«Атака мертвецов»

Атака мертвецов (fb2) - Атака мертвецов 805K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рагим Эльдар оглы Джафаров

Атака мертвецов Рагим Джафаров

© Рагим Джафаров, 2014

© Николай Стрелков, обложка, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

1

Косой дождь яростно барабанил по крышам, окнам, мостовой. Сверкнула молния, в ее свете можно было разглядеть пустую, без единой души улицу. Ручейки воды текли с крыш, сливались в ручьи и в какой-то момент образовывали бурлящий поток. Неожиданно явившаяся миру река мчалась вниз по улице, смывая грязь, пыль и мусор. Но, не прошло и пяти минут, как дождь прекратился, а через полчаса небо очистилось от туч. В неверном свете луны город казался мертвым.

Из узкого переулка на чуть более широкую улицу вышел человек. Одет он был в черную шинель, и брюки, заправленные в стоптанные сапоги.

На плече у него висела старая кожаная сумка, в темноте она казалась офицерским планшетом. Какого бы то ни было головного убора у него не было, и черные коротко стриженые волосы непокорно топорщились.

– Пацан, чего потерял? – Из переулка, противоположного тому, откуда вышел человек в шинели, показались две фигуры.

Шли они вольготно, вразвалочку. Руки в карманах, в зубах у одного папироска, картузы надвинуты на глаза. Они обошли паренька по кругу, словно оценивая, после чего встали по обе стороны от него.

– Чего ты молчишь-то, испугался, бедолага? – Ночную тишину прорезал хохот.

– Улица Ворошилова где находится? Мне письмо надо доставить.

– Дом-то какой? – интерес казался неподдельным.

– Шестнадцатый.

– Туда. – Курильщик махнул рукой, указывая направление.

– Знаешь, что? Давай-ка твое письмо, мы его сами отнесем. А заодно и все остальные. Сумку оставь, а сам – поди, пацан, отдохни. – Доброхот осклабился, демонстрируя два золотых зуба.

Паренек, пожалуй, можно было его и пацаном назвать, скинул сумку с плеча, после чего сделал три осторожных шага назад.

– Вот и молодец. – грабители синхронно растянули свои физиономии в ухмылках и уже не обращая ни на что внимания присели над добычей.

Грянул выстрел, бандит вскрикнул, взмахнул руками и неловко повалился на бок. Второй молниеносно вскочил на ноги, но лишь для того, чтобы получить пулю в живот. Товарищ его, прижимая руку к шее, пополз к спасительной темноте переулка. Пуля клюнула его в бедро. Стрелок сделал три шага вперед и сделал еще два выстрела, на этот раз прицельно.

Паренек поднял сумку и торопливо зашагал вниз по улице. Обмелевший уже, но еще не исчезнувший ручеек, нес за ним кровь двух незадачливых бандитов. За минуту до того, как на улицу явились стражи порядка, человек в черной шинели нырнул в арку, ведущую во двор. Он покрутил головой, осматривая подъезды и, найдя искомое, быстрыми шагами двинулся к цели. До шестого этажа паренек буквально взлетел, но потом долго стоял, протянув руку к звонку. Наконец решился и нажал на звонок. Несмотря на поздний час, дверь раскрылась почти мгновенно. Открыл ее высокий, широкоплечий мужчина в военной форме. Старший лейтенант, если судить по погонам.

– Чем обязан? – Голос низкий, грубый.

– У меня письмо для Лидии Сеченовой. – Паренек похлопал ладонью по сумке.

– Что, почтальоны теперь и по ночам работают? – Старлей не скрывал ни недоверия, ни неприязни.

– Я не почтальон. Дело в том, что письмо это сорокалетней давности и… – договорить ему не дали, дверь открылась шире и на пороге появилась дряхлая старуха. Она слепо прищурилась, разглядывая ночного гостя.

– Чем могу помочь, юноша? – голос под стать возрасту был какой-то надтреснутый, дребезжащий.

– Мама, вернись в квартиру, я сам разберусь – но старуха лишь отмахнулась от военного.

– Вы Лидия Сеченова?

– Да, разве мы знакомы? – но гость молча полез в сумку. Долго, минуты три не меньше искал он в ней письмо. Висела нехорошая, нездоровая тишина все это время. Наконец он протянул старухе письмо.

Конверта не было, лишь сложенный несколько раз и пожелтевший от времени лист бумаги. Края его были потрепаны, там и тут виднелись какие-то пятна. «Давай посмотрю, очки-то ты разбила, – военный взял у матери письмо и стал крутить его в руках – написано Лидочке». Женщина вздрогнула.

– Проходите, молодой человек, я угощу вас чаем. – Старуха поковыляла вглубь квартиры.

– Не откажусь. – нежданный гость проследовал за ней.

Старлей хотел было что-то возразить, но вдруг зазвенел телефон, и он поспешил ответить.

Квартира была просторная, светлая и уютная. Из небольшой прихожей вел длинный коридор, в конце его располагалась кухня. Виднелись еще три двери, но они были закрыты, потому даже представить нельзя, что в них находилось.

– У двери шинель повесьте. – Дребезжащий голос старухи доносился из кухни. Паренек поколебался немного, но потом снял шинель и повесил ее на крючок, оставшись в зеленом кителе без погон, штанах и высоких сапогах.

Мимо него спешно прошел военный, на миг задержал взгляд на кителе. Не удивительно, тот был незнакомого ему и явно устаревшего образца.

– Мама, меня на службу вызывают срочно, надо идти. – И, не дождавшись ответа, двинулся к входной двери, на ходу одевая шинель.

– Ты бы поел, а потом уж шел с богом. – Но он уже вышел на лестницу, а потому ничего не слышал.

Ночной гость двинулся к кухне, как вдруг входная дверь распахнулась, вернулся старлей. Он молча положил письмо, которое видимо в суматохе сунул в карман, на столик у двери, и снова вышел. На том же столике стояла фотография. Очень старая и потертая. На ней молодая и невероятно красивая девушка стояла рядом с важного вида военным. Форма была дореволюционная. Человек в черной шинели пристально вгляделся в погоны. Генерал от инфантерии.

– Очки я разбила, потому придется вам письмо читать.

– С удовольствием мадам, с удовольствием.

Дорогая моя Лидочка, спешу обрадовать тебя тем, что уж совсем близка моя поездка в столицу. В октябре состоится долгожданная встреча. Сердце мое не дает мне покоя, а потому я и места себе не нахожу. Так часто стал писать Вам, что и не знаю уж чего еще сказать. Все мысли мои о Вас.

Прибыл к нам корнет. Совсем молодой, но полон честолюбия и отваги. Ему уж довелось побывать на Русско-японской войне, где показал он себя человеком дела. Вот, что он мне сказал во время нашего с ним знакомства…

– Господин ротмистр, поглядите, вон там за балкой, виднеется просека. Может выдвинуть разъезд? – Корнет указал рукой на запад, после чего сунул руки в рукава и съежился. Ротмистр тоже ежился на ветру.

Они стояли на холме посреди неестественной проплешины в лесу. Ни один куст, ни одно деревце не росло на этой возвышенности. Ротмистр – высокий, широкоплечий ковырял каблуком глину. Корнет – низкорослый, худощавый – перекидывал папиросу из одного уголка рта в другой и вглядывался в то самое место, на которое и указал своему командиру.

– Брось чины, Андрей. Здорово нас наградили за наш кутеж, что скажешь? Отправить кавалерию в лес, на болота карлушек разыскивать. Вот тебе и судьба гусара, служить отчизне верно. – Говоря это, кавалерист перестал заниматься геологическими изысканиями, развернулся и стал спускаться с холма. Спутник его последовал за ним.

– Я драгун, Жорж, да и ты теперь тоже.

Было в них что-то карикатурное. Каждый по отдельности не производил хоть сколько-то комичного впечатления, но вместе. Один высок, другой – отнюдь, один светловолос, другой – ни сколько. Андрей и Жорж.

– Бьюсь об заклад, за это же тебя и выгнали из лейб-гусарского полка. Или все же за долги? Будь так добр, поделись историей. – Видимо дружба их позволяла задавать подобные вопросы, потому как Жорж лишь рассмеялся.

– Гусары денег не берут! Но на самом деле дуэль – причина всех моих мытарств. – Ротмистр говорил легко, было видно, что история эта давно им пережита и не вызывает никаких тревог.

– Тем не менее, ты не прав, долги бывают разные. Ты свой вернул, за что и вылетел с теплого местечка. – Суждения Андрея касательно природы долгов заставили Жоржа рассмеяться от всей души.

– Таких долгов я ничуть не боюсь, верну любому с процентами. – Теперь смеялись оба.

– Что с разъездом? – Друзья подошли к коням, которые ждали их у подножья холма.

– Брось, Андрей, люди устали, не вижу никакого смысла продолжать разведку. Мы достаточно удалились от крепости. На рассвете повернем обратно. А если честно, то вся эта разведка лишь способ выставить меня из крепости. Как говорят, я разлагаю дисциплину. – Он легко взлетел в седло, покрутил ус и послал коня шагом. Через несколько секунд к нему пристроился корнет.

– Как бы то ни было, а немцы не минуют Осовец, ты понимаешь сам, им лучше ударить здесь, чем биться о неприступные бастионы Новогеоргиевской крепости. – Андрей внимательно посмотрел на друга.

– Ни секунды не сомневаюсь. Но вести войско через незнакомые леса и болота дело рискованное. Проще сделать это севернее, а главное быстрее. Нет тут ни одной живой души, кроме нас, да, быть может, пары медведей.

Долго ехали они в тишине. Мимо проплывали весьма унылые пейзажи. Чахлые деревца, гнилые болота. Наконец Андрей нарушил тишину: «Допиши письмо, прошу тебя».

– Опять ты за свое, допишу, не сомневайся, приедем в лагерь, так сразу сяду за эти, столь тобой горячо любимые, писульки.

– Я думал ты любишь писать письма – корнет испытующе посмотрел на ротмистра.

– Будь уверен, так оно и есть. Но есть всему разумные пределы. Мне и писать-то то нечего. А уж тем паче учитывая твою просьбу. Не могу я даже представить, что это мое последнее письмо. Ну не могу и все тут. – Жорж так увлекся объяснением, что проглядел ветку, которая сшибла с него головной убор. Друзья остановились.

– Будь по-твоему, не можешь и не надо, но просто напиши все, что хотел бы сказать, иного и не надо. Потом уже будет поздно.

Ротмистр, не слезая с коня, подхватил с земли фуражку, крякнул, отряхнул ее от грязи и надел. Подумал немного, после чего произнес: «А сам-то, будь так добр, напиши такое же письмо, а после мы и обменяемся ими. И когда тебя, а быть может и меня, хотя сомнительно, убьют, письмо это отправится к адресату. Что скажешь?»

– Мне некому писать. Подъезжаем, господин ротмистр.

Они действительно выехали к биваку. Сдали коней встречавшему их ефрейтору, выслушали доклад и прошли в палатку ротмистра. Андрей зажег лампу и поставил на стол, Жорж разложил карту и прижал ее углы. На двух углах лежали книги, на одном стояла рюмка, а на четвертый угол он положил фуражку.

– Итак, нужно отметить ту возвышенность и просеку. Как сильно мы удалились от крепости? – Ротмистр уперся руками в стол и пристально вглядывался в карту.

– От Осовца, от передовых позиций или от Белостока? – Андрей встал у другого края стола и, выудив бинокль из футляра, стал пристально его рассматривать.

– Послушай, от крепости значит от крепости. Мне кажется, я выразился совершенно ясно.

– Тогда ты выставишь неверную отметку, выставляй относительно передовой. Десять верст. – Корнет положил бинокль на стол и ковырялся в нем ножом.

– Не могу найти, вероятно, карта уж слишком неточна. – Жорж наклонился к самому столу, едва не коснувшись носом бумаги.

– Выстрой равнобедренный треугольник. Основанием его будет Осовец и Белосток. Отметь вершину. Потом от нее на восемь часов, дайка подумать, да все верно, три сантиметра по карте.

– Равнобедренный говоришь – казалось ротмистр в отчаянии.

– Я сам отмечу, ты лучше письмо напиши, тем более, что с картографией у меня дела обстоят не в пример лучше твоего.

Каждый занялся своим делом. Андрей в неверном свете лампы корпел над картой, Жорж, в столь же неверном свете той же тусклой лампы писал письмо. Иногда он кряхтел, охал, ахал и фыркал. Начинал вдруг ходить по комнате или, теряясь в мыслях, долго смотрел в одну точку. Наконец победно воскликнул, выудил откуда-то бутыль спиртного и рюмку. Налил и стал озирался в поисках второй. К тому моменту корнет не только сделал все необходимые пометки на карте, но и исправил бинокль, который, в последнее время, так и норовил разделиться на две подзорных трубы. Жорж подошел к столу и налил в ту рюмку, что прижимала угол карты, пролив при этом пару капель на бумагу.

– За нас! – И не дожидаясь выпил.

– У меня просто нет выбора, за нас! – Андрей опрокинул рюмку, занюхал фуражкой Жоржа. Карта, лишенная груза с одного края, скрутилась в рулон.

– Держи, глуповатое вышло письмецо.

– Уверен, что написал то, что действительно хотел сказать? – спросил корнет убирая письмо в карман.

Где-то в ночном лесу раздался хлопок. Звук разлетелся по всей округе. Корнет не мог его спутать ни с чем.

– Это выстрел! – Он удивленно посмотрел на ротмистра.

– Брось, кому бы тут стрелять.

В палатку влетел вахмистр и затараторил: «Господин корнет, ой, господин ротмистр, стреляют никак, так я уж велел седлаться, а Гришка»…

– Да уймись ты! Отставить седлаться, некому тут стрелять. Дерево сухое упало. Иди спать. – Жорж зло поставил стакан на стол. Растерянный вахмистр вышел.

– Я уверяю тебя это выстрел. Сомнений нет и быть не может, револьвер!

– Поди вон, будь так добр, картой сам займусь. – Жорж смотрел куда-то в пустоту.

Андрей вздохнул, надел фуражку и вышел из палатки, будь тут дверь, так он бы непременно ею хлопнул бы.

Все началось в так называемую собачью вахту, в предутренние часы, когда веки даже самого добросовестного караульного начинают смыкаться. На бивак напали. Шквал пуль ударил из леса, следом полетели гранаты. Ротмистр не спал, а потому при первых звуках выстрелов он надел фуражку, оправился и вышел из палатки. Послышались разрывы гранат, благо он находился в центре лагеря, и никакой возможности добросить сюда гранаты враг не имел. За разрывами послышались крики раненых, потом команды вахмистра и урядников. Жорж быстро зашагал к палатке Андрея, на ходу отдавая приказы: «По коням, драгуны в арьергарде, шестой полуэскадрон в авангарде»! А стоит ли под огнем вскакивать в седла? Скольких достали немецкие пули? Господи, да почему же так случилось. Много мыслей проносилось в его голове, пока он разыскивал Андрея. И все это время свистели вокруг пули. Ему хотелось пригнуться, прижаться к земле, но нельзя, не поймут ни свои, ни враги. Прямо перед ним пуля навылет пробила казаку голову. Вошла сквозь зубы в рот, почти не оставив следа, а вышла вырвав огромный кусок мяса из затылка.

– Господин ротмистр, куда ты прешь, сукин сын!? – его с силой дернули за плечо. Жорж гневно развернулся. За ним стоял Андрей в полном обмундировании. Нельзя успеть полностью одеться за такое время. Более того, он держал под уздцы лошадь. Его лошадь, оседланную и готовую к скачке.

– Ты ведь все понял?

– Быстрее, все уж в седлах, ждут твоей команды. Жорж, очнись, гибнут люди! – Наконец ротмистр стряхнул с себя оцепенение.

– За мной братцы, будем уходить на Осовец! – Он лихо взлетел в седло и пришпорил коня.

Справа от него пристроился Андрей, слева – вахмистр. Конная лава рванула на прорыв. Место, в котором был расположен лагерь, с трех сторон окружено лесом, но четвертое направление вело на неверное, зыбкое по природе своей, так как местность была болотистой, но, тем не менее, поле. А поле, в свою очередь, вело к просеке, по которой отряд приехал сюда. То есть дорога в крепость лежала через поле. Однако проход перегораживал немецкий отряд. Как уж так случилось неведомо, но пик у них не было. Вероятно, не ждал никто встретить кавалерию в подобном месте. Конница набирала скорость, на ходу ровняя строй. Пули по-прежнему свистели, но расстояние стало больше и, как следствие, попадать стало труднее. Три сотни метров до противника. Немцы готовились встретить противника грудью. Первый ряд их встал на колено, второй продолжал целиться стоя, остальные оказались практически не у дел. Двести метров разделяло кавалерию и пехоту. Кони ржали и испускали пар из ноздрей, из-под копыт их летели комья сырой земли. Драгуны достали карабины, стали прикидывать расстояние. На самой границе зрения Жоржа кто-то слетел вдруг с коня и закувыркался по земле. Достала немецкая пуля. Многие думали, что, быть может, так оно и лучше, потому как-то, что случится мгновеньями позже, будет стократ ужаснее. Сотня метров. Опустились пики, скользнули шашки из ножен. Уже можно было разглядеть, как кто-то в строю врага принимает более удобную позу, кто-то нервно перехватывает винтовку. Андрей привстал, вытянул руку с саблей вперед, оглянулся и взревел: «С нами бог»! Конь его, как заколдованный, рванул вперед, выбиваясь из строя, корнет лишь засмеялся и прижался к конской шее. Заглушая ржание коней и грохот выстрелов, множество глоток взревело: «За Русь святую»!

Строгий вскрик германского офицера, первый залп. Жорж видел, как погиб оторвавшийся от строя на добрый десяток метров корнет. Множество пуль ударило в его коня и, быть может, в него самого. Но команду отдали поздно и умирающее животное, кувырком, вместе со всадником влетело в строй создавая страшную давку, круша и ломая все на своем пути. Отчетливый хруст костей донесся до ушей Жоржа. Страшные крики, скорее визги, ударили по ушам. И кровь опьянила людей, кровавый туман от множества пулевых ранений повис в воздухе. Кавалерия врезалась в пехоту. Хрустнули, ломаясь пики, грохнули одновременно выстрелы револьверов и карабинов. Заливистый протяжный вой раненых слился с яростным рыком живых. Жорж рубанул, что было сил, по показавшейся немецкой каске, сабля громко звякнула и соскользнула к плечу. Вошла глубоко, разрубила ключицу и остановилась где-то на уровне сердца. Но конь, не мог так скоро остановиться, а шашка застряла. Ротмистр почувствовал боль в плече, выпустил оружие из руки, достал револьвер. Вдруг, он четко увидел, как немецкий штык входит под ребро вахмистру, тот будто не замечая раны, наотмашь рубанул врага по лицу. Потом вдруг дернулся и схватился за левую ногу. Стоило ему немного наклониться, как голова его оказалась отсеченной немецким офицером. Жорж стал стрелять, не до чести. Первая пуля прошла мимо, хоть расстояние и было пустяковым. Вторая и третья ударили в грудь. Немец отшатнулся, но со звериным упрямством двинулся к ротмистру. Жорж кинул взгляд вправо, как раз вовремя, к нему подскочил очередной герой ландвера. Но подскочил лишь для того чтобы получить пулю в левый глаз и обагрить своей кровью товарища сзади. Пуля, прошедшая навылет зацепила и его. Ротмистр снова повернулся влево и выстрелили в живот немецкому офицеру. Тот, наконец, упал. Кавалерия завязла в людском море, а значит, потеряв свою скорость, стала легкой добычей для врага. Жорж крутил коня, не давая врагу подступиться к нему, и панический ужас охватывал его все больше. Последний патрон в револьвере, а перезарядить его уже не суждено. Куда выстрелить в последний раз, как спастись одною только пулей?

Шум боя прорезал горн. Он возвещал сбор. Но кто, по чьей команде? Впереди в полном окружении на дыбы встал конь, хозяин его дул в горн. Другою рукой он яростно рубил врага. Конь, будто почуяв беспощадность ездока, со звериной силою молотил копытами тех немногих смельчаков, что желали выбить наглого русака из седла. Конечно же, корнет! Кому еще играть на трубе как не ему! К Андрею стали прорываться свои. Спустя миг его прикрывали товарищи, а он продолжал трубить. Наконец и Жорж добрался до него, горн смолк.

– Но как, скажи на милость, я видел, как ты… – договорить он не успел

– Что ты делаешь?! Твоя задача отдавать приказы, а не рубить головы, ну же выводи людей из этой каши! – Андрей яростно смотрел на друга.

– Вперед!

Израненная кавалерия прорывалась сквозь немецкие ряды. И совсем скоро старший унтер-офицер, возглавлявший атаку, понял, что перед ним никого нет. Они прорвались. Не больше сотни человек, но они прорвались.

– Андрей, Андрюша, мы смогли! – Жорж ликовал.

– Быстрее, гони коней вперед, нам будут стрелять в спины! Опомнись же, полоумный! – Так и случилось. Притормозившая по примеру своего командира конница стала таять под нестройными пока залпами немцев. Кони, обезумевшие от крови и боли рванули вперед. Но как бы они ни были быстры, нестись быстрее пули им не суждено. Один за другим падали с седел всадники, уже успевшие почувствовать вкус спасения.

– Командуй приготовиться, из-за того подлеска ударит немецкая кавалерия. – Андрей указал рукой вперед.

– Откуда ты знаешь?

– Потому, что быть не может по-другому. В деле убийства, немцы мастера.

– Ровняйте строй! Унтер, очнись! Правый фланг подтянись! Пики к бою! – необходимость отдавать команды отвлекла ротмистра и преобразила. Он мгновенно оценил ситуацию и делал все, чтобы сделать поредевший свой отряд боеспособным.

– Вон они голубчики! Ну, что, карлушки, не маловато вас!? – их было далеко не маловато. Самое меньше в три раза больше, чем израненных русских. Корнет, казалось, ликовал.

– Андрей, возьми, прошу, отдай ей это, любою ценою. – Жорж протянул другу листок бумаги.

– Ты, наконец, его написал. Но можешь не торопиться, мы проскочим. – Андрей сунул письмо в футляр бинокля.

– Прости, я не думал… Они обещали…

– Оставь, друг мой, гусары ни о чем не сожалеют. Аййа! – Он пришпорил коня и рванул вперед точно так же как перед атакой.

– За мной! Унтер, вы за корнетом! – Ротмистр поворачивал коня левее, намереваясь, видимо, схлестнуться с отрядом рейтаров. Андрей продолжал скакать к просеке, таким образом, пути их разделялись.

– Прощай, Жорж! – Ротмистр рассмеялся в ответ. Он скинул фуражку, расстегнул портупею, снял китель и остался в одной лишь белоснежной рубашке. Ему передали пику. Он первым ворвался в строй врага.

Два всадника неслись к крепости, используя время, данное им самоубийственной атакой. Андрей не поворачивал головы и смотрел лишь вперед, прижимаясь к конской шее. Старший унтер-офицер же видел, как белое пятно ворвалось в серый строй, окрасилось красным, а потом и вовсе исчезло.

– Господи милостивый, что это было?! Я видела, как он, о господи. – Старуху трясло, крупные слезы катились по ее щекам. Она попыталась взять стакан с чаем, но лишь опрокинула его. Он прокатился по столу и упал на пол, разлетевшись на мелкие осколки.

– Не понимаю, о чем вы мадам. Да и господь нынче не в чести. – Парнишка сидел напротив нее и пристально смотрел ей в глаза.

– Ты бес, ты дьявол! Как ты сделал это, я же все видела! – Она кричала, но голос ее так дрожал, что крика не вышло.

– Не горячитесь, не знаю уж, чего вы видели, но прочитал я лишь несколько строк. Нужно дочитать. Начну сначала.

– Нет, остановись, я тебя прошу! – Выкрик ее прекратился в вой. Человек в черной шинели начал читать заново.

Дорогая моя Лидочка, спешу обрадовать тебя тем, что уж совсем близка моя поездка в столицу. В октябре состоится долгожданная встреча. Сердце мое не дает мне покоя, а потому я и места себе не нахожу. Так часто стал писать Вам, что и не знаю уж чего еще сказать. Все мысли мои о Вас.

Прибыл к нам корнет. Совсем молодой, но полон честолюбия и отваги. Ему уж довелось побывать на Русско-японской войне, где показал он себя человеком дела. Вот, что он мне сказал во время нашего с ним знакомства…

Боже, какая ложь, что я пишу? Я оттягиваю момент, когда открою страшную тайну. Я знаю, поверьте, знаю, Вы меня не любите уже давно. Быть может месяц, день или год. Но боже, как это давно. Простите меня великодушно, я не был ни примерным мужем, ни добрым главой семейства. Но я никогда не взглянул на другую женщину. С первого взгляда Вы покорили меня.

Скажите, ведь все началось с той дуэли? Или, быть может, раньше, какая теперь разница. Я стал Вам нелюбим, я стал для Вас обузою. К чему же я клоню, не знаю сам. Мысли сбивчивы, спутаны. Все так сложно, но в то же время и просто.

Я никогда Вам не рассказывал, что стало причиною той дуэли. Хотя ходили слухи по столице, что мы не поделили девицу, не стоит им верить. Или стоит. Он позволил себе высказывание, порочащее Вашу честь. Какая глупость, но простить ему это оказалось превыше сил моих. Надо сказать, что и мне не делает чести то, что я раскрыл эту тайну, но я человек конченый и финал мой уж совсем скор.

Вы отказались ехать со мною на новое место службы. Я Вас не виню, столица вам к лицу. Вы должны блистать на балах, разбивать сердца мужчин и купаться в роскоши. Такова Ваша судьба и, поверьте, ни я, да и никто другой, иной судьбы для Вас не видит.

А деньги, что же деньги. Вы, верно, считаете, что промотал я их, играя в карты. Увы, но нет, их никогда у меня и не было. Пусть я и потомок знатного рода, но в наследство батюшка оставил мне лишь долги. Однако я делал все, что мог, чтоб образ жизни Ваш, после того как Вы покинули отчий дом, ничуть не изменился. Быть может, мне не удалось, простите великодушно.

Лидочка, дорогая моя, любимая. Я предал Россию. Я получил тридцать серебряников, но боль поселилась в душе. Я отправил деньги Вам. Их хватит для того, чтобы покрыть долги и жить в роскоши и неге всю жизнь.

А мой удел, смыть кровью позор, который покрывает меня. Я больше не могу носить гордое звание Русского офицера. Мне кажется, что китель мой вот-вот вспыхнет на мне. Нельзя так жить, нету сил моих.

Мы больше никогда не увидимся с Вами. Будьте счастливы, Лидочка!

Ваш Жорж.

– Благодарю за чай, мадам. А это вам, презент. Вам решать, как применить его. – Паренек положил перед старухой револьвер с вычурной рукояткой. Встал из-за стола и пошел в прихожую. Надел шинель, постоял немного у двери, вышел на лестницу, закурил.

2

Михаил вернулся дамой в седьмом часу утра. Аккуратно открыл дверь и на цыпочках вошел в квартиру. На кухне горел свет, значит, зря крался, мать не спит.

– Не спится? – крикнул он в сторону кухни снимая шинель.

– Миша, подойди сюда. – голос матери был ледяным. Вероятно, его снова ждал тяжелый разговор. Раз в месяц мать проводила с ним воспитательные беседы. Суть сводилась к тому, что пора бы Мишеньке жениться. Но это ни к чему кроме головной боли не приводило. Единственной женщиной, в обществе которой старший лейтенант мог провести более трех часов к ряду, была его работа. Все остальное было ему неинтересно.

– Только не надо говорить мне, что пора бы жениться. У меня была трудная ночь.

– Нет, не в этом дело. – Голос оставался ровным, будто вообще потерял способность меняться.

– Ну, что там у тебя случилось? – Он вошел в кухню, и рука его дернулась к кобуре. Мать сидела с револьвером в руках.

– У меня не простая ситуация. Сядь и слушай.

– Откуда у тебя револьвер, дай сюда! – Он вырвал из рук матери оружие и привычным движением отщелкнул барабан. Глаза его округлились, он присмотрелся внимательнее.

– Да, я стреляла из него. Но только один раз. Мне дал его…

– Куда ты, мать твою, стреляла!? Ты хоть понимаешь, что будет, если тебя арестуют?! – Он вскочил с места и навис над столом.

– Сядь и молчи. Умение орать на женщину не делает тебе чести. – Старуха была абсолютно спокойна.

– Снова твои господские замашки, сколько лет прошло, а ты все живешь в своем мире! – Михаил хлопнул ладонью по столу и сел.

– Револьвер мне принес тот юноша в черной шинели. Много чего произошло с того момента как ты ушел на службу. Но самое страшное, что тайна, которую я хранила очень много лет, теперь уже не принадлежит одной лишь мне. Мальчишка знает про золото, наверное, поэтому хотел довести меня до самоубийства.

– Мама, что ты несешь, какое золото? – Михаил побледнел.

– Немецкое золото. Мой первый муж, как теперь стало известно, получил от немцев огромную взятку за предательство. Не знаю уж, как он именно предал Россию, но золота дали много. Его хватило на то, чтобы покрыть долги, купить пару поместий, роскошно жить до самой революции. А оставшуюся половину я спрятала.

– Половину, да сколько же там золота!? – Михаил встал со стула и возбужденно заходил по кухне.

– Много, но нельзя, чтобы большевики узнали об этом.

– Мама, что ты, в самом деле. Но куда же ты стреляла? – Он вопросительно взглянул на нее.

– В этого юношу, прямо из окна. Зрение слабое, поэтому не могу сказать попала ли, да и темно было во дворе. Однако мне показалось, что он упал. – Михаил задумчиво стучал пальцами по кобуре.

– Во дворе трупа нет, следы крови я мог не заметить. Максимум ранила. Все не вовремя, как не вовремя. Наш отдел, рыщет по городу, да и милиция тоже. С другой стороны, он не так уж и опасен. У него нет никаких доказательств. Он вообще знает, куда ты спрятала золото?

– Нет. Достаточно того, что он знает о его существовании. Ты сам понимаешь, что за это золото советы из меня душу вытрясут. А твоей работе в политическом отделе придет конец. Так или иначе, его надо найти. – Она посмотрела в глаза сыну. Михаил вздрогнул, натолкнувшись на этот взгляд. Такие же взгляды он видел у матерых, хладнокровных зэков.

– Посмотрим, что можно сделать. Стоп! – Он остолбенел. Пять патронов чертов ночной гость отстрелял до того, как принес оружие сюда. Михаил был почти уверен, что знает в кого. Ночью его вызвали на службу из-за пренеприятного инцидента. Застрелен глава одной из шаек воров. В городе сохранялось хрупкое, шаткое перемирие преступности и стражей порядка. За годы сложились правила, которые соблюдали обе стороны. Но среди преступности равновесие было еще более хрупким. И подобная акция могла привести к переделу власти. Милиция была заинтересована в скорейшем обнаружении виновного. Нужно было доказать, что человек это чужой, к местным структурам отношения не имеющий. В том, что так оно и есть, Михаил не сомневался, никто из местных преступников не стал бы устраивать войну на ровном месте. Город стоял на пороге войны. Два трупа, пять ранений. А у него в квартире револьвер, из которого стреляли по тем двум несчастным. Милиции понадобится какое-то время, чтобы выйти на его след и прийти сюда. Что потом? Наверняка многие слышали, как мать стреляла из окна. Плохо, очень плохо. Нужно найти этого человека в черной шинели до того, как сюда придет милиция. Найти и расколоть.

– У тебя есть какой-то план? – старуха подвинулась ближе к сыну.

– Пока нет, но это дело поправимое, лучше расскажи мне про золото. Где оно? – Старуха долго оценивающе смотрела на сына. Наконец решилась.

– Золото в Крыму, боюсь, что достать его сейчас нет никакой возможности. Хранится в тайнике. Часть векселями, часть драгоценными камнями и презренным металлом. К сожалению, бумаги уже давно утратили свою ценность, но там и драгоценностей довольно.

– Почему ты раньше об этом не говорила?

– Ты считаешь, что я должна была? Что бы ты сделал с этими сокровищами, отдал бы партии?

– Даже не сомневайся, что я и сейчас так поступлю! Ни копейки себе не оставлю! – Сеченов встал из-за стола и пошел к выходу.

– Миша, куда ты? – На сей раз голос был встревоженным.

– Исправлять твои ошибки! – Старуха тихо заплакала. То же самое сказал ей ее второй муж, когда она видела его в последний раз.

Человек в черной шинели поднимался по лестнице. На шестом этаже он остановился, закурил. Заплеванный подъезд не вызывал у него никаких отрицательных эмоций и этот факт его немного расстраивал. Он считал, что потерял чувство прекрасного. Наконец, паренек набрался смелости и постучал в дверь. Звонка не было. Дверь открыл сухой старик с суровым лицом.

– Чем могу быть полезен, юноша? – странные интонации в голосе заставляли задуматься, ехидничает хозяин квартиры или нет.

– Надежда Овечкина тут проживает? – Человек в черной шинели уже искал в сумке письмо.

– Допустим. – Старик, видимо, был человеком осторожным, но его нельзя было за это винить. Никого в этой стране нельзя винить за осторожность.

– Ей письмо, извольте. – Он протянул пожелтевший от времени конверт.

Старик молча взял конверт, внимательно изучил его глазами, потом присмотрелся к пареньку, будто стараясь запомнить, и закрыл дверь. Тот лишь усмехнулся. Он подошел к окну, закурил. Выпустил клуб дыма, внимательно изучил картину, открывающуюся ему с его наблюдательного пункта. Ему показалось, что какая-то фигура поспешила скрыться в тени, когда он подошел к окну.

Надежда, светлая моя Надежда.

Простите меня, но кто бы мог знать? Я был уверен, что моя командировка пройдет спокойно, и я вернусь в Царицын, где мы поженимся. Но здесь, на краю Российской Империи мне в жены прочат другую. И, простите меня, Наденька, я женюсь.

– Тебя так трясло, что едва удалось вынуть тебя из седла. Такое бывает, я видел вещи похуже. – Андрей улыбался. Бриться и улыбаться одновременно было не очень удобно.

– Страху натерпелся, спорить не стану. Но как же так ваше благородие, вы то и бровью не повели. Нельзя сказать, что я не стреляный, в Польше волнения были, так это, принимал участие. – Унтер, которого, как выяснилось, звали Алексеем, смотрел на корнета.

– В чем участие принимал? В волнениях? – Андрей заулыбался еще шире.

– Как можно, ваше благородие, в усмирении, конечно. – Алеша даже покраснел от возмущения.

– Брось чины, никого же нет рядом. – В комнате кроме них и вправду никого не было.

– Да я понимаю, но непривычно оно к офицеру без чинов обращаться.

Они ушли от немцев и принесли печальные известия на передовые позиции Русской императорской армии. Оттуда телеграфировали в Осовец. Пока Андрея и Алешу осматривал врач, стало известно, что сюда едет комендант крепости. И он желает лично побеседовать с героями. Корнет только морщился от этого глупого прозвища. Врача же не особо интересовали коменданты и герои. «У корнета сломано ребро и пара синяков, у старшего унтер-офицера три резаных раны, но ничего серьезного» – сказал доктор штабс-капитану, который привел раненых в лазарет. Тот в свою очередь, сделал выводы и приказал к приезду коменданта быть в лучшем виде. Выполнением приказа друзья и занимались.

– Почему не испугался, спрашиваешь? Я свое на русско-японской от боялся. – Андрей был наказан за болтливость – бритва легла неровно, и тонкая струйка крови показалась на шее.

– Молодой вы вроде. Слишком даже, сколько лет вам было, когда с желтокожими воевать пошли? – Алеша и есть Алеша. Именно его простота заставляла Андрея улыбаться. Даже во время бритья. Простой мужик из Новгорода. Не сложилось у него ни с семьей, ни с хозяйством. Нашлось ему место в армии. Мужик он был смекалистый, пил мало, не ленился. А потому довольно быстро продвигался по службе.

– Шестнадцать. Тогда впервые и был приставлен к награде. – Алеша раскрыл было рот, но что-то в тоне корнета смущало его, потому и не стал расспрашивать дальше.

– Всяко бывает, ваше благородие, а только одно знаю, что было, то уже прошло.

Они молча надевали отглаженную форму, готовились встретить коменданта при всем параде.

– Плохо Леша вот, что. Очень много тут не стреляных, все драгуны, что были в разведке – ветераны. А здесь… Тяжело будет. – Он надел китель, и Алеша ахнул. На груди корнета красовались ордена, которыми зачастую не могут похвастать бывалые ветераны. Владимир четвертой степени, давали его много за что, но кавалеристу могли дать, пожалуй, лишь за военные заслуги. Он давал своему кавалеру дворянство и сто рублей ежегодной пенсии. Носил его корнет в петлице. Анна третьей и четвертой степени, с мечами. Значит за боевые заслуги. Соответственно на сабле у Андрея должен быть красный темляк и надпись «За храбрость». Да и еще порядка ста рублей пенсии лишними не будут. Сам крест в отличии от других орденов Российской Империи носился не на левой, а на правой стороне груди. Станислав третьей степени с мечами. И ведь еще рублей сто. Но это все ерунда. Был один орден, который просто не мог оказаться на груди этого мальчишки, хотя бы потому, что табель о рангах не позволял. Георгий второй степени, со звездой. Он соответствовал третьему классу табели о рангах, в то время как корнет – двенадцатый класс. Вторую степень этого ордена давали генералам и командующим фронтами за героические победы в сражениях. Алеша уже и не думал о том, что это еще 400 рублей.

– Что делать-то теперь, георгиевское оружие на прием брать или саблю с Анной? Как глупо я себя чувствую, знал бы ты, друг мой, как глупо. – Андрей держал в руках две сабли. Ситуация была и вправду странной.

– Как, ваше превосходительство, как вы получили Георгия? – унтер готов был пасть на колени, лишь бы получить ответ.

– Дурака одного спас, вот и сделали исключение. Дали не по чину и произвели в звание штабс-ротмистр. А я отказался от звания. Вот и все, Алеша.

Он круто повернулся и вышел из землянки. Унтер рванул за ним. В дверях они буквально столкнулись с господином в гражданском платье. Господин этот был средних лет, с тонкими чертами лица и выглядел ухоженным и аккуратным.

– Прошу прощения, я должен был быть осмотрительнее. – корнет примиряющее улыбнулся.

– Право не стоит, вот это отвага! – Первая и вторая половина фразы незнакомца сильно не согласовывались между собой, но по понятной причине. Он увидел награды Андрея после того, как начал говорить.

– Виноват. – буркнул унтер, не совсем понимая зачем.

– Позвольте представиться. Николай Андреевич Бритте, коллежский советник. – он изобразил вежливый полупоклон и протянул руку для рукопожатия. Чин его соответствовал ротмистру, соответственно он был старше Андрея.

– Андре Тирер, а звание, думаю, вы и так рассмотрели – он тоже поклонился, надо сказать ниже, чем его собеседник и широко улыбаясь пожал руку Николаю Андреевичу.

– Верно, Андре, позвольте узнать, как вы получи…

– Простите мне мою бестактность, но я вас перебью. Все задают мне этот вопрос, пусть это будет тайной. Лучше я вас угощу чем-нибудь и расскажу солдатских баек.

– Никогда не откажусь послушать увлекательную историю, особенно учитывая, что за этим я сюда и шел. – Они снова вернулись в землянку. За пару минут на столе оказались бокалы, нехитрая закуска и вино. Потекла неспешная беседа. Николай Андреевич, как выяснилось, прибыл в крепость по долгу службы. Проводил какие-то финансовые инспекции или изыскания ни унтер, ни корнет в этом ничего не понимали, тем более не понимали, почему он оказался на передовой, а потому просто делали вид, что внимательно слушают. Но со временем беседа пошла намного непринужденнее и все они, общаясь исключительно дружески, весело гомонили в землянке. Николай с интересом слушал рассказ о прорыве драгунов, Андрей не без интереса слушал о тонкостях финансовой сферы и поинтересовался к кому можно обратиться в том случае, если поместье понадобится превратить в золото и куда это золото девать. Унтер же долго беседовал с Николаем о свадьбе, которую коллежский советник запланировал на декабрь. Наконец, темы для бесед кончились и все сидели молча, молчание это, однако, никого не смущало.

– Андре, то письмо, которое передал вам ротмистр, оно у вас? – спросил Николай, глядя в потолок и попыхивая трубкой.

– Да, конечно, почему вы спрашиваете?

– А если я напишу, возьметесь ли вы его хранить и доставить по адресу в случае моей гибели? – Он продолжал смотреть в потолок. Корнет посерьезнел и пристально вгляделся в лицо собутыльника.

– Помилуйте, а вам-то к чему, ведь вы уедете отсюда в течении нескольких часов. Ваш долг не обязывает вас воевать, вы должны нести пользу родине другим образом. – унтер, видимо, был пьян. Ничего подобного он никогда не говорил. Николай удивленно уставился на Алешку.

– Пишите и делайте это прямо сейчас. Другого шанса вам не представится. – Серьезным голосом сказал корнет, встал, распахнул дверь, впуская свежий воздух, и закурил.

Коллежский советник так и поступил. Принялся писать, лицо его посерело, забытая трубка дымилась на столе. Унтер же привалился к стенке и уснул. Ровно в тот миг, когда была поставлена последняя точка в письме, грянул взрыв. Николай вскочил на ноги, не зная, что предпринять. С Алеши вмиг слетели сон и опьяненье. Он подскочил к выходу, буквально врезавшись в корнета. Тот же выбросил недокуренную папиросу, быстро, но без суеты прошел к одежде, висевшей на стене, стал одеваться. Николай, следуя его примеру, занялся тем же, но дело это у него не заладилось, руки тряслись.

– Старший унтер-офицер!

– Я, господин корнет! – Алеша вытянулся по стойке смирно.

– Лови, не потеряй. – Андрей, ухмыльнувшись, кинул ему через помещение саблю с красным темляком.

– Не могу, я же не кавалер ордена-то! – унтер переминался с ноги на ногу с жалобным выражением лица и неловко вертел в руках пойманную саблю.

– Анну за что дают? За отвагу, за доблесть и за удачу, как ни крути. Первое и второе ты с лихвой уже проявил, если сегодня удачу свою покажешь и останешься жив, то слово офицера, Завтра Анна будет твоей.

Унтер удивленно воззрился на корнета, тот прошел к выходу и, проходя мимо, хлопнул его по плечу.

– Не разочаруй меня, а если считаешь, что не достоин, так кинь вон под лавку, мне две сабли ни к чему. – Но Алексей прижимал саблю к груди, казалось, он клянется на ней кому-то в чем-то. Наконец оцепенение его прошло, и он рванул за корнетом. Коллежский советник поспешил следом.

Разрывы следовали сериями. Андрей сразу понял, что работает не меньше трех батарей, пока они не пристрелялись, снаряды либо недолетали, либо перелетали позиции русских, но это ненадолго. Вокруг суетились люди, кто-то выкрикивал команды, кто-то подтаскивал ящики с патронами к укреплениям. Раненых видно не было. Во всей этой суматохе ни нашлось ни одного человека, которому было бы дело до троих товарищей, вышедших из землянки.

– Держи, Николай Андреевич, вот смотри, если рубить так… – унтер отдал коллежскому советнику свою старую шашку и спешно инструктировал того по правилам сабельного боя.

– Лучше револьвер ему дай, пойдем, вон там туго будет. – корнет пошагал к первой линии обороны. Смотрелся он в парадной форме и при орденах до жути неуместно.

В темноте послышался слаженный крик сотен голосов. Ландвер в атаке. Андрей стоял в самом на самом переднем крае обороны и внимательно оглядывал все вокруг. Достал бинокль, осмотрелся.

– Унтер, ко мне! – К нему подскочил Алеша.

– Вон там, видишь пулеметчика?

– Так точно, господин корнет!

– Дуй туда и помогай на опорном пункте как сможешь. Не должны его взять, хочешь сам карлов руби, хочешь остальных заставляй, мне плевать. – унтер ничего не ответив рванул в указанном направлении.

Андрей снова осмотрелся. Медленно, все очень медленно. Солдаты еще не были готовы к бою, а немцы уже шли в атаку. Андрей натянул ремешок фуражки, чтобы с головы не снесло.

– Николай Андреевич, вы уж меня простите, но эту ночь вам не пережить. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю, уверен. Сделайте напоследок доброе дело, помогите солдатам подносить боеприпасы к тому опорному пункту.

– Господи, помилуй. – коллежский советник побрел в указанном направлении.

Наконец, немцы пристрелялись, снаряд лег неподалеку от окопа. Взметнулся фонтан земли, Николай упал, но спустя какое-то время встал и снова двинулся к цели. Корнет стряхнул землю с погон.

– Постойте! – Удаляющаяся фигура резко обернулась, в глазах светилась смутная надежда.

– Да, Андре.

– Отдайте мне письмо и возьмите вашу шляпу, она у вас с головы минуту назад упала. – Лицо Николая снова посерело.

– Ах, да, благодарю. Но об одном прошу, доставьте… – Андре перебил его.

– Слово офицера, сделаю все возможное, чтобы доставить письмо, золото тоже, если вы мне скажете где оно. Вы ведь за этим здесь, не так ли? – Николай порылся в карманах и протянул ему бумагу.

– Тут подробно описано, где спрятано золото, прощайте.

Застрекотали пулеметы. Но ладные атакующие цепи немцев ничуть не дрогнули. Казалось пули не наносят им вреда. Андрей понимал, что происходит, но вот начальники пулеметных расчетов не понимали. Он пошел к пулемету. Новый залп. На этот раз дьявольски точно. Опорный пункт, к которому направлялся корнет исчез, на его месте зияла дымящаяся воронка. На самой ее границе лежал солдат. Пять шестых солдата, если быть точнее. У него не было ноги. Он уже умер, но его товарищ зрелища не выдержал и стал высвобождать содержимое желудка.

Корнет посмотрел туда, где должен находиться унтер. Два снаряда легли в опасной близости от того места, но тем не менее потерь нет. Защелкали винтовки. Видимо отдали команду. Андрей глянул в сторону врага. Рано, слишком рано. Он ускорился, раз этот пулемет уничтожен, придется идти до следующего. Он шел мимо солдат. Те стреляли в сторону врага. Никто не целился. Некоторые утыкали лицо в землю и стреляли куда придется. Кто-то скулил, кто-то матерился.

Снова залп. Андрея толкнуло в спину, и он практически долетел до пулемета. Голова кружилась, в левом ухе отчаянно звенело. Он нащупал чью-то руку и потянул за нее, помогая себе встать. Но снова плюхнулся на землю, рука не имела хозяина. Корнет с глупой ухмылкой изучал находку. Судя по перчатке – офицер.

Звуки, наконец, вернулись, он потряс головой и вскочил на ноги. Сморщился от боли в ребре. Постучал себя по уху, почувствовал что-то липкое на ладони. Кровь, из его левого уха текла кровь. Его кто-то толкнул, мимо пробежал фельдшер. Пулемет трещал не переставая.

– Стой, сукин кот, отставить огонь! – пулеметчик подчинился. По моей команде будешь стрелять. Сейчас пока второго номера найти, этот уже не годится. Пулеметчик тупо перевел взгляд на того, кого корнет назвал вторым номером. Тот стоял, привалившись к брустверу, череп его был сильно деформирован, изо рта текла кровь. Пулеметчик вскрикнул, но тут же взял себя в руки.

Андрей сквозь бинокль посмотрел на своего унтера. В его зоне ответственности пулемет грохотал не умолкая. Нужно было привлечь его внимание. Корнет покрутил головой. Неподалеку от него лежал казак. Он тяжело дышал, воздух из его легких рта вырывался с ужасным хрипом, кровавые пузыри покрывали губы, борода блестела от крови. Широко открытыми глазами смотрел он в небо, судорожно водил руками по телу силясь понять, отчего не слушаются его ноги. Андрей достал револьвер и выстрелил ему в голову. Затем взял его винтовку. Встал, прицелился, выстрелил раз, другой, третий и, наконец, попал. Пуля ударила в приклад винтовки унтера. Затея очень рискованная, велик был шанс попасть в самого Алексея, но выбирать не приходилось. Какая бы то ни было система передачи сигналов налажена не была. Унтер дернулся, снял с плеча винтовку и почти сразу посмотрел в сторону Андрея. Тот замахал руками над головой. Унтер гневно постучал себя кулаком по голове. Корнет ткнул пальцем в пулемет у себя за спиной, потом указал на пулемет, стоявший около Алексея. Тот нахмурился, но вскоре понял. И утихомирил не в меру ретивого пулеметчика. Андрей улыбнулся и снова глянул в сторону врага. Уже почти, хорошо. Вдруг замолк пулемет и слева от него, он посмотрел туда. И увидел, что офицер, стоящий рядом с пулеметом, кажется прапорщик, смотрит на корнета. Прапорщик указал на себя, потом на Андрея и изобразил рукопожатие. Корнет повторил его жест и в ужасе подумал: «Да что же это творится, никакого руководства. Нет даже сигнальных флажков».

Еще один залп, на этот раз ни один снаряд не разорвался рядом с Андреем. Затрещал пулемет Алешки. Андрей пригляделся, унтер стоит навытяжку, а рядом офицер какой-то. Вдруг произошло невероятное. Алексей не малым своим кулаком саданул офицеру в челюсть, тот упал, пулемет смолк.

– Готовься стрелять по моей команде.

– Так, а чего раньше не стреляли? По ним вон, сколько пулеметов лупит, а они как заговоренные. – Пулеметчик с сомнением глянул на Андрея.

– Они не заговоренные, просто хорошо дело свое знают. Атаку начали совсем издалека, вперед не торопятся. С наших максимов и гатлингов дальше девятисот метров стрелять смысла нет. Таковы особенности баллистики. Они только сейчас до девятисот дошли. То есть уже достаточно долгое время мы стреляем совершенно без толку. Есть у них потери, конечно, но позади идущий сразу заменяет погибшего и вот, кажется, будто они неуязвимы. Когда скажу стрелять, посмотришь эффект.

Вокруг Андрея образовался небольшой уголок порядка. Организовалась подача боеприпасов, общая суета сильно сократилась.

– Давай!

Ударил пулемет, сразу за ним подключились еще два. В это же время немцы, подошедшие на достаточно близкое расстояние, резко ускорились. Пулеметы сразу же прочертили страшные, смертельные пунктиры.

– Из личного оружия стрелять только по моей команде! Короче очереди, мажешь, сукин кот!

Немцы неслись на пули. Снова грохнул залп артиллерии. Андрею снова повезло, но по левую руку от него умолк пулемет.

– Целься! Пли! – Защелкали винтовки. Конечно, точность стрельбы оставляла желать лучшего, а многие вообще не целились, но это лучше, чем ничего. В целом эффект был ужасен. Пулеметы и винтовки разорвали вражеский строй на части. Отдельные группы бежали вперед, некоторые пытались бежать назад, навести порядок в этом хаосе, Андрею казалось невозможным. Но и он недооценивал немецкую военную машину. Вскоре стало ясно, что враг дойдет до окопа.

– В штыки! – Андрей вскочил на Бруствер и обнажив саблю рванул на врага. Он понятия не имел поддержали ли его контратаку, пошел ли за ним хоть один солдат. На него кинулись сразу два немца. Корнет на ходу рванул бинокль из футляра и наудачу швырнул его в лицо одному из противников. Тяжелый бинокль угодил врагу прямо в нос, немец упал на спину. Второй попытался ткнуть корнета штыком, но Андрей отвел его удар и рубанул поперек груди. Судорожный всхлип. Корнет не стал дожидаться, пока противник упадет, подскочил к первому немцу и кончиком сабли полоснул его по горлу.

Он огляделся, вокруг кипела рукопашная. Далеко не все, кто был в окопе, рванулись в контратаку, а кое-кто даже давал деру. Но этих людей, сумевших перебороть страх и встать в полный рост перед врагом, оказалось достаточно. В этот миг он встретился взглядом с немецким офицером. Они стояли на расстоянии в несколько шагов друг от друга. И немец не принял бой, он потянулся к кобуре. Андрей кинул шашку, больше ему ничего не оставалось. Кинул и попал. прямо в грудь. Рука немца уже доставшая револьвер разжалась. Сам он завалился на спину. Корнет подошел к телу, потянул за рукоять сабли и тут взгляд его упал на револьвер. На рукояти его он увидел герб лейб-гусарского полка. Револьвер Жоржа.

Они победили, но только на своем, маленьком участке фронта. Слева и справа от них бой кипел уже в окопах. Тех, кто не осмелился пойти в штыки, резали словно свиней. Андрей поискал взглядом унтера. Но тот сам подбежал к нему, вместе с Николаем.

– Уходим, нету шансов. Бегом.

Пулеметы пришлось бросить. Тем не менее, отступали они достаточно организованно. У них был маленький, но все же был, запас времени. В отличие от остальных участков фронта, где немцы гнали врага на штыках.

Усталый потрепанный отряд быстро шел по дороге. Времени на отдых просто не было. Война разразилась в полную силу и теперь все понимали это. Ужас пережитого крутился где-то внутри, стараясь утащить разум выживших в пучину сумасшествия. Один лишь Андрей, шагая во главе отряда, насвистывал какой-то марш и, казалось, совершенно не впечатлен недавними событиями.

– Скажите, Андре, вы сказали, что мне не пережить этого, вы видимо ошиблись? – Николай, заляпанный кровью и судорожно сжимавший рукоять сабли выглядел плохо. Корнет видел, что многочисленные, хотя и неглубокие раны, сведут того в могилу. Слишком много крови уходит в землю.

– Как видите, Николай Андреевич, ошибался.

Надежда, светлая моя Надежда, простите меня, но кто бы мог знать? Я был уверен, что моя командировка пройдет спокойно. Я вернусь в Царицын, где мы и поженимся. Но здесь, на краю Российской Империи мне в жены прочат другую. И, простите меня, Наденька, я женюсь. Женюсь на смерти. Сам не знаю, что со мною, но чувствую, что ее костлявые лапы смыкаются на моей шее. Увы, меня подвела фортуна. Я думал этим предприятием улучшить мое финансовое состояние, что заставило бы вашего отца воспринять мою просьбу куда серьезнее. Теперь же выяснилось, что человек, чье золото я должен был тайно переправить в столицу, мертв, а я застрял на передовой. Я не могу вернуться ни с чем, но не могу изыскать возможности увезти столько золота без его хозяина. Он должен был помочь мне с караулами и… Бросьте это ерунда. Все это значит только одно, вы не будете никогда моею женой. Ваш отец не одобрит столь неравный брак. В последние часы мои я могу сказать вам так мало. Надежда, простите меня за все. Я люблю вас, будьте счастливы!

Паренек улыбнулся, потушил папиросу, собрался уходить, как вдруг увидел в окне старшего лейтенанта, встреченного им у Лидии Сеченовой. Тот хмурился и решительными шагами приближался к подъезду. Вдруг дверь, из которой недавно выглядывал подозрительный старик, распахнулась. Но на пороге стояла миловидная старушка.

– Юноша, какое счастье, что вы еще здесь. Пройдите внутрь, пожалуйста, у меня так много вопросов, ах! Надеюсь, вы не против? – старушка поманила его рукой.

Паренек кинул быстрый взгляд на старлея и улыбнулся.

– Ни сколько, мадам, ни сколько!

3

– Хотите сказать, что письма оказались у вас по чистой случайности, и вы решили доставить их? Но позвольте, ведь на них нету адресов! – Надежда Петровна испытующе поглядела на человека в черной шинели. Тот отпил чаю, поставил кружку и улыбнулся.

– Я прошу прощения, но мне пора. – Он встал из-за стола.

– Знаете, потрясающая встреча. Это письмо, оно, как бы это сказать, вдохнуло новую жизнь, вроде как. Дела давно минувших дней, пусть грустно, однако то было настоящее время, с настоящими людьми. А теперь…

– До свидания. – Паренек накинул шинель и вышел на лестницу. Тут он закурил и стал спускаться. Странно, но еще недавно этот же подъезд не вызывал у него никаких эмоций, теперь – казался отвратным. Паренек открыл дверь подъезда, вышел на улицу и двинулся к выходу из двора. Вошел в темную арку.

– Стоять, руки вверх, лицом к стене. – Его деловито прощупали одной рукой, вторая рука, видимо, была занята оружием.

– Товарищ старший лейтенант, это вы? – голос не был испуганным.

– Я, машину водить умеешь?

– Умею. Где же остальные? Вы же не поехали на задержание особо опасного в одиночку? – Казалось, что он издевается.

– Заткнись, шагай. – Михаил грубо толкнул пленника в сторону улицы.

– К чему я веду. Я не сдамся властям. – Старший лейтенант улыбнулся такому заявлению.

– Сопляк, шагай молча. – они вышли из арки, непроницаемая тьма отступила.

– Больше не сделаю ни шагу. – парень встал как вкопанный, даже руки опустил.

– Какой же ты осел! – Михаил не выдержал. Три часа он ждал его в этой арке. И сильно сомневался, что дождется. А теперь глупые капризы. Он просто ударил сопляка по затылку рукояткой револьвера. Не сильно, так, для воспитания. Тот упал и не шевелился. Старлей задумчиво посмотрел на паренька, слегка пнул ногой, но реакции не последовало, пнул еще раз. Идентичный результат.

– Вставай гаденыш! – Михаил принялся отвешивать бедолаге пинки, целясь в ребра. Мимо проехала машина. Старший лейтенант не обратил на нее внимания. Наконец он успокоился, убрал оружие за пазуху и попытался поднять своего пленника. В конце концов, плюнул на все и закинул тело себе на плечи, как раненого товарища. Раненый товарищ в тот же миг прислонил к его горлу стилет.

– Ваше оружие, товарищ. – Михаил аккуратно поставил парня на землю и отдал ему оружие. Хорошо в темноте не видно, как он покраснел. Глупейший трюк, а он купился.

– И, что теперь? Убьешь меня, так тебе потом жизни не дадут, дурак ты.

– Нельзя, нельзя вас убивать, товарищ. О другом подумайте. Воры местные на уши уже встали из-за тех трупов. Куда они пойдут, когда наведут справки? По моему следу, не так ли? Зря ваша матушка в меня стреляла, я ведь ничего ей не сделал плохого. Но люди ночной выстрел запомнят. Глупость получилась, большая глупость.

– Тебе-то что? Ты же парень резкий, стреляешь, стилетом машешь! – Михаил начинал злиться, но сам не очень понимал из-за чего.

– Я предлагаю сделку. Вы устроите мне встречу с ворами, не знаю кто у них там, атаманы или еще кто. А я вас отпускаю. Не хочу вас убивать, нету в этом смысла. Потому, скажите им, что я приду завтра в полночь на пустырь у церкви. Пусть собирают свою свору.

– Ты совсем ума лишился? С чего они мне поверят? Да и… – Договорить пацан ему не дал.

– Не мое дело убеждать в чем-то эту шайку. У меня к ним есть вопросы, пусть собираются в полночь на пустыре. В ваших интересах убедить их.

– Что за чушь ты несешь!? – Михаила уже трясло от глупости ситуации. Ответа не последовало, старший лейтенант постоял еще немного в темноте, потом развернулся, поводил перед собой руками, сплюнул и зашагал куда-то.

Человек в черной шинели бежал по улице. Так мало времени, так много надо сделать. Проскочил мимо подъезда, затормозил, проскользнул внутрь. Побежал по лестнице, остановился у двери. Звонка нет. Паренек стал стучать. Не меньше пяти минут прошло, прежде чем открылась дверь. Открыла ее красивая молодая девушка.

– Простите, Екатерина Аренс тут здесь проживает? – Девушка удивленно посмотрела на нежданного гостя.

– Нет, у нас тут с такими фамилиями никого нету. Во всем подъезде. – Она участливо посмотрела на нахмурившегося парнишку.

– Оленька, кто там? – Донесся голос откуда-то из квартиры. Говорила, судя по всему, женщина. Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но ее опередили.

– Посыльный мадам, я полагаю, вам знакома Екатерина Аренс? У меня для нее письмо от графа Белова. – Послышались неспешные шаги. Из-за девушки показалась старая, сухая женщина. Холодные глаза на стальном лице буквально вонзились в паренька.

– Кто вы? – Голос жесткий, сухой.

– Как я и сказал, посыльный. – Он протянул женщине потрепанный листок бумаги. Та взяла его не глядя.

– Пройдите. – Екатерина подвинула девочку, которая так и стояла с открытым ртом.

– Это лишнее.

– Я настаиваю.

– Что же, у меня нет выбора, раз дама просит.

– Бог мой, вы просто его копия. Я смутно помню, но манера разговора. – Женщина говорила это прежним холодным тоном, выражение лица ее ничуть не изменилось.

– Боюсь, не понимаю, о чем вы. – Паренек повесил шинель у двери и прошел вслед за хозяйкой в гостиную. Та села в кресло и указала гостю на другое кресло, стоявшее напротив.

– Оля, сделай гостю чаю. Крепкий, без сахара и принеси ему моих папирос. – Оля закрыла наконец рот, но широко открыла глаза, после чего окинула безумным взглядом гостя. Немного постояла и ушла в сторону кухни.

Хозяйка квартиры накинула на плечи плед, надела очки и, держа письмо одной рукой, углубилась в чтение. Паренек же тем временем встал из кресла и стал разглядывать книги, коими изобиловал этот дом. Множество книжных полок давали ему возможность увечься изучением литературных пристрастий хозяев.

Катенька, прекрасная моя Катенька! Я уехал в такой страшной спешке и так и не успел с вами попрощаться, как следует. Я думал, что уезжаю ненадолго, что будет еще время, что все у нас впереди! Как глупо с моей стороны. Знаете, я встретил удивительного человека.

– Господин полковник, что будет через сорок восемь часов? Я верю в Россию, я не верю в наших головотяпов. Я прошу вас не доводить текст телеграммы до гарнизона. Прикажите продержаться сорок восемь часов и люди простоят, прикажите сражаться и крепость никогда не падет! – корнет тяжело дышал, казалось он вот-вот напрыгнет на полковника. Тот же, скрестив руки за спиной, смотрел в окно.

– Вы свободны. – полковник даже не обернулся. Корнет вышел из кабинета.

В коридоре его ждал бывший старший унтер-офицер, нынешний вахмистр Алексей.

– Что там, завернул вас господин полковник? – Новоиспеченный кавалер Анны участливо посмотрел на корнета.

– Не знаю, Леша, не знаю. – Они зашагали к выходу из форта.

– Чего-теперь-то? Немец прет ведь, а мы сидим тут, как зайцы дрожим.

– Пол беды Алеша, что сидим. Но скоро и того хуже станет, побежим ведь. Ландвер не шутка, но можно и с ними драться. Нужно контратаковать и откатить их от крепости, иначе задавят нас своей артиллерией. Их нужно отогнать дальше Сосни, хорошо бы дальше Белашово, но это уже фантазии.

– Андрей, друг мой! – Прямо перед ними возник кавалерийский подполковник. Он широко улыбался и раскинул руки, намереваясь заключить корнета в объятья. Что и сделал, Андрей скривился и закряхтел.

– Саша, убьешь ведь, у меня ребра сломаны!

– Они у тебя всегда сломаны, это у тебя хроническое! – Тем не менее, он отступил на шаг назад и окинул корнета восхищенным взглядом. Корнет согнулся, уперся руками в колени, попытался представить своих друзей друг другу, но дыхание ему не позволило. Поэтому он просто улыбнулся и махнул рукой. Впрочем, подполковник и вахмистр и сами сумели познакомиться.

– Мы с Александром вместе прошли русско-японскую. Если и есть в мире человек, который также отчаянно дерется саблей как он, то жив этот человек лишь потому, что с Сашей не встречался. – Полковник рассмеялся и хлопнул корнета по плечу, отчего тот выронил папиросу.

– Брось Андрей, если я тебя учил размахиванию саблей, это не значит, что я умею много больше твоего! Много ли ума надо, чтобы вертеть над головой железку!? – Он отшучивался, конечно.

– Я думал ты теперь при генштабе, и служба у тебя похожа на ананасы в шампанском. Почему ты тут? – Корнет внимательно смотрел на боевого товарища.

– Знаешь, я себе по-другому службу в столице представлял. Надоело выслуживаться, хочу, как раньше, свист пуль и горячий конь, понимаешь? – Подполковник показал кулак какому-то нерадивому драгуну и снова повернулся к корнету.

– Понимаю, Александр, понимаю. – Он пристально смотрел в глаза другу.

– А ты все корнет? Сколько раз от повышения отказался, пять?

– Шесть. Послушай, может ты сможешь повлиять на… – Подполковник не дал ему договорить, стал поливать отборной бранью все того же нерадивого драгуна.

– Андрей, там без меня совсем беда, мне надо идти. Сегодня вечером мы с тобой обязательно выпьем и все обсудим. Знаешь, я надеюсь возглавить контратаку по левому флангу и очень хочу, чтобы ты мне помог. – Он развернулся и, придерживая шашку, зашагал к своим людям.

– Господин корнет, дурак вы! – Вахмистр зашагал в другую сторону. Андрей долго смотрел ему вслед удивленно подняв брови.

Обстрел начался через пятнадцать часов после штурма передовых позиций. Сначала пришла новость о том, что пали сосненские позиции, а потом стали падать снаряды. Большинство их поначалу уходило в реку, но со временем точность выросла. Они врезались в старые стены выбивая целые блоки кирпича или бетона, поднимая облака пыли и создавая чудовищный грохот. Потом военный журналист напишет так «Страшен был вид крепости, вся крепость была окутана дымом, сквозь который, то в одном, то в другом месте вырывались огромные огненные языки от взрыва снарядов; столбы земли, воды и целые деревья летели вверх; земля дрожала, и казалось, ничто не может выдержать такого ураганного огня. Впечатление было таково, что ни один человек не выйдет целым из этого урагана огня и железа». Но это будет потом, а сейчас Андрей стоял на холме неподалеку от форта и чувствовал, как в груди отдаются взрывы. Весь огонь был сконцентрирован на бастионах, батарея, стоящая отдельно от крепости, пока не обстреливалась. Он тревожно ходил взад-вперед, иногда останавливаясь, чтобы вглядеться в ужасную картину. Каждые четыре минуты немецкая артиллерия обрушивала на русскую крепость смертельный град

– Господин корнет! Велено отвезти… – Андрей ждал этих слов, не дослушав прибывшего посыльного, он опрометью метнулся к лошади, вскочил в седло и галопом помчался к крепости. За ним мчался вахмистр. Они ворвались в облако пыли и дыма, где вынуждены были сбросить скорость. Вскоре показались ворота крепости. Лица часовых были обмотаны какими-то тряпками, не смотря на это они периодически чихали и кашляли. Всадники подъехали к стене вплотную и выждали пару минут, когда отгрохотал очередной залп они вышли из-под укрытия стены и въехали во двор. Не смотря на плотный обстрел крепость пострадала мало, однако плац был раскурочен. Весь внутренний двор представлял из себя множество воронок разного размера. Андрей спешился и быстро зашагал к каземату, за ним шел Алексей. Из каземата вышел солдат, что-то стал кричать корнету, указывая рукой в небо. Но рассмотреть что-либо в небе было невозможно, мешала завеса дыма и пыли. Поэтому друзья просто продолжали идти вперед. Вахмистр запнулся обо что-то и рухнул на землю, словно мешок с мукой. Андрей тревожно посмотрел на него, но видя, что ничего страшного не случилось улыбнулся.

– Да ты никак пьян? – Алексей что-то бубнил под нос, отряхиваясь, потом нагнулся, стал что-то дергать из земли. Наконец он выпрямился, в руках у него было что-то вроде карандаша, только более крупного размера и не деревянного, а железного.

– Что за ерунда? – Он посмотрел на корнета и почесал затылок.

– Это флешетта, а значит, они подтянули цепеллины или аэропланы. Быстро, надо сказать, но глупо. Не видно же ничего, да и бьют ими по пехоте или по кавалерии, но уж никак не по фортификациям. Пойдем, бомбить скоро будут.

Андрей повернулся к каземату, как вдруг услышал свист, затем звон и треск. Он покрутил головой, но ничего особого не увидев, корнет зашагал дальше. К нему навстречу бежал солдат. Он все понял. Резко повернулся на каблуках. Алексей стоял с вытаращенными глазами, ступню его пробила флешетта, пришив таким образом вахмистра к земле. Четкая линия смертоносных карандашей прочертила двор, зацепив и Алексея. Кто мог подумать, что в голову немецкому пилоту придет сбрасывать эти проклятые железки на крепость. И кто мог предположить, что он в кого-то попадет. Корнет стоял, тупо уставившись на друга. Солдат стал тащить его за собой, Андрей лишь отмахнулся от него, словно от мухи. Реальность прорезал ужасный свист. Следом за ним пришел жуткий грохот. Новые столбы пламени взметнулись кругом. Сбило с ног солдата, который не успел укрыться, пытаясь помочь глупому корнету. Из ушей его хлынула кровь, а глаза выбило мелкими осколками. Взрывом с него сорвало шинель, и она упала неподалеку. Двухсот десяти миллиметровый снаряд, неведомо каким чудом угодил в караулку, находившуюся за стеной крепости. От нее просто не осталось следа, лишь дымящаяся воронка. Крупный осколок сбил с Андрея фуражку. В щепки разлетелась какая-то пристройка. Обломок доски ударился о ножны Алексея. Корнет словно проснулся, он подскочил к другу, наклонился и обхватил голенище его сапога.

– Нет, ваше благородие! – но тот, конечно же не слушал.

– Да, Лешка, да!

Флешетта ушла глубоко, потому вырвать ее было невозможно. Оставалось одно, тянуть ногу вверх, таким образом, ненавистная железка пройдет сквозь ступню. Корнет напрягся и дернул что было сил. Алексей взревел, оба они повалились на землю. Андрей не теряя ни секунды, вскочил на ноги и потащил друга к ближайшей воронке. Теперь они были в относительной безопасности. Лишь, когда лег в землю последний снаряд этого залпа он вылез из своего укрытия. Теперь можно было не торопиться. Андрей поднял фуражку. Та была насквозь пробита осколком и края уродливой дыры еще дымились. Корнет криво ухмыльнулся и натянул ее на голову. Теперь путь его лежал в кабинет коменданта. Оставалось лишь дотащить до каземата потерявшего сознание Алексея.

К тому моменту, как он добрался до своей цели, загрохотали новые взрывы. Мир затрясся, будто в приступе кашля. В груди отдавался каждый взрыв, с потолка сыпалась бетонная крошка. Дверь кабинета коменданта сама распахнулась, будто приглашая корнета. Часовой покосился на нее и вздохнул, наверняка после каждого залпа она открывалась.

– Закройте дверь, рядовой! – Крик донесся из кабинета, голос хриплый, усталый. Солдат потянулся было к ручке, но корнет махнул ему рукой, зашел внутрь и закрыл за собой дверь.

– Господин полковник…

– Бросьте, не до того сейчас. Подойдите сюда. – Полковник склонился над картой, в зубах у него дымилась папироса. Китель расстегнут, фуражка лежит на столе. Неподалеку, на диване сидел Саша и мутным взглядом смотрел в стену. Темное с низкими сводчатыми потолками помещение заволокло сизым дымом. Едва можно было увидеть противоположную стену.

– Чем могу служить? – Андрей двинулся к разложенной на столе карте.

– Нам нужен свежий взгляд, что скажете. – полковник не отрывался от карты, глаза у него слезились от дыма, он не моргая смотрел на бумагу перед собой.

– Надо понимать, что они раз за разом кладут снаряды точно в цель. Будто знают куда стрелять. Первые залпы нанесли колоссальный урон, что происходит? – Саша, наконец, вышел из оцепенения и посмотрел на друга.

– Жорж продал им все чертежи и схемы коммуникаций, до которых только смог добраться. Потому-то они и стреляют как на стрельбище. – Слова корнета вызвали удивительную реакцию. Подполковник вскочил с места, схватил графин, стоявший на столе, и швырнул его в стену. Тот разлетелся на тысячу осколков, будто немецкий снаряд.

– Успокойтесь, если уж вам угодно, то мечите графины в немцев. – Холодный тон коменданта протрезвил гусара, тот смущенно посмотрел на дело рук своих и снова сел на диван.

– Беда наша в том, что мы не умеем использовать полученную информацию. Немцы, скрупулезные до мозга костей, будут следовать плану, и укладывать снаряды туда, где на плане нарисованы окопы, фортификации, наши батареи. Они готовят штурм, это понятно. Так не изменить ли нам картину? Пусть крепость и бастионы никуда не деть. Но укрепления, опорные пункты и живую силу можно передвинуть. – Андрей водил по карте карандашом, делая едва заметные пометки.

– Я думал об этом. Другого варианта все равно нету. Сейчас вопрос в другом, как доставить в крепость новые орудия. Те, что есть в крепости сильно устарели, нам обещают две стопятидесятимиллиметровки Канне.

– Связи, я так понимаю нет, а дороги разрушены артиллерией? – Корнет внимательно смотрел на карту.

– Так и есть, пусть мы и не в окружении, но как доставить сюда орудия, я искренне не понимаю. – полковник стряхнул пепел и снова стал вглядываться в карту.

– Так же, как мы сделали это во время русско-японской. Сейчас ничего не спланировать, нужно просто тащить их сюда.

– Боже нет, снова этот кошмар, прошу не надо. – Подполковник обхватил свои плечи и сгорбился. Глаза его, невероятно широко открытые смотрели на Андрея.

– Возьми себя в руки!

Новый залп накрыл крепость. Пронзительно завизжал часовой у двери, посыпалась бетонная крошка с потолка. Все присутствующие в помещении замолчали, сложно было понять, стучит ли так громко сердце, или новые снаряды падают на головы защитникам крепости.

– Триста восемьдесят миллиметров, надвратная башня. – Комендант оторвался от карты, теперь стоял он ровно, будто к спине оглоблю привязали. Взрывы продолжали проверять стойкость защитников.

– Двести десять, малый плац. – Корнет стоял, скрестив руки за спиной.

– Триста восемьдесят, хозяйственная пристройка, свинарник, вроде бы. – Подполковник задумчиво посмотрел на друга. Так и играли они в эту ужасную игру, пока не умолк грохот снарядов. Визг часового стал утихать, видимо его тащили уже к доктору.

– Щедро стелют. Каждые четыре минуты залп. Так к концу недели тысяч двести пятьдесят снарядов на нас изведут.

– Столько и обещали. Ах, вам же не известно. Перед началом обстрела прибыл в крепость немецкий парламентер. Предлагал дать нам денег ровно столько, сколько уйдет на снаряды, отведенные для уничтожения крепости. Уверял, будто в сорок восемь часов крепость падет! А снаряды им тратить, видите ли, не с руки, потому и предлагал за них нам заплатить, а боеприпасы сэкономить. – Полковник оживился и говоря это стал энергично жестикулировать.

– А что же вы? – Корнет смотрел с интересом.

– Предложил ему пари, если за сорок восемь часов крепость падет, он меня повесит, если не падет, то я его. И знаете, он имел глупость согласиться. Сидит в соседней комнате, ожидает чуда. – все трое рассмеялись, смех был вымученный, но сделалось легче.

– Мне нужны люди и еще один офицер, тогда пушки будут в крепости. Хорошо бы с пластунского полка, да и казаков. – Корнет задумчиво смотрел на карту.

– Берите все, что нужно, считайте, что у вас карт-бланш! – полковник хлопнул Андрея по плечу.

Саша посмотрел другу в глаза и медленно замотал головой, никто не мог усомниться в его доблести, но что-то, что пережил он во время русско-японской войны, оказалось сильнее его.

– Где взять мне добровольца из офицеров?

– Вообще-то есть один, он уж просился, но я, честно говоря, в его способностях в подобных делах сомневаюсь. Точнее будет сказать не в способностях, а… По чести говоря, он опозорил себя бегством однажды, мне трудно теперь доверять ему, хоть человек он и хороший, но нету в нем военного склада.

– Такой-то мне и нужен, велите ему готовиться к отправке, господин полковник, выезжаем через час. Я пока проведаю вахмистра.

Выехали они много быстрее. Из-за обстрела сборы имели весьма специфический темп. Три минуты все быстро носились по двору, потом минуту или две прятались в казематах, после того как падал последний снаряд все начиналось снова. Наконец корнет вскочил в седло, махнул рукой и рванул с места в карьер. Отряд из сорока человек рванул следом. Однако держать такую скорость оказалось невозможным, лошади переломали бы ноги. Потому вскоре пришлось перейти на рысь. К Андрею пристроился справа тот самый офицер, что «опозорил себя бегством однажды». Это был средних лет широкоплечий мужчина. Лицо, будто из мрамора, подбородок выдавался вперед, мощные скулы вызывали из памяти картины с германскими воителями. Выправка выдавала кавалериста. Держался он подчеркнуто официально, губы сжаты в тонкую линию.

– Господин корнет, ввиду того, что командование операцией предоста…

– Да, господин ротмистр, вам не доверяют. Потому и возникла ситуация, в которой корнет приказывает ротмистру, и я намерен требовать неукоснительного выполнения приказов. Меня не волнуют ни ваши принципы, ни ваше звание, ни ваше прошлое. Как только вы позволите себе рассуждать о том, как было бы лучше, я намотаю ваши кишки на эфес моего клинка. – Их взгляды скрестились, ротмистр вздернул подбородок и яростно вперился в глаза Андрею.

– Следите за своим языком, иначе я вынужден буду просить сатисфакции! – После этих слов корнет остановил коня, спрыгнул на землю. Весь отряд остановился, люди решительно не понимали происходящего.

– Я предупреждал вас о том, что будет, если вы начнете рассуждать? Слезайте с коня и защищайтесь. – Андрей сошел с дороги, и скрестив руки на груди смотрел на ротмистра.

– С удовольствием.

– Как вас зовут, что написать на вашей могиле? – Корнет достал саблю из ножен и рассматривал ее, будто впервые увидел.

– Жан-Жак Булонь… – корнет снова перебил его на полуслове.

– Так и напишем трусливый французишка. – Ротмистр взревел и выхватив шашку рванул к Андрею. Спустя лишь миг он замер как вкопанный. Корнет направил на него револьвер.

– Какого черта, где ваша честь?! – Возмущению француза не было предела.

– Если ее нет у вас, то не надо искать ее у меня, я продал ее первому же японцу, которого встретил на поле боя. Он купил ее у меня без остатка, а на сдачу получил еще и свинца. Кто сказал, что мы бьемся на саблях? Вы идиот? Но раз уж вы проявили такое страстное желание быть зарубленным, так и быть, я вас зарежу как свинью прямо на глазах у всего отряда.

– Вы просто трусливый, малолетний неуравновешенный сопляк, который строит из себя неведомо что! Для кого все это представленье? Для казаков, да им плевать на ваши потуги заслужить авторитет, они просто делают свое дело! Всем плевать на вас, сколько бы вы ни кичились! Здесь война и важны здесь лишь поступки и результаты. – Крики ротмистра перекрывали грохот немецких снарядов. Корнет тем временем убрал револьвер в кобуру, вложил саблю в ножны и подошел вплотную к ротмистру.

– А мне ли вы это сказали? Быть может себе? Поэтому прекратите кичиться и делайте свое дело. Здесь важны лишь поступки и результаты. Я во время русско-японской, убегал из стольких драк, в скольких вам за всю жизнь не поучаствовать. Подумайте о результатах. – Сказал он это буквально на ухо ротмистру, который трясся и судорожно дышал. Андрей вскочил в седло и отправил коня рысью. Отряд двинулся следом, только ротмистр продолжал стоять на обочине.

К ночи отряд добрался до исправного телеграфа, откуда послали известие о том, что скоро прибудут в укрепленный пункт. Просили подготовить пушки к транспортировке. Выяснилось, что лафетов у орудий нет, лицо Андрея посерело, он вспоминал какие-то давно забытые события. К полуночи они добрались до орудий. Две огромные пушки покоились на телегах. Корнета такое положение дел сильно не устраивало. Он решил, что сам проконтролирует все, что связано с укладкой орудий. Отряду корнет разрешил отдыхать, после чего попросил у местного начальника людей и приступил к укладке орудий. Их нужно было снять с телег и уложить заново, так, как этого хотел он. Андрей работал без остановки, что-то тревожило его. Он вязал узлы так, будто от них зависит жизнь. Каждое колесо, каждая спица были проверены. Пять телег были забракованы по каким-то одному ему ведомым причинам. Местное командование начинало злиться, но так как наглый корнет был посланником полковника, оставалось лишь терпеть его странности.

– Скажите мне на милость, голубчик, ну к чему вам эти балясины? – Капитан указал на несколько десятков деревянных шестов, больше всего напоминавших оглобли. – Андрей посмотрел на них.

– Если телега пострадает от взрыва, мы не сможем быстро нести орудие, но если же и люди пострадают, то его будет невозможно сдвинуть с места. Оглобли можно использовать и как носилки для ствола и как катки. Впрочем, хорошо, когда они есть и очень плохо, когда их нет.

– Но можно просто катить ствол, к чему сложности?

– Попробуйте, на деле это много сложнее, да и не всегда его можно катить. Однажды мне пришлось использовать как катки, оторванные части тел моих сослуживцев. – Корнет, не прощаясь, покинул собеседника.

Рано утром, еще до рассвета отряд двинулся обратно. Лучших лошадей запрягли в повозки, так или иначе, теперь именно они определяли скорость движения. В авангарде ехал Жан-Жак, в арьергарде Андрей. Сохранялась угрюмая тишина, все понимали, что кто-то не дойдет. Им не войти в крепость всем вместе. И каждый думал о том, что это будет не он. Все хотели жить, только корнет, глядя на фигуры казаков, удрученно покачивал головой.

– Ротмистр, ко мне! – Жан поспешил к начальнику.

– Ротмистр… – И снова его перебили.

– Давай письмо, ты ведь написал уже. Каждому свое, мне жизнь, тебе подвиг, дело твое. – Глаза ротмистра расширились от удивления, он машинально полез в карман за письмом.

– Но как…

– Свободны, в авангард!

Все началось в двух километрах от крепости. Артиллерия стала посылать снаряды в них, конечно огонь велся с закрытых позиций, сомнительно, что неподалеку находились корректировщики. Либо Один помогал немцам, либо очередное предательство.

– Разомкнись! Внимание на левый фланг! – Из авангарда к Андрею спешил Жан-Жак.

– Не может быть, они бьют по нам! Никто не мог знать! Господин корнет…

– Жди вражескую кавалерию. Я на этих пушках весь ландвер порублю, но в этот раз они будут доставлены. – Ротмистр лишь на миг заглянул в глаза начальника и отшатнулся. Ни капли разума, только ярость и решимость любой ценой довезти груз до крепости.

Не смотря на работу артиллерии они продолжали продвигаться. Слишком маленькая цель для того, чтобы можно было стрелять по ней с одиннадцати километров. Но так было угодно судьбе. Один снаряд упал неподалеку от первой телеги, возниц сбросило на землю, одна лошадь умерла сразу, три других забились в страшных судорогах. Правый борт телеги был разрушен, задняя ось проломлена. Теперь ствол орудия смотрел не горизонтально, а под тридцать градусов вверх. Андрей соскочил с седла и бросился к возницам. Один был мертв, второй выгнулся дугой и жадно хватал воздух. Все его лицо было обожжено, из-под ошметков век жуткой белизной отсвечивали глаза. Он молотил руками по земле и продолжал свой ужасный, бесконечный вдох. К лошадям подскочил казак, но едва присмотрелся к переломанным и посеченным осколками ногам, снял с плеча винтовку.

– Враг! – Андрей не обернулся, достал револьвер и приложил его к виску раненого. Тот продолжал выгибаться и молотить руками. Два выстрела раздались одновременно.

– Спешиться! К бою! – Корнет понимал, что теперь, когда часть его отряда едет не на своих лошадях, им не выиграть кавалерийской схватки.

– Ставь лошадей вокруг телег! – Казаки мешкали, но нехотя выстраивали лошадей живым щитом. Жан-Жак подгонял их и равнял круг. Шутка ли, подставить под пули своего верного друга, который спасал не раз когда-то твою жизнь. Враг не стал наскакивать на занявших плотную оборону русских, закружилась смертельная карусель. Широким кругом скакали немецкие драгуны, посылая пули во врага. Казалось, они бесконечны, невозможно было уловить лиц людей. В дикой круговерти все смешалось. Пули прилетали со всех сторон, некуда было от них спрятаться.

– Опережение на пол корпуса! – Жан-Жак ревел как раненый медведь. Андрей улыбнулся и, выглянув из-за крупа убитой уже лошади, стал целиться. Чья-то пуля ударила в спину лошади совсем рядом с корнетом и на лицо ему брызнула горячая кровь. Он продолжал целиться.

– Отставить стрельбу, сукины дети! Целься! – француз вскочил на телегу в полный рост оглядывая своих людей.

– На полкорпуса, балда! – слева от Андрея старый казак наставлял молодого, корнет продолжал целиться.

– Пли! – Ротмистр выстрелил и сам. Координированный залп оказался страшен. Почти половина отряда врага была уничтожена вмиг. Кто-то падал из седел, кто-то падал вместе с лошадьми ломая кости и снося товарищей. Заржали кони, закричали раненые, послышались команды немецких офицеров. Круг стал сужаться.

– В штыки!

Так и было, немецкие офицеры решили, что пора перейти к рукопашной. Андрей вскочил на труп лошади и выхватил шашку. К нему подскочил вражеский кавалерист, корнет выстрелил ему в лицо и отскочил назад, на телегу. Чья-то пика едва не пронзила ему грудь. Невероятным прыжком вылетев из седла, немецкий офицер подскочил к нему. Корнет хотел было выстрелить в него, но тот полоснул саблей и вышиб из его руки револьвер. Благо пальцы не отрубил. Враг осклабился и стал наступать, бешено размахивая саблей, Андрею отступать было некуда, он уже стоял на пушке. Зазвенела сталь. Отчаянные удары не оружия, но воли. Враг оказался сильнее, жуткая боль прожгла ногу. Корнет спрыгнул с телеги, фактически просто упал, и закатился под нее. Противник спрыгнул следом и тут же получил по ногам шашкой. Упал и в тот же миг его пронзил чей-то штык. Корнет вздохнул и выбрался из-под телеги. Прямо перед ним в единоборстве сошлись казак и немец. Не долго думая Андрей рубанул по спине драгуна. Наконец он осмотрелся. Бой подходил к концу, в страшном беспорядке лежали тела, сложно было сказать кто оборонялся, а кто нападал.

– Становись! Вы толкайте вон ту телегу, остальные снимай ствол! Жан, ты идешь с первым отрядом, я за вами, как доберетесь, просите помощи.

– Не получится, нас мало чтобы толкать телеги. Не говоря уже о втором орудии. Отправь несколько человек за помощью и сам езжай, с тебя раненого проку нет. Если ты действительно хочешь доставить пушки, то делай, как я говорю. – Их взгляды скрестились. Корнет кивнул и влез в седло одной из трех уцелевших лошадей.

– Пошла! – В этот миг земля и небо закрутились у него перед глазами. Что-то липкое потекло за шиворот. Звуки потеряли четкость. Он тряс головой и не мог понять, что происходит. Японцы снова шли в атаку. Нужно тащить орудия. Но некому. Остатки отряда из последних сил держат врага. Патронов нет, шашки и штыки уж не поднять. Можно лишь своим телом преграждать путь. Залитые кровью, постоянно скользящие в руках орудия, которые пытаются втащить на гору, но ничего не выходит. Одно из них срывается и катится вниз, дробя черепа. Оно проскакивает в метре от Андрея, успев выдавить кишки из какого-то бедолаги. А сзади самураи продолжают резать горячую плоть русских солдат. Хватит господи, нечем нам защититься. Совсем еще молодой Андрей падает на колени, руки бессильно висят вдоль тела, крупные слезы текут из глаз. Струями с горы течет кровь, и он стоит на коленях в этом ручье. В нем же поскальзываются и падают солдаты, роняя ящики с боеприпасами. Японцы все ближе, он уже не плачет, просто смотрит в пустоту, за ту грань, откуда не возвращаются. Серый и бессмысленный мир, уродливые и глупые люди. В метре от него прошел японский офицер, даже не посмотрев на него. За ним идут остальные. Все мимо, никто даже не притронулся к нему. Он так и стоял на коленях, пока вдруг не осознал, что все мертвы. Он тоже мертв.

– Очнись же! Быстрее несите его, я сказал, золотом всех осыплю, быстрее! – над ним было небо, затянутое дымом. Его куда-то несли. Андрей повернул голову и увидел француза. Жан-Жак стоял метрах в ста. Рот его был порван ударом сабли, края страшной раны уродливо свилась, осколки челюсти торчали во все стороны. Он стоял совершенно спокойно в гуще боя. Вокруг кипела страшная резня, а он смотрел в глаза Андрею. Наконец наваждение пропало, француз исчез.

– Катите пушку! Подкладывай катки, быстрее! Впрягли лошадей? Давай, вывози! – Видимо одна телега так и осталась нетронутой. Теперь ее тащили новые, свежие лошади.

– Саша, долго я так?

– Да полчаса точно, и все про самураев кричал, ты ведь то же самое вспоминал?

– Мы ведь тогда погибли, поэтому до сих пор нас ничто не берет?

– Ну и дурак ты, друг мой. О господи, да остановитесь, не видишь, кишки на колесо мотаешь! Так ни у каких лошадей сил не хватит. Труп с колеса сними, окаянный! Быстрее кати, катки меняйте чаще! Вези его в крепость и чтоб ни одного волоска с его головы не упало!

Корнет снова посмотрел в затянутое дымом небо и провалился в сон.

Катенька, прекрасная моя Катенька! Я уехал в такой страшной спешке и так и не успел с вами попрощаться, как следует. Я думал, что уезжаю ненадолго, что будет еще время, что все у нас впереди! Как глупо с моей стороны. Знаете, я встретил удивительного человека. Ему дан страшный дар, видит он людей насквозь.

Всю свою жизнь я кому-то что-то доказывал. Отцу, друзьям, сослуживцам. И не было в этом меня. И не было жизни. Так уж получилось, что вас я, на самом деле, вовсе не люблю. Понимаю, больно вам читать такие слова, но так лучше, чем вечная ложь. Катенька, устал я, как устал я жить чужой жизнью.

Жить, это ведь не верно сказано. Не жил я до сегодняшнего дня, до того момента как вытащил он из моей души все, что я там прятал. И показал мне этот плут дорогу, но, увы, не могу. Не могу я отпустить все свои страхи и обиды. Ужас охватывает меня, когда понимаю, что пустота одна останется внутри. А как ее заполнить тут, где все только и делают, что боятся. Не хочу я наполнять ее страхом. Простите меня, Катенька. Впервые в жизни, проснувшись ото сна, желаю вам счастья.

Она сняла очки и прикрыла глаза. Долго хранила молчание, наконец, пристально посмотрела на гостя.

– Что с ним стало?

– Он выбрал смерть, мадам. – Паренек поднялся из кресла и неторопливо пошел к прихожей.

– Да кто ты вообще такой? – Ответа не последовало, человек в черной шинели уже вышел на лестницу, где закурил папиросу и торопливо зашагал вниз.

4

Человек в черной шинели стоял привалившись плечом к стене. Небо заволокло тучами, а потому темнота стала просто осязаемой. Он выглянул из-за угла, несколько секунд пристально вглядывался в темноту, наконец, увидел то, что искал – красный огонек папиросы. Это значило только одно – старший лейтенант смог донести послание до воров. Те собрались в церкви, а у входа стоит часовой, или как там у них это называется. Человек в черной шинели наклонился над большой сумкой, достал из нее немецкую штурмовую винтовку, щелкнул затвором, досылая патрон в патронник. Проверил подсумки и зашагал к церкви. Он шел очень тихо, но шагов за десять до цели его окликнули.

– Стоять, кто там? – Сигарету часовой выкинул и чуть наклонился вперед, высматривая источник звука.

– Свои – К этому времени дистанция сократилась до семи шагов. Резкий взмах руки, хрип часового. Нож, который метнул пацан, вошел ровно в кадык. Хрипящий вор начал было оседать, но его убийца аккуратно подхватил его и плавно опустил на землю.

Он еще раз проверил всю амуницию, затем быстро заглянул в заколоченную дверь церквушки. В центре помещения костер, вокруг него десять человек. Судя по всему, они ничего не слышали. Диверсант сделал длинный вдох, отогнул одну из досок, которыми был заколочен вход, и метнул гранату, следом вторую и сразу же прижался к стене. Укороченные запалы не дали его жертвам опомниться. Грохнуло два раза. Паренек выглянул из-за угла. Костер погас, угли разлетелись по всей церкви. Они давали тусклый красный свет, отчего кровь, щедро разлитая и разбрызганная по полу и стенам, казалась еще краснее.

Человек в черной шинели долго осматривал останки убитых. Проверял каждый сохранившийся карман, осмотрел каждую руку, не зажато ли в ней то, что он ищет. Увы, поиски плодов не принесли.

На рассвете он поднимался по лестнице пятиэтажного дома. На пятом этаже человек в черной шинели бросил окурок, затушил его ногой и постучал в дверь. Он едва успел отвести кулак после последнего удара, как она распахнулась.

– Чем могу служить? – На паренька сверху вниз смотрел сухой и по-военному прямой старик.

– Письмо вам, принес я, вот – Пацан стал дрожащими руками рыться в сумке. Удар в живот отшвырнул его назад, удар был так силен, что бедолага скатился по лестнице и замер в неестественной позе у батареи под окном.

– Так это ты тот таинственный почтальон, что поставил на уши весь город. – Старик спускался по лестнице, в руке у него зло блестел наган. Паренек зашевелился, послышался протяжный стон. Он почувствовал, как его, будто котенка, подняли за шкирку и швырнули в сторону. Он прокатился еще один пролет.

– Не бейте. – Нападавший не прислушался к просьбе. Старик беззлобно ударил паренька ногой в живот, того вырвало. Он снова поднял его и швырнул. Человек в грязной шинели даже не застонал.

– Приятно познакомиться, полковник Адонин, глава политического отдела. – Старик приковал руку паренька к трубе. Поискал взглядом сумку. Поднялся на этаж выше и найдя то, что искал вернулся обратно.

– Не бейте. – Пацан едва шевелил распухшими губами. Глаза он вообще не открывал.

– Что ты заладил, в наше время молодежь покрепче была. Я почитаю, если ты не против. – Полковник сел на ступеньке и стал изучать содержимое сумки

Здравствуй брат!

Что-то происходит, я чувствую это самим нутром. Эта война, она не такая, как русско-японская. Глупости, война такая же, но что-то случилось с самой Империей. Я чувствую, что вот-вот разразится буря страшнее той, в которой мне случилось участвовать. Именно сейчас я понимаю, как важно сохранить те узы, что связывают нашу семью. Матушка не приняла моего отъезда на фронт, но мог ли я поступить иначе? Долг офицера зовет меня сюда. Пусть простится мне мое лукавство.

Сизый табачный дым заполнял все помещенье. И среди клубов его виднелись фигуры офицеров. Совет шел шестой час, кители расстегнуты, фуражки сняты. Красные глаза судорожно шарили по карте. Голоса стали хриплыми и низкими.

– Контратака необходима! Мы должны отбросить их от наших позиций! – Подполковник от кавалерии рубанул рукой как шашкой.

– Никто не спорит! Но сможем ли? – Каверзный вопрос задал тучный капитан со смешными усиками, должности его Андрей не знал.

– Вы позволите себе усомниться в силе русского оружия!? – Саша просто взревел и уставился на оппонента. Все присутствующие воззрились на капитана.

– Нет, нисколько, просто…

– Так может вы сомневаетесь в доблести моих кавалеристов или в моей лично? – Подполковник понизил тон и навис над толстяком. Выглядел он не в пример лучше собеседника. Высокий, стройный, фигура его напоминала восклицательный знак, а выражение лица заставило бы задуматься даже самого яростного самурая.

– Нет-нет, упаси боже…

– Прекратите! Контратака будет, вам ее и возглавлять, только прекратите этот спектакль. Все свободны. – Комендант наконец принял решение. Офицеры поспешили выйти на свежий воздух. К бомбежке все уже привыкли. Конечно она не давала спать, но таких потерь, как в первое время, она уже не наносила.

– К чему этот совет, я не понимаю, решение ведь принято ставкой, контратака будет. – Андрей надел фуражку и пошел вслед за другом.

– Оставь нам эти игры, ты не хуже меня понимаешь, что происходило. Что, вышибем их с сосненских позиций? Ставлю три против одного, что их командование уже привезло любовниц туда. Пора бы им поделиться. – Подполковник сиял, глаза его уже видели картины доброй драки.

– Я еще во время русско-японской устал тебе напоминать, что ты женат. – Корнет закатил глаза.

– Ах, ты же не знаешь. Она теперь фаворитка великого князя. Брось, я теперь свободен как ветер. Да даже если бы и был женат. Во время войны мужчина не должен отказывать себе в маленьких удовольствиях. – Что-то изменилось в его поведении. Андрей пока не понял, что, но что-то точно изменилось.

– Скажи мне… – Договорить ему не дали. Мимо промчался посыльный буквально вбив корнета в стену. Тот же забыв возмутиться рванул за ним.

– Да стой ты, проклятый! – Подполковник одним прыжком настиг гонца и развернул лицом к себе.

– Что за спешка? – Андрей вопросительно смотрел на запыхавшегося и покрытого дорожной пылью бойца.

– Вторая линия прорвана, господа, они идут на штурм! – и не дожидаясь реакции он рванул к кабинету коменданта. Друзья переглянулись.

– Саша, ставь кавалерию в седло, отход кто-то должен прикрыть, я к коменданту и за тобой, думаю, он утвердит нашу самодеятельность.

Подполковнику потребовалось десять минут, чтобы выдвинуть своих людей из крепости. Корнет догнал его уже за воротами.

– Неужели прямо в лоб пойдут?

– Сукины дети уж слишком в себе уверены. Даже если крепость называют игрушечной, это совсем не повод кидаться на нее вот так. За это они заплатят, а главное после штурма мы ударим так, что на наших штыках они добегут не то, что до сосни, до сойчинек донесутся.

– Так что же с Анной? Ты сказал, что она теперь фаворитка великого князя, поэтому ты уехал из штаба?

– Другого времени не нашел? Еще заведи старую тему с письмом заведи. Не растягиваться! – Андрей понял, что зацепил не зажившую еще рану.

– Знаешь, про письмо ты вовремя напомнил, не передумал еще? – Подполковник долго молчал потом серьезно кивнул.

– Перед контратакой. В галоп!

Появление кавалерии изменило темп отступления. Немецкие атакующие цепи сбросили скорость и стали перегруппировываться. Лихорадочно отступавшие русские получили время и использовали его по назначению. Друзья, стоя на холме наблюдали как мимо них вереницей несут раненых и убитых. Еще не ударили морозы, а потому люди шли скользя в грязи. Плохо одетые, грязные и усталые брели они опустив глаза в землю. Следом тащили пулеметы, они вязли в грязи и замедляли передвижение до предела. Андрей достал бинокль и стал осматривать поле боя.

– Как и в прошлый раз, снова стреляли раньше времени. Ландвер дошел до окопов почти без потерь. – Он передал бинокль другу.

– К их чести надо бы заметить, что от окопов мало что осталось. Изрядно их измолотили. – Подполковник отвел бинокль от глаз и посмотрел на понуро бредущую колонну. Вдруг, среди одинаково усталых и угрюмых лиц увидел он улыбку. Демонстрируя кривые зубы и неправильный прикус какой-то рядовой вышагивал как на параде.

– Рядовой! Ко мне! – Андрей тоже заметил этого весельчака. Тот не преминул последовать приказу. Поверх шинели кроме своего ремня, надета на него была трофейная, по всей видимости, немецкая портупея. Конечно же кобура и сабля были на месте. Кроме своей винтовки нес он на плече еще и вражескую, а в правой руке держал рейтарский шлем с плюмажем. Сзади же к ремню был кое-как приторочен кавалерийский карабин.

– Рядовой Сайхатдинов по вашему приказу прибыл! – друзья расхохотались, уж очень доволен собой был этот боец.

– Хвалю воин, я еще понимаю, как ты офицера убил, но как тебе под руку рейтар попался?

– Ваша бродь, так я с офицером ихним сошелся в рукопашную. Вон там вон дело было. Вот у тех деревьев убил я двух карлушек и потом офицера к дереву штыком приколол. Так вот, а вынуть штык не могу. Я отстегнул и сел с ихней винтовки штык снять, так пока штык вражеский к своей винтовке приладить пытался слышу всадник едет. Гляжу, так и есть, я встал и выстрелил в него. Вот и все. – Андрей посмотрел в указанном направлении. Ему удалось разглядеть дерево и фигуру офицера, будто бы прислонившуюся к ней. Когда поднимался ветер казалось, что он шевелится. Не удивительно, что кто-то решил прийти на помощь раненому.

– На вот тебе, за храбрость. – Александр вытащил из-за голенища сапога фляжку и кинул ее герою. Тот сразу же отвернул колпачок и сделал большой глоток.

В этот момент где-то недалеко разорвался снаряд. Люди заторопились, зазвучали команды и ругань офицеров.

– Поехали, это они нас вежливо просят. – Корнет развернул уже было коня, но его остановили слова друга.

– Лучше посмотри туда, каков наглец, только посмотри. – впереди за пределами ружейного выстрела гарцевал немецкий всадник, размахивал саблей и что-то кричал. Судя по одобрительному реву солдат доносившемуся даже сюда, гневные тирады его содержали в себе немало брани.

– Брось, тебе же не двадцать лет, чтобы такими глупостями заниматься. – Но подполковник уже подал коня вперед и улыбнулся злой улыбкой, больше походившей на оскал.

– Зато ему я бы дал лет двадцать пять, вот и посмотрим, кто сильней. Опыт или молодость. – Андрей только покачал головой.

Саша на рысях двинулся к противнику, на ходу он вынул шашку и пригнувшись ткнул ею в грязь. Корнет посмотрел на небо. Тучи заволокли все небо, потому закатного солнца видно не было. Андрей грустно ухмыльнулся. Тем временем всадники перешли в галоп. Немец привстал в стременах и вытянул саблю вперед. Подполковник же держался спокойнее, шашку он держал наотлет на вытянутой руке. И заходил к противнику дугой, так, чтобы тот оказался по левую руку от него. Корнет знал, что Саша одинаково хорошо бьется и левой и правой рукой, а вот для его соперника это видимо был неожиданный поворот. Время замедлило ход. Андрей видел, как летят комья грязи из-под копыт коней, как пар рвется из конских ноздрей. Лицо немца искривила страшная гримаса гнева, он кричал какой-то тевтонский боевой клич. Но сабля, которую ему пришлось перекинуть в левую руку, уже не описывала сложных восьмерок. Немец не бился левой рукой. Лица полковника видеть Андрей не мог, но его поза, в отличии от вражеской, казалась небрежно расслабленной, будто бы несерьезной. Но шашка теперь описывала круги над головой. И вдруг его конь будто бы прыгнул вправо, таким образом, когда враги сблизились, расстояние между ними было предельным. И вот они уже разъехались. Подполковник перестал крутить шашку над головой, немец опустился в седло и прижал руку к шее. Андрей в отличии от большинства свидетелей знал, что произошло. В закатном сумраке в глаза бросается блеск стали, но когда кончик сабли измазан в грязи очень легко ошибиться. Самым кончиком шашки подполковник полоснул врага по шее, такое под силу только настоящему мастеру. Таким он и был, корнет помнил, как его друг тренировался по шесть часов к ряду. Правой и левой рукой. Тем временем немец остановил коня и склонился в седле, Саша подъехал к нему сбоку и что-то сказал. Немец стал размахивать саблей, делал он это из рук вон плохо, сказывалась рана, да и левой рукой он не владел совершенно. Спустя несколько секунд потомок тевтонских воинов лишился кисти. Он уткнулся головой в шею коня, а потом и вовсе выпал из седла. Подполковник вернулся к другу.

– Грязный трюк, Саша, что же ты его по полю не покатал? Раньше ведь любил покуражиться. – Кавалерист тем временем достал из-за голенища сапога вторую фляжку и приложился к ней.

– В моем возрасте все, что остается это грязные трюки. Наскоком он бы изрубил меня в капусту. Все, чему я научился с возрастом это обманывать и предавать. Я не стал катать его по полю только потому, что меня пристрелили бы как собаку. – Он сделал большой глоток и посмотрел на друга.

– Брось, на таком-то расстоянии, что за бездумные опасения.

– Ему кто-то выстрелил в спину, после того как он без руки остался. Не знаю, из чего стреляли, но стрелок отменный. Мне не двадцать лет, чтобы испытывать удачу, возможно, целились в меня. Все, уходим.

Измотанные русские войска втянулись в крепость. Сразу следом начался штурм. Андрей боялся этого момента. Но зря, люди коменданта свое дело знали. Пулеметы сжирали атакующие цепи, крепостная артиллерия била без промаха. Корректировщики и наводчики знали свое дело. Казалось, что на передовой и в гарнизоне сражались разные войска. Не смотря на то, что фортификационные сооружения были изрыты вражеской артиллерией, русские не сдавали ни клочка земли. Корнет видел то, чего давно ждал. Люди бились как один, свинцовый дождь выкашивал атакующие подразделения. К полуночи немцы перегруппировались и после артподготовки поднялись во вторую атаку. Крепостная артиллерия молчала, но бронированная батарея со Скобелевской горы быстро рассеяла атаку, а пулеметы скашивали любое скопление врага.

– Андрей! – Корнет обернулся на голос и улыбнулся. К нему прихрамывая шагал Вахмистр.

– Как твоя нога? Залатали доктора? – Они обнялись и присели у бруствера.

– Не жалуюсь, она это болит, конечно, но я так подумал, стрелять-то не мешает вроде, вот. – Корнет рассмеялся.

– С утра две фланговых контратаки, я теперь адъютант у подполковника Адонина, а ты мой ординарец. Соответственно идем в бой завтра. Верхом ехать сможешь? – Лешка подумал, почесал затылок и кивнул.

– Андре, давай! Начинаем! – Из бойницы прокричал подполковник. Собеседники переглянулись и рванули к конюшне. Туда же бежали кавалеристы. Через минуту рядом появился Александр.

– В чем дело? Планировали ведь утром?

– У меня есть повод полагать предательство, в наших рядах шпион. Поэтому все переиграли. – Саша затягивал подпругу, корнет схватил его за локоть и зло развернул к себе.

– Почему ты мне не сказал!? Или я тоже в кругу подозреваемых? – Их взгляды встретились.

– Уберите руку, корнет, я не обязан давать вам отчет в моих действиях! – Подполковник стряхнул руку друга и зло уставился на него сверху вниз.

– Виноват, господин подполковник! – Андрей откозырял и не спросив разрешения взлетел в седло.

– Корнет! Ко мне! – Крик этот, больше похожий на рев раненого медведя, заставил всех окружающих вздрогнуть.

– Есть, господин подполковник! – Андрей, уже развернувший коня, подскочил к командиру, спрыгнул с коня и вытянулся по струнке. – Господин подполковник, корнет Тирер по вашему приказу прибыл!

– В седло! – Александр взревел еще сильнее. Корнет буквально впрыгнул в седло.

– Есть!

– Спешиться! – Он уже не кричал, он лаял. Андрей спрыгнул и встал по стойке смирно.

– Есть!

– В седло! – Это продолжалось не менее пяти минут. Эскадрон давно был готов к отправке, но крики продолжали доноситься из конюшни. Наконец подполковник возглавил колонну и приказал выступать.

В арьергарде ехали вахмистр и корнет.

– Чего это он? – Лешка посмотрел на Андрея.

– Все он правильно сделал, все по местам. – Корнет пришпорил коня и рванул в голову колонны. Как понял Андрей ударных групп две. О маршруте второй он даже не догадывался, но они должны дойти с боями до населенного пункта Бялогронды. Почему именно туда он не понимал. Наконец, обогнав колонну, он догнал подполковника.

– Держи – Саша протянул ему письмо.

– Наконец-то! Каков план? – Корнет убрал письмо в нагрудный карман.

– Сейчас на шашках прогоним их до их позиций, потом дело пехоты. Мы выйдем к заречному форту, потом вдоль Шафранки до Будне, дальше Волька-Пасечна. Заречный форт еще наш, если все плохо, то просто прикрываем их отход, там посмотрим в общем.

– Я так понял и весь план переиграли, я могу понять зачем нам форт, Волька-Пасечна тут к чему? – Андрей посмотрел на друга, тот задумчиво осматривал поле боя, явно готовясь командовать атаку.

– Мне кажется там их артиллерия. А если ее там нет, то просто маршем пойдем в Бялогронды.

– Да там километров тридцать… – Корнет осекся увидев взгляд командира.

– Вперед! – Конная лава рванула в атаку. Момент был выбран идеально. Враг начал откатываться к своим окопам, а значит на их плечах, не боясь пулеметов можно ворваться в тыл. В абсолютной темноте, нарушаемой лишь вспышками выстрелов, неслись они по рыхлой, обильно политой кровью земле. Мчаться во весь опор они не могли, но конный всегда догонит пешего.

Немцы пытались отступать организованно. Арьергард намеревался прикрывать отход, но что-то пошло не так, вместо плотного заградительного огня прозвучало несколько раздельных выстрелов. Без клича, молча врубились всадники во вражеский строй. Послышался визг шашек, хруст ломаемых костей. Немцы умирали молча, без единого крика. Андрей бил почти вслепую, два раза чувствовал он как сталь входит в плоть, дробит кости. Что-то громко хрустнуло и Андрея обрызгало кровью. Он вгляделся в темноту, так и есть, справа от него конь лишился седока.

Но страшная эта ночная резня не могла остаться незамеченной. Липкий холодный страх пополз по полю боя. Враг побежал. Кавалерия вырезав арьергард рванула вслед за бегущими немцами. Из-за туч выглянула луна, корнет оглянулся. Там и тут отблескивали полосы стали. Земля изрыта, истоптана конями и в неверном свете луны невозможно отличить землю от искалеченных тел. Где-то они шевелились, и казалось, что земля покрыта оживающими трупами. Совсем рядом с ним выставив руки вперед, будто бы пытаясь нащупать дорогу, крутился на месте гусар. Метрах в десяти от гусара к земле припали два немца, видимо их просто не заметили в темноте. Андрей достал револьвер и стал стрелять, патроны поднимали фонтаны грязи, но упрямо не желали лететь в цель. Немцы же дергались и еще сильнее вжимались в землю. Наконец револьвер звонко защелкал, патронов больше нет. Один враг встал на колено и направил винтовку на корнета, тот прыгнул из седла и неуклюже рухнул на землю. Выстрела не прозвучало, либо осечка, либо патрон перекосило. Второй враг вскочил на ноги и рванул, поскальзываясь, к Андрею. Гусар продолжал глупо топтаться на месте, раскинув руки в стороны. Андрей увидел его лицо. Заляпанное грязью и кровью представляло оно отвратительную картину, гримаса ужаса и какой-то тупости исказила его. Уродливый шрам пересекал лицо от виска до виска, он лишился глаз, потому и не видел приближающейся опасности. В этот момент его пронзил немецкий штык, и он глухо охнув, повалился на бок, противник его, не сумев удержаться на ногах, рухнул следом. Андрей же, взревев от боли в ребрах, вскочил на ноги, одним прыжком достиг того места, куда упал гусар с врагом, и стал рубить шашкой. Почти не глядя он исступленно молотил по дергающемуся и скулящему мясу. Он уже не отличал своего от чужого, не хватало для этого света. Вой стих, корнет устало опустил руку и обернулся. Луна снова скрылась за облаками. Где-то в стороне вражеских позиций кипел бой. Второго немца слышно не было. Андрей тихо сел на колени, положил шашку и принялся заряжать револьвер. Патроны скользили в крови и никак не желали попадать в гнезда. Наконец он вставил барабан на место, издав при этом тихий щелчок. Совсем рядом громыхнуло, он успел заметить вспышку и, припав к земле, выстрелил туда, еще раз гавкнула немецкая винтовка, на этот раз левее, Андрей решил, что враг двигается и два раза выстрелил с опережением. Прямо перед его носом взметнулся фонтан грязи, в глаза попало немало земли. Он затих и прижался к земле. Глаза жгло, но корнет не шевелился, слезы текли по его щекам, вдруг снова заныли ребра. Звуки боя вдали утихли, лишь изредка слышались отдельные выстрелы. Но между ними царила тишина. Из груди стал рваться кашель, Андрей сдерживал его, но тело начинало трясти. Снова раздалась серия выстрелов, на этот раз долгая. И пользуясь этим он пополз вперед, прополз метров пять и устроился поудобнее. Снова все затихло. В ушах стучало, саднили ребра, хотелось кашлять, потереть глаза, да просто шумно втянуть воздух. Снова выглянула луна, Андрей чуть-чуть приподнялся на локтях и посмотрел вперед, и в тот же миг встретился взглядом с врагом, тот лежал в трех метрах впереди. Немец понял все сразу, вскинуть винтовку так же быстро как револьвер ему не удастся. Он просто закрыл глаза. Корнет вздрогнул и стал стрелять. Первая пуля вошла в глаз, вынеся мозги через затылок, вторая вошла в рот и видимо застряла где-то в челюсти, третья прошла мимо.

Андрей отбросил оружие, стал кашлять, дышать, тереть глаза и материться. Скоро он встал и побрел к коню, а спустя минуту рысью ехал к своим. Три раза его обстреляли, видимо такие же, никем не замеченные враги, но безрезультатно. Через десять минут он подъехал к перегруппировавшейся кавалерии. Занял свое место в строю и стал заряжать револьвер. Подполковник, увидев его, кивнул, Лешка же радостно осклабился и дружески ударил по плечу, отчего корнет едва не вылетел из седла. Вокруг суетились люди, двигалась пехота, а они строились в походную колонну для того, чтобы двинуться к заречному форту. Немцы продолжали откатываться, но это временно.

– Рысью! – Колонна двинулась за командиром.

– Как наши успехи? – Андрей поравнялся с другом и обернулся высматривая своего ординарца.

– Хуже, чем хотелось бы, лучше, чем могло быть. Я думал в такой-то темноте лошади ноги переломают, ан нет, бог миловал. Сколько да заречного? – Саша на ходу, в темноте, пытался рассмотреть карту.

– Час, не больше. Как раз светать начнет. – Андрей вдруг понял, что вымазан в грязи с ног до головы и теперь думал, как бы привести форму в порядок.

– Нужно оценить там ситуацию и, если наша помощь не нужна, проходить дальше, ни к чему нам задерживаться. – Похоже приступы соблюдения субординации прошли. Андрей внимательно посмотрел на друга.

– Что заставляет тебя думать, будто их артиллерия именно там? Зачем там далеко уводить ее от железной дороги?

– Понятия не имею, ты мне лучше вот что скажи, твой ординарец человек надежный? Я хочу его отправить вперед, дам ему людей, пусть посмотрят, что к чему и доложат нам, тогда не нужно будет переходить реку, двинемся вдоль правого берега. – Андрей задумался и посмотрел на Алексея.

– Да, справится, встречный бой он проходил. – Подполковник кивнул и махнул рукой вахмистру подзывая того к себе. Корнет не слышал их разговора, видел только, как Лешка кивал и хмурился, потом взял полуэскадрон и рванул вперед.

Сорок минут спустя они вышли к реке Шафранке, у переправы их ждал посыльный, он доложил, что помощь в форте не требуется, поэтому отряд двинулся вдоль правого берега к населенному пункту Будне. Корнет удивился, что к ним не присоединились разведчики, отправленные в форт, но ничего не стал спрашивать у друга. Уже совсем рассвело, когда передовой дозор доложил, что обнаружены неприятельские укрепления. Отряд остановился, командир приказал отдыхать и готовится к бою.

– Что там именно? – Андрей протянул другу кусок вяленого мяса. Тот только ухмыльнулся, принимая неожиданный подарок.

– Люнет, на совесть сооруженный, а немцы его еще и подновили. Фланки упираются в реку и в болото. Защитников, правда, маловато, едва сотня наберется. Но брать его без лестниц та еще задача. – Подполковник перестал говорить и заработал челюстями.

– Люнет я так понимаю наш, так почему он повернут тогда в эту сторону? – Андрей недоуменно посмотрел на друга.

– Учи историю, скорее всего во время волнений в Польше его сделали. Умели ведь тогда полевые укрепления делать. – Саша ожесточенно грыз мясо, которое никак не желало сдаваться.

– Как сильно он по фронту растянут?

– Двести метров. Один защитник к пяти наступающим. Справимся. Разбуди меня через двадцать минут, воевать будем. – И он, укутавшись в плащ и подложив под голову ташку, уснул быстрее, чем корнет решился задать вопрос.

Все понимали, что штурмовать люнет предстоит в пешем строю, потому готовились к трудному бою. Люди спешно чистили оружие, подгоняли снаряжение, просто курили или спали.

– Кусты, болото и равнина, плохо это, нас изрядно проредят еще до того, как мы доберемся до гласиса. – Друзья лежали в кустах в пятистах метрах от укрепления противника и внимательно рассматривали люнет в бинокль.

– Я не могу понять, вон там, не пулеметная ли позиция? – Андрей указал пальцем на траверсы близко расположенные относительно друг друга.

– Скажи еще артиллерийская, зачем тут пулемет? – Подполковник стал отползать.

– Не знаю, друг мой, не знаю.

– Ты что-нибудь с лекций о штурме укреплений углубленной профили помнишь? – Саша уставился на корнета.

– Примерно, только здесь горизонтальная. – Андрей еще раз взглянул на люнет.

– Значит ты и возглавишь атаку. Я планирую использовать численность и растянуть их фронт. Легче будет прорваться. Ты пойдешь там, где как тебе показалось пулеметная позиция, лучше тебя все равно никому этого не сделать. Я попробую пробить оборону со стороны левого фаса. – подполковник наконец встал, решив, что они отползли достаточно далеко, и положил руку на плечо другу.

– Ты стал не только старым, но и сентиментальным? – Андрей жестко уставился в глаза командиру, тот отвел взгляд и, махнув рукой, пошагал прочь.

– Начинаем через три минуты, начнем конными, спешимся перед рвом.

Андрей закурил и пошагал к лошади. Люди молча влезали в седла, машинально дергали сабли из ножен, в миллионный раз проверяя легко ли те выходят из ножен.

– Начнем помолясь, за мной! – Корнет закурил вторую папиросу и послал коня рысью. Кусты больно хлестали по ногам и иногда по лицу. Наконец он выехал на поле и остановил коня. Слева и справа в ряд выстраивались драгуны. Немцы, конечно же, заметили врага, со стороны укрепления послышались крики.

– За Русь святую! – Андрей рванул с места в карьер. Расстояние стремительно сокращалось, ветер выл в ушах, кони, почуяв смерть страшно ржали, люди кричали изо всех сил. Стали стрелять, засвистели пули. Корнет прижался к конской шее и снова пришпорил коня.

В тот миг случилось то, чего он так боялся. Раздался пулеметный рокот, конь его вдруг споткнулся и упал. Андрей оттолкнулся от него и закувыркался по земле. Тут же вскочил на ноги, левое плечо прорезала жуткая боль. Оказалось, что он стоит спиной к врагу. На его глазах пулемет выкашивал наступающую конницу. Всадники буквально таяли, пронзенные свинцовым градом. Корнет развернулся и побежал вперед. Он мчался отчаянными зигзагами, то и дело припадая к земле и меняя направление. Легкие жгло, ноги сводили судороги, а проклятый пулемет продолжал бить по наступающим, куда-то за спину Андрея. Он продолжал бежать, левая рука висела плетью и при беге только мешалась, вот он уже бежит по гласису, прямо ему в лицо смотрит ствол винтовки. Андрей просто падает на землю, проезжает на животе метр и валится в ров. Падение с двухметровой высоты, удар, тишина.

Звуки и боль снова врываются в его сознание. В ров прыгают добравшиеся сюда драгуны, к несчастью их меньше, чем хотелось бы. Его трясут, потом резкая боль пронзает плечо, но рука, будто по волшебству, снова ему подчиняется.

– Подсадите! Да, вы двое, быстрее сукины дети!

Эскарпная стенка в высоту метра три, его подсадили, и он влез на берму, теперь не вставая, чтобы не выдать своего присутствия двинулся вправо, к тому месту, где находилась пулеметная позиция.

– Гранаты дайте!

Но в этот миг полетели немецкие гранаты. Ими щедро усеяли ров. Андрей вскочил на бруствер, укрываясь от взрывов, прямо перед ним пулеметный расчет заряжал свое орудие смерти. Загрохотали разрывы, взвыли раненые. Драться со всеми сразу он не мог, потому снова спрыгнул в ров, в этот раз падение было удачным, только под ногой что-то хрустнуло.

– Гранаты кидайте, быстрее. – Немногие выжившие стали бездумно, наудачу, кидать гранаты в сторону вражеского окопа. Корнет не сомневался, что все они взорвутся на бруствере.

– Господин корнет, держите! – Ему в руки сунули две гранаты и снова подсадили. Теперь он сел на берме, выдернул заглушки и, резко встав, метнул одну за другой две гранаты. Снова сел, громыхнуло. Андрей хотел полюбоваться на дело рук своих, но на бруствер выскочили представители ландвера. Впрочем, добрую их половину смел огонь взбиравшихся на бруствер драгунов, закипела рукопашная.

Нападавшие, бывшие поначалу в меньшинстве, отступали к краю рва, но, почуяв последний рубеж, стали биться отчаянно. Корнет в драку не лез, просто стрелял из револьвера. Наконец соотношение сил изменилось, и враг дрогнул. Андрей лег на спину и смотрел в затянутое тучами серое небо.

Какая-то неясная злость закипала в нем. Невысказанная, дурацкая детская обида.

– Андрей, живой? Андрей! – К нему шагал подполковник.

– Я же говорил, говорил же, пулемет. – Корнет перевернулся на живот и хотел встать, но руки отказали, он повалился на землю. Потом все-таки сумел встать на четвереньки. Чьи-то руки стали тянуть его вверх, он уже было встал на ноги, но какой-то спазм согнул все его тело пополам. Андрея вырвало желчью.

– Что ты в самом деле, хватит уже, вставай, ведь и не такое видел. – Саша сел рядом.

– Просто что-то не то съел. Накормили меня чем-то отвратным. – корнет достал флягу, прополоскал рот и умылся.

– Всех нас этим же кормят. Ладно пора, там уже коней по болоту перевели, Будне отсюда видно. Раз тут такой заслон, значит что-то там есть. – Они пошли к выстраивавшемуся отряду. К изрядно уменьшившемуся отряду.

– Хоронить, конечно же, некогда? – Андрей допил остатки воды из фляги.

– А когда-то по-другому было?

– Подожди меня, я шинель подыщу, моя куртка изорвана вся. – Корнет двинулся к пленным. Три десятка хмурых безоружных немцев сидели на земле, за ними приглядывали пятеро драгунов. Он стал деловито ходить между ними подыскивая шинель почище, наконец, осмотрев себя, понял, что не мешало бы и штаны сменить, да и сапоги почему-то оказались изорваны. Кончились поиски тем, что он переоделся в форму немецкого офицера, только фуражку оставил свою, пробирую осколком.

Когда офицер стал возмущаться бесчеловечным обращением с пленными, намекая на унижение достоинства, да и на холод, Андрей только усмехнулся: «Тебе уж не понадобится». В глазах немца мелькнуло понимание происходящего. Корнет двинулся к подполковнику.

– Ну ты и вырядился, смотри, пристрелят с перепугу. Все ребятки, давай их! – пленных повели ко рву.

– Саша, может не надо так, не японцы все-таки, европейцы.

– И чего мне с ними делать? По коням!

Через двадцать минут отряд вошел в Будне. Судя по всему, отсюда успели убраться все, кому это было необходимо. Местное население пока не спешило показываться на глаза, оно и понятно. Но так или иначе стало ясно, что враг, на захваченной территории, вел себя пристойно. По центральной улице они выехали толи к дому местного старосты, толи к какому-то административному зданию.

– Ротмистр! Организуй все как надо, но будьте готовы по первой команде в седло! Пойдем, Андре, посмотрим, что тут имеется. – Подполковник соскочил с коня, и, бросив поводья какому-то солдату пошел к дому.

Дверь в друг распахнулась, не менее пяти винтовок в тот же миг уставилось в нее, но из дома вышел дворецкий, действительно дворецкий, как положено в ливрее.

– Прошу господин подполковник, хозяина увы нет, но мы всегда рады нашим защитникам! – Голос у него был донельзя торжественный. Он крутанул ус и поклонился. Александр уставился на него как на призрака.

– Чтоб тебе провалиться старый! Страху навел. Пошли Андрей! – Друзья вошли в дом.

– Чей, говоришь, был дом? – Корнет крутил головой изучая весьма нескромное убранство.

– Пан Мирошлав Бригге тут проживал. – Оба военных поморщились от столь странного сочетания имени и фамилии.

– Дай угадаю, когда немцы заняли деревню, тут себе штаб устроил какой-нибудь полковник?

– Берите выше, генерал!

– Нашел чем гордиться, давно ушли? – Андрей изучал картины.

– Часу нет, бежали спешно, даже машину оставили и дам.

– Каких дам? – Заинтересовался Александр, до того изучавший бутылку коньяка.

– Какую машину? – Заинтересовался Андрей, до того изучавший лепнину.

– Они соизволили любовниц привезти, двух, и еще двух тут себе подыскали. Так спешно генерал улепетывал, что не до дам ему было. Они уж потом все разбежались, как узнали, что русские идут, а одна осталась, говорит идти ей некуда. Что до машины, так я в них не разбираюсь, можете в сарае посмотреть. – Друзья переглянулись, глаза их горели.

– Как делить будем? – В один голос спросили оба, затем расхохотались.

– Ладно, я женат, а ты в механике что-то соображаешь, поэтому мне женщина, а тебе машина. – Подполковник повернулся к лакею и велел тому отвести его к даме.

– Странная логика, господин подполковник, мы артиллерию-то искать будем? – Но Андрею уже никто не ответил.

Корнет пошел в сарай, где обнаружил четырехцилиндровый мерсер. Тот отказывался заводиться, что видимо и послужило поводом бросить его тут. Андрей подозревал, в чем может быть проблема, модель эта иногда капризничала. Через десять минут мотор завелся.

– У тебя есть такая? – У входа стоял подполковник, на нем красовался немецкая форма, судя по погонам генерал.

– Одевать вражескую форму входит в моду? Да, это не новая, в общем-то, модель. Но весьма элегантная и надежная. – корнет придавил педаль газа и мотор приятно загудел

– Всего два сидения? Хотя какая разница, красавица эта ни на русском, ни на французском не понимает. А я немецкий не изучал. Худая какая-то, не кормил он ее что ли. В общем, не в моем вкусе, забирай себе. Дай покататься. – Подполковник сел за руль.

– Когда выдвигаемся? – Корнет вытирал замасленные руки тряпкой.

– Как ротмистр доложит, так и двинемся, думаю пол часа у тебя есть, открой ворота. – Андрей распахнул ворота сарая, и Саша выехал во двор.

– Аккуратнее, тут дороги плохие.

– Все одно ей пропадать. Старый хрен! Веди корнета к даме! – Лакей возникший из дома учтиво поклонился.

– Постой, у меня есть идея, надо только фуражку немецкую найти. – Корнет рванул в дом и через минуту выскочил оттуда, теперь уже полностью в немецкой форме.

– Позволь спросить, что пришло в твою безумную голову?

– Пусти меня за руль, едем в Вольку-Пасечну. Проведем разведку. – Машина сорвалась с места.

– Не гони так! Господи, да ты не нормальный! – бывший подполковник, а ныне немецкий генерал вжался в сиденье.

– Я нормальный, Сашка! Она до ста сорока разгоняется, но не на таких дорогах.

На выезде из деревни они оставили инструкции ротмистру, и Андрей снова утопил педаль. Разбитая дорога перешла в более-менее приличную, что позволяло развить большую скорость. Вокруг тянулись унылые болотистые пейзажи. Вечерело, закатное солнце выкрашивало все в багровые тона.

– Ты мне ничего не хочешь сказать, до того, как мы приедем? – Андрей не отрывая взгляда от дороги закурил, потом посмотрел на друга.

– Ты все понял да? – Его голос не дрожал, но в нем что-то надломилось.

– Я же не идиот, пусть и вдвое младше тебя. Там не может быть артиллерии, ты рвешься туда за золотом. И не брезгуешь выстилать дорогу трупами своих же солдат. За грязным золотом грязной дорогой. Ты оставил моего ординарца в форте, отправил меня на пулемет. Откуда ты вообще про него узнал? – Они въехали в пролесок, и дорога завиляла, теперь все внимание корнета было занято необходимостью вести машину.

– Какая разница. Что тебе до этого золота, ты едва не самый богатый человек в России! Сопляк, ты играешь в войнушку, а мне жить надо как-то. Почему ты не можешь не совать свой нос в чужие дела? Лучше бы ты погиб при штурме. – Саша снял фуражку и провел рукой по волосам.

– Я дал слово, что это золото получит жена Жоржа. – Андрей еще ускорил машину, она скакала на ухабах и едва вписывалась в повороты.

– Я конченый человек, Андре, ты меня презираешь? – подполковник кое-как закурил и посмотрел на корнета.

– Нет, все живут как могут, но таким как ты не место в армии. Здесь не плетут интриги, здесь воюют. И если для тебя честь мундира пустое слово, то для меня нет.

– Это у тебя пройдет, с возрастом. Когда устанешь от несправедливости, от самодурства и коррупции. Когда сил твоих не останется, и ты взвоешь волком. Когда семью твою разрушат, вот тогда посмотрим, как ты заговоришь!

– Пока ты не устал, тебя это не волновало, ты и не замечал этого. Не надо мне говорить о том, чего быть может у меня никогда и не будет. Есть ты, а есть коррупция, какое отношение вы имеете друг к другу? – машину занесло, и Андрей не договорив стал бешено крутить руль.

– Хватит пить мою кровь, скоро мы все изменим, совсем скоро Россия будет новой, хватит этих архаичных законов и самодержавия…

– Что за революционная чушь? Оставь это институткам и великосветским повесам. Ты не получишь золота. – Александр кивнул, выкинул папиросу, достал револьвер и ткнул им в товарища.

– Останови машину. – Пока Андрей тормозил и съезжал на обочину, он вынул револьвер друга и взял его во вторую руку.

– Вот как, просто пристрелишь на обочине, паршивая смерть, бандитская.

– Дурак ты Андре, романтик. Ладно выходи из машины. я дам тебе шанс. – Друзья вышли из машины на дорогу. Револьверы остались на сидении. Уже почти совсем стемнело, только багровое небо напоминало о прошедшем дне.

Они встали друг напротив друга шагах в трех, подполковник вынул саблю из ножен и пару раз взмахнул ею. Кровавые отблески заката на лезвии будто предвещали ужасное.

– Пакостно это все, прости меня. – Андрей посмотрел на друга, тот рассмеялся.

– Это ты меня прости, тебе умирать в этой глуши от руки предателя, да еще и в немецкой форме. Так и бывает, с такими как ты, если бы не я, то сломил бы тебя наш бюрократический аппарат. Лучше уж так друг, знаешь я всегда… – Грянул выстрел. Корнет выстрелил прямо сквозь карман, не доставая револьвера. Саша прижал руку к животу и посмотрел на друга.

– Прости Сашка, так уж получилось.

– Второй револьвер, какая же ты сволочь. – Андрей прицелился и выстрелил в голову.

– Это ты романтик, а я на саблях плохо бьюсь.

Корнет втащил тело друга в машину, затем встал перед машиной и стал в нее стрелять. Теперь казалось, будто они попали под обстрел. Он закурил, кивнул удовлетворенно и поехал в Будне.

Что-то происходит, я чувствую это самим нутром. Эта война, она не такая, как русско-японская. Глупости, война такая же, но что-то случилось с самой Империей. Я чувствую, что вот-вот разразится буря страшнее той, в которой мне случилось участвовать. Именно сейчас я понимаю, как важно сохранить те узы, что связывают нашу семью. Матушка не приняла моего отъезда на фронт, но мог ли я поступить иначе? Долг офицера зовет меня сюда. Пусть простится мне мое лукавство. Дело ведь вовсе не в том, что я исполняю свой долг. Я приехал сюда за золотом. Золото необходимо на благо революции. Ничто не встанет между мною и моей целью. Ради этого оставил я столицу, семью и любимую.

Знаешь, все оказалось много сложнее. С этим золотом связано так много крови, понимаешь оно грязное. Ради него уже предавали. Иногда мне кажется, что цель не оправдывает средств. Я вижу то, что происходит здесь. Солдат, которые сражаются за отчизну, веришь ли, не за царя, но за Россию! И революция этой войне только помеха.

Но намерение мое все так же твердо. Победа или смерть, я положил на алтарь революции слишком много, чтобы теперь отступить. Но если уж ты читаешь это письмо, то я не справился. И единственной тому причиной может быть только Андре. Корнет без царя в голове. Я прошу тебя об одном, брат, не чини ему никаких препятствий, никогда не преследуй его и не мсти. Он достаточно получил от жизни.

Сама судьба столкнет нас лбами. Мы звери, пережитки прошлой войны. И поголовье наше нужно уменьшать России же во благо. Я верю. что революция свершится со мной или без меня, а я, я запутался, скорее бы все решилось. Так или иначе.

5

Полковник задумчиво крутил в руках письмо.

– Признаться не ожидал, что и для меня что-то найдется. Выкладывай, кто ты, зачем эти письма таскаешь, зачем людей убиваешь? – Он испытующе взглянул на прикованного пацана.

– Дядь, ни слова не скажу. – Паренек уже начал приходить в себя.

– Вот как. А я настойчиво просить буду, не таких раскалывал.

Послышались шаги. Кто-то торопливо поднимался по лестнице. Наконец показался старший лейтенант Сеченов.

– Товарищ полковник, старший лейтенант Сеченов по вашему приказу прибыл! – Михаил вытянулся по стойке смирно.

– Смотри старлей, если все правильно сделаем, то скоро и капитаном станешь. Сначала надо расколоть сопляка, а потом уладить с ворами конфликт. Сейчас шум ни к чему. – Полковник продолжал рыться в сумке и бегло просматривать чужие письма.

– Ни слова не скажу, не мучайтесь, сразу пристрелите. – Полковник и старлей посмотрели на мальчишку.

– Откуда такой дерзкий? Дай ему по зубам Миша. – Тяжелый сапог врезался в челюсть, хлынула кровь.

– Meine Ehre heißt Treue! – Паренек буквально выплюнул эту фразу, при этом забрызгав кровью брюки Сеченова.

– Гитлерюгенд! – Одновременно выдохнули мужчины.

– Ни слова, скоты, не вытрясете! – Он зло оскалился демонстрируя окровавленные зубы.

– Теперь больше верю. Но не так, чтобы даже не пробовать.

Пацан вдруг стал кусать воротник своей шинели. Полковник взвыл от досады и рванул к пленнику, не желая дать тому покончить с собой. Началась яростная возня. Михаил же растерянно моргал, не зная, нужно ли помочь. Вдруг борьба прекратилась. К шее начальника политического отдела прижималась узкая полоска стали – стилет.

– Расстегни наручники. – Полковник не дернулся.

– Патовая ситуация, зарежешь меня, тебя убьет Миша. Что делать будем? – Голос его оставался ровным, если он и испугался, то виду не подал.

– Мне это подходит. – Давление на стилет усилилось.

– Стой, не торопись, сейчас отстегну. – Все так же спокойно Адонин достал ключ и отстегнул руку пацана от батареи. Тот в свою очередь прибрал к рукам револьвер полковника и направил его на старшего лейтенанта.

– Оружие на пол и отойдите к стене оба. – Ситуация поменялась, мужчины вынуждены были повиноваться.

– Ты не уйдешь, сюда едет наряд. Веди себя хорошо и от вышки я тебя уберегу. – Во дворе, будто в подтверждение его слов, завизжали тормоза, захлопали двери машины. Паренек зажмурился на секунду.

– Нельзя мне сдаваться. Высшая мера, так или иначе. Миша, в наручники полковника. – Старший лейтенант посмотрел на начальника, тот кивнул и повернулся спиной.

– Глупость делаешь, не пропустят тебя, даже с заложником. – Голос Адонина был по прежнему твердым и спокойным.

– А я попробую. Миша, на пол. – Старлей лег на живот.

Полковник стал спускаться по лестнице, пацан прихрамывал следом. Снизу послышался топот, несколько человек спешно поднималось по лестнице.

– Назад, у него заложник, всем покинуть здание! – Кричал старший лейтенант, судя по тому, как глухо звучал его голос он по-прежнему лежал на полу. Шаги затихли, потом снова зазвучали, но теперь они удалялись.

– Ничего, господин полковник, если хорошо себя вести будете, я вас отпущу. – Голос пацана дрожал, рука с револьвером дрожала.

– Ты никогда отсюда не выйдешь, пока не поздно, положи оружие. – Они продолжали спускаться, оставалось пройти два этажа, когда за спиной паренька что-то скрипнуло. Он резко развернулся, но не успел. Из открывшейся двери в него выстрелили. Пуля пробила горло и вошла в спину полковника, оба рухнули на пол.

Михаил, услышав выстрел, вскочил на ноги и опрометью кинулся вниз по лестнице. Ему открылась ужасная картина. В одной, быстро расползающейся луже крови, лежал и чертов пацан, и полковник Адонин. Если первый хрипел и хватался за горло, будто пытаясь остановить кровь, то второй пытался подняться на ноги, но ему сильно мешали скованные руки. Адонину помогал оперативник, но они оба скользили в крови.

– Да кто так стреляет!? Чуть меня не угробил! Сними с меня эти кандалы! – недовольство было вполне объяснимым.

Миша присел над парнишкой, стараясь не наступить в кровавую лужу. Взял оброненный им револьвер и три раза выстрелил. Два раза в оперативника, один раз в полковника.

– Если скажешь, где золото, то останешься жив, сейчас врачи и пострашнее раны латают. – В подъезд, судя по звукам, уже вбежали сотрудники политического отдела. Паренек кивнул.

Михаил вернулся домой к утру. Паренька увезли врачи. поговорить с ним получится не скоро. Личность его установить не удалось, никаких документов у того не было. Зато продвижение по службе, которое он устроил себе своими же руками, не могло не воодушевлять. Но капитан был бы дураком, если бы просто радовался, в городе действительно непростая ситуация. Тем не менее он провел пол ночи не в раздумьях над этой проблемой, а в чтении писем, которые нашел в сумке у паренька.

– Ты вернулся, расскажи, ты нашел его? – Мать не спала. Последнее время она вообще не спит. Постарела разом лет на десять.

– Он больше не опасен. Есть еще одна новость. Налей чаю. – Капитан Сеченов тяжело опустился на стул.

– И что же это за новость? – старуха суетилась у плиты.

– Он искал не твое золото, что логично. Золото, которое прислали когда-то тебе, это все состояние Андре Тирера. В свое время ему не удалось изыскать способ доставить золото тебе. Он просто продал все, что у него было. Судьба немецкого золота мне неизвестна, но паренек что-то знает. Как только он придет в себя я узнаю где оно. Я пересмотрел невероятное количество писем, но боюсь, чтобы перечитать все уйдет немало времени.

Михаил проснулся от телефонного звонка. Взглянул на часы, едва сорок минут проспал. Аппарат раздражающе звенел и в ближайшее время прекращать сие действие явно не планировал. Миша рывком поднялся, протер глаза тыльной стороной ладони и зашлепал босыми ногами к телефону. Около аппарата уже стояла его мать, она передала ему трубку и повернулась было в сторону кухни, когда зазвонил дверной звонок.

– Черт знает, что с утра творится! Капитан Сеченов у аппарата! – Старуха тем временем открывала дверь. Миша повернулся посмотреть на утреннего визитера.

– Ефрейтор Вильзский, товарищ капитан, паренек то умер! – в этот самый момент мать вскрикнула и неловко повалилась на спину. В дверном проеме с пистолетом в руке стоял тот самый человек в черной шинели. Миша просто прыгнул в сторону. Пуля ударила ровно в то место, где он был секунду назад. Не будь капитан проворнее его голова разлетелась бы как арбуз. Паренек держал в руке ТТ. Миша рванул в комнату и буквально влетел в нее. Еще одна пуля прошла над головой. Капитан схватил свой пистолет и прижался к стене. Он долго вслушивался, но не слышал ни звука. Спустя минуту услышал неясную возню, видимо мать пришла в себя. Наконец капитан набрался смелости и выглянул из-за дверного косяка, это стало роковой ошибкой. пуля прошила дверной косяк и вошла ему в глаз. Раздался еще один выстрел, женщина, возившаяся у двери затихла. Человек в черной шинели отправился на поиски сумки.

6

Ночной вокзал жил своей жизнью, всюду сновали местные пройдохи, суетились лоточники. Тут и там слышались крики восхваляющие пирожки. По перрону среди прочих шагал человек в черной шинели. Вещей у него не было, только сумка через плечо, да и та больше напоминала офицерский планшет. Он шел в толпе других приехавших, но будто бы отдельно. Стоптанные сапоги мерно стучали по перрону, левая рука прижата к планшету, правая делает широкий взмах. Человек в черной шинели вышел на привокзальную плошать и закурил. Покрутил головой, пытаясь понять, куда ему двинуться дальше, и уверенно зашагал к одному ему известной цели. Через двадцать минут он уже курил напротив двери, в которую долго стучался, но не получил никакого результата. Он ждал, просто ждал, когда хозяин квартиры придет домой. Паренек смотрел в окно, курил и брезгливо морщился глядя на заплеванный пол подъезда. Если бы сейчас его видел кто-то из тех, кому он приносил письма, то человек этот несказанно удивился бы изменениям, произошедшим в этом молодом человеке за месяц. Ровно месяц назад он доставил последнее письмо, после чего пропал из города. Ни политический отдел, ни воры ни милиция, никто так и не смог найти его. Щеки его ввалились, скулы четко выделялись на обветренном лице. Глаза будто провалились и теперь злобно зыркали исподлобья. Он постоянно хмурился и иногда брезгливо морщил нос.

Шесть часов ожидания принесли свои плоды. Мимо него прошла молодая девушка, мимолетно окинув его подозрительным взглядом, после чего подошла к той самой двери и принялась искать ключи.

– Скажите пожалуйста, Александра Рубцева тут живет? – паренек спрыгнул с подоконника, и подошел к хозяйке квартиры.

– Нет, уже лет пять точно. А вы кто? – Голос у девушки был приятный, но очень усталый.

– Я посыльный, а вы не знаете, где она теперь живет?

– Она умерла.

– Соболезную. Думаю, тогда я передам это письмо вам. – Он полез в свою сумку, долго рылся в ней, наконец протянул девушке пожелтевшее от времени письмо.

– Спасибо, конечно, но это ни к чему. – Она взяла конверт и стала его разглядывать.

– Как вас зовут? – Серо-стальные глаза паренька буквально врезались в ее лицо.

– Настя, а вас как? – Он подошел к ней ближе, за ее спиной была дверь, отступать ей было не куда. Человек в черной шинели уперся рукой в дверь и наклонился к самому ее лицу.

– Послушай Настя. Будь хорошей девочкой. Впусти меня в квартиру, я просто осмотрюсь там, а ты в это время почитаешь письмо. Хорошо? – Последние слова он говорил уже прикоснувшись лбом к ее лбу.

– Да, я все поняла, вы меня не убьете? – Голос ее дрожал, а руки так сжимали ключи, что пальцы побелели.

– Если ты все сделаешь правильно, то нет. Давай, Настенька, открывай дверь.

Девушка быстро развернулась, ключ никак не попадал в замочную скважину, отчего становилось страшнее с каждой секундой, а руки тряслись все сильнее. Когда она была на грани отчаяния, рука паренька уверенно обхватила ее руку. Настя вздрогнула и хотела обернуться, но побоялась. Она чувствовала его совсем рядом, за спиной. Его рука уверенно, но не грубо направила ее ручку, наконец, ключ вошел в замочную скважину. Лязгнул замок.

Они вошли в просторный коридор. Хозяйка привычно зажгла свет.

– Слушай меня внимательно Настя. Дверь запри и иди в ванну. Там читай письмо вслух, громко, так, чтобы я слышал. Прочитаешь до конца, начинай сначала. И так тридцать раз. Понятно? – Она быстро закивала.

– Тридцать раз считая первый или не считая? – Паренек ошарашенно уставился на нее.

– Давай не считая.

– Тогда это тридцать один раз! – Она пошла по коридору, видимо к ванной. Паренек удивленно покачал головой, ухмыльнулся и не разуваясь пошагал следом. Он свернул в первую попавшуюся комнату. Это оказалась спальня.

Здравствуйте, любимая моя, Александра Николаевна!

Я безмерно скучаю по Вам, все время вспоминаю Ваши синие глаза. Здесь так не хватает мне Вашей ласки. Наверное, так не пристало говорить офицеру, да еще и в военное время, но это правда. Все, чего я хочу сейчас, это немного нежности. Завтра состоится суд, от исхода которого зависит моя судьба. Я думаю меня расстреляют. Я раньше и не думал о том, что смерть – это навсегда.

Низкий сводчатый потолок буквально нависал над людьми. Все вокруг заволокло сизым дымом. На огромном столе разложена карта, вокруг нее стоят офицеры гарнизона.

– Таким образом мы потеряем сначала участок фронта здесь, а после, господа, будет прорыв! Нам нужно оттянуть войска назад. Эта контратака была слишком самонадеянной. Мы не удержим такой участок. – Майор от инфантерии размахивал руками и брызгал слюной. Теперь, когда не было на совете бравого кавалерийского полковника он почувствовал себя много увереннее.

– Это глупо. Посмотрите, есть ряд укреплений, позволяющих сдерживать напор ландвера. Мы наладим линии снабжения, частично восстановим бастионы. Нам жизненно необходимо это пространство. Крепость пора ремонтировать. Я так понимаю, что по приказу коменданта уже подготовлены планы инженерных работ? – Начальник крепостной артиллерии посмотрел на инженера. Тот кивнул.

– Совершенно верно, все готово и нам действительно нужно это пространство. Работы предстоят, так сказать, грандиозные. – Он снял очки и принялся их остервенело протирать.

– Это все прекрасно, господа, а кто удержит эти позиции? Вот тут, посмотрите! Люди держатся словом Христовым! Мы не можем воевать без еды, не говоря уже о патронах! – тут спорить с майором было сложно. Дело в том, что всегда район этот был невероятно труден для перемещения. Река имело множество рукавов, все устилали болота, которые и зимой-то не всегда замерзали. Потому организовать снабжение было очень трудно. А после того как на этой территории знатно повоевали и пожгли все мосты. Кроме парома ближайшая переправа была километрах в двадцати выше по течению.

– Мы будем держать позиции. Все свободны господа. Начальник продовольственной службы, будьте добры, останьтесь.

Приказ коменданта оспаривать никто не решился. Майор только всплеснул руками и поспешил прочь. Андре пошел следом за ним.

После его возвращения к передовому дозору было решено прекратить рейд и возвращаться в тыл. Никто, конечно, прямо не усомнился в его словах, но какие-то смутные слухи и подозрения, видимо, витали по гарнизону крепости. Потому корнет все более оказывался в одиночестве. Даже комендант крепости перестал проявлять к нему свою благосклонность.

– Господин майор! – Тучная фигура развернулась высматривая говорившего.

– Что вам угодно, корнет?

– Правильно ли я понимаю, что ситуация отчаянная?

– Более чем, молодой человек. Я отъезжаю к своим людям, а вы меня задерживаете, вас привело ко мне что-то, кроме праздного любопытства? – корнет посмотрел в глаза майору. Он явно недооценивал того. В нем был какой-то стержень, какая-то честь, которая теперь велела ему отправится на передовую.

– Разрешите отбыть с вами, господин майор. – Они молча смотрели друг на друга.

– Будь по-вашему, собирайтесь.

Через пятнадцать минут они с сопровождением выехали за ворота крепости. Ехали молча, обстановка не способствовала ведению беседы. Вдали слышались разрывы снарядов. Немецкая артиллерия, отошедшая на новые позиции, снова поливала русские окопы свинцовым дождем. Возле парома их нагнал начальник продовольственной службы. Сухощавый, что не свойственно его должности, капитан. Он носил аккуратную бородку и усы.

– Господа, позвольте присоединиться. – майор и корнет удивленно посмотрели на капитана.

– Чего ради, позвольте спросить, вы отправляетесь на передовую? – капитан вздохнул и грустно улыбнулся.

– Меня сняли с должности до окончания расследования. Меня подозревают в хищениях. – такой откровенности никто не ожидал.

– Что же, думаю мы можем дальше двигаться вместе.

Разговор снова не клеился. Майор все время пыхтел и морщился. На лошади он сидел как на заборе. Капитан был погружен в свои невеселые мысли, корнет тоже не был настроен на ведение светских бесед. Казаки из сопровождения и вовсе держались от офицеров подальше, только тихонько переговаривались между собой.

Наконец они остановились на привал. Уже вечерело, и майор решил остановиться на ночевку. Теперь все трое сидели у костра, капитан помешивал что-то в котелке, обстановка становилась все менее напряженной. А когда горячая еда и немного коньяка из фляжки капитана попали в желудки к офицерам обстановка изменилась кардинально.

– Капитан, а у вас нет еще коньяку? – майор с надеждой взглянул на бывшего начальника продовольственной службы с надеждой.

– Да, еще две бутылки. – Он полез в сумку и вытащил оттуда бутылку коньяка с маркировкой драгунского полка. Майор расхохотался от такого зрелища.

– Как вас зовут?

– Игорь. – Капитан ошарашенно смотрел на маркировку, казалось он сам не понимает откуда эта бутылка в его сумке.

– По имени, так по имени, я Дмитрий, а корнет – Андре. Выпьем! – На майора напало какое-то лютое, истеричное веселье, судя по всему.

– Я много не пью, господа. – Андре попытался остановить капитана, который все лил и лил коньяк в его кружку.

– Брось, Андре, когда еще выпадет шанс хорошенько напиться на природе. Вон, даже карлушки поутихли. – Канонада, и вправду, уже давно не звучала.

Никто так и не понял, когда они начали напиваться. Напиваться зло, и безостановочно. Разговоры велись обо всеми как полагается дошли до политики, а после и до женщин.

– И что же, капитан, ты получается от жены ушел к любовнице? – Майор лежал на спине подложив седло под голову и задумчиво смотрел в небо.

– Да, вот точно так и сделал. А почему бы и нет. Она не любит меня, да и не красива. – Капитан пытался сесть, но неуклюже повалился на землю.

– Стало быть, если девушка некрасива, то тут уж все, не будет ей счастья? – корнет уже пять мину пытался налить себе еще коньяку.

– Что бы ты понимал в женщинах Андре. Все, что нужно, чтобы они были красивыми.

– Постой, то есть если родилась какая дама, которая красотой не блещет, то ей можно сразу в петлю? – Майор резко сел и посмотрел на капитана.

– Как это родилась некрасивая? Мне казалось они все примерно одинаковые.

– Господи, корнет, да ты пьян в стельку! – Майор произнес это за секунду до того, как пухнуть на землю, после неудачной попытки встать на ноги.

– На самом деле, мне иногда кажется, что вообще не имеет значения какая она. Понимаете, что красивая или нет это все детали. Вот будто бы связана красота женская с душой. Чем чище и красивее ее душа, тем и сама она будет красивее.

– Капитан, это все патетика. Я вот люблю полненьких. – Майор прекратил бесплотные попытки встать на ноги.

– А я нет. Это вообще к чему сказано было?

– Какая разница! Корнет, у тебя женщины были? – Корнет отчего-то вздрогнул, выронил кружку, схватился за саблю и повалился на бок.

– Вас это не касается, господин майор!

– Да брось ты. Я же вижу ты молодой совсем. А уже пол жизни на войне провел. Где бы тебе успеть-то. Нет, правда, скажи Андре. Как же амур и все такое? – Капитан и майор пристально смотрел на корнета.

– Нет, не было у меня женщин. Я знаете ли более важными делами занят был. – Голос его звучал как-то глухо и обиженно.

– Брось, это какими же? Японцев рубил?

– А если и так, то что!? – теперь голос его был больше похож на рычание.

– Полегче, Андре, успокойся, чего ты взъелся-то? Ну не было у тебя женщин, да и черт с ними, не любил никого никогда, да и не надо, делов-то. Что с этих женщин, сегодня одного любят, завтра другого. – майор сумел-таки встать на ноги и подошел к костру. Протянул руки к огню и стал их греть.

– Да Андре, не стоит игра свеч. Все эти дела сердечные ерунда, в общем-то. – Капитан тоже встал у костра и переглянулся с майором. Тот заговорщически улыбнулся.

– Что, все так плохо? – корнет сидел обхватив колен руками и смотрел в землю.

– Конечно! Ты большой счастливчик, если не успел ввязаться во все эти дела!

– А мне, честно говоря всегда хотелось, попробовать, что ли. – Майор указал капитану на бутылку коньяка, тот молча кивнул, нетвердыми шагами подошел к ней, потом двинулся к Андре.

– Брось, скажу тебе как отец семейства, нечего там пробовать. Пять минут сомнительной возни, вот и вся любовь! – Игорь ем временем налил полную кружку коньяка и вложил ее в руку корнету. Тот зажмурился, выдохнул и осушил ее. Капитан крякнул от удивления.

– Да я не про то. Я про то странное чувство, которое не можешь контролировать. Когда делаешь глупости и просто хочешь быть рядом с нею. Оно сильнее человека и удержать его невозможно, совсем никак. – Наконец он опрокинулся на землю и захрапел.

– Ничего, паренек, скоро научишься. Научишься и любовь сдерживать и врать отменно. Капитан, давай его уложим, да и самим уж спать пора.

На рассвете они выдвинулись в путь. Как и положена настоящим офицерам похмелье свое они никак не показывали. Хотя терзало оно их нещадно. К передовым позициям они прибыли изрядно помятыми, мучимыми жаждой и алчущими отдыха.

Но ситуация к отдыху не располагала. Со снабжением дела обстояли действительно плохо. Майор сразу же отправился инспектировать позиции, корнет и капитан поплелись следом. Все выглядело до невозможного отвратно. Патронов не хватало, горячей еды не видели уже давно. Замет потеплело и снег подтаял, потому в окопах скапливалась отвратительная жижа. Сапоги промокали через десять минут, а потому сушить их было бесполезно. С вечно мокрыми ногами, уставшие и в большинстве своем больные солдаты упорно обороняли вверенный им участок фронта. Но скоро нечем станет стрелять.

Следом за майором шагал какой-то военный укутанный в тулуп, потому знаков различия корнет не видел. Он все время надрывно кашлял и давал какие-то пояснения.

– Корнет, ко мне! – Андрей подскочил к майору.

– Господин майор, корнет Тирер по вашему приказу прибыл!

– Идите отдыхайте, ночью пойдете в разведку. Я помню вы говорили, что во время русско-японской войны выполняли подобные поручения, думаю и тут справитесь.

– Есть! – Андре отсалютовал, развернулся на каблуках и пошагал куда-то.

– Стой, оглашенный! Тебе в ту сторону! Расположение там! – Майор улыбнулся и указал куда-то рукой.

– Есть! – корнет невозмутимо изменил направление.

– Я, пожалуй, с ним пойду в разведку, терять мне нечего. – капитан не дожидаясь разрешения пошагал следом за товарищем.

До самой ночи они бессовестно дрыхли. Провалились в зыбучее небытие. И только когда ночной холод окончательно сковал фронт проснулся корнет. Он резко сел на койке, потер лицо и осмотрелся. Рядом, уткнувшись лицом в скатанную шинель лежал капитан. Андре ткнул его рукой, тот завозился и продрал глаза. Товарищи стали хаотично перемещаться по блиндажу, пить, одеваться и шмыгать носами. Не прошло и минуты как явился вестовой, сообщил о том, что их ждет майор и удалился.

– Корнет, ходят слухи, что вы собираете письма. И мол непременно тот, кто вам передаст письмо погибает.

– Так и есть.

– Держите-ка, может развеем этот глупый миф. Только мне интересно вот что, а если в этой разведке вы погибните, что станет с письмами? – Корнет задумался на миг, открыл дверь, выглянул на улицу, посмотрел на небо.

– Нет, сегодня не помру. – Капитан опешил.

– Это с чего, голубчик, вы так решили?

– Империя на месте, Император на троне, с немцами воюем. Все как всегда, с чего бы я сегодня умер? – он посмотрел на капитана совершенно серьезно.

– Какая забавная чушь, что же, пойдемте.

Они вышли из блиндажа и направились за вестовым, который все это время терпеливо ожидал их снаружи. Ночью подморозило и слякоть покрылась хрупкой корочкой льда.

– Плохо, лучше бы грязь была. – капитан не ответил, он смотрел на небо. Луну скрывали тучи и это не могло не радовать.

Наконец они пришли к большой палатке, внутри, видимо, находился майор. Капитан вошел первым, следом в тепло нырнул корнет.

Палатка оказалась просторной и без излишеств. В центре стол с картой, это уж так повелось. Койки не было, спал майор на полу, подложив под себя попону.

– Итак господа, думаю особые инструкции вам не нужны. Вы оба воины опытные. Единственное, чем могу вам помочь, так это пометить наиболее благоприятный маршрут. Посмотрите сюда. Вот тут в двух местах разрушена линия колючей проволоки, вот тут все перерыто артиллерией, множество воронок, что способствует скрытому передвижению. Но как по мне, так оттуда вас ждать и будут.

– А вот это что? – Корнет ткнул пальцем в неясные каракули на карте.

– Не могу сказать точно, карта досталась от предшественника, а тот был весьма неаккуратен в подобных делах. Мне кажется там был секрет, но не могу быть уверен.

– Предлагаю такой маршрут. – Капитан отметил карандашом аккуратную линию.

– Весьма умно, господин капитан, весьма умно. – корнет покивал головой.

– Важно узнать, что за перемещения производились на правом фланге. Наша разведка, буде такая имеется, ничего не сообщала. Все самим делать приходится. Что скажете, сумеете языка взять? – Майор посмотрел на разведчиков. Капитан задумчиво потирал подбородок. Корнет вытащил из футляра бинокль и что-то в нем починял.

– Сколько у нас есть времени? Мне бы четверо, может пятеро суток, тогда вытрясу из языка все, что душе угодно.

– Помилуйте, голубчик, что делать в разведке пятеро суток? – капитан казался весьма озабоченным.

– Я научился у самураев одному трюку. Хочу попробовать. Вы не против?

– Скорее против, чем нет, через пять-то дней какие данные будут актуальными? Может прибегнем к более традиционным методам? – Корнет вздохнул, убрал бинокль в футляр и кивнул.

– Ваша правда. Тогда пойдемте переодеваться, не в шинелях же пойдем. Нужно раздобыть кинжалы.

За полчаса они переоделись и вышли на передовую. Тучи по-прежнему плотно затягивали небо, лунный свет сквозь них не пробивался. Они перелезли через бруствер и поползли по полю. Через сто метров разведчики так измазались в грязи, что отличить их от комка грязи не смог бы даже опытный геолог. Они миновали разрыв в колючей проволоке и забрались в глубокую воронку, для того, чтобы понять куда им дальше следует двигаться, когда вдруг ночную тишину прорезал противный звон. Кто-то зацепил сигнальную ловушку возле колючей проволоки. Затрещали пулеметы, послышался лай собак и крики офицеров. Разведчикам ничего не оставалось, кроме как опуститься на дно воронки и ждать. Тревога утихла спустя час, но было совершенно ясно, что этой ночью все посты будут намного бдительнее, чем когда-либо.

– Возвращаемся? Много шуму было.

– Нет, сейчас самое время. Я так понимаю это был немецкий лазутчик, а значит они не ждут от нас сюрприза.

– Брось, сейчас все посты будут вглядываться в темноту в три раза тщательнее в поисках лазутчика. В такие моменты просыпается отчаянная ретивость, половина ландвера сейчас мечтает поймать врага и получить за него награду. – капитан выкопал ямку, сунул в нее голову с папиросой, накрылся плащом и закурил.

– И мы им дадим такую возможность. Вы говорите по-немецки?

– Нет, а что вы задумали? – Корнет похлопал рукой по сумке.

– У меня тут комплект немецкой формы, офицерской. Она вам маловата будет, да и по-немецки вы не говорите. Я оденусь офицером, а вы будете пойманным лазутчиком. Что скажете? – капитан даже про папиросу забыл.

– Да вы с ума сошли! Что за маскарад! Вас раскусят, нет, нас раскусят!

– Да вас-то чего раскусывать? Вам даже делать ничего не надо. – Корнет встал в полный рост, благо глубина воронки позволяла сделать это не рискуя быть обнаруженным и стал переодеваться.

– Постойте, да что же вы делаете! – капитан засуетился, потушил папиросу и стал зачем-то лихорадочно оглядываться. Корнет тем временем уже надевал фуражку.

– Скажите, вы правда расхищали имущество армии?

– Что? Это тут при чем? – Капитан замер и непонимающими глазами уставился на Андре.

– Это ваш шанс искупить вину. – Андрей ударил наотмашь. Капитан осел и утих. Новоиспеченный немецкий офицер схватил пленного лазутчика за шкирку и выволок из воронки.

– Постойте, Господи, что же вы творите! Так нельзя, я же свой, русский! – он почти не сопротивлялся, просто волочился по земле и жалко сучил ногами.

– Себе этот вопрос задайте! А разве можно у своих воровать? Они же русские, они на фронте за вас дерутся. – корнет беззлобно ударил своего пленника по лицу, потом еще раз, когда наконец разбил нос удовлетворенно кивнул и пошагал дальше. Поднял руку и что-то прокричал по-немецки.

– Остановитесь, прошу вас! Да я виноват, я все понял, я больше никогда, слышите никогда так не поступлю.

– Будьте уверены, так оно и будет. – К ним уже бежали немецкие солдаты.

– Простите меня. – капитан затих, потом тихо заскулил.

– Господь простит.

К ним подскочили несколько солдат и офицер. Корнет отсалютовал, протянул офицеру документы, благо взглянули на них лишь мельком, и стал что-то объяснять показывая на своего пленного. Пнул его ногой и засмеялся, другой офицер от души расхохотался, развернулся и пошел к окопу, Андре двинулся следом. Капитана подняли с земли поволокли куда-то.

– Будь ты проклят, Иуда! Гори в аду, тварь… – его крики оборвал удар приклада.

Андре нагнал немецкого офицера, тот улыбнулся ему.

– Так с какого вы подразделения?

– Пятый пехотный полк. – Они спрыгнули в окоп и теперь, видимо, направлялись к блиндажу.

– А как же вы сюда попали?

– Если честно, то очень уж хотелось награду, понимаете. – корнет скромно потупился и вздохнул.

– Тут нечего стесняться, молодой человек! Конечно, вы поступили плохо, покинув расположение вашей части, но победителей не судят! Вас ждет большое будущее в армии. Сейчас мы напишем отчет, к своему рапорту я приложу ваш и будьте уверены, награда найдет своего героя! – Он дружески толкнул корнета в бок. Они вошли в блиндаж. Часовой отсалютовал им и покинул помещение.

Андре осмотрелся и сразу увидел то, что его интересовало. Бутылка спиртного. Немец сразу же сел писать рапорт, Андре последовал его примеру. Он быстро написал какую-то нескладную версию происходящего, и положил ее перед офицером. Тот, как и подобает дотошному бюргеру, принялся изучать писульки на предмет ошибок или еще каких оплошностей. Корнет встал и заходил кругами по блиндажу.

– Так не терпится получить награду? Ах эта молодость. – Андрей добился того, чего хотел. На него перестали обращать внимание. Он подошел к полке, взял бутылку, после чего развернулся и ударил немца ногой в голову. От пинка тот приложился о стену и сполз на пол. Корнет обильно полил его спиртным, стараясь как можно больше залить в глотку, быстро сложил в сумку все документы, что нашел в помещении, и приоткрыл дверь. На него сразу же уставился часовой. Он поманил его пальцем, будто желая сказать что-то на ухо, тот послушно наклонился. Андрей схватил его за шею и потянул на себя, в другой руке он сжимал кинжал. Часовой умер быстро. Корнет оттащил его в угол, связал офицеру руки и накинул на плечи шинель. Привел того в чувства. Благо тот оказался военным бывалым и кричать не стал.

– Я все сделаю, я все понимаю.

Они вышли из блиндажа, закрыли за собой дверь, перелезли через бруствер и поползли в сторону русских окопов.

– Молодой человек, зачем вы меня облили вином? – они уже переползли через колючку.

– У меня был план, но обстоятельства изменились. – Он посмотрел на пленника, тот посмотрел на небо и покачал головой.

Здравствуйте, любимая моя, Александра Николаевна!

Я безмерно скучаю по Вам, все время вспоминаю Ваши синие глаза. Здесь так не хватает мне Вашей ласки. Наверное, так не пристало говорить офицеру, да еще и в военное время, но это правда. Все, чего я хочу сейчас, это немного нежности. Завтра состоится суд, от исхода которого зависит моя судьба. Я думаю меня расстреляют. Я раньше и не думал о том, что смерть – это навсегда.

Я никогда так же не думал, что стану вором. Понимаете, начиналось все так безобидно, и я уж сам не понял, как проворовался. Но поверьте мне, это все для вас! Для чего мне деньги, много ли мне надо? Только ваша улыбка. И поэтому я добывал деньги как мог.

Но это все неправда. Я понял вдруг сегодня, Александра Николаевна, что глупость это. Любите вы не за деньги и не за роскошь. Вы светлы и чисты настолько, что просто любите, а мне от этого страшно! Ибо не умею я ничем вас привлечь кроме проклятых денег, и не знаю, как вас удержать.

Всю свою жизнь мне казалось, что женщинам деньги нужны, а вышло так, что не вам они нужны, а мне. Чтоб себя уверенным чувствовать, нужным. Потому как иначе выходит, что и любить меня не за что. А, впрочем, так оно и есть, не за что меня любить. Вор я обычный и подлец!

Простите меня Александра Николаевна за все, за глупость мою и страх постоянный. Не любил себя, думал вас любил, а нет. Себя не любя как мог я вас любить. За все простите меня, только сейчас могу сказать, что люблю вас.

Прощайте.

Настя дочитала письмо тридцать первый раз и прислушалась – тихо. Девушка тихонько открыла дверь и вышла из ванной. Похоже, незваный гость удалился. Но всюду можно было заметить следы его присутствия. Все квартира была буквально перерыта, все полки, шкафы и стеллажи. Все вверх дном. Поначалу Настя подумала, что человек в черной шинели искал драгоценности, но когда увидела нетронутую золотую цепочку, то совсем потеряла смысл происходящего.

7

Бывший капитан, а ныне майор Сеченов сидел в своем кабинете. Не смотря ни на что жизнь продолжала преподносить подарки. Шутка ли – за месяц от старлея до майора. А главное, что теперь он личный адъютант начальника политического отдела. Капитан встал с кресла и подошел к окну. На улице давно стемнело и поэтому он мог наблюдать свое отражение в стекле. Суровое, но красивое лицо, мощные скулы и черная повязка на левом глазу. Он не помнил, что произошло, но знал одно, проклятый пацан отнял у него глаз, и он заплатит за это. Тогда, после нападения он едва не отдал душу богу, в которого вдруг уверовал. А мать погибла, в голову, в упор, не дал ни малейшего шанса. Паренек действительно умер в больнице. Он сам видел тело, но факт оставался фактом. В него стрелял тот же самый пацан, а точнее другой. Видимо их было двое, что несколько проясняло переменчивость поведения. Его искали две недели, перерыли весь город и ничего. Как сквозь землю провалился. Майор уже отчаялся, но вот судьба преподнесла очередной подарок. От милиции пришло заявление, написанное какой-то девчонкой, о весьма странном ограблении. Грабитель ничего не взял, а главное, он принес письмо. Миша посмотрел на часы, уже скорее раннее утро, чем поздняя ночь. В дверь кабинета постучали.

– Войдите! – Майор не стал оборачиваться, так и стоял глядя в окно. Если стучатся, значит не начальство, можно и не поворачиваться.

– Товарищ Майор, вот материалы допроса потерпевшей, к ним же приложено описание грабителя. Разрешите идти?

– Свободны. – Миша подождал пока закроется дверь и с нетерпением подскочил к папке с документами. Быстро просмотрел содержимое, улыбнулся. Ошибки быть не может, тот самый пацан! Майор подошел к телефону, набрал номер и стал ждать. На том конце кто-то взял трубку и отрапортовал.

– Женя, зайди ко мне и сразу подготовь троих оперативников.

– Есть, товарищ майор.

Миша положил трубку и присел на край стола. Он не знал выйдет ли из его плана хоть что-то толковое, но другого просто не было. Он не стал рассылать ориентировки и усиливать патрули. Если хитрый бес ушел один раз – то уйдет и второй, а там уж кто знает, вернется ли. Нет, теперь все будет по-другому. Пусть гуляет, до поры до времени. В дверь постучали.

– Входи!

– Товарищ майор, старший лейтенант Смирнов по вашему приказу прибыл! – Высокий широкоплечий блондин вытянулся по струнке. Самый уголок губ Миши тронула легкая улыбка.

– Прекрати паясничать, садись.

Старший лейтенант улыбнулся и сел на предложенный стул.

– Я так понимаю, твой пацаненок объявился?

– Да, а действовать будем так. В этом пакете подробно прописан план действий. Троих оперативников сажай на квартиру прямо сейчас. Далеко не факт, что он там появится, мы можем только надеяться. Еще четверо и ты, в общем у вас сложная задача. Нужно привлечь милицию, но так, чтобы шум не поднялся. Понимаешь?

– Конечно, сделаем в лучшем виде. А как найдем сразу брать или на хвост падать? – старший лейтенант несколько поскучнел, видимо, надеялся на более интересную задачу.

– Брать только по моему приказу. Брать только с самыми проверенными людьми, не теми, которые дело хорошо делают, а которые языком трепать не умеют. Я лично буду курировать задержание. – Собеседник майора на миг приподнял брови, то, что нужны полностью «свои» люди, говорило только об одном – политический отдел будет принимать участие в сведении личных счетов.

– Есть, товарищ майор, разрешите идти? – Миша уже углубился в чтение материалов допроса, потому просто махнул рукой.

Человек в черной шинели быстро шагал по грязному переулку. Вдруг остановился возле двери, ведущей, судя по всему, в подвальное помещение. Немного постоял, потом стал осматриваться. Наконец его взгляд зацепился за груду пустых коробок. Он подошел к ней, поднял одну из коробок, положил в нее свою сумку, после чего вернул коробку на место. Паренек расстегнул шинель и потянул ручку двери. За ней оказалось грязное, едва освещенное помещение. Сизый табачный дым стоял буквально стеной. Пахло спиртом и сыростью. Народу было много, даже слишком много для такого помещения, но на вошедшего никто не обратил внимания.

Паренек пошагал к виднеющемуся у противоположной стены прилавку. За прилавком стоял толстый мужик с сальными волосами. Его нос, казалось, проводил ярко выраженную политику экспансии, в результате которой он занимал добрую половину лица.

– Тебе чего, шпана?

– Малюту ищу. – Толстяк задумался.

– Малюту Лысого?

– Нет, Скуратова.

– Такого не знаю. – Паренек оторопел, толстяк даже не понял шутки.

– Да лысого, лысого, тут он?

– Лысый тут, так и говори в следующий раз зачем пришел, а то кидаешься погонялами какими-то! Скуратов еще на мою голову. Вон в том углу сидит. – Мужик смачно сплюнул себе под ноги.

Паренек пошел в указанном направлении. У стены, рядом с прикрученной к стене столиком-полкой, стояли три коренастых мужичка. Лысым был только один, соответственно он и был Малютой. Пацан снял шинель и взял ее в правую руку.

– Малюта! – жертва обернулась на окрик. Паренек кинул ему шинель, тот автоматически поймал, поймал руками, а животом поймал тяжелый окованный сапог, в результате чего сложился пополам и свалился под стол. Надо отдать должное его собутыльникам, они смело вступились за друга. Вдвоем, против паренька. Тот, что повыше сделал неуклюжий взмах правой рукой, пацан поднырнул под руку и не глядя ударил в кадык, а сам оказался вне досягаемости для второго противника. Тот на миг растерялся, глядя на покрасневшего и хрипящего товарища. Эту секундную слабость и использовал его противник, он снова ударил ногой, но на этот раз в голову. Такого удара не выдержал бы никто.

Гул голосов утих, все с интересом наблюдали за разворачивающейся картиной. Малюта же оказался крепче, чем можно предположить. Он ловким кувырком откатился в сторону и вскочил на ноги. Судя по всему, удар не оказал должного воздействия. В правой руке Малюта держал нож, хороший боевой нож, с удобной рукоятью, хорошей гардой и весьма острым лезвием.

– Лысый, не дури, я тебя наизнанку выверну. – Малюта никак не среагировал. Паренек встал в стойку. Похоже это действительно опасный противник.

Они стояли напротив друг друга какое-то время, потом лысый сделал пару пробных выпадов. Пацан отступил назад, потом еще и еще. Наконец его противник решился и рванул в стремительное наступление. Это и стало ошибкой, на втором шаге его подвела правая нога, именно та нога в которую вонзился метательный нож. Паренек подскочил к Малюте, выбил у него нож, двумя руками ударил по ушам, потом в нос и со всей силы пнул в пах. Лысый не мог даже стонать.

Зеваки поняли, что ничего интересного больше не произойдет и потеряли интерес к происходящему. Паренек привалил свою жертву к стенке и потянул за нижнюю губу. В глазах у того сначала появилась искра разума, а потом и пламя боли.

– Орден где? Я знаю, что у тебя, вопрос только где!

– Я его продал, продал. Коллекционеру одному! – паренек чуть ослабил хватку.

– Адрес?

– Большая Семеновская 12.

– Вот и молодец, пойдем на улицу. – Они так и шли к выходу. Паренек буквально тащил за собой Малюту, тащил за губу. А в другой руке он нес шинель. Они вышли в загаженный переулок.

– К стене! – Малюта привалился спиной к стене и непонимающе посмотрел в глаза своему противнику.

– Чего тебе еще-то? Все уж, наказал меня, неделю толком ходить не смогу. – Глаза его округлились, когда паренек достал пистолет и направил его на свою жертву.

– Нет, еще не наказал. Теперь ты ответишь сполна. Вспомни Берлин, сорок пятый год. Кто из вас убил старика в его же доме? В целом мне не интересно, я перебью всех. – Малюта удивленно уставился на пацана.

– Погоди, погоди не… – Раздался выстрел, голова Малюты не выдержала выстрела и раскололась. Всю стену за ним забрызгало кровью. Паренек надел шинель, забрал сумку и быстро зашагал по переулку.

8

Человек в черной шинели стоял напротив старого, полусгоревшего дома. Как рассказали прохожие, в нем никто не живет, кроме одного человека. Какая-то безумная старуха жила в давно покинутом здании. Нету газа, электричества и воды, но она по-прежнему не хотела покидать это место. Место, прослывшее недобрым даже среди воинствующих атеистов, к которым принадлежало большинство местного населения. Алина Вайцмюллер, она-то ему и нужна.

Паренек докурил, затоптал окурок и пошагал к подъезду. Странно, но внутри не пахло сыростью, только гарью. Да и то, не слишком навязчиво. Паренек стал подниматься по почерневшей, закопченной лестнице. На четвертом этаже он остановился перед запертой дверью. На полу, перед ней, лежал коврик, казалось, что ничего не произошло. Дом этот не горел когда-то, жильцы его не покинули и вообще, все прекрасно.

Паренек подошел к заколоченному окну и посмотрел в щелку. Из окна было видно, как раз то место, где он стоял пять минут назад. Бетонный забор, тротуар и тополь. Ничего, совершенно ничего примечательного, но возле тополя сидел какой-то мужчина и чинил велосипед. Похоже соскочила цепь. Человек в черной шинели стал внимательно изучать горе-велосипедиста. Какие-то сумки подвешены на руле, видимо продукты, Залысина, глуповатого вида очки, куртка и светлые брюки, ничего особого. Мужчина все возился с цепью, руки он давно измазал маслом, его было очень много, но результата так и не добился. Что-то не так, что-то вызывало у паренька чувство смутной тревоги. Он сделал в памяти заметку и снова подошел к двери.

Постучал и стал ждать. Спустя пять минут постучал еще раз, снова стал ждать. Прошло не меньше двадцати минут прежде чем из-за двери донесся голос хозяйки: «Уходите, я никого не жду».

– Я принес письмо из Осовца. – Долгая мучительная тишина последовала за этой репликой.

– Кому?

– Алине Вайцмюллер. – послышался лязг отодвигаемого засова.

Паренек мог прикинуть возраст хозяйки, лет восемьдесят. Но выглядела она прекрасно, не больше чем на пятьдесят. Седоволосая, стройная женщина с приятным лицом.

– Вы хотите сказать, что этому письму больше сорока лет?

– Да, мадам.

– Как вы нашли меня? – женщина с интересом смотрела на гостя.

– Это моя работа, разрешите войти, я очень устал.

– Не думаю, молодой человек, дайте письмо и уходите. – парень посмотрел в глаза старухе. Они секунду боролись взглядами, старуха сдалась.

– Налью вам чаю.

Она впустила паренька в темный коридор. Закрыла за ним дверь и пошла куда-то по коридору. Гость послушно поплелся следом. Они дошли до конца коридора и свернули вправо, оказавшись на кухне. Старуха сразу же поставила на стол чашку и налила в нее заварку. Потом налила кипятку. Поставила на стол варенье и сахар. В голове паренька крутился только один вопрос, откуда в обесточенной и лишенной газа квартире взялся кипяток. Не на костре же она его грела.

– Вот возьмите. – он протянул письмо старухе. Та покрутила его в руках и снова пристально посмотрела на гостя.

– Лучше вы.

Паренек кивнул и развернул сложенный несколько раз лист. Лист был полностью исписан, аккуратные строчки заполняли все его пространство, но главное, письмо было на немецком языке.

Алина, это мое последнее письмо. Все кончится сегодня в полночь. Проклятый корнет что-то подозревает. Прости меня, я не справился. Но я надеюсь ты продолжишь мое дело и все-таки сможешь добиться результата. Я рад, что эта история, так или иначе, заканчивается.

Андре сидел возле пулемета и вглядывался в темноту. Все пространство перед ним, что можно было увидеть под светом луны, покрывали рытвины и воронки, порушенные проволочные заграждения и трупы. Совсем распогодилось и теперь трупы лежали в грязных лужах источая ужасный смрад. От него кружилась голова, возникали рвотные позывы, а если находиться неподалеку от них долго, то будто бы клонило в сон.

– Господин корнет! – Андре вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Лешка.

– Дьявольски тихо ты ходишь, Леша! – Друзья пожали руки, повисла неловкая тишина.

– У меня приказ от командования.

– Выкинь его, толку от этих бумажек. – Алексей озадаченно взглянул на корнета.

– Чего это вы?

– Да так, шучу. Плохи дела тут, на передовой, а в крепости как?

– Тяжко, строим по ночам, а днем от бомбежки прячемся. Не помню, когда я спал. Там тяжко, но люди держатся. – Выглядел он плохо. Впалые щеки с проступившей щетиной, ужасные мешки под глазами и трясущиеся руки.

– Что, совсем не спите? – Андре покосился на друга.

– Отчего же, к бомбежке привыкли уже. Днем часа четыре удается поспать.

– Почему тогда такой замученный?

– Устал я, господин корнет, очень устал. День за днем одно и то же. Даже погода не меняется, понимаете. Весь день, как крыса по норам прячешься, ночью в темноте, как вор какой, каменюки таскаешь. А эта сволочь все стреляет и стреляет, сил никаких уж нету. Вчера совсем худо стало.

– Еще хуже? И что, позволь спросить, произошло?

– Говорят какие-то новые пушки немцы пригнали. Четыреста двадцать миллиметров. Здания в труху превращают. Ужасно выглядит. Выдел прямое попадание в капонир. Тот сложился, как кукольный домик. – Алексей поежился, то ли от ветра, то ли от неприятных воспоминаний.

– Значит большие берты привезли. Если одна батарея, то получается две таких красотки по крепости работают. Знать бы где они стоят, если повезет, то те пушки, которые я в крепость доставлял, должны достать до их позиций. Вот это был бы конфуз, вот это была бы сенсация. Только представь. Один выстрел такой пушки в Льеже заставил гарнизон капитулировать, а там крепость не чета нашей. По последнему слову фортификационной науки построена. Нам бы размолотить хоть одну из всех, так бы карлушкам нос утерли. – Андре мечтательно прикрыл глаза.

– Вы, господин корнет, с командованием одинаково мыслите. Сегодня здесь состоится рандеву. Придет наш разведчик через линию фронта, принесет данные по расположению их артиллерии.

– Прекрасно, Лешка, просто прекрасно! А ты это откуда знаешь? – Корнет лег на спину и подложил сумку под голову.

– Слушок прошел по крепости.

– Как всегда, чем секретнее данные, тем больше народу их знает. Тебя-то к нам как занесло?

– Попросил о переводе, не могу я больше в крепости. Ей богу не могу, будто строитель какой, а не солдат! – Лешка тоже лег на спину и, заложив руки за голову, стал смотреть в небо.

– Из армии уйти не думал еще?

– Думал, кончится эта оборона и уйду сразу. Конца войны даже ждать не буду. Хватит, сыт я по горло.

– Вот так возьмешь и уйдешь? Кто же тебя во время войны отпустит? Дурак ты Лешка.

– Не отпустят так сам уйду. Вы бы на холодном-то не лежали, потом мало ли каким боком откликнется, может и детей не будет. – Алексей приподнялся и красноречиво посмотрел на корнета.

– А может и не надо, детей-то? Тебя к какому подразделению приставили?

– Не знаю, сказали катись к своему корнету, он вольноопределяющийся, и ты туда же.

– Ясно. Так ты мне скажи, где тебя сабельному бою учили?

– Да как где, то тут, то там вот и нахватался. – Корнет сел и посмотрел на друга, задумчиво покачал головой.

– Хорошо нахватался, очень хорошо, талант у тебя.

– А вы господин корнет, скажите, что случилось с тем полковником? – Алексей посмотрел прямо в глаза корнету. Взгляд его был на удивление жесткий и цепкий. Корнет выдержал этот напор, ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Он умер. – Леша растянул рот в дьявольской улыбке.

– Лучше и не скажешь, что будем в вопросы играть?

– Давай сыграем. Моя очередь.

– Кто научил тебя биться на саблях? – корнет встал на ноги, потянулся, спрыгнул в окоп и привалился к эскарпу.

– Ганс Беккер. – Алексей спрыгнул следом за Андре и встал напротив, скрестив руки на груди.

– Хорошо, твоя очередь.

– Ты причастен к смерти полковника?

– Да. Ты жил в германии?

– Нет. Зачем ты убил своего же друга? – Долго, минут пять корнет молчал.

– Тут нет друзей. Особенно, когда твой друг готов тебя пристрелить. Я не буду вдаваться в подробности, но по-другому поступить я не мог. А вообще это к лучшему, то, что так вышло действительно к лучшему. У всех нас должна быть одна цель и только тогда мы можем воевать. Когда кто-то забывает о цели и начинает вести свою игру, все рушится. Это видно буквально по глазам. Вот ты, например. Ты работаешь не больше остальных, но устал значительно больше и дело тут вовсе не в твоих физических данных. Ты парень здоровый, но куда-то ведь все твои силы делись, так Алешка? – Корнет полез через бруствер, Алексей последовал его примеру.

– Это вопрос?

– Нет, вопрос такой: ты имеешь отношение к немцам? – Они стояли во весь рост перед окопом и смотрели в сторону немецких позиций.

– Да, но я не понимаю, что за ерунду ты несешь про усталость.

– Дай папиросу, у меня давно кончились. – Они взяли по папиросе и прикурили от одной спички.

– Это не чушь. Твоя ложь сжирает тебя. Твое внимание направлено на то, чтобы не быть обнаруженным, а на это уходит очень много сил. В какой-то момент, как по волшебству, ты начинаешь забирать силы и у товарищей. А так нельзя, тут война. – Корнет с блаженством затянулся, потом закашлялся.

– Тот еще бред! Начальника продовольственной службы ты тоже убил?

– Нет.

– Когда тебя завербовали?

– Десять лет назад. Сколько тебе лет?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, в обмен ты можешь не ответить на мой вопрос. – Ночную тишину разорвал звук выстрела. Собеседники мигом очутились в окопе.

– Опять этот снайпер, дьявол его забери!

– Тебе бы радоваться надо, ваш ведь снайпер-то. Ты вообще русский? – корнет снял сапог и вылил из него воду.

– Нет, чистокровный прусак. Настоящего Алексея давно доели волки. Ты думаешь, что доживешь до утра? – Их взгляды снова встретились, корнет невозмутимо надел сапог, тряхнул плечами, будто разогреваясь.

– Да, с чего бы мне сегодня умереть. – Алексей фыркнул.

– С того, что я, например, могу тебя пристрелить. А потом встретить вашего разведчика и его тоже пристрелить. И вам никогда не узнать где расположена наша артиллерия. Большие Берты разнесут эту крепостушку в клочья.

– Если бы ты мог меня пристрелить, так непременно сделал бы это. Но тебе известно, что я быстр и меток. Обмен пулями будет обоюдный, тебе это не на руку. Предлагаю так: закуриваем и вылезаем из окопа. Там стоим в полный рост, а уж ваш снайпер решит, кому до утра жить. – Алексей задумался.

– Детские игры, тут не книжки про рыцарей, это жизнь!

– И поэтому ты предлагаешь сделать два трупа вместо одного? Я давно держу тебя на мушке, да и ты меня тоже. – Корнет растянул рот в невероятно отвратительной улыбке. Алексея передернуло.

– Будь по-твоему, держи, на всякий случай. – Алексей протянул Андре письмо. Тот молча взял его и убрал в нагрудный карман.

– Тогда и ты мое держи, все-таки есть шанс, что пристрелят меня, пусть и мизерный.

– Самонадеянный пацан!

– Ладно, пошли, предлагаю отойти на двадцать пять шагов от окопа, чтобы не было соблазна прыгнуть обратно или чтобы не суметь доползти, будучи раненым. – Корнет посмотрел на соперника ища поддержки.

– Да, хорошая идея, полезли. – Они выбрались из окопа и пошагали вперед. Андре шагал первым и считал шаги, наконец он остановился и улыбнулся.

– Вот и пришли, давай папиросу, хотя бы накуримся вдоволь. – Алексей протянул корнету папиросу, а вторую закурил сам.

– Глупо себя чувствую, какое-то мальчишество.

– А война, мой прусский друг, не мальчишество? Скажи, у тебя есть тут какой-то интерес кроме службы фатерлянду?

– Да, теперь, когда золото, которым платили за предательство, никому не принадлежит я бы очень хотел прибрать его к рукам. Но боюсь его перепрятали. – Раздался выстрел, Алексей зажмурился и задержал дыхание. Корнет захохотал.

– Да тебе никак страшно!? Бравый разведчик испугался?

– Прекрати этот цирк, всем страшно, ты должен был бы это понять. – У Алексея дрожали руки, он судорожно затягивался папиросой.

– Мне даже интересно, кому ты мог написать письмо, в германию я его не очень-то хочу везти. – Корнет задумчиво ковырял сапогом землю. Точнее лужу, в которой стоял.

– Не волнуйся, письмо отправить надо в Россию, да и тебе этого делать не придется. – Снова грянул выстрел, пуля клюнула бруствер далеко за спиной Алексея. Тот побелел и едва не упал.

– Страшно, прусак, и правильно. Знаешь почему мне не страшно? – Корнет улыбался, но как-то по злому.

– Почему же, дьявол тебя забери?

– Я сидел тут сутки. На этом участке фронта у вашего снайпера нет конкурентов. Поэтому он не меняет позицию, обленился. Я вычислил где он сидит. Прямо сейчас я в его слепой зоне, понимаешь, а для того, чтобы пристреляться ему нужно три выстрела. Мне не страшно, Алёшенька, нисколько не страшно. – Алексей взревел и на миг замешкался. Он не знал, что делать, стрелять в корнета или бежать прочь. В этот самый момент германская пуля пробила сердце верного слуги фатерлянда.

Корнет пошагал к окопу.

Алина, это мое последнее письмо. Все кончится сегодня в полночь. Проклятый корнет что-то подозревает. Прости меня, я не справился. Но я надеюсь ты продолжишь мое дело и все-таки сможешь добиться результата. Я рад, что эта история, так или иначе, заканчивается. Я очень устал, просто невероятно. Нет больше никаких сил. Двадцать четыре часа в сутки я должен думать о том, что говорю и делаю, должен помнить где и кому наврал. Мой мозг выстраивает миллионы схем. Я должен быть бдительным абсолютно всегда. Я мечтал о подобном задании, когда меня готовили, но все оказалось по-другому.

Бог мой, если бы ты знала, как боюсь я проболтаться во сне. Из-за этого страха я стал спать урывками. Каждые десять минут я просыпаюсь от одного и того же кошмара. Мне снится, что меня разоблачили.

И почему-то мне очень стыдно, понимаешь? Стыдно смотреть в глаза защитникам этой богом забытой крепости. Они честны и действительно любят свою родину. Невероятное самопожертвование каждый день и каждую минуту – вот их жизнь. Я однажды спросил у умирающего пулеметчика, зачем он бился до последнего, почему не отступил? Неужели надеялся на что-то, неужели верил, что его спасут. Он ответил, что надеяться уж давно позабыл, но позади его близкие. Говорил, что слышал их голоса прямо у себя за спиной, потому и не мог отступить.

Страшно тут и глупо. И стыда все больше во мне. Стыда и страха, кажется будто я стал слабым. Это все ерунда. Вот главное. Корнет знает где золото, добудь его, прошу тебя.

Вот такая судьба, не правда ли смешно, одна ночь и семь лет в разлуке. Любовь моя ничуть не утихла.

Прощай!

Старуха сидела на стуле и крутила в руке чайную ложечку.

– Я начинаю понимать, зачем вы пришли ко мне. Я клянусь вам, молодой человек, что ничего не знаю о золоте. Но мне кажется, что в ведомствах, подобных вашему клятвам не верят. Я знала, что за мной однажды придут, что кто-то придет, чтобы убрать старую шпионку. – Она положила ложечку на стол и подошла к подоконнику.

– Я не из ведомства и мне до вас никакого дела. Просто посидите пятнадцать минут у окошка и не оборачивайтесь, тогда все будет хорошо. – Паренек встал из-за стола и вышел из кухни. Старуха терпеливо ждала глядя в окно. Через пятнадцать минут о госте напоминал только ужасный беспорядок, буквально вся квартира перевернута.

9

Майор Сеченов еще раз перечитал отчет. Упустили поганца. Зашел в полусгоревший дом и больше не выходил. Теперь вся надежда на засаду. Сеченов устало вздохнул и поправил повязку. Он уже почти к ней привык.

– Товарищ майор, разрешите?

– Валяй, Женя. – в кабинет вошел человек в гражданском костюме.

– Я осмотрел этот дом. Оказывается, там живет какая-то старуха. Осмотрели квартиру, все вверх дном. Паренек там что-то искал. Дай нам часа три, может четыре, и мы ее растрясем.

– Времени на допросы у вас сколько угодно много, но, мне кажется, от нее мы ничего интересного не узнаем. – Майор достал папиросы и закурил.

– Скажи, адрес, на котором сидит засада, он верный? Паренек туда придет? – Женя устал ждать приглашения и сел на стул. Начальник никак не проявил недовольства.

– Адрес из его заметок, он туда письмо принесет. Ошибки нет, просто я не знаю в каком порядке доставляется эта несчастная корреспонденция. Все, иди ищи пацана, сотрудник твой как ребенок, ей богу. Потерял того, кто и не подозревал о слежке. – Майор даже поморщился.

– Не теряют тех, кто не подозревает. Пацан хвост увидел и ушел. Я думаю мы его найдем еще до ночи.

– Будем надеяться, все, свободен. – Сеченов потерял интерес к визитеру и углубился в отчет.

Человек в черной шинели стоял на крыше здания и смотрел на окна дома, расположенного напротив. Коллекционер, про которого говорил Малюта, оказался совсем не прост. Это был отставной полковник, но не совсем понятно, чего. Какое-то ведомство, причем плохое. Из тех, которые навсегда меняют людей. Денег на то, чтобы выкупить орден нет, а лезть на рожон к подобному человеку не хотелось. Но видимо придется. Пацан просидел на этой крыше восемнадцать часов и за это время полковник ни разу не отодвинул плотные шторы. Это значило, что меткий выстрел в окно не мог решить проблему.

Паренек вздохнул и пошел к двери, которая вела на чердак, стал спускаться по лестнице. Времени оставалось все меньше, а сделать надо по-прежнему очень много. Скоро снова вся милиция поднимется на уши, во второй раз ему не дадут уйти. Возможно за ним уже следят.

Погруженный в свои мысли он буквально налетел на какого-то мужчину, который поднимался по лестнице.

– Прошу прощения. – Он уже прошел мимо него, но одну деталь уловил четко. Мужчина очень растерялся и само по себе это не является чем-то из ряда вон выходящим. Но он дернул руку к бедру, так, будто там кобура с пистолетом. Паренек развернулся и метнул нож, тот вонзился ровно между лопаток. Его жертва зарычала и глупо выгибаясь стала пытаться вынуть нож, но тот расположился ровно в центре спины и достать его было трудно. Пацан подскочил к мужчине и сбил его с ног. Потом ударил по ушам, по затылку и по шее, бедолага утих.

Паренек вынул нож, перевернул тело и стал осматривать карманы и нашел то, чего не хотел найти. Удостоверение сотрудника политического отдела и пистолет. Паренек взвалил тело на плечи и почти побежал на чердак. Там положил пленника на пол, достал заблаговременно припасенную веревку из тайника, и принялся вязать узлы.

Когда тихий стон оповестил о том, что мужчина очнулся паренек стал тянуть веревку, перекинутую через балку под самым потолком. Пленник был вынужден встать на ноги, а потом и вытянуться в струнку, балансируя на самых кончиках пальцев. Если он перестанет это делать, то натяжение веревки усилится, и он задушит себя. Паренек закрепил веревку и подошел к своей жертве.

– Я знаю, поза очень неудобная, и стоять в ней очень тяжело. Но если будешь быстро отвечать на вопросы, то долго это не продлится. Судя по документам зовут тебя Геннадий. Так вот Гена, выкладывай все, что знаешь по делу, связанному со мной.

– Я ничего не знаю, мне просто приказали следить и все. – судя по голосу пленник еще не успел перепугаться и продолжал надеяться на что-то.

– Когда-то я провел в такой позе двое суток, но я не был ранен и вешу не в пример меньше твоего, понимаешь? Я просто уйду, предварительно заткнув тебе рот, а ты будешь бороться. Бороться с силой притяжения, что бесполезно. Ты устанешь, ослабеешь и задушишь сам себя. – На лице пленника отразилась лихорадочная работа мысли.

– Что ты хочешь знать?

– Вот так лучше, ты благоразумен, я немного ослаблю веревку, а ты пока рассказывай все, что придет в голову. Мне надо знать насколько глубоко я влип. – Паренек пошел к веревке.

– Очень глубоко. Судя по всему, у майора Сеченова к тебе личные счеты.

– Сеченов жив!? – пацан ошарашенно посмотрел на пленника.

– Да, дверной косяк, через который прошла пуля сменил ее траекторию движения и сильно погасил энергию. В общем только глаз вышибло. Он лично курирует дело. Пока все не так плохо, но потихоньку он подключает лучших из лучших, а главное верных. Тебя не будут судить. На квартире, в которую по его мнению ты явишься, тебя ждет засада. Три оперативника.

– Кто приносит им еду? – паренек так и не дошел до веревки.

– Никто, у них запас на месяц. Они оттуда не выходят. Им велено ждать тебя до победного. Отменить приказ может только Сеченов – лично. – Пленник умоляюще посмотрел на паренька. У Гены уже дрожали ноги, и веревка стала впиваться в шею. Паренек опомнился и чуть-чуть ослабил натяжение.

– Гражданские есть в квартире?

– Нет, их переселили пока.

– Адрес?

– Не знаю, мне никто не говорил.

– Ладно Гена, веревку я ослабил, теперь ты можешь часа три продержаться легко. Рот затыкать не буду, кричи, зови на помощь. Кто-нибудь придет и развяжет. Заодно посмотрим, есть ли в этой стране еще кто-то кто пойдет на призыв о помощи, а не побежит прочь. А вот это я тут положу. – Паренек кинул удостоверение сотрудника политического отдела и пистолет на пол, почти у самых ног пленника.

– Нет, нет, я же все сказал! Развяжи меня! – Человек в черной шинели быстро шагал к другому краю чердака. Там, в куче хлама, отрыл большую черную сумку, закинул ее на плечо и пошагал к выходу.

– Удачи Гена!

10

Человек в черной шинели стоял на лестничной клетке и курил. За окном шел дождь, он остервенело лупил по крышам, окнам, мостовой. Иногда ночь освещалась вспышками молний и в этих вспышках город казался мертвым. Паренек докурил, растоптал окурок и подошел к двери. Звонка не было, поэтому он стал стучать. Дверь открылась почти сразу. Перед ним показалась высокая стройная женщина.

– Вы хоть знаете, который час!? – Она гневно воззрилась на ночного гостя.

– У меня письмо для Ольги Шесински. – паренек встретился с ней взглядом, секунда борьбы и женщина стушевалась, сгорбилась.

– Да, она тут живет, давайте скорее.

– Я могу передать его только в руки.

– Но она спит, старая женщина все-таки. – Теперь хозяйка квартиры не казалась высокой, совсем наоборот, стала какой-то маленькой.

– Значит разбудите. Этому письму очень много лет и тот, кто его написал давно мертв, проявите каплю уважения. – Человек в черной шинели будто сверлил женщину взглядом, она поежилась.

– Хорошо, подождите здесь, пожалуйста. – Дверь закрылась.

Паренек снова закурил и подошел к окну, стал смотреть на улицу. Во вспышке молнии он увидел, как две тени метнулись через дорогу, или показалось? Послышался скрип открываемой двери.

– Молодой человек, проходите пожалуйста, только поскорее, мне не терпится прочесть это письмо, кажется я знаю, о чем идет речь. – Говорила это милого вида старушка. Выглядела она весьма энергично и как-то округло. Не было в ней ни одной резкой черты, будто она и есть сама плавность.

– Благодарю.

Они прошли на кухню, где уже ждала кружка горячего чаю и высокая стройная женщина.

– Это моя дочь, Елена. Выпейте чаю, наверняка устали. Я правильно понимаю, это письмо, про которое вы говорите, оно из Осовца? – паренек сел за стол и задумчиво покрутил в руках чайную ложку.

– Да, но откуда вы знаете?

– Мне никто никогда не писал писем, понимаете, только один человек! Это мой муж, а он погиб при обороне Осовецкой крепости. – Старушка села напротив паренька и мило ему улыбнулась.

– Что же, вы абсолютно правы. Вот держите, надо сказать было не просто вас найти. – Он протянул Ольге истрепанный конверт.

– Я честно говоря не понимаю, как вы это сделали! Я давно переехала, да и фамилию сменила. Правда, как вы это сделали?

– Пришлось походить по архивам и прочим ужасным местам. Прочтите его, пора бы.

Здравствуй Олечка!

Дела мои по-прежнему скверно, потому нет смысла описывать то же самое, что и в предыдущих письмах. Мы воюем как можем и, надо сказать у нас пока получается. По крайней мере у меня. Глупое письмо, на самом-то деле. Но это что-то вроде местной традиции. Есть тут один корнет, так все ему отдают последние письма, на тот случай если умрут. Сам корнет почему-то не умирает упорно, не смотря на все передряги, в которых оказывается.

Андре снова клонило в сон. Корнет встал и принялся расхаживать взад-вперед. Три месяца на передовой давали о себе знать. Мало сна, еды и тепла. Его железный организм, который никогда его не подводил, теперь начал сдавать. Он уже не высыпался за три часа, и не наедался половиной пайка. Быстрее стал замерзать и уставать в целом.

– Андре, черт бы вас побрал, вы опять тут? – по окопу в его сторону шагала какая-то фигура, которая перегораживала собою практически весь немалы проход. Андрей виновато улыбнулся и развел руками.

– Так и есть, господин майор.

– Вообще-то полковник! Брось, все свои. Похоже, что переубедить тебя все равно не удастся, да и бог с ним. Скажи мне, как тут обстановка? Я сомневаюсь в этих новичках. – Майор достал фляжку и протянул корнету.

– Поздравляю со званием! Так у них есть командиры, у них и спросите, я-то что? Корнет простой. – Андрей сделал долгий глоток.

– Прекрати паясничать. Ты уже давно легенда сосненской позиции! И тебя тут уважают все. Насколько знаю тебя всегда рады видеть, независимо от чинов. И надо сказать, что это идет на пользу этому участку фронта. Потери не в пример меньше, чем на других участках. Скажи мне в чем секрет? – Полковник забрал фляжку, поболтал немного, прислушиваясь и вылил в рот остатки коньяка.

– Нету тут секрета. Я просто связующее звено между сменяющимися подразделениями, между солдатами и офицерами. Да и опыт кое-какой есть. – Андре жадно смотрел на торчащий из кармана собеседника портсигар.

– Ха, какой-то! Да тут не сыщешь ветерана с опытом хоть в половину твоего! А если и есть такие, то уж давно выбили себе место в штабе и греют кости в тепле! Так, что, как новички? – Полковник, наконец, заметил просящий взгляд Андре и протянул тому открытый портсигар.

– Хорошо, они уже наслышаны о том, как надо себя вести, видимо пересеклись в крепости с ветеранами. Но ошибок много пока, хотя по-другому и не бывает. Как дела в крепости? – Собеседники закурили и на минуту замолкли, наслаждаясь табачным дымом.

– Хорошо, действительно хорошо. Не знаю, как сейчас, но месяц назад дела шли прекрасно. На сколько это вообще возможно на войне. помнишь, по крепости стреляли четырехсот двадцати миллиметровые орудия? Хотя откуда тебе помнить, ты все время тут. Так вот это было ужасно. Снаряды их разносили постройки целиком, просто бах и одни ошметки стен остаются. Еще хуже, когда с задержкой. В этом случае и стен не оставалось. Одна воронка. Огромные куски бастионов откалывались, по укреплениям шли ужасные трещины. Тогда всем было ясно, что это конец. Благо это продлилось очень недолго. Наша разведка, а оказывается она у нас есть, имела сведения о расположении Больших Берт. Лазутчик со сведениями, говорят, шел как раз через этот участок фронта. Те орудия Канне, что ты доставлял, куда дальнобойнее устаревших крепостных орудий. Артиллерийская дуэль, абсолютно неравная, заметь, стала для немцев полным провалом. Одна Берта уничтожена, что со второй стало я не знаю, но она молчит уже очень давно. Люди строят, все время строят. Кажется, что идет какая-то бесконечная стройка. Одни создают, другие рушат и так все время. Возник какой-то баланс, при котором ни туда и ни сюда. Но это выматывает. Люди отупели, будто скот к ночи идут каждый на свое место и молча принимаются за работу. Инженеры же, мне кажется, не спят вообще, стали бледные и какие-то высушенные. Ходят туда-сюда словно призраки. Здесь видно врага и постоянно идет борьба за жизнь, там врага не видно, только взрывы, только падающие прямо на голову снаряды. Кто-то сходит с ума, кто-то привыкает. Когда находишься там, ты не понимаешь, что происходит. То есть ты, конечно, знаешь, что тебя бомбят, есть враги и пушки и все просто. Но когда врага не видишь, это превращается в совершенное безумие. Хотя и тут так же. – Полковник пошел куда-то, видимо инспектировать позиции, корнет пошел следом.

– Порой тут так же. Тоже бомбят. Иногда атаки, следом контратаки и так до бесконечности. По ночам чиним заграждения из колючей проволоки. Ими уже все поле затянуто, а все мало.

– Я тебе вот, что скажу корнет. Пора взрослеть. Я знаю, сколько раз ты отказывался от званий, но пришла пора. Нужен ты, понимаешь. Всегда был нужен, а ты как ребенок и ответственность взять не хочешь, и в строю стоять отказываешься. Только головная боль от тебя. Будь ты уже мужиком. – полковник остановился и посмотрел на Андре.

– Я не могу, понимаете, не могу. – корнет замялся и как-то ссутулился.

– Почему же?

– Если честно, то не понимаю, как могу я отправлять на смерть людей. А вдруг я все сделаю не так и погибнут они из-за меня. Что тогда? Я не умею воевать.

– Чушь говоришь, погибнут они и без тебя, если хоть одного спасешь своим решением, то уже сгодишься. Никто не умеет воевать! Нас в академиях другому учили! Когда рисуешь атаку на карте, то не учитываешь оторванные руки и ноги, кишки, волочащиеся за ползущими солдатами и страх. Такой страх, что пошевелиться не можешь, даже вздохнуть! Никто не умеет корнет! – Полковник наклонился к самому лицу Андре и смотрел ему прямо в глаза.

– Кто меня будет слушать? Какой я командир? На вид пацан пацаном, как я могу командовать взрослыми мужиками? – Корнет посмотрел в глаза полковнику. У того заиграли желваки.

– Ты и вправду пацан, если такие мысли допускаешь! А когда пушки вез, почему об этом не думал? Сопляк, ты много рассуждаешь, а тут война, всем плевать, тут только поступки! Или принимаешь роту или я тебя сгною в атаках, будешь ходить в атаки пока не сдохнешь как псина паршивая. – Они еще долго смотрели друг-другу в глаза, наконец корнет вытянулся по струнке.

– Есть принять роту!

– Вот и славно. Будешь командовать восьмой ротой сто двадцать второго землянского полка. Если получится, то дам еще людей. Ах да, совсем забыл, так как ты в инфантерии то уж давно не корнет, а подпоручик. Новую форму получишь в крепости. Там же сейчас и твои люди. У тебя будет месяц чтобы доукомплектовать роту, потом на передовую полк перекинут. – Полковник ухмыльнулся и протянул Андрею портсигар.

– Я уже покурил, господин полковник.

– Дурень, это тебе подарок, со званием вас, господин капитан. Все, честь имею! – Полковник исполнил воинское приветствие и пошагал прочь. Новоиспеченный капитан рассматривал подарок. Серебряный портсигар с гравировкой. Капитану Андре Тиреру от верного друга на долгую память.

Он вернулся в крепость ночью, когда велись упомянутые полковником работы. Люди трудились, чувствовалось, что каждый знает свое место и действия давно стали привычными. В каком-то смысле возникло затишье. Бобр разлился, что сильно мешало противнику, фактически крепость стала неприступна, но надолго ли. Надо отдать должное коменданту крепости. Эту передышку он использовал здраво. Работы по восстановлению фортификаций велись обширные, помимо этого восстанавливались линии связи и налаживалось снабжение, рылись окопы и ставились проволочные заграждения. Игрушечная крепость – давнее прозвание Осовецкой крепости теперь не слишком соответствовало реальности. Она стала крепким орешком о который уже переломала зубы военная машина противника. Теперь же, с каждым днем скорлупа становилась прочнее.

Как выяснилось его уже ждали. Господин комендант срочно требовал его к себе на ковер. Он прошел знакомым маршрутом и остановился у двери. Рядом с ней стоял часовой, который едва заметно косился на капитана.

– Как у него настроение сегодня? – шепотом спросил он у солдата, тот вместо ответа закатил глаза к потолку и помотал головой.

Андре оправился, попытался привести потрепанную и грязную форму в порядок, вышло плохо. наконец он понял, что из этого ничего не получится и вошел в кабинет. Закрыл за собой дверь и с ужасом понял, что не постучался и не попросил разрешения войти. Как-то отвык он от этого на передовой, там либо стучать бессмысленно, потому как ничего из-за бомбежки не слышно, либо дверей нет вообще.

– Разрешите… – запоздало начал капитан.

– Так или иначе вы уже вошли. Этот проступок я вам прощаю, понимаю, что с передовой, но впредь помните о том, где вы находитесь. Присаживайтесь, не вижу смысла заставлять вас стоять. – комендант и сам подошел к столу, подвинул пепельницу и сел. Андрей сел напротив.

– Чем могу служить?

– Разговор скорее личного характера, хотя и службу он затронет. Я не люблю ходить вокруг да около, скажите, кор… капитан, вы имеете отношение к гибели подполковника Александра Адонина? – комендант закурил и в упор посмотрел на Андре.

– Я был в метре от него в момент его гибели.

– Только вы двое? Расскажите, как это произошло.

– Саша, виноват, подполковник Адонин приказал провести разведывательное мероприятие, для чего мы переоделись в немецких офицеров. Я в обычного он в офицера из старшего командного состава. После чего на трофейной машине двинулись в населенный пункт под названием Волька-Пасечна. Я не знаю, что произошло, но нас обстреляли на первом же посту, без предупреждения. Я развернул машину и вернулся к подразделению. Разве вам не приносили мой доклад? – Комендант по-прежнему курил и смотрел на капитана, тот в свою очередь не отводил глаз.

– Приносили, мне просто хотелось услышать это от вас, вдруг есть какие-то детали, которые вы забыли указать.

– Никак нет, я подробно описал все, что произошло в тот день.

– Вам не кажется странным, что обстреляли вас только из револьверов? Не из винтовок.

– В нас стреляли два офицера.

– Я все понимаю, капитан, но есть одно «но». Рядовой нашел пулю в сидении автомобиля. Понимаете, одну из тех, которая должна была пробить насквозь подполковника и застрять в сидении. Так вот, есть загвоздка. На подполковнике нет сквозных ранений. – комендант потушил папиросу. Повисла долгая тишина.

– Я не могу рассказать вам правду. – Андре опустил голову.

– Тогда вас возьмут под арест и правду восстановит военный трибунал. – комендант продолжал сверлить взглядом капитана.

– Что же, у меня нет выбора. Пусть будет так.

– Вы верно спятили, вас расстреляют не вдаваясь в подробности. Что же, рядовой! – из-за двери показался давешний солдат.

– Постойте! – Андре вскинул руки.

– Отставить! – солдат так же послушно скрылся за дверью.

– Дайте слово, что никто не узнает об этой истории.

– Вы не в том положении, чтобы что-то требовать! Выкладывайте все на чистоту! – Комендант гневно ударил кулаком по столу.

– Хорошо. Все началось с того, что Жорж продал немцам схемы коммуникаций крепости. Думаю, что он продал что-то еще, уж очень много золота ему за это заплатили. В какой-то момент я понял это по его поведению, он в упор отказывался замечать очевидные вещи. Однако его сердце не выдержало, и он предпочел смерть позору. Как вы знаете он погиб во время разведки. Но еще до этого, видимо, договорился о переправке золота в столицу. Помните ли, что накануне первого штурма в крепость прибыл коллежский советник, Николай Андреевич, кажется. именно он должен был везти золото в столицу, с чего получил бы процент. Но смерть Жоржа и немецкое наступление нарушило планы, теперь он не мог добраться до золота, а вернуться с пустыми руками, видимо не хотел. Он погиб как раз во время первого штурма, но сообщил мне о том, где находится золото.

– И как, скажите мне на милость он провез бы золото через все посты? – комендант снова закурил.

– В этом ему, как мне кажется, должен был помочь подполковник Адонин, какой солдат осмелиться досматривать, предположим, карету подполковника? А если уж досмотрит, то в карете есть коллежский советник, который прибыл с финансовой инспекцией, которому не составит труда запудрить голову кому угодно. Идеальное сочетание. Весь прорыв к этому населенному пункту был прорывом к золоту. Вот и все, подполковник хотел убрать меня, ведь я так не кстати навязался с ним в эту разведку. Хотел ли я смерти своего товарища, с которым прошел всю русско-японскую войну? Хотел ли я убить человека чести, который проявил раз в жизни слабость к золоту? Ни сколько, господин комендант, ни сколько. – Андре посмотрел в глаза собеседнику.

– Что же, красивая история. Есть хоть какие-то доказательства?

– Разве что бумага, на которой рукой коллежского советника написано место захоронения золота.

– Ясно. Будем считать, что я вам поверил, но, я считаю, что это не освобождает вас от ответственности. Сейчас я не буду вас арестовывать. Вы толковый офицер и о вас многие очень хорошо отзываются именно как о военном человеке. Сейчас нужны такие люди. Когда ситуация изменится, то дальнейшую вашу судьбу будет решать трибунал. Свободны! – Капитан поднялся из-за стола и на негнущихся ногах покинул кабинет.

Первым делом Андрей посетил баню, где начисто отмылся от окопной грязи и заодно избавился от вшей. Потом понял, что сначала стоило получить новую форму. Очень уж не хотелось надевать изодранные грязные лохмотья. Но с другой стороны получить что-то дело не простое, которое как правило затягивалось. Конечно же не найдется нужных размеров, потом что-то потеряется и вообще. С унылой миной побрел он к вещевику, где его ждал сюрприз. В течении двадцати минут ему выдали все, что положено, причем в отличном состоянии и нужных размеров.

Капитан отправился в расположении восьмой роты, где ждал его еще один сюрприз. Восьмая рота состояла из шести человек. Как ему рассказали она была полностью вырезана во время контратаки. Теперь же ему предстояло сформировать ее практически с нуля. Благо ему дали карт-бланш, и он мог переводить себе людей из других подразделений, подчиняющихся полковнику. За время, что он провел на передовой, капитан познакомился со многими. Многие, конечно и погибли, но далеко не все. Пока подразделения сменяли друг друга одно за другим, Андре оставался. Он знал множество хороших солдат и коли уж есть такая возможность, планировал сформировать роту из тех, кто вызывал у него уважение.

Восьмая рота располагалась в палаточном лагере, теперь и Андре была палатка в центре которой располагался стол с неизменной картой. Отличалась она от солдатских размерами и полным отсутствием удобств. У капитана не было ничего, к чему бы он привык. Только сумка с письмами, которых стало очень много.

Он принялся писать множество рапортов. Никогда в своей жизни он столько не писал. Он столкнулся с определенным сопротивлением, никто не хотел отдавать хороших бойцов, тем более «этому выскочке». Прежнее отчуждение сменилось почти неприкрытой ненавистью большинства офицеров, комендант же оставался по-прежнему холоден, хотя, как и подобает офицеру, не позволял личному отношению влиять на дела. Раз за разом его рапорта возвращались потому, что писал он их не правильно, ошибался в форме или еще в чем-то. Андре скрипел зубами и принимался писать снова. Капитан с головой зарылся в бумаги. Рапорта, отчеты, приказы и черт знает, что. Саблей он владел не в пример лучше, чем пером, как оказалось.

Через две недели его труды принесли первые плоды. Стали прибывать люди. Теперь возникла новая головная боль. Постановка на котловое довольствие и получение довольствия. Капитан взвыл от бумаг, благо вовремя вспомнил, что он тут главный. Дела пошли лучше, когда он стал припоминать кто и чем обязан заниматься.

Тем не менее первое время он стоял над душой у каждого, чем бы тот не занимался. Чем вызывал плохо скрытую ненависть. К концу третьей недели у него просто перестало хватать на это времени, и он плюнул на все. Просто писал рапорта о переводе и активно участвовал в смотрах и подготовке. Как ни странно, рота, оказывается, способна справиться с бюрократической машиной и без него. Нашлись люди, которые, как выяснилось, отвечают за множество тех вещей, которые Андре зачем-то делал сам.

То чего побаивался Андре пока не происходило, в его подразделение прибывали знакомые ему бойцы, которые видели его в деле и уважали, потому их не смущал ни его возраст ни что-либо другое. Но были и те, кто не знал его, те улыбались снисходительно и покачивали головой. Но большего никто себе не позволял.

К концу месяца подразделение было полностью сформировано, укомплектовано и готово к отправке на передовую. Как и говорил полковник, ровно в первый день следующего месяца сто двадцать второй полк, а в его составе и восьмую роту, выдвинули к сосненским позициям.

Они прибыли на позиции ночью, и без лишнего шума сменили ужасно измотанные подразделения. Андре остановил одного из знакомых солдат.

– Что тут, бушуют карлушки? – Капитан протянул товарищу открытый портсигар.

– Поздравляю со званием, господин капитан! – Илларион, так звали солдата, вытянулся по струнке.

– Брось, без чинов, вот папиросу лучше возьми. – тот, конечно же, не отказался.

– Да, последнее время совсем остервенели. То ли от бессилия, то ли еще от чего. Но прут как дикие. Вроде как часть артиллерии сняли с обстрела крепости и стали по нам стрелять, вот.

– Снайперов прислали? Вроде обещали.

– Какой там, снайперов мы тута и не видывали. Немецкий разве что, лупит и лупит собака. – Илларион блаженно потянулся и выпустил колечко дыма.

– Сильно нам окопы размолотили?

– Нет, все больше туда стелют, правее наших позиций, там теперь двенадцатая рота встала. Прямо не унимаются никак, конечно всем достается, но там совсем худо.

– Ясно, господин полковник где?

– Там как раз и есть.

– Все, Илларион, удачи тебе. – капитан пошагал к позициям двенадцатой роты.

Тут немцы действительно постарались. Ни одного уцелевшего блиндажа, ни одной пулеметной точки. Просто перерытое поле на котором кое где виднеются остатки окопов. В одном из таких обрывков линии обороны капитан и встретил полковника. Тот стоял со своими адъютантами и давал им какие-то указания.

– Отлично, капитан, ты-то мне и нужен. Как видишь, тут некоторая перестановка вышла. В общем твоим ребятам тут копать придется. Будете копать до соединения с двенадцатой ротой. И не спорь, я знаю, что своих дел по горло – колючку восстановить, блиндажи подновить. Мне все равно, выполняйте! – И он потеряв интерес зашагал прочь.

– Есть.

Две роты в почти полном составе копали всю ночь. Капитан сам бросил лопату только когда первые лучи солнца показались из-за туч. Совместными усилиями удалось восстановить линию обороны, даже протянули проволочное заграждение, пусть и весьма хлипкое.

– Господин капитан, вам пакет!

– Дьявол тебя забери, что там? – Андре взял у посыльного, который мгновенно исчез, опечатанный пакет и вскрыл. Атака через двадцать минут.

– Господин капитан, разрешите… – договорить прибывшему рядовому не дали.

– Отставить, всех в ружье! – После бессонной ночи атаковать, отвратно, тем более отвратно, что это первая атака для его роты. Не для отдельных солдат, но для роты, которую в бой поведет Андре Тирер.

Люди забегали, засуетились. В этой суете чувствовалась слаженность и опытность. Именно этим отличается новобранец от ветерана. Новичок несется сломя голову и не успевает, ветеран не слишком торопится, но всегда вовремя. Бойцы проверяли оружие, подгоняли снаряжение, в тысячный раз проверяли штыки или что-то еще. Каждый занимал себя перед боем как мог. Совсем скоро они встанут перед врагом в полный рост и будут бежать на пули. Зачем? Андре зарекся задавать себе этот вопрос, он непременно привел бы его к тому, что из армии нужно уходить.

Заработала артиллерия, впереди, над вражескими окопами, взметнулись в воздух столбы земли и дыма. Грохот раскатывался на много километров вокруг, а взрывы отдавались в груди глухими толчками. Затянул молитву полковой священник, бойцы один за другим вставали на колени. Священник шел вдоль строя коленопреклоненный солдат и кропил их святой водой, ее капли оставляли на пыльных лицах светлые полосы.

Наконец голос священника уже стал неразличим за грохотом артподготовки. Андре проверил легко ли выходит сабля из ножен, затем проверил заряжен ли револьвер. Он волновался, не боялся, как обычно, а волновался. Его рота, его люди и они пойдут в атаку. Кто-то не вернется. Раньше он не запоминал людей, не помнил их лиц и имен, как раз для того, чтобы проще было их забыть после смерти. Но теперь все по-другому. За какой-то месяц он выучил имена и фамилии всех, знал каждого в лицо, мог рассказать откуда он и что это за человек вообще. Как быть теперь, как отправлять на смерть людей, которых ты знаешь, которых ты помнишь?

– Капитан! – Андре повернулся на голос, рядом стоял полковник и протягивал письмо.

– Но…

– Я поведу полк. – И не сказав больше ни слова он спешно пошел прочь.

– Господин капитан! – Андре снова повернулся, перед ним стоял рядовой и протягивал ему письмо. К нему подходили люди и давали письма, один за другим. Они уже едва помещались в сумку. Наконец поток иссяк, капитан ошалело смотрел на своих бойцов. Потов влез на бруствер и повернулся к ним.

– Братцы! Через минуту мы пойдем в атаку. И я пойду, я пойду впереди вас и ни разу не обернусь, слышите ни разу. Потому, что верю каждому из вас как себе, потому что моя задача бить врага, а не понукать вас. Я побегу на пули и штыки только за одним. Чтобы выгнать с русской земли эту мразь, которую никто сюда не звал. Я буду рубить их и стрелять в них, а если не будет оружия, то и грызть зубами до тех пор, пока они не побегут. За моими плечами не бескрайний простор, где есть куда отступать, но Русь, каждый метр которой для меня как родной дом, и я буду драться за свой дом, за свою родину! Вперед! За Русь Святую! – Андре выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в воздух. Сотни глоток взревели: «За веру, за Царя»!

Капитан рванул в атаку. Он бежал перепрыгивая воронки и увязая в лужах. Он не знал, побежал ли хоть кто-то за ним, но оглянуться было страшно. Он бежал спотыкаясь и моля бога, чтобы не оказаться единственным, кто бежит по этому полю. Артиллерия утихла, зарокотали пулеметы. Капитан споткнулся и упал в лужу, тут же вскочил и снова побежал. Впереди начинались проволочные заграждения. Сначала свои, потом и чужие. Где-то они были разрушены, где-то целы. Он упал на живот и прополз под одной линией заграждений, встал и снова побежал. Ветер свистел в ушах, легкие начинало жечь, ноги, будто потяжелели, но останавливаться нельзя. Перед ним взметнулось несколько фонтанов земли – пулемет прочертил смертельный пунктир. Андре лишь зарычал и ускорился. Споткнулся о порушенное проволочное заграждение и упал. Его обогнал какой-то боец, обогнал лишь на несколько шагов, после чего упал срезанный пулеметной очередью.

Андре снова поднялся на ноги. В сапогах хлюпала вода, противная жижа, по которой он бежал, будто высасывала силы. Сапоги с отвратительным хлюпаньем освобождались из ее плена. В ушах свистели пули, он давно не вздрагивал от этого звука, свою пулю не услышишь. Густой дым полз по полю и Андре вбежал в него. Пахло гарью, сырой землей и порохом. Рокот пулеметов слился с щелканьем винтовок и превратился в какой-то безостановочный гул. Слышались какие-то разрывы, то ли гранаты, то ли минометы. Андре бежал в густом дыму, ноги уже отказывались повиноваться, воздуха давно не хватало.

Снова колючая проволока, капитан упал и пополз. Ползти было очень трудно, а главное страшно. На колючей проволоке висели полусгнившие тела русских солдат, которые когда-то штурмовали эти позиции, но так и не добились успеха. Казалось он ползет сквозь царство мертвых усеянное трупами и укрытое дымом. Он зацепился сапогом за колючку и стал лихорадочно дергать ногой, никакого результата, ему вдруг показалось, что он останется тут навсегда. Он еще раз дернул ногой со всей силы и наконец-то освободился. Сапог остался на том же месте, капитан пополз дальше. Вдруг дым исчез. впереди, метрах в пятнадцати вражеский окоп и пулеметная точка. Андре нырнул в ворону и прижался. Пулемет изрыгал свинец без остановки. Лежа в мутной луже капитан достал гранату и кинул почти наугад. Не попал, пулемет продолжал рокотать и после взрыва. В ту же воронку упал убитый боец. Андрей не стал переворачивать тело, не хотел знать кто это. Он взял у погибшего гранату и кинул еще раз, снова наугад, потому как поднять голову над укрытием было равносильно самоубийству. Снова промах, пулемет продолжал поливать атакующих свинцом. Вдруг пулемет затих, Андре выглянул из своего укрытия – расчет сменял ленту. Капитан прицелился и стал стрелять. Он выпустил все оставшиеся в барабане патроны, но своего все-таки добился. Первый номер уснул вечным сном, ему на смену метнулся какой-то другой боец.

Андре вскочи на ноги и рванул к пулемету. Время будто замедлило свой ход. Он видел, что не успевает. Вот враг уже у гашетки пулемета, он не успел совсем чуть-чуть. Грязные пальцы выжимают гашетку и вот-вот порция свинца должна разорвать грудь капитана, но ничего не произошло. Секундное замешательство врагов, а потом удар сабли. Страшный рубящий удар, отрезанное ухо с каплями крови летит в сторону, а сабля вошла в плечо и застряла. По инерции Андре проскакивает дальше и буквально падает в окоп, прямо на второй номер расчета. От удара тот теряет сознание и роняет штык, которым хотел заколоть наглого русака.

Андре встает на ноги и снова падает из-за резкой боли в колене. Над ним нависает огромная фигура в немецкой форме, но она тут же сменяется русским солдатом с окровавленным штыком. Но и он почему-то запрокидывает голову, а потом падает. Капитан хватает немецкую винтовку и смотрит вдоль окопа. Совсем неподалеку сидит немецкий солдат и лихорадочно перезаряжает свое оружие. Андрей делает то же самое, но не так быстро. Враг стреляет и промахивается, пуля попадает в труп пулеметчика. Он снова начинает судорожно дергать затвор. Сделать второй выстрел ему не суждено. Капитан меткий стрелок.

Кто-то помог ему подняться.

– Вроде погнали их, ваше благородие. – голос принадлежал Семену, бывалому ветерану.

– Да, надолго ли, строй всех, контратака будет. – голос из груди вырывался вместе с каким-то нездоровым хрипом.

– Вы бы обулись что ли, застудитесь ведь – Капитан посмотрел на ноги. Так и есть, один сапог. Кто-то протянул ему пару сапог, снятых с только что убитого пулеметчика.

– Спасибо, а два-то зачем?

– Так не в разных сапогах-то ходить, вы уж пока эти наденьте, а мы вам офицерские попозже найдем. – Он принялся обуваться, по цепи солдат побежал приказ: «Назад»!

– Нельзя сейчас назад, на наших же плечах тогда и войдут на наши позиции. – Он посмотрел в сторону второй линии немецких окопов, оттуда уже шли в контратаку атакующие цепи противника.

– Ваше благородие, так чего делать-то, другие роты уже отходят? – Андре заскрежетал зубами от злобы и бессилия, если бы он командовал хотя бы тремя ротами. Но нет, какой-то головотяп сейчас подставит спины людей под пули.

– Уходим, быстро! – изможденные атакой солдаты стали влезать на бруствер и снова побежали. Теперь бежали они в сторону своих окопов.

Капитан дождался, когда последний боец покинет окоп и выбрался следом, оглянулся. Враг совсем близко, им не успеть уйти. Он побежал, за своими людьми. Теперь бежали тяжело и медленно, постоянно спотыкаясь и падая, цепляясь за колючую проволоку. Защелкали первые винтовки, видимо кто-то уже занял позиции. Перед Андре бежал тот самый Семен, пуля ударила его между лопаток и вышла из груди, вырывая кусок мяса. В воздухе вспухло кровавое облако. Капитан пригнулся и стал бежать виляя влево и вправо.

Зарокотал пулемет. Страшные смертельные пунктиры прочерчивали сразу десятки человек. Люди падали в грязь, кто-то еще пытался ползти, кто-то умирал сразу. Кто-то раненый еще во время атаки полз в сторону немецких окопов, не понимая, что ситуация изменилась. Почему-то бежать от врага было страшнее, казалось пуля вот-вот прошьет тебя, казалось все без исключения целятся именно в тебя. Наконец он добежал до колючки и с упоением повалился на землю. Снова это царство мертвых, только дым почти рассеялся. Трупов на колючке прибавилось и прибавилось значительно. Кто-то периодически цеплял проволоку, от этого трупы приходили в некоторое движение. Они будто конвульсивно подергивались и водили туда-сюда коченеющими руками.

Казалось он полз целую вечность, теперь же, когда проволока осталась позади нужно снова встать и бежать. Капитан тяжело поднялся на ноги и побежал. Вдруг перед ним выросла стена земли и все померкло.

Андре не знал, сколько он пролежал без сознания, но не дольше пары минут точно. Все еще слышались отдельные выстрелы, но свинцовая вакханалия уже прекратилась.

– Помогите, давай, Коля, давай, тяни! – Где-то совсем рядом раздавалось напряженное кряхтение нескольких солдат.

Андре поднялся на ноги, голова закружилась, он снова упал, собрался с силами и наконец-таки встал. Три бойца волокли грузного полковника. Капитан не задумываясь подскочил к ним и стал тянуть. Ноги скользили в грязи, пальцы немели от усталости, а до окопа еще так далеко. Вдруг что-то произошло, и они повалились на землю. Снайпер, проклятый снайпер.

– Встали, держи его! Понесли! – он сам не узнавал своего голоса. Хриплый и безжизненный.

Они снова поволокли полковника. Но раздался второй выстрел, теперь их двое, а полковник легче не стал.

– Воин, помоги мне! – вдвоем они закинули ношу на плечи корнету, от натуги у него потемнело в глазах.

– Ваше благородие, не унесете вы его, он вона какой тяжелый!

Андре не слушал он делал шаг. Нужно сделать всего один шаг, пусть ноги будто горят в огне и совсем нет воздуха, пусть позвоночник будто проткнули иглой. Нужно сделать шаг, потом еще один, но это потом, а сейчас только шаг.

Справа взлетел к небу фонтан земли. Вся троица повалилась наземь. Минометный огонь только усиливался. Тут и там грохотали разрывы. Боец, оказавшийся ближе к эпицентру лежал в неестественной позе, часть одежды сорвало взрывом. Капитан поднялся в полный рост и взвалил на себя полковника. Шаг, нужно сделать шаг и быстро. Его мотало из стороны в сторону, но он продолжал передвигать ноги. Казалось, что он просто падает вперед, но каждый раз чудом успевает выставить ногу. Показался свой окоп, оттуда выскочили люди и презирая опасность неслись навстречу ему. Вдруг стало легко, кто-то снял с его плеч эту непосильную ношу.

Капитан обернулся, впервые за этот день. Все поле усеяно трупами, ни одного метра земли, не орошенного кровью.

– Кто с восьмой тут!?

– Я, господин капитан! – к нему подскочил старый оружейник.

– Сколько потеряли? – капитан посмотрел в грустные глаза старика.

– Так вы один вернулись, больше и нет никого.

Он взвыл от злобы и рванул обратно.

– Держите его, держите! – кто-то кричал сзади, а Андре несся по полю так, будто и не устал вовсе. Он выл не своим голосом и бежал по полю, усеянному трупами. Глаза заливали слезы. Кто-то дернул его за шкирку, он упал в грязь, хотел было подняться, но его плотно прижали к земле.

– Пустите! Пустите, сволочи, так же нельзя! Сволочи! – ему не давали даже пошевелиться, он рвался изо всех сил, но не мог сделать совершенно ничего.

– Тихо, тихо, стрелять же будут. – кто-то говорил ему в самое ухо, но он не понимал ни единого слова.

– Твари, господи, да как так, пустите меня, я приказываю! Порублю на куски всех, пустите сейчас же! – постепенно его слова сливались в бессвязный рев, капитан продолжал кричать и биться.

– Успокойте же его!

– Ыыыы! – ни капли смысла, только бесконечный поток обиды и ярости граничащей с бессилием.

– Крепче держи, вот стервец, все не успокаивается. – Вдруг крик утих, Андре перестал биться, просто обмяк. Изо рта его текла пена, широко открытые глаза тупо смотрели в небо.

– Что тут у вас? – к месту действия пригибаясь подбежал офицер.

– Да вот, ваше благородие, проняло капитана. – старый казак указал на Андре, тот лежал будто труп.

– Господи помилуй, так это же…

– Так и есть, железный корнет, но видать и у него предел есть, все братцы понесли.

Его дотащили до окопа. Легкое, почти мальчишеское тело стали передавать по цепи до блиндажа, где уложили на койку. Капитан провалился в сон и проснулся только на следующий день. Он встал с койки, напился воды, оправил форму и вышел из помещения. Первым ему на глаза попался тот самый оружейник Тимофей.

– Как полковник, жив ли? – Старик грустно посмотрел на корнета, как бы отвечая на вопрос.

– Нет, ночью богу душу отдал. Людей прислали новых, господин капитан, сходили бы вы к ним.

– Непременно, вели строиться, сейчас подойду.

Капитан вернулся в блиндаж, где в течение двадцати минут приводил форму в порядок, наконец, удовлетворившись результатом пошел к прибывшему пополнению. Судя по всему, совсем не стреляных новичков разбавили ветеранами из других подразделений. Лучше, чем ничего.

– Офицерский состав, двадцать пять шагов вперед! – из строя вышли офицеры и образовали перед ним ровный строй.

Он быстро обсудил с ними обстановку и первичные нужды в целом, после чего отпустил. Люди побрели по своим местам. Тут же к нему пришел посыльный и сообщил, что согласно приказу ему в подчинение поступает и двенадцатая рота тоже. Вчерашняя безумная атака внесла абсолютный кадровый хаос. Погибло огромное количество хорошо обученных офицеров. Похоже, придется начинать с нуля.

Здравствуй Олечка!

Дела мои по-прежнему скверно, потому нет смысла описывать то же самое, что и в предыдущих письмах. Мы воюем как можем и, надо сказать у нас пока получается. По крайней мере у меня. Глупое письмо, на самом-то деле. Но это что-то вроде местной традиции. Есть тут один корнет, так все ему отдают последние письма, на тот случай если умрут. Сам корнет почему-то не умирает упорно, не смотря на все передряги, в которых оказывается.

Я взрослый мужчина и ничем меня уж давно не удивить, но что-то в сердце дрогнуло, когда увидел я этого корнета. По сути еще пацан, но мужчина. Однако позор на наши головы. Мы отправляем на войну детей, а сами сетуем необходимости их хоронить. Родители не должны хоронить детей.

Я всегда хотел, чтобы Коленька стал офицером, прошу тебя, если прочтешь ты это письмо, не позволь этому случиться. Не дай свершится этой ужасной затее. Я понимаю, что отравил его детский разум войной, но прошу тебя, сделай обратное, развей все его грезы о том, что это красиво. Уродство и грязь – вот война. Страх и кровь – вот война.

И кто-то говорит, что умирать за отчизну отрадно, умирать за отчизну еще и больно. Я честно выполняю свой долг, я никогда не брошу оружие, но я вдруг понял, что нет в этом правды. Я убиваю тех, кто не хотел сюда прийти, кого дома ждут жены и дети. Почему не воюют те, кто все это затеял? Глупости все это.

Олечка, я тебя люблю и если уж ты это читаешь, то заколол меня какой-нибудь паршивый Ганс на гнилом болоте. Об одном жалею, что не могу тебя обнять.

Старушка утерла слезы платком и улыбнулась.

– Невероятно, будто в прошлое вернулась. За десять лет нашей с ним совместной жизни он мне три раза сказал всего, что любит. На первом свидании, на свадьбе и вот третий.

– Скажите, присылали ли вам портсигар, это очень важно, только ответьте, пожалуйста, честно. – паренек посмотрел старушке в глаза.

– Нет, никогда, а почему вы спрашиваете?

– Не важно, до свидания.

Он быстро прошел в прихожую, закинул на плечо свою огромную черную сумку и вышел в подъезд. Снова посмотрел в окно, у подъезд стоит машина, паренек остановился, присмотрелся. Внутри два человека, курят. Рядом с машиной несколько бычков, значит давно курят. Он усмехнулся и поставил сумку на пол, достал из нее штурмовую винтовку, пристегнул рожок. Засунул запасной в карман, а сумку надел на манер ранца. Спустился на первый этаж, чуть-чуть приоткрыл дверь, сел на одно колено и снова присмотрелся. Ничего не изменилось. Паренек прицелился, потом посмотрел на вороненый металл винтовки, успокоил дыхание и снова стал целиться. Ночную тишину прорезали выстрелы. Короткими очередями он отстрелял всю обойму, после чего повесил винтовку на шею, и с пистолетом в руках аккуратно двинулся к машине. Открыл водительскую дверь, из салона на дорогу выпало тело. Паренек пошарил по карманам и не нашел того, чего искал. Ни удостоверений, ни оружия. Паренек побледнел, потом быстро зашагал прочь, на ходу убирая оружие в сумку. Он допустил непростительный промах.

11

В кабинете майора Сеченова зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Миша, это Женя, пацан объявился, держим его плотно. Сначала не знали точно, он ли это, но он сам себя выдал. Ни с того ни с сего обстрелял машину, водителя и пассажира насмерть. Арсенал у него не слабый, штурмовая винтовка немецкая, пистолет и черт знает, что еще в сумке.

– Интересно кто же эти счастливчики? – майор снял повязку, закурил и стал делать какие-то пометки на бумажке.

– У него чутье как у волка. Оба в розыске по уголовке, убийцы. В бардачке два пистолета, жалко не допросишь уже, сдается мне на твоего пацана не только у тебя зуб, понимаешь? Они же явно пасли его.

– Пацан не мой и никакого зуба у меня на него нет, понял? Сам он где?

– Последний раз мне докладывали, что он идет по Семеновной.

– Отлично, не потеряйте его. Если зайдет куда-то письмо отнести, сразу вызывай наряд, пора брать. Я к тебе выезжаю. – Майор потушил папиросу так и не сделав ни одной затяжки.

– Понял, жду.

Человек в черной шинели постучал в дверь и прислушался. Послышались шаги.

– Кто там?

– Игорь Андреевич, пожалуйста, телефон срочно нужен, скорую вызвать, откройте пожалуйста! – послышался лязг замков, паренек приготовил пистолет. Открылась дверь, и он ударил нагой в живот показавшемуся на пороге мужчине. Тот рухнул на спину, но не сжался в комок, как обычно, а хотел было откатиться в сторону. Паренек направил на него пистолет.

– Не шевелится. Руки за голову, лицом в пол.

– Зря ты это, пожалеешь. – Но приказ отставной полковник выполнил.

– Уже жалею. – Он закрыл за собой дверь не сводя взгляда с лежащего на полу мужчины.

– Так может уходи, пока цел?

– Встать, вперед, только медленно. – Они пошли по коридору.

– Ты судя по всему не знаешь кто я?

– Прекрасно знаю, на кухню иди. – Они вошли в кухню.

– Кормить меня будешь, или сам проголодался? – полковник усмехнулся.

– Еще одно слово без разрешения и пристрелю. Водка есть?

– Да.

– Доставай. – хозяин квартиры открыл холодильник и достал бутылку самогона.

– Пить, я так понимаю?

– Да, до дна. – полковник послушно выполнил приказ.

– Можно сесть, стоять тяжело.

– Садись, только руки над головой держи. – через десять минут полковник уронил голову на стол и засопел.

Паренек опустил пистолет и утер пот со лба. Теперь нужно найти орден. Он обошел квартиру, в гостиной обнаружился сервант со множеством орденов. Найти нужный было не сложно. Трясущимися руками паренек открыл дверцу, взял орден и повернул другой стороной. Так и есть, с обратной стороны нацарапан аккуратный ряд цифр.

Какая-то часть его сознания отметила звук, который сложно с чем-то спутать – скрип тормозов. Он убрал орден в нагрудный карман и скинул сумку. Паренек спешно одевался. Улыбнулся одевая бронежилет, детище советских инженеров СН-46 оборачивается против советов же. Разгрузка, гранаты, оружие. На все ушло не больше двух минут. Поверх всего он накинул плащ-палатку. Поспешно вышел в подъезд, прислушался, все тихо. Значит его решили брать снаружи. Паренек стал спускаться, на втором этаже постучал в первую подвернувшуюся дверь

– Кто там?

– Милиция! – не совсем соврал он.

Удивительно, но это сработало. Дверь открылась, открывший ее мужчина удивленно уставился на паренька. Гость ткнул в хозяина штурмовой винтовкой.

– С дороги! – Мужчина охотно отшатнулся.

Паренек прошел в квартиру, подскочил к окну и напряженно всмотрелся в темноту. Так и есть, дом оцеплен.

– Чего случилось-то? – мужик почесал в затылке и посмотрел на псевдомолиционера.

– Плохо все, иди в спальню и к окнам не подходи. – паренек снова всмотрелся в ночь. Он видел двоих бойцов, но сколько их всего он не знал. Больше ждать нельзя.

Майор Сеченов курил у подъезда. Бывалые сотрудники политического отдела быстро оцепили дом и ждали команды. Ломиться внутрь смысла не было. Они не знали квартиру, зато знали буйный нрав паренька, жертвы будут точно, а так может и обойдется. Его размышления прервала длинная очередь.

– Твою мать, что это!? – майор по привычке сначала укрылся от обстрела возможного противника, а потом уже спросил.

– Стреляют!

– Женя, я твой рот… – еще одна очередь заглушила поток отборной брани.

– Это с восточной стороны, за мной! – Женя вместе с оперативниками рванул к углу дома. Майор чуть погодя рванул за ними. Вспышка, что-то будто хлестнуло по ушам, и Сеченов уже сидит на газоне, а оперативники куда-то пропали. Миша упал на спину и закрыл глаза, бред ведь, все это дело с самого начала бред. Хрен какой-то с письмами, потом оказалось, что их два. Корнет из далекого прошлого, бабки и деды, забытая война. Как в стройный мир доносов и задержаний ворвался этот безумный пацан, который презирая все законы творит одному богу известно, что. Кто-то потянул его за руки. Ему помогли встать, он открыл глаза и огляделся. Перед майором стояло три человека и все они, живо размахивая руками, что-то говорили. А он ничего не слышал, только тихий писк. Наконец звуки вернулись, будто река в старое русло.

– За ним гонятся, господин майор, не уйдет далеко! – Сеченов улыбнулся.

– Вот шельмец, опять улизнул. Чего он настрелял нам?

– Двоих намертво, двое ранены. И вот гранатой троих. – оперативник опустил глаза. Его можно понять. Погиб не просто начальник его отдела, но действительно хороший человек и отец двоих детей.

– Я его за Женю на лоскуты порежу.

– А смысл, товарищ майор? – что-то в его словах показалось Сеченову таким болезненно правильным. Какой смысл на одну смерть отвечать другой? Зачем плодить это горе, если ничего исправить нельзя? Кто-то же должен прервать цепочку мести первым, а кто это будет? Тот, у кого хватит сил, сможет это действительно сильный человек. Майор таким не был.

– Всех в ружье, поймайте его, хватит в игры играть. И наших в засаде предупредите, он скорей всего к ним пойдет.

Паренек бежал и на ходу избавлялся от лишнего веса. Бронежилет вещь хорошая, но не во время кросса. Нужно добраться до парка, а оттуда уже рукой подать до укрытия. Осталось совсем чуть-чуть. Из-за угла дома вывернула машина о ослепила его фарами. Захлопали пистолеты. Боль обожгла плечо, живот и ногу.

Майор подходил к месту, о котором доложил оперативник. Издалека он видел три машины и множество людей.

– Пропустите! – Сеченов протолкался в первый ряд. В центре круга лежал парнишка, под ним растеклась огромная лужа крови. Пустые его глаза смотрели в небо. Совсем еще ребенок.

– Посмотрите, товарищ майор! – какой-то эксперт указал на закатанный рукав погибшего. Какая-то татуировка на руке.

Майор присел и присмотрелся. Meine Ehre heißt Treue! С немецкого это переводилось примерно так: моя честь зовется верность. Девиз СС. Вряд ли паренек успел послужить в СС, скорее всего гитлерюгенд. Как и его брат, который погиб месяц назад.

– Есть предположения, что за тварь вырвала его у меня из-под носа? – он посмотрел на криминалиста.

– Не у вас, а у закона. Нет, пока ничего нет, как проведем полный осмотр места преступления, так может что-то выясним.

– Документов у него, конечно же, нет?

– Нет, все как в первом случае, вон там его вещи, ознакомьтесь, весьма любопытный набор. Мы сложили туда и то, что он скинул по дороге. Знаете, это какая-то ирония судьбы. Бедолага скинул бронежилет буквально в десяти метрах отсюда. – Майор никак не отреагировал на эту то ли шутку, то ли философскую мысль. Он подошел к разложенным на покрывале предметам. Довольно много, надо сказать, барахла таскал при себе этот паренек. Помимо оружия – штурмовая винтовка, пара пистолетов, гранаты, метательный нож и стропорез, паренек носил массу интересных вещей. Например, кольцо с черепушкой и какими-то значками, среди которых была и свастика. Гаечный ключ, чей-то локон, перевязанный ленточкой, перо какой-то птицы, папиросы, спички и пухлая записная книжка.

– Запиши, что я взял кольцо и записную книжку. – криминалист кивнул.

– Я думаю, что у него было что-то еще, его успели попотрошить до нас. – майор снова окинул вещи взглядом.

– Погоди, а где сумка с письмами, он везде ее с собой таскал!

– Не было никакой сумки, осмотрели все.

– Ясно, в общем так, все осматривайте, с утра жду результатов. Надо найти сумку и тех, кто его хлопнул. Остальные свободны!

Майор отправился на работу, теперь он редко бывал дома. Какая разница, где проводить бессонные ночи, если тебе нигде не рады, если тебя никто не ждет. Он не думал, что будет так скучать по матери. Да, она была злобная старая ведьма, но все-таки любила его и заботилась о нем.

12

Сеченов вошел в свой кабинет, включил настольную лампу и сел за стол. Посидел немного думая о чем-то, потом достал из ящика кипятильник. Крепкий чай, вот, что сейчас нужно. Он снял повязку, потер уставшие глаза, а если точнее, то глаз и подошел к окну, тупо глядел в темноту, пока не закипела вода, после чего сделал чаю. Закурил и снова сел за стол. Положил перед собой записную книжку и кольцо. Снова стал рассматривать украшение. Заметил какие-то буквы с внутренней стороны.

Seinem Lieben А. Tireur – Его любимцу А. Тиреру, где А, вероятно Андре. Майор еще раз потер глаза. Кольцо с черепушкой, свастикой и инициалами того самого пресловутого Андре Тирера. Сердце Сеченова забилось быстрее. Он отложил кольцо и взял записную книжку, непромокаемая обложка и кнопка, позволяющая зафиксировать книжку в закрытом положении. Он раскрыл блокнот, на стол выпали фотографии. Майор отложил записную книжку и принялся рассматривать фотографии. На первой, невероятно старой и потертой, какой-то юноша еще в царской форме. Рассмотреть лицо невозможно, фотография очень старая, да и сделана в полный рост. Он посмотрел на оборот, судя по надписи она сделана после смотра войск его величеством. На второй фотографии, столь же старой, тот же юноша рядом с каким-то полным офицером. Лиц не видно, но у офицера можно разглядеть бородку и усы. На обороте надпись: С Деникиным на Дону. Майор хмыкнул и взял третью фотографию, эта не была такой старой. Сеченов похолодел, на фото был паренек, тот самый паренек, но в форме СС. Он перевернул карточку.

Leibstandarte-SS «Adolf Hitler» – Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер». Личная гвардия проклятого фашиста, можно сказать цепные псы. Майор снова посмотрел на юношу на фотографии. Никаких сомнений, это тот самый паренек, которого сейчас везут в морг. Абсолютное сходство. Нет, это не мог быть именно он, возраст не сходился.

Теперь пришел черед записной книжки. Адреса, адреса и еще раз адреса, похоже он заносил сюда информацию, которую ему удалось найти. Надо признать, что мелкий фашист был весьма скрупулезен и трудолюбив, каких интересно трудов ему стоило найти все эти адреса. На глаза майору попался странный адрес, скорее даже не адрес, а описание маршрута. Он пробежал глазами по строчкам, потом еще раз, внимательнее. Взял телефон и набрал номер.

– Дежурный, Фонина и Белова ко мне! Пусть захватят ключ на тринадцать и машину приготовят сразу.

Через десять минут в дверь постучали. Майор к этому моменту изучил всю записную книжку, снова посмотрел фотографии, допил чай и накурился до одурения. Теперь он нетерпеливо ходил по кабинету взад-вперед.

– Разрешите…

– Давай быстрее! Так, Коля, ты хватай криминалиста какого-нибудь и в машину бросай, ждите нас у входа. Андрей, нужны фонари, веревка, сапоги болотные на четыре человека. Быстро находишь это и в машину. Чего встали, бегом марш!

– Есть! – оперативники рванули исполнять поставленные задачи. Майор улыбнулся и снова закурил.

– Ключ на тринадцать не забудьте!

Машина мчалась по ночному городу. Криминалист, еще не проснувшийся током сидел на заднем сидении вместо с Николаем Фининым, за рулем попыхивал папиросой Андрей, сам Сеченов продолжал изучать записную книжку. Подумать только, четыреста семьдесят шесть адресов. Сколько нужно времени, чтобы х раздобыть, а главное, как? Нужны какие-то связи в государственных структурах, наверное. Сотни запросов и тому подобной ерунды. Кто-то ведь помогал это сделать, вот только кто? Почему-то настроение у майора было превосходным, он чувствовал себя мальчишкой, который охотится за сокровищами.

– Андрей, ты как, с жильем-то определился? – Оперативник переехал в город недавно, служебное жилье ему не очень подходило. Жена и трое детей, не шутки.

– Нет, пока нет, товарищ майор. – напоминание о проблеме видимо подпортило настроение водителя.

– Я это к чему. Живи у меня. У меня большая квартира, а я там почти не появляюсь. Мне одной комнаты с головой хватает.

– Вы серьезно, товарищ майор? Неудобно как-то. – Андрея конечно радовала эта идея, но конечно и смущала.

– Конечно серьезно. У меня все равно жизни нет, а так хоть веселее будет, да и тебе польза, держи. – Сеченов протянул водителю второй комплект ключей.

– Спасибо вам, товарищ майор, огромное человеческое спасибо!

Трудно сказать, что сподвигло его на этот поступок. То ли хорошее настроение, то ли что-то еще. Но то, что он не мог находиться в одиночестве в этой квартире – сущая правда. Машина сбавила ход и остановилась у тротуара.

– Приехали.

– Отлично, выходим, вещи с собой берите.

Четыре человека вышли из машины и заозирались. Машина стояла на окраине города в промзоне. Справа завод, слева какое-то административное здание. Чуть дальше не то сквер, не то просто закуток образованный двумя корпусами завода.

– Чего ищем, товарищ майор?

– Канализационный люк, причем такой, чтоб его не было видно с дороги. Пойдем вон к тому закутку, мне кажется он там.

Люк и вправду оказался в том месте на которое указал майор. Его не возможно было увидеть ни с дороги ни откуда бы то ни было. С одной стороны, его закрывали кусты, с другой здание.

– Чего теперь? – Коля вопросительно посмотрел на начальника.

– Сам-то как думаешь? Надеваем сапоги и лезем вниз. Отодвиньте люк, посмотрим, понадобится ли веревка.

Веревка не понадобилась. Кто-то прикрепил прекрасную веревочную лестницу. Майор, пожалуй, знал, кто это сделал.

– Куда идти? – Они стояли по колено в воде в зловонном туннеле.

– Подожди, дай посмотрю. Так, направо до упора, там налево. – Мужчины побрели по тоннелю освещая себе дорогу фонарями. Первым шел Коля, за ним шагал все еще зевающий криминалист, за ним майор, замыкал шествие Андрей, который с довольной физиономией крутил на пальце ключи от квартиры.

– Товарищ майор, куда теперь?

– Направо и идем до коллектора, там посмотрим! – Уровень воды увеличился, теперь он доходил чуть ли не до карманов брюк. Идти стало сложнее и потому строй растянулся, криминалист просто не поспевал за Колей.

– Вижу коллектор! Уже почти… – Оперативник пропал в фонтане воды, грохнуло так, что все повалились в воду. Звук взрыва, запертый в туннеле, казалось усилился многократно.

– Твою мать, проклятый фриц! – майор встал на ноги и огляделся. Андрей уже поднялся, а криминалист почему-то не подавал признаков жизни. Оказалось, что просто потерял сознание, а вот Николай мертв.

– Чего делать, товарищ майор?

– Выносите его отсюда и вызывайте кого-нибудь. Дальше я один пойду. Можешь меня не дожидаться, сам вернусь. Дай мне гаечный ключ только.

Сеченов побрел к коллектору, на ходу пытаясь зажечь мокрую спичку, чтобы раскурить мокрую сигарету. Настроение не просто испортилось, он был в бешенстве. На кой черт ставить тут подобную ловушку, что за паранойя? Но больше он злился на себя. Привел сюда людей и на тебе. Такая глупость, а человека больше нет.

Сначала он где-то свернул не туда, потом вернулся к коллектору и пошел снова. Наконец вышел к закутку, описанному в блокноте пацана. Воды тут не было, за то был люк, располагался он в стене тоннеля и крепился болтами.

Майор достал ключ и стал откручивать болты. Шло дело легко, сразу видно, что в последнее время подобная операция проделывалась не раз. К тому же предыдущий визитер их хорошо смазал. наконец он выкрутил последний болт и люк с грохотом повалился на пол, открывая круглый проход. Майор посветил туда фонарем. луч уходил в темноту и рассеивался. Похоже какое-то большое помещение. Сеченов влез внутрь и огляделся. Бетонные стены, довольно высокий потолок. Видимо, он находился в бомбоубежище. Майор посветил на пол и увидел грязные следы, ведущие к другому концу помещения.

Следы привели его к электрическому щитку. Несколько несложных манипуляций и помещение осветилось. Он стоял в большой и абсолютно пустой комнате, но в одной из ее стен была дверь, которая куда-то вела.

Бомбоубежище оказалось просто огромным. Большая часть помещений была опечатана, но кое где пломбы были сорваны. В тех комнатах он нашел консервы, медикаменты и прочие, весьма нужные вещи. Стало понятно, где пропадал пацан целый месяц. Наконец он набрел на спальный сектор, а заодно на то, что собственно искал. Пожитки паренька.

Сеченов принялся осматривать вещи. Помимо одежды и еды, украденных тут же консервов, он обнаружил какие-то бумаги. Карты, адреса, схемы домов, маршруты, какие-то чертежи. Множество досье, в том числе на него самого, но главное, это дневник.

Майор сложил все бумаги в тут же найденную сумку и поспешил обратно. Эти подземелья действовали ему на нервы.

13

Высокий широкоплечий мужчина постучал в дверь.

– Войдите. – Мужчина вошел и закрыл за собой дверь. Он оказался в темном помещении, единственным источником света была настольная лампа. Окна занавешены тяжелыми шторами, а хрустальная люстра не горела. Он ни разу не видел, чтобы в этом кабинете светилось хоть что-то кроме настольной лампы. Хозяин кабинета, седой мужчина с жестким лицом, пригвоздил его взглядом к стене.

– Вызывали?

– Вероятно да, раз уж ты здесь. От твоих мордоворотов никакой пользы. Я же ясно сказал, что нужно принести все, что найдете на теле пацана. Скажи-ка на милость, это так трудно? – седой продолжал сверлить визитера взглядом.

– Они взяли все.

– Наглая ложь, советую наказать их. Теперь нам предстоит очень много лишней работы, понимаешь? Я бы сказал тебе. Дело довольно деликатное, я не могу доверить его твоим остолопам. Нужно выкрасть все, что милиция нашла на теле этого паренька. – Хозяин кабинета встал, опираясь на трость и похромал к книжному шкафу.

– Не милиция, политический отдел.

– Еще хуже, но сделать это необходимо. Узнай, кто вел это дело и можно ли его купить, только очень аккуратно, начнем с этого. Если там какой-нибудь принципиальный коммунист, узнай можно ли купить его начальство. И только если никого купить нельзя, действуй своими методами.

– Я понял.

– Подожди, возьми вот это. Попробуй найти того, кому адресовано это письмо, если получится, то отправь мордоворотов по этому адресу. Скорее всего портсигар именно там, но я могу и ошибаться.

– Хорошо, я пошел.

– Ступай.

Хозяин кабинета вернулся за стол и продолжил изучать разбросанные по столу бумаги. Затем взял телефон и набрал номер.

– Слушаю.

– Степан, это я, нам нужно встретиться, причем срочно.

Майор Сеченов писал рапорта и доклады. Писал давно и остервенело. Проклятая бюрократия сидела в печенках, но делать нечего, таковы правила. Предстояло еще получить форменный разнос от начальства, уладить пару сотен, если не тысяч ну очень важных дел и тогда у него освободится минутка на изучение дневника. В дверь постучали.

– Войдите!

– Товарищ майор, заключение от криминалиста.

– Положи на стол, свободен. – Капитан отложил ручку и пробежал глазами по листу исписанному мелким ровным почерком.

Стреляли с расстояния в двадцать, тридцать метров из пистолета. Это из движущейся-то машины! Превосходный стрелок попался. Снова вода, ничего интересного. Кому, скажите на милость, понадобились эти несчастные письма. Ведь убийцы не взяли ничего кроме сумки, то же кольцо, наверняка, подороже будет, чем кипа бумаги. Майор вспомнил о чем-то и схватил телефон.

– Саша, что там с кольцом?

– Не ори ты так, или тогда трубку положи, я в соседнем кабинете, тебя и без телефона слышно. Интересное кольцо, ничего не скажешь, записывай номер специалиста, он тебе сам все расскажет. – Майор схватил карандаш и принялся писать

– Спасибо! – Его собеседник еще что-то говорил, но Сеченов уже бросил трубку и набирал записанный номер. Ему ответил приятный старческий голос.

– Алло!

– Добрый день, Лев Вениаминович. С вами разговаривает Майор Сеченов, мой коллега сказал, что вы историк специалист, а конкретно можете предоставить информацию по кольцу, которое отправили вам на экспертизу.

– Ах да! Молодой человек, если бы вы знали какая редкая ценная вещь попала к вам в руки! Это кольцо «мертвая голова»! – судя по восхищению вещь была и впрямь очень редкая, но майору это ни о чем не говорило.

– И что это значит? – Повисла пауза.

– Это значит, что обладатель этого кольца был весьма близок к элите третьего рейха. Конкретно к СС. Дело в том, что это кольцо первой партии. Таких было всего пять тысяч. Принадлежало оно некому Тиреру. Не знаю уж Альфреду, Адольфу, или еще какому человеку с имеем на А.

– Андре, владельца звали Андре. Это все, что вы можете сказать?

– Пожалуй, что да.

– Спасибо. – майор положил трубку и задумался. Чего он собственно ожидал? Что ему расскажут все про владельца? Нет, пацан просто не мог быть тем самым Андре. Нет и все тут. Наверное, сын.

Сеченов снова углубился в бумажные дела. Зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Товарищ майор, к вам журналист. Газета «Правда», пропускать?

– Какой к черту журналист?

– Из газеты. Говорит по указу партии. – Майор задумался на минуту.

– Пускай, что уж поделать.

Сеченов оглядел кабинет, сложил аккуратно бумаги, поправил портрет вождя. Открыл окно, чтобы хоть немного развеять запах табачного дыма. В дверь постучали.

– Войдите. – В кабинет вошла красивая девушка лет двадцати пяти. Майор ожидал увидеть лысеющего мужичка в роговых очках, а тут такое.

– Здравствуйте! – Гостья мило улыбнулась.

– Здравствуйте, присаживайтесь. – Михаил указал на стул напротив. Девушка села на самый его краешек и достала блокнот.

– Я задам несколько вопросов, сделаю записи, я надеюсь вы не против? Люди должны знать правду. – она посмотрела на майора своими огромными зелеными глазами.

– Конечно, я с вами полностью согласен! – взгляд майора упал на не слишком приличествующий комсомолке вырез на кофточке.

– Как вас зовут?

– Сеченов Михаил Николаевич. Тысяча девятьсот семнадцатого года рождения, холост. – Журналистка рассмеялась.

– Сразу видно военного человека! Все четко и по существу, но если хотите, то можно не так формально. – Она поправила выбившуюся прядку волос.

– Хорошо.

– У меня есть некоторая информация о вас. Но возможно она неточна или не хватает каких-то важных деталей. Мы не будем особо касаться вашего прошлого, это не слишком пригодная для освещения информация, учитывая специфику вашей работы. Но вот, о чем мне поручено написать. Вчера во время задержания был убит особо опасный преступник, который какое-то время ускользал от милиции и сотрудников политического отдела. Теперь, когда это дело закрыто не могли бы вы рассказать об этом.

– Что бы вы хотели знать? Я не могу рассказать вам все, понимаете? – Она смешно закивала головой.

– Конечно-конечно, просто расскажите с чего все началось и как вы ловко сумели выйти на след этого бандита. Какие цели он преследовал, имеет ли он отношение к капиталистическим странам? – Майор задумался над тем, чего бы ему наплести, не скажешь ведь правду про письма, гитлерюгенда и золото. Золото, Миша совсем забыл из-за чего весь сыр бор. Наверняка в дневнике есть ключ к разгадке, а он сидит с этой белокурой, зеленоглазой красоткой и тратит время впустую.

– Сейчас проверяется возможная связь этого преступника с капиталистическими державами. На самом деле их было двое, личности их пока не установлены, так как никаких документов при них обнаружено не было. Эта парочка занималась грабежами и убийствами. Сотрудникам политического отдела удалось предугадать следующую жертву и устроить засаду. Во время задержания развязалась перестрелка. Были ранены оперативники, чтобы исключить лишний риск пришлось открыть огонь на поражение. – Миша смотрел как карандаш порхает по бумаге, направляемый нежными пальчиками девушки.

– Вы не могли бы как-то развернуто, это пойдет на первую полосу, а текста почти нет. Вот, например, как погиб предыдущий начальник политического отдела и почему именно вы заняли его место? – Майор удивился этому вопросу, но ответил.

– Как я и говорил преступников было двое. Во время задержания первого из них завязалась перестрелка. В силу непреодолимых обстоятельств я оказался отрезан от своего начальника и не смог вовремя прийти ему на помощь. Подполковник Адонин погиб выполняя свой долг. – Девушка все старательно записывала, от усердия даже высунула язычок.

– То есть вы лично принимали участие в операции? – Она округлила глаза и посмотрела на Мишу.

– Конечно, я ведь ее спланировал.

– Скажите, очень страшно было? Это не для газеты, конечно же. – Она снова смотрела ему в глаза, и он почему-то терялся.

– Когда-то было очень страшно, сейчас уже не так. Вообще это всегда страшно в той или иной степени, главное перешагнуть через страх, понимаете? Хуже если не будет страшно, тогда человек потеряет осторожность и погибнет. Примерно так и вышло с подполковником Адониным. – Журналистка подвинулась ближе и подалась вперед.

– Удивительно, то есть каждый раз вы перешагиваете через свой страх! Скажите, пожалуйста, а это у вас откуда? – она, смутившись, указала на черную повязку, скрывающую его пустую глазницу.

– Это он сделал, его пуля, если точнее. Меня спас дверной косяк. – она вдруг протянула руку и кончиками пальцев дотронулась до повязки. Но вдруг опомнилась и отдернула руку.

– Простите пожалуйста, наверное, очень болит, да?

– Нет, только иногда чешется, а почесать невозможно, глаза ведь нету. – Он чувствовал запах ее духов. Такой странный, он будто дурманил.

– Как это произошло, расскажите пожалуйста.

– Он пришел прямо ко мне домой. Моя мать открыла ему дверь. Она никогда не смотрела в глазок, никогда. Я разговаривал по телефону с сотрудником, когда он начал стрелять. в какой-то момент пуля прошла сквозь дверной косяк, за которым я прятался и угодила мне ровно в глаз. Благо он не стал делать контрольный выстрел. Сотрудник, который слышал выстрелы в трубке вызвал наряд и скорую. Меня буквально выцарапали с того света. Маме повезло меньше, он выстрелил ей в голову, в упор. – Майор медленно опустил голову на ладони.

– Вам плохо? – Девушка подскочила с места и оказалась рядом с ним. Положила ему руку на плечо.

– Нет, все в порядке. – Миша снова поднял голову, хотел было снять ее руку со своего плеча, но почему-то ладонь его задержалась на ее руке. Наконец он деликатно отстранил ее и печально улыбнулся. Журналистка присела на край стола и посмотрела на него восхищенно.

– Вы невероятный человек, люди должны знать о таких героях. Можно я напишу о вас? – Он снова чувствовал запах этих духов.

– Не стоит, выйду на пенсию, может быть тогда.

– Скажите, а ваша жена, она не пострадала?

– Нет, жены у меня нет. Издержки профессии, какая девушка согласилась бы выйти за человека, который пропадает на работе неделями, может не вернуться с задания или способен навлечь на семью беду, подобную той, что навлек я? – он посмотрел ей в глаза, она отвела взгляд.

– Я согласилась бы. – девушка сказала это так тихо, что Миша сначала и не понял.

– Как вас зовут?

– Лида! – Она снова улыбнулась беззаботной улыбкой.

– Как мою мать, что же, Лидочка, давайте продолжим интервью, у меня не так много времени, как хотелось бы. Зазвонил телефон.

– Майор Сеченов у аппарата!

– Товарищ майор, засада наша сыграла!

– Чего сыграла, это кто вообще? – Миша не понял решительно ничего.

– Виноват, рядовой Стогубов! Я прямо отсюда звоню. Вломились два мордоворота каких-то мы их взяли! Один правда убит, но второй легкоранен и…

– Стоп, вы вообще какого черта там до сих пор сидите? Объект обезврежен уже! – Сеченов кинул взгляд на девушку, на ходу соображая, что можно при ней говорить, а что нет. Та отошла в дальний угол кабинета и демонстративно изучала пособие по криминалистике.

– В смысле?

– В прямом, рядовой, тебя кто учил так разговаривать!? – Миша начинал злиться.

– Виноват! Приказа покинуть засаду не было. Вы сами говорили, что только ваш приказ будет являться для этого веским основанием! Мы тут не в курсе, взяли кого или нет, сидим, бдим! Вот приняли двоих мордоворотов, я и докладываю. – Майор хлопнул себя по лбу. Правда ведь, он и забыл о том, что должен был лично отдать приказ. А кто же это к ним вломился?

– Хвалю боец! Что при себе у преступников?

– Оружие, деньги и письмо, старинное совсем. – Майор почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки.

– Выезжаю к вам, вызовите хозяина квартиры, пусть ущерб оценит.

– Есть! – Миша положил трубку.

– Вы, наверное, на очень важное задание уезжаете? – Девушка как-то растерянно смотрела на него закусив губу.

– Да, боюсь нам придется расстаться.

– Скажите, а вы не могли бы завтра утром со мной встретиться, или сегодня вечером? – Майор задумался.

– Сегодня я до десяти занят, а завтра только в пять утра могу встретиться.

– Хорошо, давайте после десяти, хотите я к вам домой приеду? – Миша посмотрел на ее умоляющее лицо. А почему бы и нет, все веселее чем одному. Андрей только завтра свои шмотки привезет, так что, вечером.

– Да, вот адрес. – Он написал адрес на клочке бумаги и протянул Лиде.

– Спасибо большое! – Она улыбнулась и выпорхнула из кабинета. Майор долго смотрел на закрывшуюся за ней дверь, потом будто очнулся от сна. Стал спешно собираться. Кто-то вломился на ту квартиру, где сидела засада, да еще и письмо притащил. Сеченов взял с собой ворох бумаг, придется дома писать отчеты.

14

Его ждала машина. Он сел на заднее сиденье, за рулем сидел Андрей.

– Товарищ майор, я завтра утром переезд запланировал, это ничего, не помешаю?

– Нет, все нормально. Поехали к нашим засадникам, что-то у них стряслось.

Через пол часа майор стоял у двери той самой квартиры, где должны были поймать пацана, но поймали кого-то другого. С ним стоял Андрей и Светлана Дмитриевна – хозяйка квартиры.

– Андрей, займись человеком, я пока посмотрю, что тут натворили мои орлы.

– Есть, бабуля, вы погодите немного, мало ли какая там картина.

Сеченов позвонил в звонок, дверь открылась почти мгновенно.

– Товарищ майор, разрешите доло…

– Хорош, давай попроще и покороче. – Миша подвинул оторопевшего оперативника и вошел в квартиру. В нос ударил запах крови. Прямо у порога лежало остывшее тело, под ним расплылась лужа крови, точнее раньше она была лужей, теперь кровь высохла.

– Позвонили в звонок, мы приготовились. Леша открыл, они как ломанутся, да еще и пистолетами размахивают. Особо буйного уложили сразу, опасно очень было не стали рисковать, второму ногу прострелили, сидит у батареи на кухне. Вот и все. – Рядовой почесал затылок и посмотрел на майора.

– Понятно, вещи их где?

– Вон там, на столике лежат. – Майор прошел к указанному столику. Не густо. Два пистолета, две запасных обоймы, немного денег и письмо. Даже папирос нет. Хорошо на дело ходят, без лишнего хлама. Сеченов взял пожелтевший от времени листок и развернул его. Пробежал глазами по тексту, снова свернул.

– Рядовой, на лестничной клетке бабуля стоит, ей передай. Сюда пока не пускайте. Вызывайте криминалистов, пусть тут порядок наводят, я побеседую с этим налетчиком бестолковым.

– Есть. – Боец поспешил исполнить приказ. Бабуля непонимающе взяла письмо, медленно развернула его и, надев очки принялась читать.

Здравствуй Светлана!

Я наконец-то прибыл на место службы. я нахожусь на передовой, где ежесекундно решаются судьбы тысяч человек! Именно здесь куется победа. К слову, командир наш совсем молод, но уже капитан! Я же говорил, что мне не рано служить, никогда не рано защищать отечество!

Андре замерзал на ветру, но в блиндаж идти отказывался. Он стоял тут уже часа три и вглядывался в туман. Теперь у него есть хорошая винтовка, пора бы поквитаться с вражеским снайпером. Увы видимость не располагала, да и активности противник не проявлял.

– Господин капитан, пополнение прибыло! – Андре вздохнул. Никого хорошего в последнее время не присылали. Не опытные, ни разу не побывавшие в боях новички погибали еще до того, как успевали этого самого опыта набраться. Что хуже, что частенько по их вине погибали и опытные солдаты, а порой и офицеры.

– Пойдем, посмотрим. – Они двинулись по окопам вглубь оборонительных укреплений. Минут через пятнадцать они вышли к расположению. Глазам корнета предстала привычная картина. Не слишком ровный строй, стоит в ожидании его.

– Смирно!

– Вольно. – Капитан пошел вдоль строя разглядывая бойцов. Его взгляд остановился на совсем молодом солдате. Он остановился напротив него и стал его разглядывать.

– Рядовой Рысеве, господин капитан! – Даже голос у него был каким-то детским.

– Сколько лет?

– Семнадцать, господин капитан. – Андре вспомнил себя. Хотелось надеяться, то он не выглядел таким ребенком в свое время.

– Дай угадаю, доброволец. Пришел служить отчизне верно и грудью заслонить семью? – Юнец нисколько не стушевался.

– Так точно, господин капитан! – Он стоял по стойке смирно и смотрел ровно перед собой.

– Расслабься, была команда вольно. Ты в мечтах что видишь, Анну или Георгия? – Андре снова принялся сверлить солдата взглядом.

– Георгия, господин капитан. – капитан покачал головой и пошел дальше.

– Что прикажете, ваше благородие?

– Чего тут прикажешь? Половину в восьмую, половину в двенадцатую. Орла этого отправь поварам в помощники.

– Есть! Только как я его к поварам отправлю, они к нашему подразделению отношения не имеют, да и место там пригретое, кто его возьмет-то? – квартирмейстер почесал затылок.

– Тогда пусть в лазарете помогает или камни из одного ведра в другое перекладывает. К оружию не подпускать. В атаки ходить не будет, максимум, если всех поубивают, пусть в обороне помогает.

– Слушаюсь.

Андре еще раз покачал головой и пошел-таки в свой блиндаж. Только удалось все наладить после той самоубийственной атаки, как новая напасть. Присылают не только неопытных бойцов, но еще и детей.

– Господин корнет, вам телеграмма из крепости!

– Благодарю. – Андре на ходу принялся читать. похоже, что комендант требует его к себе на ковер, снова. К добру ли это? Он вошел в блиндаж и не снимая мундира сел за стол. Посидел немного, гоняя в голове разнообразные мысли, потом прошел к ящику с личными вещами и стал в нем копаться. Наконец выудил оттуда платок, в который были завернуты его ордена и снова сел за стол, разложив их перед собой. Капитан какое-то время смотрел на них, потом положил на стол и портсигар, снова стал смотреть. В конце концов Андре разложил на столе карту и стал что-то мерить, после чего снова воззрился на ордена и портсигар. Теперь он достал иглу и стал что-то выцарапывать на своих наградах. Через двадцать минут на каждом ордене и портсигаре красовались ровные ряды цифр. Капитан, сочтя дело сделанным, убрал награды в ящик, портсигар в карман и хотел было углубиться в чтение очередного доклада, но не судьба. Загрохотали взрывы. Андре встал и вышел из блиндажа. Стелили плотно, вдоль всего окопа, то тут, то там, взмывали фонтаны земли.

– В укрытия всех, живо. – приказал он это небрежно и даже как-то лениво. В целом все уже привыкли к бомбежкам. Точнее те, кому повезло пережить первые несколько дней на передовой.

Андре пошагал инспектировать вверенные ему позиции. Нарушение техники безопасности, несомненно, но он знал, что сейчас произойдет. Кто-то из новобранцев начнет паниковать, кто-то впадет в апатию. Не сразу, конечно, вопрос времени. Бомбежка вредила не только физически, но и психологически, будто бы каждый снаряд нес в себе сколько-то страха и этот страх вбивался в сердца и головы.

Капитан дошел до первого блиндажа и заглянул внутрь.

– Смирно! – Бойцы, как и положено повскакивали с мест. Судя по ретивости не меньше половины из них новички.

– Вольно, садись.

– Унтер, на два слова. – они вышли под открытое небо.

– Что-то случилось, господин капитан?

– Нет, но случится ведь. Давай в этот раз по окопу не будут носиться ополоумевшие солдаты? – Андре закурил и посмотрел на унтера. Тот покраснел.

– Так точно, не будут, виноват. – Во время прошлой бомбежки кому-то стало не по себе. Очень не по себе, и он выбежав из укрытия в панике стал носиться по окопам. Бегал солдат прекрасно. Его действительно долго ловили, но так и не поймали. В порыве безумия, понимая, что его окружают, он выскочил из окопа и побежал куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону противника, не далеко убежал в общем.

Капитан хлопнул собеседника по плечу, угостил папиросой и пошагал дальше. Заглянул еще в три укрытия, все спокойно, в четвертом его ждал сюрприз. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь, внутри шел жаркий спор, Андре никто не заметил и команды не подал. Пользуясь случаем он тихонько проскользнул внутрь и присел у стенки. Все бойцы сидели в плотном круга в центре помещения, свеча, установленная в центре круга, являлась единственным источником света. Таким образом никто не мог видеть происходящего за пределами круга. Капитан прислушался.

– Добуду, непременно добуду в первом же бою и не одну, а целых три! – Говорил тот самый юнец, которого Андре не велел допускать до оружия.

– Брешешь! Ты раньше-то хоть в одном бою бывал? – Его урезонивал один из ветеранов, воин действительно опытный, а главное осторожный.

– Нет и, что с того? Мне это не помешает карлушек пострелять, а если понадобится, то и штыком поколоть! – Спорщик даже привстал от избытка чувств, да еще и кулаком потряс.

– Ерунда все это, пока сам не поймешь, спорить бессмысленно. Я конечно могу с тобой об заклад побиться, а дальше что? Пойдешь в бою три каски добывать и пристрелят тебя. Вот и весь спор, даже выигрыш взять не с кого. – Андре понял, о чем речь. Новичок утверждал, что после первой же схватки принесет каски троих поверженных противников. Ветеран, по сути, его отговаривал.

– Так ты побейся об заклад, а там посмотрим. Если думаешь, что меня убьют, то я товарищу боевому заранее оговоренную сумму отдам!

– Сдались мне твои деньги, чего я с ними тут делать буду? Водка, папиросы, консервы, вот местные деньги. Да и к тому же, какому такому товарищу ты отдашь мой выигрыш? Вон тому, что справа от тебя сидит и зенками хлопает? Так его тоже убьют, он такой же дурень, о воинской славе мечтает. На лбу у него написано, что желает Георгия себе на грудь и притом завтра же, коли сегодня не свезло и врага по близости не оказалось. – Ветераны, коих было тут около половины, рассмеялись.

– А что плохого в том, чтобы мечтать о ратных подвигах и воинской славе? К этому надо стремиться! – Юнец не унимался, видимо он представлял мнение всех новобранцев, в той или иной степени.

– Воинская слава в том, чтобы выполнить поставленную задачу, воинский долг – жить любыми средствами. А вы мне про железяки говорите. Пока ты целишься в орден, кто-то в твою дурную башку целится! – ветераны одобрительно загудели.

– Это все полемика! Хороший солдат должен быть отмечен медалями и орденами! Они для того и существуют, чтобы показывать всем доблесть владельца! – Теперь одобрительно закудахтали новобранцы.

– Хороший солдат должен быть жив, балда! – ветераны рассмеялись, юнец покраснел от злости.

– Что за упаднические настроения, нет большей отрады, чем умереть за отечество!

– Да, вот так вот, кто на войну воевать приходит, а кто и умирать. Поди вон к господину капитану, он тебе живо объяснит, отрадно ли за отечество помирать, али нет. У него, как никак, опыту в военном деле хоть отбавляй. Всю Русско-Японскую прошел, а тут уже легендой стал. Про стального корнета слышали?

– Нам говорили железный, что правда он? – теперь заинтересовались и новобранцы, и ветераны.

– Он самый и есть! Я тут дольше вас всех, потому и знаю. В прошлой раз, когда на передовой мы были, он еще корнетом был и ротами не командовал. Не хотел он раньше этого, понимаете. Все сам воевал! Месяцами из окопов не вылазил, да и до сих пор не вылазит.

– А правду говорят, что он своих убивает за провинности? – юнец задал вопрос, который, видимо, лежал на самом кончике языка буквально у всех.

– Правда в том, что в первом бою тебе не получить три каски. – Абсолютно все вздрогнули и обернулись на голос капитана, стали вглядываться.

– Смирно! – наконец кто-то понял, что в помещении офицер. Все вскочили и вытянулись по струнке.

– Почему же, господин капитан? – Андре хотел уже уйти, но этот вопрос его остановил.

– Потому, что будешь дрожать от страха и не до этого тебе будет. Но это хороший вариант, плохой – пойдешь добывать каски и тебя пристрелят.

Капитан вышел из блиндажа и продолжил обход позиций. Андре помнил, как заключил точно такой же спор. Как ни смотря на страх, лучше даже сказать, на ужас, охвативший его, охотился за касками. Как погиб его друг, с которым он прибыл на войну. Как дали ему за отвагу красивую железку, которая не могла почему-то заменить друга. Уже у другого блиндажа его догнал фельдфебель.

– Господин капитан, блиндаж накрыло, прямое попадание!

– Выжившие есть?

– Пока да, но боюсь до лазарета не дотянут. – Андре постучал фельдфебелю по лбу.

– Так какого черта, ты ко мне примчался, а не к докторам?

– Господин капитан, их родимых и засыпало! – Капитан задумался.

– Вывозите кого сможете, важно успеть, отправь гонца вперед. Раненых нести быстро, но бережно. Если поврежден позвоночник, то не трогать, если ранение в живот – не давать пить. – боец почесал затылок.

– Что повреждено?

– Ясно, пойдем. – Они спешно добрались до разрушенного блиндажа. Первого взгляда на выживших Андрею хватило, чтобы понять – не жильцы. Плохо, теперь вообще никакой медицины, врачи, даже если это пропитые коновалы, всегда в цене.

Бомбежка вдруг затихла.

– Чего делать-то, господин капитан?

– Быстро отнесите их в блиндаж, временно, сейчас к бою! Быстро, все к бою. – Люди высыпали из укрытий и готовились отражать атаку врага. Только что абсолютно пустой окоп теперь был забит людьми.

Сразу можно было отличить ветеранов от новобранцев. Те постоянно цеплялись за что-то, поскальзывались, падали и создавали много суеты. Ветераны же неторопливо занимали свои посты. Миллиметр в миллиметр, ибо за время, что они провели тут, каждый успел найти для себя наиболее удобную и безопасную позицию, в пределах отведенного ему поста. По окопу пронесся многократно продублированный приказ: «Огонь только с двухсот метров, из личного оружия со ста»! На глазах Андре пулеметчики живо развернули свою косу смерти и изготовились к бою. В небо взмыла сигнальная ракета, кто-то уже видит противника, здесь же еще не до конца развеялся дым. Справа, на грани видимости, замелькали сигнальные флажки. Корнет улыбнулся, все происходило отчаянно правильно, так, как и должно быть. Он пошагал по окопу глядя на сосредоточенных и готовых к бою солдат. Однако все не может быть прекрасно, как-то случилось, что на довольно большом участке новобранцы не перемежались с ветеранами. Капитан посмотрел по сторонам, времени делать перестановки не было. Он достал бинокль и посмотрел на поле боя. Ладные атакующие цепь двигались к позициям русских. Андре посмотрел на бойцов. Вот оно, кто-то в ужасе кусает губу, не замечая, что прокусил ее. Кто-то не смотрит в сторону врага. Его взгляд упал на того самого юнца. Он нетерпеливо перехватывал винтовку и буквально высунул язык. Плохо, действительно плохо.

– Огонь только по моей команде. – Ближайший к нему солдат вздрогнул и обернулся. Увидел командира и, кажется, немного успокоился.

– Господин капитан, говорят тут есть такая традиция, отдавать вам последние письма! – треклятый юнец протягивал ему красивый конверт. Наверняка еще и духами его спрыснул.

– Тебе говорили, что еще никто из тех, кто отдал письмо не выжил? – Андре посмотрел в глаза пареньку и не увидел там страха, ни капли.

– Суеверия, возьмите, господин капитан. – Андре вздохнул, принял письмо и убрал его в нагрудный карман.

– На счет касок, я надеюсь, спор не состоялся?

– Никак нет, господин капитан, но я добуду! – вот и все, не терпится дурню на тот свет.

Где-то далеко справа зарокотал пулемет, затем подключился еще один. Конечно же, новобранцы, заслышав стрельбу принялись палить из ружей в белый свет как в копеечку.

– Отставить, сукины дети! Только по моей команде!

– Я попал, попал, господин капитан, я видел, как он упал! – конечно он не мог попасть, игра воображения.

– Хорошо, давай еще раз. – Андре стал смотреть в бинокль. Раздался выстрел, кровавое облачко взметнулось над одной из малюсеньких еще вражеских фигурок.

– Еще раз попал, господин капитан. – Андре не верил своим глазам. Полторы тысячи метров, не меньше!

– Еще раз! – выстрел и снова в цель.

– Говорил же добуду, вот уже трое, только как сами-то каски достать?

– Отставить каски, из окопа ни шагу, понял. Снайпером будешь, мне как раз винтовку с оптикой принесли. Но из окопа ни на шаг, ясно?

– Так точно. – паренек, похоже, расстроился.

– Где стрелять учился?

– Я охотник и отец мой был охотник, да и дед. С молодых ногтей к стрельбе привычен, как казаки к лошадям, так я к винтовке.

– Прекрасно. Я тебе вот, что скажу. Если на рожон лезть не будешь, то пользы от тебя будет море. Запомни, тебе, именно тебе, нужно быть осторожнее всех остальных вместе взятых. Чтобы враг даже не подозревал о твоем существовании. Понятно?

– Так точно. – юнец поник еще сильнее. Враг тем временем сократил дистанцию до семисот метров.

– Стреляй давай, теперь стреляй, когда хочешь, по команде и без. Хотя погоди, у них давно снайпер по полю лазит, хорошо прячется шельмец. Под его пулю не попади.

– Не попаду! – Возможность проявить себя снова вернула ему превосходное настроение. Капитан мрачно покачал головой, плохо это, нельзя без страха, без страха все равно, что труп.

– Приготовиться!

Стали бить пулеметы выкашивая вражеский строй. Десятки человек валились на землю, их место занимали новые и атака продолжалась.

– Пли!

Дистанция позволяла вести огонь из личного оружия, но не многое изменилось в плане эффективности. Помимо юнца самородка, наверное, больше никто не попадал. Почти никто и не целился, просто стрелял в сторону врага. Андре знал это ощущение, кажется будто стоит тебе выглянуть над окопом, как враг всадит тебе пулю в лоб. Кто-то боится убивать, кто-то еще чего-то, но в целом боятся все и худо-бедно отправляют в сторону неприятеля куски свинца. Так и должно быть в первом бою.

– Гранаты приготовить! – Те, кому выдавали гранаты принялись доставать их и готовить. Враг приближался, стало ясно, что огневой мощи не хватает.

– Давай! – полетели гранаты, тоже не слишком прицельно, но с этим попроще, далеко кидают и то ладно.

– Штыки примкнуть! – Нужно покинуть окоп до того, как враг начнет закидывать в него свои гранаты. Андрей посмотрел на свои бойцов. Трясущимися руками они пытались пристегнуть штыки к винтовкам, получалось медленно.

– Мне тоже?

– Нет! В блиндаж, бегом! – паренек поплелся прочь.

– Господин капитан, вас к аппарату! – к нему подбежал посыльный.

– Мне некогда! Вперед, в штыки! – он вскочил на бруствер и обнажил саблю. Оборачиваться не стал, боялся расстроиться. Рванул вперед не думая ни о чем. Андре видел, как противник метнул гранату, она разорвалась где-то сзади. Перехватить винтовку так, чтобы можно было ей отбиваться немец уже не успел. Андрей полоснул его поперек груди и кинулся к следующей цели. Вражеский офицер рванулся ему на встречу и приготовился к сабельной дуэли, но получил две пули. Одну в лицо, одну в грудь.

– За Царя!

Похоже, что за ним действительно пошли его солдаты. Немногие немцы, прорвавшиеся к окопам, вынуждены были спешно отступать. Самое время для контратаки. Русские рванули за улепетывающим врагом. Однако уходил враг организованно, успевая огрызаться гранатами и ружейной пальбой. Скоро стало понятно, что преследование смысла не имеет. Прозвучала команда вернуться в окопы. Андрей стал искать по дороге трупы новобранцев. Потерь оказалось больше, чем он хотел бы, но меньше чем опасался.

Вдруг его правую ногу, выше колена, прорезала боль. Капитан повалился в воронку и затих. Слышались крики, все еще продолжалась пальба. Он посмотрел на ногу, так и есть, сквозное ранение. Капитан наложил повязку и повесив фуражку на саблю приподнял ее над воронкой. Звякнул металл, сабля дернулась, фуражка улетела прочь. Капитан посмотрел на свое оружие. Кончик сабли обломан, видимо пулей. Вот так, снайпер, на которого Андре давно охотился, теперь охотился на него самого. В общем-то это не представляет особой беды, можно просто дождаться ночи, главное, чтобы враг не пошел снова в атаку. Не смотря на перевязку кровь обильно лилась на землю. В этот момент послышался свист снарядов, а следом и разрывы.

Андре вжался в землю и закрыл глаза. Земля дрожала, и он это чувствовал. Он дрожал вместе с ней. Говорят, что снаряд никогда не падает в одну и ту же воронку, но применимо ли это в том случае если снарядов тысячи? Капитан чувствовал, как его пальцы впиваются в землю, если бы в их тиски попался бы камень, то его просто размозжило бы. Взрыв, краткий свист и взрыв, удар сердца, затишье и снова удар. Сердце Андре будто бы подстраивалось под рваный ритм взрывов. Совсем рядом упал снаряд, капитана осыпало землей. Сквозь сжатые зубов вырвался краткий рык. Наконец ему удалось успокоиться и открыть глаза, бомбежка продолжалась, кажется вся немецкая артиллерия обрушила свою мощь на этот участок фронта. Неба не видно, вообще ничего не видно, все в дыму. Вдруг в метре от его ноги в на землю рухнул снаряд. Корнет задержал дыхание и широко открыл глаза. Бомба с задержкой, сколько ему осталось? Три секунды, меньше? Сердце ударило в ребра стремясь выскочить из груди и умчаться прочь из этого места. Только не так, пуля, сабля, но не так, когда даже останков не будет. Когда нечего будет похоронить, никто не увидит его мертвым и не заплачет.

– Господи прости, Мама прости меня, прости пожалуйста, мамаааа – его бормотание перешло в вой, сердце продолжало колотиться в груди. По лицу капитана текли слезы, а бомба все не взрывалась. Он открыл глаза судорожно всхлипывая и расхохотался. Он смеялся заглушая своим смехом грохот артиллерии. Перевернулся на живот и стал колотить по земле кулаками, потом уткнулся в нее лицом и стал гладить. Но дьявольский смех не прекращался ни на секунду.

– Не взорвалась! Не взорвалась! Спасибо, Господи, спасибо! Андре, ты же понял, именно в этот момент ты все понял! Наконец-то ты понял, почему все это происходит. Андре, ты хотел, чтобы они плакали! Ты ведешь себя как пацан, черт подери, ты просто обиженный мальчик. Честь, присяга и отчизна, ни о чем не вспомнил ты в этот момент, только сожалел о том, что не будет таких похорон, каких ты когда-то представлял. – Он продолжал смеяться и говорить с собой, а тем временем смолк грохот и установилась абсолютная тишина. Чуть позже зазвучали команды со стороны Русских позиций. Андре ничего не слышал, он уткнулся лицом в землю и уснул.

– Господин капитан, очнитесь! Да очнитесь же! – кто-то тряс его, отчего кружилась голова и жутко бунтовал желудок.

– Поди прочь, кто бы ты ни был.

– Очнись же! Они рядом! – Но от этого не было толку, то ли нервный срыв, то ли потеря крови просто не давали капитану хотя бы открыть глаза. Он почувствовал, как его взвалили на плечи и понесли. В таком положении голова закружилась еще больше, тошноту преодолеть не удалось. Его вырвало. Вдруг капитана то ли уронили, то ли бросили на землю. Потом поволокли, затем снова подняли. Наконец он окончательно провалился в беспамятство.

– Нет, рана не серьезная, конечно, крови много потерял, но он молодой, здоровый. Два три дня и снова в строй встанет.

– Может отвезти в госпиталь, все-таки? Мне кажется с такими вещами шутки плохи.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Засим позвольте раскланяться, я убываю на пост.

– Спасибо доктор, до свидания.

Андре открыл глаза. Он лежал в блиндаже, рядом стоял смутно знакомый офицер и какой-то доктор, судя по повязке на руке. Капитан сел, закружилась голова.

– Лежите, голубчик, вы потеряли много крови. Два дня точно не вставайте. – доктор погрозил ему пальцем, будто нерадивому ребенку.

– Боюсь у меня нет двух дней, которые я мог бы посвятить безделью. Я благодарен вам за помощь, но дела не ждут. – Андре свесил ноги с кровати и попытался встать. Голова закружилась еще сильнее, к горлу подступил ком. Капитан едва не упал.

– Если вы не цените свое здоровье, то будьте так добры, цените хотя бы мой труд. Встать вы не сможете все равно. – доктор развернулся на каблуках и вышел вон.

– Сударь, отдохните, обстановка спокойная, Будьте уверены, что при возникновении малейших трудностей я приду к вам за советом. Прошу прощения, забыл представиться, капитан Лозич. – он исполнил полупоклон.

– Очень приятно, чем обязан? – Андре ошалело посмотрел на собеседника. Выглядел тот как настоящий франт. Движения, аккуратные усики и бородка, какой-то великосветский повеса, а не офицер.

– Мне вверено командовать вашими подразделениями до вашего полного восстановления.

– Ясно. К вечеру я буду на ногах, а пока, не могли бы подвинуть сюда стол, коли уж я прикован к постели, то хотя бы сделаю бумажную работу.

– Конечно, с превеликим удовольствием! – Андре поморщился, не нравился ему этот клоун, вот и все.

– Благодарю. Кстати, позовите пожалуйста ко мне моего ординарца. – Лозич улыбнулся и вышел. Сразу же вошел Павел – ординарец капитана.

– Вызывали?

– Да, приведи мне этого стрелка, как там его?

– Рядового Рысевича, господин капитан?

– Да, именно! Дам ему винтовку, будет у нас свой снайпер, повышибаем чертей немецких. – Андре блаженно улыбнулся.

– Никак невозможно, погиб он.

– Как? Я же ему велел в окопе оставаться. – капитан опешил.

– Он и оставался, а когда все решили, что вас артиллерией накрыло, и вы богу душу отдали он один твердил нет мол, его так не убить. Ну вас, то бишь и полез в пекло. Мы уже плюнули на него, как раз карлушки в новую атаку поднялись, не до того было. А потом глядь, а он вас на закорках тащит. Вы, ваше благородие, кровью истекаете, а он мчит по полю, аки жеребец! Но не свезло, не донес, пуля она завсегда быстрее, чем человек. Так-то. – Андре посмотрел на свои ладони.

– Пафнутий, поди вон! – ординарец поспешил удалиться.

Андре, пересилив слабость и головокружение, все-таки сел. Обхватил голову руками, потер лицо. Послышался звук открываемой двери.

– Павел, сказал же, поди вон! – капитан посмотрел в сторону двери.

– Боюсь я не Павел. – на пороге стоял комендант крепости. Андре покраснел и встал по стойке смирно, после чего незамедлительно рухнул на койку.

– Виноват, я сейчас…

– Бросьте, вы ранены. Нет никакой нужды в том, чтобы подобно истукану стоять посреди блиндажа. Надо признаться, не ожидал от вас, господин капитан, таких организационных талантов. Подразделение в прекрасном состоянии, на сколько это вообще возможно. Благодарю за службу. – комендант подвинул табурет к кровати позеленевшего Андре и сел.

– Я, если честно…

– Бросьте, не имеет значения. Главное вам удается успешно руководить и не допускать бесполезной гибели людей.

– Об этом я и говорю. Сегодня же, во время отражения атаки, погиб юнец, глупо погиб. – комендант внимательно посмотрел на Андре.

– Ясно, вот что вас тревожит. Для начала скажу, что это было вчера. Мне посчастливилось изучить эту историю. Что же, говорят он был превосходным стрелком, но, как говорится, горбатого могила исправит. Извольте не спорить сейчас и выслушать внимательно. Вы, вероятно увидели в нем себя. Так же молод и весьма честолюбив. Ведь наверняка, когда-то на Русско-Японскую войну записался такой же романтически настроенный юноша. Куда же он делся? Никуда, юноша остался, пусть теперь и не показывает носу в ряде вопросов. Где-то первое место занимает прагматизм, но если позволите, то и цинизм. В этом нет ничего плохого или хорошего, это просто факт. Так вот приходят сюда все за разным. Мне порою кажется, что от войны ты получишь ровно то, чего на самом деле хочешь. Я хотел создавать и руководить, посмотрите-ка, какая ужасная шутка. Строю, причем много, а уж то, что немцы это ломают дело другое. Кто-то приходит за медалями и орденами. В большинстве случаев получают их такие люди посмертно. Так зачем же пришел на войну тот мальчик? Отвечая на вопрос подумайте хорошенько, чего вы хотите, зависит от вас, но знайте, чего попросите, то и получите. – комендант посмотрел на Андре.

– Когда-то я пришел сюда за красивыми похоронами.

– Об этом все когда-то мечтали, благо вы не особо этого хотели, судя по тому, что до сих пор живы. Поймите, если вы здесь только потому, что другого места для вас нет или не нужны нигде, кроме как тут, то сумасшествие ваше вопрос лишь времени. Обратите свое внимание на то, что греет ваше сердце, к тем вещам, которые видел мальчишка и не видите вы. Только так можно сохранить разум и не отяготиться совершенно ненужным чувством вины. Это не значит, что мы делаем хорошие вещи, но винить себя за что бы то ни было совершенно бессмысленно, особенно в случае с Рысевичем. Он получил то, за чем пришел.

– Мне всегда хотелось защищать, хотелось быть опорой для слабых. Я сам себя тогда сильнее чувствую.

– Что же, тогда к этому и обращайтесь в минуты сомнений. Желаю вам скорейшего выздоровления! – комендант встал с табурета и покинул блиндаж. Андре долго смотрел в потолок, потом закурил. Блаженно потянулся, потрогал рану и даже заскучал от безделья.

– Разрешите! – в приоткрывшуюся дверь просунулся ординарец.

– Чего тебе, Пафнутий?

– Тут такое дело, значится мы это, собираем пожертвования, семье Рысевича. Есть у вас чего, чтоб отправить родне его? – Андре задумался.

– А почему другим не отправляете?

– Не знаю, ваше благородие, так уж вышло.

– Вот возьми, портсигар серебряный, подожди только, я папиросы выну.

Здравствуй Светлана!

Я наконец-то прибыл на место службы. я нахожусь на передовой, где ежесекундно решаются судьбы тысяч человек! Именно здесь куется победа. К слову, командир наш – Андре Тирер совсем молод, но уже капитан! Я же говорил, что мне не рано служить, никогда не рано защищать отечество!

Если бы ты только знала каков он! Глаза, какие у него глаза, он из тех, кому удается все, понимаешь, за что бы он ни брался. Тем более благородным кажется мне его выбор. Положить жизнь на алтарь служения. Самопожертвование и бесконечная отвага, вот, те качества, что слились в нем. Бесконечно требовательный к себе и милостивый к окружающим.

Как хотел бы я стать хоть каплю похожим на него. Как хотел бы с такой же уверенностью делать настоящее дело. Пойми, я так хочу делать настоящее дело, быть опорой для тех, кто не может себя защитить, укрыть от бед всех и каждого. Просто быть нужным.

Здесь, где ставкой является жизнь все стремления и желания проверяются на прочность. Те, у кого нет ничего за душою, кроме шкурных интересов, рано или поздно превращаются в скот. Который способен только выживать. Но те, в чьем сердце есть огонек, получат пламя, ибо его раздует ветер войны.

Если уж ты читаешь это письмо, то я мертв, есть тут такая традиция, отдавать последнее письмо нашем командиру. Мне кажется его никто и никогда не прочтет, а жаль. Сказать кому-то то, что написал я тут, мне почему-то стыдно. Никто так и не узнает почему я уехал на фронт. Прощай, Светлана.

Майор вышел на лестничную клетку как раз в тот момент, когда старушка, дочитав письмо, едва не упала в обморок. Он подхватил ее и аккуратно усадил на ступеньки.

– Тихо, тихо, чего ж вы так. В вашем возрасте нельзя так волноваться. Капитан поднял оброненный листок и мимолетом пробежал по строчкам глазами. Когда-то он уже читал это письмо и смог найти адрес этой старушки. Потому-то здесь и сидела засада. Но вот зачем сюда приперлись эти медвежатники и чего хотели, вот это интересный вопрос. Скоро эта тайна разрешится, как только майор хорошенько допросит пленного громилу.

– Андре Тирер, и на портсигаре так же написано, а я все думала, откуда такая вещь среди ерунды в общем-то.

– Портсигар у вас? Можно взглянуть? – Старушка полезла во внутренний карман куртки и достала потускневшую серебряную коробочку.

– Конечно, вот.

Сеченов осмотрел портсигар со всех сторон. На крышке гравировка «Капитану Андре Тиреру от верного друга на долгую память». Да уж, память и вправду долгая получилась, сколько лет прошло, а те события будто вчера произошли. Он открыл крышку, внутри оказались папиросы.

– Курите, бабуля?

– Да, честно говоря, сынок, как этот портсигар и извещение прислали, так и закурила. – Капитан хмыкнул и снова присмотрелся. На внутренней стороне крышки выцарапан ряд цифр.

– А это, что значит? – он указал пальцем на находку.

– Не знаю, всегда было. – Капитан достал блокнот и выписал цифры.

– Бабуля, тут сегодня надолго, уж извините, не думали, что так получится. В квартире все цело, ничего не поломали, уборку сделаем, как закончим. Я сейчас прикажу, вас на машине отвезут к дочке, а завтра уже приходите. Хорошо?

– Что ты сынок, не волнуйся, вы хорошее дело делаете, преступников ловите. Пустяки вся эта квартира и барахло, главное делайте то, что надо. – Она поднялась и пошагала вниз по лестнице. Капитан посмотрел ей вслед, вздохнул каким-то своим мыслям и закурил. Потом вошел в квартиру и двинулся к кухне.

На полу сидел прикованный к батарее человек, правая нога его была забинтована. Майор сел перед ним и посмотрел в глаза. Ни капли страха.

– Хорошо сидишь? – Громила осклабился и кивнул, майор принялся разбинтовывать его ногу.

– Чего это ты делаешь?

– Если ты помрешь, то тебя допрашивать бесполезно будет, хочу рану твою осмотреть, может подлатать смогу.

– А, ну тогда давай, лечи. – Пленник снова улыбнулся наглой улыбкой.

Рана была не сквозной, пуля застряла в кости, но на самом деле Сеченова не волновало ни состояние пленного, ни его нога.

– Да, тут нужны меры. – пленник озадаченно посмотрел на Майора.

– Чего там?

– Заражение может быть, но это я сейчас поправлю. – Майор потушил папиросу об рану и вышел с кухни, не обращая внимания на крики.

– Падла!

Сеченов прошел в комнату.

– Так орлы, мне нужен паяльник, соль и кислятина какая-нибудь. Бегом.

Через десять минут ему принесли паяльник, соль и яблоки.

– Яблоки-то зачем? – Майор удивленно посмотрел на оперативника.

– Самое кислое, что смогли найти.

Сеченов улыбнулся и пошел на кухню. Сложил все на стол и поискал графин или большую чашку. Нашел, налил в нее воды и высыпал всю принесенную соль. Стал помешивать, заодно аппетитно хрустеть яблоком. Наконец он счел зелье готовым и подошел к пленнику.

– Что, пытать будешь? Врешь, тут соседей тьма!

– Какая мне разница. В недрах политического отдела и не такие пропадали. Слышал про наградные топоры в НКВД? Мне такой вручали, понимаешь ведь, не за хорошее обращение с подозреваемыми.

– Брешешь все, нет никаких топоров наградных! – Майор тем временем разогревал паяльник.

– Говори кто тебя прислал и зачем, тогда есть шанс, что ногу тебе не ампутируют.

– Пошел ты! – Майор улыбнулся и плеснул соленой воды громиле в рану. Тот заскрипел зубами, но смолчал.

– Вот и хорошо, что молчишь. дайка я тебе рот завяжу, сейчас больнее будет. – Сеченов заткнул громиле в рот кляп и сунул паяльник рану. Бедолага взревел, даже кляп не помог. Майор же продолжал вкручивать в отверстие паяльник, будто намереваясь проковыряться насквозь

– Все скажу!

– Ага, я знаю. – Сеченов продолжил заталкивать раскаленную железку в ногу громилы.

– Хватит! – Казалось, начальника политического отдела совсем не интересует информация, просто он наконец-то нашел повод запытать кого-нибудь насмерть. Однако паяльник наконец-то был извлечен. Майор подумал немного и налил в рану соленой воды.

– Давай, говори, чего уж теперь, развлечься мне не дал, так хоть информацией порадуй.

– Турок дал письмо, приказал пробить адрес, живет ли по нему бабка, которой тогда письмо писали. Если да, то вломиться и забрать портсигар. – Он протараторил это за какие-то пол секунды.

– Не торопись, давай с начала. Как тебя зовут, бедолага?

Майор сел на табурет и достал блокнот. «Дима, – Сеченов уничтожающе посмотрел на допрашиваемого. – Мошин Дмитрий Олегович, поправился пленник.

– Хорошо, давай дальше, кто такой турок и в каких вы с ним отношениях состоите?

– Не знаю, как его зовут, все его турком просто называют. Работаю я на него, он платит, я работаю, понимаешь? – Дима шмыгнул носом и просительно посмотрел на майора. Майор взял графин и плеснул еще соленой воды на рану пленнику.

– Понимаю, да брось ты стонать, уже не так больно должно быть. Подробнее этого турка моим ребятам опишешь и все ваши с ним дела тоже. Как ты с ним связываешься?

– Каждую полночь он сидит в пивной в подвале. Знаешь, наверное, место известное. – Сеченов поморщился. То, что Дима назвал пивной на самом деле было скорее притоном. Грязное подвальное помещение в котором раз в неделю кого-нибудь точно убивают. Недавно, например, пристрелили Малюту Лысого, не последнего, надо сказать человека в криминальном мире. Почему до сих пор не дали приказ разогнать это логово майор не понимал. Видимо кому-то оно было нужно.

– Как он выглядит?

– Высокий, широкоплечий, волосы темные, стрижка короткая. Одет обычно в штаны, сапоги и кожаную куртку. – по сути описал Дима добрую половину посетителей.

– Я тебе сейчас паяльник в ногу запихаю и не выну пока все не расскажешь.

– У него еще уши переломанные все и нету мизинца на левой руке. – угроза подействовала, заговорил пленник с куда большим энтузиазмом.

– Хорошо. Бывай, Дима. – Сеченов убрал блокнот и двинулся к выходу.

– Товарищ майор, чего с ним делать-то теперь?

– Оформляйте. Мне на стол результаты допросов. Молодцы, ребята, хорошо поработали.

– Служу Советскому Союзу!

Сеченов ответил воинским приветствием и вышел из квартиры. Значит кто-то еще замешан в этом деле. Ордена, портсигар, что-то происходит, пора бы почитать дневник. Но увы, времени для этого снова не оказалось. Сразу после импровизированного досмотра пришлось отправиться в управу и до вечера пробыть на совещании, в ходе которого была спланирована операция, на которую, на самом деле, у него не было разрешения. Ответственность за эту операцию начальник политического отдела – майор Сеченов, решил взять на себя. В полночь проклятущей пивнушке придет конец. А пока пора отправиться на интервью, скорее всего Лида уже ждет его.

15

Лида и вправду дожидалась его. Она сидела на лавочке во дворе и болтала ножками. Девушка увидела подъезжающую машину и замахала рукой.

– Миша! Я так рада вас видеть! – Водитель едва заметно покосился на начальника.

– Товарищ майор, может мне завтра попозже приехать?

– С чего это? – Сеченов действительно не понимал вопроса.

– Да так, подумал почему-то, не важно. – Он остановил машину у подъезда.

– Андрей, сейчас уезжаешь, к одиннадцати часам подъезжай, поедем пивнушку громить, если я засну, а такое возможно, поднимись ко мне, хорошо?

– Есть, товарищ майор, приятного вечера.

Сеченов вышел из машины, к нему тут же подскочила Лида и стала что-то щебетать. Миша снова опьянел от ее духов.

– Пойдемте, у нас не так много времени. Надеюсь часа нам хватит?

– Миша, мне и вечности с вами не хватит, но час – значит час.

Они поднялись на восьмой этаж и вошли в квартиру. Лида сразу же обратила внимание на столик у двери, на котором стояла фотография матери.

– Какая красивая. – Миша тронул ее плечо, она обернулась и буквально отлетела от сокрушительного удара в челюсть.

– Ты правда думаешь я идиот? Я служу больше половины жизни, меня пытались и купить, и соблазнить, меня пытали и пугали, я горел в танке и тонул на корабле. С чего ты решила, что можно выкупить меня как пацана? – Девушка стояла на четвереньках, на пол капали крупные капли крови, она хотела подняться на ноги, но тяжелый окованный сапог едва не проломил девичьи ребра. Хрупкая, почти невесомая девушка подлетела и снова распласталась на полу. Ее вырвало. Майор тем временем обыскивал ее. Его руки нащупали что-то на уровне бедер, Сеченов бесцеремонно задрал подол сарафана и извлек из ножен, крепящихся к бедру, стилет. Теперь приступил к сумочке. Пистолет и запасная обойма.

– Курва, у тебя вообще нет мозгов? Ты приперлась ко мне с оружием? – Лида так и лежала на полу, одной рукой она неловко пыталась поправить сарафан, подол которого был задран едва не до головы.

– Больно, я…

Майор схватил ее за волосы и потащил на кухню. Девушка почти не сопротивлялась. Он пристегнул ее к батарее, сам сел напротив, посмотрел на бессильно опущенную на грудь голову девушки. Встал, налил воды в графин.

– На, умойся и попей. – Девушка не реагировала. Сеченов просто стал лить ей на голову воду. Не прошло и пары секунд как она зашевелилась.

– Воды, пожалуйста. – Миша подал ей графин. Она приникла к нему губами, но скривилась от боли. Майор отметил свою оплошность, если челюсть сломана, то ей будет трудно говорить, плохо работаете, Михаил.

– Говорить будешь? – девушка, продолжая пить отрицательно помотала головой. Вот так, сидит она пристегнутая к батарее, с растекшейся тушью, где только взяла эдакую редкость то, и понимая безнадежность ситуации, говорить отказывается.

– Не буду. – Она посмотрела на начальника политического отдела. В уголках глаз уже копятся слезы. Майор снял фуражку, положил на стол, стал снимать китель.

– Знаешь, существует много способов сломать человека, все рано или поздно начинают говорить. Увы у меня мало времени. Поверь я не хочу делать того, что сейчас сделаю, но у меня нет выбора, ты сама решила, что все будет так.

– Что ты делаешь? – она удивленными глазами смотрела на майора.

– Один из наиболее действенных способов сломать человека – изнасиловать его, причем в грубой и извращенной форме. Лида заплакала.

Андрей остановил машину у подъезда. Майор уже ждал его, сидел на лавочке и курил. Он посмотрел на часы, поправил форму и сел на заднее сиденье.

– Поехали пиво пить. В полночь начинаем. Давай с ветерком, Андрей, поехали.

– Есть.

Машина неслась по ночным улицам. Звук мотора отражался от домов и уносился в небо. Майор курил одну папиросу за другой.

– Быстрее. – Андрей обеспокоенно глянул на начальника в зеркало.

– Есть.

Мотор рвал ночную тишину в клочья, на поворотах машину круто заносило, но Сеченов кричал только одно слово.

– Быстрее! – Казалось машина уносилась прочь от своей же тени, которая вроде отставала, но с новым фонарем опять догоняла.

Сеченов снял фуражку, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Его тошнило. тошнило не смотря на поток холодного воздуха из открытых окон. Она так ничего и не сказала. Не помогло ничего, ни изнасилование, ни избиение.

У него в ушах, заглушая шум ветра и рев мотора звучали сдерживаемые рыдания и плач. Униженная и растерзанная она молчала. Миша не понимал почему, точнее понимал, но не хотел даже думать об этом. Лида любила того, кого должна была выдать. Почему он должен так поступать? Зачем он служит в политическом отделе?

Когда-то он пришел на службу, чтобы защищать слабых, чтобы быть опорой и надеждой. Где, где тот щенок, который верил в эти идеалы? Майор сжал зубы и заскулил, благо водитель услышать этого не мог. Мешал рев двигателя и шум ветра. А вот Мише не мешал. Сквозь него прорывались все новые голоса, все они кричат. Каждый на свой лад, но страшно и больно всем одинаково. Старики, дети, женщины и только Лида, закусив губу до крови молчит.

Он ударил кулаком в крышу машины, потом еще раз, потом принялся остервенело лупить по всем доступным ему поверхностям. Кулаки быстро сбились в кровь. Боль немного протрезвила его.

Перед глазами была она, ставшая последней каплей, в череде бесконечных пыток и допросов, убийств и перестрелок. Хрупкая, красивая девушка, сжимающаяся в комочек на грязном полу.

Когда он превратился в это чудовище, когда обратил всю свою силу против тех, кого хотел защитить? Когда предал себя. Завизжали тормоза, майор приложился головой о спинку сиденья.

– Приехали, товарищ майор. Вас ждать или попозже подъехать? – Андрей посмотрел на начальника. В его глазах не было ни презрения, ни удивления. он будто понимал, что все рано или поздно ломаются и начинают говорить. Даже майоры.

– Езжай домой, тебе еще переезжать завтра. Славно прокатил, спасибо! – Миша вышел из машины и глубоко вздохнул. Он бы не был начальником политического отдела, если бы не мог по щелчку пальцев вернуться к работоспособному состоянию. Он надеялся, что вызванные по телефону оперативники заберут с квартиры девушку и вытрут ликвидируют следы своевременно, иначе добропорядочный семьянин окажется завтра в весьма неудобном положении.

– Товарищ майор, разрешите доложить, старший лейтенант Федулин! – к нему подскочил ладный оперативник.

– Валяй старлей, только быстро, через пять минут начинаем. – Они шли к пивной, старлей лепетал что-то о том, что район оцеплен. Потом стал рассказывать о плане операции, который Сеченов сам и придумал.

– Начинайте. – Все вокруг пришло в движенье. Именно это и любил майор. Когда опытные оперативники давят бандитскую сволочь. Уголовники, политические, контра, да хоть кто. Все, кто не живут честной жизнью, все, кто считает, что может жить за счет других должен бояться. Каждый день просыпаться в холодном поту и знать, что за ним придут.

Майор вошел в пивную. Все посетители уже были обезврежены. Кто-то лежал мордой в пол, кто-то лицом к стене. Михаил сплюнул под ноги, прямо на голову какому-то упырю.

– Итак, здесь есть кто-то по прозвищу турок? – Ему никто не ответил, он ждал этой реакции. Майор достал пистолет и передернул затвор.

– Товарищ майор, всех прижали, раненых и убитых нет. – Почти шепнул ему старлей. Сеченов кивнул.

– Еще раз, здесь есть кто-то по прозвищу турок или, быть может, кто-то знает его? – Снова никто не ответил. Майор кивнул и выстрелил себе под ноги, прямо в голову какому-то упырю.

Вздрогнули все. Бандиты перепугались, сотрудники политического отдела тоже.

– Товарищ майор, но…

– Еще раз, кто знает Турка?

– Ты права не имеешь, падла!

– Кто это сказал? – старлей указал на плюгавенького мужичка у стены. Сеченов выстрелил. Оперативники неуверенно переглянулись. В их глазах читался страх. Они не были готовы к такому повороту событий и теперь сомневались, в своем ли уме их начальник. Начальник же не сомневался ни секунды. Он был твердо уверен, что сошел с ума. Он очень хотел найти ту тварь, которая подослала к нему Лиду. Того подонка который отправил девушку, влюбленную в него, в лапы самого жестокого человека в этом городе. Хотел наказать его за то, что он вынудил Сеченова поступить с ней так. Но увы, зацепиться было не за что, поэтому вся ярость обернулась против турка.

– Я знаю. Он час назад ушел.

– Вытащите его ну улицу. Остальных грузите.

Майор вышел на свежий воздух, следом выволокли здоровенную детину, которая смотрела на Сеченова испуганными глазами.

– Начальник, я больше ничего и не знаю. Он сидел, смотрел на часы постоянно, потом к нему посыльный пришел. Он встал и ушел, куда не знаю. – Миша задумался.

– Что за посыльный?

– Пацаненок, он всегда ему записки таскает. На самом деле не один пацан, но вот уж дня три как все время один.

– Пацана где найти?

– Так он беспризорник. Наверняка в заброшенном доме трется, отсюда минут десять идти. – Майор кивнул.

– Знаю такой. Хорошо, этого с самыми матерыми и рьяными в камеру сажайте, все уноси! – Ошалевший бандит даже ничего не сказал от удивления.

– Товарищ…

– О, избавьте меня от расспросов. Я иду пацана ловить, вы едете допрашивать этих недолюдей.

– Есть! – Старлей исполнил воинское приветствие и поспешил прочь от обезумевшего начальника.

– Стой! Не забудьте в рапортах указать, что эти двое оказали сопротивление при задержании и пришлось применить оружие. Свободен!

Сеченов пошел к заброшенному дому. Почему-то он не сомневался, что это сойдет ему с рук. Ему все сойдет с рук.

беспризорники, конечно же, оказались именно в том месте о котором говорил бандит. Война наплодила множество никому не нужных детей и решить эту проблему пока никто не смог.

Сеченов даже не пытался угрожать им или ловить. Во-первых, дети, а во-вторых – все равно не поймаешь. Зато папиросы и деньги отлично развязали им языки. Посыльный не нашелся, зато нашелся тот, кто знает где его найти и даже вызвался проводить майора.

Ближе к утру Сеченов узнал, что пацан берет записки из определенного места. Происходит это каждый день ровно в двенадцать, восемнадцать или двадцать один час.

16

Идти домой было уже бессмысленно потому майор отправился на работу, где углубился в чтение отчетов и рапортов о вчерашней операции. Все как один твердили, что два преступника оказали сопротивление, жизнь сотрудника политического отдела подверглась опасности, в результате чего доблестный майор применил оружие.

Уже к десяти часам он вспомнил про то, что собирался отправить кого-нибудь к любителю писать письма. Позвонил в дежурку и приказал прислать к нему кого-нибудь толкового. Сам тем временем достал из сейфа сумку с бумагами, которую нашел в бомбоубежище.

В первую очередь Сеченов принялся просматривать досье, коих тут было не мало. Конечно, больше всего его интересовало то, что он сможет найти тут про себя. майор был удивлён, когда увидел в своем досье много, действительно много информации. Такую информацию можно получить только по запросу и, что логично, далеко не каждый может. Нужно обладать большим весом или званием, чтобы тебе прислали такие документы.

Отметки о спецоперациях, участие в боевых действиях, характеристика и рекомендации. Все, здесь буквально все. Другие люди, на которых тоже собрали весьма впечатляющую информацию, были незнакомы Сеченову. Но опытный глаз выхватил одну общую черту. Все они служили в одном подразделении. Вдруг, среди прочих, ему попалась на глаза фотография Малюты, ныне покойного. Лисовский Андрей Иванович, оказывается. Миша присмотрелся внимательнее. В сорок пятом году приговорен трибуналом к высшей мере наказания, интересно за что? Посмотрел служебную карточку, сплошные выговоры. Не дисциплинирован, не надежен, склонен к мародерству и грабежам. Ага вот оно что. Приговорили его именно за это. Мародерствовал и грабил в Берлине.

Майор закурил и задумался. Малюту пристрелили около того злосчастного подвала. Выстрелом в голову. Не зарезали, не забили, а застрелили. Он позвонил дежурному и попросил дело Малюты. В дверь постучали.

– Войдите! – в двери показался ефрейтор Кошинин

– Товарищ майор, вызывали?

– Вызывали. Вот на листке адрес. К двенадцати часам будь там, спрячься, чтоб тебя ни одна живая душа не видела. Там есть огромный такой дуб, в нем дупло. В это дупло ровно в двенадцать часов человек положит письмо. Так вот, письмо забрать, за писарем проследить. Только очень аккуратно. Все понятно?

– Так точно!

– Так давай, орел, вперед! – Ефрейтор вышел и снова вошел.

– Дело вот, забыл отдать.

– Клади на стол.

Майор некоторое время просматривал дела пока не наткнулся на одно, в котором практически не было информации. Точнее была, но вся относилась к довоенному и военному периоду. Что же это за шишка такая, на которую пацан ничего не смог нарыть. Кстати, был командиром у Лисовского. Новиков Павел Сергеевич, вот по сути и все, что представляется актуальным.

Сеченов открыл дело Малюты. Пролистал до баллистического заключения. Так и есть, выстрел в упор. Похоже, что и тут пацан приложил руку. Почему-то возникало ощущение, что Малюту казнили. Миша отложил дела и взялся за карты. Паренек явно был сумасшедшим. Подробные схемы города, маршруты отхода из домов в случае непредвиденных обстоятельств. Чертежи какого-то особняка. Все это не интересно.

Настал черед дневника. Тот на манер блокнота, найденного когда-то у пацана фиксировался кнопкой. Майор раскрыл дневник, на стол упали несколько листков и фотографий. Миша начал с фотографий. На первой какой-то военный, судя по всему выпускник военной академии, стоит рядом с девушкой. Она держит его за плечо, будто жена, так бывало на старинных фотографиях. Можно заключить, что это тот самый корнет на момент окончания учебы. Видимо, как раз перед отправкой на Русско-Японскую войну. Майор перевернул фотографию, прочел надпись. Екатерина Аренс, Андре Тирер. Не интересно.

На второй фотографии оберштурмфюрер СС Андре Тирер с сослуживцами. Миша опешил, возраст, чертов возраст, невероятно юный оберштурмфюрер, фактически одно лицо с тем самым пареньком. Или то же самое лицо?

Майор расстегнул китель и закурил. Встал из-за стола и подошел к окну. Снова посмотрел на фотографию. На него смотрел проклятый паренек. Такого не могло быть, просто не могло. Сеченов попытался сложить всю головоломку воедино.

Есть какой-то безумный корнет, которому во время первой мировой войны сбагрили целую кучу писем к родне, а тот конечно же дал слово эти письма доставить. Теперь, уже после второй мировой какой-то юнец таскает письма. Уже не таскает, конечно, погиб, точнее оба погибли. Близнецы – это стало сюрпризом для него. Майор потрогал повязку на глазу и решил начать сначала.

Есть пацаны, которые носят письма. Есть какое-то золото, которое со времен первой мировой будоражит умы. Пацаны ищут золото, судя по всему, значит связи с Андре тут никакой нет, наверняка это его дети. Никакой мистики в общем-то, но вопрос следующий: зачем нужен портсигар какому-то криминальному воротиле. Тоже ищет золото? Дневник, так или иначе, должен дать ответы на все вопросы.

17

Турок постучал в дверь.

– Да! – Мужчина вошел в темный кабинет. Здесь, конечно же, ничего не изменилось. Шторы плотно задернуты, единственный источник света – настольная лампа.

– У нас проблемы.

– Я тебя внимательно слушаю. – хозяин кабинета снял очки и, недобро скривившись, посмотрел на турка.

– Моих ребят на том адресе ждала засада, это раз. Дело курирует начальник политического отдела – это два. Я подослал к нему Иру, но он ее арестовал. Даже не арестовал, просто запер у себя дома. В добавок он отдал приказ зачистить пивную. – Последняя новость привела хозяина кабинета в бешенство.

– Что он о себе думает!? Ему четко дали знать, что без указаний сверху этого делать нельзя! – он встал и захромал к окну.

– Все, что нашли на теле пацана, он взял на изучение, то есть блокнот тоже у него. Вдобавок ребята, попавшие в засаду сплоховали, одного взяли живым и по моим данным Сеченов его уже допросил.

– Идиоты, бездарные остолопы!

– Что делать с Ириной? Она много знает.

– Как твоя проклятая шалава умудрилась попасться? – на лице турка заиграли желваки.

– Он куда опытнее, чем мы думали. По запросу на него пришли только обрывки информации, мне кажется, что нужен ваш допуск. Что делать с Ирой, ее нужно вытащить.

– Уберите ее, отправь своих остолопов, пусть уберут ее, с майором я разберусь сам, его уволят. А дома его должен ждать труп проститутки, тогда можно будет упечь его совсем надолго. Да, кстати, он мне дорого заплатит за пивную.

– Что значит уберите? – турок внимательно смотрел на хозяина кабинета.

– То и значит, пусть убьют ее прямо у него в квартире! Я так понимаю она там находится. Вот и все.

Турок кивнул и молча вышел из кабинета.

Майор снова сел за стол и отложил фотографии. Пора изучить выпавшие из дневника листы бумаги. На нескольких из них ничего кроме каких-то спешных записей не было, но один лист вызывал неподдельный интерес. Судя по его состоянию он действительно очень старый.

Здравствуй брат!

Странно, но это письмо тебе не придется никуда доставлять. Оно адресовано именно тебе, я знаю, что ты прочтешь его только в случае моей смерти. Сейчас я могу быть искренним с тобой и с собой. Не думал, что окажусь на фронте рядом с тобой.

Андре курил возле импровизированного плаца. По сути это была просто утоптанный кусок земли, где строились все прибывающие новобранцы. Сегодня снова прибудет подкрепление, впервые случилось так, что капитан оказался тут до момента приезда.

– Как думаешь, Пафнутий, хороших воинов нам сегодня пришлют? – ординарец ехидно крякнул.

– Откудыть, ваше благородие, хорошим-то взяться? Они, все до одного, орлы доблестные, но опыту у них нет. – капитан кивнул, так и есть.

Наконец вдали показалась колонна солдат. Шли они резво, бодро и испуганно. Движения суетливые, неловкие. Пока люди дошли до плаца и выстроились, капитан успел выкурить пять папирос.

– Тирер, вон те ваши! – ему махнул рукой знакомый офицер.

– Благодарю! – Андре пошел к указанному подразделению, следом поплелся Пафнутий.

Как всегда, он шел вдоль строя и осматривал прибывших. Действительно, хорошие люди, храбрые, наверняка, доблестные, скорее всего, но в бою не бывали ни разу. Вдруг капитан остановился напротив какого-то фельдфебеля. Пафнутий едва не врезался в командира, заглянул тому в глаза и охнул. Капитан, казалось, вот-вот расплачется. Капли слез собрались в уголках глаз. Такого позора ординарец допустить не мог.

– Господин капитан, вам телеграмма от коменданта. – Андре непонимающе посмотрел на Пафнутия.

– Какая еще телеграмма?

– Ошибка вышла, виноват. – капитан удивленно посмотрел на ординарца, покачал головой и пошел дальше.

– Всех в двенадцатую! – он махнул рукой терпеливо ожидающему прапорщику.

– Есть, господин капитан!

Андре и сам отправился на позиции двенадцатой роты. Последнее время там совсем туго приходилось, и он всегда находился именно там. Капитан влез в седло и задумчиво попыхивая папиросой поехал к передовой.

– Чего случилось-то, ваше благородие? – вопрос явно нарушающий субординацию, но Пафнутию позволялось много.

– Брат это мой. Если он тут значит отец умер. Так получилось, что он всегда хотел быть военным. Когда началась Русско-Японская война он хотел отправиться на фронт, но отец его не пустил. Сказал, что ему нужно продолжать семейное дело, а всякой ерундой пусть занимаются глупцы. Раз брат все-таки здесь, значит либо отец его отпустил, во что я не верю, либо умер. – капитан смотрел куда-то невидящим взглядом.

– Что-то у вас, господин капитан, не сходится. Ежели отец сыновей на войну отпускать не хотел, то вы-то как оказались в ентом деле?

– Сына, одного сына отпускать не хотел. Если подумать, то у него и был один сын. – Андре пришпорил коня.

На позиции двенадцатой роты царил хаос. Работы по восстановлению укреплений требовали порядка, но организовать его без капитана почему-то не удавалось. Новобранцы вносили элемент неожиданности и сумбура даже в простейшие дела, что уж говорить про войну.

– Чего тут у вас? – Прапорщик повернулся к Андре и исполнил воинское приветствие.

– Смех и грех, господин капитан. Сами посмотрите. – Ничего страшного не происходило, просто возникало в рутинной работе очень много суеты. То лопату кто-то сломает, то поскользнется и в грязь повалится.

– Ладно, привыкнут.

– Фельдфебель Тирер, ко мне! – Боец бросил все дела и поспешил к командиру, но сам приказ вызвал предсказуемую реакцию. Ветераны тихо переглянулись.

– Господин капитан, фельд…

– Потом доложите, за мной. – Андре пошел в блиндаж, брат пошел следом.

Они в молчали до тех пор, пока за ними не закрылась дверь, тут они неловко пожали руки и сели за стол. Братья не знали, как себя вести и о чем говорить, потому возникла гнетущая тишина.

– Как ты, Жермен, как родители? – Андре первым нарушил тишину.

– Хорошо, хотя, как сказать, отца похоронили, матушка болеет. Думаю, тоже не долго ей осталось. В остальном все хорошо. – капитан прошел к ящику, достал бутылку вина и два стакана.

– Кто теперь ведет семейные дела?

– Ты Андре, тебе, видимо, еще не доставляли почту. Отец указал тебя в завещании. – капитан удивленно посмотрел на брата, проливая вино мимо стакана.

– Шутишь?

– Ни чуть, какие уж тут шутки. Я оказался совершенно не способен к управлению капиталами. Это стало понятно, еще когда ты был на Русско-Японской войне, но ты же знаешь упрямство отца, он никогда бы не признался, что ошибся. Однако, на смертном одре он изменил завещание. Ты очень богат Андре, дела у отца по-прежнему шли в гору. Его состояния хватит, чтобы купить Польшу, а на сдачу кусочек Австрии. Все переходит тебе, при одном условии, если ты будешь выплачивать мне содержание. Сразу скажу, что мне это не нужно. – Жермен залпом осушил стакан и утер губы рот рукавом.

– Почему же, мне эти деньги и за всю жизнь не потратить! Забирай половину если хочешь или действительно я буду отчислять тебе столько, сколько нужно. – Андре снова налил вина.

– Нет, ни копейки мне не надо. Я сам отлично справлюсь.

– Да что с тобой? – капитан посмотрел в глаза брату.

– Не твое дело, позволь мне самому решать, нужны ли мне подачки от братца умника.

– Вот как, а может это мне надо обижаться? Ты просто избалованный олух! Отец в тебе души не чаял, а меня вышвырнул прочь. Он даже не пришел на вокзал, когда я отбывал на фронт! – Андре вскочил на ноги.

– Ты идиот, братец. Он в тебе души не чаял, всегда! Он воспринимал тебя всерьез! Ты для него был сыном, мужчиной, который все может, который сам выбирает как ему жить. Он не сомневался, что ты можешь справиться с чем угодно! Поэтому позволил тебе уехать. Ты хоть знаешь, как он мучился первое время? Как весь дом заполонили газеты с новостями с фронта? – Капитан сел на стул, удивленно посмотрел на брата.

– Что за чушь?

– Чушь? Да что ты можешь знать? Ты ведь бросил семью и убежал на войну! Ты понятия не имеешь как рыдала мать, ты просто ничего не видел. Дом превратился в царство мертвых, только отец сохранял какое-то благоразумие и не переставая повторял матери, что ты справишься, что в твоих жилах течет расплавленный свинец, но не кровь. Он просто позволил тебе набить шишек. Никто не мог предположить, что с одной войны тебя понесет на другую, что ты даже домой не приедешь! Где ты был почти десять лет!? – Жермен стукнул по столу кулаком и вскочил на ноги. Братья зло смотрели друг на друга.

– Служил в разведке. – капитан обессилено уронил голову на ладони.

– Неужели так сильно обиделся? Тебе просто позволили сделать то, что ты хотел, в чем проблема? – Андре посмотрел на брата и горько усмехнулся.

– Почему он меня не остановил? Хоть знак бы подал, что ему не все равно.

– Какой же ты дурак. Как, ну скажи мне как отцу может быть все равно? Он сына на войну отправил, понимаешь? Налей еще. – Жермен протянул пустой стакан. Андре налил в него вина.

– Может я все понял не правильно, но мне казалось, что ему плевать. Я не знал зачем мне возвращаться домой. Понимаешь?

– Ты и не планировал возвращаться, ты ведь и жить-то не планировал, так?

– С чего ты решил?

– У тебя на лице все написано было. Когда ты уходил, ты не к войне готовился, а к смерти. Конечно, могу понять, тебе было шестнадцать лет. Тогда ты обиделся, решил героически погибнуть под пулями коварных японцев, но что-то не сложилось, выжил. Почему ты не вернулся? – Жермен сочувственно смотрел на брата, Андре ерзал на стуле и не знал куда спрятать свои глаза. Они выдавали его с головой.

– Не знаю, знаешь мне было стыдно. Я не мог вернуться, просто не мог. Как я мог смотреть в глаза отцу, скажи мне? Мне казалось, что я должен погибнуть там, остаться на какой-нибудь проклятой сопке. Тогда утром, когда я шел к вокзалу, мне казалось, что я не нужен. Что от меня отказался даже отец, что мне нет места. Казалось, что у моей поездки есть только одна задача, погибнуть и избавить этот мир от моего присутствия.

Знаешь, в дороге я не раз представлял, как меня прошивают вражеские пули или штыки. Как мое тело привозят домой. Как он наконец-то понимает, что сделал. Увы, но даже в этих глупых мальчишеских фантазиях он оставался равнодушным. Мне даже представить не удалось, что отец может проявить хоть что-то.

– Господи, как же ты мог, как ты вообще до этого дошел, брат, скажи, как? Почему ты не думал обо мне, о матери? – Жермен смотрел на брата широко открытыми глазами и говорил почти шепотом.

– Не знаю, прости, но не знаю. В голове был только отец, который услышав о моем решении деловито спрашивает в какой род войск я намерен отправиться. Я не хотел, понимаешь не хотел никуда ехать, но мог ли я после этих слов пойти на попятную? Мне так хотелось, чтобы он меня отговорил, чтобы сказал, что не хочет этого, что я нужен ему дома. – в полутьме лицо Андре рассмотреть было сложно, но Жермен улавливал какие-то едва заметные отблески под глазами брата.

– Так все это из-за глупой детской обиды? Корень всему не оправдавшиеся ожидания?

– Да. – Капитан снова уронил голову на ладони.

Братья долго сидели в тишине. Откуда-то доносились крики офицеров и ржание лошадей. Но казалось, что это где-то очень далеко, что на самом деле не существует ничего кроме этого блиндажа.

– Как там было?

– Плохо. Все время плохо. С самого начала все было не так, как я это представлял. Когда стало понятно, что Транссиб не имеет достаточной пропускной способности нас отправили пешком. Знаешь, это так странно. Сначала в тебе закипает злость, потом ты готов разорваться от ненависти и обиды, но ничего изменить нельзя. Ты идешь и идешь, а вокруг Сибирь, деваться некуда. Ярость сменяют слезы, а потом и их не стало. Когда ты на самом пределе, вдруг становится легче. Будто груз скинул.

Потом этот поход казался мне приятнейшей прогулкой. Когда нам пришлось отступая таскать пушки по сопкам, когда пришлось в меньшинстве оборонять перевалы. Голодные, уставшие и обессиленные. Целый год я не мог выспаться или наесться. Все время уставший, все время кровь и грязь. В общем плохо, но знаешь, мне кажется, будто меня убили там, когда вырезали три сотни человек, а меня не тронули. Не знаю почему, я стоял на коленях в потоки крови и плакал. Ни один японец даже не посмотрел на меня. Думаю, на самом деле меня тогда убили. Поэтому до сих пор меня не берут ни пули, ни сабли, из самых безнадежных ситуаций выбирался.

– Ты сошел с ума, видимо это нормально. Что ты делал после войны?

– Служил в разведке, много было дел после войны на захваченной территории. Противно, гнусные дела приходилось делать. Убивать, причем много. Самое странное, что нет никакой разницы убивать в бою или заколоть человека в постели. Умирают всегда одинаково, всегда. – Капитан встал, покачнулся, видимо вино ударило в голову. Прошел к сундуку и достал вторую бутылку вина.

– Как можно пережить это? мне ведь тоже предстоит такое, или что-то похожее. Честно говоря, страшно. – Жермен посмотрел на брата.

– Знаешь, сначала страшно, больно и отвратно, потом будто перегораешь. Просто становится все равно, понимаешь? Нет вряд ли. Просто все становится одинаковым и уже не важно сколько убивать, не важно, что делать. Все будто выравнивается, ты уже не чувствуешь себя так плохо, как раньше, но и хорошо не бывает. Одинаково, всегда одинаково, мир становится каким-то серым. Хотя, мне кажется, что-то меняется. Почему-то я снова чувствую боль, а иногда и радость.

– Не могу рассуждать об этом, но мне кажется ты просто набрался смелости и позволил себе чувствовать то, что с тобой происходит.

– Может быть. Уезжай, я тебя прошу. Прямо сейчас, я все организую. Вернешься домой, все будет хорошо, а кончится война приеду и я. – Жермен посмотрел на брата.

– Только вместе, больше я не хочу с тобой расставаться. – Братья посмотрели друг на друга. Что-то менялось прямо в этот момент. Андре чувствовал, как меняется сама судьба.

– Я не могу бросить людей. Я нужен им. Это цена моего слова, Жермен, я не могу. Прошу тебя, уезжай, сегодня же ночью. Я найду тебе коня и все необходимое. Тебя даже искать не будут, ты ведь мой подчиненный, а значит никто не заявит о твоей пропаже.

– Спасибо. Спасибо Андре.

– Пойдем! Нужно все подготовить. – Капитан встал из-за стола и твердым шагом вышел из блиндажа, фельдфебель поспешил следом. Андре решил найти Пафнутия, которому можно доверить что угодно, он не подведет. Братья шагали по окопу, когда вдруг засвистели снаряды.

– Что это? – Жермен посмотрел в небо.

– Ложись! – Когда раздался первый взрыв Андре прижал брата к контрэскарпной стенке. Если бы он был один, то даже не подумал бы укрыться, ему всегда везло. Но сейчас он прижимал брата к стенке держа его в объятьях капитан прикрывал его собственной спиной. Бомбежка продолжалась, Андре вздрагивал от каждого взрыва, никогда он так не боялся артобстрела как сейчас. Сейчас, когда ему есть что терять.

– Господин капитан, вы на позиции двенадцатой роты пойдете? – к ним подошел Пафнутий, который тоже никогда не прятался от снарядов.

– Нет, не сейчас!

– Вы чего это, ранило что ли воина, чего вы его к стене-то прижали? – Пафнутий откровенно не понимал происходящего.

– Нет! Не ранило!

– А чего тогда кровь течет? – Андре очумело глянул на ординарца, затем чуть отстранился от брата, тот начал заваливаться на бок. Капитан удержал его с помощью ординарца. Они аккуратно положили его и осмотрели. Кровь обильно текла из шеи, куда, видимо, вошел осколок первого же упавшего снаряда.

Капитан заплакал, ничуть не скрываясь от Пафнутия или кого бы то ни было. Андре сидел на коленях перед телом брата и плакал, как плакал когда-то, когда был совсем маленьким. Что-то клокотало в груди, какой-то комок, который не было сил держать. Капитан плакал навзрыд. Потом он стал кричать, когда уже не смог кричать снова заплакал. По щекам, покрытым пылью текли грязные, темные слезы. Казалось из глаз вытекает вся грязь, что осела в его душе.

– Господин капитан, позвольте! – Оказывается, бомбежка прекратилась, заплаканными глазами Андре непонимающе посмотрел на какого-то смутно знакомого офицера, который помог ему встать и куда-то вел его под руку.

– Что происходит?

– Вам очень нужно отдохнуть. – Они вошли в блиндаж, капитана кто-то уложил в постель. Андре заснул почти сразу. Засыпая краем уха он услышал: «Куда письмо-то? Может тут на столе положить?»

Здравствуй брат!

Странно, но это письмо тебе не придется никуда доставлять. Оно адресовано именно тебе, я знаю, что ты прочтешь его только в случае моей смерти. Сейчас я могу быть искренним с тобой и с собой. Не думал, что окажусь на фронте рядом с тобой.

Ты же понимаешь, что это не случайно. Что совсем не просто так я оказался рядом с тобой. Я прошу тебя, прекрати это и вернись домой. Мне никогда тебя не переубедить я знаю, но прошу. Вернись домой, матушка больна и только ты можешь ее утешить.

Она всегда любила тебя, а не меня. Так хоть раз за столько лет обними ее. Расскажи о том, что у меня все хорошо, что сбылась, наконец-то мечта дурака. Что я сложил голову за отечество.

Всегда завидовал тебе. Ты ушел на фронт и унес родителей с собой. Я перестал для них существовать, что же, надеюсь, что хотя бы на моих похоронах обо мне вспомнят.

Как бы то ни было я люблю тебя брат и горжусь тобой. Ты всегда был для меня примером. Не было того, что бы тебе не удавалось. Всегда смелый и уверенный. Вернись домой брат, прошу тебя.

Майор отложил письмо, по спине пробежали мурашки. Да он и раньше читал письма, которые таскал пацан, на вскользь, просто пробегал глазами, а это прочел внимательно. Сеченов закурил, руки почему-то дрожали. Какое-то недоброе чувство вызвал этот кусок прошлого. Таилась в письме какая-то сила.

Зазвонил телефон, майор вздрогнул и посмотрел на аппарат, тот продолжал звонить, майор продолжал смотреть. Наконец, будто бы набравшись смелости он взял трубку.

– Слушаю!

– Товарищ майор, я проследил, как и приказывали.

– Прекрасно, и что удалось узнать? – Михаил нетерпеливо заерзал.

– Записку в тайник клал какой-то мужик, я упал ему на хвост. Долго ехали, потом он свернул к особняку, мне уже никак нельзя было следом.

– К какому особняку?

– Помните на выезде из города поместье есть? Туда и свернул!

– Ясно. – Сеченов положил трубку. Он знал о поместье на окраине города, на сколько ему было известно это какое-то партийное здание. Действительно старое поместье, которое сохранилось целиком. Скорее всего, тот, кто принес письмо просто служка, а работает он на кого-то покрупнее.

Майор стал копаться в бумагах припоминая адрес, нашел. Вдруг его осенило, Сеченов снова стал рыться в бумагах, раскиданных по столу. Теперь он искал чертежи, найденные в бомбоубежище, а конкретно схемы особняка.

Это оказался именно он. В правом нижнем углу аккуратная надпись – Новиков. Майор задумался. Дело Новикова, плюс чертежи особняка. Видимо он там работает, но кем? Судя по досье далеко не последним служащим. Майор позвонил дежурному.

– Саша, скажи мне, Новиков Павел Сергеевич, говорит о чем-нибудь? – Трубка принялась тараторить, Сеченов ошалело уставился в стену. Такого ответа он не ожидал, потому просто положил трубку. Слишком уж высокопоставленная шишка мелькнула в этом деле. С другой стороны, нельзя вывести прямую связь между Новиковым и курьером. Так или иначе майор буквально чуял эту связь. Если предположить, что товарищ такого ранга передает записки турку, а тот в свою очередь охотится за портсигаром, то интерес должен быть не малым. Снова всплыло золото? Еще один осведомленный о делах давно минувших дней? Что же собственно такого в этом портсигаре?

Сеченов достал предмет всеобщего внимания и внимательно осмотрел. Пожалуй, ничего в нем особого не было, кроме одного – ряда аккуратно нацарапанных цифр, на внутренней стороне крышки. Что они значили майор не представлял.

Зазвонил телефон.

– Слушаю. – Сеченов продолжал осматривать портсигар.

– Товарищ майор, к вам человек пришел, говорит вы его ждете. – Михаил удивился.

– Как зовут этого умника?

– Говорит, что зовут его Сулейман. – Майор даже заморгал от удивления.

– Пропусти.

Сеченов быстро сложил бумаги в ровную стопку и достал пистолет. Турок, кто если не турок? Время тянулось дьявольски медленно, Миша хотел было закурить, но передумал. Наконец в дверь постучали.

– Войдите! – Турок вошел в кабинет и увидел направленный на него массивный пистолет.

– Я пуст, товарищ майор. – Сеченов убрал оружие в кобуру, как показалось гостю он сделал это с несколько разочарованным выражением лица.

– Садись и скажи мне пожалуйста, неужели пришел чистосердечное писать?

– Садить, а не присаживайся? У вас обычно по-другому выражаются. – Турок сел напротив Майора.

– Сядешь ты точно, если повезет и высшую меру не получишь. Выкладывай, зачем пришел?

– К делу, Михаил, если позволите. Я предлагаю сделку, я выкладываю все, что знаю, а вы отпускаете Ирину.

– Какую еще Ирину?

– Она могла представиться вам по-другому, журналистка, помните? – Майор прищурился и внимательно посмотрел на собеседника, Сулейман почувствовал себя неуверенно.

– Так это ты ее ко мне подослал? Как себя чувствуешь? Скажи, приятно понимать, что спрятался за спиной женщины?

– Оставьте эту демагогию, что она вам успела рассказать?

– Не твое дело. С чего бы мне ее отпускать? – Майор закурил и выпустил клуб дыма.

– С того, что прямо сейчас подписывается приказ о вашем увольнении, а у вас дома мои люди, которые держат в заложниках целую семью. Когда сегодня вечером вы удивленный внезапным прекращением службы вернетесь домой, вас встретят трупы и милиция. – Турок тоже закурил и стал ждать ответа. Майор будто бы не слышал угроз, он просто пускал в потолок колечки дыма.

– Может ты просто врешь? Кто ты такой, чтобы уволить меня?

– Позвоните домой, трубку возьмет мой человек. Сделайте официальный запрос у начальства, вам откажут. Прямо сейчас шьются дела, еще вчера вас уволили по состоянию здоровья. Вы так и не восстановились после смерти матери, психика подвела. А потом еще и перебили всех сожителей. – Майор потушил папиросу. Встал из-за стола и подошел к окну.

– Высшая мера, я так понимаю.

– Думаю это хороший вариант. Если вас отправят в лагерь, то будет хуже. О вас не забыли, вы сделали много плохого криминальному миру, но двух вещей вам не простят. Бойня в церкви и пивная. – Турок откинулся на стуле и стал изучать потолок.

– В церкви не я устроил, это пацан, но я понимаю, о чем ты говоришь. Ладно, допустим, что это правда, дай угадаю, все это с легкой руки Новикова?

– Весьма удачная догадка, завидую вашему уму, товарищ майор.

– Это не догадка, мой человек проследил движение писем, кстати, к чему такой глупый метод? – Сулейман закатил глаза.

– Поверьте я с вами солидарен. Начальство так решило. Так, что вы скажете, вас устроит мое предложение? Время играет против вас. – Майор вернулся к столу, расстегнул китель и закурил, стал ходить по кабинету.

– Хорошо, тогда начинаю спрашивать, вопросов будет много.

– Только прошу вас, последовательно, у меня проблемы с кратковременной памятью, контузия. – Сеченов усмехнулся.

– Хорошо, начнем с первого, какой у Новикова интерес в этом деле?

– Это мне неизвестно, знаю только одно, он задергался после смерти Малюты. Долгое время мы просто наблюдали за происходящим, тот шум, который устроил пацан, видимо, был ему на руку. Потом, когда Малюту казнили, а по-другому и не скажешь, все поменялось. Все задачи отошли на второй план, целью номер один стал пацан. Мы собирали всю информацию до которой только могли дотянуться. В какой-то момент оказалось, что он не просто таскает письма, паренек искал ордена. Ордена еще царские, причем конкретные, на задней стороне должны быть нацарапаны цифры. Сейчас все они у Новикова, тем не менее нужен еще портсигар, а он, как я понимаю, у вас.

– Ясно. Малюта работал непосредственно на Новикова?

– Нет, слишком ненадежный, все через меня, хотя когда-то давно так и было. Сейчас мало кто лично встречается с Новиковым, только самые доверенные, в основном сослуживцы, я исключение.

– Подожди ка, ты хочешь сказать, что те, с кем служил Новиков в большинстве своем тут и работают на него?

– Да. Не знаю известно ли вам, но во время войны он командовал штрафниками. Понятный в общем-то контингент. Теперь их деятельность прикрывает мощная партийная рука в лице бывшего командира. – Майор стал копаться в бумагах, раскладывать по столу дела. Что-то сверять, делать пометки.

– Вряд ли тебе известно, как твой шеф связан с Тирером.

– С кем?

– Не бери в голову, где живет Новиков? – Турок удивленно посмотрел на капитана.

– Я, конечно же, скажу, как и пообещал, но вам нужно бежать, а не лезть на рожон. Он живет в поместье, очень удобно, знаете ли, жить на работе.

– Если бы ты знал, какие в этой игре ставки, то поступил бы как я. Последняя просьба, проведи меня к нему. – Турок всерьез задумался.

– Нет.

– Тогда девчонка останется в застенках политического отдела.

– Хорошо. – Майор протянул Сулейману руку, турок немного помедлил и пожал ее.

– Мы с тобой, в общем-то, в одну игр пока играем. Сейчас соберусь и поедем. Отзови головорезов своих, будь так добр. – Майор стал складывать бумаги в сумку.

– Не могу, у меня приказ, что я шефу потом скажу?

– Ты еще не понял? Я намерен убить Новикова. – Турок посмотрел на майора с удивлением, граничащим с уважением.

– Вы страшны в отчаянии, товарищ майор. Когда освободите Ирину?

– Давай так, я позвоню при тебе из кабинета Новикова и прикажу ее выпустить, а твои головорезы, которым теперь не нужно никого убивать, встретят ее у выхода и отвезут туда, куда ты им прикажешь, идет? – Турок подумал.

– Идет.

18

Майор сложил наконец все, что планировал забрать и вышел из кабинета, турок поспешил следом. Сеченов просто кипел от злобы, но виду не подавал. Благо Сулейман шел сзади и не мог видеть перекошенного лица Миши, сейчас можно было дать хоть немного воли эмоциям. Его злил тот факт, что его просто скинули со счетов. После всего, что он сделал для разведки, для политического отдела, да и для страны, если смотреть масштабнее, его просто решили выкинуть. Какой-то проклятый чиновник одним движением руки перечеркивал все, чем гордился когда-то майор.

Столько лет службы ради чего? Чтобы выбирать между смертью от рук своих или чужих? Нет, так просто он не сдастся. Эта история не закончилась.

– Дежурный, машину мне! Быстро!

– Есть!

Грозный тон подействовал, машину подали мгновенно. Водителя майор отослал, за руль сел Сулейман.

– Едем к Новикову?

– Да, я по дороге почитаю, если ты не против.

– Ни сколько, товарищ майор, это, говорят, полезно, держит мозги в тонусе, хотя вам уже и ни к чему, по идее.

Машина плавно тронулась, Сеченов достал дневник паренька. Нужно понять, что за проклятые цифры на портсигаре и орденах. Он снова забыл о вложенных в дневник фотографиях и письмах, те высыпались ему на колени. Турок мельком глянул на них, но интереса не проявил.

Сеченов увидел еще одно старинное письмо, которое не заметил в прошлый раз. Мельком глянул, на это сейчас нет времени, но вдруг передумал. Письмо, судя по всему, написано самим Андре Тирером.

Здравствуй матушка.

Я знаю, что давно не писал тебе и теперь уже не понятно, о чем писать. Письмо наверняка будет сумбурным, но по-другому и не получится. Жермен погиб и в этом виноват я. Прости меня, я никогда себе этого не прощу, но ты прости.

Андре смотрел в бинокль второй час подряд.

– Господин капитан, что-то новое? – Пафнутий подполз к командиру и тронул его за плечо.

– Нет, все то же самое, не могу понять, что они делают. – Уже долгое время противник вел какие-то работы, и никто не мог понять, что они предвещают. А работы были весьма масштабными. Враг пригнал на передовую какое-то оборудование, но опять-таки, никто не знал, что это.

– Так и чего смотреть тогда?

– Вдруг пойму. Вот, например, я уверен, что это какое-то оружие или взрывчатка, они весьма аккуратно таскают эти железки, чем-то похожие на снаряды.

– Да, господин капитан, я-то, дурак старый, думал они там печки строят, чтобы хлебушек печь да нас угощать. – Пафнутий хихикнул, но осекся уловив испепеляющий взгляд капитана.

– Мне это не нравится. Ладно, уходим.

Они были в разведке. Капитану разрешили провести разведку лично, видимо новость о смерти брата дошла и до коменданта, а тот проявил заботу что ли. На самом деле ему дали отпуск, но Андре так и не смог поехать домой. Не хотел предстать перед матушкой и без того больной, с подобным известием. Потому капитан решил потратить его иначе. Пора увидеть то самое золото, из-за которого порушилось столько судеб. Так или иначе он дал слово, что доставит его до адресата. Вместе с тем, однако, решено было и узнать о приготовлениях, которые ведутся противником. Языка взять было не трудно, но увы, этот секрет хранился строго. Ни рядовой состав, ни младшие офицеры понятия не имели, что именно должно произойти. Просто действовали по указаниям специалистов, недавно прибывших на фронт. Андре хотел взять такого специалиста, но и это оказалось невозможным. Те пребывали под охраной денно и нощно. Никакой возможности похитить.

Тем сильнее становилось их удивление, чем более они углублялись во вражескую территорию. Приготовления оказались масштабнейшими. Фактически они велись вдоль всех крепостных укреплений. Тем не менее пришлось бросить эту загадку. Никакой возможности ее разгадать не было.

За три дня Андре и Пафнутий достигли искомого места. Найти его оказалось непросто. Старый разрушенный форт, от которого остались только порушенные стены да фундамент.

– Пришли что ли? – ординарец глянул на командира.

– Видимо да, давай осмотримся, где-то тут должно быть много золота, не думаю, что прямо на земле оно валяется. – Пафнутий знал про золото. Андре верил ему безоговорочно, тот отвечал командиру тем же. Это была странная пара, старый казак, давно позабывший о доме и молодой офицер, которому домой возвращаться не хотелось. Они будто дополняли друг друга, один порывистый, другой всегда спокойный, один образован, другой мудр.

Андре вошел в форт, сквозь пролом в стене. Крыши давно уж не было, а остатки стен обвила всякая растительность.

– Ваше благородие, а есть подсказки хоть какие?

– Да, тут должны быть катакомбы, золото там. – Андре прошелся по залу, никаких намеков на вход в подземелье. Мысли его все время улетали куда-то далеко. Он представлял, что когда-то эти руины были наполнены военной суетой, а возможно и вполне светской. Может быть это был замок и тут, прямо в этом зале проходили балы.

Капитан осмотрел все углы, вышел из руин с другой стороны и решил обойти вокруг. Это тоже не принесло результатов. Андре подумал, что вход в подвал должен быть замаскирован и стал осматривать груды камней. К несчастью их было много, но все они выглядели действительно древними. Через час он бросил эту затею.

– Ваше благородие, нашел! – Капитан удивленно покачал головой и пошагал на голос. Пафнутий стоял на удалении метров в триста. Почему он пошел искать именно там, Андре даже не представлял. Но видимо тайник располагался еще дальше, Пафнутий уверенно зашагал куда-то, капитану ничего не оставалось, кроме как идти следом. они прошли не меньше километра, после чего вышли к речушке.

– Что это значит?

– Пойдемте, еще не все. – Старый казак пошел вверх по течению, в какой-то момент берега стали все более крутыми, а потом даже скалистыми. Наконец Пафнутий спустился к воде и пошагал прямо по речке, которая уже представляла ручей. Через десять минут они вышли к небольшому гроту. Он был скрыт от посторонних взглядов, а прийти к нему можно было, пожалуй, только по ручью, если, конечно, вы не желали переломать ноги.

– Скажи на милость, как ты понял, что идти нужно сюда? – Андре заглянул в грот, темнота непроглядная.

– Я вот как рассудил, ваше благородие, вот есть развалины замка, самого настоящего. Вы говорите, что золотишко спрятано под землей, там мол подземный ход. Так, а куда подземному ходу вести, как не к речке? Чтобы в случае осады водички набрать, али от собак по воде уходить. – Какая-то безумная логика в словах ординарца прослеживалась.

– Допустим, почему ты пошел вверх по течению, а не вниз. – Пафнутий фыркнул.

– Вы хоть в академиях и обучались, а все одно, ваше благородие, уму не набралися. Коли речку потравят всю, как тогда воду набирать? – Андре сделал один вывод, вся гениальность старика в феноменальном везении.

– Ты в следующей атаке, Пафнутий, держись ко мне поближе. – Андре зажег припасенные предусмотрительным ординарцем факелы и вошел в грот.

– Это зачем же?

– Говорят, что людям, со складом ума подобным твоему, очень везет. – Старик крякнул и гордо погладил бороду, явно не поняв истинного смысла начальственной похвалы.

– Это что, я как-то соседу его же свинью продал, а на эти деньги купил свинью у другого соседа. Ночью подменил, свиней, значится, а потом ту, что украл продал соседу у которого купил. – Корнет остановился и посмотрел на ординарца.

– Ты уж прости, но я за твоим ходом мысли уследить не успеваю. В свиньях запутался начисто. Пойдем, вот, кажется рукотворный туннель начинается. – Они пошли по тоннелю. Вскоре вышли к развилке, потом к еще одной. Капитан уверенно шагал куда-то, иногда сворачивал, иногда пропускал повороты.

– Ваше благородие, мы не заплутаем тута? – Пафнутий явно чувствовал себя неуверенно.

– Нет, у меня записан маршрут.

– Так вы с записью вашей сверились бы.

– У меня фотографическая память.

– Какая?

– Хорошая. Пришли. – Они стояли перед старинной дубовой дверь. При свете факела она сливалась со стеной, но выдавал ее новенький навесной замок. Андре достал револьвер, намереваясь разобраться с замком.

– Что ж вы делаете-то, посветите лучше, ваше благородие. – Капитан убрал револьвер, взял у ординарца второй факел и стал терпеливо ждать. Старик опустился на колени и принялся ковырять в замке какими-то железками. Через минуту замок щелкнул и раскрылся.

– Да, я смотрю интересное у тебя было прошлое. Открывай. – Пафнутий потянул дверь, Андре вошел в тесное помещение. По сути он оказался на узком пятачке, все пространство вокруг, до самого потолка, занимали ящики. Старику места уже не хватало, потому он с интересом выглядывал из-за плеча Андре.

– Подержи-ка. – Теперь светил ординарец. Капитан достал шашку и принялся расковыривать ящик. Наконец одна доска подалась и сломалась. В проломе тускло блеснул золотой слиток.

– Пресвятая богородица, так тут что, все ящики слитками золотыми забиты?

– Видимо да, признаться я не ожидал, что речь идет о золотых слитках. Вопрос лишь в том, на сколько велико это помещение. Давай попробуем сделать проходы к стенам.

К вечеру выяснилось, что помещение очень большое. Ошалевшие от увиденного друзья вышли к ручью и молча побрели к форту. Предстояло устроиться на ночлег.

Они молча разбили лагерь, поели и стали готовиться к ночлегу. Первым дежурить должен был Пафнутий. Андре Укутался в шинель и лег на заготовленную подстилку из веток. Сон не шел к нему. В голове крутилась одна и та же картина, как к нему спящему подкрадывается ординарец и перерезает глотку. Проклятое золото, сколько еще жизней оно заберет?

Капитан долго ворочался, потом твердо решил уснуть. Будь, что будет. Если ему суждено умереть, то пусть так и случится, пусть наконец прекратятся все страдания. Андре сомкнул глаза и провалился в сон.

Проснулся капитан от того, что услышал шаги. Аккуратные, крадущиеся шаги. Рука потянулась к револьверу. Неужели предательство? Пафнутий подходил все ближе, Андре сжал револьвер в руке.

– Ваше благородие, проснитесь, только тихонечко, я вас прошу. – Андре сел и непонимающими глазами посмотрел на старика.

– Чего случилось? – Но Пафнутий молчал и удивленно смотрел на револьвер в руке капитана. Андре смутился, но виду не понял.

– Медведь тут рядом, чего ему надо не знаю, наверное, на запах шел. Уходить надо.

Они молча собрались и двинулись прочь. Андре чувствовал себя ужасно. Старик и не думал о том, чтобы причинить ему вред, а он. На душе было паршиво, капитан понимал, как сильно провинился перед другом. Одним лишь тем фактом, что допустил в свою голову подобные мысли. Он украдкой глянул на Пафнутия, тот шагал с угрюмым видом, или ему кажется.

– Пафнутий, ты меня прости.

– За что?

– Все ты знаешь, за что. – Старик долго молчал, потом все же заговорил.

– Все по делу, ваше благородие. Я раньше много плохих дел наделал, это мне урок. Знаю я, как на таких как я смотреть надо, странно, что вы меня сразу не пристрелили. Это мне прощения просить надо, у матерей да у отцов, тех, чьих детей я загубил. Теперь чего уж, тать и есть тать, все вы верно за оружие схватились. Я всю вахту только и думал, может перерезать вам горло да золото себе забрать? Если уж по чести, то так и надумал, хотел уж идти резать, да смотрю медведь. Сидит бурый смотрит на меня, да так, будто с осуждением каким. Я не шевелюсь, страшно ведь. Думаю, отведи Господи, дай шанс, не буду боле грешить. Так медведь на меня еще раз посмотрел внимательно, развернулся и ушел. Вот так вот, господин капитан, вы человек хороший, вас Господь бережет.

Дальше шли молча. Каждый думал о своем. А в голове Андре крутился только один вопрос, что было бы если бы первое дежурство выпало ему? Впрочем, угрюмое молчание продолжалось лишь до утра, когда путники решили, что торопиться некуда. Отпуск все-таки. Они вновь разбили лагерь и развели костер.

– Ваше благородие, как вы это золото домой-то отвезете? До конца войны, я думаю, такие грузы незаметно не протащишь. – Пафнутий мешал похлебку и поглядывал на капитана, тот сидел у костра и в очередной раз чинил бинокль.

– После войны попробую, а пока продам поместья, заводы, вообще все, что досталось по наследству. Деньги, полученные с этого отправлю вдове, вместо золота. Денег ей там на всю жизнь хватит, а после войны вывезу это золото, посчитаю, если ошибся добавлю. – Андре удрученно вздохнул, бинокль снова развалился и никак не желал собираться обратно.

– Ясно, только куда вы матушку-то денете? Она ведь не захочет уехать из родного дому?

– Никуда, пусть живет в родном доме во Франции.

– Я не могу только одного понять. За что столько золота отвалили? – Пафнутий даже мешать забыл, настолько захватил его собственный вопрос.

– Не могу сказать точно. Мне кажется дело далеко не в крепости и даже не в войне. Витает последнее время в России всякая зараза – социалисты, анархисты и прочая погань. Кто-то же платит им, я искренне не верю, что там все идейные и на самообеспечении. – Андре, наконец, починил бинокль и убрал его в футляр.

– Не понял, это что значит? Всем этим бездельникам, которые только царя хулить да горлопанить могут, кто-то платит? Так за что же, ваше благородие? – Капитан забрал у горе-повара ложку и стал мешать сам.

– Много за что. За теракты, за беспорядки, теперь, наверняка будут агитировать много активнее, главное, чтобы эта зараза не просочилась в армию. Не может быть солдат социалистом или анархистом, и армия не может быть социалистической или коммунистической. Не приведи господь, если так получится, тогда можно бросать ружья и по домам идти. – Пафнутий задумчиво смотрел в костер.

– Так, а чего они хотят, ваше благородие?

– Порушить самодержавие, да развалить империю, больше ничего и не хотят. Быть может еще денег легких да власти. Власть народу, вот скажи, ну как в России может народ править? – капитан попробовал варево на вкус, поморщился и продолжил помешивать.

– Что значит власть народу? – Пафнутий похоже не понимал самой идеи.

– Да кто же знает. Собрания собирать и балаболить, вот и вся власть. Система, при которой решения принимаются коллективно, голосом большинства. Глупость, как мне кажется, в таком случае власти нет ни у кого, либо она у кого-то есть, а остальные для видимости.

– Бросьте, ваше благородие, глупости. Кому это надо все? Лучше есть давайте, ничего они не смогут поменять. Куда этой голи супротив царя? – Пафнутий каким-то шестым чувством определил, что похлебка готова. Достал ложку и придвинулся поближе к котелку.

– Боюсь, что смогут. Если уже в головах полковников такие мысли поселяются, то что-то смогут.

Друзья сытно поели, после чего решили выспаться. Теперь на часах первым стоял Андре. В назначенное время он разбудил Пафнутия, тот хотел что-то сказать, но потом просто кивнул и привалился к старой сосне, у которой все дежурство провел и капитан. Андре завернулся в шинель и провалился в сон.

К своим позициям они вышли ночью, как и планировали. Перешли через линию фронта и аккуратно вышли на свой же патруль. Те были извещены о разведчиках, возвращающихся с задания, потому никаких проблем не возникло. Капитан узнал, что его ждет с докладом комендант крепости и не теряя ни минуты отправился в Осовец. Старик последовал за своим командиром.

Крепость их встретила привычным шумом работ. Пожалуй, за время войны построено было больше чем за всю историю ее существования. Внешний вид изменился до неузнаваемости. Выросли оборонительные укрепления, возникли новые линии коммуникации, взамен разрушенных выстроились новые хозяйственные здания. Но никто не отменял и прискорбных картин. Обрушенный капонир, воронки от снарядов, огромный скол на бронированном колпаке, закрывавшем наблюдательный пост.

На следующий день они привели себя в порядок, подновили форму. Пафнутий решил сходить на рынок, а Андре отправился докладывать о результатах разведки. Хотя по существу доложить было нечего, основная цели – понять, что за приготовления ведут немцы, оставалась невыполненной.

Знакомым маршрутом прошел он к кабинету коменданта, часовой у двери покосился на него и потерял всякий интерес.

– Как у него настроение сегодня? – Солдат кивнул, что, видимо, говорило о хорошем расположении духа хозяина крепости.

Андре вошел, закрыл за собой дверь. Встретился глазами с комендантом, который сидел за столом и что-то писал. Несколько секунд он не понимал, что происходит, наконец его осенило. Капитан вышел за дверь и постучал, проклиная себя за забывчивость.

– Войдите!

– Господин… – Его перебили.

– Садитесь, я хочу знать, что вам удалось увидеть, услышать и понять. – Андре сел напротив командира и закурил. Потом опомнился и виновато посмотрел на коменданта, тот махнул рукой.

– Я не могу вам сказать того, что вы хотите услышать. Мне не удалось выбить из кого-либо информацию о приготовлениях. Могу только делиться собственными выводами и наблюдениями. – Комендант откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на собеседника.

– Я выслушаю их, не смотря ни на что вы зарекомендовали себя как весьма умный молодой человек. Любые сведения могут оказаться ценными.

– Мне кажется, что это оружие, совершенно новое, не известное нам оружие. Они обращаются с ним очень бережно, понимаете, вряд ли что-то опасное применят для обороны. Тем более, что это что-то очень сложное. Монтаж ведется под надзором специалистов. Учитывая, что подготовительные работы ведутся на огромной площади, боюсь нас ждет что-то очень страшное. Сложно даже предположить, что это может быть. Возможно какого-то рода артиллерия.

– Страшное? – Комендант тоже закурил и прикрыл глаза.

– Разрушительное и страшное. Немцы по-другому и не умеют, в большинстве своем, все, за что этот народ берется оказывается либо пивом, либо оружием. – Капитан посмотрел на командира, тот приоткрыл один глаз и удивленно посмотрел на Андре.

– Вернитесь к теме. Согласен, скорее всего это оружие, было бы глупо полагать иначе, учитывая, что наступательные действия предпринимают они. Вопрос в том выдержим ли мы этот удар?

– Да. – Теперь комендант открыл второй глаз и внимательно вгляделся в лицо Андре

– Это юношеский максимализм?

– Да. Могу сказать, что не выдержим и что? Крепость улетит отсюда? Враг передумает?

– Что с вами сегодня? Вы просто сыплете искрометными и удивительно утонченными шутками. Возьмите себя в руки, вспомните где вы, господин капитан. – комендант раздраженно затушил папиросу.

– Виноват. На самом деле злюсь, господин комендант, на разведку. Почему ничего не знаем об этом? Неужели так хорошо охраняется секрет? Я даже не представляю, какие последствия может вызвать применение этого оружия. Сколько еще человек погибнет.

– Капитан, стране нужны герои, но женщины рожают дураков. Так у русских говорится? Ничего не изменится, даже если мы узнаем, что это за оружие. Я так думаю. Драться будем все равно. – Андре посмотрел на командира, тот был поляком, потому вряд ли знал, что на самом деле звучит этот фразеологизм иначе, к тому-же в культурном обществе его вообще лучше не применять.

– Боюсь, что не совсем так говорят. Полагаю, будем готовиться к худшему?

– Именно, к несчастью я даже знаю к чему именно. Разведка докладывает о возможном штурме с применение отравляющих веществ. Нужно ли вам говорить, что мы не имеем индивидуальных средств защиты? Все что мы можем сейчас это готовиться к худшему и мочиться на тряпочки.

– Это зачем?

– Если дышать через нее, вероятность погибнуть от газа несколько уменьшается. – Комендант тяжело вздохнул

– Подозреваю у нас нет внятной информации ни о поражающих факторах, ни о методах защиты?

– Именно. Надеюсь вы понимаете, что солдаты не должны ничего знать, пока доложите, что еще вам удалось узнать во время рейда. Для начала прорисуйте на карте маршрут.

Четыре часа капитан рассказывал о том, что удалось узнать, увидеть, услышать и даже почувствовать. Коменданта интересовала каждая деталь. Его дотошный допрос порядком утомил капитана, потому, когда он покинул кабинет, он чувствовал себя выжатым, но довольным. Так или иначе все меры будут предприняты, а дальше будь, что будет. Не для того ли нужна армия, чтобы грудью встретить любого врага и любую опасность. Даже если не представляешь, что это такое.

Сейчас он даже завидовал гарнизону крепости – их не коснется тот ураган, который готовят враги. Далековато от передовой. Конечно им не сладко приходится, они не знали нормального отдыха и сна вот уже много месяцев. Ночью работы, днем бомбежка, но тем не менее, сейчас им повезло. Когда-то же им должно было повезти.

Капитан отправился в лавку, где купил много папирос, чая и сахара. Что-то подсказывало ему, что он еще не скоро тут окажется. Окопная жизнь продолжалась. Какое бы там ни было оружие, его подразделение вернется в крепость через девять дней. Возможно им повезет, и они не испытают на своей шкуре столкновения с неизвестностью. Вскоре его разыскал Пафнутий, и они сразу же двинулись на передовую.

Андре испытывал странные чувства приближаясь к передовой, с одной стороны опостылевшие окопы и блиндажи сидели в печенках, с другой – это его дом. Он не лгал себе и понимал, что он действительно тут живет. Знает каждую кочку и рытвину, хотя пейзаж и меняется в следствие постоянных артобстрелов. Их встретил дежурный и доложил о потерях и состоянии подразделения. Никаких из ряда вон выходящих происшествий, кроме войны, не случилось. Капитан добрался до койки и провалился в сон.

Проснулся он по тревоге, уже топали сапоги по земле, бряцало оружие. Андре прислушался, что-то не так. Нет привычных деловых криков офицеров и унтеров. Нет ленивого и беззлобного обругивания. Капитан вжался в койку, по спине пробежал холодок. Нет этого уверенного презрения к опасности, коим сопровождается каждая тревога. Что-то не так и, кажется, он даже знает, что.

– Ваше благородие! Беда, чудь какая-то ползет! – Пафнутий влетел в блиндаж без стука, что говорило только об одном, произошло что-то из ряда вон происходящее.

Андре ничего не ответил, вскочил на ноги и принялся переодеваться.

– Музыкантов строй, бегом. – холодный, начисто лишенный всех эмоций голос плетью стегнул по ушам ординарца, тот вздрогнул, поежился и кивнув рванул прочь.

Капитан вышел из блиндажа, посмотрел на небо. Ни облачка, бесконечная, безбрежная синева. Он двинулся вдоль окопа. Бойцы, мимо которых он проходил быстрым шагом, удивленно переглядывались. Впервые видели его в парадной форме, при всех орденах. Воины удивленно перешептывались, иные вытягивались по струнке.

– Господин капитан, разрешите доложить, унтер-офицер Хмельников! – перед ним возник бравый унтер. Высокий, широкоплечий, с роскошными усами. Форма, как с иголочки, а в сапоги можно глядеться, как в зеркало.

– Докладывай! – Андре исполнил ответное воинское приветствие.

– Полковой оркестр по вашему приказу построен, жду дальнейших приказов! – Козырек его фуражке отчаянно блестел на солнце.

– Вольно! – Капитан придерживая саблю пошагал к оркестру, следом двинулся унтер и Пафнутий.

– Смирно! – Солдаты вдоль всего окопа стояли как по нитке, плечо к плечу. Им пришлось повернуться внутрь окопа, этого Андре и добивался. Нечего пока смотреть на тот ужас, который вот-вот наползет на окопы.

Он вышел к оркестру и с видом придирчивого начальника оглядел его. Кивнул начальнику и взобрался на бруствер. Теперь он стоял лицом к вражеским позициям, а солдаты спиной. Огромная, страшная волна газа ползла к ним. Казалось, что это живой зверь, который подминает под себя все, что встретит на своем пути.

– Бойцы, славные защитники России! Надежда ее и опора! Братья! Прямо сейчас я стою тут для того, чтобы исполнить свой долг! Чтобы отплатить родине за все, что она для меня сделала! – Солдаты стояли по стойке смирно, только головы повернули к командиру. Андре взглянул на наползающее марево. В его недрах терялись проволочные заграждения и деревья, прожорливый зверь уничтожал все на своем пути, не разбираясь. Андре знобило, по спине тек пот.

– Страшно ли мне? Страшно, братцы, так как никогда! Но что такое страх? Это друг мой, который дает мне сил! С ним вместе прошел я одну войну, с ним пройду и вторую! Прямо за моей спиной стоит моя мать! И мне некуда отступать! – Капитан внимательно смотрел на бойцов. Ужас, панический ужас в глазах, перекошенные лица. Еще секунда и они рванут прочь, не разбирая дороги будут бежать. Бросят оружие и гонимые ужасом будут бежать пока не выбьются из сил. Он бы и сам приказал им бежать, если бы хоть один из них мог бежать быстрее ветра, он бы дал им шанс.

– За моей спиной не поле, не крепость, не земля, но Россия. Каждый шаг по которой, должен обойтись врагу втридорога! Кто видел меня в бою!? Кто знает, что слов на ветер я не бросаю!? Не пройдет никто тут без моего разрешения! Ни один немец поганый! – Андре вынул из ножен саблю и воткнул ее перед собой в землю. Обвел взглядом бойцов, положил руки на эфес. Мало, нужно что-то еще, что-то что сохранит их разум еще пол минуты. Облако газа, уже не выглядящее сплошной стеной было совсем близко. Можно было рассмотреть, как желтеет попавшая в него трава, как пригибается она к земле, не способная выжить в этом яде.

– Господь с нами! Так ежели он хочет, чтобы я погиб сегодня, так пусть так и случится, но ежели нет, то уж и от немцев бежать я не собираюсь! – Капитан достал револьвер, откинул барабан, достал один патрон и выкинул. На него с удивлением, на секунду забыв о подступающей смерти, смотрели солдаты. Андре вернул барабан на место и оглядел своих воинов. Удивление, но не страх. В руке у капитана револьвер, в нем пять патронов и одно пустое гнездо. Андре выдохнул, прокрутил барабан и приставил ствол к виску.

– Прости меня, Господи! – Глядя в глаза солдату, который истекал потом и мелко дрожал, Андре нажал на курок. Раздался сухой щелчок и больше ничего. Строй взревел от восторга. Капитан улыбнулся, убрал револьвер и снова положил руки на эфес сабли. Так он и собирался встретить подступившую уже волну газа, с широко расставленными ногами, руками, возложенными на эфес георгиевского оружия и гордо поднятой головой.

– Оркестр, музыку! Слушай мою команду, кругом! – Строй абсолютно синхронно повернулся на каблуках, как раз за секунду до того, как волна газа окутала все вокруг, заслонив собою солнце.

Андре закрыл глаза и задержал дыхание. Сложно понять, что происходило дальше. Сначала стал затухать оркестр. Кто-то сбился с ритма, заиграл невпопад, замолкали трубы, одна за другой, звук угасал вместе с жизнями хозяев. Иногда из последних сил пробивался одинокий горн, но то была не мелодия, но страшный скрежет страдающего музыканта.

Потом кашель, ужасный бесконечный кашель. Не тот кашель, что мучает при простуде, но отвратительный, надрывный, дерущий глотку и не дающий набрать воздуха в грудь. Когда удавалось вдохнуть, то новая порция отравы поступал в легкие усиливая боль. Кашель быстро превращался в бульканье, кровавые сгустки летели изо ртов умирающих солдат. Бесконечная агония, тела воинов, скрюченные в ужасных муках, руки, царапающие до крови свои же глотки. Обожженные, помутневшие глаза, а у иных и вытекающие. Кашель переходил в вой и обессиленный хрип, невозможно дышать, но и не дышать невозможно. Что бы ты не делал, ты получаешь лишь муку, боль распаляла еще большую боль. Где-то послышались выстрелы, кто-то облегчал свою участь, не выдержав страданий.

Бравый унтер вгрызался окровавленными зубами в землю. Начисто лишенный рассудка он искал хоть какого-то спасения, но тщетно. Газ уже пожрал его глаза и навсегда искалечил легкие. Ужасные страдания отняли разум, а весь рот заполняла земля, замешанная с кровью. Старый ординарец тут же рядом, уперев голову в эскарп, рвал бороду, просто чтобы ослабить бушующий в груди пожар. Неторопливо, раз за разом выдергивал из бороды клоки волос. Глаза его были закрыты и потому пока были целы, но разум пошатнулся. Ему казалось, что пришел судный день и если он откроет глаза, чтобы оглядеться, то Господь отнимет их. Грудь пожирал огонь, а он вздрагивал от каждого звука. Где-то рядом прекратился кашель, теперь слышен только слабый хрип и бульканье. Грохнул выстрел, старик вскрикнул, от чего изо рта хлынул новый поток крови, Пафнутий закашлялся. Теперь старик повалился на землю и без остановки кашлял. Он прижал руку ко рту и почувствовал, что изо рта вылетают какие-то ошметки. Пафнутий не знал, что дотрагивается до кусочков своих же легких. Прапорщик полз прочь от этого ада, пока глаза еще могли видеть он выбрался из окопа и побежал. Но вскоре упал и не смог встать. Изо рта лилась кровь, а в ушах звенело. Он продолжал ползти до тех пор, пока все вокруг не померкло. жажда жизни гнала его вперед не смотря ни на что. Он дотронулся до века, чуть надавил и почувствовал, как из-под него потекла какая-то слизь. Этой слизью был левый глаз прапорщика.

По безжизненному полю шагал немецкий офицер. Все вокруг было мертво, просто праздник смерти. Вся трава пожухла, ни одного зеленого листочка на деревьях. Он знал, что несколько полков вдоль линии фронта отправили на зачистку, глупость. Кто мог выжить в этом аду? Когда инженеры спустили с цепи этого демона из бутылки, в его подразделении с ума сошло два человека. Это не война, так не воюют. Офицер, погруженный в свои мысли шагал к вражескому окопу. Пока еще далеко, но вот уже виднеются первые трупы. Скрюченные в жутких позах. Он видел их руки, сжимающие комья земли. Что за страшная мука могла так изуродовать людей. Следом шел целый полк и одна мысль сновала по их голове: «Зачем все это»?

Офицер медленно подошел к окопу и заглянул в него, его тут же вырвало. Множество трупов, с расцарапанными шеями, окровавленными лицами. Лежат в вповалку, вцепившись друг в друга, будто в надежде укрыться от газа. Кто-то замотал лица бинтами, но и сквозь них проступают ужасные красные пятна. Подошли солдаты, многих рвало. Офицер посмотрел на странную фигуру. Русский офицер. Он стоял на коленях, положив руки на воткнутую в землю саблю. Голова покоилась на руках. Нижняя часть лица замотана белыми тряпками, насквозь пропитанными кровью. Грудь его тоже окрашена в багряный цвет. Странно, но он так и не повалился на бок, казалось, что русак просто преклонил колени для молитвы.

Офицер перепрыгнул через окоп и подошел ближе к мертвому врагу, желая рассмотреть того получше. Вдруг тот поднял голову и устремил на немца взгляд полный боли. Ни страха, ни ненависти, только боль. Офицер вскрикнул, поскользнулся и повалился на спину. Мертвец медленно поднялся с колен и ужасно захрипел. Этот булькающий хрип пронесся по округе леденя кровь. Где-то рядом кто-то вторил ему. Со всех сторон вдруг стали подниматься ужасные окровавленные мертвецы. Иные даже без глаз, с одними лишь пустыми глазницами, в которых виднелось какое-то мясо.

Дикий ужас охватил немцев, леденящий страх проник в глубины разума и сковал людей. Мертвый русский офицер не без труда выдернул саблю из земли и нетвердым шагом направился к немецкому офицеру. Тот так и не нашел сил, чтобы превозмочь страх и убежать. Русак зарубил его, после чего окинул взглядом врагов. Полк, целый полк против едва ли пятидесяти мертвецов, но что могут люди против умертвий? Как убить уже мертвых, как причинить боль и страдание тем, чье существование превратилось в боль? Андре взревел, страшный хрип подхватили четыре десятка изорванных глоток. Противник, имеющий более чем стократное численное превосходство не принял рукопашной и бросился прочь, налетая на проволочные заграждения и погибая в них. Враг бросал оружие и бежал не оборачиваясь, отстающих зарубали русские, которые гнали врага, на ходу выплевывая остатки легких, выблевывая свои внутренности и пытаясь на слух найти перепуганного врага. Атака мертвецов завершилась полным разгромом противника.

Андре полулежал на телеге, замотанный в окровавленные тряпки и лишенный возможности говорить капитан глядел на удаляющуюся крепость. Гарнизон покидал ее, пришел приказ отступать. Фронт был продавлен, Новогеоргиевская крепость пала и теперь уже не было смысла держать оборону. Игрушечная крепость выполнила свой долг с лихвой, пусть и дорого заплатила за это.

Мощные бастионы Новогеоргиевской крепости пали через две недели после начала артобстрела. Осовецкая крепость продержалась полгода. Он вспоминал телеграмму начальства с просьбой продержаться сорок восемь часов и спор с комендантом о том, стоит ли оглашать текст телеграммы.

Газовая атака практически уничтожила защитников крепости, единицы выжили на передовой, десятки в самой крепости. Андре чувствовал, как по щекам текут слезы и не мог понять, что заставляет людей встать против смерти, смерти мучительной и неминуемой. Он ее ждал, но остальные.

Здравствуй матушка.

Я знаю, что давно не писал тебе и теперь уже не понятно, о чем писать. Письмо наверняка будет сумбурным, но по-другому и не получится. Жермен погиб и в этом виноват я. Прости меня, я никогда себе этого не прощу, но ты прости.

По чести и письма этого я никогда не отправлю, потому, что некому его будет отправить. Скоро мы все погибнем, веришь ли, ни один не уйдет живым. Где-то в глубине я надеюсь на свою трусость и удачу, что не раз выносили меня из самых безнадежных ситуаций, но уже слабо.

Я все время думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не пошел на войну. Что стало бы со мною? Наверное, я был бы промышленником, ворочал бы миллионными капиталами. Может наоборот, стал бы великосветским повесой и проматывал бы отцовское наследство. Но не случилось бы одного, того что, пожалуй, стало главным в моей жизни. Я не встал бы лицом к лицу с чудовищем. С тем чудовищем, что живет во мне. Не увидел бы его и страдал каждый день и каждый час, смутно понимая, что оно есть.

Место мне именно тут, среди страха и боли, где мне подобные играют в кровавые игры. Где щедрою нашей рукою творится история. Матушка, таких как я нужно убивать и благо мы понимаем это. Нам нету места среди нормальных людей.

Я всегда гордился тем, что защищаю кого-то. Но только вчера понял, что стремлюсь защитить от себя же. Сколь много хуже могло бы быть, если бы я этого не понял. Жил бы среди нормальных людей, принося им боль, потому, что так поступают чудовища. Женился бы и изводил свою жену, каждый день. Просто потому, что так угодно чудовищу, которого я бы даже не увидел. конечно я делал бы это не так, как это делают тут, но делал бы. Устраивал бы скандалы, отыгрывался на подчиненных, лез бы людям в душу, по-всякому, как мог бы, делал больно. Спасибо Господи, что не женился, что не завел детей, которым тоже искалечил бы души.

Как здорово, что я далеко от тебя и не могу сделать тебе больно. Прощай, матушка, я никогда не вернусь домой.

19

Сеченов будто очнулся от страшного видения. По спине тек холодный пот. Он огляделся непонимающим взглядом, стал припоминать где он. Проклятое письмо будто уволокло его в сон, нет в кошмар. Майор не помнил, что именно прочитал, но хорошо помнил ужасные чувства, которые захлестнули его. В душе Сеченова что-то беспокойно возилось. Он поспешил закурить. В голове крутилось только одно слово, оно билось о стенки черепной коробки, будто желая вырваться наружу. После папиросы, кажется, стало легче, мысли стали собираться в кучу. Майор открыл дневник и стал пролистывать, благо ехать еще минут двадцать. Турок вел дерзко, машина опасно накреняясь входила в повороты и прыгала на кочках. Пару раз постовые хотели было притормозить наглого водителя, но завидев начальника политического отдела, решали не вмешиваться.

Времени для того, чтобы прочитать весь дневник у майора не было, но все детали становились на свои места. Первое, что искал Миша, был смысл цифр, нацарапанных на орденах. Ему на глаза попалась такая надпись.

Отец сказал, что зашифровал координаты золота, мне не составит сложности расшифровать их, нужно только найти ордена и портсигар.

Сеченов улыбнулся, значит вот он ключ к золоту. Но ситуация складывалась примерно так же, как когда-то у паренька. Нужно найти ордена, что-то Сеченову подсказывало, что он едет к ним. Новиков как-то замешан в этом. Майор пролистал дневник к началу. Альберт, паренька звали Альберт, а его брата Ганс. Вот такая грустная история двух братьев.

Сеченов закурил и посмотрел в окно, мимо проносились дома, машины и пешеходы. Реальность переставала быть осязаемой, его затягивало в какую-то другую суть. Как вообще Новиков связан с орденами, как они оказались тут? Судя по записям в дневнике, Тирер успешно пережил первую мировую войну, а в гражданской, как и стоило бы ожидать, участвовал на стороне белых. Надо отдать ему должное, сажался до конца, прикрывал эвакуацию из Крыма, но в одиночку войну выиграть не сумел. Бежал в германию.

Сеченов задумался, почему в Германию? Почему к лютому врагу? Человек, который самозабвенно защищал Россию вдруг идет в первых рядах ее захватчиков? Майор стал листать дневник.

Я спросил у отца, почему он выступает против страны, за которую проливал кровь. Мне было не просто задать такой вопрос, но он ничего не ответил.

Сеченов выкинул окурок, закурил вторую папиросу и снова стал листать дневник. Его интересовало, как Новиков связан с корнетом. Сеченов немного подумал и открыл книгу на первой странице. Миша стал быстро просматривать записи, останавливаясь на самых интересных.

Сегодня мы познакомились с отцом. Мама сказала, что он наконец-то приехал в Берлин, у него есть несколько суток отпуска, потом он снова уедет, мы не могли упустить шанс поговорить с таким человеком, даже если бы он не был нашим отцом. В СС служат только лучшие представители нации. Надо сказать, он производит впечатление страшного человека. С другой стороны, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он беспощаден к врагам рейха. Ганс все время молчал, а я спрашивал. про войну, про его боевое прошлое. Отец отчего-то мрачнел с каждым вопросом.

Сеченов задумался, значит Тирер все-таки женился и детей сделал, не смотря на то, что величал себя чудовищем. С другой стороны, вот он результат, можно сказать, на лицо. Дети, которые дорого заплатили за грехи чудовища-отца. Миша продолжил читать.

Что же, если он так поступил, значит так было нужно. Я узнал, что отец женился на маме для того, чтобы войти в элиту Рейха. он, конечно, и так был не последним человеком, но этот брак резко поднял его по социальной лестнице. наверное, так правильнее, ведь кто если не отец сможет руководить военными операциями в далекой России.

Сеченов погрустнел. Почему же молодой и честолюбивый корнет превратился в фашистского карьериста? Главное, как можно было перейти с одной стороны на другую так явно?

Отец почему-то помрачнел, когда узнал, что я и Ганс гитлерюгенды. Странно, он же должен гордиться нами! Мы пошли по его стопам и будем столь же тверды в своих мыслях и поступках.

У Сеченова заболело сердце, что же должен чувствовать отец, когда его дети поступают таким образом? Когда калечат судьбу вслед за родителем, который, быть может, понял, что сотворил со своей жизнью, но слишком поздно. Какой груз вины лежит на сердце отца, который своим примером отправляет детей на войну. Майор вспомнил лица пареньков, ведь они еще совсем дети.

Я уже давно не видел отца, ситуация на фронте все хуже. Наши отступают и говорят, что скоро нас отправят на фронт. Не всех, конечно, только самых лучших. Мы с Гансом входим в их число. У меня наконец-то будет шанс творить историю своими руками, я покажу всем, что значит отвага.

Сеченов закурил третью папиросу подряд. Голова просто раскалывалась от боли, смутная тревога грызла душу. Реальность утекала сквозь пальцы, как песок.

На войне все совсем не так, как я себе представлял. Все грязно и очень страшно. Мне стыдно от того, как я боялся. Как дрожали мои коленки, я поспорил, что в первом же бою убью троих русских и позорно проиграл этот спор. Ситуация все хуже, наступление русских остановить уже не удастся. Быть может это к лучшему? Просто все закончится и все.

Машина остановилась, майор огляделся. Совсем немного осталось до места, он стал пролистывать дневник, времени для хоть сколько-нибудь подробного изучения не оставалось, нужно понять одно, как связан Новиков и Тирер.

Я вернулся домой так скоро, как только смог. Капитуляция легла позором на наши плечи и на улицы Берлина. Дома я застал отца при смерти. Какие-то русские мародеры вломились в дом и стали грабить. Отец не мог справиться с ними и получил удар ножом. Вероятно, его можно было бы спасти, но ушло слишком много времени. Он лежал в бреду и говорил что-то про золото и письма. Я так и не смог с ним поговорить. Его жизнь оборвалась, после себя он оставил лишь кольцо и последнее желание. Отец просил доставить письма, которых оказалось не много не мало, восемьсот сорок. Я сделаю это, во что бы то ни стало, мы сделаем, я и Ганс. Но еще нужно найти тех сволочей, что убивают людей в их же собственных домах. Месть должна свершиться, чего бы нам это ни стоило.

Майор ухмыльнулся. Похоже связь весьма косвенная. Новиков когда-то командовал штрафниками, которые ограбили и убили Тирера. Паренек похоже был прекрасно осведомлен обо всех, кто хоть какое-то отношение имел к этому делу. Кто же предоставил ему всю эту информацию? Нужно будет подробнее изучить дневник, это единственный вариант узнать, что это за доброхот. Оставался еще один серьезный вопрос, откуда Новиков знает про золото?

– Приехали. – Сеченов удивленно захлопал глазами. И вправду, машина стояла напротив особняка.

– Веди меня к Новикову, говорить с ним буду. – турок закатил глаза, покачал головой, но вышел из машины и уверенно зашагал к центральному входу. Майор пошел следом.

У Сеченова болела голова, болела очень сильно. Он нервно скалился и иногда хватался за виски. Его слегка покачивало из стороны в сторону. Турок привел его к какому-то кабинету и указал рукой на дверь.

– Он там, он всегда там. – Сеченов достал пистолет, дослал патрон и повернул дверную ручку.

В кабинете царил полумрак, прямо напротив входа за столом сидел старик. Седые волосы почти сливались с невероятно бледным лицом.

– Михаил, присаживайтесь, мне уже доложили о вашем визите. Надо сказать, быстро вы перешли на другую сторону. Еще вчера, да что там вчера, сегодня утром, ловили преступников, сейчас же с пистолетом наголо, будто медвежатник, врываетесь ко мне в кабинет. Воспитанные люди так не поступают. Хотите чаю? – Старик не был напуган или растерян, более того он вел себя так, будто это у него в руке заряженный пистолет. Сеченов на негнущихся ногах прошел к предложенному стулу и тяжело опустился на него.

– Я не собираюсь распивать чаи…

– Понимаю, очень торопитесь. Огорчу, торопиться не куда. Видите ли, вам придется со мной договориться. Ордена-то у меня, а вы, между прочим, пропащий человек, скоро вас в розыск объявят. Я предлагаю сделку, вы мне часть координат с портсигара, а я вас не уничтожу. Что скажете, заманчивая сделка, Господин майор? – Старик встал и, опираясь на трость, прошел к окну, чуть отодвинул штору и посмотрел на улицу.

– Товарищ.

– Что? – старик, будто бы оторванный от какой-то сложной думы растерянно посмотрел на Сеченова, но быстро пришел в себя.

– Как вам будет угодно, хоть товарищ, хоть господин, как названия не меняй все одно. – Сеченов убрал пистолет в кобуру и сел на стул.

– Что вы имеете в виду, говоря о том, что не уничтожите меня? – Майор закурил и откинулся на спинку стула, у него почему-то болели колени, он вытянул их и пустил в потолок струю дыма. Старик похромал обратно к столу, достал из ящика пепельницу и поставил ее перед Михаилом.

– Дело уже почти готово, вас разорвут на клочки и в общем-то совершенно законно. Не пришлось даже что-то фабриковать, в последнее время вы сделали немало дел за которые, будьте уверены, вас ждет весьма суровое наказание. Но вы можете этого избежать. Вы отдадите мне портсигар, я отменю приказ и ваше начальство закроет глаза на все. В худшем случае вам придется написать заявление об увольнении и вас тихонько проводят из политического отдела. Все лучше, чем расстрел, не находите? – Сеченов курил глядя в потолок, чувствовал на своем лице взгляд старика и все равно смотрел в потолок.

– А что если я сейчас просто всажу вам пулю в голову? – Майор посмотрел прямо в глаза хозяину кабинета, у того дрогнуло веко на левом глазу. Или просто показалось?

– Тогда вы точно покойник.

– Я вам не верю ни на грош, если отдам вам портсигар мне точно не жить.

– У вас нет выбора, реально положение дел таково: либо вы мне отдадите портсигар сами и будете жить спокойно, либо я получу его иначе, просто это займет больше времени. – Старик одарил майора испепеляющим взглядом. Сеченов полез в карман и положил на стол перед стариком портсигар.

– Что же, вот он. – Хозяин кабинета взял серебряную коробочку в руки, осмотрел со всех сторон.

– Внутри, под крышкой. – Собеседник нетерпеливо открыл крышку.

– Если это шутка, то весьма безвкусная! Надпись сколота!

– О, я нахожу эту шутку весьма удачной! Есть еще одна шутка.

– Тут я, вероятно, должен спросить какая? – Старик похоже разозлился не на шутку, он не говорил, а буквально шипел.

– Вы сказали, что получите портсигар так или иначе, это лишь вопрос времени, что же, давайте подождем. – Сеченов потушил папиросу прямо об лакированную столешницу и с удовольствием отметил, что оставил на ней отвратительный след. Майор посмотрел старику в глаза и на миг, всего лишь на один миг увидел в них растерянность.

– Будь по-вашему, но вы сами подписываете себе приговор, знаете…

– Прекратите эту комедию, у вас нет времени, сколько вам осталось? Полгода? Думаю, и того меньше. – Старик откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сеченов воспользовался моментом и вытер пот со лба.

– Откуда вы знаете?

– Это правда имеет значение?

– Нет. Получается, что вы угробите свою жизнь только для того, чтобы испортить остаток моей жизни?

– А вы угробите остаток своей жизни, чтобы испортить мою жизнь? – Старик открыл глаза и посмотрел на майора.

– Патовая ситуация, что вы предлагаете?

– Половину золота мне, плюс вы уничтожаете все материалы, которые собрались применить против меня.

– Вы слишком много просите.

– Я не торгуюсь. Еще одно условие, вы передаете мне все ордена и письма. Я лично займусь поиском золота. Можете прикрепить к мне вашего человека, чтобы он следил за ходом работы. – Хозяин кабинета посмотрел на Сеченова.

– Хорошо, когда нет выбора, нужно выбирать то, что есть. – Старик приложил к уху трубку телефона и принялся набирать номер. В трубке кто-то ответил.

– Принесите мне сумку и ордена, быстро. – Сеченов снова закурил.

– Еще вам как-то нужно будет организовать мне командировку. Скорее всего золото в Польше.

– Об этом не беспокойтесь. – Все остальное время они провели в молчании. Наконец открылась дверь и в комнату вошел турок. В руке он держал знакомую всем сумку.

– Передай ее господину майору. Отныне ты будешь сопровождать его повсюду и исправно докладывать мне. Все понятно?

– Да.

– До свидания. – Сеченов положил папиросу в пепельницу, взял сумку и вышел из кабинета.

– Не глупите, Михаил, не рекомендую. – Старик бросил ему в спину испепеляющий взгляд. Турок молча вышел за Сеченовым.

Майор прошел метров десять по коридору, затем прислонился к стенке. Его мутило.

– Шеф показался мне живым, когда я покидал кабинет.

– Обстоятельства изменились.

– Я думал в органах умеют действовать только по плану.

– Когда план паршивый можно действовать и по обстоятельствам, которые, надо сказать тоже весьма паршивые. – Сеченов вдруг согнулся в три погибели, его рвало желчью. Турок прислонился спиной к противоположной стене и скрестил руки на груди.

– Отпустите Ирину. – Майор ошалело посмотрел на Сулеймана и вытер рот рукавом.

– Обстоятельства изменились. – Турок ни сказав ни слова пнул Сеченова в бок, отчего тот чуть не свалился в лужу желчи.

– Нет уж, товарищ майор, вы освободите ее или я вас убью. – Сеченов поднял руку, показав Сулейману ладонь. Восстановил дыхание и выпрямился.

– Тогда тебя убьет твой же шеф.

– Мне плевать на Новикова и на вас, освободите Ирину.

– То есть ты готов ради нее кинуть Новикова, прекрасно, убивай меня и точно не вытащишь ее, да еще… – Турок снова ударил Сеченова ногой, в этот раз сильнее. Майор буквально отлетел в сторону и не устояв на ногах повалился на пол. Сулейман двинулся к противнику, но направленный на него пистолет заставил его остановиться.

– Уймись, громила, не зли меня. Послушай, что я тебе скажу. Хочешь Ирину, будет тебе Ирина, но для этого тебе придется играть против Новикова. Ясно?

– Ты дал слово.

– Формально я его еще не нарушил. Если все пойдет по плану, то я позвоню из его кабинета и прикажу ее освободить. Теперь вопрос, правильно ли я понимаю, что он не догадывается о твоем визите ко мне в отдел и понятия не имеет, что я держу тебя за яйца? – Турок поморщился. Майор тем временем встал на ноги, убрал пистолет в кобуру и отряхнулся.

– Иначе он бы не приставил к тебе меня.

– Отлично. Ирина пробудет в КПЗ примерно месяц, не больше, за это время я помогу твоему шефу в одном деле, но после этого он меня убьет, к этому моменту мне нужно что-то, чтобы держать его за яйца. – Турок снова поморщился.

– Как меня?

– Как тебя.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg