«Утонувшие надежды»

Дональд Уэстлейк Утонувшие надежды

ОБЛОМ ПЕРВЫЙ

1

Над городом уже занимался серый рассвет, когда Дортмундер отправился домой и застал Мэй на ногах, в зеленых брюках из шотландки и мешковатом свитере. Услышав, как Дортмундер открывает дверь, она вышла из гостиной в прихожую, но вместо своего обычного «Ну, как?» произнесла голосом, в котором слышались одновременно и беспокойство, и облегчение:

— Ты вернулся.

Уставший и расстроенный, Дортмундер не обратил на ее слова внимания и ответил на совсем другой, привычный вопрос:

— Да неважно...

Открыв дверцу стенного шкафа, он принялся неторопливо извлекать из многочисленных внутренних и наружных карманов своей черной куртки инструменты и с глухим лязгом рассовывать их по полкам.

— Ювелир переехал в Ринбек, теперь на месте его магазина итальянская пиццерия. Антиквар забросил свои древности и начал торговать куклами из диснеевских мультиков. А в чековой кассе завели собаку. — Сняв куртку, Дортмундер поднес ее к глазам, рассматривая свежую прореху на спине. — Проклятая подлая псина, — пробормотал он.

— Джон... — произнесла Мэй, в ее голосе слышалось напряжение. Пальцы левой руки сложились так, будто Мэй держала сигарету, сбрасывая воображаемый пепел на пол. Такого не бывало с тех пор, как она бросила курить.

Но у Дортмундера было полно своих забот. Повесив на крючок рваную куртку, он сказал:

— Самое время подумать, не начать ли мне честную трудовую жизнь. Впрочем, я успел прихватить малость, когда вышвырнул пса на улицу и он убежал. — Дортмундер извлек из-за пазухи комок банкнот и положил их на столик в прихожей.

— Джон, — сказала Мэй. Глаза ее округлились и побелели. — Тут какой-то человек.

Дортмундер замер, рука его зависла над деньгами.

— Что такое?

— Он говорит, — Мэй опасливо и подозрительно оглянулась на дверь гостиной, — что он — твой старый приятель.

— Кто говорит?

— Этот человек.

— Эл?.. — раздался хриплый надтреснутый голос, в котором тем не менее сквозили самоуверенные нотки. — Эл, это ты?

На лице Дортмундера появилось озадаченное выражение, сменившееся испугом.

— Нет, я не Эл, — ответил он.

В дверях гостиной появился мужчина — серый и холодный, словно рассвет за окном, сухой и жилистый старик чуть выше шести футов ростом, в серой ветровке, накинутой поверх мятой синей рабочей рубахи, в мешковатых штанах и черных стоптанных ботинках. Его шишковатая квадратная голова прочно сидела на каменных плечах, словно кишащий древоточцами чурбан. Глаза у него были тусклые, щеки заскорузлые, брови кустистые, а жиденькие седые прямые волосы лежали на больших отвислых ушах.

— Привет, Эл, — сказал старик. Губы его при этом оставались неподвижными. Но какому чревовещателю придет в голову использовать такое создание в качестве своего второго "я"? — Как поживаешь, Эл? — Хриплый бесцветный голос прямо протискивался сквозь эти окаменевшие губы. — Давно не виделись.

— Будь я проклят, — ответил Дортмундер. — Значит, тебя выпустили.

2

Старик издал звук, который можно было принять за смешок.

— Удивлен, а? — спросил он. — Я и сам удивляюсь.

— Стало быть, ты с ним знаком, — сказала Мэй так, словно не знала, хорошо это или плохо.

— Мы с Томом вместе сидели, — неохотно объяснил Дортмундер. — В одну пору даже были сокамерниками.

Угловатый, жилистый старик, чей облик так не вязался с домашним и милым именем Том, вновь издал этот свой смешок и добавил:

— Сокамерники. Кореша. Верно, Эл? Сведенные вместе причудой судьбы — так, что ли?

— Да, верно, — отозвался Дортмундер.

— Почему бы нам не посидеть в гостиной? — предложил Том и сжал губы в тонкую прямую линию. — У меня там кофе стынет.

— Да, конечно, — согласился Дортмундер.

Том повернулся и направился в гостиную, шагая так, будто бы его скелет разобрали на части, да так и не сумели толком собрать, явно переборщив с «безумным клеем». Мэй яростно жестикулировала за его сутулой спиной, выражая бровями, плечами и пальцами безмолвное негодование: кто это такой? Как он оказался в моем доме? Когда все это кончится? Дортмундер в ответ подмигивал и кривил рот: понятия не имею, то ли у нас неприятности, то ли нет, поживем — увидим. Они вошли следом за Томом в гостиную.

Том выбрал себе лучшее кресло и уселся, свесив руку до пола. Дортмундер и Мэй заняли места на диванчике напротив. Они выглядели точь-в-точь как супружеская пара, которой только что предложили всерьез задуматься о страховании жизни. Том сдвинулся на край кресла, подался вперед и, взяв со столика чашку, стал с видимым удовольствием потягивать кофе. В нем было что-то от второстепенного персонажа из фильма о Великой депрессии — этакий старикашка, греющийся у маленького костра в обществе бродяг. Дортмундер и Мэй опасливо наблюдали за ним; наконец Том поставил чашку на стол, откинулся на спинку кресла и, слегка вздохнув, заявил:

— А я теперь спиртного — ни-ни. Отучился в тюрьме.

— Сколько же ты просидел, Том? — спросил Дортмундер. — Сколько же ты просидел за всю свою жизнь?

— За всю жизнь? — Том вновь издал свой смешок. — Всю свою жизнь просидел — вот сколько. В последний раз — двадцать три года. А должны были продержать до самой смерти. Тюрьма стала мне домом родным.

— Да, я помню, — отозвался Дортмундер.

— Дело в том, — продолжал старик, — что, пока я жрал казенные харчи, работал на правительство и спокойно спал в камере, мир стал куда хуже, чем в былые времена. Наверно, теперь меня не считают опасным для общества.

— С чего ты это взял, Том?

— Знаешь, почему меня выпустили? — ответил тот. — Все дело в инфляции, урезанном бюджете и переполненности тюрем. Общество взрастило — заметь, самостоятельно, без нашей помощи — целое поколение преступников, мелких воришек, которые и в подметки не годятся таким волкам, как мы с тобой, Эл.

— Это точно, подонков вокруг полно, — согласился Дортмундер.

— Такие люди не отличат чертеж от конфетного фантика, не говоря уж о том, чтобы разработать серьезный план. Сделав шаг правой ногой, эта шваль даже не имеет представления, что делать с левой.

— Да, их полно вокруг, — повторил Дортмундер. — Заползет такой субчик под лестницу и спит, положив под голову краденый телевизор. А нам за него отдуваться.

— Всему этому они учатся в тюрьме, вот что я тебе скажу, — заявил Том. — И главная беда — то, что их к этому подталкивают нечестивые помыслы. Мы-то с тобой знаем, Эл, что если парень заявляется в банк с пистолетом и говорит: «А ну, деньги на бочку и чтоб пять минут никто не шевелился», — то у него на это могут быть только две стоящие причины. Либо его семья живет впроголодь и нуждается в лечении, обуви, учебниках для ребятишек и хочет есть мясо чаще, чем раз в неделю, либо этот парень желает свозить свою девчонку в Майами и малость повеселиться. Либо так, либо этак. Верно?

— Что ж, обычное дело, — согласился Дортмундер. — Только теперь ездят все больше в Лас-Вегас.

— А нынешние шуты даже этого понять не могут, — сказал Том. — Они крадут для того, чтобы кольнуться и наширяться. Они колются и ширяются даже в тюрьме, покупая зелье у охранников, вольняшек, посетителей — у кого угодно, даже у тюремного капеллана. Но спроси у них, почему они не пошли к специалисту по подбору профессии и встали на путь преступления, хотя ни бельмеса в этом не смыслят, и тебе скажут, что в их бедах виновата политика, а они — лишь ее жертвы.

Дортмундер кивнул.

— Я слыхал об этих типах, — сказал он. — Так говорят, когда хотят добиться смягчения приговора, а то и освобождения на поруки.

— Мура все это, Эл, — продолжал настаивать Том.

— Том, да ведь и мы с тобой в свое время вешали судье на уши такую же лапшу, — осторожно заметил Дортмундер.

— Ну ладно, — сказал Том. — Допустим, ты прав. Но, как бы то ни было, из-за инфляции содержать и кормить человека в тюрьме, в тех условиях, к которым мы все привыкли, становится все дороже, а бюджет урезают... Известно ли тебе, Эл, — прервал сам себя Том, — что заключенные с большими сроками — самые здоровые люди Америки?

— Понятия не имел, — признался Дортмундер.

— Так вот, это истинная правда, — сказал Том. — Размеренная жизнь без всяких потрясений, однообразная пища, бесплатная врачебная помощь, регулярные занятия физкультурой — все это приводит к тому, что самыми здоровыми людьми нашего общества оказываются те, кто сидит пожизненно. Это подтвердит любая страховая компания.

— Ну что ж, должно же быть хоть какое-то утешение, — отозвался Дортмундер.

— Вот-вот. — Том снова выдавил смешок. — Сидишь в камере и утешаешься тем, что на воле ты бы помер раньше. — Том отпил кофе — при этом его губы, казалось, оставались плотно сжатыми. — В общем, все одно к одному — удорожание питания и содержания, сокращение бюджета, теперь у них еще меньше денег на содержание и питание — плюс на воле бродят целые толпы мужиков от семнадцати до шестидесяти лет, которых нужно сажать и кормить. И вот губернатор решил сделать мне подарок к семидесятилетию. — Том улыбнулся Мэй плотно сжатыми губами: — Вам и в голову не пришло бы, что мне уже семьдесят?

— Это точно, — согласилась Мэй.

— А я выгляжу моложе Эла, — сказал Том.

Мэй взглянула на Дортмундера, нахмурив брови.

— Джон, — сказала она, — почему он называет тебя Элом? Если ты знаешь его, а он знает тебя и если твое имя — Джон (а тебя действительно зовут Джон), так почему он продолжает называть тебя Элом?

Том издал звук, который мог означать смешок.

— Это наша с Элом тюремная подначка, — сказал он.

— У Тома весьма своеобразное чувство юмора, — объяснил Дортмундер. — Он узнал, что мое второе имя — Арчибальд и что оно мне не нравится.

— Ты это имя просто ненавидишь, — заметила Мэй.

— Самое худшее, что происходит при задержании, — продолжал Дортмундер, — это когда легавый смотрит мне в глаза и говорит: «Джон Арчибальд Дортмундер, вы арестованы!» В такие мгновения у меня просто колени подгибаются, и все из-за этого имечка.

— Короче говоря, Том узнал о твоей ненависти к своему имени и с тех пор называет тебя этим именем?

— Совершенно верно.

— И это он придумал тебе прозвище Эл как уменьшительное от Арчибальд?

— Да.

— Типичная тюремная подначка, — усмехнулся Том.

— И это называется чувством юмора, — сказала Мэй.

— Какая ты понятливая, — отозвался Дортмундер.

— Эл, — произнес Том, — скажи, ты достаточно близок с этой женщиной? Я имею в виду, не стоит ли нам переговорить наедине?

— Видишь ли, Том, — ответил Дортмундер, — если ты собираешься много общаться со мной, то тебе придется мириться с ее присутствием. Такие дела.

— Хорошо, — сказал Том. — По мне — так все в порядке. Просто хочу, чтобы ты был в своей тарелке.

— Тебе что-то от меня нужно, Том? — спросил Дортмундер.

— Да, мне кое-что от тебя нужно, — ответил Том. — Уж не думаешь ли ты, что я соскучился и приехал в гости? Что я пересек континент и завалился к старому приятелю, чтобы поболтать о старых добрых временах? Неужели я похож на человека, рассылающего рождественские открытки?

— Я уже сказал, Том, — терпеливо повторил Дортмундер. — Ты приехал, поскольку тебе что-то нужно.

— Да. Мне кое-что нужно.

— Что именно?

— Мне нужна твоя помощь, — помолчав, сказал Том.

— Деньги? — спросил Дортмундер, догадываясь, что деньги здесь ни при чем. Том Джимсон был не из тех, кто просит взаймы, — он скорее застрелил бы тебя и обобрал твой труп, но не унизился бы до попрошайничества.

— Ну что ж, в некотором смысле — деньги, — ответил Том. — Давай-ка я тебе все объясню.

— Слушаю тебя.

— Короче, дело обстоит следующим образом. Всякий раз, сорвав изрядный куш, я прятал часть навара — или весь целиком — в таком месте, откуда мог бы впоследствии его достать, как только потребуется. Я научился этому у Дилли, когда был еще ребенком.

— Дилли? — спросила Мэй.

— Джон Диллинджер, — пояснил Дортмундер. — Том начинал вместе с Диллинджером и называл его Дилли.

— Прямо в глаза? — спросила Мэй.

— Послушайте, мадам, — сказал Том. — Я всю жизнь был сам себе голова, и если мне захотелось назвать Эла «Элом», я так его и называл. Если мне хотелось назвать Диллинджера «Дилли», я так его и называл.

— Понятно, — отозвалась Мэй. Ее глаза становились все более затравленными.

— Мы с Дилли, образно выражаясь, вместе вышли на большую дорогу. Я имею в виду — когда его в тридцать третьем выпустили из тюрьмы в Индиане, я как раз начинал. Мне тогда было четырнадцать. За тот год я многому успел научиться у Дилли, пока его не настигла смерть, и одной из наук, которые я тогда усвоил, была привычка откладывать на черный день.

— Как же, помню, — заметил Дортмундер. — Когда мы сидели в одной камере, тебе при каждой встрече с адвокатами приходилось сообщать им, где зарыт твой очередной тайник, который они могли выкопать, чтобы получить свой гонорар.

— Адвокаты, — проворчал Том еще более сиплым голосом. При этом его губы чуть шевельнулись, открывая мелкие, белые, острые на вид зубы. — За эти годы они наложили лапу на большую часть моих запасов, а я не получил от них ровным счетом ничего. Но до моего главного тайника они не добрались — черта с два! Я берег его даже от адвокатов. Это моя пенсия. Я выбрал себе местечко на западном побережье, в Мексике, неподалеку от Акапулько. Я уеду туда, как только получу свои деньги — деньги, которые надолго обеспечат мне счастливую и здоровую жизнь. Я стану почтенным пожилым человеком. Это единственное желание, которое у меня еще осталось.

— Прекрасная мысль, — сказал Дортмундер. Интересно, подумал он, что помешало Тому просто сесть на самолет и отправиться на юг? Зачем он приехал сюда, зачем рассказывает эти истории мне, Дортмундеру?

— Мы взяли броневик, перевозивший деньги из Олбани в Нью-Йорк по Сквозному шоссе, — продолжал Том. — Сработали чисто, да только впоследствии моим ребятам не повезло, и я оказался единственным хозяином всех семисот тысяч.

Дортмундер с изумлением посмотрел на него:

— Долларов?

— Чего же еще? Долларов, конечно. Это было за год или за два до моей последней отсидки. Денег было завались, а поскольку делиться не с кем, я купил гроб...

— Ты хочешь сказать, сейф? — вставил Дортмундер.

— Нет, именно гроб, — сказал Том. — Если ты решил что-то надежно спрятать, то лучше гроба ничего не придумать. Водонепроницаемый, герметичный гроб со стальной обшивкой.

— Ну и ну, — поразился Дортмундер.

— Вот тебе и «ну», — сказал Том. — Беда в том, что его просто так не купишь. Фирма-производитель ведет тщательный учет своей продукции.

— Зачем это? — нахмурился Дортмундер.

— Видишь ли, они не хотели бы, чтобы ты купил гроб и, засунув в него свою матушку, зарыл ее где-нибудь на огороде. Самовольное погребение незаконно.

— Полагаю, что так, — согласился Дортмундер.

— Но у меня в то время был один приятель, владелец похоронного бюро, — продолжал Том, — мы вели дело на паях...

Дортмундер и Мэй обменялись многозначительными взглядами.

— ...так что он продал мне один гроб, что называется, из-под прилавка. Чудесная вещь, он стоил каждого пенни вложенных в него денег. Хоронить людей в таком гробу — настоящее преступление.

— Ага, — пробормотал Дортмундер.

— Неподалеку от Сквозного, — продолжал Том, — был маленький городишко под названием Паткинс-Корнерз. Как-то ночью я приехал туда, пробрался за библиотеку, где никто не мог меня увидеть, вырыл яму глубиной в четыре фута, опустил туда гроб и засыпал его землей. А потом уехал, и теперь никто во всем мире — кроме вас, конечно — даже понятия не имеет, что я вообще когда-либо бывал в этом самом Паткинс-Корнерз.

— Так значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе вырыть гроб с деньгами и вывезти его из Паткинс-Корнерз? — спросил Дортмундер.

— Именно об этом и идет речь, — ответил Том.

— Мне кажется, это дело — проще пареной репы, — заверил его Дортмундер, решив, что семидесятилетний Том просто боится, что не сумеет вырыть и достать тяжелый гроб.

Однако Том покачал головой и сказал:

— Боюсь, это будет потруднее, чем ты думаешь, Эл. Видишь ли, четыре года спустя — примерно в то самое время, когда тебя поселили в моей камере, — власти штата Нью-Йорк выкупили все тамошние земли да еще четыре селения в придачу, включая и Паткинс-Корнерз, а людей вывезли. Затем землю передали городу и, перекрыв ведущее в долину шоссе дамбой, устроили там водохранилище для нужд прилегающих районов.

— Вот это да, — протянул Дортмундер.

— Потому-то я и обратился к тебе за помощью, — объяснил Том. — Дело в том, что сейчас мои денежки покрыты тремя футами земли и пятьюдесятью футами воды.

— Что ж, — согласился Дортмундер. — Это серьезная задача.

— Но выполнимая, — сказал Том. — В этом и состоит мое предложение. Ты, Эл, парень с головой, так что...

— Спасибо за комплимент.

— ...так что я беру тебя в долю, — закончил Том. — Мы достанем мой ящик — я, ты и, может быть, кто-то еще, затем разделим поровну. Половина мне, половина — тебе, а ты поделишься с теми, кого пожелаешь подключить к этому делу. Триста пятьдесят тысяч. Вполне хватит, чтобы вести жизнь почтенного пожилого человека, особенно в Мексике. Что скажешь?

— Что ж, предложение занятное, — сказал Дортмундер, подумав, что стоило бы разнюхать, что именно произошло с партнерами Тома по ограблению и почему он остался единственным обладателем семисот тысяч долларов. Правда, учитывая почтенный возраст Тома, можно было предположить, что он теперь не столь опасен, как в сорок три или сорок четыре года, когда брал броневик. Одновременно в голове Дортмундера зашевелились мысли о размере добычи и воспоминания о схватке с бешеной собакой и о жалких крохах, доставшихся ему после ограбления кассы. Дортмундер понятия не имел о том, как он будет выкапывать гроб со дна водохранилища на глубине пятидесяти футов, но даже если пригласить еще двух-трех ребят — скажем, для верности — трех, все равно на его долю остается около сотни тысяч. И никаких тебе собак.

— Хорошо, я согласен, — сказал он.

— Так, может быть, нам сегодня же вечером — но только не слишком поздно — отправиться туда, чтобы я показал тебе место? Два часа езды от города.

— Нынче вечером? — Дортмундер подумал, что ему, вероятно, захочется поспать подольше. Схватка с собакой в кассе вымотала его до предела.

— Чем раньше, тем лучше, — сказал Том.

— Неужели ты действительно хочешь этим заняться, Джон? — спросила Мэй.

Дортмундер видел, что Том вызывает у Мэй, как и у всякого другого человека, чувство неприязни; однако, взвесив положительные стороны дела, о которых только что размышлял, Дортмундер ответил:

— Надо посмотреть, Мэй. Посмотреть, что там и как.

— Делай как знаешь, — процедила Мэй, и звуки ее голоса содержали еще множество невысказанных слов.

— Я только посмотрю, — заверил ее Дортмундер и, обернувшись к Тому, спросил: — Где ты остановился?

— Пока мои деньги лежат в Паткинс-Корнерз, я согласен удовлетвориться тем диванчиком, на котором вы сидите.

Лицо Мэй превратилось в каменную маску. Дортмундер сказал:

— Что ж, в таком случае мы поедем туда сегодня же вечером.

3

Машина свернула со Сквозного шоссе и покатила по Норт-Дадсону, крохотному городку, забитому едва ползущими автомобилями, водители которых, казалось, никак не могли решить, делать ли им левый поворот. Дортмундер и без того терпеть не мог сидеть за рулем, и нерешительность местных жителей отнюдь не улучшала его настроения. Дортмундер привык к тому, что машиной управляет настоящий водитель — как правило, Стэн Мэрч, иногда — Энди Келп, а специалисты, сидя на заднем сиденье, смазывают клещи или обертывают черной изолентой отвертки. Посадить специалиста за руль и заставить его ехать по местности, находящейся в сотне миль от города — по крайней мере в нескольких десятках миль, — значило поручить машину чрезвычайно самоуверенному и вместе с тем нервному человеку.

Однако выбора на сей раз не было. Даже если Том Джимсон и умел когда-то управлять автомобилем и ему доставало осторожности и человеколюбия, чтобы никого при этом не давить, то его умение и осторожность совершенно испарились за двадцать три года, проведенных в камере. Короче говоря, Том взял напрокат машину, вместо того чтобы позаимствовать ее где-нибудь на улице, и Дортмундеру волей-неволей пришлось ее вести.

Одно радовало: погода стояла отменная. Блики апрельского солнца играли и переливались на белых алюминиевых прутьях оград затейливых каменных домиков, придававших Норт-Дадсону налет декоративности, от которого у всякого настоящего горожанина тотчас разыгралась бы мигрень. Особенно если он как следует не выспался. Поэтому Дортмундер предпочел сосредоточить внимание на немногочисленных знакомых ему признаках цивилизации — дорожных огнях, дугах «Макдональдсов» и рекламных щитах «Мальборо» — и знай себе погонял машину, понимая, что Норт-Дадсон когда-нибудь да кончится. Сидевший рядом Том Джимсон вертел головой и насмешливо улыбался неподвижными губами. Наконец он сказал:

— Эта деревня — все тот же кусок дерьма, что и раньше.

— Что мне делать, когда кончится город?

— Езжай дальше.

На окраине города примостился бар, в витрине которого красовалась неоновая реклама немецкого пива техасского производства. Далее простирались поля, леса и фермы. Дорога завиляла и полезла в гору; то тут то там мелькали каменистые пастбища, и лошади провожали машину своими рыбьими взглядами.

Они отъехали от города мили на четыре, когда Том нарушил затянувшееся молчание:

— Поворот проехали.

Дортмундер нажал на тормоза и, остановив машину посреди шоссе, выругался вслед обогнавшему их грузовику, который едва не довел его до инфаркта.

— Где поворот?

— Там, сзади, — сказал Том, посмотрев на Дортмундера. — Да только теперь его не видать. Я же тебе говорил — Паткинс-Корнерз больше не существует. И это наша главная беда.

— Так ты говорил про старую дорогу, — сообразил Дортмундер. — Значит, я не должен был никуда сворачивать.

— А ты и не смог бы, — отозвался Том. — Дорога совсем заросла.

Дортмундер не заметил никакой дороги; видимо, Том не врал, когда говорил, что она заросла.

— Когда ты сказал, что мы проехали поворот, я подумал, что мне нужно было свернуть туда или что-то в этом роде, — объяснил Дортмундер.

— Когда придет время сворачивать, я тебе сообщу, — заявил Том.

— Мне показалось, что ты имел в виду именно этот поворот, — настаивал Дортмундер.

— Ты ошибся.

— Но прозвучало именно так! — В этот миг их обогнала повозка, и возница подудел в свой рожок, требуя убраться с середины дороги. — Когда ты сказал «мы проехали поворот», это прозвучало так, будто мы пропустили поворот.

— Мы действительно проехали поворот. Двадцать три года назад там была дорога, — раздраженно заявил Том. — А теперь на ее месте лишь деревья, кусты да холмы.

— Короче, я тебя неправильно понял, и все тут. — Голос Дортмундера заглушил рев сигнала проезжавшего мимо лесовоза, кузов которого был под завязку забит бревнами.

Том развернулся и заглянул в глаза Дортмундеру.

— Я тебя понял, Эл, — сказал он. — И нечего больше болтать. Давай-ка поезжай. Мне уже семьдесят лет, и я понятия не имею, долго ли еще протяну.

Дортмундер покатил дальше, и спустя милю автомобиль подъехал к дорожному указателю, сообщавшему о том, что они пересекают границу округа Вилбургтаун.

— Тот самый округ, — сказал Том. — Водохранилище затопило его практически целиком. Не осталось ни одной деревни. Главная усадьба располагалась в Паткинс-Корнерз... о, поворот проехали.

Влево от шоссе отходила двухполосная асфальтовая дорога. Дортмундер понимающе кивнул и поехал прямо.

— Эй! — рявкнул Том.

— Что случилось?

— Мы же поворот проехали! Ты что, глухой?

На сей раз Дортмундер остановил машину на пыльной обочине. Обернувшись к Тому, он спросил:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я должен был свернуть?

— Да, именно это я и сказал! — Том так рассердился, что его губы чуть-чуть шевельнулись. — Я же сказал: мы проехали поворот!

— В прошлый раз, когда ты сказал «мы проехали поворот», — ледяным тоном ответил Дортмундер, потихоньку начиная звереть, — ты вовсе не хотел сказать, что мы пропустили поворот. Ты имел в виду нечто иное. То ли тебя потянуло на воспоминания, то ли что-то еще.

Том вздохнул и, уставившись на приборную доску, потер кончик носа согнутым пальцем. Затем кивнул.

— Ладно, Эл, — сказал он. — Мы слишком долго жили порознь. Нам придется вновь научиться понимать друг друга.

— Наверное, ты прав, — согласился Дортмундер, не желая спорить со старым приятелем.

— Так вот, на сей раз я имел в виду «сверни на этом повороте». Я и сам проклинаю себя за то, что так и не научился выражаться более ясно.

— Это было бы весьма кстати, — признал Дортмундер.

— Теперь слушай мои указания. Сейчас мы развернемся, отъедем назад и попробуем все сначала. Хорошо?

— Хорошо.

Дортмундер оглянулся по сторонам, развернул машину, и Том тут же сказал:

— Поворачивай.

— Я помню, — заметил Дортмундер, сворачивая на двухполосную дорогу.

— Я только хотел поучиться произносить это слово так, как полагается.

— Интересно бы узнать, — сказал Дортмундер, ведя машину меж обступивших дорогу деревьев, — что это было — еще одна из твоих знаменитых шуточек?

— Может, и так, — ответил Том, рассматривая дорогу сквозь лобовое стекло. — А может быть, следствие подавляемой злости. Как-то раз меня обследовал тюремный психиатр, так он сказал, что у меня в душе накопилось много злобы. Порой какая-то ее часть вылезает наружу и получаются такие вот неприятности.

Дортмундер с изумлением посмотрел на него.

— У тебя еще и подспудная злость есть? — спросил он. — Мало тебе явной, так еще и скрытая?

— Так сказал психиатр, — ответил Том, пожимая плечами. — Впрочем, чего еще от него ожидать? Эти психиатры — сами психованные и только потому берутся за эту работу... Теперь притормози, мы приближаемся.

Направо в лес уходила грунтовая дорога, перегороженная простым металлическим шлагбаумом с надписью: «Проезд запрещен — территория водохранилища Вилбургтаун». Чуть поодаль в ту же сторону от дороги отходил еще один проселок, с таким же шлагбаумом и такой же надписью. Еще дальше из леса под углом к дороге выходил забор, ограда из колючей проволоки высотой футов в восемь.

— Неужели все водохранилище обнесено колючкой? — поразился Дортмундер.

— Представь себе, — отозвался Том.

— Очень уж строгие меры безопасности для простого водохранилища. — Дортмундер неопределенно махнул рукой. — А мне казалось, что водохранилище — это такое место, куда можно свободно подъехать, чтобы порыбачить и искупаться.

— Да, но во времена строительства этого водохранилища Америка переживала революционный момент. Ты, верно, помнишь все эти выступления против войны, против правительства, за окружающую среду...

— Они и поныне продолжаются.

— Но в те времена они носили особенно ожесточенный характер. Взрывы в колледжах и все такое прочее. А это водохранилище оказалось в самом центре событий. Появились группировки, угрожавшие напичкать его химикатами, которых хватило бы, чтобы одурманить весь Нью-Йорк.

— А что? Вполне могли, — согласился Дортмундер, вспоминая некоторых своих городских знакомых.

— Нет, не могли, — возразил Том. — Здесь построили забор, выставили полицейские кордоны, издали соответствующий закон и тем самым сделали водохранилище совершенно недоступным для посторонних.

— Но это же было так давно, — заметил Дортмундер. — Всех этих химикатов уже и след простыл. А хозяева, должно быть, сами нажрались этой отравы.

— Эл, — сказал Том. — Ты видел правительство, которое добровольно отказалось бы чем-то управлять? Здесь по-прежнему стоит забор, по-прежнему дежурит полиция, закон так и не отменили, тут идет работа, и ее делают люди. Иначе правителям было бы неловко получать зарплату каждую неделю.

— Ясно. Это, разумеется, усложнит дело, но ничего страшного.

— Главное затруднение в другом, — пробормотал Том. Увы, в тот миг Дортмундер не додумался спросить, что он имеет в виду.

Водохранилище было совсем рядом. Ограда тянулась все дальше, и за ней поблескивала вода. Показалось огромное озеро, сиявшее в лучах заката, подернутое рябью от прикосновений легкого игривого ветерка. Растущие по берегам водохранилища сосны, дубы, клены и березы подступали к самому урезу воды. И ни одного дома вокруг, ни лодки, ни живой души. Дорога шла вдоль берега, и по другую ее сторону, за вторым забором, начинался крутой спуск в глубокую долину.

— Останови-ка, — велел Том.

Дорога здесь сужалась, и забор подступал вплотную к проезжей части. Если бы Дортмундер загнал машину на обочину, Том вряд ли смог бы открыть свою дверцу, а другой борт автомобиля все равно оставался бы на дороге. Однако на этой второстепенной дороге движения не было вовсе, и Дортмундер мог остановиться где угодно, ни о чем не беспокоясь.

— Отлично, — сказал Том, вылезая из машины и оставив свою дверцу открытой.

Дортмундер последовал за ним, выбрался на бетон. Глушить мотор он не стал, но дверцу захлопнул — на тот случай, если кто-нибудь все же проедет. Обойдя машину, он остановился рядом с Томом у забора и вгляделся в спокойные воды озера. Том просунул сквозь забор корявый, похожий на сучок указательный палец и сказал:

— Вон там стоял Паткинс-Корнерз. Вон там.

— Трудненько будет до него докопаться, — отозвался Дортмундер.

— Ерунда. Разрыть немного ила, и все, — ответил Том.

— А где плотина? — спросил Дортмундер, озираясь по сторонам.

Том бросил на него недоуменный взгляд:

— Плотина? Ты спрашиваешь, где плотина? Вот она, ты на ней стоишь.

— Я стою на плотине? — Дортмундер посмотрел направо, затем налево. Дорога выныривала из леса и вновь убегала в лес, делая широкую плавную петлю, с внешней стороны которой оставалось водохранилище, а внутри слева — спуск в долину. Затем дорога поднималась на соседний холм, поросший деревьями, и вновь исчезала в густой зелени.

— Так это она и есть, — удивленно протянул Дортмундер. — Так, значит, дорога проходит по верху плотины?

— Ну конечно. А ты что думал?

— Я не ожидал, что она окажется такой огромной, — признался Дортмундер и, опасливо посмотрев по сторонам, хотя пока никто не проезжал мимо, пересек дорогу и заглянул вниз. Он увидел плавный изгиб вогнутой стенки плотины; ее кремовая бетонная поверхность была похожа на приподнятую дуновением ветра занавеску. Из-под плотины вырывался поток воды, бежавший по дну долины мимо ферм и деревень и исчезавший в окрестностях огромного города, значительно превосходившего величиной Норт-Дадсон.

— Так, значит, раньше по ту сторону было нечто подобное? — спросил Дортмундер, махнув рукой в направлении водохранилища.

— Кабы я знал, как все обернется, — сказал Том, — зарыл бы этот проклятый ящик в Дадсоне.

Дортмундер еще раз осмотрел поверхность плотины и на сей раз заметил в ней окна — два длинных ряда самых обыкновенных окон, расположенных чуть ниже края дамбы.

— Так это же окна, — сказал он.

— Правильно, — отозвался Том.

— Но... откуда они взялись? Неужели внутри плотины что-то есть?

— Разумеется, — сказал Том. — Там рабочие помещения, управление потоком воды, лаборатории для проверки ее чистоты, насосные станции, перекачивающие воду в город. Все это находится там, внутри.

— Честно говоря, я до сих пор даже понятия не имел о том, что это за штука такая — плотина, — признался Дортмундер. — При моей работе и образе жизни как-то не задумываешься о таких вещах.

— А вот мне пришлось изучить их досконально, — сказал Том. — И все потому, что эти ублюдки затопили мои деньги.

— Да уж, у тебя был личный интерес, — согласился Дортмундер.

— Ну, а эту дамбу я изучил особенно дотошно, — продолжал Том и, вновь просунув сквозь забор свой палец, указал на сей раз вниз, на бетонное тело плотины. — Лучше всего закладывать динамит вот здесь, вон там и во-он там, — сказал он.

Дортмундер бросил на него удивленный взгляд:

— Динамит?

— Конечно. А ты что думал — ядерные заряды? Динамит — самая практичная вещь.

— Но зачем?..

— Затем, чтобы убрать воду, — очень медленно произнес Том, словно разъясняя слабоумному простую истину.

— Минутку, — сказал Дортмундер. — Подожди минутку, подожди секундочку. Ты что, хочешь взорвать плотину, спустить воду, а потом откопать свой ящик с деньгами?

— Ты только представь себе, — ответил Том, — вся полиция будет так занята там, внизу, что ее нимало не будет волновать то, что происходит здесь, наверху. — Обернувшись, он бросил взгляд за дорогу и плотину, где под лучами солнца сверкала спокойная поверхность озера. — Правда, нам потребуется вездеход. На дне такая грязь, что не приведи Господь.

— Не увлекайся, Том, — взмолился Дортмундер. — Неужели ты хочешь взять всю эту воду с той стороны и перекачать ее сюда?

— Совершенно верно.

— Значит, ты намерен взорвать плотину и затопить живущих в долине людей?

— Понимаешь, какое дело, — сказал Том. — Если их предупредить, они могут засуетиться и помешать нам.

— А сколько людей работает там, внутри? — спросил Дортмундер, указывая на окна в теле дамбы.

— Ночью... мы ведь будем действовать ночью, как ты понимаешь... так вот, по моим расчетам, ночью там остается семь-восемь человек, самое большее — десяток.

Дортмундер посмотрел на окна. Посмотрел на фермы и деревни по берегам канала, на город у дальнего края долины.

— В этом озере чертова прорва воды, верно?

— Да уж конечно, — ответил Том.

— Там, внизу, спят люди, — сказал Дортмундер, пытаясь представить себе эту картину, — и вдруг нахлынет вода. В этом и состоит твой замысел?

Том рассматривал сквозь ограду мирную долину. На его сером холодном лице сверкали серые холодные глаза.

— Спят в своих постельках, — проворчал он. — В своих или чужих. Ты представляешь себе, что это за люди?

Дортмундер покосился на его каменное лицо и покачал головой.

— Никчемные людишки, — сказал Том. — Отцы семейств, суетящиеся из-за каждого доллара, каждого медяка, обливающиеся потом в своих рубахах — а зачем? Толстеющие бабы. Дуреющие дети. Что ночь, что день — никакой разницы, и никакой цели в жизни. Ничтожная деревенщина с ничтожными деревенскими мечтами. — Губы Тома шевельнулись, что могло означать улыбку. — Наводнение станет для них ярчайшим событием в жизни, правильно?

— Заблуждаешься, Том, — сказал Дортмундер.

— Заблуждаюсь? — Том непонимающе уставился на него. — Уж не думаешь ли ты, что у них тут полно развлечений? Балы и концерты? Аукционы по распродаже имущества банкротов? Парады на День независимости? Банды налетчиков? Ты так считаешь?

— Я считаю, что плотину взрывать нельзя, Том, — ответил Дортмундер. — Не станешь же ты топить всех этих людей, что спят в своих — или чужих — кроватях, из-за семисот тысяч.

— Триста пятьдесят, — поправил Том. — Половина денег твоя, Эл. Эти деньги принадлежат тебе и тем ребятам, которых ты пожелаешь пригласить.

Дортмундер посмотрел ему в глаза:

— Неужели ты действительно готов это сделать? Неужели ты и впрямь готов убить сотни людей из-за трехсот пятидесяти тысяч долларов?

— Я перебил бы их и по доллару за голову, — ответил Том, — если бы это помогло мне уехать отсюда и обосноваться в милой моему сердцу Мексике.

— Том, ты, похоже, слишком долго просидел за решеткой. Для тебя убить сотню людей — что ногти подстричь.

— Ничего подобного, Эл, — ответил Том. — В этом и состоит главное затруднение. Будь это чем-то вроде стрижки ногтей, я бы подстриг их сам и забрал все семьсот кусков. Если я чему-то и научился в тюрьме, так это тому, что мне больше нельзя действовать в одиночку. Ты знаешь, я всю жизнь был одиноким волком — за исключением тех времен, когда рядом были Бэби, Дилли и вся их команда. Вот почему я так много болтал, когда тебя подсадили ко мне в камеру. Помнишь, как я болтал без умолку?

— Чего тут помнить, — ответил Дортмундер. — Я и сейчас слушаю твою непрерывную болтовню.

Впрочем, он отлично помнил, как изумляла его в те старые добрые тюремные времена неуемная словоохотливость человека, который, во-первых, был знаменитым одиночкой и, во-вторых, умудрялся издавать огромное количество звуков, не шевеля при этом губами.

— Причина моей болтливости, — продолжал Джимсон, — как раз в том и заключается, что я всю жизнь был одинок. Поэтому всякий раз, когда рядом оказывался слушатель, меня словно прорывало. Видишь ли, Эл, — продолжал он, махнув рукой в сторону живописной долины, — все эти люди — не настоящие. Не такие, как я или даже ты.

— Неужели?

— Да. Если я голодаю три-четыре дня, ни один из них даже не почешется. Но в одну прекрасную ночь придет вода — и они захлебнутся, а я — нет. Я буду выкапывать свои денежки.

— Нет, Том, — сказал Дортмундер. — Мне плевать, болтай что хочешь, но плотину ты не взорвешь. Я и сам не очень законопослушный гражданин, но ты заходишь слишком далеко.

— Я лишь следую логике, Эл.

— А я — нет. Я не стану заниматься этим делом. Я не могу сам, своими руками, утопить сотни спящих людей. Не могу.

Том выслушал тираду Дортмундера, смерил его взглядом, помолчал и, пожав плечами, сказал:

— Что ж, тогда забудем об этом.

Дортмундер моргнул:

— Забудем?

— Ну конечно, — ответил Том. — Ты ведь у нас парень сердобольный, все эти годы ты читал какой-нибудь «Ридерз дайджест», а может быть, даже вступил в благочестивое братство. Беда в том, что я не слишком хорошо разбираюсь в людях...

— Тут ты прав, — согласился Дортмундер.

— Беда в том, что вы все какие-то ненастоящие, — продолжал Том. — Какие-то скользкие, вас не ухватишь и не рассмотришь как следует. Короче, я ошибся в тебе и зря потратил два дня. Извини, Эл, я ведь и твое время зря потратил.

— Ничего страшного, — отмахнулся Дортмундер, хотя в душе у него оставался неприятный осадок: Том явно чего-то недоговаривал.

— Тогда поехали домой, — сказал Том. — Ты готов?

— Конечно, — ответил Дортмундер. — Ты уж извини, Том, но я не могу.

— Не беда, — сказал Том, переходя дорогу. Дортмундер шел следом.

Они сели в машину, и Дортмундер спросил:

— Так я разворачиваюсь?

— Нет, — ответил Том, — езжай по плотине, потом сверни налево. Мы спустимся в долину и выскочим на Сквозное.

— Отлично.

Они ехали по плотине, и Дотмундер никак не мог отделаться от неприятного ощущения, которое вызывал у него сидящий рядом серолицый молчаливый хладнокровный маньяк. У дальнего конца плотины виднелось маленькое кирпичное здание — вероятно, вход во внутренние помещения. Дортмундер притормозил, окинул здание взглядом и увидел латунную табличку с надписью:

"НЬЮ-ЙОРК. УПРАВЛЕНИЕ ВОДОПРОВОДОВ.

ГОРОДСКАЯ СОБСТВЕННОСТЬ,

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН".

— Городская собственность? — спросил Дортмундер. — Так значит, это — часть города?

— Конечно, — ответил Том. — Все городские водоемы принадлежат городу.

Рядом с домиком стояли три машины, на одной из них были опознавательные знаки патрульной службы городского управления полиции.

— Значит, их охраняет городская полиция?

— Сдается мне, — отозвался Том, — что самых умных и шустрых сюда не посылают. Впрочем, пусть тебя это не беспокоит, Эл. Ты захотел уволиться — и я тебя уволил. Оставь городских полицейских другому парню.

У Дортмундера засосало под ложечкой.

— Другому парню?

— Естественно. — Том пожал плечами. — Ты не единственный кандидат в моем списке, — равнодушно пояснил он. — Первый, но не единственный. Теперь мне остается лишь найти парня, в жилах которого побольше крови и поменьше молока.

Дортмундер убрал ногу с педали газа.

— Значит, ты так и не отказался от своей затеи?

Том удивленно развел руками:

— А разве я уже получил свои триста пятьдесят тысяч? Или, быть может, что-то изменилось, а мне и невдомек?

— Том, ты не можешь утопить всех этих людей.

— Я-то могу, — ответил Том. — А вот ты — не можешь. Правильно?

Миновав здание, Дортмундер затормозил и остановил машину на обочине. Где-то позади едва виднелось водохранилище, а дорогу вновь обступили деревья.

— Том, ты не можешь так поступить.

Том нахмурился и сказал, не шевеля губами:

— Надеюсь, ты не станешь указывать мне, что я могу и чего не могу.

— Я не это имел в виду, Том, — сказал Дортмундер, сознавая, что он имел в виду именно это, и понимая, что уговоры бесполезны. — Я только... — добавил он, с отвращением прислушиваясь к собственным словам, — ...я лишь хочу сказать, что ты не можешь так поступить.

— Могу, — ответил Том еще более холодным тоном. — И я это сделаю. — Его костлявый палец нацелился Дортмундеру прямо в нос. — И не вздумай сорвать мне операцию, Эл. Не вздумай никому звонить и предупреждать, чтобы люди не спали ночью, если они хотят выйти сухими из воды. Поверь мне, Эл... если только я увижу хоть малейший признак того, что ты пытаешься мне помешать...

— Нет, нет, Том, — ответил Дортмундер. — Я не собираюсь тебя закладывать, ты же меня знаешь.

— А ты знаешь меня. — Том выглянул в окошко, рассматривая окружающий дорогу лес, и добавил: — Чего мы стоим? Давай-ка вернемся в город, да побыстрее. Мне нужно позвонить следующему парню из списка.

— Стоим мы потому, — ответил Дортмундер, облизывая губы и оглядываясь назад, где в лучах солнца мирно поблескивала спокойная вода, вода-убийца. — Потому, что мы сделаем все это иначе.

Том посмотрел на Дортмундера:

— Ты сказал — «мы»?

— Я твой друг, Том, — ответил Дортмундер. — Я был твоим другом раньше и остаюсь им теперь. Мы достанем твои деньги. Но не будем никого топить, хорошо? Мы придумаем другой способ.

— Какой другой способ?

— Пока не знаю, — признался Дортмундер. — Но я ведь только начинаю понимать, о чем идет речь. Дай мне время оценить положение. Скажем, пару недель. Согласен?

Том окинул его недоверчивым взглядом.

— И как ты себе это представляешь? — спросил он. — Нырять с лопатой и копать, пока хватает воздуха?

— Еще не знаю, Том. Дай мне помозговать на досуге.

Том задумался.

— Чем тише мы все сделаем, тем лучше, — согласился он. — Конечно, если это вообще возможно. Потом будет меньше беготни и меньше вероятности угодить в облаву.

— Точно, — сказал Дортмундер.

Том посмотрел в сторону водохранилища:

— Там пятьдесят футов воды, не забывай.

— Помню, помню, — сказал Дортмундер. — Ты только дай мне немного времени, чтобы пораскинуть мозгами.

Серые глаза Тома забегали.

— Уж не знаю, захочется ли мне две недели валяться на вашем диване, — сказал он.

«О черт!» — подумал Дортмундер, но мысль о сотнях человеческих жизней пересилила все прочие соображения.

— Чем тебе не нравится наш диван? — спросил он, с трудом проталкивая слова сквозь не желавшую подчиняться ему гортань.

Том глубоко вздохнул; его губы заметно шевельнулись, но тут же вновь вытянулись в жесткую линию.

— Хорошо, Эл. Я знаю, что ты неплохо разбираешься в таких делах, именно потому я и пришел к тебе в первую очередь. Хочешь найти другой способ извлечь тайник — ищи, я не возражаю.

— Спасибо, Том, — сказал Дортмундер, и его руки, лежавшие на руле, задрожали от нахлынувшего облегчения.

— Не за что.

— А пока — никакого динамита, договорились?

— До поры до времени, — согласился Том.

4

Почтальон Джо, насвистывая, шагал по залитой ярким солнцем Миртл-стрит, и его беззаботная трель перекликалась с птичьими руладами, плеском дождевальных фонтанчиков и далеким стрекотом газонокосилки.

— Миртл! — крикнула Эдна Стрит, отрываясь от своего излюбленного окна в спальне во втором этаже. — Почтальон пришел.

— Иду, мама! — отозвалась Миртл, вприпрыжку спускаясь к парадной двери по надраенным до блеска ступеням красного дерева. Двадцатипятилетняя красавица — уже не девочка, но еще и не совсем женщина, — Миртл большую часть своей жизни провела в милом старом домике в Дадсон-Сентр, едва ли задумываясь над странным совпадением своего имени и названия улицы, на которой стоял ее дом. В сумке почтальона Джо лежало по крайней мере несколько писем, на которых значилось:

"Миртл Стрит

27 Миртл-стрит

Дадсон-Сентр, Нью-Йорк, 12561".

Кое-что, скажем, журналы «Современное поколение» и «Как сохранить здоровье», предназначалось Эдне, а целая кипа другой корреспонденции — некоему «Прож. наст. вр.», что означало — «Проживающему по данному адресу в настоящее время».

Почтальон Джо поднялся по широким ступеням крыльца дома номер 27 по Миртл-стрит, и при виде Миртл, открывшей входную дверь, на лице его появилась лукавая улыбка. Почтальону Джо нравилось, как двигались ноги девушки под подолом легкого платья, нравилась целомудренная, но пышная округлость ее груди под серым джемпером, который та носила, не снимая, его восхищала нежная бледность шеи и задорный блеск глаз. Джо уже стукнуло сорок четыре, у него была семья, но кто мог запретить ему фантазировать?

— Вы прекрасны, как всегда, — приветствовал он девушку в ответ на ее улыбчивое «здравствуйте», и полез в сумку за сегодняшней почтой. — Нам с вами пора смываться отсюда.

Даже не догадываясь о том, какие страсти распирают тучное тело Джо, облаченное в нескладную синюю униформу, Миртл весело рассмеялась и ответила:

— Боюсь, в ближайшее время я буду слишком занята!

— Чего ему надо? — донесся сверху визгливый голос Эдны. — Миртл, не вздумай платить за доставку! Если ты что-то ему дала, пусть немедленно вернет!

Миртл виновато закатила глаза, усмехнулась и сказала:

— Это мама.

— Да, суровая женщина, — согласился Джо, воображая, как он проникает носом между грудями Миртл.

— До завтра, Джо, — сказала Миртл и, вернувшись в дом, захлопнула за собой дверь, лишив Джо возможности насладиться видом ее чудесных ягодиц.

Поднимаясь по лестнице, Миртл наскоро просмотрела почту. Миртл Стрит, 27, Миртл-стрит. Ее мать унаследовала дом от своего отца-гробовщика и въехала в него, когда дочери еще не исполнилось и двух лет. Тогда Миртл и Эдна носили фамилию Гослинг. Миртл Гослинг с Миртл-стрит — что может быть зауряднее! Однако очень скоро все переменилось. Девочке не было и четырех лет, когда Эдна познакомилась с мистером Стритом — мистером Эрлом Стритом из Бангора, штат Мэн. Мистер Стрит служил тогда продавцом в магазине школьно-письменных принадлежностей. Прежде чем Миртл исполнилось еще пять, Эдна вышла за мистера Стрита и решила дать своей единственной дочери фамилию мужа. Накануне седьмого дня рождения девочки мистер Стрит сбежал из города с некой Кэндис Ошкош, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Однако в городе так привыкли к новой фамилии Эдны, что она решила сохранить ее в неприкосновенности.

Миртл вошла в спальню. Ее мать стояла у овального трюмо и примеряла одну из своих черных шляпок, подозрительно и недоверчиво следя за пальцами, нахлобучивавшими головной убор на копну серо-стальных буклей.

— Возьми почту, — сказала Миртл.

Эдна обернулась и выхватила из ее пальцев тонкую пачку счетов и рекламных проспектов. Она требовала предъявлять ей всю корреспонденцию, чтобы Миртл не успела выбросить в большинстве своем бесполезные уведомления о распродажах и сообщения из конгресса прежде, чем мать увидит их, пощупает, а то и обнюхает.

— Нам пора идти, мама, — сказала Миртл. — Я не хочу опаздывать на работу.

— Фу! — воскликнула Эдна, с жадностью набрасываясь на почту. — Пусть они ждут тебя! Когда я там работала, не я их ждала, а они меня! А теперь последи-ка за почтальоном!

Миртл торопливо подошла к окну и заняла наблюдательный пост, который Эдна оставила, чтобы просмотреть почту. Почтальон Джо уже дошел до угла и переходил дорогу, чтобы приступить к вручению писем на другой стороне улицы. Там, во втором от угла доме, проживала миссис Куртеней, пятидесятилетняя вдова, чьи яркие наряды и круглые серьги давно уже вызывали крайнее неудовольствие Эдны. Она была уверена, что в один прекрасный день почтальон Джо, вместо того чтобы просто бросить письма в ящик, ворвется в дом прямиком в объятия вдовушки, совершив тем самым грубейшее злоупотребление обязанностями почтальона, состоящего на государственной службе. В этом случае Эдна намеревалась тотчас позвонить на главпочтамт и добиться, чтобы с Джо разобрались по всей строгости закона. Ничего подобного пока не случалось, но Эдна не теряла надежды.

Разумеется, Миртл понимала, что ожидания матери беспочвенны. Джо был не такой. Конечно, время от времени миссис Куртеней появлялась на крыльце в своих ярких нарядах и серьгах, она могла поболтать с Джо минутку-другую о том же, о чем он говорил сегодня с Миртл, но это вовсе не значило, что Джо готов ворваться в дом и совершить... неподобающие действия. Подозревать его в этом было бы чистейшей глупостью.

И тем не менее Миртл считала, что лучше не возражать против несколько повышенной чувствительности матушки.

— Подошел к крыльцу миссис Куртеней, — докладывала она под хруст разрываемого конверта со счетом от электрокомпании. — Опускает почту в ящик. Уходит.

— А она не выходила?

— Нет, мам, она не выходила.

Уже надев шляпку и продолжая терзать конверт, Эдна бросилась к окну, чтобы лично проследить за Джо, пересекавшим лужайку миссис Куртеней на пути к следующему дому.

— У старухи начались месячные, — решила Эдна и обратила пылающий взор на дочь. — Ты готова или нет? Может быть, ты хочешь опоздать на работу?

— Нет, мам, не хочу, — ответила Миртл.

Они вдвоем спустились по лестнице и, выйдя с черного хода, прошагали по гаревой дорожке к расположенному поодаль гаражу, в котором стоял черный «форд-фэйрлейн». Утренние часы двух женщин протекали по давно заведенному и до такой степени заученному распорядку, что они едва ли осознавали свои действия. Миртл открыла правую створку гаражных ворот, Эдна — левую. Миртл вошла внутрь и, усевшись в «форд», задним ходом вывела его из гаража. Эдна стояла слева, сложив руки на груди. Пока Миртл разворачивала машину, Эдна успела закрыть ворота. Затем она обошла автомобиль, забралась в салон, и Миртл выкатила «форд» на улицу.

Миртл направлялась на службу. Она работала ассистентом в норт-дадсоновском филиале публичной библиотеки штата Нью-Йорк. Эдна направлялась на улицу Мэйн-стрит, в центр ухода за престарелыми. Она пользовалась там известным влиянием, хотя в свои шестьдесят два года не могла стать даже рядовым членом. Но в этом заштатном городишке не находилось никакого занятия, и, дабы скоротать дни, Эдна затесалась в клуб, наврав про свой возраст.

Миртл была хорошим, разве что немного трусоватым водителем. Но ее излишняя осторожность объяснялась в основном тем, что мать непременно зудела из-за любой оплошности, которую, как ей казалось, Миртл допускала по пути. Впрочем, сегодня Эдна вела себя тихо всю дорогу от Миртл-стрит до Мэйн-стрит, где им пришлось остановиться и дождаться сигнала светофора, разрешавшего левый поворот. В этот миг их путь пересек слева направо лениво кативший автомобиль, в котором сидели двое мужчин. Казалось, они и сами не знают, куда едут.

Внезапно Эдна вцепилась сухонькой ручкой в предплечье Миртл и воскликнула:

— Боже мой!

Миртл тотчас посмотрела в зеркальце заднего обзора: неужто кто-то врежется? Но лежавшая сзади улица Вязов была пуста. Миртл с удивлением воззрилась на мать, которая разинула рот и провожала глазами только что проехавшую машину. При этом глаза ее округлились, так что стали видны белки, и не только в уголках, но даже сверху и снизу от зрачков. Миртл подумала, что Эдну вот-вот хватит удар.

— Мама, — проговорила она, с трудом подавив внезапно вспыхнувшую надежду. — Мама, с тобой все в порядке?

— Не может быть, — прошептала Эдна, тяжело дыша. Ее челюсть отвисла, глаза вылезли из орбит. — Но это он! Он! — сдавленно прокричала старуха.

— Кто? Кто это, мама?

— В той машине ехал твой отец!

У Миртл голова пошла кругом. Она тоже посмотрела вслед машине, но та уже исчезла вдали. Миртл удивленно спросила:

— Мистер Стрит? Он вернулся в город?

— Мистер Стрит?! — В голосе Эдны звучали ярость и презрение. — Этот дешевый ублюдок? Да разве о нем я говорю, об этом недоноске?

Миртл никогда не слышала от матери таких слов.

— Мама, — спросила она. — Что случилось?

— Я объясню тебе, что случилось, — ответила Эдна, подавшись вперед; она устремила невидящий взгляд в лобовое стекло и разом постарела ровно настолько, чтобы удовлетворить всем требованиям центра по уходу за престарелыми. — Этого быть не могло, но вот на тебе! Грязный ублюдок, сукин сын! — Эдна тусклым взглядом смотрела на залитую солнцем улицу. — Этот сукин сын вернулся.

5

— Его ни в коем случае не следовало выпускать из тюрьмы, — сказала Мэй.

— Его не следовало выпускать из камеры, — уточнил Дортмундер. — Во всяком случае, когда меня в ней не было.

— Но теперь вы делите кров, — заметила она. — Он у нас поселился.

Дортмундер положил вилку и посмотрел на Мэй:

— А что я мог сделать, Мэй?

Они сидели на кухне за поздним обедом (или ранним ужином), запивая пивом гамбургеры и спагетти. Больше уединиться было негде. После возвращения из поездки к водохранилищу Вилбургтауна они вернули взятую напрокат машину хозяину (еще одно свежее впечатление для Дортмундера), и Том сказал:

— Отправляйся домой, Эл. Я скоро приду, мне еще надо набить карманы.

Дортмундер поплелся домой, где его ждала Мэй, пораньше сбежавшая из супермаркета, где она работала кассиром. Она заглянула за спину Дортмундера и с надеждой спросила:

— Где же твой приятель?

— Пошел на дело. Сказал, чтобы мы его не ждали, он сам откроет дверь.

— Ты дал ему ключ? — с тревогой спросила Мэй.

— Нет, просто он сказал, что сам войдет в дом. Нам надо поговорить, Мэй. Вообще-то я бы не отказался пообедать, но главное, что мы должны сделать, — так это поговорить.

Они обедали и разговаривали, порой срываясь на крик. Подобно Джону, Мэй оценивала положение как достаточно сложное. Но что они могли поделать?

— Если мы оставим Тома без присмотра, он неминуемо взорвет дамбу и утопит всех обитателей долины. За триста пятьдесят тысяч пособника найти нетрудно, — сказал Дортмундер.

— А где он сейчас, твой друг Том? На какое дело он отправился?

— Прошу тебя, Мэй, перестань называть его моим другом, — вспылил Дортмундер. — В конце концов это нечестно.

— Да, ты прав. Не твоя вина, что вас посадили в одну камеру.

— Спасибо.

— И все же, где он сейчас? Он пошел на дело. И ты знаешь, что это за дело?

— Не знаю и знать не хочу.

— Ты — взломщик, прекрасный специалист, профессионал. Твоя работа требует навыков и способностей...

— А также везения, — добавил Дортмундер.

— Специалист твоего уровня вполне может обойтись без везения, — настаивала Мэй.

— Это хорошо, — ответил Дортмундер. — Коль скоро мне уже давно не везло.

— Не надо унывать, Джон, — сказала Мэй.

— Не так-то просто сохранить благодушие, когда рядом такой человек, как Том, — возразил Дортмундер. — Мне плевать, где он сейчас находится и что делает. Но я был на той плотине. Я видел долину и дома в ней. И мне нужно принять решение, Мэй. Либо я начинаю искать другой способ достать деньги Тома, либо говорю ему, чтобы он занимался этим делом сам. И тогда однажды вечером мы включим телевизор, а там передача с места происшествия... Ты понимаешь, какое происшествие я имею в виду?

— Ты уверен, что у тебя только две возможности? — спросила Мэй, тщательно размешивая макароны и старательно избегая взгляда Дортмундера. — Ты точно знаешь, что никакого другого выхода нет?

— Какого, например? — спросил он. — По-моему, вопрос стоит так: помогу я ему или нет?

— Я сейчас скажу то, чего никогда не сказала бы при обычных обстоятельствах, — ответила Мэй. — Возможно, тебя удивит мое суждение, но мне кажется, что порой, пусть лишь изредка, надо давать обществу возможность самому отстаивать свои интересы.

Дортмундер отложил вилку и гамбургер и посмотрел на Мэй:

— Ты предлагаешь заложить его?

— Об этом стоит подумать, — ответила Мэй, по-прежнему пряча глаза.

— Тут и думать нечего, — сказал Дортмундер. — Даже будь иначе, что мы можем предпринять? Позвонить губернатору и сказать: вот вам гостинчик ко дню рождения, заберите его назад, а то он хочет утопить девять сотен человек? Его нельзя арестовать. — Дортмундер снова взялся за вилку и гамбургер. — Преступление становится преступлением, только когда оно совершено.

— Но это же глупо, — ответила Мэй. — Чтобы такой тип разгуливал на свободе...

— Ты знаешь, один известный писатель сказал: «Закон — это дырка в жопе». Представь себе, к примеру, что я до сих пор состою на учете, а Том Джимсон живет здесь, невзирая на то, что мы об этом думаем. Будь я до сих пор на учете, наш инспектор по работе с условно освобожденными... как бишь его? Стин, да. Так вот, если он узнает, что человек с таким послужным списком, как у Тома Джимсона, обретается здесь, он тотчас упечет в тюрьму меня, но Том для них неприкосновенен.

— Но это же безумие, — повторила Мэй.

— Это реальность, — возразил Дортмундер. — Но давай представим, что я в припадке отчаяния все же иду и сообщаю властям о Томе и его тайнике, зарытом на дне озера. Что дальше? В самом лучшем случае Тому скажут, что им известно о его динамитном замысле, и попросят, чтобы он этого не делал. Ему хватит секунды, чтобы сообразить, кто настучал. Уж не хочешь ли ты навлечь на себя гнев Тома?

— Мне кажется, — осторожно заметила Мэй, — что гнев Тома обратится на тебя, а не на меня.

— Люди, готовые пустить в дело динамит, как правило, не обращают внимания на такие тонкости, — сказал Дортмундер. Он набил рот гамбургером и спагетти, сдобрил все это пивом и принялся жевать.

Мэй покончила с едой и отодвинулась от стола. Она откинулась на спинку, но не стала закуривать сигарету и пускать к потолку струйку дыма, а также стряхивать пепел в свою тарелку, она не кашлянула тихонько два раза. Зато она сказала:

— Надеюсь, ты сумеешь что-нибудь придумать.

— Я тоже надеюсь, — ответил Дортмундер, но его рот был набит пивом и макаронами, поэтому слова прозвучали невнятно. Он поднял вилку зубцами кверху, что означало «подожди секунду», прожевал, проглотил и повторил: — Я тоже.

— Что — «я тоже»?

— Я тоже надеюсь, что мне удастся придумать, как достать деньги со дна водохранилища.

— Конечно, удастся. Я ни капли не беспокоюсь об этом.

— А стоило бы, — заметил Дортмундер. Окинув хмурым взглядом безупречно белую дверцу холодильника, он добавил: — Вероятно, на сей раз без посторонней помощи не обойтись.

6

Энди Келп, тощий человек с острым носом и грубыми чертами, в башмаках на мягкой подошве, светло-серых шерстяных брюках и мешковатом морском бушлате, шел на цыпочках вдоль полок с компьютерным программным обеспечением, напевая себе под нос: «Кока-кола — это класс». «Хм-мм, — думал Энди, перебирая пальцами яркие упаковки. WordPerfect, PageMaker, Lotus, dBase III, Donkey Kong... — Хм-мм». Время от времени его тонкие длинные пальцы снимали с полки нужный пакет, который затем перекочевывал в особый карман на спине бушлата. Потом раздавалось очередное «Хм-мм», и Энди двигался дальше, обшаривая взглядом содержимое полок. Дежурного ночного освещения едва хватало, чтобы прикидывать и выбирать. А то, что он заявился в магазин спустя три часа после закрытия, позволяло ему избежать толчеи и давки.

«Блип-блип-блип», — раздалось из-под левой полы просторного бушлата — как будто Тинкербелл прочищала горлышко. Келп сунул руку в карман, извлек сотовый телефон, вытянул антенну и прошептал в микрофон:

— Алло?

В ответ раздался удивленный и подозрительно знакомый голос:

— Кто это?

— Джон? — зашептал Келп. — Это ты?

— Что там происходит? — спросил Дортмундер, начиная раздражаться. — Кто там?

— Это я, Джон, — продолжал шептать Келп. — Это я, Энди.

— Что? Кто говорит?

— Энди, — хрипло прошептал Келп, прижав губы к самому микрофону. — Энди Келп.

— Энди? Это ты?

— Да, Джон. Да.

— Чего ты шепчешь? Ангиной заболел?

— Нет, я здоров.

— Тогда говори нормальным голосом.

— Дело в том, Джон, — зашептал Келп, сгорбившись над телефоном, — дело в том, что я сейчас граблю магазин.

— Что?!

— Ш-шш, Джон, — зашипел Келп. — Тс-с!

На сей раз Дортмундер заговорил обычным голосом:

— Минутку, Энди. Я все понял. Я звоню тебе домой, а тебя там нет, но ты завел одну из этих телефонных штучек...

— Верно, — ответил Энди. — Я поставил на домашнем аппарате устройство, передающее все звонки на мой сотовый телефон, так что я взял с собой аппарат и не пропущу ни одного вызова — вот, например, от тебя, — даже если я вышел из дома.

— И пошел грабить магазин.

— Точно. Именно этим я сейчас занимаюсь и, по правде говоря, хотел бы довести дело до конца.

— Хорошо, — ответил Дортмундер. — Если ты так занят...

— Но я ведь не всегда буду занят, — сказал Келп, забыв о необходимости говорить шепотом. — Что у тебя на уме? Намерен собрать ребят в «Оу-Джи»? — Он опять перешел на шепот.

— Нет, — ответил Дортмундер. — Во всяком случае, не сейчас. Надо еще выяснить обстановку.

— У тебя затруднения? — От усердия Келп уже не шептал, а свистел. — Хочешь, чтобы я приехал, как только покончу с делами? Хочешь поговорить со мной?

— Ну... — произнес Дортмундер, вздохнул и добавил: — Да. Если ты готов работать — приезжай.

— Разумеется, готов, Джон! Ты же меня знаешь, — фальцетом прошептал Энди.

— Знаю. Приезжай обязательно. — Дортмундер дал отбой.

— Хорошо, Джон, — прошептал Келп в умолкнувшую трубку и, сложив антенну, сунул аппарат в специальный внутренний карман бушлата. Затем он осмотрел еще несколько прилавков и полок «Серьезного бизнеса» — так назывался магазин. Нежно-голубой неон светильников превращал помещение в сказочную феерию, сиявшую розовыми, ярко-синими и бледно-зелеными огнями, раскрашивая нежными цветами серые конторские паласы и белоснежные стеллажи. Келп попал сюда четверть часа назад, пробравшись в подвал магазина через окно в мужском туалете расположенного по соседству кафе и протиснувшись сквозь короткую вентиляционную шахту. Для этого пришлось снять бушлат и толкать его перед собой. Но он уже успел внимательно осмотреть сосредоточенные здесь богатства.

«Джону следовало бы приобрести компьютер», — подумал Келп и тут же вспомнил, каким тот был упрямцем. Пытаться заинтересовать его какой-нибудь новинкой было сущим мучением; достаточно вспомнить, к примеру, как он относился к телефонным аппаратам.

Но ведь собственный персональный компьютер — совсем другое дело. Компьютер — это настоящий инструмент, ничуть не менее полезный и нужный, чем, скажем, тостер. Отправляясь в обратный путь среди полок с математическим обеспечением, Энди прихватил коробку «Семейного бюджета». Даже Джон сумеет оценить достоинства такой программы. И, если он проявит хотя бы малейший интерес, они завтра же — а может быть, уже сегодня ночью — раздобудут компьютер с «мышью» и принтером. Можно вернуться сюда же. До сих пор Келп был вполне доволен своим сотрудничеством с «Серьезным бизнесом».

7

Мэй принесла еще три банки пива, и они принялись открывать их, дергая за кольца: «Чпок. Чпок. Пш-шш».

— Вот черт, — проворчал Дортмундер.

— Принести тряпку? — спросила Мэй.

— Ничего страшного, я пролил самую малость, — ответил Дортмундер и обернулся к Келпу. — Ну? Что думаешь?

— Хм-мм, — промычал Келп и пригубил пиво. — Прости за нескромный вопрос, Джон, но за что сидел твой приятель?

— Он мне не приятель.

— Извини. Я хотел сказать — твой сокамерник. Тебе известно, за что его посадили?

Дортмундер глотал пиво и вспоминал.

— Если я не ошибаюсь, — сказал он, — убийство, вооруженное ограбление и поджог.

— Все сразу? — удивленно спросил Келп.

— Ему надо было заметать следы, вот он и поджег пожарное депо.

— Прямолинейный малый, — сказал Келп, кивнув.

— Как и в случае с плотиной, — заметила Мэй.

Келп раздумывал, кивая и морща лоб.

— Ты знаешь, Джонни, — сказал он. — Я никак не пойму твоей роли в этом деле. Этот парень просит тебя помочь взорвать дамбу, ты отвечаешь, что тебе не по нутру топить спящих людей, и вы расходитесь подобру-поздорову.

— Он найдет кого-нибудь другого, — объяснил Дортмундер.

— Но ведь это его право?

— У Джона иное мнение, — вмешалась Мэй. — И я с ним вполне согласна.

Дортмундер допил пиво.

— Да, Энди, — сказал он. — Все может произойти так, как ты говоришь. Но у меня сложилось впечатление, что можно достать деньги, не лишая никого жизни.

— Ну, и?

Дортмундер сморщился так, что его лицо стало похоже на печеное яблоко.

— Это прозвучит несколько самонадеянно...

— Давай, выкладывай, — сказал Келп.

— В общем, я подумал, что если можно достать деньги, не спуская воду, то кому, как не мне, браться за это дело, — объяснил Дортмундер.

— То есть ты решил, что никто другой с этим не справится, — предположил Энди.

Дортмундер вовсе не собирался заходить так далеко в своем самовосхвалении.

— Я считаю, что мог бы попытаться, — уточнил он.

Келп согласно кивнул:

— Ну, и что ты надумал?

— Ничего, — признался Дортмундер. — Но ведь и суток не прошло с тех пор, как я ввязался в это дело.

— Да, верно. — Келп поболтал пиво в банке. — Может быть, стоит провести туннель? — предложил он.

— Сквозь воду?

— Да нет же, — сказал Келп, покачивая одновременно головой и пивной банкой. — Я не предлагаю рыть туннель сквозь воду. Но его можно было бы начать неподалеку от берега. Роешь шахту, пока не дойдешь до дна водохранилища. Затем поворачиваешь туннель и движешься по направлению к этому гробу, или ящику, или что там еще.

— Рыть туннель, — подхватил Дортмундер, — шастать по нему взад-вперед в грязи, что скопилась на дне озера.

— Именно так, — согласился Келп. — У меня при одной мысли об этом начинается мигрень.

— К тому же, — продолжал Дортмундер, — как ты направишь туннель? Где-то там под водой лежит гроб. Сколько в нем длины — футов семь, наверное? Три фута в ширину и пара футов в высоту. Нельзя пройти над ним, нельзя пройти и под ним. Нельзя уклониться ни вправо, ни влево.

— Главное — не пройти над ним, — заметила Мэй.

— Вот тут-то и начинается мигрень, — ответил Дортмундер и, обращаясь к Келпу, добавил: — Гроб — слишком маленькая и далекая цель, Энди.

— Ты знаешь, Джон, — задумчиво произнес Келп. — У меня появилась одна мыслишка. — Он окинул взглядом гостиную и спросил: — Ты еще не завел себе персоналку?

Дортмундер насторожился. Он не понимал, о чем идет речь, но был заранее настроен против.

— А это еще что такое? — спросил он. — Очередная телефонная примочка?

— Нет, Джон, — успокоил его Келп. — Телефон здесь ни при чем. Я имею в виду персональный компьютер, с помощью которого мы могли бы нащупать решение.

Дортмундер с отвращением на него воззрился:

— Персональный компьютер? Энди, у тебя что, начинается очередной заскок?

— Позволь объяснить, — попросил Келп. — Это очень просто, и тебе понравится.

— Ну-ну, — отозвался Дортмундер.

— Где-то должны быть карты, — начал Келп. — Старые карты района, где сейчас находится водохранилище. Мы заложим их в программу компьютера, и он построит модель долины. Твой приятель сообщит нам...

— Он мне не приятель.

— Да-да, — согласился Келп. — Твой бывший сокамерник расскажет...

— Почему бы тебе не называть его просто «Том»? — спросил Дортмундер.

— Но ведь мы с ним не знакомы, — ответил Келп. — Позволь все же объяснить тебе...

— Давай, объясняй.

— Карты, о которых я говорю, — продолжал Келп, — не имеют ничего общего с планами дорог и заправочных станций. Это карты, на которых нанесены линии — как их там называют?

— Топографические, — сказала Мэй.

— Откуда такие познания? — спросил ее Дортмундер.

— А почему бы и нет?

— Дайте мне договорить, — потребовал Келп.

— Да, конечно, — сказал Дортмундер. — Продолжай.

— Так вот, компьютер построит модель долины, какой она была прежде — с городами, строениями и всем прочим. Мы можем вертеть эту модель, как нам заблагорассудится...

— Какую модель? — вскинулся Дортмундер. Он ничего не понимал, и это его бесило. — Игрушечную железную дорогу, что ли?

— Компьютерную модель, — ответил Келп. — Ее можно рассматривать на экране.

— Ты хочешь сказать — в телевизоре.

— Да, что-то вроде телевизора, — согласился Келп. — Модель представляет собой подробное трехмерное изображение, ты можешь делать с ним что хочешь — вращать, наклонять...

— Играться, — едко заметил Дортмундер.

— ...и к тому же, — продолжал Келп, — ты можешь увеличивать отдельные ее части, рассматривать их вблизи, а твой... э-ээ... парень, который закопал ящик, он покажет на модели, где именно этот ящик находится. Потом мы вводим в компьютер озеро, и...

— Что мы делаем?

— Вводим в компьютер озеро, — беспомощно повторил Келп и добавил: — Первоначальная модель нашей программы описывает долину, когда там еще были города. С ее помощью мы определяем положение ящика. Затем мы вводим в компьютер данные о водохранилище, о плотине, а также, вероятно, об удельном весе воды и тому подобных вещах — и машина сообщает нам, какие изменения произошли там, на дне. — На оживленную физиономию Келпа набежала тень сомнения. — Чтобы получить правильное решение, нам придется задать целую кучу параметров, — добавил он. — Беда в том, что компьютер делает только то, что ему прикажут. Если ты вводишь неверные данные, он и ответ выдает неправильный.

— Кажется, я начинаю понимать, — сказал Дортмундер. — Компьютер — это машина, которая ничего не знает, пока я что-нибудь ей не скажу, и которая поверит мне, если я совру.

— Что-то в этом роде, — согласился Келп.

— Так, значит, эта твоя машина нуждается во мне больше, чем я в ней, — сказал Дортмундер.

— Ну вот, опять ты ее хаешь, — огорчился Келп.

— Джон, пусть Энди объяснит толком. А вдруг это поможет? — предложила Мэй.

— Я просто сижу, — ответил Дортмундер, поднося к губам опустевшую банку, — сижу, слушаю и никого не обижаю.

— Принесу-ка я еще пивка, — решила Мэй.

— Я подожду, пока ты не вернешься, — сказал Келп, когда она поднялась.

— Спасибо, Энди.

Мэй ушла на кухню, и Келп сказал:

— Как я понимаю, если нам удастся провернуть это дело, денег будет хоть завались.

— Это точно, — согласился Дортмундер.

— Я не говорю, что нам обязательно нужно рыть туннель, — сказал Келп. — Но в любом случае потребуется много ребят. Этот твой... старикашка... — ты говоришь, ему семьдесят лет?

— Да.

— Но он довольно крепкий?

— Даже очень.

— Вот и прекрасно, — сказал Келп. — Значит, носить его на руках не придется. Потом ты, я и, наверное, водитель.

— Обязательно, — отозвался Дортмундер. — Я сегодня уже ездил туда. С меня хватит. Если дойдет до дела, возьмем Стэна Мэрча.

— И может быть, Тайни Балчера, чтобы таскал тяжести и был на подхвате, — предложил Келп и, завидев Мэй, входящую в гостиную с тремя пивными банками в руках, добавил: — Спасибо, Мэй.

— Я уже открыла тебе пиво, — сказала Мэй Дортмундеру.

— Благодарю.

— Ты знаешь, — сказал Келп, ловко вскрывая банку. — Этот твой старый... этот парень, э-ээ...

— Том, — отозвался Дортмундер. — Его зовут Том.

— Ну что ж, Том так Том, — сказал Келп. — Этот Том очень напоминает мне Тайни. Честно говоря, я с нетерпением жду встречи.

— Глаза б мои на него не смотрели, — проворчал Дортмундер.

— Да, кстати, — сказал Келп. — Мы говорили о персоналке.

— Что значит «кстати»? — спросил его Дортмундер.

— Про персональный компьютер, — долдонил Келп. — Брось, Джон, не упрямься.

— Ладно, ладно.

— Да, нам придется вводить в него кучу данных, — сказал Келп, — но ведь это же обычное дело. Чем бы ты ни занимался, тебе всегда нужно иметь много точной информации.

— Это верно, — согласился Дортмундер.

— А мы введем ее в компьютер, — продолжал Келп, — и скажем ему: «А ну-ка напечатай самый лучший маршрут для туннеля». И если мы проследуем по этому маршруту, он прямиком выведет нас на ящик.

— Так просто, — заметила Мэй.

— Если дело представляется слишком простым, значит, ты что-то упустил, — сказал Дортмундер.

— Может быть, — нимало не смутившись, ответил Келп. — Может оказаться и так, что мы введем модель в компьютер, спросим у него про туннель, а он ответит, что дело не выгорит, поскольку сверху слишком много воды и грязи, или, скажем, ящик слишком далеко, или еще что-нибудь.

— Уж постарайся ничего не упустить, когда станешь запихивать в него данные, — сказал Дортмундер.

— Мы не собираемся ничего в него запихивать, — поправил его Келп. — Мы введем качественную информацию, уж поверь мне. Кстати, — добавил он с воодушевлением, — у меня есть один человек, которому можно поручить эту работу.

— Кто-то еще? — спросил Дортмундер. — Кто-то из наших?

Келп покачал головой.

— Уолли, компьютерный фанат, — ответил он. — Я не стану объяснять ему, зачем все это нужно, просто предложу вычислительную задачу.

— Я его знаю, этого Уолли?

— Нет, Джон, — сказал Келп. — Ваши пути-дороги не пересекаются. Уолли — типичный отшельник, общается с миром только посредством компьютерной клавиатуры.

— А он не захочет пообщаться через клавиатуру с полицией?

— Нет, я же говорю, с ним все в порядке, — настаивал Келп. — Уолли — совершенный нелюдим. Он сэкономит нам недели работы.

— Недели? — встревоженно произнес Дортмундер. — Сколько времени на это уйдет?

— Несколько дней, — заверил его Келп. — Если за работу возьмется Уолли, хватит буквально считанных дней.

— Видишь ли, в чем дело, — пояснил Дортмундер, — пока мы не закончим, Том Джимсон будет жить тут, у нас.

— Вот именно, — вставила Мэй.

— И если он решит нас покинуть, то только в том случае, если захочет отправиться на север и устроить наводнение.

— «Наводнение Джимсон», — донесся от двери холодный голос. Все подняли глаза. У входа в гостиную стоял Том, по обыкновению серый и холодный, и рассматривал обращенные к нему лица. На его морщинистой физиономии играло нечто вроде насмешливой улыбки. — Звучит как старая народная песенка, — добавил он, не шевеля губами. — «Знаменитое наводнение Джимсон».

— Сдается мне, там упоминался Джеймстаун, — подал голос Келп.

Том внимательно выслушал слова Келпа и столь же внимательно рассмотрел его самого.

— Может быть, ты и прав, — решил он и обернулся к Дортмундеру. — Болтаешь налево и направо о моих замыслах?

Дортмундер поднялся на ноги.

— Это Том Джимсон, а это — Энди Келп, мы работаем вместе, — сказал он.

Том кивнул и смерил Келпа взглядом:

— Так, значит, это ты поможешь мне воплотить в жизнь мечту о пенсии.

Келп улыбнулся так, словно Том Джимсон очень ему понравился.

— Затем я и пришел, — сказал он, по-прежнему развалясь на диване. — Мы с Джоном и Мэй обдумывали разные подходы и способы.

— Самый надежный способ — это динамит, — заверил его Том.

— Не знаю, не знаю, — ответил Келп. — Вода находится там уже около двадцати лет. Что произойдет, если вызвать мощную отливную волну? Она может перепахать все до такой степени, что достать ящик будет еще сложнее.

При этих словах Дортмундер, стоявший посреди комнаты, словно ждущий автобуса пассажир, обернулся и с уважением посмотрел на Келпа.

— Мне такое и в голову не приходило, — признался он.

— А мне приходило, — сказал Том. — Но мой способ закладки динамита исключает образование отливной волны — во всяком случае, в пределах водохранилища. Внизу, в долине, там, где Ист-Дадсон, Дадсон-Сентр и Дадсон-Фоллз, — вот там может быть отливная волна. Но ведь нам-то на это наплевать, верно?

Никто не нашелся, что ему ответить. Мэй, которая тоже поднялась и стояла подле Дортмундера подобно черновому (отвергнутому) наброску статуи Гранта Вудза «Городская готика», лишь спросила:

— Не угодно ли пива, Том?

— Нет, — ответил Том. — Я привык к режиму. Спокойной ночи.

Келп, на лице которого по-прежнему сияла любезная улыбка, спросил:

— Отправляетесь в постель?

— Как только ты с нее слезешь, — ответил Том и вперил взгляд в Келпа.

Тот наконец сообразил.

— Да, вы же спите здесь, — сказал он, похлопав рукой по диванной подушке.

— Ага, — ответил Том, не сводя с него глаз.

— Я принесу вам простыни и подушку, — сказала Мэй.

— Не надо. — Том следил за тем, как Келп медленно поднимается на ноги, все еще улыбаясь и небрежно поигрывая пивной банкой.

— Неужели ничего не нужно? — настаивала Мэй.

— Одеяло, — ответил Том. — И полотенце на утро.

— Несу, — отозвалась Мэй и с радостью покинула комнату.

— Итак, — произнес Дортмундер, никак не решаясь выйти. — До завтра, Том.

— Ага.

— Был рад познакомиться, — добавил Келп.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Том подошел к дивану, отодвинул в сторону кофейный столик и, зевнув, принялся вытаскивать из карманов пачки купюр в банковских упаковках и швырять их на столик. Дортмундер и Келп переглянулись.

Вернулась Мэй, взглянула на деньги и положила на диван старое побитое молью одеяло и новенькую подушку с вышивкой «Холидей Инн».

— Вот, получайте, — сказала она.

— Спасибо, — ответил Том и положил рядом с деньгами «смит-и-вессон терьер» 32-го калибра. Затем он погасил стоявший у дивана торшер, обернулся и посмотрел на остальных.

— Доброй ночи, Том, — сказал Дортмундер.

Однако Том, очевидно, исчерпал свой дневной запас любезности. Он стоял и молча смотрел. Дортмундер, Келп и Мэй вышли из комнаты, и Мэй прикрыла за собой дверь.

— Пойдем на кухню? — тихо, почти шепотом предложил Келпу Дортмундер.

— Нет, благодарю, — прошептал в ответ Энди. — Позвоню тебе утром после разговора с Уолли.

— Спокойной ночи, Энди, — сказала Мэй. — Спасибо тебе за помощь.

— Я еще ничего не сделал, — заметил Келп, открывая дверцу шкафа и доставая свой бушлат. Затем он улыбнулся Дортмундеру и сказал: — Но мы постараемся — я и моя старушка персоналка.

— М-мм, — протянул Дортмундер.

Как только Келп направился к выходу, дверь гостиной распахнулась, и оттуда высунулась седая голова Тома.

— Туннель рыть бесполезно, — сказал он и, убрав голову, вновь захлопнул дверь.

Три пары вытаращенных глаз обменялись взглядами. Их обладатели отошли к самым дверям, и Мэй шепотом спросила:

— Интересно, долго ли он подслушивал?

— Мы этого никогда не узнаем, — прошептал в ответ Дортмундер.

Келп закатил глаза.

— Надеюсь, что никогда, — тоже шепотом сказал он. — Поговорим завтра.

Он ушел, и Дортмундер принялся запирать многочисленные замки на двери. Вдруг он замер, посмотрел на свои руки, на замки и сказал:

— Не знаю, зачем это.

8

ОТКАТИВ В СТОРОНУ ДВА ГРОМАДНЫХ ВАЛУНА И СТВОЛ УПАВШЕГО ДЕРЕВА, ВЫ ОБНАРУЖИТЕ ВХОД В ПЕЩЕРУ, ЗАНАВЕШЕННЫЙ ШКУРОЙ. ОТКИНЬТЕ ШКУРУ, И ПЕРЕД ВАМИ ОКАЖЕТСЯ БЕРЛОГА ТЫСЯЧЕЗУБОГО ОГРЕ

Уолли Нэрр вытер пот со лба. Теперь надо быть предельно осторожным: возможно, здесь ловушка. Его толстые пальцы, лежащие на клавиатуре, отстучали команду:

«Описать берлогу»

КУБ СОРОКА ФУТОВ СО СВОДЧАТЫМ ПОТОЛКОМ. РАСКАЛЕННОЕ ДЫХАНИЕ ДРАКОНА НЕТЕРА ОБРАТИЛО КАМЕННЫЕ СТЕНЫ В ЧЕРНЫЙ ЛЕД. НА ПОКРЫТЫХ ШКУРАМИ КРОВАТЯХ ЛЕЖАТ ШЕСТЕРО ВООРУЖЕННЫХ ЛЮДЕЙ-ЯЩЕРОВ ИЗ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ СУЛТАНА. У ДАЛЬНЕЙ СТЕНЫ МЕДЛЕННО ВРАЩАЕТСЯ ОГРОМНОЕ КОЛЕСО, К КОТОРОМУ ПРИВЯЗАНА ПРИНЦЕССА ЛАВИЯ

«Люди-ящеры — мои враги?»

В ДАННОМ СЛУЧАЕ — НЕТ

«Люди-ящеры — мои союзники?»

ДА, ЕСЛИ ВЫ СУМЕЕТЕ ПОДТВЕРДИТЬ СВОИ ПОЛНОМОЧИЯ

«Хм-мм, — подумал Уолли. — Скоро придется начать записывать. Понятия не имею, сколько у меня осталось жизней. Впрочем, сначала надо решить, входить ли мне в эту чертову пещеру. Разумеется, рано или поздно сделать это все равно придется. Вернуться назад через долину Сирены я не могу, а наверху, в горах, ничего нет. Но не торчать же тут до скончания века!»

Плечи Уолли напряглись, в глазах загорелся огонь. Его пальцы напечатали:

«Меч огня и льда все еще у меня?»

ДА

«Я вонзаю его в закрывающую вход шкуру и начинаю полосовать ее сверху вниз и слева направо».

ИЗ СКРЫТЫХ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ВХОДА ТРУБОК ВЫЛЕТАЮТ СТАЛЬНЫЕ СТРЕЛЫ. УДАРЯЯСЬ О ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ СТЕНУ, ОНИ ПАДАЮТ НА ЗЕМЛЮ

«Ага, — подумал Уолли. — Все именно так, как я рассчитывал. Ну погоди, Огре. Я иду».

И нажал клавишу «ENTER».

Бз-зззз...

Дверной звонок. Неужели уже так поздно? Оставив принцессу Лавию медленно вращаться на колесе, Уолли неистово замолотил по клавишам, выбирая другое меню и выводя на экран время восточного побережья: 15.30, а также свой ежедневник. Сегодняшняя страница была пуста, если не считать записи: «15.30 — Энди Келп и его приятель придут посмотреть водохранилище». Тоже, кстати, забавная штука.

Убрав руки с клавиш и оторвав взгляд от экрана, Уолли оттолкнул вращающееся кресло от системного стола и поднялся. По плечам, шее и затылку разлилась привычная боль — боль сражений, расплата за чрезмерное многочасовое напряжение, боль нечастых побед и внезапных сокрушительных поражений. Боль преследовала Уолли неотступно, но он не роптал, а, наоборот, очень гордился способностью выдержать ее.

В свои двадцать четыре года Уолли был на грани превращения в героя своих электронных фантазий. Он не только играл в компьютерные игры, но выдумывал их сам и даже продал два своих творения. «Туманные девы из морга» он пристроил в Калифорнии, на фирме «Астрал рэйнбоу продакшн», а игру «Центавр!» загнал издательству «Футуролоджикл» в Кембридже, Массачусетс. Уолли представлял собой пухлое округлое создание с кожей цвета ванильного йогурта. Росту в нем было четыре фута шесть дюймов, вес — 285 фунтов, из которых на мускулы приходилась лишь весьма незначительная часть. За толстыми стеклами очков доверчиво моргали наивные глаза цвета голубоватого желтка крутого яйца. Помимо глаз, единственным цветовым пятном на его лице выделялся влажный пухлый чувственный рот. Его мозг был, вне всяких сомнений, куда более совершенным устройством, чем все компьютерные системы, заполонившие гостиную Уолли, однако помещался этот чудо-мозг в черепе, далеком от совершенства.

Еще ребенком Уолли усвоил, что его облик весьма далек от стандартов, приемлемых для большинства людей. Каждый из нас может отыскать на планете уголок, где его внешность будет более или менее укладываться в рамки, совместимые с представлениями местного населения, однако Уолли оставалось надеяться только на полет в космос. Может быть, он и сумел бы отыскать в пределах Солнечной системы подобных себе толстых влажных коротышек, но пока Уолли вел жизнь затворника, словно он не родился на Земле, а был заброшен сюда извне. Как правило, прохожие при взгляде на него говорили про себя: «Какой смешной», — и торопливо шли своей дорогой.

Миновало уже более четырех лет с тех пор, как Уолли, работая во время рождественских каникул продавцом отдела электроники, обрел свою Большую любовь и убежище для души: персональный компьютер. С ним можно было общаться. С ним можно было играть в математические игры. С ним можно было заговорить — и он отвечал. Компьютер оказался другом, которого достаточно было включить в сеть, и он всегда был дома рядом с тобой. С ним можно было заниматься серьезной работой и развлекаться. Он мог хранить и выдавать информацию. С его помощью можно было сочинять музыку, проектировать дворцы и подводить баланс своего бюджета. Можно было выпускать собственную газету. Выйдя в волшебный мир компьютерной фантастики, ты мог стать героем нашумевших событий. Компьютер стал для Уолли Вселенной, а он сам — ее жизненной формой. И в своей Вселенной он отнюдь не выглядел смешным.

Первые уроки компьютерной грамотности Уолли получил в «Нью-скул», где теперь сам время от времени вел куда более сложный курс той же самой дисциплины. На одном из семинаров он познакомился со своим ровесником, таким же энтузиастом, покорителем просторов, открытых электронным чудом. Парня звали Энди Келп, и Уолли был несказанно рад новому знакомству. Во-первых, Энди был единственным знакомым Уолли, готовым общаться с компьютером так же долго и непрерывно, как и он сам. Во-вторых, Энди оказался одним из тех редких людей, которые не находили во внешности Уолли ничего смешного. В-третьих, Энди был невероятно щедр: стоило лишь упомянуть новую программу, игру, новый принтер — все что угодно, — и не успевал Уолли оглянуться, как Энди притаскивал это ему домой со словами: «Не беспокойся, я провернул одну сделку». Уолли понятия не имел, чем Энди зарабатывает на жизнь, но его должность была, вне всякого сомнения, весьма высокооплачиваемой.

Пять дней назад Энди принес ему задачу о водохранилище и кольце — ну чем не сюжет для компьютерной игры! — и Уолли с жаром взялся за ее разрешение. Время от времени Энди приносил ему топографические карты моделируемой местности, а компьютер Уолли уже располагал массой полезных информационных программ — меры и удельные веса, физические свойства, выдержки из энциклопедий и тому подобное. Поэтому для создания собственной программы Уолли оставалось лишь обратиться к каталогу фирм-производителей и назвать Энди нужное наименование и торговый индекс. Уже на следующий день Энди был тут как тут и с улыбкой вынимал свеженький пакет из-под полы своего замечательного многокарманного бушлата. (В недавнем прошлом Уолли всерьез подумывал о создании компьютерной игры, герой которой отправляется в путешествие по этому бушлату?)

Как бы там ни было, прошлой ночью Уолли закончил свою программу и был очень доволен итогом. Энди говорил ему: «Звони мне в любое время, днем или ночью. Если я сплю или меня нет дома, продиктуй автоответчику». Расправившись с программой, Уолли тут же позвонил Энди, готовясь оставить сообщение на пленке. Однако Энди ответил сам, причем шепотом. Он объяснил, что не хочет будить свою кошку.

Энди очень обрадовался, узнав, что модель водохранилища уже готова, и выразил желание прийти и посмотреть, как только освободится. Уолли был готов принять его в любое время, и лишь из-за запутанного расписания Энди встречу пришлось отложить до половины четвертого нынешнего дня.

— Я прихвачу с собой пару приятелей, — сказал Энди. — Они очень интересуются программой. С теоретической точки зрения.

Итак, это он. То есть они.

Отлично! Уолли нажал кнопку и открыл гостям дверь подъезда, а сам отправился за сырными крекерами.

9

Дортмундер и Том поднялись вслед за Келпом по трем пролетам гулкой металлической лестницы и оказались перед обшарпанной железной дверью. Поглядев на испещренную выбоинами и царапинами поверхность двери, Том пробурчал:

— На кой черт ломиться в дверь в таком месте?

— Может быть, человек забыл ключ, — предположил Келп и энергично надавил очередную кнопку. Дверь распахнулась, и из квартиры выглянул один из семи гномов. Точнее говоря, восьмой, доселе неведомый. Толстяк.

— Входите, — сказал Толстяк, приветливо улыбаясь влажным ртом и делая приглашающий жест коротенькой ручкой с пальцами-обрубками.

Посетители вошли, и Келп принялся их знакомить:

— Это Уолли Нэрр, это — мои приятели Джон и Том.

— Рад познакомиться, — ответил Толстяк.

«Не Толстяк, а Уолли, — поправил себя Дортмундер. — Если я начну думать о нем как о Толстяке, то в конце концов назову его Толстяком прямо в лицо. Уж лучше с самого начала взять нужный тон».

Гостиная Уолли напоминала ремонтную мастерскую магазина уцененных товаров. Везде — на столах, деревянных стульях, подоконниках и на полу — валялись дисплеи, принтеры, клавиатуры, блоки памяти и дискеты. Единственный свободный уголок занимали диван, пара продавленных кресел, два торшера и кофейный столик, на котором красовался поднос с сырными крекерами. Указав на поднос, Уолли предложил:

— Угощайтесь. Что будете пить? Пиво? Колу?

— Я хочу взглянуть на твое водохранилище, — сказал ему Том.

Уолли заморгал, реагируя на присутствие Тома обычным для всякого человеческого существа образом, но в этот миг к разговору осторожно подключился Келп:

— Мы все в нетерпении, Уолли. Оставим крекеры на потом. Это же надо — всего за пять дней! Ты гений, Уолли!

Уолли кивнул и смущенно хихикнул от удовольствия. Глядя на него, Дортмундер гадал, сколько же лет этому парню. Уолли выглядел одновременно и взрослым, если не пожилым, и школьником младших классов. Но, сколько бы ни было ему лет, Келп, очевидно, знает к нему подход. Уолли тут же забыл о крекерах и сказал:

— Да-да, конечно, вы хотите увидеть программу. Давайте приступим.

Он подвел гостей к сложной компьютерной системе, громоздившейся на его рабочем столе, подле которого стояло потертое крутящееся кресло. Устроившись в кресле, он помассировал свои пухлые пальчики, словно пианист, и принялся играть с машиной.

Господи, это было что-то невероятное. Дортмундеру ни разу не доводилось видеть ничего подобного, даже в туристическом бюро. Коротышка сгорбился над клавиатурой, впившись взглядом в экран, а пальцы его жили собственной жизнью — щелкали, скользили, подпрыгивали и танцевали по клавишам. На экране промелькнули промежуточные результаты в виде колонок цифр — столь быстро, что их невозможно было ухватить взглядом, — и наконец возникло изображение.

Долина. Долина, как она выглядела до постройки водохранилища с вершины самого высокого холма на ее южном краю. Изображение было нереалистичным, словно в мультфильме: границы объектов были слишком четкими и прямоугольными, перспектива — несколько искаженной, цвета (здесь преобладал зеленый) — чистые, без оттенков. И тем не менее впечатление было потрясающее. Глядя в этот телевизор, ты отлично понимал, что смотришь с высоты в настоящую долину.

— Хм-мм, — промычал Дортмундер.

— А теперь ваш город, — сказал Уолли, продолжая скакать по клавишам пальцами-сосисками, — Паткинс-Корнерз. Большой город.

— Тут находится окружная администрация, — пояснил Том.

Дортмундер повернул голову и, взглянув на Тома в профиль, увидел, что эта картина произвела впечатление даже на него, хотя Том скорее убил бы человека, чем признался в этом.

Тем временем долина на экране пришла в движение. Или, можно сказать, начал двигаться наблюдатель, перемещаясь все ближе и снижаясь; по мере приближения долина потихоньку разворачивалась, и раскиданные тут и там красные и желтые точки наплывали, превращаясь в здания. А вот господствующая на изображении зелень не желала превращаться в деревья, оставаясь все тем же однотонным ковром, на котором были нанесены еле заметные топографические знаки.

Все это напомнило Дортмундеру виденную им по телевизору картину, когда город на экране становился все ближе и ближе, а здания по мере изменения перспективы медленно поворачивались, создавая у зрителя впечатление, будто тот находится на борту летящего над нарисованным пейзажем мультипликационного вертолета, описывающего спираль и приближающегося к городу сверху.

— Выглядит точно так, как раньше, — сообщил Том. — Только чище.

Не отрывая глаз от экрана, а пальцев от клавиатуры, Уолли пояснил:

— Я ввел в компьютер фотографии из местной газеты. Думаю, мы располагаем достаточными сведениями об интересующей вас части города. Готов спорить, вы и есть тот самый человек, который зарыл сокровище.

— Сокровище? — спросил Том, сверкнув холодными глазами.

— Ты же помнишь, Том, речь идет об искателях сокровищ, — с вкрадчивой улыбкой подал голос Келп.

— Ах да, верно, — спохватился Том.

Прежде чем привести сюда Тома и Дортмундера, Келп объяснил им свою задумку, которая состояла в том, что якобы один его приятель, ныне представленный Уолли под именем Том Джимсон, когда-то в прошлом играл со своими друзьями в искателей сокровищ на севере штата Нью-Йорк. Много лет назад он закопал ключ к сокровищу на задах библиотеки. Игра уже давно закончена, сокровище найдено, но об одном из ключей запамятовали.

Вскоре после этого, по словам Келпа, Том... э-ээ... уехал в дальние края и много лет не возвращался в эти места. Том вернулся лишь недавно и, обнаружив на месте города Паткинс-Корнерз водохранилище, вспомнил об оставшемся ненайденным ключе — спрятанном в коробке ценном колечке с бриллиантом, в которое был вложен листок с таинственными письменами, и ему показалась забавной (Тому Джимсону! Забавным!) мысль о том, что колечко до сих пор лежит в своей коробке под толщей воды.

Том рассказал Келпу историю о пропавшем ключе, и тот побился с ним об заклад, что персональный компьютер — этот современный джинн — может подсказать, как выручить кольцо. Том принял пари с условием, что задача будет решена за две недели. Если Келп и Уолли справятся с задачей и если ключ удастся достать со дна, Том продаст его и поделится выручкой с Келпом, а тот, в свою очередь, с Уолли. Если же у Келпа и Уолли ничего не получится, то Келп заплатит Тому некую весьма значительную сумму из своего кармана. Прежде чем заключить пари, Келп обсудил условия с Уолли, который заверил его, что компьютер обладает всеми необходимыми качествами, в чем Келп и не сомневался. Уолли, как и рассчитывал Келп, сам вызвался написать программу, моделирующую водохранилище. И вот они собрались все вместе.

Ведя мультипликационный вертолет над нарисованным городком, Уолли сказал:

— Если я не ошибаюсь, это — здание окружной администрации.

— Верно, — отозвался Том. — А рядом — библиотека.

Вертолет спикировал к деревянному куполу капитолия, и у Дортмундера екнуло сердце, как на американских горках.

— Немного помедленнее, а? — попросил он.

— Да-да, конечно, — ответил Уолли, и вертолет замедлил свое движение, зависая в воздухе над куполом и нацеливаясь на красное кирпичное здание библиотеки.

— Это там, за ним?

— Да, — сказал Том.

Уолли заработал пальцами, и вертолет приблизился к библиотеке.

— Я не смог отыскать ни одной фотографии этого квартала, — произнес Уолли извиняющимся тоном. — Поэтому пришлось оставить все в общих чертах. Размер поля определен по данным геодезической съемки.

— А там и было поле, — сказал Том. — Его собирались заасфальтировать и устроить автостоянку при библиотеке. Но так ничего и не сделали.

— Том, а что, если они потом передумали? — спросил Дортмундер. — Они могли выкопать то, что мы ищем, а затем заасфальтировать.

— У меня есть знакомая, которая работала в библиотеке, — ответил Том, не шевеля губами и не отрывая глаз от экрана, на котором игрушечный вертолет продолжал кружить над зданием библиотеки, пролетая над рыжевато-коричневым прямоугольником поля и стоявшими поблизости складами. — Она сказала, — продолжал Том, — что автостоянку решили не строить, а деньги потратили на книжки.

— Хм-мм, — произнес Дортмундер. — Неужели все деньги пустили на книги?

Разворачивая вертолет над пустым рыжеватым пространством, Уолли спросил:

— Вы можете точно указать место, где зарыт ключ?

— Могу, если ты покажешь на экране уличные фонари, — ответил Том.

— Я ввел в модель все, что было на фотографиях, — сказал Уолли.

— Отлично. Там есть одно место, с которого не увидишь ни одного из трех фонарей, первый из которых стоял рядом с библиотекой, второй — напротив администрации, а третий — у складов.

— Это очень просто, — сказал Уолли и, снизившись, посадил вертолет на рыжем поле. Вертолет задрал нос кверху на девяносто градусов, превратившись в человека, стоящего на земле и рассматривающего библиотеку сзади. Уолли шевельнул пальцами, и человек повернулся чуть вправо, глядя мимо библиотеки в сторону административного здания.

— Там фонарь, — сказал Том. — Пройди немного вперед.

Компьютерный человечек, послушный приказу Уолли, сделал шаг вперед, и тонкий прутик фонаря — точнее, рисованного изображения фонаря — исчез за углом библиотеки.

— Это еще не все, черт бы его побрал, — сказал Том, наклоняясь к голове Уолли. — Теперь посмотри налево, — угол зрения сместился в левую сторону, минуя здание библиотеки. — Отлично, — произнес Том. — Фонаря не видно. Теперь в другую сторону.

Человечек, стоявший на поле, сделал полуоборот вокруг своей оси. Здания двигались по экрану в искаженной перспективе, словно отражаясь от кривого зеркала в комнате смеха, и сердце Дортмундера вновь екнуло. Появилось изображение приземистых складов, обращенных к зрителю тыльной стороной. Между двумя зданиями виднелся похожий на палочку фонарь.

Том сказал, понизив голос:

— Чуть назад и вправо.

Уолли повиновался. Здания сместились; фонарь исчез.

— Здесь! — крикнул Том, и его губы впервые за все время на миг разомкнулись. — Здесь, черт побери!

10

Том Джимсон, Дортмундер и Келп шагали на восток по Западной Пятьдесят пятой улице, удаляясь от обветшавшего здания, в котором проживал Уолли? — перестроенного в жилой дом склада, стоявшего за полквартала от реки.

— Ну что, прав я был или нет? — воскликнул Энди, улыбаясь во весь рот. — Я же говорил вам, что Уолли — тот самый гений, который нам нужен.

— Он говорит, — ответил Том Джимсон, на сей раз не шевеля губами, — он говорит, что туннель не годится.

— Знаю, знаю, — сказал Келп, не обращая внимания — или по крайней мере пытаясь не обращать внимания на слова Тома. — Это не...

— Эта его программа смотрится просто отлично, — добавил Том, удовлетворенно кивая.

Программа оказалась чрезвычайно наглядной. Побегав по клавишам своими похожими на отварные сосиски пальцами, Уолли продемонстрировал гостям, как он растолковал компьютеру задачу о спасении сокровища, как выбрал решение в форме туннеля, а затем показал разработанные машиной варианты прокладки маршрута.

Их оказалось совсем немного. Расцветив экран синим, коричневым и зеленым, компьютер показал, что ни одному из туннелей не суждено достичь цели. Раз за разом коричневая трубка туннеля уходила вниз, прорывая себе ход в шоколадного цвета дне чуть в стороне от ярко-голубого поперечного сечения озера, осторожно, но жадно подбираясь к крохотному черному ящику с сокровищем, лежащему точно под центром голубой массы, словно забытая книжка под синим шезлонгом, в который уселся толстяк. И всякий раз рано или поздно наступало ужасающее мгновение, когда над туннелем разверзалась трещина, образовывался разрыв, воронкообразный провал, который мгновенно распахивал широкую пасть, и его бежевый пищевод тотчас заполнялся голубизной.

При этом у Келпа всякий раз невольно сжималось горло, мешая ему принять деятельное участие в мгновенно вспыхивавшем споре об иных путях решения задачи. И поэтому только теперь Энди небрежно, как бы мимоходом, бросил:

— Забудем про туннель. Никто и не помышлял о нем всерьез. Это была лишь идея, призванная подхлестнуть творческое воображение и заставить нас поразмыслить над более действенными способами.

— Такими же удачными, — сказал Том.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверил его Келп. — До сих пор нам ничего не подвернулось, это правда. Но Уолли с его компьютером, они...

— Хм-мм, — промычал Дортмундер.

Они подошли к бордюру на Одиннадцатой авеню и остановились, ожидая зеленого сигнала светофора. Келп чуть подался вперед и, выглянув из-за каменного профиля Тома, увидел ледяной профиль Дортмундера. Что-то в его лице сказало Келпу, что его приятель не очень доволен.

— Джон, — сказал Келп, — что случилось?

— Ничего, — ответил Дортмундер и ступил на мостовую прямо перед такси, водитель которого надеялся успеть проскочить на зеленый свет. Таксист высунул голову в окно и принялся громогласно высказывать свои замечания. Том и Келп вслед за Дортмундером сошли с бордюра; Том лишь на миг задержался, чтобы бросить взгляд на крикуна, который тотчас осознал свою ошибку и втянул голову в салон машины.

Тем временем Келп догнал Дортмундера и спросил:

— Джон, я тебя не понимаю. Что тебе не нравится?

Дортмундер что-то пробурчал в ответ. Келп, озабоченный тем, чтобы не отстать, уловил лишь последние его слова:

— ...составляю планы.

— Составляешь планы? — повторил Келп. — Какие планы?

Дойдя до противоположного тротуара, Дортмундер развернулся на сто восемьдесят градусов и отчетливо произнес:

— Мне всегда казалось, что я сам составляю планы.

— Так оно и есть, Джон, — сказал Келп. В этот миг их нагнал Том Джимсон, и они втроем продолжали свой путь на восток. — Ты всегда составляешь планы. У тебя это получается лучше всех. — Келп повернулся к Тому: — Ведь правда?

— Да, он этим славится, — подтвердил Том.

— В свое время я провернул немало дел, — сказал Дортмундер.

— Да-да, конечно, Джон, — отозвался Келп.

— Не все и не всегда шло по намеченному плану, — продолжал Дортмундер. — И я готов это признать.

— Это дело случая, — поддакнул Келп.

— Но сами-то планы были хороши, — произнес Дортмундер. — Готов поспорить, что ты не вспомнишь ни единого раза, когда намеченная мною последовательность действий не оказывалась наилучшей. Наступает назначенное время, ты входишь, берешь все, что надо, и уходишь.

— Нет, не припомню, — ответил Келп. — Ты победил, Джон, я не могу припомнить ни одного такого раза.

— И все это — без всяких компьютеров, — заключил Дортмундер, сделав особое ударение на последних словах.

— Джон, Джон, — возразил Келп. Том взирал на спорящих с заметным удивлением. — Компьютер вовсе не занимает твое место, он — такой же инструмент, как клещи, ломик, фомка, как... э-ээ...

— Пистолет, — вставил Том.

— Ну да, пистолет, — неохотно согласился Келп. — Всего лишь инструмент, — повторил он, обращаясь к Дортмундеру. — Представь себе сейф. Ты сверлишь дырочку около замка. Бывало с тобой такое?

— Еще бы, — с каменным лицом согласился Дортмундер.

— Так вот, — продолжал Келп, — сверло вовсе не заменяет тебя, оно лишь помогает тебе. Я хочу сказать, что сверлить куда проще, чем ковырять сантиметровую сталь ногтем. Вот и все.

— Там, где мы только что побывали, — сказал Дортмундер, — там я видел это твое сверло с телевизором — сверло, которое сидит и придумывает планы.

— Между прочим, Джон, — ответил Келп, — окончательное решение за тобой. Ты командуешь.

— Чем командую? Машиной и этим парнем, который понятия не имеет, о чем идет речь? Командую этим твоим Уолли, которому мы даже не можем рассказать все, как оно есть на самом деле?

— Ты можешь довериться Уолли во всем, что касается теории, а знакомить парня с практической стороной дела вовсе не обязательно, — заверил его Келп.

— Не стоит, — вставил Том.

Они уже дошли до Десятой авеню; препираясь, люди шагают быстрее. Остановившись, чтобы в очередной раз дождаться зеленого светофора, они малость отдышались, и Том сказал:

— Значит, дело движется? Уже три человека разрабатывают планы, так что наши шансы отыскать верный способ все возрастают.

Келп был убежден в том, что их ожидают серьезные затруднения, но не мог не заметить прозвучавших в словах Тома ноток надежды.

— Ты говоришь, три человека, Том? — спросил он.

— Точнее говоря, два человека и машина, — поправил себя Том. — Эл обдумывает планы...

— Тут ты прав, — признал Дортмундер.

— Машина твоего толстопузого приятеля тоже, по-видимому, не прочь заняться планами...

— Хм-мм, — только и произнес в ответ Дортмундер.

— Ну, и я, разумеется, — добавил Том. — Да только мой план уже готов.

— Да-да, конечно, — отозвался Энди и бросил на Дортмундера многозначительный взгляд. — Сложность не в Уолли и не в его компьютере, Джон, — сказал он.

11

«Человек по имени Том был очень рассержен, когда я сказал, что именно он зарыл сокровище. Твои соображения?»

РАСКРЫТ СЕКРЕТ

«Разве это секрет? Зарытое сокровище — не секрет. Твои соображения?»

ОДИН СЕКРЕТ ПОДРАЗУМЕВАЕТ МНОГО СЕКРЕТОВ

«Том — человек, у которого много секретов. Энди и человек по имени Джон боятся Тома, хотя и пытаются это скрыть. Твои соображения?»

ТОМ — ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

«Работает ли Энди на Тома?»

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ПРЕБЫВАЕТ В СВОЕМ ЗАМКЕ В ОКРУЖЕНИИ ПОДЧИНЕННЫХ

«Энди и Джон — его подчиненные?»

ДА

«Какую роль играют подчиненные?»

ОХРАННИК. СОЛДАТ. РЫЦАРЬ. ШПИОН

«Значит, Энди — рыцарь, перешедший под знамена Тома. Энди выполняет поручения Тома. Энди — рыцарь, посланец Тома. Какую роль играет Джон?»

ШПИОН

«Нет. Шпионы отличаются вызывающей доверие внешностью. Джон не вызывает доверия. Твои соображения?»

ТОМ — ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ. ЭНДИ — РЫЦАРЬ. ОХРАНЯТЬ НИЧЕГО НЕ НУЖНО. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ДЖОН — СОЛДАТ

«Что им нужно?»

СОКРОВИЩЕ, СКРЫТОЕ ПОД ВОДОЙ

«Зачем? Что представляет собой сокровище?»

НЕОБХОДИМА ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

«При уточнении деталей модели туннеля они изменили описание сокровища. Сначала речь шла о кольце в маленькой коробке со стороной в один фут. Потом — о большой коробке восемь футов в длину, три фута в ширину и три фута в высоту. Действительности соответствует вторая версия. Следовательно, в коробке лежит не кольцо, а что-то другое. Какой предмет может иметь восемь футов в длину, три в высоту и три в ширину?»

ТЕЛЕФОННАЯ БУДКА

«Нет»

ВАННА

«Нет»

КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ С ПЛАНЕТЫ ЗОГ

«Нет»

ХОЛОДИЛЬНИК

«Нет»

КАБИНКА ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ

«Нет»

ГРОБ

"Верно! Гроб! Что может находиться в гробу?

МЕРТВОЕ ТЕЛО

«Нет. Там нет кладбища. Гроб зарыт позади библиотеки. Твои соображения?»

КНИГА. ПОВЕСТВОВАНИЕ О ВСТРЕЧЕ ДВУХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

«Нет. Для книги великовато. Что может находиться в гробу? Твои соображения?»

ЦЕННОСТИ

«Да. Ценности, зарытые в землю до того, как там построили водохранилище. Какие именно ценности?»

РУБИНЫ. КРАСНАЯ РОЗА. ПЛАНЫ ОБОРОНЫ. ЗОЛОТО ПИРАТОВ. ШАПКА-НЕВИДИМКА. КОРОЛЕВСТВО. ДОЛГОВЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА. ПЕРЕДАТОЧНЫЕ ПИСЬМА. ПРИНЦЕССА. МАЛЬТИЙСКИЙ СОКОЛ. ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ КОРОЛЕВСКОЙ ФАМИЛИИ. ДЕНЬГИ

«Точно! Украденные деньги?»

ОДИН СЕКРЕТ ПОДРАЗУМЕВАЕТ МНОГО СЕКРЕТОВ

«Том, Энди и Джон зарыли гроб с украденными деньгами. Затем было построено водохранилище. Почему они не выкопали гроб до того, как водохранилище заполнили водой?»

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ОТПРАВИЛСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ

«Энди сообщил, что Том долгое время был в отъезде, но не сказал, где. Путешествие должно было длиться не менее одиннадцати лет, поскольку водохранилище было сооружено одиннадцать лет назад. Какое путешествие могло длиться одиннадцать лет?»

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПЛАНЕТУ ЗОГ

«Другие варианты?»

ТРЕБУЕТСЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

«Что еще могло длиться одиннадцать лет?»

ТОМ — ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

«Какие отсюда следуют выводы»

ТОМ — НЕ ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ИГРЫ

«Нет. Главный герой — я. Твои дальнейшие соображения?»

ГЕРОЯ САЖАЮТ НА ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ В ТЮРЬМУ. У НЕГО ЕСТЬ СКАТЕРТЬ-САМОБРАНКА. КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ГЕРОЙ РАЗВОРАЧИВАЕТ СКАТЕРТЬ, НА НЕЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЕДА. НО ТОМ — НЕ ГЕРОЙ. ГЕРОЙ — УОЛЛИ. ТОМ — ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

«Предположим, что Том провел одиннадцать лет не на планете Зог, а в другом месте. Мог ли он сидеть в тюрьме, хоть и главнокомандующий?»

ИНТЕРЕСНЫЙ ВАРИАНТ. ВОЗМОЖНО

«Не могли ли Энди и Джон оказаться в тюрьме вместе с ним?»

РЫЦАРЬ И СОЛДАТ НИЧЕГО НЕ СМОГУТ СДЕЛАТЬ БЕЗ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

«Значит, они могли оставаться на свободе. Том сидел в тюрьме один. Твои соображения?»

ТОМ — ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

«Том украл деньги. Потом закопал их. Потом попал в тюрьму. Потом было построено водохранилище. Том вышел из тюрьмы и попросил Энди и Джона помочь ему достать деньги со дна водохранилища. Энди обратился за помощью ко мне, но не сказал всей правды, потому что здесь замешано преступление. Я помог и могу продолжать помогать им. Должен ли я это делать?»

ЕСЛИ ОКАЗАТЬ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ СОПРОТИВЛЕНИЕ, ОН СТАНОВИТСЯ ОПАСЕН

«Итак, я должен продолжать помогать им. Что еще я должен делать?»

ГЕРОЙ НЕУЯЗВИМ. ГЕРОЙ ТЕРПЕЛИВО ЖДЕТ И НАКАПЛИВАЕТ ЗНАНИЕ. ПОЛУЧИВ ВСЮ НЕОБХОДИМУЮ ИНФОРМАЦИЮ, ГЕРОЙ УЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ

Уолли отодвинулся от клавиатуры. Итак, пора обратиться к «Нью-Йорк таймс». Уолли откатился в своем кресле в противоположный угол комнаты, где стоял другой терминал, посредством которого осуществлялась почти вся связь с внешним миром. Внешний мир представлялся Уолли Нэрру каналом доступа, и Уолли располагал таким каналом. Эпоха всеобщей компьютеризации немыслима без телефонных сетей, связывающих между собой гениальные и в то же время безумные электронные мозги. Телефон есть у любого человека. Для избранных, в число которых входил Уолли, наличие телефонной линии означало наличие доступа во внешний мир со всеми его богатствами. При желании Уолли мог проникать в компьютеры Пентагона, авиакомпании «Юнайтед эйрлайнз», банковской системы «Америкэн экспресс», налоговой инспекции США, автоматизированных билетных касс, Интерпола и многих других мест, наиболее важным из которых оказался в данный момент архив «Нью-Йорк таймс». Пробравшись в напичканные фактами хранилища этого всезнайки, Уолли сделал запрос по всем ограблениям, хищениям, взломам и прочим деяниям, связанным с незаконным присвоением наличности в округе Вилбургтаун, штат Нью-Йорк, которые имели место за период, начинавшийся одиннадцать лет назад и охватывавший всю предшествующую часть двадцатого века. Затем Уолли отодвинулся от экрана и принялся просматривать посвященные данному предмету заголовки статей из «Нью-Йорк таймс», ползущие в обратном хронологическом порядке снизу вверх по самой доступной для глаз части экрана.

Водохранилища еще не было и в помине, а округ Вилбургтаун был тихим, спокойным и законопослушным местечком. Осуществленное Томом Джимсоном ограбление бронированной машины на Сквозном шоссе нарушило эту патриархальную тишину подобно космическому кораблю с планеты Зог.

12

Больше всего Мэй действовало на нервы то, что Том смеялся невпопад, когда смотрел телевизор. Его не могли развеселить обычные комические трюки — например, когда два человека сталкивались в дверях и не могли решить, кому пройти первому, или когда человек появлялся на экране в необычном головном уборе. Его не смешили ужимки попугая. И вообще чувство юмора у него оказалось ненормальным, непредсказуемым. Том не мог сдержать смеха при виде подорвавшихся на мине солдат, смеялся над одноногим горнолыжником, слезно умоляющим не обращать внимания на его увечье и не отстранять его от состязаний. Тома смешило практически все, о чем говорили в выпусках новостей.

Но куда было деваться? После долгого рабочего дня за кассой универсама Мэй хотелось лишь одного: усесться в своей гостиной у телевизора. Она не собиралась запираться с кучей журналов в спальне или на кухне лишь потому, что в ее доме окопался этот патологический убийца.

Честно говоря, при других обстоятельствах, даже осажденная Джимсоном, она могла бы найти себе занятие на кухне, но кухню оккупировал Джон. Стол был завален картами и планами, списками и фотографиями, листами желтой миллиметровки, карандашами и фломастерами всевозможных цветов, компасами и транспортирами. Пол вокруг стола был усыпан скомканными бумажками, а на лице Джона застыло грозное, сосредоточенное выражение. Мэй не понимала, как это случилось, но между Джоном и компьютером завязалось соревнование наподобие состязаний лошади и паровоза, происходивших в начале девятнадцатого века.

А стоило ли? Мэй была уверена, что нет.

На телеэкране появился отбившийся от родителей малыш, ползущий по железнодорожному полотну. Загромыхал приближающийся поезд, и тотчас раздалось фырканье Тома. Мэй вздохнула и, подняв глаза, увидела в дверях гостиной фигуру Джона, на лице которого застыло суровое выражение, словно у мифологического персонажа, готового сразиться с Цербером, а если потребуется — даже и с паровозом.

— Том, — хрипло произнес он, словно уже несколько дней, а то и недель, не открывал рта.

Том неохотно оторвал взгляд от ребенка на рельсах.

— Да?

— Я насчет твоих заначек, — сказал Джон.

— Все они ушли на гонорары адвокатам, — ответил Том.

— Так уж и все, Том? — спросил Джон таким тоном, будто искренне надеялся на искренний ответ.

Мэй тоже не могла оторвать взгляда от попавшего в беду малыша, хотя и по другим причинам, но теперь повернула голову и посмотрела в лицо Тома; на нем появилось странное выражение, в котором соединилось страдание от несварения желудка, головной боли и последствий нокаутирующего удара. Не пытаясь скрыть эмоции, Том повернулся к Джону и сказал:

— Нет. До тайника, что зарыт на дне водохранилища, они не добрались. Именно этим мы и занимаемся.

Мэй тотчас поняла, что эти слова — всего лишь отговорка. Однако Джон не попался на удочку.

— Остались и другие, Том, — сказал он. — Не такие большие, как эта, но все же заначки. Адвокаты не могли наложить лапу на все твои богатства.

— Они очень старались, — заметил Том.

— Но у них ничего не вышло.

Том вздохнул.

— Что случилось, Эл? — спросил он. — Что тебя беспокоит?

— Возможно, нам потребуется оборудование, — ответил Джон. — Чтобы опуститься на глубину пятьдесят футов, нам придется обзавестись специальными средствами.

Осторожно выбирая слова и произнося их так, словно у него застрял комок в горле, Том спросил:

— Ты хочешь, чтобы я оплатил это оборудование?

— Потом сочтемся, — ответил Дортмундер. — Достав деньги, мы поделим расходы поровну. Но надо же с чего-то начинать. Не пойду же я занимать деньги под сто процентов? И ссуду под это дело в банке не возьмешь. Даже бланк — и то не заполнишь.

— А как насчет безвозвратной ссуды, Джон? — спросил Том, чуть вскинув брови и словно забавляясь.

— Я не занимаюсь двумя делами одновременно. Я согласился помочь тебе с водохранилищем, но не намерен ввязываться в твои банковские аферы.

Том развел руками.

— Ты выше воровства и никогда им не занимался.

— Просто мы работаем по-разному, — сказал Джон.

— Тебе не нравятся мои методы, Эл?

Джон вздохнул.

— Том, — произнес он, — твоим методам не хватает... — он оглянулся, посмотрел на Мэй и вновь перевел взгляд на Тома, — ...не хватает утонченности.

Том издал свой характерный смешок:

— Ну хорошо, Эл. Если речь идет о необходимом оборудовании и разумных расходах, то... Я не богач, но, может быть, сумею наскрести кое-что.

— Прекрасно, — отозвался Джон и, кивнув Мэй так, словно только сейчас вспомнил о том, что они где-то встречались прежде, повернулся и вышел. Послышались его тяжелые шаги, удалявшиеся в сторону кухни.

Мэй и Том вновь повернулись к телевизору, на экране которого на сей раз маячили двое взрослых, пытавшихся склонить аудиторию к приобретению дрянного вина с густым осадком.

— Что это с нашим мальчиком? — спросил Том.

— Понятия не имею, — призналась Мэй.

— Впрочем, не важно, — раздраженно заметил Том. — Ты замечала, что в телепередачах всегда находится кто-нибудь, кто вовремя подхватывает малыша на руки?

— Да, — ответила Мэй.

— Так всегда бывает, — подчеркнул Том. Его хмурое лицо чуть просветлело, и он добавил: — Хотя, разумеется, кроме телевизора есть и настоящая жизнь.

13

Дортмундер вернулся из библиотеки с книгой Джозефа Гоурза «Морские спасательные работы». Он проходил мимо двери в гостиную и вынимал книгу из-за пазухи, когда раздался жизнерадостный голос Энди Келпа:

— Пристрастился к чтению? Что-нибудь интересное, а?

Дортмундер остановился и посмотрел на Келпа, развалившегося на диване с банкой пива в руке.

Дортмундер знал, что Мэй ушла на работу в свой универсам. И вообще у него было отвратительное настроение, поэтому он спросил:

— Ты что, просто взял и вошел?

— Не совсем, — ответил Энди. — Пришлось повозиться пару минут с вашими замками.

Дортмундер невольно обвел взглядом комнату.

— А где Том? — спросил он.

— Лежит в гробу в земле своих предков, — предположил Келп.

— У Тома нет ни земли, ни предков, — ответил Дортмундер и пошел на кухню; бумаги уже не умещались на столе, они занимали все кресла, кроме одного, и лежали даже на стойке рядом с раковиной. Повсюду на стенах и даже на дверцах холодильника висели карты, а груда скомканных бумажек под столом достигла уровня колена.

Келп вошел следом и остановился, глядя на Дортмундера, который целеустремленно направился к захламленному столу и, усевшись в кресло, раскрыл «Спасательные работы» на странице с фотографиями, на одной из которых, датированной 1953 годом, был изображен лайнер «Эмпресс Канада», лежащий на борту в ливерпульском порту, а на второй — «Нормандия», потерпевшая крушение в порту Нью-Йорка в 1942 году. На заднем плане второго снимка виднелись Эмпайр-Стейт-Билдинг и небоскреб «Крайслера». Расположенного на Пятнадцатой восточной улице дома, в котором жил Дортмундер и куда столь бесцеремонно проник Энди Келп, на снимке не было: дом был гораздо ближе к центру города, чем Сорок восьмая улица, близ которой «Нормандию» выбросило на берег. Дортмундер сделал вид, будто он всецело поглощен чтением книги.

Но Энди Келп был не из тех, кого можно пронять намеками.

— Если ты не занят... — сказал он, сделав приглашающий жест рукой с банкой.

Дортмундер посмотрел на него:

— Если я не занят?..

— Я подумал, что мы могли бы ненадолго прогуляться к Уолли, — продолжал Келп, нимало не смутившись. — Посмотреть, как продвигаются дела.

— Мои дела продвигаются нормально, — ответил Дортмундер. — Ты можешь не беспокоиться, у меня все в порядке.

Келп кивнул и сказал, указывая пивной банкой на загроможденный стол:

— Пока я тебя дожидался, просмотрел кое-что из твоих бумаг.

— Вижу, — отозвался Дортмундер. — Ты тут все переворошил.

— У тебя наклевываются очень хитрые идеи, — сказал Келп.

— И простые, и хитрые, — ответил Дортмундер. — Видишь ли, простая идея зачастую оказывается слишком простой, а хитрая — столь хитрой, что ты вынужден сосредоточить на ней все свое внимание.

— В таком случае, — предложил Келп, — тебе стоит сделать перерыв, отдохнуть и уж тогда снова браться за дело.

— Я только что ходил в библиотеку, — сказал Дортмундер. — И по пути отдохнул.

— По тебе не видно, — не унимался Келп. — Брось, я сейчас позвоню Уолли и спрошу, можно ли заглянуть к нему.

При этих словах Дортмундер нахмурился:

— Позвонить Уолли? Что это значит? А мне ты позвонил?

Келп по-прежнему не понимал намеков.

— Я просто взял и пришел, — сказал он. — Разве нет?

— Ты просто взял и пришел, — повторил Дортмундер, указывая на стол. — Ты приходишь и роешься в моих записях, не позаботившись предупредить меня заранее.

— И всего-то? — Келп пожал плечами. — Ну хорошо, я не стану звонить Уолли, мы просто возьмем и придем. — Он направился к выходу, затем остановился, обернулся и спросил: — Так ты идешь?

Дортмундер и сам не понимал, как дожил до жизни такой. Он оглядел стол, заваленный наполовину вычерченными планами. Ему следовало сидеть здесь и продолжать работу.

Келп спросил, стоя в дверях:

— Джон, ты идешь? Ведь это была твоя затея, не забывай.

Дортмундер вздохнул, покачал головой и, поднявшись, поплелся за Энди.

— Я и мои затеи... — пробормотал он. — Порой я сам себе удивляюсь.

14

Поднимаясь по металлической лестнице к железной двери Уолли Нэрра, Келп сказал:

— Наше внезапное появление хорошо тем, что Уолли не сможет пичкать нас своими сырными крекерами.

Дортмундер промолчал. Он рассматривал валявшиеся на ступеньках красные пластиковые крышечки и раздумывал над тем, что означает выдавленная на них буква "Т" и почему фирма-производитель решила снабдить упаковку своей продукции этой затейливой буквой "Т". По мере того как они приближались к чудо-компьютеру, раздражение Дортмундера нарастало — и не столько из-за необходимости повторного визита сюда, сколько из-за того, что он по-прежнему не мог разобраться, как же все это получилось.

Впрочем, это не столь важно. Они пришли сюда потому, что пришли. Чтобы уж наверняка избавиться от крекеров Уолли, Келп провел Дортмундера в подъезд, не потрудившись позвонить в квартиру Нэрра, и, таким образом, компьютерному гному было суждено узнать об их прибытии, только когда они поднялись по лестнице.

— Надеюсь, я не напугаю своего маленького приятеля, — сказал Келп, нажимая кнопку звонка.

«РУКИ ВВЕРХ!» — грянул низкий, звучный, властный голос, в котором слышалась явственная угроза. Дортмундер подскочил на добрых полфута, а когда его ноги вновь коснулись площадки, руки уже были задраны к потолку. Келп, с посеревшим лицом, казалось, собрался дать стрекача, когда вновь раздался тот же самый голос: «РУКИ ВВЕРХ, КОМУ Я СКАЗАЛ!». Келп поднял руки. «ЛИЦОМ К СТЕНЕ!» — Келп и Дортмундер повернулись к стене. «ОДНО ДВИЖЕНИЕ, И...» — щелк!

— Ах, это ты, Энди! Подожди секундочку.

Подняв руки и стоя лицом к стене, Дортмундер и Келп переглянулись и медленно, с опаской опустили руки.

— Остроумно, — проворчал Дортмундер, одергивая куртку. Келп отвернулся, сочтя за лучшее промолчать.

Из-за железной двери послышался лязг. Дверь распахнулась, и на пороге возник Восьмой гном, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, улыбаясь и жестами приглашая их войти.

— Привет, Энди! Я не знал, что ты придешь. Ты не позвонил снизу.

— Уж лучше бы я позвонил, — сказал Келп, входя в квартиру. Дортмундер шел следом.

Уолли выглянул на лестничную клетку из-за плеча Дортмундера и спросил:

— А что, главнокомандующий не пришел?

Дортмундер хмуро посмотрел на Келпа, который, в свою очередь, окинул Уолли столь же хмурым взглядом и произнес:

— Чего?

Однако Уолли уже занялся дверными замками, а когда он вновь повернулся к гостям, его влажное лицо лучилось улыбкой.

— Надеюсь, я не напугал вас? — сказал он.

— Ничего страшного, — заверил его Келп, небрежно взмахнув рукой.

— Понимаете, среди моих соседей есть очень нехорошие люди, — пояснил Уолли, понизив голос, словно его мог услышать кто-то посторонний.

— Наверняка, Уолли, — ответил Келп.

— Здесь появляются такие типы, — продолжал Уолли, указывая в сторону закрытой двери и качая головой. — Мне кажется, они живут в подъезде и, понимаете, иногда норовят проникнуть сюда.

Дортмундер, которому отнюдь не полегчало оттого, что его выставили дураком, спросил:

— И что ты делаешь после того, как выстроил их вдоль стены? Угощаешь крекерами с сыром?

— Но они не выстраиваются вдоль стены, — возразил Уолли. — Здесь срабатывает животный инстинкт, и они убегают.

— Животный? — переспросил Келп. — А мне казалось, ты говорил, что здесь живут люди.

— Да, что-то вроде людей, — отозвался Уолли. — Но животная психология тем не менее действует отлично. Я бы сравнил это с пугалом или трещоткой для отпугивания птиц, или, например, когда вы замахиваетесь на собаку свернутой в трубку газетой. Животное даже не подумает выяснять, что же происходит на самом деле. Оно попросту убегает.

— Пройдет некоторое время, и они все поймут, — сказал Дортмундер.

— На этот случай у меня есть самые разные записи, — объяснил Уолли. — Записи, которые прокручиваются в случайной последовательности. У меня есть запись голоса женщины, вооруженной ножом и страдающей психическим расстройством, запись звуков, издаваемых израильскими коммандос, пуэрторикан...

— Я рад, что нам не досталась женщина с ножом, — сказал Келп. — Иначе я, глядишь, сдрейфил бы малость — на минутку, не более.

— И тем не менее, — продолжал Дортмундер, — твои гости в конце концов сообразят, что всякий раз, когда они нажимают кнопку звонка, кто-то начинает на них орать.

— Но они не понимают, — возразил Уолли. — Именно поэтому я и отношу это явление к области животной психологии. Они знают лишь, что каждый раз, когда они приходят сюда и нажимают кнопку, желая проверить, есть ли кто дома, происходит нечто такое, что бьет по их нервам. Условный рефлекс в чистом виде. Нервы этих людей и без того напряжены до предела, поэтому они не переносят никакой дополнительной нагрузки. Образуется устойчивая ассоциативная связь.

Дортмундер наконец уразумел, в чем дело.

— Так ты считаешь, что приход сюда связан с ощущением нервозности и дискомфорта? — спросил он.

— Совершенно верно, — ответил Уолли, кивая, улыбаясь и шевеля коротенькими пухлыми пальчиками.

Напрочь позабыв о только что пережитом ощущении нервозности и дискомфорта, Келп в предвкушении потирал руки.

— Что до меня, то я, приходя сюда, чувствую себя отлично. Ты ведь работал два последних дня над задачей о водохранилище, Уолли?

Внезапно в глазах Уолли и во всей его повадке появилась некая неопределенность, даже таинственность.

— Ну, вообще-то, да, — промямлил он.

Дортмундер насторожился. Уж не замыслил ли этот компьютерный шаман какую-нибудь гадость?

— Энди говорил мне, — сказал он, — что у тебя есть несколько идей, которые ты мог бы нам сейчас продемонстрировать.

— Мы продолжаем работать, — заверил его Уолли тоном, в котором по-прежнему сквозило едва заметное нежелание говорить откровенно. — Да, мы продолжаем работать, но эта задача... несколько отличается от тех, что мы обычно решаем.

Дортмундер нахмурился. Неужто Уолли привлек к делу кого-то еще? Это уменьшало долю каждого на многие тысячи долларов, черт побери!

— Мы? — переспросил он. — Кто это — «мы»?

— Компьютер. — Уолли просиял, забавляясь возникшей путаницей. — Мы все делаем вместе.

— Вот как? — отозвался Дортмундер с любезной улыбкой. — И как же его зовут? Компи? Фред?

— Нет, я его никак не называю, — пояснил Уолли. — Это было бы ребячеством.

— Ну что ж, — вмешался Келп, — давай посмотрим, что ты успел сделать.

— Да, конечно. — На лице Уолли вновь появилось таинственное выражение, но потом он улыбнулся гостям и спросил: — Как насчет крекеров с сыром? Я мог бы сбегать и...

— Мы только что пообедали, Уолли, — ответил Келп, направляясь к одному из заполонивших комнату компьютеров. — Этот, что ли? — спросил он.

— Этот, — отозвался Уолли, неохотно идя следом.

— Тогда включай.

— Включай, — сказал Дортмундер. Происходящее начинало его забавлять. — Посмотрим, что он думает, этот компьютер.

— Видите ли, — пробормотал Уолли, смущенно поеживаясь, — ответ компьютера зависит от входных данных. Поэтому некоторые из его решений выглядят совершенно дико.

— То же самое можно сказать о некоторых планах Джона, — смеясь, отозвался Келп. — Не стесняйся, Уолли. Показывай свои результаты.

Уолли и его компьютеры до такой степени завладели вниманием Келпа, что он не заметил устремленного на него взгляда Дортмундера, и тому пришлось высказаться вслух:

— Я разрабатываю сложные планы. Но не дикие.

— Не важно, — отмахнулся Келп, пропуская замечание Джона мимо ушей и не отрывая взгляда от Уолли, который неохотно занял свое место за компьютером. Его толстые пальчики пробежались по клавишам, и в ту же секунду по черному экрану слева направо поползли зеленые буквы. — Сейчас он выбирает меню, — объяснил Дортмундеру Келп.

— Ясно, — отозвался тот.

На экране высветилась очередная порция зеленых символов. Келп кивнул и сказал:

— Уолли запрашивает каталог возможных решений.

— Ага, — отозвался Дортмундер.

На экране вновь появились зеленые буквы:

1) ЛАЗЕРНОЕ ИСПАРЕНИЕ

— Н-ну, мне кажется, — заговорил Уолли, слегка запинаясь и заметно смутившись, — это решение и обсуждать не стоит. Уж лучше...

— Минутку, Уолли, — попросил Келп. — Это и есть первое решение? Лазерное испарение?

— Ну да, — ответил Уолли. — Первое, но не лучшее. Давайте посмотрим другие.

Келп тоже почувствовал смущение и даже замешательство — в конце концов он принимал в этом деле самое непосредственное участие.

— Уолли, — сказал он, — объясни, что все это значит. Что это за лазерное испарение?

Уолли уныло разглядывал буквы на экране.

— Это означает именно то, что здесь написано, — пояснил он. — Испарение. Выпаривание воды, понимаешь?

— Подождите-ка, — сказал Дортмундер. — Кажется, я догадываюсь. Компьютер предлагает извлечь коробку, избавившись от воды. То же самое предлагал Том. Только компьютер хочет это сделать путем выпаривания.

— Ну да, — ответил Уолли, прикрывая своим телом клавиатуру. — Это самая первая мысль, которая пришла ему на ум.

— Мы берем лазер, — продолжал Дортмундер, испытывая все большее удовольствие от происходящего. — Берем очень большой лазер и выжигаем воду из водохранилища.

— Уолли, — попросил Келп, — давай-ка перейдем к решению номер два.

— Там тоже не все гладко, — сказал Уолли, обращаясь к Дортмундеру. — Видите ли, Джон, компьютер живет в другом измерении, нежели мы с вами.

Дортмундер посмотрел на Уолли.

— Вот как? — спросил он.

— Да. Его жизнь протекает в мире, который мы создаем своими словами. Компьютер знает только то, что мы ему сообщаем.

— Мне это уже известно. — Дортмундер кивнул и, обернувшись к Келпу, сказал: — Помнишь, ты мне говорил? Как ты это называл?

— Ввод-вывод, — робко отозвался Келп.

— Верно, — согласился Дортмундер. — Входная информация, выходная информация.

— Да, вы правы, — сказал Уолли, все более явственно замыкаясь в себе. — Короче говоря, все зависит от того, чего именно вы ждете от компьютера. Вы вводите в него информацию, и порой она оказывается достаточной, а иногда — нет.

Дортмундер торжествующе посмотрел на Келпа. Поймав его взгляд, Энди покачал головой и предложил:

— Уолли, покажи нам решение номер два.

Пальцы-сосиски Уолли вновь заплясали по клавиатуре, и в центре черного экрана появилась очередная зеленая надпись:

2) КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ С ПЛАНЕТЫ ЗОГ

Повисла неловкая тишина. Дортмундер попытался перехватить взгляд Келпа, но тот поспешно отвернулся.

— Значит, планета Зог, — сказал Дортмундер.

Уолли прочистил горло со звуком, напоминающим бульканье бурундука, посмотрел на буквы на экране и сказал, хлопая глазами:

— Видите ли, тут такая история...

— Не надо, — перебил его Келп и положил руку на плечо Уолли, как бы защищая и предостерегая его. — Не надо, Уолли. Не надо объяснять.

Уолли не выдержал:

— И тем не менее компьютер считает это предложение вполне реальным.

— Я бы с удовольствием перешел к решению номер три, — сказал Дортмундер, с трудом сдерживая улыбку.

Уолли вновь издал булькающий звук.

— Похоже, сначала придется рассмотреть решение 2а), — проговорил он.

— Ты имеешь в виду что-то вроде космического корабля? — обреченным тоном осведомился Келп.

— Ну да, — ответил Уолли, кивая своей круглой, незадачливой и гениальной головой. — Но, — добавил он с новой надеждой, — это может оказаться что-то вроде практического приложения, совместимого с другими решениями.

— Показывай, Уолли. — Келп вздохнул, не осмеливаясь даже мельком посмотреть на Дортмундера.

Уолли вновь защелкал клавишами, и надпись «КОРАБЛЬ С ПЛАНЕТЫ ЗОГ» исчезла. На ее месте появилось следующее:

2а) МАГНИТ

— Магнит, — прочитал Келп.

Уолли отодвинулся вместе с креслом от стола и впервые оторвался от экрана. С надеждой посмотрев на Келпа, он сказал:

— Энди, здесь все правильно! Сначала космический корабль — или какое-либо иное устройство — отыскивает сокровище. Затем к этому устройству подсоединяется магнит, при помощи которого мы извлекаем ящик из воды.

— Уолли, — ответил Келп, — по самым грубым расчетам, сокровище весит от четырехсот до шестисот фунтов. Чтобы вытащить его, потребуется очень большой магнит.

— Разумеется, — сказал Уолли. — Мы тоже так подумали.

— Что магнит, что космический корабль — все едино, — сказал Дортмундер Келпу.

Уолли развернулся и посмотрел на Дортмундера. На его лице появилось серьезное выражение, влажные глаза, казалось, умоляли поверить и понять.

— Джон, это совершенно не обязательно должен быть космический корабль. Пусть будет подводная лодка — кстати, она очень похожа на ракету.

— Что ж, это правда, — согласился Дортмундер.

— Или просто лодка, — продолжал Уолли. — Как только вы обнаружите, где находится сокровище, вы опускаете магнит и вытягиваете его наверх.

— Да, но, видишь ли, — заговорил Дортмундер гораздо более мягким тоном, чем ему хотелось (не так-то просто быть желчным, когда перед глазами это круглое, невинное лицо), — видишь ли, Уолли, главное затруднение состоит в том, что мы не хотим, чтобы нас кто-нибудь увидел. Как только ты спустишь на воду озера большую лодку с огромным магнитом, тебя сразу засекут.

— Но только не ночью, — заметил Уолли. — Все это можно сделать в темноте. К тому же, — продолжал он еще более напористо, явно входя во вкус, — темнота не имеет никакого значения, поскольку на дне водохранилища всегда темно.

— И это верно, — согласился Дортмундер. Посмотрев через головы Уолли на Келпа, он заметил на его лице гримасу; по-видимому, Энди чувствовал себя немного неуютно. — Мы будем работать ночью, — кротко объяснил ему Дортмундер.

— Уолли, — попросил Келп, бывший, судя по всему, на грани отчаяния, — покажи нам решение номер три. Прошу тебя, Уолли.

— Хорошо, — с готовностью отозвался Уолли и, обернувшись к компьютеру, набрал очередную команду. Надпись «2а) МАГНИТ» пропала, а на ее месте возникло:

3) ШАРИКИ ДЛЯ ПИНГ-ПОНГА

Келп шумно вздохнул.

— Ну, Уолли, — только и смог произнести он.

— Не спеши, — предостерег его Дортмундер. — Это не такое уж глупое решение.

— Неужели? — Келп воззрился на него.

— Представь себе. По крайней мере тут мне все понятно, — сказал Дортмундер и пояснил: — В той книге, что я принес из библиотеки, в «Морских спасательных работах», описано нечто подобное. Я успел прочесть небольшой отрывок в метро, по пути домой. А потом Энди повел меня сюда посмотреть, что получается у Уолли.

— Ты хочешь сказать, что в книге написано про шарики для пинг-понга? — спросил Келп.

— Не совсем, — признал Дортмундер, — но основная идея та же. Для подъема затонувших судов применяется полиуретановая пена или полистиреновые гранулы, которые представляют собой обычные пластиковые пузыри, вытесняющие воду из внутренней полости корпуса корабля.

— Верно! — воскликнул Уолли, он был так взволнован последствиями прямого контакта с разумом другого человека, что даже начал подпрыгивать в кресле. — Что такое шарик для пинг-понга? — спросил он. — Это воздушный пузырь, заключенный в практически невесомую пластиковую оболочку.

— Речь идет об относительно простом способе наполнить корабль воздухом, — объяснил Дортмундер Келпу. — И я подумал, может быть, нам удастся протолкнуть их вниз по шлангу.

Келп с удивлением посмотрел на своего старого друга.

— Так это и есть твой вариант решения, Джон?

— Нет, этот способ тоже не лишен недостатков, — ответил Дортмундер и, опустив глаза, вгляделся в покрытое каплями испарины лицо Уолли. — Основное затруднение состоит в том, что наше сокровище — не корабль. Мы имеем дело с запечатанной коробкой, и если ее вскрыть, чтобы наполнить шариками, то внутрь попадет вода, и наше... э-ээ... сокровище будет испорчено.

— В таком случае, обратимся к варианту 3а), — предложил Уолли и защелкал клавишами. На экране высветилось:

За) ПЛАСТИКОВЫЙ МЕШОК

— Да, разумеется, — сказал Дортмундер. — Это не лишено смысла. Мы опускаемся на дно — скажем, в нашем космическом корабле — и, отыскав свой шестисотфунтовый ящик, извлекаем его из-под земли при помощи гигантского магнита, а потом привязываем к нему большой пластиковый мешок, наполняем мешок шариками, и ящик сам всплывает на поверхность. Проще пареной репы.

— И я так думаю, — согласился Уолли, суча ногами под креслом. — Остается только сгладить некоторые шероховатости.

— Шероховатости? — отозвался Дортмундер.

— Уолли, — в отчаянии взмолился Келп, — давай свое четвертое решение.

— У меня нет четвертого решения, Энди, — ответил Уолли, медленно поворачиваясь вместе с креслом к Келпу.

— Как нет? — ошеломленно спросил тот.

— Пока нет, — поправил себя Уолли. — Но мы продолжаем работу. Мы еще не закончили.

— Ничего страшного, — успокоил его Дортмундер. — То, что мы видели, было весьма поучительно.

Келп опасливо взглянул на Дортмундера — не издевается ли тот.

— Поучительно? — спросил он.

— Ну да, — ответил Дортмундер. — Наша беседа помогла мне сделать выбор между простотой и сложностью. Теперь я знаю, как быть. — Похлопав Уолли по плечу (при этом у него возникло ощущение, будто он прикоснулся к головке моззеттского сыра), Дортмундер добавил: — Ты очень нам помог, Уолли. Энди в тебе не ошибся.

15

— Пешком? — спросил Келп.

Они брели по спортивному магазину «Парагон», что на углу Бродвея и Восемнадцатой улицы, направляясь к расположенному на третьем этаже отделу принадлежностей для подводного плавания.

— Я не могу представить себе более простого способа, — ответил Дортмундер, поднимаясь по широкой лестнице. — Да еще после компьютерных фокусов твоего приятеля...

— Уолли очень меня разочаровал, — отозвался Келп. — Я готов это признать. Но, что ни говори, его первоначальная модель выглядела просто потрясающе.

Поднявшись на третий этаж, они свернули направо.

— Уолли строит прекрасные модели, — согласился Дортмундер, — однако когда дело доходит до конкретных планов, мне не нужны никакие компьютеры. Я уже говорил тебе об этом.

— Да, конечно, Джон, — отозвался Келп. — Но... пешком? Ты уверен?

— А что может быть проще? — спросил Дортмундер. — Мы надеваем подводные костюмы, которые позволяют нам дышать в воде. Мы берем фонарики, лопаты и длинную веревку. Спускаемся к воде и входим в нее. Потом ныряем в город, отыскиваем библиотеку, выкапываем ящик и обвязываем его веревкой. Затем возвращаемся по веревке назад, и, выйдя на берег, тянем ее за конец. Что может быть проще?

— Не знаю, Джон, — ответил Келп. — Прогулка на глубине в пятьдесят футов никогда не казалась мне простой забавой.

— Может быть, ты предпочитаешь космический корабль с планеты Зог? — сказал Дортмундер и остановился. — Ну вот, мы пришли.

По каким-то таинственным причинам администрация магазина «Парагон» расположила отдел товаров для подводного плавания на верхнем этаже здания, справа от главной лестницы. Келп и Дортмундер вошли внутрь. Уже при первом взгляде становилось ясно, что они здесь совершенно не к месту. Приглядевшись внимательнее, можно было понять, что им не место не только в магазине, но и, вероятно, вообще в этом квартале. Один из них, сутуловатый гигант с замогильной физиономией, шаркал по полу ногами как типичный зэк, а второй, низкорослый и худощавый, очень напоминал доисторическую птицу, которая вымерла из-за того, что так и не научилась летать.

— Ну, и чего нам здесь надо? — осведомилась бескрылая птица.

— Помощи, — сказал пессимист, оборачиваясь к приближавшейся к ним юной даме, на лице которой читались многочисленные вопросы.

Она начала с самого простого:

— Вы что-то ищете, господа?

— Да, — ответил Дортмундер. — Мы бы хотели пройтись под водой.

Девушка с сомнением оглядела посетителей:

— Вот как?

— Ну да, — отозвался Дортмундер, словно высказанное им желание было самым естественным на свете. — А что?

— Нет, ничего, — ответила девушка, одарив его ослепительной улыбкой. — Вы когда-нибудь занимались подводным плаванием, господа?

— Подводным плаванием? — переспросил Дортмундер.

— Ну да, ведь мы говорим о подводном плавании? — спросила девушка.

— Мы говорим о подводной прогулке, — пояснил Дортмундер, сделав для пущей ясности плавный жест, напоминающий движения человека, плывущего брассом.

— В океане? — с нотками сомнения в голосе уточнила девушка.

— Нет, — ответил Дортмундер. — Там что-то вроде озера. Так вот, мы хотели бы спуститься под воду. На дно.

— Подводное плавание на пресных водах. — Девушка улыбнулась, радуясь возникшему наконец взаимопониманию.

— Ходьба, а не плавание, — уверенно вмешался Келп, словно это была его собственная идея.

Но девушка по-прежнему ничего не понимала.

— Прошу прощения?.. — произнесла она, беспомощно глядя на Энди.

— Мы собираемся не нырять, — объяснил ей Келп, — а ходить. Мы хотели бы прогуляться по дну озера.

— Ага. — Девушка с облегчением улыбнулась. — Это совершенно безразлично, во всяком случае, что касается оборудования, — и, слегка повернув голову, чтобы Дортмундер тоже мог полюбоваться ее улыбкой, добавила: — Как я понимаю, вы, господа, собираетесь заняться подводным спортом впервые?

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — заметил Дортмундер.

— Совершенно верно, — согласилась девушка. — А где вы будете учиться?

— Учиться?.. — начал было Келп, но Дортмундер перебил его:

— Мы будем учиться на озере.

— Какое же вам нужно оборудование?

— Всякое.

Девушка вновь удивилась.

— Не лучше ли взять что-нибудь напрокат?

— Нет, на нашем озере это не так-то просто, — объяснил Дортмундер. — Как бы там ни было, сейчас мы просто прикидываем, что может пригодиться.

— Воздушные баллоны и прочее, — добавил Келп, указывая на акваланги, развешанные по стене меж стеклянных витрин с масками, редукторами и водонепроницаемыми фонарями.

Казалось, улыбка исчезла с лица девушки навсегда. Переводя хмурый взгляд с Дортмундера на Келпа и обратно, она сказала:

— Я не знаю, что вы задумали, господа, но к подводному плаванию ваша затея явно не имеет никакого отношения.

Дортмундер бросил на нее обиженный взгляд:

— Для чего же нам, по-вашему, нужно оборудование?

— Мне все ясно, — твердо произнесла девушка, то ли желая подчеркнуть свое сомнение, то ли решив, что суровый тон — самое простое средство спровадить посетителей, которые все равно ничего не купят. — Мне совершенно ясно, что вы, господа, не имеете ни малейшего представления о подводном спорте.

— Я уже говорил вам, что мы начинающие, — напомнил Дортмундер.

— В любом случае без инструктора у вас ничего не выйдет, — отозвалась девушка. — А я совершенно уверена, что у вас нет инструктора.

— А почему бы нам не научиться по книжкам? — спросил Дортмундер.

— Потому, что у вас есть лишь две возможности заниматься подводным спортом — либо под постоянным наблюдением дипломированного инструктора, либо получив сертификат, который выдается после трехдневного вводного курса.

— Все знают, что водить машину без удостоверения нельзя, и тем не менее я готов поспорить, что некоторые люди прекрасно без него обходятся, — сказал Келп.

Девушка сурово взглянула на Келпа и покачала головой, внезапно превратившись из жизнерадостной пышущей здоровьем молодой женщины в самую строгую на свете учительницу воскресной школы.

— Не получится, и по той же причине, — отозвалась она с явным удовольствием и, указывая в сторону выставленных на продажу аквалангов, добавила: — Я могла бы продать вам все, что вашей душе угодно. Но баллоны пусты, и единственное место, где их заправляют, — это лицензированная станция подводного спорта. Но вам не наполнят баллоны до тех пор, пока вы либо не предъявите сертификат, либо не наймете инструктора. — На ее лице появилось неприятное злорадное выражение. — Собираетесь ли вы нырять, или прогуливаться пешком, с пустыми баллонами вы не сможете ни глубоко нырнуть, ни далеко уйти. Так что, прошу прощения... — Девушка развернулась на каблуках и направилась к загорелому французу с вызывающе пышными блестящими волосами, облюбовавшему 350-долларовый жилет «Dacor Seachute».

Слегка оробевшие, Дортмундер и Келп спустились на первый этаж «Парагона».

— Черт с ним. Придется нанять инструктора, — решил Дортмундер.

16

Лил дождь. Даг Берри, хозяин и единственный штатный служащий станции подводного плавания в Айлипе, на южном побережье Лонг-Айленда, сидел в своей хлипкой дощатой хибаре, на деревянном пирсе, возвышавшемся над водами Большого Южного залива. Берри сидел и читал путеводители по Карибскому бассейну. Из расположенных за прилавком динамиков, соседствовавших с прорезиненными накидками, трубками и масками, доносились звонкие ритмы калипсо. Покосившиеся стены были увешаны рекламными плакатами, изображавшими безоблачно счастливых людей, готовых отправиться в подводное путешествие со снаряжением, произведенным рекламодателем. С подвешенной к потолку рыболовной сети свисали раковины, модели кораблей и разнообразные образцы подводного оснащения — некоторые из них настоящие, иные — в виде макетов. В углу напротив входной двери красовался старый потрепанный манекен, обвешанный всевозможным необходимым и дополнительным снаряжением, какое только могло потребоваться опытному ныряльщику.

Снаружи простиралась вторая часть империи Дага Берри. Старый шаткий пирс из прогнивших досок, прибитых к догнивающим столбам, был на три фута шире домика, поставленного вплотную к его правому краю. Оставшиеся три фута служили проходом на пирс, настил которого, начинавшийся у задней стены помещения станции, тянулся над заливом еще на восемнадцать футов. На пирсе громоздились укрытые серо-зеленым брезентом пустые воздушные баллоны, топливные канистры и прочее снаряжение, прихваченное стальной цепью, чтобы не украли. У левого края пирса стоял зачаленный и накрытый брезентом «бостон уайлер» Дага с 235-сильным подвесным мотором. Там же под ярко-синим чехлом размещался компрессор для наполнения баллонов сжатым воздухом.

Со стороны берега владения Дага включали в себя гаревую площадку, где посетители могли ставить свои автомобили. Сейчас на площадке стоял лишь его собственный черный «форд-пикап» с серебристо-голубой отделкой салона и пошловатой надписью на заднем бампере «Король глубин». За автостоянкой начиналась разбитая асфальтовая дорожка, ведущая к Меррик-роуд мимо конторы по торговле подвесными моторами и оптового рыбного магазинчика. Все это вместе составляло собственность Дага Берри, и сейчас он сидел в самом центре своих владений и грезил о Карибских островах.

Да уж, Карибы — это настоящий рай, где не бывает проклятых апрельских дождей, где всегда жаркое солнце, горячий воздух, раскаленный песок, теплая бирюзовая вода. Такой парень, как Даг Берри, с его мастерством и подготовкой, мог бы... гнить на берегу.

Его мысли вновь вернулись к опостылевшей станции. По мнению Дага, одной из самых неприятных черт его собственной натуры была неспособность игнорировать реальность. Он бы с удовольствием представил себя в роли короля ныряльщиков Карибского моря — бронзовокожего бога в ластах, рассекающего изумрудные воды, спасающего прекрасных наследниц, достающего со дна сокровища, пиратствующего или, наоборот, оставляющего пиратов с носом. Он был бы рад, сидя в своем захудалом магазинчике, в этот дождливый праздный день видеть себя на тысячу миль, на целых двадцать градусов южнее, но та часть сознания, что ведает связью с реальностью, не давала ему ни малейшего шанса.

Беда была в том, что в Карибском бассейне всегда хватало молодых людей, все богатство которых составляли молодость, здоровье и удостоверение классного ныряльщика (в раздраженном мозгу Дага на фоне обрывочных грез неотвязно крутилась фраза «на цент дюжину отвалят»). А если над головой парня сгущались тучи — например обвинения (хотя и не приведшие к осуждению) в скупке краденого, и если его к тому же исключали из двух самых престижных ассоциаций — ПАИПС (Профессиональная ассоциация инструкторов подводного спорта) и НАИПП (Национальная ассоциация инструкторов подводного плавания) и когда над ним сжалилось лишь ОПИН (Общество профессиональных инструкторов-ныряльщиков), самая молодая, малочисленная и невзыскательная организация — лучшим (точнее, единственным) выходом было оставаться здесь, в Айлипе, занимаясь летним бизнесом средней руки, обслуживая школьников и жителей окрестных островов. Зимой же его деятельность ограничивалась продажей снаряжения отбывающим в отпуск людям. Даг не мог всерьез соперничать в этом деле с огромными магазинами, располагающими собственными крытыми бассейнами, и ему оставалось лишь плотничать, доставать устриц, собирать по дорогам выпавшие из грузовиков товары или сидеть под дождем в хибаре на станции и заставлять себя мечтать о Карибском море.

Даг Берри, двадцати семи лет от роду. Когда-то у него было любимое занятие, которое в конце концов довело его до ручки.

Движение за испещренным дождевыми каплями окном заставило Дага оторвать взгляд от Арубы: золотой песок, бледно-голубое небо, аквамариновое море и никаких тебе дождей! На площадке рядом с пикапом появился смутно знакомый автомобиль — «шевроле импала» бурого цвета. Его «дворники» остановились, распахнулись три из четырех дверей, и из салона вылезли трое одетых в плащи мужчин, которые вздрагивали и передергивали плечами так, словно вода представлялась им отравой.

Вглядевшись в залитое дождем стекло, Даг наконец узнал одного из них, водителя — типа со сломанным носом, по имени Микки Донелли. Или Микки Доннели. Даг никогда не был уверен, следует ли ставить ударение на втором или на первом слоге фамилии, и поэтому не знал наверняка, кем был Микки — итальянцем или ирландцем. Впрочем, это не имело значения: отношения у Дага и Микки были чисто деловые, а бизнес остается бизнесом независимо от того, из каких краев прибыли предки Микки.

В сущности, Микки и был поставщиком тех самых краденых вещей, в скупке которых подозревали Дага, да и многих других. С учетом положения дел на Станции подводного спорта Южного залива Микки можно было считать едва ли не основным поставщиком предприятия.

Кто же тогда эти двое? Даг никогда не встречался с компаньонами Микки, и это его вполне устраивало. Двое незнакомцев вышагивали, сунув руки в карманы, опустив подбородки и надвинув шляпы на самые глаза, словно супергерои кинобоевика о временах сухого закона. Пока Микки шел от машины к двери, Даг поднялся, закрыл карибскую брошюрку и попытался придать лицу деловое выражение. И все же: чего надо Микки? И кто эти двое, что приехали с ним?

Изрядную часть своей жизни Даг провел в состоянии легкого испуга. Сейчас уровень страха превысил обычную норму.

Микки первым вошел в магазин, его приятели — следом.

— Как дела, Дагги? — спросил Микки.

— Привет, Микки, — отозвался Даг. Никто во всем мире, кроме Микки, не называл его Дагги. Даг ненавидел свое уменьшительное имя, но как объяснить это человеку, которого зовут Микки, да еще такому крутому парню, как Микки Донелли?

Трое гостей принялись осматривать помещение, причем двое их них озирались с любопытством людей, впервые в жизни попавших на станцию подводного плавания (в чем Даг даже не сомневался), а Микки — с профессиональным интересом.

— Эге, малыш, — сказал он, — немного же ты наторговал, верно?

Микки был старше Дага всего на пару лет, но тем не менее называл его «Дагги» и «малыш».

— Сезон только начинается, — объяснил Даг. — Придет время, и товар разойдется.

— Ты знаешь, малыш, — продолжал Микки. — Похоже, тебе не повредило бы хорошенькое ограбленьице. Ты ведь застрахован, правда?

Господи, только не это! Даг жил на грани катастрофы и полностью это осознавал. Ложное ограбление ради страховки — самый прямой путь в тюрьму штата. Даг никогда в жизни не ставил перед собой такой цели.

— Не сейчас, Микки, — ответил он, стараясь придать лицу невозмутимое, безразличное выражение. — Как только понадобится, я тут же обращусь к тебе. Ты же знаешь.

— Да уж конечно, — ответил Микки, ухмыляясь и разводя руками так, словно хотел сказать: «А куда же ты денешься?»

Со своим круглым пухлым лицом и черными кудрявыми волосами Микки мог с равной вероятностью оказаться и итальянцем, и ирландцем. Даг понятия не имел, отчего его так интересует национальность Микки. Может быть, именно потому, что ответа на этот вопрос не существовало вовсе.

Тем временем Микки, обернувшись к своим приятелям, произнес:

— Хочу познакомить тебя с ребятами. Это Джон, а это — Энди. Ребята, это — Дагги. Хозяин этого местечка.

— Как поживаете, ребята? — сказал Даг, кивая своим новым знакомым, чьи оценивающие, бесстрастные взгляды ему определенно не понравились.

— Нормально, — отозвался тот, кого называли Джоном. — У тебя есть сертификат?

Такого вопроса Даг не ожидал.

— Разумеется, — ответил он. — Иначе я не мог бы содержать станцию подводного плавания, — добавил Даг, указывая на табличку в нижнем правом углу окна фасада: «ОПИН».

— ОПИН, — глубокомысленно пробормотал тот, которого звали Энди. — Что-то не припомню такого названия.

Удивленный тем, что такой человек, как Энди, вообще мог хотя бы слышать о профессиональных ассоциациях подводных пловцов, Даг бросился защищать свой клуб:

— Это молодая организация, но уже крепкая, бурно развивающаяся. По моему мнению, лучшая в своем деле. Именно поэтому я решил в нее вступить.

Микки хрипло рассмеялся и сказал:

— И только поэтому они согласились тебя принять, Дагги, не забывай.

Обидевшись, Даг на мгновение позабыл о своих страхах. Бросив на Микки тяжелый взгляд, он заявил:

— На самом деле все было несколько иначе. Кстати, что ты там наболтал своим приятелям?

— Эй-эй, не бери в голову, Дагги. — Микки вновь рассмеялся, шутливо прикрываясь руками. И Даг с изумлением отметил, что его старый приятель чем-то напуган, а Микки тем временем продолжал: — Я всего лишь сказал Энди и Джону, что, может быть, ты и есть тот парень, кто поможет им разрешить одно маленькое затруднение. Меня их дела не касаются, так что разговаривайте сами. Идет?

Даг вдруг почувствовал свое превосходство и продолжал напирать:

— Ну и какие у меня могут быть с ними дела?

— Послушайте, ребята, разбирайтесь сами, — предложил Микки, отступая к двери и улыбаясь всем по очереди. — Я лишь посредник. Дагги, я ручаюсь за этих парней. Энди и Джон расскажут тебе, в чем дело. Ребята, этот Дагги — стопроцентный верняк, — сказал Микки и, сделав общий приветственный жест, добавил: — Мне нужно позвонить в пару мест, так что я вернусь через пятнадцать — двадцать минут. Годится?

— Вполне, — отозвался Джон, не отрывая пытливого взгляда от Дага.

— Увидимся позже, ребята, — сказал Микки, хватаясь за дверную ручку. Потом он обернулся к Энди и добавил: — Не забудь, если из этого выйдет толк...

Энди кивнул так, словно последнее замечание было совершенно излишним.

— Не беспокойся, Микки, — произнес он. — Комиссионные тебе обеспечены.

— Отлично, — сказал Микки, все шире растягивая в улыбке губы. — До чего же приятное это занятие — знакомить своих друзей! — добавил он и, распахнув дверь, выскочил на улицу.

Даг, Джон и Энди смотрели в окно, наблюдая за тем, как Микки пробежался под проливным дождем и спрятался в кабине своего бурого «шевроле-импала». Спустя несколько секунд заработали стеклоочистители, «импала» сдала назад и, описав полукруг, умчалась в сторону Меррик-роуд. Итак, они остались втроем.

Даг смотрел на своих нежданных гостей, гадая, чем он обязан их визиту. Опять краденое? С этими незнакомцами нужно быть начеку; может, тут ловушка.

Ну да, разумеется! Полиция повесила какие-то пропажи на Микки — Даг понятия не имел, далеко ли деятельность Микки выходит за рамки поиска упавших с грузовиков товаров, но был уверен, что в рамки закона эта деятельность никак не укладывается — так вот, Микки, вероятно, поймали, и полиция заключила с ним сделку, требуя выдать сообщников. Это ведь обычная полицейская практика.

Кого мог выдать Микки? Крутого парня, с которым вместе рос и который знал о нем все, включая его нынешний адрес? Или Дага Берри, с, которым Микки был едва знаком и который не располагал никакими важными для него сведениями?

Эти двое хоть и не были похожи на полицейских, но вполне могли оказаться ими. Окинув гостей внимательным настороженным взглядом, Даг сказал:

— Итак, вам нужна консультация по вопросам подводного плавания.

Если он ожидал отрицательного ответа — а ничего иного и в голову не могло прийти, — то ему было уготовано большое разочарование, ибо человек по имени Джон повернулся к нему и сказал:

— Точно. По вопросам подводного плавания.

— Неужели?

— Да, — ответил Джон. — Мы с Энди впервые в жизни собрались спуститься под воду, но это оказалось не так просто, как мы думали.

— Вы действительно желаете спуститься под воду? — не поверил Даг.

— Войти, — поправил его Энди. — Мы желали бы войти в воду с берега и пешком прогуляться до места, расположенного на глубине пятидесяти футов.

Даг повернулся к окошку, за которым плескались серые, покрытые сеткой дождя воды Южного залива.

— Здесь?

— Нет, в другом месте, — ответил Джон.

— Где же?

В ответ Джон лишь развел руками и сказал:

— Сначала нам нужно договориться. А уж потом, когда я буду уверен, что мы — одна команда, можно будет поговорить и о том, где находится это место.

Энди сказал:

— Видишь ли, Дагги, Джон и...

— Даг, — поправил его Даг.

Энди и Джон нахмурились.

— Мне показалось, что Микки назвал тебя Дагги, — сказал Энди.

— Да, он называет меня Дагги. Все остальные называют меня Дагом.

Энди и Джон переглянулись и, похоже, пришли к какому-то решению. Коротко кивнув, Энди сказал:

— Все ясно, Даг. Итак, дела обстоят следующим образом. Нам с Джоном нужно войти в водоем — что-то вроде озера...

— Короче говоря, в пресную воду, — вставил Даг.

— Верно, — отозвался Энди. — На дне этого озера зарыт ящик, который мы хотим достать. Ящик достаточно велик. Поэтому мы должны обвязать его веревкой и вытащить на берег.

— Мы думали, что это будет простым делом, — вмешался Джон, — но когда пошли в магазин покупать снаряжение, то оказалось, что подводный спорт — это нечто вроде тайного союза, и для того, чтобы попасть под воду, нужно знать волшебное слово.

— Зато во всех Штатах не было ни одного случая гибели ныряльщиков, — объяснил Даг. — Безопасность — прежде всего.

— Я вовсе не против безопасности, — продолжал Джон. — Я и сам ни за что не сунулся бы туда, где безопасность не стоит на первом месте. И я согласен с тем, что эти меры предосторожности нелишни. Короче говоря, мы не сможем выполнить нашу работу без помощи профессионала.

— Не сможете, если собираетесь действовать под водой, — согласился Даг.

— Но нам нужен не любой профессионал, — заметил Джон. — Нам нужен особый, специальный профессионал.

— Те, кого можно нанять на любой станции, нам не подходят, — добавил Энди.

«Ну вот, наконец речь зашла о незаконных деяниях, — подумал Даг. — Ловушка. Искушение. Наверное, оба эти типа сотрудничают с полицией. Не брякнуть бы чего».

— М-мм... — протянул Даг.

— В общем, мы пошарили по округе, — продолжал Джон, — поспрошали кое-кого из наших особых знакомых...

— Среди моих знакомых оказался Микки, — вмешался Энди. — Мы с ним пару раз заключали сделки. И он сказал, что ты именно тот парень, которого мы ищем.

— И вот мы здесь, — сказал Джон.

— М-мм, — отозвался Даг.

С минуту все трое переглядывались, и наконец Энди спросил:

— Может быть, ты хочешь узнать, что нам от тебя нужно?

— Я подумал, что вы сами расскажете, — осторожно сказал Даг, опасаясь произвести впечатление большого охотника до незаконных деяний.

Джон и Энди опять переглянулись, Джон кивнул и сказал:

— Хорошо. Мы хотим, чтобы ты изучил вопрос и подобрал необходимое снаряжение, с которым можно войти в водохра... э-ээ... в озеро и вытащить наш ящик. Вот чего мы хотим.

— М-мм, — произнес Даг.

Все трое замолчали и некоторое время переглядывались. Наконец Энди спросил:

— Так ты согласен?

Даг пытался сообразить, как ему задать вопрос и при этом не выдать своей связи с преступным миром. В конце концов он бесстрастно произнес:

— А что в этом деле незаконного?

На лицах Джона и Энди появилось удивленное выражение.

— Незаконного? — отозвался Джон. — Ничего, если только ты не вздумаешь загнать нам снаряжение, приобретенное у Микки. Что же касается нашего дела, в нем нет ничего незаконного.

— Ты будешь профессионалом, вот и все, — добавил Энди.

Даг потряс головой. Он был растерян и все еще не хотел рисковать.

— Но почему именно я? — спросил он. — Я не хочу, чтобы вы думали, будто я занимаюсь чем-то незаконным или готов принять участие в... э-ээ... преступном предприятии, но объясните мне, что означают ваши слова об особом, специальном профессионале?

Гости уставились на Дага. Они были смущены не меньше, чем он.

— Преступное предприятие? — спросил Джон.

Внезапно Энди рассмеялся и хлопнул в ладоши:

— Джон, он думает, что мы — ищейки!

На лице Джона появилось удивленное выражение, сменившееся оскорбленным.

— Ищейки? Фэбээровцы какие-нибудь? Мы что, похожи на сотрудников ФБР?

— Но вы и не должны быть на них похожими, верно? — сказал Даг. — Впрочем, это не важно, ведь я вовсе не имею в виду какое-нибудь... э-ээ...

— Преступное предприятие, — подсказал Джон.

— Послушай, Даг, — заговорил Энди. — Кто-то из нас должен первым поверить собеседнику, поэтому для начала я поверю тебе. У тебя располагающее лицо. Итак, все началось с того, что один наш знакомый много лет назад попал за решетку, и только сейчас, когда он вышел на волю, выяснилось, что перед посадкой в тюрьму он зарыл деньги...

— Деньги, нажитые незаконным путем, — добавил Джон.

— Да, — сказал Энди. — Вот об этих-то неправедных деньгах и идет речь. Наш приятель освободился и хочет получить свои деньги назад, но вышло так, что теперь на том месте находится водохранилище.

Даг не смог удержаться от улыбки:

— Водохранилище? Он зарыл деньги в землю, а они оказались под водой?

— Именно поэтому мы приехали к тебе, — ответил Энди. — И, честно говоря, Даг, в нашей затее есть кое-что противозаконное. Например, мы собираемся перелезть через окружающий озеро забор — а это уже нарушение закона. Что-то вроде проникновения на запретную территорию. Потом, как только мы войдем в воды озера, будет нарушен еще один закон.

— К тому же, — добавил Джон, — вытащив деньги на берег, мы не вернем их в банк и тем самым совершим еще одно преступление. Мы отдадим деньги тому парню, что зарыл их, он заплатит нам за помощь, а мы, в свою очередь, тебе.

— Сколько? — вырвалось у Дага.

— Тысячу долларов, — сказал Джон. — И это не считая твоей обычной таксы и расходов, а также стоимости использованного снаряжения.

— Послушай, Даг, — проникновенно произнес Энди, — даю тебе честное и благородное слово, что я ни разу в жизни даже не думал о том, чтобы поступить на службу в ФБР.

Дагу очень хотелось верить, к тому же, видит Бог, тысяча долларов на дороге не валяется. Но он помнил истории о том, как многие конгрессмены в свое время верили таким вот аферистам, утверждавшим, что они — арабские шейхи.

— Если мы собираемся начать ознакомление с техникой, то вам двоим придется снять пальто и рубашки. В общем, раздеться до пояса.

Энди ухмыльнулся и сказал Джону:

— Он до сих пор считает нас легавыми.

— Нет, нет, — заверил его Даг. — Это необходимо для примерки и подгонки.

Джон покачал головой и, слегка поморщившись, скинул пальто. Энди последовал его примеру. Они не колеблясь разделись, явив миру телеса, которыми никто и никогда не стал бы гордиться. Ни микрофонов, ни магнитофонов у них не оказалось.

Энди развел в стороны руки и, медленно повернувшись вокруг собственной оси, улыбнулся Дагу.

— Годится?

— Годится, — ответил Даг, скрывая смущение под обильным слоем профессионализма. — Приходилось ли вам прежде пользоваться загубником?

— Ну и холодина здесь, — заметил Джон, вздрогнув.

— Загубником? — спросил Энди. — Нет. Впрочем, мне доводилось беседовать кое с кем из них[1].

— В таком случае, — сказал Даг, оборачиваясь к своим забитым товарами полкам, — начнем с загубника.

17

— Сними эту штуку, Джон, — попросила Мэй. — С ней ты выглядишь, как пришелец из космоса.

Дортмундер вынул мундштук изо рта, но не в угоду Мэй, а чтобы получить возможность высказаться.

— Я должен научиться дышать через него, — объявил он и, вновь сунув загубник в зубы, мгновенно забыл об этом и принялся дышать, как обычно, — через нос. Под водой он успел бы уже раз десять захлебнуться.

К счастью, он находился на суше — сидел в гостиной и вместе с Мэй смотрел семичасовые новости (состоявшие в основном из рекламы слабительного и пилюль от головной боли), дожидаясь возвращения Тома Джимсона из тех мест, которые он посещал, когда не сидел дома. Вернувшись ближе к вечеру от Дага Берри с его волшебным подводным миром, Дортмундер начал поджидать Тома.

— Джон, ты дышишь носом, — заметила Мэй.

— М-мм. — Дортмундер поперхнулся и зажал нос пальцами, чтобы заставить себя дышать правильно — то есть через рот, чтоб ему пусто было! Губы тотчас пересохли, но это не беда. Уж лучше сухие губы, чем легкие, полные воды.

Дортмундер сидел на диване рядом с Мэй, хранившей неодобрительное молчание, дышал через рот и смотрел на экран поверх костяшек пальцев, которыми он зажимал нос. Именно в таком положении и застал его Том, беззвучно появившийся в дверях как раз в тот момент, когда телеведущий улыбался с экрана, прощаясь с аудиторией. (В контексте всего того, о чем он поведал миру в течение последнего получаса, его улыбка могла показаться совершенно неуместной.) Том Джимсон внезапно появился на пороге и, взглянув на Дортмундера, вскинул брови.

— У вас что-то протухло, Эл? — осведомился он.

— М-мм, — вновь промычал Дортмундер, вытащил изо рта загубник, чихнул и сказал: — Это мундштук для подводного плавания.

— Полагаю, с такой штукой не очень-то глубоко нырнешь, — заметил Том, окинув вышеупомянутый прибор неодобрительным взором.

— Это лишь одна из деталей устройства, — пояснил Дортмундер. — Кстати, именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Пришло время раскошеливаться, Том.

Лицо Тома, которое и вообще-то нельзя было назвать очень уж подвижным, окаменело до такой степени, что стало похожим на плохой скульптурный автопортрет. Откуда-то из глубин скульптуры донесся утробный голос:

— Раскошеливаться?

— Перестань, Том, — сказал Дортмундер. — Мы же договорились. Ты поскребешь по своим загашникам и профинансируешь наше предприятие.

Каменная маска слегка дрогнула.

— Сколько?

— По нашим расчетам, от семи до восьми тысяч.

Лицо Тома ожило — во всяком случае, его брови взлетели вверх, словно норовя спрятаться в волосах своего хозяина.

— Долларов? — воскликнул Том. — И куда же столько?

— Я говорил, что нам потребуется инструктор, — напомнил Дортмундер.

Том вошел в комнату и мельком посмотрел в сторону телевизора. После новостей начинался комедийный сериал, и на экране появилась стайка энергичных веселых подростков, осаждавших кондитерский прилавок.

— Да, я помню, — сказал Том. — Нам нужен воздух. Без инструктора воздуха не получишь. Но мне ни разу не приходилось слышать о том, что воздух стоит семь-восемь тысяч долларов.

Встав из своего кресла, Мэй с легким раздражением заметила:

— Чего телевизор зря работает? — и, выключив аппарат, добавила: — Кому пива?

— Мне бы не помешало, — отозвался Том и, дождавшись, пока Мэй уйдет на кухню, пересек комнату и уселся в ее кресло. Брови Тома были по-прежнему задраны до самых волос. — Что это за воздух такой драгоценный? — спросил он.

— Сначала, — объяснил Дортмундер, — нам пришлось искать инструктора, с которым можно иметь дело. Один парень, знакомый Энди, нашел нам подходящего специалиста и потребовал комиссионные. Пятьсот монет.

— За то, что нашел инструктора, — сказал Том.

— Это очень дешево, Том, — заверил его Дортмундер. — Может быть, ты предложишь лучший способ подобрать нужного парня?

Том покачал головой, скорее пропуская замечание Дортмундера мимо ушей, чем соглашаясь с ним.

— Так значит, вы нашли именно того человека, что нам нужен? — уточнил он.

— Да. Причем он не требует доли и готов ограничиться оговоренной суммой. Мы наняли его за тысячу долларов, а это — совсем уж копейки.

— Ну что ж, если ты так считаешь, Эл... — протянул Том. — Инфляция, да? Я до сих пор не могу привыкнуть к нынешним ценам. Ты знаешь, сколько стоил бифштекс двадцать три года назад, когда меня сажали в тюрьму?

— Мне это совершенно безразлично, Том, — начал было Дортмундер, но в этот миг в гостиной появилась Мэй с двумя банками в руках. — Мэй! А почему себе не взяла?

— Мое пиво осталось на кухне, — сказала Мэй. — У вас, похоже, серьезный разговор, — добавила она и, невыразительно улыбнувшись мужчинам, удалилась на кухню, которая вновь поступила в ее безраздельное владение с тех пор, как Дортмундер убрал свои книги, бумаги, карандаши и фломастеры, навалив приличную кучу барахла в нижнем ящике гардероба в спальне.

Том пригубил пиво и сказал:

— Ну что ж, до сих пор мы насчитали только полторы тысячи.

— Остальное пойдет на оборудование, обучение и тренировки, — ответил Дортмундер.

— Тренировки? — нахмурился Том.

— Не можешь же ты просто взять и опуститься под воду, — сказал Дортмундер.

— А я и не собираюсь, — ответил Том. — Это ваша с Энди задача, если, конечно, вы действительно собираетесь делать это.

— Да, собираемся, — заверил его Дортмундер, не позволяя себе ни малейшей нотки сомнения в голосе. — И собираемся сделать все как полагается, — продолжал он. — Нам придется учиться и тренироваться. Мы уже берем уроки у того парня, потому-то я и сижу с мундштуком в зубах — учусь дышать через рот. Уже одно это стоит денег. А потом пойдут баллоны с воздухом, гидрокостюмы, подводные фонари, веревки и масса прочего снаряжения. Общая сумма составляет от семи до восьми тысяч.

— Дороговато, — посетовал Том и отпил еще пива.

— А куда деваться? — сказал Дортмундер. — Под водой просто так не погуляешь.

— А как дела у коротышки с компьютером? — осведомился Том. — Что он думает по этому поводу?

— Уолли? — На сей раз Дортмундеру не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы его голос звучал уверенно и без тени сомнения. — У него куча блестящих идей. Космические корабли. Гигантские магниты и лазеры. Еще дороже, чем мое предложение. — Дортмундер пожал плечами и добавил: — Что бы он там ни придумал, это будет весьма недешево.

— Ну, не знаю, — отозвался Том. — Динамит и человеческие жизни куда дешевле.

— Мы ведь договорились, Том, — повторил Дортмундер. — Мы договорились, что сначала испробуем мой способ. А финансирование пойдет за счет твоих накоплений.

Том медленно покачал головой.

— Адвокаты здорово подчистили мои запасы, Эл, — сообщил он. — У меня осталось совсем немного тайников.

В ответ Дортмундер лишь развел руками. Том сидел с банкой пива в руках, обмозговывая задачу, и говорить с ним было не о чем: выходило так, что Том либо заплатит, либо нет. Поэтому Дортмундер сунул мундштук в зубы и попытался дышать через рот без помощи рук. Ведь под водой на нем будет маска, плотно закрывающая глаза и нос, так что он никак не сможет затыкать ноздри пальцами. Дортмундер одолжил у Дага еще и маску, но сидеть рядом с Мэй и смотреть телевизор в маске показалось ему глупым, так что он оставил ее на столике в спальне.

— Есть еще один, — задумчиво сказал Том. — Причем в том же самом районе.

— Нагх-хне? — произнес Дортмундер и, вынув мундштук изо рта, повторил: — На дне озера?

— Нет, Эл. Но поблизости. В городке, который остался незатопленным. Завтра съездим и заберем. Возьмешь машину напрокат и отвезешь меня туда.

— Ну уж дудки, — возразил Дортмундер. — Ни за что не сяду за руль. И никаких больше арендованных машин. Позвоню Энди, пусть обеспечивает транспорт.

18

— Честно говоря, Энди, я малость растерян, — пожаловался Уолли.

— Так тебе и надо, — отозвался Келп, сидя на диванчике в захламленной гостиной Уолли, грызя сырный крекер и разглядывая сидящего к нему лицом приятеля, скривившегося от натуги. — Я тоже малость растерян, Уолли. После того как я расхвалил тебя Джону... и на тебе, планета Зог и все такое прочее.

Уолли поежился. Его большие влажные глаза растерянно моргали, а пухлые руки беспомощно дергались. Создавшееся положение представлялось Уолли просто ужасающим.

— Ты знаешь, Энди, — заговорил он. — Мне кажется... я подумал, что стоит сказать тебе правду.

Энди вздернул брови и поглядел на приятеля поверх сырного крекера:

— Какую правду?

Уолли замялся. Он терпеть не мог доверяться собственным инстинктам, в особенности когда они противоречили мнению компьютера. С другой стороны, компьютер не смог установить различие между планетами Зог и Земля — то различие, которое в ряде случаев оказывалось несущественным, но порой имело очень важное значение. Поэтому на сей раз мнением машины вполне можно было пренебречь. Но медаль имела и третью сторону — раскрывать свои мысли перед этими людьми было очень страшно.

«Главнокомандующий не ведает жалости», — вновь и вновь напоминал компьютер.

А как насчет Энди? Его глаза так блестели, были так пытливы в эту минуту, когда он смотрел на Уолли, дожидаясь от него правды. Уолли с неохотой признался себе, что не видит в глазах Энди того, что принято называть сочувствием. Уолли продолжал терзаться сомнениями, а Энди тем временем положил свой крекер в стоявшую на столике тарелку и спросил:

— Уолли, о какой правде ты говоришь?

Лишившись путей к отступлению, Уолли глубоко вздохнул, проглотил застрявший в горле комок и сказал:

— Сокровище существует в виде семисот тысяч долларов наличными, похищенных во время дерзкого дневного налета на бронированный автомобиль, следовавший по муниципальному Сквозному шоссе через штат Нью-Йорк, неподалеку от поворота на Норт-Дадсон, двадцать седьмого апре...

— Что? — изумленно воскликнул Энди.

— Том был одним из налетчиков, — торопливо продолжал Уолли, — и с тех пор он сидел в тюрьме, но не за это преступление, поскольку полиция никогда не находит грабителей бронированных машин.

Выложившись до предела, Уолли бессильно привалился к спинке кресла, моргая все чаще и чаще. Его взгляд упал на тарелку с крекерами, и он внезапно ощутил непреодолимое желание тут же съесть их все, но побоялся подчиниться своему порыву. Он опасался, что набитый рот помешает ему говорить, когда это потребуется — например, когда придет время молить о пощаде. Уолли с трудом заставил себя поднять глаза и посмотреть в лицо Энди, на котором сияла изумленно-уважительная улыбка.

— Уолли! — воскликнул Энди голосом, в котором безошибочно угадывалась радость. — Как тебе это удалось?

Уолли сглотнул и улыбнулся от удовольствия и облегчения одновременно.

— Это было нетрудно, — сказал он.

— Брось, брось, Уолли, — настаивал Энди. — Перестань скромничать. Как ты это сделал?

Уолли разъяснил ему логическую цепочку, которую они вывели на пару с компьютером, продемонстрировал свой канал доступа в архивы «Нью-Йорк таймс» и вызвал на экран газетные заметки об ограблении броневика, которые Энди изучил с особым интересом, заметив напоследок:

— Примитив. Бабахнули, хапнули и смылись.

— Я лишь хотел втолковать тебе, что для решения стоящей перед нами задачи нужен более тесный контакт и более полные сведения, — объяснил Уолли. — Но я боялся. Да и компьютер был против.

— Компьютер? — испугался было Энди, но потом опять заулыбался. — С чего бы это? Я не нравлюсь компьютеру? — спросил он, возвращаясь к диванчику.

Уолли шел следом и, когда оба уселись, сказал:

— Речь не о тебе, Энди. Больше всего компьютер боится Тома.

— Какой умница этот твой компьютер, — отозвался Энди и нахмурился, обдумывая услышанное. «Стоит ли рассказывать ли об этом Тому?» — спросил он себя и, нащупав крекер, с рассеянным видом отправил его в рот. — Может, так было бы проще, — произнес он более вразумительным тоном. — Вероятно, нам стоило бы поговорить откровенно, но, с другой стороны, Тому это может не понравиться.

— Мы с компьютером тоже так считаем, — согласился Уолли.

Энди задумчиво жевал крекер.

— Ладно, давай условимся, что нам говорить, — решился он.

Уолли наклонился вперед и обратился в слух.

Энди взял очередной крекер и, тыча им себя в грудь, сказал:

— Итак, запоминай. Я решил, что единственный способ задать компьютеру полную информацию — это рассказать тебе все, как есть. И я рассказал тебе о том, каким образом Том оказался вовлеченным в это ограбление, как его принудили к этому дурные дружки, и все такое прочее. Я рассказал тебе, как он состарился, раскаялся и решил начать честную жизнь, как его выпустили из тюрьмы, как ему нужна пенсия, что эти деньги — последнее средство, которое позволит обеспечить ему безбедную старость, и что мы собрались вместе, дабы помочь ему эти деньги достать. В конце концов — чьи это деньги? Вот что я тебе сказал. Ты усвоил?

— Я усвоил, Энди. — Уолли кивнул. — Но...

— Что «но»?

Уолли очень хотелось сырного крекера.

— Но есть ли в этом хотя бы крупица правды? — спросил он.

Энди беззаботно рассмеялся.

— Я сказал тебе всю правду, Уолли, — ответил он. — За исключением того, что Том, как был убийцей-маньяком, так им и остался.

19

Миртл Стрит медленно повернула маховичок старомодного фильмоскопа, и перед ее глазами неторопливо поплыли страницы «Известий округа Вилбургтаун» многолетней давности, запечатленные на микропленке. Начав за год до рождения Миртл и вплоть до того момента, когда ее матушка вступила в брак с мистером Стритом, «Известия» извещали исключительно о распродажах кондитерских изделий, о школьных танцевальных вечерах, о съездах бойскаутов, заседаниях городского совета, выборах в правление города, о пожарах и наводнениях, автомобильных авариях и кражах — в том числе и об одном крупном ограблении бронированного автомобиля на Сквозном шоссе. Газетные страницы мелькали в окуляре фильмоскопа и исчезали подобно облачку дыма. И никаких сведений об отце Миртл Стрит.

После того как Эдна невольно обронила фразу «В той машине ехал твой отец!», Миртл целую неделю только об этом и думала. В ее душе внезапно загорелось желание — нет, потребность! — выяснить свое происхождение. Обращаться к матери было бесполезно. После первой невольной вспышки, сопровождавшейся коротким, но энергичным приступом сквернословия, Эдна замкнулась в себе, словно устрица в раковине. Она отказывалась говорить на эту тему сама и запрещала Миртл затрагивать ее. Эдна явно сожалела о том, что столь неосмотрительно приподняла занавес над своим прошлым, и мечтала лишь, чтобы ее невольный порыв как можно скорее канул в забвение.

Но разве можно такое забыть? Миртл обладала цепким умом и вознамерилась выяснить все, что только удастся. Прежде она не знала ничего, но теперь узнает все. Миртл сама удивлялась своему былому безразличию. Она прекрасно знала, что девичья фамилия матери — Гослинг, что впоследствии Эдна носила лишь одну фамилию — Стрит; знала Миртл и о том, что сама она родилась задолго до знакомства матери с мистером Стритом. Миртл знала, но не задумывалась ни над этими вопросами, ни над вытекающими из этих вопросов следствиями. А что теперь?

Теперь она желала знать. Окно в прошлое открылось, и назад ходу нет. Эдна не желает говорить — что ж, найдутся иные пути. Неподалеку жили две престарелые кузины Миртл; одна из них коротала свой вдовий век в доме призрения в Дадсон-Фоллз, вторая, старая дева, всю жизнь провела в своей безземельной усадьбе неподалеку от Норт-Дадсона. На прошлой неделе Миртл попыталась переговорить с ними, но ничего не добилась. Престарелые родственницы поклялись, что не имеют ни малейшего понятия о ее отце, так что затея Миртл бесславно провалилась.

Что еще можно предпринять, как заглянуть в прошлое на целых двадцать шесть лет? Кем был давешний спутник жизни Эдны, тридцатишестилетней женщины, старшего библиотекаря муниципальной библиотеки городка Паткинс-Корнерз? К сожалению, этот городок несколько лет назад был затоплен вилбургтаунским водохранилищем. А вдруг там удалось бы найти разгадку? Впрочем, Паткинс-Корнерз теперь недосягаем.

«Известия округа», по-видимому, тоже мало чем могли помочь Миртл. Никаких тебе фотографий молодой Эдны Гослинг, возлежащей на руках своего рыцаря, никаких «...а также пассажирка Эдна Гослинг...» в отчетах об автомобильных авариях, никаких «...в сопровождении мисс Эдны Гослинг...» на страницах светской и свадебной хроники.

Что еще говорила Эдна о мужчине, которого она назвала отцом Миртл в тот ужасный миг, когда узнала его? «Этого не может быть, но это произошло», — вот что она сказала, вероятно, подразумевая, что этот человек не должен был — точнее, не мог — появиться в этом мире снова. Может быть, Эдна считала его умершим? Может быть, думала, что он покинул страну? Что он навсегда прикован к постели? Но затем, припомнила Миртл, мать назвала этого мужчину «чертовым сукиным сыном». Может быть, потому, что он обесчестил ее, обрюхатил и бросил?

Если бы только Эдна согласилась рассказать!

Но она не соглашалась, и ничего тут поделать было нельзя. И в газетах тоже ничего не было. Время приближалось к шести, Миртл пора было заканчивать работу и ехать в дом престарелых за Эдной. Миртл довела до конца третью попытку найти что-нибудь в газетах, вышедших за год до ее рождения, затем вздохнула, перемотала пленку на катушку, сунула ее в ящик, попрощалась с Дженис, которая оставалась в библиотеке по вечерам, вышла на служебную стоянку, уселась за руль черного «форда» и покатила в сторону Мэйн-стрит. Эдна уже дожидалась ее, стоя на бордюре с раздраженной миной на лице.

Часы на приборной доске машины подсказали Миртл, что она ничуть не опоздала, а значит, недовольстве Эдны можно было отнести на счет ее обычной брюзгливости и не обращать на него внимания. Поэтому Миртл подкатила к стоявшей у дороги мрачной старухе с веселой улыбкой и распахнула пассажирскую дверцу.

— Привет, мама!

— Хм-мм, — отозвалась Эдна и шагнула вперед, намереваясь влезть в салон, но в последний момент бросила взгляд поверх кузова машины и внезапно воскликнула: — Черт побери!

Такого выражения в словаре Эдны отродясь не было. А уж представить себе, чтобы она выкрикивала подобные слова, было совершенно невозможно. Особенно — посреди оживленной улицы. Миртл оторопело смотрела на мать, которая юркнула в машину, захлопнула дверцу и, тыча костлявым трясущимся пальцем в лобовое стекло, скомандовала:

— Езжай следом за этим сукиным сыном!

Наконец Миртл поняла. Оглядевшись и заметив удаляющуюся по Мэйн-стрит новенькую блестящую коричневую машину, она спросила:

— Опять мой отец?

— Езжай за ним!

Миртл охотно подчинилась и, включив передачу, вырулила на дорогу. Машина ее отца ушла вперед всего на один квартал, и между ними оказался только один автомобиль. Смещаясь то влево, то вправо от этой машины, Миртл сумела разглядеть коричневый автомобиль. Это был «кадиллак-седан де вилл» новой модели, с табличкой «Врач за рулем». С нетерпением выжидая случая обойти мешающую машину, Миртл спросила:

— Так мой отец — врач?

— Ха! — воскликнула Эдна. — Иногда ему нравилось изображать из себя доктора. Не упусти его!

— Не беспокойся, — заверила ее Миртл.

— Что он затеял на сей раз? — пробормотала Эдна, постукивая сухоньким кулачком по приборной доске.

В преследуемой машине сидели четверо: двое впереди и двое — сзади. «Неужели я спустя столько лет наконец познакомлюсь со своим отцом?» — подумала Миртл.

— Хренов подонок, ублюдок чертов!

Миртл уже не сомневалась, что ей придется поближе познакомиться и со своей матушкой.

20

— За нами следует машина, — сообщил Келп.

Дортмундер, сидевший рядом с Уолли сзади, обернулся и посмотрел в заднее окно. Они только что проехали очередной маленький городок, и позади виднелись всего три автомобиля, мчавшихся по деревенской дороге, обрамленной лесом, который лишь изредка уступал место небольшим прогалинам, где красовались домики с алюминиевыми заборчиками и побитыми машинами во дворах.

— Которая из них? — спросил Дортмундер.

— Черный «форд-фэйрлейн». Тот, что идет прямо за нами.

«Фэйрлейн» отставал примерно на три корпуса — слишком близко для «хвоста». Прищурившись, Дортмундер попытался разглядеть людей сквозь стекло, в котором отражалось небо.

— Ты уверен? — спросил он. — Сдается мне, там сидят две женщины.

— Едет за нами уже несколько миль, — ответил Келп.

— Не похоже, чтобы это были профессионалы, — заметил Дортмундер.

Уолли, глаза и губы которого от возбуждения стали еще более влажными, спросил:

— Ты думаешь, они действительно за нами гонятся, Энди?

Сидевший рядом с Келпом Том сказал:

— Единственный способ проверить — сделать петлю. Если они поедут за нами, мы оторвемся. У кого-нибудь с собой?

— Нет, — отозвался Дортмундер.

Уолли, сидевший как на иголках, тут же спросил:

— Что «с собой»?

— У тебя этого нет, — заверил его Дортмундер. — Так что не бери в голову.

— Я хочу знать, о чем идет речь. Что «с собой», Джон? Чего у меня нет «с собой»?

— Оружия, — бросил Дортмундер, только чтобы он отстал. Глаза Уолли расширились от испуга и стали еще более влажными.

Тем временем Том объяснял:

— Чуть впереди есть левый поворот. Свернешь там, потом еще раз налево, и дорога выведет нас обратно в город, который мы только что проехали. Если «фэйрлейн» по-прежнему будет висеть на хвосте, придется от него избавиться. — Том обернулся и, бросив на Дортмундера хмурый взгляд, добавил: — А все твоя жалость, Эл. Вечно она берет над тобой верх. Поэтому у тебя всегда возникают затруднения.

— Именно их я и пытаюсь избежать, — отозвался Дортмундер.

Том скривился, покачал головой и отвернулся. Автомобиль свернул налево, на узкую извилистую дорожку.

— Они тоже повернули, — сообщил Келп, бросив взгляд в зеркальце.

Теперь они ехали молча, и тишину нарушало лишь легкое урчание мотора «кадиллака». Келп, как и предполагал Дортмундер, обеспечил прекрасный транспорт. И еще одного пассажира в придачу. Решив, что Уолли будет полезно поближе познакомиться с обстановкой (чего Том ни в коем случае не одобрял, но — что сделано, то сделано), Келп прихватил коротышку с собой, дабы показать ему место действия в натуре и тем самым помочь Уолли и его компьютеру принять более удобоваримое решение. Вот так они оказались вместе и теперь колесили по сельской местности, словно квартет деревенских музыкантов.

Петля замыкалась. Проехав по проселку несколько миль, они миновали пологий полуразвалившийся каменный мостик шириной с машину, за которым, как и говорил Том, открылся очередной левый поворот. За поворотом Келп взглянул в зеркальце.

— Они все еще здесь, — сообщил он.

— Дать им по башке, и делу конец, — заметил Том.

— Насилие порождает новое насилие, — сказал Дортмундер ему в затылок. Том не стал утруждать себя ответом.

— Сейчас я развернусь, — предложил Келп. — И, когда мы опять въедем на тот узенький мостик, я хорошенько их прижму.

— «Кадиллак» легко обойдет «фэйрлейн», — отозвался Том. — Почему бы нам просто не уйти от них?

— Я никогда не превышаю скорость, если еду на позаимствованной машине, — ответил Келп.

Том фыркнул, но рассуждений о преимуществах машин, взятых напрокат, не последовало.

Дортмундер оглянулся. «Фэйрлейн» по-прежнему шел сзади — слишком близко, с точки зрения любого, кто хоть что-нибудь понимал в искусстве слежки. Оставалось предположить лишь, что кому-то потребовалось вести наблюдение явно — так, чтобы преследуемые знали об этом. Но зачем? И кто они, эти две женщины?

— Том, — спросил Дортмундер, — кому и зачем могло прийти в голову следить за тобой?

— За мной? — отозвался Том, оглядываясь через плечо. — Почему именно за мной? Может быть, они следят за кем-то из вас, ребята. Может быть, за нами едут торговцы компьютерами, желающие переговорить с Уолли.

— Нас троих здесь никто не знает, — пояснил Дортмундер.

— И меня тоже, — ответил Том. — Ведь прошло уже двадцать шесть лет.

— Не нравится мне это, — сказал Дортмундер. — Стоило нам приехать на место проведения главной операции, и на сцене тут же появляются новые персонажи.

— А вот и поворот, — объявил Келп и, свернув, посмотрел в зеркальце. — Они проехали прямо, — добавил он.

Дортмундер оглянулся. Сзади никого не было.

— Ничего не понимаю, — сказал он.

Уолли, которому впервые довелось высказать свое мнение в таком широком кругу, не вытерпел:

— Может быть, они заблудились?

— Нет, — сказал Дортмундер.

— Секундочку, — вмешался Келп. — Это не такая уж бредовая идея!

— Вот как? — осведомился Дортмундер. — И до какой же степени она бредовая?

— Люди часто сбиваются с пути, — объяснил Келп. — Особенно в сельской местности. Особенно в таких местах, как это, где все населенные пункты имеют одинаковые названия.

— Сплошные Дадсоны вокруг, — вставил Том.

— Вот-вот, — согласился Келп. — Сколько же здесь этих самых Дадсонов?

— Давайте посчитаем, — сказал Том, восприняв его вопрос буквально. — Норт-Дадсон. Ист. Сентр. Фоллз. Всего четыре.

— Короче, до хрена всяких Дадсонов, — подытожил Келп.

— Когда-то было еще три, — вспомнил Том. — Дадсон-Парк, Дадсон-Сити и просто Дадсон. Теперь они под водой.

— Отлично, — сказал Келп. — Что скажешь, Джон? Представь: ты отправился на загородную прогулку, и вдруг обнаруживаешь, что все вокруг называется Дадсон. И вот ты заблудился и, не зная, как отсюда выбраться, начинаешь ездить кругами.

— Вот уж кто описывал круги, так это мы с вами, — заметил Дортмундер.

— Именно об этом я и собирался сказать, — заявил Келп. — Итак, ты ездишь кругами и наконец решаешь пристроиться к кому-то в надежде, что он куда-нибудь да приедет. Так вот они пристроились к нам. И, как только мы начали кружить, они поняли, что и мы тоже заплутали среди этих Дадсонов, вот и решили убраться восвояси.

— Звучит здраво, — заметил Том.

— Это вполне возможно, Джон, — робко поддакнул Уолли.

— Что-то мне не доводилось прежде оказываться в таком положении, — сказал Дортмундер. — Впрочем, может быть, вы и правы. В самом деле, никто нас тут не знает, а эти женщины действовали так, будто они полные профаны в слежке, и в конце концов они от нас отстали.

— И делу конец, — ввернул Келп.

— Конец, — хмуро проговорил Дортмундер.

— И теперь мы можем ехать к моему кладу, — добавил Том.

— Да, — отозвался Келп.

— И все же, — пробормотал Дортмундер, обращаясь главным образом к самому себе, — что-то говорит мне, что мы еще встретимся с этим «фордом».

21

«Форд-фэйрлейн» возвращался в Дадсон-Сентр.

— Мама, — произнесла Миртл, вглядываясь в сгущавшиеся сумерки. — Мама, ты должна все мне рассказать.

— Ничего не видно, — отозвалась Эдна. — Следи за дорогой.

— Я слежу за дорогой! Мама, прошу тебя. В конце концов я имею право узнать о своем собственном отце.

— Право! — Это слово было произнесено со злостью, необычной даже для Эдны. — Имела ли я право знакомиться с ним? Мне казалось, что да, но я ошибалась. Однако ему было плевать, и в итоге на свет появилась ты.

— Ты ничего мне о нем не рассказывала. — Миртл злилась на Эдну за то, что та молчала все эти годы, злилась на себя за свое блаженное неведение, за то, что никогда не задавала вопросов и даже не задумывалась. — Неужели он действительно такой мерзавец? — спросила Миртл, ожидая, что мать просто скажет «нет».

Но Эдна сказала:

— Он еще хуже. Уж поверь моему слову.

— Как я могу верить тебе на слово, если ты ничего мне не говоришь? Мама, я всегда старалась быть тебе хорошей дочерью, я всегда...

— Это верно, — неожиданно спокойно отозвалась Эдна, и Миртл рискнула на мгновение обратить к ней взор. Глаза Эдны бегали по приборной панели, словно там было начертано изречение: «Mene, mene tekel uphrasin»[2]. Миртл была удивлена и даже растрогана умиротворенным выражением, появившимся на лице матери. В неверном сумрачном свете оно вдруг утратило свою обычную воинственность.

Но все тут же вернулось на круги своя.

— Смотри на дорогу!

Взгляд Миртл устремился вперед. Двухполосная асфальтовая дорога пробегала мимо мексиканского ресторанчика к окраине Дадсон-Сентр; они были в пятнадцати минутах езды от дома.

Миртл вовсе не желала прекращать преследование. Она видела, что люди на заднем сиденье то и дело оглядываются, а их машина описывает круги; не было никаких сомнений в том, что преследуемые заметили слежку и вовсе не намерены направляться к намеченной цели до тех пор, пока не избавятся от «хвоста». Но все это не имело никакого значения. Миртл было безразлично, куда они едут. Ей не хотелось знать, кто эти люди; на самом деле, ее интересовал лишь один из них — ее отец. Миртл рассуждала так: если следовать за ними достаточно долго, чтобы ее присутствие стало очевидным и неизбежным, то они либо куда-нибудь приедут, либо где-нибудь остановятся, и тогда она сможет выйти из автомобиля, подойти к их машине, заговорить с ними! Поговорить с ним!

Но Эдна рассудила иначе.

— Нас засекли, — прошипела она уголком рта, являя новое, доселе неизвестное свойство своей натуры. — Хватит, Миртл. Возвращаемся домой.

— Но они так близко! Если мы их упустим...

— Куда он денется, этот сукин сын! — мрачно сказала Эдна. — Если он действительно вернулся — а он вернулся, чтоб его черти взяли, — то в самое ближайшее время этот ублюдок опять появится поблизости, вот увидишь. Это лишь вопрос времени. Если они сейчас свернут налево, поезжай прямо!

«Кадиллак» действительно свернул налево, а Миртл, послушная девочка и хорошая дочь, поехала прямо. И вот они уже совсем близко к дому; их приключение подходило к концу, по сути, даже и не начавшись. Миртл не разделяла убежденности матери в том, что ее отец в ближайшее время «опять появится поблизости»: какой смысл возвращаться после стольких лет отсутствия?

А он был так близко!

«Сейчас мать вылезет из машины, — подумала Миртл, — и правда канет навсегда».

— Прошу тебя, — сказала она так тихо, что даже не знала, услышала ли ее Эдна.

В ответ донесся вздох — очередное неожиданное проявление слабости со стороны матери.

— Не проси меня об этом, Миртл, — неузнаваемо мягким голосом отозвалась Эдна.

— Это так больно ничего не знать, — в тон матери произнесла Миртл.

— До сих пор тебя это не волновало, — сказала Эдна, опять в своей обычной язвительной манере.

— А теперь волнует, — настаивала Миртл. — И мне очень обидно, что ты не желаешь об этом говорить.

— Ради бога, Миртл, — взмолилась Эдна. — Ты не подумала, как это тяжело для меня? Ты не подумала, что именно поэтому я не желаю говорить об этом мерзком человеке?

— Должно быть, ты очень его любила, — мягко и осторожно произнесла Миртл, как это бывает в кинофильмах. Миртл и в голову не приходило, что в один прекрасный день ей придется самой участвовать в таком эпизоде.

— Бог его знает, — с горечью отозвалась Эдна. — Должна признаться, в то время мне казалось, что... — Она покачала головой и, сверкнув глазами, отрывисто добавила: — И что я получила взамен?

— Ты получила меня, — напомнила Миртл, силясь выдавить улыбку. — Не так уж и плохо, правда?

— Тогда в этом не было ничего хорошего, — ответила Эдна, улыбаясь уголком рта, отчего лицо ее перекосилось. — Особенно в Норт-Дадсоне.

— Я даже представить себе такое не могу.

Миртл остановила машину у красного светофора на Мэйн-стрит, и Эдна покосилась на дочь. Впереди в сумраке сияли желтые окна библиотеки.

— Я и не сомневалась в этом, — сказала она. — Мне кажется, я сделала для тебя все, что возможно.

— Что ты сделала?

— Зеленый свет включился, — заметила Эдна.

Миртл посмотрела на светофор и нажала педаль газа, почувствовав нетерпение и раздражение, что случалось с ней крайне редко. Проезжая перекресток, Миртл едва не заглушила мотор «форда», но затем овладела собой и повела машину как полагается.

Погруженная в свои мысли, Эдна, казалось, не обратила внимания на «козлиные прыжки» автомобиля, которые при обычных обстоятельствах наверняка дали бы ей повод позлорадствовать. Все же она сказала:

— Я учила тебя быть осторожной, осмотрительной, послушной...

Миртл неловко рассмеялась:

— Ну прямо девочкой-скаутом!

— Ты и есть девочка-скаут, — сердито отозвалась Эдна. — Меня воспитывали по-другому, — продолжала она. — Меня учили быть независимой, всегда полагаться только на себя. И что я получила в итоге? Тома Джимсона. Поэтому я выбрала для тебя иной путь.

— Том Джимсон? — встрепенулась Миртл. — Его зовут Том Джимсон?

— Даже в этом я не уверена, — ответила Эдна. — Том Джимсон лишь одно из имен, которые он мне называл. Впрочем, его он произносил чаще других, так что, возможно, это и есть его настоящее имя.

— Что он был за человек? — спросила Миртл.

— Сущий дьявол.

— Ну, мама... — Миртл снисходительно улыбнулась. Ей все было ясно. Эдна по уши втрескалась в... Тома Джимсона... а тот обесчестил ее и бросил, и эта рана до сих пор не зажила. Сейчас Эдна называет его дьяволом, а раньше любила. Действительно ли он был таким уж дурным человеком?

Миртл свернула на улицу Вязов, а затем — на Олбани-стрит. Впереди маячила Спринг-стрит, а за ней начиналась Миртл-стрит.

— Миртл Джимсон, — тихонько произнесла Миртл, словно пробуя звук на вкус.

— Ха! — фыркнула Эдна. — Об этом даже речи не шло, уж поверь мне!

— Интересно, куда они поехали? — гадала Миртл.

— Уж конечно, не в церковь, — ответила Эдна. — Это я могу сказать наверняка!

22

В лучах заката церковь выглядела просто восхитительно. Крытое дранкой маленькое белоснежное здание с изящным шпилем колокольни уютно примостилось неподалеку от деревни, словно бриллиант в складках зеленой ткани. За ним возвышался холм, покрытый зелеными деревьями, среди которых порой попадались буки, березы и дубы. У подножия холма расстилались ухоженные лужайки, толстым ковром окружавшие опрятное белое здание с овальными витражами в окнах боковых фасадов.

Вьющаяся среди холмов дорога Черч-лэйн брала свое начало на государственном шоссе номер 112 и заканчивалась здесь, у порога унитарного реформистского конгрегационного мемориального храма Святой Елизаветы церковного прихода Паткинс. Здесь уживались одновременно пять церквей пяти различных направлений — все, что осталось от приходов, затопленных водохранилищем либо растерявших своих прихожан. Черч-лэйн заканчивалась здесь, попросту расширяясь до размеров просторной автостоянки, от которой к церкви вела асфальтированная дорожка. И никогда еще белизна храма, глубокая синева, золото и оливковые цвета ее витражей, обрамленные зеленью лужаек и холмов всевозможных отливов, оттененные бездонной чернотой асфальта, не выглядели столь красиво, как в эти предзакатные часы чудесного солнечного дня.

Тягаться с красотой храма и его окружением могла лишь невеста, смущенно зардевшаяся под своей белоснежной фатой и выходившая из машины в сопровождении родителей и младшей сестры. Они приехали первыми, за полчаса до начала церемонии. Отец, донельзя нелепый в своем плохо сидящем темном костюме и неловко повязанном красном галстуке, сестра, на пухлой загорелой мордашке которой сияла возбужденная улыбка, мать, благоухающая лавандой и непрерывно прикладывающая к заплаканным глазам платочек.

— Я же говорила тебе, не гуляй до свадьбы, потаскуха ты эдакая! Говорила же, не позволяй ему прикасаться к тебе! Ах, как мне хотелось справить свадьбу в июне, — укоряла она свою дочь.

— Но, мама, к июню будет слишком заметно! — возражала та нарочито жалобным голосом.

— Ладно, давайте с этим покончим, — скомандовал отец и тяжелым шагом направился к церкви.

Потом появились хихикающие кузены и кузины невесты — кому-то из них предстояло играть роль шаферов, кому-то — девушек с цветами, остальные приехали просто поглазеть. Вместе с ними прибыли двое грузных парней в толстых шерстяных куртках. Они вызвались подежурить на стоянке и проследить, чтобы всем гостям хватило места.

За десять минут до начала площадку перед церковью заполонили родственники невесты — неуклюжие мосластые простолюдины, одетые в свои «лучшие» костюмы, приберегаемые на случай свадеб, похорон, пасхальных торжеств и походов в суд. Вскоре потянулись родственники жениха — все как один худощавые, низкорослые, с постными физиономиями, тонкими носами и тощими задницами, в жилетах и синтетических рубашках, виниловых брюках и пластиковой обуви, словно они были не людьми, а манекенами. В их толпе мелькали утепленные куртки и отглаженные джинсы приятелей жениха — прыщавых юнцов, терзаемых нервным смехом, поминутно озиравшихся по сторонам и прекрасно понимающих, что им самим вскоре предстоит нечто подобное. Затем подкатили несколько машин, под завязку набитых подружками невесты, которые тотчас собрались в тесную кучку, словно намагниченные железные опилки, и принялись демонстрировать миру ухватки суперзвезд самых свежих телесериалов, являя собой пример самонадеянности и самоуверенности. Жених, шустрый дергунчик во взятом напрокат смокинге, с бледным лицом, на котором выделялись громадные глаза, со стриженными ежиком волосами и оттопыренными ушами, вылез из машины в сопровождении родителей, бросавших во все стороны мрачно-подозрительные взгляды, и направился к церкви с нарочитой беспечностью преступника, которого ведут на электрический стул. Дверь церкви захлопнулась за ним с особенно глухим звуком, какого до сих пор не удавалось извлечь никому.

Наконец перед самым началом появилось еще несколько машин, в которых сидели препирающиеся супруги, валившие друг на друга вину за опоздание. Добровольные сторожа принялись распихивать вновь прибывшие автомобили по оставшимся на площадке местам.

И вот пробил час! Добровольцы обменялись улыбками, довольные хорошо выполненной работой, и уже собирались отправиться в церковь, когда яркий свет фар возвестил о прибытии еще одной машины.

— Похоже, не успеют, — сообщил один из сторожей своему приятелю. Оба парня выбежали на дорогу и принялись неистово махать опаздывающим, призывая их добавить ходу.

— Вместо этого машина притормозила, словно водитель внезапно усомнился в том, что его здесь ждут.

— Давай! Давай! — воскликнул один из парней и побежал навстречу, не переставая размахивать руками. Он видел, что машина эта — новенький «кадиллак», куда более высокого класса, нежели автомобили большинства гостей, он заметил узкий нос и неподвижный взгляд водителя и, будучи кузеном невесты, решил, что это — гости со стороны жениха.

— Загоняйте сюда! — крикнул он, указывая в сторону одного из свободных мест на стоянке.

Водитель опустил стекло, и его смущение сделалось еще более заметным.

— Это церковь... — начал он.

— Да-да! Это церковь, больше на дороге ничего нет! Давайте вылезайте, мы опаздываем!

Один из пассажиров что-то сказал водителю, который кивнул в ответ и заметил:

— По-моему, ничего страшного.

В конце концов «кадиллак» занял указанное место, все его дверцы распахнулись, и из машины вылезли четыре человека, которые менее всего походили на гостей, прибывших на свадьбу. Дожидавшиеся их дежурные понимающе переглянулись. Все было ясно без слов: «Родственники жениха, никаких сомнений». Вместе с остроносым водителем из автомобиля вышли похожий на тролля округлый коротышка, угрюмый верзила с покатыми плечами и какой-то совсем уж мерзкий старикашка. Странная четверка в сопровождении дежурных направилась по дорожке к церкви. Церемония еще не начиналась, потому что жених вдруг утратил присутствие духа (которое пытался обрести вновь при помощи дядюшкиной фляжки), а также из-за визгливой перебранки, вспыхнувшей между невестой и ее матерью.

К опоздавшим подбежал шафер в смокинге, а дежурные тем временем отправились занимать места, которые для них держали кузины. Склонившись к вновь прибывшим, шафер тихим голосом осведомился:

— Жених? Невеста?

Четыре пары глаз уставились на него с неподдельным изумлением.

— Чего? — произнес остроносый водитель.

Шафер уже успел понять, что во время свадебной церемонии гостей охватывает необъяснимый приступ слабоумия, поэтому он терпеливо повторил, указывая в сторону скамей по обе стороны центрального прохода:

— Вы с какой стороны — жениха или невесты?

— Угу, — отозвался остроносый.

— Невесты, — сказал мерзкий старикашка.

— Жениха, — одновременно произнес унылый верзила.

Этот случай умопомрачения оказался особенно тяжелым.

— Вы, конечно, понимаете, — начал было шафер, — ка...

— Мы — со стороны жениха, — пояснил верзила. — А вот они — от невесты.

— Так... — произнес шафер, отыскивая взглядом свободные места по обе стороны прохода. — Значит, двое от жениха и двое от... — и умолк, изумленный.

Среди четверых вновь прибывших, судя по всему, завязался ожесточенный, но почти беззвучный спор — кому к какой стороне примкнуть. Заметив, что шафер следит за их перепалкой, гости немедленно прекратили ее и разделились на пары, не вступая в дальнейшие пререкания, а лишь гневно зыркая друг на дружку. Верзиле и округлому коротышке достались места среди друзей и родственников невесты, а старикашку и остроносого водителя шафер отправил на половину жениха.

В этот самый миг из-за расположенной рядом с алтарем боковой двери вырулил дядюшка с фляжкой, тщательно скрываемой от всеобщего обозрения, и уселся в передних рядах на стороне жениха. Похоже, дядюшка и сам изрядно хлебнул живительной влаги, что было видно по нетвердой поступи и опустевшему сосуду. Он все еще продолжал устраиваться на скамье, сообщая соседям о самочувствии жениха, когда по центральному проходу проплыла мать новобрачной, направляющаяся в сопровождении шафера к своему месту в первом ряду. Ее плечи были торжествующе приподняты, а на багровом лице застыла суровая мина.

Воцарилась напряженная тишина. Супруга священника, скрытая от посторонних глаз стенами ризницы, опустила иголку проигрывателя на пластинку, и из четырех колонок, укрепленных наверху по углам нефа церкви, сквозь громкое шипение довольно отчетливо донеслись звуки марша Мендельсона.

Как только под звуки музыки из ризницы вышел священник, старикашка от партии невесты бросил полный отвращения взгляд в сторону верзилы, сидевшего на стороне жениха. Тот глянул на него с не меньшим омерзением, покачал головой и отвернулся.

Музыка смолкла. Из динамиков донеслись прощальные щелчки, и наконец воцарилась тишина.

Священник выступил вперед и, подойдя к самому краю алтаря, ободряюще улыбнулся родителям и ближайшим родственникам, занимавшим первый ряд. Священник был круглолицым сутуловатым мужчиной с елейной улыбкой, круглой, покрытой редкой растительностью головой, в круглых блестящих очках, черных башмаках на толстой подошве, какие носят полицейские, в черной сутане с длинными рукавами и белоснежной манишкой. Он подошел к подножию кафедры и поднялся по лесенке. Под черной сутаной заметно колыхалось округлое брюшко.

Сидевший на стороне невесты старикашка подался вперед и бросил многозначительный взгляд на верзилу, который сделал вид, будто ничего не замечает. Однако старикашка продолжал трясти головой, делать большие глаза, приподнимать брови, пока наконец на него не начали обращать внимание соседи, так что в конце концов верзила обернулся и понимающе кивнул, что, впрочем, не помешало старикашке продолжать бросать многозначительные взгляды и указывать в сторону кафедры, на которую взбирался священник. Верзила вздохнул, сложил руки и уставился прямо перед собой. Сидевший рядом коротышка разинул рот и непрестанно переводил заинтересованный взгляд со старикашки на верзилу и обратно. Остроносый водитель не обращал на них внимания, сосредоточившись на созерцании разреза платья сидевшей рядом с ним подружки невесты.

Тем временем священник взошел на кафедру и одарил прихожан приветливым взглядом. Повозившись с микрофоном, который торчал перед ним на подставке, напоминавшей гусиную шею, он в конце концов заговорил:

— Ну что ж, поблагодарим Феликса Мендельсона за прекрасную музыку. А теперь давайте встанем...

Раздался стук подошв и шелест платьев.

— ...Отлично, отлично. — Священник улыбался с кафедры, но его слова доносились из четырех динамиков, развешанных по углам. — А теперь все мы повернемся к своему ближнему и приветствуем его рукопожатием или объятием.

Помещение церкви наполнилось смущенными покашливаниями и смешками, и тем не менее все присутствующие (за исключением старикашки) подчинились. Остроносый водитель с воодушевлением прижал к себе соседку, а верзила и коротышка робко обняли друг друга.

— Отлично, отлично, — раздался из четырех углов голос священника. — Вы можете занять свои места.

Прихожане принялись с шумом рассаживаться по скамьям.

— Очень хорошо, — заметил святой отец. — Мы собрались здесь в этот вечер в храме Господнем, дабы в согласии с законом Божиим и законами штата Нью-Йорк соединить священными узами супружества Тиффани и Боба.

Священник сделал паузу, чтобы его отеческая улыбка могла достичь самых дальних закутков его владений.

— Священные брачные узы... — начал он.

Голос священника еще долго раздавался под сводами храма, но произносимые им слова не достигали сознания собравшихся. Прихожан охватило дремотное состояние, словно они очутились в волшебном лесу из «Сна в летнюю ночь». Подобно обитателям этого чудесного леса, паства погрузилась в оцепенение без сновидений, позабыв о своих мечтах и упованиях.

— ...и Боба. Боб?

Из уст задремавших людей вырвался еле слышный вздох, легкое истомленное дуновение. Вздрогнули плечи, шевельнулись лежащие на коленях руки, ягодицы заелозили по деревянным скамьям. Глаза начали фокусироваться, и наконец в них, словно по волшебству, возник Боб — долговязый и сутуловатый, в нелепом черном смокинге. Он стоял у переднего ряда скамей бок о бок со своим лучшим другом, очень на него похожим, только чуть более грузным. Лучший друг нервно ухмылялся и ощупывал левой рукой жилетный карман, вероятно, желая убедиться в сохранности обручального кольца. Оба стояли в профиль к сидящим, и было видно, как Боб моргает, словно жертва теракта. Священник, сияя улыбкой, спустился с кафедры и направился к аналою. Динамики в углах пощелкали и извергли на сидящих внизу гостей величавую симфоническую оркестровку марша невесты.

Внезапно все пришло в движение. Тиффани рука об руку с отцом в сопровождении шафера неуверенно двинулись вдоль прохода, безуспешно стараясь попадать в такт музыке и так сосредоточившись на собственных ногах, что позабыли о приличествующем случаю торжественном выражении своих лиц. Боб смотрел в их сторону, словно к нему приближался грузовик.

Жених и невеста встретились в середине аналоя и повернулись к священнику, который кинул через их головы улыбку в зал и объявил:

— Боб и Тиффани сами написали текст для свадебного богослужения.

Все присутствующие вновь погрузились в сон.

Когда они проснулись, дело было сделано.

— Вы можете поцеловать невесту, — сказал священник, и в тот же миг какой-то остряк из партии жениха сказал, вероятно, чуть громче, чем хотел:

— Именно этого ему и не стоило делать.

Жених и невеста с застывшими улыбками торопливо засеменили вдоль прохода. Гости вскочили с мест и принялись потягиваться, переговариваться и поздравлять новобрачных. Из динамиков послышалась песенка Битлз «Я хочу держать тебя за руку». Старикашка повернулся к остроносому водителю и заявил:

— Будь у меня пистолет, я бы точно кого-нибудь пристрелил.

— А я бы растерялся, не зная, с кого начать, — согласился остроносый.

— Как насчет этих двоих? — спросил старикашка, указывая на пробегавшую мимо счастливую пару.

По другую сторону прохода коротышка-тролль вытер увлажнившиеся глаза и сказал:

— Хм, все прошло очень мило. Пожалуй, даже лучше, чем свадьба принцессы Лавии.

Верзила лишь вздохнул.

Как правило, брачные церемонии проводились в дневное время, однако при устройстве нынешней свадьбы возникла некая спешка, а церковь сегодня днем все была занята. Но мать невесты требовала церковного венчания, а все женщины, нарекающие своих дочерей Тиффани, отличаются упрямством, посему церемонию пришлось провести вечером. Под конец зажглись уличные фонари, так что когда в дверях храма появился брачный кортеж, участники которого смеялись, кричали и рассыпали совершенно неуместные здесь горсти риса (поскольку не было никакой необходимости желать Бобу и Тиффани плодородия), все происходящее выглядело скорее как сцена из кино, нежели нечто всамделишное. Почувствовав это, многие участники кортежа принялись скорее изображать гостей, нежели быть ими, и это усугубило общее впечатление нереальности.

Храм почти опустел. Священник прощался у аналоя с горсткой дам, несколько друзей и родственников неторопливо шли к выходу. Четверо опоздавших упрямо сидели на своих местах, словно дожидаясь второй серии. Одна из тетушек спросила:

— Разве вы не поедете на вечеринку?

— Конечно, — ответил верзила.

Тетушка проследовала к дверям.

— Тогда в путь, — сказала очередная тетушка, тоже пробиравшаяся к выходу.

— Сейчас поедем, — отозвался остроносый.

— Все кончено, — подмигнув, пошутила престарелая родственница.

— Мы хотели бы полюбоваться прекрасными витражами, — подмигнув в ответ, сказал коротышка.

Спровадив последних прихожанок, священник улыбнулся этим четверым и сказал:

— Нам пора закрываться.

Старикашка кивнул.

— Мы еще хотели бы помолиться, — отозвался он.

В первый момент священник оторопел, но затем взял себя в руки.

— Мы все будем молиться, — подхватил он, — за долгую и счастливую жизнь Тиффани и Боба.

— Это точно, — сказал старикашка.

Верзила чуть повернул голову (при этом его шея еле слышно скрипнула), окидывая взглядом святого отца и нескольких овечек из его стада, замешкавшихся у дверей.

— Чтоб меня черти побрали, — начал он свою молитву.

23

— Чтоб меня черти побрали! — сказал Дортмундер.

Сидевший по ту сторону прохода Келп спросил:

— Ну, теперь-то мы можем приступать к делу?

— Не я придумал ехать на свадьбу, — мрачно отозвался Том.

— Зато ты придумал устроить тайник в церкви, — напомнил ему Келп.

— Можешь предложить лучшее место? — осведомился Том.

Дортмундер поднялся. Все его суставы скрипели, трещали и болели.

— Эй, вы, двое! — сказал он. — Вы что, собрались сидеть тут и болтать?

В конце концов все встали со своих мест, разминая затекшие бока, колени и локти, и Том заявил:

— Теперь, когда вся эта чертова толпа ушла, нам хватит пары минут. — Выйдя в проход, он направился в сторону алтаря.

От двери донесся голос:

— Господа, я вынужден просить вас удалиться. Безмолвная молитва дома или в автомобиле столь же действенна, как и...

Это сказал священник, приближавшийся к ним по проходу. Том бросил в его сторону полный омерзения взгляд и ответил:

— Ну все, с меня хватит. Ребята, придержите-ка этого индюка.

— Ага, — отозвался Келп.

Том зашагал к алтарю, Уолли с живейшим интересом наблюдал за происходящим — ни дать ни взять зритель в театре, — а Дортмундер с Келпом направились к священнику, на лице которого с запозданием появилось выражение тревоги, а в голосе зазвучали визгливые нотки:

— Что такое?.. Как вы можете?.. Вы находитесь в храме Божьем!

— Ш-шш, — успокоительно произнес Келп, беря пастора за руку. Тот начал вырываться, но Келп сжал покрепче, а Дортмундер взял святого отца за другую руку, приговаривая:

— Тише, тише, приятель.

— Послушай, малыш, — сказал Келп, — у тебя выдался тяжелый день, так что отдохни малость.

Священник посмотрел сквозь круглые очки в сторону алтаря.

— Что делает этот человек? — спросил он.

— Это займет не больше минуты, — сказал Дортмундер.

Том подошел к кафедре, представлявшей собой нечто вроде деревянного восьмиугольного решетчатого короба, напоминавшего воронье гнездо на многочисленных подпорках. Нижняя часть кафедры была выложена решетчатыми панелями, укрепленными между подпорками. Вся конструкция была надраена до зеркального блеска. Том нагнулся, сунул пальцы в ромбическое отверстие боковой панели, полускрытой винтовой лестницей, подергал панель, но безрезультатно; последний раз ее снимали тридцать один год назад, и делал это сам Том. За эти годы тепло и холод, влага и сухость, да и само время сделали свое дело, и панель прочно и надежно заклинило. Том тянул, толкал и дергал, но все впустую.

Тем временем у противоположной стены церкви священник испуганно взирал на свадебных гостей, внезапно обернувшихся врагами, и лихорадочно вспоминал известные ему правила поведения в передрягах. Он знал, как успокоить человека, получившего увечье или впавшего в панику, но эти приемы годились лишь тогда, когда он сам оставался сторонним наблюдателем — знающим, умудренным опытом, сочувствующим, но... посторонним. Похоже было, что ни один из этих методов не мог быть применен в положении, когда паника охватила его самого.

— Э-ээ... — произнес он.

— Тихо, — сказал ему Келп.

Священник не мог молчать.

— Насилие — не лучший способ добиться своего, — заявил он.

— Ну, не знаю, — отозвался Дортмундер. — Лично меня этот способ ни разу не подводил.

Со стороны алтаря раздался треск, придавший еще больше веса словам Дортмундера. Это Том, разозленный неподатливостью панели, отступил назад и врезал по решетке, разнеся ее в щепки. Пастор подпрыгнул в руках Келпа, словно мать-кенгуриха. Келп и Дортмундер удерживали трясущегося святого отца на месте, а Уолли, который от возбуждения, казалось, стал выше ростом (к тому же и шире), торопливо побежал к кафедре, чтобы узнать, что там происходит.

Том уже стоял на коленях, вытаскивая из-под кафедры старый докторский саквояж из черной потрескавшейся кожи с ржавым замком.

— Вот он, сукин сын, — удовлетворенно пробормотал Том.

— Ага! — воскликнул Уолли. — Сокровище в церковной кафедре!

— Точно, — ответил Том и, окинув Уолли взглядом, понес саквояж по проходу к остальным. Уолли поспешал следом, подпрыгивая, словно волейбольный мяч.

— Он? — спросил Дортмундер. — Мы можем ехать?

— Он самый, — отозвался Том. — Подожди минутку, сейчас поедем. — Поставив саквояж на ближайшую скамью, Том принялся возиться с замком. — Эта хреновина заржавела, — сообщил он.

— Извольте следить за своим языком! — вырвалось у потрясенного священника.

Все четверо повернулись к нему. Даже Уолли.

— Неужели он что-то вякнул? — осведомился Том.

— Сам удивляюсь, — ответил Келп, окидывая священника недружелюбным взглядом. — Надеюсь, этого больше не повторится.

— Еще раз услышу — отрежу язык, — сказал Том, извлекая из кармана громадный складной нож и открывая его.

— Крутая мера, — невозмутимо заметил Келп. — Но действенная.

— И даже очень.

Священник округлившимися глазами следил за действиями Тома, который, орудуя ножом, вспорол высохшую кожу вокруг замка, открыл саквояж и спрятал нож обратно в карман. Как только нож исчез, священник громко вздохнул, и его глаза снова забегали.

Том полез в саквояж, вытащил из него пачку купюр, отсчитал несколько штук, бросил остальные обратно в сумку и, повернувшись к священнику, вложил деньги в его бесчувственную руку. Поскольку тот, судя по всему, не мог даже пошевелиться, Том сам сжал его пальцы и произнес:

— Полтысячи на ремонт кафедры. Подбери-ка сопли, — а остальным сказал: — Вот теперь можно ехать.

Дортмундер и Келп отпустили святого отца, и тот бессильно опустился на скамью. Не обращая на него внимания, гости направились к выходу, и Дортмундер сказал Тому:

— Вы очень щедрый человек, мистер. Я просто поражен.

— Такая уж у меня натура, — ответил Том. — Всегда готов удивлять.

Они уже подошли к двери, когда раздался голос священника, оправившегося от оцепенения:

— Может быть, дать вам расписку? Для налогового управления?

Ему никто не ответил.

24

В небольшом спальном районе Ист-Эмити на южном побережье Лонг-Айленда царили покой и тишина. Было заполночь, и жителям района, лежавшим под простынями, снились дорожные пробки, хотя движение на улицах городка совершенно прекратилось. Вдоль по Прибрежному бульвару катила одинокая полицейская машина. За ее рулем сидел зевающий офицер Полакс, едва замечавший магазинчики и склады автоколес, которые ему доверили оберегать и защищать. Впереди слева высилось здание школы Южного Саффолка, которую лишь несколькими годами ранее закончил сам Полакс.

Полаксу еще не исполнилось и тридцати, однако при взгляде на школьное здание он почувствовал себя настоящим стариком, вспоминая о былом ощущении немереной силы и юношеской убежденности в том, что упорный парень, если он, конечно, не станет много пить и будет поддерживать себя в хорошей форме, в конце концов переспит со всеми бабами на свете. Перед мысленным взором Полакса поплыли лица всех девиц, которых он знал и с которыми так и не переспал, — лица с одинаковыми улыбками на губах. Машина Полакса проплывала мимо здания школы, а ее водитель плыл по волнам неясных воспоминаний.

Даг Берри сидел за рулем своего черного пикапа с серебристо-голубой отделкой и, нетерпеливо похлопывая по баранке, наблюдал за еле ползущим в нескольких дюймах от него патрульным автомобилем. Берри приткнул машину на неосвещенной стороне улицы, напротив школы; оставив работать мотор и погасив огни, Даг ждал, когда освободится путь. Он знал, что за рулем окажется старина Билли Полакс, вместе с которым они ходили в школу — ту самую школу, что стояла напротив. Он знал также, что в следующий раз Билли проедет здесь не ранее чем через час — вполне достаточно, если ученики приедут вовремя.

В трех кварталах от него зажглись рубиновые стоп-сигналы полицейской машины, которая затем свернула направо от Прибрежного бульвара, направляясь к докам и причалам, расположенным на побережье. Даг включил передачу и, не зажигая фар, пересек бульвар и двинулся к большой автостоянке, охватывавшей здание школы слева и сзади. Даг объехал школу, прислушиваясь к металлическому клацанию снаряжения в багажнике, и прижал машину как можно ближе к задним дверям, ключ от которых он еще вчера приобрел у бывшего одноклассника, служившего все в той же школе помощником сторожа (точнее, дворником).

Даг открыл дверцу, но в салоне тут же загорелся огонек, и он поспешно захлопнул ее, не на шутку перепугавшись. Лампочка внутреннего освещения! Если его заметят...

Как погасить проклятый огонек? Пошарив в темноте по приборной доске, Даг добился лишь того, что на ней загорелись еще несколько лампочек, и наконец решил положиться на удачу и действовать как можно быстрее. Он рывком распахнул дверцу (при этом включился свет), выскочил наружу и поспешно прикрыл ее, не захлопывая. Затем с облегчением привалился к борту машины.

Все в порядке, все нормально. Окна домов по Марготта-стрит, что на задах школы, не загорелись. Никто его не заметил. Нечего было беспокоиться.

Выругав себя за излишнюю мнительность, Даг подошел к двери, сунул ключ в замок и, со смешанным чувством облегчения, легкого удивления и едва заметного разочарования, убедился в том, что тот сработал и дверь открылась. Он уже собирался взглянуть на свои водонепроницаемые противоударные часы с компасом, календарем и светящимся циферблатом, когда какое-то движение вынудило его оглянуться. Рядом с пикапом Дага на стоянке пристраивался длинный черный «мерседес» с погашенными фарами. В темноте Даг сумел разглядеть лишь табличку «За рулем врач», что его весьма удивило. Эти парни не были врачами. Конечно, внешность обманчива, но не до такой же степени!

Передние дверцы «мерседеса» распахнулись, однако внутреннее освещение не зажглось (интересно, как им это удалось?). Энди был водителем, а Джон — пассажиром. Они беззвучно прикрыли дверцы своего автомобиля и подошли к Дагу.

— Точно по расписанию, — сказал Энди.

— Я открыл двери, — отозвался Даг, хотя это было видно и так. Затем он махнул рукой в сторону пикапа и добавил: — Снаряжение в багажнике. Весит не меньше тонны.

Надев половину снаряжения на себя и неся в руках остальное, они втроем на подгибающихся ногах вошли в здание школы. Даг запер дверь и пошел впереди, показывая дорогу в тусклом свете крохотного фонарика. Они пересекли обширный, пустой и темный холл — ах, эти памятные запахи родной школы! — добрались до лестницы и, спустившись по ее бесконечным ступеням и пройдя по гораздо более узкому коридору, оказались у двойных дверей раздевалки для мальчиков. В дальнем конце раздевалки был вход в бассейн, расположенный в подвальном помещении. Здесь не было окон, бояться было нечего, и Даг получил наконец возможность включить освещение. Их взору открылось огромное пространство, выложенное бежевым кафелем и заполненное зеленой, обильно хлорированной водой. Звуки шагов и голосов отражались от стен, создавая у посетителя ощущение, будто здесь есть еще кто-то — за спиной либо у противоположной стены помещения. Ученики Дага взирали на расстилавшийся у их ног океан в подвале школьного здания. Энди спросил:

— И где тут мелководье?

— Мы у глубокого края, как нам и нужно, — сказал ему Даг. — Это здесь. Давайте надевать снаряжение.

— Там, где мы будем проводить операцию, нужно входить в воду с берега, — возразил Энди.

— Послушайте, парни, — сказал Даг. — Вы сами не захотели брать меня на место операции. Поэтому я решил провести тренировку в этом бассейне. И уж поверьте мне, куда бы вы ни собирались опуститься, глубина в пятьдесят футов значительно превышает глубину этого бассейна.

Ученики посмотрели в воду, осознавая истинность его слов. Джон вздохнул, покачал головой и сказал:

— Уж коли мы сюда пришли, давайте займемся делом.

— Отлично, — заявил Даг. — А теперь мы снимем одежду, наденем плавки, гидрокостюмы и подводное снаряжение и приступим к занятиям.

До сих пор у Дага не бывало столь неспортивных и привередливых учеников. Им не нравились гидрокостюмы, не нравилось, как облегают плечи лямки аквалангов; пояса с грузом (на каждого из них Даг навесил по сорок фунтов) тоже были им не по нраву. Им не нравились маски, не нравился ПУП. В конце концов Даг не выдержал:

— Вы же сами хотели научиться пользоваться подводным снаряжением. Я вас не заставлял.

Джон взял в руки свой ПУП, напоминавший большой спасательный жилет мудреной конструкции.

— Да что это за снаряжение такое? — спросил он.

— ПУП, — сказал Даг.

Его объяснение не возымело должного действия.

— Пуп? — удивился Энди.

— Нет-нет, — пояснил Даг. — Не пуп, а ПУП. Прибор управления плавучестью. Количество находящегося в нем воздуха определяет глубину, на которую вы опускаетесь.

— Находясь под водой, я опускаюсь на самое дно, — возразил Джон.

— Да, если у вас нет ПУПа, — ответил Даг. — Дайте-ка я вам покажу.

— Ну что ж, показывай, — согласился Джон.

Даг вошел в бассейн, надел акваланг и накачал в ПУП воздух, позволявший ему держаться на поверхности. Высунув голову из воды, он сказал:

— Сейчас я поднимаю руку и нажимаю клапан, который выпускает из ПУПа некоторое количество воздуха. Здесь восемь футов воды, так что я не смогу опуститься слишком глубоко, и тем не менее я зависну в воде над дном. Затем я добавлю воздуха из баллона и вновь всплыву. Смотрите сюда.

Джон и Энди переглянулись.

— Смотрите сюда! — велел Даг.

— Мы смотрим, — отозвался Джон.

Даг проделал все, что обещал, затем согнул ноги в коленях, чтобы не коснуться ступнями дна бассейна, и, повисев некоторое время над дном, принял горизонтальное положение и скользнул в сторону, демонстрируя, что ПУП поддерживает его тело на неизменной глубине в пять футов. Потом поплыл назад и, добавив в прибор воздуха, поднялся на поверхность. Посмотрев в обращенные к нему полные недоверия лица, он сказал:

— Вы поняли, как это просто?

— Да, конечно, — ответил Джон.

— Тогда давайте приступать. Прыгайте в воду.

Бесполезно. Невзирая на все его уверения в том, что они не утонут, ученики настояли, чтобы им позволили войти в бассейн с мелкого края и спуститься на глубину постепенно. Но даже и тогда они оба остановились, едва вода дошла до уровня колена.

— Прибор не работает! — крикнул Энди.

— Работает, работает! — отвечал Даг. «А я отрабатываю свою тысячу долларов», — напомнил он себе. — Давайте, парни!

— Внутри костюма вода!

— У меня тоже, — добавил Джон более спокойным, полным покорности судьбе голосом.

— Так и должно быть! — крикнул Даг с противоположного борта бассейна. — Эти костюмы сделаны из неопренового каучука. Он пропускает воду внутрь. Ваше тело нагревает ее и тем самым сохраняет тепло.

— И намокает! — пожаловался Энди.

Даг покачал головой, теряя терпение.

— Мне кажется, вы еще недостаточно подготовлены, ребята, — сказал он.

— Нет-нет, все в порядке, — отозвался Джон. — Мы лишь хотели внести ясность. Но если иначе нельзя, то... Давай, Энди, — скомандовал он и шагнул вперед с таким выражением на лице, словно пробовал баклажанную икру, приготовленную по рецепту своей тетушки.

Итак, Дагу удалось загнать учеников в воду. Тут-то и начались настоящие мучения. Джон и Энди не желали дышать под водой. Они приседали и уходили под воду, сверкая из-за стекол масок широко раскрытыми глазами, сжимая в зубах мундштуки и... изо всех сил задерживали дыхание. Наконец, выдохшись, они поднимались на поверхность, жадно глотая воздух.

— Послушайте, ребята, — повторял Даг. — В баллонах у вас за плечами полно воздуха. Дышите им.

Но они не слушались.

В конце концов Даг понял, что на этих парней подействуют только самые крутые меры. Он вылез на бортик, на всякий случай не снимая акваланга, затем уговорил учеников хотя бы немного приблизиться к глубокому краю бассейна. Их ПУПы, разумеется, были наполнены воздухом, так что Джон и Энди никак не могли утонуть. Они продолжали цепляться руками за край бассейна, но по крайней мере оказались в таком месте, где глубина — во всяком случае, теоретически — превышала их рост.

Наступило время переходить от теории к практике. Осторожно, но решительно оторвав цепкие пальцы учеников от поручня, Даг оттолкнул обоих поближе к центру бассейна. Джон и Энди выплыли на середину, хлопая глазами за стеклами масок.

— Отлично, — сказал Даг, встав на бортик. — Вы сейчас дышите через свои мундштуки?

Ученики закивали. Дышать воздухом из баллонов, пока их головы находились над водой, было совсем не страшно.

— Прекрасно, — продолжал Даг. — А теперь мы проверим работу еще одного механизма. Не бойтесь, ничего страшного не случится. Поднимите левую руку. Видите серебристую кнопку? Отлично. Нажмите ее.

Джон и Энди доверчиво выполнили его распоряжение. И, к своему глубокому удивлению, отправились на дно.

Даг внимательно пригляделся к их колышущимся контурам. Джон и Энди стояли на дне, с ужасом разглядывая друг друга. Теперь оставалось лишь две возможности. Либо они запаникуют — и тогда их придется спасать и отправлять домой, поскольку выполнение задачи окажется невозможным, — либо они научатся дышать на глубине. Даг смотрел и ждал.

И тут пошли пузыри. Сначала — от Джона, потом от Энди. Пузыри — значит, оба начали дышать.

Даг улыбнулся, почувствовав гордость и полное удовлетворение выполненной работой, столь редко выпадающие на долю учителя, и в этот миг за его спиной раздался вопль:

— Э-ээкк! Пришелец! Стоять на месте! Не двигаться!

Даг едва не свалился в бассейн. Подпрыгнув, он развернулся и увидел перед собой лицо Билли Полакса — офицера Уильяма Полакса, измученного ночным дежурством полицейского, который должен был появиться в здешних краях никак не раньше чем через полчаса, но тем не менее оказался в помещении школы и, стоя в дверях бассейна в двадцати пяти футах от Дага, целился в него из трясущегося пистолета. Билли был так напуган и настолько потерял самообладание, что оружие могло выстрелить в любую секунду.

— Билли! Билли! Это я! Даг! — закричал Даг.

— Не двигаться! Не двигаться! — К счастью, испуганный Билли оставался в дверях, откуда ему не были видны люди на дне бассейна.

Даг замер на месте:

— Билли! Я только хочу показать тебе свое лицо! Ты помнишь меня? Я — Даг Берри.

— Даг? — Билли продолжал трястись, но уже заметно слабее.

Даг рискнул поднять руки и, сняв маску с загубником, обратил к бледному Билли свое не менее бледное лицо.

Билли облегченно перевел дух и сказал:

— Черт побери, Даг, я уж подумал, что ты явился с Марса или откуда-то еще. Вчера вечером по ящику показывали «Людей-кошек». Ты смотрел?

— Нет, — ответил Даг.

Оглядев помещение, Билли спросил:

— Тут есть еще кто-нибудь?

И сделал шаг по направлению к бассейну.

— Э-ээ... нет, — ответил Даг и осторожно, но торопливо двинулся навстречу, чтобы перехватить Билли у дверей. — Так вот, насчет того, что я тут делаю, Билли, — принялся объяснять он. — Джек Холзэм дал мне ключ. Помнишь Джека? — Даг медленно пошел по кругу, увлекая Билли прочь от бассейна.

— Еще бы, — ответил Билли. — Самый тупой парень во всей школе. Так и остался здесь работать.

Дагу удалось развернуть Билли лишь на три четверти оборота.

— Остался в школе, — повторил он, пытаясь изобразить беззаботную улыбку, точнее — проверяя, способен ли он улыбаться вообще. — Понимаешь, мне сейчас негде испытывать свое новое снаряжение. В это время года в заливе слишком холодная вода.

— Это уж точно, — согласился Билли.

— Послушай, Билли, — доверительным тоном заговорил Даг, напирая на старую дружбу. — Как ты понимаешь, никто не разрешал мне пользоваться бассейном. А Джек не должен был давать мне ключ. Но я ничего не украл и ничего такого не сделал...

— Да-да, я понимаю, — ответил Билли, опустив глаза, и, чувствуя себя донельзя неловко, сунул пистолет в кобуру.

— Я не хочу причинять Джеку неприятности, — продолжал Даг и, посмотрев через плечо Билли, увидел в мелком конце бассейна Джона и Энди. Они собирались выходить! Но потом, заметив полицейского, самого настоящего легавого, они без малейшего промедления развернулись и неторопливо отправились обратно под воду.

Отлично! Умницы! Даг с облегчением вновь принялся разрабатывать жилу старой дружбы.

— Билли, ты не мог бы закрыть на это глаза? Ради Джека?

— Конечно, — отвечал Билли. — О тебе я не беспокоюсь. А как насчет угнанной машины?

— Угнанной машины? — повторил Даг, чувствуя, как его желудок проваливается куда-то в бездну.

— «Мерседес» с табличкой «Врач», — пояснил Билли. — Угнан в городе и объявлен к розыску около часа назад. А я проезжал позади школы и собирался замкнуть на массу, — добавил он, застенчиво улыбнувшись.

— На что? — удивленно произнес Даг.

— Немножко поспать, — пояснил Билли. — Стоянка позади школы подходит для этого просто идеально. Короче, я увидел твой пикап, узнал его по надписи на бампере, а рядом — угнанный «мерс». — Билли взял более официальный, формальный тон и спросил: — У тебя есть что сообщить мне по этому поводу?

— Угнанный «мерседес»... — проговорил Даг, в мозгу которого крутилось множества разнообразных и совершенно бесполезных мыслей.

— С табличкой «Врач», — добавил Билли. — Что скажешь?

— Не знаю, — запинаясь, произнес Даг. — А что сказать?

— Ты знаешь что-нибудь об этом автомобиле?

— Нет, — соврал Даг, не моргнув глазом. — Когда я ставил свой пикап, его там не было. Я провел в бассейне что-то около получаса. Должно быть, «мерседес» оставили там после того, как я вошел в школу.

— Не оставили, а бросили, — поправил Билли. — Хорошо, Даг. Я должен сообщить о находке. Пойдем отсюда. Ты готов?

— Видишь ли, Билли, — сказал Даг, — мне нужно еще минут десять — пятнадцать, чтобы закончить проверку оборудования. Может быть, я...

— Дело в том, — разъяснил Билли, — что сейчас за «мерседесом» приедет тягач из нашего управления. Если они увидят твой пикап, то... В лучшем случае тебя оштрафуют. Видишь ли, после десяти вечера на школьной стоянке парковаться запрещено, за исключением дней, когда проводятся состязания.

— Ну, тогда... э-ээ... — Не мог же он держать Джона и Энди на дне до конца их жизни! — Пожалуйста, Билли, дай мне хотя бы пять минут, хорошо?

— Так и быть, пару минут, — неохотно разрешил Билли. — Но я не должен покидать своего поста и обязан поддерживать радиосвязь...

— Да, возвращайся к своей рации, — сказал Даг. — Я сейчас закончу и выйду.

— Не задерживайся, — велел Билли.

— Да-да, обещаю тебе.

Билли окинул взглядом бассейн, словно собираясь подойти заглянуть в воду.

— Жутковато здесь ночью. Прямо как в «Людях-кошках». Посмотри этот фильм, Даг. Первоначальная версия, не какой-нибудь дешевый римейк.

— Посмотрю, посмотрю. Не забывай про свою рацию.

— Верно. — Билли нацелил на Дага палец и, вновь приняв официальный вид, напомнил: — Пять минут.

Наконец Билли ушел. Даг бросился к бассейну и нырнул в воду к Джону и Энди, которые стояли на дне, словно дожидаясь попутной подлодки. Тыча пальцем и суматошно жестикулируя, он втолковал им, как наполнять воздухом ПУП, чтобы повысить собственную плавучесть, и в конце концов все трое вынырнули на поверхность. Как только их головы оказались над водой, они тут же одновременно заговорили, однако у Дага было самое важное сообщение, так что он перекричал всех:

— У нас нет времени!

— Это был полицейский! — заявил Энди.

— Он ищет похитителей «мерседеса»!

Энди и Джон внезапно притихли. Они висели в воде и переглядывались, и наконец Джон сказал Дагу:

— Надеюсь, ты не сказал ему, что мы сидим на дне бассейна.

— Не бойтесь, я сказал ему, что я тут один. Но мне нужно сейчас же уйти и убрать свой пикап, прежде чем Билли вызовет из полицейского управления тягач, который заберет «мерседес».

— Билли? — спросил Джон.

— Так зовут этого полицейского. Мы вместе учились. Вот в этой самой школе, где мы сейчас находимся.

— Старые связи всегда пригодятся, — заметил Энди.

— Да, — сказал Даг. — В общем, я ухожу, а вам выходить нельзя. Я выжду, пока заберут «мерседес» и пока все оттуда уедут. После этого я вернусь за вами и оставшимся снаряжением.

— Это долго? — спросил Джон.

— Откуда мне знать, — ответил Даг. — Полагаю, что-то около часа.

— А нам что здесь делать этот час? — спросил Джон.

Даг обвел глазами бассейн и вновь посмотрел на своих учеников.

— А вы пока потренируйтесь, — предложил он. — Вам, парни, еще учиться и учиться.

25

Том Джимсон был преступником. Вот уже несколько дней Миртл Стрит просыпалась с этой мыслью и с ней же засыпала (как ей казалось, с каждым разом все позже и позже). Эта мысль не покидала ее в течение всего дня — в библиотеке, дома, за рулем, в магазине — повсюду. Том Джимсон, ее отец, был особо опасным рецидивистом.

Она узнала об этом две недели назад, но со временем мысль не становилась менее страшной, ужасающей, волнующей. Уже на следующее утро после безрезультатной погони за машиной отца, которая описывала круги, Миртл начала поиски упоминаний о Томе Джимсоне во всех изданиях, которые только приходили ей в голову. Нужные сведения нашлись в самом авторитетном источнике, в архиве «Нью-Йорк таймс»!

Миртл было два года, она только-только готовилась к посещению детсада, когда Том Джимсон отправился в Синг-Синг за преступления, которых ему, по мнению газеты, впредь не суждено было совершать: «...семь обвинений, каждое из которых влечет за собой пожизненное заключение, и ни малейшего шанса на условное освобождение».

Теперь Миртл стало ясно, почему ее мать не могла поверить своим глазам, впервые увидев Тома Джимсона, разъезжающего в автомобиле средь бела дня. Миртл стало понятно, отчего Эдна вдруг заговорила столь несвойственным ей языком и так странно себя повела. Ведь Том Джимсон должен был оставаться в тюрьме до конца своих дней!

Может быть, он бежал? Но разве стал бы он в таком случае открыто появляться в местах, где прошла его жизнь? Да и в газетах обязательно сообщили бы о его побеге. Однако последнее упоминание о Томе Джимсоне, родившемся в Оклахоме и проживавшем в Калифорнии, Флориде и нескольких других штатах, содержалось в репортаже двадцатитрехлетней давности о его осуждении и заключении.

Что еще могло произойти? А вдруг — что за страшная мысль — его выпустили на свободу? Может, все это было ошибкой, Том Джимсон не совершал всех этих преступлений, и, как только правда выплыла наружу, его оправдали и освободили?

Но почему же об этом не писали газеты? И почему он, ошибочно осужденный, но невиновный человек, не вернулся к своей семье? Поставила ли его Эдна в известность о существовании дочери? (Сама Эдна не желала более об этом говорить — ею овладевал приступ ярости, стоило Миртл возобновить расспросы.)

Теперь каждая свободная минута ее жизни была посвящена размышлениям об этом — о возможных вариантах, об ее отце. Сегодня утром, направляясь в библиотеку, Миртл настолько увлеклась разгадкой тайны Тома Джимсона, что не заметила старенького, мятого, ржавого «фольксвагена-жука», следовавшего за ней от самого дома и припарковавшегося на стоянке библиотеки неподалеку от ее машины. Входя в здание, девушка по-прежнему не замечала устремленного на нее взгляда водителя.

Спустя полчаса после начала рабочего дня в помещение библиотеки вошел низкорослый полный мужчина с влажными глазами. Подойдя к Миртл, он спросил, есть ли в библиотеке книги по компьютерам.

— И даже очень много, — ответила девушка, указывая в сторону каталожного ящика. — Посмотрите указатель заголовков на тему «компьютеры», и...

— А разве, — произнес тот застенчивым голосом, в котором тем не менее сквозила уверенность, — разве у вас все это не здесь? — Он сделал движение к стоявшему справа от Миртл компьютерному терминалу.

Миртл с легким недовольством посмотрела на терминал, один из четырех, что были установлены в библиотеке в рамках специальной программы штата. Можно было сэкономить деньги и пустить их на книги, частенько говорили друг другу библиотекари.

— Ах, это, — отозвалась Миртл. — Мне очень жаль, но человека, который на нем работает, сегодня не будет.

На самом деле на компьютере никто не работал, и такое положение установилось через несколько месяцев после появления машин, когда сотрудникам библиотеки было предложено пройти ознакомительный курс в Олбани. Однако единственной, кто согласился тратить на это время, оказалась некая Дуэйн Энн, легкомысленная девица, последняя из принятых на работу в библиотеку. Причиной тому было ее желание иметь еще один свободный от работы день, к тому же вскоре она завербовалась на флот.

Как правило, сообщения об отсутствии «человека, который работает на компьютере», было достаточно, но только не на сей раз. Коротышка обратил к машине свои влажные глаза, похлопал ими и сказал:

— Но это такой простой компьютер, всего лишь IBM-совместимый ВДТ.

— ВДТ? — Даже само название вызывало у Миртл отвращение.

— Видеодисплейный терминал. — Коротышка обратил на Миртл большие влажные глаза, вызывавшие чувство брезгливости, словно голубоватый желток крутого яйца. — Главный сервер находится в Олбани, не так ли? — спросил он.

— Правда?

— Здесь имеется доступ к каталогам всего штата, — произнес коротышка, словно сообщая о чем-то достойном восхищения. — Ко всем каталогам, по любым темам!

— В самом деле? — Все это нимало не интересовало Миртл, которая тем не менее сохраняла безупречную вежливость.

Мужчина внезапно шагнул вперед.

— Можно я попробую? — сказал он и, обогнув стол, очутился перед экраном, легонько потирая руки и, казалось, полностью погрузившись в созерцание компьютера. Его короткий нос дернулся, словно у кролика, перед которым положили целый кочан салата.

Миртл растерялась. Она чувствовала, что ситуация вышла из-под ее контроля, но не могла решить, стоит ли поднимать тревогу.

— Простите, но я не уверена...

— Сейчас мы его включим. — Коротышка улыбнулся, протягивая маленькую руку. Раздался тихий щелчок, и безжизненно-серая поверхность экрана вдруг сменилась пугающей бездонной чернотой. Пальцы коротышки коснулись клавиш, и по черному фону побежали зеленые буквы.

— Прошу вас! — воскликнула Миртл, простирая к нему руку. — Вы не должны...

Коротышка повернулся к девушке, радостно улыбаясь, и она увидела, какое у него доброе и вовсе не опасное, почти блаженное лицо.

— Все в порядке, уверяю вас, — сказал он. — Не нужно бояться компьютеров.

Возникшее было ощущение симпатии исчезло без следа.

— А я и не боюсь, — сказала Миртл, оскорбленная тем, что ее заподозрили в первобытном невежестве. Она не имела дела с компьютерами, но это еще на значит, что она их боится. Просто не было такой необходимости, и все тут.

Однако коротышка воспринимал происходящее по-своему. Покачав головой и печально улыбнувшись своим невероятно широким ртом, он заметил:

— Компьютер — прекрасный помощник, не более того. Он — такое же орудие, как, скажем, вот этот карандаш.

Миртл посмотрела на зажатый в ее пальцах карандаш, не усматривая ни малейшей связи между ним и машиной, к которой низенький посетитель, судя по всему, испытывал нежные чувства.

— Вам нельзя включать компьютер, — сказала она. — Только тем, у кого есть допуск... страховка... моя ответственность...

Коротышка продолжал улыбаться, явно пропустив ее слова мимо ушей.

— Давайте посмотрим, — предложил он, бросив на девушку пытливый взгляд, в котором, впрочем, не было ничего оскорбительного. — Компьютеры вас, похоже, не интересуют. Какой же вам открыть канал?

— Канал? — Это слово не говорило Миртл ровным счетом ничего.

— Около вашего дома растут замечательные цветы, — продолжал коротышка. Не успела Миртл отреагировать на его слова и спросить, откуда он знает о замечательных цветах, растущих возле ее дома, как коротышка добавил: — Давайте посмотрим, какими книгами по цветоводству располагают библиотеки штата.

— Но... — протянула Миртл, пытаясь уловить смысл его слов, — откуда вы знаете про мой дом?

— Глядите! — воскликнул он, указывая на экран жестом хлебосольного хозяина, приглашающего самого дорогого гостя принять участие в лучшей вечеринке года. — Готов поспорить, вы и понятия не имели о том, что здесь есть!

Миртл посмотрела на экран. Ей просто ничего другого не оставалось, хотя поначалу было нелегко разглядеть непривычно резкие контуры зеленых литер. Но вдруг все прояснилось, словно с ее глаз упала туманная пелена, и девушка замерла в изумлении. Садоводство, аранжировка цветов, фотоальбомы, история растений; названия сменяли друг друга, их было не меньше, чем травинок на весеннем лугу.

— Но... — запинаясь, пробормотала она, — ...у нас нет этих книг!

— Вы можете их получить! — ответил коротышка. — Видите? Вот этот символ показывает, в какой библиотеке системы находится та или иная книга, а вот этот код указывает, как послать запрос на компьютер в Олбани, чтобы одолжить книгу в той или иной библиотеке.

— Какая прелесть! — Миртл была потрясена этим волшебным ящиком, настоящим рогом изобилия. — Подождите! — спохватилась она. — Названия мелькают слишком быстро. Как я буду заказывать эти книги?

— Я научу вас. Это очень просто.

Последующие сорок минут утонули в океане сведений по технологии цветоводства. Под руководством маленького толстяка, который теперь представлялся ей эльфом из сказки, Миртл научилась управлять компьютером, задавать вопросы и отдавать команды — короче, пользоваться им, словно... словно карандашом! Какая изумительная вещь! Сколько труда она экономила! И как все это было неожиданно!

Сорок минут спустя коротышка спросил девушку, уверена ли она, что дальше справится сама, и в ответ услышал:

— Да, конечно! Как я вам благодарна! Я и понятия не имела об этих чудесах!

— Люди смотрят на компьютеры с опаской, — сказал коротышка. — И все потому, что всякий раз, когда человек хочет что-то сделать, ему говорят — сейчас нельзя, машина не работает. Но как только вы начинаете действовать сознательно, все становится очень просто. Карандаши ведь тоже порой ломаются, но это никого не пугает, и никто не относится к сломавшемуся карандашу с недоверием.

— Совершенно верно, — ответила Миртл, чувствуя расположение к своему новому знакомому и совсем не желая с ним спорить.

Внезапно коротышка оробел и, неуверенно улыбнувшись, отодвинулся от девушки.

— Мы с вами так долго беседуем, но до сих пор не представились друг другу. Меня зовут Уолли Нэрр.

Миртл так и не смогла объяснить то, что она сделала в следующую секунду. Может быть, причиной тому было имя, настойчиво звучавшее в ее сознании в последние дни. Может быть, она уже давно мечтала о том, чтобы в этом мире нашелся человек, который не думал бы о ней как о Миртл Стрит, проживающей на Миртл-стрит. Может быть, потому, что сейчас она знакомилась и называла свою фамилию в первый раз после того, как узнала настоящее имя своего отца. Какова бы ни была истинная причина, Миртл протянула руку и, пожав мягкую пухлую ладошку, сказала:

— Рада познакомиться. Миртл Джимсон.

Уолли расплылся в улыбке.

— Надеюсь, вы не откажетесь пообедать со мной, мисс Джимсон?

26

«Дочь главнокомандующего!»

НАЗНАЧЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ — БЫТЬ СПАСЕННОЙ

Уолли оттолкнулся от стола, и его кресло покатилось по исцарапанному полу. Прочтя ответ компьютера, Уолли почувствовал дрожь в руках. Отныне ему предстояло действовать в реальном измерении. В настоящей жизни.

Уолли глубоко вздохнул и изо всех сил сжал зубы. Итак, настоящая жизнь. Самая сложная игра.

27

В три часа утра на коротенькой Гэйнсвурт-стрит, что в самом центре мясных рядов Манхэттена, к югу от Четырнадцатой улицы на самом краю Уэст-Виллидж, работало лишь одно бистро «Флорент» — французский ресторанчик со старомодной, длиннющей, сверкающей сталью и хромом стойкой. Торец стойки обращен к улице, и вереница столиков уходит в глубь ресторана под ярко светящимися панелями, твердая поверхность которых отражает и разносит по помещению оживленные голоса посетителей. Расположенные вокруг бистро консервные заводики и оптовые базы закрыты, свет погашен, огромные грузовики-рефрижераторы стоят порожняком, металлические двери складов заперты, и только в ярком приветливом свете, струящемся из бистро, теснятся легковушки и лимузины, а сам ресторанчик забит веселыми смеющимися людьми, которым доставляет удовольствие бодрствовать именно сейчас. Непрерывно подъезжают и отъезжают такси, в одном из которых прибыли Келп и Дортмундер.

— Вам к ресторану? — спросил таксист, глядя на пассажиров в зеркальце, ибо куда еще ехать на Гэйнсвурт-стрит в три часа утра?

— Да, — ответил Дортмундер.

Стоянка напротив бистро была забита длинными лимузинами, в некоторых скучали шоферы, другие пустовали. Такси остановилось посреди вымощенной булыжником улицы, Дортмундер и Келп расплатились и направились к ресторану, лавируя между лимузинами. Но стоило такси скрыться за углом, они развернулись и пошли прочь от гостеприимно распахнутой двери, мимо пустых и темных мясных рядов.

— Который из них? — спросил Келп.

— Она лишь сказала, что в этом квартале, — ответил Дортмундер.

— О, я вижу, — сказал Келп, указывая вперед. — А ты?

— Нет, — ответил Дортмундер, вглядываясь в ночную темноту. — И что же ты видишь?

— Мне кажется, я вижу грузовик, стоящий впереди по ту сторону дороги. Вижу парня за рулем.

Дортмундер тоже увидел грузовик.

— Отлично, — сказал он.

Они ступили на мостовую, чтобы перейти дорогу, и Келп предложил:

— После разговора с Тайни можно было бы вернуться в ресторан и что-нибудь перехватить. Мне там понравилось.

— Перехватить? И чего бы ты хотел съесть в такое время суток?

— Спроси людей, что сидят в бистро, — сказал Келп. — Они что-то едят.

— Может быть, их биологические часы настроены по-другому.

— А может быть, и мои тоже? Не знаешь — так молчи.

Дортмундер покачал головой, но спорить не стал, так как они подошли к грузовику — огромному алюминиевому коробу с помятой кабиной, на дверце которой виднелось название предыдущей фирмы-владельца, небрежно залитое черной краской из пульверизатора. За рулем сидел похожий на костлявого филина водитель с трехдневной щетиной на щеках, что, судя по всему, не было для него рекордом. Водитель беспокойно ерзал, навалившись на руль. Мотор тихонько урчал, словно зверь, заснувший в глубокой пещере. Водитель смотрел прямо вперед, словно законы штата запрещали отрывать взгляд от дороги, даже когда автомобиль стоял на месте.

Подойдя к открытому окошку кабины, Дортмундер спросил:

— Ну, что скажешь?

Ответа не последовало. Никакой реакции. Водитель продолжал рассматривать неподвижную дорогу, расстилавшуюся перед его неподвижным грузовиком.

Дортмундер решил перейти прямо к сути дела.

— Мы хотим поговорить с Тайни, — сказал он.

Водитель медленно моргнул. Его левая рука дрогнула, но не отпустила руль. Правая же метнулась в сторону и исчезла из виду.

— Эй, секундочку! — сказал Дортмундер. — Мы свои.

Грузовик прыгнул вперед. Дортмундер инстинктивно отклонился, и замызганный алюминиевый борт грузовика промчался мимо в какой-нибудь четверти дюйма от его носа.

Келп, стоявший на шаг позади Дортмундера, воскликнул:

— Эй, ты, придурок! Чего это...

Но грузовик уже помчался по Гэйнсвурт-стрит, миновал «Флорент» и, свернув направо, скрылся за углом.

— Какого черта? — недоумевающе произнес Келп.

— Псих какой-то, — отозвался Дортмундер, и в этот миг из-за его спины послышался ворчливый голос:

— Где мой грузовик?

Обернувшись, Дортмундер и Келп увидели перед собой нечто вроде баллистической ракеты с шарообразной головной частью, облаченной в плохо сидящие черную рубашку и коричневый костюм. Создавалось впечатление, что это Кинг-Конг решил пробраться на свой остров, замаскировавшись под человека. Это впечатление дополняла половина коровьей туши, лежавшая на плече гиганта, — полуразделанная туша без шкуры и головы.

— Тайни! — неосторожно воскликнул Дортмундер. — А мы тебя ищем!

— А я ищу свой грузовик, — ответил Тайни, ибо эту доменную печь на человеческих ногах действительно звали именно так — Тайни Балчер.

Несколько смутившись, Дортмундер сказал:

— Твой водитель, Тайни... он какой-то нервный.

Тайни нахмурился, отчего его лоб стал похож на детскую книжку, тонущую в океане.

— Вы его спугнули?

— Тайни, он был напуган задолго до того, как мы здесь появились. Он, видать, уже который год ходит напуганный. Он и слова нам не сказал.

— Да, так и было, — подтвердил Дортмундер.

— Мы лишь сказали ему, что мы — твои друзья и ищем тебя, и тут — вжик! Он взял и уехал, — продолжал Келп.

— Извини нас, если мы сделали что-то не так, — добавил Дортмундер.

— Это уж точно, — сказал Тайни. — Ты что — звонил мне домой? Говорил с Джози?

— Да.

— И она так прямо взяла и сказала, где я нахожусь?

— Ну да.

В голосе Тайни зазвучали недовольные нотки:

— Кто-то звонит девчонке по телефону и спрашивает, где Тайни. Вы знаете, Тайни сейчас промышляет в городе, там-то и там-то, отвечает она.

— Мы с ней знакомы, Тайни, — напомнил Дортмундер. — Ведь это я был с тобой, когда ты с ней познакомился.

— Мы с мисс Тейлор вместе прошли огонь, воду и медные трубы, — вставил Келп. — Вместе спасали монахиню, и все такое прочее...

Не обратив на его слова ни малейшего внимания, Тайни сказал Дортмундеру:

— Так ты говоришь, Джози тебя знает. — Тайни был единственным существом во Вселенной, называвшим мисс Тейлор «Джози». — Представим себе, что Джози звонит легавый и спрашивает: «Алло, мисс Тейлор, это говорит Джон Дортмундер. Вы не подскажете, не совершает ли ваш приятель Тайни в данный момент какого-нибудь преступления?» «Да, разумеется», — отвечает Джози.

— Перестань, Тайни, — попросил его Дортмундер. — Мисс Тейлор узнала меня по голосу. Я даже имени своего не называл и лишь сказал, что хотел бы связаться с тобой, и она объяснила, где тебя найти. Так что ее не в чем упрекнуть.

Тайни задумался, перекладывая тушу с правого плеча на левое.

— Ладно, — решил он. — Я доверяю мнению Джози. Ну, а как насчет грузовика?

— Этот парень уехал, — объяснил Келп. — Что же нам, по-твоему, ходить с баллончиком усыпляющего газа? Парень явно перетрусил, и все тут. Стоило нам объявиться, и он тут же смылся.

— А я договорился с одним человеком, что приеду сюда с его водителем и на его грузовике, чтобы прихватить шесть коровьих туш в расчете на то, что мне удастся это сделать в самый короткий срок, — сказал Тайни.

— Для тебя это — пара пустяков, — льстиво заметил Келп.

— Задумка состояла в том, — продолжал Тайни, раздраженный тем, что его прервали, — в том, что я прихватываю еще одну, седьмую тушу, и она отправляется прямиком ко мне домой. Таким образом, я получаю полкоровы за полчаса работы.

— Неплохо, — согласился Дортмундер.

— А водитель смылся, — сказал Тайни, — и вместе с ним уехали шесть туш. И вот моя, седьмая. — Тайни шлепнул пятерней по коровьему боку.

— Ну и отлично. Ты свое получил, — отозвался Дортмундер.

— Я всегда получаю свое, — сказал ему Тайни. — Иначе не бывает. Но как мне доставить мясо домой? Рано или поздно я буду вынужден пройти по более или менее людным улицам, и на меня обратят внимание.

— Да уж, Тайни, — заметил Келп. — Я очень хорошо тебя понимаю. У тебя возникло серьезное затруднение.

— Сдается мне, теперь это — ваше затруднение, — ответил Тайни.

Дортмундер и Келп переглянулись. Келп пожал плечами, развел руками и обернулся к Тайни.

— Я мог бы с тобой поспорить, но лучше скажу, что рад тебе помочь. Оставайтесь здесь.

Он двинулся было прочь, но голос Тайни остановил его.

— Энди...

Келп настороженно обернулся.

— Только никаких докторских машин, Энди, — сказал Тайни.

— Но ведь у врачей самые лучшие машины, — возразил Келп. — Врачи лучше всех понимают, что жизнь преходяща, а зарабатывают столько, что могут позволить себе все самое качественное. Я всегда доверял и доверяю врачам.

— Но только не сейчас. — Тайни вновь шлепнул ладонью по коровьему боку. — Мы с моей Эльзой не желаем ехать в тесном «порше» или «ягуаре». Нам не по нраву ощущение скученности.

Келп вздохнул, признавая поражение. Он посмотрел направо, налево и задумался, устремив взгляд в сторону ярко освещенного «Флорента». Внезапно глаза Келпа загорелись, и он улыбнулся Тайни.

— Отлично, Тайни, — воскликнул он. — Надеюсь, вы с Эльзой не станете возражать против длинного лимузина?

28

Серебристый «кадиллак», на нью-джерсийских номерах которого красовалась пижонская табличка «КОКАИН», мчался на север. Келп сидел за рулем, Дортмундер и Тайни утопали в мягких подушках задних сидений, а коровья туша разлеглась напротив, на крышке бара-телевизора и плюшевом кресле, обращенном спинкой к водителю.

Дортмундер принялся объяснять Тайни, что от него требуется.

— Ты помнишь Тома Джимсона?

Тайни задумался.

— Это который в тюрьме? — спросил он.

— Тот самый, — ответил Дортмундер. — Я некоторое время сидел с ним в одной камере.

— Старый мерзкий сукин сын, — сказал Тайни.

— Да-да, тот самый, — повторил Дортмундер.

— Змей с ногами.

— Точно.

— Пронырливый, как ласка, и добродушный, как хорек.

— Да. Он такой, Том.

— Готов съесть собственного ребенка, даже если не голоден.

— Он всегда голоден, — заметил Дортмундер.

— Это точно. — Тайни покачал головой. — Том Джимсон. Самое ужасное воспоминание о тюряге.

Келп посмотрел в зеркальце и сказал:

— Тайни, я впервые слышу от тебя такие слова. Возникает ощущение, будто на свете существует человек, которого ты опасаешься.

— Вот как? — Тайни явно не понравилось замечание о том, что на свете есть кто-то, способный его напугать. — Тебе повезло, что ты с ним незнаком.

— Теперь знаком, — поправил его Келп. — Джон представил нас друг другу. И я согласен с тобой на все сто процентов.

— Представил? — озадаченно переспросил Тайни. — Как это ему удалось?

— Его отпустили, — негромко проговорил Дортмундер.

Тайни перевел на него нахмуренный взгляд.

— Куда отпустили?

— На свободу.

— Не может быть. Даже закон не способен на такую глупость.

— И тем не менее его отпустили, — продолжал Дортмундер. — По причине перегруженности тюрем и в связи с семидесятилетним юбилеем.

Тайни уставился на коровью тушу, словно желая спросить: «Ты слышала, что он говорит?»

— Отпустили Тома Джимсона? Так, значит, он теперь где-то рядом, бродит по этим самым улицам?

— Вполне вероятно, — ответил Дортмундер. — Во всяком случае, домой он возвращается очень поздно.

— Домой? И где же он поселился?

— Сейчас он живет у меня, — неохотно сообщил Дортмундер.

Тайни был поражен:

— Вот как? А что на это сказала Мэй?

— Ничего хорошего.

— Видишь ли, Тайни, — добавил Келп с переднего сиденья, — Джон согласился приютить Тома до тех пор, пока мы не закончим.

Тайни медленно покачал тяжелой головой.

— Значит, речь идет об операции Тома Джимсона? Тогда я — пас. Останови машину, Энди, мы с Эльзой прогуляемся пешком.

— Здесь совершенно другое дело, — сказал Дортмундер.

Однако Тайни уже принял решение.

— Там, где ступает нога Тома Джимсона, остается лишь выжженная пустыня, — заявил он.

— Тайни, ты только выслушай Джона, ладно? Все совсем не так, как ты считаешь. Никто из нас даже не подумал бы участвовать в деле с Томом Джимсоном.

Тайни обмозговал услышанное.

— Так вот, — произнес он, — я сразу скажу, что собираюсь сделать. Я намерен отказаться.

— Спасибо, Тайни, — отозвался Дортмундер.

— Я выслушаю тебя, — сказал Тайни. — Но, как только ты закончишь свой рассказ, я немедленно отвечу «нет».

Дортмундер и Келп переглянулись посредством зеркальца заднего обзора. Делать было нечего, и Дортмундер начал рассказывать.

— Речь идет о зарытом тайнике... — Он принялся объяснять создавшееся положение: о водохранилище, условиях работы и дележе, в результате которого каждый из троих сидевших сейчас в салоне «кадиллака» получал около ста двадцати тысяч.

В этом месте Тайни перебил его, заметив:

— У Тома Джимсона никогда не остается партнеров, с которыми приходится делиться.

— Мы знаем об этом, — сказал Дортмундер. — И намерены за ним приглядывать.

— Птички присматривали за коброй... — Тайни усмехнулся. — Ну что ж, продолжай, выложи мне все до конца.

Дортмундер пустился в дальнейшие объяснения. Тайни не прерывал его до тех пор, пока речь не зашла о подводном путешествии. Услышав это, Тайни изумленно покрутил головой и спросил:

— Дортмундер, ты что, решил заняться подводным плаванием?

— Не плаванием, — ответил Келп. — Мы не собираемся плавать под водой. Мы намерены прогуляться по дну пешком.

— По дну водохранилища?

Келп тряхнул головой, отметая возражения.

— Мы берем уроки у одного весьма знающего специалиста, — сказал он.

— Тайни, — вмешался Дортмундер, — наш замысел состоит в том, чтобы войти в воду с берега, таща за собой веревку, другой конец которой зажат в установленной на берегу лебедке.

— Рычаг которой находится у тебя в руках, — объяснил Келп.

Тайни хмыкнул. Дортмундер сказал:

— Добравшись до места, мы выкапываем гроб, привязываем к его ручке веревку и дергаем, чтобы ты понял, что все готово. Затем ты вытягиваешь гроб на берег, а мы идем рядом и следим, чтобы он ни за что не зацепился.

Тайни покачал головой:

— Я усматриваю в вашем замысле массу недостатков, но упомяну лишь о главном: сам Том Джимсон.

— Джимсону стукнуло семьдесят лет, — напомнил Дортмундер.

— Будь ему хоть семьсот, — отозвался Тайни, — все равно он останется самой страшной ошибкой природы. Том Джимсон украдет твои зубы, чтобы тебя же ими укусить.

— Я вижу, ты очень хорошо знаешь Тома Джимсона, — заявил Келп.

— Тайни, — сказал Дортмундер. — Я буду с тобой откровенен.

— Не стоит напрягаться, Джон, — ответил тот.

— Когда мы с Энди опустимся на дно, — продолжал Дортмундер, — а Том Джимсон останется на берегу с веревкой и лебедкой, я буду чувствовать себя куда спокойнее, если рядом с ним окажешься ты. Вот для чего ты мне нужен, а не только для того, чтобы крутить ручку лебедки.

— Чтобы чувствовать себя спокойно, тебе бы следовало вызвать национальную гвардию, — сказал Тайни. — Но я с тобой согласен: вам нельзя спускаться под воду, не прикрыв тылы.

— Именно об этом я и говорю, — ответил Дортмундер. — Так ты поможешь нам, Тайни?

— Ты только представь, сколько говядины можно накупить на сто двадцать тысяч, — вмешался в разговор Келп.

Тайни задумался, посматривая на коровью тушу. Несчастное животное выглядело еще более мертвым и оголенным, чем прежде.

— Всякий раз, когда я с тобой связываюсь, Дортмундер, — сказал он, — происходят странные вещи. Например, в последний раз мне пришлось вырядиться монахиней.

— Нам нужно было прорваться сквозь полицейский кордон. И моя идея сработала, не так ли? Мы сумели вынести почти всю добычу. А ты вдобавок заполучил мисс Тейлор.

— И, кстати, учти, — добавил Келп жизнерадостным тоном, словно школьный тренер по баскетболу. — Это будет увлекательное приключение, да еще на свежем воздухе, за городом, в сельской местности...

— Свежий воздух, — отозвался Тайни.

— ...настоящее приключение: человек наедине со стихией.

— С какой еще стихией? С Томом Джимсоном, что ли? — нахмурился Тайни, глядя в затылок Келпу.

— Я имел в виду воду, — пояснил тот.

— Тайни, я очень рассчитываю на твою помощь, — добавил Дортмундер.

Тайни покачал головой.

— Что-то говорит мне, — признался он, — что если я соглашусь участвовать в этом безумном предприятии, то в конце концов я буду выглядеть точь-в-точь как моя Эльза.

Дортмундер безмолвно ждал. Тайни должен решить сам, его нельзя подталкивать. Даже Келп умолк, хотя и поглядывал в зеркальце чаще, чем на дорогу.

Наконец Тайни вздохнул.

— Какого черта, — заявил он. — Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы вообще держался от вас подальше.

29

Наступила полночь. Жилой фургон «додж» с табличкой «Врач» съехал с шоссе на обочину и погасил фары. Только что взошла луна, и ее призрачный желтоватый свет окрасил медью металлический шлагбаум, который перегораживал отходящую от шоссе проселочную дорогу. Над проселком поблескивал транспарант «ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН: ТЕРРИТОРИЯ ВОДОХРАНИЛИЩА ВИЛБУРГТАУН».

Дверца фургона распахнулась, и на дорогу выскочил Тайни с огромными ножницами для резки металла в руках. Подойдя к шлагбауму, он перерезал цепь, на которой висел замок, приподнял трубу и, вынув ее конец из паза, оттолкнул шлагбаум в сторону. Затем он махнул ножницами в сторону фургона, и тот медленно свернул на проселок, опасно кренясь. Проехав шлагбаум, фургон остановился — при этом на секунду вспыхнули красные стоп-сигналы, придавая происходящему некий налет театральности. Тайни вновь перекрыл дорогу и влез обратно в фургон.

С огромным рулем, напоминающим автобусный, управлялся Келп. Дортмундер и Том Джимсон молча сидели друг против друга в темном салоне. Тайни с металлическим лязгом бросил ножницы в ящик с инструментом, уселся во вращающееся кресло рядом с Келпом, вгляделся в лобовое стекло и спросил:

— Ты хоть что-нибудь видишь?

— Время от времени, — ответил тот. — Когда луна проглядывает.

Услышав разговор, Дортмундер поднялся со складного диванчика и начал пробираться вперед. На ухабах грунтовой дороги фургон бросало из стороны в сторону, словно лодку, застигнутую бурей в открытом море. Всматриваясь из-за плеча Тайни во тьму, Дортмундер сказал:

— Энди, но ведь ни черта не видно.

— Ничего страшного, — заверил его Келп. — Я справлюсь, если кое-кто перестанет сбивать меня с толку. Вы же сами запретили включать фары.

— Я не имею ничего против Энди лично, — сказал Тайни, — но почему мы не взяли настоящего водителя? Где наш старый приятель Стэн Мэрч?

— Нам не нужен водитель, — объяснил ему Дортмундер, — потому что мы не собираемся устраивать гонки. А чем больше людей, тем меньше доля каждой из нас.

Сзади послышалось хихиканье. Тайни и Дортмундер переглянулись.

Келп опустил боковое стекло, и в кабину ворвался прохладный и влажный весенний воздух.

— Вот так-то лучше, — сказал он.

Тайни бросил на него хмурый взгляд:

— Чем же это лучше?

— Теперь я слышу шорох, когда мы задеваем кусты, — объяснил Келп. — Это помогает мне держаться дороги.

Тайни медленно повернулся к Дортмундеру.

— Участие Стэна обошлось бы мне в тридцать тысяч, так? — спросил он.

— Что-то вроде того, — согласился Дортмундер.

— Я буду иметь это в виду, — заявил Тайни и вновь уставился в лобовое стекло.

Покачиваясь, фургон продирался сквозь молодую поросль. Келп прислушивался к шороху кустов, Тайни и Дортмундер старательно щурились, вглядываясь в темноту. Том сидел в одиночестве и думал свою думу.

— Что это? — спросил Дортмундер.

— О чем ты? — спросил Келп.

— Остановись-ка, — велел Тайни.

— Как скажешь, — беззаботно отозвался Келп и остановил фургон в полудюйме от следующего металлического шлагбаума.

— Теперь видишь? — спросил Тайни.

Келп уставился в окно, глядя слишком высоко и далеко.

— Что я вижу?

— У него только уши работают, — заметил Дортмундер.

Тайни недовольно покачал головой и, выбравшись из кресла, отправился на поиски ножниц. Келп высунул голову в окошко, огляделся и лишь теперь заметил сетчатую ограду с рядами колючей проволоки наверху, поблескивающую в неярком свете луны на фоне леса и исчезающую в простирающейся влево и вправо беспросветной тьме.

— Вы только посмотрите! — воскликнул он.

— Уже посмотрели, — отозвался Дортмундер.

Тайни подошел к шлагбауму и расправился с ним так же, как с предыдущим. Фургон медленно и величаво, словно огромный океанский лайнер, вплыл по освобожденной дороге на территорию водохранилища. Затем он притормозил, и Тайни залез в кабину со словами:

— Я видел краешек. Прямо по курсу.

— Краешек чего? — осведомился Келп.

— Водохранилища.

— Смотри не въедь в него, — предупредил Дортмундер.

— Не въедет, — сказал Тайни. — Он услышит плеск воды.

Келп медленно повел фургон вперед, и наконец за деревьями показались золотисто-шафранные блики лунного света на неровной поверхности воды. Футах в пятнадцати от уреза воды фургон выехал на грунтовую площадку, и Келп нажал на тормоза.

— Вот мы и приехали, — сообщил он. — «Сквозь сомнения и тернии я прокладываю путь».

— Кабы не кусты, ничего бы у тебя не вышло, — заметил Тайни.

Все четверо вышли из фургона и спустились к воде, чтобы бросить взгляд на мерно колышущуюся поверхность. Озеро казалось очень глубоким и вовсе не было похоже на творение человеческих рук. В оранжевом свете полной луны, стоявшей над самыми вершинами холмов, водохранилище Вилбургтаун казалось древним, бездонным, пугающе-черным. Должно быть, в нем обитают чудовища с огромными глазами, острыми зубами и длинными белыми костлявыми конечностями.

— М-да, — проговорил Дортмундер.

— Ну что ж, — отозвался Келп. — Вот мы и приехали. Полагаю, стоит поторопиться.

— Не будем терять времени, — сказал Том.

— Не будем, — согласился Дортмундер.

Подволакивая затекшие ноги, Келп и Дортмундер вернулись к фургону и выгрузили снаряжение — гидрокостюмы, баллоны, подводные фонари и все прочее. Затем они принялись стаскивать одежду в прохладном ночном воздухе, а Тайни хмуро посмотрел налево и пробурчал:

— Плотина где-то рядом, так?

— Ты можешь увидеть отсюда ее изгиб, — ответил Том, тыча пальцем.

— А может быть, там внутри кто-то сидит и смотрит в нашу сторону, — сказал Тайни.

— Нет. — Том замахал обеими руками, отметая это предположение. — Все окна обращены к долине. Тебе не о чем беспокоиться, Тайни. Мы здесь одни.

Неподалеку от них Дортмундер и Келп облачались в гидрокостюмы. Услышав последнее замечание Тома, они переглянулись. Но не сказали ни слова.

— Эге! А вот и муженек явился!

— Привет, гуляка! Ого, да у тебя такие мешки под глазами!

— Не взять ли тебе отпуск, чтобы отоспаться? Не стесняйся, работа никуда не убежит. А как твое орудие? Похудело малость?

— С чего бы ему худеть? Похоже, парень так им и не воспользовался. Забыл дома снаряды!

— Сточилось до основания!

— Присаживайся, Бобби, тебе нужно возместить потерю сил!

— Ага, — отозвался Боб, кивая насмешникам, дабы не выдать горьких дум. Он заранее знал, что по возвращении к рабочему месту на плотине ему придется вытерпеть немало насмешек, и оставалось лишь подыгрывать шутникам и ждать, пока им самим не наскучит эта игра.

Впрочем, держать рот на замке оказалось не так-то просто. Ведь он лишил Тйффани невинности задолго до свадьбы, но уж никак не во время медового месяца. Первые двое суток супружеской жизни Тиффани пребывала в самом дурном расположении духа, психовала по каждому поводу. Ей не понравился перелет, не понравился отель и вообще весь остров Аруба целиком. Боб держался спокойно, был внимателен к супруге, и в конце концов на третий день Тиффани малость успокоилась, и ее настроение улучшилось. Поэтому им удавалось провести немало приятных часов, пока не начиналось утреннее недомогание, которому Тиффани была подвержена все последние пять месяцев. Особенно ужасным в этом смысле — для всех, кого это касалось, и в особенности для тех, кто сидел рядом, — оказался обратный авиаперелет.

Короче говоря, все эти шуточки и подначки были не по адресу. Однако Боб не имел ни малейшего желания объяснять подробности этим шутам. Трое его товарищей по ночной смене на вилбургтаунской дамбе (как, впрочем, и сам Боб) не отличались способностью к сочувствию и сопереживанию. Шутки становились все злее, а в их фальшиво-дружелюбном тоне явственно сквозило желание вывести Боба из себя. Боб уныло поплелся к своему пульту и принялся вникать в дела. За время его отсутствия их накопилось немало. Заполнить бланки, ввести в компьютер данные, разобраться с контролем безопасности и обслуживанием, отослать отчеты в управление водопроводов Нью-Йорка; пенсии, страховки, сверхурочные, профвзносы, налоговая документация, четыре человека из городской полиции, прикомандированные к плотине, счета за электричество и телефон...

А дружки и не думали браться за работу. Они продолжали отпускать остроты, невзирая на то, что Боб уже трудился. Эти трое, такие же ничтожные писари, как и он сам, рабы плотины, считали работу скучным и утомительным делом, рассматривая свое нынешнее положение лишь как трамплин для выхода в сферы, достойные взрослого мужчины. Впрочем, им было суждено провести здесь долгие годы, пока город не наймет еще более зеленых юнцов и не сунет их в плотину, словно червей в гидропонную грядку, чтобы Боб и его коллеги смогли наконец перейти на дневной режим и переключиться на наблюдение за образованием облаков и защиту водохранилища от рыболовов, любителей кататься на лодках, ныряльщиков, аварий и всяких психов, располагающих достаточным количеством ЛСД, чтобы свести с ума все юго-восточное побережье.

Что такое дневная смена? Это когда хотя бы изредка звонит телефон, когда можно перекинуться словечком с проходящим мимо механиком, когда хоть что-нибудь да происходит. А до тех пор, пока не наступит это блаженное время, им четверым остается лишь неизбывная скука, в таких условиях любое событие — например (а точнее говоря — в особенности), когда сотрудник возвращается из свадебного путешествия, — становится чем-то достойным смакования, обсасывания, обмусоливания, старательного пережевывания, разборки по косточкам и раскладывания по полочкам.

— Сейчас вернусь, — сказал в конце концов Боб, ощущая острое желание хотя бы ненадолго избавиться от этой белиберды. Он поднялся и, отвернувшись от бумаг, компьютерного экрана и лиц своих лучших друзей, добавил: — Мне надо подышать свежим воздухом.

— Дюжину устриц — вот чего тебе нужно!

— Ему нужно шину на его штуку! А, Бобби? Гипс длиной дюйма эдак в четыре!

— Коли так, Тиффани можно только позавидовать. С таким пистолетом он вряд ли смог бы сделать свое грязное дельце, так что девушка, видать, вовсе ничего не почувствовала и продолжала спокойно спать!

Господи Боже мой! Боб вышел за дверь и по бетонным ступеням спустился на узкий мостик, проходивший вдоль тела дамбы со стороны озера чуть ниже дорожного полотна. Как здесь было красиво! Еще на Арубе Боб впервые ощутил тягу к прекрасному и теперь отчетливо сознавал, какое это чудо — северный весенний пейзаж, едва заметные очертания сосен, огромная оранжевая луна, зубчатые вершины гор, тихая вода.

И вот он наедине с этой красотой. Отсюда было видно лишь одно здание; слева, там, где проходящая по верху плотины дорога смыкалась с дальним краем ущелья, стоял квадратный одноэтажный домик, в котором размещался полицейский участок. Сейчас домик пустовал, поскольку на ночь полицейские разъезжались по домам, готовые примчаться по телефонному вызову. В случае серьезных происшествий можно было обращаться также и к местным органам правопорядка.

Если же не обращать внимания на маленький домик и, повернувшись к дамбе спиной, посмотреть в сторону озера, все выглядело точно так, как в эпоху индейцев, задолго до появления первых выходцев из Европы, которые поднялись по Гудзону и основали свои поселения. Чуть прикрыв глаза, можно было воочию представить себе молчаливых индейцев в каноэ, скользящих по поверхности озера. Разумеется, этого озера тогда не существовало, и воображаемым лодкам пришлось бы плыть среди верхушек деревьев на высоте пятидесяти — шестидесяти футов, однако само видение было на редкость впечатляющим.

Итак, он здесь один. И никому более не суждено услышать вот этот легкий всплеск, что раздался где-то далеко справа. И кто мог помешать ему вообразить, что это был всплеск индейского весла? Впрочем, Боб прекрасно понимал, что это рыба шлепнула хвостом.

Пока Келп, морщась от холода, трогал пальцами ног воду, дабы определить ее температуру, Дортмундер приладил маску и, следуя наставлениям Дага Берри, вдохнул через нос, чтобы создать разрежение, обеспечивающее водонепроницаемость. Затем он сунул в рот мундштук, вдохнул воздух из баллона и в который уже раз ощутил приступ клаустрофобии. Как только маска и дыхательный прибор изолировали его лицо от внешнего мира, Дортмундер почему-то сразу же начинал вспоминать тюрьму.

— Ты готов? — спросил Келп, слова которого, разумеется, означали, что сам он еще не готов, поскольку никак не мог бы разговаривать с мундштуком в зубах.

Вместо ответа Дортмундер побрел к воде, с трудом переставляя ноги.

Поскольку они намеревались не нырнуть, а войти в озеро, поскольку они собирались не плавать под водой, а ходить по дну пешком, на их ногах вместо обычных ласт красовались короткие сапоги на «молнии». От этого их погружение выглядело менее неуклюжим, чем у хлюпающих ластами ныряльщиков. Менее неуклюжим — но лишь совсем чуть-чуть.

Разумеется, они могли войти в озеро куда более изящно, не окажись оно таким ужасающе холодным, отчего Дортмундер и Келп отпрянули назад, едва коснувшись воды. Они переглянулись — две фигуры в масках, с фонариками в руках и висящими на поясе маленькими лопатками (вокруг талии Дортмундера был обвязан конец длинной белой веревки) — и сделали вторую попытку.

Ледяной холод. Самый страшный способ спускаться под воду — это входить в нее постепенно, когда каждый кусочек тела замерзает по отдельности, дюйм за дюймом. Как только вода достигла уровня бедер, Дортмундер почувствовал, что больше не в силах терпеть эту затяжную пытку и попросту уселся в воду, которая тут же затопила гидрокостюм до самого горла. В первый момент он подумал, что у него сейчас остановится сердце, но затем костюм начал делать свое дело, и прилегающие к коже слои воды разогрелись, как это бывало на тренировках в бассейне на Лонг-Айленде. Дрожь ослабла, перестали ныть зубы, а волосы вновь заняли свое место на коже черепа.

Стоявший рядом Келп, посмотрев на Дортмундера, последовал его примеру и, судя по всему, прошел сквозь те же круги ада. «Мне очень плохо, но я буду жить», — подумал Дортмундер. Эта мысль принесла ему нечто вроде мрачного удовлетворения.

Настало время действовать. Дортмундер еще раз с некоторым напряжением согнул ноги в коленях, но подниматься на сей раз не стал и, по-прежнему сидя, чтобы не высовываться из воды, оглянулся на берег, где на светлом фоне фургона виднелись фигуры Тома и Тайни. Тайни опирался на треножник лебедки, Том стоял сбоку — ни дать ни взять злой дух озера.

Тайни справится с ним, подумал Дортмундер. Тайни сумеет за себя постоять. Это уж точно. Тайни — сильный, осторожный парень, он останется хозяином положения. Успокоив себя этой мыслью, Дортмундер развернулся и начал погружение, двигаясь гусиным шагом.

Грунт под его ногами был топкий и скользкий. По мере того как Дортмундер опускался все глубже, ил начинал засасывать сапоги, норовя сорвать их с ног, так что приходилось двигаться все осторожнее, на каждом шагу вытягивая ноги из липкой грязи, которая цеплялась за обувь своими невидимыми пальцами.

Холодная вода коснулась голого подбородка под загубником. Настало время погружаться с головой. Дортмундер бросил в сторону берега затравленный взгляд, но он уже слишком далеко зашел в озеро и толком ничего не рассмотрел. Тайни, Том и фургон скрылись в темноте где-то под кронами деревьев.

Все в порядке. Пора идти под воду. И Дортмундер пошел.

Фонарь. Как его включают? Где-то здесь должна быть кнопка...

Справа показался еле заметный огонек — видимо, Келпу удалось зажечь свой фонарь. Значит, это вполне возможно, и нечего паниковать. Нужно лишь вглядеться во тьму и отыскать выключатель. Сосредоточившись на этой насущной задаче, Дортмундер забыл о мундштуке и вдохнул через нос. Его ноздри тут же заткнула резина маски, впившейся краями в кожу щек и лба.

Какое ужасное ощущение! Перепуганный Дортмундер глотнул воздуха из трубки и обнаружил, что дышит. Затем он нащупал выключатель фонарика и щелкнул кнопкой. Если видимость от этого и улучшилась, то очень незначительно.

Вода оказалась чрезвычайно мутной. Намного мутнее той, что течет из кранов в городских домах. Эта вода была бурого цвета. В ней кишели миллионы крохотных волосатых молекул грязи, отражавших свет в виде призрачного коричневого ореола.

Даже дна не было видно. Дортмундер направил фонарик отвесно вниз, но смог разглядеть лишь собственные колени. Глубже свет не проникал. Обутые в сапоги ступни терялись где-то в бурой жиже. Из-за спины Дортмундера вверх под углом уходила толстая белая веревка, плавучести которой хватало лишь на то, чтобы зависнуть в нескольких дюймах от поверхности воды. Плетеная белая линия веревки исчезала во тьме не более чем в двух футах от Дортмундера.

Первоначальный замысел состоял в том, что, если Дортмундер и Келп пойдут по прямой, то в конце концов наткнутся на старую дорогу, которая раньше вела из Дадсон-Парк в Паткинс-Корнерз. Для этого нужно было спуститься вниз и свернуть направо. По данным компьютера Уолли, асфальт дороги сохранился, хотя его мог частично покрыть подвижный ил. Если Дортмундер и Келп не смогут рассмотреть дно, это усложнит поиски дороги. Однако, даже занесенная илом, твердая поверхность асфальта не станет пытаться стаскивать с ног сапоги, и это может дать ключ к решению задачи.

Короче, им следовало держаться вместе и продвигаться вперед. Держаться вместе. Дортмундер огляделся, но не увидел света фонаря Келпа. Может быть, потому, что он зажег свой фонарь? Отыскав включатель — ну зачем эти кнопки делают так, что их невозможно найти! — Дортмундер погасил свой огонек и медленно повернулся вокруг собственной оси, всматриваясь сквозь стекло маски в непроглядную тьму. Хоть глаз выколи. Ни капли света, один лишь мрак. Ледяная, мокрая тьма, давящая сверху, стесняющая грудь и лоб, жмущая на хрупкое стекло маски и...

Кнопка!

Снова вспыхнул тусклый бурый огонек, вырвав из черноты узкий туннель света, в котором стоял Дортмундер.

Где же Келп? Черт побери, а ведь он мог и заблудиться. Будем надеяться, что он не запаникует, сказал себе Дортмундер, испугавшись, что Келп может не совладать со своими нервами, и понимая, что у того нет толстой белой веревки, которая, что бы ни случилось, по-прежнему соединяла Дортмундера с лебедкой, с Тайни, с берегом, с миром, полным воздуха и света.

Нужно было идти вперед. Идти вперед. Включить фонарик, чтобы сориентировать Келпа, покрепче ухватиться за веревку — единственную нить, на которой держалась его жизнь, и идти вперед, ощупывая дно под ногами и надеясь, что проклятая дорога в конце концов отыщется.

На кой черт я это делаю?

Ботинок Дортмундера уткнулся в что-то твердое. Это «что-то» оказалось столь же крепким, как и пришедшийся по ноге удар. Ну и дела! Что же дальше?

Дортмундер низко наклонился, ткнул фонариком в грязь и увидел прямо перед собой пень, оставшийся от срубленного дерева. Большая часть коры сгнила и облетела, обнажившаяся древесина порыжела и раскрошилась, а под слоем колышущейся грязи скрывались корни. Корни — черные и кривые, словно пальцы колдуньи — со всех сторон цеплялись за ноги Дортмундера.

Дортмундер шагнул вправо и налетел на что-то еще. Это был другой пень, около фута в высоту, чуть потолще первого. Склонившись над ним, Дортмундер повел фонариком по дуге; его свет вырывал из тьмы все новые и новые пни — коренастую армию пней, толстых и тонких, сгнивших и рассыпавшихся. Они стояли неровными шеренгами — приземистые, не выше фута. Дортмундер описал фонариком более широкую дугу и, развернувшись, обнаружил, что они уже за его спиной — тысячи пней, осаждавших его сплоченными рядами. Их корни переплетались, словно пни дремали здесь все эти годы, подстерегая гостей, неторопливо дожидаясь благоприятного момента и зная при этом, что однажды темной ночью Дортмундер спустится сюда, и уж тогда...

Ну все, хватит! Они ведь неживые, верно? Обыкновенные пни, и ничего более. Нужно взять себя в руки.

Дортмундеру вспомнилась одна деталь, заложенная Уолли в компьютерную модель долины. Прежде чем пустить туда воду, большую часть деревьев спилили, а большинство домов разобрали. Исключение составили лишь совершенно бесполезные постройки и большие кирпичные здания — например, две церкви, пожарная каланча и та самая библиотека, за которой Том Джимсон закопал свой клад. Впрочем, с этих зданий сняли деревянные двери, лестницы, полы и все прочее, что еще могло пойти в дело.

До сих пор Дортмундер серьезно не задумывался, к чему все это может привести. Он не подумал даже о том, как трудно будет спускаться сквозь частокол спиленных деревьев. Но даже если бы Дортмундер и вспомнил о пнях, он все равно понятия не имел о царившей в воде непроглядной тьме и полной невозможности рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии, превышающем несколько футов от горящего фонаря. Он понятия не имел о том, как трудно передвигаться по склизкому илу.

Пригнувшись ко дну и чувствуя поясницей впившиеся в кожу веревку и пояс с грузилами, Дортмундер предпринял попытку отыскать дорогу среди пней. Он двинулся вперед, спотыкаясь о корни и камни (тут были еще и камни), и, вынужденный то и дело сворачивать в сторону, в конце концов осознал, что потерял направление, которое обозначалось словом «вперед».

«Идти вперед» означало «спускаться вниз», не так ли? Оставалось лишь выяснить, где он, этот самый «низ». Стоя в середине крошечного освещенного пятачка, было совершенно невозможно отличить спуск от подъема, уклон — от горизонтальной поверхности.

Куда идти, чтобы добраться до цели? И, что гораздо важнее, куда идти, чтобы вернуться назад? Дортмундер нацелил фонарик на тянувшуюся за ним веревку, но та колыхалась в воде, подчиняясь напору легких потоков и, описывая полупетли, скрывалась во тьме и вновь появлялась из ниоткуда.

Дортмундер поглядел вверх, стараясь определить обратный путь по линии веревки, чуть покачнулся, споткнувшись о что-то еще, на мгновение потерял равновесие, тут же его восстановил, и в этот миг его правая нога выскользнула из ботинка.

Голая ступня сразу погрузилась в холодную мокрую грязь и основательно в ней увязла. Дортмундер потянул ногу вверх и почувствовал, как его стопа коснулась толстого корня и, скользнув под него, намертво там застряла.

Дортмундер быстро наклонился, поводя фонариком из стороны в сторону, чтобы узнать, что произошло с ногой. Неожиданно фонарик ударился о соседний пень, выскользнул из пальцев и пропал.

Темнота. Чернота кругом. Только без паники. Фонарик упал где-то рядом, во тьме. Там же остался и сапог. Там же осталась нога, запутавшаяся среди корней. Только без паники.

Сколько времени он провел под водой? В баллонах воздуха на час. Неужели он торчит здесь уже целый час? И что это за странный привкус появился у воздуха?

Только без паники. Не паниковать.

А что ему оставалось, черт побери?

* * *

Боб стоял, облокотившись о поручень мостика, и рассматривал расстилающееся перед ним тихое озеро, которое все ярче сверкало в лучах восходящей луны. Размышляя об изменениях, произошедших за последнее время в его жизни, Боб впервые пожалел о том, что у него нет настоящего друга. Не приятелей, которых у него хватало всю жизнь — в школе, в колледже, — не дебилов наподобие этих трех шутов, что работали вместе с ним на плотине, а друга — настоящего друга, с которым можно было поделиться самыми сокровенными мыслями.

Ну вот, к примеру. Разве мог он поговорить с этими дураками о том, каково просыпаться в одной постели с женщиной? Нет, они не доросли до таких вещей. Боб знал из богатого опыта о том, что такое укладываться с женщиной в постель. Но ему и в голову не приходило задуматься над тем, каково просыпаться с женщиной, просыпаться утром рядом с другим человеком, женщиной в полном смысле этого слова. Ему было совершенно незнакомо это чувство, охватывающее тебя сразу, как только ты открываешь глаза.

С чем его можно было сравнить? Это было довольно странное ощущение, и не слишком приятное к тому же. И уж никак не плотское. Что-то вроде того, как если бы ты держал в своей комнате крупное животное — овцу, оленя, козу. Впрочем, порой оно больше напоминало лошадь. Оно кашляло и посапывало, почесывалось и бродило по комнате, открывая и закрывая ящики — бледное и бескровное, словно жертва вампира без своей обычной косметики. Словно...

Чудовище! Боб испуганно наблюдал за существом, показавшимся из-под воды. У чудовища была огромная голова ящерицы, длинные, лежащие на спине уши, в змеиных глазах отражался белый лунный свет. Его тело было покрыто чешуей, блестевшей почти как металл. Типичное морское чудовище, никаких сомнений!

Существо направлялось к берегу. Боб следил за ним, часто и глубоко дыша, едва не теряя сознание. Здесь, в вилбургтаунском водохранилище! Прямо как лох-несское чудовище! Прямо как в романе Стивена Кинга! Здесь, у него на глазах!

Около самого берега морское чудовище (озерное? водохранилищное?) вновь нырнуло и исчезло. На его месте остались лишь расходящиеся круги. Боб продолжал смотреть, но чудовище так и не появилось. Ну вот, подумал он, ощущая, как страх уступает место горькому разочарованию, и ведь этого никому не расскажешь. Даже Тиффани.

В особенности Тиффани.

Хм-мм...

Келп вновь вынырнул, на сей раз ближе к берегу, и увидел Тайни и Тома, взирающих на него с любопытством зевак.

Только что ему пришлось пережить немало неприятных минут. Он потерял Джона, запутался среди пней и в конце концов полностью потерял ориентацию. У него не было даже веревки, которая связывала бы его с берегом; веревка осталась у Джона. Не вспомни Келп о ПУПе, торчать бы ему до сих пор на дне.

Он уже начал волноваться, когда ему в голову пришло, что одна из букв "П" означает «плавучесть». Вспомнил он и то, что для включения прибора нужно нажать кнопку, расположенную сбоку. Сбоку, не наверху.

С каким же торжеством он поднимался на поверхность озера, прочь от ила и грязи, рассекая мутную воду, словно птичка, воздушный шарик, словно супермен. Как приятно было выскочить из воды на поверхность, туда, где был воздух; как приятно было увидеть, что луна стала еще ярче, белее, поднялась еще выше! Как приятно было ощутить себя в надежных темно-зеленых ладонях огромной чаши водохранилища и покачиваться свободно и безмятежно, вновь чувствуя себя хозяином собственной судьбы!

Неподалеку от него виднелся берег, а на берегу — светлое пятно «доджа». Келп не был очень уж хорошим пловцом, из тех, что грациозно рассекают воды олимпийских бассейнов. Он собирался просто погрузить ноги и руки в воду и, отталкиваясь и гребя, потихоньку двигаться вперед. Попытавшись приблизиться к берегу при помощи этого обычного способа, Келп обнаружил, что ПУП сделал его тело настолько плавучим, что оно попросту болталось на волнах вниз и вверх, подобно пустой пивной банке.

В итоге он выпустил из ПУПа необходимое количество воздуха, опустился чуть ниже поверхности воды и смог наконец продемонстрировать свой обычный уровень неумения плавать. Некоторое время он так и двигался, затем его нога ударилась о грунт. Остаток пути Келп проделал пешком и вышел из озера, словно коммивояжер по торговле подводным снаряжением, которому неверно указали дорогу.

Он выполз на берег и сорвал с себя загубник и маску. К нему спустился Тайни.

— Как дела? — спросил он.

— Ничего хорошего, — ответил Келп и направился к фургону, намереваясь избавиться от остального снаряжения. — Ничего не видно. И повсюду пни. Передвигаться в таких условиях просто невозможно.

По пути к фургону к ним присоединился Том.

— Что, не удалось забрать мои деньги? — с беспокойством спросил он.

— Понятия не имею, как это сделать, — ответил Келп. — Мы с Джоном... — Он остановился и оглядел площадку. — А где Джон?

— Как это где Джон? — удивился Тайни. — Вы же были вместе.

— Ну и дела, — ответил Келп. — А я-то думал, он меня опередил. У него была веревка, у него...

Келп умолк и, обернувшись, поглядел на безмолвную черную воду. Глубокую, что твоя преисподняя, как он уже убедился. Тайни и Том тоже смотрели на водохранилище, прислушиваясь, приглядываясь, выжидая...

— Что за черт! — пробурчал Тайни.

Тренога лебедки повалилась на песок.

Все трое обернулись, испугавшись звука. Лебедка и тренога ползли к воде, оставляя за собой длинный неглубокий след и, судя по всему, намереваясь совершить ночное погружение.

— Он тянет за веревку! — воскликнул Тайни.

— Держи ее! — завопил Келп. Тайни ринулся вперед и, совершив прыжок, наступил своими здоровенными ступнями на змеящуюся веревку, пригвоздил ее к земле рядом с лебедкой-самоубийцей. Отшвырнув маску и фонарь, Келп бросился к воде и остановился, рассматривая прямую, как струна, веревку, уходящую в глубину.

Тайни поднял с земли отрезок веревки, зажатый между лебедкой и его ногами, и намотал его на руку.

— Потянуть, что ли?

— Да, конечно! — с радостью и облегчением крикнул Келп. — На том конце — Джон!

Тайни начал вытягивать веревку, перехватывая ее руками.

— Что-то тяжелое, — заметил он.

Том приблизился к натянутой веревке и посмотрел туда, где она уходила в темную воду.

— Хотите сказать, он достал деньги?

— Еще бы! — отозвался Келп. — А вы как думали? Джон продолжал идти вперед! Он дошел до нужного места, выкопал ящик, а теперь... — на лицо Келпа набежала тень сомнения. — ...но это невозможно. Я был там, я знаю, — добавил он.

— Что бы там ни оказалось, оно очень тяжелое, — заметил Тайни.

Они стояли на самом берегу, и вода плескалась у их ног. Келп и Том с нетерпением наблюдали за Тайни, который вытягивал веревку, перебирая ее руками и напрягая спину. Внезапно Тайни грохнулся навзничь, гулко ударившись о песок. Его громадные ладони метнулись вверх, ловя внезапно ослабевшую веревку, и мгновение спустя на поверхности воды показался Дортмундер. Он выбрался на берег, тяжело ступая, срывая с себя снаряжение и расшвыривая его налево и направо.

(Если Бобу хотелось увидеть настоящее морское чудовище, то ему стоило задержаться и подождать этого мгновения. К сожалению, первый монстр произвел на парня столь серьезное впечатление, что Боб тут же осознал: он ненавидит свою жену, презирает друзей, коллег и работу. Поэтому он тотчас собрался и уехал в ближайший городок, где работал круглосуточный газетный ларек, чтобы купить журнал «Солдат удачи». Боб ни капли не сомневался в том, что счастье можно отыскать, только завербовавшись в наемники и уехав на другой континент.)

Увлекаемый веревкой, Дортмундер проехал головой вперед сквозь пни и корни многие мили (по крайней мере так ему показалось) и теперь предстал в самом плачевном виде. Он потерял оба сапога, пояс с грузилами, складную лопатку и несколько раз был близок к дому, чтобы выпустить из рук веревку и испустить дух. Его гидрокостюм расстегнулся, и внутрь набилась грязь. И в маску тоже.

Несчастное создание, в котором теперь было гораздо больше от мифологических героев индейцев майя и персонажей сериалов Флэша Гордона, чем от грозного морского чудища, выступило на берег и двинулось к Тому.

Том, по-видимому, испуганный его решительной поступью, пробормотал:

— Эл? Ты в порядке?

— Я хочу сказать тебе лишь одно слово, Том, — заявил Дортмундер, наставив на Тома измазанный грязью палец. — И это слово — ди-на-мит!

— Эл?.. — оторопело проговорил Том.

— Взрывай его! — с надрывом в голосе произнес Дортмундер, махнув рукой в сторону водохранилища. — Делай, что хочешь!! С меня хватит!!!

Тайни, до сих пор лежавший на спине, приподнялся и сел.

— Дортмундер! Ты что, поднимаешь лапки кверху? — спросил он.

Дортмундер резко развернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. Сделав над собой ужасающее усилие, он частично обрел душевное равновесие и, вновь ткнув грязной рукой в сторону озера, сказал:

— Ничто не заставит меня вновь спуститься туда, Тайни. Так и знай.

Келп с встревоженной миной подошел к старому другу.

— Джон, я не узнаю тебя. Ты никогда не признаешь поражения.

— Поражения... — эхом откликнулся Дортмундер и, шлепая босыми ногами, отправился к фургону.

ОБЛОМ ВТОРОЙ

30

Мэй натянула рукавицы, открыла дверцу духовки и вынула оттуда огромную белоснежную в голубой горошек кастрюлю со своим знаменитым кассеролем из тунца. Кассероль удался на славу — это было ясно уже сейчас. Хотя бы по запаху. Маленькие душистые пузырьки прорывались сквозь золотистую корочку из тертого сыра и картофельного пюре, в котором утопали макаронные рожки, и наполняли кухню предвкушением кулинарного изыска. Мэй надеялась, что Джон услышит этот запах даже из гостиной.

Именно благодаря кассеролю Дортмундер согласился принять гостей.

— Я и слышать об этом не хочу! — гневно восклицал он поначалу. — Я не желаю в этом участвовать! И не стану терпеть его присутствия в своем доме! Я не желаю опускаться под воду, не желаю разговаривать на эту тему и даже думать об этом не хочу!

Уговорить его оказалось не так-то просто, но кассероль Мэй всегда творил чудеса, и она пообещала испечь блюдо и устроить обед, на котором, помимо всего прочего, можно было бы еще раз обсудить возможность добычи зарытого и затопленного клада Тома Джимсона. И не более того — только поговорить, просчитать различные варианты, подумать, нет ли хотя бы слабой надежды достать для Тома его семьсот тысяч, не взрывая плотину водохранилища Вилбургтауна. Может быть, кто-то сумеет хоть что-нибудь предложить.

— Уж лучше бы не сумели, — сказал Джон, но после долгих размышлений все же согласился. Мэй оставалось лишь приготовить кассероль и надеяться на лучшее. Остальное от нее не зависело.

Всякий раз, когда накрывался стол на шесть персон, Мэй приходилось убирать кофейный столик из гостиной в спальню, ставить вместо него кухонный стол, приносить в гостиную четыре кухонных кресла и деревянный стул из спальни. Джон был вынужден устраиваться в кресле, стоявшем в гостиной, подложив под себя телефонную книгу. При этом он сидел ниже всех, хотя и достаточно высоко, чтобы иметь возможность заглядывать в свою тарелку и принимать участие в беседе. Кухонный стол, если его полностью раздвинуть, был достаточно обширен, а если под скатерть постелить толстую материю, то глухой стук упавшего ножа или стакана, поставленного на проеденную древоточцем столешницу, был почти не слышен.

Мэй вошла в гостиную, неся на вытянутых защищенных перчатками руках кассероль, словно жертвоприношение богам. Гости уже сидели за столом, однако, принимая во внимание малые размеры гостиной и величину стола, занимавшего практически всю комнату, деваться им больше было некуда. Впрочем, Мэй прекрасно знала, что, будь ее гостиная даже размером с бейсбольную площадку, все равно двое из присутствующих в любом случае уселись бы за стол.

— Обед поспел, — объявила она и, поставив кастрюлю на середину стола, принялась распоряжаться своими помощниками. — Джон, спроси гостей, не хочет ли кто-нибудь попить. А вы, Энди и Тайни...

— Кто-нибудь желает пива?

— Конечно.

— Еще бы.

— Естественно.

— ...а вы, Энди и Тайни, сходите за овощами, они лежат на стойке у раковины. Том, вы не могли бы принести хлеб и масло?

— Знаете, — произнес Том, поднимаясь, — я начинаю привыкать к вольной жизни среди людей. Как это показывают по телевизору.

Отправляясь за пивом, Джон бросил на Мэй взгляд, которого она предпочла не заметить.

Малыш Уолли Нэрр поднял глаза и, улыбнувшись влажными губами, спросил:

— Мисс Мэй, может быть, я тоже чем-то могу помочь?

— Вы наш особый гость, — ответила Мэй. — Ведь вы у нас впервые.

— Но я тоже хотел бы принять участие, — озабоченно сказал Уолли, наморщив свой широкий лоб.

— Вы поможете мне приготовить десерт, — пообещала ему Мэй, и Уолли расплылся в счастливой улыбке.

В своей жизни Мэй доводилось встречаться со странными людьми — в их число входили некоторые приятели Джона и иные посетители универсама, где она работала кассиром. Однако Уолли оказался чем-то совершенно особенным. Взять хотя бы его внешность, о которой уже сказано вполне достаточно. Во-вторых, его отношение к Мэй, чем-то напоминающее детскую почтительность. Знакомясь с Мэй, Уолли назвал ее «миссис Дортмундер», и, когда она сказала, что она вовсе не миссис Дортмундер (но и не сообщила ему своей фамилии), и предложила Уолли называть ее Мэй, несчастный парень надолго задумался над тем, как именовать новую знакомую, чтобы было повежливее. Он долго заикался, что-то невнятно бормотал, и в конце концов решил называть ее «мисс Мэй». Тем все и кончилось.

Третьей необычной чертой были размеры Уолли, такого широкого и вместе с тем маленького. Впервые в жизни за столом Мэй оказались сразу два человека, которым пришлось сидеть на телефонных книгах. Джон сидел на справочнике частных номеров, а Уолли, дабы сравняться ростом с остальными, предложили толстенный том телефонов учреждений.

Стол был мгновенно заставлен едой и питьем, и все заняли свои места. Мэй уселась подле двери, поскольку ей предстояло время от времени выходить на кухню. Джон — напротив, в дальнем торце стола. Тайни уселся справа, Уолли — слева от Мэй, рядом с Тайни устроился Энди, а с Уолли — Том. Заняв свои места и придвинув к себе тарелки, гости отведали знаменитого кассероля и, как это бывало всегда, принялись искренне, но немногословно хвалить хозяйку. Потом любезности были забыты, воцарилось молчание, и каждый уткнулся в свою тарелку.

До обеда разговор о зарытом сокровище Тома не начинался; впрочем, во время еды об этом тоже не вспоминали. Мэй и Уолли уже принесли кофе, мороженое двух сортов, пудинг с малиной и заварной крем, но и теперь никто не отваживался начать беседу, так что Мэй пришлось взять это на себя.

— Как вам, наверное, известно, — начала она под гомон мужчин, занятых поглощением десерта, — Джон не видит иной возможности достать со дна водохранилища деньги Тома, кроме как посредством взрыва плотины.

Большие влажные глаза Уолли стали еще больше и еще влажнее.

— Взорвать плотину! Но это ужасно! Могут пострадать люди!

— Они не просто пострадают, им придется куда хуже, — мягко заметила Мэй. — Потому-то Джон и не желает принимать в этом участие.

— Это уж точно, — пробормотал Джон, набивая рот пудингом.

— И я тоже не желаю, — объявил Энди.

Том продолжал управляться со сладостями, не разжимая при этом губ, затем сказал, тоже не разжимая их:

— Кто-нибудь да пожелает. Там ведь такая куча денег. Как ты думаешь, Тайни?

— На меня не рассчитывай.

— Том прав в одном, — продолжала Мэй. — Кто-нибудь да согласится ему помочь.

— Ну и ну, — пробормотал Уолли, поражаясь тому, до чего может дойти порочность человеческой натуры, о которой ни он, ни его компьютер до сих пор даже понятия не имели.

— Таким образом, вопрос состоит в следующем, — сказала Мэй. — Не существует ли иного способа добыть деньги? Какого-нибудь способа, приемлемого для Джона.

— Если вопрос сводится к этому, — отозвался Дортмундер, — то у меня есть один короткий ответ.

— Минутку, Джон, — попросил Энди и, повернувшись к Мэй, сказал: — Мэй, я тоже спускался туда и, как мне ни жаль, вынужден согласиться с Джоном. Главная сложность в том, что там ни зги не видно. Эта вода отличается от той, к которой мы привыкли.

— Прежде чем туда можно будет нырять, эту воду следует очень хорошо почистить, — добавил Джон.

— Это напоминает мне одну книгу, — сказал Энди.

— Уж не собираешься ли ты вновь цитировать «Мальчишку-воришку»? — Джон с подозрением воззрился на него.

— Это не единственная книга, которую я прочел, — парировал Келп. — Я, видишь ли, заядлый книголюб. Эта страсть сохранилась у меня со времен тюремной отсидки, когда у меня была прорва свободного времени.

— А я убивал время, размышляя о деньгах, — вставил Том.

— Так вот, насчет этой книги, — продолжал Энди. — Там описывается история «Нормандии», корабля, затонувшего у нью-йоркского пирса...

— Я видел ее фотографии в «Морских спасательных работах», — вспомнил Джон.

— Да, но я говорю о другой книге, — сказал Энди. — Это не справочник, а повесть.

— Случай с «Нормандией» — это реальное событие, — настаивал Дортмундер. — Я сам видел фотографии.

— Ладно, пусть будет повесть об этом событии, — уступил Энди. — Договорились?

— Все в порядке, — отозвался Джон. — Я лишь хотел увериться, что мы правильно понимаем друг друга, — и принялся жевать пудинг, положив на него кусочек мороженого.

— Так вот, в этой повести, — несколько раздраженным тоном начал Энди, — говорится о ныряльщиках, которые спустились внутрь «Нормандии», чтобы выяснить, можно ли поднять ее на поверхность. Бродя по дну озера, я подумал о том, что мы находимся в таком же положении, что и парни из книги.

Джон посмотрел на него с легким недоверием.

— На дне озера? Находясь на дне озера, ты еще и о книжках думал?

— И о книжках тоже... в числе прочего.

— Что до меня, то я всецело сосредоточился на этом самом «прочем», — сказал Джон.

— Джон, позволь Энди закончить, — вмешалась Мэй.

— Спасибо, Мэй, — поблагодарил Энди. — Так вот, самое интересное состоит в том, что на протяжении всей книги рассказывается, как водолазы проникают внутрь «Нормандии» и спускаются на дно Гудзона рядом с Сорок четвертой улицей, преодолевая те же трудности, которые выпали на нашу долю. Написано очень увлекательно, даже драматично. Кабы там что-нибудь было видно, можно было бы поставить фильм ужасов.

— Если не фильм, так хотя бы радиоспектакль, — заметил Тайни.

— Да, пожалуй, — согласился Энди. — Короче говоря, они столкнулись на дне Гудзона с теми же сложностями, что и мы. Вокруг темень и чернота, в воде полно жирной грязи, а если включить фонарик, то грязь отражает его свет назад, как туман — свет фар машины.

— Какой кошмар! — сказала Мэй.

Чтобы получить возможность высказаться, Джону пришлось запихнуть комок пищи за щеку.

— Я уже рассказывал тебе, какой это кошмар. Неужели ты подумала, что я сдаюсь просто так?

— Нет, Джон, я так не подумала, — заверила его Мэй. — Потому-то мы и собрались здесь.

— Обменяться впечатлением о прочитанных книгах, — съязвил Джон.

— Не сказано ли в той книге, как они справились с делом, как обошли все препятствия? — спросил Тайни.

— Не помню, — ответил Энди. — Помню лишь, что внутри «Нормандии» и вокруг нее была черная и грязная вода.

— Ты не мог бы подождать, пока я прожую? — попросил Дортмундер, терзая пудинг.

— Ну что ж, — сказала Мэй, — по-видимому, нам остается только взять эту книгу и прочесть, как они справились с задачей.

— Не помешало бы, — согласился Тайни. — Энди, та книга все еще у тебя?

— Не думаю.

— Я могу найти! Я могу достать каждому из нас по экземпляру! — воскликнул Уолли. Ему так хотелось быть полезным, что он даже заерзал на справочнике.

— Энди, как она называлась? — спросила Мэй.

— Кажется, в ее названии было слово «Нормандия», — ответил тот.

— А кто ее написал?

Энди покачал головой:

— Я никогда не запоминаю авторов.

— И не нужно, — сказал Уолли. — Я и так найду.

— Мне бы не хотелось показаться занудой, но... — начал было Джон.

— Уже кажешься, — вставил Энди.

Дортмундер посмотрел на него и продолжал:

— ...но даже если вы отыщете волшебный способ видеть сквозь грязную воду — во что лично я не верю — и даже если существует средство, позволяющее видеть в грязи так же отчетливо, как при свете дневного солнца, я все равно не пойду под воду. И я скажу вам, почему.

— Все верно, — сказал Том. — Взорвать куда проще.

— А все потому, — упрямо продолжал Джон, — что там торчат пни. Даже если вы научитесь смотреть сквозь грязную воду, вы увидите там одни лишь пни. И ни за что не сможете отличить подъем от спуска.

— Он прав, — сказал Энди. — Я тоже отметил это обстоятельство. Дезориентация, вот как это называется.

— Сказал бы я, как это называется... — процедил Дортмундер. — Короче, я объяснил, почему не желаю идти под воду. Там не отличишь верха от низа, там пни, сквозь которые никак не пройдешь. Но даже если и пройдешь сам, то уж фоб сквозь них никак не протащить.

— Может, было бы легче пройти по железной дороге? — предложил Уолли.

Все присутствующие уставились на него. Смущенный всеобщим вниманием, Уолли зарделся, будто малиновый сироп, который он подносил ко рту. Что, впрочем, отнюдь не придало его лицу сходства с малиной, скорее — с перезрелым помидором.

— Железная дорога? — спросил Джон. — Уолли, в Паткинс-Корнерз не ходят поезда.

— Ну да, конечно, — промямлил Уолли, дернув головой и роняя ягоды из ложки. — Но ведь линия-то сохранилась.

— Ты точно знаешь, Уолли? — спросил Энди, внезапно напрягшись.

— Конечно, — ответил тот. — Я сам вводил эти данные в компьютер. Там проходила ветка «ДЭУ»...

— ДЭУ? — в один голос произнесли Мэй и Энди.

— Компания «Дадсон, Эндикотт и Уэстерн», — объяснил Уолли.

— Ну вот, пожалуйста! — сказал Энди. — Мы найдем старую насыпь, там нет никаких пней, и нам ничто не помешает.

— Может быть, по ней удастся попасть прямо в город. Скажи, Уолли, эта дорога проходит сквозь Паткинс-Корнерз? — спросил Тайни.

— Железнодорожная станция находилась напротив библиотеки, — сообщил Том. — Рельсы проходили за зданием станции, а с фасада его огибала Олбани-роуд.

— Так значит, мы можем войти прямо в город, — добавил Энди.

— Если только мы сумеем хоть что-то рассмотреть, а это невозможно, — заметил Джон. — И только в том случае, если я соглашусь еще раз спуститься под воду, на что вы даже не надейтесь. И только если нам удастся найти старую железнодорожную насыпь, о чем вы даже не мечтайте.

— Ну, это очень просто, — нерешительно произнес Уолли и вновь покраснел под пристальным взглядом пяти пар глаз. — Ведь там остались рельсы.

На сей раз в качестве оппонента выступил Энди.

— Это бессмысленно, — сказал он.

— И тем не менее так оно и есть, — настаивал Уолли.

— Уолли, — сказал Энди, — оттуда вывезли все постройки, которые еще можно было использовать. Спилили все деревья до единого. И ты утверждаешь, что там остались рельсы? Сотни... да что я говорю — тысячи фунтов прекрасной стали? Брошенной на дне водохранилища?

— Тут особый случай, — ответил Уолли. — Все это произошло из-за экологических объединений и защитников окружающей среды. Если бы в старые времена Нью-Йорку потребовалось новое водохранилище, власти просто реквизировали бы долину, эвакуировали население и построили дамбу. Ну а теперь, когда развелось множество обществ самого разного толка, выступающих с протестами, власти вынуждены идти на уступки. И вот возникло движение за сохранение железных дорог, поскольку многие люди желали возрождения железнодорожного транспорта из-за пробок на шоссе, загрязнения окружающей среды и...

— Не увлекайся, Уолли, — вставил Энди.

Уолли совсем стушевался. Его ноги, не достававшие до пола, задергались.

— В общем, был достигнут компромисс, — продолжал он. — Общественное движение потребовало прекратить разрывать железнодорожные линии и устраивать на их месте жилые районы, чтобы в будущем по этим рельсам можно было вновь пустить поезда.

— Под водой? — осведомился Джон.

— Дело в том, что под водой оказался только данный конкретный участок, — пояснил Уолли. — В ходе полномасштабных переговоров затрагивались всевозможные вопросы, строительные проекты и многое другое. Было достигнуто соглашение о том, что защитники закроют глаза на строительство водохранилища и нескольких других объектов, а правительство, в свою очередь, оставит в неприкосновенности железнодорожную линию на всем ее протяжении от города Эндикотт, что на севере штата, и до самого Вермонта. Вот так она там и осталась.

— Включая и подводный отрезок, — негромко произнесла Мэй.

— В согласительных документах записано, что линия должна быть сохранена целиком, — сказал ей Уолли. — Мне кажется, при подписании соглашения никто и не вспомнил о том участке дороги, который остался под водой. А потом никто не решился нарушить договоренность.

— Подумать только, — заметил Джон, — а ведь мой офицер-надзиратель — как его там? Стинг, что ли? — еще хотел, чтобы я приносил пользу обществу.

— Именно поэтому я предпочитаю динамит, — сказал Том. — Эти жалкие людишки понимают лишь один язык — язык силы.

Воцарилось неловкое молчание, но возразить Тому не решился никто. После недолгой паузы Энди сказал:

— Все-таки стоит попробовать более простой способ. Мы спускаемся вниз...

— Ха! — воскликнул Джон.

— ...и идем между рельсами, — продолжал Энди. — Уж так-то мы никогда не заблудимся.

— Чепуха! — сказал Джон.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Джон, — прокомментировал Энди. — Если мы ничего не видим, то и идти не можем. Но в книге про «Нормандию»...

— Я ее найду! — вмешался Уолли, подпрыгивая на стуле. — Я ее достану, эту книгу!

— ...если книга подскажет решение, — продолжал Энди, — то, глядишь, у нас появится еще одна возможность.

Джон провел краем ложки по розетке, собирая остатки мороженого. Маленькую гостиную наполнил резкий скрежет металла по фарфору.

— Джон, ты угробил на эту затею немало времени и сил, — сказала Мэй. — Ты научился обращаться с аквалангом. Не воспользоваться этим умением было бы просто глупо.

— Неужели ты хочешь, — заговорил Джон, глядя на Мэй, — чтобы я опять спустился под воду? И это при том, что в последний раз я едва унес оттуда ноги? Мэй, ты хочешь, чтобы я вновь отправился в это гиблое место?

— Разумеется, нет, — ответила Мэй. — Не хочу, если не будет найден безопасный способ. Я не хочу тебя терять, Джон, и не желаю, чтобы ты рисковал жизнью из-за этого.

— Так вот, я уже ею рискнул, — сказал Джон. — Рискнул, сам не зная, до какой степени. Но больше это не повторится.

— Я лишь прошу тебя подойти к делу без предубеждения, обдумать возможности, просчитать варианты. Ну, а если не выйдет — что ж, тогда пусть Том поступает по-своему.

— Бабах! — вскричал Том.

— Хорошо. Допустим, мы продолжим это дело, продолжим поиски волшебных очков для грязной воды. Где же в это время будет жить вот он? — спросил Джон, указывая большим пальцем на Тома, который развалился слева от него.

Этот вопрос застал Мэй врасплох.

— Ну, э-ээ... — ответила она и, обернувшись к сидевшему слева от нее Тайни, вскинула брови в надежде, что тот сам пойдет навстречу.

Тайни смутился и принялся вертеть в руках ложку, избегая взгляда Мэй.

— Джози, она... короче, боюсь, с Джози этот номер не пройдет.

Мэй перевела умоляющий взгляд на Энди, на лице которого появилась испуганная улыбка.

— Видишь ли, Мэй, я бы с удовольствием, но моя квартирка так мала, что я сам еле помещаюсь и даже собирался подыскать что-нибудь поприличнее...

Мэй вздохнула и повернулась направо, к Уолли, но тот уже улыбался, кивал и говорил:

— Я был бы рад помочь, мисс Мэй, но у меня дома все заставлено электроникой, там такая теснотища, что даже присесть негде. Спросите Джона или Энди, они подтвердят.

Мэй еще раз вздохнула и обернулась к Джону, на лице которого отражалось мрачное торжество.

— Я всецело полагаюсь на твое мнение, Мэй, — сказал он. — Решай сама: либо мы все бросаем и расходимся, либо я приступаю к поиску волшебных очков.

На Тома Мэй даже не взглянула. Она и так знала, что тот сидит и с безразличным видом поигрывает ложкой. К горлу Мэй подступил кассероль, и она повернулась к Уолли:

— Уолли, сколько времени тебе потребуется, чтобы раздобыть эту книгу?

31

Книга называлась "Треугольник «Нормандии», а написал ее некто Джастин Скотт. Там говорилось, что водолазы и не пытались бороться с мутной и грязной черной водой, у которой было даже научное название: «эмульсия». Вместо этого они построили на берегу модель тех частей корабля, куда они намеревались проникнуть, а затем тренировались на ней до тех пор, пока не научились работать с закрытыми глазами. И лишь после этого водолазы опустились под воду и выполнили поставленную задачу. Может быть, при этом они и впрямь закрывали глаза.

В общем, книга не принесла существенной пользы. Однако неограниченные возможности каналов Уолли, способных, казалось, добраться до самой последней крупицы информации в мире, пригодились снова. Ему удалось выяснить, что Джастин Скотт проживает в Нью-Йорке и у него есть телефон. Уолли сумел узнать номер.

— Позвоним из моей квартиры, — предложил Келп. — У меня есть громкоговорящий аппарат.

— Сейчас приеду, — брюзгливо отозвался Дортмундер. Энди был известным любителем новейших телефонных систем, а Дортмундеру гордость не давала признаться в своем полном неведении относительно того, что это за штука такая — «громкоговорящий» аппарат.

По крайней мере Келп был не из тех, кто суетится из-за сырных крекеров. Впрочем, когда Дортмундер прибыл в его квартиру с ее единственной крохотной спальней и кухней, Энди, по всей видимости, собирался устроить нечто вроде вечеринки: он выглянул из-за плеча Джона в коридор и спросил:

— А где остальные?

— Кто остальные? — осведомился Дортмундер, входя в гостиную.

— Ну... Тайни, может быть, Том, Уолли, — ответил Келп, стоя в дверях. — Может быть, Мэй.

Дортмундер остановился посреди комнаты и посмотрел на Энди.

— Может быть, ты закроешь дверь?

— Ах, да, — спохватился Келп и захлопнул дверь.

— Они сделают все, как я скажу, — пояснил Дортмундер. — Поэтому в их присутствии нет никакой необходимости. И если я решу, что достаточно спятил, чтобы опять спуститься под воду, то я сделаю это, не спрашивая ничьего позволения.

— Мы это сделаем, — уточнил Келп.

Дортмундер покачал головой.

— С чего бы такой оптимизм? — поинтересовался он.

— Не то чтобы оптимизм, — ответил Энди, — но, когда я был там, под водой, я вспомнил про ПУП...

— Пока не был поглощен размышлениями о книгах.

— ПУП, — произнес Келп. — Тут совсем другое дело, Джон. Я начал было нервничать, как и ты, но потом вспомнил о старом добром ПУПе. Одно нажатие кнопки — и ты возносишься кверху. Когда ты знаешь, что в любой момент можешь оттуда смыться, то смотришь на вещи гораздо проще.

— Да, ты прав, — сказал Дортмундер, терзаясь мыслью о том, что он не вспомнил про ПУП в самый опасный момент. Эта мысль оказалась вдвойне мучительной оттого, что Келп о ПУПе не забыл. — ПУП там или не ПУП, но если я не вижу и не могу двигаться, то остаюсь на месте.

— Тогда давай выпьем пива и позвоним тому парню, — предложил Келп.

Они выпили пива. Набирая номер, Келп сказал:

— Как только мы начнем говорить, я включу динамик.

— Конечно, — ответил Дортмундер.

После непродолжительной паузы на лице Келпа появилась недовольная гримаса.

— Автоответчик, — пробормотал он.

— Уж кому бы жаловаться, только не тебе, — сказал ему Дортмундер.

Келп не обратил на его слова ни малейшего внимания.

— Оставлю ему свой номер, — решил он и, дождавшись, когда кончится записанный на автоответчике текст, произнес: — Добрый вечер, вам звонит один ваш поклонник по имени... Что? А, здравствуйте! Так вы дома!

Вновь возникла короткая пауза, в продолжение которой Келп кивал и улыбался.

— Понимаю. Я и сам порой так делаю. Проверять, кто тебе звонит, — это... Секундочку...

Келп протянул руку, щелкнул кнопкой, и комнату тут же заполнил голос:

— ...не дают работать!

— Согласен с вами на все сто процентов! — сказал аппарату Келп. Дортмундер очумело вертел головой в поисках источника звука.

И в этот самый миг источник звука осведомился:

— Чем могу быть вам полезен?

В конце концов Дортмундер сообразил, что он слушает обычный телефонный разговор. Видимо, в аппарат Келпа был встроен громкоговоритель, оттого он и назывался «громкоговорящим». Итак, это был голос автора книги.

Тем временем раздался голос Келпа:

— Меня зовут Энди... м-мм... Келли, и я хотел вам сказать, что сейчас перечитывал "Треугольник «Нормандии» и, если не ошибаюсь, уже в третий раз. Классная книга!

— Благодарю вас, — сказал динамик. — Очень рад это слышать.

— Я принялся за вашу книгу в третий раз вот по какой причине, — продолжал Келп. — У одного из моих друзей есть летняя дача на севере штата, на берегу озера Пармали. Вы знаете, где это?

— Как ни странно, знаю. Там живет мой приятель...

— Мой приятель купил дачу совсем недавно и не успел еще познакомиться с соседями, — торопливо произнес Келп. — Так вот, первым делом он сел в лодку и выплыл на середину озера, намереваясь сфотографировать дачу своим «Никоном», который обошелся ему в кругленькую сумму...

— Можете не продолжать, — прервал его голос. — Аппарат упал за борт.

— Откуда вы знаете?

— В моей книге «Лодка-убийца» рассказывается о несчастных случаях, связанных с падением людей за борт лодок. И всякий раз, когда читатели роняют за борт эту книгу, они звонят мне и просят прислать им экземпляр, поскольку в магазинах «Лодку-убийцу» найти не так-то легко. И если вы думаете, что мне это проще, то...

— Прекрасная повесть, — перебил его Келп. — Мой друг с озера Пармали — тот самый, что уронил за борт фотоаппарат, — он отзывался о вашей книге с искренним восторгом.

Дортмундер бросил на Келпа взгляд, в котором читалась сдержанное уважение. Это ж надо, так вешать лапшу на уши!

— И он попытался достать фотоаппарат, — продолжал Келп, все более драматизируя свой рассказ. — Он надел акваланг и пошел к тому месту, где должен был лежать его «Никон». Ему преградила путь эта... эмульсия.

— Еще бы, — отозвался динамик. — Пошел пешком, говорите? В таком случае он должен был поднять со дна тучу грязи.

— Да, так оно и получилось, — признал Келп. — Но потом я вспомнил о вашей книге и перечитал ее еще раз, чтобы узнать, как с этой трудностью справились водолазы.

— А никак, — сказал голос. — Тем, кого не смыло, пришлось учиться работать на ощупь.

— Смыло? — произнес Келп. — Вы хотите сказать, что эмульсию можно смыть, разогнать? Чистой водой?

— Нет, это такое жаргонное выражение, — пояснил голос. — Прежде чем нанять водолазов, им устроили испытание с целью определить, как они поведут себя в условиях нулевой видимости. Восемьдесят процентов кандидатов не смогли пройти испытания. Они так и говорят: «смыло».

Дортмундер вздернул брови. Келп спросил:

— Отчего же? На чем они срезались?

— Они сходили с ума от клаустрофобии.

— Сходили с ума? — повторил Келп и хихикнул, стараясь придать своему голосу как можно более веселое и беззаботное звучание. — Неужели?

— А что еще им оставалось? — По мнению Дортмундера, это замечание было отнюдь не праздным. — Представьте себе ужас, охватывающий человека под водой, — продолжал писатель. — Холод, тишина, вы не видите даже пузырьков, поднимающихся из вашего собственного аппарата, не можете отличить верх от низа... (при этих словах Дортмундер усердно закивал)... и самый громкий звук, который вы слышите, — это биение вашего сердца. И тут начинаются галлюцинации...

Дортмундер вышел из комнаты, чтобы принести еще пива. Когда он вернулся, Келп говорил собеседнику:

— ...и все же чистая вода могла бы помочь.

— Забавная мысль, — признал Скотт. — Очистить воду водой. Это может как улучшить, так и ухудшить положение. Но не забудьте: прежде чем включить напор, вам придется надеть прочные скафандры.

— Да, я понимаю. Большое вам спасибо, мистер Скотт.

Келп положил трубку. Дортмундер сказал:

— Значит, и это не сработает. Конечно, жаль отдавать долину на растерзание Тому Джимсону, но мы ничего не можем поделать.

— Отчего же? У нас появилась прекрасная идея, как одолеть воду при помощи воды, — отозвался Келп.

— Какая идея? Я ходил за пивом и не слышал вашего разговора.

— Мы берем с собой пожарные рукава, — пояснил Келп, — включаем кран и отгоняем чистой водой мутную.

— Вот только где достать такой длинный шланг? — спросил Дортмундер.

— Возьмем несколько и соединим вместе!

— А куда их подключать?

— На краю дамбы есть пожарный кран, — сказал Келп. — Ты не заметил?

— Крана я не заметил, — ответил Дортмундер, — зато заметил другое. Твой приятель-писатель говорил, что эта затея с водой может как улучшить, так и ухудшить положение.

— В любом случае пожарное сопло поможет нам откопать ящик Тома, — сказал Келп. — Вместо лопаты мы воспользуемся водой под высоким давлением.

— Мы не сможем добраться до ящика, — сказал Дортмундер. — По пути мы сойдем с ума от клаустрофобии, как и все остальные ныряльщики. Брось, Энди. Эта задача нам не по плечу.

— Клаустрофобия отмечена у восьмидесяти процентов водолазов, — напомнил ему Келп. — А вдруг мы относимся к двадцати оставшимся?

— Уж за себя-то я ручаюсь, — ответил Дорт мундер.

32

Было решено, что Том переночует у них в последний раз, а с завтрашнего дня начнет самостоятельную жизнь.

— Я хочу, чтобы ты знал, Эл, — сказал Том Дортмундеру, когда тот вернулся от Келпа после телефонного разговора. — Я оцениваю твои действия на «отлично».

— По-моему, и «единицы» было бы слишком много, — ответил Дортмундер.

— Что бы там ни было, я доволен тобой. И мне очень жаль, что у нас не получилось. Тихая, незаметная операция была бы во многих отношениях лучше.

— Это верно, — согласился Дортмундер.

— Что ж, — рассудил Том, слегка пожимая плечами. — Где-то выигрываешь, где-то проигрываешь.

В этот вечер у всех было подавленное настроение, и разговор не клеился. Дортмундер отправился в постель пораньше и некоторое время лежал без сна, думая о воде; он вспоминал черную, грязную воду, которая окружала его на дне озера, и пытался представить себе миллионы галлонов воды, могучей волной низвергающейся на Дадсон-Фоллз, Ист-Дадсон и Дадсон-Сентр. Затем Дортмундер уснул и видел во сне всю ту же воду — в самых различных и очень неприятных проявлениях.

Среди ночи он внезапно проснулся и уставился выпученными глазами в потолок.

— Черт возьми, — громко произнес он.

— М-мм? — пробормотала лежавшая рядом Мэй.

Дортмундер уселся в постели, глядя сквозь тьму на противоположную стену.

— Ублюдок чертов, сукин сын проклятый, кусок дерьма вонючего! — сказал он.

Мэй проснулась и, приподнявшись на локте, спросила:

— Джон? Что тебя тревожит?

— Я понял, что нужно сделать, вот что меня тревожит, — ответил Дортмундер. — Значит, так. Том остается у нас. А я вновь отправляюсь на дно чертова водохранилища. Проклятие!

33

Вот она, настоящая жизнь! Уолли сидел на переднем сиденье небесно-голубого «линкольна-континентала» и, разложив на круглых коленях дорожную карту, прокладывал путь. Энди вел машину, а Джон сидел сзади, хмурясь так, словно производил арифметические вычисления в уме. Перед глазами Уолли было лобовое стекло, в котором, словно в самом современном компьютерном экране самого большого размера, сменялись бесконечные изображения реального мира.

На стойке, расположенной между Энди и Уолли, был установлен сотовый телефон. По мере того как машина удалялась от города на север, телефон звонил все чаще: пятнадцать — двадцать гудков, молчание, еще шесть звонков, опять молчание, и так далее. Когда телефон ожил в первый раз, Уолли спросил:

— Что это, Энди? Мне ответить?

— Насколько я могу судить, это звонит врач, желающий получить свой автомобиль обратно, — пояснил Келп. — Так что я предпочитаю не обращать внимания.

Уолли выслушал его, телефон умолк, но затем вновь принялся трезвонить. Но скорее древний грек не обратил бы внимания на песнь сирены, чем средний американец — на звонок телефона. Любого телефона, где бы тот ни находился. А Уолли — по крайней мере в этом отношении — был типичным средним американцем. При нынешних обстоятельствах телефонный звонок не имел и не мог иметь к нему никакого отношения, поскольку и телефон, и машина были чужими, и все же левая рука Уолли каждый раз дергалась в непреодолимом стремлении снять трубку. Наконец Уолли не выдержал.

— Энди, а ты не ошибаешься? А вдруг это что-то важное?

— Для кого?

— Не знаю, — печально ответил Уолли.

Энди пожал плечами.

— Делай как знаешь, Уолли, — сказал он. — Если хочешь послушать, как врач изрыгает свои пустые угрозы, — что ж, сними трубку.

Уолли воочию представил себе этого врача. Тот был одет в длинный лабораторный халат, в одной руке держал телефон, а в другой — скальпель. И — Боже! — как он был разгневан! Уолли хорошенько над этим поразмыслил и решил, что ему, вероятно, не стоит выслушивать все, что хотел бы высказать врач. Вскоре телефон умолк и больше не звонил. Либо врачу надоело, либо машина вышла за пределы зоны приема сигнала.

Они уже забрались довольно далеко на север. На больших зеленых щитах появились указания, что ближайший съезд со Сквозного шоссе ведет в Норт-Дадсон. Уолли вдруг занервничал и принялся смущенно теребить свои карты. У него были новые планы местности, а также карты, вычерченные до того, как было построено водохранилище, помимо появления которого за прошедшие годы на местности произошло множество других изменений. На Уолли давил груз ответственности за прокладку маршрута по новой карте до определенной точки на старой. При этом он должен был еще скрывать свое знакомство с местными ориентирами.

О его тайной поездке сюда никто не знал; компьютер посоветовал Уолли не трепаться. В сущности, само это путешествие было предпринято по подсказке машины. После того как Уолли рассказал компьютеру о женщинах, ездивших за ними кругами, компьютер посоветовал с точностью установить личности преследовательниц.

ГЕРОЙ ДОЛЖЕН УЗНАВАТЬ СВОИХ ПОМОЩНИКОВ

ГЕРОЙ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СВОИХ ВРАГОВ

ВСЕ УЧАСТНИКИ ИГРЫ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ ДРУГ О ДРУГЕ

Пришлось Уолли сесть в свой крохотный желтый «жук-фольксваген», на котором он ездил раза четыре или пять, а все остальное время держал в гараже транспортного управления на Двенадцатой улице (устроив себе через компьютер бесплатное место), и проделать долгий путь до Норт-Дадсона — самой дальней точки, до которой он когда-либо добирался на своей машине. Уолли покружил в поисках черного «форда-фэйрлейна», понимая, что даже в таком городе не может быть второй подобной машины. В конце концов он заметил «фэйрлейн» на подъездной дорожке у старомодного гаража с двустворчатыми воротами. Возле машины со шлангом в руках суетилась неприветливая на вид пожилая особа.

Остальное было делом техники. Уолли был застенчив и при встречах с людьми, особенно с девушками, держался так, словно язык проглотил. Отчасти по счастливой случайности, отчасти из чувства самосохранения, Уолли начал разговор с Миртл Стрит с компьютеров — темы, в которой превосходно разбирался и даже мог блеснуть эрудицией. К концу беседы между Уолли и Миртл установилось нечто вроде приятельских отношений, и Уолли почувствовал себя до того уверенно, что даже рискнул пригласить девушку пообедать с ним.

За обедом в кафе на Мэйн-стрит они болтали без умолку. Уолли рассказал Миртл о своем детстве во Флориде, о она ему — о своем детстве в Норт-Дадсоне. В разговоре не было ни единого упоминания о памятной гонке.

Имела ли она хоть какое-то отношение к Тому Джимсону? Впрочем, совпадение их фамилий никак не могло быть случайным. Во-первых, в компьютерном мире не бывает совпадений. (И если в наиболее сложных компьютерных играх порой встречается элемент случайности, то совпадения мешают осуществлению человеческого стремления к упорядоченности. Потому-то математики так не любят каламбуры.) Уолли понимал, что компьютер будет сбит с толку (так оно и вышло) этими данными, но это отнюдь не улучшало его настроения.

Миртл настояла на том, чтобы каждый расплатился за себя, и Уолли проводил ее до дверей библиотеки. Девушка пообещала ему, что отныне непременно станет пользоваться терминалом. Затем Уолли сел в свой «фольксваген» и вернулся в город. И вот теперь он впервые с тех пор вновь оказался в окрестностях многочисленных Дадсонов.

— Следующий въезд, Энди, — сказал он, перебирая карты.

— Я знаю, Уолли, — мягко ответил Энди. — Власти штата не пожалели тысячи трехсот долларов и установили указатель, чтобы я это прочитал.

— Ну да, — отозвался Уолли. — Я подумал, а вдруг ты его не заметил.

— Все равно спасибо, — сказал Энди.

Уолли вновь умолк, а Энди тем временем со знанием дела свернул с шоссе, провел машину по развязке и выехал на узкую дорогу, ведущую в Норт-Дадсон.

Как всегда, улицы города оказались забиты машинами, водители которых, похоже, забыли о том, куда и зачем они едут. Энди негромко отпускал замечания по поводу их предков, уровня образования, умственных способностей и плотских наклонностей. У шокированного этими речами Уолли покраснели уши (точнее, они горели от прилившей к ушным раковинам крови). Он сидел, уткнувшись в карты, и во второй, а потом и в третий раз проверял намеченный маршрут. С заднего сиденья время от времени доносился тяжкий вздох Джона. По-видимому, эти вздохи в гораздо меньшей степени относились к словечкам Энди или тупости местных водителей, нежели к жизни вообще.

— Пилот вызывает штурмана, — произнес Энди любезным, как всегда, тоном.

Уолли испуганно подпрыгнул. Лежавшие на его коленях карты соскользнули на пол.

— Кого? Меня?

— Мы выезжаем из этого очаровательного городка, — сказал Энди. — Настало время указывать мне дорогу, Уолли.

— Направо! Направо!

— Сворачивать направо?

— Нет, пока нет! — Уолли лихорадочно собирал карты. — Не съезжай с этой дороги... э-ээ...

— Не суетись, — сказал Энди. Джон лишь вздохнул.

Наконец Уолли удалось собрать рассыпавшиеся листы.

— Мы свернем направо там, где... э-ээ... будет указатель на Дадсон-Фоллз.

— Договорились, — отозвался Энди. Через несколько миль они свернули и принялись петлять по паутине проселков, само существование которых в конце двадцатого века казалось просто нелепым. С построением водохранилища их сеть стала лишь еще более запутанной.

— Где-то здесь, верно? — спросил Келп, когда машина запрыгала по рельсам железнодорожной ветки, шедшей поперек проселка.

Уолли посмотрел на Энди, словно желая удостовериться, не шутит ли он.

— Так вот же она!

Энди, прищурившись, посмотрел в зеркальце.

— О чем ты?

— Мы ведь ищем железную дорогу, — напомнил Уолли. — Так вот, мы ее только что проехали.

— О Господи, ты прав, — отозвался Энди и съехал на обочину, пропуская нагоняющий их огромный молоковоз. — А я еще подумал, что это за ухабы? Честно говоря, я редко обращаю внимания на мелочи.

— А следовало бы! — заметил Уолли.

Энди дождался, пока проедет фургон, затем развернул машину и, возвратившись к железной дороге, вновь съехал на обочину, обильно заросшую весенними цветами. Выйдя из машины, Джон, Энди и Уолли потянулись, потопали ногами, словно разыскивая провалившийся сквозь прореху в кармане четвертак, и пошли осматривать рельсы.

Это была одноколейка — два ржавых рельса, убегавшие в лес налево и направо и кое-где заросшие кустами и ползучими лозами. Отрезок рельсов на пересечении с дорогой выглядел чуть менее заржавленным, чем остальные участки, перекрашенные временем в красно-черный цвет. По обе стороны асфальтовой дороги пути были перекрыты шлагбаумами, двумя горизонтальными железными скобами, укрепленными на стойках, залитых бетоном. Когда-то шлагбаумы были белыми, но почти вся краска уже облетела. На них висели таблички «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН».

Энди с улыбкой смотрел на рельсы.

— Знаете, что это мне напоминает? — спросил он.

— Мальчика-с-пальчик, — ответил Джон, не находя в этом сравнении ничего забавного.

Энди же веселился от души.

— Ты прав! — воскликнул он.

Джон огляделся и спросил Уолли:

— В какой стороне водохранилище?

Уолли ткнул пальцем вправо:

— В двух милях отсюда.

— Две мили... — повторил Джон, вздыхая.

— Не так уж далеко, — заметил Энди. — Прогуляемся две мили по свежему воздуху.

— Четыре мили, — сказал Джон. — Или ты собрался остаться там навсегда?

— Ну что ж, пойдемте, — предложил Энди и двинулся в обход заграждения.

— Я так понимаю, что на машине по рельсам не проедешь, — сказал Джон.

— Даже будь у машины такая же колея, нам, чтобы проехать, пришлось бы свалить три-четыре дерева, — сказал Энди, заходя за шлагбаум и присоединяясь к нему.

— Колея? При чем здесь колея? — спросил Джон, глядя на Энди.

— Если бы расстояние между рельсами совпадало с расстоянием между колесами машины, мы могли бы спустить немного воздуха из шин, поставить автомобиль на рельсы и ехать по ним, — пояснил Энди. — Но поскольку расстояния скорее всего разные, то мы не сможем поставить машину на пути, так что и разговаривать не о чем. Почему бы нам просто не пройтись?

— У меня ботинки жмут, — сказал Джон, но, покачав головой, все же обошел шлагбаум, и все трое отправились по старой линии в сторону водохранилища, старательно приноравливая шаг к расстоянию между полусгнившими шпалами. Уолли спросил:

— Энди, а что такое мальчик-с-пальчик?

— Локомотив, — пояснил Энди. — Как-то раз нам с Джоном и еще несколькими ребятами понадобилось попасть в одно место, обнесенное изгородью под напряжением. Там были такие же старые рельсы, а локомотив мы взяли в цирке — восхитительный старенький паровозик, раскрашенный всеми цветами радуги. Его называли «Мальчик-с-пальчик». В общем, мы проехали сквозь забор и сделали свое дело, — добавил он, глянув на Джона.

— Не сразу и не полностью, — неохотно согласился Джон.

Уолли очень хотелось узнать, что это за место с электрическим забором и что за дело сделали Энди с ребятами, но он не знал, как спросить. К тому же он подозревал, что Энди все равно не ответит. Энди рассказывал обо всем охотно и откровенно, но через некоторое время выяснялось, что он вел речь лишь о том, что хотел, и больше из него ничего нельзя было вытянуть. Уолли представил себе ярко раскрашенный паровозик, ломящийся сквозь забор.

— Искры были? — спросил он.

— Еще бы! — воскликнул Энди и рассмеялся. — Сыплются искры, вокруг мечутся взбешенные люди!

— Да уж, конечно, — поддакнул Уолли, надеясь услышать продолжение.

И тут в беседу вмешался Джон.

— Разве мы еще не прошли две мили? — спросил он.

— Оглянись, Джон, — сказал ему Энди. — И ты увидишь шлагбаум.

Некоторое время они шагали молча. Уолли размышлял о странной неточности, которую допустил Энди в рассказе о паровозе и заборе. В описываемой ситуации было бы логичнее говорить о людях, обезумевших от страха, но уж никак не о взбешенных. К чему бы это?

— Впереди забор, — сказал Энди.

Слева направо железнодорожную ветку пересекало сетчатое ограждение высотой восемь футов с натянутыми поверху тремя рядами колючей проволоки. Подойдя поближе, они увидели долгожданную надпись:

"ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ТЕРРИТОРИЯ ВОДОХРАНИЛИЩА

ВИЛБУРГТАУН"

— Вот это да! — сказал Уолли. — И что теперь?

— Теперь я, пожалуй, присяду, — решил Джон и уселся на валявшуюся поблизости колоду.

Энди тем временем подошел к забору, достал из внутреннего кармана клещи и, опустившись на одно колено, принялся взрезать сетку снизу вверх. Уолли вытаращил глаза.

— Энди, ты режешь забор! — воскликнул он.

— Не станем же мы перелезать через него, — объяснил Энди. — А поскольку лопаты мы не прихватили и под забором пролезть не сможем, то ничего иного не остается.

Уолли посмотрел на строгую надпись «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». В компьютерных играх порой приходилось избегать предписанных путей. Вероятно, сейчас происходило нечто подобное, но только в настоящей жизни. Уняв беспокойство, Уолли вдруг понял, что по большому счету его испугал не поступок Энди, а спокойствие последнего. Пускаясь в фантастическое приключение, Уолли всякий раз испытывал волнение и трепет — собственно, ради ради этого и создавались компьютерные игры, — а вот Джон и Энди действовали так, словно выполняли повседневную работу.

— Ну вот, — сказал Энди, поднимаясь и пряча клещи. — Джон, хочешь пойти первым?

Джон вздохнул, поднялся с колоды и подошел поближе, чтобы рассмотреть забор. Энди сделал вертикальный надрез фута четыре. Он был едва заметен.

— Хватит, — сказал Джон.

— Еще бы, — согласился Энди. — Уолли, потяни с той стороны, а я нажму с этой. Вполне достаточно, чтобы пролезть.

И все же щель оказалась очень узкой. Уолли тянул, Энди нажимал, и это выглядело так, словно они вскрывают конверт. Изрыгая проклятия, Джон пролез на ту сторону и перехватил край разреза из рук Уолли. Протиснувшись сквозь щель, сопя и едва не порвав при этом одежду, Уолли занял место Энди. Затем они вместе с Джоном оттянули изгородь, и наконец Энди тоже оказался по другую ее сторону.

До озера было еще шагать и шагать. Они шагали и шагали, Джон время от времени чертыхался, а Энди в ответ лишь с восторгом указывал на какой-нибудь особенно красивый цветок или причудливо изогнутое корневище. Наконец вдали заиграли солнечные блики на воде.

Что и говорить, картинка была впечатляющая. Железная дорога уходила прямо в озеро, исчезая под водой. Куда ни кинь взгляд, повсюду спутанные заросли кустов и низкорослых деревьев, спускавшихся к самому урезу воды и образующих непреодолимое препятствие на пути к водохранилищу.

Указывая влево вдоль заросшего берега, Энди заметил:

— В прошлый раз мы спускались в воду вон там. Значит, теперь мы находимся дальше от плотины, чем тогда.

— Не напоминай мне о прошлом разе, — попросил Джон и, обращаясь к Уолли, спросил: — Ты уверен, что рельсы идут до самого города?

— Да, конечно. И выходят на сушу по ту сторону озера, — сказал Уолли, указывая на противоположный берег. — Но оттуда до Паткинс-Корнерз гораздо дальше, чем отсюда.

На лице Энди появилось выражение сомнения.

— Решай сам, Джон. Если ты думаешь, что нам следует осмотреть рельсы на той стороне, что ж, давай поедем и посмотрим, — сказал он.

— Нет, — ответил Джон. — Меня интересует лишь то, что произойдет там, под водой. А этого мы не узнаем до тех пор... — Он вновь вздохнул и покачал головой. — ...пока вновь не спустимся на дно.

— Ну что ж, — сказал Энди, — главной целью нашей поездки было узнать, на месте ли рельсы и действительно ли они уходят под воду.

— Они уходят под воду и продолжаются там, в глубине, — заверил его Уолли.

— В общем, я тут все осмотрел, — заявил Джон, — и не вижу никаких оснований отказываться от дела. Значит, так тому и быть.

Уолли охватила волна воодушевления. Итак, они собираются предпринять вторую попытку. Может быть, подумал он, на сей раз они возьмут его с собой. Не для того, чтобы опускаться на дно водохранилища — у него и в мыслях такого не было — но, может быть, ему позволят остаться на берегу, помогать, делать все, что потребуется, и ждать возвращения Джона и Энди из мрачных глубин ледяного озера.

— Ну что, Джон? Что теперь? — спросил Уолли, стараясь говорить как можно более безразличным голосом.

— Теперь, — сказал Джон, — я пойду к Тому и скажу, что нам нужно дополнительное финансирование.

34

В помещении царил обычный полумрак, но Дортмундер ничего не мог с собой поделать и продолжал щуриться. Глаза еще помнили о просторах, лежащих за стенами здания аэропорта невероятно громадного, ровного, как доска, почерневшего от загара штата Оклахома. Дортмундер привалился к стене, а у его ног стояли две небольшие сумки. Мимо торопливо сновали пассажиры. Сквозь людской поток виднелся барьерчик, у которого стоял Том, беря напрокат (опять!) автомобиль у робота, напоминавшего внешностью невысокую улыбающуюся девушку. Дортмундер предъявил этому автомату удостоверение, поскольку именно ему предстояло вести арендованную машину, и потом отступил на дальние позиции, возложив на Тома неприятную задачу улаживать денежную сторону сделки.

Закончив переговоры, Том прошел сквозь поток пассажиров так, словно этих людей не было и в помине. В результате несколько пассажиров столкнулись между собой, но Тома никто даже не коснулся. Том взял свою сумку, стоявшую у левой ноги Дортмундера, и сказал:

— Все в порядке. Нам нужно выйти на улицу и подождать автобуса.

— Что, у них машины кончились? — спросил Дортмундер.

Том нахмурился.

— Автобус отвезет нас к нашему автомобилю, — сказал он. — И давай не будем начинать сызнова, Эл.

— Понятия не имею, о чем ты, — сказал Дортмундер и подхватил свой чемодан.

Они шли по аэровокзалу, привлекая к себе внимание каждого полицейского, каждого сотрудника ФБР и всех частных сыщиков, попадавшихся по пути. И каждый из них в глубине души был уверен, что эти два субъекта затеяли пакость. Едва завидев Дортмундера или Тома Джимсона, а особенно — их обоих, всякий представитель закона говорил себе: «У этих типов статья на лбу написана».

На улице был все тот же аэропорт — горизонтальные бетонные плиты меж вертикальных бетонных столбов, но Дортмундер знал, что Оклахома — здесь, вот она, за бетонным углом.

— Припекает, — посетовал он.

У каждой компании по прокату машин были свои автобусы, и все они щеголяли фантастическими расцветками, похожими на шляпы надстройками и торчащими не пойми откуда плавниками. Создавалось впечатление, будто оформлением автобусов занимались иллюстраторы книг научной фантастики. Руководствуясь непонятными Дортмундеру признаками, Том выбрал из множества автобусов один, и они сели в него вместе с целой кучей белокожих мужчин в костюмах и с набитыми одеждой сумками в руках. В толпе порядочных граждан Дортмундер и Том казались именно теми, кем были на самом деле: типичными бывшими зэками, от которых не приходилось ждать ничего хорошего. Впрочем, их заметил только водитель, и он продолжал наблюдать за ними в зеркальце все время, пока ехал по широкому залитому солнцем шоссе, ведущему к автостоянке бюро проката.

Все пассажиры, включая и Тома, сдали водителю бланки заказа, и тот высаживал каждого клиента прямо у машины, доставшейся ему в итоге великой лотереи. Том и Дортмундер получили крохотный белый автомобильчик, похожий на стиральную машину с четырьмя маленькими дверцами. Запихивая чемоданы на тесное заднее сиденье, Дортмундер сказал:

— Машины Энди мне нравятся куда больше.

— А мне нравятся машины, которые не числятся в розыске, — ответил Том.

Они уселись впереди. Дортмундер взялся за руль, и машина покатила мимо знаков, отмечавших выезды. Том включил радио и обнаружил, что к их услугам тридцать семь станций рок-музыки, четыре религиозные программы и один канал «общей информации», которая на поверку оказалась нескончаемым потоком спортивных новостей. В конце концов Том остановился на религиозной программе и удовлетворенно откинулся на спинку сиденья.

«Зверь уже среди нас, о братья мои! Но ему не скрыться от взора нашего Господа и Создателя! И не скрыться тем из нас, кто даст зверю убежище...»

— Хи-хи, — сказал Том.

Они довольно быстро выбрались из аэропорта и оказались в пустоте. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась абсолютная пустота.

— Ты только представь, как здесь было до тех пор, пока не пришел белый человек, — заявил Том, оглядывая эту окружавшую их пустоту.

— Ага, — отозвался Дортмундер.

Человеку, всю жизнь прожившему в городах или среди живописных гор и холмов, эта колоссальная пустошь представлялась особенно жуткой. Выпущенная в тысяче миль отсюда случайная пуля могла снести тебе голову. Дортмундер вел свою стиральную машину по широкой белой дороге в скудном потоке автомобилей и пытался представить себе, что у него просто начались нелады с периферийным зрением, а на самом деле и слева, и справа что-то есть: здания, холмы, деревья. Хоть что-нибудь. Дортмундер радовался тому, что он по крайней мере сидит. Поднявшись на ноги, он подверг бы себя риску потерять равновесие.

— Езжай в Норман, — велел Том, когда впереди показался клеверный лист развязки на пересечении с другим шоссе. Над дорогой возвышались мостики пешеходных переходов, похожие на крокетные ворота.

— Я смогу его увидеть? — спросил Дортмундер.

— Что увидеть? Норман? Нет, мы свернем в сторону, не доезжая до Нормана, и покатим на запад.

— Я хотел узнать, смогу ли увидеть его хотя бы издалека, — пояснил Дортмундер.

Том нахмурился, задумавшись над словами Дортмундера. Тем временем радио продолжало в самых изысканных выражениях вещать о разнообразных событиях, происходящих в преисподней.

— Ты имеешь в виду, что местный пейзаж несколько однообразен, — произнес Том серьезным тоном.

— Да уж.

— А я здесь вырос, — продолжал Том. — Помнишь «Наступление песков»?

— Это про Окки, что ли?

— Да, я и был настоящим Окки, коренным оклахомцем, — сказал Том. — Но не таким, как в том фильме.

— Это точно.

— Тот Окки все больше сидел у костров да песенки распевал. Помнишь, как он заявился на бензоколонку в старом грузовике, набитом матрацами и бабьем, да еще с умирающим стариком в придачу? Что бы ты сделал на его месте?

— Я бы заправился и смылся.

— А в кино они честно расплатились за бензин.

— Но ведь и ты арендуешь машины, — заметил Дортмундер.

— Тут совсем другое дело, — сказал Том. — Я делаю все, что нужно, чтобы облегчить себе жизнь. Например, арендую машины, потому что могу себе это позволить.

— А что бы ты сделал на месте Окки на той заправке?

— Отстреливал бы хозяину палец за пальцем, пока тот не вспомнил бы комбинацию сейфа, — ответил Том. — Приготовься, сейчас нам сворачивать.

35

Как выяснилось, тайник в церкви был единственным личным банком Тома на северо-востоке страны. Том неохотно признался, что ему удалось уберечь от жадных лап адвокатов еще несколько тайников, однако все они были далеко, в разных штатах. Том не хотел никуда ехать, не желал делиться последними запасами и вообще ничего не собирался делать. Поэтому Дортмундеру пришлось предложить ему ехать вдвоем, захватив с собой минимум багажа на тот случай, если придется задержаться на месте. Впрочем, он намеревался проделать все как можно быстрее. Добраться до нужного места, взять деньги и сразу уехать обратно.

— Только что-нибудь попроще, Том, — попросил Дортмундер. — Никаких свадеб, никаких столпотворений.

— Что ж, — отозвался Том. — Надеюсь, тебя устроит место, где вообще никого нет? Как насчет города-призрака?

Туда они и отправились. По дороге Том рассказал Дортмундеру историю города Кронли, штат Оклахома. В начале века этот город был центром скотоводства и крупным транспортным узлом, однако со временем от цветущего организма осталась лишь иссушенная зноем пустая оболочка.

— И все из-за железной дороги, — сказал Том.

— Железные дороги... — откликнулся Дортмундер, ведя машину по пустому двухполосному шоссе в сердце Оклахомы и размышляя о стальных путях, уходящих под воду среди зеленых холмов на севере штата Нью-Йорк. — Внезапно появились железные дороги и подмяли все под себя.

— Нет, с Кронли произошла другая история, — сказал Том. — Город внезапно лишился железной дороги.

— Такое происходит сплошь и рядом.

— Здесь случай особый, — ответил Том. — Кронли начинался с небольшого фермерского поселения, на маленьком ручье, протекавшем между реками Канейдиан и Симаррон. Люди покупали там соль и торговали молоком. Во времена Гражданской войны к городу подвели железную дорогу. Кронли все разрастался, стал столицей округа, обзавелся складами, конторами предпринимателей; там был построен огромный пятиэтажный отель для заезжих дельцов, самое высокое здание в городе.

— Целых пять этажей! — поразился Дортмундер.

Том пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:

— Засуха тридцатых годов особенно крепко ударила по городу, потому что местные фермеры разъехались и население изрядно сократилось. И все же город продолжал жить, пока в пятидесятых годах Оклахома не допустила серьезную ошибку.

— Оклахома? Весь штат?

— Да, — ответил Том. — Видишь ли, Оклахома сохранила у себя сухой закон после его отмены по всей стране. Возьми человека, Эл, заставь его страдать, и он решит, что горе и невзгоды ниспосланы ему Господом в наказание за тяжкие грехи. Человек решит, что, если причинить самому себе еще большие страдания, то, может быть, Боженька его простит. Один парень в тюрьме рассказывал мне, что в средние века люди хлестали себя плетьми, дабы уберечься от чумы. Короче говоря, Оклахома, и без того иссушенная зноем, многострадальная и пыльная, решила еще подсушиться — авось, Господь смилуется. Итак, выпивка оказалась под запретом.

— Так в этом и состояла роковая ошибка? — спросил Дортмундер. — Сухой закон прикончил целый город?

— С него все началось, — ответил Том. — Видишь ли, стоит написать какой-нибудь закон, и, как бы тот ни был суров, всегда найдется кто-нибудь, кто пожелает еще больше усугубить его гнет. Именно это и произошло в пятидесятых годах. Полицейские штата Оклахома садились в транзитные поезда и арестовывали барменов в вагонах-ресторанах за торговлю спиртными напитками в «сухом» штате.

— Минутку, — попросил Дортмундер. — Ты говоришь, в поездах?

— В проходящих поездах, въезжавших на территорию штата с одной стороны и выезжавших с другой. Полиция забирала бармена и сажала его на ночь в кутузку. А на другой день приезжал адвокат железнодорожной компании и вызволял парня. Веселенькая ночка для бармена, а? — Том улыбнулся, умудрившись не пошевелить при этом губами. — Эл, сворачивай вон на ту дорогу, — добавил он.

Впереди показался небольшой знак, возвещавший о приближении левого поворота. С тех пор, как Том некоторое время назад взял на себя обязанности штурмана, каждый очередной поворот выводил их на все более безлюдные и узкие дороги. Сейчас Том велел Дортмундеру свернуть с пустого двухрядного асфальтового шоссе на узенькую покрытую гравием и политую битумом дорожку, вившуюся по заросшей чахлым кустарником местности, подобно следу спятившей от жажды змеи.

Одно радовало: здесь, в самом сердце штата, местность была уже не такой однообразной, как раньше. Дорогу обступили приземистые, голые, выжженные солнцем холмы, а вдали виднелись чуть более высокие и скалистые, но столь же безжизненные нагорья. Дорога, на которую они свернули, мало-помалу забиралась все выше и становилась все более ухабистой и каменистой, словно ее изредка поливали дожди. Теперь Дортмундеру приходилось держать руль обеими руками. Объезжая кочки и рытвины, он сказал:

— Итак, мы остановились на том, что барменов сажали на ночь в каталажку.

— Да, — подтвердил Том. — И поэтому в последующие годы железнодорожные компании направляли поезда по путям, пролегавшим все дальше от Кронли, и в итоге в Оклахоме вовсе не осталось действующих железных дорог.

— Ты это серьезно? — спросил Дортмундер, поражаясь и вместе с тем восторгаясь масштабами постигшей Оклахому кары.

— Вполне, — сказал Том. — И это положение сохранилось до наших дней. Открыв карту «Амтрак», ты увидишь, что железнодорожные пути огибают Оклахому, не заходя на ее территорию. Именно это обстоятельство погубило Кронли. Нет поездов — нет резона оставаться в этом проклятом Богом месте. Где-то здесь нужно будет свернуть... За здешними дорогами никто не следит, и нам придется смотреть в оба.

— Налево или направо?

— Направо.

Дортмундер чуть притормозил и прижал стиральную машину к правой обочине узкой дороги. И все же они едва не прозевали нужный поворот.

— Проклятие! — выругался Том. — Проскочили! На сей раз это моя вина. Я должен был его заметить.

Дортмундер затормозил и внимательно посмотрел на Тома.

— На сей раз, говоришь?

— Да, на сей раз, — ответил Том, оглядываясь и рассматривая через правое плечо дорогу, по которой они только что проехали. — Давай вернемся, Эл. Слышишь?

Дортмундер набрал в грудь воздуху и задержал дыхание. Потом кивнул сам себе, выпустил воздух из легких, включил заднюю передачу, и стиральная машина рванулась назад. Из-под ее колес во все стороны брызнул гравий.

— Успокойся, Эл, — примирительно произнес Том, выглядывая в свое окно. Затем высунул наружу руку и указал пальцем: — Вот он. Видишь?

Наконец Дортмундер увидел потрескавшийся асфальт, засыпанный землей и покрытый растительностью.

— Это и есть дорога?

— Когда-то эта дорога вела в обратную сторону, — сказал Том. — Кстати, та дорога, на которой мы находимся сейчас, тоже в свое время была асфальтированной.

— Почему бы нам не поехать по дороге, что ведет к городу?

— Ее уже нет. Часть дороги разрушили при постройке шоссе, а часть полосы отчуждения была распродана фермерам.

— Далеко еще?

— Миль шесть.

— Я не уверен, что мы сможем проехать, — сказал Дортмундер. — Тут нужен джип, а то и танк.

— Все будет в порядке, Эл, — заверил его Том. — Ты знай крути баранку.

Дортмундер направил свой маленький белый аппаратик по дороге, которая была ему явно не по колесам. Покрытие большей частью раскрошилась, растрескалось или было размыто дождями. То, что уцелело, поросло травой, пробившейся сквозь асфальт. Когда-то дорога была достаточно широка и имела две полосы, однако самые сильные разрушения пришлись на края, так что временами дорога сужалась до ширины машины, и ни на одном из своих отрезков не выглядела хоть сколь-нибудь прилично и цивилизованно.

Впрочем, Тому было наплевать. Автомобиль проезжал мили четыре в час, и на такой скорости они добрались бы до Кронли часа через полтора. Дортмундер сгорбился над рулевым колесом и, прижав лоб к ветровому стеклу, всматривался в ухабы, грозившие переломать машине оси.

Вдруг Том самым беззаботным тоном произнес:

— Ты знаешь, Эл, а ведь это мой самый старый тайник. Я заложил его сразу после войны, во времена повального возвращения солдат. Шулера и мошенники уже поджидали их на улицах городов с досками и колодами карт в руках. В Кронли был один парень, он жил в гостинице с девицей по имени Мира. В тех местах проходили толпы солдатиков — кто-то из них возвращался на свои фермы, кто-то пересаживался на другой поезд. Видишь ли, тогда из Кронли еще можно было уехать в Уошито-Фоллз, а то и к самой Уошито, или даже в Амарильо. Куда угодно. Так вот, этот парень — как бишь его звали? Впрочем, не важно. Короче, они на пару с Мирой обдирали солдатиков как липку. Парень играл с ними в покер в гостиничном номере, а Мира толклась поблизости с очень соблазнительным видом. Мы с ней быстро нашли общий язык и договорились, что, когда в комнате запахнет большими деньгами, она подаст мне знак и отопрет двери. Потом мы — я и еще двое парней — вошли в номер и забрали деньги. — Том кивнул и, не шевеля губами, сказал: — Хи-хи, эти двое, они ничего не знали про меня и Миру. Они вскочили в лифт, а я захлопнул за ними дверь, вырубил электричество и унес денежки в номер, который Мира сняла для меня.

— Вырубил электричество? Во всем отеле? — спросил Дортмундер.

— Ну да, чтобы усугубить переполох, — объяснил Том.

— А твои партнеры остались в лифте?

— Бывшие партнеры, — подчеркнул Том и вновь хихикнул. — Полагаю, до прибытия полиции солдатики успели хорошенько намять им бока.

— А разве отель не обыскивали? — спросил Дортмундер.

— Конечно. Но Мира записала меня своей сестрой, так что...

— Сестрой?

— Мира была хитрющая девица, ну, и я был парень с головой, и когда тот шулер узнал, что Мира состояла в сговоре с налетчиками...

— Откуда он узнал?

— А как ты думаешь, Эл? — спросил Том.

— А-а, понятно, — сказал Дортмундер, объезжая рытвины.

— В общем, к тому времени я был уже далеко. Но не смог забрать все деньги и оставил их в отеле. Там они в полной безопасности.

— Сколько?

— Мы взяли шестнадцать тысяч. Две я прихватил с собой, четырнадцать припрятал.

— И ты думаешь, эти четырнадцать тысяч по-прежнему лежат там, где ты оставил их сорок лет назад?

— Уверен. Видишь ли, я проделал этот долгий путь совсем не ради прогулки на свежем воздухе и, уж конечно, не для того, чтобы встретиться с Мирой.

— Интересно, сколько ей теперь лет? — спросил Дортмундер.

— Нисколько, — ответил Том. — Такие шлюхи, как Мира, не заживаются на этом свете.

Уже в который раз Дортмундер невольно задал себе вопрос, какого черта он связался с Томом Джимсоном. В тюрьме у него не было выбора — во всяком случае, право выбирать себе соседей предоставлялось лишь самым старым долгожителям тюрьмы. Но там Дортмундер мог по крайней мере тешить себя мыслью о том, что где-то рядом, не дальше расстояния полета пули, находится вооруженная охрана.

«Какое мне дело до людей в долине, — спрашивал себя Дортмундер, ведя маленький, автомобиль к мертвому Кронли. — Да появись я там, покажись в окрестностях всех этих Дадсонов — и местные жители тут же вызовут полицию. В конце концов спасать долину от Тома Джимсона — вовсе не моя обязанность. Я ввязался в это дело лишь потому, что он меня застращал. Я и не думал, что дело окажется таким трудным, что придется преодолеть так много препятствий. И увяз во всем этом по уши — добрался аж до Оклахомы, словно какой-нибудь пионер или торговец с пивной бочкой на колесах. Есть ли в этом смысл?»

— Вот он, — заметил Том, прерывая непривычно долгое молчание.

Дортмундер притормозил, и машина почти остановилась, так что он мог рискнуть оглядеться. Они только что перевалили через невысокий пригорок, и впереди показалась зелень, которой Дортмундер не видел с того мгновения, когда в самолете подали салат. Это были невысокие кряжистые деревца темно-зеленого цвета, тонкая шеренга которых пересекала равнину поперек. Большая часть второй половины дня прошла в утомительной скачке по кошмарным пародиям на дороги, так что тени деревьев уже вытянулись вправо, будто острые пальцы, которые советовали приезжим катить в объезд. Над линией деревьев возвышалось несколько строений и церковный шпиль.

— Деревья растут там, где проходит река? — спросил Дортмундер.

— Да ты настоящий лесник, Эл, — ответил Том.

— Это и есть твой город?

— Это мой тайник, — сказал Том. — Вон то высокое здание — это городской отель.

— Высокое здание, — отозвался Дортмундер.

— Смейся, смейся, — сказал Том, хотя Дортмундер и не думал смеяться. — Между прочим, из окна комнаты Миры на верхнем этаже открывался вид во все стороны на много миль.

— И что же оттуда видно?

Том хихикнул.

— Да хотя бы нас, к примеру, — сказал он.

36

Гаффи заметил маленький белый автомобиль, неторопливо приближавшийся к городу. Бинокль позволил рассмотреть его получше, но детали изображения размывались. Куда сподручнее было смотреть в прицел снайперской винтовки: его оптическое разрешение было намного выше. При желании Гаффи мог бы уже с этого расстояния навести кружок прицела на любую из голов, качавшихся за лобовым стеклом. Впрочем, у него не было никаких причин отстреливать незнакомцев, словно бешеных собак; во всяком случае, следовало дождаться их приближения и хорошенько рассмотреть.

«А вдруг это... — лежавшие на стволе винтовки костлявые руки Гаффи дрогнули, — а вдруг это он?»

Тим Джепсон. Старый, очень старый знакомый.

— Человек, сломавший мою жизнь, — прошептал Гаффи сухими потрескавшимися губами. Опустив винтовку, он впился слезящимися старческими глазами в маленькую машину, которая едва ползла по дороге, подпрыгивая и раскачиваясь. Тим Джепсон.

Разумеется, это не он. Гаффи поджидал его долгие годы, подавляя свое нетерпение, но Тим Джепсон все не появлялся. За долгие двадцать шесть лет Тим Джепсон так и не вернулся в город, чтобы забрать свои четырнадцать тысяч.

Но ведь он должен приехать! Обязан! А он не приезжал.

В начале шестидесятых в мертвый город повадились обычные мародеры, рассчитывая поживиться стройматериалами и бронзовыми дверными ручками, которые не достались более ранним грабителям. Это были суровые на вид, мрачные, отталкивающей внешности городские типы в грязно-зеленых рабочих комбинезонах. Они приезжали на тупорылых грузовиках и курили сигары. Они напоминали Гаффи самых крутых обитателей тюрьмы, и он предпочитал не показываться им на глаза и смывался, прихватив свои скудные пожитки, так что ни один из грабителей даже не догадывался, что в Кронли до сих пор постоянно проживает человек.

В конце шестидесятых в город зачастили посетители иного рода: подростки в ярких одеждах и головных повязках, ни дать ни взять карнавальные индейцы. Они приезжали в помятых автобусах, жгли костры, крутили пластинки на портативных проигрывателях и пытались сеять кукурузу, помидоры и коноплю. Поскольку кроме конопли ничего не родилось, все эти шайки вскоре уезжали. Гаффи провожал глазами уносящиеся автобусы.

Лишь очень немногие подростки узнавали о существовании отшельника Гаффи. Кое-кому из девиц доводилось видеть его воочию. Он подглядывал за ними, когда те голышом купались в реке. Чаще всего девушки пугались и поднимали шум, прибегали их кавалеры, и Гаффи приходилось по несколько дней скрываться в лесу, пока не прекращались поиски. Впрочем, как-то раз одна девица поманила его пальчиком и кривой ухмылкой, и... о Господи! — это была первая женщина Гаффи с тех пор, как его упекли за решетку сорок лет назад. И это была штучка хоть куда! Будет о чем вспоминать холодными ночами.

В начале семидесятых поток хиппи и юппи со всеми их сиффи и триппи мало-помалу иссяк, и в течение нескольких лет город был в безраздельном владении Гаффи. В конце семидесятых в Кронли прибыли первые профессора: археологи, антропологи, этнологи, специалисты по общественной истории. Это были мужчины и женщины в штанах защитного цвета, тяжелых ботинках и с целыми тюками сменной одежды. Гаффи удалось стащить у них комплект на замену своему износившемуся костюму.

Со временем научные субсидии потекли в других направлениях. Последний раз Гаффи встретил профессора в шляпе-"сафари" и тяжелых сапогах лет десять назад. Потом город изредка посещали ремесленники, архитекторы и декораторы, которых интересовало дерево: доски, лестничные пролеты, изысканные старомодные панели. Наезды этих умельцев способствовали дальнейшему развалу Кронли, однако мода на дерево оказалась недолгой и вскоре увяла, а в городе по-прежнему оставалось немало ценных деревянных деталей. С тех пор, на памяти Гаффи, сюда три или четыре года не заглядывала ни одна душа.

И вот на дороге появилась эта маленькая белая машина. Повинуясь инстинкту самосохранения, Гаффи собрал свой нехитрый скарб и, покинув комнату на верхнем этаже отеля Кронли, прошел по обшарпанному, захламленному холлу к лестнице. Лифт, разумеется, уже долгие годы не работал, но Гаффи в любом случае не рискнул бы воспользоваться лифтом. Этим лифтом или каким-либо другим, но уж в особенности — этим. Именно с этого лифта начались все его беды.

Их было трое — Гаффи, Эдди Хоббз и Тим Джепсон, самый старший из них. Гаффи и Эдди знали, что Тим — матерый волк. Они и сами мечтали стать матерыми волками, и, когда он предложил совместное ограбление, это показалось им шуткой, забавой. Они не собирались грабить порядочных людей, речь шла о том, чтобы почистить карточного шулера, который объегоривал возвращавшихся с войны солдат. Именно так Джепсон обрисовал им положение дел, и они с Эдди — девятнадцатилетние оболтусы, глупые и зеленые, что называется, прямо от сохи, с радостью согласились.

Джепсон их предал. Втолкнул в неработающий лифт и скрылся с добычей. Они с Эдди чуть с ума не сошли в темной кабине, однако самое страшное началось, когда вновь загорелся свет и лифт пришел в движение. Они с Эдди понимали, что стоит лифту опуститься на нижний этаж, и им придет конец.

Ожидания оправдались в полной мере. Никто, кроме них самих, не поверил в сказочку об ограблении мошенника. С точки зрения окружающих, в числе которых были и солдаты, сидевшие за картами в тот момент, когда в номер ворвались Гаффи, Эдди и Тим с пистолетами в руках, — с их точки зрения Гаффи и Эдди ограбили солдат. Бравых вояк, возвращавшихся домой на исходе войны. В те дни человек, ограбивший солдата, не мог рассчитывать на снисхождение.

В течение последующих лет Гаффи били часто и больно. И началось это, когда открылись двери лифта, за которыми оказались те самые солдаты, что играли в покер в том злосчастном номере. Вскоре появились полицейские, однако они не торопились положить конец потасовке. И потому прошло немало времени, прежде чем Гаффи и Эдди доставили из отеля в больницу.

Больше Гаффи и Эдди не встречались. Одна из теток Эдди была знакома не то с губернатором, не то с председателем законодательного собрания штата, и дело Эдди рассматривалось отдельно. Потом был суд, и Гаффи потянул на максимальный срок — от двадцати пяти до сорока лет, и все потому, что он, во-первых, ограбил солдат, во-вторых, у него в руках оказался пистолет и, в-третьих, за ним уже числилось мелкое хулиганство (собственно, именно из-за этого Гаффи не попал в армию). Но самое главное — потому, что Тим Джепсон скрылся и унес все деньги.

Слава Гаффи продолжала преследовать его и в тюрьме штата, где его для начала побили охранники, потом — заключенные, потом — снова охрана... Порой побои прекращались, но лишь до тех пор, пока в тюрьму не попадал какой-нибудь бывший солдат. В большинстве своем они чувствовали себя несправедливо обиженными, и, пока носили тюремную робу, Гаффи служил им прекрасным средством отвести душу.

Однажды в тюрьме появился некто Митч Ланч, получивший большой срок за продолжительный шантаж владельца нефтяной компании в Талсе. Гаффи не узнал в Ланче того шулера, которого они ограбили вместе с Эдди и Тимом, однако Ланч узнал в Гаффи одного из тех уродов, что ворвались в его номер с пистолетом в руках. Так что Ланч принялся было выбивать из Гаффи дух, но вскоре увидел, что выбивать-то почти нечего. Лупить Гаффи было ничуть не интереснее, чем мочалить половую тряпку. Ланч пару раз взял Гаффи в оборот, но не испытал ни малейшего удовольствия; кончилось тем, что они каким-то странным образом подружились. По крайней мере стали приятелями.

Ланч рассказал Гаффи, как его предала девица Мира и как ее саму предал Тим Джепсон, прежде чем смыться с добычей. Причем, что самое интересное, большую часть добычи он оставил на месте.

Мира поклялась Ланчу, что Тим Джепсон спрятал четырнадцать тысяч из шестнадцати (она была в этом твердо уверена) где-то там, в городе, поскольку не желал путешествовать, имея на руках крупную сумму и навлекая на себя подозрения. Он рассчитывал вернуться за деньгами, когда возникнет нужда.

С особым пристрастием Ланч допросил Миру о том, куда именно Джепсон спрятал четырнадцать тысяч. В конце концов он совершенно уверился в неведении Миры, ибо, будь иначе, она непременно раскололась бы.

— Когда-нибудь я выйду отсюда, — повторял Ланч. — Выйду, вернусь в Кронли и стану ждать. Устроюсь на работу, какую бы ни предложили. И в один прекрасный день этот сукин сын вернется.

До сих пор ни одному из предсказаний Ланча не суждено было осуществиться. Он не вышел на волю — не дожил до конца срока. В 1952 году в одной из стычек на тюремном дворе ему между ребер всадили заточенную ручку ложки, и та угодила прямо в сердце. Но даже если бы он и вернулся в Кронли, то застал бы его вымершим и, уж конечно, не нашел бы там никакой работы. Помимо всего прочего, Тим Джепсон не спешил возвращаться в город за своими четырнадцатью тысячами.

Отсидев восемнадцать лет, Гаффи вышел на свободу. Сейчас он выглядел куда старше своих тридцати семи лет, лишился всех зубов, а кости его были до такой степени изломаны, что он двигался подобно пораженному артритом восьмидесятилетнему старику. Гаффи напрочь разучился жить в обществе. Он стал волком-одиночкой, способным либо злобно рычать, либо прятаться в норе. Он не мог найти работу, не мог снять комнату, даже не мог войти в автобус, не попадая при этом в неприятное положение. За ним приглядывал офицер, о котором ходила молва, будто он — сама доброта, но даже этот святой возненавидел Гаффи.

Именно тогда Гаффи начал всерьез задумываться о преступлении, которое обеспечило бы ему возвращение в камеру. Осознав, что ему следует немедленно изменить свою жизнь, он вспомнил о Тиме Джепсоне — человеке, поломавшем его судьбу, и о Митче Ланче — человеке, упорно и терпеливо дожидавшемся случая поквитаться. Воспоминания об этих людях, а также мысль о том, что в Кронли сейчас нет ни одной живой души, сделали свое дело. Гаффи отправился в путь — где автобусом, где на украденном велосипеде, а под конец — на своих двоих.

Долгие двадцать шесть лет Гаффи оставался единственным постоянным жителем Кронли. Он ждал, пестовал свою ущемленную гордость, восстанавливал крепость духа, присматривался к нечастым гостям, но караулил лишь одного.

И разумеется, продолжал искать тайник с четырнадцатью тысячами. Не нашел, но знал, что деньги где-то здесь. Тим Джепсон спрятал их очень хитро, и это обстоятельство гарантировало сохранность тайника. Когда-нибудь Джепсон вернется.

Сегодня?

Вывеска отеля Кронли уже давно обвалилась. Подъездная дорожка, на которой в сороковые — пятидесятые годы суетились швейцары, вызывавшие за четвертак такси для бродяг, желавших выехать за город, оказалась заваленной булыжниками. Гаффи осторожно пробирался между ними, прижимая к себе винтовку и джутовую сумку. За его костлявыми плечами болтался рюкзак, украденный у профессора. Прощальные лучи солнца осветили Калифорния-стрит, в дальнем конце которой появилась маленькая белая машина, направлявшаяся к отелю. Желтый солнечный свет отражался от ее лобового стекла.

Это не профессора и не хиппи. И не любители копаться в грязи, занятые поисками скобяных изделий двадцатого века и деревяшек девятнадцатого.

Неужели Тим Джепсон? Неужели он все же вернулся за своими деньгами? Гаффи крепче сжал в руке винтовку и скрылся в одном из переулков.

37

Дортмундер устал, был раздражен, рассержен, ему все осточертело и обрыдло.

— А теперь мне вести машину обратно по этим ухабам, да еще в полной темноте, — сказал он.

— Нас ждет уютный номер в гостинице, — ответил Том. — Так что никаких затруднений не предвидится.

— Никаких затруднений, говоришь?

Они уже въехали в город и тащились по главной улице, по обе стороны которой красовались двух-трехэтажные деревянные и кирпичные здания с магазинами в первых этажах. Все стекла были выбиты много лет назад, и кое-где стены хранили на себе следы пожаров. Бетонное покрытие проезжей части и тротуаров растрескалось и распалось на большие куски, похожие на льдины, вздутые и изломанные, покрытые пылью и мусором, который Дортмундеру приходилось старательно объезжать. На вывесках магазинов кое-где сохранились еле заметные буквы:

ДАМСКАЯ ОДЕЖДА ЗОМОНСКИ

ФИЛКО ГРОССЕР АДМИРАЛ ОЛЕКСЮК

ТЕЛЕРАДИОТОВАРЫ

ТАКСИ «ВИКТОРИ»

КАФЕ «АТОМИК»

— Хватит уже того, что здесь негде перекусить, — продолжал Дортмундер. — Кафе-то на замке.

— Когда оно работало, было ничуть не лучше, — сказал Том. — Смотри-ка! Вывеска отеля рухнула.

— Вот как?

— Раньше над вращающимися дверями была двухсторонняя вывеска «Кронли-отель», — пояснил Том. — С огромной красивой буквой "К".

— Которая теперь валяется перед входом в виде груды мусора. Как я понимаю, туда мы и направляемся? — уточнил Дортмундер.

— Да-да, именно туда, — ответил Том и, покачав головой, добавил: — Ты знаешь, Эл, до сих пор мне не доводилось путешествовать с людьми, у которых было бы такое же плохое настроение, как у тебя.

— Но только не по этой дороге, — заметил Дортмундер и остановил машину у кучи мусора напротив пятиэтажного кирпичного здания, стены которого словно горошком были усеяны окнами без стекол. — Мы правильно приехали?

— Самое высокое здание города, — заявил Том. — Цела вывеска или нет, но это — городской отель.

— Том, — произнес Дортмундер, стараясь говорить как можно мягче. — Ты уверен, что деньги по-прежнему здесь? Ведь столько лет прошло.

— Абсолютно, — отозвался Том, открывая свою дверцу. — Идем и найдем их.

Было очень приятно выбраться наконец из машины. Даже здесь, в Кронли. Дортмундер встал, помассировал кулаками поясницу и потянулся.

— Глядя на это здание, я представляю, какие разрушения, не говоря уж о разграблении, перенес город. Сорок лет — не шутка, Том. Ты по-прежнему уверен, что никто не нашел тайник и с ним ничего не случилось?

— Ни в коем случае, — ответил Том, открывая заднюю дверцу и извлекая свою сумку. Затем он на секунду замер на месте, поглядел на Дортмундера поверх крыши автомобиля и добавил: — Нам потребуются фонари, Эл. Администрация уже который год не платит за электричество.

— Как скажешь. — Дортмундер открыл заднюю дверцу со своей стороны и выволок наружу свой чемодан. — Надеюсь, никаких приключений не предвидится?

Они открыли сумки, кое-как разместив их на крыше машины, и Том пустился в объяснения:

— Мне пришлось спрятать наличные в отеле. Несколько дней, пока я играл роль сестры Миры, Мелиссы, мне нельзя было уезжать. Но я знал, что вскоре все выплывет наружу и станет известно, что я спрятал деньги в отеле. Поэтому мне пришлось найти место, куда они ни за что не сунули бы свой нос. Я не мог спрятать деньги за картиной, которую могли снять со стены, не мог засунуть их в оконную раму, которую можно открыть. И в ножку кровати их тоже не спрячешь, ведь кровать могли выбросить. Это должно было быть такое место, в которое никто не полезет и которое нельзя выбросить. И я нашел местечко, которое навсегда оставалось бы в неприкосновенности, пока его не затопила бы вода. И теперь, оглядывая живописные окрестности, я не вижу ни малейшей причины волноваться. Чтобы достать деньги, нам потребуются только гаечный ключ и молоток.

Они запихнули свои сумки обратно на заднее сиденье, и Дортмундер спросил:

— И где же оно, это таинственное место?

— Увидишь, Эл, и очень скоро, — ответил Том, захлопывая свою дверцу. — Полагаю, запирать машину нет необходимости.

Они медленно и осторожно пробрались сквозь кучи камней к зияющей дыре входа в здание. Уже много лет назад вращающиеся двери отеля вместе с козырьком (и даже опорной плитой!) покинули город в кузове какого-нибудь самосвала, и теперь вход в гостиницу выглядел куда менее торжественно, чем в те времена, когда власти Кронли еще мечтали видеть свой город в роли врат на пороге волшебной страны в междуречье Уошито, Киовы и Джексона. Войдя в дверной проем, Дортмундер и Том включили фонарики и принялись изучать в их свете грязь, мусор, булыжники и прочие следы развала и упадка. Ковры, панели, окантовка кирпичных колонн и даже доска портье исчезли отсюда многие годы назад, являя взгляду грязные исцарапанные стены.

— Холл выглядит просто ужасно, — заметил Том. — Нам нужно обойти кабинет управляющего сзади и спуститься по лестнице в подвал.

Они пробирались сквозь холмы оставшейся от штукатурки пыли, мимо балок, ощетинившихся цеплявшейся за одежду арматурой и клубков проволоки с заостренными концами. Том сказал:

— Я сделал вот что. Велел Мире принести с кухни несколько пустых винных бутылок. С пробками.

— Винных бутылок? — удивился Дортмундер. — Но ведь ты говорил, что в те времена здесь действовал сухой закон, из-за которого все и получилось.

— Ты ничего не понимаешь, Эл, — сказал Том. — В мире не существует законов, которые нельзя обойти. Оклахома была «сухим» штатом, но ты мог пить сколько угодно в частном клубе, будучи его членом. Поэтому все рестораны и отели стали частными клубами.

— О Господи, — только и мог вымолвить Дортмундер.

— Вот-вот, — подтвердил Том. — Для того чтобы стать членом ресторанного клуба, достаточно было заказать что-нибудь поесть. А членом клуба отеля ты становился, как только снимал в нем номер.

— Ничего не понимаю, — признался Дортмундер. — К чему все эти премудрости?

— Полагаю, на то были свои причины, — сказал Том. — Лестница должна быть... Вот те на! Все двери сняты. Надеюсь, лестницу-то они оставили?

— Надеюсь, они не взяли заодно и твой тайник.

— К нему они даже не прикоснулись, уж поверь мне, Эл. Так, одна из этих дверей ведет в... Да, это здесь.

Лучи фонариков высветили ржавые металлические ступени, ведущие вниз, в непроглядную черную тьму. Посмотрев туда, Дортмундер сказал:

— Как странно получается, Том. Куда бы я с тобой ни пошел, рано или поздно все кончается спуском в какую-то преисподнюю.

— Это очень прочное здание, — заверил его Том. — Нет никаких оснований опасаться, что оно обрушится на нас.

До сих пор Дортмундер даже не думал о такой возможности, но теперь дело предстало совсем в другом свете.

— Спасибо, успокоил, — сказал он.

— Не за что, — отозвался тот и принялся спускаться, держа ключ и молоток в одной руке, фонарь — в другой. Дортмундер неохотно последовал за ним. Том добавил, оглядываясь через плечо: — Так вот, насчет винных бутылок. Я скатал банкноты и рулончики и рассовал их по бутылкам. Всего набралось на три бутылки. И как-то ночью я пронес их сюда под юбкой.

— Под юбкой? Ты все еще играл роль сестры?

— И продолжал ее играть до тех пор, пока не оказался в Ногалезе, штат Нью-Мексико... А сейчас посмотрим, куда идти дальше.

Они уже спустились к подножию лестницы и очутились на крохотном пятачке, от которого во все четыре стороны вели пустые дверные проемы. Вокруг, куда ни кинь взгляд, безликие крошащиеся кирпичные стены и выщербленный бетонный пол. Том медленно поворачивался, посвечивая фонариком и припоминая забытую за долгие годы дорогу.

— Скажи, Эл, — заговорил он, — задумывался ли ты, смывая воду в унитазе в гостиничном номере, куда девается вся эта вода? Содержимое сотен туалетов, раковин, дерьмо сотен находящихся в здании людей, которые ходят по-маленькому и по-большому, чистят зубы и спускают в канализацию посторонние предметы, несмотря на то что их просят этого не делать? Ты когда-нибудь задумывался, куда утекает вода вместе со своим содержимым?

— Нет, — ответил Дортмундер.

— Мы пойдем туда. — Том вошел в самый широкий и грязный проход с низким потолком. Дортмундер двинулся следом. — В общем, вода спускается здесь, — продолжал Том. — Она протекает по все расширяющимся трубам, через решетки, на которых оседают крупные предметы, и наконец впадает в главную, самую большую трубу, проходящую под улицей и соединяющую отель с городской канализацией. И в месте этого впадения находятся самая последняя решетка и отстойник. Туда ведет особый люк — чтобы сантехник мог спуститься к месту соединения, если произойдет нечто чрезвычайное. Но обычно к этому люку даже не притрагиваются.

— Я бы держался от него подальше, — сказал Дортмундер.

— Ты можешь верить или не верить, Эл, — сказал Том, — но даже человек, ищущий четырнадцать тысяч долларов, обошел бы то место стороной. Стопроцентная гарантия.

— Уж не там ли ты спрятал свои винные бутылки?

— До сих пор чувствую запах, — произнес Том, покачивая головой.

Очередной дверной проем без двери вывел их в более обширное помещение. Фонарик Дортмундера вырвал из темноты несколько распластанных на полу скелетов мелких животных. Здесь был более сухой, но словно бы прогорклый воздух. Создавалось ощущение, будто нос уткнулся в гниющую древесину.

— Я тоже его чувствую, — сказал Дортмундер.

Том издал свой характерный смешок.

— С тех пор, как в этом городе в последний раз смывали воду из унитаза, прошло немало лет, — произнес он. — Теперь там нет той вони, что раньше. Там, впереди.

Впереди возвышалась очередная кирпичная стена. Осветив ее фонариком, Том обнаружил поблизости металлическую плиту размером три на два фута, углы которой были привинчены к бетонному полу болтами. Том опустился у одного из углов на колени и наклонился, чтобы сдуть с болта пыль и грязь.

— Сейчас придется малость пошуметь, — сказал он.

И принялся шуметь. Наложив ключ на головку болта, Том лупил по его металлической ручке молотком. Бам! Бам! Бам! А в паузах между ударами раздавалось эхо звука, отражавшегося от стен и разносящегося по замкнутому пространству.

После пяти минут этого адского концерта Том поднялся на ноги и вытер лоб.

— Смени меня, Эл, — сказал он.

И Дортмундеру пришлось начать самому издавать кошмарные звуки. Наконец под его руками болт стронулся с места и начал неохотно проворачиваться, добавляя в грохот скрипящие звуки.

Болт не желал сдаваться. Каждый крохотный поворот его головки давался лишь ударами молотка по ключу. Но в конце концов его толстое, ржавое и длинное тело вышло наружу и вместе с ключом, до сих пор цеплявшимся за его головку, упало на металлическую плиту, издав напоследок еще один жуткий звук.

— Отлично, Эл, — сказал Том. — Остались всего три штуки. Давай-ка я постучу.

Как потом подсчитал Дортмундер, они с Томом проработали около часа, прежде чем последний болт с трудом вышел из своего гнезда и повалился на плиту. Но и тогда проклятая плита не пожелала шевелиться, и Тому с Дортмундером пришлось нанести еще, казалось, миллионы ударов, обстукивая ее с боков. Наконец тяжелая и ржавая плита неохотно поддалась и чуть приподнялась с одной стороны.

О Господи! За сорок лет этот аромат ничуть не ослаб.

— А-ааа! — завопил Дортмундер и выпустил из рук плиту, которая опрокинулась и повалилась вверх ногами. Том с искренним интересом наблюдал, как Дортмундер проворно отскочил назад, зажимая пальцами нос, словно кто-то хватил его по лицу снятым с покойника саваном.

— Это еще не все, Эл, — невозмутимо заявил Том. — Бутылки там, внизу, привязаны проволокой" к ступенькам трапа. Видишь трап?

Однако Дортмундеру совсем не хотелось осматривать это место.

— Я верю тебе на слово, — сказал он, с трудом проталкивая слова сквозь горло и не испытывая ни малейшего желания вдохнуть. — Все в порядке. Я тебе верю.

Ткнув фонариком в открытую ими дыру, Том сказал:

— Это и есть ремонтный лаз. Смотри-ка! Там сейчас куда суше, чем раньше.

— Том, — произнес Дортмундер, по-прежнему закрываясь ладонями. — Мне очень жаль, но я больше не могу здесь находиться. — Он затравленно оглядел пол в поисках своего фонаря, пытаясь дышать, не втягивая в себя воздух. Фонарик лежал на полу, и его луч был направлен в сторону этого ужасного отверстия. Дортмундер шагнул к нему, чтобы поднять, и добавил: — Я подожду тебя наверху. Думаю, ты справишься сам.

— Ты пропустишь самое интересное, Эл, — сказал Том. — Ты не увидишь, как я буду извлекать набитые деньгами бутылки, пролежавшие там сорок лет.

— Если это и есть самое интересное, — ответил Дортмундер, трясущейся рукой направляя фонарик в сторону дверного проема в противоположном конце помещения, — то я хочу лишь одного: пропустить это зрелище. Увидимся наверху.

— Найдешь дорогу?

— Да.

Чувствуя, как к нему приходит наиболее полное, пронзительное понимание значения слов «по уши в дерьме», Дортмундер вышел из тесного помещения, направляясь в места, более подходящие для жизни человека. Его чувство направления изрядно пошатнулось, и теперь он с трудом разбирался, куда следует сворачивать. Однако уже то, что запах остался позади, наполняло его душу уверенностью в своем будущем. Впрочем, сейчас ему очень не хватало обвязанной вокруг пояса веревки, за другой конец которой тянул бы Тайни.

Очередной коридор и запах гниющего дерева и кирпичной пыли. Пройдя по коридору, Дортмундер вышел в дверной проем и оказался у лестницы, ведущей вверх. Казалось, лестница претерпела волшебное превращение. Ранее казавшаяся ржавой, хлипкой и побитой, она теперь представлялась Дортмундеру с позолоченными, усыпанными розовыми бутонами с покрытыми каплями росы лепестками — ступенями, ведущими в рай. Туда, где была нормальная атмосфера.

Дортмундер помнил про расположенные на верхней площадке лестницы кабинеты, внутренние помещения без окон. А ему сейчас было нужно окно, и потому он ринулся в холл, обогнул угол, и луч его фонаря выхватил из темноты согбенную фигуру старого оборванца с винтовкой в руках, ствол которой был направлен прямо в грудь Дортмундера.

— Ш-шш, — сказал оборванец.

Дортмундер кивнул. Когда человек, держащий тебя на мушке, говорит «ш-шш», полагается кивнуть, а говорить вслух не полагается.

— Направь свет в пол!

Дортмундер направил луч фонаря вниз.

— Обойди меня вокруг и выходи в холл!

Дортмундер подчинился. В конце концов он и сам хотел туда попасть.

К этому моменту уже спустились скоротечные южные сумерки, серебристо-зеленоватый свет которых проникал в каждую дверь и окно, придавая им нечто от их былого величия.

— Посвети влево.

Дортмундер повернул фонарик и увидел еще одну дверь, ведущую в бывший бар (только для членов клуба).

— Вы хотите, чтобы я туда пошел?

— Ш-шш...

Дортмундер кивнул.

Что-то уткнулось ему в спину — вряд ли это был палец, — и тут же хриплый старческий голос прошептал:

— Где твой партнер?

Слово «партнер» он произносил как «парднер».

— Внизу, — ответил Дортмундер, также шепча. — В подвале. Осматривает... э-ээ... водопроводные трубы.

— Водопровод? — Казалось, это слово сбило оборванца с толку, но лишь на мгновение, потому что он тут же ткнул Дортмундера в спину и велел: — Теперь иди туда.

Дортмундер подчинился и вошел в помещение, которое, судя по всему, было обобрано наиболее тщательно. Столы, кресла, банкетки, табуреты, стойка бара, зеркала, раковины, холодильники, ковры, лампы, включатели, жалюзи, занавески, касса, стаканы, пепельницы, открывашки, часы — все исчезло.

Фонарик Дортмундера высветил полусгнивший фанерный пол, кирпичные стены и стоявший в центре черный ящик высотой в три фута и около фута в поперечнике. Направив на него свет, Дортмундер увидел, что это — колонка от старомодной акустической системы, которую не унесли лишь только потому, что кто-то треснул ее по передней панели, разорвав серебристо-черную ткань и выворотив диффузор громкоговорителя. Наверно, какой-нибудь поклонник Элвиса Пресли.

— Садись, — раздался хриплый голос.

— Куда? Сюда?

Вместо ответа Дортмундера вновь ткнули в спину тем же самым предметом, очень мало напоминавшим палец. Дортмундер подошел к колонке и, развернувшись, уселся на нее.

— Вот он я, — сказал он.

— Освети свое лицо.

Дортмундер направил себе в лицо луч фонаря, заставивший прищуриться. Уперев рукоятку фонаря в колено и нацелив его луч на кончик носа, Дортмундер заметил:

— Глазам больно.

— Можешь чуть-чуть отвести его в сторону, — донесся из темноты голос, в котором внезапно зазвучало раздражение. — Я вовсе не собираюсь устраивать пытку.

— Правда? — отозвался Дортмундер, направляя луч над своим правым плечом.

— Я лишь хочу видеть твое лицо, — объяснил оборванец. — Я хочу видеть, говоришь ли ты правду или лжешь.

— Я всегда говорю правду, — солгал Дортмундер и показал оборванцу свое лицо, желая проверить, какой эффект вызовут его слова.

Все оказалось в порядке.

— Да уж, постарайся не врать, — сказал оборванец, демонстрируя полное отсутствие проницательности. — Скажи, что тебе известно о... о Тиме Джепсоне?

Ага. С молниеносной скоростью самого лучшего компьютера Дортмундер в миллиардные доли пикосекунды полностью разобрался в происходящем. Тим Джепсон — это Том Джимсон. Старик с винтовкой — это бывший его напарник, запертый в лифте. Одиночка, жаждущий поквитаться. Одиночка с винтовкой. Одиночка с винтовкой в руках и вполне законной ненавистью к человеку, которого он только что назвал «парднером» Дортмундера. Рука Дортмундера, направлявшая свет фонаря в его лицо, не дрогнула.

— Никогда о таком не слышал, — ответил он.

— И он не посылал вас сюда?

— Если кого-то и посылал, то не нас, — заверил его Дортмундер, понимая, что оборванец занимается поиском четырнадцати тысяч, понимая — старый мозг-компьютер Дортмундера продолжал щелкать на предельной скорости, — что старик обшарил здесь все сверху донизу, но так и не догадался спуститься еще ниже. Том оказался прав: сумма в четырнадцать тысяч долларов была недостаточно велика, чтобы заставить человека погрузиться в миазмы прямой кишки отеля Кронли.

Сколько времени Том еще провозится внизу? И что произойдет, когда он поднимется наверх? Этот старикашка покуда не признал Тома, но ведь узнает же, рано или поздно?

— Если Джепсон вас не посылал, — раздался из темноты ворчливый голос, — то что вы здесь делаете?

Хороший вопрос.

— Проводим инспекцию, — ответил Дортмундер после секундной заминки. Потрепанный мозг-компьютер начал давать сбои. Что они здесь делают? — Нам сообщили, что здесь, в Кронли, никто не живет, — начал он, затягивая время и дожидаясь, покуда «компьютер» справится с задачей.

— Кто сообщил?

— Власти штата, — сказал Дортмундер так, словно это была самая очевидная вещь на свете. — Управление... э-ээ... восстановительных работ.

— Восстановительных работ?

— Неужто вы не слышали об У.В.Р.? — Дортмундер покачал головой, изумляясь такому невежеству. — Может быть, вы не слыхали и о дефиците жилья?

— Ты хочешь сказать, что... — Старческий голос дрогнул. — ...что здесь?..

Он купился! Сделав невинно-серьезное лицо, Дортмундер продолжал напирать:

— Ну да, вот мы и приехали все здесь проверить. Посмотреть, какая здесь... э-ээ... инфра... Как ее? инфра...

Да что же это за слово такое? Дортмундер почувствовал, что теряет инициативу, и, ощущая дрожь в правой руке, держащей фонарик, понимая, что его лицо не в силах более сохранять честное, искреннее выражение — и все потому, что сам он не может вспомнить одно-единственное слово, а компьютер в его мозгу окончательно застопорился, — проследил взглядом за лучом фонарика и сделал последнюю попытку:

— Инфра... инфра... инфра... черт его знает что такое!

И сдался.

— Ну что ж, — вежливо произнес он. — А теперь прощайте, — и, выключив фонарик, бросился к двери.

— Инфраструктура! — крикнул он, но нужное слово пришло на ум слишком поздно, и голос Дортмундера потонул в грохоте винтовочного выстрела.

38

— Инфраструктура! — крикнул в темноте непрошеный гость.

Гаффи понял, что промазал, и, наведя винтовку по голосу — хотя определять направление в замкнутом пространстве было нелегко, особенно после первого выстрела, эхо которого все еще отдавалось в его ушах, — выстрелил вторично.

— Инфраструктура! Инфраструктура!

Что это? Новое слово взамен обычного «сдаюсь»? Опустив ствол, Гаффи сердито уставился в темноту. У него создалось впечатление, что его обвели вокруг пальца, а он ненавидел это ощущение. Что здесь происходит? С чего бы этому инспектору — если, конечно, он был тем, за кого себя выдавал, — выключать фонарик и бежать в темноту, выкрикивая иностранные словечки?

Но если он и его дружок не были инспекторами из управления восстановительных работ, то кто они? Что бы предпочел Тим Джепсон — послать за деньгами посторонних или приехать лично? Насколько Гаффи знал Тима Джепсона — а ему казалось, что он хорошо его знает, — Джепсон никак не мог доверять людям до такой степени, чтобы рассказать, где он устроил тайник с деньгами. И уж тем паче посылать кого-нибудь за ними вместо того, чтобы явиться собственной персоной.

Не могло ли случиться так, что один из этих гостей — замаскированный Тим Джепсон? Гаффи непрерывно преследовал образ человека, сгубившего его жизнь. Образ, нисколько не потускневший за сорок лет, миновавшие с тех пор, когда он в последний раз видел этого дьявола в человеческом обличье. Разделенные пробором прямые черные волосы, прилизанные и умащенные «виталисом». Горящие темные глаза под тонкими черными бровями. Жестокая, хищная улыбка, обнажающая крупные белые зубы. Походка вразвалку, раскидистые плечи, ширококостная, но худощавая фигура. У Тима Джепсона не было ни малейшей возможности замаскироваться так, чтобы Гаффи его не узнал.

Значит, эти люди — грабители? Никакие они не правительственные чиновники и не имеют ни малейшего отношения к заселению опустевшего города. И к Тиму Джепсону они никакого отношения не имеют. Обычные мародеры, польстившиеся на проржавевшие водопроводные трубы. Короче говоря, обыкновенные придурки.

— Инфраструктура!

— Да заткнись ты, — пробормотал Гаффи, собираясь с мыслями.

К его удивлению, придурок действительно заткнулся и, перестав метаться взад-вперед, замер на месте. Гаффи видел, что тот остановился у окна, не соображая, что контуры его фигуры отчетливо вырисовываются на фоне тусклого света звезд. А значит, он и понятия не имел о том, что сейчас Гаффи может снять его одним выстрелом, словно игрушечного зайца в тире.

Однако Гаффи больше не хотел его убивать. С его точки зрения, уже сам факт, что он стрелял в этого дурня, мог привести к тому, что Гаффи пришлось бы прятаться в лесу не меньше года, прежде чем полиция прекратила бы его искать. Ну, а кабы он и впрямь убил этих двух водопроводных воришек, поиски продолжались бы до победного конца.

Гаффи знал, что произойдет, если его поймают. Его вернут в камеру. От этой мысли руки Гаффи задрожали, он даже едва не выронил винтовку.

— Послушай, почему бы тебе не включить фонарь, а? — спросил он, ненавидя прозвучавшую помимо его желания дрожь в голосе.

— Чтобы ты меня прихлопнул?

— Ты стоишь на фоне окна, — сказал Гаффи, позабыв в раздражении о своих страхах. — Если бы я хотел застрелить тебя, то уже застрелил бы.

Гаффи смотрел, как расплывчатая фигура развернулась, выглянула в окно. Раздался вздох, и вспыхнул луч фонаря, направленный в сторону окна. В его свете показалась стоящая на улице маленькая машина.

Маленькая машина...

— Минутку, — произнес Гаффи, и луч света в тот же миг повернулся в его сторону. Не обращая внимания на свет, Гаффи сказал: — Человек ни за что не приехал бы за раковинами и унитазами на такой маленькой машине.

— Я уже говорил тебе, — ответил незваный гость. — Мы из управления восстановительных работ, проверяем состояние инфраструктуры и готовим отчет...

— Не вешай лапшу на уши, — отозвался Гаффи. — Правительственные чиновники приезжали сюда несколько раз. Они ездят на больших «фордах» с кондиционерами и изображением печати штата на борту. Или на «крайслер-баронах». Но только не на таких японских дешевках, как ваша.

— А мы... э-ээ... выступаем в роли независимых экспертов, — пояснил незнакомец.

Какая это мука — общаться с людьми! Они не вызывали у Гаффи никаких чувств, кроме гнева, страха, стыда или горечи.

— Черт бы тебя побрал, — процедил Гаффи. — Либо ты сейчас же прекратишь врать, либо мне станет на все наплевать, и я тебя застрелю.

— Зачем мне врать? — глуповатым тоном спросил незнакомец и вновь осветил свое лицо с застывшей на нем кривой и весьма недоброжелательной ухмылкой.

— Именно это я хочу узнать, — сказал Гаффи и, заметив нахальную улыбку пришельца, покрепче прижал приклад к плечу. Нацелив ствол точно в лицо незнакомца, он продолжал: — Вы не грабители и не чиновники. Я уже понял, что к Тиму Джепсону вы тоже не имеете никакого отношения. Я понял, что мне остается лишь ждать его и, когда он появится — а он обязательно появится, — я должен быть на месте. А вы двое не должны мне помешать, так что я застрелю вас, ей-богу застрелю, и похороню ваши тела там, где их никто не найдет, а машину вашу столкну в реку так, что о ней никто и не подумает. Уж лучше выкладывай правду.

Воцарилась тишина. Кривая ухмылка сползла с лица незнакомца, глаза заморгали. Он по-прежнему дрожащей рукой направлял фонарь на свое лицо, признавая тем самым превосходство Гаффи. Внезапно в воздухе послышался дурной запах. Неужели этот парень струхнул до такой степени? Тем лучше. Тем быстрее он скажет правду.

— Давай, выкладывай! — рявкнул Гаффи, подражая самым крутым парням, каких он встречал в тюрьме. — Говори!

Незваный гость посмотрел поверх плеча Гаффи.

— Стукни его, Том, — сказал он.

— Не испытывай мое терпение, — отозвался Гаффи.

— Стукни его бутылкой.

— Этот трюк стар, как мир, меня на него не пойма...

39

— Никак не пойму, который из тех двоих этот парень, — сказал Том.

— Ох, и воняют же твои деньги, — заметил Дортмундер.

— Деньги не пахнут, Эл, — сказал Том.

Маленькая машинка пробиралась сквозь тьму, освещая фарами пустынную землю и удаляясь прочь от Кронли и его одинокого контуженного обитателя.

40

В шесть часов вечера Энди Келп вошел в бар на Амстердам-авеню. Завсегдатаи увлеченно обсуждали идеи о том, что несколько новых больших зданий, выросших на Бродвее в квартале к западу отсюда, на самом деле были космическими кораблями, построенными и населенными инопланетянами.

— Хочешь сказать, там что-то вроде зоопарка? — осведомился один из завсегдатаев.

— Нет-нет, я не это имел в виду, — отозвался второй, и по его реакций было ясно, что именно он затеял этот разговор. — Их построили для пришельцев, которые сюда прибывают.

При этих словах третий завсегдатай нахмурился.

— Сюда прибывают пришельцы? — спросил он. — Когда же?

— Они уже здесь, — ответил второй.

Третий завсегдатай оглянулся и заметил Келпа, тщетно пытавшегося привлечь к себе внимание бармена Ролло, который был занят перетиранием бесчисленных стаканов и, судя по всему, пребывал где-то в иных измерениях. Завсегдатай бросил на Келпа хмурый взгляд. Келп ответил тем же. Завсегдатай вновь повернулся к своим приятелям.

— Что-то я не встречал пришельцев, — сказал он.

— А как же юппи? — спросил второй. — Как ты думаешь, откуда они взялись? Не на Земле же они родились.

— Юппи? — На лице третьего завсегдатая появилась совсем уж мрачная мина. — При чем здесь юппи?

— Говорю же, там у них зоопарк, — настаивал первый.

— Если кому-то и нужен зоопарк, так только тебе, — сказал ему второй. — Шел бы ты спать. — И, обращаясь к третьему, добавил: — Конечно, юппи. Они внезапно захватили город, и все как один одинаковые. Разве может взрослый человек жить на одном мороженом да печенье? Нет, не может. А ты видел, что они пьют?

— Что-то пенное и зеленое, — задумчиво отозвался третий. — Короче, зеленую пену.

— Вот-вот! — подтвердил второй. — А ты заметил, что они носят на ногах?

В разговор вмешался первый завсегдатай.

— Что значит — спать? — с угрозой в голосе произнес он.

— Ну-ну, ребята. Только не здесь, — рассеянно обронил Ролло. Казалось, он смотрит на машущего ему Келпа, однако глаза Ролло, по всей видимости, были в тот миг отключены от мозга. Ролло продолжал размеренно перетирать стаканы.

Тем временем второй завсегдатай, не обращая внимания на первого, продолжал:

— Все юппи — мужчины и женщины, — все они носят одну и ту же кошмарную обувь. А почему?

— Мода такая, — ответил третий.

— В зоопарке, что ли? — вновь встрял первый завсегдатай. — Ты говоришь, спать в зоопарке?

— Мода? — воскликнул второй. — Что это за мода такая, когда человек надевает костюм, а под него — эти огромные бесформенные тряпичные тапки? Что это за мода, когда женщина делает макияж, прибирает волосы, надевает платье и побрякушки, а на ноги — все те же самые тапки?

— Ну, а ты чем это объясняешь? — осведомился третий.

Первый завсегдатай, любитель зоопарков, тем временем медленно поднялся с табурета и принялся стаскивать пальто.

— Их ноги отличаются от наших, — объяснил второй. — А все потому, что они — инопланетяне. Их тапки не предназначены для человеческой ноги.

Первый завсегдатай принял стойку боксера девятнадцатого столетия и заявил:

— А ну, давай один на один!

— Не здесь, ребята, — невозмутимо пробормотал Ролло, продолжая полировать стекло.

— Ролло! — вскричал Келп, отчаянно жестикулируя.

Однако Ролло по-прежнему пребывал в прострации.

Тем временем второй и третий завсегдатаи с интересом и удивлением смотрели на боксера.

— Чего это он? — спросил второй.

— Ты отрицаешь зоопарк, — сказал ему боксер. — И ты за это ответишь. Ты что-то сказал насчет меня и зоопарков, и теперь мы посмотрим, кто из нас прав.

— Минутку, — попросил третий. — Ты сторонник теории зоопарка. Так?

— Так, — ответил первый, по-прежнему прижимая локти к корпусу, держа кулаки вывернутыми кверху, согнув запястья и выставив одну ногу вперед.

— Так изложи ее, — сказал третий. — Каждый имеет право высказать свои мысли.

— Естественно, — согласился второй, с интересом, но без особого беспокойства рассматривая задранные кверху кулаки.

Боксер чуть опустил руки.

— Естественно, говоришь?

— Ролло! — позвал Келп.

— Ты считаешь, что твоя идея лучше, чем теория юппи, — сказал второй завсегдатай. — Давай, изложи свою точку зрения.

Боксер опустил кулаки.

— Я согласен, что это юппи, — сказал он. — Но с поправками.

Приятели внимательно слушали.

— В общем, так, — продолжал сторонник зоопарков, несколько смущенный тем вниманием, которого он так настойчиво добивался. — Вы правы в том, что новые здания — это космические корабли.

— Благодарю вас, — с достоинством отозвался второй завсегдатай.

— Они представляют собой нечто вроде тараканьих ловушек, — сказал бывший боксер. — Они приманивают юппи. Маленькие комнатки, раскладушки вместо кроватей, никаких украшений. Так вот, у пришельцев во всех концах Вселенной есть такие зоопарки, в которых собраны всевозможные создания; но людей у них до сих пор не было, потому что ни один человек не сможет жить в скотских условиях. А для юппи они вполне естественны!

— Ролло! — надрывался Келп.

— Какой же в этом смысл? — спросил третий.

— Как только эти здания будут заполнены, пришельцы снимут их, словно муравейники, и развезут юппи по всем прочим зоопаркам.

— И все же я остаюсь при своем мнении, — сказал второй завсегдатай. — Юппи и есть пришельцы! Это же очевидно, стоит только взглянуть на их лапы!

— Подожди минутку, — сказал третий. — Обе теории приводят к одному и тому же выводу. И этот вывод мне нравится. В конце концов все эти новые здания и юппи улетят прочь.

— И то правда, — удивленно заметил второй.

— Космические корабли улетят, — согласился первый, — и юппи вместе с ними.

Эта мысль прозвучала столь заманчиво, что все трое ненадолго прекратили разговор, смакуя сладостную перспективу перенесения всех юппи и их жилищ куда-нибудь в другую галактику.

Воспользовавшись тишиной, Келп крикнул во весь голос:

— Эй, Ролло! Гляди сюда! Ты что, клиента не замечаешь?

Ролло наконец поднял голову, но затем повернул лицо к двери, глядя мимо Келпа.

— Нет, если он жрет пиво с солью.

— Так я же... — начал было Келп, но его прервал чей-то голос:

— Что ты там бормочешь, Энди?

Обернувшись, Келп увидел входящего в бар Стэна Мэрча, коренастого парня с добродушным лицом и рыжими волосами. Стэн подошел к стойке, приветствуя Ролло взмахом руки.

— Только не говорите мне, что мост Вильямсбург открыт, — сказал он.

— А я и не собирался, — ответил Келп.

Ролло наполнил свеженадраенный стакан пивом и, вынув из ящика солонку, грохнул ею о стойку рядом с бокалом.

— Вот тебе пиво и соль, — сказал он.

Судя по всему, Стэн ничуть не обиделся.

— Немножко соли в пиве помогает прочистить мозги, когда те начинают затуманиваться, — пояснил он.

— Большинство людей успевают допить бокал до того, как у них заходят шарики за ролики, — отозвался Ролло. — И тут же берут следующую порцию.

— Я за рулем, — сказал Стэн. — И мне приходится ограничивать себя.

— Ага, — ответил Ролло и наконец взглянул на Келпа. — Тот, другой чистюля уже сидит там, в кабинете. Я отдал ему твой стакан.

— Надеюсь, стакан был вычищен отменно, — сказал Келп.

— Ага, — отозвался Ролло.

Стэн взял свое пиво и соль, и они с Келпом прошли по залу, минуя завсегдатаев, которые никак не могли договориться, откуда у пришельцев-юппи взялись кеды — то ли они привезли их с собой, то ли специально прилетели за ними на Землю.

— Вильямсбургский мост — это опасное место, — сказал Стэн. — Ты знаешь, почему я опоздал? Дело в том, что мне пришлось дважды проехаться по Манхэттену.

— Дважды? — спросил Келп. — Ты что-то там забыл?

— Мне пришлось забыть о мосте Вильямсбург и ехать через Манхэттенский, — пояснил Стэн. — Чувствуешь разницу?

— Еще бы.

— Из-за столпотворения вокруг моста Вильямсбург я никак не мог попасть на север Манхэттена, — продолжал Стэн. — И мне пришлось поехать на юг по Бруклинскому мосту в Бруклин, нырнуть в туннель Мидтаун, и только так я смог сюда попасть.

— У тебя хорошая реакция, — похвалил его Келп, открывая зеленую дверь в конце коридора.

— А как же? — отозвался Стэн. — Я ведь водитель.

Они вошли в тесное помещение с цементным полом. Вдоль стен до самого потолка громоздились штабеля ящиков с пивом и виски, полностью скрывавшие стены и оставлявшие в середине комнаты небольшое свободное пространство. Здесь стоял древний потрепанный круглый стол с исцарапанной зеленой столешницей. Вокруг стола размещались с полдюжины кресел, а сверху на старом черном проводе свисал оловянный абажур с одной-единственной лампочкой.

За столом сидели Дортмундер, Том и Тайни.

— Короче, он оказался прав, — говорил Тайни. — Его голова оказалась слишком широкой и, как он ею ни крутил, не пролезала между прутьями решетки.

— Хи-хи, — подал голос Том.

— Я не с тобой разговариваю, — нахмурился Тайни.

Тайни и Том уставились друг на друга, а Дортмундер посмотрел в сторону двери с видом человека, которому очень хочется, чтобы его вдруг срочно вызвали к телефону и он мог бы отсюда уйти.

— А вот и вы, ребята, — сказал он. — Вы опоздали.

— Не будем об этом, — попросил Келп.

— И все из-за моста Вильямсбург, — добавил Стэн.

— Ну что ж, входите, — пригласил их Дортмундер. — И давайте сразу к делу. Стэн Мэрч, ты знаком с Тайни?

— Конечно, — отозвался Стэн. — Как дела, Тайни?

— Держу хвост трубой.

— А это, — нехотя добавил Дортмундер, — Том Джимсон. Именно он предложил нам работу.

— Привет, — сказал Стэн.

— Так это и есть водитель за тридцать тысяч долларов? — спросил Том, издав свой характерный смешок.

Стэн радостно посмотрел на Дортмундера:

— Я что, получу тридцать кусков?

— Нет.

— Ну и ладно.

Келп и Стэн заняли места за столом. Келп уселся рядом с Дортмундером, напротив которого стояли два стакана — один из них — ослепительной чистоты — и запыленная бутылка с этикеткой амстердамского бурбона. Келп взял чистый стакан и плеснул себе тонизирующего.

— Итак, у вас есть работенка, верно, Джон? — спросил Стэн. — И вам потребовался водитель.

— На сей раз мы сделаем все как надо, — сказал Дортмундер.

— Что значит — на сей раз? — насторожился Стэн.

— Видишь ли, у нашего дела богатая предыстория, — сообщил ему Дортмундер.

Келп осушил стакан, вытер губы и сказал:

— Речь опять идет о поездах.

— Рассказывай с самого начала, Энди, — велел Дортмундер.

— Да, конечно, — сказал Келп.

Стэн бросил в кружку щепотку соли и, оглядевшись, приготовился слушать.

41

Все утро Стэн Мэрч и его мамуля кружили по Бруклину в мамулином такси с погашенным огоньком. Мамуля проводила за рулем по восемь — десять часов в день и, вновь вынужденная вести машину в неурочное время, была явно не в духе.

— Какая разница? — в который раз спрашивала она. — Я не вижу никакой разницы. Машина — она и есть машина.

— Но не сейчас, — отвечал Стэн. — На сей раз это будет подарок. А подарок, мамуля, — это всегда нечто особенное. «Хонды» и «акуры» у него уже есть. Его парк подержанных автомобилей и так уже забит «тойотами» и «датсунами». Всякий раз, когда я пригоняю «изуцу» или «хенде», Макс лишь печально кивает и говорит: «Поставь ее вот сюда».

— Он платит тебе, Стэн, — заметила мамуля. — У вас чисто деловые отношения. Ты пригоняешь ему с улицы машины, а он тебе за них платит. Какая разница, печально он кивает или весело?

— На этот раз, — сказал Стэн, — я не возьму с него платы. На этот раз я хочу услышать похвалу. Поэтому я не намерен являться к нему с «шевроле-евроспортом» или «СААБом». Я намерен отличиться перед Максом.

Мамуля огляделась и, убедившись, что вокруг нет полиции, в нарушение правил свернула направо, на Флэтбуш-авеню.

— Но, с другой стороны... — начала она.

— Не стоило проезжать на красный свет, — заметил Стэн. — Нам с тобой некуда торопиться.

— Это тебе некуда торопиться, — поправила его мамуля. — А я намерена как можно быстрее выбраться из машины и залезть в ванну. Между прочим, ты меня перебил.

— Извини.

— Так вот, я хотела сказать, что, с другой стороны, было бы чистейшей глупостью дарить Максимиллиану какую-нибудь особенную, необычную машину, которую мог бы опознать хозяин и засадить Макса за решетку. Такой подарок ему не нужен.

— Не бойся, мам, — отозвался Стэн. — Я буду помнить об этом, выбирая машину.

— Тогда посмотри сюда, — предложила мамуля, нажимая на тормоз и тыча пальцем.

Они только что миновали Гранд-Арми-плаза и выехали на Парк-Вест-проспект. Парк остался справа, а слева возвышались шикарные старые кирпичные дома. Это был район преуспевающих людей, и кто-то из них — а скорее приезжий — оставил на ярко освещенной стоянке серый с отливом «астон мартин».

— Ага, ага, — приговаривал Стэн, пока мамуля парковала такси рядом с будущим подарком. — Прекрасный выбор, мамуля.

— Будь осторожен, Стэн, — сказала мамуля.

Стэн вылез из такси, и первое, что бросилось ему в глаза, был пожарный кран, подле которого припарковался «мартин». Второе, что он заметил, красно-бело-голубые дипломатические номера; впрочем, к неудовольствию полицейских, дипломатическая неприкосновенность распространялась также и на пожарные гидранты.

Стэн рассмотрел номера, ухмыльнулся, подошел к матушкиному такси, просунул голову в окошко с пассажирской стороны и сказал:

— Отлично, мамуля. Машина дипломата. Полицейские не имеют права даже записать его номер.

— Встретимся у Максимиллиана, — отозвалась мамуля и вырулила на дорогу. Стэн вынул из кармана связку ключей и вновь приблизился к «астон мартину».

Пятый по счету ключ подошел и к дверце, и к замку зажигания. Стэн отогнал машину от пожарного крана, развернулся и, вновь проехав по Арми-плаза, двинулся на северо-восток, через Бруклин и Куинс, направляясь к парку подержанных машин Максимиллиана, что находился неподалеку от Нассау-каунтилейн. Добравшись до места, он съехал на боковую улочку, огибавшую расцвеченную яркими флажками площадку, вырулил на неприметную подъездную дорожку позади площадки и остановился у высоких кустов, росших вдоль белых дощатых гаражей. Стэн вылез из «астон мартина», любовно похлопал его по капоту, вошел в распахнутые ворота и двинулся по обсаженной кустарником тропинке, ведущей к конторе Максимиллиана — небольшому розовому оштукатуренному, скромному на вид зданию, словно попавшему сюда прямиком из Калифорнии. Войдя через заднюю дверь в обшитую серыми панелями комнату, Стэн кивнул худощавой женщине с серьезным лицом, сидевшей за одним из двух неопределенного вида столов и печатавшей на машинке.

— Привет, Харриет, — сказал он. — Где Макс?

Женщина подняла голову и улыбнулась, при этом ее пальцы продолжали бегать по клавишам, словно самостоятельные существа, живущие собственной жизнью.

— Привет, Стэн, — отозвалась она. — Твоя мамуля уже дожидается. А Макс на площадке, с кем-то торгуется.

— Надеюсь, не с моей мамулей?

— Он бы на это никогда не решился. — Харриет усмехнулась и вновь опустила глаза на машинку.

Стэн открыл дверь, ведущую в соседний кабинет, вошел туда и выглянул на площадку, забитую «кольтами» и «гольфами». Вдалеке за их рядами на ярком солнце виднелось желтое такси мамули. Макс стоял справа — там, где хранились самые побитые, старые и никчемные машины, на лобовых стеклах которых красовались белые надписи «экстра!!», «конфетка!!» и «не проходите мимо!!». Макс, крупный пожилой мужчина с редкими седыми волосами и тяжелым подбородком, выглядел так, словно оказался на солнце по недоразумению; комната без окон, с серым ковром на полу куда лучше соответствовала бы его облику. И тем не менее он стоял на залитой солнцем площадке, руки в боки, в своей неизменной черной жилетке, из-под которой торчала белая рубашка, перепачканная от соприкосновений с подержанными машинами. Его наряд дополняли бесформенные измятые брюки и ботинки, похожие на буханки черного хлеба.

Как и сказала Харриет, Макс торговался с парой посетителей. Стэн облокотился о подоконник и принялся рассматривать клиентов, которые выглядели на солнцепеке столь же нелепо, как и Макс. Это были двое юнцов лет двадцати от роду, с густыми черными шевелюрами и густыми усами на смуглых черноглазых физиономиях. Они щеголяли в мешковатых свитерах, вельветовых брюках и веревочных туфлях. Один из них беседовал с Максом, другой наблюдал за улицей. Затем они поменялись ролями, и теперь уже второй юнец выслушивал излияния Макса.

На глазах Стэна покупатели без малейших колебаний отвергли «хонду», затем столь же быстро отказались от «рено» и «америкен моторс хорнет». Они задержались было у фургона «субару», но затем один из них ткнул пальцем в заднее окно, и второй согласно кивнул. Растерянный Макс пару раз показал им, что задняя дверца работает отлично, но уговорить покупателей не сумел. В конце концов он пожал плечами, и они втроем перешли к зеленой «шевроле-импала», при виде которой оба посетителя чуть не запрыгали от радости.

Что было весьма странно. «Импале» исполнилось не менее восемнадцати лет — возможно, это была самая старая машина на стоянке. Дверцы наполовину сгнили, а фары были окружены ржавыми дырами. Вместо антенны торчал кусок провода. Помимо всего прочего, «импала» была одной из самых больших машин, которые еще изредка попадались: настоящий мастодонт, ненасытный пожиратель горючего; треть машины составлял капот, треть — багажник, треть — пассажирский салон.

Однако двое молодых усачей влюбились в «импалу» с первого взгляда и даже бросили наблюдать за улицей, желая вместе насладиться прелестью ржавого корыта. Один из них обошел машину спереди и взялся за бампер, желая удостовериться, что тот держится достаточно крепко. Второй попросил Макса открыть багажник и, достав из кармана рулетку, принялся измерять обширное вместилище.

Когда Макс завел мотор и предложил клиентам опробовать машину на ходу, они обратили внимание лишь на работу рулевого управления — поколесили по площадке, поворачивая налево и направо. В этот миг Стэн решил, что ему пора вмешаться. Макс явно был готов продать этим шутам автомобиль, а этого делать не стоило.

Первым делом Стэн вернулся к двери, ведущей в заднюю комнату, и, просунув туда голову, сказал:

— Харриет, позвони в полицейский участок и попроси их проехать на машине мимо площадки. Останавливаться не надо, пусть только проедут.

— Хорошо, — сказала Харриет и без лишних вопросов потянулась к телефону.

Стэн прикрыл дверь, пересек кабинет, вышел на солнце и, вяло махнув мамуле, направился к Максу и его клиентам, которые уже вылезли из «импалы» на асфальт и, нетерпеливо кивая, выслушивали заключительное слово Макса насчет гарантии и тому подобные обещания, на которые Макс не скупился, когда был уверен в успехе сделки. Стэн подошел к нему и сказал:

— Макс, мне хотелось бы...

— Подожди минуту, — сказал Макс, с удивлением взглянув на Стэна, которому следовало бы знать правила этикета, запрещающего вмешиваться в ход торгов.

Однако Стэн продолжал беззаботно болтать, словно и не слыхивал ни о каких правилах.

— Только что звонили из полицейского участка, — сказал он.

При этих словах глаза Макса еще больше округлились, а покупатели обменялись встревоженными взглядами.

— Полиция? — спросил Макс. — И чего же им от меня нужно?

— Не знаю, — ответил Стэн. — Насчет розыска террористов, или что-то в этом духе.

— Террористы? — поразился Макс. — На стоянке подержанных машин?

Смуглые лица клиентов немного посветлели. Не обращая на них внимания, Стэн скорчил невинную рожу и продолжал:

— Сдается мне, речь идет о минах, которые закладывают в машины. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — сказал Макс, отворачиваясь.

Однако Стэн не позволил ему возобновить прерванный монолог.

— Я говорю о самоубийцах с бомбами, — заявил он. — Какой-нибудь псих приезжает на машине и взрывает все вокруг. Как правило, террористы берут старую коробку достаточно большого размера, с мощным мотором и хорошим рулем, чтобы пробивать заграждения и объезжать препятствия, и с объемистым багажником, чтобы уместилось побольше динамита. — Словно только что заметив «импалу», Стэн небрежно махнул в ее сторону рукой. — Вот такую, как эта, — добавил он.

Макс промолчал. Покупатели посмотрели друг на друга и обернулись. Увидев медленно проплывавшую мимо патрульную машину с двумя полицейскими, которые внимательно рассматривали площадку, клиенты заговорили на своем языке.

Макс облизнул губы и сказал:

— Стэн, будь так добр, подожди меня в кабинете.

Затем он повернулся к покупателям и начал:

— Господа, прошу прощения за...

Однако господа уже удалялись, неторопливо, но целеустремленно прокладывая себе путь между рядами «экстра»-секции парка подержанных машин, пока Макс не крикнул:

— Господа! Вам не понравился этот автомобиль?

В ответ клиенты, не оглядываясь, ускорили шаг.

— Они собирались заплатить наличными, не так ли? — осведомился Стэн.

— Ты прав, черт побери, — ответил Макс. — Собирались, пока не появился ты.

— Макс, — сказал Стэн. — Неужели ты не понял, что это за люди?

— Это покупатели, — объяснил Макс и, не давая Стэну высказаться, поднес к его лицу пальцы с обломанными ногтями и сжал кулак. — Если ты прав, то знаешь, кого я упустил? Покупателей, о которых можно только мечтать. И не только потому, что они собирались платить наличными, избавляя меня от бумажной волокиты, банковских поборов и обязательств перед новым хозяином. Это были клиенты, которые ни при каких обстоятельствах не вернули бы мне товар с обычными в таком случае претензиями к коробке передач, тормозам и прочей ерунде. Эти клиенты — совершенно другого пошиба, что-то вроде армии, которая приобретает товар и взрывает его, ко всеобщему удовольствию.

— Но только не к твоему, — вставил Стэн.

— Ты перегрелся на солнце, — решил Макс. — Вернемся в кабинет, и ты все объяснишь.

— Подожди меня здесь, — попросил Стэн и подбежал к мамулиному такси. Мамуля выглянула в открытое окошко и спросила:

— Сколько можно ждать?

— Возникло небольшое затруднение, — сообщил ей Стэн. — Расскажу по пути домой.

— Надеюсь, все в порядке? Он согласился?

— Подожди пару минут, — сказал Стэн и отправился в кабинет.

Макс восседал за столом, жуя воображаемую сигару — настоящую он не мог себе позволить по настоянию врачей.

— Отлично, — сказал он, глядя на Стэна так, будто до сих пор полагал, что тот скорее сбежит, чем осмелится явиться пред его очи. — Итак, у нас гонец с неотложным поручением. Что ж, докладывай.

— Федеральное бюро расследований, — сказал Стэн.

Воображаемая сигара переместилась из одного угла рта Макса в другой.

— ФБР? Им-то что до меня?

— Представь себе, что твои клиенты, — сказал Стэн, — твои идеальные клиенты забирают этот железный хлам, а через пару недель на воздух взлетает какое-нибудь посольство, представительство авиакомпании, полицейский участок или даже здание ООН.

— Ну и что? — спросил Макс. — Они приобрели мою машину, и с этого момента я не имею к ней никакого отношения.

— От машины останется вполне достаточно, чтобы опознать ее и выяснить, откуда она взялась, — объяснил Стэн. — ФБР утверждает, будто им под силу взять любой след, а значит, и след этой машины тоже. А ее след ведет сюда.

— Что с того? — спросил Макс, вынув воображаемую сигару изо рта и помахивая ею. — Ведь я ни в чем не виноват! Я не знаю этих людей, я только продал им машину!

— Макс, Макс, — прервал его Стэн. — Давай забудем слово «невиновен». Выглянув из окна, я вижу с полдюжины машин, которые ты получил от меня. А уж я-то знаю, откуда они взялись. Ты хочешь привлечь внимание полиции, Макс?

Макс молча пожирал Стэна вытаращенными глазами, забыв о своей воображаемой сигаре.

— Представь, что к тебе являются фэбээровцы и в поисках улик начинают рыться в твоих бумагах и бухгалтерских книгах. Они не находят там доказательств твоей причастности к взрыву, поскольку ты не имеешь к нему ни малейшего отношения. И ты думаешь, что они просто так уйдут, не заметив массы совершенных тобой нарушений? Или, может быть, они все же сообщат о них местной полиции?

— Ты прав, — убитым голосом отозвался Макс. Он покачал головой и сунул воображаемую сигару в воображаемую пепельницу. — Я не привык быть невиновным, и это сбило меня с толку. Ты спас меня, Стэн, — продолжал он, с воодушевлением вскакивая на ноги. — Я этого не забуду. Теперь я — твой должник.

— Ты это серьезно? — заинтересовался Стэн.

Макс развел руками:

— Да. Как я понимаю, ты приехал продать мне машину, но я...

— Ну да, конечно, — сказал Стэн, молниеносно переключаясь на запасной вариант. — Классную машину, которая ни в какое сравнение не идет...

— С этим можно подождать, — внушительно произнес Макс. — Я вижу, у тебя ко мне еще какой-то вопрос.

— Честно говоря, Макс, я приехал просить у тебя совета, — сказал Стэн.

— Спрашивай.

— Видишь ли, мне нужна машина, и я...

— Нужна машина? Тебе?

— Речь идет об особенной машине, — пояснил Стэн. — О машине очень необычной модификации. Я подумал, что ребята из твоей мастерской...

— ...могут сделать все, что угодно, — закончил за него Макс. — Мои ребята слепят все, что захочешь, но бегать эта машина будет недолго. Недели две-три.

— Как раз такая времянка мне и нужна, — сказал Стэн.

— Я только времянками и занимаюсь, — ответил Макс. — Вот только покупатели этого никак не понимают. Чего они хотят от этой рухляди? Неужели кто-то из них согласится купить телевизор, который был бы им ровесником?

— Хорошая мысль, — похвалил Стэн. — Может быть, тебе стоит как-то обыграть ее в рекламе.

— В предпринимательстве есть масса тонкостей, которых ты никогда не поймешь, Стэнли, — ответил Макс. — Какая тебе нужна машина? С форсированным движком? Скоростная?

— Нет, — ответил Стэн. — В сущности, одно из требований — отсутствие двигателя.

— Это что, юмор? — осведомился Макс, взирая на Стэна. — Харриет постоянно болтает об этой штуке, о юморе. Так это он и есть?

— Вовсе нет, — уверил его Стэн и вынул из кармана список. — Главное требование состоит в том, чтобы расстояние между центрами колес было четыре фута восемь с половиной дюймов. Это касается и передних, и задних осей.

— Плевое дело, — сказал Макс.

— Движок надо снять, — продолжал Стэн, — а крыша кузова должна быть раздвижная, иначе ее тоже придется снять.

— Снять крышу, — повторил Макс.

— Вот тебе список, — сказал Стэн, протягивая Максу бумагу. — А теперь пойдем посмотрим куколку, которую я тебе пригнал.

— Сейчас пойдем, — отозвался Макс, рассматривая список и медленно кивая. — Мои ребята лопнут со смеху.

— Но они смогут сделать все, что я прошу?

— Они могут все, — повторил Макс. — Когда тебе нужна эта машина?

— Как можно быстрее.

— Я мог бы и сам догадаться, — сказал Макс, засовывая список в карман. — Что ж, пойдем глянем на твою куколку.

— И в благодарность тебе и твоим ребятам я предлагаю тебе самому назначить цену, — сказал Стэн, проходя вслед за Максом по кабинету Харриет и направляясь к «астон мартину». — Ты видишь, Макс, я готов отдать ее за бесценок.

42

— Который час? — пробормотала Джуди прямо ему в ухо.

Даг Берри приподнялся на локтях и, положив запястье на нос Джуди, посмотрел на свои водонепроницаемые часы с компасом, календарем и светящимся циферблатом.

— Без пяти три, — сказал он.

— Черт побери! — воскликнула Джуди и внезапно засуетилась под Дагом на устилавших дно его катера спасательных жилетах с гораздо большим воодушевлением, чем прежде. — Все! Урок окончен!

— Джуди, Джуди, — пробормотал Даг, придерживая женщину за голые плечи. — Я еще не кончил.

— Какое мне дело? Я плачу за уроки, — сказала Джуди. — У меня сегодня вечером сеанс эпиляции. Слезай сейчас же, верзила!

— Подожди секунду! — Даг чувствовал, что ему хватит полминуты. — Тебе волосы защемило, — сообщил он, налегая на женщину всем весом и приближая к ней свое лицо, словно намереваясь помочь. — Защемило пряжкой, не дергайся, иначе будет больно. Сейчас я отцеплю... Э... э... Ах-хх!

Когда все кончилось, Даг вновь приподнялся на локтях и, ухмыльнувшись, посмотрел в полные сомнения глаза Джуди.

— Все. Я уже отцепил, — сказал он.

Даг откатился в сторону, и оба уселись. Даг бросил взгляд через залив в сторону далекого берега Лонг-Айленда.

— Ну что, теперь ты доволен? — язвительным тоном осведомилась Джуди.

— Если ты довольна, то и мне хорошо, — улыбнулся Даг. — В конце концов ты платишь за уроки.

Так оно и было. Джуди, супруга врача-офтальмолога из Сассета, уже третий год брала у Дага самые разнообразные уроки, в том числе — подводного плавания. Каждый год она появлялась в мае, точная, как часы, выручала его с арендной платой и скрашивала его свободное время по три дня в неделю вплоть до пятнадцатого июня, когда они с мужем уезжали на месяц в Санта-Круз.

Джуди, привлекательная женщина, умудрялась на пороге сорокалетия поддерживать прекрасную форму при помощи аэробики, бега, специальных тренажеров и стойкого голодания. В остроте ее носа, холодности темных глаз и тонких губах проглядывала своевольная, жестокая и столь ненасытная натура, что вряд ли кто-нибудь, кроме офтальмолога (которому было некуда деваться), смог бы вытерпеть эту женщину сколь-нибудь продолжительное время. Даг понятия не имел, кому доводилось ублажать Джуди в оставшееся время года, но те два с половиной месяца, что приходились на его долю, выматывали Дага вконец.

В мае оживленного судоходства еще не было, так что большую часть времени, особенно в середине недели, залив практически пустовал, если не считать вездесущих одержимых рыболовов и редких паромов до Фэйр-Айленда. В это время года было совсем не трудно найти на мелководье место, где можно бросить якорь вдали от прочих лодок, немножко понырять и позаниматься любовью в течение двух часов, отведенных на занятие. Даг был бы не прочь бесплатно продлить урок еще немного, поскольку делать ему все равно было нечего, но у Джуди на первом месте была программа по поддержанию себя в надлежащем виде. Сегодня в ее расписании значилась эпиляция ног.

Даг завел мотор и повел катер к Айлипу. Вскоре прямо по курсу показались его лачуга и причал. Джуди вообще не была склонна к пустопорожним разговорам, а под рев 235-сильного двигателя — тем паче, поэтому всю дорогу до берега они молчали. Они уже приближались к доку, когда Даг заметил на площадке позади хижины серебристый «ягуар», стоявший рядом с черным «порше» Джуди.

Клиент! И, судя по машине, состоятельный. Таким образом, сеанс Джуди оказался весьма кстати. Привязывая катер и помогая ей сойти на берег, Даг ощутил нечто вроде теплых чувств к этой сучонке.

— Увидимся в среду, — сказал Даг, растягивая губы в дежурной улыбке.

— М-мм, — отозвалась Джуди, мыслями бывшая уже где-то далеко. Даг привязал катер и вынес на пирс пустые баллоны, а Джуди тем временем отправилась восвояси.

Ее машина уже почти скрылась вдали в клубах пыли, когда Даг вышел к лачуге и остановился, рассматривая клиентов, приезда которых он менее всего мог ожидать. Особенно на такой машине, как «ягуар».

Все ясно. Табличка «За рулем врач».

— Ага, вот и ты, — сказал Энди.

Джон указал на дверь жестом обвинителя.

— В записке сказано, что ты вернешься к трем часам, — заметил он.

— Вот я и вернулся, — отозвался Даг, отпирая лачугу. — Так вы решили забросить свою подводную затею? — спросил он, входя внутрь.

— Мы ее осуществили, — с омерзением сказал Джон, пока Энди закрывал дверь.

— Неужели? — удивился Даг. Он был совершенно уверен в том, что эти двое, сколько бы он их ни учил, ни за что не смогут вернуться живыми из подводного путешествия в реальных и неконтролируемых условиях. Однако по какой-то прихоти судьбы они все же опустились под воду и умудрились выплыть целыми и невредимыми.

Чего им нужно теперь? Даг надеялся, что они не попытаются вернуть ему купленное снаряжение.

— Все прошло нормально? — спросил он.

— Не совсем, — сказал Энди, улыбаясь и пожимая плечами. — У нас возникли неожиданные затруднения.

— Эмульсия, — произнес Джон таким голосом, словно это было самое гнусное из известных ему слов. Впрочем, вероятно, так оно и было.

— Эмульсия, ага, — отозвался Даг, уловив суть. — Я ныряю в соленой воде, на большие глубины, и с эмульсией сталкиваюсь крайне редко. В озерах эмульсия встречается куда чаще. Сплошная муть, верно?

— Это ты очень хорошо сказал, — похвалил Джон.

— Если вы приехали посоветоваться, — продолжал Даг, — то извините, я вряд ли сумею вам помочь. Как я уже говорил, эмуль...

— Нам уже дали хороший совет, — прервал его Энди. — Мы беседовали с известным писателем, специалистом в этой области. Помнишь историю с кораблем «Нормандия»?

— Это несущественно, — вмешался Джон. — Мне кажется, теперь мы знаем, как все сделать...

— Спуститься сверху, — предложил Даг. — Самое очевидное решение. Берете лодку, и...

— Невозможно, — ответил Джон. — И тем не менее у нас есть мысль. Чего у нас нет — так это воздуха.

— Ага, — произнес Даг. — Я понял.

— И мы подумали, что ты мог бы заправить наши баллоны, как в прошлый раз.

— Ну, не знаю. — Даг замялся, соображая, какую доплату потребовать с клиентов.

— Зарядишь нам два баллона, платим вдвойне, — сказал Энди.

— Видите ли, — медленно произнес Даг, в голове которого крутились смутные мысли о возможной неплохой наживе, — вам необходим инструктор, который присматривал бы за вами и разрешал затруднения на месте по мере их возникновения.

— Обойдемся, — заверил его Джон.

— Спасибо за предложение, но нам кажется, что на сей раз мы все достаточно тщательно продумали. — Энди с улыбкой покачал головой.

— Мы надеемся, — добавил Джон.

— Мы уверены в успехе, — поправил его Энди и, вновь обратившись к Дагу, добавил: — Нам не хватает только воздуха.

— Что ж, вы его получите, — ответил Даг, однако, пока он шагал к укрытому голубым чехлом компрессору на пирсе за лачугой, его неотступно преследовала одна мысль. Тут можно было крупно поживиться. Очень крупно.

43

К сожалению, в наши дни на железных дорогах совсем не осталось ручных дрезин — старомодных восхитительных тележек с рукоятками, как у пилы. Пассажирам приходилось попеременно тянуть и толкать это сооружение, приводя дрезину в движение. Когда-то на таких дрезинах путешествовал Бастер Китон, но теперь их уже не достать.

Вот почему в кузове восьмиосного фургона, который Стэн Мэрч, шипя пневматическими тормозами, остановил ясной, но безлунной ночью на перекрестке старой дороги, ведущей к Вилбургтаунскому водохранилищу, не было дрезины. Вместо нее, помимо аквалангов и прочего снаряжения, в кузове помещался странный гибрид, который до произведенной над ним хирургической операции существовал как «америкен моторз хорнет» 1956 года выпуска. Впрочем, даже и теперь гибрид сохранял зеленый цвет, так что от прежних времен кое-что осталось.

«Хорнет», как и прежде, оставался двухдверным маленьким кабриолетом с тесным задним сиденьем и крохотным багажником, но лишился двигателя, трансмиссии, радиатора, радиоприемника, капота, колесных колпаков, бамперов, осветительных устройств, запасного колеса, стеклоочистителей, приборной панели и крыши.

Он сохранил механизм управления (за исключением акселератора и сцепления), тормоза, сиденья, лобовое стекло, окна и талон техосмотра, проведенного автоинспекцией Нью-Йорка в 1981 году. Автомобиль приобрел новые передние и задние оси, новые колеса и очень старые шины, накачанные до половины нужного давления, отчего машина припадала к земле, словно произведенная над ней операция ввергла ее в хандру.

Точно так же выглядел и Дортмундер, севший в кабину со Стэном якобы для того, чтобы указывать ему дорогу, поскольку тот впервые выезжал на север округа. На самом же деле Дортмундер забрался сюда, чтобы отдохнуть, побыть наедине с собой и поразмышлять о том, что ему опять суждено спускаться под воду. Стэн не нуждался в подсказках, поскольку дорогу ему показывал идущий впереди бежевый «кадиллак», за рулем которого сидел Келп, а в салоне — Том и Тайни.

«Ф-фррахх!» — сказали тормоза.

— Приехали, — добавил Стэн.

— Сам вижу, — произнес Дортмундер.

— Куда теперь?

Дортмундер осмотрелся. Ночью все выглядело совсем по-другому.

— Налево, — решил он наконец.

— Вот и хорошо, — сказал Стэн. — Налево будет проще. Я сейчас подгоню фургон задком к шлагбауму. Годится?

— Да, — ответил Дортмундер и, вздохнув, вылез из кабины. В этот раз план был куда лучше, чем его исполнение. Намного лучше. «Не упустил ли я чего-нибудь?» — подумал Дортмундер и мысленно велел себе заткнуться.

Келп остановил машину у обочины за перекрестком и зашагал к Дортмундеру в сопровождении двух своих пассажиров.

— Нет ничего проще, а? — сказал он.

— Если кто-нибудь поедет мимо, нам придется смываться, — с надеждой проговорил Дортмундер.

— Не беспокойся, Джон, — ответил Келп. — В такое время здесь никто не ездит.

— Ну и хорошо, — отозвался Дортмундер, в голосе которого не осталось и следа надежды.

— В такое время все местные жители лежат в постели, — добавил Келп.

— Ага, — сказал Дортмундер, вспоминая свою собственную кровать.

Стэн задним ходом развернул фургон и поставил его поперек безлюдной дороги. Задний бампер грузовика замер в двух футах от ржавой нижней поперечины металлического шлагбаума. Выглянув из окошка, Стэн крикнул:

— Поторопитесь, ребята! Если кто-нибудь поедет, мне придется выслушать немало неприятных слов.

— Здесь никто не поедет, — с горечью отозвался Дортмундер.

— В полночь дорогу перекрывают, — пояснил Келп.

Все, кроме Стэна, подошли к торцу фургона; Тайни уже открывал громадные задние двери. Затем они с Келпом влезли внутрь, а Дортмундер и Том обошли шлагбаум и приблизились к нему с другой стороны. Том посвечивал фонариком, а Дортмундер дожидался, пока из фургона не появятся сходни.

В этой части замысел сочетал в себе хитрость и простоту. Верхняя перекладина шлагбаума была на десять дюймов ниже стандартной грузовой платформы и на столько же возвышалась над полом фургона. Компаньонам предстояло извлечь автомобиль из грузовика и пронести его над шлагбаумом. Обычный подъемник в таком деле был бесполезен, и пришлось поломать голову.

Тайни и Келп вытолкнули наружу конец первого трапа — длинного тяжелого щита размером два на шесть футов. Щит уткнулся в шлагбаум, и Дортмундер крикнул:

— Держи!

Они с Томом приподняли край щита до уровня препятствия и помогли Келпу и Тайни протолкнуть его на ту сторону. Щит был очень тяжелый.

— Сейчас начинается самое главное, — донесся из фургона голос Келпа.

— Да-да, — сказал Дортмундер. — Теперь толкайте, чтобы он опустился.

— Его не нужно толкать, — заметил Тайни. — Он сам сползает.

Тайни оказался прав. Трап завис в состоянии неустойчивого равновесия, покачался на верхней перекладине шлагбаума и внезапно соскользнул на землю в сторону рельсов. Дортмундер и Том едва успели отскочить. Другой конец щита по-прежнему торчал в дверях фургона, задравшись аж до головы Келпа. Из темных недр фургона показался второй щит, прикрепленный к концу первого при помощи шарнирных петель.

— Готовы? — спросил Келп.

— Подожди минутку, — отозвался Дортмундер и сказал Тому: — А ну-ка посвети вокруг. Куда девался конец доски?

— Вот он, — ответил Том, стоя у конца трапа и освещая его фонариком.

Дортмундер подошел к нему, и они вдвоем принялись подтягивать конец тяжеленного щита к рельсам, приподнимая его, раскачивая и роняя, пока наконец Дортмундер не заметил, что большая часть работы приходится на его долю, поскольку он взялся за трап обеими руками, а Том — лишь одной.

— Берись двумя руками, Том, — сказал он.

— Как же мне держать фонарь?

— Возьми его в зубы.

— Ничего не выйдет, Эл.

— Что вы там застряли? — крикнул из грузовика Тайни.

— Дай-ка мне фонарь, — велел Дортмундер.

Том неохотно подчинился. Дортмундер сунул фонарь в рот и сжал зубами. Теперь он направлял луч света движением головы.

— Фонял? — объяснил он Тому. — Фот тах.

— Как скажешь, Эл, — отозвался Том.

Работать в четыре руки оказались несколько легче, и в конце концов Келп крикнул:

— Пошел! Пошел!

Дортмундер и Том в последний раз приподняли щит и, уложив его на рельсы, вернулись к шлагбауму.

Шарнирное сочленение, удерживающее второй, более короткий щит, легло на шлагбаум, и дальний конец изогнутого трапа оказался на полу фургона. Келп и Тайни уже вытаскивали второй трап. С ним управились быстрее. Видимо, участники предприятия приобрели надлежащую сноровку.

Теперь наступила очередь автомобиля. Из кузова фургона донеслось сопение Келпа (Тайни был нем, словно рыба), затем показалось безносое и безглазое рыло зеленого «хорнета», полуспущенные шины которого хлюпали по доскам. Тайни и Келп толкали его сзади.

Обезображенный автомобиль проехал по доскам и шарнирам, скрипя шинами. Тайни и Келп подталкивали его и похлопывали по бокам, словно цирковые служители, помогающие слонихе разрешиться от бремени. Как только передние колеса коснулись рельсов, мягкая резина тут же приняла форму металла, обволакивая его и удерживая колеса на месте; задние еще катились по доскам. Наконец «хорнет» съехал на рельсы и остановился, пройдя по инерции с десяток футов.

Трапы сделали свое дело, и надобность в них отпала. Их вытолкнули из фургона и уложили за шлагбаумом на землю вдоль путей. Наконец из фургона в «хорнет» перенесли оставшееся снаряжение: гидрокостюмы, баллоны, мусорные мешки с шариками для пинг-понга, лебедку, веревку, лопаты, шесты (чтобы отталкиваться ими), ножницы по металлу и все прочее.

Когда с этим было покончено, Келп и Стэн расселись по своим автомобилям и умчались прочь, чтобы избавиться от фургона, который был слишком велик, чтобы его прятать, и в любом случае больше был не нужен. Затем Келп должен был привезти Стэна обратно и укрыть «кадиллак» на выбранном заранее близлежащем проселке.

Тем временем Тайни, Дортмундер и Том принялись толкать «хорнет» по железнодорожному пути. Сначала они думали, что кому-то из них придется сидеть за рулем, но надобность в этом отпала ввиду мягкости шин; автомобиль катился по рельсам, а свисавшая по их бокам резина не давала машине сойти с путей. С другой стороны, полуспущенные шины увеличивали силу трения, отчего толкать «хорнет» стало намного тяжелее, и скорость передвижения была весьма невелика.

Кабы не так тяжело было катить машину, то это мероприятие вполне сошло бы за обычную прогулку по железнодорожной насыпи в лесу под звездами, сиявшими над вершинами деревьев в черных глубинах чистого, ничем не замутненного вдали от города неба. Фонарики выхватывали из темноты обступившие рельсы деревья и кусты, проделывали в темном лесу светлые туннели. Весенняя молодая листва поблескивала акварельными тонами. Теперь, в два часа ночи, лес был особенно тих и спокоен, и безмолвие нарушало только шуршание подошв по гравию и раздававшиеся время от времени замечания: «Сукин сын!», «Ублюдок чертов!» и тому подобное.

Келп и Стэн вернулись в тот самый миг, когда троица с автомобилем оказалась у изгороди, отмечавшей границу территории водохранилища. Тайни как раз собирался проделать в ней огромную брешь.

— Все в порядке, — доложил Келп.

— Не каркай раньше времени! — одернул его Дортмундер.

— Но ведь это твой план, Джон, — заметил Келп. — Неужели что-то может сорваться?

В ответ Дортмундер издал стон.

Боб осветил фонариком навесной замок, запиравший шлагбаум на ведущем к озеру проселке. Как и следовало ожидать, его не тронули. Такое было лишь однажды и больше не повторялось. Теперь Бобу приходилось еженощно дважды проверять каждый замок на каждом подъезде к водохранилищу, и это было подлой местью за его ошибку в оценке происшествия, случившегося в ту памятную ночь.

В ту памятную ночь. Конечно, это было никакое не водяное чудище, а всего лишь обычный нарушитель. Кому и зачем потребовалось проникать на территорию водохранилища? Это совершенно бессмысленно, и тем не менее кто-то это сделал. Об этом неопровержимо свидетельствовали обнаруженные наутро взломанный замок и след тяжелого грузовика, спускавшегося к самому берегу озера.

На горе Боба нарушители выбрали тот самый момент, когда он злился из-за возвращения на работу после медового месяца, и его реакция на увиденное оказалась чересчур эмоциональной. Воспаленное воображение заставило парня увидеть в обычном аквалангисте... морское чудовище.

За последний месяц Боб подробно обсудил этот случай с психоаналитиком, и в конце концов ему стало казаться, что страшное потрясение, пережитое им апрельской ночью, было благословением Божьим, правда, полученным в несколько необычной форме. Потрясение и привело его к доктору Манфреду, которому удалось оказать совершенно неоценимое влияние на дальнейшую судьбу Боба.

После памятного происшествия Боб словно с цепи сорвался. Все началось с того, что в ту самую ночь он, навсегда покинув работу, свой дом и жену, не смог найти журнал «Солдат удачи». Без этого журнала его планы стать матерым волком, наемником в прекрасных дальних странах, не стоили выеденного яйца, посему Боб взял две упаковки пива и всю ночь в одиночестве бродил по окрестным холмам, вглядываясь в озеро и дожидаясь возвращения чудовища.

Разумеется, оно не вернулось, и в конце концов Боб потерял сознание от усталости и выпитого пива (и, как они с Манфредом решили впоследствии, — от нервного истощения и эмоционального потрясения). Вернувшись наутро домой, хмельной и чумазый, Боб обнаружил, что он больше никому не нужен. Взбешенная Тиффани уехала к родителям. На работе поведение Боба было расценено как пренебрежение служебным долгом, и лишь согласие Боба на психиатрическое обследование спасло его от немедленного увольнения.

Узнав о его твердой решимости преодолеть свои затруднения, Тиффани вернулась домой, в чем, честно говоря, были и минусы, и плюсы. Сеансы у доктора Манфреда убедили Боба в том, что за последний месяц они значительно продвинулись. Боб чувствовал, что в эти дни они очень сблизились — как в интеллектуальном, так и в эмоциональном плане. Боб обрел уверенность в себе и смело смотрел в будущее.

С коллегами по работе было труднее. Прошло немало времени, прежде чем они успокоились, забыли о происшедшем и начали привыкать к обновленному Бобу. А тем временем большинство сослуживцев предпочитали вовсе не общаться с ним, что было весьма кстати, если учесть, какого рода разговоры они вели между собой. Помимо всего прочего, на Боба была возложена дополнительная обязанность — каждую ночь проверять все замки и дороги, дабы увериться в том, что загадочные незнакомцы более не появлялись.

И все же, кто были эти люди? Зачем они это сделали? Взламывать замки, покушаясь тем самым на казенную собственность, — это вам не шутки. Никому и в голову не пришло бы заниматься этим, чтобы поплавать в озере с подружкой. Особенно если вспомнить о колоссальном количестве природных озер и прудов в округе. Да и время происшествия: апрель — месяц холодный. До сих пор у Боба в связи с этим делом возникла лишь мысль о каких-нибудь клубах «моржей», древней секты друидов; впрочем, он и сам понимал, что это сущая чепуха.

И нынешней ночью замок шлагбаума на съезде с шоссе штата оказался неповрежденным. Тем не менее Бобу вменялось в обязанность отпереть замок, открыть шлагбаум, сесть в машину и доехать до границы территории, проверить второй замок, открыть его и спуститься к водохранилищу, к месту происшествия.

Преступники никогда не возвращаются на место преступления. Манфред сказал, что это чистое суеверие. Но он сказал также, что отныне Бобу придется мириться со всеми предрассудками и выдумками общества, дабы убедить окружающих в своей готовности искупить пренебрежение привычными для них моральными ценностями. Именно этим Боб и занимался сейчас.

Отперев замок и открыв шлагбаум, Боб вздохнул, уселся в машину, взялся за руль и поехал по петлявшей среди деревьев грунтовой дороге, ведущей во тьму, к берегу водохранилища.

В безлунную ночь вода была еще темнее. Она казалась чернее, холоднее и неприветливее, чем раньше. Надев гидрокостюм, сапоги, перчатки, пояс с грузилами и ПУП, Дортмундер пробормотал:

— Все. Последний шанс.

— Что ты сказал? — раздался поблизости жизнерадостный голос Келпа.

— Ничего, — ворчливо отозвался Дортмундер.

Нет, это не был последний его шанс повлиять на происходящее. Этот момент миновал давным-давно. Дортмундер приехал сюда с Келпом, Тайни, Томом, Мэрчем, с изуродованным «хорнетом», всеми этими лебедками и веревками, и выбора у него не было. Оставалось лишь одно — хлебать мутную воду.

— Я бы с удовольствием чего-нибудь хлебнул, — заметил вполголоса Дортмундер.

— Что?

— Ничего.

— Все готово! — объявил Стэн, стоявший возле автомобиля.

Итак, все готово. Тайни срубил пару сосновых ветвей и подложил их под колеса «хорнета», хотя тот не выказывал ни малейшего желания катиться по пологому уклону в воду. Конец намотанной на лебедочный барабан веревки привязали к кузову автомобиля там, где раньше был бампер. Разумеется, не было ни малейшей надежды вытащить машину из воды, и веревку привязали к ней только потому, что это был самый простой и надежный способ обеспечить ее постоянное наличие под рукой. Два мешка теннисных шариков погрузили в багажник, который запирался на простой крючок, чтобы его было легче открывать в темноте под водой. Водонепроницаемые фонари уже лежали на переднем сиденье, а лопаты и кочерга длиной в четыре фута — на заднем. Там же валялись вторая бухта каната, один конец которого был протянут между сиденьями и надежно привязан к рулевой колонке. Два длинных шеста, которыми в случае необходимости можно было подталкивать машину, упирались в пол у передних сидений, а их концы торчали сзади.

Замысел состоял в том, что «хорнет» скатится по рельсам под воду и спустится в долину практически до самого Паткинс-Корнерз. Если он застрянет, Келп и Дортмундер поднимутся на ноги и, стоя в машине, начнут отталкиваться от дна, будто гондольеры. Поскольку они будут касаться дна лишь самыми кончиками шестов, риск поднять клубы грязи сводился почти на нет.

Как только Келп и Дортмундер окажутся в Паткинс-Корнерз, они выйдут из машины и остаток пути преодолеют пешком, при этом вода замутится, но тут уж ничего не поделаешь. Вторая веревка поможет им держаться друг друга и не терять связи с машиной все время, пока они будут добираться до указанного Томом места на дворе библиотеки, расположенной напротив железнодорожной станции, которая послужит ориентиром. Затем Келп и Дортмундер, вооружившись четырехфутовой кочергой, начнут прощупывать мягкий грунт и, наткнувшись на зарытый Томом гроб, откопают его лопатами и подтащат к «хорнету». Это будет самой сложной частью операции, сулящей немало тяжелого труда и мути. Потом они привяжут длинную веревку к ручке гроба и откроют багажник автомобиля. При этом придется проявить максимальную осторожность, чтобы не дать теннисным шарикам вырваться на волю и всплыть на поверхность. Привязав мешки с шариками по бокам гроба, дабы уравновесить его, Келп и Дортмундер подадут условленный сигнал — три раза дернут за веревку. Тайни тотчас начнет вращать лебедку, а Келп с Дортмундером будут сопровождать ящик на обратном пути к рельсам.

Задача не из простых, но вполне выполнимая. И уж на этот раз Дортмундер все время будет помнить о ПУПе и, если что-то пойдет наперекосяк, немедленно отправится восвояси. Во всяком случае, он искренне на это рассчитывал.

— Я готов, — сказал Келп. — Джон! Ты идешь?

— Куда ж я денусь! — отозвался Дортмундер и, едва переставляя ноги, подошел к «хорнету» и уселся за руль, положив фонарь на колени. Келп занял соседнее кресло, и его губы, державшие мундштук, растянулись в улыбке. Чему он улыбался, хотелось бы знать?

Дортмундер сунул в рот свой мундштук и кивнул Тайни. Тот вынул из-под колес машины сосновые сучья, и... ничего не произошло. Дортмундер сделал руками толкающее движение.

— Знаю, знаю, — отозвался Тайни и, обойдя машину сзади, подошел к ее корме.

Том дежурил у лебедки, а Тайни со Стэном подтолкнули автомобиль, который нехотя тронулся с места и со все возрастающей скоростью покатил под уклон к водохранилищу.

— М-мм! — одобрительно промычал Келп, как только нос «хорнета» врезался в черную воду.

Передние колеса вошли в озеро с легким плеском. Дортмундер полагал, что вода вновь остановит автомобиль, однако его ожидания не оправдались. «Хорнет» вползал в озеро медленно, но верно. Из дырок на месте педалей сцепления и газа в салон брызнула вода, быстро покрыла ноги пассажиров и хлынула из еще большего отверстия, где некогда размещалась приборная панель. Безносый передок автомобиля целиком скрылся в воде. Лобовое стекло и окна рассекали воду, оставляя слева и справа от машины пенный след. Заднее окно было снято вместе с крышей, и вскоре салон доверху наполнился водой, доходившей пассажирам до подбородков. И вновь это ледяное онемение. Однако Дортмундер был к нему готов и воспринял холод довольно спокойно.

Дыши через рот.

Дыши через рот.

Дыши через рот.

Дыши через рот.

Келп оттянул загубник и, крикнув «Работает!» вновь припечатал его к лицу, как только вода захлестнула их с головой, обтекая маски. Из полости дверей, кузова и багажника начали вырываться пузырьки воздуха, поднимаясь к поверхности озера, которое поначалу подернулось рябью, потом опять успокоилось.

Второй замок также оказался цел, и в конце спускавшейся к берегу дороги никого не было. Чего и следовало ожидать.

Боб погасил фары, вылез из автомобиля, оперся костлявым задом о решетку радиатора и, скрестив руки на груди, окинул взглядом водохранилище. Никто и понятия не имел, сколько времени занимает осмотр территории, потому что Боб оказался первым, на кого была возложена эта бессмысленная повинность. Поэтому он не видел никаких причин, мешавших ему недолго побыть наедине с собой.

Безлунная ночь сделалась еще темнее, но в черной пучине неба сверкали крохотные белые точки звезд, разбросанные по небосводу так, словно их узор мог что-то означать. И если бы удалось перенумеровать миллионы этих сверкающих огоньков и надлежащим образом соединить их линией, то человек постиг бы наконец смысл звездного сообщения. Тайну Вселенной. Оставалось лишь отыскать звезду номер один.

Может быть, это Солнце, наша звезда? Может быть, мы не способны охватить картину, потому что сами являем собой ее часть? Надо бы поговорить об этом с Манфредом.

Уже на первых занятиях с психоаналитиком Боб открыл в себе глубины, о которых не подозревали ни школьные учителя, ни члены его семьи, а тем более — полузабытые приятели детства. До сих пор Боб не задумывался о том, как мыслит человек, каковы его взаимоотношения с миром, пространством и временем.

Что значит человек по сравнению с бескрайними просторами космоса и бесконечным потоком времени? Может быть, Тиффани и не была тем идеалом, с которым Боб мечтал провести всю свою жизнь до последнего дня, но ведь и он сам, честно говоря, тоже не подарок.

Среди миллионов звезд немало таких, у которых есть свои планеты, и на многих из них существует жизнь. Нет, не человеческая жизнь, но и не чудовища и пришельцы из фантастического фильма. Может быть, эти инопланетные существа дышат не кислородом, а метаном. Может быть, они похожи на наши растения или на наших животных, но только разумны. А может быть, существуют в форме радиоволн. И существуют они миллиарды лет, с самого начала Вселенной, которое невозможно себе представить, и будут существовать до самого ее конца, о котором невозможно даже помыслить. Какова же роль Боба и Тиффани в этом бесконечном потоке бытия? Едва ли их жизнь имеет очень уж большое значение.

Так что к этому следовало относиться спокойно и, главное, не волноваться. И поменьше думать о сексе — в конце концов именно секс довел Боба до его нынешнего состояния. И поменьше переживать из-за работы, морских чудищ и непроходимой тупости приятелей и сотрудников. Нужно принимать жизнь такой, какая она есть, — существование одинокой беспомощной души в бескрайнем океане пространства и времени, в бездне Вселенной.

Боб размышлял о живых существах, неведомых созданиях, находившихся в миллионах и миллиардах миль отсюда, живших своей уникальной, неповторимой жизнью, короткой, словно искорка.

— Но эта жизнь — моя, — прошептал Боб, принимая свою судьбу, принимая все — Тиффани и Манфреда, своих безмозглых приятелей и ничтожество своего существования на этой заурядной планете, вращающейся вокруг самого обычного Солнца на задворках громадной Галактики. — Я принимаю тебя, — прошептал Боб, обращаясь к Вселенной.

Пузырьки. Крохотные воздушные пузырьки разорвали поверхность воды где-то справа, еле заметной линией рассекая черную гладь озера. Несколько маленьких пузырьков, нарушивших покой воды. Боб безмятежно улыбнулся. Где-то там, в глубине, плещется рыба.

«Хорнет» замер на месте, и Дортмундер принялся осматриваться. Как только они полностью погрузились в воду, продвижение существенно замедлилось, однако это было им весьма на руку. Машина еле ползла, зато не поднимала мути, и каждый раз, когда Дортмундер направлял фонарик на рельсы, он замечал, что вода ненамного мутнее, чем была.

Впрочем, это отнюдь не значило, что она была чистой. Куда уж там! Тусклый свет фонарей по-прежнему едва пробивался сквозь бурую завесу мохнатых молекул грязи, и Дортмундеру оставалось лишь надеяться, что эти чудовища представляли собой совсем не то, на что они были похожи.

На сей раз видимость была намного лучше. Точнее говоря — была хоть какая-то видимость. Луч света хоть бы немного проникал сквозь муть, медленные грязевые потоки и коричневую толщу воды, выхватывая из темноты склизкое дно, ржавые рельсы, по которым двигался автомобиль, и замшелые пни слева и справа от путей.

Келп похлопал Дортмундера по руке, указывая вправо на невысокую кирпичную стену, мимо которой они как раз проезжали и от которой под прямыми углами уходили в темноту еще несколько. Фундаменты зданий. Представить, что когда-то там жили люди, было очень трудно. Где-то там, в темноте.

«Хорнет» продолжал двигаться вперед, и старый кирпичный фундамент постепенно уплывал назад. Внезапно машина остановилась, но в тех узких пределах видимости, которые обеспечивали лучи их фонарей, города не было видно. Как и в прошлый раз, компаньоны оказались во власти пространственной дезориентации и не могли понять, находятся ли они на спуске или достигли ровной поверхности. И уж тем более не понимали, далеко ли до Паткинс-Корнерз.

Ну что ж. Пора приниматься за работу. Дортмундер встал, оперся одной ногой о скользкое сиденье, и обернулся, держа фонарик левой рукой, а правой нащупывая шест, торчавший за его спиной. Келп, которому было куда проще, поскольку перед ним торчало совершенно бесполезное рулевое колесо, делал то же.

Наконец Келп, изогнувшись всем телом, сделал красноречивый жест: «Раз, два... три!» На первые два счета они установили шесты более или менее вровень с передними колесами, утопив концы шестов в гравий. На счете «три» оттолкнулись, и «хорнет» двинулся вперед. И тут же остановился, едва они ослабили напор.

«Раз, два, три» — вперед!

«Раз, два, три» — вперед!

«Раз, два, три» — вперед!

«Раз, два, три» — вверх!

«Раз...» — вверх?!

Дортмундер и Келп обменялись изумленными взглядами, сделав большие глаза за выпуклыми стеклами масок. Дортмундер дрогнувшей рукой направил луч фонаря на борт «хорнета», перевел его ниже, осветив насыпь, которая внезапно оказалась где-то далеко внизу...

Господи! Что же это такое?

Передние колеса автомобиля по-прежнему стояли на рельсах, а его корма тихонько покачивалась из стороны в сторону и медленно поднималась, опрокидывая приятелей вперед. Келп и Дортмундер встревоженно заметались, роняя шесты и натыкаясь друг на друга. Потеряв равновесие, «хорнет» еще еще сильнее нырнул вперед и чуть развернулся влево. При этом правое переднее колесо мягко, будто слоновья нога, оторвалось от рельса.

Теннисные шарики! Они не учли подъемную силу двух огромных мешков с шариками для пинг-понга. Запертые в багажнике «хорнета» шарики среагировали на возросшее давление воды и приподняли заднюю часть автомобиля.

Вздумай Дортмундер и Келп продвигаться дальше к Паткинс-Корнерз, опускаясь все глубже и не обращая внимания на теннисные шарики, у них ничего бы не вышло. Что же делать? Нужно подумать. Поразмыслить. Остановиться на минутку и пораскинуть мозгами.

Дортмундер принялся яростно размахивать руками, внушая Келпу: «Сядь, ты раскачиваешь машину!» — но Келп, не зная толком, что пытается сообщить ему Дортмундер, нырнул вперед и, врезавшись в Дортмундера, вцепился в рулевое колесо, чтобы восстановить равновесие.

Центр тяжести переместился влево, и автомобиль тут же опрокинулся, прихлопнув пассажиров, словно створка устричной раковины.

ПУП! Это было первой мыслью, промелькнувшей в голове Дортмундера, когда он вновь оказался под водой в полной темноте, да еще в салоне опрокинувшейся машины. Лихорадочно ощупав себя, Дортмундер нашел панель управления, поднял левую руку и, просунув ее мимо рулевой колонки, изо всех сил надавил нужную кнопку. Как он и ожидал, ПУП наполнился воздухом и, существенно повысив плавучесть Дортмундера, прижал его к переднему сиденью опрокинутого «хорнета», увеличивая тем самым плавучесть автомобиля и медленно, но верно выталкивая его вверх.

Как много звезд в небе! Вглядевшись повнимательнее, можно было уловить их отражения в темной спокойной воде и вообразить, что это рукотворное детище, эта крохотная чашечка воды способна вместить в себя всю Вселенную.

«Ну и ну! — подумал Боб. — Похоже, мысли переполняют мой мозг, и, когда я вернусь на свое рабочее место на плотине, мне придется изложить их на бумаге, чтобы обсудить с Манфредом при очередной встрече...»

Где-то справа, там, где только что пузырилась вода, на поверхности озера показалось нечто, еле заметное в черной ночи.

Боб поднялся во весь рост и, отделившись от автомобиля, вгляделся в неясный предмет, появившийся на поверхности водохранилища. Уж конечно, это не морское чудище, усмехнулся про себя Боб, отдавая полный отчет в том, что именно вызвало в свое время его раздражение, приведшее к роковой ошибке, и в полной мере осознавая причины своего нервного срыва. Это обычная рыба, плеснувшая хвостом. Может быть, та самая рыба, что совсем недавно вызвала появление пузырьков на поверхности воды.

Впрочем, нет. Не рыба. Не чудище, но и не рыба. В тусклом свете звезд сверкнула металлическая поверхность. Какая-то машина. Округлые детали и расширяющиеся книзу металлические пластины, уходящие в воду под углом. В темноте было трудно рассмотреть, но, несомненно — металл, несомненно — машина.

Подводная лодка? В водохранилище? Это просто смешно. Быть не может, что...

Сердце Боба учащенно забилось. Он все понял.

Космический корабль! Летающая тарелка, прибывшая из дальних миров сюда, на Землю, втайне, под покровом ночи! Она пряталась тут, в этом озере, и теперь ее экипаж, завершив свои исследования, поднялся на поверхность, намереваясь отправиться в обратный путь к звездам. К звездам!

Боб бросился вперед, простирая руки в мольбе.

— Возьмите меня с собой! — крикнул он и, споткнувшись о корень дерева, повалился ничком на землю у самой кромки воды, после чего лишился чувств.

— Короче, если ты хочешь добраться до Саут-Джерси во второй половине дня, — сказал Стэн, — то тебе лучше всего ехать через Веррауано и Аутербридж-Кроссинг. Единственное узкое место — это Стейтент-Айленд. Вот, скажем, что ты будешь делать, если...

— Как-то раз мне довелось хоронить одного солдата на Стейтент-Айленде, — вспомнил Тайни, опираясь о лебедку.

Присевший у рельсов на корточки, словно бродяга, Том сказал:

— Надеюсь, он умер своей смертью.

— Да нет, в начале похорон он еще шевелился, — ответил Тайни. — Послушайте, чего мы...

— Что это? — спросил Стэн, глядя в сторону водохранилища.

Тайни и Том посмотрели туда же. Том тяжело приподнялся, хрустнув суставами.

— Колеса, — сказал он.

— Наш «хорнет», — добавил Тайни. — Вверх тормашками.

— Плывет, — добавил Стэн.

— По-моему, в нашем плане это не предусмотрено, — сказал Тайни.

— А где же Энди и Джон? — произнес Стэн.

— В озере, — ответил Том.

— Наверное, нужно вытянуть машину на берег, — решил Тайни.

— Вы не слышали криков? — спросил Стэн.

Все трое прислушались. Вокруг царила полная тишина. В неярком свете звезд на воде покачивались задние колеса, задняя ось, часть багажника и задней решетки «хорнета».

— Наверное, нужно вытянуть машину на берег, — повторил Тайни.

— Я тебе помогу, — предложил Стэн.

Поначалу Тайни крутил ручку бодро, выбирая слабину; при этом автомобиль торчал на месте, словно внезапно появившийся в озере остров. Однако вскоре веревка натянулась, вращать лебедку стало заметно труднее, и машина медленно поплыла к берегу.

До берега оставалось всего несколько ярдов, когда слева от машины забурлила вода, и на поверхности показались отчаянно сцепившиеся Дортмундер и Келп, рвущие друг друга когтями и наносящие убийственные удары. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что они не дерутся, а изо всех сил пытаются разделиться и распутать свои рукава, снаряжение и ноги.

Наконец Келп высвободился и шлепнулся в воду. Дортмундер описал широкую снижающуюся дугу, определил направление на берег и с мрачным видом двинулся вперед, срывая на ходу маску, мундштук, баллон и ПУП. Когда он выходил из воды, его глаза сверкали так злобно, что никто не решился с ним заговорить. Дортмундер расстегнул гидрокостюм и, усевшись на рельсы и сняв сапоги, стянул его с себя, бросил на землю и остался в одних плавках. Швырнув гидрокостюм и сапоги в озеро и едва не попав при этом в Келпа, который продолжал продвигаться к берегу, барахтаясь и падая, Дортмундер развернулся, чтобы уйти восвояси по шпалам.

— О-оо! О-оо!

Дортмундер остановился, и из его горла вырвалось рычание, сопровождаемое зубовным скрежетом. Он вновь повернулся и пошел обратно в озеро.

— О-оо!

Войдя в ледяную воду, Дортмундер нащупал свои сапоги, достал их со дна, вынес на берег, опять уселся на рельсы, натянул сапоги и в плавках и обуви наконец отправился вдоль по железнодорожной колее.

— Если бы я с самого начала взорвал дамбу, мы сберегли бы массу времени и нервов, — вкрадчиво заметил Том. — Что ж, век живи — век учись, — добавил он и пошел следом за Дортмундером к шоссе.

ОБЛОМ ТРЕТИЙ

44

Мэй сошла с бордюра и махнула рукой, подзывая такси. Несмотря на горевший за его стеклом красный огонек, это такси немедленно «подрезало» носы хлебовозке и фургону «Пан-Америкэн» с нью-джерсийскими номерами, пересекло разделительные линии и с визгом затормозило перед Мэй. Не обращая внимания на трех пассажиров, сидевших сзади, Мэй открыла переднюю дверцу и уселась рядом с водителем, которым оказалась мамуля Стэна.

— Минута в минуту, — сказала Мэй, захлопывая дверцу.

— А как же, — отозвалась мамуля и кинжальным ударом вклинилась в поток машин, вызвав волну проклятий в свой адрес.

— Мы бы опоздали, не посоветуй я проехать по Лекс, вместо того чтобы тащиться по Парк, — раздался с заднего сиденья голос Стэна.

— Какой умница! — пробурчала мамуля.

Мэй развернулась в кресле так, чтобы одновременно видеть и мамулю, и Стэна, Энди и Тайни.

— Спасибо, что приехали, — сказала она.

— Ну что ты, Мэй, — отозвался Тайни голосом, в котором, казалось, прозвучали отголоски надвигающегося землетрясения. — Тебе стоило лишь позвать.

Мэй улыбнулась и сказала:

— Спасибо, Тайни, — и, обращаясь к мамуле, добавила: — Спасибо и вам за ваше такси.

— Ради Бога, — проворчала мамуля, отчаянно сигналя туристу из Мериленда, с любопытством пялившемуся из окна своего «акура-силли».

— Дело в том, — продолжала Мэй, — что Джон до сих пор отказывается говорить на эту тему. И не только говорить. В общем, мы не можем собраться у меня на квартире. Если только Джон узнает, что я...

— Поверь мне, Мэй, — перебил ее Энди, — я очень хорошо понимаю Джона. Я тоже сидел там, в перевернутом автомобиле. Вы прекрасно меня знаете: я не из тех, кто поет за упокой. И тем не менее там, в воде, была минута-другая, когда я всерьез подумывал о том, чтобы изменить всю свою жизнь. Как я должен был поступить, думал я, что мог сделать еще тогда, год назад, а то и в третьем классе школы, чтобы сейчас выходить из видеомагазина с кассетой «Поймать вора» под мышкой, а не сидеть на дне озера. То, что произошло со мной и Джоном, может полностью перевернуть представления человека о жизни.

— Понимаю, — ответила Мэй. — Я знаю, что вам с Джоном пришлось пройти через тяжкие испытания. Но ведь тому уже две недели, Энди. И ты сумел преодолеть себя.

— Не совсем, — возразил Энди. — Честно говоря, я до сих пор вспоминаю о фонаре всякий раз, когда открываю дверь ванной. И тем не менее в конце концов я вхожу туда и умываюсь, так что, вероятно, начинаю излечиваться.

— Что до умывания, то у Джона с этим все в порядке, — сказала Мэй. — Но он не желает говорить ни о водохранилище, ни о деньгах, ни о намерении Тома взорвать плотину.

— Мне кажется, — опасливо заметил Энди, — мне кажется, что Джон тоже пытается справиться со стрессом, возникшим у него из-за этого дела.

— Когда Том съезжал, я вырвала у него обещание сообщить мне, как с ним связаться в том случае, если у Джона возникнут новые идеи, — сказала Мэй. — Том собирался в Иллинойс за очередной своей заначкой с деньгами и пообещал позвонить мне, как только вернется в Нью-Йорк. Он приезжает завтра. Если завтра я все еще не смогу ничего сказать, он в два счета найдет себе других помощников.

— Еще бы, при таких-то деньжищах ему хватит часа, самое большее — двух, — согласно проворчал Тайни.

— Уже к концу этой недели Том может взорвать плотину и уничтожить долину вместе с ее жителями, — сказала Мэй.

— Знаете, — задумчиво произнес Стэн, — когда мы там были, я внимательно осмотрел округу и совершенно не уверен, что Тому удастся выбраться оттуда, если он использует динамит. Расположение дорог и холмов делает отход крайне затруднительным. Даже если Том спустится туда на тракторе, армейском тягаче или вездеходе, даже если он выроет гроб и сумеет протащить его по грязи, все равно он окажется в западне, едва попав на дорогу. Конечно, я мог бы осмотреть место еще раз, но мое первое впечатление именно таково.

— Том не станет тебя слушать, — ответила Мэй. — Он сделает все, как замыслил. И даже если его поймают и посадят за решетку до конца дней, все равно жители долины погибнут. А коли потом он признает свою ошибку, это уже ничего не изменит.

— Это верно, — согласился Стэн.

— Нам нужен другой план, — сказала Мэй. — Мы должны придумать какой-то иной способ достать деньги, не пуская в ход динамит. Способ, с которым согласился бы Том. Однако Джон не хочет не только говорить, но даже думать об этом. И вот зачем я вас всех собрала. Может быть, кто-то из нас сумеет предложить что-нибудь, способное заинтересовать Тома. Какой-нибудь план, хотя бы идею. Хоть что-нибудь.

В салоне такси повисло непродолжительное молчание, прерываемое только мамулиными замечаниями в адрес водителей и пешеходов, а также по поводу общего положения дел на улицах Нью-Йорка. Наконец Тайни развел руками, на которые словно были надеты боксерские перчатки, и сказал:

— Тут я тебе не помощник, Мэй. Я поднимаю тяжести и переношу их с места на место. Это моя работа. Иногда мне доводится уговаривать людей изменить свое мнение. В этом я специалист, Мэй, стало быть, это и есть моя специальность.

— А я шофер, — ввернул Стэн. — Лучший в своем роде...

— Тут он прав, — сказала мамуля, объезжая длинный лимузин, за рулем которого сидел беженец с Ближнего Востока; казалось, он только нынче утром прошел иммиграционный контроль. — Конечно, я его мать, но все же не могу не признать, что мой Стэнли — прекрасный водитель.

— Лучший, — поправил ее Стэн. — Но планами я не занимаюсь, Мэй. Я обеспечиваю отступление. Я вожу машины. Во всем мире не найдется такой коробки с колесами и мотором, которой я не умею управлять. Я мог бы составить для Тома Джимсона вполне профессиональное заключение о невозможности смыться оттуда после взрыва дамбы, но большего от меня не ждите.

— Энди? А как же ты? — спросила Мэй. — Ведь у тебя постоянно возникают какие-то идеи.

— Это верно, — согласился Энди. — Но только по одной за раз, и те разрозненные. Что такое план? План — это последовательность приведенных в порядок идей. Извини, Мэй, но я никогда не был силен в планировании.

— Будь проклят этот чертов штат Нью-Йорк! — вспылила мамуля, обгоняя очередной «меркьюри-макабр», в котором сидел врач с трубкой в зубах. — Кому ни попадя выдают права!

— Да еще Тома Джимсона выпустили, — напомнила Мэй.

Тайни откашлялся и сказал:

— Как правило, при подобных обстоятельствах я прихожу к человеку и отправляю его в отпуск на больничную койку месяца эдак на три. Но этот Том Джимсон, будь ему хоть семьдесят лет, хоть сто семьдесят, — это самый отвратительный человечишко, какого я когда-либо встречал в своей жизни. Мне стыдно признаться, но я не могу ручаться, что Том Джимсон задержится в больнице достаточно долго. Он выйдет оттуда, и уж тогда его нипочем не переубедить. Он попрет напролом.

— Неужели он так опасен? — нахмурившись, спросила Мэй.

— Беда в том, что ему на все наплевать. Он может прекрасно придумать, как подставить другого, а самому остаться в стороне. Когда мы вместе сидели в кутузке, Том Джимсон был единственным, кто мог спать, держа в пальцах двадцатидолларовую банкноту и не опасаясь за ее сохранность. Понимаете, — откровенно признался Тайни, — иногда мне приходится малость прижать того или иного парня, и тут уж ничего не поделать. Но если меня не злить, то я не стану зря ломать кости. А вот Том просто обожает крайние меры. Нормальному человеку ни за что не понять его жестокости.

— Что же делать? — вздохнув, спросила Мэй.

— Полагаю, нам не стоит ближайшие пару недель смотреть новости, — сказал Стэн.

Внезапно все четверо повалились вперед: мамуля обеими ногами нажала на тормоз, уворачиваясь от двух велосипедистов-посыльных с большими плоскими рюкзаками за спиной, лавировавших среди машин. Один из велосипедистов оглянулся через плечо и показал мамуле средний палец. Мамуля высунула голову из окошка и сделала почти то же самое, только посредством языка. Потом она посмотрела на Мэй и спросила:

— А ты не хочешь отправиться в отпуск?

Мэй взглянула на нее, хлопая глазами:

— Отпуск? Нет. Я хочу...

— Понятно, — прервала ее мамуля. — Ты поглощена этим делом с плотиной. А я хочу в отпуск. И если у тебя, милочка, есть голова на плечах, ты тоже захочешь в отпуск.

Мэй развела руками, и в голове у нее мелькнула мысль, что дорожная нервотрепка довела-таки мамулю до ручки.

— Я не понимаю, о чем вы, — сказала она. — Какая тут связь?

— Я скажу тебе, какая тут связь, — проворчала мамуля. — Я придумала, как остановить Тома Джимсона.

45

Дортмундер вошел в квартиру и крикнул:

— Мэй! Это я!

В ответ донеслось:

— Я здесь, Джон!

Все это выглядело бы очень мило, если бы не два обстоятельства: голос принадлежал не Мэй и вообще это был не женский голос.

Дортмундер осторожно подошел к дверям гостиной и увидел там Стэна Мэрча, сидевшего на диване с банкой пива в руках и печальным выражением на лице.

— Я не желаю об этом говорить, — сказал ему Дортмундер.

— Понимаю, — ответил Стэн. — Но произошли кое-какие изменения...

— Ну, а я не изменился.

— Может быть, возьмешь себе пива? — предложил Стэн.

Дортмундер бросил на него пытливый взгляд. Как правило, поведение Мэрча вполне соответствовало его морковно-рыжим волосам: он был человеком благодушным, прямолинейным и немного задиристым. А сейчас перед Дортмундером сидел совсем другой Стэн: удрученный, подавленный, мрачный. И этот новый Стэн нравился Дортмундеру куда меньше прежнего.

— Действительно, возьму-ка я пивка, — решил Дортмундер и отправился на кухню. Вернувшись в гостиную и усевшись в свое кресло, он глотнул пива, вытер подбородок и сказал: — Ну что ж, выкладывай.

— Мэй уехала, — сказал Стэн.

Чего-чего, а этого Дортмундер никак не ожидал. Он уже был готов выслушивать новые увещевания насчет водохранилища, которые Стэн вполне мог завести по наущению Мэй, но...

Мэй? Уехала? Это невозможно.

— Это невозможно, — так и заявил Дортмундер.

— И тем не менее, — сказал Стэн. — Такси отъехало двадцать минут назад. Загляни в чулан и шкаф, если не веришь.

— Неужели... — Дортмундер никак не мог заставить себя всерьез обдумать это известие. — Она что, ушла? Ушла от меня?

— Нет, — ответил Стэн. — Она сказала, что ты когда угодно можешь к ней переселиться. Если захочешь. К ней и мамуле.

Дортмундер никак не мог выискать во всем этом хоть толику смысла.

— Твоя мамуля? — спросил он. — Она-то здесь каким боком?

— Теперь они живут вдвоем, — сказал Стэн. — Мамуля увезла Мэй на своем такси. Ее последняя поездка. И вся эта затея тоже ее, — добавил Стэн с горечью в голосе. — Мамулю уволили из таксопарка по сокращению штатов, а Мэй заявила, что ей осточертела работа в универсаме, вот они и уехали. И сказали, что мы оба можем присоединиться к ним в любой момент.

Дортмундер вскочил на ноги, расплескав пиво.

— Куда уехали? — Он был готов отправиться куда угодно, и немедленно. Поехать туда, потребовать разумных объяснений, привезти Мэй обратно. — Куда они уехали, Стэн?

— В Дадсон-Сентр, — сказал Стэн, глубоко вздохнул, покачал головой и добавил: — Напротив той самой дамбы, вот где они поселились.

46

Поистине удивительно, как много на севере штата Нью-Йорк водохранилищ, вода которых по трубам поступает в южные районы. Сам город не ахти как чист, и остается лишь предположить, что всю воду попросту выпивают. Или с чем-то смешивают. Или постоянно забывают завернуть краны.

Помимо изобилия водохранилищ, у Дага Берри были и другие затруднения, связанные с его работой и образом жизни. Даг совершенно не имел свободного времени, поэтому ему пришлось взять отпуск и, закрыв свою лавочку, каждое утро садиться в пикап и отправляться на север, чтобы посетить водохранилища в Беркшире и Кэтскиллзе, Шавингане, Адирондаках и Гелдерберге. Прошло уже почти две недели с тех пор, как Даг наполнил воздухом баллоны Энди и Джона, но только сейчас он прибыл в Норт-Дадсон осмотреть водохранилище Вилбургтаун.

А вдруг он опоздал? Вдруг Энди, Джон и их безымянный приятель уже занялись извлечением зарытого и затопленного тайника? С тех пор как он опять зарядил их баллоны, прошло уже немало времени. Впрочем, даже если они и опередили его, Даг ни капли не сомневался в том, что, стоит ему обнаружить нужное озеро, напасть на след, и он сумеет извлечь из этого пользу. Но для начала следовало отыскать среди огромного числа водохранилищ Нью-Йорка то самое, в котором находится (или находился) тайник.

Даг рассуждал так: присвоив деньги, налетчик (Даг частенько воображал себя в этой роли) либо прячет их, либо уносит с собой. Следовательно, ограбление произошло где-то неподалеку от водохранилища, причем до его постройки.

Принимаясь за очередное водохранилище, Даг первым делом выяснял его возраст, немедленно исключая построенные более полувека назад, поскольку трудно было представить, что ограбление произошло в столь давние времена. Затем он просматривал местные газеты, выискивая сообщения о крупных ограблениях, случившихся в окрестностях до постройки того или иного водохранилища. Впрочем, водохранилища, как правило, строят в сельской местности, где крупные ограбления — большая редкость, и до сих пор Дагу попались лишь два случая, ни один из которых не сулил ничего воодушевляющего, и Даг решил, что займется ими, только если не попадется что-нибудь получше.

Проехав по Норт-Дадсону, Даг остановился на площадке у библиотеки, намереваясь исследовать здешнее водохранилище Вилбургтаун. Он вылез из черного блестящего пикапа — зрелище, достойное прекрасного солнечного июньского дня. Высокая ладная фигура, слаксы-хаки военного покроя, голубая тенниска, черные очки, яркий загар и непокорные светлые волнистые пряди волос — все было безупречно, и лишь одно обстоятельство могло вызвать недоумение: было совершенно невозможно представить, что обладатель всего этого намерен посетить библиотеку, особенно в такой прекрасный летний день. И тем не менее он направился именно туда. Преодолев ступени с чисто спортивной грацией и подняв темные очки на лоб, Даг вошел в помещение и очутился в прохладном сумраке.

Девушка за стойкой была хороша собой, но не столь миловидна, как он сам, отметил Даг, впрочем, без всякой задней мысли. Красота была даром природы, составной частью его личности. Красивые мужчины относятся к своей наружности не так, как хорошенькие женщины. Мужчины меньше гордятся своей красотой, но свято ее берегут и все время готовы щегольнуть ею. Мнение красивого мужчины о своей внешности можно сравнить с отношением старого толстосума к своим деньгам, богача, который, с одной стороны, не представляет себе жизни без денег, а с другой — считает вульгарным даже мысленное упоминание о них.

Даг приблизился к смазливой девушке и, изобразив на лице победную улыбку, сказал:

— Привет.

— Привет, — ответила та и заметно оживилась, как это сделала бы в присутствии Дага всякая другая женщина. — Чем я могу вам помочь?

— Меня интересуют лишь две вещи, — начал было Даг, но затем, посмеявшись сам над собой, покачал головой и уточнил: — Позвольте начать снова. Сейчас меня интересуют две вещи.

— Во всей библиотеке — и лишь две вещи? — подхватила девушка, едва заметно заигрывая с посетителем.

— Точно, — ответил Даг. — Во-первых, ваше водохранилище...

— Вилбургтаун.

— Да. И во-вторых, местная газета. У вас есть микрофильмы?

— Все зависит от того, какой давности газеты вам нужны. Те, которые вышли до 1920 года, у нас не сохранились.

— Этого вполне достаточно. — Даг улыбнулся, показав белоснежные зубы. — Для начала я хотел бы прочесть о том, как строилось водохранилище, и если вы мне подскажете, когда это произошло...

— Восемнадцать лет назад, — быстро ответила девушка. — Я знаю, потому что как раз пошла во второй класс. Открытие водохранилища наделало в округе много шума.

— Восемнадцать лет назад? — Даг нахмурился, изображая напряженную работу мысли. — А я тогда учился в четвертом, — сообщил он. — Итак, я на два года старше вас.

— Так точно, капитан. — Девушка шутливо отдала честь.

— Вольно, рядовой, — отозвался Даг и добавил: — Я хотел бы просмотреть газеты за тот год, когда строилось водохранилище, и за предшествующие лет десять.

Девушка бросила на него пристальный взгляд.

— Какие забавные у вас желания, — сказала она.

Любопытство библиотекарей в маленьких городках не знает пределов, и Дагу пришлось выдумать убедительное объяснение своего интереса к истории строительства водохранилищ.

— Я здесь от комитета охраны окружающей среды, — сказал он. — Слыхали о таком?

— Н-нет, — с сомнением в голосе протянула девушка.

— Наша организация невелика, но быстро развивается, — сообщил Даг, сопровождая свои слова самой широкой улыбкой. — Организация добровольцев, которым небезразличны проблемы экологии.

— Ага.

— Наша задача состоит в том, — продолжал нести околесицу Даг, для большей убедительности сверкая глазами и демонстрируя отличные зубы, — чтобы предотвратить захват обжитых территорий под такие объекты, как водохранилища. Лично я занимаюсь уточнением причин, которые объединяли население городов до того, как они были затоплены. Сведения о занятости, данные о местных выборах и тому подобное.

С точки зрения непредвзятого и внимательного слушателя, слова Дага казались сущей чепухой, но где же взять такого слушателя в наш странный век? И эта девушка, подобно предыдущим жертвам Дага, оказалась во власти его красоты, уверенной повадки, открытой, искренней улыбки и лишь выхватывала из его речи знакомые понятия — «экология», «доброволец», «общие интересы», «занятость». Наконец она кивнула, улыбнулась в ответ и сказала:

— Что ж, желаю вам удачи. Я прекрасно помню, как потрясло людей исчезновение всех этих городов.

— Так всегда бывает, — заверил ее Даг. — Задача нашего общества — предотвращение подобных случаев.

— Моя мама работала библиотекарем в Паткинс-Корнерз, — продолжала девушка. — Это самый большой из затопленных городов. А мой отец держал там бюро ритуальных принадлежностей.

Но Дагу для достижения его целей требовались данные несколько иного рода.

— Итак, вы понимаете, что мне нужно, — сказал он, немного притушив сияние своей улыбки.

— Да, конечно.

— Тогда я хотел бы приступить к делу.

— Да-да, конечно! — воскликнула девушка, стряхивая восторженное оцепенение. Указав на противоположную стену, она добавила: — Там вы найдете диапроектор, к сожалению, несколько устаревшей модели, не то что наш ВДТ.

— ВДТ? — безразличным тоном повторил Даг.

— Видеодисплейный терминал, — пояснила девушка и махнула рукой, показывая на новенький дисплей, стоявший на краю рабочего стола. Его тускло-черный экран был пуст. — ВДТ очень нам помогает, — добавила девушка. — Однако современного диапроектора у нас нет. Вам придется самому крутить рукоятку.

— Я уже принял ежедневную порцию витаминов, — пошутил Даг, улыбаясь и играя мускулами.

Девушка сделала вид, что мышцы Дага нимало ее не интересуют.

— Я принесу вам микрофильмы, — сказала она и отвернулась.

Даг пересек тихую комнату и подошел к обшарпанному столику, на котором красовался старый диапроектор. Помимо Дага в библиотеке было совсем мало народу: два-три человека просматривали старые журналы, а за одним из столов сидел полицейский, с безнадежным видом склонившись над толстыми книгами, напечатанными убористым шрифтом.

Завидев форму, Даг на мгновение замер, но потом двинулся дальше, заметив, что полицейский слишком поглощен чтением, чтобы наблюдать за прочими посетителями. К тому же с чего бы Дагу бояться полиции? Во всяком случае, на этом этапе...

Он занял место у проектора. Пару минут спустя девушка принесла рулончики микрофильмов и сказала:

— Вот эти — за тот год, когда строилась плотина. А вот эти — за три предыдущих. Когда вы их просмотрите, положите мне на стол, и я принесу еще.

— Большое спасибо, — ответил Даг и, наклонившись к девушке и понизив голос, осведомился: — Можно один вопрос?

— Что-то связанное с библиотекой?

— Вроде того. Что здесь делает полицейский?

Девушка повернула голову, словно до сих пор не замечала полицейского, затем снисходительно усмехнулась и ответила:

— Это Джимми. Готовится к экзаменам, — и, склонившись к Дагу и обдав его ароматом свежести, добавила: — Когда он занимается, его лучше не трогать. Чтение приводит Джимми в бешенство.

— Это видно по его лицу. — Даг широко улыбнулся и, протянув руку, сказал: — Кстати, меня зовут Даг. Даг Берри.

Рука у девушки была маленькая и мягкая, разве что немного костлявая.

— Миртл, — ответила она и, поколебавшись мгновение, добавила: — Миртл Стрит.

— Миртл — какое славное имя, — сказал Даг, продолжая держать девушку за руку и свыкаясь с именем. — Нечасто доводится встречать девушку по имени Миртл.

— Это имя несколько старомодно, — отозвалась Миртл, мягко высвобождая свою руку из пальцев Дага. — Но я к нему привыкла. Впрочем, не буду отвлекать вас, — сказала она, указывая на диапроектор, и, улыбаясь, вернулась к своему столу.

Даг с удовольствием проследил за ней взглядом и принялся за поиски. Подобно большинству газет, выходящих в маленьких городках, это издание не имело оглавления, так что Дагу предстояла утомительная работа по просмотру передовиц — неделя за неделей. Вне всяких сомнений, сведения об ограблении, которые искал Даг, должны были оказаться на первой полосе, причем, вероятно, не один раз.

В первых четырех роликах не нашлось ничего интересного. В первой пленке из второй стопы — тоже. И лишь в газете, вышедшей за пять лет до постройки плотины, Даг нашел то, что искал: дерзкий налет на бронированный автомобиль на Сквозном шоссе неподалеку от города. Похищено семьсот тысяч долларов! Двое охранников убиты. Полиция взяла след. В течение последующих недель были обнаружены тела убитых членов банды. Главарь и деньги исчезли. Полиция вновь взяла след. Затем поток сведений понемногу иссяк. Полиция больше не находила следов. Главарь банды прочно завладел деньгами.

Даг нимало не сомневался в том, что это и есть искомое. Семьсот тысяч! Из-за таких денег даже самые неспортивные типы вроде Энди и Джона вполне могли нацепить акваланги и полезть в озеро. К тому же у Дага появилась вполне осязаемая надежда узнать, достали они свой тайник или нет.

Что ж, это стоит выяснить. Собрав катушки микрофильмов, Даг отнес их Миртл.

— Я нашел почти все, что мне нужно, и хотел бы напоследок просмотреть газеты за последний месяц.

— Вы хотите сказать, нынешнего года? — спросила Миртл, удивленная скачком во времени, который желал предпринять Даг.

— Да, за нынешний год, — подтвердил он. — Я покончил с давним прошлым и готов вернуться к настоящему, словно этот ваш видеомагнитофон.

— Видеодисплей, — поправила его девушка.

— Называйте, как хотите.

— Самые свежие газеты, вышедшие за последние шесть месяцев, еще не пересняты на пленку, — сказала Миртл. — Они лежат вон там, на полках! Видите?

— Как странно, Миртл, — сказал Даг, рассматривая полки, — что человек так быстро привыкает к техническим достижениям. Мне даже трудно представить, что я сейчас буду читать настоящие бумажные газеты.

— Боюсь, вам придется обойтись без привычных удобств, — рассмеялась Миртл.

— Придется потерпеть, — согласился Даг.

— Ну что ж... — Миртл собрала принесенные Дагом рулончики и спросила: — Надеюсь, они вам пригодились?

— Вы и ваша библиотека очень мне помогли, — искренне ответил Даг.

Девушка осмотрела микрофильмы и нахмурилась:

— А как же эти два? Вы их так и не просмотрели?

— В этом не было нужды, — беззаботно отозвался Даг.

— Значит, вы закончили на газетах этого года?

— Именно так.

Миртл не отрывала хмурого взгляда от коробочек с пленкой. «Неужели она что-то заподозрила? — подумал Даг. — Может быть, все же стоило прокрутить оставшиеся рулончики?» Но девушка покачала головой, рассеянно улыбнулась Дагу и пошла прочь, унося микрофильмы в хранилище.

Даг просмотрел самые свежие газеты и, оглядевшись, обнаружил, что добрую половину пачки захватил какой-то старик, читавший бесчисленные местные объявления. Едва ли не все оставшиеся разбросанные по столу экземпляры оказались плотно зажатыми под газетой, которую тот изучал. Даг покончил с прессой, на которую старый пердун не успел наложить свою лапу, однако ничего интересного не нашел. А искал он сообщения о необычных происшествиях на водохранилище. По мнению Дага, после нарушения границ озера могли остаться следы, о которых, возможно, сообщали местные газеты. В конце концов Даг повернулся к старику, который умудрился за полчаса прочесть всего одну газету.

— Извините, — сказал он, берясь за листы, лежавшие под газетой, которую старый дурак, казалось, заучивал наизусть.

В ответ этот болван навалился на газеты всем телом, раскинув вдобавок руки.

— Я как раз собирался их прочесть! — воскликнул он.

— Но не все же разом, — настаивал Даг, нащупывая нижние газеты в пачке и подтягивая их к себе. — Вы читаете лишь те, что лежат сверху.

— Подождите своей очереди! — гневно вскричал престарелый единоличник и прижал газеты к столу костлявыми локтями.

Даг придвинулся поближе и заглянул в старческие слезящиеся глаза соперника.

— Когда у человека вашего возраста ломаются кости, они не заживают до самой смерти, — прошипел он.

Старик моргнул, облизал губы и обвел взглядом помещение.

— Я знаком вон с тем полицейским, — заявил он.

— С кем, с Джимми? — осведомился Даг, растянув губы в недружелюбной улыбке. — Джимми знает каждая собака. Джимми — мой лучший друг. Не попросить ли мне его помощи?

Старик еще некоторое время злобно сверкал глазами, затем оттолкнул от себя пачку газет и воскликнул:

— Забирайте! Забирайте, если они вам так нужны!

— Вот тут вы правы. Я без них жить не могу, — отозвался Даг и передвинул газеты по столу в более спокойное место. Старый скандалист, прихрамывая, отправился в дальний угол библиотеки.

В пятой сверху газете обнаружилось следующее сообщение:

«ПОВТОРНОЕ НАРУШЕНИЕ ГРАНИЦ ВОДОХРАНИЛИЩА»

«В ВОДУ СБРОШЕН КУЗОВ СТАРОГО АВТОМОБИЛЯ»

Это произошло около двух недель назад. Как раз после того, как Даг пополнил запас воздуха в баллонах Джона и Энди. Они, похоже, не теряли времени зря.

Даг внимательно ознакомился с отчетом о происшествии, которое газета сочла странным чудачеством, поскольку журналисты не имели ни малейшего понятия о том, что именно происходило в действительности. Как говорилось в статье, нарушитель — а скорее всего несколько нарушителей — прорезали в окружающем водохранилище ограждении большую дыру в том месте, где к озеру подходила заброшенная железнодорожная линия, и воспользовались ею, чтобы спустить по рельсам в воду старый кузов автомобиля со снятым двигателем. Нарушители столкнули кузов в водохранилище и удалились.

Никто не мог понять, зачем было преодолевать столько препятствий, чтобы сбросить в воду старую машину, однако полиция пришла к выводу, что это сделали те же люди, которые около месяца назад проникли на территорию водохранилища в другом месте, взломав замки. Тогда нарушители, по-видимому, не совершили ничего примечательного, ограничившись ночным купанием в ледяной воде.

Сброс в озеро старого автомобиля сочли намного более серьезным проступком. Впрочем, ответственные лица не преминули заверить общественность, что чистота воды нимало от этого не пострадала. В большинстве окрестных колледжей приближалось окончание учебного года, и полиция не исключала возможности того, что автомобиль оказался в воде в результате хулиганской выходки учеников или группы студентов.

«Ну-ну», — подумал Даг, откидываясь на спинку кресла и усмехаясь. Его поиски увенчались успехом. Итак, нужное место — водохранилище Вилбургтаун. А сумма исчислялась цифрой семьсот тысяч долларов.

Теперь Дагу предстояло отыскать след, ведущий дальше. Поднявшись, он оставил газеты на столе, предоставив престарелому любителю новостей убирать их на место, коль скоро он так любит прессу, и направился к двери. По пути его перехватила Миртл и, сияя улыбкой, спросила:

— Нашли то, что искали?

— Я представлю в Комитет потрясающий отчет, — сообщил ей Даг.

— А теперь вам, вероятно, захочется пообедать, — сказала Миртл. — Хотите, я посоветую хорошее место?

«Да ведь она клеится ко мне», — подумал Даг, удивленный, но и польщенный. Бросив взгляд на табло больших цифровых часов, висевших на стене, и отметив, что уже начало второго, он решил, что нет никаких оснований отшивать симпатичную девушку, и включил свою самую обворожительную улыбку.

— С удовольствием, но только если вы ко мне присоединитесь. Когда у вас обеденный перерыв?

— Как раз начинается. — Она ответила улыбкой на улыбку. — Я буду рада поехать с вами, но лишь при том условии, что каждый заплатит за себя.

— Ведите! — коротко ответил Даг.

Миртл двинулась к выходу и, улыбнувшись через плечо, спросила:

— Вы расскажете мне о своих исследованиях?

Ну и смехота!

— Боюсь, вам будет скучно, — сказал Даг.

— Езжайте следом за моей машиной.

— За вами — хоть на край света.

Они вышли на залитую солнцем улицу. Сбегая по ступеням лестницы, Даг сощурился от яркого света, но потом вспомнил о покоящихся на лбу темных очках. Он опустил их на переносицу и в этот самый миг увидел Джона, проезжавшего мимо на автомобиле. Даг замер на месте, споткнулся и едва не покатился с лестницы, затем вновь обрел равновесие и уставился вслед машине Джона.

Это был он. Никаких сомнений. Джон сидел на пассажирском сиденье «бьюика-регала» и, по счастью, смотрел прямо на дорогу, а не в боковое окошко. Даг проводил взглядом его мрачный профиль, и ему показалось, что за рулем сидит не Энди, а кто-то другой. К тому же на автомобиле не было таблички «врач». Но пассажиром был точно Джон. Другой такой угрюмой физиономии не сыскать во всем мире!

Миртл остановилась у подножия лестницы и, приложив ладонь козырьком ко лбу, сказала:

— Даг, вы идете?

— Да-да, конечно.

На лице Дага снова появилась очаровательная беззаботная улыбка, и он сбежал по ступеням вниз.

Итак, клад по-прежнему на дне, а Джон и его компания все еще околачиваются поблизости. Значит, у них опять ничего не получилось.

47

— Улица Вязов, — сказал Стэн, поворачивая налево. — Сорок шесть... сорок шесть...

— Вот он, — отозвался Дортмундер, тыча пальцем. — Недурное местечко, — проворчал он.

Место действительно было прекрасное. У порога белого двухэтажного дощатого домика с желтыми ставнями расстилалась ухоженная зеленая лужайка. Перила широкого, уютного на вид крыльца были увиты буйной порослью красных, кремовых и белых роз. На веранде стояли два кресла-качалки, а сверху свисал самый настоящий диван, нечто вроде софы без ножек, прикрепленной к потолку крыльца цепями. В окнах виднелись белоснежные кружевные шторы, прибранные наподобие театрального занавеса. На одной из подпорок веранды красовались металлические цифры «46». По обе стороны бетонной дорожки были высажены цветочки. Они еще не успели подрасти, но скоро вытянутся и распустятся, и гостям, прежде чем попасть в дом, придется прошагать по цветочной поляне.

— Как только люди могут жить в таких домах? — пробурчал Дортмундер, охватывая прищуренными глазами это буйство красок.

— Давай войдем и посмотрим, — предложил Стэн.

Дом огибала посыпанная свежим гравием подъездная дорожка, упиравшаяся в забор на задах участка. Гаража не было, что грозило неудобствами в зимнюю пору, зато задний двор был крытый. Для щенков и котят, по всей видимости. Стэн проехал по дорожке и остановился против крыльца. И в этот миг на лице Дортмундера появились первые признаки надвигающейся бури.

Они вылезли из «бьюика» и, пройдя по тропинке, ведущей через лужайку к веранде с розами, поднялись по ступенькам. Вместо почтового ящика рядом с дверью была прибита обычная плетеная корзина без крышки и, конечно, без замка. Стэн нажал белую кнопку у двери — точнее, у дверей — сетчатой и деревянной, в которой было прорезано большое занавешенное отверстие. В доме звякнул колокольчик. Из горла Дортмундера вырвалось сдавленное рычание.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Мэй. Она улыбнулась и сказала:

— А вот и мальчики приехали. Входите, входите же. Вы так скоро!

— Послали Таппан Зее ко всем чертям и поехали по мосту Вашингтона через Палисады, — объяснил Стэн, входя в дом.

Мэй щеголяла в переднике. Чмокнув Дортмундера в щеку, она сказала:

— Привет, Джон. Я так рада, что ты приехал.

— Пришлось, — ответил Дортмундер, стараясь смягчить суровость своего лица улыбкой. Он собирался уговорить Мэй покинуть это отвратительное место и вернуться к себе в квартиру и понимал, что для этого ему придется проявить спокойствие, выдержку, такт, снисходительность. Иными словами, выступить в самой не подходящей для него роли.

— Нам нужно поговорить, — сказал Дортмундер, продолжая с трудом растягивать губы в улыбке. Ему казалось, что его скулы выточены из дерева.

— А где мамуля? — спросил Стэн.

— Гоняет на своем такси, — ответила Мэй. — Скоро вернется. Пройдемте в гостиную.

Они находились в помещении, похожем на прихожую, с ковром на полу, картинами и цветами на стенах и чем-то вроде хитроумной люстры на потолке. Пройдя вслед за Мэй под аркой, ведущей влево, Стэн и Дортмундер оказались в гостиной. Тут были диван, кресло, еще одно кресло, торшер, настольная лампа, кофейный столик, два приставных столика, телевизор на тумбочке, большой ковер, вырезанная из искусственного мрамора подставка для цветов, папоротник; по стенам были развешаны барельефы с нимфами и фавнами.

— Значит, мамуля опять водит такси? Что же она, мотается в Нью-Йорк? — спросил Стэн.

— Нет, работает в местной компании, — сказала Мэй. — Садитесь и устраивайтесь поудобнее.

Дортмундер огляделся, однако помещение выглядело чрезвычайно удобно. Он уселся на середину софы, но даже здесь оказалось мягко и уютно.

— Мамуле очень нравится водить такси, — продолжала втолковывать Стэну Мэй. — Она говорит, здесь никто не огрызается и не норовит дать сдачи.

Дортмундер, открывший было рот, чтобы похвалить розы, лишь щелкнул зубами, словно щипцами для колки льда.

— Мэй, — произнес он. — Какого черта ты здесь торчишь?

— Я буду жить здесь, Джон, — с улыбкой ответила она.

— Но почему? — спросил Дортмундер, хотя заранее знал ответ.

Мэй улыбалась ласково, но твердо. Дортмундеру была знакома эта улыбка, — так Мэй говорила с посыльными, полисменами, водителями автобусов, пьяницами и таможенными инспекторами. Дортмундер знал, что эта улыбка непробиваема.

— Настало время как-то устраиваться, Джон, — сказала Мэй подчеркнуто спокойным тоном. — Переехать в другое место, изменить привычное течение жизни.

— А что будет, когда Том взорвет плотину?

— Остается лишь надеяться, что он этого не сделает, — ответила она.

— Он сделает это, Мэй.

— Да ведь эта плотина видна прямо отсюда, из окна, — с тревогой произнес Стэн.

Софа, на которой сидел Дортмундер, стояла прямо напротив окна, но была развернута в противоположную сторону, к телевизору, что весьма типично для американского жилища. Обернувшись, Дортмундер выглянул сквозь раздвинутые занавески безупречно прозрачного окна. Над чистенькими коттеджами, стоявшими по ту сторону аккуратной улицы, виднелась далекая изогнутая серая стена среди зеленых холмов. На таком расстоянии она выглядела крохотной и безобидной — обычная бетонная стена, окруженная возвышавшимися над ней пригорками, — но смотрела она прямо сюда.

От этого зрелища у Дортмундера разболелась голова. Он вновь повернулся к Мэй и сказал:

— Том уже в Нью-Йорке и начинает сколачивать команду. Он связался со мной по телефону и, сказав, что звонит из чистой любезности, в последний раз предложил вместе взорвать плотину.

— И что ты ему ответил?

— Отказался.

Продолжая улыбаться, Мэй приподняла брови и спросила:

— А ты не сказал ему, что теперь здесь живу я?

— Нет.

— Почему?

— Мне не хотелось слышать его смех. — Дортмундер вытянулся на чересчур мягкой и удобной софе и добавил: — Мэй, Тому наплевать на такие вещи. Даже если бы у него была семья и эта семья в полном составе переехала бы в этот город, он не колебался бы ни секунды. Он намерен взорвать плотину, и его ничем не проймешь.

— А я и не собираюсь уговаривать Тома, — ответила Мэй.

Итак, все стало на свои места. Дортмундер понимающе кивнул.

— Я тут бессилен, — сказал он. — Я уже предпринял две попытки и выхожу из игры. Я больше не собираюсь спускаться под воду.

— Ты никогда не сдаешься, Джон, — сказала Мэй.

— Порой даже я признаю поражение. Во всяком случае, я не намерен повторять наши опыты, потому что не в силах этого сделать, и больше тут говорить не о чем.

— Есть и другие способы.

— Мне они не известны.

— Но ты даже не пытался подумать, Джон, — настаивала Мэй.

— Вот тут ты права, — согласился Дортмундер. — Уж если я и пытаюсь что-то сделать, так это забыть о плотине. Что нам еще остается? Попросить Стэнова приятеля слепить еще одну повозку? Купить у того парня с Лонг-Айленда еще пару аквалангов? Прорезать очередную дыру в заборе, чтобы наткнуться на толпу людей, наблюдающих за водохранилищем? Спуститься в него без этих проклятых теннисных шариков? Да, Мэй, ты права. Должны быть и другие способы. Другие способы свернуть себе шею, о которых мы до сих пор не догадывались. Но даже если мы сумеем пробиться в этот чертов город, нам придется пройти по дну, меся грязь, а затем попытаться отыскать крохотный ящик на огромном поле — там, где не видно ровным счетом ничего, даже если бы кто-то специально расставил для нас указатели.

— Будь это простая задача, нам не пришлось бы обращаться к тебе за помощью, — рассудительно заметила Мэй.

Дортмундер откинулся на спину и развел руками.

— Если хочешь, я перееду сюда, — сказал он. — И когда Том взорвет дамбу, буду рядом с тобой. Но больше мне предложить нечего. Мы с Томом расстались навсегда.

— Я знаю, что ты не исчерпал всех возможностей, — настаивала Мэй. — И если бы ты заставил себя подумать над этим...

— А вот и мамуля, — заметил Стэн.

Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.

— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?

— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.

Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.

— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?

— Словно утопленник.

— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.

— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.

— Ты не задержишься у нас?

— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.

Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.

— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?

— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.

Мамуля приставила к его носу корявый палец.

— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?

— Не знаю, — ответил Дортмундер.

— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!

— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.

Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:

— А что может предложить взамен Нью-Йорк?

— Да хотя бы то, что его не затопят.

Мамуля медленно, многозначительно кивнула.

— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.

В ответ Дортмундер лишь вздохнул.

Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:

— Вы, наверное, очень устали с дороги?

— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.

— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.

— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.

Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.

— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.

В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:

— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.

— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.

Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.

— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов. — И вышла на кухню.

В отсутствие Мэй Стэн попытался уговорить мамулю бросить эту дурацкую затею и вернуться домой. Он привел множество доводов, которые с точки зрения Дортмундера звучали весьма убедительно. Стэн утверждал, что:

1) мамуле вскоре надоест этот отпуск, и она начнет тосковать по суматошной городской жизни;

2) чем дольше она пробудет в этой глуши, тем труднее ей будет восстановить боевые навыки, без которых в Нью-Йорке не проживешь;

3) уже в самом ближайшем будущем этот дом начнет действовать ей на нервы и доведет ее до бешенства, поскольку ничто здесь не напоминает о той прекрасной квартире над гаражом в Бруклине, где они со Стэном так счастливо жили все эти годы;

4) в захолустье на такси нипочем на заработать тех денег, которые имеют нью-йоркские извозчики;

5) Том Джимсон собирается взорвать дамбу.

— Это по части Джона, — неизменно отвечала мамуля на все попытки Стэна привлечь ее внимание к последнему доводу. На первые четыре она лишь пожимала плечами, не вступая в спор.

В комнату вошла Мэй, неся на круглом подносе кружки с чаем. Дортмундер облегченно отметил, что до крохотных чайных чашечек и миниатюрных бутербродов с липнущей к зубам коркой дело не дошло, так что некоторая надежда еще сохранялась.

А может быть, и нет. Они расселись по комнате с кружками в руках, словно участники постановки о бедности в «Театре шедевра», и Мэй сказала:

— Если вы действительно готовы сюда переехать, Джон, то в вашем распоряжении несколько комнат. Для тебя и для Стэна.

— Тебе нужно подышать свежим воздухом, — добавила мамуля, обращаясь к сыну.

— У меня в жизни не было столько свободного места, Джон, — продолжала Мэй оживленным тоном, который едва не взбесил Дортмундера. — Здесь полно комнат — и на первом этаже, и на втором. И все они обставлены прекрасной мебелью.

— И все это стоит сущие пустяки по сравнению с городом, — подхватила мамуля.

— Мамуля, — с жалобной ноткой в голосе произнес Стэн, — я не хочу жить в Дадсон-Сентр. Ну что я буду здесь делать?

— Работать на пару с Джоном, — сказала мамуля. — Доставать деньги этого ублюдка Джимсона.

Дортмундер вздохнул.

— Надеюсь, Джон, ты не считаешь, будто я совершаю подлость по отношению к тебе, — заговорила Мэй. — Все, что я делаю, я делаю не только для себя, но и ради тебя.

— Как это мило, — заметил Дортмундер.

— Если Том взорвет дамбу...

— А он обязательно ее взорвет.

— ...то сознание того, что ты мог предотвратить несчастье, но не сделал этого, будет терзать тебя до конца жизни.

— Я все равно не пойду больше под воду, — ответил Дортмундер. — Даже ради тебя, Мэй. Уж лучше я буду мучиться всю жизнь, но ни за что не соглашусь провести на дне озера еще хотя бы минуту.

— В таком случае найдется какой-то иной путь, — сказала Мэй.

— Ты хочешь сказать, найдется другой человек, — уточнил Дортмундер. — Я не пойду. Энди тоже не пойдет. — Он обернулся к Стэну и спросил: — Может быть, ты попробуешь?

— Я — пас, — объявил Стэн.

— Это на тебя не похоже, Стэнли, — нахмурилась мамуля.

— Наоборот, похоже, — ответил тот. — И даже очень. Лично я узнал сам себя в тот самый миг, когда открыл рот. Джон и Энди рассказали мне, как там, под водой. И я видел, в каком состоянии они оттуда выходили.

— Нельзя ли достать деньги, не входя в озеро? — спросила Мэй.

— Конечно, — ответил Дортмундер. — На этот счет у Уолли есть идеи. Гигантские магниты, лазерное испарение воды. И уж конечно, самый перл — космический корабль с планеты Зог.

— Я не говорю об идеях Уолли, — терпеливо отозвалась Мэй. — Его компьютерные мысли меня не интересуют. Я спрашиваю о твоих планах.

— Мой план состоит в том, чтобы держаться подальше от этого водохранилища и как можно быстрее отсюда смыться, — объяснил Дортмундер и, оглянувшись, еще раз посмотрел на серую стену среди далеких холмов. — Том взорвет плотину не позже чем через неделю. А то и раньше. И его нипочем не переубедить.

Казалось, стена дрогнула и начала выпячиваться. Дортмундер отчетливо представил обрушивающуюся на него массу ледяной воды, сковывающую движения, словно смирительная рубашка. В мозгу, словно молния, мелькнула безумная мысль: накупить две тысячи ПУПов и раздать местным жителям. Какая жуткая картина — сотни людей, приобретя дополнительную плавучесть, поднимаются к поверхности воды.

Дортмундер отвернулся от окна.

— Мэй, я не пойду в эту воду, — сказал он.

— А я не брошу этот дом, — ответила она.

Дортмундер в последний раз вздохнул.

— Что ж, я поговорю с Томом, — решил он. — Не знаю, что я ему скажу, но я с ним переговорю.

48

Том Джимсон оказался не из тех людей, с которыми легко поддерживается связь. Контактный телефон, данный им Мэй, принадлежал одному салуну в Бруклине. Поначалу хозяин заведения не проявлял никакого желания помочь.

— Никогда не слышал такого имени, — сказал он.

— Вам очень повезло, — ответил Дортмундер. — Осмотрите зал и, если увидите там человека, больше похожего на труп, это и будет тот самый Том Джимсон.

Хозяин салуна помолчал несколько секунд и спросил:

— Вы его приятель?

В ответ Дортмундер лишь издал глуповатый смешок.

— Ну ладно, — решил хозяин. — Надеюсь, вы говорите правду. Назовите свое имя и номер и, если мне скажут, что пришел Том Джимсон, я передам ему ваше сообщение.

— Добавьте, что это срочно, — попросил Дортмундер.

На сей раз глуповатый смешок издал хозяин салуна.

— А я уж было подумал, что вы действительно приятель этого Джимсона.

— Да, вы правы, — нехотя признал Дортмундер.

Следующие полтора дня он не выходил из квартиры, не желая пропустить звонок Тома и пытаясь убедить себя, что Том не успел сколотить команду, достать динамит и вездеход и уехать на север. Ему просто не хватило бы времени. Он не должен успеть все это сделать.

Время от времени Тайни Балчер и Энди Келп позванивали ему, а то и заскакивали на минутку, интересуясь, как развиваются события.

— Я не могу долго говорить, — сказал как-то раз Дортмундер Келпу. — Я не хочу, чтобы мой телефон был занят, когда позвонит Том.

— Я ведь тебя предупреждал, Джон, — ответил Келп. — Тебе нужна специальная приставка.

— Ничего подобного, — сказал Дортмундер.

— И сотовый телефон, который ты мог бы носить с собой, даже уходя из дома.

— Не нужен он мне, — повторил Дортмундер.

— И дополнительный аппарат на кухне. Я мог бы...

— Оставь меня в покое, Энди, — попросил Дортмундер и повесил трубку.

Наконец вечером второго дня позвонил Том. Судя по звуку голоса, он находился где-то далеко.

— Где ты? — спросил Дортмундер, полагая, что Том в Норт-Дадсоне, у выезда со Сквозного шоссе.

— В телефонной будке, — ответил Том. — И сейчас ты мне объяснишь, Эл, чего я здесь забыл.

— Видишь ли, Том... — протянул Дортмундер и умолк, прислушиваясь, словно в надежде получить подсказку. Но трубка молчала.

— В чем дело? Связь прервалась?

— Нет-нет, я здесь, — ответил Дортмундер.

— Поторопись, мне некогда, — предупредил его Том. — У меня масса дел... Черт побери! — рявкнул он, отворачиваясь от телефона и адресуя последнее замечание кому-то из окружающих. На заднем плане послышались хриплые голоса, которые заглушило рычание Тома: «Потому, что я так сказал, щенок!» Потом он произнес в трубку: — Эл! Ты слушаешь?

— Да, конечно, — ответил Дортмундер. — Кто там у тебя? Те самые ребята, что будут тебе... э-ээ... помогать?

— Естественно, Эл, — весело ответил Том, — и мы все просто рвемся в бой. Вот возникло маленькое затруднение с дисциплиной. Короче, если хочешь к нам присоединиться, тебе придется поспешить.

— Я хочу сказать, — произнес Дортмундер, крепче сжимая трубку и заставляя себя поддерживать разговор и не думать, действительно ли он хочет что-то сообщить, или ему нечего сказать. — Мне очень неловко, что я бросил это дело с водохранилищем. Ты меня знаешь, Том. Я не из тех, кто поднимает лапки кверху.

— Много воды, Эл, — заметил Том голосом, в котором сквозило сочувствие. — Ты был прав. Справиться с таким количеством воды не так-то просто. В общем, тебе нечего стыдиться. Я потратил зря около двух месяцев, ну что ж, не беда. Честно говоря, я наблюдал за вашими усилиями с большим интересом.

— Я хочу сказать, Том...

— Но на сей раз я сделаю все как положено. Моя мечта о Мексике скоро сбудется.

— Том, я бы хотел...

Но Том опять оторвался от телефона и принялся переругиваться со своим компаньоном или компаньонами. Дортмундер ждал, облизывая губы и сжимая трубку, и, как только Том преодолел очередное «затруднение с дисциплиной», он торопливо произнес:

— Ты помнишь Мэй? Так вот, она переехала в Дадсон-Сентр и осталась там жить.

Не дал ли он маху? Стоило ли выдавать свою личную заинтересованность в этом деле? Впрочем, теперь уже было поздно.

— Все ясно, — ответил Том после короткого молчания. — Решила малость тебя поприжать, а?

— Что-то вроде того, — признался Дортмундер. Итак, он допустил промах.

— Ты знаешь, Эл, — продолжал Том. — На этот случай у меня есть одна мыслишка.

— Вот как?

— И вот что это за мыслишка: женщин на свете великое множество, а ты — один.

Дортмундер понял, что совершил не просто промах, а серьезную ошибку.

— Том, — сказал он, — я бы хотел предпринять еще одну попытку. Дай мне последний шанс, не взрывай плотину.

— Ради Мэй? — Голос Тома, и без того ледяной, зазвучал еще холоднее.

— Ради моей... э-ээ... профессиональной чести, — ответил Дортмундер. — Я не хотел бы потерпеть поражение. К тому же, как ты сам говорил, было бы лучше обойтись без облавы.

— Это верно, Эл, — ответил Том голосом, температура которого упала до абсолютного нуля. — Давай предположим — только предположим, не более того, — что я соглашусь, а ты так и не сумеешь уговорить свою бабу убраться подальше от плотины. А теперь давай подумаем, Эл, не захочется ли тебе в таком случае анонимно позвонить в полицию?

Вспотевшая рука Дортмундера, державшая трубку, слегка дрогнула.

— Честно говоря, я даже думать об этом не хочу, — сказал он. — И тем не менее мне кажется, что мы могли бы найти способ добыть деньги без применения взрывчатки.

— Ага... минутку, Эл...

Дортмундер прислушался. Послышался глухой стук, видимо, трубку положили на твердую поверхность. Далекие голоса яростно заспорили. Время от времени раздавался треск мебели и грохот тяжелых предметов, возможно, падающих тел. Затем столь же неожиданно наступила тишина.

— Эл! Ты еще здесь?

— Я здесь, Том.

— Полагаю, мне стоит приостановить подготовку, — сказал Том. — Короче говоря, я понимаю твои сложности.

— Именно для этого я...

— Но я в полной мере осознаю и свои затруднения.

Дортмундер молчал, дыша через рот и осознавая, что основное «затруднение» Тома — он, именно он, Дортмундер. На том конце линии послышался жалобный скулеж.

— Полагаю, нам с тобой придется поговорить наедине, Эл, — сказал Том голосом, в котором чувствовались маленькие острые колючки. — Давай, вали сюда.

«Я должен отговорить его, — подумал Дортмундер. — Отговорить во что бы то ни стало».

— Отличная мысль, Том, — ответил он, прекрасно понимая, что именно тот имеет в виду.

— Я на Тринадцатой улице, — сообщил Том.

Что ж, место подходящее.

— Ага, — сказал Дортмундер.

— Неподалеку от авеню «Си».

— Это довольно обширный район, — ответил Дортмундер.

— Вот как? — произнес Том так, словно впервые обратил внимание на это обстоятельство. — В общем, где-то между «Си» и «Ди». Восточная Тринадцатая улица, дом сорок один девяносто девять.

— Какой звонок нажимать?

Том хихикнул, словно рассыпая по полу ледяные кубики.

— Тут во всей округе не сыщешь замка, Эл, — сообщил он. — Входи в дом и поднимайся на верхний этаж. И мы с тобой славно поболтаем наедине.

— Хорошо, Том, — выдавил Дортмундер сквозь пересохшие губы. — Я сейчас же... кха... кха... сейчас же выезжаю.

49

Дортмундер поднимался по темной лестнице, держась правой рукой за шероховатые стальные перила и сжимая левой деревянный брусок сечением два на три дюйма и длиной около двух футов, подобранный им у мусорного ящика на улице в двух кварталах отсюда. Тома он не опасался, но по пути могли встретиться и другие люди.

Впрочем, до сих пор Дортмундеру никто не попадался, лишь порой наверху слышались торопливые шаги, а снизу доносились шорохи. Дортмундер продолжал неторопливо подниматься по лестнице здания, где вполне можно было снять фильм о второй мировой войне в Европе, если бы только удалось уберечь съемочную группу от грабителей. Со стен были содраны огромные куски штукатурки, и на серо-зеленой поверхности зияли белые шероховатые прорехи. Стекла на лестничных площадках этажей были выбиты, кое-где их склеили прозрачной лентой, кое-где из рам торчали лишь острые осколки. Белые шестигранные кафельные плитки, судя по всему, в течение долгих месяцев подвергались систематической обработке кувалдой, а затем окроплялись мочой и какой-то жидкостью с лекарственным запахом. Голые лампочки под потолком когда-то были закрыты матовыми плафонами. Об этом можно было судить по осколкам белого стекла, в изобилии валявшимся среди прочего мусора на полу.

Исцарапанные металлические квартирные двери были выкрашены в коричневый и серый цвет, на многих не было ни ручек, ни замков. Судя по кухонным запахам, доносившимся из-за дверей, обитатели квартир собирались отобедать крысятиной. Проходя по площадке четвертого этажа и услышав жалобный плач ребенка, доносившийся из ближней квартиры, Дортмундер кивнул и пробормотал:

— Я тебя отлично понимаю, малыш.

Всего в доме было семь этажей — максимум для жилого здания без лифта. Лестница представляла собой четырехугольник с центральной шахтой, на каждый этаж приходилось по два пролета с площадкой между ними. Дортмундер как раз сворачивал на углу между шестым и седьмым этажами, когда над его головой прогремел гулкий выстрел.

— Эй! — закричал Дортмундер и, повалившись на грязные ступени, прикрыл голову брусом. Неужели Том не поговорит с ним хоть минуту?

Пальба продолжалась, затем стихла; послышался крик, а потом еще несколько выстрелов. Дортмундер выглянул из-за бруса, но увидел лишь ступени и стены лестничной площадки.

Выстрелы прекратились, и в здании снова воцарилась мертвая тишина; жильцы нипочем не желали обнаруживать свое присутствие, пока шла перестрелка. Затем послышался тяжелый удар распахнувшейся металлической двери по штукатурке, и раздраженный голос, вне всяких сомнений, принадлежавший Тому, произнес:

— Олухи! Сами напросились.

Послышались шаги, кто-то спускался по лестнице. Дортмундер поджал ноги и резво вскочил с пола, растерянно уставившись на Тома, который стоял на площадке напротив, вставляя новую обойму в рукоятку вороненого автоматического пистолета сорок пятого калибра, лежавшего в его правой ладони.

Дортмундер уставился на пистолет. Том поднял налитые кровью глаза и, увидев Дортмундера, замер на месте. Они стояли на площадке и молча разглядывали друг друга. Дортмундер крепче сжал в руке брус, Том вскинул брови.

Наконец Том шевельнулся и, взяв себя в руки, спрятал пистолет.

— Что скажешь, Эл? — небрежно произнес он. — Я рад, что ты смог приехать.

— Похоже, я вовремя, — сказал Дортмундер. Его горло и руки по-прежнему сводило судорогой.

Посмотрев на брус, Том спросил:

— Зачем это?

Дортмундер обвел рукой помещение:

— Для защиты.

— Хм-мм. — Том кивнул. — Тебе повезло, что никому из здешних обитателей не потребовался кусок дерева, — сообщил он. — Ну что ж, пора смываться.

Дортмундер не удержался и бросил взгляд в сторону верхнего этажа.

— Твои новые компаньоны? — спросил он.

— Бывшие. Пришлось распустить команду, — пояснил Том. — Пошли отсюда, Эл.

Спускаясь по лестнице, Том сказал:

— Последние дни я работал с ужасными людьми. Ты и твои ребята не справились с задачей, но вам по крайней мере можно доверять.

— Надеюсь, что так, — ответил Дортмундер.

— Во всяком случае, вы не пихаете себе в нос всякую гадость.

— Ага.

— И не колете вены.

— Мы с моим организмом пришли к соглашению, — сказал Дортмундер, когда они с Томом спустились на нижнюю площадку и направились к разбитой двери здания. — Организм знай себе работает, а я в его дела не вмешиваюсь.

— Я скажу короче, Эл, — заявил Том. — Твою мысль можно выразить куда проще: береги свое тело, запасного не купишь. Мои бывшие партнеры, что остались там, наверху, этого не понимали. Они загрузились до такой степени, что у них крыша поехала. Узнав, где находится водохранилище, они решили, что я им больше не нужен. — Том рассмеялся, и его смех напомнил Дортмундеру звон колокола во время чумы. — Олухи напрочь утратили ощущение реальности.

— Похоже на то, — согласился Дортмундер, задрав голову и рассматривая окна верхнего этажа дома-развалюхи. — Это их квартира?

— Теперь — да. — Том передернул плечами, отгоняя связанные с квартирой воспоминания. Затем он повернулся к Дортмундеру и спросил: — Так, значит, у тебя появился новый план?

— Нет, — ответил Дортмундер.

Взгляд Тома сделался хмурым. На расстоянии маленький рост и худоба старика совсем не бросались в глаза.

— У тебя нет плана?

— Пока нет, — объяснил Дортмундер. — Я хотел заручиться твоим согласием, а уж тогда...

— Не стану тебя обманывать, Эл, — сказал Том. — Я глубоко разочарован.

— Очень сожалею, Том.

— И правильно делаешь. А я-то думал, что любовь к прекрасной даме вдохновила тебя на создание истинного шедевра, и теперь все пойдет как по маслу.

— Так и будет, — заверил его Дортмундер. — Сейчас мы...

— Кабы я знал, что ты блефуешь, я бы не спешил расстаться с теми тремя ребятами там, наверху.

— Я вовсе не блефую... Что ты сказал? Их было трое?

На лице семидесятилетнего старика застыло непроницаемое выражение.

— По моим расчетам, мне нужны были именно трое, — сказал он. — Двое должны были нести динамит и взрывать, а третий подогнать скрепер и заняться раскопками в Паткинс-Корнерз.

— И остаться там навсегда, — предположил Дортмундер.

Казалось, губы Тома вытянулись в прямую линию, словно он улыбнулся про себя.

— Ты отлично меня понимаешь, Эл, — сказал он. Затем призрак улыбки исчез с его лица, и Том добавил: — Именно поэтому я так удивился, когда ты пришел с пустыми руками.

— И вовсе не с пустыми, — ответил Дортмундер. — Я собираюсь...

— Да уж, тебе самое время подумать о плане, — прервал его Том. — И кстати, выбрось свою палку. Сирены все громче...

Дортмундер был настолько поглощен разговором, что совсем не обращал внимания на окружающее и только теперь расслышал сирены, которые завывали совсем недалеко и очень быстро приближались.

— Ты прав, — согласился он и швырнул брус в сточную канаву.

— Давай поспешим, — сказал Том. — У меня в кармане лежит пистолет, который может заинтересовать сыщиков. А ты тем временем ознакомишь меня со своими идеями, и мы решим, где мне теперь жить.

Они двинулись в сторону авеню «Си». Дортмундер спросил:

— Ну и где ты собираешься жить?

Из-за угла показалась завывающая полицейская машина.

— Моя прежняя квартира некоторое время будет недоступна, — сообщил Том.

Оглянувшись, Дортмундер увидел, как автомобиль затормозил у подъезда, где до сих пор проживал Том. Из машины выскочили патрульные, и в этот миг подъехали еще два полицейских автомобиля, причем один из них нарушил правила, поскольку здесь было одностороннее движение.

— Все ясно, — сказал Дортмундер.

— Как насчет дома в Дадсон-Сентр, где живет Мэй? — спросил Том. — Там много комнат?

— Мэй утверждает, что такого множества комнат у нее не было никогда в жизни, — отозвался Дортмундер, понимая, к чему идет дело, но не видя возможности предотвратить неизбежное.

— Может, ей будет легче смириться с моим присутствием, если я буду у нее на глазах, — предположил Том. — Она сможет присматривать за мной, а я не стану взрывать дамбу, расположившись у ее подножия.

— Это точно, — согласился Дортмундер.

Они свернули за угол, покидая место, где разыгрывалась последняя сцена драмы.

— Да, — произнес Том, кивая свои мыслям. — Мэй будет рада видеть меня и держать под рукой.

— Это точно, — снова подтвердил Дортмундер.

50

— Мне очень нравится, когда ты ко мне прикасаешься, — сказала Миртл Дагу Берри, отталкивая его прочь. — Вот почему я не должна тебе этого позволять.

— Я не вижу в этом ни капли смысла, — ответил Даг, не оставляя попыток обнять девушку.

— А я вижу, — сказала Миртл, изо всех сил прижимаясь к сиденью пикапа, огораживаясь сложенными на груди руками и не отрывая взгляда от огромного экрана, на котором Дамбо балансировал на ветке дерева. — Смотри кино, — добавила она. — Сам же говорил, что никогда не бывал в кинотеатре под открытым небом. Мы приехали сюда, так что сиди и смотри.

— В киношке? — удивился Даг, убирая руки. — Миртл, ты сведешь меня с ума.

«Кабы это была правда, мы были бы квиты», — подумала про себя Миртл. Даг тоже сводил ее с ума, но как-то по-другому. В этом чувстве не было ничего плотского или романтического. Впрочем, Даг был, несомненно, соблазнителен, всеми силами старался казаться галантным, и кто знает, чем могла закончиться эта история, если бы не одно «но».

Миртл отчетливо сознавала, что Даг — пустоват и фальшив. Он был всецело поглощен каким-то предприятием, которое, более чем вероятно, связано с отцом Миртл. Но что это за связь, Миртл нипочем не могла догадаться.

Она была убеждена в неискренности Дага. Поначалу, когда он только пришел в библиотеку, Миртл восприняла его рассказ с полным доверием. Но стоило ему внезапно прервать просмотр старых микрофильмов на рулончике, смонтированном за три года до интересовавшего Дага периода, и без всяких объяснений переключиться на день сегодняшний, как у Миртл немедленно возникли подозрения. В чем дело?

Во время обеда, на который Миртл затащила Дага, девушка убедилась, что ее спутник — парень веселый, склонный приударить за ней и, кажется, рассчитывающий встречаться с ней и впредь. Очень мило с его стороны, но Миртл не желала довольствоваться этим. Вечером того же дня, оставшись одна, девушка просмотрела микрофильм, на котором остановился Даг, — газеты того года, когда произошло интересующее его событие. В конце концов Миртл наткнулась на сообщение об ограблении броневика на Сквозном шоссе, и все стало на свои места. Миртл сообразила, что это ограбление было очередным «дельцем» ее отца-налетчика, которое тот «обстряпал» до «посадки» за другое преступление, совершенное несколько лет спустя, а Даг Берри каким-то образом «сел ему на хвост». «Хорошо еще, что я не поддалась соблазну назвать Дагу свою новую фамилию, как в случае с добрым и милым Уолли Нэрром», — с запоздалым страхом подумала Миртл. (Свои знания уголовного жаргона Миртл, разумеется, почерпнула из телепередач.)

Подозрения все усиливались и, испугавшись поначалу, что Даг Берри на самом деле — полицейский в штатском и охотится за ее отцом наподобие Джаверта (вот почему он спрашивал о Джимми!), Миртл принялась разыскивать комитет по защите окружающей среды, по заданию которого Даг якобы производил свои изыскания, и, разумеется, ничего подобного не нашла. Видеотерминал, загадку которого открыл ей Уолли Нэрр, оказал Миртл неоценимую помощь в раскрытии тайны Дага Берри.

Итак, он фальшивит, правда, несколько необычно. Даг Берри — это его настоящее имя, поскольку он так назвался, расплачиваясь кредитной карточкой за обед, на который пригласил Миртл во время второй их встречи. В третий раз они отправились в кинотеатр для автомобилистов на южной окраине Норт-Дадсона, один из немногих до сих пор сохранившихся в Америке. Итак, его звали Даг Берри, а на его пижонском пикапе с ребячливой табличкой на бампере красовался номерной знак округа Саффолк, что на Лонг-Айленде. В телефонной книге Саффолка был не только домашний, но и рабочий телефон Дага Берри. Миртл набрала номер и услышала сообщение автоответчика, произнесенное голосом Дага:

«Станция подводного плавания Южного Берега. К сожалению, сейчас мы закрыты. Мы работаем с четверга по воскресенье, с десяти до пяти. К вашим услугам дипломированный инструктор, занятия по вводной и усложненной программе, прокат и продажа снаряжения, заправка и проверка баллонов, всевозможные товары для подводного плавания и обслуживание — в одном помещении. Ждем вас на нашей станции».

Что общего у инструктора подводного плавания с завязавшим (Миртл очень на это надеялась) преступником, бывшим зэком Джимсоном? Проявленный Дагом интерес к сведениям о местном водохранилище не был случаен, тут выстраивалась логическая цепочка: озеро — вода — подводное плавание, однако Миртл продолжала теряться в догадках. Она была уверена лишь в одном: ей следовало не выпускать Дага Берри из рук. Но и не позволяя распускать руки ему.

И вот сегодня они поехали в кино. Их третья встреча, во время которой ни он, ни она не достигли своих целей. Миртл видела, что Даг разочарован, но, черт побери, ей тоже пришлось несладко. Она чувствовала естественное влечение к симпатичному веселому парню, но разве можно бросаться в его объятия, не выяснив, что стоит за всем этим? А если он намерен как-то навредить ее отцу? С другой стороны, Даг вполне мог оказаться и защитником ее отца, и в таком случае его объятия были бы сладки вдвойне. К тому же Миртл смутно надеялась, что в конце концов дружба с Дагом приведет ее к отцу.

Итак, расследование Миртл убедило ее в том, что Даг Берри не тот, за кого себя выдает, однако она не могла продвинуться дальше и выяснить, кем же он был на самом деле. Миртл продолжала тешить себя надеждой, что ненавязчивые окольные расспросы об интересующих Дага датах дадут ей ключ к решению поставленной задачи, однако нужные вопросы никак не приходили на ум. Кино— и телегерои в таких случаях начинают с осторожного прощупывания, но...

Ага. Прощупывание уже началось.

— Прекрати, Даг, — сказала Миртл, высвобождая руку из его пальцев.

Даг нарочито горестно вздохнул.

«Жаль, что я не знаю, как отыскать Уолли Нэрра, — подумала Миртл. — Уж он-то помог бы мне выяснить, что же происходит на самом деле». Однако после той единственной встречи, когда Уолли открыл изумленным глазам девушки волшебство компьютерной техники, Миртл больше его не видела. Может быть, Уолли был коммивояжером, разъезжающим по округе и торгующим компьютерами и тому подобными вещами. Но приведет ли его торговый путь обратно в Норт-Дадсон? И захочет ли Уолли вновь посетить библиотеку?

— Даг, не надо...

— Миртл, прошу тебя...

— Смотри кино, Даг, — велела Миртл. — Прекрасный фильм, не правда ли?

— Оторваться от него не могу, — с горечью в голосе произнес Даг.

51

Том Джимсон сел в поезд на станции Пенн, держа в руках все ту же небольшую кожаную сумку, с которой он отправлялся в тюрьму, выходил на свободу и в которую, судя по всему, уместится все необходимое, когда он достанет деньги и, избавившись от последних компаньонов, сядет в самолет и отправится в милую его сердцу Мексику.

Ну, а сейчас Том ехал в другое место. «Преступник возвращается на место преступления», — подумал он и прикоснулся кончиком языка к верхним зубам. Он всегда так делал, ведя безмолвные беседы с собой. (Человек, которому никто не мог доверять, в свою очередь, тоже никому не доверял и, следовательно, должен был развлекать себя собственными монологами.) Том отыскал уютный уголок из четырех кресел, стоявших друг против друга парами, и занял его целиком, усевшись в первое кресло, положив на второе сумку, на третье — ноги, а на четвертое — руку. Чтобы кто-то рискнул посягнуть на захваченную Томом территорию, поезд должен был заполниться куда плотнее, чем этого можно ожидать сегодня, среди недели.

Поезд еще стоял на месте, когда в кресло, отделенное от Тома проходом, уселся здоровенный увалень ростом под девять футов, лет двадцати, в громадных нелепых походных башмаках и белых носках, одетый в зеленые шорты, из-под которых выглядывали толстенные бугристые колени, покрытые, как и все остальное тело парня, густой шерстью. На его футболке красовалось какое-то дурацкое изречение, белокурые волнистые волосы были схвачены красной повязкой, а над головой возвышался рюкзак чудовищных размеров.

Том с брезгливым интересом наблюдал за тем, как парень расстегнул все лямки и снял рюкзак, который занял сразу два кресла. Бросив на Тома самоуверенный взгляд, свойственный лишь круглым дуракам, парень сказал:

— Постереги мой мешок, а?

— Ага, — отозвался Том.

Бухая ножищами и работая коленями, как марионетка, парень двинулся вдоль по проходу. Том дождался, пока тот уйдет, и быстро, но тщательно обыскал рюкзак. Затем он переложил в кожаную сумку (которую никогда и никого не просил «постеречь») двести долларов наличными и шестьсот в дорожных чеках, а также иллюстрированную «Кама-сутру», оставив парню грязное белье и прочий хлам. Усевшись в своем уголке, Том достал книгу Бэрнетта «Удар в темноте» и углубился в чтение.

Спустя несколько минут придурок вернулся с сандвичем и банкой пива в руках.

— Спасибо, — поблагодарил он Тома.

— Не за что, — ответил Том и вновь обратился к своей книге. Несколько минут спустя поезд дернулся и отправился в путь.

Поезд промчался по туннелям в центральной части Манхэттена и выскочил на поверхность на его северной окраине; Том продолжал читать. Поезд полез в гору и остановился на Сто двадцать пятой улице, где никто в него не сел и никто из него не вышел. Трущобы сменились индустриальным пейзажем, постепенно переходящим в сельский. Том продолжал читать. Природа никогда его особенно не интересовала.

Время приближалось к двум часам дня, и Том уже почти дочитал книгу — она должна была завершиться счастливым концом, Том это прекрасно видел, — когда в репродукторе зашипел голос проводника: «Райнклифф! Райнклифф!»

Отлично. Том сунул книгу в сумку, застегнул ее — две лямки с замочками, никаких «молний», — и поднялся на ноги. Сидевший по ту сторону прохода увалень приветственно приподнял руку и сказал:

— Всего доброго.

— Надеюсь, — отозвался Том и зашагал было прочь, но в этот момент словно бес толкнул его в бок, и Том обернулся к парню со словами: — И вам того же.

Поезд остановился, и Том покинул вагон, а на физиономии парня продолжала играть дурацкая ухмылка.

«Мамуля узнает вас в лицо, — заверил Тома Стэн Мэрч. — К тому же она там единственная женщина-таксист. И уж конечно, это будет единственная машина из Дадсон-Сентр». «Как-нибудь найду», — ответил Том.

Выйдя из поезда, он тут же заметил мамулю — приземистую плотную женщину в матерчатой кепке, куртке на «молнии» и вельветовых брюках, которая стояла, скрестив руки на груди и опираясь плечом о борт зеленой машины с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор».

Завидев Тома, она кивнула ему, не прекращая перебранки с другим сошедшим с поезда пассажиром, который намеревался нанять ее такси. Том подошел поближе, и неудачливый пассажир, возвысив голос, вскричал:

— Скажите же мне, ради Бога! Вы таксист или нет?

— Я — памятник Диане Хансен.

Том втиснулся между памятником и пассажиром и негромко сказал:

— А вот и я.

Мамуля, как и обещал Стэн, тут же признала Тома.

— Отлично, — сказала она. — Садитесь, — и открыла свою дверцу.

— Эй! — крикнул пассажир, увидев, что Том взялся за ручку задней дверцы машины. — Сейчас моя очередь!

— Не обращайте внимания, — сказала мамуля.

Еще чего не хватало. Том пожал плечами и полез в салон, но незадачливый пассажир ринулся вперед, просунув в открытую дверцу свой портфель и не давая Тому сесть. Тому пришлось бросить на него взгляд.

Он и сам не понимал толком, что такого особенного в его лице, но всякий раз, когда возникало неожиданное затруднение, Тому бывало достаточно лишь взглянуть на человека, создававшего помеху, и недоразумение улаживалось само собой. Может, что-то в его глазах или чертах лица — Том не знал и не желал знать. Но это «что-то» неизменно срабатывало, а больше ничего и не надо.

Сработало и теперь. Том бросил на скандалиста взгляд, и тот сразу умолк, заморгал глазами, и на его физиономии появилось тревожное выражение. Он втянул подбородок, словно норовя спрятать его за кадыком, и убрал портфель с пути Тома. Наконец Том получил возможность спокойно занять свое место.

Им еще предстояло пересечь Гудзон. Железная дорога бежала вдоль восточного берега реки по живописным местам, нимало не изменившимся с тех пор, как на этом континенте появились первые европейцы, но Том не обращал ни малейшего внимания на окружающие красоты. Сквозное шоссе, затопленный Паткинс-Корнерз и многочисленные Дадсоны, как погибшие, так и ныне процветающие, остались по ту сторону реки, где простиралась основная часть территорий штата Нью-Йорк.

К счастью, мост через Гудзон находился здесь же, в Райнклиффе. Проезжая по нему, мамуля посмотрела в зеркальце заднего обзора на Тома, который вновь достал книгу и принялся ее читать.

— Как добрались? — спросила она.

Том оторвал взгляд от книги, заложил страницу пальцем и, поймав в зеркальце взгляд мамули, ответил:

— Спасибо, прекрасно. Погода в это время года стоит отменная. И я не голоден, благодарю вас. И не следил последнее время за спортивными событиями. И не имею ни малейшего понятия о политике.

Затем он опустил глаза и вновь углубился в чтение.

Мамуля глубоко вздохнула и задержала воздух в легких. На ее щеках появились маленькие белые пятна, и мамуля устремила взгляд вперед, выискивая на дороге желающих померяться с нею силами.

Таковых не оказалось, и мамуля несколько минут впустую растрачивала свое негодование, пока не выехала на Сквозное и не увидела вдали машину из Бруклина. В тот самый миг гнев мамули обратился на ни в чем не повинный автомобиль. Какого черта являться сюда из Бруклина без крайней необходимости?

Мамуля вычислила территориальную принадлежность бежевого «форда» по номерному знаку 271 KVQ. Первая буква нью-йоркских номеров обозначает район, и "К" — отличие Бруклина.

Водитель несчастного автомобиля, кудрявый молодой человек, спокойно ехал, погруженный в свои мысли, когда появившийся откуда ни возьмись «Городской таксомотор» подрезал его справа, промчавшись в считанных миллиметрах от борта его машины, и вильнул хвостом, словно делая похабный жест выхлопной трубой. Позабыв о тормозах и вцепившись обеими руками в рулевое колесо, молодой человек лишь выпучил глаза, но соответствующей реакции на оскорбление не последовало. Разогнавшейся по левой полосе мамуле пришлось притормозить и дождаться, пока молодой человек подъедет поближе. Тогда она вновь сместилась вправо и пристроила свою машину вплотную к переднему бамперу «форда». Ну что, сопляк? Что же ты не отвечаешь?

В этот миг с заднего сиденья донесся бесстрастный холодный голос:

— Если этот парень будет вам мешать, я мог бы его урезонить.

Эти слова вернули мамулю к действительности.

— Какой парень? — спросила она, утопив педаль газа в пол и уезжая подальше от греха. Спустя полчаса они без новых происшествий подъехали к дорожке нового дома мамули, и она остановила машину у калитки.

— Приехали.

Том добил книгу миль восемь назад и все оставшееся время провел, разглядывая мамулин затылок. Он прекрасно знал эти места, вовсе не интересовался изменениями, которые произошли в округе за последнее время, и, судя по всему, не собирался высматривать старых знакомых. Бросив взгляд в сторону дома, он сказал:

— Неплохо. Полагаю, он достаточно велик.

— Да.

Красота, так взбесившая Дортмундера, нимало не волновала Тома. Он просто ее не заметил. Взяв в руки сумку, Том вылез на гаревую дорожку и захлопнул дверцу автомобиля.

Бросив на Тома из-за стекла кислый взгляд (которого он также не заметил), мамуля без всякого воодушевления сказала:

— Увидимся за обедом.

Из-под колес брызнул гравий. Мамуля умчалась прочь, опять на работу.

Том подошел к веранде и поднялся по ступенькам. Открылась дверь, и на пороге появилась Мэй.

— Хорошо доехали? — спросила она, улыбаясь и заставляя себя проявить по отношению к Тому то же радушие, как к любому другому человеку.

— Да, — ответил Том и, улыбнувшись в ответ, заметил: — Взяла Эла за жабры, а?

На лице Мэй застыло непроницаемое выражение.

— Джон так не считает, — сказала она.

— Вот и хорошо, — ответил Том, окидывая взглядом маленькую прихожую. — Где я буду спать?

— Вверх по лестнице, вторая дверь налево, — сообщила Мэй. — Ванная комната прямо напротив.

— Отлично.

Том вошел в маленькую опрятную светлую комнату, два окна которой выходили на огороженный забором двор и на задворки домов Миртл-стрит. Постель была украшена пушистыми светло-голубыми полотенцами, уложенными поверх покрывала (Мэй уже начала об этом сожалеть). Ящики высокого старинного комода были пусты и остались почти пустыми даже после того, как Том распаковал свои пожитки. Разобравшись с одеждой, Том извлек из сумки бритвенные принадлежности, положил их на комод и повесил свой старый пиджак на единственную вешалку в шкафу.

В последнюю очередь Том занялся арсеналом. Оставив кое-что из оружия в сумке под ложным дном, он рассовал остальное по привычным местам: автоматический пистолет 45-го калибра приклеил лентой к пружинам койки снизу, чтобы его было легко доставать, лежа в постели; нож с выкидным лезвием закатал в занавеску, чтобы тот оказывался в руке, как только Том опустит занавеску до конца; маленький пистолет 22-го калибра прилепил скотчем под крышкой смывного бачка в чистенькой старомодной уборной.

И только теперь почувствовал, что он дома.

52

Раздался звонок. Уолли еще раз напомнил себе, что это пришел Джон, и лишь после этого нажал кнопку, отпиравшую дверь подъезда. Затем он отправился на кухню за подносом с крекерами, который приготовил немедленно после телефонного разговора с Джоном:

— Ты сегодня днем свободен?

— Да, конечно.

— Я хотел бы заскочить к тебе и... э-ээ... кое о чем поговорить.

— Да, конечно.

— Скоро приеду.

— Да, конечно.

Что ему нужно? Отключая звуковую систему безопасности, Уолли в тысячный раз спрашивал себя что от него могло потребоваться Джону. Ни Джон ни Энди не звонили уже давно, и он уже начал подумывать о том, что они, вероятно, добились успеха и завершили свою игру без него, Уолли.

Неужели у них получилось? И как поживает принцесса, дочь главнокомандующего? Уолли встречался с принцессой лишь однажды, но образ Миртл Джимсон не покидал его, хотя в своем воображении Уолли видел девушку в кружевном кокошнике и длинной мантии времен короля Артура. Он так и не спас ее ни от кого и ни от чего, и продолжения не предвиделось. Связь Уолли с главнокомандующим, его солдатом и прочими персонажами прервалась, едва начавшись. Неужели игра подошла к концу? Неужели караван пошел дальше, бросив Уолли в оазисе одного?

Со временем сомнения Уолли возрастали, невзирая на постоянные напоминания компьютера:

ИГРА НЕ МОЖЕТ ЗАКОНЧИТЬСЯ, ПОКА ГЕРОЙ НЕ ПОЛУЧИТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ

Само по себе это звучало неплохо — разумеется, при том условии, что у компьютера были к тому достаточные основания.

«А если я ошибся? Что, если я не герой?»

НЕТ ГЕРОЯ — НЕТ ИГРЫ

Появилось подозрение, что компьютер не вполне представляет себе правила настоящей жизни, и его тесный мирок начали сотрясать катаклизмы неверия, когда — подумать только! — раздался звонок Джона. Как хорошо, что в словаре компьютера нет фразы: «Я тебя предупреждал!»

В дверь позвонили, и Уолли немедленно отпер замок, с удивлением обнаружив, что Джон пришел один. Выглянув на площадку, Уолли спросил:

— А где же Энди? Ты не взял его с собой?

— Нет, — ответил Джон, явно чувствуя себя неловко и куда менее уверенно, чем обычно.

— Входи, входи, — пригласил Уолли. — Я приготовил сырные крекеры.

— Это хорошо, — безразличным голосом заметил Джон, кивая в сторону кофейного столика.

Уолли захлопнул дверь и жестом указал Джону на самое удобное кресло.

— Хочешь пива? — спросил он.

— Не откажусь, — ответил Джон.

— Тогда и я за компанию, — сказал Уолли и вышел на кухню. Когда он вернулся в комнату с двумя банками пива, Джон сидел в указанном кресле и мрачно жевал крекер. Уолли сунул ему банку с пивом и, усевшись на диванчик, приготовился внимательно слушать.

Джон бросил в его сторону хмурый взгляд из-под бровей. Судя по его угрюмому лицу, Джона терзала какая-то мучительная мысль.

— Короче говоря, мы продолжаем попытки извлечь ящик из водохранилища, — сообщил он.

— Сокровище, — сказал Уолли.

— Том по-прежнему желает заполучить свои деньги, — отозвался Джон.

— Я в этом не сомневался, — согласно произнес Уолли.

— Он опять собирается взорвать плотину, — сказал Джон.

Уолли кивнул и задумался.

— Что ж, это вполне возможно, — решил он. — Остается лишь придумать, как отвести воду.

— Том не намерен отводить воду, — сказал Джон.

Влажные глаза Уолли изумленно распахнулись:

— Он что, не знает о городах в долине? Там живет много людей! Джон, ты должен сказать ему...

— Он все знает, — ответил Джон.

Уолли посмотрел на мрачное лицо Джона.

— Главнокомандующий не ведает жалости, — прошептал он и спросил: — Том действительно готов это сделать?

— Он давно взорвал бы плотину, кабы я не уговорил его позволить мне предпринять еще одну попытку, — сказал Джон.

С этими словами он взглянул прямо в лицо Уолли, и тот внезапно понял, как трудно было Джону прийти сюда и просить помощи. «Вот зачем он пришел, — со страхом подумал Уолли. — Он пришел просить помощи у меня!» Уолли заморгал, и от осознания важности момента у него даже отвисла челюсть.

— Мэй переехала туда, в Дадсон-Сентр, — продолжал Джон. — Дело в том, что я сдался, я ничего больше не мог придумать, вот она и уехала.

Охваченный ужасом, Уолли воскликнул:

— Пока мисс Мэй живет в Дадсоне, Том не взорвет плотину!

— Он взорвал бы ее, даже если бы там поселилась Дева Мария, — ответил Джон.

— В таком случае мы должны достать сокровище! — крикнул Уолли, подпрыгивая от возбуждения на диване. — Достать, пока он не взорвет плотину!

— Именно так обстоят дела, — согласился Джон. — А вдобавок могу сказать тебе следующее. Мы с Энди дважды спускались под воду, и с нас хватит. Я не в силах повторить это в третий раз. Уж поверь мне на слово. Я не могу. Значит, нам нужен иной план. Какой-то способ достать деньги из-под воды так, чтобы мне не пришлось туда спускаться.

Уолли кивнул и попытался пошевелить мозгами, но его разум был все еще слишком возбужден от того, что Джон обратился к нему за помощью.

— Какой способ? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Джон и поставил банку на столик. — Я все думал, думал, но так ничего и не придумал. Честно говоря, Уолли, я полностью выложился, и больше у меня нет ни единой зацепки. Я даже не в силах заставить себя думать об этой плотине. А Том не станет долго ждать.

— Это точно, — подавленно ответил Уолли.

— Есть, правда, одна идея, — сказал Джон, наклоняясь к нему.

— Да? Какая? — Влажное лице Уолли засияло от возбуждения.

— Половина денег достанется Тому, половина — всем остальным, — объяснил Джон. — И эта половина составляет триста пятьдесят тысяч долларов.

— Немало!

— Лишь пока ее не начнут делить, — осадил его Джон. — Но даже и тогда кое-что останется. Мы разделим деньги поровну. Разумеется, только в том случае, если не позволим Тому забрать все.

— А он может попытаться, не так ли? — спросил Уолли.

— Ничего другого ему и в голову не придет, — сказал Джон. — Впрочем, ладно. До сих пор нас было четверо: я, Энди, Тайни Балчер и водитель по имени Стэн Мэрч, ты с ним не знаком. — Джон откашлялся и, поколебавшись мгновение, выпалил: — Мы приглашаем тебя стать нашим партнером, Уолли.

— Меня? Партнером?

— Да, — подтвердил Джон. — При таком раскладе каждому из нас, включая тебя, полагается по семьдесят тысяч.

— Вот это да!

— Но ты должен предложить идею, — сказал Джон. — Кто-то из нас должен предложить идею, и я боюсь, что этим человеком буду не я. Отныне я бессилен.

Возбуждение Уолли росло подобно пене на поверхности закипающего какао. Он вскочил и выпалил:

— Поглядим, что скажет компьютер!

— А стоит ли? — недовольным голосом произнес Джон.

— Компьютер очень умен, — заверил его Уолли. — Давай посмотрим.

Джон пожал плечами, и они вдвоем подошли к компьютеру, чтобы побеседовать с ним. Уолли занял свое привычное крутящееся кресло, Джон стал у него за спиной.

— Для начала мы вспомним построенную нами модель долины и попросим компьютер указать различные способы взорвать плотину. Может быть, найдется способ спустить воду в долину, не затопляя города и людей.

— Сомневаюсь, — пробурчал Джон.

— И тем не менее попробовать стоит. — Уолли положил пухлые руки на клавиатуру, и на экране возникло изображение долины и темно-синяя масса, быстро заполнявшая зеленое пространство, покрытое коричневыми и черными крапинками, представлявшими собой города.

Дортмундер ткнул пальцем в одну из коричневых крапинок.

— Здесь живет Мэй, — сказал он.

— Сейчас посмотрим, — отозвался Уолли, продолжая затоплять Мэй, а заодно и множество других людей. Каждый раз синяя масса, дрогнув, вдруг стремительно расширялась, охватывая все коричневые и черные крапинки до последней.

После седьмой попытки Джон попросил:

— Хватит, Уолли. Я не могу на это смотреть.

— Ты прав, — согласился Уолли. — По-видимому, безопасного способа спустить воду в долину не существует. Во всяком случае, всю целиком и сразу.

— Именно так сработает динамит, — сказал Джон. — В одно мгновение, и всю разом.

— Я еще раз введу данные в компьютер. Может, на сей раз он придумает что-нибудь новое.

— Нам нужно одно: избавиться от воды.

Уолли повторил запрос, и после недолгой паузы компьютер принялся выводить на экран строку за строкой зеленые символы. Уолли и Джон наблюдали за его работой, не говоря ни слова. И лишь когда компьютер остановился, Джон негромко спросил:

— Неужели машина всерьез рассчитывает на планету Зог?

Уолли откашлялся.

— Честно говоря, я не вижу оснований отвергать эту версию, — сказал он.

— Как ты думаешь, Уолли, — произнес Джон, — зачем я сюда пришел? Я пришел, чтобы поговорить с человеком, а не с машиной, которая считает планету Зог вполне реальным местом.

— Ты прав, — отозвался Уолли, внезапно устыдившись. Ему пришло в голову, что до сих пор он пользовался компьютером лишь как прикрытием, полагаясь на него целиком. Джон пришел за помощью, а Уолли первым делом полез в компьютер. «Так с людьми поступать нельзя», — подумал Уолли и, отключив питание машины, поднялся, оглянулся и сказал: — Прости меня, Джон. Беда в том, что я привык обсуждать все с компьютером, сам не знаю — почему.

— Я тоже всегда советуюсь с Мэй, — ответил Джон. — Но рано или поздно приходится принимать самостоятельное решение.

— Я готов, — заявил Уолли. Возбуждение, которое владело им теперь, было несколько иного свойства: к ощущениям примешивался трепет. Уолли предстояло принять самостоятельное решение! В настоящей жизни! — Давай обсудим, Джон, — сказал он. — Поговорим по-человечески, без участия компьютера.

— Отлично.

Они уселись за столиком, позабыв о сырных крекерах, и Джон рассказал Уолли о том, как они с Энди учились подводному искусству у инструктора с Лонг-Айленда, как они входили в водохранилище и как въезжали в него, как оба раза едва не утонули; рассказал об эмульсии и плавучести теннисных шариков, и примерно через двадцать минут Уолли прервал Джона вопросом:

— Черт побери, Джон! Почему бы вам не попросить того парня с Лонг-Айленда?

Джон удивленно моргнул.

— О чем?

— Он профессиональный ныряльщик, — сказал Уолли. — К тому же, по твоим словам, этот парень уже участвовал в не совсем законных делах.

— Ну и что? — Джон передернул плечами.

— Я подумал, — сказал Уолли, — что деньги были бы поделены на шестерых, а не на пятерых, и все равно каждому досталось бы шестьдесят тысяч...

— Минутку, минутку, — перебил его Джон, откидываясь на спинку кресла. — Ты предлагаешь принять Дага в нашу компанию?

— Значит, его зовут Даг? Да, верно. Принять Дага в компанию. Уж он-то сумеет спуститься в озеро и вытащить оттуда деньги.

Джон вперил взор в лицо Уолли и долго смотрел, не произнося ни звука. Потом он покачал головой и сказал:

— Мне это не приходило в голову. И знаешь, почему?

— Нет, не знаю, — ответил Уолли.

— Да потому, что я привык все делать сам. Я разрабатывал планы и находил помощников, но о том, чтобы пригласить кого-либо вместо себя, я даже помыслить не мог.

Уолли не был уверен, что понял Джона правильно.

— Не хочешь ли ты сказать, — осторожно проговорил он, — что приглашать кого-либо вместо себя противоречит твоим принципам?

— Ничего подобного, — ответил Джон. — Я лишь пытаюсь объяснить, почему я такой дурак!

— Ага, — произнес Уолли.

— Все дело в том, что я даже представить не мог, что кто-то пойдет в воду вместо меня, — продолжал Джон, — и это понимая, что сам на такое уже неспособен. Именно это и поставило меня в тупик!

— Понятно, — ответил Уолли.

— Но стоило тебе лишь бросить взгляд, — сказал ему Джон, — стоило тебе оторваться от экрана компьютера и обратить внимание на обстоятельства, которые ни за что не пришли бы мне в голову, и ты немедленно увидел самое очевидное решение.

Уолли не знал, до какой степени позволительно поддерживать самобичевание, в которое ударился Джон, поэтому он быстро схватил крекер, сунул его в рот, чтобы ничего не говорить, и лишь промычал напоследок:

— М-мм... Умгу.

Этого оказалось вполне достаточно. Джон расслабленно откинулся на спинку кресла и, ткнув пальцем в сторону компьютера, заявил:

— Уолли, продай этот ящик. Он тебе не нужен.

53

«Станция подводного плавания Южного Берега. К сожалению, сейчас мы закрыты. Мы работаем с четверга по воскресенье, с десяти до пяти. К вашим услугам дипломированный инструктор, занятия по вводной и усложненной программе, прокат и продажа снаряжения, заправка и проверка баллонов, всевозможные товары для подводного плавания и обслуживание — в одном помещении. Ждем вас на нашей станции».

Собравшиеся в новой гостиной Мэй наблюдали за лицом Дортмундера, пока тот уже не в первый раз выслушивал эту несуразно длинную фразу, которая могла свести с ума кого угодно. В конце концов он прорычал в трубку:

— Ты когда-нибудь прослушиваешь сообщения? Ты хуже Энди.

— Но-но, потише! — отозвался Келп, присевший рядом с Мэй на подлокотник дивана.

Не обращая на него внимания, Дортмундер продолжал:

— Это опять говорит Джон. Позвони же мне, черт тебя побери. Я ездил к тебе на станцию, но тебя там не бывает. Мы теряем время.

— Вот-вот, — безоблачным тоном отозвался Том, развалившийся в деревянном кресле, ставшем его любимым местом в комнате. Мамуля Стэна Мэрча бросила на него гневный взгляд, которого тот, похоже, не заметил.

Дортмундер отчетливо продиктовал новый номер телефона Мэй и добавил:

— Если уж на то пошло, звони за мой счет. Только позвони. Мы уже третий день тебя ищем, — и бросил трубку на рычаг.

Повисла тишина, и все присутствовавшие — Дортмундер, Келп, Мэй, Стэн Мэрч, его мамуля — все, кроме Тома, погрузились в размышления, озабоченные одним и тем же раздражающим вопросом. Куда его черти унесли, этого короля глубин?

54

Дряхлый диван-качалка постанывал под их тяжестью. А может, это мычал Даг, уткнувшись носом в нежную кожу девушки, лаская губами неистово бьющуюся жилку на ее шее? Или — Господи Боже мой — она сама потеряла голову, целиком отдаваясь горячей волне, исходившей от его губ, языка, рук и тела, прижавшегося к ней?

Диван раскачивался на крыльце в ярких лучах солнца, ритмично и послушно дергаясь в такт их движениям. Миртл открыла глаза и бросила взгляд поверх уха Дага и его волнистых светлых волос. Ее глаза застилала пелена, и девушка едва различала Миртл-стрит и дома напротив, а далекие строения на улице Вязов и вовсе расплывались. Диван раскачивался посреди впавшего в дремоту города; на улицах не было ни души, машин тоже не было видно, и Миртл вновь почувствовала, как теплые губы Дага издали звук, заставивший дрогнуть ее трепетный рот.

Казалось, опасаться нечего. Они сидели в свете дня, и Миртл нечего было бояться, хотя они были на крыльце, открытые всему миру, освещаемые лучами солнца! И только поэтому Миртл согласилась...

Точнее, предложила сама.

Эдны дома не было.

Дом был пуст.

— Миртл... — прошептал Даг, щекоча ее шею губами. — Миртл, Миртл, Миртл...

Девушка закрыла глаза. Желание нарастало в них, охватывало их, обдавало их жаром, словно пар в сауне, словно раскаленный невидимый шар внутри. Плечи и руки, колени и ноги девушки обмякли, вся их сила, казалось, сосредоточилась в животе. Голова Миртл прильнула к шелковистым волосам Дага, не выдерживая собственной тяжести. Из полуразомкнутых губ вырывалось легкое дыхание, губы набухли от прилившей крови, веки отяжелели...

— Даг...

Это был протест, предупреждение, просьба остановиться, но Миртл сама понимала, что это слово прозвучало томно, призывно и лишь манило Дага, вместо того чтобы его оттолкнуть. Миртл боялась сказать что-нибудь еще, опасаясь, как бы голос опять не выдал ее состояние. Но если она будет молчать, если она ничего не сделает, то он... его руки и губы будут продолжать...

— Миртл, скажи «да».

— Даг...

— Скажи «да».

— Даг...

— Скажи «да»...

— О-ох...

— Скажи да-аа...

— Да-а...

Он вскочил и, держа девушку за руку, увлек за собой. На его лице играла нежная, полная любви улыбка, тело излучало силу.

— Да! — сказал он и повел Миртл к входной двери.

— Даг! Вот ты где, чтоб тебя черти взяли!

Даг и Миртл обернулись, и сердце девушки испуганно затрепетало. На ступенях крыльца стоял разгневанный незнакомец, вперив взгляд в Дага.

И, судя по всему, Даг его знал!

— Джон?! — воскликнул Даг в растерянности.

— Я успел возненавидеть твой автоответчик, — заявил разгневанный незнакомец. — Честно говоря, я испытываю лютую неприязнь ко всем этим вашим машинам, и если окажусь возле автоответчика с бейсбольной битой в руках, то ему не поздоровится!

— Джон, я... я...

Что здесь происходит? Миртл стояла, словно проглотив язык, забыв о своих чувствах и желаниях, и лишь переводила взгляд с испуганного лица Дага на злое, недружелюбное лицо незнакомого мужчины.

Незнакомец сделал нетерпеливое движение, похожее на знак регулировщика уличного движения.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

— Сейчас? Но, Джон, я не могу...

— Именно сейчас! Какие такие неотложные дела тебе мешают, черт побери?

Ах! Лицо Миртл зарделось, она поспешно выдернула руку из пальцев Дага и, закрыв глаза, ринулась к двери, распахнула ее и вбежала в дом. За ее спиной раздался голос Дага:

— Джон, я никогда в жизни не прощу тебе...

Дверь захлопнулась. Миртл неверной поступью добралась до гостиной и рухнула в ближайшее кресло. В окно были видны оба; Даг и незнакомец размахивали руками, незнакомец не отступал, и Даг в конце концов сдался и, пожав плечами и покачав головой, в последний раз оглянулся на входную дверь (О Даг! Как ты мог? Как ты мог позволить постороннему вмешаться в такой момент!) и с явной неохотой спустился вслед за разгневанным незнакомцем с крыльца. Они перешли Миртл-стрит, направились в сторону проезда Флейшбейкер и скрылись из виду.

И лишь двадцать минут спустя, когда Миртл несколько успокоилась и, заварив чай, поднесла чашку к губам, вспоминая, что ее интерес к Дагу обусловливался в первую очередь загадкой, которую она пыталась решить, ей в голову пришла внезапная мысль.

Этот незнакомец уже попадался ей на глаза.

55

Даг чувствовал себя, словно водолаз, схвативший кессонную болезнь. Будучи осторожным и грамотным подводником, он никогда не страдал этим недугом, но симптомы были хорошо ему известны и как нельзя лучше соответствовали его нынешнему состоянию. Тошнота, тревога, потеря ориентации, телесная боль — все это налицо.

Только подумать, как счастлив он был лишь несколько секунд назад, когда держал Миртл за руку и подводил ее к дверям дома. Каким замечательным оттягом была она после погони за Джоном и Энди, после наблюдений за водохранилищем Вилбургтаун. У Дага не было лучшего стимула для дальнейших поездок в Дадсон-Сентр, чем эта девушка.

В некотором смысле ухаживание за Миртл Стрит стало для Дага делом ничуть не менее важным, чем преследование Энди и Джона и охота за семьюстами тысячами долларов, похищенными из бронированной машины. И как только усилия Дага на любовном поприще подошли к счастливому и сладостному завершению, вторая задача внезапно напомнила о себе в самый неподходящий момент. И все из-за Джона!

Впоследствии Даг вспоминал этот кошмарный день как череду коротких просветлений, перемежающихся черными провалами, полными ужаса. Кошмар начался, когда он оказался в гостиной комнате, набитой людьми, среди которых было лишь двое знакомых — Энди и Джон. Все присутствующие почему-то очень сердились на Дага.

Особенно злобствовал хрупкий на вид старикашка, занимавший кресло в углу. Все остальные еще продолжали орать на Дага, когда старикашка произнес тихим, невыразительным голосом:

— Пристрелить его да и все...

Кого пристрелить? Меня? Даг переводил взгляд с одного лица на другое, непроизвольно сглатывая застрявший в горле комок и опасаясь, что, если он осмелится открыть рот, это лишь приблизит его кончину.

Энди ответил старику:

— Я почти готов с тобой согласиться, Том.

«Энди! — беззвучно крикнул Даг, неспособный произнести что-либо вслух, даже если от этого зависела его жизнь. — Энди! Энди! — продолжал он свои безмолвные увещевания. — Ведь это я учил тебя нырять!»

Но, слава Богу, в этот момент вмешался Джон.

— Нам без него не обойтись, Том, — сказал он. Впрочем, проговорил он это неохотно, словно не до конца верил собственным словам.

— Чего ему потребовалось тут, в лесах? — заговорил старикашка. — Ему, парню с Лонг-Айленда? Он следил за вами, Джон и Энди, он собирался наложить лапу на наш тайник.

— Тут... тут живет моя подруга, — пробормотал наконец Даг, стуча зубами. — Ее з-зовут М-Миртл Стрит.

— Это улица в квартале отсюда, — резким, сердитым голосом пояснила невысокая женщина в байковой рубашке.

— Н-нет, н-нет, — запинаясь, ответил Даг. — Ее т-так з-зз...

— Девчонка принесет цветы на его могилу, — сказал Том и, неприятно улыбнувшись Дагу, повернулся к остальным: — Этот парень — подводный пловец, верно? Давайте бросим его в водохранилище и посмотрим, как он нырнет с камнем на шее.

— Он нужен нам, чтобы достать деньги, — заявил Джон.

— Мне он не нужен, — возразил Том.

В разговор вмешалась вторая женщина, более рослая и более спокойная.

— Не забывай, Том, ты ведь разрешил Джону попробовать еще раз.

Том пожал плечами.

— Тебе нравится этот парень? — спросил он Джона. — Ты хочешь, чтобы он остался с нами?

— Давайте спросим, захочет ли он участвовать в деле, — заговорил рыжеволосый крепыш самой хулиганской внешности. — Джон, сделай ему предложение.

Предложение?

— Я согласен! — выпалил Даг.

Присутствующие воззрились на него в таком изумлении, что забыли о своем недавнем гневе. Даже на лице Тома на какой-то миг появилось вполне человеческое выражение.

— Он, кажется, не привык торговаться, — кивнув, заметил Энди.

— Сначала послушай, что мы хотим тебе предложить, — сказал Джон голосом, в котором слышалось нечто похожее на сострадание.

— Я слушаю, — отозвался Даг. Он продолжал делать глотательные движения, и перед глазами у него запрыгали роящиеся точки. Итак, сначала он должен выслушать предложение. Он приготовился внимать.

— Ты знаешь, что мы ищем на дне водохранилища.

Даг испуганно вздрогнул.

— Я... Э-ээ...

— Нам все известно, — заявил Джон слегка раздраженным тоном. — Давай не будем терять времени на пустые препирательства.

— Хорошо, — сказал Даг. — Хорошо.

— Хорошо. Так вот, слушай.

Джон принялся объяснять Дагу, в чем состоит предложение, как будут делить добычу, как и куда нырять. И в течение всей его речи Даг кивал. Джон закончил рассказ, и на лице Дага появилась широкая улыбка. С трудом преодолевая дурноту, он улыбнулся всем присутствующим и облегченно зачастил:

— Отлично. Годится. Я согласен. Где я должен расписаться? Прекрасное предложение. Ребята! Тут нет никаких сложностей! С удовольствием! Чего тут думать? По рукам! Я готов...

— Заткнись, ради Бога, — произнесла невысокая женщина в байковой рубашке.

Затем они поехали в город. Даг отдал руль рыжеволосому парню по имени Стэн Мэрч, а сам устроился на месте пассажира. Пикап следовал за «кадиллаком-седаном-да-фе» с табличкой «Врач», в котором ехали Энди и Джон. «Я и сам могу вести машину», — сказал Даг, но Джон ответил «нет», и спорить было бесполезно. Перед отъездом с улицы Вязов они позвонили по телефону какому-то Уолли, и теперь вся компания направлялась к нему в гости, чтобы показать кое-что Дагу. Ради Бога, парни, все, что хотите!

По пути Даг попытался по-приятельски беседовать со Стэном, но не слишком в этом преуспел.

— Вы давно знакомы с Энди и Джоном? — начал было Даг.

— Ага, — отозвался Стэн, держа руль обеими руками и не отрывая взгляда от дороги.

— А я — недавно, — продолжал Даг. — Я учил их плавать под водой.

— Ага.

— Могу и вас научить, если хотите. Поскольку вы — друг Энди и Джона, я не возьму с вас...

— Ты когда-нибудь видел «триста шестьдесят»? — прервал его Стэн.

Даг поглядел на ничего не выражающий профиль Стэна.

— Как вы сказали?

— Триста шестьдесят.

— Понятия не имею, что это такое, — признал Даг, и его желудок вновь тревожно затрепетал.

— Не видал, значит? — Стэн кивнул и добавил: — Сейчас увидишь.

С этими словами он утопил в пол педаль газа. Пикап обогнал «кадиллак» и вырулил на пустое шоссе. Где-то впереди и сзади ехали машины, но здесь никого не было. Стэн повернул руль влево, затем бросил его вправо, одновременно проделывая что-то непонятное с педалями тормоза, сцепления и акселератора. Пикап развернулся посреди дороги на триста шестьдесят градусов, продолжая при этом мчаться к городу с прежней скоростью шестьдесят миль в час. Наконец автомобиль вновь повернулся носом к югу, в последний раз рыскнул в сторону и покатил прямо.

У Дага перехватило дыхание. У него отвисла челюсть, дышать он не мог. Только что перед его глазами промелькнули по кругу трава на разделительной полосе, дорожное полотно позади пикапа и «кадиллак» на нем, обступивший дорогу лес, затем вновь появилась дорога — и все это за считанные секунды, слишком быстро, чтобы испугаться во время самого кульбита, зато по его окончании Даг едва не обмочился.

Водитель Стэн без лишних слов притормозил и пропустил вперед «кадиллак». Сидевший за его рулем Энди улыбнулся Стэну и помахал ему рукой. Тот горделиво кивнул в ответ. Даг по-прежнему не дышал.

Наконец он сумел с трудом втянуть в себя воздух, который ворвался в легкие так, что они заболели.

— Вот что такое «триста шестьдесят», — сказал Стэн. — И если ты не заткнешься, я готов показать тебе еще какой-нибудь из своих номеров.

Остаток пути Даг сидел, не издавая ни звука.

Уолли оказался форменным уродцем, низкорослым, жирным и потным. Одно в нем было приятно: он совсем не сердился на Дага, а, наоборот, заботливо ввел его в свою похожую на ремонтную мастерскую квартиру, радостно улыбаясь и пожимая руку Дага потной ладошкой.

— Не хотите ли сырных крекеров? — спросил он.

— Э-ээ... — протянул Даг, не зная, как на это отреагируют остальные.

Отреагировали они отрицательно.

— Мы спешим, Уолли, — сказал Джон. — Покажи ему модель.

Эта «модель» не имела ничего общего с макетом железной дороги и вообще не была похожа ни на какую модель, а представляла собой последовательность изображений на телеэкране, подключенном к компьютеру. Время от времени в телевизоре появлялось нечто вроде мультфильма, а все это вместе выглядело просто потрясающе.

Даг стоял за спиной Уолли, сознавая лишь необходимость делать то, что ему велели: рассматривать модель. Затем ему, вероятно, прикажут что-то еще, и он это тоже сделает. Даг таращился на экран, не замечая Джона, хмуро следившего за его профилем. Даг не заметил Джона, даже когда тот, раздраженно покачав головой, поднял руку и согнул средний палец. И лишь когда он внезапно щелкнул Дага по лбу, тот наконец весьма отчетливо ощутил его присутствие.

Какая боль! Даг отпрянул и обиженно воззрился на Джона, вытаращив глаза. Он всего лишь делал то, что ему сказали!

Однако Джон так не считал.

— Ты спишь на ходу, — сказал он. — У тебя глаза не сфокусированы.

— Нет! Сфокусированы!

Дагом вновь овладела паника, и ему оставалось лишь возблагодарить судьбу за то, что Том не поехал вместе с ними. Будь он здесь, Даг ни за что не осмелился бы прекословить Джону.

Впрочем, остальные компаньоны были немногим лучше. Энди подошел к Дагу с другой стороны и спросил:

— Что тебе показывал Уолли?

— А? — выдохнул Даг.

— Что ты видел на экране?

Даг лихорадочно размышлял, стараясь нащупать правильный ответ.

— Модель!

— Модель чего?

Даг перевел взгляд с одного разгневанного лица на другое разгневанное лицо и наконец посмотрел на третье — мокрое.

— Я не ожидал, что вы устроите мне экзамен, — выпалил он.

Джон и Энди переглянулись, словно решая, как проще всего избавиться от тела. Между ними маячила физиономия Уолли, который сидел за компьютером, но сейчас развернулся, чтобы бросить взгляд на Дага.

— Да он же в шоке, — внезапно сказал Уолли.

Джон хмуро посмотрел на него и спросил:

— Где?

— В шоке, — повторил Уолли. — Посмотрите ему в глаза. Пощупайте его лоб. Я готов спорить, что он холодный и влажный.

Энди положил пальцы на лоб Дага и, через мгновение хмыкнув, отнял руку.

— Ты прав, — сказал он, вытирая ладонь о штанину.

Уолли встал и, взяв Дага за безвольно висящую руку, сказал ему:

— Подойди сюда и садись.

Даг покорно подошел к дивану и уселся.

— Наклонись вперед, — велел Уолли. — Опусти голову между колен.

— Зачем? — спросил Даг, вновь начиная дрожать. — Что вы хотите со мной сделать?

— Ничего, — успокоил его Уолли и осторожно наклонил голову Дага вперед. Затем он обернулся к остальным и спросил: — Что вы с ним сделали?

— Ничего, — отозвался Энди неуверенным тоном.

— Предложил ему шестьдесят тысяч долларов, — сказал Джон.

— Ничего особенного, — сказал Стэн.

Нагнувшись вперед и держа голову меж колен, Даг рассматривал винты, батарейки, дискеты, разъемы и прочий лежащий под диваном электро— и радиотехнический хлам. Внезапно он непонятно почему почувствовал себя лучше, как в безопасной и тихой пещере. Он даже набрался смелости и пожаловался на Стэна, пробормотав:

— Триста шестьдесят.

Уолли подался вплотную к Дагу; для этого ему не пришлось очень наклоняться.

— Что ты сказал, Даг? — спросил он.

— Триста шестьдесят.

— О Господи! — сказал Стэн. — Это сущий пустяк! Я лишь хотел немножко его развлечь.

— Неужели это ввергло его в шок? — спросил Энди, в голосе которого прозвучало нечто вроде научного любопытства. Неужели то, что Стэн малость покрутил руль...

— И еще Том, — перебил его Даг.

— Что он сказал? — спросил Стэн.

— Он сказал: «Том», — перевел Уолли.

— Ага, — сказал Энди. — Том и меня тоже порой доводит до шока.

— Миртл... — пробормотал Даг.

— Миртл, — перевел Уолли.

— Это улица, где живет его подружка, — пояснил Джон.

— Это ее имя, — прошептал Даг, но Уолли не услышал его, поскольку в этот миг заговорил сам:

— На бедного парня обрушилось разом столько всего, и ничуть не удивительно, что он оказался в шоке.

— Когда же мы сможем с ним поговорить? — осведомился Джон.

— Не знаю, черт возьми, — ответил Уолли. — Полагаю, придется подождать, пока он не придет в себя.

Даг улегся на бок, поджал ноги и закрыл глаза. Остальные продолжали беседовать, не обращая на него внимания. До ушей Дага доносились тихие, ласкающие слух звуки. Просто удивительно, как может успокаивать тихий звук. Самое лучшее средство.

Даг открыл глаза. Прошло немало времени, и в комнате было темно и безлюдно.

Даг приподнялся и сел. Воспоминания вонзились в его мозг подобно осколкам гранаты. Миртл. Джон. Переполненная злобой гостиная. Кружащийся автомобиль. Телевизор. Успокоение... И вот теперь — одиночество.

Он остался один. Даже крекеры куда-то подевались. Дверь вон там. В квартире тишина.

А ну-ка, Даг, обрати внимание. Вон она, дверь.

Даг осторожно поднялся и, встав на цыпочки, беззвучно, словно моль в ворсе шерстяной ткани, прокрался по захламленной гостиной к двери, тихонько взялся за ручку и распахнул дверь.

— Вон она! Сзади! — рявкнул голос. — У нее нож!

Даг всхлипнул и повалился на пол.

— Эй ты, урод! Ну погоди, сейчас я отрежу тебе яйца!

Уолли в страхе выскочил из кухни, привлеченный воплем звуковой защиты, и, отметив про себя, что давненько не слыхал записи сумасшедшей женщины, бросился в гостиную и увидел, что входная дверь распахнута настежь, а в коридоре на полу лицом вниз лежит Даг. Уолли подбежал к Дагу и схватил его за плечо. Даг застонал и потерял сознание.

Свет. Голоса. Даг зажмурился, возвращаясь в привычную область пространства-времени. На сей раз воспоминания вернулись к нему, словно барашек, прыгающий по лужайке, — чистые и ясные. Даг вспомнил все и даже осознал, отчего он лежит на полу. Непонятным оставалось лишь одно: как получилось, что сумасшедшая женщина не раскромсала его на кусочки?

«Не стоит спорить, Даг. Прими все таким, как есть».

Он перекатился на спину, открыл глаза и уселся, жмурясь от яркого света. Раздался голос Энди:

— Вот она, наша спящая красавица.

— Снулая красавица, — сказал Джон.

Даг бросил взгляд в сторону дивана и кресла. Вот они, все четверо, вокруг стола с крекерами: Джон, Энди, Уолли и Стэн. Сумасшедшая женщина куда-то испарилась.

— Все, — сказал Даг. — Все. Хватит.

— Наконец-то, — отозвался Джон. — Надеюсь, теперь-то ты в своей тарелке?

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Даг, — и хочу с вами договориться. Не знаю, кто была эта женщина и чего она хотела, но я готов сделать все, чего хотите вы. И больше не желаю встречаться с этой сумасшедшей. Идет?

Сидящие у стола озадаченно переглянулись, пожали плечами, и наконец Джон сказал:

— Договорились.

— Вот и хорошо, — продолжал Даг, и в его голосе послышалось облегчение. — Теперь я готов продолжать. Покажите еще раз вашу модель, и я составлю план спасательных работ...

— Чего? — прервал его Джон.

— Спасательные работы, — сказал Даг. — Разве не о них идет речь? Нам предстоит извлечь предмет со дна водохранилища. Типичная спасательная операция.

— Ну вот, видите? — Энди расплылся в довольной улыбке. — Стоит лишь найти нужного специалиста, и тут же появляются соответствующие словечки и все такое прочее.

— Я и так знаю, что такое спасательные работы, — недовольным тоном проговорил Джон. — Из той самой книги. Из «Морских спасательных работ».

— Отличная книга, — заметил Даг.

— Я не расслышал твоих слов насчет спасательных работ, — сказал Джон. — Ты говорил совершенно невнятно. Но я с тобой полностью согласен. Нам предстоит спасательная операция, так что давай ближе к делу.

Они перешли к делу, и на сей раз Даг сумел в полной мере оценить компьютерную модель и указать несколько затруднений, с которыми предстояло столкнуться в будущем.

— Ну, и как вы собираетесь искать ящик, зарытый на поле? — спросил он. — Уж не намерены ли вы перекопать этот участок от края до края, находясь под водой?

— Том указал нам ориентир, — раздраженно ответил Джон. — К тому же у нас будет с собой острие, которым мы его нащупаем.

— Прекрасно, — иронично заметил Даг. Теперь, когда начался разговор на привычные ему темы, он позабыл о своих страхах и неуверенности, обретя незаметно для самого себя заносчивую и самонадеянную повадку. В ответ на слова Джона Даг покачал головой и спросил Уолли: — И где он находится, этот ваш ориентир?

Уолли рассказал ему о трех фонарях, при помощи которых Том отметил местоположение зарытого тайника, и Даг спросил:

— Ты можешь рассчитать точное расстояние от ящика до задней стены библиотеки?

— Разумеется.

— Не собираешься ли ты отмерить его шагами? — ехидно осведомился Джон.

— Я возьму с собой веревку, длина которой равна расстоянию от стены до ящика, — сказал ему Даг. — Соображаешь?

— Умгу, — отозвался Джон и больше не вмешивался в разговор, давая Дагу возможность полностью ознакомиться с задачей.

Наконец Уолли втолковал Дагу все, что знал сам, и тот отошел от компьютера со словами:

— Теперь мне все ясно.

— Ты можешь это сделать? — спросил Энди.

— Могу.

— Вот и хорошо, — сказал Энди.

— Но без лодки не обойтись, — добавил Даг.

— Это водохранилище, черт побери, — сказал Энди. — Плавать по нему на лодках запрещено.

Даг нахмурился.

— Вот уж не думал, парни, что вы так боитесь нарушить закон, — ответил он.

— Энди хотел сказать, что нашу лодку никто не должен видеть, — пояснил Джон.

Даг пожал плечами.

— В таком случае придется работать ночью, когда небо заволокут облака. Поплывем на резиновой лодке с маломощным мотором.

— Лодка с мотором? — удивился Джон. — Но мы не хотим, чтобы нас услышали.

— Не услышат, — заверил его Даг. — Основная идея состоит в том, чтобы спуститься к нужному месту сверху, а для этого нужна лодка.

— Лодка с мотором влетит в копеечку, — предупредил Джон.

— Пара кусков. — Даг пренебрежительно отмахнулся. — Лодка с мотором, я имею в виду. Помимо этого нам потребуется кое-что еще. На сумму в четыре-пять тысяч.

— Ясно, — кивнул Джон. — Придется обрадовать Тома. Нам нужны еще деньги.

56

— Черт побери, Том, — сказал Дортмундер, застегивая ремни. — Ты хоть раз прятал свои деньги в легкодоступном месте?

— В таком месте их найдут другие люди, — заметил Том, сидевший на земле рядом с бухтой веревки.

— И вообще за каким чертом тебя занесло в Южную Дакоту? — не унимался Дортмундер. Вся эта затея начинала действовать ему на нервы.

— Грабил банк, — ответил Том. — Ты готов?

— Нет, — сказал Дортмундер. — Я никогда не буду по-настоящему готов к тому, чтобы прыгнуть с вершины горы. — Сделав осторожный шаг по лбу Линкольна, Дортмундер посмотрел вниз, на верхушки сосен. Весь мир остался где-то внизу. — Сейчас меня кто-нибудь заметит, — добавил он.

— Подумают, что ты — рейнджер.

— У меня нет шляпы.

— Ну, тогда люди подумают, что ты — рейнджер, шляпу которого сдуло ветром, — сказал Том. — Хватит, Эл. Давай спускайся. Нам еще нужно вернуться в Пирр, сдать машину и успеть на самолет.

— Пирр, — с отвращением произнес Дортмундер, рассматривая брови Линкольна. Может, за них удастся ухватиться рукой? — Какой дурак назвал город таким имечком?

— Это их город. Как хотят, так и называют. Все, Эл. Спускайся.

Дортмундер сел на землю и, съехав на заднице по волосам Линкольна, уперся ногами в его густые кустистые брови. Том потихоньку стравливал веревку.

— Какого черта ты не спрятал деньги прямо здесь? — проворчал Дортмундер.

— Я был тогда помоложе и половчее, — ответил Том.

Дортмундер остановился, оглянулся и заметил:

— О молодых людях так не говорят. Половчее бывают только старички.

— Чего ты застрял, Эл? — спросил Том.

Нащупав ногой брови, Дортмундер скользнул ниже, и его ступни коснулись шишковатого носа.

Теперь Том его не видел. Стоя в полной безопасности на вершине горы, он крикнул:

— Ну как? Нашел?

— Пока нет.

— Ищи в левой ноздре.

— Да, знаю.

Дортмундер сполз с носа, на мгновение завис в воздухе — крючья, которые они забили в грунт наверху, держали просто великолепно — и, подтянувшись на руках, утвердился на верхней губе Линкольна.

Левая ноздря. Она была настолько велика, что походила на пещеру. Дортмундер влез внутрь, не отрывая ног от губы, и тут же заметил втиснутый в каменную складку пакет, обернутый промасленной тканью. Потянувшись к нему, Дортмундер уронил несколько камешков, поднял облачко пыли и чихнул.

— Будь здоров, — раздался голос Тома.

— Иди ты к черту, — пробормотал Дортмундер, ковыряясь в ноздре. Наконец он взял пакет и вылез наружу.

57

Общее собрание было назначено на один из июньских воскресных дней в доме номер 46 по улице Вязов, в тихом сельском местечке Дадсон-Сентр. Мэй Беллами, Том Джимсон и мамуля Стэна уже были там. Из Айлипа, что на Лонг-Айленде (из психиатрического центра, известного в соответствующих кругах под названием Айспик), двинулся Даг Берри. Его пикап был нагружен необходимым для работы оборудованием. Это было снаряжение для подводного плавания, десятисильный лодочный мотор, надувная лодка и масса прочих принадлежностей. Из Нью-Йорка на позаимствованном в булочной фургоне в путь отправились Стэн Мэрч и Уолли Нэрр, прихватив с собой компьютер Уолли, который был надежно прикреплен к обширным полкам в кузове. Оттуда же на серебристом «кадиллаке», оборудованном радаром, кассетным магнитофоном, лампочками для чтения и приборной панелью, отделанной чем-то очень похожим на дерево, выехали Энди Келп (водитель), Джон Дортмундер (пассажир на переднем сиденье) и Тайни Балчер (которому едва хватило места сзади). За «кадиллаком» пристроился огромный, неуклюжий парень по имени Кен Уоррен, с трудом втиснувшийся вместе со своим буксировочным приспособлением в маленькую красную двухдверную «тойоту».

Однако пассажиры «кадиллака» не замечали преследователя, шедшего за ними на расстоянии семи корпусов. Они были поглощены обсуждением предстоящего дела.

— До сих пор я все делал неправильно, — разглагольствовал Дортмундер. — Но теперь у меня предчувствие, что уж на этот раз мы достанем ящик с деньгами.

— Я прекрасно понимаю причину твоего благодушия, — отозвался Келп, не обращая внимания на «тойоту», показавшуюся во всех трех зеркальцах разом. — Все дело в том, что теперь нам не придется лезть в воду. Ни тебе, ни мне.

— Даг полезет.

— Точно.

— Ему нравятся такие штучки.

— Точно.

— А нам — нет.

— Точно.

Тайни беспокойно ворочался на заднем сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. В конце концов он сунул под себя руку и вытащил тамбурин.

— Эй! — воскликнул он, раздраженно разглядывая инструмент. — Тут в машине валяется тамбурин!

— Что? Ты уверен? — Келп посмотрел в зеркальце, но Тайни как раз приподнял тамбурин, не давая возможности разглядеть «тойоту». — Да, похоже на тамбурин, — согласился Келп.

— Это и есть тамбурин, — сказал Тайни и встряхнул инструмент. Раздался звон бубенцов.

— Я помню этот звук, — заявил Дортмундер. — Его частенько используют в кинофильмах.

— А это что такое? — сказал Тайни, извлекая из щели между подушками сиденья картонную коробку с картами. — Колода карт, — добавил он, бросая коробку на тамбурин. Затем Тайни вынул карты и принялся их тасовать. — Похоже, крапленые.

— Энди, что это за врач, у которого ты угнал машину? — спросил Дортмундер.

— Не знаю, — ответил Келп. — Он звонил из автомата напротив здания «Ридер энд эдвайзер» на Бликер-стрит.

— Не хотел бы я попасть к нему на операционный стол, — заявил Тайни, раскладывая пасьянс. — Джон, хочешь, я тебе погадаю?

— Не стоит, — отозвался Дортмундер.

Свернув на улицу Вязов, «кадиллак» выехал на гаревую дорожку подле дома. Никем не замеченная, «тойота» следовала за ним, отставая не более чем на квартал. Затормозив у изгороди, Келп сказал:

— Похоже, мы пришли первыми.

— Вот как? — заинтересовался Дортмундер. — И какой же приз мы получим?

— Ничего, кроме чемпионского звания, — ответил Келп.

Кен Уоррен проехал на своей красной «тойоте» мимо дома номер 46, внимательно приглядываясь к троице, разгружавшей багажник «линкольна». Кен проехал, свернул направо, затем налево, на Миртл-стрит, и остановил машину у дальнего угла. Оставив буксир в салоне — в конце концов, буксировать «тойоту» «кадиллаком» будет намного проще, чем наоборот, — он запер дверцу и пошел обратно пешком, косолапя, сутулясь и выпятив челюсть, словно рассерженный медведь.

Дверцы «кадиллака» не были заперты. Кен устроился за рулем и принялся примерять к замку зажигания ключи из своей связки. В этот миг сзади остановился хлебный фургон, перекрывая обзор в зеркальцах заднего вида и блокируя выезд.

Теперь самое время сказать, что Кен был крупным молчаливым мужчиной. Молчаливым не потому, что ему нечего было сказать, а из-за исключительно гнусавого выговора и так называемого «твердого приступа» в голосовой щели. Он предпочитал выглядеть молчаливым здоровяком, нежели человеком с дефектами речи. Однако в его жизни случались моменты, когда ему все же приходилось говорить, и теперь, судя по всему, настал как раз такой момент.

— Эй! — крикнул Кен, высовываясь из салона и оглядываясь, чтобы посмотреть на водителя фургона (Кен полагал, что тот остановился здесь, чтобы доставить заказанный товар). — Эй! Гуда ды фперся? Здай нгазад!

Стэн Мэрч, который вовсе не собирался доставлять какой бы то ни было товар и определивший по табличке «Врач», что: 1) эту машину привел сюда Энди Келп и 2) здоровенный мрачный детина за рулем ничуть не похож на Энди, — заглушил двигатель фургона, затянул ручной тормоз и, выскочив на дорогу, крикнул в сторону дома:

— Энди! Атас!

Уолли перебрался через водительское кресло, чтобы вылезти из фургона на ту же сторону, что и Стэн.

— Стэн! Кто это такой? — спросил он.

— Понятия не имею.

— Что все это значит?

— Понятия не имею.

В профессиональном кодексе Кена Уоррена было нерушимое правило: как только ты влез в машину, никто ее не отберет. Поэтому Кен захлопнул водительскую дверцу «кадиллака» и, нажав кнопку, блокировавшую все остальные двери, продолжал неторопливо подбирать нужный ключ. Приведя машину в движение, он отпихнет фургон и освободит проезд.

Из дома высыпала целая толпа: Энди Келп, Дортмундер, Мэй, Тайни и Том. Мэй с Томом задержались на крыльце, а Келп, Дортмундер и Тайни подбежали к Стэну и Уолли и принялись рассматривать забравшегося в «кадиллак» увальня.

— Что случилось? — спросил Келп.

— Понятия не имею, — ответил Стэн.

— Когда мы приехали, этот человек уже сидел в машине! — возбужденно воскликнул Уолли.

— Он и сейчас там сидит, — заметил Келп и, постучав по стеклу дверцы водителя, спросил: — Эй! В чем дело?

Наконец нашелся нужный ключ, и двигатель «кадиллака» взревел. Кен бросил взгляд в зеркальце на правой дверце и увидел тяжело нагруженный пикап, который как раз останавливался позади фургона, перегораживая дорожку и остававшееся по ее сторонам пространство. Из пикапа выскочил светловолосый красавчик в джинсах с бахромой и в майке с надписью «Король глубин» и с выражением любопытства на лице присоединился к остальным.

— Что здесь происходит? — спросил Даг.

— Понятия не имею, — ответил Стэн.

Черт побери! Интересно, сможет ли «кадиллак» толкнуть фургон и пикап одновременно? Решив, что у него нет иного выбора, Кен врубил заднюю передачу. И в этот миг в зеркальце показалось бело-зеленое такси, пристроившееся у заднего бампера пикапа.

Из такси вылезла мамуля Стэна. Подойдя к сгрудившимся вокруг «кадиллака» людям, она первым делом спросила:

— Что здесь происходит?

— Понятия не имею, — ответил ей сынок.

Кен перевел взгляд на изгородь. Может, ломануть туда? Впрочем, не стоит. Металлические стойки изгороди залиты бетоном, а превращать «кадиллак» в кучу мусора он не хотел.

Мамуля отправилась в дом за картофелиной. Келп нагнулся к стеклу, за которым маячила физиономия незнакомца.

— Сейчас мы сунем в выхлопную трубу картошку и выкурим тебя оттуда! — крикнул он.

Пораскинув мозгами, Кен почувствовал себя не в своей тарелке. Окружившие «кадиллак» люди вели себя уж очень необычно. Не ошибся ли он? Нет. Машина та самая. Отделка, модель, цвет — все совпадало. И тамбурин на заднем сиденье.

И тем не менее что-то здесь не так. Увидев выходящую из дома женщину-таксиста с картофелиной в руках, Кен опустил стекло ровно настолько, чтобы можно было разговаривать, и объявил через образовавшуюся щель:

— Эдо не важа башина!

Келп испуганно отпрянул:

— Чего?

— Эдо не ваш автобобиль!

— Видать, иностранец, — решил Стэн. — Он не говорит по-английски.

Кен гневно воззрился на Стэна:

— Фы жто, исдефаетесь?

— По-каковски это? — осведомилась мамуля, держа в руке картошку. — По-польски, что ли?

— Может, по-литовски? — несмело предположил Тайни.

Дортмундер обернулся и посмотрел на него:

— По-литовски?

— Как-то раз я сидел в одной камере с литовцем, — объяснил Тайни. — Он говорил точь-в-точь...

Терпение Кена иссякло.

— Я коворю на ангиском! — крикнул он, хрястнув кулаком по рулевому колесу.

Его слова не произвели должного впечатления.

— Скажи ему, что это наша машина, — попросил Дортмундер Тайни. — Поговори с ним по-литовски.

— Я не говорю на лито... — начал было Тайни.

— Эдо де ваша машида! — вскричал Кен. — Эда машида бринадлежит бадку!

— Подождите минутку, — попросил Энди. — Кажется, я его понял.

Дортмундер хмуро воззрился на Келпа:

— Неужели?

— Он сказал, что эта машина принадлежит банку.

— Та, мать вашу! — крикнул Кен.

Мамуля ткнула в его сторону зажатой в пальцах картофелиной.

— Вот это было по-нашенски, — заявила она.

— Все ясно, — сказал Стэн. — Это нечто вроде судебного исполнителя.

— Я — охотдик, — горделиво произнес Кен.

— Ну да, охотник за автомобилями, — сказал Стэн.

— Так в чем же дело? — спросил Уолли.

— Этот парень занимается изъятием автомобилей у людей, превысивших свой кредит в банке, — объяснил Стэн и, повернувшись к Келпу, добавил: — Энди, ты угнал краденую машину. Этот парень намерен передать ее банку.

Кен утвердительно кивнул, причем столь энергично, что его лицо врезалось в стекло.

— Да! Передадь багку!

— Ага! — Келп раскинул руки и, улыбнувшись Кену, спросил: — Что ж ты раньше не сказал?

Кен бросил на него недоверчивый взгляд.

— Послушай, дружище, — продолжал Келп, склоняясь к окошку «кадиллака». — Никаких возражений. Забирай машину. Нам она больше не нужна.

Сунув картофелину в руки Дагу, мамуля сказала:

— Я отгоню свое такси.

Сунув картофелину в руки Стэну, Даг сказал:

— Я отгоню свой пикап.

Сунув картофелину в руки Уолли, Стэн сказал:

— Я отгоню фургон.

Уолли сунул картофелину в карман и улыбнулся Кену, сидевшему в «кадиллаке». Он впервые в жизни видел судебного исполнителя.

Кен с глубоким недоверием наблюдал за машинами, которые поспешно освободили проезд. Все вокруг улыбались и кивали ему. Женщина и старичок, стоявшие до сих пор на крыльце, подошли поближе. Женщина вела себя вполне прилично, но старичок вдруг сказал:

— Пристрелить бы его.

Голос у старичка был тихий и тусклый, и тем не менее все его прекрасно расслышали, не исключая и Кена.

Все присутствующие повернулись к старичку, и несколько голосов спросили разом:

— Что?

— Надо бы вытащить его через окно, — предложил старичок, — и закопать на заднем дворе в бумажном мешке. Он о нас знает.

Присутствующие лишь изумленно таращили глаза. Дортмундер спросил:

— Что он о нас знает?

Мерзкий старикашка опустил глаза и принялся разглядывать гаревую дорожку. По-видимому, ему больше нечего было сказать. Поэтому остальные вновь обратились к Кену, одаривая его широкими улыбками.

Улыбки сбивали Кена с толку. Он не привык к такому обращению. Приспустив окно еще на долю дюйма, он сказал:

— Нгадеюзь, вы не зданеде возражать?

Келп добродушно улыбнулся.

— Спорить с таким ловким парнем, как ты? Я бы не осмелился. Наоборот, мы желаем тебе всего наилучшего. Езжай спокойно, — и, нагнувшись к окошку, доверительно сообщил: — Кстати сказать, тормоза у этой машины малость слабоваты.

Остальные автомобили уже успели разъехаться и освободить путь, однако люди не спешили разойтись и продолжали толочься на месте. Водитель фургона подошел к «кадиллаку» и сказал Кену:

— Собираешься в город? Вот что я тебе скажу: пошли к черту Таппан Зее и валяй по Палисадам.

У Кена голова пошла кругом. Пытаясь вновь овладеть положением, он затравленно оглянулся и, нашарив рукой тамбурин, сунул его в руки водителю фургона.

— Возьмите. Это не является собственностью банка, — произнес он самую вразумительную фразу в своей жизни.

Светловолосый парень, стоявший на дорожке, принялся размахивать руками, призывая Кена немного проехать назад и явно намереваясь проводить его до самой улицы. Кен вновь включил заднюю передачу, и в этот миг стоявшая у крыльца женщина спросила:

— Может, выпьете стаканчик воды на дорожку?

— Нгет! — завопил Кен. — Нгет! Дайте бне выехадь отзюда!

Присутствующие не возражали. Трое или четверо указывали Кену направление, пока он, пятясь, выезжал на улицу, а затем все девять человек вышли за ним, махая руками вслед. Такого с автомобильным охотником не случалось никогда в жизни.

Итак, Кен сумел завладеть «кадиллаком», однако радоваться не спешил. Операция утратила привычную остроту и не доставила Кену особого удовольствия.

58

Две недели кряду стояла чудесная погода. Ясные, солнечные дни, низкая влажность, температура под семьдесят градусов; воздух был кристально чист — до такой степени, что можно было с другой стороны улицы прочесть надпись Е PLURIBUS UNUM на десятицентовой монетке. Ясные безоблачные ночи и температура около пятидесяти; небо чернее воронова крыла, усеянное точечками звезд и украшенное огромной луной, низвергающей на землю поток яркого света. И все это выглядело донельзя мерзопакостно.

Дело в том, что для спуска на воду лодки требовались темнота, облачность — и никакой луны. К чему такие светлые ночи, когда можно читать газету, сидя на улице (что и делал Келп, к вящему неудовольствию Дортмундера)? К чему такие светлые ночи, когда закрывался местный кинотеатр для автомобилистов, поскольку зрители не могли рассмотреть происходящее на экране? Как говорил поэт, «под покровом темноты творятся черные дела, но стоит лишь взойти светилу, и злодеев след простыл». Дортмундер не знал, кому принадлежат эти строки, но был готов подписаться под каждым словом.

Дом номер 46 по улице Вязов был весьма просторен, но тем не менее не мог дать приют девятерым, да еще с компьютером в придачу. Дортмундер и Мэй поселились в хозяйской спальне на втором этаже над гостиной. Стэн и Тайни устроились во второй спальне. Стэн спал на пружинной кровати, а Тайни пришлось довольствоваться расстеленным на полу матрацем. Келп, Уолли и компьютер заняли большую спальню в глубине дома. Уолли предложили матрац на полу (против чего он нимало не возражал), а Дага запихнули в последнюю спальню, в которой до сих пор в одиночестве проживал Том. Поскольку старик вряд ли согласился бы делить с кем-то свое ложе, Дагу пришлось привезти спальный мешок. Когда он расстилал его и залезал внутрь, в комнате не оставалось места даже для того, чтобы открыть дверь. И наконец, мамуля Стэна занимала койку в крохотной кладовочке на первом этаже подле кухни. Три ванные комнаты — две наверху, одна внизу — превратились в предмет постоянных споров.

Нерабочие дни в Дадсон-Сентр — совсем не то, что выходной день в метрополисе. Уолли сидел за компьютером, по-прежнему круглые сутки сражаясь с захватчиками из далеких галактик, но остальным приходилось как-то приспосабливаться. У Дага тут была подружка, которую он ревностно прятал от остальной компании (он даже не сказал девушке, что у него есть где переночевать в этом городе) и с которой проводил все время, свободное от поездок на станцию подводного плавания (четыре раза в неделю, три часа в один конец). Каждую ночь он возвращался в Дадсон-Сентр в надежде на непогоду. Иногда с ним ездил Тайни, не желавший надолго расставаться с мисс Тейлор.

И все равно время тянулось с черепашьей скоростью.

Завсегдатаи «Семейной таверны» на Южной Центральной улице завели разговор о железной дороге.

— Я работал на железке, — заявил небритый пенсионер, — когда она еще была дорогой. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

— Отлично понимаю, — ответил сидевший справа приятель. — Станция Нью-Йорк Централ. ДЭУ. Делавэр, Лейкуонна, Уэстерн. Все они когда-то были дорогами.

Дортмундер и Келп пили пиво, примостившись у дальнего конца стойки бара.

— Юнион-стейшн в Олбани, — сказал первый завсегдатай дрогнувшим голосом, прихлебывая «бурбон» и запивая его пепси-колой. — Какая красивая была станция! Прямо церковь.

— Гранд Централ! — подхватил его дружок с той же ноткой ностальгии. — Перекресток миллионов человеческих судеб!

— Вы знаете, — встрял в разговор третий старикан, — многие люди до сих пор путают эту линию с дорогой из «Обнаженного города».

— В котором проживают восемь миллионов душ, — добавил четвертый.

— Это точно, — отозвался третий.

— Пойдем отсюда, — сказал Дортмундер Келпу.

Стэн пригнал громадный темно-синий «линкольн-атлантис» и принялся обихаживать его прямо на подъездной дорожке дома. На третий день на крыльцо вышла Мэй с кухонным полотенцем в руках (чего она до сих пор не делала и лишь недавно, незаметно для самой себя, приобрела эту привычку) и бросила неодобрительный взгляд на Стэна и Тайни, крутившихся около машины. По всей лужайке были разложены газеты, на которых маслянисто поблескивали разнообразные детали. Гигантский капот «линкольна» был снят и стоял, прислоненный к изгороди, словно щит Титана. Побитое молью заднее сиденье валялось позади машины, выставленное на всеобщее обозрение.

— Стэн, — сказала Мэй. — Сегодняшним утром мне звонили уже дважды.

Стэн и Тайни вытащили руки из обнаженного двигателя. Они были перепачканы маслом и грязью не хуже любой детали.

— И что же? — спросил Стэн.

— Насчет твоей машины, — добавила Мэй.

— Машина не продается, — ответил Стэн.

— Во-первых, на нее нет документов, — начал было Тайни.

Стэн уже собирался нырнуть в двигатель, когда вновь заговорила Мэй:

— Это были жалобы на твою машину.

Мужчины удивленно переглянулись.

— Жалобы? — спросил Стэн.

— Вы устроили здесь настоящий погром. Соседи считают, что это нарушает гармонию.

Тайни почесал замасленный лоб грязной рукой.

— Гармонию? Что значит — гармонию? — спросил он.

— Гармонию, присущую нашему городу.

— В Бруклине, там, где я жил до сих пор, у меня бывало по две-три машины, с которыми я возился одновременно, — заявил Стэн с ноткой раздражения в голосе. — Да только никто и не думал жаловаться. Все соседи занимались своими машинами. А здешние люди какие-то ненормальные. Чем я им помешал?

— Оглянись, Стэн, — предложила Мэй и, выпростав руку из-под полотенца, повела ею вокруг. — Здесь живут аккуратные, чистоплотные люди. Они привыкли к чистоте и порядку.

Стэн посмотрел по сторонам и спросил:

— А как же они ремонтируют машины?

— Как только что-то ломается, они отгоняют машину в гараж и вызывают механика, — осторожно заметила Мэй.

— Они не чинят свои машины? — спросил оторопевший Стэн. — Сами не чинят и мне не дают?

— Я вот что предложу, Мэй, — заговорил Тайни. — Эта изгородь не дает нам загнать машину на задний двор, однако мы можем переложить все железки на другую сторону, так что с улицы ничего не будет видно. Договорились?

— Это было бы просто замечательно, Тайни, — ответила Мэй.

Стэн никак не мог оправиться от пережитого потрясения.

— Отдают свой автомобиль чужому дяде и потом удивляются, что из него не выжать больше шестидесяти миль, — возмущался он. — У этих людей меньше мозгов, чем у машины под капотом! И они еще жалуются на меня!

— Хватит, Стэн, — сказал Тайни, убирая детали с лужайки. — Помог бы лучше.

Стэн подчинился, не переставая досадливо ворчать. Прежде чем вернуться в дом, Мэй выглянула из-под крыши веранды и посмотрела вверх. В небе не было ни облачка.

Мамуля явилась к ужину с опозданием, уставшая и раздраженная.

— Что ж тут все такие тихие? Никто не огрызается, — заявила она, усаживаясь в кресло.

За столом собралось семь человек. Даг и Тайни должны были вернуться из города позже. Поглядев на мамулю, Келп сказал:

— Мне казалось, именно поэтому вам так нравилось водить здесь такси.

— Я теряю сноровку, — проворчала она. — Размякаю с каждым днем.

— Я тебя предупреждал, — заметил Стэн.

— Помолчи, Стэнли, — сказала мамуля. — И передай мне вон ту белую бурду. Что это такое?

— Картофельное пюре, — ответил Дортмундер, подавая блюдо.

— Неужели? — Мамуля осмотрела желтовато-белую массу, лежавшую на овальном блюде, пожала плечами и положила себе на тарелку пару ложек.

Коллектив поваров возглавила Мэй. У нее в подчинении находились Уолли, Стэн и Тайни, а на остальных была возложена обязанность судомоек. Основным кулинарным приемом было распечатывание упаковок. Результат был не так уж плох, однако явного желания довольствоваться этой диетой и впредь не выразил никто.

В наполненную чавканьем и глотательными звуками тишину вкрался голос Тома:

— Кто-нибудь слушал прогноз погоды?

— Я слушала, пока ездила в такси, — ответила мамуля. — Обещают ясную погоду до скончания века.

— Перестань, мам, — попросил Стэн.

— Что же касается долговременных прогнозов, — неумолимо продолжала мамуля, — то нам обещают солнце и луну, затем — солнце и луну. И на закуску — все те же луну и солнце. Передайте-ка мне вон тех маленьких зеленых шариков.

— Это горошек, — сказал Дортмундер, протягивая миску.

Мамуля насыпала себе горошка и принялась заедать им картофельное пюре.

— Сегодня ко мне в такси села одна пожилая дама, — сообщила она. — А живет она в соседнем квартале. Мы познакомились, и вечером я иду к ней играть в канасту. Не на деньги, а так, из интереса.

Мамуля проглотила горошинку — маленькие верткие чертенята не держались на вилке, и их приходилось брать по одной. Повисла тишина, и мамуля подняла глаза, вглядываясь в окружающие ее удивленные лица.

— Чего вылупились? — спросила она.

Дортмундер прокашлялся.

— Остается надеяться, что в бюро погоды напутали с прогнозом, — сказал он.

Больше всего Дага удручало то, что им негде уединиться. Ему и Миртл. Не мог же он привести ее в дом по улице Вязов, в котором постоянно толклись толпы людей, а его собственная постель представляла собой спальный мешок в комнате Тома. А после несвоевременного появления Джона они с Миртл ни разу не оставались у нее дома, когда там не было мамаши.

Разумеется, кинотеатры и салон пикапа давали им определенные возможности более тесного контакта, правда, весьма ограниченные. Уговорить же Миртл прихватить одеяло и выехать на природу Дагу до сих пор не удавалось. Все это отнюдь не способствовало хорошему настроению.

Одно радовало: отныне он мог прекратить врать. Или по крайней мере врать куда меньше. Миртл продолжала приставать к нему с расспросами по поводу деятельности природоохранной организации, добровольным членом которой Даг объявил себя при первой встрече, и наконец он сказал, что эта деятельность составляет лишь незначительную часть его интересов и что его основная работа — обучение людей подводному плаванию на Лонг-Айленде. Затем Даг сообщил Миртл, что он расстался с организацией, поскольку ему не нравится отношение ее членов к его особе. По его словам, Джон был одним из местных руководителей общества, тирании которого он, Даг, не мог более выносить, особенно после скандала на крыльце дома Миртл.

Короче говоря, теперь Даг мог быть самим собой (во всяком случае, общаясь с Миртл) и объяснять свои поездки из Лонг-Айленда в Дадсон-Сентр по три-четыре раза в неделю тем, что он втрескался в Миртл по самые уши. Поскольку Миртл тоже была к нему неравнодушна, их отношениям было суждено безоблачное будущее, особенно если бы удалось отыскать уединенное местечко.

Сегодня они в очередной раз возвращались домой под ручку, проведя полный неутоленной страсти вечер в полупустом кинозале, куда ходили лишь старики и дети, да еще люди, у которых не было видеомагнитофонов. Даг продолжал размышлять, как бы ему обстряпать встречу с Миртл наедине.

Если бы испортилась погода и они смогли спуститься на дно озера и вытащить сокровище Тома, то все стало бы куда проще. В таком случае Дагу не пришлось бы ничего скрывать от девушки, к тому же он мог бы посвятить ей весь свой досуг, уделять ей больше внимания и в конце концов добиться своего. Помимо всего прочего, стремительно приближалось лето, самый горячий сезон для людей его профессии. С Дня независимости и до Дня труда Даг будет слишком занят, чтобы ухаживать за девчонкой, тратя только на дорогу по шесть часов в день.

На Дадсон-Сентр опустилась восхитительная ночь, свежая и ясная. В бархатном небе сияла молочно-белая луна, температура чуть за шестьдесят градусов[3], и никакой влажности. В темно-зеленых кронах деревьев шелестел игривый ветерок, старомодные фонари заливали желтым светом дорожки, петлявшие меж зеленых лужаек. Из открытых тут и там окон лилась нежная музыка, и дождевальные фонтанчики шептали что-то свое, сокровенное. Романтическое настроение Дага лишь распаляло его страстную чувственность.

Подойдя вместе с Миртл к крыльцу ее дома и надеясь еще немного посидеть с девушкой на диване-качалке, Даг обнаружил, что на веранде горит свет, а на диванчике сидит человек. Точнее, два человека. Они сидели за маленьким столиком и во что-то играли.

Накануне вечером Дага не было за столом, и он не слышал рассказа мамули о ее новой подруге. Поэтому, рассмотрев партнера матери Миртл, он почувствовал себя крайне неуютно. «Господи, — подумал Даг. — Должен ли я показывать, что знаком с ней? И что она здесь делает? Не сболтнула ли она чего-нибудь Миртл?»

— А вот и вы, — сказала Эдна. — Как вам понравился фильм?

— Ничего себе, — безразлично отозвалась девушка. Дагу уже бросились в глаза ее молчаливость и подавленность на пути к дому.

— Глэдис, — произнесла старая перечница, обращаясь к мамуле Стэна (Глэдис?). — Познакомься с моей дочерью. Ее зовут Миртл.

— Добрый вечер.

— Здравствуйте.

— А это — ее парень. — Эдна подарила Дагу акулью улыбку и добавила: — Простите, забыла ваше имя...

Она не забыла имя Дага, просто никогда его не знала. Время от времени Даг встречался с Эдной, и Миртл вновь и вновь представляла его матери, но та всякий раз немедленно забывала имя ухажера дочери.

Сегодня Даг, не дав Миртл открыть рта, широко улыбнулся старой ведьме и сказал:

— Ничего страшного, миссис Стрит, — и, повернувшись к мамуле Стэна, добавил: — Жак Кусто. Рад с вами познакомиться.

Все три женщины удивленно воззрились на Дага, но он притворился, будто не замечает их взглядов, и сказал, обращаясь к Миртл:

— Увидимся через пару дней.

— Да, конечно, — смущенно отозвалась девушка.

— Я позвоню тебе на работу, — пообещал Даг и, пожав руку Миртл, повернулся к старухам. — Был рад вновь встретиться с вами, миссис Стрит, — сказал он Эдне. — Было очень приятно с вами познакомиться, Глэдис, — сказал он мамуле.

И, насвистывая, скрылся в темноте.

— Ни слова!

— Хорошо, хорошо!

— Упаси тебя Бог сказать кому-нибудь про Глэдис. Если проболтаешься, я раздавлю тебя машиной в лепешку!

— Никому ни слова.

Мамуля разжала кулак, выпустила ворот рубахи Дага и, отступив на шаг, выглянула из кухонного окна.

— Если в ближайшее время не появятся облака, я так или иначе тебя пришибу! — пообещала она.

59

Захватив Эдну возле центра ухода за престарелыми, Миртл поехала домой. Она вела машину и думала о Даге Берри, но, как и прежде, не могла прийти к определенному выводу. Интересно, существовал ли в природе пресловутый комитет защиты окружающей среды, которого она так и не смогла найти, перерыв кучу справочников и компьютерных архивов. Или, может быть, в словах Дага нет ни капли правды, а сам он — жулик, который помимо посягательств на ее девичью честь ведет еще какую-нибудь грязную игру?

Вчера он представился Эдне и ее подруге как Жак Кусто, и это лишь усугубило подозрения Миртл. Девушка чувствовала себя все более угнетенно. Сама не замечая происходящих в ней перемен, она погружалась в черную меланхолию, и все из-за того, что никак не могла уразуметь, кто же он такой, Даг Берри. Она посчитала, что Даг назвался чужим именем в пику матушке, которая не желала запомнить имя молодого человека, не вызывавшего у нее доверия. А Эдна редко ошибалась в людях.

Если бы Миртл смогла убедиться, что Даг искренен хотя бы в своей любовной страсти, они уже давно преодолели бы этап первого знакомства. Устроили бы восхитительный пикник на обступивших озеро холмах, благо погода стояла самая что ни на есть подходящая. Но как можно ехать с мужчиной, коли к нему не лежит сердце?

— Сворачивай на улицу Вязов, — сказала Эдна, нарушая затянувшееся молчание.

Миртл бросила на нее удивленный взгляд, затем посмотрела в сторону улицы Вязов, до которой было еще два квартала.

— Но ведь это не по пути, — заметила она.

— В город приехали какие-то цыгане, — сказала Эдна. — Приволокли с собой разбитую машину и выставили ее на самом видном месте. Мы уже звонили и жаловались. Следующим шагом будет письменное прошение не пускать цыган в город. Зачем нам такие соседи?

— Цыгане? — переспросила Миртл, не в силах сдержать улыбки. — Мам, ну с чего ты взяла, будто они — цыгане?

— Миссис Крестхэвен нашла в их мусорном ящике тамбурин, — ответила Эдна. — Давай, сворачивай, Миртл. Я хочу посмотреть, убрали они свой рыдван, или он по-прежнему там стоит. Второй квартал после поворота.

Они свернули на улицу Вязов, и в этот миг на город набежала серая тень, скрадывая былые яркие цвета и оттенки. Миртл склонилась над баранкой и посмотрела вверх.

— Облака, — сообщила она.

— Вот и верь после этого прогнозам погоды, — сказала Эдна. — А теперь притормози. Смотри направо. Видишь синий автомобиль?

— И что в нем особенного? — спросила Миртл, рассматривая самый обыкновенный аккуратный дом и самую обыкновенную машину, стоявшую рядом с ним.

— Все-таки убрали часть мусора, — удовлетворенно и вместе с тем разочарованно произнесла Эдна. Она была рада тому, что общественное мнение в конце концов взяло верх, но ей хотелось бы еще немножко покомандовать. — Однако кое-что оставили. Вон там, у забора, — с надеждой в голосе добавила она.

— Не видно из-за машины, — отозвалась Миртл, все более и более замедляя движение, чтобы как следует осмотреть место происшествия.

Они поравнялись с домом, и в ту же секунду его дверь распахнулась, и на крыльцо высыпала толпа людей. Они выскакивали из дома, словно там занялся пожар, и тем не менее их лица сияли счастьем и весельем. Спустившись по ступенькам и выбежав на лужайку, люди принялись прыгать, смеяться и хлопать друг друга по спинам, указывая в небо.

Миртл остолбенело разглядывала веселье в зеркальце заднего обзора. Эдна удивленно и недоверчиво пробормотала:

— Кажется, там была Глэдис?

Однако Миртл не слышала ее слов. Среди беснующихся обитателей дома она заметила два знакомых лица.

Даг и Уолли Нэрр? Вместе? Они еще кружились в хороводе, взявшись за руки, словно персонажи полотен Брейгеля!

— Нет, это не могла быть Глэдис, — решила Эдна, оглядываясь назад. — Что они там вытворяют?

— Радуются тучам, — растерянно ответила Миртл.

На крыльцо выскочил старичок, по-видимому, дремавший до сих пор где-нибудь на втором этаже. Сейчас он был слишком далеко, чтобы его можно было узнать в лицо. Посмотрев в небо, старичок удовлетворенно кивнул.

— Может быть, это семейство фермеров, — неуверенно произнесла Эдна.

60

Энди Келп в очередной раз втискивался в гидрокостюм, стоя в гостиной дома на улице Вязов. Дортмундер наблюдал за ним со смешанным чувством облегчения и вины.

— Я больше не могу, Энди, — сказал он.

— Понимаю, — ответил Келп, застегивая «молнии». — Все в порядке, Джон. Ничего страшного.

— Я просто не в силах это сделать.

— Все в порядке, — заверил его Келп. — Даг — прекрасный специалист, и мы будем под водой как у Христа за пазухой. Но он прав в одном: даже такому профессионалу не стоит погружаться в одиночку.

— Погружаться, — отозвался Дортмундер и тут же пожалел об этом. Может быть, Келп до сих пор не осознал опасности предприятия?

Дело было в том, что сегодня ему предстояло нечто новое, чего ни он, ни Дортмундер прежде не совершали. Оба предыдущих раза они в водохранилище входили, а теперь Даг и Келп должны были достичь середины озера в лодке и там погрузиться в воду. На профессиональном языке — «нырнуть».

Нырнуть.

В комнату вошел Тайни, только что закончивший собирать снаряжение.

— Грузовик прибыл, — сообщил он.

— Все готово, — ответил Келп и, сунув ласты под мышку, вышел следом за Тайни. Дортмундер направился за ними, и они втроем вышли на крыльцо, где стояли Мэй, мамуля Стэна, Уолли, Том и Даг (также одетый в костюм для погружения под воду). Они наблюдали, как Стэн в темноте загонял огромный открытый грузовик задом на дорожку.

В кромешной темноте. Давешняя тучка превратилась в сплошной облачный покров, простиравшийся от одного края горизонта до другого, слово налитая щедрой рукой сахарная глазурь на громадном пироге Земли. Сквозь облачность не проникало ни единого лучика света. Помимо стоп-сигналов грузовика, Стэн мог рассчитывать лишь на свет далеких уличных фонарей. И в этом тусклом свете Стэн мастерски подвел машину вплотную к крыльцу, ни разу не съехав на лужайку (чего так боялась мамуля) и не задев «линкольн», который он приводил в порядок и до которого мамуле не было никакого дела. Было бы куда проще зажечь лампочку на веранде, однако ее свет привлечет внимание, а это совсем некстати, особенно если учесть, что операция осуществлялась в полвторого ночи. Жители небольших городков очень любят совать свой нос в чужие дела.

Подчиняясь непонятным и порой противоречивым указаниям Тайни, Стэн наконец поставил машину там, где хотел, и вылез из кабины, чтобы помочь грузить оборудование. Когда снаряжение было уложено, Стэн вернулся за руль, Том уселся рядом, а Дортмундер, Келп, Даг и Тайни полезли в кузов, где ощущался легкий запах сосны, овечьих шкур и еще какие-то более приятные ароматы.

Мамуля, Мэй и Уолли стояли на темной веранде, глядя вслед грузовику, который, буксуя и дергаясь, выбрался на улицу и исчез в направлении водохранилища. Руками никто не махал, хотя все трое подумали, что это было бы нелишне.

Как только грузовик скрылся из виду, Мэй сказала:

— Надеюсь, мы отдаем себе отчет в том, что делаем.

— Ты-то здесь при чем? — отозвалась мамуля и, кивнув вслед удалявшемуся грузовику, добавила: — Остается лишь надеяться, что они знают, как им действовать.

— Беда в том, что в настоящей жизни нет кнопки «сброс», — сказал Уолли.

Почему они так радовались тучам? Какие интересы могли объединять Дага Берри и Уолли Нэрра? Что их свело? Каким образом среди буйной толпы людей на лужайке оказалась Глэдис, новая подруга Эдны?

Миртл не могла заснуть. Светящийся циферблат электронных часов показывал полвторого утра. Никогда еще Миртл не залеживалась до такой поздноты. Однако вопросов становилось все больше, и они были настолько животрепещущи, что девушка никак не могла успокоиться.

Итак, началось это месяца два назад, когда Эдне попался на глаза ехавший в машине человек, в котором она без малейших сомнений признала Тома Джимсона. Затем Миртл познакомилась с Уолли Нэрром, причем обстоятельства их встречи, как она теперь понимала, вовсе не исключали того, что встреча была неслучайна. Затем нечто подобное произошло с Дагом Берри, которого Миртл заподозрила в тайной связи со своим отцом. И наконец, Эдна познакомилась с Глэдис.

Могло ли это быть случайным совпадением? Три человека, явно не имевшие друг с другом ничего общего, внезапно оказались рядом среди бесновавшихся на лужайке в ожидании дождя.

Может, они принадлежат к общине Зодиака? Сейчас как раз происходит смена знака... Что там идет после Водолея? Рыбы? Знак воды, и, вероятно, именно поэтому они радовались туче, приветствуя приход дождя.

Ну нет, очень уж далеко она зашла в своих полуночных раздумьях. Не хватало только представить этих людей в роли инопланетных существ, угрожающих человеческой расе.

Хм-мм...

Нет. Гораздо логичнее было предположить, что все они состоят в какой-то крупной тайной организации. Джеймс Бонд или Роберт Ладлэм? Впрочем, ни тот, ни другой не подходил. Голубому «линкольну» у дома по улице Вязов далеко до «астон-мартина», к тому же Миртл едва ли могла представить кого-нибудь из той компании за столиком для игры в баккара или хотя бы с мундштуком в зубах. Что же до Ладлэма, то ни Даг, ни Уолли не обладали бесшабашной веселостью и самоуверенностью его персонажей (вспомнить хотя бы лучшего из них — Эла Хэйга по кличке Кто Здесь Главный).

И еще старик, выскочивший из дома, как только Миртл свернула за угол, старик, едва мелькнувший в зеркальце заднего обзора... А вдруг это ее отец?

Мысль заставила Миртл вскочить, но, стоя на полу в белой ночной рубашке до колен, она понятия не имела, что делать дальше. Миртл растерянно развернулась и выглянула в окно, за которым во тьме простирался Дадсон-Сентр. И... увидела огонек. Там, в соседнем квартале, над крышей дома Флейхбакеров, виднелись освещенные прямоугольники. В окнах второго этажа горел свет. На улице Вязов. Неужели тот самый дом?..

Быстрее! Где бинокль? С тех пор, когда Миртл в последний раз наблюдала за птицами, прошло уже немало лет... Быстро и беззвучно, чтобы не разбудить спавшую в соседней комнате Эдну, Миртл обшаривала ящики, и наконец ее пальцы наткнулись на тяжелый прибор, похожий на пистолет.

Миртл бросилась к окну, поднесла бинокль к глазам и навела резкость. Мелькнул яркий ровный свет мягкого оттенка, и первое, что появилось в поле зрения девушки, был Уолли Нэрр!

Что он там делает? Уолли неподвижно сидел, склонившись вперед, его руки бегали по... компьютерной клавиатуре. Какое напряжение читалось на его пухлом лице! Широкий низкий лоб Уолли был усеян горошинами пота.

Тайная организация. Неужели Уолли — ее мозг? Или, быть может, он как раз ведет переговоры с руководителем организации, упрятанным в секретной лаборатории в горе Шаста, как Бонд, либо в потаенной пещере под фундаментом Пентагона, как герой Ладлэма? Внимательно разглядывая лицо поглощенного работой Уолли и испытывая при этом тайный восторг, словно подросток, заглядывающий в окошко спальни, Миртл прижала бинокль к стеклу и принялась изучать круглую, блестящую, одухотворенную физиономию Уолли, на которой сверкали влажные глаза. Кто они — шпионы? Террористы? Тайный заговор в высших эшелонах власти?

Или... мафия? Господи Боже мой! Неужели ей придется вновь перечитать Джекки Коллинз?

На сей раз решили подъехать к водохранилищу с другой стороны, подальше от мест, где были предприняты первые две попытки, подальше от самой дамбы и ее ночных служащих. Проселочная дорога проходила над ручьем Галкилл по узенькому мостику неподалеку от северного края озера. Галкилл был одной из четырех речушек, впадавших в ныне затопленную долину и сливавшихся в реку Холодную, как по-прежнему назывался поток, вырывавшийся из-под плотины. В том месте, где его пересекал мостик, ширина Галкилла составляла примерно шесть футов, глубина — около трех. Дно ручья устилали валуны, а бежавшая по ним вода была ледяной в любое время года. Примерно в сорока ярдах ниже по течению ручей расширялся на фут-другой и, нырнув под ограду водохранилища, расширяясь и углубляясь, тек по склону среди заросшего кустарником леса и тридцатью ярдами ниже впадал в озеро прямо напротив дамбы, которая с этого места даже в солнечный день была еле видна, а уж в пасмурную ночь — тем паче.

Всю дорогу от города сидевшие в кузове Келп и Даг обсуждали план действий и систему сигналов. На сей раз в качестве основных источников света предполагалось использовать шахтерские лампочки, укрепленные на шлемах. Впрочем, они захватили с собой и обычные фонари, подвесив их к ремням. Сигналы, избранные для общения, должны были передаваться с помощью головных фонарей, направляемых в сторону партнера. Одна вспышка означала «прошу помощи», две — «поднимайся на поверхность». Этого было вполне достаточно. А о чем еще говорить под водой?!

В это время суток дорога была пуста. Стэн остановил машину прямо на мостике, и снаряжение перекочевало из кузова на заросшую сорняками обочину. Сейчас лодка представляла собой объемистый пакет, напоминавший сложенные на полке шифоньера полотенца и снабженный баллоном со сжатым газом. Ориентируясь по габаритным огням грузовика, Даг и Тайни спустили лодку к берегу ручья и надели шланг баллона на ниппель. Послышался шелестящий звук, сопровождаемый приглушенным поскрипыванием и хлопками, и вскоре лодка начала принимать свои истинные очертания, раскручиваясь и раздаваясь вширь, словно просыпающийся джинн из «Тысячи и одной ночи».

Тем временем Стэн отогнал грузовик. Как только он уехал, воцарился непроглядный мрак, словно во внутреннем кармане пиджака, надеваемого исключительно по случаю похорон.

Свист воздуха внутри лодки стал громче, скрип и хлопки — отчетливее, и наконец показался резиновый плот, на котором, по слухам, люди чудесным образом выживали в открытом океане на протяжении восьмидесяти трех дней. А может быть, и нет.

Наконец лодку вытолкнули на мелководную быстрину, и, пока Том удерживал ее на месте, погрузили в нее баллоны, длинные веревки, десятисильный мотор и кучу прочего барахла. Затем всей гурьбой направились в сторону озера. Даг вел лодку на веревке, словно огромную игривую собаку, пробираясь вдоль ручья по камням, посвечивая головным фонарем, луч которого приходилось направлять себе под ноги. Остальные члены команды, лишенные освещения, постоянно спотыкались, отмечая пройденный путь охами, вздохами и проклятиями.

Добравшись до сетчатой изгороди, Тайни достал ножницы и принялся орудовать ими, заметив:

— Кажись, это уже было.

Ему потребовалось целых двадцать минут, чтобы прорезать достаточно широкую дыру, такую, в которую протиснулась бы лодка, а люди смогли пройти посуху. Когда все оказались по ту сторону ограды, Дортмундер тихо сказал:

— Подожди секунду, Даг.

Даг повернул голову, и луч его фонаря скользнул по стволам деревьев черного леса.

— Что случилось?

— Давай-ка погасим свет, — предложил Дортмундер. — Мы слишком близко подошли к водохранилищу.

— Как же мы его найдем, Эл? — спросил Том.

— Лодка сама отыщет дорогу, — пояснил Дортмундер. — Даг пойдет за лодкой, а мы — за ним, держась за рубашку впереди идущего.

— Звучит неплохо, — похвалил Келп.

Вскоре выяснилось, что предложение звучало куда лучше, чем воплощалось. По мере того как лодка, весело покачиваясь, беззаботно скользила по воде, число охов, вздохов и проклятий все возрастало. Даг держал лодку за веревку, уклоняясь от торчавших тут и там невидимых сучьев. Следом, уцепившись за его гидрокостюм, тащился Келп. Тайни держал его за плечи; за ремень Тайни хватался костлявыми пальцами Том, а Дортмундер замыкал шествие, судорожно сжимая пальцами воротник Тома.

Наконец Тайни не выдержал:

— Мы правильно идем? Даг, когда же будет водохранилище?

— Э... — отозвался Даг, теряя равновесие. — Кажется, я уже в него вошел.

И он был прав. Спустя минуту-другую все пятеро оказались в водах озера, но потом пришлось еще раз взяться друг за друга, чтобы отыскать берег.

В месте впадения ручья в озеро берег был скользкий и топкий. Им пришлось изрядно отклониться влево, прежде чем обнаружилась достаточно сухая и прочная земля, на которой Тайни смог установить треногу лебедки и разместить прочее оборудование. Разгрузив лодку и установив на корме мотор, трое морских волков — Даг, Келп и Дортмундер — приготовились к отплытию. Когда двое ныряют, один человек должен оставаться в лодке. К сожалению, для этого годился только Дортмундер, поскольку Келп добровольно вызвался сопровождать Дага при погружении, так что Дортмундеру было не на что жаловаться.

Они забрались в лодку, которая тут же принялась скакать и покачиваться, словно от щекотки. К удивлению Дортмундера, внутри лодки оказалось совершенно сухо. Ее резиновое дно колыхалось под ними, словно водяная кровать, однако надутые воздухом борта создавали впечатление прочности и надежности.

Дортмундер уселся посреди суденышка, чувствуя подступающий снизу холод воды. Келп занял место на носу, а Даг опустился на колени рядом с рулевым рычагом двигателя. Тайни отпихнул лодку от берега, который тут же исчез во тьме, и Даг запустил мотор. Раздалось «чпок... р-руммммм...», но после первого выхлопа стрекотание работающего двигателя казалось очень тихим. Издали шум и вовсе не был слышен.

— Все готовы? — спросил Даг.

В обступившей лодку кромешной тьме было невозможно отличить воду от берега, и Дортмундер сказал:

— Надеюсь, ты сможешь рассмотреть, куда мы поплывем.

— Честно говоря, я вообще ни хрена не вижу, — отозвался Даг и пришпорил мотор, который чуть слышно зажужжал и понес лодку в неизвестном направлении.

Миртл продолжала наблюдать в бинокль за действиями Уолли. Каждый раз, когда коротышка бросал взгляд на экран, его глаза вспыхивали зеленым светом.

Веки Миртл отяжелели, ей давно уже полагалось спать. И все же она продолжала рассматривать Уолли. Его поза и выражение лица оставались неизменными, но в них была какая-то отталкивающая притягательность.

Интересно, какую игру он затевает?

«Но я уже встречался с принцессой».

В ОБЛИЧЬЕ ЗАУРЯДНОГО ЧЕЛОВЕКА

«Я бы так не сказал»

ТЫ НЕ НАЗВАЛ ЕЙ СВОЕГО ПОДЛИННОГО ИМЕНИ

Уолли откинулся на спинку кресла, обдумывая последнее сообщение. Соответствует ли оно действительности? Знакомясь с Миртл, он назвал свое настоящее имя, честно сказал ей о том, что его интересуют компьютеры; и в рассказах о своем жилье и всем прочем был вполне искренен. Разумеется, он не отважился сообщить девушке ни о своем знакомстве с ее отцом, ни о том, что они вместе участвуют в дерзком...

Ограблении? Нет, их предприятие нельзя считать ограблением, поскольку ограбление было совершено двадцать пять лет назад. Разумеется, в их деле было что-то незаконное — например, взлом изгороди и проникновение на территорию водохранилища, а также то, что искомые деньги (в чисто техническом смысле) принадлежали какому-то банку либо организации, владевшей броневиком, какой-нибудь страховой компании, короче говоря, кому угодно, только не Тому Джимсону. Все это представлялось Уолли чем-то вроде административных нарушений, за которые штрафуют, но не сажают за решетку.

Его пальцы вновь опустились на клавиатуру.

«И тем не менее я не понимаю, что мешает мне прийти в библиотеку и вновь встретиться с ней, просто поздороваться».

НА ДАННОМ ЭТАПЕ ИГРЫ ПРИНЦЕССА НЕ НУЖДАЕТСЯ В ПОМОЩИ

"Не для того, чтобы спасти ее. Только увидеть ее еще раз, сказать «привет».

ЕСЛИ ПРИНЦЕССА ВСТРЕТИТ ГЕРОЯ В ЕГО ИСТИННОМ ОБЛИЧЬЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПРИДЕТ ВРЕМЯ ЕЕ СПАСАТЬ, ОНА НЕ ПОЙМЕТ РОЛИ ГЕРОЯ И ОТВЕРГНЕТ ЕГО

«Мне кажется, принцессу вовсе не нужно спасать. Она работает в библиотеке, живет в доме матери в маленьком городе, где все знают и любят ее. Зачем ей моя помощь?»

ГЕРОЙ ТЕРПЕЛИВО ДОЖИДАЕТСЯ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

«Но я хочу еще раз встретиться с Миртл Джимсон».

В ДАННЫЙ МОМЕНТ ВАША ВСТРЕЧА НЕЖЕЛАТЕЛЬНА

(В квартале отсюда отяжелевшие веки Миртл слипались за линзами бинокля, и усталые ноги понесли ее к кровати.)

«Почему?»

ОНА НЕ ПОЙМЕТ ТВОИХ НАМЕРЕНИЙ. ИГРА ЗАКОНЧИТСЯ ПОРАЖЕНИЕМ ГЕРОЯ

«Я готов рискнуть».

НЕ ЗАБЫВАЙ ОСОБЫХ ПРАВИЛ ИГРЫ В НАСТОЯЩУЮ ЖИЗНЬ

«Разумеется, я помню о них. Я сам вводил в тебя эти правила».

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ НАПОМИНАЮ:

ПРОГРАММУ НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ МОЖНО ЗАПУСТИТЬ ЛИШЬ ОДИН РАЗ

НИКАКИЕ ПОПРАВКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ НЕВОЗМОЖНЫ

ПОРАЖЕНИЕ НЕПОПРАВИМО

«Знаю».

ЖЕЛАНИЕ ГЕРОЯ ИГРАТЬ В ПОДОБНЫЕ ИГРЫ СОВЕРШЕННО НЕПОНЯТНО

— Очень даже понятно, — пробормотал Уолли, печально выглядывая в окно, за которым расстилался спящий городок.

Р-ррум-ммммм...

Где-то в районе плотины мерцали огоньки, но это были самые обычные бакены, ничего страшного. Вскоре после того как трое вышли на лодке в озеро, они наконец смогли, хотя и с трудом, но все же отличить сероватую ровную поверхность воды от черной суши более замысловатых очертаний. Впрочем, для ориентировки и этого было достаточно.

Первым делом следовало добраться до места второй неудачной попытки и продолжать движение вдоль железнодорожной линии, найти которую без света луны оказалось чрезвычайно трудно.

— Кажется, здесь, — то и дело говорили Келп и Дортмундер, однако, прежде чем они нашли дорогу, каждый из них успел произнести эту фразу по четыре-пять раз.

Наконец, когда железнодорожная ветка была обнаружена, Даг перевел мотор на холостой ход и подогнал лодку к берегу, пользуясь веслами. Затем он выпрыгнул за борт, осторожно шагая по колено в воде, нащупал ногой рельс и привязал к нему конец рыболовной лески, бесцветной и тонкой, но прочной.

Затем они поменялись местами. Даг уселся на нос, Келп переместился в середину лодки, а Дортмундер отправился на корму к движку, поскольку Даг хотел, чтобы тот поупражнялся в управлении мотором и гребле, прежде чем останется в лодке один.

— Я в этом не разбираюсь, — сказал Дортмундер, с опаской берясь за рычаг.

— Все очень просто, — заверил его Даг и еще раз напомнил основные правила, добавив напоследок: — Главное, держи малые обороты, чтобы Энди успевал травить леску и чтобы лодка не напоролась на какой-нибудь корень или плавающую в воде корягу на той стороне.

— Я не буду спешить, — пообещал Дортмундер.

Р-ррумм-ммммм...

Дортмундер медленно вел лодку левым бортом к огонькам, а Келп, вытянув руки за борт, разматывал катушку с леской.

Найти железную дорогу на той стороне оказалось еще труднее, поскольку они там не бывали и теперь были вынуждены работать без света и без знакомых ориентиров. Наконец после нескольких безрезультатных преходов Даг сказал:

— По-моему, я вижу просвет. Давайте попробуем здесь.

И оказался прав.

Судя по старой карте, железная дорога проходила по долине, прямая как струна, так что теперь, когда Даг привязал второй конец лески к рельсу, они располагали тонкой нитью, тянувшейся у поверхности воды более или менее параллельно рельсам.

На обратном пути Дортмундер вел лодку еще медленнее, подчиняясь указаниям Дага, рука которого скользила вдоль лески.

— Кажется, мы прибыли, — сказал он, когда лодка оказалась в центре водохранилища и, судя по всему, прямо над Паткинс-Корнерз.

— Отлично, — отозвался Дортмундер и перевел рычажок на холостой ход. Он уже вполне освоился с мотором и был вполне им доволен. Небольшой двигатель работал беззвучно и послушно.

Даг привязал короткой веревкой лодку к леске, выбросил за борт маленький стальной якорь, к кольцу которого был привязан длинный белый нейлоновый шнур. Даг травил его до тех пор, пока тот не перестал натягиваться, что свидетельствовало о том, что якорь опустился на грунт. Привязав шнур к протянутой вдоль борта веревке, он измерил остаток и сказал:

— Хм-мм... Около шестидесяти футов. Энди, ты готов?

— Кажется, я ни разу еще не опускался на такую глубину, — ответил Келп. В кромешной темноте было невозможно разглядеть его лицо, но, судя по голосу, он изрядно нервничал.

— Это все ерунда, — заверил его Даг, усаживаясь на круглый борт спиной к озеру и поставив ноги на днище лодки. — Надеюсь, ты не забыл лучший способ покидать судно?

— Спиной вперед.

Так и есть. Келп изрядно струхнул.

— Верно, — похвалил Даг. Надев маску и сунув в зубы мундштук, он откинулся назад и с легким плеском ушел под воду, не оставив на поверхности ни малейшего следа.

Дортмундер и Келп посмотрели друг на друга сквозь непроглядную тьму.

— Ты справишься, Энди. Я верю в тебя, — сказал Дортмундер.

— Конечно. Какие могут быть сомнения? — отозвался Келп. Он помешкал еще несколько мгновений, поправляя акваланг, затем взобрался на круглый борт лодки и шлепнулся в озеро спиной вперед, забыв надеть маску и сунуть в рот загубник.

Теперь сослуживцы проявляли по отношению к Бобу невероятные чуткость и внимание.

— Мы рады, что ты вернулся, Боб, — говорили они, улыбаясь (впрочем, несколько натянуто) и похлопывая его по спине.

— Мне очень нравится здесь работать, — ответил Боб с непривычной блаженной улыбкой на лице и, оглядев кабинет, добавил: — Черт побери, я помню эту комнату. Я уже здесь бывал.

— Разумеется, Боб, — сказал начальник по имени Кенни, улыбаясь с еще большей натугой и похлопывая Боба еще нежнее. — Ты отсутствовал всего несколько недель.

Плавный кивок Боба был под стать его улыбке.

— Видите ли, я многое забыл, — объяснил он ребятам. — Забыл очень многое из своей прошлой жизни. Но доктор Панчик говорит, что это нестрашно.

— Врачей надо слушаться. — Кенни сочувственно кивнул.

Остальные тоже кивали и улыбались, хотя и не так задушевно, как Боб. Все они выразили полное согласие с доктором Панчиком и сошлись на том, что все позабытое Бобом не имеет ровным счетом никакого значения.

Какое счастье вновь оказаться в славной компании! Боб уже подумывал признаться, что позабыл даже ту молодую женщину... как ее по имени?.. на которой был женат, и что доктор Панчик пообещал, будто бы он в самое ближайшее время ее вспомнит. Ее и множество прочих вещей. Но к нему вернутся только добрые воспоминания. Дурные уйдут навсегда.

Взять, к примеру, эту самую женщину... как бишь ее? Ведь, как ни крути, а она не отходила от него ни на шаг (с покрасневшими глазами и улыбкой, столь широкой, что казалось, кончики ее губ вот-вот дотянутся до ушей). Она все время была рядом, называла его Бобби и прочими ласковыми именами, и все это было просто восхитительно. К тому же она не могла сдержать слез и постоянно выбегала в соседнюю комнату, а оттуда возвращалась с улыбкой на лице. Ее улыбка тоже была приятна Бобу, хотя в ней угадывались боль и печаль.

Он уже открыл было рот, чтобы рассказать о провале в памяти, в котором скрылось имя той женщины, и даже глубоко и медленно вздохнул (как неизменно делал в последние дни, прежде чем сказать что-то важное), и в этот миг вспомнил, что ему нельзя слишком распространяться о своей болезни.

«Посторонним не к чему знать, что ты позабыл об этой женщине», — говорил доктор Панчик еще вчера (или позавчера?). В общем, Боб так ничего о ней не сказал и только еще раз глубоко вздохнул. Никто ничего не заметил.

— Ну что ж, Боб, — заговорил Кенни, судорожно улыбаясь и оглядывая помещение. — Мы... э-ээ... считаем, что ты мог бы вернуться к своей работе, заняться картотекой и заполнять бланки. Ты готов?

— Конечно, — ответил Боб и еще раз улыбнулся, чувствуя себя на вершине блаженства.

Губы Кенни продолжали улыбаться, но на его лице появилось сомнение. Прищурившись, словно ослепленный сияющей улыбкой Боба, он спросил:

— Ты... э-ээ... помнишь алфавит?

— Да, конечно, — безмятежно отозвался Боб. Он находился здесь, в этом чудесном месте, в обществе славных ребят, и это наполняло его душу счастьем. — Кто ж не знает алфавита? — сказал он.

— Да-да, — ответил Кенни. — Ты прав.

«Бип», — пропищали часы Боба. Присутствующие испуганно отпрянули. Боб поднял левую руку, показал ребятам свои часы и сказал, переводя взгляд с окружавших его лиц на циферблат и обратно:

— Эти часы подарил мне доктор Панчик. Их сигнал напоминает мне о лекарстве. Пришло время принимать пилюли.

— Да-да, ты уж не забывай, — сказал Кенни.

— Конечно, — ответил Боб и, одарив своих замечательных друзей улыбкой, отправился в туалет за водой, чтобы запить свои чудесные пилюли.

— Наширялся выше крыши, — заметил Стив.

— Такие колеса на улицах Нью-Йорка стоят кучу денег! — вставил Чак. — Загнал бы их и ушел себе на пенсию.

— Оставьте парня в покое, — сказал Кенни. — Не забывайте, мы обязаны помочь Бобу вернуться в нормальное состояние.

И парни как один ответили:

— Да. Конечно. Естественно. Поможем.

Загубник — в рот, дыши нормально. Дыши хоть как-нибудь. Падай камнем на дно. Надеть маску... Прочь маску! В ней полно воды.

Почувствовав, как в нос забирается вода, а сам он падает на дно водохранилища, Келп вытянул вверх левую руку, нажал кнопку и, наполнив ПУП воздухом, немедленно прекратил падение, потом начал подниматься и внезапно выскочил на поверхность.

Но где, в каком месте? Вокруг — сплошная чернота. Ни лодки, ни Дортмундера не видно. «Только не паниковать!» — приказал себе Келп и, подавив все возрастающее беспокойство, вылил воду из маски, натянул ее, убедился, что головной фонарь на месте, выпустил из ПУПа немножко воздуха и медленно погрузился в черную воду, словно брошенное любовное послание.

Опускаясь на дно, Келп включил лампочку и принялся крутить головой, в надежде обнаружить Дага или показать ему, где находится сам. Но вот его ноги коснулись дна, а он по-прежнему ничего не видел. Он даже не мог разглядеть, на чем стоит, пока не пригнулся к самому дну. И лишь тогда рассмотрел сквозь бурую воду ровную поверхность, покрытую мелким щебнем и слоем мохнатого ила.

Выпрямившись и потопав обутыми в ласты ногами, он понял, что стоит на чем-то твердом и даже не очень скользком. Неужели дорога? Какая удача!

Келп двинулся вперед, вернулся назад, ощущая твердую почву. Заметив, что его ноги не поднимают со дна грязи, он решил, что упал прямо на городскую улицу. Где же в таком случае обочина? Где край дороги, по которому он мог бы определить, где сейчас находится и куда ему следует идти?

Неестественно задирая колени до пояса (из-за ласт), Келп медленно двинулся по расширяющейся спирали, разыскивая край поверхности, на которую он угодил. А если он попал на автостоянку? Чтобы нащупать ее бордюр, потребуется добрый час времени.

Стена. Невысокая кирпичная стена по колено высотой. Келп нагнулся, оперся руками о ее склизкую поверхность и, прежде чем перебраться на ту сторону, осмотрел участок дна, на который ему предстояло шагнуть.

Поначалу он не видел ничего; затем сквозь шевелящиеся бурые хлопья проглянули кирпичи. Ряды кирпичей, уходящих вниз и исчезавших в темноте.

Что за черт! Келп пригнулся еще ниже и перевесился через стену, держась за нее одной рукой и следя за лучом света, скользившим вниз по бесконечным рядам кирпичей. Все ниже и ниже... и вдруг в нескольких футах под его ногами открылось черное прямоугольное отверстие.

В мутной воде было плохо видно: предметы выглядели расплывчато и искаженно, и если бы Келп не был уверен в том, что это невозможно, он решил бы, что черный провал — это... окно!

— А-а!

Келп оттолкнулся от стены, стремясь укрыться на середине крыши (крыши!), но переборщил и взмыл вверх. Несколько мгновений он висел в воде, медленно поворачиваясь и чувствуя себя совершенно беспомощным, затем вновь опустился на крышу и вздохнул через мундштук, оглядываясь вокруг и соображая, что делать дальше.

Я на крыше! Какое невезение! Я даже не знаю, какой высоты это здание. Как же мне спуститься?

Минутку. Я же смог спуститься сюда. Крыша была внизу. Какое имеет значение высота здания?

Прыгая по-пингвиньи, словно первый астронавт по поверхности Луны, Келп вернулся к краю крыши и, добавив в ПУП чуть-чуть воздуха, взмыл ввысь, раскинув руки, словно при игре в самолетики.

Настоящий супермен! Охваченный приступом веселья, Келп рассмеялся прямо в мундштук. Взмахнув руками и ногами, он нырнул головой вперед и сделал сальто в воде, минуя край крыши и задирая ноги выше головы. Затем выпрямился и огляделся, посвечивая по сторонам головным фонарем, будто ребенок на детской площадке ищущий, с кем бы ему покачаться на качелях.

Какое это удовольствие — подводная прогулка! Они с Дортмундером учились подводному спорту и уже дважды спускались на дно водохранилища, но так и не оценили всей прелести этого занятия. «И если бы Джон понял, как это здорово, — подумал Келп, — даже Джон полностью изменил бы свое отношение к подводному плаванию!» Даже Джон.

Келп дурачился у кирпичного здания не меньше пяти минут, прежде чем вспомнил о Даге, о спрятанных деньгах и той работе, которую он должен был выполнить. Ну что ж, пора прекратить забавы и приняться за дело.

Чувствуя себя увереннее с каждой секундой, Келп подплыл к стене и спустился вдоль нее, установив, что высота здания составляет четыре этажа и что он находится у торца, поскольку дверей здесь не было, только окна.

Решив наугад двинуться вправо, Келп легко и свободно взмахнул ластами, и они понесли его в обход здания. Завернув за угол, он посмотрел влево и увидел, что выбор был правилен и привел его к фасаду строения. Невысокие ступени вели к большому проему в стене, где когда-то были двери. Над проемом была балка с выбитой на ней надписью:

ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ПАТКИНС-КОРНЕРЗ

Ура! Свалившись с борта лодки, он угодил прямиком на крышу здания, которое они искали. Ящик Тома Джимсона был зарыт в поле позади библиотеки. Итак, оставалось лишь найти Дага и отправиться за деньгами.

Особых затруднений не предвиделось. Первым делом они намеревались отыскать железную дорогу и проследовать вдоль нее до станции Паткинс-Корнерз, поскольку библиотека — та самая библиотека, где стоял сейчас Келп, — находилась как раз против станции. Значит, если Келп выйдет к станции, то рано или поздно столкнется с Дагом.

Отлично. Келп оставил библиотеку за спиной и проплыл по невидимой улице к фасаду вокзала, который сумел разглядеть, лишь когда оказался на его крыше. Огромное кирпичное здание, порождение тех времен, когда люди даже не подозревали о том, что железная дорога — лишь одна из ступеней технического прогресса. Все съемные части — оконные рамы, двери и тому подобные предметы исчезли, однако оставалась каменная коробка, в которой с первого взгляда угадывался образчик железнодорожного зодчества.

Не желая проходить сквозь здание, Келп обогнул его сбоку и оказался на полуразрушенной бетонной платформе, за которой лежали рельсы. Келп проплыл над платформой и опустился на грунт, намереваясь осмотреть рельсы и оглядеться вокруг. Даг пока не появлялся. Как забавно было бы приехать сюда на автомобиле, отталкиваясь шестами! Келп воочию представил себе это путешествие.

Однако ему не суждено было осуществиться, и тут уж ничего не поделаешь. Как бы то ни было, они сюда добрались. По крайней мере сам Келп. Причем весьма неожиданным способом.

Где же ты, Даг?

«Вот за что я не люблю рыбалку! — думал Дортмундер. — Во всяком случае, это — одна из причин. Ты сидишь в лодке среди угольно-черной ночи и замерзаешь в одиночестве. И ни звука вокруг!»

«Шлеп!»

Дортмундер едва не выпрыгнул из лодки. Испуганно оглядевшись, он заметил в воде голову Дага, прикрытую правым локтем, и поначалу не мог понять, что это такое — мина? Кокосовый орех?

Кокосовый орех выплюнул загубник, сбросил маску и осведомился:

— Где Энди?

— Господи, это же Даг!

— Разумеется, Даг, — сказал Даг. — Энди с тобой?

— Нет, — ответил Дортмундер. — Он нырнул следом за тобой.

— Тьфу, черт! — выругался Даг.

— Что-то не так? — спросил Дортмундер.

— Он забыл, что надо держаться за веревку, вот что, — ответил Даг, подергав для наглядности белый нейлоновый шнур, привязанный одним концом к борту, а другим — к якорю.

Дортмундер кивнул.

— Значит, он должен был держаться за веревку? — спросил он.

— Только так мы могли оказаться на дне вместе. Именно так я смог найти тебя и вернуться к лодке.

— Вероятно, во время погружения его больше волновал загубник, — заметил Дортмундер.

— Загубник?

— И маска, — добавил Дортмундер. — Он прыгнул в воду, забыв их надеть.

— Боже мой! — воскликнул Даг. — Если он появится на поверхности, дай мне знать. Дерни два раза за шнур.

— Конечно, — сказал Дортмундер. — Надеюсь, ты не думаешь, будто с Энди что-то случилось?

Однако Даг уже нырнул и ушел на глубину. Дортмундер свесился за борт, но ничего не увидел. Даже собственного отражения. «Несчастный Энди», — подумал он.

А ведь на его месте мог быть я.

Келп сидел на бетонной скамье, словно запоздавший пассажир, ожидающий поезда, который уже никогда не придет. Скрестив ноги, сложив руки и немного подавшись вперед под тяжестью акваланга, он сидел, еле видимый в тусклом свете своего головного фонаря. Вода лениво обтекала его, наплывая и отступая, и если бы он смог увидеть себя со стороны ожидающим поезда на разбитой платформе в бурой воде, затопившей мертвый город, Келп, вероятно, испугался бы этого зрелища.

Однако он не мог видеть себя и сидел, не замечаемый никем. Шли минуты, но никто не появлялся, и в конце концов Келп забеспокоился. Ему стало холодно и неуютно на бетонной скамье, он начал чувствовать себя одиноким, заброшенным в Паткинс-Корнерз.

Где же Даг? Неужели он не нашел станции? Это было так логично! Что ему еще оставалось? И вдруг...

Луч света. Расплывчатый, тусклый, едва различимый в бурой мути, похожий скорее на отражение света его собственного фонаря, настолько слабый, что в его существование верилось с трудом. Мог ли это быть преломленный свет фонаря Келпа? Иначе откуда ему взяться по ту сторону дороги, у дальнего края платформы восточного направления, откуда Келп никак не мог ожидать появления какого бы то ни было света?

Нужно протянуть руку, подумал Келп, и выключить свой фонарь, чтобы разглядеть появившийся вдали огонек, если там действительно есть видимый свет. Беда в том, что нервы Келпа уже были изрядно напряжены, но он ощутил это только теперь, когда к нему с самого неожиданного направления подплывал огонек, если, конечно, он действительно существовал. Что, если это... Господи, никаких привидений, конечно, не бывает, но как знать, вдруг они живут как раз здесь, под водой, где обычные правила и законы неприменимы? Может быть, здесь, на дне, вдали от людей существует все что угодно, и этот огонек...

Поднять руку и прикоснуться к кнопке фонаря Келп еще сумел, но сил нажать ее уже не оставалось. Он сидел на скамье, приложив к голове руку, а огонек по ту сторону рельсов метался туда-сюда, исчезал, появлялся вновь, опять пропадал... И вдруг луч уперся прямо в лицо Келпа. Господи, спаси и сохрани!

Это был Даг. Испытав громадное облегчение, Келп даже и не думал возражать, когда Даг опустился рядом с ним и, сурово наставив на него палец, указал затем на нейлоновый шнур, обвязанный вокруг запястья. Шнур уходил вверх и терялся в темноте. В то самое мгновение, когда Келп его увидел, он вспомнил, что перед погружением должен был первым делом обвязаться веревкой.

Ну да, конечно! Черт возьми! Келп старательно продемонстрировал Дагу полное понимание и свое искреннее раскаяние. Он воздел руки, двинул себя в ухо, ткнул в челюсть, хрястнул правым кулаком по ладони левой руки...

Даг схватил его за запястья. Келп удивленно посмотрел ему в лицо, и Даг отпустил его, показав плавным жестом: успокойся, все в порядке.

Да. Конечно. Келп кивнул, осветив Дага с головы до ног.

Даг выбрал один из шнуров, привязанных к его поясу, и прицепил веревку к поясу Келпа. Теперь они не смогли бы разойтись больше чем на восемь футов и ни за что не потеряли бы друг друга.

Великолепно! Келп выразил свое удовлетворение, крепко сжав пальцы Дага обеими руками. Даг нетерпеливо кивнул, высвободил руку и пошевелил двумя пальцами, изображая шагающие ноги.

Келп еще раз с воодушевлением кивнул и уже собирался отправиться к библиотеке, когда Даг внезапно взмыл в воздух — точнее, в воду, — и поплыл прочь. Торопливо, не давая связывающей их веревке натянуться, Келп оттолкнулся от платформы и устремился следом.

Если для исполнения ваших замыслов требуется облачная ночь, вы должны быть готовы и к ее возможным последствиям.

Дортмундер сидел на резиновом борту лодки, ему было скучно, зябко и очень хотелось спать. И еще он волновался за Энди. Все ли в порядке там, внизу? Сможет ли Даг его отыскать? Но если бы случилось непоправимое, Даг уже успел бы сообщить об этом, решил он.

«Плип!» На тыльную сторону ладони Дортмундера упала капля. Решив, что эта капля прилетела из озера, он смахнул ее с руки.

«Плип!» — на сей раз капля упала ему на лоб. «Плип-плип-плип...»

Господи, только не это! Дортмундер поднял лицо к затянутому тучами небу. «Плип-пли-пли-пли...»

— Только этого не хватало, — пробурчал Дортмундер и ссутулился, пытаясь укрыться от дождя.

Чтобы не поднимать грязи, они старались как можно реже касаться дна, но держались вплотную к нему. Первым делом Даг приложил конец обвязанного красной лентой мерного шнура к правому углу задней стены библиотеки, а Келп тем временем обшарил окрестности, насколько позволяла длина связывавшей их веревки, и, найдя подходящий камень, закрепил мерный шнур. Затем они полетели вдоль стены, словно осы под карнизом, укладывая шнур до тех пор, пока не наткнулись на узел.

На сей раз Келп держал шнур, а Даг плавал вокруг, словно рыбка в слишком тесном аквариуме. Наконец он притащил камень и прижал им узел ко дну.

Потом началось самое сложное. Им нужно было отмерить расстояние от стены под прямым углом. Даг и Келп отработали эту операцию на заднем дворике дома номер 46 по улице Вязов при дневном свете и на суше, однако в нынешних условиях все было куда труднее. Например, им нельзя было расхаживать по измеряемому полю.

Келп наступил на узел, прислонившись спиной (точнее, аквалангом) к стене и нацелил головной фонарь таким образом, чтобы его луч составил прямой угол со стеной. Даг отплыл на восемь футов, укладывая по пути шнур. Затем Келп прошел вперед примерно на четыре фута и, положив второй фонарь на дно, включил лампочку, направляя луч вдоль шнура. Подойдя к Дагу, он наступил ногой на шнур, а его спутник медленно двинулся дальше, прокладывая веревку по прямой, соединяющей два огонька. Пройдя еще восемь футов, они повторили всю процедуру.

По расчетам Уолли, центр зарытого ящика находился в тридцати семи футах от стены. Чтобы добраться до тайника, они должны были пять раз повторить па своего медленного подводного танца, прежде чем наткнутся на второй узел, который означал: «Ройте здесь».

Ну наконец-то! Паря над искомой точкой, Даг и Келп сблизили головы и улыбнулись друг другу из-за загубников. До успеха было рукой подать.

Что происходит, когда лодка наполняется дождевой водой? Не может же она утонуть, ведь ее борта-баллоны заполнены воздухом.

Однако ничто не мешает лодке валиться с борта на борт. Учитывая вес сидевшего в ней Дортмундера, можно было предположить, что заполненная водой лодка неизбежно погрузится в озеро чуть ниже его поверхности, причем пассажир окажется в воде по пояс, а двигатель будет безнадежно испорчен.

Во-первых, одежда Дортмундера для этого не годилась. Он знал, что ему предстоит выйти в озеро на лодке в темную прохладную июньскую ночь, так что надел ботинки на толстой подошве, шерстяные носки и брюки, а также штормовку на «молнии». Однако в такой дождь этого было мало. А уж для погружения в воду — тем паче.

Во-вторых, на сей раз погружения не предвиделось, поэтому Дортмундер не был оснащен, как Даг или Келп. Ему предстояло сопровождать ныряльщиков, и он был готов даже отправиться в плавание, если потребуется, но только не под воду.

В-третьих, ему очень мешал бак с бензином, маленькая металлическая канистра емкостью пять галлонов, соединенная с мотором гибким шлангом. До сих пор бак находился там, где ему полагалось, в своем гнезде под баллоном борта лодки на корме, неподалеку от встроенной в задний борт деревянной платформы, к которой крепился мотор.

Однако бензин легче воды, и как только внутренняя полость лодки превратилась в плавательный бассейн, канистра проявила неукротимое желание выскочить из гнезда и немножко пошалить. У Дортмундера не было ковша, так что ему пришлось вычерпывать воду пригоршнями — операция утомительная и болезненная, поскольку руки постоянно натыкались на бензиновый бак. Дортмундер отпихивал бак к корме, покрикивая на него, словно на игривого щенка, расшалившегося в самый неподходящий момент, однако проклятая канистра неизменно возвращалась и тыкалась ему в руки.

Лодка постоянно зачерпывала воду из озера и оттого тонула еще быстрее. Доска, к которой был прикреплен мотор, и без того находилась ниже уровня борта, а под тяжестью двигателя она и подавно опустилась, и теперь из-за неустойчивости полузатопленной лодки при каждом движении Дортмундера между бортом и мотором в лодку проникала вода. Дортмундер не мог сидеть неподвижно, поскольку в движение пришло все — подул ветер, поднялась волна, начала раскачиваться лодка. И в итоге вода продолжала хлестать через борт.

Дортмундеру надо было перераспределить вес и заставить корму подняться повыше. Но как это сделать? Времени оставалось совсем немного: вода в лодке прибывала, а чем выше она поднималась, тем глубже оседала лодка и тем больше воды заливалось через корму.

Дортмундер пересел ближе к носу; этого оказалось недостаточно. Бензобак метался туда-сюда, хотя его перемещения уже не играли особой роли. Единственным по-настоящему тяжелым предметом, из-за которого, собственно, все произошло, был мотор. Дортмундер подумал, что его следует временно перенести на нос, чтобы поднялась корма и можно было спокойно вычерпать воду и удержать лодку на плаву по крайней мере до возвращения Дага и Келпа.

Главное, напомнил себе Дортмундер, это не уронить мотор за борт. Объяснить такое пловцам было бы непросто. Дортмундер видел, как Берри устанавливал двигатель, и был уверен, что сумеет снять его без особых приключений, поэтому немедленно приступил к делу, не дожидаясь, пока лодка погрузится еще ниже.

Сперва следовало освободить боковое крепление, после чего можно наклонить мотор вперед, вытащив винт из воды, и, что намного важнее, чуть-чуть сместить центр тяжести к носу лодки.

Затем — отсоединить от мотора шланг подачи горючего, подключенный к передней его части чуть ниже опорного кронштейна при помощи устройства, напоминающего толстую металлическую иглу.

Потом, удерживая одной рукой мотор, медленно и осторожно открутить две гайки-"барашка", которыми были затянуты защелки по обе стороны корпуса.

Затем, как можно крепче ухватившись за мокрый металлический кронштейн, снять мотор с поворотного штыря и отнести его на нос лодки, шагая по мягкому, колышущемуся дну, ежесекундно теряя равновесие и прижимая мотор к груди обеими руками, чтобы он не вывалился за борт, и наконец уложить тяжеленный аппарат вдоль оси лодки, оперев его головкой о баллон борта. Но первым делом — игла бензошланга.

Но что это за шипение?

Все шло как по маслу.

Как и предсказывали Даг и Уолли, основываясь каждый на своем опыте и знаниях, дно водохранилища на поле позади библиотеки было мягким, илистым. Для того чтобы его копать, не требовались тяжелые инструменты. Дагу и Келпу нужно было лишь немного испачкать руки.

Так и вышло. Правда, руки оказались очень грязными, но вода, в которой они работали, мгновенно их очищала. Эта работа тоже смахивала на детскую игру.

Зависнув над точкой, отмеченной узлом мерного шнура, и перевернувшись вверх ногами, Даг и Келп разгребали руками донную грязь, отбрасывая ее назад, словно собаки, вознамерившиеся зарыть кость. Со дна поднимались густые клубы мути, и вскоре ныряльщики вконец ослепли; не помог и свет двух головных фонарей. Впрочем, это было не важно. Они прекрасно справлялись на ощупь, роя в иле яму глубиной в три фута.

«Бум-бум». Пальцы Дага и Келпа, разгребавшие ил, одновременно наткнулись на что-то твердое, тяжелое, деревянное и неподвижное.

Переполнившая компаньонов радость заставила их на мгновение забыться, и они начали удаляться от ямы, но затем спохватились и вернулись на место одним взмахом ласт. Они уткнулись носами в вырытую дыру и сунули в нее руки — каждый со своей стороны. Нетерпеливые пальцы скользнули по дереву и нащупали поручни гроба. Даг и Келп подтянулись поближе и продолжали разгребать ил до тех пор, пока крышка ящика не обнажилась целиком и они не смогли завести под дно гроба петлю шнура, которым были привязаны друг к другу. Затем они наполнили свои ПУПы воздухом и взялись за поручни. Гроб, пролежавший в покое долгие годы, начал медленно и неохотно подниматься.

На этом этапе операции они намеревались лишь вынуть гроб из ямы и, если удастся, перенести его на менее зыбкую поверхность — например, на ступени библиотеки. Затем, переместив ящик в такое место, откуда его будет легко взять, они привязали бы к его ручке шнур, соединявший их с лодкой. Дальше все было просто.

Для начала они должны были подняться на поверхность и, привязав мерный шнур к леске, вернуться на берег, где их поджидали Тайни и Том. Тут они собирались взять свежие баллоны и дополнительные ПУПы и привязать конец веревки к барабану лебедки. Затем Келп с Дагом должны были вернуться на дно, к фобу, прикрепить к нему ПУПы, накачать их воздухом и направлять движение гроба по мере того, как Тайни вытягивал бы всплывающий ящик лебедкой. Элементарно.

Первая часть плана была несложной, но весьма трудоемкой. Гроб оказался очень тяжелым и, несмотря на помощь подъемной силы, развиваемой ПУПами, пловцы так и не смогли оторвать гроб от грунта, поэтому по пути вдоль мерного шнура тот поднимал густой ил. Тем не менее Даг и Келп ухитрились дотащить его до библиотеки, затем обогнули здание и в конце концов водрузили ящик на шершавую бетонную площадку между старой дорожкой и ступенями библиотеки.

Даг отцепил от запястья мерный шнур, привязал его к поручням гроба, подплыл к Келпу, и они вдвоем залюбовались лежащим у их ног противником, плененным, укрощенным и связанным. Затем они посмотрели друг на друга, ликующе улыбаясь, радуясь сделанному. И в этот миг на дно между ними медленно опустился башмак.

Башмак? Даг и Келп провожали его взглядами, пока тот не опустился в буром свете их фонарей и не ударился о гроб. Ботинок неуверенно покачался, потом, словно споткнувшись, повалился на дно.

Даг первым ринулся к ботинку и, подхватив его, вернулся к парящему в воде Келпу. Они оба повисли футах в пяти над гробом и принялись рассматривать находку. Даг медленно повернул ботинок, и оба пловца уставились друг на друга вытаращенными глазами.

Дортмундер. Это его обувь. Никаких сомнений.

— Пора бы им возвращаться, — сказал Том.

— Это только кажется, и все потому, что мы сидим без дела, да еще под дождем, — заметил Тайни. Потом он развернулся и, вновь усевшись на мокрую землю, заливаемую потоками воды, вгляделся в сырую тьму и спросил: — Как это ты оказался у меня за спиной?

— Тебе нет нужды бояться меня, Тайни, — ответил Том со своим характерным смешком.

— Я не боюсь, — ответил Тайни. — Только хочу, чтобы ты подошел поближе и сел рядом со мной.

— Там слишком мокро.

— Везде мокро. Видать, придется мне подойти к тебе и сесть рядом.

— Нет-нет, я сейчас, — отозвался Том, и Тайни услышал, как старый мерзавец поднимается, хрустя суставами. Звук напоминал скрежет взводимого курка винтовки.

Минуту спустя Том показался из темноты, похожий на отощавшую лисицу, и уселся так, чтобы Тайни мог видеть его, но не мог дотянуться руками.

— Так лучше?

— Ты мне нравишься, Том, — сказал Тайни. — Мне приятно на тебя смотреть.

Том вновь издал смешок, после чего они некоторое время молчали, сидя под проливным дождем у ручья Галкилл, перед расстилавшимся у их ног серо-черным водохранилищем, испещренным миллионами дождевых капель.

— Надеюсь, все идет нормально, — сказал Тайни.

Тут, наверху, творилось черт-те что.

Келп и Даг поднялись по шнуру на поверхность. Что же они увидели, вынырнув из воды? Проливной дождь. В черной воде озера виднелась пустая полуспущенная лодка, по-прежнему привязанная к леске, но погрузившаяся в воду на четыре-пять футов. Над ней болтался бензобак. Мотор исчез. Дортмундер тоже.

ПУП Келпа был наполнен до отказа, и это дало ему возможность выплюнуть мундштук и крикнуть:

— Где Джон?

— Не знаю. — Даг, тоже набравший максимальную плавучесть, рыскал кругами, пытаясь что-нибудь рассмотреть.

— Черт побери, Даг! — сказал Келп. — Что здесь произошло?

— Дождь залил лодку, — объяснил Даг. — А что случилось с мотором и Джоном, я не знаю.

— Нет! Он не утонул! — крикнул Келп, возбужденно подскакивая, отчего вода время от времени попадала ему в рот. — Мы же его не видели! Только ботинок!

— Вряд ли он мог утонуть, — сказал Даг. — У него под рукой была леска. Ему только и надо было, что подтягиваться по ней к берегу.

— Ты прав! — крикнул Келп и с облегчением зашлепал по воде руками. В глубине души он чуть было и впрямь не поверил, что Джон утонул.

— Надо догнать его и помочь выбраться на берег, — предложил Даг. — Джон не мог намного нас опередить.

— Отличная мысль! — Келп посмотрел направо и налево. По обе стороны простиралась непроглядная тьма. — Куда плыть?

Даг задумался.

— Давай сделаем так, — сказал он. — Ты поплывешь вдоль лески в ту сторону, а я — в эту. Плыви под водой, так получится быстрее. Но веди лучом света по леске.

— Ясно, — ответил Келп и сунул загубник в рот. Выпустив из ПУПа немного воздуха, он опустился на несколько футов и включил головной фонарь. В его луче засеребрилась нить лески, исчезавшая вдали в черной воде. Неспешно помахивая ластами, Келп поплыл вдоль лески, радуясь тому, как легко ему это удается и предвкушая тот момент, когда он настигнет Джона, ползущего к берегу, словно раненый морж.

Ему не повезло. Келп доплыл почти до самого берега и увидел рельсы, показавшиеся на дне, поднимавшемся из черной воды. Но Джона так и не встретил. Очутившись по грудь в воде, Келп встал на железнодорожную насыпь, высунул из-под воды голову и отважился мигнуть фонарем в сторону густого кустарника на берегу.

— Джон! — чуть слышно позвал он.

Нет ответа. Впрочем, если учесть, как медленно должен был двигаться Джон по сравнению с Келпом, стремительно рассекавшим воду, становилось ясно, что он не мог уйти так далеко. Значит, Даг перехватил его на другой стороне.

Нет. Даг уже поджидал его у лодки, высунув голову из воды. Он был один. Келп вынырнул рядом с ним, и Даг спросил:

— Ну?

— Ч-черт, — пробормотал Келп.

Мэй открыла глаза, недоумевающе уставилась на серый прямоугольник в непривычном месте и услышала, как шумит унитаз. Чтоб он провалился! И откуда взялось это окно?

Пошарив по постели, она внезапно осознала, что лежит в кровати одна, и вспомнила, где она сейчас (вот почему окно находится здесь, а не там, где ему надлежит быть!). Наконец она поняла, что сквозь окно доносится шум дождя. Несчастные ребята, они сидят у водохранилища и, верно, промокли до костей.

Даг и Энди промокнут в любом случае, но остальные... Мэй приподнялась, чтобы узнать, который час и что ее разбудило. Дурной сон? Воспоминание о Джоне? Какой-то звук? Вернулись ли ребята домой? Удалось ли им достать деньги? Сколько теперь времени?

03.24.

Мэй прислушалась, однако за шумом дождя ничего не было слышно. Ребята уже должны были вернуться. Или вернутся в ближайшее время.

Как бы то ни было, заснуть она больше не могла. Выбравшись из постели, Мэй отыскала в темноте рубашку, оделась и вышла в коридор, едва освещенный лампочкой ночника, воткнутого в розетку у самой лестницы на уровне колена. Мэй посмотрела вверх, но там царила кромешная темнота. Она уже собиралась вернуться в спальню, когда ее внимание привлек свет, пробивавшийся из-под двери комнаты Уолли.

Неужели он так и не ложился? Мэй пересекла холл и тихонько постучалась в дверь.

— Уолли! Ты спишь?

Из комнаты донеслись шуршание и скрип. Затем дверь распахнулась, и на пороге показался Уолли, низенький, кругленький и мокрый, как всегда, но вдобавок еще и полностью одетый. Похлопав влажными глазами, он спросил:

— Что? Уже приехали?

— Нет. Я только что проснулась, и мне захотелось выпить стакан теплого молока. Ты будешь?

Уолли улыбнулся.

— Черт побери! Теплое молоко... напоминает мне... — Он смущенно огляделся. — ...напоминает мне вот этот самый дом, — наконец решился Уолли. — Да, конечно. Я тоже хочу теплого молока. Спасибо, мисс Мэй. Я только выключу компьютер и тут же приду.

«Он проводит за компьютером слишком много времени, — подумала Мэй, спускаясь по лестнице и включая по пути свет. — Впрочем, это увлечение ничем не хуже других. Так, — одернула она себя. — Что я ему — мать родная?»

Это дом виноват. Он заставляет нас меняться. Скоро мы начнем посылать друг другу поздравительные открытки.

Прежде чем подогреть молоко, Мэй открыла дверь, ведущую на задний дворик, и выглянула наружу. Неумолимые струи ливня при полном безветрии отвесно вонзались в землю. «Такой дождь может идти несколько дней кряду, — подумала Мэй. — Бедные парни. Надеюсь, у них там все в порядке».

На столе дымились две чашки теплого молока, когда в кухню вошел Уолли, блистая влажной улыбкой в свете люминесцентных ламп.

— Это так любезно с вашей стороны, мисс Мэй, — сказал он, усаживаясь напротив и беря кружку обеими руками. — Я вот думал, как это прекрасно, когда люди живут вместе, почти как одна семья.

— Я тоже об этом думала, — призналась Мэй.

— Я буду очень скучать, когда все это кончится, — сказал Уолли.

Вместо ответа Мэй пригубила молоко. Несколько минут они с Уолли провели в дружеском, хотя и не семейном, молчании, пока на кухне не появилась мамуля Стэна в серых пушистых шлепанцах, поношенной рубашке и с зелеными папильотками в волосах. Она сердито прищурилась от света и сказала:

— А я думала, они уже вернулись.

— Пока нет, — ответила Мэй.

— Мы сидим и ждем их, — произнес Уолли, сияя блаженной улыбкой. — Сидим и пьем теплое молоко.

— Вот как.

— Могу и вам согреть, если желаете, — сказала Мэй.

— Чего добру зря пропадать? — отозвалась мамуля и, подойдя к холодильнику, достала из него банку пива, вскрыла ее и сделала большой глоток. Потом вытерла губы рукавом рубашки, повернулась к столу и сказала: — Дождь идет.

— Надеюсь, все будет нормально, — ответила Мэй.

— От дождя еще никто не умер, — сказала мамуля. — Немножко воды никогда не помешает. — Она уселась за стол и добавила: — Посижу-ка я с вами, подожду ребят.

Мэй наблюдала за Уолли, который смотрел на мамулю, допивающую пиво. Мэй видела, что Уолли счастлив, что он любит их обеих — женщину, напоившую его теплым молоком, и старенькую тетушку (именно такую роль предназначал Уолли мамуле Стэна) с ее пивом. «Если только он скажет „как семья“, — пообещала себе Мэй, — я тут же плесну в молоко виски. И как можно больше!»

Но Уолли промолчал.

— Терпеть не могу дождь, — сказал Тайни.

— Дождь помогает скрыть следы, — отозвался Том.

— Какие следы? — спросил Тайни, вытирая намокшие брови.

— Следы, по которым за тобой идут собаки.

У Тайни возникло непреодолимое желание взяться за что-нибудь руками и крепко сжать пальцы.

— Что-то запаздывают ребята, — пробормотал он.

— ...э!..

Тайни нахмурился, и вода ручьями хлынула ему на лицо.

— Ты что-нибудь слышал? — спросил он, вытирая влагу.

— Мотор, что ли? Нет, не слышал.

— Не мотор, — сказал Тайни. — Что-то вроде голоса.

— ...э-э!..

— Ты не сможешь услышать голоса, — заметил Том. — В такой дождь...

— Заткнись! — велел Тайни.

— Что это было?

Тайни пребывал в скверном расположении духа.

— Земля очень сырая, Том, — сказал он. — Может быть, мне усесться на тебя?

— У нас у всех нервы на пределе, — примирительно заметил Том.

— Посиди тихо, а я прислушаюсь, может, голос раздастся, — велел Тайни.

— Тоже мне, Пенелопа, — вполголоса пробормотал Том, но все же умолк. Тайни прислушался, но голос не раздавался.

Может, ему показалось? Может, это шум дождя? Нет, ему определенно послышался голос со стороны водохранилища.

В конце концов встревоженный Тайни поднялся и подошел по топкому берегу к самой кромке воды, забыв о Томе, оставшемся у него в тылу.

— ...ай...

Точно, голос!

— Эге-ге! — крикнул Тайни.

— ...ай?..

— Сюда! — крикнул Тайни, заметив на поверхности воды тусклый огонек.

Том подошел поближе и стал рядом с Тайни. В этот миг они позабыли друг о друге.

— Что там происходит, черт возьми? — спросил Том.

— Начальство вызывает.

— Ну нет, — сказал Том. — Начальство — это я.

— Тайни!

— Сюда! Сюда! — крикнул Тайни. Огонек, мерцавший вдали, подпрыгнул и погас.

— Кто кричал? — спросил Том.

— Не пойму. У него полный рот воды.

Раздался всплеск, и вновь послышался голос:

— Тайни! Где вы?

— Здесь! Давайте сюда! Вы меня слышите? Эй! Я тут! Мы оба здесь! Вы меня...

— А вот и парни вернулись, — сказал Том.

Он был прав. Из озера, спотыкаясь и покачиваясь, вышли Энди Келп и Даг Берри в гидрокостюмах и с полным комплектом снаряжения за плечами.

— Я уж думал, мы никогда не найдем правильной дороги, — задыхаясь, произнес Даг.

— А где лодка? — спросил Тайни. — Где Дортмундер?

Келп и Даг остановились, тяжело дыша.

— Мы надеялись, что он уже здесь, — сказал Берри.

* * *

Стэн был не прочь порулить, в конце концов это его работа. Но гонять ночью под дождем по деревенским проселкам, где нет машин и не за что зацепиться взглядом, мотаться в одиночестве, без определенной цели — просто накручивать мили по округе, дожидаясь, пока ребята не сделают дело, — это уж слишком.

И вот наконец, когда в четверть пятого Стэн в очередной раз проезжал по мосту через ручей Галкилл, на обочине появился Келп с высокоподнятой рукой. Мэрч остановил машину сразу за мостом.

Сдвинувшись на правый край сиденья, он распахнул пассажирскую дверцу, высунул голову под дождь и увидел Тайни и остальных, выходивших из леса и залезавших в кузов через задний борт. К сожалению, там не было крыши.

— Ну, как? Получилось? — крикнул Стэн.

Энди обошел грузовик и залез в кабину.

— И да, и нет, — ответил он. — Как говорится, хорошие новости и плохие новости. Всего помаленьку.

— Вы нашли деньги?

— Да, и это — добрая весть, — сказал Энди. — Они все еще на дне, но мы выкопали гроб и привязали к нему веревку.

— Отлично! — воскликнул Стэн. — Итак, вы нашли деньги, это хорошая новость. Какая же плохая?

— Мы потеряли Джона.

Мэй только взглянула на Стэна и поняла. Она не могла сказать точно, что именно, но все же поняла: что-то стряслось.

— Мы еще не теряем надежды.

Это были первые слова Стэна, которые он произнес, войдя вскоре после восхода солнца в кухню, где до сих пор сидели Уолли, Мэй и мамуля. У них были заспанные лица и воспаленные веки, но они не желали отправляться в постель, пока не узнают главного.

— Какой надежды? — спросила Мэй.

— Стэнли, говори немедленно, — потребовала мамуля.

— Насколько я понял, получилась такая штука...

— Стэнли! Сию же секунду!

— Лодка утонула. Джон был в ней один. Мы не знаем, куда он делся.

Мэй вскочила, расплескивая остывшее молоко.

— На дно озера! — крикнула она. — Вот куда!

— Нет-нет, — возразил Стэн. — Во всяком случае, мы придерживаемся другой версии. Дело в том, что над водохранилищем вдоль рельсов была протянута веревка, рядом с которой находился Джон. Мы полагаем, что он доплыл до берега, держась за веревку, и опередил Дага и Энди, которые поплыли ему вслед. Поэтому Даг и Энди отправились по железной дороге в одну сторону от озера, а Тайни с Томом — в другую. А я приехал, чтобы рассказать вам о случившемся.

— Я немедленно еду туда! — решила Мэй.

— Мы все едем, — добавила мамуля.

— Еще бы! — воскликнул Уолли, вскакивая из-за стола и сверкая глазами.

— Там дождь, Мэй, — заметил Стэн.

— Остается надеяться, что дождь идет и там, где сейчас находится Джон, — ответила Мэй.

Разумеется, Боб пока не мог водить машину. До поры до времени. Он прекрасно это понимал, и окружающие понимали это не хуже. Поэтому Кенни вызвался возить Боба на работу и домой до тех пор, пока тот не сможет снова сесть за руль. Кенни и так возил Чака, поскольку они жили в Дадсон-Фоллз по соседству. Кенни сказал, что дом Боба, в общем-то, по пути, что он сам не возражает и что было бы прекрасно, если бы он подбирал Боба в Дадсон-Сентр, где тот проживал с той самой женщиной, имени которой он не помнил, хотя и был на ней женат, а по утрам отвозил его обратно. «Отличная мысль, — сказал Чак. — Пара пустяков, приятель!» На том и порешили.

Боб разбирал документы на букву "W", с наслаждением ощупывая каждый лист, подолгу разглядывая ряды букв, покрывавшие бумаги, любовался литерами, из которых составлялись слова. Он еще не успел покончить с буквой "W", когда к нему подошел Кенни.

— Эй, дружище! Как дела, приятель? Все в порядке, Боб? Отлично, отлично. Время подходит к шести, и мы...

«Бип!»

Кенни отпрянул, затем посмотрел на часы Боба и нервно рассмеялся.

— Пора принимать лекарство?

— Да, — ответил Боб. — Мы с доктором Панчиком до сих пор не знаем, что может со мной произойти, если я прекращу прием пилюль.

— Небось, тебе их целую кучу прописали?

— Со временем доза будет уменьшаться, — сказал Боб. — Ну, а пока... — Он встал из-за стола и пошел в туалет за водой.

Он вернулся в кабинет в седьмом часу, когда все уже были готовы уходить.

— А вот и я, — сказал Боб, блаженно улыбаясь славным ребятам, друзьям-приятелям, проводившим счастливые часы в совместном труде. — Я готов, Кенни, — добавил он, продолжая безмятежно сиять.

Компания повалила наружу, к автомобилям, обмениваясь незамысловатыми шутками с дневной сменой, несколько смущаясь присутствием Боба, который, ничего не замечая, созерцал дождь. Он поднял лицо к небу, и в этот миг капля воды попала ему в глаз, заставив Боба моргнуть. Какое чудное ощущение!

— Боб! Ты готов?

— Да-да, Кенни. Я иду.

Чак уселся впереди, а Боб забрался на заднее сиденье. Тут он увидел, что на полу сидит голый человек.

— Привет, — сказал Боб.

Голый человек на полу — впрочем, не совсем голый, на нем были плавки и один носок — по сравнению с Бобом и его друзьями выглядел куда менее счастливым. Он показал Бобу кулак, приложил палец к губам и выразительно покачал головой.

Все ясно. Голый человек не хотел, чтобы Боб рассказывал о нем своим друзьям. Ради бога. Проглоченная пилюля оказала на Боба умиротворяющее действие, не оставив в его сознании места испугу, возбуждению или злобе. Поэтому Боб сказал лишь:

— Ага.

Кенни садился в машину, втискиваясь за руль. Его рука с ключом зажигания замерла на полпути, он посмотрел в зеркальце и спросил:

— Ты что-то сказал, Боб?

— Разговаривает с воображаемым приятелем, — догадался Чак.

Кенни бросил на Чака предостерегающий взгляд:

— Прикуси язык.

Голый человек на полу решительно кивнул, указывая на Чака. Что ж, это объяснение было не слишком далеко от истины.

— Да, я разговариваю с воображаемым приятелем, — послушно отозвался Боб.

Кенни и Чак посмотрели друг на друга: Кенни — раздраженно, сознавая свою ответственность, Чак — отчасти виновато, отчасти изумленно. Кенни покачал головой и вставил ключ в замок.

— Скоро совсем свихнется, — пробормотал он.

По пути от плотины до Дадсон-Сентра Боб сидел, забившись в угол. На его губах играла улыбка, глаза искрились, пальцы подрагивали. Бобу не хотелось смотреть на голого человека у его сиденья, но тот не исчезал, и Боб постоянно видел его краешком глаза.

Глядя на дорогу, бегущую среди низкорослых деревьев, проносящихся мимо окон, Боб видел неподвижный затылок Кенни и профиль Чака. Чак ежеминутно хихикал, прыская в кулак. Спина Кенни была эдаким воплощением чувства долга.

Боб был счастлив, безмятежен, умиротворен. Его совершенно не беспокоили легкая дрожь в коленях, чуть заметные спазмы в животе, горле и глазах. Не будь рядом с ним голого человека на полу, Боб чувствовал бы себя спокойнее. Но ничего страшного. Какая разница?

Боб чуть подался вперед и, нарушая затянувшееся молчание, сказал, доверительно обращаясь к спине Кенни:

— Честно говоря, до сих пор я ни разу не разговаривал с воображаемыми приятелями.

При этих словах Чак согнулся в три погибели и повалился на бок, прижавшись к дверце. Из-под его прижатых к губам пальцев доносились хриплые звуки и неясное мычание. Сделав вид, будто никакого Чака здесь нет (словно подражая Бобу, который намеренно не замечал голого человека), Кенни бросил в зеркальце быстрый взгляд и спросил:

— Вот как?

— Да, — ответил Боб. Он хотел добавить что-то еще, но не смог выдавить ни слова.

Кенни снисходительно улыбнулся.

— Мне кажется, разговаривать с воображаемым приятелем — это так здорово, — заметил он.

Боб улыбнулся зеркальцу, в котором отражалось лицо Кенни.

— Нет, не очень, — сказал он и тут же уловил боковым зрением гневное лицо голого человека, потрясавшего кулаком.

Сосредоточившись на управлении машиной, Кенни не расслышал ответ Боба.

Боб хотел отвернуться и смотреть в окно, чтобы вовсе не видеть творившегося в машине, но сделать это оказалось не так-то просто. Верхняя половина его туловища превратилась в деревянный чурбан, каждую часть которого было очень трудно поворачивать отдельно от других. Медленно, очень медленно Боб отвернулся. При этом от напряжения у него на шее выступили жилы. За окном показались первые дома Дадсон-Сентра. Очень интересно. Просто восхитительно.

В центре города Кену пришлось затормозить у красного светофора. Боб неподвижным взглядом рассматривал витрину скобяной лавки. Раздался стук захлопываемой второй задней дверцы.

— Что это было? — отрывисто произнес Кенни.

Боб с трудом повернул голову. Чак сказал:

— Воображаемый приятель Боба только что выскочил из машины.

— Черт бы тебя побрал, Чак!

— Он прав, — вмешался Боб. — Этот человек ушел.

Чак обернулся и улыбнулся Бобу:

— Он побежал к тебе домой. Подождет тебя там вместе с Тиффани.

— Угу, — отозвался Боб.

— Посмотри, что ты наделал своими шуточками, — пробурчал сквозь стиснутые зубы Кенни, обращаясь к Чаку.

Чак бросил на Кенни нарочито невинный взгляд.

— Боб счастлив и доволен, — сказал он, но все же повернул лицо вперед и более не проронил ни звука.

Пять минут спустя машина остановилась у дома Боба.

— Боб! Мы приехали, — сказал Кенни.

Боб неподвижно сидел на месте. На нижней части его лица застыла улыбка, но у глаз залегли тревожные морщины.

Кенни обернулся и хмуро взглянул на Боба.

— Вылезай, парень. Мне пора ехать.

— Пожалуйста, отвезите меня в больницу, — сказал Боб и умолк на целых три недели.

В конце концов обитатели дома номер 46 по улице Вязов переняли свойственную жителям маленьких городов привычку оставлять двери незапертыми. И очень хорошо сделали. Когда замерзший, промокший под дождем полуголый Дортмундер добрался до дома и обнаружил, что там никого нет, он был готов выбить входную дверь, окажись она на замке.

Чувство было такое, будто он воюет с каким-то призраком. Ну и ночка! Водохранилище явно вознамерилось сжить его со свету, это уж точно. Каждый раз, когда Дортмундер оказывался вблизи его зловещих вод, озеро вытягивало жадные мокрые пальцы и тащило его ко дну. Стоило ему только подумать о водохранилище, и оно тотчас норовило его проглотить. Хватит. Бог троицу любит.

Во время третьей попытки он оказался на волосок от гибели. Проклятая лодка внезапно потеряла воздух, съежилась и ушла под воду, а он сидел в ней, держа руками лежащий на коленях мотор, и не знал, что делать дальше. Не дожидаясь, пока лодка превратится в плоский блин и пойдет вместе с ним ко дну, Дортмундер наконец решил, что с него хватит, и, выпустив из рук мотор, отправился вплавь неведомо куда.

Намокшая одежда тянула его вниз. Первым делом Дортмундер избавился от ботинок. Вместе с ними ко дну пошел один носок. Затем он стянул куртку, брюки и рубашку, за которой последовала майка.

Во время подводной схватки с одеждой Дортмундер вконец перестал ориентироваться и понимал лишь, что угодил в серьезную передрягу. Лодка и леска куда-то исчезли. Его голова торчала на поверхности, но лишь частично, и время от времени вода заливала его с макушкой. Дортмундер принялся лихорадочно вертеться и, заметив наконец тусклые огоньки плотины, понял, что в них заключена его единственная надежда. Без такого ориентира он плавал бы, описывая круги в темноте под дождем, пока не выбился из сил.

Он плыл, молотя руками и ногами, барахтаясь и захлебываясь, пока наконец не выполз на берег у края плотины подле невысокого кирпичного здания с автостоянкой. Незапертая машина — здесь, в захолустье, вообще ничего не запирали — обеспечила ему убогое укрытие от ненастья, и Дортмундер даже вздремнул в салоне, измученный холодом, сыростью и страхом.

Он еще спал, когда в машину забрался странноватый парень с приклеенной к губам улыбкой и, усевшись рядом с Дортмундером, бросил на него одурманенный взгляд и сказал:

— Привет!

«Этот парень меня не выдаст, — подумал Дортмундер. — Он не собирается поднимать тревогу и вообще делать что-нибудь из ряда вон выходящее. Такое впечатление, что он меня едва замечает».

Поэтому он собрался с силами и подавил естественное желание выпрыгнуть из машины и бежать. В результате его довезли до самого Дадсон-Сентра. Шагать голым средь бела дня по улицам, запруженным идущими на работу людьми, было очень неловко. Но, миновав четыре квартала, Дортмундер взял себя в руки: в конце концов чувство стыда не шло ни в какое сравнение с ощущениями, которые он пережил, утопая в... (он был не в силах произнести слово «водохранилище», даже думать о нем не мог).

И вот он наконец добрался домой. Куда же все подевались? «Никто меня не встречает», — с острой жалостью к себе подумал Дортмундер и зашлепал ногами — босой и в носке — на кухню. Открыв банку томатного супа, он добавил молока (ни капли воды!), разогрел его и выпил в несколько приемов из кофейной чашки, закусив пакетом с крекерами. Наконец, согревшись и обсохнув, Дортмундер понял, до какой степени он устал и измучен. Пройдя по пустому дому, он тяжело поднялся по лестнице и повалился на кровать, позабыв снять носок.

Он не проснулся и тогда, когда в дом, злобно переругиваясь, ввалились остальные восемь его обитателей — промокшие, озябшие, подавленные и несчастные. И лишь в ответ на крик Мэй, которая открыла дверь спальни и увидела Дортмундера лежащим на кровати, он пробормотал:

— Потом поговорим, хорошо?

Затем он отвернулся и вновь погрузился в сон.

ОБЛОМ ЧЕТВЕРТЫЙ

61

И он же оказался во всем виноват. Проснувшись, он спустился в гостиную. Остальные уже сидели там и, завидев Дортмундера, обрушили на него град обвинений. Это же надо!

— Ты заставил нас изрядно поволноваться, Джон, — мягко, но серьезно сказала Мэй.

— Мне тоже пришлось несладко, — заметил Дортмундер.

— Кажись, я малость застудил голову, шляясь под дождем, пока ты спал в постельке, — заявил Тайни. Его голос, похожий на звук корабельного ревуна в тумане, прозвучал еще мрачнее, чем обычно.

Мамуля Мэрча лишь фыркнула и бросила на Дортмундера многозначительный взгляд, не проронив ни слова.

— Между прочим, гонять днем на краденом грузовике несколько часов кряду тоже очень опасно, — заметил ее сынок. — И все впустую!

— Видишь ли, Джон, — сказал Даг. — Я не могу понять, как ты умудрился потерять леску, натянутую поперек озера. Ведь она была у тебя под рукой.

— Это точно, — подтвердил Келп. — Я видел ее собственными глазами.

— При свете головного фонаря? — осведомился Дортмундер, нахмурив брови.

— Ну... в общем, да.

— Пока ты спал, Джон, — вмешался Уолли, — я запросил компьютер, но он не смог предсказать, что ты поплывешь к плотине. Это направление никому даже в голову не могло прийти!

— Я поплыл туда потому, что там были огни, — объяснил Дортмундер. — Втолкуй это своему компьютеру, когда вы в очередной раз будете с ним целоваться.

Том издал характерный смешок и сказал:

— Похоже, все против тебя, Эл.

Присутствующие немедленно сменили гнев на милость и принялись с жаром убеждать Дортмундера, как они счастливы видеть его, что бы там ни случилось. Живой и невредимый Дортмундер, лежащий в своей постели, намного лучше мертвого Дортмундера, лежащего на дне озера, или полумертвого Дортмундера, валяющегося где-нибудь на берегу, сказали они. На этом тема была исчерпана.

Дортмундер проспал почти весь день. Уже наступил вечер, и за окном по-прежнему лил дождь. Прогноз погоды, полный тщательно скрываемых опасений и робких надежд, предсказывал, что дожди, несмотря на предшествовавшие две недели солнечных дней и звездных ночей, будут идти еще некоторое время, а могут зарядить и надолго. Исчерпав свои претензии к Дортмундеру, вырвавшемуся из плена водных стихий, обитатели дома перекинулись на знакомую тему. Разговор пошел о деньгах Тома, отнятых у земли, но до сих пор остававшихся под водой.

— Осталось самое простое, — заверил Даг собравшихся в гостиной. — Мы еще раз съездим к водохра...

— Нет, — прервал его Дортмундер, поднимаясь.

Мэй бросила на него удивленный взгляд.

— Джон? Куда ты?

— Возвращаюсь в Нью-Йорк, — ответил Дортмундер и направился к лестнице.

— Подожди!

— Осталась сущая ерунда!

— Что два пальца обмочить!

— Мы знаем, где лежит гроб!

— Мы привязали к нему веревку!

— Он у нас в руках!

Но Дортмундер не слушал. Он поднялся по лестнице, бухая ступнями, и принялся укладывать вещи. Тем временем в комнату один за другим заявлялись компаньоны и предпринимали попытки сломить его железобетонное упрямство.

Первой пришла Мэй. Она уселась на кровать рядом с чемоданом, в который Дортмундер швырял свои пожитки, и после минутного молчания сказала:

— Я знаю, что ты чувствуешь, Джон.

— Вот и хорошо, — ответил Дортмундер, сгребая в охапку носки.

— Но я не могу уехать отсюда, пока все не устроится.

— Ага.

— Не могу же я бросить мамулю.

— Ага.

— Если мы сейчас уедем, Тому может прийти в голову пустить в ход динамит.

— Угу.

— Короче говоря, я не хочу отсюда уезжать, — сказала Мэй.

Дортмундер замер, погрузив руки в чрево комода.

— Я все понимаю, Мэй, — ответил он. — Попробуй на секунду забыть все, что ты сказала, и ты поймешь, почему я не могу здесь оставаться. Я еду домой. Заканчивай свои дела и возвращайся. Я буду ждать.

Мэй посмотрела на него, подумала и встала.

— Я вижу, тебя не переубедить, — сказала она.

— Я рад, что ты это поняла, — ответил Дортмундер.

Следующим был Том.

— Сматываешь удочки, Эл?

— Ага.

Несколько минут спустя появился Уолли.

— Черт побери, Джон, — сказал он. — Я знаю, что ты — не герой, ты солдат, но даже и солдаты не выходят из игры в самом ее разгаре.

— Игру отменил дождь, — ответил Дортмундер.

Тайни, Стэн и его мамуля пришли втроем, словно фермеры, встречающие Дороти, вернувшуюся из страны Оз.

— Дортмундер! — прогремел Тайни. — Сам ведь втравил нас в эту историю!

— Как я понимаю, довести дело до конца будет очень просто, — заметил Дортмундер, аккуратно складывая свои сменные брюки.

— Ехать в город в среду — настоящее безумие, — сказал Стэн. — Среда — самый хреновый день. Все дороги забиты до отказа...

— Я поеду на автобусе, — отозвался Дортмундер.

На лице мамули появилось брезгливое выражение.

— Ни за что не сяду в автобус, — заявила она. — И тебе не советую.

Дортмундер кивнул, соглашаясь с мамулей, но не принимая ее совет всерьез.

— Отвезете меня на автовокзал? — спросил он.

— Таксисты не выбирают, куда им ехать, — пропыхтела мамуля, в устах которой эта фраза могла означать согласие, и вышла из комнаты.

— Ну что ж, Дортмундер, — сказал Тайни. — Откровенно говоря, я тебя понимаю. Делай как знаешь.

В ответ Дортмундер махнул рукой, и Келп с Тайни удалились. Дортмундер хотел было вновь возобновить сборы, когда в комнате появился Даг.

— Говорят, ты собрался уезжать? — спросил он.

— Да, уезжаю, — ответил Дортмундер.

— Дело в том, что завтра или послезавтра, ну, словом, в ближайшее время, — сказал Даг, — я в любом случае поеду на Лонг-Айленд посмотреть, как там дела, и захватить снаряжение для следующей попытки. Могу подбросить тебя домой.

— Я уезжаю сегодня, — ответил Дортмундер.

— Какого черта, подожди хотя бы денек.

— Давай представим себе, что я задержусь тут на день-другой, — сказал Дортмундер. — Ведь вы же замучаете меня уговорами. А потом мы с тобой сядем в пикап и поедем в город. Ты не сможешь удержаться и начнешь рассказывать мне о том, какой вы составили план, разъяснять мне подробности, перечислять необходимое оборудование. — Дортмундер дружески похлопал Дага по руке. — И во время этого разговора у меня может проснуться дикое желание попробовать сделать «триста шестьдесят».

Дортмундер уже застегивал чемодан, когда в комнате появился Энди Келп. Дортмундер посмотрел на него и заявил:

— Можешь даже не начинать.

— Понимаю, — отозвался Келп. — Я тебя знаю как облупленного, Джон. И очень хорошо чувствую, когда нет смысла сотрясать воздух. Подойди-ка сюда.

— Куда?

— К окну. Не бойся, оно закрыто.

Заинтригованный словами Келпа, Дортмундер вышел из-за кровати и приблизился к окну. Энди откинул занавеску и ткнул пальцем в усеянное каплями стекло. Там, за превратившейся в болото лужайкой на залитой дождем обочине дороги, по которой мчались потоки воды, стоял черный блестящий «бьюик-попмус-88» последней модели.

— Машина снабжена путепрокладчиком, — с тихой гордостью произнес Келп, — и всеми прочими прибамбасами. Я доставлю тебя домой с максимально возможными удобствами.

Дортмундер был тронут. Не до такой степени, чтобы переменить свое решение, но все же тронут.

— Спасибо, Энди, — сказал он.

— Честно говоря, я с тобой полностью согласен, — доверительно произнес Келп, наклоняясь вперед. — Рано или поздно водохранилище сожрет тебя с потрохами.

62

За обеденным столом стало просторнее. Щадя чувства Мэй, об этом не говорили вслух, однако отправлять в рот вилку с куском индюшатины куда сподручнее, когда между твоим локтем и локтем соседа появляется дополнительное пространство в дюйм-другой.

Однако когда речь зашла о будущих планах, отсутствие за столом Дортмундера предстало совсем в другом свете, хотя поначалу этого никто не понимал.

— Осталось самое простое, — заговорил Даг, когда подали кофе. — Мы пощупали фоб собственными руками и знаем, где он лежит.

— Кроме того, привязали к нему веревку, — добавил Келп.

Даг кивнул и сказал:

— А другой конец веревки привязан к леске, которую никто не заметит.

— Особенно в такую погоду, — заявил Тайни и чихнул.

— И что особенно приятно, на сей раз вы не оставили следов, которые могли бы привлечь внимание полиции, — вмешался Том.

— Компьютер готов предложить миллион способов довести дело до конца, — подал голос Уолли.

— Вот и хорошо, — сказал Стэн. — Давайте возьмемся и покончим с этим.

— И как можно быстрее, — добавила мамуля. — Мне не терпится вернуться туда, где управление автомобилем носит более контактный характер.

— Что ж, давайте приступать, — сказал Даг, пожимая плечами.

За столом воцарилась тишина, присутствующие попивали кофе, разглядывали стены либо водили кончиками пальцев по скатерти, описывая круги и не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Казалось, в переполненной людьми комнате стало светлее, скатерть — белее, стены — ярче, а тишина — все пронзительнее. Создавалось впечатление, что здесь собрались художники, занятые созданием автопортретов.

В конце концов Мэй не выдержала.

— Что нужно делать-то? — спросила она.

Присутствующие ожили и зашевелились, обратили взоры на Мэй и заговорили, перебивая друг друга.

— Нет ничего проще, Мэй, — сказал Келп. — Мы вытянем гроб лебедкой.

— Привяжем к веревке еще одну веревку, — пояснил Даг.

— Конечно, для этого нам придется достать новую лебедку, — вставил Тайни.

— Ну да, — кивнув, согласился Келп. — И новую веревку.

— А как насчет новой лодки? — спросил Стэн.

— Обязательно. Но только не такую, которая потонет под дождем, — сказал Тайни.

— Когда приступим? — спросил Уолли. — Будем ли мы ждать, пока не кончится дождь?

— Да, — сказал Тайни.

— Честно говоря, не знаю, — ответил Даг. — Все зависит от того, надолго ли он затянется. Видите ли, время от времени инженеры с плотины спускают на воду маленькую лодку и обходят водохранилище, берут пробы и все такое прочее. Они могут зацепить леску и порвать ее. Даже если она не зацепится за винт и они ее не заметят, мы все равно потеряем ориентир.

— Вряд ли они отправятся на прогулку в такую погоду, — заметил Тайни.

— Это верно, — согласился Даг.

Мэй откашлялась и заметила:

— По-моему, Джон сказал бы, что инженеры скорее всего выйдут в плавание сразу по окончании дождя, чтобы наверстать упущенное время.

— И это верно, — отозвался Даг.

— А что еще мог бы сказать Джон? — спросил Уолли.

— Не знаю, — ответила Мэй. — Он уехал.

Все присутствующие задумались над ее словами.

— Вот какая штука, — сказал Стэн. — В присутствии Джона легко делиться своими мыслями, потому что он тотчас указывает, где ты прав, а где ошибаешься.

— Дортмундер — это... — задумчиво протянул Тайни, — это, так сказать, центральная фигура.

Том издал характерный смешок и сказал, не шевеля своими бескровными губами:

— Жаль, что он уволился накануне получки.

Все почувствовали себя неловко.

— Теперь интересы Джона представляю я, — отрезала Мэй.

— Вот как? — негромко сказал Том. — Разве у Эла остались интересы в этом деле?

Мамуля зыркнула на него.

— А тебе-то что? — спросила она. — Доля Джона не уменьшает твоей. Ты вечно подкидываешь людям подлянки, а потом потешаешься.

— Если все счастливы, то и я доволен, — ответил Том.

— Вопрос в том, когда вы собираетесь приступать и каким образом все это сделать, — настаивала Мэй.

— Я лично держал гроб вот этими руками, — сказал Келп, растопыривая пальцы. — Нам осталась сущая чепуха.

— Вот и хорошо, — ответила Мэй. — Расскажи нам, как ты собираешься действовать.

Келп повернулся к Дагу:

— Объясни ей, а?

— Мы выходим в озеро, привязываем веревку к веревке, и Тайни вытаскивает гроб на берег.

— По-моему, ты собирался облегчить гроб, чтобы пронести его над пнями, — заметил Тайни.

— Ах, да, — спохватился Даг. — Я и забыл.

— И второй вопрос: когда? — сказала Мэй. — И какая нужна лодка? И подробности операции.

— Для этого нужен Джон! — воскликнул Келп, раздраженно ударив ладонью по столу.

— Джон уехал, — заметила Мэй. — Поэтому подробности придется разработать самим. Главное — когда мы приступим?

— Как можно быстрее, — отозвался Стэн и, повернувшись к Тайни, пояснил: — Мне не хочется об этом говорить, но, похоже, лучше будет заняться этим делом, не дожидаясь окончания дождя, сразу, как только мы все подготовим.

— И чтобы лодка не утонула, — добавил Тайни.

— Новая лодка влетит нам в копеечку, — заметил Даг.

Все посмотрели на Тома, который ответил мягким (для него) взглядом и сказал:

— Нет.

— Том, — начал было Келп. — Нам потребуется некая...

— Хватит меня доить, — ответил Том самым серьезным тоном. — У кого я покупал снаряжение? У тебя. — Он указал на Дага. — А теперь мы можем брать его бесплатно.

— У меня нет лодки, — сказал Даг.

— Так укради ее, — посоветовал Том.

Даг смущенно умолк, но тут ему на выручку пришел Стэн.

— Так и быть, Даг, — сказал он. — Мы сами раздобудем лодку.

— Отлично, — ответил Даг, но на его щеках вновь появились те же белые пятна, что и во время пережитого им недавно потрясения.

— Мы все обдумаем, Мэй, — пообещал Стэн. — Понимаешь, для нас это малость непривычно, и все тут.

Мэй оглядела стол.

— Сварю-ка я свежий кофе, — сказала она и вышла на кухню. Пока она заваривала кофе, из комнаты доносились возбужденные голоса.

63

Нельзя сказать, что, добравшись до постели в собственной квартире, Дортмундер уснул как младенец. Скорее, он спал как взрослый человек, на долю которого выпали тяжкие испытания. Он лежал навзничь, разинув рот и порой всхрапывая, раскинув руки и ноги и смяв простыню. Ему снились и добрые сны (солнечный свет, груды денег, роскошные автомобили, легкомысленные женщины), и кошмары (связанные с водой). Время от времени он проваливался в такой глубокий сон, что ему позавидовал бы даже аллигатор.

Это случилось, когда он, судя по всему, пребывал в полудреме. Внимание Дортмундера привлекло еле слышное царапанье и скрежет, словно кто-то копался в замке входной двери. Затем этот кто-то вошел в квартиру под скрип старых половиц и прикрыл за собой дверь, издавшую негромкий щелчок. Дортмундер уже хотел проснуться, но почему-то решил, что это Том вернулся из очередного ночного похода за деньгами. Доносившиеся из прихожей тихие звуки навевали воспоминания о шуршании легких волн, и в этом сне Том представлялся ему в виде огромной рыбы с зубами, от которой Дортмундер спасался вплавь. Он плыл, плыл, плыл, но рыба никак не отставала.

В обычных условиях незваному гостю было бы очень трудно сориентироваться в темной, практически лишенной окон квартире, однако на сей раз, памятуя о своих недавних подводных похождениях, Дортмундер оставил свет в ванной, что дало возможность пришедшему найти дорогу и, убедившись в том, что кроме спящего Дортмундера в квартире никого нет, отправиться на кухню и соорудить себе бутерброд с ореховым маслом и желе. Скрип ножа в баночке с маслом представился одурманенному сном Дортмундеру скрежетом весел в уключинах лодки Харона[4].

Проглотив бутерброд и банку пива, незваный гость некоторое время сидел тихо, прикорнув прямо за кухонным столом. С восходом солнца он вошел в спальню и, сбросив одежду Дортмундера с кресла, стоявшего у двери, уселся в него буквально в футе от кровати, внимательно наблюдая за спящим в ней человеком.

Он взвел курок винтовки, и легкий щелчок затвора заставил Дортмундера нахмуриться и что-то недовольно пробормотать. Ему приснилось, что он находится под водой и что его акваланг внезапно упал с плеч, отсоединившись с металлическим лязгом от клапана загубника, и что ему в глотку хлынула вода. Но затем кошмар уступил место воспоминанию о партии в покер с закадычными тюремными приятелями в старые добрые времена, когда он сорвал флэш-ройял в пиках. Это видение доставило Дортмундеру огромное удовольствие, и он вновь принялся погружаться в сон. И лишь два часа спустя открыл глаза, почесал нос, сел в постели и уставился в зрачок винтовочного дула, нацеленного ему в глаз.

— Э!.. — крикнул Дортмундер и тотчас прикусил язык.

Винтовка. Старческие шишковатые руки, держащие винтовку. Окруженный морщинами глаз, приникший к прицелу. В спальне Дортмундера в его собственном кресле сидел последний обитатель города Кронли, что в штате Оклахома.

— А теперь, мистер Восстановительные Работы, — сказал отшельник, — ты расскажешь мне, где сейчас находится Тим Джепсон. На сей раз за моей спиной нет никого, кто мог бы трахнуть меня бутылкой.

64

Бутылкой...

Острый оранжевый луч, проникший сквозь пустой оконный проем отеля Кронли, коснулся глаз Гаффи, и тот застонал от мучительной боли в голове и тягостного недоумения в душе. Либо коллега парня из инфраструктуры огрел его сразу тремя бутылками, что было явно излишне, либо произошло нечто совсем уж немыслимое.

Три бутылки. По полу бара были разбросаны осколки трех бутылок. Отколотые горлышки все еще были заткнуты пробками и страшно воняли. Осколки оказались совершенно сухими, и поэтому было трудно предположить, что вонь исходит от прокисшего за долгие годы вина. К тому же запах исходил скорее от внешней поверхности осколков, нежели чем от внутренней.

Канализация. Второй приезжий ходил в подвал осматривать канализацию. Немного оправившись от последствий удара по голове, Гаффи последовал его примеру и, обнаружив открытый люк, сразу все понял. Итак, это был Тим Джепсон. Он, как и предсказывал Митч Ланч, вернулся за своими четырнадцатью тысячами, которые хранились в винных бутылках в ужасающем зловонном потоке; как это похоже на Тима Джепсона!

«Он был у меня в руках, — подумал Гаффи, — и я упустил его. Но надежда не потеряна». У Гаффи оставалась еще одна тонкая ниточка — номерной знак маленького белого автомобиля. Удастся ли его выследить? Впрочем, иного выбора не было.

Во второй половине того же дня Кронли стал тем, чем казался долгие годы: окончательно обезлюдевшим городом. Гаффи побрился, облачился в лучшую одежду, украденную у профессора, разобрал винтовку и, сунув ее в рюкзак вместе со сменой белья, покинул Кронли и двинулся по каменистой пустыне навстречу своей запоздалой судьбе.

К вечеру он добрался — где пешком, а где на попутках — до города, отыскал полицейский участок и сообщил, что его сбила машина, а водитель предпочел скрыться с места происшествия. Он описал автомобиль и сообщил его номер, предъявив в качестве доказательства шишку на затылке. Полицейский ввел номер машины в компьютер, осмотрел рану Гаффи и отправил его в больницу, где тот провел прекрасную ночь в мягкой постели и насладился лучшей в своей жизни едой. Блага цивилизации едва не побудили Гаффи сразу отказаться от дальнейших поисков. В конце концов, для того чтобы жить в такой роскоши, ему достаточно было всего лишь восемь-девять раз в год попадать под автобус.

Однако чувство долга возобладало, особенно после того, как наутро в больницу явились полицейские и сообщили, что сбившая его машина найдена, но сделать ничего нельзя. Собственно, Гаффи как раз и рассчитывал на безразличие властей к своей персоне. Как выяснилось, машина была взята напрокат в аэропорту Оклахома-сити в тот же день, когда был сбит Гаффи, а назавтра возвращена на стоянку. Нарушители, жители Нью-Йорка («Ну, вы сами знаете, что это за народ!»), уже давно уехали. На машине не осталось ни малейших следов, свидетелей тоже нет, к тому же врачи (к необычайному удивлению Гаффи) сочли состояние пострадавшего вполне удовлетворительным. Короче говоря, в полиции не видели серьезных причин возбуждать дело, требующее внимания органов правопорядка двух штатов.

Гаффи со смирением выслушал и попросил лишь об одном. Нельзя ли сообщить ему имена и адреса людей, арендовавших ту машину?

Услышав его просьбу, один из полицейских ухмыльнулся и спросил:

— Уж не намерены ли вы вершить самосуд?

— Я в жизни не выезжал за пределы Оклахомы! — воскликнул Гаффи, говоря истинную правду. — Нет, я лишь хотел написать тому человеку, что я, как настоящий христианин, прощаю его. Клянусь Господом!

Увидев, что Гаффи уже готов отбивать им поклоны, полицейские сообщили ему имена — Том Джимсон, арендовавший машину, и Джон Дортмундер, управлявший ею, — и в придачу один нью-йоркский адрес на двоих.

Том Джимсон? Ага! Тим Джепсон, Том Джимсон. Все ясно.

Затем возникло еще одно небольшое затруднение, когда врач выказал намерение понаблюдать Гаффи еще несколько дней. Однако, выяснив, что у него нет медицинской страховки, врач решил, что и так уже продержал старичка слишком долго, и отпустил его на все четыре стороны. И вот Гаффи, впервые в жизни задрав кверху большой палец, покинул штат Оклахома.

Долгое путешествие на север ознаменовалось множеством приключений и рядом правонарушений самого трусливого и мелочного свойства: грабежом церковных ящиков для сбора пожертвований, а то и нападениями на нищих с их жалкими мешочками и тому подобными деяниями. И наконец — Нью-Йорк! Квартира по указанному адресу, и вот он — Джон Дортмундер собственной персоной.

К сожалению, Тима Джепсона сейчас не оказалось дома. Конечно, убить его во сне было бы легче всего, но не беда. Оставался Джон Дортмундер. Джон Дортмундер расскажет Гаффи, где и как отыскать Тима Джепсона.

Никуда не денется. Расскажет, как миленький.

65

— Нет, — сказал Дортмундер, пытаясь говорить как уверенный в себе человек, хозяин положения, а не испуганный кролик, которого разбудил псих с винтовкой в руках. — Нет. Я не знаю, где находится Том... то есть Тим.

— Он живет здесь, — заявил псих. — По крайней мере он указал этот адрес, когда вы брали напрокат машину.

Дортмундер изумленно посмотрел на старика, дивясь его осведомленности. Старик хихикнул почти как Том, но при этом приоткрыл губы, показывая свои сморщенные, потемневшие беззубые десны.

— Не ожидал, что я об этом узнаю? — спросил он. Винтовка в его испещренных морщинами руках была по-прежнему наведена на Дортмундера, словно пушка у подъезда дворца правосудия.

— Нет, не ожидал.

— И тем не менее я все знаю. Сейчас Тим Джепсон называет себя Томом Джимсоном. Он взял напрокат машину, а ты крутил баранку.

— Отличная работа, — похвалил Дортмундер, окончательно смешавшись.

— А знаешь, что у меня получается лучше всего? — спросил псих.

— Что же?

— Стрельба. — Старый маньяк ухмыльнулся, при этом его щека коснулась холодной стали винтовки. — Я много лет кряду постреливал по кастрюле.

— И она осталась цела? — удивился Дортмундер.

Его замечание почему-то привело старика в неописуемую ярость.

— Я стрелял, чтобы наполнить ее! — рявкнул он. — Пищу добывал, понятно? Койотов, кроликов, змей да крыс! Потом варил их в кастрюле! И жрал!

— Простите меня, — сказал Дортмундер. — Я горожанин и совершенно не разбираюсь в таких вещах.

— А я разбираюсь, — ответил обидчивый селянин. — И вот что я тебе скажу, мистер. Я очень хорошо стреляю.

— Я не сомневаюсь в этом, — донельзя уважительным тоном ответил Дортмундер.

— Возьмем, к примеру, белку, — продолжал старик. — Белка непрерывно движется, не то что ты сейчас. Она не замирает ни на миг, и прицелиться в нее не так-то просто. И тем не менее я без промаха сбиваю белок, попадаю точно туда, куда хочу, чтобы не испортить мясо.

— Отличная работа, — снова похвалил Дортмундер.

— Великолепная!

— Да-да! Вы правы!

— Так вот, — продолжал старик, немного успокоившись. — Представь себе, что я решил отстрелить тебе левое ухо. Как ты думаешь, я попаду или промахнусь?

— Э-э... — пробормотал Дортмундер. Его левое ухо страшно зачесалось, а левая рука вздрогнула, испытывая непреодолимое желание взяться за ухо и хорошенько его поскрести. — Э-ээ... — сказал он, — мне кажется, не стоит этого делать.

— Почему?

— Э-э... соседи услышат шум и...

— Я немало знаю о Нью-Йорке, — сообщил псих. — Говорят, что в этом городе при звуке выстрела люди прибавляют громкости в телевизоре и прикидываются, будто это не их дело. Так мне говорили.

— Пустые сплетни, которые распускают провинциалы! — заявил Дортмундер. — На самом деле жители нашего города — люди заботливые и добросердечные. Например, вы можете забыть бумажник в такси, и вам его обязательно вернут.

— Я не оставляю бумажников в такси, — сказал псих. — И говорю то, что слышал. Может, проверим?

— Минутку! — воскликнул Дортмундер. — Зачем, зачем вам это?

— Для тренировки, — сказал псих. — И для того, чтобы ты воспринимал мои слова всерьез.

— Я и так воспринимаю их всерьез!

— Вот и хорошо. — Старик кивнул, по-прежнему целясь в ухо Дортмундера. — Так где же сейчас Тим Джепсон?

66

— Э-ээ... — пробормотал человек, сидевший в постели.

— Что «э-ээ»? — спросил Гаффи, нахмурившись.

— Я не знаю!

— Очень жаль, — искренне заявил Гаффи. — Если ты и впрямь не знаешь, придется тебе распрощаться с ухом.

— Подождите минуту! — воскликнул человек по имени Джон Дортмундер, размахивая руками и суча ногами под одеялом. — Я знаю, но подождите минуту!

Его слова так удивили Гаффи, что он чуть было не опустил винтовку.

— Ты знаешь, где находится Джепсон, но просишь подождать еще минуту? — спросил он.

— Послушайте, — с жаром заговорил Дортмундер. — Ведь вы знаете Тома Джимсона... или Тима Джепсона, называйте его как хотите!

— Еще бы, — отозвался Гаффи и так крепко стиснул пальцами винтовку, что едва и впрямь не отстрелил Дортмундеру ухо.

— Подумайте сами, — продолжал тот. — Неужели во всем мире найдется хотя бы один человек, который пожелал бы защитить Тома Джимсона? Неужели кто-то рискнул бы ради него своим ухом?

Гаффи задумался.

— Как бы то ни было, — сказал он, — Тим Джепсон живет здесь, в одной квартире с тобой, ты знаешь, где он находится, но не желаешь его выдавать. Значит, ты ненормальный и нуждаешься в шоковой терапии. Я начну с уха, потом отстрелю тебе пару пальцев, затем...

— Нет, не надо! — крикнул Дортмундер, подпрыгивая на кровати. — Позвольте объяснить! Я целиком на вашей стороне, поверьте! Я знаю, что с вами сделал Том Джимсон, он мне рассказал!

— Что рассказал? — проворчал Гаффи.

— О том, как запер вас в лифте, и все остальное. — Дортмундер сочувственно покачал головой и добавил: — Он еще потешался над вами. Мне было противно его слушать.

Гаффи потерял терпение.

— Чего же ты цацкаешься с этим уродом? Чего ради его защищаешь? — воскликнул он.

— Я вовсе не защищаю Тома, — ответил Дортмундер. — Я беспокоюсь о других людях, которые участвуют в этом деле.

— Меня интересует только Тим Джепсон.

— Знаю. И ни капли не сомневаюсь в этом. — Дортмундер рассудительно развел руками. — Вы ждали столько лет, подождите еще день-другой.

— Чтобы ты его предупредил? Дортмундер, за кого ты меня принимаешь?

Дортмундер оглядел комнату, хмуря брови и размышляя.

— Вот что я вам скажу, — заявил он. — Оставайтесь здесь.

— Здесь?

— Пока мне не позвонят.

— Кто?

— Мои друзья. Как только они позвонят и сообщат, что дело сделано, вы...

— Какое дело? — спросил Гаффи, немного растерявшись. — Кто? Какое дело?

— Этого я вам не скажу.

— Ну все, — сказал Гаффи, прицеливаясь. — Поцелуй свое ухо на прощание.

— Боюсь, этого я сделать не смогу, — ответил Дортмундер. — Рассказать вам о том, кто мои друзья, где и что они делают, я тоже не могу. И если вы отстрелите мне ухо, то я не сумею ответить на телефонный звонок, а вы потеряете последнюю возможность отыскать Тома Джимсона.

Гаффи кивнул и сказал:

— Что может помешать мне выпустить тебе в лоб всю обойму и самому ответить на звонок?

— С вами не станут разговаривать, — ответил Дортмундер. — И кстати, неужели вам будет приятно сидеть здесь рядом с трупом?

— Они ответят мне, — заявил Гаффи. — Я скажу им, что я твой дядюшка, и они мне поверят. А что касается трупа, то, если я оставлю тебя в живых, я не смогу спать целых два-три дня, что остались до телефонного звонка. Я не смогу даже повернуться к тебе спиной, если мне захочется пойти в туалет или куда-нибудь еще. Короче говоря, я так и сделаю, — добавил Гаффи, убедив себя собственными доводами. Во исполнение нового плана он и сказал: — Прощай, Дортмундер.

— Подождите!

— Перестань орать, — раздраженно потребовал Гаффи. — Ты мешаешь мне целиться, и я могу промазать. Послушай, я предлагаю тебе быструю безболезненную смерть, и вместо того чтобы поблагодарить меня, ты...

— Вам нет никакой необходимости меня убивать!

Гаффи понимал, что издеваться над человеком, которого ты собираешься пристрелить, по меньшей мере грешно, и тем не менее он не смог удержаться.

— А что ты сделаешь? Дашь мне честное благородное слово?

— У меня есть наручники!

Гаффи опустил винтовку, невольно заинтригованный словами Дортмундера.

— Наручники? Откуда?

— Достал по случаю, — ответил Дортмундер, слегка пожимая плечами.

— Ты хочешь, чтобы я приковал тебя к кровати?

— Или к дивану в гостиной, — подхватил Дортмундер. — Там удобнее, к тому же я мог бы смотреть телевизор.

Может, это ловушка? Жизненный опыт Гаффи говорил ему, что ловушкой может оказаться все что угодно.

— Где ты их держишь? — спросил он.

Дортмундер ткнул пальцем в сторону комода, стоявшего у стены слева от Гаффи.

— Верхний левый ящик, — сказал он.

Гаффи встал у шкафа спиной к стене и, продолжая следить за Дортмундером, открыл ящик и несколько раз быстро заглянул в него. Чего там только не было! Беззубые расчески соседствовали с непарными запонками, темными очками со сломанными дужками и пустыми тюбиками из-под кремов. Еще здесь валялись медные кастеты, красная маска-домино, маска Микки Мауса, три резиновые перчатки на правую руку, фальшивые усы в пластиковой коробочке, наклеенные на белую картонку, куча жетонов для метро и, как было обещано, хромированные наручники с ключом в замке.

Гаффи одной рукой вытащил наручники — второй рукой он продолжал целиться в Дортмундера — и, положив их на крышку комода, вытащил ключ и спрятал его в карман. Затем он швырнул наручники Дортмундеру и сказал:

— Надевай.

— Послушайте, я только что проснулся. Позвольте мне одеться и сходить в туалет, — попросил тот.

— Минутку, — сказал Гаффи. — Не двигайся.

Дортмундер замер. Гаффи шагнул к двери, вышел за порог, двигаясь спиной вперед, посмотрел налево, на входную дверь, затем направо, в сторону кухни. Оттуда, где он стоял, была видна кухонная плита.

— Хорошо, мистер Дортмундер, — сказал наконец Гаффи. — Я пойду на кухню сварить себе кофе. Но буду за тобой приглядывать. И не дай Бог твоя голова высунется из этой двери раньше, чем я разрешу тебе выйти. Стреляю без предупреждения. Усек?

— Да, конечно, — сказал Дортмундер. — Я сижу здесь и жду ваших указаний.

— Вот и хорошо, — отозвался Гаффи и, пятясь, пошел на кухню. Затем он остановился и нехотя спросил:

— Тебе сварить кофе?

— Да, спасибо.

— Ладно. — Гаффи пошел было дальше, но в этот миг Дортмундер поднял руку, словно школьник, желающий ответить учителю. Гаффи опять остановился. — Чего тебе?

— И, если вас не затруднит, стакан апельсинового сока, — попросил Дортмундер.

67

Поеживаясь под проливным дождем, Миртл прижалась грудью к стене дома по улице Вязов и поднялась на цыпочки. Сквозь кухонное окно она увидела Дага Берри, стоявшего у холодильника, прижимая к уху телефонную трубку. Из-за дома, со стороны Миртл-стрит, до Миртл доносился едва слышный звонок ее собственного домашнего телефона.

«Когда же ему надоест?» — подумала она. Наконец Даг положил трубку, и тихий звук, доносившийся из соседнего квартала, тотчас прекратился. Даг отвернулся от укрепленного на стене телефона и раздраженно бросил Глэдис, выходившей на кухню в своей матерчатой кепке и куртке на «молнии»:

— Ее никогда не бывает дома!

В ответ Глэдис безразлично пожала плечами, открыла холодильник, вынула банку пива и дернула за кольцо. И в этот самый миг кто-то похлопал Миртл по плечу.

Прикосновение заставило Миртл подпрыгнуть так высоко, что Даг и мамуля, находившиеся в кухне, увидели ее из окна. Опустившись на землю, девушка привалилась спиной к намокшей от дождя стене, словно разбухший от воды стебель растения. С нарастающим страхом она смотрела снизу вверх на стоявшего перед ней снежного человека в желтом плаще и прорезиненной шляпе, придававшими ему сходство с ходячей афишной тумбой. Гигант растопырил ручищи, увенчанные ладонями размером с бейсбольную перчатку, чтобы не дать Миртл сбежать (хотя ослабевшие ноги не смогли бы удержать даже собственный вес девушки, если бы она не прислонилась к стене), затем из его горла вырвался басовитый рык, и наконец он сказал (По-английски! Словно настоящий человек!):

— Вы не очень-то похожи на мальчишку, которому захотелось отлить.

— Нет, я... я... я... я...

Громила поднял руку и помахал ею. Миртл испуганно умолкла.

— «Я, я», — передразнил ее снежный человек. — К чему повторять одно и то же? Может, скажете что-нибудь еще?

Никогда еще Миртл не чувствовала себя такой слабой, хрупкой и беззащитной. Она с трудом выдавила слова, которые, как ей казалось, приличествовали случаю:

— Извините меня.

— Это уже лучше, — сказал гигант. — Очень мило. Это вам зачтется. Однако извинение — еще не объяснение.

Миртл лихорадочно шевелила мозгами, подыскивая фразу, которая могла бы умилостивить чудовище, а оно тем временем заглянуло в окно, вздернуло свои чудовищные брови и, нацелив на Миртл чудовищный палец толщиной с крысиное туловище, спросило, тщательно выговаривая слова:

— Ты его знаешь?

Миртл повернула голову, взглянула вверх и увидела за мокрым от дождя стеклом лицо Дага, который выглядел таким же испуганным, как и она сама. Даг? Испуган? О Господи! Даг судорожно кивнул чудищу, и Миртл оставила свои последние надежды.

— Ну что ж, — сказал монстр, опуская холодный взгляд на девушку. — На улице дождь, крошка. Давай не будем глупить и зайдем в помещение.

— Я хочу домой, — еле слышно отозвалась Миртл.

Вместо ответа страшилище повелительно взмахнуло правой рукой. Растерянная, Миртл сочла за лучшее повиноваться и побрела следом к черному ходу дома, вошла в дверь и наконец оказалась на кухне, где стояли Глэдис и Даг, неодобрительно разглядывая гостью.

Чудище закрыло дверь, и Даг спросил:

— Что ты здесь делаешь, Миртл?

Доведенная до отчаяния реакцией Дага, от которого она ожидала защиты, Миртл сказала:

— А что здесь делаете вы? Ты, Даг, твой приятель из так называемого комитета защиты природы, компьютерный коротышка, Глэдис, мой оте... ээ... и все остальные? Ты постоянно мне врал! Все это время вы сидели тут и ждали дождя!

Трое ее собеседников переглянулись. Увидев мелькнувший в их глазах гнев, Миртл подумала, что сболтнула лишнего. (Слава Богу, у нее хватило ума не говорить о своем отце.)

Подтверждая ее опасения, чудовище сказало:

— Твоя подруга неплохо нас знает, а, Даг?

Даг потряс головой и ответил дрогнувшим голосом:

— Я ничего ей не рассказывал, Тайни. Клянусь!

Тайни? Миртл удивленно воззрилась на громилу, носившего столь неподходящее имя, но размышления девушки были внезапно прерваны появлением на кухне ее собственного отца.

Да. Это был он. Миртл сразу его узнала. И тут же, посмотрев в его ледяные глаза и твердокаменное лицо, поняла, что он — из тех, у кого не забалуешь. Подчиняясь тому самому наитию, что помогло ей осознать свое родство с этим человеком, Миртл решила, что рассказывать ему об этом не следует.

Даже попадаться ему на глаза — и то не стоит. Быстро окинув Миртл проницательным взглядом, ее отец посмотрел на громилу и произнес, не шевеля бескровными губами:

— Тайни?

— Она заглядывала в наши окна, — доложил Тайни, не тратя лишних слов. — Это подружка Дага, да только до сих пор считалось, что она не знает ни о том, что мы здесь, ни о том, что тут творится. Верно, Даг?

— Мне так казалось, — испуганно отозвался Даг и, умоляюще протянув руку, добавил, обращаясь к отцу Миртл: — Том, я ей ничего не говорил! Поверь мне!

— И тем не менее она знает достаточно, — сказало чудище по имени Тайни. — Она знает даже, что мы ждали плохой погоды.

Изумленный, Том в упор посмотрел на дочь (теперь Миртл поняла причину такой резкой реакции Эдны на его появление в городе после стольких лет отсутствия) и спросил:

— Значит, ты все разнюхала? Как ты узнала?

— Я... я видела вас всех на лужайке, — робко призналась Миртл. — Вы так радовались, когда в небе появились облака.

— Она следила за нами, — сказал Тайни.

Отец Миртл одарил Дага полным холодного презрения взглядом и произнес:

— Ты ее прошляпил. Выглядишь, как придурок, придурок и есть.

Даг раздумывал, что ответить и отвечать ли вообще, а Том тем временем вновь повернулся к Миртл и спросил:

— Кто еще о нас знает?

— Никто! — воскликнула девушка, не желая впутывать Эдну.

— Она говорит правду, Том, — сказал Даг. — Матери она не говорила, а больше никто с ней не общается. Она простой библиотекарь.

«Как низко он меня ценит, — подумала Миртл. — Похоже, ему нет до меня никакого дела».

Отец медленно кивнул, подумал и сказал:

— Земля намокла и стала мягкой. Как стемнеет, закопаем ее на заднем дворе.

Миртл последней уловила смысл его слов. Когда до нее дошло, что он имел в виду, остальные уже успели высказать свои возражения, к которым Миртл прислушивалась, затаив дыхание.

— Ты не сделаешь этого, — гневным тоном заявила Глэдис.

— Я не желаю в этом участвовать, — испуганным голосом заявил Даг.

— В этом нет необходимости, Том, — спокойно, но внушительно заметил Тайни.

— Вот как? — В ответ на доводы оппонентов Том лишь покачал головой. — И куда же она направится, если мы ее отпустим? Прямиком в полицию.

— А мы ее не отпустим, — предложил Тайни. — В любом случае мы завтра ночью смываемся. Уедем себе, и какое нам дело, куда она побежит и что станет говорить.

— Если она не вернется домой, в полицию побежит ее мамаша, — сказал Том Джимсон (Миртл уже не думала о нем, как об отце, и называла его про себя по имени и фамилии).

— Пусть позвонит матери и скажет, что останется на ночь с Дагом.

Миртл поперхнулась, но у Дага хватило такта смущенно промолчать. Глэдис повернулась к девушке и, бросив на нее желчный взгляд, добавила:

— Уж лучше с Дагом в постели, чем в сырой земле.

Миртл была вынуждена с ней согласиться.

Однако Том Джимсон не спешил отказываться от первоначального замысла.

— А кто будет всю ночь за ней приглядывать? Куда бы мы ее ни поместили, она сможет выпрыгнуть в окно.

— Только не с чердака, — послышалось от дверей, и в кухню вошел Уолли (если его действительно звали Уолли).

«Долго ли он слушал? Кто он — главарь шайки или просто толстенький коротышка? — подумала Миртл. — Или нечто среднее?»

Миртл уставилась на Уолли, но тот, даже не посмотрев ей в глаза, прошелся по кухне и сказал Тому:

— Там есть мансарда, дверь которой можно запереть на замок. А я все равно не сплю ночами и могу присмотреть, чтобы она не сбежала.

— А если ей вздумается крикнуть из окна?

Уолли слабо улыбнулся. Наверняка он — главарь шайки. Во всяком случае, Уолли был единственным из присутствующих, кто не выказывал страха перед Томом Джимсоном.

— В такой-то дождь? — спросил он.

— Уолли прав, — сказала Глэдис (по крайней мере его действительно зовут Уолли!). — На улицах ни души, но даже если кто-то и выйдет из дома, все равно ничего не расслышит.

— Сам посуди, Том, — заметил Тайни. — До сих пор мы ничего такого не сделали, чтобы нас полиция разыскивала. Но стоит нам тронуть местных жителей, и пиши пропало.

— А я вообще не занимаюсь такими вещами, — испуганно заявил Даг. — Я — аквалангист, и здесь нахожусь только для выполнения своих профессиональных обязанностей.

Завязалась оживленная перепалка, в ходе которой присутствующие увещевали Тома Джимсона не принимать кровавых мер. Все это время Уолли не отрывал глаз от Миртл, словно пытаясь сообщить ей нечто личное, сокровенное. Что именно? Хочет запугать? О чем-то предупредить? Может, ему нужно, чтобы она не говорила остальным, что они уже встречались?

Ради Бога! Миртл вообще не собиралась ничего говорить. Никто из присутствующих не вызывал у нее доверия. Даже Глэдис.

В кухне появились еще трое и потребовали объяснить, что здесь происходит. Им поведали историю пленения Миртл, а также различные точки зрения по поводу способа ее обезвреживания. Спор вспыхнул с новой силой. Среди вновь прибывших (это были двое мужчин и женщина) не оказалось того разгневанного человека, который разлучил Дага и Миртл во время памятной встречи на крыльце. Сколько же людей в этой... банде?

«Да, — подумала Миртл. — Меня похитила самая настоящая банда. Но скажите на милость: что могло привлечь преступное сообщество в Дадсон-Сентр?»

Пришедшая недавно женщина, которая выглядела намного моложе и приветливее Глэдис, сказала:

— Позвоню-ка я Джону. Может, он нам что-то подскажет.

— А мне казалось, что Эл вышел из игры, — заметил Том.

— На чердак ее, — негромко, но внушительно произнес Тайни. — Уолли прав.

С этим мнением согласились все присутствующие — разумеется, за исключением Тома, который заявил напоследок:

— Слушайте меня внимательно. Если она сбежит, я сразу же берусь за динамит. Немедленно.

— Да, конечно, — в один голос отозвались присутствующие и всем скопом повели Миртл вверх по лестнице, нетерпеливо и с легким раздражением размахивая руками.

68

«Главнокомандующий и принцесса не узнали друг друга!»

ПРИНЦЕССА, БЕЗДЕТНАЯ КРЕСТЬЯНКА, ПОХИЩЕННАЯ ЦЫГАНОМ/ЧЕРНЫМ ВОРОНОМ/МЕРЛИНОМ, ДОЛЖНА ИМЕТЬ НА СВОЕМ ТЕЛЕ ОСОБУЮ РОДИНКУ, СКРЫТУЮ В УКРОМНОМ МЕСТЕ

«В настоящей жизни так не бывает. Даже если у нее есть родинка, это не имеет значения, поскольку нет никакого наследства».

ПРИНЦЕССА НАСЛЕДУЕТ ИМУЩЕСТВО СВОЕГО ОТЦА. В РУКАХ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО СОСРЕДОТОЧЕНЫ ГРОМАДНЫЕ ЦЕННОСТИ

«Деньги, зарытые на дне водохранилища. Мне кажется, Том собирается взять их себе. Принцесса в опасности — вот что самое главное».

ДА

«Я взял принцессу под свою защиту».

ЭТО ДОЛГ ГЕРОЯ

«Я принял решение спокойно выждать и посмотреть, что будет дальше. Твои соображения?»

СОГЛАСЕН

69

Дортмундер открыл один глаз и тут же пожалел об этом. Открыл второй, но легче не стало. Он лежал в той же позе на полу в гостиной напротив телеэкрана, с которого облаченная в белый халат Рокуэлл Уэлч вещала что-то о микробиологии.

Затем в его поле зрения появились ноги в старых изношенных коричневых башмаках и линялых джинсах. Взглянув на ноги, Дортмундер осознал, что его разбудил стук открываемой квартирной двери. Затем он вспомнил все остальное: 1) Гаффи, 2) Тома (Тима Джепсона) Джимсона, 3) наручники, 4) пиццу, за которой отправился Гаффи.

— Вот, принес, — раздался откуда-то сверху голос Гаффи.

— Отлично. — Дортмундер приподнялся, опираясь на левую руку. Правая рука торчала в кольце наручников, прикрепленных другим кольцом к батарее. Он чувствовал дурноту и головокружение и лишь теперь вспомнил, что Гаффи пошел за пиццей потому, что они выпили слишком много пива на голодный желудок.

Гаффи вскрыл пиццу прямо на полу и предупредительно придвинул ее поближе к свободной левой руке Дортмундера.

— Я еще пивка захватил, — сказал он.

— Отлично.

Презрев условности, Гаффи уселся на пол рядом с Дортмундером, и они принялись за пиццу, прихлебывая пиво и наблюдая за Рокуэлл Уэлч, пробиравшейся по чьей-то кровеносной системе. Теперь на ней был гидрокостюм, выгодно подчеркивавший соблазнительные формы, но речь шла по-прежнему о микробиологии.

Несколько минут спустя Гаффи задумчиво произнес:

— Это моя лучшая вечеринка за сорок... сколько же это будет?.. за сорок пять лет, Джон.

— Какая же это вечеринка, Гаффи? Нас ведь только двое, — заметил Дортмундер.

— Для меня два человека — целая толпа, — напомнил Гаффи.

— Понимаю.

Они еще немножко посидели в уютном молчании, а потом, когда на экране появилась рекламная заставка национальной гвардии (уже наступила поздняя ночь, а точнее, раннее утро), Гаффи с сомнением в голосе произнес:

— А может быть, Мэтт?

— Ты так думаешь?

— Не знаю. Давай попробуем.

— Эй, Мэтт! — жизнерадостно заорал Дортмундер, от всей души стараясь потрафить старику. — Что скажешь, Мэтт? Как дела, Мэтт? Эгей, ребята! Посмотрите, кто пришел! Мэтт Гаффи!

Выслушав вопли Дортмундера, Гаффи задумался и сказал, покачивая головой:

— Нет. Вроде не так.

Все дело в том, что нынче вечером Дортмундер, надеясь хоть как-то умиротворить Гаффи и тем самым облегчить режим своего заточения, сказал:

— Нам предстоит просидеть вдвоем по меньшей мере двое суток. Давай хотя бы познакомимся. Меня зовут Джон.

Тут оказалось, что Гаффи не может вспомнить собственного имени.

Впрочем, его нельзя было в этом винить. Уже два десятилетия Гаффи вообще ни с кем не общался, а до того сидел в тюрьме, обитатели которой называли друг друга исключительно по фамилиям, чтобы показать, какие они крутые мужики (невзирая на различные отклонения в сексуальной ориентации). Короче говоря, к Гаффи в последний раз обращались по имени где-то в конце второй мировой войны.

Разумеется, такой провал памяти изрядно встревожил старика, и Дортмундер вызвался помочь ему вспомнить свое имя. И теперь Гаффи проводил время, остававшееся после уроков микробиологии, в размышлениях об именах. Каждый раз, когда ему что-то приходило на ум, Дортмундер пытался применить очередную находку, впрочем, пока безуспешно.

Через несколько минут микробиологический фильм кончился. Со второй попытки Гаффи удалось подняться на ноги, и он принялся щелкать переключателем каналов телевизора, пока на экране вновь не возникла Рокуэлл Уэлч в обличье пещерной женщины, избавлявшем ее от необходимости что-то говорить.

Впрочем, зрелищность передачи от этого нимало не пострадала.

— Может быть, Сэм?

— Эй, Сэм! Сэм Гаффи! Присоединяйся к нам, Сэм!

— Нет. Получается какое-то собачье имя.

Некоторое время спустя Дортмундер очнулся от полузабытья и понял, что ему пора освободить организм от излишков жидкости. (Пицца уже кончилась, но пива оставалось еще две банки.)

— Гаффи, — позвал он.

Гаффи оторвался от доисторических пейзажей.

— Может быть, Норм? — спросил он.

— Послушай, Гаффи, — заканючил Дортмундер, — мне нужно в туалет.

— И мне тоже, — отозвался старик.

— Но у меня на руках эти... как их... браслеты.

— Вот оно что. — Гаффи нахмурился.

До сих пор при сходных обстоятельствах Гаффи перемещался к противоположной стене комнаты и кидал Дортмундеру ключ от наручников. Дортмундер открывал замок и бросал ключ обратно, и лишь после этого Гаффи разрешал ему отправиться в туалет. Вернувшись, Дортмундер должен был под неусыпным наблюдением Гаффи и его винтовки прикреплять себя наручниками к батарее.

На сей раз Гаффи не сделал даже попытки подняться и подойти к винтовке, стоявшей у кресла в дальнем углу.

— Эй, Гаффи! — позвал Дортмундер. — Нельзя ли побыстрее?

Гаффи нахмурился, и количество морщин на его лице удвоилось.

— Надеюсь, ты не захочешь смыться? — спросил он.

— Смыться? Я еле хожу.

— Ну ладно, получай, — ответил Гаффи и, достав из кармана ключ, вложил его в пальцы Дортмундера.

— Спасибо, Гаффи, — сказал Дортмундер. Нестерпимые спазмы мочевого пузыря помешали ему в полной мере оценить значимость последнего поступка Гаффи. Поэтому он попросту открыл замок, поднялся, цепляясь за батарею и стену, и отправился к двери по замысловатой кривой. Пройдя по коридору, он ввалился в туалет.

Из-за двери раздался голос Гаффи:

— Давай попробуем Джека.

— Эй, Джек! — крикнул Дортмундер, стараясь не налить мимо унитаза, который никак не желал стоять на месте. — У меня полное брюхо пива, Джек! Эй, Джек Гаффи! Ты тоже хочешь в туалет?

Молчание. Дортмундер сделал свое дело, спустил воду, ополоснул ладони и открыл дверь. За ней стоял Гаффи, чуть приподняв руки.

— Нет, я не Джек, — сказал он. — Но в туалет хочу.

Вернувшись в комнату, Дортмундер уселся на пол у дивана, но надевать наручники не стал. Он посмотрел на неандертальцев — Господи, где они набрали таких актеров? — и перевел взгляд на винтовку, прислоненную к креслу телевизора. При желании Дортмундер вполне мог бы захватить оружие. Но ему не хотелось этого делать.

Через некоторое время Гаффи вошел в комнату, споткнувшись о порог. Окинув Дортмундера осоловелым взглядом, он сказал тоном, в котором сквозила не то угроза, не то тревога (и уж во всяком случае — изрядное опьянение):

— Ты не надел наручники.

— Нет, не надел, — согласился Дортмундер. — Но и винтовку не взял. Какого черта, Гаффи! Враг Тома Джимсона — мой друг. Давай-ка лучше кино посмотрим.

70

Даг Берри был объят ужасом. Его терзали опасения, столь страшные, что он боялся даже вспоминать о том, что стояло за этими опасениями. Он боялся, что Миртл, как только ее освободят, сразу побежит в полицию. С другой стороны, он боялся, что девушку не отпустят, а сделают с ней нечто ужасное, и он, Даг, окажется замешанным в преступлении. Он опасался, что Том в последнюю минуту расправится со своими партнерами, дабы прибрать к рукам все деньги. Ему не давала покоя мысль о том, что местные власти заинтересуются вторжениями на территорию водохранилища и, оцепив его, накроют всю компанию в самом начале четвертой, и последней, попытки. Даг боялся, что сидящему за рулем его пикапа Стэну Мэрчу (сам Даг слишком нервничал, чтобы вести автомобиль) вдруг придет в голову шутки ради устроить «триста шестьдесят». Энди Келпу, который ехал вместе с ними на Лонг-Айленд, могло показаться, что он достаточно поднаторел в подводном спорте, чтобы завершить операцию самостоятельно. В таком случае услуги Дага не требовались, и его можно было убрать бесчисленным множеством способов, от простого пожелания проваливать ко всем чертям до убийства.

Однако все эти опасения бледнели перед главным, самым тягостным обстоятельством, которое приводило Дага в поистине неописуемый ужас. Даг ехал угонять лодку.

То есть совершать преступное деяние. Настоящий грабеж, хищение, в котором ему предстояло сыграть ключевую роль. Во всяком случае, с точки зрения закона. Его подручные были закоренелыми бандитами, что касается самого Дага, то он чувствовал себя крайне неуютно. И все же для выбора нужной лодки требовались его знания и опыт. К тому же по окончании операции предстояло еще заехать к нему на станцию, набить его пикап принадлежащим ему оборудованием и провезти машину через половину штата Нью-Йорк, с юга на север. И Дагу предстояло участвовать в этом от начала до самого конца.

Он не хотел. Он вообще не хотел впутываться в это предприятие, но увильнуть не удалось. И примерно в то же самое время, когда Гаффи и Дортмундер смотрели передачу Рокуэлл Уэлч, сидя в уютной гостиной на Манхэттене, Даг трясся на сиденье своего пикапа в окружении отпетых бандитов, направляясь к месту своего первого серьезного преступления. И даже в шуме барабанившего по крыше дождя Дагу Берри явственно слышалась смертельная угроза.

Сам того не замечая, он уже давно катился по наклонной. Все началось с уже подзабытой перекупки краденого у Микки Донелли (или Доннелли?), и вот кривая дорожка мало-помалу довела Дага до сухопутного пиратства.

Сухопутного тоже лишь отчасти: на Лонг-Айленде бушевал ливень, как и на всем севере штата.

— Дождь нам на руку, — сказал Энди. — Вряд ли нас кто-нибудь заметит.

— Все знают, что полицейские боятся дождя, — добавил Мэрч, ведя машину по шоссе Лонг-Айленд экспрессвей, практически пустому, вероятно, впервые за всю историю его существования. — Легавых в такую погоду нипочем не выгнать на улицу. Так что мы можем чувствовать себя достаточно свободно.

К несчастью, Стэн, судя по всему, был готов в полной мере насладиться этой свободой. Впереди сквозь пелену дождя тускло светился указатель: перекресток Сэгтикос-Паркуэй, и Мэрч вырулил на развязку, ведущую к уходящему к югу шоссе, практически не снижая скорости и подняв в без того перенасыщенный влагой воздух тучу брызг.

Отсюда было рукой подать до Южного побережья, вотчины Дага, где они намеревались достать лодку. С одной стороны, было глупо воровать с собственного двора, но еще глупее было бы заниматься этим в незнакомых местах. К тому же Даг имел возможность поквитаться с лодочником, выставившим его за дверь с десяток лет назад — слишком давно, чтобы можно было заподозрить какую-то связь с этой кражей. Шоссе Сэгтикос вывело на автостраду Меррик, и с этого мгновения Даг указывал Стэну путь по торговой артерии, бегущей через бесчисленные маленькие городки, неотличимые друг от друга даже при свете ясного дня. Наконец Даг показал пальцем налево от пустой дороги и сказал:

— Вон она, станция этого сукина сына.

Меры, предпринимаемые профессиональными преступниками для обеспечения собственной безопасности, стали для Дага настоящим откровением. Эти ребята были намного осторожнее, чем он сам, когда отправлялся под воду. Чем больше опасность, тем тщательнее подготовка.

Мэрч остался в кабине, а Энди с Дагом вылезли под дождь, и Келп извлек из кузова короткую лестницу. Затем они подошли к лодочной станции — длинному двухэтажному строению, на первом этаже которого размещались огромный демонстрационный зал и ремонтные мастерские, а на втором — кабинеты обслуживающего персонала. С одного края к зданию примыкал обширный двор, заставленный новыми и ремонтируемыми катерами и обнесенный сетчатой оградой с натянутой поверху проволокой с острыми, как бритва, шипами.

Остановившись у двустворчатых ворот, закрытых на три замка, Энди вгляделся в темную пустоту и спросил:

— А где пес?

— Наверное, испугался дождя, — ответил Даг. — Это ведь не простой пес, а полицейский.

— Ничего, сейчас появится, — сказал Келп и, разложив стремянку, полез наверх. Даг внимательно наблюдал за тем, как Энди закоротил систему безопасности при помощи длинного провода, на концах которого были укреплены зажимы-"крокодилы" с изолированными ушками. Теперь можно было открывать ворота.

Как только Энди взялся за первый замок, из-под огромного катера выполз сторожевой пес — жуткая помесь немецкой овчарки с крокодилом. Подойдя к воротам, он принялся молча разглядывать непрошеных гостей, будто боксер-тяжеловес.

— Хорошая собачка, — пробормотал Келп и вынул из кармана пакет, завернутый в алюминиевую фольгу. — Вот тебе подарочек от Микки Финна, — добавил он. Развернув пакет, Энди положил его на асфальт, просунул под ограждением и пинком отправил гамбургер вместе с фольгой поближе к собаке.

Пес фыркнул, щелкнул зубами, и мясо мгновенно исчезло в его пасти вместе с добрым куском фольги.

Дага передернуло от омерзения:

— Как он может? Энди, тебе когда-нибудь попадала на зуб фольга? Ужасное ощущение.

— Хуже только грейпфрут с молоком, — отозвался Келп, вновь принимаясь за замок.

Да, это было еще хуже. Даг решил больше не подзуживать Келпа, и операция с замком была завершена в молчании. Пес нетвердой поступью отправился к катеру и улегся спать.

Затем Дагу пришлось пережить еще одно неприятное мгновение, когда они с Келпом открывали ворота. Вспышка лихорадочного возбуждения и последовавший за ней приступ страха вконец подточили силы Дага, и он едва не потерял равновесие, ступив на участок судовладельца. Он схватился за ворота, вновь обрел самообладание и отправился осматривать катера. Энди отнес стремянку в пикап, и Стэн задним ходом загнал машину на площадку.

— Вот этот, — сказал Даг подошедшему Энди.

— Черт побери, Даг! — воскликнул Келп, осмотрев его находку. — Ты что, через океан собрался?

— Этот катер не утонет в дождь, — объяснил Даг. — А его двигатель работает намного тише подвесного. К тому же мы сможем взять гроб на борт.

— Ты хочешь сказать, поднять ящик и положить его в лодку?

— Да. И это будет намного проще.

— Сдается мне, ты прав, — сказал Энди. — В любом случае ночью под дождем нас все равно никто не увидит. Так почему бы не устроиться поудобнее?

— Тут есть два спальных места, — пояснил Даг и, не удержавшись, фыркнул. Лихорадочное возбуждение и опьянение успехом наконец пересилили его страхи.

— Неужели? Две койки? — Энди отступил назад и окинул лодку гордым хозяйским взглядом. — Отлично, — сказал он. — Прекрасная модель.

Так оно и было. Даг выбрал катер «бенджамин» длиной в двадцать четыре фута, с крытой рубкой, фиберглассовой крышей и пластиковыми бортами, открытой палубой на корме и узкой каютой на носу, где помещались два спальных диванчика и крохотный камбуз. Катер уже стоял на трехколесной тележке. По сравнению с какой-нибудь морской яхтой он представлял собой прогулочную лодчонку, рассчитанную на рыболова-любителя, однако по сравнению с давешней резиновой посудиной был самым настоящим кораблем.

— Стэну предстоит веселенький перегон на север, — заметил Келп, удовлетворенно кивая.

— Энди? Стэн... он не... мой грузовик... — испуганно пролепетал Даг.

Энди успокаивающе похлопал его по плечу.

— Не волнуйся, Даг, — сказал он. — Стэн будет ехать осторожно. Я сам его попрошу.

— Эх! — сказал Даг.

71

Миртл разбудило царапанье. Открыв глаза, она поняла, что все происшедшее отнюдь не было дурным сном. Все было наяву и по-настоящему. Чудище по имени Тайни, безжалостные члены шайки, ее собственный папаша, глаза которого сверкали, будто льдинки, — все было всамделишное. И вот она в их лапах, запертая на чердаке дома по улице Вязов, лежит на дряхлом матраце, покрытом дырявой простыней, под ветхим одеялом и с тощей подушкой под головой. И дверь на замке.

Удивительно, как это она вообще ухитрилась заснуть. Вата в матраце сбилась в комки, и самые большие страдания девушке причинял огромный заскорузлый бугор под спиной. Миртл потыкала в него кулаком, но ничего не добилась. Бугор продолжал впиваться в тело. Помимо матраца, девушку беспокоило положение, в котором она оказалась. Ничего хуже и представить себе нельзя: в доме — целая шайка бандитов, и в их числе — два человека, Даг и Уолли, которых Миртл прежде считала своими друзьями (разумеется, в разной степени). Во всяком случае, она им доверяла.

То, что она смогла заснуть в эту кошмарную ночь, свидетельствовало лишь о том, насколько ее вымотало сегодняшнее происшествие. Кстати, что это за шорох разбудил ее? Неужели крысы?

Присмотревшись к широким половицам, Миртл не увидела на полу ни крыс, ни иной живности. Ни малейшего движения. Наверное, это шелест дождя, подумала девушка. Сквозь окошко на чердак проникал тусклый свет, значит, солнце уже всходит. В его сером свете Миртл разглядела тяжелые капли дождя, неутомимо барабанившие по стеклу.

Итак, дождь разбудил ее, но вставать еще рано. Миртл смежила веки и прислушалась. Опять что-то заскреблось, однако звук доносился не от окна, а совсем с другой стороны.

Миртл неохотно открыла глаза и посмотрела туда, откуда доносилось царапанье, — на неоштукатуренную перегородку, отделявшую клетушку от остального чердака. В середине стены была древняя деревянная дверь со старомодной круглой бронзовой ручкой.

Скр-рр... скр-рр... Кто-то скребется в дверь.

Миртл уселась на матраце и, хотя спала в одежде — а что еще оставалось? — натянула ветхое одеяло до самого подбородка, не спуская с двери вытаращенных глаз.

Кто там?

— Кто там? — прошептала она.

Скр-рр... скр-рр...

Пошарив возле матраца, девушка нащупала туфли, сунула в них ноги и только теперь почувствовала себя полностью одетой. Снарядившись таким образом, она прокралась по деревянному полу и приложила ухо к двери.

— Эй!

— Миртл! — раздался в ответ возбужденный, но неузнаваемый шепот.

— Кто там?

— Уолли!

Миртл шарахнулась от двери. Мозг бандитской шайки!

— Что вам нужно? — спросила Миртл пронзительным шепотом, срываясь на фальцет.

— До сих пор я не решался прийти на помощь!

— Что? — Миртл хмуро посмотрела на деревянную панель двери.

— Сегодня, — донесся еле слышный голос, — когда все уедут... Миртл!

— Что?

— Вы меня слышите?

— Слышу, — прошептала она в ответ.

— Нагнитесь к замочной скважине!

Что дальше? Отравляющий газ? Пигмейская стрела? Миртл наклонилась к отверстию, не приближаясь, впрочем, к нему вплотную, и шепнула:

— Я вас слышу.

— Ночью, — донеслось из-за двери, — когда все уедут на озеро.

Сатанисты? Черная месса? Групповая оргия?

— Зачем?

Не ответив на ее вопрос (еще бы!), Уолли продолжал:

— В доме останутся Мэй, мамуля Мэрча и я с компью...

— С кем?

— С двумя женщинами. — Затем шепот приблизился и зазвучал более проникновенно, словно сквозь замочную скважину просочилось бесплотное создание и заговорило, обнимая девушку за плечи: — Ее действительно зовут Глэдис?

— Я не знаю. Я ничего не знаю! — простонала Миртл то ли шепотом, то ли все тем же визгливым фальцетом. — Я не понимаю, что вы здесь делаете. Не знаю ваших имен...

— Вам известно мое настоящее имя.

— Вот как?

— А мне — ваше.

Миртл задумалась и приложила руку к двери, которая оказалась неожиданно теплой и совсем домашней на ощупь. Мысли смешались в ее голове, словно акварельные краски.

— Миртл!..

«Никому нельзя верить, — безнадежно подумала девушка. — Даже мне».

— Нет, не знаете, — прошептала она, склонившись к замочной скважине.

— Чего не знаю?

— Моего настоящего имени. Меня зовут Миртл Стрит.

— Это улица, где вы живете.

— Я соврала. Отчасти — из-за дурацкого совпадения, отчасти потому, что накануне нашей с вами встречи узнала, что Том Джимсон — мой отец.

— Накануне?

— Вы — единственный человек, которому я назвала это имя. А теперь, когда я увидела своего отца...

— Мне кажется, он не из тех людей, которых можно с гордостью назвать отцом, — сочувственно прошептал Уолли.

— Да, это так, — ответила Миртл.

— Теперь послушайте. Компьютер утверждает, что мы можем спасти друг друга!

— Уолли, — прошептала Миртл, все ближе склоняясь к замочной скважине. — С кем вы разговариваете через компьютер?

— О чем вы?

— Куда он подключен?

— В розетку, — растерянно ответил Уолли. — Как и всякий другой компьютер.

— Так, значит, вы не отдаете через него приказов банде? Не получаете приказов от кого-то еще?

— Нет, Миртл. Это же не ВДТ, который стоит у вас в библиотеке. Мой компьютер не подключен к сети.

— Правда?

— Правда. Честное слово. Это мой личный персональный компьютер.

Можно ли ему верить? Чему можно было верить? Могла ли она верить вообще чему-нибудь? Впрочем, при нынешних обстоятельствах не имело ни малейшего значения, верила она чему-то или нет.

— Уолли, я не понимаю, что здесь происходит, — прошептала Миртл.

— Сейчас объясню, — отозвался тот. — Сегодня ночью они отправятся на водохранилище, чтобы достать спрятанные там деньги. Я полагаю, что после этого Том попытается покончить со своими компаньонами.

Поверить в это было совсем нетрудно.

— А потом? — прошептала Миртл.

— Потом заявится сюда и устроит нам... э-ээ... веселую жизнь.

Миртл показалось, что она прекрасно все поняла. Перед ее мысленным взором мелькнуло жалкое зрелище — она умоляет Тома Джимсона о пощаде: «Я — ваша дочь!», и девушка прижалась к двери, представляя себе низенького, кругленького, потного Уолли Нэрра, стоящего за дверью.

— Что я должна делать?

— Как только все уедут, — прошептал Уолли, — я выпущу вас из комнаты, и мы отправимся к вам домой, чтобы наблюдать оттуда за происходящим здесь.

Домой. Я вернусь домой. Все остальное не играло никакой роли.

— Прекрасно, Уолли, — ответила Миртл, поглаживая дверь. — Я буду ждать вашего прихода. Буду ждать вас здесь.

72

— Еще кофе?

— Ага.

— Еще булочку?

— Ага.

— Повидла?

— Ага, ага. Давай!

— Отлично, отлично. А ну-ка попробуй «Фрэнк».

— Фрэнк? Ты так думаешь? Ладно. Эй, Фрэнк! Я всегда мажу жареный хлеб повидлом! Фрэнк! Эй, Фрэнк Гаффи! Ты понял, что тебе сказано?

Гаффи, наблюдавший за ломтями хлеба, которые поджаривались в тостере, делаясь все темнее, словно Ларри Тэлбот, оборачивающийся волком, пошевелил мозгами и наконец покачал головой:

— Нет. Я не мог быть Фрэнком.

— Я тоже так думаю, — согласился Дортмундер.

— Будь я Фрэнком, все было бы куда лучше, — решил Гаффи, намазывая хлеб повидлом. — С таким именем я был бы куда осторожнее. А не такой простофиля, какой я есть.

Он расставил тарелки на кухонном столе, за которым сидел Дортмундер, мучаясь похмельем и наслаждаясь бездельем. Гаффи вернулся к стойке, принес оттуда две чашки кофе и с громким стуком поставил их на стол. Дортмундер вздрогнул.

Они молча сидели на кухне. Прошло сорок минут, но Гаффи и Дортмундер не замечали хода времени. Наконец Дортмундер поднял голову и, допивая остывший кофе, взглянул на часы и поймал себя на мысли, что ему очень хотелось бы узнать, как дела на севере. Он опустил чашку на стол (опять с грохотом и содроганием) и сказал:

— Позвоню-ка я им.

Гаффи встрепенулся:

— Чего? Чего?

— Ты сваришь еще кофе, — распорядился Дортмундер, — а я пойду в гостиную и позвоню по телефону.

— Послушай, Дортмундер, — сказал Гаффи (он заявил, что будет называть Дортмундера по фамилии до тех пор, пока не вспомнит собственное имя). — Это нечестно.

— Честно, нечестно... Я должен защищать свои интересы, и все тут. Тебе вовсе не обязательно подслушивать мой разговор.

— У меня тоже есть интересы, — заметил Гаффи.

— Твои интересы не имеют никакого отношения к моим, — ответил Дортмундер. — И потому я не хочу, чтобы ты присутствовал, когда я буду звонить. — Заметив взгляд Гаффи, которым тот исподтишка окинул кухню, Дортмундер улыбнулся, несмотря на головную боль, и добавил: — Второго аппарата у меня нет, хотя один дружок уже сто раз предлагал протянуть на кухню провод. Я каждый раз отказывался, и теперь у меня появилась отличная мысль объяснить, почему я такой упрямый.

Гаффи покачал головой и сказал:

— Чего там. Я и так растерял свое преимущество. А ведь у меня была винтовка, я сумел нагнать на тебя страху так, что ты едва не обделался, я...

— Ну, это ты зря.

— Никаких «зря», — настаивал Гаффи. — Ты чуть не обделался, и должен это признать.

— Ты малость смутил меня, — согласился Дортмундер. — Но мы — люди разумные и смогли все утрясти. Давай продолжать в том же духе. Я пойду позвонить, а ты свари кофе.

— Какой уж из меня разумный человек, — проворчал Гаффи, оставшись в одиночестве. — Я все время теряю преимущество. Каждый раз возникают непредвиденные обстоятельства, черт бы их побрал.

Войдя в гостиную, Дортмундер набрал номер в Дадсон-Сентр, надеясь, что к телефону подойдет Мэй. К его искреннему удивлению, ответила именно она. Узнав ее голос, Дортмундер сказал:

— Мэй! Это я.

— Джон? Где ты?

— Дома, как и обещал.

— Дома... в безопасности, — тоскливо заметила Мэй.

Посмотрев на винтовку, которая до сих пор стояла у стены рядом с телевизором, Дортмундер сказал:

— Да. В безопасности. Во всяком случае, чувствую себя спокойнее, чем прежде. Как у вас дела?

— Джон, — произнесла Мэй голосом, в котором внезапно зазвучало возбуждение и даже восхищение. — Стэн, Энди и Даг привезли катер! Огромный! Ты не поверишь!

— М-да?

— Ты только представь, там два спальных места!

— Два спальных места? — Дортмундер представил себе океанскую яхту и спросил: — И что вы собираетесь с ним делать? Он поместится в водохранилище?

— Как игрушечный кораблик в ванной, — ответила Мэй. — Даг считает, что эта лодка лучше предыдущей. Ее мотор работает тише подвесного, а лебедку можно будет взять с собой и, подняв гроб, отвезти его на берег в лодке.

— Звучит заманчиво, — признал Дортмундер.

— Но это еще не все, — продолжала Мэй, понизив голос. — Тут такая пакостная штука случилась...

— Том?

— Пока нет. Мы ждем от него какую-нибудь гадость, но не сейчас.

— Тогда что же?

— Тайни поймал одну девицу, которая заглядывала к нам в кухню через окно. Выяснилось, что это — приятельница Дага, она шпионила за нами и многое о нас знает. А ее мать — та самая женщина, с которой мамуля играет в канасту. Джон, ты представляешь: мамулю Стэна зовут Глэдис!

— Ладно болтать-то.

— Нет, правда! Во всяком случае, так она назвалась той женщине, с которой играет в канасту.

— Минутку, — остановил ее Дортмундер. — Тайни поймал дочку, которая шпионила?

— Заглядывала в окно.

— А что потом?

— Потом было много чего, и в конце концов мы решили запереть девушку на чердаке до тех пор, пока не закончим.

— А потом что?

— Мы решили отпустить ее. Что решил Том — не знаю.

Дортмундеру было нетрудно догадаться, что решил Том.

— А ее мать? — спросил он. — Она что — не позвонила в полицию, когда ее дочь не вернулась домой? Разве они не прошерстили ближайшую округу?

— Мы позвонили ей в тот же вечер, — объяснила Мэй, — и дочка сказала, что собирается остаться на ночь с Дагом. Я подслушивала у второго аппарата...

— Р-рр... — проворчал Дортмундер.

— Что?

— Ничего. Мы еще поговорим с тобой насчет вторых аппаратов. Что было дальше?

— И вот что я скажу, Джон. Эта мамаша меня просто поразила. Ее дочка, по имени Миртл Стрит... Ты можешь в это поверить?..

— Почему нет?

— Да потому, что она живет на Миртл-стрит!

— Брось дурака валять.

— Так вот, ее мамаша сказала: «Отлично. Давно бы так». Каково?

— Да уж, — согласился Дортмундер.

— А затем она пожелала переговорить с Дагом. Я имею в виду — мамаша. Даг взял трубку, ожидая услышать что-нибудь насчет того, что он должен беречь ее дочь и уважать ее, да только мамаша завела речь о презервативах.

— Ну и ну, — сказал Дортмундер.

— Я даже не знаю, кто из них больше смутился — Даг или Миртл. Особенно оттого, что ничего такого и не было. Видать, Дагу не слишком повезло с этой девчонкой. Она отказалась лечь с ним в постель, и мы заперли ее на чердаке.

— Ну, не знаю, Мэй, — сказал Дортмундер. — Похоже, у вас там все пошло наперекосяк.

— Или пойдет в ближайшем будущем, — подхватила Мэй. — Я знаю, как ты к этому относишься, и вовсе не собираюсь тебя уговаривать. Но без тебя мы — как без рук.

— Я бы посоветовал всем вам как можно быстрее смываться оттуда, — ответил Дортмундер.

— Ты же знаешь, это невозможно. К тому же операция назначена на ближайшую ночь. Тогда все и разрешится — так или иначе.

— Вот это самое «иначе» беспокоит меня больше всего, — отозвался Дортмундер. — Мэй, держись спиной к стене.

— Постараюсь. Увидимся завтра, Джон.

Дортмундер с задумчивой миной на лице вернулся в кухню. Гаффи предложил ему чашку горячего кофе и еще два имени на пробу: Гарри и Джим. Ни одно из них не подошло, и Дортмундер сказал:

— Гаффи, я должен ехать.

— Куда? — встрепенулся Гаффи.

— К озеру я даже не подойду, — пробормотал Дортмундер. — Поеду прямо в город.

— Какой город?

— В общем, так, — сказал Дортмундер, — если ты пропустишь тот момент, когда Том возьмет свои деньги, он скроется, и ты ни за что его не найдешь. Впрочем, может быть, оно и к лучшему.

Гаффи ударил по столу корявым кулаком.

— Этот человек сломал мою жизнь, — заявил он. — Ты ведь знаешь, Дортмундер, я был совсем молодым парнем, когда он сунул меня в мышеловку и загубил мою жизнь. Прищучить этого сукина сына — моя судьба, иначе как бы вы с ним оказались в городе Кронли, штат Оклахома? Что я сделаю с ним, когда поймаю, никого не касается. Но я должен встретиться с ним лицом к лицу, а после этого можно и помереть.

— Я тебя понимаю, — сказал Дортмундер. — И потому предлагаю тебе следующее. Если ты дашь мне честное слово, что не тронешь Тома пальцем до тех пор, пока не будет завершено наше дело, то я возьму тебя с собой на север.

— Куда?

— Прежде чем сказать тебе, куда мы поедем, я хочу получить с тебя честное слово.

Гаффи задумался:

— А если я не соглашусь?

— Тогда я пойду в гостиную, возьму винтовку, вернусь сюда и оберну ее вокруг твоей шеи, — заверил его Дортмундер. — А сам отправлюсь на север.

Гаффи помолчал.

— Ну, а если я дам честное слово и не сдержу его?

— Там, куда я еду, у меня куча друзей, — ответил Дортмундер. — А у тебя — только враг.

73

Найти достаточно мощный автомобиль, у которого были бы и табличка «Врач», и буксировочное устройство, оказалось не так-то просто. Но Энди Келп преуспел в этом деле, не опускаясь до второсортных дешевок. Он достал прекрасный «крайслер-кантрискуэр» с деревянной отделкой салона. И через час после захода солнца Стэн остановил «крайслер» на том самом проселке, по которому несколько месяцев назад они совершили первый набег на территорию водохранилища. Рядом со Стэном сидел Келп, а за машиной катил прицеп с катером, в котором устроился Даг, знакомясь по дороге с рычагами управления.

— Теперь никуда не денется! — сказал Келп. — Нутром чую!

Тайни поднялся с заднего сиденья, на котором до сих пор сидел бок о бок с Томом, вылез под дождь с клещами в руках, сломал новый замок на уже знакомом ему шлагбауме и отвел его в сторону.

— Кажись, это уже было, — пробормотал он, вновь перегораживая путь, когда автомобиль с катером миновал препятствие, и вновь занял свое место в машине.

В прошлый раз они проезжали здесь в жилом фургоне. Машину вел Келп, погасив огни и открыв окно, ориентируясь в основном по скрежету веток, царапавших борт автомобиля. На сей раз шел проливной дождь, и окна открывать не хотелось; к тому же Стэну вполне хватало света подфарников. Дождь скрадывал огни и уменьшал риск встречи с посторонними, которые могли шляться где-нибудь поблизости. Стеклоочистители гоняли воду туда-сюда, и сквозь очищенные ими участки окна порой проглядывали раскисшая грунтовая дорога и обступившие ее деревья, смутно освещенные пробивающимися сквозь туманную дымку огоньками.

Вскоре они добрались до второго шлагбаума, на сей раз увидев препятствие — те самые ворота в ограждающем водохранилище сетчатом заборе, которые Келп едва не снес машиной несколько месяцев назад. Тайни вновь вылез из автомобиля и вновь освободил проезд, затем вернулся назад и швырнул клещи в обитый ковровой тканью багажник.

— Теперь я и сам мог бы отправиться под воду, — сказал он. — Все равно мокрее я уже не стану.

— Потерпи. Конец уж близок, — ответил Келп.

— Вот тут ты прав, — вполголоса заметил Том.

— Компьютер полагает, что, как только деньги окажутся на суше, Том немедленно попытается совершить предательство, — сказал Уолли.

— Боюсь, ты прав, — согласилась Мэй.

Мамуля фыркнула.

— Чтобы сообразить это, не нужно быть машиной, которая умнее человека, — сказала она.

— Парни знают, что Том что-то замышляет, — отозвалась Мэй. — Они не спустят с него глаз.

— Верно, — сказала мамуля. — Нашим парням палец в рот не клади. Мой мальчик, во всяком случае, сумеет за себя постоять.

— И Тайни тоже, — добавила Мэй. — И Энди.

— Между прочим... — начал было Уолли, откашлявшись.

Мамуля бросила на него раздраженный взгляд:

— Ты имеешь что-то против моего Стэнли?

— Я лишь хочу сказать, что нам стоит просчитать все возможные варианты, — ответил Уолли. — Так утверждает компьютер, и я с ним согласен.

— Ты всегда с ним согласен, — заметила мамуля. — Ты приволок сюда этот ящик, чтобы вы с ним могли восхищаться друг другом.

— Уолли, к чему ты ведешь? — спросила Мэй. — О каких вариантах говоришь?

— Давайте предположим, что Том устроил какую-нибудь мерзкую пакость...

— Тут и предполагать нечего, — заметила мамуля.

— Предположим также, что он победил, — продолжал Уолли. — Предположим, что он забрал деньги и расправился с нашими друзьями.

— Убил их, ты хочешь сказать, — отозвалась Мэй.

— Мне не хочется произносить это слово.

— Но ты имеешь в виду именно это.

— Ага, — ответил Уолли, болезненно морщась.

Мамуля покачала головой и спросила:

— Ну ладно. Что же дальше?

— Возникает вопрос: как поступит Том, завладев деньгами, — ответил Уолли. — Просто скроется или пожелает устранить всех свидетелей до единого.

— Ты полагаешь, он вернется сюда? — спросила Мэй, разглядывая залитые дождем окна.

— Так думает компьютер.

— И ты с ним согласен, — заметила мамуля.

— И я тоже, — сказала Мэй, на лице которой появилось встревоженное выражение.

— И еще Миртл, — добавил Уолли.

Внезапная смена темы разговора застала женщин врасплох.

— Миртл? — спросила мамуля. — Эта девчонка, которая сидит на чердаке? Она-то что может сделать?

— В том-то и дело, что ничего, — ответил Уолли.

— Об этом-то я и толкую, — заявила мамуля.

— А я хотел сказать, что мы с вами оказались тут по собственному желанию, а Миртл — нет. И если ее отец вернется...

— Кто? — удивилась Мэй.

— Том — ее отец, — сказал Уолли и добавил, кивнув мамуле: — Та женщина, с которой вы играете в канасту...

— Она ее мать. Я знаю об этом.

— Она работала в библиотеке Паткинс-Корнерз в ту пору, когда Том захоронил свой гроб. Именно она сообщила ему, что строительство автостоянки отменили. Она была дочкой хозяина городского похоронного бюро. Он-то и продал Тому гроб.

— Почему же Том ничего не сказал, когда Тайни поймал девушку?

— Он ничего не знает. А если бы знал, это ничего не изменило бы.

— Да уж, Тома никак не назовешь сентиментальным, — заметила мамуля, глубокомысленно кивая.

— Нет ли у вас с компьютером мыслей по поводу того, что нам следует предпринять? — спросила Мэй.

— Отправиться домой к Миртл.

Женщины изумленно уставились на Уолли.

— Зачем, скажи на милость? — спросила Мэй.

— Это совсем рядом, — объяснил Уолли, — и мы могли бы наблюдать оттуда за этим домом. Мы выключаем здесь свет, уходим туда и ждем, пока тут вновь не зажгутся огни. Тогда я подойду к окну и удостоверюсь, что тут все в порядке.

— Значит, нам придется посвятить Миртл и ее мать во все подробности? — спросила Мэй.

— Миртл и так уже почти все известно, — заметил Уолли. — А ее мать уже знакома с Глэдис, так что...

— Я терпеть не могу это имя, — прервала его мамуля.

— Э... — Уолли растерянно похлопал ресницами и сказал: — Прошу прощения. Как бы там ни было, вы знакомы с ней, а она знает, что Том находится в городе. Именно она заметила его, когда он проезжал на машине, и с этого момента Миртл начала свои поиски.

Мэй и мамуля переглянулись.

— Ну? Что скажешь? — спросила мамуля.

— Я бы хотела, чтобы здесь был Джон.

— В этом чертовом доме никогда никого не бывает, — с досадой сказал Дортмундер спустя четверть часа после того, как машина, на которой они с Гаффи приехали сюда, остановилась на обочине напротив дома номер 46 по улице Вязов. Свет в доме был погашен.

Дортмундер сидел за рулем «пежо», позаимствованного в театральном квартале Нью-Йорка, и неотрывно смотрел сквозь дождь на темные окна дома, в котором, как он знал, должны были оставаться не менее половины его обитателей.

— Что-то не так? — спросил Гаффи, который во время поездки все сильнее нервничал. Его беспокойство лишь отчасти объяснялось плохим состоянием дороги и неумением Дортмундера водить автомобиль. С тех пор как они свернули на Палисады, Гаффи не предложил Дортмундеру на пробу ни одного имени, и теперь сидел, сутулясь, на пассажирском месте и вглядывался в ночь, рассматривая сквозь пелену дождя старый неосвещенный дом. Больше всего Гаффи походил на одного из трех поросят, ожидавшего появления волка. На того самого поросенка, что выстроил соломенный шалаш.

— Не нравится мне это, — ответил Дортмундер. — Впрочем, тут всегда все идет наперекосяк. Давай-ка вот что. Сейчас мы отправимся в дом и осмотрим его, не включая света. Держись рядом со мной.

— Ага.

— А там видно будет.

Гаффи нахмурился.

— При выключенном свете? — спросил он.

— Да, — ответил Дортмундер. — Посмотрим, удастся ли разглядеть что-нибудь при выключенном свете. Вылезай.

Они вылезли из машины и, пробежавшись под струями ливня, оказались на сравнительно сухом крыльце. Заметив диванчик, качавшийся без приложения посторонней силы, Гаффи испуганно шарахнулся в сторону. Подойдя к двери, Дортмундер пробормотал:

— В прошлый раз они оставили дверь незапертой. А теперь — тихо!

Гаффи, который и без того хранил молчание, возобновил его хранение.

Дортмундер осторожно открыл сетчатую дверь, осторожно повернул ручку внутренней двери и опасливо толкнул ее. Дверь распахнулась. Дортмундбр беззвучно скользнул внутрь, Гаффи — за ним. Потом они аккуратно прикрыли за собой обе двери.

— Держись рядом, — шепнул Дортмундер на ухо Гаффи. Тот кивнул, почти невидимый в слабом свете едва пробивающегося сквозь дождь огонька ближайшего уличного фонаря.

Они обошли дом, но не обнаружили никого и ничего.

— Я так и знал, — громко произнес Дортмундер, когда они вернулись в гостиную.

Гаффи прилип к его правому локтю, словно щит средневекового рыцаря.

— Что? — спросил он. — Что ты знал?

— Что водохранилище не преминет выдать мне прощальный подарочек, — ответил Дортмундер.

Раскисшая почва и тяжелая лодка. Наконец Стэну удалось развернуть автомобиль и катер на маленьком пятачке в конце подъездной дороги, но как только он попытался спуститься поближе к воде, прицеп внезапно увяз. Он утонул в грязи по самые ступицы, и задние колеса автомобиля беспомощно буксовали на месте.

— Вот черт, — выругался Стэн. — А ну-ка, вылезайте.

Все, кроме Стэна, полезли наружу, в дождь и темноту, меся грязь и ежась под пронизывающим ветром.

Автомобиль стал легче, но вес катера не уменьшился, колеса прицепа завязли намертво. Келп и Тайни уперлись в передок автомобиля и принялись толкать. Том отошел в сторонку и взял на себя роль наблюдателя. Мощный мотор завывал, соревнуясь с ревом грозы, однако все усилия привели лишь к тому, что Тайни с Келпом вымазались с ног до головы.

Стэн перевел рычаг передач в нейтральное положение, открыл окно и подозвал Тайни и Келпа. Они зашлепали в обход машины, больше всего похожие на защитников в последней четверти на редкость напряженного футбольного матча.

— Все. Дальше ходу нет, — заявил Стэн.

— А, ты тоже это заметил? — спросил Тайни.

— Нам нужно выбраться на сухой грунт и попытаться снова, — сказал Стэн.

— Тут нет сухого грунта, — заметил Келп.

— Я имею в виду, суше, чем здесь, — пояснил Стэн. — Хотя бы малость потверже. Если мне удастся добраться до дороги, я мог бы разогнаться, проскочить задним ходом до самого озера и столкнуть лодку в воду.

— И не сложиться при этом пополам, — заметил Келп.

— Но попытаться стоит, — сказал Стэн.

— На таком-то болоте?

— Может, нам стоило бы вытащить машину на дорогу, развернуться и, прицепив катер к переднему бамперу, попытаться подтолкнуть лодку, двигаясь вперед малым ходом, — предложил Тайни.

— А что? Это идея, — отозвался Стэн.

— И вот вам еще одна идея, вдобавок к первой. Может, нам стоило бы вытащить Дага из катера и толкнуть машину втроем?

— Дагу это очень понравится, — сказал Келп, усмехнувшись.

— И нам тоже, — добавил Тайни.

Они подошли к носу катера и покликали Дага, который некоторое время упрямился, притворяясь, будто не понимает, чего от него хотят, но все же вылез из лодки и пришел на подмогу.

Поначалу автомобиль никак не желал двигаться вперед, однако в конце концов его колеса выбрались из вырытых ими ям, и прицеп потихоньку заскользил по грязи. Вырулив на пригорок, Мэрч остановил машину. Отцепив V-образное дышло от тележки, Тайни улегся в грязь и с трудом открутил грязный крюк от замызганного бампера автомобиля при свете его задних фонарей. Келп стоял рядом и подавал инструменты. Стэн с крюком в руках обошел автомобиль и...

— Не подходит, — сказал он.

— Сделай так, чтобы подошло, — посоветовал Келп.

Сквозь нарастающий вой ветра донесся испуганный голос Дага:

— Стэн! Гаси свет!

Стэн, не привыкший задавать лишних вопросов, одним ударом ладони по приборной панели вырубил освещение. Пятачок, на котором стояли машины, погрузился в темноту. Все пятеро повернулись в сторону ярких огней, приближавшихся по проселку под дождем среди промокших насквозь деревьев.

— Свет по-прежнему погашен, — доложила Миртл, вернувшись в гостиную из своей спальни, откуда было удобнее всего наблюдать за домами по улице Вязов.

— Я думаю, они провозятся еще час, а то и больше, — сказал Уолли.

— Вполне достаточно, чтобы рассказать мне, что здесь происходит, — заявила Эдна.

— Кажется, я заметил машину, — сказал Дортмундер, вглядываясь во тьму дождливой ночи. — Наверное, они уже вышли в озеро на лодке, о которой мне рассказывала Мэй.

Он остановил автомобиль на краю пятачка. Сквозь струи дождя ничего нельзя было разглядеть, даже в свете фар. Бесчисленные капли попросту отбрасывали лучи обратно.

— Сколько это будет, если взять три тысячи семьсот пятьдесят долларов за двадцать три года при восьми процентах годовых? — спросил Гаффи.

— Сдаюсь, — ответил Дортмундер. — Ну, и сколько же?

— Я не знаю, — удивленно протянул Гаффи. — Потому и спрашиваю.

— Ага, — сказал Дортмундер. — А я думал, ты мне загадку загадываешь.

— Это не загадка. Это деньги, которые задолжал мне Тим Джепсон, — мрачным тоном пояснил Гаффи. — Как я понимаю, изрядная доля тех денег, которые, по твоим словам, лежат на дне озера, теперь достанется мне.

— Поговори об этом с Томом, — посоветовал Дортмундер. — Но не забывай, что половина — наша.

— Да-да, конечно.

Дортмундер выключил фары.

— Ни черта не вижу, — сказал он.

— Еще бы, коли ты погасил свет, — заметил Гаффи.

— Я пытаюсь увидеть их фонари, — ответил Дортмундер. — Нам лучше выйти из машины.

Как только они открыли дверцы, загорелась лампочка под потолком. Она осветила салон машины, но больше ничего не было видно, и, когда дверцы захлопнулись, ночная чернота лишь еще больше сгустилась.

Дортмундер и Гаффи столкнулись в темноте у капота автомобиля — две огромные неясные фигуры. Дортмундер ткнул пальцем, приблизив ладонь к самому лицу Гаффи, чтобы тот смог ее увидеть.

— Водохранилище находится в той стороне, и я вижу стоящую там машину. Смотри туда.

— Уф! — крикнул Гаффи и повалился на землю.

— Уф! — Дортмундер обернулся и склонился над Гаффи, желая выяснить, что с ним случилось. И тем самым спас себя от удара Тайни, кулак которого лишь скользнул по макушке и, едва не оторвав по пути ухо Дортмундера, обрушился на его плечо, причинив невыносимую боль.

— Ай! — крикнул Дортмундер. — Кто это?

— Дортмундер? — послышался из темноты голос Тайни. — Это ты?

— А вы кого ждали?

— Мы никого не ждали, Дортмундер, — виновато отозвался Тайни. — Кого ты привез с собой?

— Значит, ты не удержался, Эл, — сказал из темноты Том.

— Похоже на то, — ответил Дортмундер.

— Так кто же это? — не унимался Тайни, тыкая носком ботинка бесчувственное тело Гаффи.

Зная, что Том здесь, а Гаффи беспомощен, Дортмундер уклончиво ответил:

— Так, голосовал на шоссе.

Тем временем к месту происшествия подтянулись остальные, и послышался голос Келпа:

— Джон? Ты что, привез попутчика на место операции?

— Не мог же я оставить несчастного под дождем, — сказал Дортмундер, выругался про себя: «На кой черт я сказал, что это попутчик? Впрочем, что еще я мог сказать?» — и добавил вслух: — Все в порядке, Энди. Поверь мне, я знаю, что делаю. Вы уже закончили?

Все присутствующие, не исключая и Тома, немедленно забыли о Гаффи и принялись наперебой жаловаться на невыносимые условия, в которых приходиться работать.

— Ага... ага, — говорил Дортмундер. — Ну что ж, давайте посмотрим эту вашу чудо-лодку.

Увидев наконец катер воочию, Дортмундер решил, что тот не столь велик, как ему казалось после восторженных словоизлияний Мэй. Впрочем, он сразу понял, что на этой лодке действительно можно спокойно отправляться в длительное путешествие. Пока Тайни пристраивал крюк к бамперу «крайслеpa», Дортмундер рассматривал катер в тусклом рассеянном свете подфарников.

— Катерам обычно присваивают всякие забавные имена, — сказал он. — А как называется этот?

Возникло непродолжительное замешательство. Дортмундер повернулся к Келпу, который стоял ближе всех, и спросил:

— Ну?

— Да, у него есть имя, — ответил Келп.

— Какое?

Стоявший по другую сторону от Дортмундера Том фыркнул и сказал:

— Этот катер называется «Кверху пузом».

— М-да, — только и смог ответить Дортмундер.

В этот миг к Дортмундеру подошел Даг.

— Слушай, Джон, этот твой попутчик... — сказал он.

— Что?

— Он жив.

— Сравнительно жив, — отозвался Тайни. — Я его только оглушил.

— Но он лежит без сознания, — продолжал Даг. — И я боюсь, что он может захлебнуться.

Дортмундер нахмурился:

— Чем? Водой?

— Дождевой. Что с ним делать?

— Оставь его в покое, — сказал Келп. — Оклемается.

— И сразу побежит в полицию, — вмешался Том. — Иногда я тебя не понимаю, Эл. На твоем месте я помог бы ему захлебнуться.

— Эх-х... — всхлипнул Даг.

— Возьмем его с собой, — предложил Дортмундер.

Все восприняли это предложение в штыки. Дортмундер выслушал всевозможные доводы против, проклиная себя за то, что не смог выдумать более удачного объяснения причин появления здесь Гаффи, и, когда негодующие голоса наконец умолкли, сказал:

— Возьмем его с собой. Убивать его не хочется. Оставлять на берегу нельзя. Поэтому захватим его с собой. У меня есть на то свои причины, о которых я расскажу потом. Тайни, ты идешь?

— Все готово, — сообщил Тайни, с трудом поднимаясь на ноги. — Ты, Дортмундер, порой говоришь очень странные вещи.

— Может, и так, — согласился Дортмундер. — Мы отнесем его в лодку к Дагу.

Тайни приподнял невесомое безвольное тело Гаффи и передал его Дагу, который должен был при спуске катера оставаться на борту, чтобы тот не уплыл, попав в родную стихию.

Наконец приступили к спуску лодки на воду. Дортмундер, Келп, Том и Тайни отошли в сторонку, Даг взялся за штурвал катера, Стэн пустил «крайслер» малым ходом, осторожно нажимая на педаль газа. Машина с прицепом потихоньку поползла к берегу. Тележка рыскала вправо и влево, норовя застрять в трясине, и Стэну приходилось укрощать ее точными поворотами руля. Скользя по грязи, катер медленно, но верно вползал в озеро кормой вперед.

Стэн отпустил педаль газа, лишь когда подфарники коснулись воды, а бампер захлестнули волны. Как только он убрал ногу с педали, мотор заглох — и, вероятно, навсегда. Однако «Кверху пузом» уже был в воде и кое-как держался на плаву.

Даг принялся освобождать катер от расчалок, которыми тот был прикреплен к тележке, а Стэн пробрался по полузатопленному салону автомобиля и, выйдя наружу через заднюю дверь, уселся в машину Дортмундера. Тем временем Келп, Том и Тайни полезли в воду, чтобы подняться на борт катера. На полпути Келп оглянулся и спросил:

— Джон! Ты идешь?

Дождь стал еще слышнее. Промокшая одежда липла на ветру к замерзшему телу. Даже озера, и того не было видно. Достойное испытание для настоящего мужчины.

— Черт побери, — ответил Дортмундер и шагнул в воду.

— Когда я вспоминаю, какой дурой была в юности, мне хочется залепить себе пощечину, — сказала Эдна. — Когда же я думаю о том, что ты, Миртл, никогда не была глупенькой девочкой, мне хочется отлупить заодно и тебя. Я понимаю: в том, что ты никогда не испытывала желания упорхнуть из родительского гнезда, есть и моя вина. Я понимаю, что превратилась в желчную старуху раньше времени и отчасти по вине Тома Джимсона. Но, господи, девочка моя, неужто в тебе нет ни капли бунтарства? Где же наследственность? Не перебивай, когда я говорю! Том Джимсон хоть раз мог — только мог, — сам того не зная и не желая, сделать доброе дело. Кабы не случилось то, о чем мы сейчас говорим, мы с тобой могли бы плыть по течению день за днем, год за годом, до самой смерти. Ты превратилась бы в послушную деревенскую старую деву, полностью погруженную в заботы о своей противной старухе матери с мерзким характером... Дай мне закончить, пожалуйста! Однако нам с тобой пришлось встряхнуться, и это здорово. Этот парень-аквалангист не пара тебе, Миртл, и ты знаешь это не хуже меня. Он лишь бледная тень Тома Джимсона, конечно, не такой хладнокровный и жестокий, но столь же ненадежный человек. Если тебе вскружил голову красивый парень — ради Бога, но ты должна удостовериться в том, что помимо смазливой физиономии у него есть мозги, на которые можно положиться. А теперь ты, Уоллес. Я знаю людей твоего склада, и не говори мне, что я ошибаюсь. Работая в библиотеке Паткинс-Корнерз, я всю свою жизнь сталкивалась с юношами, похожими на тебя как две капли воды. С умными, интеллигентными мальчиками, которым не везло в спорте, над которыми потешались остальные дети и которые шли в библиотеку обрести прибежище в вымышленном мире. Но ты уже не ребенок, Уоллес. Да, верно, сейчас ты имеешь нелепый вид, но то же можно сказать о большинстве взрослых людей. Пора тебе выбираться из своей раковины. Воображение поставило тебя перед лицом опасности, с которой ты не сможешь справиться, и тебе об этом известно. И не надо считать, будто твой компьютер знает все на свете. В том, что с тобой происходит, виноват Нью-Йорк. Из-за него ты вынужден был все время отсиживаться под замком. Тебе нужно переехать в другое место, в настоящий дом, небольшой городок, где ты мог бы встречаться с людьми и стать частичкой общества. У нас в доме есть свободная комната. Мы с Миртл давно подумывали обставить ее и сдать в аренду... Да-да, Миртл, мы об этом давно подумывали. Я знакома с мистером Кэмфаймером, он работает в банке, ему наверняка пригодится специалист по вычислительной технике. Он все время сетует на современную жизнь, как это часто бывает с мужчинами. Короче говоря, подумай об этом, когда будешь принимать решение.

— Эдна... — сказала мамуля Стэна Мэрча.

— Теперь о деньгах, — перебила ее Эдна. — Это грязные деньги. Мне плевать, сколько они провалялись под водой, чище они от этого не стали. Нам с Миртл не нужно ни цента из этих денег, и ты, Уоллес, тоже не должен их брать. Более того, если ты поступишь на службу в банк, они тебе не потребуются. К тому же, как ты заявишь о них в налоговой декларации? Как я поняла, Глэдис, ваш сын — специалист в такого рода делах и скорее всего захочет получить свою долю. Я готова поверить вам на слово, что Стэнли — вовсе не кровожадное чудище, как Том Джимсон, а просто хороший профессиональный водитель. Но, боюсь, ему не стоило ввязываться в это дело. Том Джимсон отправится в Мексику, и я буду рада увидеть его спину, но он заберет с собой все деньги. Приятель мисс Беллами правильно сделал, что уехал. Мне кажется, Стэну следовало бы уехать вместе с ним, потому что коварство Тома Джимсона неисчерпаемо. Теперь я уверена, что он уже делает нечто ужасное там, на темных водах озера...

Том спустился в каюту, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Иллюминаторы были зашторены, и каюту освещала лишь крохотная лампочка над рукомойником. В ее тусклом свете Том увидел, что попутчика Дортмундера уложили на тот самый диванчик, под которым был спрятан «ингрэм-10», тайно вынесенный Томом из дома незадолго до поездки. Отлично: когда дойдет до дела, первая пуля достанется старику, валявшемуся без сознания в каюте.

«Ингрэм-10», названный так в честь своего изобретателя Гордона Ингрэма, был выпущен в 1970 году в США Корпорацией армейского оружия. «Ингрэм» представлял собой пистолет-пулемет длиной чуть меньше фута и весом всего шесть с половиной фунтов. «Ингрэм-10» стрелял пулями сорок пятого калибра и имел тридцатизарядный магазин, вставлявшийся в рукоятку. Стрельба ведется автоматически при помощи энергии газов отдачи. Пистолет имеет прицельную прорезь на стволе, мушку на дуле и складную рукоятку, приспособленную и под правую, и под левую руку. Она крепится сверху и имеет желоб, чтобы не мешать прицеливанию. Пистолет снабжен встроенным глушителем, уменьшающим шум.

Том снял с автомата складной приклад из трубок, с которым длина оружия была почти вдвое больше. В конце концов он собирался стрелять по мишеням, удаленным не более чем на два-три фута, поэтому бить с плеча не придется. Как, например, сегодня вечером: на борту лодки далеко не убежишь.

От созерцания лежащего на диване старика, под головой которого был спрятан пистолет, Тома оторвало появление Дага Берри; тот спустился по узкой лестнице и заполнил всю каюту своими телесами, энергией и жизненной силой.

— Пора одеваться, — сообщил он.

— Давай-ка я выйду отсюда, Лупоглазый, — предложил Том.

— Ты мне не помешаешь, — ответил Даг. — Наверху паршивая погода, и под тентом не хватает места для всех. Ты только пересядь на другую койку, ладно?

— Хорошо, — ответил Том, исполняя просьбу.

Даг покосился на спящего:

— Давненько он в отключке. Тайни сам не знает свою силу.

— Это точно, — поддакнул Том.

— Надеюсь, с ним все будет в порядке?

— Да, Лупоглазый. И очень скоро.

Если Дагу и не нравилась данная ему Томом кличка, которую тот позаимствовал из мультфильмов о незадачливом мореходе, то виду он не подал. Впрочем, может быть, он не понял издевки. Всю свою долгую жизнь Том не переставал удивляться тому, как много на свете людей, напрочь лишенных чувства юмора.

Даг не сводил обеспокоенного взгляда с бесчувственного тела попутчика Дортмундера.

— Все дело в том, — сказал он, — что до сих пор мы не сделали ничего особенного. Ну, сперли лодку, пробрались на огороженную территорию. Но ведь серьезных преступлений мы не совершали, верно? Если нас поймают...

— Вас не поймают, — ответил Том. — За это я ручаюсь.

— Надеюсь, — сказал Даг и принялся вынимать из носового рундука гидрокостюм и прочее снаряжение.

Тем временем Дортмундер, поставленный Дагом к штурвалу, отбивался от Тайни и Келпа, которые лезли под руку с ненужными советами.

— Не вздумай наехать на леску и порвать ее, — в тысячный раз повторил Келп.

— Но катер даже не движется, — ответил Дортмундер.

— Это не совсем так, — сказал Тайни. — Лодку постоянно подбрасывает вверх-вниз и валяет с борта на борт.

— Я держу ее на месте, — ответил Дортмундер с легким раздражением в голосе. — Даг сказал держать ее на месте, я и держу.

— Напомнить никогда нелишне, — сказал Келп.

В этот миг из каюты вылез Даг, хлопая обутыми в ласты ногами. В гидрокостюме он выглядел единственным человеком на борту, одетым по погоде.

— Держишь на месте? — спросил он.

— Держу, — ответил Дортмундер, едва справляясь с эмоциями.

— Отлично. Впрочем, особой надобности в этом нет. Можешь бросить штурвал.

Даг поднял с палубы бухту веревки, конец которой был привязан к середине бортового поручня. Усевшись на поручень рядом с узлом, он приладил маску и загубник, помахал рукой из стороны в сторону на манер королевы Елизаветы и скользнул в воду спиной вперед.

— Хе-хе, — произнес Келп. — Долго ли умеючи!

— Я вижу свет его фонаря под водой, — сказал Тайни, высунув голову из-под тента. — Смотри-ка, исчез, — добавил он и присоединился к Дортмундеру и Келпу, стоявшим у штурвала.

Дортмундер держал катер против ветра между путеводной леской и плотиной. В таком положении тент ходовой рубки с грехом пополам защищал находящихся под ним людей от дождя.

Замысел состоял в том, что Даг опустится чуть ниже поверхности воды и найдет в луче головного фонаря тонкую блестящую нить лески. Отыскав леску, он проплывет вдоль нее, разматывая прикрепленный к борту катера канат и разыскивая привязанный к леске мерный шнур, ведущий на дно, к фобу с деньгами. Привязав второй канат к первому в месте соединения с леской, Даг вернется к катеру и малым ходом подведет его к нужной точке.

Как только канат и мерный шнур окажутся связанными вместе, можно будет считать, что в главной своей части операция удалась. Они поднимут гроб имеющейся на катере талью и втащат его на борт, будто Моби Дика. Затем, вернувшись к пятачку на берегу, где их ожидал Стэн, Даг с разгону выбросит катер на берег, и тогда можно будет снять гроб и отвезти его домой, поделить деньги, переодеться в сухое и выпить пива.

Четкий, ясный план.

Вот она! Прямая, как струна, блестящая нить лески, висящая примерно в футе под поверхностью воды; она засияла, распространяя вокруг себя тусклый ореол, как только ее коснулся луч шахтерской лампочки Дага. Он поплыл вдоль лески и вскоре отыскал узел мерного шнура.

Даг быстро привязал к узлу канат, соединявший его с новой лодкой, оглядел шнур, уходивший вниз, в темноту, и не смог подавить искус. Энергично взмахнув ластами, он нырнул, следя за шнуром в свете фонаря, и вскоре оказался на дне. Гроб был на месте. Он ждал.

Стоящий вертикально гроб выглядит менее умиротворенно, нежели его собратья, находящиеся в обычном для них горизонтальном положении. В его облике появляется некая загадочность. Гроб стоял у покрытой слизью кирпичной стены на глубине пятидесяти футов, в мутной воде; его некогда блестящая поверхность потускнела и обросла водорослями. Более всего он походил на дверь в иной, неизведанный мир. Не лучший из миров.

Даг представил себе, как эта дверь открывается...

Ну что за предрассудки, подумал Даг, почувствовав, как по защищенному теплым гидрокостюмом телу побежали противные мурашки. Отставить посторонние мысли, велел он себе, и, мощно взмахнув ластами, понесся вверх сквозь непроглядную тьму.

Том сидел на узкой койке в каюте мягко покачивавшегося катера, прислонившись к переборке и подложив под спину подушку. Он сидел и слушал. Даг еще не вернулся. Действовать было рано.

В костлявое бедро Тома упирался найденный в ящике у рукомойника молоток, который он намеревался пустить в ход, если «попутчик» очнется раньше, чем придет время действовать. Впрочем, Том сомневался, что это потребуется; ровное дыхание и безмятежное лицо старика свидетельствовали о том, что он, не приходя в сознание, погрузился в глубокий сон. И, вероятно, проспит до утра, если его ничто не потревожит.

Том поправил подушку за спиной. По его расчетам, ждать оставалось около получаса. Но уж потом малейшее промедление может оказаться гибельным.

Дело в том, что Дортмундер и его приятели ждут от Тома каверзы. Ждут с самого начала. И это обстоятельство было учтено. Таким образом, Тому оставалось лишь вычислить две точки — момент, когда его партнеры насторожатся, и второй момент, начиная с которого он мог бы в полной мере использовать свое преимущество. Между этими точками и лежит тот миг, когда следовало переходить в наступление.

Насколько мог судить Том, его компаньоны по-настоящему забеспокоятся, когда гроб окажется на берегу, но могут насторожиться и раньше, когда его поднимут на борт. Однако теперь они располагали талью, работавшей от двигателя катера, и гроб можно было вытащить без помощи Тайни. Таким образом, начало возможного выступления Тома сдвигалось на более ранний срок.

Когда Даг отыщет мерный шнур? Нет.

Когда он приведет на нужное место катер?

Нет.

Когда он отвяжет канат от лески и подаст его на борт?

Нет.

Когда конец каната будет зажат в лебедке?

Да.

Дортмундер, Келп и Тайни склонились над штурвалом, чтобы разговаривать, не перекрикивая вой ветра. Иначе их голоса мог услышать Том, оставшийся в каюте.

— Как только мы вытащим гроб на берег, нам придется установить наблюдение за Томом, — сказал Келп, — потому что он непременно что-нибудь выкинет.

— Я думаю, это произойдет намного раньше, — проворчал Тайни. — Как только мы поднимем ящик на борт и Том его увидит, он может потерять голову и дать нам шороху. С этого момента нам нужно быть начеку.

— А я считаю, что за Томом нужно приглядывать непрерывно, — заметил Дортмундер.

— Ф-флуфф! — сказал Даг, вынырнув у борта катера и выплюнув загубник.

Тайни, Келп и Дортмундер смотрели, как он вылез из воды, ступил на узкую площадку на носу катера и, перевалившись через поручень, взобрался на палубу. Затем он снял маску, одарил компаньонов улыбкой и повернулся к Дортмундеру, намереваясь что-то ему сказать. Он был такой громадный и мокрый, что Тайни не выдержал и отступил к рубке.

— Готово, — объявил Даг. — Ты сможешь следить за мной сквозь ветровое стекло. Если надо будет свернуть вправо или влево, я махну рукой — вот так.

— Ясно, — ответил Дортмундер.

— Этот жест будет означать «вперед». А если надо будет остановиться, я махну вот так.

— Ясно, — повторил Дортмундер.

— Веди катер очень медленно и осторожно, — сказал Даг. — Я буду вытягивать веревку.

— Медленно и осторожно, — отозвался Дортмундер.

Том сидел на койке и прислушивался к разговору, доносящемуся со стороны люка, в котором торчала нижняя половина туловища Тайни. Том услышал шаги Дага у себя над головой и увидел ноги Тайни, возвращавшегося на палубу. «Один на носу, — подумал Том. — И еще один здесь, на койке. Трое у руля».

Даг уселся на носу, скрестив ноги. Махнув рукой Дортмундеру, он принялся по мере продвижения вытягивать канат, кольцами укладывая его себе на колени, чтобы тот не попал под катер. По мнению Дага, самую страшную угрозу для них мог представлять канат, запутавший винт машины.

Они продвигались под дождем минут десять, потом Даг, непрерывно тянувший канат, заметил узел, который показался из-под воды неподалеку. Сейчас леска была совершенно незаметна, и казалось, будто узел болтается в озере сам по себе. Даг жестом велел Дортмундеру остановить катер, связал канат в бухту, положил ее на палубу и вернулся к штурвалу.

(Один в каюте, четверо у руля.)

— Теперь держать на месте? — спросил Дортмундер.

— Угадал, — ответил Даг. — Пойдем, Тайни, я покажу тебе лебедку.

— Опять торчать под дождем, — проворчал Тайни.

Даг отправился на корму. Тайни шел следом. (Один в каюте, двое у штурвала, двое на корме.) Открыв люк в палубе, Даг направил фонарик вниз, освещая машинное отделение.

— Вот выключатель. Вот барабан. Таль приводится в движение тем же валом, что и винт, так что Джон сможет управлять скоростью подъема из рулевой рубки, — сказал он.

— Ясно, — ответил Тайни.

— Сейчас я достану конец веревки, — сказал Даг. Выпрямившись во весь рост, он надел маску с загубником и сиганул в воду спиной вперед.

Том заерзал на койке, упираясь ногами в тихо скрипнувшую палубу. (Один в каюте, двое за рулем, один на корме и один в воде.)

Даг подплыл к леске, отвязал мерный шнур, прицепил его к запястью и вернулся к катеру. Он поднялся на маленькую кормовую площадку, но Тайни смотрел в другую сторону.

— Тайни! Я здесь! — крикнул Даг.

«Пора», — подумал Том. Он встал, нагнулся, сунул руку под матрац спящего «попутчика», но автомата там не оказалось.

Что?! Том принялся шарить рукой, и в этот миг его запястья коснулся какой-то холодный предмет.

Щелк...

Том растерянно моргнул. Спавший на койке старик вскочил. Из-под его подушки едва заметно торчал ствол «ингрэма».

— Вот мы и встретились, Тим Джепсон! — воскликнул он, торжествующе глядя на Тома округлившимися глазами и приподнимая руку, прикованную наручниками к запястью последнего.

* * *

— О черт! — выругался Дортмундер. — Началось!

— Что?.. — рявкнул Келп. Его вопрос потонул в грохоте автоматной очереди.

Люди на палубе испуганно переглянулись. Даг посмотрел в воду, намереваясь нырнуть. Остальные были готовы последовать его примеру. Даже Дортмундер.

— Эл!

Бросив штурвал, Дортмундер стремительно отпрянул от входа в каюту.

— Чего тебе, Том?

— Ты меня поймал, Эл, — отозвался Джимсон. — Ты оказался хитрее, чем я думал.

Дортмундер никак не мог взять в толк, в чем, собственно, заключается его хитрость.

— Что будем делать, Том? — крикнул он.

— Я выхожу, — отозвался Том. — Я вас не трону, и вы меня не трогайте.

— Подожди минутку, Том.

Дортмундер красноречивым жестом велел Келпу подняться на крышу каюты и подползти к люку сверху. Тайни сунул конец каната Дагу и одним прыжком оказался по другую сторону люка. Теперь они с Дортмундером прикрывали вход в каюту слева и справа. Держась одной рукой за поручень и зажав в другой ладони конец веревки, Даг присел на платформе, спрятавшись за кормой.

— Ради бога, Эл! — крикнул Том. — Сколько ты еще будешь меня здесь держать? Я не опасен!

— Еще минуту назад ты был очень опасен, — ответил Дортмундер. — А ну, выброси свой «узи» из люка!

— Тебе бы все шутить, Эл, — сказал Том. — Я иду.

Он появился на палубе, двигаясь бочком, словно краб, как Квазимодо, подбирающийся к колоколам. В левой руке он держал «ингрэм», пользуясь им как балансиром, чтобы сохранить равновесие. Правая рука Тома была завернута за спину, словно он тащил что-то за собой.

И действительно: как только Том вышел на палубу, взглядам присутствующих явился Гаффи, которого Том выволакивал за руку из каюты. Гаффи был без сознания и скользил по ступеням, оставляя за собой кровавый след. Том вытащил его под дождь, который немедленно смыл пятна крови.

Том проворно проскочил между Дортмундером и Тайни, увлекая за собой тело Гаффи. Затем он обернулся и уставился в треугольник, образованный лицами Келпа, Тайни и Дортмундера.

— Где Лупоглазый? — спросил он, перекрикивая ветер.

— Нырнул, — ответил Дортмундер. — Уплыл к леске.

Том помахал «ингрэмом», словно террорист, празднующий победу, однако на сей раз он лишь хотел показать оружие.

— Предлагаю обмен, Эл! — крикнул он. — Автомат за ключ!

В этот миг Дортмундер узнал свои наручники, которые Гаффи взял у него без спросу и которыми приковал к себе Тома. Ключ оставался у Гаффи. Дортмундер подумал, что Даг мог бы незаметно напасть сзади, и тут же с сожалением понял, что тот нипочем этого не сделает.

— А если я не соглашусь, Том?

Том злобно ухмыльнулся, его оскаленные зубы сверкнули за пеленой дождя.

— Тогда я всех вас перестреляю! — завопил он. — А потом освобожусь от вашего приятеля, отрезав его руку хлебным ножом!

— Ты не сможешь забрать свои семьсот тысяч, — заметил Дортмундер.

— Ты прав, Эл, — сказал Том. — Но вам они тоже не достанутся! Однако сожалеть об этом вам уже не придется. Черт возьми! Отцепите от меня этого придурка! Эл, половина денег ваша. Я сдаюсь, только отцепите этого...

В этот миг Гаффи, который, как выяснилось, и не собирался умирать, внезапно оттолкнулся от палубы и обхватил левой рукой Тома за его морщинистую шею. Том дал еще одну очередь, целясь в голову Гаффи. Дортмундер и Тайни нырнули в каюту, а Келп бросился в воду головой вперед.

Испуганный Даг высунул голову из-за кормы, и в этот миг Том и Гаффи, сцепившиеся в схватке, повалились на него сверху. Все трое плюхнулись в озеро, подняв тучу брызг. Том выронил «ингрэм», Даг выпустил веревку.

Ослабевший Гаффи захлебнулся и пошел ко дну, увлекая за собой Тома, который хрипло закричал:

— Эл! Ради всего святого! Дай мне ключ!

— Веревка! — взревел Даг и нырнул, надвинув маску и сунув в рот мундштук. Сделав яростный рывок, он выпрямился и, нащупав дрожащими пальцами включатель, зажег головной фонарь. Вокруг него была одна лишь грязная вода. «Где-то впереди, ниже», — подумал он и ринулся в глубину.

Дортмундер и Тайни, спотыкаясь, выбрались из каюты.

— Где... — произнес Тайни. — Где все остальные?

— Помогите!

Они бросились к поручню и увидели Келпа, барахтавшегося у борта. Тайни наклонился, схватил Келпа за руку и втащил его на палубу. Келп опустился на мокрые доски и принялся откашливаться. Дортмундер и Тайни повернулись к черной, испещренной дождевыми каплями поверхности водохранилища.

Никого.

* * *

«Лови веревку, лови веревку...»

Даг бешено работал ластами, словно голодная рыба, вонзаясь в мутную воду и озираясь в поисках веревки, один конец которой должен был плавать где-то рядом, а второй был привязан к гробу с семьюстами тысячами долларов. Веревка, единственная ниточка, соединявшая Дага с баснословным богатством...

«Я был там, видел его», — думал он.

Заметив краешком глаза какое-то движение, Даг обернулся и увидел тонущую ногу. Затем еще одну. Потом — целую гроздь тесно переплетенных конечностей.

Рядом с Дагом ко дну опускались два трупа. Глаза и рот Тома были широко раскрыты, лицо сделалось почти неузнаваемым.

Даг поежился и отплыл в сторону. Что ж, тем больше денег придется на долю остальных. Лишь бы найти веревку...

— Ну и дела, — сказал Тайни.

— Ничего другого я не ожидал, — отозвался Дортмундер.

Они стояли у штурвала, вглядываясь в плотную стену дождя. Дортмундер держал катер на месте, дожидаясь появления Дага, который, судя по всему, умудрился в испуге потерять веревку и поплыл ее искать. Обессилевший в схватке со стихией Келп отдыхал на койке в каюте. Том и Гаффи погибли. В этом не было ни малейших сомнений.

Дортмундер рассказал Тайни, кто такой Гаффи.

— По-моему, Тома все равно прищучил бы кто-нибудь из его старых приятелей. Это был лишь вопрос времени, — заметил Тайни.

— Уж лучше бы он оставался в тюрьме, — согласился Дортмундер. — Во всей этой истории меня удручает лишь то, что Гаффи так и не вспомнил свое имя.

— Том должен был его знать, — ответил Тайни. — Он успеет ему сообщить по пути на дно.

Из люка высунулось позеленевшее лицо Келпа.

— На палубе в каюте лужа воды, — сказал он. — Это что, так и должно быть?

Первым делом нужно отыскать железную дорогу и добраться по ней до города. Потом найти станцию. А там и до гроба с веревкой недалеко.

Еще никогда за всю свою спортивную жизнь Даг не вел себя под водой столь неосмотрительно. Из его головы, одурманенной алчностью и страхом, в один миг вылетели все знания и умение. Во-первых, он спустился в одиночку, что при нынешних обстоятельствах было чрезвычайно опасно. Во-вторых, он не был должным образом экипирован для своего неожиданного предприятия. И, что самое главное, он утратил чувство времени.

У него за плечами был часовой запас воздуха.

— Чертов катер тонет! — крикнул Дортмундер. — Чего мы стоим и болтаем?

— Успокойся, Джон, — сказал Келп. — Успокойся и выслушай. Ты же не умеешь управлять катером, к тому же...

— Почему не умею?!

— Ты умеешь держать его на месте и пускать малым ходом. По-настоящему умеет водить катер только Даг. И даже если мы погружаемся...

— А все Том и его пулемет, — с досадой произнес Тайни. — Превратил дно лодки в решето.

— Даже если и так, мы погружаемся медленно, — сказал Келп, — и вполне можем дождаться Дага.

— Черта с два! — ответил Дортмундер.

— Ему без нас не справиться.

— Он профессионал и одет соответствующим образом, — отрезал Дортмундер. — Когда он поднимется наверх и увидит, что нас уже нет, то сможет добраться до берега вплавь.

С этими словами, не вступая в дальнейшие пререкания и желая наконец убраться отсюда, Дортмундер взялся за штурвал и резко толкнул рычаг газа. Катер рванулся вперед, подминая под себя леску и канат, бережно уложенный Дагом на носу. Веревка обмоталась вокруг винта, и «Кверху пузом» застыл посреди водохранилища.

Стэн стоял под дождем, обратившись в слух, но выстрелов больше не было. Что там происходит? Стэн оперся руками о заднюю дверцу «крайслера» и посмотрел поверх его наклоненной вперед крыши и погруженного в воду капота. Ничего не видно.

Итак, Том решил действовать до возвращения на берег. Чем же все кончилось?

Кто бы ни вернулся из плавания, одинокий победитель или группа победителей, им потребуется машина, чтобы уехать самим и увезти гроб. На «крайслер» рассчитывать нечего. Отныне он сдвинется с места разве что на буксире. Оставался лишь «пежо» Дортмундера.

А теперь предположим — только предположим! — что Джимсон умудрился застать остальных врасплох. В таком случае Стэну следовало принять определенные меры самозащиты. Он поднялся на пригорок, сел за руль «пежо» и запустил мотор. Бензина оставалось больше полбака. Отлично. Стэн включил фары и, шлепая по лужам, отвел машину вправо, под деревья. После двух суток непрерывного ливня здесь не осталось ни клочка сухой земли. Стэн промок и замерз, однако не желал оставаться мишенью для стрелка. Он вылез из машины и укрылся за деревом, откуда мог видеть огни «пежо» и даже кусочек «крайслера».

Хорошенькое местечко для водителя, ничего не скажешь!

— Достал! — крикнул Тайни. — Вытягивайте меня отсюда!

Дортмундер и Келп потянули за веревку. Другой ее конец был обвязан вокруг груди Тайни, а сам он лежал, наполовину свесившись с кормовой платформы катера, и все дальше просовывал руку под его дно, пытаясь нащупать веревку либо на худой конец леску. Наконец это ему удалось, и Дортмундер с Келпом объединенными усилиями втащили Тайни на платформу. Он поднялся, держа в руке клубок спутанной веревки, словно пучок макарон.

— Слава Богу, — проговорил Келп.

Тайни прицепил леску к поручню, влез на палубу и снял веревку, которой был обвязан.

— Прости меня, Тайни, — сказал Дортмундер.

Тайни наставил на него толстый палец и внушительно произнес:

— Пусть это будет тебе уроком, Дортмундер. Вот что случается, когда человек лезет напролом. Ты не дослушал нас, хотя мы могли тебя вразумить.

— Я боялся оставаться на тонущем корабле, — оправдывался Дортмундер.

— А ты не боялся остаться на тонущем корабле, который к тому же потерял ход?

— Это еще хуже, — признал Дортмундер.

— Но теперь-то мы можем плыть? — спросил Келп. — Мы поймали леску...

— Не мы, а я, — напомнил ему Тайни.

— Да-да, именно это я и хотел сказать, — ответил Келп. — Второй конец лески привязан к рельсам на берегу. Там, где мы входили в воду в первый раз. Значит, нам остается лишь подтягивать катер за леску.

— Если она не порвется, — заметил Тайни. — Это очень хлипкая штука.

— Вообще-то леска прочная, — подал голос Дортмундер, ощущая непривычную робость. — На нее ловят крупную рыбу — тунца, марлина и тому подобное.

— Что ж, посмотрим, — сказал Тайни и, перегнувшись через борт, взялся за леску и легонько потянул. — Надо обернуть чем-то руки, — добавил он. — Иначе леска отрежет мне пальцы.

— Я принесу тебе какой-нибудь коврик. — Дортмундер бросился в каюту, где вода уже поднялась до колена, несмотря на непрерывную работу автоматической помпы. Стараясь не обращать на воду внимания, Дортмундер пошарил вокруг и нашел две кухонные рукавицы, висевшие над плитой. Затем он выбрался на палубу и протянул их Тайни. — Ну-ка, примерь.

Тайни с трудом натянул рукавицы до половины, взялся за леску и плавно потянул.

— Совсем другое дело, Дортмундер, — похвалил он.

— Спасибо, Тайни.

Из каюты послышался плеск.

— Мы движемся, — удивленно заметил Келп.

— Пока — да, — отозвался Тайни, перебирая руками и вытягивая леску на палубу.

Келп вгляделся в воду у борта.

— Не забывайте, Даг может всплыть в любую минуту, — сказал он.

Пни, одни пни вокруг. Даг метался над затопленными холмами взад-вперед, словно подводная летучая мышь. Тусклый огонек фонаря плясал по вырубке, озаряя ее бурым светом. Даг искал какой-нибудь ориентир, но, куда ни повернись, всюду были одни лишь гнилые пни.

Маневры Дага стали менее ловкими и выверенными; усталость брала свое. При обычных обстоятельствах он уже обратил бы внимание на эти грозные признаки, но в его голове крутилась лишь одна мысль: «Я видел гроб, набитый деньгами, я видел его совсем недавно, я спускался к нему, держа веревку в руках. Я должен вновь ее отыскать. Я должен ее найти».

Пни исчезли. Обессиленный, Даг сначала не заметил прогалины, но, видимо, какая-то часть его разума по-прежнему была настороже. Даг неуклюже развернулся, словно морская корова, и направил луч фонаря на свободный от пней участок. Все верно. Среди частокола бывших деревьев проходила просека.

Дорога. Вероятно, когда-то здесь была дорога. Должна же она куда-то привести! Там можно будет осмотреться и сориентироваться.

«В какую сторону плыть? Наверное, сюда», — подумал Даг и скользнул вдоль тонкой ниточки дороги, усердно работая ластами.

Стэн по-прежнему ничего не слышал, и вдруг в свете фар «пежо» появились люди. Стэн был совершенно уверен, что катер еще не возвращался. Кто же эти люди?

Может быть, полиция решила оцепить водохранилище? Стэн осторожно поднялся с корточек и внимательно присмотрелся к людям, суетившимся на пятачке. Кто они? Чего им нужно?

Первым он узнал Тайни. Затем послышался ноющий голос Дортмундера:

— Где этот чертов Стэн?

— Вот я, — ответил Стэн, выходя на площадку и наделав своим появлением переполоху, словно в детском аттракционе «дом ужасов». — Что происходит? — спросил он. — Где лодка?

— Там, у железной дороги, — ответил Энди, неопределенно махнув рукой вдоль по берегу. — Мы пришли оттуда пешком.

— Не пришли, а приползли, — уточнил Тайни, держа ладони под мышками и прижав локти к бокам.

— Теперь мы можем ехать? — спросил Джон.

— Ехать? — Стэн оглянулся по сторонам. — Сдается мне, вы потеряли пару-тройку людей.

— И семьсот тысяч долларов в придачу, — сказал Тайни.

— Долго рассказывать, — добавил Келп.

— Поговорим завтра, хорошо? — сказал Дортмундер. — На сегодня хватит.

74

— Свет зажегся! — возбужденно воскликнула Мэй.

Уолли бросился к окну и выглянул наружу, после чего все присутствующие, включая Миртл и Эдну, поспешили на улицу Вязов, надеясь услышать окончание затянувшейся истории. Впрочем, сами они до сих пор сидели в тепле под крышей; пришлось немного подождать, пока вернувшиеся с озера мужчины не переоделись в сухое. Тем временем Мэй сварила суп, Миртл поджарила хлеб, Эдна смешала коктейль. Она называла его «Кровавая мэри, которая мигом высушит ваши носки». Все это позволяло надеяться, что рассказ о ночных приключениях обойдется без излишнего нытья и горьких сетований. Говорил в основном Келп, Тайни вносил поправки, а Дортмундер вставлял живописные замечания.

Услышав о гибели Тома Джимсона, его бывшая подруга и дочь не скрывали радости.

— Лучше поздно, чем никогда, — заметила Эдна. — Я думала, что рассталась с ним много лет назад, но лишь теперь могу спать спокойно.

— Мне так хотелось встретиться с отцом, — сказала Миртл с грустью в голосе. — И я с ним встретилась. Пусть уж лучше он остается моими воспоминаниями.

Рассказ о Даге был воспринят с сочувствием.

— Этот молодой человек не вызывал у меня особого расположения, — заявила Эдна. — Миртл прекрасно об этом знает...

— Мама! — воскликнула девушка.

— ...но я, во всяком случае, не желаю ему зла.

— Даг — настоящий профессионал, — в тысячный раз повторил Дортмундер. — Он выйдет сухим из воды. В любом случае ждать его было бесполезно. Он все равно не нашел бы нас.

— Это точно, — подтвердил Келп.

— Наконец-то Джону удалось выпутаться из передряги без особых приключений, — заявила Мэй.

— Да уж, черт побери, — отозвался Дортмундер. — И, кстати, без всяких гидрокостюмов, баллонов и прочего снаряжения.

— Будем надеяться на лучшее, — вставила Эдна.

— Я, во всяком случае, надеюсь, — сказала Миртл.

— Мы все надеемся, — добавил Уолли, не отрывая взгляда от девушки.

75

Над промокшей землей поднялось тусклое солнце, но никто не ложился. Дортмундеру очень хотелось спать, но остальные, судя по всему, были не прочь посудачить о видах на будущее.

— Между мной и водохранилищем все кончено, — заявил Дортмундер со всей возможной твердостью.

— Беда в том, что мы вложили в это предприятие кучу денег и труда, — заметил Тайни.

— И потеряли двух, а то и трех человек, — подхватил Дортмундер. — Я вовсе не спешу к ним присоединиться.

— Я держался за ящик вот этими руками, — сказал Келп. — Вот что меня вдохновляет.

— К тому же теперь нам нечего бояться Тома, — поддакнул Стэн.

— Даг потерял веревку, а я порвал леску, — сказал Дортмундер. — Теперь у нас нет лодки и профессионала-ныряльщика.

— А если Даг вернется? — спросила мамуля.

— Это ничего не изменит, — отрезал Дортмундер. — Лично я впутался в это дело лишь затем, чтобы не дать Тому взорвать дамбу и утопить людей...

— Это так на него похоже, — заметила Эдна.

— ...но теперь опасность миновала, — продолжал Дортмундер. — Эти деньги принадлежат Джимсону. Том лежит на дне рядом со своими богатствами. Давайте оставим их в покое. Я отправляюсь спать, а затем уезжаю в Нью-Йорк. А уж потом подумаю, чему посвятить остаток своей жизни.

* * *

Компания «Бэйтсвилл» по праву гордится своей продукцией — стальными гробами с системой катодной защиты. В дно фоба впаивается магниевая пластинка, а прикрепленное к ней сопротивление определяет место, где появляется ржавчина, и немедленно посылает туда ионы металла. Со временем запас магния истощается, однако фирма гарантирует сохранность содержимого гроба на воздухе и под землей по меньшей мере в течение двадцати пяти лет.

На воздухе и под землей.

А в воде? Кто знает...

76

Утро. Все утро шел нескончаемый ливень. Сотрудники ночной смены покидали рабочие места на плотине; повесив носы и втянув головы в плечи, они рассаживались по машинам без привычной пикировки с дневной сменой, которая торопилась навстречу, изрыгая проклятия и желая лишь одного — побыстрее укрыться в сухих кабинетах. Многие недели хорошей погоды были забыты.

«Когда же кончится этот дождь?»

За все утро по плотине проехали лишь три автомобиля. Даг очнулся в тот самый миг, когда над ним проезжала третья машина. «Я жив», — удивленно подумал Даг, лежа на камнях у восточного края дамбы, чуть ниже проезжей части, у самой воды.

А удивляться было чему. Последнее отчетливое воспоминание о кошмарной ночи было связано с тем головокружительным мигом, когда Даг наконец увидел железную дорогу. Головокружение объяснялось отчасти тем, что мозг Дага уже был затуманен кислородным голоданием. И все же он был поистине счастлив, когда после долгих безуспешных поисков перед ним внезапно открылись две ржавые стальные полосы, ведущие к тайнику с семьюстами тысячами долларов.

И к смерти.

Даг припомнил, что он действительно поплыл вдоль насыпи. Все тот же недремлющий уголок его сознания подсказывал, что воздух в баллонах кончается и следует торопиться. Усилием воли Даг заставил себя нырнуть поближе к рельсам.

Потом в его памяти образовался провал. Вероятно, Даг на время потерял сознание, во всяком случае частично. И в этот миг на смену упрямству пришли чутье и опыт подводника, направившие его усилия в должное русло.

«Недостаток кислорода» — это понятие, относящееся к каждой конкретной глубине. Стоит подняться чуть выше, и благодаря уменьшению давления пловец получает очередную порцию воздуха. Немного, но при таких обстоятельствах каждый глоток на вес золота.

По-видимому, в какой-то момент Даг совершил аварийное всплытие, поскольку на нем не оказалось пояса с грузилами и акваланга. При аварийном всплытии ныряльщик попросту устремляется к поверхности воды, медленно выдыхая воздух, чтобы уберечь легкие от травмы при их расширении, вызываемом быстрым подъемом. Полупустой ПУП помог ему всплыть и в дальнейшем удерживал его на поверхности воды. Последний проблеск сознания заставил Дага по примеру Джона двигаться в сторону огней плотины и выбраться на сушу, где он провалялся до самого утра.

Гидрокостюм уберег его от переохлаждения, и тем не менее Даг чувствовал себя совершенно разбитым, продрогшим до костей и чертовски голодным. Затем его пронзила страшная мысль, заставившая забыть об этих мелочах.

«А ведь я мог погибнуть там, в воде!»

Более того, его спасло лишь чудо. Как он мог быть столь неосторожен?

Даг медленно поднялся, постанывая от боли. Болью были пронизаны каждая мышца, каждый сустав. Несмотря на гидрокостюм, он продрог насквозь. «Тепло... — подумал Даг. — Тепло, еда, постель». Жаль, что он так и не потолковал с Миртл. Оказаться сейчас в постели с женщиной — как раз то, что доктор прописал.

Скрипя суставами, словно Железный Дровосек, нуждающийся в смазке, Даг нагнулся, снял ласты и пополз по камням в сторону стоянки у входа на плотину. Здесь он постоял пару минут, разминая затекшее тело и надеясь, что мимо проедет машина, которую можно будет остановить, Даг пошел по дороге, ругая себя за то, что так и не научился у Келпа играючи обращаться с автомобилями.

Энергичная ходьба помогала бороться с холодом, однако ступать босыми ногами по грубому покрытию было не слишком приятно. «Я жив, — напоминал себе Даг. — А все остальное — чепуха».

Он прошел чуть больше полумили, когда за спиной послышался шум мотора. Даг обернулся и изобразил на лице любезную улыбку, пытаясь принять облик обычного голосующего. Он поднял большой палец и с удивлением увидел, что «шевроле» и впрямь собирается остановиться.

Удивление Дага лишь возросло, когда он открыл дверцу и увидел за рулем красивую девушку. Очень красивую.

— Большое спасибо, — сказал он, захлопывая дверцу. — На улице такая паршивая погода...

— Вы одеты в самый раз, — ответила девушка, окидывая взглядом гидрокостюм и криво усмехаясь. Потом она включила передачу, и автомобиль покатил вперед.

Как приятно было обозревать пейзаж, уносящийся назад со скоростью сорок миль в час вместо четырех!

— В такую погоду хозяин собаку на двор не выгонит, — сказал Даг.

— Это верно, — согласилась девушка. — Я бы ни за что не вышла из дому, кабы не была верной женой.

Мысль Дага зацепилась за слово «жена», но ироничный тон, которым оно было произнесено, подразумевал нечто иное. Даг присмотрелся к девушке более внимательно и спросил:

— Неужели муж выгнал вас в такое ненастье? Зачем же? За упаковкой пива?

— Нет, он меня не выгонял, — ответила она. — Теперь он никого и никуда не выгонит, уж поверьте. Я ездила к нему в больницу.

— Извините...

— В психиатричку, — добавила девушка самым беззаботным тоном. — Мой муж малость того.

— Какой ужас! — заметил Даг. — Такая красивая женщина, а муж — с приветом.

Девушка благодарно улыбнулась Дагу:

— Вы действительно считаете меня красивой?

— Вы и сами это понимаете.

— Скажите, видно ли по мне, что я беременна?

— Нет. Неужели?

— Значит, незаметно?

— Ни капли, — искренне сказал Даг, раздумывая, не похлопать ли красавицу по животику. Нет, не стоит. Он не мог позволить себе риска остаться на обочине.

Девушка нарочито горестно вздохнула.

— Надо было слушаться мамочку, — сказала она. — Мамочка с самого начала подозревала, что с ним неладно, но я не послушалась.

— Почему?

Еще один вздох.

— Беда в том, что я не в силах противиться своим желаниям.

— М-мм? — заинтересованно и одобрительно промычал Даг. — И как же вас зовут?

77

Дортмундер приподнял чашку.

— Последняя чашка кофе в этом году, — сказал он и выпил.

— Почему? — удивилась Мэй, сидевшая рядом с ним на кухне дома по улице Вязов.

— Потому, что я опять возвращаюсь в город, — объяснил Дортмундер. — Боюсь, я еще долго не смогу пить воду из-под крана.

— А принимать душ?

— Над этим я еще не думал.

— Прежде чем вода поступает в город, ее тщательно очищают, — сказала Мэй. — К тому же в воде постоянно оказываются дохлые птицы, рыбины и прочие твари.

— Не важно, — ответил Дортмундер. — Представь: я открываю кран, и в раковину начинает капать вода. Что я услышу в этом звуке? Правильно. «Эл... Эл... Эл...»

— Уолли уезжает, — сказала мамуля, входя в кухню.

Дортмундер и Мэй вышли в гостиную. Через открытую дверь в комнату врывался влажный воздух. Улицу по-прежнему заливал дождь. Тайни собирал детали компьютерной системы, защищенные от непогоды пластиковыми мешками. Уолли держал в руках объемистую зеленую сумку, улыбаясь во весь рот и больше обычного напоминая куклу, выставленную на продажу в какой-нибудь лавке побережья Джерси.

— Мисс Мэй и Джон, — сказал Уолли, — все было просто замечательно. Я многому у вас научился.

— Мне было очень приятно с тобой познакомиться, Уолли, — ответила Мэй.

— С тобой и с... кхм-кхм... с компьютером, — добавил Дортмундер, деликатно покашливая. — Вы очень нам помогли.

— Терпеть не могу долгих прощаний, — заявил Тайни. — Особенно когда у меня в руках триста фунтов барахла.

Они наскоро попрощались, Уолли и его оборудование разместились в такси мамули, и машина покатила на Миртл-стрит. Точнее, к Миртл Стрит.

Чуть позже появились Стэн и Келп, на долю которых выпало обеспечить транспорт для переезда в город. Стэн пригнал «датсун S.E.X.-69», на котором должны были ехать он сам и его мамуля. Келп раздобыл «понтиак прикс-фикс» с табличкой «Врач», способный вместить самого Келпа, Дортмундера и Мэй, а также Тайни. Они загрузили машины, бегая взад-вперед под дождем, и, когда все было готово к отъезду, Дортмундер захлопнул дверь дома и повернулся к Мэй, с беспокойством рассматривающей пикап Дага, что до сих пор стоял на дорожке у лужайки.

— Что случилось? — спросил Дортмундер.

— Мне было бы не так тревожно уезжать, знай я, что у Дага все в порядке, — ответила Мэй. — И не говори мне, что он — профессионал.

— Даже не подумаю, — отозвался Дортмундер. — Я скажу иначе. Даг — парень крепкий и с головой на плечах. Пойдем, Мэй. Нечего торчать под дождем.

ОБЛОМ ПЯТЫЙ?

78

Одиннадцатое февраля. Дортмундер уже несколько месяцев не вспоминал о неудаче, постигшей его в схватке с водохранилищем...

— Что-то непогода разгулялась, — заметила Мэй.

— Да, — ответил Дортмундер. Погода действительно отвратная. На город обрушился ветер, швыряющий в лицо пригоршни мокрого снега и носящийся по ущельям Нью-Йорка в поисках жертв.

— Сегодня по телевизору показывают репортаж о карибских курортах, — сказала Мэй. — Давай останемся дома и посмотрим.

— Я бы предпочел поехать туда.

— Мы уже бывали там, — заметила Мэй. — И когда-нибудь съездим еще. Ну, а в этом году остается только смотреть и завидовать.

Они сидели перед телевизором, погружаясь в дрему, когда на двадцатой минуте передачи что-то заставило их очнуться от полусна.

Даг Берри.

— Господи Боже мой!

— Тихо, Джон!

«...новый владелец отеля, бывший житель Нью-Йорка Даглас Берри связывает большие надежды со своим приобретением и намерен выстроить станцию подводного плавания на берегу в непосредственной близости от рифа...»

Дочерна загорелый Даг в одних плавках стоял на песчаном берегу, а за его спиной виднелось приземистое здание отеля. Левой рукой Даг прижимал к себе очаровательную молодую женщину, баюкающую младенца.

— Это лучшее место для моей крошки Тиффани! Здесь самому хочется стать ребенком! Я чувствую себя мальчишкой!

На экране замелькали изображения: Даг Берри на доске для серфинга, улыбающийся, как бабуин, бескрайний океан, бездонное голубое небо, яркое, невероятно белое солнце... Голос за кадром сказал:

— Даг Берри, профессиональный инструктор подводного плавания, ведет занятия в школе ныряльщиков и аквалангистов. Он говорит: отдых должен быть активным!

И вот уже сам Даг выходит из океана навстречу телекамере в полном подводном снаряжении. Он снимает маску, загубник и скалит зубы прямо в объектив.

— Давай, ребята! Валяйте сюда!

— Ща я тебе наваляю! — рявкнул Дортмундер, бросаясь головой вперед к экрану телевизора.

— Джон! — Мэй ринулась вперед, загораживая телевизор и хватая Дортмундера за плечи. — Джон! Не надо!

В ответ Дортмундер лишь хрипло зарычал:

— Он достал деньги, сукин сын! Забрал все семьсот кусков! Новый владе-ее-елец!

— Джон, забудь об этом, — умоляла его Мэй.

— Где это? — бушевал Дортмундер. — Как называется этот остров?

Однако на экране уже появилась рекламная заставка пилюль против простуды.

— Ну и что ты сделаешь, Джон? Ничего, — успокаивала Дортмундера Мэй.

— Как это — ничего? Я приеду к нему, и мы еще посмотрим!

— Ничего не поделаешь, Джон. Если Даг сумел купить отель, значит, ему удалось отмыть эти деньги. Он мог представить их как наследство, премию, еще как-нибудь. Уплатил налоги, а то, что осталось, вложил в отель.

Дортмундер никак не мог успокоиться и продолжал стоять на своем:

— Да, видимо, все так и получилось. И тем не менее...

— Ты не имеешь никаких прав на эти деньги, — заметила Мэй. — И не можешь привлечь Дага к суду. Даже если ты найдешь его, это ничего не даст. — Мэй бросила взгляд на экран, где появилась реклама капель для носа. — Мы слишком рано отступились, и все тут, — добавила она.

Дортмундер стиснул зубы.

— Это ж надо, собственный отель... — пробормотал он, оглядывая гостиную. — Хочешь пива?

— А что нам еще остается?

Дортмундер отправился на кухню, и в этот миг раздался телефонный звонок. Дортмундер остановился, повернулся и сказал, указывая на телефон:

— Передай Энди, что я не желаю об этом говорить.

Примечания

1

«Загубник» — жаргонное наименование защитника по уголовным делам (амер.). — Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Mene, mene tekel uphrasin (Книга пророка Даниила, V:25) — халдейское изречение «исчислено, взвешено, разделено». Употребляется как таинственное и грозное напоминание о чьем-то роковом конце. Источник — библейский рассказ.

(обратно)

3

По Фаренгейту. Соответственно по Цельсию — 22°.

(обратно)

4

Харон — перевозчик душ умерших в греческой мифологии.

(обратно)

Оглавление

ОБЛОМ ПЕРВЫЙ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

ОБЛОМ ВТОРОЙ

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

ОБЛОМ ТРЕТИЙ

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

ОБЛОМ ЧЕТВЕРТЫЙ

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

  68

  69

  70

  71

  72

  73

  * * *

  * * *

  74

  75

  * * *

  76

  77

ОБЛОМ ПЯТЫЙ?

  78

Реклама на сайте