«Сокровища»

Иоанна Хмелевская Сокровища

- Совсем рехнулся, — заявила Яночка брату после долгого молчания. — Как тебе вообще пришло в голову биться об заклад на такое?

Павлик только что вернулся из школы и поделился с сестрой своими горестями: сегодня он проиграл пари. Поспорил со всем классом и проиграл! И вот теперь мальчик без аппетита съел остывший обед и, тяжело вздыхая, без всякого удовольствия, вылизывал вазочку из-под киселя. В кухне брат с сестрой были одни, и Яночка без обиняков могла высказать Павлику все, что она о нем думает. Тот попытался оправдаться:

— Так ведь я был уверен, что он нормально выедет! У него еще оставалось минимум по полметра с каждой стороны. Ну, может, немного меньше, но все равно, свободно мог подать назад, потом чуточку вперед, помаленьку и выехал бы. За милую душу!

— Но ведь это была баба! — с нескрываемым презрением к умственным способностям брата воскликнула Яночка.

— Это я уже потом увидел, что баба, когда пари заключил! Разве бы я стал держать пари, если бы видел, что за рулем сидит баба? — возмутился Павлик.

Нет, по мнению сестры, это обстоятельство не оправдывало брата. Она резонно возразила:

— Пусть даже и не баба. Ты, что, не слышал, как Рафал рассказывал: из сотни получивших права лишь один умеет водить машину. Память у тебя отшибло? И что нам теперь делать?

Тяжело вздохнув, Павлик встал и сунул в мойку вылизанную вазочку.

— Ничего у меня не отшибло. Говорю же тебе — это был не какой-то завалящий «фиат», а настоящая машина. «Фольксваген-гольф». А Рафал, я хорошо помню, говорил, что самые никудышные водители — те, что в маленьких «фиатах» ездят, «малюхах». Вот я и подумал: раз машина стоящая, значит, и водитель должен быть опытным. Разве не так? Я бы дал себе руку отрубить — обязательно выедет!

Очень сердитая на брата, Яночка холодно распорядилась:

— Открути кран, пусть вода течет на грязную посуду, наверняка нас заставят мыть. А Рафал говорил — владельцы хороших машин тоже, как правило, водители никудышные.

Рафал, двоюродный брат Яночки и Павлика, был значительно старше их, почти взрослый — семнадцать лет! Вскоре он собирался стать счастливым обладателем машины, правда, «малюха», получил права и был для детей непререкаемым авторитетом во всем, что касалось автомобилей. Заядлый автолюбитель, он делился своими знаниями и соображениями в этом деле со всеми, кто желал его слушать, а Яночка с Павликом были слушателями внимательными и благодарными. Благодаря старшему брату они заочно прошли курс вождения автомашины и неплохо разбирались в психологии человека за рулем.

Павлик опять душераздирающе вздохнул и открутил кран.

— Ну что ты на меня накинулась! — упрекнул он сестру.Скажи спасибо, что я не побился об заклад на что-нибудь другое. Мог бы прозакладывать свою голову — дескать, готов ее под колеса трамвая подложить, так был уверен, что выиграю!

— Я еще спасибо должна говорить?! — возмутилась сестра.

До сих пор она сидела на своей табуретке, облокотившись локтями об обеденный стол и положив подбородок, по своему обыкновению, на скрещенные кисти рук. Теперь же от возмущения вскочила с места.

— Спасибо, говоришь? А триста килограммов макулатуры — это тебе пустяки? Кто за тебя будет расхлебывать твои дурацкие пари?

Брат молчал, угрюмо опустив голову. Свою вину он полностью признавал, сестра права, отчитывая его. Глупость сморозил, ну да что теперь возмущаться? Сделанного не воротишь. Яночка права, надо быть последним идиотом, чтобы побиться об заклад со всем классом на триста килограммов макулатуры за то, что вот тот «фольксваген» сумеет выехать со стоянки, не задев тесно стоящих с боков других машин. Эх, не разглядел он бабы за рулем и легкомысленно обязался, в случае проигрыша, один собрать триста килограммов макулатуры, тяжкое бремя которой дамокловым мечом уже месяц нависало над их классом. И проиграл! А теперь честь обязывает его добыть откуда-то эти проклятые триста килограммов.

— Ты мне поможешь? — с робкой надеждой обратился Павлик к сестре.

— А что мне остается делать? — недовольно отозвалась сестра.И давай уже теперь думать над тем, откуда раздобудем эту макулатуру. На наши газеты рассчитывать нечего, двух килограммов не наберется.

Оба принялись ломать головы. Павлик выдвинул предложение пошарить в каких-нибудь конторах и учреждениях, логично полагая, что все поступающие туда бумаги немедленно выбрасываются за ненадобностью. Яночка рассматривала возможность привлечь к делу дедушку, у которого по филателистической линии было множество знакомых в тех учреждениях, куда приходит множество писем.

— Дедушка заинтересован в марках, — рассуждала внучка. — Тем лучше, марки можно для него вырезать, а все остальное ему не нужно. Из писем получится неплохая макулатура. Когда у вас срок сдачи?

Павлик запинаясь ответил:

— Ну, в общем... того... К концу месяца надо сдать все триста!

С отвращением глянув на брата, Яночка перевела взгляд на окно и пожаловалась деревьям в саду, уже почти целиком пожелтевшим:

— Мой братец спятил. Конец месяца — через десять дней. И получается, что мы должны приносить в школу по тридцать килограммов макулатуры каждый день, включая субботы и воскресенья. Езус-Мария! Легко ли?

— Я и не говорил, что легко! — возразил Павлик.А если тридцать килограммов в день, но на одного приходится всего пятнадцать. И зачем такой крик поднимать?

— И как ты думаешь носить эти пятнадцать килограммов? На голове или в зубах?

— Тоже мне придумала — в зубах! На спине, в руках... И кто-нибудь может нам даже на машине подвезти. Дядя Анджей или Рафал на своем «малюхе». Или папа. Правда, у Рафала пока машины нет, но будет.

Яночка ощутила прилив вдохновения и решила перестать издеваться над братом. Уселась поудобней на табуретку, опять уткнулась подбородком в скрещенные кисти рук — так лучше думалось, и высказала творческое предложение:

— Можно привлечь и того самого кореша Рафала, которому Рафал помогал привести в божеский вид его драндулет. Ну того самого Януша, помнишь? Он еще обещал Рафалу за помощь дать поездить на своей развалюхе.

— Точно! — обрадовался Павлик. — Уже третья машина. Каждая перевезет понемногу, никто не догадается, что у нас такая прорва макулатуры.

— Смотри, не проговорись ни одной живой душе, что проиграл пари! Самому же стыдно будет, в таком кретинизме признаться...

— За кого ты меня принимаешь! — возмутился Павлик. — Конечно, никому из наших не признаюсь, придется что-то придумать. Ага, скажу, что это для всего класса... И правду скажу! Они все равно не поверят, что мне одному понадобилось триста килограммов макулатуры. А у нас собираем потому, что позволяют жилищные условия, у всех остальных маленькие квартиры, у одних нас целый дом. Здорово я придумал?

— Здорово. Сегодня же начнем! Десять дней, времени в обрез...

Приемный пункт макулатуры на Бульваре Неподлеглости временно закрыли по случаю приемки товара. Или, наоборот, отправки? Во всяком случае на стоящий у двери пункта грузовик выносили и складывали огромные кипы старой бумаги, и конца этому не было. Кузов грузовика уже был битком набит макулатурой, она громоздилась высокой пирамидой, а рабочие все подтаскивали новые порции.

Стоя в сторонке, брат с сестрой угрюмо наблюдали за погрузкой. Прошло четыре дня с начала операции «макулатура», а вместо запланированных ста двадцати килограммов у них с трудом набралось двадцать пять, да и то благодаря тому, что отец сжалился и привез детям из своей архитектурной мастерской эти двадцать пять килограммов в виде вторых экземпляров ежеквартальных отчетов. А больше никто из родных и килограмма не принес! Ни мама, ни тетя Моника, ни ее муж дядя Анджей, ни дедушка, ни бабушка. И все оправдывались тем, что учреждения, к которым они имели доступ, сами собирали макулатуру с целью обмена ее впоследствии на дефицитную туалетную бумагу, предоставляемую сдатчикам макулатуры на пунктах скупа. Вот и получалось, что сама макулатура стала дефицитом, все за ней охотились. Запланированные триста килограммов уплывали в синюю даль...

Поскольку для Павлика было делом чести выполнить обещанное, он, подумав, предложил сестре попытаться раздобыть макулатуру там, куда ее сдают. Как раздобыть — не уточнил, и сестра поначалу поняла, что братец в отчаянии просто намерен выкрасть со скупки. Нельзя сказать, что сестру смущали соображения морального плана, ведь украденная макулатура совсем скоро была бы возвращена по месту кражи. Смущали соображения финансового порядка. Ведь за нее скупка уже заплатила поставщикам, а когда они с Павликом ее привезут — и им заплатит. Выходит, государству ущерб. Девочка не знала, на каких условиях сдавала макулатуру школа, и если получала за нее деньги, то кража переставала быть временным займом, а становилась самой обыкновенной кражей, настоящей кражей! Нехорошо... Павлик, спасая свою честь, был способен пойти на крайности, но ей, Яночке, следовало сохранять хладнокровие и удерживать брата от крайностей.

Павлик же имел в виду совсем не кражу. Впрочем, если честно, возможно, мысль о похищении и промелькнула у него в мозгу, но тут же и исчезла, достаточно было взглянуть на дюжих молодцев, согнувшихся в три погибели под тяжестью тюков с бумагой. Им с Яночкой не унести даже ста килограммов. Но главное установлено — макулатура в скупке была. Теперь оставалось установить, каким образом можно ее заполучить. В голову приходил самый простой вариант — купить.

Вот этой идеей мальчик и поделился с сестрой, которая восприняла ее с облегчением, сразу избавившись от своих сомнений. Однако, подумав, внимательно ознакомившись с ассортиментом предметов, выставленных в витрине приемного пункта для привлечения сдатчиков макулатуры, девочка уверенно заявила:

— Не продадут.

— Почему? — расстроился Павлик.

— А потому! Гляди — у них тут не только дефицитная туалетная бумага, но и чайники, кастрюли, термосы и прочее. Все за макулатуру.

— А! И они должны отчитаться за дефицит?

— А ты как думаешь?!

— Возможно, ты и права. Пошли посмотрим, что в других приемных пунктах.

В пункте на улице Ружаной не предлагалось никакого дефицита в обмен на макулатуру, но и там обслуживающему персоналу было не до посетителей. Правда, здесь дети застали обратную картину: весь наличный персонал был занят разгрузкой грузовика.

Он прибыл, по самую макушку заполненный макулатурой, и его разгружали, временно закрыв лавочку. На посетителей, в том числе и на Павлика с Яночкой, внимания никто не обращал.

— И это считается макулатурой? — удивлялась Яночка. — Гляди, что они привезли — чистая бумага! Это же надо!

— Может, листы исписаны с другой стороны? — предположил Павлик и незаметно подхватил один из улетевших листов. — Нет, совсем чистый.

— Представляешь, чего бы мы наслушались в школе, если бы вместо макулатуры принесли им чистую бумагу! — с возмущением прошептала Яночка.

— Сдается мне, темные дела тут делаются, — пробурчал Павлик, наблюдая за мужчинами, которые копались в большой куче инструментов и садового инвентаря, сваленного у забора. — Думаю, и наше провернуть ничего не стоит.

— Даже если это и так, не собираешься же ты покупать у них чистую бумагу вместо макулатуры? — язвительно поинтересовалась сестра.

Брат рассудительно заметил:

— Чистую не собираюсь, но ведь когда-нибудь сдают же им и макулатуру!

Так они стояли, переговариваясь, не зная, на что решиться, когда вдруг сквозь калитку на территорию приемного пункта въехал с ручной тележкой самый обычный сдатчик макулатуры. И макулатуры этой на тележке была целая гора! Мужчина остановился посередине двора, сдвинул кепку на затылок и растерянно уставился на грузовик у входа и суетящихся вокруг него людей.

Вздрогнув, брат и сестра переглянулись. Они как-то сразу поняли, что этот человек был послан им самой судьбой, не иначе! Осторожно, стараясь скрыть овладевшую ими радость, дети подошли к незнакомцу, и Павлик поинтересовался по возможности равнодушным голосом:

— Вы привезли это продать? Мужчина оторвал взгляд от грузовика, перевел его на мальчика и, засопев, пожал плечами.

— Не повезло вам, — посочувствовала Яноч-ка. — Им до конца дня не разгрузить.

Мужчина опять пожал плечами и, передвинув кепку вперед, принялся чесать в затылке.

— И что вы теперь собираетесь делать? — опять поинтересовался Павлик.

Неразговорчивый сдатчик макулатуры опять собирался ограничиться пожатием плечами, но вдруг неожиданно разговорился:

— Не знаю я... Коли ждать долго... Холодно сегодня. Пойти спросить, что ли?

— Не стоит, — отсоветовала Яночка. — Они и говорить не станут. Много тут у вас?

— Семьдесят кило, до грамма! А что?

— Может, мы бы это у пана купили, — неохотно ответил Павлик. — Нам для школы надо. А вам не все равно, кому продать?

Опять с трудом оторвавшись от созерцания грузовика, мужчина повнимательнее взглянул на мальчика и девочку. Вроде не шпана, что от нечего делать морочит голову занятому человеку.

— Мне без разницы кому продавать, — сказал он. — Только я дальше не повезу, тут вывалю.

— А не могли бы одолжить свою тележечку? Мы здесь неподалеку живем, — спросил Павлик.

— Еще чего!

Яночка прошептала брату:

— Слушай, надо вызвать отца с машиной, он сегодня рано вернулся с работы.

— А как вызовешь? В этот холерный пункт меня не пустят, а в автомате только и услышишь: «Опусти монету, опусти монету, опусти монету».

— Хабр поможет!

Хабр, самый умный пес на свете, за те два с половиной года, что прожил в семье Хабровичей, уже не раз сумел доказать свою преданность Яночке и Павлику, не раз выручал их из трудного положения. Он все понимал и все умел. Сейчас, обследовав весь двор, он вернулся к детям и сел у ног Яночки. Услышав свое имя, он вопросительно взглянул на хозяйку, нагнув голову набок.

Павлик извлек из нагрудного кармана шариковую ручку и принялся лихорадочно шарить по всем карманам в поисках клочка бумаги. Ни слова не говоря, Яночка подошла к грузовику, подобрала валяющийся возле него лист бумаги и принесла недогадливому брату. Благодарно кивнув, Павлик поспешно нацарапал на бумаге послание отцу и свернул ее в несколько раз.

— Не за ошейник, — посоветовала Яночка.Могут не заметить. Пусть держит во рту.

Хабр уже стоял в готовности, понимая, что сейчас получит какой-то приказ. Девочка подала собаке послание и приказала:

— Хабр, домой! Домой! Отдай папе! Папе! Быстро!

Осторожно взяв в зубы драгоценное послание, Хабр бросился исполнять приказ. Только его и видели!

— Ну вот, все в порядке, — сказал Павлик человеку с тележкой, недоверчиво наблюдающему за манипуляциями с письмом. — Сейчас сюда приедет наш отец и поможет нам. Давайте подождем на улице, у калитки. Вывалите вашу макулатуру на тротуар, или подождете немножко?

— Чего там, могу и подождать, — согласился владелец макулатуры. — Семьдесят кило, без обмана!

Отец Яночки и Павлика примерял перед зеркалом свитер, который вязали для него совместными усилиями жена Кристина и сестра Моника. В настоящий момент это была еще безрукавка, без воротника и рукавов. Решался сложный вопрос — будет ли будущий свитер застегиваться на пуговицы или достаточно просто вшить застежку «молнию». Обе женщины заставляли пана Романа поворачиваться перед зеркалом то в одну сторону, то в другую, выясняя, хорошо ли сидит изделие. В этот момент задергалась ручка входной двери.

— Хабр пришел, — информировал пан Роман. — Откройте ему дверь. Я лично предпочитаю «молнию».

— Сам откроет, — ответила жена.

И действительно, прыгнув на ручку, Хабр нажал на нее всем телом и, раскрыв дверь, прошмыгнул в нее. Ворвавшись в комнату, он бросился к пану Роману. Встав на задние лапы, собака уперлась грязными передними в новый свитер, вытянув вперед морду с зажатым в зубах письмом.

— Хабр! — укоризненно воскликнула тетя Моника. — Опять не вытер ноги! И когда ты научишься закрывать за собой двери?

— Похоже, дети прислали мне письмо, — сказал пан Роман, вынув послание из пасти пса и радуясь уважительной причине прервать надоевшую примерку.

Пани Кристина бросила тревожный взгляд на собаку, которая послушно принялась мять лапами коврик у входной двери, запоздало демонстрируя свою аккуратность. Нет, вроде пес спокоен, значит, с детьми не случилось ничего плохого.

Тем временем пан Роман прочитал письмо и обратился к женщинам:

— Могу я снять свитер? Он мне очень, очень нравится, но сейчас надо срочно ехать, вот, дети просят.

— Что-нибудь случилось? — все еще с тревогой поинтересовалась его жена.

— Нет, просто им удалось раздобыть макулатуру для школы, и они просят меня привезти ее на машине. Это недалеко, я быстро вернусь.

Осторожно снимая с мужа наметанное на живую нитку изделие, пани Кристина ворчала:

— Вы не находите, что школа слишком многого требует от учеников? Смотрите, сколько они должны собрать макулатуры. Целую гору! Сколько можно?

— Дай мне какую-нибудь большую сумку или мешок, — прервал ее сетования муж. — Павлик написал, что бумага не перевязана, надо куда-то сложить.

А Павлик не терял времени даром и торговался с владельцем макулатуры. Мало того, что договорились вот об этой, на тележке. Выяснилось, что мужчина профессионально занимается сбором макулатуры, и Павлику удалось уговорить его и впредь собранную им старую бумагу привозить не сюда, на Ружаную, а прямо к ним домой. Мужчине было все равно, и даже предпочтительнее доставлять свой товар частному покупателю, где не угрожала опасность ни неприема товара, ни обеденный перерыв, ни просто записка в дверях: «Ушел, скоро вернусь» (а известно, что это «скоро» может и до вечера продлиться) или и вовсе «Переучет».

Гору бумаги, привезенную паном Романом, свалили в прихожей под лестницей, преградив тем самым доступ к проходу в подвальное помещение. Правда, полученная паном Хабровичем в наследство вилла была большая и вместительная, но и эти сто килограммов макулатуры требовали немало места и, загромождая прихожую, отравляли жизнь. Павлик уверял, что это только до конца месяца, что первого ноября от горы не останется и следа, но мама все равно решительно потребовала от детей сложить свое имущество как-то компактнее, чтобы можно было свободно проникать в дом. И продолжала ворчать, никак не желая принимать во внимание объяснений Павлика о том, что ни у кого другого из их класса нет такой жилплощади, нет отдельного дома. Что было чистой правдой.

Через три дня дети уже обладали желаемым количеством макулатуры в триста килограммов и даже немного больше, и теперь все свои силы направляли на то, чтобы упорядочить эту гору. Мир перестал существовать для Яночки и Павлика. Сразу после возвращения из школы и до позднего вечера оба они торчали под лестницей, сортируя, складывая и связывая в пачки эту бумагу.

— С письмами осторожнее, — сказал Павлик сестре. — Проверяй, нет ли на конвертах марок, иначе дедуля нас проклянет!

— Есть марки, вот, гляди! Кто-то выбросил письма в конвертах. Письма порвал, а марки, представляешь, целенькие! И он их выбросил! Принеси ножницы.

— Э, да это самые простые, обычные марки, массовка, — пренебрежительно заметил Павлик, возвращаясь с ножницами.

Сестра возразила:

— Ну и что с того, что массовка? И среди обычных марок могут оказаться интересные, например с опечатками.

И Яночка, и Павлик в марках разбирались неплохо благодаря дедушке, известному в Польше эксперту-филателисту, и сами тоже начали коллекционировать марки.

В макулатуре письма встречались чрезвычайно редко, а тут вдруг попалась целая кипа разорванных вместе с конвертами писем. Вырезая ножничками марки с обрывков конвертов, дети, привыкшие к бережному обращению с марками, придерживали пальцами марку и с изнанки, поневоле иногда заглядывая внутрь конверта. Глаз выхватывал отдельные слова из писем, которые тут же забывались. Чужие письма не интересовали ни сестру, ни брата. И вдруг, уже отбросив половину конверта, с которой срезал марку, Павлик воскликнул:

— Ой! Сокровища.

И нагнулся, разыскивая только что выброшенный конверт.

— Какие еще сокровища? — не поняла Яночка.

— Кто-то в письме написал о сокровищах, честное благородное слово! Да где же это письмо? А вот оно. Слушай!

— Слушаю! Читай же! — нетерпеливо подгоняла Яночка, потому что брат молчал, разглядывая клочок письма.

— И в самом деле сокровища, — как-то неуверенно сказал мальчик. — Только вот не очень понятно. Тут всего лишь обрывок письма. Да ты сама посмотри.

Заинтригованная Яночка отобрала у брата клочок письма и стала читать.

— И в самом деле, пишет о каких-то сокровищах. Что бы это значило?

— Понятия не имею. Давай подумаем.

Позабыв о макулатуре, оба склонились над смятым обрывком письма. Вот что им удалось разобрать:

«...о самом главном сообщу.

...настоящих сокровищ, только надо знать, где их найти.

...на суку в Махдии, потом отправляйся в Су...

...потрясающее, ничего подобного...

...через Обезьянье ущелье... другой возможности у тебя не....

...по левую руку от шоссе, когда едешь к плоти —

...таких чудес. Обязательно побывай в специальном районе...

...у каменоломни... открытый карьер для добычи щебня...

...ты без всякого труда... равишься... одной левой...

...а в четверг обязательно постарайся быть в Мах дни, там и...

... все эти чудесные, волшебные...

...настоящее, сказочное сокровище! Слышишь?

Долго, очень долго вглядывались брат и сестра в непонятные, завораживающие строки, потом молча уставились друг на друга, потом опять склонились над письмом. Наконец Павлик пришел к какому-то решению.

— Фи, — пренебрежительно произнес он, махнув рукой. — Если выбросили письмо, значит, те самые сокровища давно отыскали.

— Это клочок письма, а где конверт, в котором оно было? — спросила сестра. — Или хотя бы марка, которую ты с него срезал?

— Думаешь, дата сохранилась? — заспешил брат, копаясь в отложенных марках. — А, вот она!

Штемпель на марке отпечатался неотчетливо, но все-таки можно было разобрать какие-то цифры и буквы.

— Принеси лупу! — попросила Яночка.

Павлик послушно помчался за лупой. Хотя сестра была на целый год моложе брата, так уж получилось, что благодаря своему неизменному хладнокровию и умению логически мыслить девочка в ответственные моменты их жизни всегда принимала командование на себя. Горячий, порывистый и излишне суетливый брат охотно ей подчинялся, по опыту зная, что так будет лучше для них двоих.

Через лупу они разобрали на штемпеле название МАХДИА. Часть штемпеля с датой на марке не отпечаталась, стоял только год — 1984.

— Смотри-ка, в этом году выслано! — удивился Павлик.

— И из той же самой Махдии, о которой говорится в письме, — сказала наблюдательная Яночка. Павлик попытался рассуждать логично.

— Что же получается? Один человек находился там, где имелись сокровища, в той самой Махдии. Или том самом? И послал письмо другому человеку. В письме описал, как найти сокровища. Вот интересно, почему этот первый человек сам не взял сокровища, если знал, где их найти? А во-вторых, почему второй человек выбросил письмо с такими важными сведениями?

— Давай-ка поищи сначала конверт, — предложила Яночка. — Или хотя бы кусок конверта, если он был разорван.

Конверт удалось отыскать без особого труда, ведь Павлик его только что бросил в кучу обработанной макулатуры и он лежал на самом верху. Обстоятельная Яночка сначала приложила марку к оставшейся на конверте дырке, чтоб убедиться — это тот самый, потом повернула конверт обратной стороной. И с большим удовлетворением обнаружила то, о чем смутно догадывалась.

— Так я и думала! — радостно выкрикнула девочка. — Гляди!

И она сунула конверт брату под нос.

Брат внимательно оглядел со всех сторон сохранившуюся четвертушку конверта и удивленно присвистнул.

— Надо же! Письмо оставалось в заклеенном конверте! Его не вскрывали!

— Вот именно! — подтвердила сестра. — И выходит, второй человек его не прочел!

— Получается, что не прочел! Тогда я и вовсе ничего не понимаю. Кто рвет непрочитанные письма?

Яночка вдруг почувствовала, как горячая волна залила все ее существо, как бывало всегда при встрече с чудесным, таинственным. Кто знает, не стоят ли они с братом на пороге какой-то прекрасной и неведомой тайны? Адресат не прочел письма, не знает, что оно шло к нему, а отправитель не знает о том, что адресат его письма не получил. И сокровища, которые один человек поручал другому разыскать и достать, могут спокойно до сих пор пребывать на месте, дожидаясь своего часа. К тому же и место какое-то необыкновенное...

Девочка постаралась взять себя в руки. Сейчас, как никогда, ей потребуются хладнокровие и рассудительность.

— Во-первых, — сказала она, — давай попытаемся отыскать другие части этого письма. Не исключено, что получатель все-таки вскрыл письмо. Не стал раскрывать заклеенный конверт, а элементарно разрезал ножницами бок. Вспомни, дедушка всегда так делает, отрезает ножничками бок с той стороны, где нет марки. А во-вторых... Нет, давай сначала выясним, что с этим «во-первых».

И дети принялись за тяжкий труд. Предстояло переворошить целую гору уже обработанной макулатуры, но чего не сделаешь, если перед тобой в туманной дали забрезжила тайна! Через час усиленных поисков им удалось разыскать оторванный уголок конверта, в котором сохранился кусок письма. Та же бумага, тот же мелкий, но четкий почерк. На сохранившемся клочке было написано:

«...езжаем рано

...больше по этому адресу не пи

...чень надеюсь, что это письмо до ... до востребования ...уже сейчас».

Уголок конверта был тоже заклеен, нигде не разрезан. Брат с сестрой разложили на полу отдельно кусочки письма и куски конверта и попытались по-научному подойти к решению проблемы. Естественно, тон задавала скрупулезная Яночка.

— Итак, по порядку, — распоряжалась она. — Во-первых, это письмо странное. Если оно было сложено, то где вторая половина?

— Не было никакой второй половины, — уверенно ответил Павлик. — Я сам доставал письмо, оно было написано на половинке обычного листа. Так что его не надо было складывать.

— Ладно, — согласилась сестра. — Во-вторых, вот у нас кусок с маркой, и противоположный угол. Есть два утла, и оба они свидетельствуют о том, что письма не разрезали. А раз не разрезали и не распечатывали, значит, не вскрывали, значит, и не читали.

— И из этого вытекает «в-третьих»! — подхватил Павлик. — Значит, второй человек о сокровищах ничего не узнал. Ведь вот на этом клочке ясно написано — «больше по этому адресу не пи...» Не пиши, что же еще? Наверное, конспирация.

— Но ведь этот первый человек предлагал писать до востребования? Может, они договорились и переписывались на «до востребования»? — возразила Яночка.

— Как они могли догадаться? Ведь второй человек письма не прочел и до востребования ничего не знал!

— Может быть... И тогда этот второй человек и в самом деле может ничего о сокровищах не знать! Письмо послано в этом году, даже если предположить, что отправлено в самом начале года, они запросто могли не успеть провернуть операцию с сокровищами!

— И вообще могли потерять друг друга! — с воодушевлением подхватил мальчик. — Видишь, он пишет: «Уезжаем рано». Уехали — и с концами!

— Почему ты решил, что «уезжаем»? — возразила дотошная сестра. — Ведь начало слова оторвано. Там могло быть: «Приезжаем».

— Какое «приезжаем»! — не согласился брат. — Если бы приезжали, на кой ему писать кому-то о сокровищах? Сам бы ими занялся! И при чем тогда «до востребования»?

— Возможно, ты и прав. Ладно, в-четвертых, они потеряли друг друга. Первый уехал, второй не получил письма и продолжает писать по старому адресу, но первого уже нет там...

— И выходит, в-пятых...

— И выходит, в-пятых, первый не мог добраться до сокровищ!

Павлик принялся энергично кивать головой, соглашаясь с сестрой, и в то же время выдвигая возражения:

— Да, именно так! Нет, не совсем так! Гляди, что у них написано. С чем-то надо справиться, первый уверяет, что второй справится одной левой, а сам он почему-то не мог! И еще там фигурирует какая-то каменоломня или карьер. Почему же он сам не занялся сокровищами? Может, инструментов у него не было подходящих, а раздобыть их не хватило времени, потому что надо было уезжать? Видишь — «Рано уезжаем». Нет, «Уезжаем рано»! Наверное, раньше, чем он думал!

— Ну так с чем же ты не согласен? И я о том же говорю — не успел добыть сокровища! Тут мы с тобой одного мнения. Да или. нет?

— Да, и сокровища до сих пор лежат там, где лежали, — подтвердил брат с волнением.

— Тогда, считай, с первым этапом мы покончили, — сказала обстоятельная сестра. — Приступаем ко второму.

— К какому еще второму?

Не отвечая, девочка сосредоточенно, наморщив лоб, рассматривала сквозь лупу сохранившийся фрагмент почтового штемпеля на марке.

— Гляди, червячки, — произнесла она наконец.

Брат отобрал у сестры марку и лупу. И в самом деле, на штемпеле просматривалась мелкая черная вязь арабских буквочек, напоминающая орнамент.

Мальчик издал победный клич:

— Ха! И в самом деле! Арабские письмена.

— Вот это и есть второй этап, — пояснила сестра, с трудом сдерживая волнение. — Нам предстоит узнать, откуда послано письмо, ведь само название «Махдия» еще ни о чем не говорит.

— Как это не говорит? По названию города запросто можно узнать страну. К тому же помогут арабские червячки. Значит, одна из арабских стран!

— Ну и что? Ты знаешь, сколько этих арабских стран в мире? Сирия, Ливан, Ирак, Ливия, Иордания... Всех не перечислишь!

— И еще Арабские Эмираты, — удрученно согласился Павлик. — Ты права, множество! Хорошо, что ты так увлекаешься географией! Вот когда нам пригодится, что у тебя пунктик на почве географии!

Павлик взял в руку клочок письма и повернул его обратной стороной.

— Гляди-ка, тут что-то нарисовано!

Рисунок представлял собой что-то вроде карты. Кружок с надписью «Тиарет» обозначал населенный пункт — город или поселок. От этого кружочка веером расходились извилистые линии, явно обозначающие дороги. На одной из них располагалась упомянутая в письме Махдия, тоже с кружочком. Видимо, отправитель письма так наглядно проиллюстрировал его содержание.

— Тиарет, — вслух прочел Павлик. — Похоже на название города.

Встав на четвереньки, Яночка нагнулась над разложенными на полу клочками письма и в который уже раз перечитывала их.

— Махдия, правильно, об этом написано в письме. «Потом отправляйся в Су...» Интересно, что такое «Су»?

— Тоже какое-то географическое название, наверное.

— Возможно, но какое?

— Ну что ты никак не догадаешься? — рассердился брат. — Неужели так трудно догадаться, что за страна такая? Ведь известны не только Тиарет и Махдия, но и Обезьянье ущелье! А теперь вот и еще это Су.

— Обезьяньи ущелья могут быть во всех странах мира! — обиделась сестра. — Я бы уж предпочла какое другое ущелье. Например, Ущелье слонов. Или, еще лучше, Тигровое ущелье! Или Ущелье крокодилов!

— А какая тебе разница — обезьяны или крокодилы?

— Да потому, что на свете нет страны, в которой не водились бы обезьяны, а вот слоны и крокодилы водятся только в некоторых. Тогда легче было бы отгадывать. Пока же я знаю лишь два пути.

— Какие?

— Первый: с лупой в руках осматривать по кусочку все подряд арабские страны, выискивая эти названия. Это могут быть очень маленькие населенные пункты, и наверняка оно так и есть, большие города я помню.

— А второй путь?

— А второй — просмотреть дедушкины марки и попытаться найти среди них с такими же червячками...

Она не договорила. Одна и та же мысль пришла в головы брата и сестры одновременно, и они оба, вскочив на ноги, бросились к марке. Яночке первой удалось завладеть лупой.

Название страны было написано на марке четкими латинскими буквами. Под лупой они были явственно видны.

— АЛЖИР! — с торжеством произнесла Яноч-ка. — Второй этап пройден!

— Ну, если мы с тобой в таком темпе расправимся и со всеми последующими этапами, сокровище будет в наших руках очень скоро! Не успеем оглянуться, как разбогатеем! — недовольно заметил Павлик. — Надо же, не смогли сразу сообразить — на марке должна быть страна! Наверное, это макулатура так действует... отупляюще. Ладно, давай все-таки займемся этой самой макулатурой.

И мальчик вновь принялся сортировать и складывать макулатуру. Сестра не последовала его примеру. Задумчиво глядя куда-то вдаль, Яночка спросила брата:

— Чтобы искать сокровище в Алжире, надо, как минимум, быть в Алжире. Может, ты знаешь способ, как туда попасть?

Павлик вдруг застыл, прижимая к груди кипу газет.

— Знаю! — неожиданно ответил он. И повторил уже не столь уверенно: — Думаю, что знаю. То есть... того... мне кажется, знаю. Молчи, пока ничего не говори. Подождем до завтра.

А завтра Павлик очень долго не возвращался из школы. Яночка вся извелась от ожидания. Куда подевалось ее обычное хладнокровие? Решила заняться делом, так легче ждать, и сама не заметила, как привела в порядок всю оставшуюся макулатуру. Осталось лишь связать уложенные пачки бечевкой.

Павлик вернулся только к обеду. После обеда занялись связыванием пачек, причем детям активно помогал отец. Он не переставал удивляться, зачем детям такое огромное количество этого бумажного хлама, заполнившего их прихожую. Павлик в который уже раз объяснял, что это разнарядка на весь класс, а у него собирали лишь по причине большой жилплощади, что макулатуру собирают раз в год и что завтра ее уже не будет. Если, конечно, завтра папа поможет избавиться от нее, перевезет на своей машине. Хотя, нет, не завтра. Лучше послезавтра.

— А почему послезавтра? — услышав последние слова сына, поинтересовалась пани Кристина, которую угораздило как раз в этот момент выйти в прихожую. — Я рада была бы избавиться от этого хлама уже сегодня. Почему не завтра? Зачем откладывать на послезавтра?

Не мог же Павлик объяснять матери, что сначала должен договориться со всем классом, чтобы двадцать девять человек явились в школу к определенному часу, когда он будет раздавать макулатуру. Каждый из его одноклассников возьмет свои десять кило и собственноручно отнесет свою норму на школьный склад макулатуры, где в особой ведомости заполучит напротив своей фамилии заветную галочку. Родители ни в коем случае не должны узнать о дурацком пари сына! А он никак не мог предположить, что сестра провернет одна всю оставшуюся работу, и не договорился с одноклассниками сегодня, хотя и мог. Если бы знал, с утра и договорился. А поскольку оба, и папа, и мама, вопросительно смотрели на сына, ожидая разъяснений, почему именно только послезавтра он может избавиться от макулатуры, Павлик решил признаться. В данном случае он мог сказать правду.

— Не будем же мы сами перетаскивать все эти триста килограммов! — возмущенно заявил мальчик. — Созову весь класс, пусть таскают. А созывать на завтра уже поздно.

Папа взглянул на гору пачек с макулатурой и поспешил согласиться с доводами сына. Мама тоже взглянула, тяжело вздохнула, махнула рукой и ушла, чтобы не видеть этого безобразия. Наконец-то Яночка и Павлик могли уединиться в своей комнате.

— Ну говори! — потребовала нетерпеливо сестра.

Павлик не стал испытывать ее терпение и принялся объяснять:

— Значит, для этого надо, первым делом, сделать фотокопии отцовского диплома, где четко написано, что он является профессиональным инженером-строителем. Перевести диплом на французский. Написать ему биографию... и что-то еще, забыл. Минутку...

Мальчик быстро извлек из ранца тетрадку по физике и на последней странице нашел свои записи, которые предусмотрительно сделал, не надеясь на память. Теперь он принялся зачитывать эти записи:

— Подробное описание трудовой деятельности, причем упомянуть где и когда что строил, да еще привести множество цифр, всякие там кубатуры, квадратные метры и просто метры. А, может, и километры... И все это тоже перевести на французский, причем сделать это может лишь особый присяжный переводчик, то есть такой, который имеет на это право. Дальше. Приложить шесть фотографий. И дать человеку, который отправляется в Алжир. А этот человек должен отыскать в Алжире работодателя. И работодателю обязательно дать хороший подарок, потому как работодателем является араб. Данный араб составит контракт, его надо переслать нам, а мы тут доставим контракт в Полсервис. Остальное уже само пойдет. Когда все будет оформлено, инженер-строитель отправится в Алжир и может захватить с собой всю семью. А также мебель, одежду, кухонную утварь, машину, запчасти к ней... Тут целый список. Машину обязательно. Все.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила внимательно слушавшая Яночка.

— А у моего приятеля Эдика, знаешь, того, что сидит за соседней партой, отец двоюродного брата только что как раз в Алжир выехал. И Эдик при мне звонил своему брату, все выпросил, тот ему по телефону продиктовал, а я, видишь, записал. Чтобы чего не упустить. И через этого самого двоюродного брата мы сможем найти такого, который едет в Алжир. Оказывается, в Алжире пропасть поляков работает по контрактам, и они вечно ездят туда-сюда. И все знают.

Яночка глубоко задумалась.

— Где лежат родительские дипломы и прочие справки — я знаю. Биографию ему сочинить — раз плюнуть, хуже обстоит дело с теми самыми кубатурами...

— Так ты считаешь... .

— А ты разве не считаешь? Ясное дело, придется всем этим заняться.

— Нам заняться? — снова не понял Павлик.

— Кому же еще? — в свою очередь удивилась сестра. — Может, ты думаешь, это сделает тот самый двоюродный брат твоего приятеля?

— Да нет, но... Я думал, сам отец... Яночка презрительно пожала плечами.

— Ты что, отца не знаешь? Разве он на такое способен? И речи быть не может. Больше того — не смей ему об этом даже и заикаться, он упрется, и тогда все пропало! Знаешь ведь, какой он. Скажет — не желаю напрашиваться. Или — ничего из этого не выйдет. Или — у меня нет времени заниматься пустяками. Или еще что придумает. Просто не захочется ему заниматься дополнительными хлопотами, уж мы-то с тобой прекрасно знаем, как трудно отца подвигнуть на какое-то дополнительное дело. А вот когда мы сами все оформим, когда он получит от работодателя готовый контракт, тут уж ему некуда будет деваться. Поедет, как миленький!

— В общем, ты права, — все еще сомневаясь, сказал Павлик. — К тому же мать, со своей стороны, надавит на него, уж ей-то обязательно захочется поехать. Вот только я сомневаюсь, что мы с тобой сумеем все провернуть. Такие сложности...

— А я разве говорю, что дело простое?

— Я тебе еще не обо всем рассказал. Мало написать на машинке все эти документы, еще нужно их заверить.

— Что именно заверить?

— Вроде бы все, начиная с диплома. Минутку... Мальчик опять заглянул в свои записи.

— Да, правильно. Копия и сам диплом должны быть заверены соответствующим учреждением, институтом или министерством. Перечень трудовой деятельности надо заверить в кадрах любого учреждения, где работал отец, например последнего. Только биографию заверять не надо. А вот как быть с теми документами, которые требуется заверять?

— И диплом тоже? — удивилась Яночка. — Ну и бюрократы! Да он у отца тысячу лет, и никто не требовал, чтобы его заверять в высшем учебном заведении, которое отец закончил. Зачем же теперь заверять? Разве он без этого не действителен?

— У нас действителен, а присяжный переводчик без этого не возьмется переводить. Ведь высылается же перевод, а не диплом на польском. А этот двоюродный брат Эдика мне объяснил, почему вдруг такие строгости. Оказывается, много находилось прохиндеев, которые покупали себе дипломы на базаре, давали переводить и преспокойненько направлялись в загранкомандировки по линии Полсервиса. Вот и вышло распоряжение для переводчиков — не переводить дипломов, если они не заверены соответствующим учреждением, по всей форме, с печатью и подписями. Теперь уже купленные на базаре не годятся. А в соответствующих учреждениях даже завели дополнительные штатные единицы. Сидит такой сотрудник и занимается только тем, что заверяет. Шлепнет печать и подпишется.

— Наверное, к этому сотруднику должен идти взрослый, вряд ли нам заверят отцовский диплом. Хотя...

— Что ты придумала?

— Пока не скажу. Сначала узнай, какой сотрудник занимается этим, а потом я тебе выложу свою идею.

— Узнать проще простого. Отец окончил Политехнический. Пойду туда и узнаю, кто у них заверяет. А насчет биографии не беспокойся, перепишу у двоюродного брата Эдика.

— Ты спятил? Откуда у чужого двоюродного брата биография отца?

— Не биография, образец биографии. Она должна быть короткая и в то же время содержать все необходимые сведения. По образцу написать раз плюнуть. Самое сложное — трудовая деятельность отца.

— А тут нам поможет Рафал, — сказала сестра. — Через год он кончает лицей, будет сдавать экзамены на аттестат зрелости и до сих пор не решил, идти ли ему на механический или на строительный факультет, как наш отец. Подговорим его, пусть в подробностях выпытает у отца, чем отец занимался после окончания, со всеми подробностями, кубатурами и прочим. Раз уж надо выбирать — строительство или свой автомобильный. Хотя, я думаю, пойдет на автомобильный...

— А это уже неважно. Главное, повыспросит у отца, тот все ему расскажет, а мы будем тихонько сидеть в сторонке, слушать и каждое слово записывать. Главное, цифры. И потом извлечем из них кубатуры!

Через два дня заговор против отца созрел окончательно. Заговорщики незаметно вытащили из коробки в спальне родителей диплом с вкладышем, удостоверяющим, что Роман Хабрович является дипломированным инженером-строителем. Без труда также удалось получить от всеведущего двоюродного брата информацию о том, кто в министерстве заверяет дипломы. Своими знаниями двоюродный брат делился с одноклассником брата охотно и бескорыстно.

Разделавшись с макулатурой, Павлик и Яночка на следующий же день отправились в министерство.

Сотрудница министерства, в обязанности которой входило заверять дипломы, оказалась милой и умной женщиной, к тому же — редкий случай! — к своему делу она относилась с душой и вникала в его смысл. Она немного удивилась при виде посетителей: к ней еще не приходили дети 12 или 13 лет. Она не прогнала их, а предложила сесть и добродушно поинтересовалась, по какому делу они к ней пришли.

Мальчик и девочка были очень похожи друг на друга — наверное, брат и сестра, очень симпатичные и вежливые. Павлик кратко и понятно изложил суть дела, а Яночка, не давая сотруднице вставить слово, продолжила, глядя на нее большими голубыми глазами:

— Мы понимаем, проше пани, что отцу надо бы прийти к вам самому, что он и собирался сделать, но, представляете, вывихнул ногу, с неделю придется ему полежать, и он очень расстраивается, что теперь все оформление застопорится...

— ...а у него через три дня день рождения, вот мы и придумали сделать ему подарок, — подключился Павлик. Действовал он по наитию, такой ход они с сестрой предварительно не обсудили, да и Яночка бы никогда не согласилась на него, ведь у отца день рождения через полгода, что вот в этом дипломе написано черным по белому. Ну да сейчас не будет она опровергать утверждения брата, надо гнуть прежнюю линию. И девочка продолжала:

— Вот мы и хотели просить вас, проше пани, если это возможно, учесть нашу просьбу. А чтобы вы не сомневались, мы захватили свои ученические удостоверения, вот они, тут ясно написано, что мы и в самом деле дети пана Романа Хабровича.

Сотрудница министерства была потрясена. Первый раз в жизни ей довелось встретить детей, которые по собственной инициативе захотели порадовать родителей. Просто невероятно! Да для таких необыкновенных детей она бы и не то еще готова была сделать! Вот диплом, вот удостоверения. Глубоко взволнованная и тронутая до глубины души женщина с умилением посмотрела на этих ангелов и ответила:

— Случай нетипичный, но, мне кажется, я имею право учесть вашу просьбу. Только надо купить марку госпошлины, ее положено приклеивать на выданной мной справке.

К счастью, у брата с сестрой набралась необходимая сумма, и Павлик помчался на первый этаж, где в кассе продавались марки. Яночка же спокойно наблюдала, как тем временем сотрудница министерства приклеила к отцовскому диплому дополнительную страничку, на которой что-то записала и шлепнула печать. Вернулся Павлик с маркой, ее прилепили, где положено, и женщина с чувством распрощалась со своими необычными посетителями, уже предвкушая, как вечером расскажет дома о том, какой бывает современная молодежь.

— Уфф, я даже взопрел, — сказал Павлик, когда они уже вышли на улицу.

— А чего нервничать? — пожала плечами сестра. — Раз уж я придумала — будь спок, все получится.

— Да нет, не в этом дело, — пояснил брат. — Когда я за маркой помчался, вспомнил, что ведь на дипломе проставлена дата отцовского рождения!

— Ну и что? — опять пожала плечами Яночка. — Я это раньше тебя сообразила. Надо же, такую глупость сморозил! И придумала, как исправить положение в случае чего. Если бьт она обратила внимание на дату рождения, сказала бы ей, что у отца — не день рождения, а именины, потому что второе имя отца — Феликс. Сегодня как раз у Феликсов день ангела.

— Ты что? Ведь второе имя отца — Павел!

— Что с того? А сегодня именинники Феликсы, надо же тебя, дурака, выручать. Пришлось бы отцу стать Феликсом. Второе имя в дипломе не проставлено. Ну как, ты раздобыл образец биографии?

— Раздобыл. С биографией покончим за один вечер, потом возьмемся за Рафала.

Автобиография отца, судя по образцу, и в самом деле должна быть очень простой. В ней следовало сообщить свои анкетные данные, адрес, семейное положение, а затем, не вдаваясь в перипетии детства, сразу перейти к учебе в вузе. Затем коротенько перечислить этапы трудовой деятельности, отразив в них занимаемую должность и характер выполняемой работы, закончив последним местом работы.

Некоторые моменты образца вызвали у Яночки вопросы.

— Вот тут написано: «Загранкомандировка в Пернамбуко в 1972 году». Что нам с этим делать?

— Ведь это же образец! — втолковывал Павлик непонятливой сестре. — Был наш отец в Пернамбуко? Не был, значит, не пишем. Тут это как пример приводится. Так что о Пернамбуко не упоминаем.

— А, может, это произведет плохое впечатление? — упорствовала сестра.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул брат. — Раз не был, значит, не пишем.

— Погляди, какая у отца получается коротенькая автобиография. Всего два места работы! Не мешало бы в серединку еще что-нибудь вписать. Желательно заграницу.

Мальчик почесал в затылке.

— В общем-то, конечно, не мешало бы... Но тогда придется придумать, что он там, за границей, делал. Что бы он мог делать?..

— Проще всего контролировать, — подумав, сказала Яночка. — Или еще лучше — где-то что-то проинспектировать.

— Это ты хорошо придумала! — обрадовался брат. — Инспектировать часто посылают. А куда? Проще всего — в ГДР.

— Эээ, в ГДР каждый дурак ездит. И тогда нам придется писать названия учреждений по-немецки, а ни ты, ни я немецкого не знаем. Надо отправить отца туда, где говорят по-английски.

— Так давай в Англию! Уж там точно говорят по-английски. А английский мы оба немного знаем.

— Ага, значит в Великобританию... Вот тут написано: «Цель поездки». Как бы поофициальнее выразиться? Контроль, проверка, инспекция... Ревизия! О, ревизия лучше всего. «Ревизия документации», звучит?

— Очень здорово звучит! — похвалил брат.

— Пиши: «Загранкомандировка в Великобританию на предмет ревизии конкурсной документации». Наверняка в этой Великобритании какие-то конкурсы проводятся, значит, есть документация, и обязательно ее надо проверять. И обойдемся без названий учреждений. Только вот в каком году папу туда послали? Надо разыскать перерыв между работами.

— А у него в паспорте проставляются штампы, когда он меняет место работы, — вспомнил Павлик. — Надо заглянуть в его паспорт.

— Вот и загляни. Когда отец вернется с работы и повесит пиджак в шкаф, незаметно вытащи у него из кармана паспорт. И на всякий случай служебное удостоверение. Я думаю, перед тем, как приступить к этой своей теперешней работе, он и совершил инспекционную поездку в Великобританию. На сколько, как думаешь?

— Думаю, двух месяцев хватит, — решил Павлик.

— Чудесненько! И это будет похлеще, чем ихнее Пернамбуко. О, погоди! Ведь отец ездил в Данию!

— Ездил! — подтвердил мальчик. — И даже два раза! Когда это было? Дай подумать... Три года назад во второй раз поехал, значит, первый раз еще раньше. Что он там делал, не помнишь?

— Ездил на какой-то съезд. Или симпозиум? Не помню. Я считаю, ни съезд, ни симпозиум нельзя считать работой. Давай из этих двух поездок сделаем одну, зато подлиннее, и... это должна быть трудовая деятельность. Опять инспекция?

— Нет, хватит проверок, — решил мальчик. — Пусть в Дании отец занимается сотрудничеством.

— А каким сотрудничеством?

— Пока не знаю, послушаем, что отец расскажет Рафалу, и потом решим, в какой области он сотрудничал с датчанами. И мне кажется, командировку в Данию надо вставить в середину его теперешней работы, очень хорошее впечатление на арабского работодателя произведет.

— Ну, тогда пока все, остальное заполним после рассказа отца о его трудовой деятельности. Ага, вот еще что, надо написать, знает ли отец французский.

— Ни словечка не знает, это я тебе скажу сразу. Немного знает английский и немецкий, а французский — ни в зуб ногой.

— Не страшно. Я считаю, раз он едет в страну, где официальный язык в учреждениях французский, значит, хоть сколько-нибудь должен знать. Понятно, мы не можем написать — «Свободно владеет». Надо что-то другое...

— «Читает и переводит со словарем», — предложил Павлик. — Если немного поучится, сможет. А этого для работодателя достаточно.

— Ну и прекрасно! Значит, нам остались только даты, остальное зависит от Рафала.

В этот вечер Рафал напросился на ужин, что никого не удивило. Дело в том, что пани Кристина, желая испытать новоприобретенный кухонный комбайн, приготовила на вечер бисквит с кремом.

Умяв две порции бисквита к большому удовольствию хозяйки, племянник наконец взялся за дело.

— Скажи-ка, дядя, что ты делал после окончания вуза? — обратился он к пану Роману.

— Женился! — буркнул пан Роман.

— Нет, я имею в виду твою работу, — уточнил племянник. — И не думай, что только тебя мурыжу, в Анджея я тоже вцепился. Ведь на будущий год я кончаю лицей, и надо решать, где учиться дальше. Он мне про свою механику все рассказал, теперь ты расскажи о строительном деле. Что ты делал сразу после окончания? С чего начинал?

— С чего же я начинал? — задумался пан Роман. — Понятия не имею, как-то забылось... А нет, вспомнил! Для начала я делал расчеты фундаментов под новые машины, только что к нам поступившие. И жутко боялся рассчитать что-нибудь не так. Мой начальник как раз угодил в больницу, я остался один, не с кем было посоветоваться. Цеха еще не построили для новых машин, и руководство комбината решило действовать по науке, строить цех по всем правилам. Ну и заложили сначала расчетный фундамент, а потом возвели цех...

Отодвинувшись со своей табуреткой от кухонного стола, Яночка незаметно опустила руки на колени и нагнулась. Павлик, сидящий рядом, напротив, навалился на стол, загораживая сестру, чтобы никто не заметил ее блокнота и карандаша.

— А они большие были? — задал он наивный вопрос.

— Что? — не понял отец.

— Ну те твои фундаменты под машины. И цех.

— Фундаменты наверняка очень прочные, рассчитанные на вибрацию. Что же касается цеха — большой был, насколько помню, его кубатура составляла четырнадцать тысяч кубических метров.

— Не мешай! — одернул брата Рафал и сам задал дяде вопрос: — Ну и как ты со всем этим справился?

Понемногу пан Хабрович разговорился и с удовольствием предался воспоминаниям, выдвигая на первый план смешные стороны начала своей трудовой деятельности. Рафала же интересовали, оказывается, в первую очередь технические детали. Павлик упорно расспрашивал о размерах всех строительных конструкций, упоминаемых отцом. Яночка тщательно все записывала.

Поздно вечером, оставшись одни, брат с сестрой подвели итоги сделанного. Урожай технических деталей оказался на редкость богатым. Правда, пан Роман не всегда точно помнил, с какими конструкциями имел дело в том или ином году, годы решительно спутались в его памяти, но, поразмыслив, Яночка с Павликом сочли необязательной точную привязку к датам. И без того работа над документом заняла у них целых три дня. Ничего удивительного — описание трудовой деятельности отца пестрело множеством цифр.

Так и сяк мусолили фразу о загранкомандировке в Англию. Окончательный вариант их удовлетворил: «Загранкомандировка в Великобританию на предмет ревизии конкурсной документации промышленного объекта кубатурой в 116 тыс. м3». Эти 116 тысяч кубических метров они взяли с потолка, точно так же поступили и с вопросом о совместном строительстве некоего мифического объекта в Дании.

Наконец документ сотворили.

— А теперь все это требуется перепечатать на машинке и заверить печатями и подписями в отцовском отделе кадров,говорил чрезвычайно довольный Павлик.Ты перепишешь на машинке тети Моники, когда она на работе, а я возьму на себя кадры. А потом надо будет отдать документы на перевод присяжному переводчику.

— Я узнавала, есть такой на улице Венской, — сказала Яночка. — Я по телефонной книге нашла. Ох, боюсь, он очень дорого берет за перевод. Где раздобыть деньги?

Мальчик пал духом.

— И в самом деле! К тому же все документы должны быть в трех экземплярах.

— Зачем им в трех?

— Понятия не имею, но двоюродный брат Эдика предупредил. Где же нам деньги раздобыть?

— Давай сначала узнаем, сколько это будет стоить, а потом начнем ломать голову. Ты пойдешь узнавать или я?

— Зачем ходить? Спрошу у двоюродного брата.

Кадры прошли безболезненно, хватило одного посещения, правда, пришлось делать вид, что пришли с отцом и он только на минутку отлучился. А вот с присяжным переводчиком дело оказалось хуже. Настолько худо, что вся операция повисла на волоске. Оказывается, этот живодер требует за перевод 5800 злотых! Астрономическая сумма во много раз превышала кредитоспособность брата и сестры. За год, возможно, они бы и собрали такую прорву денег, за короткое же время — исключено.

— Я скопила шестьсот злотых, — грустно говорила Яночка. — Эх, жаль много мы потратили на макулатуру.

— А у меня всего четыреста, — так же грустно вторил ей брат. — Значит, всего тысяча, не хватает еще четырех тысяч восьмисот. Откуда их взять?

— Можно было бы попросить у родных, но ведь обязательно станут допытываться, зачем нам, — рассуждала девочка. — Нет, мы никому не должны говорить о нашей задумке.

Павлик выдвинул предложение:

— Сейчас вон какие хвосты стоят за всяким дефицитом. Мне дружки говорили, можно неплохо заработать, если для кого-нибудь постоять в очереди. Как ты думаешь, тысячу дадут?

— Смотря за чем хвост, можно сразу и пять тысяч заработать. Но это опасно, — сказала осторожная сестра. — Тебя как несовершеннолетнего может задержать милиция, и отцу сообщат на работу. Нет, не подходит.

— А ведь еще и за фотографии придется платить, — вспомнил Павлик.

Целых полдня пребывали брат с сестрой в тоске и печали. Так хорошо продуманная операция срывалась из-за финансовых трудностей. Уж чего только они не придумывали! Продать что-то из собственной одежды? Тоже надо подключать взрослых. Выиграть в лотерею? Сомнительно. Где-то подработать физическим трудом? Ничего подходящего не маячило на горизонте. Не красть же в самом деле!

Был уже поздний вечер, когда Павлика осенило.

— Придумал! — крикнул он. — Займем!

— У кого ты столько займешь? — скептически поинтересовалась сестра.

— У всех! У всего класса! И ты тоже. У нас в классе тридцать лбов, пусть хотя бы по пятьдесят злотых с носа... получается полторы тысячи злотых. У тебя...

— У нас в классе сорок два ученика.

— Пусть сорок, по пятьдесят злотых с каждого — две тысячи. Потом мы постепенно им отдадим.

— Еще не хватает тысячи трехсот злотых.

— Соберем пустые бутылки со всего дома, сдадим — вот тебе еще триста злотых. А тысячу я одолжу у одного такого из нашего класса. Отец всегда дает ему денег, сколько бы тот ни попросил, тысяча злотых для него пустяк.

— Ну что же, — все еще сомневаясь, согласилась Яночка, — может, это и выход. Давай попробуем. Но начнем с бутылок, хочу знать, сколько мы за них получим.

Со стеклотарой дело оказалось даже лучше, чем дети предполагали. За собранные по всему дому бутылки и стеклянные банки удалось выручить даже больше, чем Павлик предполагал — целых пятьсот злотых!

— Очень хорошо! — радовался Павлик. — Теперь у этого... богатенького попрошу всего восемьсот злотых.

Яночкин скептицизм не оправдался, оба класса показали себя с лучшей стороны. Особенно отличились одноклассники Павлика. После истории с макулатурой авторитет Павлика среди одноклассников невероятно вырос — еще бы, долг чести был выплачен в срок, хотя все понимали, как нелегко пришлось проигравшему. Зато теперь все они, как один человек, явились на следующий день с пятьюдесятью злотыми, а богатенький одноклассник протянул Павлику купюру в тысячу злотых и только пренебрежительно пожал плечами, когда Павлик попытался дать ему сдачу в двести злотых. У Яночки в классе дело пошло не так гладко, но все равно через три дня необходимая для оплаты перевода сумма была собрана.

И вот через неделю в конторе на улице Вейской Павлик получил прекрасно оформленное досье на отца и немедленно позвонил двоюродному брату Эдика. Тот сказал, что очень вовремя позвонил Павлик, потому что как раз завтра в Алжир отправляется один из знакомых их отца, с которым они кое-что отцу пересылают, могут приложить и папку с документами пана Хабровича.

Павлик и Яночка хотели непременно лично передать драгоценную папку уезжающему в Алжир земляку, и двоюродный брат связал их с земляком. Им оказалась пани средних лет, возвращающаяся в Алжир к работающему там мужу. Брат с сестрой были несколько разочарованы тем, что торжественный акт передачи бесценной папки прошел столь буднично. Правда, двоюродный брат их предупреждал, что пани улетает завтра рано утром и у нее еще тысяча дел, и тем не менее... Их просто не пустили дальше прихожей! Растрепанная и страшно задерганная женщина встретила их у двери, наскоро просмотрела тут же, в прихожей, документы, заверила, что все в порядке, пусть не беспокоятся, не первый раз ей такое передавать. И добавила, чтобы они не рассчитывали на быстрое решение вопроса, такие дела за неделю не делаются, особенно у арабов. Они, знаете ли, не любят спешить, так что ответ может прийти и через полгода.

Выйдя из квартиры алжирской пани, брат с сестрой разочарованно переглянулись. Оба подумали о четырех с лишним тысячах злотых, которые надо будет в скором времени возвращать, и тяжело вздохнули. Ну да ладно, будь что будет. Во всяком случае, все, что от них зависело, они сделали. Остальное теперь решается какими-то таинственными силами...

Это произошло в морозный январский день. Яночка, вернувшись из школы, была дома одна. Взрослые еще не пришли с работы, Рафал с Павликом из школы, бабушка ушла в магазин. Набегавшись во дворе, Хабр сладко спал на коврике.

Вдруг пес проснулся, запрядал ушами и сел. Ясно, кто-то идет к ним, причем кто-то чужой. И в самом деле, вот звякнул звонок у калитки. Девочка сначала, по привычке, взглянула на собаку. Та сообщила, что позвонивший относится к разряду неопасных, можно его впустить. Яночка нажала на автомат, отпиравший калитку, затем распахнула входную дверь.

На пороге стоял симпатичный мужчина средних лет.

— Добрый день, — вежливо поздоровался мужчина. — Здесь проживает пан Роман Хабрович?

— Здесь, — ответила девочка, еще раз взглянув на Хабра. — Войдите, пожалуйста.

Хабр спокойно сидел посередине прихожей. Наклонив голову, он с любопытством рассматривал прибывшего. Рассматривал спокойно, с благожелательным вниманием, значит, гость того заслуживал. Питай тот какие-то нехорошие намерения, собака обязательно бы их почувствовала и предупредила свою молодую хозяйку.

Гость тоже сразу обратил внимание на собаку.

— Какой замечательный песик! — восхитился он. — Да нет, я не стану входить, я, собственно, на минутку забежал. Вот, принес контракт для пана Хабровича.

У Яночки сильно забилось сердце.

— Что вы принесли?!

— Контракт.

— Какой контракт?

— Да уж пан Хабрович знает какой. Решившись, девочка сказала дрожащим голосом:

— Ну что вам стоит сказать мне, что за контракт? Пан Хабрович — мой папа, и мне тоже хотелось бы знать, что это за контракт.

Незнакомый мужчина рассмеялся.

— А, ну раз твой папа... Пожалуйста, могу сказать, тем более, что приносить добрые вести — одно удовольствие. Это контракт на работу в Алжире для пана Хабровича. Я только вчера прилетел оттуда, а поскольку в вашем районе у меня дела, вот я и решил сам его принести, не хотелось отсылать по почте. Пожалуйста, скажи папе, что дело не терпит отлагательств, он должен приступить к работе не позднее пятнадцатого марта. Тут два экземпляра, пусть второй подпишет и отправит в Алжир, во вторник туда возвращается пан Вишневский, он и отвезет. А первый экземпляр, оригинал, надо отнести в Полсервис. Вот мой телефон, если надо о чем-то спросить, пусть позвонит. Ты все поняла? Уже с первых слов алжирского гостя Яночку бросило в жар. Они с Павликом давно потеряли надежду на то, что их усилия пристроить отца на работу в Алжире увенчаются успехом, слишком долго из Алжира не было никакой весточки. И вдруг — вот он, желанный контракт! Девочке страшно, безумно хотелось услышать еще раз все эти потрясающие слова, подтверждающие осуществление надежд, но она огромным усилием воли удержала себя от того, чтобы сказать — нет, не все поняла, повторите, пожалуйста.

— Да, — слабым голосом сказала девочка. — Я все поняла. Копию подписать и отослать в Алжир, а с оригиналом пойти в Полсервис. Все жутко срочно, пятнадцатого марта папа должен уже приступить к работе.

— Правильно. Вот мой телефон. До свиданья.

Заперев дверь за алжирским посланцем, девочка еще долго стояла неподвижно, рассматривая большой серый пакет, на котором красивыми буквами был написан адрес ее отца и его фамилия. Потом ноги вдруг подкосились, и девочка упала на колени перед по-прежнему сидящим посередине прихожей Хабром.

— Песик! — прошептала она, крепко прижимая к груди голову своего друга. — Песик! Мы отправляемся за сокровищами!

Счастливый Хабр, воспользовавшись случаем, тут же облизал лицо Яночки и собирался повторить это доказательство своих горячих чувств к молодой хозяйке, когда вновь забренчал звонок у калитки. Оба вскочили на ноги. Поскольку Хабр радостно бросился к двери, Яночка поняла — вернулся из школы Павлик.

— Ты чего? — отбивался мальчик от сестры, которая силой тащила его в дом. — Вылетела неодетая, в тапках прямо на снег! Дом горит, что ли?

Не отвечая, Яночка молча тащила брата за собой, заволокла в прихожую и ткнула носом в лежащий на подзеркальнике большой серый конверт.

— Вот! — охрипшим от волнения голосом произнесла она. — Гляди!

Павлик послушно оглядел конверт, где ничего не было написано кроме адреса и фамилии их отца.

— Письмо отцу. И что?

— Да знаешь ли ты, что это такое?

— Откуда мне знать? Я же не Святой Дух. Письмо, наверное? Не бомба же с часовым механизмом.

И он с изумлением смотрел на сестру, которая не сводила умиленного взгляда с неприметного серого конверта, а ее лицо так и пылало от волнения.

— Неужели не догадываешься? Ведь это же контракт из Алжира!

— Что? — задохнулся от волнения Павлик. — А ты откуда знаешь?

— Сказал человек, который только что его принес. Он приехал из Алжира и привез отцу контракт. Отца берут на работу, и он должен приступить к ней уже пятнадцатого марта!

— Провалиться мне на этом месте! — прошептал совершенно ошеломленный мальчик. — Чтоб мне... того... лопнуть... С ума сойти! Полный отпад! Кто бы мог подумать? Выходит, получилось?!

Ни о чем не подозревавший пан Хабрович вернулся с работы и заметил на столике в прихожей большой серый конверт со своей фамилией. Нельзя было не заметить, конверт лежал на столике с зеркалом, куда обычно все складывали перчатки и шарфы, а сейчас все это было куда-то убрано. С недоумением повертев в руках конверт, пан Хабрович не нашел на нем не только адреса отправителя, но даже и марки. Сняв куртку, папа прошел в комнату, швырнул конверт на стол, а сам отправился в ванную.

Две пары глаз внимательно наблюдали за каждым шагом отца.

— Уж я бы сразу открыл! — недовольно пробурчал сын.

— Пошел сначала руки вымыть, — сказала дочка. — И очень хорошо, пусть привыкает, в этих арабских странах столько всяческой заразы, приходится постоянно мыть руки.

— Наверняка сразу же станет звонить тому пану, что привез письмо. Интересно, что он станет делать? — размышлял Павлик. — Ты, дай ему телефон!

— Сдурел? Ни за что! — возмутилась Яноч-ка. — Ведь отец тут же позвонит и скажет, что это какая-то ошибка, он ни о чем таком не имеет понятия. Э нет, сначала отца обработаем, а уж потом я ему дам телефон.

Выйдя из ванной, пан Роман взял письмо в руки и направился в комнату, по дороге осматривая еще раз письмо со всех сторон. В комнате уже был накрыт стол к обеду. Хозяин дома взял со стола один из ножей и разрезал конверт. Вынув находящиеся внутри бумаги, отец разложил их на столе и принялся изучать.

Через приоткрытую дверь из прихожей за ним пристально, затаив дыхание, следили брат с сестрой.

Сначала лицо отца выразило изумление, а потом отец замер, как пораженный громом. Осмотрев еще раз бумаги со всех сторон, он наконец отправился в кухню, где жена разогревала обед.

— Ты не могла бы мне объяснить, что все это значит? — обратился к ней пан Роман. — Насколько я понял, написано по-французски. Не все до меня дошло...

Не отрываясь от кастрюль, пани Кристина недовольно взглянула на кипу бумаг в руке мужа.

— Обязательно сейчас? — спросила она. — Именно теперь, когда у меня все кипит? Нельзя отложить до после обеда?

— О Боже! — шепотом возмутилась Яночка.

— Ладно, подождет до после обеда, — согласился голодный муж. — Только хотелось бы знать, что это такое.

— А что это такое?

— Говорю же тебе — не знаю. Написано по-французски, я не понял. Кажется, какой-то официальный документ.

Привернув газ над кастрюлей с макаронами, пани Кристина взяла бумаги.

— Я тоже не очень хорошо знаю французский, — произнесла она, вчитываясь в написанное. — Ага, вот тут понятно: «Министерство Внутренних Дел Алжира». И дальше: «Строительная фирма... название фирмы... заключает контракт с месье Романом Хабровичем... на два года... работы в Тиарете... Денежное вознаграждение составляет 8500 АД». Не знаю, что такое эти «АД». Дальше... «Просим в письменной форме подтвердить, подходят ли вам наши условия». Или не так? Да нет, акцептация, значит «согласны ли вы на наши условия». Дальше... «Гарантируем квартиру с мебелью». Роман, что это значит?

Пан Роман обалдело уставился на жену. Прошло немало времени, прежде чем он смог хрипло попросить:

— Еще раз, пожалуйста. Может, ты что-то не так перевела? Принести словарь?

Пани Кристина сама была ошарашена и охотно согласилась.

— Очень может быть, что и не так, словарь пригодится. Но вот некоторые слова не вызывают сомнения. Ну, «Министерство» вне всякого сомнения.

И «строительная фирма». Вот, и «заключает контракт с месье Хабрович Роман» тоже, тут уж я и без словаря справлюсь.

— А что за фирма? — дрожащим голосом поинтересовался мсье Хабрович. Жена послушно зачитала:

— «Строительная фирма ЕТАУ в Тиарете», не знаю, как произносится, название по-французски. И дальше: «На срок в два года», на столько-то я по-французски понимаю. Опять же вот эти самые 8500 АД не могла перепутать, они цифрами обозначены. Да нет, все и без словаря ясно, двухлетний контракт, согласно которому ты принят на работу в какую-то строительную фирму ЕТАУ в городе Тиарете в Алжире. И тебе еще предоставляют квартиру с мебелью. Что все это значит, спрашиваю? Что ты затеял втайне от меня?

— Лично я ничего не затевал, — оправдывался муж.

— Но вот же контракт! — настаивала жена. — Черным по белому написано!

— Не знаю я, откуда взялся этот контракт!

— Ты его принес мне в кухню! Где ты его взял?

— В прихожей! На столике лежал! — честно признался пан Роман.

— И тебе ничего не известно о работе в Алжире?

— Ничего, клянусь тебе!

— Тогда, может, чья-то глупая шутка? Кто-то тебя разыграл? Хотя нет, гляди-ка, печать. Похоже, настоящий контракт. И дата: 9 января. Всего неделю назад подписан!

— А, ну тогда все понятно! — сразу успокоился пан Роман. — Конечно же глупая шутка. За неделю письмо не успеет дойти из Алжира. Кто-то устроил мне в январе первое апреля.

Мама вдруг подозрительно глянула на детей, со жгучим интересом прислушивающихся к захватывающему разговору родителей.

— Дети, вы что-то об этом знаете? Откуда появилось письмо?

Волнуясь, Яночка постаралась как можно доходчивей объяснить родителям:

— Нет, это не глупая шутка. И письмо вовсе не шло по почте, его принес нам человек, который только вчера прилетел из Алжира. И Хабр сказал — он порядочный человек. И он сказал — дело очень срочное.

— Откуда Хабр мог знать, что дело срочное? — опять недоверчиво перебила мама.

— Не Хабр сказал срочное, а тот человек, который из Алжира прилетел, — пояснила дочка. — Я была дома одна, он мне и отдал письмо. И сказал — дело срочное, пан Хабрович должен приступить к работе уже пятнадцатого марта.

— Что?! — в один голос воскликнули родители.

— Пятнадцатого марта! — энергично повторила Яночка.

— Он что-нибудь еще говорил? — поинтересовался отец слабым голосом.

— Говорил. Тебя приняли на работу в Алжире по контракту. И прислали тебе эти самые контракты. Один экземпляр ты должен подписать и немедленно отослать в Алжир копию. А оригинал... а с оригиналом отправиться в Полсервис и там провернуть все формальности. Это сказал тот самый алжирский пан.

— Езус-Мария! — помертвевшими губами прошептал пан Роман и опустился на табуретку. Ноги его не держали.

Макароны отчаянно кипели, на кастрюле с супом подпрыгивала крышка, зразы в густом томатном соусе пригорели, о чем недвусмысленно свидетельствовал разошедшийся по квартире запах. А пани Кристина в третий раз перечитывала потрясающий документ, все глубже вникая в его смысл. Оторвавшись от дверного косяка, Павлик кинулся в комнату и вернулся с большим французско-польским словарем. Смертельно бледный, пан Роман в полной растерянности с ужасом взирал со своей табуретки на жену.

А та сурово вопросила, глядя на детей:

— Что такое АД?

— Этого мы не знаем, — ответил Павлик. — Зато знаем, что такое Тиарет. Это такой город в Алжире.

А Яночка подчеркнуто громким голосом повторила:

— И Хабр сказал — этот человек порядочный и честный, никакой не мошенник.

Уже с давних пор все семейство Хабровичей прониклось полным доверием к мнению поразительно мудрой собаки, поэтому и теперь мнение Хабра оказалось решающим. Сразу отпали сомнения в подлинности документа. Хабр еще ни разу не ошибался. Вот и теперь его авторитетное мнение окончательно добило пана Хабровича. Значит, документы и в самом деле подлинные? Значит, все в порядке? Что же ему теперь делать?

И совсем уже, не сознавая, что делает, пан Роман наклонился к сидящему под столом Хабру и подоткнул ему под нос документы на проверку, умоляющим голосом вопросив:

— Песик, скажи, что ты обо всем этом думаешь?

Хабр с большим интересом принялся обнюхивать бумаги. Нюхал и нюхал как черт, просто не мог от них оторваться! И при этом не выразил никакого неудовольствия, напротив, с удовлетворением постучал хвостом по полу. Пан Роман выпрямился, окончательно сбитый с толку.

— И что теперь? — беспомощно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тут пани Кристина почувствовала наконец запах пригоревших зраз в томатном соусе, стремительно повернулась к плите и машинально выключила все горелки. Опомнившись, опять включила газ под чайником и недоваренными макаронами и стала распоряжаться:

— А ну забирайте суп и марш в комнату! Стол уже накрыт. Макароны еще поварятся. Совсем необязательно нам ломать головы в кухне, с тем же успехом можем заниматься этим за столом.

Опустошив тарелку супа, пан Роман немного успокоился и обрел способность рассуждать.

— В конце концов, я готов поверить в то, что в Алжире существует некая строительная фирма со странным названием... Более того, я готов допустить, что эта фирма желает принять на работу инженера-строителя из Польши, платить ему зарплату и предоставить жилье, служебную, так сказать, квартиру. А вот почему они выбрали именно меня — этого я никак не могу понять! И не знаю, что мне делать.

— А это я тебе скажу! — заявила энергичная пани Кристина. — Ты должен отправиться в алжирское посольство и спросить их, что все это значит. Заодно узнаешь, что означают эти самые АД. Догадываюсь, это их валюта, но должна же я знать, по какому курсу ее рассчитывать!

Не слушая жену, пан Роман продолжал рассуждать вслух:

— И почему выбрали именно меня? В конце концов, не такой уж я знаменитый специалист, чтобы обо мне знали во всем мире. И в жизни не пытался ни разу выехать ни в одну загранкомандировку...

— А жаль! — вполголоса прокомментировала жена.

— ...так откуда мог взяться вдруг контракт? Ничего общего у меня с Алжиром никогда не было...

Павлик пришел к выводу, что самое время им вмешаться, и пнул под столом сестру.

— А не могло получиться так, — осторожно произнесла сестра, глядя на отца невинными голубыми глазами, — не могло получиться так, что кто-нибудь из твоих знакомых, работающих в Алжире, замолвил там о тебе словечко?

Отец с головой погрузился в свои рассуждения и не слышал того, что сказала дочь. Услышала и прореагировала мама.

— Как ты сказала? — подозрительно спросила она.

— Очень просто, — ответила Яночка, собираясь повторить свою версию того, откуда в далекой Африке могли узнать о польском инженере-строителе, но тут подключился Павлик:

— А что? Очень даже свободно! Вон сколько там наших работает! Может, какой-нибудь папин знакомый подговорил какого-нибудь арабского предпринимателя принять на работу папу.

— ...и даже заявление за него написал, — подхватила Яночка.

Мамины подозрения усугубились.

— А ну помолчи! — решительно прервала она тоскливые рассуждения мужа. — Сдается мне, нашим детям известно по этому делу гораздо больше, чем мы думали. Дети, немедленно расскажите все, что знаете! И учтите, я не поверю в некоего мифического доброжелателя-знакомого!

Павлик попытался вывернуться.

— И совершенно напрасно! Всегда может найтись хороший человек... Яночка перебила брата:

— Так и быть, скажем правду. Вот вы вечно стонете, как трудно жить, еле сводите концы с концами, а у нас все хуже со снабжением, километровые очереди за всем. Ну мы и подумали — надо помочь родителям. Со всех сторон только и слышишь, как хорошо зарабатывают поляки, которым удается устроиться на работу по контракту за границу. Вот мы и написали за папу заявление...

Пан Роман с ужасом уставился на собственную дочь. Пани Кристина не верила своим ушам.

— Написали заявление, подумаешь, большое дело! — опять подключился Павлик. — И разные прочие официальные бумаги. Ну, сделали фотокопию твоего диплома и отправили в Алжир. Что ты так смотришь?

Опасаясь за брата, Яночка переключила внимание на себя:

— У тебя оказалось маловато заслуг, — продолжила она, — мы боялись, что тебя могут не принять на работу, но вот видишь — приняли. Так что мы все сделали, тебе осталось доделать пустяки, быстренько собраться и ехать, видишь же — дело срочное. Завтра же и начинай заниматься. А я знаю, в Алжире климат хороший, не в Сахаре, конечно, а на побережье, Тиарет не в Сахаре, от пустыни его отделяют Атласские горы. И там нет диких зверей, и вообще очень хорошо.

— Не собираешься же ты сказать, что не поедешь? — добил отца сын. — Такой случай подворачивается раз в сто лет, можно сказать, счастье само на тебя свалилось, не упускай его! Помни, у тебя жена и дети.

Ошарашенным родителям потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. К тому же пан Роман захлебнулся второй тарелкой супа и не сразу смог продохнуть. Немного опомнившись, родители засыпали своих предприимчивых детей градом вопросов. Пока те на них отвечали, макароны разварились в кашу. Как съели эту кашу с подгоревшими зразами — никто и не заметил, только потом, принимаясь за мытье посуды, пани Кристина с удивлением обнаружила, что, оказывается, все съедено. А сейчас, за обедом, все внимание было посвящено счастью, нежданно свалившемуся на семью. Дети настырно агитировали отца не упускать его из рук, отец изо всех сил старался не согнуться под бременем сего счастья, мама упорно молчала. Наконец, когда все глаза ожидающе устремились на нее, высказала свое мнение, причем тоном, не терпящим возражений.

— Во-первых, относительно того, что нельзя упускать счастливый случай. Тут двух мнений быть не может. Не может! — повторила она, строго глядя на мужа. — Во-вторых. Ты должен как можно быстрее обо всем разузнать. Лучше всего у компетентных лиц. Послушай, — обратилась она к дочери, — кажется, ты сказала, тот человек, который принес это письмо, недавно приехал из Алжира?

Яночка не успела ответить — отец вскочил с места и крикнул задыхающимся голосом:

— Как? Ты и в самом деле хочешь, чтобы я туда поехал? На край света?

— А ты разве не хочешь этого? — удивилась пани Кристина.

— Но, моя дорогая... это же Африка! Что мне делать в Африке? Чего я там не видел? К тому же, в Алжире французский, а я ни слова по-французски не понимаю.

— А вот и нет, понимаешь. Пардон, мерси, сюрприз...

— Сюрприз мне наши детки подстроили! Ну прямо гром среди ясного неба! Да мне там не справиться!

Мама распорядилась:

— Дети, унесите посуду в кухню. И не торопитесь... чай приготовьте.

В кухне Павлик довольно сказал сестре:

— Видишь, я был прав, когда говорил, что остальное мать возьмет на себя. Немного, правда, боюсь, что с ними будет, когда отец ознакомится со своей автобиографией...

Усаживаясь на табуретку, Яночка решительно сказала:

— А номер телефона этого алжирского пана я им дам только тогда, когда отец окончательно и бесповоротно созреет. И вообще было бы лучше, если бы мы с тобой и остальное могли сами сделать. Как бы отец чего не испортил!

— Точно! — согласился Павлик. — Брякнет чего не следует, и все может сорваться.

— Давай пока вымоем посуду, — предложила Яночка. — Нам лучше не появляться в комнате, мама обрабатывает отца, это может затянуться. Ох, и упрямый же он! А где Тиарет — я специально узнавала. Знаешь, нам здорово повезло. Алжир страшно большой, а тут работа отца оказалась именно в Тиарете, в тех местах, о которых в письме говорилось. Сокровища где-то там поблизости.

— Пока все складывается неплохо, — заметил Павлик, помогая сестре складывать в мойку грязную посуду. — Нет, сковородку с обгоревшими зразами пусть мать сама моет. Ой!

— Ты чего?

— Да я только сейчас сообразил, что нам тоже придется заняться французским!

— Ну и что? — спокойно отозвалась Яночка, пытаясь пренебрежительно пожать плечами, что не очень получилось, ибо ее руки по локоть были в мыльной пене. — Учат же другие, а мы чем хуже?

Когда брат с сестрой покончили с чрезвычайно тщательным мытьем посуды, когда перетерли ее всю, когда заварили чай и принесли его родителям, пан Хабрович окончательно и бесповоротно принял решение — ехать в Алжир. И даже понял, что надо радоваться этому. Он уже не только не впадал в панику, но совершенно успокоился и немного впал в другую крайность — сыпал улыбками направо и налево и болтал без умолку.

Внимательно поглядев на отца, дочка поняла, что можно приступать к следующему этапу операции.

— Тебе совсем не обязательно обивать пороги арабского посольства, — сказала она отцу. — Тот алжирский пан сказал — если что будет непонятно, позвони ему. Он оставил свой номер телефона.

— Где этот номер? — радостно вскричал отец.

Яночка вышла в прихожую, достала из ящичка стола визитную карточку алжирского незнакомца и принесла ее отцу.

— Северин Звияк, — вслух прочитал пан Роман. — Инженер-строитель, магистр. Гляди-ка, так же, как и я!

Вскочив со стула, папа бросился к телефону. Вся семья окружила его тесным кольцом и с вниманием слушала весь разговор.

— Да, да, понимаю, — говорил в трубку пан Роман. — В самом деле? Что вы говорите? В этой же фирме? Но ведь это просто замечательно! Ага, понятно. Одну минутку.

И страшным шепотом семье:

— Быстро! Чем записать!

Семья брызнула в разные стороны, опрокидывая по пути стулья. Каждый, запыхавшись, прибежал с клочком бумаги и пишущим инструментом. Папа дал знак жене, которая пристроилась на краешке стола и приготовилась писать.

— Да, да, записываю. Вишневский, телефон... На работе взять двухлетний отпуск за свой счет... с согласия директора... Да, записал... Как вы сказали? Перечень имущества, которое следует забрать с собой... Записала? (Это жене.) А зачем? (Это в трубку.) А, понятно. Вы правы, мне самому просто не справиться. Как вы сказали? Пани Кавалькевич сорок один восемнадцать семьдесят девять. Сколько экземпляров? И что еще? Не понял... Досье? Ага, копия досье, записал, хоть и не понимаю... минутку, пожалуйста.

Прикрыв трубку рукой, отец страшным взглядом уставился на своих отпрысков.

— Он говорит, я отправил в Алжир кучу своих документов, целое досье, — дико прошипел он. — Это правда? Теперь требуется копия... нет, копии этих документов. Они у нас есть?

— Все есть! — поспешил успокоить отца Павлик. — На всякий случай мы все сделали в трех экземплярах.

Немного успокоенный пан Роман вернулся к прерванному телефонному разговору. Пани Кристина старалась записывать не только то, что он ей диктовал, но и вообще все слова, произносимые мужем, с тревогой наблюдая за ним. Какое-то время пан Роман слушал спокойно, даже весь расцвел, но вот опять туча набежала на его чело, и он бросил на жену сердитый взгляд.

— Кондукторская, семнадцать, — выразительно повторил он, — пани Модлинская. Да, я все записал, — сказал пан Роман в трубку, убедившись, что жена записала адрес. — Я чрезвычайно вам признателен. Вы разрешите в случае необходимости опять вас побеспокоить?

Положив трубку, пан Хабрович сидел молча, лишь глубоко дышал. Семья тоже молча выжидающе уставилась на него.

Молчание нарушила пани Кристина, у которой явно кончилось терпение.

— Ну! Говори же, что он тебе сказал?

Еще раз глубоко вздохнув, пан Роман вернулся к столу, сел на свое место, выпил остывший чай и лишь после этого насмешливо отозвался:

— По порядку рассказывать?

— Не обязательно по порядку, — разрешила жена, — рассказывай, как хочешь. Начни только с тех самых АД.

— Алжирские динары, — послушно ответил пан Роман. — Условная валютная единица, три четверти суммы обменивается в любом банке как всякая инвалютная единица...

— Банковские операции меня не интересуют, — перебила мужа пани Кристина. — Объясни попонятней, восемь тысяч это много или мало? По сравнению с чем-нибудь привычным.

— В том-то и дело, что очень много, — с непонятной грустью произнес пан Роман и еще раз тяжело вздохнул при этом. — Он сказал — столько никому из наших не платят. Высшая ставка — семь с половиной, и то лишь после нескольких лет работы. А восьми тысяч никто не получает. Он сказал — просто фантастика. Просто Канада и Эльдорадо. Ужасно!

И отец опять тяжело вздохнул.

— Что с тобой, Роман? — забеспокоилась пани Кристина. — Ты расстроен из-за того, что тебе положили такой хороший оклад?

— Просто я думаю — что же они от меня потребуют за такие деньги? — пояснил пан Роман. Дети тоже с удивлением смотрели на отца, который был сам не свой: одновременно довольный и испуганный, очень встревоженный и исполненный сомнений. Ох, того и гляди пошлет к черту весь этот Алжир с его баснословными АД!

А отец пояснил, обращаясь к жене:

— Представляешь, они почему-то решили, что я — специалист высшего класса, и поручили мне заведовать отделом контроля строительной документации всего комбината. Всей этой самой фирмы! Представляешь, какая страшная ответственность! Ведь помимо специальных знаний потребуется знание всех алжирских нормативов, сейсмичности данного района, всех этих тектонических подвижек, а также прекрасное знание французского, ибо вся документация ведется на французском и специальная литература — тоже.

Если пани Кристина и была озадачена, то никак этого на себе не показала.

— Я уверена, с твоими знаниями ты со всем прекрасно справишься, — заявила она безапелляционно. Ведь Алжир — не Япония. И обратилась к дочери: — Яночка, как у них там с землетрясениями?

Яночка была в семье непререкаемым авторитетом в области географии. И теперь, когда все выжидательно уставились на нее, девочка лишь пренебрежительно махнула рукой:

— Бывают там землетрясения, но очень редко и не очень сильные. Слабенькие. Чаще всего — осенью, когда теплая погода сменяется холодной, да и то не каждый год. Серьезное землетрясение происходит там не чаще одного раза в пятьдесят лет.

— Вот видишь, — успокоительно обратилась к мужу пани Кристина, — не будешь же ты сидеть там целых пятьдесят лет!

— Ну как ты не понимаешь! — обрушился на жену пан Роман. — Строитель обязан рассчитать все свои конструкции с учетом сейсмических колебаний почвы, как бы редко они ни происходили!

У пани Кристины была своя логика:

— А это уже проблемы сейсмологов, пусть они и рассчитывают. Что же касается арабских или каких там еще нормативов, с этим ты легко справишься, у тебя всегда было хорошо с математикой. А французский и вовсе пустяки. Тебе ведь в марте ехать? Значит, в нашем распоряжении два месяца, завтра же начнешь заниматься языком!

Ошеломленный натиском пан Роман неожиданно для себя поддакнул:

— Вот он мне и сообщил адрес преподавательницы французского, на улице Кондукторской живет. Говорит — просто гениальная, за полгода любого балбеса обучит. Уж не знаю, чему она меня научит за два месяца...

— А ты будешь стараться, — поучающе заметил Павлик. — Сам же всегда говоришь нам: человек все сумеет, если очень постарается.

С тревогой глянув на мужа, который явно собирался задушить сына собственными руками, пани Кристина поспешила перевести разговор:

— А что он тебе еще говорил? Вот я записала — «Перечень имущества». Что это еще за имущество?

С трудом оторвав убийственный взгляд от сына, отец осознал смысл вопроса и опять огорчился.

— Это значит то имущество, которое я должен захватить с собой, — мрачно пояснил он. — Оказывается, там ничего нельзя достать. То есть в некоторых магазинах можно купить, но такие жуткие цены, что уж дешевле выписать из Соединенных Штатов.

Жена и дети пришли в ужас, и отец счел нужным немного их успокоить:

— Имеются в виду всякие предметы ширпотреба и прочие товары, что касается продуктов, их там много и они дешевы. А по контракту выезжающий в Алжир имеет право беспошлинного провоза всего имущества, необходимого ему для нормальной жизни. Поэтому необходимо составить список или перечень такого имущества, заверить этот перечень в Полсервисе и в посольстве Алжира и потом предъявить на таможне. И вот та самая пани, которую я тебе велел записать... как ее? Пани Кавалькевич охотно дает собственный перечень всем выезжающим в Алжир в качестве образца, чтобы сами не мучились и не ломали головы. Он сказал — ее перечень самый лучший, не одно поколение выезжающих пользовалось им. Так что придется съездить к ней за образцом. Позвонить, договориться и съездить. И обязательно надо переговорить с паном Вишневским, он едет в Алжир то ли завтра, то ли послезавтра, все у меня перепуталось, и жаль, что в сутках не сорок часов...

С беспокойством глядя на своего мужа, пани Кристина прикидывала, как лучше организовать все предстоящие работы, поделить неизбежные предотъездные хлопоты.

— Не волнуйся, — мягко сказала она мужу. — Пани Ка... ну, ту, что с образцом, я беру на себя. И вообще мы постараемся максимально помочь тебе! Правда ведь? — взглянула она на детей.

Те согласно кивнули.

— Тебе же останутся лишь те дела, которыми ты должен заняться лично. Например, изучение французского языка...

В среду вечером Яночка сидела за столом и в глубокой задумчивости вглядывалась в темноту за окном. Теоретически она занималась приготовлением домашних заданий, практически же ломала голову над гораздо более сложным делом. Каждый день по нескольку раз отец бестактно и настырно требовал от детей копию составленной ими и отправленной в Алжир собственной биографии, желая с ней ознакомиться. Дети понимали, что любой ценой должны не допустить до этого, Со своим взрывным, неуравновешенным характером и обостренным чувством долга отец был способен разом поставить крест на всех их хитроумно задуманных и мастерски осуществленных планах. Желательно до отъезда вообще не показывать ему автобиографию, обойдется. Но вот как это сделать так, чтобы у него не зародились подозрения, чтобы он попросту забыл о ней? Или хотя бы спохватился в самый последний момент, когда уже ничего не успеет изменить.

Значит, следовало переключать внимание отца с опасной темы на другие. Вон сколько у него предвыездных проблем! Ага, вот еще неплохая идея! И девочка записала идею в лежащую перед ней тетрадь. Если накопится таких идей достаточное количество, можно будет продержаться до самого отъезда отца.

На страничке в клетку было записано уже несколько идей. Перечтя их, Яночка одобрительно кивнула и опять задумчиво уставилась в темноту за окном.

За спиной Яночки хлопнула дверь, в комнату ворвался Павлик.

— Быстро! — пронизывающим шепотом позвал мальчик. — Отец вернулся.

— Ну и как? — живо обернулась к брату девочка.

— Кажется, отдал! Конец нашей нервотрепки.

— Ты что? Конец будет тогда, когда самолет с паном Вишневским улетит. А пока он в Варшаве, ничего не кончилось.

Брат с сестрой проскользнули в гостиную. Отец обессиленно лежал в кресле и стонал:

— Все пропало, конец! Теперь меня ничто не спасет, я обрезал все концы, отдал контракт Вишневскому. Все кончено!

— Надеюсь, перед этим ты не забыл его подписать? — сухо поинтересовалась пани Кристина.

— Подписал, не забыл! Запродал черту душу... И еще остался ему должен восемьдесят ихних грошей.

— Вишневский потребовал за доставку? — удивилась жена.

— Нет, там, на месте, ему надо будет купить марку и отправить по почте, чтобы пришло официально. Такой порядок. Он собственноручно написал на конверте адрес моего будущего шефа. А сам Вишневский живет не в Тиарете, а в Эль Аснам.

И сказал, что этот самый Эль Аснам — эпицентр тамошних землетрясений.

— Вот видишь! — вырвалось у Павлика. — И он не боится жить в эпицентре. И живехонек! Ничего страшного, а ты...

— Замолчи! — дернула Яночка брата за рукав. — Не надо привлекать к нам внимание, еще вспомнит...

А отец продолжал жаловаться плаксивым голосом:

— Удалось разыскать наконец технический словарь, бешеные деньги стоит. И еще надо приготовить домашнее задание по французскому, эта пани Модлинская такой темп задала, что у меня путается будущее время от глаголов «быть» и «иметь». Пусть кто-нибудь из вас тоже учится вместе со мной, все легче будет...

— Хорошо, папочка, — торопливо согласилась дочка, — мы оба согласны учиться вместе с тобой!

— И когда, наконец, мне покажут мою...

— Есть хочется! — перебивая отца, заорал Павлик.

— Мне тоже есть хочется, — упрямо стоял на своем отец,но когда наконец...

— Минутку! — на сей раз отца перебила мама. Сама не ведая того, она пришла на помощь детям. — Послушай, с этим перечнем имущества и в самом деле большая проблема. Пани Кавалькевич утверждает, что там и в самом деле ничегошеньки нет! И что ты обязательно должен захватить с собой стиральную машину. А у нас всего одна, и я ее тебе не отдам. И еще она сказала: электроплитки можно и позже привезти, ты едешь весной, уже тепло будет, а вот без кондиционера ты там погибнешь. А у нас его сроду не было! И еще множество всяких других вещей надо купить, прямо и не знаю... Повезешь с собой всю кухонную посуду, все кастрюли, сковородки и тарелки, постельное белье...

Что там мама перечисляла еще — дети уже не слышали, потому что в связи с этим перечнем вспомнили вдруг о своих потребностях.

— Вот видишь! — прошептал мальчик сестре. — Я с самого начала беспокоился, ничего нужного нам не покупают. Надо просмотреть весь список...

— Надо — значит надо, просмотрим и допишем свое, — решила сестра.

Мама продолжала называть все новые предметы первой необходимости, без которых невозможна жизнь в Алжире. Папа держался за голову и громко стонал. Наконец он не выдержал и жалобно попросил:

— Пожалуйста, перестань! Я очень хорошо и без тебя понимаю, что эта загранпоездка нас разорит! А ты знаешь, во сколько обойдется дорога? Правда, потом расходы вроде бы вернут, но пока придется за все платить самому.

Дети в углу лихорадочно обсуждали проблему, как раздобыть список, который мать не выпускала из рук.

— Я вижу только один способ, — сказала сестра. — Надо предложить свою помощь. В покупке какого-нибудь дефицита. Я уже придумала, придумай и ты.

— Придумал! — обрадовался Павлик. И дождавшись паузы в разговоре родителей, громким голосом заявил:

— А я знаю, где можно купить сверла! Все размеры! По государственной цене!

Вздрогнув от неожиданности, пан Роман перестал стенать и с надеждой в голосе спросил:

— Ты и в самом деле знаешь? Где?! Павлик не успел ответить, потому что подключилась сестра.

— А я знаю, где можно купить льняные кухонные полотенца. И тюлевые занавески, страшно дешевые.

— Где?! — вскрикнула пани Кристина, выронив из рук драгоценный перечень. Страницы рассыпались по полу.

— И вообще мы хотим помочь вам в покупке всякого дефицита, — сказал Павлик, собирая с полу листочки. — Давайте ваш список, просмотрим.

— Ах нет! — возразила мама, отбирая у сына драгоценный перечень. — Он должен быть у меня, вечно все забываю.

— Как же тогда мы узнаем, что надо покупать? — логично возразил сын.

— Ах, все! — нервно воскликнула мама. — Все, что дефицитное, все, за чем стоят очереди!

— А вот и нет! — возразила дочка. — Вчера я наткнулась на хвост за детскими велосипедами. Отцу тоже нужны детские велосипеды?

Несчастный отец только простонал в ответ.

Тетя Моника заглянула в комнату в тот момент, когда мать и дети вырывали друг у друга драгоценные листочки, а пан Хабрович громко стонал в своем кресле, вцепившись обеими руками в растрепанные волосы.

— Я стучала, стучала, вы не слышите, пришлось входить без разрешения, — сказала тетя Моника. — Не тарабанить же в дверь ногами? Из-за чего шум и драка?

Пан Роман пояснил сестре:

— Из-за копии перечня имущества, которое мне надо захватить с собой. Нам дали один экземпляр, а они все хотят ее заполучить, чтобы бегать по городу в поисках дефицита. Вон, видишь, что делается? Да перестаньте же! — слабым голосом попытался он призвать семью к порядку. — Отдам на ксерокс, будет у всех по экземпляру.

— Ксерокс не возьмет! — возразила пани Кристина. — Слишком бледная копия. Я уже думала.

— Да нам всего на один день дайте! — кричал Павлик. — Нам хватит.

Тетя Моника, уяснив суть конфликта в семействе Хабровичей, энергично вмешалась в спор.

— Успокойтесь, я перепишу это на машинке! — перекрикивая родичей, заявила она. — Мне очень нужно подлизаться к Роману, я специально за этим и пришла.

Пани Кристина проявила бдительность.

— А зачем тебе к нему подлизываться? Павлик, где четвертая страница?

— Затем, чтобы он меня пригласил в Алжир. Хочется собственными глазами увидеть, как выглядит Африка. Так что вам нужно переписать?

— Перечень имущества, которое я должен взять с собой, — загробным голосом объяснил пан Роман.

До остальных наконец дошло, какое благодеяние им оказывает тетя Моника. Собрав все листочки перечня, их вручили ей. Она принялась просматривать перечень, зачитывая вслух отдельные его пункты:

— «Воротник меховой». Роман, разве у тебя такой есть? И зачем он в Африке? «Галстуки 6 шт.», «Зонтик пляжный», гм... «Насос». «Палатка». А вот на букву «с»: столовые приборы, стулья туристические, ситечко кухонное, сковорода, стиральная машина... Боже милостивый! А вот «фиат» 125» и две страницы запчастей к нему. Роман, ты собираешься открыть там мастерскую по ремонту автомобилей? А зачем берешь «мотор к надувной лодке»? Лодку тоже?... Ага, вот и «лодка надувная», спятить можно! Ты что, и в самом деле собираешься забрать с собой все эти вещи?

Пани Кристина рассердилась.

— Нечего критиковать, если хочешь помочь — перепечатай все это в трех экземплярах, чтобы у нас всех было по экземпляру. А пани Кавалькевич утверждает, что это самый лучший перечень, в нем фигурирует абсолютно все, каждый выберет для себя то, что сочтет нужным, Но ты перепечатай как есть, ничего не выбрасывая.

— И лодку тоже? И меховой воротник?

— Лодку, может, и не обязательно, но вот никаких прочих мелочей не смей выбрасывать. А туристические стульчики так просто самая необходимая вещь. Пани Кавалькевич мне объяснила, что там ни в коем случае нельзя сидеть ни на земле, ни на песочке. А травки там нет.

— А почему нельзя на песочке? Подстелил что-нибудь...

— ...и тебя ужалит змея или скорпион. Ты что?!

— Ох! — вырвалось у Яночки. Пан Роман встревожился.

— О скорпионах первый раз слышу. Почему меня не предупредили?

— А что, скорпионы у тебя были в запасе? — шепотом спросил Павлик сестру.

— Ну да! И мать все испортила.

А та с жаром продолжала объяснять золовке:

— Когда отправляешься в пустыню, хоть на день, без палатки и не думай! И надо привезти с собой как минимум две палатки, потому что при сильном ветре они превращаются в лоскутья! А если одна и сохранится, ее там очень хорошо можно продать...

Несчастный пан Роман возмутился:

— Я туда не торговать еду!

— Я знаю, — успокоила его жена, — но вот забыла тебя предупредить, пани Кавалькевич мне объяснила — поначалу ты будешь совсем без денег! Тех, что получишь от Полсервиса, хватит всего на месяц, а первую зарплату выплатят только через полгода. Поэтому или что-то придется продать — лучше всего идут кухонные комбайны, — или обменять франки на черном рынке.

— А там разве есть черный рынок? — удивилась тетя Моника. — В Африке?

— Конечно, есть, ведь Алжир — социалистическая страна. Так вот, пани Кавалькевич говорит...

— А кто такая пани Кавалькевич?

— Жена одного из наших специалистов, которые давно там работают. Она уже четыре раза ездила туда и сидела там по нескольку месяцев. Говорит — впервые почувствовала себя женщиной. Сидела дома, готовила обеды, получала деньги от мужа и тратила их. Я тоже так хочу!

— Надо же! — завистливо проговорила тетя Моника.

— Так вот, пани Кавалькевич говорит, что без стиральной машины и кондиционера там не обойтись. А если получим домик с садиком, надо захватить и садовый инвентарь, его там днем с огнем не найдешь. И вообще, надо захватить все предметы первой необходимости.

«Дрель и к ней набор победитовых сверел», — зачитала тетя Моника. — Это тоже предмет первой необходимости ?

— Дрель самая первая необходимость! Пани Кавалькевич сказала, там стены домов из какого-то такого камня, в который без дрели ни одного гвоздя не вобьешь. А значит, люстры не повесишь, занавесок не повесишь, вообще ничего не повесишь!

Тетя Моника еще раз просмотрела перечень самых необходимых вещей на пяти страницах.

— И куда все это Роман думает погрузить? — спросила она невестку.

— В «тир» с прицепом, — мрачно пошутил брат, а невестка поспешила дать ответ:

— Пани Кавалькевич говорит, что можно отправить на теплоходе малой скоростью.

И предупреждая новый взрыв отчаяния мужа, пани Кристина затараторила:

— Нет, нет, не беспокойся, морской фрахт отпадает. Во-первых, в таком случае пришлось бы все имущество запаковать в деревянные ящики, обитые металлической лентой. А во-вторых, неизвестно, когда такой фрахт дойдет по назначению. На самолете — неимоверно дорого. ЛЁТ дерет какие-то жуткие деньги за каждый килограмм сверх положенной нормы. Лучше всего ехать на своей машине, забив ее вещами по самую крышу, но тогда придется за паром из Марселя до Алжира заплатить двести пятьдесят долларов. И ни в коем случае не ехать через Италию, там по дороге все раскрадут...

Внимательно слушавшая маму дочка вдруг оживилась и шепнула брату:

— Придумала! Для отвлечения внимания отца от автобиографии очень пригодится трасса путешествия. Пусть думает над самой подходящей, этого ему надолго хватит.

— Да что ты так стараешься отвлечь отца от автобиографии? В конце концов, пан Вишневский уже завтра будет в Алжире с его контрактом...

— ...и отправит его почтой, сам слышал, — возразила сестра. — А пока он будет идти по почте, отец сто раз успеет отправить телеграмму о том, что разрывает контракт!

— Ты думаешь? — засомневался Павлик.

— Да посмотри на него! Ему совсем мало надо...

Пан Роман являл собой самое жалкое зрелище. Развалившись в кресле, вытянув ноги на середину комнаты, он бессмысленным взглядом уставился в противоположную стену. И вдруг какая-то мысль пришла ему в голову, на губах появилась слабая тень улыбки.

— Одно меня утешает, — сказал пан Роман. — Насколько мне известно, в арабских странах существует такой обычай: мужчина идет себе по улице с пустыми руками, а в трех шагах за ним семенит жена, сгибаясь под тяжелой ношей. Мужчина приходит домой, садится в кресло, раскуривает кальян, а жена, встав на колени, стаскивает с него обувь и совершает омовение его ног, а затем намащает их миррой и амброй.

— А мне кажется — оливковым маслом, — поправила брата тетя Моника.

— Да я охотно намащу его и миррой, и амброй, и оливковым маслом, пусть только он их мне раздобудет, — согласилась пани Кристина. — А оставшееся для себя сэкономлю.

Но это был только минутный всплеск энергии. Пан Роман опять предался черной меланхолии, бормоча про себя:

— Скорпионы, арабы, землетрясения, сирокко... Ага, и мои документы! Дети, чуть не забыл — дайте же мне, наконец, копии моих документов!

Дети молча смотрели на отца, словно не понимая, что он от них требует.

— Мои документы! — повторил отец. — Должен же я с ними ознакомиться!

Павлик растерялся, не зная, чем отвлечь отца. Знала сестра.

— Там есть нефть! — громко и четко произнесла она в пространство.

Присутствующие молча смотрели на девочку, не зная, как отнестись к этому неожиданному заявлению.

А девочка продолжала:

— Главное богатство Алжира — природный газ, но у них и нефти много. Значит, нет никаких норм отпуска бензина в одни руки, каждый покупает, сколько хочет!

Отец моментально выпрямился в кресле, убрав ноги под себя, лицо его прояснилось.

— И в самом деле! — с волнением воскликнул он. — Как же я сам об этом не подумал? Можно будет покупать бензина сколько угодно! Езус-Мария! Что по сравнению с этим мотор для надувной лодки или какая-то глупая сковорода? Бензин не по талонам, в свободной продаже! Моника, поскорее перепечатай нам перечень!

— Ну вот, и теперь у меня осталась одна лишь амеба, — с грустью произнесла Яночка, вычеркивая очередной пункт из своего списка.

— Какая еще амеба? — спросил брат, на минуту оторвавшись от внимательного изучения перечня.

— Обыкновенная. Алжирская. Она водится в Алжире.

— И что она там делает?

— Проникает в человека и пожирает его! Прямо изнутри.

— Кошмар! И как с ней бороться?

— Бороться с ней невозможно, против нее ничего не действует.

— А тебе она зачем?

— Ну вот опять! Для отвлечения внимания отца от документов. Прекрасное средство!

— Это из-за нее надо постоянно мыть руки?

— От амебы мытье рук не помогает, она водой не смывается. На нее действует только марганцовокислый калий.

— Как ты сказала?

— Марганцовокислый калий. Поэтому в Алжире ничего нельзя есть сырым, а если уж какие овощи или фрукты не варят, то обязательно тщательно прополаскивают в кипяченой воде с прибавлением этого самого калия. Ну, что уставился? О марганцовке не слышал? Сделать розовый раствор и тщательно промыть в нем. Раствор можно использовать несколько раз.

— А ты откуда знаешь?

— Вчера на биологии весь урок только об этом и говорили. Пани Лабузовская, оказывается, на эту тему пишет кандидатскую диссертацию.

— О марганцовке?

— Об амебах, балбес!

— А я забыл сказать отцу о ста злотых. Вчера, когда нам родители возвратили потраченные нами деньги на оформление документов, у меня из головы просто вылетели.

— За что ты платил сто злотых?

— Ну как же, за марку госпошлины на отцовском дипломе, помнишь?

— Вспомнила. Прибережем марку, послужит еще одним отвлекающим моментом, а то кроме амебы ничего не осталось. Не вздумай растратить марку попусту, а то с тебя станется — брякнешь не вовремя.

— Ладно, приберегу. А с этим самым калием просто замечательно получается, ведь он нам потребуется в больших количествах, я не знал, под каким видом протащить его среди предметов первой необходимости, а теперь запросто можем поместить его в разряд «лекарства». И тетя Моника не будет кричать на нас.

Тетя Моника уже сто раз прокляла свое необдуманное предложение перепечатать на машинке злополучный перечень. Один раз перепечатала спокойно, но назавтра выяснилось, что надо перепечатать еще раз. Пан Роман, поразмыслив, решился ехать в заграничный вояж на своей машине, в связи с чем основательно изучил раздел «запчасти» и потребовал его увеличения раза в четыре, обнаружив отсутствие самых, по его мнению, необходимых запчастей к «фиату 125». Сестра послушно переписала во второй раз, вставив новые пункты в перечень. Перепечатывать по третьему разу пришлось из-за Павлика. Это он предложил внести в перечень вязальную машину. Мама не решилась сама вставить новый пункт в список предметов первой необходимости, и пригласила золовку на консультацию. Та в восторг не пришла.

— Ты что еще придумала? — набросилась она на невестку. — Откуда такое взбрело в голову? Павлик грудью встал на защиту матери.

— Это не маме взбрело, — веско заявил он. — Это я узнал от двоюродного брата моего кореша. В Алжире много прекрасной шерсти, и просто глупо ехать туда без вязальной машины. А кореш сказал мне, что у них как раз продается. Подвернулась нам оказия, а вы еще недовольны!

— Какая-нибудь завалящая! — упорствовала тетя Моника, которой очень не хотелось опять перепечатывать длиннющий перечень. — Или испорченная.

— И вовсе не испорченная! — обиделся Павлик. — На стал бы я испорченную вам всучивать! Гэдээрочная. Новенькая! Купили для бабушки, чтобы к пенсии прирабатывала, а бабушка не успела — померла. И машинка осталась. Они продают недорого.

Пани Кристина бросилась к телефону, набрала номер своей неизменной советницы, опытной пани Кавалькевич, и проконсультировалась с ней.

— Пани Кавалькевич говорит — все правильно. Там полно пряжи, и вязальная машина очень пригодится. А кроме того...

Мама взглянула на сына и остальное договорила золовке на ухо.

— Нечего шептаться! — энергично запротестовал Павлик. — И без вас знаю, там такие вещи здорово ценятся. За вязальную машину папа может безбедно целый месяц прожить.

— Ну ладно, — сдалась тетя Моника, — а обязательно эту проклятую машину вписывать на «м»? Или на «в»? Обязательно перечень должен быть в алфавитном порядке? Можно, я припишу ее в конце? Думаете, легко печатать по-французски? У меня уже ум за разум заходит. Конечно, я очень хотела подлизаться, но и не представляла, что это связано с такими неимоверными трудностями!

Пани Кристина опять бросилась к телефону.

— Пани Кавалькевич говорит — не обязательно в алфавитном. Можно дописывать в конце. Тетя Моника облегченно вздохнула.

— Ну, в конце дописать не трудно...

— Я бы не стал привлекать к ней внимания, — озабоченно заметил Павлик. — Лучше запрятать куда в серединку. Не стоит ей бросаться в глаза.

Вот так тете Монике пришлось в третий раз переписывать на машинке весь длиннющий перечень, и она клятвенно пообещала: если ее заставят делать это по четвертому разу, она непременно задушит кого-нибудь голыми руками и сбежит из дому!

И вот теперь, изучая начисто переписанный перечень, Яночка ворчала:

— Конечно, это предметы первой необходимости, но я вовсе не уверена, что среди них найдется все необходимое для поиска сокровищ. Вспомни, в письме было написано — «справишься... одной левой». И каменоломня упоминалась. Наверное, там придется или копать, или даже что взрывать. Садовый инвентарь, слава Богу, тут фигурирует, а вот динамита никакого нет. И я уверена, динамит тетя Моника ни за что на свете не вставит, тем более, что он на букву «д», и его-то обязательно надо будет запрятать в середину. Он тоже не должен бросаться в глаза!

— Пустяки! — пренебрежительно махнул рукой брат. — Что я, какой-то динамит не в состоянии сделать? А сахар на что? А этот твой кислый калий? Думаешь, я просто так ему радовался? Из-за твоей амебы?

— А из-за чего же? — не поняла сестра.

— Тебе не понять! — высокомерно заявил брат. — Взрывы — моя проблема, не девчоночьего ума это дело. А все остальное в перечне записано, я сто раз проверял.

— Уверен?

— Ну вот, гляди: бинокль, кирка, компас, лопата...

— Наверняка понадобятся какие-то веревки, — предположила сестра. Брат возразил:

— Веревки не обязательно вписывать. Их и без того достаточно, все свои запакованные вещи отец перевязывает веревками, девать будет некуда. А я помогаю запаковывать и уж постараюсь подобрать веревки покрепче, такие, что и слона можно будет подвесить. Да нет, мне кажется, предусмотрено все. Надо же, сколько хлопот! Мы еще не успели и приступить к поискам сокровищ, а сколько пришлось наработаться!

Тут из столовой донесся звон посуды. Мама накрывала на стол. Яночка сказала:

— Пошли, ужин готов. Есть хочется страшно! Брат обрадовался.

— И мне тоже! Идем, тут у меня еще расписание для отца, с трудом раздобыл.

Уже выходившая из комнаты девочка остановилась.

— Какое расписание?

— Расписание паромов из Марселя до Алжира. Пришлось в их представительство смотаться. Знаешь, там так вежливо разговаривают, ну полный отпад! Не только дали расписание паромов, но и кучу всяких полезных сведений. А когда я принялся записывать их на бумажке, так мне даже подарили рекламный блокнот и авторучку. Вот, гляди!

— И ты только теперь об этом говоришь? — возмутилась сестра. — Ведь это же прекрасное отвлекающее средство. Чтобы мне не смел...

— Да знаю, знаю! — перебил мальчик. — Но ведь нельзя же подсунуть отцу расписание в последний момент! Он заранее должен рассчитывать весь путь. У него уже и паспорт в кармане... Надо заказывать билет.

Подумав, Яночка вынуждена была согласиться с братом.

— Ну ладно, но сам первым не начинай, только когда отец напомнит. Не беспокойся, он каждый день напоминает. Сейчас уже поздно, сегодня все равно ничего не успеет сделать, представительство уже закрылось.

Уже несколько дней назад пан Хабрович приступил к сборам и начал паковать вещи. Самая просторная комната была вся заставлена всевозможными чемоданами, сумками, картонными коробками. Голову отца целиком заняли предотъездные хлопоты, о детях он вспомнил лишь тогда, когда увидел их перед собой за столом.

— Ах, да! — сказал отец. — Все забываю. Дети, а как там мои до...

— Минутку! — перебил Павлик отца. — У меня к тебе срочное дело.

— Какое срочное дело? Опять? — со страхом спросил вконец замотанный отец.

— Ну как же, сам ведь мне поручил! Вот расписание движения паромов из Марселя до Алжира. Тебе надо забронировать место. Был я сегодня в представительстве французского пароходства, они сказали, в эту пору года — никаких проблем. Вот если бы ты отправлялся летом, сказали, дело сомнительное. Летом они даже не берутся бронировать. А сейчас — пожалуйста.

Пан Хабрович, разумеется, тут же забыл о документах. Взяв у сына фирменный блокнот, он принялся изучать записи, точнее — каракули сына. Сын счел нужным дать пояснения.

— Там курсируют паромы разных стран, попеременно, французские и алжирские. По четным дням французские, а алжирские наоборот. Оба отправляются из Марселя в одно и то же время, и на следующий день французский прибывает в Алжир около часа, а арабский в пять часов вечера. Причем французский обычно прибывает пунктуально по расписанию, а арабский обычно пунктуально запаздывает. А у двоюродного брата моего приятеля есть один знакомый, который уже четыре раза плавал на этих паромах, так что сам решай.

Пан Роман недолго колебался.

— В таком случае — французский. Никаких арабских, пять вечера — поздно, ведь мне еще добираться до места несколько часов, не могу же я первый раз ехать в темноте по незнакомой местности.

И, обращаясь к жене, пояснил:

— Меня и Вишневский предостерегал, и Звияк, чтобы я ни в коем случае не отправлялся в свой Тиарет глядя на ночь. Сказали — трасса сложная.

— Чем же она сложная? — заинтересовалась супруга.

— Я тоже хотел знать, а они ответили: поедешь — увидишь. Только очень предупреждали — ни в коем случае не ехать в темноте.

— А ты не мог понастоятельнее порасспросить? — недовольно сказала любопытная жена. — Разбойники, что ли, грабят по большим дорогам? Помнишь, как в арабских сказках «Тысячи и одной ночи».

— Дикие звери выходят по ночам на охоту, — предположил Павлик.

Для папы этого было достаточно, он завелся с полоборота.

— Какие звери, какие разбойники? Сами же уверяли меня, что в Алжире нет диких зверей. Яночка, что там за трасса?

— Атласские горы! — был ответ.

— Горы! — простонал пан Роман. — И их никак нельзя объехать?

— Никак! — заверила дочка, непререкаемый в семье авторитет в области географии. — Именно через них тянется дорога от побережья Средиземного моря. И хотя горная система Атласа наибольшей высоты достигает в Марокко, в Алжире горы тоже достаточно высокие.

— Надо же, еще и горы! — опять впал в отчаяние пан Роман. — Не люблю я ездить по горам. В таком случае надо так продумать маршрут до Марселя, чтобы хотя бы в Европе не ехать через горы.

Весь ужин заняло обсуждение маршрута, но под конец ужина папа снова вспомнил о документах. Яночка уже совсем было собралась пожертвовать своим последним козырем — амебой, но ее спасли Рафал и дядя Анджей, постучавшие в дверь, сын и муж тети Моники. Они попросили разрешения побыть у Хабровичей до конца дня, потому как Моника вышвырнула их из квартиры и запретила возвращаться до того, как разделается с несчастным перечнем. У нее, похоже, окончательно сдали нервы. Теперь она пригрозила не только разводом, а грозилась вообще поджечь дом.

— Наверное, вы придумали новые предметы для перечня, — догадалась пани Кристина.

— Да ничего особенного, — грустно произнес дядя Анджей, принимаясь за чай. — Просто мы в Рафалом подумали, что неплохо было бы Роману захватить кое-что, без чего нельзя ловить рыбу. И поохотиться ему наверняка захочется.

— А «двустволка» начинается на букву «д», — прибавил Рафал, — и ее тоже имеет смысл спрятать в середине.

— Никаких двустволок! — дико вскрикнул пан Роман, доведенный до белого каления. — Даже если я и отправлюсь на охоту, буду ловить дичь голыми руками.

— А разве в Алжире водится какая-то дичь? — удивилась пани Кристина.

Опять глаза всех обратились на Яночку.

— Водится, — подтвердила образованная девочка. — Львы. Правда, не на побережье, а немного дальше на юг, в полупустыне, или как ее там? Львы водятся в саванне.

«Ну и дура девчонка! — в панике подумал Павлик. — Разве можно такое при отце говорить?» Теперь глаза присутствующих обратились на пана Романа. Нет, хоть он и захлебнулся чаем, но вел себя как мужчина.

— Все равно еду! — мужественно произнес он. — И от слов своих не отрекаюсь, буду ловить львов голыми руками!

Рафал попытался успокоить дядю.

— Ведь не одни же львы там водятся. Я читал, в африканских странах и на обезьян охотятся, так что тебе не обязательно идти на льва. Если уж ты решил голыми руками, из двух зол выбери обезьяну.

— Гориллу, например, — ехидно подсказала пани Кристина.

Вот так львы и гориллы спасли амебу. Необходимость прибегнуть к этому последнему средству возникла лишь за два дня до отъезда отца, но теперь Яночка уже была спокойна. Во-первых, наступил последний этап упаковки вещей, во-вторых, бабушка лично составила большой список опасностей, подстерегающих ее сына в далекой Африке. А потом посыпались и прочие отвлекающие моменты.

Накануне отъезда в дом Хабровичей пришел незнакомый молодой человек с очень большой и тяжелой сумкой и попросил забрать ее для передачи в Тиарете одному из работающих там поляков. На вопрос пана Романа, что такое в этой неподъемной сумке, молодой человек охотно информировал: запчасти к «фиату 125». И поинтересовался, в достаточном ли количестве запасся ими пан Роман для своей машины и есть ли у него карта автомобильных дорог Алжира. Узнав, что нет, пришел в ужас и непременно советовал приобрести ее еще во Франции.

— Смотрите же, не забудьте! — несколько раз повторил молодой человек. — В самом Алжире ее не купишь, а без карты вы недалеко уедете.

Когда он в десятый раз напомнил отцу о необходимости купить карту автомобильных дорог Алжира, присутствующий при этом Павлик в приливе вдохновения вдруг приколотил к дверному косяку в столовой длинную полоску бумаги, памятку отцу, на которой большими печатными буквами под рубрикой «П. 1» записал: КУПИТЬ АВТ. КАРТУ АЛЖИРА. И к тому моменту, когда совершенно выбившийся из сил и уже ничего не соображающий пан Роман сел за прощальный ужин в кругу не менее взволнованной и тоже выбившейся из сил семьи, памятка была заполнена, до конца.

Молодой человек со своим советом был первой ласточкой. Вслед за ним повалили посетители, отправляющие своим родным и близким в Алжир продукты, документы, письма и кое-какие вещи, и каждый из них считал своим долгом дать новенькому какой-нибудь совет. Записывать советы поручили мальчику, и Павлик без возражений записывал: разменять франки, понадобятся в качестве взяток и чаевых; не забыть взять хрен и соленые огурцы, этого в Алжире ни за какие деньги не достанешь; на пароме наполнить термос каким-нибудь холодным питьем, ибо потом по дороге не напьешься, а оставлять машину нельзя — упрут; не забыть что-нибудь из польских национальных блюд, ведь по приезде обязательно надо устроить прием для тамошних поляков и т. д. и т. п. Пан Роман покорно выслушивал все советы, но ни слова не понимал.

О документах отец вспомнил в конце прощального ужина. На сей раз его поддержала мама, заявив, что все документы нужно собрать вместе. Ни словом не возразив, Яночка молча вышла из-за стола и направилась в свою комнату. Павлик помчался следом, по дороге встревоженно спрашивая:

— И что теперь будет? Что скажем?

— А ничего не будет, — спокойно ответила сестра, доставая из-под шкафа большую картонную папку. — Даже если и примется читать, до него ни слова не дойдет, видишь же, какой он. Как думаешь, отдать ему все или хватит в одном экземпляре?

— Думаю, хватит с него одного экземпляра, а то если потеряет, ничего не останется. Пусть у нас один хранится в запасе.

— Тогда не отдам в папке, — решила сестра. — Папка останется у нас, а отцу положу в конверт.

При виде большого конверта в мозгу затурканного пана Романа что-то будто прояснилось, и он вроде как немного пришел в себя. Вырвав конверт из рук дочери, он раскрыл его, вынул первую попавшуюся под руку страницу и стал читать вслух:

— Первое не пить некипяченой воды. Второе не прикасаться к свежим бараньим шкурам голыми руками... Послушай, что ты мне подсунула?

Дочка вежливо пояснила:

— Этот список строго-настрого бабушка велела обязательно дать тебе в дорогу и проследить, чтобы ты выучил наизусть все ее заповеди.

— Вот именно! — строго подтвердила бабушка. — И выучить надо еще до того, как ты прибудешь в эту ужасную страну. Должен усвоить их, как молитву, и следовать им автоматически. Начинай немедленно!

— Не прикасаться к местным приправам и пряностям и не нюхать их... — послушно прочитал пан Роман, растеряв всю энергию, и слабым голосом обратился к дочери: — А где же копии документов? Ты должна была принести мне копии.

— Да вон же они, в этом самом конверте, — сказал Павлик. — В конверт мы тебе положили все самое необходимое, и в таком порядке, в каком документы надо вынимать. А ты вынул не тот. С самого начала надо читать памятку. Ее будешь читать всю дорогу. Подъезжая к Алжиру, вынешь вот эту бабушкину молитву и зазубришь ее. А уже на месте, в Тиарете, можешь ознакомиться со своей биографией, никуда она от тебя не уйдет.

И взяв из ослабевших рук отца большой серый конверт, мальчик аккуратно вложил в него вынутую отцом бумагу, продемонстрировал родителю остальные, еще раз повторил, в каком порядке с ними знакомиться, и передал конверт матери, которая немедля затолкала его в боковой карман большой дорожной сумки отца. Пан Роман, неспособный уже ни на какие протесты, лишь молча смотрел, как конверт скрылся в кармане.

— Мама, с чего ты вдруг вспомнила про сыромятные бараньи шкуры? — удивленно поинтересовалась тетя Моника.

Бабушка с достоинством пояснила:

— Алжир, мое дитя, это страна овец. А на свежесодранных бараньих шкурах любят сидеть микробы желтухи. Я специально узнавала.

Последней из посетителей была пани Кавалькевич. Она пришла уже после ужина с тормозными колодками для передачи мужу. Пани Кавалькевич оказалась большой, толстой, энергичной женщиной, жизнерадостной и исполненной оптимизма.

— Да что вы так переживаете? — удивилась она при виде чуть живого пана Романа. — Уж такие дубины справлялись, так что выкиньте из головы.

А когда пан Роман заикаясь начал излагать ей свои сомнения и опасения, пани Кавалькевич лишь пренебрежительно махнула рукой и добродушно заявила:

— Дорогой мой, Алжир — это страна для мужчин! Мужик там всего добьется, он может делать что пожелает, ходить куда пожелает. А вот для бабы там хода нет! Вот если бы вы были женщиной, тогда могли бы переживать, а так? И вы еще жалуетесь?!

Несколько успокоенный тем, что он все-таки не женщина, пан Роман на следующее утро — туманное и зябкое — отбыл в свой первый заграничный вояж. Для Яночки с Павликом потянулись дни нетерпеливого ожидания...

— Ну и ну! — выкрикивал Павлик, пытаясь скрыть невольное восхищение прозорливостью сестры. — Надо же, как ты угадала!

Яночка не сочла нужным обсуждать эту тему, лишь коротенькой минутой молчания почтив свои заслуги, которые во всем блеске выявились уже во время чтения первого письма отца, присланного из загранкомандировки.

Письмо пришло через две недели после отъезда отца, было довольно толстым и заканчивалось строками, исполненными глубочайшего драматизма. Письмо зачитывалось вслух пани Кристиной, а собравшаяся в полном составе родня слушала затаив дыхание.

Вот заключительные драматические строки:

«Так случилось, что с собственными документами — автобиографией и описанием трудовой деятельности я ознакомился только здесь, на месте, и уже после собеседования с шефом. Чудо, просто чудо! Прочти их раньше, я бы повернул назад и бежал, куда глаза глядят, невзирая на последствия! Ноги бы моей не было в Африке! Представляете, оказывается, меня приняли на эту работу исключительно в силу моих заслуг и опыта, приобретенного на ответственной работе в Дании и Англии!!!» Прервав чтение, мама с ужасом взглянула на своих предприимчивых детей.

— Вы что написали в отцовских характеристиках? — строго спросила она. Дочь хладнокровно ответила:

— Видишь же, именно то, что надо.

Павлик пришел на выручку сестре.

— Не отвлекайся, читай дальше, не обращай внимания на мелочи!

Родные дружным хором поддержали мальчика. Всех интересовало как там, в Африке, и никому не интересны были какие-то документы. Пани Кристина принялась с выражением читать:

— «С парома мне удалось съехать одному из первых, помог земляк, уже в десятый раз возвращающийся в Алжир. Благодаря этому еще засветло я мог отправиться в путь. У трапа меня встретил представитель Полсервиса, вручил деньги и помог проехать через город, одному мне бы не выбраться. С парома Алжир показался мне страшно живописным, но когда я в него въехал на своей машине, мне стало не до живописности, так что на этот счет ничего сказать не могу. Города я просто не видел, глядел под колеса, судорожно вцепившись в баранку. Думал, легче будет, когда выеду из города, но тут начался подъем в гору, и я сразу понял, почему мне советовали ехать только в светлое время дня. Впрочем, это трудно описать, сами увидите, когда приедете...» — Ну знаете! — возмутился Рафал, в волнении слушавший описание экзотических стран. А его мать, тетя Моника, добавила:

— Если все письмо будет таким, мы все потребуем, чтобы Роман прислал нам приглашение, чтобы самим увидеть!

Пани Кристина продолжила чтение:

— «Уже смеркалось, когда я подъезжал к Тиарету, и при въезде в городок опять встретил земляков, которые и помогли мне разыскать мой домик. Оказывается, это прелестный четырехкомнатный домик рядом с домом пана Кавалькевича, который поджидал меня с ключами. Первым делом он проводил меня к источнику, из которого все берут питьевую воду. Та, что течет из крана, для питья непригодна. Очень трудно тут жить без знания языка, что-то мой французский не очень понимают, но сегодня первый раз мне удалось купить бутылку вина без тыканья в нее пальцем, так что кое-какие успехи в языке налицо. Но лучше пока тыкать. Вместе с вином я просил запаковать мне десяток яиц, а продавцы только покатывались со смеху. Потом оказалось, я требовал десяток глаз...» Семейство потребовало пояснений, и пани Кристине пришлось прервать чтение для выяснения лингвистического недоразумения. Когда все поняли разницу между «les yeux» и «les oeils», она стала читать дальше.

Дальше описывались бюрократические мытарства пана Романа, бесчисленные хождения по учреждениям для оформления необходимых документов, общая безалаберность арабов, их вечное безмятежное «букра» (завтра). Оказывается, не все арабские чиновники владеют французским, так что дело тормозило также отсутствие переводчика с арабского, которого (переводчика) тут буквально разрывают на части.

И вообще, о местных чиновниках у пана Романа выработалось не наилучшее мнение. Похоже, это были люди безответственные и крайне необязательные. Так, например, поселок для иностранных специалистов, где проживали и поляки, должен быть окружен изгородью со всех сторон и эту изгородь обязались поставить общими силами комбинат и городской муниципалитет. Комбинат свою половину работ честно выполнил, городские же власти и пальцем не пошевелили, и теперь каждый домик в поселке окружен загородкой только с двух сторон. «Странные люди, эти арабы. Не проще ли было окружить с двух сторон весь поселок?» — удивлялся пан Роман.

Тут внезапно письмо прерывалось. Конец пан Роман дописывал часа через два, причем почерк у него как-то изменился.

«Только что было землетрясение. Ничего особенного не произошло, ничего не случилось страшного, с нами все в порядке, но мне пришлось принять меры по поднятию духа. Сейчас начнут действовать, поэтому об остальном напишу в следующем письме, недели через две».

— Езус-Мария! — страшным голосом воскликнула бабушка.

— Землетрясение! — в восторге воскликнул Павлик. — А что начнет действовать? Какие меры?

— Да хлебнул малость для храбрости! — небрежно бросила тетя Моника. Спохватившись, что высказалась непедагогично, поправилась: — Принял успокаивающее средство. Мама, ну что ты паникуешь? Видишь же, что письмо дописано уже ПОСЛЕ землетрясения! Через две недели получим следующее письмо.

Оставшись одни, брат с сестрой стали обмениваться впечатлениями.

— И в самом деле, нужно было скрывать от отца бумаги, — признал Павлик. — Представляю, каких дров бы наломал отец, узнай о них раньше времени! Вся наша работа пошла бы коту под хвост.

— Если ты думаешь, что теперь нет работы, то глубоко ошибаешься, — заметила сестра. — Нам нельзя расслабляться.

Павлик сразу приуныл.

— Опять вкалывать? А что теперь мы должны делать?

— Для начала узнать, как перевозят собак на самолетах. И вообще готовиться к поездке в Алжир.

Перевозка собак оказалась очень сложным делом. Хотя Хабр был привит и все справки имелись, хотя ни одна страна в мире ничего не имела против того, чтобы он туда прилетел, тем не менее возникли непреодолимые сложности. И вызваны они были совершенно идиотскими правилами Польской авиакомпании ЛЁТ. Дело в том, что, согласно этим правилам, собаки должны перевозиться непременно в клетках! И эти клетки помещают в особом отсеке, отдельно от пассажиров.

Павлик смертельно обиделся за своего любимца. Вернувшись с площади Конституции, где размещалось Агентство ЛЁТа, он громко выражал свое возмущение.

— Хабр в клетке, ты представляешь?! Пусть даже не в железной, а в плетеной, все равно! Еще чего не хватало! Их бы самих в клетку посадить! Да я бы, на месте Хабра, на всю жизнь обиделся!

— Нечего икру метать! — осадила эмоционального брата девочка. — Ни в какую клетку Хабрика не посадят.

— Но они же мне ясно сказали — если не в клетке, собаку в самолет не пропустят. Такие, видите ли, у них правила! Мне эту клетку хотели силой всучить!

— Ну и что? — спокойно возразила сестра. — Клетку можем взять, так и быть, протестовать не станем и до последней минуты будем сидеть тихо, как мышки. А потом выяснится, что клетка сама по себе не ходит! А он весит не меньше сорока килограммов. Ну, усек?

Павлик расцвел.

— Клево! Вот это мысль! Не заставят же они нас силой переть такую тяжесть!

— Вот именно. А носильщику сразу скажем, что мать за собаку ни гроша не заплатит, чтобы знал! И Хабр пойдет ножками, а пустую клетку мы можем нести за ним, раз уж им так хочется. Нам не тяжело.

На следующий день от отца пришло обещанное письмо. Среди множества интереснейшей информации о разных сторонах экзотической арабской действительности — их непривычных для европейца продуктах, их коровах, которые каждое утро приходят чесаться об угол домика, пользуясь отсутствием загородки, о трудностях с водой и перипетиях с сантехникой и прочего — промелькнуло сообщение о том, что отец побывал на суку в Махдии, причем выяснилось, что таинственное словечко «сук» означает просто-напросто восточный базар.

— При чем тут базар? — ворчал Павлик, еще и еще раз вчитываясь в клочки драгоценного письма. — Вот, тут ясно написано: «Сук в Махдии». Какие сокровища могут быть на базаре? Разве можно разыскивать сокровища на каком-то базаре?

— Нет, ты невнимательно прочел, — поправила мальчика сестра, тоже по сотому разу перечитывая бесценные указания. — Из письма следует, что на суку в Махдии следует искать не сокровища, а только сведения о них. Вот же, читай: «... только надо знать, где их найти». Отец понятия не имеет о сокровищах, поэтому, когда побывал на этом самом суку, не заметил никаких признаков сокровищ.

— А ты думаешь, мы заметим?

— Должны, ведь мы же знаем, что там надо что-то искать, вот и будем внимательно ко всему приглядываться.

— К чему именно?

— Да ко всему на свете, ко всему, что нам покажется подозрительным или интересным. И еще будем прислушиваться. Может, надо там что-то такое услышать...

— Там же по-польски не говорят!

— Правильно, потому и надо в оставшееся время поучиться языку. Я же тебе говорила — поработать придется.

— Какому языку? Арабскому?

— Ну нет, с арабским не справимся, хотя бы французскому. Там многие из арабов говорят по-французски, не только в учреждениях. Вот, отец ведь пишет, и в лавчонках тоже. Значит, и на суку говорят.

— А по чему мы будем учиться? Все французские учебники и словари отец забрал с собой. Сестра возразила:

— Не все. Остался самый толстый и самый старый словарь, отец не взял его из-за тяжести. А в нем есть грамматика, я посмотрела.

— Все равно меня этот сук сбивает с толку, — упорствовал брат.

— Мне тоже это не нравится, но сам понимаешь, начинать придется именно с него, в письме ясно написано. Эх, жаль, о каменоломне отец ничего не написал.

— Вот именно! Смотри, письмо на восьми страницах, о всяких глупостях пишет, о коровах и унитазах, а о важных вещах — ни словечка. Один сук, и то подозрительный.

— Ладно, не придирайся, лучше подумай о том, все ли мы предусмотрели. Ты у нас ответственный за техническую сторону поисков сокровищ.

— Вроде бы все. Пришлось проследить, чтобы уголь мать закупила в нужном количестве.

— Какой еще уголь? — удивилась сестра.

— Активированный, средство при желудочно-кишечных отравлениях. Уж я ей всю плешь проел, наконец поняла, что без него там всем нам гибель, и закупила.

— Достаточно?

— С полкило, не меньше.

Сев за письменный стол, Яночка подперла кулаками подбородок и с удовлетворением заявила:

— Ну что ж, во всяком случае мы делаем все от нас зависящее. Ох, скорей бы уж поехать! Там, на месте, и разберемся.

— Долго еще! — вздохнул брат. — Два месяца и десять дней.

С ангельским терпением переждал Хабр все паспортно-таможенные процедуры в аэропорту, спокойно сидя на полу рядом с новой плетенной из прутьев клеткой, которую, вероятно, воспринял как свой личный багаж. Только один раз покинул он свой пост, да и то по делу. Внимание пса привлек один из пассажиров, стоящий у стойки оформления багажа на самолет, отправляющийся во Франк-фурт-на-Майне. Подкравшись к этому человеку, пес внимательнейшим образом обнюхал его, после чего сделал стойку на него, как на дичь, и оглянулся на Яночку, видит ли.

Яночка отозвала собаку и сказала брату:

— Голову даю на отсечение, этот тип что-то незаконное провозит.

— Ясное дело! — не сомневался Павлик. — Наверняка наложил в штаны, хотя по нему и не видно. Скажем таможенникам?

— Не до того нам, — ответила сестра. — Мама зовет, ее багаж уже просмотрели.

Брат с сестрой и не заметили, что стоящий неподалеку служащий аэродрома слышал их разговор. Внимательно поглядев сначала на собаку, потом на подозрительного пассажира, он подошел к одному из таможенников, производящих досмотр ручной клади, и что-то шепнул ему. Подозрительного пассажира отвели в специальную комнату для личного досмотра.

Что же касается Яночкиных соображений относительно пса и его клетки, то они полностью подтвердились. По трапу самолета Хабр поднялся самостоятельно, солидно и с достоинством, а за ним надутый и оскорбленный в своих лучших чувствах Павлик втащил пустую плетеную клетку.

Самолет не был переполнен, ибо по причине сверхнормативного количества пассажиров авиакомпании ЛЁТ выделила вместо одного самолета два, так что в салоне места было много, большинство кресел пустовало. Еще до взлета пес тщательнейшим образом обнюхал салон самолета. Ознакомившись с новым для него помещением, он спокойно улегся под пустым креслом рядом с пани Кристиной и заснул.

Погода была чудесная. На безоблачном небе ярко светило солнце, и где-то далеко внизу медленно двигалась земля, на которой все можно было прекрасно рассмотреть. Через полтора часа вместо земли под крылом самолета блеснула голубая гладь Средиземного моря, а еще через два часа опять показалась суша.

Втиснувшись каким-то чудом в одно кресло, Яночка с Павликом не отрывались от иллюминатора. Прекрасный знаток географии, девочка без умолку сыпала названиями всех стран, горных цепей и даже городов, над которыми пролетал самолет. Павлик очень жалел, что они летят так высоко, все-таки не все удавалось рассмотреть, как бы хотелось. Пани Кристина очень радовалась тому, что они взяли с собой в путешествие мудрого и всезнающего Хабра. Вон как спокойно спит, значит, им никакая опасность не грозит, можно не тревожиться.

Наконец самолет вроде бы сбросил скорость и стал постепенно снижаться, а над дверью появилась надпись о ремнях и курении. Хабр проснулся. С большой неохотой оторвался Павлик от окна и занял свое кресло.

— Вижу землю! — крикнул он, изо всех сил вытягивая шею, чтобы выглянуть в окошечко. — Ой, как уже близко! А я толком ничего и не увижу!

— Буду тебе обо всем докладывать, — вызвалась сестра. — Вот, уже видно аэродром, бетонные полосы, на которые надо приземляться. А мы почему-то летим поперек!

— А ветер откуда дует? — спрашивал брат.А чулок видишь?

Поскольку девочка не хуже брата разбиралась в вопросах современного воздухоплавания, она со знанием дела информировала Павлика:

— Вижу, дует справа.

— Значит, придется разворачиваться, чтобы зайти на посадку, — сообразил Павлик и пожалел, что он не из племени тех африканских негров, у которых шеи достигают какой-то неимоверной длины. Есть такие в дебрях Африки, он читал.

Самолет и в Самом деле так резко накренился на правый борт, что пани Кристина первый раз за все время полета слегка встревожилась. Хабр вздохнул и повалился ей на ноги.

— Неужели нельзя аккуратней? — недовольно сказала пани Кристина. — Что это пилот выкидывает такие номера?

— Не волнуйся, мама, так надо, — успокоил ее Павлик. — Ну вот и выпрямился, видишь? Теперь самолет летел прямо на запад.

— Сейчас опять повернет, — предупредила Яночка.

А Павлик озабоченно произнес:

— Места мало, очень неудобно разворачиваться. Мама, сейчас опять наклонится очень резко, не бойся.

Самолет опять сделал разворот вправо. Пани Кристина изо всех сил сжала рот, чтобы не опозориться перед детьми. А Яночка не отрывалась от иллюминатора, сообщая брату обо всех деталях посадки.

— Вот теперь нацелился на широкую посадочную полосу. О, садимся!

Вопреки опасениям пани Кристины, которая уже боялась, что самолет так и будет целую вечность кружить над аэродромом, он коснулся колесами посадочной полосы и, слегка подпрыгивая, покатился по ней, сильно тормозя.

— Вот это пилот! — в полном восторге проговорил Павлик.

Яночка молчала. Только сейчас до нее дошло, что она находится в АФРИКЕ, и от волнения девочка лишилась голоса. Самолет катится по африканской земле, с неба светит африканское солнце. Желтый неправильный треугольник, который она столько раз видела на карте, находится у нее под ногами. И все вокруг необыкновенное, африканское!

Вот вдали показался автобус — необычный, какой-то очень широкий, с огромными стеклянными окнами, несомненно африканский. Интересно, встретит ли их Африка по выходе из самолета настоящей африканской жарой? Оказалось, не очень африканской, жара была вполне умеренной, может, благодаря слабому, приятному ветерку.

Огромный таможенный зал неожиданно оказался мрачным и темным, лишь где-то впереди, за стеклянной стеной, победно сияло могучее африканское солнце. Туда они пройдут после досмотра багажа, там, в толпе ожидающих, должен находиться и отец.

Сначала прошли паспортный контроль, и тут же пани Кристина наняла арабского носильщика. Освобожденный от обязанности стеречь хозяйский багаж Хабр, немного взволнованный непривычным окружением, тут же помчался к сияющей вдали стеклянной стене.

— О, там папа! — крикнул Павлик.

— Где ты видишь отца? — удивилась Яночка.

— Я не вижу, но Хабр говорит — он там.

Хабр вернулся к детям, всем своим видом показывая, что отыскал-таки пана Хабровича, и теперь наконец вся семья Хабровичей может воссоединиться. Бросив мать с чемоданами и носильщиком у таможенного транспортера, дети со всех ног кинулись за собакой, которая и в самом деле привела их к отцу.

Похудевший и успевший за три месяца здорово загореть под африканским солнцем пан Роман стоял в первых рядах встречающих и весь извелся от ожидания.

— Носильщика! — таким возгласом приветствовал он своих детей.

— Мама уже взяла, — успокоил отца Павлик.

— С тележкой? — не успокаивался отец.

— С тележкой, с тележкой! Папуля, как ты? Как тебе здесь?

— Ужасно! — вырвалось у пана Романа, но он тут же спохватился: — Ничего, жить можно. Жарковато немного. Пойдите помогите матери.

В помощи не было необходимости, весь багаж поместился на тележке, и не успели они оглядеться, как оказались снаружи, под ослепительным африканским солнцем.

— Что ты пристал ко мне с этим носильщиком? — допытывалась уставшая, распаренная пани Кристина у мужа. — В каждом письме только про носильщика и писал. Что я, сама бы не сообразила? Неужто на себе потащу эту гору чемоданов?

Пан Роман, уже успокоившийся и счастливый от того, что вся семья в сборе, немного смущенно пояснил:

— Да нет, я знал, что ты сама догадаешься, но на всякий случай... Тут такие странные обычаи, и если таможню проходят без носильщика, арабы чинят всякие препятствия, а с носильщиками пропускают без досмотра.

— Правда, нас пропустили, — подхватил Павлик. — А у тех краковских поляков всю водку забрали. Правда, потом половину вернули, они заявили, что это не водка, а приправы к супу. Они и в самом деле не взяли носильщика.

— Ну вот, видишь...

Ненадолго оставив семью с багажом, пан Роман подъехал к ним на машине, и, все благополучно загрузившись, они двинулись в путь.

— Мы поедем через Алжир? — поинтересовалась Яночка.

— Нет, — ответил отец. — Мы объедем вокруг него.

— Как это? — возмутилась девочка. — Быть рядом с Алжиром и не увидеть города?!

— Ни за какие сокровища не поеду через город! — мрачно сказал отец. — До вас сели три самолета, и теперь на мутоньере наверняка пробка. Уверен, до вечера не рассосется, а нам надо до Тиарета доехать еще засветло.

— Что такое «пробка на мутоньере»? Говори по-польски.

— Я и говорю. Что такое «пробка» на шоссе, вы знаете. А мутоньерой называется шоссе из Алжира до аэропорта, от французского «le mouton», что значит «баран». Когда-то по этой дороге гнали баранов на продажу, отсюда и название дороги. Теперь это скоростная магистраль длиной в тридцать три километра. А на самом деле почти всегда это тридцать три километра пробки, какой свет не видел! Две недели назад меня занесла сюда нелегкая, и двадцать метров я тащился пятнадцать минут. Сейчас приступили к строительству нового шоссе с двухрядным движением, пока не построят — в Алжир не поеду.

Яночка только собралась горячо возразить, как их машину обогнала какая-то другая, явно африканская! На шофере был яркий халат с широкими рукавами, а на голове большой белоснежный тюрбан. Пассажирками его были две арабки, закутанные с головой в белые покрывала.

Вильнув задом, обогнавшая их машина стала быстро удаляться, а внимание Яночки привлекли дорожные указатели с большими надписями по-европейски — с одной стороны BLIDA, а с другой LARBA и SOUR ELGHOZLANE. Под этими надписями виднелась арабская вязь. Вдоль шоссе росли гигантские агавы, дикие и запыленные. Девочка опять вспомнила, что находится она в Африке, и безграничное счастье заполнило ее душу. Все здесь ново, все необычно. Бог с ним, с Алжиром, увидит его когда-нибудь в другой раз, пока надо наслаждаться тем, что видит вокруг.

— Да, и в самом деле жарко, — сказала пани Кристина. — Послушай, Роман, можно я сниму платье? Я в купальнике.

— Храни тебя Бог! — в ужасе воскликнул пан Роман. — Не забывай, ты находишься в мусульманской стране! Можешь снять с себя все, что под платьем, но платье обязательно оставь, иначе нас могут забросать каменьями. Я же предупреждал, одевайся соответственно!

Пани Кристина рассердилась.

— А я и оделась соответственно, не придирайся. Так, чтобы легко можно было раздеться. Но не предполагала, что здесь такое пекло, в платье с рукавами не выдержу, хоть рукава и короткие.

— Вот и надо было надеть без рукавов, — наставительно заметил муж. — Без рукавов у тебя не найдется ничего поблизости?

— Пляжный халатик, я его специально положила в чемодан на самый верх. Чемодан в багажнике.

— Тогда немного отъедем, и переоденешься, — решил пан Роман. — Пока потерпи.

Поворчав, пани Кристина вынуждена была покориться. Какое-то время ехали молча, дорога поглощала все внимание водителя. Но вот на ней стало свободней, пан Роман прибавил скорость и сказал:

— Может быть, имеет смысл проехать через Ущелье обезьян? Правда, дорога немного длиннее, но спокойнее. А потом выезжаем на плато, и прямиком до Тиарета, через Махдию...

— Да! — одновременно вырвалось у Павлика с Яночкой, хотя отец спрашивал не их, а маму. Та отозвалась:

— Мне все равно, лишь бы где-нибудь нашлось место, чтобы переодеться. Пока я просто не в состоянии любоваться красотами природы. Там найдется такое место?

— Именно там сколько угодно таких мест. Но... — засомневался вдруг отец, — там вы захотите кормить обезьян, а у нас ничего для них нет. А быть в Ущелье обезьян и не покормить их — считай, напрасно приезжали, никакого удовольствия.

— Так ведь ты сам сказал — захватил для нас фрукты.

— Это для вас, даром, что ли, я целый час мыл их в растворе марганцовки? Не отдавать же их обезьянам. Разве что по дороге купим...

Яночка с Павликом изо всех сил вцепились в предложенный отцом маршрут. Ущелье обезьян и Махдия — два пункта, фигурирующие в таинственном письме... Бог с ним, с Алжиром, решила Яночка. Бог с ней, с дорогой через горы, решил Павлик. Всем можно пожертвовать ради этих двух пунктов. Только через Ущелье обезьян и Махдию! Мать удалось сагитировать очень легко: раз в ущелье найдется укромное место для переодевания — едем в ущелье!

Отец перестал сомневаться.

— В таком случае запасемся в Блиде какими-нибудь фруктами и едем через ущелье, — решил он.

Ущелье обезьян оказалось гигантским и чрезвычайно живописным. Шоссе вилось по склону горы. С одной стороны стеной возносились в голубое небо изрезанные разноцветные скалы, с другой резко вниз обрывалась бездонная пропасть, по ту сторону которой опять возвышались скалы, поросшие редким лесом и кустарником. Образованная Яночка называла дикие оливы, фисташки, можжевельник и даже пробковый дуб. На дне пропасти лениво струился жалкий ручеек грязно-коричневого цвета.

На одном из изгибов этого колоссального ущелья шоссе внезапно расширялось, образуя нечто вроде стоянки для автомашин. Тут пан Роман и остановил свой «фиат».

— Пожалуйста, приехали! — торжественно заявил он и первым вышел на воздух. Брат с сестрой молча последовали за ним.

Ущелье производило потрясающее впечатление. Дети даже представить себе не могли такой первобытной красоты, дикости, совершенно необыкновенных красок, а главное, его гигантских размеров. Ошеломленные увиденным, они молча стояли и смотрели, смотрели. Так вот оно, таинственное, волшебное, сказочное Ущелье обезьян!

Отец предостерег:

— Не подходите близко к краю пропасти, можно сорваться вниз.

— Фантастика! — отозвалась пани Кристина, уже успевшая в машине переодеться. — А где же обезьяны?

— И в самом деле! — спохватился пан Роман. — Где же они?

На Хабра не произвели впечатления гигантские размеры ущелья, не ошеломила его дикая красота. Зато сколько здесь новых, совершенно незнакомых запахов! Пес сразу же приступил к обнюхиванию незнакомой территории, но далеко не ушел. Подбежав к кустарнику у стоянки, собака вдруг остановилась, недоуменно понюхала землю и воздух, вопросительно оглянулась на хозяев, будто спрашивая, куда это они ее завезли, и внезапно сделала классическую охотничью стойку — вытянулась в струнку, морду и вытянутую переднюю лапу направив в сторону зарослей. Потом Хабр покрутился на месте и сел, совершенно сбитый с толку.

— Есть обезьяны! — обрадовался Павлик.

— Езус-Мария, будет конфликт! — испугалась пани Кристина.

— Не будет никакого конфликта, — успокоила маму Яночка.

Девочка уже стряхнула с себя наваждение, вызванное воздействием сказочного пейзажа, и бросилась к своему любимцу.

— Сейчас я ему все объясню.

Присев на корточки рядом с Хабром, девочка прижала к себе его умную голову и принялась втолковывать собаке:

— Хабрик, это обезьяны. Просто обезьяны. Хорошие, спокойные обезьянки. Их нельзя трогать. Ты только покажи их нам, но не трогай! Понял, песик? Они хорошие.

Конечно же умный пес все понял. И по его виду можно было понять — очень обрадовался. Обрадовался тому, что понял обстановку, понял, что ему следует делать. Ну что же здесь непонятного? Его маленькую хозяйку интересует какая-то новая дичь, которая водится в этих местах. Дичь интересная, но неопасная, на людей и собак не бросается. Его попросили выследить ее, но не трогать, только сообщить, где она скрывается.

Пес двинулся на поиски, и тут же выяснилось, что дичь скрывается повсюду: вот в этих зарослях вокруг стоянки, в расселинах вон тех скал, вон там внизу, на спуске к воде. Видимо, обезьяны испугались собаки и не решались показываться, предположил пан Роман. Но вот они осмелели, и, похоже, самые храбрые из них решили рискнуть. Они вылезли из укрытия и, широкой дутой обходя собаку, бесстрашно приблизились к людям.

И тут началось! Пани Кристина и дети были в полном восторге. Оказалось, кормление обезьян на свободе — ни с чем не сравнимое удовольствие. Обезьяны не боялись брать фрукты прямо из рук людей, вырывали их друг у друга, забавно ссорились. А как наглядно проявлялись индивидуальности отдельных особей! Были пугливые и скромные, что жались в сторонке, были храбрые и просто нахальные, что беззастенчиво выпрашивали лакомство, а то и вырывали его из рук. Были просто озорники, которые не интересовались подачкой, присутствием гостей воспользовались только для того, чтобы вволю позабавиться — прыгали на машину и просто на плечи гостей, дрались друг с другом и задирали других, воспитанных и вежливых обезьянок. Особенно трогательны были малыши, обезьяньи детки, вцепившиеся крохотными ручонками в густую шерсть своих мамаш. Несколько килограммов абрикосов разошлись за считанные минуты.

— Дикие обезьяны на свободе! — восхищалась пани Кристина. — Просто чудо! Обязательно приеду сюда еще раз.

— А где Хабр? — вдруг встревожилась Яночка, первая заметив отсутствие своего любимца.

Пес отыскался неподалеку. Понаблюдав немного за обезьянами, собака занялась более интересным делом — изучением экзотического края. И в ходе изучения наткнулась на ручеек, стекающий с отвесной скалы и образовавший у ее подножия небольшое озерцо. Яночка застала своего любимца за тем, как он жадно лакал холодную воду.

— Папа, а эту воду можно пить? — с беспокойством спросила девочка. — Хабр не заболеет? Вспомни бабушкины заповеди. И амебу...

— Можно, — успокоил дочку отец. — В горных ручейках вода чистая, люди тоже могут пить. Мы сейчас проедем немного дальше и умоемся в каком-нибудь из источников, надо вымыть руки и лица, все-таки обезьяны, кто их знает... Тут много таких ручейков.

— И напьемся?

Отец неуверенно ответил:

— Арабы пьют, но они привычные. Нам не стоит, все-таки микрофлора воды для нас непривычная. А собаке ничего не будет, не беспокойся.

— Тогда почему же тот ручей, что течет там, внизу, такой грязный? — спросил Павлик. — Прямо, как навозная жижа...

Отец возразил:

— Нет, он не грязный. Там тоже чистая горная вода, но в ней растворена глина, вот вода и приобретает такой цвет. Все уэды здесь такие. Уэдами тут называют реки. Большинство из них наполняются водой только на короткое время, в сезон дождей. А по большей части вот такие ручейки, в горах. А почвы здесь коричневые, отсюда и цвет уэдов.

— Как же в таком купаться?

— В таком вообще не купаются. Купаться будете в море. Правда, от Тиарета до моря двести километров, но наши часто ездят на пляж. Все, хватит прохлаждаться, поехали, до дома еще ехать и ехать.

Выехали из ущелья. Дорога, и до того достаточно извилистая, теперь уже совершенно невозможными серпантинами карабкалась в гору. И все время вилась по склонам гор, так что с одной стороны дороги поднималась отвесная скала, а с другой круто обрывалась пропасть. Нагнали какой-то грузовик и уныло тащились за ним в хвосте пыли, так как обогнать его на узкой дороге было невозможно.

Немного отдохнувшая в Ущелье обезьян пани Кристина поначалу было восхищалась живописным ландшафтом, но скоро устала от бесчисленных поворотов и принялась ворчать:

— И что, так будет всю дорогу? У меня от этих серпантинов уже голова кружится. Отец загадочно произнес:

— Ты еще сто раз успеешь соскучиться по этим поворотам, пока мы доберемся до места. И учти, сейчас я еду по лучшей дороге, а через час и вовсе выедем на ровную. А вот если бы тебе пришлось ехать по трассе с Эль Хемиса до Тисемсильта! Представляю, что бы ты сказала.

— Это та дорога, по которой тебе не советовали ехать в темноте? — догадался Павлик.

— Да, и если бы мне пришлось ехать по ней впервые ночью... Теперь уже я справлюсь, не раз ездил по ней днем, но ночью... Сами видите, какие здесь дороги: сплошные повороты, ни одного прямого участка, никаких указателей, предупреждающих об опасных поворотах, даже разделительной полосы нет.

— Есть указатель! — крикнула Яночка. — Смотри, указатель «поворот»! Видишь, стоит знак: «поворот налево».

— И в самом деле, — пробурчал пан Роман. — Один поворот обозначили...

— Надеюсь, мы едем не туда? — спросила пани Кристина, показывая на выглянувшую из-за поворота огромную лысую гору.

— Именно туда! — ехидно произнес ее супруг. — Там расположена Медеа.

Вопреки ожиданиям, Медеа всем понравилась. Она оказалась большим, красивым и зеленым городом. Пани Кристина воспрянула духом.

— Ну, если Тиарет тоже такой...

— И не надейся! — перебил ее муж. — Тиарет намного меньше. И грязнее. И совсем некрасивый, почти нет зелени. Так что настраивайся соответственно.

Павлик всю дорогу пребывал в состоянии восторга. Представить себе еще более крутую трассу он просто не мог. И твердо решил: не уедет из Алжира до тех пор, пока собственными глазами не увидит той самой, жуткой дороги.

А через час уже просто трудно было себе представить, что где-то вообще могут существовать крутые повороты и серпантины дороги, вьющейся по горным склонам. Перед путешественниками по обе стороны дороги простиралось ужасающе ровное пространство, без малейшей складочки. Ни горушек, ни оврагов, ровная, как стол, местность, и по виду такая же твердая, словно утрамбованная ветрами. Выровненная поверхность плато представляла собой очень безотрадное зрелище — ни деревца, ни кустика, да что там, ни травинки! Ровная, как стрела, дорога тянулась до самого горизонта. Пан Хабрович нажал на газ.

— Ради всего святого, что это? — с изумлением вопросила пани Кристина, глядя на безрадостный пейзаж за окнами.

— Некоторые называют это саванной, — вздыхая, ответил ее муж. — А на самом деле — обычная каменистая полупустыня, естественный переход от субтропиков средиземноморского побережья к Сахаре. Я же говорил, ты еще пожалеешь о живописных серпантинах в горах.

При звуках волшебного слова «саванна» в Яночке все замерло. Сколько она читала о них, как мечтала увидеть собственными глазами! Саванна, преддверие пустыни!

— Папочка, остановись на минутку, — попросила девочка. — Я хочу пощупать саванну.

Пан Хабрович остановил машину. Солнце клонилось к западу, но жара по-прежнему стояла страшная. Павлик напоил Хабра, водой в пластмассовом пакете он предусмотрительно запасся в Ущелье обезьян. Теперь это прохладное, тенистое ущелье осталось так далеко, что, казалось, их отделяли от него годы и годы пути. А алжирский аэропорт и вовсе находился где-то на другой планете.

— Надо же, не верится, что еще сегодня утром мы были в Варшаве! — вслух удивился Павлик.

Яночка вылезла из машины, сделала несколько шагов по твердой каменистой земле и вернулась.

— Я прошлась по саванне! — похвасталась девочка. — Но странная она какая-то, совсем пустая. А я читала, в саваннах трава выше головы! Здесь же ничего не растет, только какие-то сухие колючки.

— Тут растет только то, что специально выращивается арабами. Сильные ветры с юга несут пыль пустыни и уносят вместе с нею все семена растений. К тому же здесь очень сухо, глинистая почва превращается в камень. Садитесь, надо ехать. Боюсь, идет сирокко.

— Ну и что? — пожал плечами легкомысленный Павлик. — Даже интересно!

— Да нет, ничего страшного, но придется пережить несколько неприятных дней. Дикий вихрь, жара и тучи песка.

— А ты откуда знаешь, что приближается сирокко?

—Поглядите на небо, видите, становится немного оранжевым? Это как раз из-за туч поднимающегося песка.

— И долго это будет продолжаться? — встревожилась пани Кристина. — Я слышала, во время сирокко люди начинают ссориться друг с другом.

— Как-нибудь обойдемся без этого, — успокоил ее муж. — А продолжаться может долго, до двух недель, но обычно дует несколько дней. Мне очень жаль, что первые же дни вашего пребывания тут будут испорчены из-за сирокко. А тут еще рамадан...

— Что общего у рамадана с сирокко? — удивилась пани Кристина.

— Тоже нелегко его выдержать. Тоже отравляет жизнь. Во время рамадана правоверным не разрешается от восхода до захода солнца есть, пить и курить. Начинают они есть только с наступлением темноты.

— Но это же относится только к мусульманам. Вы же не правоверные.

— Нам тоже не рекомендуется есть и пить на глазах у всех, это дурной тон, а некоторые особенно правоверные могут и камнем в тебя швырнуть.

— Как же они выдерживают без воды в такую жару?

— С трудом выдерживают и под конец дня уже ни на что не годятся. Работы останавливаются. Днем разрешается пить только больным, путешественникам и детям то ли до четырнадцати, то ли до двенадцати лет, забыл. Поэтому прошу вас, дети, не пить публично.

— Хорошо, — ответил Павлик за них двоих, — мы можем пить не публично.

Шоссе по-прежнему тянулось перед ними прямой линией, уходящей за горизонт. Пан Роман ехал и ехал, а шоссе все не убывало. По правой стороне, прямо в пустыне, показалась небольшая арабская деревушка, очень похожая на горсть брошенных в пустыне холмиков из глины. Пани Кристина с ужасом глядела на нее и поинтересовалась, почему на каждой крыше навалены камни. Оказалось, из-за ветра. Сильные ветры могут сорвать крышу.

Но вот шоссе сделало плавный разворот сначала вправо, потом налево — неизвестно почему, ибо местность перед ними была по-прежнему абсолютно плоской. Вдали показались два деревца, и были они явлением столь необычным, что, как магнит, притягивали взгляд. За ними показались домики.

— Считайте, мы дома, — сказал удовлетворенно пан Роман. — Перед нами Хаммадия, за ней, в тринадцати километрах, Махдия, а там останется всего сорок шесть до нашего Тиарета.

Уставшие от бесконечной дороги, осовевшие от жары, ошеломленные избытком впечатлений Павлик с Яночкой при звуках волшебного слова «Махдия» воспряли, как боевой конь при звуках трубы.

— Папа, давай через Махдию проедем потихоньку, осмотрим наконец арабский город, — умильно попросил Павлик.

— Ведь мы уже дюжину арабских городов осмотрели, — удивилась мама. — Правда, все они у меня перепутались...

— И у нас перепутались, поэтому давай теперь хоть один рассмотрим как следует, — поддержала брата Яночка. — Как типичный пример...

— Да ведь Махдию трудно назвать городом, — ответил отец. — Так, небольшой городишко, вот как эта Хаммадия. Не понимаю, почему именно Махдия должна служить типичным примером. Впрочем, я все равно буду ехать медленно, тут во всех населенных пунктах надо снижать скорость до сорока километров в час и запрещены обгоны.

Главную улицу Хаммадии, по которой пан Роман проехал с предписываемой скоростью, дети оглядели равнодушно. Последующие тринадцать километров промелькнули незаметно. Перед Махдией пан Роман опять сбросил скорость. .

— Ты будешь смотреть налево, я направо, — шепотом распорядилась Яночка.

Павлик внимательно осмотрел несколько желтых двухэтажных зданий, внезапно появившихся у самого шоссе, потом большое серое, стоявшее в некотором от него отдалении. С Яночкиной же стороны сначала появилась большая неживописная свалка, затем потянулся ряд небольших белых домиков, по большей части одноэтажных. Потом показалась какая-то стена, тоже белая. А по стороне Павлика — бензоколонка и возле нее несколько ларьков с овощами и фруктами.

Пану Роману пришлось остановиться посередине улицы, поскольку остановился едущий перед ним автомобиль. Его водитель принялся дружески беседовать с каким-то арабом, стоящим у ларька.

— Что он себе думает? — возмутилась пани Кристина. — Разве можно себя так вести?

— Он ничего не думает, — меланхолично ответил пан Роман. — Тут такие порядки. Главное, сохранять спокойствие.

Павлик получил возможность как следует рассмотреть торговые палатки, Яночка — досконально изучить белую стену.

— Тут недалеко неплохой сук, вон там, — сообщил пан Роман и наконец решился посигналить. — Приедем сюда в четверг.

— Ведь сегодня четверг! — почти крикнула Яночка, встрепенувшаяся при слове «сук».

— Но сегодня уже поздно, — возразил отец. — Торговля на суку бывает с утра, в следующий четверг приедем утром.

Яночка с Павликом одновременно обернулись и поглядели туда, куда махнул отец, показывая на сук, но ничего не увидели. Водитель машины в ответ на сигнал добродушно помахал пану Роману и продолжил беседу со знакомым. Правда, ларьки с овощами и фруктами были очень живописны, но ничего особенного, на что следовало бы обратить внимание, дети не заметили. Бензиновая колонка тоже ничем особенным не выделялась, стена тем более. Внимание привлекал только ослик, запряженный в маленькую металлическую тележку, а может, это была арабская борона? Но на ослика вряд ли следовало обращать внимание, он не был стабильным элементом.

Двое знакомых наконец расстались, и пан Роман получил возможность ехать дальше.

— Впереди по курсу вижу что-то очень красивое, — известила пани Кристина.

— Это мечеть, — сказал пан Роман. — Мечети здесь и вправду прелестные. Дальше, по левой стороне, здание мэрии.

Яночка и Павлик напряженно разглядывали все, что простиралось по их сторону шоссе. Яночка очень внимательно рассмотрела красавицу мечеть с ее кружевным каменным орнаментом и ровной, красивой площадкой. Павлик, сосредоточенно сопя, в подробностях изучил двух каменных львов, некогда позолоченных, а сейчас довольно обшарпанных, стерегущих въезд по двор мэрии, затем с таким же вниманием разглядывал каждую лавчонку по пути, каждое чахлое деревце на улице. Яночка с восторгом рассматривала жутко экзотический вход в какое-то здание, весь украшенный мозаикой и арабскими письменами, выдержанными в золотых и голубых тонах. Павлик пытался пронизать взглядом каждую отходящую от шоссе узкую, кривую улочку. Наконец Махдия кончилась, опять выехали на пустынную, ровную дорогу.

Теперь местность немного изменилась, пейзаж уже не был таким монотонным. Равнина перестала быть плоской, появились холмы и даже отдельно стоящие горушки. Глаз отдыхал на редких деревьях и зарослях кустарников. Шоссе, доселе прямое как стрела, принялось петлять. Пани Кристина обратила внимание на красивый маленький домик белого цвета, прикрытый зеленой крышей-луковкой, одиноко стоящий на вершине высокого холма. Пан Роман пояснил: это гробница мусульманского святого, ее очень чтят правоверные и приходят к ней вознести свои молитвы Аллаху.

— А вот и Тиарет, — добавил пан Роман. — Видите дома на холмах?

Солнце совсем низко склонилось к горизонту, и в его косых лучах Тиарет издали выглядел очень живописным.

— Вот здесь, направо, старое французское кладбище, видите кипарисы? А налево такой же поселок строится, как и наш. А вот в этом поселке уже живут, наш сразу за ним, но тут не проедешь, придется ехать через город. Центр его прямо перед нами, там и рынок, и галерея...

— Какая галерея? — не поняла жена. — Картинная?

— Нет, галереями здесь называют государственные универмаги, ряд отдельных магазинов. А вот здесь поворот к нашему поселку, запоминай.

А направо идет дорога в пригород, где тоже живут наши. Вот в этом магазинчике, на углу, мы покупаем вино, рядом лавчонка, в которой продается минеральная вода. Осторожно, тут переезд через железнодорожные рельсы, хотя поезда не ходят уже лет двадцать. А вот и наш поселок.

Еще раз повернув налево, по рытвинам и ухабам выехали на широкую заасфальтированную мостовую. По одну сторону ее виднелся ряд маленьких одноэтажных домиков, чистеньких и аккуратных, по другую тянулось незастроенное пространство, густо заросшее высокими колючими сорняками и чертополохом.

Заасфальтированная дорога закончилась метров через сто небольшой площадкой, за который возвышалась поросшая тем же чертополохом железнодорожная насыпь, за ней просматривался тот самый, второй поселок, первым встретившийся им при въезде в город. У самой площадки отделенные от нее полосой пыльной травы стояли несколько домиков. Бросались в глаза загородки из серого бетона и то и дело проглядывающие между ними одинокие столбы, тоже из бетона. Пан Роман остановил машину в проходе между двумя домиками и удовлетворенно произнес:

— Ну вот мы и дома!

Из четырех комнат домика по одной выделили Павлику и Яночке, одна представляла спальню супругов Хабровичей, а самая большая, занимавшая половину всей площади, была гостиной. В ней находилось два стола, один длинный, обеденный, с четырьмя нормальными стульями, а второй маленький, журнальный, который окружали диван и два кресла. Из гостиной дверь вела в кухню, с черным ходом на задворки. Виды из окон не доставляли особого удовольствия: или во дворик, огражденный глухой бетонной стеной, или на маложивописные сорняки в рост человека по ту сторону шоссе и оставшиеся не у дел сиротливые бетонные столбики.

В семь утра солнце уже порядочно пригревало.

Дети проснулись рано и до завтрака успели посовещаться.

— Совсем запутался, — ворчал Павлик, разложив клочки заветного письма на большом ящике, служащем ему столом. — Вроде бы все хорошо складывалось, в первый же день охватили сразу два объекта — и Обезьянье ущелье, и Махдию, а толку?

— Не пори горячку, — одернула брата более сдержанная сестра. — Не все сразу. Мне здесь очень нравится. И я считаю, что надо радоваться тому, как все получилось. В ущелье мы бы могли совсем не попасть, вон как далеко отсюда.

— А что толку с того, что попали? Ты там что-нибудь заметила необыкновенное?

— Еще бы! Там все необыкновенное! Прежде всего — само ущелье! И я считаю, если и прятать сокровища, то только там! Самое подходящее место.

— А как их найдешь? Ущелье такое огромное!

— Ну что ты ворчишь? Ведь мы же еще толком и не принимались за дело. И вообще действовали не в том порядке.

— Почему ты так считаешь?

— Сам посмотри, ведь под носом же письмо. Что из него следует? Сначала надо побывать на суку в Махдии, так ведь там написано? Потом ехать в какой-то город или деревушку на «Су», а потом в какую-то каменоломню.

— Правильно, — ответил Павлик, водя пальцем по письму. — Вот, сначала сук в Махдии, потом это самое «Су», потом Обезьянье ущелье, потом плотина, потом каменоломня и открытый карьер для добычи щебня. И все-таки мне тоже самым подходящим для сокровищ кажется Обезьянье ущелье.

Столько там места! А видела скалы? А пещеры? А валуны? Не скажешь, что с ними справишься одной левой.

— Но во всяком случае есть с чем справляться, а уже и это важно! — заметила сестра.

— А может, все-таки каменоломня?

Тут мама позвала детей на завтрак, и они так и не пришли ни к какому выводу. Ничего удивительного, ведь они оказались в незнакомом, непривычном мире, непонятном и страшно огромном. Сначала нужно освоиться в нем, приглядеться и только потом действовать.

Все окна в гостиной были закрыты, за ними бушевало сирокко, иссушающий южный ветер, гоня тучи пыли.

— Мне очень жаль, — в десятый раз грустно повторял пан Роман, чувствуя себя лично ответственным перед семьей за эту неприятность. — Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать. Хотя, с другой стороны...

— Что может быть с другой стороны? — сухо поинтересовалась жена.

— С другой стороны, если уж этому сирокко положено дуть, пусть лучше дует сейчас, чем потом.

— Почему же?

— Потому что у меня были такие планы, — начал пан Роман и отвлекся, только теперь обратив внимание на деликатесы, привезенные женой.

— О, ветчина! Боже, какая чудесная вещь — ветчина! Какой аромат! А грудинка! Копченая грудинка, тысячу лет ее не пробовал! А хрен!...

— Хватит заниматься пустяками! — сурово потребовал сын. — Говори о своих планах!

— Я и говорю! — воскликнул счастливый отец. — Как хорошо, когда у человека есть жена!

— Надо же, понадобилось ехать за тридевять земель, чтобы убедиться, что тебя ценят! — саркастически произнесла жена и поддержала требование сына: — Успокойся и расскажи о планах, мне тоже интересно.

Поскольку пан Роман с разбегу понюхал не только копчености, но и хрен, о планах он стал рассказывать со слезами на глазах:

— Я запланировал поездки в таком порядке: в ближайший уик-энд в Медею с заездом на сук в Махдии, а в Мостагенем, к морю, поедем в следующие выходные. И сирокко вписывается в мои планы.

— Как это?

— Во время сирокко купаться нельзя, сами понимаете, и сразу после его окончания тоже, вода в море будет еще мутная, много в нее песку нанесло. Вот мы и подождем и в ближайшую пятницу поездим по сукам и магазинам в Медее, а купаться на побережье поедем через неделю, когда вода в море станет чистой.

— А Алжир посмотреть? — напомнил Павлик.

— В Медею отправимся пораньше, чтобы успеть и Алжир осмотреть.

Больше у семьи вопросов не было, не было и возражений, планы отца приняли единогласно.

— Папуля, а что здесь начинается на «Су»? — неожиданно поинтересовалась дочка.

— На «Су»? Наверное, Сугер, больше ничего не знаю.

— А что такое Сутер?

— Небольшой городок неподалеку, километров двадцать, наверное.

— Поехали туда! — воскликнули дети.

— Зачем вам понадобился Сутер? — удивился отец. — Там ведь нет ничего интересного в эту пору года.

— А что там интересного в другую пору? — спросила пани Кристина.

— В другую пору года, кажется, зимой, надо уточнить, в этом городке красят шерсть. Это городишко красильщиков, все там этим занимаются. Мне рассказывали наши — обязательно надо съездить посмотреть. Говорят, совершенно необыкновенное, фантастическое зрелище, потому что красят шерсть и сушат ее прямо на улице.

— И я смогу купить эту шерсть? — уже с гораздо большим интересом спросила пани Кристина.

— Можешь, наверное, — не очень уверенно ответил пан Роман. — Здесь все можно купить, такой уж это торговый народ. А шерсть производят явно на продажу, я слышал, шерсть здесь замечательная. Чистая, стопроцентная. Пожалуйста, можем поехать в Сугер, но я планировал сегодня как следует познакомить вас с Тиаретом, чтобы вы без меня справились. Завтра мне на работу, отвезет меня на своей машине Кавалькевич, вон его домик, соседний, а свою машину я оставлю. Так что с сегодняшнего дня, Кристина, на ней будешь ездить ты. Привыкай.

Пани Кристина не пришла в восторг от такой перспективы.

— Не уверена, что смогу. Странные тут какие-то правила.

— Значит, тем более тебе надо заранее к ним привыкнуть.

— А не могу я начинать привыкать с завтрашнего дня?

— Нет, мне хотелось бы при этом присутствовать.

И сразу же после завтрака вся семья отправилась в город. За рулем машины сидела пани Кристина. С громадным интересом, во все глаза рассматривали новые для них места Яночка и Павлик, Хабр тоже с громадным интересом изучал новые для себя места, не торопясь труся за машиной. Пан Роман безжалостно гонял жену по всему городу. Ей предстояло запомнить дорогу от их дома до центра города с рынком и магазинами, до бензоколонки и прочих важных объектов. Вконец замороченная пани Кристина взмолилась жалобным голосом:

— Дети, Бога ради, запоминайте все ориентиры, я ничего не вижу, кроме этой жуткой мостовой. Ой, опять левый поворот и опять какой-то несуразный. Роман, в этом городе все улицы ведут в гору?

— Нет, не все, только половина, — успокоил ее муж. — А теперь еще раз влево и потом прямо, посмотрим район высокопоставленных местных шишек.

Район шишек находился в самой верхней части города. Пани Кристина со вздохом облегчения остановила машину на обочине крутой улочки. На вышедших из машин Хабровичей налетел остервенелый ветер, засыпая песком глаза, забивая нос, не давая стоять на месте, сдирая одежду. И все равно всем очень понравился новый поселок: белые, розовые, кремовые, голубые домики с террасами тонули в зелени и цветах. Их окружали ограды из изящных, ажурных решеток, на солнце блестели жемчужные россыпи фонтанов и цветная мозаика, каменное кружево орнаментов.

Наглядевшись вволю на прелестный поселок, Яночка с Павликом попытались отсюда, с верхотуры, ознакомиться с окрестностями города.

— Папуля, а что там? За той горой? — поинтересовалась Яночка.

— Не знаю, — ответил отец. — Наверное, окраина города, а за ней поля. Вроде бы где-то в той стороне находится каменоломня, я слышал, там щебень добывают. А наш источник вон там...

Услышав про каменоломню, брат с сестрой обменялись быстрым взглядом. Им стало еще жарче. Надо же, заветное место где-то совсем близко.

— А как туда доехать? — спросила Яночка.

— По воду мы ездим на машинах, — начал было объяснять пан Роман, но девочка перебила его: — Да нет, не к источнику. До каменоломни как доехать?

— Зачем тебе каменоломня? — удивился отец.мы туда никогда не ездили. Туда грузовики ходят, так что дорога есть, только, наверное, очень плохая. Садитесь, отвезу вас к источнику, а потом махнем в Сугер.

Забрались в машину, и внутри показалось очень уютно. Ведь сюда не проникал ветер. Пан Роман показал дорогу к источнику, к которому жене предстояло ездить за питьевой водой. Источник под горой оказался в очень приятном месте, тихом и зеленом, неожиданно напоминающем такие привычные луга в родной Польше. На этом арабском лугу Хабр выследил скорпиона. К сожалению, детям не удалось его как следует рассмотреть, ибо он в панике бежал. Хабр не делал попытки его поймать, наверное, знал, что это создание ядовито.

Сугер оказался маленьким сонным арабским местечком. Его улицы были обсажены чахлыми пыльными деревьями, а домики местных жителей скрывались за глухими глинобитными стенами. По просьбе Яночки три раза объехали городок по всем направлениям, после чего поспешили домой, ибо, как утверждал пан Роман, наступило время обеда. Усталого и запыхавшегося Хабра посадили в машину и вернулись в Тиарет.

Последующие за этим три дня, по мнению Яночки и Павлика, были потрачены зря. Ну может быть, не совсем зря, но использованы явно недостаточно для их целей. Мать не отпускала их от себя ни на шаг.

— Не бросите же вы меня на произвол судьбы! — заявила она. — Мне надо готовить еду, а для этого покупать продукты, я же сразу заблужусь в этом несуразном городе. Вы знаете дорогу лучше меня и просто обязаны помочь!

— Ну ладно, — недовольно проворчал Павлик, — так и быть. Но когда ты станешь самостоятельной...

— Обещаю вам, тогда получите свободу! И по дому ничего не заставлю делать.

Пришлось пойти на вынужденное затворничество и отложить знакомство с интересующими их местами в окрестностях Тиарета. Впрочем, при таком ветре не много бы они напутешествовали и еще меньше бы увидели, так что нет худа без добра.

А пока немного попривыкли к арабской экзотике и перестали оглядываться на каждого встречного араба в бурнусе и каждую встречную арабку, с головой закутанную в покрывало, так что торчал только один глаз.

Через три дня оранжевое солнце скрылось за буро-оранжевыми тучами, жара усилилась и пан Роман с самого утра заявил, что пойдет дождь. Все обрадовались: уже знали, что дождь знаменует конец сирокко. Долгожданное событие произошло во время обеда: ветер превратился в жуткий вихрь, и что-то стукнуло по оконному стеклу.

— И это называется дождь? — недовольно спросил Павлик. — Всего-то... раз, два... и обчелся? Две капли всего!

— Зато крупные, — заступилась Яночка за местный дождь. — Гляди, каждая размером с мой кулак!

— Но он уже кончился! Что за дождь — и полминуты не шел?

— И тем не менее очень важный, — заверил детей папа. — Вот увидите — поможет.

Дождь и в самом деле продолжался всего несколько минут, его крупные капли падали на расстоянии одна от другой в полметра, и сразу же высыхали, оставляя после себя кучки рыжеватой грязи. Той самой пыли, которую нес сирокко и которая теперь, с помощью воды, падала на землю. И уже на следующий день небо обрело свою естественную голубизну, жара немного спала, стало легче дышать.

— Завтра мы отправимся погулять, — твердо заявил Павлик.

— Не возражаю, — разрешила мама, — теперь я и без вас найду магазины. А папа посоветовал:

— На прогулку лучше всего отправляться с самого утра, к полудню станет очень жарко, тогда лучше сидеть дома. И захватите с собой воду, но на людях не пейте. Сейчас последние дни рамадана, люди особенно нервные...

Отец внимательно оглядел детей и продолжал:

— Правда, запреты рамадана не относятся к детям моложе четырнадцати, я специально спрашивал, но, во-первых, как правило, арабские дети мельче вас, вы и на четырнадцать потянете, а во-вторых, я не видел за время рамадана ни одного арабского ребенка, чтобы он что-то ел или пил, во всяком случае, при людях.

Пани Кристина резонно заметила:

— Мне кажется, есть и пить на глазах людей, страдающих от жажды и голода, просто невоспитанно. Независимо от религиозных запретов...

— Да что вы привязались! — не выдержал Павлик. — Не будем мы есть и пить публично. Захватим с собой что-нибудь перекусить и попить, спрячемся в укромное место и там поедим и попьем. Что мы, не понимаем?

— И вообще не беспокойтесь о нас, — поддержала брата Яночка. — Мы все понимаем. И уже самое время хоть немножко познакомиться с Алжиром.

— Не пить, не есть, не дышать, — ворчал Павлик на следующий день в полдевятого утра. — Что еще? Не ковырять в носу, не моргать! Так и помереть недолго. Долго они еще будут тащиться за нами? Еще немного — и помру от жажды.

— Если потащатся на ту сторону горы, плевать нам на них, — решила Яночка. — Там уже не публичное место, могут смотреть нам в зубы на собственную ответственность.

— А если примутся бросать камни, я тоже брошу! Не хуже них умею.

Гора, на которую показала Яночка, поначалу совсем не входила в число запланированных ими объектов экскурсии, но так уж получилось. Не всегда получается, как задумаешь... Целью экскурсии, разумеется, была заветная каменоломня, и хотя они шли в том направлении, которое наметили во время поездки с отцом, оказались совсем в другом месте. Прошли уже столько, что по всем расчетам каменоломне положено уже остаться позади. А им так и не встретилось ничего похожего на нее.

В путь дети отправились в семь часов утра, и поначалу все шло хорошо. Свернули в нужном направлении, преодолели одну гору, склоны которой покрывали поля редкого ячменя, преодолели долинку и поднялись на вторую гору, где паслись коровы. И начиная с этого места путь продолжали уже в большой компании. Сначала к ним присоединились несколько подростков из пастухов. Поднялись вместе с ними на гребень горы и наткнулись тут на жалкую деревушку. Под ярким голубым небом, под сияющим солнцем деревушка, чьи полуразрушенные домики не отличались по колеру от высохшей земли, на которой стояли, производила особенно жалкое впечатление. И домишки, и глиняные стены, и даже встречающиеся кое-где ослики и овцы — все было серо-бурого унылого цвета.

Деревня обратила на них внимание, видимо, двое светловолосых детей и чудесная рыжая собака были редким явлением в этих местах. И взрослые, и дети окружили прибывших плотным кольцом и молча пялились на них. Возможно, при других обстоятельствах общительные брат с сестрой без труда установили бы приятельские отношения с местным населением, но сейчас надо было торопиться, чтобы к полудню вернуться домой, а они и без того уже устали и совсем изжарились. Поэтому не говоря ни слова, Яночка с Павликом прибавили шагу и, быстро пройдя деревню, стали спускаться с горы. Солнце сильно пригревало, очень хотелось пить. И есть — из дому они вышли натощак, торопясь отправиться в путь пораньше.

Взрослые жители деревни скоро отстали, но дети неотступно держались сзади на почтительном расстоянии, делая невозможным отдых. Спустились в долинку, поднялись на следующую горку, и тут наконец арабские дети оставили их в покое. Совсем обессиленные спустились Яночка с Павликом на какой-то засушливый луг и уселись на большом камне в тени дерева.

— Наконец-то! — вздохнула Яночка, отирая пот с лица. — Оглянись, никого не видно?

— Ни одной живой души. Оторвались от противника. Есть хочется зверски!

— Считай, мы в лесу и имеем право есть и пить.

Странный был это лес, всего несколько жалких деревьев, одни отволы без листьев, а вместо травки — камни, но все-таки природа, а не публичное место.

— Хабру первому, — сказала Яночка и вынула из сумки пластмассовую мисочку.

Павлик налил в нее воду из плотного пластмассового пакета. Хабр жадно вылакал ее и вернулся к своему занятию. Вот кто совсем не устал и в полной мере радовался экскурсии! С громадным интересом и явным наслаждением обнюхивал пес все, что попадалось по пути, и все доставляло ему прямо-таки счастье. Ведь столько вокруг новых, интересных запахов, не обезображенных воздействием человеческой цивилизации!

С наслаждением дети напились воды и съели по бутерброду. Подкрепившись и передохнув, принялись с любопытством изучать окрестности. Слева от них осталась гора с деревушкой, прямо перед ними возвышалась огромная лысая, каменистая гора, за которой находился Тиарет.

— И зачем мы дали такого кругаля? — сам себе удивлялся Павлик. — Куда теперь пойдем? Вон, направо, какая-то дорога.

— Через мостик? — спросила Яночка.

— Это не мостик, — поглядев в бинокль, сказал Павлик. — Это большой камень, а под ним дыра в скале, вроде как пещера.

— Камень и пещера? — оживилась сестра и отобрала у брата бинокль. — На всякий случай надо посмотреть. Учти, камень, прикрывающий вход в пещеру, может быть подозрительным!

Павлик отобрал бинокль обратно, внимательно рассмотрел подозрительный камень и вздохнул.

— Ну, не знаю... Если ты намерена осматривать все камни... Да ведь Алжир весь состоит из камней!

— Но этот обязательно осмотрим!

На подозрительном камне Хабр выследил ящерку. Да не одну! Целая стайка резвилась в солнечных лучах и пряталась в расщелинах. Больше ничего интересного в подозрительном камне не обнаружили и пошли дальше.

— Гляди, скелет! — сказала Яночка. — Кажется, коровий.

— И верно коровий, — подтвердил брат. — Вот рога. И там еще один.

— И вон там!

Внимательно оглядевшись, дети обнаружили на лугу большое количество скелетов всяческих домашних животных, в том числе овец и лошадей. Интересно, животные сами приходили сюда умирать или местное население зачем-то сносило сюда их кости?

— Гляди, а ему эта падаль явно нравится, — удивился Павлик, показав сестре на Хабра, который у одного из скелетов нашел что-то интересное. Насторожив уши, как локаторы, собака пофыркивая крутилась вокруг каких-то жуков колоссальных размеров, блестящих и черных-пречерных.

— Какой кошмар! — в ужасе воскликнула Яночка. — Хорошо, умный пес к ним не прикасается.

— Вот это да! — в восторге воскликнул Павлик. — Надо прихватить парочку!

— Я тебе прихвачу! — возмутилась сестра.

— Только поиграть! — умолял мальчик. — Потом выпущу!

— Не смей к ним прикасаться! — крикнула девочка. — Видишь же, Хабр держится от них на расстоянии!

— Но играет с ними! Я тоже хочу!

— Собака их не трогает, а ты хочешь взять в руки? Вспомни, бабушка нас предупреждала.

— Ладно, ладно, успокойся, давай только посмотрим.

Двинулись дальше. Опять захотелось пить. Решили допить всю имеющуюся воду и напоили собаку.

— Интересно, куда нас приведет эта дорога, — ворчал Павлик. — Похоже, она никогда не кончится.

— Мне кажется, она пошла вниз, а вон там поворачивает, — ответила усталым голосом Яночка. — Пойдем до конца. Ведь не заблудимся же!

— Ясное дело, с Хабром не заблудимся. И я уверен, он найдет к дому кратчайшую дорогу, а не ту, по которой мы шли сюда.

Дорога свернула опять направо, дети прошли несколько шагов и остановились как вкопанные. Они оказались на вершине плато, из-под их ног дорога резко шла вниз, и они увидели .там, внизу, огромный, гигантский, потрясающий своими размерами котлован. Карьер или каменоломня?!

Долго стояли дети в неподвижности, не чувствуя нараставшей жары, и жадно вглядывались в чудесную картину. Там, далеко-далеко внизу, медленно шевелились маленькие фигурки людей и доносилось фырчанье грузовика, похожего отсюда на игрушечную машину.

Наконец Павлик пошевелился.

— Почему тут все такое невозможно огромное? — недовольно произнес он. — Что за страна такая! И Обезьянье ущелье, и эти жуткие полупустыни, и вот теперь каменоломня. Я и не представлял, что на земле могут быть такие громадные пространства.

Яночка достала бинокль и принялась осматривать окрестности. За каменистым склоном горы по ту сторону каменоломни виднелись какие-то постройки. То ли жалкая деревушка, то ли сюда дотянулись предместья Тиарета.

Отобрав у сестры бинокль, Павлик тоже рассмотрел копошащиеся внизу фигурки людей и огромный разрытый котлован.

— Может, это и в самом деле не каменоломня, а открытый карьер, в котором добывают щебень или песок. Надо спуститься ниже и все рассмотреть как следует. А что за дома там, на склоне, так и не понял. Жалкие постройки и множество тряпок развешено, у них тут привычка без конца устраивать стирку. Наверное, все-таки предместье, обшарпанное какое-то.

И оба стали спускаться по дороге, вьющейся по краю отвесного склона, то и дело останавливаясь и в бинокль разглядывая котлован.

— И в самом деле не разберешь, что это, — сказал Павлик, когда они уже были на полпути к карьеру. — Похоже, тут всего понемногу. Гляди, вон каменные склоны и просто камни валяются, а вон там — песок. А на грузовик грузят вроде бы щебень.

У Яночки в голове вдруг мелькнула какая-то мысль, связанная с сокровищами, мелькнула и исчезла, оставляя тягостное чувство — что-то она забыла, что-то проглядела, что-то надо вспомнить, но никак не вспоминалось. Что-то связанное вот со всеми этими камнями, песком и щебнем.

Теперь уже можно было рассмотреть, что на стоящую на дне котлована грузовую машину рабочие набрасывали лопатами щебень, причем делалось это черепашьими темпами. Сразу стало ясно: до вечера кузов не заполнится.

— Ну и работка! — скривился Павлик.

Сестра напомнила ему о том, что рабочие не едят и не пьют, что это уже последние дни рамадана, что люди измотаны вконец и нечего удивляться. Сам бы попробовал по такой жаре без глотка воды!

— А вообще там много интересного, — добавила девочка, рассматривая в бинокль территорию каменоломни. — Вон длинная и узкая расселина, а вон что-то вроде входа в пещеру. И вон еще...

— Дай мне поглядеть!

Теперь дети спустились так низко, что обшарпанное предместье, как его назвал Павлик, оказалось у них за спиной. От него на дно карьера спускалась извилистая тропинка, по которой дети и двинулись вниз, стараясь не привлекать к себе внимания. Спустившись совсем вниз, притаились за большим камнем. Яночка вытряхнула песок из сандалий. Павлик последовал ее примеру, недовольно ворча:

— Даже если тут и запрятаны где-то сокровища, как их обнаружишь? Столько везде подходящих укрытий, столько камней, которые так и просятся отвалить их в сторону одной левой.

Девочке вдруг удалось ухватить за хвост ускользнувшую было мысль.

— Послушай, рамадан рамаданом, но отец говорил — они тут вообще никогда не торопятся, работают неспеша. Пусть даже в обычные дни работают вдвое быстрей, чем сейчас. Как ты думаешь, сколько тогда грузовиков они отсюда вывозят в день?

Мальчик поглядел на грузовик, возле которого уже вообще замерла всякая работа.

— Самое большее — две машины. А вернее всего — полторы.

— Пусть даже две, — сказала сестра. — Значит, за десять дней вывезут двадцать грузовых машин щебня, а десять дней — это две недели. Двадцать грузовиков — мелочи! В этой громадине...

— В этой громадине и двести грузовиков вывезешь — никакого следа не останется.

— Вот я и говорю. А письмо написано в прошлом году.

— А! Ты думаешь, за это время тут ничего не изменилось?

— Вот именно! И значит, сокровища лежат там, где и лежали.

— Где же?

— А вот это нам с тобой предстоит выяснить. Смотри внимательно и думай, думай!

На гигантском дне карьера, почти на самой его середине, торчал большой барак, построенный из пустотелых блоков, рядом с ним — маленький сарайчик. За бараком возвышалась какая-то транспортно-погрузочная установка, явно в нерабочем состоянии, возле которой и стоял уже упомянутый грузовик. А вокруг возвышались отвесные, недоступные стены карьера.

— Тут нечего думать! — решительно сказал мальчик. — Тут надо просто искать. Прийти еще раз и все осмотреть.

— Правильно, — согласилась сестра. — Только сделаем это после того, как побываем на суку в Махдии...

Сук в Махдии оказался просто потрясающим базаром. Чего только там не было! На расстеленных на голой земле тряпках высились горы овощей и фруктов, знакомых и совершенно неизвестных. Внимание пани Кристины привлекли многочисленные экзотические приправы и пряности, которыми издавна славился Восток, и она осторожно подносила к носу подозрительно выглядевшие куски коры, стручки и веточки, пытаясь определить, что это такое. Знания французского языка тут явно не хватало с обеих сторон. Пана Романа заинтересовала единственная на весь базар покрышка для автомашины, одиноко лежавшая рядом с горой ядовито фиолетового лука, но покрышка по размерам явно не подходила к его «фиату». Лотки, ларьки и палатки были завалены всевозможными текстильными изделиями и украшениями, ослепительно сиявшими на солнце.

Местная экзотика была представлена бесконечным разнообразием изделий из меди: искусно гравированных местными народными умельцами блюд, мисок, подносов, кубков, столиков и чего-то еще, непонятного европейцу, а также кипами ковриков, циновок, украшений из зерен и ракушек. Горами возвышалось свежесостриженное овечье руно, но нигде не было видно пряжи, которую настроилась закупить пани Кристина.

— Интересно, что же мне, самой эту шерсть стирать, чесать, прясть? — раздраженно вопрошала она мужа. — Так у меня и прялки нет!

— Шерсть появится ближе к осени, — успокоил ее пан Роман. — Может, даже в конце августа, еще успеешь купить пряжу. Наберись терпения.

У Яночки с Павликом были свои задачи. Рынок они изучали методично и последовательно. Поняв с самого начала, что следует разделиться, они поделили рынок на части и приступили к делу. А дело было очень серьезным, ведь именно на суку в Махдии надо было обнаружить что-то чрезвычайно важное, от чего зависел успех поисков сокровищ. Вот дети и прочесывали торговые ряды, внимательно приглядываясь ко всему необычному. Один раз они встретились у живых кур, второй — в ряду, где торговали канатами и веревками, а третий — у ларька со всевозможными украшениями.

— Ну и как? — спросила Яночка.

— Ничего интересного, — ответил брат. — Видел, как продавали козу. Думал, они дерутся, а оказывается — просто торговались. А что у тебя?

— А я видела, как продавали перец-горошек лопатами. Честное слово, на громадные весы его насыпали лопатами!

— А ты уверена, что это перец?

— Уверена, я попробовала одно зернышко, размером с булавочную головку. Не проглотила, только немножко раскусила и выплюнула. До сих пор во рту жжет.

— И еще я видел, как двое арабов о чем-то шептались в сторонке, я попытался подслушать, но ничего не понял. Эх, жаль, арабского мы не изучили! А они как-то так таинственно шептались, а до этого один незаметно подал другому знак, а потом куда-то вместе пошли.

Яночка проявила большой интерес к этому сообщению.

— Один из них — такой молодой, в красной рубахе и зеленой безрукавке? — живо спросила она. — И вроде бы кривой на один глаз.

— Точно! — удивился Павлик. — Он тебе тоже встретился?

— Да, Хабр обратил на него внимание, вот я и рассмотрела, когда он встретился. А потом вошел в такую палатку, ну, вроде как будку из тряпок, и вскоре туда же зашел второй араб, потолще и очень черный.

— Как раз такой подавал этому кривому таинственные знаки. И что ты думаешь?

— Пока ничего, но на всякий случай не мешает к ним поближе приглядеться. Может, та вещь, которую нам надо отыскать здесь на суку, как раз такие вот тайные сношения?

— Давай приглядимся.

Яночка привела брата к одной из торговых палаток совершенно невообразимой конструкции, сооруженной из свисающих до земли циновок, впрочем, стоящей в ряду точно таких же палаток. Дети не стали приближаться к подозрительной палатке, остановились неподалеку у тележки, нагруженной плетенными изделиями из тростника, делая вид, что рассматривают их. И тут, откинув полу палатки, из нее выскочил молодой араб с худым лицом. Веко одного глаза у него было оттянуто вниз. Не оглядываясь он кинулся в гущу народа и скрылся из глаз.

— Эх, жаль не успели мы подготовить Хабра! — огорчился Павлик. — Он выследил бы его.

— Мы еще не знаем, нужно ли нам это, — возразила сестра.

Тут из той же палатки вынырнул второй подозрительный субъект. Он был намного старше, толще и вообще массивнее первого. Этот не торопился, постоял у входа, равнодушным взглядом обвел базарную толпу и не спеша пошел в другую сторону. В третий раз отдернулось полотнище у входа, и на пороге своей торговой точки возник представительный араб в бурнусе и тюрбане, спокойно обозревая потенциальных покупателей.

Павлик вдруг пнул камешек, который откатился к клетке с курами, побежал за ним и снова пнул, да так неловко, что камень откатился прямо под ноги хозяина палатки. Павлик кинулся за ним, вежливо извинился перед торговцем, отбил камень из-под его ног и, гоня его перед собой, помчался куда-то в направлении медного ряда.

Яночка какое-то время еще неторопливо рассматривала товары на тележке, потом медленно направилась дальше по ряду между лавчонками. Встретились брат с сестрой на другом конце сука.

— Я так и не понял, чем он торгует, — доложил Павлик. — Вроде бы конская упряжь. И еще радиоприемники и магнитофоны. А может, радиоприемник у него не продажный, он сам его слушает. Вот какие-то изделия из кожи явно продажные.

— А людей внутри ты не заметил?

— Заметил одного человека. И похоже, есть продолжение.

— Какое продолжение?

— Да у этой будки есть и заднее помещение, так мне показалось. Точно не знаю, немного удалось разглядеть, хотя я и гонял камень, как паралитик.

— Не мешало бы в этом убедиться, — сказала Яночка. — Только как? Все эти палатки стоят впритык друг к дружке, а сзади забор. Вот если через забор заглянуть. Это не так просто, а я не уверена, что имеет смысл.

— Имеет! — не сомневался Павлик. — Сама же видела, как они вели себя. Ясно, дело нечисто...

Мальчик не докончил фразы. Разговаривая, дети шли по узкому проходу между лавчонками и в одной из них вдруг увидели нечто такое, что прямо вросли в землю.

Лавчонка была битком набита самым разнообразным товаром: всевозможной посудой — кастрюлями, тарелками, стаканами и кружками, новыми и уже пооблупившимися и выщербленными; термосами, графинами и кувшинчиками; нитками, поясами, лентами, бусами и браслетами; кусками мыла, бутылочками с краской для волос, притираниями и румянами. И среди всего этого безобразия спокойно стояла средних размеров старая медная лампа. И было в этой лампе что-то такое, что сразу привлекло внимание детей.

Лампа была одна, все остальное — в громадных количествах. Лампа сразу и прочно привлекала к себе внимание, от нее просто невозможно было оторваться. Круглая массивная подставка, покрытая изящным орнаментом, на тонком стебле — хрустальный резервуар для оливкового масла с четырьмя фитилями, прикрытыми ажурной крышечкой, с одной стороны которой крепился медный щиток отражателя.

Дети буквально приросли к месту, увидев это чудо. Как они догадались, что видят перед собой лампу — непонятно, но они как-то сразу поняли: вот эта чудесная вещь — арабская керосиновая, то бишь масляная лампа — безусловно, очень старинная. И оба одновременно почувствовали легкий укол в сердце — вот оно, то, что искали на этом арабском базаре в Махдии!

— Только это! — прошептал Павлик. — Волшебная лампа Алладина.

— Ни в какое волшебство я не верю! — одернула увлекающегося брата его более рациональная сестра. — Но ты прав, это действительно необычно, и это надо во что бы то ни стало заполучить!

— Хабр! — позвала девочка верного друга, который неотступно сопровождал их, стараясь особенно не увлекаться множеством незнакомых запахов. — Хабрик, беги к папе и приведи его сюда!

Почувствовав в голосе своей хозяйки сильное волнение, Хабр со всех ног кинулся исполнять приказание.

Пани Кристина с увлечением копалась в клубках разноцветных хлопчатобумажных нитей, как вдруг ее невежливо оторвали от этого занятия. Встав на задние лапы, Хабр подтолкнул ее под руку и принялся неспокойно крутиться у ног пана Романа, порываясь куда-то нетерпеливо бежать и оглядываясь, чтобы убедиться, следуют ли за ним.

— Собака зовет нас куда-то, — встревоженно сказал пан Роман. — Не случилось ли чего с детьми?

Моментально забыв о пряже, пани Кристина кинулась следом за мужем и собакой. Поскольку Хабр явно торопился, папа с мамой бегом бежали за ним, то и дело натыкаясь на людей и даже не извиняясь. К счастью, бежать было недалеко. Буквально через несколько метров они увидели своих детей, живых и невредимых. И такая тяжесть свалилась с сердца, что родители даже не рассердились.

— Папуля, купи нам это! — попросила Яночка, не дав отцу и слова произнести. — Мы ничего другого не будем просить, только это, одно-единственное!

Пан Роман посмотрел туда, куда был направлен палец дочки, и сразу понял, чего ей хочется. Лампа так разительно отличалась от всех остальных товаров в ларьке, что ошибки быть не могло.

Если отец и колебался, то не больше секунды. Лампа и ему очень понравилась.

— Хорошо, спрошу, сколько она стоит. А вы перестаньте на нее глазеть и отойдите подальше.

— С места не сдвинусь, пока не купишь нам лампу! — решительно заявил сын. Отец рассердился.

— Ну как вы не понимаете? Если торговец поймет, что вам так хочется купить эту лампу, он заломит за нее бешеные деньги! Тут надо торговаться, а вы осложняете мою задачу.

— Какие бешеные деньги? — удивилась пани Кристина. — Ведь это дешевка, массовое производство, сразу видно. И зачем вам вообще эта лампа?

— Не зачем. Просто сувенир. А торговаться мы и сами можем.

Отогнав детей от ларька, пан Роман не торопясь подошел к нему и равнодушно оглядел товары, потом нехотя поинтересовался по-французски, кивнув на лампу:

— Сколько она стоит?

— Тысяча динаров, — так же нехотя ответил хитрый продавец, который прекрасно знал, в чем дело, наблюдая всю сцену с самого начала. — Спятил! — по-польски вскричал отец, не ожидая такого ответа.

— И в самом деле! — негодовала пани Кристина. — Не золотая же это лампа?

— Просто он понял, что детям очень хочется ее купить. Я же предупреждал — не смотреть на нее! Теперь сами убедились, что получилось.

Оторвав взгляд от лампы, Яночка взглянула на продавца большими голубыми глазами и холодно произнесла:

— Пятьдесят динаров.

Продавец даже не соизволил ответить.

— Тогда давайте уйдем отсюда, сделаем вид, что отказываемся от покупки, — предложила пани Кристина.

Дети не пошевелились. У Яночки мелькнула мысль схватить драгоценную лампу и сбежать с ней, пусть потом отец расплачивается. Пани Кристина принялась разглядывать хну и прочие экзотические красители для волос. Пан Роман раздумывал, как по-умному подступиться к упрямому торговцу.

И тут в дело вмешался Павлик. Он вытащил из кармана свой заветный перочинный нож, который в свое время выменял у одного из приятелей на коллекцию старинных открыток, обнаруженных ими с Яночкой на чердаке их дома. Нож был необыкновенный: восемь лезвий, ножнички и штопор, запрятанные в блистающей рукоятке из искусственного перламутра.

Небрежно подбросив вверх ножик, мальчик ловко поймал его и медленно принялся извлекать наружу блистающие на солнце стальные лезвия. Уже на третьем купец перестал притворяться, что смотрит вдаль, и уставился на ножик. На шестом не сумел скрыть овладевшего им желания дотронуться до чудесной вещицы. Штопор окончательно добил торговца. Он протянул руку.

И тут выяснилось, что в Павлике скрывались недюжинные таланты, в частности умение торговаться. Протянув ножик купцу, мальчик другой рукой схватил лампу. Яночка тут же выхватила ее у брата и принялась разглядывать с таким волнением, что почти ничего не видела. Торговец вдохновенно вытягивал и прятал обратно сверкающие лезвия.

— Что возьмешь за него? — спросил он у Павлика.

— Тысячу динаров, — не моргнув глазом ответил мальчик.

Рассмеявшись, купец махнул ножиком на лампу.

— Можем поменяться.

Не на такого напал! Вынув лампу из рук сестры, мальчик поставил ее на место и обиженно заявил:

— Ну нет! Взамен даешь нам лампу и еще сто динаров! Она не стоит тысячи, только девятьсот!

Пренебрегая французским, каждый торговался на своем родном языке, но они отлично понимали друг друга.

Тем временем вокруг уже собралась небольшая кучка зевак, с интересом наблюдавшая за торгом. Последние слова Павлика были встречены одобрительным гулом, послышались возгласы, наверняка по-арабски означающие «давай, давай!» Купец смертельно обиделся и разразился длинной эмоциональной речью, воздевая руки к небу и бия себя в грудь, но ножика из рук не выпустил, так и жестикулировал с ножом в руке, причем сталь и перламутр отбрасывали во все стороны ослепительные солнечные молнии, вызывая бурное восхищение собравшихся. А Павлик в ответ на эмоциональную речь продавца, твердо заявил по-польски — или ты мне возвращаешь вот этот предмет, или давай сто динаров и лампу впридачу! Яночка, расставшись с лампой в интересах дела, тем не менее на всякий случай придерживала ее рукой. Отец и мать с изумлением взирали на собственных детей, не веря глазам своим.

Сдался купец. Несомненные торговые таланты Павлика и напускное хладнокровие Яночки, а также мнение зевак, явно склонявшихся на сторону детей, сделали свое. Но и купец тоже был не лыком шит, он выторговал половину спорной суммы. И вот минут через пятнадцать брат с сестрой отошли наконец от лавчонки, унося с собой лампу и пятьдесят динаров и не заметив, как за всей сценой с любопытством наблюдал с почтительного расстояния тот самый толстый араб, который встречался в подозрительной палатке с кривым.

— Ты понял, что теперь должен купить мне перочинный ножик? — спросил Павлик отца. — Совсем не обязательно сейчас, можно и когда-нибудь потом.

— Ясно потом, — ответил уже пришедший в себя отец. — В любой другой стране это будет намного дешевле. Неплохо у вас получилось! Надо поучиться. Только так и не понимаю, зачем вам эта лампа.

— Мы же сказали — в качестве сувенира. Ну, такой подарок на память об Алжире.

— В таком случае, — подхватила пани Кристина, — мне бы хотелось приобрести на память об Алжире ту самую хлопчатобумажную пряжу, от которой меня оторвал Хабр. А также хну. Ведь у нас в Польше не найдешь ни того, ни другого.

Пан Роман воспротивился, настаивая на том, чтобы немедленно ехать дальше, ведь у них в планах осмотр Алжира, а на это надо время, да и в Медею собирались заехать, но тут Павлик неожиданно поддержал маму, предварительно убедившись, что она собирается покупать действительно пряжу из стопроцентного хлопка. Впрочем, покупка драгоценной пряжи заняла совсем немного времени, а пока продавец укладывал покупку, мама сделала выбор и в отношении хны, попросив запаковать и ее, а также еще несколько бутылочек голубой, коричневой и черной краски.

И вот уже за окнами машины побежали назад безоглядные просторы унылой полупустыни. Все отдыхали после волнующих перипетий на суку в Махдии.

— Теперь я понимаю, почему одному человеку оказалось не по силам раздобыть сокровища, — говорила Яночка Павлику на заднем сиденье машины. — Ведь гляди-ка, как там написано: сначала сук в Махдии, оттуда мы должны ехать в Сугер через Ущелье обезьян. Совершенно не представляю, как это можно сделать, ведь они по разные стороны от Махдии. Где логика? Съездить в ущелье обезьян и оттуда вернуться в Сугер по той самой дороге? Иначе невозможно.

Павлик согласился:

— Да, сложновато все это. Но во всяком случае мы едем сначала в ущелье, то есть в нужном порядке посещаем оба объекта, посмотрим, что из этого выйдет. А что касается Махдии, считаю, там мы многого добились: лампа, два подозрительных типа и хлопок.

— Никак не пойму, зачем тебе эта пряжа.

— А из чего, по-твоему, я сделаю бикфордов шнур? Сама говорила — надо все подозрительные камни отвалить, может, тот кто-то справился бы одной левой, а нам придется взрывать!

Перспектива организовывать взрывы Яночку не испугала. Больше беспокоило отсутствие перочинного ножика.

— Как мы теперь будем без него обходиться? В наших поисках — незаменимая вещь.

— А с чего ты взяла, что будем обходиться без ножа? — гордо спросил брат.

— Но ведь ты же его вот на эту лампу обменял!

— Ну и что? Думаешь, у меня только один нож? Думаешь, я ненормальный, чтобы последнего ножа лишиться?

И Павлик с торжеством извлек из кармана второй нож. Был он немного побольше первого, не с шестью, а только с четырьмя остриями, зато с отверткой. Да и лезвия были подлиннее и попрочнее.

— Видишь? Мне его дядя Анджей из ФРГ привез. Этот лучше, надежнее.

Успокоившись насчет ножа, Яночка заговорила о том, как бы уговорить родителей оставить их одних в Обезьяньем ущелье, чтобы без помех все там осмотреть. Ведь ясно, если опять заедут туда только на несколько минут, чтобы покормить обезьян, толку из этого для их изысканий не будет. Решили так: поскольку от Обезьяньего ущелья до Медеи совсем недалеко, а родители наметили в Медее посетить несколько рекомендованных им земляками лавчонок, попросятся оставить их одних в ущелье, а потом заехать за ними и уже всем вместе отправиться в Алжир. Конечно, и Медею интересно было бы посмотреть, но ведь надо чем-то пожертвовать. Ущелье важнее.

С такой просьбой и обратились они к отцу на подъезде к ущелью.

— Очень хочется осмотреть это необыкновенное ущелье, — сказала отцу Яночка. — А чего мы в Медее не видели? Поезжайте туда без нас, спокойно сделайте покупки, а потом заедете за нами. Все будут довольны.

Пан Роман подумал.

— Это отнимет лишний час времени. Сколько сейчас? А, еще и одиннадцати нет. Ну, хорошо, на осмотр Алжира нам хватит двух часов. В принципе я согласен.

— А не опасно их одних там оставить? — с тревогой спросила мама.

— Там ни одной живой души, — успокоил ее папа. — Никто их не обидит.

— А для нас единственная возможность ознакомиться с этим чудом природы! — подхватил Павлик. — Побыть на природе, свежим воздухом подышать. Когда мы еще сюда выберемся!

Проехав Медею без остановки, пан Хабрович добрался до стоянки в ущелье и высадил там детей. Мама дала им последние наставления, и родители уехали. Дети с Хабром остались одни. В самом деле, ни одной живой души вокруг, даже обезьян. Странно...

— Хабрик, где обезьяны? — спросила Яночка у собаки.

Хабр сообщил, что поблизости обезьян нет. Вообще-то они здесь имеются, но где-то далеко. На стоянке ни одна не показалась. А Яночка специально запаслась засохшим хлебом и фруктами и по дороге еще купила для них батон.

— Самое перспективное — искать внизу, — решил Павлик, изучив в бинокль склоны ущелья. — Давай спускаться.

— Тогда я оставлю обезьянью еду здесь, — решила Яночка, — не тащить же ее с собой. Подожди, батон разломаю на куски, а то какая-нибудь самая прыткая уволокет его целиком.

Спуститься на дно ущелья оказалось не так уж трудно. Придерживаясь за редкие кустики и помогая друг другу, съезжали на пятках и заднице вместе с землей и через несколько минут оказались на самом дне ущелья, у мутного потока. Отсюда ущелье казалось еще громаднее, возносившиеся вокруг склоны уходили, казалось, в самое небо. Исполинские, чудовищные скалы словно придавили детей своей неимоверной тяжестью.

— С чего начнем? — невольно понизив голос, нерешительно спросил Павлик.

— Всего осмотреть все равно не сможем, давай прямо отсюда начинать. Осмотрим вот эти скалы.

Вблизи скалы уже не казались монолитной стеной. Нависшие глыбы были изрезаны трещинами и расселинами, узкими и широкими, маленькими и большими. Пробираясь между камнями по дну ущелья рядом с мутным потоком, дети увидели широкую щель в скале, ярко освещенную солнцем — такой высокой она была. Осторожно заглянув внутрь, Яночка убедилась, что солнце освещает только верхнюю часть пещеры, нижнее пространство которой скрывалось во мраке.

— Войдем! — решила девочка. — Хотя мы и не знаем, что надо искать, но думаю, оно должно находиться здесь. Больше никуда не войдешь, а сюда можно.

— Как бы нам что на головы не свалилось, — с опаской заметил мальчик, поглядывая вверх.

— Мы пойдем с Хабром. Он нас предупредит об опасности.

Все трое осторожно пробрались сквозь щель в пещеру. У входа она оказалась неширокой, всего метра полтора шириной, но впереди смутно просматривалось ее продолжение. Высланный вперед Хабр двигался осторожно, с опаской, интенсивно втягивая ноздрями воздух, всем своим видом выражая неуверенность и беспокойство. Похоже, очень ему не хотелось углубляться в скалы, но хозяйка послала, вот он и исполнял свой долг, но делал это очень неохотно, то и дело замедляя шаг. Вот все трое прошли несколько метров по камням, усыпавшим дно пещеры, перелезая через крупные глыбы. Здесь стало немного просторней, расщелина сворачивала вправо. Павлик внимательно разглядывал все вокруг — нет ли здесь чего необыкновенного?

Ничего необыкновенного не обнаружилось. Пещера расширилась до трех метров, дальше была сплошная стена. Все трое остановились. Хабр замер, поводя носом, принюхиваясь к чему-то и весь дрожа от напряжения.

— Не нравится ему здесь! — шепотом сказала Яночка с беспокойством. — Пошли отсюда.

— Как это пошли? Ничего не выяснили, ничего не обнаружили, и пошли?

— Ты же видишь, какой он! Пошли скорее!

— Ладно, пойдем, но что нам стоит попробовать? И не дожидаясь согласия сестры, Павлик задрал вверх голову и крикнул изо всех сил:

— Сезам, откройся!

И тут же Хабр повернулся и опрометью кинулся к выходу. Но не выскочил, перед самым выходом обернулся и — небывалая вещь! — громко предостерегающе гавкнул! Дети бросились бы следом за собакой, которая, дрожа всем телом, требовала немедленно покинуть это опасное место, но они не успели и шагу ступить, как все вокруг наполнилось глухим, протяжным ревом, доносившимся, казалось, из самых недр земных. Дети замерли, парализованные страхом. Неужели это страшный ответ каких-то неведомых сил на заклятие, произнесенное Павликом? Хабр словно сбесился. Кинувшись к Яночке, он схватил ее зубами за платье и тянул в сторону выхода. Придя в себя, дети бросились следом за собакой, но было уже поздно. До спасительной расселины они не успели добежать. Земля у них под ногами вдруг затряслась, сверху с грохотом обрушились камни. Дети и собака свалились на усыпанное острыми камнями дно пещеры, прикрыв головы руками. Хабр распластался на камнях рядом с ними. Вокруг все дрожало и тряслось, грохотало и трещало. Казалось, по дну ущелья, натужно ревя, продирался монструальных размеров танк.

Это продолжалось сотни, тысячи лет, так во всяком случае показалось насмерть испуганным детям, а на самом деле, как потом выяснилось, ровно шестнадцать секунд. Для Яночки и Павлика это были самые долгие секунды в их жизни.

Но вот рев сменился продолжительным гулом и скрежетом, земля мелко завибрировала под ногами — и все прекратилось.

Первым пошевелился Павлик, с трудом встал на ноги. Руки и ноги тряслись, голова кружилась, в глазах потемнело. «Хорошо еще, — подумал мальчик, — на нас ничего сверху не обрушилось, ведь вокруг падали камни». Вспомнив о камнях, он глянул вперед, на щель выхода, и сердце оборвалось: щель стала намного уже и ниже, вот почему в пещере потемнело. Приказав поднявшейся с земли и отряхивающейся сестре стоять не двигаясь, мальчик осторожно приблизился к выходу, и у него сами собой застучали зубы: свет заслонял огромный камень, свалившийся откуда-то сверху и застрявший в расселине. И у мальчика создалось впечатление — очень непрочно застрявший, вот-вот совсем рухнет и окончательно перекроет выход, замурует их в этой проклятой пещере. Что же все-таки произошло? Неужели и в самом деле он вызвал этот страшный обвал, произнеся волшебное заклинание из сказок «Тысячи и одной ночи»? Какая все-таки необыкновенная страна этот Алжир!

— Осторожно! — предупредил он сестру, на цыпочках вернувшись к ней. — Там над входом повис кусок скалы, того и гляди обрушится. Я уж и говорить полным голосом боюсь...

Яночка взглянула на Хабра. Он по-прежнему был встревожен и требовал покинуть пещеру, но уже не так бурно и несдержанно. Значит, то ужасное, что произошло несколько минут назад, уже им не грозит. При этой мысли Павлик немного успокоился, во всяком случае перестал стучать зубами, взял себя в руки и попытался хладнокровно принять какое-то решение.

— Риск — благородное дело, — сказал он, подумав. — Чем скорее отсюда выйдем, тем лучше. Дай мне бинокль, я понесу, ты пойдешь первой. И избави тебя Бог зацепиться за какой камень! Через дыру постарайся выбраться осторожно, ни за что не задевая. Я иду сразу за тобой, в случае чего подстрахую.

Яночке не надо было повторять дважды.

— Хабр, выходим! — вполголоса приказала она собаке.

Пес одним махом промчался через выход и выскочил наружу. Уж он бы предупредил детей, грози им опасность. Яночка не раздумывая последовала за ним, стараясь не поскользнуться на груде камней. Павлик выбрался последним. И вот они на свободе, вдыхают полной грудью влажную свежесть ущелья, с радостью чувствуя на лице горячий привет яркого солнца...

Пан Роман как раз закончил торговаться с хозяином лавки, и оба были очень довольны: первый тем, что выторговал целых пятьдесят динаров, второй тем, что продал пряжу на сто динаров дороже. И теперь, согласно обычаю, сын хозяина принес бутылочку холодного оранжада и стаканы, и супруги Хабровичи с хозяином только было поднесли к губам освежающий напиток, как послышался какой-то глухой подземный вой. Хозяин лавочки страшно побледнел, пан Роман вскочил со стула. Ничего не понимая, пани Кристина с удивлением взглянула на мужа.

— Этого еще не хватало! — воскликнул пан Роман, быстро кладя на стол деньги. — Скорее бежим!

— Да что случилось? — воскликнула пани Кристина и тут же получила ответ: пол под ногами задрожал, стаканы на столе забренчали, сверху что-то посыпалось на голову.

— Землетрясение! — крикнул пан Роман.

— И долго оно будет продолжаться?

— Не волнуйся, скоро кончится.

Шестнадцать секунд, которые их детям показались вечностью, тут пролетели намного быстрее. Пани Кристина вообще бы не волновалась, если бы не увидела, как перепугались торговец и его сын. Все поспешили на улицу. Там уже было полно людей и все что-то кричали.

— Послушай, Роман, скажи мне правду — мне нужно волноваться? — спросила пани Кристина, садясь в машину.

— Пока не знаю, — честно ответил муж, глядя на часы. — Если в ближайшие минуты не последует второй толчок, значит, уже конец и можешь не волноваться.

— А если последует?

— А если последует, тогда возможен и третий, самый сильный, и разрушительный. Вот они все и ждут, будет ли второй. Тогда лучше бежать подальше от домов, лучше всего в чистое поле.

Пани Кристина огляделась. Вся улица была запружена народом, все бестолково метались, что-то крича.

— А вот они уже выскочили из домов! И наш торговец тоже, со всем семейством.

— Это просто ненаучный подход к сейсмическим явлениям. Люди здесь напутаны землетрясением, теперь до утра будут кочевать по улицам. А такое землетрясение здесь неопасно, не то что в горах.

— Вот почему ты кинулся в машину! Едем же скорее!

Мысль о том, что их дети во время землетрясения оказались в горах, нет, еще хуже — в горном ущелье, чуть не свела с ума пани Кристину. Пан Роман нажал на газ, и машина рванулась с места, распрыскивая щебень из-под колес.

Не так-то просто было выбраться из городка, улицы которого запрудили встревоженные толпы жителей. То и дело сигналя, включив фары, пан Роман с трудом прокладывал себе дорогу. Наконец выбрались из города и помчались по горной дороге. Она оказалась заваленной камнями, обрушившимися в результате землетрясения. Поначалу еще удавалось как-то проехать, хотя машина со скрежетом задевала о них брюхом и бортами. Но вот путь преградил кусок скалы, который невозможно было объехать. Затормозив, пан Роман выскочил из машины, следом за ним жена. Не сговариваясь, молча, стиснув зубы, они откатили тяжеленный камень в сторону, кинулись в машину, проехали еще немного и опять остановились перед очередной преградой. И такое повторялось несколько раз. У пана Романа градом катился пот с лица, тряслись руки. Смертельно бледная с помертвелым лицом пани Кристина действовала как автомат, не издав ни единой жалобы. И вообще за все время супруги не обменялись ни словом, но действовали слаженно и четко, как будто заранее отрепетировали. И если бы кто-нибудь мог их увидеть в эти моменты, сразу бы понял, откуда у их детей столько энергии, предприимчивости и организаторской сметки.

В головокружительном темпе добравшись до Обезьяньего ущелья, не помня себя от волнения пан Роман с женой домчались до стоянки, и первый, кого они увидели, выскочив из машины, был Хабр, выбиравшийся из ущелья. Радостный и оживленный, бросился он к ним, вселив надежду в сердца родителей. И в самом деле, они тут же увидели своих детей, которые, как и собака, карабкались вверх по склону ущелья. Почувствовав, что ее не держат ноги, пани Кристина опустилась на какой-то камень.

Пан Роман, стараясь казаться спокойным, молча наблюдал за детьми. И вот Яночка и Павлик уже наверху, немного взопревшие, запыхавшиеся и вроде бы присыпанные пылью, но в общем, живые и вполне бодрые.

— Где вы были во время землетрясения? — немного охрипшим голосом поинтересовался отец. Павлик даже подпрыгнул от неожиданности.

— Как ты сказал? Землетрясение?

— Ну да! Езус-Мария! Дети, вы что, не заметили землетрясения? Только что было! — вне себя от изумления вскричала мама.

— А, так, значит, это было землетрясение! Да нет, конечно же мы его заметили, только не знали, что это такое.

— Так где же вы были?

— Там, внизу. Надо же, землетрясение! Полный отпад! То-то Хабр...

— Ну и как вы?

— Да ничего. Потрясло немного. В общем-то, все вокруг тряслось. И немного камней свалилось, а так ничего особенного.

— На вас не свалилось?

— На нас нет, рядом кое-что свалилось.

— А что Хабр? — спросила пани Кристина. — Ты начал о Хабре говорить.

— А Хабр еще раньше знал, что будет трясти. И пытался нам об этом сказать, да мы его не поняли. В следующий раз будем умнее.

— Очень надеюсь, что следующий раз наступит нескоро, — сказала пани Кристина, садясь в машину. — Хотя ничего страшного, откровенно говоря, в этом землетрясении не было. И чего люди его боятся? Даже смешно.

— И впрямь смешно, — подтвердила Яночка, вздрогнув при одном воспоминании о том, что пришлось им пережить. — Немного ужасно, но в общем смешно.

— А самое смешное нам только предстоит, — включая зажигание, иронически заметил пан Роман. — Сейчас вы увидите, что собой представляет шоссе...

Алжир всем понравился чрезвычайно, а обратная дорога через Атласские горы оправдала самые смелые ожидания Павлика. Расположившись поудобнее на заднем сиденье машины, мальчик позволил себе наконец отдохнуть от пережитых волнений и не отрывался от окна.

Впрочем, пейзажем осталась довольна даже пани Кристина. И в самом деле, с ним мало что могло сравниться из увиденного в Алжире.

То самое, знаменитое шоссе, которым отец пугал детей с самого их прилета в Африку, начиная с Эль Хемиса и Милианы резко сворачивало к югу, карабкаясь в горы и петляя по склонам. Все чаще по одну сторону возносилась отвесная скала, по другую, далеко внизу, до самого горизонта простиралась живописная холмистая равнина. Пан Роман последовательно нагнетал панику.

— Вот здесь разбились двое наших, — мрачным голосом информировал он, приближаясь к узенькому мосту. — Вроде бы поворот не очень крутой, но дело происходило после дождя, а от дождя здешняя глина страшнее гололеда. Вот и вынесло их влево, прямо под колеса мчащегося навстречу автобуса. А сейчас будем проезжать место, где один водитель решил, что поворот уже кончился... Остатки от его машины можете увидеть вон там, внизу...

— Мне бы тоже показалось, что поворот тут кончается, — печально заметила пани Кристина, а Павлик, долго глядевший вниз, заметил: — Это был грузовик.

Пан Роман поучающе ответил жене:

— А вот и нет, поворот продолжается и даже становится уже, видишь?

А Яночка, тоже поглядев вниз, дополнила сообщение брата:

— И легковая тоже. Кажется, белого цвета. Перестав восхищаться пейзажем, пани Кристина вынесла приговор дороге:

— Это не шоссе, а просто какие-то бараньи кишки.

Сбросив скорость, пан Роман начал повествование о следующей жуткой истории:

— Видите сравнительно прямой участок дороги, прямо перед нами? Ехал тут ночью один водитель, увидел перед собой свет фар другого автомобиля, ну и спокойно продолжал ехать по прямой. Вон он, лежит по ту сторону, в пропасти.

— Где? — завертелся на месте Павлик. — Его скелет лежит?

— Да нет, разбитая машина. Здесь высота больше семидесяти метров. Видите, за прямым участком сразу крутой поворот, и снова прямая.

— Может, хватит? — не выдержала пани Кристина. — Я все поняла. И почему тебя предупреждали не ехать здесь в темноте, тоже поняла. И долго так будет?

— Самый опасный участок тянется около ста сорока километров. Через час он кончится. А дорога здесь так вьется потому, что проходит по естественным горным склонам, старательно повторяя горный рельеф: спускается во все ущелья, огибает все возвышенности. Ее нигде не попытались спрямить. Водители не любят пользоваться этой дорогой, предпочитают ту, через Медею.

— Я насчитал одиннадцать разбившихся машин, — сообщил Павлик. — В основном грузовики, но встречаются и легковушки. Мировая дорога!

Домой приехали уже в сумерках. Купленную в Махдии лампу дети поставили на низенький столик в комнате Яночки. Полюбоваться на покупку смогли только после ужина. Хабр принимал в этом активное участие. Опершись на колени Павлика передними лапами, он потянулся к лампе.

— Тоже хочешь осмотреть? — понял Павлик. — Пожалуйста.

И он поставил лампу на пол, прекрасно зная, что мнение Хабра бесценно. Тот тщательно обнюхал лампу, после чего к ее осмотру приступили дети.

— Грязноватая, — заметил Павлик. — Наверное, надо почистить.

— Да нет же, чистая она, — холодно заметила сестра. — Ты опять вспомнил об арабских сказках? Потрешь лампу и явится джин?

— Да нет, — смутился брат. — Просто, если очистим, может, увидим на ней какие письмена или знаки...

Ни слова не говоря Яночка достала из стенного шкафчика курточку от своей пижамы. Выхватив ее из рук сестры, Павлик принялся энергично тереть мягкой фланелькой металлические части лампы. Поглядев на его работу, Яночка сходила в ванную и вернулась с тюбиком зубной пасты. Подумав, сходила в ванную еще раз и принесла пачку стирального порошка и порошка для чистки посуды. Павлик испробовал все.

Лампа была несомненно очень старой, но усилия мальчика оправдались: через несколько минут медь в нескольких местах засияла. Вот уже совершенно четко стал просматриваться декоративный узор на подставке, а хрустальный резервуар всеми гранями отражает электрический свет. Подняв лампу, мальчик заглянул на нижнюю сторону подставки.

— Гляди-ка! — вскричал он. — Тут что-то написано!

Яночка тоже снизу рассмотрела подставку. И в самом деле, что-то там виднеется. Потом она подержала лампу, чтобы ее низ брат мог хорошенько осмотреть. На всякий случай они не стали переворачивать лампу, потому что в прозрачном резервуаре виднелись остатки какой-то жидкости, видимо масла, которое могло вылиться. Вот и пришлось рассматривать нижнюю часть лампы в очень неудобной позиции — встав на карачки и выворачивая шею.

— Как будто кто-то царапал гвоздем, — сказала Яночка.

Брат уточнил:

— Но не просто так царапал, а что-то писал. Ведь похоже на арабские буквочки.

И брат с сестрой опять по очереди, в большом волнении, принялись разглядывать написанное. Павлик предложил на всякий случай попытаться перенести на бумагу арабские червячки. Яночка согласилась с братом. И внесла свое предложение:

— На всякий случай сделаем это двумя способами. И просто перерисуем на бумаге, и попробуем прижать какую-нибудь мягкую бумагу, чтобы отпечаталось само. Лучше всего бумажную салфетку.

Трудности детей не смущали. Не откладывая дела в долгий ящик, они принялись за работу.

У Яночки совершенно затекли руки — ведь пришлось держать лампу, высоко подняв ее. А Павлик все никак не мог кончить перерисовывать.

— Долго еще? — недовольно поинтересовалась девочка. — Не могу больше!

— Думаешь, мне легче? — огрызнулся брат. — Попробовала бы сама изобразить все эти закорючки. Ну вот, закончил, можешь поставить. А что, если ее нам зажечь?

— Давай попробуем.

Все четыре фитилька лампы не производили впечатления новых, похоже когда-то они горели. Вот и теперь зажглись почти сразу, Павлик извел всего пять спичек.

Лампа горела, дети напряженно всматривались в огоньки, ожидая, что будет. Хабр принюхался и чихнул, ибо в самом деле при горении лампа принялась выделять страшную вонь прогорклого растительного масла. Яночка догадалась погасить электричество. Теперь комнату освещал лишь таинственный свет арабской лампы. Глаза скоро привыкли к нему, оказалось, что при свете лампы можно при желании даже читать. Молча наблюдали дети за горящими фитилями до тех пор, пока все масло не выгорело, а фитили сморщились и погасли один за другим.

— Масло все вышло, — сказала девочка, включая электричество. — Если бы подлить, могла гореть дольше. Завтра нальем, правда?

— Обязательно! И пусть погорит подольше. Вот на этой тарелке, — мальчик ткнул в отражатель, — я что-то заметил такое, необычное.

— Да ничего там не видно! — возразила сестра.

— Нет видно, по краю вроде что-то написано. Когда лампа горит — видно!

— Ну ладно, завтра проверим. А вот теперь и не знаю что делать. Навоняла она ужасно, как я буду спать?

Павлик потянул носом и только сейчас понял, насколько тяжелым стал воздух в комнате. Пришлось на ночь расстаться с драгоценной лампой.

— Ничего не поделаешь, придется отнести на ночь в большую комнату, — решил Павлик. — Завтра подержим ее при открытом окне, пусть проветрится. Знаешь, я так и не понял, добились мы чего за сегодняшний день или нет. И есть ли какая связь одного с другим?

Яночка поняла брата.

— Ты имеешь в виду свое магическое заклинание и землетрясение?

— Да, а еще и лампу, и тех подозрительных людей на суку в Махдии.

— Мне кажется, есть. Кроме землетрясения, разумеется. Ни в какую мистику-фантастику я не верю. Впрочем, не знаю, не знаю... Ведь мы же с тобой находимся в сказочной стране, тут все возможно. Завтра поедем к плотине, она тоже упоминается в письме, что-то там должно быть по левую руку от шоссе. Внимательно посмотрим, может, что и увидим...

Вода очень помогала переносить жару. К обещанному давно водопаду поехали на трех машинах, потому что пан Роман не знал к нему дороги. Зато знал пан Кшак, работающий здесь по контракту уже три года. Прихватили супругов Звияков, на их машине. Пани Звиякова приехала месяц назад и тоже еще не видела водопада. Путь показывал на своей машине Адам Кшак.

С оглушительным грохотом обрушивалась с высокой горы серебристая струя водопада, образуя у подножия небольшое, но глубокое озерцо. Очень удобно было в него прыгать с огромного камня на берегу. Вода в озерце была хоть и мутноватая, но чистая, горная, и Павлик с Яночкой не задумываясь воспользовались случаем. Оба плавали как рыбы, родители не протестовали, и дети наплавались вдоволь. Наконец вылезли на берег, освеженные и счастливые.

После этой небольшой остановки поехали к плотине. Ехали недолго, но вконец измучились от жары. Из водохранилища при плотине вытекал поразительно чистый, хрустальной прозрачности поток, в котором прекрасно просматривались резвящиеся рыбки. Дети опять искупались, пани Кристина облилась водой с ног до головы и села в машину в мокром платье, пан Роман намочил рубашку и не выжимая, надел ее на голое тело.

— Надеюсь, не очень скоро высохнет, — сказал он. — Фу, теперь можно жить! Ну, едем смотреть поселок, который вам так понравился.

— Еще бы не понравиться, выглядит как волшебная сказка из «Тысячи и одной ночи». Хочу рассмотреть его вблизи, — сказала жена.

— Боюсь, увидишь вблизи и разочаруешься, — заметил муж, но не стал возражать, тем более что на осмотре поселка очень настаивали дети, с большим трудом согласившись отложить осмотр, сначала подъехать и освежиться на водохранилище.

Дело в том, что упомянутый поселок был единственным объектом, который находился «по левую руку от шоссе, когда едешь к плоти...», как было написано на обрывке письма. И больше ни одного мало-мальски приметного, лишь возделанные поля и голая пустыня.

Изумительной красоты экзотический арабский поселок дети приметили издали, во все глаза разглядывая глухие каменные заборы, возносящиеся над ними купола мечетей, башенки минаретов и крыши домиков. Но много ли увидишь с шоссе? Теперь же пан Роман съехал на обочину, но, подумав, не стал оставлять там машину, а въехал в узкую уличку поселка. Здесь на небольшой стоянке оставили ее, а сами отправились на экскурсии в окружении вездесущих любопытных арабчат.

— Мне говорили, что некогда на этом месте была столица какого-то древнего государства, — рассказывал пан Роман. — То ли оно занимало территорию всего теперешнего Алжира, то ли поменьше, не знаю, но столица была вот на этом месте. Здесь еще недавно велись раскопки.

— И что раскопали? — огляделась вокруг пани Кристина. — Ничего раскопанного не видно.

— Да, раскопки пришлось прекратить, а извлеченные на поверхность древние камни и остатки старинных построек местное население использовало для строительства своих домов и ограждений вот в этом поселке. Так что смотрите и знайте: в современных постройках — фрагменты памятников старины.

Яночка с Павликом обменялись быстрым взглядом. Древняя столица арабского государства! Может, это как раз то, что они ищут?

Несмотря на жару, все решили пройти очаровательный поселок вдоль и поперек. Пророчество пана Романа не сбылось: жена не была разочарована, хотя вблизи городишко и в самом деле оказался грязнее, чем представлялся на расстоянии. Но каким же очаровательным он был! Восхищало все: изящные белые домики, украшающая ворота и здания разноцветная мозаика, яркими красками горящая на солнце, буйная зелень деревьев, выплескивающаяся поверх каменных невысоких заборов, какие-то бесчисленные лесенки, арки, каменное кружево на фасаде мечети. Все это было восхитительно, ни на что не похоже! А особенно красивой была мечеть. Пан Роман с Павликом имели возможность рассмотреть ее вблизи, войдя во двор, куда пани Кристине с Яночкой вход был запрещен.

И повсюду их сопровождала стайка арабских детишек, с любопытством рассматривавших их большими блестящими черными глазами.

— Надо бы угостить чем-то этих детишек, — сказала пани Кристина. — У нас в машине есть шоколадки и фрукты.

— Сохрани тебя Бог! — с испугом воскликнул пан Роман.

— Почему же? — удивилась пани Кристина. — Их не так уж много, хватит у нас угощенья.

— Запомни: таких вещей тут делать нельзя! — поучающе заметил муж. И в назидание семье рассказал страшную историю, приключившуюся с двумя их земляками. Они тоже жили в Тиарете, только не в их поселке, а в самом городе, в одном из обычных жилых многоквартирных домов, на первом этаже. Их дети подружились с арабскими детьми и угостили их конфетами. На следующий день под окнами поляков собралась толпа уже незнакомых арабских детей и громко требовала конфет. Им раздали остатки. А на следующее утро дом был окружен уже тучей детей разного возраста, на которых бы никаких конфет не хватило. Разочарованные дети принялись швырять в окна обманувших их ожидания европейцев камни и комья грязи. Три недели поляки просидели в осаде, не смея раскрыть ставен. Только по истечении трех недель арабские дети перестали выражать свое возмущение и сняли осаду.

— Просто это бедная страна, — объяснял пан Роман, — постколониальное наследие. На протяжении веков все приходилось добывать силой, думаю, обычаи и менталитет формировались в сложных условиях. По их представлениям, каждый европеец — это богач.

— Может, стоит им объяснить, какие из нас европейцы? — с горечью предложила пани Кристина.

Дети очень внимательно осматривали все, что попадалось по пути. В машину Яночка села задумчивая, Павлик недовольный и злой. Оба думали о древней столице могущественного государства, некогда стоявшей на этом месте, и прикидывали свои возможности относительно продолжения раскопок...

Когда подъехали к дому, уже смеркалось. Не успел пан Роман остановить машину, как сидящий до сих пор спокойно между Яночкой и Павликом Хабр вскочил и рявкнул. Взглянув на дом, пан Роман увидел какую-то фигуру, быстро перелезающую через высокую глинобитную стену. Он рывком распахнул двери машины.

— Хабр, взять!

Пулей вылетел Хабр из машины и одним прыжком скрылся в узком проходе между домами.

— Стой, Хабр! — отчаянно громко крикнула Яночка.

— Ты что? — удивился отец. — Воры ведь!

— Они могут что-нибудь сделать собаке. Хабр! Вернись! Назад, Хабр!

Уже скрывшийся из глаз Хабр услышал зов хозяйки и послушно вернулся, с торжеством зажав в зубах какую-то тряпку.

Пан Роман никак не мог справиться с запором калитки: от волнения дрожали руки.

— Черт возьми! Вот и нас обокрали! И неудивительно — никого из соседей, все поразъехались...

Пани Кристина в панике металась между брошенным на произвол судьбы автомобилем и домом, в котором только что побывали грабители, не зная куда же бежать. Тщетно она просила Павлика посторожить машину или хотя бы оставить тут собаку. Ее не слышали в общей панике. Все столпились у калитки, в том числе и Хабр, пытавшийся вручить Яночке свой боевой трофей.

Наконец отец взял себя в руки, вернулся к машине, забрал из нее вещи, запер, и все вместе вошли в дом. Мама принялась лихорадочно осматривать одну за другой комнаты, определяя на глаз, что же украли.

— Вроде бы все на месте, — с некоторым сомнением сказала она. — Радиоприемник стоит, твоя дрель лежит, где и лежала, кухонный комбайн... минуточку, загляну в кухню. Да, кухонный комбайн на месте, твои инструменты тоже...

— Странно, — недоверчиво отозвался отец, осматривая одежду в шкафах. — Действительно, ничего не тронули. Может, мы их спугнули? Посмотрим, что в комнатах детей.

Яночку, до сих пор спокойно стоящую у двери, вдруг кольнуло недоброе предчувствие. Оттолкнув отца, она бросилась в комнату Павлика и застыла на пороге.

— Лампа! — сдавленным голосом выкрикнула девочка.

— Лампа! — вслед за ней крикнул Павлик, тоже уставясь на пустое место на большом ящике, заменяющем Павлику стол.

Лампа исчезла. А они еще нарочно оставили, уезжая, окно приоткрытым, чтобы лампа проветрилась. И вот ее украли неизвестные злоумышленники! Больше ничего не украли, только ее! Явились специально за лампой!

— Почему вы оставили окно открытым? — сурово допытывался отец. — Знаете ведь, здесь надо все запирать, а они нараспашку...

— Мы лампу проветривали, она воняла,объяснила Яночка. — И вовсе не нараспашку, немного только приоткрыли. А лампу надо было проветрить, вон в столовой она стояла всю ночь, чувствуете, до сих пор воняет.

— Интересно, с чего это лампа вдруг начала вонять? — расспрашивала мама. — Когда мы ее покупали, она не воняла.

— Мы ее зажигали, наверное, в ней было прогорклое масло, вот и развонялась, — устало пояснила Яночка. — Да какое это теперь имеет значение? Ведь лампы больше нет!

— Слава Богу, значит, всего-навсего украли одну лампу? — обрадовался пан Роман. — А я-то было испугался...

— «Всего-навсего!» — возмущенно передразнила отца девочка. — И я этого так не оставлю! Мы сделаем все, чтобы заполучить ее обратно!

— Ты шутишь, дочь моя, — произнес уже совсем успокоенный пан Роман, поняв, что их имущество цело и невредимо. — Да здесь еще никому не удалось получить обратно своих вещей, а уж сколько всего украли! Тут действует шайка воров, а может, и две. Нам повезло, воры ничего не успели украсть, мы подъехали и спугнули их.

Дети недовольно смотрели на отца. У них было свое мнение насчет планов грабителей: им плевать на радиоприемник и какие-то глупые дурацкие дрели! Они явились только за лампой!

— Головой ручаюсь, они специально за ней охотились, — поделился Павлик своими соображениями с сестрой. — Видели, как мы купили лампу, следили за нами, воспользовались тем, что на весь день мы уехали из дому.

— Мы должны выкрасть ее у них! — твердо сказала Яночка. — Хабр!

Хабр уже сидел рядом, хвостом заметая пол. Оторванный лоскут он положил к ногам хозяйки. Яночка с братом одновременно наклонились над ним.

— Похоже, Хабр выдрал клочок одежды у вора, — предположил Павлик, ногой расправляя отодранный лоскут. — Вроде карман.

— Точно, карман! Хабр отодрал ему карман!

— Дети, только руками не трогайте, — предостерегла мама, издали наблюдая всю сцену. — Лучше всего это сразу выкинуть из дома.

— Но ведь это же часть одежды вора! — возразил Павлик. — По этому карману Хабр найдет и опознает вора.

— А вот это выкиньте из головы. — решительно потребовал отец. — Никакого выслеживания, никакой войны с ворами.

— Почему? Они же украли нашу лампу!

— Для борьбы с ворами существует полиция, не ваше это дело. Учтите, никому еще из потерпевших не удалось вернуть свою собственность, и вам не по силам. Да и опасное это дело.

— Что ж, в таком случае надо здесь прибраться, — заявила Яночка, сходила за щеткой и вымела воровской карман за порог. Там она спрятала его под ступеньками крыльца и шепотом похвалила Хабра, прижав к груди его умную, красивую голову. Хабр понял, что хозяйка им очень довольна.

За ужином пан Роман прибегнул прямо-таки к иезуитскому маневру, неожиданно заявив детям:

— Обращаю ваше внимание на тот факт, что выслеживание вора наибольшую опасность представляет для Хабра. Если преступники поймут, что собака взяла их след — без колебаний убьют ее!

— Ни один вор ни в жизнь нашей собаки не заметит! — буркнул Павлик. Яночка возразила отцу:

— А мне показалось, арабы собак боятся.

— Их дети боятся, — пояснила пани Кристина. — А собака может и в самом деле погибнуть. Отец еще раз сурово обратился к детям:

— Я требую самым решительным образом, чтобы вы перестали и думать о том, как разыскать воров! Это не шуточки. Вы в чужой стране, незнакомы со здешними нравами, здешними порядками, не знаете языка и обычаев. Дело опасное. Обещайте мне, что не станете искать воров. Вон Кавалькевича обобрали до нитки и то он не собирается проводить никакого расследования на свой страх и риск. И вы не смейте!

Жена заинтересовалась ограблением их соседа пана Кавалькевича. Выяснилось, что в отсутствие хозяина в его домик забрались воры, выломав оконную раму, и украли радиоприемник и кучу запчастей к его «фиату».

— А запчасти им зачем? — удивилась пани Кристина.

— Есть в Алжире такой механик, специализируется по «фиатам». Не исключено, что Кавалькевич у него купит свои же запчасти, заплатив втридорога.

— Ну так как? — вернулся к больной теме отец и опять сурово взглянул на детей. — Обещаете?

Сын и дочь молчали. Прежде чем обещать, следовало хорошенько подумать, чтобы по-умному сформулировать свое обещание. Надо же оставить лазейку себе, ведь дети всегда твердо выполняли то, что обещали. Значит, обещать надо с умом.

— Ну хорошо, — сказала наконец Яночка. — Если я тебя правильно поняла, ты требуешь от нас, чтобы мы не подвергали свою жизнь опасности. Это мы тебе можем обещать железно.

— Точно, можем! — подтвердил Павлик в ответ на выжидающий взгляд отца, потому что тот твердо знал: пообещать должны оба. — И могу пообещать, что мы не станем ловить воров голыми руками.

При последних словах сына отец насторожился, а Яночка незаметно толкнула брата в бок. Надо же, испортил хорошо продуманное обещание! Но тут в разговор вмешалась мама:

— А я хочу потребовать от вас другого обещания. Никогда, ни при каких обстоятельствах не оставайтесь без Хабра. Он всегда и везде должен быть с вами. Иначе я ни на шаг не отпущу вас от себя! Итак, выбирайте — собака или я!

Пан Роман с восхищением глядел на жену, Яночка и Павлик глядели на мать с подозрением.

— Собака, — дипломатично ответила Яночка. — У нее чутье лучше.

— Собака! — брякнул простодушный Павлик. — Куда тебе до нее!

Сообразив, что сказал нечто обидное для матери, поправился:

— Ну ладно, обещаем. Ни шагу без Хабра!

— Ну вот, я хорошенько все обдумала, — вполголоса сказала Яночка брату, выходя из ванной.Нет, не ходи в ванную, тебе нет смысла мыться, все равно сразу перепачкаешься. До завтра мы не можем ждать.

— И я так думаю, — решил Павлик. — Родители сейчас отправляются смотреть рамадан ночью, уже последние денечки, а ключ от двери у нас есть.

— К сожалению, нет второго ключа от калитки в загородке, придется через нее перелезать.

— Напрасно отец обносил сеткой оставшиеся две стороны нашего участка, — скривился Павлик. — У всех остальных дома так и остались наполовину огороженные, а ему, видите ли, обязательно захотелось огородить весь наш двор. Вот теперь придется лезть через загородку. И зачем ему это понадобилось?

— Чтобы коровы не заходили, они его достали. Каждое утро приходят и чешутся об угол дома, как раз где его спальня. Да что ты переживаешь? Смог перелезть грабитель, сможем и мы. А искать его надо немедленно, пока Хабр по свежему следу найдет без проблем, потом песику труднее будет работать. Смотри, какая чудесная ночь! Луна светит, нежарко. Может, удастся что-нибудь разведать. И не исключено, преступники именно уже сегодня что-то предпримут.

— Что они могут предпринять?

— А я откуда знаю? Зачем-то же они лампу выкрали. На ней что-то написано, а они наверняка умеют читать по-арабски.

Вскоре супруги Хабровичи, наскоро поев, сели в машину, заперев дом и калитку. Включая зажигание, пан Роман с беспокойством проговорил:

— Уверен, только мы уедем — черти их куда-то потащат. И как ты можешь так легкомысленно мириться со всеми их выходками?

— Потому что я целиком полагаюсь на Хабра, — твердо ответила жена. — Он не позволит им делать глупости, а его они слушаются гораздо больше, чем нас с тобой. И за него боятся, поэтому на риск не пойдут. А если к тому же им удастся разузнать, кто такие эти воры...

— Вот этого я как раз больше всего боюсь!

— А я нет. Ничего плохого арабы детям не сделают. А вот вы все покорно миритесь с кражами и ничего не предпринимаете. Меня прямо всю трясет от возмущения! Неужели и в самом деле неизвестно, кто же здесь занимается кражами?

— Откуда нам знать? Может, полиция и догадывается о чем-то, да нам пока не сообщает... А за детей я очень боюсь.

— Не тревожься, они у нас неглупые, а рисковать не будут, ведь обещали. Мы же потом как-нибудь ненавязчиво выпытаем у них, что удалось узнать, и постараемся уберечь их от опасности, если решим, что она им угрожает. Ведь все равно их не остановишь, не запрешь в доме. Вспомни наш чердак в Варшаве. И на Хабра я целиком полагаюсь.

Удобнее всего было перелезтьчерез сетку в том месте, где отец прикрепил ее к стене дома. Хабр уже давно привык легко преодолевать всевозможные загородки очень простым способом: вскакивал на спину пригнувшегося Павлика и с нее перемахивал через препятствие. Когда все трое оказались по ту сторону забора, Яночка сунула под нос собаки отодранный ею карман вора, который предусмотрительно держала в целлофановом пакете.

— Ищи, песик! След!

Хабр даже не счел нужным как следует обнюхать тряпку, ее запах, запах вора он еще прекрасно помнил. И сразу уверенно двинулся по следу, опустив нос до самой земли. Попеременно то скрываясь в тени построек, то на открытых местах мелькая рыжим пятном, промчался он через весь поселок — очень кстати оказались недоделки в ограждении поселка, — перемахнул через железнодорожную насыпь, обогнул смердящую свалку, перебежал через шоссе и сквозь дыру в заборе проник на старое городское кладбище.

— Жаль, не успели мы его заранее осмотреть, при дневном свете, — сокрушался Павлик, вслед за собакой пролезая сквозь дыру в каменном кладбищенском заборе.

— Завтра осмотрим,совершенно спокойно ответила сестра, тоже пролезая в дыру, и Павлик облегченно вздохнул — девчонку кладбище не испугало. — Придержи-ка лучше этот бурьян, колется.

К счастью, на кладбище Хабр задерживаться не стал. Он просто пересек его по диагонали — выходит, этим путем шел вор или воры, перемахнул через окружавший его забор, который с этой стороны был совсем низеньким, и не останавливаясь двинулся по склону горы, все так же уверенно следуя по пути, проделанному преступниками.

— Стой, Хабрик, — позвала девочка, остановившись, чтобы перевести дух. — Не так быстро, дай передохнуть.

И, оглядевшись, спросила брата:

— Не кажется тебе, что позавчера мы именно здесь проходили? Вон там, справа, по тому склону горы.

— Точно, — подтвердил Павлик. — А потом карабкались вверх уже по ту сторону горы.

— Пошли, Хабр ждет.

Серебристая луна ярко освещала все вокруг, и дети даже не очень спотыкались на неровностях почвы, карабкаясь вслед за собакой по склону горы. Но вот Хабр свернул влево и вывел их на тропинку. Тут уже было намного легче идти. Тропинка и в самом деле привела ночных путешественников на вершину горы, куда они взбирались позавчера. Справа осталась та самая жалкая деревушка, которую они тогда пробежали бегом, пытаясь оторваться от сопровождающей их стайки арабских детишек, а еще дальше — долина со скелетами животных и так называемый лес, где они подкреплялись водой и пищей. У их ног простирался пологий склон, слева виднелся город, а справа должен находиться поселок высокопоставленных арабских шишек, но его загораживал выступ горы. Куда же идти?

Похоже, такого рода сомнения Хабра не беспокоили. Без колебаний он направился вниз по склону, где тропинка вдруг закончилась крутым обрывом. Цепляясь за пожухлую траву и помогая друг другу, Павлик с Яночкой съехали с обрыва и оказались прямо перед широким въездом в каменоломню.

— Вот и кратчайший путь от нас к каменоломне! — удовлетворенно произнес мальчик, нисколько не огорчаясь из-за запыленной и испачканной одежды.

Но это еще не был конец пути. Хабр бежал дальше. Опять вниз, по краю склона над каменоломней, немного выше той дороги, по которой они возвращались со своей первой пешеходной экскурсии в эти места. Да, вот этот склон они рассматривали тогда в бинокль. А вот и постройки, которые они тогда не могли разглядеть.

Теперь Хабр немного снизил темп, шел осторожно, крадущимся шагом, чутко принюхиваясь и прислушиваясь. Так же осторожно подкрались и дети к постройкам.

Это оказались жалкие, полуразрушенные домишки, трущобы, в которых, по всей вероятности, жили рабочие каменоломни. Поселок не спал. Кое-где виднелись огоньки, слышался громкий говор. На узких улочках между глинобитными постройками крутились люди, многие сидели у входов в свои жилища, ели и пили под голым небом, громко переговариваясь.

— Понятно, — прошептал Павлик. — Рамадан, только ночью они могут есть. Глядишь, теперь и всю ночь проведут на улицах. Нехорошо...

И он тихим свистом подозвал собаку. Уже направившийся было в проулок между мазанками Хабр послушно вернулся.

— Осторожно, песик! — предупредила Яночка. — Прячься! Осторожно! След!

Пес прекрасно понял, что от него требовалось, и осторожно двинулся вперед, то припадая к земле, то прячась в тени глиняных заборов. Дети так же осторожно пробирались за ним. Вот собака дугой обогнула глинобитный домик, обитатели которого громко и весело переговаривались, сидя у входа в свой дом прямо на голой земле, и приблизился к следующему за ним, темному и, казалось, необитаемому. Проскользнув к его двери, пес интенсивно понюхал землю у входа и застыл в охотничьей стойке.

— Вот мы и у цели! — удовлетворенно выдохнула Яночка. — Здесь живет вор! Хабрик, ко мне!

Хабр опять послушно вернулся к хозяйке, но всем своим видом показывал, что намерен бежать куда-то дальше, что это еще не конец их ночного путешествия. Это дети поняли сразу.

— Сейчас пойдем! — успокоил его шепотом Павлик и обратился к сестре: — Но сначала я должен посмотреть, что там внутри. Постерегите здесь.

И мальчик осторожно подкрался к самому входу в дом. Дверь была распахнута настежь, в доме царила тишина. Подобравшись ко входу, Павлик осторожно заглянул внутрь. Оказалось, там горит маленький светильник, освещая пустую крохотную каморку. Похоже, других помещений в домишке не было.

Вернувшись к сестре, Павлик доложил:

— Пусто. Никого и ничего. Ни вора, ни нашей лампы. Правда, валялся мужской пиджак, я посмотрел — карман вырван с мясом. А самого вора нет.

— Ясно, что нет, раз Хабр зовет идти дальше, — ответила сестра. — Злоумышленник здесь живет. Вернулся домой, посидел, наверное, поел и отправился дальше. Хорошо, песик, веди! Хабр, след!

Хабр прямиком направился к каменоломне. Здесь, на пустынном склоне горы, уже не было необходимости скрываться и соблюдать осторожность, вся троица резво мчалась вперед. Не воспользовавшись дорогой, пес съехал вниз прямо по склону горы, дети за ним. Очутившись на самом дне гигантского карьера, Хабр стремительно помчался куда-то в сторону — видимо, отслеживаемый субъект только недавно здесь прошел, и резко затормозил у огромного отверстия в скале по ту сторону карьера. За входным отверстием мрачно и зловеще чернела непроглядная темнота пещеры.

— Езус-Мария, и что теперь? — почти простонал Павлик, пытаясь пронзить взглядом эту темноту.

Запыхавшаяся Яночка внимательно смотрела на Хабра, который явно не собирался и здесь долго задерживаться.

— Мне кажется, — сказала девочка, — это еще не конец. Вроде бы я поняла. Наш вор побывал здесь и не сразу ушел, а какое-то время ошивался, значит, что-то там, внутри, делал. Но сейчас его там нет, Хабр требует, чтобы мы шли с ним дальше.

— А что делал? Тебе не кажется... Ведь это же каменоломня!

— Правильно, и надо посмотреть, что там внутри.

— Но мы же решили нигде не включать фонарик, чтобы нас не заметили.

— Я постараюсь прикрыть вход, а ты посмотри.

Павлик перелез через камни у входного отверстия пещеры и, оказавшись внутри, посветил фонариком, стараясь направить луч света вглубь. Луч фонарика поочередно выхватывал из темноты отдельные фрагменты небольшой пещеры: пол, усыпанный камнями и щебнем, потрескавшиеся стены и такой же каменный потолок. Вправо пещера немного расширялась и заканчивалась уходящим в глубь скалы узким клином. А слева у самого входа в пещеру, почти загораживая его, возвышалась огромная каменная глыба закругленной формы.

Погасив фонарик и выйдя из пещеры, Павлик мрачно заявил:

— Каменоломня и сокровища! Это может быть здесь. Не уйду отсюда, буду сидеть до рассвета.

— И что ты тут высидишь?

— Не знаю, надо все осмотреть. Может, он что спрятал здесь.

— Или что-нибудь забрал отсюда, — возразила сестра. — Нет, сначала надо наконец найти вора, поглядеть на него — как выглядит, что делает. Хабр знает, где он сейчас. А сюда мы можем прийти утром.

Замечание сестры о том, что вор мог отсюда что-то забрать, очень встревожило Павлика, он отвалился от скалы и двинулся следом за Хабром и сестрой.

На сей раз Хабр привел их к сараю, стоящему рядом с большим бараком, обежал его кругом, понюхал и сообщил, что вор здесь был, заглянул в окно, но внутрь не входил, а отправился дальше. Кружным путем, в обход деревушки, по крутому склону взобрались на какую-то вершину и спустились с нее по другую сторону горы. Бегом промчались мимо каких-то сооружений, похожих на недостроенные здания (в темноте и спешке не разглядели), совершенно запутались в лабиринте высоких каменных стен и вдруг, совершенно неожиданно, оказались на ярко освещенной улице города.

— Стой, Хабр! — негромко приказала Яночка.

Этой части Тиарета ни Павлик, ни Яночка не знали, на эту окраину с жалкими лавчонками и бедными обитателями жалких домишек не забредали в своих странствиях. Да, точно, тут они не были.

Хабр нервничал и торопил идти дальше.

— Хорошо, пошли, — решился Павлик. — Только не бежать, а то на нас все будут оглядываться. Рынок, по-моему, где-то там.

И он махнул рукой в направлении нижней части города.

Хабр свернул в узкий переулок и привел детей к какому-то дому, вход в который вместо двери прикрывала завеса из разноцветных полосок материи. За нею просматривалось ярко освещенное помещение и люди, пьющие из малюсеньких чашечек кофе. А спиной к улице, у самого входа, стоял вор.

Об этом сообщил Хабр, так что никаких сомнений быть не могло. Пес незаметно подобрался к нему, обнюхал и, попятившись на улицу, сделал на него свою знаменитую охотничью стойку. Постояв несколько секунд в характерной позе охотничьей собаки, делающей стойку на дичь, Хабр обернулся на Яночку и сел, гордый и очень довольный собой.

— Вот и вор! — прошептал Павлик. — И что теперь?

— А теперь я на него обязательно посмотрю, а ты пока возьми Хабра и поразведай, что тут вокруг.

Павлик исчез в темноте переулка, а Яночка, укрывшись в тени у входа в дом, не отрывала глаз от вора. Девочке удалось определить, что это худощавый человек с черной курчавой шевелюрой. Черные, густые шевелюры были почти у всех нестарых арабов, и громадное большинство их особой толщиной не отличалось. И одет, как все — пиджак, а под ним рубашка. Желтая. Надо обязательно увидеть его лицо, заметить какую-нибудь характерную черту, по которой можно опознать человека.

Вор неожиданно направился в глубь комнаты. Вот он, удобный случай. Не раздумывая Яночка придвинулась вплотную к завесе и, слегка раздвинув разноцветные полоски, уставилась в щель.

Она увидела, как вор подошел к низенькому столику, зачерпнул рукой какую-то еду из большого блюда и вернулся на свое место. Пока шел обратно, девочка успела рассмотреть его лицо.

Яночка тут же опять скрылась в темном углу у входа и сделала это как раз вовремя — откуда-то примчались двое арабских подростков и, откинув занавеску, вбежали в дом. Девочки они не заметили. Через минуту появились Павлик и Хабр.

— Бежим! — шепнул Павлик. — Быстро! Смываемся!

И они бросились в конец переулка, в темноту, свернули в другой и неожиданно оказались на верхней площадке какой-то длинной и очень крутой лестницы, нижние ступеньки которой терялись в темноте. Очень неудобно было спускаться по ней, особенно в середине. Сверху немного светила луна, нижние ступеньки освещал какой-то фонарь. Как они только ног себе не переломали!

Оказавшись внизу, Яночка остановилась перевести дыхание.

— Куда мы бежим? — спросила она. — И почему надо быстро смываться? Что случилось?

— Да ничего особенного не случилось, — ответил брат, — только меня какая-то баба заметила. Я в чужой дом залез.

— Зачем?

— Ты ведь велела все тут поразведать, ну я и обошел вокруг этот вот дом, наверное, лавочка или какая ихняя забегаловка. А с другой стороны, на задах, оказался второй вход, я туда и сунулся. Наверное, просто квартира, какая-то женщина тащила кастрюлю с едой, я на нее и напоролся. Она меня видела!

— Я тоже кое-что видела! — перебила Яночка эмоциональное, но несущественное сообщение брата. — Знаешь, кто наш вор? В жизни не догадаешься!

— А раз не догадаюсь, сама скажи, нечего таинственность напускать. Не пан же Кавалькевич? И никто из наших, значит, кто-то из тех арабов, с которыми мы здесь уже встречались. Торговец, что нам продал лампу на суку в Махдии?

— Нет, не торговец, а парень с кривым глазом! Тот самый, который подавал таинственные знаки и первым вошел в палатку для тайной встречи с толстым арабом. Да, ты угадал: знакомый по Махдийскому суку.

Переварив сенсационную информацию, Павлик неожиданно заявил:

— В таком случае немедленно возвращаемся назад!

— Ты спятил? Зачем?

— Раз там тот кривой вор, значит, и наша лампа должна быть там! Темно, правда, но поищем...

— Совсем глупо! Ночь для нас во всех отношениях неподходящее время. Во-первых, темно, сами мы ничего не увидим, во-вторых, везде полно народа, они-то нас как раз увидят, незаметно в такой толпе не проберешься. Видишь же, у них ночь превратилась в день, будут веселиться до утра. Соображай!

— Я-то соображаю, но нельзя же этого так оставить! За ночь могут нашу лампу куда-нибудь в другое место перепрятать.

— Хабр везде найдет. Нет, давай сначала как следует подумаем.

Из темного переулка, куда вывела лестница, дети вышли на ярко освещенную улицу, уже знакомую по прежним поездкам с матерью за покупками. Значит, это центр города. Павлик с Яночкой не торопясь направились к центральному рынку по запруженным народом улицах.

Вот где можно было наблюдать ночную жизнь города в рамадан! Все магазины, кафе, закусочные были открыты, полно торговцев со своими тележками, заваленными всякой снедью. Улицы запружены народом. Казалось, все жители Тиарета высыпали на улицы, никто не остался дома. Разноцветные лампочки и фонарики весело освещали входы в магазины и закусочные, радостно оживленных людей, бодрых и веселых, совсем не похожих на тех, что весь день еле передвигались, подобно сонным мухам. Не только тротуары, но и мостовые были забиты народом, немногочисленные автомашины с трудом пробивали себе дорогу.

— Здорово! — восхищенно произнес Павлик, — как красиво! И совсем другой город. Правильно сделали родители, что отправились посмотреть на ночной Тиарет. Хорошо, что и мы увидели его. Только вот до дома страшно далеко!

— Рано нам еще домой идти, — сказала сестра. Была она какая-то очень задумчивая и чем-то недовольная.

— Что тебе не нравится? — прямо спросил брат.

— Пока сама не понимаю, но что-то тут не в порядке, — все еще задумчиво ответила девочка. — Отец упоминал о каких-то двух воровских шайках, а две воровские шайки не могут состоять из одного человека, ведь так? А мы с тобой знаем пока только одного. И я не уверена, что карман Хабр оторвал вору, а, например, не его сообщнику, который стоял на шухере. Ведь песик же не выбирал...

— И ты думаешь, те, которых мы выследили, вообще могли не иметь отношения к нашей лампе? Чего же тогда этот вор носился, как сумасшедший, туда и сюда?

— Вот я и не понимаю. Не мешало бы проверить еще кое-что в каменоломне, что-то там происходило, чего мы не знаем...

Тут скрывавшийся вместе с детьми у стен домов Хабр вдруг тихонечко радостно тявкнул и кинулся через мостовую на другую сторону улицы. К счастью, его задержала проезжавшая машина, и Яночка успела вернуть собаку обратно.

По другую сторону улицы, на небольшой площадке стояли три знакомых автомашины, возле которых суетились родители, муж и жена Звияки и пан Кшак, то есть вся знакомая компания! Пан Роман с Кшаком вынимали из багажника запаску, а Звияк менял колесо на своей машине. И почему-то все отчаянно веселились, хотя смена покрышек никогда не была особо веселым занятием. Они явно не торопились по домам.

Скрывшись в проеме между двумя домами по ту сторону улицы, дети какое-то время незаметно наблюдали за ними. Решение принял Павлик.

— Ничего не поделаешь, придется еще немного побегать, нам тоже рано еще отправляться спать. Тут им занятия хватит еще на пять каменоломен. Пошли!

— Пошли! — обрадовалась сестра. — А оттуда вернемся прямо домой. Хабрик, веди нас в каменоломню. В каменоломню!

То ли в этой собаке был внутри какой-то радар, то ли она умела ходить по азимуту, но на месте все трое оказались гораздо быстрее, чем дети думали.

Приведя их к уже знакомой пещере, Хабр вопросительно взглянул на Яночку.

— Слушай внимательно, песик, — сказала девочка. — Задача предстоит трудная. Нам надо понять, что здесь происходило. И ты нам скажешь. Ищи, Хабрик!

Хабр сделал было попытку опять двинуться по следу вора, но девочка его остановила:

— Нет, не то. Ищи что-то другое. Ищи!

Павлик с интересом наблюдал за общением сестры с собакой, по опыту зная, что они прекрасно понимают друг друга. Немного понюхав и покрутившись, Хабр двинулся по дороге, по которой они пришли сюда первый раз. Но двинулся как-то неуверенно, оглядываясь на Яночку.

— Нет, мой драгоценный, не то, — сказала ему Яночка. — Ищи что-то другое.

Хабр опять вернулся к пещере. Умная собака поняла, что знакомые, свежие следы не интересуют его хозяйку, что он должен отыскать тут что-то другое. Другого здесь было много, и пес не знал, что выбрать. Тщательно еще раз все обнюхав, он наконец решился, выбрав то, что больше всего бросалось в нос.

— Нет, это не собака, — дрожащим от волнения голосом произнесла Яночка, видя, как, уткнувшись носом в землю, Хабр двинулся по третьему следу. — Это золото, это алмазные копи!

Третий след привел их кратчайшим путем к уже знакомому жалкому сарайчику у барака. Остановившись перед запертой на висячий замок дверью, собака вопросительно поглядела на детей.

— Мой драгоценный песик! — растроганно прошептала Яночка, прижимая к груди умную голову собаки. — Кажется, я начинаю кое-что понимать...

И обращаясь к брату, потребовала:

— Делай что хочешь, но мы должны заглянуть внутрь! Хоть через дымоход!

— Какие тут дымоходы! — пробурчал Павлик. — И что ты смогла понять, ведь мы и раньше знали, что наш вор подходил к этой сараюшке.

— А теперь знаем, что подходил еще кто-то. И не только подходил, но и внутрь заходил. И пришел сюда от пещеры, или, наоборот, отсюда пошел в пещеру. Тебе это ни о чем не говорит? Обязательно надо посмотреть, что там внутри!

— Погоди, попробую в окно...

Подойдя к окну, мальчик посветил в него фонариком. Прижав нос к стеклу и закрыв лицо с двух сторон руками, Яночка пыталась разглядеть что-нибудь.

— Тряпье какое-то на полу, — сказала она неуверенно. — И вроде посуда, и еще что-то, не разобрать. Посвети на пол.

— Это тряпье лежит так, будто прикрывает что-то, спрятанное под ним, — сказал мальчик, пытаясь осветить со всех сторон кучу на полу.

Но вот свет фонарика выхватил из темноты какую-то вещь, завернутую в очень знакомую упаковочную бумагу. Попробовав осветить ее с разных сторон, он убедился, что на ней по-польски написано название известного завода-изготовителя бытовой техники.

— Езус-Мария! Видишь?!

— Вижу и считаю, надо непременно проникнуть внутрь! — сказала сестра. — Посмотри, может, удастся замок открыть.

Павлик занялся замком. Не так просто было отвинтить винты, которыми прикручивалась скоба. Тут вдруг Хабр предостерегающе заворчал. Кто-то сюда шел!

Дети мгновенно скрылись за углом барака и оттуда наблюдали, как к сараю подошли двое мужчин. Они негромко переговаривались, но, к сожалению, ничего нельзя было разобрать — тихо, к тому же еще по-арабски.

— Только бы не заметили, что я начал откручивать винты! — встревожился Павлик.

Кажется, мужчины ничего не заметили. Войдя в сарай, включили слабую электрическую лампочку и закрыли за собой дверь.

— Помру, если не увижу, что они там делают! — выдохнула Яночка.

Вместе с братом она осторожно прокралась к окну и заглянула в него. Один из вошедших что-то прятал под пиджак, второй ударом ноги отправил в угол комок тряпья. Потом первый вынул из кармана деньги и дал второму. Второй возмутился, замахал руками, возмущенно выкрикивая что-то. Казалось, вот-вот подерутся.

— Да нет, они просто торгуются! — тихонько успокоил сестру Павлик.

И в самом деле, воинственно жестикулирующие мужчины вдруг успокоились, получивший деньги спрятал их в карман, второй погасил свет, и оба, довольные и благодушные, заперев двери, удалились тем же путем, что и пришли.

— Одно я знаю твердо: это было что-то другое, а не наша лампа, — сказал Павлик, когда злоумышленники были уже далеко. — Я тоже кое-что начинаю понимать. Наша лампа не поместилась бы у него под пиджаком.

— А в бумагу с надписью по-польски были завернуты кофемолка и запчасти к машине, украденные у пана Кавалькевича, — сказала Яночка. — И мы видели их собственными глазами!

— Я их тоже узнал, ведь мы же сами их ему привезли. Теперь не мешало бы проследить за этими двумя, но я уже ног под собой не чую.

— Я тоже. Пещеру осмотрим завтра при дневном свете, а за этими таскаться и у меня нет сил. Ничего, мы их сумеем разыскать, надо только, чтобы Хабр их запомнил. Сейчас ему объясню...

Отец с матерью тоже возвращались домой и всю дорогу спорили о том, как разумнее поступить с детьми.

— Поверь мне, я лучше тебя знаю эту страну и те опасности, которым они тут подвергаются, — раздраженно говорил пан Роман. — И мы не можем предоставить им тут такую же свободу, которой они пользуются в Польше. Знаю, знаю, их трудно удержать, но иногда надо применять и силу. Связать их, что ли?

— Не поможет, веревки перегрызет Хабр. Тогда уж заковать в колодки, — язвительно заметила жена. — Вот я и считаю, что силой их не удержать, лучше притвориться, что ни в чем не стесняем их свободу, они не станут от нас скрываться, и нам проще будет контролировать их действия. Только так мы имеем шансы узнать, чем они занимаются, и оберегать их. И я очень надеюсь на их здравый смысл...

— Думаешь, они и сегодня руководствовались здравым смыслом?

— Не знаю и очень волнуюсь. Одна надежда на Хабра... Ох, скорей бы убедиться, что они дома и с ними ничего не случилось.

— А если их нет дома?

— Подождем, пока не явятся, и злого слова они от меня не услышат! Предпочитаю все проблемы решать по-дружески...

— Плохая из тебя мать! Ненормальная какая-то...

— А разве с такими детьми можно быть нормальной матерью? Да будь я нормальной, уже давно или сошла бы с ума, или и вовсе померла от инфаркта. Да перестань же меня пилить, сейчас убедимся...

Яночка с Павликом услышали шум приближающейся машины в тот момент, когда еле передвигая ноги добрались до сетки, ограждающей их двор. Усталость как рукой сняло, они и сами не заметили, как перемахнули через загородку, будто и не прошли за ночь неисчислимых километров по бездорожью и улицам города. Стук дверцы захлопнувшейся машины они услышали уже будучи в прихожей.

Супруги Хабровичи застали своих детей в кухне. Сидя в пижамах за столом, они ели фрукты.

У папы и мамы камень свалился с сердца, и они как-то совсем не обратили внимание на странное обстоятельство: почему-то дети ели персики, пользуясь ножом и вилкой. Родителям было не до таких мелочей, главное, дети живые и здоровые, вот они, ничего с ними не случилось.

У мамы непедагогично вырвалось:

— Неужели вы никуда не выходили?

— Выходили, — честно призналась дочка. — На небольшую прогулку. С Хабром. Ни на миллиметр от нас не отходил.

— И немного проголодались, — добавил Павлик, пытаясь насадить персик на вилку.

Какие-то неясные подозрения зародились в душе отца, но он сказал не то, что собирался:

— Мне пришло в голову... Пришло мне в голову... что вы очень бросаетесь тут в глаза, очень уж у вас светлые волосы. Так что в случае чего... Таких светловолосых тут нет.

— А я видел одного рыжего арабчонка! — возразил Павлик. — Ну, правда, темно-рыжего и вдобавок кучерявого.

— Вот именно, — настаивал на своем отец. — Так что в случае чего...

— ...в случае чего, если мы будем лезть куда не положено, на нас сразу обратят внимание, — потеряла терпение Яночка, закончив за отца фразу. — Ты это хотел сказать?

— Это! — обрадовался пан Роман. — И еще что-то... Что же я такое еще хотел сказать? Ага, я тоже проголодался! Не мешало бы перекусить.

Брат с сестрой сразу вскочили со стульев, освобождая место родителям.

— Садитесь! Мы уже поели!

— Наконец-то можно вымыть руки! — недовольно пробурчал Павлик, когда они с сестрой получили возможность добраться до ванной. — Как ты думаешь, не занесли мы в рот какой заразы?

— Да нет, ведь к персикам руками не прикасались. Мой как следует! И ноги тоже.

— Кажется мне, эти воры воруют друг у друга, — говорил Павлик сестре на следующее утро. — Похоже, наш домушник припрятал для себя вещи Кавалькевича и частным образом продал тому типу, в сараюшке. Тебе не кажется? Делалось все втайне, под покровом ночной темноты, с глазу на глаз.

— И я так думаю, — согласилась сестра. — Скрыл от шайки. А может, состоит в одной шайке с этим самым, из сараюшки.

— Ему он продал немного, а где остальное украденное? Из-за беготни этого кривого вора туда-сюда все в голове перепуталось. А у тебя?

— А мне кажется, дело было так: сначала побежал домой, там бросил пиджак с оторванным карманом и поел, потом помчался в каменоломню, в пещере припрятал украденную вещь, наверное, этого из сараюшки не застал, бегал по всему городу в поисках его, отыскал, ну и продал ему вещи, мы сами видели. Тут все понятно. Меня интересует пещера, там Хабр что-то учуял, надо бы проверить.

— Дети, я отправляюсь в гости к пани Островской, — сказала мама, заглянув в комнату Яночки. — Вернусь к обеду. Хотите ехать со мной?

— Нет, мы пойдем прогуляться в другую сторону, — ответила Яночка, не дав Павлику и слова произнести. — Ключ от калитки мы оставим под камнем во дворе пана Кавалькевича. Ладно?

— Хорошо, под вторым камнем слева.

— Ты что придумала? — поинтересовался Павлик, когда мать скрылась за калиткой. Яночка потащила брата в ванную.

— Скорей намочи волосы теплой водой! Закручу на бигуди, станешь кучерявым. Быстрее, у нас времени в обрез!

— Спятила! — ужаснулся брат.

— И вовсе нет! Быстрей! Сейчас все тебе объясню, когда стану накручивать на бигуди.

И не давая брату опомниться, силой подставила его голову под струю еще теплой воды. Ошарашенный Павлик не сопротивлялся. А сестра распоряжалась:

— Вытри полотенцем, но немножко, не досуха. И садись на табуретку. Они правы: мы очень бросаемся в глаза, надо что-то сделать с волосами.

Сбегав в спальню родителей, Яночка вернулась с бигудями и, накручивая на них светлые пряди шевелюры Павлика, принялась объяснять:

— В первую очередь тебя надо завить, не бойся, посидишь с полчасика на солнце, завьются и высохнут. Долго не продержутся, но нам хватит и на полдня. А свои волосы я заплету во множество косичек, как делают тут девчонки. Но это еще не все. Нам надо перекраситься в черный цвет, ведь все местные дети черные. Для этого очень подойдет та краска, что мама купила на суку. А когда ты станешь черным и кудрявым, будешь выглядеть как...

— ...как идиот! — докончил Павлик.

— А тебе не все равно? Я тоже жертвую собой, но ради лампы на все пойду!

— И ты думаешь, достаточно перекраситься, чтобы нас приняли за арабчат?

— Нет, конечно, надо будет и одеться соответственно. Я надену мамину юбку, ту самую, в красные цветы, немного подверну, будет как раз до пят. А тебе придется вместо шортов влезть в длинные брюки...

— Спятить можно!

— ...и ту ярко-желтую рубашку, что мы купили для пляжа. Но и это еще не все. Придется еще покрасить в черный цвет брови и ресницы. Тоже неважно, если ненадолго хватит, главное, чтобы вот сейчас, когда отправимся в город, нас могли издали принять за арабских детей, чтобы внимания на нас не обращали, чтобы по пятам не ходили. А если кто станет приглядываться — удерем!

Сестра почти убедила Павлика в необходимости перекраски и переодевания, он даже стал жалеть о том, что, к сожалению, нельзя заодно перекрасить и глаза. Голубые здесь вообще не встречаются, у арабских детей только черные, большие и красивые. Ну да ладно, если кто станет приглядываться, глаза можно и зажмурить. И сбежать!

— Может, имеет смысл надеть темные очки? — внес Павлик рациональное предложение.

— Ты встречал хоть одного арабчонка в темных очках? — возразила сестра. — Взрослые ходят, а вот детей я в очках не видела.

— И надо купить пластмассовые яркие сандалеты! — внес следующее рациональное предложение Павлик. — Как их отец называл?

— Кажется, шамбалы. Ты прав, наши тоже будут бросаться в глаза. Но не отправимся же сейчас их покупать? Впрочем, пока будем сохнуть, я подумаю, может, перекрасим наши в голубой цвет, станут похожи на пластиковые.

— Лучше давай покрасим их в красный, у матери есть лак для ногтей.

— Ты что! Знаешь, как она им дорожит! Да и не смоешь его потом. Нет, лучше тоже покрасить краской, купленной на здешнем суку, мама ведь голубую тоже купила. В случае чего еще купит.

— Правильно! А в краску подмешаем зубную пасту, получится голубая паста, вот ею и покрасим.

— Гениально! А пока марш на солнце и постарайся поскорее высохнуть. Мне сохнуть не надо, я пока займусь приготовлением остального.

Павлик тоже не стал терять времени. Усевшись на крылечке и выставив голову в бигудях на воздействие утреннего солнышка, он занялся окраской своих и Яночкиных сандалий, приготовив в блюдечке отличную смесь из зубной пасты и арабской голубой краски. Намазывать эту смесь на сандалии было одно удовольствие.

Яночка же в ванной занялась ответственным делом. Намочила волосы, насыпала на них немного черного порошка из бутылочки и принялась втирать его в волосы. Уже через минуту ей удалось отлично покрасить руки и лоб, волосы же окрасились так себе. Смыв горячей водой краску со лба, девочка задумалась. Тут ей на глаза попался мамин крем «Нивеа». О, замечательная идея!

Крем полностью оправдал надежды девочки, благодаря ему волосы стали не только пронзительно черными, но и блестящими. Девочка заплела их в несколько косичек и закрепила на макушке шпилькой. Остатки черной краски пошли на брови и ресницы.

Результат получился ошеломляющим. Ее большие голубые глаза в оправе ужасающе черных ресниц казались еще громаднее и светлее. Яночка попробовала прищуриться — о, и в самом деле, похожа на арабскую девочку, ведь лицо уже здорово успело загореть. Открыла глаза — катастрофа! Придется держать глаза прищуренными...

Несколько озадаченная, девочка отправилась переодеваться. Кофточка может остаться прежней, просто белая с короткими рукавами, очень хорошо. С маминой же юбкой дело оказалось не столь простым, пришлось подвернуть ее на поясе в несколько слоев. Теперь она была просто ниже колен — то, что надо. Девочка оглядела себя в зеркало и осталась очень довольна. Вот если бы не эти противные глаза...

Павлик кончил покраску сандалий, пощупал одну бигудю и решил, что высох.

— Яночка! — крикнул он. — Долго мне сидеть на солнцепеке? Посмотри, вроде высохло.

Дверь распахнулась, и Павлик чуть не слетел с крыльца при виде сестры.

— Езус-Мария!

— Вот только с глазами не знаю что делать, — пожаловалась Яночка. — Наверное, все-таки придется надеть темные очки.

— Да ты что! — возразил брат, когда к нему вернулась способность говорить. — Просто отпад! Я тебя и не узнал. Выйди-ка на середину двора, дай посмотрю как следует.

С восторгом оглядев со всех сторон сестру, которая специально прошлась несколько раз от крыльца к калитке и обратно, брат заявил:

— Не нужны никакие очки. Когда лицо в тени, глаз вообще не видно. Очки захватим, на всякий случай, но мне кажется, и без них обойдемся. Как кого встретим, нагнем голову и будем смотреть исподлобья. Они и не разглядят глаз.

К сожалению, хоть и накрученные на бигуди, волосы Павлика не приобрели нужной курчавости, особенно после того, как их смазали краской с кремом, но зато стали черными и блестящими. Ничего, и так сойдет. Вот только лежат они на голове гладко, а не торчат, как бы хотелось. Яночка вспомнила, что где-то слышала о том, как с помощью яичного белка можно придать прическе любую форму. Пожертвовав двумя яйцами, добились того, чтобы волосы на голове Павлика поднялись взъерошенной, густой шапкой. Вот теперь замечательно!

Мальчик переоделся и стал совсем на себя непохож. Оба обулись в яркие голубые сандалии, еще раз оглядели себя в зеркале. Нет, решительно их усилия даром не пропали! Издали их вполне можно было принять за представителей местного населения.

— Теперь скорее в путь! — сказал Павлик. — Надо действовать в темпе, пока этот фотомонтаж не стал с нас сходить. Через город или напрямки?

— Напрямки, лучше не рисковать лишний раз.

Сразу за кладбищем дети свернули влево, обошли стороной въезд в каменоломню и бараки рабочих и принялись карабкаться в гору. Теперь их вел Хабр, которому не составило никакого труда отыскать вчерашний их след. Вот они прошли мимо строительной площадки, и Хабр свернул в проулок. Здесь кучка арабских детишек играла в какие-то свои игры, и один из мальчиков что-то крикнул Павлику. Тот не задумываясь ответил: — Падла тляти ахмар.

— Ты что выражаешься? — возмутилась Яночка.

— И вовсе нет, это я по-арабски говорю. Ведь правда, похоже?

— Они же поймут, что не по-арабски.

— Нет, я неразборчиво пробормотал. Издали похоже на арабский. Вот если кто-то начнет что-то нечленораздельное бормотать себе под нос по-польски, ты ведь поймешь, что по-польски, только ни слова не разберешь. А такие «падла, тляти, лярва» они все время говорят. Ага, одно слово знаю по-арабски!

И уже издали, обернувшись к детям, громко крикнул:

— Саботаж!

— Ты что? Ведь это же по-польски!

— А вот и нет! По-арабски это означает «семнадцать». Числительные я первым делом запомнил, ведь торговаться же надо! Мы с мамой еще экзаменовали друг дружку. «Вахат, тнин, тляти» и так далее.

— Хватит, мы уже пришли.

Хабр без колебаний свернул в следующий переулок, совсем пустынный. Наверное, все отсыпались после бессонной ночи. Вот и вход в ту самую забегаловку, где вчера угощался вор.

— А теперь что делать? Давай тоже притворимся, что играем, как те арабчата.

— А теперь нам надо во что бы то ни стало заглянуть внутрь, — сказала Яночка. — За этим мы сюда и пришли, для того и весь наш маскарад. Найди какой-нибудь камень и сделай вид, что подбрасываешь его ногой, или гоняй его по асфальту.

— А ты?

— А я, как и положено восточной женщине, буду почтительно наблюдать за тобой издали.

Поскольку со стороны улочки лавчонка была заперта, представление решили разыграть у нее на задах, там, где вчера Павлик неудачно попытался заглянуть внутрь. И с этой стороны дверной проем загораживала занавеска из цветных полосок материи. Постояли, прислушались. Хабр прислушался тоже, но ничего не сказал. Значит, можно рискнуть.

На цыпочках подкрались к двери, раздвинули цветные лоскутки и заглянули внутрь. Тут царил полумрак, после ярко освещенной улицы глаза ничего не видели. Когда немного привыкли, удалось разглядеть спящего в углу комнаты на низком матрасе человека. У стены стоял низкий столик, низкие сиденья, а в противоположной стене виднелась раскрытая дверь, ведущая куда-то в глубь дома. Тут Яночка потянула Павлика за рукав.

— Ты чего? — недовольно прошипел тот. — Все спокойно, можно зайти и посмотреть.

— Тихо! — шепнула сестра. — Хабр предупредил: кто-то идет.

Отскочив к куче камней у стены во дворе, она нагнулась над ними, повернувшись спиной ко входу, и стала в них копаться. Павлик присел рядом на корточках. Тут из соседнего дома вышел какой-то человек, прошел у них за спинами и свернул в проулок, туда, где начиналась крутая лестница, ведущая вниз. Поглядев ему вслед, Яночка поделилась с Павликом своими соображениями:

— Неправильно мы делаем. Хабр сказал — в доме есть люди, не только тот, что спит в этой комнате. Нас могут увидеть.

— Но ведь все равно не опознают.

— Нет, надо послать Хабра на разведку.

— Вот уж его непременно опознают.

— Ты что? Он же спрячется получше нас.

Хабр, который действительно спрятался при приближении незнакомца, явился на зов хозяйки. Яночка, обняв собаку за шею, дала ей приказ:

— Лампа, песик. Ищи лампу!

Сомнительно, что пес знал значение слова «лампа», но в его собачьей памяти очень хорошо сохранилось воспоминание о страшной вони прогорклого масла, связанной с этим словом. Осторожно высвободив голову из рук Яночки, он бросился исполнять поручение.

— Уж во всяком случае он бегает бесшумно, не то, что мы, — пробормотал Павлик.

Хабр вернулся через несколько минут. Собака была чем-то встревожена, но довольна и потребовала, чтобы дети шли за ней.

— Нашел лампу! — вскрикнула негромко Яночка, вскакивая с карачек.

— Скажи ему, пусть только покажет нам, где она, а сам здесь сторожит. Предупредит, если кто появится.

— Правильно. Песик...

Хабр не стал заходить в комнату, вход в которую был прикрыт разноцветной завесой, а сразу повел к следующей двери в этом же доме. Дверь и здесь не была закрыта, и здесь висела занавеска из яркой материи, украшенная к тому же разноцветными бусинками. Собака вела себя осторожно, осматривалась по сторонам, явно давая понять, что чует присутствие людей и это ей не очень нравится. У входа Яночка остановила пса и приказала:

— Место, Хабр. Оставайся здесь. Сторожи!

Дети осторожно отдернули занавеску и заглянули внутрь. Переждав, пока глаза после слепящего солнца привыкли к полутьме помещения, они обнаружили совершенно пустую комнату, без окон, освещенную лишь через дверное отверстие, а прямо напротив — выход в следующий дворик, откуда тоже пробивался солнечный свет. Они уже собрались пробежать комнату не останавливаясь, как вдруг увидели в углу кучу всевозможного добра. Подойдя поближе, разглядели маленький переносный телевизор, несколько радиоприемников, какие-то инструменты, запчасти к автомашинам, кофемолки, ручную дрель и много другого добра. Впрочем, они тут же отвлеклись от него, ибо рядом, на низеньком столике, увидели свою лампу! Они сразу ее узнали.

— Хватаем и смываемся! — скомандовал Павлик. Через секунду занавеска за ними опала, мелодично зазвенев бусинками.

— Хабр, смываемся! — вполголоса повторила девочка собаке команду брата.

Хабр был явно встревожен. Не успели они все трое выскочить в проулок, как собака предостерегающе тявкнула. Яночка опять моментально присела у глухой стены, окружающей постройки, прикрыв лампу широкой юбкой матери, брат примостился рядом. Оба принялись дрожащими руками перебирать валяющиеся везде в изобилии камешки, делая вид, что играют. Хабр таинственным способом просто исчез с глаз.

Неизвестно откуда взявшиеся два араба в европейской одежде прошли мимо них и вошли в дом, из которого дети только что выскочили. И хотя Яночка сидела лицом к стене, ей исподлобья удалось заметить, что оба внимательно поглядели на них с Павликом.

— А теперь бежим! — вскочил Павлик, как только они скрылись. — Хабр!

Появившийся неизвестно откуда Хабр возглавил бегство. Вот вся троица добралась до лестницы и принялась стремительно спускаться вниз.

— Интересно, откуда этот пес знает, куда нам надо бежать? — запыхавшимся голосом спросил Павлик. — Постой, там, внизу, люди. Нельзя лампу тащить так, на виду.

— Давай ее сюда, — сказала Яночка. — Юбка широченная, заверну.

Не очень удобно было бежать с лампой, которая била девочку по коленям, да при этом стараться не поскользнуться на узких, крутых ступеньках. Павлик спустился первым, ожидая каждую секунду, что сестра свалится ему на спину. Ничего, обошлось.

С лестницы они соскочили в таком темпе, что не смогли сразу затормозить внизу и чуть не попали под машину, проезжавшую по узкой улочке. Хабр вдруг радостно тявкнул.

— Езус-Мария! Мать! — в панике крикнул Павлик.

— Ой, сейчас упущу лампу! — простонала Яночка. — Где бы спрятаться?

— Давай сюда, вот за эту машину.

В укрытии переждали дети опасный момент. Но вот мама на своей машине удалилась, путь был свободен.

— Нет, ты еще посиди здесь, — решил Павлик, — а я сбегаю куплю какую-никакую сумку, спрятать лампу. Хабр тебя покараулит.

Проезжавшая по улице в своей машине пани Кристина заметила двух арабских детишек, выскочивших откуда-то внезапно прямо под колеса ее машины, но, к счастью, успевших вовремя отскочить.

— Мне показалось, — неуверенно сказала пани Кристина сидящей рядом пани Островской, — на этой арабской девочке была моя юбка.

Пани Островская была занята выискиванием нужного магазинчика и никаких детей не заметила.

— Вот! — крикнула она. — Вот эта лавочка. Именно тут я покупала тот самый мохер, что так тебе понравился. Надеюсь, еще не весь распродали. Останови машину где-нибудь поблизости.

С трудом втиснувшись между двумя припаркованными автомашинами, пани Кристина заперла дверцу, и обе пани бегом устремились к лавчонке, торопясь приобрести мохер изумительного цвета гнилой зелени. Сделав покупку и уже выходя из магазина, они в дверях столкнулись со знакомой венгеркой, которая с мужем и дочерью проживала в том же поселке иностранных специалистов, что и обе пани, по соседству с Хабровичами.

Венгерка обратилась к пани Кристине на своем ломаном французском:

— Ах! Муа видеть твой дом арабские дети. Один мальчик и один девочка. Они выходить твой дом! Пани Кристина встревожилась.

— Арабские дети в моем доме? А моих детей ты не видела? И еще собаку?

— Муа не видеть собака, муа видеть арабские дети. Два!

— Они перелезали через стену загородки?

— Нон, они выходить через дверь в сад.

Пани Островская, не понимавшая по-французски ни слова, спросила, о чем речь.

— Она видела, как из нашего дома выходили арабские дети, — обеспокоенно перевела ей пани Кристина.

А венгерка еще раз повторила свое сообщение, тоже очень встревоженная, с сочувствием глядя на пани Кристину. Та от души поблагодарила соседку.

— Езус-Мария, надо мчаться домой!

— Я еду с тобой, — сказала пани Островская. — Подбросишь меня?

— Ну конечно! Но сначала заедем ко мне, надо посмотреть, что там происходит.

Павлик без всяких хлопот купил большую пластмассовую сумку у уличного торговца, сидящего у стены на корточках. Товар был разложен прямо на тротуаре. Схватив первую попавшуюся сумку и сунув в руку подготовленную заранее монету, Павлик бегом вернулся к сестре. Лампу затолкали в сумку и вылезли из укрытия. Тут, на ярком солнце, глянули друг на друга и остолбенели.

— Ну прямо шут гороховый! — вырвалось у Яночки.

— И ты не лучше, — не остался в долгу брат.

От жары крем «Нивеа» стал таять и растекаться по лицу. Вместе с ним растекалась жароупорная арабская краска. Блестящие черные косички Яночки стали какими-то бурыми, а с прической мальчика дело обстояло еще хуже: яичный белок и крем растаяли на солнце, волосы перестали торчать взбитой массой и опали на глаза, по лицу катились жирные черные капли. Правда, благодаря им дети выглядели еще чернее и грязнее, но как-то очень уж неестественно...

— Если я выгляжу так же, как ты, нам надо немедленно возвращаться, — решила сестра. — И лучше полями. Обязательно успеть вымыться до возвращения мамы, не то — плохо наше дело.

— Не волнуйся, — успокаивал сестру брат-оптимист, — запросто успеем. Главное — лампа у нас!

Мама вместе с пани Островской за рекордно короткое время добралась до дома. Ключ от калитки оказался на условленном месте, под камнем во дворе соседа, в доме тоже все было в порядке, если не считать каких-то черных пятен в ванной. Взволнованная пани Кристина не придала им никакого значения.

— Вроде все на месте, — сказала она. — Наверное, ей просто привиделось. Или те арабские дети крутились здесь поблизости, а ей показалось, что выходили из нашего двора. Главное, все в порядке. Сейчас отвезу тебя домой, только сначала напьемся чего-нибудь холодненького.

Притаившись за столбом бетонной ограды, Павлик с Яночкой лихорадочно совещались, решая, как поступить. Мать, вопреки ожиданиям, оказалась дома. Попытаться проникнуть незаметно в ванную? Рискованно.

К счастью, мама скоро вышла из дома вместе с пани Островской.

— Значит, отвезет ее домой и сразу вернется! — понял Павлик и обратился к сестре: — Времени у нас в обрез. Сделай так, чтобы она не запирала калитку.

Сестра, как всегда, поняла брата с полуслова.

— Хабр, к маме! — приказала она собаке.

Увидев неожиданно у своих ног радостно махающего хвостом Хабра, пани Кристина поняла, что дети где-то близко, и обрадовалась: — не надо запирать калитку. Обе дамы бегом кинулись в машину, и у них времени оставалось в обрез: мужья вот-вот вернутся на обед, который из-за мохера цвета гнилой зелени еще только предстояло приготовить.

Все оставшееся до обеда время дети провели в ванной к немалому удивлению матери. Впрочем, сейчас ей было не до детей.

Черная арабская краска оказалась жутко прочной. С лица, бровей и ресниц удалось ее снять с помощью ваток, намоченных то в косметическом молочке пани Кристины, то в специальном растворителе, который Яночке удалось разыскать. А вот с волосами дело было намного хуже. Сколько их ни мыли, часть краски сохранилась, и волосы детей казались припорошенными пеплом. К счастью, в доме, по обыкновению, на окнах были спущены шторы, не давая проникать в помещения раскаленному солнцу, так что внутри царил золотистый полумрак. С трудом отмытые сандалии сохли на крылечке.

Заняться драгоценной лампой, ради которой пришлось столько претерпеть, дети смогли только после обеда, когда мать отправились к венгерке, желая порасспросить ее подробнее об арабских детях.

— Надо же, всего один день была она у воров, а как замурзали вещь! — возмущался Павлик, пытаясь носовым платком отчистить от грязного налета некогда прозрачный резервуар для масла и совершенно закопченный медный отражатель.

— Значит, пользовались ею, — пришла к выводу сестра. — Давай-ка посмотрим снизу, не сделали ли они там чего.

Опять один держал лампу, высоко подняв ее вверх, другой заглядывал на нижнюю плоскость подставки. На нее явно что-то нацарапали, однако узор сохранился. Его тщательно сравнили с тем, что предусмотрительно срисовали. Дети успокоились — все в порядке.

— А теперь надо все систематизировать и записать по порядку, — решила аккуратная Яноч-ка.Столько всего происходит, как бы нам не напугаться.

Взяли лист чистой бумаги и карандаш и задумались: что писать?

— Ну, значит, во-первых, — начала Яночка. — Воровство налицо, это и ежу понятно, но, сдается мне, тут еще что-то примешивается, очень уж все запутано и таинственно.

— Что примешивается? — не понял Павлик.

— Пока мы не знаем, но, возможно, воры не только занимаются воровством, а еще и поисками сокровищ. Сам подумай: если кто-то из наших прослышал про спрятанные сокровища, о них не могли не слышать здешние жители.

Павлик мрачно кивнул.

— И мне тоже сдается, что они занимаются поисками сокровищ. Хорошо хоть — поисками, значит, еще не нашли. И им для этого понадобилась наша лампа.

— Интересно, почему же в таком случае они сами ее не купили? Ведь в лавчонке Махдии стояла себе спокойно, торговец не прятал ее.

— Может, у воров денег не хватило.

— Да ты что! На такую драгоценную лампу нашлись бы.

— А ты вспомни, торговец запросил за нее тысячу динаров, ведь это же куча денег! И только на мой перочинный ножик променял, уж очень он ему понравился. А может, торговец и не знал, что лампа как-то связана с сокровищами.

— Правильно, купец не знал, а те, что знали, не стали ее покупать, чтобы не привлекать его внимания, чтобы он не догадался о тайне. Притворялись, что им на нее наплевать, а сами наверняка незаметно наблюдали за нами. Думали, что поторгуемся, купец будет стоять на своем, мы так ее и не купим, а он потом уступит им ее за бесценок. Могло так быть? Очень даже могло. Ведь они никак не могли предположить, что ты свой перочинный ножик вытащишь. Вот и пришлось им потом выкрасть лампу у нас.

— Все правильно, записывай, — согласился Павлик. — И еще запиши, что шайка состоит из двух частей. Во-первых, этот, с кривым глазом. И на суку в Махдии у него какая-то подозрительная встреча с подозрительным субъектом, и здесь ворует. Во-вторых, очень подозрительно тут, в сараюшке у каменоломни. В-третьих, в той забегаловке, где мы сегодня выкрали свою лампу.

— Кстати, об украденном, — подхватила сестра. — Ты видел там кучу добра, украденного шайкой у наших? Обе себе там склад устроили.

— Точно! Надо бы сказать отцу.

— И думать не смей! Сразу обо всем догадается.

— Может, как-нибудь намекнуть, чтобы не догадался, напустить туману? Ладно, вернемся, к шайкам. Тот самый толстый араб, с которым кривой тайно встречался на суку в Махдии, здесь нам не попадался. Возможно, он из второй шайки. А третий, тот, что перекупил краденые вещи в сараюшке у кривого, уже третья шайка, ты как думаешь? А этот дом с лавкой, ну, где мы нашу лампу свистнули, наверняка воровской притон. Видела, сколько там народу сшивается? И сегодня один спал, а двое пришли. И все нам неизвестные.

— Может, тот, что спал, и известный, ведь мы же его лица не видели. Ничего, Хабр его запомнил.

— Не отвлекайся, записывай. Теперь пещера. Что про пещеру напишем?

— В том-то и дело, что про пещеру так ничего толком и не узнали, — задумчиво произнесла Яноч-ка, покусывая карандаш. — Но что-то там наверняка есть, недаром же они все время туда залезают! Может, что-то в самой глубине, может, сначала надо оттащить лежащие при входе камни, например тот огромный, круглый, может, еще что...

— Вот именно! — подхватил мальчик. — Камни отвалить! Помнишь, как там, в письме: «Без всякого труда, справишься одной левой». Наверное, специально так писал, чтобы адресат не испугался, что придется с тяжелыми камнями возиться. Точно! Сначала надо отвалить глыбу у входа или какие камни внутри!

Оба вдруг почувствовали, как мурашки побежали по спине. Вот оно, то самое, таинственное! Как же они сразу не догадались?

— А при чем же тогда наша лампа? — охладила эмоции девочка.

Павлик уже загорелся новой идеей и сразу нашел ответ:

— Лампа? Лампа? А лампа должна гореть, на то она и лампа! Захватим ее с собой и зажжем в пещере! Пусть светит!

Даже осторожная Яночка увлеклась новыми возможностями, открывавшимися в дотоле скучных изысканиях.

— Правильно! Вспомни, мы читали. Если в темноте зажечь светильник, в его свете можно заметить какие-то таинственные знаки или тень как-нибудь особым образом падет и это будет указанием для нас.

— А ну принеси письмо, еще раз прочитаем! — попросила девочка.

И, изучив смятые клочки разорванного макулатурного письма, уверенно заявила:

— Считай, мы уже почти все сделали. Побывали на суку в Махдии, отыскали там лампу и наткнулись на злоумышленников, разыскали в каменоломне пещеру, побывали в Обезьяньем ущелье и в Сугере.

— А вот с ними как раз и непонятно. В ущелье толком так ничего и не нашли, правда помешало землетрясение. И в Сугере ничего особенного не обнаружили.

— Может, мы ехали не по той дороге? Я видела на карте, есть еще и вторая, между Тиаретом и Махдией.

— В таком случае надо будет обязательно еще раз съездить в Сугер по этой второй дороге. Это недалеко, думаю, уговорим маму.

— Уговорим. И еще подговорим ее купить нам шамбалы. Не можем же мы вечно красить наши сандалии, изведем всю зубную пасту. Да и пластиковые красивее. И надо будет купить и незаметно подложить маме ту черную краску, что мы извели. Она недорого стоит, пятидесяти динаров нам хватит.

— У меня осталось только сорок девять, — напомнил Павлик. — Динар я заплатил за сумку для лампы.

— Ненормальный! Красная цена ей пятьдесят грошей. Не мог поторговаться?

— Сам знаю, что торговец заломил дорого, но не торговаться же мне с ним было! Он принял меня за араба, а я по-арабски и знаю только: «вахат, тнин, тляти, саботаж».

Яночка спохватилась:

— Слушай, пока не забыли, давай сразу нальем в лампу масло. Оливковое, наверное? Другого у нас нет.

Оливкового масла самого лучшего сорта было много, пани Кристина с наслаждением приобретала этот дефицит, который в Варшаве так трудно было достать. С трудом открутили пробку на резервуаре лампы и обнаружили, что он заполнен маслом почти наполовину. Как видно, воры собирались использовать лампу. Дети наполнили лампу и зажгли все четыре ее фитиля.

Фитили загорелись сразу же и горели намного лучше, чем в прошлый раз, видимо хорошенько пропитались маслом. Но поскольку старое прогорклое все еще сохранялось на дне, по комнате сразу же распространилась уже знакомая невыносимая вонь. Пришлось распахнуть окно. Долго глядели дети на ровные огоньки, пытаясь проникнуть в тайну старой лампы.

Потом направились в кухню и, помогая матери приготовить обед, меж делом без труда уговорили ее приобрести для них чудесные пластиковые сандалии.

— Будьте столь любезны, растолкуйте мне, чем это у нас так воняет в доме? — поинтересовался вернувшийся с работы пан Роман. — Неужели какое-то новое экзотическое блюдо?

— Вот именно! — с раздражением отозвалась пани Кристина, накрывая на стол. — Я уж извелась вся — что так смердит? Даже за окном нюхала, думала, с улицы несет.

— Но ведь надо же, в конце концов, понять. Дети, не знаете, что это так воняет?

Павлик уже успел опустошить половину тарелки супа, одним глазом глядя в телевизор. Показывали какую-то завлекательную японскую сказку, в содержании которой очень трудно было разобраться. Увлеченный едой и сказкой, мальчик утратил бдительность и рассеянно буркнул в ответ:

— Это наша лампа воняет.

— Что?! — в один голос воскликнули родители.

— Наша лампа...

Тут до Павлика дошло, что он проговорился. Яночка глядела на брата страшными глазами, отец и мать — удивленно еще не до конца осознав информацию. Смутившись, мальчик переводил глаза с одного члена семьи на другого и почувствовал непреодолимое желание или провалиться сквозь землю, или бежать на край света. Он даже привстал и дернулся в направлении двери.

— Идиот! — свистящим шепотом одернула его сестра. — Раз начал, теперь сам расхлебывай.

— Дети, я ничего не понимаю, — недоуменно произнесла пани Кристина. — Ваша лампа? Откуда в доме появилась ваша лампа?

Яночка взглядом василиска уставилась на брата и поняла: безнадега, выходить из положения придется ей.

— Ну наша лампа, та самая, которую у нас украли, — как можно небрежнее произнесла девочка. — Теперь она снова у нас.

— Боже милостивый! — воскликнул пан Роман.

— Да что вы так всполошились? — представилась удивленной Яночка. — Ничего особенного ведь не произошло. Хабр выследил лампу, мы ее забрали — и привет! Нас никто не видел. Хабр всю дорогу был с нами, мы ни с кем не разговаривали, никакому риску не подвергались. Ну чего смотрите? Получили свою лампу, и дело с концом, о чем тут говорить?

Пан Роман был другого мнения. Очень даже есть о чем говорить! И он высказал бы свое мнение, да голос ему не повиновался. Видя состояние мужа, пани Кристина сочла нужным вмешаться.

— В таком случае будьте любезны все в подробностях рассказать. Где же Хабр обнаружил лампу?

— Да в одном таком доме, — начала бедная Яночка, но тут Павлик пришел в себя и кинулся ей на помощь.

— В воровском притоне! — многозначительно заявил он, сразу переключив на себя родительское внимание и давая сестре передохнуть. — И мы собирались вам обо всем рассказать, потому что там оказалась не только наша лампа, но и множество других украденных у наших вещей. Например, все запчасти пана Кавалькевича. Собственными глазами видел его стартер и насос. Нет, не все, одной не хватает. Мы там ничего не трогали, ни к чему не прикасались, взяли только свою лампу. Но считаем — самое время прихватить воров с вещдоками! Плевое дело.

— Вернее, прихватить можно вещдоки, воры там не сидят при них, — подключилась Яночка.

До пана Романа постепенно доходила ценность информации и значение сделанного его детьми открытия. Теперь он наперебой с женой принялся расспрашивать детей о воровской малине, и намерение сурово отчитать паршивцев вылетело из головы. Паршивцы же всячески подчеркивали простоту и полнейшую безопасность проведенной ими операции: к ворам они близко не подходили, в их притон не вламывались, да что там! Даже дверей не пришлось открывать, были распахнуты, только занавеска висела. А их лампа, можно сказать, стояла и вовсе на открытом доступе, вот они и взяли свою собственность. Никаких проблем, и делу конец!

Первый раз пан Роман не замечал, что ел, автоматически сметая с тарелки все подряд. Мысли были всецело заняты неожиданно обнаруженным подпольным складом краденых вещей. Жена подзуживала: этого нельзя так оставлять, бесценная информация, не упускать же такой случай!

На совет пригласили пана Кавалькевича. Он был полной противоположностью своей жены — тихий, спокойный, худой. И очень робкий. Когда ему сообщили об обнаружении похищенных у него запчастей к «фиату», он тихим голосом заметил:

— Но я же не распознаю в лицо ни моего насоса, ни стартера, ни фар! Все новые запчасти выглядят одинаково. Они заявят, что купили их, и как я им докажу?

— Ты прав! — задумчиво согласился пан Роман. — То же самое с магнитофоном, радиоприемником или дрелью... Никому из наших не пришло в голову позаписывать заводские номера.

Павлик выдвинул дельное предложение:

— Надо было вообще как-то пометить свои вещи! Поставить на них какой-нибудь знак — крестик, птичку нацарапать или ещё что...

— Какую-нибудь цифру, — предложила Яночка.

— О, цифру было бы лучше всего! — воскликнул брат.Тогда сразу можно заявить полиции: на моем магнитофоне накорябано четыреста двадцать пять! И дело в шляпе!

— Замечательная идея! — восхитилась пани Кристина.

Тут кто-то затарабанил в калитку. Оказалось, приехали в гости супруги Звияки. Павлика отправили за венгром, мужем той самой венгерки, их обокрали недели две назад. Вскоре подоспели еще двое — Рогалинский с Кшаком. Все приняли самое горячее участие в совещании, посвященном обнаружению воровской малины. Павлик с Яночкой неожиданно оказались героями вечера, гости не щадили похвал, но дети, памятуя о родительских запретах, на всякий случай выдвигали на первый план заслуги Хабра, всячески их подчеркивая и предпочитая держаться в тени.

Всем очень понравилась идея как-то пометить свои вещи. Пани Звиякова напомнила, что крадут не только технику и запчасти к автомашинам, на которых можно нацарапать какую-нибудь цифру или знак, но и одежду, и предложила свои услуги: она может вышить нужные цифры на наиболее ценных предметах одежды. Пани Кристина присоединилась к ней и напомнила о пани Островской, которая славилась своим умением вышивать. Пан Кшак слетал за умелицей на своей машине.

Заседание продолжалось. Предусмотрительный пан Звияк предложил тут же, не откладывая дела в долгий ящик, распределить между собою опознавательные цифры.

— Я знаю жизнь, она способна преподносить такие сюрпризы, что нарочно не придумаешь! — заявил предусмотрительный пан Звияк. — Разойдемся по домам, начнем вышивать и выскребывать цифры, а потом окажется, что у всех одни и те же!

Кшак вдруг громко захохотал и на вопрос о причине смеха пояснил:

— Да я представил, что они могут выкинуть номер. Мы тут в поте лица будем царапать и вышивать цифры, а они перестанут красть! А я уже припас колючую проволоку, чтобы огородить свой двор с двух еще неогороженных сторон. Теперь думаю — не стану огораживать, а то раздумают и не решатся красть. Не буду осложнять им работу.

— Тогда нацарапай на своей колючей проволоке какой-нибудь знак, ведь она валяется на неогороженном дворе, — посоветовал кто-то.

— Ну, называйте свои цифры! Записываю, — перекрикивая оживленный гам, провозгласил хозяин дома.

— Записывай меня! Семьдесят семь! — первым откликнулся пан Кшак.

Поскольку вчерашние гости прикончили все припасы, мама на следующее утро решительно потребовала от детей помочь ей сделать покупки. Пришлось Яночке с Павликом отказаться от планов с самого утра отправиться в каменоломню. Решили отложить это на завтра, а взамен попросить маму свозить их в Сугер, причем ехать двумя разными дорогами. Пани Кристина согласилась. Решили, что туда поедут по новой дороге, а обратно вернутся по уже известной.

Покончив с покупками, отправились на экскурсию. Было полтретьего, когда пани Кристина свернула вправо с шоссе, в соответствии с картой и дорожным указателем, на котором по-арабски и французски было написано СУГЕР. Был яркий солнечный день, видимость отличная, поэтому все трое уже издали увидели пасущихся в сухой степи каких-то животных.

— Коровы! — предположил Павлик. Яночка возразила:

— Какие могут быть коровы? Что им здесь есть? Нет, скорее ослы.

— Слишком крупные и на ослов непохожи, — высказала свое мнение пани Кристина и подъехала ближе. — Слушайте, ведь это же верблюды!

И в самом деле у шоссе паслись верблюды. Ровно двадцать девять штук: Павлик подсчитал. Тридцатым был белый осел. Пани Кристина остановила машину, чтобы можно было вволю налюбоваться экзотическими животными.

Немного дальше, где пустынное плато полого спускалось вниз, просматривалось что-то, издали совершенно непонятное, оказавшееся при рассматривании в бинокль, шатром араба-кочевника. А вот и сам кочевник показался, очень живописный, в длинном, до пят, одеянии-галабии и плоском белом тюрбане на голове.

Мама пояснила:

— Я слышала, кочевники пригоняют сюда свои стада в летнее время, а зимой откочевывают с ними на юг. Это прирученные верблюды. Мне говорили, некоторые стада насчитывают до тысячи животных.

— Интересно, чем же здесь питаются эти животные? — скептически поинтересовался Павлик. — Кроме глины, тут ничего нет.

— А вот и есть, — возразила Яночка. — Я читала, здесь весной есть растительность — всякие зонтичные, альфа, полынь, еще что-то. Да и сейчас, видишь? Подушки колючего кустарника, он немного высох, в сено превратился, вот его и едят.

— Слушайте, скорее садитесь, поехали отсюда, — встревожилась пани Кристина, увидев, как один верблюд отделился от стада и величественно направился прямо к ним. — Неизвестно, что ему придет в голову, еще наплюет на нас. Я слышала, верблюды всегда плюют, если им что не понравится.

Павлик был готов пожертвовать собой и даже дать верблюду наплевать на себя — будет потом о чем рассказывать! Однако Яночка поддержала маму, пришлось садиться в машину и продолжить путь.

Проехали еще несколько километров, и перед ними предстала геологическая диковинка. На ровной пустынной поверхности вдруг появилась гора. Одна одинокая гора. Все трое уставились на нее и не сводили глаз. Гора по мере приближения к ней все росла и становилась все внушительнее. Своим темным цветом она резко отличалась от унылой песчаной окраски раскинувшейся вокруг пустынной степи. Дорога огибала гору плавной дугой, так что путешественники получили возможность рассмотреть диковину со всех сторон приблизительно с одного расстояния.

В Яночке проснулись вдруг ее географические познания.

— Это древняя магматическая гора, — сказала девочка. — В незапамятные времена магма внутри нашего земного шара пришла в движение, на нее что-то надавило сбоку и выдавило эту гору на поверхность. Вот она и вылезла. В такой горе могут скрываться самые разные вещи...

— Какие вещи? — заинтересовался Павлик.

— Не помню точно, но знаю, что драгоценные. Даже алмазы например.

— Настоящие алмазы?

— Ну не искусственные же! Алмазы как раз и встречаются в некоторых магматических породах.

— Откуда ты это знаешь?

— В одной геологической книжке прочитала. Там написано: такая отдельно стоящая гора, которая не является вулканом, встречается чрезвычайно редко, и в ней можно найти все на свете.

— Может, подъедем поближе? — помолчав, предложил Павлик.

— Интересно, каким образом? — холодно поинтересовалась пани Кристина, продолжая описывать дугу вокруг горы. — Если найдем к ней дорогу — пожалуйста, могу и подъехать, по бездорожью же ехать решительно отказываюсь.

— Мы и пешком можем дойти...

— Исключено, времени не хватит. Это только отсюда кажется, что до горы — рукой подать, а на самом деле не меньше двух километров. Меня тоже очень интересуют алмазы, но пока придется воздержаться.

— Ладно, на следующий раз прихватим велосипед! — недовольно сказал Павлик.

— Вот интересно, почему в ней никто не копается? — удивлялась Яночка, рассматривая в бинокль через заднее окошко удаляющуюся магматическую гору.

— Не знают, наверное, что в таких горах водятся алмазы, — предположил брат. — Не читали геологических книжек.

Они уже въезжали в Сутер, когда со стороны горы до них донесся отдаленный грохот взрыва. Пани Кристина вздрогнула.

— Ты уверена, что это все-таки не вулкан? — спросила она образованную дочку.

— Если бы был вулкан, он бы дымился, — ответила дочка. А сын с сожалением констатировал:

— Все-таки копаются.

— Очень хорошо, что есть другая дорога и возвращаться мы будем по ней, — сказала пани Кристина. — Ну вот вам и Сутер. Что вы собираетесь здесь делать?

А детям уже нечего было здесь делать, по дороге они увидели то, из-за чего требовалось ехать в Сугер, но не говорить же об этом маме? Прошлись по магазинам, и оказалось — с пользой для дома, для семьи, потому что в одной из лавчонок пани Кристина очень дешево купила куриные потрошки. Покупка весьма улучшила мамино настроение, она уже не считала, что напрасно потратила время. На обратном пути дети сидели притихшие, задумчивые.

— Ну, что скажешь? — спросил Павлик в ванной, моя руки.

— А теперь дай мыло мне! Не исключено, что, говоря о сокровищах, он имел в виду именно эту гору, в ней и в самом деле могут быть сокровища. Только сомнительно, что для их добычи достаточно отвалить один камень.

— Из того, что мы слышали, там не один отваливают.

— Дети, ужинать! — крикнула пани Кристина и похвасталась мужу: — Потрошков мне хватит на три раза, в холодильнике ничего с ними не сделается. А когда мы проехали ту гору, услышали звуки взрыва. Ты не знаешь, что это могло быть? Яночка утверждает, что гора — не вулкан.

— Я утверждаю то же самое, — ответил отец, садясь за стол, — хотя она и может быть вулканического происхождения. А взрывы доносились из каменоломни, там неподалеку действующая каменоломня, наверное, взрывали породу. А это что такое?

— Салат из репы. А из горы ничего не добывают?

— Насколько мне известно — ничего. Во всяком случае я не слышал. Слушай, очень вкусно! Замечательный салат! Почему ты раньше такого не делала?

— Если пожелаешь, могу тебе подавать его хоть каждый день. А в такой горе и в самом деле могут быть алмазы?

— Могут. Не обязательно должны быть, но могут. И всякие другие минералы тоже. Ну и салат!

Пан Роман пустился в подробные обсуждения геологических особенностей магматических складчатых образований. Сын и дочь слушали его с напряженным вниманием, стараясь не пропустить ни слова. Жена удивлялась тому, что при таких блестящих перспективах гора не исследована, надо же проверить, вдруг в ней и в самом деле скрываются природные богатства.

Пан Роман пожал плечами.

— Дорогая моя, мы находимся в странной стране. Алжир называют страной овец, слышала ведь? И в самом деле, везде встречаешь бесчисленные их стада. А я собственными глазами видел тут баранину, импортированную из Новой Зеландии. На печати было написано! Так что в этой стране все возможно. Это все равно, как если бы мы импортировали каменный уголь и поваренную соль.

— И что теперь делать? — возмущался Павлик, когда после ужина они с сестрой отправились прогуляться во дворе. — И тут каменоломня, и там каменоломня. Спятить можно!

— А что делать? — спокойно отозвалась сестра. — Сначала давай проверим ближайшую, а потом и начнем расстраиваться. Хорошо уже и то, что понятно — речь идет о каменоломнях. А сейчас зайдем к венграм, пригласим их девочек поиграть в мяч...

Сразу после завтрака мама поехала по своим делам, и дети немедленно воспользовались этим. На сей раз Яночка решила не закручивать Павликовы локоны на бигуди, опять же отпала необходимость красить сандали, ибо арабские шамбалы мама, как и обещала, купила, так что превращение в арабских детей заняло не более получаса. Еще полчаса потребовалось на дорогу до каменоломни. И всю дорогу Яночка несла лампу в большой цветастой сумке, ворча себе под нос:

— Ну и порядки здесь! Приходится таскать такие тяжести.

— Терпи! — втолковывал сестре Павлик. — Видишь же, все тяжести носят женщины и девчонки. Ты хоть раз видела парня, чтобы он нес?

— А вот и видела! Столько тут продавцов мальчишек.

— Это совсем другое. Торговать — дело мужчин, а вот так идти по улице и нести тяжести — дело женщин, особенно когда мужчина идет не один.

— А когда один?

— Тогда сам и несет.

— Очень хорошо! Обратно будем возвращаться по отдельности.

В каменоломне кипела нормальная работа. Два грузовика стояли рядом с кучами камней и щебня, вокруг сидели шестеро мужчин. Время от времени один из них вставал, бросал в кузов несколько камней или две лопаты щебня и, обессиленный, снова присаживался. На шоссе же и поблизости от пещеры — ни одной живой души.

При ближайшем рассмотрении пещера оказалась гораздо больше, чем представлялась вначале. По одну сторону от узкого входа она почти сразу же заканчивалась глухой стеной, по другую тянулась довольно далеко, заканчиваясь сужающимся конусом. Казалось, пещеру искусственно вырубили в монолитной скале, усыпав при этом ее пол большими и маленькими острыми обломками этой скалы. И лишь только возвышающаяся слева у самого входа глыба была округлой формы.

Оставив снаружи Хабра сторожить, Яночка с Павликом торжественно зажгли лампу в пещере. Замигали и разгорелись ровным пламенем все четыре фитиля, но их свет почти не ощущался. Куда ему было конкурировать с солнечным, хотя последний и проникал сквозь узкую щель. Правда, в самый конец узкого конуса солнце не проникало, но все равно освещало пещеру излишне ярко.

— Встань у входа и постарайся прикрыть щель, — приказал сестре Павлик.

Яночка послушно загородила собой вход и даже растянула в стороны широкую мамину юбку. Павлик принялся сосредоточенно изучать пол и своды пещеры, осторожно двигаясь с лампой в руках.

— О, что-то вижу! — крикнул он. — Иди сюда, посмотри!

Покинув свой пост у входа, Яночка кинулась к брату.

— Ну, что ты там нашел?

— Не нашел, потому что этого уже нет. Но было. Сама погляди, вот тут что-то лежало. Видишь, след остался?

— Дай мне лампу, а сам прикрой вход, ничего не видно.

Теперь Яночка тоже смогла рассмотреть какой-то полукруг, отпечатавшийся в углу пещеры на песочке. Девочка позвала пса.

Обнюхав старательно след, Хабр решительно двинулся к уже знакомой сараюшке. Павлик завернул его с полпути. Оба с сестрой были разочарованы.

— Мы и без этого знали, что вор сначала спрятал что-то в пещере, — сердилась девочка. — Не понимаю, зачем тебе такие следы. Ты должен искать такое, на что потребуются усилия, чтобы то ли передвинуть, то ли отодвинуть, то ли вообще взорвать.

Вот и ищи камень, который требуется, например, с трудом отвалить.

— Если отвалить, то только вот это, — погладил мальчик ладонью круглую глыбу у входа. — И в самом деле, можно сделать это если и не одной левой, то без особого труда.

— Ты что! Такая громадина! Без особого труда? Да нам с тобой вдвоем ни в жизнь ее с места не сдвинуть!

— А я разве говорю, что сдвинуть? Если вот сюда подложить заряд и устроить совсем маленький взрыв... Совсем небольшой — глыба отвалится, а не совсем завалит выход.

— А не рухнет тогда потолок? — засомневалась девочка.

Павлик поднял лампу вверх и, внимательно осмотрев своды пещеры, заявил, что не рухнет, ну в крайнем случае, еще немного камней насыпется сверху.

Яночку одолели сомнения. Что-то тут было не в порядке. Лампа так и не проявила себя. Следы, оставленные вором, Павлик мог обнаружить и при свете электрического фонарика, значит, что-то не так...

— А ну-ка, еще раз внимательно все осмотри! — приказала девочка. — Я заслоню вход, а ты еще раз все осмотри. Лампа обязательно должна в чем-то помочь.

Павлик неохотно принялся за дело. На этот раз он пролез в самую глубину пещеры и принялся поднимать и опускать лампу, внимательнейшим образом рассматривая стены, освещенные ее ровным светом. Как можно глубже втиснувшись в конусообразную расщелину, теперь он разглядел вертикально пересекающую ее щель. Ничего особенного. Повернувшись к входу, он уже хотел сообщить Яноч-ке, что так ничего интересного и не обнаружил, как вдруг ему бросилась в глаза одна странная вещь.

— А ну, быстро сюда! — дрожащим от волнения голосом прошептал мальчик.

Тесно прижавшись к стене, оба во все глаза смотрели на действительно необычную вещь. В свете поднимаемой и опускаемой Павликом лампы отсюда, из глубины пещеры, было ясно видно: часть стены как бы наползала на округлую глыбу, преграждающую вход. Осветленная с этой, темной, стороны пещеры четырьмя ярко горящими огоньками, глыба отбрасывала тень. Когда Павлик поднимал и опускал лампу, в ее движущемся свете между двумя каменными поверхностями явственно стала видна щель в виде неровной буквы 5.

— Провалиться мне на этом месте, если мы не нашли знак! — взволнованно говорил Павлик, погасив лампу и вылезая из пещеры. — Больше не стану кричать никакие волшебные слова, чтобы опять не рухнуло, но это оно самое! Здорово навалилось одно на другое, но отвалить можно. И я даже знаю как.

С трепетом оглядев с таким трудом обнаруженный таинственный знак, обнаруженный с помощью волшебной лампы, Яночка почувствовала такой восторг, что не сразу могла ответить. Когда эмоции немного улеглись, девочка все еще дрожащим голосом произнесла:

— Теперь все понятно!

— Что тебе понятно?

— Давай спрячемся где-нибудь, еще кто нас заметит, и я тебе объясню.

Спрятались в сухом чертополохе, росшем у тропинки, и Яночка с торжеством обратила внимание брата на орнамент, украшающий медное основание лампы. Если смотреть на него сверху, он образовывал непрерывную цепь вьющихся, немного стилизованных «5», таких же самых, как и то, что предстало в пещере на каменной глыбе. Тут уж и у Павлика забилось сердце, и он принялся осторожно, чтобы не пролить масло, поворачивать лампу из стороны в сторону, наслаждаясь таинственными знаками и в который раз удивляясь наблюдательности и сообразительности сестры.

— Вот видишь! — радовалась сестра. — Лампа просто необходима. Даже если бы кому-нибудь и удалось рассмотреть ту щель при свете фонарика, просто не обратил бы на нее внимания. А у нас лампа точно с таким же знаком. Вот мы и обратили. Прямое указание!

— Но ведь пещеру обнаружили злоумышленники и пользовались ею, — рассуждал вслух Павлик. — И никакого знака не обнаружили.

— Потому что лампа у нас. И на ней наверняка есть указание, что сокровища с помощью этой лампы надо искать именно в этой пещере.

— Те слова по-арабски, что выцарапаны на дне лампы? — догадался Павлик.

— Вот именно! А о сокровищах арабы наверняка слышали, ведь о сокровищах вести всегда расходятся, вот они и слышали — где-то здесь запрятаны. Наверняка запрятали их еще в стародавние времена.

— А ну подержи! — Павлик сунул лампу в руки сестре и извлек из кармана помятые клочки заветного письма. — Вот, смотри, все совпадает: этот человек слышал о сокровищах, но не знал точно, где они запрятаны. Предполагал, что в каменоломне, но не знал какой, думал, в той, что находится по дороге в Сугер. И ясно, что «потом отправляйся в Су» означает каменоломню в Сутере.

— А тут еще затесалась эта алмазная гора под Сутером! — подхватила Яночка. — Он мог думать, что сокровища там. Слышал звон... И очень перспективные пещеры в Обезьяньем ущелье, их тот, что писал письмо, сам не успел прочесать, велел это сделать своему дружку. А о лампе мог вообще не знать, на нее мы могли наткнуться случайно. Просто повезло! И вообще, неизвестно, как обстояло дело с этой лампой. Возможно, уже испокон веков на нее охотятся искатели сокровищ, друг у дружки выкрадывают, и получается так, что владелец лампы не знает о ее роли — ну как тот самый торговец в Махдии, а кто знает — у того лампы-то и нет! И мы с тобой ничего бы не знали и не сделали, если бы не Хабр. Не было у тех самых искателей такого сокровища, как наш Хабр.

И оба нежно посмотрели на драгоценного пса, который беззаботно крутился поблизости, что-то вынюхивая по своему обыкновению. Услышав, что речь идет о нем, он поднял голову и приветливо помахал хвостом.

Яночка вернулась к животрепещущей теме.

— А вообще за это время тут многое могло измениться, — сказала девочка. — Ведь тут же часто случаются землетрясения, вот в горах и пещерах что-то могло обрушиться, перевернуться вверх дном, провалиться куда-то глубоко или, наоборот, вылезти на поверхность. Может, древние сокровища хранились в какой-то пещере, куда вход уж давно завалило землетрясением, и теперь ее не найдешь. Может, когда-то вход открывался с помощью волшебных слов или просто поворачивалась какая глыба, а теперь все по-другому.

Павлик кивая подтверждал предположения сестры. И у него неведомые сокровища ассоциировались со знакомыми с детства сказками «Тысячи и одной ночи», пещерой Али-бабы, волшебной лампой Алладина, заветными словами «Сезам, открой дверь!». Конечно, сейчас не те времена, кто там верит в заклинания, да и древние конструкции могли заржаветь или вовсе обрушиться от ветхости. А раз живем в другие времена, значит, и действовать надо по-другому, идти в ногу с духом времени, используя достижения цивилизации. Али-баба, например, чтобы добраться до сокровищ, пользовался волшебными словами, они воспользуются взрывчаткой, о которой этот самый Али-баба наверняка не имел ни малейшего понятия...

Необходимость прибегнуть к современным средствам в розысках сокровищ и брату, и сестре казалась настолько очевидной, что не вызвала никаких разногласий. Оставалось лишь продумать все технические детали. Ну да это было обязанностью Павлика.

— Значит, как следует все обдумай — и приступаем, — закончила Яночка совещание. — Надо проследить, чтобы никто, не дай Бог, не прочел таинственные письмена на лампе, — добавила она, пряча лампу в сумку и отдавая ее брату. — Теперь ты ее понесешь, пойдем отдельно. И думай! Думай!..

Дорога в Мостаганем оказалась чрезвычайно живописной, хотя тоже состояла из сплошных поворотов и зигзагов. На одном из них догнали длинную вереницу автомашин. Тут были легковушки, такси и даже два автобуса. Вереница неторопливо двигалась и производила оглушительный шум. Машины сигналили, а пассажиры дули в трубы и свистели на дудочках и всевозможных свистульках. Осторожно начиная обгон, пан Роман тоже нажал на клаксон и гудел не переставая.

— Ты что, спятил? — возмутилась жена. — Тебе еще мало шума?

— Это арабская свадьба, — пояснил пан Роман. — Тут такой обычай: справлять свадьбу как можно шумнее.

— А ты зачем сигналишь?

— Из вежливости, ну как ты не понимаешь! Раз уж я нахально вклиниваюсь в их кавалькаду, надо проявить элементарное уважение к людям.

А люди от души развлекались, шумели и веселились. Павлик очень пожалел, что у него нет никакого музыкального инструмента, он бы непременно внес свой вклад в арабскую свадьбу.

— Больше всего играют свадьбы сразу после окончания рамадана, — объяснял отец. — Сами видите.

Мостаганем оказался очень красивым и зеленым приморским городом, но его проехали не останавливаясь и уже за городом свернули вправо, к дикому пляжу. Пан Кшак оказался уже там, остальные земляки на своих машинах остались где-то сзади. Местом встречи был вот этот безлюдный пляж.

Море было прелестно — голубое-голубое, вода совершенно прозрачна, ибо сирокко уже недели полторы как прекратился. На пляже собрались только свои.

Пани Кристина удобно устроилась в тени большого пляжного зонтика и сказала мужу:

— Непременно пригласи Монику. И пусть приезжает обязательно летом. Помнишь, как она ругала нас, когда несколько раз переписывала на машинке перечень имущества? И по поводу пляжного зонтика прошлась. Что б мы сейчас без него делали?

— В крайнем случае обошлись бы с помощью простыни, на палочках закрепить — очень просто, как у нас, на Балтике.

— Это тебе не Балтика, тут солнышко другое. Что ты собираешься делать с арбузом?

— Закопаю его, пусть охладится.

— Хочешь, чтобы мы ели вареный арбуз? Давай скорее съедим, пока не разогрелся.

Из моря вылез пан Кшак, подошли супруги Звияки и Островские, подтянулся робкий Кавалькевич, и все принялись за арбуз.

— Весь Тиарет собрался тут, ворам в нашем поселке раздолье! — грустно заметил Звияк. — Никого там не осталось.

— Анджей Лопатко остался, ему велено сторожить, — ответил пан Кшак, — только я сказал, чтобы не очень старался. Пусть крадут, нам не страшно, ведь все вещи помечены. То-то будет смеху!

Поглядев в сторону моря, пан Роман спросил жену:

— Тебе не кажется, что Яночка с Павликом слишком долго купаются? Как бы им солнце не повредило.

— Они так загорели, что теперь солнце им не страшно, — заметила мама. — Вот только удивляет меня, что волосы у них не только не выгорели от солнца, а вроде как немного потемнели, стали какие-то серые. И не от грязи, каждый день моют головы, я и то удивляюсь.

Дети и в самом деле сидели под зонтиком только тогда, когда ели, все же остальное время или плескались в море или бродили по пляжу. Как можно было сидеть на месте, когда тут в песке на каждом шагу попадались чудесные раковины — и огромные бежевато-розовые, и поменьше самой причудливой раскраски и формы. Набрали их целую громадную сумку.

Оставив земляков пляжиться, Хабровичи раньше всех отправились в обратный путь, потому что пани Кристине нужно было еще закупить продукты.

Огромный крытый рынок в Мостаганеме был почти целиком заполнен торговцами рыбой. И какой только рыбы тут не было! Казалось, здесь собраны все обитатели Средиземного моря, жаль только, что большинство экзотических рыб было уже разделано и даже порезано на куски, сразу бросай на сковородку. Дети с восторгом приняли предложение отца приобрести акулу, но, к сожалению, акула тоже была уже порезана на крупные куски темного мяса. Правда, продавец заверил своих маленьких покупателей, что акула была очень большая. Купили еще несколько каких-то пучеглазых рыбок, уже знакомых пану Роману. По его словам, они были очень вкусные и мало костлявые.

По дороге домой, где-то под Релизане, встретили на шоссе знакомую машину.

— О, Сенчиковские! — крикнул, тормозя, пан Роман.

— Сенчиковские? — обрадовалась пани Кристина. — Какая встреча! Разве они тоже в Алжире?

— А я тебе не сказал? Да, уже два года сидят в Оране.

Супруги Сенчиковские, давние знакомые Хабровичей, возвращались к себе в Оран из гостей. Ездили они в гости к землякам в Эль-Аснам и очень обрадовались встрече с друзьями. После отрывистых восторженных восклицаний, приветствий и расспросов договорились, что в следующий уик-энд Хабровичи всей семьей приедут к ним в Оран, а потом посетят современный курорт в Андалузах. На том и расстались, и машины покатили в противоположные стороны.

Дома все оказалось в полном порядке, дверь не взломана, ничего не украдено. Павлик был явно разочарован.

— А столько возни было, руки отваливались, я лично девяносто семерок нацарапал! Наверняка воры знают и теперь уже перестанут красть!

— Если бы так было! — мечтательно вздохнул отец. — Меня совсем не привлекает перспектива вести войну со здешним воровским миром, даже если война и закончится нашей победой. Намного приятнее и безопаснее сохранить в целости свое имущество без всякой войны, пусть даже и победной.

Павлик же был настроен воинственно.

— Ну да! А мы столько намучились, выслеживая воров!

Сестра призвала брата к порядку.

— Ты что! Ведь мы приехали сюда не за тем, чтобы ловить грабителей, нам и своей работы хватит. Дел невпроворот, а ты уперся — воров ловить! Тебе велено думать над тем, как глыбу взорвать.

— Подумаешь, большое дело! — проворчал Павлик, но тут же переключился на глыбу.

Назавтра, с самого утра, он запряг сестру в работу. Следуя указаниям брата, Яночка послушно принялась соскребать со спичек головки. Обработала один коробок, принялась за второй и тут не выдержала:

— Зачем это тебе?

— Для фитиля. Ты когда-нибудь слышала о бикфордовом шнуре?

— Слышала, конечно. И такая прорва серы понадобится?

— Ты еще не знаешь, какая прорва! Ведь мне же придется сначала провести испытания, чтобы рассчитать, какой длины изготовить запальный шнур, чтобы успеть отбежать на безопасное расстояние.

Какое-то время брат и сестра в молчании трудились над спичками.

— Этого не хватит? — не выдержала Яночка, поворошив черную массу, заполнившую почти половину мыльницы.

Павлик тоже поворошил серу.

— Для пробного взрыва, пожалуй, хватит. Я пошел готовить шнур, а ты еще наскреби.

Яночка принялась за уничтожение очередного коробка спичек, одновременно с интересом наблюдая за действиями брата.

Налив в мыльницу немного воды, Павлик старательно размешал в ней уже заготовленную массу. Затем отрезал от клубка хлопчатобумажной пряжи, которой так радовалась мама, около двух метров, сложил нить вдвое, тщательно скрутил, опять сложил вдвое и отпустил один конец. Шнур сам скрутился. Павлик внимательно осмотрел изделие и остался недоволен.

— Вроде бы тонковат. Ну да ладно, в случае чего следующий сделаю потолще.

— А воду зачем в спички добавил? — спросила Яночка. — Как же с водой будет гореть?

— А уж это моя забота. Загорится, когда высохнет.

Еще раз хорошенько размешав серу с водой, Павлик осторожно опустил в мыльницу конец изготовленного шнура. Шнур моментально пропитался водой, но кусочки серы не держались на нем и отскакивали.

— Нехорошо! — озабоченно нахмурился Павлик.

Почесав в затылке, мальчик отправился в кухню за ложечкой. Занятая приготовлением обеда мама велела сыну вынести мусор.

— Что, прямо сейчас? — скривился сын.

— Прямо сейчас! Потом тебе некогда будет.

Тяжело вздохнув, мальчик взял стоящий в углу кухни большой черный мешок с мусором, вынес его на улицу и прислонил к фонарному столбу. По всей улице, подо всеми фонарями стояли такие черные пластиковые мешки с мусором. Значит, мусорщики еще не приезжали.

Обратно Павлик вернулся бегом.

— Эй! — крикнул он сестре. — Там пришел осел! Как раз у нашей калитки стоит. Надо его чем-то угостить.

Яночка сорвалась с места, с радостью бросив нудное занятие.

— Где? Где осел?

В узком проходе между сетками ограждения, упираясь грустной мордой в их калитку, и в самом деле стоял осел. Очень симпатичный ослик, но очень уж грустный. Отрешенный какой-то, задумчивый.

Яночка ворвалась к матери в кухню.

— Мама, надо чем-то угостить ослика. Ослы что едят? Да не бойся, он смирный, совсем не опасный, Хабр сказал.

— Угостите его сухим батоном, вон там, в буфете, — посоветовала мама. — Только осторожно, смотрите, чтобы он вас не укусил.

— Ты что, ослы не кусаются! — крикнул Павлик, захлопнув за собой дверь.

Ослик, похоже, ждал угощения и принял его как должное. Неторопливо взял кусок батона, неторопливо, с достоинством прожевал и проглотил его и потянулся за следующим. Как-то очень быстро справился он с засохшим хлебом, оставаясь при этом все таким же задумчивым и отрешенным. Казалось, угощение вот здесь, у чужой калитки, он воспринимает как явление совершенно закономерное, ничего другого он и не ожидал. Сидя рядом, Хабр с любопытством наблюдал за гостем, наклоняя голову то на один бок, то на другой.

— Мне очень жаль, но больше ничего нет, —. сказала Яночка ослу, когда тот покончил с последним куском засохшего батона.

Ослик не прореагировал, даже ухом не повел, а все так же стоял у калитки, тупо уставясь на нее.

— Считаю, он доволен, все-таки вкусное поел, а то все одни колючки, — сказал Павлик. — Может, придет и завтра, тогда получит сегодняшний батон, он к тому времени засохнет.

— А не дать ли ему арбузные корки? — вспомнила вдруг сестра.

— Арбузные корки я только что вместе с мусором вынес, — с сожалением ответил брат. — Если у него хватит ума, пойдет и сам разыщет.

Словно поняв его слова, ослик вдруг слегка оживился, оторвался от калитки и не торопясь, с достоинством двинулся к ближайшему фонарному столбу.

Хабр поднялся и принялся нюхать воздух с другой стороны.

— Смотри, теперь коровы!

Дойдя до конца узкой улочки, дети увидели в буйно растущем бурьяне несколько коров и три козы, а при них пастухов — двух подростков. У одного из них был кнут. Оба следили не за коровами, а за пани Кристиной, которая очень хорошо просматривалась отсюда в кухонном окне.

— Гляди, аж два пастуха на три коровы! — презрительно процедил Павлик. — А там один кочевник пас такое стадо верблюдов!

— Тут тоже один пастух, тот, с кнутом, — заметила сестра, — а второй только за компанию. И пришли они сюда не для того, чтобы пасти свой скот в нашем чертополохе, а чтобы подглядывать за нами. Видишь же, за кем они следят? Хорошо отец сделал, что огородил двор, а то бы они со своими коровами и во двор залезли.

— У пана Венцковского ихние коровы объели весь плющ и все цветочки с клумб, — отозвался Павлик. — У него две стороны остались неогороженными.

Яночка с Павликом непременно последили бы за подозрительными пастухами, но невыносимая жара погнала их в дом. Там было прохладнее, шумел кондиционер. Мама занялась чем-то в ванной, никто не помешает.

— Потребуется, как минимум, еще столько же серы,сказал Павлик сестре,берись за дело. И попытайся измельчать ее.

Сам он принес из кухни чайную ложечку и принялся растирать смесь в мыльнице. Яночка посоветовала:

— Лучше делать это в миске и не ложкой, а колотушкой для картошки.

— Не пойду я больше в кухню, мать обязательно запряжет в работу. Да ничего, и так растворяется.

В получившейся кашице мальчик опять замочил шнур, теперь частички серы прилипли к нему прочнее. Мальчик тщательно пропитывал шнур по кусочку, стараясь, чтобы сера покрыла равномерно его весь. Вот вроде бы получилось. Держа в руках за кончики полметра скрученного и пропитанного взрывчатой смесью шнура, мальчик нерешительно осматривался.

— Теперь надо его куда-то положить, чтобы высох. Куда бы? Что за окна здесь, совсем без подоконников.

— Положи прямо на крыльцо, никто не позарится на твой шнур,предложила сестра.

— Да ты что! Отец увидит, он сразу поймет, для чего это нам.

— Тогда во дворе, у сетки. Там солнце, быстро высохнет, а отцу туда ходить незачем.

— Хорошо, открой мне двери, видишь, руки заняты.

— Дети, накрывайте на стол! — крикнула из кухни мама.

— Сейчас! — отозвалась Яночка.Одну минутку.

Аккуратно разложив шнур на высохшей глинистой земле, Павлик засомневался и перенес его на одну из плиток тропинки, проложенной через двор. Осмотревшись — рядом росли жалкие остатки какой-то зеленой травки и посаженные матерью несколько цветков портулака — он опять остался недоволен.

— Надо бы чем-то прикрыть его,озабоченно проговорил мальчик. — Стул поставить, что ли?

— Стульев у нас всего четыре, сейчас все понадобятся, ведь обед,напомнила сестра.

— Тогда сбегай притащи раскладной туристский стульчик, я его тут рядышком поставлю.

Явившийся на обед пан Роман не обратил на стульчик внимания. Наскоро поев, он уехал обратно на работу. Пани Кристина попросила детей помочь ей вымыть посуду.

— Я буду мыть, а вы из чайника лейте воду, опять из крана чуть капает. Надо на всякий случай набрать воды в ванну впрок.

— Я бы и в бидоны набрал,хозяйственно посоветовал Павлик.

— В бидоны не стоит,возразила мама,с ними мы поедем вечером по воду к источнику, за питьевой водой.

Как только вымыли посуду, вода из крана сразу полилась сильной струей. Пани Кристина зажгла колонку для нагревания воды и начала стирку. Стирку пришлось прервать, приехали гости — пани Звиякова и пани Островская.

Павлик пошел пощупать свой запальный шнур.

— Вроде высох, пусть еще немного полежит на солнышке. А испытания проведем во дворе пана Кавалькевича. У него там ничего не растет, зато камни — что надо. Как раз для пробного взрывания!

— А мне долго еще мучиться? — недовольно спросила Яночка.Смотри, сколько спичек извела!

Павлик ссыпал соскобленную сестрой серу в свою мыльницу, из которой вода почти вся уже испарилась, и помешал ложечкой.

— Хватит, пожалуй. Пока хватит, там посмотрим.

Дом пана Кавалькевича от их дома и от переулка между домами огораживала довольно высокая глинобитная стена, широкая и прочная, зато две другие стороны участка были совсем не огорожены. Особенно не нравилось Павлику то, что не огорожено со стороны улицы, оттуда их мог подглядеть какой-нибудь случайный прохожий. Зато сам двор пана Кавалькевича идеально подходил для испытаний — засохшая твердая глина, усыпанная камнями. Настоящий испытательный полигон!

Выйдя на улицу, Павлик огляделся. Нигде ни души, соседей не видать. Мужчины на работе, венгерка с дочерьми уехала за покупками, коровы со своими пастухами перекочевали, видимо, на другое пастбище, лишь в самом конце улицы кучка арабчат опорожняла очередной черный мешок с мусором. Все ближайшие мешки были уже выпотрошены, значит, движутся не в этом направлении. Можно действовать!

Яночка, очень взволнованная, терпеливо ждала указаний.

— Начинаем,скомандовал брат.Возьми часы и следи за секундной стрелкой. Когда я крикну «готов» — засекай время. Очень важно знать, сколько секунд будет гореть, успеем ли мы отбежать на нужное расстояние.

Торжественно зажег он спичку, поднес к концу шнура и дрожащим от волнения голосом крикнул: «Готов!» Конец шнура затрещал, вспыхнул, и по нему побежал веселый огонек. Не очень быстро бежал, то разгорался сильнее, то почти затухал, но вот совсем оживился, охватывая все большее количество крошки от спичечных головок.

— Здорово! — радовался Павлик.

Запомнив положение секундной стрелки, Яночка тоже не отрывала глаз от веселого огонька, она тоже была в восторге от эксперимента. Сгоревшая часть шнура обуглилась и распалась мелкими черными угольками, еще не сгоревшая часть сама собой стягивалась и ползла к огню. Очень интересный эксперимент!

— Прекрасно получилось! — с торжеством заявил Павлик, не обратив внимания на поведение шнура.Все, как надо. Сколько прошло времени?

Сестра взглянула на часы.

— Двадцать секунд.

— Очень хорошо! Как раз хватит времени. Шнур догорел и, вспыхнув напоследок ярким пламенем, погас.

— Всего прошло сорок секунд,сообщила Яночка.

— Все правильно! — ответил очень довольный собой Павлик.Полметра горело сорок секунд, значит, метр будет гореть восемьдесят. Минута и двадцать секунд! Да за это время успеем хоть на край света убежать.

Осторожная сестра посоветовала:

— И все-таки не мешало бы провести еще один эксперимент, теперь уже без шнура. Как далеко можно убежать за это время?

— Ты думаешь? Ну ладно. Пошли. Ты опять будешь следить по часам, а я побегу. Крикнешь сначала «Пошел!», а потом через минуту и двадцать секунд «Стой!».

Страшная жара не отбила у брата с сестрой желания заняться спортом. Павлик замер у отцовской машины, приготовившись к старту. Дождавшись, когда секундная стрелка дойдет до двенадцати, Яночка махнула рукой:

— Пошел!

И Павлик стремительно понесся по улице. Прямой участок дороги тянулся тут не меньше, чем на двести метров. Добежав до конца, мальчик остановился, тяжело дыша и обливаясь потом. Если свернуть за угол — не услышит приказа остановиться. Вот он и остановился на углу, где далеко впереди сверкали пятки удиравших в панике арабских детей. Павлик оглянулся. Яночка жестами призывала его вернуться.

— До поворота ты бежал двадцать восемь секунд,сообщила она, когда брат медленным шагом доплелся до нее.Правильно сделал, что не умчался дальше. За оставшееся время мог бы еще столько же пробежать. Теперь я.

Девочка бежала не так стремительно, как брат, и до поворота дороги добежала за тридцать пять секунд.

— Мы с тобой оба, наверное, спятили, или от жары мозги расплавились,недовольно сказала Яночка.Не знаю, зачем нам эти физические упражнения. Ведь каждому дураку известно — стометровку можно пробежать за одиннадцать секунд, а чемпионы пробегают за десять. А уж за восемде-сят можно вообще на край света умчаться. Тоже мне придумал!

— Это ведь ты придумала! — возмутился Павлик. Такая несправедливость! Сама придумала идиотские соревнования, а теперь еще и обижается. Ох уж эти девчонки!

— Ну я придумала, значит, от жары перестала соображать,самокритично призналась Яночка.А твой взрыв обязательно делать днем?

— Ты что? Только ночью.

— Слава Богу! Ночью все-таки не так жарко. Брат успокоил ее:

— Ды ты не волнуйся, ни ночью, ни днем нам не придется бегать, шнур я сделаю длиной в целый метр, убегать будем прогулочным шагом. Ты гляди, какой все-таки это превосходный материал! Недаром мать так любит хлопчатобумажную пряжу.

Следующий запальный шнур изготовили из четырех метров сложенной пополам и скрученной нити, обильно смоченной взрывным раствором. Сохнуть положили его поверх той самой глинобитной стены, которая разделяла владения Хабровичей от двора пана Кавалькевича. Детям никто не мешал. Отец после обеда снова поехал на работу, мама была занята своими гостьями.

— А теперь надо приготовить взрывчатку. Для этого придется за припасами зайти в кухню. Эх, мать туда то и дело забегает, а если увидит, что я беру, сразу начнутся расспросы — не ранен ли я, не подхватил ли какую холеру.

— А какие припасы ты собираешься брать?

— Марганцовку и уголь. Ну что смотришь? Активированный уголь, при всяких отравлениях его глотают. Да и сахар тоже подозрительный, станет удивляться — зачем я сахар беру. Встань в дверях и следи, как только направится в кухню, сразу свистни.

Кофе дамам был уже подан, но тут пани Кристина решила еще к нему подать вино с минералкой, и пошла за ними на кухню. Дети чинно сидели за столом и занимались персиками. Еще не ели, только медленно, не торопясь, очищали с них кожицу. Впрочем, мама не обратила на детей особого внимания, занятая всецело своими гостьями. Три пани собрались для того, чтобы обсудить чрезвычайно интересную проблему — покупку замшевых шкурок у одного оптовика в Алжире. Через минуту мама прибежала в кухню за льдом. Дети все так же неторопливо очищали персики. Взяв лед, мама вернулась в гостиную, Яночка с наполовину очищенным персиком встала на страже на пороге кухни.

Павлик успел забраться на табуретку и раскрыть дверцу верхнего шкафчика, но тут мама снова вскочила с кресла. Пани Кристина поставила на газ чайник и вернулась в гостиную. Яночка встала в дверях. Павлик снова раскрыл дверцу верхнего шкафчика. Пани Кристина опять вскочила с кресла, Яночка отскочила от двери, Павлик спрыгнул с табуретки. Пани Кристина на сей раз направилась не в кухню, а в спальню, за своим замшевым пояском, чтобы сравнить его с образцами замши, которую предполагалось купить. Пани Звиякова и Островская, осмотрев поясок, пришли к выводу, что он немного краснее, а образцы замши почти такие же, но вроде бы порыжее. Пани Кристина стояла в дверях между гостиной и кухней, поглядывая то на образцы, то на закипающий чайник. Павлик в нервах съел персик вместе с кожицей.

— Просто мы выбрали неподходящий момент,успокаивающе сказала Яночка, когда пани Кристина покинула кухню, в третий раз наполнив кофе чашечки для дам. Видно, не судьба. Ладно, оставим, возьмешь припасы в другой раз.

— Хотелось бы уж скорей покончить с этим. Надо же, никак не найду этот холерный уголь... Ну, может, сейчас?

— Сейчас они уже уходят.

Пока мама провожала дам до калитки, Павлик успел отсыпать немного сахарного песка в целлофановый пакет и отыскал сохранившиеся три таблетки активированного угля. А ведь где-то припрятаны большие запасы, только где?

— Дети, я закончу стирку, а вы поможете мне развесить белье,сказала усталая мама.

Брат с сестрой помогли развесить белье во дворе и вышли на улицу поджидать отца, которому уже пришло время возвращаться с работы. Крутившийся поблизости Хабр навострил уши и радостными прыжками помчался к детям.

— Отец едет,сказал Павлик.Ума не приложу, каким образом этот пес догадывается об этом, ведь еще не только не видно, но и не слышно машины, к тому же сегодня отец едет не на своей, его подвозит пан Кавалькевич.

Хабр никогда не ошибался. Пан Роман и в самом деле приехал через несколько минут и еще с порога крикнул жене, что после ужина они отправляются в гости, к Рогалинским на именины. Пани Кристина очень обрадовалась, поскольку рядом с Рогалинскими живет пан Кшак, а его три дамы хотели попросить помочь им в покупке замшевых шкурок, так как, по слухам, он собирался на неделе ехать в Алжир по служебным делам. Пан Роман и другие мужья могли ехать только в выходной, когда алжирский торговец тоже отдыхал.

Было уже темно, когда пан Кавалькевич вышел из своего домика. Его тоже пригласили к Рогалинским, но, вернувшись с работы, он сел за письмо жене и не заметил, как пролетело время. Вот теперь, выйдя покурить, он раздумывал, есть ли еще смысл ехать к Рогалинским. Решил все-таки ехать.

Закурив, пан Кавалькевич небрежно отбросил горящую спичку. Ветер подхватил ее, и, описав красивую дугу, она упала на верхушку глинобитной стены, отделяющей двор от Хабровичей. И тут же там зажегся огонек, разделился на два веселых огонька, которые вдруг разбежались в разные стороны и продолжали гореть, все дальше удаляясь друг от друга. В темноте непонятное природное явление очень хорошо смотрелось, и бедный пан Кавалькевич просто остолбенел.

В таком остолбенении, не двигаясь, он простоял ровно сорок секунд, когда огонь на стене вдруг погас. Явление было совершенно непонятным, и пан Кавалькевич ломал над ним голову всю дорогу до дома Рогалинских, но так ничего и не придумал. О своем наблюдении он, человек замкнутый и робкий, никому на стал говорить.

Павлик пыхтел над приготовлением взрывчатки. С помощью молотка измельчил на доске ложечку сахарного песку и таблетку активированного угля, смешал их с небольшим количеством марганцовокислого калия и добавил горсть раздробленных спичечных головок. Затолкал дьявольскую смесь в уголок целлофанового пакета, завязал ниткой и отрезал лишнее. Оставшуюся порцию, раза в два побольше, ссыпал в угол другого целлофанового пакета, тоже прочно завязал и тоже отрезал ножницами лишнюю часть целлофана. Взрывчатка готова, запальный шнур уже давно сох на стене.

Вспомнив про шнур, Павлик выскочил со стулом во двор и, подставив его к стене, вытянутыми руками попытался нащупать шнур. На стене его не было.

— Слушай! — крикнул он сестре.Шнур куда-то подавался.

— Может, ветром снесло на участок пана Ка-валькевича? — предположила Яночка.Сбегаю посмотрю.

Пан Кавалькевич не запирал калитки уезжая, ведь все равно с двух сторон его двор не был огорожен. Нет, у него во дворе шнур не валялся.

— Нет его там,сказала девочка брату.Ничего не понимаю. Украл кто-то, что ли? Давай-ка как следует посмотрим на стене.

Притащили еще один стул, положили на стулья книги, чтобы стать повыше, зажгли лампочку на крыльце, хорошо освещавшую весь двор, и принялись изучать стену.

— Похоже, наш шнур сгорел,пришел к заключению Павлик, внимательно рассмотрев несколько кучек золы на стене и черный след по всей ее длине.

— Точно, сгорел,подтвердила сестра.Ведь так же выглядел тот шнур, с которым мы проводили эксперимент. Выходит, и в самом деле сгорел. Как это могло случиться? Столько труда впустую.

Недоумевающие огорченные дети долго ломали головы над непонятным явлением и пришли к выводу, что шнур сгорел сам собой, от солнца. Под воздействием страшной жары произошло самовозгорание. Ничто другое просто — не приходило в голову.

— А теперь давай-ка хорошенько приберись здесь! — сказала девочка.Ты повыше, тебе удобнее. Подожди, принесу щетку, смети со стены весь пепел.

— Зачем? Ветер сам развеет.

— На всякий случай, чтобы и следа не осталось.

Пришлось послушаться, и на стене не осталось и следа от сгоревшего шнура. Если быть совсем точным, след все-таки остался, но совсем незаметный, вряд ли кто обратит внимание.

— Вот и нет у нас запального шнура,огорчался Павлик.Столько мучились, и все начинать заново. Знаешь, я совсем не удивляюсь автору письма, который так и не смог добыть сокровища. Видишь же, как это трудно. К тому же нам явно не хватит угля, я использовал только одну таблетку, а этого мало. Две пришлось оставить — на всякий случай, вдруг мама спохватится. Интересно, куда она задевала весь запас ? Я ведь специально закупил его в Варшаве целый мешок.

— Что же делать?

— Надо будет изготовить второй бикфордов шнур. А уголь сами заготовим. Вот только где сушить новый шнур? Если опять сгорит, я брошу все к чертям.

— Значит, мне снова соскабливать спичечные головки? — грустно поинтересовалась Яночка.

— А ты как думала?

Тяжело вздохнув, девочка пригорюнилась. И в самом деле, нелегка доля охотников за сокровищами.

— Слушай, я придумала, где сушить новый шнур,сказала она.Не обязательно на верхушке стены, развесишь его поверху сетки, которой отец огородил наш двор. Там торчат концы в виде рогулек, шнур очень хорошо можно на них разложить, ветром не сдует.

— И он опять сгорит от солнца.

— Нет, теперь мы уже научены, будем проверять, высох ли, и как только просохнет — снимем.

— А потом куда его денем?

— А потом хорошо бы сразу приступить к делу, но намечена поездка в Оран, придется отложить нашу операцию. Пока припрячем. Под кровать.

— Мама обнаружит, она каждый день убирает в комнатах, везде стирает пыль. Под кроватями тоже.

— Ночью полежит под кроватью, а сразу после завтрака вынесем во двор, днем полежит где-нибудь в тенечке.

— Ты и в самом деле считаешь, что у нас во дворе можно найти тенечек после завтрака?

— Езус-Мария, ты права. Тенечек появляется только во второй половине дня, когда солнце светит с другой стороны. Сплошные проблемы! Что за трудный край этот Алжир!

— Значит, надо просто как следует продумать всю операцию. Изготовить шнур после обеда, до вечера он прекрасно высохнет, никуда не станем его прятать, а той же ночью произведем взрыв. За один раз провернем всю операцию.

— Значит, надо выбрать подходящую ночь.

— Мне кажется, все ночи подходящие. — И вовсе нет,возразил брат.Нельзя потратить ночь на операцию, если на следующее утро планируется, например, поездка куда-нибудь. Представляешь, какие мы будем невыспавшиеся! Опять же нельзя заниматься нашей операцией в такую ночь, когда кто-нибудь из знакомых устраивает вечеринку. Никогда не знаешь, в какое время родители вернутся, могут заглянуть к нам, как мы спим, а нас и след простыл! Нет, надо выбрать спокойную ночь. Вот съездим в Оран, тогда и займемся. А пока давай заготавливать взрывчатку.

— Вон там растет дерево! — сказала Яночка.Проведем эксперимент поближе к дереву, чтобы спрятаться в тени.

— Можно и поближе к дереву,согласился покладистый брат.Для эксперимента это без разницы.

Заброшенная железнодорожная ветка представляла собой идеальный полигон для задуманных испытаний взрывчатки. Сейчас, рано утром, здесь было пустынно. Оба поселка находились отсюда на расстоянии не меньше полукилометра, а от шоссе полигон загораживал довольно высокий холм. Не было здесь возделанных полей, все вокруг поросло засохшим бурьяном, так что замеченное Яночкой дерево, большое и развесистое, можно было считать благословенным оазисом в безлюдной и выжженной солнцем пустыне.

Положив под дерево принесенные материалы, Павлик отсчитал двадцать шагов вдоль железнодорожного полотна. Взяв меньшую часть взрывчатой смеси в целлофане, мальчик обложил его камешками и сунул под кучку конец короткого взрыватель-ного шнура. Мальчик все рассчитал, запальный шнур длиной в двадцать сантиметров будет гореть не меньше пятнадцати секунд, за это время они успеют пробежать отмеренные двадцать шагов и наблюдать взрыв, укрывшись в тени дерева. Ветер был довольно сильным и дул стабильно в одном направлении, что позволяло расположить шнур с нужной стороны.

Яночка заранее заняла позицию под деревом и, на всякий случай подозвав к себе Хабра, крепко обняла его за шею обеими руками. Павлик на железнодорожном полотне приступил к эксперименту. Зажег спичку, которую тут же погасил порыв ветра. Тогда он зажег сразу три спички, прикрыв их огонек от ветра ладонью, поджег шнур и со всех ног кинулся к сестре.

Оба напряженно ждали, всматриваясь в веселый огонек, бегущий по шнуру. Бежать ему помог ветер, подталкивая в нужном направлении. Вот огонек добрался до взрывчатки в целлофане. Взрывчатка прореагировала как-то слабо. Правда, под камешками что-то вспыхнуло, но сами камешки остались на месте. И даже никакого взрыва не прогремело!

— Плохо дело! — недовольно скривился Павлик.Мало взрывчатого материала.

— И в самом деле,не скрывала разочарования Яночка.Не понятно, зачем ты бежал. Взорвись у тебя под ногами, ничего бы не случилось.

— Осторожность необходимо соблюдать в любом случае,поучающе заметил брат.Ладно, сейчас испробуем большую порцию.

На этот раз потребовался шнур подлиннее, длиной в двадцать пять сантиметров. Павлик опять положил взрывчатку в целлофане на железнодорожном полотне и опять присыпал ее кучкой камней. Сразу зажег три спички и через пять секунд был рядом с сестрой и Хабром.

Ветер опять помог эксперименту. На сей раз дети услышали звук взрыва и увидели блеск под кучей камней. Штук пять из них отлетело в сторону.

— Прекрасно! — радовался Павлик.Теперь я знаю: чтобы подорвать камень в пещере, надо заготовить взрывчатки раз в сто побольше. Значит, придется самим заготавливать древесный уголь.

Яночка невольно посмотрела на дерево, под которым они сидели. Дерево было зеленое, раскидистое, и ни одной сухой ветки, как назло!

— Поблизости нет подходящих деревьев,сказала она.Но вон там, левее, видела я что-то подходящее.

— Где это? — не понял брат.

— Когда мы едем в город, сворачиваем направо. Налево нет шоссе, но я видела, что в той стороне растет что-то, очень похожее на засохшие деревья. Может, подойдут?

— Очень хорошо! — обрадовался Павлик.Сегодня же отправимся туда. Для того, чтобы заготовить уголь, нужно много времени. Да еще придется это делать так, чтобы никто не заметил...

Вернувшись с работы, пан Кавалькевич вспомнил о непонятном природном явлении, которое он наблюдал накануне вечером во дворе собственного дома. Пока светло, надо проверить, нет ли чего на заборе. Принеся стул; пан Кавалькевич влез на него и принялся рассматривать поверхность стены. На ней ничего особенного не оказалось, только какая-то прерывистая темная полоса.

Муж венгерки, возвращающийся домой с работы, вылез из машины и уставился на пана Кавалькевича, который зачем-то заглядывал через высокий забор во двор Хабровичей. Задумчиво покачав головой, сосед медленно направился к своему дому.

Жара все усиливалась. Небо заволокло оранжевой дымкой, задул сирокко.

— Хорошо, что Сенчиковские пригласили нас к себе,рассуждала пани Кристина.Нет худа без добра, и я предпочитаю переносить сирокко у моря, чем в нашей пустыне.

Муж счел своим долгом развеять надежды супруги.

— Когда приходит сирокко, у моря тоже неприятно. Хотя, возможно, успеем еще выкупаться. Поскольку Кавалькевич никуда не уезжает, оставлю ему наши ключи, пусть время от времени заходит к нам, воры подумают, что мы дома и не полезут.

— Вроде бы в последнее время кражи прекратились, не сглазить бы,заметила жена.

У Яночки с Павликом были свои соображения на этот счет.

— Лампу забираем с собой,сказала Яночка.Даже если и перестали красть, за нашей лампой наверняка продолжают охотиться, я в этом больше чем уверена.

Павлик всецело согласился с сестрой. Лампу спрятали в большую сумку и захватили с собой в Оран.

Когда машина оказалась в открытой степи, видимость снизилась до нуля.

— Что случилось? — удивилась пани Кристина.Туман?

— Песчаная буря,пояснил пан Роман.Будь мы сейчас в пустыне, нас бы замело, а тут, надеюсь, проедем. Как следует закройте все окна!

— Здорово! — радовался Павлик.Наконец что-то интересненькое!

Видимость составляла метров двадцать, не больше. Невзирая на это, отец гнал машину со скоростью ста сорока километров, ввинчиваясь в густые клубы пыли и песка. Временами, ржавую пыльную завесу ветер гнал с шоссе на каменистое безводное плато, временами, наоборот, с окрестных равнин наметал ее на дорогу. Все окна в машине были наглухо задраены, пассажиры помирали от духоты. Пани Кристина вдруг почувствовала, что глохнет. Такое ощущение испытываешь в самолете, при резком снижении или наборе высоты.

— Я ничего не слышу! — встревоженно заявила она.Неужели в уши нанесло песку?

— Нет, давление падает,пояснил муж.И вообще при песчаных бурях много чего происходит. Интересное явление природы!

— Может, не надо так гнать? — робко поинтересовалась пани Кристина.

— Нет, надо как можно скорей проскочить эти равнины, потом, в горах, станет потише. Да ты не бойся, степь здесь ровная как стол, ничего не случится.

Яночка недоверчиво поинтересовалась:

— Неужели и в самом деле нужно все окна держать закупоренными? Платье совсем промокло от пота, я просто приклеилась к сиденью. Может, открыть окошко?

— Попробуй! — засмеялся отец.

Воспользовавшись паузой между двумя порывами ветра, Яночка опустила окно и выставила наружу руку. Пришлось ее тут же отдернуть: руку словно обожгло огнем. Павлик не поверил сестре, опустил стекло со своей стороны и тоже отдернул руку.

— Обжигает,согласился он.

— Ветер пустыни, что вы хотите,прокомментировал отец и добавил: — Вот так по нескольку раз в год наносит из пустыни песок и понемногу засыпает всю страну. Скоро от Алжира ничего не останется. Зимой здесь снежные бури, осенью и весной непролазная грязь, в глине можно утонуть. Кошмарная страна!

— Ты что придираешься? — заступился за Алжир сын.Прекрасная страна, огромная и ни на что не похожая. А уж эта песчаная буря — полный отпад! Такого у нас не увидишь, хоть сто лет проживи!

Все небо затянуто было буро-ржавой густой пеленой. Казалось, наступил вечер. И лишь в одном месте сквозь пыльную завесу просматривалось оранжевое пятно — скрывшееся за песком палящее солнце.

Но вот дорога пошла петлять среди высоких холмов, все глубже забираясь в горы, и стало немного легче. Здесь порывы ветра были уже не такими сильными и не перегоняли через шоссе клубов рыжего песка.

До Орана Хабровичи добрались к полудню. Среди алжирских поляков существовало неписаное правило: если гости приезжают к своим землякам на пару дней, они привозят и продукты, поэтому Хабровичи сначала объездили несколько магазинов и запаслись продуктами.

Пани Кристина пришла в восторг от Орана.

— Прелестный город! — то и дело восклицала она, любуясь красивыми зданиями, фонтанами и радуясь обилию зелени.Совершенно не понимаю, почему Камю нашел его некрасивым. Куда он смотрел? Где у него были глаза?

— Вот и я все время удивляюсь этому, с той самой минуты, когда увидел Оран в первый раз,согласился с ней муж.Возможно, все чума подпортила? Во время эпидемии не до красот. А может, во времена Камю город был некрасивым, а похорошел только за последние пятьдесят лет?

— Смешно, такая красота создается столетиями.

Сенчиковские жили в центре города, в большом современном здании. В их распоряжении была хорошо обставленная четырехкомнатная квартира и ванная, где вполне мог бы выступать народный ансамбль песни и танца. Пани Кристина невольно позавидовала землякам: уж очень жалким по сравнению с этими хоромами представлялся их собственный домишко в Тиарете с его разностильной мебелью.

Сразу же после обеда все — и хозяева, и гости отправились осматривать Андалузы, прелестный современный курорт на берегу моря. Яночка с Павликом довольно равнодушно восприняли и удобные домики для отдыхающих, и уютные кафе и ресторанчики, и буйную южную растительность — все эти кактусы, пальмы, никогда не виданные огромные цветы. Они мечтали лишь об одном: искупаться в море.

К сожалению, море, как и предостерегал отец, оказалось очень неприятным. И дело даже не в том, что на нем поднялось волнение. Ветер успел нанести песок, и каждая волна несла с собой покрывающую ее грязную пленку. После купанья на коже оставался грязный осадок. И сидеть на пляже оказалось удовольствием сомнительным: ветер перегонял клубы песка с места на место, безжалостно сек им по обнаженному телу. И все равно Хабровичи не жалели, что приехали. Здесь было все-таки не так жарко, как в Тиарете, а вместо пляжа вполне можно было заняться осмотром местных достопримечательностей.

— Завтра поднимемся к крепости и оттуда полюбуемся на Оран с высоты птичьего полета,пообещал пан Сенчиковский.Да и сама дорога чрезвычайно живописна. А сегодня поездим просто по городу.

— Только не очень долго, мне еще надо приготовить торжественный ужин,сказала пани Сенчиковская и засмеялась.

Пани Сенчиковская была маленькая, кругленькая и очень веселая. Она смеялась по любому поводу, всегда была всем довольна и пользовалась всеобщей симпатией.

— Я помогу тебе,вызвалась пани Кристина.Хотя и не понимаю, с какой стати ты собираешься готовить торжественный ужин. Из-за нас?

— Не только из-за вас, так что не переживай, — успокоила ее хозяйка.Сегодня вечером у нас будет еще один гость. Арабский знакомый, очень симпатичный и культурный человек. Впрочем, вечером сама увидишь. А помогать мне не надо, почти все уже подготовлено, я отлично справлюсь одна, а ты лучше прошвырнись с мужиками по магазинам, здесь можно купить много чего интересного. Магазины еще открыты.

Пан Роман тихо простонал, пани Сенчиковская весело рассмеялась.

— Кристине не обязательно покупать дорогие вещи, можно и среди дешевых отыскать прелестные вещицы.

— А как приятно было бы разорить мужа! — подхватила пани Кристина.Только в старинных романах читаешь о таких вещах, в нашей жизни это невозможно. Посмотри на него, весь скривился, а ведь и денег-то еще толком не успел накопить, так что не очень я его разорю.

Магазины в Оране и в самом деле не могли оставить женщин равнодушными. Возле одного из них Яночка просто вросла в землю, не в силах оторвать взгляда от изумительного серо-голубого с ярко красными украшениями пончо для девочки. Осмотрев шедевр, мама убедила дочку продолжить прогулку по магазинам, пообещав связать ей собственноручно еще более красивое изделие, тем более что магазинное сделано из грубой шерсти и кусается. И в самом деле, в третьем сряду магазинчике пани Кристина приобрела подходящую шерсть, что оказалось в пять раз дешевле.

Павлика в свою очередь покорили всевозможные барабанчики, дудочки, трещотки и другие музыкальные инструменты, с помощью которых можно было производить оглушительный шум.

Но вот у них на пути встретился магазин, у витрины которого дети надолго и прочно застряли. Перед ними были совершенно потрясающие вещи: необыкновенной красоты всевозможные раковины, морские звезды и ежи, засушенные скорпионы и какие-то странные цветы со множеством лепестков, сделанные из камня. Такого дети никогда не видели.

Супруги Хабровичи вдруг обнаружили отсутствие детей и отыскали их у витрины волшебной лавочки.

— Это так называемые «розы пустыни»,пояснил пан Сенчиковский. Типичные пустынные образования. Я сам нашел одну такую.

— Неужели можно такое найти самому? — не поверила Яночка.

— Разумеется можно, но для этого надо поехать в настоящую пустыню. Ведь эта «роза» сделана из песка, продукт взаимодействия песка и ветра. Ты думала, она каменная? Нет, просто ветер спрессовывает песчинки, придавая им самую причудливую форму. Вот эти в виде розы. Говорят, если розу пустыни положить в миску с водой, вскоре на дне обнаружишь только горстку песка. Я предпочел не экспериментировать.

Яночка с Павликом переглянулись. Они без слов поняли друг друга: уж в пустыне они непременно должны побывать!

Пришла и мамина очередь от восторга потерять голову. Произошло это в ювелирном магазине с изделиями из кабильского серебра.

— Я не прошу купить мне непременно вот это восхитительное колье или вот эти изумительные браслеты. Но хоть что-нибудь маленькое ты же можешь подарить?! Иначе я отсюда не уйду!

Еще раз порадовавшись тому, что не успел сделать накопления для приобретения машины, пан Роман со вздохом приобрел для жены местный сувенир. А жена твердо решила приехать в гости к мужу еще раз к тому времени, когда у того уже скопится порядочная сумма.

На обратном пути Хабровичи расспрашивали пана Сенчиковского об его арабском госте.

— Кажется, в настоящее время Хаким возглавляет департамент в алжирском министерстве внутренних дел,рассказывал пан Сенчиковский.Я не очень разбираюсь в структуре их министерства, но у меня такое впечатление, что в настоящее время у него в подчинении вся алжирская полиция. Человек образованный, умный и очень симпатичный. Впрочем, сами увидите.

— Хаким — это имя или фамилия? — поинтересовалась пани Кристина.

— Имя, а фамилия его Кедар. Кедар Хаким. И хотя он большая шишка, совсем не важничает, на равных общается с самым обыкновенным полицейским, сколько раз приходилось видеть.

— А это меня не удивляет,подключился к разговору пан Роман.Весь последний день рамадана директор моей фирмы провел в беседе со сторожем, сидя на пороге собственного офиса.

Пан Сенчиковский еще немного порасхваливал своего знакомого арабского гостя — какой он образованный, сколько языков знает, какой умный и симпатичный. Яночка с Павликов слушали с особым вниманием эти похвалы.

Пан Роман поинтересовался:

— А откуда ты вообще его знаешь?

— Познакомились мы еще во Франции, четыре года назад,рассказывал пан Сенчиковский,и продолжили знакомство уже здесь, когда я приехал в Оран на работу по контракту. Сам он живет в Алжире, но когда приезжает в Оран, всегда заходит. Очень приятный человек, уже помог некоторым из наших.

Арабский гость Сенчиковских пришел точно в назначенное время. На Яночку и Павлика он произвел наилучшее впечатление — среднего роста, худощавый, с умными черными глазами. Держался свободно и непринужденно. По-французски он говорил, как француз, по-английски — как англичанин.

Очень скоро разговор зашел о кражах в Тиарете. Господин Хаким вежливо пояснил, что борьба с воровством очень беспокоит полицию, и поделился своими заботами.

Оказалось, трудность борьбы с воровством в значительной степени объясняется обычаями и традициями, веками сложившимися среди арабов, понятием клановой и семейной солидарности.

— Но ведь воровство компрометирует страну,заметила пани Кристина.Ваши воры наносят такой же вред престижу Алжира, как польские преступники — престижу Польши.

— Господин Хаким возразил:

— У вас дело обстоит по-другому. Честный человек не станет сообщником преступников, честный человек не будет прятать краденые вещи, зная, что это преследуется законом. У нас же краденую вещь спрячет брат, сват, приятель вора и будет считать это не преступлением, а своим святым долгом помочь родственнику или другу. Вот почему у полиции большие трудности с вещественными доказательствами. Никто не может знать, где, после ограбления, спрятаны украденные вещи.

— Наши дети могут знать,негромко заметил пан Роман.

— Как вы сказали? — удивился арабский полицейский.

— Мои сын и дочь очень хорошо знают, где прячут воры украденные вещи, и самих воров тоже знают. Я запретил им кому-либо говорить об этом, потому что просто боюсь за них.

Господин Хаким с удивлением посмотрел на мальчика и девочку, глядевших на него невинными голубыми глазами.

— Откуда...неуверенно начал он, но пани Кристина не дала докончить.

— У них есть хороший помощник,сказала она.Вон, спит на коврике.

Оглянувшись, полицейский посмотрел на Хабра, который спокойно спал, растянувшись на коврике у дивана.

И супруги Сенчиковские, и господин Хаким явно ждали пояснений. Пан Роман с женой не стали испытывать их терпение и рассказали о том, какие открытия сделали их дети и собака.

Слушая их рассказ, полицейский с недоверием качал головой и то и дело удивленно осматривал троицу, совершившую такие невероятные подвиги.

— У вас сохранился карман вора, оторванный вашей умной собакой? — спросил он Павлика.

— Ясное дело,небрежно ответил Павлик.Мы держим его в целлофановом пакете, чтобы не выветрился запах вора. На всякий случай.

— Какие умные дети! — воскликнул господин Хаким, и пани Кристина испытала к нему прилив симпатии.

Полицейский о чем-то глубоко задумался, помолчал, потом попросил детей самих рассказать обо всем как можно подробнее. Павлик с Яночкой попеременно стали излагать случившееся. Поскольку французским-они все-таки владели не очень свободно, получили возможность думать не только над правильным построением фразы и подбором слов, но и возможность скрыть от арабской полиции и родителей то, что считали нужным скрыть. Знавший французский прекрасно пан Сенчиковский помогал им.

По мере их рассказа на лице арабского полицейского выступил румянец, черные глаза заблестели. Он обратился к пану Роману:

— Если мне случайно удастся в ближайшее время оказаться в Тиарете, вы позволите нанести вам визит?

— Разумеется! — охотно согласился пан Роман. А его жена добавила, обращаясь уже ко всем присутствующим:

— И вообще приезжайте к нам все, приглашаю на будущий уик-энд. Устроим роскошный пикник.

— На следующий не сможем приехать,ответила пани Сенчиковская.Мы уже пригласили гостей. А вот через две недели приедем с удовольствием. Я никогда не была в ваших краях.

— А вам мы всегда будем рады,обратился пан Роман к полицейскому.Независимо от уикэнда и пикника...

В среду утром в каменоломне шла нормальная работа. На дне карьера стоял пустой грузовик. В ожидании, пока его загрузят, водитель сладко спал на куче песка. Двое рабочих с лопатами в руках, сидя на камнях неподалеку, курили и не торопясь попивали кока-колу. Двое других лениво беседовали о чем-то в тени барака. Третий спускался по склону горы.

Яночка с Павликом держали курс на пещеру. Переодетые в арабчат, они старались делать вид, что никуда не направляются, просто так играют на склоне горы, то и дело останавливаясь и подкидывая камешки. Тем не менее спускавшийся в карьер мужчина остановился и пристально посмотрел на них. Даже постоял какое-то время, потом, видно решив, что эти дети не заслуживают внимания, отправился дальше не оглядываясь.

Подождав, пока он не спустится на дно котлована и не скроется за бараком, брат с сестрой подошли ко входу в пещеру. Похоже, тут ничего не изменилось.

Черноволосая Яночка в длинной красной юбке в крупные цветы присела у входа. Черноволосый Павлик в длинных брюках и невозможно яркой оранжевой рубашке походил вокруг нее, потом внимательнейшим образом изучил стык между двумя глыбами в виде буквы «5» в том месте, где на полукруглую глыбу у входа наползала каменная стена. Покопавшись немного в песке и щебне на дне пещеры, мальчик пришел к выводу, что целесообразнее всего подложить взрывчатку под круглое брюхо глыбы, а вот тут растянуть шнур, места вполне хватит. С удовлетворением кивнув головой, Павлик покинул пещеру.

— Сматываемся! — вполголоса произнесла Яночка, дежурившая у входа.Во-первых, один подглядывает за нами из сараюшки, а во-вторых, я узнала того, что спускался.

И они небрежно направились к выходу из каменоломни, иногда пускаясь бегом вприпрыжку, иногда останавливаясь и притворяясь, что играют камешками.

Когда отошли на порядочное расстояние от карьера, Павлик поинтересовался:

— Во-первых, с чего ты взяла, что за нами подглядывают, а во-вторых, кто такой спускался с горы?

— О том, что из сараюшки за нами следят, мне сказал Хабр. А тот араб, что спускался с горы... Я сразу вспомнила, что где-то мы его видели, но никак не могла вспомнить где. Уже потом, когда ждала тебя — вспомнила. Это тот толстый, которому одноглазый сделал таинственный знак. Ну тот второй, который вышел вслед за одноглазым из торговой палатки на суку в Махдии, помнишь?

С трудом припомнив второго араба, Павлик недовольно спросил:

— Интересно, что ему тут делать? Опять сговариваются о краже? Этого нам только не хватало!

— Вот и я думаю, что бы такое выкинуть, чтобы они раздумали красть! — подхватила сестра.Сама понимаю, ни к чему нам сейчас отвлекаться на воров, да и пещеру они могут занять.

— В каком смысле?

— Ну опять припрячут там награбленное, как в прошлый раз. Сейчас, когда ты туда заходил, там ничего подозрительного не лежало?

— Вроде нет, хотя я не очень там все рассматривал. Меня интересовало только дело — как лучше подготовить взрыв. А на следы я не обратил внимания, может, есть и свежие. Ты права, кража нам сейчас ни к чему, но как их от нее отговорить? Не можем же просто пойти к ним и вежливо попросить, чтобы перенесли ее на другое время?

— Нужно вызвать сюда пана Хакима, при нем красть не станут. Ты как думаешь?

— При нем и мы взрывать не станем, тоже мне придумала!

— Ой, правильно. Может, тогда имеет смысл пооколачиваться возле их склада?

— И они быстренько нас засекут. Что это тебе все какие-то глупые идеи приходят в голову?

— Сама не знаю. Из-за этого типа вздрючилась, он как-то так подозрительно на нас смотрел. Знаешь что, не будем взрывать, пока он отсюда не уедет к себе в Махдию.

— А как мы узнаем, что он уехал? Яночка раздраженно стукнула себя по лбу.

— И в самом деле, совсем уже перестала шевелить извилинами. Ну как я могла не подумать об этом? Конечно же, нам непременно надо это знать! Хабр!

Подозвав Хабра, кинулись к бараку на дне котлована, стараясь пробираться незаметно, скрываясь за валунами и кучами песка. Вот и знакомая сараюшка. Детям повезло. Спрятавшись за сараем, они наблюдали, как человек из Махдии, закончив беседу с двумя рабочими у барака, подошел к сараю и заглянул в дверь. Яночка шепотом инструктировала Хабра.

— Хабрик, дорогой мой, вот тот араб — человек из Махдии. Человек из Махдии! Покажи, мое золотце, где человек из Махдии?

Укоризненно взглянув на хозяйку, Хабр вытянул нос по направлению к упомянутому субъекту.

— Молодец, сразу понял. Теперь он от нас не скроется!

— Жаль все-таки, что у него тоже нельзя оторвать карман, все-таки надежнее бы было,пожалел Павлик.Ну что, возвращаемся?

— Нет еще, посмотрим, куда он отсюда направится.

Человек из Махдии пробыл в сараюшке минут пятнадцать, а потом отправился по той самой дороге, по которой пришел сюда — стал подниматься по склону горы в деревушку, где жили рабочие каменоломни. Яночка еще раз показала его собаке.

— Не мешало бы сразу немного проследить за ним,вздохнул Павлик.

— Не мешало бы, конечно,согласилась сестра,да как это сделать? Вон какой он осторожный. А теперь быстрее домой, надо успеть до обеда смыть с себя эту арабскую раскраску.

Сделать это оказалось очень непросто, ибо мама уже вернулась домой и пришлось долго выжидать и таиться от нее, пока не улучили минутку и незаметно шмыгнули в ванную. Там и провели все время до возвращения отца с работы.

После обеда пошел дождь, такой же, как и в прошлый раз, и сирокко перестал дуть. Стало немного прохладнее. Пани Кристина сходила к знакомой венгерке, а потом обе дамы собрались ехать в город, купить какую-то пряжу для вязанья.

— Ну что, опять перекрашиваемся?спросил Павлик сестру, поглядев вслед матери.

— Нет у меня больше сил! — простонала Яночка.Давай хоть один раз в виде исключения, отправимся в своем настоящем виде. В конце концов, не так уж часто мы показываемся в таком виде.

— Тогда я не понимаю, зачем нам отправляться пешком, мама могла нас подвезти до города, оттуда намного ближе.

Яночка сорвалась с места.

— Хабр! Бегом к маме! Скажи, чтобы подождала нас!

Хабр метнулся к выходу и успел подбежать к пани Кристине, когда она уже садилась в машину. Мама поняла, что у детей к ней какое-то дело.

Поехали все вместе. На окраине города пани Кристина высадила Павлика и Яночку вместе с Хабром, а сама с соседкой отправилась в центр города по своим делам, не очень беспокоясь о детях: ведь Хабр был с ними.

Отсюда, с окраины города, до каменоломни было намного ближе. Уже на верхушке горы Хабр вышел на след человека из Махдии. Тот направлялся в поселок рабочих. Дети не пошли за собакой, нельзя было показываться в поселке, поэтому они издали следили за ней. Хабр повторил весь путь подозрительного субъекта, время от времени оглядываясь на детей.

— Все-таки глупо мы себя ведем,недовольно ворчал Павлик.В каменоломню имели право отправиться в своем собственном виде, так нет же, переодевались, перекрашивались. А вот теперь надо было под видом арабчат зайти в эту деревушку.

— И они бы с тобой заговорили, видишь, сколько там детворы крутится!

— Ну и что, я за это время выучил еще несколько арабских слов, поговорили бы. Мархаба, массалями...

— Не отвлекайся, смотри, что Хабр показывает! — одернула брата девочка.Видишь, зашел в дом кривого вора. Посидел у него, зашел еще в одну хибару... И еще в одну...

— И ты думаешь, во всех них воры живут?

— Вовсе нет! Мог просто так зайти, мало ли какие дела. Ага, вот он кончил наносить визиты и отправился дальше. Быстро за Хабром!

Хабр пробежал деревушку и направился вниз по склону горы.

— Похоже, теперь он направился в город,заметила Яночка.

Человек из Махдии походил по улицам, зашел в маленькое кафе, потом в москательную лавочку и наконец в какой-то жилой дом. Похоже, тут он пробыл довольно долго и лишь недавно ушел, потому что Хабр явно оживился, что означало — он напал на свежий след. Дети еле успевали за псом, который резво бежал по улицам, с носом у самой земли, свернул за угол и тут след потерялся. Растерянно бегал Хабр по тротуару, пытаясь найти потерянный след, но напрасно. Очень недовольный и пристыженный, он наконец сел на тротуар, виновато глядя на Яночку.

— На машине уехал,понял Павлик.И очень хорошо! Уехал к себе в Махдию, теперь можем смело действовать.

— Давай хорошенько запомним дом, где он провел много времени, и можем возвращаться. Свою задачу на сегодня мы выполнили. Хорошо бы было разыскать маму, чтобы не идти пешком домой. Хабрик, ищи маму! Маму!

Машину, маму и венгерку отыскали без особого труда. Обе дамы уже сделали покупки и собирались уезжать. Все вместе вернулись домой.

Первым из машины выскочил Хабр. Он уже направился было к калитке, как вдруг остановился и замер. Обратив морду с чутко настороженными ушами в сторону заброшенной железнодорожной ветки, он принюхался, взглянул на Яночку и предостерегающе гавкнул, потом, пробежав в том направлении несколько шагов, сделал охотничью стойку.

Он неожиданности Яночка с Павликом просто окаменели. К счастью, пани Кристина и венгерка ничего не заметили и спокойно направились по домам.

— Фу, Хабр!тихонько произнесла Яночка.Хватит, мы уже поняли.

— Значит, человек из Махдии спрятался где-то поблизости,догадался Павлик.Что теперь делать?

— Делаем вид, что не догадываемся об этом,глядя в другую сторону, сказала сестра.Сбегай принеси мяч, притворимся, что играем.

Через минуту Павлик выбежал из дома, подбрасывая мячик. Сидя на корточках рядом с Хабром, Яночка делала вид, что поправляет ему ошейник, а сама тихонько отдавала распоряжения:

— Человек из Махдии! Слышишь, Хабрик? Человек из Махдии. Покажи, где он. И прячься!

Хабр направился прямо к железнодорожному полотну. За ним, на небольшой автомобильной стоянке дети увидели незнакомую машину. Прячась в бурьяне, Хабр незаметно проскользнул к ней и снова сделал стойку.

Из машины как раз выходил водитель. Вылез, осмотрелся, захлопнул дверцу и направился прямо в сторону Яночки и Павлика!

— Езус-Мария, действительно он! — прошептал Павлик.Человек из Махдии. Играем!

Дети принялись перебрасываться мячом, но делали это очень неловко. Нелегко было одновременно следить и за мячом, и за подозрительным типом. А тот направился прямо к ним и остановился в двух шагах, пристально глядя на детей. Яночка принялась вытряхивать песок из сандалии, Павлик лениво стучал мячом о землю. Оба изо всех сил притворялись, что не замечают незнакомца. Тот сделал еще один шаг к ним и проговорил на ломаном французском языке:

— Вай! Черные волосы.

И не будучи уверен, что его поймут, для убедительности сначала прикоснулся рукой к своим волосам, потом махнул на волосы Павлика.

Брат с сестрой окаменели, их попеременно бросало то в жар, то в холод.

А человек из Махдии продолжал:

— Черные волосы и голубые глаза! И собака. Где твой собака?

Павлик и Яночка прекрасно знали, где сейчас находится их собака, Хабр только что промелькнул в бурьяне по ту сторону железной дороги. Оба изо всех сил старались туда не смотреть.

А араб продолжал допытываться на своем ломаном французском языке:

— Твоя что там делать? Чего хотеть? Моя все знать!

Яночка с Павликом поняли все, что хотел им сказать незнакомец, словно он говорил на их родном польском, но еще не решили, как вести себя.

А тот продолжал насмешливо и немного высокомерно:

— Твоя искать тут, искать там... Что хотеть увидеть? Что искать? Моя все знать! А твоя никогда ничего не знать!

— Дудки! — вдруг неожиданно ответил ему Павлик, тоже переходя на французский и тоже не очень правильно.Моя тоже все знать!

— Как? — удивился человек из Махдии и даже слегка попятился.Как твоя сказал? Яночка дернула брата за рукав.

— Ты что, спятил?

Но того уже было не остановить.

— Расхвастался! «Все знать»! Ничего твоя не знать! Мы больше знаем. Мы знаем, что один из ваших воров крадет только для себя, а потом... как сказать «продает отдельно»? — обратился Павлик за помощью к сестре, которая была сильнее его во французском.

— Separement,подсказала Яночка.

— Вот именно! Сепарман! Тот вор красть для себя и продавать сепарман тоже только для себя. А твоя не знать!

Теперь уже ошарашен был незнакомец из Махдии. Какое-то время он вникал в смысл Павликовых слов, потом попытался что-то для себя уточнить.

— Какой вор? — встревоженно поинтересовался он.

— А тот, с яйцом,ответил Павлик и сразу же поправился: — да нет, я хотел сказать — с глазом!

Вечно путаются у него эти два слова по-французски, очень похоже звучат. И не будучи уверен, что его правильно поняли, мальчик наглядно продемонстрировал, какого вора имеет в виду: втянул щеки, демонстрируя худобу преступника, и пальцем оттянул край нижнего века. Получилось очень похоже. Во всяком случае человек из Махдии сразу понял, о каком воре речь.

— Вай! — грозно воскликнул он.

Павлик смотрел на незнакомца бесстрашно и даже немного вызывающе. Яночка сочла момент подходящим для того, чтобы вмешаться.

— Это правда, месье, — вежливо сказала она на неплохом французском. — Мой брат сказал правду.

Теперь человек из Махдии смотрел на детей без прежней издевки, а как-то задумчиво. Потом неожиданно улыбнулся и почти ласково произнес:

— Мерси, мои дети. Вы и в самом деле знать больше, чем моя. Но для вас лучше сидеть дома. Не ходить далеко, не искать. Массалями! Оревуар! До свидания!

Он повернулся и пошел к своей машине. Брат с сестрой молча смотрели ему вслед. Араб сел в машину и уехал. Только тогда дети ожили.

— Не иначе у нас с тобой крыша поехала! — недовольно сказала Яночка. — Зачем было говорить ему о кривом воре? Его сообщнике?

— А что, надо было сказать, что мы ищем сокровища? — вспыхнул Павлик. — Ведь ясно же — он нас опознал, видел, что мы крутимся по всей округе. Вот я и подумал: надо приплести вора, это отвлечет его внимание, пусть думает, шныряем мы только из-за того, чтобы разыскать награбленное. И видишь, очень хорошо сбили его с толку! Во всяком случае подбросили проблему, теперь ему не до нас.

Девочка открыла было рот, чтобы возразить, но раздумала. Потом все-таки отыскала аргумент.

— Твоя тактика хороша лишь в том случае, если он намекал на сокровища. Если же о сокровищах не имеет понятия, но тесно связан с воровской шайкой...

— Более чем уверен — связан! — перебил ее брат.

— Тогда не стоило информировать его о наших открытиях.

— Не дрейфь! Сейчас он наверняка отчалил к себе в Махдию. Этой же ночью отвалим глыбу у входа в пещеру, хватаем сокровища и сматываемся!

— Спятил? Куда же мы сматываемся? Павлик спохватился.

— Ну, не знаю... Алжир велик. Сестра издевательски заметила:

— Действительно велик. Сматываемся в пустыню, там закапываемся в песок и сидим. Так?

— Не знаю... Нет, конечно, не закапываемся, но и в Польшу уезжать еще рано, и не хотелось бы раньше времени, столько тут еще не видали! Да нет, хватаем сокровища и прячем! А самим прятаться нет смысла, никто же не узнает, что это мы.

— Во всяком случае придется нам с тобой еще раз хорошенько вымыть головы, чтобы следа черной краски не осталось. А эта хна такая едучая! И смотри мне, не проговорись — мы никуда не ходили, ничего не знаем. Если арабы на нас накапают, не признаваться. Мы тут ни при чем, это арабские дети там околачивались, а не мы. Понял?

— Да понял, понял! В конце концов, откуда им знать, кто забрал сокровища?

— А ты что, можешь взорвать глыбу шепотом?

— Как ты сказала? — не понял брат. Сестра пояснила:

— Сможешь произвести взрыв таким образом, что никто не услышит? Насколько мне известно, взрывы всегда жутко громкие, значит, сбежится весь город. И даже дурак поймет, что-то там было...

— Но никто не узнает, что, потому как мы успеем унести сокровища.

— А если не успеем?

Павлик задумчиво крутил в руках мяч.

— Да ладно тебе, — наконец сказал он, — мы рискуем, понятное дело, но всего не предусмотришь. Даже если там какие-то сокровища и останутся, пускай забирают, я не жадный. Главное, чтобы никаких следов не оставить, тогда на нас ни в жизнь не выйдут. А потом будем вести себя осмотрительно, вот до нас никто и не доберется.

У Яночки не было такой уверенности, но не отказываться же от поисков сокровищ, из-за чего они, собственно, и приехали в Алжир! Павлик прав в одном: надо как можно скорее провернуть всю операцию и потом затаиться.

— Хорошо! — сказала она наконец.За дело! Немедленно принимайся за изготовление запального шнура, ему еще высохнуть надо. Провернем операцию сегодня же ночью.

Сквозь ночную дымку просвечивала половина луны и довольно сносно освещала землю. Было уже поздно, около трех ночи. Яночка с Павликом притаились у подножья горы и выслали на разведку Хабра. На операцию двинулись с большим опозданием, но не по своей вине. В этот вечер к Хабровичам пришли гости и просидели до полуночи. После их ухода мама наводила порядок в гостиной и мыла посуду. Потом пришлось подождать, пока отец с матерью не заснули, и только тогда выйти из дому. Дом и калитку дети заперли, ключ забрали с собой. Правда Яночка сомневалась, стоит ли так поступать, но брат был настроен решительно.

— Не хватало еще, чтобы обокрали дом, когда мы отправимся за сокровищами! А обокрадут, как пить дать, если не запрем.

Хабр вернулся и сообщил, что вокруг все спокойно, ни одной живой души поблизости. Яночка с Павликом смело направились к пещере.

На всякий случай волшебную лампу захватили с собой, но в пещере Павлик пользовался только электрическим фонариком. Его, как и лампу, несла Яночка. Мальчик тащил в одной руке большую пластиковую сумку, набитую взрывчаткой, в другой — запальный шнур. И то, и другое удалось доставить на место благополучно.

Оставив Хабра сторожить снаружи, Яночка с Павликом пролезли в пещеру. Яночка светила фонариком, Павлик принялся за подготовку взрыва. Воткнув конец запального шнура в сумку со взрывчатой смесью, Павлик крепко-накрепко обвязал веревкой пластик вокруг шнура, затем вырыл яму под круглой каменной глыбой и заложил в нее сумку со взрывчаткой, стараясь, чтобы она оказалась как раз под буквой «5». Метр бикфордова шнура аккуратно разложил на полу пещеры и еще раз внимательно осмотрел дело рук своих.

— Ну, вроде порядок! — удовлетворенно заявил он.Когда рванет, глыба обязательно отвалится, никуда ей не деться. Выйди и стой у входа, а когда я подожгу шнур, сразу беги в укрытие. Чтобы я не наскочил на тебя, когда сам выскочу.

Прижимая к груди торбу с драгоценной лампой, Яночка задом выбралась из пещеры и замерла у входа, светя фонариком внутрь. Она видела, как Павлик зажег спичку и поднес ее к концу шнура. Шнур загорелся сразу, огонек весело побежал по скрученным нитям, пропитанным зажигательной смесью. Яночка побежала тоже.

Павлик не медля выскочил из пещеры. Яночка бежала к выходу из каменоломни, шепотом призывая к себе Хабра. Оглянувшись и убедившись, что запальный шнур продолжает гореть, Павлик со всех ног бросился за ними.

Укрытие находилось в тридцати метрах от пещеры, за выступом высокой скалы. Добежав туда одновременно с Яночкой, Павлик выхватил у сестры фонарик и посветил себе на часы. Дети укрылись за скалой, прижались к земле и в напряжении стали ждать.

— Одиннадцать секунд прошло с того момента, как я поджег шнур,шепотом считал Павлик.Двенадцать, тринадцать... восемнадцать...

Оба напряженно всматривались в секундную стрелку, которая почему-то ползла жутко медленно.

— Тридцать пять,бормотал Павлик.Мы бы десять раз успели даже до дому добежать! Надо было сделать шнур покороче. Сорок...

Когда истекла минута, нервы детей не выдержали. Павлик сжал коленями обе руки — и ту, на которой часы, и ту, в которой фонарик. Очень уж они тряслись от волнения, стрелка прыгала. Хабр сделал попытку высвободиться из Яночкиных объятий, но девочка его не пустила.

— Минута пятнадцать, минута шестнадцать,в панике считал Павлик.

Насчитав полторы минуты, считать перестал. Что там могло произойти? Не ошибся же он в расчетах.

Веселый огонек в пещере бодро бежал по шнуру, то останавливаясь, то снова припуская. Вот он добрался до начала пластиковой сумки с взрывчаткой. К сожалению, пластик оказался того сорта, который от огня плавится. Он и расплавился, превратившись в обуглившийся твердый шарик. Добежав до шарика, огонек ткнулся в него, но шарик не желал зажигаться. Огонек сунулся с одной стороны, с другой, ослабел и погас.

В укрытии за скалой у Яночки от волнения застучали зубы. Хабр вырывался изо всех сил.

— Две минуты и пять секунд! — стуча зубами проговорила девочка. — Что это значит? И Хабр вон изо всех сил вырывается.

— Сам ничего не понимаю,ответил брат.А пса не отпускай. А, черт, вырвался! Хабр, назад!

Хабр действительно вырвался от Яночки, бросился к котловану и сразу припал к земле. Виновато оглянувшись и извиняюще стуча по земле хвостом, он пополз куда-то в темноту. Яночка вскочила тоже.

— Слушай! — прошептала она брату. — Раз Хабр туда бросился, значит, уже не взорвется.

— Наверное, фитиль погас! — сказал Павлик злой и расстроенный.А у меня нет запасного.

— Раз погас, пусть там и лежит до завтра,решила Яночка.А мы второй шнур сделаем.

— Ты что! Этого нельзя там оставлять. Вдруг кто войдет, бросит горящую спичку. Или просто грохнет по камню чем-нибудь, от удара тоже может взорваться.

— Да не волнуйся ты! Сейчас, ночью, вряд ли кто туда пойдет, а завтра нерабочий день, никто тут не появится.

— Но появится послезавтра и может взорваться! Нет, надо непременно забрать наш пакет!

В этот момент опять появился Хабр и принес ужасные новости. Всем своим поведением он давал понять, что в карьере появились люди, что они идут сюда, что они уже близко...

Павлик простонал в отчаянии.

— Если они войдут в пещеру, обязательно увидят нашу взрывчатку. А если не увидят, еще хуже — могут взорваться! Нельзя их ни за что подпустить к пещере. Ну придумай же что-нибудь! Надо это обязательно оттуда забрать!

— Подожди, попробуем разобраться, что здесь происходит.

Встав на четвереньки, дети осторожно высунулись из-за скалы. Сначала они увидели в лунном свете две человеческие фигуры, одна из них спускалась по склону, вторая уже подбегала к сараюшке. Приглядевшись, дети обнаружили и третьего человека, у самого входа в каменоломню, он тоже притаился за камнем. И увидели его лишь потому, что Хабр обратил на него их внимание. Мало того, Хабр сообщил, что с другой стороны приближается еще кто-то...

Прямо какое-то ночное нашествие! Притаившись за скалой, Павлик с Яночкой ожидали развития событий. Вот второй человек спустился со склона горы и тоже проскользнул к сараю. Тот, что прятался у входа, сделал знак рукой. По этому знаку вниз со скалы стали спускаться еще несколько человек, плохо различимых в темноте.

Хабр беспокойно крутился возле детей и вдруг стремительно кинулся к пещере. Умная собака прекрасно понимала, что оба ее маленьких хозяина очень встревожены, и тревога их совсем другая, не такая, когда они напряженно ждали чего-то, а хозяйка прижимала его к себе и не пускала в пещеру.

Теперь вот появилось много чужих людей, пришли они сюда явно не с добрыми намерениями, а имущество его, Хабра, хозяев осталось там, в пещере, и ему угрожает опасность, вот из-за этого дети и тревожатся. И его святой собачий долг это имущество оберегать...

Спустившиеся с горы два человека со всех ног кинулись к сараю. Третий, до сих пор прятавшийся у въезда в каменоломню, тоже кинулся туда. Из сарая выскочил один из тех, что вошли туда раньше, и укрылся в тени барака. Когда трое вновь прибывших ворвались в сарай, этот вынырнул из темноты и со всех ног кинулся к пещере. В руках он что-то нес. Яночка с Павликом тоже бросились к пещере, но тот добежал раньше, и дети стали свидетелями необычной сцены.

Бегущий человек уже собирался протиснуться в узкое отверстие пещеры, как вдруг замер, увидев вдруг перед собой чью-то жуткую морду с оскаленными белыми зубами, ярко блестевшими в лунном свете, и услышав леденящее душу страшное рычание.

У Яночки с Павликом перехватило дыхание, они не могли пошевелиться. В ночной тишине рычанье разнеслось окрест и вернулось, многократно подхваченное эхом. Хабр рычал, как сто тысяч чертей, ясно давая злоумышленнику понять, что тот может проникнуть в пещеру только через его труп. Яночка не верила своим ушам. Первый раз слышала она, чтобы ее вежливая, воспитанная собака рычала так страшно, прямо по-звериному. Девочка уже собиралась кинуться к своему любимцу — неизвестно ведь, что может сделать ему этот злоумышленник! Но тут события приняли неожиданный оборот. Рычание зверя услышали и люди в сарае и кинулись к пещере, что-то крича по-арабски. Человек у пещеры не стал их дожидаться и метнулся куда-то в темноту. Вот из темноты послышались крики, шум драки, в свете луны что-то блеснуло, и дети с ужасом увидели, как двое нагнулись над третьим, лежащим на земле...

Не взирая на опасность, Яночка пробралась поближе к пещере и позвала:

— Хабр, ко мне! Хабр, сюда, быстро!

Пес понял, что обстоятельства изменились, видимо отпала необходимость защищать оставленное в пещере имущество. Через секунду он уже был рядом с Яночкой, еще через две оба вернулись к Павлику. Тот не стал терять времени, повернулся и кинулся наутек под прикрытием скалы. Яночка с Хабром последовали за ним.

Остановились они только на шоссе. Тяжело дыша, брат с сестрой уселись передохнуть на обочине. Нисколько не уставший Хабр бодро бегал вокруг, бдительно охраняя их покой.

— Теперь... там... труп,с трудом выговаривала Яночка.И никто не должен знать, что мы там были! Вот теперь это для нас действительно опасно. Если они догадаются...

— Еще как догадаются! — откликнулся тоже очень взволнованный Павлик.Ведь они же видели Хабра, а еще лучше слышали, как он рычал! Как целый оркестр! Как сто тысяч собак!

— Рычать мот кто угодно, а всем известно, что наша собака не рычит и не лает. Мы и то первый раз слышали такой рык! Что же касается того, что видели... Видел его только один из них, а он уже... того. Никогда никому ничего не скажет. Убит!

— И что с нашим псом приключилось? — недоумевал мальчик.Ни с того ни с сего изобразил из себя дикого зверя.

— Как это ни с того ни с сего? Сам всю дорогу ныл: «Надо забрать это из пещеры, надо забрать!» Ты думаешь, он ничего не понимает? Пора бы уже знать — все великолепно понимает! Вот и кинулся туда, чтобы не допустить врага к нашей вещи.

— Езус-Мария, теперь уже в присутствии этой собаки и слова сказать нельзя?

— Умное слово можно, а не глупости! Ну так вот, никто из них не знает, что это был именно Хабр. В темноте блестели только страшные зубы, а тут вон сколько бездомных собак водится! А Хабр всегда с нами, по ночам не бегает, мы же с тобой давно спим себе дома.

— И в самом деле... Только вот сны нам снятся кошмарные.

Постепенно дети немного успокоились, дыхание восстановилось. Яночка устроилась поудобнее, оперев локти на коленях и уткнувшись подбородком в скрещенные ладони. Павлик спиной прислонился к склону насыпи. Хабр растянулся у их ног.

— Не вернемся домой, пока всего не продумаем,сказала девочка.Неизвестно, что может случиться утром.

— Давай скорее думать, отцу ведь рано на работу, еще обнаружит, что заперт в доме.

— Конечно. Родители должны быть уверены, что мы всю ночь сладко спали. Так вот, я считаю, что убит тот самый вор, с кривым глазом.

Павлик вздрогнул.

— Если это и в самом деле так, не может быть сомнений: мы в этом виноваты.

— Никаких «если», — холодно заметила Яночка. — Так оно и было. Человек из Махдии приехал сюда еще раз и прикончил его!

— Не стал откладывать дела в долгий ящик...

— Да, тянуть не стал. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, насколько для нас это опасно?

— Не станет же он трезвонить о том, что пришил сообщника!

— Ясно, не станет, но если хоть немного соображает, если помнит, что мы знаем то же, что и он... Как думаешь, что сделает?

— Ясно что: свернет нам шеи. Я бы на его месте тоже свернул.

— Не паникуй, не так все страшно. Во-первых, он не знает, что мы стали свидетелями убийства. Во-вторых, мы не знаем имен ни кривого вора, ни человека из Махдии.

— Но убийца может не знать, что мы не знаем,возразил брат.

— Верное замечание, имени и фамилии не знаем, но в лицо опознать можем.

— Не нагнетай! Если он действительно человек неглупый, на время где-то спрячется.

— И сообразит, что не в наших интересах выдавать его полиции. Да и Хабр нас всегда предупредит, если он где поблизости появится, мы успеем сбежать. Не придет же он убивать нас в наш дом?

— Не придет, — согласился Павлик.Убить нас он должен так, чтобы казалось — мы случайно погибли. Ладно, я и не очень-то боюсь, но вот что делать с убитым кривым вором? Ведь нас замучают угрызения совести. В конце концов, лично нам он ничего плохого не сделал, а убили его из-за нас. Вернее, из-за меня. Надо было мне тогда выскочить с доносом!

— Я тоже виновата, поддержала тебя. Но откуда нам было знать, что этот, из Махдии, сразу за нож схватится? Ты же не знал?

— Нет, конечно, мне такое и в голову не пришло. Знай такое, словечка бы ему не пикнул!

— Поэтому и-не переживай. Ну допустим, убитый у нас на совести, от этого никуда не деться, но это еще не значит, что мы тоже заслуживаем смерти. Надо как-то загладить свою вину.

— Как?

— Пока не знаю. Может, позаботиться о жене и детях покойного. Интересно, были у него жена и дети?

— Даже если и не было, уж наверняка осталась старушка мать. О ней тоже можно позаботиться. А как?

— Я думаю, если мы все-таки найдем сокровище, половину надо отдать им. Жене и детям или старушке маме. Ты как считаешь?

Павлик жалобно простонал:

— Да я хоть и все сокровище готов отдать, только бы избавиться от этих угрызений совести. А тут еще взрывчатка осталась в пещере... Если на ней кто подорвется, тогда мне хоть помирать! Никакими сокровищами не отделаешься — я виноват. Езус-Мария, как все сложно! У Яночки был уже продуман план.

— А со взрывчаткой сделаем так: займемся этим ближайшей ночью. Сейчас туда нельзя возвращаться. А завтра обязательно пойдем. Хабр скажет нам, нет ли там кого, войдем в пещеру...

— И что?

— И или ты приделываешь другой шнур и взрываем, или забираем пакет со взрывчаткой. Я думаю, сегодня в пещеру никто не пойдет, пятница, нерабочий день, в котловане никого не будет.

— Труп останется.

— Тут тоже возможны два выхода. Или убийцы унесут труп куда подальше и спрячут, или оставят на месте. И что, побегут в полицию сообщать о нем? Не такие уж они дураки. Вот труп и полежит себе спокойно аж до субботы, когда рабочие снова приступят к работам в котловане.

— Возможен и третий вариант,сказал Павлик.Ведь котлован огромный, где-нибудь там и спрячут, зачем куда-то относить. А если через год его и откопают, один скелет найдут...

— При их темпах откопают не раньше, чем лет через десять,заметила девочка.

— Ты права! — оживился брат.Знаешь, мне немного легче стало. И в самом деле, в пятницу туда никто не пойдет, можно надеяться, наша взрывчатка спокойно пролежит весь день. Хоть на этот счет меня не замучают угрызения совести.

Яночка встала и потянулась, расправляя затекшие ноги.

— А сейчас — домой! Только пойдем кружным путем, не через поселок, чтобы нас кто ненароком не заметил...

— Я вот тут подумал и понял, что Хабр опять оказался умнее нас с тобой,говорил Павлик утром, расставляя стулья вокруг стола, на который Яночка накрывала к завтраку.Ведь он же первый сообразил — нельзя допускать врага к пещере. И не допустил. А представляешь, что там могло случиться? Если бы они драку в пещере затеяли. Как миленькие бы подорвались!

— Для одного из них это уже без разницы,философски заметила девочка.

— Для одного! А тогда у меня на совести было бы трое!

Завтрак сегодня припоздал. Во-первых, отцу не надо было идти на работу, во-вторых, накануне все поздно легли.

Хабровичи еще сидели за столом, когда кто-то затарабанил в калитку. Оказалось, это пан Кшак.

— Анджея обокрали! — крикнул он.Увели все самое ценное. И теперь мы с Рогалинским не знаем, что делать:

Естественно, все Хабровичи бросили завтрак и обступили земляка. Пан Роман удивился:

— А почему вы с Рогалинским? Обокрали ведь Анджея.

— Кофе выпьешь? — одновременно сказала пани Кристина.

— С удовольствием,ответил гость ей, а пану Роману пояснил: — Потому что Анджей еще вчера уехал в Алжир, а нам с Рогалинским велел присматривать за его домом. Вчера мы допоздна у вас задержались, а сегодня утром заглянули — кошмар! Выбили стекло в окне и унесли из дома самое ценное.

— Что именно?

— Мы с Рогалинским прикинули, выходит, что свистнули магнитофон, кондиционер, кофемолку, ботинки, куртку, дрель. Не знаю что еще. Даже электробритвы не видать, тоже, наверное, украли. Думаю, кража совершена еще днем, когда все были на работе, а неработающие жены по магазинам бегали.

— Какой ужас! — воскликнула пани Кристина.

— Ну знаете, это уже переходит все границы! — разгневался пан Роман.Сколько нам можно терпеть! Пора что-то предпринять. Не знаете, Анджей как-то пометил свои вещи?

Пан Кшак радостно подтвердил:

— А как же! Я сам помогал ему везде ставить метку. Где скоблил гвоздем, где краской мазал — сорок четыре! Даже на ботинках. Потому первым делом к вам бросился...

И пан Кшак покосился на Павлика с Яночкой, которые не пропустили ни слова из рассказа соседа, но сидели тихо, будто их это не интересовало, только невольно устремили взгляд на Хабра. Взрослые тоже с надеждой уставились на пса, который, съев свой завтрак, теперь спокойно дремал под журнальным столиком.

— В принципе, надо немедленно сообщить о краже в полицию,не очень уверенно сказал пан Роман,но, с другой стороны, нам велели держаться от воров подальше, чтобы избежать кровной мести. Вот и не знаю, с чего лучше начать...

— Интересно, где этот их Хаким? — недовольно спросила пани Кристина.Вроде бы его очень заинтересовали наши дела, обещал сюда приехать и... Дети, что скажете?

Яночка с Павликом никак не ожидали после ночных страшных переживаний еще и этого неожиданного события. Новое осложнение! Они решительно не знали, что ответить матери. Притворившись, что всесторонне обдумывают проблему, оба принялись с задумчивым видом попивать свой кофе с молоком...

Оставленная в пещере на произвол судьбы пластиковая сумка со взрывчаткой лежала себе спокойно в том месте, куда ее положил Павлик, как раз под щелью в скале, уходящей куда-то ввысь. Время от времени из щели сыпались на сумку песок, щебень и мелкие камешки. Случалось, сваливались и камни покрупнее. Не попадая прямо на сумку, они ложились рядом. Похоже, где-то высоко оторвался от скалы большой обломок и теперь прокладывал себе путь вниз по расщелине, попутно расширяя ее.

Под воздействием силы тяжести он пробился наконец сквозь самое узкое место. Огромная глыба весом в сотни килограммов рухнула прямо на круглый камень у входа в пещеру с подложенной под него взрывчаткой...

Мощный взрыв прогремел так близко, что домик зашатался на фундаменте. Глухо ухнула земля. Грохот взрыва, эхом отражаясь от окрестных гор, словно повис в воздухе, заставляя людей в страхе втягивать головы в плечи.

Пани Кристина в ужасе воскликнула:

— Езус-Мария, что это? Опять землетрясение?

Мужчины вскочили с места, опрокинув стулья, Хабр проснулся и вопросительно тявкнул, Павлик вылил на себя остатки кофе из стакана. Яночка не пошевелилась только потому, что замерла от ужаса.

Взрыв не повторился, земля под ногами больше не дрожала. Придя в себя, взрослые заговорили все разом, строя всевозможные предположения о причине непонятного явления. Яночка с Павликом переглянулись — для них явление было понятно. Хабр выскочил из-под стола, Павлик, истекая кофеем, сорвался со стула, Яночка обрела способность двигаться, и все трое бросились к двери.

— Куда? — рявкнул отец.

— Мы должны... нам надо это немедленно увидеть! — крикнула Яночка в ответ.

— Что увидеть? — заинтересовался пан Кшак.Вы знаете, что это?

— Вы знаете? — подхватила пани Кристина.

— Знаем, что в каменоломне,не очень вразумительно пояснил Павлик.

— Почему думаете, что в каменоломне? — вцепился в сына отец.Грохнуло непонятно где. Почему вы решили, что именно в каменоломне?

— И вовсе не непонятно где, а в той стороне, где каменоломня,упорствовал сын. Дочка поддержала его:

— Да, да, в каменоломне, и надо поскорее посмотреть, что там случилось!

— Поехали! — подхватил пан Кшак.Моя машина у калитки. Я верю вашим детям,бросил он Хабровичам на бегу.Раз они говорят, что в каменоломне, значит, так оно и есть. Видите же, и собака намерена бежать с ними туда!

Брат с сестрой и собака уже сидели в машине пана Кшака, когда и пан Роман решил ехать. Две машины помчались к каменоломне.

Мчались как на пожар. По улицам города пронеслись каким-то кратчайшим путем, пан Кшак знал его. Не помешало и столпотворение на улицах. Жители высыпали из домов, возбужденно жестикулировали и кричали на улицах, бестолково метались, оглядываясь по сторонам. Ясно было, что они тоже не понимали причины взрыва. Беспрестанно сигналя, пан Кшак, нарушая правила уличного движения, пробился на окраину города.

Их машина первой прибыла к каменоломне. Пока у въезда в нее столпились лишь несколько рабочих и кучка вездесущих детей. Зато весь склон запрудила толпа — высыпали жители рабочего поселка. Рабочие каменоломни спрятались за бараком и боязливо выглядывали оттуда. Подойти к месту взрыва никто не решался.

Впрочем, определить место взрыва было непросто Весь котлован был затянут пылью, которая только-только начинала рассеиваться.

Первым из машины выскочил Хабр, следом за ним поспешили Яночка с Павликом. Подъехавшая на следующей машине мама попыталась их остановить. Пан Роман успокоил жену:

— Не волнуйся, собака не пустит их в опасное место. Гляди-ка, и в самом деле взорвалось здесь! Как это они сразу поняли?

Когда немного осела пыль, видны стали последствия взрыва. Половину котлована засыпали свалившиеся на дно камни, слева в его каменной стене виднелась огромная выемка, откуда продолжали сыпаться песок и мелкие камни.

Пробежав несколько метров, Павлик с Яночкой остановились у места взрыва.

— Тебе велено было отвалить одну глыбу, а ты что наделал? — укоризненно сказала Яночка.

Павлик и без того был огорошен. Жутко удрученный, он пробормотал:

— Нет, не желаю знать, был ли там кто... Видишь, недаром я беспокоился. И откуда теперь взять сокровища для выплаты жене и детям?

Яночка оглянулась

— Хабр! — позвала она собаку.Где пещера? Ищи пещеру! Ищи!

Собака уверенно направилась в самый центр каменного хаоса. Ее не смущало беспорядочное нагромождение камней, шла она спокойно, опустив нос к земле. Значит, больше ничего не взорвется, не свалится на головы, можно смело идти за псом. И Яночка с Павликом пошли, то и дело перелезая через обломки скал и по щиколотку утопая в мелком щебне. Глядя на детей, родители и пан Кшак неуверенно двинулись следом за ними.

— Если там какой труп лежит, Хабр его учует,пробормотал мрачный Павлик.

Яночка вздрогнула, остановилась и пропустила брата вперед. Потом боязливо пошла за ним.

Выглядывающие из-за барака люди что-то предостерегающе кричали, пан Роман что-то крикнул им в ответ, наверное, что больше ничего не обрушится. Тогда и они осмелились выйти из своего укрытия, но к месту взрыва все еще не решались приблизиться.

Хабр смело и в то же время осторожно пробирался дальше, все время интенсивно нюхая землю и время от времени громко чихая от пыли. Но вот он перестал искать след и рванулся вперед.

Круглая глыба у входа в пещеру была псу хорошо знакома, дети столько раз гладили ее руками, ощупывая со всех сторон, что ее запах Хабр теперь явственно ощущал. Круглая каменная глыба, подхваченная мощным взрывом в тесной пещере, с огромной силой ударилась о своды и раскололась на две почти равные части. Сейчас обе лежали под открытым небом, обращенные внутренней стороной к этому небу, немного присыпанные песком и щебнем. Подбежав к расколотой глыбе, торжествующий Хабр сделал над ней свою знаменитую стойку. Он нашел что надо!

Яночка с Павликом перелезли через отделявшие их от собаки последние осколки разлетевшейся пещеры и окаменели. За ними через те же осколки перелезли родители с паном Кшаком и тоже окаменели.

Первой пришла в себя мама.

— Всемогущий Боже! — дрожащим голосом воскликнула она.Да ведь это же настоящие сокровища!

В солнечных лучах обе половины расколовшейся круглой глыбы сияли каким-то волшебным, фиолетовым светом, ни на что не похожим, сказочным! Полая внутренность обеих половинок глыбы была густо усажена огромными прозрачными кристаллами. И эти кристаллы испускали из себя глубокий фиолетовый свет!

— Ну-ну! — только и проговорил пан Роман.Потрясающие аметисты!

— Потрясающие! — подтвердил пан Кшак.В жизни не видел подобных! Феноменально!

Павлик с Яночкой стояли неподвижно, как пораженные молнией. Да и в самом деле представшее им зрелище могло ошеломить кого угодно.

Но вот Хабр пошевелился, опустился на все четыре лапы и принялся исследовать окрестности.

Павлик с Яночкой тоже пошевелились. Нерешительно переглянувшись, они шагнули к сокровищам, но не нашли в себе силы к ним притронуться. Притронулась мама. Она первая осмелилась наклониться над аметистами и потрогать их. Потом наклонился пан Кшак и подобрал два отвалившихся фиолетовых кристалла.

— Это награда вашему псу,весело сказал он, подавая их Яночке.Отыскавшему сокровища всегда полагается процент.

Наблюдавшие за поляками арабы совсем осмелели, и самые храбрые потихоньку двинулись к ним, желая рассмотреть, что это иностранцы там обнаружили.

Яночка автоматически приняла собачий процент, все еще до конца не осознав значения случившегося. Оторвав взгляд от фиолетового огня, Павлик с тревогой перевел его на Хабра, который явно что-то еще искал под камнями. Наверняка учуял труп! Вот, перестал крутиться и замер на месте, оглянувшись на них с Яночкой. Сомнений не осталось: обнаружил труп кривого вора!

Ноги у мальчика подкосились, сердце тревожно забилось. Хоть взрывом и снесло порядочный кусок склона каменоломни, мальчик без труда узнал место, где этой ночью произошла драка между преступниками. Что делать?

Послышались автомобильные гудки и шум моторов, к каменоломне прибыли городские жители. Осмелевшие рабочие припустили вниз толпой. Нагнувшись, пан Кшак быстренько пособирал с земли разлетевшиеся кристаллы аметистов и раздал их Хабровичам.

— Нечего стесняться! — решительно заявил он.Раз уж нам повезло, давайте хоть немного прихватим этих камешков, пока вон саранча не налетела. Ведь вмиг все растащат! И следа не останется, уж я знаю. — Нет! Нельзя допустить, чтобы это растащили! — решительно произнес пан Роман.Редкой красоты жеода, даже в Бразилии такое не часто встретишь. Сташек, дуй за полицией, мы попытаемся это сохранить. Надо как-то их задержать.

— Полиция уже прибыла! — махнул рукой пан Кшак на подъехавшие машины.А вместе с ней и весь город.

Обернувшись, Хабровичи увидели, как от въезда в каменоломню надвигается густая толпа, во главе которой виднеется несколько человек в мундирах полицейских. Вот они подошли ближе, и Хабровичи с огромным облегчением узнали в человеке, возглавляющем группу полицейских, господина Хакима...

Поскольку пани Кристине надо было готовить обед, она пожертвовала собой и уехала домой, с сожалением покинув самое притягательное место земного шара. Детей и мужа обязался привезти пан Кшак на своей машине.

В каменоломне же происходило форменное столпотворение. Весть о сокровищах с быстротой молнии разнеслась по окрестностям, и теперь на дне котлована толпились все жители Тиарета, вся полиция и власти. Дорога была битком забита машинами, и вновь прибывшие уже не могли пробиться к котловану. А молва о сказочных сокровищах неслась все дальше по стране, и чем дальше она неслась, тем сокровища становились все сказочнее. В Махдии уже говорили об аметистовых и алмазных скалах.

Забившись в безопасную выемку на склоне горы, Яночка с Павликом наблюдали отсюда за происходящим внизу. Отец с паном Кшаком остались на дне котлована, помогая полиции сдержать напор все растущей толпы. Многие из местных жителей уже успели запастись кирками и молотками и теперь крушили казавшиеся им перспективными каменные глыбы. От сотрясения в одном месте от скалы оторвался и рухнул вниз крупный каменный блок, только чудом никого не покалечив. А ведь там, внизу, клубилась плотная людская масса. Арабские галабии перемешались с европейскими пиджаками, кое-где мелькали даже белые хаики женщин. И повсюду крутились стайки бесчисленной детворы.

— Это и есть то сокровище, которое мы искали? — недоумевал Павлик.Кто бы мог подумать!

— Мы! — очень недовольная собой ответила сестра. Она сидела в своей любимой позе, упершись локтями в колени и положив подбородок на скрещенные кисти рук.Мы должны были догадаться, но в этом Алжире человек как-то сразу глупеет.

— А ты хоть поняла, что же произошло?

— Что же тут непонятного! От взрыва лопнула та самая круглая каменная глыба. Я даже знаю, как такие глыбы называются. Ну, в которых внутри драгоценные камни. Вообще-то такие скопища кристаллов, которые растут с одного конца в ту сторону, где есть свободное пространство, называются друзами. А если попадется такая целая глыба внутри пустая, на ее стенках тоже нарастают друзы кристаллов. И такая глыба называется по-научному жеода, слышал же, отец тоже ее так назвал.

— Откуда ты это знаешь?

— Читала. Самые крупные жеоды с кристаллами драгоценных камней внутри встречаются в Бразилии. Я видела их на фотографии и никак не могу понять, почему сразу не догадалась. Ведь тут тоже горы, а горы Атласа самые разные по строению. И когда мне на глаза попалась такая круглая глыба, могла бы догадаться.

— И что тогда?

— И тогда мы бы ее взорвали. Только осторожно.

— Мы и так взорвали. И я очень старался сделать это осторожно. До сих пор не понимаю, с какой стати разнесло половину каменоломни. Наверное, скала была уже хлипкая, сразу обрушилась.

— Хватит о скале, давай о деле.

— О каком?

— Да о сокровищах, о каком же еще!

— Тебе еще мало сокровищ?!

— Да нет, куда больше! Я о другом. Неужели ты в самом деле думаешь, что на волшебной лампе была нацарапана надпись о жеоде? И один поляк велел другому взорвать гору, чтобы раздобыть аметисты? Откуда люди могли знать, что внутри глыбы спрятано такое сокровище?

Павлик подумал и неуверенно заметил:

— Я, конечно, о всяких там жеодах не читал, но ведь другие люди могли прочесть и догадаться. Ты думаешь, одна такая умная?

— Не очень-то просто догадаться. Здесь, в Атласских горах не встречаются залежи драгоценных минералов.

— Только что ты мне очень хорошо объяснила, что встречаются, и вдруг — нет! Мы же собственными глазами видели...

Девочка терпеливо пояснила:

— Это случайность. Голову даю на отсечение, что второй такой глыбы они здесь не найдут, хоть все горы сквозь сито просеют. Ну, может, одна-две жеоды еще где попадутся, но сомнительно. А даже если и попадутся, совсем необязательно с драгоценными камнями.

— А у них в середке что еще может быть?

— Да всякая ерунда. Какой-нибудь кварц и халцедон.

— А разве не могло так получиться, что кто-нибудь из наших обнаружил эту самую... как ее там...

— Жеоду.

— ...эту самую жеоду и догадался, что в ней аметисты. И велел своему сообщнику ее отыскать и взорвать.

— Не мог он догадаться, что у нее в середине аметисты, это ведь не Бразилия, — упорствовала Яночка.

Помолчали. На дне котлована господин Хаким влез на камень и произнес речь. По-арабски. Что-то очень горячо и убедительно говорил. Люди перестали напирать на кордон полицейских, но никто с места не двинулся, наоборот, из города подтягивались все новые толпы. Наблюдая за людьми внизу, Яночка вдруг заметила среди них знакомую личность.

— Гляди, человек из Махдии! — толкнула она Павлика в бок.

Оба не сговариваясь шмыгнули за обломок скалы, где уже давно прикорнул Хабр. Правда, отец было потребовал, чтобы дети оставили его для защиты сокровищ от напиравших со всех сторон арабов с ножами и ломами, но Яночка не согласилась. Во-первых, ради безопасности своего любимца, во-вторых, боясь, что, увидев собаку при дневном свете, кто-нибудь из злоумышленников может догадаться, что же такое так страшно рычало тут прошедшей ночью.

Человек из Махдии исчез в толпе, но дети остались в укрытии — тоже на всякий случай. И продолжали обсуждение проблемы.

Павлик говорил:

— Я считаю, что все-таки на лампе было написано как раз об этой самой жеоде. Ну, может, не о нашей конкретной, а о таких жеодах вообще. Вот ты сказала, что при виде ее должна была догадаться. Он и догадался, и написал другу, что попадаются тут такие перспективные глыбы, в них могут быть сокровища, вот пусть он их и поищет. В разных каменоломнях. И в этой, и в той, под Сугером, и в Обезьяньем ущелье. Правда, в ущелье мы их не видели, но ведь мы с тобой, честно говоря, мало чего там видели, крутились в одном месте. А ты сама сказала, что в здешних Атласских горах встречаются самые разные горы. Он мог тоже читать об этом.

— И могло случиться так, что слышал о каких-нибудь уже расколотых жеодах,подхватила Яночка.Знаешь, мне самой попадались на глаза обломки таких круглых камней. Наверняка кто-то что-то знал о драгоценных камнях, и наши тоже прослышали.

Тут снизу донесся какой-то усиленный шум и гул. Осторожно выглянув из-за камня, дети увидели, как, беспрерывно сигналя, на дно котлована протиснулся грузовик с полицейскими в кузове. Выскочив, они принялись оттеснять толпу от места взрыва. Пан Хабрович поднялся немного на склон и, прикрыв от солнца глаза, принялся высматривать своих детей. Яночка, высунувшись из-за камня, помахала отцу, и тот жестом показал ей на машину. Рядом с ним появился пан Кшак.

— Надо ехать,огорчился Павлик.Жалко, тут такое представление — на всю жизнь запомним! Может останемся, потом вернемся пешком?

Яночка подумала и возразила брату:

— Мама будет сердиться, она специально уехала, чтобы обед приготовить, а мы не явимся. Нет, поехали уж с ними, потом, если захотим, еще раз сюда прибежим. А отца расспросим, что ему сказал господин Хаким.

— И в самом деле. Ладно, спускаемся, только не заметил бы нас этот, из Махдии...

Мама и в самом деле извелась от ожидания. Обед стоял на столе, но она набросилась с расспросами на мужа и детей, не давая им куска проглотить. Выручил пан Кшак, который охотно принял приглашение на обед у Хабровичей. Вытащив из кармана горсть аметистов, он рассыпал их на скатерти, и пани Кристина на время лишилась дара речи — Возможно, эти камешки хоть как-то компенсируют Анджею потери от кражи,сказал веселый пан Кшак, покончив с супом.Больше не удалось собрать, жаль. И один кусочек обязательно оставлю для жены. Она скоро приедет и наверняка мне глаза выцарапает, узнав о том, что я первый был на месте взрыва и не прихватил для нее ни одного камешка.

— Не волнуйся, я видел, Рогалинский тоже немного собрал, и я вот — успокоил его пан Роман,Анджею с лихвой хватит. Счастье, что эта жеода оказалась такой прочной, не разлетелась на мелкие кусочки, а аккуратненько раскололась на две части, так что кристаллы внутри почти не пострадали. Поразительно!

— Ну рассказывайте же, что там было! — допытывалась пани Кристина.Неужели люди не растащили все по кусочку?

— Пытались, и одну половину почти всю повыковыривали, но тут появился господин Хаким и с умом организовал полицейский заслон. К тому же речь произнес,рассказывал пан Кшак.Я там понимал с пятого на десятое, но он что-то такое втолковывал им о необходимости беречь народное достояние.

— И что будет дальше?

— Вызвали подъемный кран, отвезут глыбу в Алжир, в Национальный музей. Можно было бы и на руках поднять эту половинку жеоды, погрузить ее в кузов, но господин Хаким не без оснований опасается, что пока рабочие будут поднимать, оберут все до последнего камешка, так что предпочел не рисковать.

Яночка сочла момент подходящим и задала вопрос:

— А как же с остальными?

— Ты что имеешь в виду? — не понял отец.

— Остальные жеоды. Я видела там еще несколько похожих круглых глыб. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Отец ответил подумав.

— Слышал, что тут до нас работали бельгийские геологи, они заинтересовались жеодами, даже раскололи некоторые, но внутри обнаружили только железистые кварциты и флюориты. Ничего особенного. Вот теперь начнется ажиотаж. Пока закрыли доступ в каменоломню и прекратили там работы.

— И теперь подождут, пока песок из пустыни не засыплет ее, — саркастически заметил пан Кшак.И конец проблемы.

Пани Кристина возмутилась:

— Но так же нельзя! Как можно оставить такое богатство? Растранжирить свое народное достояние, когда это может принести столько дохода стране!

— Ты что, впервые сталкиваешься с таким явлением? — мрачно поинтересовался муж. — У нас, что ли, не видела такого?

Пан Кшак задумчиво произнес:

— Разумеется, это расточительство. И похоже, они тут побьют даже наши рекорды в этой области. У нас вроде это не столь явно делается.

— Ну ты скажешь! — пылко возразила пани Кристина. — У нас это приняло ужасающие размеры. Забыл, что ли? Неубранный урожай на полях, неиспользованное вторичное сырье, закопанные в землю кирпичи... Кладут асфальт на дорогах, и тут же надо чинить, вечный ремонт канализации и раскопанные тротуары, невозделанные земли, отведение плодородных земель под строительство, гибель окружающей среды...

— Хватит, и без тебя знаю об этом.

— Тогда чему удивляться, что здесь сходное отношение к природным богатствам? — грустно заметил веселый пан Кшак. — Просто мы опередили арабов и действуем в этом направлении с большим размахом. Тут мы прочно лидируем...

— А вот если они закроют теперь каменоломню и не воспользуются такими возможностями, запросто побьют наши достижения! — неожиданно высказался Павлик.

Пан Роман примиряюще заметил:

— Хорошо еще, что никого не засыпало, никто не пострадал. Хочешь еще этого замечательного салата?

Пан Кшак почему-то поспешил отказаться от салата из репы.

— Да нет, спасибо. Я бы предпочел просто помидоры и сладкий перец. Ненавижу репу! Ох, извините, я не хотел обижать хозяйку...

— Нет, нет, вы меня не обидели,великодушно успокоила гостя пани Кристина, но поспешила перевести разговор: — Я как раз собиралась спросить, как получилось, что при таком сильном взрыве никто из рабочих не пострадал?

— А рабочих там в эту пору не было поблизости, кроме сторожа. Он спал в своей сараюшке. Взрыв прогремел в стороне, на западном склоне горы.

— Что же там взорвалось?

— Неизвестно. Может, какие газы скопились. Неизвестно даже, где именно произошел взрыв, потому что обрушился порядочный кусок склона,ответил пан Роман.

— А мне показалось, у твоего приятеля, полицейского начальника, зародились кое-какие подозрения,неожиданно заявил пан Кшак, и Яночка с Павликом вздрогнули от неожиданности.Он что-то подозревает, сдается мне...

— Кто-то идет! — перебил соседа пан Роман, потому что Хабр проснулся и навострил уши.А вот и он, легок на помине!

И хозяин дома поспешил встретить своего арабского знакомого.

Павлик с Яночкой попытались втиснуться в угол за диваном, чтобы стать незаметнее. Надо было во что бы то ни стало услышать разговор с полицейским начальником! Вот дети и забились в угол, надеясь, что на них не обратят внимания и не прогонят.

Господин Хаким от обеда отказался, но охотно согласился выпить чашечку кофе. Его засыпали вопросами, на которые он отвечал охотно и откровенно.

Сначала он подтвердил информацию пана Романа о том, что аметистовую глыбу погрузили в кузов грузовик и она уже отбыла в Алжир, в сопровождении почетного эскорта из трех полицейских машин. И печальное сообщение о том, что одна половина расколовшейся глыбы обобрана до последнего камешка, тоже подтвердил. Если бы кристаллы сидели прочно, часть удалось бы сберечь, но при взрыве они откололись и толпа моментально расхватала их, отколов и некоторые уцелевшие. Ничего, зато вторая половина жеоды увезена в безопасное место, а она сохранилась в превосходном состоянии. Каменоломню действительно сразу же закрыли, все работы приостановили, в ближайшее время специалисты займутся выяснением причин непонятного взрыва. А у него возникли некоторые подозрения...

Тут раздался скрип калитки и послышались чьи-то шаги. Не постучав, в дом ворвался пан Рогалинский.

— Черти его принесли! — шепотом выругался Павлик.Так и будут прерывать на самом интересном месте?

Сестра шепнула в ответ:

— Нет худа без добра, пан Рогалинский плохо знает французский, ему надо переводить то, что говорит полицейский, глядишь, и мы лучше поймем.

Пан Рогалинский получил свою чашку кофе и подключился к разговору. Начал он его с того, что вытащил из кармана несколько запыленных аметистов и протянул их пану Кшаку:

— Всего ничего удалось собрать. Как думаешь, хватить для Анджея?

Пришлось пани Кристине быстренько объяснить полицейскому, в чем дело. Полицейский рассмеялся.

— Незачем вам собирать драгоценности для пострадавшего. Я собственно и пришел для того, чтобы сообщить: нами обнаружены краденые вещи, сегодня можно их получить. Ограблена квартира господина Лопатко, я не ошибаюсь? И его вещи помечены, так ведь?

Взрыв радости среди присутствующих был достаточно красноречивым ответом. Правда, пан Рогалинский не все понял, но радовался за компанию, громогласно домогаясь, чтобы ему наконец сообщили, чему же он так радуется.

— Помолчи! — рявкнул на него Кшак и вцепился в полицейского: — Неужели найдено все украденное? Каким образом? Вы поймали воров? Да рассказывайте же!

— Сначала прошу сообщить мне, как помечены вещи господина Лопатко,решительно заявил полицейский, когда ему удалось перекричать шум в комнате, и вытащил блокнот.Такова формальность, мне надо окончательно убедиться.

Вырвав блокнот из рук полицейского, импульсивный пан Кшак изобразил на чистом листе бумаги большие и четкие две четверки. Пани Кристина сжалилась над Рогалинским и быстренько перевела ему слова полицейского.

Господин Хаким обстоятельно изучил две четверки и спрятал блокнот обратно в карман.

— У каждой полиции есть свои маленькие тайны,улыбаясь, сказал он.У нашей тоже. О краже мы узнали сразу же, немедленно двинулись по следу воров и, как по лунному лучу, вышли на их притон.

— Наша полиция не столь поэтична и по следам воров идет, как по нитке,заметил пан Роман.

— Нитки? — выкрикнул Рогалинский.Не думайте, что я по-французски совсем уж ни бум-бум. Я понял — «нитки»! Нашли похищенные нитки? Анджей очень переживает, что украли хлопчатобумажную пряжу, которую он припас для жены.

— Помолчал бы лучше! — невежливо оборвал друга пан Кшак и опять вцепился в полицейского:

— Как же вам удалось на этот раз так быстро обнаружить похищенное? До сих пор полиция была бессильна Произошло чудо?

— А у нас появились неожиданные помощники,улыбнулся господин Хаким и искоса взглянул на опять прикорнувшего под столиком Хабра.Благодаря им мы узнали, где похитители прячут украденное. Не все притоны, но два места узнали, и именно там обнаружились вещи с пометкой 44.

— Какие помощники?

— А вот этого никто никогда не узнает,опять улыбнулся полицейский.Пусть все думают, что это всецело моя заслуга, что я такой умный и расторопный. Придется мне смириться с амплуа ясновидящего. И все-таки до конца я не был уверен. Теперь вот эти ваши 44 устраняют все сомнения.

— С ума сойти! — в полном восторге выкрикнул пан Кшак.То-то Анджей обрадуется. Дорогой вы наш, знали бы, какой камень с души свалился. Когда можно получить вещи?

— Да хоть сегодня. Чем раньше, тем лучше. Тогда мои люди смогут в отчете написать, что не прошло и суток, как похищенное было обнаружено и возвращено пострадавшему. Возможно, что кое-кто из них получит повышение. Или награду какую...

И он опять взглянул на собаку.

Хорошо, что пани Кристина была занята переводом для Рогалинского, иначе могла бы кое о чем догадаться.

— А воры? — спросил ее муж.Что с ворами? Их поймали?

— Вся шайка арестована. Вернее, две шайки, всего девять человек. Разумеется, не считая главаря. Сидят все!

— Вот тебе и на! Шефа не удалось поймать?

— Да. Представьте, его никто не знает из преступников.

— Вы шутите! — удивился пан Роман.Как же это воры не знают своего главаря? Просто не хотят вам сказать. Надо бы их прижать малость.

— Их и прижимать не надо, сами говорят! — возразил господин Хаким.И даже слишком много говорят! Из того, что наговорили, следует — у них девять главарей! Каждый из преступников называет своего шефа и с пеной у рта доказывает, что именно его шеф — настоящий. Да чего там, я не очень огорчаюсь из-за этого. Главное, исполнители за решеткой. Пусть шеф даже и останется на свободе, пройдет какое-то время, пока ему удастся снова сколотить банду. У нас появится время передохнуть. Очень уж мы намучились с этими шайками, они совсем обнаглели. Теперь преступники на время приутихнут.

— Из этого следует,задумчиво проговорил пан Роман,что если бы мы тогда не встретились с вами у Сенчиковских в Оране...

— ...это дело тянулось бы до сих пор! — подхватил господин Хаким.Наша встреча была просто даром небес!

И он опять с улыбкой взглянул на Хабра.Вслед за ним муж и жена Хабровичи тоже с нежностью посмотрели на драгоценного пса, а ничего не понимающие оба польских гостя лишь растерянно переводили глаза с них на собаку и обратно. Спокойно спавший на боку Хабр вдруг проснулся, не вставая с пола приподнял голову и тоже взглянул на них.

До пана Кшака дошло. Сорвавшись с места, он бросился к собаке, вытащил из кармана кристалл аметиста, подсунул его псу под нос и воскликнул:

— Вот тебе еще один! Ты заслужил.

Перевернувшись на живот, Хабр сосредоточенно обнюхал минерал и вопросительно взглянул на Яночку. Не похоже было, что он так уж обрадовался щедрому дару.

Почесав в затылке, пан Кшак ринулся в кухню, снял со сковороды последний оставшийся там бифштекс и вернулся с ним в комнату.

— Можно? — спросил он хозяйку и, не дожидаясь ответа, подсунул его под нос собаке.Вот, это тебе больше понравится. Для тебя ничего не жалко! Готов последнее оторвать от себя. Тем более, если оно чужое...

Бифштекс Хабр обнюхал с гораздо большим интересом, но не прикоснулся к нему.

— Возьми! — прошептала псу Яночка из угла за диваном.Можешь съесть, Хабрик!

Признательно махнув хвостом, Хабр сел и проглотил в мгновение ока предложенное угощение.

— Ну и собака! — восхитился пан Кшак.Даже бифштекс не возьмет у чужого!

— Хватит восторгов, избалуете вы мне собаку! — прервал пан Роман поток комплиментов по адресу Хабра и перевел разговор на другое. Обратившись к полицейскому, он попросил его уточнить, что за подозрения зародились у него насчет причины взрыва в каменоломне. У пани Кристины нечаянно вырвалось:

— Гляди-ка, как шпарит по-французски! А ведь сколько стонал...

— Я очень старался,также по-польски отшутился пан Роман и вопросительно поглядел на полицейского.

— А я вот стараюсь, стараюсь, и все без толку,пожаловался пан Рогалинский.

— Твое дело — чертежи, а чертить ты умеешь на всех языках мира,утешил приятеля пан Кшак.

— Хватит о пустяках, дайте же человеку сказать, что он такое подозревает.

— Я подозреваю, что к этому взрыву приложили руку преступники,отвели господин Хаким, и у Яночки с Павликом, напряженно ожидающих его ответ, немного отлегло от сердца.Мне известно, что у воров был еще один тайник, устроенный в какой-то пещере, где они хранили награбленное. Возможно, кроме одежды и аппаратуры, они держали там баллон со сжиженным кислородом, потому что к нам поступили сведения и о такой краже. Может, неосторожно обращались с огнем. А может, и подстроили ловушку для членов конкурирующей шайки. Теперь об этом можно только догадываться, никаких следов не осталось, преступники же, естественно, не признаются. А, да, чуть не забыл. Дайте мне тот самый карман, который ваш уважаемый пес отодрал одному из воров. Нужен нам для опознания.

— Так ведь этого вора...начал ошеломленный Павлик, и конец фразы проглотил, потому что сестра больно ткнула его в бок.

— Сейчас принесем! — вскочила она на ноги и потянула брата за собой.

Оказавшись за дверью, они набросились друг на друга с криком.

Яночка: — Спятил! Чуть не проговорился!

Павлик: — Спятила! Зачем им карман, если кривого вора зарезали! Надо было сказать, что мы его потеряли.

Яночка: — Раз обещали, надо отдать.

Павлик: — А они по карману найдут труп!

Яночка: — Сами учуют покойника? Ведь Хабра мы им не дадим.

Павлик: — А, ну тогда еще ничего...

Яночка: — И вообще, я считаю, никакой труп там не лежит. Иначе Хабр бы нам сказал.

Павлик: — А он и говорил. Помнишь, ясно сказал, что что-то там вынюхал.

Яночка: — Что-то еще не значит обязательно труп! Если бы отыскал труп, или нас бы заставил туда пойти, или принялся бы выть. А он только понюхал и своими делами занялся. Просто, наверное, как раз на этом месте произошла драка. И вообще можно было сказать этому арабскому полицейскому, что могут не искать людей, засыпанных обломками. Никто там не засыпан, иначе Хабр давно бы обнаружил.

Павлик:Зачем же ему тогда ваш карман?

Яночка: — Не знаю. Давай спросим.

Господин Хаким не стал темнить и охотно пояснил: карман нужен для того, чтобы доказать вину одного из задержанных. Он, этот задержанный, отрицает свою причастность к воровству, вот полиция и прикинет — этот ли карман оторван от его пиджака или не этот. Чтобы исключить ошибку и арест невиновного человека.

С трудом воздержавшись от дальнейших расспросов, дети передали полицейскому начальнику целлофановый пакет с вещдоком. В головы поневоле закрадывалась мысль о том, что арестован все-таки невиновный. Нет, пока лучше об этом не думать...

Пану Рогалинскому не терпелось поскорее получить украденные вещи. Пока не убедится, что все имущество Анджея Лопатко обнаружено — спать не сможет, заявил он. Супруги Хабровичи выразили желание тоже присутствовать при опознании украденных вещейПолицейский предложил ехать на опознание всем присутствующим, включая детей и заслуженную собаку. Яночка невольно вздрогнула, представив в красках себе жуткую обстановку в воровском притоне, где по углам и каморкам притаились жаждущие мести друзья и близкие преступников.

Оказалось, опознание будет проводиться в полицейском участке, а вовсе не в воровской малине. Правда, участок тоже был темный и мрачный, но все-таки... В самой большой комнате на столе высилась гора украденных вещей. Пан Кшак с криком радости бросился к ней, опознав с порога лежащие на самом верху ботинки Анджея Лопатко. Став очень официальным, господин Хаким не допустил неорганизованного опознания. Все должно проходить по правилам. Свидетелей усадили по стеночке на некотором расстоянии от награбленных вещей. Рогалинский с Кшаком, супруги Хабровичи, их дети и собака сидели, значит, под стеночкой, а господин Хаким с двумя полицейскими стояли у стола с вещдоками. Один из полицейских поочередно брал в руки каждую вещь и издали показывал ее свидетелям, те же со своего места кричали, что это такое и где именно проставлена метка. К огромной радости присутствующих все украденные вещи пана Лопатко оказались в наличии, а кроме того, обнаружился еще и переносный холодильник, собственность пана Звияка. Последний и сам еще не знал о его пропаже, так держал его в багажнике автомашины и несколько дней им не пользовался. К сожалению, ничего не было известно о вещах, украденных у польских специалистов раньше, до того, как была проведена операция. Тогда они еще не догадались помечать свои вещи...

Закончили опознание, свидетелей отпустили. Когда все шли к выходу, бегущий впереди Хабр вдруг приостановился и, обернувшись к Яночке, негромко предостерегающе тявкнул. Никто, кроме Павлика и Яночки, не обратил на это внимания. Да и не до того было Рогалинскому, Кшаку и Хабровичу, нагруженным возвращенным полицией имуществом Анджея Лопатко.

Предупрежденные Хабром дети остановились и замерли у входа, пропустив вперед себя взрослых. Шедшую последней пани Кристину один из полицейских вежливо задержал. Из бокового коридорчика трое полицейских вывели какого-то арестованного.

Не веря своим глазам, уставились на него Яночка с Павликом. Сначала им показалось, что на голове арестованного — белый тюрбан, и только приглядевшись, они поняли — нет, не тюрбан, голова перевязана. Ранен, наверное. Рука тоже на перевязи, и хромает задержанный на одну ногу. Полицейские вывели арестованного из здания участка, посадили в машину и увезли.

— Дети, что с вами? — окликнула пани Кристина Павлика и Яночку. — Идемте же!

С трудом отклеившись от стены в коридоре, дети тоже вышли из здания полицейского участка. Один Хабр, с чувством хорошо выполненного долга, радостно выбежал на улицу.

Его маленьким хозяевам нужно было время, чтобы прийти в себя.

— А сейчас все едем с этими вещами прямо в дом Анджея, — оживленно говорил пан Роман, складывая в машину возвращенное имущество коллеги. — Попробуем чем-то забить выбитое окно.

Только в машине Павлик пришел в себя.

— Первый раз узрел арестованного покойника! — пробормотал он. — Ведь собственными глазами видел, как его убили! А этот как две капли воды похож на кривого вора.

— Это и был кривой вор, — шепнула в ответ Яночка. — Живой и почти здоровый! Слава Богу, его не совсем убили! Не надо теперь заботиться о его вдове и малых детях!

— И выходит, ты права, Хабр и в самом деле обнаружил там не труп, а что-то другое. Этому псу можно доверять на все сто! А я уже совсем пал духом. Действительно, какое счастье, что не висят у нас на совести его малые дети! Никак не пойму, что же такое там ночью произошло. Ведь говорю тебе, собственными глазами видел, как его убивали! И как блеснул занесенный нож...

— Вот и получается, сначала по башке получил, а ножом его в руку и ногу ранили. Да ладно, это пустяки, главное — он жив. Признаюсь, я рада даже не столько из-за его деток, сколько из-за того... Ну, в общем, боялась, что станет нам являться по ночам в виде привидения.

— Ты что? — удивился Павлик. Вот уж чего не ожидал от своей всегда такой уравновешенной и трезво мыслящей сестры.

А уравновешенная сестра задумчиво продолжала:

— Ну что удивляешься? Здесь всякое в голову приходит. Непонятная, чудесная страна. Скажи, в Польше ты смог бы развалить каменоломню?

— Спятила?

— Вот то-то! Здесь все возможно. Ну хватит об этом. Слушай, теперь понятно, зачем им понадобился карман. И еще очень надеюсь, что и от человека из Махдии мы тоже избавились, как от этих самых детей малых. Правда, о нем мы не говорили полицейским, но ведь видели же его в котловане в день взрыва, думаю, полиция и его арестовала.

— Хорошо бы! — обрадовался Павлик. — Тогда у нас вообще началась бы райская жизнь!

— Разрешите напомнить вам, что мы пригласили Сенчиковских на пикник! — сказала мама за завтраком. — Так что думайте все, где и как лучше всего этот пикник организовать.

И она в первую очередь обратилась к мужу:

— Ты что предлагаешь?

Бедный пан Роман чуть не захлебнулся чаем.

— Дорогая, надо же предупреждать! — укоризненно сказал он. — И о чем тут думать? Разве нельзя принять их самым простым образом? Какой такой пикник?

Жена возмутилась:

— Ты что! Они нам столько интересного показали, а мы «самым простым образом»! Думаешь, я так просто упомянула про пикник? Мы обязаны тоже придумать что-то интересное! Вот я и решила — пикник ново и оригинально, не слышала, чтобы кто-то из здешних поляков устраивал пикник. Нет, пикник, только пикник, решено! Вот и думай — где?

Пан Роман не сдавался.

— Но, дорогая, пикники устраивают обычно на свежем воздухе, на лоне природы — в лесу или где-нибудь на живописной лужайке, под сенью дерев. Ближайший же лес от нас не ближе ста двадцати километров, живописных лужаек тоже нет поблизости...

— И вовсе нет! — невежливо перебила отца дочка. — Ближайший от нас лес гораздо ближе, сразу за шоссе. И за горушкой.

— Какой еще горушкой?

— А вон за той. Вон, видишь? На вершине той горы деревенька, за ней на склоне большой луг, и сразу за ним лес. Правда, не ахти какой... несколько деревьев. Опять же, туда на машинах не проедешь.

К разговору подключился Павлик.

— Тот луг может маме не понравиться, слишком уж много там валяется скелетов. Нервно вздрогнув, мама подтвердила:

— Нет, нет! Никаких скелетов!

— А ведь у источника, где мы берем питьевую воду, тоже есть кусочек луга.

— И лес! — подтвердил Павлик.Тоже не шибко густой и на лес совсем не похожий, но пара деревьев найдется. Для пикника хватит. Правда, склон там очень крутой, гости могут свалиться...

Пан Роман недовольно заметил:

— Было бы уж самым последним кретинизмом ехать за четыре километра от нашего уютного дома, чтобы провести несколько часов с гостями в экстремальных условиях. Ты считаешь, гости получат удовольствие, сидя на солнцепеке, на раскаленной земле? Я уж не говорю о всяких там скорпионах... Придумай что-нибудь поумнее.

— А зачем ехать? — придумал Павлик и махнул рукой в окно.Можно и здесь устроить, рядом с домом.

— Где?

— Да здесь, за домом. Места хватит.

— В этом сухом бурьяне?

—Ну и что? Повыбирать колючки, которые покрупнее, немного расчистить... Или нет, лучше поджечь!

Мама нервно вздрогнула.

— И на пепелище устроить пикник? Не спорю, очень оригинально, но вряд ли такой пикник доставит всем нам удовольствие.

Отец воспринял идею сына по-другому.

— Погоди, Кристина, Павлик не так уж глупо придумал. Если уж на чистом воздухе, то хоть поближе к дому. Нет, не здесь, а вон там, за шоссе. Там бурьян растет только у самого шоссе, а за ним почти пустое пространство, где запросто можно устроить пикник. Правда, я не имею понятия, чем на этих пикниках занимаются...

— Как чем? Только что нам сам объяснил — на лоне природы, на свежем воздухе собираются гости, что-нибудь жарят или пекут на костре...

— На костре? Интересно, из чего тут разведешь костер?

— Да из любого дерева! Из того же бурьяна. Какое-нибудь дерево найдется везде.

— Только не тут, в безлесной степи. Мама не сдавалась.

— Пошли посмотрим, а потом уже и будем решать.

Перешли на ту сторону шоссе, продрались сквозь придорожные заросли высокого колючего бурьяна и оказались на пустом месте. Бесплодную каменистую землю тут прикрывала невысокая совершенно высохшая трава.

Критически оглядев ее, пани Кристина с сомнением произнесла:

— Ну не знаю...

Яночке с Павликом очень понравилась идея устроить пикник, и они принялись агитировать родителей.

— Дерево для костра я вам доставлю, — пообещал Павлик.Знаю такое место, где растут очень подходящие деревья, совсем засохшие, лучше не бывает! Такой пикник устроим — пальчики оближешь!

— А здесь установим наш красивый пляжный зонт, и еще сделаем крышу из простыни,подхватила Яночка. — Нет, лучше вот тут! И вообще, смотрите, какой тут простор! И воздух! А то ведь придется всем толпиться за нашим столом, в тесноте...

Пани Кристина прикинула. Приедут Сенчиковские, прибудет господин Хаким... Вот уже семеро участников пикника, это если считать только приглашенных. А ведь наверняка еще прибудут ближайшие соседи.

Нет, за столом в гостиной решительно не поместятся.

Павлик продолжал давить на психику:

— Если сомневаетесь, устроим пробный пикник! Что нам стоит! Хоть завтра устроим репетицию и посмотрим, что из этого получится.

На репетицию мама согласилась.

— Очень хорошо, устроим пробный пикник. Теперь думайте, чем станем угощать гостей.

— Шашлыками, чем же еще! — внес предложение пан Роман.

— Согласна, пусть будут шашлыки. Из говяжьей вырезки, потому что баранину или конину придется замачивать, у нас не останется времени,сказала мама. — Да, а во сколько?

— Где-нибудь ближе к вечеру, — предложил пан Роман.

— Очень хорошо! — обрадовалась мама. — Совместим обед и пикник. Завтра останешься без обеда, зато сразу будешь есть шашлыки, когда приедешь с работы. Идет?

— Нет не идет! — возразил пан Роман. — Приеду я в обеденный перерыв и останусь голодным?

— Не беспокойся, чем-нибудь покормлю, перекусишь и поможешь закрепить пляжный зонт и простыню. Надо оборудовать место для пикника.

— И оставим все на произвол судьбы? Ведь раскрадут же!

— Кому красть? Ведь воры все за решеткой сидят. И можем Хабру поручить покараулить. Итак, решено. Завтра же и устраиваем репетицию. Я с утра занимаюсь угощением, а вы, дети, позаботьтесь о дровах для костра.

Сначала Павлик думал обойтись сучьями дерева и даже несколько раз сбегал к знакомым сухим деревцам в Долине скелетов, но толку от этого было мало. Очень трудно оказалось и отрубить, и притащить ветки, у Павлика ушло на это полдня, а когда истекающий потом мальчик взглянул на дело рук своих, выяснилось, что топлива явно недостаточно даже для одного костра. Пришлось приняться за чертополох. Он горел очень хорошо, но излишне быстро, и его требовалось прорва. Павлик мужественно взялся за дело и в поте лица сражался с колючим пыльным противником. Кучка заготовленного топлива медленно росла. Яночка помогала брату, действуя то с помощью ножниц, то пользуясь тесаком, потому что секатором завладел Павлик. Но вот девочка вспомнила, что у отца где-то припрятаны ножницы для разрезания стального листа, и отправилась за ними. Павлик, в отцовских зимних рукавицах, тяжело дыша, упрямо вгрызался в колючую чащу.

Задремавший в тени уже растянутого пляжного зонтика Хабр вдруг проснулся и сел. Павлик, занятый работой, не обращал внимания на собаку. А она вдруг насторожилась, вскочила на ноги, подбежала к шоссе, вернулась к Павлику, коротко предостерегающе тявкнула и сделала стойку, вытянув морду и переднюю лапу в сторону шоссе. За шелестом сухого бурьяна Павлик не услышал рычанья, но, повернувшись к куче бурьяна, чтобы бросить следующую охапку, вдруг увидел Хабра в его знаменитой стойке. Павлик так изумился, что сначала просто недоуменно пялился на собаку и только через минуту вылез из-за стены бурьяна, чтобы посмотреть, какого же зверя пес учуял.

В нескольких метрах от Павлика стоял человек из Махдии и смотрел на мальчика. Павлик опять замер, не в стойке, правда, но не менее напряженный, чем Хабр. Возможно, оба они с Хабром представляли интересное зрелище, потому что человек из Махдии весело рассмеялся, глядя на них, повернулся, вышел на шоссе и исчез за домиком венгров.

Хабр сразу обмяк, тоже повернулся и возвратился в тень под зонтом. Павлик обрел способность Говорить и двигаться. Бросив наконец срезанную охапку сухих стеблей в кучу, он позвал Хабра:

— Хабр! Быстро беги за Яночкой! За Яночкой!

Мальчик все еще стоял на том же месте, когда прибежали Хабр и Яночка.

— Что случилось? — недовольно спросила девочка. — Прибежал Хабр, сказал, ты меня зовешь. Как на пожар мчались!

— Тут только что был человек из Махдии! — дрожащим голосом выговорил Павлик.

— И он тебя видел?

— Еще как! Увидел меня раньше, чем я его.

— И Хабр тебя о нем не предупредил?

— Может, и предупреждал, да я был занят делом и не слышал.

— Ну и что дальше? Что он делал?

— Ничего особенного не делал. Стоял и смотрел на нас.

— А дальше что? Говори же толком, ведь сейчас он уже тут не стоит.

— А ты бы хотела, чтобы стоял до сих пор? Постоял, как-то так нехорошо, зловеще рассмеялся и ушел!

Девочке передался страх брата.

— Езус-Мария! — тихо ужаснулась она. — И ты думаешь, он задумал нас убить?

— Не знаю. Меня он пока не пытался убивать.

— Потому что тут место неподходящее. Заметить могут...

— Да я бы на его месте не стал просто так убивать, а подпустил сюда какую змею ядовитую или парочку скорпионов. Оно безопаснее... для него, а дело верное.

Оба внимательно осмотрелись, не ползет ли что подозрительное, не шуршат ли сухие сорняки. Вокруг все было тихо и спокойно. Хабр снова пристраивался в тенечке поспать, но ему опять не дали.

— Песик! — тихонько позвала Яночка. — Посмотри, дорогой, нет ли здесь чего нехорошего?

Хабр опять поднялся на ноги, но не подошел к Яночке, а только оглянулся на нее и уставился на шоссе.

— Опять кто-то идет? — шепнул Павлик.Но не он...

Неожиданно из-за стены репейника вынырнула арабская женщина в белом одеянии. Она что-то несла в руках и направлялась прямо к детям. Женщина с ног до головы была закутана в белое покрывало, так что виднелся лишь один ее глаз, большой и черный. Судя по легкой походке, женщина была молода. Подойдя к детям, арабка поставила на землю у их ног какой-то высокий и узкий предмет, упакованный в оберточную бумагу, и сказала на ломаном французском:

— Это для вас. Подарок. Сувенир.

Поскольку ни мальчик, ни девочка в ответ не произнесли ни слова, женщина подумала, что ее не поняли. И она терпеливо повторила, ласково глядя на них одним глазом:

— Этот сувенир для вас от мой муж. Он знать, что вы его любить. Вы делать для мой муж хорошая вещь, и мой муж давать вам этот сувенир.

Она опять помолчала и опять не услышала в ответ ни слова. Лишь один Хабр приветливо махал хвостом.

Женщина подождала немного и, не услышав ни слова, сделала еще одну попытку:

— Сувенир для вас. Мой муж вас благодарить. Я тоже. Вы хороший люди. Счастья вам!

Закончив речь, женщина изящно поклонилась и ушла.

Через минуту с шоссе донесся звук включенного двигателя автомашины, вот машина проехала по дороге, вот уже не стало слышно ее. Кто-то вышел из последнего домика и поставил под фонарный столб черный пластиковый мешок с мусором. Где-то далеко заревел осел. Хабр потянулся и зевнул.

А Яночка с Павликом все еще стояли неподвижно, ошеломленные случившимся.

Покончив со своими делами, пани Кристина решила взглянуть, как идут дела у детей. Она очень удивилась, увидев дочь и сына, стоящих рядышком в полной неподвижности. Павлик в отцовских рукавицах, с секатором в руке, и Яночка с огромными отцовскими ножницами для разрезания металла стояли неподвижно, уставившись на какой-то предмет в оберточной бумаге, обвязанный бечевкой. Только пес выглядел нормально. Сидя под ярким зонтом, он приветливо подметал землю хвостом. Пани Кристина немного встревожилась.

— Дети, что с вами? Что это такое?

От звука маминого голоса оба вздрогнули так, словно рядом выстрелили из пушки. Мама удивилась еще больше.

— Да что такое случилось? Вы что какие-то такие... Что это за вещь?

— Не знаем! — мрачно ответил Павлик.

— Это нам подарили,так же мрачно уточнила Яночка.

Удивленная мама подошла поближе и тоже уставилась на подарок.

— Подарок? От кого?

— От мужа одной арабки, — ответил правдивый сын.

— Какого мужа? Какой арабки? Ничего не понимаю.

И мама наклонилась над подарком, протянув к нему руку.

— Не прикасайся!!!не своим голосом крикнула Яночка.

Пани Кристина как ошпаренная отдернула руку.

— Почему нельзя прикасаться? Да что здесь происходит, в конце концов? Что это?

— Возможно, ядовитая змея или скорпион, — ответил Павлик совсем уж замогильным голосом. — Сувенир.

— Вам подарили ядовитую змею или скорпиона? — не поняла мама. — Да нет, вы просто морочите мне голову, ведь Хабр же ничего не говорит.

Какое счастье, что у них есть Хабр! Огромное напряжение сразу спало, дети оглянулись на собаку, и Яночка умоляюще обратилась к ней:

— Хабрик, песик мой драгоценный, посмотри, что здесь. Здесь, песик!

Пришлось Хабру опять покинуть заманчивую тень. Весело подбежав к сувениру, он обнюхал его, чихнул и опять принялся старательно и вроде бы с удовольствием обнюхивать. Потом, закончив, помахал хвостом, сел рядом и вопросительно, склонив голову набок, посмотрел на Яночку.

Пани Кристина решительно заявила:

— Ну вот, все ясно, ничего опасного там нет. Я очень хочу увидеть ваш сувенир! Откуда он взялся?

— Арабка принесла,повторил Павлик.В белом покрывале.

— Вот и прекрасно. Давайте посмотрим.

В семье Хабровичей так безоглядно верили в Хабра, что сейчас все трое нагнулись и смело принялись распаковывать таинственный сувенир. Сделать это оказалось нетрудно. Нетерпеливые пальцы развязали бечевку, развернули бумагу, и в косых солнечных лучах жаркими сполохами красной меди запылало чудесное изделие народного искусства.

— Лампа! — не помня себя от восторга воскликнула пани Кристина.Какая прелесть! Ничего подобного в жизни не видела. Дети, кто вам подарил такое чудо?

Сидя на корточках у лампы, брат с сестрой не отрывали от нее восхищенного взгляда и потрясенно молчали. Вот уж чего никак не ожидали!

Лампа и в самом деле была изумительна. Немного выше той, купленной на суку в Махдии, она отличалась от нее изящным, словно кружевным абажуром из красной меди, грациозно опирающимся на трех легких ножках. Под абажуром виднелись три фитиля, но отражателя сбоку не было, видимо, эта лампа предназначалась для того, чтобы светить во все стороны.

Яночка поднялась, разминая затекшие ноги, и ответила маме:

— Лампу принесла жена одного араба в подарок нам от ее мужа. Пришла сюда и принесла. И сказала: это в подарок от ее мужа. Сувенир, сказала по-французски, так что ошибки быть не может.

— А вы знаете ее мужа? — допытывалась мама.

— Может, и встречались,осторожно ответил Павлик и тоже встал с корточек.

Мама хотела разобраться в непонятном деле.

— Кто же он такой?

Дети переглянулись. Отвечать, как всегда в затруднительных случаях, пришлось Яночке. Подумав, девочка дала уклончивый ответ:

— Мы с ним встречались. Впрочем, не уверены, что это был именно он, но другого арабского мужа мы не знаем.

Мама так ничего и не поняла.

— Странная история, — сказала она.Если это подарок, не кажется ли вам, что вы тоже обязаны что-то подарить этому человеку?

К разговору подключился Павлик.

— Возможно, — мужественно заявил он, — да вот только мы его не знаем. Не знаем, как его зовут, где он живет. Но если еще раз его встретим, может быть, тоже подарим ему что-нибудь.

— Ну ладно, давайте закончим приготовления к пикнику, отец вот-вот вернется. Ах, какая изумительная лампа! Наверное, дорогая вещь. А хворосту для костра хватит?

— Правильно! — обрадовался Павлик. — Подарками будем заниматься потом, сейчас у нас есть дела поважнее. Отнеси этот сувенир в дом, а мы еще немного наломаем бурьяну, боюсь, маловато его.

Пикник вполне можно было бы считать удачным, если бы не одна досадная мелочь. А именно: целая толпа арабчат, тесным кольцом обступившая живописную группу, разместившуюся на лоне природы. Как встали, так с места не сдвинулись, не отрывая любопытных глазенок от яркого зонта, туристского столика и легких стульев, костра и пирующих. И если бы у пирующих куски шашлыка не застревали в горле, все бы решили, что пикник получился просто замечательный. Костер горел ярко, дров и бурьяна припасено было достаточно, шашлыки изжарились на славу, а легкий ветерок немного смягчил жару. Правда, хозяйке пришлось несколько раз бегать в дом за всякими припасами, но это не портило настроения. Последние раз пани Кристина принесла открытый пирог с абрикосами. Великолепный десерт.

За десертом и приступили к подведению итогов эксперимента.

— Не знаю, не знаю, можно ли считать эксперимент удавшимся, — задумчиво рассуждал пан Роман.Сегодня все прошло хорошо, но сегодня очень слабый ветер. А если он в день пикника задует посильнее? Не сожжем ли мы весь поселок? Огонь может охватить еще не скошенные заросли этих сорняков. Вон они как горят!

— И не уверена я, что Сенчиковские любят пировать на сцене, — добавила жена, широким жестом обведя зрителей.

— Вот я и сомневаюсь, — подхватил пан Роман. — В-третьих, за этим столиком мы четверо с трудом помещаемся, Сенчиковским уже не хватит места. В-четвертых, от костра пышет жаром... Надо еще хорошенько все взвесить...

— Можете не взвешивать, — вмешался в разговор Павлик.Никаких больше пикников! Сегодня мы извели все запасы дров и бурьяна, больше мне веток не набрать. Разве что купите в магазине самосвал досок... Так что никакого второго пикника быть не может!

Пани Кристина грустно посмотрела на сына, на пепел, оставшийся от костра, на плотные ряды арабчат и тяжело вздохнула.

— Выходит, получилось, как в том анекдоте: сожгли последнюю спичку, желая убедиться, загорится ли она. Что ж, вопрос решен! Придется Сенчиковским поскучать у нас, ничего не поделаешь.

Яночка успокоила мать:

— Не переживай, мамуля. Сначала отвезем их на экскурсию в окрестную пустыню, которую мы поначалу приняли за саванну. После этого они будут счастливы, вернувшись в наш домик.

Пикник закончился. Поуносили в дом мебель и посуду, Павлик для верности вылил на остывший костер ведро воды. Арабские дети с большим сожалением расходились с дармового спектакля.

Вернувшись в дом, супруги Хабровичи только собирались подступить к детям с расспросами по поводу таинственного сувенира, как им помешали. Сначала постучалась в дверь соседка венгерка, сразу же за ней пришел в гости пан Кавалькевич, тут же примчался пан Заенчковский, проживающий в домике по ту сторону шоссе, за ним появилась неразлучная парочка — Кшак с Рогалинским, ну и последними приехали супруги Островские. Все они желали немедленно получить разъяснение, что означает эта выходка Хабровичей, которые ни с того ни с сего устроили представление под открытым небом. Весть о переселении Хабровичей в поле за бурьяном, оказывается, с быстротой молнии облетела всю местную колонию. Все поляки в округе ломали головы над загадкой.

Вот благодаря этому нашествию Яночке с Павликом и удалось избежать дотошных расспросов относительно арабского сувенира. Скрывшись в комнате Павлика, дети поставили обе лампы на большой ящик, заменяющий мальчику стол, и, отдыхая после утомительного пикника, получили наконец возможность свободно обменяться мнениями.

— За что мы получили подарок — понятно,рассуждала Яночка. — От нас человек из Махдии узнал о нехорошем поступке кривого вора. А о нем самом полиция не узнала. Еще бы, за это и не такой сувенир можно отвалить!

Павлик подошел к проблеме с другой стороны:

— Из-за нас переловили всю его шайку, прикрыли лавочку, можно сказать, накрылся его бизнес. За что же тут благодарить.?

— Но сам-то он уцелел! — возражала сестра.

— И прекрасно знает, что нам о нем все известно, — не соглашался с ней брат.И мы в любой момент можем донести на него полиции. И я на его месте просто поубивал бы нас, а не подарки присылал.

— Аааа! В этом все и дело! — догадалась сестра. — Теперь, когда мы получили такой ценный подарок, у нас просто язык не повернется доносить на него полиции.

— Выходит, это никакой не сувенир, а просто взятка?

— Ну, не совсем так. Ведь он же от нас ничего не требовал. Как бы тебе попонятнее объяснить... Мне кажется, надо так рассуждать: арестом грабителей и взрывом закончился какой-то один этап и в его, и в нашей жизни. И на этом этапе мы оказали ему услугу. Так ведь? И точка! А теперь начинается другой этап, и тут мы можем поступать, как сочтем нужным. Тут все зависит от нас. Тут мы можем быть его друзьями, а можем быть и врагами. Эта лампа — не взятка в расчете на будущие заслуги, а действительно благодарность за прошлые.

— Сложно все это! — поморщился Павлик. — И не буду я дружить с вором!

— Но понять его можно. Во всяком случае, а именно так понимаю.

— Если я тебя правильно понял, теперь мы можем или доносить полиции, или нет, а он или пришлет нам второй подарок, или пришьет нас в укромном месте?

— Нет! — решительно возразила девочка. — Ни сувенира больше не пришлет, ни убивать нас не станет. Потому и прислал жену.

Молча обдумывал Павлик слова сестры. Неожиданная тактичность и деликатность, проявленная атаманом шайки грабителей, появление с сувениром милой и совершенно нейтральной женщины убедили мальчика, что сестра, пожалуй, права. И тут новая мысль пришла ему в голову.

Павлик взял в руки подарочную лампу и высоко поднял ее над головой, пытаясь рассмотреть ее дно. Вроде там что-то нацарапано.

— А ну-ка посвети,попросил он сестру.

Соскользнув с постели, Яночка присела на корточки и снизу посветила электрическим фонариком на лампу.

— Точно! Такие же червячки!

— В таком случае придется и их перерисовать, никуда не денешься. Подержи лампу и фонарик, а я перерисую. Алжир большой, может, тут еще какие сокровища запрятаны, не обязательно в виде драгоценных минералов.

Когда супругам Хабровичам удалось избавиться от незваных гостей, их дети уже давно спали. Отложив расспросы до утра, отец с матерью тоже обсудили между собой проблему необычного арабского сувенира.

— Не очень-то хорошо я знаком с обычаями арабов,рассуждал пан Роман,но, насколько знаю, подарки даются или за какие-то услуги, оказанные им в прошлом, или в чаянии каких-то услуг в будущем.

— Ничего специфически арабского я лично в таких обычаях не вижу, — заметила его жена.У нас поступают точно так же. Ты лучше скажи, как нам сейчас отнестись к такому финту?

— А никак. Если даритель будет околачиваться поблизости, значит, надеется на ответный сувенир. Тогда что-нибудь придумаем. Лампа и в самом деле изумительна. Можно будет взамен подарить ту шкатулку с ключиком, что ты привезла. Ну, изделие наших народных промыслов. Или декоративную тарелку. Особой проблемы я тут не вижу.

— И все-таки я бы на всякий случай спросила господина Хакима, что он мыслит на сей счет.

— Хорошая мысль! — обрадовался пан Роман. — Он ведь собирался к нам на пикник прийти, вот и спросим.

Сенчиковские, как и обещали, приехали в выходной день. Хозяева свозили их к водопаду, повозили по городу. На этом осмотр местных достопримечательностей, собственно, и закончился. Вернулись домой, а вскоре пришел и господин Хаким.

За вкусным обедом хозяева рассказывали гостям об экспериментальном пикнике, и пани Сенчиковская буквально заходилась от смеха, так что слезы лились потоком. Подали десерт. Пан Роман вспомнил о лампе-сувенире, попросил Павлика принести ее, чтобы продемонстрировать гостям.

Выслушав подробный рассказ о том, как жена какого-то араба принесла эту лампу в подарок их детям, полицейский улыбнулся и заявил, что всецело разделяет мнение пана Романа о том, как Хабровичам теперь следует поступить. Если даритель станет настырно околачиваться поблизости — тоже подарить ему что-нибудь, а если нет — так нет.

Облегченно вздохнув, Павлик с Яночкой поспешили унести лампу к себе с глаз долой. Тут пани Кристина продемонстрировала пани Сенчиковской аметисты, подобранные в каменоломне, и разговор необратимо свернул на рельсы происшествия в каменоломне. О лампе сразу же забыли.

Сбежав от гостей, дети опять поставили лампу на ящик в комнате Павлика и вернулись к своим проблемам. До завтра к Павлику переселили и Яночку, а в ее комнату поместили приезжих гостей. Уединившись, дети опять принялись осматривать обе лампы, удивляясь сходству нацарапанных на их дне непонятных таинственных надписей.

— А может, он хочет завербовать нас к себе в шайку? — выдвинул свежую идею Павлик.Потому и прислал лампу с тайными знаками. Дескать, давайте искать сокровища вместе...

— Не думаю, — возразила Яночка. — Одному ему сподручнее заняться сокровищами, ведь он из местных. Зачем ему мы?

— А ты откуда знаешь, что легче? Может, он рассчитывает на Хабра? Или думает, что мы больше него знаем о сокровищах.

— Погоди-ка, может, для этого нужны обе лампы? Вроде вот этот малюсенький значок на второй лампе немного другой...

И две головы опять склонились над рисунками, изображающими таинственные письмена на обеих лампах. И тут в дверь к ребятам постучал господин Хаким.

— Вы разрешите войти? Мне хотелось бы с вами поговорить без взрослых. Ведь вы говорите по-французски ?

— Говорим, но медленно. И не очень хорошо, — ответил Павлик. — Конечно, входите. Садитесь вот на эту табуретку, стульев у нас нет.

— Или вот здесь, на кровати, если хотите. Все стулья в гостиной, пардон.

Полицейский начальник без церемоний уселся на краешек постели и приступил к делу.

— Итак, я пришел побеседовать с вами, — весело начал он, блеснув черными глазами.

— О чем, интересно? — недоверчиво спросила девочка.

— А вот об этом! — махнул рукой полицейский на новую лампу. — Мне бы хотелось знать в подробностях, что говорила вам жена человека, приславшего лампу в подарок. Повторите, пожалуйста, каждое слово.

Брат с сестрой переглянулись. Им вовсе не хотелось повторять полицейскому слова женщины о том, что они оказали ее мужу какую-то услугу и что они любят друг друга.

Родителям они, во всяком случае, об этом не рассказывали.

Как всегда в трудные минуты, разговор начала Яночка, взглядом велев брату молчать.

— Эта женщина сказала: «Это для вас. Подарок. Сувенир»,осторожно начала Яночка, следя за своими словами. — Потом сказала, что прислал его ее муж. «Он знать, что вы его любить»,добавила она. И еще раз повторила, что это подарок и сувенир.

— И вы совсем не удивились, получив такой сувенир? — откровенно засмеялся полицейский.

— Конечно же, мы были очень удивлены, — как можно правильнее по-французски ответила девочка и для верности добавила: — Очень удивлены! Страшно удивлены! Абсолютно удивлены!

— Что же вас так страшно удивило? Ее слова?

— Да все вместе.

— Ответьте мне, пожалуйста, не удивили ли вас ее слова о том, что ее муж знает — вы его любите. Не показалось ли вам самим странным такое утверждение? Не удивлялись ли вы тому, откуда ее муж может знать о вашей любви к нему?

Брат с сестрой лихорадочно переговаривались по-польски, уточняя смысл вопроса арабского полицейского. Особенно волновался импульсивный Павлик, которому этот вопрос только сейчас пришел в голову.

— Чтоб мне сдохнуть, с какой стати она такое ляпнула? — нервничал он.

Отвечать на вопрос полицейского опять пришлось Яночке.

— Да, месье, мы были страшно удивлены, абсолютно удивлены, — сказала девочка, в волнении позабыв некоторые французские слова. — И мы совершенно не понимаем, почему она так сказала. А вы понимаете?

— Понимаю, — опять рассмеялся господин Хаким. — Я же ведь... беседовал с этой бандой воров. Они видели, как вы украли их лампу. И поняли, что вы очень любите лампы.

Павлик от возмущения вскочил с места.

— Что?! Мы украли их лампу?

— Да нет же! — тоже очень эмоционально возразила Яночка.Вы не так их поняли. Это они украли нашу лампу!

— Нет, я все правильно понял. Они украли вашу лампу, а вы украли у них их лампу. — Да нет же! Это была наша лампа! Полицейский спокойно пояснил:

— Украденная ворами ваша лампа находилась совсем в другом месте. А вы выкрали их лампу. Они видели, как вы крали, но ничего не говорили.

Нет, наверное, они все-таки чего-то не поняли, как-никак беседуют на иностранном языке. Дети попросили полицейского еще раз повторить им свое сенсационное сообщение и, по возможности, более доступным для них языком.

Господин Хаким послушно повторил. Получилось то же самое.

Павлик по-польски допытывался у сестры:

— Растолкуй мне по-нашему, правильно я понял — мы стибрили ихнюю лампу? А они видели и молчали? Как это понимать? Да нет, ведь Хабр нас туда привел и сказал — там наша лампа!

— Хабр привел нас к кривоглазому вору! — неуверенно заметила выбитая из колеи сестра. — А на другой день мы уже сами нашли тот дом.

— Но он нашел лампу!

— И показал комнату, где скрывали украденные вещи... Погоди...

И девочка обратилась к полицейскому:

— Господин Хаким, в том доме, с лампой, в одной из комнат мы видели много всяких вещей. Они их украли?

Господин Хаким, очень довольный, подтвердил:

— Да, но намного раньше. Они были похищены еще до вашего приезда сюда.

— Ну вот, видишь, — сказала Яночка брату.Хабр привел нас туда, потому что там были все эти вещи, они пахли нашими знакомыми. И лампа там тоже была, точь-в-точь, как наша, и она пахла так же, как и наша. И помнишь, Хабр говорил, там были люди? Выходит, они видели, что мы проникаем в их дом. И опознали нас.

— Но мы же были переодеты! И даже перекрашены! — возразил Павлик.

Дети одновременно обернулись к господину Хакиму, который весело слушал их эмоциональный обмен мнениями, не перебивая, но и не понимая ни слова. Пришлось Яночке ему перевести.

— Они... те люди узнали нас? Ведь мы же выглядели по-другому.

— Издали они приняли вас за арабских детей,пояснил полицейский и опять весело рассмеялся.Но когда вы вошли в дом, они сразу узнали вас. По глазам. У арабских детей не бывает голубых глаз. И еще у вас собака. У арабских детей не бывает такой собаки.

Павлик схватился за голову.

— Спятить можно!

Яночка с тревогой спросила полицейского:

— И что же теперь будет?

— Да ничего,ответит тот благодушно.Люди в том доме очень удивились и ничего вам не сказали. А потом поняли: вы так любите лампы, вам так хотелось ее заполучить, что решились пойти на кражу! Это сильнее вас. Им такие чувства знакомы, и они отнеслись к ним с пониманием. И никаких претензий к вам не предъявляют. О том, что у вас украли лампу и вы приняли эту за свою, они не знали, потому что вашу лампу украл другой вор, тот, что прятал вещи в каменоломне. А это был первый случай, когда поляки что-то украли у арабов, так что они даже немного гордились этим.

И господин Хаким еще раз от души расхохотался. Яночке и Павлику было не до смеха.

— Монструальная компликация! — проговорила ошарашенная Яночка, сама не зная на каком языке.

Господин Хаким постарался успокоить детей:

— Да не переживайте вы так, видите же, все обошлось. И у меня есть основания полагать, что эту лампу вам прислал в подарок кто-то из воровской шайки, зная о вашей любви к лампам. Может, даже сам главарь, ведь его нам не удалось задержать. А вы не догадываетесь, как выглядит человек, который прислал вам лампу? Можете описать его внешность?

Еще до конца не успев разобраться в хаосе мыслей, еще до конца не осознав важность вопроса, оба в один голос ответили «нет». Спохватились, переглянулись, сделали вид, что вспоминают, и снова отрицательно покачали головами.

— Нет, мы его не знаем, — решительно ответила Яночка за них двоих.

— Так я и думал, — с улыбкой в черных глазах заметил начальник полиции. — Не исключено, это тот человек, что проживает в Махдии, но у нас против него нет никаких улик. Во всяком случае, эта лампа не краденая и вы имеете полное право оставить ее себе. Считайте, что вместо украденной лампы вам подарили новую.

Господин Хаким от души веселился. Еще бы, первый раз в его полицейской практике арабских воров обокрали польские дети! И вообще он был в прекрасном настроении после прекрасно проведенной операции по ликвидации воровской шайки. А что не удалось захватить и ее шефа — так это уже мелочи.

Господин Хаким поднялся, чтобы вернуться в гостиную, но тут Павлик вдруг вспомнил об одном непонятном обстоятельстве.

— Слушай! — почти крикнул он сестре. — Полицейский сказал, что мы свистнули чужую лампу. Но ведь на ней же точно такие же таинственные знаки, как и на нашей! Не могли же тут на всех лампах нацарапать тайные сведения о запрятанных кладах!

— Ты прав! — подхватила сестра. — Может, рискнем, попросим его прочитать? Вроде человек хороший, а по-арабски должен уметь читать.

И протянув господину Хакиму две бумажки с арабскими червячками, девочка попросила:

— Будьте добры, переведите, что тут написано. Ведь это по-арабски, правда?

Полицейский с любопытством рассматривал надписи.

— «Лампа масляная емкостью в двенадцать унций,медленно стал он читать.Изготовлена в мастерской Ахмеда Хаммани в Алжире.» А на этой бумажке то же самое, только лампа немного больше, на тринадцать унций горючего. И сделана в той же мастерской Ахмеда Хаммани в городе Алжире. Такие надписи должны быть вот на этих ваших лампах. А что?

— Да ничего,ответил Павлик после очень продолжительного молчания.Просто нам хотелось узнать, что на этих лампах написано.

Прощаясь с детьми, господин Хаким по собственному почину торжественно пообещал никому об их разговоре не говорить. Будет хранить тайну до гробовой доски, сказал он. Вы оказали нам такую неоценимую помощь, сказал он, что я для вас хоть это сделаю...

Пани Кавалькевич явилась к Хабровичам сразу же на следующий вечер после своего приезда. За собой она тащила за руку упирающегося робкого пана Кавалькевича.

— Послушайте, мои дорогие, что это у вас такое подозрительное бегает по забору? — громко и сурово вопросила она.

У Хабровичей все были заняты своими будничными делами. Пани Кристина после ужина мыла посуду в кухне, пан Роман вставлял новую пленку в фотоаппарат, Яночка раскладывала на тахте мотки шерсти, подбирая нужную цветовую гамму, Павлик заикаясь читал вслух французский комикс. Неожиданное нашествие Кавалькевичей заставило всех прервать свои занятия.

— Ну, что молчите? — голосом громким, как иерихонская труба, повторила пани Кавальке-вич.Вас спрашиваю, что у вас по забору бегает?

— По какому забору? — не понял пан Роман.

— По глинобитной стене, что разделяет наши владения!

— Сначала сядьте и скажите, чем вас угостить, — крикнула из кухни пани Кристина. — Я сейчас заканчиваю. Кофе, чай, вино?

— Подай вина! — еще более громким голосом крикнула пани Кавалькевич, но не позволила сбить себя с толку. — Хоть и говорят, что в доме врага нельзя вкушать пищи, я вкушу. То есть выпью! А ты садись и не думай, что удастся сбежать!

И она толкнула своего робкого тщедушного мужа в кресло, совершенно заглушив его попытки что-то объяснить.

— Виолеточка! — лепетал несчастный. — Ну как ты можешь? Ну что ты несешь? Перестань же...

— Не перестану до тех пор, пока не узнаю, что же такое у них бегало по стене! — упорствовала воинственно настроенная супруга. — Не позволю делать из себя идиотку! До всего дознаюсь!

— Ничего не понимаю, — растерянно сказал пан Роман и отложил в сторону фотоаппарат, поняв, что все равно не дадут заправить пленку. — Что могло бегать по стене? Какой враг? О чем нужно дознаваться? Да скажите наконец толком, что случилось!

До Яночки вроде что-то дошло. Девочка поспешно сгребла свою шерсть с тахты и вытащила Павлика за руку из комнаты. Не докончив мыть посуду, пани Кристина появилась с подносом, на котором стояли бутылка вина, бутылка минералки, бокалы и лежал штопор.

— Мужчины, откройте вино, — попросила она и обратилась к гостье: — В самом деле, что произошло? О чем ты говоришь?

— Ничего по стене не бегает,заявил пан Роман, на всякий случай выглянув в окно.Дети, вы ничего не видели? Дети... Куда они делись?

— Да не сейчас! — крикнула пани Кавалькевич. — Сейчас я и сама вижу, что ничего не бегает. Раньше бегало, мой благоверный утверждает.

— А что бегало? — заинтересовалась пани Кристина.

— Это я вас спрашиваю, что тут у вас бегало! — совсем разбушевалась пани Кавалькевич. — Вот это мое недоразумение утверждает, что однажды вечером он вышел во двор и увидел, что у вас по стене что-то вроде огонька бежало! И он потом полез посмотреть, что там такое. Вот я и желаю знать, бегало или не бегало?

— Виолеточка, да перестань же! — робко уговаривал супруг. — Ну что ты людей с толку сбиваешь?

— А ты помолчи! — набросилась на него супруга. — Не успела я приехать, как соседи уже все уши мне прожужжали, как вот этот тихоня за тобой ухлестывает. Да, да, за тобой!

И она ткнула пальцем в пани Кристину. Та так изумилась, что не нашлась что ответить, лишь переводила взгляд с грозной супруги на тихого супруга.

— Меня? — наконец растерянно переспросила она. — Почему же я ничего об этом не знаю?

— А тебе совсем не обязательно знать, главное, они знают! И сразу же сообщили мне, что в мое отсутствие вот эта моя тихоня ненаглядная ничем иным не занималась, как только за тобой подглядывала через забор! По стене лазает, прямо настоящий роман! Подставляет табуретку и через забор на свою ненаглядную пялится. Я его спрашиваю, заглядывал через забор, так он даже не отрицает, заглядывал, говорит. А зачем заглядывал? Вот он и придумал, что у вас по забору что-то светленькое бегало, он и полез посмотреть, что там такое. Поэтому честно признавайтесь, было или не было?

В комнату вернулись успевшие наскоро сговориться дети. Павлик опять взял в руки свой комикс, Яночка спокойно занялась мотками шерсти. Пан Кавалькевич тяжело вздыхал в кресле, пан Роман, подумав, принялся откупоривать бутылку. Искоса взглянув на соседа, он спросил:

— Ты и в самом деле залезал на стенку?

— Залезал,тихонько признался пан Кавалькевич.Ну не совсем залезал, встал на табуретку и с нее осмотрел верхнюю часть стены.

— Вот, что я говорила! — загремела его жена. — А тут уже все наше землячество ни о чем другом не говорит! Все знают, что он изо дня в день через стенку к вам во двор лазает. Взбирается по лестнице, специально приспособил, и со стены спрыгивает в ваш двор! На свидание с Хабровичовой! У них жуткая любовь, со мной разводится. Хотелось бы знать мнение Хабровича.

Ойкнув, пан Хабрович рухнул на диван. Пани Хабровичова очень разгневалась.

— Что за глупости! Скажи, ради Бога, зачем нелегкая понесла тебя на стену! Ты что, не мог, как все люди, в калитку пройти?

— Да не лазал я на стенку! — прошелестел совсем павший духом пан Кавалькевич.

— Тогда зачем было на табуретку становиться? — опять загремела жена.Я ему то же самое говорю! И никак не могу получить членораздельный ответ, зачем он на эту проклятую стену лез! Если не хотите разбить нашу семью, немедленно отвечайте, что у вас по стене бегает!

— Да всего один раз-то и бегало, — простонал пан Кавалькевич.

— Что бегало? — сурово поинтересовалась пани Кристина.

Пан Роман взял себя в руки и разлил вино по бокалам.

— Я решительно возражаю против того, чтобы за моей женой подглядывали, — сказал он. — И намерен вызвать тебя на дуэль. Но прежде, чем погибну на поединке, хотел бы знать, что же такое по нашей стене бегало. Зверюшка какая-то?

— Отвечай же, горе ты мое! — тормошила пани Кавалькевич мужа.

— Не знаю, — робко признался тот. — Вроде бы огонь какой...

Яночка с Павликом переглянулись. Может, пора бежать из дому, не дожидаясь дальнейшего развития событий? На всякий случай дети подтянулись поближе к двери и напряженно следили за разговором с безопасного расстояния. Пани Кавалькевич казалась им страшнее даже землетрясения. Вон как разбушевалась!

А на ее мужа теперь еще насели и супруги Хабровичи, заставляя признаться. Бедняга не вынес натиска и с трудом выдавил из себя, что по стене бегал вроде бы огонек. Дело было вечером, уже стемнело, он вышел из дома и увидел этот огонек...

— А зачем ты по ночам шастаешь? — перебила грозная супруга. — Куда намылился? Признавайся!

— К Рогалинскому, — прошептал муж. — Все к нему намылились...

— Вы тоже? — обратилась к Хабровичам жена.

— Конечно, — ответила пани Кристина. — Значит, ты имеешь в виду тот день, когда Рогалинский праздновал именины?

— Ну да...

— И в самом деле, Кавалькевич пришел последним. Мы уже все были в сборе, — подтвердил пан Роман.

— И сразу принялся расспрашивать, где Венцковский, — вспомнила пани Кристина.

— Камеру я хотел у него одолжить, — оправдывался пан Кавалькевич.

— Привезла я тебе камеры! Не отвлекайся! — перебила жена. — О деле говори! И что дальше?

— Ну вышел я вечером во двор и увидел. По стене огонек бежал в разные стороны. По самому верху. Небольшой такой огонек и очень весело бежал. В обе стороны... На следующий день, еще засветло, захотел посмотреть, что же там такое, вот и влез на табуретку, ведь стена высокая.

— И что же ты увидел? — с интересом спросил пан Роман.

— Ничего. Ничего там не было...

— Вот, пожалуйста! Ничего не было, а он полез! Нет, недаром люди говорят, к твоей жене полез! И советую вам, соседи, вспомнить, хорошенько подумать о своей стене. Вспомните, что там такое могло бегать? Ваше здоровье!

— И ваше! — тоже подняла бокал пани Кристина. — Я все равно понятия не имею, что там бегало, но ты мне толком вот что скажи: выходит, кто-то увидел его на табуретке и сразу сплетни распустил?

— А ты как думала?

— Ну знаете! Трудно поверить!

— Дорогая, разве ты еще не заметила, что здесь люди от скуки с ума сходят? Сплетни для них — превосходное развлечение. Уж я-то знаю, не один год здесь живу. Удивляюсь только, что в этот свой приезд так мало узнала. Вот в прошлый раз у моего супруга тут целый гарем подобрался!

Пани Кристина рассмеялась.

— На этот раз у него для амурных дел просто времени не оставалось, ведь тут столько интересных событий, одно за другим. Он что, не рассказал тебе?

— У него, бедняжки, времени не было, я с ходу в стенку вцепилась. Выходит, вы тоже не знаете, в чем тут дело?

Тут пана Романа будто что кольнуло в сердце. С еще неясной тревогой он взглянул на своих детей. Сын и дочь с видом полнейшего равнодушия уставились в окно, будто и не слышали крика в гостиной. Неясная тревога обрела более четкие очертания. Меж тем пани Кристина высказала предположение:

— Может, ты наблюдал какое-нибудь необычное атмосферное явление? Огоньки, говоришь? Слышала я что-то об электрических разрядах, об огнях Святого Эльма, о таинственных огоньках на болотах...

— На болотах огоньки от светящихся газов, моя дорогая, для этого как минимум нужно болото! —

высказался пан Роман. — А огни Святого Эльма появляются на мачтах и снастях кораблей в открытом море. Тоже не подходит для нашей пустыни...

— А вы случайно не насыпали на стенку какой отравы против тараканов? — спросила пани Ка-валькевич. — Она очень неплохо горит.

— Никто ничего не сыпал! — решительно заявил пан Роман, глядя на своих отпрысков ужасным взглядом. Подозрения его постепенно перерастали в уверенность. — Это были атмосферные явления. Возможно, на стене лежал какой-нибудь провод, который потом куда-то задевался. И я удивлен, что тебя интересуют такие глупости, когда тут столько происходило по-настоящему интересных вещей. Сокровища «Тысячи и одной ночи»...

— Вот об этих сокровищах вы мне и расскажете! — подхватила гостья. — Откровенно говоря, я из-за этого к вам и пришла...

Выслушав подробный рассказ об аметистах, порасспросив и поахав, гости удалились, и пан Роман перехватил своих детей до того, как они шмыгнули в постели.

— А теперь выкладывайте!сурово потребовал отец. — Что у нас по стене бегало?

— И ты туда же! — притворился обиженным Павлик. — Собираешься с матерью разводиться?

Яночка высказала предположение, что пану Кавалькевичу просто что-то привиделось.

Пани Кристина вздохнула.

— Дорогие мои, не пытайтесь увильнуть. Ясно же, что вы к этому приложили руку. Отец сурово повторил:

— Выкладывайте начистоту. Уверен, опять что-то схимичили. Буквально. Поскольку никаких плохих последствий это не имело, можете признаться. Мы ждем!

— А если бы... если бы оказалось, что последствия все-таки были? — неуверенно заговорил Павлик.

— Тогда как с поездкой в пустыню?

— При чем тут поездка? — удивился отец.

— Ты хочешь сказать — последствия были? — встревожилась мать.

— Еще какие! — решил расколоться Павлик. — И не одним вам хочется об этом узнать. И придется рассказать, хотя любой нормальный человек ни в жизнь бы не признался. Но пустыня должна остаться!

Отец встревожился не на шутку.

— Похоже, последствия были серьезные. Не хотите ли вы сказать, что это вы развалили каменоломню?!

Ответом было мертвое молчание. Яночка с Павликом упрямо глядели на родителей, не опровергая страшного предположения отца.

— Езус-Мария! — запаниковала мама. — Дети!!! Пан Роман принял решение.

— На пустыню мы так и так поедем. Я уже на работе договорился, мне дают свободный день. Признайтесь честно, уж не собираетесь ли вы взорвать остальной Алжир?

— Нет, не собираемся, — успокоила родителей Яночка. — Нет необходимости.

— Слава Богу! В таком случае на пустыню мы поедем независимо от того, что вы натворили в прошлом.

— В таком случае устраивайтесь поудобнее, — сказала Яночка отцу с матерью, — слушать придется долго. Если уж вам обязательно хочется знать...

Самолет шел на посадку в Варшавском аэропорту Окенче.

— С таможенниками объясняйтесь сами, — нервно говорила мама. — Я сделаю вид, что к вашему багажу никакого отношения не имею. И к вам самим тоже.

— Да мы, если хочешь, и твой багаж возьмем на себя! — благородно вызвался сын. — Нам все равно.

Яночка обиженно заметила:

— Подумаешь, «розы пустыни»! Из-за них ты стесняешься таможенников, а сама везешь эту тараканью отраву. Не знаю, но мне бы было стыдно...

— Мы можем сказать таможенникам, что эту пакость везем по собственной инициативе, втайне от тебя, как и все прочие наши диковинки.

— Скажите! — обрадовалась мама. — Я уже ничему не удивляюсь и уверена, вы и сквозь таможню пройдете беспрепятственно. С вашей энергией.

Павлик шепнул сестре:

— Хорошо, что мы не обо всем им рассказали! Представляешь, что бы с ними было, расскажи мы еще и об Обезьяньем ущелье?

И громко сказал маме:

— Ну что ты так нервничаешь? В Алжире мы же прошли арабскую таможню без проблем.

— В Алжире ты на вопрос что везем ответил: «Фрукты для мытья кузины», — напомнила мама.

— Ну и что? — вспыхнул Павлик. — У меня сложности с французским, я хотел сказать «цветы на свадьбу кузины», подумаешь, немного оговорился. Зато таможенник сразу перестал задавать глупые вопросы. О, сели!

В зале таможенного досмотра мама с одним небольшим чемоданом встала в одну очередь, а дети с двумя огромными чемоданами и громадным картонным ящиком — в другую.

— Вы одни прилетели? — удивился досматривающий их таможенник.

— Да! — ответила Яночка.

— Нет! — ответил Павлик. Таможенник попросил их определиться. Девочка пояснила:

— Можно считать, что одни, хотя мы и с мамой. Но она сказала, что отказывается от нас.

— Вы не обращайте на нее внимания, — посоветовал Павлик. — У нее в чемодане самые обыкновенные вещи. Ничего интересного. Все интересное у нас.

— А можно знать, что именно?

— Конечно, проше пана. Съедобные желуди, две «розы пустыни», раковины, один засушенный скорпион, кора пробкового дуба, две масляные лампы, четыре разновидности чертополоха, стручки со стручкового дерева, шкуры овечьи или козлиные, один глиняный вазон...

— Отрава для тараканов,вмешалась Яночка.И минералы из каменоломни. И хлопчатобумажная пряжа, два кактуса, туалетная бумага...

Таможенник отключился уже на стручках со стручкового дерева. Взгляд его скользнул с багажа детей на сидящего рядом с большим ящиком пса. Хабр сидел так, что всем сразу становилось понятно, какой он воспитанный и культурный. Таможеннику что-то смутно припомнилось, он даже перегнулся через стойку, чтобы хорошенько рассмотреть собаку, улыбнулся, махнул рукой и поспешил отдать детям их паспорта, не изъявляя ни малейшего желания полюбоваться на экзотическое содержимое их чемоданов. В другой очереди пани Кристина со своим одним-единственным чемоданом привлекла куда большее внимание таможенников. Ее заставили раскрыть чемодан и внимательно изучили его содержимое.

Выйдя из таможенного зала, путешественники увидели встречающих — тетю Монику с мужем и сыном. Жутко гордый собой Рафал приехал на машине друга. Он забрал в свою машину Павлика и весь багаж, пани Кристина с Яночкой и Хабром отбыли вместе с тетей Моникой в машине дяди Анджея. До дома доехали без происшествий.

Всю дорогу пани Кристина восхищалась Варшавой:

— Как тут холодно! Как тут зелено! Как тут чисто!

— Не иначе, африканское солнце припекло тебе головку, — с беспокойством отозвалась золовка. — Ты находишь, что тут чисто?!

— Еще бы! На мостовой не валяются разорванные мешки с мусором, возле домов не сушится тряпье. И трава растет!

— Очень специфическое у тебя после заграницы восприятие родного города, — заметил дядя Анджей. — А еще что-нибудь специфическое, кроме восприятия, ты привезла?

— Конечно же мы привезли очень интересные вещи! — ответила Яночка. — Дома покажем.

— А как вы пронесли через таможню аметисты? — поинтересовалась мама. — Спрятали?

Яночка обиделась: — И вовсе нет! Мы честно сказали таможеннику, что везем минералы, но он не захотел на них смотреть.

— Аметисты! — восхитилась тетя Моника. — Обожаю аметисты! Но лучше бы вы привезли лампочки и туалетную бумагу, их теперь только за макулатуру и можно приобрести.

— Не волнуйся! — сказала пани Кристина. — Теперь вернулись Павлик с Яночкой, а они уж все на свете раздобудут.

— Кстати, о макулатуре! — сказал дядя Анджей. — Ту, которую вы не вывезли до отъезда, мы аккуратно сложили под лестницей, ждет вас. Но там мало, на лампочки не хватит.

У дома совершенно извелись от ожидания бабушка с дедушкой. Перебивая друг друга, все набросились с расспросами на приехавших. Отмахиваясь от родственников, пани Кристина сразу села на телефон и принялась обзванивать родных и знакомых алжирских поляков, для которых она привезла письма. Многие из этих родных и знакомых приехали за письмами еще в тот же день и тоже присоединились к расспросам о житье-бытье в Алжире. Рафал решил во что бы то ни стало попробовать съедобные желуди, и вот из кухни послышались звуки, очень напоминавшие взрывы, потому что эти желуди надо было печь, как каштаны. А тетя Моника, что бы она там ни говорила о дефицитных лампочках, просто не могла оторваться от аметистов.

К нормальной жизни можно было приступить только на следующий день. До занятий в школе оставалось еще три дня, и за это время надо было переделать множество дел. В том числе упорядочить макулатуру и решить проблему дефицитных электрических лампочек. Яночка с Павликом для начала залезли под лестницу, где дядя Анджей сложил в кучу оставшуюся еще от прошлого сбора макулатуру.

— Смотри-ка, ее тут немало, — заметил Павлик. — Но боюсь, на лампочки не хватит.

— А вдруг опять наткнемся на какое письмо с тайной? — мечтательно произнесла Яночка.

— Очень может быть, — ответил Павлик, роясь в кучке старых бумаг. — Гляди, в основном письма. А вот и конверт с маркой! Надо вырезать ее.

— Пойди принеси ножницы, а я сложу в кучу вот эти газеты,распорядилась сестра.

Вернувшись с ножницами, Павлик застал Яночку замершей над каким-то обрывком письма. Нахмурив брови, девочка внимательно разглядывала его.

— Никак новая тайна? — обрадовался мальчик.

— Наоборот, кажется, старая, — неуверенно ответила Яночка. — А ну, принеси то самое письмо...

Оставив ножницы сестре, Павлик помчался к себе за письмом. Его не было довольно долго. Наконец запыхавшийся мальчик вернулся.

— Представляешь, буквально в последний момент поспел! — возбужденно заявил он.Мать уже загружала мои джинсы в стиральную машину, а это письмо было в кармане. А зачем оно тебе?

— Похоже, я нашла недостающий клочок того письма, ну, об алжирских сокровищах, — ответила сестра. — Давай приложим...

Взволнованный Павлик дрожащими руками разложил на ступеньке лестницы клочки старого письма и приложил к ним найденный Яночкой обрывок, тоже обнаруженный в чудом уцелевшем кусочке конверта. Это и в самом деле оказались обрывки одного письма. Когда их сложили, получился целый лист, исписанный тем же самым, ровным и мелким, почерком. Теперь можно было его прочесть целиком.

Дорогая Марыся!

Перед отъездом хочу еще успеть написать тебе письмо, может, хотя бы о самом главном сообщу. Тут и в самом деле полно настоящих сокровищ, только надо знать, где их найти, а ведь у тебя же будет всего неделя. Так вот, мягкую стопроцентную шерсть лучше всего купить на суку в Махдии. Потом отправляйся в Сугер, там ее красят. Нечто потрясающее, ничего подобного, уверена, тебе в жизни не приходилось видеть! В Тиарет советую ехать через Обезьянье ущелье, стоит его посмотреть, другой возможности у тебя не будет. Поселок находится по левую руку от шоссе, когда едешь к плотине.

Тут еще много чего интересного, ты и в самом деле нигде больше не встретишь таких чудес. Обязательно побывай в специальном районе города для богатых. Там живут важные алжирские сановники, знаешь, этакие арабские шишки. Район для богатых находится у каменоломни. А может, это вовсе не каменоломня? Не знаю, такой открытый карьер для добычи щебня, или как его там. А, может, песка? Это не важно. Ничего подобного ты себе и представить не можешь!

С осмотром местных достопримечательностей ты без всякого труда-управишься за один день, можно сказать, провернешь одной левой, а в четверг обязательно постарайся быть в Махдии, там и найдешь все эти чудесные, волшебные приправы, о которых мы с тобой так мечтали. И хлопчатобумажную пряжу! Хлопок, драгоценный хлопок, вот уж настоящее, сказочное сокровище! Слышишь?

Ох, боюсь, немного сумбурное получилось письмо, ведь жутко тороплюсь, написала непонятно, запутала тебя. Для ясности попытаюсь набросать план, где ты без труда найдешь все эти драгоценные объекты.

Завтра мы уезжаем рано утром, чтобы успеть на паром. Больше по этому адресу не пиши, не застанешь меня. Очень надеюсь, что это письмо дойдет до тебя в целости, не скроет же его твой бывший муж? Мне можешь писать на Главпочтамт, до востребования, надеюсь, есть такой в Торонто. Туда письма идут долго, так что можешь писать ответ уже сейчас.

Целую. Твоя Беата.

Яночка с Павликом три раза подряд прочитали это потрясающее послание. Понадобилось время, чтобы его содержание дошло наконец до сознания бедных детей.

— Вот чертова баба! — произнес ошеломленный Павлик и сел на ступеньку, так как ноги его не держали. — В жизни не встречал более идиотского письма! Шерсть, хлопок, приправы... И эта идиотка называет их сокровищами? Сказочными сокровищами?!

Сестра была более сдержанна в своих высказываниях.

Присев рядом на ступеньки лестницы, она напомнила брату:

— Мама тогда тоже кричала, что это настоящие сокровища, помнишь? В Махдии. Да и потом неоднократно...

— Нет, но эта идиотка! — не мог успокоиться Павлик. — Неужели нельзя было написать толком? А то все в куче. И еще так по-дурацки порвала письмо не прочитав.

— Ты что! Порвала та баба, которая его получила. А вероятнее всего, ее муж.

— Чтоб ему лопнуть! Думаешь, он?

— Ну да, ведь когда конверт рвали на части, он был заклеенным, значит, письма так и не прочитали. Вот я и думаю, муж адресатки вынул из ящика письмо, увидел, что адресовано его жене, и в нервах сразу же его разорвал на три части. Из вредности! Разводятся, наверное...

— Вот я и говорю — чтоб ему лопнуть! Только голову нам заморочил. А сколько наработались из-за него... Но я считаю, сбила нас с толку баба, которая писала письмо. Совсем мозги запудрила. Нет, уж я этого так не оставлю! Напишу ей до востребования в Торонто и выскажу все, что о ней думаю.

Павлик не помнил себя от ярости, весь раскраснелся, кричал и размахивал руками. Яночка молчала, глядя то на взбудораженного брата, то на сложенное из кусочков письмо. Наконец она пришла к решению.

— Кончай базарить! Я считаю — все окэй!

Прервав на полуслове проклятия по адресу вредной бабы, Павлик непонимающе уставился на сестру. Та снизошла до пояснений:

— Как ты не понимаешь — ведь только благодаря ей мы съездили в Алжир, раздобыли сокровища. А столько приключений! Сколько нового повидали! Так что если и писать ей, то только благодарственное письмо — дескать, только благодаря вам и прочие такие выражения...

— О, вот уж выражения я бы ей охотно написал! — бушевал Павлик.Очень подходящие выражения!

— Успокойся же! Тебя раздражают ее восторги по поводу шерсти и приправ? Да не будь их, мы бы не увидели столько нового и интересного! И нечего на стенку лезть!

Разумные доводы сестры постепенно дошли до брата. И в самом деле. Письмо идиотское, никто не спорит, но только благодаря ему оба они познакомились с дотоле неизвестным им миром, да еще и привезли два чемодана сокровищ. Настоящих сокровищ, не то что дурацкие приправы и прочая пряжа. Один засушенный скорпион чего стоит! А «розы пустыни»? Ни у кого из класса ничего подобного нет! А кора пробкового дуба, которая не тонет в воде?!

Перестав метать громы и молнии на голову глупой бабы, Павлик внял доводам сестры.

— Может, ты и права, — успокаиваясь, сказал он. — Возможно, так и надо расценивать дурацкое письмо...

— А не будь оно дурацким, разве мы бы заинтересовались им? — подхватила Яночка. — Ну сам подумай. Прочитали бы про шерсть приправы...

— ...и оставили бы без внимания, — согласился Павлик. — Нас это не колышет.

— И до конца жизни потом жалели бы! — закончила Яночка.

Павлик согласился с сестрой. Он бы тоже до конца жизни не простил себе, что не воспользовался такой оказией. Выходит, глупая баба оказала им неоценимую услугу. И тот самый муж, который в нервах разорвал письмо жене, тоже их благодетель, можно сказать... Ладно, все путём, больше Павлик не будет возмущаться.

И мысли мальчика переключились на школу, на одноклассников, которым он продемонстрирует свои сокровища. А уж рассказам не будет конца!

Яночка поудобнее устроилась на ступеньке, оперлась спиной о следующую и вытянула ноги.

— Знаешь,задумчиво сказала она брату,я решила. Стану геологом. Буду искать минералы. И первая раскопаю ту гору, что по дороге в Сугер.

— Ты думаешь, до тех пор никто ее не раскопает? Она тебя дождется?

— Из того, что говорил пан Кшак, следует — в моем распоряжении еще лет пятьдесят. А если и раскопают, ничего страшного. В мире столько еще интересных вещей! Столько предстоит раскопать! Для меня останется работа. Буду ездить по всему свету.

Павлик задумался и, помолчав, сказал:

— Мне бы тоже хотелось найти какую-нибудь международную работу. Помнишь, как пан Кшак сказал Рогалинскому? Ну, когда тот жаловался, что не знает иностранных языков?

— Да, он сказал, что зато пан Рогалинский умеет чертить на всех языках.

— Вот-вот, мне тоже надо найти такое, что на всех языках выглядит одинаково. Пока не знаю что, надо подумать. Время еще есть. У меня ведь тоже трудности с изучением иностранных языков.

— И все равно их обязательно надо изучать, — сказала сестра. — На всякий случай.

— А я разве против? Пожалуйста, могу изучать, кое-какая польза от них есть, сам убедился.

И вздохнув, добавил: — Наработался, как ишак, раздобывая наши сокровища. Думал, наконец отдохну. А получается — опять впрягайся в работу...

Реклама на сайте