«Кольцо из Камелота»

Элизабет Питерс Кольцо из Камелота

Глава 1

Книжка была маленькая, в бумажной обложке, выдержанной в голубоватых тонах. На первом плане — прелестная юная девушка с беспорядочно струящимися по плечам черными волосами. Она была в благопристойном дезабилье и заметном расстройстве; глаза ее, устремленные через плечо и полные ужаса, прикованы к далеким очертаниям разрушенного замка, который высился на утесе под темнеющими небесами.

Джессика посмотрела на книжку, лежащую на коленях, полуприкрытую ее стиснутыми руками. Что за жуткая опасность таится в развалинах и угрожает бедненькой героине? Конечно мужчина, всегда мужчина — либо чернобровый герой, которого пустоголовая девица подозревает в злодействе, либо чернобровый злодей, интригу которого она только что раскрыла. Джесс еще не прочла эту книжку, но читала множество ей подобных, где интриги чередовались с утомительным однообразием. Похоже, больше ей никогда не захочется браться за триллер. Выдуманные страхи теряют весь шарм, когда напоминают о реально пережитом ужасе.

Джесс оглянулась через плечо, но не на разрушенный замок и не на дом Чарльза Адамса, а на прозаическое темное полотно убегающей вдаль дороги. Движение не было особенно оживленным, и ни одна машина долго не висела на хвосте у автобуса, трясущегося с прохладцей на скорости двадцать миль в час.

Убедившись в этом, Джесс переключила внимание на боковое стекло, за которым открывался более приятный вид. Она даже не помнит, сколько лет мечтала увидеть его: зеленые холмы Англии в новом наряде из свежей весенней травки, усеянные пятнышками — пасущимися беленькими овечками, — накрытые пологом лазурно-голубого неба. Вот та Англия, которую воспели поэты, — почти та. Стоит не апрель, а май, который, несмотря на Браунинга[1], теплее и приятнее. В первый же день Джессика с радостью узнала в растущих по обочинам дороги колючих кустах с яркими желтыми цветами дрок, обнаружила колокольчики на тропинках между живыми изгородями, услышала аромат сирени.

Все это было вчера — до того, как начался ужас.

Голова ее инстинктивно дернулась назад, глаза окинули дорогу, по-прежнему безмятежную. Сидевшая рядом толстая леди с любопытством покосилась на нее; ее пухлое розовое лицо оставалось бесстрастным, но глазки за круглыми стеклами очков в золотой оправе были испытующими и недоброжелательными.

Пакеты и свертки толстухи вонзались Джесс в бок. Она отодвинулась еще на долю дюйма, забившись уже в самый дальний угол длинного черного сиденья, и сердито недоумевала, что заставляет некоторых женщин лихорадочно делать покупки. Удивлялась она и тому, сколько ценнейших безделиц обнаружилось в скучных торговых точках Солсбери. Разумеется, относительно скучных — по сравнению с крошечными деревушками, через которые пролегал этот местный автобусный маршрут, сонный городок Солсбери со своим собором[2], выглядел настоящей столицей.

Джесс на секунду позволила раскалывающейся голове прислониться за отдохновением к холодному стеклу окна. Солсбери... собор... воскресное утро. В такое неподходящее время в таком неподходящем месте начался ужас, толкнувший ее в безрассудной попытке к бегству в автобус, шедший в неизвестном ей направлении к неведомому конечному пункту, куда он прибудет неизвестно когда. Джесс не осмеливалась спросить у кого-нибудь, куда она едет: она задалась целью оставаться незамеченной, а такой вопрос обязательно привлечет внимание. Она и так бросается в глаза, будучи явной иностранкой. Поразительно, до чего у нее откровенно американский вид, даже самой заметна разница, и разница эта совсем не в таких внешних признаках, как макияж и мини-юбка. Видела она девушек-англичанок в мини, рядом с которыми ее юбка кажется викторианской[3], и с накладными ресницами длиннее, чем у нее, на добрых четверть дюйма. Может быть, дело в покрое одежды? Ее желтый шерстяной костюм с коротеньким пиджачком и прямой юбкой стоит, наверно, не дороже ансамбля из шотландки и пурпурного свитера девчонки, которая сидит впереди через два сиденья, но выглядит... м-м-м... несколько иначе. И как ей пришло в голову выбрать такую желтизну? Этот костюм светится как настоящая неоновая вывеска.

Автобус вскарабкался на подъем, проехал через рощицу; лицо Джессики, слабо прорисованное на отражающемся в стекле темном фоне листвы, маячило в окне бледным пятном. Синева глаз почти полностью скрадывалась, выделялась лишь нежная кожа, побелевшая после долгой зимы, проведенной в офисе, и светло-каштановые волосы. Эффект получался призрачный; она прикрыла глаза, слишком устав, чтобы бросить еще один взгляд назад.

Страх утомляет. Теперь понятно, почему загнанный человек может вдруг остановиться и отдать себя в руки преследователей, даже если поимка грозит ему смертью. В ее случае страх усиливается от неизвестности. Она не знает, почему ей угрожают, и, значит, не представляет, как защищаться.

Когда теперь она припоминает случившееся, события становятся на свои места, и возникает картина, которая не складывалась перед глазами, пока не произошел ключевой инцидент, придавший всему смысл. Но на картине выстраивается только последовательность событий. Мотив до сих пор скрыт.

Но у нее уже нет сомнений, что человек, схвативший в Саутгемптоне ее чемодан, сделал это не по ошибке. Это был первый звонок. Она отвернулась на одну секундочку, чтобы подозвать такси. Два больших ее чемодана были отправлены — это устроили на пароходе, так что, пройдя таможню, она просто вынесла из здания один оставшийся чемоданчик и остановилась на улице, озираясь в поисках транспорта. Мимо нее прошмыгнул человек — всего лишь один из многих, — возле набережной собралась толпа, люди шли на посадку и сходили с корабля, провожали и встречали друзей. Заполучив такси, она глянула под ноги, увидела, что чемоданчик исчез, и первым делом предположила, что его кто-то задел на ходу, свалил или отшвырнул в сторону. Если бы случайно она не посмотрела в нужном направлении, если бы на углу чемоданчика не было длинной рваной царапины, по которой его безошибочно можно узнать, если бы в нужный момент не подоспел полисмен, услышавший ее крик: «Эй, мистер, минутку, постойте, это мой чемодан...»

Человек отреагировал совершенно естественно. Он оглянулся через плечо, небрежно, как и следует, когда столько народу окликает друг друга, словно совсем и не думал, что она обращается к нему, а просто посмотрел на всякий случай. Но его деланно небрежный взгляд упал именно на нее — и на высокую фигуру в синей полицейской форме позади нее. Он тут же вернулся и принес извинения. Как она могла догадаться, что в этом инциденте кроется тайный смысл? Она сама по рассеянности не раз совершала такие же идиотские поступки.

Джесс не стала раздумывать над случившимся ни секунды и не обратила особого внимания на предполагаемого воришку. Она приметила усы только потому, что не приметить их было нельзя — огромные, темные, пышные. Усы успешно скрадывали черты лица. Мужчина был выше ее ростом — но таковыми оказывались практически все мужчины. Среднего веса, среднего сложения, вообще средний, включая голос. Она услышала только какую-то фразу, пробормотанную с акцентом, который американцы считают оксфордским, и с хрипотцой, которую можно было счесть случайной.

Возможно, инцидент этот невольно отразился на настроении Джесс, ибо Саутгемптон ее разочаровал. Клерк в отеле оказался высокомерным, стоимость номера — выше, чем обещали в бюро путешествий, а комнаты не были готовы к ее приезду.

Для ленча было слишком поздно, для чая — слишком рано, так что Джесс оставила чемоданчик у стойки администратора отеля и пошла прогуляться. К этому времени ее настроение испортилось настолько, что она презрительно усмехнулась над Изумрудным городом и решила, что Саутгемптон — далеко не самое живописное в Англии место. Она заблудилась и натрудила ноги до боли. Вернувшись в отель, она обнаружила, что комнаты приготовлены, но удовлетворение от этого факта немедленно улетучилось, когда она поняла, что чемоданчик обыскивали.

Обыск проделали основательно и откровенно грубо. Содержимое чемоданчика выглядело так, словно его перемешали ложкой, а тюбик с зубной пастой пропал. Она нашла его в ванной растоптанным на полу, а содержимое длинной белой змейкой извивалось в раковине.

Человек постарше и поувереннее позвонил бы менеджеру и пожаловался. Джессика не отличалась робостью, но была еще слишком молода, чтобы бояться показаться смешной. К чему поднимать шум из-за тюбика пасты? Остальное осталось нетронутым, даже единственная стоящая драгоценность — нитка искусственного жемчуга, принадлежавшая ее матери. Позже она сделала два телефонных звонка, отправилась на автобусную станцию и села на последний вечерний автобус до Солсбери. В самом деле, твердила она себе, в Саутгемптоне нет ничего интересного, а сейчас можно успеть на воскресную службу в один из знаменитейших английских соборов.

Автобус представлял собой сверкающее современное чудовище, экспресс, высокомерно перегонявший зеленые автобусики местных линий. Отель был наполовину деревянный, до середины темный, от середины белый, прямо из елизаветинской эпохи[4]; улыбающаяся дежурная любезно доставила поздний ужин — яичницу с толстыми кусками бекона, горячие пышки и огромную чашку чаю со сливками, лимоном и коричневым сахаром. Джесс улеглась в постель в состоянии постыдного самодовольства, поздравляя себя с таким решением.

Она пробудилась на рассвете и вновь ощутила радостное волнение, которое почти убил Саутгемптон. Ее комнатка была забавной маленькой клетушкой, одни неправильные углы, стены внутри были так же обшиты потемневшим деревом под белой штукатуркой, как и снаружи. В одном углу стоял прозаический умывальник, а рядом — электрический обогреватель. Поеживаясь в сияющей майской прохладе старой доброй Англии, Джесс включила его и прыгнула обратно в постель, пока спирали не засветились оранжево-красным светом. Лишь слегка поколебавшись, она отказалась от идеи быстренько принять утреннюю ванну. В коридорах, наверно, градусов на десять холоднее, чем в номере, а о вероятной температуре в ванной не хотелось даже гадать. Поспешно поплескавшись в умывальнике — вода оказалась благословенно горячей, — она натянула на себя одежду, благодаря Бога за опытных друзей, которые посоветовали прихватить с собой побольше свитеров. Потом отворила освинцованную оконную створку и высунулась наружу.

Свежий утренний воздух был напоен чистыми винными ароматами — легкими, пьянящими, словно вобравшими в себя все весенние благоухания. Джесс стояла высоко над старым городом; за остроконечными крышами Солсбери она видела шпиль собора, изящный и тонкий, как воздетая девичья рука. Самый женственный из всех английских соборов, вычитала она в каком-то путеводителе и теперь поняла, что это значит.

Поспешно позавтракав, она двинулась в путь. Шла быстро, но не потому, что опасалась преследования, а потому, что такое уж выдалось утро. В подобной обстановке не рождаются неприятные предчувствия. Вниз по переулку Синего Кабана к Замковой улице... Сами названия связаны с прошлым, а кругом старые дома, превращенные в магазинчики и гостиницы, но бережно охраняемые, с резными темными балками, которые словно гнутся под бременем прожитых лет.

Солнечный свет струился сверху на узкие улочки, заливая древние фасады и сверкая на случайно сохранившихся кое-где над дверьми золотых крестах. Ветерок развевал кудри Джессики, и она повязала голову цветным платком. Через несколько минут она вышла с оживленных улиц на так называемую городскую тропу — длинную, засыпанную гравием пешеходно-велосипедную дорожку через заливные луга по Лонг-Бридж, пересекающий — ну конечно же реку Эйвон. Стратфорд, напомнила она себе, не единственный город на Эйвоне[5].

Джесс прислонилась к перилам моста и возрадовалась. Сцена прямо с картины Констебля[6], или, точнее, Констебль уловил эту сцену и атмосферу. Какое счастье видеть ее вот так, под широким синим небесным куполом, испещренным плывущими легкими облаками! Через нежную зелень полей взгляд ее пробежал над расплывчатыми, словно спустившиеся на землю облака, силуэтами цветущих фруктовых деревьев и приковался к великолепному фасаду собора и его взмывающим ввысь башням, которые вырисовывались на фоне лугов как драгоценность на зеленом бархате.

Она побрела дальше, часто останавливаясь, чтобы вдосталь наглядеться, ибо через каждые несколько шагов менялась либо картина, либо ее обрамление из цветов и зелени, либо форма округлых скользящих по небу облаков. Удивительно, до чего выразительными бывают основные цвета — синий, белый, зеленый... Но это были и не основные цвета, а нечто цельное и совершенное; синий того тона, который не в силах ухватить художники, зеленый не одного, а тысячи оттенков, бесконечно переливающихся под солнцем, и тенью, и ветром, — от бледного цвета шартреза до изумрудного через весь спектр зелени.

В какой-то точке вид собора утратил главенствующее положение, и она заколебалась, не зная, вернуться или идти по тропе до конца. Решение не составляло особого труда — исследовать новую территорию интереснее, чем возвращаться, а дорожка заканчивается где-то в городе, недалеко от собора. Конечно, вид с моста... Но это такая вещь, которой нельзя наслаждаться то и дело через короткие промежутки времени, как с шоколадным тортом — второй кусок портит впечатление от первоначального вкуса.

Позже она все гадала, что было бы, если в она вернулась. Стали бы они гнаться за ней за городом и встретилась бы она с ними среди пустынных лугов? Может быть, да, может быть, нет. Судя по всему, они должны были с рассвета поджидать ее у собора, в том самом единственном месте, где рано или поздно появлялся каждый гость Солсбери.

Шагая по дорожке, она вышла к огороженной площадке вокруг собора с неожиданной стороны и вошла внутрь через один из трансептов[7], а не через главный вход. Посмотрела на часы и ускорила шаг. Было почти половина одиннадцатого, если ей хочется осмотреть что-нибудь до начала службы, надо поторапливаться.

Трясясь по сельским дорогам в слоноподобном автобусе, Джесс радовалась, что ей выпали эти ничем не омраченные полчаса. Даже сейчас, оглядываясь назад сквозь туман недоумения и страха, память об этих минутах оставалась светлой и яркой — длинный неф с летящими арками, средневековые гробницы с суровыми застывшими изображениями закованных в латы рыцарей, сводчатые клуатры[8] с ажурными окнами, за которыми виднелись переплетение зеленой листвы и позолоченная солнцем трава. Последним безоблачным впечатлением стало первое знакомство с часовней.

Стоя почти в центре высокого восьмиугольного зала, Джесс окинула взглядом силуэт единственной стройной колонны, уходящей под крышу, где она расцветала в широкие своды с каменными нервюрами, которые грациозно ниспадали к верхушкам остроконечных окон. Наполовину загипнотизированная, Джесс опустилась на каменную скамью у стены. Здесь священники собора несли свою службу. У каждого каноника была собственная небольшая ниша, обрамленная резным камнем; она понадеялась, что у них есть и несколько мягких подушек. Скамья была жесткой, и зимой холод наверняка пробирал старых церковников до костей, даже через плотные шерстяные одежды.

Сидя прямо и чинно, как подобало в таком месте, она дала волю своим мыслям. Поразительно, что все эти чудеса восходят к средним векам — к тринадцатому столетию, когда люди жили как свиньи в лачугах с земляными полами, и даже благородное дворянство в своих горделивых замках терпело такие неудобства, которые толкнули бы современных рабочих на марши протеста. Ледяной пол устлан грязной соломой, под расшитыми бархатными одеждами ползают вши, по парадным залам разносится вонь из открытых выгребных ям... И из всей этой мерзости и нищеты рождается чудо: камни укладываются в ряды совершенных Евклидовых пропорций, стекла сияют как драгоценные камни, идея Бога и человека воплощается в сооружении, превосходящем и человека, построившего его, и Бога, строгим требованиям которого служили строители.

И это надолго осталось последней романтической мыслью, посетившей ее.

Должно быть, в ее мечтания проникли какие-то звуки, свидетельствующие о приближении человека, но когда она впервые заметила его, он стоял неподвижно — в дверях, в единственном выходе из помещения. Что-то в самой его позе и сосредоточенном взгляде вселило в нее предчувствие еще прежде, чем она узнала его. Среднего роста, среднего сложения, прекрасно сшитый темный костюм, каштановые волосы... Усы. Святители небесные, да, пышные темные усы. Человек из Саутгемптона, убегавший с ее чемоданчиком!

Джесс обладала превосходным воображением, воспитанным на постоянном чтении солидного количества детективов. Она частенько забавлялась, замечая всякие совпадения и строя на них сложные заговоры, полные смертоносных интриг. Иногда они были так хороши, что нагоняли на нее почти настоящий страх.

Так что сейчас она пыталась убедить себя подавить примитивный инстинкт, который иногда намного разумнее рассудка; мир на самом деле не так уж разумен. Она с трудом поднялась с жесткой каменной скамьи, и человек сдвинулся с места, слегка, но многозначительно.

Они долго смотрели друг на друга через зал причудливых очертаний. Тусклые цветные пятна из окон с бледными витражами расцветили пол и легко заскользили по лицу человека, когда он медленно двинулся к ней.

— Я хочу с вами поговорить, — сказал он. — Не бойтесь. Просто немного поговорить.

Голос мужчины был таким, каким она его помнила, нарочито лающим, но скрыть акцент было невозможно. Ясно слышались четкие отрывистые согласные.

— О чем? — еле слышно спросила Джесс.

— Не здесь. Где-нибудь... более конфиденциально.

Джесс попятилась, ощутив под коленками край каменной скамьи. Он не сможет загнать ее здесь в угол, мелькнула вдруг у нее безумная мысль, углов полным-полно, только все они очень широкие.

— Оставьте меня в покое, или я позову на помощь. Нам не о чем разговаривать.

— Кольцо. Где оно? Вы привезли его с собой, правда?

— Кольцо... — тупо повторила Джесс.

— Это все, что мне нужно. Если вы просто...

Он все еще шел к ней, расставив руки, словно хозяин, пытающийся поймать разыгравшуюся собачонку. Ей не понравилось, как он двигал руками. И лицо его не понравилось. В сущности, ей все в нем не нравилось.

Высокий зал был пуст и безмолвен. Снаружи из клуатра Джесс слышала щебет птиц и отдаленный гул голосов. Куда делись орды туристов? Один какой-нибудь завалящий туристик — вот все, что ей нужно, одна милая старая леди из Мурхеда, штат Миннесота, один французский студент, один датчанин...

— Если я отдам вам кольцо, вы оставите меня в покое?

— Разумеется. — На этот раз в нетерпении он позабыл изменить голос, приятный баритон прозвучал мягко и чисто. И что-то еще отчетливо послышалось в этом единственном слове. Джесс с определенностью, исключавшей необходимость анализа, поняла, что он врет.

Что будет, если закричать? Услышит ее кто-нибудь? Собор чересчур далеко, он отрезан массивной дверью, но в клуатрах должны быть люди. И все же она медлила, не потому что не осознала опасность, а из идиотских соображений приличия. Хорошо воспитанные юные леди не вопят в церкви.

Она судорожно дрогнула, когда в дверь хлынул мощный поток звуков — высоко подвешенные на башне колокола звучали так, словно были совсем рядом. Колокола Солсберийского собора призывали на службу.

Позже Джесс припомнила, что мужчина тоже вздрогнул от звона, и сообразила, что он нервничал нисколько не меньше ее. Даже если бы она была достаточно спокойна, чтобы заметить это вовремя, она не утешилась бы; согласно крупным авторитетам по убийствам, которых она читала, чем больше преступник нервничает, тем он опаснее.

Только одно удерживало ее от полной паники. Что этот человек может с ней здесь сделать? Оружия у него, кажется, нет, за это время он, безусловно, успел бы вытащить пистолет или нож. Он не рискнет убивать в таком людном месте, куда каждую секунду может кто-то войти. Похитить ее еще труднее, она будет сопротивляться, бороться и...

И что? Ему нужно лишь для начала подобраться поближе, чтобы ударить ее. А потом можно нести свою упавшую в обморок невесту или сестренку через сочувствующую толпу к поджидающей рядом машине.

Он сделал шаг вперед, а Джесс, задохнувшись, шарахнулась назад. Она уже переборола свою щепетильность и приготовилась завизжать, но поздно. Колокола гремели без умолку, приглашая опаздывающих поторопиться.

Он был теперь совсем близко, расставил руки, преградив путь к бегству, потянулся...

И зал мгновенно заполнился людьми — маленькими, длинными, толстыми, худыми, но все они были среднего и старшего возраста, все с неизменной классовой принадлежностью — видеокамерами. Американские туристы, благослови их Господь, как всегда, не в том месте и не в то время; за ними, в отчаянии взмахивая руками, семенил служитель в черной рясе.

— Леди и джентльмены, прошу вас! Начинается служба. Пожалуйста, леди! Кто желает присутствовать на службе...

Дородный джентльмен вытащил изо рта изжеванную, но незажженную сигару, поглядел на ее кончик и обратил взор на гида.

— Сколько идет эта служба?

— Примерно минут сорок пять, сэр. Прошу вас, леди и...

Дородный джентльмен снова сунул сигару в рот.

— Я тебя там найду, Марта, — сказал он. — Давай выходи, мы пока тут посмотрим.

Остальные мужчины в группе одобрительно залопотали. Гид уныло глянул на предводителя бунта, потом посмотрел через плечо в сторону невидимой башни, на которой смолкли колокола.

— Очень хорошо, джентльмены. Если вы... Леди! Прошу вас. Сюда.

Четыре леди вошли. Пять вышли. Джесс держалась как можно ближе к самой крепенькой из них. Служитель шаркал ногами позади нее; выскальзывая в дверь, Джесс увидела, что человек с усами отошел от скамьи и двинулся следом.

Она надеялась сделать рывок к свободе, попав в клуатр, но не очень хорошо знала дорогу, а под удобным прикрытием леди-туристки она была в безопасности. Джесс обычно терпеть не могла «средних туристов» — в эту категорию входили все, кроме нее самой, — но теперь готова была закрыть глаза на их добродушное любопытство и наивную склонность считать любого гражданина Штатов практически членом семьи.

— У вас тур? — приветливо поинтересовалась ее новая приятельница. — Наверняка с ног валитесь. Мы уже едем домой. Гарри говорит, если надо будет осматривать еще одну церковь, он перейдет в магометанство, его напрочь замучили мозоли. Гарри говорит...

Джесс не могла бы сказать ничего, даже если в хотела. Она кивала и улыбалась, а монолог длился до тех пор, пока они не вошли в собор, где на них негодующе шикнул служитель. Он кивнул им на ряд скамей, и Джесс шлепнулась позади соотечественницы.

Музыка уже звучала. У всех этих соборов прекрасные хоровые школы, и пение совершенно не походило на самодеятельные хоры, распевавшие дома в белых методистских церквях. Высокие мальчишеские голоса взмывали и парили над глубокими мужскими тонами, и на мгновение невыразимая красота летящего ввысь песнопения, заполнившего необъятный неф, заставила Джесс позабыть свои страхи. Потом она повернула голову, принимая предложенную служителем маленькую книжечку, и увидела, что человек с усами целенаправленно движется к ней. Лицо сердитое, а правая рука в кармане. Пистолет? Шприц? Нож? Допустим, он встанет с ней рядом, воткнет иглу...

Ее вытаращенные глаза и приоткрытый в испуге рот привлекли внимание служителя, и он оглянулся, чтобы проследить за ее взглядом. Джесс увидела, как его плотно обтянутые черным плечи возмущенно вздернулись. Посетителям не дозволяется расхаживать по собору во время службы, а этот явно преследует благочестивую юную леди, чье выражение лица наглядно свидетельствует о неудовольствии. Служитель послал Джесс скупую одухотворенную улыбку и ринулся в бой.

С облегчением и вдруг проснувшимся интересом Джесс наблюдала, как ее преследователь был перехвачен, скручен и безжалостно брошен на скамью в дальнем ряду. Служитель занял пост в боковом приделе рядом с нарушителем и остановил на нем холодный взгляд. Джесс предчувствовала, что, если он двинется, его сомнет волна разъяренных служителей в черном, а тело тихонечко вынесут. Нарушение тишины здесь — смертный грех.

Впервые она почувствовала себя в безопасности и сделала долгий судорожный вдох. Музыка смолкла, эхо замерло в широких арках, священник в белом подошел к алтарю, преклонил колени под шепот публики, и раздались слова:

— Господь Всемогущий, которому все сердца открыты, все помыслы известны, от которого не укроется ни одна тайна, просвети сердечные помыслы наши, ниспослав на нас Духа Святого...

Джессике очень хотелось, чтобы ее преследователь усвоил эту прекрасную мысль. Она также хотела, чтобы эта конкретная тайна от нее не укрылась. Что нужно этому человеку? Кольцо? Невозможно. Абсурд.

— Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение...

Благоволение? В данный момент Джесс почти не ощущала его. Кольцо, кольцо, кольцо... Это слово вертелось у нее в голове безумным рефреном величественной древней литании, а ритуальные движения священника и служек затмевало встающее перед ее мысленным взором чер... — нет, только не здесь! — проклятое кольцо, спрятанное на дне сумочки.

В письме была просьба его привезти, и она привезла; положила в сумочку, считая, что там оно в большей сохранности, чем в чемодане, ведь старик придавал ему такое значение. Конечно, оно понадобилось ему исключительно из сентиментальных соображений. Мать Джессики как-то отнесла его к ювелиру, который сообщил, что само по себе оно ценности не представляет. Камень — какой-то вид агата, грубо обточенный, оправа золотая, но невысокой пробы. Кольцо, безусловно, не очень красивое. Большое — явно на мужскую руку — и такое тяжелое, что палец сгибается. Старая фамильная безделушка, красть которую, несомненно, не стоит.

— Помолимся за всю церковь Господню в Иисусе Христе и за всех людей по их нуждам...

Джессика очнулась и сообразила, что только одна осталась стоять. Она быстро упала на колени, больно стукнувшись об пол; подушечка для колен исчезла, и в поисках ее она заглянула под скамью. В этот момент священник погрузился в моленье о королеве, королевской фамилии и благополучии католической церкви, что на мгновение поразило Джесс среди ее мрачных мыслей, пока она не припомнила, что именно так именует себя английская церковь[9].

Потом священник помянул в молитве всех скорбящих и страждущих духом и телом, и Джесс искренне поддержала его. Ей даже не надо было оглядываться через плечо; она знала, что хмурый взгляд устремлен на ее склоненную голову. Что же делать? Молитва хороша для души, но Господь редко вмешивается лично, чтобы отвести выпущенную в тебя стрелу. Служитель может помочь задержать преследователя, пока она не улизнет, но потом, даже на улице...

И снова она опоздала последовать за другими, когда остальные прихожане поднялись на ноги. Полуобернувшись, Джесс увидела человека с усами и еще кое-что, отчего застыла на полдороге, а звуки службы превратились в ее ушах в сплошной гул.

Враг тоже повернулся и подавал кому-то рукой какие-то знаки. Джесс с легкостью обнаружила того, кому эти знаки предназначались. Людям не разрешалось во время службы стоять у входа в церковь, словно зрителям на представлении. Но один человек все же стоял, игнорируя попытки служителя заставить его сесть, и она увидела, как поднимается его рука, отвечая на сигнал сообщника. Он был высоким, довольно худым, темноволосым, одетым в старый дождевик, которые так популярны в Англии.

На этот раз Джесс сознательно рухнула на колени. Второй мужчина в дверях — сколько их еще, внутри и снаружи? Надо что-то делать. Надо что-то придумать. В голове ее в бешеном темпе прокручивались и отбрасывались возможные варианты, а вокруг поднялось бормотание:

— Уповаем не на правоту нашу, а на всемогущество и великую милость Твою. Ибо мы недостойны подбирать крохи под столом Твоим...

Когда молящиеся поднялись и раздался красивый выразительный голос, заговоривший о чем-то не совсем уместном, о каких-то запретах и объявлениях о ежемесячных собраниях, ей стало ясно одно — что следует сделать. Но как? Она еще не собралась с мыслями, как вновь полетели ввысь ангельские голоса, и двое церковных служителей медленно зашагали по нефу. Она не обращала на них внимания, пока американская леди не пихнула ее локтем.

— Они собирают пожертвования, дорогая. Если вам надо английских денег...

— Спасибо, у меня есть.

Джесс полезла в сумочку. Кошелек с мелочью никак не подворачивался под руку. Красно-коричневый бархатный мешок для пожертвований с маленьким отверстием сверху проплывал в ряду перед ней. Какой милый мешочек по сравнению с блюдом, которое носят дома... Пальцы нащупали наконец кошелек с его неординарным содержимым, и в голове у нее словно вспыхнул ослепительно яркий свет.

Служитель, протягивающий ей мешок, не мог видеть, что она бросает, — она постаралась не разжимать кулачок, пока не засунула его внутрь, — но услышал тяжелый мелодичный звон нескольких тяжелых предметов, упавших на уже опущенные монеты. Такой звук издают полукроны, никак не меньше, и он подарил юной леди вежливую улыбку, прежде чем двинуться дальше. Иностранцы — в конце концов, это не их церковь, и очень мило с их стороны проявлять подобную щедрость, хотя Альф говорит, что за ними нужен глаз да глаз, особенно за американцами... Мужчина в следующем ряду бросил фунтовую бумажку, и служитель забыл о юной американской леди. Этот делает все напоказ, заботится, чтобы все его оценили.

Довольная собой, Джесс расслабилась. Но тут локоть соседки снова впился ей в ребро, а в ухе раздался свистящий шепот:

— Они все потащились туда. Что нам делать?

— Если желаете причаститься... — неуверенно начала Джессика.

— Я — баптистка, — отрезала ее новая знакомая таким тоном, как будто ей предлагали принять участие в небольшой Черной мессе.

— Ну тогда остаемся сидеть, вот и все.

Женщина кивнула, с неодобрением следя за процессией. Джесс присоединилась к молитве Господней, пытаясь подавить странные звуки, исходившие из желудка. Она не была голодна, но нервничала, и бурчанье в животе усиливалось по мере того, как поток причащающихся редел. Скоро служба закончится. Кольцо она пристроила, но что делать с собственной трепещущей и бурчащей персоной? И скоро — слишком скоро — священник повернулся к пастве:

— Господь с вами.

Джесс не ответила, пытаясь размять напряженные мускулы ног.

— Идите с миром, — нараспев произнес священник.

Джесс сочла эту мысль прекрасной и начала действовать в полном согласии с ней, пока прихожане бормотали заключительное благодарение Богу. Прежде чем кто-то сдвинулся с места, она вскочила со скамьи и вылетела через дверь в клуатр, оставив позади нескольких возмущенных служителей и — будем надеяться — двух опешивших злодеев.

До отеля было недалеко, и в обычных обстоятельствах она пошла бы пешком, но в данном случае села в первое встречное такси. Машина пыхтела по тихим улицам, а Джесс знала, что получила лишь временную передышку. В Солсбери насчитывалось не больше дюжины отелей; она просматривала перечень вчера вечером, когда решала, где остановиться. Они, враги, могут обзванивать все отели по очереди и просто спрашивать, где она зарегистрировалась. Если они знают про кольцо, должны знать и ее имя. На самом деле — у нее дух захватило при мысли об этом — они могли уже обнаружить ее отель. Преследователи кинутся по горячим следам, отставая не на минуты, а на секунды.

В спешке она сунула водителю десятишиллинговую бумажку и отмахнулась от горячих протестов:

— Эй, мисс, послушайте, с вас только два и шесть! Вам не надо...

Администратора на месте не было. Секунду подумав, Джесс позвонила в звонок, и появился недовольный мужчина с салфеткой в руках. Джесс, задыхаясь, выложила свою историю, и сердце ее сжалось, когда она увидела, как изменилось выражение его лица.

— Но, моя дорогая юная леди...

— Вы мне не верите?

— Почему же... конечно верю. Только... может быть, вы несколько преувеличиваете значение инцидента, который... гм...

— Ничего подобного, — заявила Джессика с максимальным достоинством, на какое была способна. Не Бог весть что — пять футов два дюйма роста и сто пять фунтов веса не производят особого впечатления.

— Что ж! Конечно, если вы настаиваете на вмешательстве полиции... Но такие вещи, о которых вы рассказываете, здесь просто не происходят. Разве что...

Голос его звучал протяжно, многозначительно, Джесс смотрела на него и чувствовала, как ее охватывает холод и слабость. Он ей не верит. Ей никто не поверит. Почему они должны верить? Он прав: того, о чем она рассказала, с людьми не происходит, разве что... разве что с преступниками, затеявшими двойную игру с другими преступниками, или с несовершеннолетними особами женского пола, задумавшими удрать от сопровождающих их родителей, или с больными, страдающими манией преследования. Короче говоря, с нежелательными личностями, которые не попадают под защиту закона.

Джесс ухватилась ледяными пальцами за край стола, потрясенная полной безнадежностью своего положения. Чужая в чужой стране она не знала никого, кто мог бы подтвердить ее благонадежность и засвидетельствовать, что она в здравом уме. Рассказанная ею история о преследовании и угрозах выглядела невероятной уже потому, что она не могла дать логических объяснений своим несчастьям. По крайней мере один из погнавшихся за ней людей — англичанин, судя по его речам, представитель респектабельного круга общества. Он-то наверняка знает суть дела и, разумеется, позаботился об удостоверении личности и запасся историей, достаточно правдоподобной, чтобы ввести в заблуждение случайных свидетелей, которые в любом случае не пожелают ни во что вмешаться. Если пойти в полицию, ей пощупают лоб и пригласят врача. Свидетелей у нее нет. На самом деле тот человек ничем ей не угрожал, в сущности, придется верить ей на слово, что он вообще с ней разговаривал, против чего он может выдвинуть свое слово.

Пока все это в одно мгновение пролетало у нее в голове, она как в зеркале видела отражение тех же мыслей в недружелюбном взгляде клерка. Джесс повернулась и побежала вверх по лестнице.

Когда она на цыпочках спустилась вниз, надежды ее оправдались — клерк вернулся к своему прерванному обеду. Джесс отворила дверь, колокольчик звякнул, но ей удалось выскользнуть и уйти никем не замеченной.

Зловещих незнакомцев на улице не увидела, явно они еще не обнаружили, в каком отеле она остановилась. Джесс сначала побежала, но чемоданчик был слишком тяжел, и она не смогла долго выдержать такой темп. Карты города у нее не было, и Джессика имела лишь самое смутное представление, где расположена автобусная станция. Пришлось остановить прохожего и спросить. Невозможно, уверяла она себя, чтобы преследователи сумели найти именно этого совершенно случайного встречного.

На автобусной станции было полным-полно народу, не только туристов, но и местных жителей, которые отправлялись на воскресные экскурсии и в гости. Стоя на платформе, Джесс, терзаемая сомнениями, глядела через окно буфета на переполненный зал ожидания. Куда ехать?

На станции с десяток пронумерованных посадочных платформ; у четырех в ожидании стоят автобусы, остальные пусты. Куда она собирается ехать? Инстинктивно напрашивался ответ: в Лондон. Безликость огромного города; где, спрятавшись, можно прийти в себя и попытаться найти ключ к разгадке всего этого безумия. Американское посольство. Глупо надеяться, что там будут более склонны ей верить, но они все-таки американцы. А это чего-нибудь стоит...

Да, в Лондон. Она поискала на станции автобусное расписание, нашла, обнаружила, что оно непостижимо, и тут на глаза ей попался пожилой человек, одетый в подобие униформы, который вроде бы отвечал на вопросы пассажиров. Она направилась к нему.

Следующий автобус на Лондон отправлялся только через час.

Джесс не смогла сдержать разочарованного восклицания. Мужчина сочувственно взглянул на нее.

— Вы из Штатов? Американцы вечно спешат. Полагаю, поездом было бы быстрее, мисс, но экспресс уходит лишь в шесть.

— Благодарю вас.

Он продолжил бы рассуждения на эту тему, просто из желания поговорить, если бы Джесс не ретировалась в зал ожидания. Она стояла за дверью, покусывая от волнения губы. Ничего не выходит. Они скоро выйдут на след. Поиски отеля, в котором она останавливалась, не займут много времени, и, если клерк, обеспокоенный ее странным поведением, заглянет в номер, он сообразит, что она исчезла навсегда. Оставленные ею деньги не позволят отелю принять официальные меры, но преследователи тут же отправятся на вокзал и на автостанцию. Старый добрый надежный инстинкт привел ее на автостанцию, а не на вокзал: железнодорожная линия только одна, тогда как автобусы расходятся во всех направлениях.

Но если попытаться извлечь из этот факта пользу, нечего ждать лондонского автобуса, надо садиться в первый попавшийся. Лондон — логичная цель, и служащий станции наверняка запомнил ее расспросы. Мысль о том, что придется на час задержаться, торча в зале ожидания или в женском туалете, испытывая бесконечно растущее нервное напряжение, сводила ее с ума. Она вышла из зала прямо на шестую платформу, где водитель садился в автобус, и влезла следом за ним.

— Как раз вовремя, — сообщил он ей с веселой улыбкой. — Суньте свой чемодан вот сюда, под ступеньки, в багажнике места нет.

Когда громоздкий автобус ловко подался назад, выезжая со стоянки, Джесс окинула взглядом панораму автобусной станции и не обнаружила подозрительного мужчины с пышными усами. Оставалась только одна проблема: она не имела ни малейшего понятия, куда идет этот автобус.

Глава 2

И теперь, во второй половине дня, когда солнечный свет из золотого приобрел более глубокий медный оттенок, Джесс все еще не знала, куда направляется автобус. Выезжая из Солсбери, он по пути подбирал других пассажиров; когда город остался позади, прыщеватый юнец начал собирать плату за проезд. Джессике не повезло — услышать название хотя бы какого-нибудь городка на маршруте не удалось. Остальные пассажиры знали не только куда они едут, но и цену билета, так что передавали деньги без комментариев. Когда юнец добрался до Джесс, занявшей в автобусе самое дальнее сиденье, она утратила дар речи. Просто протянула десятишиллинговую бумажку и слабо улыбнулась.

— До конца? — спросил паренек и выдал четыре шиллинга сдачи.

Джесс готова была расцеловать его вместе с прыщами. Однако она все еще не имела ни малейшего представления о месте своего назначения. По солнцу можно было определить, что в целом они движутся на северо-восток. Это хорошо — к северо-востоку от Солсбери лежит Лондон. Но автобус явно местный, а проезд до Лондона, безусловно, стоит больше шести шиллингов.

Автобус легко катился вперед, его размеренный ход должен был бы успокаивать нервы. Останавливаясь в деревеньках, когда Джесс удавалось прочитать их названия, они абсолютно ни о чем ей не говорили, — он долго пыхтел, как астматик, пока шофер помогал какой-нибудь старой леди выйти и провожал ее по дорожке к дому или доставлял в магазинчики свертки. Как-то раз он нырнул в дверь под вывеской «Крест и якорь» и появился через пять минут, утирая рот тыльной стороной руки, под хор добродушных шуток пассажиров. Кажется, все они знали его по имени.

Желудок Джессики беспокойно заурчал. Она не ела с самого утра, а от страха к тому же еще и пересохло в горле. Хорошая чашка горячего чаю пришлась бы ей больше по вкусу, чем напитки в разлив в «Кресте и якоре», но в данный момент она была согласна и на стакан воды.

В ее вместительной сумке, купленной специально для путешествия и почти такой же большой, как чемодан, лежал общий путеводитель по Англии и карта. Карту она уже исследовала и нашла ее бесполезной — встречавшиеся на пути деревушки были слишком малы и не упоминались в карте.

Проехали мимо церкви и россыпи маленьких, крытых соломой домиков, а потом автобус, дернувшись, остановился в деревне несколько покрупнее тех, которые она видела до сих пор. Тут была рыночная площадь с древним каменным крестом и чрезвычайно аппетитной чайной. У Джесс потекли бы слюнки, если бы их хоть немножко нашлось. Она на секунду задумалась, не выскочить ли из автобуса, но поняла, что это безрассудство. Злодеи со временем выйдут на след. Кто-то, может быть, видел, как она села в автобус; даже если никто не видел, к тому времени, как преследователи доберутся до станции, от нее может отправиться не более полудюжины машин. Им останется только догнать автобусы, а если скорость движения этого типична для остальных, процесс ее обнаружения быстро придет к завершению.

Трое пассажиров высадились на рыночной площади, и теперь в автобусе оставалось семь человек включая Джесс. Нет, незамеченной ей в этой сонной деревне не выйти. Надо ехать в автобусе «до конца», что бы это ни значило.

Водитель завершил философскую дискуссию с пожилым местным жителем, сидевшим возле рыночного креста так, словно рос из земли, и автобус снова пустился в путь.

Маленький мальчик рядом с толстой леди произнес что-то тихим жалобным голоском, и женщина — его мать? — сварливо ответила:

— Ничего, потерпишь немножко. Мы скоро будем дома.

Джесс огорчилась, что тема оказалась исчерпанной. Слишком устав и издергавшись, чтобы переживать дальше, она прислонилась головой к окну, лениво созерцая зловещую обложку лежащего у нее на коленях триллера. Она сделала вид, что собралась читать, не только для того, чтобы занять свои мысли — это не удавалось, — но и чтобы отвадить сидящую рядом леди, которой, казалось, хотелось с ней поболтать. На опыте единственной до своего панического бегства автобусной поездки она уяснила, что знаменитая чопорность англичан — миф; они оказались милейшими в мире душами, особенно в пути, и страшно любили потолковать с иностранцами. На пути из Саутгемптона в Солсбери эта национальная черта доставила ей немалое удовольствие, но сейчас она была в неподходящем для праздной болтовни настроении.

Она снова открыла книжку, заметив, что дошла, кажется, до сорок шестой страницы; во всяком случае, именно эту страницу она придерживала пальцем вместо закладки. Не удивительно, что ей не припоминается ничего из предыдущих сорока пяти страниц. «Альтея припала к стене с тяжело бьющимся сердцем. Сколько времени погребена она в темной сырой дыре? Четыре часа? Пять? Кажется, целую вечность».

Интересно, кто такая эта Альтея? Ясное дело, героиня, одни только героини способны просидеть столько времени в темной сырой дыре. Джесс не помнила, как и почему Альтея попала в эту дыру, и это ничуть ее не занимало. Глупышка Альтея. Джесс сглотнула, хотя во рту было суше, чем в Сахаре, постаралась не обращать внимания на прочие угнетающие ее неприятные ощущения и задумалась, как, черт возьми, героиням всех этих историй удается удовлетворять простейшие и важнейшие жизненные нужды? Четыре-пять часов — время немалое, а когда так нервничаешь...

Все бесполезно, сосредоточиться на постигших Альтею несчастьях не удается. «Глупая женщина», — снова подумала Джессика и задалась вопросом, не покажутся ли человеку со стороны ее собственные несчастья столь же абсурдными, какими обычно она сама считает страдания Альтеи и ее детективных двойняшек? Трудно описать опасность, если в ней нет ничего столь же конкретного, как пуля или окровавленный кинжал. Но она поняла, что опасность можно прочесть в глазах и что взмах руки может означать угрозу.

Она вздохнула и захлопнула книжку о бедной Альтее с ее тяжело бьющимся сердцем. Еще раз полуобернулась, оглядывая дорогу. Дорога на этот раз оказалась не пустынной. Давно ли за автобусом следует машина? Открытый автомобиль с откидным верхом держался близко — опасно близко — к автобусу. Джесс вполне ясно различила черты двух мужчин. Темные усы ни с чем нельзя было спутать.

Страх на несколько минут парализовал Джесс так, что она не могла шевельнуться. «Вот уж действительно с тяжело бьющимся сердцем», — подумала она; собственное ее сердце трепетало и громыхало, как болтающиеся в коробке камни. Видят они ее или нет? Она подумала, что не видят. Спасибо пакетам и сверткам толстой леди, из-за которых пришлось забиться в самый угол, где часть глухой стенки отделяет заднее стекло от бокового. И автобус не из новейших, которые делаются из сплошного стекла и просматриваются насквозь; чтобы посмотреть в окно, надо поворачиваться в сторону или назад. Чистый рефлекс заставил ее вжаться в спинку сиденья и издать тихое испуганное восклицание.

Толстая леди наклонилась и крепко взяла ее за руку.

— Ну, милочка, в чем дело?

— Ни в чем... — пискнула Джесс.

— Ладно, детка, вы побелели как привидение. Не бойтесь. Тут вам не Штаты, где на всех улицах гангстеры и хиппи хладнокровно расстреливают людей; они, разумеется, следят за вами от самого дома, эта парочка сзади, но вы теперь в Англии, так что не беспокойтесь, мы здесь таких вещей не допускаем.

— Откуда вы знаете?

— Да что я, не вижу, как вы дергаетесь, будто кошка, все время выглядываете в окно и даже не в силах читать свою книжонку? Я вам скажу, что мы сделаем. Вы просто выйдете из автобуса вместе со мной, и мы кликнем Томаса Бэббита. Я знаю, вы, конечно, американка. Моя племянница вышла замуж за одного американца, пускай он мужчина, естественно, но я хорошо поняла, что они там собой представляют.

Из всего этого потока несообразностей и острых аналитических заключений смятенный рассудок Джессики сосредоточился на одном.

— Кто такой Томас Бэббит? — беспомощно спросила она.

— Констебль, разумеется. Он быстро справится с этой парочкой. Это сынишка моей сестры. Меня зовут миссис Ходж. Миссис Эдвард Ходж.

— Очень приятно. Но, миссис Ходж... вы очень добры, но... эти двое... боюсь, один констебль с ними...

— Вы полагаете, они вооружены? — У миссис Ходж были бледно-голубые глаза, точно такого цвета, как у некогда принадлежавшей Джесс куклы. Они широко раскрылись от приятного ужаса. — Ружьями? Пистолетами?

Джесс взяла себя в руки.

— Не знаю. Возможно. Но я не могу рисковать причинить вам вред, вам или кому-то еще. Может, они даже не станут ждать, пока я выйду. Возьмут и остановят автобус. Понимаете, они точно не знают, что я здесь.

Миссис Ходж крепко поджала губы и закивала так, что синенькие цветочки на ее «воскресной шляпке», отличавшейся от «просто шляпки», бешено затряслись.

— Я прекрасно вижу, что такая милая девочка, как вы, не может быть замешана в преступлении. Все эти Бонни и Клайды[10], я сразу подумала — гангстеры убирают тех, кто их одурачил, правда? Но тут дело не в этом. Нет, даже не говорите, я и так знаю, это... — Она взглянула на маленького мальчика, в полном восхищении прислушивавшегося к разговору, и понизила голос: — ...Это торговцы белыми рабами. Вот! — Она снова кивнула, и цветочки заплясали. — Этого им никто не позволит, нет, только не в Англии!

Такое сумбурное выражение дружеского участия и симпатии оказало на Джесс обратный эффект — она вдруг почувствовала, что вот-вот разразится слезами.

— Вам не удастся остановить их, — пробормотала она. — Я не могу выйти незамеченной, они пойдут следом, и если...

— Только не в Англии, — повторила миссис Ходж и повысила голос до подобающего леди рева: — Мисс Эйкен! Мистер Вудл! Сэм...

Джессика подскочила на несколько дюймов, остальные пассажиры, которых сейчас оставалось четверо, повернули к ним головы. Им явно был знаком голос и привычки миссис Ходж.

Голова Джесс шла кругом от голода и переживаний, ей казалось, что из реального мира она попала в какое-то другое измерение, а миссис Ходж весело орала на весь автобус, излагая свою версию ее проблем. И в полном соответствии с безумной логикой этого нереального мира все остальные пассажиры с поразительным единодушием поверили невероятной истории. Краснолицый мужчина в мешковатом твидовом костюме — мистер Вудл — выразил общие чувства.

— Американцы, — хрюкнул он. — Гангстеры. Мы здесь этого не допустим. Пускай проваливают. — Он взмахнул своей палкой — тяжеленной тростью с массивным позолоченным набалдашником, — и едва не задел себя по носу, ибо палка запуталась в низко натянутой над его головой багажной сетке.

— Мы не можем с ними сражаться, — прокричала миссис Ходж. — У них автоматы. А может, бомбы.

Лишенный телесной оболочки голос поплыл из шоферской кабины. Сэм не спускал глаз с дороги, но не упустил ни единого слова.

— Мы их одурачим! — гаркнул он. — Эти гангстеры умом не блещут.

— Совершенно верно, — громко подтвердила жеманная старая дева из середины салона. — Если я правильно понимаю, девушка не уверена, что негодяям точно известно о ее пребывании в данный момент в нашем автобусе?

— Не уверена, — пробормотала ошеломленная Джесс.

Миссис Ходж разнесла по автобусу эту информацию, после чего разгорелась оживленная дискуссия во всю силу легких каждого пассажира.

— Никто из нас ее и не видывал, — прокричал четвертый пассажир, сморщенный маленький старичок, должно быть, работник с фермы. — Ее тут никогда не было.

— Но ведь я здесь! — завопила Джессика, улавливая мысль. — Как мне спрятаться в этом...

— По-моему, лучше сказать, что она давно вышла! — оглушительно крикнула старая дева.

— У-у-у-у! — завизжал самый пронзительный голосок. — Мам, гляди!

Юный Ходж, вероятно самый впечатлительный из присутствующих, все время выглядывал в заднее окно. Он привлек внимание Джесс к дороге как раз вовремя, чтобы она увидела, как автомобиль вырывается вперед. Через несколько мгновений донесся предупреждающий возглас водителя:

— Береги-и-и-ись!

В тон его крику проскрипели тормоза, автобус резко остановился, развернувшись поперек шоссе. Джесс поняла, что происходит, еще до того, как старая дева провозгласила:

— Они встали... загородили дорогу! Выходят из машины! Идут...

Тогда и настал час миссис Ходж — ростом в пять футов, весом в сто шестьдесят фунтов, возрастом далеко за сорок, в очках.

— Она вышла в Вудхоле, — провозгласила она, одновременно кладя большую розовую ладонь на плечо Джессики и пригибая ее к полу.

Места на полу почти не было — не больше полутора футов между последним сиденьем и спинкой предыдущего, — но Джесс поразилась, как легко почти вся ее маленькая фигурка при энергичном содействии миссис Ходж уместилась на этом пространстве. Работая с проворством мастеровитой домашней хозяйки, которая месит тесто для буханки хлеба, руки миссис Ходж запихали Джессику под сиденье.

Искаженная картина окружающего мира, которая открывалась глазам безмолвной, задыхающейся от пыли Джесс, исчезла под градом посыпавшихся ей на голову пакетов и свертков, составлявших багаж миссис Ходж, поверх которого было наброшено ее широченное пальто. Джесс почувствовала, что сиденье над ней прогнулось, услышала удивленный писк и правильно заключила, что юный Ходж только что взгромоздился сверху. Хотя Джессика не могла ничего видеть, за исключением слабо различимой груды окурков, оберток от кекса и банановой кожуры (свежей), она слышала каждое слово. Сэм заглушил мотор.

— Добрый вечер, леди и джентльмены! — произнес один из самых благородных голосов, какие Джесс когда-либо доводилось слышать. — Приношу искренние извинения за столь неожиданную остановку...

— Ну, и что дальше? — недружелюбно поинтересовался Сэм. — Будем теперь автобусы захватывать? Думаете добраться на нем до Кубы?

Он загоготал, а пассажиры лояльно поддержали его — громче всех прозвучал визгливый смешок старой девы и басистый хохот мистера Вудла.

— Очень остроумно, — неубедительно согласился голос, — весьма, в самом деле.

— Я опаздываю, — негодующе заявила старая дева. — На заседание лиги боулинга. Остальные меня никогда не простят.

— Ваши действия незаконны, — сказал мистер Вудл. — Вы нарушаете какой-то закон. А может, и сразу несколько.

Миссис Ходж решила оживить беседу.

— Не подходите ко мне, — проревела она. — Возьмите мои скромные сбережения, если у вас хвахит наглости, но не прикасайтесь ко мне и к моему ребенку!

— Не беспокойтесь, мадам, — отважно выступил мистер Вудл. — Если он сделает к вам еще шаг, я...

— Я отдам вас в руки закона, — мстительно пообещал пожилой работник. — Вот обождите, доберемся до города, и я отдам вас...

Джесс, содрогаясь от ужасающе противоречивых приступов смеха и страха, почувствовала — слишком поздно, — что сейчас начнет жутко чихать. На полу автобуса собралась пыль веков. К счастью, глухие приступы чихания были заглушены причитаниями миссис Ходж, которая в данный момент убедительно балансировала на грани истерики и общим возмущенным гулом. Голос вошедшего перекрыл какофонию и тоже звучал несколько истерично.

— Прошу вас, пожалуйста, леди и джентльмены! Успокойтесь, мадам! Я и не думал к вам приближаться, — чистосердечно добавил он. — Послушайте, просто ответьте мне на один вопрос, если можете!

— Ну тогда спрашивайте, — буркнул Сэм. — А то время теряем. Я так совсем выбьюсь из графика, и компания...

— Прошу вас! Сэр... мадам... друзья... гм... дело вот в чем. Я врач и разыскиваю молодую леди, сбежавшую из моей лечебницы, куда ее поместило обезумевшее от горя семейство. Хоть она и достаточно оправилась, чтобы, по нашему мнению, не представлять опасности для окружающих, но...

— Ах, по вашему мнению? — подхватила миссис Ходж. — Это что же такое делается? Даете маньячке сбежать, чтобы она всех нас передушила? И еще врачом себя называете?

Джесс почти посочувствовала своему преследователю, представляя, как он покрывается легкой испариной и промокает лоб большим белым носовым платком. Но ее неплохое в нормальных обстоятельствах чувство юмора вскоре вновь заглушили новые страхи. История довольно неубедительная и, к счастью, смущенный мужчина преподнес ее не лучшим образом. Но что, если ее союзники поверят? Произношение у него, безусловно, не то, которое слышишь от гангстеров в американских фильмах. Согласится ли миссис Ходж — сможет ли миссис Ходж — поверить в причастность респектабельного англичанина к торговле белыми рабами?

Но ей нечего было опасаться за преданность своих новых друзей. Ее чуть не погубил их энтузиазм — спор затянулся настолько, что Джесс грозила верная смерть от удушья, прежде чем преследователи отступят. Пассажиры давали исчерпывающий отчет о совместном путешествии, и, когда подходили к концу, Джесс почти верила, что покинула автобус двадцатью милями раньше.

— ...В Вудхоле, прямо у Бернинг-Бейб, она еще так вращала глазами — это что-то страшное, джентльмены. Я подумала в тот момент, ну, думаю...

Деталь о вращающихся глазах привнесла миссис Ходж, а Сэм добавил:

— Она сама с собой разговаривала, я уж думал, выпила лишнего, вот что.

У Джесс возникло мнение, что это, пожалуй, лишнее. Но общее впечатление было вполне убедительным. У преследователей практически не осталось выбора — они не могли обыскивать автобус, не выдав себя, и не имели оснований не верить рассказанному. Она услышала, как человек, ведший переговоры, начинает приносить извинения, а потом безвоздушное пространство и натянутые нервы взяли свое. Она смутно ощущала, что автобус тронулся, но лежала в ошеломлении, пока твердая рука не раскидала несколько слоев камуфляжа и не вытащила ее на свет Божий.

— Она в обмороке, бедняжка, — заметила миссис Ходж. — Мистер Вудл, передайте-ка сюда вашу фляжку.

Джесс попыталась протестовать, но ее поза — на полу на коленях — исключала возможность сопротивления; она глотнула бренди, задохнулась, закашлялась и, наконец, повалилась ничком на сиденье.

— Все в порядке, их уже и не видно, — сообщил юный Ходж, прижавшись носом к заднему стеклу.

— Все равно, пусть она лучше лежит.

Джесс согласилась с этим; эффект, который произвел бренди на пустой желудок, твердо убедил ее, что, если она попытается встать, непременно случится какое-нибудь несчастье. Когда она беспомощно пошатнулась и упала поперек сиденья, то сначала решила, что это бренди, но потом поняла, что водитель автобуса взял крутой поворот.

— Сэм, куда вы? — поинтересовалась незамужняя леди.

— По-моему, лучше свернуть с дороги для полной безопасности! — прокричал Сэм, и теперь, когда автобус снова пришел в движение, беседа опять оживилась. — Жалко, что вы опоздали на боулинг, мисс Эйкен.

— Боулинг завтра вечером! — взвизгнула мисс Эйкен. — Неплохо придумано, Сэм?

— Я полагаю, теперь она может подняться, — заключила миссис Ходж и помогла Джессике сесть. — Ну и вид у вас, детка, сплошная грязь. Ясное дело, Сэм сроду не мыл этот автобус. Вытаскивайте носовой платок, моя дорогая, и косметику, пока мы обсуждаем, что делать дальше. Куда вы едете? У вас есть друзья, которые присмотрели бы за вами?

Джесс подумала о старом доме в Корнуолле и тут же без колебаний отбросила эту мысль, движимая инстинктом, что ей предстояло осознать лишь через двадцать четыре часа.

— В Лондон, — сказала она, послушно роясь в поисках губной помады. — Я думаю, в Лондон...

— В Скотланд-Ярд, — посоветовал мистер Вудл, — вот куда. Там знают, как обращаться с международными бандитскими шайками.

Теперь они свободно проплывали по узким проселкам между густо поросшими травой насыпями, такими высокими, что автобус шел словно в сумерках. Ветки хлестали в стекла, и Джесс гадала, что будет, если им попадется встречный автомобиль, но потом решила не думать об этом. Бренди ударил ей в голову, она развеселилась и расслабилась. Лучше всего на ее издерганные нервы действовала царившая в автобусе атмосфера. Никто ни о чем не расспрашивал, незнакомые люди сотворили вокруг нее уютный теплый мирок — столь же безумный в своем роде, как и обрушившееся на нее необъяснимое преследование, но восстановивший пошатнувшуюся было веру в человечество.

— Где мы? — спросила она. — Если я смогу попасть на железнодорожную станцию...

— У меня есть идея получше, — заявила миссис Ходж. — Сэм, если я не ошибаюсь, мы недалеко от Сент-Мери-Андерхилл?

— Точно, — бросил через плечо Сэм.

— Тогда нам туда и надо. Гоните, Сэм, пока совсем не стемнело. Ну, детка, вот что вам лучше всего сделать. У юного идиота Гарри Маркса из Сент-Мери есть новехонький автомобиль, который ему не по карману, и он вечно запаздывает с выплатой взносов. Он отвезет вас прямо в Лондон и будет страшно рад заработать. Скажете, что вы от меня, и он не возьмет лишнего. Вам нужны деньги?

Она открыла кошелек прежде, чем Джесс успела ответить, и глаза девушки наполнились слезами, когда она перехватывала розовую ладошку.

— Вы так добры, — прошептала Джесс. — Вы ведь меня совсем не знаете...

— Чепуха, — спокойно ответила миссис Ходж. — В мире есть только два сорта людей — хорошие и плохие. В мои годы я способна отличить хороших от плохих. Ну? Вам нужны деньги?

— Английских денег у меня немного, — призналась Джесс, — я хотела получить наличные по аккредитиву в отеле.

— По аккредитиву? — Мистер Вудл выбрался из своего угла и подсел поближе. — Я могу заплатить вам наличными, если хотите. По хорошему курсу.

— Как вам не стыдно! — негодующе начала миссис Ходж.

— Нет, пожалуйста... Я буду очень признательна. На самом деле денег у меня полно, но, может быть, этот, как его... Гарри захочет наличные, а не чек, а в воскресенье...

— Совершенно верно, — быстренько вставил мистер Вудл. — Десять — двенадцать фунтов вам вполне хватит. Обменный курс составлял нынче утром...

Как и была задумано, уже смеркалось, когда автобус, тяжело пыхтя, остановился в Сент-Мери-Андерхилл. Это была самая крошечная деревушка из всех, когда-либо виденных Джесс, а это кое-что значило, и девушка с сомнением разглядывала горстку строений — полдюжины вросших в землю коттеджей... Картина сильно действовала на нервы — одинокие, темные дома в плотных сумерках. Только в одном из них горел свет — в том, перед которым они остановились, — но свет этот был смутным, слабым и неприветливым, пробиваясь сквозь плотно занавешенные окна. Над дверьми висела какая-то вывеска, но было слишком темно, и прочитать ее Джесс не смогла.

— "Синий кабан", — объявил Сэм, выхватывая сумку Джесс жестом, который даже жителю Южной Европы показался бы чересчур пышным. — Позвольте мне предложить вам руку, милочка.

Неся перед собой чемодан, Джесс оглянулась, провожая своих друзей и товарищей-заговорщиков, которые в полном составе сгрудились возле автобусных окон с ее стороны, улыбаясь и ободряюще жестикулируя. Миссис Ходж стояла в дверях автобуса. Губы ее были плотно сжаты, но в глазах все еще плясали искорки от пережитого приятного приключения.

— Пришлите открытку, детка, ладно? Миссис Ходж, Вестбери, вот и все, что вам нужно запомнить.

— Я позвоню, — прокричала Джесс; любого, даже самого экстравагантного обещания здесь было бы мало. — Спасибо вам, всем спасибо...

— Теперь с вами все будет в порядке, — уверенно заявила миссис Ходж.

— Поехали, миссис Ходж. — Сэм втолкнул ее внутрь по ступенькам и вошел сам. — Не стоит нам тут задерживаться, вдруг они идут по следу.

Когда автобус отъехал, Джесс различила в заднем стекле круглую физиономию миссис Ходж. Она подняла руку жестом, который Джесс видела только в кино и книжках. Сердце у нее сжалось вдруг от волнения; она поняла, что миссис Ходж всю жизнь хранит этот знак победы[11], доблестно пронеся его через несчастья. Потом Сэм выключил свет в салоне, и автобус превратился в черную тень, похожую на зловещее доисторическое чудовище, скрывающееся в ночи.

Джесс повернулась, взглянула на дверь «Синего кабана» и сразу же ощутила неприязнь к этому месту. Внутри, может быть, уютно и чисто, но снаружи дом производил прямо противоположное впечатление. Подняв глаза, чтобы в последний раз окинуть взглядом деревушку, она увидела огромную прямоугольную темную глыбу, которая вырисовывалась на светящемся небе. Это, конечно, сама Сент-Мери — башня церкви, давшей поселку название. Что за громада рядом с кучкой из шести коттеджей и пивной! Она должна была быть символом утешения и покоя, но гигантский фасад смотрелся как занавес, отрезающий дружелюбные звезды. Дрожа в ознобе, Джесс подняла чемодан, выпрямилась и потянулась к дверной ручке.

Глава 3

Дверь отворилась в коридор, прозаический и плохо освещенный. Грязные белые стены, вытертый пол, на единственном предмете обстановки — стоящем справа столе — громоздятся грязные пивные кружки, валяются перепачканная рабочая рукавица с оторванным пальцем и кучка ржавых гвоздей.

Там были три двери — по одной с каждой стороны и одна в конце коридора. Все решительно заперты, но Джесс показалось, что из-за правой двери слышится какое-то звяканье. Она повернула ручку и распахнула створку.

Догадка оказалась правильной — за дверью был бар. Получив представление об английских пивных исключительно из описаний в путеводителе, Джесс была ужасающе разочарована. Она не увидела ни мореных дубовых балок, ни оригинальных старинных гравюр, ни камина. Впрочем, нет, камин был, но не могучий, выложенный камнем современник Тюдоров[12], а достаточно маленький, чтобы казаться убогим, облицованный какими-то фальшивыми кирпичами; вдобавок в нем не пылало пламя, а стоял портативный электрообогреватель, к тому же выключенный.

Обстановка состояла из игрального автомата, календаря с картинкой, изображающей слюнявого шотландского терьера, и четырех столов, расставленных напротив опоясывающей две стены скамьи. Кто-то предпринял безнадежную попытку оживит: помещение, выкрасив стены в яркий коралловый цвет и обив скамьи красным. Попытка провалилась, и декоратор явно опустил руки, когда дело дошло до пола, покрыв его серым с синими и ржавыми разводами ковром.

Собственно бар находился в задней части комнаты — деревянная стойка с тремя табуретами перед ней и с уставленными бутылками и посудой полками позади нее.

У стойки стоял человек. «Посетитель? — гадала Джесс. — Хозяин?» Он нисколько не напоминал Чосеровского Гарри Бейли[13]; Джесс в жизни не видела более мрачной физиономии, и ее появление не добавило ему никакой радости.

Джессика ушла бы, если в ей было куда идти. Держа в руке чемодан, она закрыла за собой дверь, шагнула вперед к столу, сохраняя максимум достоинства, насколько позволял циркулирующий в кровеносных сосудах бренди, и осторожно присела на ярко-красную скамью. Мужчина за стойкой не сводил с нее глаз, но рот держал плотно закрытым.

Джесс прокашлялась.

— Я ищу человека по имени Гарри Маркс.

Последовала долгая, но ничего не предвещающая пауза, мертвая, без каких бы то ни было признаков жизни. Наконец любезный бармен буркнул:

— Его тут нет.

Он взял с полки стакан и принялся его протирать.

— Вижу, что нет, — холодно сказала Джесс. — Но мне сказали, что вам известно, где его найти. Я хочу нанять его автомобиль.

Опять пауза.

— Не выйдет.

— Что вы хотите сказать? Вы не сможете его найти?

— Я хочу сказать, вы не сможете нанять ни его, ни его автомобиль. — Бармен наклонился, поставил локти на стойку и уставился на нее с мрачным удовлетворением. — Он уехал и не вернется. До утра. И будет не в том состоянии, чтобы вести машину.

Душевное состояние Джессики не поддавалось описанию. Она чувствовала себя так, словно ее огрели по темечку огромной тупой колотушкой. Преодолев первый шок, она вышла из себя:

— Ну и гнусный же вы человек! Просто верить не хочется, что такое противное существо может жить в одной стране с такими чудесными людьми, которые ехали в нашем автобусе! Вам ведь нравится сообщать людям дурные вести, правда? У вас что, несварение желудка, сварливая жена или... Не обязательно сверлить меня взглядом! Просто объясните нормальным человеческим языком, как мне выбраться из этой ужасной дыры нынче же вечером!

— С моей помощью, — раздался голос от самого дальнего в комнате окна. — Любой человек, способный разговаривать с Альфом в таком тоне, заслуживает, чтобы его подвезли.

В мгновение ока Джессика лишилась не только бравады, но и духа. Во-первых, от шока при неожиданно обнаружившемся присутствии в комнате еще одного мужчины, а во-вторых, оттого, что ей был знаком этот голос.

Говоривший вышел из темного угла за занавесками, и она поняла, что голос показался знакомым только из-за произношения. Этого человека она никогда прежде не видела. Высокий, болезненно-бледный, с длинным узким лицом. С черными непричесанными волосами, с высоко поднятыми бровями. Но все прочие черты лишь затмевал нос таких аристократических пропорций, что от изумления у Джесс вылетело из головы все прочее. Мужчина отметил взгляд ее вытаращенных глаз и должно быть, наученный долгим опытом, истолковал его совершенно верно.

— C'est un roc! — воскликнул он, жестом подчеркивая длину своего носа. — C'est une periinsule![14] Сморкнешься — заревет тайфун. Расквасишь — море крови.

— Зря вы так болезненно это воспринимаете, — сказала Джесс. — На самом деле не так уж плохо. Безусловно, не так плохо, как у Сирано.

Человек неуклюже шлепнулся на стул напротив.

— Американочка. Акцент плюс острый психологический анализ с первого взгляда на первого встречного... Но — хорошенькая американочка. Это несколько утешает.

— Большое спасибо.

— Ну-ну, вы способны на более остроумный ответ. — Его длинные губы сложились в неожиданно привлекательную усмешку. — Откуда такая бледность и усталость, леди? Проголодались? Я сам чего-нибудь перекусил бы. Альф, сотворите нам с обычным своим кулинарным блеском пару порций яичницы с беконом. Я еще раз выпью то же самое, и большую рюмку шер-ри для леди.

— Я не хочу...

— Но надо. Сначала и прежде всего — еда, потом будем составлять план. Как вас зовут? Меня — Рэндолл. Дэвид Рэндолл. Не называйте меня Дейв.

— Джессика Трегарт.

— А, из корнуэльских Трегартов! Господи, не надо так на меня смотреть! Я никогда не слыхал ни о вас, ни о вашем семействе. Разве вы не знаете старый стишок про корнуэльцев? Джессика. Вам не идет. Я буду звать вас Джесс.

— Нет.

— Но если вы собираетесь провести весь путь до Лондона на переднем сиденье моей машины в интимной близости со мной, мы должны подружиться. Интимная близость неизбежна — у меня не «роллс-ройс». Слушайте, не отвергайте моих жалких попыток вести легкую беседу. Если желаете сегодня же покинуть этот мегаполис, едем со мной.

Из открытых позади бара дверей поплыл запах, заставивший Джессику понять, что она действительно зверски голодна. Поглощенная думами о желудке, она потеряла нить беседы, если ее можно так назвать. Рэндолл откинулся на спинку стула и созерцал ее с ядовитой усмешкой. Он не произнес ни слова, пока не вернулся Альф с двумя тарелками из толстого белого фаянса, которые вызывающе шлепнул на стойку. Рэндолл выпростал из-под стула свои длинные ноги и принес еду к столу. Джесс даже устыдилась скорости, с какой она очистила тарелку.

— Вот так-то лучше, — заключил Рэндолл. — Теперь готовы ехать? Вам следовало бы напудрить нос или что там еще. Собственно говоря, ваш нос не требует к себе особого внимания. Что с вами стряслось? Свалились с лошади? С велосипеда? Я все пытался угадать, как вы попали в этот оазис. Но я, разумеется, чересчур хорошо воспитан, чтоб спрашивать.

— Приехала на автобусе, — ответила Джесс. Фырканье Альфа и деликатно поднятые брови Рэндолла выражали одну и ту же реакцию. Альф придал ей словесное выражение.

— Ближайшая автобусная остановка в Кастлбридже. В трех милях отсюда.

— Это был автобус из Солсбери.

Впервые за много часов Джесс чувствовала себя человеком — сытым, в тепле и безопасности. Ощущение блаженства охватывало ее целиком и усиливалось благодаря все еще бродившему в голове бренди. Она сделала добрый глоток шерри и безрассудно объявила:

— За мной охотятся двое мужчин. Я не знаю, кто они и чего хотят, но они за мной охотятся. Я села в автобус, чтобы скрыться от них, но они поехали следом, остановили его, вошли и сказали пассажирам, что я сбежала из сумасшедшего дома, но пассажиры были ужасно милы, затолкали меня под сиденье и заявили этим... этим...

— Плохим мальчикам, — стремясь помочь, подсказал Рэндолл.

Джессика бросила на него взгляд.

— ...преследователям, — продолжала она, тщательно выговаривая длинное слово, — что меня нет. А потом шофер автобуса привез меня сюда. Миссис Ходж велела найти Гарри и нанять его, чтобы он отвез меня в Лондон.

Она прикончила шерри.

— Шоферы автобусов у нас нынче женщины, — пробормотал Рэндолл.

— Нет, он не женщина.

— Не важно. Слушайте, детка. Надеюсь, что чувство юмора у меня не хуже, чем у других, и я не слишком серьезно отношусь к своей профессии, но не могли бы вы придумать историю получше?

— Не понимаю, о чем вы. — Джесс непроизвольно икнула и с осуждением посмотрела на Рэндолла. — Я даже не знаю, кто вы такой, — добавила она мрачно. — А вы хотите, чтобы я ехала с вами в Лондон.

— Вот в этом я не совсем уверен, — признался Рэндолл. — Но ничего не поделаешь. Вы не можете здесь оставаться. У Альфа комнат нет, а в округе на несколько миль не найти ни отеля, ни постоялого двора. Местные жители отправились на ярмарку — тра-ля-ля, тру-ля-ля — и, как сказал Альф, вернутся домой только утром.

— Я через четверть часа закрываю, — мрачно добавил Альф.

— Вот так-то. А вы уверены, что мы с вами нигде не встречались? И что вы не знаете, кто я такой?

— А кто вы такой?

Рэндолл вздохнул:

— Не имеет значения. Чем скорее мы поедем, тем скорее приедем.

— Но я даже не знаю, кто...

— Я помню, вы уже говорили об этом. Если боитесь, что я вас придушу где-нибудь в канаве, Альф свидетель, что вы отправились со мной, а для старого доброго Альфа нет большего удовольствия, как посадить человека на скамью подсудимых. Особенно меня. Я не стану рисковать, каким бы сильным ни было искушение, а я подозреваю, что оно будет просто чрезвычайным. Давайте, поехали...

Позже Джесс смутно вспоминала, что выплескала в лицо несколько кварт холодной воды, прежде чем присоединиться у входной двери к своему не проявляющему особенного энтузиазма шоферу. Холодная вода помогла, так же как ночной воздух, врывающийся в открытое окно машины. Рэндолл несся с такой скоростью, что ей даже не хотелось трезветь. Но на первой половине пути встречных машин почти не было, а Рэндолл оказался великолепным водителем. Джесс сидела на пассажирском сиденье, подобрав под себя ноги и получая удовольствие от поездки. Было слишком темно, чтобы как следует разглядеть машину, кроме того, что она длинная и дорогая на вид, но летела она словно птица. Джесс казалось, что она сидит неподвижно, а за окном стремительно мчится темный ландшафт. Потом выехали на главное шоссе. Замелькали фары встречных машин, и Джесс наконец заговорила:

— Где мы?

— Возле Ридинга, если это вам о чем-нибудь говорит. Вам лучше?

— Гораздо. Я должна извиниться перед вами.

— Вы рассказали прелестную байку, — небрежно бросил он. — Кто вас научил?

— Байку? О, я извинилась совсем не за это, потому что это чистая правда. Но мне очень совестно за свою грубость, когда вы были так добры, что предложили меня подвезти.

— А, будем стоять на своем до последнего, так, что ли? Ладно. Пусть никто не получит права сказать, что я не понимаю шуток. Куда именно вы направляетесь? Знаете, Лондон довольно большая деревня. Смахивает на городишко, как говорят у вас в Америке.

— В Америке так не говорят, и вам это прекрасно известно. Вы ведь жили какое-то время в Соединенных Штатах, правда? На вашем акценте это не отразилось, но вы, кажется, неплохо усвоили некоторые местные выражения. Я не имею в виду «городишко».

— Акцент, будь он проклят, — обиженно произнес Рэндолл. — Я-то думал, что гнусавлю, как чистокровный нью-йоркский корешок.

— Чистокровный воспитанник Оксфорда.

— Точней сказать, Кембриджа. Откуда у вас, у американцев, такое извращенное представление...

— У вас изумительное произношение. Мне нравится просто слушать, как вы говорите.

Как она и рассчитывала, это заставило Рэндолла замолчать на некоторое время.

— Не хочется повторяться, — вымолвил наконец он, — но куда именно вы направляетесь?

— Я думаю, в какой-нибудь отель.

— В «Хилтон»?

— О Господи, нет! У меня нет таких денег. Я забронировала номер и рассчитывала на него. Но мне пришлось отправлять багаж из Саутгемптона, и если им удалось проследить...

— Им? Ах да, плохим мальчикам. Простите, они на секундочку выветрились у меня из головы. Конечно, все правильно; им не составит труда проследить за вашим багажом, и, если вы не объявитесь в этом отеле, они станут искать в других. В таких, где имеют обыкновение останавливаться американцы. Я полагаю, вы ждете, что я посоветую вам какой-нибудь милый укромный пансионат?

— Не имеет значения, — устало ответила Джесс. — Я не обижаюсь, что вы считаете меня обманщицей. Надо, наверно, сказать спасибо, что вы не считаете меня сумасшедшей. Да, будьте добры, я с благодарностью приму вашу рекомендацию.

— Прекрасно. Я знаю подходящее место.

В напряженном молчании они проехали еще пару миль. Потом Рэндолл сказал:

— Если вы ничего не имеете против, я хотел бы выслушать вашу сагу еще разок. Первый раунд был несколько бессвязным.

Джесс почувствовала искушение прибегнуть к крепкому, чисто американскому местному выражению, но напомнила себе, что сидит в его автомобиле.

— В целом не так плохо, — одобрил он, когда она закончила свой рассказ. — Лучше, чем я думал. Я даже не могу вот так сходу с уверенностью разглядеть скелет. Таковой существует?

— Что?

Рэндолл нажал на гудок — он звучал, как небольшой камерный оркестр, — включил фары и принялся обгонять идущие впереди машины. Джессика сжалась; она не привыкла к левостороннему движению.

— Скелет. Ну, образец, по которому пишутся такие истории. Как там это у вас называется, канва, выкройка, что ли. Писатель-то видит скелет целиком, а читателю швыряет отдельные кости, иными словами, часть целого. Естественно, выглядит все непонятно и нелогично — мистификация. А в последней главе он вплетает недостающее, и наивный читатель вдруг видит, в чем дело.

— Ну ладно. Если вы мне не верите, почему возвращаетесь к этой теме?

— Я уже говорил, интрига неплохая. Мне особенно нравится деталь с кольцом, брошенным в мешок для пожертвований. Хотя старинная фамильная драгоценность — давно отработанный материал. Кассета с микрофильмом, украденный контейнер с новыми бактериями-мутантами — вот что теперь в моде.

— Бред, — заявила Джесс.

— Но главная в этой интриге проблема, — жизнерадостно продолжал Рэндолл, — состоит в том, что вы ушли от врагов. Как, по-вашему, они вас отыщут в таком улье, как Лондон? Лучше езжайте в «Хилтон» или в отель, где заказан номер.

Джесс тихо зарычала.

— Любопытная маленькая проблема, — повторил Рэндолл, щурясь на непомерно яркий свет фар приближающейся машины. — Я имею в виду, как нам снова вывести на вас злодеев и чтобы при этом вы не выглядели полной идиоткой. Тут кроется одна из трудностей литературы подобного рода: героиня должна быть идиоткой, иначе она не вляпается в идиотские приключения. Умная женщина сразу пойдет в полицию.

— Где ей, конечно, поверят без всяких вопросов.

— Да, знаю, это обычная отговорка. Секундочку... Нет, это не пойдет. Даже если они проследили за вами до «Синего кабана», Альф не сможет сказать им, куда вы направились. Не то чтобы он не сказал, если в знал. Он обожает осложнять людям жизнь. Но он не знает. М-м-м...

Остаток пути они проделали молча, не считая бормотания Рэндолла, и Джесс с интересом разглядывала его профиль в мелькающих вспышках фар встречных автомобилей. Мстительно сосредоточившись сначала на размерах выдающегося украшения его физиономии, она вдруг поняла, что оно восхищает ее все больше. При всех своих размерах, нос был прекрасной формы и только чуть-чуть загибался — истинно римский нос по изяществу и крючковатой надменности. Она попыталась представить Рэндолла в шлеме с гребнем на макушке вроде щетки для чистки ботинок, лающим тоном выкрикивающего по латыни приказания полкам легионеров. Не получилось. Остальные черты лица не подходили. Подбородок твердый, но не агрессивный, а форма губ так изящна, и они кажутся очень нежными. Если бы над всем не господствовал нос, рот можно было бы назвать впечатляющим.

Потом накопившаяся за день усталость обрушилась на нее, как кувалда, и она проснулась, только когда в глаза ударили бегущие волны света от уличных фонарей.

— Почти приехали, — спокойно сообщил ее спутник, с плеча которого она поспешно подняла свою голову.

Если они и проезжали мимо лондонских достопримечательностей, Джесс все проспала и, увидев, что машина поворачивает в тихую, почти пустую улочку, не имела понятия, где находится.

Рэндолл остановился у бровки тротуара и, не ожидая ее, поднялся по каменным ступеням и позвонил в дверной звонок.

На взгляд слабо моргавшей из окна автомобиля Джесс, дом нисколько не походил на отель. Он стоял в длинном ряду таких же домов, высоких и узких, отделенных друг от друга тесными проходами и выходящих прямо на тротуар. Отличался он от соседних выкрашенными в черный цвет дверями и большим медным дверным молотком, но был так же прокопчен смогом, нес на себе отпечаток диккенсовской респектабельности и, как она позже узнала, в самом деле был выстроен в те времена.

Дверь скоро открыл сутулый пожилой человек, приветствовавший Дэвида сердечным рукопожатием. Они обменялись несколькими фразами, потом старик пошел к автомобилю и потянулся за чемоданом Джессики.

— Добрый вечер, мисс Трегарт. У нас осталась только одна свободная комната на четвертом этаже. К сожалению, лифта нет...

— Ну и прекрасно.

Он понес багаж в дом, а Дэвид открыл дверцу машины. Джесс отупела от усталости и, неловко выбираясь из автомобиля, обронила сумочку. Часть содержимого разлетелась по тротуару — бумажник, ручка, губная помада и карманный триллер, который она собиралась читать.

Рэндолл наклонился и принялся собирать вещи. Когда он выпрямился, на губах его появилась улыбка, но далеко не дружелюбная.

— Великолепная шутка, мисс Трегарт. В какой-то момент я почти... Мы посмеемся над ней при следующей встрече.

Он даже не стал дожидаться ответа, а умчался под негодующий взрыв из выхлопной трубы. Джесс осталась стоять, недоуменно глядя на сумочку и на книжку, которую он сунул ей в руки.

* * *

Стук в дверь прозвучал как удар грома. Джесс села в кровати, смахнула с глаз спутанные пряди волос, насторожившись, но не испугавшись, ибо спросонья не помнила, где находится, не говоря уж о том, что происходило накануне.

— Ваш чай, мисс Трегарт, — объявил голос из-за двери. — Можно войти?

Дверная ручка повернулась прежде, чем она успела ответить, и девушка нырнула под одеяло. Вошел встречавший ее прошлой ночью пожилой человек с подносом в руках. Он подарил ей любезную улыбку, и Джесс улыбнулась в ответ несколько неуверенно, чувствуя себя неотесанной деревенщиной. Чаю она не просила. Что это — принятая в английских отелях услуга? Очень мило, конечно, но странно, что хозяин отеля решает, когда гостям надо вставать.

— Надеюсь, вы хорошо спали? — поинтересовался хозяин, швейцар и официант в одном лице. — Вчера вы выглядели такой усталой и перепуганной.

— Действительно, так и было на самом деле, — проговорила Джессика из-под одеяла. — И я забыла, что ваш четвертый этаж — это по-нашему пятый.

— Ах вот как? — Он поставил поднос на стул и придвинул его к кровати. — В обычных обстоятельствах я, разумеется, никогда не решился бы вас потревожить, но мистер Рэндолл позвонил и велел убедиться, что вы проснулись, прежде чем я впущу его к вам. Он обладает таким чувством юмора...

— Да уж, действительно, — холодно бросила Джесс. — Благодарю вас за чай.

— Мистер Рэндолл сказал, что дает вам пять минут, а потом перезвонит.

Он вышел, а Джесс принялась за чай, испытывая смешанные чувства. В конце концов победило любопытство. Что бы ни замышлял сейчас Дэвид Рэндолл, — а она сильно подозревала, что его замыслы будут ей не по вкусу, — она все же обязана ему кое-чем за эту жемчужину среди отелей. Ее забавная комнатушка под самой крышей когда-то, наверно, была в старом доме комнатой для прислуги. Здесь так причудливо смешивалось старое и новое: стоял телефон, но не было тумбочки у кровати, в углу торчал умывальник, а потолок наклонялся над постелью так косо, что, садясь, она чуть не стукнулась головой. А хозяин — это в самом деле хозяин? Или какой-нибудь там благородный лорд? Он что, сам заваривал чай, кроме того, что тащил его через пять лестничных пролетов? Чай был превосходный, и к моменту, когда зазвонил телефон, она была готова встретиться даже с самим Дэвидом Рэндоллом.

— Проснулись? — поинтересовался знакомый голос.

— Проснулась, только не знаю зачем.

— Вы спали целую вечность. Уже почти полдень.

Мягкий тон звучал как-то по-другому. Джесс с подозрением вслушивалась в трубку.

— Вы что, пьяны?

— Еще нет, но скоро буду. Присоединяйтесь ко мне. Я даже могу угостить вас завтраком.

— Завтракайте сами. Я совсем не уверена, что мне хочется с вами встретиться.

— Я о вас лучше думал.

— Это звучит угрожающе, — медленно произнесла Джессика. И сразу же задрожала под градом сомнений. Его случайное появление, странное поведение... он знает, где она находится... Он сказал про слабое место в интриге... Но это не так, если он тоже враг.

— Угроза действительно существует. Только не с моей стороны. Они появились, я их видел, они выиграли.

— Они... о нет! Вы хотите сказать...

— Хочу, — произнес своеобразный приглушенный голос, театрально вздохнув. — Нам надо поговорить. Попросите вызвать для вас такси, я думаю, вы плохо знаете Лондон. Велите шоферу отвезти вас по адресу Линкольнс-Инн-Филдс, 13. Поняли? Это музей, музей сэра Джона Соуна.

— Но я даже еще...

— Так быстренько одевайтесь. Во что-нибудь, что не так бросается в глаза, как тот ослепительный желтый костюм, в котором вы были вчера. Сгодилось бы тускло-коричневое. Попросите служителя провести вас в кабинет Монка[15]. Если меня там не будет, ждите.

Было половина первого, когда Джесс расплатилась с таксистом и поднялась по ступенькам к входу в музей сэра Джона Соуна. Это явно было не самое популярное среди туристов место в Лондоне, и по залам бродило больше служителей, чем посетителей. Она попросила показать дорогу в кабинет Монка, дежурный направил ее вверх по лестнице, и Джесс заспешила, бросая лишь беглые взгляды на другие залы музея, который сам по себе был красивым зданием, но кабинет Монка манил ее, словно доза наркотика в горсти других таблеток.

В комнате с низеньким потолком царил полумрак. Она казалась меньше, чем была на самом деле, ибо была завалена самой причудливой коллекцией разнообразных предметов, которую Джесс когда-либо видела. Стены увешаны всяческими фрагментами — скульптурными деталями, целыми горгульями[16], античными масками, которые в сумраке выглядели как слепые отрубленные головы. Дом стоял на лондонской улице, но за окнами кабинета виднелись какие-то руины — колонны, арки и уныло валявшиеся камни.

Джесс прислонилась спиной к лестничным перилам. Это место ей о чем-то напоминало, и, когда первоначальное шокирующее впечатление улеглось, она начала припоминать что-то из колледжского курса о безумном увлечении готикой, охватившем Англию в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века. В литературе тогда появились такие перлы, как «Замок Отранто» Уолпола и «Удольфские тайны» миссис Радклифф[17]. Жанр этот тонко и убийственно спародировала остроумнейшая мисс Остин в своей книжке «Нортэнгерское аббатство»[18].

Безумие распространилось и на архитектуру, классическим примером чему может служить излюбленный Уолполом Строберри-Хилд. Возводились зубчатые стены и башни с амбразурами, газоны украшались фальшивыми руинами, увитыми искусственным мхом, окруженными гротами, которые заполнялись псевдоантичными статуями. Сэр Джон, очевидно, был ярым приверженцем этого дела.

Атмосфера кабинета не очень-то подходила для издерганных нервов. Джесс и представить себе не могла лучшего места, чтобы повеситься в случае угрозы для добродетели, как сказала бы миссис Радклифф. Какими бы соображениями ни руководствовался Дэвид Рэндолл, он, должно быть, свихнулся, если назначил свидание среди всего этого готического кошмара.

Вскоре она услышала шаги и увидела на лестнице пару ног, которые, судя по их длине, не могли принадлежать никому, кроме Дэвида. Потом в поле зрения возникли остальные части его тела, и она поняла, почему аристократический голос звучал невнятно.

Джессика оставалась безмолвной, что для нее было не характерно; такого развития событий она не предвидела, хотя могла бы догадаться после беседы с Дэвидом по телефону. Дэвид нервно прокашлялся. Он, непонятно почему, казался смущенным; было бы естественнее и понятнее, если бы он начал злиться, негодовать или упрекать ее. Прежде чем кто-то из них нашел в себе силы заговорить, на лестнице загромыхали шаги. Дэвид посторонился, пропуская в зал юную пару, чрезвычайно стильную и длинноволосую. Они хором похихикали, повизжали и не стали задерживаться, однако Дэвид сказал:

— Здесь слишком людно. Пошли к саркофагу.

— К саркофагу! Неужели сэр Джон...

— О да. Вы ведь уже повидали достаточно, чтобы оценить его вкус и сообразить, что он обожал саркофаги.

Дэвид взял ее за руку и потащил к нужной двери.

Предмет несомненно был саркофагом, даже на непривычный к созерцанию декоративных предметов подобного рода взгляд, — необычайно огромный, грубый белый каменный саркофаг, древний египетский саркофаг, испещренный ровными рядами иероглифических знаков, которые некогда были прописаны синей краской. Теперь почти вся краска стерлась, а оставшиеся следы стали грязно-серыми. Устрашающее впечатление от предмета дополняла накрывающая его пыльная стеклянная витрина.

Парочка встала в узкой нише у дальнего конца гигантской каменной гробницы.

— Примите вид исследователя-энтузиаста, — посоветовал Дэвид. — Друзья уверяли меня, что этот экземпляр представляет собой великолепнейший саркофаг среди всех саркофагов.

— Его бы хорошенько почистить. Дэвид, я так виновата...

— Ни слова больше! Даже такой безнадежный дурак, как я, не может выдумать ни одной надежной причины, которая дала бы вам повод считать себя виноватой. Вы рассказали мне чистую правду, а я посмеялся над вами. Но извиняться не буду, ибо не желаю нырять вместе с вами в бездну.

— Вот именно, в бездну. Признаюсь, я вспоминаю одного из ваших второстепенных поэтов.

— Кого именно?

— Блейка[19].

Она рассчитывала сбить его с толку и была вознаграждена и откровенно обрадована, когда после минутного напряженного раздумья он разразился хохотом. Смех гулко покатился по высокому залу со стеклянной крышей и эхом отозвался в саркофаге. Дэвид вздрогнул, поморщился и промокнул нижнюю губу платком, уже запачканным кровью.

— Черт, рана опять открылась. Надо привыкнуть не гоготать. Но все не так плохо, как говорят у вас в...

— Ой, перестаньте.

— "Огневой соразмерный образ твой?..", да? Можно ли красочней обрисовать мои классические черты?

— Сейчас они выглядят вполне огневыми, — мрачно заметила Джесс. — Вы не могли залепить чем-нибудь эти синячищи? Мне на них просто больно смотреть.

— И вполовину не так больно, как мне. Я серьезно подумываю отпустить бороду.

— Это совсем не смешно.

— В самом деле не очень.

— Что случилось?

— Давайте обсудим за ленчем. Пожалуй, я долго не вынесу вида этого саркофага. Можно спокойно предположить, что за мной не следят, если бы я не оторвался, джентльмены уже появились бы в этой уютной и тихой ловушке.

— Поэтому вы предложили тут встретиться? Святители небесные, вы сумасшедший! Пошли из этого жуткого места.

Знаменитое британское хладнокровие было продемонстрировано Джесс официантом в излюбленном ресторане Дэвида, который отреагировал на его появление с расквашенной физиономией только слегка приподняв одну бровь. Когда предварительная часть программы, состоявшая в выборе блюд, завершилась, Дэвид наконец уступил ее настойчивым просьбам дать объяснения.

— Они отыскали «Синий кабан», — начал он. — Как — не знаю, но вижу несколько способов, которыми это можно было сделать. К моменту их появления Альф уже лежал в постели, и свойственная ему от природы раздражительность ничуть не смягчилась от того, что его подняли среди ночи. И он раскололся. Он, видите ли, меня знает; моя тетка, богатая старая дева, живет по соседству, и я обычно останавливаюсь в «Кабане» выпить рюмочку по дороге домой. Тетка — завзятая трезвенница. Я просто убить себя готов! Такая очевидная вещь, а я ее проглядел! А ведь это моя специальность...

— Специальность? Что вы имеете в виду? Чем вы зарабатываете на жизнь?

— Вы не догадываетесь? — Он улыбнулся. — Где книжка, которая выпала вчера вечером из вашей сумочки?

Она все еще лежала там же. Ни слова не говоря, Джесс вытащила ее, Дэвид положил ее на стол и ткнул в синенькую обложку длинным пальцем, попав прямо в живот героине.

— "Призрак замка", — прочел он нараспев. — Автор Десмонд Дюбуа. Это я. Я и есть Десмонд.

— Вы пишете... вы сочиняете эту... эту...

— Макулатуру? Да, и делаю это очень хорошо, благодарю вас. Теперь видите, почему я заподозрил, что вы водите меня за нос? Я подумал, что вас ради смеха подослал кто-нибудь из моих дорогих старых друзей.

— Теперь вижу. О Господи!

— Все это сослужило мне добрую службу. Вот почему наши общие приятели застали меня врасплох — я не верил в их существование. Многие мои знакомые с артистическими наклонностями живут по неортодоксальному расписанию. Услышав звонок в дверь, я пошел и открыл ее нараспашку, заготовив лишь самые естественные проклятия. И даже когда эта парочка втолкнула меня обратно в дом, я все еще думал, что они обыкновенные грабители.

— А когда вы поняли, кто они на самом деле?

— Когда они спросили о вас, разумеется. Странно, что они не попытались замаскироваться, хотя бы платки повязали на свои квадратные подбородки. Один худой, среднего роста, темноволосый, неплохого сложения и с самыми жуткими усами, какие я когда-либо видел. Другой — чуть повыше, смуглый, с оливковой кожей и таким вороватым бегающим взглядом. Смахивает, скорее, на американского хулигана.

— Это они, — подтвердила Джесс.

— Ну, естественно, я спросил, что им от вас надо. Они, столь же естественно, отвечать отказались. Каким-то манером в их недалеких умишках зародилась мысль, что мы с вами не просто случайные знакомые.

— Но... они должны знать, что я встретила вас совершенно случайно.

— Мы могли встретиться совершенно случайно и все же расстаться друзьями — и очень хорошими. Я полагаю, что старый шутник Альф дал им нелицеприятное описание моего характера — в своем собственном представлении.

— Все равно. — Джессика наклонилась вперед и посмотрела на своего спутника с безрассудным осуждением. — Вы ведь могли им соврать, правда? Сказать, что высадили меня в каком-нибудь жутком старом «Хилтоне». Или на станции метро. Или еще где-нибудь. Неужели вы повели себя так... так глупо и благородно, и позволили им вас ударить, и...

— Боже милостивый, только не это! — Дэвид тревожно оглянулся через плечо. — Если вы приметесь плакать, я сюда никогда больше не осмелюсь прийти. Разумеется, я соврал. Сказал, что отвез вас в какой-то никому не известный отель в Блумсбери, а название забыл, но это как раз рядышком с Рассел-сквер.

— Тогда почему они вас избили?

— Ну... — Дэвид явно чувствовал себя неловко. — Не мог же я сразу выдать им эту информацию, после первого вопроса, правда?

— Понятно. Не могли выйти из образа. Идеальный английский джентльмен. Рыцарь. Старая школа. Правила игры.

— Это было необходимо, чтобы все выглядело убедительно! — протестующе воскликнул Дэвид.

Подскочил официант, взволнованно замахав руками. Дэвид послал ему слабую улыбку и понизил голос:

— Ну, видите, что вы наделали? Поймите своими куриными американскими мозгами — тут вам не Чикаго, мы не привыкли, чтобы негодяи врывались в наши дома, а если они все же врываются, мы впадаем в неистовство и кипим гневом. Собственно говоря, образ я принял до чертиков омерзительный. Настоящий джентльмен позволил бы измолотить себя в пух и прах. Я же сопротивлялся ровно столько, сколько требовалось для правдоподобия. И даже после всего этого предположил, что им хватит ума обыскать мою квартиру. Поэтому утром и опоздал на свидание с вами.

— По-моему, вы переиграли в смысле правдоподобия, — заметила Джесс, разглядывая синяки. — В следующий раз подумайте об образе труса.

Дэвид покраснел.

— Лесть не доведет вас... Что? Ах да, официант, я хотел бы десерт. Бисквит с вином? Отлично. Сливки. Джесс?

— Ничего. Я сыта. Как вы можете столько есть?

— Я жутко нервничаю. Давайте прекратим дальнейший обмен комплиментами. Вопрос вот в чем: что будем делать дальше?

Джесс медлила с ответом. Она обнаружила, что по каким-то необъяснимым причинам не в состоянии смотреть ему в глаза, поэтому уставилась на его руки. Руки были на вид умелыми, тонкими и подвижными, с длинными плоскими пальцами.

— Но ведь это понятно, правда? — сказала она наконец. — Пойдем в полицию. То есть если вы согласитесь меня поддержать. Теперь, по крайней мере, у меня есть независимый и надежный свидетель, чтобы подтвердить мой рассказ.

— Не получится.

— Почему?

Он не ответил — подошел официант с подносом, и Джесс с восхищением наблюдала, как Дэвид щедро поливает сливками десерт, и без того перенасыщенный калориями. Она деликатно отхлебнула кофе, ожидая, пока официант удалится, и снова спросила:

— Почему нет?

— Подстегните воображение. "Вы говорите, что эти люди ничего не взяли в вашей квартире, мистер... э-э-э... так? И вы сами открыли им дверь? Что ж, сэр, боюсь... Разумеется, сэр, мы постараемся. Не желаете ли взглянуть на несколько фотографий, сэр? Ах, вы не считаете их профессиональными преступниками? Но тогда, сэр, чего же, по-вашему, им было нужно? М-м-м... я...

понимаю, сэр. А какова, сэр, ваша профессия, сэр? О! Да. Сэр".

Он проглотил остаток десерта и откинулся на спинку стула.

— Вы преувеличиваете.

— Я вам не поверил. Почему они должны мне поверить? Я даже не такой красивый. Другое дело, если в у нас была хоть какая-нибудь ничтожная догадка о мотиве всех этих безобразий. Джесс, вы уверены, что...

— Уверена. Не вижу ни в чем ни малейшего смысла.

— Должен быть смысл. — Дэвид поставил локти на стол и запустил в шевелюру все десять пальцев. Джесс скоро узнала, что это излюбленная им поза для размышлений. — Поведайте мне историю вашей жизни.

— Но...

— Только секундочку обождите. Я забыл. У нас все-таки есть ключ, если вы точно мне все рассказали вчера вечером. Кольцо. Что это за кольцо, откуда оно взялось — прошу полную информацию, будьте добры.

— Оно безобразное, — сказала Джесс. — И ничего не стоит. Из золота, но низкопробного и плохо обработанного. Размер? О, большое, мужское, для меня чересчур велико, а оправа, наверно, целый дюйм в диаметре. Камень ужасный, темный, мутный — агат, что ли. Он даже не ограненный, просто обточенный. Вся вещь страшно грубая. Ой, я забыла, на камне коряво выцарапан знак. По словам моего отца, меч, хоть на меч он совсем не похож. Но это был фамильный герб, так что...

— Оно принадлежало Трегартам? Отцовской ветви вашей семьи?

— Да. О, мне и об этом, наверно, надо вам рассказать, только все получается чересчур средневековым. Или лучше сказать, викторианским? Ну ладно. Мой дед еще жив, он в Корнуолле. Отец много лет назад имел с ним ужасную стычку и сбежал, прямо через Атлантику. Я никогда не знала, из-за чего они поссорились; отец умер, когда я была маленькой, а мама никогда не заговаривала о его семье, только замечала, что это истинное крысиное гнездо. Она их, разумеется, никогда не видела, с отцом они встретились в Штатах и там поженились.

Несколько месяцев назад я получила от деда письмо. Он жутко состарился и, по-моему, сильно смягчился; захотел повидать меня перед смертью.

— Как он вас нашел?

— Мама писала ему, когда умер отец. Не очень приятное письмо. С тех пор она, разумеется, переехала, но все равно живет в Нью-Йорке, так что ее нетрудно найти. Письмо было послано на ее имя.

— Вы живете со своей матерью?

— Нет, я уехала два года назад, когда нашла работу. Но мы все время встречаемся и вполне ладим. Она стала работать после смерти отца, и у нее неплохое место в крупном универсаме.

— Ну хорошо. Конечно, вполне может случиться, что ваши проблемы как-то связаны с дедом. Я так понял, это его кольцо?

— Да, он попросил меня привезти его с собой. Он прямо не заявил, что отец его стащил, но намекнул. Бог свидетель, мне эта проклятая штука совсем ни к чему.

— Не знаю, судя по вашему описанию, оно смахивает на те вещи, которые нынче продаются на распродажах поп-арта[20]. Только мне не понятно, какой смысл в этой уродливой безделушке. Может, она должна указывать настоящего наследника? Не собирался ли ваш отец обобрать своего старшего брата на миллион фунтов, украв кольцо?

— Мой отец был единственным сыном. У него есть сестра, она живет в Корнуолле, ухаживает за дедом. Вдова. По-моему, наследником будет ее сын. «Твой кузен Джон», — как называет его дед. Да Господи, Дэвид, там наследовать нечего! У них никогда не было ни титула, ни крупного поместья, а со времен последней войны та собственность, что оставалась, упала в цене, как и многое другое. Мама все острила по этому поводу.

— Кажется, ваша мать — женщина, которая пришлась бы мне по сердцу. Практичная. Что ж, очень жаль, я не смогу жениться на вас ради денег. — Дэвид подал знак официанту. — Выпьем еще кофе, нам есть что обсудить. О'кей, как говорят у вас в... Извините. Наш курс ясен. Очевидно, что надо переговорить с дедулей. По дороге в Корнуолл остановимся в Солсбери, добудем его колечко из соборной казны.

— Дэвид... — Но речь, которую Джесс начала произносить, застряла костью в горле. Она чувствовала себя как ребенок, пытающийся заставить себя отказаться от невероятно желанного, но неуместного подарка.

— Что?

— Я не могу... вы не должны...

— Впутываться в это дело? — Он поставил кофейную чашку на блюдце ловким, точным движением и улыбнулся. Из-за распухшего рта улыбка вышла карикатурной, но глаза над пресловутым носом были теплыми и веселыми. — Дорогой мой невинный младенец, я уже впутался. Разве вы не видите, что для них я — единственное звено, связанное с вами. Когда они убедятся, что вы не спрятались на Рассел-сквер, и к тому же не обнаружат отеля, о котором я им рассказывал, они снова примутся за меня. С клещами для вырывания ногтей, дыбой и портативной «железной девой»[21].

— Как вы можете этим шутить?

Он накрыл рукой ее сжавшийся кулачок. Слегка шокированная, она сообразила, что он впервые коснулся ее, не считая общепринятых жестов вежливости. Наверно, поэтому пальцы его показались необычайно теплыми и сильными.

— Милая Джесс, это и есть шутка. Все это фарс. В действительности с нами обоими пока почти ничего не сделали. Вы убедитесь в этом, когда осознаете, какими они бывают жестокими. В каком-то смысле эти злодеи, скорее, забавны. Эти чертовы усы...

— Что вы хотите сказать?

— Ну конечно они накладные. Фальшивые. Вы не поняли?

— Мне некогда было об этом подумать, — призналась Джесс.

— А я подумал. Никто по своей воле не отращивает таких усов. О, это великолепный штрих, он решительно отвлекает внимание наблюдателя от более важных примет. Ну, видите, просто мальчишеская маскировка, почти... В чем дело?

Джесс, лязгнув зубами, захлопнула рот.

— Так вот что... — пробормотала она.

— Что? Что, что, что?

— Я все думала, почему он мне кажется таким знакомым, — медленно произнесла Джесс. — Меня усы сбили с толку. А без усов... он похож на... на моего отца.

Дэвид, раскуривавший сигарету, нечаянно захлебнулся дымом и закашлялся. Когда он отдышался, то негодующе заявил:

— А я на минутку подумал, что вы позабыли про скелет. Но мы сочиняем саспенс, а не историю с черной магией. Привидения исключаются. Тогда, по-вашему, второй убийца... прошу прощения, второй злодей, будет...

— О, я уверена! Для случайного совпадения слишком большое сходство. Это должен быть кузен Джон.

Глава 4

Ты все дрыхнешь, ты все дрыхнешь,

Братец Джон, братец Джон...

— Хорошо бы, — заметила Джессика. Она уныло глядела в окно автомобиля. Пригороды Лондона были такими же мрачными и неживописными, как их американские собратья. Ряд за рядом тянулись однообразные маленькие домишки, которые казались еще более жалкими под покрытыми тучами небесами. Погода вернулась в свое нормальное состояние — моросил мелкий дождичек.

В церкви зазвонили, в церкви зазвонили,

Песнь запел герой...

— Что за жуткая строчка! И почему вы считаете себя героем?

Как тебе не стыдно, как тебе не стыдно,

Братец... Джон!..

— Я просто обязан быть героем. Я тут один на всю округу, кроме кузена Джона, а он явный злодей.

— Все равно стихи жуткие.

— Вы капризничаете по утрам, да, моя милочка? Я чрезвычайно рад, что узнал об этом. Встряхнитесь, мы скоро выберемся из Лондона, и затем вы насладитесь красотами сельской английской природы в плотном тумане.

— Б-р-р-р... — Джесс откинулась на спинку сиденья и сунула замерзшие руки в карманы. На ней был новенький розовый дождевик и шапочка, приобретенные специально для путешествия. В сумрачный день они, безусловно, выглядели яркими, но для английской весны оказались чересчур легкими. Сырость была ледяной и пронизывающей, а Джесс — слишком гордой, чтобы просить Дэвида включить отопление, и поэтому старалась сосредоточиться на видах, открывающихся за лобовым стеклом, чему мешали струйки дождя и монотонное ерзанье «дворников».

Она понимала, что надо быть выше таких мелких неприятностей, как дождик. Вообще надо радоваться, что она сидит в машине. Их отъезд из Лондона был чудом комплексного планирования, причем основную его долю проделал Дэвид. Джесс заподозрила, что примерно половину всех осложнений следует отнести на счет энтузиазма, с которым он плел идеальный заговор. В самом деле, когда-нибудь обязательно надо прочесть хоть одну его книжку.

Но основная идея была все же разумной: злодеи, скорее всего, следят за его квартирой. Чтобы устроить исчезновение Дэвида из дому, потребовалось участие двух его старых приятелей, черный ход и спуск чемодана из верхнего окна на веревке. Последнее, разумеется, надо объяснять чистейшей joie de vivre[22], равно как и отказ Дэвида выходить из отеля, — который теперь стал их общим отелем, — чтобы пообедать. Несколько поколебавшись, Джесс пересмотрела свое мнение — если Дэвид отказывался от еды, на это должна была быть необычайно веская причина. Он проглотил шесть сандвичей с яйцами и помидорами и три бутылки пива, но явно удовлетворил лишь самую малую толику своего аппетита.

Как ни придирайся, результаты оправдывали план. Джесс не обнаружила ни малейших следов — даже кончика усов — человека, который мог быть кузеном Джоном. Быть или не быть...

Из дремоты ее вывело объявление Дэвида об остановке, чтоб выпить кофе.

— Вы много спите, — заметил он.

— Только не по ночам.

Закусывая — хотя Дэвид превратил закуску в плотный обед, — он изучал ее таким критическим взглядом, что она стала нервно приглаживать непокорный завиток волос.

— Я что, запачкалась?

— Нет. Я просто гадаю, есть ли у вас вещи, которые хоть вполовину бы меньше бросались в глаза. Это что, один из своеобразных американских нарядов, которые светятся в темноте?

— Конечно нет. Это прелестный веселенький розовый плащ для унылой погоды. Бог свидетель, в таком климате нужно что-то, что радует глаз.

— Вам идет, — нехотя признал Дэвид. — И эта забавная шапочка мило сидит на кудряшках... Но головной убор для дождливой погоды должен все-таки защищать от дождя, правда?

— Мои волосы вьются от природы, — объявила Джесс.

— Красота глупости не компенсирует. Когда мы приедем в Солсбери, купим вам хороший неприметный плащик.

— Дэвид, вы думаете, они нас выследят?

— Честно говоря, не представляю, как это можно сделать. Но предпочитаю принять все мыслимые предосторожности. Мы видели только двух мужчин, но, судя по всему, в запасе у них может быть целый полк.

— Приятная мысль... Вы собираетесь съесть все эти пышки?

— Я все уже съел, — сообщил Дэвид, ловко засовывая в рот последнюю. — Вы готовы?

Возвращаясь к машине, они заметили, что стало намного теплее, а тронувшись в путь, увидели, как несколько отважных солнечных лучей пытаются пробиться из-за туч. Сельская местность, мокрая после дождя, излучала красу, которая все сильнее впечатляла Джессику. Овцы казались пушистыми клубками на пышной зеленой траве, сырость их, видимо, ничуть не беспокоила, и Джесс умилялась возне барашков. В сером дневном свете ярко-желтые цветы дрока горели вдоль дороги как крошечные лампочки.

— Я придумал новый вариант, — вдруг заявил Дэвид. — Ты все интригуешь, ты все строишь козни, братец Джон...

— Это уж хуже некуда. — Джесс не могла сдержать улыбки. — Знаете, чем больше я думаю, тем абсурднее все это выглядит. Как может этот... этот ужасный тип быть моим кузеном?

— Надо же нам как-то его называть, — рассудительно заметил Дэвид. — «Кузен Джон» — тут есть какой-то налет индивидуальности, личный оттенок, что мне весьма симпатично. Как насчет другого парня? У вас есть еще родственники? О, конечно, я знаю, он — переодетая тетушка... как ее там...

— Разумеется, тетя Гвиневра![23] Как же я сразу ее но узнала?

Машина опасно вильнула, прежде чем Дэвид смог вновь устремить взгляд на дорогу и держать в руках руль.

— Как любит замечать мой последний герой — американский частный детектив, — наверно, вы шутите.

— Конечно шучу, могли бы сами догадаться... А, вы имеете в виду ее имя? Гвиневра? Я никогда не говорила, как звали моего отца?

— Ланселот? Агравейн?

— Нет, до этого не дошло, но ему все-таки здорово не повезло. Гавейн.

— Бедняга! — сочувственно произнес Дэвид. — Кто же у вас фанатичный поклонник Артура? Дедуля или бабуля?

— Дедуля. — Джесс повернула голову, присматриваясь к профилю Дэвида. Ему следовало бы причесаться. — Честно говоря, я все не решалась сказать, чтобы вы особо не нервничали в моем присутствии, но я, собственно говоря, королева Англии.

— Очень приятно, — с энтузиазмом откликнулся Дэвид, и Джесс снова обрадовалась тому, как быстро он попадает ей в тон. — По линии симпатичного паренька Мордреда? Не самый достойный предок.

— Нет, по более порядочной. От интрижки Артура с местной корнуэльской леди.

— Поразительно, как незаконные дети облагораживаются с течением времени. Да, это очаровательно и имеет какую-то грубую логику. Артур родился или был зачат в Корнуолле, и ведь герцогство претендует среди прочих на звание места, где стоял Камелот, не так ли?

— Боже мой, я не знаю! Я никогда не интересовалась... О! Ой, смотрите, до чего красиво!

Солнечный луч, словно меч, рассек нависшие тучи и высветил взмывающий ввысь шпиль. Они подъезжали к Солсбери.

— Красиво, если вам нравятся такие вещи. — Шпиль исчез за близлежащими зданиями. Дэвид завернул за угол и остановился у светофора. — Это не самый любимый из моих соборов.

— А какой самый любимый?

— Смотря что в них искать. В первую очередь, пожалуй, Уэльс, хотя некоторые в ужасе рыдают над его верхними арками. Собор в Или по своему грандиозен, в Глостере очень забавные сводчатые клуатры... Да вы не слушаете!

Джесс, заглядевшись в окно машины на выкрашенный в белый и черный цвет дом, мечтательно произнесла:

— Мне нравится этот город. Даже после всего, что случилось.

— Желаете быстренько осмотреть достопримечательности?

— Вы с ума сошли!

— После обеда, конечно. — Дэвид попытался свернуть направо, заметил запрещающий знак, поворчал и свернул налево. — Черт побери, у них на всех улицах одностороннее движение. Милая Джесс... теперь все приобретает почти что елизаветинскую окраску.

— О чем это вы?

— Я основательно разрабатываю предположения. — Дэвид издал удовлетворенное сопение и припарковал машину на общей стоянке. — В такой час все преосвященные джентльмены принимают пищу. И я намерен последовать их примеру. После еды они, вероятно, предпочитают вздремнуть. Было бы крайне жестоко тревожить их невинный сон.

— Забудьте об этом, — велела Джесс.

— Охотно, но только не о еде. В конце концов, куда вы спешите? Да, вы осмотрели собор, но видели ли вы дом пятнадцатого века, в котором теперь крутят кино? Или церковь Святого Фомы со средневековой фреской Страшного Суда на арках? Если отложить визит к викарию до второй половины дня, он, может быть, угостит нас чаем. Это будет замечательным дополнением к нашей программе. Чай с викарием! Что даст вам лучшее представление об истинном духе Англии?

* * *

— Это был никакой не викарий, — сказала Джесс несколько часов спустя. Снова шел дождь. Она остановилась в укрытии под большими каменными воротами и сердито смотрела на мокрую улицу.

— Я не знаю, кто это был, — признался Дэвид. — Во всяком случае, не епископ... У этих ребят такие идиотские титулы. Преподобные, преосвященные, все какие-нибудь «пре», и все разные. И даже чай был так себе.

Умиротворенный, с непокрытой головой, он оглянулся на нее. Его плащ уже потемнел от дождя на плечах.

— Почему вы остановились?

— Дождь идет.

— Чепуха. Просто слабый туман.

— Весьма веское основание, чтобы выйти под дождь, — язвительно заметила Джесс. — Для вас, англичан, это просто какой-то фетиш.

Ворота были одними из тех, через которые можно войти на территорию собора. Мощные каменные ворота с амбразурами и маленькими освинцованными окошками в верхней части, с королевскими гербами над арками, выписанными киноварью с золотом. Они выходили на Хай-стрит, которая в данный момент была почти полностью скрыта мерцающей пеленой дождя.

— Ну вот, — сказала Джесс, с осуждением глядя на своего спутника, возвращавшегося под арку с видом мужчины, вынужденного повиноваться женским капризам, — вы уже вымокли. Мы не можем идти, пока вы не просохнете. Вы простудитесь.

— Чепуха. — Дэвид чихнул. Сирано не слишком преувеличивал, эффект можно было сравнить с трубным гласом. — Это не надолго. К вечеру перестанет.

— Ну тогда подождем. Вы сами сказали, зачем торопиться?

— Ладно, — просветлел Дэвид. — Можем выпить еще чаю.

Они обнаружили чайную чуть ниже по улице, и Дэвид излил неожиданный поток чисто мужского обаяния, уговаривая официантку включить возле их столика электрический обогреватель. Джесс выпила две чашки чаю в доме каноника и в действительности нуждалась в чем-то покрепче. Но она уже изучила слабости Дэвида и сочла разумным потакать им, чтобы подладиться к нему. Его интересовал не сам чай как напиток, а сопутствующая процессу еда.

Три сандвича, кажется, стимулировали деятельность его мозга.

— Вот о чем я подумал, — начал он.

— О чем?

— О дедушке. Мы оба решили, что он должен кое-что знать. Почему бы нам не позвонить ему?

— У него нет телефона, — скупо сообщила Джесс. — Я подумала об этом еще вчера, когда вы отлучались.

— М-м-м... — Дэвид утешился пышкой. С его взъерошенных черных волос перестала капать вода и пошел пар, он напоминал существо, материализующееся из облака эктоплазмы. — Ну, давайте тогда посмотрим на нашу добычу. Мне не удалось разглядеть ее на месте.

Джесс начала рыться в сумочке. Как всегда, вещь, которую она искала, завалилась на самое дно и оказалась погребенной под грудами хлама.

— Как, по-вашему, милый старик поверил в историю, которую я рассказала?

— В историю, которую я придумал.

— Не очень правдоподобно. Не то, что кольцо свалилось с пальца, когда я опускала деньги, а сама мысль о том, что я могла надеть такое безобразие.

— Это ничуть не должно его удивить, — уверенно заявил Дэвид. — Вы представляете две категории, столь же чужеродные невинному религиозному сознанию, как марсиане.

— Американка, а еще?..

— Женщина. Боже милостивый, только не говорите, что снова его потеряли!

— Нет, обождите... Вот оно.

Дэвид протянул руку, и она положила кольцо на его ладонь. Он повертел его, а потом надел на палец.

— Тяжелое, — заметил он, поднимая руку, чтобы лучше видеть.

Джесс интересовало не столько кольцо, которое она хорошо знала, а то, как оно смотрится на мужской руке. Да, оно выглядит грубым и архаичным, но впервые было, если так можно выразиться, на своем месте, что ли.

— Слишком велико для меня, — сказал Дэвид, не ведая о ее молчаливых раздумьях. — У его настоящего владельца руки, должно быть, были как ляжки. Или... постойте. Может, кольца тогда носили на большом пальце?

Он надел кольцо на большой палец и оценил результат:

— Подходяще. Ну ладно. Не вижу, чтобы в этом предмете был заложен какой-то смысл. Вы описали его совершенно точно.

— Разумеется.

— Тогда возвращаемся к дедушке Трегарту. Видите, я был прав, дождик кончился.

— Дэвид...

Джесс бросила в пустую чашку кусочек сахару и принялась разминать его ложечкой.

— В вас снова взыграла отвага и благородство? — спросил он.

— Это несправедливо...

— Или вы просто не хотите, чтобы я путался под ногами?

Она отреагировала так резко, что ложечка шлепнулась в блюдце.

— Вам же известно, что это не так! Без вас я вообще не знала бы, что мне делать. Но я не понимаю, зачем вам...

— Зачем? — ухмыльнулся он. — Вы разве не слышали о знаменитом британском рыцарстве? Джесс, вам теперь от меня ни за что не отделаться, даже и не пытайтесь. Я прицеплю бороду и последую за вами. Мне интересно знать, что за всем этим кроется. Кто знает, может быть, я воспользуюсь этой интригой. Старый источник вдохновения начинает иссякать...

— Вам это только сейчас пришло в голову.

— Джесс, вы слишком много раздумываете. Я в таком возрасте, что имею право на собственное мнение, как любой другой человек, хоть это не так много значит. Если я решился разгадать нашу маленькую загадку, значит, я сам подставляю шею под свою полную ответственность. Кроме того, мы ушли от кузена Джона с его приятелем и больше ничего не случится.

Это недальновидное замечание должно было породить предчувствие страха, ледяными мурашками пробежать по спине Джессики. Что-то пробежало по ее спине, и она вздрогнула, но это оказалась холодная капля дождя, затекшая за воротник. Никаких предчувствий не родилось, лишь малодушное чувство облегчения.

Они вышли под свинцовое небо и падающие с карнизов магазинчиков капли, но, как четырежды подчеркнул Дэвид, дождь прекратился. На западной стороне улицы бегущая строка горящими красными буквами сообщала прогноз погоды, который обещал на следующий день прекрасную погоду.

Было почти темно, когда они подошли к стоянке, и Джесс, стукнувшись коленкой о крыло машины, послала проклятие экономично мыслящему городскому совету Солсбери и всем прочим органам, руководящим жизнью города. Почему не поставить побольше фонарей на стоянках? Потом он разглядела, что фонари есть, но два из них не горят. Стоянка была наполовину пуста. Из-за погоды и позднего времени большинство покупателей и гуляк сидели по домам.

Не сообразив, Джесс подошла к машине не с той стороны[24], и, когда Дэвид указал ей на ошибку, последовала короткая перепалка. Рядом с их автомобилем стоял еще один, и щель между ними была такой узкой, что даже худышке Джесс пришлось протискиваться, добираясь до дверцы. Дэвид, как истый джентльмен, пролез следом за ней и наклонился отпереть дверцу, с трудом справляясь с ключом в темноте.

Обе дверцы припаркованной рядом машины распахнулись одновременно. Джесс только успела подумать, какую плотненькую, аккуратненькую западню образовали бока автомобилей и открывшаяся дверца, но тень за ее спиной взмахнула рукой, мокрый тротуар под ногами девушки растворился в тумане, и она погрузилась в этот туман, провалившись во тьму.

* * *

Очнувшись, она обнаружила на своем лице ногу Дэвида. Ошибки быть не могло; она чувствовала холодную липкую поверхность и запах вымокшей кожи ботинка.

Первой реакцией стала радость, что Дэвид здесь, в каком бы состоянии он ни находился...

Эта мысль развеяла туман и толкнула ее на яростные попытки сдвинуться с места. Нога Дэвида оставалась пугающе неподвижной. Что, если он... Рассудок ее, все еще скованный резкой головной болью, содрогнулся от ужаса перед невысказанным словом.

Первая попытка пошевелиться успеха не принесла, так же как вторая, третья, четвертая. Она отступилась, с усилием восстанавливая дыхание через стягивающую нижнюю часть лица повязку. Руки и ноги ее были связаны. Лежала она на какой-то ровной поверхности; судя по тряске и ощущению движения — на полу машины. Сверху почти всем телом наваливался Дэвид; его тяжесть и крепкие путы не позволяли шелохнуться.

Мертвая тяжесть. На этот раз слово против ее воли было сказано, и Джесс снова начала яростно дергаться.

Теперь попытки принесли результат, правда, не тот, на который она надеялась. С переднего сиденья машины раздался голос:

— Кто-то очнулся.

Последовал скрип пружин, и через секунду второй голос ответил:

— Не он.

— Она?

— Не могу сказать.

«Еще бы, конечно, не можешь, — с яростью подумала Джесс. — Закопали меня тут, как репу...» И сразу же заледенела, ибо первый голос произнес с безразличием, поразившим ее даже больше, чем сами слова:

— Может, дашь ей еще разок по голове?

Второй мужчина что-то умиротворяюще пробурчал.

Джесс узнала голос, хотя он уже утратил тот искусственный лающий тон, который когда-то так неприятно поразил ее. Мягкие интонации принадлежали человеку с усами, которого они окрестили кузеном Джоном. Его спутником должен быть тот худой смуглый мужчина. Они так и не решили, как его называть. Дэвид утверждал, что мистер Икс или второй злодей — это слишком безлико, и предложил имя Алджернон. По щекам Джессики потекли слезы.

Некоторое время она плакала в напряженной тишине. Кляп намок. Что за мезкая, гнусная гадость все эти кляпы! Боль в голове превратилась в какой-то давящий груз, и она потеряла ощущение времени. Потом машина как будто споткнулась, и она больно стукнулась головой о какой-то металлический предмет на полу. Снова рывок — и остановка.

Сначала она решила, что путь их окончен, и все ее прочие мысли и чувства, кроме заботы о собственной жизни, были захлестнуты всепоглощающей волной страха. Тут голоса вступили в яростный диалог.

— Чертова рухлядь! Я тебе говорил, что мотор надо...

— А можно спросить, у меня было время отвести ее в гараж?

— Может, бензин кончился.

— Проклятие!

Хлопнула дверца, и Джесс воспрянула духом и телом, насколько последнее было возможно под тяжестью ста восьмидесяти фунтов Дэвида. Произошел тот безумный случай, который бывает только с очень неопытными злодеями, тот случай, из которого добрые люди должны уметь извлекать пользу. Но что можно сделать, если ее защитник валяется без сознания да еще пригвождает ее к полу, словно могильный камень?

Шаги проскрипели по гравию от дверцы к капоту машины. Рискуя свернуть шею, Джесс вытянула голову и уловила мигающий свет фонарика. И увидела две звезды. Значит, они в сельской местности: в городе было бы больше огней и другие звуки. Это положило конец всем надеждам на спасение с помощью полисмена или любопытного прохожего.

Опять заскрипели шаги.

— Бензин. Бак абсолютно пустой. Что за дурацкая, идиотская небрежность...

— Ну извини.

— Нужны мне твои извинения. Отправляйся-ка лучше на промысел.

— О, черт! Пожалуй, придется. Тут, должно быть, не меньше четырех миль!

— Ты что, хочешь, чтоб я пошел?

— Это было бы гораздо лучше, — искренне произнес кузен Джон.

— Прекрасно. Если какой-нибудь идиот с благими намерениями остановится помочь и увидит этих двоих на полу...

— Будь я проклят! Неужели ты думаешь, что это возможно?

— Надо предусмотреть и такую возможность, а если честно, старик, мне бы не хотелось, чтобы тебе пришлось с ней столкнуться. Здравого смысла у тебя не больше, чем у кошки, а храбрости — как у кролика. Так что давай чеши и не мешкай.

— Против таких неумеренных комплиментов не устоишь.

— Оттуда сможешь попросить тебя подвезти, но на дорогу туда уйдет не меньше часа, разве что повезет встретить попутку.

— Я никого не смогу попросить меня подвезти, раз тут эти двое...

— Точно. Поэтому, пока ты ходишь, я постараюсь на время убрать с глаз долой все свидетельства. Еще одно дело, с которым ты наверняка не справишься.

Единственным ответом на это стало красноречивое фырканье и поспешно удаляющиеся и затихающие шаги.

— Чертов дурак, — буркнул человек на переднем сиденье.

Джесс услышала чирканье спички и почуяла запах сигаретного дыма.

Ей было плохо и без этого зловонного запаха. Из короткого диалога она вынесла достаточное представление о характерах похитителей. Пожалуй, из них двоих можно отдать предпочтение кузену Джону. Крыса, конечно, но хотя бы с какими-то человеческими слабостями и недостатками, даже с зачатками чувства юмора. Второй, похоже, относится к ним как к двум громоздким мешкам; и голос у него совершенно бесстрастный и нечеловеческий, словно щелканье вычислительной машины.

Сиденье машины скрипнуло, и Джесс замерла, ожидая смерти. Передняя дверца открылась, но задняя оставалась закрытой. Шаги мужчины резко застучали по гравию, потом разом смолкли. Остановился возле автомобиля? Больше не слышно ни его дыхания, ни запаха дыма. Может быть, он пошел в поле? Ему надо осмотреться, чтобы найти укромное место, где можно будет спрятать их тела, если кузен Джон прибудет в сопровождении потенциального свидетеля.

Но он должен скоро вернуться. В такой час и в таком месте нетрудно найти подходящую яму. Если в пришлось иметь дело с кузеном Джоном, Джесс решила бы обождать, пока он потащит ее в ближайшую канаву, и уж тогда попытаться спастись. Мистер Икс — совсем другой тип. Он, похоже, вполне способен заставить их замолчать, может быть, навсегда, прежде чем оставлять в поле.

Она начала безуспешно бороться с веревками, а потом замерла, когда чей-то голос окликнул ее по имени.

Это был голос Дэвида, беззвучный и слабый, но, безусловно, его. Он услышал ее ответное бормотанье и быстро сказал:

— Ради Бога, только не кричите. О! Я забыл. Вы не можете крикнуть. Поверните сюда голову, если можете, и простите, если я причиню вам боль. Мне надо действовать быстро.

Его связанные руки больно стукнули Джесс по носу, когда он пытался ухватить пальцами кончик кляпа. Он оттянул повязку вниз, не заботясь о целости ее губ.

— Теперь поворачивайтесь и давайте сюда руки. Можете встать на колени?

— Нет, пока у меня на животе ваши ноги.

— Вечно вы чем-то недовольны. Так лучше? Хорошо, я нашел вашу руку. Вот. Теперь спокойно...

Процесс казался нескончаемым, и Джесс каждую секунду ждала возвращения похитителя. Теперь она могла выглянуть в окно автомобиля, и ее взору открылся мирный пасторальный пейзаж с поросшими лесом мягко круглящимися склонами холмов под высокой яркой луной. Кругом было пусто. Ни души, ни огонька, кроме круглой серебряной монетки луны и ярких звезд.

Но вот наконец руки освободились, и Джесс, растерев их, повернулась и принялась неумело возиться с запястьями Дэвида.

— Не мучьтесь, залезьте ко мне в задний карман. Там нож. Нет, в левом.

Джесс перепилила веревки на руках, он забрал у нее нож и задрал ноги на сиденье, но все еще трудился над путами на лодыжках, когда она в ярком лунном свете увидела возвращающегося мужчину.

Тревожное тихое восклицание предупредило Дэвида. Он пробурчал какое-то проклятие и повалился на сиденье, приняв примерно такую же позу, что раньше.

— Возьмите нож, — прошипел он.

Поспешно столкнулись четыре руки, и нож оказался у Джесс. Ей хватило ума не пытаться освобождать свои ноги, а вместо этого сползти на пол лицом вниз, чтобы скрыть отсутствие кляпа, и подсунуть под себя руки. Она не имела ни малейшего представления о том, что собирается делать Дэвид. Разумеется, что-то умное; у автора триллеров должна быть в запасе целая куча вариантов спасения. До сих пор он, безусловно, действовал превосходно. Нет никаких оснований упрекать его за проявленную в Солсбери беспечность; Джесс и сама не ждала неприятностей.

Задняя дверца распахнулась, и Дэвид бросился на похитителя. Одной ногой он при этом наступил Джесс на ребра, она задохнулась и несколько мгновений пролежала без движения. Металлический предмет — домкрат, или гаечный ключ, или что-то еще в этом роде — воткнулся ей в поясницу, она нащупала его и положила на сиденье. Она только начала пилить стягивающую лодыжки веревку, — карманный ножик Дэвида походил на реликт школьных дней, к которому с тех пор не прикасались, — когда машина резко качнулась. Кто-то налетел на нее. Джесс заторопилась. Она высунула голову в дверцу как раз в тот момент, когда Дэвид жестоким приемом дзюдо нацелился в шею противника. Тот нырнул, и удар пришелся по плечу, а по болезненно скривившемуся лицу Дэвида Джесс заключила, что либо мускулы слишком крепкие, либо плечи чем-то подбиты, либо и то и другое. Соперник ударил Дэвида в живот, а потом в челюсть, удар, словно выстрел, эхом прозвучал в безветренной ночи.

Джесс сжала в руке гаечный ключ. Дэвид упал на колени и схватил противника за ноги. В свете луны они напоминали исповедника с кающимся грешником, или короля, которого молят о милости, или судию... Живая картина простояла без изменений достаточно долго, чтобы Джесс успела подскочить и с поразительной точностью опустить гаечный ключ на голову триумфатора. Она сильно подозревала, что это тот самый ключ, которым несколько раньше оглушили ее саму, и впервые полностью осознала, что означает «высшая справедливость».

Дэвид поднялся, потратив на это определенное время. Джесс не пыталась ему помочь; она просто стояла и вся тряслась, а орудие выпало у нее из рук.

— Вы целы? — прохрипела она.

Дэвид тщательно вытер рот тыльной стороной руки и исследовал результат.

— По-моему, — тяжело дыша, сказал он, — я сломал руку, когда его стукнул.

— Называется «стукнул». Я думала, вы читаете свои собственные книжки. Надо вам отработать этот прием дзюдо, или что это там было. Иначе вы просто...

— Если вы скажете еще одно слово — только одно, — пригрозил Дэвид, хватая ее за плечи, — я буду трясти вас... пока вы... не защелкаете... зубами.

— У вас сил не хватит. О, Дэвид, пожалуйста, не падайте в обморок, или я закричу!

Дэвид выпрямился и взглянул на нее с холодным достоинством, которое только слегка портила кровь на подбородке и неимоверная бледность физиономии.

— Что за чушь — в обморок! Я всю дорогу старался не потерять сознание. В последний раз я получал удар в это самое место, когда мне было девять лет, и я... Боже милостивый, что же мы тут стоим? Побежали!

— Вы не можете даже идти, не то что бежать! Вы висите на мне, разве не замечаете? Может, попробуем поймать машину?

— Если другой наш приятель встретил по дороге туда или обратно дружески расположенного водителя, он может вернуться в любой момент. Нам сильно повезет, если он окажется в той самой машине, которую мы поймаем.

Он был прав. Они едва успели прорваться за ограждение с другой стороны дороги, как возле автомобиля затормозил грузовик, и в лунном свете ясно вырисовались загнутые усы кузена Джона.

Возможно, он был рассеянным, но только не тугодумом. Скорчившись за изгородью, Джесс видела, как лицо его вытянулось при взгляде на подозрительно спокойное место действия. Со своего места он не мог видеть тело поверженного соратника, но, видимо, заподозрил неладное. Он обернулся и что-то сказал невидимому водителю грузовика, который ловко развернулся и умчался в направлении, обратном тому, откуда прибыл. Как только грузовик скрылся из виду, кузен Джон поставил канистру с бензином, которую до сих пор держал в руке, и поспешил к машине.

Джесс понимала, почему Дэвид не бросился просить помощи у водителя грузовика. Загнанные в угол злодеи могли прийти в ярость. Она не была уверена, что у них нет оружия. Но когда Дэвид дернул ее за рукав и сделал многозначительный жест в сторону расстилавшихся за спиной полей, она воспротивилась и прошептала:

— Они нас увидят. И услышат.

— Если мы будем сидеть тут на корточках, они нас еще и учуют, — последовал критический ответ. — И возьмут в руки дубину. Пошли, пока они не собрались с мыслями.

Она понимала, что он прав, и все же надо было сделать над собой немалое усилие, чтобы выбраться из уютной земляной норы, создававшей хотя бы иллюзию безопасности, и выйти на полное обозрение, шагая по шуршащим и трещащим сухим листьям, веткам и громыхающим камням. Она услышала со стороны дороги бессловесный рев, но так никогда и не узнала, чем он был вызван — то ли кузен Джон обнаружил поверженного бойца, то ли заметил их. Но, оглянувшись, Джесс различила, как знакомый уже силуэт карабкается через изгородь, преодолевает ее и устремляется в погоню за ними.

Лунный свет, в котором они был видны как на ладони, хоть в одном шел на пользу, позволяя избегать самых заметных ям, но он же все время создавал мерцающие обманчивые тени. Каждый раз, шарахаясь от воображаемой рытвины, Джесс проваливалась в незамеченную настоящую. Поле, казавшееся издали таким ровным и гладким, было покрыто бороздами — глубокими и крутыми, обрывистыми, полными воды и грязи. Там были ограды. Там были изгороди — колючие живые изгороди. Там были ручьи, и вязкие лужи, и широкие полосы пахоты, через которые они тащили ноги с чудовищной медлительностью кошмарного сна. Прежде чем они пересекли второе поле, веселенький розовый дождевичок Джессики уже не радовал глаз: падение в особенно обширную лужу окрасило его в тот самый неприметный коричневый цвет, который Дэвид упоминал в качестве оптимального. Куртка Дэвида осталась висеть на какой-то колючей изгороди, а лицо его, как у зебры, было исполосовано царапинами, полученными от того же источника.

Если у них и мелькала мысль вернуться на дорогу, против нее говорил свет фар, который медленно и целенаправленно перемещался параллельно их скорбному пути. Больно ударив колено при падении в кроличью нору, Джесс пожалела, что не огрела «второго злодея» покрепче.

Единственным утешением в обшей адовой ситуации было сознание, что по полям их преследует кузен Джон. Джесс уже столько знала о нем, что догадывалась о его особенном отвращении к подобным занятиям и видела надежду на спасение в одинаковой с ними недееспособности кузена Джона на вспаханном поле. Она дважды оглядывалась и видела, как пошатывается и падает фигура преследователя; удовольствие от этого зрелища, дополненного эхом проклятий, которое доносил до нее легкий ветерок, придавало ей сил.

Наконец длинные ноги Дэвида отказали, он затормозил, всхрапывая, как загнанная лошадь, и крепко взял ее под руку — не столько, по мнению Джесс, для того, чтобы поддержать ее хрупкое тело, сколько для того, чтобы самому обрести опору. Несмотря на холодную ночь, рубашка его взмокла и прилипла к спине и груди. Он тоже собрал свою долю грязи.

— Я больше... идти... не могу... — выдохнула она, когда смогла набрать достаточно воздуха.

— Он тоже... встал, — произнес Дэвид. — Ленивый олух...

— Что нам... делать?

— Найдем что-нибудь... может быть. Дом, город...

— Где мы?

Дэвид застонал:

— Не имею понятия.

— Не можете определить... по звездам или еще как-нибудь?

Глубочайшее возмущение заставило Дэвида забыть о задыхающихся легких.

— Господи помилуй, вы что думаете, я буду следить за Полярной звездой в небесах, совершая эти скачки с препятствиями? Да и на кой черт... Смотрите, он снова пошел!

Кузену Джону, может быть, не хватало тренировки, но, во всяком случае, не настойчивости. Он шел, шел и шел. Луна поднялась и стала клониться к закату, преследователь перешел на трусцу, потом на прогулочный шаг. Джес ковыляла рядом со своим рослым спутником, даже не давая себе труда оглянуться. Она знала, что кузен Джон где-то сзади, знала и то, что он, может быть, не собирается их ловить. Ей было все равно. Она хотела бы оказаться сейчас дома. Она хотела бы оказаться сейчас в Лондоне, в постели. Она хотела бы сейчас умереть.

На траве впереди двигались в лунном свете их тени — незнакомые длинные карикатуры, нетвердо ковыляющие по земле. Джесс давно уже не интересовали виды природы. Она-то воображала, что в лунном свете все выглядит просто прелестно. Мирные поля Сомерсета. Или она сейчас в Уилтшире?

— Да черт с ним, — неразборчиво пробормотала она.

Дэвид, вышагивающий рядом, засунув руки в карманы и сгорбившись, согласно кивнул:

— Замечательно точное и сжатое описание ситуации.

Джесс споткнулась, схватила Дэвида за руку, ища опоры, он тут же пошатнулся, и оба рухнули на колени в болото.

— Вы устали не меньше меня, — сказала Джесс.

— Устал. — Он слабо обнимал ее, утыкаясь подбородком в макушку, причиняя ей боль, и вздохнул. — Степень моей усталости можно оценить по отсутствию приличествующего ситуации энтузиазма, который иначе был бы чреват...

— Почему нам не выйти обратно на дорогу? Вдруг кто-то проедет?

— Там как раз кто-то едет. И именно тот, с кем я предпочел бы не встречаться.

— Я иду уже целую вечность, — простонала Джесс.

— Но мы прошли небольшое расстояние. И все же, по-моему, сейчас приближаемся к обитаемой местности. В этой части страны не бывает... Минуточку! Кажется... Поглядите туда.

Он рывком поднял ее на ноги и показал, куда надо смотреть. Джесс проследила за его вытянутой рукой и увидела на горизонте какой-то правильный силуэт, не походивший ни на купу деревьев, ни на холм.

Вид этот вроде бы восстановил силы Дэвида, хотя Джесс была настроена более скептически — возле странной постройки не было ни огонька, и это, безусловно, не дом... Тащась вперед, она обнаружила, что чем ближе они подходят, тем сложнее становится силуэт. Современная фабрика? Нет, только не здесь. Разрушенный замок? Руины... Да. Она сбилась с шагу. Дэвид дернул ее, и она снова заковыляла за ним, глядя во все глаза...

Отчетливо выделяясь на темном фоне неба, бледно-серебристое и призрачное, увенчанное звездами и высоко стоящей белой луной, перед ними вставало нагромождение гигантских монолитов — отдельно стоящие камни, пары камней, соединенных перемычками, образующих огромные сквозные ворота. Когда-то, в те времена, когда вера, в буквальном смысле сдвигавшая горы, была живой силой, а не хранящимися в головах ученых обрывками информации, за этими пустыми воротами открывалась дорога в космос, и, хотя крыши над ними никогда не бывало, они заключали в себе нечто неимоверно большее, чем пустое пространство.

Джесс, конечно, читала об этом месте; оно значилось в списке того, что ей надо было посмотреть в Солсбери, ибо располагалось меньше чем в десяти милях к северу от города. Этот список она составляла давным-давно; по крайней мере, так казалось теперь, когда все это безумие привело ее глухой ночью на грязное поле, промокшую до костей, уставшую до слез, в сопровождении спутника, представляющего собой такого же грязного бродягу в рубашке с короткими рукавами... Но по мере того, как на горизонте вставали эти невероятные камни, в ней крепла уверенность, что игра стоит свеч — ей открылся Стоунхендж[25] в лунном свете.

Масштабы сооружения вводили в заблуждение — до него было еще далеко, хотя казалось оно огромным. Прилившая было энергия Дэвида иссякла прежде, чем они дошли, и он остановился для следующей передышки.

— Кстати, о вас, — сказала Джесс. — Вы знакомите меня с достопримечательностями?

Дэвид покосился на нее. У него не было сил сердиться, и она подумала, что в жизни не видела человека в таком позорном виде. Лицо словно в маске из засохшей крови и грязи, взъерошенные волосы полны колючек, листьев и веток, как прическа первобытной старой девы, брюки разорваны по меньшей мере в шести местах. Эта мысль заставила ее коснуться собственной головы. Дэвид, заметив это, изобразил бледную, но язвительную улыбку.

— Поверьте, моя дорогая, меня меньше всего волнует, как вы выглядите. Я скорее залюбовался бы телефоном. Не знаю, приставлен ли к этой груде камней сторож, но там, безусловно, присутствует сувенирный киоск или что-нибудь в этом роде. Если он закрыт, я его взломаю.

Теперь, когда они приближались к цели, которая долгое время казалась несуществующей, к Джессике вернулась осторожность. Никаких признаков кузена Джона не наблюдалось, но, оглянувшись, она заметила лучик света в том месте, где его быть не могло. Дэвид сжал ее руку.

— Фонарик, — сказал он. — Они сигналят, видите?

— А другой все еще на дороге?

— Алджернон? Я решил, что мы будем называть его Алджернон. Да, он там. Я понимаю, что сцена становится излишне болотистой, но, понимаете ли, одна из наших проблем в том, чтобы попасть в Солсбери раньше них. Иначе они просто встретят нас у моей машины. А мы не можем бросить машину.

— Я знаю и понимаю... О, Дэвид, мне противно об этом говорить, но при полной луне все действительно выглядит потрясающе! Посмотрите!..

— Смотрю. И очень хотел бы быть сейчас где-нибудь...

И вдруг рука Дэвида под ее пальцами пугающе окаменела. Она услышала, как он задохнулся, издав резкое восклицание, полное такого ужаса, какого она не слыхала даже в самые худшие моменты их приключений. Голосом, который она не узнала, придушенным от страха, он прошептал:

— О Боже. О Боже, смотрите... Смотрите.

И тогда она тоже увидела, и от шока ее охватил озноб. Страстное недоверие и в то же время твердая вера в реальность, своих впечатлений вспыхнули одновременно и пришли в столкновение. Ибо над ровной травой, окружающей Храм Солнцепоклонников, медленно проползала извивающаяся змеей полоса слабого света. Она текла к храму и вытекала из храма, разнося в ночной тишине слабые отголоски хорового песнопения.

Глава 5

У Дэвида начался приступ смеха.

Начинался он медленно — клохтанье в горле сотрясло плечи и грудь, — постепенно набрал силу, перейдя в рев, от которого Дэвид вибрировал с головы до ног, хлопая себя по коленкам. Из глаз его текли слезы. Он что-то проговорил, но потонувшие в жутком хохоте слова разобрать было невозможно. Потом, шатаясь, зигзагами двинулся по полю к процессии движущихся огоньков.

Джесс попыталась задержать его, но не успела, впрочем, и не смогла бы воспрепятствовать ему. «Это истерика, — подумала она, — и упрекать его не в чем, досталось ему сполна». Но нельзя же позволить ему уйти. Что там друиды[26] делали со своими жертвами? Хоронили заживо? Вырезали сердца? Нет, это ацтеки или кто-то еще...

Она сделала шаг следом, борясь с самым коварным из всех ужасов, и чудовищный приступ сомнений заставил ее застыть на месте. Это был та волна подозрений, которая время от времени накатывала на нее, и суть которой лучше всего обобщалась в одном вопросе: на чьей он стороне?

Обратившись к последним оставшимся крупицам здравого смысла, она принялась спорить с самой собой. «Опомнись — либо потусторонние духи, либо бандиты, но не то и другое сразу. Если Дэвид состоит в союзе с кузеном Джоном, вряд ли он заодно на дружеской ноге с духами давно умерших друидских жрецов».

Собравшись с мыслями или с тем, что от них осталось, она заковыляла по полю. Ей вскоре открылась истинная природа движущейся цепочки огней, но это открытие нисколько не успокаивало ее. Огонь исходил от факелов, которые держали в поднятых руках окутанные белыми саванами фигуры. Спеленутые с ног до головы, в капюшонах, они протянулись короткой процессией от дороги мимо монументов, почти до самого входа, и остановились, а пение смолкло. Дэвид был погружен в серьезную беседу с одной из бледных фигур. Он обернулся, и лицо его просветлело, когда он заметил, что она приближается.

— Ну, наконец. Где вы были так долго? Джесс, это Сэм Джонс из Мистического Ордена Солнцепоклонников.

* * *

Казалось, автобус, катясь по дороге, испытывает килевую качку, но, может быть, смутно соображала Джесс, дело в том, что она сама раскачивается из стороны в сторону. На заднем сиденье, вечно на заднем, обиженно подумала она, втиснутая между Сэмом — славный старина Сэм! — и Дэвидом. Оба они обнимали ее, она обнимала их, и все пели.

— Веселые друзья-я-я! — тянула Джесс, но ее слабенький голосок тонул в громовом хоре прочих пассажиров. Речь в песне шла о девушке по имени Мейбл.

Через какое-то время, когда показались огни Солсбери, исполнялся очередной куплет классической народной песни:

— Вот Номер Четыре в своей квартире...

— Нет-нет, не так! — запротестовала Джесс.

— Не так? — горестно уставился на нее Сэм. Капюшон был отброшен с его головы за спину и обнажилась сияющая лысина. Лицо почти круглое, розовое и лишенное каких-либо черт, ибо курносый нос и пухлый бутончик рта терялись в пышных жировых отложениях. — А вы нас поучите, а вы нас научите, а вы нас... Джесси. Славная девочка Джесси!

Автобус остановился. Песнь смолкла.

— Давайте все выходите, — велел шофер, единственная мрачная личность в автобусе.

Сэм встряхнулся, как вынырнувшая из воды утка. Жирные валики под подбородком заколыхались. Благодаря почти волшебной способности некоторых людей преодолевать слабость бренной плоти, голос его звучал вполне разборчиво:

— Приехали. Показали, по-моему, неплохое время. Веселенькое приключение, правда?

— Очень, очень, очень веселенькое. Очень, очень...

— Джесс! — Кто-то потряс ее. Дэвид?

Она послала ему сияющую улыбку.

— Веселенькое приключение, Дэвид? Веселенькое представление?

— Джесс, моя милочка, вы пьяны в стельку. Как я доволоку вас до машины?

— Донесите меня, — предложила Джесс и бросилась в его объятия.

Он рухнул назад на сиденье.

— Не могу. Я и сам под мухой.

— Не может она быть пьяной, — твердо заявил Сэм. — Только не от нашего меда. Он... ик! Извините... он нетоксичен. Давайте я вам помогу. Где ваша машина, старина? Двинемся как на параде. Устроим еще один парад.

Прощание заняло некоторое время. Сэм полностью взял себя в руки и долго обменивался с Джесс крепкими горячими рукопожатиями, но один молодой человек настаивал, что обязательно должен поцеловать ее напоследок. Полная абстрактной любви к человечеству, Джесс готова была повиноваться, но Дэвид запротестовал, и молодой человек был поставлен на место. Потом Дэвид медленно проехал между рядами размахивающих факелами солнцепоклонников. У Джесс слишком кружилась голова, чтобы любопытствовать, зачем он это сделал, или почему издал вульгарное удовлетворенное хрюканье после того, как взглянул в зеркало заднего обзора, или почему они вылетели из города на такой головоломной скорости. Однако примерно через часок она начала интересоваться, где это они едут и по шоссе или по проселку. Эффекты меда улетучивались.

— Ой, — сказала Джесс, когда они попали в глубокую колдобину и она стукнулась головой об крышу. — Куда, черт побери, вы едете?

Дэвид ответил не сразу. Джесс заметила, как стиснуты его губы и напряжены мускулы рук, они ехали по разбитому участку дороги. И снова он бросил взгляд в зеркало и кивнул. Почти сразу же шины легко зашуршали по бетону. Машина вильнула вправо, влево и остановилась. Дэвид выключил фары и повалился вперед, обхватив руль руками и уронив на него голову.

— Вы падаете в обморок? — спросила Джесс.

Дэвид с трудом выпрямился.

— Нет, не падаю. Я никогда в жизни не падал в обморок. И не собираюсь падать в обморок ни сейчас, ни когда-либо в иное время. За кого вы меня, черт возьми, принимаете — за одну из моих слабоумных героинь?

— Но это гораздо приличней и аккуратней, чем если бы вас стошнило, — зловеще сказала Джесс.

— И этого тоже я делать не собираюсь. А если вы собираетесь, попрошу прежде выйти из машины.

— Тогда не буду. Ради всего святого, что это было такое?

— Мед. Нечто сладкое и чрезвычайно алкогольное. Предполагается, что это рецепт каких-то древних не знаю кого.

— Железные люди...

Сидели они в тишине. Это была глубокая сельская тишина, другими словами, полная шумов и звуков, разносящихся брачных призывов ночных животных и насекомых, шороха листвы, в которой шныряла мелкая живность, журчания воды, совиного уханья, хлопанья крыльев летучих мышей. Ночной воздух был холодным и сладким, напоенным разнообразными ароматами, которые вскормленная городом Джессика не могла распознать, но которые сентиментально связывала с такими чисто английскими явлениями, как цветущий боярышник в изгородях и колышимые ветерком гроздья сирени. Дэвид начал постукивать зубами.

— У вас нет другой куртки? — спросила она. — Вы дрожите.

— О, это от страха. Чистейший ледяной ужас.

— Где ваш чемодан?

— Не важно. Вы меня согреете. — Он сгреб ее в объятия и громко запел: — И всю долгую ночь я ее обнимал, чтоб не скрылась она в тумане, в тума-а-ане...

— Да успокойтесь же, не валяйте дурака!

— Не могу, — сказал Дэвид, трясясь. — Это потрясающее сборище полных идиотов! Если в они не возникли в самый нужный момент...

— Я чуть не умерла, когда вы к ним побежали, — хихикнула Джесс. — А когда вы представили Сэма с его маленькой кругленькой розовой мордочкой, торчащей из этого капюшона...

— Не отзывайтесь неуважительно о славном старине Сэме, — предупредил Дэвид, и оба зашлись в пароксизме радостного смеха. — Ну, все это очень хорошо, — заговорил Дэвид, мрачнея. — В любом случае, они нас спасли.

— А что они делают в Стоунхендже посреди ночи?

— Совершают свои ежегодные ритуалы. Все это в основном добропорядочные и серьезные граждане, но в одну ночь в году они приходят в раж и воображают себя древними бриттами. Благослови их Господь. Знаете, наши приятели поджидали нас в автомобиле.

— Я их не видела.

— Вы вообще ничего не видели. А они были там. Толпа окружила их и попридержала, чтобы дать мне время скрыться из виду. Я хотел убедиться, что мы удрали, сворачивая в каждый проселок, будь он проклят, какой только попадался под руку. В результате я в данный момент не имею понятия, где мы находимся. А причина, по которой мы сейчас сидим здесь, за этой надежной оградкой, вовсе не та, о которой вы думаете...

Его губы оторвались от ее волос и с ласковой нежностью скользнули по щеке.

— Чтобы убедиться, что они нас не преследуют, — сказала Джесс, подавляя зевоту.

— М-м-м... Пожалуй, вы правы. Именно по этой причине. — Дэвид убрал руки и отодвинул Джесс в дальний угол. — Полагаю, что именно так. Никогда не начинайте делать того, чего не сможете довести до конца, а в настоящее время... Ну ладно, на чем мы остановились?

— Мы ждем, чтобы посмотреть, не собирается ли нас еще кто-нибудь похитить, — сонно пробормотала Джесс. — О Боже, я совсем сплю...

— Правильно, надо найти нору, где можно залечь, иначе мы оба свалимся замертво. Однако я сомневаюсь, чтобы какой-то приличный отель согласился принять нас. С вами дела обстоят не так плохо, основную долю грязи принял на себя ваш плащ, мой же наряд составляет в целом воротничок и один рукав.

— Как минимум, один ваш рукав прихватила на память та блондинка, — напомнила Джесс тоном, неожиданно утратившим всякие признаки сонливости.

— Не будем преувеличивать. Она просто...

— Устроила оргию, — проворчала Джесс.

— Ну, если на то пошло, почему юный Оскар с такой уверенностью заявлял о своем праве поцеловать вас на прощанье?

— А, это... — Джесс зевнула и снова впала в полукоматозное состояние.

— Вот именно, и раз уж мы затронули эту тему, я должен напомнить, что видел, как вы с Сэмом...

Легкий храп заставил его замолчать. Он пробормотал проклятие и включил мотор.

* * *

Солнечный свет ласково и тепло коснулся закрытых век Джессики. Она проснулась, не столько осознавая свое существование, сколько ощущая собственное тело. Это было какое-то жуткое и омерзительное тело. Оно все болело, и где-то внутри в нем гнездилось что-то ужасающе неприятное.

— Вот, возьмите, — откуда-то издалека прозвучал голос Дэвида. — Выпейте.

Ее пальцев коснулся холодный стакан.

— Нет, — произнесла Джесс.

Чья-то чужая рука приподняла ее и поднесла стакан к губам.

В следующие несколько минут она испытала волнующие переживания, но молодость и здоровый образ жизни восторжествовали. Джесс обнаружила, что сидит с открытыми глазами и желудок ее встал на место.

В незнакомой комнате было холодно. По рукам и груди побежали мурашки. Она потянула на себя одеяло.

— Кто меня раздевал? — вскрикнула она.

В поле ее зрения попало лицо Дэвида. Оно улыбалось, но это было единственное, что о нем можно было сказать с определенностью. Его сплошь покрывали синяки, а круги под глазами обрели нежный лавандовый оттенок.

— Гораздо оригинальнее, чем «Скажите же мне, где я», — заметил он. — Ответ на ваш вопрос должен быть следующим: либо я самолично, либо Билл, — а я знаю, что вам не понравилась бы подобная вольность со стороны незнакомого вам человека. Успокойтесь, моя дорогая, и подумайте, не мог же я положить вас в постель в этих грязнейших одеждах. И сами вы крайне грязны, но, будучи истым джентльменом, я не смог выйти за определенные рамки, а посему предлагаю вам самостоятельно воспользоваться удобствами в другом конце коридора, а заодно и удовлетворить прочие ваши нужды, такие, как...

Он предусмотрительно испарился, когда Джесс занесла кулачки. Она выбралась из постели и пошла искать ванную.

Отмывшись и одевшись, она отыскала кухню по запаху кофе. Дом был крошечный, бревенчатый, обшитый темными деревянными панелями, с таким неровным полом, что она чуть не свалилась с лестницы. Кухня выглядела как на картинке из книжки об архитектуре первопоселенцев — ни встроенных шкафов, ни кафеля, ни фарфора, ни стальных раковин. Все покрывал тонкий налет пыли, в том числе и окна, на которых не было занавесок, но зато в стекла лилось солнце, а на подоконнике цвела огромная красная герань.

— Кофе готов, — объявил Дэвид. — Я варил его сам, научился в Нью-Йорке, как делать это подобающим образом. Кстати, познакомьтесь с хозяином. Фредерик Джордж Уильям Макалистер Четвертый. Известный также как Билл.

Джесс повернулась, и рука ее оказалась в ладони здоровенного молодого человека с физиономией белого кролика, без ресниц и бровей, и с самыми великолепными белокурыми длинными волосами, какие она когда-либо видела в журнале «Вог» или еще где-нибудь. Когда он заговорил, ее больная голова загудела — голос оказался глубоким басом.

— Здравствуйте, — произнес Фредерик Джордж, известный как Билл. — У вас в Штатах принято пожимать по утрам руки? Странная идея.

— Нет, не принято, — грубо отрезал Дэвид. — Садись, дурачок.

— Не могу, пока гостья не сядет.

Джесс уселась. Прекрасный блондинистый кролик устроился за столом напротив и устремил на нее настойчивый взгляд. Теперь она разглядела, что у него есть и ресницы, и брови, но такие белые, что на расстоянии в шесть дюймов они становились практически неразличимыми. Упорный взгляд Билла не вызывал у нее неприятных эмоций: он был, безусловно, одобрительным.

— Скажите же мне, где я? — спросила она. Может быть, это был и не оригинальный вопрос, но вполне уместный.

— У Билла, — ответил Дэвид. Он поставил на стол кофе и тосты и тоже сел. — Если конкретно. А в общем и целом — в Уэльсе. Прошлой ночью, когда вы заснули, я наконец отыскал дорожный указатель и вспомнил, что здесь живет Билл.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы нас приютили, — промолвила Джесс.

Билл улыбнулся. Его светлые глаза пробежали по ее волосам, изумрудно-зеленому свитерку, обнаженным рукам и обратно. Он улыбнулся еще шире.

— Ну, с любезностями покончено, — вмешался Дэвид, — перейдем к делу. Я обрисовал Биллу наше положение.

— Мое положение.

— Теперь уже не только ваше. — Дэвид многозначительно поскреб указательным пальцем свои синяки. — Но, как бы то ни было, он сделал несколько убедительных замечаний. Под этой сливочной внешностью скрывается — должен заметить, весьма успешно — незаурядный ум.

Билл радостно зарделся от этого двусмысленного комплимента.

— Билл заметил, — продолжал Дэвид, — что ведут себя наши преследователи, мягко говоря, странно. Мне уже приходило в голову, что это совершенно непрофессиональные бандиты. Выехать в самый критический момент, прости Господи, без бензина! Поэтому можно вполне уверенно предположить, что это чисто личная вендетта. Я хочу сказать, что за вами не гонится ни ЦРУ, ни НКВД, ни иная какая-нибудь зловещая аббревиатура.

— Сохрани Боже, я этого никогда и не предполагала!

— Знаю, знаю, но давайте придерживаться безжалостной логики. Была такая возможность, хоть и не очень большая.

— Тем более, что речь идет о кузене Джоне.

— А! — Дэвид проглотил половинку тоста и уставил на нее длинный гипнотизирующий указательный палец. — Как с подлинным блеском напомнил мне Билл, идентификация данного джентльмена как кузена Джона настолько лишена оснований, что утрачиваем всякую ценность. Фактически мы не знаем, кто он такой.

— Но все это дело должно быть связано с семейными интересами, — заспорила Джесс. — Ничего иного тут быть не может. Я никогда не работала ни в правительственных структурах, ни на какого-нибудь засекреченного ученого или еще где-нибудь. Я хочу сказать, что не знаю никаких смертоносных секретов.

— Билл склонен согласиться с этим, — великодушно объявил Дэвид. — Билла интересует, не стоит ли вопрос о наследстве.

Джесс в некотором замешательстве взглянула на молчащего Билла. Он дружелюбно улыбнулся.

— Нет, — сказала она, возвращая ему улыбку; такое уж милое было у него лицо. — Насколько мне известно, никаких денег нет.

— Просто для полноты аргументации, — продолжал Дэвид, — если бы они были, кто был бы наследником?

— Я думаю, кузен Джон. Дедушка вычеркнул из завещания моего отца много лет назад: это сообщили маме адвокаты, когда она писала о папиной смерти. Но ничего нет...

— Это вы уже говорили. Но, как небезосновательно полагает Билл, старик мог за все эти годы накопить бриллианты или ценные бумаги. Предположим, он раскаялся в своем жестоком обращении с единственным сыном. В реальной жизни люди редко раскаиваются в чем-нибудь, — наставительным тоном добавил он, — но в книжках они только этим и занимаются. Предположим, бедный старый дедушка решил передать вам вашу законную долю. И кузену Джону приходится принимать меры.

— Зачем? — раздраженно спросила Джесс. — Я хочу сказать, разве нормальный человек возьмется устранять всех потенциальных наследников? Даже если бы было наследство, которого просто нет! В жизни не слышала такого бреда. А потом вы забываете про кольцо.

— Удостоверение личности, — с легкостью объяснил Дэвид.

— Чушь, — грубо отрезала Джесс.

Билл расплылся еще шире, а Дэвид, на минуту утративший дар речи, расправляясь с остатками тоста, только кивнул.

— Точно то же сказал и Билл, — хриплым голосом сообщил он. — Нам, сказал он, недостает информации, чтобы построить теорию. Какую бы ни было. План действий ясен.

— Может быть, Биллу и ясен, — сказала Джесс, по примеру Дэвида начиная говорить о Билле так, словно его не было рядом, — а мне нет.

— Все очень просто. Надо захватить одного из врагов и допросить его.

— И как вы предполагаете это сделать? — Джесс вытянула палец, собирая крошки с тарелки из-под тостов. Никто не предложил ей поесть, а она здорово проголодалась.

— Мы должны помнить, что, хоть эти ребята и допускают невероятные промахи, они вовсе не дураки. Они, например, с подлинным блеском сообразили залечь в засаде в Солсбери после того, как потеряли нас в Лондоне. Один из них наверняка видел ваш трюк с мешочком для сбора пожертвований.

— Возможно, — согласилась Джесс.

Билл прокашлялся, издав звук, напоминающий рев слона, который зовет подругу. Дэвид бросил на него взгляд.

— Да, в самом деле. Билл спрашивает: почему враги не забрали кольцо сразу, как только мы оказались в их лапах. Согласимся, что обыскивать нас на стоянке не было времени; им надо было засунуть нас в автомобиль и как можно скорей уносить ноги. Они, несомненно, рассчитывали искать на досуге, притащив нас в свою берлогу, что бы она собой ни представляла.

— Но они даже не взяли мою сумочку, — возразила Джесс. — Оставили прямо возле машины, где я ее обронила. Они должны были знать, что я положила кольцо в сумочку.

— Не обязательно. Вы с таким же успехом могли схоронить его у себя на груди или отдать мне. И все же это один из тех промахов, о которых упомянул Билл. Нельзя ли из этой конкретной ошибки сделать вывод, что оба они холостяки, и не просто холостяки, но холостяки, не имеющие понятия о чисто женских привычках? Хорошо, может быть, и нельзя. Они, конечно, свободно могли вернуться и забрать наш багаж, если бы убедились, что при нас кольца нет.

— Пожалуй.

— Билл в этом уверен. Ну так вот. Можно сделать бросок в Корнуолл. Но подобный план действий страдает несколькими серьезными изъянами. Либо ваш дедушка ничего не ведает о происходящем — он, разумеется, предупредил бы вас, если в предвидел неприятности, — либо он один из злодеев. Если так, мы, примчавшись к нему, попадем прямо из огня в полымя. Если он ни при чем и способен помочь, мы все равно оказываемся в пиковом положении — негодяи наверняка обложат семейное гнездо, предвидя, что вы рано или поздно объявитесь. Прежде чем делать какой-то шаг, надо добыть побольше информации. Вот как рассуждает Билл.

— Билл попал в самую точку, — сказала Джесс и облизала палец.

— Билл — то, что у вас в Америке называется «голова», — подтвердил Дэвид. — Джесс, мне не хочется критиковать ваши манеры, но разве можно так вульгарно облизывать пальцы?

— Я умираю с голоду, — честно призналась Джесс. — Вы съели все тосты.

«Голова» Билл разомкнул увесистые челюсти и произнес:

— Там есть яйца. В холодильнике.

Джесс перевела взгляд с одного полного ожиданий лица на другое.

— Ну хорошо, — едко сказала она. — Мне следовало догадаться. Покажите, как справиться с этой жуткой печкой.

Дэвид охотно поднялся.

— А пока вы готовите, я изложу изощренный план Билла, разработанный для поимки бесчестного существа, которое мы окрестили кузеном Джоном.

— Вы уверены, что это идея Билла? — спросила Джесс.

Они только что покинули отель в городке с невероятным названием Бромптон-на-Эйвоне и быстро мчались по сельской дороге между окружающими поля живыми изгородями. Ветерок колыхал ветви деревьев, в которых бешено пели птицы.

— Я ему помогал, — сообщил Дэвид. Он крутанул руль, объезжая задумчивого велосипедиста, виляющего посреди дороги, и Джесс тяжело повалилась на него, но тут же выпрямилась.

— Мы едем назад, — заметила она жалобным тоном.

— Так надо. Это очень тонкий маневр. Они еще не обследовали эту дорогу — и хозяин, и тот другой парень сказали, что про нас никто не расспрашивал. Ну а если теперь кто-нибудь спросит, то узнает, что мы ненадолго заезжали в отель, заправлялись бензином и интересовались дорогой в Уэльс. Хозяин пообещал, что очень рассердится, если его побеспокоят в неурочный час. Если наши приятели к нему не зайдут, они обязательно постучатся в другое место.

— Ничего из этого не получится, — ошеломленно заметила Джесс. — Я даже сама не могу понять.

— Конечно, получится, вы просто сбились с толку. Поставьте себя на место кузена Джона. Что он сделает, потеряв наш след? Во-первых, разумеется, обшарит отели в Солсбери, на случай если мы оставили за собой номер; ему прекрасно известно, в каком жутком состоянии мы были прошлой ночью. Этот процесс займет также часть нынешнего утра, поскольку здесь, в провинции, большинство отелей закрывается рано и вчера вечером обыскать все было невозможно. Потом, получив шиш в Солсбери, он примется за дороги, которые ведут из города. Это дело затянется, ибо расстались мы с солнцепоклонниками в поздний час и должны были ускользнуть незамеченными. Что мы и сделали на самом деле. Ну а теперь просто позволим наверняка выследить нас.

— Да, но...

Дэвид пригвоздил ее к месту разгневанным взглядом.

В конечном счете план сработал даже слишком успешно. Они припарковались на боковой улочке в Солсбери, все еще споря, когда Дэвид неожиданно упал на сиденье, быстро дернув за собой Джесс.

— Что...

— Ш-ш-ш! Вон они!

— Они... Нет! Не может быть!

— Никаких сомнений. — Дэвид пожал самому себе руку. — А вы насмехались над Биллом! Они на дороге справа.

Он включил зажигание и сделал запрещенный поворот.

— Дэвид, не будьте идиотом, вы что, собираетесь их преследовать?

— Если они глупей, чем я думал, мы сами попадемся им на глаза, — легкомысленно заявил Дэвид.

Но крайние меры не понадобились. Злодеи оказались достаточно сообразительными, чтобы попасться на один из крючков, искусно разбросанных Дэвидом. Дэвид, однако, упорно держался в опасной близости следом за ними и, когда они неожиданно затормозили, был вынужден совершить обходной маневр, заведший его в кювет, откуда машину извлекала парочка злоязычных фермеров. В Уэльс они приехали более или менее одновременно, и нервы у Джесс не успели сдать окончательно, а Дэвид издавал дьявольские смешки, пока враги искали отель, в котором они этим утром зарегистрировались. К середине дня все оказались на своих местах у собора.

Уэльский собор крепко стоял на земле и выглядел точно так, как на цветной фотографии на обложке приобретенного Джесс маленького путеводителя. Даже небо постаралось ублаготворить туристов: его синеву артистически оттеняли пушистые белые облачка.

— Вот мой почти самый любимый собор, — сообщил Дэвид и сердито добавил вполголоса: — Не стойте как овца, смотрите. Вы должны изображать из себя туристку.

— Я хочу знать, где он.

— За воротами. Дурачок, он намотал на усы кашне. Вы что, не видели, как он прятался в отеле, ожидая, когда мы появимся?

— Да, но... Мне интересно, кто кого ловит.

— Билл ловит его. Пошли, и перестаньте придираться. Вы весь эффект портите.

Они побрели по ярко-зеленой траве в окружении прочих туристов, которых Джесс была очень рада видеть. Численность их безопасности не гарантировала, но обеспечивала хотя бы компанию.

Войдя в Уэльский собор, Джесс была вынуждена сполна отдать ему дань восхищения. На целых две минуты она напрочь забыла про кузена Джона.

— Я же говорил, что он вам понравится, — самодовольно заметил Дэвид.

— В каких-то деталях он выглядит вполне современным. Вот эти забавные обратные арки. Зачем они?

Дэвид выдернул у нее из рук путеводитель.

— М-м-м... Обратные арки... построены в четырнадцатом веке, чтобы принять на себя дополнительный вес башни.

— Спасибо. Можно мне получить свою книгу обратно?

Дэвид повернулся и окинул взглядом сводчатый интерьер собора.

— Его не видно. Надеюсь, мы его не потеряли. Джесс, у вас есть зеркало или еще что-нибудь, во что можно смотреть? Я не могу все время оглядываться.

Джесс порылась в сумочке и вытащила компактную пудру.

— Я тоже не могу все время пудрить нос. Я вообще не понимаю, чего мы тут ждем. Что вы собираетесь с ним делать, если поймаете? Я говорю если.

Дэвид задержался у доходившей ему до груди гробницы, в которой лежало скульптурное изображение в натуральную величину со сложенными на груди руками и стершимися от времени чертами лица, что отнюдь не прибавляло ему красоты.

— "Саксонский епископ Уэльса", — прочитала Джесс. — Не хотела бы я иметь его своим духовным наставником.

— Оставьте его в покое. Смотрите сюда.

Джесс посмотрела. Спрятавшись за каменной гробницей, Дэвид распахнул куртку. Из-за пояса лихо торчал тускло-стальной предмет, безошибочно представлявший собой рукоятку пистолета.

— Вы не можете... Вы не посмеете...

— Не смогу, если даже посмею. — Дэвид пытался побороть искушение, но без особого усердия; выхватил пистолет из-за пояса, наставил его на нее и спустил курок. — Кх, — сказал он.

— Игрушка. Так вот зачем вы вчера бегали в тот магазинчик наверху. — Джесс разрывалась между желаниями рассмеяться и рассердиться. — Ну и что пользы...

— Надо же нам загнать его в машину, верно? Как только он окажется в «ягуаре», злодей в наших руках. И мы помчимся куда-нибудь в открытое поле, и там...

— Вон он, — воскликнула Джесс, взглянув в свое зеркальце. — Только что нырнул за колонну.

— М-м-м... Тут жуткая толкучка. Давайте тихонько переместимся в более уединенное место.

Он легкой походкой направился вдоль северного нефа. Джесс засеменила следом.

— Дэвид, постойте и подумайте. Вы не сможете заставить его пройти всю дорогу назад к машине под этим дурацким игрушечным пистолетиком. Он просто сбежит.

— В самом деле? А может, и нет. Что вы скажете, если я пригрожу пистолетом, а вы стукнете его по голове?

— Нет.

— Почему нет? Мы можем сказать, что у него приступ или еще что-нибудь и мы ведем его...

— Нет.

— Ну вот, снова вы все портите. Ладно. Тогда я пригрожу пистолетом...

Джесс начала было протестовать, но передумала. Дэвид намерился выполнить эту часть программы независимо от того, будет она ему помогать или нет.

— ...а потом сразу подскочит Билл и стукнет его по голове. Остальное по плану. Где он сейчас?

— Практически в этом зеркале ничего не увидишь, — пробормотала Джесс, вертя пудреницу. — А, вон он идет. Меня больше интересует, где Билл.

— Будет на месте, когда понадобится. Черт побери, смотрите в путеводитель и дайте ему шанс увидеть, куда мы идем.

— А куда мы идем?

— К лестнице в часовню и наверх в галерею через цепные ворота. Да вот же, тупица!

Он перелистал странички путеводителя и забормотал фальцетом почти про себя:

— "Воздушное изящество этой лестницы, когда подходишь к ней из северного трансепта, заставляет многих посетителей называть ее небесной. Действительно, резные колонны, отвесные своды и..."

— Ой, — сказала Джесс.

Вторично за это утро ей выпал момент чистого, ничем не омраченного удовольствия, и она от всего сердца согласилась с выспренними утверждениями путеводителя. С первого взгляда трудно было сказать, в чем заключается красота этих лестничных пролетов. Они были широкими, пологими, с простыми каменными ступенями, стоптанными посередине — безмолвное и выразительное подтверждении своего возраста. Примерно от середины главного пролета отделялся второй, поменьше, который вел направо, к часовне, а главный шел дальше, на галерею, перекинутую через улицу, что, как прочитал Дэвид, было сделано для удобства сонных монахов, направлявшихся на ночную службу в собор.

Свет падал на лестницу из высоких окон, и изношенные покосившиеся каменные плиты ловили и отражали его, приобретая легкий золотистый оттенок. Похоже на рябь, подумала Джесс, на световую рябь, которая плывет вверх, а не вниз; вся лестница состоит из игры солнечного света и поднимается в небеса. Казалось, воздушные детали маленького пролета, ведущего в часовню, сделаны из материала, который значительно легче камня, а формы их были такими изящными, словно их создала природа, а не инженерный расчет.

Дэвид тащил Джесс за собой, и они поднялись в часовню, и Джесс ощутила, как где-то в глубинах ее сознания зарождается странное чувство.

Она впервые встретилась с кузеном Джоном в часовне в Солсбери, и эти часовни были очень похожи. Октагональный зал с высоким сводом, который поддерживала только одна ребристая колонна в центре, фонтаном взлетающая вверх, разлетаясь на потолке каменными струями; стены в льющемся из высоких окон свете обретали цвет слоновой кости.

Дэвид обшарил глазами зал и остался доволен.

— Встаньте тут, у колонны, — шепнул он, — чтобы он мог вас заметить. Я буду... Вы не боитесь, нет?

— Боюсь.

— Почему? Я буду совсем рядом. Тут в общем-то негде спрятаться, но он меня не увидит, по крайней мере, пока не войдет.

Он отбежал на цыпочках в сторону и взобрался на каменную скамью, где скорчился, словно Дракула, изготовившийся к прыжку. Джесс неодобрительно замахала руками. Дэвид насупился и остался в той же позе.

На лестнице зазвучали шаги. Остановились. Опять зазвучали — шаги одного человека. Дэвид сунул руку под куртку. Шаги приблизились. Замедлились. Снова затопали. И в широком дверном пролете появилась очень старая леди с седыми волосами и в пурпурной бархатной шляпке.

— Не очень-то это вежливо, молодой человек, — дрожащим голосом произнесла она. — Может, кому-то захочется посидеть на скамье.

— Прошу прощения, мэм, — сказал Дэвид, слезая вниз. Красный как рак, он вытащил из кармана носовой платок и вытер сиденье. — Не желаете ли присесть?

— Нет, спасибо, я совсем не устала. Четыре мили быстрой ходьбы ежедневно держат меня в форме. Я просто сделала общее замечание.

Джесс, с удовольствием наблюдая эту сцену, оставалась на месте. Старая леди медленно обошла зал, внимательно приглядываясь; Джесс все ждала, когда она проведет пальцем в перчатке по каменной резьбе, проверяя, нет ли пыли. Потом она кивнула Дэвиду и вышла.

Дэвид, румянец которого объяснялся не столько смущением, сколько удивлением от неожиданности, издавал какие-то приглушенные звуки.

— Господи, каким же я выглядел идиотом, — спокойно сказал он. — Ну что, попробуем еще раз?

Он вернулся на скамью в прежнюю позу, а Джесс прислонилась к колонне. Последний эпизод развеял почти все ее волнения; трудно бояться и хохотать до истерики одновременно. Дэвид превратил происходящую с ней небольшую драму в комедию. Он переживал бурный момент своей жизни. Перенес побои, похищение, лисье бегство через перепаханное поле — и ни одно из этих испытаний нисколько не вывело его из себя. Она подумала, что он, должно быть, постоянно встречается с подобного рода неприятностями, и решила, что раз происходящее его забавляет, то уже ничто не способно серьезно расстроить. И что самое замечательное — его наслаждение жизнью передается другим. Ей это позволяет надолго забывать о потенциальной угрозе и получать искреннее удовольствие.

Снова шаги — мягкие, но тяжелые. Она их узнала и сразу перенеслась в часовню в Солсбери; вот он идет, вот все начинается снова, страх и погоня. Она замерла, и во рту у нее пересохло.

Потом она посмотрела на Дэвида. Лицо его излучало радость, он делал немые жесты, выражающие удовлетворение, а в завершение приложил палец к губам. Джесс усмехнулась. Он нахмурился и яростно помотал головой. Он сцепил руки и прижал их к груди. Он вытаращил и закатил глаза, изображая ужас. Джесс покорно приняла позу, и как раз вовремя.

В арочный проем входил кузен Джон.

Он сразу увидел Джесс. Усы его дрогнули, между бровями залегла складка.

— А, вот вы где, юная леди, — начал он и шагнул в зал.

А когда он шагнул, в поле его зрения попал Дэвид. Вид Дэвида вселил бы ужас в самое храброе сердце. Он согнулся в прыжке, вытянув руки и нацелив согнутые в крючья пальцы, растянув губы в предвкушающей улыбке. Он очень напоминал вышеупомянутого иммигранта из Трансильвании, и, естественно, кузен Джон испугался и отпрянул со сдавленным восклицанием. Дэвид не успел схватить его, как намеревался, и тяжело приземлился на колени, обхватив ноги противника. Оба упали. Дэвид оказался сверху — по крайней мере, частично, — держа другого мужчину руками за ляжки, а подбородком уткнувшись ему в живот.

Наступил момент общего замешательства. Дэвид старался поправить свое положение, а кузен Джон пытался перебороть охватившую его от удара головой о каменный пол слабость. Потом Дэвид попытался высвободить руки, а кузен Джон принялся колотить его кулаками по спине.

Джесс так и не довелось узнать, сколько времени продолжалась бы эта безрезультатная битва, — приближалось вторжение, предотвратить которое было невозможно. На этот раз шаги по лестнице не были ни медленными, ни спокойными — они напоминали марш пехоты.

Дерущиеся услышали шум и заторопились. Джесс ничего не могла разобрать, заметив лишь яростные движения, исходившие из-под распростертой фигуры ее героя, но результат получился ошеломляющий. Дэвид дернулся, как будто получил хороший удар электрическим током. Глаза его сузились от боли и злости, он сгреб кузена Джона за воротник и трахнул его головой об пол. От этого звука Джесс стало плохо. Кузен Джон повалился замертво, а Дэвид с позеленевшим лицом поднялся на ноги.

Новые посетители остановились на пороге. Их было четверо: уставшая с виду мать с двумя мальчиками и Билл.

Из всех четверых больше всех был ошарашен Билл. Он стоял, раскрыв рот, а мальчишки бросились вперед, радостно визжа:

— Мам, смотри, труп!

— Он мертвый, мистер, мертвый?

— Он, гм... заболел, — прохрипел Дэвид. — Билл, помоги нам.

— Что? А! — сказал Билл и деликатно приблизился, точно кошка, принюхивающаяся к незнакомым запахам.

— Послушайте, куда вы его тащите? — воскликнула женщина.

Билл, приподнявший упавшего за плечи, послушно выпустил его, и снова Джесс вздрогнула, услышав, как голова ударилась о камень.

— Подхватывай, — зарычал Дэвид. — Будьте любезны, мадам, не мешайте.

— Но его в самом деле нельзя трогать, — вступилась женщина. — Это одно из простейших правил, которым детей учат в школе. Не трогать пострадавшего человека.

Она опустилась на колени возле кузена Джона. Дэвид воздел над ее склоненной головой руки и лик к небесам, и один из наблюдающих юнцов завопил:

— Мам, он хочет тебя стукнуть! Помогите! Мою маму бьют!

Дэвид явно разрывался между желанием оправдать данное обвинение и не менее острым искушением придушить орущего ребенка. И в этот неподходящий момент кузен Джон открыл свои прекрасные голубые глаза.

После первого изумленного взгляда глаза его быстро обежали по кругу обращенные к нему лица, осознали происходящее и слабенько замерцали.

— О-о-о... — простонал он, хватаясь за карман пиджака. — Какая боль...

— Сейчас пройдет, — успокоила непрошенная Флоренс Найтингейл[27]. — Это, наверно, сердечный приступ. Лежите спокойно, молодой человек, а мы приведем врача.

— Я сам отведу его к врачу, — без особой надежды заявил Дэвид. — Пошли, э-э-э... Мордред, старина.

— Мордред? — с сомнением переспросила женщина.

— Мы называем его Морд, — истерическим тоном пояснил Дэвид.

— Благослови тебя Бог, приятель, — слабым голосом пробормотал кузен Джон. — У тебя такое доброе сердце... А если уж речь зашла о сердце, я, пожалуй, предпочитаю полежать здесь.

— Ну конечно, — сказала женщина. — А, я слышу, кто-то идет.

— Должно быть, бегут расследовать массовое убийство, — сквозь зубы пробормотал Дэвид. — Мэм, не могли бы вы успокоить этого ужасного ребенка?

— Может быть, среди них найдется врач, — продолжала женщина.

Дэвид поколебался и сдался.

— Я сам приведу врача, — пообещал он и испарился.

Джесс вылетела следом за ним.

Глава 6

Троица на постыдной скорости пересекла подстриженную лужайку за собором. Билл спасся первым. Он спокойно ушел до того, как поднялся шум.

— Какое на редкость неудачное стечение обстоятельств, — пропыхтел Дэвид.

— Вам следовало бы что-нибудь придумать, — сказала Джесс.

— Что, например?

— Могли сказать, что вы и есть врач.

Они вышли в ворота с другой стороны собора, поближе к городской площади, и все трое сбавили темп, перейдя на умеренный шаг.

— Могли сказать, что его разыскивают, чтобы арестовать, или что он сумасшедший, или что-то еще в этом роде.

— М-м-м... — Дэвид мрачновато, но с уважением покосился на нее. — Вы не хотели бы поработать вместе со мной над следующей книгой? Признаю, виноват, но эта женщина сбила меня с толку, да еще и тот мерзкий орущий... Но, должен заметить, и от вас было мало толку.

Билл ничего не сказал. Только настороженно вытаращил глаза и покачал головой.

— Хотя странно, — задумчиво произнес Дэвид. — Второй тип, Алджернон, — где он был, пока мы там развлекались?

Это они узнали, вернувшись в отель. Оба номера — Джессики и Дэвида — были тщательно обысканы. Джесс распознала подлинный почерк Алджернона. С каким-то злобным удовлетворением он даже не пытался скрыть следы своей деятельности.

— Кольцо? — спросил Билл.

Джесс подскочила. Он так редко заговаривал, что произвел на нее такое же впечатление, как если бы стол поинтересовался, который час.

— Джесс держит его при себе, — сказал Дэвид. — Они не... Джесс, почему вы похожи на привидение? Только не говорите мне, что вы оставили его здесь!

— Нет, дело совсем не в кольце. Оно у меня. — Джесс побелела от ярости. — Этот бандюга украл мой паспорт!

* * *

Взаимные обвинения сыпались градом, когда через несколько часов конспираторы сидели в баре «Кинге Армз». Дэвид обнаружил, что враги остановились там, просто сразу приметив их синий автомобиль во дворе гостиницы.

— Какая ужасная глупость, — в сердцах восклицала Джесс в пятый, а то и в шестой раз. — Но как я могла предположить...

— Разве вас не предупреждали в госдепартаменте, или где там еще, чтобы вы не оставляли этот священный предмет где попало?

— Помолчите!

Билл прокашлялся, и спорщики притихли.

— И я не понимаю, зачем мы сюда заявились, — проворчала Джесс. — Они нас возьмут тепленькими.

— Сейчас это вряд ли имеет значение. Все знают, что все за всеми охотятся. Я думал обождать, пока они выйдут поесть или поискать нас, а потом попытаться самим обыскать их номер.

Джесс вздохнула и отхлебнула пива. Она предпочла пиво более крепким напиткам, ибо было похоже, что ждать им придется долго. Она хорошо знала, что возражать против гениального плана Дэвида не следует. Когда у него возникает идея, он держится за нее до конца.

Им достался столик у окна. И, несмотря на это, они чуть не упустили момент исхода, втянувшись в очередной спор, на этот раз по поводу того, кто именно из врагов украл паспорт Джессики. Препирались вдвоем, Билл молча потягивал пиво. Аппетит на пиво у него был непомерный, но это не отвлекало его от насущных проблем. Он молча посмотрел в окно и молча ткнул Дэвида локтем.

Дэвид бросил один взгляд и вскочил.

— Они удирают, трусливые свиньи!

— Где, где? — Джесс попыталась выглянуть в окно, но Дэвид дернул ее.

— Давайте быстрей! Моя машина в квартале отсюда, так мы их никогда не догоним.

Билл кашлянул.

— Прекрасная мысль, — одобрил Дэвид. — Отлично, рядовой! По местам. Выполнять!..

Они выскочили из дверей отеля как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает синий автомобиль. Дэвид схватил Джесс за руку и потащил по улице к тому месту, где они оставили «ягуар». Только когда он толкнул ее на переднее сиденье, она заметила, что Билл где-то по пути потерялся, и не успела поинтересоваться, куда он делся, как обнаружила его в полутора кварталах впереди. Не заметить его было нельзя, не только из-за габаритов и золотых локонов, но и потому, что он бежал посреди улицы, работая ногами и локтями в великолепном профессиональном стиле, оставляя за собой хвост изумленно наблюдающих пешеходов.

Дэвид срезал бровку тротуара перед носом грузовика, отреагировавшего визгом тормозов и градом проклятий, на что он не обратил никакого внимания. Они миновали бегущего Билла, завернули налево за угол налево, следуя его указующему жесту, и обнаружили впереди за два квартала хвост синего автомобиля. Охота началась.

Предложение Джесс заставить преследуемую машину съехать с дороги принято не было. Дэвид заявил, что здесь слишком оживленное движение, но Джесс заподозрила истинную причину в страхе. Не за себя, а за сверкающую отполированную машину. Это мнение она оставила при себе.

Солсбери остался уже далеко позади, когда Дэвид вдруг сказал:

— Если я не утратил прозорливости, они направляются в Гластонбери. Они что, думают, мы достопримечательности осматриваем?

Разумного ответа на этот вопрос не существовало, поэтому Джесс даже не стала пытаться его искать. Вместо этого она спросила:

— А что будет с Биллом?

— О, Билл никогда не покидает Уэльс. Ему там нравится.

— В самом деле?

— Я хочу сказать, он в некотором роде отшельник.

— Правда? О! А он не обидится, что мы вот так умчались и даже не попрощались?

— Кто, Билл? С чего бы ему обижаться?

— Если бы я забыла про ваш день рождения, вы бы обиделись?

Дэвид ухмыльнулся.

— В целом наш пол обладает замечательными достоинствами, — заметил он. — Но, я полагаю, мы еще встретимся с Биллом.

— Зачем? Чемоданы свои мы забрали. Должна сказать, с вашей стороны было очень предусмотрительно положить их в машину.

— Благодарю, что заметили мой единственный умный поступок за сегодняшний день. Нет, я хочу сказать, что нам, может быть, придется вернуться ночевать к Биллу.

— Но уже поздно. Почему бы нам не переночевать в Гластонбери, если они туда направляются?

— Потому, моя радость, что у вас нет паспорта.

— А его никогда и не спрашивают.

— Да что вы?

Да, пунктом их назначения был Гластонбери. Вскоре они уже ехали по его тихим улочкам, и Джесс увидела невдалеке высокие симметричные очертания увенчанного башней холма, который, по ее сведениям, должен был быть Гластонберийской скалой. На корабле она прилежно прорабатывала путеводители из судовой библиотеки и теперь высунулась в окно, чтобы лучше видеть. Высокий холм, где, согласно легенде, Иосиф Аримафейский спрятал Святой Грааль[28], представал в вечернем освещении зеленым и очень красивым. Дэвиду пришлось повторить свой последний вопрос.

— Что? Совсем не обязательно. Они просто дают анкету, и, если ты знаешь номер своего паспорта, и когда он выдан, и все такое прочее, его даже не надо показывать.

— О!

— Вы, кажется, разочарованы?

— Мне пришел на ум довольно-таки подленький альтернативный вариант, — признался Дэвид.

— Ой, посмотрите вон на ту башню! Это аббатство?

— Нет, вы самая настоящая овца, лишенная каких-либо романтических чувств! Вы когда-нибудь думаете о чем-нибудь, кроме красивых картинок? Это приходская церковь в честь какого-то там святого. Я не был здесь уже... Смотрите! Вот!

Он с визгом затормозил у обочины тротуара. Стукнувшись о ветровое стекло, Джесс сердито сказала:

— Удивительно, что вы не коллекционируете талоны.

— Какие талоны?

— Сколько времени вы провели в Нью-Йорке?

— Ах, штрафные талоны! А что? Я великолепный водитель.

Джесс потерла лоб.

— Вы остановились в неположенном месте, — мягко заметила она.

— Я хочу убедиться, что они хорошо устроились. Синий автомобиль встал перед отелем. Кузен Джон вышел, зашел в отель и вернулся с портье, который начал вытаскивать вещи. Тогда Дэвид решил двигаться.

Пока Гластонбери не произвел на Джесс особого впечатления — типичные для любого провинциального городка магазинчики и скучные домики. Но в отель, который выбрал Дэвид, она просто влюбилась. Его фасад из светлого камня был трехэтажным, с высокими узкими окнами в резных наличниках, а над входом сияли золотом щиты с гербами.

— Что это? — спросила она. — Надеюсь, не подделка под старину?

— Подделка? — возмутился Дэвид. — «Георг» — старинный приют пилигримов, построенный для приема потока гостей, наезжавших в аббатство. Не позже пятнадцатого века, если это вас впечатляет, а американцы, по-моему, всегда... Прошу вас, входите.

Пока Джесс заполняла анкету, с редкостным апломбом проставляя ряд цифр в соответствующей графе, Дэвид покрылся легкой испариной.

— Поразительно, что вы запомнили этот номер, — пробормотал он.

— Я его не запомнила.

— О...

Осмотрев номера, они встретились в баре, несмотря на протесты Джессики. Ей надоело пиво, хотелось взглянуть на аббатство, и она в любом случае не находила никакого смысла в постоянном сидении в барах.

— Но это ведь бар «Георга», — терпеливо объяснял Дэвид, — и его окна выходят на Хай-стрит и на рыночную площадь. Это центр Гластонбери. Рано или поздно наши друзья там появятся.

— Если не решат уехать из города тем же путем, каким приехали.

Дэвид стукнул пустым бокалом по столу. Усердный официант, ошибочно истолковав его побуждения, поспешил с новой порцией.

— Спасибо. Зачем?

— Простите, сэр?

— Я разговариваю с дамой.

Джесс подождала, пока официант отойдет.

— Я не знаю, зачем им уезжать. Я даже не знаю, зачем они приехали.

Они часами могли вот так бесцельно пикироваться, что и делали до тех пор, пока не сгустились вечерние сумерки и мягкий свет не окрасил рыночную площадь Гластонбери. И тогда Дэвид фыркнул.

— Неприятно повторять, но я ведь вам говорил, — заметил он.

На улице только что появились злодеи, прогуливаясь на манер туристов. Оба, похоже, оделись в то, что под руку подвернулось, но эффект производили совершенно разный, как день и ночь. Алджернон был во всем черном — в слаксах и шерстяной водолазке, — и цвет этот совсем не пошел на пользу болезненно-желтому оттенку лица и общему бандитскому виду. Кузен Джон, по контрасту, производил впечатление цветущего джентльмена, который проводит уик-энд в сельской местности: сшитый на заказ твидовый костюм, белоснежная рубашка и красивый желтовато-коричневый свитер. Картину портили только усы, но теперь Джесс точно знала, что они фальшивые.

Через руку кузена Джона было переброшено темное одеяние, предположительно его пальто. В правой руке он держал небольшую книжку, и, когда Джесс выглянула, он остановился как вкопанный перед отелем. Он посмотрел на фасад, заглянул в книжку, кивнул. Что-то сказал своему спутнику и начал читать вслух из книжки.

— Переигрывает, — буркнул Дэвид.

— Вы думаете, он знает, что мы здесь?

— Откуда ему знать? Нет, он разыгрывает туриста. Смотрите, они пошли. Пойдем и мы.

Они последовали за врагами, держа благоразумную дистанцию, но предосторожности оказались излишними. Парочка ни разу не оглянулась. Она прошагала по улице вниз и исчезла в широких воротах, а Дэвид схватил Джесс за руку.

— Они пошли поглядеть на руины, — недоверчиво произнес он.

— О, очень хорошо!

— А может быть, плохо. Постойте, надо пропустить их вперед.

— Зачем?

Она поняла зачем, когда Дэвид разрешил наконец войти в ворота. Они вели в узкую улочку, замкнутую высокими стенами, где нельзя было спрятаться. В дальнем конце виднелась небольшая постройка с окошечком кассы и турникетом.

Преследуемые исчезли из виду, углубившись в переулок, но, как указал Дэвид, могли попасть только в одно место — через турникет на огороженную площадку, где стояли руины некогда богатейшего и знаменитого аббатства.

Женщина, принимавшая у них плату за вход, предупредила, что осмотр прекращается через полчаса. Джесс тем не менее настояла на приобретении небольшого иллюстрированного путеводителя.

Пройдя через турникет, они увидели прямо перед собой лучше всего сохранившуюся часть старой церкви — придел Богоматери, светлые стены которого казались на первый взгляд почти целыми. Но крыши над ними не было, окна, увитые резной листвой, зияли пустотами, в трещинах стен пустили корни мхи и лишайники, а под ногами пробивались крепкие кустики зеленой травы.

В длину современная территория храмового комплекса тянулась на несколько жилых кварталов — дальше этого способность Джессики измерять расстояние не простиралась, — и почти на столько же в ширину. В дальнем, противоположном от входа конце лежали величественные останки церкви, которой принадлежал придел Богоматери. Два одиноких башнеподобных контрфорса высились словно монолитные каменные часовые. Верхняя часть широкой арки, боковыми устоями которой они служили, обрушилась, но глаз словно достраивал ее, вызывая в воображении цельный образ.

Заходящее солнце, бросая театральные блики, золотило камни и усиливало яркость зелени деревьев и коротко подстриженной травы. За исключением восьмиугольной кухни аббатства, от большинства остальных строений монастыря остались только фундаменты, тщательно охраняемые и помеченные. Целью ученых, возрождавших Гластонбери к жизни, была консервация, а не реставрация памятника. Он очаровывал и манил, обладал некоей уникальной магией, которой не мог так или иначе не поддаться ни один посетитель. Джесс, будучи особенно впечатлительной, попалась с первого взгляда.

— Главная церковь, — бормотала она, перелистывая страницы путеводителя, — контрфорсы у крестовины... У какой крестовины, Дэвид?

— Территория слишком большая. Где они, черт побери?

— Кто? У какой крестовины?

— У той, где трансепты и траверсы церкви пересекаются с нефом, — отсутствующим тоном пояснил Дэвид. — Куда они делись?

— Я хочу туда.

— Куда? Ох! Туда так туда. — Дэвид пожал плечами. — Высматривайте шатающихся зевак.

Джесс не имела возможности высматривать зевак, ей было и без того трудно одновременно читать путеводитель и разглядывать окружающих.

— Смотрите! — воскликнула она, останавливаясь перед указателем.

— М-м-м? — Дэвид глянул без всякого интереса. — Ах да, ваш предок.

— "Место захоронения короля Артура, — прочла Джесс. — Говорят, что в 1191 году тела короля Артура и его королевы были обнаружены у южной стены придела Богоматери. Девятнадцатого апреля 1278 года их останки в присутствии короля Эдуарда Первого и королевы Элинор были перенесены в черную мраморную гробницу, стоявшую на этом месте. Эта гробница просуществовала до роспуска аббатства в 1519 году". Ну, разве это не замечательно?

— Нет.

— Вы романтичны почти так же, как... устрица. — Джесс вздохнула. — Подумать только, король Артур! Я теперь вспомнила, это остров Авалон[29], о котором говорится в книгах. Сейчас он не очень-то похож на остров, — с сомнением признала она. — А когда-нибудь был?

— Нет, не был.

Джесс сердито зафыркала и перелистала страницы книжки.

— Нет, был. Правда, его окружала не вода, а болото. «Он был связан с землей узким язычком суши, тянувшимся на юго-восток...»

— Да прекратите же! — Дэвид потянулся за книжкой, но Джесс уклонилась, зажав ее в руках.

— Вас не интересует король Артур?

— Нет, меня гораздо больше интересует кузен Джон. — Он покосился на нее и злонамеренно продолжал: — В любом случае вполне возможно, что нашли они никакого не Артура. Когда это было — в двенадцатом веке? Легковерные придурки вырыли старого аббата и решили, что это Артур. А теперь и костей не осталось, так что нельзя узнать, что они отыскали, если они вообще что-нибудь отыскали, а не выдумали всю историю с начала и до конца.

— Вы принадлежите к тому типу людей, которые сообщают малышам, что Санта-Клауса не существует. Кости хранились до роспуска аббатства. До какого роспуска?

— При Генрихе Восьмом[30], вы, невежественное дитя колонии. Вас разве не учат на родине истории цивилизованных стран?

— О Генрихе Восьмом мне известно все, — холодно провозгласила Джесс. — Он объявил себя главой церкви и ограбил монастыри. У него было шесть жен, и я всех их могу назвать по именам. Спорим, что вы не можете.

— Анна Болейн, — сказал Дэвид. — Пошли в обход. Кажется, я заметил знакомый силуэт возле аббатской кухни. Екатерина Арагонская. Анна Клевская. М-м-м...

— Кэтрин Говард, Кэтрин Парр, Джейн Сеймур. Что это такое?

— Кухня, клуатр, трапезная, — сообщил Дэвид со смиренным терпением. — Или, скорее, фундаменты всего этого, остальное развалилось. Я что-то не испытываю особой радости. Вы замечаете, как темнеет?

Он был прав. Тени на траве сгущались по мере того, как слабел свет. В темнеющем небе низко висела одна звезда. И в этот момент немелодичный, но настойчивый звук со стороны входа заставил Дэвида взглянуть на часы.

— Закрывают. Слушайте, Джесс, я знаю, что вы не следили, а я смотрел. Никто из этих парней не выходил.

— Значит, они будут здесь до последней минуты.

— Возможно. Но у меня возникает нехорошее предчувствие. Сюда, пожалуйста. Пошли назад к входу, там спрячемся.

Спрятаться было нетрудно; руины представляли собой превосходное укрытие со стратегически важными для шпионажа точками. Из-за стены придела Богоматери была видна часть дорожки прямо перед турникетом, и вскоре терпение их было вознаграждено появлением Злодея Номер Два. Он прошагал мимо них, держа руки в карманах своих мешковатых штанов, сложив губы словно для свиста, и вышел, не дав себе труда оглянуться.

Джесс поймала взгляд Дэвида и увидела, что в его глазах отражается ее собственный вопрос. Из всех людей в мире Алджернон был последним, кто решил бы для собственного удовольствия любоваться руинами Гластонбери. Зачем эта милая парочка сюда пришла? И где сейчас кузен Джон?

Где бы он ни был, он намерен там остаться. Последние туристы спешили прочь, контролеры закрывали сувенирную лавку и окошечки касс. Вдали замерли последние шаги и глубокая тишина опустилась вместе с туманом на вздымающиеся руины острова Авалон короля Артура.

* * *

Теперь искатели приключений находились в крипте за алтарем. Дэвид настоял на отступлении к этому рубежу не только чтобы избежать встречи с бдительными стражами, разыскивающими рассеянных посетителей, но и чтобы дать себе, как он выразился, время на размышление. Джесс совсем не казалось, что крипта располагает к размышлениям, разве что размышлять об убийствах, о привидениях или разлагающихся трупах. Здесь было абсолютно темно, только в одном конце, где к Галилее примыкал придел, но его высокие сохранившиеся стены отбрасывали тени, густые тени, скрывавшие все, что лежало внизу, во мраке. К тому же здесь было сыро и пахло плесенью. И все же приходилось признать одно преимущество: никто не приблизился бы к их укрытию незамеченным и неуслышанным.

— Спорю, он улизнул, пока вы не смотрели, — прошептала Джесс. — Дэвид, а как мы выйдем? Мы же не можем сидеть тут всю ночь.

— Да мы-то выйдем. Перепрыгнем через турникет и начнем колотить в ворота, пока кто-нибудь не придет.

— А как мы объясним, что не услышали сигнал к закрытию?

— Одно объяснение я могу предложить, — хихикнув, сказал Дэвид.

— Какие у вас низкие мысли. Пошли поищем его, раз уж мы здесь.

— Надо ждать, пока луна взойдет. Я фонарик не захватил.

Ожидание казалось бесконечным, но, объективно говоря, луна поднялась меньше чем через час, и Джесс моментально забыла о ломоте во всем теле.

В дальней стене придела Богоматери было три арочных окна, центральное выше двух боковых. Сначала они смотрелись как черные, полные звезд провалы на еoе более темном фоне стены, потом начали постепенно светлеть, и у Джесс дух захватило, когда лунный свет хлынул в них серебристым потоком и разлился, словно вода, на полу. Дэвид тронулся с места, и она побрела за ним в каком-то трансе.

Стоунхендж в лунном свете возрождал историю, являл собой образ и подобие чего-то, что существовало три тысячи лет назад. Гластонбери в весеннее полнолуние становился воплощением чистой романтики, мерцающим миражем того, чего никогда не было, истиной, которую можно назвать вечной, ибо жила она не во времени, а в сердцах людей. Цветовые оттенки исчезли; арки, каменная резьба, листва были прорисованы только черными, серыми и сияющими серебряными пятнами. Джесс нисколько не удивилась бы, если в увидела, как по колышущейся траве скользит описанная Мэлори барка с тремя скорбными женщинами, королевой и недвижно застывшим у их ног героем[31].

Резкий оклик Дэвида прервал ее поэтические видения:

— Ш-ш-ш! Смотрите!

Темный бесформенный силуэт не был видением из рассказов Мэлори, но выглядел почти столь же невероятно. Неподвижно застывший в серебристом пространстве между искалеченными контрфорсами крестовины, он казался закутанным с головы до ног в нечто вроде монашеской рясы. Джесс вцепилась в Дэвида. Силуэт зашевелился, хлопая длинными рукавами, как крыльями, потом скользнул за дальний контрфорс и скрылся в тени.

— Что за дьявольщина?

— Это, безусловно, кузен Джон, — мрачно произнес Дэвид. — Вот трюкач! Поглядим, что он делает.

Дэвид лег на живот и пополз. Джесс последовала его примеру, бормоча проклятия. На ней был новый светло-голубой летний костюмчик, состоящий из полуприлегающего пиджачка и в высшей степени прилегающей юбки, неимоверно узкой и короткой. На траву легла роса, и Джесс моментально вымокла от груди до краешка подола.

За низкой каменной стеной, служившей им укрытием, стояла преграда повыше — единственная оставшаяся часть стен нефа. Теперь им надо было пересечь то самое открытое пространство между контрфорсами, через которое пробежал силуэт, и Дэвид остановился — предположительно, чтобы поразмыслить над этой проблемой. Мысли Джесс занимала главным образом юбка, которую она задрала, чтобы легче было ползти. Пока она пыталась одернуть ее, Дэвид оглянулся и захлопал глазами.

— Вы что, сроду не видели женских ног? — спросила она хриплым раздраженным шепотом.

— В таких провоцирующих обстоятельствах — никогда... Ш-ш-ш... Придется идти на прорыв. Давайте руку.

Они стрелой пролетели открытое пространство, попали в укромную тень дальнего контрфорса, где Дэвид схватил ее и сжал в объятиях.

— Хорошее выбрали для этого время, — запротестовала она, отталкивая его.

— Я только хотел с вами поговорить.

— Неужели я слышу... О! Что это?

Шорох, похожий на шелест сухих листьев или крыльев огромной летучей мыши... Дэвид выпустил Джесс и повернулся кругом, как раз вовремя, чтобы увидеть, как закутанная фигура таинственно проскользнула в дальнем конце нефа и нырнула за груду камней. Он пошел в том направлении. На полпути к каменной куче споткнулся, нелепо изогнулся и упал.

У Джесс остановилось сердце. Выстрела не было, но... Стрела? Отравленный дротик?

«Ты идиотка», — сказала она себе, но почувствовала сильное облегчение, увидев, что Дэвид манит ее к себе. Он просто поскользнулся. Площадка была тщательно убрана, но бережно охраняемые камни и остатки фундамента представляли немалую опасность для бегунов.

— Вы не ушиблись? — спросила она, плюхаясь в траву рядом с ним.

— Нет. Я просто размышляю...

— О Господи! Извините, я не хочу вас пугать, но вон он снова идет!

Теперь он возник на южной стороне, среди разрушенных фундаментов служебных помещений.

— Очень хорошо, — вздохнув, сказал Дэвид. — Я размышляю о том, что у этих трудоемких спортивных упражнений должна быть некая цель, и, может быть, эта цель — разлучить нас. Держитесь рядом со мной, ладно?

— О! Вы думаете, Алджернон забирается... выбирается...

— Попробуйте произнести «подбирается». Проблема в том, что я слишком много думаю и слишком мало знаю. Но предпочитаю не упускать шансов. Пошли сыграем в игру с кузеном Джоном. С каким удовольствием я схвачу этого проказника-комедианта!

Игра шла в прятки, для чего было трудно придумать лучшее место. Компания ребятишек играла бы здесь с необычайным азартом. Тени, деревья, камни, руины, открытые дверные проемы, пустые окна, травяные лужайки — сотни мест, где можно спрятаться, из каждого десяток путей, чтобы улизнуть. Закутанная в черное фигура казалась существом сверхъестественным. Она исчезала в тени, откуда, казалось, не было выхода, и воплощалась из тени через несколько ярдов. Она не бегала, а плыла, и фалды черных одежд трепетали на ветру, придавая ей самые причудливые формы, текучие и аморфные, как у амебы. Джесс могла бы поклясться, что время от времени она останавливается и манит их руками.

После веселой возни на лужайках, в восьмиугольных стенах кухни аббатства и на том месте, где некогда было кладбище, они наконец загнали ее в угол в приделе — одном из немногих сооружений, где еще оставались углы. Оба преследователя вымокли до костей, а Джесс исцарапала ноги, поскольку совершила ошибку, решив побегать босиком. Но, приближаясь к распластавшейся на стене часовни фигуре, они должны были производить сильное впечатление. Джесс пристально наблюдала за жертвой, которая уже убедительно продемонстрировала умение растворяться в воздухе, и ей некогда было оглядываться на Дэвида, но она чувствовала, как он разъярен, и знала, что щеки его горят от злости. Она не могла поверить, что они почти поймали порхающую, ускользающую тень, и Дэвид разделял ее сомнения, ибо вдруг произнес:

— Поглядывайте назад, Джесс.

Джесс поглядела, почти ожидая увидеть за своим плечом угрюмую, мрачную физиономию Алджернона. Вытянутый придел лежал в тишине и покое. Лунный свет не попадал на одну стену, и она оставалась в тени, но высвечивал все изящные детали аркады в центре противоположной стены.

Дэвид был уже в десяти шагах от беглеца, который забился в дальний угол, пригнулся, закрыл задрапированными руками лицо. Преследователи медленно приближались к нему шаг за шагом. Вытянутые руки Дэвида почти коснулись бесформенной черной массы, когда вдруг фигура с пугающей неожиданностью выросла — в действительности поднялась на цыпочки, но в это время и в этом месте произвела эффект взмывающей ввысь, хлопнув крыльями, птицы. Руки взлетели, упали, одежды заколыхались, и фигура бросилась на них, скрючив пальцы.

Джесс, не колеблясь, упала ничком. Дэвид, к вящей своей чести, устоял, но пригнулся, когда на него обрушилась темная груда, и инстинктивно перевел протянутые руки в оборонительную позицию. Другие руки, окутанные черным, схватили его вместе с Джессикой, грохнули их друг о друга, словно литавры, и швырнули на землю.

Никто не пострадал, но оба были потрясены. Три коротких, но решающих секунды они пролежали недвижимо; понадобилось еще три секунды, чтобы отцепиться друг от друга и выпутаться из хламиды, которую беглец накинул на них.

Дэвид первым поднялся на ноги и кинулся к дверному проему. Джесс побежала за ним, чуть помедленнее, таща за собой хламиду. Она нашла Дэвида снаружи, размахивающим кулаками.

— Ушел? — спросила она.

— Черт, черт, черт, черт! А-а-а! Вон он!

И Дэвид опять побежал. Джесс, насквозь мокрая от росы и пота, завернулась в хламиду; лишняя одежда была весьма кстати. Она слишком устала, чтобы бегать. Оттуда, где она стояла, открывался чудесный вид на Гластонбери в лунном свете и на заключительную сцену второго акта их маленькой драмы. Или это был третий акт?

Бегущая фигура, уже без одежд, не делала ни малейших попыток спрятаться; она неслась изо всех сил, как будто стремилась к какой-то конкретной цели. На светлых камнях стены, окружавшей аббатство с юга, быстро замелькал ее бледный силуэт. У самой стены фигура остановилась, глянула вверх и вниз, словно что-то искала. Дэвид мчался как бешеный, но до черной фигуры ему все еще оставалось приличное расстояние, когда она сделала последний ход, который, даже после предшествовавшего представления, заставил Джесс задохнуться. Фигура подняла руки, сложила ладони, как в древнем молении языческим богам, а потом взлетела на стену с такой легкостью, как будто владела даром левитации.

Дэвид замедлил шаг, потом рванулся вперед, но опоздал. Шустрая тень оказалась на верхушке стены, взмахнула рукой, словно в шутовском приветствии. И исчезла. В следующий момент Дэвид замер у подножия стены и принялся колотить ее кулаками.

Джесс подобрала волочащиеся фалды одежд и медленно потопала к нему. Когда она подошла, Дэвид стоял, прислонившись к стене, и печально глядел в небеса.

— Пойдем домой? — тактично спросила она.

— Да, пошли.

— А как?

Дэвид издал тяжелый глубокий вздох.

— Я подсажу вас на стену. А вы оттуда бросите мне веревку, которую, может, найдете, а может быть, нет, — но мне кажется, что найдете, — там наверху.

— Ах вот как он выбрался? А я думала, он взлетел.

— В один страшный момент я тоже так думал. А если они забрали веревку с собой, вы найдете местного полисмена и скажете, что ваш приятель застрял в ловушке.

Веревка была на месте, все так же привязанная к стволу дерева с другой стороны стены. Джесс ожидала увидеть еще что-то или еще кого-то, но улицы были пусты. На сегодня игра закончилась. Она больше, чем прежде, ломала голову над целью этой игры, тогда как Дэвид рассерженно отказался обсуждать эту тему. Он сварливо напомнил, что они пропустили обед, и поинтересовался, сколько еще, по ее мнению, он протянет при таком образе жизни, когда ему приходится биться со злодеями без подкрепления.

Первым попавшимся на пути оказался китайский ресторанчик, и Дэвид направился туда с видом человека, не расположенного спорить. Чоп-сви[32] восхитило Джесс. У него был совсем другой вкус, чем у того же блюда, которое она ела в Штатах. Но еда была сытной и горячей и вроде бы несколько смягчила Дэвида. И ресторан производил столь же умиротворяющее действие — жаркий, полный народу, сумеречный. Чем меньше свету, тем лучше, сочла Джесс; хламиду она сбросила, выйдя на Хай-стрит, а бедный костюмчик был в неописуемом состоянии.

Дэвид покончил с чоп-сви, заказал яйца фу-янь, съел их и заказал чоу-минь. К этому моменту лицо его несколько прояснилась, и, когда его взгляд упал на груду черной ткани на стуле позади Джессики, он приобрел почти человеческое выражение.

— Я и забыл про это. Давайте посмотрим.

Одеяние в руках Дэвида не сулило никакой разгадки — черное, сшитое из какого-то лоснящегося дешевого материала, с высоким воротничком.

— Похоже на театральный костюм, — сказал Дэвид. — Да, вот этикетка. Уэльс. Он купил или взял его напрокат вчера.

— Но зачем?

— Не представляю. — Дэвид сердито скомкал хламиду и вдруг навострил уши. — Секундочку. Слышите шорох?

— Это оно само шуршит. Похоже на тафту.

— Нет, что-то еще. Вроде бумаги. Стойте, да тут карман.

— Это мантия, а у них не бывает карманов.

— А у этой есть. И... — Дэвид вытащил руку. — И в нем что-то лежит.

Бумага легла на стол, и они столкнулись над ней лбами.

— "Риджент-отель", Бат", — прочитала Джесс. Она читала вверх ногами, и, пока разбирала крупные буквы шапки на бланке отеля, Дэвид исследовал текст письма.

— На вечер пятницы забронированы два отдельных номера. Это через два дня. Должно быть, он сунул его в карман и забыл. Не могу поверить, неужели нам все-таки для разнообразия улыбнулась удача?

— Вряд ли он думал, что потеряет мантию, — сказала Джесс. — Это чудесно, Дэвид; это дает нам время составить план действий. Эй, а кому адресовано письмо?

— Как вы думаете? — Дэвид тщательно сложил листок и сунул его в карман. — Знаете, я вам скажу, этому парню место на телевидении. Оно адресовано мистеру Артуру Кингу[33].

Глава 7

Следующее утро выдалось дождливым. Джесс высунулась из-под скомканных простыней, сонно глянула в окна, по стеклам которых уныло текли струйки воды, и застонала. Чихнула на пробу и решила, что не собирается вдобавок ко всему простудиться. Как чудесно, что в ближайшие дни не придется ползать по сырой траве, плюхаться в грязь, мокнуть под дождем... Потом она вспомнила о письме, в котором упоминался Бат, — но это не раньше пятницы. Может быть, Дэвид позволит провести лишний день здесь, в уютной теплой постели. Просто божественно... Дождь ритмично и мягко стучал в окно. И она вновь погрузилась в сон.

Следующее пробуждение оказалось менее приятным, ибо было вызвано вторжением в номер Дэвида и его жалобными воплями:

— Известно ли вам, что эти... эти...

— Не трудитесь подыскивать эпитеты, — буркнула Джесс, снова валясь на подушку, с которой вскочила при появлении Дэвида в предчувствии пожара, потопа или убийства. — Что они сделали на этот раз? Уехали из отеля? Но ведь мы знаем, куда они направляются.

— Мотор пропал, — сказал Дэвид, присел в изножье кровати и, кажется, собирался заплакать.

— Какой мотор? О нет, только не говорите мне, что от вашей машины! Дэвид, вы, наверно, шутите, не могут же они расхаживать по городу, таща на себе все шесть цилиндров... или он у вас восьмицилиндровый...

— Да не целиком. Но каждая деталь, которую можно открутить. Или вытащить. Или выдрать. Или...

— Ну, это уже глупо. Разве его нельзя починить?

— Можно, конечно. Черт побери, вы не понимаете. Женщины никогда не понимают таких вещей. Это все равно как если бы изуродовали вашего ребенка — оторвали нос, ампутировали руки...

— Перестаньте, какой ужас. — Джесс села и обхватила согнутые колени руками. Она постаралась, чтобы Дэвид получил надлежащее представление о верхней части ее фигуры, и с удовлетворением заметила, что в его потухших глазах мелькнул свет. — Веселей, дорогой мой, мы будем преследовать их пешком. Через весь Гластонбери. Под дождиком.

— Они уехали, — сообщил Дэвид. — Я убедился в этом сразу, как только обнаружил поломку машины.

Он весь вымок, до кончиков волос, мокрые пряди уныло свисали ему на нос. Джесс представила себе, как Дэвид несется по улицам, оскалив зубы, без куртки, t дикой ярости, с жаждой мести. Не удивительно, что он так расстроен.

— Бедный Дэвид. Но мы знаем, где они будут завтра вечером. Веселей, все не так плохо. Почему бы вам не переодеться, а потом мы съели бы вместе хороший и плотный завтрак.

— Прямо здесь? — с надеждой спросил Дэвид.

— Нет, конечно. — Джесс натянула простыни до подбородка. — Я встречусь с вами внизу через пятнадцать минут.

Джесс провела один из приятнейших за последнее время дней — читала в постели, спала в постели и просто лежала в постели, ничего не делая. Дэвид был занят, рыча на механиков в гараже. Он не отходил от машины, как не ушел бы из больницы, в которой нежно любимая старушка мать ожидала бы операции.

Его хлопоты были вознаграждены. Машину отремонтировали в рекордные сроки, и к полудню следующего дня они оказались в Бате. Погода стояла прекрасная, лучистое солнце заливало древнеримские Aquae Sulis[34].

Римляне давно ушли. Бат — это олицетворение эпохи Регентства[35] даже сейчас, и Джесс сразу влюбилась в него по уши. Она без конца болтала про Бо Нэша и Джейн Остин и предлагала сходить осмотреть Лора-плейс, где жили «наши кузины, леди Дальримпл и мисс Картерет»[36], Дэвид уже изучил ее обычаи; он отказался остановиться и не разрешил покупать путеводитель по Бату, но ноток разнообразной информации, почерпнутой Джесс из общего путеводителя, выслушивал без комментариев. В результате оба были совершенно счастливы, хотя постороннему их беседа показалась бы странноватой.

— Бо Нэш был законодателем общества, предписывавшим развлечения и хорошие манеры, и его предписаниям все рабски следовали.

— Если «Риджент-отель» большой, мы можем там остановиться.

— Он превратил город в фешенебельный центр. Каждый, кто хоть что-то собой представлял, ехал в Баг.

— Инкогнито, разумеется. Если вы могли выдумать номер паспорта, с таким же успехом можете выдумать новое имя. Есть какие-нибудь идеи?

— Леди и джентльмены начинали день в зале для питья знаменитых минеральных вод, сплетничали и выпивали три положенных каждому стакана.

— Элен Бродерик? Жозефина Дюбуа?

В Бате разворачивается действие романа Джейн Остин «Нортэн-герское аббатство», в основу которого легли наблюдения писательницы, сделанные во время ее пребывания в Бате с 1799 по 1805 г.

Лора-плейс — площадь, на которую выходит одна из главных улиц Бата Палтни-стрит и на которой жили персонажи романа Джейн Остин леди Дальримпл и мисс Картерет.

— Сэм Уэллер[37]...

— Сэм? Это мужское имя. Эрменгард Уилберфорс?

— Кэтрин Морланд и мисс Тилни[38]...

— Это неплохо. Кэтрин Морланд...

Впрочем, вышло так, что Джесс не пришлось регистрироваться под именем героини мисс Остин. «Риджент-отель» оказался очаровательным старым городским домом с орнаментированным фасадом, но он не мог вмещать больше шести спален, и Дэвид с первого взгляда на него отказался от своего первоначального плана. Однако у отеля было одно достоинство: на противоположной стороне улицы располагалась кучка маленьких магазинчиков, в том числе букинистическая лавка. Зарегистрировавшись в более крупном отеле, расположенном через несколько кварталов, Дэвид направился к букинисту.

Джесс в принципе одобряла посещение книжных магазинов и была рада узнать, что Дэвид разделяет ее пристрастие. Этот магазинчик отличался особой прелестью — старый, с двойными окнами в эркерах, характерными для лучших времен Бата. Под каждым окном цвели в ящиках бледно-желтые нарциссы.

— Книжные лавки, особенно букинистические, — почти такое же идеальное место для слежки, как пивные, — радостно объяснял Дэвид. — Хозяевам дела нет, кто сколько времени здесь копается. А мы будем копаться вон там, откуда можно смотреть в окна.

Он мгновенно исчез в глубине магазинчика, и Джесс, вздохнув, принялась перебирать потрепанные тома на полке с ярлычком «Один шиллинг».

Книжки тут были именно того рода, какие бывают на распродажах за один шиллинг. Хотя продавец вроде бы спал у себя за конторкой, Джесс скоро почувствовала себя неловко и принялась читать книгу, которую вытащила более или менее случайно, просто чтоб сделать хоть что-нибудь. Том в красном переплете, озаглавленный «В глухих дебрях Индии», оказался не путевыми заметками, как она предполагала, а очень трагическим романом. На пятьдесят четвертой странице Джесс полностью углубилась в переживания леди Валерии и капитана Смайта Уилкинса.

Леди Валерию домогался в гареме похотливый раджа, который ее похитил (в подсознании Джесс промелькнул вопрос — не собирается ли и ее затащить в гарем какой-нибудь раджа? — но был быстро отброшен). Леди Валерия ощущала на своей щеке его жаркое дыхание, а на плечо Джессики легла чья-то рука. Она прижала книжку к груди и с успехом изобразила испуганный крик леди Валерии.

— Что я вижу, какое похвальное занятие! — фальшиво восхитился Дэвид. — Почему вы меня не позвали, когда они прибыли?

— А они прибыли?

— Должны были прибыть, — с непоколебимой логикой заметил Дэвид, — раз идут по улице.

— О! Оба.

— Да. Пойдем и мы?

— Подождите минутку. — Джесс полезла в кошелек и направилась к конторке. Ей было жалко будить продавца, и она просто оставила шиллинг у него под рукой.

— Совершенно не следует вам это покупать.

— Я хочу знать, успеет ли капитан Смайт Уилкинс в нужный момент.

— Для чего нужный?

— Не имеет значения. Вон они поворачивают за угол. Поспешим.

Они спустились по Черч-стрит к Брок-стрит и, обогнув Серкус, вышли на Гэй-стрит. На Милсом-стрит Дэвиду пришлось крепко ухватить Джесс под руку; она намертво замерла перед магазинчиком, который, по всей вероятности, находился под личным патронажем бессмертной Джейн. Дэвид едко высказался по этому поводу, и Джесс заставила себя переключить внимание на преследуемых.

Злодеи вышагивали как настоящие туристы, которых они все время пытались изображать. Джесс хорошо изучила спину кузена Джона. Сегодня на нем был темно-серый костюм безупречного покроя, голова оставалась непокрытой, и она с уверенностью догадалась, что его темные волосы выкрашены. Его спутник был на полголовы выше, но не отличался образцовым сложением, а штаны на нем были неглаженые. Стрелки на брюках кузена Джона напоминали лезвие бритвы.

— Они держат путь в аббатство, — пробормотал Дэвид. — Проклятие!

— Почему? Мне хочется посмотреть аббатство.

— А мне надоело терпеть фиаско в церквях и возле церквей.

— Нельзя же винить церкви в своих фиаско. Но странно, что они шатаются по туристским местам.

Однако целью их для разнообразия оказалось не Батское аббатство, которое Джесс назвала бы собором, если в не заглянула в путеводитель. Его прелестный фасад выходил в один из самых очаровательных мощеных двориков, какие Джесс доводилось видеть; на его противоположной стороне шла аркада, открывающаяся на оживленную улицу, а две длинные боковые стороны обрамляли постройки начала девятнадцатого века. Это был один из туристических центров города; из дворика можно было попасть не только в аббатство, но и к руинам римских бань, и к знаменитому залу для питья воды, где и скрылись, пройдя через двор, две знакомые неразлучные фигуры.

Позже Джесс сообразила, что противники выбрали это место, в частности, по той причине, что догадались — там она утратит всякую осторожность. Помимо связанных с ним исторических и литературных ассоциаций, зал был очень красивым — длинным, высоким, с уникальным резным балконом в одном конце. Стены были окрашены в бледно-зеленый цвет, оттененный позолотой на разделяющих высокие окна пилястрах с капителями. Красные парчовые портьеры подобраны в тон красному рисунку ковра, на потолке огромная хрустальная люстра. В зале было множество маленьких столиков, за которыми люди пили чай, а в алькове под балконом играло струнное трио. В застекленной нише у противоположной окнам стены стояло какое-то сложное сооружение, в котором Джесс узнала источник, где многоструйными фонтанчиками клокотала вода.

Дэвид остановился в дверях, и на его лице смешалось изумление и недоверие, когда он наткнулся глазами на столик у затянутого алой тканью окна.

— Что за наглость!

— Чай пьют, — сказала Джесс. — Что тут плохого?

— Сейчас я составлю им компанию, — пробормотал Дэвид и тут же лишился дара речи. Кузен Джон их увидел. Рот его широко растянулся в радостной улыбке, он поднял руку и сделал широкий взмах.

Дэвид осмотрелся вокруг. Туристы все время входили и выходили, но на призыв никто не ответил.

— Он обращается к нам, — сказала Джесс.

Взмахи кузена Джона превратились в манящие жесты. Он кивал и сиял, ухмылялся и улыбался, как будто только что встретил давно пропавших богатых родственников.

— Нет, Дэвид! Вы не пойдете...

— Почему? — Челюсть Дэвида приобрела квадратные очертания и какое-то очень знакомое выражение. Джесс поняла: это челюсть героя его последней книжки, которую она внимательно прорабатывала в свободный день в Гластонбери, желая сама научиться так выпячивать подбородок.

— Почему? — возмущенно переспросила она. — Timeo Danaos[39]... гм...

Даже если бы ее скудные колледжские познания в латыни не иссякли, Дэвид все равно не обратил бы внимания на глубочайший смысл содержавшегося в цитате предупреждения. Он уже пробирался между столами, и она двинулась следом за ним, переполняясь предчувствиями.

Мужчины привстали, когда Джесс подошла к столу, но Алджернон едва оторвал зад от стула, тогда как кузен Джон легко вскочил на ноги и отвесил ей скромный поклон.

— До чего же я рад вас видеть! — восклицал он, тряся безжизненную руку Дэвида. — А мы все боялись, что вы задержитесь. Где вы остановились? Не в «Ридженте», как мы с сожалением успели заметить; это приятнейшее местечко, вам следовало бы пожить там.

Посреди этих излияний подошла официантка и приняла заказ кузена Джона на дополнительную порцию чаю. Он радушно усадил Джесс и настоял, чтобы она взяла его чашку. Алджернон подвинул свою чашку Дэвиду, но тот категорически отказался. Его подозрительный, настороженный взгляд вызвал легкую и противную ухмылку на лице Алджернона. Он без комментариев потянул чашку назад и сделал основательный демонстративный глоток.

Кузен Джон продолжал болтать, Алджернон хмурился, Дэвид сидел, скрестив руки, стараясь производить угрожающее впечатление. Джесс мысленно пожала плечами и принялась пить чай. Чай был великолепный.

В течение пяти минут Дэвид выслушивал россказни кузена Джона о красотах Бата. За это время он съел один эклер, одну пышку с орехами и сандвич. Подкрепившись, он наконец прервал оратора:

— Послушайте, пора нам подбить бабки.

— Я просто восхищен, как вы освоили американский сленг, — промурлыкал кузен Джон.

— К черту. Что вам обоим нужно?

Подоспела официантка со вторым заказом, и Дэвид утолил раздражение второй пышкой. Он всегда ел большими кусками, теперь же, в ярости, почти совсем не жевал.

— Я хотел бы получить прямой ответ. Почему вы преследуете эту леди?

— Мы преследуем? — Кузен Джон задумчиво отхлебнул чаю, поставил чашку на блюдце и обезоруживающе улыбнулся Дэвиду. — Дорогой мой, у меня прямо противоположное впечатление. По-моему, это она нас преследует.

— Кто кого треснул по голове? — сердито спросила Джесс. — Кто кого в чью машину засунул? Кто кого повязал...

— Это звучит не совсем правильно, — критически заметил кузен Джон. — Надо было сказать, кто кого связал...

— Ой, перестаньте! Что вам от меня нужно? Знаете, если вы скажете, вполне вероятно, что мы сможем договориться. — Встретив внимательный мрачный взгляд второго мужчины, она добавила: — И почему он все время молчит?

— Пошли, — сказал Алджернон, поднимаясь, словно в ответ на намек.

— Вот видите! Вы оскорбили его чувства, — укоризненно произнес кузен Джон. — Боюсь, теперь с ним бесполезно пытаться договориться.

— Секундочку, — невнятно промямлил Дэвид сквозь сандвич. — Так просто вы не...

— Я попытаюсь его убедить, — пообещал кузен Джон. — Может быть, через день-два... Но он страшно чувствительный. Не волнуйтесь, мы с вами свяжемся.

— Сядьте. — Джесс поймала Дэвида за рукав. — Бесполезно, не можем же мы гоняться за ними по залу. Мы даже не заплатили за чай!

— Проклятие! — подвел итог Дэвид, хлопая глазами. — Я так зол, что меня ноги не держат.

— Я догадалась, он сумасшедший, правда? Дэвид, для чего они это устроили?

— Безусловно, не для того, чтобы сообщить нам какую-то информацию.

— Будут снова обыскивать номера?

— Было бы глупо с их стороны делать это так часто.

— Машина?

— Нет, хватит, спасибо. Как по-вашему, почему я выбрал именно наш отель? Там есть свой гараж, и я специально приплатил охраннику. — Он зевнул. — Я слишком много съел. Меня клонит в сон.

— Давайте вернемся в отель. Не знаю почему, но мне как-то тревожно.

— Я знаю почему. — Дэвид подавил следующий зевок. — Мне самому тревожно всегда, когда рядом рыщет кузен Джон. По общим соображениям.

Они уже вошли во дворик, когда Дэвид рухнул.

Джесс сначала подумала, что он споткнулся, но само падение было странным: он сложился, как карточный домик, в который кто-то ткнул пальцем. Встать он не смог, и Джесс упала рядом с ним, обхватила руками его голову и настойчиво потрясла.

— Что с вами, Дэвид?

— Ничего... Сплю...

— Вставайте. Пожалуйста!

— Сплю, — пробормотал Дэвид. — Вз... вздремну...

— Но не здесь же! Дэвид...

Собралась небольшая толпа, и какой-то услужливый наблюдатель отправился на поиски врача. Глаза Дэвида были закрыты, но на лице блуждала кроткая улыбка; он похрапывал. Когда пришел врач, ему было достаточно одного взгляда на зрачки Дэвида, закрытые отяжелевшими веками.

— Какой-то барбитурат. Молодой человек постоянно принимает снотворные?

— Нет, никогда. Я просто не представляю...

— М-м-м... Ну, не думаю, что он принял опасную дозу, но это надо проверить. — Доктор встал, тщательно отряхивая коленки. — Джентльмены, вы, двое, не могли бы его перенести? Мой кабинет здесь неподалеку.

Пока врач проверял, Джесс оставалась в приемной, с чем поздравляла себя, прислушиваясь к звукам, доносившимся из святая святых. Через какое-то время вышел позеленевший, шатающийся Дэвид, которого поддерживали доктор и медсестра.

— Ему не надо в больницу? — выдохнула Джесс.

— Нет, сейчас уже все в порядке. Легкая диета, побольше кофе, потом дайте ему проспаться. А вы, молодой человек, впредь будьте поосторожней.

В мутных глазах Дэвида сверкнула такая злоба, что сестра чуть не уронила его.

— Не беспокойтесь. Буду.

* * *

— Нет, — сказала Джесс в третий раз. — Я не стану бродить вокруг их отеля. Что вы от меня хотите, чтоб я вызвала их на дуэль?

Дэвид вздохнул. Обложенный подушками, в строго официальном номере отеля он выглядел печальным и непонятым. Втайне Джесс испытывала облегчение оттого, что он оправился настолько, чтобы обижаться. Она провела ночь в его комнате, свернувшись клубочком в кресле. На самом деле помочь она ничем не могла, кроме как слушать его мирное сопение, но боялась оставить его одного в беспомощном состоянии.

— Я полагаю, — задумчиво сказала она, — снотворное было в чае.

— А по-моему, нет, — неуверенно произнес Дэвид. — Если вы помните, шутить с чаем я им не позволил. Вот только... гм... теперь я припоминаю, что орешки в пышке горчили.

— Если бы вы не глотали еду...

— Не будем предаваться взаимным обвинениям. — Дэвид устроился на подушках повыше. — Есть еще кофе? Джесс, я тут кое о чем размышлял. Во всем этом есть что-то очень странное.

— Я рада, что вы наконец заметили. — Джесс налила ему кофе.

— Нет, я имею в виду последние несколько дней. Все превращается в чистый фарс, Джесс, вся эта слежка и гонка. Отсюда туда и обратно. Как в хороводе. Давайте спросим, какая у них цель? Чего конкретно они добились за последние три-четыре дня?

— Вывели из строя вашу машину. — Джесс поняла вопрос буквально. — Накачали вас снотворным. Заставили нас ползать по мокрой и грязной траве. Украли мой...

— Да, но зачем? И что в целом сделали мы?

— Потратили кучу времени, — раздраженно сказала Джесс. — В...

Она замолчала и вытаращила глаза, ибо до нее постепенно доходил смысл. Дэвид кивнул:

— Вот именно. Вам не кажется, что, если бы им действительно было нужно кольцо, они его давно бы заполучили? Этот поганец, которого мы называем Алджерноном, изо всех сил старается не попадаться нам на пути. Мне неприятно признать, но если бы он пожелал вывести меня из строя, то сделал бы это одной левой.

— Вы хотите сказать, они охотятся не за кольцом?

— Может быть, им и нужно кольцо, но им нужно и что-то другое. Потянуть время и отвлечь нас — вот что им нужно. От чего они хотят нас отвлечь? Чего они не дают нам сделать?

— Есть только один ответ, — медленно вымолвила Джесс. — Мне следовало подумать об этом раньше. С того самого момента, как я сошла с корабля, они пытаются свернуть меня с пути. Есть только одно место...

— Корнуолл, — закончил Дэвид. — И ваш любимый предок.

— Тогда... тогда он не может быть одним из злодеев.

— Похоже, что так. И тут обретает смысл еще одна часть загадки. Вы говорили, он попросил вас приехать с ним повидаться, «пока он жив», или что-то в этом роде. Он умирает? Или серьезно болен?

— Почему... Я не знаю. Я думала, это такая общая сентиментальная фраза; он очень стар.

— Он мог перенести сердечный приступ, или болезнь, или почувствовать что-то серьезное, что заставило его написать вам. В тот момент он мог быть на последнем издыхании.

— Наверно, мог, но...

— Никаких «но». — Дэвид отбросил одеяло. — Быстро собирайте вещи. Мы немедленно едем в Корнуолл.

* * *

Дорога в Корнуолл — или, вернее, первая ее часть — расстилалась впереди, открытая и прямая. Дэвид ехал намного быстрее, чем следовало, восхищаясь вслух своим талантом уходить от врага. Джесс согнулась над картой дорог, бормоча:

— Мы должны проезжать через Гластонбери. Может, у нас будет время еще раз посетить...

— Не будьте идиоткой. — Дэвид догнал и обошел «фольксваген». — Мы держим путь... а кстати, куда?

— В Корнуолл.

— Корнуолл большой. Где именно в Корнуолле стоит этот дом?

— Недалеко от Сент-Айвса. Я запомнила это по детским стишкам.

— Ладно, значит, нам ехать почти в конец полуострова. Не важно, мы проделаем весь путь без остановок, так что забудьте о достопримечательностях. Свой лимит вы уже полностью исчерпали.

— Один — ноль в пользу кузена Джона, — ехидно заметила Джесс. — Он показал мне много красивых мест.

— И вы знаете, с какой целью.

— Меня не интересует, с какой целью. По крайней мере, я немножечко посмотрела на Англию перед смертью. Которая — ой, осторожно! — может прийти очень скоро. Я погибну в автомобильной катастрофе.

Дэвид дал понять, что обиделся, насупившись и выпятив челюсть. Какое-то время они ехали молча, и Джесс любовалась мирными лугами с пасущимися овечками и похожими на облака яблонями в пышном цвету.

Это благоговейное расположение духа было нарушено яростными проклятиями Дэвида; он оказался в хвосте колонны грузовиков, безмятежно продвигавшихся со скоростью тридцать миль в час.

— Что за спешка? — лениво поинтересовалась она. — Мы же видели, как они понеслись из Бата в противоположную сторону.

Дэвид просветлел.

— Да, это было весьма умно с нашей стороны — караулить их возле отеля, дожидаясь отъезда, пока они выйдут, чтобы они решили, что мы едем следом за ними! Интересно, куда бы они нас сейчас завели? В Глостер? В Оксфорд? В Шотландию?

— А мне интересно, скоро ли они сообразят, что мы не едем следом за ними.

Усмешка Дэвида испарилась.

— Вот именно.

— И вам не следовало останавливаться в том городке для заправки, — продолжала Джесс. Быстрая езда заставляла ее нервничать, а когда она нервничала, то приходила в критическое расположение духа. — Рад-сток, вот как он назывался. Если им станет известно общее направление, они догадаются, куда мы едем.

Грузовики повернули к стройплощадке, и Дэвид стал набирать скорость. Ветер растрепал волосы Джесс, они закрывали ей лицо. Что касается лица Дэвида, оно вытянулось точно так же, как у задумчиво жующих жвачку овец, которые изумленно глядели из-за ограды, как они вихрем проносятся мимо.

— Джесс, посмотрите еще раз на карту. Есть там из Уэльса какая-нибудь дорога поменьше, которая не проходила бы через Гластонбери?

— Есть маленькая узенькая ниточка, — доложила Джесс через некоторое время, — к городу под названием Бернем.

— Знаю я эти маленькие узенькие ниточки, — пессимистично произнес Дэвид. — Черт. Давненько я не заезжал так далеко на запад. Полагаю, нам лучше остаться на главном шоссе. Если мы не хотим чересчур отклоняться от цели, у нас практически не остается выбора, пока не доедем до Таунтона или Бриджуотера. А Корнуолл — настоящий лабиринт, там можно скрыться.

Он ринулся через глухую разделительную полосу, словно дальнейшее промедление было смерти подобно. Джесс закрыла лицо руками и не открывала до тех пор, пока резкий поворот машины не подсказал ей, что они вернулись на свою полосу.

— Возможно, разумно было бы изменить внешность, — сказал Дэвид, довольный, что им удалось избежать гибели. — Как, по-вашему, я буду выглядеть с бородой?

— Как поросший карликовыми соснами Маттерхорн[40].

— Вечно вы портите другим настроение. Тогда вы станете чопорной компаньонкой в очках, а я — сварливой старой леди, таким свирепым матриархом с римским носом.

— За рулем ярко-красного «ягуара»?

На этом с вопросом о маскировке было покончено. Джесс знала, что Дэвид скорее согласится отрезать себе нос, чем лишиться автомобиля.

Они добрались до Таунтона без происшествий, хотя у Джесс ныла шея от постоянных оглядок назад. Дэвид сосредоточился. И вел машину с мастерством опытного водителя. Он не проявлял никаких признаков возбуждения или раздражения, но она чувствовала и понимала, как он нервничает. Можно сойти с ума — иметь в своем распоряжении столько лошадиных сил и не иметь возможности ими воспользоваться. Дороги были слишком узкими, а движение слишком плотным, чтобы набрать и поддерживать хорошую скорость.

Джесс понравился Таунтон и захотелось его осмотреть. Будучи в детстве восторженной поклонницей «Капитана Блада», она полагала, что ей известно буквально все о восстании Монмута, Кровавом суде и судье Джеффрисе[41], но посчитала благоразумным ничего не говорить Дэвиду, мрачное настроение которого постепенно передалось и ей, так что она только тоскливо смотрела на хорошенькие деревянные домики вокруг транспортной развязки в центре городка. И, оглядываясь на один такой домик, вдруг обнаружила кое-что поважнее — светло-голубой автомобиль с откидным верхом.

Верх был поднят, так что пассажиры оставались невидимыми, но Джесс знала эту машину как свою собственную.

— Они здесь, — спокойно сказала она.

— Что делают? — Дэвид не отрывал глаз от дороги.

— Просто... здесь. Едут следом.

Он кивнул, воздержавшись от комментариев, и продолжал следовать через город на умеренной скорости, в соответствии с указателями. Джесс откинулась на спинку сиденья и потуже затянула привязной ремень. Она не знала, что он собирается делать, но, судя по квадратным очертаниям челюсти, можно было с уверенностью сказать, что он собирается что-то делать, и не подобает отвлекать его дурацкими вопросами.

Они оставили город позади, выехали на проселочную дорогу, и только тогда Дэвид приступил к действиям. Джесс давно решила, что шофер он отчаянный. Теперь же она поняла, что недооценивала его и пока что даже не представляла, каким отчаянным он может быть. Машина, казалось, подобрала под себя колеса и передвигалась прыжками, как зверь, давший ей свое имя. В глазах у Джесс было слишком темно от ветра и страха, чтобы смотреть на спидометр, но она чувствовала, что скорость поддерживается постоянная; ни выбоины на дороге, ни повороты, ни встречные машины не заставляли Дэвида замедлять ход ни на йоту.

Джесс взглянула назад, отчасти из любопытства, но главным образом потому, что не находила в себе мужества смотреть вперед. Голубой автомобиль далеко отстал. Рывок Дэвида оказался неожиданным для преследователей. Но их водитель тоже не был любителем-дилетантом. Джесс увидела, как голубая машина начала вилять из стороны в сторону, воспользовавшись ужасом и смятением, царившим в кильватере Дэвида.

Особого преимущества ей это не принесло, но и не позволяло сильно отстать.

Джесс уже достаточно хорошо изучила Дэвида, чтобы читать его мысли. Он понимал, должен был понимать, что на такой скорости долго не продержаться, и просто пытался оторваться настолько, чтобы преследователи потеряли его из виду, а уж тогда переходить к решительным действиям. Холм или склон, и купа деревьев между ним и преследователями, ветка дороги или поворот в нужном месте — вот все, что ему нужно. Пока что он этого не нашел, и Джесс знала, что только простая удача позволит ему это найти, прежде чем произойдет неизбежная катастрофа.

И неизбежное произошло очень скоро. Они взлетали на холм по встречной полосе, когда на вершину вынырнул тяжелый грузовик. Секунду он вырисовывался на фоне неба, а потом ринулся прямо на них.

Дэвид попытался вывернуть в свой ряд, но водитель, которого он обогнал, заупрямился и не дал дороги. Грузовик был уже так близко, что Джесс разглядела застывшее в ужасе лицо шофера; нога его, разумеется, жала на тормоза, но инерция тяжелой машины была слишком велика.

Дэвид сделал единственное, что мог сделать. Ударив по тормозам, он прижался к бортику дороги. Грузовик пролетел мимо, разминувшись с ними на несколько дюймов, а «ягуар» со скрежетом заскользил, пока Дэвид боролся с рулем.

Джесс даже не испугалась. Она ждала смерти и только слегка удивилась, что ожидания не оправдались. Они все еще сохраняли высокую скорость, когда столкнулись с не очень надежным ограждением вдоль дороги, но Дэвид справился с машиной великолепно. Губы его слегка побелели, однако лицо оставалось бесстрастным; он поморщился только один раз, когда крыло машины процарапало по каменной стене. Каким-то чудом машина выправилась и стала слушаться, и только слабый запах горелой резины напоминал о соприкосновении с гибелью. Дэвид даже не остановился. Он глянул в зеркальце заднего обзора, снова выехал на середину дороги и прибавил скорость.

— Глупо с моей стороны, — спокойно сказал он. — Извините, если я вас напугал.

— Вы, — произнесла Джесс трясущимися губами, — очень хороший водитель.

Дэвид посмотрел на нее и улыбнулся:

— С учетом обстоятельств, это самая замечательная вещь, какую мне кто-нибудь когда-нибудь говорил. Вы выйдете за меня замуж?

— Возможно, — сказала Джесс. — Спросите как-нибудь в другой раз. Если мы до него доживем. Дэвид, они нас догнали. Они прямо сзади.

— Я знаю.

Следующую милю проехали гуськом, голубой автомобиль держался на разумном расстоянии от «ягуара». Потом, когда за поворотом перед ними открылось обширное пространство, в котором не было видно других машин, голубой автомобиль сделал свой ход. Он скакнул вперед и поравнялся с «ягуаром». Несколько долгих секунд они шли рядом. Дэвид прибавил скорость, преследователи сделали то же самое. Но в ровном гудении «ягуара» зазвучала какая-то диссонансная нота; грубое обращение повредило ему, он уже не повиновался с прежней готовностью. Дэвид снял ногу с акселераторами голубой автомобиль вышел вперед. Глядя вдаль, Джесс заметила встречную машину, и комок в горле чуть-чуть отпустил. Сейчас, при свидетелях, они, разумеется, не станут ничего предпринимать...

Сначала она подумала, что противник пришел к такому же мнению, ибо голубая машина продолжала мчаться вперед. За шумом мотора и свистом ветра Джесс ничего не услышала, но в ветровом стекле вдруг образовалась аккуратненькая круглая дырочка, и Дэвид издал изумленное восклицание. Нога его автоматически нажала на тормоз, и как раз вовремя — второй выстрел, должно быть, пробил шину, раздался громкий хлопок, машина дрогнула и остановилась. Дэвид успел съехать с дороги. Голубой автомобиль исчез за поворотом, а встречный маленький «остин» остановился в ответ на взмах руки Дэвида.

* * *

Ночь они провели в поле близ Барнстейпла. «Ягуар» был одной из новейших моделей, с задним сиденьем, но спали оба плохо; Джесс, улегшись спереди, все время стукалась головой о руль, а Дэвиду, чтобы выбраться с заднего сиденья, пришлось приложить значительные усилия. На это ушло пять минут энергичной борьбы, и плотный завтрак в лучшем отеле Барнстейпла вернул ему дар речи.

— Я прошу прощения, — сказал он, разглядывая темные круги под глазами и угрюмо сжатые губы Джесс, — но отныне, когда речь идет о вооруженных бандитах, у меня нет выбора.

— А я уже было поверила, что они не собираются причинять нам вред.

— Не собирались, пока мы тащились за ними, как послушные собачонки. Эпизод со стрельбой доказал, что мы правы. Они не хотят пускать нас в Корнуолл.

— Но мы и так уже далеко заехали, — протестующе напомнила Джесс.

— И поедем дальше. Я сказал, выбора у меня нет.

— О, Дэвид, не говорите. Им даже не надо нас ловить. Они знают, куда мы едем. Им надо просто ждать.

Дэвид ничего не сказал. Ему нечего было сказать. Она была абсолютно права.

Они добрались до Сент-Айвса в середине дня. Джесс, хорошо знавшая район Кейп-Код[42], поняла, почему кор-нуэльские иммигранты предпочитали селиться там, давая новым городам названия покинутых — Труро, Фал-мут, Плимут... Виды напоминали красочные почтовые открытки, с белыми пляжами и белыми чайками над набегавшим прибоем, со скалистыми утесами, поросшими дикими цветами. Сент-Айвс был рыбацким городком, пока его не оккупировали туристы; он по-прежнему прижимался к своей любимой гавани кучкой маленьких голубеньких, желтеньких и оранжево-розовых коттеджей на горбатых булыжных мостовых.

Им пришлось остановиться в городке, чтобы спросить, где находится поместье Трегарт, и их направили назад и вверх по дороге, петлявшей среди утесов, а потом по огороженному деревянным забором пустырю на вершину плато. Дэвид вел машину на скорости двадцать миль, и теперь, когда они почти достигли цели и никаких признаков присутствия рядом врагов не обнаруживалось, оба были уверены, что их ждет тщательно организованная засада. Пока на дороге часто встречались другие машины, можно было особенно не беспокоиться, но, доехав до поворота к дому, Дэвид остановился.

Тяжелые кованые железные ворота, ржавые и потемневшие, закрывали единственный проем в высокой каменной стене, которая, кажется, тянулась на несколько миль в обе стороны. Над воротами склонялись две огромные ели, отбрасывая густую тень. Никого не было видно, но кругом росло столько кустов, что в них спряталась бы целая армия.

Дэвид огляделся и принялся разворачиваться.

— Что вы делаете? — спросила Джесс. — Нам туда.

— Отвезу вас обратно в город.

— И вернетесь сюда один? Нет, Дэвид, нет.

— Джесс, нам надо продумать все тщательнейшим образом.

— Ворота не заперты.

— Это еще подозрительней. Слишком заманчиво.

— Я их сейчас открою.

— Нет, не откроете. Если кто и выйдет из машины, так это я.

— Смешно. Вы сможете меня прикрыть, а я вас нет. В любом случае, они не так жаждут меня убить.

Дэвид вскрикнул и хотел остановить ее, но не успел. Она заспешила, желая скрыть тот факт, что вовсе не чувствует той храбрости, с какой спорила, и что по спине ее забегали мурашки, когда она вышла из-под надежной защиты машины. Ворота были тяжелыми, но податливыми; понадобилось всего несколько секунд, чтобы распахнуть их достаточно широко для проезда автомобиля.

Лет двадцать — тридцать назад извилистая дорога, возможно, производила впечатление. Теперь она была в колдобинах, заросшая джунглями сорной травы, слегка примятой лишь там, где проезжали случайные машины. Обрамляющие дорогу деревья не подрезались десятилетиями, сводчатые ветви обвисли и царапали крышу и бока автомобиля. В зеленом туннеле было темно, сыро и очень тихо. Дэвид выворачивал руль, стараясь объезжать самые глубокие рытвины.

— Знаете что, — медленно сказала Джесс, — мы не сможем отсюда быстро выбраться. Если придется.

Дэвид хотел было ответить, но слова замерли у него на устах. Они внезапно вырвались из заросшего туннеля, и перед ними открылся дом.

Если дорога являла собой разбитые останки дороги, то теперь они видели призрак того, что было когда-то помещичьим домом, возведенным из камня, с широким элегантным фасадом, с башнями на каждом углу и амбразурами спереди. С архитектурной точки зрения не столько кошмар, сколько грубая шутка. Башням не место на георгианском фасаде, а амбразуры были порождением чистой фантазии. Сооружение словно запечатлело в камне смысл известного выражения: «Я ничего не понимаю в искусстве, но знаю, что мне нравится», — и Джесс, втайне сама склонная к некоторой вульгарности, подумала, что в первоначальном виде дом этот пришелся бы ей по душе. Однако сейчас шутка приобрела мрачный оттенок. Юмор исчез, осталась одна грубость. Заросший лишайниками и лохматым плющом, с тусклыми окнами, окруженный кустарником, дом угрюмо торчал, как хулиганистый парень с грязной физиономией.

Дэвид остановил машину посреди открытого пространства, которое было когда-то круговой подъездной аллеей для экипажей, и сделал короткое едкое замечание, состоящее из одного слова.

Если проигнорировать дом, вид был великолепный. Место выбирали так, что отсюда, с высокой точки, на много миль вперед расстилалась панорама скалистого плато и моря. На расстоянии виднелась крыша другого дома, наполовину скрытая деревьями; разделяющие и окружающие их земли лежали невозделанными, превратившись в неухоженное пастбище. Моря они из машины не видели, но слышали, как далеко внизу оно бьется о скалы. Джесс подумала, что из башенных окон вид должен быть потрясающий. А вслух сказала:

— Поехали отсюда. Забудем обо всем этом.

— Поздно. Я заинтригован. Я хочу посмотреть, что будет дальше.

— Никакой засады нет, Дэвид. Пока нет.

— Она может быть в доме. — Дэвид включил мотор, и они проехали оставшееся до ступенек расстояние. — Пошли поглядим.

Звонка не было, только огромный железный молоток в форме короткого меча или кинжала. Такой же символ виднелся над дверью в осыпающемся каменном обрамлении. Джесс посмотрела на своего спутника. Он пожал плечами и послал ей странную слабую полуулыбку. Потом легким кивком указал на молоток. Джесс приподняла его и стукнула.

Глава 8

Она ожидала услышать, как прокатится гулкое эхо, замирая в невидимых внутренних залах, и сказала себе: «Чересчур много триллеров». Молоток издал глухой стук без всякого эха. Она ударила еще разок и с надеждой спросила:

— Как по-вашему, никого дома нет?

— Не знаю. Машины не видно, но она может стоять в гараже. Попробуйте еще раз.

Джессика попробовала, и не раз. Она стала прислушиваться, не раздастся ли звук приближающихся шагов, но понимала, что это глупо; дверь выглядела достаточно солидной, чтобы не пропускать изнутри никаких звуков. Створка вдруг распахнулась без всякого предупреждения, и поднятая в тот момент для очередного удара рука Джесс оказалась нацеленной прямо в нос открывшему дверь человеку.

— Ну-ну, полегче! — воскликнул он, тоже взмахивая руками, как будто для того, чтобы парировать удар. Потом чарующая улыбка расплылась на его очень и очень знакомой физиономии. — Наконец-то вы прибыли! Нет-нет, не надо мне ничего объяснять, я уверен, что вы не кто иной, как моя маленькая, давно пропавшая из виду кузина из Штатов. Дорогая Джесси... Можно мне называть вас Джесси, да?

Джесс отступила на шаг, удачно избежав братских объятий, и синие глаза мужчины сощурились от удовольствия. Он почти не изменился. Усы, конечно, исчезли, и волосы стали соломенными, тускловатыми, как иногда бывает, если спешно их перекрашивать.

— Вам больше идет без усов, — сказала Джесс.

— Я тоже так думаю, — без запинки ответил ее кузен. — Поэтому я их никогда не отращивал.

— Замечательно, — одобрил Дэвид. — Где вы этому научились? В Оксфордском театральном обществе? Или в местном кружке? Сделать легкую паузу изумления, потом быстренько оклематься, как говорят у них в Штатах...

Кузен Джон выпрямился. Он был среднего роста, в старенькой рубашке с открытым воротом под потертым блейзером, но когда смерил глазами Дэвида, начав с его изящно выгнутого носа, показался истинным, с головы до ног аристократом, разглядывающим оборванца в монокль.

— Я, кажется, не имел удовольствия, мистер...

Джесс догадалась, что он ждет, чтобы она представила своего спутника, но была слишком ошеломлена откровенной наглостью спектакля. Пока она колебалась, Дэвид сам взялся за дело, схватил попытавшуюся ускользнуть руку и энергично потряс ее.

— Дэвид Рэндолл. Наконец-то мне выпало счастье официального знакомства с вами, кузен Джон. Можно мне называть вас кузен Джон, да? В конце концов, скоро мы породнимся. Зовите меня просто кузен Дэвид.

Кузен Джон приподнял брови:

— Вы... помолвлены?

Дэвид закивал изо всех сил.

— Но это просто великолепно! — радостно продолжал кузен Джон. — Значит, вы привезли своего жениха, чтобы познакомить его с семьей, Джесс? Прекрасно, прекрасно. Но почему мы стоим на пороге? Входите, выпьем чего-нибудь, чтобы отметить все это.

«Хрюкочет, — злобно подумала Джесс, — как Джабберуок»[43]. Кузен Джон производил такое же впечатление — страшное и смешное одновременно.

В холле было темно после яркого солнца; Джесс стукнулась лодыжкой о что-то низкое и твердое, откуда-то рядом из темноты услышала глухое проклятие Дэвида и догадалась, что он тоже сводит знакомство с мебелью.

— Жуткое место, — раздался веселый голос ее кузена, — без окон. Добро пожаловать в гостиную, — хихикнул он.

Скрипя зубами на все эти штучки, Джесс тащилась за ним. Потом тяжелые гардины были отброшены и в комнату хлынул поток света.

Джесс подумала, что понимает, почему шторы держат закрытыми. Если это парадная гостиная, или салон, или как его там называют, она лучше всего выглядит в полутьме. На интерьере дома лежала та же печать упадка и разрушения, которая отмечала его снаружи, свидетельствуя об отсутствии надлежащего ухода и намекая не столько на скудость средств, сколько на равнодушие. Мебель никогда не представляла особой ценности, а теперь обивка потерлась и дерево покрылось царапинами. Плотный слой пыли лежал на всем, кроме стоявшего в углу инструмента. В резком контрасте с прочей обстановкой комнаты он напоминал тщательно ухоженный розовый куст и формой походил на миниатюрный рояль.

Кузен Джон проследил за ее взглядом и неверно истолковал его удивленное выражение.

— Это клавесин, — вежливо пояснил он. — Предшественник фортепьяно.

— Ладно, приятель, — сказала Джессика, одаривая его столь же любезной улыбкой. — Уж Ванду Ландовску мы как-нибудь знаем[44].

Его нежную кожу вдруг окрасил румянец. А потом усмешка превратилась в первую искреннюю улыбку, которую она видела на этом лице, неожиданно для себя найдя ее привлекательной.

— Touche[45], дорогая кузина. Прямо насквозь, через печенку и селезенку. Вы играете?

— Нет. А вы?

— Немного, — скромно ответил кузен Джон.

Выпавший из беседы Дэвид не мог больше терпеть и вмешался:

— Ничего, если я открою и другие шторы? Тут все еще темновато.

— Нет-нет. Глупо, конечно, блюсти все эти старые традиции, но, — он передернул плечами, — приходится. Чтобы соседи не думали, что мы не проявляем подобающего уважения.

Дэвид, уже взявшись за штору, медленно оглянулся. И еще прежде, чем он задал вопрос, Джесс знала ответ на него.

— К чему уважения?

Большие синие глаза кузена Джона расширились.

— Как к чему? — мягко сказал он. — К покойнику.

Как только он вышел из комнаты, Джесс с Дэвидом мгновенно оказались друг возле друга, словно притянутые магнитом. Они стояли, шипя, лицом к лицу, как персонажи телесериала.

— Это он, точно.

— Это, безусловно, он.

— Он умер!

— Насколько я вижу, не он лично. Но все равно верно.

— Что будем делать?

— Где вы прячете кольцо?

— Вот этого я вам здесь говорить совершенно не собираюсь.

— Ради Бога, неужели вы думаете, что он устроил прослушивание гостиной?

— Насколько я его знаю, он способен слышать сквозь стены.

— Похоже на то, — мрачно согласился Дэвид.

— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?

— Вы не можете сосредоточиться на одной какой-нибудь теме?

— Нет. Я совсем растерялась. Зачем вы это сказали?

— Нам надо поговорить. Этот заговор до того мощный, что затягивает, словно патока.

— Вам не кажется, что они его убили?

— Кого? О нет, не думаю.

— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?

— Чтобы не дать повода выставить меня отсюда, идиотка. А вы думали, почему?

Они сверлили друг друга глазами, придвинувшись почти вплотную, когда неслышными кошачьими шажками вернулся кузен Джон. Джесс подскочила от неожиданности, услышав веселый вопрос:

— Надеюсь, не помешал?

— О нет, нисколько, — сказал Дэвид, опуская руки, готовые вцепиться Джесс в горло.

— Отлично, отлично. — Кузен Джон бросил на них откровенно коварный взгляд. — Если бы я не знал, мог бы подумать, что у вас маленькая забавная любовная ссора. Удивительно, как ошибочно иногда оцениваешь происходящее. Джесси, я знаю, для подкрепляющего рановато, но, полагаю, вы вполне можете выпить шерри. Вы, конечно, не знали нашего дорогого дедушку, но все равно кажетесь несколько потрясенной.

Возможно, физически братец Джон был не очень достойным противником, но на словах с ним приходилось считаться, тут он мог сравняться с самим д'Артаньяном. Джесс уже перестала подсчитывать бесчисленные уколы и выпады.

Она села спиной к двери и вскоре поняла, от кого ее кузен унаследовал бесшумную походку, не заметив нового персонажа, пока мужчины не встали, чем дали понять, что в комнату вошел кто-то еще.

— Вот, мама, она наконец здесь, — сказал кузен Джон. — С опозданием, но...

— Тетя... Гвиневра, — изумленно проговорила Джесс.

Было очевидно, что тетка не собирается одаривать ее даже официальным поцелуем в щеку, подобающим родственникам. Она пожала ей руку, твердо, но без теплоты, и коротко кивнула Дэвиду. Потом уселась, взяла бокал шерри и посмотрела на Джесс, которая ответила ей заинтересованным взглядом.

Джесс сначала подумала, что лицо тетки кажется ей знакомым из-за фамильного сходства, но, всматриваясь в твердые черты, не находила ничего, что напоминало бы ее отца или кузена Джона, который походил на своего дядю больше, чем на кого-либо из других родственников. Тетя Гвиневра когда-то была привлекательной, но наверняка никогда не считалась хорошенькой при своих правильных, но мужественных чертах, значительность которых подчеркивалась зачесанными назад и собранными на шее в пучок волосами с проседью. На ней было темное, строгого покроя платье. Незнакомец с легкостью принял бы ее за домоправительницу, и именно это слово дало Джесс разгадку. Тетя Гвиневра выглядела точно так же, как злобные домоправительницы в доброй половине прочитанных ею полуготических романов. По красноречивому взгляду Дэвида она поняла, что у него создалось аналогичное впечатление.

Джесс сердито моргнула ему, он громко захлопнул рот и глотнул шерри. Выражение его лица изменилось, и он бросил уважительный взгляд на янтарную жидкость.

— Великолепная штука, правда? — сказал кузен Джон. — Старик был знаток. К сожалению. Вот куда ушла добрая половина его состояния — на вино. А другая — на раскопки. Так что, старина, если вы женитесь на Джесси ради денег, вас ждет жестокое разочарование.

Глаза Дэвида вспыхнули, и он нанес ответный удар:

— Какая жалость! Извини, дорогая, мне придется вернуть тебе кольцо.

— Кольцо? — невольно повторил кузен Джон.

— Да, такая сентиментальная вещица. Старое фамильное наследство. — Дэвид равномерно расточал улыбки всем присутствующим. Тетя Гвиневра ухом не повела, а кузен Джон, как настоящий игрок, взял себя в руки.

— Джесси, дорогая, вы ненароком не дедушкино кольцо подарили? Вам, полагаю, известно, что у него были иные планы на этот счет.

— Какие же, например? — поинтересовался Дэвид.

— О... — неопределенно протянул кузен Джон. — Надо бы подождать, когда прочтут завещание. Берегите его хорошенько, Дэвид. Просто на случай, если дедушка высказал предсмертную волю...

— Честно признаться, я уже несколько раз его чуть не потерял, — небрежно сообщил Дэвид. — Похоже, оно еще кому-то понадобилось.

Он откинулся на спинку стула и попытался поднять одну бровь. Поднялись обе. Не стараясь скрыть, что все это его забавляет, кузен Джон тоже поднял бровь. Она поползла вверх, как будто была смазана маслом, а другая осталась на месте.

— В самом деле?

— Да, в самом деле. И как странно, что тот тип, что дважды пытался его украсть, поразительно напоминает вас.

Бомба была брошена, но не взорвалась.

— Случайные совпадения всегда поразительны, — сказал братец Джон.

Тетя Гвиневра пошевелилась и заговорила.

— Джонни всю прошлую неделю не выходил из дому, — заявила она. — Он так заботился о своем дедушке, милый мальчик...

* * *

Джесс стояла в дверях башни. Спиной она прижималась к деревянным панелям, а ладони ее вспотели от волнения.

— Побольше бы паутины — и полный порядок, — сказала она вслух и издала сдавленный крик, когда дверь сдвинулась с места, отворилась, несмотря на противодействие, и появилась голова Дэвида. Он вошел и закрыл дверь за собой.

— Вам сюда нельзя, — заявила Джесс, приходя в себя. — Право частной собственности, знаете ли.

— Да, я заметил, что меня поместили в противоположном конце дома. Однако я сомневаюсь, что их занимало при этом право частной собственности.

Он с видом знатока оглядел мрачную захламленную комнату и тихонько присвистнул.

— Кузену Джону надо было здорово потрудиться, чтобы добиться такого эффекта.

— Это не декорация, — сказала Джесс, кивая на постель. — Тут целые полчища пауков!

— А это вклад тети Гвиневры. Она, вероятно, их собирала весь вчерашний день. Я просто вижу, как она ползает в высокой траве, раскидывая паутину для пауков...

— Вы начинаете говорить совсем как кузен Джон.

— Знаю. Будь он проклят.

— Дэвид, я в самом деле хочу убраться из этого места.

Дэвид быстро прошел к окну. В другой комнате это окно было бы очаровательным; оно выгибалось, повторяя изгиб стены, а под ним шла обширная скамья. Но штор на окне не было, рамы потрескались, и, когда Дэвид оперся коленом на подушку сиденья, от выцветшего ситца поднялось облачко пыли.

— Ненадежно, — заметил он, кашляя. — Джесс, не вздумайте любоваться звездами, слышите?

Джесс подошла к окну и встала рядом с ним. Она понимала, почему он старается ступать легко; половицы были достаточно прочными, но почему-то казалось, что они провалятся при малейшем нажатии. Она посмотрела в окно вниз на мощеные плиты заросшей террасы.

— Дэвид, — повторила она, — я в самом деле хочу...

— Сочувствую и разделяю ваше хотение. Но в любом случае нельзя уезжать до похорон, и я надеюсь, что вы будете присутствовать при чтении завещания. Если мы не получим ключа из него и из того, что мне удастся вытянуть из кузена Джона...

— А как насчет его алиби?

— Вздор. Тетя Гвиневра — одна из тех заботливых мамаш, которая обеспечит ему алиби, если он убьет восемь бедных крошек и сбросит их в море с утеса.

— Шесть бедных крошек.

— Простите?

— Шесть бедных крошек ты тут закопал, так ложись вместе с ни-и-ми, — пропела Джесс.

— А! И я тоже об этом подумал. Интересно, почему?

— Потому что он именно такой тип. — Джесс уселась на пыльную подушку, восхищенная своим новым открытием. — «Снимай, снимай золотой свой халат, снимай свой халат, — вот так он и должен говорить, — хоть пришел я тебя убить, не хочу я его кровянить...» Очень умно с вашей стороны, Дэвид.

— У вас поразительно недисциплинированный ум. — Дэвид сел рядом с ней. — Вы способны на чем-нибудь сосредоточиться? Я хочу сказать, тип этого негодяя безусловно интересен, но...

— Я позабыла, о чем мы говорили, — сказала Джесс.

— Я тоже, — нежно сказал Дэвид. И на протяжении нескольких следующих минут в комнате не раздалось ни единого звука, только глухое тяжелое дыхание. Они не услышали тихого стука в дверь, не увидели, как она приоткрылась, и вошедшему пришлось кашлянуть несколько раз, прежде чем они отскочили друг от друга.

— Еще раз извините, — сказал кузен Джон. — Ужасно, что я вам все время мешаю... — Его тон и поднятые брови содержали в себе целые тома невысказанных соображений. — Я подумал, может быть, вы захотите пройтись перед обедом. Наследственные акры и вся эта ерунда... Все время забываю, что вы обручены! Как глупо с моей стороны!

Джесс хоть и сама была смущена, не могла не насладиться выражением лица Дэвида. Захваченный врасплох, сам не свой, он был не в силах вести разговор о погоде, а тем более иметь дело с кузеном Джоном. Поэтому она скромно сказала:

— Мы тоже пока еще к этому не привыкли. Но нам очень хочется взглянуть на наследственные акры. Правда, дорогой?

Фасад дома Джесс нашла удручающим, но сзади он был поистине трагичен. То, что некогда было оранжереей, кухней, цветником, группой служебных построек, теперь представляло собой заросшие сорняками руины. Конюшни без особого успеха попытались превратить в гаражи. Одна из дверей стояла не только закрытой, но и запертой на сверкающий новенький замок.

Они прошли через небольшой, засаженный деревьями участок и оказались на краю утеса. Вид был великолепный. Солнце спускалось к ровному горизонту, где жемчужные воды почти невыносимо блистали на серебряном фоне небе, отражая алые блики заката. Внизу светлый прибой накатывался на небольшой уединенный пляж, и его песок напоминал белоснежный сахар. По обеим сторонам пляжа вздымались острые темные пики скал, вокруг которых кипела и клокотала вода.

Внезапно охваченная неожиданно сильным чувством, Джесс опустилась на землю. Фамильный дом не вселил в нее уверенности, что она возвратилась в родные места, кровные родственники не оказали теплого приема. А вот море и скалы, заходящее солнце и холодный, щиплющий щеки соленый бриз — все слилось во всеобъемлющем ощущении чего-то знакомого. Она не чувствовала, а знала, что когда-то в другое время, в другом обличье она стояла здесь и смотрела, как заходит солнце над океаном, откуда ушедшая на дно земля Лайонесс[46] до сих пор шлет из глубин чистое эхо перезвона с колоколен своих потонувших церквей.

— Замечательный вид, — сказал Дэвид, нарушая молчание, и на какой-то момент Джесс возмутилась, что он ничего не понимает, и почувствовала, вопреки логике, что другой, тот, кто, в конце концов, был открытым ее врагом, понимает все. Она поймала случайный взгляд кузена Джона и поняла, что он тоже ощущает родство и выражает свои чувства столь же свободно, как и она. Он на мгновение потерял контроль над выражением своего лица, и в его чертах, ярко освещенных заходящим солнцем, отразилась тревога и печаль. Потом губы сложились в сардоническую усмешку.

— Зов крови, — проговорил он так, что его могла слышать только Джессика. — И все же это единственное, что стоит сберечь во всем этом гиблом месте. Как бы там ни было, мы давно здесь живем, Джесс. Вот этот обтесанный камень, на котором вы сидите... когда-то здесь стоял замок.

— Вы говорите так, словно вам предстоит это все потерять, — сказала Джесс.

— А так оно и есть. — Тон его был равнодушным, но она сразу увидела через броню и поняла потаенные переживания. — У нас практически ничего не осталось, а похороны дорого стоят. Наверно, все и уйдет.

Джесс поднялась, движимая и любопытством, и неудобством — камень был жестким и острым.

— Замок? — спросила она, ковыряя носком торф. — Здесь?

Но ей даже не требовался его подтверждающий кивок, чтобы понять, что когда-то на этом месте стояло творение человеческих рук. Блок, на котором она сидела, обтесан был грубо, полностью определить его форму было трудно, ибо он наполовину зарос сорной травой, но форма эта была, несомненно, правильной. Джесс побрела вдоль края утеса и обнаружила еще несколько отдельных глыб, а потом целый ряд, как будто камни стены одновременно рухнули во время смертельного штурма. Засунув руки в карманы и глядя на сияющий закат, Дэвид присоединился к ней. Он пнул камень.

— Не самое безопасное место для замка, — заметил он. — Прямо на краю утеса.

— Пятьсот лет назад край утеса не подступал так близко, — объяснил кузен Джон. — Утес каждый год уменьшается на несколько футов.

— Да, но почему вы считаете, что это замок? Может быть, старый оловянный рудник. Их башни торчат по всему Корнуоллу. Примерно вековой давности.

— Каждый, у кого есть хоть пол глаза, сразу заметит разницу, — грубовато сказал кузен Джон. — Видели когда-нибудь Тинтейджел? Выше по побережью. Точно такой же тип постройки, как эта.

Джесс охватила одна из главнейших страстей человеческих — страсть к раскопкам. Она присела и запустила пальцы в землю.

— Как было бы здорово найти что-нибудь, — сказала она, ковыряя дерн. — Женскую брошь, или меч, или... Ой, Дэвид! Могу поспорить, что наше кольцо из раскопок!

Великолепие заката и обстановки заставило ее позабыть осторожность, иначе она никогда не сказала бы этого. Подняв глаза, Джесс поразилась выражению обоих лиц, совершенно разному, но свидетельствующему об одинаковом изумлении.

Как всегда, кузен Джон опомнился первым.

— Едва ли, — беззаботно сказал он. — Я всегда подозревал, что это кольцо — один из трюков нашего старика. Вы не думаете, что нам пора возвращаться?

— Оно не из средневекового замка, — медленно произнес Дэвид. — Оно не... — Он столь явно прикусил язык на полуслове, не договорив чего-то очень важного, что двое других в ожидании уставились на него. — Вы говорили, мистер Трегарт потратил много денег на раскопки? Здесь? Он что, был археолог-любитель?

На не лишенное привлекательности лицо кузена Джона легла печать младенческой невинности, и это, как Джесс уже было известно, означало, что он собирается преподнести очередную байку.

— Любитель, вот именно, — кисло сказал он. — Но не археолог. De mortuis...[47] и так далее, но старик был слегка не в своем уме. Ваш отец никогда не рассказывал о его мании, Джесси?

— Вы имеете в виду происхождение от короля Артура? — Руки Джесс уже были безнадежно грязны, но она увлеклась своим делом серьезно, сидя в жесткой траве.

— Я так и думал, что он должен был рассказать. Бедный дядя Гавейн.

— Ну, говорил он не очень много, — неопределенно сказала Джесс; она наткнулась на острый предмет, погребенный под дюймами грязи, сломав ноготь.

— Так вот, о раскопках, — напомнил Дэвид. — Он копал здесь и что-то надеялся доказать. Что это... Господи, ну конечно! Что это Камелот!

— Полный бред, — любезно согласился кузен Джон.

— Не такой уж и бред... Джесс, вылезай из этой грязной лужи!

— Я нашла что-то! Смотрите, нашла...

Она выкопала предмет из его могилы, сломав при этом еще два ногтя. В слабом сумеречном свете подняла, счистила налипшие куски грязи, искажающие округлые вытянутые формы. Это был сосуд. Толстое, коричневатое, непрозрачное стекло, грубо обработанное, удлиненный овал...

— Пивная бутылка, — с усмешкой сказал кузен Джон. — Вот такие вещи он и выкапывал, бедный старик. А не кости короля Артура.

Джесс вытерла руки о траву и встала.

— Прямо какое-то сумасшествие! — сказала она.

Ей никто не ответил. Дэвид смотрел на пастбище, повернувшись спиной к морю, которое было теперь нежно-золотистым и жемчужным. Джон смотрел на Дэвида.

— Все равно, не такой уж и бред, — пробормотал Дэвид. — Где-то... где я читал эту статью?..

— Пивная бутылка, — пробормотала Джесс. — Б-р-р... Дэвид, становится холодно.

— В научном журнале? Вряд ли. В газете? В книжке?

— Если не поторопитесь, вам не достанется шерри, — окликнул их Джон. Его стройная фигура вырисовывалась невдалеке на фоне неба.

Полпути к дому они прошли молча. Свет угасал, и Джесс сосредоточилась на дороге. Дэвид, устремив взгляд к горизонту, без конца спотыкался. Дорожка свернула, морской утес, озаренный закатом, оказался по правую руку, и Дэвид остановился.

— Что это?

Джесс проследила за его вытянутым перстом и увидела объект, на который он указывал, отчетливо обрисовавшийся на темнеющем небе. Теперь было хорошо видно, что очертания у него правильные — длинный, низкий, как гигантская гробница, холм.

— Это? — осторожно спросил кузен Джон.

— Да, холм. Похоже на могильный курган.

— Похоже.

— Мистер Трегарт там не копал?

— Копал. Пусто. Но его это не очень-то интересовало. Видите ли, это могильник другой эпохи — для короля Артура рановато.

Они провели один из самых тягостных вечеров, какие выпадали Джесс за всю ее жизнь. Дэвид был рассеянным до неприличия, губы его непрерывно кривились и шевелились, словно он спорил с невидимым оппонентом.

После скудного обеда, поданного молчаливой прислугой, все переместились в гостиную. Вечером она была еще менее привлекательной, тем более что Джон предложил посидеть при свечах — «для настроения», как он выразился. В слабом свете не так бросалась в глаза пыль и убогость, но повсюду мелькали тени, и на лицах людей играли резкие неприятные блики. Надо было видеть тетю Гвиневру при свечах — ее жесткие неподвижные черты застыли, словно у трупа, вокруг глаз залегли глубокие темные круги, губы изогнулись в мрачной усмешке.

Единственным приятным исключением стал момент, когда кузен Джон согласился сыграть. В течение часа в большой комнате эхом разносились отчетливые металлические звуки клавесина. Играл он блестяще — Скарлатти, Баха и какие-то незнакомые маленькие пьесы, как он объяснил, средневековые танцевальные мелодии.

— Но вы настоящий профессионал! — воскликнула Джесс, от восхищения позабыв о вражде.

— Нет, не дотягиваю, — кротко отвечал кузен. — Для профессионального уровня требуется такая дисциплина, на которую я не способен.

Позже он отомстил ей за то, что она толкнула его на это признание, — в конце вечера поднял со стола канделябр и обратился к матери:

— Джесс еще не видела его, мама. Ты сейчас собираешься подниматься?

Мать, кивнув, встала, и Джесс сообразила, что они имеют в виду.

— Вы... вы хотите сказать, что он... он все еще здесь?

— Где ж ему быть? — Тетка испытующе глядела на нее с неприкрытым презрением. — Мы не разделяем вашего лицемерного, легковесного отношения к смерти. Он, разумеется, здесь, в своем доме, где и желал бы лежать.

Пламя свечей заколебалось, как будто держащая подсвечник рука с длинными пальцами музыканта дрогнула. На холодном лице тетки лихорадочно заплясали тени, придавая ему безумное искаженное выражение. И тут Джесс почувствовала на своей руке руку Дэвида и услышала голос Дэвида, который спокойно сказал:

— Похороны завтра?

— Завтра, — ответила тетя Гвиневра. — А сегодня Джессика должна посмотреть на него. Таков обычай.

Процессию возглавил кузен Джон с канделябром. Тетка шествовала со сложенными руками, торжественно, как монахиня. Проходя темными коридорами, залами, по которым гуляли сквозняки, Джесс знала, что все это инсценировка, все напоказ, и, подобно многим трюкам ее кузена, игра заходила чересчур далеко. К тому моменту, когда они поднялись по огромной лестнице и подошли к комнате, Джесс успокоилась и приготовилась.

Это была комната хозяина дома — комната Артура Трегарта. Обширная, с высокими потолками, с высокими окнами с видом на море, почти пустая, если не считать теней. Горели свечи, и в душной комнате пламя их оставалось неестественно неподвижным. Они освещали лицо старика, который покоился не в гробу, а на той же постели, что и при жизни.

Завидев вошедших, со стула молча поднялась крепко сбитая женщина средних лет в черном, кивнула головой и выскользнула из комнаты, а Джессика сделала четыре шага вперед и остановилась, опустив первый и последний взгляд на лицо отца своего отца.

Твердые фамильные черты, которые из двух его детей унаследовала только дочь, казалось, еще больше затвердели от прожитых лет; иссохший и пожелтевший после смерти, старик со своим широким загнутым носом, выступающей челюстью и массивным лбом, с которого были тщательно зачесаны назад седые пряди, напоминал хищную птицу.

Она смотрела на него и ждала, что вздрогнет или что-то почувствует, и ничего не чувствовала. Совсем ничего, даже обиды на зло, которое он причинил не ей и которое она никогда не сможет ни осудить, ни оправдать; даже нежности к родной крови, которая без любви ничего не значит. Все, может быть, ждут, что она дотронется до него или поцелует в лоб, но она решила, что не сделает этого ни за что на свете. Джесс отступила назад, твердо выдержав взгляд тетки, и на лице женщины выразилось некое подобие уважения.

— Здесь принято сидеть рядом с покойниками. Я не думаю, что у вас есть такое желание.

— Нет, у меня его нет, — сказала Джесс и снова заметила странный уважительный проблеск.

— Тогда доброй ночи, — сказала ее тетка.

Кузен Джон метнулся следом за Джесс и Дэвидом.

— Дурацкие старые обычаи, — зашипел он, как только за ними закрылась дверь. — Ничего не поделаешь, лучше со всем соглашаться и увиливать, насколько удается. Ну вот ваша комната, Джесси, если хотите, могу пошарить под кроватью в поисках привидений.

Пока она пыталась найти подходящий и остроумный ответ, Джон послал стрелу в Дэвида:

— Да, старина, это дедушкино кольцо...

— Что?

— Вы к нему когда-нибудь внимательно приглядывались? С действительно близкого расстояния?

— Нет. А зачем?

— С ним тоже связана одна старая семейная традиция, — задумчиво произнес кузен Джон. — Может быть, ерунда, но поскольку завтра будут читать завещание...

— Мистер Трегарт завещал кольцо вам? Вы на это намекаете?

— Я ни на что не намекаю, дорогой мой. — Глаза кузена Джона расширились, впечатление от глубоких глазниц, горящих изнутри в пламени свечи, которую он держал на уровне своей груди, решительно нервировало. — Я понятия не имею, что дедушка собирался сделать с кольцом. Но я знаю, что он просил Джесси привезти его, правда, кузина? Поэтому и предполагаю, что он что-то задумал.

Джесс стало жалко Дэвида; она чувствовала, как лихорадочно трудится его мозг, пытаясь распутать нить за нитью новые козни кузена Джона. Она, как и Дэвид, не знала, что он задумал, но, как и Дэвид, была уверена, что что-то готовится. После короткой паузы Дэвид сказал:

— А что это за семейная традиция?

— Просто старый глупый стишок.

— Какой стишок? — настаивал Дэвид.

— Детский. Как там, сейчас... по-моему, примерно так:

Высокие рыцари, светлые девы,

Прекрасные королевы —

Три и три;

Что они прячут у моря в горах,

Говори!

Длинный меч, и корону, и короля,

И сынка для меня.

Двое мужчин глядели друг на друга через пламя свечи, словно друиды, собравшиеся у костра. В другое время Джесс позабавилась бы над их физиономиями, выражающими смесь подозрительности и двуличности.

— Весьма туманно, — заключил Дэвид. — Ладно. Завтра все узнаем, не так ли?

— Так, так, так. Спокойной ночи, Джесси. Вы со мной, Дэйв?

Джесс проследила, как они уходят по коридору бок о бок, изящная тень кузена Джона рядом с внушительной фигурой Дэвида. Повернули за угол, скрылись из виду, пламя свечи отбросило причудливые тени, потом исчезло, коридор погрузился во тьму, и Джесс лихорадочно зашарила по стене в поисках выключателя.

Только начав раздеваться, она осознала очевидный факт — при башенной комнате не было ванной. Зато стояла ширма, прелестная в прошлом вещь — японский рисунок на некогда блестящем, а нынче запятнанном и порванном шелке. За ней обнаружилось несколько предметов, которые Джесс распознала сперва с удивлением, а потом со смехом. В кувшине даже плескалась вода, что страшно ее обрадовало, ибо она даже ради чистки зубов не собиралась сегодня вечером бродить по темному коридору.

Из дорожной сумки на свет явилась чрезвычайно экзотическая ночная рубашка. Джесс недоумевала, что за тайное побуждение толкнуло ее на приобретение такой вещицы — на юбку пошли ярды материала, тогда как верха практически не было, а то, что было, просвечивало насквозь. Она до сих пор не отваживалась ее надевать, но сегодня моральный дух нуждался во всемерном подкреплении.

Зеркало в комнате отсутствовало, но Джесс оглядела видимые части своего тела с удовлетворением. Стук в дверь застал ее врасплох, халат же, естественно, под руку не подворачивался. Дверь открылась прежде, чем она успела нашарить его или вымолвить слово, и Джесс застыла посреди комнаты, обхватив плечи руками, а Дэвид скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Он повернулся, приложил палец к губам и замер в этой позе, тараща глаза.

— Ну? — сказала через какое-то время Джесс.

— Потрясающе, в самом деле, — ответил Дэвид и направился к ней.

Джесс отскочила, приметила на полу у кровати халат и завернулась в него.

— Немедленно прекрати, — велела она, изворачиваясь. — Сейчас не время для... для этого.

— Любое время годится для этого.

— Рядом, буквально в соседней комнате, лежит мертвый старик...

— Ради Бога, не будь викторианкой!

— Зачем ты пришел?

— Забыл, — сказал Дэвид, шагнув вперед.

— Нет, Дэвид... Я хотела сказать... я хотела...

Следующие несколько минут протекали без слов, хотя и не в полном молчании. Как только губы Джесс освободились на время, за которое можно было что-то сказать, она высказалась по поводу света, а Дэвид ответил невнятно, но убежденно, что по поводу света у него нет никаких замечаний. Свет горящей на потолке лампы едва просачивался сквозь закрытые веки Джесс, почти неразличимый в дрожащей полутьме, и вдруг что-то тяжело грохнуло в свинцовые переплеты окна, расположенного на высоте в шестьдесят футов над землей, и потусторонний писклявый крик потряс Джессику до глубины души. Она вскочила, эхом вскрикнув в ответ, больно ударилась обо что-то головой и очнулась, дрожа, стоя посреди комнаты.

Дэвид сидел на краешке кровати и смотрел на нее сквозь пальцы, зажав рукой нос и рот. Глаза его были огромными и блестящими, словно полными слез.

— Дэвид... в чем дело?

Дэвид отнял руку, осторожнейшим образом дотронулся двумя пальцами до кончика носа, ощупал его, и из глаз его в самом деле брызнули слезы и потекли по щекам.

— О! Что с тобой, Дэвид? Что это был за кошмар?

— Это, — сказал он с чрезвычайным самообладанием, — сова.

— Не может быть! О... А тогда почему ты плачешь?

— Ты никогда не получала удара прямо в кончик носа? У тебя самая тупоумная голова, какую я когда-либо встречал.

— Мне... мне очень жаль.

— И мне тоже. — Дэвид метнулся к окну, распахнул его и высунулся подышать. Когда он втащил голову обратно, лицо его обрело прежний цвет.

— Вот, так лучше. Хотя, если ты не наденешь чего-нибудь на себя...

Джесс схватила отброшенный халат, и Дэвид, успокоившись, подошел поближе.

— Я смотрю, обстановочка в этом месте не способствует... э-э-э... «этому», как ты выразилась. В следующий раз между нами протянется рука скелета. Собственно, я пришел за кольцом. Дай его мне.

— Дэвид, ты думал про этот стишок? — Джесс потянулась за сумочкой. — Как по-твоему, в нем заложен какой-то смысл?

— В стишке? Он его сам сочинил, может быть, прямо на месте.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Неужто же я, — произнес Дэвид в пустоту, — помолвлен с невеждой? Я думал, в Америке полным-полно поклонников Толкиена.

— Что? Поклонников чего?

— Пожалуйста, перестань говорить «что» и «чего». Джон Рональд Руэл Толкиен — автор «Хоббита» и «Властелина колец», литературных шедевров нашего века. Я снабжу тебя книжкой, и, если она не произведет впечатления, я, возможно, в конечном счете на тебе не женюсь. Стишок кузена Джона вдохновлен одним из стихотворений трилогии о кольце. Сдается мне, его натолкнуло на это кольцо — кольцо, понимаешь?

— О... нет.

— О... сейчас поймешь. Оригинал звучит так:

Высокие корабли и высокие короли —

Трижды три;

Что несут они из открытой за морем земли,

Говори!

Семь звезд, семь камней

И деревце, снега белей.

Параллель совершенно очевидна.

— О, черт возьми! — Джесс плюхнулась на кровать. — Ну и зачем тебе нужно это кольцо?

— Да оно мне не так уж и нужно. Я просто хочу знать наверняка, что его нет при тебе, или, точней говоря, наверняка знать, что кузен Джон наверняка знает, что при тебе его нет. Его двусмысленные реплики кое-что означают; если в я не был так хорошо с ним знаком, я бы подумал, что он пытается предупредить нас. Дай подумать. Чтобы все время опережать на шаг этого трюкача, требуется немало усилий...

— Но ты уже сказал ему, что кольцо у тебя.

— Помню, помню. Возможно, он мне не поверил. Возможно, ему удобнее выкрасть его у меня, чем у тебя. Возможно, он хочет избавиться от хлопот, связанных с поисками. Постой-ка минутку...

— По твоему визиту сюда он догадается... — Джесс вздрогнула.

— Что кольцо до сих пор было у тебя. Но зачем же тогда... Боже милосердный, Джесс, это действительно предупреждение! Завтра будут читать завещание. Если, как предполагает твой забавник кузен, старик оставил его кому-то или велел передать какому-то учреждению, злодеи знают, что я, как простой добропорядочный гражданин, покорно выдам его адвокату. Послезавтра кольцо будет в сейфе, в банке или еще где-то, откуда его не так легко достать.

— О Господи! Они попытаются выкрасть его сегодня ночью!

— Я бы на их месте именно так и сделал. — Дэвид прошелся, разминая ноги. — Зачем он предупредил нас? И правда ли предупредил? Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится. Давай же кольцо!

Она с трусливой поспешностью протянула ему кольцо, и, когда он внимательно посмотрел на нее, скорчившуюся на краешке кровати, с растрепанными вьющимися волосами и вытаращенными в тревоге глазами, его озабоченный взгляд смягчился и он улыбнулся.

— Иди сюда и дай его мне, — сказал он. — Если я подойду, мне, может быть, не удастся уйти.

Она стремительно бросилась к Дэвиду, оказалась в его объятиях, и, пока он покачивал ее, прижав к себе, она слышала, как он посмеивается, касаясь губами ее волос.

— Мы просто созданы друг для друга, — нежно сказал Дэвид. — Сумасшедшие оба, безумные, словно Шляпники[48]. Дорогая моя, я собираюсь уйти через три минуты со всеми мыслимыми предосторожностями. Кузен Джон, несомненно, подсматривает в замочную скважину, и мы должны убедиться, что он видит то, что мы хотим ему показать...

— А что будет в эти три минуты?

На самом деле прошло десять минут до того, как Дэвид с силой распахнул дверь и затопал по коридору. Джесс была в таком же дурашливом настроении. Стоя в дверях, она с трудом сдерживала смех. На углу он оглянулся, посылая ей воздушный поцелуй, отвесил поклон, уронил что-то, ударившееся об пол с мелодичным звоном, и исчез за поворотом, явственно бормоча проклятия. Звон и проклятия раздавались все время, пока он шел по другому коридору — мимо дверей кузена Джона. Джесс захихикала и, не имея сил удержаться, прошлепала до угла своего коридора.

Сначала она не увидела ничего, кроме темноты, и не услышала ничего, кроме шагов Дэвида; он все еще с упоением разыгрывал театральное представление. Потом Джесс отпрянула: на стену коридора перед ней лег тонкий лучик желтого света.

Дверь открывалась изнутри, и ей не было видно, кто там стоит. Но скоро лучик превратился в желтый квадрат, и в нем вырисовались аристократические черты кузена Джона, черно-белые, как на силуэтном изображении.

Хлопок был совсем не таким громким, как показалось, он просто прозвучал в молчаливом доме, словно взрыв атомной бомбы: что-то тяжелое шлепнулось на что-то твердое, и прозвучал резкий оборвавшийся крик.

Не столько испуг, сколько неожиданность парализовала Джесс на несколько первых важных секунд. Она все еще видела профиль кузена, вытянутый и настороженный, и не понимала, почему он стоит на месте, когда Дэвид... Дэвид! Она вдруг побежала, шлепая босыми ногами по деревянному полу, и, ничего не сознавая, влетела прямо в расставленные руки кузена. Он сжал ее покрепче, когда она попыталась вырваться, и Джесс услышала, что он тихонько смеется.

— Пустите! — выдохнула она.

— Но вы расшибетесь, бегая в темноте, — резонно заметил он. — Успокойтесь, и мы вместе спустимся посмотреть, что произошло. Не подумайте, что я не испытываю удовольствия...

Эти слова моментально привели ее в чувство, и он сразу же отпустил ее, смерил с головы до ног оценивающим взглядом, и Джесс, стоя в пробивавшейся из его дверей полосе света, сообразила, залившись краской, что забыла надеть халат.

Завершив осмотр, кузен Джон прижал руку к сердцу и грациозно поклонился.

— Впервые я склонен пожалеть о законах по поводу кровосмешения, — вымолвил он. — Ну а теперь, кузина, давайте посмотрим, на что налетел ваш неловкий жених. Я надеялся, что он будет поосторожней. По общему признанию, моральные устои нынче существенно ослабли, однако репутация леди...

— Заткнитесь, — с прискорбной грубостью бросила Джесс и пронеслась мимо. Но он оказался прав — бежать было нельзя. Выскочив из полосы света, она ровно ничего не увидела. Сзади слышались его размеренные шаги, а потом, когда она споткнулась обо что-то, лежащее на полу, его руки схватили ее за плечи и поддержали.

— Здесь где-то есть свет, — небрежно заметил он. — Стойте спокойно, дурочка, не то свернете себе шею.

Свет загорелся, на мгновение ослепив Джесс, а через мгновение она, вскрикнув, рухнула на колени рядом с распростертым телом Дэвида.

Глава 9

— И вернется прах в землю, ибо прах есть земля; и отлетит дух к Господу, вдохнувшему его.

Стоя между теткой и кузеном в тесном, отгороженном для семейства в церкви месте, Джесс вспоминала последнюю службу, на которой присутствовала в Англии. Контраст был разительным. Никаких ангельских голосов, парящих в широких каменных сводах, только слабое бубнящее бормотанье священника, читающего без особой убедительности древнюю службу по усопшим.

Темная, маленькая, приземистая приходская церковь Святого Айвса — одного из тысяч неприметных святых девственников — обладала суровой красотой. Ажурные старые окна были великолепны, хотя новые стекла напоминали о загородных пансионатах двадцатых годов; а верные женщины-прихожанки отличались истинным талантом в искусстве цветочной аранжировки. Джесс сомневалась, что о цветах позаботился кто-то из родственников; сама она, разумеется, не потрудилась. Так что белые и пурпурные гроздья, переполнявшие вазы у алтаря, должно быть, по обычаю сменялись еженедельно. Все это выглядело еще милее потому, что букеты составляли простые сезонные садовые цветы, большей частью сирень всевозможных сортов и соответствующих оттенков.

Но подлинным украшением церкви, которое оправдало бы и более безобразное архитектурное сооружение, чем крепкая постройка пятнадцатого века из песчаника, был сводчатый потолок с резными красочными балками и златовласыми ангелами.

В течение долгого дня с его угнетающими церемониями Джесс все время возвращалась мыслями к этим ангелам. Они превратились в какое-то средоточие, постоянно оказывающееся в фокусе ее неутомимого взволнованного воображения и посылающее некое успокоение и утешение. На самом деле это были некрасивые ангелы, неуклюжие и застывшие, неискусно вырезанные и недавно выкрашенные в первоначальные яркие цвета — вишнево-красный и ярко-золотой. Что же искупало грубость ремесленной работы и делало их прекрасными? Ибо ангелы в то же время были прекрасны. Прекрасны не мастерским исполнением, а верой, которая руководила ремесленниками. Вера выливалась в их творения, вера в Бога, и в ад, и в конкретного дьявола с рогами и хвостом, и конкретных ангелов с золотыми волосами — не желтыми, не соломенными, не белокурыми, а золотыми.

Джесс не предполагала, что подобная вера руководит хоть одним членом их компании. Тетя Гвиневра в своем неизменном черном одеянии, с резкими, крупными чертами лица, скрытого под вуалью, смахивала на монашку. Кузен Джон, как обычно, служил образцом приличия. На нем был официальный похоронный костюм, и его светлая голова сострадательно склонилась над закутанной головой матери, когда он сопровождал ее под руку из церкви. Однако один раз во время службы, когда священник описывал достоинства покойника как мужа и отца, он встретился взглядом с Джесс и позволил себе откровенно подмигнуть ей правым глазом.

Джесс буквально не знала, что ей надеть. У нее имелось одно черное платье с открытой спиной и на три дюйма выше колен, которое было бы неуместным, даже если бы лежало здесь, в чемодане, а не в комоде за три тысячи миль к западу. Заимствование или покупка одежды были бы поступком ханжеским и непрактичным, так что она в конце концов остановилась на белом, простого покроя платье-рубашке, у которого по крайней мере имелись рукава, и белом кружевном шарфе, который она приобрела прошлым летом, имея самое общее представление о правилах поведения в католических церквях. Рассматривая себя в волнистом зеркале в гостиной, она взглянула в собственные глаза с нанесенными на веки тенями, казавшиеся огромными под легкими складками кружев, и стыдливо стерла яркую губную помаду. Еще раз подумала и накрасилась снова. Она не питала особых чувств к старику, который лежал наверху мертвый, не испытывала ни горя, ни вины за то, что его не испытывает. Пускай местные жители глазеют и называют ее равнодушной бессердечной иностранкой.

Однако их взгляды и быстро брошенные приветствия оказались доброжелательными. Скорбящих собралось много, большинство из них составляли ровесники ее тетки; из друзей старика, должно быть, мало кто оставался в живых. Среди множества незнакомых лиц выделялось одно — лицо мистера Саймона Пенденниса, похожее на сморщенную сливу. У него было длинное старое тело, прямое, как палка, и пара острых, живых черных глаз. Запоминающаяся личность, но Джесс обратила на него внимание главным образом потому, что его представили как семейного адвоката.

Когда они знакомились, встретившись возле церкви, мистер Пенденнис сжал ей руку так, что она вздрогнула. Она едва успела представить Дэвида, прежде чем они вошли внутрь, и взгляд мистера Пенденниса ясно дал понять, что он о Дэвиде не очень высокого мнения. Джесс вынуждена была признать, что «жених» ее выглядит не располагающе. Черная повязка на рукаве нисколько не затушевывала цвет его ярко-голубого костюма. Джесс уже замечала, что умение элегантно одеваться не относится к особым достоинствам Дэвида. Внешность его не выигрывала от бледнеющих и желтеющих синяков, полученных во время прежних стычек с кузеном Джоном и его дружком, а криво налепленный над бровью пластырь, который она в спешке неумело прилаживала собственными руками, дополнял образ уличного хулигана.

Когда после похорон они расселись в библиотеке, глаза мистера Пенденниса остановились на Дэвиде с откровенным неодобрением. Сидя за массивным столом, он достал из нагрудного кармана документ, шлепнул его на столешницу красного дерева и объявил, что читать завещание не намерен.

— Я изложу вам его в общем виде, чтобы всем было понятно, — заявил он, глядя на них с типичным адвокатским жалостливым презрением к непосвященным. Джесс слыхала о кустистых бровях, но видела их в первый раз. Ей было трудно сосредоточиться на завещании, так заинтересовали ее густые седые пучки волос над глазами адвоката.

Никто не стал возражать, и юрист продолжал.

— Завещается слугам, — провозгласил он, — пятьдесят фунтов. Не так уж много осталось слуг, а? Должны быть уплачены все долги и прочее... Остальное довольно просто. Может быть, слишком просто. Не знаю, насколько вы осведомлены о положении вашего дедушки, мисс Трегарт...

— Мне о нем ничего не известно, — сказала Джесс, — и меня это не интересует.

Мистер Пенденнис переплел пальцы.

— Оригинальнейшее замечание, — грубовато заметил он. — Что заставило вас его сделать?

Джесс посмотрела на тетку, ответившую ей холодным взглядом, на кузена, улыбка которого была коварнее, чем всегда, на Дэвида, помятого и униженного, бледнее обычного, но все равно великолепного.

— Он мне теперь ничего не должен, — твердо сказала она. — Люди должны кое-что детям — всем прочим людям тоже, но особенно своим детям. Они должны любить их, если дети не доказали, что не заслуживают любви. Но только не деньги. Только не это. Я была бы рада, если бы у меня был дед. Отец моей матери умер до моего рождения. Я вообще не питаю недобрых чувств. Но мне не нужны его деньги. Простите, я даже не знаю, как это сказать...

Ответ неожиданно пришел от старого адвоката, и, хотя его каменное лицо выражения не изменило, черные глаза чуть смягчились.

— Я вас вполне понял. И, позвольте сказать, уважаю ваши чувства.

Джесс была так поражена и благодарна, что на глаза ее навернулись слезы. Это стало первым теплым чувством, испытанным ею в тот день, и она была благодарна юристу, который помог ей его испытать.

— Артур Трегарт был человеком суровым, — продолжал адвокат. — Он был моим старым другом и старым врагом, и никто не назвал бы его сентиментальным. А ваш отец, моя дорогая, был дурачком, пылким и жалким. Не стоит воскрешать в памяти эту давнюю ссору, но она не делает чести обоим участникам. Ваш дед презирал своего сына, но сожалел, что не знает своей внучки. Вот почему, насколько я знаю и догадываюсь, он вам написал. Только чтобы повидаться с вами — и ничего больше. Он и не мог бы сделать распоряжения на ваш счет, даже если бы захотел. Я понятно выражаюсь?

— Вы хотите сказать, что денег он мне не оставил, — сказала Джесс. Ей начинал нравиться мистер Пенденнис, называющий вещи своими именами.

— Совершенно верно, — спокойно подтвердил адвокат. — Он завещал вам небольшие капиталовложения, составлявшие единственный источник его дохода, за исключением ежегодной ренты, которая прекратилась с его смертью. Они приносят не более двухсот фунтов в год. Вся прочая собственность отходит вашему кузену, который является наследником имущества, оставшегося после уплаты долгов и налогов. Это означает...

— Я знаю. Это означает, что он получает все, кроме того, что особо завещано другим людям.

— Если выражаться неюридическим языком, примерно так.

Краткое молчание прервал кузен Джон, поднявшийся с места с присущей ему грацией:

— Благодарю вас, мистер Пенденнис. Можно предложить вам на прощанье бокал шерри?

Адвокат хрюкнул.

— По крайней мере, вы унаследовали неплохие запасы благородных вин, — заметил он, поднимая тонкий бокал и разглядывая его на свет.

— Шерри осталось четыре бутылки, — сухо сообщил кузен Джон. — Старик — упокой Господи его душу — точно рассчитал время своей кончины.

— Успел сам все выпить? — Мистер Пенденнис издал резкий лающий звук, долженствующий, очевидно, означать смех. — Вполне в его духе.

Кузен улыбнулся и, поймав взгляд Джесс, проговорил:

— Шокированы, дорогая кузина, нашими непочтительными замечаниями? Хотя вы, американцы, настоящие реалисты. К чему лукавить, милая Джесс? Наш с вами предок был транжирой. Когда он вступал в права наследства, поместье процветало. Он продал большую часть земель и пустил капитал на разгульную жизнь. Верно, мистер Пенденнис?

— Вполне, — спокойно подтвердил старый юрист.

— И все это означает, — продолжал Джон, — что ничего не осталось. Возможно, мне даже не удастся сохранить дом.

Дэвид встрепенулся:

— Вы продадите его, чтобы заплатить посмертные долги?

— Нет, — вмешался юрист. — Мистер Трегарт позаботился о покрытии долгов. Но больше буквально ничего нет. Я бы сам посоветовал Джону продать дом, если он сможет найти покупателя; поместье требует ремонта, а земли, которая могла бы давать доход, мало.

— Никому не нужна эта груда развалин, — равнодушно сказал Джон.

— Ну, может быть, не частное лицо, но тут вполне мог бы расположиться отель или какое-нибудь заведение в том же роде.

Это оптимистическое предположение, казалось, расстроило кузена Джона. Он нахмурился, и Джесс, решив, что видит еще одно проявление семейных чувств, которые он скрывает в душе, мягко заметила:

— Мне кажется, здесь возникла бы популярная зона отдыха. Возможно, вы сами превратили бы дом в отель и содержали его...

Говорить этого не следовало. Кузен Джон перенес на Джесс свое раздражение и отрезал:

— На финансирование такого дела нужна куча денег. Даже если предположить, что я пожелаю осквернить этот дом.

Джесс поймала взгляд старого адвоката и увидела в нем проблеск холодного любопытства, что заставило ее воздержаться от дальнейших замечаний. Она вдруг ощутила не опасение, а глубокую неприязнь. Темная пыльная библиотека и невысказанное недоброжелательство родственников угнетали ее. Она почувствовала, что ей необходим солнечный свет и свежий воздух.

— Ну, кажется, с делами покончено, — сказал мистер Пенденнис. — Джон, я только прихвачу с собой ту коробку, если вы отнесете ее в мою машину.

— Коробку? — простодушно спросил кузен Джон.

— Коробку с коллекцией. Дед наверняка вам о ней рассказывал. Он много лет назад говорил, что оставляет ее мне.

— А, ну да! Предметы, которые он нашел в раскопках...

— Эта коробка специально упомянута в завещании, — холодно сообщил мистер Пенденнис.

— Конечно, сэр. Дайте вспомнить... Мама, куда мы дели эту коробку?

Ни слова не говоря, тетя Гвиневра кивнула, и Джон направился к книжным полкам в другом конце комнаты.

Полки занимали три стены библиотеки из четырех, оставляя место для дверей и пустого камина. В одной секции стояли не книги, а собрание разнообразных каменных и керамических предметов. Кузен Джон вытащил с самой нижней полки длинный ящик из тусклого металла. Он был двух футов в длину и около фута в ширину, и по тому, как кузен Джон его нес, можно было судить о его тяжести.

Он поставил коробку на стол перед адвокатом, который поднялся на ноги и склонился над ней с неприкрытым и жадным любопытством.

— Взгляните, сэр, — веско сказал кузен Джон. — Убедитесь, что ничего не пропало.

Старый адвокат покосился на него.

— Я бы сказал, что тут нечему пропадать, — буркнул он. — Артур всегда был хвастуном. Жемчужины коллекции! Подумаешь, в самом деле... Ну, разумеется, можно и взглянуть.

Коробка была не заперта, и крышка отскочила от первого прикосновения руки старика. Рука эта явственно дрожала, вынимая первый предмет и осторожно ставя его на стол; Джесс сочла волнение старого адвоката сильно преувеличенным.

Предметы, появлявшиеся на свет из коробки, не заслуживали столь пристального внимания. Несколько осколков битых гончарных изделий, большой кусок ржавого почерневшего металла, три зеленоватых комка, коллекция костей и бронзовый наконечник стрелы.

Когда Джесс с некоторым отвращением отвела взгляд от коллекции, она с удивлением обнаружила, что мистер Пенденнис бледнеет. Она встала и обошла вокруг стола. При более близком рассмотрении разношерстная коллекция выглядела еще омерзительнее, но застывший юрист смотрел на нее словно пораженный громом.

— Так вот что он отыскал, — пробормотал он. — Не может быть! Все эти годы... Но где?

— Что это? — спросила Джесс. — Что это за пред-, меты?

Пенденнис лишь изумленно качал головой. Подошедший к ним Дэвид взял один из кусочков металла, который был поярче других.

— Похоже на золото.

— Да. — Адвокат отвечал равнодушно, но его длинные искривленные пальцы дрогнули, будто он собирался выхватить осколок у Дэвида. — Обломок, и ничего больше. Ничего не стоит... А... вы разбираетесь в археологии, мистер... гм...

— Нисколько, — беспечно ответил Дэвид. — Но у меня есть приятель, который читает в Кардиффе лекции по ранней истории Британии.

— Я так понимаю, что это все результаты дедушкиных раскопок, — настаивала Джесс. — Должна сказать, выглядят они не очень-то впечатляюще. Они что, имеют какую-то ценность?

— Абсолютно никакой, — твердо заявил юрист. — Хотя в некотором смысле они стоят больших денег, тысяч фунтов, которые могли бы быть вашим наследством, мисс Трегарт.

— Тысячи фунтов! Я и не знала, что выкопанный хлам может цениться так дорого.

— Вы демонстрируете неосведомленность, типичную для непрофессионалов, — заметил Пенденнис. — Видите ли, нельзя просто взять лопату и идти копать. Сегодня для этого требуется множество разнообразных технических средств, не только для того, чтобы непосредственно вскрывать почву, но и для того, чтобы обеспечить надлежащее обращение и сохранность найденного и вести подготовительную работу к дальнейшим раскопкам. Поэтому Артур, в частности, в прошлом году купил детектор для обнаружения подземных аномалий, инструмент, с помощью которого можно найти металлические предметы, помещения под землей или пустоты. Он один стоил...

— Две тысячи пятьсот фунтов, — доложил кузен Джон. — Не знаете никого, кто хотел бы купить подержанный детектор?

Он говорил беззаботно, но не сводил глаз с мистера Пенденниса, и Джесс уловила в глазах старого адвоката осторожно притушенную искорку.

— Не вините меня в безумствах своего деда, мой мальчик. Я всеми силами пытался отговорить его.

— Но у меня создалось впечатление, что вы тоже интересуетесь археологией, — сказал Дэвид. — Почему вы старались его отговорить?

Пенденнис хмыкнул:

— Потому что он относился к своим изысканиям неразумно. Да, он нашел какой-то любопытный материал — разбитые фрагменты. Римское оружие, средневековые поделки. Но его не интересовала научная археология. Он страстно предавался своей... м-м-м... страсти. Вы только подумайте, мистер... э-э-э... старик считал, что вот-вот обнаружит место, где стоял Камелот!

— Как глупо! — покачал головой Дэвид. — Даже я знаю, что настоящий Камелот находится в Сомерсете. Об этом недавно сообщали в новостях. Как называется это место? Похоже на шоколадку — Кадбери.

— Чепуха! — воскликнул мистер Пенденнис. — Неужели вы верите каждой сенсации? Существует вполне убедительная традиция, согласно которой Камелот размещается в Корнуолле. Нет, мой дорогой, у меня есть гораздо более веские основания полагать, что Артур никогда не смог бы найти здесь Камелот. Видите ли, дело в том, что Камелот стоит на моем собственном участке.

* * *

Дэвид взял поворот на скорости в шестьдесят миль, и Джесс подсунула руки под себя, чтобы не перехватить у него руль.

— Я разделяю твое желание поскорее убраться из этого места, — прокричала она сквозь вой ветра, — но давай попробуем остаться при этом в живых, ладно?

Дэвид снял ногу с акселератора, и автомобиль сбросил скорость до более соответствующей узкой дороге и слабой видимости. Наступило опаснейшее для езды время дня, когда уже почти стемнело и над корнуольскими пастбищами сгущался туман. Или они уже покинули Корнуолл? Джесс попыталась разглядеть какой-нибудь указатель, но на этой уединенной трассе никаких дорожных знаков не наблюдалось.

Прошло уже два часа с момента прощания, от внезапности и краткости которого у Джесс даже перехватило дух. Дэвид отверг приглашение мистера Пенденниса посетить его дом, примыкающий к поместью Трегарта, и взглянуть на Камелот. Он отказался от недостаточно чистосердечного приглашения кузена Джона остаться хотя бы на ночь. Он хотел уехать и уехал без всяких церемоний и оглядки на хорошие манеры.

Джесс подумала, что хорошо бы для начала узнать, куда они направляются, но это не слишком ее волновало. Даже на темной туманной английской дороге, дождливой ночью, со свихнувшимся незнакомцем за рулем она чувствовала себя спокойнее по сравнению с тем, что ей довелось пережить. Она не забыла ни об опасностях, с которыми сталкивалась на прошедшей неделе, ни о неразгаданных загадках, по поводу которых они так часто спорили с Дэвидом, — она просто выкинула их из головы. Возможно, она никогда не узнает, чем были вызваны поступки ее кузена. И не желает этого знать.

Она посмотрела на сосредоточенный профиль своего спутника с обвисшей белой повязкой и выдающимся, как у корабля, носом и ощутила непривычное для себя смущение, припомнив несколько конкретных эпизодов. Один положительный результат всех потрясений — предположение, что Дэвид разделяет ее мысли и чувства, а она предполагает это с уверенностью. Он все время облегчает ей жизнь. Смешная повязка напомнила ей, что они хоть и потеряли кольцо, сберегли кое-что более важное — жизнь. И опасность теперь позади; кольцо пропало, дед умер — никаких причин их преследовать нет.

Какая, однако, странная история с этим кольцом, лениво подумала Джесс. Столько козней, погонь, нападений — и все ради безобразной вещицы, не имеющей никакой ценности, которую дед даже не потрудился упомянуть в завещании. Наверно, очень уж нужно оно было заговорщикам, раз они решились напасть на Дэвида прямо в доме. Нападал, вероятно, Алджернон, но где он прятался все остальное время? Ну, дом, конечно, большой. А кузен Джон...

На нее нахлынуло беспокойство, и она приказала себе не думать. Все кончено, кончено и сделано. Есть более занимательные веши, о которых надо сейчас поразмыслить. Скоро они остановятся на ночлег и впервые окажутся вместе ночью, когда первый раз с момента их встречи можно ничего не бояться и не питать никаких подозрений. Размышления Джесс окрасились в розовый цвет. И тогда Дэвид сказал:

— Ты не против, если мы будем ехать всю ночь?

На Джесс словно вылился поток ледяной воды.

— Конечно, — вымолвила она каким-то придушенным голосом.

— Правда? — Он внимательно посмотрел на нее. — Устала?

— Да.

— О! Ну, тогда... Я думаю, это будет правильно. Мне надо позвонить Клиффу.

— Дэвид.

— М-м-м?

— Куда мы сейчас едем?

— Как куда? В Кадбери, разумеется.

Он засвистел. Джесс сжала зубы. Облегчения это не принесло и тем более не прояснило смысла. Название этого места казалось смутно знакомым, но Джесс, как ни пыталась, не могла сообразить, где она его слышала и что его связывает с той загадкой, о которой Дэвид явно никак не может забыть.

* * *

По прошествии двух дней ясности ничуть не прибавилось, несмотря на то что Джесс стояла на вершине самого кадберийского Замка. Он совсем не походил на замок. Он походил на коровье пастбище на холме, каковым и являлся на самом деле. Жесткая высокая трава покрывала всю площадку, кроме секции в центре, обнесенной оградкой. За оградкой трава была еще выше.

От маленькой деревеньки Саут-Кадбери с серыми, каменными, крытыми соломой домами они преодолели крутой грязный подъем, который становился грязнее и круче, гуще заросшим деревьями и кустами, и выбрались на открытый гребень.

Весь прошедший день шел дождь, и теперь еще небо частично затягивали тучи. Тяжелые облака и скользящие по равнине внизу тени вносили в спокойную прелесть пейзажа какой-то тревожный оттенок. Долину пересекал другой холм, зеленый и лесистый. Если не считать этого, на мили вокруг тянулась плоская местность, усеянная мирными деревушками со светлыми пышными пятнами цветущих фруктовых деревьев. Вдали если не взору, то воображению открывался башнеподобный гластонберийский холм, где была спрятана чаша Тайной Вечери; Гластонбери на острове Авалон стал местом последнего упокоения Артура и его провинившейся королевы.

Кадбери-Хиллз не навевал ничего похожего на те романтические чувства, которыми Теннисон[49] окутал Гластонбери. Джесс перевела взгляд с рыжей коровы с белыми пятнами, пытавшейся оглянуться через плечо, на разгневанного бородатого молодого человека, который в чем-то укорял Дэвида.

— Силой тащить меня сюда всю дорогу! — вопил он. — Прямо посреди курса лекций! Я мог тебе все в письме написать!

Он был не только бородатым, но и заросшим густой соломенной шапкой волос — совсем как деревенские коттеджи, подумала Джесс, глядя на непокрытую голову охваченного яростью юноши. По крайней мере, экипирован он был подходяще для такого случая — помятые брюки заправлены в высокие, густо покрытые грязью ботинки, пиджак переброшен через плечо, хотя здесь наверху задувал холодный ветерок, а рубашка на нем была с короткими рукавами. Одной рукой он придерживал пиджак, а другая, сжатая в кулак, в данный момент находилась непосредственно перед носом Дэвида.

— Я спешил, — сдержанно пояснил Дэвид. Его собственные черные локоны развевались на ветерке, а одежда была лишь чуть более официальной, чем на его приятеле. На нем был пиджак, но без галстука, и, торопясь взобраться на холм, он перепачкался в грязи по колено. — Перестань вопить как маньяк, — продолжал он. — Все равно ты уже здесь, так что давай поговорим.

«Маньяк» дернул себя за бороду. Потом посмотрел на Джесс, и борода моментально разъехалась на две половинки, обнажив посередине ряд белоснежных зубов.

— Где вы откопали этого типа, мисс Трегарт? С виду такая приличная девушка... Ну ладно. Что конкретно ты хочешь узнать?

— Конкретно, — сказал Дэвид, — по каким признакам можно выявить, определить или охарактеризовать постройку короля Артура.

На секунду Джесс испугалась, что молодой человек взорвется. С видимым усилием он взял себя в руки.

— Во-первых, давай проясним одну вещь. Таких вещей, как постройки короля Артура, не существует. Возможно, и такой личности, как король Артур, никогда не существовало. Обожди! — Он предостерегающе поднял длинный палец. — Ты, вероятно, хочешь спросить о постройках, датирующихся тем периодом, в котором могла бы существовать такая историческая личность, как Артур, если бы такая историческая личность когда-нибудь существовала.

Дэвид открыл рот, закрыл и озадаченно огляделся.

— Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы толкуете, — сказала Джесс.

Молодой человек посмотрел на нее, и ее вид, кажется, оказал на него успокаивающее воздействие.

— Ну, смотрите. Вам известно, что тот Артур, которого Мэлори и Теннисон изобразили благородным королем в бряцающих доспехах, просто немыслим? Или не известно? О Господи! Начнем с начала. Лорд Альфред Теннисон — это поэт.

Джесс не смогла удержаться. Она встала в позу, приложила руку ко лбу и произнесла:

Этот серый король, дух, чье имя,

Словно туча, принявшая облик воина,

Рвется с горной вершины к могильным камням...

— М-м-м... приблизительно верно, — тускло промычал Клифф. — Благодарю, дорогая, что вы поставили меня на место. А как насчет Ненниуса?

— Вы меня с ним познакомите.

— Какая прекрасная мысль!

— Не обнадеживай его, — предупредил Дэвид.

— Ненниус — монах-хроникер девятого века. Упоминает об Артуре. Кроме того, есть еще уэльские источники. А, черт побери, зачем я вам это рассказываю? Суть вот в чем. После того как римляне в 411 году до Рождества Христова ушли из Британии, в южной части страны частично сохранялось римское влияние — там были города и виллы, жили отставные ветераны-легионеры, высший класс общества говорил на латыни, и принимал ванны, и носил тоги. Когда вторглись саксонцы, эти люди обратились к Риму за помощью. Они ее не получили. Саксонцы продвигались. Согласно чрезвычайно недостоверным современным источникам, завоеватели столкнулись с сопротивлением генерала из Объединенных британских войск, которого звали Артур, или Артос, или как-то еще. Дело было в пятом веке, в так называемое Темное время, об этом периоде мало что известно. Однако... латинизированные британцы, обученные римским методам войны, могли руководить отрядами всадников — рыцарей в латах, если хотите их так называть, — но не шайками парней, прикрывающихся листами жести, местных ребят с оружием кельтов и вышеупомянутых британцев. — Вся эта галиматья насчет Камелота просто... — Он оглянулся на Джесс и осторожно продолжал: — Просто галиматья. В Кадбери — на этом вот самом месте — на холме стоял форт, один из примерно семидесяти укреплений, созданных еще в железном веке. Доисторические насыпи, вот и все. Римляне взяли их, когда завоевывали Британию, и они остались стоять на месте после ухода римлян. Логично было вновь укреплять их при последующих нашествиях, таких, как саксонское. И в Кадбери, так же как в прочих местах, мы находим следы поселений пятого века. Об этом и пишут газеты, об этом и о старой традиции, которая отождествляет Кадбери с Камелотом. Или наоборот.

— Все? — Дэвид казался слегка ошарашенным этим потоком информации.

— Ну, в Кадбери самое крупное городище пятого века, — признал Клифф. — Потом есть тинтейджелская керамика, обнаруженная, как вы догадались, в Тинтейджеле и в других местах, в том числе в Кадбери. Она родственна керамике средиземноморского региона — мы датируем поселения по этим осколкам, — и можно предположить, что человек, который здесь правил, был достаточно богат, чтобы позволить себе импортировать вина.

— Сосуды, — пробормотал Дэвид.

— Черепки от сосудов, — уточнил Клифф. — Кости от мясных блюд. Пара застежек от плащей. Ржавые обломки ножей или лезвий меча. Ни монет, ни надписей. И несколько пустых дыр в земле. — Он выбросил руку вперед и широким жестом обвел коров с равнодушными мордами, высокую траву и борозду вспаханного торфа, окружающую уступ холма. — Вот это была укрепленная площадка на возвышении. Часть римской стены, часть саксонской, а средний кусок, по поводу которого адепты Артура бьются в истерике, может быть, пятого века. А может быть, раннесаксонский. А может быть, позднеримский. Несколько сторожевых ям, несколько траншей и никаких построек. Большинство строений того времени должны быть деревянными и тростниковыми. Все погибло. — Голос его сорвался. — Не понимаю, за каким чертом ты меня сюда притащил!

Дружелюбная корова, тронутая его негодованием, приблизилась и боднула его. Клифф пошатнулся.

— Пошла вон, животное! — сказал он, отпихивая корову.

Она печально поникла головой и отошла.

Джесс осенила блестящая идея.

— Я вроде бы видела кабачок в деревне...

Погрузившийся в меланхолию искатель Камелота посмотрел на нее.

— Это первое умное слово, которое я сегодня услышал, — констатировал он и пустился вниз с холма.

Значительно позже они забросили Клиффа в Гластонбери, где он мог сесть в автобус, чтобы доехать до дому, а по дороге из города Дэвид неожиданно и против правил остановил машину перед прозаическими деревянными воротами, ведущими к руинам аббатства. Джесс пошла за ним по дорожке, протиснулась через турникет, и они остановились на краю зеленого парка и посмотрели на благородные стены, озаренные закатным солнцем. Цветущий шиповник в Гластонбери напоминал упавшие облачка.

Дэвид стоял, засунув руки в карманы и скривив губы, но выражение его лица было печальным.

— Ты его представляешь себе, правда? — сказала Джесс.

— Кажется, да. Это безумие, полное безумие, просто смешно — и все равно каким-то странным образом прекрасно! Все построено на чьем-то чужом безумии и на старческих слабоумных грезах...

— В грезах тоже есть своя прелесть. По-моему, даже в старческих.

— В свое время узнаем. Ведь мы будем грезить в старости вместе, Джесс?

Он вытащил руку из кармана и обнял ее за плечи. Чувствуя под своей головой твердый мускул предплечья, Джесс подняла глаза на Дэвида.

— Это самое романтическое предложение, какое я слышала в своей жизни, — сказала она и увидела, как лицо его изменилось, а губы сложились так, что она ощутила слабость в коленях.

— Лучше пошли отсюда, — сказал он. — Не думаю, чтобы духи Гластонбери возражали, но мы можем шокировать туристов. И меня оштрафуют за незаконную парковку.

— Ты мне ничего не хочешь сказать? — поинтересовалась Джесс, семеня следом за ним.

На сосредоточенно сжатых губах Дэвида медленно расплылась кошачья улыбка.

— Нет, пожалуй, я лучше тебе покажу. Ты не против, если...

— Мы будем ехать всю ночь.

— Бедная девочка. — Он разразился смехом. — Нет, я думаю провести ночь в Гластонбери. В отеле для пилигримов. Звучит подходяще. А насколько подходяще, тебе станет известно сегодня вечером.

* * *

Они приехали в Корнуолл ночью под изменчивой луной, проплывающей за грозными тучами по небу. Было сильно за полночь, когда Дэвид свернул на крутую дорожку. Перед ржавыми железными воротами он остановил машину и заглушил мотор.

— Отсюда мы будем красться, как мышки, — сказал он. — Если понадобится что-то сказать, говори шепотом. Но не болтай.

— Я с ума схожу от любопытства, — жалобно заныла Джесс. — Ты не можешь хоть что-нибудь рассказать? Что мы будем искать? Почему ты так уверен, что мы что-то найдем? Я боюсь.

Дэвид вплотную притер автомобиль к каменной стене, не смог открыть дверцу и потащил Джесс через сиденья.

— Я не так уж уверен, что мы обнаружим то, что я думаю, но, полагаю, теперь, решив, что мы уехали насовсем, они не станут терять время. Рассказывать тебе о моих подозрениях было бы слишком долго. И ты мне не поверишь — это надо увидеть, чтобы поверить. Так что пошли посмотрим.

Оба были одеты для тайной вылазки. Дэвид в темном свитере и слаксах, Джесс в таком же наряде и шарфе, стягивающем ее кудри. Она запрокинула голову и взглянула на Дэвида. Уголки его губ поползли вверх, он быстро и крепко поцеловал ее и отпустил.

— Сейчас в самом деле не время для этого. Давай затушуем твою броскую красоту.

Он наклонился и зачерпнул пригоршню грязи, которой вымазал щеки Джесс. Потом вытер руки о собственную физиономию.

— Вот так. Нас не должны заметить, хотя я не предвижу реальной опасности. Помни, не разговаривать!

На первое препятствие они наткнулись сию же минуту — ворота на этот раз были заперты на ржавую цепь и новый сверкающий висячий замок. Дэвид взобрался на стену ценой порванных брюк и ободранных колен. Распластавшись наверху, он втащил Джесс и спустил ее вниз с другой стороны. Они зашагали по полю.

Их шаги по размякшей после недавних дождей земле были почти не слышны. Джесс была также уверена, что они невидимы; заросшая местность служила прекрасным прикрытием, а свет вспыхивающей и гаснущей, словно испорченная лампа, луны вводил в заблуждение. Она семенила рядом с Дэвидом, повинуясь его предостерегающим жестам, останавливаясь, падая и пускаясь бегом следом за ним. Она вымокла и запыхалась, прежде чем они увидели дом.

Он вырастал из земли сгорбленной черной глыбой на фоне неба, покрытого пятнами туч. Освещенные бледным лунным светом башни казались слоновьими клыками на огромной голове чудовища. В доме было темно, за исключением квадратика света высоко на фасаде. Вся картина напоминала обложку одной из излюбленных Джессикой книжек.

Дэвид присел в тени кривого сиреневого куста. Тяжелая свисающая цветущая гроздь коснулась щеки Джесс, и она погрузила лицо в пахучую влажную тьму.

К ее облегчению и удивлению, Дэвид не собирался идти в дом. Трудно было придумать другое место, включая кабинет зубного врача, куда бы ей так не хотелось идти. Но она оказалась совсем сбитой с толку, когда ее гид повернул за дом к морскому утесу. Понадобилось еще полчаса медленной и нелегкой ходьбы, прежде чем она поняла, куда они направляются, и все еще не могла догадаться, зачем.

В тени ряда деревьев, окаймлявшего дальнее пастбище, Дэвид остановился, выпрямился и дальше пошел смелее. Звуки, которые они издавали — хруст веток или шорох листьев, — могли сойти за беготню ночных зверюшек. Под деревьями было очень темно, лунный свет просачивался сквозь кроны и разливался серебряными лужицами на сырой земле, но мало что освещал. Теперь Джесс расслышала шум моря, но приглушенный плеск воды далеко внизу почти терялся в шуме ветра в вершинах деревьев.

— Собирается дождь, — прошептала она.

Дэвид оставил это неуместное замечание без ответа. Он дошел до края небольшой рощицы и выглянул, спрятавшись за широким стволом. Джесс высунулась у него из-за плеча. Смотреть было не на что, кроме пастбища и полого, поднимающегося впереди неровного склона. Но слышались звуки, которые издавали не ночные зверюшки, не прибой и не ветер. Это были странные звуки, как будто бы мягкий звон маленьких колокольчиков. Как будто металлом бьют по металлу или по камню...

К ее крайнему неудовольствию, Дэвид лег на живот и пополз. Она попыталась смошенничать и просто пригнуться, но Дэвид тут же поймал ее на этом и сделал угрожающий жест. Джесс застонала, опускаясь на землю, отличавшуюся, на ее взгляд, всеми нежелательными особенностями, какими способна обладать земля, — грязными лужами, острыми камнями, колючими сорняками.

Они преодолевали дюйм за дюймом, следуя друг за другом вверх по пологому склону и переваливая через него. Рука Дэвида, коснувшись ее волос, остановила Джесс, которая, сосредоточившись на колючках, не видела дальше двух дюймов от своего носа. Теперь Дэвид встал на колени, и она приняла ту же позу.

Перед ней была низкая каменная стена, окружающая пастбище, где ее дед вел свою расточительную археологическую деятельность. И в данный момент кто-то, кажется, продолжал археологические изыскания, если можно так выразиться. Джесс поняла, что это были за мелодичные колокольчики — это лопата, или кирка, или какой-то металлический инструмент позвякивал о камень.

Дэвиду нечего было трудиться и пачкать себе лицо: обратившаяся к Джесс грязнейшая физиономия была практически неузнаваемой. Ее привела в восхищение редкостная коллекция ботанических образцов, украсившая его шевелюру, но она быстро сообразила, что сама выглядит нисколько не лучше. Подобные соображения отрицательно сказываются на моральном состоянии женщин, даже если им следует думать о более важных вещах, и в течение нескольких секунд Джесс не могла осознать смысл безмолвной жестикуляции Дэвида, который в конце концов схватил ее за шею и притянул к себе.

— Смотри, — прошипел он, словно злодей на сцене, — только тихо. Они там, все правильно.

Их чумазые лица высунулись из-за стены, напоминая горшки с грязью. А потом Джесс позабыла и о растрепанных кудрях, и о всех неудобствах, вытаращив глаза в крайнем изумлении.

Свет был теперь очень скудным. Тучи сгустились и затянули почти все небо сплошной пеленой, через которую еле просачивалось неверное серебристое сияние луны. Работники вырисовывались в виде двух темных пятен, и сначала она никак не могла разобрать, над чем они трудятся. Потом луна нашла просвет в тучах и тени обрели форму.

Землю перерезала глубокая неровная канава, и одна из фигур копошилась в ней. Джесс напряженно всматривалась, и брови ее хмурились от недоумения.

Она всегда думала, что археологи выкапывают вещи из земли. А эти двое закапывали вещи в землю. Не сундуки с сокровищами, не трупы, не что-то другое, из ряда вон выходящее, а камни. От кучи камней на одном краю поля к канаве тащилась другая фигура, неся крупный обтесанный блок, передавала его фигуре в канаве и шла за следующим. Эта странная процедура длилась минут десять, пока Джесс пыталась уловить ее смысл. Ей явно недоставало какого-то звена, чтобы выстроить логическую цепочку; не может быть, чтобы эти двое клали под землей стену, хотя выглядело все именно так.

Одна фигура принадлежала ее кузену, и Джесс снова почувствовала нечто вроде жалости — как всегда, Джону выпала самая тяжкая доля труда. Он таскал камни. Она не могла видеть, чем занят его партнер — предположительно, Алджернон, — но можно было уверенно спорить, что задача его значительно легче переноски камней. Блоки были большие, минут через десять кузен начал пошатываться и прижимать камни к груди, как бы боясь уронить. В самом деле, если бы глыба свалилась ему на ногу, то переломала бы кости. Но даже пыхтя от усталости и в целом придя в жалкое состояние, он не окончательно лишился своей безмятежности. Опустив последний камень на край канавы, Джон утер рукавом пот с лица и сделал два па популярного танца.

— Много уже натаскал, — сказал он, не позаботившись приглушить свой обычно негромкий голос. — По-моему, хватит.

— На сегодня. Завтра ночью примемся за ворота.

Джесс услышала сдавленный смешок Дэвида. На лице кузена, выслушавшего эту прискорбную новость, выразилось такое разочарование, что ей тоже захотелось рассмеяться. Джон с нескрываемым отвращением посмотрел на свои грязные, до крови исцарапанные руки, вытер их о штаны, и сел на землю.

— Боже мой, Фредди, разве надо строить ворота? Мне кажется, ты говорил, что у археологов вечно нет денег на полные раскопки.

— Ты, задница, мы же не знаем, где они будут копать, и не сможем указывать, чтобы не вызывать подозрений.

Из-за края канавы показалась голова, а потом и прочие части Фредди. Это был второй злодей, Алджернон, тот, кто дважды нападал на Дэвида. Веселость Джесс мгновенно испарилась. Ей никогда не нравился Алджернон и не понравился Фредди — даже имя почти столь же противное, как Алджернон.

Кузен растянулся на земле во весь рост и не мог видеть лицо своего приятеля — к счастью, подумала Джесс, ибо Фредди бросил на своего впечатлительного компаньона взгляд, способный испепелить гору.

— Тебе известно, что я сразу был против этого, — буркнул Фредди и сел, скрестив ноги. — Дай курнуть, слышишь?

Рука с изящной даже в исцарапанном виде кистью поднялась из травы, протягивая сигарету. Фредди принял ее и продолжал, очевидно, давнишний спор:

— Что до меня, я готов бросить эту чертову затею. Еще не поздно вернуться к моему плану.

— Милый мой старичок, — донесся из травы ленивый голос кузена Джона, — в нынешний план мы уже всадили очень много-много денег. Ты не думаешь, что специалисты заметят в нашей стене кое-какие маленькие погрешности, а?

Второй мужчина пожал плечами и выпустил клуб дыма.

— Кто-то, может, заметит. А другой специалист опровергнет его критические высказывания и защитит нас из одного только чистого удовольствия подложить свинью своему профессиональному сопернику. Вот в чем их вечная проблема — ни один старый дурак сроду не согласится с другим. Все они глупые ревнивые старые черти. И доверчивые! Могут заставить себя поверить во все, во что захотят. Вспомни Пилтдаун[50] — весь этот гнусный научный мир, будь он проклят, попался на идиотскую фальшивку, как на крючок, проглотив и грузило, и леску.

— Ну, тебе лучше знать, — произнес кузен Джон хорошо знакомым Джесс сладким коварным тоном.

Как он и рассчитывал, замечание попало в самую точку. Фредди взглянул на него с таким перекошенным лицом, что Джесс, даже за каменной стеной, дрогнула.

— Я же сказал тебе — все вранье. Эта свинья Бар-тон помешал мне получить степень из чисто профессиональной ревности.

— Из профессиональной? — промурлыкал лукавый нежный голосок. — Милая миссис Бартон, как прелестно она разливала чай и изливала свои чувства! Но все прочие были достаточно хорошо воспитаны, чтобы хранить благоразумие.

Джесс подавила восклицание, когда рука Фредди потянулась к рукоятке кирки, лежавшей рядом с канавой. Она была уверена, что кузен заметил этот жест, но его длинные руки и ноги не шелохнулись, и через пару секунд пальцы Фредди выпустили черенок.

— Ты однажды кого-нибудь доведешь до убийства, — проговорил он.

— Только после того, как передам ему его долю из полумиллиона фунтов, — последовал презрительный ответ. — Фредди, ты абсолютно лишен чувства юмора. Научись смеяться над собой, старик. Ну ладно, что нам еще остается тут сделать? Надо заваривать кашу на несколько месяцев, может быть, на год. Чем скорее мы закончим, тем скорее она начнет приносить доход.

Раздался смешок Дэвида, погромче, и Джесс, пригнув голову, с тревогой взглянула на него.

— Что это? — спросил Фредди.

До Джесс донесся шорох травы.

— Сова. Сиди, ты меня раздражаешь.

— Надеюсь, что ничего другого. — Фредди сел, наделав еще больше шороху. — Ну, по-моему, можно закругляться, когда построим ворота. И могилу, конечно.

— Слушай, черт побери, мы ведь договорились не делать могилу. Я хочу сказать, могилы без тела не бывает.

— Скелет раздобыть не проблема, — пренебрежительно отозвался партнер. — Но с этими новыми научными тестами кости трудно как следует подобрать. Они должны отвечать традиционным параметрам — размеры, возраст и все такое. Нет, обойдемся без тела, но могила нужна, чтобы оправдать сокровищницу. Я все обдумал и проработал. Пустое захоронение, ограбленное в старину, где застигнутые на месте преступления воры спрятали добычу... Получится неплохая байка.

Единственным ответом был слабый стон кузена Джона, и Джесс решила, что можно без опаски выглянуть снова. Теперь она начинала понимать, но все еще не могла поверить.

— На сегодня закончим, закопав кольцо, — резко сказал Фредди. — Пока ты его снова не потерял.

— Это несправедливо. Фактически я его никогда не терял. — Кузен Джон встал и замер, словно статуя рыцаря на могиле. — Да, кольцо... Куда я его дел?

— Зря я его тебе передал, — посетовал Фредди. — В конце концов, именно я рискнул выкрасть его.

— Да и мне пришлось из-за этого улаживать кое-какие неприятности, — напомнил кузен Джон, начиная рыться в карманах.

— Неприятности эти крайне преувеличены. Ты ведь у нас такой чистюля, Джонни. По твоему настоянию я даже особенно не повредил этого парня.

— Вся эта кровь... — протянул кузен Джон. — Мерзко и грязно. А, вот оно.

Фредди взял кольцо и бросил его в канаву. Из глубины донеслись глухие звуки и шорохи. Кузен Джон, балансируя на краю, заглянул вниз.

— Я сказал, не хоронить его слишком глубоко. Надо, чтобы они нашли именно эту вещь.

— Найдут, — уверенно кивнул Фредди. — Мы же оставим торчащие камни, забыл? Кольцо найдут у подножия стены, где его должен был выронить вор, в панике перелезающий через ограду.

— Прекрасно, — одобрительно произнес кузен Джон. — Я так и вижу все это на страницах «Обсервера».

В течение нескольких минут Джесс испытывала серьезную тревогу, слушая, как ее спутник издает явственные квакающие звуки. Последнее замечание кузена Джона переполнило чашу — Дэвид разразился приступом смеха.

Джесс не смогла бы убежать, если бы захотела: мускулы совсем свело от ползания в сырости. И она разделила легкомысленное отношение Дэвида к ситуации. Все было слишком смешно, чтобы пугаться. Она усомнилась в правильности этой оценки только тогда, когда рука Фредди полезла в карман и вытащила на свет небольшой черный предмет. Его появление взволновало Джона не меньше, чем Джессику.

— Эй, брось сейчас же! — воскликнул он, пытаясь выхватить предмет.

Фредди ловко вильнул в сторону.

— Заткнись, дурак чертов, или я пристрелю и тебя тоже. Эй, вы там, кто бы вы ни были, вылезайте из-за стены!

Дэвид выпрямился во весь рост, широко ухмыляясь и держа обе руки в карманах.

— Все в порядке, Джесс. Он просто разыгрывает злодея. Он не посмеет пустить оружие в ход.

Дэвид небрежно прислонился к стене, которая доходила ему до груди. Джесс пришлось признать, что эта небрежная поза и ухмылка должна вызывать раздражение. Однако ответная реакция оказалась сильнее, чем можно было предположить. Джесс не поверила случившемуся даже тогда, когда увидела вспышку пламени из дула пистолета и услышала выстрел.

Короткий хлопок прозвучал, как щелчок пальцев фокусника, обративший всех в камень. Сквозь застилавший глаза туман Джесс видела обоих мужчин — Фредди, с мрачным, искаженным в рычащем оскале лицом, и Джона, неподвижно застывшего в незавершенной попытке вырвать оружие.

Дэвид тоже стоял неподвижно, чуть склонившись вперед, опираясь на стену. Очень медленно голова его запрокинулась. Локти соскользнули с верхушки стены. А потом он упал.

Глава 10

Все превратилось из фарса в трагедию так быстро, что Джесс никак не могла осознать реальность случившегося. Ей даже не надо было смотреть на Дэвида, лежащего в траве лицом вниз, чтобы убедиться, что он мертв. Эта мысль накоротко замкнула ее рассудок, и в течение следующих нескольких минут она действовала, повинуясь чистому и безрассудному инстинкту. Ловким движением профессионального акробата она перепрыгнула через стену и кинулась к Фредди с его пистолетом.

Возможно, в этот момент и на этом месте завершилась бы ее короткая карьера, если бы кузен не стряхнул с себя мертвое оцепенение и не завершил начатое. Пуля ушла в землю рядом с ногой Фредди, который отрывисто выругался и со злостью добавил:

— Тогда давай держи ее, кретин. Если она начнет визжать среди ночи, клянусь, я ее закопаю.

Кузен Джон прыгнул к Джесс и перехватил ее в тот момент, когда она уже нацелилась ногтями в лицо Фредди. Началась борьба. Чрезвычайное нервное напряжение придало Джесс сил, а Джона сдерживал принятый в его кругу моральный кодекс, запрещающий насилие по отношению к леди, хотя леди была не в состоянии оценить его сдержанность. Фредди, с циничным любопытством наблюдавший за битвой, посоветовал:

— Вмажь ей от души. Или давай я.

— Если ты... научился выражаться... как в американском... гангстерском фильме, — пропыхтел кузен Джон, — постарайся, пожалуйста... уф!.. придержать свой жаргон... до поры... до времени... Стойте, Джесс! Мне не хочется... О-о-о! Вот дрянная девчонка!

Фраза завершилась болезненным криком, ибо Джесс впилась зубами ему в руку. Выведенный из себя, он занес кулак, и у Джесс искры из глаз посыпались. Обвиснув на руках кузена, она услышала, как он сказал:

— Посмотри на него, Фред. Если ты убил парня...

— Нет, не убил, — ответил Фредди с некоторым сожалением, — он дышит.

— Слава Богу! Сильно он ранен?

— Не могу определить, — на редкость равнодушно заявил Фредди.

— Ну так выясни! Если ему понадобится врач...

— Он его не получит.

Джесс пребывала в странном состоянии, не столько от удара, нанесенного кузеном в челюсть, который был не так уж силен, сколько от шока. Ее потрясенный мозг совершенно не отреагировал на известие о том, что Дэвид дышит, точно так же, как и на факт его гибели. Она слышала, как ее сердце бешено бьется в грудной клетке, и знала, что больше не способна ни на сопротивление, ни на борьбу. В смятении она пропустила мимо ушей часть дальнейшей дискуссии и только слегка шелохнулась, почувствовав, что ее поднимают.

— Хорошо, что она маленькая, — заметил кузен. — Но я все равно не уверен, что смогу нести ее всю дорогу.

— Придется. Мне нельзя его оставлять, вдруг очнется. Принеси одеяло, или носилки, или что-нибудь, чтобы его нести.

Джесс и раньше носили на руках, но лишь знакомые представители мужского пола, желавшие продемонстрировать силу мускулов. Положение, когда голова, руки и ноги болтаются на весу, оказалось на редкость неудобным. Она начала постанывать и попыталась поднять голову.

— Она приходит в себя, — тревожно заметил кузен Джон.

— Так стукни ее еще разок, задница, — велел Фредди. — О Господи, ты безнадежно некомпетентен. Сейчас...

Фредди трудно было упрекнуть в некомпетентности. Когда он что-то делал, то делал это хорошо. Джесс почувствовала короткий резкий взрыв боли, а потом перестала что-либо чувствовать.

Пробуждаться было еще больнее. В голове что-то пульсировало и шумело, чьи-то грубые руки сжимали ей горло. Откуда-то шел свет, тусклый, грязный и серый, как бледное свечение грибков, растущих в сырых пещерах...

Первым, что увидела Джесс, было лицо Дэвида, огромное и расплывчатое, парящее в воздухе в нескольких дюймах перед ее глазами. Верхнюю половину этого лица покрывала запекшаяся кровь, нижнюю — черная отросшая щетина. Глаза налиты кровью, губы потрескались. Прекраснее не было ничего на свете.

Джесс села, не обращая внимания на пронзительную пульсирующую боль в голове. Лежала она на куче грязного тряпья, валявшегося на голом деревянном полу. Свет был слабее, чем ей казалось. Он просачивался сквозь стекла, черные от пыли и поэтому полупрозрачные, забранные решетками, в свою очередь преграждавшими путь свету. Окна, маленькие и высокие, прорезаны в холодных каменных стенах, суровость которых смягчали только огромные свисающие серые кружева паутины. Стены выгибались. Она знала, что это должно что-то означать, но в данный момент не могла сообразить, что именно. Она могла осознать лишь основные факты: каменные стены, решетки — тюрьма и безумие, по определению Лавлейса[51]. И Дэвид — живой и в своем уме, хотя и в то, и в другое трудно было поверить.

— Они стреляли в тебя, — вскричала она, цепляясь за него. — Куда они выстрелили?

— В плечо, конечно. Куда еще ранят героев? — Он усмехнулся. Эффект был ужасающий до невозможности.

— В ногу, — предположила Джесс.

— Ног не было видно. Если не очень задумываться, плечи — самое логичное место, куда можно попасть. Они занимают большое пространство. Из ручного оружия на расстоянии нелегко поразить...

— О, Дэвид, не будь идиотом, замолчи, наконец!

Учитывая обстоятельства, объятия ее оказались излишне страстными. Все еще улыбаясь, Дэвид согнулся и повалился назад. Она подхватила его, стараясь уберечь голову от удара об пол, и упала с ним вместе, а руки ее остались зажатыми между грязным полом, черноволосой головой и отяжелевшим раненым плечом.

Она взглянула на его лицо, болезненно бледное под разнообразными синяками и шрамами, и собралась с силами.

— Пока ты у меня беспомощный, — шепнула она и нежно поцеловала его. Потом распрямилась, села и осмотрела помещение.

С первого взгляда можно было составить о нем практически исчерпывающее представление: в комнате почти ничего не было. Единственную мебель составляли кровать с грубыми простынями, которые, судя по их относительной чистоте, доставили в заброшенную комнату недавно, и небольшой инкрустированный столик — элегантная полировка выглядела здесь явно неуместной. Деревянная дверь, которую Джесс даже не стала пробовать открывать. На столе стоял термос, кувшин с водой и два бокала — длинные, хрупкие хрустальные бокалы для вина. Заботливость и деликатность, которую Джесс вынуждена была оценить, проявились в присутствии единственной другой вещи, находившейся в комнате, если не считать паутины: под кроватью, скромно припрятанный, стоял круглый белый сосуд, целомудренно расписанный голубенькими незабудками.

— Я хочу положить тебя на кровать, — сказала Джесс, решив, что это сейчас самое главное.

— Я на ней уже был. — Дэвид старался помочь, они общими усилиями переместили его на постель, куда он безвольно свалился, лишившись сил.

— Что произошло? Ты что-нибудь помнишь? — Джесс рылась в карманах. Носового платка при ней не было. Она сняла свитер и блузку, снова натянула свитер — в комнате было сыро и прохладно, — оторвала кусок блузки, смочила его водой и принялась вытирать лоб Дэвида.

— Ничего, с того самого момента, как этот мерзавец меня подстрелил, и до того, как очнулся в этой комнате ужасов и увидел тебя лежащей на полу рядом со мной. Я предположил самое худшее, поэтому ты и застала меня за причитаниями, когда я тебя ощупывал. Я утратил обычное хладнокровие.

— Ты, разумеется, сам не свой. Они даже не позаботились перевязать тебя? Будь они прокляты. Пара расчетливых...

— Наверно, они были заняты другими мыслями, — рассудительно заметил Дэвид. — Нет, Джесс, оставь. Кровь, по крайней мере, остановилась, а если ты растревожишь рану... Ты знаешь, где мы?

— Мы можем быть только в одном месте. В доме.

— Правильно. Очевидно, в одной из башенных комнат. Я понимаю, ты сама вся разбита, но не попробуешь ли подобраться вон к тому окну?

Она попробовала, встала на цыпочки, но почти ничего не увидела. Решетки торчали в нескольких дюймах от стекол и были чересчур плотными, сквозь них мог пройти только палец, и ей не удалось даже протереть стекло.

— Вижу двор, — доложила она, скосив глаза. — Это какая-то из задних башен. Дэвид, светает. Мы пробыли здесь всю ночь.

— Через окна нельзя выбраться?

Джесс потрясла решетку. Она не поддавалась.

— Ну, попробуй дверь. Просто для смеха.

Дверь была заперта. Снаружи Джесс не услышала ни звука, даже приложив ухо к створке. Пол, хоть и старый, тоже был прочным, а к каменным стенам она не сочла нужным даже подступиться.

Она вернулась к кровати и снова вытерла лицо Дэвида. Он не издал ни звука, но разомкнул крепко стиснутые губы, когда на лицо попала холодная вода, и Джесс чуть не заплакала от злости и жалости.

— Надо смотреть фактам в лицо, — пробормотал он. — Мы заперты крепко и надежно, моя дорогая. Даже если ты перебьешь оконные стекла, мы в задней части дома, куда посторонние никогда не заходят, на помощь звать бесполезно. Я не в состоянии бороться со злодеями, если они появятся. Я даже не уверен, что смогу встать.

— Но они не решатся просто оставить нас здесь! Тебе нужен врач...

— Не думаю, что они решатся просто... оставить нас здесь.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, зажав рукой рот.

— Прости. Я не хотел тебя пугать, — мягко сказал он. — Но перспективы довольно мрачные. Они уже зашли дальше, чем намеревались. Знаешь, назвался груздем — полезай в кузов. А твой учтивый кузен не такой человек, чтобы...

Омерзительной комнате недоставало только гремящих цепей, чтоб обрести законченный готический облик, и вот ко всему прочему добавился стук. Джесс вскочила на ноги и глянула сперва на дверь, откуда доносилось постукивание, потом вокруг в поисках подходящего оружия. Дикий взгляд ее упал на ночной горшок, скромненько задвинутый в уголок, и, сделав один прыжок, она схватила его, вторым прыжком подскочила к двери и занесла горшок для удара.

В полном соответствии с традицией, дверь заныла и застонала, медленно поворачиваясь в петлях. Джесс увидела, что Дэвид, болезненно морщась, приподнимается, опершись на локоть, и с тревогой смотрит на нее; она махнула ему ночным горшком, и он повалился назад, то ли подчинившись приказу, то ли потеряв сознание — она так и не поняла. Потом отворившаяся дверь скрыла от нее постель.

Дверь распахнулась примерно наполовину и замерла. Последовала пауза, во время которой слышалось только чье-то ровное дыхание. Неожиданно створка резким рывком отскочила до упора, прихлопнув Джесс, словно муху, к стенке, из-за края двери высунулась рука, схватила ее за плечо и встряхнула; горшок упал, посыпались расписанные незабудками осколки.

Высвободившись, Джесс прижалась к стене, сдерживая слезы ярости и огорчения. Она не сдвинулась с места, даже когда дверь закрылась и она предстала перед насмешливым взором своего кузена.

— Фредди внизу, на случай если вы задумали удрать, — сообщил он и нагнулся, чтобы взять тяжелый поднос, который осторожно поставил в сторонке, прежде чем обезвредить ее попытку проломить ему голову. Он огляделся, ища, куда бы поставить поднос, счел столик неподходящим, пожал плечами, снова опустил поднос на пол и сел рядом, скрестив ноги. Примечательно, что даже в такой неортодоксальной позе он сохранял свой апломб. Но Джесс показалось, что Джон избегает смотреть ей в глаза.

— Я подумал, вам, может быть, хочется чашечку чаю, — простодушно объяснил он.

— Это не все, чего мне хочется, — коротко ответила Джесс. — Нет, не давайте Дэвиду чашку, он ее не удержит. Он даже сидеть не может. Держите голову, а я возьму чашку.

— М-м-м... да... — Кузен Джон разглядывал Дэвида, лицо которого оказалось на одном уровне с его собственным. Он взял с подноса бутылку и плеснул в чай солидную дозу. — Это может помочь.

Вместе они влили в Дэвида целебный наспиртованный чай, расплескав на грудь не более половины, и Джесс с облегчением увидела, что щеки его порозовели. Он откинулся назад, не произнеся ни слова, и, хотя Джесс знала, что Дэвид способен изобразить себя большим страдальцем, чем на самом деле, он вряд ли особенно притворялся. Она устремила презрительный взгляд на кузена и с удовлетворением увидела, что он опустил глаза.

— Бинты и йод? — спросила Джесс, кивая на поднос. — Серьезная помощь. Ему нужен врач, слышите вы... убийца!

— Ну, сейчас он его не получит. Не сейчас. Не волнуйтесь, Джесс...

— Не волноваться? — Она, сжав кулаки, вскочила на ноги. — Подумать только, что мы с вами родственники! Лучше бы «бостонский душитель» был моим кузеном! Лучше бы мне иметь общих предков с сексуальным маньяком! Пускай бы маркиз де Сад...

— Нет, вот это уже действительно невозможно. Ради Бога, успокойтесь, детка. По крайней мере, мы можем сейчас устроить его поудобней, я вам помогу, я кое-что знаю о первой помощи. А потом, завтра...

— Свершится расправа?

Кузен Джон был шокирован.

— Стал бы я столько трудиться, если бы мы решились на столь жесткие меры? Почему в таком случае нам бы сразу вас не убить?

— Я способна придумать несколько веских причин, Джон... — Она, пожалуй, впервые за все время назвала его по имени. Результат поразил их обоих. Удивительно, как сближает людей обращение по официальному личному имени. — Вы мой кузен, — продолжала Джесс после короткой деморализующей паузы. — И в целом не такой уж плохой человек. По-моему...

— Большое спасибо.

— Извините, если я что-то не так сказала. Я даже точно не знаю, что вам, в конце концов, нужно и для чего вы все это затеяли. Меня это не интересует, если речь не идет о чем-то ужасном вроде наркотиков или похищения с целью шантажа. Я просто хочу... остаться в живых. С Дэвидом.

— Вы любите этого парня, да?

Джесс взглянула на своего поверженного возлюбленного. Он был достаточно трогателен, чтобы обезоружить своим видом не одного злодея. Черные ресницы — она уже имела возможность заметить, какие они длинные, — лежат на бледных щеках, рот болезненно сжат, черные волосы вьются над сбившейся повязкой на лбу, и даже нос стал казаться меньше.

— Да.

— И он влюблен в вас, это сразу видно. Джесс...

Он встал на колени рядом с кроватью, и ей пришлось смотреть на него сверху вниз. Свет снаружи постепенно усиливался, пробивался сквозь грязные стекла, и уже можно было ясно разглядеть его лицо, и выражение этого лица смягчило Джесс. Ей с трудом верилось, что этот человек, тонкими чертами и мягкими голубыми глазами так напоминавший ее отца, мог быть убийцей. Неверие это ничем не оправдывалось, но преодолеть его было нелегко.

— Джесс, — повторил кузен заговорщицким шепотом, — я хочу...

Теперь ей представился случай поблагодарить скрипучую дверь. Никаких признаков приближения другого человека не было. Визг ржавых петель как ножом обрезал фразу кузена Джона, и он повернулся на коленях, уставившись на Фредди, который стоял, словно в раме, в открытом проеме двери, оскалившись, будто тигр.

— Еще не управился, Джонни?

— Только начал, — ответил кузен Джон почти твердым голосом. — Приходится уговаривать Джесси.

— Какое приятное занятие. — Пустые черные глаза Фредди окинули Джесс с циничным любопытством. Она не знала, краснеть ей или бледнеть от страха. — Ну, давай продолжай.

Сделав равнодушное лицо, Джон вытащил перочинный нож и разрезал свитер и рубашку Дэвида на месте раны. Им пришлось отмачивать прилипшее и заскорузлое белье на плече, и, когда они закончили, вода в кувшине покраснела.

— Надо еще воды, — обратился Джон к своему приятелю.

Фредди растянул рот в гримасу, которую даже при самом буйном воображении нельзя было принять за улыбку.

— Вот, — сказал он, доставая из-за двери ведро. Это было почти последним произнесенным в комнате словом.

На неопытный взгляд Джесс, припухшее покрасневшее пятно вокруг раны выглядело нехорошо, и молчаливо поджатые губы кузена подтвердили ее опасения. Однако он продолжал обрабатывать рану какими-то антисептиками и довольно искусно перевязал ее.

— Не так плохо, — сообщил Джон, избегая смотреть Джесс в глаза. — Чисто навылет, кости не задеты. Не пытайтесь натягивать на руку рубашку, просто накройте его.

Джесс ничего не сказала. Присутствие Фредди действовало на нее так, как действует на некоторых людей вид змеи. Даже ее весьма развитые голосовые связки оказались парализованными. Она почувствовала сильное облегчение, когда парочка покинула комнату и тяжелая дверь захлопнулась. Послышалось звяканье ключей, бряцанье цепей и засовов, потом все смолкло.

День тянулся нескончаемо. Солнечный свет разгорался, потом начал слабеть. В конце концов от невыносимой скуки Джесс заснула и очнулась, испуганная и дрожащая, от прикосновения руки Дэвида, но первый же взгляд на его лицо успокоил ее.

— Тебе лучше?

— Лучше, чем когда? — недовольно спросил Дэвид. — Черт побери, я спал как свинья, и ты тоже. Пустили время коту под хвост, как выражается кто-то из твоих национальных поэтов.

— Ты слишком много разговариваешь. Я вижу, что тебе лучше. Смотри, что оставил мой дорогой кузен. Как насчет глотка холодного чаю?

— Мне больше хочется глоток того, что в бутылке. Джесс, что хотел сказать кузен Джон, когда его прервало явление Фредди?

— Ты слышал?

— Почти все. — Дэвид глотнул бренди и остывшего чаю. — Вот то, что мне нужно для куража. Искусственный возбудитель.

— В какой-то момент он что-то сказал насчет завтра.

Дэвид откинулся на взбитые и удобно уложенные Джесс подушки.

— Мне больше кажется, что это надо понимать как сегодня ночью.

— Почему?

— Потому что для всех их планов нужна темнота.

Джесс взглянула на него и увидела, что он внимательно рассматривает грубые простыни и свои ослабевшие руки. Значение этих слов было для нее ясным и не новым. В каком-то смысле ей даже легче стало, когда они прозвучали вслух.

— Темнеет, — тихо заметила она, и ладонь ее поползла по простыням к рукам Дэвида.

Он быстрым, почти испугавшим ее движением накрыл ее руку своими, но его порыв подбодрил ее. Она понимала, какие ярость и разочарование скрываются за его внешним спокойствием.

— Еще не очень поздно, — сказал он, — темно в этой мерзкой дыре, вот и все.

— Есть что-нибудь — хоть что-нибудь, — что мы можем сделать?

— Можем поговорить. — Дэвид вдруг рассмеялся, и, к ее облегчению, без всякой злобы. — Я всегда могу поговорить. Джесс, картина не сплошь черная.

— Тогда покажи мне рассветный лучик. Я его в данный момент не вижу.

— Ну что ж, мы все еще живы, как постоянно повторял один из героев моей юности. Если они собираются держать нас здесь, придется им раскошеливаться на большое количество хорошего бренди.

— Маленький просвет. — Джесс опустилась на пол и свернулась в клубочек, положив голову на край постели, оставив свою руку в его теплых ладонях. — А еще?

— Не факт, но вполне обоснованное подозрение. Помнишь, мне пришлось разбираться с ними обоими, и, уверяю тебя, нет лучшего способа установить, готов ли человек пойти на убийство, чем вступить с ним в драку. С Фредди дело плохо, он бьется насмерть, не миндальничая и не придерживаясь правил честной игры. А Джон отступает. Он не любит, когда его бьют, и не любит давать сдачи. Он может убить при необходимости, но только в припадке ярости, а нужно очень и очень постараться, чтобы разозлить его до такой степени. Он цивилизованный трус вроде меня.

— По-твоему, Фредди хочет убить нас, а Джон против?

— Несколько тонких догадок позволяют мне прийти к такому заключению. В конце концов, кузен Джон читал Толкиена. Ни один человек, который его читал, не может быть абсолютным злодеем.

— Сомневаюсь в твоих догадках, но соглашаюсь с заключением. Интересно, что эти ребята надеются получить?

— И мне тоже, — пробормотал Дэвид. — Очень уж нежелательно зависеть от милости Фредди.

— Кто из них босс?

— О, скорее всего, Джон.

Последовала пауза, во время которой Джесс с огорчением отметила, что остатки света окрашиваются в серые тона.

— Почему? — спросила она.

— Инициатором должен быть он — это его план и его поместье.

Оба они хорошо сознавали уязвимость этого предположения. Джон мог придумать план, но оставаться под контролем более жестокого и менее щепетильного человека. Никто не высказал этого вслух, и дальнейшая беседа деликатно обходила эту тему, словно кружила вокруг зыбучих песков или мертвого тела.

— А как насчет тети Гвиневры? Она знает, что мы здесь, наверху, замерзшие до смерти, голодные, умирающие от жажды и...

— Обреченные? Извини... Не знаю. Ей, возможно, известно о заговоре, но едва ли она согласится с убийством. Если это тебя утешает.

— Нет, не утешает. Дэвид, я все еще не понимаю, в чем дело. В чем состоит их план?

— Но это ведь очевидно.

— Только для автора готических триллеров, — улыбнулась Джесс. Сейчас уже было трудно разглядеть его лицо. Свет почти угас.

— Ну, может быть, я ненормальный, но я не вижу других вариантов. Хочешь выслушать краткое изложение? Нам все равно нечего делать.

— Только... ждать.

— Да. Ну, — быстро заговорил Дэвид, — все началось с артуромании твоего деда — с этой страсти и с последних находок, после которых в выпусках новостей заговорили о Камелоте. Плюс третье событие, конкретных подтверждений которого у меня нет, но я принимаю его условно, чтобы заполнить пробел в мотивах.

— Хорошо, дальше.

— Несколько дней назад ты мне говорила, что твой дед верил в происхождение семьи от Артура. Я всерьез этого не воспринял, так же как и ты. Но люди, помешанные на генеалогии, идут на все, чтобы отстоять свою точку зрения. Дед занялся археологией, надеясь найти свидетельства пребывания Артура на его земле. Он искал Камелот.

Звучит глупо. Но за последнюю пару лет немало солидных, лишенных воображения ученых делали то же самое — искали Камелот. Мне время от времени доводилось читать сообщения о раскопках в Кадбери, и я тогда не обращал на это особого внимания, но несколько странных фактов врезались в память. Дед вовсе не был полным идиотом. Кадбери — не единственное место, которое добрые местные традиции связывают с Камелотом. Есть и другие — в Уэльсе, в Корнуолле, даже в Шотландии. Тинтейджел, выше по побережью от Сент-Айвса, — это место, где предположительно был зачат Артур, и там обнаружены предметы, которые датируются нужным периодом.

Хорошо. Все эти обрывки информации всплыли в моей памяти, когда мы приехали сюда. Я, конечно, о них не задумывался, не имея никаких оснований предполагать, что они что-то значат. Потом мы встретились с мистером Пенденнисом.

— Но он считает, что нашел Камелот, — напомнила Джесс. — Может, он тоже свихнулся?

— Нет, на самом деле все наоборот; и в результате твой высокочтимый предок выходит не таким уж свихнувшимся. Пенденнис не слабоумный, несмотря на преклонный возраст. Он может преувеличивать значение свидетельств или неверно интерпретировать их, но не станет изобретать несуществующие вещественные доказательства. Если он говорит, что преуспел там, где твой дед ничего не добился, я склонен верить, что он действительно что-то нашел, — что-то, относящееся к временам Артура, — на своем собственном участке.

Ну, теперь переходим к таинственному ящику, который твой дед оставил своему старому другу и сопернику. Начнем с того, что это не похоже на правду. Коллекционеры не завещают коллекций своим соперникам-коллекционерам. Они передают их в музеи, чтобы ими могли восхищаться потомки, разглядывая маленькие таблички с надписью: «Дар такого-то». Ты видела выражение лица Пенденниса, когда он открыл коробку? Его будто гром поразил. Он увидел нечто не только совершенно неожиданное, но и совершенно для себя нежелательное. Поговорив с Клиффом, я понял, что это было. Предметы в коробке типичны для пятого века. Для времен Артура.

— Тогда... значит... дедушка его нашел! Камелот!

— Постой, подожди, ты перескакиваешь к выводам. Все гораздо сложнее, чем кажется.

Теперь Джесс едва могла его разглядеть, но говорил он почти как раньше. Погрузившись в свои теории, он забыл и о том, что спускается ночь, и о том, что может случиться ночью.

— Хорошо, продолжай, — подбодрила она его.

— Еще одно замечание насчет ящика. Ты обратила внимание, как громыхали все эти куски и обломки? Зачем складывать их в такую большую коробку?

— Что?.. Да! Я начинаю догадываться! Там еще что-то было, в этом ящике!

— Возможно, там было еще несколько предметов. А один, по крайней мере, кусочек был золотым, он отломан недавно, края у него чистые.

— О-о-о... Дэвид... Дэвид, помнишь, что сказал Джон? На пастбище! О сокровище? Он сказал, что сокровище...

— Сказал, сказал, в самом деле. Вот что он ищет, Джесс. Вот почему он гонялся за тобой по всей Англии.

— Тогда кольцо должно быть частью клада. Господи, Дэвид, если все остальное не лучше этого кольца...

— Лучше, черт побери! Ты не слышала, что говорил Клифф? Осколки металла, кости, ямы под землей — вот все, что они обнаружили до сих пор. В этом ящике было золото, Джесс. Можешь себе представить, сколько стоит коллекция ювелирных украшений пятого века? Она была бы абсолютно уникальной. Британский музей наверняка нанял бы киллеров, чтобы ее заполучить. Но это еще не все. Подумай о других намеках.

— Что ты имеешь в виду?

— Думай! Пятый век... укрепленный замок... военный вождь... драгоценности... королевские регалии...

— О, Дэвид, не может быть! Корона короля Артура!

— Я говорю о том, что задумал кузен Джон. Вместе со своим наемным убийцей. Им нужно было раздобыть кольцо, это часть клада. Но кольцо не единственная причина, по которой они за тобой охотились. Они не хотели, чтобы ты застала деда в живых. Нас ведь не ждали в засаде у ворот, правда? До этого самого момента они всеми способами, включая убийство, старались не пустить нас в Корнуолл. Но мы въехали туда мирно, как барашки. К тому времени старик умер.

— Он рассказал бы мне о сокровище? — пробормотала Джесс. — М-м-м... Сомневаюсь. Он не был сентиментальным, это все говорят. Что-то, связанное с наследством... Минутку. Джон — законный наследник. Он в любом случае получает сокровище. Зачем надо красть?

— Затем, — терпеливо объяснил Дэвид, — что сокровище было в ящике, а ящик завещан — кому? Догадайся, Джесс. Подумай еще.

— Мистеру Пенденнису. Почему, Дэвид? Ты прав, это нелогично. Либо музею — черт побери, они, может быть, даже дали бы кладу его имя: «Сокровище Трегарта», — либо наследнику, последнему потомку короля Артура по мужской линии. Почему он не оставил его Джону?

— Думай, у тебя это здорово получается. Почему дед просил тебя привезти кольцо? Почему он публично не объявил о находке, которая относится к пятому веку, особенно о таком кладе?

— Он завещал его мистеру Пенденнису. И кольцо предназначалось мистеру Пенденнису, оно тоже должно было лежать в ящике. Дэвид! Он украл его. Дедушка. Это не его сокровище.

— Правильно.

— Зачем? Вот старый дурак!

— Не будь к нему слишком сурова. Коллекционеры страшно страдают. Представь, что он переживал все эти годы, когда Пенденнис торжествовал над ним, выкапывая из грязи один за другим дивные осколки посуды пятого века. Он не мог этого вынести. Я думаю, если бы мы поинтересовались, то обнаружили бы, что однажды мистер Пенденнис надолго уехал — на отдых или по делам — и твой дед начал тайные незаконные раскопки. Он нашел клад и не смог отдать его. Но он не был преступником, Джесс. Мне кажется, он все время себя уверял, что взял вещи просто на время, в шутку, для розыгрыша. Он так никогда и не признался в том, что совершил, но гарантировал возвращение клада законному владельцу после своей смерти. Даже кольцо, которое твой отец увез после размолвки.

— Интересно, отец знал об этом?

— Возможно. Он мог знать, какое значение имеет это кольцо для твоего деда. Может быть, он помогал при раскопках.

— Может быть. Он терпеть не мог все, что связано с королем Артуром. Но ведь все это произошло очень давно, еще до того, как отец уехал из дома. Джона тогда и на свете не было. Откуда он узнал о сокровище?

— Ну, это нетрудно. Разнюхал. Он прирожденный шпион. А может быть, изобразил интерес к дедушкиному хобби, надеясь выяснить, на что тратятся деньги.

Только пожатие руки Дэвида напоминало Джесс о времени и пространстве, сам он в полнейшем мраке превратился в едва различимое бесформенное темное пятно.

— Слабовато все это, Дэвид, — печально сказала она. — Кругом прорехи. На основании одного слова и кусочка золота мы выдумали клад и, исходя из шатких теорий, объясняем множество странных поступков. Столько насилия...

— Я главный специалист по насилию, — заявил Дэвид слегка охрипшим голосом. — Твой кузен не тот человек, который решится на риск, если куш не очень велик.

— Но, Дэвид... Допустим, я добралась бы до деда, прежде чем он умер. Допустим, он рассказал бы мне о сокровище. И что я смогла бы сделать? Излагала бы свою версию — о безумном поступке старика, — выступая против тетки и кузена, а они оба уважаемые члены общества. Это бессмысленно.

— Не забывай о мистере Пенденнисе. Версия, которую ты могла бы изложить, вкупе с другими свидетельствами заронила бы в него подозрения.

— Им надо было только дождаться его смерти, а ведь он стар. Если сокровище принадлежит ему...

— О, оно ему не принадлежит! — триумфально вскричал Дэвид. — Вот где собака зарыта, Джесс, вот недостающий кусочек головоломки! Сокровище не принадлежит мистеру Пенденнису.

— Но... если оно найдено на его участке...

— Тогда оно считается кладом. Знаешь, что это значит?

— М-м-м... нет, кажется, нет. Или это значит, что нашедший получает половину?

— В некоторых странах да. Здесь — нет. Найденные клады принадлежат короне.

— А! Тогда какая разница, где он найден, здесь или на земле мистера Пенденниса? Он все равно отойдет короне.

— Постой, дай договорить. Я горжусь, что додумался до этого. Я не консультировался у юристов, но полагаю, что прав. Найденным кладом считаются обнаруженные в земле предметы, которые официально нельзя объявить собственностью ни одного живущего человека. Если ты откопаешь часы своего деда, это не клад — ты станешь их законным владельцем, даже если они не упомянуты в завещании. Но этот клад, если мы не ошибаемся на его счет, относится к пятому или шестому веку. Ни один живой человек не может доказать, что он родственник или потомок первоначального владельца, кроме, может быть, старого корнуэльского семейства, способного документально подтвердить, что в течение нескольких веков проживает в этих местах.

Голос Дэвида, бесцветный от сдержанного волнения, как будто бы яркой вспышкой прорезал тьму, словно солнечный луч, упавший на кучку бриллиантов. Джесс задохнулась.

— Ты хочешь сказать, что именно это задумал Джон?

— Джесс, мне наплевать на твоего элегантного кузена, но мы с ним похожи гораздо больше, чем мне бы хотелось. Он мог выдумать именно такой безумный и великолепный план, прямо как в старом фильме с Алеком Гиннессом[52], а я его раскусил, потому что у меня точно такой же склад ума.

— Значит, это рытье на пастбище...

— Он строит Камелот. — Дэвид разразился смехом. — Чертов трюкач, не могу им не восхищаться. Даже этот дурацкий стишок, помнишь? Меч, корону и короля — так, что ли? — и сынка для меня. А «для меня» в данном случае означает для какой-нибудь местной возлюбленной короля Артура, корнуэльской леди. Могу поспорить, что Джон собирается нацарапать эти вирши на тщательно подделанном истертом старом пергаменте для подкрепления своих претензий. А на лугу он сооружает декорацию, в которую поместит сокровище, и, если я его знаю, он оставит его где-нибудь над землей, на случай буквального толкования закона. Предметы, найденные не в земле, а на земле, — это вещи ненужные, выброшенные, или потерянные, или что-то еще в том же роде, другими словами, они достаются нашедшему.

— Но это... это безумие! Этот номер не пройдет!

— Я не так уж уверен, что не пройдет. Знаешь, сама жизнь — безумная штука, а закон — самая безумная штука во всем мире. В любом случае стоит попробовать. Сбыт краденных ценностей, особенно древностей, на черном рынке — это тюрьма, противоправная деятельность. К тому же ты в этом случае теряешь в цене половину, а то и больше.

— Откуда ты все это знаешь?

— Ты что, забыла, что я пишу триллеры? В моей предпоследней книжке «Трюк Каррузерса» речь идет о краже драгоценностей. Героиня...

— Оставим ее в покое. Это... это дичайший...

— И еще не все, — весело продолжал Дэвид. — План можно варьировать до бесконечности. Я сам только что разработал три грандиозных собственных варианта.

— Прибереги их для кузена Джона, — посоветовала Джесс; она была рада, что голос ее звучит ровно. — Я слышу, он идет.

Рука Дэвида сжала ее пальцы, и они сели, глядя на невидимую в темноте дверь, из-за которой слышался уже знакомый стук и звон отодвигаемых засовов.

Они поняли, что дверь отворилась, по безошибочному потустороннему скрипу. Но все еще ничего не видели, ибо вошедший явился без света. Руки их разомкнулись, Джесс принялась разминать окоченевшие мускулы. Опустилась на колени в поисках на ощупь какого-нибудь орудия, она чувствовала сквозь простыни легкую дрожь Дэвида.

От двери доносились осторожные звуки, потом она проскрипела вторично. Ушел посетитель, подбросив внутрь какое-то убийственное приспособление, или они теперь заперты в темной комнате вместе с убийцей?

Трясущиеся руки Джесс совершенно неожиданно наткнулись на поднос, и с него на пол свалилась чашка. Таиться в молчании уже не было надобности, и она выругалась, несколько облегчив душу, еще раз налетела на поднос, вызвав громоподобное крушение прочей посуды.

— Тише, тише, — раздался у двери обеспокоенный голос. — Вы что, весь фарфор собираетесь перебить?

Мелькнул свет, озарив Джесс с занесенным подносом в руках, нервно метнулся с нее на Дэвида, который барахтался, выпутываясь из простыней, наполовину вылезши из постели. Как только луч перестал слепить глаза Джесс, она прозрела. Это был просто фонарик.

— Ш-ш-ш! — Теперь она различала черты перекошенного от чрезвычайного волнения лица своего кузена. — Не могли бы вы оба заткнуться? Я пытаюсь спасти вам жизнь, а вы так шумите, что поднимете мертвого, не говоря уж о Фредди!

— Успокойся, Джесс, — сказал Дэвид, откинулся на подушки и вытер лоб. — По-моему, мы в полном порядке.

— Я в этом не так уверен, — мрачно произнес Джон. Он поставил фонарь на пол, и луч его устремился вверх, с безумной силой светя на заросший паутиной потолок. Бокового же освещения едва хватало, чтобы слабо озарить сцену. Джесс обнаружила, что он принес с собой еще один поднос.

— Вот, давайте, поешьте. Извините, что я не пришел раньше, но это было небезопасно.

— Я бы лучше выпил еще того бренди, — заявил Дэвид.

— Только не на голодный желудок. Вам скоро придется двигаться, и двигаться быстро. Перестаньте болтать и ешьте.

Дэвид впился зубами в сандвич, но без обычного энтузиазма.

— Почему мы должны двигаться? — спросила Джесс.

— Не волнуйтесь, я все устрою.

Несмотря на напряженность в голосе, в нем звучала нотка удовлетворения. Было ясно, что кузен Джон обожает все устраивать, но на Джесс, только что выслушавшую краткое изложение его замыслов, его практичность не произвела особого впечатления. О чем она и сообщила ему сочувственным тоном.

— Вы догадались, да? — ухмыльнулся Джон, обращаясь к Дэвиду. — А я-то считал себя жутко изобретательным.

— Так оно и есть, — усиленно жуя, подтвердил Дэвид. — Только я совсем не уверен, что это имело бы успех.

— И я тоже, — весело согласился Джон. — Но от самой разработки плана я уже получил половину удовольствия. А какая грандиозная мистификация! Чаттертон[53] рядом со мной выглядел бы дилетантом!

— И это всего этого стоило? — поинтересовалась Джесс, набив полный рот хлебом с сыром. Она расслабилась, успокоившись, когда возникла возможность спасения, но вместо исчезнувших страхов на нее нахлынуло возмущение. — Всего, что вы с нами сделали...

— Давайте сначала определим, что значит «это», — педантично предложил кузен. — Можно предположить, что первое употребленное вами неопределенное местоимение относится к сокровищу. Моя дорогая, оно этого решительно стоит! Что же касается второго местоимения — «этого»... Обождите, пока не увидите вещи... увы, я совсем забыл. Вы их не увидите. Коллекционеры, нелегально приобретающие предметы, очень заботятся, чтобы об этом никто не узнал. Что ж, в жизни встречаются некоторые разочарования. Не капризничайте, вам могло повезти гораздо меньше, уж вы мне поверьте!

На последней фразе его легковесный тон прозвучал тверже, и Джесс, набившая полный рот еды, подавилась.

— Фредди? — догадалась она.

Кузен Джон поднял правую руку и мрачно покачал головой:

— Думаю, мы откажемся от земляных работ. У меня руки совсем отнимаются, я не смогу играть. Фредди? Да, Фредди несколько вышел из повиновения. Он никогда не был конформистом, но если б я знал, в какого убежденного нонконформиста он превратился с тех пор, как мы вместе учились...

— Какая у Фредди специальность? — спросил Дэвид.

— Мой дорогой друг! — Джон послал ему победную улыбку. — Археология, разумеется.

— Но это не единственная причина, по которой вы предложили ему присоединиться к вам, — сказала Джесс.

— Ну, мне понадобилась профессиональная консультация, когда я случайно наткнулся на дедушкины маленькие трофеи. Я сразу заподозрил, что он раздобыл их незаконно, — это был не такой человек, чтобы скромничать и помалкивать. Фредди подтвердил, что там, где дед копает, не может быть поселений пятого века. Кроме того, у меня не было никаких сомнений, что Фредди обладает определенным талантом на вещи, которые более щепетильные люди предпочитают игнорировать.

— Очень жаль, что вы не изучали историю, — сухо заметил Дэвид. — Там нашлись бы подходящие параллели.

— Вы имеете в виду веселых старых римлян, кликнувших варваров себе на подмогу? Уверяю вас, с тех пор эта параллель не раз приходила мне в голову. С Фредди я в самом деле хватил через край.

— Значит, это замыслы Фредди на наш счет заставили вас его продать? — Дэвид налил себе щедрую порцию бренди и проглотил ее. — Так как же, Джон?

Джон перекосился.

— Что за вульгарные выражения! Продать, в самом деле! Я, естественно, не желаю убийства, тем более убийства людей, связанных со мной родственными узами. Признаюсь, однако, что в последний момент я стал наблюдать в его глазах некие арифметические прозрения.

— Арифметические?

— Ну, знаете, один разделить на два получится половина. А один разделить на один — это все равно что вообще ничего не делить, правда? Нет, пусть это звучит цинично, но в действительности я никогда не доверял Фредди.

— Ладно, — заключил Дэвид. — Я ощущаю почти обычную готовность двинуться в путь.

— Хорошо. — Джон поднялся с пола, разогнулся и выпрямился. — Позвольте мне предложить вам руку. Господи, дорогой мой, да тут понадобятся обе руки. В таком состоянии вы далеко не уйдете. Дайте подумать.

Он тихонечко посвистал про себя, потом весело произнес:

— Отлично, придумал! Мы поместим вас в одну из нежилых комнат в этом крыле. Фредди не станет искать, он решит, что вы улизнули вместе с Джесс. Которая уже мчится по дороге в город, чтобы позвать полицию.

Джесс, поддерживая Дэвида с другой стороны, с подозрением взглянула на кузена.

— А как насчет вас?

Он кивнул ей через плечо Дэвида:

— Очень мило, что вы подумали обо мне. У меня разработан небольшой план...

— А, наверняка ерунда... — устало отмахнулась Джесс.

— Ваше недоверие обижает меня. Этот план предусматривает, что единственным злоумышленником остается Фредди. Возражать он не будет, он исчезнет к тому времени, как вы вернетесь из города с полицией. Я просто-напросто объясню им, что он держал вас в заложниках и угрожал убить, если я попытаюсь вмешаться. Сегодня мне удалось вас освободить и доблестно придержать преступника, пока вы не убежали. От вас потребуется только подтверждение и... гм... еще одно маленькое одолжение...

— Например, позабыть о сокровище?

— Не правда ли, это не слишком большая цена за спасение вашей жизни? Я ведь никого не обкрадываю, кроме короны. Нет, я, конечно, лояльный тори, но, полагаю, у нее и без того предостаточно приверженцев. Подумайте, чем я ради вас жертвую! Нам придется переправлять сокровище за границу через сомнительных знакомых Фредди, и на этом я потеряю последнюю рубашку. Я должен буду также отказаться от своих замечательных планов, включая проект превращения старого фамильного дома в роскошный отель. Может быть, я назвал бы его «Камелот» — прямо на том самом месте, леди и джентльмены, рядом с подлинной могилой короля Артура! Я готов ради вас пожертвовать всем этим плюс рискнуть собственной шеей. Если Фредди когда-нибудь узнает...

На этот раз дверь не заскрипела, а если и заскрипела, скрипа не было слышно из-за удара тяжелой створки, с грохотом отлетевшей к стене. Джесс нечего было смотреть, она и так знала, кто стоит на пороге.

Никогда еще кузен не вызывал у нее такого восхищения. Инстинктивно пригнувшись и виновато охнув для начала, кузен Джон выпрямился в полный рост и вытянул свободную руку, которой не поддерживал Дэвида.

— Но тише! Вот он вновь! Остановлю любой ценой...[54] Фредди, умоляю, спокойно!

— Ах вот как, спокойно, так, дурак... — Фредди вымолвил слово, которого Джесс никогда не слыхала, за ним последовало еще несколько, неизвестной этимологии, — все они явно представляли собой эпитеты, и все они явно были нелицеприятными. Кузен Джон поморщился. В скудном свете фонаря она разглядела, что он побледнел, но глаза его живо поблескивали.

— Не спеши, Фредди, — сказал он. — Я припрятал добычу.

В первый момент Фредди не отреагировал. Потом нога его поднялась, и дверь снова грохнула, на сей раз закрывшись.

— Где? — спросил он.

— Но ведь ты в самом деле не считаешь меня таким простачком, чтобы я тебе рассказал? Я поделюсь с тобой, как обещал. Мы сейчас за ним сбегаем.

— Есть другой вариант, — возразил Фредди.

— Другой вариант есть всегда. Почти всегда... Слушай, старик, игра сыграна, почему бы с достоинством не признать этот факт? Ничего не получится, нельзя просто поубивать людей. У них есть друзья и родственники, которые примутся их разыскивать. Для наших скромных планов нужен мир, покой, время и отсутствие любопытствующих. Не можешь же ты...

— Мы это уже обсуждали, — сказал Фредди. Возник пистолет наготове, нацеленный в самую середину бледно-голубого свитера кузена Джона. — Меня никогда особенно не интересовали твои планы. Я позволял тебе посвящать меня в них только по той причине, что иначе мы потеряли бы слишком много. А теперь я получу больше.

— Найди сначала, — храбро предложил кузен Джон.

— Найду как-нибудь.

Джесс подумала, что хуже всего в Фредди то, что он способен только на две эмоции — черную ярость и холодный и злой расчет. Сейчас верх явно брала вторая.

Дуло пистолета переместилось на несколько дюймов вниз.

— Я еще никогда, никому не стрелял в коленную чашечку, — признался Фредди. — Но слышал, что это самое болезненное из ранений. Начну с правого колена. На счет четыре. Один...

— О Господи, — благочестиво воззвал кузен Джон.

— Два...

Джесс свалила обмякшее тело Дэвида на постель. Дэвид безмолвно потерял сознание некоторое время назад, и она была рада, что он больше не вмешивается. Он обязательно попытался бы оказать сопротивление и обязательно был бы убит. Она исподтишка размяла руки. Ей не надо было выслушивать дальнейшее изложение планов Фредди. Выпытав у кузена Джона необходимую информацию, он перестреляет их всех. В принципе Джесс предпочитала погибнуть, сражаясь. Холодно и без гнева она ждала первого выстрела, рассчитывая под его прикрытием что-нибудь предпринять. Что именно, она не знала. Просто что-нибудь.

— Три...

— Фредди, остановись и подумай...

— Че...

— Ладно, скажу. — Кузен вытер лоб рукавом, очевидно боясь лезть за платком, за что Джесс не могла его упрекнуть. — Больно уж ты горяч, — пожаловался он.

— Где оно?

— В моей комнате. В коробке из-под ботинок под кроватью.

— Ты все-таки полный идиот. Я бы сразу нашел.

— Знаю. Но ты не знал вот до этой самой минуты, правда?

Мрачное лицо Фредди исказилось так, словно он сошел с водостоков башен Нотр-Дам[55]. Джесс на секунду подумала, что крайнее раздражение заставит его спустить курок. Но жадность одолела злобу.

— Я должен взглянуть, — сказал он. — Если его там нет...

Он начал шарить у себя за спиной в поисках дверной ручки, не сводя со сбившейся рядом троицы ни глаз, ни пистолета. Джесс мигом взмокла от страха, который ей некогда было как следует пережить перед лицом неминуемой смерти. Теперь она поняла, почему люди предают союзников и друзей ради лишних пяти минут жизни. Глядя вверх на неподвижно застывшую фигуру кузена, она не могла по выражению его лица догадаться, правду он сказал или нет. Она не знала, на что лучше надеяться, — на первое или на второе.

Фредди распахнул дверь, раздался громкий визг заржавевших петель, и Джесс эхом завизжала в ответ. Глаза ее выкатились и остановились на том, что стояло в открытых дверях.

Фредди скорчил кривую гримасу. Он был не способен на искреннюю улыбку.

— Старый трюк, — произнес он. — Хотите, чтоб я отвернулся?

— О нет, не надо, — чистосердечно ответила Джесс.

Визг ее имел оправдание: грозно высившаяся в дверях фигура шагнула сюда прямо из фильма ужасов. Лицо ее было белым, бесформенным на фоне массы черных волос и тусклых черных одежд. Черты его искажали причудливые тени, которые отбрасывало мерцающее пламя свечи, зажатой в бледной руке. В другой руке был молоток.

Поскольку парочка стояла словно загипнотизированная, усмешка Фредди погасла. Их общее ошеломление выглядело таким неподдельным, что его нельзя было проигнорировать. Фредди стал поворачиваться, но поздно. Окутанная саваном фигура занесла молоток и опустила его прямо ему на голову с отчетливым звуком — тюк! И Фредди рухнул на пол.

— Все это, — укоризненно заметила тетя Гвиневра, — зашло слишком уж далеко.

— Я должен был дать ему уйти, — сказал кузен Джон и умиротворяюще добавил: — Выпейте еще шерри.

Это было на следующий день. Яркое солнце светило в окна гостиной, и Джесс хотелось окунуть в него руки, как в воду. Никогда, никогда в жизни она больше не будет сетовать на изобилие света.

Компания, собравшаяся за графином и бокалами, гораздо больше напоминала участников нелегких переговоров по поводу прекращения боевых действий, чем друзей. Собственно говоря, ни мать ни сын не чувствовали ни малейшего замешательства. Тетя Гвиневра молчала как сфинкс, губы ее были плотно сомкнуты, руки, как подобает леди, сложены на коленях, и под голубыми глазами кузена Джона, одетого в неподражаемый великолепно сшитый костюм, темных кругов не наблюдалось.

Дэвид был выбрит и одет в самое лучшее, но так замотан бинтами, что походил на сбежавшего из операционной пациента. Даже черная шелковая перевязь, поддерживающая руку, и повязка на лбу не придавали ему романтичности, ибо из бинтов торчал один царственный нос. Джесс в алом свитере и юбке из шотландки выглядела намного лучше, чем чувствовала себя. Она почти ощущала висящие под глазами мешки и открыла, что приобрела обыкновение нервно взвизгивать при чьем-либо малейшем движении.

— Даже не верится, что все кончено, — раздраженно сказала она. — Слишком просто. Слишком легко.

— Благодари кузена Джона, — с неудовольствием бросил Дэвид. — Легко и просто — исключительно его стараниями.

— Но послушайте, — ласково произнес кузен Джон, — все в самом деле просто, зачем усложнять? Если бы мы дали арестовать Фредди, он мог бы наговорить обо мне кучу неприятных вещей. Я бы их, разумеется, опроверг, но какое-то подозрение осталось бы. А так мы свалили на Фреда все неприятности и в то же время устранили причины для мести с его стороны. Знаете, его бы надолго в тюрьму не упрятали, — он ведь фактически никого не убил, — и догадайтесь, куда он отправился бы первым делом после освобождения?

Он неподдельно вздрогнул, но Джесс приметила неповторимую искорку в его обращенных на нее глазах.

— Вы правы, — мрачно согласился Дэвид. — Однако история о сокровище, которую вы рассказали...

— Что дедушка прятал его от нас все эти годы, а Фредди нашел в комнате для гостей, когда приехал на выходные? Признаю, слабовато, но вообще в жизни бывают самые невероятные случаи.

— В любом случае, эту историю приняли, — спокойно констатировала тетя Гвиневра. — Не вижу причин создавать дополнительные трудности.

Дэвид взглянул на нее с нескрываемым раздражением.

— По закону вашего прекрасно воспитанного сына надо бы посадить на несколько лет.

— Это была бы плохая награда за ваше спасение, — сказала тетя Гвиневра.

— К тому же как неприятно иметь близкого родственника за решеткой, — добавил кузен Джон. — «Кузен моей жены? Ах да, старина, он в Вормвуде, в исправительной колонии. Время от времени мы посылаем ему посылочки, знаете, мыло, лосьон для бритья...»

Мать окинула его горделивым взглядом.

— Джон, дорогой, не шути так. Это неприлично.

Последнее замечание лишило Дэвида дара речи. Джесс возобновила атаку:

— Вы знаете, что клад надо вернуть мистеру Пенденнису?

— Я догадывался, что вы так считаете. Не хотите сперва посмотреть на него, Джесс?

Ей были известны его истинные побуждения, когда он выкладывал перед ней сокровище. Искореженное и стертое временем, оно захватывало дух — массивные браслеты из золота с неотшлифованными камнями, ожерелье из переплетенных граненых золотых цепей, явно восточного происхождения, и самое замечательное — плоский золотой обруч, слишком большой, чтобы носить его на руке или на шее.

— Видите, это корона, — мягко проговорил Джон. — Должно быть, та самая корона. — И добавил: — Во всяком случае, так я ее называю.

— Корона короля Артура? — Джесс хотела сыронизировать, но не по своей вине немножечко задохнулась.

— Он даже не был королем, — сказал Дэвид. — Просто британский военачальник. Местный наемник.

— Расскажите это туристам, — посоветовал Джон. Он покосился на Джесс и признал печальную правду: его восхищали вещи, а не то, что за них можно получить. — Ну, все равно, попробовать стоило... Пусть отправляются к Пенденнису или в добрый старый Британский музей. Разве что вы согласитесь, небольшой сувенирчик каждому... Нет? В таком случае...

— Да, нам пора ехать, — сказал Дэвид.

— На этот раз вы действительно отправляетесь в Суссекс, чтобы представить Джесс своим родителям?

— Если не встретим еще парочку головорезов.

— Вас никто не просил возвращаться в последний раз, — обидчиво заявил кузен Джон. — Подумайте, скольких хлопот мы избежали бы, если бы вы не вернулись. Это было, конечно, очень умно с вашей стороны, но все равно...

— Ваша беда в том, что вы все чересчур усложнили, — сказал Дэвид. — Не стали бы изводить Джесс, может, у вас все бы вышло как надо.

— Наверно, вы правы. Скорей всего, дедушка ей ничего бы не рассказал. Но я не был уверен. А если в стащил кольцо после ее приезда сюда, это выглядело бы подозрительно. Она бы, конечно, спросила, зачем он велел его привезти. А потом, знаете, все казалось так просто...

— Вы просто едва не убили меня, — вмешалась Джесс. — Он говорит «просто»!

— Но без меня вы никогда не встретили бы Дэвида и не обосновались бы в Англии. Вы должны посетить нас, когда мы откроем отель. Скажем, в медовый месяц.

— Отель?

— Конечно. Когда о находке станет известно публике, это будет сенсация. Пенденнис начнет наживаться, почему бы и нам не попробовать? Мы восстановим руины на пастбище. Камелот занимал много места. Я думаю, мы объявим, что он частично стоял и на нашей земле. Отель будет необычайно живописным: почерневшие стропила на потолках, каменные камины и все такое — американцы это обожают. Я подумываю назвать его «Герб Камелота». Или я вам об этом уже говорил?

— А где вы возьмете деньги на строительство и реставрацию? — спросила Джесс.

Кузен улыбнулся.

— О, найду, — мягко заверил он, — не беспокойтесь.

— Поехали, — поспешно позвал Дэвид. — Пока он не начал рассказывать.

Тетя Гвиневра послала им на прощанье только холодный кивок, но Джон пошел провожать их до двери, весело болтая. Когда они вышли на солнечный свет, он спросил:

— Как вы со своей рукой собираетесь управлять машиной?

— Я поведу, — заявила Джесс, с важностью стягивая перчатки. — И нечего поднимать брови, Джон. Я не причиню его дорогому автомобилю больше вреда, чем вы оба уже причинили.

— Как мило, — мурлыкнул кузен Джон. И задумчиво добавил: — Может быть, «Герб Экскалибура»[56] эффектней.

— Это притянуто за уши.

— Вовсе нет. Только не говорите мне, что не поняли. — Он повернулся и коснулся дверного молотка. — Фамильный герб — меч. Тот же символ, что вырезан на кольце. Я был в некотором шоке, когда впервые его увидел. Подумал, что дед нацарапал его сам, просто чтобы добавить правдоподобия и все такое. Но... выглядело бы весьма необычно, если бы этот герб существовал здесь с пятого века, правда?

Дэвид беспокойно заерзал.

— Я вас не понимаю. Фамильный герб — меч. Но почему меч, всякий старинный меч обязательно должен быть Экскалибуром?

— Не будьте идиотом. Посмотрите на герб над дверью, он вырезан в камне, так? И точно такая же эмблема на кольце вырезана в агате. Постойте, хотя... — Джон задумался, сдвинув брови. — Вы правы, это не Экскалибур, по времени не совпадает. Боже мой, да! Вот идеальное название!

Джесс торопилась, но ничего не могла с собой поделать. Она столько раз изображала себя перед кузеном честным человеком.

— Какое? — спросила она.

Улыбка Джона была ангельской.

— "Каменный меч", разумеется.

Примечания

1

Браунинг Роберт (1812 — 1889) — поэт, введший в английскую лирику жанр монолога-исповеди; его стихотворение «Мысли о доме из-за границы» (1845) начинается так: «О, вновь быть в Англии, когда апрель...» (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

Солсбери — один из древнейших городов Англии в графстве Уилтшир; собор — шедевр раннеанглийской архитектуры с самым высоким в Англии шпилем (123 м).

(обратно)

3

Эпоха царствования королевы Виктории (1837 — 1901) отличалась строгими нравами и правилами поведения.

(обратно)

4

Елизаветинская эпоха (время правления королевы Елизаветы I) продолжалась с 30-х гг. XVI в. по начало XVII в.

(обратно)

5

Город Стратфорд-на-Эйвоне приобрел мировую известность и славу, будучи местом рождения и смерти Шекспира.

(обратно)

6

Констебль Джон (1776 — 1873) — английский живописец-пейзажист, создававший картины живой и изменчивой природы во всем ее богатстве и свежести.

(обратно)

7

Трансепт — в европейской церковной архитектуре поперечный неф, пересекающий продольный объем крестообразного в плане здания.

(обратно)

8

Клуатр — крытая галерея, обрамляющая прямоугольный двор монастыря или крупной церкви.

(обратно)

9

Государственная церковь Великобритании — англиканская, возникшая в XVI в., — по культу и организационным принципам ближе к католичеству, чем другие протестантские церкви, и называет себя «католической», то есть «вселенской».

(обратно)

10

Бонни Паркер (1909 — 1934) и Клайд Бэрроу (1910 — 1934) — американские гангстеры, терроризировавшие юго-западные штаты в течение двух лет; убиты в засаде. Их история положена в основу всемирно известного фильма Артура Пенна «Бонни и Клайд» (1967).

(обратно)

11

Знак победы — два пальца, раздвинутых в форме буквы "V", начальной буквы в слове «victoria» — «победа».

(обратно)

12

Династия Тюдоров правила в Англии с 1485-го по 1603 г.

(обратно)

13

Гарри Бейли — персонаж "Кентерберийских рассказов основоположника английского литературного языка Джеффри Чосера (1340-1400).

(обратно)

14

Рэндолл цитирует монолог героя пьесы Э. Ростана Сирано де Бержерака, в котором тот иронически описывает свой огромный нос: «Да это пик, утес! Мыс! Что я — и не мыс, а полуостров целый.» (Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.)

(обратно)

15

Монк Джордж (1608 — 1670) — английский военный и политический деятель; в ходе гражданской войны 1660 г. способствовал реставрации монархии, призвав на царствование короля Карла II.

(обратно)

16

Горгулья — выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры.

(обратно)

17

«Замок Отранто» (1764) — первый в английской литературе готический роман Хораса Уолпола (1717 — 1797); «Удольфские тайны» (1794) — роман известнейшего автора готических романов Анны Радклифф (1764 — 1823).

(обратно)

18

Остин Джейн (1775 — 1817) — писательница, автор нравоописательных романов; роман «Нортэнгерское аббатство» был написан в 1803 г.

(обратно)

19

Блейк Уильям (1757 — 1827) — поэт и художник, родоначальник романтизма в английской литературе; далее речь идет об одном из известнейших его стихотворений «Тигр»:

Тигр, о тигр, светло горящий

В глубине полночной чащи!

Кем задуман огневой

Соразмерный образ твой?..

(Перевод М.Зенкевича.)

(обратно)

20

Поп-арт — неоавангардистское направление в современном искусстве, черпающее образы и формы из повседневного быта, рекламных плакатов, комиксов и т.п.

(обратно)

21

«Железная дева» — орудие пытки, применявшееся в Нюрнберге в средние века.

(обратно)

22

Радость бытия; здесь: озорство (фр.).

(обратно)

23

Здесь и далее речь идет о персонажах средневековых британских легенд, образующих так называемый «артуровский цикл», известный также в литературной обработке нескольких авторов, в том числе Томаса Мэлори (1417 — 1471). Король Артур — хозяин волшебного замка Камелот, собравший в своем королевстве за «круглым столом» отважнейших рыцарей Британии; Гвиневра — жена короля Артура, измена которой стала причиной кровавой междоусобицы; Ланселот — один из самых доблестных рыцарей, влюбленный в королеву Гвиневру; Гавейн — отважный рыцарь, племянник короля Артура; Агравейн — брат Гавейна; Мордред — сын короля Артура, пытавшийся в его отсутствие захватить престол и убитый отцом.

(обратно)

24

В Великобритании левостороннее движение, и пассажирские "верцы автомобилей находятся слева.

(обратно)

25

Стоунхендж (Стонхендж) — крупнейшая мегалитическая культовая постройка II тыс. до н.э.; некоторые ученые считают ее древней астрономической обсерваторией.

(обратно)

26

Друиды — жрецы у древних кельтов, ведавшие жертвоприношениями.

(обратно)

27

Флоренс Найтингейл — английская сестра милосердия, олицетворяющая лучшие черты своей профессии.

(обратно)

28

По преданию чаша, служившая Христу для Тайной Вечери, была передана богатому жителю Аримафеи по имени Иосиф, который собрал в нее кровь распятого Христа, так что она превратилась в святыню, получив в европейской традиции название Святой Грааль. По одному из апокрифов проповедовавшие в Британии христианство ученики построили в 63 г. в Гластонбери церковь во имя Богородицы, и Иосиф схоронил где-то рядом чашу, поискам которой посвящены циклы средневековых рыцарских легенд.

(обратно)

29

Остров Авалон — «земной рай» кельтских легенд; по некоторым из них там похоронен король Артур.

(обратно)

30

При короле Генрихе VIII Тюдоре (1491 — 1547) в Англии была проведена Реформация.

(обратно)

31

В романе Томаса Мэлори «Смерть Артура» короля, смертельно раненного в битве с Мордредом, подбирает барка с тремя женщинами, которая отвозит его на остров Авалон.

(обратно)

32

Здесь и далее упоминаются блюда китайской кухни — тушеная свинина с овощами, яйца в кисло-сладком соусе, жареный рис.

(обратно)

33

Кинг (англ. king) — король, то есть письмо адресовано королю Артуру.

(обратно)

34

Морские бани, целебные воды (лат.).

(обратно)

35

Эпоха Регентства (1811 — 1820) — период правления принца-регента Георга, принца Уэльского, в связи с болезнью его отца, Георга III.

(обратно)

36

Нэш Уильям, или, как называли его современники, Бо Нэш (от фр. Beau — красавец) (1674 — 1761) — сыграл огромную роль в упрочении славы Бата как модного курорта.

(обратно)

37

Сэм Уэллер — слуга мистера Пиквика из романа Чарлза Диккенса впервые встретился со своим будущим хозяином в Бате.

(обратно)

38

Кэтрин Морланд и мисс Тилни — персонажи романа Джейн Остин «Нортэнгерское аббатство».

(обратно)

39

Первая часть известного латинского изречения «Бойся данайцев, даже дары приносящих».

(обратно)

40

Маттерхорн — вершина в Альпах.

(обратно)

41

В известном романе английского писателя Рафаэля Сабатини (1875 — 1950) «Одиссея капитана Блада» (1922) речь идет о поднятом в 1685 г. восстании против короля Якова II под предводительством герцога Монмута, которое потерпело поражение; в ходе так называемого Кровавого суда судья Джордж Джеффрис учинил расправу над его участниками, осудив на смерть более 300 человек.

(обратно)

42

Кейп-Код — полуостров на северо-востоке США в Новой Англии, где расположены перечисленные ниже города, одноименные с городами в Великобритании, в Корнуолле.

(обратно)

43

Джабберуок — чудовище из стихотворения в повести Льюиса Кэрролла (1832 — 1898) «Алиса в Зазеркалье» (1872); в переводе С. Маршака и Д. Орловской — бармаглот, однако хрюкочут не бармаглоты, а зелюки:

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве,

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.

(обратно)

44

Ванда Ландовска (1879 — 1959) — польская пианистка и клавесинистка, популяризатор клавесинной музыки; с 1941 г. жила в США.

(обратно)

45

Касание; здесь: меткий удар (фр.).

(обратно)

46

Лайонесс — легендарная земля в юго-западной Англии с древним городом, где произошел последний бой между королем Артуром и его сыном Мордредом.

(обратно)

47

Первая часть латинского афоризма «О мертвых ничего, кроме хорошего».

(обратно)

48

Безумный Шляпник — персонаж сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес»; считалось, что от ртути, применявшейся для обработки фетра, шляпники лишались рассудка.

(обратно)

49

Теннисон Альфред (1809 — 1892) — поэт, автор цикла поэм «Королевские идиллии», основанных на артуровских легендах.

(обратно)

50

Пилтдаун — населенный пункт на юге Англии, место находки ископаемого человека, так называемого эоантропа, оказавшегося фальшивкой.

(обратно)

51

Лавлейс Ричард (1618 — 1658) — английский поэт, участник многих сражений времен Английской буржуазной революции, сидевший в тюрьме и писавший о ней стихи.

(обратно)

52

Алек Гиннесс (р. 1914) — английский актер театра и кино.

(обратно)

53

Чаттертон Томас (1752 — 1770) — английский поэт, выдававший свои стихи за сочинения авторов XV века, в том числе вымышленного Томаса Роули. Отравился, не достигнув 18 лет.

(обратно)

54

Цитата из трагедии Шекспира «Гамлет» — слова Горацио при виде тени отца Гамлета (Перевод Б. Пастернака).

(обратно)

55

У водосточных труб на крыше собора Парижской Богоматери — Нотр-Дам — сидят чудовищные химеры.

(обратно)

56

Экскалибур — волшебный меч короля Артура, который он вытащил из каменной глыбы, доказав свое право на престол.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Реклама на сайте