«Интересно девки пляшут, или Введение в профессию»

Интересно девки пляшут, или Введение в профессию (fb2) - Интересно девки пляшут, или Введение в профессию 1062K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Костенко

Александр Костенко Интересно девки пляшут или введение в профессию

Часть первая Чернотроп или тайна озера Лайхаярви

1

Германия, май 1945

— Иванов, совсем очумел, куда?.. — капитан Воробьёв опрометью бросился наперерез «тридцатьчетвёрке», медленно, но верно надвигающейся на кованые ворота средневекового замка. В несколько прыжков подскочив к танку и сорвав с плеча автомат, капитан с силой опустил приклад на броню. Танк дёрнулся и затих. В открывшемся люке показалась вихрастая голова командира лучшего экипажа полка Иванова Алексея.

— Слушаю, товарищ капитан!

— Куда прёшь, говорю. Не видишь, твоя машина в ворота не проходит?

— Да шут с ними, с воротами, легче выезжать будет, — танкист довольно заржал.

— Разворачивайся, вон в той низине на прикол ставь.

— Товарищ капитан, там всё простреливается со стороны леса, а тут, около замка под липами, — в самый раз. Не хочется после победы в беду попасть.

— Разворачивайся, говорю! Ишь ты, под липами! Ты посмотри, красота какая кругом. Да ты половину сада гусеницами снесёшь! Какая к чёрту беда? Не кличь её, она и не придёт.

— Ага, не придёт, — Иванов с сомнением кивнул на сгоревший «Тигр», чернеющий в той самой низине. — Вчера только из леса выполз.

— Так он с белым флагом сдаваться шёл, а ты его первым же выстрелом…

— Бережёного бог бережёт. Кто ж его, немца-окруженца, — срифмовал Иванов, — поймёт, может, подобраться ближе хотел, а потом бы как влепил мне в борт прямой наводкой. Вы второй месяц на фронте. А я…

Короче, были случаи. Да и потом, нервный я за войну стал, товарищ капитан, и домой вернуться хочу. А тряпку белую вчера — виноват, не разглядел, — с вызовом в голосе ответил танкист. — Разрешите выполнять? — и, захлопнув крышку люка, исчез в утробе стальной машины.

Стальная махина Т-34, как бы поддерживая командира, тоже сначала недовольно заворчала, пару раз газанула, обдав чёрной копотью цветущие яблони, и, нехотя сдав назад, стала разворачиваться.

Легко поднявшись по мраморным ступеням замка, капитан Воробьёв столкнулся у парадных дверей с полковой разведкой.

— Всё чисто, — доложил, небрежно бросив руку к пилотке, старшина Разгуляев, по прозвищу Разгуляй. — Красота внутри необыкновенная. Можете вставать на постой.

— А вы куда теперь? — спросил Воробьёв из вежливости.

— А мы, куда Родина пошлёт. А пока приказано к восемнадцати часам вернуться в расположение полка. Так что теперь вы уж сами тут. Без нас.

Сказано это было с явной иронией и намёком на неопытность Воробьёва.

С одной стороны, капитан недолюбливал разведчиков за их вечно небрежное и возмутительно вольное отношение к начальству. Но с другой, оставаться без них, уверенных в себе, на территории, которую менее суток назад ещё занимали немцы, было страшновато.

И капитан Воробьёв, придав своему лицу как можно более спокойное выражение, протянул руку:

— Ну, бывай, разведка.

Зайти в замок один он так и не решился. Теперь, когда «эмка» с разведчиками скрылась за кромкой леса, громада замка из серого камня стала казаться уж вовсе негостеприимной и враждебной. Он нерешительно потоптался перед парадными дверями и, с досады сплюнув на мраморные ступени, быстро спустился вниз к танкистам.

Известие о том, что в замке расположится штаб полка, привёз офицер связи. К вечеру прибыли связисты и командир полка гвардии полковник Лелюх собственной персоной.

О гвардии полковнике Лелюхе Иване Петровиче в полку ходили легенды. Этот невысокого роста коренастый шатен с пронзительно голубыми глазами слыл среди солдат строгим, а порою жестоким командиром. Поговаривали, что раньше, в финскую, он был неисправимым весельчаком и дамским угодником. Но после того, как пропала без вести его жена Катерина, заброшенная в тыл к финнам корректировать огонь нашей артиллерии, он сильно изменился. Стал нелюдимым и угрюмым. В его грустных глазах, казалось, навсегда поселилась печаль. Всё чаще полковник прикладывался к бутылке, явно превышая «наркомовскую» норму, что неизбежно приводило к взысканиям со стороны вышестоящего начальства. Сослуживцы с сожалением видели, что военная карьера да и сама жизнь, этого в общем-то хорошего и храброго командира неумолимо катится под гору. Но в 1944 году, ещё в Польше, сердце танкиста неожиданно для всех сразила наповал Верочка, вновь прибывшая в полк после мединститута. Около месяца все штабные гадали, как долго продлятся их отношения. Однако, к удивлению однополчан, Иван Петрович не собирался расставаться с симпатичной начальницей медсанбата. В его глазах опять появился тот радостный блеск, по которому можно точно и безошибочно определить человека, возродившегося к новой, счастливой жизни.

Вот и сейчас, расположившись на ночлег в обширном каминном зале замка, Лелюх первым делом достал из полевой сумки фотографию боевой подруги, бережно поставил её на каминную полку и огляделся. Внушительных размеров стены зала сплошь увешаны старинным оружием и портретами благородных старцев, а то и совсем ещё молодых мужчин. Одни изображены в рыцарских доспехах, другие — в мантиях, несколько бородатых вельмож в расшитых золотом камзолах. Под каждым портретом тщательно прорисованы гербы старинных родов, украшенные рыцарскими шлемами, тяжёлыми мечами, разноцветными боевыми знамёнами, а некоторые — венками из лавровых листьев. Но один большой портрет особенно притягивал взгляд. С него на полковника смотрел седоволосый старец могучего телосложения. Одет он был в чёрного цвета мантию с ослепительно белым восьмиконечным крестом на груди, поверх одеяния накинут кроваво-красный плащ, завязанный под волевым подбородком потускневшей от времени золотой тесьмой. Взгляд умных глаз устремлён вперёд, и полковнику даже показалось, что рыцарь с портрета смотрит прямо на него, и в какое-то мгновение их взгляды встретились. Лелюх тряхнул головой, отгоняя наваждение, и стал оглядываться дальше. Каминный зал полковнику понравился. Пол в помещении, выложенный мрамором, завораживал затейливой мозаикой, а огромный дубовый стол, с расставленными вокруг него стульями, напоминающими королевские троны, украшала чудесная резьба.

На душе было спокойно и радостно. Война закончилась. А вокруг цвели яблони и дурманящее пахло мирной жизнью. Запах этот пьянил и кружил голову.

Короткий вой снаряда и взрыв, отбросивший полковника к стене, слились воедино. Сразу же за окнами, забранными тяжёлыми коваными решётками, застучал пулемёт, раздалось ещё несколько взрывов, и стало тихо. Полковник тяжело поднялся и огляделся в поисках слетевшей фуражки. Снаряд, выпущенный, судя по всему, из немецкого самоходного орудия «Фердинанд», полковник узнал его по характерному звуку, влетел в окно и разорвался, угодив прямо в камин. Подняв фуражку и отряхнувшись, полковник увидел, что среди обломков камина что-то блестит. Наклонившись, Лелюх поднял с пола медальон в виде разрубленного пополам мальтийского креста на массивной золотой цепи, в звеньях которой угадывались какие-то непонятные символы.

— Товарищ полковник, — в зал влетел капитан Воробьёв в перемазанной глиной гимнастёрке, — с вами всё нормально?

— У меня-то всё в порядке. А у вас? Докладывайте, — и полковник машинально положил находку в планшет.

— «Фердинанд» недобитый из леса выполз. Сделал три выстрела, ну мы его… В общем, у леса догорает.

— Потери есть?

— Никак нет, товарищ полковник. Все, вроде, целы.

— Вроде… Вечно у тебя, Воробьёв, всё не как у людей, — махнул рукой полковник.

2

Ноябрь 1987 года

Первой мыслью, когда я, не раздеваясь, упала на кровать, было то, что в спальном помещении довольно прохладно. Хотя слово «прохладно» ни в коей мере не отражало действительности. Как, впрочем, и комната, где я завалилась на «боковую» с намерением поспать. Это помещение назвать спальней язык не поворачивался. Но на температуру воздуха мне было решительно наплевать, главное — я добралась, наконец, до кровати. Усталость действительно валила с ног. Думаю, что даже приказ о немедленном увольнении в запас не заставил бы меня пошевелить и пальцем. Однако вторая мысль, посетившая меня, когда я услышала команду «в ружьё!», подсказывала, что это далеко не так. Дело в том, что можно игнорировать всё что угодно, но только не завывание тревожной сирены — оно поднимет и мёртвого. Поэтому ничего не оставалось, как примириться с третьей мыслью о том, что вставать всё равно придётся. И побыстрее.

И вот я уже в уазике, трясусь по раздолбанной дороге к месту сработки сигнализационной системы. Машина подпрыгивает на ухабах, а я вспоминаю добрым словом своего папочку, который в «сердцах» обещал мне такую службу устроить… Словом, «два раза нырнула, два раза вынырнула — и вся служба». Но, как показала жизнь, даже самые крутые связи не помогли моему папе выполнить свои угрозы. Женщин служить на подводную лодку не брали ни под каким соусом и для меня исключения делать, конечно, не стали.

Впрочем, обо всём по порядку. История эта началась в тот самый момент, когда мои мама с папой, наругавшись, пришли наконец к консенсусу относительно того, как меня назвать. Дело в том, что при рождении мне дали очень красивое имя — Наташа. И всё бы ничего, если бы не фамилия… А она у нас была тоже красивая и старинная. Однако с моим именем сочеталась очень оригинально, не оставляя равнодушным абсолютно никого. Представляете, Наталья Ростова. А как звучит! Вот только в реальной жизни мне это вышло «боком». Да ещё каким! Если бы мои родители только знали, насколько круто их эксперименты с моим именем изменят мою жизнь! Вы, наверное, уже догадались, сколько всего я натерпелась в школе. Только совсем ленивый не «подкалывал» меня. Поначалу я плакала, жаловалась родителям и учителям, но ничего не помогало. Так продолжалось до третьего класса. И тогда я решила: всё, хватит, надо научиться постоять за себя. И активно занялась спортом: выполнила норму кандидата в мастера спорта по академической гребле, три раза была чемпионом Москвы. Только не подумайте, что внешне я долговязая или, того хуже, мускулистая дылда. Вовсе нет. При своём среднем росте я сохранила известный стандарт привлекательности, принятый во всём мире.

И вот, наконец, в восемьдесят пятом году, я стала готовиться пополнить ряды абитуриентов. Как и у большинства добропорядочных девочек из хороших и обеспеченных семей, мой выбор пал на медицинский институт. Правда, справедливости ради надо сказать, что выбор делали скорее мои родители. Я же просто уступила им, не желая втягивать себя в долгие, а главное — бесполезные препирательства с предками. Тем более папашка мой был полковником КГБ, и все споры с ним всегда заканчивались моим поражением, причём «всухую». Наконец, были собраны для приёмной комиссии все необходимые документы. Начались вступительные экзамены, которые, благодаря знаниям, полученным в средней спецшколе с преподаванием ряда предметов на испанском языке, которую я окончила, были сданы блестяще. Что может быть более волнующим и прекрасным, чем толкаться погожим июньским утром у стенда с напечатанными на нём фамилиями поступивших счастливчиков? Не знаю. Но увидев в списках свою фамилию, я вдруг передумала. И… решила пойти в армию.

Папа, как вы уже догадались, был в ярости. Он метался по квартире, как тигр в клетке. Но меня переубедить невозможно. Хотя первый курс отучиться всё-таки пришлось. И вскоре, по опять-таки папиному звонку, я получила вызов в районный военкомат, где после нескольких медкомиссий меня благополучно приписали в воздушно-десантные войска. «Как повезло, кто же не мечтал в детстве стать десантником!» — воскликните вы в восторге и будете, ох, как неправы. Во-первых, я не испытывала по этому поводу ни малейшего восторга, во-вторых, я уже считала себя достаточно взрослой, чтобы осознавать всю опасность такой романтики, и, наконец, в-третьих, я панически боялась высоты. И папа прекрасно об этом знал. Вскоре пришла повестка явиться к таким-то часам, в комнату такую-то, по адресу такому-то. Не нужно быть шибко догадливым от природы, чтобы понять зачем. Когда, дрожа от страха, я всё-таки прибыла в военкомат, никто, естественно, не посчитался с моими совершенно искренними заверениями, что я, конечно, готова отдать за Родину жизнь, но парашюту предпочла бы, например, морскую пехоту. Сами понимаете, морская романтика и всё такое. Там меня выслушали очень внимательно. Но в качестве альтернативы мгновенно предложили… вернуться в институт. Но я тоже была, как говорится, «не лыком шита» и, быстро оценив ситуацию, выбрала парашют, так как мною правила железная уверенность, что это — очередные происки моего папочки. А он, естественно, может запросто припугнуть непокорную дочурку… Но отправить в небо?.. Ни за что. Скорее всего, логика его была проста: откажется дочка от парашюта да и вернётся в институт.

Так что с ним при всём богатстве выбора другой альтернативы не было. «Ах, так, — подумала я. — Посмотрим, кто кого переиграет». И выиграла бой. Правда, на Чеховский аэродром под Москвой меня всё-таки отправили. Причём, как мне стало понятно из прозрачных намёков, не на экскурсию — а для выполнения трёх прыжков с парашютом! Это был удар ниже пояса! Но отступать было не в моих правилах. В конце концов, у меня тоже есть характер. В общем, в точно указанное в командировочном удостоверении время я прибыла в военкомат, предварительно попрощавшись с родными и близкими, правда, так и не написав завещания. И то только потому, что в то время это было как-то не модно. Всю дорогу до аэродрома я ужасно жалела себя. Однако когда через два часа автобус прибыл к месту назначения, я с облегчением поняла: сердце у моего отца не железное — в эти дни на Чеховском аэродроме проходили международные соревнования по парашютному спорту, и моё выступление не было предусмотрено регламентом…

А вскоре папа, видя, что я упёрлась, по его собственному выражению, «как ослица», плюнул и уступил.

3

Так я попала на эту, ничем не примечательную, пограничную заставу. Да ещё в самой что ни на есть неблагодарной должности — инструктора службы собак. Хотя сама напросилась. По молодости. Ведь предупреждали же меня на мандатной комиссии, что не надо соглашаться работать с собачками — пожалею… Так нет ведь, а всё этот дух противоречия, будь он неладен.

И вот теперь, глядя в лобовое стекло уазика, на которое потоками лилась грязь, летевшая из-под колёс, я — жалела. Конечно, не о том, что работаю с собаками. А у меня их целых две. Дик и Петти. Настоящая розыскная пара. И, между прочим, это — не какое-то там «средство усиления пограничного наряда», как говорят про сторожевых собак, а самостоятельная боевая единица. Само собой разумеется, вместе со мной. Так вот, а жалела я о том, что приходится уже в пятый раз за эту ночь тащиться за тридевять земель на этот чёртов первый участок. А причина «сработки», скорее всего, так и не будет найдена. Короче говоря, ни следа, ни зацепочки.

Машина вдруг резко затормозила и пошла юзом по раскисшей, как квашня, дороге. Наконец уазик остановился, и мы, усиленно делая бодрый вид, высыпали наружу. Мы — это так называемая «тревожная группа». Согласно боевому расчёту, в неё входят: начальник заставы, командир отделения сигнализации и связи, водитель и, конечно же, инструктор службы собак с розыскной собакой, а в нашем случае — с розыскной парой.

Начальник нашей заставы капитан Пустой был личностью во всех отношениях выдающейся. Высокий статный блондин с добрыми и весёлыми глазами. Всегда бодрый и общительный, душа компании, прекрасно играл на гитаре, в общем, мужик — закачаешься.

Командир отделения сигнализации и связи — сержант Лаврушин. Невысокого роста, полный, но в меру, с вьющимися непослушными рыжими волосами зануда, большой любитель поспать и вкусно покушать. И если последнее ему время от времени удавалось, то насчёт поспать вдоволь вот уже второй год не получалось. Между тем специалистом в своей области он был отличным: с электроникой и связанными с ней приборами дружил, и они отвечали ему взаимностью.

Водитель нашего боевого уазика ефрейтор по фамилии Узкий был родом из Архангельска и, как следствие этого, могучего телосложения и отменного здоровья. Он мог играючи вытащить, к примеру, безнадёжно зарывшийся в грязь уазик, а однажды на спор приподнял за багажник «Волгу» командира пограничного отряда.

Ну, о себе я рассказала уже много, а про моих собачек рассказ ещё впереди.

Да, ночка действительно была шикарной. Представьте себе морозный воздух, щедро приправленный озоном, корабельные сосны, уходящие ввысь в звёздное небо, и загадочно темнеющие вокруг скалы. Сказка! Если не вспоминать, конечно, что я не спала уже целую вечность.

Выпрыгнув из машины, я первым делом увидела… Нет, не нарушителя государственной границы. Его, судя по всему, поблизости не было. Зато присутствовал Дик, который с грозным видом и поднятой задней лапой подмывал ближайший куст, всем своим видом показывая, что с полным мочевым пузырём о следовой работе не может быть и речи. В чём-то он был, безусловно, прав, и я, чуть поразмыслив и деликатно отойдя в сторону, к нему присоединилась. О чём впоследствии не пожалела.

Между тем Лавр, а в миру — Лаврушин Дмитрий, уже приступил к осмотру линейной части сигнализационной системы, периодически бросая на нас с Диком укоризненные взгляды. Это, видимо, означало, что пора бы заняться делом и нам. Наведя узкий луч фонаря на ребристый профиль песка контрольно-следовой полосы, я подключилась к изучению этого ужасно невезучего, с нашей точки зрения, участка. Дело в том, что указанный выше отрезок государственной границы обладал многочисленными, я бы даже сказала, врождёнными пороками, делающими его настоящей находкой для шпионов и, соответственно, сущим адом для пограничников. Я не покривлю душой, если скажу, что подавляющему большинству моих товарищей по оружию уже давно не снятся родители, любимые девушки, жёны и дети — над нашими снами давно и безраздельно властвует первый участок.

Отбросив лишние мысли, сосредоточиваюсь на своей работе. Конечно, ровно настолько, насколько это возможно. Потому что производить осмотр местности бегом да ещё ночью довольно сложно, но против инструкции, как говорится, не попрёшь. Впрочем, имея некоторые навыки, замечаешь и то, что никогда в жизни не обнаружил бы днём, даже ползая на коленях. Итак, как и следовало ожидать, структура песка контрольно-следовой полосы однородна, повреждения верхнего слоя отсутствуют. Камни, сухие ветки и прочие предметы природного происхождения прихвачены к поверхности песка морозом. Значит? Правильно. В связи с последней сработкой, они нас не интересуют. Среди всех недостатков злополучного участка главный — живописное лесное озеро с довольно большим островом, соединённым с берегом деревянными мостками.

Пятнадцать минут бега по скрипучим доскам, и мы достигли острова. Но и тут, как и следовало ожидать, сигнализационная система и контрольно-следовая полоса почти в девственном состоянии. Однако это на продуваемом всеми ветрами нагромождении гранитных скал абсолютно ничего не значит. Посудите сами, сейчас температура воздуха — приблизительно семь градусов ниже нуля, при влажности девяносто восемь процентов. А КСП, как известно, насыпается из песка, который имеет отвратительную привычку пропитываться влагой. Ночью, при резком снижении температуры воздуха до минусовых значений, это приводит к замерзанию верхнего слоя песка до каменного состояния. И, как говорится, шагай по контрольно-следовой полосе, как по асфальту, — следов просто не остаётся. Такое состояние КСП называется на границе просто и без затей — «чернотропом». Так что в данных ситуациях, как вы понимаете, могут помочь только служебно-розыскные собаки.

Только не подумайте, что всё это время я сижу на прохладном камушке и сочиняю лекцию начинающим шпионам. На самом деле, пока эти, как, впрочем, и множество других мыслей, вихрем проносятся в моей голове, я успеваю заметить, как Петти подозрительно резво метнулась к оконечности острова, выходящей к границе. Мы с Диком рванули следом, так как сомнений не оставалось — она взяла след. Вот тут-то, подумаете вы, и начнётся захватывающая дух погоня. Ничуть не бывало. Уже через какие-нибудь двадцать минут мы, облазив остров вдоль и поперёк, стояли у самой кромки воды и тупо смотрели на волны. Судя по всему, у нарушителя, оставившего запаховый след, не было в планах встречаться с нами и, как я подозреваю, в особенности с Диком. Этот замечательный пёсик явно соответствовал своему прозвищу «пилорама», прочно укрепившемуся за ним после того, как он однажды чуть не сожрал начальника заставы.

— Ничего не понимаю, — пробормотала я. — По какой причине сработала сигнализационная система? Причина на острове — это очевидно, но где?

В том, что Петти взяла именно человеческий след, а не звериный, — я не сомневалась. Вплавь нарушители, что ли, ушли? Но до берега больше километра, да и ноябрь в этих широтах к купанию абсолютно не располагает.

Но тут мои размышления прерывает чьё-то хриплое дыхание. Оборачиваюсь и, конечно же, вижу Лаврушина, который задаёт самый идиотский вопрос, какой только можно придумать: куда мы, видите ли, запропастились. Посылаю его к чёрту и понимаю, что нить размышлений потеряна безвозвратно.

— Придётся обыскать остров ещё раз, — говорю я Лавру.

Что мы и делаем, я — с остервенением, а Лаврушин — с некоторой ленцой, свойственной, впрочем, ему во всём. И опять — ничего. Но, как известно, отрицательный результат — тоже результат. Хотя я очень подозреваю, что убедить в этом вышестоящее начальство будет совсем непросто. А ещё через пять минут становится совершенно очевидно, что делать нам на острове больше нечего.

И мы с понурым видом докладываем о нашей очередной неудаче начальнику заставы. Точнее, докладываю, конечно, я. А Лавр, Дик и Петти стоят, высунув языки и, что называется, «едят» глазами начальство.

4

— Ну-с, товарищи пограничники, докладывайте. Что мы имеем на сегодняшний день? — спросил начальник, когда мы собрались у него в кабинете, почему-то именуемом «канцелярией».

— За последние три недели, как только КСП стала неэффективной, мы имеем около ста двадцати сработок сигнализационной системы на первом участке, — начала я бодрым голосом, — как минимум три из которых не технические, поскольку несут явные признаки нарушения инженерного рубежа государственной границы. Естественно, под явными признаками я имею в виду запаховый след.

— Да, надо же, как интересно! А почему тогда этот твой «запаховый» никуда не ведёт? — съязвил Лаврушин. — Обрывается и всё! Да ещё на таком удалении от границы? — непревзойдённый специалист явно нарывался на грубость. — Дальше они что, по воздуху передвигаются? Только не говори, что это водяной, леший или однорукий Хродвальд!

— Заткнись, — ласково приказал начальник. — Плохо ищете. Если нарушители оставляют запаховый след, то они просто обязаны оставить и видимый. А если последнего нет на грунте, — Пустой пожал плечами, — то это означает только одно — плохо ищете!

— В принципе, можно предположить и такой вариант. Однако мне кажется, — продолжала я решительно, — что даже обнаружение видимых следов ничего нам не даст. В первую очередь, я бы задалась главным вопросом: чего они хотят, какова цель? Тогда проще было бы нащупать их дальнейшие шаги. Впрочем, скорее всего, наших гостей интересует пока только наша система охраны этого участка. Вот они и прощупывают его.

— Но как? — изумился капитан Пустой. — Ведь участок, на котором происходят все эти чёртовы сработки, — на то и остров, что со всех сторон окружён водой. Сработать сигнализационную систему на острове… можно, но только подойдя к нему на каком-либо плавсредстве!

— Хотя, с другой стороны, куда тогда подевалось это самое плавательное средство? Утопили, что ли? Тоже может быть. Дно было бы неплохо проверить. Аквалангистов тоже нельзя сбрасывать со счетов. Чем чёрт не шутит. Непонятно только, на кой шут им понадобился этот остров? Ведь даже если необходимо перебросить через границу груз или человека, то гораздо безопаснее и проще сделать это на сухопутном участке, когда окружающая местность скрыта от посторонних глаз растительностью. А вся акватория острова как на ладони. Даже если предположить использование акваланга, то всё равно ничего не ясно. Ну сколько можно продержаться под водой? Час или максимум два? А береговая линия при сработках надёжно перекрывается заслонами. Пока понятно только одно — их интересует сам остров, — покачала я головой.

— Да, что-то тут не укладывается в привычные рамки. На кой чёрт им сдался этот кусок скалистой местности, там ведь ничего нет! — произнёс начальник заставы. — И не будем забывать, что расчётное время, необходимое пограничному наряду для преодоления расстояния от заставы до этого участка, будь он неладен, слишком мало. Нет, определённо мало, чтобы успеть слинять с острова, да ещё при таких погодных условиях. Как им это удаётся?

— Слышь, Наташка, а может, зверюшка какая по острову шастает? — обратился Лавр ко мне. — И нет никаких нарушителей из представителей рода человеческого? Следов-то на камнях не видно, на системе все нити целы, а собачки могли и обознаться, а?

— Лавр, — рассердилась я, — не строй из себя идиота! Ты что, в первый раз выехал с моими собаками по сработке? Тебе же прекрасно известно, что ни о каких ошибках не может быть и речи. Я, товарищ капитан, официально заявляю, что на острове кто-то бывает из «чужих». Могу доложить письменным рапортом.

— Ладно, не кипятись! — прикрикнул на меня начальник.

— Мне кажется, как они испаряются у нас из-под носа — всё-таки вопрос второй. Что они хотят, чего добиваются — вот главное, — глубокомысленно изрёк Лавр и почему-то тяжело вздохнул.

— Предположим, — начала я, — их задача — переправить на первом участке какой-либо груз… Если это так, то я бы на их месте поторопилась, потому что, как только ляжет снег, сделать это будет практически невозможно. Следы-то за версту будут видны. А посему сроку у них — максимум неделя.

— Правильно, — неожиданно быстро согласился Лавр, что на моей памяти было впервые. — Со снегом всё ясно. Но откуда такая уверенность, что переброску хотят осуществить именно на первом участке? Ведь этими сработками на острове неизвестные могут просто отвлекать наше внимание от другого участка. Такие фокусы нарушители выкидывают сплошь и рядом. И потом, мы даже не знаем, куда планируется осуществить переброску — от нас или к нам.

— Подведём итоги, — начальник прихлопнул на столе несуществующую муху. — В последние три недели… В общем, сплошные кто-то, где-то, как-то. Короче, мы не имеем практически ничего. Сегодня я доложу обо всех наших соображениях заместителю пограничной комендатуры по разведке подполковнику Парамонову. Ну а с островом… Пока ничего менять в нашей тактике не будем. Разве что пошарим на дне, вдруг лодчонку какую притопленную найдём. Ну, а вы сегодня в час тридцать ночи выдвигаетесь на остров с максимальным соблюдением мер маскировки. Вопросы? Тогда всем спать, хотя… Постойте, а что это за Хродв… ну этот… как его?

— Хродвальд, а точнее Однорукий Хродвальд. Имя у викингов обозначало «власть и славу». Вы у нас, товарищ капитан, всего месяц и, наверное, не знаете, а между тем это, можно сказать, — изюминка нашей заставы. Как говорится, предание старины далёкой… — неторопливо начал Лавр, явно смакуя каждое слово.

— Недалёкой старины, а глубокой, — поправила я.

— Какая шут разница. Суть дела от этого не меняется. Есть тут у нас одна гать, ну дорога такая, из бревенчатых надолбов через топи. Кстати, совсем недалеко от озера — метров двести, не больше. Так вот, местные жители утверждают, что в незапамятные времена…

— Постой, какие местные? Тут и местных-то никаких нет, — не понял Пустой.

— Не знаю, мне лично старший прапорщик Глаголев рассказал. Короче говоря, в незапамятные времена любил охотиться в этих местах один довольно могущественный по тем временам мужик. Звали его, как я уже говорил, Однорукий Хродвальд. Руку он потерял в одном из многочисленных походов на славянские и другие земли, но и с одной рукой стоил целой дружины. И вот как-то приехал он в эти места на охоту вместе со своей молодой и красивой супругой по имени Хульда, имя это, по различным источникам, обозначает «тайна» или «дельфийская дева», — не упустил возможности блеснуть эрудицией Лаврушин. — Уж не знаю, как там всё получилось, история об этом умалчивает. Только потерялась она. Если быть совсем точным, поехала верхом через эту самую гать да и сгинула. Может, лошадь оступилась или ещё чего, а болота там жуть какие. В общем, искали её долго, но не нашли. Вернулся Хродвальд домой, помаялся годик и приказал выстроить замок рядом с этой самой гатью. Кстати, развалины замка сохранились до сих пор, как-нибудь на днях покажем вам, товарищ капитан. Значит, построил замок и переехал туда жить, причём в полном одиночестве. Появлялся на людях редко, но всегда в белом плаще с мальтийской звездой и красным подбоем, и ещё говорят, что он никогда не расставался со своим мечом. Рассказывают, что каждую ночь сгинувшая в топях супруга приходила к нему в замок. Ну не она конечно, а её дух. И они по ночам вместе плавали на ладье по озеру, любили подолгу сидеть на острове с зажжённым факелом. Многие крестьяне из окрестных деревень видели на острове свет. Ну и приписывали его факелам Хродвальда. Сами понимаете, средневековые предрассудки.

— Слушай, Лаврушин, а можно без лирики? Давай суть дела, — не выдержал начальник.

— Конечно, но тогда вы не услышите самое интересное. Так вот, скоро этой идиллии пришёл конец. Кто-то из родственников или близких друзей викинга заказал. По преданию, убийца выстрелил в Хродвальда из лука, но любовь его жены была так сильна, что её бестелесный дух задержал стрелу. Рыцарь разделался с врагами, но стал осторожнее и больше не плавал на остров. Однако каждую ночь вместе с обожаемой супругой Хульдой чудесным образом оказывался на острове, а с рассветом рыцарь опять появлялся в замке.

— Димон, — нетактично влезла я, видя, что мои красноречивые взгляды на часы и закатывание глаз не оказывают на оратора никакого действия, — нельзя ли покороче? Очень спать хочется.

— Я уже заканчиваю. Фу ты чёрт, сбила меня с мысли. Так вот, счастье, как вы знаете, не может длиться вечно, и однажды ночью она не пришла. Прождав Хульду до рассвета, Хродвальд взял факел, надел свой любимый белый плащ со звездой, меч и сам отправился на гать искать любимую. И сгинул вслед за женой. С тех пор в какие-то определённые ночи однорукий викинг выходит из болот на гать и с факелом в руках зовёт свою возлюбленную. И если кто-нибудь встретится ему на пути, то тоже сгинет в топях. Кстати, поговаривают, что в замке зарыты несметные сокровища. Я, конечно, в это не верю, но вот некоторые наши товарищи, — тут Лавр бросил в мою сторону ехидный взгляд, — утверждают, что видели нечто странное в тех местах. Но вообще-то, мы стараемся туда не ходить.

— Боитесь, что ли? — усмехнулся начальник. — И много таких мест на нашей заставе, куда пограничники не ходят?

— Да везде мы ходим, — пояснила я. — Димка просто неправильно выразился. А стараемся туда без надобности не ходить, совсем по другой причине.

— …???

— Мин там много осталось с войны, толком так и не разминировали. Здесь ведь проходил второй рубеж линии Маннергейма.

Металлоискатель пищит куда ни ткни, — проговорила я нехотя. — И ещё… говорить о том месте у нас на заставе без необходимости не принято. Дело в том, что совсем недалеко от развалин замка в конце пятидесятых стояло старое здание нашей заставы. И однажды ночью какие-то психи с той стороны вырезали всех пограничников. Спящих, шомполом в ухо… Заставу потом построили на новом месте, а та, мёртвая, так и осталась стоять.

— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал Пустой.

— Напрасно вы так, товарищ капитан, там действительно мин полно, — попытался реабилитироваться Лаврушин. — Вон лося зимой как раз там миной и накрыло. Не верите — спросите кого угодно.

— Да верю я, верю, — сказал Пустой и зевнул. — Занятная история, нужно будет обязательно посмотреть на месте. Но спать действительно пора, давайте-ка закругляться.

Выйдя от начальника, я взглянула на часы и обомлела — было уже семь часов утра. Пора было кормить моих волкодавов да и самой малость подкрепиться перед тем, как отойти ко сну.

5

Около часа ночи, тщательно проверив снаряжение и оружие, мы отправились, как у нас говорят, тащить службу. У Лавра было на редкость хорошее настроение, хотя ночка нам предстояла та ещё. Но я-то знала, чем он так доволен. Дело в том, что он сегодня получил из дома объёмную посылку, о содержании которой не нужно было долго гадать. В принципе, достаточно было взглянуть на его довольную рожу. Забыла вам сказать, что единственным по-настоящему сильным увлечением нашего доблестного специалиста по сигнализации и связи было вовсе не розыск и поимка опасных нарушителей границы, а поедание сгущёнки. Причём в таких количествах, что любой другой человек давно засахарился бы изнутри, но только не Лавр. Что характерно, сам Лаврушин всяческие подколы на эту тему воспринимал вполне дружелюбно. Правда всякий раз заявляя, что ест сгущёнку исключительно потому, что она хорошо успокаивает его, Лаврушина, нервную систему.

Скрытность передвижения нам не совсем удалась, а проще говоря, не удалась вовсе. Конечно, я и раньше подозревала, что Дик способен на разного рода пакости по отношению ко мне. Но чтобы вот так — взять и просто смыться, да ещё во время выполнения особо важного задания — это, согласитесь, просто паскудство. Короче говоря, Дик с громким лаем скрылся в лесу. Видимо, решил на досуге погонять зайцев. Ну а мне пришлось битых полчаса свистеть, орать, топать ногами и размахивать руками, прорываясь сквозь хитросплетения ёлок и палок. Вы, наверное, не представляете себе, что такое бег в кромешной тьме через бурелом. Это, поверьте мне, запоминается надолго. Представьте себе, что бежите и вдруг обнаруживаете, что под ногами у вас нет больше тверди земной. Только что была и вдруг пропала. Вы на мгновение зависаете в воздухе и тут же стремительно летите вниз, подчиняясь закону земного тяготения. При этом вам кажется, что полёт длится целую вечность и, по самым скромным подсчетам, близок центр Земли. В этот момент происходит соприкосновение с чем-то твёрдым и холодным, несмотря на то что, по вашим представлениям, основанным на школьной программе, в центре Земли всё просто обязано находиться в расплавленном состоянии. Вы начинаете догадываться, что это — самый обыкновенный булыжник на дне самой обычной воронки, и, чертыхаясь, пробуете подняться. Однако тут же ощущаете ужасный удар по затылку. Понимая, что шансов выжить практически нет, вы хватаетесь за голову и незамедлительно получаете ещё один сокрушительный удар. В свете искр, которые сыплются у вас из глаз, видите, что действительно валяетесь на дне огромной воронки, а то, что не слишком любезно опустилось вам на голову… — не что иное, как ваш собственный автомат и ваша собственная радиостанция, которые всё время до падения мирно покоились у вас за спиной. Понимая, что чудом остались живы, вы спешите покинуть столь немилое вашему сердцу место. Что вам и удаётся примерно через четверть часа. А потом всё вышеизложенное повторяется с подозрительной периодичностью в десять-пятнадцать минут, и единственным вашим желанием становится найти этого негодного пса и размозжить ему голову. Но когда ваш пёс наконец откликается и бежит вам навстречу, демонстрируя полное послушание и покорность, когда наконец вы видите в этих преданных собачьих глазах готовность понести заслуженное наказание, то ограничиваетесь лишь крепким пинком. После чего ваш пёс начинает строить из себя оскорблённую невинность. А ещё через десять минут, глядя в эти честные собачьи глаза, вы раскаиваетесь в своей жестокости и делаете первый шаг к примирению. И тут вдруг обнаруживаете, что где-то посеяли компас, а ночь, как назло, темнее не придумаешь и на небе ни одной звёздочки. И вами снова овладевает приступ ярости…

Кое-как сориентировавшись по редким звёздам, мы наконец выбрались на дорогу. Лавр в это время приканчивал вторую банку сгущёнки и остался глух к моим жалобам на несносного пса. Вот уж воистину — «сытый голодного не разумеет».

Устроились мы на острове, можно сказать, с комфортом. С северной стороны скальный массив острова образовывал нечто схожее с открытым сверху фортификационным сооружением. Основанием этого нагромождения каменных глыб служила довольно обширная площадка, щедро усыпанная толстым слоем сосновых иголок от стоящей здесь же огромной и разлапистой сосны. У меня даже мелькнула мысль, что сосне этой никак не меньше ста лет. С плато отлично просматривался не только весь остров, но и почти вся прибрежная полоса. Чистая и яркая луна, как нельзя кстати выплывшая наконец из-за облаков, обеспечивала прекрасную видимость, а довольно редкое в этих местах полное безветрие — отличную слышимость. Окончательно убедившись, что уж сегодня-то мимо не проскользнёт и мышь, мы заняли наблюдательную позицию и доложили на заставу, что прибыли на место. Мой напарник принялся за третью банку сгущёнки, а я, глядя на притихшую природу и звёздное небо, раздумывала о бренности всего сущего.

Из состояния полного умиротворения меня вывела радиостанция, которая сначала противно зашипела, а потом заговорила чётким голосом капитана Пустого:

— Шестой, шестой, я — первый, снимайтесь. Сегодня представления не будет, — и как бы предвосхищая мой вопрос, коротко пояснил. — Две минуты назад с сопредельной территории были выпущены две сигнальные ракеты, хорошо видимые со станции Болотной, — потом помолчал и добавил. — Вас засекли…

— Вас понял, — ответил за меня Лавр и отключился.

— Да, дела. Хотя лично мне не совсем понятно, как нас могли засечь.

Ведь до границы отсюда никак не меньше километра, — ответила я на его удивлённый взгляд. — Неужели запеленговали наш первый радио сеанс? По-моему, очень маловероятно. Ты сколько времени был на связи с заставой?

— Секунд двадцать, не больше, но за это время невозможно составить треугольник ошибок и вычислить наше месторасположение. Значит, нас кто-то видел.

— Лавр, — вскипела я, — даже если кто-нибудь приблизился бы к нам на расстояние слышимости, не говоря уже о видимости, собаки моментально отреагировали бы. Ты же не будешь утверждать, что мы ломились по лесу, как «лоси по кукурузе»?

— Я своё мнение оставлю при себе, — глубокомысленно изрёк Лаврушин и отвернулся.

Всю обратную дорогу Димка молчал, а я мучительно пыталась разобраться в том, что произошло и где мы прокололись. Но чем больше я убеждалась в том, что прокола с нашей стороны не было, тем больше разрасталась пустота в груди в предчувствии какой-то неясной, но неотвратимой опасности…

6

— Ну, рассказывайте, — произнёс начальник, вяло отмахнувшись от рапорта.

— Да рассказывать особо нечего, — начала я. — Около заставы смылся Дик, пришлось пошуметь немного, но от острова это в шести километрах. Далее шли по правилам, как учили. Собаки вели себя спокойно, шарили по кустам, но никого не засекли. До острова дошли в расчётное время, замаскировались, вышли на связь… А через двадцать семь минут — сами знаете… — я не смогла скрыть досады и махнула рукой. — Не могли нас засечь, понимаете, не могли!

— Странно… Засечь, значит, вас не могли. Так?

— Так, — подтвердила я.

— А с острова нарушители тоже куда-то испаряются. Так?

— Так, — развела я руками, уже догадываясь, куда он клонит.

— И что же это, девочки и мальчики, у нас получается? — вкрадчиво спросил Пустой. — А получается то, — неожиданно громко рявкнул он, — что гнать вас надо в стройбат и меня вместе с вами!

Потом помолчал с минуту и, видимо поостыв, добавил:

— Ладно, давайте кумекать. Сколько времени вы были на связи с заставой?

— Секунд двадцать, — ответила я. — Да думали мы об этом, товарищ капитан, нереально так точно засечь радиостанцию, работающую в режиме передачи такое ничтожно малое количество времени.

— Вы лучше думайте! А то заладили, как попугаи… Невозможно засечь, говорите? А испариться с острова в считанные минуты, преодолев при этом водную преграду шириной более километра, по-вашему, возможно? Так что думайте, а то развели тут, понимаешь, детский сад. Всё сказочками меня пичкают про болота да про призраков.

— При чём тут призраки? — сразу надулся Димон. — Вы же сами просили, я и рассказал.

— Кстати, Ростова, всё хочу поинтересоваться, а что это у тебя за странный медальон такой? — спросил Пустой.

— А это, — я взяла в руку и вытащила из разреза камуфляжа тяжёленькую золотую вещицу, украшенную двумя рубинами, — дед из Германии приволок после войны. В старинном замке нашёл. Красивая вещь, жалко только как будто обрублена с одной стороны. И самое странное — как я стала его носить, сны мне часто снятся, такие занятные, всё про рыцарей. Как будто я сама переношусь в те времена, — я зажала медальон в руке, задумалась на мгновение. И вдруг меня осенило!

— Вот дура, как же я сразу не догадалась! Это же очевидно! Хродвальд как раз и имеет самое прямое отношение не только к острову, но и ко всей ситуации в целом, — энергично начала я, не обращая внимания на изумлённо глядевших на меня присутствующих, и быстро, как бы боясь забыть что-нибудь важное, продолжала:

— Помните, что сказано в легенде: «…Хродвальд стал очень осторожен после покушения на него и перестал плавать на остров на ладье, но тем не менее каждую ночь чудесным образом оказывался на острове…»? Это — первое свидетельство о таком странном перемещении человека в пространстве. Думаю, что очень удивлю вас, если скажу, что располагаю ещё одним подобным свидетельством.

— …???

— Была в этих местах похожая история, только во времена не такие далёкие… — продолжала я уверенно вспоминать одну историю, которую любил рассказывать мне дед. Конечно, о ней я знала с детства, но никак не предполагала, что в тех рассказах речь шла именно о нашем острове. Мысль эта пришла сразу, как только Лавр ещё раз поведал нам байку про Хродвальда. А как только вы спросили про медальон, тут-то я всё и поняла. Конечно, и раньше улавливалось что-то похожее в этих двух историях. И вот, наконец, сейчас щёлкнуло в голове и всё как будто встало на свои места. Какой всё-таки иногда я бываю непроходимой тупицей! Дело было во время финской войны. Мой дед тогда в этих местах дивизией танковой командовал. Так вот, жена его первая, как только дед на фронт уехал, пошла на курсы ОСОАВИАХИМа. Закончила их и тоже на фронт. Ну её и забросили в тыл — корректировать огонь нашей артиллерии. Точка, с которой она вела наблюдение за вражескими войсками, находилась, как утверждал дед, на каком-то острове. Он называл его «Крестовым». Из-за того, что с воздуха он напоминал крест. Остров этот был выбран очень удачно, так как его месторасположение полностью исключало риск попасть под свой же снаряд. Короче говоря, часов за восемь до наступления Красной Армии связь с разведчицей прервалась, и больше на связь она так и не вышла. Как только наши войска отбросили неприятеля, дед кинулся на этот остров, но жену не нашёл. Там, по его словам, вообще творилось нечто странное. Например, к острову вела по девственно чистому снегу только одна лыжня. Причём, что очень любопытно, люди, последние воспользовавшиеся этой лыжнёй, двигались по направлению к острову.

А вот следов кого-либо, покинувшего остров, просто не было. Как, впрочем, и следов его жены. Короче, весь остальной снег вокруг острова был нетронут. Единственное, что обнаружил дед со своими разведчиками на противоположной стороне острова, — так это девять трупов солдат. Причём явно расстрелянных своими же, потому что лежали они так, как будто перед смертью стояли в шеренгу, и что интересно — все были с оружием. Кто их расстрелял и куда потом делся, так и осталось загадкой. Создавалось впечатление, будто этот кто-то просто испарился. Дед, понятное дело, бросился допрашивать пленных, которые тоже рассказали интересные вещи. Оказывается, озеро и, соответственно, остров последние несколько месяцев перед нашим наступлением был объявлен так называемой «зоной с особым режимом пропуска». И туда, понятное дело, не пускали никого, кроме немногочисленной охраны и группы высших офицеров в составе трёх человек, причём были эти люди в нацистской форме. В общем, всё говорило о том, что объект на острове готовили к срочной эвакуации. Но по каким-то причинам до самой эвакуации дело не дошло. Охрана оказалась убитой, а дедова жена и трое этих самых немецких офицеров пропали бесследно. Теперь у меня к вам вопрос: улавливаете ли вы сходство с байкой про однорукого Хродвальда? Там и там либо на остров попадали каким-то непостижимым образом, либо испарялись с него тоже непонятно как. Я уже не говорю о том, что очертания острова нашего на карте напоминают крест. Причём не какой-нибудь, а мальтийский. Ну, а о третьем свидетельстве этого чуда напоминать не буду. Это как раз и есть наши незнакомцы, оставляющие лишь запаховый след. Конечно, если это и есть тот самый остров.

— Да… Интересная петрушка у нас получается. Единственный вывод, который напрашивается сам собой, — это наличие некоего подземного хода, соединяющего остров с берегом озера, а может, вообще выходящего на сопредельной территории или… что значительно хуже, у нас в глубоких тылах. Если это так, то это — полный… И, главное, информации у нас — кот наплакал. Всё-таки, может, ты чего упустила, Наташка? — с надеждой в голосе спросил начальник заставы.

— Ещё, вроде, дед говорил, что остров сразу после его доклада в штаб фронта взяли под охрану какие-то головорезы из НКВД. Но, вообще-то, вы, товарищ капитан, попали прямо в десятку. Дед тоже твердил про подземный ход. Хотя его разведчикам ничего похожего обнаружить не удалось. А уж нашли ли чего энкэвэдэшники, сами понимаете, не узнаешь никогда.

— Я думаю, что «спецы» из НКВД тоже ничего не нашли. Иначе при строительстве инженерного рубежа государственной границы наличие подземного хода обязательно учли бы. Если только они сами не использовали его в каких-то целях. Например, как коридор на ту сторону для заброски нелегалов. Я мыслю так: если тогда обнаружили подземный ход, то по логике вещей должны были засыпать его. То есть, я хочу сказать: если он до сих пор существует, то либо его тогда не нашли, либо нашли и до сих пор используют.

— Да, весёленькая история. И что же нам теперь делать? Я думаю, если мы раскроем конспиративный коридор КГБ, а при этом нельзя забывать, что сами относимся к этому ведомству, то нас по головке явно не погладят. Но с другой стороны, если оставить всё как есть, а ходом пользуются враги, то нам вообще каюк, — подвёл неутешительный итог Лавр.

— Попробуем сделать следующее, — задумчиво проговорила я. — Если это — комитетский коридор, то мы ничем не навредим, а если, не дай бог, им всё-таки пользуются не наши, то им будет крайне неприятно узнать, что мы решили усилить инженерный рубеж на острове. Тем более, скоро выпадет снег, и если они не поторопятся, то для осуществления переброски им придётся ждать до следующей осени. Пока не наступит «чернотроп». Вот мы их и поторопим. Надо завезти на остров три-четыре бухты колючей проволоки и ящиков по пять изоляторов, гвоздей, ну и опорные столбы. Таким образом мы дадим им понять, что времени у них до первого снегопада практически не осталось и с переброской затягивать не стоит.

— Правильно, — поддержал меня Лавр, — ведь если предположить, что подземный ход существует и связывает наши тылы с сопредельной территорией, то остров — единственное место, где этот ход прерывается и нарушителям приходится подниматься на поверхность.

— А с чего это ты взял, что ход прерывается? — не поняла я.

— Наташа, но это же очевидно! В противном случае они не срабатывали бы сигнализационную систему, а просто преодолели бы её под землей. Мы бы и знать ничего не знали.

— Интересное предложение, я имею в виду мнимое строительство ещё одного рубежа на острове. Значит, сделаем так. Сейчас выспитесь, а часика так в три пополудни дуйте на остров и постарайтесь найти…

Даже не знаю что, но хоть что-то, что бы либо подтвердило версию о подземном ходе, либо опровергло её. Сейчас важно всё, что касается острова. Ну а со стройматериалами придётся подождать. Любой вопрос со строительством я обязан согласовывать с пограничной комендатурой.

— Но ведь строительства-то никакого не будет, это же всё — бутафория, туфта! — воскликнул Лаврушин.

— Тем более, — отрезал капитан Пустой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

7

Сегодня даже в солнечный и погожий день остров показался мне зловещим и негостеприимным, чего раньше я за ним не замечала. А в завываниях ветра, который, врываясь в расщелины скал, издавал дикие стоны и вопли, мне слышались стенания загубленных здесь душ.

Два часа поисков подземного хода ни к чему не привели, и, почти отчаявшись, я поднялась на то самое каменное плато, на котором мы с Димкой коротали вчерашнюю ночь. Внимательно исследуя её по периметру, я внезапно упёрлась лбом в вековую сосну, заинтересовавшую меня в прошлый раз, и даже вздрогнула от неожиданности. Подняв голову, я поняла, что это дерево — пожалуй, единственная часть острова, ещё не осмотренная нами. Конечно, глупо было бы рассчитывать, что могучее дерево имеет какое-то отношение к подземному ходу, но другого всё равно ничего не оставалось. Через несколько минут я поняла, что проникнуть пытливым глазом естествоиспытателя сквозь густую крону, нечего и думать. Тем более, начало смеркаться, видимость значительно ухудшилась и я обречённо подумала, что придётся лезть наверх. Позвав Лавра и поставив его в позу, более предназначенную для любовных утех, я проворно вскарабкалась ему на спину. И не обращая ровным счётом никакого внимания на его нытьё, прыгнула вверх, как молодая и проворная макака. Против всех ожиданий прыжок получился, и я повисла на толстой нижней ветке растущего здесь с незапамятных времён исполина. Тут-то и стало понятно как божий день, что на этом моё сходство с предком всего человечества закончилось, но прилагая огромные усилия, я всё-таки забралась на ветку под весёлое улюлюканье Димки, оставшегося внизу. Взглянув на него с высоты примерно трёх метров, я оценила всё ничтожество этой персоны, которая вместо того, чтобы вести наблюдение за местностью, подбадривала меня плоскими шутками. С досады я швырнула в него сначала подсумком с магазинами, а потом и всем остальным снаряжением. Обратив внимание на то, что он увернулся с проворством, которому позавидовала бы любая обезьяна, я пожалела, что не загнала на дерево его самого. Стараясь не смотреть вниз, я ужом продолжала подниматься, начиная сожалеть о том, что так и не прыгнула в своё время с парашютом. Мне сейчас казалось, что прыгни я тогда, от боязни высоты не осталось бы и следа…

…Сантиметр за сантиметром я продолжала подниматься, и наконец моё старание было вознаграждено. Вот уж истинно говорят: кто ищет, тот всегда найдёт. Продолжая ощупывать ветку за веткой, я поднималась всё выше, пока не обратила внимание на ржавый металлический тросик с небольшим грузиком в виде потемневшего от времени шарика на конце, торчащий прямо из толщи ветки. Аккуратно перекусив штык-ножом тонкую ржавую нитку, я кубарем скатилась прямо на Лавра, скучающего внизу.

— Вот, — заорала я, — нашла! — тормошила я ничего не понимающего Димку.

— Чего нашла?

— Димон, это тот самый остров, понимаешь!?! Ты знаешь, что это такое?!? — кричала я, показывая ему свою находку. — Это антенна, от радиостанции, понимаешь, закидная антенна!

— Дай посмотреть! Точно! А почему такая короткая?

— Ну, ты телёнок, Димка! Она же вросла в дерево за столько лет. Только вот этот кусочек и остался!

— Да, интересно, а откуда она взялась?

— Как откуда? Да Катькина это антенна, как пить дать её!

— Чья, чья??? — не понял Лавр.

— Ну, Катьки — первой жены моего деда. Помнишь, я рассказывала?

8

— Почему не выходили на связь? Вы что, смерти моей хотите? Я уже думал вертолёт за вами посылать! Вы что, дети малые, неразумные? — гремел на всю заставу бас капитана Пустого.

— Мы… увлеклись мы, — пытался оправдываться Лаврушин.

— Ах, увлеклись?! Вот отправлю вас в Никельский погранотряд, подолбите вечную мерзлоту, помашете киркой да лопатой в пограничном стройбате! Да ещё уволитесь после Нового года. В месяце так марте-апреле, а может, и после майских праздников! — капитан Пустой всё рисовал и рисовал картины нашего с Димкой невесёлого будущего.

Правда, я не очень прислушивалась к словам начальника, так как меня занимал гораздо больше другой вопрос. Почему Лавр, даже если учесть ту долю раздолбайства, которая присуща нам всем, не выходил на связь с заставой почти два часа? Возмущаясь в душе, я, конечно, не знала, что Димка своей оплошностью спас нам жизнь…

Стойко выдержав разнос начальника, Лавр совершенно невозмутимо отправился снимать стресс единственным действенным, как он считал, средством — сгущёнкой. Ну а я, вспомнив, что не писала домой почти целую вечность, длиною в три дня, засела на питомнике. Вдруг в углу откуда-то из-за закопчённых кастрюль и собачьих мисок противно затрещал телефон, и весёлый голос дежурного по заставе Фролова сообщил мне: «Наташка, в ружьё!» Чёрт, не успела даже надписать конверт, разве это жизнь? Нет, определённо нужно было соглашаться идти в десант! Там хоть отбой по расписанию и никакой нервотрёпки.

Заскочив на заставу за автоматом и подсумком с магазинами, я совершенно непроизвольно бросила взгляд на панель сигнализационной системы в дежурке и очень удивилась. Против всех моих ожиданий первый участок оказался здесь ни при чём. Короче говоря, суматошный и бессовестный первый участок, видимо, выдохся и передал эстафету своему соседу справа. Сосед у нас значился под номером два. Эта цифра и мигала сейчас малиновым цветом под дикое завывание тревожной сирены. Но раздумывать особо было некогда, и через несколько секунд я уже сидела в уазике, который мчался к месту сработки сигнализационной системы.

Прорыв в сторону границы был настолько очевиден, что я немало подивилась наглости этого нарушителя. Две нижние нити сигнализационной системы были перерезаны, а через КСП вёл в сторону границы чёткий и довольно глубокий след. Чтобы сориентироваться в этой незатейливой ситуации, нам с Диком потребовалась буквально секунда. Итак, нарушитель один, движется в сторону государственной границы, рост примерно метр девяносто. А здоровый «лось»! Дальше над его комплекцией и прочими характеристиками я раздумывать не стала, так как Дик, почуяв близкую добычу, буквально рыл землю и рвался в бой. Петти как раз ждала прибавления в семействе. И мы с Диком, посоветовавшись, решили её с собой не брать. Я, понятное дело, была настроена не так решительно и оптимистично, как Дик, которому, видимо, именно чувство будущего отцовства придавало силы. Короткая команда «След!», и мы устремились через бурелом. Обо всех прелестях такого времяпрепровождения я уже говорила, поэтому можете поверить, что этот бурелом от описанного выше абсолютно ничем не отличался. Пару километров я безропотно скакала за Диком, как конь, по всему пути следования легко беря барьеры из поваленных деревьев и преодолевая такие незначительные, на взгляд моего свирепого пса, препятствия, как противотанковые рвы, доверху наполненные ледяной водой. Но и этого Дику показалось мало. Ещё метров через пятьсот он свернул по следу нарушителя в сторону и, не сбавляя скорости, почесал прямо через болото. Как вы уже догадались, я незамедлительно последовала следом. Когда мы преодолели ещё пару десятков метров, а я погрузилась в зловонную болотную жижу уже до плеч, то почувствовала, что выдыхаюсь. Дик плыл впереди и шумно втягивал чёрным кожаным носом запах врага. До границы оставались какие-нибудь несчастные метров триста, а нарушителя я ещё не наблюдала. Время шло, мои силы быстро таяли, и я поняла, что если немедленно не отделаюсь от множества железяк, навешанных на мне согласно инструкции и именуемых снаряжением, то утону точно. И никто не узнает, где могилка моя. Сказано — сделано. Под водой последовательно исчезли: радиостанция, одорологический прибор «Шершень», используемый в нормальных условиях следовой работы для отбора запахового следа, а также ФАС или «фонарь аккумуляторный следовой», и кое-что ещё по мелочи. Последним я сгоряча утопила поясной ремень со штык ножом и подсумком, в котором ждали своего часа четыре магазина с патронами. Когда я опомнилась, было поздно — весь мой боезапас был потерян безвозвратно.

Наконец Дик выбрался на твёрдую землю, и пока он отряхивался, на берег выкарабкалась и я. Скорее всего, я представляла собою весёленькое зрелище. Хорошо ещё, что Лавр с Пустым, как всегда, отстали и не видели, как «героиня границы» стоит на четвереньках и жадно хватает ртом воздух, не обращая внимания на потоки стекающей с неё зловонной болотной жижи. Немного отдышавшись, я подняла голову и увидела его. Вероятно, моему сопернику тоже пришлось туго, и теперь каждый шаг давался ему с трудом. Но всё-таки давался, в то время как я не могла даже пошевелиться. Хотя ничего удивительного. Я ведь всего лишь хрупкая девушка ростом метр семьдесят три, ну а в остальном — мировой стандарт красоты. Осознав, что догнать я его не смогу ни под каким соусом, я вскинула автомат и грозным голосом рявкнула: «Стой, стрелять буду!» Однако преследуемый, видимо, останавливаться не собирался. Можно было бы, конечно, снять его первым выстрелом, но, увы, патроны мои покоились где-то в трясине, и единственная надежда оставалась на собаку…

Короткая команда: «Фас!» — и верный пёс бросился в бой. Как в замедленной съёмке, я видела, что метра за три от нарушителя Дик прыгнул, клацая ужасными клыками. Но наш соперник по буреломному пятиборью оказался не из робкого десятка. Молниеносный разворот, и вот он уже стоит лицом к Дику, летящему на него. Потом не менее резкий выброс левой руки, и мощные челюсти моего хвостатого напарника сомкнулись на ней. Как этот парень удержался на ногах, я не представляю, но то, что произошло дальше, просто ошеломило меня. Он отвёл руку в сторону и нанёс собаке сокрушительный удар ногой в пах. Дик коротко взвизгнул, разжал челюсти и откатился в сторону.

— Вот невезуха, — подумала я. — Это надо же наткнуться на психа!

По логике, этот ненормальный, воспользовавшись замешательством Дика, должен был рвануть в сторону границы, до которой, кстати, оставалось метров пять. Но не тут-то было. Он, видимо, решил разделаться с нами до конца. Медленно наклонившись, он вытащил из голенища сапога штык-нож и, как мне показалось, противно улыбнулся. Мы встретились взглядами… Вы когда-нибудь смотрели в глаза буйно помешанному, который не только без смирительной рубашки, но и ещё вооружен ножом? Нет? И не советую. Я уже было стала прикидывать дальнейший план действий, типа не стоит ли малость построить ему глазки, пока овчарка очухается. Но пёс, воспользовавшись тем, что внимание нарушителя приковано ко мне, прыгнул. Не знаю как, но Дик его свалил. Сцепившись в смертельной схватке, они катились прямо на меня, оставляя за собой широкую полосу окровавленной травы. Но я уже не волновалась, так как знала, что в «партере» справиться с моим пёсиком практически невозможно. Наконец, когда схватка гигантов достигла апогея, я отщёлкнула приклад автомата и от души вмазала им по бритому затылку нарушителя. Противоположная сторона затылка хрюкнула и затихла. С огромным трудом я оттащила собаку и, присев, закурила…

И тут, как всегда вовремя, подоспел Лавр и заботливо поинтересовался: «Чего это ты расселась?» Следом из леса, как «чёрт из табакерки», выскочил Пустой. Немного отдышавшись, начальник попросил меня поведать подробности. Внимательно выслушав, Пустой подошёл к вытянувшемуся на траве безжизненному телу и небрежным движением ноги перевернул его лицом вверх. По тому, как стремительно поползли вверх густые брови на растерянном лице начальника заставы, я поняла, что на этот раз мыс Диком сделали что-то не то.

— Наташка, ты его застрелила?

— Да нет, хотя стоило. Патроны утопила, случайно, — на всякий случай соврала я.

— Ты хоть знаешь, кто это? — задал очередной вопрос начальник.

— Не знаю и знать не хочу! Ходят тут всякие. Никакого покоя от них нет. Вы только посмотрите, какой здоровенный, лосяра. По-вашему, надо было дождаться, пока он меня отымеет как захочет и спокойно уйдёт за кордон? — в конце концов, я тоже имела право задавать вопросы.

— Да у баб одно на уме, — протянул Пустой. — Хотя насчёт покоя ты угадала. Как теперь отписываться будем? Ты чуть не угробила нового водителя заместителя коменданта по разведке подполковника Парамонова…

— Вот чёрт, значит нарушитель учебный… — промямлила я упавшим голосом. — А какого же тогда хрена… — и тут я произнесла такой монолог, что даже Дик деликатно опустил морду. Воспроизводить его здесь я не буду по вполне понятным причинам.

Выговорившись вволю и немного придя в себя, я села в сторонке и безучастно наблюдала сначала за тем, как Лавр вызывал вертолёт, потом за тем, как учебному нарушителю, едрить его через колено, оказывали первую медицинскую помощь, ставили капельницу и уже под капельницей грузили в вертушку.

Из состояния полной прострации меня вывел Димка, который довольно энергично тряс меня за плечо и что-то кричал. Однако первые несколько секунд из-за грохота вертолётных лопастей я не могла разобрать что, а видела только его беззвучно шевелящиеся губы. Прошло, наверное, больше минуты, прежде чем до меня дошло сказанное им. Оказалось, что неприятности сегодняшнего дня не только не закончились, но, по-видимому, ещё только начинаются. В общем, несмотря на то, что в данный момент мне больше всего хотелось, чтобы меня оставили в покое, пришлось вставать с удобно насиженного места под ёлкой и судорожно соображать, в каком направлении нужно двигаться, чтобы побыстрее добраться до первого участка. Что побудило его сработать в столь не подходящее время, сказать очень трудно. Но размышлять на эту тему было некогда. Пинком подняв развалившегося под соседней сосной Дика, я рванула в сторону озера. Ярость бушевала во мне, и я бежала, не разбирая дороги, намереваясь как можно быстрее преодолеть несколько сот метров, отделявшие нас от этого скверного места.

Я выскочила на песчаный берег и сразу поняла, что на острове идёт настоящий бой. От берега было далеко, но всё же были чётко различимы автоматные очереди и чётко видны вспышки и дым от разрывов ручных гранат. Я так резко остановилась, что сзади на меня налетел Пустой.

— Лаврушин, срочно связь с соседней заставой. Что у них там происходит? Если бой ведут они, срочно выясни диспозицию сил. И постоянно будь на связи. Вперёд!

Мы уже пробежали по мосткам почти половину расстояния до острова, как вдруг Дик, бежавший впереди, почему-то резко метнулся в сторону и прыгнул прямо в воду. При этом он дёрнул поводок с такой силой, что я чуть ли не кувырком полетела следом. Причины его столь странного поведения я поняла сразу, как только вынырнула. Место на деревянных мостках, где секунду назад находились мы, вдруг покрылось трещинами и топорщилось во все стороны свежими щепками, а со стороны острова продолжали отчётливо слышаться автоматные очереди. Выругавшись в полный голос, я стала соображать, что делать дальше. Ситуация складывалась безвыходная. В мостки, равно как и в воду, продолжали с воем впиваться пули, осыпая кусками древесины и брызгами мою несчастную голову, торчащую из воды. В такой ситуации попытаться вылезти на доски было бы явным самоубийством. Пришлось остаться в воде.

Собака продолжала отчаянно грести всеми лапами к острову, но я крепко держала её за поводок. Дик быстро выдыхался, и стало ясно как день, что если буду удерживать его и дальше, то он неминуемо утонет.

Помимо всего прочего, болтаясь посреди озера, мы представляли собой отличную мишень. И я с дрогнувшим сердцем отпустила поводок. Дик, почувствовав свободу, сразу набрал крейсерскую скорость и стал быстро приближаться к острову. Пули продолжали сыпаться вокруг него как горох. Я же, в свою очередь, ничего не могла предпринять, так как мой автомат уже покоился на дне озера. Хотя стрелять в таком положении всё равно невозможно, так как одновременно со стрельбой приходилось бы осуществлять целый комплекс телодвижений, чтобы удержаться на плаву. Между тем Дик стремительно приближался к острову. Я видела, как он выбрался на берег, отряхнулся и бросился вверх по скалам, прямо к тому месту, где в расщелине вспыхивали многочисленные огоньки выстрелов. Не знаю, поверите вы или нет, но я моментально вспотела, несмотря на ледяную воду и мокрую одежду, которая тяжеленой гирей тянула меня на дно. Дик был обречён. Справиться сразу с несколькими придурками, вооружёнными автоматическим оружием, при всей его безрассудной храбрости он, конечно же, не мог. Краем глаза я увидела, как к противоположному берегу подкатил ГАЗ-66 с резервом, и сразу маленькие жёлто-зелёные фигурки пограничников рассредоточились по всему берегу озера. Однако нам они ничем помочь не могли. Слишком уж далеко они были от нас, а мостки, этот единственный путь кострову, продолжали прекрасно простреливаться. Я уже было отчаялась, как вдруг со стороны нашего берега послышался громкий хлопок, и граната, выпущенная кем-то из ручного гранатомёта, оставляя за собой белый шлейф дыма, врезалась в скалы чуть ниже того места, с которого по нам вёлся огонь. Раздался оглушительный взрыв, вокруг меня градом посыпались камни. Я зажмурилась, чтобы не видеть последних секунд жизни своего четвероногого друга. А когда открыла глаза, то поняла, что вокруг наступила тишина. Выбравшись на мостки, я опрометью бросилась к острову. Там я и обнаружила Дика, слегка оглушённого, ошалевшего, но абсолютно невредимого.

Оказывается, стрельба велась с той самой каменной платформы, которую мы ещё вчера обнаружили с Лавром и облюбовали как место для «секрета». Теперь там лежали в живописных позах три трупа в нацистской форме, два — в гражданских спортивных костюмах, возле которых валялось два пистолета Макарова, несколько помятых немецких противогазных бачков да россыпи стреляных гильз, на первый взгляд, пистолетных. Как потом выяснилось, большинство из них — от старого доброго немецкого «шмайсера» или вернее МР 40. Почему доброго? Да потому, что он предназначен для ближнего боя и из него практически невозможно вести прицельный огонь по живой силе противника, находящейся на отдалении более ста метров. И будь у моих оппонентов автоматы Калашникова, у которых прицельная дальность не в пример больше, покрошили бы нас с Диком в мелкий винегрет. Граната, выпущенная, как оказалось, лично начальником заставы, попала прямо в скалу чуть ниже уровня платформы. Досталось и той огромной сосне: её здорово посекло осколками, и теперь из ран на стволе дерева обильно сочилась янтарная смола. Как ни странно, но на острове опять не было ни души. Опять сантиметр за сантиметром была обследована вся поверхность острова, но — тщетно. След Дику взять не удалось, так как воздух вокруг был насыщен кисловатыми запахами сгоревшего пороха и горячего металла, исходящими от великого множества стреляных гильз, валявшихся повсюду. Дик только метался по острову и жалобно поскуливал. На что он намекал, я лично так и не поняла.

9

Вечером, как водится, был разбор полётов. Боевой расчёт проводил сам начальник штаба пограничного отряда подполковник Гостев. Вообще-то, между собой все называли его «каменный гость». Славился он тем, что приезжая с проверками, никогда не шёл никому навстречу и с завидным рвением строчил вышестоящему начальству рапорта обо всех выявленных недостатках. Естественно, мало кому он нравился, и скорее его больше боялись, чем уважали. Но в принципиальности и беспристрастности по отношению к личному составу ему было не отказать. Поговаривали также, что раньше он был полковником, но ещё в Афганистане, якобы за большие боевые потери личного состава во вверенной ему манёвренной группе, его понизили в звании. Но что бы про него ни говорили, лично мне он нравился.

Против всех ожиданий, боевой расчёт прошёл вполне спокойно. Выступление подполковника Гостева сводилось, в общем, к необходимости высоко и с честью нести звание советского пограничника и к прочим банальностям, которые уже всем без исключения набили оскомину. Повысив таким образом нашу бдительность, он пригласил командиров отделений в канцелярию, как стало понятно — на «ковёр».

Когда все собрались, сразу перешёл к делу.

— Довожу до вашего сведения, что на первом участке и, соответственно, на острове сегодня целый день работала специальная группа следователей КГБ из Ленинграда. Выводы, к которым они пришли, сразу скажу, для вас не утешительны и сводятся к следующему, — начал совещание начальник штаба. — Сегодня на участке вашей заставы был совершён прорыв в сторону государственной границы СССР целой группой вооружённых автоматическим оружием нарушителей. Предположительно состоящей из семи человек. Цели и способ пересечения границы не установлены. Как, впрочем, они ушли у вас из-под носа, тоже неизвестно. На месте боя обнаружены три трупа в форме солдат Третьего Рейха, брошенные немецкие автоматы времён Второй Мировой, около пятисот стреляных гильз. Два трупа — в гражданской одежде. Скорее всего, погибшие бандиты были членами одной из неофашистских организаций, несколько из которых активно действуют на территории Финляндии. Не исключено также, что попытка перехода государственной границы предпринята членами так называемого «Союза бывших участников войны». Непонятно только, почему они выбрали такое странное место для выяснения отношений?

После чего он сразу перешёл на личности:

— Мне интересно будет послушать, как вы, товарищ капитан, выставляли заслоны, если сквозь них, минуя огневой контакт, спокойно вышли незамеченными несколько человек? Докатились! В пограничной полосе, на участке, отдельно отмечу, отличной заставы, орудуют, как у себя дома, вооружённые до зубов бандиты! Больше и говорить нечего! Так что не надейтесь, тщательнейшей проверки не избежать. А вас, товарищ капитан, предупреждаю, что в данный момент решается вопрос о вашем неполном служебном соответствии занимаемой должности.

— Товарищ подполковник, разрешите доложить? Вам лично, — попросил Пустой.

— Хорошо. Все свободны, — отпустил, а вернее, просто выгнал всех из кабинета Гостев.

Я сидела на закопчённой кухне питомника и размышляла над последними событиями: «Всё очень странно. Во-первых, как нас могли засечь на острове позавчера? Никак! Значит, о том, что мы появимся на острове, знали заранее. Но кто, кроме моего дорогого начальства, мог об этом знать? Стоп. Пустого можно отбросить. Лично для меня он вне подозрений. Интересно, докладывал ли он кому-нибудь о том, что ночь мы проведём на острове? Предположим, Пустой доложил, как положено, подполковнику Парамонову. А тот, в свою очередь, ещё кому-то. И где-то в этой цепочке и произошла утечка информации. Но каким образом? Для того, чтобы сведения попали на ту сторону границы, должна существовать и быть хорошо отлажена целая шпионская сеть. Нет, чего-то меня не туда понесло. Всё, — подумала я, — началась шпиономания… Но зачем тогда были нужны сигнальные ракеты? И потом, выпущены-то они были с территории Финляндии. Если бы Парамонов предупредил бандитов о наряде на острове, то сделал бы это ещё днём. А может, просто хотели создать видимость того, что запеленговали наш выход в эфир? И таким образом прикрыли кого-то, кто поставляет лицам, крайне заинтересованным в этом, информацию о передвижении нарядов? И главное, что они не поделили до такой степени? Скорее всего, и те и другие столкнулись внезапно, никак не ожидая, что кто-то ещё может быть на острове. Чёрт, тут без ста грамм явно не разберёшься. Так, теперь подумаем над событиями сегодняшнего дня. Учебный нарушитель. Очень уж странно себя вёл. Я ведь могла запросто его расстрелять. И имела на это полное право. Нет, определённо он вёл себя, как полоумный. Никогда не поверю, что он стал так выпендриваться перед стволом автомата по собственной инициативе. Он ведь не мог знать, что я утопила патроны. Зато то, что по инструкции я имела полное право применить оружие, он знал наверняка. Если, конечно, действуя таким образом, он не решил свести счёты с жизнью. Водитель-то он, кстати, — парамоновский. Да, пожалуй, кроме самого заместителя коменданта по разведке подполковника Парамонова, никто не мог ничего подобного приказать его водителю. Тут нужно посоветоваться с Пустым. Теперь насчёт подземного хода. Видимо, всё-таки он существует. Через наши заслоны пройти невозможно. Значит, нарушители, палившие по мне из автоматов, ушли единственным возможным путём — под землёй. Но опять-таки, лаз мы так и не нашли. А что, если ход открывается каким-нибудь хитроумным механизмом? Или чем-то типа «Сезам, откройся!». Нет, тут очевидно лишь одно — на острове хрен чего отыщешь. Если даже энкэвэдэшники в своё время не нашли. А уж они-то искать, судя по всему, умели. Стоп! А может, попробовать найти вход в замке Хродвальда? Там-то он тоже должен быть, если, конечно, вся эта легенда о рыцаре — не полная туфта. И к чему, собственно, весь этот маскарад с немецкой формой? Полный бред!»

На питомнике задребезжали стёкла, а это был верный признак того, что вертолёт подполковника Гостева наконец оторвался от нашей грешной земли. Значит, очень трудный для капитана Пустого разговор закончился…

— Разрешите войти? — спросила я, заглянув в канцелярию.

— Заходи, — ответил начальник тихим голосом откуда-то из-за облака табачного дыма.

Да, накурено было страшно. Я чуть ли не на ощупь нашла стул и присела на краешек. Помолчали.

— Значится так, Наташка. Поговорили, в общем, по душам. Неплохой мужик этот Гостев. Сама понимаешь, чтобы хоть как-то оправдаться, мне пришлось доложить о существовании подземного хода. Хотя не думал я, что он поверит. Поверил. Мало того — обещал помочь. В том смысле, что попробовать поднять архивы НКВД сорокового года, через друзей, конечно. А он, если сказал, то сделает. Я ведь его ещё по Афгану знаю. Несправедливо обошлись тогда с мужиком. Можно сказать, насрали в душу…

— Я слышала что-то.

— Вот именно, — неожиданно зло сказал Пустой, — что-то! А мне, да и всем нам, этот случай, можно сказать, жизнь перевернул… Готовили мы тогда ликвидацию банды «духов», засевших в одном высокогорном кишлаке. Причём, численность их превышала, по данным разведки, тысячу человек. Вооружены, суки, по последнему слову. Но в общем порешили так. Наша маневренная группа под командованием Гостева выставит заслоны и будет подниматься вверх «по зелёнке», всё больше сжимая кольцо окружения. А сверху прямо на кишлак сбросят десантников. Ракетами нельзя было, там около двухсот наших пленных удерживалось. Сказано — сделано. И попали мы, я тебе скажу, в настоящий ад. Короче, наши десантнички задержались с вылетом. Причём, ни мало ни много — на три часа. Ты представляешь, что такое лезть по горам вверх под ураганным пулеметным огнём? Так и карабкались. А когда уже ворвались в кишлак и почти всех «духов» перемочили, с неба посыпались наши доблестные голубые береты. Пленных, конечно, не спасли. А когда подвели итоги, то их полковнику — золотую звезду, мать его за ногу, ну а Гостеву — одну звезду с погон долой. Ещё бы, у нас пятьдесят пять человек убитыми и ранеными, а у десантников — семеро, — закончил Пустой.

Опять помолчали. Да и чего тут было говорить? Как-то мерзко и пусто стало на душе после такого рассказа.

— Ладно, вот ещё что. Не комитетский это коридор, Гостев уверен. Сказал, что не знает, удастся ему что-нибудь узнать или нет, но посоветовал ничего не предпринимать до его приезда.

— А когда он обещал подъехать?

— Дня через два. Я попросил его ещё захватить, если получиться, из отряда книги службы за последние лет пять. Там ведь фиксировались все сработки сигнализационной системы и, соответственно, их причины. Посмотрим, не проявлял ли подобную активность этот участок и раньше, — сказал начальник и, устало посмотрев на часы, присвистнул. — Ёлки-палки, уже десять утра! Давай-ка отправляться баиньки.

— Товарищ капитан, разрешите сегодня собачкам след кинуть. А то давно уже в спокойной обстановке они не работали. Я возьму помощником сержанта Лаврушина?

Естественно никакой следовой работой я заниматься не собиралась. Просто подумала, что пришло время посетить развалины такого знаменитого замка.

— Добро. Только всё время будьте на связи. И чтоб без фокусов!

Понятно? И смотрите у меня с Лаврушиным, детей не наделайте.

Я кокетливо дёрнула плечиком и, поскольку начальник после своих слов покраснел как рак, поспешила откланяться. Так как и без того времени на сон оставалось в обрез.

10

Примерно в четырнадцать ноль-ноль я с трудом продрала глаза и, пошатываясь, побрела к умывальнику. Было такое ощущение, что я не спала вовсе. Однако после водных процедур мне немного полегчало.

Пора было будить Лавра. Это, прямо скажу, оказалось нелегко. Димка никак не мог сообразить, какого лешего мне приспичило в такую рань тренировать собак. Когда я всё-таки сумела втолковать Лавру, что от него хочу, он моментально проснулся и, широко открыв от ужаса глаза, сел на кровати.

— Ты что — больная? — с жалостью глядя на меня, поинтересовался Лавр.

— Я лично хочу вернуться домой живым, меня в Москве Светка ждёт. Потом, подумав, зачем-то добавил:

— А не ждёт, так и чёрт с ней! Всё равно я ещё молодой, меня ещё девушки любить будут. А ты тащишь меня на какую-то гать, сама же знаешь, что там мин полно, — продолжал канючить Лаврушин.

В конце концов мне всё это надоело и я рявкнула:

— Жду тебя на питомнике через десять минут!

Лишившись единственного слушателя, Димка тяжело вздохнул и, продолжая бубнить себе под нос что-то типа: «Наберут тут, по объявлению, разных психов. Никакого житья от них нет!» — начал покорно одеваться.

Примерно через час мы были уже на месте. «Нет, всё-таки мрачное место эта гать», — подумала я, глядя на полусгнившие кругляки брёвен и пузыри зловонных болотных газов, вырывающихся из недр трясины справа и слева от нас. Казалось, солнечный свет вообще никогда не проникал сквозь густые лапы вековых елей, растущих здесь. А целые тучи комаров мгновенно облепили нас, не желая допускать в своё царство тьмы. Да, видать сильно любил свою жену Хродвальд, раз поселился ради неё в таком жутком месте.

Чтобы случайно не наступить на какую-нибудь покрытую мхом и забытую здесь со времён войны мину, мы решили пустить вперёд на коротком поводке Дика. Он, вообще, был у меня универсальный пёс. Не знаю, поверите ли, но он и в самом деле интуитивно чувствовал металл на довольно большом расстоянии. Дик шёл первым, за ним шествовала я, ну а за мной маленькими шажками пробирался Лавр. Я объяснила Димке, что желательно идти за мной след в след и ни в коем случае не отвлекаться на пустые разговоры. Что он и старался делать изо всех сил, смешно семеня ногами. Худо-бедно, но за полчаса мы преодолели почти половину пути. Не бог весть какое достижение, но хоть я и хорохориласьась перед Лавром, на самом деле у меня самой так тряслись поджилки, что было трудно дышать. Представляю, что творилось с моим другом. Но оглядываться назад я не решалась, боясь спугнуть Лавра и следуя элементарному инстинкту самосохранения. Вскоре, как я и ожидала, Лавр как бы между делом осведомился, не слишком ли я устала, и предложил сделать привал. Мы отыскали крепкое бревно и присели перевести дух.

— Единственное, что меня успокаивает, — с некоторым пафосом произнёс Дима, извлекая из необъятных карманов банку сгущёнки, — так это то, что в это время года уже не должно быть змей.

— Да, только имей в виду, что здесь могут встретиться более опасные гады.

— Смотри, Наташка, в случае чего в моей героической гибели повинна будешь ты.

— Я-то здесь при чём? Никто тебя сюда не тащил. Сам пошёл. Признайся, что мечтал об этом всю свою сознательную жизнь. И потом, чего ты так беспокоишься, у тебя же просто беспроигрышный вариант. Или ты находишь сокровища Хродвальда, или, в крайнем случае, твоим именем назовут пограничную заставу. Представляешь, как будет гордиться твоя Светка?

— Тьфу ты чёрт, типун тебе на язык. Сама подумай, на кой чёрт я Светке дохлый. Живого дождалась бы. Дик, посмотри, твоя хозяйка окончательно сбрендила. Несёт какую-то чепуху.

— Ладно, давай быстрей доедай свою сгущёнку и пошли. А то на этот раз Пустой нас точно поимеет…

Мы стояли, затаив дыхание, и смотрели на каменную махину разрушенного замка. Крепостные стены практически не уцелели под натиском времени. То там то здесь в огромные проломы, как будто сделанные древними стенобитными орудиями, просматривалась окончательно заросшая иван-чаем территория замка. Работы, судя по всему, здесь было непочатый край. Пробираясь по заваленному обломками камней двору, я с тоской думала о том, что отыскать подземный ход здесь — наверное, всё равно что искать иголку в стоге сена. Пришлось полностью положиться на собаку. Недолго думая, я дала Дику команду: «Ищи!» Он посмотрел на меня, видимо ожидая пояснений и, не дождавшись, покорно углубился в заросли. Честно говоря, я думала, что овчарка поведёт нас к самому зданию замка, однако, как выяснилось, я ошибалась. Дик оказался чрезвычайно сообразительным псом. Он по диагонали пересёк всю территорию и, не взглянув даже на сам замок, подбежал к чудом уцелевшей башенке и начал рыть землю. Отогнав собаку, за дело взялись мы. Лавр начисто забыл о цели нашего здесь пребывания, что следовало из его восклицаний. Им, видимо, полностью овладела золотая лихорадка. Вскоре нашему взору открылся провал в земле. Я попросила Лавра подержать меня за ноги и просунув свою грешную голову в дыру, посветила фонарём. Сомнений не осталось. Вниз уходила лестница.

— Димка, нашли! — возопила я, начисто забыв о конспирации.

— Наташ, надеюсь, ты не собираешься туда спускаться? — от его энтузиазма не осталось и следа.

— Именно это я и собираюсь сделать! Ты что, хочешь остановиться на полпути?

— Да нет. Я думаю, что нужно доложить Пустому, а уж потом принимать решение, что делать дальше, — и вдруг ни с того ни с сего ляпнул. — А вдруг там немцы?

— Не смеши меня! Какие немцы? Через пятьдесят лет после войны? И вообще, при чём здесь немцы? (Если бы я только знала тогда, насколько мой друг близок к истине!) А докладывать не будем, — твёрдо сказала я, — ни за что! Пустой наверняка сразу сообщит в отряд. Сюда понаедут всякие спецы и, как это обычно бывает, ничего не найдя, завалят этот вход.

— Ну и чёрт с ним.

— А как тогда мы узнаем, куда он ведёт? Ведь может существовать ещё один или даже несколько входов. Таким образом, мы никогда не узнаем, как неизвестные попадали на остров и… — тут я сделала эффектную паузу, — уже точно не найдём несметные сокровища Хродвальда.

Кажется, последний аргумент подействовал, и мой напарник почти сдался.

— Хорошо, чёрт с тобой. Только вперёд пустим Дика, вдруг там тоже заминировано?

— Ну уж нет. Дика мы оставим здесь.

— Это ещё почему?

— Да потому, что я ему не враг. В подземелье за столько лет могли скопиться опасные газы и, если это так, то собака сразу задохнётся.

— Ага, а ты хочешь, чтобы задохнулись мы.

— Ни хрена с нами не случится. Обычно эти газы тяжелее воздуха. Если это тебе о чём-нибудь говорит.

— Ни о чём мне это не говорит. Либо пускай вперёд собаку, или я не сдвинусь с места.

— Димка, если там скопился сероводород, а он стелется по земле, то его уровень от силы будет доходить нам до колена. А на уровне головы будет нормальный воздух, вполне пригодный для дыхания. Собака же не может идти впереди нас на задних лапах. Дурья ты башка!

— Ну ладно, уговорила.

— Дик, охраняй! — приказала я и начала осторожно спускаться вниз по ступеням.

Пылища здесь была неимоверная. Ход был выложен из довольно больших гранитных блоков, которые поднимались вверх, образуя сводчатый потолок. Спуск кончился, и мы ступили на абсолютно гладкий пол. Сверившись с компасом, я знаком подозвала Лавра и сказала:

— Ну вот, видишь, ход идёт чётко в сторону озера, прямо по направлению к острову.

— В таком случае, может, вернёмся? Мы всё узнали, чего тебе ещё нужно. А то мне, честно говоря, как-то не по себе.

— Мне самой страшно, — призналась я и пошла вперёд, знаком позвав за собой Лавра, — и поднимай повыше ноги, а то мы задохнёмся не от сероводорода, а от пыли.

Лавр что-то пробурчал в ответ, но я его уже не слушала. Мной овладело ни с чем не сравнимое чувство азарта. А червячок страха, шевелясь где-то внутри меня, приятно щекотал нервы.

Мы шли уже довольно долго. Ход несколько раз поворачивал в сторону и, что характерно, каждый раз в другом направлении. Но всё равно, судя по компасу, мы продолжали двигаться в сторону озера. Правда, лично мне стало понятно, что, продолжая идти в том же направлении, на остров не попасть. Мы очень круто забирали в сторону границы. Ход продолжал оставаться сухим, несмотря на то что у нас над головой уже давно было непроходимое болото. Вентиляция воздуха также была превосходной. Было гораздо свежее, чем на поверхности. «Надо же, — думала я, — а как же со всякого рода ловушками, которыми, судя по книжкам, просто обязан изобиловать каждый, хоть немного уважающий себя, средневековый подземный ход?» И тут же пожалела.

Лавр не успел даже толком вскрикнуть. А я, почувствовав, что пол стремительно уходит из-под моих ног, оттолкнулась от ускользающей опоры. И уже распластавшись на каменных плитах, услышала, как за моей спиной с металлическим лязгом обрушилось что-то большое и тяжёлое. К сожалению, мои самые нехорошие подозрения оправдались. Даже сверх того. Приблизившись к месту трагедии и ощупав его, я поняла, что яма (в которой, конечно же, находился Лавр) стремительно наполняется водой. Вытащить его я была не в силах, так как к этому моменту зияющее прямо в полу отверстие оказалось надёжно закрыто упавшей сверху кованой решёткой. Прибывающая с огромной скоростью вода бурлила и ревела. Я почувствовала, как вспотела моя спина, но, увы, мой благородный порыв броситься на помощь другу вдребезги разбивался о суровую действительность. А именно, при падении я лишилась единственного источника света и не видела ни хрена.

Учитывая то, что до способностей летучей мыши мне было далеко, я попробовала двигаться на ощупь. Внезапно рёв воды прекратился, и наступила гробовая тишина. Я похолодела. Димка не издавал ни звука.

— Лавр! — позвала я. — Лавр!

— Да здесь я, дай немного отдышаться.

Я опустила руку сквозь решётку и почти сразу почувствовала, как она погрузилась в холодную воду.

— Давай вытаскивай меня быстрей. Вода просто ледяная. Я так долго не продержусь.

— Ты можешь встать на ноги? Какая там глубина? — спросила я почти шёпотом.

— Метра три не меньше. О чёрт, я, кажется, утопил свой автомат!

— Да хрен с ним, с твоим автоматом. Держись за эту чёртову решетку. Я сейчас что-нибудь придумаю. Только постарайся не утонуть до моего возвращения.

— Ты что, собираешься оставить меня здесь одного? — спросил Лавр, и голос его предательски дрогнул.

— Ну-ну, Димон, держи хвост пистолетом. Я мигом, — сказала я, стараясь придать своему голосу хоть немного уверенности.

Должна сказать, что я не представляла себе, что можно предпринять в такой ситуации. Но делать было нечего, кроме как со всех ног броситься бежать к выходу из подземелья. Мною владело единственное желание — вновь обрести хоть какой-нибудь источник света. А поскольку нашим двум фонарям, судя по всему, пришёл конец, то единственная надежда оставалась на моего пса. Вернее, на то устройство, которое на овчарке было надето. Устройство это называлось «Голиаф» и служило для поиска собаки в темноте. А именно, подавало световой сигнал маленькой красной лампочкой, противно при этом пища. Крепилось оно вместе с аккумулятором к шлейке собаки, и вследствие его редкого применения была надежда, что аккумулятора хватит часа на два работы. Как я добиралась до выхода — отдельная история, закончившаяся, к счастью, благополучно. Буквально сорвав с ошалевшего от такой беспардонности Дика шлейку и опять рявкнув «Охранять!», я устремилась вниз. Сбежав по уже знакомым ступенькам и включив сигнальное устройство, я громко выругалась. Оно давало света не больше, чем зажжённая в кромешной темноте спичка. Но всё-таки это было лучше, чем ничего. Оставалось добраться до Лавра и попытаться открыть эту чёртову решётку, поджидавшую нас здесь не одно столетие. Вероятно, у подземного хода было ещё одно ответвление, не замеченное нами раньше. И учитывая наше потрясающее «везение», я свернула совсем не туда, куда было нужно. Сначала, конечно, меня ничто не настораживало. Но когда я увидела в красных проблесках «Голиафа» стройные ряды деревянных ящиков, то остановилась в недоумении. Поняв, что заблудилась, я хотела уже было вернуться на исходную позицию, чтобы начать путь к Лавру снова, но вдруг явственно услышала немецкую речь. В недоумении я остановилась. Прислушавшись, медленным шагом двинулась прямо на звук. Впереди подземный ход делал поворот, и я, осторожно передёрнув затвор автомата и повесив его на плечо, поочерёдно стала приоткрывать крышки верхнего ряда ящиков. К моему удивлению, они оказались доверху заполненными патронами, гранатами и консервами. Почти отовсюду с ящиков на меня хищно смотрели намалёванные белой краской орлы, сжимающие в когтях свастику. Уже собираясь осторожно опустить крышку последнего ящика, я вдруг с ужасом ощутила на своём плече чьё-то прикосновение. Резко повернувшись, я встретилась глазами с человеком. Маленького роста фигурка во всём белом смотрела на меня, прижимая указательный палец к губам, и я вдруг поняла, что передо мною женщина. Она проворно ухватила меня за плечо и с неожиданной для такого хрупкого телосложения силой толкнула за ближайший штабель ящиков.

— Группа погибла, — она сразу приняла меня за свою. — Немцы за тем поворотом, — она указала стволом автомата ППШ влево. — Меня зовут Таня.

Сказать, что я была ошарашена, — значит не сказать ничего. Не каждый день встречаешься с призраком. Уже через мгновение стало понятно, что незнакомка тоже облачена в маскхалат. Хорошо, что с утра сыпал редкий сухой, как сахар, снежок, и мы на службу вышли в белых маскхалатах. И поскольку одеты мы были практически одинаково, мой вид не вызвал у Тани никаких вопросов. Вот только автомат. Но в темноте она, скорее всего, не обратила внимание на то, что на плече у меня висело оружие неизвестной ей конструкции. Присмотревшись, я увидела мерцающие желтоватые огни, прыгающие по каменным стенам штрека.

— Halt! — внезапный окрик стеганул, как хлыст, заставив меня буквально вжаться в холодную стену. И сразу на тишину подземелья обрушился грохот автоматной очереди.

На меня напал ступор, мысли спутались, и я, как во сне и будто со стороны, увидела, что тёмный продолговатый предмет вылетел из-за угла и, ударившись о каменный пол, с деревянным стуком покатился мне под ноги.

Граната-«колотушка» на длинной ручке, подпрыгивая, приближалась. Татьяна ловко подхватила её и, широко размахнувшись, бросила обратно. Потом замерла на месте с поднятой после броска рукой и вдруг медленно осела на камни. Я сорвала с плеча автомат, дала в сторону немцев длинную очередь, заметив, как в отблесках огня две тёмные фигуры кулём повалились и исчезли в темноте. Я схватила Татьяну за руки и оттащила за ящики, не обращая внимания на пули, которые с противным визгом впивались в доски, выбивая из них длинные щепки, а некоторые, попадая в металлическую окантовку, зелёными и красными свечками взмывали вверх к каменным сводам и пропадали в извилистом лабиринте ходов. Перевернув Татьяну на спину, я сразу почувствовала что-то горячее и липкое под руками. Весь маскхалат на животе разведчицы набух, пропитавшись кровью. Татьяна на мгновение очнулась и, глядя на меня широко открытыми от боли глазами, прошептала:

— Уходи, я задержу их. Передай Колесникову. Все погибли. Рация разбита. Объект очень важен. Всё. Уходи, — и отвернувшись от меня, как будто меня уже здесь не было, подтянула к себе подсумок с гранатами, дала в сторону немцев скупую очередь.

Я, как во сне, опираясь на стены руками и натыкаясь на углы, как слепой котёнок, стала пробираться среди нагромождения ящиков и свернула в боковой ход. Нужно было срочно помочь Лавру, а потом вернуться. Обязательно вернуться. Эта мысль засела у меня в голове, как раскалённая стальная игла.

Однако стоило мне свернуть в боковой проход, как грохот боя позади меня внезапно стих и я услышала то, что вернуло меня к действительности:

— Чёрт тебя подери, где тебя носит? Я чуть дух не испустил в этой проклятой яме, а она где-то прохлаждается! — сразу набросился на меня Лавр.

— Заткнись, — прорычала я и начала нащупывать защёлки, удерживающие решётку в горизонтальном положении. Их оказалось две. Подложив под них по гранате и выдернув чеки, я рявкнула Лавру: «Ныряй!» И убедившись, что Димка выполнил мою команду, отпустила рычаги гранат. Через мгновение я уже лежала на животе, прикрыв руками голову, за поворотом метрах в пяти от ямы, а ещё через несколько секунд раздались последовательно два взрыва. Как только вой осколков эхом прокатился у меня над головой и затих в тёмных коридорах подземелья, я встала и, отряхнувшись от пыли, с удивлением заметила, что освобождённая решётка со скрежетом сама поползла вверх и приняла вертикальное положение у стены. Вытащив мокрого и дрожащего от холода Лавра, я потратила ещё минут пятнадцать на то, чтобы отговорить его от затеи остаться здесь и понырять в поисках его автомата. Сокрушаясь о том, что теперь за утрату личного оружия ему не сносить головы, Лавр грустно поплёлся к выходу. Признаться, я тоже от всего этого еле волочила ноги. Поднявшись на поверхность и вздохнув полной грудью, я почувствовала себя значительно лучше и, похлопав напарника по спине, сказала:

— Когда я ушла, ты что-нибудь слышал? — и глядя в удивлённые Димкины глаза, успокоилась, махнула рукой. — Ну, вы тут с Диком пока покурите. А я спущусь ещё на пару минут и вернусь. И не забудьте выходить на связь с заставой, а то на этот раз капитан точно нам нахлопает по заднице. Да, вот ещё что. Не вздумай сказать по рации, что мы нашли лаз в подземный ход. А то нас тут похоронят к чёртовой матери. Безо всяких почестей. И пикнуть не успеем.

— Нет. Всё-таки ты — чокнутая! — услышала я за спиной возглас Лавра, уже спускаясь в плотную тьму средневекового подземелья.

Зачем я спустилась снова? Наверное, тогда я и сама не знала. В том, что Татьяна погибла, сомнений не было, а вот нарваться на немцев вполне было реально. Но я должна была попытаться хоть как-то помочь разведчице. Или, по крайней мере разобраться во всём сама. Это и тянуло меня вниз. Ход делал ещё один поворот и опять раздваивался. Я решила пройти более широким проходом. Поднеся компас к самому носу и убедившись окончательно, что двигаюсь чётко в сторону границы, я прибавила шагу. Внезапно передо мной выросла стена. Ход явно кончился. Место боя как сквозь землю провалилось! Чертовщина какая-то! Хотя, скорее всего, я опять свернула не туда. Доверяя больше рукам, чем неверным бликам «Голиафа», тщательно ощупала каждый сантиметр тупика и, развернувшись, бросилась обратно. Поплутав по лабиринту и убедившись, что кругом стоит абсолютная тишина, а место боя мистическим образом испарилось, я вдруг опять упёрлась в тупик и с ужасом поняла, что заблудилась. Снова миллиметр за миллиметром ощупала каменную кладку и представьте себе — нашла! Слева от меня виднелась довольно широкая щель, позволяющая, пусть с трудом, но протиснуться в неё. Что и пришлось сделать, пожертвовав при этом несколькими пуговицами. Тут мне показалось, что сверху вроде как пробивается слабый свет, да и пыль опять начала забиваться в нос. Всё говорило о том, что выход близок. Только куда он выведет этот выход? Я рванула вперёд и тут же пожалела об этом. Видимо, я зацепилась ногой за ступеньку лестницы, ведущей наверх. И, соответственно, упала, ободрав руки и подвернув ногу. Наконец я поднялась настолько, что смогла дотянуться до проржавевшего металлического люка, закрывавшего вход. Поднявшись ещё чуть выше, я с удивлением должна была констатировать, что люком этим пользовались в последний раз очень давно. Возможно, аж с моего собственного рождения, а то и раньше. Я упёрлась в люк, руками пытаясь вытолкнуть его наружу, однако он даже не шелохнулся. А что, если этот люк заперт на замок снаружи? Тогда мне его не открыть. Я стала спускаться обратно вниз по лестнице, при каждом шаге опираясь на гранитную стену справа от меня. Спустилась почти до конца, как моя рука, внезапно не найдя опоры, провалилась куда-то внутрь стены. Я еле удержалась на ногах. И даже не успела испугаться, как сверху на меня хлынул солнечный свет!

Я подняла голову и увидела, что люк, всего несколько минут назад надёжно закрывавший выход из подземного хода, — исчез! Как только глаза немного привыкли к яркому свету, я стала подниматься и вскоре вылезла наружу. И оказалась посреди большой поляны, поросшей высокой, но уже жухлой травой. Вокруг возвышался смешанный лес с явным преобладанием сосен. Понимая в душе, что пора возвращаться, я всё-таки упрямо пошла к тому месту, где сквозь деревья виднелся явный просвет. Выглянула из леса, и прямо перед мной раскинулось широкое поле на котором стоял небольшой, но очень красивый дом, возле которого копошились какие-то люди. Повернув голову в другую сторону, я увидела то, что внутренне никак не была готова увидеть. А именно — пограничные столбы. Причём финские пограничные столбы были ко мне явно ближе. В данной ситуации не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить — я оказалась на территории Финляндии! Надо было сматываться и побыстрее. Ноги сами понесли меня в обратном направлении, и в считанные секунды я оказалась в центре поляны. То, что я увидела там, заставило меня похолодеть. Лаза под землю не было… Я опустилась на колени и принялась, судорожно хватая вмиг пересохшим ртом воздух, шарить в траве. Правда, с каждым мгновением убеждаясь, что люк каким-то непостижимым образом закрылся и я оказалась в ловушке. Причём в ловушке гораздо более опасной, чем та, в которую недавно попал Лавр. Проклиная всё на свете, я ползала на коленях по поляне и молила только об одном, чтобы нелёгкая не занесла на эту поляну кого-нибудь из местных или ещё хуже — финский пограничный наряд. Вскоре стало ясно, что все мои усилия отыскать ход бесполезны, и я даже немного успокоилась. Трезво оценив ситуацию, поняла, что не всё так плохо. На крайняк, можно попробовать пересечь границу в обратном направлении по поверхности. Мысль о том, какие неожиданности могут подстерегать в этом случае, вновь заставила меня содрогнуться. Нужно было попробовать сосредоточиться и спокойно всё обдумать. Я доползла до большого плоского камня и уселась на его прогретую солнцем поверхность. Хотела было достать сигареты, как вдруг услышала иностранную речь. Причём совсем рядом. Не надо, я думаю, говорить о том, что самым моим горячим желанием было провалиться сквозь землю. Но поскольку это было так же невозможно, как и оказаться на Луне, пришлось вжаться как можно сильнее в камень. Через несколько минут всё стихло. Выждав ещё минут сорок, я ящерицей подползла к опушке леса и стала наблюдать за линией границы. Оставалось дождаться пограничного наряда и, пропустив его, прошмыгнуть обратно на территорию СССР. Ждать пришлось недолго…

Первое, что я услышала, благополучно добравшись до замка, — так это возмущённый голос Лаврушина, который горячо объяснял Дику, какая кретинка его хозяйка…

— Лавр, — воскликнула я, видя, какой натюрморт собирается оставить после себя Лаврушин, — ты что, не соображаешь? Ты не на пикнике. И вообще, если хочешь жить, то подбери все окурки и консервные банки, и валим на заставу.

— Уже в пути, — без особого энтузиазма согласился Лавр и, скрупулёзно уничтожив все следы нашего пребывания в этом квадрате, «рысью» побежал за мной.

Конечно, начальник не погладил нас по головке за столь длительное отсутствие. Но, по крайней мере, терпеливо выслушал наш совершенно детский лепет про то, как Дик сбился со следа и мне пришлось плутать битых три часа в поисках учебного нарушителя. То есть Лаврушина. Конечно, капитан не поверил ни одному нашему слову, но не показал виду. Это, понятное дело, меня устраивало как нельзя лучше. По крайней мере, больше не пришлось ничего сочинять, но стало совершенно ясно, что Пустой всерьёз озабочен и ему просто не до нас.

11

Мы сидели в столовой и черпали огромным половником вишнёвый компот из алюминиевого бидона, когда в дверях появился Костик Фугасов. Надо сказать, что Костик был довольно незаурядной личностью. При всей своей невзрачной внешности, действительно чем-то напоминающей фугас, он обладал поистине божественным музыкальным даром. Всё своё свободное время он не расставался с гитарой и постоянно что-то сочинял. Правда, до недавнего времени его репертуар составляли песни, посвящённые исключительно несчастной любви. И это не удивительно, так как его любимая Юлия полгода назад вышла замуж. Прострадав ровно два дня, Костик нашёл другой объект для обожания. Этим объектом оказалась Наташа, с которой он познакомился на станции Болотной, будучи там по служебным делам. Сейчас их роман достиг апогея, а посему имя Юлия не встречалось более в музыкальных произведениях Костика. И хотя Костик казался вполне счастливым, основная направленность его песен почему-то оставалась прежней.

Я припоминаю случай, когда, оставшись ответственной по заставе на ночь, я получила по телефону от начальника разнос за якобы громкую музыку. И напрасно я пыталась втолковать Пустому, что магнитофон я и не думала включать. Он продолжал утверждать, что у него в домике от грохота музыки дребезжат стекла, а я, по его мнению, самая бессовестная лгунья, которую ему приходилось встречать. Вероятно, мы бы препирались таким образом ещё долго, если бы дежурный по заставе не крикнул мне:

— Товарищ сержант, да это Фугасов в умывальнике поёт…

Ох уж эти творческие личности с их потребностью постоянно испытывать чувство влюблённости. Не знаю, как другие поэты и музыканты, а Костик в моменты приступа любви был абсолютно неуправляем. Вот и сейчас я была уверена: Фугасов зашёл в столовую совсем не для того, чтобы пожелать нам приятного аппетита. Наверняка, опять договорился со своей Наташкой о встрече и будет просить прикрыть его отсутствие на заставе часик-другой.

— Приятного аппетита! — весело сказал Костик.

— Спасибо, — ответила я, чуть не поперхнувшись от неожиданности. Вот ведь как бывает. Грешишь на человека, а он бац и исправился!

— Наташ, можно тебя на минутку? — позвал Костик, корча при этом уморительные гримасы.

— Иду, — отозвалась я. Судя по всему, Костик и не думал перевоспитываться. И вся его любезность, конечно, — не что иное, как военная хитрость.

Когда я вышла из столовой, Фугасов неожиданно схватил меня за рукав и потащил по направлению к сушилке. Я поняла, что сопротивляться бесполезно и безропотно последовала за ним.

— Слушай, — заговорщически начал Фугасов, — вчера я был в самоволке, ну к Наташке ходил на станцию…

— Как, опять! Слушай, ты уже заколебал. Попадёшься же, придурок. В дисбат загремишь.

— Да подожди ты! Сейчас не об этом. Знаешь аварийную стоянку для фур около моста? Так вот, Наташка рассказала, что позавчера…

— Позавчера? — я нахмурила лоб, пытаясь вычленить позавчерашний день из череды всех остальных, но ничего не получалось.

— Ну помнишь, учебного нарушителя ты чуть не угробила, а потом вас с Диком ещё на озере обстреляли? — пришёл мне на помощь Костик. — Ну, шухер ещё был…

— Ну помню. Такое не скоро забудешь.

— Так вот, в тот самый день Наташка с девчонками шла в клуб как раз мимо этой стоянки и увидела, что там стоит фура «Совтрансавто». В общем, девчонки пошли дальше, а Наташка отошла в кусты по своим делам и только успела снять трусики, как сквозь ветки увидела, что водитель фуры сорвал пломбы с прицепа. Потом из автомашины выволокли два больших и, судя по всему, тяжёлых ящика и потащили в лес, естественно, в сторону границы. Прошли от Наташки буквально в двух шагах. Представляешь? Прямо перед таможней.

— А потом?

— А потом, снова опломбировали прицеп, сели, завелись и преспокойно поехали в сторону таможни. Наташка, понятное дело, рассказала отцу.

Тот позвонил на таможню, но оказалось, что эта автомашина уже успела оформить все документы и пересечь государственную границу. Естественно, те, кто фуру досматривал, утверждают, что всё было в порядке и ничего подозрительного они не заметили. Мы с Наташкой, само собой, сегодня сходили в лес, ну посмотреть. Да только не нашли ничего. Следов, правда, много, по мху хорошо видно. Но ведь там станция рядом. Мало ли кто наследил.

— Послушай, Костик, а ведь стоянка эта практически напротив озера… С километр, наверное, если напрямки через лес. Да, дела. Постой, а откуда Наташка может так уверенно утверждать, что водитель именно срывал пломбы?

— Да у неё отец на таможне всю жизнь проработал. Да и она с малых лет на границе. Кому, как не ей, знать, что пломбы снимают и ставят только на таможне и только при таможенном досмотре. Мне кажется, надо с собачками там пошуровать.

— Ладно, спасибо. Только больше никому ни слова. Пустому я сама доложу. А насчёт собачек… У меня к тебе вопрос. Скажи мне на милость, какого лешего вас туда сегодня понесло, а? Надо было сразу собачек. Ведь вы, редиски, всё уже там затоптали. Следопыты, мать вашу!

— Да мы далеко не ходили. Так, вдоль дороги немного посмотрели и всё, — то ли обиделся, то ли смутился Костик.

— Что, совместили приятное с полезным? Ладно, чего уж теперь, — сказала я и, весело подмигнув Костику, отправилась к начальнику.

Однако капитана на месте не оказалось, он уехал в отряд на совещание, а замполиту я ничего сказать не успела. Едва я зашла к нему в кабинет, как у меня за спиной раздались вой тревожной сирены и истошный вопль дежурного по заставе:

— Застава, в ружьё!

Уже в машине я узнала подробности происшедшего. Оказывается, двое каких-то уродов обкололись настолько, что страх потеряли вовсе. Уж не знаю, на что они рассчитывали, но, поняв всю тщетность попыток незаметно ускользнуть за границу, они не придумали ничего лучшего, как захватить автобус с пассажирами. Как бы там ни было, этот самый автобус с заложниками в данный момент мчался на всех парах к станции Болотной.

Поскольку задача наша была предельна ясна и не отличалась оригинальностью, мы с Лавром расположились аккурат на скамеечке, привинченной к автобусной остановке. Причём форма одежды у нас была следующая: я — в цветастой блузке местного покроя и откровенной мини-юбке; Димон — в линялой футболке и потёртых джинсах, и как завершающая деталь — кеды на босу ногу. Под лавкой расположился Дик. Правда, из-за его габаритов я его туда еле впихнула. Впрочем, из-под скамейки торчала всего одна здоровенная лапа, и, по нашему мнению, ничто не должно было насторожить наших гостей. В общем, обычная деревенская парочка. Покурили. Минут через пятнадцать появился захваченный автобус. Старый и разболтанный «Львов» начал притормаживать и завершил своё победное шествие в страну Суоми полной остановкой прямо перед нами. Окутав нас при этом облаком пыли и выхлопных газов. Двигаться дальше, к конечной остановке, предусмотренной маршрутом номер пять, он не мог по причине того, что неширокий, в две полосы, мост, через который шла дорога прямиком за границу, был заботливо перегорожен нашей заставской «шишигой». Так между собой мы любовно называли ГАЗ-66. Брошенная Лаврушиным пустая банка из-под сгущёнки и мой бычок одновременно достигли заплёванной урны. В руках, как по волшебству, появились автоматы. Ждать пришлось недолго. Передняя дверь со скрипом открылась, и нашему взору предстали два молодых человека и девушка лет восемнадцати. Молодые люди, судя по их лихорадочно блестевшим глазам и мешкам под глазами, были измучены отнюдь не «нарзаном». Девушка, к горлу которой был приставлен нож, как вы понимаете, выглядела не намного лучше. Мы, не торопясь, приподнялись со скамеечки и стали ждать, что будет дальше. Террорист, удерживающий девушку, подтолкнул её вперёд и, не опуская ножа, выдвинул первое требование:

— Уберите грузовик с моста. Я убью её. Клянусь аллахом! Бросай автомат!

— Да ради бога, дарагой! — ответила я, и как можно более непринуждённо улыбнулась. — Панимаешь, дарагой, — продолжала издеваться я, — она мне не сестра и даже не знакомая. А вот ты, сука, сейчас у меня кровью умоешься.

Данное заявление привело террористов в замешательство, и пока они не опомнились и не наделали глупостей, следовало развивать успех. Я сбросила с плеча автомат и от живота веером дала длинную очередь прямо у них над головой. Как учили — впритирочку. Ребятки оказались жидковаты. Мгновенно забыв про заложницу и выпустив из рук ножи, они рухнули на колени и через секунду на их руках защёлкнулись наручники.

— Ну Наташка, молоток, надо же, даже Дик не понадобился, — услышала я голос замполита, опускаясь на скамейку и пытаясь унять дрожь в ногах. — Как ты их сделала! Просто блеск.

12

Пустой вернулся из отряда весь какой-то взъерошенный и злой. Не поздоровавшись с дежурным по заставе, что было на него не похоже, сразу прошёл в канцелярию и по селектору пригласил к себе сержантский состав.

— Как вы знаете, — начал капитан, когда собрались все, кто был свободен от службы, — наша застава находится на сложном в оперативном плане участке государственной границы. То есть на ННВДНГ (направлении наиболее вероятного движения нарушителя границы). Так вот, по сведениям, поступившим от Комитета государственной безопасности СССР, завтра утром с двух до пяти часов ожидается нарушение Государственной границы СССР членами одной из неофашистских организаций, действующих на сопредельной территории, в составе от пяти до восьми человек. Численность нарушителей госграницы, естественно, может варьироваться самым нежелательным для нас образом. Место нарушения — тоже. Как вы все понимаете, возможны провокации, а также ложные сработки сигнализационной системы по всему участку заставы, имеющие целью отвлечь наше внимание от основной группы нарушителей. Через полчаса к нам прибудет группа следователей из Ленинграда, а также группа документирования. При любых эксцессах, могущих возникнуть в ходе несения службы, сохранять спокойствие. При возникновении огневого контакта с нарушителями госграницы один из них в обязательном порядке должен быть взят живым, в состоянии, позволяющем ему давать показания. Кстати, в Ленинграде пришли к выводу, что недавнее боестолкновение на острове — из той же оперы. С минуты на минуту прибудут приданные силы из отряда. Службу будем организовывать следующим образом: сержанты Ростова и Лаврушин — первый участок, гать, ручей Чёрный, сержанты…

Дальше я начальника уже не слушала. В голове вертелась только одна мысль: «Вдруг непрошеные гости воспользуются подземным ходом?

Тогда все наши заслоны — для них полная фигня. И они окажутся именно там, где им нужно, и совершенно неожиданно для нас. А что, собственно, мы знаем про этот ход? Да практически ничего…»

— Свободны, — отпустил всех Пустой. — Сержант Ростова и сержант Лаврушин останьтесь.

— Ну, давайте кумекать. Что у нас с подземным ходом? Только начистоту, — предупредил начальник.

— Товарищ капитан, разрешите доложить, — начала я. — Подземный ход существует. Имеются входы в развалинах замка Хродвальда, на территории Финляндии метрах в трёхстах от линии государственной границы, как раз напротив нашего погранзнака №… Далее, на острове и, наконец, где-то недалеко от станции Болотной. О других событиях я благоразумно промолчала.

— Конкретнее по поводу станции.

— Товарищ капитан, точнее не знаю. Но то, что не далее двухсот метров, это точно. Ориентиры — аварийная стоянка большегрузного автотранспорта около моста, сто пятьдесят-двести метров от него в сторону границы. В общем, с тыловой стороны сигнализационной системы. Но эти сведения неточные, Наташка Костику Фугасову сказала, — доложила я и осеклась.

— Так, — зловеще проговорил Пустой. — Опять Наташка? — начальник наклонился к селектору:

— Младший сержант Фугасов, зайдите в канцелярию.

— Разрешите войти? — приоткрыв дверь и просунув в образовавшуюся щель голову, спросил «певец несчастной любви».

— Заходи, заходи, Дон Жуан. Так что там напела твоя новая пассия про стоянку у моста?

И Костику пришлось всё рассказать. Что он и сделал, кидая на меня укоризненные, если не сказать больше, взгляды.

— Вы хоть соображаете, что говорите? Это ведь означает, что они могут преодолеть сигнализационную систему под землёй, — вскипел начальник, когда Костик закончил повествование.

— Так точно.

— Почему сразу не доложил?

— Вы были в отряде.

— Ах, меня не было на месте! И потом, ты когда-нибудь этими своими самоволками подведёшь нас всех под монастырь! Видимо, придётся воздействовать на тебя другими способами, раз ты человеческих слов не понимаешь. Свободен!

— А насчёт стоянки… Поставим там секрет. На всякий случай, — сказал Пустой, когда Фугасов вышел.

— Но мы хотели…

— Я повторяться не буду. Ваш — первый участок, а также гать, ручей Чёрный. Всё ясно?

— Так точно! Разрешите идти?

— Все свободны, — сказал Пустой, склонившись над картой.

13

Мы расположились с правой стороны ручья, где у основания старого мостика, сложенного в незапамятные времена по финской традиции из гранитных блоков, росли два огромных куста бузины. Заметить нас среди их разлапистых ветвей было абсолютно невозможно, а сам мост служил прекрасным прикрытием на случай перестрелки. Ярко светила луна, лента ручья тихо несла на себе жёлтые кленовые листья, казавшиеся на иссиня-чёрном фоне золотыми. Прошло около двух часов, разговаривать было нельзя да и, честно говоря, не хотелось. Я начала уже дремать, как вдруг почувствовала, что Дик поднял морду и едва слышно заворчал. Пнув ногой сопевшего рядом Лавра, я протёрла глаза и увидела на мосту… красавицу лису. Она не шла, а скорее плыла, вся преисполненная собственной красоты. Огромный хвост переливался в лунном свете серебром. А лапы грациозно ступали по поверхности моста. Вдруг ночной хищник приостановился и, бесшумно метнувшись в сторону, исчез в темноте. Это был уже тревожный признак. Слабый ночной ветерок дул со стороны моста в нашу сторону, следовательно, лиса нас почуять не могла. А значит, хищник услышал кого-то ещё. Я невольно сжала руками автомат и сделала знак Лавру приготовиться. Однако почти сразу же из чащи леса, с той стороны, где исчезла лиса, послышались хлопанье крыльев и кряхтение. Вскоре всё стихло.

— Футы, чёрт, а я уж было подумал, что началось, — шёпотом проговорил Лавр.

— Не каркай. И вообще поменьше думай, а больше слушай. Вон птичка тоже, видимо, много думала да, как говорится, в суп попала.

— А чего мне-то слушать? А Дик на что? Уж он точно не проспит.

— И на старуху бывает проруха. Два уха хорошо, а шесть лучше, — ляпнула я и тут же пожалела, перехватив недовольный взгляд Дика, который красноречиво свидетельствовал об убеждённости нашего пса в том, что уж от нас с Лавром толку в «секрете» как от козла молока.

— Естественный отбор, — задумчиво проговорил Лавр, укладываясь поудобней.

— Это ты о чём?

— О птичке, о чём же ещё, — еле внятно пробормотал Лавр.

— Лавр, хорош спать. Сколько там натикало?

— Без пятнадцати три. Радиостанция молчит, значит, не объявились ещё.

— Кстати, не забудь — через четверть часа связь с заставой, заодно уточнишь обстановку.

— Ладно, — буркнул в ответ Лаврушин. — Наташ, а расскажи мне какой-нибудь сон.

— Какой сон? — не поняла я.

— Нуты же сама говорила, помнишь, что, как надела медальон, так и видишь постоянно сны про рыцарей.

— Ладно, слушай.

«Шла весна одна тысяча двести сорок четвертого года. Плотный туман опустился с гор и окутал катарский замок Монсегюр. Уже год многочисленная армия крестоносцев из северной Франции продолжала осаду. В осаждённой крепости закончились запасы провизии и воды. Противостоять далее было невозможно. Сдача крепости была назначена на первое марта. То есть на рассвете завтрашнего дня.

— Сэр Раймон, — обратился один из «посвящённых» катаров к хозяину замка, — нам, как воздух, необходимо перемирие, хотя бы на две недели. Именно столько времени займёт изготовление секретной карты. Кузнецы говорят, что раньше никак не успеть.

— Хорошо, позови ко мне Кретьена.

«Посвящённый» тенью скользнул из комнаты хозяина замка вниз по лестнице донжона — большой многоярусной башни. Пересёк огромную комнату, где раньше хранились припасы — зерно, солёная и копчёная рыба, сушёные фрукты и овощи, запасы вина. И хотя от них не осталось и следа, в воздухе всё ещё витал запах копчёностей. Он был так силён, что у голодного защитника замка свело желудок. И он невольно прибавил шаг. Спустившись в подвал, он крикнул в глубину подземелья, тускло освящённого факелами:

— Сэра Кретьена к сэру Раймону!

— Доблестный сэр Кретьен, — обратился хозяин к прибывшему, — завтра утром мы сдаём замок неприятелю. Но нам необходимо перемирие хотя бы на две недели. Ты знаешь зачем. Утром возьмёшь из темницы трёх пленённых тобой крестоносцев и в знак доброй воли передашь их этим псам, которые уже воют в предвкушении добычи под стенами замка Монсегюр. Я знаю, ты не умеешь просить, но во имя того, чтобы Святая Чаша стала наследием наших детей, проси перемирия, будь хитрым, как лис, заклинаю тебя, доблестный рыцарь. А теперь ступай.

Утром следующего дня перемирие было заключено. В кузнице замка день и ночь трудились кузнецы. К вечеру шестнадцатого марта три меча с искусно нанесёнными на клинках узорами, которые на самом деле представляли собой части секретной карты, и надписью на рукоятях «Rex mundi» были готовы.

Сэр Раймон внимательно посмотрел на четырёх стоящих перед ним людей. Все они были проверенные и преданные делу рыцари. В этот предрассветный час он передавал в руки этих людей самую святую тайну. Вручив троим из них по тяжёлому мечу, сэр Раймон снял с шеи золотой мальтийский крест и, вложив его в широкую ладонь Кретьена, тихо произнёс:

— Кретьен, этот крест укажет путь потомкам к трём частям карты, где бы они ни находились. Береги его, — и махнул рукой в сторону крепостной стены, давая приказ начинать движение.

Четыре рыцаря тенями скользнули к западной стене крепости и, закрепив верёвки, стали спускаться вниз. Благополучно достигнув земли, они молча разошлись в разные стороны. И каждый из них уносил с собой часть святой тайны катаров…»

— Я думаю, что про этот крест говорил рыцарь… Только тот, во сне, был целый, а этот как будто разрубленный пополам.

— Нуты, Наташка, даёшь! Тебе же романы писать надо.

— Когда-нибудь напишу, — тихо ответила я.

Время шло. Радиосеанс с заставой прошёл нормально. Как сообщил нам дежурный по заставе, на других участках тоже пока было тихо…

Проснулась я оттого, что Дик натянул поводок и глухо рычал. Я подскочила как ужаленная и сразу увидела их. Пять неясных теней шли по опушке в нашем направлении, хоронясь под сенью деревьев от лунного света. Шли тихо, неторопливо. Как по своей территории. Не было слышно ни разговора, ни шагов. Так ходят хищники. Или тени. Только игра лунного света на воронёной стали автоматов…

Расстояние между нами быстро сокращалось. Казалось, ещё чуть-чуть и можно будет услышать их дыхание. Пора. Стараясь не звякнуть, отщёлкиваю карабин от ошейника. Чёрной молниеносной тенью Дик бросается вперёд. За доли секунды преодолевает оставшееся расстояние… Прыжок — и идущий впереди нарушитель кубарем летит на землю. Теперь пора поработать и нам с Лавром. Как в лихоманке, прыгает у меня в руках автомат. Слева от меня грохочет, как отбойный молоток, автомат моего напарника. Стреляные гильзы с его стороны горячим дождём обрушиваются на меня, больно бьют по лицу. В панике мечутся по поляне непрошеные гости. Пули веером летят над травой, впиваются в стволы деревьев, ударяясь о камни на той стороне опушки, красными и жёлтыми свечами взмывают вверх и исчезают в звёздном небе. Внезапно наступает гробовая тишина, и я понимаю, что патронов в магазине больше нет. Хватаю новый магазин… Пристёгиваю и бегу вперёд, увязая в высокой мокрой от росы траве. Туда, где упал на землю, вцепившись мёртвой хваткой во врага, мой четвероногий друг. Включаю фонарь и вижу, что у Дика, как всегда, всё в порядке. С трудом оттаскиваю пса и, убедившись, что он невредим, — закуриваю. Голова кружится, уши заложены, во рту кисловатый привкус сгоревшего пороха. Кажется, из всех органов чувств функционируют только глаза. Хотя нет. Слух тоже присутствует. Так как ясно слышен грохот подлетающего вертолёта…

14

Утро следующего дня снова началось с неприятностей, что стало, по-моему, уже традицией. Проснулась я оттого, что кто-то энергично тряс меня за плечо. Этот «кто-то» оказался дежурным по заставе Рожковым.

— Ну что опять? — поинтересовалась я, не открывая глаз.

— Пустой вызывает, — сказал дежурный и добавил. — Срочно.

— Вот, блин! А сколько я спала? Минут двадцать?

— Нуты даёшь! Восемь часов с гаком соснула и ещё всем недовольна. Вставай, вставай, а то чем больше спишь, тем больше хочется, — довольно хохотнул Рожков и кинулся обратно в дежурку, где соловьиной трелью заливался телефон.

За три минуты закончив водные процедуры и решив не наводить марафет, я постучалась в кабинет начальника.

— Разрешите войти?

— Вошла уже. Садись. Выспалась?

— Ещё как, — не моргнув глазом, соврала я.

— Полчаса назад на участке нашего отряда опять произошло ЧП, — начал Пустой каким-то уж очень замогильным голосом. — Убит подполковник Гостев…

— Как убит? — не поняла я.

— Выстрелом в висок, — эхом отозвался начальник. — Два часа назад он позвонил мне из комендатуры и сказал, что выезжает к нам… Ещё сказал, что везёт с собой всё, или почти всё, что обещал достать… Баньку, говорит, истопите и шашлычок не забудьте, долг, мол, платежом красен.

— И всё?

— Ещё сказал, что часа через полтора-два будет у нас.

— И…

— Что «и»? Сейчас звонили из комендатуры, сказали, что они выехали вместе с замом по разведке Парамоновым на его уазике. А минут через пятнадцать часовой соседней заставы доложил, что слышит выстрелы. В общем, «тревожная группа» обнаружила в кювете командирскую машину, а на водительском сидении — труп подполковника Гостева с огнестрельным ранением в голову. Парамонова ни живого, ни мертвого не нашли. Кроме личных документов Гостева, никаких бумаг в машине не было. Я уточнил.

— А водитель?

— Водителя, говорят, Парамонов перед этой поездкой отпустил.

— Да. Скверная история. Значит, документы пропали.

— Видно, кто-то очень заинтересован в том, чтобы мы не получили никакой дополнительной информации об острове и подземном ходе. Вам с Лаврушиным точно ничего больше не известно?

— Известно… — и я рассказала начальнику про наши с Димкой «спелеологические» исследования, про Татьяну, про бой с фашистами, про то, как я невольно оказалась по ту сторону границы, как перебралась обратно и про всё остальное.

На некоторое время после того, как я закончила свой доклад, в кабинете повисла тишина. Видимо, начальник обдумывал всё услышанное, а может, размышлял о том, не спятила ли я.

— Значит, если я правильно понимаю, ситуация на участке нашей заставы за несколько последних недель сложилась следующая, — Пустой сделал паузу и задумчиво продолжил. — Мы имеем множество сработок сигнализационной системы на первом участке. Особенно интересны пять из них. Три из которых — без следов нарушения инженерного рубежа, вернее, следы-то наверняка были, но мы не смогли их зафиксировать, а также сработка системы вооружённой бандой на острове позавчера и, наконец, в свете последних событий — сработка учебным нарушителем. Хотя её мы пока отбросим…

— Но… — нетактично влезла я.

— Без всяких «но». Молчи и слушай. Теперь мы знаем, что нарушители уходят с острова подземным ходом. То, что он существует, подтвердилось полностью. И прежде всего тем, что встреченная тобой разведчица оказалась под землёй на довольно большом расстоянии от острова, пребывание её на котором, по-моему, бесспорно. Если, конечно, найденная на острове антенна не принадлежала кому-либо другому. Однако, как подземный ход связывает остров, замок Хродвальда, сопредельную территорию и станцию Болотную? Вы ведь так и не смогли попасть по подземному ходу на остров. Да и выходом на сопредельную территорию, с твоих слов, не пользовались очень давно.

— Но ведь с острова по нам стреляли из немецких автоматов, стрелявшие были в немецкой форме. А там, где я встретила Татьяну, этих автоматов стоит несколько ящиков. Это не просто ход. Поймите же, наконец, я, вне всяких сомнений, каким-то образом оказалась в тридцать девятом году!

А потом также беспрепятственно вернулась обратно. Этому должно же быть какое либо объяснение? Да и ход-то мы пока до конца не обследовали. Сначала эта яма с решёткой, потом всё остальное…

— Значит, существует переход во времени, связывающий наше время с прошлым? А может, всё проще? В подземелье за столько веков могло скопиться огромное количество какого-либо газа, который и вызвал появившиеся у тебя галлюцинации? В конце концов, с войны там осталось много ящиков с различными военным снаряжением. Может, в каком-то ящике банка с галлюциногенным газом протекла? Ведь могло так быть? Вот. Главное — успокойся и не кипятись. Теперь дальше. Я думаю, что раньше этот ход соединял хутора. Ведь станция стоит практически на месте старого хутора.

— Входом в лесу у станции воспользовались те, кого видела Наташка около аварийной стоянки, а встретились они с неизвестными в нацистской форме уже на острове. Причём, и для одних и для других это было полной неожиданностью. По времени полное совпадение, — потом усмехнулась:

— Одни в тридцать девятом, другие в восемьдесят седьмом. Как тут не встретишься! — грустно констатировала я.

— Совершенно ничего не понятно. Но тут есть ещё одно, не менее важное, совпадение. Время перехода вооружённой банды в гражданской одежде на остров и сработка системы учебным нарушителем также сходятся чуть ли не по минутам.

— Так значит, водитель Парамонова не случайно был так упорен в своём стремлении дойти до границы?

— Ну уйти за границу он, скорее всего, не собирался, а вот задержать тебя с собаками как можно дольше… Вполне вероятно.

— Знаете, что я думаю? Я считаю, что нас тогда на острове не запеленговали. Это было просто невозможно, а узнали о том, что мы с Лаврушиным сидим на острове в «секрете», скорее всего, от подполковника Парамонова.

— Но это довольно смелое предположение…

— Смелое оно или нет, но сами посудите — везде всплывает Парамонов. О «секрете» на острове вы ему докладывали. Он передаёт эту информацию кому-то ещё, и вся наша затея летит к чертям собачьим. Они просто оповещают об опасности своих людей на нашей территории условным сигналом с помощью сигнальных ракет, и переход через границу отменяется. А поскольку со дня на день выпадет снег и переход будет невозможен, то Парамонов решается на отчаянный шаг. Пускает учебным нарушителем своего водителя. Остаётся догадываться, какими инструкциями он его снабдил, если тот вёл себя, как сумасшедший. И пока я, как последняя дура, гоняюсь за липовым нарушителем, они пытаются перебросить груз на острове. Что им и удаётся.

— Похоже, похоже… Видимо, всё-таки Парамонов что-то узнал про намерения Гостева… А может, просто увидел, что за «подарок» вёз нам подполковник. Получается, он поспешил отделаться от Гостева и захватить документы. В общем, бред сивой кобылы.

— Почему бред?

— Да потому что непонятно, зачем вообще городить такой огород. Ты же сама понимаешь, что груз гораздо легче перебросить на сухопутном участке границы. Да и не верится как-то, чтобы заместитель коменданта пограничной комендатуры по разведке оказался предателем.

— Всё правильно, только это верно при условии невозможности пересечения границы под землёй. А теперь, когда мы узнали о существовании подземного хода, представления о целесообразности изменились в корне. Однако им всё равно приходиться передвигаться по поверхности сначала у станции Болотная, а потом — на острове. Так что, как говорится, снег — единственная наша надежда.

— Конечно. Сегодня ночью перекроем все возможные направления «секретами». И если они сунутся ещё раз… Если только уже не поздно… — капитан схватил трубку телефона. — Соедините меня с Коноваловым. Жду.

— А что, — начала я, но Пустой сделал упреждающий жест рукой, и я умолкла.

— Здравствуйте, Геннадий Васильевич, — я поняла, что Пустой разговаривает с начальником соседней заставы. — Ну что нового по Гостеву? Пока ничего? А след проработали от уазика до границы? Да ладно, не обижайся, я просто так спросил, — капитан ещё некоторое время слушал, потом положил трубку и воззрился на меня.

— Что-то не так? — вырвался у меня вопрос.

— Да нет, как раз всё так, как и следовало ожидать. От уазика до границы вёл всего один след. Судя по всему, за кордон ушёл не кто иной, как сам Парамонов. Если ещё и баллистическая экспертиза подтвердит, что пуля, повлекшая за собой смерть Гостева, выпущена из табельного пистолета Парамонова, значит, всё замкнётся на нём. Только всё равно ума не приложу, зачем ему это было нужно.

— Вероятнее всего, мы об этом так и не узнаем. Если Парамонов решился на такой шаг, как устранение Гостева и уход за кордон, значит, всё, что им было нужно, уже сделано… И мы с вами, товарищ капитан, на этот раз, извините, — в глубокой заднице.

Начальник заставы как-то странно посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на окно. Я тоже повернула голову… За окном огромными хлопьями падал первый в этом году снег…

15

Внезапно зазвонил телефон, и я даже вздрогнула от неожиданности. Пустой схватил трубку:

— Товарищ полковник, докладывает капитан Пустой. На участке заставы без происшествий, — отрапортовал начальник и, зажав трубку рукой, сказал. — Наташ, иди, отдыхай, после переговорим.

Я медленно вышла из канцелярии, взяла у дежурного письмо из дома и побрела на питомник.

Настроение несколько улучшилось. Сзади скрипнула дверь, и в помещение, пропустив вперёд себя вихрь морозного воздуха, протиснулся Пустой и начал сосредоточенно смахивать с камуфлированной куртки снег, при этом не говоря ни слова. Это продолжалось довольно долго. Наконец, начальник закончил и повернулся к двери. Я подумала, что он собирается уйти, так и не решившись сказать что-то важное. Но капитан протянул руку не к ручке двери, а к выключателю, и повернул его. Маленькое прокопчённое помещение питомника погрузилось во мрак. Скрипнул рядом со мной стул, и я скорее почувствовала, чем увидела, что Пустой что-то мне протянул. Это что-то блеснуло в свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь дырявые шторы, и приобрело очертания бутылки.

— Водка? — задала я глупый вопрос.

— Стаканы найдёшь? — вопросом на вопрос ответил мне начальник каким-то осипшим постаревшим голосом.

— Товарищ капитан, а что случилось? — дрогнувшим голосом пробормотала я.

— Ничего не случилось. Подполковника помянем, да и тебе, кажется, какие-то железяки на днях вручили. Вот и обмоем.

Я, не веря своим глазам, а скорее — ушам, взяла два стакана и пододвинула их к начальнику. Торопливо вспорола штык-ножом банку с тушёнкой. Он разлил.

— Ну, будем, — произнёс он незамысловатый, но такой ёмкий на границе тост.

Выпили, помолчали. Снова забулькала в мутных стаканах огненная вода. Стукнула донышком об пол пустая бутылка…

— Давай, за Василия Степановича. Земля, как говорится, пусть будет пухом, — Пустой, одним махом опрокинув стакан, занюхал рукавом бушлата. Подошёл вплотную и, молча притянув меня к себе, крепко поцеловал прямо в губы. Я задрожала всем телом и стала судорожно расстёгивать на себе пуговицы…

Когда всё закончилось, начальник помолчал немного, видимо размышляя, говорить или не говорить. Потом внимательно посмотрел в мою сторону и произнёс:

— Завтра на «дембель» поедешь, приказ подписан сегодня. На боевом расчете ещё скажу. Проводим тебя домой как положено, — потом сделал паузу и добавил. — Или останешься здесь без меня?

— Конечно, нет. А ты?

— А я… Снова в Афган, бумаги, оказывается, уже готовы, — коротко ответил он. Как плюнул.

Сказал, и, не дождавшись ответа, повернулся и, торопливо одевшись, быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Я встала и, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу, долго смотрела ему вслед, пока тёмную фигуру начальника заставы не скрыла от меня снежная пелена…

Часть вторая Московские пасторали или пляски с дьяволом

1

Август 1990

Прошло почти три года с тех пор, как я успешно, хотя и не по своей воле, дембельнулась из Вооружённых Сил СССР и вернулась домой. К описываемому моменту я успела окончить три курса второго медицинского института, выйти замуж и развестись, завести собаку и много чего ещё, чем так щедра гражданская жизнь. В общем, студенческая жизнь текла, заставляя меня окунаться с головой в водоворот страстей и событий. Поездки с сокурсниками на Кавказ и в Карпаты, захватывающие походы в Ново-Афонские пещеры в Абхазии, скалолазание по Карадагу — летом, а лекции, семинары, коллоквиумы, экзамены, пивная на юго-западе «Ракушка», регулярные рейды в институтском оперотряде — в остальное время года, не располагали к грустным воспоминаниям. Гнали их прочь. И я всё реже и реже стала вспоминать нашу пограничную заставу и то, что было с ней связано. Только иногда, уединившись на даче в глухой деревне в Калужской области, я вспоминала обо всём. И сердце сразу наполняла необъяснимая тревога, которая не уходила потом несколько дней, не давая покоя. Единственным человеком, которому я рассказала всё, был отец. Но это было уже давно. И больше к этой теме мы не возвращалась. Хотя во снах я снова и снова видела грустные глаза капитана Пустого, которому предстояло ехать утром в отряд вместе со мной, где ему и подписали документы на очередную командировку в Афганистан. Вновь мне слышалось, как, предчувствуя наше скорое расставание, выли на питомнике Дик и Петти. И, конечно же, мне не давали покоя останки отважной разведчицы, покоящиеся в подземелье замка Хродвальда. Временами я чувствовала непреодолимое желание бросить все дела, сесть на поезд и мчаться к нашей северной границе. Зачем? Я и сама не могла объяснить этого. В противном случае я, наверное, так бы и поступила. Но с возвращением из деревни в Москву тревога постепенно уходила и я успокаивалась. Наверное, так продолжалось бы и дальше…

До тех пор, пока воспоминания совсем не стёрлись бы из моей памяти. Но…

2

В это солнечное июльское утро я сидела у раскрытого окна мчавшейся в сторону Калужской области электрички. И, прихлёбывая прямо из узкого горлышка холодное сухое вино, разглядывала в упор наглого молодого человека. Парень сидел напротив меня и совершенно открыто пялился на мои стройные ножки. Не скрою, что изредка и с деланным равнодушием я тоже посматривала в его сторону, а он, в свою очередь, то и дело бросал на меня оценивающие взгляды. Не знаю почему, но меня это веселило. Надо сказать, что по абсолютно необъяснимым для нормального человека причинам меня веселило в это утро всё. Хотя радоваться как раз-то особых причин и не было. Так прошёл, наверное, час нашего совместного путешествия. На исходе примерно шестьдесят пятой минуты красавец всё-таки решился осведомиться:

— Молодая леди находит в моём внешнем виде что-то смешное?

— В Вашем? Помилуйте, сударь! Скорее в своём, — сказала я и тут же задала, как это всегда бывает, глупейший вопрос:

— Вина хотите? Холодного?

Он, конечно же, хотел. Ещё бы не хотеть холодненького. В такую-то жару. Но стеснялся. А может, и побаивался. Сами знаете, как опасно в наше время заводить знакомства в электричках, да ещё с человеком, который без видимых причин прямо надрывается от хохота. А смех без причины, как известно, — признак… Но я всё-таки настойчиво протянула ему пластиковый стаканчик с вином и сказала первый тост, который ему сразу очень понравился. Сколько живу на свете, столько убеждаюсь, что так устроено большинство людей. Почему-то у них от сознания того, что кому-то рядом ещё хуже, чем им самим, значительно поднимается настроение.

— Давайте выпьем за самого несчастного человека на свете! — провозгласила я и плеснула себе в глотку добрую порцию «Алиготе». Потом рванула красочную обёртку «Сникерса» и галантно протянула угощение соседу.

— Насколько я понял, самый несчастный человек — это Вы? — осведомился он, прожевав кусочек заморского шоколадного чуда. — Что-то не похоже.

— Как это не похоже? — возмутилась я. — Во-первых, вчера за хроническую неуспеваемость меня выперли из медицинского института, к счастью, не навсегда, а с правом восстановления через год. Правда, должна вам поведать, это, увы, не было для меня неожиданностью. Я человек гордый и сразу сказала себе, что если декан нашего факультета не возьмёт свои слова обратно, то мне придётся покинуть институт. А он, как Вы догадываетесь, и не подумал этого сделать.

— И что же такого страшного сказал ваш декан?

— Дословно следующее: «Боюсь, вам придётся покинуть наш институт».

После этих слов молодой человек заразительно рассмеялся, а я невозмутимо продолжала:

— Во-вторых, всего каких-нибудь три часа назад меня выгнал из дома, правда своего, мой последний гражданский муж. Согласитесь, что принимать такие радикальные меры к человеку, слегка пригубившему огненной воды, — просто паскудство. Тем более, что у меня для этого ужасного поступка был повод.

— Ну, конечно, все так говорят!

Видимо, пригубила я вчера всё-таки лишнего, ибо всегда стеснялась заводить знакомства в общественном транспорте, а тут вдруг попёрла на несчастного, как танк:

— А как Вас зовут? Теперь Вы всё про меня знаете, а я про Вас — ничегошеньки, — вконец обнаглела я, доставая из пластикового пакета с изображённой на нём полуголой красоткой ещё одну бутылку.

— Антон, — певуче проговорил он и собирался что-то добавить, но замолчал.

Представьте себе — вино застряло у меня в глотке. Эффект был поразительный. Молчание наше скорее напоминало сцену из кинофильма «Покровские ворота». Дело в том, что моего первого мужа тоже звали Антоном, и я была сыта, как говорится, им по горло. Что впрочем, несмотря на нехорошие предчувствия, промелькнувшие у меня в голове, не ослабило моего интереса к данной особе. Уж не знаю, что заставляет женщин снова и снова бросаться в омут, но в данном конкретном случае видимо вино и жара сделали своё коварное дело. Только так я могу объяснить мои дальнейшие безрассудные поступки. Короче говоря, на мою не слишком любезную мимику Антон, к счастью, не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят созерцанием чего-то или кого-то в боковом проходе.

— Наташа, — также представилась я, отвлёкшись от бутылочной пробки, которую тщетно пыталась протолкнуть внутрь, и проследила за его взглядом. В проходе прямо перед нами стоял — «целый цыганский табор»! Но мне было не до него. До конечной станции Малоярославец оставалось совсем мало времени, а ещё надо было закрепить успех. Сидеть на даче одной сегодня мне не хотелось. Тем более, что подвернулся такой мачо. Антон мне чертовски понравился, и если бы ещё удалось заманить его к себе на фазенду… Естественно, без всяких гнусных намерений!

Тут ко мне, весьма некстати, обратилась проходящая мимо цыганка:

— Позолоти ручку — всю правду скажу.

Уж не знаю почему, но при обилии вокруг других потенциальных жертв абсолютно все без исключения цыганки предпочитают обращаться с подобными предложениями именно ко мне. Наверное, на фоне окружающих я выгляжу наиболее глупо. Обидно, конечно, но такова суровая действительность. После того, как меня несколько раз самым бессовестным образом облапошили, один знакомый молдаванин, «дока» в такого рода делах, объяснил мне, как себя вести. Главное — ни при каких обстоятельствах не вступать с цыганками в разговор. Заговоришь с ними — пиши пропало, не отвяжутся. Поэтому я поспешно отвернулась. Наверное, даже чуть быстрее, чем требовала от меня в данный момент элементарная вежливость. Цыганка замолчала, но не успела я вздохнуть с облегчением, как её оборванные детишки потянули ко мне и моему новому знакомому свои чумазые ручки. Конечно, мне было их жаль, но я помнила строгий наказ старого молдаванина. И первые несколько секунд держалась, как последний дот Брестской крепости… И всё же достала какую-то мелочь из кармана и дала каждому ребёнку по монетке.

Чёртова идиотка, хотела выглядеть великодушной в глазах сидящего напротив парня. За что моментально и поплатилась…

Не успела я оглянуться, как эта старушенция в цветастой юбке и таком же платке вырвала у меня из головы волос и положила его на невесть откуда появившееся в её руках маленькое зеркальце. От такой наглости я, естественно, на некоторое время потеряла дар речи. Цыганка же, бросив мимолётный взгляд на волос, помолчала секунду и вдруг как-то неуловимо изменилась в лице. Потом неожиданно забрала у детей мелочь, которую я им дала, положила рядом со мной на дерматиновое сидение и, ни слова не говоря, пошла прочь. Тут я обалдела окончательно. Забыв о прекрасном спутнике, я бросилась за цыганкой и нагнала старуху уже в тамбуре.

— Что хочешь, молодая и красивая? — как-то странно спросила она, не оглядываясь.

— Что Вы там увидели? Скажите! Вот — деньги, — почти вскричала я.

Никогда не думала, что я такая впечатлительная, но в данный момент меня почему-то трясло, причём как в лихоманке, наверное, от жутких предчувствий.

— Приедешь домой, — замогильным голосом начала она, — найдёшь любимого человека мёртвым. И семь лет будешь одна… Всё, больше ничего не скажу. А деньги свои — себе оставь, — сказала и пошла дальше как ни в чём не бывало.

Я, как в полусне, добрела до своего места и, сделав большой глоток из горлышка, тяжело плюхнулась на жёсткое сидение.

— Ну вот, только познакомишься с приятной девушкой, как выясняется, что она обычный алкоголик, — откуда-то издалека долетел до меня весёлый голос нового знакомого.

— Почему алкоголик? — не поняла я.

— Потому что пьёшь одна, а мне не предлагаешь, — внезапно перешёл он на «ты». — Вот и выходит…

— Возьми, — торопливо сказала я и протянула ему бутылку. Он тоже, как и я, глотнул прямо из горлышка и поинтересовался:

— И что такого эта старушенция тебе там накаркала?

Я удивлённо посмотрела него: «Развитие наших отношений, судя по всему, резко набирало скорость. Впрочем, то, что у него от вина на такой жаре чуть закружилась голова, ещё ни о чём не говорит», — и поведала суть моих тревог.

— Чепуха, — поставил он уверенный диагноз. — Плюнь и забудь, — добавил и снова потянулся за бутылкой.

Вскоре мы с ним неплохо поладили и уже через каких-нибудь два часа любовались красивейшим озером с крыльца моей дачи. Я сбегала к знакомым рыбакам и взяла по вполне нормальной цене свежей рыбы и заднюю часть кабанчика, забежала на почту и позвонила в Москву. А, убедившись, что там всё в порядке, несколько повеселела. Ну а потом вообще всё было просто замечательно. Вскоре над нашими головами ярко засияли крупные звёзды, а запахи ухи и шашлыка приятно щекотали ноздри. Ну а уж когда костёр совсем потух, и я увлекла Антошку в дом, где он бесцеремонно опрокинул меня на широкую кровать, тревоги мои рассеялись окончательно.

В эту ночь мне приснился страшный сон. Как будто мы с мамой сидели на даче в саду. А кругом лежал пушистый глубокий снег. Темнело. И мы вели неспешную беседу. Вдруг я краем глаза увидела, как с крыльца быстрым шагом сошёл папа в ослепительно белом длинном плаще с мальтийским крестом и кроваво-красным подбоем и, не оглядываясь, пошёл вглубь уже совсем тёмного сада. Мы окликнули его, но он, не оборачиваясь, поспешил прочь. Когда он скрылся в темноте, я вскочила и хотела было бежать за отцом, но остановилась, не сделав и шага. На снегу, по которому он прошёл, не осталось ни единого следа. Глубокий снег по-прежнему был девственно чистым и нетронутым… Проснулась я в холодном поту и долго с бешено колотящимся сердцем лежала с открытыми глазами. Рядом зашевелился Антон и, повернувшись, нежно обнял меня, крепко прижавшись всем телом. Снова тёплая волна захлестнула меня, и я утонула в каком-то спокойном и добром сне.

3

Этого дня мы с нетерпением ждали всей семьёй. Сегодня наконец-то должен был приехать папа. Дело в том, что он работал, как бы это сказать… В общем, в компетентных органах. И годами пропадал за границей — то в Японии, то в Китае, то вообще чёрте где. Работа у него, понятное дело, была секретная, и папа о ней почти ничего не рассказывал. Так что, кроме как о его занятиях восточными единоборствами, из него было не вытянуть ни слова. В Японии отец занимался в школе карате, основанной самим Брюсом Ли, и имел какой-то высокий дан. Но, к моему стыду, я в этом не очень разбираюсь. Правда, мы с мамой и сестрой о его работе особо и не спрашивали. На этот раз его не было в Союзе больше года, мы все очень соскучились и готовились к встрече. И вот наконец раздался долгожданный звонок в дверь.

После поцелуев и традиционной раздачи заморских подарков, торопливого обмена самыми важными новостями и, наконец, сытного и обильного ужина, мы с отцом вышли покурить.

— Помнишь, ты мне рассказывала про подземный ход? — неожиданно, без всякого перехода, спросил меня отец, едва мы оказались на лестничной клетке.

— Конечно, помню. А что? — я едва не поперхнулась дымом от неожиданности.

— Да так, человек один интересуется, — неопределённо ответил отец.

— Из вашей конторы?

— Можно сказать и так. Хотя это тебе знать и не обязательно.

— Хорошо, — согласилась я. — А дальше?

Отец прикурил новую сигарету и внимательно посмотрел на меня. Внимательно и скорее даже как-то оценивающе, будто бы решая — стоит или нет продолжать разговор. Сделав пару глубоких затяжек, он, похоже, решился:

— Ты слышала что-нибудь о Мальтийском ордене?

— Ты имеешь в виду Орден Святого Иоанна Иерусалимского?

Отец недовольно поморщился и, не удостоив мой, по-видимому, глупый вопрос ответом, сразу перешёл к делу:

— Итак, как тебе известно, на участке вашей заставы есть развалины старого замка и целая сеть разветвлённых подземных ходов. Так вот, место это вдруг снова привлекло пристальное внимание… кого бы ты думала? Правильно, германской разведки. Хотя территория СССР в последнее время не была в зоне их особых интересов, им бы со своими проблемами разобраться. Особенно на фоне грядущего объединения ФРГ и ГДР. Так что, по идее, им сейчас не до нас. Поэтому в свете последних политических событий вся эта возня вокруг наших приграничных территорий на северо-западе нас очень напрягает. Конторой был проведён ряд оперативных мероприятий, и выяснилось, что цель наших «друзей» — какие-то реликвии, которые, по некоторым сведениям, как раз и находятся до сих пор в развалинах того самого замка. Среди них старинный меч, предположительно одного из Великих Магистров Ордена Тамплиеров. Как реликвия оказалась в развалинах, пока неизвестно. Если, конечно, не воспринимать всерьёз легенду о твоём одноруком рыцаре.

— И зачем этот меч им понадобился?

— Тут вообще тёмная история. По разным непроверенным данным, в замке якобы находится чуть ли не коридор, по которому можно перемещаться во времени. Так что твоя встреча с немцами в подземелье замка очень смахивает на реальное путешествие в прошлое. По крайней мере, именно так это прозвучало в отчёте наших аналитиков. Представляешь, какая волна поднялась? В общем, сейчас создана особая оперативная группа, руководство поручено генералу Тарасову. Нуты его знаешь. В связи с этим меня и интересует всё, что тебе известно об этом месте — личные впечатления, версии, догадки.

— Да, впечатлений хватает. Но, честно говоря, даже не знаю, что и сказать. Тогда мы были на сто процентов уверены, что на участке нашей заставы существует коридор по переброске наркотиков. А оказывается… У меня переход во времени получился сам собой. Никаких особых действий я не предпринимала. Просто свернула не в тот проход. Вот и всё. А потом также вернулась обратно. Я, честно говоря, думала, что это какая-то геологическая аномалия. А тут получается коридоры времени?

В этом я точно ничего не смыслю. Интересно, что говорят физики? Это же совсем другая епархия, так сказать, и как следствие — абсолютно другие методы ведения расследования. Или я чего-то не понимаю?

— Ну, методы-то у нас всегда одни и те же, — отец недобро усмехнулся. — По последним данным, которыми якобы располагают наши оппоненты, перемещения во времени вполне возможны. Но пока только с помощью этого древнего меча. И надо же было такому случиться, что реликвия эта находится в замке на участке именно вашей пограничной заставы. Больше ничего толком неизвестно. Хотя вполне вероятно, что за рубежом существуют ещё какие-то силы, кроме немцев, также заинтересованные в этой штуковине. Думаю, попытки найти и завладеть реликвией будут продолжаться. Тем более, как я понимаю, вещица эта не большая и вывезти её на сопредельную территорию достаточно просто, — вздохнул отец.

— Сколько времени прошло, а вы только зашевелились. Что-то опять случилось?

— Дело в том, что после твоего увольнения в запас попытки пересечения границы на первом участке практически прекратились, потому никто столько времени и не дёргался. Но неделю назад сработки сигнализационной системы на первом участке возобновились. Именно поэтому меня срочно вызвали в Москву. Генерал Тарасов попросил меня допросить тебя по этому делу, так сказать, в неофициальной обстановке.

— Но я никакого меча в глаза не видела. Говорю же, всё произошло само собой! Ты что, мне не веришь? А может, в слово «меч» наши «друзья» вкладывают какой-то абсолютно другой смысл? Возможно — это кодовое название операции по созданию секретного оружия. Ведь мы с тобой точно знаем, что немцы там серьёзно ещё во время войны копошились. Вполне может быть, что именно из архивов Третьего рейха и стало известно о местонахождении реликвии.

— Речь идёт именно об антикварной вещице длиной не более полутора метров. Это вне всякого сомнения. И вот этот самый меч в 1939 году немцы наверняка нашли и даже, судя по твоему рассказу, провели весьма удачные экспериментальные попытки по перемещению во времени. Однако, странно, что на этом всё и закончилось! Почему немцы не вывезли меч в Германию? Страшно даже подумать, что было бы, имей фашисты в своём распоряжении такое оружие в тридцать девятом. Да и в наше время этот меч способен натворить бед. Так что, сама понимаешь, наше ведомство прямо на ушах стоит.

— Я думаю, меч не вывезли только по одной причине. С большой долей вероятности портал во времени открывается только в развалинах замка. Хотя вполне возможно, что на Земле есть ещё подобные места. Об этом, кстати, сейчас много говорят по телевидению и пишут в газетах, но об этом фашистам, к счастью, наверняка было неизвестно. А вообще, нам всем нужно сказать большое спасибо отважной разведчице Татьяне.

Если бы не она, то весь мир бы перевернулся. А насчёт остального мои познания в этой области более чем скромны. Если речь идёт действительно об одном из Великих Магистров Ордена тамплиеров, то из истории нам известно, что Орден тамплиеров или «Храмовников» возник после Первого крестового похода. В 1118 году девять рыцарей создали орден, совмещающий в себе и монашеское, и рыцарское начала. Они также дали обет целомудрия и бедности. Основатели ордена Гуго и Готфрид имели всего одну лошадь на двоих — факт, увековеченный в печати Ордена, на которой имеется изображение двух рыцарей на одном коне. А в конце двенадцатого века они были так могущественны, что короли и те считались с ними. Говорят, даже Ричард Львиное Сердце, умирая, сказал: «Я оставляю скупость цистерцианским монахам, роскошь — монахам нищенствующим, а гордость — тамплиерам». Вот, пожалуй, и все мои познания в этом вопросе. Ну а что думают в вашей конторе?

— Нам пока зацепиться не за что. Подземелье обследовали. Теперь в конторе ломают голову над останками двух солдат вермахта, смерть которых наступила в результате огнестрельных ранений пулями калибра 5,45. А проще говоря, убиты они были из современного автомата Калашникова. Сам автомат не обнаружен. К сожалению, кроме этих останков, ничего интересного больше не нашли. Остальные обнаруженные скелеты имели характерные повреждения осколками немецкой гранаты М24 времён Второй мировой, — отец по привычке пригладил волосы на затылке. — Такие вот, Наташка, дела. Первый раз, наверное, за всю историю наша контора гоняется за призраками двенадцатого столетия.

— Ничего себе призраки! А насчёт пуль калибра 5,45 даже не парьтесь. Это я пару фрицев завалила. Дала одну очередь после того, как они кинули гранату. Кстати, если бы вы лучше искали, то непременно нашли бы автомат Лаврушина, который он утопил в яме-ловушке, — не удержалась я от ехидного замечания. — И ещё, именно Татьяна бросила немцам обратно их смертоносный гостинец. Так что остальные убитые фрицы — на её счету. Хотя подожди. Если ты утверждаешь, что место боя нашли тогда буквально в метрах десяти в правом проходе, вы должны были наткнуться на останки разведчицы.

— Больше в подземном ходе ничего найдено не было.

— Этого не может быть! — воскликнула я.

— Так, по крайней мере, написано в рапорте и протоколе осмотра. Сам я, как ты понимаешь, там не был. Но я обязательно ещё раз проверю.

— Но Татьяна не могла далеко уползти с таким тяжёлым ранением! Ей весь живот разворотило. Когда я вытащила из ямы Лаврушина, то сразу вернулась. Ну может, минут двадцать прошло. Но тоже ничего не нашла. Там этих ходов — уйма.

— Может, немцы с собой уволокли, теперь сложно разобраться.

— Ага, своих бросили, а её утащили? Зачем? Когда я оставила её одну, она уже умирала. Это я тебе как медик говорю. Ладно пошли в квартиру, а то мама, наверное, заждалась. Всё наглядеться на тебя не может.

— Сказал проверю, значит — проверю. Главное сейчас — где этот пресловутый меч? Эх, встретиться бы и хорошенько потолковать обо всём этом с вашим Парамоновым. Та перестрелка на острове была между головорезами из «Аненербе» и его людьми, точно тебе говорю. И наше счастье, что они друг друга перестреляли. А то немцы так и шастали бы туда сюда, — сказал папа и налил ещё по одной, когда мы опять вернулись за стол. — И ещё неизвестно, чем бы это всё закончилось. Представь себе на минуту, что было бы, если бы они внезапно напали на пограничный наряд и уволокли в свой 1939 год пару автоматов Калашникова. Страшно представить. Так что вашему Парамонову в определённом смысле надо сказать спасибо.

— Ну насчёт «спасибо» предателю это ты перегибаешь. Разведчица Татьяна — это совсем другое дело. Вот кого нужно благодарить. Кстати, личность её установить по архивам не пробовали? Что за разведгруппа была отправлена на остров? Неужели никаких концов не осталось?

— Пока ничего конкретного нет. Мы направили запрос в спецархив. Возможно, там и сохранились какие-то установочные данные по составу разведгруппы.

— А помнишь, дед рассказывал про свою первую жену Катю? Её ведь тоже забросили в эти места и примерно в то же самое время. Я, честно говоря, когда нашла на сосне закидную антенну от рации, была уверена, что мы нашли место, откуда вела передачу данных Катерина. Но та девушка в подземелье назвалась Таней, значит и антенна принадлежала скорее всего ей.

— Ну, разведгрупп могло быть и несколько. В то время это часто практиковалось. Как только терялась связь с одной группой, немедленно отправляли следующую.

— А Парамонова, насколько я понимаю, вы до сих пор не нашли? Я думала, что ваша контора такого не прощает.

— Не прощает. Ищем, но следов никаких. Скорее всего, у него были безупречно сделанные документы на другое имя. Именно, безупречные, а может, даже и настоящие, раз он нигде до сих пор не засветился.

— А ты надолго в Союз? — спросила я.

— Не знаю, как получится. Может, недели на две-три. Но сколько бы я ни пробыл здесь, а также в моё отсутствие… В общем, хочу тебя предупредить — вижу, как у тебя глазки-то заблестели — никому, никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывай об этом нашем пьяном разговоре. Поняла? — резко спросил отец и в упор посмотрел на меня абсолютно трезвыми глазами, сделав особый акцент на слове «пьяном».

В ту ночь мне снова приснился страшный сон.

— Сэр, что делать с пленником? Он молчит.

Крестоносец внимательно посмотрел на стройную фигуру юноши. Капюшон его балахона сполз с головы, спутанные кудри цвета спелой пшеницы обрамляли красивое загорелое лицо.

— Это один из «посвящённых». На костёр его.

Ни один мускул не дрогнул на лице юноши. Двое крестоносцев подхватили его под руки и поволокли в сторону пылающих в поле костров.

— Эндрю, мы захватили пленника вместе. А при нём было только это.

На широкой ладони рыцаря тускло блеснул золотой медальон в виде мальтийского креста, украшенный рубинами.

— Друг, ты прав, поделим имущество по-братски, — с этими словами крестоносец положил медальон на плоский камень и, взмахнув мечом, разрубил его на две части…

4

Как-то вечером раздался звонок в дверь. Я открыла. Оказалось, это курьер — принёс отцу билет на самолёт. Папу вызывали на работу. Однако в назначенный день отец наотрез отказался лететь, заявив, что у него есть дела и поважнее, и попросил меня сдать билет. На следующий день курьер снова принёс билет. Но на этот раз папа заявил, что не долетит и что, вообще, пусть они все катятся к чёрту со своей Японией. Билет опять пришлось сдать. Так продолжалось три дня. Наконец позвонил сам генерал Тарасов и сказал маме, что следующий понедельник — крайний срок. И если папы не будет в понедельник ровно в 18:00 на борту рейса до Токио, то его ждут большие неприятности. После этого звонка между моими родителями состоялся очень крупный разговор, после которого отец несколько успокоился и согласился лететь. Однако на следующее утро с отцом случилось вообще что-то странное. Я, проснувшись, брела в ванную, когда отец затащил меня на кухню и, прижимая палец ко рту, зашептал:

— Только не говори громко. Они нас слушают.

— Кто? — спросонья не поняла я.

— Они, — пробормотал папа и, совершенно дико сверкнув глазами, метнулся на балкон. Выглянул наружу. Потом с воплем «Они уже у подъезда!» бросился в свою комнату. Послышалась возня с ключами. В руках отец держал толстую тетрадь в зелёном коленкоровом переплёте.

— Возьми и спрячь. Ни при каких обстоятельствах, слышишь, что бы ни случилось, никогда и никому не говори, что у тебя есть эта тетрадь!

Я, так и не проснувшись окончательно, машинально взяла тетрадь и, забравшись на табурет, не раздумывая, сунула её в большую коробку из под телевизора, которая пылилась на антресоли. В ней мы хранили ёлочные игрушки. Выглянув на улицу, я убедилась, что в это раннее утро сквер перед домом и всё пространство перед подъездом были пустынны. Я бросилась в комнату отца. Он стоял у окна, спрятавшись за занавеской, и что-то бормотал. В руках он держал свой наградной «Макаров». Тут мне уже стало страшно по-настоящему. Проснулась мать. Отец ринулся к ней, крича на ходу:

— Прячьтесь у соседей! Я вас прикрою! Спрячьте эти записи и никому не верьте! Вы не знаете, что они хотят со мной сделать… Но я не поддамся! Я им не Федька! Я не полечу, не полечу, не полечу…

Мы с мамой принялись успокаивать его. Говорили, что во дворе никого нет. Предлагали поесть, выпить чаю, коньяку. Никакого эффекта. Потом, видя, что он немного успокоился, попробовали отобрать у него пистолет. Не тут-то было. Отец закричал что-то насчёт того, что мы с мамой тоже с ними заодно, и опять рванул на кухню. Мы с матерью метались по квартире, не зная что делать. Во-первых, у него в руках был боевой пистолет, а во-вторых, сами понимаете, стоило только вызвать врачей или кого-либо ещё, и на его работе можно было поставить жирный крест. Мать наконец присела на краешек кресла и заплакала навзрыд. «Теперь придётся успокаивать обоих», — обречённо подумала я и помчалась на кухню за стаканом воды для мамы, надеясь, что в собственную дочь отец стрелять не будет. То, что я увидела там, — поразило меня. Отец почти совершенно невозмутимо сидел за столом и… пил чай. Я оторопело остановилась. Он поднял на меня спокойные глаза и сказал:

— Они ушли. Теперь надо идти в милицию. А то они угробят и меня, и вас всех, — и потянулся за пистолетом.

Я отшатнулась. А он усмехнулся и сказал:

— Дурочка ты. У меня же дороже вас с мамой нет никого на свете, — потом всё-таки взял пистолет и, опустив голову, поплёлся в свою комнату, где продолжала навзрыд плакать мама.

В милиции отца внимательно выслушали. Естественно, отец умолчал о том, где работает, назвавшись сотрудником одного из министерств.

Потом «опер» задал нам с мамой несколько дежурных вопросов насчёт запоев и возможности употребления нашим папой различной наркотической гадости, типа ЛСД. Получив категорически отрицательный ответ, «опер» развёл руками и сказал, что попробует во всём разобраться. После чего поднялся из-за стола, явно давая понять, что разговор окончен.

Несколько дней до пятницы прошли вполне спокойно, и мы все вспоминали недавнее происшествие, как ужасный сон. Однако в пятницу папа так напился, что учинил скандал, в конце которого поведал нам с мамой, что был бы несказанно рад, если бы мы свалили на дачу и больше не отсвечивали в городской квартире. Само собой разумеется, мы обиделись. После чего погрузились в машину и отправились в деревню. Вдогонку папа крикнул что-то насчёт того, чтобы раньше, чем его самолёт оторвётся от земли, мы не возвращались.

5

…Я перебралась по подземному переходу на другую сторону Волоколамского шоссе, и тут со мной чуть не столкнулась какая-то хрупкая женщина средних лет. Ну, знаете, как это бывает: делаешь шаг в сторону, а тот, с кем хочешь разойтись, шагает туда же. Ты опять в сторону, ну и он — в ту же. Так и не можешь разойтись с человеком. На это раз мне всё-таки удалось избежать столкновения, и я продолжила свой путь. Но, на моё удивление, женщина окликнула меня по имени. Я обернулась. Женщина смотрела на меня во все глаза и молчала. Тогда я подошла к ней поближе. Первое, на что я обратила внимание, — так это на пару внимательных тёмных глаз, смотрящих на меня сквозь огромные очки с толстыми линзами. На вид ей было лет пятьдесят, приятное лицо, светлые волосы, схваченные сзади в пучок чёрной аптекарской резинкой. Под мышкой женщина еле удерживала сложенную, но всё равно показавшуюся мне огромной, спелёнатую скотчем детскую кроватку.

— Наташа! Ой как Вы изменились! И Леночка моя тоже повзрослела. Замуж еле отдала. За одноклассника вашего — Пашку Комарицкого. Что за девчонка! Погуляет с парнем недельку и всё — говорит, разонравился. А сейчас такая нервная стала, она ведь на девятом месяце уже. Вот кроватку ребёночку прикупила, — затараторила она.

От такого неожиданного натиска я даже растерялась. Мысли сразу запутались, и я никак не могла взять в толк, какая Леночка. И где это Леночкина мамочка умудрилась купить глубокой ночью детскую кроватку? И Комарицкого я не помнила. Да, точно, одноклассника по фамилии Комаров помнила, а Комарицкого нет!

Но дама не унималась.

— А правда, что Вы бросили медицину?

— Да подождите Вы, наконец! Какая Леночка? Какой Комарицкий? Вы, наверное, меня с кем-то путаете…

— Да нет же! Ведь Вы — Наташа Ростова, верно? — и не успела я кивнуть головой, продолжила. — Наш Пашка-то пропал неделю назад. Вышел за молоком и пропал. Леночка извелась вся. Рожать же скоро, а тут такое, — и вдруг она заплакала почти навзрыд.

Я, ничего не понимая, подхватила кроватку из её рук и, не найдя что сказать, взяла женщину под руку. Наконец женщина успокоилась и, подняв на меня заплаканные глаза, вдруг спокойным голосом попросила:

— Наташа, проводите меня до дому, а? Очень Вас прошу. Леночка меня у подъезда встречает. Ну, Вы как старая знакомая успокойте её, нельзя ей сейчас волноваться.

И женщина продолжала настойчиво звать меня за собой. Хотя я и устала от шашлыка и спиртного, да и дорога отдачи не близкая, отказаться было бы невежливо. Тем более что в доме, куда, судя по всему, увлекала меня несчастная женщина, действительно жила моя одноклассница Лена Боровая. Я даже вспомнила, что классе в пятом мы с ней не поделили жениха. Смех да и только. А вот её маму, как ни старалась, вспомнить не смогла.

Подойдя к дому, женщина действительно направилась к подъезду, в темноте которого мы с Ленкой когда-то выясняли отношения. Но около подъезда никого не было.

Женщина заметно встревожилась и, подняв глаза на окна дома, проговорила потерянным голосом:

— А где же Леночка? И свет в квартире не горит.

Я почувствовала, что она опять разрыдается, и стала успокаивать её, как могла:

— Может, замёрзла и пошла домой? Давайте поднимемся в квартиру и посмотрим, скорее всего, она давно спит. Заодно и кроватку я вам помогу до дверей донести.

Женщина с испугом посмотрела на меня и жалобным голосом проговорила:

— Нет, что Вы! Оставайтесь здесь, а я поднимусь и посмотрю. Заодно покараулите кроватку, да и Леночка, может, отошла куда-нибудь.

Хотя я и не представляла, куда Ленка могла отойти в два часа ночи, да ещё будучи в таком интересном положении, пришлось подчиниться. Женщина скрылась в подъезде, а я приставила к стене дома кроватку и присела на лавочку. Прошло, наверное, минут пять. Я посмотрела на окна Ленкиной квартиры. Странно, но они были темны. Потом перевела взгляд на детскую кроватку. В сложенном состоянии и прислонённая к стене она напомнила мне вдруг крышку гроба. Выругавшись про себя, я всё-таки встала и переставила её к дереву. Впечатление от её вида осталось прежним. Ох, если бы тогда я знала, насколько близка была к истине!

Прошло ещё около часа. Я была очень зла и сильно промёрзла. Сначала хотела подняться в квартиру и учинить скандал, но потом здраво рассудила, что лучше оставить Ленке записку с просьбой позвонить утром, а кроватку отнести пока к себе домой. Благо идти до моего дома буквально два шага. А уж если она не позвонит утром, связаться с этой Ленкой и самой задать ей трёпку. Беременная, а шляется где-то по ночам. Неудивительно, что от неё муж сбежал. Хотя я не помнила точно, остался ли у меня телефон Боровой. Так я и сделала.

Подойдя к своему подъезду, я по привычке задрала голову вверх и посмотрела на окна своей квартиры. К моему удивлению, на кухне горел свет. Значит, папа всё-таки не улетел. Не хотелось даже думать о том, что теперь ждёт его на работе. Навряд ли его погладят по головке за столь длительное отсутствие на боевом посту.

Я вихрем взлетела на седьмой этаж и стала настойчиво звонить в дверь. Однако дорогой родитель открывать дверь явно не собирался. Я разозлилась. Мало того, что пришлось больше часа сидеть с этой дурацкой кроваткой перед Ленкиным подъездом, так теперь ещё меня не пускают домой. Выпитая на даче водка начала выветриваться, а состояние похмелья, или, как говорят в народе, «отходняк», неумолимо приближалось. Хотелось поскорей принять душ и упасть наконец в родную постельку. Поняв, что дверь мне никто открывать не собирается, я достала ключи и, с третьей попытки попав в замочную скважину, повернула ключ. Однако нижний замок, судя по поведению ключа, был не заперт. Я толкнула дверь, но она не открылась. Вероятно, был закрыт верхний замок. Но в силу того, что им мы никогда не пользовались, ключ от него у меня отсутствовал. Посмотрев на часы и проклиная всё на свете, я позвонила в соседнюю квартиру, где жила очень милая бабуля Наталья Николаевна. Она, несмотря на поздний час, открыла почти сразу.

— Наталья Николаевна, бога ради простите, но наша дверь закрыта на верхний замок, а у меня нет от него ключа, — извиняющимся голосом начала я. — Разрешите позвонить от Вас по телефону, а то папа почему-то не открывает. Может, спит?

— Конечно, Наташенька, звони. А что, Александр Ростиславович разве не улетел? Может, поставить чайку? — захлопотала соседка.

— Наверно, не улетел. На кухне свет горит, я видела снизу. А чайку не надо, спасибо.

— Ну, звони, звони. А то хочешь, оставайся на ночь у меня.

— Да нет, спасибо, Вы же знаете, у меня там собака. Вдруг с ней не погуляли, — отвечала я, машинально накручивая диск телефона.

— Странно, занято. Пойду, попробую ещё раз позвонить в дверь, может, проснулся.

Однако дверь опять никто не открыл, и в моей голове созрел план. Когда-то давно, ещё в школе, я забыла дома ключи и залезла в свою квартиру через балконную дверь. Расстояние между нашим балконом и балконом Натальи Николаевны — около полутора метров, так что риск сводился к минимуму, и я преодолела это препятствие в два счёта.

Балконная дверь, по счастью, была приоткрыта. В большой комнате свет выключен. Миновав её наощупь, я вышла в коридор, где сразу же споткнулась о валявшийся на полу телефон. Пройдя по коридору и мимо маленькой комнаты, где, судя по тявканью, находилась запертая собака, я оказалась в небольшом коридорчике, ведущем на кухню…

То, что я увидела на кухне, потрясло меня. Папа сидел на стуле, уронив голову на колени, неестественно подвернув под себя левую руку и упершись правой, сжатой в кулак, в пол. А ещё всё пространство вокруг: и холодильник, и кухонный гарнитур, стулья, пол, и стены — буквально всё было залито кровью. Я стояла и растерянно взирала на это, не в силах сдвинуться с места, пока не ощутила во рту сладковатый запах смерти. Пошатываясь, я вышла в коридор и подняла с пола трубку телефона — она молчала. Тут я немного пришла в себя и, выскочив на лестничную клетку, закурила. Затянувшись пару раз, вновь позвонила в дверь к Наталье Николаевне.

— Наталья Николаевна, бога ради извините, можно от Вас ещё раз позвонить?

— А что случилось?

— Там, — промямлила я, не зная что сказать, — с папой несчастье случилось.

Пожилая женщина начала было причитать, вероятно, по моему лицу прочитав самое худшее. Я же решительно бросилась к телефону и набрала «03». Честно говоря, мне было жутковато, а, зная, насколько «оперативно» выезжают наши медики по вызову на труп, я довольно убедительно описала диспетчеру скорой помощи клиническую картину сильного желудочного кровотечения и следующего за ним гемолитического шока. Таку меня появился реальный шанс ожидать милицию, которая, как мне казалось, если и приедет, то под утро, не в одиночестве, а в компании бригады интенсивной терапии. Положив трубку, я закурила новую сигарету и решительно вернулась в свою квартиру. Итак, всё на кухне было залито кровью. Она ещё не успела «залачиться», т. е. верхний слой, соприкасающийся с воздухом, не успел свернуться. Значит, страшные события разворачивались здесь совсем недавно — менее часа назад. Папа сидел на стуле, уронив туловище на колени и свесив голову. На спине никаких видимых повреждений не было. А вот на кулаке правой руки, которой папа как бы упирался в пол, ясно виднелась приличная ссадина… Стол вообще являл собой что-то странное. Было похоже, что за ним на протяжении как минимум недели пьянствовала целая компания бомжей. Заваленные окурками тарелки тончайшего саксонского фарфора с ручной росписью. Серебряные вилки и тут же вскрытые ножницами (!) консервные банки с лососем и сайрой. И многочисленные винтовые пробки жёлтого цвета из-под литровых бутылок со спиртным. Я их насчитала шесть штук.

— Ничего себе, посидели ребята, — горько подумала я.

Но что странно, самих бутылок не наблюдалось. Хотя я-то отлично знала, что папа по мере опустошения стеклянной тары подобного рода всегда сначала аккуратно заворачивал крышку, а потом бережно ставил пустую бутылку под стол, за что всегда получал нагоняй от мамы.

Однако ни под столом, ни в каком-либо другом месте на кухне бутылок не было. За исключением одной — из-под вишнёвого ликёра, который папа, кстати сказать, терпеть не мог. Мелькнула мысль о посторонней женщине, но я её отмела сразу. Не может же, в самом деле, приличная женщина сидеть за таким столом! А с неприличными дамами, я была уверена, папа не общался.

— Нет, — уверила я себя, — эта, с позволения сказать, «сервировочка» явно обошлась без женских рук.

Тут в прихожей соловьиной трелью залился звонок, и меня аж всю передёрнуло от неожиданности. Неужели уже приехала скорая? Что-то уж очень быстро. Подходя к двери, я посмотрела на часы. Да, пожалуй, четыре минуты, которые прошли с момента вызова, — абсолютный и безусловный рекорд. Впрочем, возможно это Наталья Николаевна. Я открыла дверь и не поверила своим глазам — на пороге действительно стояли три человека в белых халатах, судя по огромному оранжевому чемодану, так называемой «амбушке», — бригада интенсивной терапии.

— Где? — задал скупой вопрос пожилой солидного вида врач и, проследив за направлением моего взгляда, устремился на кухню. За ним ринулись остальные.

Едва я успела дойти до поворота на кухню, как мне навстречу, раскрывая какую-то папку, вышел тот самый седой врач и сказал:

— Явный криминал, — потом помолчал и добавил. — Несколько огнестрельных ранений. Не больше часа назад. До приезда милиции ничего трогать не будем. Откуда можно позвонить в милицию?

Я молча указала ему на дверь Натальи Николаевны и прошла на кухню. Однако на саму кухню меня уже не хотели пускать, вежливо повторив, что до приезда милиции трогать ничего нельзя. Но я, заявив, что кончились сигареты, всё же подошла к столу и, взяв нераспечатанный блок «Мальборо», ещё раз окинула взглядом обстановку. Вроде бы на столе всё осталось, как и было, однако в то же время чего-то не хватало.

Но вот чего, я вспомнить никак не могла. Тогда я снова положила на стол блок сигарет, но от этого картина в голове не прояснилась — всё равно чего-то явно не хватало, и я вышла в коридор.

Медицинская бригада в полном составе курила на лестничной площадке, как я поняла, в ожидании милиции. Здесь же стоял и их огромный жёлтый чемодан, на котором лежал какой-то бланк, на котором аккуратным почерком были написаны все данные отца: фамилия, имя, отчество, год рождения.

— Интересно девки пляшут, — тихо пробормотала я и, поймав на себе внимательный взгляд врача, прикусила язык.

Действительно, всё очень странно. Ведь я не говорила им данных папы, да они и не спрашивали. Минут через пятнадцать в кармане у пожилого врача что-то запищало, и он, нервно взглянув на часы, присвистнул.

— Ну-с, девушка, мы ждать, увы, больше не можем. Как, впрочем, и чем-нибудь помочь вашему отцу. Вот эту бумагу передадите милиции, когда приедут. Честь имею, — сказал он и нажал кнопку вызова лифта.

Я снова осталась в обществе Натальи Николаевны, которая что-то спрашивала меня, а я что-то невпопад отвечала.

Не прошло и часа, как уехали медики, на нашем этаже с грохотом остановился лифт. Прибыла милиция… и кошмар продолжился. Оперативно-следственные группы всё прибывали и прибывали. За группой из нашего районного отделения прибыла группа с Петровки, затем с Лубянки, потом из прокуратуры, и очень скоро в нашей совсем не маленькой ведомственной квартире в сто с лишним квадратных метров жилой площади было не протолкнуться. Со всех сторон на меня нещадно сыпались дурацкие, как мне тогда казалось, вопросы. Это продолжалось до часу дня. После чего все начали постепенно разъезжаться, и к четырнадцати часам пополудни я снова осталась совершенно одна, если не считать папы, лежащего под простынёй в коридоре в ожидании «перевозки».

Я стояла на балконе и курила, глядя на пасмурное августовское небо. Было тошно и пусто на душе. Я думала только об одном: как я скажу о том, что случилось, маме. Я пыталась найти какие-то слова, которые прозвучали бы не так страшно. Но в голову ничего не приходило. Мне становилось всё хуже и хуже. Чтобы хоть как-то отвлечься, я взяла телефон и подсоединила оторвавшийся контакт. Услышав гудок, я машинально поставила телефон на тумбочку. Но не успела сделать и пары шагов, как он пронзительно зазвонил. От неожиданности у меня мгновенно вспотела спина. «Совсем нервы никуда не годятся», — подумала я и, сняв трубку, пробормотала что-то вроде:

— Слушаю…

— Здорово, Натаха! — сказал задорный женский голос на том конце провода.

— Кто это? — спросила я, пытаясь сосредоточиться.

— Как кто! Нуты даёшь! Сама оставила записку с настойчивой просьбой позвонить. Я, как дура, звоню, думаю, что-то случилось. А она меня даже не узнаёт.

— Лен, ты, что ли?

— Нет — Пушкин! Ну, а кто же ещё?

— Лен, ты извини, сегодня, наверное, не получится отдать тебе кроватку. Тут такое дело… — начала я, запинаясь буквально на каждом слове.

— Какая кроватка? — после секундного замешательства спросила она.

— Детская…

— Ты что, меня разыгрываешь, да? Или ты таким оригинальным образом намекаешь на ту давнюю ссору? — расхохоталась она.

— Подожди, — в отличие от Леночки мне было не до смеха. — Вчера я встретила твою маму и помогла ей донести детскую кроватку до твоего подъезда, а потом…

— Мою маму? — переспросила она удивлённо. — К твоему сведению, моя мама уже десять дней как загорает в Сочи.

— Как в Сочи? А как же… Хотя ты говоришь… Лен, ты знаешь, я тебе завтра позвоню, — сказала я и не дожидаясь ответа, повесила трубку.

6

В голове абсолютно всё перепуталось. Мозг отчаянно пытался выбраться из лабиринта непонятных событий и страшных мыслей. Но перед глазами упрямо, как в калейдоскопе, пробегали происшествия последних десяти дней. Кухня, залитая кровью, и папа. В нелепой и ужасной позе. И Ваганьковское кладбище. Толпа людей вокруг папиной могилы. Видимо, соратников и товарищей по оружию. Пламенные речи. А ведь кто-то из них, наверняка, пусть косвенно, но был причастен к гибели отца.

Не знаю почему, но после сегодняшнего разговора со следователем, я была в этом уверена. Утром, когда я по повестке входила в один знаменитый особнячок, расположенный на не менее знаменитой улице, то очень надеялась, что следствие продвинулось вперёд и что-то теперь можно сказать определённо. Но, к сожалению, разговор сразу пошёл в совершенно неожиданном для меня русле.

В предъявленном мне для ознакомления акте вскрытия значился диагноз: «Острая сердечная недостаточность, причина которой устанавливается». Не правда ли, очень странно? Ведь врач, проводивший первичный осмотр сказал прямо: «Несколько огнестрельных ранений». О чём я незамедлительно и сообщила следователю, представившемуся мне как Игорь Петрович. На что этот здоровый рыжеволосый детина в бешено дорогом клубном пиджаке довольно едко заметил:

— Я не знаю, что Вам сказал тот врач… — сделав ударение на слове «тот». — Но на руках у меня официальное заключение судмедэксперта. Так что извините, но плясать мы всё же будем от этих данных…

— Ну хорошо, — не сдавалась я. — А как быть с тем просто огромным количеством крови на месте преступления?

— Во-первых, не преступления. А происшествия. А во-вторых, кто Вам сказал, что кровь э… в помещении принадлежала именно Вашему отцу?

— А кому же ещё? Ведь больше в квартире никого не было! — воскликнула я после некоторого замешательства.

— Это, девушка, как, впрочем, и многое другое Вам знать не обязательно, — грубовато заявил он и, видимо, желая несколько смягчить обстановку, добавил. — Пока. В интересах следствия.

— Хорошо, но в акте вскрытия указан день наступления смерти — 4-го августа. Так? — опять перешла я в наступление. И уловив его неохотный кивок, продолжила:

— А между тем Татьяна, соседка из третьего подъезда, утверждает, что видела его в добром здравии и даже разговаривала с ним именно в понедельник 6 августа в 14:00. Не могла же она разговаривать с человеком, который уже около двух суток мёртв? Да и я нашла отца именно в час ночи с минутами 7 августа, а кровь даже не успела свернуться.

— А кто, собственно, это может подтвердить? Опять этот ваш пресловутый врач со «скорой»? Или ваша соседка, замотанная домашними делами, у которой все дни совершенно одинаковые? Повторяю, меня лично там не было, и я привык опираться на официальные документы, а не на показания врачей «скорой», домохозяек и, простите, студентов, пусть даже и медиков. К тому же, — тут он неожиданно облизнулся, взглянув на меня, как кот на сметану, — Вы, Наталья Александровна, уверены, что вообще вызывали «скорую»?

Признаюсь — его вопрос поставил меня в тупик, а по спине моментально сбежал ручеёк пота.

— Конечно, — как можно беззаботнее ответила я. — Набрала, как полагается, «03» и минуты через четыре прибыла, насколько я могу судить, бригада интенсивной терапии.

— …? — поднял Игорь Петрович одну бровь.

— Через четыре минуты… А что? — вызывающе бросила я.

— А то, милая девушка, — взревел он, вскочив и нависнув надо мной, — что все звонки по «03», равно, кстати, как и по «02», записываются на плёнку! Так вот 6 и 7 августа 1990 года звонка на пульт службы «03» ни с вашего телефона, ни с телефонов ваших соседей по подъезду, равно как с телефонов всего вашего дома, не поступало! Вот и выходит, что…

— сделал он эффектную паузу.

Тут мне стало совсем хреново. Во рту пересохло и страшно захотелось курить. Игорь Петрович, видимо, догадался и протянул мне сигарету.

— Товарищ следователь, я могу описать врачей, которые приезжали. Можно выяснить, с какой они подстанции и узнать, кто их вызвал, — торопливо говорила я. — И потом, они оставили для милиции какие-то заполненные бланки. Я их передала «операм», как только они приехали.

— Не сомневайтесь, гражданка Ростова, мы всё выясним. Но только без Вашего участия. Я понятно излагаю? — совсем спокойно добавил он. — Будем разбираться. Пока ни одного фигуранта нет, мотивов убийства, если это вообще убийство, тоже выявить не удалось. Дело уже на контроле у прокуратуры. А займутся им вплотную в вашем районном отделении милиции. Да, и вот ещё что, — сказал он, уже занеся авторучку, чтобы отметить мне пропуск на выход. — Если я узнаю, что Вы пытаетесь что-либо выяснить самостоятельно и мешать следствию, то… сами понимаете… — он противно улыбнулся и протянул мне пропуск. — Желаю удачи…

7

Шёл сильный дождь, и дворники даже в максимальном режиме работы не успевали за зарядами дождя. Я гнала папину «Тойоту» в сторону Голицыне и пыталась сосредоточиться. Однако ничего не получалось — меня била такая сильная дрожь, что клацали зубы. И это несмотря на то, что печка в машине исправно пахала вовсю. Да, ну и переср…ла я сегодня в том небольшом кабинетике. Нет, нервы мне определённо надо лечить. Медитацией, что ли, заняться?

Когда за мутными от дождя стёклами промелькнул поворот на Одинцово, я поняла, что если немедленно не приму внутрь чего-нибудь крепкого — мне придёт конец. И, недолго думая, я под отчаянный сигнал какого-то «жигуля» резко свернула на обочину и остановилась около ярко освещённых окон коммерческой палатки. Среди пёстрого разнообразия фальсифицированного пойла я не без труда отыскала безумно дорогую бутылку армянского коньяка и, заплатив деньги, устремилась в тёплый салон. Не успев упасть на удобное сиденье, сорвала зубами винтовую крышку с пузатой бутылки и, как заправский алкаш, жадно присосалась к горлышку. Тепло медленно растекалось по каждой клеточке моего организма, и дрожь унялась. Я передохнула секунды две и, сделав ещё один большой глоток, закурила. В голове стало ясно и пусто. Оставалось только допускать в голову все факты не вперемежку, а в строгой очерёдности…

Теперь, слегка подогретая алкоголем, я увидела произошедшее в несколько ином свете, нежели раньше. А чего я собственно так испугалась этого следователя? Я же ни в чём не виновата. Нет, всё-таки он страшен, бродяга. Фу. До сих пор мурашки бегают по телу. Наверное, страх перед такого рода организациями у простого советского человека в крови. Впрочем, если не считать, что я чуть не подпустила в штанишки, то от сегодняшней нашей встречи определённо больше пользы, чем вреда. Во-первых, теперь совершенно ясно, что это — убийство. Причём, заказ поступил, несомненно, из папиной родной конторы. Никто, кроме неё, не может оказывать такое давление на следствие и так нагло фальсифицировать, а то и попросту игнорировать, факты. Во-вторых, меня вежливо предупредили, чтобы я не лезла не в своё дело. Интересно, а чьё же оно тогда, если не моё. И последнее: когда я читала акт вскрытия, то обратила внимание и запомнила фамилию и инициалы врача, проводившего вскрытие, — Абрамян А.А. Зная адрес горбольницы, при которой располагался судебный морг, куда отвезли тело отца, я без особого труда выяснила, что гражданин Абрамян Ашот Ашотович проживает в посёлке Голицыне Московской области.

Я сделала ещё один глоток и, решительно отложив бутылку, мягко вырулила на трассу. Когда я подъехала к нужному дому, совсем стемнело, и дождь уже не лил как из ведра. Но едва я выбралась из машины и немного огляделась, то почувствовала, что и морось не менее ловко проникает сквозь одежду. Вышеуказанный врач жил в большом двухэтажном доме из добротного бруса, обшитого «вагонкой». Двухметровый сплошной забор из обрезной доски надёжно укрывал своего хозяина от непрошеных гостей. Почувствовав, что замерзаю, я подошла к калитке и решительно нажала на звонок, который заверещал где-то в доме. Подождав минуты три, опять позвонила. Никакого результата. Я набралась наглости и толкнула калитку, так как дождь опять усилился, а хозяин явно не спешил предоставить кров припозднившемуся путнику. Зайдя во двор, я посмотрела на громаду тёмного дома. Света нигде не было видно. Тогда я прошла по довольно широкой дорожке, обсаженной молодыми и пушистыми ёлками, до входной двери. И увидела, что из одного окна на втором этаже сквозь плотные шторы всё же пробивается едва заметная полоска света. Я решительно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, потянула её на себя… Она, к моему удивлению, оказалась незапертой.

Массивный человек средних лет, явно кавказской национальности, облачённый в бежевый шёлковый домашний халат, лежал навзничь на полу спальни. Открытые глаза смотрели в потолок. Халат на груди в нескольких местах был как бы украшен огромными алыми розами, но даже в неверном свете ночника я сразу догадалась, что это — кровь.

Судя по всему, передо мной — труп Абрамяна, который уже ничем не мог мне помочь, как, впрочем, и я ему. Пришла пора срочно делать ноги.

Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, я схватила первую попавшуюся тряпку и старательно протёрла все места, к которым, как я помнила, прикасалась. Затем плотно прикрыла за собой дверь в дом и калитку и так плюхнулась на сиденье, что бедная «Тойота» жалобно скрипнула. Выехав на шоссе, я опять на минуту остановилась, чтобы приложиться к бутылке. После чего рванула в Москву.

На подъезде к развязке Волоколамского и Ленинградского шоссе, я неожиданно для себя ушла правее, на «Ленинградку». Затем свернула к бассейну ВМФ и, загнав машину вглубь парка, остановилась. Не помню, кто сказал, что когда не знаешь с чего начать, нужно сделать первый шаг. Да, советовать легко. Вот я сделала первый шаг, и что с того? Чуть не подставилась под милицию. Ещё неизвестно, не оставила ли я случайно своих отпечатков в том миленьком домике за высоким забором, или не видел ли кто, ну так — чисто случайно, рядом с калиткой мою машину. А если кто и видел, то наверняка и номера мои запомнил. С моим-то везением. А я-то думала, что раз я — человек законопослушный, то и бояться мне решительно нечего. Да, если мозгов нет — считай, калека. Это тебе, дурочка, не по лесам бегать, когда собака за тебя всё делает. Тут и самой шевелиться надо! Я распахнула дверцу и вылезла наружу. Дождь почти закончился, пахло влажной хвоей и грибами. Я потянулась к бутылке и выплеснула в рот всё до единой капли. В голове просветлело окончательно. И что удивительно, на самоуничижительные речи больше вроде не тянуло. Решение пришло сразу и удивительно легко. Вот что значит толковая и, главное, своевременная самокритика. Зашвырнув пустую бутылку далеко в кусты и таким образом нанеся посильный урон и без того чахлой московской природе, я забралась в автомобиль и вырулила из кустов.

8

Наше родное отделение милиции встретило меня приветливо.

Замотанный дежурный, стараясь перекричать возмущённо-пьяные вопли задержанных, сообщил мне, что по всем вопросам следует обращаться в пятый кабинет, где должен в данный момент находиться дежурный «опер». Последнюю фразу я поняла по его артикуляции, равно как по жестикуляции — уловила направление, в котором мне стоило вести поиски нужного кабинета. Пройдя в указанном направлении, я действительно увидела чрезвычайно грязную дверь с табличкой «5». Дверь была обита драным дерматином и, честно говоря, своим видом просто пугала посетителей. Впрочем, может быть, так и было задумано.

Постучавшись, я зашла в кабинетик, тесный и полутёмный, площадью не более пяти квадратных метров. В данном служебном помещении, вероятно только благодаря потрясающей изобретательности, были втиснуты три громадных письменных стола работы неизвестного «архитектора» и шесть стульев. За одним из столов сидел высокий крепкий парень лет тридцати и что-то печатал одним пальцем на огромной, видимо, дореволюционной, печатной машинке, старательно морща лоб. При моём появлении он оторвался от своего дела и поднял на меня глаза. Это был тот самый опер, к которому за помощью обращался отец. Разговаривать о чём-либо в данном заведении сразу расхотелось. Я уже собиралась сказать «Извините» и, сделав вид, что ошиблась дверью, испариться. Но он вскочил из-за стола и радостно, как старый знакомый, протянул мне руку. Так, наверное, здороваются с шизофрениками, из боязни их разволновать и вызвать бурную реакцию.

— Наталья Александровна, если не ошибаюсь? Слышал о вашем горе, сочувствую, — он сделал скорбное лицо. — А вашим делом занимается Юрий Александрович. Только, к сожалению, его сейчас нет, — он взглянул на часы, — но если Вы подождёте буквально минут сорок, то он подъедет.

— Конечно, подожду. Пойду покурю, на улицу.

— Да курите здесь! — предложил он таким радостным и дружеским тоном, что мне стало не по себе.

— Спасибо. Но я лучше на воздухе, — также беззаботно откликнулась я, рассчитывая посидеть в машине и в случае чего дать дёру. Уж машину-то папину они вряд ли знают.

— Как Юрий Александрович выглядит? — спросила я уже с порога кабинета. — А то вдруг мимо пойдёт.

— Он в случае чего сам вас узнает. И далеко не отходите, а то он может подъехать с минуты на минуту. Хорошо? — дружески подмигнул он мне и опять скрылся за своим печатным монстром.

Я неплотно прикрыла за собой дверь и, облокотившись о косяк, придвинула ухо как можно ближе к образовавшейся щели. В кабинете послышался звук, характерный для набора номера на дисковом телефоне. Я похолодела и сразу мелькнула мысль, что через «дежурку» меня точно не пропустят. На негнущихся ногах я прошаркала мимо дежурного, боясь поднять глаза. Но он даже на меня не взглянул. «Вот так и начинается паранойя», — улыбнулась я про себя, уже сидя в тёплом салоне автомобиля.

С Юрием Александровичем мы сразу подружились. Просто диву даёшься, какие, оказывается, простые и обаятельнейшие люди работают в нашей «ментовке». Это был высокий улыбчивый мужчина лет тридцати пяти с пышной светлой шевелюрой и пронзительно голубыми глазами. Он внимательно выслушал меня, задал множество вопросов и, как ни странно, ответил на мои. Правда, не на все.

Самые худшие подозрения оправдались. Папу расстреляли по заказу, и, вне всяких сомнений, причастен к этому кто-то из своих. Вот только кто? На этот вопрос, естественно, Юрий Александрович пока ответить не смог и в свою очередь задал ещё несколько аккуратных вопросов о папином окружении. Но единственное, что я могла сделать в данной ситуации, — это осторожно пообщаться, по возможности в неофициальной обстановке, с теми папиными друзьями, которых я знала лично. Я согласилась, ибо почувствовала, что этот улыбчивый «опер» хочет докопаться до истины не меньше меня. Уж не знаю, что было нужно ему, а мне такой соратник был явно на руку. Тем более, что с некоторыми из папиных, теперь уже бывших, друзей поговорить действительно стоило.

Первым в списке на задушевную беседу стоял очень солидный человек — Тарасов Иван Петрович, много лет проработавший вместе с папой под крышей Морфлота и Аэрофлота, и, судя по одинаковым подаркам, которые тот и другой привозили из-за границ своим детям, работали они вместе. С одной стороны, может показаться невероятным, но представьте себе такую ситуацию. С его сыном Денисом мы дружили с детства и, естественно, старались по возможности похвастаться друг перед другом подарками отцов. Однако уже в классе так в пятом это занятие нам наскучило и вот почему… Выяснилось, что подарки, ценимые тогда среди школьников на вес золота: пластиковые «индейцы» и «ковбои», равно как и вкладыши от жевательных резинок с фотографиями или просто кадрами из известных западных фильмов, а чаще японских мультфильмов, — странным образом оказывались одинаковыми. Кстати, в ходу были даже бывшие в употреблении пробки от «Кока-колы» с изображением с обратной стороны разного рода монстров из так популярных «Звёздных войн». Что, кстати, рождало между нами с Денисом вполне здоровую конкуренцию, так как товар для обмена с одноклассниками был практически идентичен. Было странно другое: если мой папа, к примеру, прилетал из Японии, то господин Тарасов, по его собственным словам, неизбежно появлялся с абсолютно другого края света, например, из Швеции, так, во всяком случае, сообщалось нашим мамам. В общем, где-то к восьмому классу мы с Дениской посредством сопоставления солдатиков и прочих сокровищ в виде фантиков и пробок от бутылок однозначно пришли к выводу, что наши папы работают вместе.

И поскольку эти, пусть детские, наблюдения были, с моей точки зрения, абсолютно верны — первый разговор предстоял именно с ним.

9

На следующий день мы встретились с «опером» в папином гараже. В двух словах вся ценная для нас информация, почерпнутая мною из разговора с господином Тарасовым, сводилась к следующему. В тот день, 6 августа 1990 года, а именно около 15:00 часов Тарасов позвонил к нам на квартиру. Естественно, с целью узнать папины планы на ближайшее будущее. Однако сначала к телефону подошёл не отец, а некая особа женского пола. Она и подозвала к телефону отца, который послал своего непосредственного начальника Тарасова к чёрту и добавил, что ни в какую Японию, ни куда-либо ещё он не полетит. Генерал, зная, что мама и я находимся на даче, встревожился и ещё раз запросил центральный компьютер о подтверждении сделанного ранее заказа на три билета рейсом «Аэрофлота» 6 августа 1990 года до Сакаты. Почему три билета? Да потому, что вместе с папой от «конторы» должны были лететь ещё два человека. Однако компьютер подтвердил наличие лишь двух забронированных мест на данный рейс. Хотя Тарасов лично заказывал три билета. Сами понимаете, что в те времена уж кому, а Комитету в «броне» никто бы не отказал. Папина фамилия отсутствовала в списке потенциальных пассажиров. Тарасов, по его словам, сначала удивился, а потом не на шутку встревожился и повторил запрос. Но и на этот раз компьютер выдал информацию лишь о двух билетах на данный рейс. Телефон же нашей квартиры оказался безнадёжно занят. Дверь посланному к папе домой сотруднику тоже никто не открыл…

— Так что сама понимаешь, — сказал мне Тарасов, — твоего папу «списали» ещё раньше… И единственно правильным решением было, как мне показалось тогда, твоего папу подстраховать.

— Как?

— Я послал на ваш адрес группу квалифицированных сотрудников под прикрытием. Как, наверное, ты догадалась, это и была «бригада интенсивной терапии». Они вели наблюдение за вашей квартирой и видеосъёмку подъезда почти целые сутки с 17:00 шестого августа до 0:03 седьмого августа. К сожалению, они не могли прослушивать разговоры как внутри квартиры, так и телефонные переговоры твоего отца. У вас в квартире стоял мощный глушитель. Кстати, они его сняли, пока ты была с «медбратом» на кухне. После того, как ты вошла в подъезд, они заблокировали ваш телефон от городской телефонной сети и сами приняли твой звонок по «03». После чего сразу поднялись в квартиру. Конечно, немного поторопились, но, с другой стороны, убийца мог всё ещё находиться в квартире. Так что сама понимаешь. Интересно, что в ваш подъезд, включая чёрный ход, за время наблюдения зашло 128 человек, а вышло 123. Личность всех вошедших, равно как и вышедших, мы установили. Это либо знакомые жильцов, либо сами жильцы… За исключением одной особы. Её личность была установлена сразу и то исключительно благодаря тому, что я с данной особой немного знаком…

— …?

— Да, да, не удивляйся, а ты с ней знакома даже лучше, чем я. Её я узнал сразу, как только материалы оперативной съёмки легли мне на стол. Думаю, ты тоже без труда её опознаешь…

С этими словами господин Тарасов бросил через стол пачку фотографий, которые, стремительно проскользив по полированной поверхности стола, рассыпались у меня на коленях. Сомнений не было: с чётких цветных фотографий смотрела моя лучшая подруга — Оксанка…

— Получается, — тихим голосом спросила я, — что никто, кроме неё, не может быть подозреваемым?

— Ошибаешься, дружочек. Она-то как раз и ни при чём. Или почти, так будет точнее, — Тарасов, заметив, как у меня поползли вверх брови, сделал упреждающий жест рукой. — Ты сама понимаешь, хотя я и не могу вести официальное расследование, мои орлы всё-таки кое-что нарыли. Прежде всего, нас интересовал способ, которым воспользовался убийца, чтобы незаметно проникнуть в квартиру или хотя бы просто в подъезд. С первого взгляда, это невозможно. Всё находилось под наблюдением. Но, как выяснилось, убийца воспользовался для этого соседним подъездом. Примерно это выглядело так. Убийца зашёл в соседний подъезд, который, естественно, не был под наблюдением, поднялся на седьмой этаж и проник в квартиру, балкон которой расположен рядом с балконом вашего соседа. Далее он перебрался на соседний балкон и через квартиру ваших соседей вышел на лестничную клетку седьмого этажа уже вашего подъезда. Кстати, заметь, что воспользовался он тем же способом, что и ты. Так вот, выяснить это удалось чисто случайно. Ваши соседи, приехав сдачи, обнаружили свой балкон открытым, хотя, ясное дело, плотно закрыли его перед отъездом на все шпингалеты. Они, конечно, встревожились, но так как ничего не пропало, обращаться в милицию не стали. Об этом они случайно вспомнили, когда я послал своих орлов опросить соседей ещё раз. Ты ведь знаешь наше отношение к смежникам. Участковые, да и «опера» из районных отделений, всегда работают спустя рукава. Вот если бы «мента» завалили — тогда другое дело, а так… В общем, дальше было, как говорится, делом техники. Так как хозяева квартиры, расположенной в соседнем подъезде на седьмом этаже, ещё на даче, мы тихонечко сняли замок с их входной двери и отправили на экспертизу. Оказалось, что на личинке замка присутствуют довольно глубокие царапины. То есть при открытии замка пользовались отмычкой. Ушёл убийца тем же путём. Так-то вот. Единственно, что непонятно — как он проник в вашу квартиру. Твой отец никогда бы не открыл дверь незнакомым людям. Думаю, в этом не последнюю роль сыграла твоя лучшая подруга. Я уже говорил, что я не могу брать на себя ответственность и вызывать людей для допроса по этому делу. Это может плохо для меня кончиться. Следователю районного отделения она тоже вряд ли что скажет, а вот тебе… очень даже может быть. Впрочем, то, что твой отец открыл дверь ей, а не убийце, можно утверждать почти на сто процентов. Важно, оказалась она там случайно одновременно с тем, как убийца вышел из соседней квартиры, или нет. Так что поговори с ней, но только осторожно. Не задавай никаких вопросов. Постарайся сделать так, чтобы она сама тебе всё рассказала. А в том, что ей есть что рассказать, я не сомневаюсь.

— А как это сделать?

— Подумай. Найди способ. Тебе — видней. Да, вот ещё что — на меня не ссылайся ни при каких обстоятельствах. Подпишешь нам обоим смертный приговор. Ты меня поняла? И не волнуйся, рядом с тобой всегда будет мой человек, подстрахует если что. Сюда больше не приходи и не звони. Если вызовут к следователю, и он спросит, зачем ты приходила, скажешь, что у меня остались два акваланга твоего отца, и ты пришла поинтересоваться, можно ли их забрать. Кстати, это соответствует действительности, и я их пришлю тебе через недельку со своим водителем. Ну ты его знаешь — помнишь дядю Гену? Ну, давай, поосторожней…

— Да, — только и сказал Юрий Александрович, выслушав мой рассказ, естественно, в сильно урезанном виде, и не переставая чесать вихрастый затылок.

— Я думаю, мне надо срочно встретиться с Оксанкой, — сделала я закономерный вывод.

— Давай, — нехотя согласился он.

10

Казалось, что может быть проще, чем позвонить сокурснице и договориться о встрече. Не чужие же, в самом деле, люди. На практике всё, как всегда, оказалось сложнее. Я звонила, наверное, раз пять, но к телефону то и дело подходила её мать, которая и раньше-то не питала ко мне тёплых чувств, а теперь просто отвечала на мои просьбы позвать дочь ледяным отказом. На это ушло дня три, и стало ясно, что с её матерью кашу не сваришь.

Когда я уже было совсем потеряла надежду, Юрий Александрович предложил блестящий, как мне тогда показалось, план. Он вызывает её к себе как мою, пусть не очень близкую, но всё же подругу, могущую иметь по данному делу какую-либо информацию. Беседуя, держит её у себя примерно час, а мне выписывает повестку о явке в отделение милиции на час позже. Таким образом, мы рассчитывали, что я столкнусь с ней на улице нос к носу и у нас появится возможность поговорить друг с другом наедине. Был предусмотрен и тот вариант, если к следователю она заявится с матерью. В этом случае он отпускает Оксанку и оставляет у себя её мать, опять-таки для беседы.

В общем, из этой затеи тоже ничего не получилось. Оксанка, как я и подозревала, явилась в отделение милиции вместе с матерью, которая с порога набросилась на Юрия Александровича разъярённой тигрицей, заявив, что Ксюша и так достаточно устаёт в институте, чтобы ещё ходить по всяким (!) милициям. И добавила, что её дочь ничего рассказать не может, так как давно вычеркнула из своей памяти не только свою непутёвую подружку, то есть меня, но и всю мою семейку. Короче, разговора не получилось, и Юрий Александрович, дабы остаться живым и дееспособным, поспешил выпроводить их обеих. Оксанкина мать, покинув кабинет, пошумела ещё с полчаса в дежурке и только тогда с гордостью удалилась.

Мне не оставалось ничего другого, как попробовать перехватить свою бывшую подружку около дома, по возвращении из института. Попытка, как ни странно, удалась в первый же вечер. Я подъехала к её дому в подмосковном городе Одинцово часов в семнадцать, прождала до двадцати двух и, честно говоря, слегка закемарила. Проснулась я оттого, что кто-то осторожно открыл дверку со стороны пассажирского сидения и бесшумно скользнул внутрь салона. Со сна я никак не могла сообразить, где нахожусь. И только почувствовав осторожное прикосновение к моей руке и окончательно проснувшись, поняла, что рядом сидит Оксана. Я недоумённо воззрилась на неё, не веря своим глазам.

Только я открыла было рот, как услышала её шепот:

— Ничего не спрашивай, поехали отсюда.

Я сразу врубилась и, не задавая вопросов, рванула к выезду из города в сторону Барвихи. Некоторое время ехали молча. Пошёл дождь. Через блестевшие от света встречных машин капли на лобовом стекле и мелькание дворников я заметила справа от нас грунтовую дорогу, уходящую вглубь соснового бора. Не размышляя, я свернула и метров через триста остановилась.

— Дай закурить, — попросила подружка.

Я показала ей на «бардачок». Глядя на то, как она пытается трясущимися руками вытащить сигарету, я поняла, что случилось что-то страшное. Оксана заговорила только после того, как язычок огня из поднесённой мной зажигалки лизнул её сигарету и, вырвав на мгновение из темноты салона её бледное, как полотно, лицо, потух.

— Я была там, у вас на квартире, в тот день, — нерешительно начала она.

— Я бы рассказала всё в милиции, будь я посмелее, но тут дело даже не во мне, а в… — она глубоко затянулась и внимательно посмотрела мне в глаза. — Не во мне дело, понимаешь!

Внезапно она бросила сигарету себе под ноги и, схватив меня, что называется, «за грудки», начала яростно трясти. Немного придя в себя, я взяла её за руки и не без труда оторвала от своего платья. Оксана как-то сразу сникла, мне даже показалось, что она уменьшилась в размерах, и, всхлипнув, продолжала:

— Я молчала, потому что боялась, но не за себя. Ты не подумай. Я боялась за Леночку.

— Что с ней? — вскрикнула я. Леночка была плодом первого неудачного замужества Оксанки и моей крестницей.

— Они обещали, что с ней ничего не случится… Пока я буду молчать. Но молчать я больше не могу. В тот день, пятого августа, я пошла вечером гулять с Леночкой в городской парк. Мы уже возвращались, когда возле нас остановилась чёрная, вся такая лакированная, «Волга» и оттуда вышли двое молодых парней. Знаешь, стриженных таких, с наглыми мордами. Подходят к нам и спрашивают:

— Не хотите прокатиться?

Я отвечаю:

— Нет, спасибо, мы уже идём домой.

А они говорят:

— Ну вот мы вас до подъезда и подбросим.

А сами так и теснят меня к машине. Я оглянулась по сторонам, как нарочно, ни души. Подвезли они нас к подъезду, даже дорогу не спросили, ублюдки, — уже адрес знали и говорят:

— Помощь нам твоя нужна, голубушка. Завтра часиков в десять вечера навестишь одного своего знакомого, выпьете с ним по стаканчику ликёра вишнёвого или ещё чего сообразите, ха-ха, дело-то молодое. Александр Ростиславович-то в самом соку мужик. Найдёте чем заняться, а ровно в одиннадцать скажешь, что хочешь пописать, и выйдешь в коридор. Только не забудь дверку на кухню поплотнее прикрыть. Ну вот, значит, входную дверь нам откроешь и будешь свободна, как ветер. А Леночку мы тебе послезавтра прямо сюда и подвезём. Лады? И никому, лапа, ни слова.

Меня просто парализовало после этих слов. Кричать надо, драться, а на меня оцепенение какое-то напало, ком в горле — не вздохнуть, не выдохнуть. Сижу как дура, глазами хлопаю. А потом:

— Ну, чего расселась, сука, всё поняла али как? Пошла вон.

Выкинули они меня из машины, куда бежать не знаю, кому звонить тоже. Так и проплакала всю ночь и весь день. А вечером они позвонили, сказали, что малышка чувствует себя хорошо, дали мне с ней поговорить, потом напомнили, что я должна сделать…

Оксана перевела дух и глубоко затянулась сигаретой.

Я достала с заднего сидения бутылку коньяка, машинально отвинтила пробку и, запрокинув голову, жадно глотнула. Потом молча протянула бутылку подруге и сказала внезапно севшим голосом:

— Дальше?..

Подруга дрожащей рукой затушила вторую сигарету и тоже приложилась к бутылке. Потом посидела молча с минуту и уже более спокойным голосом продолжила: «В общем, впустил меня твой отец, посидели с ним, поболтали. Я вся как на иголках, думаю: что делать? как поступить? Вижу, он тоже встревожен не на шутку. Глаза какие-то шальные. Вся извелась, а тут он и говорит:

— Одиннадцать часов уже, пора тебе домой, всё-таки за город ехать.

— Сейчас, — говорю, — в туалет схожу…

Короче, впустила я их. Один, тот, что повыше, на кухню пошёл, а второй мне рот рукой зажал и в большую комнату потащил. Бросил на диван, пистолет ко лбу приставил и говорит:

— Молодец, если и дальше будешь слушаться, не пожалеешь.

Тут я хлопки услышала со стороны кухни и всё поняла. Минуты через две второй заходит, пистолет на ходу в кобуру под мышкой засовывает. Подмигнул мне и говорит так спокойно:

— Раздевайся.

А на меня опять ступор напал. Раздевалась я как во сне. Поимели они меня, что называется, во все дырки. По очереди и вместе, спереди и сзади, и всё, не снимая перчаток, сволочи. А когда закончили, тот, что на кухню ходил, поднимает пистолет и говорит другому:

— Неплохая девка, и попочка прелесть. Может, не будем её мочить?

Пусть живёт пока. Вроде баба послушная, я, честно говоря, ещё как-нибудь её трахнул бы с удовольствием. А ты?

А второй:

— Слушай сюда, лярва, моли бога, что угодила нам. Живи, но если хоть пикнешь, через всю Таманскую дивизию пройдёшь. А там не такие галантные кавалеры, как мы, месяца полтора, может, и протянешь. Всё поняла?

Приказали они мне сидеть в квартире ещё пять минут и уходить.

Леночку на следующий день соседка привела, говорит, в песочнице одна играла. А сегодня утром, только я в институт собралась, звонит телефон, — Оксана сделала ещё один глоток. — Опять один из этих ублюдков, не разобрала кто, говорит:

— Ну как, киска, узнала? Долг платежом красен. Мы только из горячих мест вернулись, разрядка требуется. Мы в окопах только о твоей попке и вспоминали. Так что слушай внимательно и запоминай. Завтра к девяти часам вечера подъедешь на станцию Тайнинская Ярославской железной дороги. Сядешь в первый вагон. Как доберёшься, выходи и жди, к тебе подойдут. И не бойся, нас всего-то шесть человек. Ха-ха. Матери скажешь, что вернёшься послезавтра, в крайнем случае — через два дня. И моли бога, чтобы она не забеспокоилась и шум не подняла».

— Наташка, родненькая, что мне теперь делать?

Я опять плотно приложилась к бутылке и притянула подругу к себе. Она вздрогнула, но не отстранилась, а крепко прижалась ко мне и заплакала, совсем по-детски шмыгая носом и вздрагивая плечами.

Как только мы с Оксаной пришли в себя, я — от услышанного, а она — от пережитого вновь, я, не мудрствуя лукаво, рванула домой к Юрию Александровичу. Подруга от переживаний и солидной дозы спиртного уснула на заднем сидении, а я думала о том, что отступать теперь нельзя и придётся идти до конца. Когда я подрулила к нужному дому и увидела машину оперуполномоченного, то с облегчением поняла, что Юрий Александрович уже дома.

Военный совет мы собрали, как водится, на маленькой, но аккуратной кухне. Оксанка всё время клевала носом, и было решено уложить её спать. Мы же просидели до четырёх утра, в деталях разрабатывая завтрашнюю операцию.

11

Да, всё-таки поздняя осень выдалась в этом году, мягко говоря, не очень. Всю дорогу до места, назначенного бандитами, мы с Юрием Александровичем передвигались не то чтобы ощупью, но и не быстрее 20 километров в час. Спортивный шестицилиндровый мотор папиной «Тойоты» всю дорогу недовольно ворчал, требуя прибавить обороты. Но стоило неосмотрительно чуть больше нажать на педаль дроссельной заслонки, как машину тут же начинало разворачивать поперёк дороги. Валил такой обильный мокрый снег, что дворники в максимально быстром режиме не успевали за вакханалией погоды. Хорошо ещё, что у машины был передний привод, а то коротать бы нам время в ожидании ГАИ или эвакуатора, так же, как многие из смельчаков или просто любителей быстрой езды, в огромном количестве стоящих на обочине и переминающихся с ноги на ногу около своих разбитых автомобилей. Мы выехали с большим запасом времени, и особо торопиться было некуда. Сегодня ночью, оговаривая диспозицию наших сил, мы планировали прибыть на место за час до предполагаемой встречи Оксаны с бандитами и провести рекогносцировку местности. Но из-за плотного тумана и густого мокрого снега, как саваном (простите за минорное настроение), облепившего нашу машину, не стоило очень уж тщательно маскироваться. Поэтому мы, обнаглев, сделали круг по привокзальной площади. Там стояло большое количество автомобилей и царила такая суета, что мы сразу же отказались от попыток хотя бы примерно определить, какая из машин принадлежит бандитам. С площади в город и на Ярославское шоссе можно было попасть только по одной дороге, развязка которой находилась метрах в пятидесяти от вокзала и была увенчана светофором. Недалеко от него мы и встали. От молодого опера по имени Валера вестей не было. Значит, всё шло пока по плану. Валера сопровождал Оксанку по всему пути следования электрички от Ярославского вокзала и в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств сообщил бы нам по сотовому телефону. Однако наша трубка пока молчала, ну и как говорится — слава богу!

Юрий Александрович дёрнул ручник, поправил под мышкой оперативную кобуру и, откинув спинку сидения, задремал. Я посмотрела на часы — до прибытия электропоезда осталось двадцать минут. Мимо нас то и дело проезжали автомашины, как к станции, так и в сторону Ярославки. Я почувствовала, что начинаю заметно нервничать. От немыслимого количества выкуренных сигарет нестерпимо першило в горле. Чтобы хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей, я стала листать Атлас автомобильных дорог СССР и тоже незаметно задремала.

Из состояния полудрёмы меня вывел пиликающий звонок телефона. И, как мне показалось, уже буквально через секунду взревел двигатель, и меня с силой вжало в спинку сидения. Окончательно проснувшись, я увидела, что мы несёмся с бешеной скоростью прямо на красный сигнал светофора и под оглушительный свист гаишника буквально выныриваем из-под огромной фуры с другой стороны перекрёстка.

— Валерка её упустил, — окончательно вернул меня в невесёлую реальность Юрий Александрович, — они перестраховались и сняли её с электрички в Лосе…

«Тойота» взвизгнула тормозами прежде, чем я успела что-либо понять, перелетела все четыре полосы Ярославской трассы, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, замерла на обочине.

— Вот это класс, — вырвалось у меня.

— Они уходят в сторону области на тёмной «Волге-3102» с чёрными военными номерами и проблесковым маячком перед радиатором. Так что теперь смотри в оба.

Через несколько минут в зеркале заднего вида появились пробивающиеся сквозь сплошную пелену снега синие всполохи маячка, и ещё через мгновение я разглядела несущуюся по шоссе «Волгу» какого-то неопределённо-грязного цвета.

— Пристегнись! — рявкнул Лисун и бросил машину в мокрую круговерть шоссе.

Первые минут десять «Волга» шла хоть и на большой скорости, но не делала попыток перестроиться в другой ряд или уйти в отрыв. Из чего я мысленно сделала вывод, что вести её будет совсем несложно. Но стоило мне порадоваться, как габаритные огни «Волги», тускло пробивающиеся сквозь пелену снега, стали быстро удаляться. Потом внезапно сместились вправо, обойдя на бешеной скорости какой-то «жигуль», и, мелькнув где-то в крайнем правом ряду, исчезли.

— Вот чёрт, — выругались мы почти одновременно.

— Движок у них форсированный, это определённо, — пробормотал Юрий Александрович. — Но ничего — догоним.

С этими словами он перестроился в крайний левый ряд, обошёл целую вереницу ползущих еле-еле легковушек и, резко затормозив и бросив машину вправо, свернул с шоссе на какую-то боковую, явно просёлочную дорогу. Нас несколько раз ощутимо подбросило на ухабах, потом задние колёса беспомощно заскользили по мокрой глине, и зад машины стремительно понесло вперёд.

— Ё-моё! — воскликнула я, до боли в суставах вцепившись в торпеду. Через мгновение двигатель нашей «Тойоты» взревел, как раненый зверь, и всё-таки вытянул — выровнял корпус машины в нужном направлении.

На мокрой дороге, покрытой чудовищной кашей из гравия, глины и снега, нас бросало из стороны в сторону, как хрупкую корабельную шлюпку при десятибалльном шторме. «Тойота» то ныряла в огромные лужи так, что грязная вода заливала капот, то выскакивала на поверхность, и мокрая глина веером заливала лобовое стекло, а гравий барабанной дробью стучал по днищу кузова. Впереди не было видно ни зги, дальний свет мощных галогеновых фар вырывал из темноты максимум метров пять дороги. Внезапно, когда после очередной ямы нас подбросило вверх, я, совершенно ошалев от всего увиденного, заорала:

— Обрыв!!! — и вцепилась в сидение обеими руками, но Юрий Александрович, как видно, ожидал чего-то подобного и резко затормозил. Машину развернуло боком по направлению движения, и она, проскользив по инерции несколько метров вперёд, остановилась, зарывшись в глину по самое брюхо.

— Быстро наружу! — услышала я резкую команду и, открыв дверь, буквально вывалилась в грязь.

Поскальзываясь на каждом шагу, мы добрались до обрыва и глянули вниз. Где-то совсем близко, пробиваясь сквозь мглу, тускло светили габариты упавшей «Волги». Недолго думая, я на пятой точке стремительно съехала вниз.

Автомобиль похитителей лежал на крыше, всё ещё беспомощно вращая колёсами. Двери были закрыты. Вокруг стояла гробовая тишина.

— Открывай заднюю дверь, — сказал хриплым голосом спустившийся сверху Лисун и, вытерев о брюки испачканные руки, достал пистолет. Но мои пальцы только скользили по заляпанной глиной дверце. Тогда Лисун замахнулся и рукояткой пистолета разбил стекло. Из салона изуродованной машины раздался стон. Я ринулась вперёд, по пояс залезла внутрь и с замирающим сердцем на ощупь нашла Оксанку. С усилием перевернув огромную тушу в треснувшем на спине пиджаке, вылезла сама и потянула за собой подружку. Вдвоём с опером мы всё же выволокли девушку наружу, и я плеснула ей в лицо водой прямо из лужи. Она тут же пришла в себя и села.

— Ты цела? — бросилась я к ней. — Ну, говори же! Ничего не болит?

Оксана обвела нас тяжёлым взглядом, мгновенно преобразилась из невинной жертвы похищения в грозную фурию и выдала такую тираду на простом русском языке, что у меня отвисла челюсть.

— Вот это да! Отведи её в машину, попробуй развернуться, и ждите меня там. И двигатель не глуши! — усмехнувшись, сказал Лисун и указал стволом пистолета на «Тойоту», угадывающуюся тёмным силуэтом наверху.

Я поставила наконец замолчавшую подругу на ноги, она безропотно опёрлась на моё плечо, и мы, постоянно падая и соскальзывая вниз, минут через десять добрались до машины.

Посадив Оксану на переднее сидение, включив магнитофон и посоветовав не скучать, я не без труда развернула машину и опять стремительно промчалась вниз на пятой точке по уже, так сказать, наезженной колее.

У перевёрнутой «Волги» полным ходом шла разборка. Один из амбалов сидел прямо в луже, привалившись спиной к машине. Кровь заливала его лицо, один глаз у него вытек, а другим он вполне осмысленно и внимательно смотрел на дуло пистолета, направленного ему в переносицу.

— Итак, спрашиваю в последний раз, — мягко произнёс Лисун. — На кого работаете и от кого вы получили заказ на человека с Волоколамского шоссе?

— Не, начальник, мне всё равно хана, — прохрипел он. — Так что стреляй или своих ментов подтягивай, мне всё одно. Ничего не скажу.

В следующий момент гулко хлопнул выстрел и раздался вой сидящего у наших ног человека. Инстинктивно он потянулся к перебитой выстрелом голени, к тому месту, откуда толчками лилась тёмная кровь и стекала в лужу, смешиваясь с грязной водой.

Я отвернулась и услышала ласковый голос Лисуна:

— Ты у меня, сучара, прежде чем я тебе башку отстрелю, ещё часика три помучаешься. Понял? Говори, не доводи до греха!

Раненый зажал рукой ногу из которой хлестала кровь, втянул голову в плечи и, заикаясь, быстро заговорил:

— Мы с-с-со Сл-л-лоном работаем в ч-частной охр-р-ранной ф-фирме, «Гв-в-видон» наз-зывается.

— Как вы попали на эту работу?

— П-по об-бъявлению. О-они п-печатают в г-газетах, что тр-ребуются на в-высокооп-плачив-ваемую р-работу в-в ч-частные охр-ранные стр-руктуры оф-фицеры з-запаса, «аф-фганцы», д-десантура, п-погранцы, к-короче р-ребята из с-спецназ-за. А мы с-со Сл-лоном п-после А-афгана, потом Приднестровье, Югославия. Пр-ришли, н-нас и в-взяли.

— Чем занимается эта фирма? — резко спросил Юрий Александрович и повёл стволом пистолета в сторону здоровой ноги.

— Не-е-ен-надо, я в-всё скажу, — дёрнулся он всем телом. — Мы охр-раняли и соп-п-р-ровождали гр-рузовые а-авт-томашины, н-ну авт-топоезда.

— Что за грузы вы сопровождали?

— Н-не зн-наю. М-мы пр-р-рин-нимали их п-под охр-рану, к-как пр-равило в-в Д-душ-шанбе и-и с-сопр-ровожд-дали д-до В-выб-борга. Эт-то п-последн-ние п-полг-года. Х-хотя н-наши р-ребята р-работали и-и н-на др-ругих м-маршрутах. Г-гоняли г-груз в Пр-рибалтику.

— Где находится ваша контора?

— В Выборге, но есть филиал и в Москве, — он перестал заикаться, и голос его несколько окреп.

— Точнее.

— В Выборге — около железнодорожного вокзала, в трёхэтажном сером особняке, а в Москве — на Мясницкой улице. Тоже особняк, только двухэтажный. И контора называется «Гвидон-Транс».

— Часто вам давали задания на устранение кого-либо? — вопрос прозвучал резко, как удар хлыстом.

— Нет. У нас со Слоном это в первый раз.

— Вернёмся к тому, где и кто дал вам задание на ликвидацию того человека.

— В Выборге, наш начальник Олег, фамилии не знаю. Его все называли просто Олег, клянусь. Он вызвал нас, дал, как обычно, командировочные и сказал, что в Москве у мотеля «Можайский» нас сменят. А для нас есть другое дело. Потом дал по три тысячи долларов и приказал ждать клиента в мотеле, в 311 номере.

— Что дальше?

— Мы приехали в мотель, сдали фуру под охрану другим нашим ребятам.

— Битюгу и Кривому, а сами поселились в мотеле, — он закашлялся, было видно, что ему всё труднее и труднее становится говорить, изо рта полилась тоненькая струйка крови. «Видимо, серьёзно повреждены внутренние органы», — как-то отстранённо подумала я.

— Как выглядел человек, передавший вам заказ?

— Он назвался Паровозовым, имени-отчества не знаю. Лет под шестьдесят, довольно крупный. Волосы тёмные, на висках седые. Роста среднего — примерно метр семьдесят. Голос у него хриплый, запоминающийся такой. Говорит с акцентом, как хохол. Он сориентировал нас по месту жительства объекта, основным привычкам, возможным маршрутам передвижения. Дал фотографии и срок выполнения заказа — три дня.

Голос его становился всё тише, и после последних слов он обессилено откинулся назад и замолчал.

— Иди к машине, — тихо сказал Лисун и как-то странно посмотрел на меня.

Я развернулась, начала карабкаться вверх по склону и, уже почти добравшись до «Тойоты», вздрогнула — сзади раздался ещё один выстрел. Через несколько минут наверху показался Лисун, перепачканный с ног до головы, с канистрой в руках, и со словами: Финита ля комедия, — чиркнул зажигалкой. Язычок пламени лизнул небольшую лужицу бензина у наших ног и голубой змейкой устремился вниз, туда, где в тумане продолжали мерцать габаритные огни разбитой «Волги», последнего пристанища двух киллеров — убийц моего отца…

12

Оксанка спокойно уснула в глубоком кресле, укутавшись тёплым клетчатым пледом, и, судя по блуждающей на её лице улыбке, была пьяна в «дым».

Мы тоже рванули по коньячку и теперь курили в полном молчании, собираясь с мыслями. Коньяк тёплой волной заполнял каждую клеточку моего тела, и вместе с теплом приходило умиротворение.

Звонок сотового телефона прозвучал настолько неожиданно, что мы все вздрогнули.

— Да, — произнёс в трубку Юрий Александрович. — Привет. Ты где шляешься, мать твою? Мы у «Н». Давай, дуй сюда.

— Это Валерка. Сейчас подскочит, — пояснил он, отключив телефон.

Минут через пятнадцать в квартиру ввалился Валера, мокрый с ног до головы. Без лишних слов прошёл в комнату, увидел живую и невредимую Оксану, улыбнулся и тут же перевёл взгляд на початую бутылку.

— Замёрз как чёрт! — заявил он, зябко передёрнув плечами. Вы что, не могли раньше мне позвонить?

— Ладно. Сами только вошли. Давай, махни рюмашку и поведай нам, несчастным, как ты девку дал у себя из-под носа увести.

— Да там, на станции Лось, уйма народу, оказывается, выходит. Вот и оттеснили меня от неё. А она вышла на перрон, ну выпуская тех, кто сходит, а эти двое качков её и приняли прямо под белы ручки. Хорошо, я следом выскочил и засёк, в какую машину её сунули. Да, здоровые мордовороты её стырили. Кстати, а где они? Расскажите хоть, как Оксанку-то отбили у злодеев.

Я хлебнула коньячка и сказала:

— Не бойся, Валера, эти ребята уже часа два как в чистилище. Показания дают.

— Ну вы даёте! Вы что, их замочили?

— Ну зачем так грубо, Валера? Никто их не мочил, просто не соблюдали ребятки скоростной режим, вот и не справились с управлением автомобилем. Погода, сам видишь, какая.

Такое объяснение меня бы, например, не устроило. Однако Валера был, вероятно, не из любопытных и легко перешёл на другую тему, обращаясь к Юрию Александровичу:

— Какие будут дальнейшие указания, «у-шеф»? — он так правдоподобно изобразил интонацию Папанова из фильма «Бриллиантовая рука», что даже Оксанка улыбнулась, ну а мы не выдержали и расхохотались.

— Слушай, Валера, а ты где служил срочную, а? — спросил ни с того ни с сего Лисун.

— На Дальнем Востоке, в морпехах, — гордо ответил тот и, почувствовав на себе заинтересованный взгляд моей подружки, густо покраснел, видимо, от удовольствия.

— Чего же ты в ментовку тогда подался-то? Тебя бы любая частная охранная контора с руками бы оторвала! У них воины спецназа, ох, как ценятся. Да и зарплата была бы погуще. И в «зелёных», кстати.

— А ну их к бесу с их «зеленью»! Оглянуться не успеешь, как киллером станешь. А насчёт спецназа, так ведь он тоже разный бывает. Мы в нашей бригаде тоже считались крутыми дальше некуда. Пока однажды нас не огорчили, как говаривал незабвенный Глеб Егорович Жеглов, до невозможности… Дело было…

— Подожди, подожди, — сказала я, — сначала давайте выпьем за нас. За десантуру в лице Юрия Александровича, за морскую пехоту в твоём и погранвойска в моём с Оксаной.

— А Оксанка-то здесь при чём? — не понял Валера.

— Как при чём? Я же как-никак подруга этой особы, значит — я тоже пограничница, — искренне возмутилась подруга и скорчила при этом такую обиженную физиономию, что мы снова расхохотались.

— Ах ты, неблагодарная. Это я — особа? Посмотри лучше на себя! — разозлилась я.

— Да ладно вам, не ссорьтесь, — сказал Валерка, поднимая рюмку.

— Ты что-то хотел рассказать про спецназ, — напомнил Лисун Валере, когда все выпили и закусили.

— В общем, дело было так. С одной из зон, расположенной под городом А, сбежали три зэка. Причём убили конвоира и забрали с собой автомат и два магазина. Ну, понятное дело — ЧП. Всех подняли на ноги. Усилили посты на дорогах, в населённых пунктах и так далее. А нашу группу из десяти человек бросили за этими отморозками. Короче, бегали мы за ними по тайге неделю, не меньше. Однажды зажали их в какой-то избушке на курьих ножках и даже шлёпнули одного. Непонятно как, но двое всё же ушли. И вот, проходит ещё несколько дней, и мы снова прижимаем их к болоту. Топь жуткая. Ну, ни в жизнь не пройти. Засели они, значит, в этом болоте, притаились. Мы тоже перекур устроили. Тайм аут, так сказать, взяли. Потому как перед этим самым болотом поляна огромная, мхом покрытая. Ну никак незаметно не подойти к ним.

Впереди только метров триста по совершенно голому месту. А кроме мха, на всём пространстве ни деревца, ни кустика.

Короче, пока решали как быть, штаб на связь с нами вышел и передал абсолютно непонятное распоряжение: «Самим не соваться, ждать. Прибудут спецы».

Понятное дело, сразу стал напрашиваться вопрос: а кто такие тогда мы? И за кого нас вообще тут держат. Обидно, конечно, но приказ есть приказ. Сидим, курим, ждём. Эти в болоте тоже, понятное дело, сидят и ждут. Часа через два садится вертолёт МИ-8, кажется. Выходят оттуда два гарных хлопца. Мы ахнули. Молоко на губах не обсохло. Ну, от силы лет девятнадцать можно им дать и то с натягом. А уж прикинуты, ну прямо на бал собрались, не иначе. Представьте себе — в троечках атласных, явно не советского покроя, туфельки лаковые. Носочки белые. Рубашечки тоже белее снега, галстучки и… по полному карману семечек. В одной руке, правда, по какому-то карабину короткоствольному, нам незнакомому.

Столпились мы, значит, вокруг них, ни черта не поймём, только глазами хлопаем. А они семечки лузгают и так спокойненько спрашивают, что, мол, у нас стряслось. Мы всё чин по чину им докладываем: так, мол, и так, сидят вон там в болоте две вражины, сдаваться не хотят. Выслушали они нас, покачали головой и говорят:

— Отойдите подальше и ни во что не вмешивайтесь, что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Понятно?

Ну что тут непонятного. Не вмешиваться так не вмешиваться. Отошли мы, значит, подальше, залегли на всякий пожарный случай, так сказать, и наблюдаем.

А они, не сговариваясь, расходятся в разные стороны. И вдруг видим, один на поле выходит и идёт в полный рост прямо на бандитов. Карабинчик в левой руке болтается, идёт, по сторонам жалом водит. То нагнётся, травинку какую сорвёт, понюхает. То остановится, пение птичек послушает. И всё время семечки лузгает. Ну ни дать ни взять, «московский озорной гуляка». Мы замерли, ну думаем, крыша у парня совсем поехала. Короче, прошёл он так метров пятьдесят, потом, естественно, со стороны болота раздалась очередь, и наш красавчик, как подкошенный, упал на землю. Так, думаем, одного спеца завалили, посмотрим, что дальше будет.

Дальше мы вообще ошалели. С другой стороны выходит второй супермен и как ни в чём не бывало такой же разгильдяйской походкой идёт прямо навстречу смерти. У нас нервы уже на взводе, так и хочется крикнуть: куда, мол, идёшь, болван. Но приказ есть приказ. Сидим. Смотрим. Тут, понятное дело, опять раздаётся автоматная очередь и второй красавчик падает на нашу грешную землю, обильно поливая её своей молодой кровушкой. Правда, это уже в нашем воображении, так как далековато всё же и крови оттуда, где мы сидим, не разглядеть.

Проходит, наверное, секунд тридцать и — о чудо. Оба супермена встают как ни в чём не бывало, разворачиваются спиной к беглым зэкам и идут к нам. Подходят и, не прекращая лузгать семечки, спокойненько так:

— Ну, идите, забирайте ваших мазуриков, — говорят, а сами батистовыми платочками брезгливо отряхиваются да блеск на ботиночках наводят.

Мы, понятное дело, опять им давай втолковывать, что там двое бежавших заключённых, что, мол, у них автомат Калашникова и два магазина. А они своё гнут: идите, мол, забирайте и не ссыте.

Легко говорить. Пошли мы в атаку, где броском, где перекатом, а где и по-пластунски. Каждую секунду ждёшь пули. А впереди тишина. Ну, думаем, патронов-то мало у них, поди, осталось, вот ближе и подпускают, чтобы наверняка. А эти в галстучках сзади нас идут в полный рост и просто от хохота умирают, смеются до колик.

Делаем последний бросок и видим в небольшом овражке следующую картину. Лежат наши мазурики в самых живописных позах, и у каждого ровно в середине лба по аккуратненькой маленькой дырочке!

Тут мы вообще, что называется, на жопу сели. Всякого повидали, но такого! Мистика какая-то. А оказалось всё просто. Первый «пиджак» вышел, дождался, пока беглый высунется, чтоб очередь дать, и в падении засветил ему промеж глаз. А второй также, представляете.

В общем, когда мы провожали этих спецов до вертушки, они всё ещё в себя не могли прийти от хохота. Мы тогда списали это на нервный срыв. Хотя, может, мы просто своё самолюбие так тешили, а может, это и был на самом деле нервный смех? Вот это «спецы», вот это я понимаю, — с явным уважением закончил Валерка свой рассказ.

— Да, не хотел бы я с такими ребятками встретиться на узкой дорожке, — задумчиво произнёс Юрий Александрович.

— Хорошо, что наши сегодняшние оппоненты оказались куда попроще, а то бы нам точно хана.

— Ну не скажи, подруга, мы тоже ещё кой-чего могём, ведь тогда они на Волоколамском шоссе чисто сработали, вот только с Оксанкой прокололись. И так по-глупому. Непонятно. Хороша, конечно, девка, но когда на такое дело идёшь, по-моему, не до баб.

— Видать, и правда в первый раз на такое шли. Надо же, не соврал «сука», — сказала я.

— Ну, давайте ещё, что ли, по одной? А то, честно говоря, я никак не согреюсь, — пожаловался Валерка, разливая остатки коньяка.

— Как по мне, то я уверена — дело не в том, профессионал там или нет. Всё дело в везении, что ли, или как на роду написано. Вот, помню, у нас случай был.

— А мне почему не наливаешь? — возмутившись, перебила меня подруга и, сделав попытку встать, сильно качнулась в сторону.

— А Вам, мадемуазель, достаточно. Пойдём, я тебя спатки уложу и сказку расскажу, — предложила я, и, крепко ухватив подругу за руку, развернула её на сто восемьдесят градусов и несильно подтолкнула в сторону спальни.

Оксанка что-то недовольно пробурчала себе под нос и, восстановив наконец равновесие, гордо удалилась в опочивальню.

— Так вот… — продолжила я, вернувшись к столу. — Короче говоря, солдатик сбежал из части ПВО под Выборгом. Как потом выяснилось, «деды» его достали. Ну не выдержал паря такого обращения, завалил обидчиков из «калаша» и дал дёру. А куда бежать? А бежать-то и некуда. Пограничная зона, патруль на патруле, сами понимаете. И решил он, не мудрствуя лукаво, махнуть аж в Финляндию. Не знаю, на что рассчитывал, но факт остаётся фактом.

— Давай, за нас, — поднял рюмку Валерка.

— Ну, естественно, всех нас подняли по тревоге. Ловите, мол, — продолжила я, когда все выпили и закусили. — А парнишка тот выходит на инженерный рубеж пограничной заставы, ну и, естественно, срабатывает сигнализационную систему. К месту сработки выезжает тревожная группа с розыскной собакой. Ставят собаку на след и вперёд. А местность там такая — болота и скалы, а уж бурелом вообще не приведи господи. Короче говоря, как это всегда и бывает, инструктор с собакой идёт от остальной тревожной группы в отрыв. Должна заметить, что, как правило, тревожная группа отстаёт от инструктора службы собак на довольно-таки значительное расстояние. Иногда до пяти километров. Если бы беглец сориентировался правильно, что в пограничной зоне практически невозможно, то его бы сразу взяли заслоны. Однако парнишка заблудился и вместо того, чтобы идти к границе, пошёл вдоль неё. Идёт он, значит, и слышит, как сзади кто-то его догоняет. Он, не торопясь, ложится на землю и изготавливается для стрельбы. Выскакивает прямо на него собака, он её — шлёп. Следом инструктор, он его тоже — шлёп. Встаёт и идёт дальше. Выходит на участок следующей, соседней с нами, заставы. Опять срабатывает сигнализационную систему. И опять прямо по схеме. Собаку — шлёп. Инструктора — шлёп. И идёт дальше. А мы сидим в канцелярии с нашим начальником, капитаном Пустым, и голову ломаем, где у нас сработка будет. Логики-то в поведении никакой. К тому времени — вертолётов уже в воздухе просто море. А толку-то. В общем, сработал у нас пятый участок. Выезжаем. Начальник кричит, чтоб я вперёд не вырывалась, значит. Оно и понятно. В лесу цепью если развернуться, всех одной очередью не положит. Короче, отстали они, один хрен. Не могу же я всё время собаку сдерживать. Долго мы за этим парнем шли. Километров двадцать точно. Замучились, слов нет. В общем, я ног под собой уже не чую, да и залив близко, а там не деться ему никуда. Дай, думаю, перекурим. Ну, села под ёлкой, затянулась. Дик рядом валяется, язык на два метра вывалился, тоже еле дышит. Дела. Я, честно говоря, того щелчка, ну как затвор клацнул, вовсе не слышала. А вот Дик вдруг как вскочит и одним прыжком уже в кустах. Я поднялась, причём автомат оставила там, где сидела, и следом. Смотрю, Дик кого-то на земле рвёт. Кровищи — море. Я собаку за ошейник — не слушается. Всё — кровь почуял, не оторвёшь. Делать в такой ситуации нечего — я одной рукой ошейник, а другой яйца ему со всех сил сжимаю. Пригляделась, «Калашников» рядом валяется, ну я его на всякий случай в сторону откинула. Переворачиваю, значит, эту жертву аборта, а на петличках — пушки окрещённые защитного цвета. Слава богу, думаю, он. А то ведь заслонов много по лесу выставили. Дик мог запросто кого-нибудь из наших зацепить.

— А чего это он затвор дёргать стал? Если стрелял уже. Патрон-то у него в патроннике уже был, — поинтересовался Валерка.

— Вот именно, что был, а он с перепугу ещё раз дёрнул, и получилось классическое утыкание патрона. Так-то вот. Я и говорю — судьба. Не дёргался бы, перестрелял бы нас, как куропаток.

— А с теми, кого он зацепил, что? — спросил Лисун, наливая ещё по одной.

— Инструкторов он только ранил, а вот обе собачки погибли. Ладно, пойду носик попудрю, а то коньяк какой-то мочегонный попался, — сказала я, кряхтя выбираясь из-за стола.

Когда я вернулась к столу, то увидела, что Лисун с Валерой уже о чём-то переговорили и, скорее всего, приняли решение. Это радовало.

— Наташ, мы тут посовещались и вот что придумали. Валерий в целом не против во время своего очередного отпуска подработать в частной охранной фирме. Конечно, это нарушение статьи двадцатой Закона Российской Федерации «О милиции». Но с другой стороны, кто об этом узнает? Я тут порекомендовал ему одну. «Гвидон» называется, — сказал Юрий Александрович, лукаво улыбаясь.

— Дело хорошее и, как уже было сказано, денежное, — согласилась я.

— Ну и славно. Завтра я свяжусь с одним человеком и, думаю, к концу недели у тебя, Валера, будет лицензия на частную охранную деятельность. Даже с правом ношения служебного огнестрельного оружия.

— Но если этот «Гвидон» — контора серьёзная, то его просто так не возьмут, а будут проверять, — выразила я обеспокоенность. И то, что Валерий работает в милиции, сразу станет им известно.

— Конечно, но, во-первых, он может сказать, что отгуляет отпуск и с радостью пошлёт всю эту «мусарню» к такой-то матери, а во-вторых, я думаю, что они сами ему предложат никуда не уходить, а работать у них, так сказать, по совместительству. Ты думаешь, им не нужен человек с настоящей ментовской «ксивой», да ещё «опер»?

— Думаю, что ещё как нужен. Это же бесценный источник информации, притом оперативной, — согласился Валера.

— Я тоже так думаю. А тебе, Наталья, туда соваться нельзя. Хотя ты — бывший пограничник и всё такое. Но есть у тебя один недостаток — фамилия. Боюсь, они враз допетрят, что это они твоего папку замочили, а дочка рвётся отомстить.

13

На следующий день я поехала на Новодевичье кладбище, к папе. Погода опять стояла отвратительнейшая. Моросило. То ли снег с дождём, то ли дождь со снегом. Народу вокруг, понятное дело, совсем не было. Всё было уныло и промозгло. Дорожки между могилами развезло, и я с трудом добралась до нужного участка. Могила сильно осела, цветы, сплошь покрывающие могильный холмик, превратились в мусор, венки тоже завяли и своим невзрачным видом «удачно» дополняли картину общего запустения. Деревья совсем облетели, и их мокрые скелеты раскачивались на холодном ветру, издавая жуткие кладбищенские стоны.

Я положила на могилу четыре красных гвоздики, пару сигарет и, облокотившись спиной о соседнюю ограду, закурила. Настроение было, прямо сказать, паскудное. Мысли в голову лезли одна мрачнее другой. Я гнала их прочь, но на душе всё равно было очень тревожно. «Всё, хватит раскисать. Нужно срочно выпить», — я вдавила окурок в глину и, мысленно попрощавшись с папой, направилась к выходу с кладбища. Тогда я ещё не знала, что выпить сегодня мне придётся не скоро.

Едва я открыла дверцу машины и нырнула в её тёплое и уютное нутро, намереваясь сорвать голову с бутылки коньяка и разогнать таким испытанным средством все печали, как кто-то тронул меня за плечо. От неожиданности я вздрогнула и резко обернулась.

— Капитан Иванов, Комитет государственной безопасности, — представился мужчина средних лет, одетый, как и полагается по законам жанра, в наглухо застёгнутый чёрный плащ. Он так доброжелательно улыбался, прямо лучился радостью, я полагаю, от встречи со мной. Ну, ни дать ни взять, встретил закадычного друга, которого не видел много лет. Однако у меня от этой его приветливости прямо перехватило дыхание. Мысли спутались и я предательски дрогнувшим голосом произнесла:

— Я вся во внимании. И чем моя скромная фигура может помочь нашим славным органам? — спросила я, запустив двигатель и выходя из машины.

— Ну, полноте, Наталья Александровна, не такая уж Вы и скромная фигура. Не могли бы Вы проехать с нами и ответить на несколько вопросов? А то на свежем воздухе, сами видите, погода не располагает, — при этом он сделал приглашающий жест рукой по направлению к чёрной «Волге», около которой застыли двое мрачных верзил, похожих друг на друга как две капли воды.

— У природы нет плохой погоды, — нараспев попыталась пошутить я, ощущая явственную пустоту в животе.

— Может быть, у природы и нет, — весело воспринял мою шутку господин Иванов, — но разговор наш, сами понимаете, будет строго конфиденциальным. Да и потом, вам подписать придётся парочку пустяшных бумажек. А тут, — он тоскливо взглянул на небо и, как мне показалось, виновато развёл руками.

— Да, но… — я растеряно посмотрела на свою машину, судорожно соображая, как от него отделаться.

— Не беспокойтесь, — мгновенно понял мой следующий ход капитан Иванов, — это займёт не более часа. И после нашей беседы, уверяю, Вас доставят обратно к Вашей машине.

Но поскольку я была не менее догадлива, чем капитан Иванов, то сразу поняла, что ни через час, ни через два я сюда уже не вернусь. Если вернусь вообще. Решение пришло сразу. Я даже сама до конца не поняла, что делаю.

— Ну что ж. Как я понимаю, выбора у меня нет? — спросила я, прикидывая расстояние до «Волги». Так, метров двадцать. Водителя за рулём не было. Он очень кстати внимательно разглядывал аудиокассеты с записями В.С. Высоцкого в киоске на другой стороне улицы. Потрясающее разгильдяйство. Хотя, с другой стороны, они наверняка были уверены, что никуда я от них не денусь.

— Совершенно верно, Наталья Александровна. Следуйте за мной, — ухмыльнулся капитан и повернулся ко мне всем корпусом.

Я спиной села в свою машину, якобы намереваясь выключить зажигание, подобрала ноги к животу и, как учили, вложив в удар всю силу, резко выбросила их в сторону Иванова. Он отпрянул назад, но я его всё же достала. Согнувшись пополам, он упал на колени. В следующее же мгновение папина «Тойота» весело взревела мотором и, вжав меня в сидение, рванула с места.

От преследования я оторвалась быстро. Где-то в районе Шмитовского проезда я бросила взгляд в зеркало заднего вида и с удивлением обнаружила, что неприятельская «Волга» сзади больше не маячит. Покрутившись ещё минут двадцать по району, я свернула в сторону Покровского-Стрешнево и, загнав машину на одну из множества аллеек, остановилась, чтобы перевести дух. И, конечно, приложиться к бутылке, янтарным цветом поблёскивающей на соседнем сидении. Теперь, когда я вступила в открытый конфликт с органами правопорядка, как никогда остро встал вопрос, что делать. «Нужно позвонить Лисуну, — подумала я.

— Вот только откуда?» Как бы отвечая на мой вопрос, из «бардачка» раздался знакомый пиликающий звук. Ну, конечно! Как я могла забыть, что Юрий Александрович так и не забрал из моей машины свою трубку!

Я отложила бутылку в сторону, так и не открыв.

— Да, — тихим голосом произнесла я.

— Наташ, — раздался голос Лисуна, — ты где находишься? У нас неприятности. Сегодня утром прямо в служебном кабинете с наркотой замели Валерку. Взяли и сразу выписали «сотку». Короче, надо встретиться.

— У меня тоже крупная неприятность, если не сказать больше. Я буду вас ждать через тридцать минут у въезда в усадьбу графа Стрешнева. Ну, знаете, направо с Волоколамки, если едешь в сторону области? Там сейчас какой-то научно-исследовательский институт, кажется, гражданской авиации.

— Знаю. Но давай лучше встретимся у конторы.

— Говорю же, что у меня неприятности. Подъезжайте вы. Я не могу.

— Хорошо, жди меня через тридцать минут. Всё обсудим при встрече.

14

— Это не комитетчики, — выслушав меня и с минуту почесав макушку, сделал утешительный вывод Лисун.

— Мне тоже так показалось. Что-то очень уж легко я от них отделалась. Хотя «ксива» у этого Иванова, похоже, была настоящая. Да и манера поведения тоже, — задумчиво произнесла я, соглашаясь. — Но это всё ерунда. Прежде всего нужно выручать Валерку.

— Я хотел сказать, что капитан Иванов, может и правда служить в КГБ, но в данном конкретном случае работал он не от конторы, а от себя. На свой, так сказать, страх и риск. А то, что смылась, думается мне, ты сделала правильно. Похоже, на всю нашу компанию объявили охоту. Видишь, Валерку замели с наркотиками. Явная подстава. Думаю, долго они его по такому «фуфловому» обвинению не продержат. Реально мы ничем помочь ему не можем. Так что об этом не думай. Интересно другое — то, что и с Валерой, и с тобой неприятности произошли почти одновременно…

— Но меня пока не замели… Или вы хотите сказать, что это вопрос времени?

— А это уже, зависит оттого, как мы будем действовать. Хотя мне очень многое непонятно в сложившейся ситуации. Попробуем взглянуть на все события последних дней в свете, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств. Разложим все события по порядку. Может, тогда что-нибудь и прояснится. Итак, первый и самый главный вопрос: кому наша компания мешает? Второй, не менее важный: как вообще кто-то смог выйти на нас? По сути, мы вели себя очень осторожно. Хотя… Лисун на секунду замолчал, внимательно посмотрел на меня и со словами: «Ну, конечно же, вот оно!» — так хлопнул по моей коленке ребром ладони, что она тут же отозвалась острой болью.

— А нельзя ли полегче? — проворчала я, потирая ушибленное место.

— Нас специально вывели на них, — пояснил мой напарник, проигнорировав мой, по его мнению, неуместный вопрос.

— На кого на них? — не сразу врубилась я, все ещё дуясь.

— Да на этих лохов, на «Волге»! Слушай. Мы использовали Оксанку, грубо говоря, как подсадную утку. А для чего? А для того, чтобы выйти на непосредственных исполнителей заказного убийства твоего отца. Так?

— Так.

— Ну, а ещё кто-то, скорее всего, тот, кто твоего отца и заказал, решил использовать Оксану точно так же. Представляешь? Он просчитал наши ходы намного вперёд и понял, что одним махом может решить для себя сразу две проблемы. И от исполнителей отделаться, и всю нашу компашку заодно высветить. А убедившись, что исполнители мертвы, а мы живы, взялся за нас. И вот, пожалуйста, не прошло и суток, а Валерка по подозрению в совершении преступления сидит в изоляторе временного содержания, ты по плану тоже должна давно париться где-нибудь, скорее всего, в Лефортово. Ну а я, узнав все эти столь печальные новости, наскоро завтракаю и, даже не побрившись, скатываюсь вниз по лестнице к своей «ласточке», поворачиваю ключ в замке зажигания и… Короче, совершенно не вовремя предстаю перед апостолом Павлом.

— Не слишком ли это сложно? Всю нашу компанию можно было завалить прямо в том самом овраге. Да и исполнителей следом.

— Совершенно верно, — Лисун с восхищением посмотрел на меня, — я созвонился с ребятами из области, и то, что они мне сообщили, меня несколько удивило. Оказывается, за пять метров до края карьера было установлено так называемое изделие «Ёж». Ну такая металлическая лента с шипами, колёса дырявить. А ещё экспертиза установила, что на той «Волге», считай, вообще не было тормозов. Тормозные шланги были аккуратно надпилены в нескольких местах. Так что ребятки те были обречены. Это факт. Но произошло непредвиденное. «Волга», налетев на «Ёж», каким-то непостижимым образом утащила его за собой в карьер. Зацепился он за что-то крепко. Понимаешь? Вот поэтому мы не влетели следом за «Волгой» в карьер. Дело случая.

— Интересно девки пляшут. Получается, в том самом овраге всем нам хотели устроить братскую могилу?

— Получается. Причём тот, кто это задумал, был уверен в успехе на все сто процентов. Так сильно уверен, что даже не подстраховался. А узнав, как крупно просчитался, решил не откладывать наше вознесение на небеса в долгий ящик. В результате сегодня утром под капотом моей машины было обнаружено взрывное устройство, эквивалентное энному количеству граммов тротила. Знающие люди подсказали мне, что с помощью такого количества взрывчатки можно без труда вознести не только меня, но и мой автомобиль как минимум на высоту седьмого этажа.

— Ну и что теперь делать? Честно говоря, мне становится страшновато. По-моему, дело — дрянь.

— Не скрою, я тоже в некоторой растерянности. Хуже всего то, что мы, похоже, не сдвинулись с мёртвой точки ни на дюйм. Обложили нас круто, я бы сказал, профессионально и, судя по всему, в покое теперь не оставят.

— Но какой-то выход всё равно должен быть!? — воскликнула я почти в отчаянии.

— Выход всегда есть, это ты верно сказала. А знаешь что? — Лисун открыл багажник и извлёк оттуда пузатую бутылку моего любимого коньяка «Ай-Петри». — Будешь? Двенадцать лет выдержки, между прочим.

— Знаю, что двенадцать, — махнула я рукой. — Ладно, давай вмажем. Только у меня в машине. Там шоколадные конфеты и стопки есть. А то у тебя, небось, как всегда, только стаканы.

— Именно, — захохотал Лисун, — гранёные и немытые. Куда нам, лапотным, до вас.

15

Странная всё-таки штука жизнь. Но ещё более странно устроены сами люди. Представьте себе одну из московских так называемых зон отдыха. Разбитый донельзя асфальтовый пятачок, горы бумажного мусора и пустых бутылок, да пара покосившихся изрезанных ножами скамеек с неприличными надписями. Именно такая картина предстала передо мной, едва я вылезла на свежий воздух. Пейзаж удачно дополняли наши приткнувшиеся мордами к лесу автомобили. Грязная-прегрязная «Тойота» с треснувшей правой фарой, причиной постоянных придирок гаишников, а рядом убитая жизнью и лет десять не знавшая техосмотра бежевая «Волга» с подтёками ржавчины по бокам и просевшими задними рессорами, из-за которых создавалось впечатление, что машина смертельно устала и остановилась перевести дух.

Иллюзия хрупкого комфорта и принадлежности к обществу, ощущаемые ещё секунду назад в салоне автомашины, рассыпались моментально. И в один миг из преуспевающей уверенной в себе молодой девушки я превратилась в гонимого всеми бродягу, для которого, если и есть место в родном городе, то вдали от залитых неоновым светом улиц со спешащими празднично одетыми гражданами.

Моя жизнь вдруг показалась мне конченной, и, как ни старалась, я не могла скинуть с себя это наваждение.

— Эй, Натали, ты что, уснула, что ли? — заставил меня вздрогнуть и вернуться к, увы, невесёлой действительности Юрий Александрович.

— Да нет, — неохотно отозвалась я, зябко передёрнув плечами.

— Что-то ты совсем раскисла. Так нельзя. Вот сейчас хлопнем по одной, и сразу станет веселее.

— Ну давайте, — вяло сказала я и, не дожидаясь тоста, опрокинула внутрь янтарный напиток.

— Ты знаешь, что я подумал?

— Знаю. Когда не знаешь с чего начать, нужно сделать первый шаг.

— Точно. Смотри, — с этими словами Лисун протянул мне маленькую записную книжку, обтянутую чёрной клеёнкой.

Я пролистала её. Ничего особенного. Адреса, телефоны, фамилии.

— Ты посмотри на букву «О», видишь — «Олег». Все фамилии по алфавиту, а тут просто Олег. Сообразила? — Лисун налил ещё по одной.

— Это… Книжка этих на «Волге»? — мне сразу стало жарко от пронзившей меня догадки.

— Точно! Это домашний телефон их начальника. Так что, если они так ловко перекрыли нам кислород здесь, на нашем, так сказать, поле, попробуем сыграть на их территории. Звони домой и скажи, что уезжаешь на дачу к другу дней на пять. Ну, рыбалка там и всё такое. К армейскому другу, скажи. А мы с тобой сейчас рванём в Выборг. Уж там они нас точно не ждут. И возьмём за яйца этого Олега.

— На чём поедем? На поезде?

— Думаю, лучше на твоей старушке. А мою тачку сейчас загоним, есть человек — давно просит. Между прочим, золотые руки. Говорит, такую лайбу из этого металлолома сделает, закачаешься. Всё. На посошок и по коням.

— Ну ты даёшь! — только и сумела сказать я, уже сама почувствовав, как медленно, но верно закипает во мне кровь, всё быстрее и быстрее бежит по жилам, как начинает пьянить меня предвкушение чего-то нового и неизведанного доселе.

Часть третья Выборгский транзит

1

Ноябрь, 1990

Через три часа мы уже подъезжали к Солнечногорску. Имея в кармане около семисот долларов США за Юркину «Волгу», пять тысяч рублей моих личных сбережений, полный бак бензина и три полные канистры в придачу. Но самое главное — в «бардачке» лежали и ждали своего часа скреплённые обыкновенным степлером несколько листков, содержащих полные данные на Митрофанушкина Олега Валентиновича, 1963 года рождения, генерального директора частного охранного предприятия «Гвидон», а также сведения ещё о нескольких сотрудниках данного заведения, но это так — на всякий случай.

Выборг встретил нас хмуро. В последний раз я была здесь в восемьдесят седьмом году, тоже поздней осенью. Тогда я только что дембельнулась в запас и ехала домой. По этой причине погода меня тогда совершенно не волновала. Однако сейчас было совсем другое дело. Пасмурное небо и мокрый снег оптимизма не прибавляли. Мы сняли, на мой взгляд, просто шикарный двухместный номер в новой гостинице «Дружба», буквально в нескольких шагах от железнодорожного вокзала, перекусили и вечером пошли прогуляться. Нужное здание охранного предприятия мы нашли довольно быстро. Если бы мы не поторопились, а сначала выяснили, где расположено здание «Гвидона», то можно, я думаю, было бы снять номер с окнами, выходящими прямо на интересующий нас объект. Но наши окна выходили на залив, и это было просто замечательно.

Побродив до девяти часов вечера по городу, мы решили вернуться в гостиницу и хорошенько выспаться. Однако этому не суждено было сбыться. Во всём виноват был, конечно, наш неутомимый сыщик. Мы уже почти дошли до места, как вдруг Лисун задержался около одного из макетов кораблей викингов, установленных прямо у гостиницы и придающих ей неповторимый северный колорит, и заявил, что постоит ещё несколько минут и подышит свежим воздухом. Я к тому времени уже изрядно продрогла и, буркнув дежурное «Только недолго», хотела было отправился в номер. Но тут наше внимание привлёк какой-то шум, или возня. Всё происходило недалеко от нас, у самой кромки воды. Там кто-то яростно спорил. И хотя никто не кричал «Насилуют!», «Помогите!» и так далее, через минуту стало ясно, что в метрах двадцати от нас компания подвыпивших мужчин нагло пристаёт к двум девушкам, пытаясь, судя по всему, затащить их в кусты.

— Подожди меня здесь, — рявкнул Лисун и стремительно исчез в темноте. Почти сразу послышался вскрик, потом возня, но на редкость быстро всё стихло. Я уже хотела броситься на помощь, как появился мой друг… Но не один, а в сопровождении двух див.

— Знакомься, — без лишних предисловий начал он. — Это Света, — кивнул Юра головой в сторону высокой блондинки, — а это — Юля, — развернулся он в сторону второй девушки.

Только я открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, как из темноты к нам метнулась какая-то огромная тень. Я даже не успела испугаться, как Лисун сделал едва уловимое движение ногой, и тень, хрюкнув, исчезла в обратном направлении.

— Теперь, кажется, всё в порядке, — скромно изрёк спаситель, не обращая никакого внимания на угрозы и проклятия, раздававшиеся из темноты явно в наш адрес, и увлёк девушек на хорошо освещённую площадку перед входом в гостиницу.

Мы ещё немного покурили перед входом, окончательно подружились и решили продолжить знакомство у нас в номере.

Девчонки оказались студентками второго курса Ленинградского педагогического института и на вопрос, чем они занимаются в Выборге, неопределённо ответили, что находятся в научной командировке. Относительно наших персон девчонки оказались не столь любопытны.

Их вполне удовлетворил ответ, что мы приехали за машинами. Впрочем, после парочки Юркиных тостов типа «За прекрасных дам!» наши новые знакомые на редкость легко согласились разделить наш кров и стол до утра.

В целом ночь прошла великолепно. Для Лисуна. Хорошо ещё, что номер у нас был двухкомнатный. И всё равно уснуть мне удалось только под утро, да и то часа на полтора. Выпито тоже, сами понимаете, было немало. Часов в одиннадцать дня я с трудом разлепила глаза и инстинктивно потянулась к тумбочке за живительной влагой. Однако мой взгляд упал на диван у окна. Там лежала обнажённая Юля, почти поперёк кровати, бесстыдно раскинув роскошные бёдра. Простыня сползла на пол, открывая моему туманному взору совершенно обалденную фигуру с загадочно темневшим треугольничком шелковистых волос между идеальных стройных ног. Даже «завитки» берут. Правда, я тоже очень даже ничего, но всё же. Хороша девчонка, повезло нашему сыщику, ничего не скажешь. Водные процедуры подействовали на меня просто чудотворно, исчез пренеприятнейший привкус во рту, и я почувствовала, что организм требует пива. Нет, день положительно начинался удачно. Не успела я подумать о пиве, как дверь в ванную комнату приоткрылась и вожделенный напиток оказался у меня в руках. Короче говоря, я чувствовала себя заново рождённой и готовой на любые подвиги. Кстати. А вернее сказать, совсем некстати, часы показывали уже почти половину третьего дня.

Юрий Александрович тоже выглядел довольно свеженьким и энергично принялся за завтрак. Когда разлили кофе и все закурили, я решила узнать о наших планах на ближайшее будущее. Однако пока я плескалась в душе, наши товарищи уже обо всём договорились.

— Сейчас, девочки, мы с Наташкой, пока вы пудрите носики, моем быстренько посуду, а потом все вместе дружненько двигаем в «Якорь»!

— Какой «Якорь»? — едва не поперхнувшись, не поняла я и упала в кресло.

— Вот чудачка! Светик, объясни по-быстрому, в какой такой «Якорь» мы собрались, — весело сказал Лисун и скрылся за дверью в туалет.

— Это ресторан такой на набережной. Здесь рядышком. Рыбку, знаешь, как там готовят? Просто пальчики оближешь, — проворковала Светочка.

Я возмутилась. Нет не так. Моему возмущению не было предела. Я резко встала и решительно постучала в дверь сортира, где Лисун, судя по явно затянувшемуся акту дефекации (прошу прощения за столь интимную подробность), видимо, знакомился со свежей корреспонденцией.

— Что всё это значит? Ты не забыл, что сегодня у нас, — тут я выразительно скосила глаза на часы, — через час очень важная встреча с человеком?

— Это с Олежкой, что ли? — взвизгнула у меня над самым ухом Юлечка.

Тут я вообще едва не лишилась дара речи. Ну и «опер», ничего не скажешь. Языком треплет, как метлой машет. Впрочем, это, кажется, было сказано про женщин.

Я уже набрала полные лёгкие воздуха, чтобы высказать окружающим всё, что я думаю по этому поводу, как за дверью сортира раздался характерный шум спускаемой воды и через мгновение на пороге как ни в чём не бывало возник Лисун. Обезоруживающе улыбнувшись, он произнёс почти извиняющимся тоном:

— Представляешь, Натали, оказывается, девчонки очень хорошо знают одного человека и могут запросто нас с ним познакомить. Митрофанушкиным Олегом. Этот Олег, контролирует всех, кто занимается перегонкой машин. Так зачем, спрашивается, нам лазить по всему городу в поисках приличной машины, если ребятки этого типа сами гоняют их из Финляндии? Так что он может нам запросто помочь. А то на этом рынке купишь какое-нибудь фуфло со скрученным спидометром. Вон Юлька говорит, что даже в Питере все приличные люди берут машины только у него.

— А станет он с нами возиться? — с наигранным сомнением покачала я головой, хотя не скрою, внутри у меня всё пело и ликовало.

— Это мы берём на себя, — почти хором ответили наши новые знакомые.

2

Ресторан «Якорь» уютно располагался среди крытых красной глиняной черепицей и увитых плющом внутренних строений самой большой средневековой крепости города. Чтобы попасть внутрь крепости, прошеному или непрошеному гостю, необходимо было преодолеть довольно внушительный ров с водой. Конечно, как вы догадались, мы пересекли его по широченному подвесному мосту. Мост, судя по всему, также был сооружён ещё в средние века из толстенных сосновых брусьев, окованных железом. Подъёмный механизм располагался, по-видимому, в двух симпатичных башенках по ту сторону рва, и был призван приводить в движение мощные, позеленевшие от времени цепи. Словом, весь ландшафт, окружавший ресторан, производил неизгладимое впечатление. Внутреннее убранство ресторана тоже поражало воображение своей средневековой достоверностью.

Сложенные из огромных, как бы прокопчённых кострами викингов, гранитных блоков, стены были сплошь увешаны доспехами. Широкие потемневшие от времени столы тускло освещались густо оплывшими свечами в бронзовых подсвечниках.

Мы выбрали удобное место у окна и углубились в изучение меню. Цены также поражали воображение обилием нулей. Немного посовещавшись, мы решили остановиться на четырёх порциях шашлыка по-карски, овощных закусках и литровой бутылке водки «Финляндия», настоянной на клюкве.

— А если он сегодня вообще сюда не придёт? — задумчиво произнёс Лисун, вожделенно глядя на истекающие соком шашлыки.

— Обязательно придёт, — успокоила нас Света, бойко разливая шампанское, в качестве презента присланное какими-то южными гостями города с соседнего столика.

Между тем огромные часы, выполненные в виде штурвала и висевшие над барной стойкой, своим мелодичным звоном пробили девять раз.

— Ну что, будем ещё заказывать? — спросил Юрий Александрович с надеждой, что больше заказов не последует.

— Давайте лучше потанцуем, что ли? — предложила Юля и вдруг как-то по-бабьи всплеснула руками и бросилась к выходу из ресторана.

— Куда это она? — изумилась я, проводив её взглядом.

Но уже через секунду получила ответ на свой вопрос. Юля, что-то оживлённо рассказывая и отчаянно жестикулируя, тащила к нашему столику какого-то молодого человека. Наши вопросительные взоры обратились в Светину сторону.

— А вот и Олежка пожаловал, — произнесла она как-то рассеяно.

Тем временем Юля в компании с Олегом и двумя странного вида мужиками в одинаковых пиджаках уже вплотную приблизилась к нашему столику. Мы приподнялись и слегка склонили голову в знак приветствия.

— Олег, это Наташа и Юра, наши новые друзья, — показала она на нас. — А это Олег, — представила она его, почему-то проигнорировав двух верзил, маячивших у него за спиной. Я внимательно посмотрела на Олега. Это был молодой человек лет тридцати, среднего роста, спортивно сложенный, светловолосый, коротко стриженный под «бокс». Из-под белёсых бровей на нас смотрели холодные голубые глаза, в которых читалось лёгкое недоумение и явное нежелание оставаться возле нашего столика дальше. «Типичный бандит», — с неприязнью подумала я. Одет он был в слегка мятый дорогой костюм с небрежно повязанным галстуком, на левом запястье вызывающе поблёскивали безумно дорогие часы «Ролекс».

— Господа, у меня сегодня назначена очень важная встреча, — быстро вставил он, чудом найдя паузу в Юлькином щебетании. — Так что, если смогу быть чем-нибудь полезен…

С этими словами быстрым движением руки он бросил на стол свою визитную карточку и поспешно удалился в сторону бара, где его, по-видимому, уже ждали.

— Ну вот, видите, как всё просто? А вы переживали. Завтра позвоните ему прямо на работу и считайте, что вопрос с вашими автомобилями уже решён. Только напомните ему, что вы наши знакомые. Правда он гоняет машины только под заказ, но бывает, люди отказываются. Так что у него в гараже в любом случае вы что-нибудь себе подберёте приличное. Ну, а теперь, как говорится: делу — время, потехе — час. Пошли танцевать! — подмигнула мне Юлька, поднимаясь из-за столика.

Я тоже поднялась, вытерла руки салфеткой, бросила её на стол и хотела было уже последовать за Юлей, как моё внимание привлекли двое молодых людей в кожаных куртках. Они стремительно пересекали зал ресторана в направлении бара. Особенно мне не понравились автоматы Калашникова у них в руках. Так что слиться в зажигательном танце с очаровательной партнёршей Юрке не пришлось. Краем глаза я успела заметить, как метнулся им наперерез Лисун, но не успел. Ребятки уже открыли плотный огонь на поражение. «Вот сумасшедший!» — только и успела подумать я о своём друге. Дальше всё произошло стремительно. Разлетелись вдребезги часы в виде морского штурвала, жалобными колокольчиками пропели, рассыпаясь на миллионы осколков и брызг, диковинные заморские бутылки, выстроенные на барной стойке в шеренгу, как матросы на палубе линкора. Медленно осели на пол два бугая, сопровождавшие Олега, так и не успевшие оказать сопротивление. Сам же Олег стремительно вскочил, опрокинув вперёд стол, и метнулся в сторону какой-то открытой двери, видневшейся во мраке за стойкой. По-видимому, это был служебный выход. Да, прыткий парень этот Олег. Киллеры бросились следом за своей жертвой. Правда, всё это я наблюдала уже из-под стола, чуточку отодвинув краешек скатерти, свисавшей почти до пола. Вы, наверное, уже догадались, что при первых же выстрелах я свалилась на пол и теперь лежала под столом, в абсолютной безопасности.

Первое, что я сделала, выбравшись под свет софитов, — так это огляделась. Кругом уже сновало множество людей. И в милицейской форме, и в белых халатах, и просто важного вида штатских. Освещение в зале шпарило вовсю, и мои привыкшие к полумраку глаза теперь сильно резал яркий свет. Но даже прищуренного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в отсутствии как в помещении ресторана, так и вокруг него каких-либо следов Лисуна и Светика. К моему великому удивлению, труп Олега также отсутствовал. Это мне удалось выяснить, вызвав бурное неудовольствие больших милицейских начальников по поводу моих настойчивых попыток проникнуть в коридор служебного выхода, в котором скрылись Олег и Лисун. Там же, правда, исчезли и оба киллера, но эти — в прямом смысле. Об их трупы я несколько раз споткнулась, разыскивая Юрку.

Быстро сообразив, что в ресторане нам больше ничего не светит, кроме разве что долгих и нудных свидетельских показаний, мы с Юлечкой поспешили покинуть этот разгромленный рай средневековья. И хотя должна сознаться, что я страстная поклонница всякого рода старины, в данный момент меня почему-то неумолимо тянуло окунуться в современность. Выскочив на улицу, я обнаружила, что оставила в «Якоре» свой плащ, а к ночи сильно похолодало. С залива дул пронзительный, прямо-таки зимний, ветер. Совершенно верно рассудив, что возвращаться — плохая примета, я решила топать в гостиницу как есть — в одной блузке.

Я была так поглощена процессом сбережения и без того скудного запаса тепла, ещё сохранившегося в моём теле, что не заметила, как рядом бесшумно остановился пятисотый «мерин». Долей секунды позже мягко распахнулась задняя дверь, приглашая окоченевших от холода путников, то есть нас, внутрь. Недолго думая, мы нырнули в салон. Внутри было тепло и уютно, и что особо порадовало — так это наличие на переднем сидении живого и здорового Лисуна. Я не успела даже удивится.

— Что будем пить? — по-хозяйски распахнул он дверцу бара, вмонтированного в переднюю панель автомобиля.

— Всё равно. Главное — побольше, покрепче и безо льда, — быстро сориентировалась Юлька.

— Вот это по-нашему, — рассмеялся кто-то справа от меня.

Я повернула голову на голос и узнала Олега. Теперь, в мягком приглушённом свете, струившемся откуда-то из-под верхней обивки салона, как ни странно, он показался мне довольно симпатичным. И вообще, после двухсот граммов слегка подогретого коньяка на меня напало добродушие. Все люди казались мне братьями. Хотелось улыбаться и думать о милых пустяках. Чем я и занялась, удобно откинувшись в кожаном кресле и смежив веки. По обрывкам разговоров, доносившихся до меня, я поняла, что мы едем в сауну. Это было особенно приятно. Ибо, по мнению Олега, это — единственное средство снять стресс, а я по крайней мере в этом вопросе была с ним абсолютно согласна. Потом я услышала, как Лисун поинтересовался у Олега, будут ли там девочки. В ответ тот рассмеялся и тут же по «мобильнику» заказал, как он выразился, «трех леди» с двенадцати часов ночи и до утра. Из чего я поняла, что Юрик с Олегом уже на короткой ноге, а покосившись на Юлю, сделала вывод, что она не ревнива. Всё складывалось просто замечательно. Правда, меня несколько волновало, куда подевалась Света. Но задавать вопросы было, откровенно говоря, лень и я решила отложить их на потом.

— Куда ты подевал Светку? — шепотом спросила я Лисуна, когда мы остались в парилке одни.

— Да никуда я её не девал, в гостинице она, в номере дрыхнет, — отмахнулся от меня Юрий, поправляя дурацкую пёструю панаму, из-под которой ручьями струился пот.

— Понятно, — сказала я и, пулей вылетев из парилки, плюхнулась в бассейн.

В общем, как и следовало ожидать, напились мы опять до чёртиков. Да и вторая подряд бурная и почти бессонная ночь дала о себе знать. Мы опять дружно проспали до обеда, а проснувшись, шарахались от зеркала, как чёрт от ладана. Исключение составляла только Света, которая хорошо выспалась, а посему выглядела вполне прилично и к моменту нашего пробуждения успела уже посетить парикмахерскую и приготовить нам совершенно роскошный завтрак. На завтраке, к слову сказать, никто ни к чему так и не притронулся. Исключение составили, пожалуй, креветки и пиво, зато в огромных количествах. Уничтожив литра по три пива, мы значительно повеселели.

— Какие планы на сегодня? — спросила я Лисуна, уединившись с ним в ванной комнате.

— Для тебя с девчонками — абсолютно никаких. Отдыхайте. А мне необходимо встретиться с Олегом.

— Не поняла. Ты же сам собирался взять его за одно место и как можно скорее.

— Ситуация несколько изменилась, старушка, надо ещё кое-что выяснить, — уклончиво ответил мой друг.

— Ну знаешь! Я ничего не понимаю. Хоть объясни.

— Сейчас уже нет времени. Убегаю. Приеду, расскажу, — уже на ходу крикнул он, выбегая из номера.

«Ну и дела», — подумала я, выглянув в окно и с недоумением наблюдая, как Лисун садится в «мерседес» Олега. Это что же получается. Он чем-то там занимается, непонятно какими делами. А я ходи, как дура, целый день по улице, девок развлекай. Ерунда какая-то. Ну ладно, всё равно придётся ждать вечера. Но уж когда он приедет, то я с него живого не слезу. В конце концов, когда ещё представится такая возможность — побалдеть, ни о чём не думая и особо не считая денег.

— Ну, девчонки, куда сегодня закатимся? — спросила я их, стараясь напустить на себя беспечный вид.

— Только не в кабак! — в один голос замахали они руками. — Надоело!

— А куда же тогда? — искренне удивилась я. — В театр или в зоопарк? — я наверняка знала, что в театр они не пойдут, а зоопарка в Выборге нет, и съязвила только оттого, что начинала злиться.

— А что, насчёт зоопарка идея неплохая, — вероятно, оценив мой юмор, улыбнулась Юля.

— Нет, нет и ещё раз нет, — замахала я руками. — В Питер я не поеду! Туда добираться полдня. А электричку я после вчерашнего вряд ли выдержу.

— Вот чудачка, — расхохоталась Света. — Почему именно в Питер? Можно подумать, кроме как в Питере, нигде зоопарка нет. И электричку какую-то придумала. Если хочешь знать, я общественным транспортом уже лет пять как не пользуюсь.

— Слушайте, а давайте махнём в Суоми? — от этой радостной мысли девушки захлопали в ладоши.

А меня моментально бросило в жар, едва я подумала о грядущих расходах. Наш с Лисуном бюджет, и без того подорванный двумя днями гулянок и пьянок, это испытаннее вряд ли бы выдержал. Решив быть твёрдой до конца, тоном, не терпящим возражений, я заявила:

— Нет! Нет и ещё раз нет!

В конце концов, вот приедет Лисун, пусть сам и разбирается со своими тёлками. Конечно, я была не совсем права по отношению к нему. Но, согласитесь, мне же надо было на кого-то свалить всю ответственность. На мой взгляд, вполне естественное желание. Но заявление Светика, сознаюсь, поставило меня в тупик.

— Наташ, а Наташ, — ласково проворковала она, — ну пожалуйста, поехали с нами! У меня вон тачка стоит на платной стоянке у гостиницы. А? Тебя, я обещаю, мы ничем не обременим. Поведу машину я. А ты всю дорогу можешь спокойно пить пиво и любоваться пейзажами.

Тут в разговор вступила Юля и, как говорится, поставила точку:

— Ну всё, решено. Света, мы пока тут соберёмся. Бутербродов настругаем. Кофе в термос сварим. А ты дуй в офис к Олежке. Пусть документы по-быстрому оформят. Кстати, а у тебя есть загранпаспорт? — повернулась она ко мне. — Это хорошо, а то пришлось бы вывозить тебя в багажнике.

Я обречённо кивнула, и девчонки бросились собираться.

Всё прошло просто великолепно. В течение дня мы посетили Хельсинки и небольшой приграничный городок Лаперанта. Я перепробовала, наверное, несколько дюжин сортов пива и под конец опять здорово набралась. Вернулись в гостиницу мы далеко за полночь, и чтобы меня впустили вместе с девчонками, пришлось отслюнявить швейцару десять «баксов». Это была единственная моя трата за целый день блаженства. Девчонки за всё платили сами, так что я была чиста перед Лисуном, как новорождённый младенец. Однако оказалось, что он другого мнения. Дело в том, что впопыхах мы даже не оставили ему записки. Так что застали мы моего друга крайне разъярённым. Едва мы вошли, как он набросился на меня как тигр:

— Вы где были, мать вашу?

А когда я заплетающимся языком сказала, что мы устроили автомобильную прогулку по Финляндии, то просто позеленел от злости. Он едва дождался, когда девчонки скроются в ванной, и стал терпеливо объяснять мне, какая я свинья. И так увлёкся воспитательным процессом, что я не выдержала и, каюсь, — просто заснула.

Нет, горячительные напитки финны делать всё-таки умеют. Этот вывод я сделала, едва открыла утром глаза. Я подчёркиваю — именно открыла, а не «разлепила», «продрала» и так далее. И несказанно удивившись, первым делом решила прислушаться к своим внутренним ощущениям и установить, жива ли я ещё. Не помню, кто именно, но совсем недавно кто-то мне сказал, что если ты проснулся утром, а у тебя ничего не болит, значит, ты умер. Странно, но несмотря на то, что я была определённо жива, у меня абсолютно ничего не болело, никакого противного привкуса во рту не было и головной боли тоже не наблюдалось. То есть я хочу сказать, что чувствовала себя превосходно.

— А где Юрка? — спросила я у сидящей на пуфике и наводящей марафет Юли.

Она пожала плечами и нравоучительно сказала:

— Во-первых, доброе утро, мадемуазель. А что касается Юры, то они уже целый час как бегают.

— Что они делают? — не поняла я и даже села на кровати.

— Юра вместе со Светой делают утреннюю пробежку, — произнесла она почти по слогам.

— И тебя это нисколько не удивляет?

— Удивляет. Лично я из всего разнообразия утренних разминок предпочитаю секс, — это она проговорила, мечтательно закатив глаза.

— Ну, тогда я с вашего позволения ещё подремлю, — пробормотала я, сладко потягиваясь.

Я уже, кажется, говорила, что в мире полно злых и завистливых людей. Так вот ещё больше, оказывается, наглых и бесцеремонных. Едва мною снова овладела дремота, как за дверью сначала послышался громкий голос Лисуна, и уже через мгновение он вошёл в комнату, даже не удосужившись постучаться. Я опять открыла глаза, Юля тоже повернула голову и посмотрела на входящих. Это было такое зрелище, что мы одновременно расхохотались. На Лисуне были сатиновые семейные трусы ниже колен и красные носки с надписью «Найк». Следом зашла Света в элегантном спортивном костюме цвета морской волны, который, по моему мнению, шёл ей необыкновенно.

Лисун никак не прореагировал на иронические взгляды и откровенный хохот и важно проследовал в ванную комнату.

— Вот что, Натали, хватит бить баклуши. Пока ты вчера прохлаждалась, мы с Олегом подобрали нам с тобой две приличные тачки. Сейчас позавтракаем и едем смотреть, — заявил он, едва выйдя из душа.

— А какие тачки-то? Ты же знаешь, я хотела себе взять «Мерседес-190» с объёмом два и три, — подначила я его. Уж я-то знала, что денег у нас не хватило бы и на «копейку» Юрского периода.

— Там как раз есть «мерин» и «вольвешник» семьсот сороковой. Состояние отличное, просто закачаешься.

— Ну, тогда едем.

— Мы с вами, — заявила Света.

— Извините, девочки, на этот раз мы вас с собой не возьмём. После Олега нам нужно заскочить ещё в два места. Но мы вернёмся быстро, часа через два. А вы хорошенько подготовьтесь. Нужно же будет обмыть приобретение «железных коней», — сказал Лисун. — Тем более, что с нас причитается. Это ведь вы нам Олега подкатили. А услуги посредников у нас оплачиваются. Так что не скучайте, мы быстро, — подмигнула я им.

3

Едва мы вышли из гостиницы, Лисун начал мне торопливо пересказывать события вчерашнего дня. Судя по всему, Юрка был действительно отличным «опером», так как успел сделать немало. Суть его рассказа сводилась к следующему. Вчера он позвонил Олегу и, чтобы встретиться с ним, не вызвав подозрений, напомнил про то, что нам нужны две тачки. Олег обрадовался звонку и сказал, что для своего спасителя сделает всё в лучшем виде. Короче говоря, они встретились, и Олег отвёз его в свой гараж. Но поскольку денег-то у нас не было, Лисун долго и придирчиво выбирал машины и, в конце концов, выбрал две. Но Олегу сказал, что денег столько они с собой взять побоялись, и попросил его придержать эти машины дня два, пока из Москвы придёт перевод. Олег согласился и предложил вместе пообедать. В кабаке у Лисуна сложилось впечатление, что Олег всё-таки относится к нему недоверчиво и очень много задаёт вопросов, как бы прощупывая его. Пару раз он даже интересовался моей персоной, не удовлетворившись ответом, что мы просто друзья. В ходе беседы разговор как-то сам по себе опять перешёл на меня и Лисун сказал, что я, кстати, служила здесь под Выборгом на пограничной заставе. Это почему-то совсем не удивило, а скорее, сильно заинтересовало Олега, и он сразу спросил:

— А на какой именно?

Юрка ответил как можно безразличней, что точно не знает, но, кажется, где-то в районе станции Болотной, инструктором службы собак.

— А как ты думаешь, твоя подруга могла бы мне оказать небольшую услугу? — сразу поинтересовался Олег.

Лисун ответил, что, конечно, сможет, правда смотря какую, и тут же намекнул, что в обмен неплохо было бы скинуть цену на тачки. Тут Олег его просто огорошил своим ответом:

— Если твоя подруга согласится, то тачки будут вашими сразу, как только мы ударим по рукам. А после выполнения моей небольшой просьбы я вам заплачу ещё по сто тысяч долларов.

У Юрки отвисла челюсть. Ему потребовалось несколько минут, чтобы, переварив услышанное, вернуть челюсть в нормальное положение.

Не скрою, что у меня от таких новостей даже образовалась какая-то пустота внизу живота.

— Удивительно, как всем эта Болотная нужна. Прямо мёдом им там намазано, — задумчиво сказала я, немного придя в себя.

— Ну, что будем делать? — спросил меня Лисун, когда мы присели на скамейку в скверике напротив офиса «Гвидона».

— Я так понимаю, если мы сейчас исчезнем из города, то вся наша поездка пройдёт вхолостую. А в Москве вообще неизвестно, что нас ждёт. С другой стороны, предложение Олега выглядит очень заманчиво. Но если мы его выслушаем, то, скорее всего, обратного пути у нас уже не будет. Придётся идти с ним пока в одной упряжке. То есть, жить мы будем, пока не выполним его просьбу. А если откажемся, то и до завтра не доживём.

— Значит, идём к Олегу и в любом случае принимаем его предложение. А там будем думать.

Олег встретил нас приветливо. Усадил на диван в своём кабинете, поинтересовался, что мы будем пить и, услышав, что исключительно кофе, одобрительно кивнул.

— Друзья, я пригласил вас, чтобы сделать одно интересное предложение. Конечно, сами понимаете, что когда речь идёт о солидных деньгах, всегда присутствует элемент риска. В данном конкретном случае общими усилиями, я думаю, мы сведём степень риска к минимуму. Собственно, предложение моё адресовано в первую очередь Наталье Александровне. Но учитывая, что вместе с Юрием Александровичем вам будет гораздо спокойнее, я ничего не имею против вашего совместного участия в данном проекте. Речь идёт о проведении комплекса изыскательных работ. Сразу оговорюсь, что работы эти я намерен проводить в пограничной полосе и без официального на то разрешения властей.

— Речь идёт о разработке месторождения? — прикинулась я идиоткой.

— Назовём это так. Главное — в другом. Для проведения работ мне необходимы определённые механизмы и инструменты. Провезти их на место, не вызвав вопросов и, тем более, упаси господи, подозрений со стороны властей, и есть наша задача. Конечно, основной объём работ уже нами выполнен. Остался, так сказать, последний рывок. Чтобы его осуществить, мне необходим человек, хорошо знакомый с системой охраны именно этого участка государственной границы, прекрасно ориентирующийся в данной местности. Вы, Наталья Александровна, служили, как мне стало известно, именно на той пограничной заставе, участок которой нас интересует. Теперь я хочу услышать ваше мнение. Согласны вы или нет. Если нет, то не имеет смысла посвящать вас в тонкости предстоящей операции. Для меня это не только нежелательно, но и опасно. Итак?

— Можно вопрос? — поинтересовалась я.

— Конечно.

— Речь идёт об оборудовании, имеющем исключительно промышленное назначение?

— Совершенно верно.

— Оплата?

— Я уже говорил Юрию Александровичу. Двести тысяч долларов США плюс две «тачки», которые вы выбрали. «Тачки» — аванс. Устраивает?

— По рукам.

— Итак, господа, поскольку мы договорились о главном, хочу попросить вас никуда не отлучаться из города. Также в целях недопущения утечки информации с вами постоянно будут находиться два моих человека. Вас они не стеснят. Речь, поймите меня правильно, идёт не о недоверии. Просто мне так будет спокойней. К работе приступим завтра в 8:00. У меня всё.

— А можно ещё вопрос? — спросила я, вставая.

— Конечно.

— Вы не продумывали вопрос о возможности доставки оборудования с территории сопредельного государства? По моему мнению, это значительно проще и безопасней, чем преодолевать как минимум три инженерных рубежа нашей пограничной зоны.

— Уважаемая Наталья Александровна, давайте договоримся на будущее. Все наши планы, так сказать, неоднократно обдуманы и проанализированы. В том числе и возможность переброски груза через территорию Финляндии. Поэтому успех операции будет зависеть целиком от беспрекословного и точного выполнения инструкций, которыми я вас снабжу. Если мне потребуется ваш совет или какая-либо дополнительная информация, а она, смею вас уверить, потребуется, я вас спрошу. А теперь позвольте вам представить, — с этими словами он нажал какую-то кнопку на панели стола, и в комнату бесшумно зашли двое молодых мужчин, — Генрих и Ян — ваша личная охрана, начиная с этой минуты. Они, кстати, проводят вас в гараж, где вы можете забрать ваши машины, как мы и договаривались. Если вы передумаете и выберете какие-либо другие аппараты, то я возражать не стану.

— Всё ясно. Тогда до завтра, — поднялся с дивана Лисун.

— До завтра, — с этими словами Олег встал и попрощался с каждым из нас за руку.

4

Утром мы погрузились в огромный «мерседес» Олега и покатили в сторону Финляндии. Поездка продолжалась недолго. Мы пересекли границу и уже минут через сорок остановились в окрестностях маленького городка под названием Валима.

Припарковавшись на автостоянке около небольшого, но симпатичного мотеля, вокруг которого шумел вековой сосновый бор, мы зашли внутрь.

Олег взял довольно большой, на мой взгляд, номер, состоящий из гостиной и двух спален.

Едва оказавшись в номере, Олег жестом пригласил нас присесть, а сам принялся колдовать возле бара. Не спрашивая, налил нам по почти полному бокалу виски, не забыв, впрочем, и себя. Потом поставил выпивку на зеркальный сервировочный столик, открыл дверцу огромного тёмно-зелёного холодильника и достал ведёрко со льдом.

В это время в номер зашёл Ян и, шепнув что-то на ухо Олегу, занял позицию у двери. Олег как-то едва уловимо изменился в лице и, подкатив столик к нам, присел рядом.

— Ну-с, господа, прошу, — произнёс наконец он, жестом указав на бокалы. — Мы почти на месте.

Потом выпил свой бокал залпом и, обращаясь к Лисуну, спросил:

— Надеюсь, ночью вы никого не посвящали в подробности нашей вчерашней беседы?

— Нет, как и договаривались, — недоумённо пожав плечами, ответил мой ДРУГ.

— Хорошо, тогда подойдите к окну.

Мы переглянулись и, одновременно встав, подошли. Я осторожно отодвинула занавеску и посмотрела вниз на автостоянку. Чуть в стороне от машины Олега, приткнувшись к пожарному щитку, стоял серебристый «Фольксваген-Гольф». Я сфокусировала взгляд на номерных знаках и обомлела. Это была машина Юли.

— Нет, положительно эти девки начинают действовать мне на нервы. Может быть, вы, дорогие мои партнёры, просветите меня, как они на нас вышли?

— Понятия не имею, — ответила я как можно равнодушней, хотя ситуация нравилась мне всё меньше и меньше.

— Ладно, — вдруг охотно согласился Олег и, обращаясь к Яну, спросил. — Хвост был?

— Нет.

— Тогда обыщи-ка этих двух гвардейцев, — приказал Олег и опять повернулся к окну.

После этих слов в номер вошли ещё трое охранников, и немаленькая, в общем-то, гостиная вдруг стала тесной.

Ян ловко охлопал меня со всех сторон и, задержав на мгновение руку на моём левом рукаве, ловко вытащил крохотную булавку.

— Так, приехали, — с интересом глядя на меня, хохотнул Олег.

Я не успела опомниться, как на моих запястьях лязгнули наручники.

Судя по возникшей и тут же затихшей возне за моей спиной, Лисуна постигла та же участь.

— Ну, что скажете? — вежливо поинтересовался Олег.

— Да ничего, — набралась наглости я. — Понятия не имею, что это за булавка, хотя и догадываюсь.

— Хорошо, что хоть догадываешься, — сказал Олег и, кивнув своим бугаям, добавил. — Давайте этих шлюх сюда!

Минуты через три в номер втолкнули перепуганную Юлю. Ян явно не рассчитал силы и девушка, споткнувшись о порог, упала на палас прямо у наших ног. Платье её задралось, обнажая симпатичную попку, обтянутую легкомысленными трусиками.

— А где вторая? — поинтересовался Олег зловещим голосом.

Все, включая Яна, пожали плечами. Громила Ян положил на стол перед Олегом какой-то прибор размером с автомагнитолу с наушниками.

— Что это, радость моя? — спросил Олег.

— Да пошёл ты! — с вызовом выкрикнула Юля, сдув с лица прядь волос.

— Ну-ну, — только и сказал Олег.

Потом повернулся к нам и угрожающе произнёс:

— Мне бы очень не хотелось, чтобы этот «клоп» хоть каким-нибудь боком относился к вам. Я ясно выражаюсь?

— Олег, клянусь! — воскликнул Лисун, для убедительности прижав обе руки к груди.

— Да? Хорошо. Это мы сейчас и проверим, — медленно проговорил наш работодатель и кивнул Яну.

Тот в мгновение ока схватил Юльку в охапку и, швырнув на кровать, ловким движением пристегнул её руки к металлической спинке.

— Ну, кто первый? — поинтересовался Олег, приближаясь к кровати. — Что, никто не хочет такую славную девочку? А зря, я бы и сам не отказался. Жаль, времени нет. Ладно, мы с господином Лисуном отъедем на полчасика. А вы, — продолжил он, обращаясь к Яну и второму верзиле, — позабавьтесь пока. Только смотрите, чтоб живой осталась.

Едва за Олегом, Лисуном и двумя охранниками закрылась дверь, как Ян ухмыляясь, стал расстёгивать брюки.

— Только подойди, ублюдок, — спокойно сказала Юля.

— Слышь, как заговорила? — обратился Ян к охраннику, застывшему у двери.

5

Олег с Лисуном вернулись часа через полтора. Наш работодатель с охранниками вывели нас из гостиницы и посадили в машину. Ехали мы долго. Уже начало смеркаться, мы с Лисуном на нервной почве успели вылакать целую бутылку виски. Остановились лишь один раз, на каком-то деревенском мосту, где Ян сбросил в воду завёрнутое в простыню тело Юли, до этого путешествующее с нами в багажнике.

Остановились мы глухом хуторе, когда уже стемнело. Нас провели в дом и расположили в гостиной, отделанной тёсом. Кругом были развешаны оленьи шкуры, рога и другие охотничьи трофеи. Вопросов мы не задавали и вообще старались лишний раз не привлекать к себе внимания.

Принесли спиртное и молча выпили. Олег закурил и впервые за несколько последних часов обратился к нам:

— Мы на месте. Сейчас находимся в семистах метрах от государственной границы. Как раз напротив пятого участка вашей, Наталья Александровна, заставы. Как я понимаю, местность с этой стороны границы вам не знакома. Пойдёмте, посмотрим.

Мы вышли на воздух. Огромные яркие звёзды усыпали небосвод. В лёгкие сразу ворвался озон, кружа голову и наполняя организм отрицательно заряженными ионами. Перед нами раскинулось поле, впереди, метрах в ста, шумела в свете луны большая вода. А дальше над тёмным силуэтом леса смутно угадывалась пограничная вышка. Но это уже с той, нашей стороны. «Неужели это и есть то самое озеро?» — подумала я, и сердце забилось тревожно и радостно, как у подростка.

Олег, не останавливаясь, провёл нас к большому ангару с высокими воротами и, открыв металлическую дверцу, вошёл внутрь. Мы последовали за ним. Вспыхнул свет. Посреди ангара стоял на металлических ногах небольшой батискаф.

— Это что, летающая тарелка? — пошутила я.

— Нет, это аппарат для глубоководных погружений. Которые невозможны без наземного блока управления и программного обеспечения. Сам батискаф мы перевезли через границу без проблем, оформив его как металлолом. А вот блок управления и программное обеспечение легально не провезёшь. Вот тут-то мне нужны вы. С вашим, я надеюсь, хорошим знанием системы охраны государственной границы. Груз прибудет послезавтра на станцию Болотная. Вы примете его и переправите сюда. После чего получите ваши деньги и можете быть свободны. Так как, Наталья Александровна? Сделаете?

Я, конечно, не стала ему говорить, что при большом желании смогла бы провести через границу танковый батальон, и потому в свою очередь спросила:

— Каковы габариты груза?

— Два средних размеров кейса.

— Без проблем.

— Ну и ладушки, — прямо-таки проворковал Олег.

— Шеф, у нас опять проблема, — сказал вошедший в ангар Ян.

— Что! — резко обернулся Олег.

Ян отошёл в сторону, освобождая дверной проём, в котором сразу же нарисовались два телохранителя, держащие за руки вырывающуюся Свету.

— Вот это номер! — изумлённо воскликнул Олег и, обернувшись к Яну, бросил. — Немедленно проверить всю местность вокруг хутора, а её пристегните пока вон к той трубе. Попробуем разговорить.

Медведеподобный Мишутка и ещё трое охранников бросились вон из ангара, доставая на ходу оружие.

Внутри остались только мы с Лисуном да Ян с Олегом, не считая, конечно, Светы, которая, судя по всему, чувствовала себя неважно. На её бледном личике явно читался испуг, а загорелые колени мелко дрожали.

— Светочка, ты, конечно, нам тоже, как и твоя покойная подружка, ничего не скажешь. Я угадал? — весело проговорил Олег.

Девушка молчала.

— Значит, будешь играть в игру «не скажу, где партизаны»? Ладно. Ян, тащи паяльную лампу. Сейчас нам девушка всё расскажет. Даже то, чего не знает.

Пока Ян возился с паяльной лампой, Олег подошёл к Свете и сильно наотмашь ударил её по лицу:

— Говори, тварь, кто тебя послал!

На девушку, видимо, напал ступор. Она продолжала молчать, с ужасом глядя мимо Олега на паяльную лампу, из которой уже вырывался короткий голубой кинжал огня.

— Ну что же, тебе повезло гораздо меньше твоей подружки. Та хоть перед смертью кайф словила. А тебя нам придётся просто немного поджарить. Хотя… ты тоже ничего. Сейчас господин Лисун тебя разденет, а потом Ян тебя порвёт точно.

Света вздрогнула и напряглась. Я окаменела и, боясь пошевелиться, смотрела, как Ян с хищной улыбочкой приближается к своей очередной жертве.

Балка, к которой была пристёгнута девушка, находилась довольно низко над бетонным полом, и Лисуну оказалось несложно сорвать со Светы юбку и трусики. Я судорожно соображала, чем помочь несчастной, и злилась на Лисуна из-за его бездействия, а точнее действия. По моему глубокому убеждению, опер должен был хоть что-то предпринять. Естественно, в другом смысле.

Пока бандиты пялились на неприкрытое девичье тело, я, скосив глаза в сторону, углядела прислонённый к стене обрезок металлической трубы и решилась: «Сейчас или никогда!» — и, метнувшись к стене, схватила обрезок трубы. Олег, видимо, боковым зрением уловил моё движение и молниеносно повернулся ко мне. В следующее же мгновение труба врезалась ему поперёк живота. Он согнулся пополам и упал на колени. Я взмахнула железкой ещё раз и уже несильно врезала ему поперёк хребта. Этого оказалось достаточно, чтобы он ничком повалился на пол и затих.

Разделавшись с Олегом, я обернулась. Лисун уже сидел верхом на Яне и пытался завернуть ему руки за спину. Что ему, похоже, не удавалось. Ян бешено вращал глазами, отчаянно пытаясь вырваться, вены на его шее вздулись, и было видно, что оперу без моей помощи не обойтись. Какой бы нечеловеческой силой не обладал прибалт, но сокрушительного удара тяжёлой железной трубой по затылку он тоже не выдержал.

Наконец, защёлкнув одни наручники на руках Яна, а другие — на его щиколотках, Лисун метнулся к двери и схватил «берету» Яна. Потом ловко обыскал Олега и, вытащив из его наплечной кобуры «Макаров», бросил мне.

Внезапно запиликал мобильный телефон Олега. Лисун взял трубку и, выслушав доклад, коротко бросил:

— Возвращайтесь.

Я посмотрела на Светлану. Нагая девушка сидела на бетонном полу, обхватив колени руками. Из её глаз катились крупные, как виноградины, слёзы.

Три глухих хлопка заставили меня вздрогнуть. Я повернулась на звук выстрелов и увидела застывших на полу в разных позах охранников Олега, вернувшихся после осмотра периметра.

— Ну, вот и всё, — устало сказал Лисун и, положив пистолет на стол, вышел из ангара.

— Нет, не всё, — пробормотала я и, схватив ещё не остывшую «берету», ткнула стволом в пах Яну.

— Не надо, Наташа, — тихим голосом сказала Света.

— Не надо, говоришь? А ты видела, что он с твоей подругой творил? — заорала я, почувствовав, что меня начинает трясти.

— Она мне не подруга, — ещё тише ответила девушка.

Я посмотрела в ничего не выражающие холодные глаза Яна и со спокойной совестью дважды нажала на спуск.

6

Чтобы не тащить тушу Олега на руках, мы кинули его в багажник Светкиной машины и заперли на ключ. А сами вернулись в охотничий домик.

Светка первым делом бросилась к столу и, налив себе полный фужер коньяку, залпом осушила его. Потом упала в глубокое кресло и, внимательно посмотрев на нас, вдруг выдала:

— Ну и сука ты, Лисун!

Лисун пожал плечами и в долгу не остался:

— Извини, если что не так. А мне понравилось.

Лучше бы он этого не говорил. Светка взвилась как кошка и бросилась за Юркой, который, увернувшись от её когтей, стремглав помчался на второй этаж. Там хлопнула дверь и всё стихло.

Я подошла к столу, и тоже махнула коньячку, и, сев в кресло, принялась смотреть на огонь в камине.

Минут через сорок ко мне присоединились мои друзья. Вид у обоих был вполне миролюбивый и умиротворённый.

Сели за стол. Юрка разлил коньяк и, подняв бокал, сказал:

— За прекрасных дам.

Выпили. Помолчали. Первым нарушил молчание Лисун:

— Света, может, ты всё-таки объяснишь, откуда свалилась нам на голову?

— Охотно. Я работаю в отделе у Тарасова.

У нас отвисли челюсти.

— Я сейчас всё объясню. Только, — она помолчала, — у меня к вам огромная просьба. О том, что со мной вытворяли в том ангаре, ни в коем случае не должен узнать Тарасов. Договорились?

— Он что — твой папа? — спросил Лисун.

— Нет, гораздо хуже. Он мой будущий свёкор. У меня с его сыном свадьба через месяц.

Лисун было открыл рот, чтобы сморозить какую-нибудь глупость, как Света жестом остановила его:

— И ещё. Если, — она многозначительно скосила глаза на второй этаж, — так вот, если я «залетела», то тебе, Лисун, не жить!

— Господь с тобой! — замахал руками герой-любовник. — Тьфу-тьфу-тьфу.

— Ладно, теперь к делу, — совершенно серьёзно сказала Света. — Прежде всего хочу сказать о Юле. Насколько я поняла, её в живых нет? Так вот, она мне никакая не подруга. На самом деле она — Юлия Беккер — сотрудница отдела «Z» одной очень интересной западной спецслужбы. Не знаю, как она вышла на вас, но именно поэтому я здесь. Тарасов послал меня вслед за вами…

— Да откуда он вообще узнал, что мы собираемся в Выборг? — не выдержала я и недоверчиво покосилась на Юрку.

— А это, собственно, была его идея, — пожал он плечами.

— Так ты и есть тот самый человек Тарасова, который, как он обещал, будет рядом?

— Да, — коротко ответил Лисун.

— А как же наша районная ментовка? Ты что, не мент?

— Нет. Я — офицер КГБ. Тарасов в связи с последними событиями устроил мне перевод. Якобы из Иркутского управления внутренних дел.

— Понятно, — только и смогла пролепетать я.

— Ладно, отношения потом будете выяснять. Теперь к делу. С чего бы начать? — Света на мгновение задумалась. — Фигуранты по нашему делу: Митрофанушкин Олег, уже несколько месяцев находится под колпаком правоохранительных органов — наркотики, перепродажа угнанных машин, сутенёрство; Ян — его телохранитель, уубийца и садист, бывший заместитель начальника Вентспилского КГБ, в прошлом майор…

— Да, компания та ещё. Но при чём здесь Юлия Беккер? И потом, почему Тарасов не поставил меня в известность обо всём этом? — поинтересовался Лисун.

— Во-первых, Тарасов придумал эту поездку в Выборг, чтобы просто убрать вас с глаз долой и подальше. Согласитесь, что когда вас разыскивает вся московская милиция, трудно вести какое-либо расследование. А уж потом, когда находившаяся у нас в разработке сотрудница германской спецслужбы ринулась за вами, стало ясно, что чутьё Тарасова не подвело и он попал в «яблочко». Так что к тому времени, как наш аналитический отдел нарыл массу интересной информации, вы были уже в пути. Так вот. Наши аналитики откопали рапорт некоего старшего майора НКВД Кривошеева, датированный февралём 1940 года. В котором он докладывал вышестоящему начальству о результатах проведения спецоперации под кодовым названием «Охота на волка». Точнее о том, что она завершена и безрезультатно. Подробности после. Короче, под этим островом, который виден отсюда, судя по всему, находилась сложная сеть коммуникаций. Основные из них остались ещё со средневековья и отлично сохранились. Немцы только расширили некоторые из них и оборудовали бункера. Но не совсем для нужд армии. Они вели здесь активную экспериментальную деятельность.

— Немцы? — вырвалось у меня.

— Именно. Судя по информации, имеющейся в компьютере твоего отца, Наташа, именно здесь у немцев находилась и активно работала археологическая партия. Всего Гитлер создал пятнадцать подобных зондеркоманд по всему миру, и оснастил их по последнему слову техники, и привлёк для работы первоклассных специалистов со всего мира. Так вот, искали они древние реликвии, якобы имеющие большую мистическую силу. Но та группа была особенная. Как известно, Гитлер был мистиком и верил во всю эту чепуху. Но, как ты скоро поймёшь, в данной истории нас больше интересует Гиммлер. В общем, здесь они искали меч одного из Великих магистров ордена тамплиеров, который по преданиям был непобедим, поскольку его меч обладал мощнейшей магической силой. В случае его обнаружения, собственно меча, он должен был быть применён против наступающей Красной Армии. Как ни странно это звучит. Несмотря на режим особой секретности вокруг проекта, что-то всё-таки просочилось. Наша разведка решила во что бы то ни стало заполучить этот старинный меч. Однако информации удалось собрать — крохи. Времени на внедрение агентов в ряды сотрудников либо обслуживающего персонала катастрофически не хватало. Точное место раскопок или экспериментов с уже найденной реликвией наши не знали. Суть проводимой советскими спецслужбами операции сводилась к следующему. Поскольку было точно известно, что раскопки немцы ведут под островом, недалеко от линии фронта, карту данного района разбили на квадраты. Выяснилось, что всего под описание информатора подходит семнадцать озёр. Таким образом, в тыл противника забросили семнадцать разведгрупп с задачей — обнаружить объект, не дать немцам возможности применить оружие, либо эвакуировать его. По иронии судьбы наш остров очень мал и к тому же находился практически на линии фронта, поэтому его в расчёт не брали. Все заброшенные разведгруппы немедленно приступили к выполнению задачи. Какие-то из них были обнаружены и уничтожены противником, какие-то пробились обратно к своим. Но выйти на секретный объект так и не удалось. Теперь что касается нашего острова. Твой папашка, Наташа, был прекрасным аналитиком, и в его компьютере мы обнаружили несколько зашифрованных файлов, хотя, как я понимаю, это только маленькая часть рабочей информации. Основную он, по-видимому, хранил где-то в другом месте. Шифр сложный, но, по счастью, им в семидесятых годах пользовались наши резиденты в Джакарте, поэтому для Тарасова расшифровка и не составила особого труда. Они с твоим отцом работали там в это время. Судя по всему, за эти две дискеты и угробили твоего отца. Искали дома, а они были в его кабинете среди игровых дисков.

— А что там было-то? — прикинулась наивной я.

— Много чего интересного. Например, сообщения наших разведчиков, работающих в 30-х годах в Германии, о том, что в 1933 году Гимлер остановился на ночлег в средневековом замке Вевельсбург, который в 1934 году перешёл в ведение СС. В башне замка, именуемой как зал Вождей, находились огромный дубовый стол и двенадцать дубовых кресел. Там Гитлер проводил совещания и мистические ритуалы. Короче, крутой закос под рыцарей Круглого Стола. Однако самым интересным было то, что по приказу Гитлера в замке построили специальный постамент для Чаши Грааля…

— Круто, — воскликнула я. — Может, и Чашу они нашли?

— Нет, не нашли, но шеф СС был уверен, что обладание ей принесёт молниеносный успех в войне. На поиски её и было отправлено больше десятка специалистов по оккультным наукам и археологии.

— Но при чём здесь территория Финляндии? — недоумевала я.

— Конечно, немцы не сразу пришли к выводу, где искать. Руководителем поисков Чаши Грааля был назначен писатель Отто Ран. Этот мистик, проанализировав кучу археологических находок и массу исторической литературы, пришёл к выводу, что искать Чашу нужно на севере Франции. В тринадцатом веке там в замке Монсегюр находилась резиденция катаров или альбигойцев. Так вот, по мнению исследователей того да и нашего времени, именно владение Чашей служило им источником небывалого могущества. В 1244 году в результате осады замок пал, но сколько победители ни искали в замке, так ничего и не нашли. Отто Ран решил совместно с экспедицией «Аненербе» исследовать подземелья замка, однако и ему не повезло.

— Ну, а наш остров-то при чём? — не сдавалась я и взглянула на Лисуна. Но он только пожал плечами и вышел на свежий воздух.

— Отто Рану удалось каким-то образом установить, что в ночь перед сдачей замка несколько рыцарей тайно покинули его. Но Чаши Грааля с ними не было. Доподлинно известно, что, по свидетельству старого лангедокского рыцаря Арно Роже де Мирпуа, эти рыцари унесли с собой секретную карту, на которой и была отражена информация о местонахождении сокровищницы катаров.

— Но если крепость была в осаде, то вероятность того, что бежавшие попали в лапы неприятеля, достаточно велика. Или точнее — риск слишком велик, — засомневалась я.

— Правильно, поэтому каждый из рыцарей нёс только часть карты. При этом нанесена она была на что-то, что рыцари имели при себе. И это что-то должно было быть очень прочным и долговечным. Так вот, рыцарь Арно Роже из Лангедока свидетельствует о том, что при них, кроме одежды, были только мечи. Соображаешь?

— По преданию, рыцарь, обитающий в нашем замке, никогда не расставался со своим мечом, к тому же носил на одежде все атрибуты ордена тамплиеров. Я права?

— А члены ордена храмовников называли себя хранителями Святой Чаши. Так что, Натали, ты абсолютно права. Кроме того, твой отец предположил, что поиски и эксперименты в Скандинавии проводились немцами по поручению самого Гиммлера. А судя по твоим приключениям, у них всё получилось! Я почти уверен, что вы наткнулись на передовую разведку немцев «во времени». И по счастливой случайности никто из них не уцелел. Сначала столкновение с группой Парамонова, потом ты двоих завалила, ну и закончила дело, видимо, девушка, которую ты встретила в подземелье. Надо же, истекая кровью… Вот люди были! Ну, а потом в течении суток эту территорию захватила Красная армия. И всё.

— А что ещё было на дискетах отца?

— Почти ничего, только копия коротенькой докладной записки, что разведгруппа, в состав которой входила младший лейтенант НКВД Лелюх Екатерина Ивановна, заброшенная в тыл противника для корректировки артиллерийского огня и наведения бомбардировщиков, за 8 часов до начала артподготовки на связь не вышла, и больше никакими сведениями о ней командование не располагало. Там же имеется копия рапорта твоего деда, Наташа, Лелюха Ивана Петровича, о том, что танковая дивизия под его командованием прорвала оборону противника на линии Маннергейма и упёрлась в озеро с островом. На острове обнаружены расстрелянные немецкие солдаты. По показаниям пленных, на остров за день до наступления Красной Армии прибыли три немецких офицера, которые впоследствии пропали. Вероятней всего, один из них и был Отто Ран.

— Погоди, — удивлённо посмотрела я на него, — насколько мне известно, Отто Ран к этому времени уже погиб. Если я не ошибаюсь, 13 или 14 марта 1939 года. То есть получается, к тому моменту он уже полгода как числился у немцев мёртвым.

— Вот именно, — непонятно чему обрадовался Лисун и даже возбуждённо хлопнул меня по коленке, — числился! А вот твой папка считал, что такой человек, как Ран, не мог добровольно уйти из жизни, не достигнув своей самой заветной мечты! Вспомним хотя бы некоторые страницы биографии этой незаурядной личности. Тогда тебе многое станет понятно.

После 1933 года Ран жил в Берлине и был поглощён изучением мистерии Грааля. Его поиски тайной изначальной религиозной традиции — Религии Света — привлекли внимание нацистского руководителя СС Генриха HYPERLINK -rahn.com/tags/heinrichhimmler Гиммлера, который предложил Рану сотрудничать в исследованиях, финансируемых СС. Сначала он был принят на работу в качестве гражданского лица в Бюро СС по изучению наследия предков «HYPERLINK -rahn.com/tags/ahnenerbe Аненербе» («Ahnenerbe»), но вскоре его руководители по достоинству оценили его таланты. В 1936 году его убедили официально вступить в СС, и уже через несколько недель Отто Ран получил повышение в звании до унтершарфюрера СС.

К сентябрю 1935 года Ран написал руководителю «Ahnenerbe» несколько восторженных писем о местах, которые он посетил в поисках традиций Грааля в Германии, с просьбой сохранять по этому вопросу полную конфиденциальность, уведомив лишь Гиммлера. По слухам, Отто Ран даже основал внутри СС группу адептов неокатаризма. Летом 1936 года по приказанию СС он отправился в экспедицию в Исландию. Основные моменты этого путешествия вошли в некоторые главы его второй и последней книги «Двор Люцифера», опубликованной в 1937 году. Ран не упоминает СС и того, что корабль, на котором он отбыл в Исландию, шёл под флагом с синей свастикой на белом фоне (что резко отличалось от официального флага Третьего Рейха). Известно, что в 1937 году Отто Ран впал в немилость у нацистской верхушки и по дисциплинарным причинам был откомандирован для прохождения службы в концентрационный Дахау, которым руководило СС. Зимой 1938-39 годов он написал рапорт рейхсфюреру СС с просьбой о немедленном увольнении из СС. Через несколько месяцев он погиб.

— То есть, ты хочешь сказать, что Отто Ран не замёрз в горах с бутылкой шнапса в руках, а инсценировав свою смерть, прибыл в Финляндию и продолжил эксперименты? Ну не знаю. Версия интересная, но не более того, — пожала я плечами.

— А тебя не удивляет, что некие немецкие военные нашли реликвию и, проведя успешный эксперимент по перемещению во времени, не пошли дальше? Куда делись результаты этих сверхважных для Гитлера исследований? Почему о таком успехе не было доложено в Берлин? Где хоть какие-либо упоминания о данных испытаниях в трофейных архивах? Молчишь? А вот твой отец, Наташа, проанализировав ситуацию и все доступные ему на тот момент факты, пришёл к неожиданному и, на мой взгляд, абсолютно верному выводу.

— И к какому же, можно узнать? Или это государственная тайна? — я вытащила сигареты.

— Именно, государственная, и не иронизируй на эту тему!

— Да упаси меня господи, какие тут шутки? — подняла я руки вверх.

— Так вот. По мнению твоего отца, а он, я повторюсь, был блестящим аналитиком, события развивались следующим образом. Вероятно, в начале 1939 года Гиммлер получил рапорт руководителя археологической партии из Восточной Финляндии о том, что реликвия обнаружена. Руководитель СС Генрих Гиммлер не доложил о находке никому, вероятно, просто решив сначала проверить информацию. А убедившись в её достоверности, он решил оставить реликвию себе. Поэтому никаких докладов Гитлеру и не последовало. Скорее всего, Гиммлер вызвал к себе из Дахау Отто Рана и приказал ему немедленно отправляться в Финляндию, предварительно написав рапорт об увольнении из рядов СС. После чего Отто Ран с командой верных рейхсфюреру головорезов ликвидировал на месте всех свидетелей находки. Зная фанатичное отношение Отто к археологическим артефактам, нетрудно предположить с каким энтузиастом учёный сам взялся за работу.

— Интересно девки пляшут, — только и смогла сказать я.

— Дальше, поверь, будет ещё интересней, — заверил меня Лисун. — Очень скоро Ран понял, что с помощью найденной реликвии можно перемещаться во времени, о чём и доложил Гиммлеру. Рейсхмаршал срочно вызвал Рана в Берлин, вероятно, чтобы убедиться в его лояльности к собственной персоне. Убедившись, что Ран по всем параметрам подходит для дальнейшей работы, а именно, Ран был до конца предан своим научным изысканиям, Гиммлер решил инсценировать смерть учёного. После чего Отто тайно возвратился к экспериментам.

— Ну предположим, а дальше? — прикурила я следующую сигарету.

— А дальше всё просто. Группа Отто Рана отправилась путешествовать по коридорам времени и попала в наше время. С ней столкнулась группа нарушителей Парамонова, готовящаяся к раскопкам на острове. Исход боя был предрешён, потому как с учёным наверняка были такие головорезы, что бандиты Парамонова перед ними — просто малые дети, однако в самый неподходящий момент нарисовались наши пограничники. Оставив на месте неудачного появления в нашем мире несколько погибших товарищей, Ран отступил в подземелье.

— Постой, тогда получается, что я никуда не переносилась? Просто столкнулась с группой Рана, бродившей в подвалах замка?

— Может, и так, — Лисун опять весело подмигнул мне.

— А каким образом там оказалась наша разведчица? — спросила я с долей здорового скептицизма в голосе. — Причём заметьте, в том же месте и в тоже время.

— Ну а скажи мне, пожалуйста, с чего мы решили, что свой последний бой разведчица Татьяна приняла в конце 1939 года?

— В смысле? — запуталась я окончательно.

— Просто я хочу сказать, что по какой-то причине под воздействием меча вы все: и группа Рана, и разведчица, и ты-красавица — оказались, как ты говоришь, в одно время в одном месте. Вопрос только в каком времени? Пока ясность только с местом. Вот так-то. И кто знает, может, именно ты, красавица, своей пулей остановила наконец одного из великих учёных Третьего Рейха? Как в кино — пуля из будущего, — Лисун задумался на мгновение и продолжил. — А может, Ран остался жив и вывел в конце войны из под удара главного палача второй мировой Гиммлера? Жаль, что этого мы, скорее всего, не узнаем никогда…

— Меня ещё очень удивил один факт. Отец рассказывал, что при обследовании подземелья они обнаружили место боя, скелеты немецких солдат, но останков разведчицы не нашли. А ведь она не могла далеко уползти. Про такие раны, как у неё, обычно говорят — не совместимы с жизнью. В общем, достанем эту штуковину, и учёные, я думаю, ответят на все наши вопросы, а накопилось их… Кстати, что-нибудь ещё в файлах отца было, относящееся к нашему делу? Или ты опять не договариваешь? — нахмурилась я.

— Клянусь, больше ничего, только рапорт майора НКВД Иванова о том, что озеро и остров взяты его людьми под охрану и тщательнейшим образом обследованы. Ничего, заслуживающего внимания, обнаружено не было.

— А почему спецоперацию не довели до конца? — поинтересовалась я.

— Ну, во-первых, тогда мистический меч так и не был применён противником, а во-вторых, вскоре после этого финская компания закончилась победой Красной Армии и сведения, полученные от агента, сочли дезинформацией и списали в архив. Так что недоработку нашей конторы придётся ликвидировать нам. Тем более, что данным вопросом активно интересуются не только германские, но и кое-какие другие спецслужбы. И очень бы не хотелось, чтобы они нас опередили. Ведь именно они платили Митрофанушкину и компании.

— А зачем им понадобился аппарат для подводных исследований? — спросила я.

— Скорее всего, поскольку артефакт нигде не всплыл, видимо, они сочли, что сотрудники «Аненербе» из-за опасности захвата его Красной Армией просто затопили лабораторию. Но объект настолько уникален, что при возможностях современных технологий вполне реально его восстановление даже по мельчайшим фрагментам. Так что путь до разгадки тайны придётся проделать нам. Поскольку подземные коммуникации, наверняка, затоплены.

— Они не только не затоплены, но и вполне пригодны для дальнейшего производства работ, — заявила я.

— То есть? — не поняла Света.

— А то, что я знаю, как нам попасть в подземелье. Но есть одна сложность. Замок находится на нашей территории. Так что придётся нарушить Государственную границу СССР.

— Раз надо, значит нарушим, — решительно сказал Лисун.

7

Мы пропустили финский пограничный наряд и, выждав минут двадцать, перешли Государственную границу. Куда идти, конечно, я знала хорошо. Но вероятность встречи теперь уже с нашими пограничниками мне абсолютно не улыбалась, и всю дорогу я чувствовала неприятный озноб и противную дрожь в коленях. Когда до развалин замка оставалось метров сто, случилось именно то, чего я боялась больше всего.

Уж не знаю, как нас засёк пограничный дозор, двигающийся вдоль инженерного рубежа госграницы, но факт остаётся фактом. Скорее всего, нас почуяла овчарка. Как бы там ни было, мы затаились в кустах малины и судорожно решали, что делать, услышав, как инструктор крикнул собаке, — След! В принципе, я, как вы догадываетесь, прекрасно знала на собственной шкуре, как события будут разворачиваться дальше. Короче, на меня напал ступор. Как заворожённая слушала я приближающийся хруст веток, мысли путались, и в голову ничего путного не приходило. Ситуация явно вышла из-под нашего контроля. Мои спутники с надеждой смотрели на меня, вероятно, считая, что я знаю, что делаю. А я абсолютно не знала. До того самого мгновения, как передо мной нарисовалась огромная овчарка с оскаленной пастью. Лисун вскинул пистолет с глушителем, а я, не отдавая себе отчёта, что делаю, ударила его под руку. Пуля прошелестела где-то в верхушке ели. Всё решали секунды. Казалось, ещё мгновение и огромная псина сомкнёт на моём горле клыки. Однако овчарка внезапно остановилась как вкопанная и, продолжая рычать, смотрела на нас. Я не поверила своим глазам. Передо мной, вне всякого сомнения, стоял, ощерившись и брызгая слюной, мой четвероногий друг Дик.

— Малыш, — тихо позвала я.

И пёс прыгнул, завалил меня на спину и принялся, тихо повизгивая, вылизывать своим мягким и тёплым языком мне лицо. Я поднялась и взяла собаку за ошейник. Дик опять напрягся и, глядя на моих спутников, глухо зарычал.

— Дик, фу, свои, — сказала я, всё ещё не веря в чудесное спасение.

Однако, стоило поторапливаться. Треск веток под сапогами тревожной группы неумолимо приближался. Я потрепала Дика по загривку и дала команду:

— Вперёд.

Вскоре мы спустились в подземелье. Я постояла на верхней ступеньке ещё минут пятнадцать и, только убедившись, что пограничники в поисках собаки направились совершенно в другую сторону, спустилась вниз.

— Ну, ты, блин, даёшь, — только и сказал Лисун, с опаской глядя на здоровенного пса.

— Наверху всё в порядке. Пограничники, вероятно, решили, что Дик смылся за зайцем. Водился раньше за ним такой грешок. Да, малыш? — спросила я, нежно погладив блестящую шерсть.

— Ни хрена себе малыш! — изумился Лисун.

Мы спустились вниз по пыльным ступеням и повернули в тот самый проход, где столько лет пылились ящики с фашистской маркировкой.

Дик деловито семенил впереди нас. Вскоре справа показались штабели сложенных ящиков.

— Идите вперёд, я вас догоню, — сказала я Свете и, подождав, пока они скроются за поворотом, незаметно свернула в сторону.

Я уверено двигалась до тех пор, пока не заметила, что в углу за ящиками что-то белеет. Я подошла ближе, наклонилась… и отшатнулась. Передо мной, бессильно свесив руки, всё ещё сжимающие автомат ППШ, и уронив голову на грудь, сидел человек. Вернее, эта неестественно маленькая, съёжившаяся и высохшая фигурка когда-то была человеком. Переведя дух, я снова подошла… И сразу поняла, что увидела. Но внезапная догадка всё равно больно резанула по сердцу. Я протянула руку. Так и есть. Под превратившимся в лохмотья некогда белым маскхалатом ясно виднелись позеленевшие пуговицы со звёздами. На коленях — кусочек картона. Любительская фотография. Я подняла её и дрогнувшей рукой стёрла пыль. Улыбающийся молодой полковник в чёрном танкистском комбинезоне… Точно такую же фотографию до сих пор хранит моя бабушка. Я медленно подняла глаза и посмотрела на по-детски маленькую, съёжившуюся фигурку. Катя… конечно, как же я сразу не догадалась! Она специально назвалась Таней! Назвалась псевдонимом, который в обязательном порядке дают всем разведчикам перед выходом на задание. Длинные, местами сохранившиеся на белом черепе волосы закрывали то, что когда-то было таким дорогим для моего деда лицом. Я бессильно опустилась рядом с отважной разведчицей и, забыв обо всём на свете, закурила. Так вот, значит, где нам с тобой пришлось встретиться! И когда! В ноябре 1939-го. И вот опять прошло пятьдесят лет. Я была тогда рядом с тобой, когда ты приняла свой последний бой. А до сих пор ничего не изменилось. Тебя, как считали пропавшей без вести и почти что предательницей, как было принято в то время, так и продолжают считать! Пятьдесят лет тебя тайно продолжал любить и ждать мой дед, несмотря на то что его из-за твоего исчезновения тогда, в сороковом, перестали продвигать по службе и он так и окончил не только финскую, но и Отечественную войну, как и начал, — командиром дивизии. Его друзья стали генералами и маршалами, а он спился, потому что слишком тяжело было нести на себе это бремя, и мучился оттого, что не смог найти и спасти тебя тогда… А мне выпал шанс, господи, я видела тебя живую. Я могла так много рассказать тебе! Но не успела. Прости, Катерина! И я, сделав неимоверное усилие, встала с колен, поклонилась останкам смелой разведчицы. Постояв несколько минут, я, повинуясь какому-то совершенно безотчётному стремлению, достала нож и, протянув руку, срезала с белеющего в темноте черепа прядь уцелевших волос. Потом осторожно подняла подол маскхалата и, срезав несколько позеленевших пуговиц с пятиконечными звёздами, опустила всё это в карман…

Своих друзей я застала за растаскиванием в стороны последнего штабеля ящиков.

— Давай, присоединяйся, — недовольно буркнул Лисун. — Дик там что-то нашёл.

За штабелем показалась тяжёлая металлическая дверь с круглым, как штурвал, колесом. Лисун было ухватился за него, намереваясь повернуть по направлению нарисованной трафаретом стрелки, но Света остановила его и, как оказалось, вовремя. Она осветила фонарём сваренную из двутавровых балок коробку двери и указала рукой на две тонкие стальные проволоки, соединяющие колесо с двумя немецкими ручными гранатами, подвешенными за кольца справа и слева. Их гладкие серо-зелёные рубашки полвека ждали, когда кто-нибудь повернёт запорный механизм двери, чтобы в то же мгновение разлететься в разные стороны, сотнями раскалённых зазубренных осколков, поражая непрошеных гостей. Света в течении минуты уверенно разминировала дверь и повернула колесо. Тяжеленая, толщиной в полметра, бронированная дверь легко и бесшумно открылась, пропуская нас внутрь. Первым в помещение прошмыгнул, естественно, Дик, а следом переступили порог и мы. Луч фонаря заскользил по довольно большой комнате. Ничего особенного там не наблюдалось. Несколько письменных столов да стеллажи с полками вдоль стен. Света взяла одну папку и сдула пыль. Тиснутый на обложке орёл, сжимающий свастику, а ниже — набор латинских букв и длинный номер. Внутри — пожелтевшие листы с формулами и пояснениями к ним на немецком языке. В углу комнаты обнаружился люк, подняв который, мы по ступеням из рифлёной стали, спустились на этаж ниже. Там нашему взору открылся длинный коридор с дверьми по обе стороны. Все они были закрыты на кодовые замки и опечатаны. Сургучом. Мы прошли дальше и в конце коридора обнаружили зал, посреди которого громоздилось какое-то оборудование неизвестного нам назначения.

— Вот оно — сверхсекретное оружие Третьего рейха, созданное в двенадцатом веке неизвестным мастером, — сказала Света, стирая пыль, проведя ладонью по стеклянной поверхности короба, внутри которого сквозь мутное стекло угадывался тёмный длинный предмет.

— Смотрите, — воскликнул Лисун, — генератор! — и прежде, чем мы успели сказать хоть слово, крутанул ручку.

Послышался треск, а затем мерное урчание генератора. Вспыхнул свет и на тёмной панели, установленной на столе со стеклянным колпаком под которым покоился меч тамплиера, включились часы, начавшие отсчёт времени. Мы замерли. Секунды бежали, и я вдруг каким-то особым звериным чутьём осознала, что с каждым мгновением тает драгоценное время. Через сколько минут или секунд произойдёт взрыв? Мы, конечно, не знали. И потому, ни слова не говоря, бросились наверх.

— Натали, хватай меч и наверх, а мы попробуем спасти хотя бы часть этой чёртовой макулатуры! — на ходу крикнула Света и принялась пачками сваливать папки в пустой деревянный ящик.

Я похолодела, ожидая каждую секунду взрыва. Но расслабляться было некогда, и мы остервенело взялись за работу. Работали как проклятые. В мгновение ока заполнив один ящик, взялись за второй, предварительно вывалив из него кучу автоматов.

— Натали, живо тащи меч наверх, — скомандовал Лисун, то и дело посматривая на часы.

Я без лишних слов бросилась выполнять распоряжение. Сколько прошло времени с того момента, как мы покинули бункер, я не знаю.

Показалось, что целая вечность. Всего нам удалось вытащить один ящик. Света было собралась рискнуть и притащить ещё один, как земля под нами дрогнула. Лисун толкнул меня в бок и рукой показал на озеро. На его ровной, как зеркало, поверхности вздулся огромный пузырь, который, лопнув, образовал огромную воронку. Вода, бешено ревя, устремилась в водоворот, который в считанные секунды засосал десятки, а может, и сотни тонн воды.

— Ну вот и всё… — растерянно проговорила Света.

— Пора сматывать удочки, а то «погранцы», наверное, уже на подходе, — пробормотал, как всегда, практичный Лисун.

— Расслабьтесь, господа, мы находимся на сопредельной территории, — гордо сказала я.

— Как это!? — хором изумились мои друзья.

— Я вывела вас другой дорогой. В суматохе бегства вы просто не заметили.

— Зачем тогда вообще надо было пересекать границу по поверхности? — сразу спросила Света.

— А затем, что, как открывается вход в подземелье с этой стороны границы, я не знаю. Смотрите, мы ведь, как вышли на поверхность земли, так и практически не трогались с места, — с усмешкой сказала я.

— А теперь покажите мне отверстие в земле, через которое мы выползли на свет.

Лисун принялся энергично шарить руками вокруг себя. Потом растеряно посмотрел на девушку:

— И правда. Вот чудеса!

— Ну, Наташка, ты просто молодец, — восхитилась Света и, не удержавшись, чмокнула меня в щёку.

Дик внимательно посмотрел на неё и, видимо, не одобряя такого проявления чувств, злобно зарычал.

— Да не заберу я у тебя твою хозяйку. Она мне даром не нужна. Понял? — торопливо выпалила Света и показала сразу успокоившемуся Дику язык.

— Ладно, пойду, подгоню машину. Не тащить же всю эту макулатуру на себе, — сказал Лисун и исчез в кустах.

8

На хуторе нас ждал сюрприз, причём крайне неприятный. Едва мы зашли в гостиную, как тут же оторопели. За столом, выпивая и закусывая, как ни в чём не бывало сидел Олег.

— Привет, друзья! — сказал он, хищно улыбаясь.

Не знаю, как у моих друзей, а у меня по спине просто мурашки пробежали от его «приятного» голоса.

— Здорово, коль не шутишь, — произнёс Лисун, застывший на пороге.

Я замерла, почувствовав, как у нас за спиной внезапно выросли какие-то люди, ловко ощупывая нас со всех сторон, выуживая из наших карманов все предметы, мало-мальски напоминающие оружие.

— Можете пройти вперёд и повернуться. Руки не опускать! — рявкнул кто-то у нас за спиной подозрительно знакомым мне голосом.

Мы прошли чуть вперёд и повернулись. Я просто обомлела, всего могла ожидать, но такого! Передо мной стояли капитан Иванов, так неудачно пытавшийся меня арестовать у Ваганьковского кладбища в Москве, и незабвенный подполковник Парамонов, бывший заместитель пограничного коменданта по разведке.

— Ну-с, господа уголовнички, с чего начнём? — потирая руки, спросил Иванов.

— В каком смысле? — спросила Света.

— В прямом. За вашей прелестной троицей столько преступлений, что я не буду утомлять присутствующих перечислением.

— Ну почему же, мы с удовольствием послушаем, в чём нас обвиняет кристальной чистоты чекист Иванов, — вызывающе сказала я.

— Пожалуйста, — расплылся в улыбке Иванов. — Умышленное убийство четырёх человек, — он кивнул на сваленные в углу трупы телохранителей. — Это раз. Попытка похищения человека, — Иванов кивнул на Олега. — Это два. И, наконец, неоднократное нарушение государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Но как вы уже догадались, арестовывать вас мы не собираемся. Потому как, ввиду опасности вашей банды, имею указание руководства живыми вас не брать, — процитировал он Глеба Жеглова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя» и, довольный своей шуткой, громко расхохотался.

Парамонов быстрым шагом подошёл к Лисуну и, резко ударив его в живот, спросил:

— Где меч?

— Его больше не существует, — ответила за Лисуна Света, — увы. Хранилище оказалось заминировано, и всё, что удалось спасти, — так это часть документации. Остальное погибло безвозвратно, — отчеканила Света сквозь зубы.

— Это правда? — подошёл Парамонов, больно уперев ствол пистолета мне в подбородок.

— Угу, — еле слышно ответила я.

— Желаете выпить напоследок? — мило улыбаясь, спросил Олег.

— Желаем, — ответила я, опустив руки, решительно подошла к столу и залпом выпила фужер коньяка. Потом вытерла губы салфеткой и, скомкав её, бросила в тарелку Олега. — Теперь, может, скажете, Парамонов, зачем вам понадобилось убивать моего отца?

— Не понял, — сказал он и отвёл глаза.

— Хватит Ваньку валять, Парамонов. Заказ на человека в Москве в августе девяностого сделали вы. Только представились исполнителям как Паровозов. А встречались вы с ними в мотеле «Можайский». Номер помните? Или подсказать?

И тут Парамонов взорвался:

— Ты сама виновата. На заставе жива осталась, так радовалась бы. Но нет, надо было нос совать, куда не следует. Да и после «дембеля» языком трепать не стоило. Сама втянула своего папашку в это дерьмо, а теперь, видите ли, все у неё виноваты. Тебе что, больше всех надо, что ли? Да если хочешь знать, за такие бабки, какие давали за эту ржавую железку, родного отца закопаешь, не то что чужого. Ясно? Жаль мои люди наткнулись на отряд этого безмозглого Рана! Кто бы мог подумать! Если бы не этот самонадеянный фриц со своими бредовыми идеями, меч давно был бы у меня!

— Ну ладно, хватит трепаться. Вечер вопросов и ответов закончен, — сказал Иванов. — Кругом, шагом марш. Руки с затылков не опускать. Шаг в сторону — стреляю сразу.

Мы вышли из тёплой гостиной на улицу, где с озера дул холодный пронизывающий ветер. Тихая и спокойная до этого поверхность озера покрылась белыми барашками волн. Мы подошли к ангару, и Парамонов приказал нам остановиться под единственным фонарём, горевшим у входа.

— Теперь всё, — сказал Иванов и, подойдя ближе, опять ткнул мне пистолетом под подбородок.

Лучше бы он этого не делал. Дик, привыкший к людям с оружием и потому до этого мирно и бесшумно шаривший по кустам, такого грубого обращения с хозяйкой выдержать не мог. Он высунул свою огромную мохнатую морду из кустов и вопросительно посмотрел на меня. Я скосила глаза на «берету» в руках Иванова.

— Дик, фас! — рявкнула я, убедившись, что оружие Иванова стоит на предохранителе.

Молниеносный бросок Дика, выпавший из рук Иванова пистолет и кровь, фонтаном бьющая из его сонной артерии, — всё промелькнуло у меня перед глазами в одно мгновение. Боковым зрением я увидела, как Лисун, крутнувшись волчком, сбил с ног Парамонова и уже в падении размозжил ему кадык каблуком. Теперь оставался только Олег, стоявший чуть в стороне и судорожно пытающийся достать из кармана плаща оружие. Но что-то там у него явно не ладилось. Поэтому я просто подошла к нему и врезала кулаком промеж глаз. Брызнула кровь, и Олег, не удержавшись, плюхнулся на задницу. Подскочившая Света отобрала у ошалевшего Олега пистолет и бросила его мне.

Олега, как единственного выжившего в этой переделке, мы пристегнули наручниками к балке в ангаре и, оставив на парочке пистолетов его чёткие отпечатки пальцев, покинули это негостеприимное место. Не забыв оставить на столе в гостиной длинную пояснительную записку для местной полиции.

9

Яркое солнце светило прямо в лицо. Мы стояли в небольшой очереди на таможенный досмотр. Когда подошла наша очередь, Лисун протянул финскому полицейскому наши документы. Тот внимательно изучил их и сказал:

— Поставьте машину стоянку и выйдите. Вам придётся подождать.

Я похолодела. Светка побледнела, а Лисун так вцепился в руль, что у него побелели костяшки пальцев.

Мы вышли из машины, не чуя под собой ног.

— А в чём, собственно, дело? — наконец взял себя в руки Лисун.

— Извините, господа, но у вас нет ветеринарного паспорта на этого замечательного пса, — улыбнувшись, сказал полицейский, указывая на развалившегося на заднем сидении Дика.

А уже через час, окончательно покончив со всеми формальностями, мы неслись по трассе на Выборг. Мы с Лисуном перекидывались всю дорогу шуточками, а Света молчала. На подъезде к Выборгу она неожиданно выдала:

— А всё-таки жаль, что мы не привезли с собой Парамонова.

— А как бы ты тащила его тушу через границу? — парировал Лисун. — И потом, оно тебе надо?

— Я бы наверняка получила майора, — совершенно серьёзно сказала Света.

Лисун расхохотался и, хлопнув её по коленке, выдал:

— Ничего, походишь капитаном.

— Ребята, нужно остановиться, — сказала я и покосилась на Дика. — А то он нам всю машину изгваздает.

Лисун включил поворотник и притормозил у обочины. Дик, почуяв свободу, рванул в лес по своим собачьим делам. Он очень долго и придирчиво, как всегда, обнюхивал каждый куст, прежде чем поднять заднюю лапу.

— Дик, ко мне, хватит издеваться, — крикнула я и взяла его за ошейник.

И в тоже мгновение я услышала приглушённые расстоянием такие знакомые звуки автоматных очередей, доносившихся с трассы. Замерев на мгновение, я, не выпуская из рук ошейника, бросилась бежать назад к машине. Остановилась, не добежав метров двадцать, потому что рвануло так, что жаркая волна ударила меня в грудь и повалила навзничь.

10

Было пасмурно и тепло. Крупными хлопьями падал снег. Я выбралась из машины на Лужнецкой набережной и направилась к входу на Новодевичье кладбище. Купив в магазинчике у входа шесть кроваво-красных гвоздик и предъявив пропуск дежурному милиционеру, прошла внутрь.

Высоченные голубые ели величественно и молчаливо стояли под тяжёлыми шапками снега. Несмотря на падающий вторые сутки снег, дорожки были аккуратно вычищены. И до нужного мне первого участка я добралась быстро. Остановилась у могилы деда. Взглянула на высокую стелу чёрного мрамора и, присев, смахнула снег с небольшой бронзовой копии танка Т-34. Положила цветы на броню и, закурив, прошептала:

— Ну, здравствуй, дед.

Потом, спохватившись, достала из кармана кусочек пожелтевшего картона, вставленного теперь в тяжёлую бронзовую рамку. И поставила карточку с улыбающимся молодым полковником в снег, прислонив её к холодному памятнику. Потом достала из дипломата детский металлический совочек и, выдолбив в земле неглубокую ямку под могильной плитой, бережно опустила туда жестяную коробочку и засыпала землёй. В коробочке лежали несколько локонов Кати и две позеленевшие пуговицы с пятиконечными звёздами, взятые мной в подземелье замка Хродвальда.

— Ну вот, дед. Теперь вы с Катей снова вместе, — тихо сказала я и, растоптав окурок, пошла прочь.

Теперь мой путь лежал на Ваганьковское кладбище. Там с недавнего времени упокоились сразу три дорогих мне человека. Папа, Лисун и Света…

Тяжёлый ржавый меч теперь лежит у меня в сарае на даче и не вызывает во мне никакого интереса, я даже не знаю, для чего храню его. Наверно, в память о моих друзьях, жизнь которых он унёс. Тогда я надеялась, что это — последние его жертвы. Но я даже не представляла, как сильно я ошибалась.

Этой же ночью мне приснился сон. Как будто я стою на перроне шумного и многолюдного вокзала, вокруг снуют люди в военной форме. Играет музыка. Поезд, который я провожаю в вечность, трогается, скрипнув буксами, и начинает медленно набирать скорость. Я смотрю ему вслед и вижу на площадке последнего вагона «теплушки» двух молодых улыбающихся людей. Молодого полковника в чёрном танкистском комбинезоне и молодую прелестную девушку в военной форме. Они стоят, обнявшись, улыбаются и машут мне руками на прощание. Поезд уходит всё дальше и дальше и наконец скрывается за поворотом. А вокруг меня льются и льются звуки такого родного и в то же время далёкого марша. Марша «Прощание Славянки».

Часть четвёртая Призраки майоровой мельницы или пять лет спустя

1

Июнь 1995 года

Я открыла сначала один глаз, потом второй и поняла, что окончательно проснулась. Ещё находясь под впечатлением увиденного сна, я попыталась запомнить его подробности, настолько реальным он был.

«Стояло хмурое и дождливое ноябрьское утро 1812 года. Кругом плавал такой плотный туман, что казалось, весь воздух был пропитан влагой. Всё вокруг: и мрачный лес по обе стороны раскисшей и превратившейся в сплошное болото лесной дороги, и мутный горизонт, угадывающийся неким просветлением впереди, между сосен, и тёмные фигуры людей, пытающихся вытолкнуть две застрявшие в грязи крытые повозки — всё было однообразно серого и дождливого цвета. Насквозь мокрые солдаты почти выбились из сил, но упрямо рвались вперёд к заветной цели — Смоленску, подальше от захваченной и тут же брошенной ими Москвы.

Люди, суетящиеся около застрявших в грязи повозок, отчаянно стегали лошадей и вполголоса ругались по-французски. Ночью похолодало, и от их мокрых шинелей поднимался пар. Лишь один высокий человек в синей шинели и с непокрытой головой безучастно стоял поодаль на пригорке и размышлял.

Прошло уже шесть часов, как кавалеристы отряда Денисова напали на их транспорт и развеяли его мелкие части по лесам и болотам. Но главное было не в транспорте, насчитывающем более тысячи подвод, а вот в этих двух фурах. В нескольких больших ящиках, опечатанных личной печатью императора. Во время нападения казаков этой горстке французов удалось под прикрытием темноты схорониться и остаться незамеченными. Потом всю ночь напролёт они упорно двигались вперёд и, наконец, с рассветом их угораздило застрять в самом неподходящем месте — на опушке леса, где, когда взойдёт солнце, любой русский казачий разъезд заприметит их и перебьёт, как куропаток.

Люди окончательно выбились из сил. А лошади упрямо не желали двигаться вперёд. Неумолимо приближался рассвет, нужно было принимать решение.

— Полковник! — раздался совсем рядом сиплый голос.

— Лошади устали! Одному богу известно, что теперь будет с нами! Впереди, километрах в двух, замечен русский казачий разъезд.

— Немедленно сворачивайте в лес! — отдал распоряжение высокий человек, которого назвали полковником.

— Невозможно, монсеньор! Повозки встали намертво. Лошади не идут, — отозвались сразу несколько голосов.

— Так заставьте их! Чёрт вас возьми! Развернуть фуры поперёк дороги. Распрячь лошадей. Занять оборону. Драгуны седьмого полка — ко мне!

К полковнику тотчас подбежали солдаты и встали полукругом. Полковник тяжело вздохнул и наклонился к ним:

— Возьмите ящики с императорской печатью и уходите в лес. Если на то будет воля божья, я присоединюсь к вам. И помните — императорский груз не должен попасть к неприятелю!

Четыре драгуна седьмого полка непобедимой прежде наполеоновской армии спустились с пригорка, взвалили на себя по большому ящику и скрылись в дождливой пелене. Не прошло и пятнадцати минут, как на дороге послышались сухие щелчки выстрелов и первые стоны раненых.

Полковник, отдав последние распоряжения под грохот выстрелов, тоже скрылся в лесу, вслед за своими солдатами. Нагнал он их почти сразу, так как бог был немилосерден к ним, и они наткнулись на небольшой отряд русских и вынуждены были тоже занять оборону.

Полковник упал в мокрую жухлую траву рядом со своим другом, офицером Мортелем, и прошептал:

— Нам не выбраться. Мы окружены.

— Полковник, позади нас, метрах в пяти, есть старый склеп. Я думаю… — Мортель внезапно дёрнулся, мотнул головой и затих.

Полковник перевернул тело друга, внимательно посмотрел в его широко открытые глаза и прошептал:

— Бедный Мортель…

Бой закончился. Среди кустов слышался теперь только шелест мокрых листьев, да треск веток под сапогами неприятеля. Полковник волоком подтащил ящики с бесценным грузом к ржавой, сильно заросшей травой двери склепа. Тяжёлая кованая дверь с трудом, но поддалась, и полковник, невзирая на большой вес груза, раз за разом делая невероятное усилие, затаскивал ящики внутрь. Когда последний ящик исчез в сырой темноте, полковник сорвал с шеи золотую цепь с медальоном в виде разрубленного пополам мальтийского креста.

Бережно погладил его, что-то прошептал и бросил в темноту склепа, вслед за ящиками. Потом закрыл дверь, наскоро замаскировал вход и, вытащив из ножен саблю, пожалованную ему самим Бонапартом, решительно пошёл прямо через кусты — туда, где неподалёку слышалась весёлая русская речь».

Это надо же было такому присниться? Судя по всему, день начинался скверно. Почему? Я и сама точно не знала. Просто почувствовала.

Причём сразу, как только, поёживаясь, вылезла из-под одеяла и выглянула в окно. Может быть, всему виной погода, которая явно не располагала к поездке на дачу. А может быть, ночное сновидение, которое после пробуждения не добавило оптимизма. Небо заволокло тяжёлыми, почти чёрными тучами. Ветер, как сумасшедший, раскачивал деревья и неистово выкручивал руки редким прохожим, наивно рассчитывающим прикрыться зонтиками. Дождь только начинал набирать силу, готовясь бешеным потоком обрушиться на землю.

— Да, — пробормотала я себе под нос, закуталась в домашний халат и пробежала в душ, шлёпая по холодному паркету босыми ногами.

Стоя под упругими тёплыми струями воды, я размышляла. Да уж, а подумать было над чем. Дело в том, что с недавних пор я вступила в так называемую «полосу неудач». Всё шло из рук вон плохо. По личному опыту я знала, что выход можно найти из любой самой что ни на есть безнадёжной ситуации, стоит только хорошенько пораскинуть мозгами. Если они, конечно, есть. А я скромно рассчитывала, что они у меня в наличии имеются. Впрочем, некоторые иного мнения. Почему? Лично для меня это загадка. Понять их я не в силах. За исключением, пожалуй, моей свекрови. Её-то как раз понять можно. Чисто по-человечески. Так как мы стоим у самой, как говорится, черты. Черты бракоразводного процесса. Не с ней, конечно, а с Лёшей — её обожаемым сыном и моим без пяти минут очередным бывшим мужем. Именно «очередным», я не оговорилась. В этом-то и заключена великая мудрость моей свекрови, которая, когда мы с Лёшкой ещё только учились в институтах (он — в МАИ, а я — в медицинском) и женихались по подъездам, уже всё знала наперёд. И что путного ничего из меня не выйдет. А уж врача тем более. Это, как в воду глядела, вот вам крест. И что жизнь закончу под забором. Представляете, и тут прямо в точку. Конечно, другая бы на моём месте просто взбеленилась и незамедлительно обвинила дорогую свекровь в «карканье». Но я-то невестка покладистая, хотя этого никто и не ценит.

И вот сегодня ночью чуть не свершилось-таки пророчество мамочки супруга моего ненаглядного. В засаде полночи просидели, замёрзли, как черти. Ну и приняли грамм по двести на грудь для согрева. А тут как раз и клиент наш подоспел, да не один, а с дружками, такими же «наркошами». Что им, обколотым, наши «ксивы» да санкция прокурора.

И давай они палить из трёх стволов, куда ни попадя. Вот едва и не сбылось пророчество, вот так-то. Ещё чуть-чуть, и лежала бы раба божья Наталья бездыханной и неопохмелённой, как там в песне поётся — «у незнакомого подъезда, у безымянной…». Так что мне определённо есть над чем подумать. А не дают. Никак. Вот и сейчас телефон в коридоре надрывается. Когда тут думать о чём-то вечном, душ спокойно принять и тот просто некогда. Наверное, опять свекровь со своими дурацкими пророчествами.

— Тьфу! Извините, товарищ подполковник, — сказала я, осторожно, как ядовитую змею, держа телефонную трубку, — это я не вам. Думала, опять свекровь. Да, уже на выходе перехватили. Спасибо. Постараюсь отдохнуть. Ну что вы, не опоздаю. Десять дней догуляю, и как штык. Грибов? Обязательно привезу. Всего хорошего.

Вот же люди. В кои веки отпуск до конца отгулять дали, а напоследок всё равно норовят пилюлю подсунуть. Смотри не влипни во что-нибудь. Знаю я, на что намекают. В прошлом году случилась мне в августе командировка в Феодосию на три дня. Повезло. Я вместо поезда на машине поехала, думала, время сэкономлю и на дорогу, и вообще. Вот и сэкономила, себе на голову — «на неполное служебное соответствие».

Для непосвящённых поясню: «неполняк» — это последнее предупреждение перед увольнением, последний звонок, в общем, когда красная лампочка даже не мигает уже, а горит вовсю, причём давно, например, как на датчике топлива, когда оно на исходе. Вот тут такая же ситуация, только на исходе не топливо, а терпение начальства моего дражайшего. Сама, конечно, виновата, но всё равно обидно, уже почти год прошёл, а всё вспоминают. Как щенка носом тычут.

Настроение испортилось окончательно. А может, и в правду никуда не ездить? Дома побалдеть, коньячку попить? Нет, не годится, а то меня опять на подвиги потянет. А у меня — «неполное служебное», пока с пометкой «не снято». Так что лучше подальше от столицы, соблазнов и греха. Хотела ведь в лес сходить. Воздухом подышать. Вот и вперёд! К тому же французы обидятся. Я бросила взгляд на часы. Самолёт из Парижа прибывает через час сорок. Успею.

«Опель», как ни странно, на поворот ключа зажигания реагировать отказался. С минуту я сидела в задумчивости и размышляла, что бы это значило. Дождь тем временем набрал силу и уже довольно сильно барабанил по крыше автомобиля. Пришлось, проклиная всё на свете, выбираться из уютного салона и лезть под капот. Так и есть. Вчера зачем-то отключила аккумулятор. Наверное, чтобы не угнали. Наконец «Опель» радостно завёлся и довольно заурчал. Опять потянуло на дачу.

В сущности, если быть до конца честной, то никакой трагедии из-за грядущего развода я не делала. А если учесть, что он у меня будет уже третий по счёту, то сами понимаете. Человек ко всему привыкает. Даже к разводам. Делить нам особо нечего. Если только кактус, который подарила нам Лёшкина мать на свадьбу. Большой такой и красивый, но ужасно колючий, как жизнь наша семейная. Это надо же до такого додуматься — на свадьбу и кактус. Хорошо хоть не миртовое деревце, как в «Соломенной шляпке». Но на кактус я не претендую, так что раздел совместно нажитого имущества по идее должен пройти безболезненно. Детей у нас опять-таки нет. Так что, не устраивает жена — ну и скатертью, как говорится, дорожка.

Лёшка, понятное дело, сильно переживает. Он-то, в отличие от меня, первый раз «замужем». Видимо, у него уязвлено самое что ни на есть сильное мужское чувство — чувство собственника. Как же так, была жена, и нет её. Сами посудите — непорядок. Но с другой стороны, и меня понять можно. И так работа собачья, нервная до невозможности, денег платят крохи, а тут ещё дома норовят поучить уму разуму. Вот представьте себе: отбарабанишь дежурным «опером» сутки, целых двадцать четыре часа в сплошном негативе покопаешься, потом, естественно, махнёшь с ребятами грамм по сто и рысью домой. А зачем? Правильно, чтобы припасть к живительному источнику, прикоснуться своей очерствевшей душой к чему-нибудь чистому и доброму. А дома вместо того, чтобы вкусно накормить, искупать, в постельку положить и рядом лечь да крепко обнять, как положено любящему супругу… Да что там говорить. Посадит перед собой и давай мозги пудрить и без того запудренные:

— Ты меня не любишь. Опять пьяная пришла. Поговори со мной. Тебе со мной скучно.

И так далее, часа на полтора. И не понять ему никак, что люблю я его, что не пьяная я пришла, а выпивши, а поговорить не могу, потому как у меня глаза слипаются. И не скучно мне вовсе, потому что почти сплю уже. Но объяснять это всё супругу нет ни сил, ни желания, и я, опасаясь быть втянутой в ещё более длительную дискуссию, — молчу, как партизанка. К стеночке на кухоньке только так привалюсь, глазки прикрою и думаю: «Когда же ты, милый, заглохнешь».

И не нужно мне уже ничего чистого и вечного. Во мне все животные инстинкты уже спят. А он всё своё гнёт. Наконец, когда мы оказываемся в постели, мне, сами понимаете, уже не до его обалденного нижнего белья и не до приветливо распахнутых навстречу мне объятий. Я просто сплю. И, конечно, даже не подозреваю о том, что обидела моего ненаглядного сильно. Ударила своим «безразличием» в самое сердце, наплевала в уязвимую мужскую душу. Так что, точно вам говорю — развод уже не за горами.

Размышляя таким образом, я незаметно для себя почти добралась до Шереметьево, как вдруг боковым зрением углядела-таки двух гаишников, которые, судя по всему, вздумали поиграть со мной в «прятки», а теперь выскочили из засады и азартно размахивали передо мной своими полосатыми орудиями производства. «Мне или не мне?» — подумала я и решила не играть с ними в «догонялки» и всё-таки остановиться. Не забывайте, у меня ведь «неполное служебное». Как и положено в таких случаях, я скинула скорость, обозначила поворот и стала, притормаживая, скатываться на обочину, засыпанную крупным гранитным гравием. Нет, махали, конечно, мне. Разве они пропустят иномарку, вызывающе сверкающую лакированными боками? Вон как спешат к моему «Опелю», фуражечки на ветру придерживают. Я, конечно, виновата. Спору нет. Скорость у меня была просто неприличная, километров сто сорок в час. Но и меня можно понять. Отпуска осталось только девять дней, ни больше ни меньше. И если я буду ехать точно по правилам да знакам, расставленным по трассе отнюдь не для обеспечения безопасности дорожного движения, а исключительно из соображений, направленных на пополнение личного бюджета некоторых сотрудников ГИБДД, то как раз доберусь в аэропорт к вечеру… следующего дня. Но вам, ребята, всё равно ничего не обломится. Я — своя. Можете так не торопиться.

Ну что за напасть такая? Машина моя ещё не остановилась, как я услышала звук, до боли знакомый всем автомобилистам. Да, спутать это противное шипение, медленно перерастающее в чавканье, которое явственно доносилось до меня с правой передней стороны автомобиля, — было ни с чем нельзя. Я хмуро посмотрела сначала на начинающее светлеть небо, потом на гаишников, сгрудившихся около моей машины в ожидании честно заработанных банкнот, вылезла из машины и, вяло махнув перед их хищными носами «ксивой», обречённо полезла в багажник за запаской.

Пока я меняла колесо и сосредоточенно оттирала белы ручки от мазута, гаишники о чём-то негромко переговаривались между собой, откровенно пялясь на мои ноги, вероятно, гадая: с чего бы это я такая злая. Действительно, уж кто-кто, а они здесь точно не при чём. Нет, чтобы помочь бедной девушке. Наконец, закончив пренеприятнейшую процедуру замены колеса и не удостоив пиратов подмосковных автострад даже взглядом, я вывернула на шоссе и помчалась дальше, на встречу с милым моему сердцу Жераром. Только не подумайте ничего такого!

Дело в том, что в Москве я трудилась «опером» в отделе по раскрытию краж и угонов автотранспорта и в прошлом году к нам приезжали коллеги из Франции за двумя найденными нами джипами, которые находились в розыске по Интерполу. Передав машины, мы, как водится, немного оттянулись с французскими коллегами в московских кабаках. И, естественно, подружились, что называется, в «доску». Особенно мне понравился полицейский по имени Жерар, который довольно сносно лопотал по-русски, и вообще оказался милейшим парнем, и был, как и я, — «не дурак выпить».

Может быть, я никогда и не вспомнила бы о Жераре, если бы только неделю назад на даче со мной не начали твориться очень странные вещи. А дело было так…

2

В прошлый четверг я дежурила по району сутки и, следовательно, в пятницу, субботу и воскресенье у меня были выходные. Вот я и решила на свою голову слетать на дачу. Правда, всё утро шёл дождь, как бы показывая мне, что ехать не стоит. Но я, как овца, упрямо лезла в петлю, уготованную мне судьбой. Короче говоря, несмотря на проливной дождь, я всё-таки поехала. Правда вскоре тучи рассеялись, и солнце жарило уже довольно сильно. Поэтому я быстро загнала машину в тень огромной липы и отправилась искупнуться.

Поплескавшись с полчаса, я зашла в дом, уселась за стол и для начала махнула рюмочку моего любимого коньяка «Ай-Петри», непременно тёплого и ароматного. С приездом, так сказать. И, прислушиваясь, как живительная влага расходится по организму, стала обдумывать, чем бы мне заняться до вечера. Не придумав ничего оригинального, я решила было просто завалиться с детективом на диван, как в дверном проёме появилось человеческое существо. Это, конечно же, был Иван. Один из местных аборигенов и моих закадычных друзей по весёлому времяпрепровождению в данной, крайне пересечённой сельской местности.

Иван недавно отметил сороковник. Был он невысокого роста и при всей своей невзрачной внешности обладал той замечательной, почти детской непосредственностью, порой граничащей с хитростью, которой природа так щедро наделила тружеников полей и огородов. Одетый, по обыкновению своему, в тельняшку, прожжённую в нескольких местах, и мятые брюки от солдатской «парадки», Иван прекрасно вписывался в окружающий ландшафт. Причём «тельник» не чинили, видимо, ещё со времён восстания на крейсере «Очаков». Завершали прикид болотные сапоги, спущенные в гармошку у голенищ, и подвёрнутые где-то в районе паха, и делающие их обладателя чем-то удивительно похожим на испанского конкистадора.

— Привет, Натаха, — сверкнув золотой фиксой, улыбнулся он мне.

— Привет, коль не шутишь, — ответила я и, кивнув головой, обречённо протянула ему ключи от багажника.

— Да не надо, что ты, — замахал руками Иван.

— Возьми там водку и пакет с едой, — твёрдым голосом сказала я, виновато показывая на шоколадку, сиротливо темнеющую на столе.

Через пять минут, когда литровая бутылка водки и нехитрая закуска, наструганная в целях экономии времени прямо на газете, оказались на столе, я сделала приглашающий жест рукой.

Местных жителей, не избалованных всякими разносолами, дважды приглашать не нужно, и уже через минуту, опрокинув в себя четверть бутылки и аппетитно хрустя луковицей, Иван рассказывал мне все последние новости деревенской жизни.

Первое, на что посетовал Иван, — так это на смену руководства местного спиртзавода, что больно ударило по доходам рядовых колхозников. Естественно, вследствие ужесточения контроля над готовой продукцией, то есть, по-русски говоря, собственно спиртом. По словам моего друга, новый директор был такой жмот, что у него не то что спирта — снега зимой не выпросишь. Далее из его рассказа следовало, что «халява» закончилась не только со спиртом, но и с бензином. Этого как раз следовало ожидать, так как бензоколонка находилась на территории всё того же завода.

«Ну что ж, — философски подумала я, — придётся теперь заправлять и себя, и автомобиль за свои кровные».

Новость о том, что два дня назад неизвестные злоумышленники похитили единственный исправный в совхозе комбайн «Дон», не нашла отклика в моей ожесточённой милицейской работой душе. А вот массовый падёж скота и птицы в хозяйствах района заставил меня даже смахнуть скупую слезу. Животных и птиц я всё-таки любила.

Ужасы деревенской жизни достигли апогея, когда Ванька поведал мне душераздирающую историю о том, как жена Дуська застукала его с Валькой, ну с учётчицей из новеньких, на лесном сеновале в самый интимный и оттого неподходящий момент.

Распрощались мы с Ванькой далеко за полночь. Попев перед этим песни и вспоминая похождения прошлых лет. Уснула я с тяжёлой головой, и всю ночь мне снилась разъярённая Дуська, которая со сверкающими от праведного гнева глазами и развевающимися на ветру волосами гналась через лес на похищенном комбайне «Дон» за мелькающими среди лопухов голыми Ванькиными ягодицами.

Пробуждение было крайне болезненным. Сначала мне показалось, что вместо головы у меня огромный колокол, язык которого привязан к комбайну. На месте комбайнёра сидела всё та же разъярённая Дуська и изо всех сил дёргала за рычаги. Это производило такую жуткую какофонию и доставляло мне настолько нестерпимую головную боль, что я проснулась. Разлепив глаза, я увидела Ивана, который как ни в чём не бывало сидел за столом и размешивал сахар в чашечке чая.

Дребезжание чайной ложечки о края чашки и создавало полную иллюзию колокольного звона. Заткнув уши и покачиваясь, я выскочила во двор, где меня, прошу прощения за столь интимную подробность, долго и мучительно, но плодотворно рвало.

Встав с коленок и добредя до угла дома, я врубила на полную мощность насос летнего водопровода и обливалась ледяной водой в буквальном смысле слова до посинения. Вернувшись в дом, я опустилась на скамью рядом с Ванькой и как можно более светским тоном поинтересовалась:

— Который час, мсье?

— Что-то около шести, — услышала я невозмутимый ответ.

— Вечера? — задала я глупый вопрос.

— Утра, — терпеливо объяснил Ванька и, встав из-за стола, сказал. — Собирайся. Спишь долго, — оказывается, при желании мой друг мог выражаться кратко и точно.

Я несколько раз тряхнула головой и, желая убедиться, что уже не сплю, плеснула себе на два пальца коньяка. Потом выпила и, дождавшись, когда в голове слегка просветлело, спросила:

— Куда?

— На охоту. Куда же ещё. Вчера же договорились, — в голосе Ваньки прозвучали обиженные нотки.

Я снова тряхнула головой, отгоняя наваждение. И стала прикидывать, смогу ли я самостоятельно преодолеть хотя бы несколько шагов, отделяющих меня от кровати. Потом, собрав волю в кулак, мелкими шажками обошла стоящего столбом Ваньку и со стоном повалилась на постель лицом вниз. Причём мой собственный стон, слившись с оглушительным скрежетом ржавых пружин матраца, произвёл неповторимый звуковой эффект.

Но Ванька был неумолим:

— Вставай. А то так до вечера проваляешься. Заодно проветришься. В лесу быстро полегчает. Пошли — кабанчика завалим. Вечером под шашлычок оттянешься.

Нет, всё-таки местные жители обладают удивительным даром убеждения. И почему только они все разговаривают со мной, как с мужиком? А может, это природа так действует? Так или иначе, через полчаса я плелась за Ванькой по колено в мокрой от росы траве и убеждала себя в правильности принятого решения. Но по прошествии третьего часа бесплодных блужданий по лесу, я уже не испытывала ничего, кроме жгучего желания всадить заряд картечи в маячившую впереди Ванькину спину, а потом с наслаждением распить рюмочку моего любимого коньяка на его могиле.

Вдруг совершенно неожиданно лес расступился, и мы оказались на довольно большой поляне, обрамлённой соснами.

— Всё, пришли, — сказал Ванька и с довольным видом уселся на поваленное бревно.

Я недоумённо посмотрела на него, потом огляделась вокруг. Место действительно было красивым. Поляну полукругом огибала какая-то быстрая и неширокая речушка, нанесшая довольно большой пляж белоснежного речного песка. Вокруг качались цветущие полевые травы, а воздух был напоён всякого рода нектарами. Жужжали пчёлы. Кабаны явно отсутствовали. Но меня не так-то просто сбить с толку.

— Где твои кабанчики? — угрожающе прошипела я и с ружьём наперевес двинулась в сторону друга.

— Какие тут могут быть кабаны? — в свою очередь искренне удивился Ванька. — Их же прикармливать сначала нужно, то да сё. Лучше посмотри, какая красотища, — как ни в чём не бывало произнёс Ванька и, прищурившись от солнца, хитро посмотрел на меня.

— От такой наглости я даже растерялась. Три часа водить меня в неопохмелённом состоянии по лесу, тьфу ты, то есть за нос! И в итоге затащить на поляну, каких в округе тысячи! Тут я представила себе, сколько идти обратно и мне поплохело окончательно. Во рту пересохло, сердце забухало где-то в районе шеи, и я тяжело опустилась рядом с Ванькой, вытащив фляжку с коньяком. Первым делом следовало срочно загнать сердце обратно туда, где ему и полагалось быть, а уж потом с наслаждением пристрелить этого шутника и убираться восвояси.

Я уже отвинтила пробку и приготовилась сделать первый глоток, как вдруг услышала, что Ванька произнёс:

— Тут, в двух шагах — родничок есть. Вода просто чудесная, — и показал рукой куда-то вправо.

Я, ни слова не говоря, поднялась и направилась в указанном направлении. Шагов через пять я действительно наткнулась на родник, обложенный булыжниками, по которым кристально чистая вода сбегала вниз, наполняя ржавую металлическую ёмкость, представляющую собой перевёрнутую немецкую каску. Вода была ледяной и очень вкусной.

Напившись, я с удивлением обнаружила, что Ваньки нигде поблизости не было. Ещё раз оглядевшись по сторонам, не увидев его и решив, что он отошёл по нужде, я присела на бревно и с наслаждением закурила. Сказать, что я почувствовала себя превосходно, значит не сказать ничего. Просто чудеса какие-то. Усталости как не бывало. Мне опять захотелось идти куда-то, вершить большие и добрые дела. Каждая клеточка моего тела пела и ликовала. Время шло, а я продолжала сидеть и предаваться прекрасным, добрым и спокойным мыслям, так не свойственным людям моей профессии, да и всей моей сущности тоже. Внезапно погода начала портиться. Подул пронзительный холодный ветер, и от моего состояния умиротворения в мгновение ока не осталось и следа. Местность стала постепенно приобретать какие-то серые оттенки, блекла прямо на глазах. Я обошла поляну по периметру, продолжая звать Ваньку, однако он как сквозь землю провалился.

Солнце скрылось в облаках, и заметно стемнело. Ко всему прочему я абсолютно потеряла чувство времени, и мною начала овладевать какая-то смутная тревога. Ваньки всё не было. Я стала метаться по поляне, вспоминая, с какой стороны мы вышли из леса, как вдруг наткнулась на какое-то строение. Раздвинув кусты, я чуть не вскрикнула от страха. Прямо передо мною стояла старая обветшалая ветряная мельница. Замерев на месте, я увидела, как её дырявые, местами поросшие мхом лопасти начали с жутким скрипом медленно поворачиваться. Потом всё быстрее и быстрее. И вскоре у меня перед глазами стояла лишь круговерть лопастей, вращающихся с бешеной скоростью. Мною овладел ужас, я поняла вдруг, что вокруг совсем темно и, развернувшись к мельнице спиной, бросилась бежать. Я ломилась через лес, не разбирая дороги, всё ещё слыша за спиной жуткий скрип огромных крыльев старой ветряной мельницы…

3

Не помня, как добралась обратно, я влетела в дом, плюхнулась в кресло и налила себе полный стакан коньяка. Опрокинув его и не почувствовав вкуса, я посмотрела на часы и обомлела — они показывали четверть седьмого. Не веря своим глазам, я выскочила на улицу — так и есть, мимо пропыхтел утренний автобус, отправляющийся в город в шесть пятнадцать. Я кинулась обратно в дом и, забившись в глубокое кресло, попыталась унять дрожь в коленях и лязг зубов.

Прошло минут десять, и я несколько успокоилась. В конце концов, скорее всего, это обыкновенная белая горячка. Не могла же я в самом деле три часа плутать с Ванькой по лесу, пить воду из родника, наслаждаться жизнью, драпать от какой-то ветряной мельницы и при этом уложиться всего в пятнадцать минут! Конечно, не могла. Значит… Мне всё это приснилось, и не было никакой поляны, и не было никакой мельницы. От этой мысли я даже повеселела. Встала с кресла, махнула ещё рюмочку и подошла к зеркалу. Стоп. А как же быть с расцарапанной в лесу физиономией? А мокрые по пояс штаны? А сапоги, я тоже во сне промочила? Что-то явно здесь не сходилось. Да. Других вариантов пока в голову не приходило. Впрочем, всё можно узнать у Ваньки. С этой успокоительной мыслью я встала и налила себе ещё коньяку. Дав себе зарок, что это последняя рюмка и больше сегодня — ни глотка, я подняла стакан и вдруг услышала за спиной стук в дверь. От неожиданности я так резко развернулась вокруг своей оси, что заныло в пояснице. На пороге как ни в чём не бывало стоял Ванька. Подумав, что если я ещё узнаю знакомых мне людей, то всё не очень запущено и почти успокоилась. Однако первая же Ванькина фраза меня сильно насторожила:

— Ты уже собралась? Ну, молодец. А я, честно говоря, еле глаза продрал. Спасибо Дуське — растолкала. Да, здорово мы вчера надрались. Ты сама-то как? И чего вся такая мокрая? Я вроде тебе скосил дорожку до туалета.

Заподозрив, что и Ванька явно не в себе, я решила зайти с другой стороны и, сдирая с себя мокрые насквозь сапоги, как можно равнодушней поинтересовалась:

— А ты сам-то как добрался? Нормально?

— Вчера-то? — хохотнул Ванька. — А чего тут добираться-то? Два шага пройти до моего дома. А что я вчера совсем плох был?

— Я тебя не про вчера спрашиваю, — как можно спокойней ответила я. — А про сегодня.

— А что сегодня? — насторожился в свою очередь Ванька. — Встал вот, оделся и пришёл к тебе. Договорились же на охоту сходить. Или ты передумала?

— Как, опять на охоту? — благим матом заорала я. — Нет уж, спасибо, и так еле ноги унесла.

— Кто унёс? — растерялся Ванька.

Больше я этого выдержать не могла и поэтому посадила его перед собой и, апеллируя к моей расцарапанной в лесу физиономии и мокрым насквозь штанам в качестве доказательства, выложила ему всё. А заодно поведала ему, как я отношусь к людям, которые завлекают друзей в дремучий лес и там бросают на произвол судьбы, а потом ещё набираются наглости приходить ко мне в дом и валять «Ваньку».

Ванька, по-моему, так ничего и не понял, но суть моих обвинений ухватил верно и, выскочив из дома, притащил ко мне упирающуюся Дуську, которая рассказала, что непутёвый муж её, как заявился вчера домой пьяным, так и храпел под её боком аккурат до шести утра, пока она его сама не растолкала.

Признаюсь, её рассказ частично подтвердил, конечно, алиби Ваньки, но, к сожалению, ясности в ситуацию не внёс, а запутал всё ещё больше. Поскольку выяснять что-либо я была уже не в силах, я махнула на это дело рукой и налила нам с Ванькой ещё по одной.

Новое возлияние, попав на вчерашние дрожжи, сделало своё дело, и нас очень быстро развезло. Наконец я обняла своего друга и, пустив пьяную слезу, спросила:

— Вань, ты меня уважаешь?

— Уважаю, Натаха!

— Тогда скажи, ты точно не был сегодня со мной на мельнице?

Ванька был уже сильно пьян, но на слово «мельница» отреагировал живо:

— Ты что, видела там мельницу? Такую старую, мхом заросшую?

— Ну вот, а говорил, что не был сегодня со мной в лесу, — обиделась я.

— Да не был я сегодня с тобой. Расскажи-ка поподробней ещё раз.

Когда я закончила свой, на этот раз совершенно запутанный, рассказ, Ванька вынес свой вердикт:

— Знаю я это место. Его все в деревне знают. Называют «Майоровой мельницей». Только мельницы там никакой уже давно нет. Лет четыреста как нет. Вот так-то, подруга.

— А откуда ты тогда знаешь, что она старая, мхом вся поросшая? — вскинулась я.

— Ну, за четыреста лет что угодно состарится и мхом порастёт.

— Так ты же только что сказал, что её там нет давно.

— Нет.

— Почему же ты не удивился, что я её видела? — с пьяной настойчивостью продолжала допытываться я.

— Просто болтают по деревне, что кое-кто тоже ту мельницу видел. Вот и всё. А на самом деле там ничего нет.

— Нет, есть.

— Нет. И хватит об этом. Место это давно считается проклятым, и туда лучше не ходить.

— А зачем же ты меня туда сегодня отвёл?

— Не я тебя туда водил, а сам дьявол. Или дух дочери старого графа. Это как тебе больше нравится.

— Честно говоря, мне вообще всё это не нравится.

— А напрасно. Я по молодости лет девчонок туда водил. Особенно девственниц, самых упрямых.

— Зачем? — поразилась я.

— Наливай ещё. Хорошая ты баба, Натаха. Даром что «ментяра». Тебе всё расскажу. Но только строго между нами. В деревне узнают, прибьют. Слушай. Была по молодости лет у меня девчонка. Звали ее Зиной. Девка необыкновенной красоты была. А уж какая недотрога! И не подходи. По шестнадцать лет нам тогда было. Кто только к ней клинья не подбивал — всем от ворот поворот. И вот поехали мы с ней однажды по грибы на велосипедах. Заплутали маленько и вышли из лесу аккурат на ту самую поляну. Я искупнулся, лежу себе, загораю. Вдруг гляжу, Зиночка моя ненаглядная ко мне подходит и внимательно так смотрит. А глаза какие-то шальные. Ну, думаю, перегрелась девочка. Возьми да скажи ей:

— Окунись, водица больно хороша.

А она кивнула как-то странно, ленту цветную из волос дёрнула, они и рассыпались. Потом сарафанчик-то скинула. А под ним ничего и нет. Смотрю я на её загорелые исцарапанные коленки, а выше взгляд поднять боюсь. Дрожу весь как осиновый лист. А она сама ко мне подходит вплотную, рядом на песочек присела, ручками своими обняла, пальчиками прохладными по животу провела… Вот это, я тебе скажу, любовь была. В себя пришли, когда уже смеркаться стало. Её как будто подменили. Сарафанчик свой схватила, натянула как пришлось, глаза на меня поднять боится. Потом как заплачет. Так и проплакала всю дорогу до хаты.

— А потом, — спросила я, — что было?

— А ничего больше и не было. Избегать она меня стала. А вскоре уехала к бабушке в Украину, так я её больше и не видел.

— Ну, а ты?

— А что я? Дело-то молодое. Я, понятно, про тот случай молчок, никому ни слова. Потому как сразу понял, не сама мне Зинка-то отдалась, а подтолкнуло её что-то. Вот и давай я туда девок таскать. Не напрямую, конечно, а хитростью. То в лесу заплутаю с кем-нибудь, то от компании отстану незаметно, да и тащу девку туда, на поляну эту. И, представляешь, ни разу за последние двадцать лет ни одной осечки. Бабы там шальные какие-то становятся, сами набрасываются, просто спасу нет. Потому и водить туда лучше девочек неопытных. А то опытная баба задушит ещё в объятиях. Такое желание на них находит. Так-то вот.

— Так. Теперь я начинаю понимать, зачем ты меня потащил туда, — грозно изогнула я бровь.

— Да ты что, Наташка, — Ванька даже вскочил со стула. — Ты же знаешь — я к тебе как к другу. И не водил я тебя туда. Это мельница тебя призвала.

— И на кой чёрт я ей сдалась?

— Это тебе лучше с бабками нашими поговорить. Они, может, и расскажут. Только приготовься, что больше охать да ахать будут. Но ты вида не подавай, а суть дела улавливай. Поняла? Только о нашем разговоре — молчок. Договорились?

Сказать, что Ванька оставил меня крайне озадаченной, значит не сказать ничего.

Что-то в этой истории было такое. Притягательное, что ли. Кроме того, теперь, при свете дня и с табельным пистолетом Макарова под мышкой, мельница уже не казалась мне такой страшной. Даже наоборот. Так и подмывало вернуться на то место и разобраться с этим старым мельником по полной программе. Но одной туда отправляться совсем не хотелось. Всё-таки мало ли что. Всякое бывает. Всё-таки я — молодая девушка. А кого с собой взять? Местные отпадают, а «городских», если и брать, то использовать только в тёмную. А то ведь на смех поднимут.

Особенно если окажется, что мельницы действительно никакой там нет.

4

Поскольку до конца выходных остался всего один день, я решила это дело не откладывать в долгий ящик и по «мобильнику» за полчаса наприглашала целую компанию армейских друзей с подругами, которая и прикатила из Москвы аж на двух машинах.

Не виделись мы давно, и радости от нашей встречи не было предела. Нашли они меня быстро. Я на скорую руку показала им своё хозяйство. Наслушалась восторженных отзывов и решила после первой рюмки «за встречу» сразу перейти к делу.

Моё предложение немедленно отправиться на природу и сварганить шашлычок было принято на «ура». Однако возникло небольшое препятствие. Дело в том, что мой школьный друг Женька Фролов, который и раньше-то, по моему мнению, не блистал сообразительностью, отличился и на этот раз. Борька и Мишка, как и было сказано, приехали с подругами, а этот остолоп припёрся с законной женой. «Медовый месяц» у него, видите ли. Конечно, его молодая жена произвела на меня впечатление очень скромной особы… Но с другой стороны, кто знает, какой фортель она выбросит под воздействием мельницы? Вдруг поведёт себя, как Ванькина Зиночка. Та хоть девочкой была. А эта уже женщина, притом замужняя. Брр, представляю себе Женькино вытянутое лицо, когда его скромница Ниночка выдаст там при всех танец живота или ещё чего покруче. Так или иначе, проблему надо было решать, причём срочно. А как? Не подойдёшь же, в самом деле, к Женьке и не скажешь ему:

— Слушай, кореш, жена у тебя, конечно, прелестная и скромная, но ты её с собой не бери, не надо. А то вдруг она на мужиков набрасываться начнёт?

Бред? Конечно, бред. Думаю, после такого заявления придёт конец нашей с Женькой многолетней дружбе.

Все сборы уже были закончены, время шло. А я всё оттягивала момент отправления. Перевалило за полдень. Все уже изнывали от жары, а я никак не могла решиться на разговор с Женькой. И вот, когда я уже совсем было махнула рукой и решила — «будь что будет», Ниночка сама подошла ко мне:

— Наташ, пока мы сюда ехали, меня сильно укачало и до сих пор поташнивает. Ты не будешь возражать, если мы с Женькой останемся на даче? На озеро сходим, позагораем. А вы без нас поезжайте.

Я, конечно же, не возражала и сразу же скомандовала: «По коням!» Мы весело расселись по машинам и с песнями отправились навстречу неизвестности.

Прибыв на место, все разбрелись в поисках дров. А я стала внимательно изучать всю поляну. Вид она имела всё тот же привлекательный. Мерно раскачивались дивной красоты сосны, шумели цветущие полевые травы, повсюду порхали бабочки и жужжали пчёлы. На душе у меня сразу стало легко и спокойно. Остальные тоже, по-видимому, пребывали в состоянии, близком к эйфории. Девчонки уже все обнажились и, проигнорировав призыв собирать дрова, нагишом бродили по колено в речке и рассматривали мальков.

Я же почти закончила обследование поляны и осталась им крайне недовольна. Всё вроде было на своих местах: и родник, и речка, и даже бревно, на котором мы с Ванькой сидели, — но вот мельницы и след простыл. Я даже огорчилась. Единственная моя находка представляла собой ржавую железку, которая при более тщательном изучении оказалась обломком сабли с проступающими сквозь ржавчину буквами.

— Юлька! — завопила я. — Глянь-ка сюда. Прочитай, чего тут начертано. Вроде по-французски.

Юлька осторожно взяла обломок в руки и, близоруко щурясь, стала внимательно рассматривать его на солнце.

— Так. Первое слово не разберу.

— А дальше?

— Хотя нет. Значит так. «За храбрость полковнику седьмого полка Жан-Полю Корню эн».

— Чего «эн»? — не поняла я.

— Ну, буква последняя, то есть первая следующего слова — заглавная «эн».

— А дальше?

— Дальше — обломано, — Юля с явным сожалением протянула мне саблю.

— Ну ладно. Спасибо, — сказала я и, бросив находку в багажник, вернулась к шашлыку.

Взглянула на часы — время тоже шло, как ему и положено. Словом, обычная поляна и только. И если отбросить слегка повышенное настроение, которое испытывали практически все без исключения, то никаких намёков на потусторонние силы пока не наблюдалось.

Всё шло хорошо, мы напились, как черти, веселились, купались все вместе нагишом и прыгали через костёр. Словом, вели себя, как полоумные. Шашлык тоже удался на славу.

Ближе к шести вечера всеобщее веселье как-то незаметно спало и всех потянуло домой. Первыми засобирались девчонки. Ребята стали их отговаривать, аргументируя это тем, что ещё совсем светло и дома делать абсолютно нечего. Я лично тоже почувствовала какую-то подспудную тревогу и провозгласила:

— Правда, ребята, пора двигать домой. А то на дискотеку в клуб опоздаем.

Видя, что все стали потихоньку собираться, я побросала свою одежду в багажник и плюхнулась за руль «Опеля». Но к моему крайнему удивлению, он и не подумал заводиться. Я вылезла и открыла капот. Всё было на месте и в полном порядке. В недоумении я разогнулась и стала чесать макушку, показывая таким образом крайнюю степень озабоченности. Тут я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и, скосив глаза в сторону леса, увидела, как меж листвы мелькнула стройная женская фигура, одетая во что-то светлое. Я огляделась по сторонам, все были заняты, кто чем. Девчонки разбрелись по поляне, отыскивая брошенные где попало предметы туалета. Ребята чертыхались у задранных вверх капотов автомашин. Что-то у них там тоже явно не ладилось. Раздвинув кусты, я увидела длинноволосую девушку, которая неясным силуэтом мелькнула средь листвы. Она была явно не из «наших».

Я захлопнула капот и направилась следом за незнакомкой. И через несколько шагов вновь увидела её. Она, не торопясь, удалялась от меня в чащу леса. Я прибавила ходу и вскоре догнала. Одета она была несколько странновато для такой жары. Наряд её скорее походил на какое-то старинное бальное или свадебное платье с наглухо застёгнутым высоким воротничком и пышным подолом до земли, украшенным симпатичными кружевными рюшечками. Внезапно она остановилась и повернулась ко мне. Лица её я не видела из-за белой, почти непрозрачной вуали. Она стояла лицом ко мне, спокойно перебирая в согнутых на уровне груди руках белый кружевной платочек.

Я подошла вплотную и, не отдавая себе отчёта в своих действиях, подняла вуаль. Сердце моё почему-то забилось в бешеном ритме. Женщин такой неземной красоты мне встречать не приходилось. Она смотрела на меня в упор своими васильковыми чуть раскосыми глазами. Её белая кожа казалась прозрачной и очень тонкой, напоминая мрамор. Тонкий прямой нос, крылья которого чуть подрагивали, небесной красоты, изящно изогнутая шея, гордо посаженная прелестная головка с уложенными вокруг неё косичками вьющихся волос цвета спелой пшеницы — всё выдавало в ней породу. Под действием её взгляда я сделала шаг навстречу и, взяв её за руки, вздрогнула. Они были холодные, как лёд. Этот прямо могильный холод вихрем ворвался в мою грудь, заставив на миг замереть сердце. Она резко отдёрнула руки и, проворно повернувшись, пошла прочь. Я успела заметить только маленькое красное пятнышко на её груди на уровне сердца. Через мгновение она уже скрылась в лесу, оставив в моих руках как доказательство, что это был не сон, маленький белоснежный кружевной платочек с вышитой вензелем латинской буквой «В».

Как во сне, я вернулась на поляну, где творилось чёрт знает что. Из трёх машин, стоявших на поляне, завестись не пожелала ни одна. Народ заметно нервничал. Сновал туда-сюда возле тачек, но сделать ничего не мог. Создавалось впечатление, что во всех автомобилях внезапно пропало электричество.

Между тем начало заметно темнеть и всеобщая тревога, а точнее сказать животный ужас нарастал с каждой минутой. Никто не мог разговаривать спокойно и, уж тем более, принимать какие бы то ни было решения. Правда от необъяснимого страха все были уже трезвы, как стёклышко. Пора брать инициативу в свои руки, подумала я и в сердцах сказала:

— Кто хочет тут заночевать — пожалуйста, а я предпочитаю тёплую постельку. До деревни через лес всего полтора километра. Кто желает идти со мной — вперёд, — и, не оборачиваясь, отправилась пешком.

Желающих остаться не нашлось, и все гуськом потянулись за мной.

— Ну и местечко, — выдохнул запыхавшийся Борька Холодков, как только мы ввалились в дом.

— Да уж, просто кошмар, брр! — поёжилась Юлька.

— Ну что, рванём на дискотеку или в «Монополию» сыграем? — перевела я разговор на другую тему.

Мнения разделились. Девчонки рвались на дискотеку, а мужики хотели спокойно посидеть дома и попить пивка. После короткого препирательства решено было на дискотеку с девчонками отправить Женьку, а я в сугубо мужской компании осталась дома.

5

Едва мы успели высосать по бутылочке пива и разложить на столе «Монополию», как раздался стук в дверь.

— Не заперто, входите! — крикнула я, бросая «кости».

Дверь скрипнула и открылась. Я повернулась и увидела бабку Антонину, местную гадалку и колдунью. Наше первое с ней знакомство произошло года три назад. Я сидела тогда в одиночестве, удручённая фактом второго развода, и читала детектив Марининой, запивая его своим любимым коньяком «Ай-Петри». Она точно так же постучалась в дверь и, получив разрешение войти, уселась на стул напротив меня, с минуту молчала, а потом сказала:

— Купи стул.

Я была погружена в чтение и не сразу уловила смысл сказанного. Поэтому недоумённо уставилась на неё и в свою очередь поинтересовалась:

— Какой стул?

— Совсем новый стул, — ответила она, — мягкий. Недорого отдам.

— На кой чёрт мне стул? — задумчиво спросила я сама себя.

— Налей сто грамм и стул твой, — видимо, решив не торговаться, неожиданно предложила старушка.

Я удивлённо посмотрела на неё и, молча достав из холодильника бутыль спирта местного производства, налила ей полный стакан, который она и осушила за один присест, ввергнув меня в крайнюю степень изумления. С тех пор усвоив, что у меня всегда есть дармовая выпивка, баба Тоня, едва завидев свет в моём окошке, торопилась нанести мне визит вежливости. Справедливости ради должна сказать, что гадала она и вправду очень хорошо. Просто виртуозно. Вот и сегодня, едва весть о моём приезде разнеслась по деревне, как она поспешила ко мне в гости.

— Проходи, баб Тонь, — приветливо махнула я рукой, — гостем будешь.

На этот раз её визит я сочла просто подарком судьбы. Я решила навести о «Майоровой мельнице» самые подробные справки.

— Ну что, баб Тонь, выпьешь с нами? — начала я издалека.

— Маленько можно, — ответила она.

— Давай по маленькой и расскажи нам, баб Тонь, про «Майорову мельницу», — как можно беззаботней попросила я.

Бабка выпила рюмку, закусила огурчиком и своим скрипучим голосом поведала нам леденящую душу историю. Суть её сводилась к следующему. Лет этак четыреста назад, точнее она по вполне понятным причинам сообщить не могла, на том месте стоял большой хутор, поговаривают, чуть ли не замок. Там жил хозяин всей округи — граф или даже князь. Семья у него была большая. Старики, их дети и маленькие внуки, а также слуги и садовник. В общей сложности человек десять. Жили они обособленно и имели собственную мельницу. Все окрестные жители ездили к ним по осени молоть муку. И вот как-то приехали и нашли всю семью мёртвой. Отчего умерли и как — это неведомо. Погоревали и, как водится, свезли их всех на деревенское кладбище, чтобы предать прах земле по обычаям предков. Закопали и вскоре позабыли. Только стали стой поры в окрестных деревнях пропадать малые дети. А многие стали болеть и хиреть прямо на глазах. Вызвали городского доктора, который и обратил внимание селян на небольшие ранки у болеющих детей на шее. Эти укусы связали по времени с недавними похоронами. Собрались мужики, разрыли те могилы и извлекли мертвецов на свет божий. Потом, как положено, отрубили мертвецам головы, набили рот чесноком, забили в сердце по осиновому колу, да и свезли обратно на хутор. Где выкопали посередине поляны большую яму, куда и покидали мертвяков. С тех пор местные жители и обходят то место стороной.

— Хотя и сделали тогда всё как положено, но запомните — ходить туда не след, — назидательно грозя нам пальцем, закончила бабка свой рассказ.

— Но почему? — не унималась я.

— Говорю, не ходите туда! Беду накличете. Вампиры, что им не делай, всё равно живые остаются. Только лежат да ждут, пока такие дурачки, как вы, появятся. Потому как стоит сделать на той поляне что не так, сразу поднимутся они и силу будут иметь огромную, веками накопленную. И света дневного не испугаются. Почище старого графа Дракулы будут. А хорошо там, только до вечера, а потом ужас приходит. Это они специально делают. Людей заманивают и ждут, пока кто-нибудь кровь невинной девушки, к примеру, на их поганую могилу прольёт. На невинных девок то место особенно сильно должно действовать. Голову теряют сразу. Так что выбросите это из головы и не приближайтесь к тому месту, — опять погрозила она мне узловатым пальцем и показала на бутылку.

Я налила ей ещё и спросила:

— А что это за дочка графа такая?

— И про это тебе уже натрепали! Ну что за люди. Коли имеешь такую нужду, слушай. Была у того графа красавица-дочь. Шестнадцати лет, замуж собиралась. За паренька одного заезжего из столицы. Да только папка её сильно против этого был. За местного помещика хотел дочку отдать. Да не получилось. Баська, так звали девицу, сбежала с пареньком в город. Хотели они взять грех на душу, обвенчаться без благословения родителей. Только не добрались до города. По дороге разбойники напали и убили их. Девку снасильничать хотели, да она убила себя. Кинжалом прямо в сердце. Нашли их только через несколько дней. Священник запретил хоронить грешницу на деревенском погосте.

А за оградой кладбища, где самоубийц хоронят, её отец не дал закопать. Сам где-то схоронил. И говорят, приданное огромное вместе с ней зарыл.

Каменья драгоценные, золото, меха. Убивался очень. А через несколько лет со всей семьёй эта беда приключилась. До сих пор никто не знает, где могила та богатая. Наши деревенские дураки и поныне ищут тот склеп. Всё разбогатеть хотят. Да только напрасно.

— Да, дела, — только и смогла пролепетать я. — А скажи, баб Тонь, а девицу ту точно Васей звали?

— Точней некуда. Ну ладно, пойду я. Поздно уже, — сказала бабка и, махнув «на посошок», по-старчески шаркая, направилась к двери…

6

Уставшие девчонки вернулись с танцев только под утро и разбудили нас с Борисом, громко требуя пива. Я встала с совершенно свежей головой и отправилась умываться. Потом мы с Борисом смотались на «мельницу», так как всё пиво осталось в багажнике моей машины, и заодно попробовали завести мой «Опель». Как ни странно, он завёлся с пол-оборота, и мы без приключений вернулись обратно. Выпили пивка и все улеглись спать. Что мне было на руку. Хотелось побыть в тишине и всё спокойно обдумать. Почему-то страшно потянуло в Москву. Отогнав от себя грустные мысли, я решила освободить от продуктовых запасов свой багажник и наткнулась на обломок сабли. «Какую ещё тайну скрывает «Майорова мельница»?» — размышляла я, задумчиво вертя в руках находку. И хотя головоломок было и так предостаточно, мне внезапно пришла в голову мысль, что происхождение найденной сабли узнать вполне реально.

Для этого нужно всего навсего связаться с Жераром и попросить навести справки о… как его там?.. Colonel Jean Paul Cornu. Сказано сделано. Как говориться, попытка — не пытка.

Набрав по мобильнику код маленького городка на юге Франции и номер абонента, я уселась в тени огромной липы и закурила. Однако долго ждать не пришлось. Голос Жерара зазвучал так неожиданно и близко, что я даже вздрогнула:

— Ош.

— Жерар, это я — Наташа из Москвы. Не забыл ещё?

— О да, конечно, Наталия, — услышала я обрадованный голос на том конце провода.

— Мне нужна помощь, Жерар. Слушай внимательно.

— Уже пишу.

— Мне срочно необходима информация о некоем полковнике. Его зовут Жан-Поль Корню. Он служил в седьмом драгунском полку во время войны 1812 года.

— Ты это серьёзно, Наталия?

— Вполне. Попробуй найти его родственников. Если что узнаешь, сразу скинь мне на мой рабочий факс. Номер помнишь?

— Помню. Только ничего не обещаю. Понимаешь сама?

— Да. Ну, будь здоров. Жду в гости. Пока.

Я отключилась и подумала о том, что всё-таки умею создавать проблемы другим людям. Вот и сейчас, загрузила Жерара самым бессовестным образом, прекрасно понимая, что он ни в чём не откажет мадемуазель Наталье. И сделает всё, что в его силах. Так что будем ждать. Что-нибудь да нароет. А теперь мне надлежало как следует выспаться.

Разбудил меня пиликающий звук моего мобильника. Спросонья я схватила трубку и сначала пожалела. Звонили с работы. «На работу вызовут, как пить дать!» — мелькнула у меня мысль. Однако оказалось, что на моё имя пришёл срочный факс из Франции. «Быстро работают», — ошалело подумала я и взглянула на часы. Прошло всего пять часов и пожалуйста — сведения о человеке, как оказалось, пропавшем без вести на необъятных просторах России полтора столетия назад, уже у меня на столе! Начальник медленно и с расстановкой зачитал мне послание Жерара, из которого следовало, что полковник седьмого уланского полка Жан-Поль Корню сопровождал какой-то чрезвычайно ценный груз по личному распоряжению Бонапарта. Груз пропал вместе с полковником и его людьми зимой 1812 года. Из родственников осталась прапраправнучка полковника Люсьена Корню, 1972 года рождения. Родители её погибли в прошлом году в автокатастрофе. Далее шли совершенно ненужные мне сведения о дальних родственниках. Закончив читать, начальник подозрительно осведомился:

— Ростова, ты во что опять влезла?

— Да ни во что, Леонид Леонидович, — как можно искренней заверила я его. — Знакомые мамы попросили навести справки о своём знакомом, вот я и позвонила Жерару. Ну, помните, он за двумя «мерсами» приезжал в прошлом году.

— Помню. А что это за приписка «Целую, навеки твой»? Смотри у меня, — на всякий случай пригрозил мне начальник и отключился.

Я поставила мобильный телефон на подзарядку и задумалась. Да, интересно девки пляшут. По всему выходило, что полковник сгинул на этой чёртовой поляне. Тем более что внучка оказалась очень богатой. А что — это интересно. Чувствуя, что влезаю в очередную авантюру, и уже не в силах остановиться, я выволокла из дома «Поляроид» и, положив на белый лист бумаги обломок сабли, сделала несколько великолепных снимков. Теперь следовало срочно скинуть по факсу изображение моей находки Жерару и подробно изложить мои планы быстрого обогащения. Надеюсь, Жерару удастся заинтересовать далёкую и прекрасную Люсьену. А она, в свою очередь, не останется безучастной к судьбе своего далёкого прапрадедушки.

Утром следующего дня по возвращении в Москву меня ждало хорошее известие из Франции. Жерар был немногословен, но и того, что он сказал, было достаточно, чтобы сон слетел с меня мгновенно:

— Наталия, встречай нас с Люсьеной через неделю в понедельник вечером, рейс 502, в Шереметьево. Готовь икру и блины.

«Вот это оперативность. Буржуи проклятые. Мне, чтобы собраться за границу, нужно деньги копить несколько лет, а потом ещё год бегать по разным кабинетам, собирая разрешающие выезд за рубеж визы у всех многочисленных начальников», — подумала я и пошла писать рапорт на отпуск.

7

Жерар, на мой взгляд, располнел за прошедший год. Да и седых волос прибавилось. Но всё равно от него за версту несло капитализмом. «Но ничего, в деревне вся спесь с него быстро слетит», — злорадно подумала я и перевела внимательный взгляд на его спутницу. Атам, уверяю вас, было на что посмотреть. Невысокого роста, хрупкая блондинка выглядела почти ребёнком. Только голубые глаза смотрели внимательно и выдавали в этом прелестном существе, одетом в легкомысленный короткий сарафанчик, опытную женщину. Как оказалось, она уже успела окончить с отличием Сорбонну и неплохо знала русский язык.

Что меня очень порадовало. Пока мы добирались до деревни, Люсьена болтала со мной, у неё был ангельский голосок вкупе с премилым акцентом. В общем, она мне понравилась.

Поскольку то немногое, что я могла сообщить прелестной спутнице относительно пропавшего дедушки, я выложила ещё в машине, то по прибытии следовало от души накормить и напоить гостей, дабы не разрушать миф о традиционном русском гостеприимстве.

Вопреки ожиданиям, французы прекрасно вписались в деревенский пейзаж. А Люсьена даже походя заметила грубейшие нарушения, допущенные мной в агротехнике выращивания чёрной смородины и крыжовника, дав несколько дельных советов. Я внимательно слушала её поучения и кивала головой, словно китайский болванчик. Конечно же, о том, что никакой агротехники здесь нет и в помине и что все культуры представлены сами себе и растут в естественных условиях выживания, я промолчала.

А потом были блины с красной икрой и водкой. Жерар поглощал их в огромном количестве, не замечая, как топлёное масло капает ему на брюки. Люсьена вообще пришла в восторг. Особенно от моего заявления, что водку нужно закусывать полной столовой ложкой икры. По её словам, так вкусно она ещё никогда не ела. Когда все насытились и вышли покурить, Жерар вдруг заявил:

— Наталия, хочу пари.

— Какое пари? — покачиваясь, осведомилась я.

— Кто попадёт с первого выстрела в та штука, — заплетающимся языком сказал мой французский друг, указывая на забор.

— Давай! — пьяно ответила я, пытаясь сфокусировать взгляд на старом чугунке, висевшем на штакетине.

Мы заняли позицию. Люсьена подошла к нам, держа в своём очаровательном кулачке две веточки:

— Кто вытянет большую, тот стреляет первым.

Длинную, к моей досаде, вытащил Жерар. Я обречённо вздохнула и, глядя на ободряюще подмигивающую мне девушку, протянула пистолет Жерару. Расстояние было приличным, и мы, сделав по четыре выстрела, в цель, естественно, не попали. Пока я неверными движениями снаряжала опустевший магазин, заявился участковый. Стрельбу пришлось срочно прекратить.

Вообще-то, майор милиции Христенко был неплохим парнем и, выслушав наши уверения, что во вверенном ему населённом пункте мы стрелять больше не будем, согласился выпить бутылочку пива.

— Наташка, ну вы, блин, даёте! — ошалело сказал он, войдя в дом и уставившись немигающим взглядом на здоровенную миску с красной икрой.

Тут распахнулась дверь, и в комнату ввалился Борька.

— Ну что, не ждали? — с ходу спросил он. — А я вам подружек привёз!

Следом влетели Юлька со Светкой и, визжа от восторга, повисли у меня на шее. А следом за ними вошёл Женька со своей ненаглядной Ниночкой.

Участковый, видя, что нам не до него, со словами «Поаккуратней тут» поспешно ретировался.

Веселье грянуло с новой силой. Наконец, опустошив запасы провизии и натанцевавшись вдоволь, мы завалились спать.

8

С утра, как и было условлено, мы собрались и отправились на мельницу. Опять, как и следовало ожидать, куролесили там целый день и вернулись домой только поздно вечером. Всё прошло спокойно, если не считать того, что машины опять не пожелали завестись. Так что возвращались мы, как и в прошлый, раз пешком.

Неприятность поджидала нас дома.

— Послушайте, а где Люсьена? — встревожено спросил Борька, когда все собрались за столом.

Я подскочила как ужаленная и бросилась во двор. Следом выбежали остальные.

— Люсьена! Люсьена! — кричали мы нестройным хором.

Я зажгла во дворе свет, и мы обошли весь участок. Однако девушки нигде не было. Несколько раз безуспешно обыскав всю дачу, мы молча стояли на крыльце и курили.

— Когда выходили из леса, рядом с кем она была? — спросила я, но ответа не последовало. Все подавлено молчали.

— Ой, ребята, а вдруг она осталась там? — воскликнула Света и в ужасе зажала ладонью рот.

— Кто вообще последний её видел? Давайте, вспоминаем по порядку, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие. — Борька?

— Честно говоря, я вообще плохо помню всё, что было на поляне. Выпили-то много. А потом, ближе к вечеру я с Мишкой пытался завести тачку. Правда? — и дождавшись согласного кивка Миши, продолжил. — А Люсьену мы точно не видели часов с трёх, наверное.

— Ой! Вспомнила! — вдруг воскликнула Светка и посмотрела на меня. — Наташа, ты же с ней ушла в лес!

— Да, но это было около трёх часов дня, — медленно проговорила я, чувствуя на себе пристальные взгляды друзей. — Мы прошлись немного и вернулись, а потом я пыталась завести «Опель».

Я похолодела. Получается, я видела её последней и оставила в лесу. Стараясь говорить как можно бодрее, я произнесла:

— Борь, я возьму твою «шестёрку»? Прокачусь по шоссе до поворота на ту поляну. Посмотрю. А вы идите на дискотеку, может, Люсьена уже там.

— Добро, — ответил Борька, — только ты не долго. Прокатись туда и сразу обратно. А то ещё и ты потеряешься.

— Я не потеряюсь, — твёрдо сказала я и, взяв у Борьки ключи от машины, вышла.

Начинал накрапывать дождь. Я плюхнулась в машину и завела двигатель. Тяжёлые думы неотступно преследовали меня: «Что могло случиться с девчонкой? В лесу? Да всё что угодно. Места здесь довольно глухие. Так. Начнём по порядку. Были ли здесь случаи пропажи людей? Были и дольно часто. Прошлым летом. Рассказывали, что пропали дачники — мать с дочкой. Их так и не нашли. Потом пропали два местных мужика. Охотники. Тоже не нашли. Ну, эти могли напиться где-нибудь в лесу и перестрелять друг друга. Или кабан? Да их вполне мог разорвать и кабан-подранок. Волки в этих местах появляются, но исключительно зимой, когда жрать нечего».

Размышляя таким образом, я выехала на шоссе. Дождь был абсолютно некстати. Темень вокруг, как в преисподней.

Я проехала мимо поворота на «Майорову мельницу» и хотела было разворачиваться — продолжать поиски в кромешной темноте не имело смысла, как в дальнем свете фар заметила на пустынной обочине одинокую фигуру. Сердце обрадовано ёкнуло, но я сразу осадила себя. Действительно, что делать француженке так далеко от деревни, да ещё под холодным и почти проливным дождём?

Подъехав ближе, я почувствовала, как у меня в животе образуется пустота. На дороге стояла моя прекрасная лесная незнакомка. Я остановилась и открыла дверь. Девушка села на пассажирское сидение и закрыла дверь. На этот раз она была без вуали. Движения её были медлительны и плавны. Даже в машине создавалось впечатление, что она не сидит, а как бы парит в воздухе. Внезапно я опять почувствовала какой-то необъяснимый холод в груди.

— Здравствуйте, — прошептала я первое, что пришло в голову.

— Здравствуй, — медленно проговорила она, глядя мне прямо в глаза.

Я недоумённо посмотрела на неё, и у меня опять перехватило дыхание. Проще говоря, меня уже просто бил озноб. Даже руки на руле подпрыгивали. Тогда я сделала глубокие вдох-выдох и твёрдо спросила:

— Барышня, мне кажется, вы выбрали не совсем удачное время для прогулки. Куда прикажете вас доставить? Сильно промокли? — спросила я, трогая машину с места, и тут же осеклась. Платье на ней было прежнее и, несмотря на дождь, мокрым отнюдь не выглядело.

Я протянула руку и осторожно дотронулась до её рукава. Материал был абсолютно сухим. Посмотрев ей прямо в глаза, я поняла, что есть что-то неестественное в этих двух бездонных озёрах. Дыхание перехватило окончательно. Как будто кто-то держал меня за горло мёртвой хваткой. Тут машину сильно тряхнуло, я, не в силах оторвать взгляда от незнакомки, резко затормозила. Машина, развернувшись на девяносто градусов, внезапно заскользила куда-то вниз. Потом несильно ударилась капотом и, остановившись, заглохла.

— Тебе грозит большая опасность, — наконец сказала незнакомка, продолжая смотреть на меня своими бездонными глазами.

— Как вас зовут? — наконец выдавила я из себя.

— Бася, — ответила она и продолжила. — В лесу много плохих людей. Им нужно то, что лежит в могиле около мельницы моего отца. Один из них уже завладел одной реликвией. Он носит её на шее. Ты должна обязательно остановить их. В склепе кроме каменьев и золота лежит вторая реликвия. Ты должна найти её. Тайна древнего ордена в твоих руках. Поторопись. Ваша девушка, — тут голос её дрогнул, — с которой ты была в лесу, у них. Будь очень осторожна и хитра.

9

Очнулась я оттого, что прямо в глаза мне било яркое солнце. Я тряхнула головой и огляделась. В машине никого не было. Я открыла дверцу и, выйдя из машины, сразу оказалась по щиколотку в грязи. Так и есть. Наверное, заснула за рулём и слетела с дороги. При этом машина перелетела кювет и, проехав довольно приличное расстояние по раскисшей пашне, зарылась по самое днище.

Наругавшись вволю, я, с трудом выдирая ноги из грязи, залезла обратно в машину и открыла «бардачок». Порывшись там немного, я обнаружила фляжку азербайджанского коньяка и, довольно крякнув, свинтила крышку.

Сделав пару внушительных глотков, я задумалась. Интересно девки пляшут. Как это могло случиться, что я заснула за рулём? Никогда со мной такого не случалось. Я опять опрокинула себе в рот бутылку и чуть не поперхнулась, вспомнив, что со мной произошло. Или всё-таки не было ничего? Чего только не приснится с перепоя. Какие-то реликвии, призраки и тому подобное. «Нет, так больше продолжаться не может, — подумала я. — Валерьянку, что ли, начать пить?»

Я опять вылезла из машины в грязь и огляделась. Так, вот — две глубокие борозды от колёс. Понятно. Вот — мои следы около передней двери машины. Тоже понятно. Но больше никаких следов, ни свежих, ни размытых, вокруг машины не наблюдалось. В самом деле, не могла же незнакомка… как её там?., а, Бася, кажется… пройти по раскисшей пашне, не оставив ни единого следа. Конечно, нет. Я мгновенно успокоилась, допила коньяк и, тяжело вздохнув, стала выбираться на дорогу.

Шоссе было пустынным, и я побрела в деревню пешком.

— Ребята, наверное, с ума сходят, — говорила я сама с собой. — Интересно, Люсьена нашлась или нет? Скорее всего, она уже дома. И теперь все дружно ищут меня. Ну ничего, пусть немного поволнуются. От этих мыслей я даже повеселела.

Вдруг впереди на шоссе я увидела машину. Сомнений не было. Это был Мишкин «Фольксваген-Пассат». Он нёсся как угорелый. Поравнявшись со мной, автомашина резко затормозила и, оставляя на шоссе чёрные следы покрышек, развернулась на сто восемьдесят градусов.

— Куда так торопимся? — улыбаясь, спросила я Мишку, буквально выпрыгнувшего из машины.

Мишка молча подскочил ко мне и, схватив за грудки, начал трясти меня как сумасшедший.

— Люсьену так и не нашли, — наконец сказал он, отпустив меня и устало сев на капот.

Тут я вспомнила, что говорила таинственная незнакомка, и мне окончательно поплохело.

В доме меня нетерпеливо ожидал участковый Христенко с двумя сержантами грозного вида.

— Оружие, — не поздоровавшись, сказал он, протянув руку.

— Интересно девки пляшут, — пробормотала я. — Может, вы всё-таки объясните коллеге, в чём, собственно, дело?

— Сегодня утром на Богдановской дороге нашли труп. Огнестрел из «Макарова». А ты, насколько я успел выяснить, всю ночь отсутствовала. Где ты была?

— Каталась на машине.

— Одна? В такую погоду? С табельным оружием?

— Да.

— Ну и глупо. Ты как «опер» могла придумать что-нибудь поинтереснее, — грустно проговорил участковый и исподлобья взглянул на меня.

Это был плохой признак. Дальше вообще всё шло, как в ужасном сне. Не успела я вложить в широкую мозолистую ладонь участкового свой табельный пистолет, как у меня за спиной выросли два сержанта, ловко защёлкнув на моих запястьях наручники. Дело явно принимало самый нежелательный для меня оборот. Потом, не давая каких-либо объяснений, меня вывели на улицу и без лишних слов затолкали в «уазик».

— Мужики, — сказала я, когда до города оставалось не более пяти километров, — отлить бы.

— Обойдёшься, — беззлобно бросил через плечо один из сержантов.

— Да ладно вам, ребята, свои ведь, — продолжала настаивать я.

— Наши, — с нажимом сказал участковый, — икру ложками не жрут. Так что сиди и не рыпайся.

— Да ладно вам, остановимся всего на две минуты. Что вам жалко, что ли? Тем более сами знаете, не трогала я никого. Потом же самим стыдно будет.

— Хрен с тобой, — прошипел участковый. — Вась, тормозни. Но учти, если что — стреляю на поражение. Усекла?

— О чём базар, — охотно отозвалась я.

Машина начала притормаживать, и я приготовилась. Молниеносный удар локтем в висок сидящего справа сержанта, и через мгновение мои руки, сцепленные в замок, тяжело опустились на затылок участкового. Уазик не успел ещё полностью остановиться, как между моих рук, скованных наручниками, оказалась голова водителя.

— Останавливай машину, — сказала я, — и без фокусов.

— Ну гадина, — прохрипел «водила».

— Давай, поторапливайся, — осадила я его, — ругаться потом будешь. И ключи от наручников достань. Так, молодец, теперь вставь ключик в браслеты и поверни. Молодец.

С этими словами я от души врезала ладонью правой освободившейся руки по шее водителя.

Переведя дух, я с гордостью посмотрела на творение рук моих. Сержант, сидящий справа от меня, кулём сполз с сиденья и не подавал признаков жизни. Участковый уткнулся лбом в торпеду автомобиля, а «водила» завалился боком на участкового. Всё, пора вылезать. Оттащить туши коллег в кусты оказалось делом нелёгким. И заняло минут десять. Пока я укладывала их рядком под кустами, Христенко начал приходить в себя и пришлось добавить ему по шее. Как бы там ни было, минут через пятнадцать я уже неслась обратно в деревню на нагло захваченном милицейском автомобиле.

Влетев на приличной скорости во двор собственного дома и чудом избежав столкновения с липой, я, не выключая маяков, выскочила и бросилась в дом. За столом сидела одна заплаканная Ниночка.

— Где все наши? — с порога рявкнула я.

— Жерар всех увёз с собой на эту чёртову мельницу, — глядя на меня широко открытыми от страха глазами, еле слышно сказала Нина и опять заплакала.

— Зачем?

— Забрать твою машину и осмотреть место, где мы оставили Люсьену.

— Ладно, я поехала за ними. Скоро сюда слетится вся местная милиция.

Если спросят, а тебя обязательно спросят, всем говори, что меня не видела. Где все остальные, тоже не знаешь. Ясно? — прокричала я ей в лицо и тут же поняла, что оставлять её одну нельзя. Менты чуть надавят, и она всё расскажет. А может, и давить не будут. Сама сразу расколется.

— Наташ, отвези меня к Женьке. Я боюсь.

— Сейчас поедем, — отмахнулась я, сваливая в мешок из-под картошки всё, что попадалось под руку. Банки с тушёнкой, сигареты, спички, соль. Тогда я ещё не знала, что это мне уже не пригодится.

— Поехали, я готова, — схватила я её за руку и поволокла к машине.

10

План мой был прост и незатейлив. Главное — встретиться с ребятами и отправить их на машине в Москву, чтобы они заодно отвезли в гостиницу Жерара и сообщили моему хорошему знакомому, подполковнику Сологубу, обо всех напастях, обрушившихся на меня. Сологуб Анатолий Иванович, а для меня просто Толик, трудился следователем по особо важным делам в Генеральной Прокуратуре Российской Федерации. Мы были добрыми друзьями и распутали не один десяток сложнейших уголовных дел. Я была уверена, что он придумает, как вытащить меня из этой передряги. Кроме того, как у «важняка» генпрокуратуры у него имелись все необходимые рычаги для того, чтобы помочь мне. А я тем временем попробую тоже пробраться в Москву, где с моими связями будет намного легче общаться с правоохранительными органами. И даже найти тех, кто похитил Люсьену. Я тешила себя надеждой, что это будет не очень сложно. В таком огромном мегаполисе, как Москва, и то ловим убийц, а уж тут-то и подавно справимся. Вычислить и поймать похитителей — это был мой единственный шанс. И следовало торопиться, так как с минуты на минуту вся местная милиция будет стоять на ушах. Одно было ясно как божий день — придётся уйти в партизанское подполье на один, максимум два дня.

Милицейский уазик подскакивал на ухабах, как молоденький козлик, маяки разбрасывали вокруг сине-красные всполохи, сирену я отключила. Вылетев на поляну «Майоровой мельницы», я загнала УАЗ в речку и выпрыгнула навстречу Жерару и остальным. Объяснить им, что нужно сделать, было делом пяти минут. На прощанье, чмокнув Жерара в щёку и заверив всех, что всё будет хорошо, я углубилась в лес.

Реальность превзошла все мои ожидания. На второй час передвижения по калужским непроходимым лесам, я почувствовала лёгкий дискомфорт и невольно улыбнулась, представив, как бы Жерар с маниакальной настойчивостью продолжал утверждать, периодически чертыхаясь на каждой коряге и неровности, что лес Фонтенбло встретил бы нас с большей приветливостью. Таким образом, я, поспешая «на виражах», достигла глухого леса, не забывая подбадривать саму себя, что переждать бурную деятельность местной милиции просто необходимо. Хотя бы до завтрашнего дня, а когда всё поутихнет, воспользоваться Ванькиным стареньким «москвичом» и попросить его добросить меня до Москвы. С Жераром и остальными ехать было нельзя, так как я была уверена, что их задержат уже через несколько десятков километров.

Остановившись передохнуть, я, сетуя на человеческую несправедливость и своё отчаянное невезение, тяжело присела на поваленное дерево и закурила. Мрачные думы постепенно опять овладевали мной, но думы думами, а делать что-то было жизненно необходимо. Я решительно поднялась и, аккуратно загасив окурок, спрятала его глубоко в мох. Тогда я и представить себе не могла, какие жёсткие условия предложит мне судьба в борьбе за выживание.

И всё-таки я верила в своё везение, в общем, пока всё шло хорошо. Размышляя таким образом, я поднялась с бревна после очередного привала и вдруг почувствовала, как что-то твёрдое упёрлось мне между лопаток. Я замерла, мысли перепутались, мозг сверлила одна и та же мысль: «Это конец».

— Медленно сделай два шага вперёд и повернись, — услышала я команду, которую беспрекословно и выполнила.

Передо мной стояли три мужика в выцветших камуфляжах и с автоматами Калашникова. Правда направлен на меня был только один ствол. Я внимательно оглядела их с ног до головы. «Нет, это не спецназ», — облегчённо подумала я и даже невольно расслабилась.

Трое мужчин, все как на подбор высокие, с жёсткими волевыми обветренными лицами, скорее они смахивали бы на охотников, если бы в руках вместо автоматов держали старенькие двустволки.

— Кто такая будешь? — спросил меня тот, что был постарше и, видимо, главным.

— Я — прохожая. А вы кто такие? Лесные братья? — ответила я вопросом на вопрос и тут же прикусила язык.

— Прохожие, уважаемая, по улицам в городе гуляют, а не по лесам шастают, — очень недобро сверкнув глазами, ответил тот, кого я окрестила про себя главным.

Слово «уважаемая» мне особенно не понравилось, ибо его часто употребляет тот самый особый контингент, с которым я каждый день сталкиваюсь по работе.

— Ну, раз прохожая — пройдёшь с нами, — с какой-то грустью в голосе произнёс здоровяк в пятнистой бандане и качнул стволом автомата в сторону леса.

Он пошёл вперёд, за ним — я, остальные пристроились сзади. «Вот это я влипла, похоже, с этими амбалами точно не договоришься», — тоскливо думала я. «Интересно, кто это всё-таки? На охотников не похожи, может, дезертиры? В таком случае дело вообще — дрянь. Эти точно не отпустят. Или сразу пристрелят, хотя если ещё не пристрелили, может, сначала хоть трахнут напоследок», — грустно пошутила я про себя.

Вскоре мы вышли на небольшую полянку, которую в полном соответствии с особенностями местного ландшафта тоже огибала неизвестная мне речушка. Кругом были расставлены палатки, не среднего размера туристические из разноцветного прочного нейлона, а большие — из выцветшего толстого брезента. По всей видимости, армейские. Посреди поляны — огромное кострище. Чуть поодаль на самом краю стояло бревенчатое, явно наспех сложенное сооружение, наподобие рубленой бани или сарая, только без окон. Чуть в стороне стояли два УАЗа защитного цвета с московскими номерами. Автоматически запомнив номера машин, ещё раз быстро оглядела местность. Людей вокруг не наблюдалось.

Меня вывели на середину свободного от палаток пространства и знаком приказали остановиться. Двое из моих провожатых встали рядом со мной по бокам, а тот, кто, по-видимому, был старшим, зашёл в ближайшую палатку, с грохотом откинув тяжёлый полог.

Через минуту из палатки вышли двое — мой провожатый и высокий молодой, лет тридцати, человек с голым торсом, со светлыми волосами и довольно приятной наружности. Он приветливо улыбнулся и широко развёл в стороны руки, как будто встретил хорошую знакомую. Но что-то в его приветливом взгляде, откровенно говоря, напрягало. Он подошёл ближе и остановился примерно в трёх метрах, продолжая улыбаться.

— Смотрите, какая прекрасная незнакомка к нам гости пожаловала! — воскликнул он и вдруг, без всякого перехода, спросил, продолжая довольно улыбаться:

— Ты сама разденешься или тебе помочь?

Сказано это было с той же добродушно-хищной улыбкой, так что я даже сначала не поняла смысла сказанного, всё моё внимание было приковано к медальону, висевшему у него на груди. Массивный, явно из золота, в виде половинки мальтийского креста, украшенного красными камнями…

«Интересно девки пляшут. Точно такой же медальон во время войны нашёл мой дед в каком-то старинном замке в Германии», — опешила я и даже непроизвольно коснулась того места на груди, где я всегда его носила, но тут же вспомнила, что перед отъездом на дачу от греха подальше оставила медальон дома.

— Ну, так что — сама? Или?.. — вернул меня к неприятной действительности противный голос.

Я подняла голову и внимательно посмотрела на блондина. Он кивнул моим провожатым, они мгновенно отреагировали и, приблизившись вплотную, схватили меня за руки.

— А почему я это… — голос мой предательски задрожал, — должна сделать? — внезапно в животе стало пусто.

— А потому, дорогуша, — терпеливо пояснил высокий и молодой блондин, — что обычай у нас такой, а с чужим уставом, как говорят… — развёл он руками.

Я прекрасно осознавала, что никуда мне не деться, и, представив, как через секунду меня будут валять по песку, срывая одежду, я словно в тумане произнесла:

— Сама.

— Не слышу, что сама?! — громко рявкнул блондин, и от его доброжелательности не осталось и следа. Махнул рукой бородатому, и тут же я ощутила боль в правом боку от несильного удара прикладом.

— Я разденусь сама, — почти по слогам отчеканила я, собрав остатки моей воли в кулак.

— Валяй, — опять добродушно сказал блондин, видя, что я абсолютно деморализована.

Я отвернулась от них и начала медленно снимать одежду. Когда же на песок упали трусики, мне вдруг стало очень холодно несмотря на то, что вовсю жарило солнце. Я задрожала как осиновый лист на холодном ноябрьском ветру.

— Молодец, — услышала я голос за спиной, — а теперь повернись.

Прикрыв одной рукой грудь, а другой — низ живота, я медленно повернулась. Ноги продолжали предательски дрожать, и я в первый раз в жизни ничего не могла с собой поделать.

— Теперь подойди ко мне и опусти руки, — продолжал издеваться блондин.

Я подошла, но рук не опустила. В тот же момент ощутила такой сильный удар по лицу, что голова моя мотнулась в сторону, а во рту появился солоноватый привкус крови. Повинуясь естественному инстинкту, я опустила руки. Блондин внимательно оглядел меня с ног до головы и видимо остался доволен.

— На колени! — снова рявкнул он, а я, поняв, что сопротивляться бесполезно, покорно выполнила приказ.

Блондин взял меня за подбородок и, рывком заставив меня посмотреть на него, сказал:

— Меня зовут Андрей, а тебя как?

— Наташа, — пытаясь унять дрожь, ответила я.

— Нет, теперь ты не Наташа, теперь ты — моя шлюха, и я могу делать с тобой всё, что я захочу. Поняла?

Я кивнула головой. Пусть делают, что хотят. Главное сейчас — остаться живой и по возможности здоровой. Мне необходим был тайм аут, чтобы собраться с мыслями. Убивать меня пока не собирались. А это главное.

— Теперь скажи мне об этом.

— Андрей, я — твоя шлюха, делай со мной, что хочешь, — я заставила себя заплакать.

— Хорошо, — удовлетворённо сказал Андрей и, отпустив мой подбородок, стал расстёгивать брюки.

Кончив, он грубо оттолкнул меня от себя и лениво спросил:

— Кто ещё хочет мою шлюху?..

Когда всё наконец закончилось, мне выдали вместо всей моей одежды военный пятнистый бушлат, который не доходил мне и до колен, а на мою робкую просьбу оставить хотя бы трусики блондин хохотнул и сказал, что они мне больше не понадобятся. Затем они открыли дверь сарая, стоящего в тени деревьев, и грубо впихнули меня внутрь. Я упала на строганные доски пола. Дневное солнце лишь местами пробивалось через неплотно подогнанные брёвна. На ощупь я поползла на коленях и забилась в угол. Сарай был пуст. Чувство унижения было настолько сильным, что теперь мне по настоящему хотелось плакать. Они не дали мне даже подмыться, и, ощущая липкую мокроту между ног, я содрогалась от омерзения. Но я взяла себя в руки, дав слово поквитаться за всё. «Они ещё не знают, с кем связались, — злорадно подумала я. — А теперь необходимо хорошо выспаться», — почти успокоилась я. Устроившись на куче остро пахнувшего сена, я закрыла глаза, и незаметно пришёл спасительный сон.

11

Проснулась я оттого, что кто-то тронул меня за плечо. Инстинктивно дёрнувшись в сторону, я больно ударилась о брёвна.

— Не бойся, — услышала я тихий голос, — мы не причиним тебе вреда, мы такие же пленники.

Я пыталась разглядеть говорившего, но в сарае было абсолютно темно, скорее всего, пока я спала, наступила глубокая ночь.

— Кто вы? — спросила я дрожащим от холода голосом.

— Я — Лена, а ещё рядом со мной — Оксана и её муж Алексей, а моего мужа они застрелили…

Голос Лены сорвался, и теперь до меня доносились только сдавленные рыдания. Я подползла к говорившей вплотную и обняла её за плечи. Пока я успокаивала Лену, другая девушка, Оксана, шёпотом рассказала мне, что здесь происходит. Все они ходили по грибы и наткнулись в лесу на бандитов. Оказалось, что бандитов восемь человек и они очень хорошо вооружены. На мой вопрос, что они тут делают, девушка ответила неопределённо: «Что-то ищут». Утром после кормёжки всех выводят в лес, где поблизости находится склад боеприпасов времён войны, и заставляют до вечера выскабливать тол из миномётных мин и срезать с них латунные пояски. Ну, еду, конечно, готовить, посуду мыть, тряпки их вонючие стирать.

— Так это «чёрные копатели»? — спросила я.

— Мы тоже так сначала подумали, но когда мы занимаемся минами, нас охраняют всего трое, остальные ищут с миноискателями что-то другое. Однажды мы подслушали несколько слов из разговора Андрея с кем-то из остальных. Так вот, Андрей сильно злился и говорил, что если до осени они не найдут какой-то склеп, то им всем хана.

— Ты уверена, что слышала, как они говорили о склепе? — спросила я с волнением.

— Мы всё слышали. А что? — ответила за неё успокоившаяся Лена.

— Нет, ничего, — рассеяно ответила я, мгновенно вспомнив Басю и рассказ тёти Тони.

— А вчера девушку такую светленькую они не приводили? — спросила я, имея в виду Люсьену.

— Сюда не приводили, но я слышала разговор, что вчера какая-то девчонка на них на краю леса наткнулась. Бросилась бежать, но они всё равно её догнали.

— А где она? — несмотря на ситуацию, я повеселела.

— Мы её сами не видели. Наверное, этот урод Андрей у себя в палатке держит. Бандиты говорили — красивая очень.

— Тебе здорово сегодня досталось? — спросила меня Лена.

— Да уж, позабавились уроды.

— А то мы смотрим, Андрей со своими бандитами сегодня никого не забрал на ночь, видно хорошо порезвились с тобой, — прошептала Оксана.

— Они после ужина выстраивают нас возле костра и устраивают забавы. Если кого-то забирают на ночь в палатку, то, считай, тому повезло, тогда просто трахает кто-то один, а вот кто остаётся возле костра… — голос Лены дрогнул. — Вчера они три часа впятером мучали Оксанку, а её мужа свечку заставили держать, потом Алексея заставили у всех на глазах жену… потом — меня… А сегодня тихо, спокойно. Просто нелюди какие-то…

Утром меня подняли часов в пять и заставили готовить гречку с тушёнкой. А после завтрака велели вымыть посуду в речке. Речка находилась метрах в пятнадцати от лагеря, была неширокой, быстрой и мелкой. За речкой сразу начинался лес. Я понимала, что сейчас необходимо успокоиться и как можно скорее использовать любую возможность, чтобы переговорить с Люсьеной. Это волновало больше всего и не давало мне покоя. Главное — чтобы она не дала понять бандитам, что мы знакомы. Думать о побеге пока рано. В тяжёлом бушлате много не пробежишь, а скинешь его — и останешься в лесу, если даже повезёт, абсолютно голой. Кроме того, без Люсьены уходить было нельзя. Я медленно мыла посуду и оглядывалась по сторонам. Мысль о том, какие забавы у костра меня ждут вечером, приводила в ужас и заставляла мозг работать со скоростью вычислительной машины. Вдруг я услышала шорох шагов. Обернулась и увидела спускавшуюся к воде Люсьену в сопровождении охранника. Наши взгляды встретились. Я едва успела приложить палец к губам. Ещё немного, и моя подруга точно выдала бы меня с потрохами. Едва заметным кивком я показала опешившей от неожиданности Люсьене на речку. Она всё поняла. Вместе с ней к воде подошёл охранник.

«Так, из лагеря нас не видно, — прикинула я, — рыжий детина с автоматом расположился на песочке метрах в пяти. Без шума мне его не достать. Остаётся только одно». Я медленно расстегнула пуговицы бушлата, повела плечами, и он упал на песок. Охранник лениво поднялся и подошёл ко мне.

— А ты ничего, красивая, — глаза охранника похотливо заблестели, сказал он вмиг охрипшим голосом.

— Я окунусь, ты не возражаешь? — спросила я игривым голосом.

— Окунись, а я посмотрю, — верзила подошёл ещё ближе, держа автомат в опущенной руке.

Продолжая призывно улыбаться, я резко выбросила вперёд ногу, вложив в удар весь свой вес. Охранник охнул и согнулся пополам. Молниеносно подскочив к нему, добавила ребром ладони по шее, вырвала автомат и, схватив Люсьену за руку, прыгнула в реку. Добежав до спасительного леса, я развернулась на 90 градусов и бросилась в заросли, увлекая за собой француженку. Ветки деревьев и кустов нещадно хлестали голое тело, обдирали ноги. Сколько мы пробежали, не знаю, думаю, километров пять. Остановившись перевести дух, я постаралась восстановить дыхание и прислушалась. Погони не было. «Слава богу, у них нет собак», — промелькнула запоздалая мысль. Теперь следовало сориентироваться и предпринять какие-то шаги по поиску одежды. Перспектива ночевать в лесу абсолютно голой, без огня, да ещё в обществе целых полчищ прожорливых комаров мне не улыбалась. Хотя, уж лучше с комарами, чем в «гостеприимном» лагере, из которого я еле унесла ноги. Отстегнув магазин автомата, проверила патроны. Тридцать штук. Отличненько. Полный. Теперь надо определить кратчайший маршрут движения до ближайшей деревни.

— Солнце справа, значит за спиной у нас река Угра, а впереди, километрах в пяти-восьми не больше, — или Острожное, или Галкино, так что держись, подруга, — тяжело вздохнув, я поднялась с поваленного дерева и, взяв Люсьену за руку, бодро зашагала вперёд.

Пройдя километра полтора в выбранном направлении, я увидела просвет между деревьями. Это оказалась лесная дорога. Судя по колее ужасающего вида, здесь долгое время сновали лесовозы. Оглядевшись, я вышла на обочину и пошла по дороге. Люсьена с поникшим видом плелась следом. Вскоре мы оказались на т-образном перекрёстке.

Вправо уходила дорога, абсолютно сухая и относительно ровная. С одной стороны от дороги далеко простиралось поле, с другой — темнел лес, из которого мы вышли. Слева признаков цивилизации и моих преследователей, а я была уверена, что они меня интенсивно ищут, пока не наблюдалось. А вот справа, километрах в двух, над дорогой клубилась пыль. Какое-то транспортное средство двигалось явно в нашу сторону, причём с большой скоростью. «Ну что ж, с автоматом я его точно остановлю», — подумала я и, сняв автомат с предохранителя и поставив его на одиночный огонь, поспешила укрыться в лесу. Выбрав удобную позицию за толстым стволом вековой ели, я улеглась на землю и стала ждать. Шум двигателя, сначала едва уловимый, становился всё громче, и наконец я увидела сам автомобиль. Это был военный уазик с уже знакомыми мне московскими номерами. Я затаила дыхание, а машина остановилась всего в десятке метров от нас. Из машины вышли четыре человека. Один, тот, что схлопотал от меня сегодня утром, отправился посмотреть на лесную дорогу, остальные закурили и стали совещаться около автомашины. О чём они говорили, мне слышно не было, однако догадаться было нетрудно. Увалень, который стерёг меня утром на реке, прошёл от меня буквально в метре, так что мне не составило особого труда тюкнуть его прикладом автомата прямо по стриженому затылку. Он на мгновение замер и кулём повалился на землю. Оттащив тяжеленного борова в кусты, я вернулась на исходную позицию. Трое около машины продолжали совещаться.

— Ну сейчас вы у меня попляшете, — злорадно проговорила я сквозь зубы и, поудобнее устроившись на мягком мхе, перевела автомат на автоматический огонь. Поймав среднего в прицел, я плавно нажала на спуск и повела стволом справа налево. Двое бандитов рухнули как подкошенные, а третий, схватившись за плечо, отпрыгнул за машину. Не прошло и секунды, как над моей головой прошелестела очередь.

«Надо же, автомат с глушителем», — пронеслось у меня в голове, и я перекатилась к другому дереву и отползла в сторону. Теперь я видела его. Он сидел на дороге, спиной привалившись к колесу машины, и, зажав рану на плече, судорожно рвал зубами оболочку индивидуального пакета. Я не торопясь прицелилась и выстрелила. Человек дёрнулся всем телом и повалился на землю. Подскочив к машине, я быстро обыскала трупы и, собрав всё оружие, свалила его в багажник. Потом стащила с самого мелкого из них окровавленную тельняшку и брезгливо надела на себя. Она оказалась длинной и доходила мне почти до колен. Пока сгодится. Хватит всем демонстрировать свои прелести.

— Вот теперь займёмся живым, — сказала я и, поднявшись, увидела, что мой конвоир уже пришёл в себя и сидит на земле, обхватив руками окровавленную голову.

— Хватить башкой мотать, поднимайся и марш к машине, — грубо подтолкнула я его стволом автомата, — и не вздумай дёрнуться, башку отстрелю. Бери своих друзей и тащи в кусты. Понял?

— Понял я, понял, — ответил он хриплым голосом и быстро закивал головой.

— Ну, рассказывай всё по порядку, — приказала я, когда трупы бандитов были надёжно укрыты в лесу.

— Что рассказывать? — уставился он на меня.

— Я же сказала — всё. Кто такой, где живёшь, чем занимаешься и, вообще, как до такой жизни докатился.

— Никитин Антон Петрович, шестьдесят девятого года, проживаю в Москве, по улице 1-й Останкинской, дом 6 дробь 2, квартира 6…

Через полчаса я знала всё. Действительно надо было торопиться. В багажнике машины обнаружилась пара замечательных наручников, и я, не мудрствуя лукаво, пристегнула руку бандита к рулевому колесу.

— Поехали, — я села спереди на пассажирское сидение и положила на колени автомат. «Что-то часто я стала в последнее время угонять машины».

— Куда? — заёрзал на сидении бандит.

— На Кудыкину гору, к склепу, естественно. Как будем подъезжать, остановишься примерно в двух километрах. Ферштейн? Несмотря на ситуацию, настроение значительно улучшилось.

12

Склеп оказался в самых дебрях леса. Антон остановил машину в лесу и показал мне направление движения, и я сама добралась до места. Холм, поросший соснами и можжевельником, ни за что не привлёк бы внимания грибника или охотника. Настолько много вокруг было похожих холмов. Однако мне было проще. Бандиты начали раскопки и уже отрыли вход в склеп. Его преграждала большая и, видимо, очень тяжёлая кованая дверь, покрытая лохмотьями ржавчины. Однако даже теперь, несколько веков спустя, можно было разглядеть искусно сделанные древним мастером узоры. Даже с расстояния метров ста от того места, где я предусмотрительно залегла, было видно, что работы кладоискателей на сегодня закончены. Смеркалось. Вблизи от раскопа одиноко маячила тёмная фигура часового, возле кучи свежевырытого сырого песка угадывался брошенный как попало всевозможный строительный инвентарь. Если работы сегодня производились, то это значит, что на мои поиски была брошена только одна группа. И группа эта никогда уже, не вернётся с боевого задания. Ни к ужину, ни к утру.

Я почесала затылок и хлопнула по щеке — комары давали о себе знать всё больше и больше. Ряды неприятеля значительно поредели в результате столкновения с капитаном милиции Ростовой, и что особенно радовало — через несколько минут их останется всего трое. Я, извиваясь ужом, заскользила между деревьев. Остановилась на мгновение, готовясь к броску, и прыгнула. В воздухе блеснул штык-нож и по самую рукоятку неожиданно легко вошёл между лопаток часового. «Надо же, как нож в масло», — подумала я без всяких эмоций. И быстро обыскав безжизненное тело, поволокла его в заросли. Замаскировав дело рук своих, прости меня господи, я приступила к осмотру входной двери. После нескольких попыток открыть дверь, дёргания за ручку в виде бронзового кольца, стало понятно, что моих силёнок явно недостаточно. Пришлось использовать «калаш» убиенного часового в качестве рычага. Со второй попытки ствол согнулся, но дверь приоткрылась сантиметров на двадцать. Забросив искалеченный автомат подальше в кусты, я включила фонарик, позаимствованный мною всё в том же уазике, и протиснулась внутрь.

— Интересно девки пляшут, — только и смогла сказать я.

Горячей волной нахлынули воспоминания. Всё здесь чертовски напоминало подземелье в замке Хродвальда. Господи, как давно это было! Всё те же потемневшие от времени сводчатые потолки, сложенные из больших гранитных блоков. Такие же пыльные ступени. Если бы я не знала, что нахожусь в Калужской губернии, то подумала бы, что каким-то невероятным образом опять очутилась на границе. Десять ступеней вели вниз. Погребальная камера оказалась довольно большой, площадью не менее метров тридцати. Всё пространство занимали три огромных саркофага белого камня, похожего на мрамор. Изголовье самого правого украшала внушительных размеров фигура ангела со сложенными крыльями. Нечто подобное, только без ангелов, я видела в Египте, в долине царей. Дрожа от страха, я ступила на пол. Ноги по щиколотку утопали в пыли. Она поднималась вверх и нестерпимо щекотала ноздри. Едва сдерживаясь, чтобы не чихнуть, я задрала тельняшку и прижала её к лицу. Дышать стало легче, и чихать расхотелось. Чтобы понять, что написано на крышках саркофагов, мне пришлось буквально пригоршнями сгребать с них пыль. Кое-как очистив поверхности, я осветила их блеклым светом фонарика. Батареи грозились в ближайшее время разрядиться полностью. Две крышки украшали какие-то гербы, вензеля и разнообразные цветы, искусно вырезанные на каменной поверхности. Но вот третий, крайний слева, заинтересовал меня больше всех. Он был совсем прост. Только рельефное изображение прямого и длинного меча угадывалось на поверхности абсолютно гладкого камня. Я присела на краешек саркофага. Что же это получается? Саркофаг с ангелом — это, без сомнения, могила Баси, посередине — последнее пристанище, скорее всего, её матери, тогда в саркофаге с мечом упокоился прах её отца. Неужели старый граф был тамплиером? Интересно девки пляшут. Мистика какая-то. Опять тамплиеры? Что-то часто я сталкиваюсь в своей жизни с призраками двенадцатого века. Но саркофаг, каких полно на Мальте и во Франции, а я сама видела их в Валетте, столице Мальты, красноречиво подтверждал это. Вне всяких сомнений. А значит, очевидно, что вскрыть в первую очередь необходимо именно эту могилу. Именно там, по словам Баси, находится нечто такое, что ни при каких обстоятельствах не должно попасть в руки бандитов. Если, конечно, Бася — не плод моего больного воображения. Хорошо сказать «вскрыть», но как? Эта здоровенная крышка весит не меньше тонны, а то и больше. Размышляя, я присела на краешек гроба с ангелом.

— Что делать? — вслух спросила я себя. — Надо торопиться.

Но в голову ничего не приходило. Нечего было и думать открыть или взломать эту каменную махину, не имея под рукой отбойного молотка или килограмма пластида. От бессилия опять захотелось расплакаться. Что-то часто за последние два дня. Требовалось срочно что-то придумать! Вдруг я почувствовала в абсолютно неподвижном воздухе склепа лёгкое дуновение. Вздрогнув от неожиданности, я обернулась. Никого. Вне всяких сомнений, если после событий последних дней я не попаду в психушку, то это будет просто чудо. Бася медленно подплыла к саркофагу с ангелом и молча показала на левое крыло ангела. Потом, преодолев расстояние до двери, обернулась и произнесла: «Теперь в твоих руках две реликвии и судьба многих людей. Забери у плохого человека, который скоро придёт сюда, часть мальтийского креста, вторую часть ищи у себя дома, — собери две части воедино, и они укажут тебе верный путь. Найди третий меч и храни все реликвии, пока за ними не придут. А теперь поторопись». И исчезла, буквально растворившись в воздухе. Вскочив на ноги и подняв целую тучу пыли, я подлетела к скульптуре и стала методично осматривать каменное изваяние. Ничего. На ощупь тоже ни швов, ни кнопочек, ни трещинок. В отчаянии я попробовала повернуть крыло по часовой стрелке. Неожиданно оно легко поддалось, и с тихим скрипом крышка нужного мне саркофага отъехала в сторону. Я метнулась к зияющей темноте гроба. Внутри белели череп и другие кости, от одеяний остался только прах. В неверном свете почти сдохшего фонарика я разглядела тёмный и длинный предмет, лежащий на дне саркофага с левой стороны от останков. Схватив его, я ощутила холод металла. Выволочив тяжеленую железяку на поверхность, я ахнула. Это был самый настоящий тамплиерский меч. Точно такой же железный монстр до сих пор висит у меня в рабочем кабинете.

— Не может быть! — вскрикнула я и принялась ожесточённо тереть рукоять. Сомнения рассеялись окончательно. На рукояти меча темнела надпись: «Rex mundi».

Подхватив находку, я выскочила наружу и припустила к уазику. Мой пленник мирно сопел за баранкой. Плюхнувшись на сидение рядом, я открыла бардачок и очень обрадовалась, обнаружив пачку сигарет. Затянувшись, я попыталась сосредоточиться. Что делать теперь? С одной стороны, следовало отправиться в горотдел милиции. Доказательств того, что я в смерти того мужика невиновна, выше крыши. Да и свидетель имеется. С другой стороны, меня очень беспокоила судьба Оксаны с мужем и Лены. Что ждёт их? Скорее всего, ничего хорошего.

Просто так, без боя, их не освободить. А вдруг я погибну в бою «смертью храбрых»? Может, лучше прибегнуть к помощи спецназа? Но я же прекрасно знаю, как работает спецназ. Жизнь заложников в этом случае не будет стоить и гроша. Впрочем, если я буду брать лагерь штурмом, получится то же самое. Стоп. Баба Тоня говорила о сокровищах в склепе. Бандитов, скорее всего, интересуют именно они. О мече они просто не могут знать. Значит, с рассветом они вернутся к захоронению. Вот тут-то и надо устроить засаду. Пропажу своих людей и машины они наверняка не связывают со мной. Они же не знают, что на тропу войны вышла не хрупкая, полностью деморализованная и напуганная насмерть девушка, а капитан милиции Ростова. А теперь нужно поспать. Только сначала вывести на природу пленника, а то, не дай бог, справит свою нужду прямо в машине. Выгуляв бандита, я задремала.

13

Проснувшись на рассвете, я проверила арсенал и осталась довольна. Пара автоматов и десять магазинов с патронами, перемотанные попарно изолентой, пистолет Макарова с двумя полными обоймами, две гранаты Ф-1, в простонародии именуемые «лимонками», милицейская рация, настроенная на волну местного райотдела милиции, а также небольшая маслёнка с оружейным маслом, аэрозоль БД уместились в большую спортивную сумку, обнаруженную мной в багажнике. Застегнув молнию на сумке и весело подмигнув пленённому бандиту, который с недоумением наблюдал за моими приготовлениями, я углубилась в лес. Добравшись до склепа и внимательно осмотревшись, я убедилась в правильности решения устроить засаду всё-таки снаружи, а не внутри, как думала сначала. Я решила просто запереть бандитов в склепе. Согласитесь — простенько и со вкусом. Хотя вооружения и боеприпасов вполне хватило бы и на более масштабные боевые действия. Тщательно и обильно полив «ВэДэшкой» проржавевшие петли кованой двери, я выждала минут двадцать и попробовала сдвинуть дверь без помощи рычага. Дверь поддалась, но со значительным усилием. Мне же требовалось добиться свободного и по возможности бесшумного хода двери и массивной задвижки снаружи. Через полчаса дверь и задвижка двигались почти без усилий с моей стороны. Ещё раз обильно полив петли оружейным маслом, я закрыла её и, выбрав позицию за столетним дубом, залегла в ожидании гостей.

Бандиты появились примерно в полдень. Трижды свистнув, Андрей огляделся и, сплюнув под ноги, выругался.

— Опять напился, сволочь. И где его теперь искать? — обратился Андрей к двум остальным, вероятно имея в виду убитого мной часового.

Внимательно оглядевшись, Андрей знаком махнул рукой в сторону склепа, и двое бандитов бросились внутрь. Сам же он остался снаружи, присев за кучей песка. Теперь дело было за мной. Я внимательно посмотрела на своего мучителя через прицел автомата. Убивать его просто так отнюдь не входило в мои планы. Однако на время обезвредить его было необходимо. Прицелившись в правое плечо, я нажала на спуск. Пуля отбросила главаря метра на полтора от двери. Я стремглав бросилась вперёд и, захлопнув дверь склепа, задвинула засов. Не обращая ни малейшего внимания на глухие удары по двери, раздававшиеся изнутри склепа, я подошла к Андрею. Он сидел, привалившись к куче песка, и, зажав сильно кровоточившую рану на плече, со страхом смотрел на меня.

— Ну что, сучий потрох, поиграем? — спросила я, сорвав с его груди золотой медальон, и направила ствол автомата бандиту между ног.

— Не надо, прошу тебя.

— Ладно, я не изверг, — я кинула ему наручники, — надень на ноги и быстро отвечай. Вы завалили мужика на Богдановской дороге?

— Да.

— Где остальные пленники?

— В лагере, заперты в сарае. Охраны там нет.

— Сама знаю, что нет, — я достала милицейскую рацию, изъятую в уазике…

…Из милиции меня, оказывается, уволили, как водится в органах, задним числом. Это, чтобы не портить отчётность. Визит своему начальнику Яблокову я всё-таки нанесла. Он, потупив глаза, развёл руками и объяснил, что уголовное дело, возбуждённое прокуратурой Калужской области, пока не прекращено, а, следовательно, о моём восстановлении на службу говорить пока рано. И самое время сдать в отдел кадров служебное удостоверение и забрать из кабинета свои вещи.

Удостоверение я сдавать не стала, а зашла в свой бывший теперь кабинет, забрала фотографию отца, стоявшую на столе, и, сняв со стены тяжёлый тамплиерский меч, вышла, уже зная твёрдо, что в ментовку не вернусь никогда.

А в общем, для меня всё закончилось неплохо. Злодеи задержаны, пленники освобождены, сокровища найдены. А что до капитана милиции Ростовой, то её судьба после закрытия уголовного дела вообще перестала кого-либо интересовать.

Примерно через месяц государство выплатило мне огромные деньги за полагающуюся по закону часть найденных в склепе сокровищ. Так что теперь я могла, не заботясь о хлебе насущном, залечь на дно в милом моему сердцу Острожном. Тем более, что мой организм настойчиво требовал отдыха. Я целыми днями валялась на пляже и до мельчайших подробностей анализировала всё, что произошло. Ну, с «Майоровой мельницей» понятно, нет там никаких вампиров. А учитывая тот факт, что баба Тоня была всё-таки прямым потомком семьи Баси, то становится понятно, для чего её предки сочинили такие ужасы. Да ещё старательно передавали эту страшную историю про вампиров из поколения в поколение. Они очень опасались, что кто-нибудь наткнётся на склеп и завладеет реликвией.

Я опять, в который раз, разложила на столе медальон, собранный из двух частей, и меч, обнаруженный в склепе. Потом достала второй меч, давно найденный мной при совершенно фантастических и вместе с тем трагических обстоятельствах на финской границе. Именно его имела в виду Бася, когда сказала, что в моих руках уже находятся две реликвии. Налив стопочку своего любимого коньяка, я смотрела на древние артефакты и чувствовала, как мною овладевает такое знакомое чувство куража…

Часть пятая Интересно девки пляшут

1

Август-сентябрь, 1995

Трудно поверить, но несмотря ни на что, я чувствовала внутреннюю необходимость выполнить просьбу Баси. А просьба мила и незатейлива — всего лишь нужно было найти последнюю реликвию. Хотя, с какой стороны подступиться к поискам, я не имела ни малейшего представления. А посему я взяла тайм-аут и предалась отдыху на даче. Лишь поздними вечерами, сидя с бутылочкой «Ай-Петри», блуждала в лабиринтах Интернета в поисках хоть какой-нибудь информации об исчезнувших реликвиях. Так продолжалось дней десять, пока я не наткнулась в архиве газеты «Керченский рабочий» на маленькую заметку, напечатанную 12 июля 1987 года, в которой без особых подробностей сообщалось о необычном улове рыболовецкого сейнера «Южный Крест». Вышеупомянутый сейнер вёл лов в Керченском проливе и вместе с рыбой вытащил запутавшийся в сети предмет, очень напоминающий меч. Правда специалистам-историкам осмотреть его так и не удалось. При попытке распутать сеть матрос Гусев С.В. не удержал находку, которая выскользнул из его рук и упала обратно в море. Дело происходило аккурат напротив посёлка Приморский, километрах в двух от берега. Больше никаких подробностей в газете не сообщалось. Не густо, но уже хоть что-то. Тот это меч или не тот, а проверить было просто необходимо. Пришло время сменить речной пляж Острожного на Крымское побережье Чёрного моря. Но к поездке нужно было основательно подготовиться. Приобрести автомобиль, подводное снаряжение, металлоискатель и много чего ещё. Составив примерный список всего необходимого, я схватилась за голову. Было с первого взгляда понятно, что всё то, что я посчитала нужным взять с собой, влезет разве что в грузовик. Я уже не говорю про стоимость списка, хотя это при моём нынешнем материальном положении было не особенно-то и важно. Из средств передвижения мой выбор пал на внедорожник «Паджеро Спорт», на остальные покупки ушла ещё неделя. Как бы то ни было, ранним утром второго сентября я, преодолев за шестнадцать с половиной часов тысячу шестьсот километров, стояла на набережной Феодосии и, жмурясь от солнца, любовалась утренним морем. Снять жильё я решила в Феодосии. И вот почему. Этот приморский город был переполнен отдыхающими в отличие от некурортной Керчи. Короче говоря, в Феодосии намного легче не привлекать к себе внимания. Тем более что до Керчи всего около ста километров прекрасной дороги, преодолеть которые на моём новом автомобиле ничего не стоило. Решив остановиться в маленькой частной гостинице, на огороженной территории которой нашлось место для стоянки автомобиля, я с наслаждением поплавала и, приняв душ, завалилась спать.

Утром, поплескавшись в море и почувствовав себя отлично отдохнувшей, я плотно позавтракала и отправилась в Керчь. Для начала нужно было попробовать отыскать гражданина Гусева С.В. — того самого растяпу-матроса, не удержавшего меч в руках и уронившего его в море. На беседу с ним я очень надеялась, так как, точно зная размеры, вес и другие особенности меча тамплиеров, можно было уже из разговора с державшим в руках этот предмет человеком примерно определить, стоит ли вообще дальше продолжать поиски. Найти в достаточно большом городе нужного мне человека оказалось делом простым. В горотделе милиции с пониманием отнеслись к моей просьбе, подкреплённой служебным удостоверением сотрудника столичной «уголовки». Гражданин братской Украины Гусев Сергей Владимирович, 1947 года рождения, ныне пенсионер, проживал в настоящее время в том самом посёлке Приморский, напротив которого как раз и был извлечён из воды необычный предмет.

2

Широкоплечий, приземистый, с руками, из-за вздувшихся вен напоминающими корабельные канаты, и широким добродушным обветренным лицом, бывший матрос прочно ассоциировался в моём сознании с капитаном дальнего плавания. На мою просьбу освежить в памяти день, когда он с товарищами поднял на борт сейнера металлический предмет, охотно рассказал:

— Тяжеленая была такая штуковина. Но вы не думайте, я её по-всякому бы удержал, до сих пор подкову могу разогнуть, — он выразительно посмотрел на свои сложенные на коленях руки-канаты. — Не поверите, стоило взять её в руки, как бац…

— Что бац? — не поняла я.

— Ну, бац и всё. Упала в воду.

— Не удержали всё-таки?

— Да не в этом дело, — досадливо махнул Сергей рукой, — меня как током ударило. Только не током, я точно знаю. На нашем сейнере я и за электрика был, в разрядах толк знаю, хоть и не учился специально. Светилась эта штуковина изнутри. Бледным таким зеленоватым светом. А потом бац и нет её.

— Как нет? — не поняла я.

— Ну да, за борт полетела. Плюх и всё, нет её.

— Ну а как эта железка выглядела, вы хоть помните?

— В длину чуть больше метра, ракушками обросла. Давайте я лучше нарисую, — неожиданно предложил Сергей, — сейчас только бумагу возьму.

Художник из бывшего матроса был никудышный, но в результате примерно получасового пыхтения над бумагой некоторый положительный результат был всё-таки достигнут. Из рисунка явственно следовало, что найденный в 1987 году предмет по всем параметрам примерно соответствовал искомому. Плюс-минус. Как говорила мне Бася? Крест укажет путь. А название сейнера — «Южный Крест». Пока всё сходится. Ну и чудненько. Вот только что это за свечение такое? Мечи, находившиеся у меня, не светились и током не шибали. Хотя, может, мне просто повезло. Надо быть с ними поосторожней. Мало ли что.

— Ну, раз мы начали рисовать, то не могли бы вы изобразить на карте место, где это произошло? — спросила я и развернула перед ним путеводитель по Крыму, приобретённый мной в киоске.

Мой новый знакомый насмешливо посмотрел на меня и отрицательно покачал головой:

— Милейшая девушка, это у вас не карта, а схема, а, следовательно, и место, нанесённое на неё, будет отличаться такой приблизительностью, что найти его на местности будет невозможно.

— А где можно раздобыть карту?

— Сейчас принесу, — Сергей Владимирович спокойно вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с красной канцелярской папочкой на завязках. — Вот это другое дело, — развязывая тесёмки, с явным удовольствием приговаривал матрос.

Да, что и говорить, расстеленная на столе карта была вероятнее всего морской и разительно отличалась от цветного буклета для туристов, принесённого мной. Понять что-либо в хитросплетениях линий было решительно невозможно, поэтому я вопросительно посмотрела на морского волка.

Усмехнувшись, он взял карандаш и, не раздумывая, ткнул им в одну точку.

— Здесь? — почти шёпотом спросила я.

— Ага, туточки. На карте нанесён фарватер, а, следовательно, глубины акватории. Глубина в этом месте — около ста метров, но сеть мы тралили с юго-восточной стороны и с лодки, она за что-то зацепилась, а там как раз отмель. Да, метров десять глубины не больше. Так что, милая девушка, достать эту штуковину проще пареной репы…

3

Наверное, от жары у меня сильно разболелась голова. И я решила выпить ледяной воды в ближайшем кафе. Жмурясь от солнца, я лениво огляделась вокруг и на противоположной стороне улицы в тени кипарисов увидела стеклянное здание кафетерия с таким привычным для советского человека названием «Колос». Внутри меня ждали желанная прохлада и запотевший стакан с минералкой. Отпив полстакана, я с наслаждением закурила.

— Не помешаю?

Я подняла голову. Передо мною несомненно стоял секс-символ города-героя Керчи, собственной персоной. Высокий, статный, лет сорока пяти. Благородная седина на висках. В общем, очуметь. Голова мгновенно прошла, меня снова бросило в жар, а низ живота предательски заныл.

— Присаживайтесь, конечно, — пролепетала я.

— Отдыхаете? — спросил красавчик, расставив на столе несколько тарелок с салатами.

— Вот знакомлюсь с достопримечательностями города.

— Да какие тут могут быть достопримечательности? Гора Митридат? Просто смех. Нет, милая моя, настоящие достопримечательности можно увидеть только на дне моря.

— И как же до них добраться?

— А очень просто. Хотите я вам всё покажу?

— Очень.

Да, с таким молодым человеком я пошла бы куда угодно, не только на дно моря. Стоп. Мой новый знакомый — наверное, инструктор по дайвингу. И таким образом привлекает клиентов.

— Только не пугайтесь, — он по-своему расценил возникшую паузу в разговоре, — я работаю инструктором по дайвингу. У меня своя яхта, — не без гордости добавил он.

По всему было видно, что молодой человек старается произвести на меня приятное впечатление. И я решила взять быка за рога.

— Замечательно, в таком случае я вас нанимаю.

— В каком смысле? — поднял бровь мой новый знакомый.

— Вас как зовут?

— Егор.

— А меня — Наташа. Вот и познакомились. Теперь к делу, — я достала купленную у моряка карту с отмеченными на ней координатами. — Нужно со дна во что бы то ни стало поднять один предмет.

Егор протянул руку и взял карту. Мельком взглянул на неё и тут же отдал обратно.

— Отказываетесь?

— Почему, напротив. Дело плёвое. Только, если по пьянке колечко обручальное обронили, могу вас огорчить. Там хоть и глубина маленькая — метров десять, но сильные подводные течения. Колечко, скорее всего, уже в песок засосало.

— Нет, предмет относительно большой и тяжёлый.

— Что именно будем искать? Поймите меня правильно, мои услуги стоят недёшево и я, если берусь за что-то, то всегда гарантирую результат.

— Старинный меч, — решив больше не темнить, выпалила я.

— И зачем он тебе? Скорее всего, он уже давно превратился в простую ржавую железяку.

— В коллекцию заказал один московский толстосум, — пожимая плечами, ответила я, — денег обещал десять тысяч долларов, в принципе могу с вами поделиться, если поможете достать.

— И сколько положишь? — хитро прищурился Егор.

— Три тысячи долларов вас устроит? Сами же говорили, что достать — сущие пустяки.

— Тогда по рукам! Только половину вперёд. Ты где остановилась?

— В гостинице в Феодосии.

— И что, поедешь обратно в такую поздноту? Ну уж нет, у меня оставайся, места хватит. Да и обмыть сделку надо как полагается. Чтоб всё как по маслу прошло, — быстро проговорил Егор, видно опасаясь, что утром я передумаю и найду себе другого помощника.

Ожидать подвоха со стороны нового знакомого вроде бы не приходилось, да и тащиться обратно в Феодосию, честно говоря, очень не хотелось, и я согласно кивнула головой.

— Ну и ладушки, сейчас махнём ко мне домой. Это тут в двух шагах. Не бойся, — Егор опять по-своему расценил моё некоторое замешательство, — постелю тебе на веранде, а то в доме душновато.

Жил мой знакомый действительно совсем рядом, в небольшом, но, как мне показалось, уютном домике прямо на берегу.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Егор, едва мы расположились на веранде.

— А что есть?

— А я пью только вот это, — Егор морской походкой «вразвалочку» подошёл к огромному сундуку и ловким движением выудил бутылку знакомой пузатой формы.

— Вогты мой! Неужели «Ай-Петри»? Советского разлива? Ну, удивил. И много его у тебя осталось? — я тоже перешла на «ты».

— Да полный рундук. Бывшая тёща при Советах на заводе в Коктебеле работала, вот и тащила понемножку.

— И давно развёлся?

— Да лет десять уже и, честно говоря, не жалею. Ну, давай, садись к столу, а я пойду фруктов принесу.

Выпив по рюмочке, потом по второй, мы постепенно разговорились.

— Ты кем трудишься, москвичка? — спросил Егор после третьей рюмки, от алкоголя он раскраснелся, снял тельняшку, глаза хитро заблестели.

— Закончила медицинский, работаю врачом в реанимации, — соврала я. — А ты чем занимался? Всю жизнь нырял?

— Почему всю жизнь? Как раз не всю. Я ведь институт военных переводчиков закончил в Москве. Знаешь такой?

— Знаю, как не знать. А сюда как тебя занесло?

— Да погорел я на женщине. На Кубе. Чуть не посадили.

— Из-за женщины? — недоверчиво спросила я. — Что, под юбку залез, не спросив разрешения у дамы?

— Как раз у нас с ней всё обоюдно было. Так что не в этом дело. В то время на Кубе натовская база была. Проводили америкосы стрельбы какими-то супер новыми и секретными ракетами. Вот одна из ракет и угодила на территорию Кубы, причём упала и не взорвалась. Янки к Фиделю: мол, верни ракету, а он им — фигу. Вот из Ленинграда и отправили за этой ракетой сухогруз «Комсомолец». А на сухогруз вместе с пшеницей нас погрузили, в трюмы, естественно, чтобы ни одна душа не догадалась, что за ракетой идём. Две недели в трюмах качались, чуть концы не отдали. В общем, прибыли. А пока пшеницу с «Комсомольца» выгружали, мы оторвались по полной программе. Я с дивчиной познакомился, Мерседес звали. И фамилия чудная такая — Ворона.

Огонь, а не девка. Зажигали с ней дней десять. Нам за границей, понятное дело, к иностранкам близко подходить было строго запрещено. Даже в братской стране. Вот кто-то и стукнул. Меня под арест. А когда узнали, что эта Мерседес — дочка какого-то дипломата иностранного, вообще взбеленились.

— А ракету-то вывезли?

— Вывезли, куда мы денемся. Погрузились ночью и в море. Правда янки откуда-то узнали, что именно на «Комсомольце» ракета. Вышли мы в отрытое море, а там два эсминца натовских семафорят: «Приказываем остановиться». Мы, естественно, остановились. На сухогрузе от эсминца не очень-то уйдёшь. Смотрим, америкосы спускают мотобот с «зелёными беретами» и к нам. Ну, думаем, полный… Оружие у нас, конечно, было. Открывать огонь или нет? Вот в чём вопрос. Вдруг видим, на полпути к нам мотобот делает крутой разворот на сто восемьдесят градусов и к эсминцу обратно драпает. И тут всплывает по правому борту от «Комсомольца» наша атомная подлодка. Огромная такая. Через полчаса эсминцы американские растворились вдали как не было. А подлодка проводила нас до Одессы. Вот такая история. А потом стали проводить разбор полётов. Мол, откуда американцы узнали, что находится на «Комсомольце». Кто из своих донёс? Тут и вспомнили мои заграничные любовные похождения. Как кто? Ваш покорный слуга, конечно, своей девице в постели проболтался. Ну и чуть не попёрли меня. Хорошо, «крота» потом нашли. Так что только строгим выговором по партийной линии и отделался. А мог и в Лефортовскую тюрьму загреметь запросто. После того случая посылали меня только в такие места, откуда мало кто возвращался. А с развалом Союза и вовсе выперли на пенсию. Да я не в обиде. Ладно, давай спать ложиться, а то завтра дел много.

4

Утром, наскоро позавтракав, мы отправились на берег, где стояла яхта Егора. Волнения на море не было, погода была идеальной для ознакомительной прогулки к месту погружения. Акваланги я проверила накануне. Выбрав в сарае якорь потяжелее, мы погрузили снаряжение в лодку и отправились в путь. Глядя, как умело Егор управляется с кораблём, как равномерно и мощно работает со штурвалом его загорелое тело, я невольно залюбовалась им.

Наконец, мы прибыли на место, и Егор лебёдкой опустил якорь, который, подняв целую тучу брызг, ушёл на дно. Ещё раз проверив акваланги, мы начали погружение. Песчаное дно без малейших признаков растительности неплохо освещалось пробивающимися сквозь толщу воды солнечными лучами. Егор проплыл над отмелью и, забирая вправо, стал опускаться глубже, дно в этом месте круто уходило вниз. Стало значительно холоднее, свет уже едва пробивался до дна. В поле видимости — всё то же песчаное дно. Ровным счётом ничего интересного. Правда, то и дело мне попадались странные камни, некоторые из них идеально круглой формы и примерно одинакового размера. Как будто кто-то рассыпал в море огромных размеров горох. Вдруг Егор резко нырнул до самого дна и стал руками перебирать песок. Я нырнула следом. Вода сделалась мутной — работая ластами, мы поднимали целые вихри песка. Знаком Егор показал мне, что пора подниматься наверх. Вынырнув, мы забрались на яхту и скинули баллоны и ласты. Егор подошёл ко мне и, протянув руку, раскрыл ладонь. На ней тускло блестели две большие золотые монеты.

— Ну ты даёшь, — только и сумела выдавить из себя я.

Взяв одну монету и подбросив на ладони, я про себя констатировала, что вес у неё вполне приличный. Размер примерно как у советского юбилейного рубля, но вес значительно больше.

— Слушай, — небрежным движением Егор поправил пробор, — похоже, там судно старинное затонуло. Видела на дне пушечные ядра?

— Это такие круглые камни? — осенило меня.

— Да, причём обрати внимание, они абсолютно чистые, без ракушек. Я думаю, всё это хозяйство до недавнего времени было глубоко под песком. Весной очень сильный шторм прошёл. Старожилы говорят, что не помнят на своём веку такого. Три танкера затонуло, а один — на берег выбросило. Вот шторм этот, я думаю, золотишко и вымыл на поверхность.

— Скорее всего, ты прав. Монеты не могли просто обронить за борт. Одну — ещё может быть, но чтобы сразу две и в одном месте? Маловероятно.

— Кроме того, пушечные ядра лежат на поверхности рядом друг с другом и в достаточном количестве. Очевидно, что ими не стреляли, а они просто находились в трюме или на палубе какого-то судна, иначе разброс их был бы значительно больше. А о чём это говорит?

— И о чём же, интересно? — притворилась я полной дурой.

— Это говорит о том, Наталья, что тебе как новичку крупно повезло. С первого погружения и сразу найти галеон, набитый золотыми монетами, это, я скажу тебе, что-то, — весело констатировал мой друг, с энтузиазмом потирая руки.

— Ну, прямо так уж сразу и галеон, да ещё груженный золотом, скажешь тоже, — попыталась я охладить пыл Егора.

— Слушай, а может твой московский заказчик и монеты купит?

— Я сомневаюсь, ему нужен только меч, — я сделала вид, что задумалась.

— И потом, с каким конкретным предложением к нему обращаться? Сам посуди: не могу же я в самом деле позвонить ему и предложить какие-то золотые монеты, если нам неизвестно хотя бы, к какому периоду истории они принадлежат. Кроме того, я не специалист в этом вопросе, ты, скорее всего, — тоже, а потому ему будет легко нас надуть. Что мой заказчик наверняка и сделает. И много за них точно не даст.

— Ну, что это за монеты, мы определим. Есть тут у нас в Керчи серьёзный специалист, — не унимался Егор.

— Нет, нет, и ещё раз нет, — замахала я руками. — Пойми, если твой серьёзный специалист узнает о наших находках, боюсь, мы не проживём и дня. Ты хоть представляешь, если там, — я показала на море, — их много, сколько это всё может стоить? Да нас в считанные часы утопят, как котят. И не думай даже!

— Я просто предложил, — сразу надулся Егор, как ребенок.

— И потом, не забывай, мы ищем меч, а всё остальное — в процессе.

Давай сразу договоримся, что пока не найдём меч, ты никому ничего показывать не будешь, — как можно строже сказала я.

— Договорились, — неохотно согласился кладоискатель, — всё остальное, что попадётся, пока мы ищем меч, будем поднимать на поверхность и прятать. Есть у меня надёжное место на берегу.

— Вот это совсем другое дело, — облегчённо вздохнула я.

— Ну что, до дома, до хаты? — Егор ловко выбрал якорь, и завёл мотор.

Дома Егор зажёг свечи, накрыл праздничный стол. Кроме моего любимого коньяка, фруктов и овощей, на столе появилась копчёная осетрина, малосольная керченская селёдка, молодая картошечка в мундире со сливочным маслом и укропчиком. Сам Егор, выйдя ненадолго в другую комнату, вернулся в парадной морской форме с погонами капитана третьего ранга на плечах, множеством орденских ленточек и кортиком на боку. Я ахнула и побежала во двор, к машине, чтобы тоже переодеться. Быстро скинув пропотевшую за день футболку и грязные джинсы, я приняла душ и надела короткое лёгкое платье белого цвета, которое мне очень нравилось.

— Ну, давай выпьем, Наташа, за наше с тобой теперь настоящее знакомство! — поднял Егор первый тост.

Ближе к полуночи Егор включил медленную музыку и пригласил меня танцевать. Мы танцевали, всё ближе и ближе прижимаясь друг к другу, я положила голову партнёру на грудь и почувствовала, как его руки опускаются с моей талии всё ниже и ниже. Я подняла голову и, посмотрев Егору в глаза, притянула его за шею, и наши губы слились в страстном поцелуе. Он легко взял меня на руки и отнёс в спальню. Как с меня слетели платье и всё, что было под ним, я даже не заметила. Его сильные руки нежно ласкали моё тело, и я, подчиняясь им, встала на колени. Он вошёл в меня сзади, сначала осторожно, затем его движения становились все мощнее, уверенней. Наконец я почувствовала его так глубоко, что мне показалось, что его плоть пронзила меня насквозь. В глазах вспыхнуло, и я, застонав от неимоверного блаженства, почувствовала, как горячая струя его семени обожгла всё внутри…

Проснулась я ближе к полудню, сквозь сон уловив аромат превосходного кофе. Открыв глаза, я увидела Егора с завтраком на подносе.

— Доброе утро, Наташка! — весело подмигнул он и поставил завтрак на постель.

— Привет, — я счастливо улыбнулась, вдруг осознав, что мне спокойно и хорошо рядом с этим, в общем совсем немолодым человеком. Почувствовала впервые за много лет, что я слабая женщина, которая хочет любить и быть любимой. Волна нежности опять захлестнула меня, и на глаза сами собой навернулись слёзы.

— Наташка, ты что? Не смей плакать, — нежно обнял меня Егор.

— Это я от счастья, Егор.

— Всё, хватит расстраиваться, быстро завтракай и вперёд. Уже почти полдень, а дел сегодня невпроворот, — нежно взяв меня за руку, улыбнулся он.

В море мы вышли около часа дня, а на место прибыли только к трём. Погода в море была намного хуже, чем на берегу. С моря дул сильный, довольно прохладный ветер. Море было неспокойно, и волны бились о борт яхты приличные. Бросив якорь и надев снаряжение, мы начали спуск. Видимость была отвратительная, но терпимая. Хотя что-либо рассмотреть на песке, кроме пушечных ядер, было сложно. Покружив над местом вчерашних находок минут пять, Егор поднял вверх большой палец, давая сигнал к всплытию.

— Ничего страшного, завтра погода должна улучшиться, — подбадривал меня морской волк весь обратный путь. — Зато отдохнём как следует, если получится, — добавил он, как мне показалось, с намёком.

От мысли, что я скоро окажусь в его объятиях, у меня опять сладко заныл низ живота. «Да так и влюбиться недолго», — подумала я, боясь самой себе признаться, что это уже случилось.

На следующий день погода действительно улучшилась, но ненамного. В море выходить смысла не было, и Егор предложил провести вечер в ресторане. Я с радостью согласилась. Если бы я только знала, чем это закончится… Если бы только знала…

5

Столик мы выбрали на открытой веранде, оформленной в пиратском стиле, с развешанными по стенам потемневшими от времени штурвалами, различного размера якорями и многочисленными кривыми саблями. Взору открывался роскошный вид на море и звёздное небо. Дул прохладный ветерок, щедро приправленный терпким запахом морской соли и водорослей. Верхний свет был приглушен, а оплавившиеся наполовину свечи в высоких бокалах на столиках создавали причудливую игру теней на стенах. Народу в ресторане почти не было. Только в противоположном, совсем тёмном углу веранды целовалась влюблённая парочка. И их можно было понять. Откуда-то сверху лилась тихая незнакомая мне мелодия, так что более приятную атмосферу трудно было себе представить.

Официант принёс наш заказ, и только тогда я почувствовала, как проголодалась. Егор разлил белое вино, и мы приступили к трапезе. Мой спутник оказался абсолютно прав, кухня в этом заведении была просто великолепной. Салаты были заправлены какими-то вкуснейшими диковинными соусами, рыба таяла во рту, а хлеб, казалось, был только из печи. Впрочем, винная карта тоже была на высоте. Поужинали мы прекрасно и, расплатившись, отправились прогуляться к морю. В самом конце набережной мы обнаружили беседку, сложенную из белого камня и стоявшую прямо над морем. Присев, мы обнялись, я закрыла глаза, и наши губы слились в страстном поцелуе…

Из состояния невероятного блаженства меня вывел чей-то наглый и пьяный голос:

— Мы не помешаем голубкам?

«Вот, черт, — подумала я. — Ну почему со мной всегда происходят какие-то неприятности? Абсолютно нет никакой жизни, ни половой, ни общественной».

— Ну что ты, Мишаня, вон командир девочку уже подогрел. Так что мы вовремя подоспели. Осталось только отодрать её вдумчиво и неторопливо. Ты как, Мишаня?

— Я всегда готов. Как пионер! — довольно заржал Мишаня.

— Поделишься девочкой, а, командир?

Я с трудом отлепилась от Егора и, поднявшись со скамейки, посмотрела на непрошеных гостей. Их было четверо. Главаря я определила сразу. Был, знаете ли, некоторый опыт в подобного рода вещах. Верзила, в футболке зелёного цвета и таких же шортах. Лиц их было не различить в темноте, но именно от этого бандита, я мгновенно почувствовала, веял холодок серьёзной опасности. Я посмотрела на своего спутника и, почувствовав, что он хочет сделать шаг вперёд, остановила его рукой. Верзила тоже уловил это движение, и в лунном свете матово блеснул нож.

— Только без глупостей, командир, — предупредил главарь и сделал шаг по направлению к нам. Остальные бандиты медленно окружили беседку.

Я наклонилась к Егору и как можно тише прошептала:

— Стой спокойно, я сама, — и шагнула навстречу верзиле.

— Правильно, командир, стой, где стоишь, и всё для тебя закончится тип-топ. Мы люди незлые. Сейчас твоя девочка разденется и даст нам всем, сначала по очереди, а потом… а потом видно будет. Да, моя хорошая?

— А что у меня есть выбор? — стараясь придать своему голосу неуверенность, спросила я.

— Конечно, — хохотнул главарь, — выбирай, кому первому дашь.

— Тебе, — ответила я и подошла, остановившись в метре от «избранника».

— Эй, Мишаня, покарауль командира. Братва, подходи ближе, сначала стриптиз смотреть будем, — весело скомандовал он. — Сегодня нам повезло, девочка понятливая попалась. Начинай.

Для начала я сбросила туфли на шпильке, потом медленно опустила одну бретельку платья, фиксируя боковым зрением расположение противников. На полшага сместилась вправо. Опустила вторую бретельку. Диспозиция сложилась превосходная и, естественно, в мою пользу. Как бы с отчаянием обернулась к Егору и, старательно выжимая из себя слезу, принялась, извиваясь всем телом, стягивать платье вниз. Бандиты вовсю веселились, подбадривая меня сальными шутками. Похоже, ребята совсем расслабились. А зря. Как только платье упало на песок, я переступила через него и, молниеносно крутнувшись волчком, с разворота влепила главарю пяткой прямо в кадык. Не обращая внимания на противный хруст, резко присела, пропуская над головой целый град ударов, и от души врезала кулаком в пах стоящего позади меня бандита. Краем глаза заметив, что главарь лежит без признаков жизни, перекатилась в сторону и, не вставая на ноги, подсекла третьего. Добить рухнувшего было делом доли секунды. Не обращая внимания на завывания бандита, держащегося руками за причинное место, поднялась на ноги, легко подхватила платье и оделась. Подойдя к Егору, увидела у его ног четвертого бандита, который лежал у входа в беседку с неестественно вывернутой шеей и открытыми глазами.

— Говоришь, доктором работаешь? — глухо спросил мой знакомый.

— Дай сигарету, — проигнорировав его вопрос, попросила я своего спутника, и, прикурив, кивнула головой на труп. — Что теперь делать будем? Шварценеггер ты мой.

— А что тут сделаешь? Скинем в море и всего делов, — глаза Егора холодно блеснули в лунном свете.

— Остальных тоже?

— Как скажешь. Лично я бы эту мразь сначала кастрировал, а уж опосля… Я их знаю. Теперь не угомонятся. Боцмана это ребятки, — спокойно проговорил он и щелчком отправил недокуренную сигарету в море.

— Какого боцмана?

— Да есть тут у нас один урод. Ничего серьёзного собой не представляет. Так, по мелочи щиплет. Ну девок может на «хор» поставить без всякого согласия, конечно, с их стороны. В общем, мелочь, но подлая и опасная. Много молодых волчат в последнее время под ним ходит. Так что выбора нет. Или мочим всех, либо сматывать удочки придётся из самостийной Украины. Рано или поздно всё равно выберут момент и ударят исподтишка. В общем, решать тебе.

— Да, ситуация, — промямлила я, судорожно соображая что делать.

Повисла неловкая пауза. Нужно было принимать решение, и я, кажется, в первый раз в жизни не знала, как поступить.

— Ты вот что. Покури здесь пока, а я сейчас вернусь, — наконец каким-то странным и чужим голосом произнёс Егор и шагнул в темноту.

Я, стараясь не смотреть на труп у моих ног, снова закурила, пытаясь таким образом унять дрожь в руках. Из темноты донеслась какая-то возня и почти сразу всё стихло. Не успела я докурить сигарету, как слева от меня с моря последовательно один за другим раздались три всплеска. Егор, очевидно, решил всё сам. Понять его, конечно, можно. Ему тут жить. Это мне, в принципе, наплевать, найду меч и уеду, а он-то останется. Ну что ж, сделанного не исправить, и я, тяжело вздохнув, взяла лежащий на земле труп за ещё тёплую руку и волоком потащила к обрыву…

Вернувшись домой, я первым делом пошла в душ и долго стояла под тугими и горячими струями воды. Потом долго и с остервенением тёрла себя мочалкой, стараясь смыть смертный грех. Я прямо физически ощущала его тошнотворный и липкий запах. Очень хотелось бы, для самоуспокоения, считать, что всё сделал Егор, но главаря-то завалила я. И тут никуда не денешься. Сей факт неоспорим. На душе было так омерзительно, что захотелось надраться до бесчувственного состояния.

Закутавшись в тёплый халат, я вышла из душа и присела на диван рядом с Егором. Он молча курил, бессмысленно щёлкая пультом телевизора. Картинки мелькали перед нами, как в калейдоскопе, и я, не выдержав, крикнула:

— Прекрати сейчас же и пожелай мне «с лёгким паром»!

— С лёгким паром, — спокойно сказал мой друг и, налив два полных фужера коньяка, протянул один мне, — выпей и рассказывай.

— Легко сказать, рассказывай. А что, собственно, рассказывать? — тихо спросила я, глядя Егору прямо в глаза.

— Ты же не врач, ведь так?

— Врач, и самый что ни на есть настоящий. Другое дело, что я давно не работаю по этой специальности. Но не понимаю, это что-то меняет?

— Меняет! — взорвался Егор. — Всё меняет. Ты наврала мне, ты положила этих подонков со спокойствием профессионала.

— Случайно, со страха получилось.

— Хватит врать! Тебе не надоело? Ты убила человека и менее чем через час спокойно сидишь передо мной и валяешь дурака. Обычно люди, впервые совершившие убийство, так себя не ведут! Я прав? И сколько уже жмуров на твоём счету? — он вскочил и рывком поднял меня с дивана.

— Отпусти, мне больно. А ведь ты тоже не сказал мне всей правды. Согласись, свернуть человеку шею, как курёнку, тоже уметь надо.

— Я тебе рассказал про себя только правду. Я служил в военно-морском флоте, и та форма, которую ты видела, — моя. Ты разве никогда не слышала про морскую пехоту? Так вот, в морской пехоте в советские времена было несколько особо секретных подразделений. В одном таком подразделении боевых пловцов я и служил в последнее время. Так что, как ты можешь сама догадаться, жмуров на моём счету превеликое множество.

— Я тебе не врала, просто всей правды не сказала. В розыске я работала в последнее время, опером…

Мой рассказ длился долго. Он не прерывал меня. Слушал внимательно, изредка подливая в мой бокал коньяка. Я рассказала ему всё, или, вернее, почти всё. Про орден тамплиеров и Васю я, конечно, промолчала.

— Теперь ты знаешь почти всё. Извини, но некоторые детали, например, зачем мне этот меч, я сказать тебе пока не могу. Просто поверь, что мне действительно необходимо найти эту чёртову железяку. Найти и отдать. И чем скорее, тем — лучше. Слишком уж много крови пролилось уже из-за неё. Это нужно остановить. Любой ценой. Всё остальное неважно. Поверь, что я могла рассказать тебе, рассказала. Всё остальное — не моя тайна, понимаешь?

В комнате стало совсем светло. Встало солнце. Егор подошёл ко мне, присел рядом, осторожно обнял и произнёс:

— Как же всё-таки хорошо, что ты есть у меня. И не нужны мне никакие ни твои, ни тем более чужие тайны. Просто я хочу, чтобы ты знала. Знала, что я… люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Егор.

6

Проснулась я только под вечер. Вообще-то, я с большим удовольствием поспала бы ещё, но безмятежно досматривать сны с приставленным к виску пистолетом — это даже для моей нервной системы явный перебор. Почувствовав сильный толчок чем-то холодным и металлическим в голову, я проснулась моментально. Дёрнулась было, но слишком поздно. Двое навалились на меня, и после непродолжительной борьбы на моих руках оказались браслеты, пристёгнутые к спинке кровати. Сопротивляться дальше было бессмысленно, и я, сдув со лба прядь волос, огляделась по сторонам. Главный вопрос, который меня интересовал, — где мой любимый морпех. Однако помимо пятерых особей мужского пола, самого бандитского вида и решительно мне не знакомых, в помещении никого не было. Уже хорошо. Значит, в момент нападения Егор отсутствовал. Значит, есть надежда. И надо тянуть время, тянуть во что бы то ни стало, по возможности так, чтобы всё их внимание было сосредоточено на мне. Конечно, я прекрасно понимала, что на улице наверняка ими оставлен по крайней мере один человек. Но помня, как вчера мой друг расправился с Мишаней, по этому поводу я была совершенно спокойна.

— Привет, матрёшка, доброго утра желать тебе не буду, но с пробуждением поздравлю, — сострил, видимо, главный. «Чернявый, явно южных кровей. Крупный, невысокого роста, с начинающим угадываться под спортивной курткой животиком. Лет тридцати пяти», — прикинула я.

Отвечать на откровенное хамство я не стала. Молча оценивала диспозицию. Говоривший стоял рядом с кроватью, остальные — молодые, крепкие, спортивного вида, с невыразительными, почти одинаковыми лицами, рассредоточились по комнате. Они с азартом выдвигали ящики и открывали шкафы, небрежно вываливая всё их содержимое на пол.

Вдруг что-то с металлическим стуком упало и закатилось под кровать. Один из однояйцовых близнецов, так я окрестила про себя молодёжь, залез под кровать и, достав что-то, протянул чернявому.

«Чёрт!» — чуть было не вырвалось у меня. Чернявый держал в руке одну из найденных нами золотых монет.

— О, интересная вещица. Надо же, пять гиней Карла Второго 1683 года, восемь целых триста восемьдесят семь грамм чистого золота.

Каталожная цена — от 700 до 1000 зелёных, — блистал эрудицией чернявый. — Да что я вам рассказываю, вы и так всё знаете, раз, как я понимаю, вы ещё и кладоискатели. Где вы взяли эту уникальную вещь, я пока не спрашиваю, и так понятно, что подняли со дна морского. Нет, ну надо же, как она великолепно сохранилась, — бандит поднёс монету к самому носу, — ещё морем пахнет. Но об этом позже. Теперь вопрос первый: кто ты такая?

Я продолжала молчать. Необходимо было вывести их из себя, заставить нервничать и, как следствие, совершать необдуманные поступки. Чем-чем, а искусством выводить из себя людей я владела в совершенстве.

Все мои бывшие горячо и, не задумываясь ни на секунду, подтвердили бы сей факт.

— Хорошо, это я тоже узнаю позже. Тогда второй вопрос: что вы не поделили с Вороном?

— Не знаю такого, — совершенно искренне ответила я.

— Ваш друг… а кстати, где он? — вопросительно посмотрел на меня чернявый и, не дождавшись ответа, продолжил допрос. — Так вот, ваш друг, конечно, не спросил, с кем имеет дело, перед тем как размозжить кадык Ворону. А зря, никогда наперёд не знаешь, на кого нарвёшься.

«Отлично, — подумала я, — они уверены, что мясорубку устроил Егор. Эх, сколько себя помню, мужики всегда покупались на мою хрупкую фигурку. Это огромный плюс. А раз так, надо срочно менять имидж и начинать активно «сотрудничать». Только так и никак иначе».

— Если уж нельзя бедной девушке освободить руки, то можно хотя бы прикрыть меня одеялом? — перешла я к активным действиям. — Стеснясь я, и мне холодно.

— Обязательно прикроем, но чуть позже, — чернявый присел на кровать и положил руку мне на грудь. — Какая красота, даже жалко будет портить если что.

— Если что? — спросила я, прекрасно симулируя дрожащий голос.

— Жить хочешь? — спросил чернявый и, увидев, как я часто закивала головой, продолжил. — Тогда отвечай, что твой фраер не поделил вчера с Вороном?

— Они приставали ко мне.

— Глядя на тебя, честно говоря, трудно удержаться. А мочить-то всех на хрена?

— Ну не знаю, так получилось, — застенчиво пожала я голым плечиком.

— Понятно. Видно, карта так легла. Говорил я Ворону, что бабы не доведут его до добра. Да что уж теперь. Ладно, об этом с твоим фраером побеседуем. А ты мне скажи, откуда у вас монета?

— Откуда мне знать. Я с ним познакомилась только позавчера. И что у него в доме лежит, понятия не имею.

— А в море с ним зачем ныряла?

— Вот это осведомлённость! — восхитилась я. — Всю жизнь мечтала с аквалангом нырнуть, вот он и предложил научить. А что?

— Насчёт осведомлённости ты права, мы всё про всех в нашем городе знаем. Город-то невелик. Все на виду. Значит, ты ничего не знаешь?

— Нет, — опять замотала я головой.

— А зовут тебя как?

— Меня — Наташа. А вас?

— Для тебя — Алексей. Ну что же, раз ты ничего не знаешь, будем ждать твоего хахаля. Кстати, куда это он свинтил?

— Я спала, вы же видели, — опять пожала я плечиком.

— Что же он такую красивую девушку оставил без присмотра? Нехорошо, придётся его наказать. Ну что, будем дружить?

— Будем, ведь я здесь абсолютно ни при чём, — ответила я покорно, уже зная наверняка дальнейший расклад.

— Ну, раз будешь, — Алексей наконец убрал руку с моей груди. — То, может, переспишь со мной? Всё равно делать, пока твой дружок не придёт, решительно нечего.

— Как это? — сделала я испуганное лицо. — При них? — я кивнула на молодых качков.

— Ну зачем при них. Они выйдут покурить, а мы тут с тобой покувыркаемся. Не бойся, я не Ворон, больно не сделаю. Ну так как насчёт дружбы?

— Зачем же им выходить, — покраснела я, — пусть останутся. Я, честно говоря, давно хотела попробовать заняться сексом при ком-нибудь. Я развратная, да? — смущённо спросила я.

— Ну почему сразу развратная? Скорее смелая. В жизни всё нужно попробовать. Ну что ж, пусть останутся.

Его руки поползли вниз по моему телу, когда они оказались в трусиках, я покорно раздвинула ноги и, закрыв глаза, прошептала:

— Освободи мне руки.

Как и следовало ожидать, моя просьба была незамедлительно выполнена одним из молодых «бычков», во все глаза пялившихся на меня.

— Алексей, давай только не сейчас. Я так не могу, ты же не хочешь, чтобы я лежала под тобой бревном? — почувствовав, что руки у меня свободны, я открыла глаза и посмотрела на бандита.

— А когда?

— Думаю, мы с тобой найдём время, тем более раз я обещала.

— Хорошо, — с явным сожалением произнёс Алексей, продолжая впрочем пожирать меня глазами.

Я резко встала с кровати и, накинув халат, устроилась с бокалом коньяка на подлокотнике кресла, в котором развалился Алексей. Необходимо, чтобы он всегда находился в зоне моей досягаемости. План мой был прост. Я ждала возвращения Егора. Вдвоём, я не сомневалась ни минуты, мы спеленаем этих бобриков за милую душу.

Внезапно, на улице раздались выстрелы, звон битого стекла, и всё стихло. Чернявый знаком отправил всех четверых выяснить, в чём дело. Однако в дверях они столкнулись со своими, волокущими под руки Егора.

Я подскочила с кресла как ужаленная. Весь мой план летел псу под хвост. Вид у моего милого был ужасный. Ноги подгибались, всё лицо было в крови, рубаха разорвана.

Я бросилась к нему и, осторожно обняв за талию, помогла дойти до дивана. Алексей не мешал мне. Он терпеливо дождался, пока я, смочив полотенце коньяком, протёрла раны Егора. К счастью, никаких серьёзных повреждений я не обнаружила. Когда я закончила хлопотать возле своего любимого, чернявый вообще меня удивил несказанно. Он поднялся с кресла, налил полный бокал коньяка и поднёс Егору. Потом вернулся на своё место и, потерев руки, начал говорить:

— Ну, теперь, слава богу, все в сборе. Господа, мы собрались здесь по весьма прискорбному поводу. Но ввиду вновь открывшихся обстоятельств, — он посмотрел в мою сторону, — давайте забудем всё плохое и задумаемся о прекрасном будущем. Не скрою, я мог бы просто пристрелить вас, друзья мои, но как я понимаю, вы обладаете кое-какой интересной для меня информацией. Надеюсь, вы поделитесь ею с нами. Покажите место, где вы подняли со дна монету, а мы, в свою очередь, если, конечно, там ещё что-то есть, с вами поделимся. Силёнок, чтобы поднять со дна да ещё грамотно реализовать антикварное золото, у вас явно не достаточно. Поверьте, впереди вас ждёт немало опасностей и разочарований. А вместе со мной, моими связями и возможностями, всё пройдёт как по маслу. Скажем, двадцать процентов вас устроит?

— Форменный грабёж, причём средь белого дня, — возмутилась я, уже вполне освоившись с обстановкой.

— А что скажет Егор? — повернулся к нему Алексей.

— Какие у нас будут гарантии в случае успешного исхода? — ошарашенно глядя на меня, в свою очередь поинтересовался мой друг.

— О каких гарантиях ты говоришь? Нет никаких гарантий. Или ты соглашаешься и останешься в живых, да ещё будешь в доле, или я сейчас пристрелю тебя и выброшу в море. А твою Наташу я заберу к себе и каждый раз, трахая её, буду вспоминать тебя. Как тебе такой расклад?

— Мы согласны, — быстро ответил Егор, — только у меня есть одно условие — я буду нырять с вами.

— Вот и ладушки, — довольно улыбнулся бандит, — теперь осталось уточнить некоторые детали.

7

Большая белая яхта мерно покачивалась на волнах. Я сидела с бокалом шампанского на кожаном диване верхней палубы и наблюдала за происходящим. Ещё на подходе к месту погружения Алексей объявил всем диспозицию. Нырять вместе с Егором будут восемь бандитов. А на яхте останутся: капитан, я, ну и, конечно, Алексей.

Надев акваланг, Егор посмотрел вверх в мою сторону и ободряюще улыбнулся. Я спустилась по трапу и, крепко обняв его, поцеловала. И тут же почувствовала, как ком подкатил к горлу и из глаз сами собой брызнули слёзы. Вскоре ныряльщики один за другим исчезли с поверхности моря. Я налила себе коньяку и устроилась на диване на верхней палубе. Минут через пятнадцать с глубины трижды дёрнули трос, и капитан запустил двигатель лебёдки. Трос натянулся, и вскоре над поверхностью воды появилась металлическая плетёная корзина. Капитан переключил режим двигателя, стрела небольшого крана повернулась, и груз с глухим стуком встал на палубу. Алексей подскочил к корзине, вывалил содержимое в специально подготовленный пластиковый контейнер и дал команду капитану опустить корзину на дно. Опять загудела лебёдка, и корзина скрылась под водой. Боцман склонился над контейнером и что-то минут пять увлечённо перебирал руками, потом оглянулся на меня и махнул рукой — мол, спускайся. Я подошла к нему и ахнула. В контейнере навалом лежало не менее двух дюжин монет, отливающих на солнце тусклым золотым цветом. Рядом блестели какие-то спутанные в большие клубки массивные и совсем тоненькие золотые цепочки. Массивные золотые и платиновые перстни с красными, белыми, синими, голубыми и зелёными камнями блестели тут и там. Я подняла глаза и в упор посмотрела на бандита. По лихорадочному блеску его волчьих глаз я сразу поняла, что он уже переиграл все наши договорённости. Трос опять дёрнулся, загудела лебёдка, Алексей сразу забыл про меня и бросился к борту, нетерпеливо высматривая, как из пучины показывается вторая партия сокровищ. На этот раз, кроме монет и украшений, из корзины торчал длинный металлический предмет, сильно изъеденный ржавчиной и обросший моллюсками. Я выхватила его прямо из-под носа бандита и внимательно посмотрела на отлично сохранившуюся бронзовую рукоять. На ней прекрасно читались два слова: «Rex mundi».

Я обессилено опустилась на палубу. «Вот и всё, — подумала я, — моя миссия выполнена». Однако оставались ещё кое-какие дела. Я положила меч и пошла в кают-компанию за бокалом коньяка. Залпом осушив его, я три раза вдохнула и три раза резко выдохнула терпкий морской воздух.

— Всё, пора, — сказала я сама себе и решительно направилась на палубу.

Капитан, сильно перегнувшись через борт, освобождал зацепившийся за борт яхты край корзины, майка у него задралась, обнажив пол спины и рукоятку потёртого револьвера системы наган.

Алексей нетерпеливо прохаживался рядом, не спуская с корзины жадных глаз.

Я неторопливо подошла к капитану, выхватила у него револьвер и держа обоих бандитов на прицеле, отпрыгнула к противоположному борту.

Боцман дёрнулся было ко мне, но увидев направленный на него ствол, остановился и развёл руки в стороны. Капитан отпустил наконец корзину и, выпрямившись во весь свой огромный рост, тоже повернулся ко мне.

— Наташа, не дури, отдай пушку, — ласково произнёс Алексей и сделал шаг вперёд. С другой стороны на меня осторожно надвигался капитан.

— Стоять, — рявкнула я, и они остановились. — Алексей, медленно двумя пальцами вытащи свой ствол и брось его за борт.

— Послушай, овца, — подал голос капитан, — отдай пушку, пока по-хорошему прошу, — он опять двинулся на меня.

— Не хами, урод, а то башку снесу. Ещё шаг и я стреляю, — предупредила я и взвела курок.

— А ты стрелять-то умеешь, цыпа? — продолжал заговаривать мне зубы Алексей.

— Приходилось, так что не промахнусь.

И тут капитан бросился на меня. Я переместилась на полшага вправо и два раза нажала на спуск. Здоровяк как будто налетел на стену, остановился, удивлённо посмотрел на меня, на мгновение замер и с грохотом рухнул на палубу.

Алексей не успел воспользоваться моментом, так как не ожидал, что я начну стрелять. Я опять направила ствол на него и повторила свою просьбу насчёт пистолета. На этот раз всё было исполнено быстро и без лишних телодвижений. Как только его оружие скрылось под водой, я показала стволом пистолета на верхнюю палубу.

— Давай туда, живо и без фокусов!

Поднявшись следом, я приказала Алексею сесть на диван, так, чтобы солнце светило прямо ему в глаза, а сама расположилась напротив.

— Наташка, — опять начал Алексей, — ну зачем тебе этот матрос с рыбацкой шхуны. Давай договоримся, пока не поздно. Сейчас ведь поднимутся мои люди и тебя на куски порежут.

— Ответь мне на один вопрос: ты ведь не собирался делиться с нами? — перебила я его.

— Конечно, нет. Я что, похож на ненормального? Такое богатство должно принадлежать одному, в крайнем случае двоим, в данном конкретном случае я имею в виду нас с тобой. Нам этого золота до конца жизни хватит, ещё и нашим детям останется.

— Нашим детям? — опешила я. — А кто тебе сказал, что я собираюсь рожать от такого урода, как ты?

— Нам будет хорошо вместе, я уверен, — устало ответил Алексей.

— Так ты что, своих тоже того? На тот свет? — спросила я, пропустив его последнюю фразу мимо ушей.

— А ты не такая дура. В последний раз предлагаю. Кстати, выбор у тебя совсем небольшой. Твоего милого мои ребята, наверное, уже кончили, как им и было приказано, — бандит посмотрел на часы. — Всё, сейчас всплывать начнут. Мочить их надо на воде. Иначе всех восьмерых не сможем завалить. Вон там, в каптёрке, пулемёт Дегтярёва. Решайся!

— Какая же ты сволочь, Лёша, — от презрения голос мой задрожал. — Можешь не торопиться, никто из твоих людей уже не всплывёт, если только через несколько дней, причём вверх пузом. А знаешь почему? А потому, что ты крупно просчитался. Егор всю жизнь прослужил не на сейнере, а в морской пехоте, в подразделении боевых пловцов. Понял, падаль? А теперь пошёл к борту, — приказала я. — А то жалко такую шикарную яхту твоей поганой кровью пачкать. Пошёл, тварь!

Лёша, испуганно глядя на меня, мелкими шажками отступал к борту, лепетал что-то, но я его уже не слушала, представляя, как сейчас на глубине восемь бандитов убивают моего любимого. Он отступал всё ближе и ближе к борту, пока не упёрся спиной в леера. Я молча подняла наган и выстрелила. На лбу этого урода расцвела красная роза, и тело, тяжело кувырнувшись назад, полетело за борт.

Я швырнула револьвер следом и побежала в кают-компанию. Теперь стоило поторопиться. Вдруг кто-то из бандитов ещё остался в живых? Нужно на всякий случай прикрыть Егора. Вытащив на свет божий старый добрый ручной пулемёт Дегтярёва, присоединила диск, передёрнула затвор и дала предупредительную очередь в воздух. Пулемёт коротко плюнул огнём. Всё в порядке, теперь можно ждать неприятеля. Я бросила взгляд на часы, с момента погружения прошло час двадцать, значит сейчас начнут всплывать. Я откинула сошки и, установив пулемёт на кокпите, открыла новую бутылку коньяка и хлебнула прямо из горлышка.

…Прошло четыре часа, солнце давно скрылось за горизонт. На тёмной поверхности моря, кроме лунной дорожки, уже ничего нельзя было рассмотреть. Надежды больше не осталось. Я пила коньяк, как воду, и плакала. Плакала горько, навзрыд. Со мной такое случилось впервые в жизни. Это было похоже на сумасшествие. Жить не хотелось. Я то металась по яхте, то лежала ничком в кают-компании и, уткнувшись лицом в подушки, выла. Выла не по-бабьи, а скорее по-волчьи. Наконец я очнулась, поднялась на палубу, подхватила «Дегтяря» и, направив его на большую холодную луну, давила на спуск до тех пор, пока не кончились патроны. Сразу стало спокойно и пусто на душе. Я наконец взяла себя в руки и, бросив пулемёт за борт, прошла в рубку и запустила двигатель.

8

Поздняя осень в Острожном выдалась в этом году тёплая и торжественно-печальная. Я по-чёрному пила всю последнюю неделю. Тоска прочно поселилась в моём сердце. Видеть никого не хотелось, и даже Ванька, проведав меня один раз, спешно ретировался восвояси и больше не появлялся, природным чутьём поняв, что мне не до него. Вечерами я, разложив на столе реликвии тамплиеров, подолгу рассматривала их, вспоминая всех, кто столкнулся с этой тайной и ушёл навсегда. Сегодня утром я наконец решилась и достала папину тетрадку в потёртом зелёном коленкоровом переплёте. На первой странице стремительным и угловатым папиным почерком озаглавлено:

КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

СССР

Научно-исследовательский центр

«РОМБ»

Проект «Орион»

Перевернув первый лист, я постепенно так увлеклась, что читала целый день. Листая страницу за страницей, я видела, как передо мной пролетают целые столетия, заставляя меня всё внимательнее вглядываться в лица и судьбы давно ушедших людей.

Странно, но эта история прошлась в буквальном смысле мечом и огнём по всем поколениям моего рода, задевая и унося жизни тех, кто искренне любил меня и был мне очень дорог. Тамплиеры слишком ревностно охраняли свою тайну. Сколько по-настоящему дорогих и близких людей я потеряла, идя по опасному пути к реликвиям. И вот они лежат передо мной — обычные железки, за которые в своё время Гитлер продал бы душу дьяволу. Хотя о чём я, он и так её продал, палач несчастный. А я? А я вновь осталась одна. Абсолютно одна.

Сегодня я легла спать раньше обычного, наверное, организм переборол всё-таки стресс и потихоньку возвращался к нормальному ритму жизни.

Я проснулась оттого, что почувствовала в доме чьё-то присутствие. Открыв глаза, увидела тёмную фигуру у окна.

— Проснулась? Накинь халат, я зажгу свет.

— Не может быть! — пронеслось у меня в голове.

Голова стала ясной, а на сердце легко. Я вскочила с кровати и быстро оделась.

Вспыхнула мутная лампочка под потолком. За столом в пол-оборота ко мне сидел Егор. Он смотрел на меня и улыбался. Я кинулась к нему и повисла на шее, не в силах сдерживать слёзы. Они буквально брызнули у меня из глаз. Я целовала его лицо, шею, руки, как безумная, не в силах остановиться.

— Теперь всё будет хорошо, — Егор с трудом оторвал меня от себя и усадил к себе на колени. — Ну, хватит плакать.

— Ты где был всё это время? Я так долго тебя ждала. Я думала, что потеряла тебя навсегда, — и слёзы снова покатились у меня из глаз.

— В госпитале. Меня тогда немного подрезали в Крыму. Еле выплыл, — просто ответил Егор. — Кстати, тебе привет от Тарасова.

От этих слов я даже перестала плакать.

— Так ты — тоже?

— Что значит тоже? — нахмурился Егор и тут же весело подмигнул мне. — Собирайся, хватит прохлаждаться на природе. Тарасов поручил мне привезти тебя в Управление. У него для тебя есть работа.

— Так ты тогда в Крыму всё время держал меня за полную дуру? А сам делал свои дела? — опять заплакала я.

— Ну, успокойся уже. Какие свои дела? Тарасов боялся, что ты опять влипнешь в какую-нибудь скверную историю, послал меня подстраховать тебя. Они же с твоим отцом, насколько я понял, были друзьями. А смежники заодно попросили разобраться с бандой Боцмана. Только и всего.

— Ну это уже ни в какие ворота не лезет, — накинулась я на Егора с кулаками. — Мало того, что всё это время меня держали за полную идиотку, так ещё и использовали как подсадную утку?

— Но я же всё время был с тобой, — Егор схватил меня в охапку и начал осыпать поцелуями.

Я сразу расслабилась в его объятиях и прижалась всем телом к самому любимому человеку на свете, и мне стало так хорошо, что сердце успокоилось и забилось радостно и свободно. Наверное, впервые за последние годы.

Я уговорила Егора остаться в Острожном до утра. И эта ночь была самая прекрасная в моей жизни. Егор уснул только под утро… А я…

…На «Майоровой» мельнице было темно и очень тихо. Ни малейшего шевеления ветра в ветках деревьев. Природа притихла, как бывает только перед сильной грозой. Я вышла на середину поляны с твёрдым намерением закопать реликвии как можно глубже и навсегда вычеркнуть из памяти это место. Но едва я поставила сумку на землю, как вдруг яркий сноп света ударил откуда-то сверху и вокруг стало светло как днём. Явственно послышался топот копыт. Звук быстро приближался и наконец из густого тумана появился всадник на белой лошади. Он остановился в нескольких метрах от меня, и я, подняв голову, посмотрела на него. Огромный седой мужчина с непокрытой головой. На плечах белоснежный плащ с алым мальтийским крестом. Его пронзительно голубые, холодные глаза внимательно смотрели на меня. Он легко соскочил на землю и подошёл ко мне, одной рукой удерживая лошадь, которая нетерпеливо била копытами, выдыхая целые облака густого белого пара. Рыцарь вытащил из ножен меч и, преклонив колено, опустил в знак благодарности убелённую сединами голову.

Потом поднялся и, легко подхватив сумку с реликвиями, молча вскочил в седло, тронул лошадь и через несколько секунд растворился в густом тумане…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

МАПЬТА-ФЕОДОСИЯ-ТУАПСЕ-МОСКВА,

23:57, 12 июля 2009 года.

Оглавление

Часть первая Чернотроп или тайна озера Лайхаярви

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

Часть вторая Московские пасторали или пляски с дьяволом

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

Часть третья Выборгский транзит

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

Часть четвёртая Призраки майоровой мельницы или пять лет спустя

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

Часть пятая Интересно девки пляшут

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg