что не приносил никакой пользы людям и считал, что они смеются надо мной и мне подобными. А в какую яму ты себя зарыл и почему она такая глубокая?

Мэтью пришлось некоторое время подумать.

— Для меня ее выкапывает кое-кто другой, — ответил он, вспоминая замаскированную механическую куклу Профессора Фэлла и думая о человеке, который, вероятно, сейчас и впрямь готов выкопать глубокую могилу для одного юного решателя проблем из Нью-Йорка. — Но в мои планы не входит попадать туда, пока не пришло мое время, — твердо заверил он. — И уж тем более я не хочу, чтобы мои близкие оказались там рядом со мной, и горсть земли приземлилась ей в лицо…

— Ей — в лицо? — переспросил Магнус.

— Эй, Сипси! — закричал кто-то из пассажиров лодок, плывущих впереди. — Сыграй-ка нам песенку!

Голос был невнятным и срывался. Казалось, по всей длине реки начала разноситься скрипичная мелодия — по всем правилам, она начиналась медленно и протяжно, звучала грустно и вдруг разражалась веселыми нотками и ускоряла темп. Мужчина с рапирой и флягой повернулся на звук музыки, вновь рассек воздух и вдруг издал дикий вой, разнесшийся по всей реке, заставив всю ночную жизнь болотистой местности на какой-то миг замолчать.

В другой лодке, очевидно, сидел такой же любитель музыки и фляги. Он выстрелил в воздух из пистолета, и Магнус брезгливо поморщился.

— Проклятые глупцы!

Мэтью вдруг увидел что-то, но не до конца сумел понять, что это было.

Это было нечто, скользящее в воде по правую руку от него и скрывшееся в глубине. Он вначале подумал, что это снова аллигаторы, однако эти существа двигались слишком быстро, поэтому утверждать наверняка было невозможно. Молодой человек уловил еще быстрые движения в том направлении — быть может, три или четыре темные фигуры, скрывшиеся под водой. Что-то в реке определенно изменилось и уже существенно отличалось от того, что было минуту назад. Мэтью почувствовал легкое покалывание в руках и на затылке.

Человек с рапирой и флягой все еще по-своему настраивался на игру скрипки. Мэтью поежился:

— Магнус?

Прежде, чем Малдун успел ответить, а Мэтью определиться с тем, что он собирается сказать дальше, сквозь музыку прорвался высокий визжащий звук.

Мужчина с рапирой вдруг уронил флягу и ухватился за горло, пронзенное стрелой. Он начал стремительно заваливаться на спину и падать в реку, его клинок в этот момент оказался совершенно бесполезным, а ром в крови — недостаточно сильным, чтобы сопротивляться заостренному наконечнику стрелы, пробившему его трахею.

В следующее мгновение лодка, с которой упал горе-фехтовальщик, была атакована парой грязно-черных фигур, которые с невообразимой скоростью вынырнули из воды и утянули с собой других пассажиров. То же самое происходило с лодкой по левую руку от первой. Мушкетная пуля безрезультатно просвистела в небо, и еще двое бедолаг свалились в Солстис. Факел зашипел, когда вода нещадно выпила его пламя. Стрелы продолжали вылетать из зарослей справа, одна угодила в одно из весел Магнуса, другая пролетела в нескольких дюймах от лица Мэтью, едва не подправив его однодневную небритость. Впереди были атакованы еще три лодки, включая ту, которая везла на себе Сипси, скрипача. Пистолеты вспыхивали, а мечи падали в реку, когда лодки опрокидывались и переворачивались, а в ответ на это все больше стрел вылетало из болотистой пустыни, нанося новые и новые удары по дереву и плоти.

Мэтью ощутил глухой стук по своей лодке. Сердце его бешено забилось в груди. Стрела пронзила пламя его факела и выбила сноп искр. Не успели они с Магнусом и собраться, как Мэтью вдруг завалился набок, чувствуя, как стрела пронзила его тело в районе левого плеча. Боль сбила дыхание, и в следующую секунду он уже был в реке, сжимая свой кортик и мертвый факел. Он был под водой, однако глубина оказалась настолько небольшой, что он спокойно мог встать на дно илистой реки, и вода едва доходила ему до ключицы. Нападавшие неспроста выбрали столь неглубокое место, в котором легко было провести такую атаку, используя мелководье, чтобы проталкивать свои тела прямо по дну.

Этот факт ненадолго задержался в мозгу Мэтью, потому что измазанные грязью фигуры возникли повсюду и окружили его, и молодой человек вдруг понял, что забрался слишком далеко от дома.

Глава одиннадцатая

Рана Мэтью отдавалась жгучей болью, в голове все еще не могло уложиться то, что произошло, но молодой человек знал, что должен поскорее убраться отсюда. Облака резко затянули луну, затмив ее свет, и Мэтью понятия не имел, куда делся Магнус, как не знал и того, кем являются размытые фигуры со всех сторон от него — индейцами или жителями Джубили: вода все еще пенилась и бурлила, мужчины кричали от боли или страха, и разобрать, кто есть кто в этой кутерьме было невозможно.

Мэтью начал двигаться к левому болотистому берегу, подальше от нападавших. Он успел сделать всего два шага, когда вдруг рука — твердая, как железо, — резко ухватила его за горло и потянула в противоположную сторону. К лицу приставили клинок, пресекая попытки к сопротивлению. Молодой человек услышал, как совсем рядом кто-то нанес своему противнику мощный удар. Возможно, это Магнус — сражается за свою жизнь веслами и кулаками. Секунду спустя Мэтью вытащили из воды в густые заросли, где колючки вцепились в его брюки и рубашку, он споткнулся и упал, однако рука, держащая его за шею, не ослабила хватки, а лезвие клинка оцарапало щеку.

Молодой человек по-прежнему сжимал в руках потухший факел и кортик. Понимая, что не имеет ни малейшего желания быть зарезанным или удушенным, он сделал то, что должен был сделать: развернувшись, он резко направил превратившийся в простую дубинку факел в промежность схватившего его индейца. Крика боли не раздалось — был лишь звук, отдаленно напоминавший тихое мычание, лезвие прочертило кровавую линию по щеке Мэтью, но хватка руки, сжимавшей шею, резко ослабла. Не думая о направлении, молодой человек бросился бежать в ночную темноту леса, не успев придумать, как можно помочь Магнусу или кому-то еще. С трудом пробираясь через густые заросли, он замечал вокруг других бегущих людей, но были ли это индейцы или белые мужчины, он не знал. Он просто бежал, измазанный в грязи Реки Духов, продолжающей сгустками налипать на его обувь, а вокруг него распространялся промозглый речной илистый запах.

Вокруг царила непроглядная темнота. Кроны деревьев были достаточно плотными, чтобы скрыть лунный свет. Лианы то и дело цеплялись за ноги и едва не опрокидывали беглеца на землю. «О, мой бог! Господи!» — услышал Мэтью, когда кого-то справа от него поймали, и этот человек разразился полукриками-полурыданиями, однако разглядеть лицо бедолаги было невозможно. Выбора не было: пришлось продолжать бежать ради собственного спасения. Мэтью отчаянно пробирался через колючие заросли, однако вскоре запнулся о корень или корягу, и повалился на землю, выронив потухший факел. Ему удалось лишь направить тело при падении в нужную сторону, чтобы не забить стрелку глубже в плечо. Приземление на холодную землю выбило воздух из легких. Он лежал на правом боку, стиснув зубы от резкой боли, поразившей рану, при этом все еще сжимая в руке кортик с такой силой, что никакие призраки этого болота не смогли бы заставить его расстаться с оружием.

Молодой человек услышал в отдалении крики, а чуть ближе — шум шагов других людей, также пробивающих себе путь сквозь дикие заросли. Собравшись с силами, Мэтью заставил себя подняться хотя бы на колени. Попутно он понимал, что должен вернуться и перебраться на другой берег, на котором, казалось, было безопаснее. А что насчет Магнуса? Ведь стоило попытаться найти его, оказать возможную посильную помощь, разве нет? Впрочем, это смешно! Не представлялось никакой возможности отыскать кого-либо в этой дикой тьме. Да и какую помощь он мог оказать — со стрелой в плече? Рана при этом не переставала болеть, одежда уже пропиталась кровью, и Мэтью сжал челюсти до зубовного скрежета, чтобы не застонать, хотя бессильные слезы все равно побежали по его щекам. Он все еще сжимал кортик и благодарил Бога за это благословение.

Молодой человек старался не показываться в полосах лунного света, проникающих через кроны деревьев — у него не было никакого желания попадаться на глаза неизвестным фигурам, мельтешащим в темноте.

К тому же в следующий миг он понял, что фигуры были не человеческими. Это были движущиеся скелеты: черепа и кости, вокруг которых роился странный зеленоватый свет. Шестеро или семеро из этих существ сгорбились и медленно начали пробираться сквозь листву. От этого зрелища Мэтью всерьез засомневался в здравии собственного рассудка.

Мимо промчался человек — видимо, со стороны реки. Похоже, он увидел этих светящихся скелетов (слишком поздно) и с криком ужаса бросился от них прочь. Одна из кошмарных фигур с жутким ответным воем прыгнула вперед. Откуда-то вылетело устрашающее серповидное оружие, и уже в следующий момент шея горе-беглеца была перехвачена. Фонтанируя темной кровью, человек продолжал биться в предсмертных судорогах, похожих на дьявольскую джигу. Голова с тошнотворно большой амплитудой качнулась назад-вперед, и тело начало заваливаться, а два скелета прыгнули на умирающего и острыми ножами довершили дело, отделив голову от кровавой шеи.

В ту секунду Мэтью Корбетт из Нью-Йорка — возможно, следуя какому-то необъяснимому толчку своего сознания — завалился на правый бок и подтянул колени к подбородку, решив, что, если пролежит так до рассвета, сумеет остаться в безопасности, и эти злые духи ночи не тронут его. Поднимая глаза, он увидел еще нескольких скелетов, несущихся вперед, догоняя какого-то человека, что мчался без оглядки, как перепуганный кролик. Голова этого несчастного была аналогичным образом отделена от тела смертоносным серпом. Один из скелетов поднял свой трофей за волосы и с ликующим воплем размахнулся им, будто бы бросая болоту какой-то воинственный клич.

Вопли эхом разносились вокруг. Мэтью осознал, что находится в самом центре поля битвы… или, если быть точнее, на поле бойни, потому что скелеты отнимали головы у людей со всех сторон и ловили каждого, кому удавалось ускользнуть от речных нападавших. Не было никакого шанса выжить в этом безумии. Молодой человек на мгновение отпустил кортик, попытавшись дотронуться до древка стрелки, торчащей из плеча, однако боль при первом же прикосновении оказалась настолько сильной, что левая рука полностью отнялась, а с губ сорвался мучительный вздох. Он оставил попытки как-то обработать рану и решил поскорее взять кортик, который в этот момент был его единственным настоящим другом. На лице от боли и страха выступили крупные капли пота, сердце колотилось в груди. Один из скелетов оказался очень близко к тому месту, где он лежал, но тут же отступил обратно в чащу.

Однако если Мэтью решил, что опасность позади, то он сильно заблуждался. Резкий толчок в спину пресек попытку плотнее перехватить клинок. Кто-то резким рывком за волосы дернул его голову, и вокруг горла обернулся плотный кожаный шнур. Веса тела не хватило для сопротивления, и молодой человек почувствовал, что кто-то грубо поднял его на ноги. Лезвие ножа вновь мелькнуло у его шеи, однако, вопреки ожиданиям, первым делом Мэтью получил звонкую оплеуху — что у индейцев считалось величайшим оскорблением. Он решил, что лучше быть оскорбленным, чем мертвым — потому что смертоносный серп, вопреки ожиданиям, не перехватил ему горло от уха до уха. По крайней мере, пока нет. Зрение от силы удара и боли, отозвавшейся в раненом плече, помутилось, но он успел разглядеть нескольких скелетов, окруживших его. Кортик незаметно исчез из его руки. Сквозь сковывающий его ужас молодой человек успел понять, что перед ним вовсе не зловещие создания ночи, а лишь мужчины, измазанные черной грязью и нанесшие на себя контуры скелетов с помощью некоей фосфоресцирующей краски. Вероятно, то был эликсир, изготовленный из болотных растений. Мэтью вспомнил, что рассказывала юная девушка из Ротботтома об индейцах, которые живут здесь в изоляции, и с прискорбием осознал, что происходящее сейчас может быть лишь началом смертельного испытания.

Люди-скелеты прыгали и скакали вокруг Мэтью, бормоча что-то невнятное на своем диалекте либо на языке, понятном только безумцам. Борясь с удушающим шнуром, молодой решатель проблем попытался заговорить с ними на английском или французском языках, но удавка крепко сдавливала его горло и заглушала голос, поэтому из этих попыток ничего не вышло.

В лунном свете он разглядел нескольких других белых людей, насквозь промокших, выловленных из Реки Духов. Их шеи были схвачены так же, как у него самого, и похитители за эти веревки тянули их через болото. «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» — кричал кто-то из них, но никакой пощады ждать не приходилось, и Мэтью подумал, что Бог и вправду покинул это проклятое место. Был ли какой-то смысл попытаться бороться с удавкой? Что, если сначала упасть на колени, попытаться сбросить шнур и кинуться в чащу? Он решил, что смысла в этом нет, если хочет сохранить голову на плечах… и во имя сохранности головы на плечах, он должен подумать еще и найти подходящий выход из сложившегося положения.

Кто-то рыдал — отрывисто, как перепуганная женщина — справа от Мэтью, но он не мог разобрать, кто это, да и не пытался: ум его был воспален ужасом и болью, а также судорожными попытками построить план побега. Однако при этом молодой человек невольно задавался вопросом, сколько лодок из Джубили со своими факелами привлекло индейцев, а сколько успело проскочить мимо до того, как охотники, о которых говорила Куинн Тейт, явились сюда за своими кусками мяса? Скорее всего, у Абрама, Марса и Тоби получилось пройти незамеченными, и группа самых первых лодок тоже справилась с этой задачей. А что насчет Ройса и Ганна? Вероятно, индейцы не слишком долго тянули с нападением, а стало быть, очень многие лодки угодили в эту передрягу.

Больше не было времени обдумывать эти вопросы, ибо вокруг появлялись все новые и новые пленники, и в центре этого безумия охотники несколькими факелами распалили большой костер, в свете которого отразились их жилища — некоторые были сложены из бревен, некоторые из камней, а некоторые из перетянутых лозами шкур животных. Общим среди всех этих примитивных строений было лишь то, что каждое из них венчали черепа и кости аллигаторов — самых опасных обитателей Реки Духов. Эту, если можно так выразиться, деревню, и впрямь населяли безумцы и преступники — а возможно, как сказала Куинн Тейт, и то, и другое.

Вышли другие жители этих бараков, радостно встречая своих добытчиков, и принялись исполнять вокруг своих белых пленников, перепачканных в речной грязи, причудливые танцы. Здесь были и старики, и молодые, и женщины, и мужчины — все практически голые, раскрашенные в кричащие оттенки красного и синего. У каждого из «мертвых при жизни», как назвала их девушка из Ротботтома, наблюдался какой-либо дефект: оторванная рука, горб на спине, хромая нога, высушенное предплечье…. Все они были отверженными, лишними людьми. Изгоями.

Мэтью был принесен человеком-скелетом и поставлен посреди еще восьми пойманных белых мужчин, которых подгоняли вперед грубыми тычками и пугали факелами. Впереди молодой человек увидел поляну, на каждом конце которой стояли открытые сети, сплетенные из речных камышей, как если бы народ этой проклятой деревни оградил себе специальное поле для зрелищ.

Двое мужчин-скелетов прошли в направлении поляны, вдвоем неся корзинку, из которой капала кровь. Мэтью вопреки своему нежеланию бросил взгляд на ее содержимое и увидел, что внутри лежало несколько голов, отделенных от тел. Один из заложников, увидев то же самое, зашелся в крике животного ужаса и рухнул на колени. Мэтью узнал его — то был плечистый бородатый Заккари ДеВей, который повязывал на голову красный платок, защищающий от пота и который первым поднял пистолет перед большим домом в Грин Си и объявил, что пустит пулю в голову любого призрака или демона на этой проклятой реке за тридцать фунтов. Теперь его пистолет, надо думать, был утерян на дне Реки Духов. ДеВей, который несколько часов назад ничего не боялся, поднял глаза в бессильном ужасе, его лицо краснело от укусов насекомых, а из ноздрей сочилась кровь, когда один из охотников-скелетов подскочил к нему и одним ударом серпа пересек крикуну горло кровавой полосой. Второй удар завершил начатое. Кровь брызнула в воздух. Тело осталось на коленях, дергающееся и фонтанирующее красными потоками, и несколько индейцев подбежали к трупу, радостно ловя кровавые брызги и испытывая нечто сродни эйфории от этого зрелище. Когда тело рухнуло — его голова откатилась в сторону, невидящий взгляд мертвых глаз застыл, запечатлев последние мгновения пережитого страха — голову подобрали охотники и небрежно кинули в корзину к остальным трофеям. Колонна заложников вместе с пронзенным стрелой Мэтью Корбеттом, насильно потянулась вперед.

Пленников заставили остановиться, чтобы связать веревки на их шеях друг с другом, а затем им приказали сесть, после чего в них посыпались плевки от улюлюкающей аудитории напротив. Индейцы визжали от восторга, когда две группы по пять ряженых скелетов обмазались кровью — одна группа пометила красным грудь, а вторая — лоб. Команды схватили короткие, но толстые деревянные палки с веслообразными лопатками на концах, побежали к противоположным концам поля и остановились там, став на одно колено. В этот момент на поляну вышел тучный индеец, весь покрытый черными татуировками, выдернул из корзины одну голову и поставил ее в центре поля. Затем он вразвалку удалился, и, когда поднял свои мясистые татуированные руки вверх, зрители сделали то же самое и начали хлопать и верещать с громкостью, достойной громовых раскатов.

Сопровождаемые взрывом криков и болтовни, две команды вскочили и бросились к голове в центре поля. Один с кровавой отметкой на груди достиг цели и первым ударил по мертвой голове своим веслообразным приспособлением, чтобы пнуть ее к противоположной сети, однако голова прокатилась лишь несколько футов, прежде чем лопата игрока противоположной команды «кровавых лбов» ее остановила. Голову пинали из стороны в сторону, и Мэтью с остальными заложниками с ужасом наблюдали за этим развлечением.

Прошло около четверти часа, прежде чем одному из игроков «кровавых лбов» все же удалось решительным ударом забить голову в противоположную сеть. Затем обе команды отступили в стороны и приняли прежнее положение, став на одно колено, дожидаясь, пока тучный индеец повторит ритуал — на этот раз с головой Заккари ДеВея. После того, как зрители взревели, игра — если можно так назвать это дьявольское занятие — продолжилась.

Круглый бородатый шар быстро метался из стороны в сторону, и забить ее в сетку игрокам с кровавыми лбами удалось примерно минут через шесть. Затем была выбрана следующая голова и вскоре, как и две другие, была загнана в сеть, где и осталась. Игра сопровождалась радостным улюлюканьем индейцев, от которого кровь стыла в жилах пленников.

Мэтью, несмотря на то, что внимание к себе постоянно приковывала боль в раненом плече, сохранял ясность мышления: он понимал, что произойдет, когда все головы из корзины окажутся в сети, ибо по обе стороны от пленников, ожидая своего часа, стояло два стража с серпами. Руки молодого человека не были связаны, ноги тоже были свободными, но кожаный шнур, привязывающий одного белого человека к другому, делал побег совершенно невозможным, или крайне маловероятным. Стрела в плече молодого решателя проблем местными жителями была принята как должное — заботиться о пленниках никто не собирался. Положение было совершенно безвыходным: остаться в этой позе смертника еще на некоторое время, означало верную погибель. Встать и сражаться? — тоже верная погибель. Похоже, сейчас Мэтью был зажат в кругу смертей, из которого не было выхода, кроме дороги в Рай или Ад, в зависимости от того, что решит Создатель.

В подтверждение безвыходности этой ситуации, один забрызганный грязью морщинистый старик справа от Мэтью панически заорал и отчаянно попытался вскочить на ноги. Перед тем, как ему удалось сделать хотя бы шаг, он получил несколько уколов серпом в спину от одного стража, в то время как второй использовал серп, чтобы отсечь беглецу голову — к большому удовольствию селян, которые с радостью рассматривали дергающееся тело, рухнувшее наземь.

Мэтью понял, что кожаный шнур, связывающий его и только что почившего горе-беглеца, был мгновение назад разорван смертоносным оружием сторожа. Тем временем игра продолжалась с новой головой, и обе команды пытались помешать соперникам закинуть ее в сеть. Мэтью полагал, что в этой деревне живут около сорока или пятидесяти индейцев, и все они сейчас находились здесь, прикованные к любимому зрелищу.

Молодой человек подумал, что, если использовать то, что шнур порвался, возможно, удастся хотя бы попытаться сбежать, но как только он об этом задумался, справа от него поставили другого пленника и вновь связали их накрепко, после чего все надежды рухнули.

Ему нужно было острое лезвие или хотя бы что-то, чтобы разрезать путы. Если б только был способ добыть нож, но его не было! Хотя… если бы ему удалось получить что-то острое, то идея с отчаянным побегом могла и сработать, и такая возможность у него имелась. Да, это было безумием, но, возможно, попросту сама эта ночь ознаменовывалась безумием, правившим свой бал…

У стрелы, засевшей в его плече, был острый край.

Единственное оружие.

Единственная возможность выбраться.

Люди-скелеты увлеченно наблюдали за игрой, хотя были готовы к любым резким движениям узников, поэтому вырывать стрелу из плеча было нельзя — тут же заметят и убьют. Если осуществлять свой безумный план, делать это придется медленно… и боль будет невыносимой. Молодому человеку придется вытащить стрелку собственными руками, другого выхода нет.

Мэтью наклонился вперед, попытавшись сказаться больным. Прикосновение к древу заставило дрожь прокатиться по телу. Если наконечник засел в кости, его будет не достать. Если древко переломится у самого наконечника — будет и того хуже. Он закрыл глаза, пот заструился по его лицу под аккомпанемент криков индейцев, от которых в ушах стоял звон. Мэтью с трудом сглотнул и указательным пальцем правой руки надавил на стрелку…

Где-то Чарльз-Тауне пальмы вдоль гавани обдувал легкий летний ночной бриз, и музыка вечеринок разносилась над улицами с каменными домами. В Нью-Йорке Берри Григсби могла вдруг пробудиться ото сна, так и не поняв, почему вдруг забеспокоилась о судьбе Мэтью Корбетта. Хадсон Грейтхауз мог бы сидеть в своей постели с Эбби Донован и случайно задуматься о том, что его младший товарищ попал в беду, однако рука страстной вдовы, пройдясь по его спине, отмела бы эти мысли прочь.

Где-то в мире стройный мужчина в бежевом костюме элегантного покроя, лицо которого скрывала тень, наверняка думал, подписывая смертоносные указы, что при следующей встрече с Мэтью Корбеттом не станет проявлять милосердие, потому что этот молодой выскочка расстроил его планы, и месть должна быть холодной и очень-очень продолжительной.

А в это время в индейской деревне на Реке Духов, когда очередная голова отправилась в сетку, корзина, наконец, опустела. И тогда первый пленник из колонны в тот же миг был обезглавлен. Мэтью согнулся в агонии, с силой зажмурил слезящиеся глаза, обливаясь потом и пытаясь добраться до наконечника стрелы. От боли к горлу подступила тошнота, сознание грозилось покинуть его, но приходилось держаться изо всех сил. Один из скелетов-охотников прошел мимо и ударил его по спине, заставив поморщиться и с трудом сдержать стон. Он должен был выполнить это задание, потому что еще две головы улетят в сеть, и следующей будет его собственная.

Кровь сочилась из раны, пропитывая рубашку. Мэтью постарался расширить отверстие большим пальцем. Следуй за древком, подумал он, стискивая зубы: или эта пытка, или неминуемая смерть — другого не дано. Звуки толпы начали доноситься как через трубу, сознание балансировало на грани. Терпи! — приказал он сам себе.

Толпа взорвалась криком: была забита в сеть еще одна голова, а Мэтью сейчас пришлось сдерживаться сильнее прежнего, чтобы не закричать от боли.

Указательный палец добрался до наконечника стрелы. Молодой человек продолжал склоняться вперед, изображая, что болен или рыдает от ужаса, когда человек-скелет лишил головы следующего бедолагу перед ним и оттащил тело, чтобы с кровью могли позабавиться другие жители.

Голова начала новый этап игры. Мэтью лихорадочно работал, пытаясь сложить большой и указательный пальцы так, чтобы вытащить наконечник. То была кровавая и зверская работа, в свете которой сознание норовило покинуть его с минуты на минуту. Лицо напряглось, кровь бешено стучала в висках. Он вдруг подумал, что не сумеет продолжить, что все напрасно, и вдруг пальцам удалось ухватить наконечник. Той боли, которой Мэтью боялся, не пришло — плечо уже попросту казалось мертвым. Можно было получить свое острое оружие, и сделать это надо было быстро, пока не вернулась чувствительность и не пропало мужество.

Он начал вытаскивать стрелку… скользкие пальцы обхватили кремень… потеряли контроль… нашли снова и коснулись чего-то, что заставило взрыв боли прокатиться не только через руку, но и через всю левую сторону тела. Мэтью хотел зарыдать от боли, но на это не было времени.

Стрела была извлечена. Самая последняя волна мучительной боли пронеслась по телу, и он едва не лишился чувств. Пожалуй, он мог бы, если бы крики толпы не возвращали его в мир живых — а эти крики обозначали что пристанище еще одного мозга пошло в ход.

Мэтью приложил острый край к шнуру на своей шее и начал пилить его, задевая собственную кожу, будь она проклята! А тем временем последний человек, отделяющий его от смертоносного серпа, был уже обречен: сзади к нему подходили люди-скелеты. Неожиданно этот житель Джубили, до сих пор не издававший ни звука, пребывая в шоке, вдруг истошно закричал и попытался вскочить, но тут же получил несколько ударов в спину и был снова опрокинут на колени. На время это действо отвлекло внимание Мэтью, и он потерял несколько драгоценных секунд. Осознал он это, только когда очередная голова была отделена от тела.

Когда обезглавленный мертвец рухнул, Мэтью почувствовал, как наконечник стрелы перерезал шнур. Как только путы ослабли, он мгновенно сорвал их с шеи и со взрывом отчаянной энергии поднялся на ноги. Ободренные успехом Мэтью, два человека позади него тоже попытались встать. Один из мужчин-скелетов закружил возле Мэтью с серпом в одной руке и ножом в другой. Глаза воина на лице-черепе были двумя черными провалами безумия.

Не дав лезвию пройти через свое тело, Мэтью вонзил стрелку в верхнюю часть груди индейца с небывалой силой, какую он не проявлял никогда прежде. Не теряя ни минуты, он развернулся и бросился к болоту. Молодой решатель проблем знал, что практически сразу за ним бросился второй охотник, и его смертоносный серп уже ищет голову наглой жертвы. Мэтью вжал голову в плечи и побежал вперед по грязи, а позади него послышались крики, которые могли бы своей силой поднять мертвецов из могил. Похоже, такой поворот в игре привел обезумевших индейцев в экстаз.

Мэтью бежал в направлении костра мимо хижин, и никого из жителей не попалось на его пути, потому что, вероятно, он не ошибся: все они были на поляне. Случайно обернувшись, молодой человек заметил, что охотник находится от него на расстоянии одного удара серпом. Мэтью споткнулся, ноги его ослабли, и он вот-вот должен был упасть. Он чувствовал, как смерть подбирается к нему все ближе.

Ему почти удалось достичь костра, когда из леса вдруг послышался плач ребенка. Это были мучительные стенания, переходящие в мягкие рыдания, а затем вновь набирающие силу. Они длились около трех-четырех секунд, а затем прекратились.

Мэтью удалось миновать костер, он оглянулся и с облегчением увидел, что воин-скелет замер. Более того, он испуганно попятился, хотя серп по-прежнему держал высоко для удара. Мэтью все же упал, оттолкнулся руками и коленями, едва не потерял равновесие снова, но возобновил бег.

Крик ребенка не повторился, но накрепко засел в памяти, как и слова Бабули Пэгг, звучавшие эхом в голове Мэтью, пока он пробирался через колючие заросли к реке.

Старая Кара сказала мне вот, что: если услышите детский плач, продолжайте идти. Не пытайтесь найти ребенка, просто продолжайте идти, потому что это дух, которого вы бы не захотели видеть.

И, видимо, человек-скелет тоже не хотел видеть этого духа, решил Мэтью. Он споткнулся и упал снова. На этот раз подняться удалось с большим трудом. Левая сторона его рубашки промокла от крови. Молодой человек пытался ориентироваться в полной темноте, силы оставляли его, а самый опасный призрак Реки Духов, возможно, бродил где-то поблизости. И, пожалуй, даже Мэтью со своим рациональным умом в такой ситуации становился суеверным.

Глава двенадцатая

Добравшись до берега Реки Духов, Мэтью не выдержал и тяжело рухнул на колени посреди вездесущих сорняков — совершенно обессиленный. Он заметил, что луна почти скрылась за горизонтом, и сейчас ее видимые остатки медленно поглощались серыми усиками облаков. Мэтью задумался об осьминоге Профессора Фэлла, медленно обвивающем свои щупальца вокруг мира.

Молодой человек попытался собраться с остатками сил. Он решил сначала пересечь реку здесь, на небольшой глубине, надеясь сделать Солстис естественной границей между собой и охотниками. Хотя сейчас его, похоже, никто не преследовал. Возможно, крик так называемого духа некоторое время будет держать их ближе к чаще, заставлять скрываться за своим священным костром, но все же…

В реке должны были остаться тела — возможно, и тело Магнуса Малдуна — которые могли привлечь рептилий. Может статься, аллигаторы здесь не такие уж частые гости, раз индейцы без страха плавают в Реке Духов, однако Мэтью не хотелось проверять, учитывая, что вся его рубашка была залита кровью из зверски разодранной раны на левом плече. Левая рука все еще ощущалась мертвой, но, по крайней мере, все остальные части были живы, и голова все еще была на плечах…

Интересно, хоть сколько-нибудь лодок сумели прорваться? Сейчас Мэтью не видел ни одной — возможно, всему виной скрывшаяся луна. Гнетущая жара черным плащом укрывала болото, отовсюду доносилось жужжание насекомых, ведущих свою собственную войну на выживание. Мэтью поднял глаза к небу, но не сумел разглядеть ни звезд, ни проблеска света с востока.

Он был измучен. Хотелось просто лечь здесь, в этой грязи, среди сорняков и позволить проклятому болоту убаюкать себя, а дальше — будь, что будет. Скоро рассветет, подумал он. Должно рассвести. И тогда он сможет уйти из этого болота своей дорогой. Но… что с беглыми рабами? Должно быть, они мертвы. Или уже схвачены, или убиты индейцами, или сгинули без вести в этом болоте. По всему выходит, Ройс и Ганн победили. Убийство Сары Кинкэннон — скорее всего, совершенное из ревности такой же силы, какая толкнула Магнуса убить трех человек за сомнительное восхищение Пандорой Присскитт — в итоге приведет еще к трем смертям: Абрама, Марса и Тоби… но… не исключено, что рабам удалось сбежать с этого болота, и они продолжают путь. Куда? — задумался Мэтью. Где они станут искать убежище? На другой плантации? Обыкновенно рабов помечали — на спине или на груди — ставили на них определенную отметку собственности, поэтому владелец другой плантации должен будет вернуть беглецов в цепях хозяину Грин Си. Либо так, либо все трое, в конце концов, погибнут в болоте. Ройс и Ганн не позволят им сбежать. Никто из беглых рабов не ждал, что по возвращении им будут задавать вопросы вместо того, чтобы отправить в петлю — они уже заранее приготовились к тому, что, если их поймают, то убьют, поэтому им оставался только один вариант: бежать без оглядки и затаиться — особенно Абраму. Тем не менее, осторожные смотрители Ройс и Ганн не хотели оставлять дело незаконченным — они хотели бы, чтобы неугодные рабы замолчали навсегда. Я буду молиться Всевышнему, чтобы у вас получилось сделать все правильно — сказала миссис Кинкэннон.

— Ха! — тихо и нервно усмехнулся Мэтью. — Правильно, — голос его был едва слышным и срывался. — А что — правильно? — спросил он у беззвездной ночи.

— Правильно, — прозвучал суровый голос совсем неподалеку. — Будет поднять свою задницу из этой грязи, Сэр Джентльмен.

Мэтью встрепенулся тотчас же. Огромная чернобородая фигура, измазанная в грязи, возвышалась над ним.

— Увидел, как кто-то вышел из леса. Я не знал, кто это, пока не услышал тебя. Кто-нибудь еще придет?

— Нет, — качнул головой Мэтью, когда дар речи вернулся к нему. — Не думаю, что стоит кого-то ожидать.

Магнус опустился на колени рядом с ним.

— Индейцы сцапали?

— Да.

— Как ты ушел?

— Это было… непросто.

Они используют человеческие головы вместо мячей в своей игре, почти сказал он, однако остановился. Одно лишь воспоминание об этом было пыткой само по себе.

— А с тобой что приключилось?

— Избил пару из них веслом. Потом ушел под воду, обхватил камень и почти утонул там, пока задерживал дыхание. Вроде, по мне кто-то прошелся, но не заметил меня. Когда сумел, я забрался в чащу. Собирался остаться там до первых солнечных лучей, а потом увидел, как кто-то выходит… и оказалось, это ты, — он на мгновение замолчал, и тишину тут же нарушили звуки болота, играющие свою беспорядочную какофонию. — Много людей погибло, как я понял.

— Да, — подтвердил Мэтью.

— Плохо дело, — сказал Магнус. И хотя его реплика была утверждением, а не вопросом, он дождался, пока Мэтью кивнет. — Мы потеряли все, что у нас было вместе с лодкой. Мушкет… порох… огниво… еду. Надо думать, твой кортик тоже пропал?

— Пропал, — отозвался молодой человек.

— Быть может, нам удастся найти какую-нибудь другую лодку и сесть в нее. Луна почти зашла, — рассудил Магнус, поглядев на темное небо. — Облака сгущаются. Может быть, с утра будет небольшой дождь, — некоторое время он вглядывался в лицо Мэтью. — От тебя кровью разит за милю. Серьезно ранен?

— Получил стрелу в плечо. Пришлось ее извлечь. Так что моя левая рука… несколько не в форме сейчас.

— Хм, — только и произнес Магнус, почесав свою грязную бороду. — Что ж, могло быть и хуже, я думаю.

— Да, — согласился Мэтью, чувствуя себя так, будто угодил в какой-то ночной кошмар, не имеющий ни начала, ни конца. В один из тех кошмаров, который заставляет потерять ход времени и переворачивает картину мира с ног на голову. — Намного хуже.

— Погляди-ка! — вдруг встрепенулся Магнус. — Там кто-то есть.

Мэтью увидел. Вверх по течению направлялась лодка с парой фонарей, закрепленных на крюке в носовой части. Похоже, это были последние добровольцы из Джубили.

Мэтью попытался встать, однако сил было еще явно недостаточно для такого подвига, поэтому Сэр Джентльмен оставил свою задницу в грязи. Магнус поднялся и побрел навстречу лодке, наткнувшись вдруг на тело, плавающее в воде со стрелой в горле. Он попытался оттолкнуть тело со своего пути, однако под рубашкой трупа что-то шевельнулось, и Магнус отдернул руку так, будто только что прикоснулся к раскаленной сковородке. Похоже, это была змея. Следовало быть осторожнее…

Наконец, лодка подплыла достаточно близко, и только тогда Магнус и Мэтью сумели разглядеть, кто работал веслами. Молодой человек заставил себя подняться на ноги. Мир вокруг несколько раз круто повернулся перед глазами, ноги грозились подкоситься, однако ему удалось удержаться в вертикальном положении.

— Ты ведь знаешь, — сказала юная черноволосая девушка, уставившись на него своими темно-синими глазами, поблескивающими в тусклом свете фонарей. — Что я не могу отпустить тебя снова. Не тогда, когда ты так близко.

Мэтью не представлял себе, что ответить. Куинн Тейт, разумеется, считала его кем-то другим. Было ли тут дело в болотной лихорадке, или в чем другом, но девушка явно была не в себе.

— Что здесь случилось? — спросила Куинн. Она осмотрела левый берег реки, затем увидела тело со стрелой в горле, дрейфующее в темных водах, и ответила на свой же вопрос. — Я говорила вам, что они придут, когда увидят факелы.

— Они все еще могут быть поблизости, — сказал Магнус. — Они схватили Мэтью, но ему удалось убежать. Нужно убраться отсюда, пока они не вернулись, — он положил свой клинок в лодку. — Я собираюсь забраться. Вы просто сидите и держите весла над водой, остальное я сам сделаю.

Она кивнула. Магнус подтянулся, затем помог Мэтью, пока Куинн устойчиво держала лодку. Мэтью отметил, что она смотрит на него со странной смесью удивления и обожания, как если бы он был духом, посланным ей от Бога. Он сел в носовой части, обхватив раненое плечо, и постарался восстановить дыхание. Куинн тотчас же бросила весла и оказалась подле него. Она осторожно потянула рубашку, стараясь осмотреть рану.

— Стрела, — выдавил он. — Мне повезло. Кость не задета.

Она коснулась кровавого сгустка вокруг раны нежными пальцами.

— Нужно обязательно перевязать, Дэниел. Иначе загноится.

— Мэтью, — тихо, но твердо поправил он. — Меня зовут Мэтью.

Казалось, Куинн запуталась в собственных воспоминаниях. Она растерянно моргнула, по лицу ее пробежала тень.

— Да, я хотела сказать… Мэтью.

Магнус сел по центру и взял работу веслами на себя. Он явно колебался, пытаясь решить, стоит ли продолжать путь по этой реке, или нет.

— Что там впереди? — обратился гигант к девушке, и голос его прозвучал, как громовой раскат. — Еще больше индейцев?

— Нет. Но другие вещи.

— Какие другие вещи?

— Духи, — ответила она. — Они бродят, ищут покоя… или мести. Эта река будет вести вас дальше и дальше, пока болото будет затягивать вас и сбивать с пути. Зыбучие пески и змеиные гнезда. Заманивают, чтобы в них наступили. Я знаю из историй, которые слышала… что это плохое место.

— Истории, — издевательски фыркнул Магнус, хотя теперь его голос звучал чуть тише, чем пару минут назад. Проблеск зарницы прострелил небо на западе. — Мэтью, что скажешь? Стоит идти дальше, или лучше повернуть назад?

Как только этот неловкий вопрос сорвался с губ Магнуса, послышался звук отдаленного выстрела. Шум прокатился через ветви плакучих ив и корявых дубов на берегах Реки Духов. Через несколько секунд прогремел второй выстрел — на этот раз, скорее всего, из пистолета, потому что звук был выше, чем первый. А сразу за ним последовал третий — снова мушкетный.

Дальше повисла тишина, нарушаемая лишь звуками болота.

Магнус подождал, затем переглянулся с Мэтью.

— Три выстрела. Три беглеца. Быть может, они уже все мертвы.

Мэтью посмотрел на красные прожилки рассвета на восточной стороне неба, через которые вот-вот должен был начать пробиваться дневной свет, но пока солнце явно не спешило осветить этот проклятый край. Казалось, это место существует вне времени.

В этот момент к раненому плечу начала постепенно возвращаться жизнь, и оно принялось пульсировать глубокой сильной болью, которая растекалась по левому боку и шее. Он не имел ни малейшего понятия, что делать с девушкой — по большому счету, ее бы доставить обратно в Ротботтом и повернуть в Грин Си… и все же оставался шанс, что беглецов не убили, а стало быть, еще можно было их спасти.

— Лично я считаю, стоит идти дальше, — решил Магнус. — Мы уже слишком много прошли, чтобы повернуть назад. Ты выдержишь?

Мэтью не нравилась идея брать с собой девочку в это путешествие, однако казалось, что жребий уже брошен.

— Выдержу, — кивнул он, и Магнус принялся грести. Весла взлетали вверх и с силой опускались в воду, лодка быстро набирала скорость.

— Я принесла кое-что, — сообщила Куинн. Она потянулась вниз и вскоре достала пузатую бутыль, перетянутую кожаным ремешком, сделанную из засушенной тыквы. — Свежая вода всегда полезна.

Она протянула ее Мэтью, и тот с благодарностью и жадностью начал пить. С трудом заставив себя не осушать все до конца, молодой человек протянул бутыль Магнусу. А из сумки Куинн было тем временем извлечено несколько кусков вяленого мяса.

— Аллигатор? — поинтересовался Мэтью перед тем, как взять один.

— Конечно, — ответила девочка. — Ну же, бери. Это был большой и толстый аллигатор. Хорошее мясо.

Несмотря на все ужасы, которые ему пришлось увидеть этой ночью, Мэтью не на шутку проголодался. Он откусил кусок, и про себя невольно задумался, что же сделало этого гада таким большим и толстым. Вкус напоминал нечто среднее между курицей и рыбой, хотя, если не знать, что ешь, можно было предположить, что при жизни этот кусок мяса все же, скорее дышал жабрами, чем кудахтал. Магнус взял себе два куска и мгновенно проглотил их с таким видом, как если бы только что отведал лучших стейков в Чарльз-Тауне.

— Мы у вас в долгу, — сказал он.

Куинн наклонилась и достала третью вещь, которую прихватила с собой. Ею оказался ржавый пистолет, который, казалось, может взорваться, если нажать на спусковой крючок.

— Есть еще кортик, огниво, порох и немного патронов, — сказала она, указав на лежащую внизу сумку из оленьей кожи.

— Это все принадлежит твоему отцу? Или мужу? — спросил Мэтью.

Она несколько секунд пристально вглядывалась в его глаза, прежде чем ответить.

— Это принадлежало тебе, — сказала она. — Я подумала… может… ты узнаешь все это.

— Послушай меня, — терпеливо произнес Мэтью. — Я тебя никогда раньше не видел. Кто я, по-твоему? Кто-то по имени Дэниел?

— Сейчас тебя зовут Мэтью, — она слабо улыбнулась, и в улыбке этой проглядывалась странная смесь горя и надежды. — Но ты все же сделал то, что обещал. То, в чем поклялся. Я не хочу торопить тебя, потому что понимаю, что пока ты можешь не помнить. Но со временем… ты вспомнишь.

Мэтью решил, что эта девушка — этот прекрасный цветок, растущий посреди болотных сорняков — и впрямь очень красива, но ровно настолько же безумна. Пока Магнус греб, Мэтью прикрыл глаза и постарался отдохнуть, хотя Куинн прижималась к нему так сильно, что напоминала новый тесный жилет. Вся его одежда пропиталась потом, а насекомые усиленно кружили вокруг его взмокшего лица и раненого плеча. Перед его закрытыми глазами вновь и вновь вставали страшные образы взмахов серпа и голов, слетающих с тел.

Мэтью считал, что повидал уже много ужасных вещей, начиная от дела, связанного с Королевой Бедлама, продолжая зверскими убийствами Тирануса Слотера и заканчивая райским адом Профессора Фэлла на Острове Маятнике, однако ничего хуже этого кровавого игрового поля ему раньше видеть не доводилось. Это зрелище едва не лишило его рассудка.

В кошмарах вновь и вновь возвращалось страшное ощущение ожидания удара серпа, который должен был отнять его голову от тела, чтобы после отправить ее на игровое поле и загнать в сеть. Страшно было подумать, что этим ударом и впрямь могли окончиться все его планы, начинания, цели и идеи…

Мэтью почувствовал нежное прикосновение Куинн к своей щеке и, когда открыл глаза, увидел, что девушка приблизилась к нему настолько, что запросто могла вдохнуть его суть.

— Дэниел был твоим мужем? — спросил он.

— Он является моим мужем, — поправила она. — И будет им всегда, пока звезды не упадут с неба.

— Он умер?

— Он живет.

— Ты думаешь, что он живет во мне?

— Ты вспомнишь. Уже скоро.

— Я не Дэниел, — качнул головой Мэтью. — Неважно, во что ты веришь, я — не он.

Она улыбнулась — едва заметно. Ее рука нежно прошлась по его небритой щеке.

— Ты вспомнишь, — повторила она. — Уже скоро.

Магнус вдруг прекратил грести и позволил судну дрейфовать.

— Здесь вытащили на берег несколько лодок, — объявил он. — Похоже… пять или шесть. И выстрелы, кажется, доносились отсюда. Я причаливаю.

— Хорошо, — согласился Мэтью, когда Магнус направил судно к остальным, спрятанным в камышах. Когда можно было сойти на берег, Мэтью подобрал кортик. Магнус неспешно собирал пистолет и принадлежности для стрельбыё, Куинн взяла бутыль с водой и оставшееся вяленое мясо аллигатора.

Когда ноги ступили на скользкий берег, голова Мэтью закружилась, и он заметно качнулся, однако Куинн быстро оказалась рядом, чтобы помочь ему устоять.

Впереди виднелось огненное зарево, пробивающееся через деревья недалеко впереди. Магнус пошел первым, проводя Мэтью и Куинн через заросли. Вскоре послышались тихие мужские голоса неподалеку. Магнус вышел на свет костра, и около пятнадцати человек мгновенно вскочили на ноги, как будто встретили гигантского болотного монстра. Мушкеты, пистолеты и клинки мгновенно развернулись в сторону вновь прибывших.

— Полегче, парни, — своим песочным голосом проскрипел Бальтазар Стемпер, сидящий на длинном гнилом бревне. Его лицо под соломенной шляпой с вороньим пером сохраняло спокойное и беззаботное выражение. — Это просто Малдун и… ох, вы только посмотрите, кто присоединился к вечеринке! — он уставился на Мэтью и девушку, губы его растянулись в хищной улыбке. Стемпер приподнял шляпу, продемонстрировав копну непослушных черных волос, поседевших на висках. — Откуда вы, юная мисс?

— Я живу в Ротботтоме, — неуверенно произнесла она, выйдя на свет полностью, но продолжая держаться поближе к Мэтью.

— Ах, Ротботтом! — воскликнул облаченный в черные одежды тощий проповедник Сет Лотт, чуть склонив голову перед Куинн и взмахнув своей черной треуголкой. Его волосы были коротко пострижены, поэтому больше напоминали россыпь черного песка по черепу. Мэтью отметил, что увлеченные глаза этого человека успели изучить каждую деталь юного тела девушки с ног до головы, пару раз замерев на определенных участках. — Мне говорили, что ваш городок — обитель греха, потому что у вас нет проповедника.

— У нас есть кое-кто, кто читает Книгу Добра, — ответила Куинн более уверенно. — И я одна из них.

— Что ж, тогда ты благословенна, — отозвался Лотт с быстрой улыбкой и возвратил треуголку на голову. — Присоединяйтесь к нам, друзья. Мы тут пожарили на костре змей.

Мэтью заметил у многих присутствующих здесь мужчин длинные заточенные палки, на которые были наколоты куски белого мяса. Оглядев всех, молодой человек узнал широкоплечего Калеба Боуи, который отнесся к предложению позволить троим чужакам присоединиться к «вечеринке» со смесью негодования и презрения. Похоже, не больше он жаловал и остальных весельчаков, однако к ним, возможно, уже успел попривыкнуть — на встречах в Грин Си, надо думать. В основном здесь сидели тощие мужчины, по которым с первого взгляда было видно, что они обильно трудятся и едва сводят концы с концами. На лице каждого из них была своя печать отчаяния. Для них поимка беглых рабов — особенно убийцы Сары Кинкэннон — сумеет оказать существенную денежную помощь. В конце концов, вряд ли кому-то из них представится другой шанс заработать на кусок хорошей ткани для нового платья своей жене или на новую игрушку для ребенка.

Некоторые из этих джентльменов, правда, пребывали в нетрезвом состоянии и продолжали выпивать до сих пор, передавая фляжки с выпивкой по цепочке. Их румяные лица, остекленевшие глаза и проскальзывающие нервные смешки говорили именно о том, что этимлюдям нравится сам процесс, а охота как таковая — лишь приятное дополнение.

— Господи, мальчик! — воскликнул человек с копной седых волос и лицом, которое явно много лет подставлялось солнечным лучам. — У тебя столько крови на рубашке! Что случилось?

— Индейцы, — ответил Мэтью слабым голосом. Он чувствовал, что если сейчас не сядет, то точно упадет. — Из той деревни, что вниз по течению. Они появились из-под воды, перевернули некоторые лодки, и…

— И тебе удалось вернуться, сохранив голову? — Стемпер обжаривал свой кусок змеиного мяса на костре. — Мы постарались миновать тот участок как можно быстрее. Никогда там не бывал — слава Богу — но я знаю, что это за место. Народы катавба, крики, ючи и чикасо отправляют туда некоторых своих соплеменников. Они называют это поселением «мертвых при жизни»… деревня для изгнанников. Мы полагали, что шкуры тоже сумели пройти, не привлекая слишком много внимания. А вот дальше… все эти факелы на реке, эти пьяные песни… разумеется, эти горе-охотники себя выдали.

Мэтью подумал, что пустая пальба тоже привлекла внимание «мертвых при жизни» к нарушителям, однако ничего не сказал.

— Слышал рассказы об их игре, — продолжил Стемпер. — Ты видел ее?

— Эту часть я предпочел бы оставить при себе, — отозвался Мэтью. — Я в ней почти поучаствовал…

— Похоже, ты потерял много крови. Это тебя ножом так?

— Стрелой.

— Древко сломалось?

— Нет, — сказал Мэтью. — Я вытащил ее, чтобы добыть наконечник.

На некоторое время все погрузились в почтительное молчание — даже пьянствующие мужланы. Затем Стемпер кивнул.

— Хэллек, передай-ка сюда флягу! Дайте мальчику выпить, ребята. Я думаю, ему это сейчас нужно больше, чем вам.

Флягу передали. Мэтью сделал глоток, который едва не сжег ему горло. На глазах выступили слезы, но в целом ощущение было приятным. Затем флягу взяла Куинн и заботливо произнесла:

— Задержи дыхание.

Когда он, понимая, к чему она клонит, выполнил указание, девушка плеснула немного этого жгучего напитка на его рану в плече. В голове взорвался сноп искр, перед глазами заплясали разноцветные звезды. От боли он едва не сломал себе зубы, стискивая их с неимоверной силой. Он подумал на секунду, что его пытают каленым железом. Только Магнус сумел удержать его от падения, потому что ноги молодого человека обессиленно подломились. В следующую секунду он обнаружил себя сидящим у костра и зажимающим раненое плечо. На лице у него блестели капельки пота.

— Спасибо, — сказала Куинн, передавая флягу обратно Стемперу, который тут же вернул напиток человеку по имени Хэллек и его собутыльникам.

— Мы слышали три выстрела, — сказал Магнус. — Убили трех змей?

— Змей мы убивали клинками, — ответил Стемпер, прожевывая жареное мясо. — Уэттерс, Карр и Морган стреляли, — он кивнул в сторону трех мужчин, сидящих у костра. — Расскажите этим людям, на что вы растратили патроны.

— Это была не растрата! — возразил диковатый рыжий мужчина с крючковатым носом и с четырьмя или пятью черными зубами. — Нас что-то преследовало. Мы все его слышали.

— Что бы это ни было, оно нас порядком напугало, — ответил другой — тонкий лысеющий человек с красными глазами, который, похоже, несколько ночей не отрывался от фляги с выпивкой. — Что-то большое следовало за нами через чащу. Особенно не шумело, но сломало ветку или две. Подбиралось все ближе. Возможно, это была одна из шкур, которая хотела перерезать нам глотки!

— Готов поспорить, шкуры уже далеко отсюда, — сказал Стемпер и с отвращением фыркнул в ответ на суеверность трех стрелков. — И ни один из рабов вам глотки перерезать не собирается. Они хотят бежать, а не сражаться.

— Мы просто рассказываем, что слышали, — настаивал Морган. — То, что там было, перепугало нас, как… кроликов, мы все слышали, как оно пробиралось через заросли. Но ничего не видели даже с факелом. Кем бы ни была эта тварь, она хорошо умеет прятаться, — мужчина перевел взгляд со Стемпера на Магнуса. — Поэтому мы решили выстрелить в это порождение проклятия, ада или самого Дьявола, будь оно неладно!

— Может быть, это был индеец? — предположил Магнус. — Кто-то из «мертвых при жизни»?

— Может, и так, но я ни за что не поверю, что они забрались бы так далеко от своей деревни, — возразил Стемпер. — Что бы это ни было, вы, ребята, скверные стрелки! В чаще не было ни одной капли крови, — он протянул руку и любящим жестом погладил свой мушкет. — До рассвета мы выясним, попали ли вы в индейца или нет.

Мэтью поднял глаза к небу. Оно когда-нибудь в его жизни бывало таким темным в предрассветный час? Куинн устроилась рядом с ним и нежно убрала вспотевшие волосы с его лба.

Магнус потянулся вперед и принял палку со змеиным мясом, протянутую худосочным мужчиной, который с глубокомысленным видом размышлял о превратностях Судьбы. Отвернувшись, он сел, задумчиво подтянув колени к подбородку. Магнус откусил кусок мяса и оглядел группу мужчин. Сейчас он казался небывалым грозным зверем — весь вымазанный в грязи реки Солстис.

— Почему вы высадились здесь? — спросил он.

— Я не знаю, кто первым сюда сошел и развел огонь, — отозвался Стемпер. — Но мы решили, что это неплохое местечко, чтобы устроить лагерь, смыть грязь и перекусить. А еще дождаться первых лучей солнца. Через пару часов продолжим путь.

Магнус кивнул:

— Я ищу Гриффина Ройса и Джоэля Ганна. Их кто-нибудь видел?

— Я видел, — отозвался человек, прислонившийся к дереву по другую сторону костра. Он прижимал мушкет к своему могучему телу. Его шея была толстой, как у быка, а лицо с квадратной челюстью наводило на мысль, что он может зубами перекусывать камни. Один его глаз — слепой, без сомнения — затягивало белое бельмо. — Около часа назад. Они гребли впереди меня, Эллиса и Дойла. Двигались быстро. На следующем изгибе реки мы их потеряли.

— Хм, — протянул Магнус, старательно пережевывая змеиное мясо.

— Зачем они тебе, Малдун? — у Калеба Боуи в зубах застрял кусок, и он старательно выковыривал его оттуда языком. — Ты же тоже охотишься на этих шкур, как и мы, разве нет?

Магнус вдруг словно потерял дар речи. Он посмотрел на Мэтью, и молодой человек взял в свои руки флаг инициативы — несмотря на то, что эти руки практически потеряли чувствительность.

— Нас интересовало… не нашли ли эти двое еще беглецов. Они пустились в погоню раньше остальных, поэтому…

— А ты сам что тут делаешь и кто ты такой? — вдруг спросил Стемпер, и глаза его нехорошо прищурились. — Я видел тебя в Джубили. В пижонском костюмчике и с пижонскими манерами. Ты из Чарльз-Тауна, я прав? Что ты забыл на этой охоте, мальчик?

Магнус, наконец, обрел дар речи. Он понял, как и Мэтью, что слова Бабули Пэгг для всех этих людей веса иметь не будут, и по сути, если раскрыть реальную цель погони, это может плохо кончиться для нанятых миссис Кинкэннон двоих искателей правды.

— Мэтью — мой друг. Он был у меня дома, когда зазвонил колокол, — его перемазанное грязью лицо исказила кривая ухмылка. — Не щетиньтесь на него только за то, что он прибыл из Чарльз-Тауна. Он хочет помочь мне открыть свое дело. Не так ли, Мэтью?

— Да, верно.

— Дело? — фыркнул Стемпер. Некоторые осмелились засмеяться, но сдержанно. — Малдун, единственное дело, которое ты можешь осилить, это приносить с собой вонь всюду, где появляешься, — его рука на всякий случай коснулась мушкета. — И я удивлен, что у тебя есть друг. Мальчик, — обратился он к Мэтью. — Неужели ты такая же потерянная душа, как и он?

Куинн наклонилась к человеку. В ее глазах смешивались огонь и лед, а в голосе зазвучала сталь:

— Не смейте говорить с ним так, мистер. Я не позволю. Вы слышите?

— А то что? — отозвался Стемпер, быстро окинув взглядом остальных, и Мэтью решил, что он очень любит быть в центре внимания. — Что? Что может связывать этого щеголя с молодой девкой из Ротботтома?

— Он мой муж, — спокойно сказала Куинн. — И он вернулся ко мне из мертвых.

Глава тринадцатая

Последовало долгое ледяное молчание, которое сумел через некоторое время нарушить лишь Бальтазар Стемпер.

— Что ж, это многое объясняет, — хмыкнул он. — Фитци, отрежь-ка мне еще змеиного мяса и насади его сюда, — он передал заостренную палку молодому мужчине, который тут же послушно опустился на колени и принялся отрезать кусок от зажаренной коричневой змеи, которая лежала на камне рядом с другими хорошо прожаренными тушками. Глубоко посаженные глаза Стемпера блеснули при взгляде на Мэтью и Куинн.

— Мистер Мэтью, — издевательски произнес он. — Ты, похоже, кое-что себе урвал…

Лицо Сета Лотта перерезала кривая уродливая усмешка.

— Я к вашим услугам, сэр: устроим христианскую свадьбу. Или, лучше сказать… обновим ваш брак.

— А дальше сможешь исполнить супружеский долг, — поддержал Калеб Боуи, очищая свой кусок змеиного мяса от кожи. — Не облажайся, мальчик, сделай все, как полагается. Можешь прямо здесь, у костра, будет очень… — он замялся изо всех сил пытаясь найти подходящее слово, лихорадочно пожевывая собственную губу, но, похоже, словарный запас его подводил.

— Романтично, — подсказал Стемпер, получив свою порцию мяса от Фитци, и поднес ее к огню, чтобы дожарить.

— Спасибо за ваше участие и ценные комментарии, — ответил Мэтью, окинув их суровым взглядом. — Возможно, в Джубили у вас не принято уважительно относиться к женщинам… особенно к тем, которые немного… запутались, но я бы попросил вас попридержать эти шуточки, джентльмены.

— Громкие слова, — нахмурился Боуи. — Что же они могут значить?

— Они значат: закройте свои проклятые рты! — ответил Магнус, вдруг наведя на шутников ржавый пистолет Куинн. — Стемпер, я слышал, обе твоих жены уже давно в могилах. Лотт, а ты пару лет назад сделал ребенка пятнадцатилетней девочке, и она до сих пор бродит по улицам Чарльз-Тауна в поисках Иисуса. И Боуи… ты бы не отличил женскую задницу от лошадиной, не так ли? Так что попридержали бы вы языки!

Боуи побагровел и хотел резко подняться, однако Стемпер издал нервный смешок и протянул ему дымящуюся палку со змеиным мясом, предупреждая его порыв.

— Пусть себе болтает, Калеб. Интересно порой услышать о себе занимательные истории от такого чудака. О, вы все, наверное, слышали, что о нашем друге Малдуне болтают в Чарльз-Тауне? В определенных кругах ходят слухи о том, что одна светская дама приходит на балы с молодыми красавчиками, и тут же появляется Малдун с разбитым сердцем и устраивает представление, в каждом из которых возвышенно твердит о своей любви. Во всех тавернах об этом говорят! Как над ним смеются в этом городе! Хохочут над тем, как наш отшельник Магнус Малдун старается… — он сделал паузу и неспешно отправил в рот еще один кусок змеиного мяса. — Быть кем-то, — продолжил он. — Хотя все вокруг знают, да и он тоже не питает иллюзий на этот счет, что никогда ему не удастся стать чем-то бо̀льшим, чем тот кусок дерьма, которым он уже является. — Стемпер язвительно улыбнулся лишь уголком рта, тщательно пережевывая мясо. — Но давайте дадим Магнусу возвыситься. Настолько, насколько может. Он ведь все равно ни к чему не придет, никогда не поймает своей звезды, никогда ничего не достигнет, кроме беготни за юбкой этой…

— Довольно.

Голос Мэтью был резок, как пистолетный выстрел, хотя и звучал куда как элегантнее. Боуи с недобрым прищуром посмотрел на него.

— То, что тебя подстрелили индейцы, но ты выжил и можешь об этом рассказать, ничего для меня не значит, мальчишка, так что попридержи-ка язык.

— Не будем ссориться, — елейно протянул Стемпер, пожимая плечами. — Друзья мои, все мы здесь собрались на Реке Духов, чтобы вершить правосудие. Добудем себе несколько пар черных ушей, которые принесем в Грин Си. Отомстим за убийство мисс Сары. Давайте не будем забывать, для чего мы здесь.

Магнус ничего не говорил, однако его лицо, измазанное в речной грязи, становилось все более суровым, и Мэтью подумал, что его выдержка достойна восхищения. Фляга с выпивкой пустилась по второму кругу между сидящими у костра охотниками. Начались отвлеченные разговоры, и только тогда Магнус опустил пистолет и отвернулся от собравшихся мужчин к реке.

— Ваш муж, — обратился Сет Лотт к Куинн. — Как человек Божий, я хочу услышать его историю. Историю его смерти, перерождения и воскрешения. Что с ним случилось, дорогое дитя?

Многие присутствующие прислушались, хотя некоторые были увлечены игрой в карты и выпивкой. Куинн беспокойно заерзала на своем месте, замечая направленные на нее хищные взгляды. Замечал их и Мэтью.

— Мой Дэниел умер прошлым летом, — начала она, обращаясь к проповеднику. — Лето было жарким, засушливым, как это. Были грозы и молнии, но не было дождя. Вы знаете, как это бывает в наших краях. Удар молнии, после которого загорается дерево, затем еще одно, а затем это перерастает в огромный пожар. И когда лето сухое, пожар разгорается очень быстро. Так и случилось в том году.

— Пожары, — нарочито смиренно произнес Лотт. — Да, они быстро начинаются и быстро разгораются, пока не охватят то, что суждено. На то воля Божья.

Куинн кивнула.

— Может, и так. Но это суровая воля, я думаю. Бог, наверное, не обращает своего внимания на это место. Думает о других вещах и помогает другим людям.

— Бог помогает тем, кто помогает себе сам, — сказал проповедник. — Таков его неисповедимый путь.

Мэтью задумался — если верить словам Магнуса — так ли Лотт преподнес Божью волю своей беременной молодой любовнице?

— Возможно, — бесстрастно отозвалась Куинн. — Когда огонь разгорается и начинает свое движение, ничто не в силах остановить его. Животные бегут от него, но все равно попадаются в его сети, когда ветер переносит его с места на место. Такое может произойти и с людьми. Прошлым летом пожар достиг Ротботтома. Нас немного, и все же мы старались бороться ради своих жизней, семей и домов. Пытались спасти то, что у нас было, как и всякий на нашем месте. Мой Дэниел и еще несколько человек выбежали, стараясь срубить несколько деревьев и остановить пожар на подступе к городу.

— Я видел дым, — сказал Стемпер. — Казалось, что он очень далеко отсюда. Пожары случаются тут каждый год.

— У вас есть болото и река, чтобы уберечь Джубили от пожара, — продолжила Куинн. — А у нас кирки, лопаты и желание сохранить то, что нам принадлежит. Тогда около двадцати человек отправились бороться с огнем. А в небе постоянно сверкали молнии, и оно выглядело, как усмешка Дьявола. Пламя постоянно высекало новые искры, которые сжигали все вокруг. А ветер подбирал, подбрасывал и разносил эти искры, делая их сильнее, приближая и взращивая настолько, что даже деревья на болоте не были защищены. Мой Дэниел отправился помогать спасать наш город… и он был одним из троих, кто не вернулся, когда все закончилось.

— Сгорел, не так ли? — безо всякой деликатности спросил Стемпер.

— Не сгорел, — ответила девушка. — Его забрали.

— Забрали? — переспросил Мэтью, нахмурившись. — Что ты имеешь в виду?

— Зверь забрал, — сказала Куинн. — Он появился из дыма. Человек, стоявший ближе всего, увидел его тень… он не мог рассказать от этом подробно… но, тень пала на моего Дэниела, и он исчез, — она наклонилась и положила свою руку на руку Мэтью. — Перед тем, как уйти, ты… ты боялся… но напомнил, как сильно меня любишь и сказал мне: Куинн, не волнуйся, потому что я вернусь. Сказал, что ребенок, которого я ношу, слишком важен, он не позволит ничему встать между нами. Ты этого не помнишь?

Мэтью молчал, но почувствовал себя так, будто стрела пронзает его сердце, когда две слезинки сбежали по щекам Куинн, сохранявшей мрачно-торжественное выражение лица. Это маска, подумал он, за которой скрываются огромные страдания — гораздо бо̀льшие, чем эта юная девушка могла вынести, поэтому она и создала себе этот отчаянный вымысел.

— Ты Дэниел, вернувшийся ко мне, — сказала она. — Я знаю это. Я чувствую в тебе его дух. И, может, ты ничего не помнишь о нас… о том, как все было… но когда он в тебе станет сильнее, он расскажет тебе. И тогда — возможно, скоро — ты вспомнишь все о Дэниеле Тейте и отпустишь Мэтью Корбетта, потому что… он просто одежда из плоти и крови на сердце моего мужа, — она сжала его руку и выдавила из себя мучительную улыбку, протолкнувшую стрелу в сердце Мэтью еще глубже. — И я не смогу отпустить тебя снова… у нас может быть другой ребенок, Дэниел! Мне жаль… мне так жаль… я была раздавлена горем и потеряла нашего малыша. Я выплакала все глаза от боли! — она прильнула к нему, глаза ее блестели. — Это был мальчик. Они сказали мне, до того, как завернули его в белую ткань и похоронили. Ты помнишь белую ткань, Дэниел? Из нее было сделано платье к нашей свадьбе. Помнишь, как дорого мы за нее заплатили в Джубили?

— Белая ткань и впрямь дорогая, — заметил Стемпера. — Жаль закапывать в землю что-то настолько дорогое.

Кто-то у костра рассмеялся, и Мэтью заметил, как Куинн вздрогнула, как будто ей дали пощечину. Он потянулся за кортиком, принадлежавшим мужчине, ныне покинувшему этот мир, собрал в себе остатки сил, поднялся на ноги и вытянулся во весь рост в свете огня подле обезумевшей от горя девочки у его ног.

— Еще одно слово неуважения в ее адрес, — угрожающе произнес Мэтью Бальтазару Стемперу, — и я проткну вас насквозь, или умру, пытаясь.

— Давайте испытаем этого мальчишку, — отозвался Калеб Боуи, вышедший из себя настолько, чтобы выхватить свой клинок, длина которого превышала длину оружия Мэтью едва ли не втрое. Он поднялся, оскалившись и хищно прищурившись. Грудь его словно раздалась вширь, когда он втянул в себя воздух — с такой силой, что запросто мог вдохнуть и всех кружащих вокруг насекомых. — Малдун, — сказал он. — Я тебя перехвачу до того, как ты прицелишься, поэтому на твоем месте я бы не дергался.

— Мне и не нужно целиться, — Магнус взял пистолет так, чтобы использовать его в качестве дубинки. — Давай, посмотрим, есть ли мозги в твоей проклятой уродской башке.

Прежде, чем кто-либо двинулся, в чаще позади них послышалось какое-то движение. В свете факелов было видно, что, что бы это ни было, оно приближалось.

— Охладите-ка пыл, ребята, и все останутся при своих мозгах, — сказал Стемпер, поднимаясь на ноги. Большинство других мужчин также поднялись и взялись за оружие, не представляя себе, что поджидает их в зарослях.

— Кто там? — выкрикнул Стемпер. В голосе его, несмотря на внешнюю выдержку, слышался легкий тремор, и Мэтью понял, что даже самый черствый человек здесь не потерял веру в духов.

Несколько секунд длилась пауза, нарушаемая лишь треском огня и жужжанием насекомых. А затем из чащи прозвучало:

— Стемпер?

— Себя я знаю, а вот ты кто?

Движение в чаще усилилось. Показался свет факелов. Несколько мужчин у костра взвели оружие.

— Не стрелять, — шикнул Стемпер. — Кажется, я узнал этот голос, — он снова обратился к пришельцам. — У нас тут несколько вооруженных и сильно нервных людей, так что лучше вам назваться!

— Да ради Христа! — воскликнул человек, который подошел ближе всего. — Это Грифф Ройс и Джоэль Ганн! Не стреляйте!

Мэтью и Магнус переглянулись. Внимание Боуи, ненадолго превратившегося в зверя, переключилось на пришедших смотрителей Грин Си. Куинн поднялась и отчаянно схватила Мэтью за руку, будто боялась, что дух Дэниела, который, решила она, на миг воспрянул, вновь испарится.

В следующий миг двое мужчин появились из зарослей и уставшими тяжелыми взглядами окинули всех присутствующих. Ганн нес факел. Оба смотрителя были вооружены мушкетами и ножами, закрепленными на поясах. Они приблизились к костру, и остальные присутствующие заметно расслабились и опустили оружие.

— Уши еще не добыли? — спросил Стемпер.

— Пока нет, но добудем, — отозвался Ройс. Они с напарником окинули сборище, и взгляды обоих замерли на Мэтью, Куинн и Магнусе. — Ну-ка, — протянул Ройс, и интонация его казалась острой, как лезвие ножа. — Что у нас тут? — рябое лицо с квадратным подбородком и высокими скулами было прикрыто тенью жестокости, которую он активно пытался скрывать за хитрой улыбкой. В зеленых глазах плясало пламя. — Юноша из Чарльз-Тауна… Мэтью Корбетт, не так ли? Магнус Малдун, известный отшельник и горе-жених и… кто это? — если до этого в его глазах плясало пламя, то при взгляде на Куинн в них разгорелся адский пожар. — Красотка в тряпье? Из Ротботтома, я полагаю?

Ганн не обратил никакого внимания на объект влечения Ройса — он не сводил взгляда с Мэтью.

— Вы! — воскликнул он, презрительно скривив мясистые губы. — Мало того, что вы явились без спроса в часовню, так еще решили и сюда сунуть свой нос? — он заметил кровь на его рубашке. — И, похоже, вы за это уже поплатились. Я же говорил, что вам нечего делать на этой охоте!

— И Джоэль был прав, Корбетт, — поддержал его Ройс, приближаясь и останавливаясь в нескольких футах от Мэтью. — Здесь опасно. Всякие жуткие вещи тут случаются чертовски быстро, — он также взглянул на его окровавленную рубашку. — Вижу, это вы уже поняли. Как вас угораздило?

— Мальчик попался «мертвым при жизни», — объяснил Стемпер. — Если верить его словам, они напали на лодки и поймали многих из Джубили. Мальчишка словил стрелу, и она помогла ему сохранить голову на плечах.

— Рана плохо выглядит, — качнул головой Ройс. — Лучше всего вам с Малдуном вернуться в Грин Си.

— Ничего, я переживу, — угрюмо ответил Мэтью. Он взглянул на повязки на предплечье Ройса, на месте которых вчера был медицинский компресс. К своему ужасу он заметил, что оба предплечья Ройса были расцарапаны… точно так же, как и у Ганна. Если раньше это могло служить доказательством убийства Сары Кинкэннон, то теперь использовать это было нельзя. — Вы пробирались через колючки?

— Нелегкая тропа. Да здесь и нет легких, — Ройс несколько секунд оценивающе смотрел на Мэтью, а затем потерял к нему интерес и повернулся к Стемперу. — Мы были недалеко отсюда. Увидели ваш костер. Мы знали, что это не могут быть шкуры, они бы так не сглупили, но все же мы решили проверить. Без обид.

— Никаких обид, — покачал головой Стемпер. — Но почему вы двое причалили к берегу?

— Мы нашли их лодку, — ответил Ганн, рассматривая Мэтью своими недовольными голубыми глазами. — Они пытались ее спрятать понадежнее, но на речной грязи остались следы.

— Теперь они идут пешком, — сказал Ройс. — Им пришлось сделать выбор: или двигаться более быстрой тропой, но угодить в болотную трясину, или двигаться на северо-восток через лес к пастбищам. Я думаю, они выбрали более безопасный путь.

— Могу я задать вопрос? — прищурился Лотт. Голос его звучал тихо и учтиво. — Куда, они считают, они могут податься? Обрести свободу от преступления. Где, им кажется, они могут найти себе убежище? — он широким жестом обвел местность вокруг.

— Они не люди, а настоящие дикие звери. Бежать — в их природе, — ответил Ройс. Он увидел жареную змею на камне, взял нож и без спроса, став на колени, отрезал себе кусок. — Они не знают, куда идти. Все, что они пытаются сделать, это сбежать от правосудия. И этот чертов кобель Абрам… втравил в это своих родных, и теперь им тоже придется поплатиться, — он взял одну из заточенных палок, насадил на нее кусок змеиного мяса и начал прожаривать его на костре. — Я вам так скажу, будь моя воля, эта наглая Бабуля Пэгг сейчас уже болталась бы в петле, а к ней бы присоединились ее родственнички. В назидание остальным: вот, что бывает, когда преступаешь закон. Это бы спасло нас от многих неприятностей.

Мэтью не сумел с этим смириться. Слова вылетели до того, как он успел подумать — может, тому виной обильная кровопотеря, усталость или головокружение — но он спросил:

— Мистер Ройс… сколько у вас ножей?

Ройс оторвался от своего занятия и безмятежно посмотрел на молодого человека.

— Три. А у вас?

— Ни одного. Но мне стало интересно… вы в последнее время ни один не теряли?

— Нет, я бы заметил, — Ройс перевел быстрый, мрачный взгляд на Ганна, но быстро вернул самообладание. — Мэтью… можно вас так называть?.. вам бы лучше сесть, иначе упадете. Мне кажется, болото уже работает над вашей раной прямо сейчас.

— Мне было интересно, — продолжил Мэтью в своем духе. — Где Абрам мог добыть нож, чтобы убить Сару, — он сделал паузу, чтобы унять головокружение и вновь сфокусироваться на Ройсе. — Я хочу сказать… мог Абрам украсть один из ваших ножей? Он ведь должен был где-то его достать. Или, может, он взял ваш нож, мистер Ганн? — Мэтью обратил свой взгляд на второго смотрителя. — Мой вопрос в том, как Абрам завладел этим ножом.

— Ответ прост, — Ройс старательно откусил кусок мяса. — Служанка в большом доме, вероятнее всего, украла его и передала ему. Эти девчонки постоянно что-нибудь крадут и утаскивают к себе в квартал. Одна из них сунула нож себе под юбку, и Абрам его получил. Вот, как все произошло.

— Думаю, Абрам присунул этой сучке под юбку кое-что другое, — сказал Ганн и рассмеялся — слишком громко и резко, и несколько человек подхватили его нервный смех.

— Господа, придержите языки, здесь дама, — предупредил Стемпер, хищно оскалившись.

— Где? — спросил Боуи. — Все, что я вижу, это ротботтомский мусор, — его взгляд был направлен не на Куинн, а на Мэтью. — У которой не все в ладах с головой. Она считает, что этот мальчишка — ее муж, вернувшийся из мертвых. Нет, ну не безумие, а, Ройс?

Ройс издал какой-то неясный звук в знак подтверждения, проглотив кусок мяса. Мэтью думал, что должен что-то сказать в защиту Куинн, но не представлял, что именно. Неожиданно Куинн отпустила его руку и шагнула вперед. Ее подбородок с вызовом поднялся, она надменно посмотрела на ставших против нее мужчин.

— Мне жаль вас.

Три слова, произнесенные столь тихо, породили гробовое молчание.

— Где ваши женщины? — спросила она. — Где ваши жены? Почему они не здесь, с вами? Потому что вы не хотите их, или потому, что им наплевать, вернетесь ли вы живыми или нет? Они знают, что говорят об этих местах… об этом болоте. Они, видимо, не сильно-то вас любят, раз позволили отправиться сюда, а сами… а сами остались дома, чтобы вы прошли через это в одиночку. Что ж, я — здесь, с Дэние… — она осеклась, неловко передернув плечами. — С Мэтью. И я пройду все с ним до конца. Вы никогда не узнаете, что такое настоящая любовь. Не прикоснетесь к ней, не увидите ее в чужих глазах, не услышите в чужом голосе. Вот, почему мне жаль вас… каждого несчастного, бедного мужчину.

Один из охотников, стоящих около костра — Мэтью решил, что это был рыжеволосый Морган — поднял ногу и показал, что ответ на тираду девушки висит у него между ног, что вызвало взрыв смеха среди собравшихся. Но смех не длился долго, и после него вновь воцарилось молчание — тяжелое, как могильная плита.

Куинн больше ничего не ответила. Она отступила от костра, ее рука нашла руку Мэтью. Он был сбит с толку и не представлял себе, что делать с этой девушкой. Это была проблема, которую он не знал, как решить. Но в то же время он был рад, что сейчас она была рядом с ним, потому что ему действительно нужно было опереться на кого-то, чтобы не упасть: ноги его слабели.

— Скоро рассвет, — сказал Ройс. Он отер губы поцарапанным левым предплечьем. Мэтью отметил, что утро действительно вот-вот настанет, но будет оно серым, а не солнечным. — Час отдыха, а потом отправимся вместе. Так быстрее прочешем лес. Стоит догнать этих уродов до того, как они доберутся до пастбищ.

— Меня устраивает, — ответил Стемпер. — Но я все еще планирую добыть себе их уши… и деньги Кинкэннонов.

Мэтью больше не мог стоять на ногах. Он начал оседать, и Куинн с Магнусом уберегли его от жесткого падения. Он прислонился спиной к дереву и медленно сполз по нему. Куинн присела рядом с ним. Голова у него кружилась, перед глазами все плыло. Он знал, что Ганн, наверняка, уже рассказал Ройсу всю историю о том, что произошло в часовне. Я вам так скажу, будь моя воля, эта наглая Бабуля Пэгг сейчас уже болталась бы в петле. Да, если бы была воля Ройса, так и вышло бы. Ройс и Ганн боялись, что рабов могут схватить, прочитать их метки и вернуть обратно в Грин Си. Если у Абрама будет шанс защитить себя перед миссис Кинкэннон, и к этому добавится история Бабули Пэгг, да еще и состав компресса под ногтями убитой… ничего хорошего двум смотрителям ждать не стоит. И все же, пока что Мэтью не мог доказать ничего.

Его также озадачил рассказ Куинн, и это были последние мысли, которые посетили его, когда он ускользал из этого мира.

Мысли касались Дэниела. Его смерти.

Его забрали, сказала она. Зверь забрал. Он появился из дыма. Человек, стоявший ближе всего, увидел его тень… он не мог рассказать от этом подробно… но, тень пала на моего Дэниела, и он исчез.

Мэтью уснул, когда зарница рассвета пустила свои прожилки через темно-серое небо, под которым Река Духов продолжала свое извилистое движение.

Глава четырнадцатая

Двадцать искателей, включая девушку из Ротботтома, двигались через дикую местность длинным рядом, чтобы охватить бо̀льшую территорию. Куинн несла свою тыквенную бутыль с водой и старалась держаться поближе к Мэтью, который до сих пор пошатывался и ощущал сильное головокружение после совсем недолгого — едва ли часового — сна. Тут же шел Магнус, следя за ним и готовясь подхватить, если он начнет падать. Мэтью нес кортик, который казался ему сейчас тяжелым, как наковальня, привязанная к его ослабевшей руке.

Утреннее небо усеивали толстые серые облака, прикрывая солнечный свет мрачной дымкой. Частенько вспыхивали молнии, и звучал оглушительный гром, но дождь не начинался. Сплетенный из бешеных лоз и колючек дикий лес, а с ним заболоченная и мягкая земля сильно замедляли движение. Факелы успели порядком оплыть, и когда от них осталось лишь невысокое синее пламя, Стемпер использовал одну из тряпок, которые он нес в сумке. Она была пропитана легковоспламеняющейся смесью его собственного приготовления. После этого факел разгорелся снова. Чем больше света сопровождало путь через эти заросли, тем легче было путникам. Со своего места в колонне Мэтью мог видеть только Джоэля Ганна в свете факела, Сета Лотта и Магнуса по левую руку от себя. По другую сторону была Куинн, а чуть дальше справа — рыжеволосый Морган и пожилой седовласый человек с заросшим серой с белыми прожилками бородой лицом. Этот человек был вооружен до зубов: мушкетом, рапирой и кинжалом. Других искателей скрывал собою лес, и в слабом освещении трудно было разобрать, где кто идет. Правда, иногда сияние другого факела проглядывалось через чащу.

По пути Мэтью говорил с Куинн..

— Так ты думаешь, дух Дэниела — во мне? Что он стал какой-то частью меня? — он дождался, пока девушка кивнет. — Почему? Я похож на него? Что-то во мне напоминает тебе о нем?

Она несколько помедлила с ответом. Затем сказала:

— Ты похож на него… в чем-то. Но здесь нечто большее. У меня была… уверенность. Предчувствие, что я должна покинуть свой дом и прийти к реке, потому что ты возвращаешься. Потому что после столь томительного ожидания, наконец-то, наступила та самая ночь. Я расчесала волосы и постаралась выглядеть привлекательной для тебя. Я не знала, как ты будешь выглядеть… или как тебя будут звать… или вспомнишь ли ты меня вообще, но я узнала, когда увидела, как причаливает ваша лодка… я сразу подумала: «это — должен быть он». А потом я услышала твой голос и увидела твое лицо. Да, ты похож на него. Глазами. Тем, как ты себя несешь. С достоинством, как и он. Целеустремленно, как и он. Я знала, что он собирается вернуться ко мне, если вырвется из Царствия Небесного и сумеет использовать тело другого человека, чтобы это осуществить. Я знала это — глубоко в сердце, — она посмотрела на него и криво усмехнулась. — Ты считаешь меня сумасшедшей, как двухголовый пес, не так ли?

— Я считаю, что ты желала этого так сильно, что сумела в это поверить, — ответил Мэтью. — А что твои мать и отец думают об этом?

— Они не думают. Я никогда не знала папу. Мама любила крепкие напитки и диких мужчин. Несколько лет назад она хорошенько набралась и сбежала с одним таким. Собралась в Чарльз-Таун, так она тогда сказала. Сказала, что обязательно вернется. И укатила в его вагоне, полным кожи аллигаторов. Этот мужчина был чертовски хорош в обращении с копьем и ножом. Мама сказала, что вернется, но этого не случилось.

— Ты уже была замужем за Дэниелом тогда?

— Нет, тогда не была. Я осталась одна. Но вскоре после этого Дэниел приехал в Ротботтом, как и многие… поохотиться на аллигаторов. Чтобы добыть их кожу, за которую хорошо платят в большом городе. Мы встретились на танцах в один майский день. Но Дэниел был образованный человек и вскоре он понял, что его целью будет открыть школу, чтобы учить детей читать и писать. После этого он бросил охоту. Ты вспомнишь со временем. Я знаю, он вернет тебе воспоминания.

Мэтью вздохнул. Ее убежденность в его… одержимости — да, это, пожалуй, будет правильным словом — духом Дэниела было не сломить. По крайней мере, пока. Девушка была в отчаянии, и разум ее помутился. Мэтью больше не мог позволять событиям так развиваться, хотел уйти от этих разговоров, однако, когда их колонна продвинулась чуть дальше в лес, он решил, что ему нужно задать еще один вопрос, который не давал ему покоя:

— Зверь, — сказал он. — Ты сказала, что зверь, вышедший из дыма забрал Дэниела. Что ты хотела этим сказать?

— Я сказала именно то, что хотела, — твердо ответила она. Молния прорезала небо и едва не достала до земли, и вскоре послышался отдаленный громовой раскат. — Его называют Плачущим Духом. Когда он поблизости, слышится плач, похожий на детский.

Некоторое время Мэтью не отвечал: на его пути возник куст терновника, и молодой человек постарался как можно осторожнее через него пробраться, однако острые колючки все равно цеплялись за его рубашку и брюки. В памяти воскресли предостережения Бабули Пэгг и тот звук, что он слышал в деревне «мертвых при жизни» — Хорошо, — проговорил он, наконец. — Но что он такое?

— Не было таких, кто бы видел его близко и выжил после этого. Только блики, мелькание на расстоянии. Похоже, что он примерно человеческого роста. Двухцветный: коричневый и черный. Может бегать на четвереньках, но и на двух ногах тоже может ходить, — она посмотрела на него, оценивая, насколько серьезно он ее слушает, а он и впрямь слушал серьезно. — Я впервые услышала, что он убил человека, когда мне было десять. Дух забрал мужчину прямо на охоте. Его кости нашли пару месяцев спустя. Принесли их обратно в город в мешке: они все были переломаны, и на каждой были следы зубов, я помню это. Но иногда ни костей, ни тел не находят. Они так и не нашли Дэниела. Иногда находили тела только с разорванным горлом, съеденным лицом или вырванным сердцем. Плачущий Дух ест мясо. Но может убивать и ради удовольствия тоже.

Магнус находился достаточно близко, чтобы услышать этот разговор, и теперь он еще немного приблизился.

— Вы говорите, что здесь живет какая-то демоническая тварь? Что-то, что пробудила и выпустила ведьма? Была бы неплохая история, за исключением того, что я начал слышать эти байки около шести или семи лет назад, а проклятье было якобы наложено давно. Это просто животное, и все. Скорее всего, что-то вроде пумы.

— Может быть, — сказала Куинн. — Но неправильного цвета. Дух не совсем даже коричневый с черным: люди говорили, что кожа его выглядит… чешуйчатой… как у змеи. И ходит он на двух ногах, это видели некоторые жители Ротботтома. В этих лесах водится много оленей и диких кабанов. Но почему же Дух охотится на людей?

— Потому что люди бывают более небрежными, чем олени или кабаны. Они выбираются в эти леса на охоту и не могут представить, что кто-то, в свою очередь, может охотиться на них.

— Плачущий Дух такая же часть этого болота, как и река, — сказала Куинн. — Он тоже проклят: рожден в боли и обязан приносить боль. Ведьма создала его или кто другой, я не знаю, но я знаю те страдания, которые он может принести. Когда вы услышите этот плач, лучше всего вам приготовиться защищаться.

Насколько это вообще возможно будет сделать коротким клинком против некоего неизвестного хищника, возможно, сверхъестественной природы, подумал Мэтью, но опять же… он не верил в такие вещи. Ведь так?

Тем временем искатели двигались дальше. Над головами буйствовали молнии, рассекая ленивые облака, а звук грома иногда был таким оглушительным, что вполне мог поколебать землю. При этом не проливалось ни капли дождя, который мог бы хотя бы спасти от гнетущей духоты. В следующий час мужчина по левую сторону колонны от Мэтью и в трех головах от Магнуса угодил в болото — в глубокую зыбучую грязь. Он тут же закричал, призывая на помощь, когда коварная трясина опрокинула его на колени и быстро начала утягивать вглубь. Выбраться самостоятельно не выходило: болото продолжало делать свое дело с завидным упорством, загоняя свою жертву все дальше и дальше в ловушку, и чем сильнее поддавшийся панике мужчина барахтался и сопротивлялся, тем быстрее увязал. Другие окружили его, чтобы посмотреть, однако держались на расстоянии от того, что, Мэтью понял, было теми самыми болотными зыбучими песками. Стемпер частично искупил свою вину за убийство Джексона, приняв на себя командование сейчас: он приказал Боуи, Магнусу и паре других найти длинную палку, которую можно было бы подать утопающему, которого звали Том Колман. Работа по освобождению Колмана длилась около получаса, прежде чем Магнус сумел дотянуться до бедолаги и сильными руками вытащить его на твердую землю. Это стало для всех уроком, что не стоит так уверенно шагать по столь опасным землям. Многие тут же решили использовать палки и ветки, чтобы проверять почву под ногами. Куинн, Мэтью и Магнус тоже нашли себе подходящие. Движение возобновилось и продолжилось, пока кто-то резко не выкрикнул в воздух ругательство, и не послышался резкий упрек, прозвучавший, как глас Божий над проклятой долиной:

— Где Дойл?

— Что ты сказал, Эллис? — спросил Стемпер.

— Дойл, — повторил мужчина. Он был худым с темной бородой, а вокруг его глаз собиралось множество морщинок. На боку он закрепил топор. Возмущенный житель Джубили оглядел своих товарищей, включая Ройса, Ганна, Лотта, Моргана и всех, кроме того, кого он искал. — Джон Дойл. Он шел справа от меня. Знаете, это ведь он услышал крик Тома. Где он?

— Может, его посрать в лесу приспичило? — усмехнулся Боуи. — Кому какое дело, где он?

— Мне есть дело, — ответил Эллис. — Джон мой друг. Он от меня шел шагах, может, в тридцати, — он обернулся и оглядел дикий лес. Затем приложил руку ко рту, сложив ее трубкой и прокричал: — Джон! Где ты, дружище?

Ответа не последовало.

— Джон! Отзовись!

Все еще ничего.

— Нам надо двигаться дальше, — Ройс взмахнул рукой, отгоняя насекомых, легион которых сейчас окружал всех присутствующих. — Дойл, похоже, потерялся.

— Он был рядом со мной, — сказал Эллис таким голосом, будто говорил с ребенком или тупицей. — Я видел его за деревьями. Потом мы услышали Тома, потом возились с ним, потом я пришел сюда… — он снова крикнул в чащу. — Дойл! Джон Дойл! Ответь мне!

Но Джон Дойл не отвечал.

— Может, нам стоит его поискать? — предложил Магнус.

— Ищи, если хочешь, — ответил Ройс. — Бери своего мальчишку и его подружку, или кто она ему там еще, и идите тратить свое время на дурацкие поиски. А мы с Ганном продолжаем. Кто-нибудь еще?

Большинство полностью поддержало смотрителя. Однако Эллис, друг Дойла, продолжал настаивать на своем.

— Значит, вы продолжите поиски? Все вы? Вам плевать, стало быть. Что ж, ладно! Я не знаю, что случилось с Джоном, но я выясню. Может, вы хотя бы дождетесь меня?

Стемпер ответил:

— Догонишь. Ройс прав. Мы должны продолжать погоню за шкурами.

— Как знаете, — резко бросил Эллис. — Но я уверен, что если б кто-то из вас потерялся или попал в другую сраную трясину, вы бы хотели, чтобы друзья пришли за вами.

Мэтью был близок к тому, чтобы сказать, что поможет, но его заданием было оставаться с большой группой. Эллис повернулся, и как только он подался в обратную сторону, Куинн окликнула его.

— Мистер? Не ходите туда…

Мужчина нахмурился.

— Что?

— Не ходите, — повторила она. — Это небезопасно.

— О, она говорит о твари, — нарочито многозначительно протянул Стемпер. — О Плачущем Духе, — на губах его растянулась самодовольная саркастическая улыбка. — Все, кто верят в это, верят и во все истории о призраках, которые рассказывают в этом проклятом крае. Ты в них веришь, Эллис?

Эллис мешкал с ответом слишком долго, однако потом буркнул:

— Нет. Конечно, нет.

— Прошу прощения, — сказала Куинн. — Но как далеко кто-либо из вас заходил вверх по течению реки? Я знаю тех, кто заходил достаточно далеко. Слышала, что они говорили, и знаю, что они не лгут. Итак, мистер Эллис… я не пошла бы туда одна. Это небезопасно.

— Давайте выдвигаться! — скомандовал Ройс. — А, черт с ними! Ганн, пошли! — он вырвался вперед, продираясь через кусты, и Ганн последовал за ним. Стемпер и Боуи также шагнули вперед, за ними потянулись остальные. Мэтью, однако, заметил, что они не рассредоточились так спешно, как до этого.

Эллис перевел взгляд с девушки на Мэтью и Магнуса.

— Может быть, вы поможете мне?

— Мы тоже должны двигаться дальше, — покачал головой Магнус. — Сожалею.

Эллис кивнул. Он на мгновение замер, как будто бы взвешивал свое решение, пока факелы удалялись от него, а затем посмотрел в темный лес позади, где, возможно, его друг ждал помощи. В следующее мгновение он бросился обратно в чащу и снова позвал:

— Дойл! Джон Дойл, отзовись!

Магнус, Мэтью и Куинн оставили его. Через несколько минут они догнали остальную часть группы, которая наткнулась на очередные терновые заросли. Пробирались медленно и с трудом, и тут Мэтью оказался бок о бок с Ройсом — они выбрали одно и то же направление, чтобы пройти дальше.

Ройс посмотрел на него будто бы с насмешкой.

— Вас не должно быть здесь, Корбетт. Лучше бы вы вернулись в Чарльз-Таун. Эта рана может стоить вам руки.

— Я разберусь с ней, когда вернусь, — ответил Мэтью. И решил добавить. — Я уверен, что доктор Стивенсон поставит хороший компресс.

Видимой реакции от Ройса не последовало. Голос его остался спокойным.

— Знаете его?

— Знаю, — Мэтью поморщился, когда одна из колючек больно укусила левую руку. Куинн была прямо позади него, и он старался работать как можно усерднее, чтобы расчистить ей путь, но для этого приходилось частенько терпеть уколы терновника самому. — Я видел его в Чарльз-Тауне вчера утром. Он упомянул… ммм… — с губ сорвалось короткое мычание от особенно болезненной и цепкой колючки, зацепившей край раны. — Что приезжал в Грин Си поставить компресс на руку пациенту. Полагаю, это были вы?

— Верно. Меня укусила лошадь. Ее хорошенько выпороли. Преподали урок, который она не забудет.

— А вы умеете находить подход к женщинам, — сказал Мэтью.

Ройс остановился посреди остроконечных шипов, которые превращали все вокруг в какой-то темно-зеленый колючий суп. Он повернулся к Мэтью с холодной улыбкой.

— Ганн сказал мне, что вы являетесь туда, где вас не ждут, и задаете вопросы. Знаете, здесь — вас все еще не ждут. И вы в чертовски плохой форме, — он ткнул указательным пальцем в раненое плечо Мэтью, заставив молодого человека сжать зубы от боли и отшатнуться назад. — Что вам здесь нужно? Каково ваше дело?

— Я хочу видеть, как свершится правосудие.

— И я хочу. И намерен все сделать, чтобы оно свершилось.

— Я хотел бы видеть, как рабов поймают и вернут живыми, — сказал Мэтью. — Это тоже совпадает с вашими целями?

— Совпадает. Абрама до̀лжно повесить за его преступление. И других — за то, что помогали ему, — Ройс продолжил пробивать себе путь через заросли, и Мэтью сделал то же.

— Проблема в том, — произнес Мэтью. — Что очень мало кто из этих людей, которые отправились на охоту за деньгами Кинкэннонов, разделяют эту точку зрения. Они лучше убьют рабов и заберут их уши. Это вас не беспокоит?

— Что меня действительно беспокоит, так это глупые вопросы, — голос Ройса стал жестче, все его тело было похоже на снаряд, готовый вот-вот взорваться. Он обрывал терновые колючки окровавленными пальцами и выбрасывал их в сторону. На опасном небе над опасной землей вновь полыхнуло и загрохотало. — Мне нужны были помощники. Правда, сейчас от них помощи не дождешься: если будем так медленно идти, то никогда не отыщем этих поганых зверей.

Мэтью какое-то время молчал, пока заросли терновника не кончились. Он услышал, как выругался Магнус на небольшом расстоянии от него, когда острые колючки больно поцарапали его.

— Вы знаете, — продолжил Мэтью. — Что Сара обучала Абрама читать в том амбаре много ночей подряд? Я думаю, Ганн рассказывал вам?

— Неважно, — был быстрый ответ. — Я не знаю, почему этот чертов кобель убил девочку, но он сделал это, и за это его повесят.

Мэтью уже формулировал свой следующий вопрос — Что случилось с вашим компрессом, мистер Ройс? — когда слева послышался крик.

— Эй! Эй! Сюда! Скорее!

Они проделали свой болезненный путь в нужном направлении и обнаружили здесь уже шестерых мужчин, включая Стемпера, Боуи и Ганна. Старый бородатый человек, вооруженный до зубов, показывал на то, что раздобыл в шипах. Небольшой кусочек серой одежды, как успел заметить Мэтью. Скорее всего, из рубашки.

— Они тоже здесь прошли! — воскликнул старик воодушевленно. — Посмотрите, как обломаны колючки! Они прошли прямо здесь! Возможно, не так давно!

— Спасибо, Фоксворт, — сказал Стемпер. — Остуди пыл, — он забрал клочок одежды и принюхался к нему. — Свежая кожная вонь. Ей, может, час всего. Ганн, давайте-ка мне ваш факел, — он взял факел смотрителя Грин Си и наклонил его к земле. Земля здесь была труднопроходимая, но было очевидно, что несколько веток переломано, потому что на них наступили здесь. — Мы напали на след, — сказал Стемпер, — он наклонился, чтобы исследовать все внимательнее. — Хм, — протянул он. — Одного из них тащат. Он их тормозит, — он поднялся и вернул факел Ганну. — Это нам на руку. Я поведу нас дальше. Боуи, бери факел и сдвинься на тридцать-сорок футов влево. Ройс, вы сделайте то же, только вправо. Все остальные, рассредоточьтесь, как сможете. Мы от них недалеко. Двигаемся тихо. Держите свое оружие наготове, можем наткнуться на них в любую минуту.

Мэтью больше не мог молчать.

— Мистер Стемпер, я хочу, чтобы вы знали, что миссис Кинкэннон желает, чтобы рабы возвратились невредимыми. Для нее важно — как и для меня — чтобы этих людей не убили здесь. Вы это понимаете?

Стемпер прищурился, глядя на Мэтью. Боуи издал короткий резкий смешок, и даже Сет Лотт, стоявший неподалеку, ухмыльнулся так, как будто только что услышал чистое безумие.

— Это не люди, — сказал Ганн. — Это звери.

— Я никого назад не поведу! — воскликнул Фоксворт, подходя к Мэтью. — Заберем уши и все! Пусть тела себе оставит болото!

— Они убили девочку, — качнул головой Морган. — Они заслуживают умереть.

— Погодите, погодите! — Ройс забрал у другого мужчины факел и обвел его светом всех вокруг, чтобы лучше разглядеть лица. — Мэтью, мы все хотим поступить правильно. Мы знаем, что Абрам убил Сару. Ганн поймал его на том самом месте с ножом в руке, он стоял прямо над телом после того, как заколол ее. И теперь… мистер Кинкэннон слег из-за этого, а миссис Кинкэннон немного не в себе. Мы хотим привести эти шкуры на виселицу… но много ужасного может случиться, пока мы их туда доставим. Это просто факт…

— Я тоже хочу привести их живыми, — Магнус принял сторону Мэтью и даже стал рядом с ним и Куинн. — Миссис Кинкэннон хочет задать Абраму несколько вопросов.

Мэтью пожалел, что Магнус это сказал, но кот уже выпрыгнул из своего мешка.

— Она хочет знать, почему Абрам убил Сару, — пояснил Мэтью. — Она не сможет спокойно спать, пока не выяснит.

Ройс пристально вгляделся Мэтью в глаза.

— Ну… возможно, мы сможем сделать это для нее, если дело дойдет до этого. Но вы успокойтесь, сэр. Мы знаем этих зверей, а вы — нет. Мы знаем, что они могли бы нам сделать, будь они свободными. Поэтому… мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы выполнить просьбу миссис Кинкэннон, но если смотреть на вещи реально… мы тут, среди этих колючек, а она там, в большом доме. Путь предстоит длинный. И мы будем действовать так, как сумеем. Иногда даже богачи не могут получить то, чего хотят, — он отвел взгляд от Мэтью и пожал плечами. — Итак, ведите нас, Стемпер. Давайте двигаться.

Они вновь начали пробираться через заросли, стараясь теперь идти по четкому следу беглецов. Несколько человек бросили в адрес Мэтью и Магнуса какие-то издевки, как только те прошли вперед на достаточное расстояние: как будто они хотели всерьез задеть их, но боялись столкнуться с клинком, мушкетом и огромными кулаками бородача.

— Мы должны пойти назад, — сказала Куинн, хватаясь за здоровую руку Мэтью. — Пусть они идут дальше, найдут рабов и сделают все, что хотели. Мы не сможем их остановить.

Мэтью подумал, что теперь не сумел бы вернуться назад, даже если б захотел.

— Я должен попытаться, — тихо сказал он, хотя на самом деле ни о чем не мог больше думать, кроме как об отдыхе, которого пока не предполагалось. Его зрение едва различало все вокруг, ноги были готовы подкоситься в любую минуту. Он потерял слишком много крови… слишком ослаб…

Но продолжал упрямо идти вперед. Грейтхауз гордился бы им… или сказал бы ему, что в этой ситуации он ведет себя, как идиот — как знать! Великий всегда чем-то недоволен.

Он последовал за остальными, и Куинн тоже пошла — за своим Дэниелом. Магнус отмахнулся от насекомых, и чихнул, когда те подлетели к его носу. Проворчав что-то невнятное, он тоже продолжил путь.

Глава пятнадцатая

Не прошло и десяти минут после выхода из терновых зарослей, как Мэтью услышал выстрел. Он послышался слева в скрытом темнотой непогоды лесу.

— Кто это стрелял? — закричал Стемпер сразу после выстрела. Позади него стояли Ройс и Ганн — оба с факелами и усердно скрываемыми во взглядах темными тайнами.

— Сэт Лотт! — послышался ответный выкрик с расстояния, может быть, шестидесяти футов. Голос был взволнованным и дрожащим, явно потерявшим свой гладкий проповеднический бархат. — Идите сюда, быстрее!

— Вы добыли шкуру?

— Просто идите сюда! Сейчас же, во имя Господа! — в этом крике проскользнула паническая нотка.

— Стручок он свой, что ли, прищемил? — буркнул Стемпер и пошел на голос Лотта. Ройс и Ганн последовали за ним, а дальше двинулись Мэтью, Куинн и Магнус. Остальные мужчины также поспешили со всех концов, чтобы посмотреть, что такого заметил Лотт и уж не заработал ли он, часом, свои тридцать фунтов. Но когда группа добралась до места, где запах пороха тяжело висел в воздухе, а струйки голубоватого дыма все еще поднимались вокруг ружья облаченного в черную пропотевшую одежду проповедника, там уже стоял Калеб Боуи, держа факел над чем-то, лежащим в зеленых зарослях.

— Что это? — спросил Стемпер.

Это был труп, увидел Мэтью. Сапоги его были грязными, с почти стертыми подошвами.

— Кто это? — Ройс сделал шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть тело и подсветить его своим факелом, и вдруг он резко остановился на своем пути, челюсть наполовину отвисла.

— Это Фитци, — прохрипел Боуи. Мэтью вспомнил худого молодого мужчину, который послушно отрезал кусок змеиного мяса по просьбе Стемпера. Только теперь нижняя часть его лица превратилась в кровавое месиво, а горло было разорвано в клочья. Глаза над массой перемешанных кровавых остатков челюсти мертвецки застыли.

Куинн, увидев это, резко испуганно отшатнулась.

— Матерь Божья… что-то… разорвало его! — Боуи посмотрел на Лотта, затем на Стемпера. — Оно появилось между мной и Сэтом. Я ничего не слышал, пока не прозвучал выстрел!

— Он шел впереди меня, может, футах в двадцати, — голос Лотта дрожал. — У него в руке был пистолет, но… все случилось так… быстро…

— Что — случилось? — требовательно спросил Стемпер. — Что ты увидел?

— Я не знаю. Просто… что-то вдруг появилось там… в темноте. Я не мог ничего сделать, оно прыгнуло на Фитци. Я слышал… — проповеднику пришлось на мгновение замолчать, чтобы собраться с силами и побороть тошноту. Он приложил ко рту дрожащую руку. — Я слышал, как ломаются кости. Оно трясло его… сильно… я выстрелил… все было в дыму, и оно исчезло. Фитци… он весь дрожал… дергался… и этот звук из его горла…. И потом все закончилось.

— Но что, черт побери, это было? — нервно спросил Ройс. — Пума?

Ошеломленные глаза Лотта заблестели — почти жалобно, он изо всех сил старался говорить.

— Может быть. Я не знаю. Оно было… большое. И… оно двигалось не совсем, как пума.

— И что это значит? — голос Стемпера звучал сурово. — Как оно двигалось?

— Я… не могу описать. Как-то… дергано. Неестественно, — Лотт посмотрел на Куинн перед тем, как вновь обратить взгляд на Стемпера. — Оно было… наполовину коричневым, наполовину черным. Как будто пятнистым… двухцветным. И голова у него тоже была какая-то… странная. И… Стемпер, что бы это ни было… Плачущий Дух, или…

— Хватит! — скомандовал Стемпер. — Слышишь меня? Хватит! Нет никакого чудовища! Нет этого Плачущего Духа!

— Что бы это ни было, — продолжал проповедник. — На Фитци оно напало, передвигаясь на двух ногах. Как человек.

— Ты не знаешь этого наверняка! — лицо Ройса покраснело, голос практически сорвался на крик. — Ты недостаточно видел, чтобы утверждать! Так что заканчивай свои мистические сказки, проповедничек! Подбери слюни и веди себя, как мужик! На Фитцжеральда напала большая кошка, а не чертов призрак! И хватит на этом!

— А разве этого не достаточно? — вдруг возразил Морган, бросая быстрый взгляд на труп. — Я говорил, что Уэттерс и Карр услышали, что нас что-то преследует! И я говорил, что нам повезло миновать эту индейскую деревню и не лишиться голов… но за нами увязалась эта пума… или что-то похуже пумы! — он покачал головой, в этот момент небо разразил громовой раскат, и Мэтью вдруг показалось, что вокруг стало темно, как в угольной шахте. — Я больше не желаю иметь с этим дело ни за какие деньги.

— Ну так не имей, — парировал Ройс. — Проваливай! Правда, тебе придется в одиночку пытаться добраться до лодки, идти через все эти заросли обратно. Это долгая дорога, Морган! Но, если хочешь, валяй, мы тебя не задерживаем!

Морган переглянулся с другими мужчинами, стоявшими рядом с Боуи.

— Карр, ты со мной? — его взгляд переместился. — Уэттерс? Хэллек, а ты? Мне кажется, никакая награда не стоит наших жизней.

Мужчины, к которым обращался Морган, серьезно задумались, лица их посуровели.

— Я пойду с тобой, Морган, — вдруг сказал Лотт. Его лицо под черной треуголкой блестело от пота. Он вновь взглянул на тело и, казалось, окончательно утвердился в своем решении. — Да. Я пойду.

— Я тоже, — сообщил еще один житель Джубили, которого, как понял Мэтью, звали Уэттерс.

— Поддерживаю, — отозвался третий человек — Карр, скорее всего. Мрачный Колман, несший факел, возвестил:

— Я тоже не желаю помирать за тридцать фунтов. Так что тоже ухожу.

— Ну и валите! — прорычал Ройс. — Вы все идиоты. А ты — самый большой придурок, проповедник! Бегите домой, жалкие трусы, скатертью дорога! — он перевел придирчивый взгляд на Мэтью, Магнуса и девушку. — А вы с ними не пойдете? Вот ваш шанс!

— Я остаюсь, — твердо сказал Магнус, окинув Мэтью своими стальными серыми глазами. — А вам стоит вернуться. Обоим. Я сделаю здесь все, что смогу.

— Давай, Мэтью, — Куинн сжала его руку. — Давай покинем это ужасное место.

Мэтью разрывался на части. Да, он хотел вернуться назад, но… уйти значило позволить Ройсу и Ганну выиграть эту негласную, особенную битву. Он понимал, почему Ройс хочет, чтобы он ушел. Разве Магнус со своим ржавым пистолетом сумеет остановить казнь рабов? А он, Мэтью, сможет, если останется — раненый и вооруженный только коротким клинком?

Пока молодой решатель проблем размышлял, один из мужчин — с бычьей шеей и одним слепым глазом — забрал оружие и боеприпасы Фитци, хотя у него самого был мушкет.

Нет, Мэтью не мог уйти. Несмотря на то, что рана чертовски болела, а голова еще кружилась, да и бодрости духа в нем уже не было ни на йоту. Он просто не мог себе позволить уйти в безопасное место и оставить друга лицом к лицу с опасностью — а ведь Магнуса Малдуна он считал другом. Мэтью не сумел бы все бросить, оставить задачу нерешенной, провалить задание — неважно, чего это ему будет стоить, он закончит начатое.

— Я не могу, — ответил он Куинн. — Ты иди, но я — не могу.

— Я не уйду, — решительно сказала она, и рука ее сжала его руку сильнее. — Я тебя не оставлю и не позволю тебе оставить меня. Не в этот раз, нет.

— К черту дураков и трусов! — выкрикнул Ройс в адрес восьмерых человек, которые приготовились уходить. — Вам лучше почаще оборачиваться: Плачущий Дух появится раньше, чем вы успеете пикнуть! А ты, проповедник! Я думал, ты истово веришь в Бога!

Сэт Лотт повернулся к нему и замер.

— Я верю, мистер Ройс, — ответил он, стараясь сохранить достоинство, несмотря на отступление. — И я доверяю ему. И сейчас он хочет, чтобы я повернул назад. Чтобы отпустил рабов: они, скорее всего, и так погибнут, если еще не погибли. Пусть Господь вершит правосудие так, как хочет сам.

— Да пошло оно! — ответил Ройс, злобно сплюнув себе под ноги.

— Благослови вас Бог, — сказал на прощание проповедник, затем он и другие семь человек направились в чащу во главе с факельщиком.

— Пусть идут, — тихо сказал Стемпер, на его лице появилась злая ухмылка. — Может быть, этот хищник, кем бы он ни был, последует за ними, а не за нами. Вообще, это, должно быть, пума. Но все же… от этого я тоже не в восторге.

— Вы тоже подумываете о том, чтобы вернуться? — спросил Ройс, и лицо его вспыхнуло багрянцем гнева вновь. — Вы? От вас я этого ждал меньше всего! Чтобы вы бежали от призрака.

— Мистер Ройс, — обратился Мэтью. — Призрак (если уж говорить о призраке) бесплотен. Он может напугать, но не может разорвать человеку глотку и сломать ему шею.

Перед тем, как Ройс ответил, одноглазый мужчина, который забрал у мертвеца его оружие, спросил:

— Мы оставим Фитци здесь?

— А что еще с ним делать, Бэрроуз? — огрызнулся Стемпер. — На руках нести? Нет. Чем скорее мы двинемся дальше, тем лучше. Похоже, скоро эта тварь вернется, чтобы… гм… доесть тело… а сытая пума вряд ли нас побеспокоит. Но при этом нам лучше держаться вместе, насколько сможем. Мы растягиваемся слишком сильно… больше так делать не будем.

Осталось девять человек, включая девушку из Ротботтома: Мэтью, Магнус, Куинн, Стемпер, старый стрелок-счастливчик Фоксворт, одноглазый Бэрроуз, Боуи, Ройс и Ганн. Они двинулись в путь, и шествие возглавляли Стемпер с факелом и Боуи. В нескольких шагах позади шел Бэрроуз, за ним — Фоксворт, а следом справа налево: Ройс, Ганн, Мэтью, Куинн и Магнус.

Небо вновь перерезала стрела молнии, темные облака сгустились, однако ветер по-прежнему оставался сухим и жарким.

Мэтью осознал, что пробирается через чащу бок о бок с Ганном, да и от Ройса его отделяет совсем небольшое расстояние. Понизив голос до заговорщицкого полушепота, он произнес:

— Бабуля Пэгг рассказала удивительную историю.

Ганн не ответил. Он пробирался дальше и дальше, смотря только вперед. Его факел разгонял тени вокруг и, казалось, лишь он мог действительно справиться с ними.

— О том, что происходит в Грин Си, — тихо продолжил Мэтью. — О вас и Ройсе, в частности.

Ганн издал короткий, резкий смешок, но ничего более.

— Я так понимаю, что раньше, до вас в Грин Си был другой смотритель. Его звали Джеймсон, насколько мне известно. Похоже, сгорел в своем собственном доме в одну весьма несчастливую ночь. Как давно вы с Ройсом знаете друг друга?

Лицо Ганна осталось бесстрастным. Возможно, только губы чуть поджались, но более — никакой реакции не последовало.

— Бабуля Пэгг думает, что вы с Ройсом работали вместе и раньше, — сказал Мэтью. — На другой плантации? Или даже не на одной? Где вы познакомились?

— Прикусите уже язык, юноша, — последовал угрюмый ответ. — И отстаньте от меня.

— Я просто интересуюсь, — упорствовал Мэтью, пока они прорывались через зеленую листву. Лозы и ветви были здесь повсюду, кое-где лежали поваленные деревья, напоминающие разлагающиеся кости каких-то древних чудищ. — Похоже, вы с Ройсом хорошо понимаете друг друга. Я имею в виду, что он говорит, что вам делать, и вы это делаете. А, между прочим, так можно угодить в серьезные неприятности.

— Я даю вам три секунды, чтобы отвалить, — процедил Ганн сквозь стиснутые зубы. — А затем я кому-то его любопытную башку откручу!

— Я не уверен, что моему другу Магнусу это понравится. Но… хорошо, я отойду. Дам вам возможность свободно вздохнуть. И свободно подумать тоже.

— О чем подумать, Корбетт? О сказках Бабули Пэгг? Я уверен, она сочинила бы любую байку, чтобы спасти своих родственников!

— Возможно, — согласился Мэтью. — Но подумайте об этом. Я осмотрел тело Сары с разрешения миссис Кинкэннон. И нашел кое-что интересное, Джоэль. Имеющее отношение к вашему другу.

— Пустые разговоры. Эта рана вам мозг затуманила.

— А еще я знаю про Молли Энн, — Мэтью решил рискнуть, все еще говоря как можно тише. — Он, возможно, рассказывал вам? Даже хвастался, я полагаю…

Ганн адресовал Мэтью взгляд, подобный взгляду Медузы Горгоны, затем повернул в сторону и сократил дистанцию между собой и Ройсом. Мэтью наблюдал за тем, как Ганн что-то говорил своему товарищу. Ройс склонил к нему голову, но никакого выражения озабоченности или нервозности на его лице не появилось. Ганн продолжал говорить еще несколько секунд. Затем Ройс кивнул, но на Мэтью даже не взглянул.

Возможно ли настроить этих двоих друг против друга? Мэтью не знал. Ганн, очевидно, являлся слабым звеном в этой парочке и, похоже, вопросы зацепили его. Итак… может, его курок получится спустить?

Движение продолжалось, а небо становилось все темнее, как в лучших мечтах ведьмы. Прошел еще час. Стемпер продолжал идти по следу, и поспевал за ним, похоже, только Боуи. Мэтью чувствовал, что силы покидают его. Его шатало из стороны в сторону, сколько он ни пытался сохранять равновесие. На каком-то шаге силы, наконец, отказали ему, и, пока падал, он услышал, как Куинн закричала позади него. Он попытался развернуть свое тело так, чтобы не упасть на раненое плечо, но, несмотря на усилия, боль вспышкой прошлась по левой стороне и выбила воздух из легких. Несколько секунд потребовалось, чтобы восстановить дыхание, лежа тут, среди травы и сорняков. Куинн опустилась на колени рядом с ним и утешительно приложила руку к его лбу. Магнус присел рядом с другой стороны.

— Я в порядке, — сказал Мэтью, переведя дух. Перед глазами все расплывалось, но он заметил, что остальные тоже остановились. — Я могу встать, все хорошо.

Однако встать он не мог, не мог заставить свои ноги работать, и понял, что без отдыха ему дальнейший путь не преодолеть.

— Оставьте его, — сказал Ройс Стемперу. — Давайте продолжать путь. Шкуры могут уйти далеко вперед.

— Пошли! — поддержал Ганн. — Мы тратим время, стоя здесь!

С помощью Магнуса Мэтью сумел сесть прямо, но плечо прострелила дикая боль, унесшая с собой остатки сил, и даже щетина на лице показалась ему непомерно тяжелой.

— Джоэль, — выдавил он, тяжело дыша. — Бабуля Пэгг рассказала мне… и Магнусу… всё.

— Что ты несешь? — прозвучал вопрос от Ройса.

— Она рассказала миссис Кинкэннон тоже, — продолжил Мэтью с огромным усилием. — Там, в часовне. Джоэль, миссис Кинкэннон ждет ответов. Это имеет отношение… к тому, что я нашел на теле Сары.

— Ты нашел там полдюжины ножевых ран, вот что! — сказал Ройс. — Что еще там могло быть?!

— Я считаю, что по возвращении миссис Кинкэннон должна задать свои вопросы, — Мэтью сосредоточил свой рассеянный взгляд на Стемпере. — Вы, возможно, охотитесь на невинных людей. Абрам не убивал девочку. Вот, почему его хотят вернуть живым. Все остальное не будет правосудием, это будет убийством.

— Я поручусь за то, что говорит Мэтью, — добавил Магнус. — На многие вопросы нужно получить ответы.

— Убийца Сары еще не разоблачен, — кивнул молодой человек. — Но… он будет разоблачен, когда мы вернемся в Грин Си.

— Абрам убил Сару! — практически сплюнул Ройс. — Это доказано! Чертов кобель, должно быть, с ума сошел! Ты считаешь, ничего подобного никогда не происходит на плантации?

Мэтью криво улыбнулся.

— О, так нечто подобное произошло на другой плантации, где вы работали с Джоэлем?

— Погоди-ка, — прервал Стемпер. — Мальчик, ты пытаешься сказать, что девочку убил кто-то другой? Но Джоэль видел этого сукина сына с ножом прямо над трупом! — он посмотрел на Ганна. — Это ведь так?

— Хороший вопрос, — кивнул Мэтью, когда Ганн не сумел ничего ответить. — Вы его видели с ножом или нет?

— Он видел! — заговорил Ройс. — Если говорит, что видел, значит, так и было, а он уже это сказал!

— Я хочу услышать это от Ганна снова, — сказал Магнус. — Давай! Все слушают!

Рот Ганна открылся и закрылся снова. Он уставился в землю, как если бы камни и ветви могли помочь ему подобрать слова. Мэтью знал, о чем он думает сейчас: его могут повесить за попытку скрыть убийство, если Ройса разоблачат… и у него не было возможности узнать, насколько веские доказательства Мэтью обнаружил на теле Сары или какие вопросы хочет задать миссис Кинкэннон. Ганн угодил в весьма затруднительное положение, и он знал, что именно Гриффин Ройс был в этом виноват.

Шли секунды, а Ганн все еще не мог заговорить.

— Эй! — окликнул Боуи, принюхиваясь к воздуху. — Я чую дым!

И действительно, вдохнув сухой жаркий воздух болота, все сумели почувствовать это. Стемпер сощурил глаза и посмотрел вперед. Мэтью проследил за его взглядом; через деревья невозможно было что-то разглядеть, но запах горелых бревен явно пробивался оттуда.

— Костер? — спросил Ройс.

— Сильный запах, — ответил Стемпер. — Возможно, молния ударила в дерево, и начался пожар. Что бы это ни было, это недалеко.

— Мы должны двигаться, — согласился Ройс. — Оставим Корбетта здесь, раз он не может идти. Малдун, ты и девчонка хотите остаться с ним, насколько я понимаю. А мы отправимся за шкурами и скоро поймаем их. Я не намерен медлить!

— Мистер Стемпер, — обратился Мэтью. — Я хочу напомнить вам, что награда была назначена за беглецов — мертвых или живых. Миссис Кинкэннон хочет, чтобы они вернулись живыми, потому что Абраму нужно ответить на несколько вопросов. Неужели она просит слишком многого?

Стмепер задумчиво провел рукой по подбородку.

— Нет, — сказал он, наконец. — Не очень много. Хорошо, мы возьмем их живыми. Никаких отрезанных ушей, никакого вреда.

— Ха! — только и ответил Ройс. — Эти животные так просто не пойдут с нами! Вот увидите!

— Иди с ними, Магнус, — попросил Мэтью. — Я временно бесполезен, я… не смогу идти. А ты должен.

— И оставить тебя и ее на произвол этой твари? Нет, я остаюсь.

— Ты должен идти, — повторил Мэтью, вкладывая последние силы в эти слова. — Чтобы убедиться, Магнус. Ты должен, — он с трудом поднял клинок. — У меня есть это.

— Это почти ничего…

— Но все же не совсем ничего.

— Мы теряем время, — сказал Бэрроуз. — Давайте двигаться.

Боуи повернулся и направился вперед. Ройс последовал за ним. Ганн задержался на какое-то мгновение, но затем он, Бэрроуз и Фоксворт присоединились к охотникам. Стемпер издал долгий и тяжелый вздох и сказал:

— Жаль, что приходится тебя оставлять, но мы должны идти. Мы вернемся так скоро, как только сможем. Малдун, ты идешь, или нет?

Магнус кивнул.

— Я иду. Мэтью, — многозначительно произнес он. — Вы двое, оставайтесь прямо здесь. Никуда не двигайтесь и держите ухо востро. Хорошо?

— Мы справимся, — ответила Куинн. — А вы будьте осторожны.

— Я всегда осторожен, — отозвалась бородатая гора и последовала за Стемпером в темный лес.

— Я только немного отдохну… — выдавил Мэтью слабеющим голосом. — И скоро буду в порядке… просто… отдохну…

— Положи голову мне на колени, — предложила Куинн, и Мэтью согласился. Он растянулся на земле, и глаза его закрылись. Он чувствовал, как рука Куинн заботливо пробегает по его волосам.

Я не Дэниел, подумал он, погружаясь в тишину. А затем он почувствовал, как она целует его в лоб долгим и очень нежным поцелуем, будто бы говоря: «ты самое дорогое, что у меня есть». И тогда мир растворился для него в темноте.

Глава шестнадцатая

Он стоял в комнате, из которой вело пять дверей. Обычные двери с обычными ручками, но Мэтью чувствовал, что за каждой из них таится нечто неординарное… и, возможно, ужасное.

К лучшему или к худшему — он вынужден был открыть первую слева, которая привела его в затхлую тюремную камеру Фаунт-Ройала к сцене, которую он по сей день помнил очень хорошо: Рэйчел Ховарт в этой грязной клетке сбросила свою потрепанную одежду, демонстрируя свое обнаженное тело в ответ на вызывающе брошенное «вот она, ведьма!».

Внезапно рука Мэтью оказалась на ручке следующей двери, за которой оказался прусский фехтовальщик герцог Антон Маннергейм Дальгрен — неизменный в своем облике: светлые волосы, сероватые зубы и смертельно опасная рапира наизготовку. Это был человек, которого Мэтью сумел одолеть в неравной схватке во время работы над делом Королевы Бедлама, и который будто испарился из мира со сломанным запястьем, однако тень его до сих пор мерещилась Мэтью за каждым углом. Так или иначе, здесь и сейчас Дальгрен владел обеими руками, и, оскалившись, наступал на своего давнего противника с рапирой. Мэтью захлопнул дверь прямо перед его лицом.

Третья дверь привела к повозке, неспешно движущейся под небом, грозящимся разродиться проливным дождем, а внутри повозки сидел человек со спутанной бородой и закрытыми глазами. Ноги и руки его удерживали кандалы. Муха приземлилась в уголке его рта, но человек не двинулся и не открыл глаза. Насекомое ползало по его нижней губе — вальяжно и неспешно, как хозяин положения. И вдруг резкий сосущий звук оборвал жизнь мухи, после чего послышался тихий омерзительный хруст…. Глаза убийцы по имени Тиранус Слотер распахнулись и уставились на Мэтью, и когда человек ухмыльнулся, куски съеденной мухи показались на его зубах.

Эту дверь молодой человек захлопнул с не меньшей поспешностью…

Четвертая дверь открылась в обеденном зале, где собрались влиятельные гости напротив человеческой фигуры, которая не была живой — то была искусно сделанная машина, похожая на подтянутого высокого мужчину в белом костюме, отделанном золотыми нитями, с белой треуголкой на голове. Руки закрывали перчатки телесного цвета, и ткань того же оттенка скрывала лицо, хотя под этой маскировкой примерно угадывались очертания носа и скул. Со звуком тихо скрипящих шестеренок и дребезжащих цепей фигура начала двигаться… повернула голову… медленно: слева направо, затем обратно, и правая рука поднялась, чтобы прижаться к подбородку в позе, изображающей раздумья. А затем эксцентричная фигура заговорила жестяным шипящим голосом: один из вас был приведен сюда, чтобы умереть.

Мэтью закрыл эту дверь решительно, но рука его чуть подрагивала.

Он остановился напротив пятой двери.

За этой — что? Он боялся того, что откроется ему здесь, возможно, больше, чем всего увиденного. За ней было… нечто, чего он еще не видел и не знал, и после чего, возможно, не сумеет выжить. Что-то, что, возможно сотрет Мэтью Корбетта с лица земли и отделит его от всего и от всех, кого он когда-либо дерзнул полюбить или счесть близкими.

Эта дверь… пятая… он не мог решиться открыть ее, хотя знал, что должен, потому что так велит судьба.

Он потянулся к ней и взялся за ручку. Другого выбора не было: он должен был открыть ее и увидеть то, что таится внутри… если, конечно, он сможет выдержать этот взгляд в будущее и не потерять при этом себя в настоящем…

Он начал открывать дверь.

К нему потянулись струйки дыма. Он чувствовал его запах — очень сильный…

— Мэтью? Мэтью?

Юный решатель проблем открыл глаза. Он лежал на земле, голова покоилась на коленях Куинн, и запах дыма не был навеян сном. На деле дым и вправду пробивался через темный лес и стелился вокруг, как духи умерших.

— Мэтью? — вновь позвала Куинн, тронув его за здоровое плечо. В голосе ее звучал страх, а глаза буквально сообщали: мы здесь не одни. Рядом и вправду кто-то был…

Мэтью сел.

Примерно в двадцати футах от них стояло трое чернокожих мужчин: двое молодых и один явно старше — между ними. Старший, по голове которого был словно размазан паштет из седых волос, а лицо заросло серой бородой, явно морщился от боли, перенося свой вес на левую ногу. Пожилой человек был худым, с морщинистым лицом, выдававшим множество страданий, выпавших на его долю. Те, что помоложе, были довольно крепкими и подтянутыми. Один из них был лысым, с густыми бровями и продолговатым подбородком с черной короткой бородой, в то время как другой имел высокие скулы, высокий лоб и выразительные глаза, которые также глядели страдальчески.

Старший мужчина был одет в коричневые брюки и серую рубашку, его одежда была сильно потрепана терновыми шипами. Другие двое носили одинаковые коричневые штаны, подвернутые до колен. На лысом была темно-зеленая рубашка, на втором — белая, и на одеждах обоих, помимо дырок, проделанных колючками, были видны разводы от пота.

Они стояли, уставившись на Мэтью и Куинн, будто старались придумать, что делать. Усики дыма ползли по лесу вокруг них, а позади этих троих дым стелился уже настолько густо, что в нем начинали тонуть деревья.

Мэтью заговорил первым.

— Кто из вас Абрам? — встрепенувшись, спросил он.

Они не ответили и не шевельнулись.

— Марс, — обратился Мэтью к старшему. — Я говорил с вашей бабушкой. Пожалуйста, помоги мне встать, — последняя реплика была обращена к Куинн, и она поспешила исполнить просьбу. Ноги были налиты свинцовой тяжестью, однако устоять на них молодому человеку все-таки удалось. — Вы должны вернуться в Грин Си. Абрам?

Молодой раб, на лице которого отражалось сильное страдание, отозвался:

— Да?

— Я пришел сюда, чтобы найти тебя. Здесь группа людей, которые отправились на ваши поиски. И среди них Ройс и Ганн. Они не хотят, чтобы вы рассказали Кинкэннонам то, что знаете. Если они сумеют вас отыскать, я думаю, они попытаются убить вас.

— Скорее всего, попытаются, — бесстрастно сказал Абрам.

— Кто вы такой, сэр? — спросил Марс, тут же поморщившись от боли. — Что делаете здесь, да еще и с девушкой?..

— Меня зовут Мэтью Корбетт. Я из Чарльз-Тауна. Я был неподалеку, когда зазвонил колокол в Грин Си. А это Куинн Тейт из Ротботтома, — он едва не добавил «моя жена».

— Где остальные? — спросил Тоби. — Сколько их?

— Они ушли вперед. Их семеро, но один из них тоже знает правду, он здесь для того же, для чего и я… чтобы не допустить новых убийств.

— Правду? — спросил Абрам, и глаза его недоверчиво прищурились. — И какую же правду вы знаете?

— Я верю, — ответствовал Мэтью. — Что Гриффин Ройс ревновал к тому, какое внимание тебе уделяла Сара. Я считаю, он убедил себя в том, что в амбаре вы занимаетесь далеко не чтением, а ведь именно чтением вы занимались, ведь так?

Абрам кивнул.

— Это противозаконно. Я не имел права покидать квартал и находиться в этом амбаре. За это наказывают плетью. Мисс Сара сказала, что защитит меня. Кэп Ройс приказывал мне держаться от нее подальше, иначе он угрожал, что разберется с этим и начнет причинять боль нашим женщинам. Он сказал, что если до этого дойдет, винить в этом можно будет только меня. Я рассказал мисс Саре, но она возразила, что не позволит кэпу Ройсу указывать ей, что делать. Рассказать Масса Кинкэннону я тоже не мог: я нарушал его закон.

— Миссис Кинкэннон все знает, — уверил Мэтью. — Я также считаю, что, вернувшись в Грин Си, мы сможем доказать, что Ройс убил Сару и оставил нож в ее теле, чтобы ты нашел и вытащил его. Он знал, что ты покинешь квартал ночью и пойдешь именно этой дорогой. А дальше он затаился и стал наблюдать. Он хотел, чтобы ты пустился в бега, чтобы выставить тебя виновным, — молодой решатель проблем чуть помедлил, изучающе глядя на рабов. — Почему же вы пришли сюда? Вы… все же возвращаетесь?

— Па сломал лодыжку прошлой ночью, — ответил Тоби. — Мы догадывались, что за нами погоня, но не знали, сколько будет человек, и как сильно они от нас отстают. Мы все обсудили и постарались миновать пожар. Мы видели, как горят деревья, и поняли, что ветер смещает огонь к реке. А еще прошлой ночью мы слышали Плачущего Духа, — на его лице также появилось страдальческое выражение. — Мы больше не знаем, куда идти, сэр. Думали, что сможем убежать… но нам некуда. Река Духов тянется и тянется вперед… и нет выхода из этого проклятого края, Солстис ведет в никуда… здесь можно только потеряться, но не найти путь. Бабуля старалась нам помочь, сказала, как нам себя вести… но чем это поможет, когда двигаешься в забвение? Она ошиблась, сэр. Поэтому мы все обсудили и решили, что раз Па ранен… и раз выхода все равно нет… мы должны вернуться. И столкнуться с тем, с чем придется. Вот и все.

Мэтью понял, что Стемпер вскоре прочтет их след и увидит, что рабы развернулись, если он еще этого не понял. Дожидаться Ройса и Ганна в таких обстоятельствах не хотелось. Дым все прорывался через лес и смыкал свои кольца, поднимаясь к вершинам деревьев, однако звука приближающего огня все еще не было.

— У нас есть свежая вода, — сказал Мэтью, указывая на тыквенную бутылку Куинн. — Попейте немного, и тогда двинемся в обратный путь.

Куинн откупорила и передала рабам бутыль, когда они чуть приблизились. Марс поморщился от боли, когда его сломанная нога чуть коснулась выпирающей из-под земли коряги, хотя сыновья и пытались поднять его так, чтобы нога отстояла от земли. Что ж, для Стемпера он действительно оставлял довольно четкий след…

— Не могу понять вас, сэр, — выдавил Марс, когда утолил жажду. — Вы говорите, что можете доказать, что Абрам не убивал мисс Сару? Но как?

— Оставьте это мне. Сперва нужно добраться до плантации.

— Похоже, вам и самому это дастся непросто… простите, что говорю вам это. Но вы потеряли явно много крови. Вы тяжело ранены.

— Я переживу. Ройс и Ганн нашли вашу лодку. Мы должны к ней вернуться. Сумеете отыскать путь? — этот вопрос был обращен к Абраму и Тоби.

— Лучше всего добраться до реки и идти вниз по течению, — ответил Абрам. — Если пойдем на юго-запад, то окажемся там часа через два.

Мэтью кивнул. Путешествие обещало быть медленным из-за сломанной лодыжки Марса.

Молодой человек сделал глоток воды, передал бутыль Куинн, которая также утолила жажду и накинула ремень на плечо. Она одарила Мэтью воодушевляющей улыбкой, и он вдруг подумал, что эта девушка была его ангелом в лохмотьях, который пришел, чтобы помочь ему пройти это тяжкое испытание.

— Готовы? — спросил он у беглецов, и Абрам, кивнув, указал нужное направление. Мэтью сдвинулся с места, Куинн шла прямо позади него, а следом двое сыновей помогали отцу бороться дальше.

— Там пожар, — возвестил Стемпер, когда струйки дыма принялись стелиться у его ног и обвились вокруг еще шестерых человек. Линия деревьев пылала где-то в полумиле впереди, и сухой ветер раздувал огонь, направляя его в сторону охотников. С этого расстояния можно было отчетливо наблюдать, как хищное пламя прожорливо перескакивает с дерева на дерево. — Всему виной удар молнии: ночью или ранним утром, — заключил он. — Время засушливое, поэтому огонь распространится быстро.

Дым уплотнялся, начиная жалить глаза и легкие. Боуи закашлялся и с трудом проговорил:

— След уходит в ту сторону. Что будем делать, Стемпер?

— Меня не привлекает идея оставаться тут и ждать, пока пожар до нас доберется. Это чертово пламя быстро скачет, и скоро окружит нас. Шкуры тоже должны были повернуть и пойти в другом направлении, — он посмотрел на Ройса через плечо Магнуса. — Что скажете, Грифф?

— Скажу, что мы пойдем по следу. Если он повернет, мы сделаем то же.

— Тогда поспешим, — посоветовал Фоксворт. — Мы слишком много прошли, чтобы теперь отпустить их.

— Огонь слишком быстро распространяется в том направлении. Возможно, след уже уничтожен, и нам их не найти.

— Мы точно не найдем их, стоя здесь, — буркнул Ройс, поднимая глаза на темно-серое небо. — Может быть, скоро, наконец, пойдет дождь и потушит огонь. Давайте, вперед, — сказал он нетерпеливо. — Надо двигаться.

— Мне не нравится этот пожар, — возразил Бэрроуз, обведя своим единственным зрячим глазом остальных. — Ветер поднимается. Не думаю, что нам стоит…

Его прервал звук детского плача с правой стороны. В ту же секунду всё имеющееся огнестрельное оружие было направлено в сторону чащи, однако ничего живого или движущегося там видно не было. Плач доносился оттуда примерно пять или шесть секунд, и в конце больше напоминал отчаянное рыдание.

Повисло молчание, нарушаемое лишь отдаленным треском древесины в прожорливом пламени. Все охотники замерли на месте. Затем Магнус услышал, как что-то пробирается сквозь заросли… что-то большое и тяжелое.

— Слушайте! — шикнул он и почувствовал, как собственный голос дрожит. — Слушайте!

Что бы это ни было, оно ломало ветви громко, явно не боялось быть обнаруженным и быстро приближалось. Ройс отступил и оказался позади Ганна, поднял мушкет и стал наизготовку. Фосксворт также попятился до тех пор, пока не уткнулся спиной в дерево. Единственный глаз Бэрроуза расширился от страха. Стемпер и Боуи оба остались на месте, пока сухой ветер продолжал стелить по их ногам дым, направляя его к Реке Духов.

Магнус держал палец на спусковом крючке ржавого пистолета, надеясь лишь на то, что эта рухлядь не взорвется в его руках… однако он верил, что потребуется нечто посерьезнее этого никчемного оружия, чтобы остановить существо, пробирающееся через чащу.

Из темноты затянутого дымом леса вырвался свет огня, но чудовище было не одно — их было трое.

Магнус выстрелил. То же сделали Ганн, Бэрроуз и Стемпер — практически одновременно. Боуи был вооружен лишь рапирой, издал воинственный крик и полоснул по первому существу, которое вырвалось из чащи… по огромному оленю с массивными рогами в сопровождении двух самок. В облаках голубоватого дыма самец проскакал мимо охотников.

Около пары секунд спустя выстрелил мушкет Ройса.

Лоб Джоэля Ганна взорвался, когда пуля, прошедшая через его голову вылетела наружу…

— Святые угодники! — воскликнул Стемпер.

Колени Ганна подогнулись, кровь потекла по обломкам лица, факел вывалился из левой руки, и тело рухнуло вперед в застеленную дымом траву, дернулось несколько раз и замерло.

— Господи! — снова закричал Стемпер, побледнев, как известь. — Вы с ума сошли?! Вы убили его!

— У меня была осечка! — крикнул Ройс в ответ. — Я целился в эту тварь… спустил курок, но выстрела не было! Ганн встал прямо на пути, когда пуля вылетела сама! Порох вспыхнул позже, я ни при чем! Вы же все это видели, разве нет? — он оглядел всех одичавшими глазами, грудь его раздулась, говоря всем своим видом, чтобы никто даже не смел возражать, а Магнус Малдун в этот момент понял, что все действительно могло случиться так, как говорит Ройс… хотя для Гриффина то была идеальная возможность воспользоваться моментом и убрать опасного человека, который слишком много знал…

Стемпер стал было возражать снова, однако вспомнил, что и сам убивал своих товарищей на этой охоте, поэтому вряд ли имел право возмущаться.

— Черт! — сплюнул он, снял свою шляпу и вытер со лба пот грязным рукавом. — Ройс… я не знаю… Фитци мертв, и этот проклятый пожар приближается… а теперь это… я не знаю.

Ройс уже перезаряжал свой все еще дымящийся мушкет, засыпав необходимое количество пороха, и теперь использовал шомпол, чтобы загнать внутрь пулю.

— Кому-то нужно взять мушкет Джоэля, — только и сказал он. — Боуи, теперь он твой.

Боуи наклонился и поднял оружие, затем прихватил сумку Ганна с боеприпасами, перекинутую через плечо убитого. Это отняло минуту, пока угрюмый Фоксворт вышел вперед, чтобы подобрать факел, пока тот не поджог сухую траву. Он потоптал по начавшему разгораться миниатюрному языку пламени, а тем временем большой пожар приближался к группе. Дым уже становился густым и непроглядным, и вскоре можно будет ощутить жар вездесущего пламени.

Из леса, откуда только что выскочили олени, вдруг вновь донесся плачущий звук — на этот раз ближе. Он снова звучал всего несколько секунд, перешел в надрывное жуткое рыдание и оборвался.

Магнус не верил ни в проклятия, ни в духов — мстительных или каких-то еще — но даже он почувствовал, как по телу пробежала волна дрожи. Он перезарядил пистолет, который, вопреки ожиданиям, вел себя превосходно. Остальные тоже начали поспешно перезаряжать оружие.

Стемпер водрузил шляпу обратно, лицо его блестело от пота, когда он поднял факел и всмотрелся в заросли, из которых мгновение назад доносился плач. Его мушкет был нацелен и готов, но, похоже о его нервах нельзя было сказать того же — второй плач подломил его уверенность.

— Ройс… с меня довольно. Оно того не стоит, — он уже пятился назад. — Эти шкуры не стоят того, чтобы здесь сдохнуть.

— Он прав! — поддержал Бэрроуз, и его белый глаз сверкнул. — Я тоже умываю руки. И возвращаюсь к реке.

— Погодите! — возразил Ройс, но даже его голос прозвучал ослабевшим: ему тоже не хватило сил сохранить невозмутимость на лице.

От дыма слезились глаза и начинался кашель.

— Мы не можем идти дальше! — сказал Стемпер. — Я — дальше не пойду. Ройс, оставьте это. Скорее всего, шкуры уже мертвы. Если нет… то скоро умрут. Если кто хочет пойти со мной, вперед! Найдем Корбетта и уберемся отсюда, пока не стемнело и пока пожар сюда не добрался, — он повернулся и начал свое движение на юго-запад, в сторону реки. Бэрроуз последовал за ним, затем Боуи, Магнус и Фоксворт.

— Стемпер! — прозвучал крик.

Магнус повернулся, как и остальные, и увидел, что мушкет Ройса был нацелен в живот Стемпера.

— Мы не можем сдаться! — лицо Ройса побагровело и, казалось, разбухло от крови. Сейчас в пляшущих струях дыма он напоминал разъяренного зеленоглазого дьявола, явившегося прямиком из Ада. — Мы не можем допустить, чтобы эти шкуры просто сбежали! Нет уж! Они обязаны заплатить за то, что сделали! Особенно Абрам! Заколоть девочку ножом, как какую-то чертову собаку, а она была чудесной юной леди, которая бы и мухи не обидела! Этот кобель кружил вокруг нее, как одержимый, пожирал ее своими черными глазами, поджидал ее! Можно было буквально унюхать, как он желал ее! — его рот искривился, лицо исказилось под влиянием бушующей ненависти. — Они твердили, что она учила его читать! Читать!!! О, уж явно не этим они занимались в том амбаре каждую ночь! Нет, эта невинная девочка была слишком невинна и слишком притягательна! Я присматривал за ней и видел, что один ее вид раздразнивает это животное! Чтение, говорите? Эти звери могут хотеть от женщины только одного! Одного! Мой папаша был таким же! И заплатил за это перерезанной глоткой!.. — он вдруг моргнул, понимая, что явно сказал лишнего, дав давней душевной ране открыться вновь. — Я хочу сказать… — он замялся, подбирая слова. С огромным усилием ему удалось заговорить. — Хочу сказать, что… вы должны быть сильными перед их лицом. Держать их в страхе, наказывать. Если не станете, они восстанут… сожгут ваш дом… и все будет потеряно. — Он медленно переводил взгляд с одного мужчины на другого. — Неужели вы этого не понимаете?

Молчание затягивалось. А затем Стемпер тихо спросил:

— Собираетесь застрелить и меня, Грифф?

Ройс перевел глаза на свой мушкет, как будто тот был объектом из иного мира. Он опустил оружие.

— Нет, Стемпер, — сказал он с отвратительной ухмылкой. — Я никого не застрелю.

— Вы можете пойти с нами или остаться здесь. Выбор за вами.

Теперь был отчетливо слышен треск горящих деревьев: глухой рев пламени постепенно заполнял все вокруг. Было слышно, как с хрустом взрываются под жаром шишки. Сухой ветер тянул дым через лес.

— Я пойду с вами, — сказал Ройс и проследовал мимо Магнуса к передовой части группы. Магнус повернулся и пошел за ними, однако краем глаза заметил, как Фоксворт опускается на колени рядом с телом Ганна. Он быстро отстегнул ножны вместе с клинком, закрепленные на жилете мертвеца. Остальные быстро двигались в направлении реки, и только Магнус заметил это мародерство.

Внезапно нечто, передвигающееся на четырех лапах, выскочило из леса. Глаза Магнуса обжигал дым, он не мог ясно разглядеть это существо, но ему показалось, что это было большое животное, вроде пумы… коричневое, с прожилками черного цвета. Голова его была как-то неестественно деформирована.

Фоксворт увидел, как тварь приближается, и зашелся в хриплом крике ужаса. Он попытался отгородиться от порождения проклятия факелом, но зверь также поднялся на задние лапы и повалил его в два счета.

Магнус выстрелил в тварь из пистолета, но расстояние превышало двадцать футов, и пуля врезалась в дерево. Послышался мокрый звук разрываемой плоти. Магнус увидел, как существо повернуло свою ужасающую голову, вырывая кусок красного кровавого мяса своими челюстями. Лицо твари — чудовищное, искаженное самой природой — повернулось в сторону Магнуса, который впервые в жизни был перепуган настолько, чтобы обмочить штаны.

— Убей его! Убей его! — орал Стемпер, прорываясь обратно через заросли и готовясь выстрелить. Однако зверь быстро прыгнул вперед в чащу. Движения его при этом были не плавными, как у пумы, а резкими и угловатыми. Магнус готов был поклясться, что никогда не видел ничего подобного…

Мушкет Стемпера прогремел… слишком поздно — тварь уже скрылась в дыму.

— Фоксворт! — Бэрроуз вернулся, за ним последовал Боуи. Они встали над стариком, ноги которого двигались, будто в попытке бежать. Магнус и Стемпер тоже приблизились и увидели под окровавленной бородой Фоксворта жуткое месиво, которое раньше было горлом. Глаза Фоксворта были широко раскрыты и налиты кровью, руки его лихорадочно пытались сдержать поток крови, бьющий из разорванной шеи. Казалось, он пытался что-то сказать, но мог издавать лишь резкие булькающие звуки.

— С ним все кончено… — Боуи сделал шаг назад, оглядывая лес со всех сторон, лицо его блестело от пота. В одной руке он держал мушкет, в другой рапиру, однако оружие не придавало ему уверенности против такого врага. — С ним покончено, а эта тварь где-то поблизости! Господи! — его голос практически срывался на истерические рыдания. — О, господи, спаси нас! — он отступил туда, где стоял Ройс, лицо которого сейчас не выражало ничего.

Фоксворт, казалось, пытался подняться. Магнус наклонился к нему, взял его окровавленную руку и сжал ее, наблюдая вместе со Стемпером и Бэрроузом, как в старике угасает жизнь.

— Ты разглядел его? — спросил Стемпер Магнуса, когда Фоксворт испустил дух.

— Я видел… но не знаю, что это было. Может, пума. Большая. Но с ее головой… было что-то не так. Я не знаю.

— Мы должны уходить. Сейчас же, — Стемпер видел, как начинают загораться деревья совсем неподалеку. Ветер все еще дул в сторону реки, захватывая долину с северо-востока и ведя огонь вперед. — Сейчас же, — повторил он и повернулся. Магнус поднял факел, отпустил руку покойника и отступил от него, опасливо оглядевшись по сторонам. Уловив момент, он спешно перезарядил пистолет. Ему вдруг подумалось, что, скорее всего, ночь застанет их в этой глуши. Однако вряд ли ночь может быть темнее такого дня.

Никакого желания поворачиваться спиной к неизвестному зверю, скрывшемуся в чаще, не было, однако и выбора никто не предоставлял. Пришлось довериться судьбе и спешно отправиться в путь — прочь от пожара. И смотреть нужно было в оба: на такой опасной земле и гигант мог сгинуть бесследно.

Часть третья. Пуля или лезвие?

Глава семнадцатая

Пока Мэтью, Куинн и три беглеца медленно приближались к реке, Магнус пытался протиснуться через густые лесные заросли бок о бок с Гриффином Ройсом. Он перезарядил пистолет и держал его наготове, решив, что если действительно сейчас работает заодно с убийцей Сары — а по теории Мэтью, по словам Бабули Пэгг и по тому, как был случайно убит Джоэль Ганн, так и выходило — тогда стоит держать ухо востро, потому как мушкет может так же «случайно» выстрелить и в Магнуса. Ройс понимал, каким знанием обладает бородатый гигант, пообщавшись с Мэтью. Тем не менее, Малдун хотел, чтобы петлю на шею убийцы набросило правосудие, а не он сам, поэтому необходимо было вернуть его в Грин Си.

— Сара была моим другом, — сказал Магнус, пока они пробирались через заросли. Дым все еще стелился вокруг, извивался в воздухе, как армия мстительных духов, а пылающие деревья трещали за их спинами. — Я не могу поверить, что она в этом амбаре занималась с Абрамом чем-то, кроме чтения, — продолжил он, так и не дождавшись от Ройса ответа.

— Много ты понимаешь, — фыркнул тот.

— Ты когда-нибудь заходил в амбар и видел это своими глазами?

— Малдун, я не собираюсь с тобой это обсуждать, ясно? — суровый взгляд зеленых глаз готов был испепелить Магнуса на месте. — Где-то поблизости бродит та тварь… мой друг погиб от моей руки. А я даже не могу похоронить его по-христиански! Я не хочу говорить с тобой. Ты понял?

— Я понял, — ответил Магнус, отодвигая локтем назойливую колючую ветку. — И все же… Абраму не было никакого смысла убивать Сару. Зачем ему это? Как сказал Мэтью, это… не доказано.

— Ганн видел, как эта скотина стояла над ее телом с ножом в руке. Похоже, все об этом забывают.

— Не забывают, — с нажимом возразил Магнус. — Он видел лишь, как Абрам стоял с ножом над телом мисс Сары, но Ганн не видел, чтобы Абрам использовал нож. Возможно, он лишь подобрал его, когда вышел из…

— Малдун, — оборвал Ройс, и мушкетный ствол повернулся в сторону бородатого гиганта. Лицо смотрителя Грин Си раскраснелось от гнева и было все испещрено укусами насекомых, отчего смотрелось еще более угрожающим. — Эти черные шкуры бросились бежать. Если он был не виноват в убийстве Сары, зачем ему убегать? Почему его родственники ввязались в это и помогли ему?

— Может, были слишком напуганы, чтобы мыслить здраво?

— Напуганы чем, если он не убивал Сару? Ты мне вот, что скажи, Малдун… если он ее не убивал, то кто же тогда? У Корбетта есть идеи на этот счет? И что он там такого нашел на ее теле? Что он вообще делал с телом убитой девочки?

— Миссис Кинкэннон дала добро на то, чтобы он осмотрел Сару, — спокойно ответил Магнус. — И да, кое-что интересное он обнаружил.

— И что же это может быть?

— Лучше он сам тебе скажет — или даже покажет — когда мы вернемся.

Стемпер, ведя группу вперед, вдруг выкрикнул:

— Погодите! — и остальные замерли. — Разве не здесь мы оставили Корбетта и девочку? — спросил он, хотя на деле вопрос ответа не требовал. Это было то самое место. — Так, минуту! Посмотрите-ка сюда! У нас новый след! Кто-то волочит ногу. Будь я проклят, если эти следы не принадлежат трем мужчинам, идущим очень близко друг к другу. Бок о бок. Боуи, ты видишь?

— Вижу, — отозвался Боуи. — Идут к реке.

— Трое мужчин? — Ройс вышел вперед, минуя Бэрроуза, чтобы рассмотреть след поближе. — Взяли Корбетта и направились назад? С чего бы это?

— Не знаю, — ответил Стемпер. — Может быть, он уговорил их сдаться.

Магнус отметил, что Ройс резко замолчал. Он уставился в землю, как будто пытался прочитать свое будущее по этой дикой почве.

— Мы выясним это позже, — подытожил Стемпер. — А пока давайте двигаться. И все — смотрите в оба! Без обид, Бэрроуз.

— Без обид, — ответил одноглазый мужчина. — Я просто хочу вернуться из этого ада к моей жене, — он оглянулся через плечо и попытался разглядеть что-либо сквозь густой серый дым, но увидел лишь отблески пламени, которое распространялось на все более широкую территорию. Из самого сердца этого пожара дул сухой ветер, разнося повсюду пепел и сгоняя облака насекомых к реке. Также от пожара бежали животные — преимущественно олени и кролики, а также пара больших пум, ни одна из которых даже близко не походила на ту страшную тварь.

Охотники ускорили темп, и задачу им немного упрощало то, что путь был уже слегка расчищен беглецами. Через полчаса земля снова начала становиться вязкой и болотистой, намекая на то, что река совсем близко. Здесь, под массивными корявыми дубами и плакучими ивами, разливались глубокие серые лужи, а дым понемногу обвивал ветви.

— Вот еще следы! — воскликнул Стемпер, изучая глубокие отпечатки в грязи. — Пятеро человек. Один совершенно точно хромой. Вряд ли дальше, чем в полумиле от нас.

— Я уже черт знает сколько удерживаю в себе дерьмо! — вдруг поморщился Боуи, схватившись за живот. — Надо облегчиться.

Он положил мушкет, отбросил клинок, спустил штаны до лодыжек и присел на корточки. И вдруг…

— Ааааааааа! О, Боже, что за…. — он зашелся в крике, который могли услышать в самом Чарльз-Тауне, распрямился, хотя штаны его были по-прежнему спущены. — Что-то укусило меня! — голос его сорвался. — Что-то укусило меня прямо в мои шары!

Магнус заметил, как уродливая змея уползает из высоких зарослей сорняка, где ее только что грубо побеспокоили и нарушили ее отдых. Водяной щитомордник, сокрушенно подумал великан. Боуи тоже успел заметить ее и теперь поднялся на дрожащие ноги и натянул штаны. Лицо его побледнело.

— Сволочь, она укусила меня, Стемпер! Она же не ядовитая? Ради Бога, скажи, что она не ядовитая!

— Щитомордник, — ответил Ройс, прежде чем Стемпер сумел выдвинуть свою версию.

— Это был не щитомордник! — сердито воскликнул Боуи. — Это была черная змея, это был не щитомордник!

Некоторое время тянулось молчание, затем Стемпер вздохнул и сказал:

— Мы должны двигаться дальше.

— Это была черная змея! — настаивал Боуи. — И она укусила меня за чертовы яйца, но я буду в порядке! Я же буду в порядке, так, Стемпер?

— Пора идти, — только и отозвался он, продолжая путь.

— Я чувствую себя нормально! — зрачки Боуи были слишком широкими, а глаза казались стеклянными. — Просто слегка цапнули меня, вот и все… — он подобрал свое оружие и поспешил за Стемпером и Бэрроузом. Замыкали Ройс и Магнус. — Я буду в порядке! — пообещал он всем остальным с кривой улыбкой. — Мы еще будем смеяться над этим, когда вернемся!

Магнус считал, что нет ровным счетом ничего смешного в том, чтобы быть укушенным в причинное место. Особенно щитомордником, яд которого уже распространялся по крови Боуи. Однако он ничего не сказал и продолжал идти, опустив голову и внимательно глядя под ноги, боясь наткнуться на змеиное гнездо.

— Вы когда-нибудь слышали о тех, кого кусали в шары черные змеи? — спросил Боуи нервно, и его вопрос был брошен любому, кто готов был ответить. — Будь я проклят, если эта история не поможет мне заработать на кружку или две! Просто слегка покалывает. Ничего страшного.

Они продолжали двигаться, следуя за отпечатками ног. Грязь становилась все мокрее, и в некоторых следах скапливалась серая вода. Дым следовал за охотниками по пятам, пролетая сквозь ветви и пробиваясь через листву.

— Жарковато тут! — сказал Боуи. — Проклятье, я весь взмок! И шары у меня распухают. Похоже, эта черная змея хорошенько меня цапнула!

— Да, похоже на то, — бесцветно отозвался Стемпер, продолжая глядеть перед собой.

— Но я в порядке, — заверил Боуи. — Вы уже устали, ребятки? Я — ни капельки. Нет уж! И я не боюсь этой твари. Дьявол это, пума, или кто там еще, я выстою против нее. Ты веришь в Дьявола, Стемпер?

— Верю, Калеб.

— Я верю, что дьявол и ангел живет в каждом человеке, — продолжил Боуи. Его лицо, брови и волосы все блестели от пота. — Они борются внутри нас постоянно, стараются победить друг друга. Иногда я чувствую, как они сражаются внутри меня. Тянут то в одну, то в другую сторону. Они нашептывают мне в ухо, скользят в моей голове. Ты это чувствуешь, Стемпер?

— Угу…

— Черт, мои шары болят. Может, мне стоит обождать минутку и отдохнуть?

— Продолжаем идти, — настоял Ройс. — Мы не можем останавливаться из-за покойника.

— Это еще что? — возмутился Боуи. — Что это он несет, Стемпер?

— Он сказал, что сейчас мы не можем остановиться.

— Ну и ладно, — буркнул Боуи слабеющим голосом. — Ладно… — повторил он, будто не был уверен, что первый раз произнес это вслух.

Не прошло и нескольких минут, как Калеб Боуи сказал:

— Что-то мне дышать тяжело стало… чертов дым… дышать не могу… — он выронил рапиру и приложил дрожащую руку к лицу. Клинок так и остался лежать позади него в грязи. — Я чувствую, что мне надо немного отдохнуть, Стемпер. Мои ноги вот-вот откажут… я не знаю… мне нехорошо.

— Мы не останавливаемся, — рявкнул Ройс.

— Нет, — возразил Стемпер, сверкнув глазами на смотрителя. — Останавливаемся. Калеб, присядь и отдохни несколько минут.

— Спятили?! — возмутился Ройс. — Шкуры совсем недалеко впереди! Вы сами так сказали! Мы должны остановить их.

— Остановить? — переспросил Стемпер, брови его поползли вверх. — Зачем, Грифф? Если они направляются в Грин Си, зачем их останавливать?

— Мы не знаем наверняка, что они направляются туда! А если они просто хотят перебраться на другой берег и уйти на юг? Вы же не думаете, в самом деле, что они решили сдаться? Черт возьми, нет!

Боуи сидел на поваленном дереве, прислонив к себе мушкет. Тело его начала бить дрожь, как будто в этом болоте было не адски жарко, а мертвецки холодно. Магнус аккуратно приблизился к нему, ступая по скрывающей опасности черной грязи. Стемпер заметил его движение и окликнул:

— Малдун! Осторожно. Тебя может утянуть трясина.

Магнус остановился, где стоял. Он опустился на колени к земле в нескольких футах от Боуи, который начал нервно раскачиваться назад и вперед, лицо его посерело, глаза сфокусировались на какой-то далекой мифической точке пространства.

— Я изменюсь, когда вернусь домой, — пробормотал Боуи, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно. — Буду ходить в церковь каждую субботу. Буду делать то, что должен. Клянусь, — он вдруг осознал, что Магнус опустился рядом с ним на колени, и устремил налитые кровью глаза на отшельника. — Мне холодно, — сказал он, дрожа. — Тебе тоже холодно?

— Немного, — успокаивающе сказал Магнус.

— Так и знал, что не только я замерз. У меня живот болит… — то, что Боуи больно, было и без того видно по его лицу. Он обхватил живот руками и сильно зажмурился. — Очень болит… ох… Господи, смилуйся надо мной… смилуйся…

— Мы должны оставить его, — бесстрастно произнес Ройс. — Теряем время зря, дожидаясь, пока…

— Закройте рот! — рявкнул Стемпер. И то, как он это сказал, заставило губы Ройса и впрямь сомкнуться в тонкую линию. Стемпер подошел и остановился возле умирающего, и Бэрроуз также приблизился к нему. Ройс одарил остальных долгим взглядом, затем перехватил мушкет и стал позади Магнуса. Смотритель Грин Си уставился сквозь болотистую землю в сторону реки, следя глазами за уходящей вперед вереницей следов.

— Стемпер… — позвал Боуи, глаза его налились слезами и сильно покраснели. Он умоляюще окинул всех взглядом. — Ты поможешь мне добраться до дома? Я встану и пойду, Богом клянусь!

— Не торопись. Отдохни пока.

— Мне больно, Стемпер. Всё болит. Мне кажется… мне нужно… встать, — Боуи попытался, но когда поднялся лишь наполовину, вдруг издал жуткий крик, полный агонии и рухнул на колени. Руки его обхватили живот, лицо приобрело синеватый оттенок. В уголках рта выступила пена. Он быстро замигал, дыхание стало резким и прерывистым. — О, Боже… — прошептал он, и голос сорвался от боли. — Спаси меня… пожалуйста… спаси меня…

Магнус начал подниматься с колен. Но не успел он распрямиться, как что-то с силой ударило его по голове: Гриффин Ройс, не теряя времени, решил врезать бородатому гиганту по затылку.

Магнус пошатнулся и упал, уронив факел и пистолет. В голове у него взорвались снаряды боли, и он ускользнул в трясину темноты.

Стемпер тупо уставился на Ройса с открытым от изумления ртом. Он увидел, как Ройс сделал шаг вперед, взвел мушкет, направил ствол в его голову и спустил курок. Сквозь всплеск синего дыма пуля угодила в точку прямо над левым глазом. Голова Стемпера покачнулась, шляпа с вороньим пером слетела, и он навзничь рухнул в грязь, как будто земля резко притянула его.

Ройс уже достал нож. Он в два шага преодолел сквозь дымовую завесу расстояние, разделявшее его и Бэрроуза, и раньше, чем одноглазый успел среагировать, вонзил лезвие ножа по самую рукоять в его горло, перехватывая его от уха до уха. На шее Бэрроуза появился второй рот, оскалившийся в жуткой кровавой ухмылке. Одноглазый тщетно попытался бежать, но Ройс был быстрее. На этот раз предплечье избежало царапин, подумал он, когда всадил нож в спину своей жертве два… затем еще четыре раза в порыве звериной ярости. Бэрроуз повалился на колени и уткнулся лицом в грязь, после чего замер.

Ройс отступил, чтобы оглядеть свою работу. Дыхание обжигало легкие, а кровь в темпе только что совершенного насилия стучала в висках. Итак, Магнуса поглотила трясина, Стемпер получил пулю, с Бэрроузом тоже покончено. Боуи продолжал раскачиваться, стоя на коленях и обхватывая руками живот.

— Господи, помоги мне… — шептал он, рыдая. — О, Иссус милосердный… помоги мне…

Ройс больше не хотел тратить время. Он убрал нож в ножны и забрал мушкет Боуи, который, он знал, был еще заряжен после встречи с оленем. Ройс подобрал пистолет Магнуса — также еще заряженный — и сунул его за ремень. Свое оружие он решил перезарядить позже, когда подберется поближе к шкурам и Корбетту. У него было достаточно пороха и других боеприпасов. Вопрос лишь в том, кого пристрелить первым.

Он перехватил свой собственный мушкет, повесил на плечо сумку, забрал факел Стемпера и направился к реке.

Боуи завалился на бок и принялся кататься из стороны в сторону, плача и стеная. Ройс постоял над ним лишь несколько секунд, глаза его сузились от отвращения к этой сцене человеческой слабости. Достаточно громко, чтобы Боуи услышал его, смотритель Грин Си холодно произнес:

— Щитомордник.

Затем отвернулся от отравленного человека и поспешил за своей добычей.

Глава восемнадцатая

Магнус очнулся в тисках Смерти.

Он не мог дышать. Его лицо сдавливала мокрая, тяжелая темнота. Его трясло от паники, и в ужасе этого мгновения он осознал, где находится — лежит на боку, засасываемый трясиной. Голова казалась расколотой яичной скорлупой, во рту ощущался соленый и металлический вкус крови. Что-то ударило его сзади… Ройс. Нужно было развернуться и глотнуть воздуха. Заставить ноги шевелиться, а тело распрямиться…

Болотная муть забила ноздри и слепила веки, и Магнус понимал, что если в следующие несколько секунд не вздохнет, его путь в этом мире будет окончен.

Он сражался с трясиной, а она сражалась в ответ. Темная густая грязь сомкнулась над ним. Магнус изо всех сил напрягал шею и тянулся в ту сторону, где — он считал — было спасение. Мускулы кричали, и самому ему хотелось кричать. Может быть, он и поддался этому порыву, там, в мокрой темноте, связывающей его по рукам и ногам, но звук потонул в грязи.

А в следующее мгновение его нос и рот прорвали грязную болотистую поверхность и поднялись на несколько дюймов над ней, и пусть он оставался слепым и крепко схваченным этой дьявольской трясиной, он сумел раскрыть рот, выплюнуть проникнувшую туда муть и яростно вдохнуть. Этот вдох наполнил его, пусть маленькой, но надеждой на спасение.

Через мгновение Магнусу удалось очистить ноздри и вдохнуть снова — полной грудью, яростно поглощая отравленный гнилыми болотными испарениями и дымом воздух. Следующей задачей было вынырнуть из трясины всей головой. Придется приложить огромное усилие — напрячь все мышцы и волю. Магнус ощущал внутри себя призрачную нерешительность, но — Господи! — он должен был попытаться, пока болото не затянуло его глубже.

Он предпринял попытку выпрямиться, держа при этом лицо на поверхности, и продолжил упорно работать над этим, однако трясина работала еще упорнее, держа его крепко и затаскивая его глубже. Хотя Магнус был в состоянии держать голову над этой грязевой могилой, любое движение или любой скоростной рывок встречали такое сопротивление, что заставляли его чувствовать себя едва ли не слабее беспомощного младенца. В памяти вдруг воскресла сцена, как он пытался провести гребнем по своим спутанным волосам, сражаясь с колтунами и узелками, как рвал на себе волосы, чтобы досадить Пандоре Присскитт и Мэтью Корбетту; сейчас он чувствовал себя тем самым гребнем — бессильным против смазки из медвежьего жира и обреченным на провал.

Субстанция вокруг него была одновременно мокрой и густой, как жидкая глина. Был ли рядом хоть кто-нибудь, кто мог помочь? Он постарался найти ответ на этот вопрос, позвав на помощь, но трясина вновь заволокла ему рот. Если кто-то и ответил, он не мог узнать наверняка, потому что грязь залилась в уши и оглушила Магнуса.

Я в ловушке, осознал гигант. И тогда его поразил настоящий ужас, мужчина стал отчаянно биться, сражаясь с неизбежностью и стараясь вырваться из зыбучей могилы, хотя трясина, казалось, лишь сомкнула свои тиски плотнее, утянув его вниз с головой. Он перестал бороться, потому что понял: мышцам не справиться с трясиной, и любой сильный рывок встретит столь же сильное сопротивление.

Магнусу вдруг очень отчетливо вспомнились первые слова, которые Мэтью адресовал ему на пороге его дома.

Успокойтесь, сэр.

Магнус прекратил всякое движение. Его сердце колотилось, говоря ему, что это ошибка, что нужно бросаться в бой, но он намерен был бороться не при помощи страха и мышц, а при помощи холодного ума. Медленно… медленно… он снова протолкнул лицо через грязь, чтобы оно оказалось на поверхности, стараясь не навлечь на себя гнев трясины. Следующей задачей было очистить ноздри и рот от грязи, и ее удалось выполнить. Похоже, медленные движения и впрямь могут помочь победить болото. Осознав это, он начал осторожно выталкивать себя из зыбучей землистой массы, работая ногами мерно и не позволяя себе ускориться. Требовалась железная воля, чтобы не начать вновь рваться наружу в панике, однако Магнус каждый раз напоминал себе: или так, или можно попрощаться жизнью — а сдаваться и позволять злобному, проклятому ведьмой болоту сцапать себя он был не готов.

Он почувствовал, как трясина вновь пытается затянуть его: она реагировала даже на такие медленные движения. Как долго придется работать в таком темпе, помогая себе плечами и головой, Магнус не представлял, но старался двигаться медленно, с уважением к трясине, и вскоре ему удалось очистить от грязи глаза и увидеть сизый свет и кружащий повсюду серый дым, за которым ему открылась страшная сцена: Стемпер лежал на спине в луже собственной крови, Бэрроуз тоже был недвижим и весь перемазан кровью, а Боуи лежал на боку. Ройс ушел, и Магнус понимал, за кем он теперь последует.

Этот человек был бешеной собакой, решил заложник трясины. Животным, который убивает под влиянием импульса, в гневе, или в порыве дезориентирующей страсти. Очевидно, убийство Ганна было преднамеренным… эта картина прекрасно это доказывала.

Магнус должен был выбраться. Хотелось рваться вперед, но он чувствовал, что трясина хочет вернуть его, принять весь его вес как жертву для низших демонов, живущих на дне.

Если он будет двигаться достаточно медленно, возможно, ему удастся выплыть. До твердой земли оставалось лишь несколько футов, поэтому он сложил свои руки, как сложил бы пловец, чтобы раздвинуть грязь вокруг себя… но понял, что даже такое маленькое расстояние будет пыткой в таких условиях.

Даже если так, я должен попытаться.

И он начал свое путешествие из ямы смерти к берегу жизни. Движения были медленными, трясина все еще сильно сковывала тело, но теперь сопротивление болота приводило узника не к панике, а к холодным, размеренным действиям. Когда он, наконец, добрался до твердой земли, Магнус впился пальцами в грязную почву, поросшую сорняками, и предпринял титаническое усилие, чтобы вытянуть себя из ловушки: трясина отпускала его с большой неохотой. Дюйм за дюймом он вытаскивал себя из грязевой массы, и с него словно сползал костюм из тягучего дегтя. Несколько раз он успел отчаяться и решить, что его сил не хватит, чтобы выбраться, однако воля заставляла его преодолевать себя и еще на дюйм приближаться к спасению. Вперед его тянуло и знание о том, что это Ройс убил Сару — таким же изощренным кровавым способом, каким он, не раздумывая, убил нескольких мужчин прямо здесь, в этом болоте, а теперь собирается догнать остальных и закончить работу, чтобы ни один рот не проболтался о его истинной природе.

Убийца, скрывавшейся за личиной плантационного смотрителя, мог выдумать любую историю: что проклятый край получил свои жертвы, сослаться на аллигаторов, на «мертвых при жизни», на трясину, на ядовитых змей, на осечку мушкета, на Плачущего Духа — и может пройти еще много лет, прежде чем кто-либо узнает правду. Если узнает…

— Нет, — прорычал Магнус, упорно вытаскивая себя на свободу. — Я не дам этому случиться!

К нему потянулась рука.

Магнус посмотрел в синюшнее лицо Калеба Боуи, который полз по мокрой земле на животе, как та самая рептилия, что укусила его.

Слезы мучения струились из раскрасневшихся глаз Боуи, а на губах собралась желтая пена, но даже сквозь эту непереносимую агонию он сумел прошептать:

— Хватайся.

И Магнус схватился. Боуи едва мог говорить, но над тем, чтобы помочь гиганту вылезти, он постарался изо всех сил, и этого оказалось достаточно. Магнус освободился из ямы, чувствуя, что ботинки соскальзывают с его ног, и трясина забирает их в качестве платы за побег. Он тяжело рухнул на землю рядом с Боуи, как полноразмерное пугало, с ног до головы покрытое черной грязью болота.

— Малдун? — обратился Боуи едва слышным шепотом. — Ты поможешь мне попасть домой?

— Да, — ответил Магнус.

Он поднялся на свои босые ноги и понял, что сейчас заслужил бы уважение любого человека — даже такого, как мистер Присскитт. Магнус уже начал наклоняться, чтобы поднять Боуи, когда где-то за его спиной вновь послышалось надсадное рыдание Плачущего Духа.

Тварь была близко, но видно ее не было. Дым перемещался среди деревьев, играя со зрением злую шутку. Сухой, горячий ветер, дующий в сторону реки, превратился в спокойный, но едкий бриз. Подняв глаза, Магнус заметил рыжие блики, пляшущие у самых верхушек деревьев — похоже, загорелся весьма внушительный участок леса. Очаг пожара располагался, должно быть, в четверти мили отсюда, и разбрасывал снопы искр по ветру, который разносил эти горячие звезды дальше.

Плачущий Дух снова дал о себе знать. На этот раз ближе.

Магнус сделал несколько шагов к брошенному Боуи клинку и поднял его. Он также подобрал пистолет Бэрроуза и проверил, что он заряжен. Плачущий дух чует кровь, подумал Магнус. И он идет сюда.

С рапирой в одной руке и пистолетом в другой мрачное огромное пугало стало над Калебом Боуи и приготовилось сражаться за обе их жизни.

— Река уже совсем близко, — сказал Мэтью, при том, что зрение его ограничивалось тридцатью ярдами. Куинн держала его за руку и сжимала крепко, а на небольшом расстоянии от них шли Абрам с Тоби, поддерживая Марса.

— Нужно отдохнуть минуту… — пробормотал Марс. Когда Мэтью и Куинн остановились, сыновья опустили отца на землю и помогли опереться на ствол вербы. — Я угодил в крысиную нору, — объяснил пожилой мужчина, заметив взгляд Мэтью. — Свернул лодыжку и услышал хруст, как от сломанной ветки.

— Боль, должно быть, ужасная…

Марс одарил Мэтью слабой полуулыбкой, но остальная часть его лица оставалась печальной.

— Не настолько. Хотите увидеть мое клеймо, сэр? Вот, какая боль была ужасной. Единственное, что ранило меня сильнее, это вид того, как клеймят мою жену и сыновей. Господи, благослови мою Дженни, мне ее не хватает. У вас есть рабы, сэр?

— Нет.

— Какой работой вы занимаетесь?

— Я…

Решатель проблем, хотел закончить Мэтью. Однако вместо этого зачем-то решил произнести:

— Мне платят за то, чтобы я совал свой нос туда, куда не следует.

Марс рассмеялся грудным, глубоким смехом.

— И вот, куда это вас привело. Кто же платит вам за это?

— Миссис Кинкэннон.

— Почему не мистер? Он все еще плох?

— Я не знаю. Когда я покидал Грин Си, он был еще в постели.

— Хм… — тихо протянул Марс. Он посмотрел через плечо Мэтью на Реку Духов. По угольно темному, затянутому тучами небу пробежала молния, и сразу за ним послышалось рычание грома. — Мальчики, мы зря сбежали. Нужно было встретить все лицом к лицу, прямо там и тогда. Правда, ты бы мог уже болтаться в петле… — последние слова он обратил к Абраму. — Кинкэнноны не позволили бы тебе сказать ни слова против кэпа Ройса и кэпа Ганна. Никто бы не стал слушать.

— Я не хотел, чтобы вы бежали со мной, — ответил Абрам. — Я говорил вам остаться: им ведь не были нужны вы. Они охотились бы только за мной.

— Мы бы не пустили тебя одного в эти края, — возразил Тоби. — Нужно было присматривать друг за другом, и мы это делали. Так или иначе… умереть здесь или в Грин Си — разница небольшая, — он переключил внимание на Мэтью. — Простите, что спрашиваю, сэр, но какие у вас есть доказательства, что Абрам не убивал мисс…

Вопрос Тоби прервал мушкетный выстрел, прогремевший из чащи позади них. В ту же секунду Тоби ухватился за свой левый бок и с криком боли рухнул на колени. Мэтью заметил вспышку пороха, и теперь голубоватый дымок помогал приблизительно понять, откуда был сделан выстрел.

— Вниз! Пригнитесь! — зашипел Мэтью и потянул Куинн за собой к земле. Абрам подполз, чтобы прикрыть собою отца, пока Тоби зажимал кровоточащую рану на боку.

— В кого я попал? — послышался голос Ройса, звучавший спокойно и непринужденно. — Я целился в тебя, Корбетт. Но ничего, я тебя тоже достану! И тебя, Абрам. Я вас всех достану, и тогда всё закончится!

Мэтью понял, что это вполне может быть правдой, потому что из оружия у него с собой был лишь кортик. Хотя… опускалась темнота. Быть может, удастся пробраться к реке незамеченными?

В голове молодого человека тут же возник вопрос: что стало с остальными? С Магнусом, Стемпером, Ганном, Боуи и другими.

— Корбетт, тебе задали вопрос! — крикнул Ройс из своего укрытия. — Какие у тебя есть доказательства?

Мэтью понял, что этот человек слишком хочет удовлетворить свое любопытство и не может устоять перед этим. Он ниже пригнулся к земле, накрыв одной рукой лежащую рядом Куинн.

— Компресс, который вам наложил доктор Стивенсон после укуса лошади, — ответил он. — Он сломался и отвалился, когда Сара схватила вас за предплечье после первого удара ножом. Вы знали, что это произошло. Я полагаю, вам потребовалось некоторое время, чтобы привести себя в порядок после того, как вы напугали Абрама и заставили его сбежать. Что вы сделали с компрессом? Зарыли в землю? Вот только часть лечебной смеси оказалась под ногтями Сары. Миссис Кинкэннон знает об этом, я ей показал. Вы собираетесь вернуться в Грин Си и убить ее тоже?

Ройс не ответил.

— Кого бы вы еще ни убили, это бесполезно, — сказал ему Мэтью. — Все кончено, Ройс. Где остальные? — волна дрожи пробежала по его телу, когда он осознал, что могло случиться. — Вы убили их всех?

— Не всех. Кое в чем мне помогло болото. Абрам? Тебе не следовало проявлять никакого интереса к этой девочке. Я наблюдал за тобой. За вами обоими. Как вы перешептывались, когда ты думал, что никто не смотрит. Как ходили вместе прямо при свете дня. А потом ночью в амбаре… меня тошнит от одной мысли об этом!

— Вы ошиблись, кэп Ройс! — выкрикнул Абрам. — Мисс Сара учила меня читать, и это…

Новый мушкетный выстрел ударил в ствол вербы, из которого тут же полетели щепки. Абрам втянул голову в плечи и прикрыл собой отца.

— Не ври! — завопил Ройс. — Я знаю, чем вы там занимались! Ночь за ночью… я следовал за ней, я видел, как ты тоже туда заходишь! Только по одной причине ты бы нарушил закон и стал бы встречаться с ней там ночью! Мне она даже улыбаться отказывалась, а какой-то черной шкуре отдала себя полностью! Что ж, она поплатилась за это!

— Ройс! — окликнул Мэтью, когда вспышка молнии вновь рассекла небо, и за ней последовал оглушительный гром. — У Сары была книга, когда вы ее закололи? И она ведь уронила ее на землю, так? Уверен, вы видели ее!

— Это проклятая ложь! Все это шкурное обучение чтению! Неважно, была у нее книга или нет, они явно не читали в том амбаре!

Абрам пополз по земле, стараясь приблизиться к брату, который мучился от боли, но ему хватило сил кивнуть в знак того, что он держится.

— Вы не должны были убивать девочку! — сказал Мэтью. — Почему вы не пошли к Кинкэннону? Почему не рассказали ему, что происходит?

— Думаешь, он бы поверил мне? Поверил, что это — правда о его любимой дочурке? Он бы пинками выставил меня с Грин Си, облив смолой и осыпав перьями! Я сказал ей, что знаю, что она делает, и сказал, что если она будет со мной мила… если окажет мне небольшую услугу… я никому не скажу. Но она лишь посмотрела на меня, как всегда… как будто я был для нее хуже грязи под ногами… словно даже черная шкура лучше меня! Неужели может гребаный черный раб быть лучше белого человека?

— Мисс Сара приносила книги и учила меня читать! — упрямо повторил Абрам. — И это все!

Прогремел третий выстрел. Мэтью услышал, как пуля просвистела совсем близко. Звук был выше, чем предыдущие два. Не мушкетный. Пистолетный, решил Мэтью. У Ройса с собой один мушкет или два? Как быстро он может перезарядить оружие? Стоит ли рискнуть и броситься на него с клинком? А ведь он все еще прячется в чаще. И будет там прятаться, когда Мэтью преодолеет разделяющие их пятнадцать ярдов, и мушкет к тому времени может быть уже перезаряжен. Мэтью оглянулся на Абрама и Тоби. Кровь просачивалась между пальцами раненого. Возможно, выстрел был не смертельным, но со временем Ройс своего добьется. И этого времени пройдет очень мало, если ничего не предпринять.

Мэтью все еще был слаб от своей собственной кровопотери. Он подумал, что превратился в бледную немощь, которой когда-то обзывал его Грейтхауз, в кусок пергамента, которым Магнус назвал его на балу Дамоклова Меча. Казалось, все это было целую жизнь назад.

Молния вновь рассекла небо, гром прогремел над самой головой, и Мэтью почувствовал, что зажат между тем, что должен и что боится сделать.

— Сдавайтесь! — крикнул Ройс. — Никто из вас не покинет живым это болото!

Абрам вдруг встал. Он извлек из-за пояса нож и решительно уставился в чащу.

— Вы тоже не уйдете отсюда, кэп Ройс, — пообещал он и уже в следующее мгновение рванул мимо Мэтью и Куинн в чащу, где скрывался убийца Сары.

Магнус Малдун знал, что оно приближается. Вся эта кровь… ее запах… Плачущий Дух был привлечен ею.

Он подкрадывался, скрываясь в дыму, и сначала показалась только его тень, затем тело, передвигающееся в своем странном дерганом ритме — Магнус уже видел это, но на этот раз тварь медленно подбиралась, минуя опасные трясинные ямы, пока не достигла тела Бэрроуза. Затем деформированная голова склонилась, существо принюхалось к крови, и его желтые глаза сощурились, уставившись на Магнуса, словно пытаясь понять, что это за огромный измазанный грязью зверь стоит перед ним — враг, посягающий на его территорию, или такой же монстр, точно так же оставшийся один.

Нет, это был не призрак и не созданный ведьмой демон, но это и в самом деле была самая огромная пума, какую Магнус видел в своей жизни. Темные полосы, покрывающие мускулистое тело зверя, на поверку оказались грубыми отметинами ожогов, а сама форма головы рассказывала душераздирающую историю о том, что может случиться с животным, угодившим в лесной пожар. Оба уха сгорели, облысевший череп был сплошь покрыт грубыми шрамами, морду уродливо перекроила бушующая стихия, причем не обошлась без юмора, оставив на наполовину сгоревшей челюсти устрашающую гримасу, напоминающую гротескную улыбку. Одна передняя лапа была также изуродована и высушена огнем, а хвост напоминал короткий огарок. Животное передвигалось столь странным образом, понял Магнус, из-за поврежденной кожи и части мышц. Не имея возможности перемещаться привычным способом, пума была вынуждена научиться делать это иначе — если хотела выжить. Судя по всему, зверь угодил в пожар около семи лет тому назад и сгорел почти до смерти. Похоже, травмы, полученные тогда, до сих пор причиняли покалеченной кошке сильную боль… и, возможно, даже довели ее до своеобразной формы безумия, заставляя убивать не только ради пропитания, но и из бешеной жажды крови и демонстрации доминирования. Рычать, как обычная пума, эта кошка уже не могла, поэтому издавала звуки, так напоминающие плач…

Глаза изувеченного зверя были устремлены на Магнуса, периодически переводя взгляд на летающие повсюду угольки — словно пума помнила, что эти горящие точки способны сотворить.

Боуи уцепился за ногу Магнуса, а Магнус ожидал, решит ли «Плачущий Дух» напасть, или нет.

С — уххх — резким выдохом, зверь, прозванный Плачущим Духом, резко поднялся на задние лапы и принялся балансировать на них. Боуи издал странный испуганный звук, но Магнус сохранил молчание и решительно остался на месте, хотя его сердце бешено колотилось в груди. Он счел, что зверь совершает такое странное действо, чтобы компенсировать слабость в изувеченной лапе. Или, быть может, отпугивает таким образом других пум — тех, что моложе и здоровее. Магнус приготовился, что «Плачущий Дух» прыгнет на него, оттолкнувшись своими задними ногами, поэтому направил пистолет прямо в сердце зверя, а острый край клинка — в его горло.

Глава девятнадцатая

Как только Абрам рванул в убежище Ройса с ножом в руке, Мэтью вскочил с земли и в два отчаянных прыжка врезался в Абрама, сбивая его с ног и опрокидывая на землю за секунду до того, как его поразил бы новый мушкетный выстрел. Он не собирался допускать, чтобы после всего, что ему пришлось пережить в этом путешествии, Абрама попросту застрелили. Пуля пролетела над Мэтью и ударила в дерево. Абрам упал на землю, и Мэтью понял, что у него нет выбора, кроме как броситься в чащу со своим клинком и быть готовым отделять плоть от костей, потому что Ройс уже загонял пулю в свое следующее оружие.

Молодой человек прыгнул в сторону поднимающегося порохового дыма и рванул сквозь лозы и колючки, которые попутно больно вцеплялись в него, точно маленькие когти. И там, примерно в десяти футах от него за дубом виднелась фигура Ройса, судорожно пытающегося протолкнуть пулю шомполом в мушкет. Мэтью бросился на этого человека и не остановился, даже когда Ройс со зловещей ухмылкой на лице — справившись, наконец, с пулей — прицелился в него. Уловив драгоценную секунду Мэтью взмахнул кортиком и полоснул прямо по стволу, сбивая прицел. Раздался выстрел — настолько оглушительный, что у Мэтью едва не лопнули барабанные перепонки, но никакого другого вреда этот выстрел не нанес. Поняв это, Ройс словно бы и впрямь превратился в дикое животное и, клацнув зубами и издав утробный звериный рык, кинулся на Мэтью, попытавшись ударить его стволом мушкета, однако отчаянный клинок юноши и в этот раз оказался быстрее, оттолкнув огнестрельное оружие в сторону.

Ройс набросился на Мэтью, правым плечом въехав ему в грудь с такой силой, что под ней запросто могли сломаться кости. Забыв о потерянном мушкете, Ройс начал пытаться отобрать у Мэтью его клинок, закружил своего противника и впечатал его в ствол дуба так, что весь воздух был выбит из легких, а перед глазами молодого человека заплясали разноцветные звезды. Ройс, не теряя времени, нанес удар кулаком прямо в рану на плече Мэтью, выбив из молодого решателя проблем, пытавшегося перевести дыхание, тихий и тяжелый стон. Рана раскрылась, и на перепачканную рубашку полилась свежая горячая кровь. Стараясь превозмочь боль, Мэтью отбивался, как только мог, сумев нанести своим левым кулаком удар по горлу Ройса, что заставило врага пошатнуться и закашляться, дезориентировав его на несколько секунд. Однако этот человек не был новичком в рукопашных боях и сдаваться так легко не собирался. Он вновь рванул на Мэтью, протаранил его коленом в живот и, когда тот согнулся, кулаком ударил его по затылку, однако — к удивлению обоих противников — Мэтью не выпустил из руки свое оружие, потому что понимал: стоит это сделать, и придет смерть. Ройс ухватил своего врага за волосы и попытался ударить коленом ему в лицо, однако Мэтью остановил колено свободной рукой и локтем ударил смотрителя Грин Си под дых. Коренастый убийца страдальчески выпустил воздух из легких, однако правого запястья противника не отпустил — он начал с силой выкручивать его, надеясь заставить пальцы разжаться и отпустить клинок. Другой рукой он потянулся к ножу, закрепленному в ножнах на боку, но до того, как лезвие успело ранить молодого решателя проблем, Мэтью заметил эту опасность. У него получилось перехватить руку убийцы, держащую нож, и лишь на бешеной смеси страха и отчаяния сдерживать ее натиск.

Мэтью стиснул зубы до скрежета, но пообещал себе, что пальцы не разожмет. Он думал, что его запястье вот-вот переломится пополам, но, решил он, пусть ломается! Мэтью не готов был сдаться этому животному и позволить ему убить…

— Хватит, кэп Ройс! — сказал Абрам. — Бросьте нож. Я не хочу, чтобы мне пришлось зарезать вас.

Давление на запястье Мэтью ослабло. Он был освобожден. Несколько шагов прочь он проделал, шатаясь, и лишь потом сумел узреть всю картину. Абрам подобрался к Ройсу сзади и ухватил его за рубашку. Однако, что было наиболее важно, нож Абрама опасно прислонялся острым краем к подбородку смотрителя. Оружие выпало у Ройса из руки.

— Все в порядке? — спросил Абрам у Мэтью, и тот кивнул, хотя и солгал. Он позволил себе опуститься на землю, и к нему тут же подоспела Куинн. Она нежно обвила его руками и, кажется, произнесла что-то вроде: «Дэниел! Мой дорогой, милый Дэниел!», но Мэтью был слишком слаб, чтобы реагировать, да и слышал все еще неважно после оглушительного выстрела.

— Боюсь, это вас — сегодня достали, — назидательно произнес раб своему смотрителю в ответ на недавние угрозы, и Ройсу огромных усилий стоило сохранить на лице спокойствие и не показать всю свою ярость. — Я забираю вас обратно в Грин Си. Вы мой пленник, — а затем — быть может, потому что он все еще был рабом, а Ройс белым человеком — он добавил привычное уважительное слово «сэр».

«Плачущий Дух» оставался стоять на своих задних лапах, а желтые глаза на его обожженной и испещренной шрамами морде были готовы испепелить Магнуса.

— Стреляй! — прохрипел Боуи. — Ради Христа… стреляй!

Но Магнус не спешил спускать курок или наносить рубящий удар.

«Плачущий Дух» стоял неуверенно и явно пытался не потерять равновесие. Магнус узнавал жестокость своего собственного мира в том огне, который сейчас видел в глазах этого изувеченного зверя. Это было измученное существо, брошенное на произвол судьбы и, быть может, страшащееся своей собственной природы. Эта пума бродила здесь в одиночестве, охотилась в одиночестве и плакала в одиночестве. Магнус знал, что может одиночество сделать с человеком, и невольно спрашивал себя, может ли оно то же самое сотворить и с травмированной изувеченной пумой, и может ли ее желание убивать быть навеяно этим невольным отшельничеством. Если этот зверь способен мыслить — хоть на самом примитивном уровне, он, надо думать, мечтает вырваться из своей уродливой тюрьмы…

Янтарные капли искр падали на землю. Дым закручивался вокруг огня, ревел и танцевал, пока хищное пламя поглощало ветвь за ветвью.

Иди домой, подумал Магнус. Уходи…

«Плачущий Дух» содрогнулся, мышцы напряглись. Он качнулся вперед, его искаженная челюсть обнажила опасные клыки. Слюна хищно капала из массивного рта на черную обожженную грудь.

Уходи домой, продолжал думать Магнус, спуская курок пистолета.

Пуля пронзила «Плачущего Духа» совсем рядом с сердцем — точнее Магнус прицелиться не сумел. Существо как-то беззащитно крякнуло от боли и завалилось назад, однако тут же поднялось — на этот раз на четвереньки и неуклюже присело, глядя на Магнуса сквозь завесу серого дыма, который уже густо стелился между ними. Магнус знал, что одной пули, разумеется, недостаточно, чтобы убить такого большого зверя, если только и в самом деле не попасть прямо в сердце. «Плачущий Дух» тяжело дышал, кровь пузырилась у его обожженных ноздрей, но зверь не выказывал ни малейшего признака слабости.

Времени на то, чтобы перезарядить пистолет, не было. Пришлось стать с рапирой наизготовку. Рука у Магнуса дрожала.

«Плачущий Дух» внезапно повернулся к трупу Бэрроуза, двигаясь в своем сбивчивом ритме. Все еще фокусируя взгляд на Магнусе, чудовище склонило голову и сомкнуло свои огромные челюсти на черепе убитого, в следующую секунду начав трясти труп, будто тот был лишь тряпичной куклой — так пума демонстрировала свою силу и мощь своих челюстей, пока позвонки трупа не треснули, и голова мертвеца не разлетелась в щепки. «Плачущий дух», удовлетворенный добычей, выел мозги Бэрроуза с аппетитом и удовольствием, с каким ребенок может есть леденец.

Магнус заметил при этом, что рана на груди чудища сильно кровоточила.

Пока зверь насыщался внутренностями Бэрроуза, он не сводил глаз с Магнуса, и желтый огонь, пылающий в них, будто сообщал послание: убирайся отсюда… убирайся и никогда не возвращайся.

Когда голова Бэрроуза была опустошена, глаза «Плачущего Духа» мигнули, словно бы освобождая Магнуса от чар. Зверь отступил, оберегая свою изувеченную лапу, издавая звук, так похожий на человеческое рыдание — настолько, что Магнус был уверен, что еще не раз услышит этот жуткий плач в своих кошмарах. В следующий миг пума повернулась и скрылась в чаще, которую полагала домом, и теперь напоминанием о ее присутствии оставалась только кровь, залившая болотистую землю…

— О, Боже! — ахнул Боуи. — Господи, помоги нам…

Магнусу стало ясно, что, несмотря на то, что Калеб Боуи был укушен в причинное место щитомордником, он, судя по всему, был довольно устойчив к змеиному яду. Либо змея попросту не успела выпустить достаточно яда, чтобы убить его. Если б не то или не другое, этот человек был бы уже мертв. Возможно, попросту не пришло его время отходить в мир иной? Так или иначе, Боуи — пусть лицо его все еще было синюшным, а на губах выступала пена — все еще был жив.

— Ты сможешь встать? — спросил Магнус.

— Попробую… — отозвался Боуи все еще слабым голосом, но силы взялись, откуда не ждали, когда он предпринял первую попытку. Рев приближающегося пожара подстегнул его волю, и Калеб сумел подняться на колени, а затем, поддерживаемый измазанным в грязи гигантом, действительно встал.

Несколько раз во время первых шагов Боуи запинался и почти падал, но Магнус помогал ему сохранить равновесие.

— У меня голова кружится… — пожаловался Боуи. — Ног почти не чувствую.

— Я тебя в одиночку отсюда не вынесу, будь уверен. Так что постарайся.

Боуи взглянул на тела, распластанные на земле.

— Так это Ройс… — он раскрасневшимися глазами взглянул на Магнуса. — … убил эту девочку?

— Да, — был ответ.

— Но зачем ему это делать?

— Потому что, — с готовностью начал Магнус, ведь у него уже было время хорошенько об этом подумать. — Некоторые люди хотят заполучить то, чего иметь не могут, другие — готовы убивать во имя этого… и я считаю, что существуют и те, кто готов уничтожитьчто-то, если это нельзя заполучить. Это та самая борьба ангелов и демонов внутри, о которой ты говорил… и когда демон побеждает, ангел иногда погибает.

— Я тоже так думаю… — задумчиво пробормотал Боуи. — Проклятье, я… выживу?

— Я уверен, что выживешь.

— Я же говорил, это была просто черная змея.

— Да, говорил, — кивнул Магнус. Он оглянулся на приближающийся огонь, который уже напоминал сплошную стену. Возможно, подумал бородатый гигант, где-то там лежит сейчас «Плачущий дух» и готовится умереть от тяжелой раны. Возможно, этот раненый зверь тоже смотрит сейчас на огонь, только на этот раз он готов будет позволить пламени завершить начатое. А Магнус, так или иначе, к такому исходу для себя был не готов. Ройс все еще разгуливал на свободе, охотился за Мэтью и беглецами. Магнус подобрал мушкет Стемпера, а оружие Бэрроуза отдал Боуи. Оба тела скоро будут сожжены в лесном пожаре. Магнус также отметил, что ботинки ни одного из мертвецов ему, к сожалению, не подойдут.

— Так, давай тащить свои хвосты к реке, — сказал он, делая несколько шагов в нужном направлении и следя, чтобы Боуи, изредка потиравший укушенное место, не отставал от него.

Они добрались до реки Солстис и, следуя по ее течению, нашли шлюпку рабов, украденную из Грин Си. Она была вытянута на берег и неумело замаскирована грязью и листвой. А в нескольких ярдах виднелась лодка, на которой прибыли Ройс и Ганн.

Над головами вновь вспыхнула молния, и оглушительный гром не преминул подать голос тотчас же. Небо на северо-востоке, казалось, и после удара молнии продолжало полыхать — это виднелось зарево от масштабного лесного пожара. Мэтью мог видеть, как тянутся ввысь языки пламени, разбрасывая повсюду свои горячие искры. Чувствовал он себя прескверно: рана на плече вновь сильно кровоточила и болела зверски. Приходилось передвигаться только при поддержке Куинн. Марс старался использовать сломанную ветку в качестве трости, но все равно сильно хромал. Тоби едва держался на ногах, глаза его были полузакрыты, он шатался из стороны в сторону, а кровь из его раны сильно промочила рубашку и штаны с левой стороны.

Он совсем плох, подумал Мэтью. Тоби следовало доставить в Грин Си как можно скорее, иначе он умрет.

Абрам следил за Гриффином Ройсом и подталкивал его вперед, но теперь он держал его на прицеле отобранного у него же пистолета. Мэтью успел забрать у пойманного смотрителя нож, а Куинн несла его кортик.

Мэтью понимал, что как бы слаб он сейчас ни был, ему необходимо было что-то решить с лодками. Всем передвигаться по реке в одной — никак не получится.

— Вот эта, — сказал он Абраму, указывая вперед на лодку, которую спрятали Ройс и Ганн. — Подойдет вам с Марсом и Тоби. Дай мне пистолет.

— Я должен поплыть с Ройсом, — возразил Абрам. — Я его быстрее остановлю, если что, сэр.

— Тебе нужно будет грести, потому что твои брат и отец ранены, — ответил Мэтью. — Ройс повезет нас с Куинн.

— Я ни для кого грести не собираюсь, — осклабился Ройс. — Какой мне резон? Помочь вам сопроводить меня на вечеринку в честь моего же повешения?

— Хорошо, сэр, — сказал Абрам, вдруг резко подавшись вперед и приставив нож прямо к горлу пленника. — Так как мисс Сара была моим другом, а вы убили ее, ничто не остановит меня от того, чтобы зарезать вас, как вы зарезали ее, прямо сейчас. Или застрелить. А когда вернемся обратно, сможем сказать, что вы сгинули на Реке Духов. Кому какая будет разница? — он убрал нож и вновь ткнул в своего пленника пистолетом. — Итак, вам выбирать. Пуля или лезвие? Что выбираете?

— Корбетт не позволит тебе этого сделать! Так ведь? — тяжелый взгляд зеленых глаз замер на Мэтью.

— Похоже, вы и моего друга убили, — холодно отозвался Мэтью, бесстрастно выдерживая его взгляд. — Не знаю, как вы это сделали, и, пожалуй, не хочу знать, — он потянулся к пистолету и взял его из руки Абрама, затем прицелился Ройсу прямо между глаз и приготовился выстрелить. — Так вам задали вопрос. Пуля или лезвие?

— Ты меня не убьешь! У тебя кишка тонка!

Мэтью задумался. Молния вновь рассекла небо над головой, преследуемая оглушительным громом, от которого задрожала земля под ногами и завибрировали кости.

— Вы правы, — ответил молодой человек. Он перевел прицел оружия на правое колено Ройса. — Я не убью вас, но могу ранить и бросить здесь. Как думаете, сколько сможете протянуть?

— Ганн сказал, что ты представляешь закон! Ты так не поступишь!

— Хотите проверить? — спросил Мэтью. В душе он спрашивал сам себя, не стоит ли в самом деле прострелить этому человеку колено прямо сейчас, или все же стоит дать ему еще какое-то время подумать и принять решение. А у Тоби времени было немного — он тяжело прислонялся к Марсу и начинал кашлять кровью.

Мэтью набрался решимости и понял, что должен исполнить угрозу, которую только что озвучил. Ройс взглянул на грозовое небо, затем на кортик в руке Куинн и лишь потом перевел взгляд обратно на молодого решателя проблем. Мэтью понял, что убийца все еще пытается найти выход из своего положения.

— Я буду грести, — заключил Ройс, но было в его тоне нечто высокомерное и надменное. Вряд ли он готов был сдаться по-настоящему прямо сейчас.

— Мне это не нравится, сэр, — поделился своими соображениями Абрам, поддерживая своего брата. — Этот человек хитер, как лиса.

— Ройс, подготовьте лодки к отплытию, — приказал Мэтью. — Вытащите их на воду.

Убийца издал крякающий звук и остался стоять неподвижно, пока Куинн вдруг резким движением не приставила кортик к его щеке. Он изумленно уставился на ее полное холодной решимости лицо.

— Он приказал тебе кое-что сделать, — с нажимом сказала она. Ее темные глаза таили в себе угрозу. — Лучше выполни это.

Ройс приложил руку к щеке и отер ее, когда девушка убрала клинок. На пальцах осталась кровь. Он посмотрел на нее так, будто видел впервые, затем, не говоря ни слова, развернулся и начал следовать инструкциям Мэтью, понимая, что попытки к бегству будут пресечены выстрелом.

Вскоре лодка оказалась на реке. Абрам помог Тоби забраться внутрь, затем подсобил отцу, а потом взял весла.

— Мы будем в порядке, — заверил Мэтью. — Доставь брата в Грин Си так быстро, как только сможешь.

Абрам кивнул и принялся грести вниз по течению. Мэтью движением ствола направил Ройса ко второй лодке, и тому пришлось повиноваться и вытащить второе судно на мелководье. Потребовалось проявить особенную осторожность, но через некоторое время Мэтью и Куинн уже сидели на корме, в то время как Ройс, лицом к ним, уселся на место гребца на средней доске и готовился направлять лодку обратно в Грин Си.

Мэтью продолжал держать пленника на прицеле. Молния зигзагом пронеслась через черное небо, и эхо грома разнеслось по всему болоту. Куинн решила держаться поближе к Мэтью и одновременно наблюдала за пленником, стараясь улавливать каждое его движение. Ройс работал веслами стабильно, однако по взгляду его читалось, что он не перестает думать о том, как сбежать.

— Держитесь середины реки, — указал Мэтью, когда Ройс начал постепенно направлять судно к правому берегу. Впереди лодка, везущая беглецов, миновала один изгиб Реки Духов и пропала из поля зрения.

— Как скажешь, — нарочито елейно отозвался Ройс. — Человек, держащий пистолет, может командовать.

На едкий тон пленника Мэтью не обратил никакого внимания. Вместо того он думал, что делать с Куинн. Ее Дэниел скоро вынужден будет оставить ее, когда вернет Ройса в Грин Си, а со сбежавших рабов снимут все обвинения. Похоже, со стороны Мэтью это будет особенно жестоко — заставить девушку потерять «Дэниела» снова, но разве можно было как-то иначе выйти из этой ситуации? А также он старался предугадать, что будет дальше. Рану на плече нужно обработать, принять горячую ванну в Каррингтон Инн и на первом же пакетботе отплыть домой. Это животное, сидящее перед ним и работающее веслами, не стоило даже веревки, на которой его вздернут. Скольких он убил помимо Сары Кинкэннон и Магнуса Малдуна? А Джоэля Ганна — тоже? Контрольная пуля в голову Ройса была бы намного более подходящим концом для такой твари, но Мэтью знал, что должен дать последнее слово суду. У него не было сомнений, что это слово будет…

Дождь.

И в самом деле, начинался дождь. Пока еще редкий, но капли были тяжелыми. Молния осветила небо в паре со своим вечным громким спутником. Ройс продолжал грести, не торопясь. Возможно, на его лице даже появилась тень тонкой улыбки. Мэтью вдруг почувствовал себя тревожно: он прекрасно знал, что дождь пистолету на пользу никак не пойдет: вода с порохом беспощадна. И если полка для пороха намокнет, оружие будет бесполезным — если только в качестве дубинки его использовать…

В течение нескольких секунд небо набухало от дождя и вскоре, оправдывая худшие страхи Мэтью, разродилось настоящим ливнем.

Лило настолько сильно, что за серой водяной завесой с трудом можно было разглядеть лицо Ройса, сидящего совсем рядом — он представлял собою лишь размытый человеческий контур. Дождь тяжело каждой каплей ударял Мэтью и Куинн, с силой барабанил по водной глади Реки Духов, и поверхность ее начинила пениться от этих ударов, как если бы там кружила сотня аллигаторов.

Ройс — или едва различимая фигура Ройса — прекратила грести.

Вода потоком струилась по лицу Мэтью.

— Продолжайте грести! — приказал он, перекрикивая бурю. Он боялся, что этот ливень уже испортил пистолет, и нельзя было ничего сделать, чтобы это предотвратить. — Ну же! — потребовал он.

Ройс не ответил. Медленно и размеренно, с чувством собственного превосходства, убийца поднялся со своего места. Сквозь завесу дождя Мэтью увидел, как он поднимает одно весло.

— Остановитесь! — закричал Мэтью, но Ройс не собирался слушаться. У Мэтью не было выбора. Время пришло. Он прицелился в грудь Ройса и спустил курок.

Раздался щелчок.

Промокший под дождем пистолет безнадежно смолк.

— Мне пора уходить, — ухмыльнулся Ройс, размахнулся веслом и ударил Мэтью по голове слева.

Молодой решатель проблем рухнул на колени в лодке, яркая вспышка боли ослепила его, затуманила взгляд, заполнила весь его мозг. Он уронил бесполезный пистолет и не увидел, как вскакивает на ноги Куинн и бросается на убийцу со своим кортиком. Ройс отвел клинок веслом, а затем нанес девушке удар кулаком в лицо, от которого у нее из носа мгновенно брызнула кровь. Куинн потеряла равновесие и рухнула на спину. Судно тем временем шаталось из стороны в сторону и могло вот-вот перевернуться и опрокинуть своих пассажиров в мутные воды реки.

Там, под этим проливным дождем, Мэтью старался собрать себя воедино. Он знал, что должен сопротивляться. Измученный, почти ослепший, он нашел на своем поясе нож, отобранный у Ройса после схватки, и попытался встать на ноги. Второй удар веслом — почти в то же место с левой стороны головы Мэтью, выбил нож из его онемевших пальцев и перекинул его через борт лодки прямиком в Реку Духов.

Он пошел ко дну, голова его пылала огнем. Ему казалось, что он уплывает в другой мир, в другую реальность, подальше от… он не мог вспомнить, от чего. Не мог вспомнить, где был до этого и зачем, но понял, что не может дышать, и ему нужно найти воздух… хотя… это место было таким спокойным, темнота такой тихой, и здесь можно, наконец-то, будет отдохнуть…

В лодке, пока продолжал стеной сыпать на реку дождь, Ройс схватил Куинн за волосы обеими руками и подготовился к тому, чтобы перевалить ее за борт. В этой неразберихе кортик она потеряла и до этого момента шарила руками по дну лодки, пытаясь отыскать его. Ройс поднял девушку и улыбнулся, глядя в ее окровавленное лицо.

— Пора и тебе на выход, ротботтомская сука! — сказал он, сплевывая воду. — Но сначала… я получу твой поцелуй.

Он силой прижался к ее губам — так, что едва не сломал ей зубы. Куинн поняла, что не освободится, пока не ответит, поэтому пришлось ответить на этот мерзкий поцелуй. И пока она терпела прикосновение губ этого отвратительного зверя, ее руки нашарили на полу нож Мэтью, и она осознала, что этот поцелуй принес ей огромную удачу — куда большую, чем ожидала Гриффина Ройса. Девушка с силой всадила клинок прямо в сердце убийцы по самую рукоять.

Он задохнулся и отшатнулся, но нож оставался у него в груди, а Куинн продолжала удерживать его, чувствуя, как жизнь покидает этого человека. Его рот открылся и тут же наполнился дождем. Зеленые глаза сморгнули дождевую воду. Весь мир, казалось, превратился в нескончаемую реку. Девушка, преследуемая своими призраками из Ротботтома, и озверевший убийца из Грин Си вместе полусидели в лодке, дрейфующей вниз по течению под аккомпанемент постоянного грома, прорывающегося вслед за вспышками молний — как если бы сам Господь ниспослал свою кару на это проклятое место, потому что этот край слишком погряз во грехе, чтобы простить их.

Ройс посмотрел на нож, торчащий из своей груди, словно тот мог исчезнуть оттуда по его желанию. Он попытался схватить Куинн за руку, но с удивлением обнаружил, что ослабел настолько, что девушка легко может оттолкнуть его прочь. Дождь, бьющий по лицу, казалось, искажает саму реальность, заставляет ее таять и растворяться в самой себе.

Куинн потянула за рукоятку и резко провернула нож в груди убийцы. Когда это произошло, в нем словно что-то оборвалось, и Ройс завалился на спину в носовую часть лодки и замер с раскинутыми руками и ногами, а рана в его груди начала быстрее набухать от крови.

Застывший взгляд его зеленых глаз потускнел, и последним, что он осознал, было то, что лодка несет его по Реке Духов в сторону Грин Си по пути к Атлантике.

Куинн резко прыгнула за борт. Ее Дэниел поднялся на поверхность, но лицо его все еще было под водой. Она подплыла к нему и срочно вытащила его голову из воды, тут же увидев уродливый потемневший синяк на левом виске. В течение нескольких секунд он был неподвижен и едва не разбил ей сердце, потому что она испугалась, что снова потеряла его, и вдруг тело его дернулось, вода вырвалась из его легких, потекла изо рта и носа. Он сделал судорожный лихорадочный вдох, вместе с которым вдыхал дождевую воду.

— Останься со мной, — умоляла девушка, прижимая его к себе как можно крепче, когда он едва не потерял сознание вновь и не ушел под воду. — Дэниел, пожалуйста, останься со мной…

Ей показалось, что он кивнул, но она не была уверена.

На секунду она перевела взгляд на лодку, которая удалялась, неся на себе тело Гриффина Ройса, пока завеса дождя не скрыла судно. Что ж, он больше никому не причинит вреда, никому не будет угрожать. И Куинн была отчасти благодарна этому человеку, потому что он сумел пробудить сильный дух ее мужа, и Дэниел через него нашел свой путь из царства мертвых. Однако она не верила, что Господь когда-либо позволит вернуться такой грязной душе, как душа Гриффина Ройса.

Так, крепко прижимая к себе своего возлюбленного Дэниела, девушка из Ротботтома начала вытаскивать себя и своего мужа на противоположный берег.

Глава двадцатая

Магнус Малдун снова был человеком на миссии.

Под ярким утренним солнечным светом он плыл по Реке Духов. Часом ранее он попросил у Донованта Кинкэннона разрешения взять лодку из Грин Си. Вопреки наставлениям доктора Стивенсона оставаться в постели, хозяин плантации уже был на ногах, потому что в полдень должны были состояться похороны Сары за часовней, и Кинкэннон решил, что обязан подняться и попрощаться со своей дочерью. Обязан стоять там — рука об руку со своей женой, убитой тем же горем. Неслыханным решением было пригласить рабов Абрама, Марса, Тоби и Бабулю Пэгг на службу, как, впрочем, и Магнуса, однако все эти люди были приглашены. Правда, возникали сомнения, что Тоби сможет присутствовать — пока что он находился под присмотром врача, которому пришлось извлекать пулю, переломавшую два ребра, из его левого бока. Магнус планировал попасть на службу, однако явно не в той грязной старой одежде, которая была на нем в этом жутком злоключении.

Дождь, который лил без остановки два дня, потушил пожар, прожорливо распространявшийся по лесу. Магнус и укушенный, но все еще живой Калеб Боуи нашли одну из лодок, оставленную группой Сета Лотта и Бальтазара Стемпера, и сумели вернуться на ней в Джубили, а по пути наткнулись на странную картину: на первый взгляд казалось, что по реке дрейфует брошенная лодка, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что внутри лежит тело Гриффина Ройса с широко раскрытыми глазами и ножевой раной в сердце.

Руки этого человека были по локоть в крови во всех смыслах, подумал тогда Магнус. За женоубийцей и насильником явно тянулся долгий след из трупов… а если и не из трупов, то из перепуганных и изнасилованных несчастных девиц. Ганн знал слишком много секретов Ройса и мог пролить на них свет, поэтому и был убит выстрелом в голову. Преднамеренно — теперь сомнений в этом не возникало…

Итак, в лодке лежал Ройс — бессердечный человек, умерший от раны в сердце… но кто нанес ему эту рану?

Добравшись в Грин Си, Магнус услышал от Абрама, что Мэтью и Куинн плыли в одной лодке с Ройсом, но они остались далеко позади и пропали из поля зрения из-за сильного дождя, а Абрам не мог вернуться за ними, потому что должен был помочь Тоби. У Мэтью был пистолет, сказал Абрам… но и он, и Магнус понимали, что при такой погоде он был совершенно бесполезен.

Этим утром Магнус должен был ответить на вопрос, являвшийся предметом его миссии: что случилось с Мэтью и Куинн? Поэтому сейчас он направлялся в Ротботтом.

Он мерно греб, минуя дюжины аллигаторов, неподвижно лежащих на солнце с каждой стороны реки. Несколько рептилий проплыли мимо лодки, и один довольно большой ударил по дну своим тяжелым хвостом, однако тут же поплыл дальше. Вскоре он миновал участок, на котором несколько человек с помощью гарпунов, копий, сетей и веревок пытались поймать аллигаторов, и в голове Магнуса невольно возник вопрос: не перевариваются ли сейчас в одной из этих рептилий человеческие останки. Невдалеке от логова этих хищников замаячил причал Ротботтома, с которого виднелись обветшалые контуры зданий: нескольких амбаров, домов и большого молельного дома в центре города, если это можно было так назвать.

Магнус добрался до причала и заметил старого рыбака, у которого попросил веревку, чтобы пришвартовать лодку. Далее — спросил, в каком направлении находится дом Куинн Тейт, и старик отправил его искать небольшую лачугу, четвертую слева от молельного дома.

— Там еще цветочный сад будет, — подсказал он. — У этой девчонки не все в порядке с головой, знаешь ли…

Магнус поблагодарил за эту информацию и продолжил свой путь.

Ротботтом не был похож на сборище жалких лачуг, которое он ожидал увидеть. Домики были небольшими, но, в большинстве своем, мало чем отличались от его собственного жилища, а некоторые — даже пребывали в лучшем состоянии. Грязные улицы хорошо вычищали, вербы и дубы протягивали свои ветви к дороге, создавая приятную тень над крышами, и, если не брать в расчет неприятный рыбный запах, царивший вокруг — Магнус решил, что это вонь внутренностей аллигаторов, которых разделывали на шкуры неподалеку — Ротботтом был поселением, ничем не отличающимся от других городков, рассыпанных по этой дикой земле. Перед некоторыми домами располагались грядки с овощами, перед другими — цветочные сады, хозяева третьих предпочитали сажать фруктовые деревья или цветы. Были здесь довольно крепкие и ухоженные курятники, а также загоны для домашнего скота. Собак было немного, и их явно приручали, потому что они весело играли с детьми на обочинах, не представляя никакой угрозы. Как чужак в этом городе, Магнус привлекал внимание местных жителей, его просили остановиться, немного посидеть и рассказать о своих делах, однако он вынужден был продолжать путь, и вскоре достиг двери дома Куинн Тейт (если, конечно, ему верно указали направление). Похоже, внутри кто-то был, потому что из трубы поднимался дымок, а из дома приятно пахло свежеприготовленной едой.

Магнус постучал и принялся ждать на небольшом крыльце. Хижина в целом выглядела аккуратной, но все окна были неприветливо закрыты ставнями, и это было немного неуютно.

Он все еще ждал. Постучал снова — на этот раз громче.

Ему показалось, или он услышал внутри какое-то движение?

— Куинн Тейт! — позвал он. — Это Магнус Малдун! Вы там?

И теперь… да, он слышал шаги по скрипучим половицам. Дверь все еще не открывалась, но Магнус вдруг почувствовал, что девушка действительно находится по ту сторону двери. Возможно, она даже пытается прислушиваться, что происходит на крыльце, но не решается впустить гостя, потому что так ей подсказывает ее затуманенный ум.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал Магнус тихо, но твердо. — Я ищу Мэтью. Вы знаете, где он?

Прошло еще несколько секунд. А затем задвижку убрали, дверь приоткрылась, и из дома показалось лицо Куинн… напряженное и испуганное, с разбитым носом и темными синяками, растекшимися под обоими опухшими глазами.

— Ох… — выдохнул Магнус обеспокоенно. — Что с вами случилось?

— Меня ударил тот мужчина, — ответила она. — Пистолет… промок, когда начался ливень. Он старался убежать от нас… — девушка посмотрела на Магнуса и постаралась отследить, не пришел ли с ним кто-нибудь еще. — Вы один?

— Один.

— Я думала, вы погибли. Думала, что Ройс убил вас, как и остальных.

— Он старался, — ответил Магнус. — И ему почти удалось.

— Я думала… что кто-то может прийти за мной. Чтобы… забрать меня, или… не знаю…. Я заколола мужчину ножом в сердце и оставила нож внутри. Мне пришлось… после того, что он сделал.

— Что он сделал? — нетерпеливо уточнил Магнус.

— Он ударил Мэтью веслом по голове. Дважды, — ответила Куинн. — Мэтью упал в реку. Я бросилась на помощь после того, как заколола того мужчину, но… — она помедлила, закусив нижнюю губу.

— «Но» — что? — нахмурился Магнус.

— Река Духов забрала его, — приглушенным голосом сказала девушка. — Его больше нет.

— В каком смысле «его больше нет»? Он утонул?

— Река забрала его, — повторила Куинн. — Он, должно быть, был очень серьезно ранен. Я нырнула за ним, но не смогла отыскать. Я оставалась там так долго, как только могла, но потом мне пришлось выбираться из воды, потому что я заметила аллигаторов. После этого… мне пришлось вернуться сюда и покинуть то ужасное место.

— Он не умер! — голос Магнуса сорвался. — Он не мог умереть!

— Все, что я знаю… это, что река забрала его. Пожалуйста… — она потянулась вперед и взяла его за руку. — Пожалуйста, сэр… Скажите, что не пришлете сюда других людей за мной… за то, что я заколола того человека!

Магнус рассеянно покачал головой.

— Нет. Нет, не в этом моя задача… — он оставил Боуи в Джубили и отправился Грин Си с телом Ройса, чтобы рассказать Кинкэннонам, что произошло. Боуи также настаивал, что хозяин и хозяйка плантации должны узнать об убийстве Стемпера, Бэрроуза и Ганна.

Магнус полагал, что история должна закончиться тем, что Абрам, Марс и Тоби будут реабилитированы, а смерть Сары — отмщена. Никто в Грин Си не стал спрашивать, кто вонзил нож в тело Гриффина Ройса, но если бы кто-то и стал спрашивать… возможно, Мэтью взялся бы объяснить. Но Мэтью умер… после всего, что ему пришлось пройти. Магнус не мог в это поверить или, скорее, не хотел.

— Как далеко вверх по течению утонул Мэтью? — спросил он.

— Практически там же, откуда мы отплыли. Я не знаю… недалеко от того места, где рабы оставили свою лодку.

Похоже, шесть или семь миль отсюда, рассудил Магнус. Что ж, при том, сколько аллигаторов там водится… тело не продержалось бы в воде нетронутым долго. Магнуса разрывало две возможности: отправиться вверх по течению и начать поиски тела своего друга или оставить всю эту историю, потому что надежды найти какие-либо останки почти не было. И все же…

— Вы уверены, что он не выбрался? Был ливень… может, вы просто не разглядели его в темноте? К тому же, вы тоже были ранены… дезориентированы…

— Я искала его так долго, как только могла, — повторила она, и что-то в ее голосе говорило, что на этом она ставит точку. — Вы знаете… что я чувствовала к нему… я хотела отыскать его больше всего на свете.

— И как же вы вернулись сюда?

— Шла пешком. Следовала за течением.

— Мэтью, возможно, еще жив, — сказал Магнус, стараясь уверить в этом, скорее, самого себя, нежели девушку. — Возможно, он выбрался на берег, но был слишком слаб, чтобы идти.

— Я не знаю, — ответила она. — Я на некоторое время осталась там, но не увидела его.

— Я иду на похороны Сары сегодня, — сказал он. — Важно, чтобы я там был, как мне кажется, — он нахмурился и потер лоб своей огрубевшей рукой, пытаясь понять, что на самом деле должен делать. Первым делом собирался избавиться от даже малейших признаков болотной грязи, но, казалось, все равно будет чувствовать на себе запах тины и земли, которая забивала ему рот и нос. Наверное, пройдет много времени, прежде чем эта вонь оставит его.

— Все прошло хорошо? — спросила Куинн. — С рабами.

Магнус кивнул.

— С них сняты все обвинения. Тоби пока не может вставать, но он выживет. Черт… — прошептал он сокрушенно. Я должен был остаться с вами и Мэтью. Возможно, я не допустил бы, чтобы все так повернулось. Может быть, мне нужно было выгнать его, когда он только появился у моего дома? Может… — он понимал, что слишком много было возможностей, которые могли бы изменить ход событий, но все решения уже были приняты, и изменить ничего было нельзя. — Я не знаю, — признался он.

— А может, — начала Куинн, и ее распухшие глаза многозначительно уставились на незваного гостя. — Кое-чему просто суждено случиться? Суждено было случиться, я имею в виду. Ничто уже не может этого изменить, также, как нельзя обратить течение реки. Никто никогда не знает, как закончится начатое путешествие, мистер Малдун. Счастливо или печально… справедливо или несправедливо… правильно или неправильно… даже неизвестно, удастся в нем выжить или нет. Никто не знает, но каждый пускается в свое путешествие и берет ответственность за это, — она сделала паузу, следя за выражением мрачного, заросшего черной бородой лица. — Мэтью решил отправиться в путь, и я понимаю это. Мне жаль, что все так обернулось… вы знаете, что мне жаль… это раздирает мне сердце… но, я думаю, если бы Мэтью был действительно так похож на моего Дэниела — если бы он был моим Дэниелом в глубине души — тогда он прекрасно знал бы, что делает и что должен делать.

Магнус огляделся вокруг: солнце светило на летний берег и озаряло улицы Ротботтома, дети по-прежнему играли и смеялись, птицы пели в ветвях… жизнь на Реке Духов шла своим чередом, просто Мэтью в числе живых больше не было.

— Мне нужно отправляться на похороны Сары, — сказал он. А затем добавил с деланной уверенностью в голосе. — Вверх по течению отправлюсь завтра утром. Если он все еще там, я найду его. И… если смогу, то верну его назад.

— Надеюсь, у вас получится, — сказала Куинн.

— Я могу еще что-то сделать для вас? Вам что-нибудь нужно?

— Нет, но спасибо, — она печально улыбнулась ему. — Я справлюсь.

— Никто вас не побеспокоит, — пообещал Магнус. — Кинкэнноны получили тело человека, убившего их дочь. Теперь они знают, что случилось и почему. Это все, чего они хотели.

Куинн несколько секунд смотрела в неопределенную точку пространства, затем встрепенулась.

— Простите, я совсем забыла о правилах хорошего тона. У меня есть суп и немного чая, если хотите. И кукурузный пирог скоро будет готов…

— Ох… нет, спасибо, я лучше отправлюсь в путь, потому что похороны Сары уже скоро начнутся.

— Хорошо. Удачи вам, сэр — пожелала она и добавила: — Прощайте.

— Прощайте, мэм, — ответил Магнус. Он дождался, пока девушка закроет дверь, вновь услышал щелчок задвижки и неторопливые шаги по скрипучему полу. Это был одинокий звук. Магнус подумал, что однажды может вернуться сюда и принести Куинн в подарок одну или две из своих цветных декоративных бутылок, чтобы порадовать ее, привнести что-то красочное в ее дом. И тогда он сможет рассказать ей правду о Плачущем Духе — о том, что на поверку это оказалась просто очень большая, обожженная и изувеченная пума…. Или не стоит об этом говорить, а лучше оставить тайну тайной.

Пока, думал он, ему лучше удалиться. Так или иначе, разбираясь с делом об убийстве Сары Кинкэннон, ему пришлось провести некоторое время в настоящем аду, чтобы вернуть домой беглецов. Возможно, пройти через этот ад было тоже суждено — он не знал. Он знал лишь, что ему удалось поступить правильно… и ему, и Мэтью удалось. И, возможно, этого было достаточно, чтобы очистить свою жизнь от прошлых прегрешений, ведь его душа и тело прошли достаточно кругов Ада в той самой трясине, чтобы начать все заново.

Магнус вернулся к своей лодке. Он отер лоб платком, попросил рыбака отвязать его судно, взял весла и постепенно начал грести обратно к Грин Си. Прежде чем достаточно отдалиться от причала Ротботтома, он развернулся и посмотрел вверх по течению Реки Духов, постаравшись охватить взглядом как можно больше, однако там ждал лишь очередной изгиб. А он надеялся увидеть… что? Мэтью Корбетта в какой-нибудь лодке с веслами в руках? Увидеть, что Мэтью уцелел и не угодил к аллигаторам в пасти? Что ж, скоро предстоит это выяснить. Магнус не знал, хотят ли семьи погибших на этой охоте людей получить обратно тела, чтобы провести христианские похороны. Если хотят, он готов был согласиться и добровольно вернуться в это проклятое болото с группой искателей и вернуть все, что было здесь брошено. Он считал, что сам он должен быть благодарен за одно то, что ему удалось возвратиться из этого дьявольского края живым. Да, он должен быть благодарен…

Магнус оставил своего коня — столь символично носившего имя Герой — в загоне на плантации. Он не знал, как часто он будет возвращаться туда — теперь, без Сары, там было слишком тихо и печально. Кинкэнноны сдержали свое слово и вчера заплатили Магнусу двадцать фунтов, которые он должен был разделить пополам с Мэтью. Он вдруг вспомнил о том, как сильно его отец был одержим золотом — с момента прибытия в Новый Свет старался отыскать этот драгоценный металл, но так и не смог. В другие времена Магнус, скорее всего, отказался бы принимать плату золотом и освободил бы хозяев плантации от данного слова, но когда он получил эти яркие золотые монеты в небольшом кожаном коричневом мешочке, он решил, что свою половину должен забрать — хотя бы из уважения к воле Мэтью — а вторую половину вернуть Кинкэннонам, так было правильнее. Возможно, Мэтью все же вернется и захочет забрать свою часть заработка, хотя в глубине души Магнус понимал, что с его другом случилось что-то ужасное. Прежде чем покинуть Грин Си вчера вечером, он попросил Кинкэннонов позволить ему потратить одну из своих монет, но они спокойно выдали ему все три предмета, которые ему требовались. Так что теперь Магнус направлялся домой с намерением эти предметы использовать перед похоронами Сары.

По прибытии Магнус начерпал воду из своего колодца в деревянную миску, принес ее в дом и поставил рядом с одним из этих трех предметов — маленьким зеркальцем на подставке. Он поставил его под углом, чтобы хорошо видеть свое лицо.

Как я стал таким? — спросил он себя. И еще лучшим вопросом было: куда теперь отсюда поведет меня моя река?

Он вспомнил, что говорил Мэтью о его ситуации: Сейчас вы можете изменить себя. Сначала ванна и чистая одежда, затем прическа и борода, а после — возьмите изумруды и бутылки, отвезите их в город и посмотрите, что можно сделать. Ваше ремесло может пользоваться большим спросом, а Вы — можете привлечь нескольких дам, куда как более достойных, чем Пандора Присскитт. Но, если вы предпочитаете уединенную жизнь здесь, то можете похоронить эти возможности, прирасти здесь корнями, зарыться в раковину так глубоко, что попросту исчезнете. Выбирать вам. Это ведь ваша жизнь, не так ли?

Да, — сказал Магнус своему заросшему черной бородой лицу. — Это моя жизнь.

Только… она уже не казалась ему жизнью. Здесь — было лишь его убежище от жизни, здесь он от нее скрывался. Сворачивался в клубок и надеялся убежать от горестей, а также — спланировать месть людям, которые забыли о нем, неважно, были они еще живы или уже умерли. Казалось, Магнус слишком долго ждал момента, когда будет готов.

И теперь — он был готов.

Возможно, именно смерть прекрасной и добродушной Сары выпустила его из этого заточения. Может быть, потеря Мэтью Корбетта заставила Магнуса окончательно выбросить ключ от этой темницы. Так или иначе, жизнь была слишком хрупка и коротка, чтобы коротать ее в одиночестве, избегая людей, и думать, что все они раскрашены одной кистью. Теперь он понимал, что люди — как целая палитра, которую он использует для создания своих бутылок. Никогда не знаешь, как они себя поведут, чем станут, пока не позволишь им показать себя.

Магнус хотел изменений. Он хотел новых возможностей после своего перерождения, как если бы он сам был одной из своих бутылок, в которую предстоит вдохнуть жизнь. И возможно… он действительно сможет воссоздать себя, как Мэтью ему и говорил, найти свой путь в этом мире и оставить этот дом позади. Он не ожидал слишком многого… но был готов начать.

С глубоким вздохом, напомнившим о решимости, он начал использовать второй предмет, который дали ему Кинкэнноны. Острые ножницы начали активно укорачивать его длинную спутанную бороду, и блоха — а возможно, даже две — выскочили оттуда. Прощайте, ребятки, подумал Магнус. Он продолжил работать ножницами, пока борода не стала достаточно короткой, чтобы можно было справиться с нею третьим предметом, полученным в Грин Си — опасной бритвой. Пока рука Магнуса продолжала продираться через черные заросли лица, он понял, что даже не представлял, насколько спутанной и грязной была его борода. Он вспомнил, как говорил Мэтью, что его Ма и Па считали эту бороду красивой. Нет… она делала его диким зверем, хотя в сердце он таким не был. И когда Магнус намазал лицо мылом и начал работать бритвой по контурам челюсти, щек, подбородка — осторожно, осторожно двигаясь по давно забытой территории — он увидел, как появляется в отражении совершенно новый человек, намного моложе на вид и действительно красивый.

Он вымоет и вычешет волосы, наденет свою самую чистую одежду, чтобы проявить уважение к Саре. А после — попытается отыскать Мэтью Корбетта завтра утром. Хотя он и сомневался, что поиски эти увенчаются успехом. Странно: отчего-то ему казалось, что Мэтью был спрятан за дверью, которую захлопнула перед ним Куинн Тейт, но, если он и впрямь был в том доме, почему не показался?

Что ж, завтрашнее путешествие по реке немного прояснит ситуацию, сказал Магнус симпатичному молодому человеку в зеркале. Я отправлюсь на поиски Мэтью в последний раз.

А потом что? Что будет послезавтра?

Будет новый день, когда Магнус Малдун возьмет свои зеленые камешки, некоторые из своих бутылок, поедет в Чарльз-Таун и попробует предоставить несколько своих работ в городские магазины на Фронт-Стрит. И, возможно, ему никогда не удастся стать истинным джентльменом, как юный решатель проблем из Нью-Йорка, потому что слишком много острых углов придется ему для этого сгладить в себе, но все же…

… все же Магнусу казалось, что любой человек, который вернулся живым с Реки Духов, должен был отправиться в какое-то новое путешествие. В важное место назначения, в котором еще не был, к которому не решался подступиться многие годы. Как и сказала Куинн… каждый должен отправиться в свой путь и принять ответственность за это.

Он был готов сделать первый шаг в мир. И послезавтра, как он считал, его путешествие начнется.

Глава двадцать первая

Когда Куинн Тейт закрыла дверь и заперла ее на задвижку, она подошла к очагу и зачерпнула в миску кукурузного супа. К этому она добавила кусок кукурузного пирога. Затем открыла дверь во вторую комнату, где находилась кровать, на которой лежал мужчина. Девушка приблизилась и присела рядом с ним.

— Дэниел, — тихо позвала она. — Я принесла тебе поесть.

Он не пошевелился. Он уже долго спал и не спешил приходить в себя. Впрочем, разумеется, всему виной были его тяжелые раны. Повязка оборачивалась вокруг его головы, все его лицо превратилось в сплошной синяк, кровоподтек распространялся до самой бороды.

— Милый, ты можешь что-нибудь поесть?

Некоторое время назад он просыпался — всего на несколько минут. Но, похоже, сейчас он вновь провалился в сон, который был тяжелым и долгим. Дышал он глубоко и ровно. Куинн сняла с него промокшую одежду, прежде чем уложить его в постель и вычистила рану на его плече, сделав повязку из лука и имбиря, чтобы вытянуть проникшую туда инфекцию. Ранение было сильно запущено, внутри начал собираться желтый гной, и простреленное плечо нуждалось в тщательном внимании.

Что касалось головы и прихода в чувства, Куинн ничего сказать не могла. В основном, приходя в себя, он молчал и ничего не говорил о своем путешествии через проливной дождь. Она помнила, как помогла ему добраться до дома. Несколько раз ноги у него подкашивались, и приходилось останавливаться под деревьями и отдыхать.

Но ее Дэниел будет в порядке, Куинн в это верила. Да. Он не мог пройти через все это, чтобы снова оставить ее.

Она поставила миску на стол рядом с кроватью, погладила его непослушные волосы, выглядывающие из-под повязки, как хвост черного петуха. Затем некоторое время она тихо пела ему:

     Черный — цвет волос моей большой Любви      Лицо его прекрасно и нежно̀      Чисты его глаза и руки горячи      Люблю я даже землю, где он прошел давно

Дэниел скоро встанет на ноги. Куинн была в этом уверена. Он очнется и скоро станет самим собой. Потребуется время и длительное лечение, но так как ради нее он сбежал с Небес, то сможет преодолеть и это, она поможет ему пройти все тяготы и окончательно обрести себя вновь в этом мире.

В следующие несколько дней она запаслась терпением. Занималась привычной работой, принимая у соседей их одежду, которую шила и штопала — так она зарабатывала себе на жизнь и еду. Никто не должен знать о возвращении Дэниела, решила она. Никто не видел, как они вернулись в ту ночь под проливным дождем, и так было лучше. Она очень боялась, что кто-нибудь вроде того человека, Магнуса Малдуна, придет и заберет у нее Дэниела. На какой-то миг ей показалось, что тот мужчина действительно понял, что Дэниел был здесь, в доме, в постели, в соседней комнате, поэтому она решила предложить ему войти и поесть — если бы она не сделала этого, он укрепился бы в своих подозрениях. Но Магнус Малдун вежливо отказался и отправился своей дорогой, и это был последний раз, когда она видела его.

Ночами она лежала как можно ближе к своему Дэниелу и слушала его дыхание. Иногда он просыпался со стоном и резким рывком пытался сесть, но тут же задыхался от боли и опускался обратно, обхватывая руками голову в том месте, куда пришелся удар весла. После этого он вновь проваливался в беспокойный сон. Куинн верила, что он просто еще не готов воссоединиться с миром, но скоро — будет готов. А пока она меняла повязки, ухаживала за ним, следила за тем, как заживает рана на плече, и пела ему колыбельные при свете единственной свечи.

Наконец настало то пришло утро — через четыре дня после их возвращения с Реки Духов — когда она принесла чашку яблочного сидра в комнату и увидела Дэниела сидящим с открытыми глазами. Зрение его было явно размытым и не могло фокусироваться, а каждое движение, очевидно, причиняло боль, но он заговорил с нею скрипучим голосом, произнеся:

— Кто ты?

Куинн подумала, что знает, в чем дело: ее Дэниел вновь родился в теле другого мужчины, поэтому поначалу может не узнавать ее. Похоже, что в плоть вдохнули новую жизнь. И теперь основной задачей Куинн было помочь ему вновь найти путь в ее сердце.

— Я твоя жена, Куинн, — ответила она. — А ты мой муж. Дэниел.

— Дэниел? — переспросил он, невольно нахмурившись. Боль прострелила левый висок и он, резко выдохнув, осторожно придержал ушибленное место. — Какой Дэниел?

— Тейт.

— Дэниел Тейт… — повторил он, словно пробуя это имя на вкус. Затем посмотрел на нее своими серо-синими, как вечерние сумерки, глазами. Постепенно молодой человек оглядел комнату в поисках чего-то знакомого. — Почему я ничего не помню?

Она была готова к этому вопросу и не хотела сразу травмировать его жестокой историей. Если даже поначалу придется врать, да будет так, рассудила девушка.

— Мы с тобой оба пострадали во время несчастного случая. На реке, — это была не совсем ложь, но и не до конца правда…

— На какой реке? И что за несчастный случай?

— На Реке Духов, — ответила она. — Течет недалеко отсюда. Ты сильно ударился головой. Наша лодка перевернулась, и ты ударился о камень. Нужно время, чтобы ты все вспомнил. Чтобы вспомнил нас, — поправилась она.

Он приподнял руки и принялся изучать их, как мог бы изучать ребенок, начинающий осознавать себя.

— Я не занимаюсь ручным трудом, — заключил он. — Чем же я занимаюсь?

— Ты учишь детей читать и писать. О, Дэниел! — воскликнула она, отставив чашку с сидром в сторону и присев на кровать рядом с ним. Она прижалась к мужу, желая ощутить, как их сердца вновь бьются в такт, и внезапно ее глаза наполнились слезами. Девушка не знала, плачет она от счастья или от горя, потому что, несмотря на то, что Дэниел вернулся к ней, как обещал, и теперь ей нужно было столько ему рассказать, его возвращение запросило огромную цену: хорошему человеку по имени Мэтью Корбетт пришлось погибнуть ради этого… чтобы ее Дэниел мог снова жить, и она не знала, правильно это или нет.

Девушку сотрясли рыдания, и молодой человек обнял ее и крепче прижал к себе.

— Не плачь, пожалуйста. Я хочу вспомнить, но… просто пока не могу. Все… темно. Но ведь ты поможешь мне?

— Да! — мгновенно отозвалась она. — О, да, я помогу.

И она поцеловала его в щеку, а затем в губы, но то была лишь тень поцелуев, которые когда-то дарил ей Дэниел, и она знала, что пока что он был еще очень далеко в своем путешествии от смерти к жизни.

Но у них было время. Потребуется уйма времени и множество свечей, горящих в ночи, когда она будет рассказывать ему историю, связавшую их души воедино. И, разумеется, рано или поздно они свяжутся вновь.

Дэниел Тейт просыпался в холодном поту каждую ночь. Во снах фигура в маске, носящая белый с золотым костюм и белую треуголку, также отделанную золотой лентой, тянула к нему руку, затянутую в перчатку телесного цвета. В своих кошмарах Дэниел бросался в сторону, но его движения были замедленными, словно их сковывала какая-то зыбучая грязь, а фигура в маске превращалась в осьминога, чьи щупальца простирались к жертве, настигали ее и тянули к себе — медленно и жутко.

Куинн слушала, как он мучительно бормочет что-то в этих кошмарах, но никак не могла помочь ему понять, почему такие сны мучают его. Девушка могла лишь обнять его крепче и постараться успокоить:

— Я люблю тебя, Дэниел, — шептала она ему на ухо, и тогда он снова засыпал.

Настал день, когда он встал с кровати и нетвердой походкой прошелся по комнате. Затем пришел день, когда он надел белую рубашку, которая была ему заметно велика и которую он не помнил. А далее был день, когда Куинн открыла входную дверь и помогла ему выйти на крыльцо, где он ощутил слабый запах разложения, витающий в Ротботтоме. К этому времени он уже знал все об аллигаторах и о том, что находился он в колонии Каролина, где работал учителем и собирался вернуться к этой работе, когда окончательно выздоровеет. К молодому человеку вернулся аппетит, повязки с головы были сняты, а внешне ушибы почти сошли, хотя он и ощущал, что где-то глубоко в его мозгу все еще остались кровоподтеки, закрывающие его воспоминания, словно терновые заросли, лишь изредка давая ему белые вспышки образов, которые он не мог расшифровать.

Однажды днем ему стало понятно, что он столкнулся с проблемой, которую не мог решить, и это сильно обеспокоило его. Однако он взял чашку чая, которую ему протянула жена, и подумал, каким же везучим и благословенным он был, раз такая прелестная женщина полюбила его и стала его супругой — так стоит ли заострять внимания на каких-то мелких раздражающих вопросах?

Вскоре он уже мог гулять по городу — с Куинн, которая всегда была рядом с ним. Граждане Ротботтома знали, что люди часто приезжали сюда и уезжали отсюда, и никто не пытался лезть в дела четы Тейт. Хотя и замечали, что Куинн живет с каким-то новым молодым человеком, и женщина по соседству однажды спросила ее, как его зовут, на что получила ответ: «Это Дэнипел, мой муж», и после этого люди старались отойти от нее. Они странно посматривали на Дэниела, но вскоре он решил, что вряд ли это именно странные взгляды — весь мир пока казался ему непривычным, поэтому он перестал обращать внимание на тех, кто проявляет к нему интерес.

Однажды в полдень, примерно через пару недель после того, как Дэниел очнулся в кровати Куинн, они возвращались с причала с ведром только что пойманных зубаток, когда Дэниел вдруг заметил хижину — довольно далеко в лощине — примерно в сорока ярдах от них. Она была неухоженной, заросла лианами, и ее почти поглотила дикая природа. Крыльцо провисло, крыша могла вот-вот провалиться, да и в целом жилище пребывало в сильнейшем запустении, но все равно создавалось впечатление, что там кто-то живет. Поблизости в загоне были две лошади и повозка.

— Куинн, — обратился Дэниел. — Кто там живет?

Ее лицо напряглось.

— Мы не хотим его беспокоить. Это очень неприятный человек… как тот… Ройс, — она произнесла это имя, не подумав, и тут же пожалела, что не может забрать свои слова назад.

— Ройс? А кто это?

— Человек, которого мы знали некоторое время назад. Но тот, что живет там, внизу… — она быстро попыталась перевести тему разговора. — Лучше ему быть одному. Он здесь уже… ох… около шести месяцев. Я слышала, что он выходит рыбачить с наступлением темноты. Он сначала пытался крутить с Аннабель Симмс, и это было ужасно, он так бил ее, когда напивался. Когда он сломал ей нос и руку, она пришла в себя и сбежала от него.

— Хм… — протянул Дэниел, продолжая изучать глазами неопрятную лачугу. — Он, похоже, опасен. Как его зовут?

— Аннабель сказала, что он благородного происхождения и, по-моему, чужестранец. С трудом говорит по-английски, ей даже пришлось учить его. Он называл себя Графом… — Куинн помедлила, стараясь вспомнить имя. — Дагеном. Или что-то вроде того. У него левое запястье искривлено. Похоже на старый перелом, который неправильно сросся.

Дэниел кивнул, но ничего не сказал.

— Я же говорю, ему лучше быть одному, — продолжила Куинн. — Потому что где-то с месяц назад я увидела, как он машет рапирой. Похоже, он прекрасно знает, как это правильно делать… и он явно не из тех, кого бы я хотела приглашать на ужин, — она игриво улыбнулась своему мужчине и легонько ткнула его в бок. — Так или иначе, зубаток мы поймали только для двоих.

Дэниел согласился и возобновил шаг по направлению к дому.

Какой была ночь и какой сон она принесла ему на этот раз?

Возможно, не сразу — не в ту же ночь — но очень скоро ему приснился избивающий вдов граф. Имя Даген продолжало беспокоить его. Что-то в нем… было неправильным. В его сне он сидел за банкетным столом и со всем положенным этикетом пользовался серебряными приборами, а за ним на стене стояла тень фехтовальщика, рассекающего воздух опасными резкими движениями натренированной руки мастера клинковых сражений, и воздух наполнялся ощущением опасности.

Даген.

Граф Даген.

Он благородного происхождения, из другой страны.

Посреди ночи Дэниел сел на кровати — не так резко, как обычно, потому что старался не побеспокоить жену, и прислушался к собачьему лаю, доносившемуся издалека. Несмотря на то, что внешний мир молчал, Дэниела окружали вопросы, давления которых он более не мог выносить.

Что графу из другой страны делать здесь, в Ротботтоме? Фехтовальщику? Человеку со сломанным левым запястьем? И это имя — Даген — неправильное. Нет… это не его имя. Близко… но не то.

— Засыпай, — пробормотала Куинн, сонно приподнимаясь на локте. — Дорогой… ну же, давай спать.

Он постарался уснуть, но не смог. Так и лежал — долго, рядом со своей спящей женой, размышляя о том, что есть проблема, которая отчаянно нуждается в решении, но он не совсем понимал, в чем именно она заключается.

Глава двадцать вторая

Он искал ответы.

Приходилось скрывать это от Куинн, потому что Дэниел не хотел нарушать ее покой, как уже нарушил свой собственный. Однако она чувствовала, что что-то не так — молодой человек видел это в ее глазах: в них мелькала тень звенящего страха, но трудно было понять, откуда он произрастает, и невозможно было сказать наверняка, что именно так пугает ее.

Однажды ночью тем же летом Дэниел Тейт, лицо которого заросло черной бородой, проснулся, поднялся с постели и осторожно соскользнул на пол, стараясь не разбудить жену. Он знал теперь эту маленькую спальню и спокойно мог одеться наощупь. В передней комнате он зажег свечу и поместил ее в фонарь, а затем — все еще двигаясь тихо — вышел из дома и направился к причалу.

Маленький городок покоился под светом далеких звезд. Лягушки квакали в болотной траве, и где-то далеко пела свою песню ночная птица — счастливая в своем одиночестве.

Также, в одиночестве, сидел на причале мужчина с фонарем и деревянным ведром. Он решительно наблюдал за поплавком и готов уже был потянуть за леску, когда сапоги Дэниела застучали по доскам причала. Услышав незваного соглядатая, мужчина резко повернул голову и враждебно уставился в разделявшую их с визитером темноту.

— Мне не нушна компания! — резко проговорил человек с грубым иностранным акцентом.

Пруссак, подумал Дэниел… но он понятия не имел, почему эта мысль пришла ему в голову. Он продолжил двигаться вперед, его сапоги стучали по доскам.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал он. — Если… вы тот самый граф.

Мужчина вдруг вздрогнул. Он поднял свой фонарь и встал, тут же забыв о рыбалке. В желтом свете огня Дэниел увидел, что человек был одет в коричневую рубашку и грязные бронзового оттенка брюки с заплатами на коленях. Левая рука была сильно искривлена в районе запястья, что действительно свидетельствовало о сильном переломе, который плохо вправили, что было вовсе не редким случаем в настоящее время.

— Ты кто такой? — спросил мужчина, чьи пепельно-белые волосы были спутаны в лохмотья и неаккуратно свисали на плечи. В его голосе звучала нотка безумной нетерпеливости. Дэниел заметил, что левая рука этого человека нервно готовится выхватить нож из ножен на поясе, хотя удержать его явно сможет не без труда своими непослушными пальцами.

— Я Дэниел Тейт, — был ответ. — А вы граф… простите, если напутаю имя, Даген?

— Пошел прочь от меня!

— Я не хочу неприятностей, — мягко произнес Дэниел. Он поднял фонарь выше, чтобы осветить свое лицо. — Мне нужно лишь немного вашего времени.

Человек извлек нож, что явно причинило сильную боль его поврежденному запястью. Он сделал несколько шагов вперед, держа фонарь прямо напротив Дэниела, и затем замер.

— Ты, — выдохнул он. Одно слово, таившее в себе так много ненависти и звучавшее как проклятье. — Ис фсех, кто искал меня… ты!

Дэниел покачал головой, не понимая, о чем речь.

— Вы знаете меня?

— Я пришел сюда… прятаться, — сказал граф. Английская речь и впрямь давалась ему с большим трудом. — От него. И от фсех, кого он посылал за мной. Я софершил ошибку. Он не прощает много, — на лице графа появилась горькая кривая улыбка. — Я услышал об этом месте в Чарльз-Тауне… это конец земли. И теперь… ты, — он приблизился еще на несколько шагов и приготовился нанести удар ножом.

Дэниел не отступил. Он думал, что если этот безумец сделает еще хоть шаг, придется ударить его в лицо фонарем.

— Я никогда вас раньше не видел. Кто я, по-вашему?

— Ты не знаешь свое собственное имя?

— Я назвал вам свое имя. Меня зовут Дэниел Тейт.

— О, нет. Найн-найн, — отозвался граф, продолжая ухмыляться. — Ты Мэтью Корбетт. У тебя шрам на лбу. Я не запыфаю такое, — он продемонстрировал свое сломанное запястье. — И это тошше не запыфаю.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите. Куинн Тейт — моя жена. Я живу здесь уже… — Дэниел вдруг замялся, потому что воспоминания ничего об этом ему не говорили. Он постарался снова. — Живу здесь уже…

— Сколько? — дразнящим голосом протянул граф, подходя еще на шаг ближе.

Голову Дэниела пронзила боль, сконцентрировавшая в левом виске — такая сильная, что он невольно коснулся больного места и тяжело вздохнул.

— Со мной произошел несчастный случай, — объяснил он, и голос его внезапно стал слабым и хриплым. — Я ударился головой, и теперь кое-что… не помню, — он задумался о том имени, которым его назвал этот человек. — Кто такой Мэтью Корбетт?

Граф замер. А затем медленно опустил нож.

А дальше начал смеяться.

То был смех короля шутов — легкомысленный, заливистый, полный какого-то глупого, необъяснимого веселья. Он смеялся, пока его бледное, почти волчье лицо не покраснело, а слезы не заблестели в зеленых глазах. Он даже ослаб от смеха, и ему пришлось опуститься на доски причала. Только тогда граф замолчал и начал переводить дух, уставившись в пустоту. Нижняя губа его поджалась со странной аристократической брезгливостью.

— Могу я узнать, в чем шутка? — спросил Дэниел спокойно, когда смех окончательно смолк.

Прошло долгое мгновение, прежде чем человек ответил ему. Похоже, он крепко о чем-то задумался, а затем сказал:

— Мы раньше фстречались с тобой. Ты меня не помнишь?

— Нет, сэр.

— Имя Граф Антон Маннерхайм Дальгрен значит что-то для тебя?

— Дальгрен… — повторил Дэниел. Не Даген. Он снова вспомнил свой сон и тень фехтовальщика на стене в банкетном зале. Возможно, в этом сне он испытывал страх. Мужчина, сидевший перед ним в том зале, был опасен. Но как и где они могли встречаться… еслиони встречались… он не имел понятия.

— Вы фехтовальщик, — Дэниел решил рискнуть.

— Ах… йа… то есть, я был. Клинок требует баланс и время. Так же, как и силу. Ты фидишь мою сломанную руку? Расве это не прекрасно?

Дэниел не знал, что на это сказать, поэтому не сказал ничего.

— У меня больше нет баланса. Я теперь слабый с этой стороны. О, йа, я еще умею пользофаться шпагой… но теперь уже не мастер. И для меня это… гм… очень стыдно, — Дальгрен страдальчески улыбнулся Дэниелу. — Меня учили… что если ты не лучший, то ты ничто. И все годы тренирофок… лишений… теперь потерялись и пропали. Как, ты думаешь, была сломана моя рука? Ты имеешь догадки?

— Никаких, — ответил Дэниел. — Но, как бы то ни было, мне жаль, что вы оказались в таком положении.

Граф Антон Маннергейм Дальгрен направился прочь с пирса в молчаливой ярости. Не успел Дэниел и отступить с его пути, как лицо Дальгрена исказила уродливая гримаса, и острый край лезвия ножа резким движением прижался к горлу молодого человека. Безумец хищно улыбался.

Они стояли так несколько секунд — без движения, балансируя на острие едва не свершившегося насилия.

По лицу Дальгрена скатывались крупные капли пота. Улыбка постепенно исчезала, и вскоре он убрал нож от лица Дэниела.

— Прости меня, юный сэр, — сказал он, отступая и позволяя молодому человеку облегченно вздохнуть. — Я злился не на тебя… но я сильно злюсь на себя, — он убрал нож. — Я хотел, чтобы мы стали хорошие друзья. Йа?

Дэниел потер точку на шее, куда недавно укололо острие лезвия. Кожа не была повреждена, однако ощущение ножа, только что готового оборвать его жизнь, все еще оставалось.

— Я не знаю, почему вы сочли меня кем-то другим, сэр, — сказал он. — Но я повторюсь: мою жену зовут Куинн Тейт, а мое имя Дэниел, и…

— И ты ошибаешься! — был ответ. — Ты феришь в эти фещи, потому что эта шенщина тебе так сказала? Ее муж Даниэль умер в прошлое лето. Все знали, что ее голова пофредилась! Она безумна. Это не твой дом, а ты не Даниэль Тейт.

— Это бессмыслица какая-то, — покачал головой Дэниел.

Ухмылка Дальгрена помрачнела, глаза блеснули в свете фонаря.

— Тогда… пошалуйста, дай мне доказать, что я говорю верно.

— Доказать? Как?

— Есть человек, — заговорщицки сказал Дальгрен, приблизившись, как будто кто-то незримый мог услышать этот странный тайный диалог на причале. — Он хочет найти тебя. Я знаю точно. Этот человек, он… профессор. Человек больших знаний и большой силы. Он знает о тебе все и примет тебя с радостью, когда я прифеду тебя к нему.

— Его имя? — нахмурился Дэниел.

— Профессор Фэлл.

Спровоцировало ли это имя странное изменение теней в мозгу Дэниела? Он знал это имя, но не помнил, откуда.

— Почему он ищет меня?

— Чтобы награждать тебя за услугу, которую ты сделал. Но он не ищет Даниэля Тейта. Он ищет Мэтью Корбетта… так тебя звать на самом деле. Это ты и есть.

Дэниел почувствовал, как в его голове снова нарастает болезненное давление и поморщился.

— Вы сказали, что хотели здесь спрятаться. Спрятаться — от него?

— Я был замешан… и, так сказать… ошибся с рискованным делом, а он дает очень сложные задачи. Но я хочу сказать тебе… все будет прощаться, когда я прифеду тебя к нему. Он наградит нас очень сильно.

— По-моему, вы не в себе, — настороженно произнес Дэниел с некоторым жаром в голосе. — Я знаю, кто я.

— Ты знаешь? Тогда… пройдись по городу один и проси фсех рассказать про твою шенщину. Моя шенщина Аннабель гофорила мне про нее, пока не ушла от меня. Спрашивай про Даниэля Тейта, про то, как он умер. И когда узнаешь, задай себе фопрос, как может быть два Даниэля Тейта?

— Безумец, — злобно возразил молодой человек, решаясь, наконец, закончить этот разговор и удалиться. — Я — Дэниел!

— Нет, ты не он! Профессор знает тебя. Дай мне доказать тебе, когда прифеду тебя к нему!

— И куда же вы хотите меня увезти, чтобы встретиться с профессором?

— Ф Англию, юный сэр, — заявил граф Дальгрен. — Мы сядем на корабль ф Чарльз-Тауне и отбудем ф Англию. У меня есть дфе лошади, и я могу продафать пофозку. Этого будет достаточно, чтобы быть пассажирами.

— Никуда я с вами не поеду, — ответил Дэниел, продолжая отходить. — Уж точно не через Атлантику! Здесь моя жена и моя жизнь.

— У тебя нет здесь жены, — возразил Дальгрен. Он указал своей сломанной рукой на восток. — И твоя жизнь там.

Дэниел наслушался достаточно. Он развернулся и спешно направился в сторону своего дома.

— Подумай об этих вещах! — воскликнул Дальгрен. — И… Мэтью… не говори ни слова про наш разговор безумной шенщине, которая делит с тобой постель, йа?

Запутавшийся молодой человек вернулся в дом четы Тейт и очень осторожно проскользнул внутрь, затушив пламя свечи в фонаре, но при этом не мог затушить тот маленький огонек, что сжигал теперь его разум. Он разделся и лег рядом с Куинн, которая тут же во сне положила голову ему на плечо. Молодой человек лежал и слушал ее дыхание. Он старался вспомнить свое детство… или тот момент, когда он познакомился с Куинн… или день их свадьбы… или хоть что-то еще. Например, что-то о пустой колыбельке, выдолбленной в коротком толстом бревне, которая стояла в другом конце комнаты.

Он не помнил ничего. У нас есть дети? — спросил он ее однажды, думая о том, как печально, что он даже этого не помнит. И она ответила тогда: нет, но со временем будут.

А теперь это имя, которым его назвал Дальгрен. Мэтью Корбетт? И другое имя… Профессор Фэлл. Почему оба этих имени отзываются в нем, почему привлекают? Почему в ответ на них в его голове возникают болезненные вспышки, образы корабля, несущегося по волнам, оставляя позади полыхающий остров в сизых сумерках? И этот незнакомец… почему в связи с ним в памяти возникает белая карточка с кровавым отпечатком пальца?

Но эти образы не задерживались. Они слишком быстро ускользали, чтобы сконцентрировать на них внимание, но молодой человек знал, что они очень важны. Знал, что они рассказывают что-то о его прошлом, которое предстояло открыть для себя заново.

— Я люблю тебя Дэниел, — прошептала ему Куинн в глубоком сне.

— Я люблю тебя, Берри… — прошептал он в ответ, но не услышал самого себя. Куинн не проснулась.

Молодой человек не стал возвращаться на причал следующей ночью. И через день — тоже не стал, потому что Куинн переживала из-за его ночной прогулки. Она хватала его за руки и умоляла не уходить, потому что ей снились кошмары, в которых ее дорогой муж исчезал в дыму горящей лесной чащи, и после этого рядом с ней не оставалось даже его тени.

Следующей ночью они занимались любовью: мягко и нежно, как это делают любящие муж и жена. А когда Куинн уснула, Дэниел поцеловал ее в щеку, провел рукой по ее волосам и подумал, что не сможет остаться с нею до утра, потому что его самого сжигал изнутри пожар разгоревшихся сомнений. Пламя это было уже не остановить, оно не отпускало его ни на минуту. Он оделся, зажег свечу для фонаря, вышел из дома и вернулся на причал, где граф Антон Маннергейм Дальгрен уже ждал его.

— Ах, фот где ты! — сказал Дальгрен, сидя на краю пирса. — Я ждал тебя быстрее.

Молодой человек подошел к нему.

— Теплая ночь, — сказал он.

— А, йа, теплая. Я больше люблю холодные дни и еще больше холодные ночи. Я люблю снег и звук того, как он падает на дороги. Когда-нибудь я фернусь в Пруссию. Возмошно, ты поможешь мне?

— Отправившись с вами в Англию?

— Йа, так.

— Я еще раз повторяю, что я Дэниел Тейт. Я, — он остановился, потому что понял: у него нет никаких воспоминаний о том, как быть Дэниелом Тейтом, а те вспышки образов говорили ему о какой-то другой жизни, не имеющей никакого отношения к его нынешнему положению.

— Ты уже не так уферен, — сказал пруссак. — Иначе ты… не пришел бы сюда.

Он заметил, как поплавок сильным рывком ушел под воду.

— Ах! Поймал что-то! — Дальгрен вытянул небольшую серебристую рыбку, достаточную для того, чтобы приготовить ужин, снял ее с крючка и бросил в деревянное ведро рядом с другими такими же. Затем он насадил на крючок новую наживку и вновь запустил леску в воду. К реке он стоял так близко, что едва не наступал в нее своими ботинками.

— Вы не боитесь аллигаторов? — спросил Дэниел.

— Аллигаторы, — протянул пруссак со своим странным акцентом, — боятся меня.

— Но вы — боитесь этого Профессора Фэлла? Почему?

— Как я гофорил, я был замешан — не по своей фоле — в профальное дело. Но это ф прошлом, мой друг. Теперь он ищет тебя. И это будет прафильно, когда ты придешь к нему. Ты понимаешь? — Дальгрен улыбнулся названному Мэтью Корбетту широкой улыбкой, обнажившей серые зубы.

— Нет, я не понимаю.

— Ты знаешь теперь, что ты не Даниэль Тейт. Тебе не место здесь, как и мне. Ты это знаешь. Но… проблема ф том, что ты не помнишь, кто ты, и ты стараешься решить, можно ли доферять мне, йа?

— Я не уверен, что могу доверять тому, кто приставлял нож мне к горлу.

— Прости меня, я иногда быфаю… как это сказать?.. фспыльчив. И еще… — Дальгрен снова улыбнулся. — Мои манеры быфают плохими, — он снова сконцентрировался на рыбалке, словно находился здесь в одиночестве.

Дэниел решил подождать, пока его собеседник заговорит снова, но тот, похоже, не собирался, и молодой человек понял, что следующий ход за ним.

— Если допустить, что я поверил вам… тогда скажите мне, как мы познакомились? И где?

— Наши пути… — граф на минуту замолчал, подбирая слова из своего скудного запаса. — Пересеклись однажды. Я не могу сказать больше.

— Что я сделал такого для этого профессора, что он хочет наградить меня?

— Ты родился, — ответил Дальгрен.

— Повторюсь: вы, похоже, безумны.

— И я пофторюсь: надо садиться на корабль ф Англию со мной. Я за фсе заплачу. У тебя есть сумка для путешестфий и одежда?

— Я не поеду с вами в Англию, — вновь не согласился Дэниел. — Оставить жену? Нет.

— Тогда ты посфолишь этому разорфать себя на части, молодой сэр, — ухмыльнулся граф.

Дэнел нахмурился.

— Чему позволю разорвать себя на части?

— Незнанию того, кто ты на самом деле, — пожал плечами Дальгрен. — Может быть, ты помнишь маленькие кусочки. Фещи фозфращаются к тебе… но это может отнять годы… и, как я гофорил, это будет рвать тебя на части.

Дэниел ничего не сказал — он мог лишь смотреть в темноту внутри себя, которая, похоже, будет длиться вечно.

— Оно разрыфает тебя даже сейчас, — заключил Дальгрен. — Ах! Я думал… йа… поймал что-то еще!

— Доброй ночи, сэр, — сказал Дэниел и решил удалиться.

— Утром, — возвестил Дальгрен, добавляя еще одну рыбу к своему улову. — Я принесу тебе что-то из своего улова. Мы должны быть друзьями, йа?

Дэнил не ответил. Доски скрипели под его ногами, вокруг раздавалось кваканье лягушек, болото жило своей жизнью. Почему же тогда разум молодого человека наполняли образы мощеных каменных улиц большого города, полнящегося шумом повозок, ржанием лошадей, где кругом стоят такие знакомые магазины и таверны, названия которых он не мог вспомнить? Образы так быстро ускользали, что зацепиться за них было невозможно…

Лондон? Это был Лондон? Его настоящий дом, возможно?

Или… скорее… настоящий дом Мэтью Корбетта?

Если это было правдой, тогда неужели Куинн в самом деле выжила из ума, как утверждает граф? А если он был уже не первым Дэниелом Тейтом… то что же случилось с первым?

Тогда ты позволишь этому разорвать себя на части, молодой сэр.

Он боялся, что уже в полной мере позволил сомнениям разорвать себя на части: в нем словно уживалось два разума, два сердца и, похоже, две души. Одна хотела остаться здесь в качестве любящего мужа прекрасной девушки и учить детей читать и писать, но вторая…

Твоя жизнь — там, сказал граф Дальгрен.

Дэниел продолжал идти, подсвечивая себе путь фонарем, в голове болезненно пульсировали ускользающие воспоминания, а на плечи незримо давило что-то тяжелое.

Глава двадцать третья

Солнце едва поднялось над горизонтом. День обещал быть жарким, птицы уже вовсю пели в лесу.

Куинн готовила завтрак из яиц и кукурузных печений у очага и тихо напевала что-то себе под нос во время работы. На ней был фартук, повязанный поверх мужской рубашки, которая была сильно велика ей и которую Дэниел никогда не помнил, что носил.

Он сел за дубовый стол, выпил чашку чая и принялся наблюдать, как его жена с умиротворением трудится на кухне. Такая красивая и полная жизни…

В эту пятницу должны были проходить танцы, и она очень хотела туда пойти. Дэниел согласился, хотя и заверил, что с некоторыми особенно сложными танцевальными шагами ему может потребоваться помощь, потому что он не помнил, чтобы был хорошим танцором и не хотел позорить имя Тейтов при людях.

Итак, пока он сидел, потягивал свой чай и наблюдал за девушкой, в голове его крутилось множество вопросов, на которые у него не было ответа. Только она могла ответить на них, а нужда узнать эти ответы давила на Дэниела с невообразимой силой. Однако он понимал, что если задаст их, то на этот полный любви и счастья дом может упасть тень, и в глубине души понимал, что сам — полон этих теней. Молодой человек чувствовал, что тьма уже появилась здесь вместе с ним, что-то, что он не мог сбросить и пока… ему нужно было узнать — нет, он страстно желал это узнать — что именно так тяготило его. Это уже превращалось в одержимость.

— Ты счастлива? — спросил он.

Девушка замерла перед тем, как взялась за ручку сковороды, на которой на медленном огне готовились кукурузные печенья.

— Конечно же, счастлива! — с улыбкой ответила она. — Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что я — счастлив, — ответил он. — И я хочу быть уверенным, что ты тоже.

— Тогда ты можешь быть уверен.

Он кивнул.

— Я думаю, что скоро смогу снова заняться обучением детей. Иногда я чувствую себя ненужным и бессмысленным, смотря, как другие мужчины идут на охоту, но…

— Тсс, — ласково остановила его Куинн, быстро преодолев разделявшее их расстояние и приложив палец к его губам. — Мы это уже проходили раньше. У каждого свое место, милый. К тому же, охота опасна. Я не хочу, чтобы ты пострадал там.

Он отставил чашку в сторону и посмотрел на свои руки снова. Они никак не походили на руки человека, занимавшегося охотой или грубым ручным трудом. Приходилось ли ему когда-либо заниматься чем-то подобным? Хотел бы он знать! Как он вообще попал в это место? Когда и где он родился? Вопросы приходили к нему, прежде, чем он успевал сделать очередную попытку остановить их поток.

— Ты когда-нибудь слышала раньше имя «Мэтью Корбетт»?

Куинн вернулась к работе у очага, однако ее лицо напряглось. Она не смотрела на мужа.

— Нет, — сказала она нарочито легко. — Кто это?

— Я точно не знаю, — ответил он.

— Где же ты слышал это имя?

— От… — он решил пока не вмешивать сюда безумного пруссака. — От себя самого. В моей голове. Я хотел бы понять… может, это кто-то, кого я знал?

— Может, и так, но мне это имя не знакомо.

— Что ж… — протянул он и сделал еще один глоток чая. — Мне еще многое предстоит вспомнить. Возможно, со временем все вернется.

— Что-то, возможно, уже никогда, — она отвернулась от очага, чтобы найти его взгляд. — Дэниел, тебе нужно доверять мне. Ты ведь доверяешь, правда?

— Я действительно Дэниел Тейт? — спросил он прямо, и девушка заметно вздрогнула. — Или был другой Дэниел Тейт до меня?

Она покачала головой.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я говорю о том… что все в моей памяти темно с того самого момента, как я очнулся здесь. Я иногда вижу лишь кусочки каких-то картин, но они так быстро разбегаются от меня. И это имя… Корбетт… преследует меня. Я вижу в голове большой город с магазинами и рассекающими по улицам повозками. Он не перестает появляться, потому что, мне кажется, я знаю это место. Я думаю… почему-то… оно важно для меня.

— Это Чарльз-Таун, — сказала она, и теперь в ее голосе слышалась заметная дрожь. — Некоторые воспоминания о Чарльз-Тауне возвращаются к тебе.

— Может быть, так и есть, — согласился он. — В таком случае, мне нужно отправиться туда и попробовать узнать что-нибудь.

— Тогда мы съездим туда, — она оторвалась от работы, отерла руки о передник, приблизилась к мужу и присела к нему на колени.

— Я люблю тебя, Дэниел, — прошептала она, когда коснулась губами его губ. — И я хочу, чтобы ты знал: я сделаю все, чтобы помочь тебе вернуться из той темноты, в которой ты пребываешь, таким, какой ты есть. Таким, каким ты был. Все будет хорошо, пока мы вместе. Пока с нами наша любовь. Такая, какая была раньше.

— Раньше? — переспросил он.

— До… несчастного случая, — быстро нашлась она. — Пока ты оставил меня ненадолго, но все наладится.

В дверь постучали. К ним никогда не приходили гости, поэтому Куинн настороженно окликнула:

— Кто это? — девушка поднялась, подошла к двери, отодвинула задвижку, и вскоре в дверном проеме показалось лицо графа Дальгрена.

— Что это? — резко спросила Куинн. — Что вам нужно?

— Я принес рыбу, — Дальгрен приподнял ведро, которое держал. — Уфидел огонь очага… можно быстро пожарить рыбу… Я подумал, вы захотите приготовить это.

— Нет, не захочу. Спасибо, но…

— Даниэль знает, — сказал Дальгрен и протиснулся в дом. Он носил все ту же грязную поношенную одежду: ту же рубашку, которая уже пропиталась потом, и брюки с заплатами на коленях. Лохматые светлые волосы спутались еще сильнее и блестели от кожного жира. И улыбка — неприятная, острая — была все такой же. — Даниэль знает… про рыбу, я хотел сказать. Доброе утро, Даниэль.

— Доброе утро.

— Ты фидишь, я принес, как обещал, — он подошел к столу, чтобы показать Дэниелу четырех серебряных рыбок. — Дофольно для обеда, мне кажется.

— Да, благодарю вас.

— Вы знакомы? — спросила Куинн, все еще стоя в дверном проеме.

— Мы разгофаривали, — Дальгрен поставил ведро на стол. — Если ты не фозражаешь, я могу очистить это для вас, — он извлек нож из ножен.

— Мы справимся сами, — сказала Куинн. — Когда вы успели поговорить?

— Ох, это было ночью, когда я рыбачил, — Дальгрен проигнорировал укоризненный взгляд девушки и то, что она специально держит дверь открытой, приглашая его на выход. Он присел напротив Дэниела на другой стул. — Фаш муж любит гулять ночью. И он гулял со мной, чтобы мы могли гофорить.

— Мы собирались завтракать… — буркнула Куинн.

— Йа… я вижу, — Дальгрен одарил ее своей серозубой улыбкой. — Фам лучше закрыть дферь. Мухи могут флетать.

— Дэниел, пожалуйста, скажи этому человеку, чтобы он покинул наш дом, — сказала Куинн. — Я не хочу видеть его здесь.

Дальгрен посмотрел через стол прямо в глаза Мэтью Корбетта.

— Как тфоя голофа сегодня, Даниэль?

— Прошу, уходите! — процедила Куинн сквозь плотно стиснутые зубы.

— Может, вам и правда стоит уйти, — тихо сказал Дэниел. — Сейчас не время.

— Сейчас самое фремя, — был ответ графа, и прозвучал он остро, как если бы был нанесен рапирой. Несколько секунд в помещении висело тягучее молчание, затем Дэниел кивнул и сказал:

— Куинн, закрой дверь. Не бойся, все хорошо.

— Я не хочу, — сказала она, и в голосе ее прозвучало нечто испуганно-детское.

— Все хорошо, — повторил он, и вскоре — очень медленно — дверь все же была закрыта.

— Йа… фот это хорошо! Хозяин дома. Очень хорошо, — Дальгрен продолжал буравить глазами Мэтью Корбетта. — Нам надо гофорить о некоторых фещах, фсем нам троим.

— Говорить о чем? О каких вещах? — спросила Куинн, настороженно приближаясь к столу.

— Фаш муж здесь, — начал Дальгрен. — Фаш мужчина. Фы знаете, Аннабель была хорошей женщиной. Нехорошо было, что я посфолил ей так уйти. Она знала и гофорила очень хорошие вещи о Даниэле. Он… как это сказать… был джентльмен, йа?

— Он — джентльмен, — поправила Куинн, становясь позади своего мужа и кладя руку ему на плечо.

— Мне кажется… этот джентльмен не должен быть здесь, в этом месте, — Дальгрен внимательно окинул взглядом комнату, которая была явно уютнее и лучше обставлена, чем его собственное жилище. — Не только здесь, ф этом доме, но и ф этом городе. Здесь нетничего, что было бы его. Я хочу сказать, это отличное место, чтобы… как это гофорится… зализывать раны — если надо. Но сейчас фремя пришло.

— Какое время? — спросила Куинн, прищуриваясь.

— Фремя для Мэтью Корбетта плыть ф Лондон со мной. Это есть имя мужчины, который сидит напротиф меня. Не Даниэль Тейт, — зеленые глаза Дальгрена уставились на Куинн. — Фаш Даниэль умер и не фернулся.

Куинн стояла неподвижно. Но молодой человек, который не помнил своего настоящего имени или своего прошлого, почувствовал, как по руке, лежащей на его плече, пробегает дрожь, как если бы на нее подул пронизывающий холодный ветер. В глазах девушки заблестели слезы.

— Вы этого… не знаете, — прохрипела она. — Не понимаете, что говорите! — ее рука сжала плечо Мэтью Корбетта, как будто это могло придать ей твердости духа, а ему — позволить действительно почувствовать себя Дэниелом Тейтом. — Скажи ему, Дэниел! Скажи ему, кто ты.

Он накрыл ее руку своей и сжал, но утешить ее этим не мог. Он должен был сказать правду:

— Прости, Куинн. Но я не уверен в том, кто я на самом деле, — и теперь настало время принять решение. — Но… я знаю, что люблю тебя, как муж может любить жену, и я останусь здесь, с тобой, пока я смогу…

Ему не позволили закончить предложение, потому что граф Дальгрен внезапно вскочил на ноги и взмахнул ножом. Лезвие резко полоснуло по горлу Куинн, и она начала заваливаться на спину с искренним удивлением в глазах. Кровь брызнула из красной тонкой смертельной раны.

— Нет, — сказал граф Дальгрен очень спокойно. Лезвие его ножа краснело от крови только что убитой девушки. — У меня не такой план.

Если дух Дэниела Тейта и вправду сумел завладеть телом другого мужчины, тогда именно он заставил крик горя вырваться из горла молодого человека, а его руку — схватить ведро и направить его в голову Дальгрена. Граф успел заслониться плечом и не позволить разнести себе голову, но даже такой удар причинил много боли, заставил его вскрикнуть и упасть на колени. Серебряные рыбки вывалились на пол, а одна из них упала в маслянистую чащу волос пруссака.

Удар по ребрам заставил Дальгрена свернуться и выкрикнуть какое-то проклятие на своем языке, а затем молодой человек, не помня себя, бросился к Куинн, присел рядом с ней на колени и попытался двумя руками зажать рану, из которой хлестала кровь. Девушка посмотрела на него с ужасом, прося помощи, которую он не мог ей оказать, потому что он знал: рана смертельна.

— Помогите мне! — прокричал он Дальгрену, но граф мог только подняться на колени и потирать ушибленные ребра.

— Я люблю тебя! — сказал молодой человек умирающей девушке. — Я люблю тебя! Не покидай меня! Не уходи! Я люблю тебя!

Она сжала его руки, как если бы цеплялась за жизнь с их помощью. Но она теряла слишком много крови и слишком быстро угасала. Ее темно-синие глаза потемнели еще сильнее и начали стекленеть. Ее рот двигался, и казалось, что она пытается слизать или проглотить кровь, мешающую дышать, хотя на самом деле было ясно, что она пытается говорить. Он опустил голову к ее губам, все еще пытаясь удержать кровь, но она продолжала толчками выступать из раны.

Девушка произнесла три слова, но правильно ли он их услышал, он не мог сказать наверняка — у него еще будет время подумать над этим, потому что они могли означать лишь то, что девушка, убитая горем смерти мужа, уже давно жила своей отчаянной фантазией.

Она сказала (или ему лишь показалось, что сказала): «Мой Дэниел ждет».

Больше он ничего не мог сделать — мог лишь смотреть, как жизнь покидает ее.

В конце концов, Мэтью Корбетт отнял окровавленные руки от раны, отвернулся и сел, подтянув колени к подбородку, начав раскачиваться назад и вперед. Глаза его расширились, кровь Куинн была разбрызгана по лицу.

— Встань! — почти без акцента сказал Дальгрен, который уже поднялся на ноги и осознал, что у него в волосах запуталась рыба. С аристократичным видом, нисколько не подходящим сейчас под его ущербный вид, он вытащил ее и отшвырнул в сторону. — Очисти себя и оденься. Фосьми с собой одежду для путешестфия и сумку, чтобы фсе унести. Мы поедем ф Чарльз-Таун.

— Убийца, — прошептал Мэтью, продолжая раскачиваться назад и вперед и смотреть в никуда. — Убийца. Убийца.

— Я открыл тебе путь, — ответил Дальгрен. — И себе тоже. Мы поедем ф Чарльз-Таун сегодня, продадим моих лошадей и пофозку и отпрафимся ф Англию. Собирайся.

— Убийца. Убийца. Убийца.

— Йа… я слышал, — Дальгрен присел на колени, его лицо остановилось в нескольких дюймах от лица Мэтью, и граф увидел глубоко в глазах молодого человека шок. Мейстер Корбетт представлял собой кровавое месиво, и его точно нужно было отмыть, прежде чем выводить из этой хижины. — Но кто убийца? Мне остафить тебя так? Ты позофешь на помощь, расскажешь, что увидел тут? Тогда я остафлю нож здесь… соседи этой дефушки знали, что она безумна… и что она нашла где-то безумного молодого мужчину, чтобы заменить своего Даниэля, — он протянул руку и стукнул Мэтью по лбу. — Подумай! — сказал он. — Почему у меня была причина убить ее и разрушить любофь дфух безумных людей? Ах, я! Какая трагедия! Фставай, Мэтью, мы уходим фперед фместе. Ты не должен остафаться здесь теперь. Ты понимаешь?

Даже своим воспаленным, измученным разумом — он понимал. Он хотел остаться здесь, заморозиться в этой позе и в этом моменте, но знал, что не может этого сделать.

Взгляд Мэтью переместился. Теперь он смотрел на Дальгрена с холодной яростью.

— Однажды я убью вас, — прошептал он, и слезы побежали по его щекам.

— Как тебе угодно, — Дальгрен небрежно потрепал молодого человека по голове и ухмыльнулся, обнажив свои серые зубы. — Но это будет не сегодня, нам нужно сделать еще много вещей. Поднимайся. Я помогу тебе, йа?

Глава двадцать четвертая

Двухмачтовая бригантина называлась «Странница». Своим потертым, почти заброшенным видом она наводила на мысль о том, что прошла слишком много плаваний, но не готова была сдаться, и здесь, в гавани Чарльз-Тауна ранним утром второй недели августа принимала на себя сундуки, ящики, бочки и нескольких пассажиров вдобавок, которые решили отправиться к комфортным каменным улицам Старого Света.

Скромная толпа собралась в доках, чтобы проводить корабль в путь. Это было ближайшее судно, отплывающее в Англию, поэтому невольно привлекало провожающих. Граф Антон Маннергейм Дальгрен и его юный спутник пробрались через толпу по направлению к трапу, неся холщовые сумки с одеждой. Они жили вместе в течение трех дней в маленьком пансионе на окраине Чарльз-Тауна в ожидании этого судна и теперь хотели поскорее взойти на борт. Они почти не разговаривали друг с другом, даже во время совместных трапез. Молодому человеку приходилось спать на коврике на полу, потому что в их комнате была только одна узкая кровать. Они не разговаривали и с другими людьми тоже, поэтому хозяйка пансиона решила, что с молодым человеком, должно быть, что-то не так — слишком уж странно он смотрел в пустое пространство в течение долгого времени, похоже, не думая ни о чем.

Послышался звон колокола в доках, подавая сигнал о том, что вскоре видавшее виды судно под названием «Странница» отправится в путь, и все, кто собирается попасть на борт, должны поторопиться.

Тощий молодой человек с черной бородой не был узнан никем из благородных дам или джентльменов, присутствовавших с ним на балу Дамоклова Меча больше месяца назад. Его одежда была чистой и простой, он был вымыт и по-прежнему аккуратен, однако был уже другим человеком. Разумеется, в этой толпе были люди, с которыми он встречался в ту ночь, когда юный решатель проблем из Нью-Йорка победил Магнуса Малдуна на дуэли с помощью гребня. Но… в этих кругах его персона удостоилась лишь перешептываний о том, что забыл все свои вещи в Каррингтон Инн и — какой позор! — забыл заплатить по счету.

В Чарльз-Тауне стояли жаркие дни. Кто знал, что в это лето приключилось с некоторыми людьми? Многие имеют обыкновение приезжать и уезжать, и если молодой человек действительно потерялся, надо думать, люди из Нью-Йорка, с которыми он связан, приедут и будут его искать. Или нет… В любом случае, жизнь будет идти своим чередом.

Разговоры этим летом, так или иначе, были сосредоточены на кое-чем другом. На грозном звере из лесов, на отшельнике, чернобородом монстре. Только… Магнус Малдун уже не был таким зверем, и явно уже не выглядел монстром после того, как сбрил эту пугающую бороду. «О, да!» — говорили женщины своим джентльменам. — «Этот мужчина, оказывается, так молод! Он держит магазин — прямо там, на Фронт-Стрит, где продает прекраснейшие стеклянные бутылки. Он делает их сам, как это ни невероятно! Разумеется, магазинчик у него маленький по сравнению с остальными, но он очень даже стоит внимания… и не только из-за бутылок, но и из-за самого мистера Малдуна. Теперь он ходит в чистом костюме, белой рубашке и с расчесанными волосами — всегда аккуратными — и работает в своей мастерской… в стеклодувном деле он действительно виртуоз, а вдобавок к тому — настоящий джентльмен», — а дальше они наклонялись чуть ближе и говорили тише, потому что это была самая занимательная часть истории. — «Вы слышали, что сама Пандора Присскиттзаходила в этот магазин? Да, ее любопытство взяло над ней верх! Она зашла туда в компании Фэнни Уолтон, чтобы не показаться слишком дерзкой. И вот… вот, в чем дело! Фэнни Уолтон рассказывала Синтии Мэддоуз, а та рассказала Эми Блэр… что Пандора Присскит глаз не могла оторвать от нового образа Магнуса Малдуна. Он, кстати, приехал в город с большой суммой денег, вы слышали об этом? И теперь его вполне можно назвать богатым красавцем. О, у него, конечно, толком нет ни семьи, ни имущества, но разве это важно? Неужели все это перевоплощение — не прекрасно?»

Многих интересовало и другое.

О… его реакция на Пандору?

Он улыбнулся ей, продал ей бутылку по обычной цене и сказал: Хорошего вам дня, мэм.

Россказни, россказни… так они и ходили по всем уголкам Чарльз-Тауна. Но далеко не всем было известно, что Магнус Малдун вернул кобылу по имени Долли в ее загон после того, как дважды проехал семь миль вверх по течению реки Солстис, чтобы найти тело, которое нельзя было там обнаружить, а после — заплатил по счету в Каррингтон Инн.

Мэтью Корбетт, человек без прошлого, следовал за графом Дальгреном через толпу. К нему все еще приходили вспышки образов из прошлого — расплывчатое лицо тут, кусок какого-то имени там, странное обрывочное воспоминание о хищной птице, летящей с неба вниз и готовой выклевать ему глаза. Частенько наведывались короткие воспоминания о двух сильно похожих друг на друга людях, падающих с балкона огромного замка, о том, как сам этот замок рушится — но ничто из этого не задерживалось надолго. Молодой человек не мог уцепиться за эти образы. У него не было другого выбора, кроме как последовать за убийцей на борт «Странницы» в надежде, что по дороге в Лондон ему удастся выяснить, кем он на самом деле был и почему этот Профессор Фэлл так хочет наградить его.

Когда они пробились через толпу, Мэтью посмотрел на женщину и мужчину, стоящих рядом. Оба они были одеты экстравагантно и, похоже, принадлежали к элите города, хотя и были странной парочкой. Женщина была в высоком парике, обладала тучной фигурой и сильно напоминала розовый кусок пирога или, вернее, пудинга. Ее спутник же был длинным и худым, явно намного старше ее, носил костюм с серыми полосами и черную треуголку поверх напудренного парика. Взгляд Мэтью остановился на лице этого человека, и в это жаркое утро он тут же ощутил холодок. Голова человека повернулась, темные глаза уставились на юношу, и во взгляде этом чувствовалась какая-то странная — может, даже нечестивая — сила.

— Пошефелифайся! — сказал Дальгрен.

— Подождите, — возразил Мэтью, стараясь вспомнить что-то об этом незнакомце, но не мог этого сделать. — Я думаю… я знаю этого человека.

— Дафай! — раздраженно сказал Дальгрен. — Надо идти!

Внезапно человек, похоже, узнал Мэтью и встрепенулся. Дальгрен протянул руку, чтобы схватить своего спутника за рубашку и потащить на борт, но Мэтью вырвался и приблизился к человеку, а тот, в свою очередь, уже продирался через толпу в его сторону.

— Боже Всевышний! — воскликнул человек так громко, что голос этот мог быть сравним с ударом грома или землетрясением. — Это ты! Время тебя не пощадило — я едва узнал тебя! — он оглянулся на свой кусок пудинга. — Слушай, Мэтью, — он наклонился ближе и заговорил заговорщицки тихо. — Я понятия не имею, зачем ты здесь, но у меня сейчас отличный расклад. Я больше не Исход Иерусалим, меня теперь зовут граф Томас Каттенберг, я чужеземец. Прибыл из… да неважно, откуда, пока она не интересуется географией и держит свой кошелек открытым. Я знаю, у нас с тобой были разногласия, но… пожалуйста… воздержись от попыток отомстить мне, ладно? Вот, — он скользнул в карман, извлек две золотые монеты и сунул их в руку Мэтью. — И снова, выражаю глубочайшие соболезнования по поводу безвременной кончины магистрата Вудворда.

— Кого? — беспомощно переспросил Мэтью.

Хмурый взгляд человека мог запросто подбить ворона в полете.

— Кого? — повторил он. — Ты прекрасно знаешь, кого! — он внимательно заглянул в глаза Мэтью, но заметил лишь то, что они потускнели, как лед на мельничном пруду. — Да что с тобой такое?

— Я знаю вас… — пробормотал Мэтью. — Но… откуда? Я не помню. В моей голове… все, как в тумане.

— Мы можем не попасть на корабль. Идем! — граф Дальгрен внезапно возник сбоку от Мэтью и подхватил юношу под локоть, чтобы увести с собой. — Доброго дня, сэр! — сказал он Томасу Каттенбергу, в прошлом эксцентричному и известному проповеднику Слова Божьего по имени Исход Иерусалим, который готов был исповедать Рэйчел Ховарт и исцелить ее от ведьмовства, чтобы потом она шествовала с его передвижным лагерем и вымаливала прощение Господа в палатке его глашатая.

— Сейчас! Один момент! А что случилось с мистером Корбеттом? — поинтересовался фальшивый граф, перехватывая локоть Мэтью.

— Он… пострадал ф несчастном случае, — сдержанно отозвался Дальгрен. — Мы отпрафляемся в Лондон, чтобы лечиться. И еще раз… доброго дня, сэр, — с натянутой серозубой улыбкой пруссак утянул Мэтью с собой, и шустрый лжеграф успел забрать монеты из руки молодого человека и вернуть их туда, где им положено быть — в собственный карман.

— Жаль, — сказал он, когда они удалились, но его глаза не выказали сочувствия и остались холодны. — Прощай, Мэтью! — крикнул он. — Уверен, наши пути еще сойдутся на этой неисповедимой бурной реке, которую мы именуем жизнью! — затем он понял, что слишком углубился в образ Исхода Иерусалима, а ответа все равно не удостоился: Мэтью Корбетт даже не оглянулся в его сторону, поднимаясь на корабль. Он смотрел только прямо перед собой, делая осторожные шаги в своей жизни без прошлого.

Вскоре судно покинуло порт. Паруса «Странницы» раскинулись во всю ширь, и волны понесли ее через Атлантику в новое беспорядочное, а, быть может, опасное путешествие. Через какое-то время толпа провожающих разошлась: ни для кого не осталось в порту ничего интересного.

Но один человек обернулся и посмотрел на уходящую вдаль «Странницу», идя рядом со своей розовой пухлой дамой с большим кошельком. Он хмуро потер подбородок и подумал, что кому-то, наверное, следует знать, что Мэтью Корбетт был болен, возможно, потерял память и теперь его увозили в Лондон — судя по всему, силой. Быть может, даже бо̀льшей силой, чем могло показаться на первый взгляд.

Но кому он мог рассказать? Он был много кем, но не мог назвать себя Добрым Самаритянином. Это потребует слишком больших усилий. Он вспомнил своего отца, настоящего проповедника, вещавшего об Адском Пламени. Когда-то давно он говорил своему сыну:

Каждая душа должна выдержать свои собственные испытания, выиграть свой собственный бой и вырваться из собственной тюрьмы.

Он продолжал смотреть на уходящий корабль с отважным молодым человеком на борту, которому, пожалуй, предстоит столкнуться со всеми тремя из этих тягот.

— Желаю тебе удачи… — прошептал он и, к собственному удивлению, понял, что действительно говорил это искренне.

Затем он повернулся прочь, взял за руку полную даму и понял, что даже такому негодяю, как он, найдется место в этом неспокойном мире. С этой мыслью он отбросил ненужные волнения и вернулся к своей комфортной жизни.

От переводчика

Не уверена, что кто-либо прочтет эти слова, но оставить их здесь считаю себя обязанной.

Дорогие друзья!

Вашему вниманию был представлен любительский перевод книги «Река Духов» из серии «Мэтью Корбетт» Роберта Рика МакКаммона. Я познакомилась с его творчеством и этой конкретной серией случайно и случайно же узнала, что у нас, в России книга «Всадник Авангарда» будет последней — дальше, насколько мне известно, издательство переводить приключения Мэтью не намерено. Об этом свидетельствует хотя бы то, что «Река Духов» увидела свет два года тому назад, но у нас в печати или даже в электронной, но переведеннойверсии так и не вышла. Когда я нашла оригинальный текст, была счастлива, что смогу теперь узнать продолжение этой истории, и поначалу на этом и хотела успокоиться. Но литературный язык у Р.Р. МакКаммона оказался на поверку не таким уж простым, и я подумала, что — пусть сама, наверное, и смогу прочесть пятую книгу, периодически пользуясь словарем, — некоторым читателям книга все равно будет недоступна в силу трудностей перевода.

В тот момент мне и пришла в голову идея перевести эту книгу на русский язык. Да, я не профессиональный переводчик. И да, возможно, какие-то моменты адаптирую под нашу речь менее красиво и вкусно, чем это сдеали бы работники издательства. А также я понимаю, что пятая книга, несмотря на все старания подражать стилю предыдущих частей, может чуть выбиваться по стилистике из общей канвы — хотя бы потому, что для меня непросто скопировать стиль тех, кто переводил «Мэтью Корбетта» до меня. Я старалась сохранять и искать точно все названия, имена и термины и использовать их именно в таком виде, в каком они были упомянуты в предыдущих частях. Надеюсь, у меня это получилось, и у читателей не возникнет мыслей о несоответствиях, которые резали бы глаз.

Спешу также заверить, что я старалась переводить максимально близко к оригинальному тексту МакКаммона, не добавлять отсебятины, чтобы не потерять тот смысл, который автор вкладывал в эту книгу. Разумеется, некоторые предложения пришлось чуть перестроить или объединить в силу особенностей нашей литературы — в процессе чтения, я убедилась, что в России и в Америке сама стилистика написания сильно отличается.

Так или иначе, как читатель серии и увлеченный ее поклонник я сделала здесь все, что могла, чтобы у других людей, которые по тем или иным причинам не смогли прочесть пятую книгу в оригинале, но хотели бы это сделать, появилась такая возможность.

Впереди работа над переводом шестой книги «Свобода Маски». Более того, эта работа уже идет. Я надеюсь, этот труд не будет напрасным, и приключения Мэтью Корбетта продолжат радовать читателей — пусть уже и моими, любительскими усилиями.

Лично я сама — ничего с этого получить не рассчитывала, я делала это, просто потому что могла… ну и из искреннего желания донести текст МакКаммона до читателей, а вдобавок — проверить себя на предмет того, получится ли у меня провести такую работу.

Спасибо, в любом случае, за то, что прочли эту книгу! Она, как и все творчество автора, значит для меня очень много!

Искренне ваша

Наталия Московских.

Оглавление

Часть первая. Бессменный игрок

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

Часть вторая. Я не Дэниел

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

Часть третья. Пуля или лезвие?

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

От переводчика Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg