«Пятнадцатый камень»

Дарья Всеволодовна Симонова, Елена Николаевна Стринадкина Пятнадцатый камень

Интродукция, или Пришествие горы к Магомету

Заказ был почти выполнен, остался только последний штрих. Деньги вот-вот поступят на счет, и Клим Буров получит самый большой гонорар за всю историю… — далее фантазия начинала играть лакомыми клише, избегая разве что достоверности. "За историю своей жизни", — вот как должна была заканчиваться фраза. Климу нравилось и такое продолжение, он был вполне доволен реальностью. Желание большего — закон продолжения шоу. И одновременно опасная сила, если не держать его в узде благодарности за свершившееся.

На сей раз заработок пришел с неожиданной стороны. Оказался нервным, но отнюдь не самым трудным. У Бурова, к счастью, был надежный партнер. Он быстро ориентировался в ситуации и не задавал лишних вопросов. Даже с подружками старался не встречаться, пока длилась операция.

— Они мешают мне сконцентрироваться на задаче, - говорил он.

Клим в ответ лишь сдерживал улыбку: он прекрасно знал Севу Чижевского. Севе по части женщин не грех и отдохнуть, тем более что последняя пассия держала его в ежовых рукавицах и имела крайне склочный характер.

Но это Клима не касалось. Его женщины не мешали работе — они слетались на сладкое. На гонорар или на успех. Выходит, есть причина ожидать вскоре приятную встречу… "Как только Сева вместо медных труб возвестит о триумфальном завершении дела, устрою себе расслабляющий вояж с барышней из хорошей семьи", — решил Клим. И тут же поправил себя: "Просто с хорошей. Но с ней вояжем не ограничишься. И деньги им по барабану. Однако красота души часто обходится куда дороже красоты тела. А уж если все вместе…" Нет, на сей раз никакого стремления к идеалу! Должен же Клим наконец окунуться в необременительные отношения. В его пестром любовном списке таких пока не наблюдалось, и потому Буров был не прочь обогатить ими свой мужской опыт.

В ободряющих грезах о будущем прошел весь вчерашний день. Однако к предвкушению примешивалась еле уловимая тревога, похожая на мерцающий огонек, который зажегся где-то вне поля зрения, но глазам уже доступны его световые колебания. Буров не любил необъяснимую смену настроения. Его внутренний барометр редко ошибался. И наутро предчувствия странным образом подтвердились.

Телефонный звонок застал Клима на той грани сознания, когда сон — приятное излишество, с которым тело вроде бы уже готово проститься, но не по сигналу извне. И сигнал этот исходил вовсе не с ожидаемой стороны. Звонил не Чижевский с радостной вестью. Хотя голос, доносившийся сквозь мембрану, Буров узнал сразу. Что поделаешь: отменная акустическая память, иначе возмутитель спокойствия был бы отсеян дежурной репликой о том, что Буров-де съехал и где его искать — неизвестно. Есть голоса, которые хочется услышать, есть те, что слышать не хочется, а есть такие, от которых не знаешь, чего ждать.

Сильвестр Гарин был из третьей категории. Легок на помине со своей патентованной интуицией! Вряд ли он узнал о том, что Клим только что провернул в отношении… впрочем, воспроизводить в сознании отчет о минувшей операции сейчас некогда — надо достоверно удивиться и возрадоваться, не переборщив с эмоциями.

Клим не то чтобы не верил в случайность совпадений, он не был расположен верить в нее именно теперь. Слишком много поставлено на кон. И за те десять лет, на протяжении которых Буров не встречался с другом юности, могло многое измениться. Клим чувствовал, как во время этого разговора у него инстинктивно напряглись прыжковые мышцы. Его всего лишь приглашали на день рождения, а он был не прочь применить метод вертикального взлета. Проще говоря, бросить трубку и лечь на дно. Слишком уж настораживало это дружественное вторжение. Последний год Буров жил очень обособленно. Чужая дача, которую ему предложили в качестве временного жилища, его очень устраивала. Он мирно прозябал в сосновом царстве с перепелками в подвале и престарелым псом Диггером снаружи. Хозяин дома, пса и перепелок на полгода покинул гнездо, уехал читать курс сценографии, где, по мнению Клима, одни пустыня да нефть, и ни одной сцены, но вот поди ж ты, какие капризы востребованности… Буров же никуда не рвался: он собирал свои камни в библейском смысле этого слова, которые так легкомысленно разбрасывал в прошлом.

Сильвестр явно был горд тем, что умудрился вычислить старого кореша, за которым извивался длинный шлейф адресов. Не потерял хватки, курилка. Когда-то Клим с Силей вместе пытались разбогатеть. Начинали они вместе со всеядного бизнеса — шмотки, икра, спирт «Рояль», но Буров свой росток капитализма быстро загубил, а вот дружок целое древо Иггдрасиль вырастил. Теперь он был совладельцем сети развлечений, но славен был в узких кругах большей частью своим казино «Рио». Клим в нем никогда не был, хотя был приглашен на грандиозное действо по поводу его открытия. К счастью, к тому времени накопились трудные опыты подобных праздников, Клим знал, чем они чреваты. Можно и не выжить, чай не двадцать уже лет…

И как только Силя умудрился сохранить бодрость духа и тела! Впрочем, по телефону судить трудно. Голос не может пожелтеть и морщин на нем не бывает. После традиционных притворно-укоряющих "сколько лет — сколько зим" Сильвестр в своей обычной манере поспешил закруглиться категорическим приглашением на "сервиз из шести персон". Так Силя называл любые семейные посиделки.

— День рождения? А…чей? — осторожной поинтересовался Буров.

— Мой, — услышал спокойный ответ.

Буров не помнил. Он был слишком занят предположениями, почему приглашение поступило именно теперь. Бурову стало стыдно: у Сили просто круглая дата, и он вспомнил о старинном приятеле. Клим даже расстрогался. А он-то подозревает бог весть что! Все гораздо проще: скорее всего Гарин навел исчерпывающие справки и собрался развеять заплутавшего друга. Иначе зачем звать на приватную скуку, где будут только пара пивных животов с женами. Это не в духе Сильвестра, он любил либо праздновать с размахом, либо игнорировать повод. Никак постарел?

Но, что было особенно приятно, в душу он не лез. Даже когда Клим пытался изобразить вежливый отказ, намекая, может, лучше "вы к нам". Пригласил лицезреть подопечных и дышать качественным озоном. Ведь у Клима теперь дом не хуже, чем у Сильвестра, только в приложениях отсутствуют сущие мелочи: камин, семейные портреты, «Майбах» и вертолет. Но какие наши годы!

— Ты написал свою книгу? — строго перебил Силя.

Ну вот, началось. Миру надо рапортовать, а как же иначе! Вдаваться в детали издательских интриг в данном случае бессмысленно, казинодержателю они без надобности. Чтобы сменить тему, надо было принять приглашение. Сильвестр умел манипулировать.

— Машина за тобой приедет в шесть. Говори адрес своей птицефабрики! Вот и весь базар.

Искушение победило осторожность. После развода с женой Клим вил временные и шаткие гнезда. Наделал долгов и глупостей. Здешнее дачное уединение создало иллюзию медленного возвращения на круги своя. Но как же оно осточертело, это возвращение! Пора было развеяться. Как говорил Сева Чижевский, взять лосьон для тела и протереть им фибры души. Лосьон, конечно, фигура речи, не более, но против качественных коньячных паров Клим не имел ничего против. В том, что он проведает старину Сильвестра, не будет ничего порочного. Это не кабацкий загул, а скучное и безопасное семейное застолье. Конечно, отдых представлялся несколько иначе… но раз гора сама пришла к Магомету, он ее не станет гнать и ожидать подвоха. В конце концов, само перемещение из пункта А в пункт Б, — уже развлечение…

Собственным уговорам Клим поддался, но тревогу так и не усыпил. Вспомнив о том, что за ним пришлют машину, он счел, что это вполне в его духе: с минимальными энергозатратами получить максимальную дозу адреналина. Судьба и за печкой найдет.

Сева позвонил поздно вечером. У него все удачно. Значит, миссию Клима можно считать успешно завершенной. Заказ получал Чижевский, ему и отчитываться. Но это уже приятная формальность.

— Я сегодня еду к Гарину на день рождения, — обронил Буров как бы между прочим.

Сева ошеломленно умолк, потом осторожно поинтересовался:

— Это как-то связано с нашей проблемой?

— Разумеется, нет! Я ж говорю — день рождения…Ты ведь знаешь, что Силя мой старый друг, и его интересы мы никак не задели…

Похоже, Клим слишком старательно успокаивал. А Сева ироничен и подозрителен, как всякий профи. Он сделал вид, что поверил. Клим сделал вид, что его уверенность непоколебима. На том сомневающиеся и распрощались.

На следующий день, когда до приезда сильвестрового экипажа оставался час, Клим спохватился о подарке: все-таки на день рождения идет. Беспокойство тщетное: когда-то Клим уже намудрил с сюрпризами ближним и давно уже слушался разумно-эгоистического опыта. Не знаешь, что дарить, — у тебя есть три варианта: бензиновая зажигалка, жестяная коробочка с вкусным чаем и торт по кришнаитской рецептуре, который продается в укромном магазинчике восточными сладостей. Последнее, конечно, для женщин, но и мужики не брезгуют. Буров один из немногих знал точку, где продаются эти кондитерские шедевры, и потому купался в комплиментах. Теперь, конечно, неподходящее время для глотания слюны, — а Клим был сладкоежкой, чего греха таить… Ладно, раз под рукой ни зажигалки, ни чая, ни тем более ничего такого, что приличествует преподносить Великим и Ужасным, надо действовать согласно банальной логике, или на худой конец методом ассоциативного тыка. Промучившись в попытках поразить воображение миллионера оригинальной безделицей, Клим машинально раскрыл холодильник. Его ассоциации, сколь бы ни были свободны, никогда не уходили далеко от гастрономических радостей. Возможно, Сильвестр при всех привилегиях мечтает о бабушкиной стряпне? О плюшках с корицей, о растягаях, о гоголе-моголе…кстати, кришнаиты обходятся и вовсе без яиц, — прости Господи за каламбур…

Эврика! Вот оно, торжество метода! Единственным продуктом, радовавшим взгляд изобилием, были перепелиные яица. Целых двенадцать штук. Правда, на приличную яичницу почитай их всех и придется пустить, но Сильвестра такой подарочек развеселит. Во-первых, он в домашнем, а не в казенном исполнении. Во-вторых, это ему в отместку за «птицефабрику». В-третьих, для мужского здоровья очень полезно, и тут уж пусть толкует, как ему угодно.

Теперь оформление. На счастье в шкафу у входа, в тряпичном навале, можно было найти весьма полезные вещицы. Например, коробочку от фирменного зонтика. Клим любовно выложил ее дно ватой, водрузил туда перепелиные произведения и даже пустил в дело давно примеченные в детской комнате яркую упаковочную бумагу и моток перевязочной ленты. Ловкость рук, слава богу, не подвела, и вскоре Буров с подобающей торжественностью взгромоздился в машину. Взглянув на дело рук своих, он едва удерживался от ухмылки: "Бедняга Сильвестр! А ведь может и обидеться…!" Но — сам напросился. Водитель было предложил Бурову складировать багаж на заднее сиденье, но видя как бережно держит пассажир таинственное подношение, почтительно умолк.

— Ну, с богом в приключеньице, — пробормотал Клим.

Шофер молча газанул.

Глава 1. Зеленые глаза Мураками

Дом Сильвестра показался строгим и величественным, чем сразу внушил симпатию. Своим внутренним содержанием он тоже не разочаровал: снаружи — кирпичный, зато деревянный внутри. С большой крытой террасой, с настоящим английским камином… В первый момент Климу показалось, что он внутри своей мечты, о которой не догадывался до сего момента, — ведь он приучил себя мечтать только о досягаемом и не тратить время на прожектерство.

Виновник торжества вопреки ожиданиям Бурова не встречал. Вместо него в гостиной можно было наблюдать подтянувшихся к сильвестровым щедротам. Общество, собравшееся у камина, и обществом было не назвать — пока всего три персоналии, одна из которых с подозрительным радушием ринулась навстречу вновь прибывшему. Нонночка, постаревшая Пенелопа в тоге, как без нее! Первая леди местного разлива, или просто Леди, как ее называли в узком кругу, силина супруга в бриллиантовых серьгах и в голубом балахоне, чей фасон навевал ностальгию по Алле Пугачевой времен романа с Паулсом. Когда-то Нонна ловко вытеснила Бурова из актуальных планов Сильвестра. Клим был даме непонятен. Не женился, не рубил бабло, не сколотил себе избушку "на курьих ножках", как обозвал однажды Клим жилище ее друзей, торговцев окорочками… наконец, не ухаживал за ней, хотя бы в шутку! С деньгами — то прилив, то отлив со средним нулевым значением, синусоида "Бог дал, Бог взял", а следы утраченных благ — только на физиономии, не сумевшей благоразумно отслоить возрастные метаморфозы в портреты Дориана Грея.

Кроме того, Леди была из тех женщин, кто опасается чрезмерно осведомленных о прошлом мужа.

Другое дело — Георгий Собакин, непризнанный поэт, который был фигурой второй у камина и с которым Нонна благодушно познакомила Клима, едва он переступил порог. Собакин, или как его называли Гогель, знал Сильвестра чуть не с пеленок, а, значит, был фигурой куда как более «опасной», чем Буров. Силя был сентиментально привязан к прошлому, вот, пожалуй, его единственная ахиллесова пята. А Нонна вроде закрутила с Собакиным амур еще в расцвете своей супружеской жизни. Силя же, узнав об этом, закрутил гайки. Не случись досадной страстишки, возможно, он так бы и остался верен своей коренастой жене. Но Гарин решил, что теперь у него карт-бланш на необременительные приключения и быстро оставил Нонну с ее жалким романом позади. Можно было назвать Сильвестра незамысловатым и порывистым. Но в масштабности замыслов и действий ему было отказать нельзя. В результате Собакин был не то что бы прощен, но его грешок списали за ничтожностью. Надо сказать, для Гогеля это было куда обиднее, чем если б ему начистили рыло за то, что полез не в свой огород. И в этом крылась одна из причин того, почему Собакин упорно демонстрировал в этом доме храбрую навязчивость. Но, увы, Гогель стал для здешних обитателей воплощением привычки…

Буров тем временем обратил внимание на третью фигуру у камина. "Это Лиза", — вот и все, что он пока что узнал о молодой брюнетке в коротком серебристом платьишке для коктейля. Лиза, или Лизхен, как с ней тут манерничали, скучала. Но такие девицы даром скучать не будут. Она полулежала в низком с роскошными валиками подлокотников кресле, вытянув и положив ногу на ногу. Обе ноги были, конечно, «хай-класса», чего нельзя было не заметить. Ее лицо относилось к разряду «живых», прелестных в своей подвижности. Но ныне девушка пребывала в задумчивости, и её серые глаза казались выцветшими, губы — слишком узкими, а носик — чересчур остреньким. Лиза лениво крутила кольцо с изумрудом на безымянном пальце правой руки и как будто мало обращала внимания на окружающих. Клим сразу просек, что эту барышню ему не рассмешить — по крайней мере, в ближайшие лет десять. Впрочем, у него еще будет время опровергнуть собственный прогноз, а пока его вниманием завладела хозяйка дома, демонстрировавшая филигранное гостеприимство. Похоже, за давностью лет опала Клима вышла из моды. Ему оставалось старательно демонстрировать признательность и почтение блудного гостя, наконец-то сошедшего в тихой гавани.

После обмена ритуальными "сколько лет — сколько зим", Буров поинтересовался, где же именинник.

— Да как всегда! — весело отмахнулась Нонна. — Задерживается. Но ведь еще не все приехали, слава богу.

А ожиданию определенно присуще воспитательное воздействие, подумал Клим. Нонна определенно изменилась в лучшую сторону: Силя привык задерживаться, Леди привыкла его ждать… А тут еще неизбежные вопросы об отсутствующих отпрысках! Но нимало не смутясь, хозяйка дома принялась объяснять отсутствие младшего поколения Гариных, дочери и сына. Клим внимал, а Леди стремительно выкладывала все о Швейцариях, где они учатся, и о сопутствующих им успехах.

— …а думают они на английском! Правда, некоторые считают, что это плохо! — пожаловалась Леди, явно не слишком огорчаясь на сей счет. — Но на русском они, уверяю тебя, говорят, прекрасно!

Повисла пауза, за которой неминуемо должен был последовать отчет Клима о его детях. Они в любом случае не перещеголяли бы сведений о силином потомстве, и Буров быстро решил свернуть с трудной для самолюбия темы и уверить Леди в тщете треволнений. Главное, чтобы дети вообще думали, а уж по-каковски — это уже их личное дело! И пусть недоброжелатели прикусят язык.

— Да это Тимур мне воду мутит своим патриотическим занудством! Я не помню, ты знаком с ним или нет, — щебетала Нонна. — Беспокоит его утечка кадров из нашей многострадальной родины. А я так думаю, что европейское образование тут не при чем…

Буров терпеливо выслушал воззрения просвещенной мамаши на важнейшую государственную проблему и мягко ввернул вопрос о личности непримиримого патриота.

— Я думала, ты с ним знаком, — удивилась Леди. — Тимур сейчас, наверное, единственный силькин друг, — назидательно объявила Нонна. Тиму с Маргаритой ты сегодня увидишь. Впрочем, они вряд ли в твоем вкусе. Ты, надеюсь, остался оригиналом?! — и Леди лукаво наклонила голову, сверкнув крохотной сережкой-лилией.

Клим был очарован: все-таки зрелая Нонна ему нравилась решительно больше молодой. Он даже с облегчением забросил рефлектировать на тему, от чего это силина супруга к нему потеплела. В конце концов, время и разлука могут сгладить практически любую антипатию, обратив минус в плюс, — чем не объяснение.

— А Маргарита — это жена "единственного друга"?

— Да. Женщина-бамп, как называет ее Собакин. Ну, ты все увидишь сам, — и Леди интригующе улыбнулась.

В проницательности Нонночке откажешь: Клим действительно знал Тимура. Но только как делового партнера Сильвестра, не более того. Теперь его «досье» неожиданно заиграло новым оттенком. Значит, "лучший друг"? Этого еще не хватало! Надо было тщательней наводить справки. Однако сделанного не воротишь. И даже если бы Буров знал о дружбе Сильвестра и Тимура, разве это изменило бы его намерения сорвать большой куш…

Муки совести и запоздалое покаяние было решено отложить до лучших времен. Тем более, что в памяти складывался новый пасьянс: не тот ли это пресловутый Тима, с которым крутила роман силькина сестрица? Когда-то у Нонны и ее неистовой свояченицы отношения были не ахти…

— А как Эля поживает? Она сегодня посетит вас? — с невинным видом поинтересовался Буров.

— Непременно! — досадливо дернула плечиком Леди. — Она прибудет и прокурит мне весь дом! — и тема разговора плавно перешла к взлелеянному гордой хозяйкой шедевру современного зодчества.

Ей было чем гордиться… На первом этаже, сосуществовали гостиная, столовая, бильярдная, кухня, ванная и комната для домработницы, деревянная лестница из гостиной вела наверх к комнатам хозяев и гостей и небольшому открытому салону для отдыха вместе с расположенной там же маленькой уютной библиотекой. Лестничные перила по капризу хозяйки были исполнены с вкраплениями кипариса. Стоило подержать на них руку подольше и дерево начинало тлеть топленым ароматом юга.

Но более всего впечатляла столовая. Роскошный стол мягко освещается потолочным канделябром, вокруг стола, на тафтинговом ковре из белой шерсти, расставлены компактные вращающиеся кресла с каркасом из березового шпона. Мудрая мягкая геометрия для комфортной трапезы… Воплощение модного нынче стиля фьюжн…

Гостиная, в которой пока и расположился неполный состав приглашенных, идеально подходила для неспешной уютной беседы — она не отвлекала глаз роскошью и настраивала на мирный раздумчивый лад, как хороший коньяк. Здесь задавал тон настоящий английский камин. Вокруг него располагались удобные кресла песочного цвета, а сбоку компактный диванчик той же расцветки. Благоприятную картину гостиной и столовой завершали большие окна с деревянными ставнями. Словом, Леди не зря отдала дань ретро, отказавшись от стеклопакетов и от современного теплоснабжения.

В духе старины была «выдержана» даже здешняя домработница. Кроткий ангел Вера Павловна, светоч покоя и миротворчества. И, похоже, эти ее свойства как нельзя кстати пригодились в жилище Гариных. Клим успел подзабыть, что у Леди переменчивый характер, зато после путешествия по гнезду Гариных появился повод вспомнить. Хозяйка явно занервничала. То ли она устала ждать мужа, который не утруждал себя предупредительными звонками, то ли у нее был другой повод для тревоги. Но нельзя был не заметить, как Нонна посмотрела на часы, и резко помрачнела.

— М-да… и будут первые последними… — это в писании сказано о гостях, явившихся раньше времени", — съязвил Гогель.

По интонациям можно было сделать вывод, что он успел изрядно захмелеть. Нонна досадливо поморщилась. Но от тягостных пауз собравшихся спасла догадливая экономка. Она появилась, словно по велению мудрого режиссера, и мягко увлекла Нонну в сферу безмятежных хозяйственных мелочей — как, чего и куда расставлять. Своим глубоким меццо-сопрано она и Клима настроила на волну увеселительного уик-энда, не предвещающего ничего крамольного. И через несколько минут Леди уже командовала гастрономическим парадом, Клим и Собакин подвигали в нужный ракурс роскошный дубовый стол, Лизхен медлительно расправляла скатерть, а в дверь звонили.

И Клим, практик, логик и материалист, не взялся бы не сей раз утверждать, что не присутствовал при акте вкрадчивой домашней магии. Потому что именно к вошедшему был адресован весь облегченный и тихий восторг хозяйки, который не проявлялся по поводу других гостей.

Наши симпатии заметны, чем бы они ни маскировались: братской любовью, колкостями, напряженным обморочным равнодушием или прочими тщетными уловками, на которые так богаты застенчивые натуры.

— Это Роман. Силькин заместитель, — шепнула Нонна Климу как можно небрежней и с той минуты потеряла к Бурову интерес.

Ее можно было понять. Энергичный молодой человек «есенинской» курносой наружности — как раз то, что нужно уважающей себя Леди в "позднем цвету". Хотя при ближайшем рассмотрении Клим заметил, что Роман Квасницкий не так уж свеж и молод, как о том свидетельствовало первое впечатление. Оно и понятно: на то, чтобы стать правой рукой шефа, уходят годы. И, тем не менее, этот долгожданный гость казался чуть не студентом. Может, виной тому светлая масть, а может, лубочная кучерявость шевелюры, но скоре всего причина в наивном народном стереотипе о том, что деньги зарабатывают одни толстые и лысые, а худые и кудрявые совсем для другого. Для чего — не вопрос, мало ли… Может, просто для напряженности сюжета, ведь молодой человек вручает хозяйке духи «Кензо», хотя сегодня положено ублажать дарами хозяина. И, похоже, этот ритуал привычен для Нонны. Но Лизе он не нравится. Она наблюдает за воркованием со злой досадой. Интересно, ей приглянулся молодой человек или ее раздражает Леди? Скорее всего, ни то, ни другое…

Кстати, Роман прав: вряд ли Сильвестра интересуют те подарки, которые сегодня сгрудятся на обочине торжества, разве что ружье, какое-нибудь "Пибоди Мартини" его тронет за живое… Так пусть хоть его «половина» порадуется… Клим заодно вспомнил о своем хрупком подношении: все же его положено в холодильнике хранить. А начнется пьянка, о несостоявшемся перепелином потомстве забудут. Уж лучше самому позаботиться о нем!

Трель дверного звонка изменила его намерения. Через несколько минут гостиная наполнилась голосами.

— Здравствуйте, большие корабли! — возопил Гогель, разверзнувший пьяные объятия навстречу респектабельной чету.

На него не обратили особого внимания, и он, не слишком стушевавшись, удалился в сторону кухни. "Наверное, там он и прикладывается к своему живительному 40-градусному источнику", — подумал Клим. Как выяснилось позже, он ошибался лишь насчет крепости напитков: Собакин строго соблюдал правило алкогольной нарастающей, и разогревался винами. Тяжелой артиллерией злоупотреблял, как сам выражался, только после захода солнца.

— Здравствуй, Нонночка, Лизок, чудесно выглядишь, а Гога, судя по амбре, уже набрался, — щебетала женщина-бамп.

Сбросив на руки мужа кожаное пальто цвета спелой сливы с песцовым воротником, она ринулась идиллически целоваться.

— Мы с Тимой чуть не заблудились, сейчас так рано темнеет, а поворотов уйма, Тимка говорит, от рекламы «Эльдорадо» вправо, а я помню — влево. Но он, конечно, оказался прав. Хотя сколько раз мы тут уже были…Я, ну, ты же знаешь, Нонночка, внучка Сусанина, со мной в трех соснах заблудиться — нечего делать, вот только в магазинах, разве что… А что мы стоим? Давайте садится! А где Силька? Он, как всегда опаздывает, засранец?

Маргарита оказалась вовсе не такой, как ее представлял Буров. Он ожидал лицезреть дородную, с трубный гласом командиршу с мужем-титаном, но подкаблучником. Маргарита была, конечно, не робкого десятка, но телосложения тщедушного и юркого, а движениями и пластикой отчего-то напомнила Климу белку. Может, потому что пушистый зверек тоже совершает массу грациозных, стремительных и бессмысленных на человеческий взгляд движений. И была в тех движениях торопливая ненасытность, словно вот-вот пробьет зловещий и магический золушкин час, обязывающий Маргариту замолчать и застыть в "прерванном полете". Но во вкусе этому «зверьку» не откажешь. Похоже, Марго немало усилий тратила на поддержание формы, а может, просто принадлежала к тому счастливому типу женщин, что в силу конституции и темперамента «консервируются» где-то в районе тридцати пяти, больше им не дать. И эта лафа у них продолжается долго, пока они не обнаружат себя прабабушками или в амплуа кормилицы Джульетты. Пока же Марго, которой было еще далеко до возрастной смены статуса, блистала в шелковом темно-бордовом костюме. Ее короткие и густые темно-каштановые волосы являли собой пример очаровательного беспорядка на голове, который лучше любых куаферных изысков, что не мешает ему на деле быть результатом высшего парикмахерского пилотажа. Или… не быть, а просто волосы хороши в натуральном виде и не требуют «редактуры», как Гомер. Одним словом, если Маргариту и могло что-то тревожить, то только не ее внешний вид…

Что до Тимура, то одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, кто в его семье главный. Может, потому величественного Мунасипова особо не вовлекали в сумбур приветствий: как известно, нет лучшего способа испортить веселье, как пригласить тирана или гения. Таким образом, мужа неутомимой женщины оставили практически без внимания. Впрочем, Тимура это вполне устраивало. Он разоблачился, глянул искоса в напольное зеркало-раскладушку и, пригладив свой коротко стриженный седеющий «ежик», остался собой доволен. Его рельефное мускулистое тело мягко облегала трикотажная рубашка-поло.

"Пожалуй, это не плоды модного фитнесса пару раз в неделю, это многолетняя спортивная шлифовка… бокс или борьба?" — гадал Клим. Меж тем Тимур, окинув его взглядом чутким, как металлоискатель, — под таким не ровен час "зазвенишь", — удостоил Бурова цепким рукопожатием. Аналогично он поступил с Собакиным, затем равнодушно кивнул дамскому обществу, справедливо полагая, что жена пощебечет за двоих. Квасницкого же он приветствовал немного сердечнее, приспустив на тугой рессоре быструю улыбку.

Марго тем временем заявила, что она страшно проголодалась и скорей бы уж сесть за стол и отведать местных деликатесов. Похоже, она была выразительницей интересов большинства. Хозяйка, обвязавшись фартуком, и доблестная Вера Павловна уже начали метать свои живописные кулинарные шедевры на стол. Его сервировка, которую по праву можно было назвать шедевром, достойным рубенсовского пера, уже обогатилась кимчхи из моркови, спаржи и папоротника, лимонами, фаршированными лососем, форелью по-корейски, юккой, обжаренной в кипящем масле, хрустящими тостами со щучьей икрой, котлетами по-гречески, креветками с беконом в томатном соусе и фирменным пирогом Веры Павловны с начинкой из семги. И это, конечно, не считая обыденной нарезки… Из спиртного пока фигурировали две бутылки заранее охлажденного шампанского: полусухое "Вдова Клико" и "Моэт Шандон Брют Империал", две бутылки «Божоле», "Мускат" и "Мартини Экстра Драй". И, наверное, Сильвестр еще притащит какой-нибудь экзотики, он это любит. Сам выпивает очень умеренно, но диковинный алкоголь — его любимая игрушка.

Вид столовой, преображенной яствами, опять напомнил Климу о его неприкаянном подарке. Пришлось отправиться на кухню, откуда доносилась негромкая музыка. Когда Нонна демонстрировала дом, она не сделала акцента на пищеблоке. А зря: уютнейший уголок! Здесь даже помещалось приличное спальное место, не говоря уже о телевизоре и скромной магнитоле. Чем не убежище для нетребовательного холостяка вроде Собакина, который пытался вовлечь Веру Павловну в сумбурное, не попадающее в такт вальсирование. Домоправительница, как дама учтивая и тактичная, с ироничным достоинством потакала неуемному танцору. Клим, чьему взору предстала эта знойная картина, даже растерялся, но Вера Павловна, которую Гогель почему-то называл Муази, быстро переключилась на хлопоты и нежно поместила хрупкий груз в холодильник. Собакин безмятежно полюпытствовал:

— Что это такое ты собираешься подарить скоропортящееся, если не секрет? Уж не устрицы какие-нибудь прямиком из «Максима» доставленные? Или в коробочке вызревает карманный Франкенштейн?

Буров усмехнулся, предположив, что гомункула, как и птенца, необходимо высиживать скорее в тепле, нежели в холоде, на что Собакин, уже не слушая, нетерпеливо махнул рукой:

— А, богатым людям вечно дарят какую-нибудь дребедень! Думают, чего стараться, раз у чела все есть. Я однажды знаешь, что подарил Силе? Набор тряпочек для протирки зеркал его «Мерса». Он тогда его только купил. Умора! У меня дочь в кружок вышивания ходила, я ей и дал задание. Она материал нашла подходящий, и фирменный знак изобразила, и название, — все чин чином, а внизу еще и фамилию "Гарин С.В." И упаковку намудрила приятную, мастерица! Короче, от меня не потребовалось никаких хлопот, как ты понимаешь…

Буров отшутился насчет того, что в который раз ему приходится наблюдать, как далеко падает яблоко от яблони, и вдруг он неожиданно для себя поинтересовался, какую же «дребедень» дарят Сильвестру остальные гости. Гогель внезапно стал серьезен:

— Так ведь смотря кто. Крупные птицы не мелочатся. Дарят стволы. Чтобы потом ими же друг друга и перестрелять.

Тут со двора донесся звук подъехавшего авто, после чего отворилась входная дверь, и раздался долгожданный сипловатый баритон. Наконец-то пожаловал именинник в компании своей искрометной сестрицы.

— Вот и Силька! — со смешанным чувством констатировала Нонна, метавшая на стол фужеры из серванта. — Та-а-к, сколько нас получается… Гарин, тебя как за смертью посылать. У всех уже животы сводит!

— Нонна, ругай меня! — отозвалась из передней Эля и через мгновение оказалась среди гостей.

На голове умопомрачительный «ежик», одета в джинсы и свитер (а когда она одевалась иначе?), подводка на веках расплылась, фигура немного тоже, глаза все те же — огромные, карие, лошадиные, — словом, мечта поэта двадцатилетней давности во всей неприкрытой сокрушительной природной силе.

— Все я виновата! Пока я собиралась, пока мы заезжали за подарком, — радостно басила Эльвира, гордясь собой.

За Элей вошел разрумянившийся Сильвестр. На руках у него сидел… крупный рыжий кот. Он, собственно, и являл собой подарок любящей сестрицы. Атмосферу возмутил целый вихрь эмоций. Марго умилялась, Лиза пыталась погладить, Собакин гоготал, Нонна паниковала:

— Нет, ну я понимаю, что мыши… а почему же он взрослый-то уже? Он ведь к месту не привыкнет, сбежит еще…

— А чего ему сбегать, если кормить будете? Им же что надо, — жрать да кошек тискать. У вас тут раздолье. А если б я вам маленького принесла да и стал бы он тут гадить по углам, — вы б меня прокляли по трем осям. А этот зверь, между прочим, молоденький, но уже к туалету приученный, порядок знает, мышей ловит, из надежных рук получен. Умнейший кадр, к вашему сведению… — жизнерадостно рокотала Элька.

Умнейший кадр тем временем выскользнул из рук будущего хозяина и молниеносно вскарабкался на шкаф, откуда, выпучив зеленые глаза и остервенело мотая хвостом, воззрился на общество.

— Ну вот, вы ему явно понравились. А то он, если кого невзлюбит, то тому в ботинки непременно напрудит… Ха! Шутка!

Нонна, подавляя праведный гнев, посмотрела вверх.

— Кис-кис… — выдавила она из себя нерешительное приветствие, — как тебя хоть звать-то?

— У прошлых хозяев его звали Мураками, — деловито отчиталась Эля.

— Мураками? Это что еще за имя для кошки? — возмутилась Леди.

— Дети назвали, подростки. Что с них возьмешь… А вы-то можете его переименовать. Хоть Пушком назови, как говорится… — хохотнула Эльвира. — Да, а обмыть-то нам его здесь дадут?

И Нонна огласила окрестности ласкающей слух командой: "Садимся за стол, быстро! Силя, отнеси свои пакеты на кухню. Или лучше дай их мне. Господи, ну накупил-то", — посетовала хозяйка. Ей на помощь тут же пришел Квасницкий, а освобожденный Сильвестр был атакован поздравлениями и приветствиями, несмотря на призывы Леди поскорее занять места подле возведенного ею аппетитного великолепия.

Глава 2. Чезаре Ломброзо и опасные связи

На подарки Сильвестр не особо смотрел. Зато их пытался с болезненным вниманием разглядеть Клим. Надо же было опровергнуть — не Гогеля, так самого себя. Ведь пришло же ему из глубин подсознания название ружья в тот момент, когда Леди принимала парфюм от поклонника есенинского разлива… Буров никак не мог избавиться от назойливого ассоциативного ряда. И даже напрочь забыл, что ему тоже положено чествовать юбиляра. Меж тем Рома подарил репродукцию с охотничьим пейзажем. С ружьем, конечно, на переднем плане… Непреложная ирония судьбы! Клим расценил ее как знак: хватит искать скрытую угрозу там, где ее быть не должно.

Тем более, что Силя, рассеянно благодаривший всех, медленно, но верно продвигался к Климу. Буров понимал это и не торопил события. Их торопила Элька.

— Старая калоша пропащая! А я смотрю и думаю, ты ли это, или призрак твой затесался! — умилилась Большая Сестра.

Такое у нее раньше было прозвище, еще в те золотые времена… да бог с ними, с временами. Буров и не ожидал столь теплой встречи, — сказалась его обычная защита от неловкостей. Принцип ее элементарен: помни, но не жди, что помнят… А вот уже и цепкое рукопожатие Сильвестра. Проще всего резюмировать: "Не изменился". Все так же тихой скороговоркой матерится при дамах. Закатывает рукава у водолазок, не любит бриться и небрежно интригует: "Мне надо с тобой перетереть один вопрос. Срочно!" Когда Клим с ним в последний раз перед тем встречался, Силе тоже нетерпелось "перетереть вопрос". Теперь, десять лет спустя, они, если повезет, перетрут.

— Сейчас, вся эта канитель схлынет и побазарим по-человечески. Конечно, побазарим, Гарин! Если звезды сойдутся.

Звездам мешала суета. Присутствующие принялись рассаживаться вокруг стола. Нонна с Силей успели поспорить, какие диковинные бутыли, помимо наличествующих, следует предоставить для всеобщего обозрения и использования. Вера Павловна напомнила, что над новорожденным должна взмахнуть своей запоздавшей палочкой еще одна фея, на что Собакин парировал:

— Муази, не волнуйтесь, она появится, как и на день рождения Константиновны, аккурат к раздаче. Мы ее не объедим.

Клим поинтересовался у Гогеля украдкой о происхождении легкомысленного прозвища домоправительницы. Тот с энтузиазмом поведал краткую биографию почтенной женщины, которая до поры до времени потонула в архивном отсеке памяти. Осталась только бессмысленное сокращение французского «мадемуазель». Судя по жизнеописанию, Вера Павловна входила в категорию «мадам», но тайного смысла "партийной клички" Георгий объяснить не успел. Раздался звонок, и Гогель лирично констатировал:

— А вот и наша опоздавшая Мэрилин Монро.

Вошедшую изумленный Буров узнал сразу. Он понятия не имел, была ли она бывшей любовницей Сильвестра. Но Клим собственной персоной попался в ее сети. Теперь ему казалось, что это было давно… Вот и верь теперь в случайности! Сначала Тимур как на притчу, теперь гостья из прошлого. Ее звали Ида Дольская. Девушка без возраста и без содержания, как она себя называла. «Содержание» читай с двойным смыслом. Любит громко гоготать, а также ценит парфюм, не заглушающий естественные запахи. Феерическое обаяние, не совместимое с жизнью. Буров вздохнул, сетуя на тесноту мира. Пришлось признать закономерность того, что благодаря Сильвестру Гарину, путь снова осветила эта сумасшедшая «звезда» в короткой глянцевой курточке, закутанная в широкий и длинный шарф-паутинку глубокого ультрамаринового оттенка.

— Приветствую всех обитателей этого гостеприимного дома! — выдала Ида церемонную фразу.

В ее духе: резвая непосредственность в сочетании с громоздкой манерностью. Но здесь, похоже, к ее эксцентричности привыкли. Гогель быстро подсуетился, поухаживал за гостьей в передней, а потом усадил за стол рядом с собой, не переставая ей что-то бормотать на ухо, вызывая приступы назойливого веселья. Иде представили напрягшегося Клима, та спокойно ответила, что они знакомы. Очень просто, без всяких замешательств, за что Буров ей был очень признателен. И все-таки покоя уже не ждал, хотя надеялся, что явления Идочки — последняя неожиданность на сегодня. Он ошибался.

Сильвестр быстро ввел организм в привычную для него кондицию, которую обычно не усугублял. Он принадлежал к той счастливой категории людей, которые сколько бы ни старались, не сопьются. Такова их биохимия, которая надежней любой морали.

— Знаешь, мне человек нужен надежный. Не хочешь поработать со мной опять? — бросил Силя как бы между прочим.

Один камешек с души долой! Значит, Сильвестр затеял тему без задней мысли: он просто решил затеять проект "Двадцать лет спустя".

— Твоя супруга немного ввела меня в курс вашей иерархии, — не без ехидства отозвался Клим. — У тебя есть Лучший друг Тимур и Правая рука Роман. Неужели тебе их мало…

Силя пропустил иронию мимо ушей, а это значило, что он растерян. Это чувствовалось и по тому, как он неуверенно излагал свое предложение. Ему требовался "кто-то вроде менеджера по кадрам"… "чтоб в людях разбирался". Климу стало скучно: во-первых, он не любил это речевой штамп: люди не антиквариат, чтобы в них «разбираться». Но красноречие никогда не входило в список достоинств Гарина. Он вечно не заканчивал фразы и прибегал к невербальным средствам общения: моментальный перекос в нижней части лица — и все должны догадаться, слово из скольких букв желал произнести босс. Клим, как друг юности, конечно, преуспел в искусстве толкования мимики.

— Послушай, ты же помнишь о моей… профнепригодности, — начал он, но Силя, понизив голос до отрывистого шепота, его прервал:

— Видишь вон ту… ну Лиза, понимаешь о ком я?!

Клим кивнул.

— Так вот, понаблюдай за ней, мне нужно твое мнение. Ты всегда умел схватить, как Собакин выражается, зерно образа. Надеюсь на тебя!

— Я так понимаю, что знать причину «слежки» мне не полагается? — поинтересовался озадаченный Буров.

— Потом все расскажу. Пока… выдай краткую характеристику на вскидку, без исходных данных, — и, не потеряв светского тонуса, Силя затеял болтовню с гостями.

Вот если бы Сильвестр спросил про Иду Дольскую, — тут бы Клим развернулся!

Ида, цветок нездешних полей… глаза огромные серо-зеленые, такие, что, если в них долго смотреть, начинаешь различать тончайший орнамент карих прожилок, и тогда вовсе теряешься в определении цвета. К меланхолическим опущенным ресницам — и этакая смешливость! Но дисгармонии нет, как раз напротив. Наконец-то сносно подстриглась и оставила волосы в покое, — а раньше мучила их бигудями на липучках и другими инквизиторскими безделицами. Густая челка ей идет. Но в шарф она укуталась неуместно. Впрочем, Ида хоть кого сперва ошарашит, она не окрашивается под окружающую среду, а намеренно пестрит… Ей сейчас где-то тридцать с небольшим. Но Клим слишком увлекся. Во-первых, это не «зерно», а во-вторых, не того образа.

Эля, умница, с обычным для нее громогласным веселым натиском вовремя вывела Бурова из замешательства. Избегнув ненужных лирических отступлений в прошлое, он без промедления переключился на тонизирующий междусобойчик. Это для Клима явилось лучшей частью вечера и надежной терапией от тревоги, вибрирующей на границе сознания. Кураж у Большой Сестры заразительный, но не «представительский» как у братца, и она его не только не растеряла, но как будто даже накопила за годы. Что они с Буровым только ни помянули из молодых авантюр, которым Элька оказывалась саркастической свидетельницей… пока не закрутила роман с силиным другом, а после не изменила ему с неизвестным и не родился ребенок "с отцом по договоренности", как выразился Силя.

— Слушай, а этот мрачный господин Мунасипов не тот ли самый Тима, которого ты в молодости "пидманула"? — беззаботно поинтересовался Клим.

— Тот, тот… вспомнила бабушка, как девушкой была! — проворчала Эля укоризненно. — Все уж сто лет, как про это забыли.

Клим был не согласен, но промолчал. Тимур не из тех, кто забывает такие оплошности. Не будь Эльвира сестрой лучшего друга… хотя не стоит предполагать худшее, тем более, что все обошлось. Однако чело Большой Сестры после каверзного вопроса затуманилось невеселой думой. Буров, укоряя себя за бестолковое любопытство, быстро перешел к ностальгии по былому чувству: ведь в юности он был в Эльку влюблен, и это-то должно ее развеять.

— Да, ты был самым застенчивым из всех, кто ко мне неровно дышал, — улыбнулась Эльвира, — и беспечность диалога постепенно вернулась на круги своя.

— Ты все та же. Цветешь!

— А все потому что смолю, как кочегар, ругаюсь как биндюжник, и пью, как сапожник! — парировала Элька, приосанившись. — Вот он, рецепт успеха.

По правде говоря, в рецепт успеха входили еще и универсальные профессиональные навыки и оптимистическая работоспособность. Закончив матмех и промучившись некоторое время на преподавательской стезе, Эльвира ушла на вольные хлеба. Умудрялась зарабатывать портняжным делом, в чем и осталась виртуозом. Сама всегда одевалась шаляй-валяй, но шила отменно. А потом элькины таланты поглотила хищная торговля недвижимостью.

— Буров, пойми, раз туда попал — уйти трудно. Покатило, пошли деньжата, аля-улю! Ты погряз, как я это называю, в экскрементах золотого тельца. Домой раньше одиннадцати ни ногой. Как-то раз выдалось денька два, сходила в гости к девкам, с которыми мы еще в старые временя швейный кооператив открывали. Они сейчас выросли, у них мама не балуйся — свадебный салон! Ой, как я обожала свадебные наряды шить, — видно, потому что самой не судьба была к алтарю прошелестеть, — и мои руки, представляешь, все помнят! Я говорю: давайте помогу! Там в одном месте филигранная работа нужна. Если бы они меня не знали, как облупленную, так прогнали бы поганой метлой, платье дорогое — а вдруг испорчу! Но это же я! Ой, Климка, пальчики-то по ремеслу скучают…

Боковым зрением Клим пытался наблюдать за "порученной ему" Лизхен, болтавшей с Квасницким, но внимание неминуемо соскальзывало на бывшую пассию. Более всех собравшихся Иду привлекал кот. Он соизволил снизойти со своей "патрульной вышки" и исследовал местность в первом приближении. Привлечь кошачье внимание доселе хотели многие, но Дольская оказалась самой упорной, и Мураками осторожно принял ее ласки. Потом с внезапной уверенностью вскочил к ней на колени. "А теперь она будет кормить его из своей тарелки", — брезгливо подумал Клим. Ида как-то ему призналась, что кошачьи — единственное семейство, представители которого ее никогда не раздражают. Конечно, это еще не повод делиться деликатесом… Впрочем, Бурова это не касается, а хозяева не протестуют.

— Как его зовут, — отрешенно спросила Дольская сразу у всех.

— Мураками, Идочка, — немедленно отозвался услужливый Гогель. — Модный кот, но писатель-то, согласись, весьма средний.

— Не знаю, я модных не читаю, — мелодично отозвалась любительница кошачьих. — Можно его переименовать в Мисиму. Но тогда бедняге придется делать харакири.

Но не все котам масленица — и модным писателям, и пока еще безвестным, к коим Клим причислял и себя. Не успел он как следует расслабиться, как его вновь отвлек Силя.

— Пойдем, потолкуем.

И Клим не успел моргнуть, как оказался в бильярдной, испытав пароксизм зависти к гаринскому благоустройству. Все-таки, если собрать в один пестрый пучок все его противоречивые желания от навязчивых до мимолетных, то оттенок бильярдного сукна едва ли не выбился бы в тройку лидеров цветовой гаммы. Словом, ежели старый приятель будет время от времени впускать его в эту волшебную комнату и оставлять ему на ночь матрасик на полу, то большего никто на этой земле для Бурова К.В. сделать не в силах. Не сказать, чтобы Клим был помешан на бильярде, он мог годами к нему не притрагиваться, но воздействие этого созерцательного занятия на его мыслительный процесс оставалось магически неизменным. Ничто так не помогало Климу в решении житейских головоломок, как погонять шары на сон грядущий.

Выслушав климовы расплывчатые умозаключения насчет Лизы Чегановой, Сильвестр остался разочарованным:

— Эти абстракции я б тебе и сам на уши навешал. Я думал, ты мне по физиономии определишь преступные наклонности. Помнишь, ты все приводил в пример какого-то перца, который вывел теорию… в общем, как по внешности определить мошенника или убийцу.

— Этого перца, как ты выразился, звали Чезаре Ломброзо. Но Господь с тобой, я полагаю, здесь не тот случай! — Клим не удержался от усмешки. — А что случилось-то, скажи толком!

— Понимаешь, у меня произошла утечка одной информации. Очень серьезной. Вдаваться в детали пока не буду, меньше знаешь — крепче спишь. Все это паршиво! Не то, чтобы я подозреваю одну Лизу. Она просто могла это сделать физически. Просто подойти и взять диск с этой инфой. Из вредности… знаешь, как делают стервы: что не съем, то понадкусываю!

Клим испытал облегчение, тут же перешедшее в еле ощутимое недоверие к совпадениям. "Интересно девки пляшут! Никогда не угадаешь…" И тут же, поддаваясь беспокойному настрою Сильвестра спросил:

— Она была в курсе, что на этом диске?

— Нет, разумеется!

Силя потер переносицу и патетически уставился куда-то в пол, словно представляя, что могло бы случиться, если бы Лизхен «разбиралась» в роковой пропаже.

Клим продолжил осторожные расспросы:

— Она у тебя работает?

— Работала. Ее притащил Гогель… то се, поныл, типа возьми девчонку. Я взял ее на пробу. На крупье учиться. У нее не вышло. Там мозги нужны математические. Короче, считать быстро. Работа ну не то, чтобы адская, но напряженная. Сообразительность требуется, внимание, быстрая реакция… в общем, не для всех. Она сама поняла, что не справляется…

— Тогда почему она на твоем дне рождения? Вы остались друзьями? — не без яда с голосе поинтересовался Буров.

— Ну… Собакин ее привел, что мне ее, за дверь выставлять? К тому же я совершенно не уверен, что это ее рук дело… — минорно отозвался Силя, почесывая кием шею и обдумывая, очевидно, свою вчерашнюю бильярдную комбинацию.

— Это не ее рук дело. Просто ты с ней спал, а она мечтала сопровождать тебя в заграничные командировки, но ваши устремления слегка разошлись. И теперь тебе кажется, что в отместку девушка решила тебя подставить или шантажировать. Я правильно излагаю?

— Вот ты и сам все понял…

Силя отложил игру и плюхнулся в кресло с видом нашкодившего пса благородных кровей, в котором конфузливость безуспешно борется с самодовольством. На несколько минут воцарилось молчание, потом он разразился неловкой оправдательной речью:

— Видишь ли, она не то чтобы хотела сопровождать меня куда бы то ни было, но…в общем претендовала на большее. Не могу даже теперь сказать, в чем это конкретно выражалось. Звонила, например… не люблю я этих соплей! Мы взрослые люди, у меня семья, что вообще за претензии! Мы переспали-то всего два раза! Кстати, почему ты уверен, что она не виновата?

— Потому что! — Клим не собирался обнародовать свой ход мыслей. Во всяком случае, сейчас.

Силя вздохнул, потушил окурок и вальяжной походкой вернулся в гостиную. Лицо его немедленно изобразило усталую беззаботность стареющего плейбоя. Что-что, а быстрое перевоплощение — по-прежнему его конек.

Тем временем вечеринка уже вошла в стадию вседозволенного хаоса, когда для основного контингента реальность уже значительно преобразилась, а "крепкие орешки" могут спокойно раскуривать сигару при дамах. Впрочем, на такие вольности сейчас никто бы не насмелился: Марго громко страдала от духоты, требовала раскрыть окно и смотрела на нарастающий размах вечеринки глазами голодной левретки. Нонна, улизнувшая от Маргариты, напротив, раскраснелась от хмельных паров и гоготала от утонченных анекдотов Квасницкого. Элечка же пылко уговаривала Тимура собраться и всем махнуть в казино. Потому что она, имея такое окружение, так ни разу и не поддалась порочной игорной страсти, и это возмутительное упущение нужно немедленно исправить…

Вскоре опечаленная мадам Мунасипова и вовсе удалилась в спальню. В тот момент к ней подсел ее невозмутимый супруг, который с брутальной покровительственной нежностью чмокнул ее в макушку. Сжатая в его объятиях, Марго недоверчиво съежилась. Она не жаждала заполучить Тимура в утешители. "Я, пожалуй, пойду прилягу", — сказала она почти шепотом, но в голосе отчетливо прозвучали крепко сплетенные сожаление и угроза. Буров находился неподалеку, и потому прекрасно расслышал фразу. Он исподволь заметил, что Мунасипов хмуро откашлялся и изобразил озабоченность государственного масштаба. Видимо, отход ко сну столь противоречивой стихии, коей предстала его супруга, требовал определенных усилий и ритуалов от Тимура, но, пожалуй, он переигрывал. Потому как, проводив свою ненаглядную в опочивальню, Мунасипов вернулся неприкрыто облегченным и жаждущим фейерверка жизни.

От чего он воспрял, быстро выяснилось. Напористые заигрывания с Лизхен пусть не сразу, но возымели толк. "Материальная девушка" под хмельком медленно и томно растеряла остатки светского интеллекта и, в конце концов, смирилась с тем, что на сегодня ей придется довольствоваться бесполезным флиртом. Ведь виновник торжества ускользал от нее, а Квасницкий тем паче. Клим, наконец, был удостоен обиженного внимания Иды. Она ждала его инициативы, как водится, и не дождалась. Клим быстро прикинулся валенком: "Я так понял, тебе не слишком хотелось афишировать порочащие связи", — прошептал он ей на ушко, когда пьяного Собакина уволили в диджейский запас и был единогласно объявлен белый танец. "Не мой ход мыслей, милый, — отозвалась прикорнувшая на климовом плече Дольская. — Порочащие связи для меня — предмет гордости…".

Так они мило ворковали, а потом Буров развлекся уютной болтовней с Силей и Нонной, смешил Эльку, чтобы успокоить душевное томление о Дольской, которая после их чувственного танца то исчезала, то, появляясь, скользила мимо него. В конце концов, Клим решил, что уже порядочно набрался, раз его разбередили, как выражалась матушка, "пубертатные игры". Поднимаясь в отведенную ему комнату рядом с хозяйской спальней, он слышал как где-то перебрасывались напряженными репликами Гарин и Мунасипов. Когда успели затеять спор… Словно вот-вот подерутся! Клим в пьяном смятении уже готов был поддаться миротворческому импульсу, но спорщики как ни в чем не бывало вышли из бильярдной. Где-то на заднем плане что-то расплывчатое гнусил под Бродского Гогель:

— Сидя на черном быке, Медленно еду тропинкой лесною; Овод кружится, жужжа надо мною. Заяц пугливый мелькнет вдалеке…

"Видимо, я многое пропустил на этой вечеринке. Уж не говоря о том, что так и не усвоил, зачем я здесь… сидел бы сейчас с перепелками, смотрел бы Чаплина или слушал джаз. Вместо этого обеспечил себе гарантированное похмелье. Эх, соблазны…".

Он и не чаял, что прояснит свое локальное предназначение уже на следующий день.

Глава 3. Убийцы не читают Чехова

"Старику снились львы", — так начал Хэм свое «нобелевское» творение, и Клим всегда немного жалел, что авторство здесь принадлежит не ему. А что касается снов, то нынешней ночью его преследовала Ида, легко перейдя грань между реальностью и грезами и энергично вторгнувшись в климово бессознательное. Дольская нудно и настойчиво требовала признать ее "девушкой месяца", а Буров вяло отмахивался цитатами Монтеня. Времени на толкование бредовых диалогов совсем не осталось, потому что Ида, подобно львам, гневно перешла в наступление, то есть не по-женски грубо принялась трясти Клима за плечи и даже требовательно пробасила: "Да просыпайся же ты, наконец!". Разум встревоженно вынырнул на поверхность, и обнаружил себя в теле, напоминающем тряпичную куклу и сотрясаемом дружескими лапами встрепанного и полуодетого Сильвестра. "А?.. Что?.." — Клим, делая слабые попытки освободиться от крепкой хватки Гарина, попытался привстать с кровати. Для верности Сильвестр тряхнул приятеля еще один раз, потом, уставившись на него расширенными, как у наркомана, зрачками, медленно, как будто щупая слова языком, проговорил:

— У нас убийство. Пойдем!

Выразив судорожный протест решительной попытке Гарина тут же и потащить его за собой в исподнем, Клим быстро, но тщательно оделся, попутно выслушивая нарезанные, как толстые куски говядины, фразы друга. Сквозь решето еще не совсем проснувшихся мозгов отсеивались ключевые слова: Мунасипов, бильярдная, служба безопасности, документы…

Фантомный, как боль, профессионализм давал о себе знать: орнамент судьбы приводил Клима на узкую, но светлую полосу радиорепортерства. Там, на некогда популярной, но быстро разорившейся волне он и научился моментальной концентрации и необходимой речевой эквилибристике. И потому, когда они с Силей спустились вниз, в растерянной голове Бурова уже сложилось неуместное сообщение в стиле "ИТАР ТАСС": "На даче владельца крупного казино Сильвестра Гарина был убит известный в сфере игрового бизнеса предприниматель Тимур Мунасипов. Орудием убийства послужил обыкновенный бильярдный шар, что позволяет предположить, что насилие совершил сильный и тренированный человек (скорее всего, мужчина). Официальное расследование затрудняет тот факт, что хозяин дачи во избежание огласки, справедливо полагая виновником преступления одного из своих гостей, принял решение задействовать службу безопасности своего казино до выяснения всех обстоятельств дела. Как утверждает сам господин Гарин, убийство наверняка связано с обнаруженной накануне утечкой важной информации, имеющих непосредственное отношение к финансовой деятельности предприятия".

Осталось уложить в голове сведения "не для печати": Гарин категорически настаивал, чтобы его старый и надежный, как все четыре мушкетера вместе взятые, друг провел в соавторстве с ним и еще каким-то типом молниеносное расследование. Доводы здравого смысла насчет того, что любое дело требует профессионала, не принимались. Впрочем, Клим и сам почувствовал, что его жалкие попытки самоустраниться выглядят неубедительно — он словно заранее согласился с очевидной логикой своего участия в деле. "Нашел время грехи замаливать, Пуаро доморощенный!" — раздраженно подумал Буров про себя.

— Профессионал у нас будет. Начальник охраны. Ты увидишь, что это такое…" — туманно отозвался Сильвестр. Что видимо означало, что с «профессионалом» могут быть проблемы.

— А кто обнаружил тело? — Клим автоматически задал вопрос, который должен был прозвучать по законам жанра.

— Пална обнаружила! — ответил Силя. — Разбудила сразу меня. Повела себя правильно, без истерик. Ничего не трогала…

В гостиной висел устойчивый запах валерьянки. Миновав мечущегося между Маргаритой, Ноной и Муази Гогеля, который держал в одной руке кружку, пахнущую этим непременным атрибутом паники, в другой рюмку с успокоительным для себя, Силя с Климом мрачно и решительно прошли в бильярдную. Впрочем, Буров не без облегчения предоставил бы привилегию осмотра тела кому-нибудь другому, но моментальный кадр, высветивший участников драмы, беспощадно свидетельствовал о тщете малодушных помыслов. Даже если Клим имел бы право на «дублера», здесь таковые не предвиделись.

Мунасипов лежал на боку, сжимая в правой руке пиджак, и совершенно не соответствовал своему возрасту. У Клима, не первый раз наблюдавшего вид внезапной смерти, промелькнула мысль, что до сих пор неизвестно, почему люди после «ухода» метафизически меняют возраст. Тимур Закареевич теперь выглядел гораздо младше самого себя при жизни. На лице его не отпечаталось ни одной предсмертной эмоции. Он умер счастливым, если так можно выразиться в подобной ситуации, не осознав пожатия старухи с косой. Клим «срисовал» себе в долговременную память положение тела, пристально осмотрел угол бильярдного стола рядом, уделил особое внимание шару под номером «8» — предполагаемому "виновнику торжества", беспечно белевшему на пестром ковролине. И тут же ясно вспомнил свои вчерашние «страсти» по оружию. Вот ведь, как накаркал… Правда вышло совсем не по-чеховски, выстрелило-то не ружье. Не покидало ощущение ирреальности происшедшего.

— Кому-то здесь была нужна его смерть? — вроде как нужно было задать этот вопрос, хоть Клим и чувствовал острое отвращение к ритуальным словесным клише.

Он тут же сам себе ответил, что чье-либо желание — условие необязательное и недостаточное. Во всяком случае, для происшедшего этой ночью. Хотя… почему ночью? Может, и утром. Кажется, время — важнейшая деталь? От времени отталкиваются, когда ведут допрос свидетелей. Но тут вся эта канитель курам на смех: все присутствующие объединены единством времени и места. В убийцы можно записать любого. Тем более, что цель — версия для органов, т. е. приблизительная правда, — если Клим верно понял задачу… А как быть с правдой обыкновенной? Не десница же божья, в самом деле, метнула в Тимура этот зловещий бильярдный шар! Но десница недвусмысленно дает понять, что убийца не материализовался извне: экстравагантные киллеры-метатели шаров бывают только в молодом корейском кино. Итак, искомый субъект Икс сейчас находится в доме, и это предположение, которое Клим возьмет за основу. Далее надо-таки выяснить, кому была нужна эта смерть.

— Мне! — вдруг прорвало Силю, пришедшего в состояние бескровного спокойствия. — Я ведь боялся, что это он стащил злосчастный диск… Понимаешь, он навязывал мне одну операцию… хреновую, опасную. Проще говоря, отмыв бабла через казино. А я всеми силами хотел отпихнуться. И тут пропадает схема всей этой затеи. Список подставных лиц. Короче неважно, что там было, главное, что я даже не сохранил это… у себя, не переписал. Думал, зачем… у меня никогда ничего не пропадало из офиса, понимаешь? Да и не хотел я в этот блудняк вляпаться, может, потому и потерял… А Тимур, он же не привык к такому… сопротивлению, мог и выкинуть финт…

— То есть, решил тебя дожать, для чего сам этот диск принес и сам и стащил? — помог Клим.

— Ну, да… и дожал бы, если все шло по этому сценарию… Я же ему не говорил, что лоханулся и допустил утечку. Я психовал, тянул время… Ну не знал наверное-то… Надеялся, может, Лизка… А теперь хрен его знает. Бл…дство какое-то.

— Лиза, Тимур… Ты еще кого-нибудь держал на прицеле?

— Романа, конечно… Но в самую последнюю очередь. У него были какие-то идиотские шоу-прожэкты… Хотя, конечно, маловероятно… но…

— А, кстати, где он сам? Спит?

— Да в том-то и дело, что он вчера куда-то срыл! — Силя нервно стукнул рукой по краю стола. — И мобильник не отвечает!

— Ну-у… это еще ни о чем не говорит, — неуверенно ввернул Буров, прислушиваясь раздавшемуся извне характерному звуку. — Сбежать сразу после убийства… Квасницкий на истерика не похож… Кажется, кто-то приехал!

— Это Юсупов с ребятами. Пойду встречу. — Сильвестр провел рукой по голове, приглаживая взъерошенный вихор, и как-то сразу собрался. Тотальная растерянность скоропостижно утонула в надежной хозяйской самоуверенности. Из бильярдной вышел человек, готовый принимать решения.

Клим тоже решил не задерживаться в бильярдной. Не то, чтобы он боялся покойников, скорее, опасался сокрушительной лавины из жалости и богоборческого подросткового протеста. Он не любил саму вероятность смерти, как это ни смехотворно звучало бы, надумай он обнажить свое ахиллесово недоразумение. И менее всего новоявленный сыщик хотел, чтобы опять скрипнула темная дверца в детские ужасы. Нет уж, только не теперь, когда необходимо тщательно регулировать еще пока несуществующий мыслепоток! Тем более, что с возрастом возвращения из путешествий к собственной колыбели становятся все дольше и печальней…

И все же на несколько минут Буров погрузился в прошлое. Когда-то он удалился от дел, читай от их общего с Сильвестром бизнеса. Они с Гариным как раз пережили трудные времена, но выкарабкались, и процесс пошел в гору. Еще бы годик, и Буров познал бы блага категории мидл-класса… но не познал. И с тех пор для Сили он остался как будто несправедливо обделенным. Не насладившимся заслуженным успехом. Не вкусившим плоды.

Все из-за проклятых приступов… В детстве Клим загремел на три месяца в больницу с редкой хворью. Ее название и вероятные последствия пришлись бы впору королевскому наследнику с признаками вырождения. В июльский день 8-летний Клим проснулся обездвиженным. Злило, что доктор называл это инфекцией, но не было вокруг никого из тех, кому бы так же не повезло.

— Да она, эта дрянь, везде, просто в воздухе… — говорили поседевшей матери в больнице.

Клим потом еще долго относился к воздуху с опаской. Слова «паралич» избегали, но разве от этого было легче! Через три месяца он снова ходил, но хромота еще долго тянулась памятным шлейфом. Разнервничавшись, Буров и в зрелом возрасте начинал прихрамывать. Но причиной ухода из гаринской индустрии развлечений был не изъян походки, а неприятности замеса потуже. К Бурову будто короткими предупредительными вспышками повадился возвращаться тот черный летний полдень в душной «Скорой». Конечности немели не только по утрам, но могли отказать во время ходьбы или, еще того хуже, переговоров. На работе это до поры до времени не замечали, а Клима сверлили старые медицинские прогнозы, вверяемые его родительнице: мол, мамочка, сейчас выкрутились, но в будущем, в каком угодно возрасте, может всякое случиться, будьте настороже. Некоторые минорно настроенные эскулапы не исключали при неблагоприятных нагрузках или травмах чуть ли не развитие шизофрении и прочие катастрофы психики. Мать активно вытесняла услышанное: как женщине, не испытавшей мятежей духа и интеллекта, ей было трудно увязать наглядный и пугающий паралич с абстрактными проблемами головы. Но она, следуя предупредительным формулировкам, по-своему была настороже. То есть время от времени паниковала.

Пришло время запаниковать Климу. Испугаться спятить, остаться инвалидом, пускающим слюни. Клиническая картина слишком напомнила предсказания медиков-пессимистов, пусть даже дремучих и малосведущих во всем, что имело корень «психо». Впрочем, в отличие от матери, Буров был осведомлен о том, что и мозги, и ноги — все от нервов, и даже трипперок не всегда от удовольствия.

С тех пор укрепилась дилетантская страсть Клима к психиатрическим книжкам и пристальному изучению чужих анамнезов. Иначе говоря, "зернам образов".

Кстати, о зернах! Клим старательно вспомнил свое вчерашнее резюме о Лизе Чегановой и плоды наблюдений за оной. Какая-никакая, а подозревамая… Что ж, она — типичная девушка "для выезда", как парадная пара гнедых. У нее лицо без следов драмы, — вот, пожалуй, единственный минус. Хотя для кого минус, а кому и дела нет! Несколько обескураженный просьбой Сили, Буров даже заподозрил поначалу, что тот озабочен вопросом интимным. Как это было бы мило: посоветоваться со старым другом насчет девицы, дескать, допустить ее к телу или нет! Да мало ли что теперь модно в классе люкс…

Насчет резюме будущей гейши Клим без зазрения совести решил капитулировать. Он и предполагать ее постельные свойства не рискнул бы. Лизхен слишком молода для Бурова, у него не лежит к ней эротический вектор. Он не любитель недозрелого, вопреки поощряемому большой литературой гурманству. Молодая — и именно в том загвоздка. Но на вечеринке она была самой эффектной из женщин! Правильно улыбалась. Правильно кадрила.

Когда народ устал от гастрономического бесчинства и принялся рассредоточиваться по столовой и гостиной, Лиза умудрилась ловко оттеснить раскрасневшегося Рому от прочих. Якобы для того, чтобы вместе с Квасницким выбрать надлежащее моменту музыкальное сопровождение. Рома знай подливал ей шампанского и щеголял закрытым клубным концертом какого-то эксклюзивного блюзмена, куда, конечно, приглашали только своих… (спрашивается, чьих!). Лизхен старалась соответствовать заданному кавалером потоку, чирикая, что росла на Томе Уэйтсе и даже Серже Гейнсбуре, но Клим все-таки решил, что Лизок приврала и взрастила свое чудное тело совсем на другом музоне.

Кстати, Нонна вовсе не ревновала своего фаворита к юной сопернице. Вниманием Леди завладела Маргарита. Та как видно из тех, кто душит откровениями на месте. В тот момент Клим отметил, что радостное возбуждение Марго по прибытии быстро растворилось в неподдельной тревоге. Супруга величественного Тимура явно нервничала, и ей не терпелось довериться подруге. Леди ее слушала, но защищалась прозрачным колпаком апатии. Марго же, напротив, фонтанировала эмоциями: жаловалась, негодовала… и пила одну минералку. Правда, изредка она делала маленькие глотки из своего винного фужера, словно отдавая дань гостеприимству, но это явно не приносило даме удовольствия.

Потом, как помнится, Собакина посетила хмельная Терпсихора. Он размашисто плясал, пытаясь утрамбовать замысловатый гопак и прочие элементы этнических танцев в попсовые техноритмы. Зрелище было уморительным и жутким, но женская половина рукоплескала, и даже Муази не слишком противилась, когда Гога приглашал ее синхронно повилять вместе с ним филейными частями. Когда стихийная хореография утихла, Гогель со свойственным ему бесцеремонным дружелюбием предложил Климу партию в бильярд. Через секунду он уже озаботился преступной пустотой в тех рюмках, что попали в его поле зрения, а еще через миг он уже читал Климу отрывок из своей новой поэмы, тщась отыскать в новичке благодарного слушателя.

Слушатель излучал посильную благодарность, ненароком поинтересовавшись, не заскучает ли… девушка Георгия. Не впервой Климу прикидываться идиотом в интересах дела… Услышав, что речь идет о Лизхен, Собакин, закурив и выпустив спесивую струйку дыма, взорвался целой театральный миниатюрой:

— Она мне не девушка! — покачал он строго длинным музыкальным пальцем. — Это скорее я ее девушка, если сравнивать наши методы. Лизок кремень! В погоне за счастьем не только слона на скаку остановит, а еще и четвертует, освежует, запечет в мартеновской печи и подаст к столу! Я как-то опрометчиво привел сюда Лизхен, дабы просто украсить ею один вечер, но оглянуться не успел, как она по уши внедрилась в местный колорит… Лизок закончила институт и хочет устроиться в жизни. Ей кажется, что лучший способ это сделать — фланировать по лучшим домам и грациозно шнырять в поисках добычи. Ей ведь что нужно: чтобы на работу халявную и денежную устроили или любовницей к состоятельному человеку, а если уж ни то ни другое не светит, тогда чтобы просто денег дали. А вообще, если бы она дурака не валяла, из нее бы вышел толк. Но так это ж вкалывать надо, а вкалывать мы не любим!

Все последующее для Клима сливалось в цепочку пестрых кадров. Собакин оттесняет Лизу с Квасницким от музыкального центра и хаотично диджействует с диапазоном от рафинированного парижского танго до «Рамштайна»… Силя курит сигару, а Мунасипов все настойчивей поглядывет на Лизу. Гогель безмятежно переключается на Иду… Ему все равно, к какой даме льнуть, лишь бы она его слушала. Его привычно, не слишком настойчиво отшивают. И Дольская в этом смысле не исключение. Гогель, как дитя, тщетно пытающееся взобраться на ледяную горку и неизменно соскальзывающее вниз, покорно низвергается с ее равнодушной и смешливой приязни к окружающим…

Находясь в раздумьях о вчерашнем, Буров не спешил осознать сегодняшнее и слиться со скорбящими. Однако, выходя из бильярдной, мельком приметил некоторых из них. Стакан, который ранее держал в руках Гогель, перекочевал к Эльвире, сам же Собакин, заменив его на бутылку водки, но, не выпустив вожделенной рюмки, забился в кресло и тихонько попивал без закуски, отупевшим взглядом обозревая действительность или, вернее, то, что вместо нее нагоняли алкогольные пары. По лицу Лизхен, сидящей на диване, беззвучно струились мутные ручейки из косметики и слез, от личины "материальной девушки" не осталось и следа. Рядом на подлокотнике устроилась Ида. Она выглядела спокойной как тот, кто еще не осознал происшедшего. Характерно, что ее утешающие поглаживания Лизхен сопровождались одновременным почесыванием Мураками, который невозмутимо возлежал у нее на коленях.

"Вся в этом", — то ли растроганно, то ли удивленно подумал Клим. Нона обнимала конвульсивно рыдающую Марго, а Эля пыталась влить в жену усопшего изрядную долю успокоительного. Вера Павловна застыла каменным изваянием рядом, как лишняя деталь кем-то недописанной картины.

Клима к его великому облегчению проигнорировали, и он проскользнул на кухню в поисках медитативного покоя. На тихой кухонной пристани Буров попытался систематизировать свои впечатления от вчерашнего действа. С большим трудом ему удалось прокрутить "отснятую ранее пленку".

Итак, Марго ушла спать первая. Потом практически незаметно ускользнула Нонна. Она выглядела уставшей и как будто разочарованной. Болтовней ли с Маргаритой, флиртом ли с «Есениным» — не столь важно. Леди умеет исчезать по-английски вовремя и тихо, когда гости уже «разобрали» друг друга и не нуждаются в ее элегантной опеке, в сглаживании углов и выравнивании линий.

Клим отправился спать почти сразу после Ноны. Силя с Тимуром о чем-то спорили в бильярдной, а потом вышли, и, кажется, Гарин напоследок давал пьяные напутствия насчет Лизхен, вместо спокойной ночи желая завтрашней победы над "внутренним врагом".

Гарин несколько раз объявлял о намерении уйти "на базу" вслед за удалившейся супругой, но, судя по его игривой стрельбе глазами, — а ими он стрелял не менее результативно, чем из ружья по несчастным кабанам, — супружеское ложе вряд дождалось его до рассвета. Тут Клим не рискнул бы выстраивать даже намека на алиби, — если б он не знал Сильвестра как облупленного. Гарин в эту ночь мог бы натворить что угодно. И стремительно увязал в уликах… Кажется, именинник одновременно ревниво и снисходительно заострился на увлеченно беседующих Ромчике (как называли Квасницкого) и Иде. Что было потом — неизвестно. С уверенностью можно констатировать, что Рома, которому, видно, все возрасты покорны: и с хозяйкой отметился, и с Лизхен, и с Дольской, — умчался в ночь.

Чего ему не хватало?!

Эля вчера большую часть времени находилась в поле зрения Бурова. А вот Муази к концу вечеринки ускользнула от радаров. Мунасипов атаковал Лизхен, а той вроде было все равно с кем, лишь бы не скучать одной. Была ли она настроена на продолжение романа с Гариным? Наверняка, иначе зачем ей торчать на этом дне рождении? Он ей не по возрасту, таким девицам впору на дискотеки шастать с молодняком. Но Тимур решительно и незаметно оттеснил ее от Гарина, — на всякий случай… Силе это было по барабану, за что Клим ручался. Более того, возможно, Сильвестр даже испытал облегчение: он опасался настойчивых девушек, берущих от жизни все, как советует реклама «Пепси-Колы». А Чеганову он опасался в особенности, потому как подозревал. Следовательно, для преступления на почве страсти никаких резонов. Вот если бы тут присутствовал мало-мальски постоянный партнер Лизы… но его не было!

А что если Собакин не так ровно дышит, как кажется? Ведь это он ввел Лизхен в здешнее общество. Тайная страсть? Экая пошлость, однако. Нет тайных страстей — есть невнимательные глаза. А почтенная Леди? Что если Мунасипов ее шантажировал или угрожал легкомысленному Роме? Женщины идут на многое ради последней любви… Рассуждая таким образом, Клим некстати вспомнил анекдот про Кая, который должен был из букв «ж», "о", «п», и «а» выложить слово "вечность".

К черту все эти мелодраматические отрыжки! Буров неожиданно почувствовал себя то ли примитивным золотоискателем, то ли просеивающим муку кондитером. На поверхности нескладных любовных уравнений блеснула и моментально погасла ужасающая своей безапелляционностью крупинка, которую до этого его сознание суетливо футболило по закоулкам, стараясь припрятать поглубже под ворохом неубедительных предположений. А суть-то лежала на поверхности, нежась, как Мураками, бесстыдно вылизывающий свои «сокровища» под хвостом. Если убийство совершил кто-то из своих, а после аккуратно протер шар и оставил его на месте преступления, то… стоп! Обрыв связи с озарением. Так бывает с озарениями, тем более со скороспелыми. Но Клим недолго сетовал в кулачек.

"То, что не заметит одна птица, обязательно заметит вторая", — так он в свое время, упростив Риг Веду, объяснял свой принцип Дольской. А, может, и еще паре-тройке подружек.

Итак, в стратегически важные субъекты можно смело записывать Собакина и скромницу-экономку, потому как оба ночевали на первом этаже. Во всяком случае, когда Клим удалился в предназначенную ему комнату, Гогель уже блаженно похрапывал посреди банкета. Судя по всеобщему к тому безразличию, диванчик, видимо, уже давно имел своего рода приписку к невоспитанному поэту. Впрочем, на мертвецки пьяного надежды мало. Остается Муази, комната которой расположена аккурат рядом с бильярдной. Кроме того, именно она обнаружила убиенного. Но еще не время ее расспрашивать…

Глава 4. Гоголь и охота на мамонтов

Первый дедуктивный сеанс комом, чего и следовало ожидать. На кухню тем временем вошла Муази, и Клим был благодарен ей за прерванное уединение. Он уловил в том спасительную возможность имитировать подобие деятельности, пока Гарин докладывает обстановку своему «профессионалу». Изобразив на лице благую озабоченность, Клим осведомился у почтенной Веры Палны о завтраке, и та с виноватым видом институтки, уличенной в недобросовестном выполнении домашнего задания, ринулась исправлять как будто бы оплошность. Хотя вряд ли сейчас кто-либо мечтал о трапезе, и потому, наверное, в действиях Муази трудно было угадать четкие гастрономические устремления. В холодильнике она наткнулась на распотрошенную кем-то, самодельно-подарочную упаковку перепелиных яиц и вопросительно-недоуменно уставилась в пустоту. Как скрупулезная экономка, она, наверное, припоминала, откуда здесь этот непривычный продукт, и Буров в том мог ей помочь, но вместо этого быстро спросил:

— Вера Павловна, вы вчера слышали что-нибудь… ночью?

Она повернула к нему испуганное лицо и несколько секунд разглядывала Клима, словно решая, можно ли ему доверять. Но тот испытывал неподдельное и мучительное смущение от собственного любопытства. Возможно, она сказала правду:

— Нет, только смех. Все еще отмечали, когда я легла. Я всегда очень быстро засыпаю.

Из гостиной донеслась тирада Эли, в коей она отчетливо сквернословила. И через минуту Буров услышал приближающиеся мужские голоса, один из которых — явно раздраженный — принадлежал Сильвестру. "А я вижу необходимость!.." — эта была последняя фраза, предшествующая шумному появлению ее хозяина на кухне.

— Куда ты делся? — Силя с порога набросился на Бурова, словно Клим уединился не кухне, а на горе Арарат. — Вера Павловна… — запоздалое извинение полетело уже вслед в спешке покидающей свою законную вотчину Муази.

Утратив милую ее сердцу атмосферу хотя бы мнимого, но покоя, «Пална», как и свойственно правильно воспитанной "даме при доме", отдала все существующие и несуществующие права на деятельность в руки мужского пола, подчиняя свои действия единственно, как ей казалось, верному в данной ситуации принципу: не мешать.

— Клим, это Алим! — Чуть поморщившись от неуместного почти каламбура, Силя кивнул на вывернувшего из-за его спины крепкого, средних лет типа неприятной наружности. — Знакомьтесь…

Хотя Буров и не надеялся на то, что начальник службы безопасности казино будет олицетворением обаяния, но реалии превзошли все ожидания. В лучшем случае Алим Юсупов напоминал питбуля. Причем хорошо отдрессированного.

— Алим Юсупов, командир моих оперов, — угрюмо повторил Силя, изобразив официальную вежливость.

По демонстрируемой им отстраненности Клим понял, что тот не очень-то жалует своего «бодигарда». Точнее, относится к нему с изрядной долей осторожности, как, собственно, и следует держаться с представителем хоть и преданной, но опасной породы.

Клим инстинктивно двинулся вперед для обычного в таких случаях рукопожатия, но остановил себя, почувствовав нерасположение только что представленного ему индивида. Словно какой-то невидимый для глаз, но тактильно ощутимый холодок потянулся к нему от Юсупова. Если Силя и заметил возникшую дисгармонию, то уж принимать ее во внимание точно не собирался.

— Всю возможную информацию я вам дал, — продолжал он, — вы оба знаете о документах и моих подозрениях. Думаю, не надо повторять, что времени в обрез. Ментам мы должны выдать готовое решение. Хотя они — дело второстепенное. Мне нужно знать, что здесь произошло. Не думаю, чтоб кто-то сюда проник извне. Значит, убийца из наших. Может, даже я или Клим. Т. е. под подозрением все без исключения. Народу сейчас все объявим без пафоса. Реакция возможна любая, надо быть готовыми ко всему. Напирать будем на то, что… — Силя осекся и беспомощно зыркнул на Бурова, видимо, желая, чтобы он сформулировал мысль за него.

Клим молчал, хотя понял, что тщился объяснить Гарин. Мол, хитрите «по-честному». Поселяйте в головах иллюзию защищенности по принципу "покайтесь — и скидка будет", все устроим шито-крыто, в руки правосудия никто не попадет. Разумеется, если мы, посланники истины, того захотим! Однако достаточно было перебрать в памяти всех «подследственных», чтобы усомниться в подобной тактике.

— Играйте классически в "доброго и злого", — бодро продолжил Силя. — Мне нужны соображения с двух углов. Алим, твоя задача — четко выяснить у каждого, когда и где он видел Тимура. Пусть точнее вспомнят время…впрочем, не мне тебя учить. Клим, тебе будет удобней пользоваться формулировкой "во сколько вы легли спать?". Так вроде безобидней звучит, особенно для женщин: чем меньше тетки чувствуют себя обвиняемыми, тем больше от них получишь информации… И еще — на тебе выяснение нюансов, склок, всякой хренотени… причина конфликта может быть совершенно непредсказуема! Роману я буду дозваниваться… Да, Алим… пусть твои уберут тру… тело Тимура в гараж. Только аккуратнее там… Все, кажется… я ухожу разруливать с остальными. Жду вас в гостиной.

По мере произнесения этих коротких фраз голос Сильвестра трансформировался в нечто похожее на металлическую болванку, которая, если бы она материализовалась, оставила бы весьма ощутимые травмы на лицах его подневольных слушателей. Гарин, взяв низкий старт, теперь не позволит расслабиться ни себе, ни другим.

Юсупов, — Клим отдал должное его выучке, — коротко, с готовностью кивнул головой и, дождавшись, когда «хозяин» покинет пределы кухни, принялся жестко расставлять точки над i.

— Ты, главное, не мешай, — с издевательской задушевностью начал «командир». — Если хозяин хочет, чтобы ты был в курсе, — пожалуйста! Он — начальник, я — дурак. Только без лишней инициативы… мне здесь только доморощенных сыщиков не хватало! Твое дело — наблюдать и докладывать.

Подобного Клим ожидал, поэтому, не прерывая драматического монолога, независимо вынул из кармана мобильник и, не обращая внимания на последовавшую вследствие его действий паузу, набрал номер Севы Чижевского:

— Сева, привет, Буров… потом, потом, сейчас не до этого! Не в службу, а в дружбу. Я тут завис… Ну, считай, что так, развязался не к добру! Ты можешь в мой скворечник заехать и поглядеть за выводком пару деньков? Ключ у соседа, у Степаныча… Хорошо, что помнишь. С меня причитается. Кстати, можешь и сам поправить здоровье… Да шучу, шучу. Ну, ладно, давай, пока…

Извини, — получив душевное удовлетворение от выражения лица взбешенного Юсупова, вежливо проговорил он, — ты продолжай, я слушаю…

— Я закончил! — огрызнулся тот.

— Вот что, — Клим перехватил инициативу и чувствовал, что ее нужно укрепить, — я себя сыщиком не назначал! И твое «приятное» общество мне маслом не намазано. Но уж, поскольку Сильвестр удостоил меня сомнительной чести соавторства… — последовала едкая пауза, — с тобой, то давай обойдемся без склок. Я просто расскажу, что знаю, а там определимся…

— Ну-ну, — скептически проронил "питбуль", — ну-ну…

Клим занес себе очко в графу положительных результатов, хотя внутренне ощущал, что до настоящей победы над самолюбивым и жаждущим непонятно какого реванша начальником СБ еще далеко. К тому же взаимная антипатия мешала думать. Приходилось держаться настороже и оставлять "на потом" излюбленные занятия бытовой медитацией.

Буров с прохладцей сообщил все, ему известное. Юсупов с нездоровым вниманием заострился на силиных вчерашних маршрутах. Потому как — вот новость! — господин Гарин изволил проводить госпожу Чеганову в ее покои. Блеф со стороны Алима, или с ним Сильвестр более откровенен?!

— И что же было дальше? — полюбопытствовал несколько обескураженный Клим.

— Вопрос не ко мне. Может, он тебе, как другу, расскажет.

Юсупов как будто вовремя погасил скабрезный намек, но, видно, сугубо из уважения к покойному. После чего все-таки решил не деликатничать и с деловитым цинизмом предположил, что шеф, скорее всего, прежде чем занять место рядом с дражайшей половиной, побывал в порочных объятиях девушки без комплексов. Климу пока крыть было нечем, а язвительную отповедь он приберег для лучших времен. Себе же на ближайшее будущее запланировал подробно разведать у Нонны, как размещались гости на ночь. Хотя и без того ясно, если обратиться к элементарной арифметике, что вряд Лизхен была отведена отдельная опочивальня. Пять комнат наверху плюс обитель Веры Павловны, а если не брать ее в расчет, то действующих лиц набралось десять. Пять комнат и десять человек. Если учесть, что Гогель отрубился, не отходя от раздачи, а Квасницкий и вовсе смылся…

Внезапно в климовой бережливой памяти вспыхнула картинка: Дольская с Квасницким мирно беседуют, соревнуясь в остроумии, Гогель самозабвенно храпит на диванчике, Сильвестр компостирует Бурову пьяные и вялые извилины насчет своей пропажи… Марго и Нонна давно спят, да и Элька, наверное, — а где же Лиза и Тимур?!

— Известно примерное время убийства? — быстро спросил Клим.

— В районе семи-восьми утра, как ребята мне только что сказали, — неохотно ответил Алим, словно не доверял даже своим подопечным, — А ты, кстати, сам во сколько заснул? — неожиданно миролюбиво справился Юсупов, словно они по-приятельски встретились поутру после бурной попойки.

— В районе пяти часов утра, — отчеканил Буров.

Была у него привычка следить за временем, даже находясь в состоянии "нетвердого тела". Обычно это выливалось в горький упрек самому себе о растраченном впустую.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— Силя, — не моргнув глазом отозвался Буров.

Это была зыбкая правда. Клим сомневался, что его дражайший друг так же следит за временем, как и он, но куда больше его сейчас интересовала ускользнувшая ниточка, которую он выпустил из рук, отвлекшись на формальности. Какая деталь царапнула глаз и канула в безразмерный багажник, где сознание хранит незафиксированное? Что за туманное впечатление о странностях беседы Иды и Ромы… Неужели Клим всего лишь ревниво недоумевает, почему Дольская так мало уделила ему ни к чему не обязывающего внимания?! Ведь со всеми кокетничала, — а с Буровым меньше всех! Меж тем он ей не какой-нибудь бывший муж-"алиментщик"…

— Надо всех проверить жестко. Где, как… наверняка кто-нибудь по углам нагадил… — злорадно сощурился Юсупов.

— В каком смысле? — инстинктивно скривившись, поинтересовался Клим.

— Да известно, в каком! Все ж это из-за баб, ясное дело… — предводитель охраны шумно вдохнул, как будто вместе с воздухом раздувая внутри себя угольки азарта…

И, судя по его играющим скулам, добросовестный «питбуль» собрался оторваться по полной — даром что здесь не элитный дом свиданий и не пристанище для несвежих для свингеров. Он начинал "охоту на мамонтов". Тех самых, с которых раньше сдувал пылинки и которых волею обстоятельств ему выпал шанс погонять "по плинтусам на цырлах". Он, конечно, ничем не выдаст своего тайного удовольствия от метода "супового набора". Это определение Буров слышал от знакомого в прошлом участкового. Принцип прост: соскрести все "дерьмо по углам" в аккуратный полиэтиленовый пакет и, прости Господи, лепить из этого улики.

— А экспертиза подтвердила, что орудие убийства — бильярдный шар? — быстро спросил Клим.

— Да, — кратко подтвердил Юсупов, и неожиданно добавил с ворчливым одобрением. — Соображаешь!

— Мне кажется, пока рано на баб валить, — невозмутимо продолжил Клим, хоть и терпеть не мог вульгаризмов. — Но кое-что мы о характере искомого Икс сказать можем…

"Питбуль" опустил свое хищное худощавое тело на плетеный стул и тут же снисходительно перебил:

— Да, сильный, меткий, — это ежу ясно. Небось в дартс насобачился. Да и бильярд подойдет для тренировки…

— М-да… или биатлон! — ухмыльнулся Буров. — В общем, снайпер-многостаночник. И любитель к тому же. Профессионал не будет такие фортели выкидывать, — как в дамской пьесе. Есть изрядное количество более простых и беспроигрышных способов.

— Ты мне про снайперов не три, дядя. Я сам снайпер. Чтоб так попасть, нужна сноровка. Запомни! — Юсупов поднял вверх жилистый палец. — Для любой случайности нужен навык.

— Или везение… или невезение, — Клим прищурился.

— Как знать, как знать… — с видом глубокомысленного удава прогнусавил Алим, решительно поднялся и принялся нетерпеливо ходить взад-вперед по кухне. Его охотничий инстинкт явно требовал перехода к "решительным действиям". Например, допросам с пристрастием, в чем он наверняка надеялся преуспеть. Но у Клима, напротив, была припасена пара вопросов самому "командиру":

— Слушай, а какие проекты предлагал Гарину Квасницкий?

— Здесь ловить особо нечего, — нехотя ответил Юсупов. — Какую-то певичку хотел раскрутить. Чтоб он сочинял, а она пела. Рома же у нас поэт-песенник, — ухмылка «питбуля» достигла своего издевательского апогея. — Артист, бля! Но все это яйца выеденного не стоило. Да и он не то, чтобы был на этом помешан. Так, сезонная маниловщина, как выражается Сильвестр… Если он и рискнул бы ввязываться в блудняк, так только не из-за богемных делишек.

"Сезонная маниловщина — как это всем нам свойственно…", — мечтательно резюмировал про себя Клим. Само выражение это, уютно гоголевское, Силя перенял у него. Приятно, черт возьми! Но не стоит отвлекаться. А Ромчик, однако, — и жнец, и на дуде игрец…

— Но ведь почему-то он уехал ночью? И интересно, в котором часу, — пробормотал Буров.

— Вот это пора узнать! — рявкнул Юсупов.

— Скажи не в службу, а в дружбу: а ты в каких отношениях был с… покойным?

Клим, конечно, не предполагал, что его малосимпатичный собеседник пустится в поминальные откровения, но ему приспичило дать волю житейскому любопытству. А он не имел обыкновения подавлять внезапные порывы — ведь интересно, что будет. Тупые вопросы бывают иногда полезней умных.

— Пожаловаться не на что, — медленно и неожиданно серьезно отозвался Алим. — Тимур Закареевич мне много добра сделал. И я за него кому хочешь репу сверну. Вот всех этих, — он кивнул в сторону гостиной, — в бараний рог скручу, а правду из них выбью…

Климу стало тошно. Ему не нравился Тимур. Ему тем более не нравился Алим. Ему вообще здесь все не нравилось и какого черта Сильвестр Гарин так вляпался! Почему он окружен этими рожами… И тут же разум, как верный гегельянец, выложил антитезис: а ведь при всей гнусности облика и манер Алим Юсупов, возможно, отменный профессионал. Иначе его здесь не было бы. А кто сказал, что профессионалы все сплошь приятные господа…

Не успел Клим каверзно поинтересоваться у насторожившегося «командира», не планирует ли он и Гарина скручивать в бараний рог, как легок на помине, явился Силя.

— Давайте, идемте… — принялся он беспорядочно командовать, пуча мутные невыспавшиеся глаза. — Никому ни черта не втолкуешь. Мы с Нонкой пробовали утихомирить Марго, но у нее, видимо, шок с осложнением. Она жаждет связаться с тимкиным адвокатом! Только Маркова не хватало впутывать! Все наше следствие прахом пойдет. Марго как раз жаждет широкой огласки… и не хочет, чтобы мы сначала сами разобрались. Все понятно, ее разбудили с такой новостью, — естественно, она не в формате… Клим, с Маргаритой сначала ты побеседуешь. Я не знаю, как! Главное, чтобы она была в состоянии говорить. А там — действуй по обстановке. Все у нее выведай…

— Может, не стоит торопиться пока, все-таки мужа у нее убили только что, — мягко возразил Буров.

— Климентий, понимаешь, мне тоже всех жалко! Вот ей-богу, сейчас повешусь от жалости! Но времени у нас нет. Все расследуется по горячим следам. С каждой минутой… короче, время работает не на нас! И я там им все объяснял про наш метод… Народ то ропщет… — Силя опустил голову, словно вдруг застыдился собственного немилосердного напора. — … то безмолвствует.

Меж тем гостиная, куда проследовали «детективы», изобиловала накалом громкого напряженного многоголосия, преимущественно женского. Только Маргарита осела в восковом оцепенении и уже не плакала. Впрочем, когда мужская троица воцарилась во главе стола, непроизвольно стихли все.

— Я еще раз прошу всех постараться максимально успокоиться и помочь Алиму и Климу Бурову в расследовании. Это делается для вашей же защиты!

— Я категорически против! — очнулась Марго от своего краткого «тайм-аута». — Вы так никогда не найдете того, кто убил Тимура. Ментов не надо… но нужен человек со стороны, ни на йоту не замешанный в наших отношениях. Если уж по-честному затевать игру под названием "подозреваются все"…

— Маргаритка, постой, не торопись… — начала было Нонна очередное вкрадчивое увещевание, но новоиспеченная вдова даже не посмотрела в ее сторону.

— Я не тороплюсь, — Маргарита угрожающе поднялась с кресла, в котором она только что полулежала, такая бессильная и всклокоченная, похожая на придавленного кошачьими зубами воробья. Но теперь птичка расправляла крылья с отнюдь не воробьиным размахом. — Я только хочу напомнить присутствующим, что решение об оригинальном способе расследования приняли те, кто, может статься, и прикончил… не так ли?

Никто не возражал. Эта версия, похоже, уже озвучивалась, и не сказать, чтобы ошеломила аудиторию. Каждый по-своему старался выказать сочувственную лояльность. Собакин, что-то бормоча Марго на ухо, попытался ее снова усадить, Силя принял защитную позу, сложив руки на груди, Алим изо всех сохранял имидж невозмутимого арбитра, Нонна старательно глотала горькую пилюлю. Клим отчетливо осознавал, что высказанное первой фрейлиной местного масштаба предположение наверняка еще раньше пришло в голову кому-то из гостей. Но тут пищи для наблюдений резко прибавилось:

— Хочу разъяснить для всех немаловажный момент: по большому счету мы не ведем никакого расследования, мы всего лишь собираем факты. От каждого по максимуму, — зарокотал Силя. — Мы с Алимом не собираемся… никого обвинять или там… в общем, у нас тут не суд линча.

— А что же у вас тут? — Марго подпустила яда и окончательно перешла в наступление. — Откуда мне известно, может, вам было выгодно, чтобы именно теперь Тимур вышел из игры, но я-то этого никогда не узнаю! А вы все, что сидите, как стадо косуль, уши прижали?! Старательно мне соболезнуйте?! Вот уж не трудитесь, я без вас справлюсь.

"Стадо косуль" изо всех попыталось реабилитироваться, но совершенно не знало, как. "Клим, ей надо дать успокоительного, у нее сейчас истерика начнется", — шепнула Ида. Буров не торопился: именно неконтролируемые эмоции и были бы ему на руку. А как еще увидишь госпожу Мунасипову в действии? Прежде чем поведать правду-только правду-и-ничего-кроме, Марго не помешает выпустить пар. После извержения она станет мягкой, податливой и откровенной, однако, никаких предпосылок к тому Клим пока не замечал. В отличие от Иды, он не назвал бы происходившее с Маргаритой истерикой. Она, напротив, была спокойна и зла, как эриния, которая без лишней ажитации делает черное дело.

Клим невольно перевел взгляд на Эльку. Тут эмоциональная гамма была куда как богаче. Ее можно было списать на родственную близость к Силе, на стрессонеустойчивость и на внутренний протест против временного "заключения", — но это для тех, кто Элю плохо знает. Уж кого-кого, а ее нельзя было упрекнуть в излишках чувствительности. Тем не менее, она, бледная, как гипсовый Ленин в советских школах, нервозно раскачивалась на стуле. Казалось, что вот-вот потеряет сознание или войдет в сумрачный медитативный транс. На ее состояние никто не обращал внимания, на повестке дня маячила Марго, которая уже успела методично обвинить Квасницкого, Гарина и Алима в заговоре, сокрытии улик и в привлечении подставной фигуры "доброго следователя". Это о Климе! Тот все ждал, когда же разоблачительные речи перетекут в угрозы призвать независимые силовые структуры и осуществить прочие карательные меры против заговорщиков, но с возмездием вдова не спешила. Она действительно «по-честному» подозревала всех и ничего большего. Критика чистого посттравматического разума. Внезапно она скривилась, ойкнула и быстро затопала по лестнице вверх, в свою комнату. Клим внимательно проследил за ней: Марго не заперлась, замок не щелкнул, значит, вторжение ею неосознанно не возбраняется. Впрочем, и без замков понятно, что человек в аффекте и сам не рад тому, что с ним происходит, ожидая, когда кто-нибудь наконец выступит в роли укротителя. Так что сейчас или никогда!

Клим поднялся и молча пошел вслед за Маргаритой. Вслед ему запротестовала Нонна, которую приструнил Силя. Леди рвалась что-то объяснить "не при всех", а Гарин гудел, что Климентий сам разберется. Собакин поддакивал о "благотворном мужском влиянии на женский взбрык", Муази скорбно замерла у камина… в общем, как мельком увидел Буров с «высоты» своего положения, в драматической композиции не были задействованы лишь два персонажа Дольская, которая обладала известной Климу способностью временами становиться как бы невидимой, и Лиза Чеганова. С оперативностью, коей мог бы позавидовать призывник на сборке автомата Калашникова, «маха» справилась с рыданиями и теперь, единственная из всех, изволила мирно откушивать лакомые остатки со вчерашнего изобилия. Перед ней стоял бокал с соком и тарелка с внушительным ломтем рыбного пирога. Похвальная выдержка или циничное равнодушие? Здоровый аппетит или изощренная маскировка?

Но в доли секунды, отделяющие Клима от входа в логово разгневанной Маргариты, он высмеял свои трюизмы. Ведь почти все тут маскируются и утрируют, потому что… до Тимура им нет дела. Он не был украшением жизни и крутил с Силей какие-то темные дела, — вот его характеристики для дружеского окружения. А если окружение становилось менее дружеским, то господин Мунасипов превращался всего лишь в бывшего бандита, сделавшего цивилизованную карьеру. А для такого персонажа смерть — не бог весть уж какой форсмажор, как полагает обыватель. Конечно, все напуганы и огорчены, подумать только — кожа дымится от пролетевшей у наших висков пули! А точнее — бильярдного шара… Но по большому счету, кто здесь оплакивает убитого… даже любимая жена и лучший друг не торопятся. Так может честнее рябчиков жрать? Хотя, помимо возможности украсть злополучный диск, Лиза скомпрометировала себя близостью и с подозреваемым, и с жертвой. Один улизнул из ее сетей, другой со всей дури в них запутался. Символично? Или просто барышня всеядна…

Бесшумно вторгнувшись на территорию Маргариты, Клим услышал характерные звуки из прилегающей к комнате ванной. Похоже, несчастную рвало. Менее подходящего момента для доверительной беседы не придумаешь, но, назвавшись груздем, придется сползать в кузов. Клим в нерешительности замер на пороге, не желая до поры до времени смутить Марго, обнаружив свое присутствие. А она вдобавок расплакалась. Потея от неловкости, Буров постучал по внутренней стороне двери и сделал вид, что только что вошел.

— Что, пришли допрашивать? — зареванная Марго вышла из ванной, сделала несколько жадных глотков из бутылочки с минеральной водой и улеглась на кровать, положив на лоб влажное полотенце. Клим был уже готов изворачиваться посредством банальных форм вежливости вроде "могу я чем-нибудь помочь", но его попытки были пресечены:

— Значит так. Передайте им, что я так просто не сдамся. У меня есть рычаги давления, и они знают это. Пусть только попробуют меня тронуть, скоты! — и Маргарита снова зарыдала. Никогда Клим так явственно не чувствовал себя профаном, вклинившимся в абсолютно незнакомую и опасную игру… Он присел на первый попавшийся ему стул и тщетно пытался подобрать несуществующие "верные слова".

Глава 5. Маргарита, или Жена Цезаря

— Послушайте, Маргарита… мне очень понятна ваша реакция, — осторожно начал он врать, в надежде, что от того речь в защиту «их» зазвучит убедительнее. — Но решение о закрытом расследовании прежде всего ограждает вас… от всяческих тягостных процедур и подозрений. Милиция в девяноста подобных случаев из ста только мешает найти истину…

— Вот мне интересно, — Маргарита резко села на кровати, — с чего это вы взяли, что милиция будет меня подозревать?! Чушь! Бред! Меня уже пытались убедить, что так мне будет лучше, но я никак не могу понять, почему?! С какой стати этот урод Юсупов намекал мне и всем, что я могу как-то пострадать… он видимо, хочет внушить, что я могла убить собственного мужа! Как же это всех устроило бы!

— Да о чем вы, опомнитесь! Вы среди друзей, — не сдержал изумления Клим. — Если вы знакомы с Силей столько лет…

— Оставьте, пожалуйста… это бизнес и в нем никто ни с кем не дружит. Тимур с Гариным много лет были партнерами, но без всяких идиллий. И никто до конца не был в курсе их отношений. И уж тем более не знал, что случилось накануне этого кошмара… но я-то чувствовала, что назревает скандал… — Марго вдруг словно подкосили собственные измышления, и она, сиротливо съежившись, снова прилегла на кровать. — Мне Тимур рассказывал такой случай… господи, как накаркал! Двое крупных нефтяных совладельцев чего-то там грохнули третьего и хитро перевели стрелки на его жену. Вот такую же инсценировали бытовуху, чтобы было не похоже на все эти заказные дела… как будто бы из ревности баба мужика огрела чем-то. Вот как теперь… боже!

Наконец-то Клим начал понимать, откуда нитка тянется. Мифы, оставленные Тимуром в назидание, неминуемо окажутся сильней уговоров, придется действовать в обход. Никаких развенчаний и доводов здравого смысла… Марго тем временем продолжала. О том, как обвинят ее, родимую, засадят за решетку, а дети пойдут по миру. О том, как все злонамеренно было подстроено, и не исключено, что даже эту девицу Чеганову ей подсунули с умыслом: чтобы и примелькалась, как подружка семьи, и Тимура спровоцировала. Он должен был клюнуть на эту потаскушку! У нее ж все на лице написано — пришел, увидел, переспал… И тогда подстроенная картинка как нельзя более убедительна: ревнивая жена застукала Тиму с Лизкой, а потом устроила сцену в бильярдной и метнула в него со злости шарик.

— Но тогда Лиза должна была лжесвидетельствовать против вас, — тихо напомнил Буров.

— Она сделает так, как ей велят! — невозмутимо парировала Маргарита, вдруг оживившись и легкомысленно закинув ногу на ногу. — Но скорее всего… версия будет такая: Чеганова ничего не слышала, ничего не видела и вообще валенком прикинется. А мне предложат по-хорошему покаяться и валить из страны. Здесь разведут декоративный розыск какого-нибудь патентованного врага Тимы Ангорского…

— Это кто?

— Да Тимур… его старая кличка. А вы не знали? Ну да, вы же не были с ним знакомы раньше… короче, способы замять дело найдутся. А что это вы, собственно, так внимательно меня слушаете? Хотите, чтобы я вам еще и сама придумала, как себя оговорить! Шустрые какие… Я никогда не доверяла этому Алиму…

"Кто же, интересно, ему доверял!" — усмехнулся про себя Буров. И вообще, обоим «сыщикам» явно недостает харизмы: Юсупову позитивной, а Климу — узнаваемой. Он чужак. Даже для Эльки он — хорошо забытое старое. Воистину пусть сыщика усыпан черствыми крошками неприязни… Но один шаткий плюс у Бурова имеется — эффект попутчика, на который, кстати, уповает Силя. Едва ли Марго продолжит публичное обвинительное шоу. Даже самый эксцентричный характер выдыхается и нуждается в союзниках.

Стоп, не надо забывать, что логика пока бессильна! Только если перед глазами вся картина целиком, можно делать правильные предположения. К тому же Марго уже спела песню протеста перед изумленной публикой и одному богу известно, что еще ей заблагорассудится. Ясно одно: ей определенно требуется жилетка, чтобы пролить слезу… Климу вспомнилось ее вчерашнее лицо в разгар дня рождения — сплин, потерянность… и явное разочарование тем, что Нонна не слишком-то к ней внимательна и отвлекается на малоперспективный флирт. Для справедливости надо заметить, что малоперспективен он лишь с точки зрения тоскующей подруги той же возрастной категории, но справедливость пока не предмет исследования. Вот если бы Марго была лет на десять-двадцать помладше, то ее поведение вполне угадывалось бы… но это, пожалуй, слишком рискованное предположение…

— А почему вы не доверяли Юсупову, можно узнать? — Клим решил пока дать волю обыкновенному любопытству.

— Да не любила и все! Идите к черту, почему именно теперь надо меня мучить?! Я в шоке! — последние слова Маргарита прокричала с таким чрезмерным апломбом, что даже сама заметно смутилась. Климу уже начала надоедать эта игра "Цезарь в сенате", но он вновь предпринял неудачную попытку продемонстрировать, что пришел с белым флагом переговоров и желает по возможности получить от супруги убитого информацию, ценную для раскрытия преступления. Пока он витиевато мямлил, Марагарита, словно решившая во что бы то ни стало саботировать любые мирные переговоры, вновь улеглась и закрыла глаза.

"Отступать некуда, но и наступать тоже", — подумал Клим. Эффектно же будет выглядеть его первый следовательский блин: я-де ее допрашивал, а она заснула! Ах, да, еще она утверждает, что против нее затеян преступный сговор… Мысли метались мерцающими изгибами, как линии в осциллографе, пока Буров не заметил, что Марго из-под вздрагивающих ресниц наблюдает за ним.

— … а вы любили Тимура? — Клим понял, что пришла пора сменить тембр, вжившись в роль идиота, добивающегося несговорчивой — но не слишком — барышни. Спрашивать, не задумываясь, пользуясь методом нахальных ассоциаций.

Маргарита молниеносно активизировалась и, как показалось «идиоту», вроде уже была готова запустить в него приличной по весу вазой из муарового стекла, но почему-то раздумала. Лихорадочный расчет Бурова сработал: недоговоривший хочет договорить. Намедни Нонна недослушала подругу, значит, подруга должна будет довести незавершенное дело до полного удовлетворения при любых обстоятельствах. Невысказанное и невыплаканное, как утверждают исследователи эфирного и прочих нематериальных тел, всегда вредит здоровью. Стало быть, тела стремятся выпустить пар. И тут им как раз в жилу услужливый выпускатель пара.

— Любила! — свирепо отозвалась Марго, но быстро скатилась в издевку. — Лет пятнадцать назад. Он ведь благодетель вообще-то, храмы строит, всяким немощным и попрошайкам отстегивает. Это ведь только я с ним влипла… послушайте, можно я закурю здесь?

Клим удивленно кивнул — и с чего это она спрашивает у него разрешения? Он машинально достал сигареты и зажигалку, но Маргарита достала свои — белые малоформатные дудочки, напоминающие спички-акселератки. Сделала пару затяжек, мучительно поморщилась, отмахнулась от дыма, потушила в какую-то декоративную вазочку отнюдь не пепельного предназначения. И продолжила:

— Я, кстати, на самом деле понятия не имею, что теперь будет… со мной и с детьми. Я вам могу сказать, что произошло в нашей семье незадолго перед… перед всем этим. Тимур написал завещание! Назло мне. Пошлое недвусмысленное совпадение, правда? А я очень далека от имущественных отношений… ну есть и есть, и что мне… я-то все равно сначала троих детей растила, после последних родов чуть на тот свет не отправилась. Тяжело переносила кормление… — а Тимка ведь еще настаивал, чтоб я с детьми сама возилась, хотя мы могли целую армию нянек нанять, вы ж понимаете… Наконец, родила третью дочку и решила отдохнуть. В смысле на работу выйти. Я и до этого попытки делала, но Тимур и слушать не хотел! Место женщины сами знаете где… ну и все прочее. А я ведь журналисткой была когда-то, — усмехнулась Маргарита…

Только сейчас Клим вспомнил о вчерашней болтовне с Элькой. Та поведала со свойственной ей ядовитой иронией о "непотребном глянцевом дерьме", который выпускали на пару Нонна и Маргарита. Две гранд-дамы недавно затеяли свое собственное издание. Финансировал его Тимур, а его супруга предавалась смешению благих порывов и самодурства. Сие довольно распространено у дамочек, пришедших к власти коротким обходным путем. Нонна на правах не менее состоятельной подруги имела право на лень и независимость, скудный мужской компонент коллектива дрейфовал на волнах фавора и опалы, а молодые сотрудницы огребали по первое число.

Зато Иде Дольской удалось втереться в доверие к Нонне и ей даже была выделена колонка "Моя крепость"! А все потому что Ида, по мнению Эльки, без мыла в понятно какое отверстие влезет. И тут Клим, разумеется, не мог не полюбопытствовать, по какому поводу его бывшая загадочная пассия оказалась в доме Гариных. Ответ его одновременно ошарашил и… не удивил. «Крепость» ей предоставили потому, что Идочка переквалифицировалась в менеджера дизайнерской фирмы, которая декорировала гостеприимный дом Гариных. Так что отчасти стараниями Иды пасторальные фантазии Нонны искусно воплотились в жизнь. Более того, Дольская умудрилась сдружиться с клиенткой, что говорит о незаурядном умении налаживать контакты. Подумать только! Неисчерпаемы таланты зеленоглазой особы. Но удивляться тому не приходится: Ида не терпела однообразия ни в личной жизни, ни в призвании. Она была уверена, что только гениям впору заниматься до самой кончины одним и тем же ремеслом. Прочим же, дабы не отравиться стоячими водами, полезно время от времени менять вектор интересов. Жизнь слишком длинна для одной любви и одной стези, — вот, пожалуй, единственный вразумительный принцип Иды, который она неукоснительно соблюдала.

Но довольно об Иде! Нельзя говорить с одной женщиной, а думать о другой, — боком выйдет. Хотя кое в каких деталях тема была животрепещущей: по словам все той же осведомленной Эли, Марго успела подрядить Дольскую для облагораживания очередной семейной резиденции. Точнее — крымского дома родителей Тимура… а это уже ниточка к жертве преступления. Дольская вроде уладила с заказом и должна была вскоре укатить в комнадировку в южные края. А там, глядишь, и на испанскую дачку Мунасиповых позарилась бы… если бы не нынешний кошмар.

Клим, наконец, отвлекся от гипотетических заключений и обратил свое безраздельное внимание на несчастную Марго. Тут же обнаружилось, что обнаружилось, что "тимуровский печатный орган" презирала не только Эля, но и сама тамошняя примадонна. Клим молил бога: только бы его исповедальня не прикрылась раньше времени, а то неровен час его визави опомнится и умолкнет. Но, хвала создателю, пока она была полна решимости разгромить вульгарный медиа-проект, в который покойный вбухал столько средств, а она сама — сил и времени. Словом. Маргарита оказалась не в силах следовать лицемерному этикету насчет покойных. Еще бы: Тимур, вместо того, чтобы поддержать ее реформы — такие эстетские и гуманные — заставлял рожать четвертого отпрыска. Загвоздка в том, что в семье Мунасиповых до сего момента рождались одни девочки. А «благодетелю» требовался непременно наследник.

И тут Маргарита впервые за время своего замужества взбунтовалась. Она была уверена, что свои супружеские и материнские долги — она так и выразилась! — выполнила на все сто пятьдесят процентов. И теперь у нее еще есть возможность реализовать свои амбиции. Именно свои, а не главной и угрожающей "большей половины". Тимур ориентировался на попсовые и продаваемые вкусы. Тем не менее, ощутимой прибыли его издание не приносило, окупалось — и то ладно. Потому Маргарита простодушно сочла возможным резко сменить формат, не меняя названия. Начинить журналишко высокохудожественными фотографиями и альтернативными опусами. Выпустить наружу пыльный и мятежный дух андеграунда. Дать возможность самовыразиться прогрессивному и талантливому меньшинству. А также, закрепляя ветер перемен, истончить страницы до интеллектуальной худобы. — Ну как в «Нью-Йоркере», знаете?

Марго так пылко любовалась своим замыслом, что окончательно отвлеклась от нынешних трагедий. Вот она, сила искусства в действии! Буров всем своим видом выражал горячую эмпатию, хотя прекрасно понимал, почему Тимур счел смену курса едва ли не диверсией и поспешил отвлечь супругу деторождением. Он бы и сам грешным делом так поступил, — если б ему предоставили следующую жизнь в шкуре магната. Хотя… не стоит отвлекаться пока от жизни текущей.

Итак, жена Цезаря перешла в наступление и проиграла. Будучи женщиной импульсивной и не слишком умной она пригрозила мужу разводом, а он написал завещание. Тут-то в разговоре и замерцала угрожающая фигура адвоката, которому Маргарита собиралась позвонить. Однако вдова призналась, что погорячилась, угрожая связаться со стряпчим. Она его боялась. Неисповедим ход мыслей впечатлительной натуры! Ее не нужно запугивать — она сама себя запугает. Маргарита не доверяла юристам, считала их прохиндеями и стяжателями, и была уверена, что адвокат Тимура после любопытства супруги клиента, тут же заподозрит ее в злодеянии. К тому же она полагала, что любое завещание держится втайне даже от ближайших родственников. Здесь Клим был полнейшим профаном, ему не приходилось иметь дела с наследствами. К счастью, осведомленности от него и не требовалось: к вящему облегчению следствия отчаянная Маргарита не знала даже адвокатского телефона…

Буров был более чем уверен, что мифические завещательные козни — блеф. Хитрый Тимур с давних пор держал супругу в напряжении неким добрачным отпрыском, который с готовностью всплывал в разговоре в минуты конфликтов. А конфликты в последние годы участились. Сначала Маргарита попыталась своими тайными тропами вернуться в журналистику. Активизировала старые связи и начала пописывать рецензии под своей девичьей фамилией Огарева. Малюсенький камешек в тимуров огород: Мунасипов знал, что супруга недолюбливает свою замужнюю фамилию. Поначалу она это не афишировала, а потом… одна за другой родились три девчонки. Подозрительный папаша уловил в этом некую мстительную метафизику: мол, баба делает все, чтоб моя фамилия не продолжилась. "Тимка сам один брат среди троих сестер, у него это наследственное слабое место.." — пояснила Марго.

— Так теперь вы сможете реализовать свою затею с журналом, — задумчиво изрек Клим.

— Не факт! — воскликнула Марго с упреком. — Вы ведь не дослушали меня!

— Постойте, перебью еще раз: давайте перейдем на "ты"!

— И на "гражданин начальник" еще скажите! У меня не слишком получается быстро сокращать дистанцию. Простите, но я пока воздержусь, хотя ценю вашу смелость, — съязвила…

— Продолжайте, прошу вас! Мы остановились на том…

— Мы остановились на том, что мои планы, скорее всего, летят коту под хвост. И касательно моих прав — полная безвестность. Ведь Тимур что-то отписал своему внебрачному сыну… может, вообще весь бизнес, кто знает!

— Прямо-таки весь, игнорируя троих законных детей и супругу?!

— Ну это при условии, если я так и не разрожусь мальчиком. Сами понимаете, перспектива зыбкая… Мне и детям может остаться только дом и небольшое содержание. О таком прожорливом детище, как собственное издание, и речи быть не может. Только не подумайте, что я изображаю обделенную наследницу. Я просто думаю о самом худшем варианте. Вы не знали Тимура: сгоряча он мог напороть что угодно… однажды человеку череп раскроил теннисной ракеткой. Тот просто позволил себе ироническое замечание. Тимка любил разрядиться на корте, но очень злился, когда у него не получалось. Прямо зверел. А тут еще шутник под руку подвернулся…между прочим, теперь не последний человек в нашей элите…

— Как его имя — не помните? — мягко вклинился Буров.

— Ой, оставьте ваши глупости! Они друзьями были всегда. А друзья его прощали. Тимур был отходчивый: наварит в бубен — минут через пять чуть не плачет, тискает в объятиях, какой-нибудь заводик дарит, чтоб вину загладить. В общем, он сентиментален, как всякий бандит. Во время застолий, правда, сидит всегда, как чучело мамонта, — мрачный, молчаливый, — пока не напьется. Но напивался редко. Он и без алкоголя мог порубить тут всех в капусту. Его одновременно боялись и… пренебрегали им. Если вам знаком такой типаж…

Может, и знаком, мысленно согласился Буров. Но вчера мамонт определенно напился — как только благоверная соизволила удалиться в покои. А до того момента действительно, придавал обстановке легкую угрожающую торжественность, как бюст диктатора.

И тогда в памяти Клима всплыл еще один вчерашний эпизод: кажется, Маргарита и Тимур заблудились, когда ехали к Гариным, и на пути к силиному патио повернули не в ту сторону. И по неверному пути Мунасипова направила супруга. Но почему "грозный муж" послушался свою угнетенную "женщину востока" и свернул от «Эльдорадо» влево? Так ли уж Тимур главенствовал в семействе или вчера случились особые причины для потакания беспокойной второй половине? Деталь режет глаз, не укладываясь в общую канву, и посему может претендовать на роль той самой мелочи, с которой начинается извилистая тропа к истине. Ведь Маргарита вовсе не похожа на бедную овечку, и может статься, покойный был тайным подкаблучником.

Вспыльчивый, но отходчивый даритель заводиков… однако сюжет достоевского замеса! Тут уже недалеко и до трагической глубины: он — застенчивый и благородный силач, лишенный артистизма и обаяния. Приверженец патриархата. Нежный тиран. Честный фраер. В общем порядочный, насколько это возможно, семейный воротила. Но для слабого пола такие как он — увы, весьма относительное благо. Расплывчатый эфемизм «бандит» мало что объясняет, но репутацию подмачивает. Впрочем, Марго тоже хороша: с трудом можно представить, как она со своей маниловщиной управляла редакцией. Хотя, если поразмыслить, это как раз обычно — Клим на своем веку повидал столько руководящих сумасбродов, психопатов и шизоидов… А что если маргаритины рассказки — от начала до конца легенда? И "мальчика-то и не было"…

Все-таки как женщины умеют все запутать! Он ведь собирался спросить, неизвестны ли часом Маргарите имя и координаты везучего бастарда, но тема юрко ушла в сторону несчастного черепа и теннисной ракетки, а там растеклась по древу, точнее тоже по черепу, только пока сохранившему сравнительную целостность. Его хозяин, "храбрый прожженный следак" (ну и личины на старости лет!), тихо стушевался. Стоит ли сейчас тревожить вспыльчивую вдовицу щекотливыми вопросами? И когда же, если не сейчас… и может, зайти издалека? В результате, мысленно зажмурившись, Клим выпалил:

— Как вы думаете, кто мог убить Тимура?

— Я, по-моему, уже все сказала, — тон Маргариты сразу скатился в глухую оборону. — Прекратите эту комедию. И почему бы вам не обратиться, допустим, к Эльвире? Уж ей-то точно смерть Тимура на руку. Вот пусть она и отбрехивается. В конце концов, иногда даже органы проявляют милосердие к ближайшим родственникам жертв…

— А почему Эльвире эта смерть на руку?

— Так потому что у нее сын от Тимура, и значит они теперь богатенькие буратины! — взвилась Марго. — Что здесь непонятного!

Клим сделал вид, что пережевывает инфу со скоростью аравийского верблюда — тупо и меланхолично. Сам же постарался сопоставить уже известные факты с прорехами в них собственной неосведомленности. Первое: Тимур присутствовал в элькином прошлом. Второе: этот же самый персонаж, с которым Эля сошлась в молодости, впоследствии женился на Маргарите. Третье: в чем же тогда зерно давнего скандала? Ведь причиной стала элькина «левая» беременность от другого. Третье: «Другой», кажется, оказался подлецом, и смылся. Эля пережила черные дни. Если она родила от Мунасипова, то почему же он те дни не скрасил? Если — нет, то с чего бы ее отпрыску унаследовать состояние…

— Мы с вами чужие друг другу люди, и потому вам все равно, что будет со мной, — мстительно рассуждала вдова. — Рому выгородит Нонна. Хотя, убей бог, не верю, что он мог не промазать! Он бы скорее яд подмешал. И мотив неясен. Ему вообще не выгодна смерть боссов. С Тимуром они были как у Христа за пазухой. А надумай Квасницкий грохнуть Силю, так ему бы все равно не светило бы встать у руля. Рома талантливый исполнитель, но руководить — увольте.

— Он женат? — спросил Клим. — Или у него роман с Нонной?

— Ни то, ни другое, — меланхолично отозвалась Марго. — Так, дань вежливости. Должен же за хозяйкой кто-то ухаживать. Рома — не семейный типаж. Предпочитает роль любимчика и ласкового теленка. И как будто все делает не всерьез. У Ромки даже с карьерой получилось случайно. Но он не из тех, кто рубит сук, на котором сидит.

— А как это — случайно сделал карьеру?

— Ему повезло. А Гарин любит везучих. Есть люди — добросовестные, старательные. Но им не фартит. Они добиваются результата долго и с трудом. Такие у Сили не задерживаются. А Квас любит пойти на риск, сделать большие ставки… и выиграть. Неожиданно прежде всего для себя. Он действует смело и агрессивно, точнее действовал, пока ему было нечего терять. Когда он был мелкой сошкой и не мыслил особенно пробраться наверх. А как его заметили и повысили — он семь раз отмерит перед тем, как выстрелить в цель. От того и стреляет не столь часто, как хотелось бы Сильвестру. Зато теперь он наделен аурой надежности! Он — свой, а это звание Гарин выдает на пожизненное пользование. Если уж кто удостоился высочайшего позволения войти в круг приближенных. Теперь уж твори, что вздумается. Если совсем зарвешься, могут отдалить от дел. Но место в ложе навсегда остается за тобой…

— …кстати, вы случайно не выходили ночью или утром из своей комнаты? Я к тому, что в таком случае могли заметить, во сколько уехал Роман, — быстро поинтересовался Клим, словно хотел подчеркнуть что вопрос этот заведомо проходной, но замять его нельзя по "долгу службы".

— Я не выходила из этой комнаты ночью, а проснулась, когда меня разбудили и сообщили про Тиму, — отчеканила Марго, и Клим, в тщетных потугах отвлечь ее от потрясений сегодняшнего дня, увел нити разговора в прошлое:

— А какие отношения были у Романа с вашим мужем?

— Нормальные, — устало отозвалась Маргарита, уже явно выдохшаяся. Клим собрался было оставить ее в покое, мирно закруглиться, но напоследок вдова пустила парфянскую стрелу:

— С Элей-то вы на короткой ноге, дружили с ней видно. Разумеется, ее вы не тронете! А она, между тем, физически сильная женщина…. ведь только сильный человек мог так метнуть шар, что…

Тут Маргарита не выдержала и разрыдалась. Буров из джентльменских побуждений попытался суетиться вокруг нее, одновременно понимая, что лучше бы ему незамедлительно удалиться. В конце концов, он так и сделал, призвав на помощь Нонну. Но та, как только Клим вышел из комнаты и спустился в гостиную, схватила его под руку и потащила на кухню, подальше от лишних ушей.

— Мне не дали тебе сказать самое главное! — зачастила Леди сердитым шепотом. — Марго беременна. С ней вообще надо говорить осторожней. Господи, что она тебе сказала?!

"Вот оно что! А я то быстро обуздал свои подозрения возрастным фактором. Тем не менее все признаки налицо: она не пила, смотрела на кокетничающую товарку обездоленными глазами, курила с отвращением и как будто тайком, а в довершении всего ее рвало", — пронеслось в климовой голове. Вслух он только пробормотал:

— Ты уверена? Откуда знаешь?

— От нее же, господи, откуда же!

— Значит, у нее может родиться мальчик… -

— А может и девочка, — добавила Нонна озадаченно.

— Вчера Маргарита была расстроена. Она не хотела рожать четвертого ребенка? Просто скажи — да или нет.

— Понимаешь, у нее проблемы с вынашиванием, с давлением, — зачастила Нонна, — и с возрастом их только прибавилось…

— Просто «да» или "нет"!

— Да. Но этим так мало сказано! Тимур очень давил на нее и угрожал, что в случае аборта он сделает ребенка на стороне.

— Как я заметил, ты не очень охотно вчера с ней общалась. Почему? Просто ответь, ради бога, не оправдывайся, — взмолился Клим, кляня неуемное чадолюбие покойного. — Может, тебе казалась эта проблема надуманной? Может, никаких угроз не было в действительности? Зачем ему, в конце концов, столько детей?

Нонна величественно нахмурилась, вот-вот собираясь дать отпор вторгавшемуся в ее частные владения, но вовремя одумалась и отчеканила:

— Тимур страшно боялся полового бессилия. Его отец умер от чего-то вроде аденомы. Поэтому он изводил Маргариту. Особенно последний год. Естественно, никаких детей на стороне быть не могло. Все эти его якобы шашни с молодыми — миф. Но, сам понимаешь, такой шантаж — для Маргаритки приятного мало. Тимур старше нас, ему 55 лет… исполнилось. У него начались сбои… сам понимаешь, какие. На этой почве еще и началась истерия с деторождением. И я совершенно не знала, как Рите помочь. Потому и не слушала уже… Тимур ведь из тех мужчин, от которых и уйти трудно, и жить невозможно. Но за друга он и под гильотину ляжет. Как Силя говорил, дружил насмерть.

"Не слишком ли много: то отписать богатство сыну нынешнему, то настрогать новых, и на горизонте еще маячит зловещая аденома. Тиранам обычно не свойственна подобная многоплановость!" — подумал Клим.

— … и слышишь еще что, — потребовала Нонна, — Не воспринимайте всерьез весь ее вздор. Про наши козни против нее. Она и так возбудимая до крайности, а теперь просто не в себе… Силя знает и объяснит тебе.

— А где он, кстати?

— Да где-где! Курят вон на улице, — сумрачно донесла Леди и поспешила к горемычной подруге.

— Эй, погоди. Я понимаю, что идешь с абсолютно другой целью. Но в принципе Маргарита нам еще много ценного может сообщить. Если что, свистни. Сама знаешь, это и в ее интересах.

Нонна с чопорной озабоченностью кивнула. Вряд ли она собиралась «свистеть», что, пожалуй, не имело ключевого значения. Скорбящая вдова больше ничего полезного не сообщит, — в этом Клим был убежден. Она и так сказала много. Важно, о чем она молчала, но на то он и доморощенная ищейка, чтобы это выяснить. Пока можно было лишь предположить, что Марго с недавних пор находится под чьим-то влиянием. Настолько сильным, что осмелилась перечить Тимуру. Иначе откуда все эти ветры перемен в ее журнале… Эта вдовушка упряма, честолюбива, амбициозна, но вместе с тем доверчива и склонна создавать себе кумиров. Хотя пока это предположение никак не приближает к разгадке. Среди гостей Сильвестра явно не присутствовал никто, кого можно было бы записать в маргаритины фавориты, а посему к убийству это отношения не имеет.

Итак, с чисто практической точки зрения госпоже М. категорически не выгодна смерть мужа. С прочих колоколен у госпожи М. просто Юрьев день и праздник непослушания. Что перевешивает?

Маргариту, пожалуй, компрометирует, своеобразное отношение к происшедшему: не проявляет элементарного животного любопытства к деталям. А ведь родная душа, какая бы ни была, отправилась к праотцам… Жаклин Кеннеди между прочим через секунды после выстрела, собирала в кулачек мозги Джона — для экспертизы! Хотя это уж слишком. С другой стороны, несомненный плюс — честность. Исходя из древней юридической формулировки, она выложила все, что может быть использовано против нее. Что ж, Маргаритка, оплакивать деспота нефизиологично, не так ли…

Глава 6. Наполеон и женская неразборчивость

Клим вышел на крыльцо с головной болью, старательно уверяя себя, что неплохо поработал. Более всего на свете ему хотелось сейчас перезагрузиться. Проснуться в своем временном пристанище, под декоративным штурвалом на дощатой стене и полотном непризнанного мариниста. Никаких апокалиптических девятых валов, только зеленый штиль, пальма и шарманщик на диком пляже. Что он делает в этом пустынном раю для менеджеров среднего и высшего звена — неведомо. Но загадки и цепляют глаз… В реале в противовес лубочным тропикам шел мелкозернистый траурный дождь, Силя с Алимом, морщась от пронизывающей сырости, хмуро маячили на веранде.

— Удалось тебе что-нибудь… — начал Гарин, но Клим вместо ответа позвал курильщиков в дом — не хватало еще мозги прополоскать в этой промозглой зависи. Он бы с удовольствием побеседовал вначале с Силей наедине, но уговор дороже денег. Теперь они втроем — как небывалая сиамская тройня.

— Для начала быстро скажите мне, кто как реагировал и высказывался по поводу обвинений Маргариты? — быстро упредил расспросы Буров, как только они уединились все в той же кухне (бильярдная теперь — проклятое место).

— Об этом потом, — раздраженно проскрипел Юсупов. — Давай вкратце, что там у дамы на уме, а то ведь теперь моя очередь к ней наведаться. И вообще я уже Силе предлагал: надо не маяться дурью, а как следует прижать Чеганову. Она расколется — и все домой поедут. Кроме меня, — злобно усмехнулся Алим. — Я даю процентов 70–80, что либо она грохнула, либо как-то замешана. И диск она свистнула наверняка. Девушка вообще куда изворотливей, чем хочет казаться.

— В таком случае, нам прежде надо будет разобраться с Ромой. Он уехал, а Лиза на месте! — возразил Силя.

— Так в том и фишка, Сильвестр, — нажимал Юсупов. — Расчет на то, что ты ее не подставишь. Больше надо было щупать всяких сучек по углам…

Гарина нельзя было назвать человеком драчливым. Вспыльчивость его носила оттенок элегантности и аристократизма. Да и сквернословил он тихо и отрывисто, что выглядело не убогим засорением языка, а знаком силы и подспудного превосходства над оппонентом. Однако, как помнил Клим по молодости, лупит Силя внезапно и от того результативно. Сказывается спортивное уличное детство и влияние отца-пятиборца. По едва уловимым внешним признакам Буров понял, что вероятность прямого правого в сторону телохранителя сейчас как никогда велика. Он прикинул, чем это чревато: драка внутри "судебной тройки", однако… Потому нужны оперативные отвлекающие действия.

— Кто-нибудь в курсе, что Тимур завещал элькиному ребенку часть своего состояния? — как можно более деловым и будничным тоном обратился Клим к враждующим сторонам, аккуратно вклинившись между ними.

И далее отчетливой скороговоркой репортера Буров изложил всю добытую им информацию. Не назрей острой напряженности между Гариным и этим вредным «барбосом», Клим, возможно, и не достиг бы особых вершин логики и простоты изложения. Теперь инцидент спешно потух, зато назрело новое противостояние: Сильвестр бурно протестовал, а Юсупов желал немедленно докопаться до его сестрицы. Силя не верил ни на йоту в завещание мифическому сыну, Алим настаивал на "прокачке любой спорной ситуации". Очень спокойно настаивал, без ажиотажа, словно решил сменить амплуа искреннего мерзавца на позу авторитетного эксперта, чей профессионализм до сих пор не оценен, а ведь он всего лишь честный солдат оперативности и — по мере сил — правдоподобия. Силя чувствовал подвох, морщился и потирал живот, как начинающий язвенник:

— Мать вашу, это нелепость! История давно быльем поросла. Элька родила не от Тимура, и он давно уже и думать забыл. Все забыли! Ему бы в голову не пришло в том белье копаться… Может, он как-то и помогал Эльвире, только вряд ли. Для Тимы имело значение… ну чтобы его плоть и кровь! Даже малейшее сомнение для него было неприемлемо. А там не сомнение, там факт… наличия отсутствия его плоти и крови. Я уже заговариваюсь! Короче, потомства ему хватало… тем более, что один, оказывается, еще в проекте, — Нонна поделилась… Припугнуть он Риту мог, но не более того! К тому же Элька и дня не прожила бы без того, чтоб не проболтаться всему свету про такой куш…

Тут стало понятно, какой козырь припас за пазухой Юсупов:

— Тогда может быть вы мне объясните, почему отчество у сына Эльвиры — Тимурович. Я ведь паспорта взял, у кого были… и изучил их.

— А у многих ли они были? — Клим понимал, что мелкие соскоки с темы не спасут ничью репутацию, но он был готов отдать голову на отсечение, что Юсупов опять стреляет по воробьям.

— Нет, только у двоих, — со злорадной учтивостью ответил Алим. — Еще у Дольской.

— Да о чем мы трем опять? Еще раз повторяю, что Тима не был идиотом. А как получилось с отчеством — никого не касается. Не увековечивать же было того подонка из Мухосранска, от которого она залетела… Элька вообще его толком не знала. В общем, это отец наш на нее надавил. И редкий случай, когда она его послушалась. А отцу Тимур нравился, он говорил: вот мужик что надо… — Гарин замолчал на минуту, а потом, каждый звук пропитывая агрессивным презрением, почти шепотом произнес, — Теперь все всем ясно, да?

Алим сразу притух. Умный «питбуль»: точно знает, до какой степени можно злить хозяина. "Сильный, меткий….." — пронеслась в климовой голове реплика Юсупова про убийцу. Симметричным эхом вторили измышления Маргариты: "Сильная женщина…" И моментальным снимком всплыло бледное лицо Эльки с посеревшими, как мраморная рябь, веснушками. Гаринская порода себя в обиду не даст? Но об этом позже. Сейчас главное — отвлечь Суповой Набор, чтобы он не утомлял своей солдафонской этикой. Она мешает думать.

— Кто-нибудь уже говорил с Георгием? — деловито справился Буров.

Да никто ни с кем еще не говорил, кроме тебя, — раздраженно ответил Силя.

Алим, может вы попробуете? Учитывая характер преступления было бы логично побеседовать с Собакиным, — туманно пояснил Клим, про себя извиняясь перед Гогелем за использование в роли буфера. А кем еще затыкать амбразуру — мужиков-то не осталось!

Сильвестр кивнул.

— Ну после того, как разберусь с Маргаритой… — Алим решил не идти в одиночку против двоих.

Как только он, подозрительно покладистый, исчез из поля зрения, Клим, не стесняясь в лексике, выпустил пар:

— Где вы нашли этого фельдфебеля?! Не исключаю, что он неплохой охранник, но…

— Вот именно, и это, согласись, главное, — понуро согласился Гарин. — Я ведь тоже его никогда не жаловал. Но Тимур его вытащил из серьезной передряги, и было это давным-давно, когда мы еще не были знакомы. Я в ту историю не вдавался, но предполагаю, что Юсупову светил срок… нет, не мокруха, конечно… да хрен с ним, даже думать об этом не хочу"! Короче, с тех пор Алим был предан Тимуру, как… — Клим, предчувствуя наскучившее собачье сравнение, машинально скорректировал:

— … как единорог девственнице.

Силя угрюмо кивнул, явно не понимая, о чем речь, но предпочтя не углубляться:

— … Юсупов одинокий. Не знаю, была ли у него семья раньше. На моей памяти он всегда был холостым. Тимка для него вроде учителя жизни… или отца, что ли… может, даже этот Алим детдомовский, — нечто такое смутно всплывает, но я никогда не вдавался в его происхождение. Профессионал он действительно хоть куда… знаешь, из тех, кто не за бабло пашет, — вот как ни странно! При всей гнусности своей…

— А за что же он пашет? Никак за идею?! Из гуманизма или из честолюбия? — едко усмехнулся Буров.

— Не знаю, как с гуманизмом, но свой кодекс чести у него есть.

— У урлы тоже есть такой кодекс.

— Хватит, Клим. Все равно лучшего мы не имеем и исходим из данности. Мы с тобой вдвоем не ахти какие сыщики… то есть я хочу сказать, вообще лохи по части криминальных дел. Зато если Алим будет зарываться, мы его можем погасить…

— Он уже зарывается, ты не заметил?! Ты, кстати, в курсе его агрессивных намерений в адрес всех, кому посчастливилось собраться на твой день рождения?

— А что ты хочешь! Мало того, что убили главного в его жизни человека, так он еще и обязан был охранять его… Я вот что тебе скажу и на том закончим: я уверен, что будь Алим вчера здесь, ничего не случилось бы. Да ни один волосок, что называется, с головы не упал бы! А я… сколько раз Тима меня просил, дескать, давай возьмем Юсупова, вместе оттянемся, — я сопротивлялся. Иногда, конечно, было не отвертеться… Тимур шел мне навстречу, понимал, что и так мы эту образину видим чуть ли не по 12 часов в сутки. Естественно, о том, чтобы Юсупов приехал ко мне вчера не было и речи, да и никто бы о том не заикнулся… в общем, я виноват, понимаешь?! Будь Алим вхож в нашу компанию… а из-за меня… вот так теперь…

Буров решил перенести возражения на неопределенный срок. Чувство вины плохо поддается доводам логики. Тем более, что логики пока маловато, одна шаткая интуиция, которая твердит, что даже армия телохранителей не спасла бы Мунасипова от инфернального «стрелка». Удар был нанесен неожиданно… или все-таки соль в дьявольски продуманной схеме, укрытой под маской спонтанности? Впрочем, сколько можно переливать из пустого в порожнее!

Силя плюхнулся на стул и со вздохом потер лоб. Клим не дал ему расслабиться и принудил описать все, что творилось в гостиной, пока Буров терзал несчастную и мятежную Марго. Гарин старался изо всех сил, но шпион из него не вышел. Единственная яркая деталь его немногословного доклада — смехотворная попытка к бегству пьяного Собакина. Пиит недолго думая решил воспользоваться былыми опасными связями и украдкой попросил Нонну указать ему по-тихому потайную калитку на свободу. Леди терпеливо объяснила, что нынче она не властна открывать границы, но Гогель настаивал. Подключился Сильвестр и призвал дезертира к порядку, на что Собакин предрек ему гореть в геене огненной за то, что вовлекает в свои рабочие разборки ни в чем не повинных людей и вообще нарушает Декларацию прав и свобод. Юсупов в ответ начинал уже вожделенно играть мускулами, но куда как действенней для Гогеля оказалась другая угроза:

— Я ему говорю: ОК, я горю в геене, а ты больше ни одной капли из моего бара не выпьешь за всю оставшуюся твою жалкую жизнь. Он попузырился еще немного и пошел на снижение. Слава богу, Юсупов не успел вмешаться, а то Гогель поддатый любит кулачишками своими убогими сучить почем зря. Из-за того и бит бывает. Алим бы его так порубил, что Гошей можно было бы перцы фаршировать…

Вот уж никогда не предположил бы в Собакине такого пыла. Прямо-таки есенинские традиции: поэт и драчун… — и тут же Клим вспомнил о пропавшем Квасницком, до которого так и не дозвонились, но Буров не дал себя сбить с толку призраку белокурого народного любимца и продолжал мыслить вслух:

— … а значит, Лизу к вам привел Георгий… Георгий-непобедоносец. Вот тебе версия плоская, но имеющая право на проработку: Собакин засылает Лизу, как лазутчика, в твой офис. Случись что — попадается и предается анафеме она, а Гогель, повинившийся чуток за подружку, остается другом семьи. Каково?

— Никаково, — моментально отреагировал Сильвестр. — Не туда думаешь… а впрочем… нет, так можно любого заподозрить! И даже если твое предположение верно, то каким образом это приближает нас к убийце? Уж не намекаешь ли ты, что Гоша в треморе будет метать шары, да еще и попадет в цель?! Скорее Тимка в него метнул бы чего-нибудь от злости, Собакин всегда его раздражал. Ну метла у него и впрямь иногда метет лишнее… Но так чтобы на подлость пойти — это не в гошином духе. Он ведь на самом деле безобидный… и одноклассник мой. Непутевый он… алкаш, — но это все еще не повод, чтобы обвинять его…

— Его никто пока не обвиняет! Я сам застрял, как Наполеон в Святой Елене! — сознался Клим, которому уже порядком наскучила вся эта дилетантская дедукция и захотелось перекусить. Как Лизхен! — Кстати, а ваш верный сторожевой Юсупов окрысился на многострадальную подозреваемую Лизу, радея за корпоративные интересы, или есть еще и личные причины?

Гарин вдруг досадливо смутился:

— Расскажу тебе как есть. Казус в том, что Тима сначала решил… в общем, он Алима сводил с женщинами разными, дабы тот не «засох» совсем. Когда Лиза начала у нас работать, Тима сразу ее заклеймил бл…ю. В общем, это не совсем справедливо. Но его было не переубедить. Он типа "видит насквозь". Ну и он говорит Юсупову, мол, действуй. Я еще протестовал, потому что не люблю вот этого всего… одно дело, когда людей ненароком сводят для отношений устойчивых, может даже, чем черт не шутит, ведущих к браку, — Силя от волнения стал непривычно высокопарен. — А тут… не публичный дом ведь у нас, в конце концов!

Клим с готовностью заверил, что не публичный, и дабы помочь другу побыстрее изложить суть дела, высказал свою предполагаемую версию событий. Все прозрачно: Лиза обошла вниманием героического, но грубого Алима, зато «склеила» Сильвестра, птицу более высокого полета. И кто не посочувствует такому выбору! Девушкам нравятся зрелые мужчины с налетом вальяжного благородства. Зато этюд явно не понравился отвергнутому «питбулю» и его покровителю. Тимур, что называется, косяка давил, — ведь он и сам был не прочь иногда побаловаться "легкой добычей". А что такого? Все мы не без греха, как говорится… А тут Гарин с какими-то излишними принципами его обставил. Ведь принципы принципами, а своего не упустил! И с братвой не поделился… Как известно, силины шашни с Лизхен не расцветши, увяли, и Силя быстро выкинул из головы похотливую возню, и даже успел Чеганову искренне невзлюбить. Но у Алима волны праведного гнева вполне могли быть отравлены ядом мелкого мщения.

А что же Лиза? То ли она очень умна, то ли Тимур в своей оценке был недалек от истины. А, может, и то, и другое. Или третье? Как расценивать ее вчерашнее воркование с Мунасиповым? Хотела отомстить Силе за быстрое охлаждение? Или Ромчику — за охлаждение еще более быстрое. Но ни тот, ни другой бровями не повели. Решила спьяну попасть в новое любовное приключение? Скорее всего, просто устала излучать свой патентованный сексапил впустую, а с Тимой Ангорским можно было не напрягать обаяние, он уже и так был готов… Клим с раздражением зевнул: все эти изыскания в нехитрой девичьей тактике годились для воскресного семейного кино, но никак не проясняли главного вопроса на сегодня. Воображение саркастически сфабриковало бредовую версию: покойный, разогретый девичьим кокетством, настырно пристает к Лизе, она же играет в «динамо». Мунасипов наседает, требуя сатисфакции, Лизхен вырывается, бегает от него вокруг бильярдного стола и, наконец, швыряет в насильника первый попавший под руку предмет…

Все-таки как нелепо подозревать в убийстве людей, с которыми только что провел вполне приятный вечер!

Дабы охладить фантазию, Клим решил пока «снять» Лизхен с повестки дня и пока к ней не соваться. Силя был с ним согласен. "К ней и Юсупову пока лучше не ходить. Он все только напортит. И вообще я теперь думаю, что она не при чем. Жрет вон себе спокойно. Просто это впечатление от нее такое… крысиное немного. Она как мелкий грызун, у нее тактика такая — отъесть немного от мужика и в нору. По-крупному она ничего затевать не будет, пороху не хватит…" — Гарин продолжал легкомысленно реабилитировать Лизу, а Клим не спешил с ним соглашаться. Он помнил одного добродушного парня, сидевшего с ним за одной партой, — к слову об одноклассниках, которым склонен доверять Сильвестр. Мальчишка был улыбчив и дружелюбен, учился средне, носил диковинную литовскую фамилию, — ничто не предвещало грозы. Но однажды он исчез. Его не было месяц, два, полгода. Потом дошли слухи, что он в неполных одиннадцать лет примкнул к банде старшего брата и принял участие в нескольких крупнейших в городе ограблениях. Так что личность до поры до времени может своего масштаба ничем не выдавать… Выходит, пока лучше не делать выводов. Наблюдать. Дать время Лизхен проявить себя с худшей стороны. Благо, что настроение у нее меняется быстро.

Квасницкий все еще был вне досягаемости. "Поговорю с Элькой", — бросил Клим, но Гарин на это разочарованно пожал плечами:

— Она, как Собакин, тоже считает, что я с больной головы на здоровую перекладываю. Что наши разборки…

Глава 7. Вольф Мессинг, или Хитроумный идальго

Клим не дал ему договорить — и так все ясно. Было бы странно ожидать от Эльвиры другой реакции. Буров, конечно, не собирался признаваться, что ему не терпится узнать о таинственном завещании. Он заверил Гарина, что будет деликатен и осторожен, — но тот уже как будто его не слушал. Клим оставил хозяина дома наедине с его беспокойными мыслями, и отправился к намеченной цели. Впрочем, он заранее приготовился к сокрушительному сопротивлению и прочим помехам, хотя Эля выслушала его просьбу о приватной беседе достаточно равнодушно. Всем своим видом она являла такую глухую меланхолию, которую уже никакими беседами не нарушить. Она пристроилась на подоконнике и методично прокуривала дом, как и предсказывала Нонна. "Дамскую кучку" у гостиного стола она так и не почтила участием в панических сплетнях. И была по-прежнему бледна, как гипсовый бюст Ленина в советской школе. Клим постарался как можно тише увести ее в комнату, краем глаза наблюдая за остальными. Муази, судя по благоговейным всхлипам, предавалась воспоминаниям об усопшем. Гогель отсутствовал — его, вероятно, мучил допросом Алим. Дольская, мечта поэта, старательно соболезновала, Лиза дремала, Нонна вышла из кухни с подносом, полным снеди, — видимо, направлялась подкрепить вдову. "Даже Вере Павловне не доверила, — автоматически отметил Клим. — Может, теперь и Марго отравят…"

Чтобы купировать новый приступ черного юмора, Буров спешно переключился на Эльку. А она, словно умудрилась подслушать его взыгравшую не ко времени блудливость мысли, и с саркастическим интересом вынырнула из депрессивного сумрака:

— Что, Климушка, отдуваешься за хозяйские прихоти?

Буров пока не выбрал, как реагировать на иронию теперь. Сама вероятность того, что с Элей придется говорить в новом лицедейском качестве казалась нелепейшей. "Быстро обо всем узнаю, ответит или не ответит — неважно… если что, скажу Силе, что не справился с возложенной миссией… ну кто я им, Вольф Мессинг, что ли?" — быстро сложился в голове у Клима оправдательный панегирик.

— Эля, помоги мне, правда ведь, отдуваюсь, как кретин…

Они вошли в комнату, где явно царствовала тинейджерская рука. По стенам были развешаны плакаты с ухоженными зеленоволосыми монстрами, полки были завалены пестрыми фэнтэзи и разнокалиберными английскими журналами. Клим с тайной радостью отвлекся на безмятежный фон: вокруг веселенький ситчик и как будто никакого трупа в гараже… Эля вытащила из кармана сигаретную пачку, но чертыхнулась, вспомнив, что в комнатах не курят.

— Давай, заводи свою шарманку, да побыстрее! — процедила она, милостиво смягчив тон.

— Завожу. Расскажи мне, во сколько ты вчера уснула и кто оставался в гостиной, когда ты отправилась спать.

— Время точно не скажу, примерно часов в пять, в шесть… если мне не на работу, то я на часы не смотрю. Насколько я помню, после того, как ты ушел, мы еще поболтали с Силей, потом он, кажется, пошел наверх и долго не возвращался, — наверное, вырубился… Во всяком случае, я уже сама клевала носом и потому отправилась к себе.

— Заснула сразу, или еще выходила из комнаты?

— Никуда не выходила. А чего выходить, когда тут в комнате полный комплект удобств, ванная, все дела…. Легла, но заснула не сразу. Неспокойно мне было. Я на новом месте вечно глаз не сомкну, да еще никак не могу привыкнуть к такому большому дому. В квартире уж если гости, так все кучнее, а тут разбрелись по ячейкам, и… не по себе, в общем.

— А я вот вчера так накушался, что только подушки коснулся — как в черную дыру провалился.

— А у меня все по параболе: вначале накачиваюсь, дохожу до экстремума, а потом ни в какую не лезет. Сижу, трезвею, думу думаю… Когда легла, завидовала, как идиотка, Лизе с этой Дольской. Им в одной комнате постелили, можно потрендеть… — Эля вздохнула и потерла виски, словно возвращая себя в неутешительную реальность. — Насчет того, кто оставался… помню, что Тимур разговаривал с Ромой, а Лиза была пьяная совсем, приставала, обижалась, на спящего Собакина падала… так что ей уже, конечно, не до ночной болтовни было, — невесело усмехнулась Элька.

— Ее кто-нибудь провожал в комнату или она сама доковыляла? — напрягся Клим, но Эля отреагировала без всякой заминки:

— Силька ее довел.

— И… что дальше? Он потом пошел спать к себе или спустился в гостиную?

— Он задержался у Лизы, а потом… да все уже лыка не вязали. Наверное, он потом пошел спать. А если и вернулся вниз, то уже без меня. Ты уж прости за каламбур, но я не сторож брату моему…

— М-мм… а как ты думаешь, Тимур, если б ему представилась такая возможность, воспользовался бы податливостью этой барышни? — Клим максимально смягчил вопрос интонацией, но это было излишним.

— Ты об этом… вряд ли. Тимур очень не любил пьяных женщин. При всем своем облике напористого «животного», он был брезглив и чистоплотен.

Но при этом он явно был доволен тем, что Лиза с ним кокетничает.

— Да. Пока она не отправилась блевать. А потом она уже мало что соображала. И выглядела не ахти. Знаешь, Лизхен ведь из породы девушек, про которых кажется, что у них не только грудь силиконовая, но и голова! Мордашка ухоженная, косметика безупречна, фигура… но стоит им выпить лишнего, сразу лоск теряется, и вся штукатурка теряет смысл. Это из-за того, что нет в них внутреннего стиля или, как теперь говорят, харизмы. Когда есть харизма, даже под столом будешь валяться с шиком. Но стиль не купишь. Я когда шила, то сразу видела, кому любые навороты не в коня корм. Даже пыталась советовать, как себя в таком платье держать, чтоб оно смотрелось достойно. Меня выслушивали, конечно, вежливо: мол, мели Емеля, но из берегов своей компетенции лучше не выходи… — Эля вдруг с досадой передернулась и неожиданно предложила. — А вообще, пойдем-ка спустимся в бильярдную. А то я главной темы буду избегать. Заставляю себя не верить! Потому что никак до сих пор в толк, как и кому надо было шар бросить…

"Желание женщины — закон, — мысленно аплодировал Клим. — Вот кого надо было в сыщики определить!" На месте преступления Эля сначала застыла, пробормотала "Это невозможно!", потом принялась сурово осматривать помещение. Даже под стол заглянула с некоторой досадой, — словно жалела, что пространство так скудно загромождено, а то она развернулась бы…

— Скажи на милость, почему вы решили, что Тимура убили…мы? То есть свои, гости? Почему никто не предположил, что, например, домашних охранников могли подкупить…

— Но здесь нет охранников, — вздохнул Буров.

— Но при въезде их целый табун!

— При въезде в поселок? Думаешь, некто подкупил сразу всех? Спрашивается, зачем, если есть куда менее трудоемкие и дорогие способы.

— Какие же?! Его достать было непросто, у него бронированный автомобиль, охрана… — со злым азартом упрямилась Эльвира.

— Милая моя, человек уязвим, если только он не носит круглые сутки пуленепробиваемый скафандр. Любой организм хрупок и досягаем, и не будем отнимать друг у друга время борьбой со здравым смыслом. Лучше скажи, почему у твоего сына отчество Тимурович? Считай, что я праздно интересуюсь, дабы не смущаться от всех этих идиотских условностей.

— Нет уж, лучше буду-ка я смущаться! Если бы ты праздно интересовался, я могла бы тебя отшить, а теперь-то ты у нас "при исполнении". Так вот, Климентий, у моего сына отчество Тимурович, потому что его отца звали Тимур. По-моему, логично! — Эля сделала вид, что она внимательно разглядывает содержание бара, и нет на сей момент для нее занятия важнее.

— Э… Тимур Мунасипов, если быть точнее?

— Нет, не Мунасипов. Другой. Представьте, гражданин начальник, у меня не было в жизни ни одного Саши или Сережи, зато было подряд два Тимура! Не каждой женщине выпадает такое везение. Первым у меня шел великий Тимур Закареевич, а уж потом только биологический папаша моего сына.

— Вот как! А Силя почему же тогда… нет, наверное, нужно объяснить все с самого начала.

Эля недоверчиво и зло воззрилась на Клима:

— С этого места поподробней, пожалуйста! Что там Силя тебе наболтал?

— Я просто хотел сначала объяснить, с чего вообще мы эту темы ковырнули… — как можно дружелюбнее объяснил Буров. — Дословно Сильвестр сказал, что ты дала ребенку отчество Тимурович под давлением отца, потому что тот не хотел "увековечивать какого-то мерзавца". Они что же, не знали имени, как ты выражаешься, "биологического папаши"?

— Не знали. Конечно, не знали! И потому я решила: зачем сопротивляться, если я не грешу против истины!

Похоже, Эльвира до сих пор гордилась тем, как ей ловко удалось провести своего вздорного родителя и бдительного братца.

— И между прочим, не такой уж он был и мерзавец, — буднично заметила Эльвира. — Просто принадлежность к артистическому миру диктовала ему свои условия. Там принято бросать беременных подружек, поддерживая обаятельно-аморальный облик. А в армии, к примеру, принято выполнять приказ вышестоящего, а у диссидентов — слушать Галича с Высоцким и складывать рукописи в стол. И только редким счастливчикам сходит с рук нарушение законов среды обитания, так ведь?

— Не совсем. Еще есть счастливчики, которым удается обитать вне всякой среды. Так сказать, в оффшорной зоне в прямом и переносном смысле этого слова.

— Сказал бы ты об этом Даниле… я про ребенка своего. Я подозреваю, что твой демагогический дар можно приспособить в педагогических целях.

— Да пожалуйста! А что случилось? Он же вроде у тебя успешно движется по математической стезе, — отозвался Клим, внутренне благословив лирическое отступление.

— Движется… Но Тимур успел заморочил ему голову бизнесом. Уж чего-чего, а этой доли я никогда своему чаду не желала! Но Тима, он же… черт, как все это было некстати, если б ты знал! — Эля резко катнула один из шаров, и он послушно закончил свой путь в сетчатой «мошонке». — Вдруг, спустя столько лет, ему привиделось, что Данька его сын. Все это блажь, не больше, просто у них с Маргаритой одни девочки, а Мунасипову, ты ж понимаешь, нужен был наследник империи, мать его… и царство ему небесное, прости Господи. Тут еще и отчество ввело его в искус. Он стал Данилу пестовать. Я была не против, я всегда поощряла мужское влияние на него, знала, что бабе одной толком мужика не воспитать. Я ж думала, что «папаня» его к спорту приучит, к закалке — Тимка же в этом отношении правильный был. Да и вообще растолкует мальчишке по-мужски про жизнь… Но мне и в голову не пришло, что у нашего магната столь далеко идущие планы.

Эльвира закурила, сделала пару затяжек и с раздражением потушила сигарету. Ее меланхолическая отстраненность сменилась густыми эмоциональными волнами, прорезавшими тягостный морок. Что ж, знакомо: Элька всегда была охоча до сабантуев и вечеринок, но как только ее драгоценное дитя подавало хотя бы ничтожный повод для беспокойства, хохмачка и сумасбродка превращалась в напуганную одышливую наседку. А Данилушка был щедр на сигналы SOS, правдивые и вымышленные. Физический слабый, болезненный, но умный и обаятельный пацан с неистощимой на розыгрыши смекалкой, он все реже с возрастом хворал, зато все чаще дурил доверчивую мать талантливыми симулянтскими инсценировками.

— Если б я знала, за какие заслуги дается эта привилегия — уметь не беспокоиться за детей… — Эля рассеянно взяла кий и хищно прицелилась к новой «жертве». Белобокие братцы благозвучно чокнулись и один из них медленно и неохотно, словно не теряя своего неодушевленного достоинства, скатился в лузу. — Некоторые вон четырехлеток одних во двор гулять отпускают и не чешутся. Дети у них вырастают дворовые, бронебойные… А подростки! Ведь сплошь и рядом из дома уходят, шляются где попало, и ничего! Потом перебесятся и худо-бедно в люди выходят. Я же при смерти, если мой на полчаса со школьной экскурсии опаздывает! И это совершенно нездорово! В молодости я страдала от своей недоделанности, теперь — от чрезмерности. Ну как я могла, зная свой вредный для детей и юношества характер, не поощрять тимуровское расположение к Даньке! Вначале он его учил автомобиль водить, на тренажерах разных накачивал, какой-то борьбой определил заниматься. Я тихо радовалась, хотя и не скажу, что сердце на месте было. Может, чуяла подвох…

— В чем же подвох был? Тимур обучил твоего отпрыска основам спекуляции и денежных афер? Возил на разборки?

Эля презрела иронию:

— Я не знаю. Скорее всего, повлиял личный пример. Данька очень к нему привязался. Не думаю, чтоб Тимур пропагандировал свое ремесло…

— А какое у него было ремесло, я ведь так толком и не понял?

— Я, признаться, тоже не компетентный источник. Казино они владеют вместе с Сильвестром, а дальше у Тимы еще длинный список газет-пароходов, я никогда в него не вникала, а он не откровенничал. Он всегда напирал на другое, что, мол, вырос в глухомани, в шахтерском городке где-то в Сибири. Там кто бухает, кто в тюрьме… а Тимка выбился в короли. Мне он тем и нравился в молодости — такой одержимый! Втемяшится ему идея — он изведется, всех вокруг замудохает, но воплотит ее. Мог врезать в репу, если надо, но без жлобства, лаконично. В общем, не то что мои тогдашние друзья-мечтатели. И, знаешь, Данька вроде иной совсем, но внешне получился на него похожим. Да не смотри ты с ленинскими прищуром, так бывает сплошь и рядом. Жена сходит налево, залетит, а младенец — вылитый муженек… — Эля взяла один из шаров и медитативно повертела в ладонях, словно пыталась размять его, как пластилин.

Тут Клим, наконец, разгадал тускло мерцавший на подкорке вопросительный знак и понял, что его смутно озадачивало в разговоре: он сам теперь тактильно избегал бильярдных атрибутов как смертоносного орудия. Эльвира, напротив, машинально находила в них успокоение. Мягкие точные движения с шиком размеренности выдают в ней игрока. Вот чья рука могла бы метнуть…

— Кстати, юсуповская команда не разгадала, какой рукой Тиму убили — правой или левой? — тихо спросила Элька, и лицо ее настороженно «остановилось», будто у мимики кончился завод.

— Понятия не имею. И что, это важно? — Клим саркастически приподнял бровь, — Я, признаться, не мыслил в таком ключе…

— Но, кажется, это вместе с отпечатками определяют, разве нет?

Не думаю. И, пойми, я ведь не сыщик, — легкомысленно напомнил Клим, уже попривыкнув к кособокому амплуа "некомпетентного пинкертона". — Отпечатков на шаре вообще не нашли. Убийца его вытер и положил аккуратно… Он лежал рядом с телом. А остальные шары — на них кто ни попадя отметился. Впрочем, вам же Силя все рассказал, наверное?

— Я ничего не знаю, — недовольно вскинулась Эля. — Да и остальные. Маргариту окучивали отдельно… а как же еще отпечатки на бокалах? Или тоже, как ты выразился, кем ни попадя захватаны… Слушай, а ведь если определить, что бросал, к примеру, левша, то круг подозреваемых сразу сузится, ведь так?

Буров до этого момент все гадал, что значат перепады внутренних течений Эльвиры Федоровны: то она как норвежское озеро, то как африканская река. То издевка, то кручина, то детективный пыл. Но ключевое слово «левша» звякнуло ассоциативной цепочкой, и Клима затянуло в дебри его отрывочных сведений о перекосах психики, и где-то в этом месиве, промеж постулатов и забытых понятий, как куриные волокна в зубах, застряли подопытные несчастные психопаты, чье свойство в момент приступа и обострения — филигранная четкость моторики, она же меткость движений. Где-то это вычитано или услышано, и есть в том обаятельная логика: ведь ходят же лунатики по краю крыши и не падают — пока их не окликнуть…

— А ты знаешь, что Маргарита ждет ребенка? — Клим думал, что невежливым вопросом на вопрос он затевает игру-ловушку (кто с шарами мастак, а кто со словами), но просчитался. Эля включила четвертую передачу и «подрезала» все его риторические потуги.

— …боже мой! Ты в курсе, что у беременных иногда руки меняются ролями! Я краем глаза одну научную передачу смотрела, название, кажется, "Тело как феномен" или я ошибаюсь… неважно! Слушай, я думаю, что теперь картина прояснилась, — Эльвира хищно просветлела, словно отыскала способ обезвредить как минимум наркобарона, — Бедняга Марго! И как мы раньше, идиоты, не поняли! Не пойми меня превратно, но ваша задача с Сильвестром — выдать все это за несчастный случай. Мне лично Маргариту жалко. Тимурчик был крут, а с возрастом у него тем более перекосы начались. И если вы хотите сделать доброе дело среди этого кошмара…

— Элечка, опомнись, где логика?! Никто еще не доказал принадлежности убийцы к левшам или правшам, и Маргариту, заметь, на сей счет не тестировали…

— Между тем, как ты помнишь, она практически созналась сама. И, в конце концов, больше некому убивать!

Последняя фраза прозвучала с прямо-таки крестьянским прямодушием и упорством. "Хитроумный идальго" чувствовал себя посрамленным. Расчет Бурова был тривиален: известие о грядущем прибавлении тимурова потомства должно было вызвать у Эльки определенную реакцию. И Клим, наивный, предполагал, что реакция непременно прольет свет на предполагаемое завещание. О, эта участь мнимого психолога! Ему так легко оступиться…

-…и у нее был мотив, — задумчиво бубнила Эля, тут же оправдываясь. — Но я ее не осуждаю! Когда меня доведут, я тоже могу убить. Нечаянно. Ну что ты молчишь? Неужели ты не видишь очевидного!

— У очевидного много граней. Мне, например, известно, что и у тебя был мотив. Что Мунасипов завещал твоему сыну чуть ли не состояние…

Эльвира на мгновение умолкла, переживая «новость» со смесью возмущения и азарта.

— Так… от Марго узнал? Значит, Тимур ее и этим третировал. Что я могу сказать: за такое я не то что шаром засветила бы… — Элька метнулась к бару и стремительно подогрела себя внушительной коньячной дозой. — Вот, заруби себе на носу: никакого завещания, естественно, не было и быть не могло. Тимур только заикнулся об этом как-то: что, мол, если я бы дала сыну его фамилию, тогда бы он ему отписал заводик-другой. Ну сболтнул и никогда больше не вспоминал об этом при мне. А чего мне вспоминать, если я только в страшном сне могла представить, чтоб Данила пошел в «заводчики»! И фамилии Мунасипов нам, конечно, для полного счастья не хватало…

Клим внимательно следил за "правдой по глазам". Следил до одурения, пока не понял, что кроме правды там еще целая "Сага о Форсайтах", а в героических буднях сильных женщин он мало что смыслил. Ваша правда, Эльвира Федоровна, Даниле не идут тимуровы доспехи… нечего единственному чаду лезть в большие деньги с малолетства. Не разбежавшись, морду о барьер разбивать. Вот и Тимур Закареевич теперь, наверное, многое понял, да уже не скажет. Кто же по нему, наконец, поплачет, кроме преданной Веры Павловны? Все плачут о себе да о себе… и не хотят его фамилию. Строптивые эмансипе, что с них взять! Хотя одна небезызвестная особа из присутствующих здесь ныне ему говорила как-то, что за хорошие деньги пошла бы в содержанки и к Синей бороде. Еще бы знать, что такое «хорошие»! Деньги — всегдашний мотив. Но если и тут они наследили, то Клим умывает руки. Скорее он поверит, что Эля в сговоре с угнетенной Маргаритой умертвили несчастного, а теперь успешно вошли в роли. Но кто из них «лунатик»? Хотя Буров забыл еще о пьяных, которым море по колено. Лизонька разозлилась на то, что ею пренебрегли, и метнула? Между прочим, в такой бытовухе много доброго народу полегло. А есть еще Собакин, который мог проснуться ранним утром… Представь, Клим, голубчик: мятый мэн со с немилосердного бодуна бредет в… вот интересно, а где в гостиной туалет и присутствует ли он во всех комнатах?! Нонна что-то плела про клозетные свои мытарства на стадии строительства, но Буров все мимо ушей пропустил…

— Санузла нет только в комнате, ближайшей к лестнице. Там как раз Чеганова с Дольской ночевали, — просветила Эля.

— Прости мне мое пошлое любопытство, но неужто у Лизы силиконовая грудь? — вырвался у Клима мучивший его, как камешек в ботинке, вопрос. Его собеседница с видимым удовольствием съехидничала:

— Нет. Не получила финансирования! Можешь себе представить, что, когда Лизхен увольняли, а точнее в мягкой форме объяснили ее профнепригодность в казино, она ничтоже сумняшеся притопала к Сильке и попросила у него компенсации. Давай, говорит, по-дружески оплати мне операцию по увеличению груди, а то хочу на приличное место устроиться, а там требования к внешности строгие. Мило, правда? Просто клуб веселых и находчивых. Гарин наш так обалдел, что воткнул ее в журнал к Маргарите, чтоб она там воздух коптила, а то ведь пропадет девушка в поиске «приличных» мест!

— Интересные тут у вас нравы… а скажи мне, а у Ромы Квасницкого и Нонны роман, что ли?

— Да ты рехнулся, Клим! Чтобы Рома на глазах у шефа разводил шуры-муры с его женой?! Он именно потому и любезничает с Нонной, что между ними ничего быть не может.

— Всегда что-то может быть! — парировал Клим. — Этому нас учит суммарный жизненный опыт. Но раз ты категорически встаешь на защиту осторожной добродетели, тогда скажи, не знаешь ли ты, как звать ту певичку, которую пытается продюссировать наш пропавший преданный герой.

— Кто, Рома? Певичку? Вот новость! — Эля фыркнула. — Об этом мне никто не докладывал. Но я, признаться, думала, что Квас поизобретательнее в своих проектах. Он же вообще парень смышленый, хоть и выглядит, как рязанский гармонист. Ты не смотри, что ростом мал, как говориться… мне известно, что он сам музицирует. Вот если он взялся бы себя раскручивать, то я бы поверила. А откуда у тебя такой компромат?

— Неважно, забудем. Ты не знаешь, куда он мог среди ночи смыться? И когда?

— Только не к певичке! Я Квасницкого знаю шапочно, но по тому, что мне рассказывали о нем, он тяготеет к женщинам со зрелым шармом. Короче, с писанками он бы возиться не стал. Теоретически Нонна в его духе, но данный расклад не для него. И, повторяю, о его контактах я совершенно не осведомлена. Что касается времени, то когда я пошла спать, он был еще здесь.

Что ж, Клим так и предполагал. Он мог бы беседовать с Элькой бесконечно. Так бы и сделал, если б не "особое поручение", разрази его. Они еще поболтали немного. Элю слегка развеяли истории про ближних и дальних, она как будто забыла о том, что «обязана» оказывать помощь следствию или сопротивление, — кому как нравится. Поплакала, наконец, открыто о Тимуре, об этом "упрямом татарском мальчике", который, прежде чем выпить шампанское, долго размешивал его алюминиевой ложечкой, задумчиво катал хлебные шарики и носил носки с якоречками. Ловил рыбу и требовал, чтобы Эля даже в жару носила колготки — иначе неприлично. Но если бы он требовал только это, так сегодня бы Эльвира Федоровна осталась вдовой, а вовсе не "худышка Маргарита с эпилированными конечностями", вот в чем «несбывшееся», которое не просто "иногда зовет нас", как писал незабвенный Саша Гриневский, — оно иной раз спит с нами в одной постели.

Глава 8. The Beatles и силиконовая грудь

Выходя из бильярдной, Клим стал свидетелем удивительного эпизода: Нонна, спускаясь с лестницы, нечаянно наступила на развалившегося Мураками. Видимо, темпераментом животное не отличалось, зато Леди проявила незаурядную ловкость рук. В руках ее был все тот же поднос, содержимое которого стало стремительно съезжать вниз. Хозяйка дома, как опытная официантка, грациозно предотвратила посудное извержение, а богемский бокал и вовсе поймала на лету. "Однако с моторикой и меткостью тут у многих все в порядке, — отметил Буров со злой досадой. — Не будет удивительным, если среди присутствующих найдутся даже мастера игры в гольф. Можно сказать, что от подозреваемых нет отбоя…"

Клим поспешно изобразил на лице озабоченность, сочувственно посетовал на вопиющую леность нынешних кошачьих и, как бы между прочим, тихо спросил:

— А почему ты нынче за «шоколадницу»? Что с Верой Палной?

— Она прилегла. Ночью глаз не сомкнула да еще стресс такой. Все-таки пожилой человек…

— А мне сказала, что всегда очень быстро засыпает, — озадаченно пробормотал Буров.

— Это она с перепугу! Вера впечатлительная и очень боится навредить кому-нибудь… но вообще она человек честный и все как на духу расскажет, — противоречиво заверила Леди, сдувая со лба выбившуюся из прически прядь.

Так-так. Может, в добавок к впечатлительности и честности Муази еще и глуховата? Для человека, пережившего приступ бессонницы, она слишком мало слышала в прошедшую ночь. Чей-то смех… смех? Клим силился припомнить, кто же смеялся перед тем, как он сам удалился на боковую. Разве что Ида, но когда вечеринка уже набрала обороты и гости разбрелись по двое, по трое, он не помнил, чтобы кто-нибудь смеялся, перекрывая общий гул. А ведь еще включали музыку, и, кажется, Элька и Гогель, пока того не свалил пьяный Морфей, пытались петь под караоке. А Буров в это время пытался изобразить вместе с Идой импровизированное и далекое от канона танго. Она, конечно, смеялась.

Пожалуй, Муази не могла этого не слышать. Впрочем, тогда уж и того, что позже произошло в бильярдной, — если следовать логике. Одно дело, когда просыпаешься от резкого звука, другое дело, когда совсем не спишь. В последнем случае слышишь все, и более того — начинаешь с досадой прислушиваться. Что Муази было бы нетрудно, потому как ее комната отделена от места преступления тонкой стеной. Никто, однако, не швыряется тяжелыми предметами посреди безмятежной беседы. Значит, неминуем повышенный тон, крики, угрозы? Или это убийство шепотом…

Эле Клим аплодировал за правильный выбор. Торжество спасительного инстинкта не может не радовать. Закрутила роман с Тимуром, а родила «налево», но так, чтобы обиженный имел твердые подозрения о собственном отцовстве. Кажется, у шимпанзе есть кровавый обычай, когда самцы пытаются уничтожить чужих детенышей, чтобы расчистить путь своему потомству. В ответ на это самки, дабы защитить своих чад от смертельной опасности, начинают вести разгульный образ жизни, чтобы никто толком не знал, от кого у них дети. Хотя первоначальная подоплека у «гулящих» — принцип удовольствия. И тут можно увязнуть в теме женского оргазма и его эволюционной функции, а это в планы Бурова не входило. Но надо признать, что даже он, человек сторонний в той давней истории, не поверил в Тимура№ 2…

Бог с ним. В гостиной Клим заметил изрядно уставшего Гарина, которому хотелось "заснуть, проснуться — и чтоб все как прежде". Мешки под глазами и общая помятость состарили Силю лет на десять. Впрочем, тут не было помолодевших.

— Чего нарыл? — вяло поинтересовался хозяин дома.

— Скажи-ка, когда ты вчера провожал пьяную Лизу в комнату, ты у нее задержался? — неучтиво ответил Клим вопросом на вопрос.

По гаринской физиономии пробежала рябь болезненного изумления. После недолгого замешательства он взял себя в руки и даже повеселел:

— Ты мне алиби придумываешь или наоборот "дело шьешь"?! Шустро… я сглупил, конечно, вчера. Начал к ней приставать… ну в смысле колоть ее по поводу диска. Думал, хотя бы в глаза посмотрю ей и все пойму. Под мухой-то врать тяжелее, согласить…хотя есть умельцы. Но Лиза чуть в штаны не наделала от обиды и, похоже, не кривлялась. Я себя чувствовал последним кретином. Она аж протрезвела…

— И что же было дальше? — как можно более нейтральным тоном поинтересовался Клим.

— А что могло быть? Я извинился и вышел. А после этого эпизода на меня такая усталость навалилась, и наше сборище резко опротивело… Смотрю на Тиму, на Рому, и думаю, мол, гори оно все синим пламенем… вот и погорело!

— Во сколько ты уснул? — быстро отреагировал Буров, чтоб не дать Силе углубиться в комплекс вины.

— Не помню. Почти сразу после Лизы и пошел спать.

— Кто оставался в гостиной или бильярдной?

— Ну я ж сказал — Тима и Квас, больше никого.

— А Эля и Ида?

— Я их не видел. Элька вырубилась уже, наверное…

— А, кстати, Квасницкого, наконец, запеленговали? — без особой надежды закинул удочку Клим, на что хозяин дома обреченно повертел головой.

Выходит, Рома до сих пор не вышел на связь… и, значит, пора задать вопрос, давно вертевшийся на языке:

— Скажи, как зовут певицу, которую хочет раскрутить Роман?

Сильвестр, прогоняя ступор, потер и без того воспаленные глаза:

— Ее зовут Мишель, — наконец, брезгливо вспомнил Гарин, словно извиняясь за неуместную в данный момент фонетическую конструкцию. — Как ты понимаешь, это… как у них называется…не псевдоним, а сценическое имя.

— А ее координаты вы с Юсуповым знаете?

Разумеется, нет. Никому никогда в голову не приходило интересоваться ее координатами, — возмутился Силя. — Мне думается, что и ее и в природе-то нет. Ромка прикрывался какими-то вымыслами, а на самом деле сам хотел лабать… у него неплохо получается, почему нет, но ведь он, дурила, вместо того, чтоб в открытую со мной обсудить, рвался найти какого-то продюсера. А на х… продюсер, если можно самому, когда есть бабки… в общем тушевался он по-тупому.

— …а что если эта Мишель все-таки существует в природе? Может он сейчас находится у нее? Или у другой — кого-то ты должен знать из его контактов? - настаивал Клим. — Мне вчера показалось, что как минимум три женщины к нему здесь неравнодушны.

— И одна из них моя жена, ты хочешь сказать?

— Нет, кроме нее. А про твою жену мне уже дали полный отчет, и теперь она вне подозрений.

— Да мне как-то не особенно интересно, — поморщился Сильвестр.

А вот это ты зря! Во-первых, ты лукавишь, а во-вторых…как думаешь, смог бы Роман открыто завести интригу с Нонной?

— Рома — нет, а вот Нонка спит и видит. Она все мечтает реванш взять, и так, чтобы я знал. Есть в ней такая черта, но я уже все эти баталии переболел, мне фиолетово.

— Значит, в краже ты его заподозрить можешь, а вот в прелюбодеянии нет. В бизнесе он успешен, а в шоу-бизнесе заведомый неудачник. Любопытный тип… Но у слабого пола он в фаворе, тут не отвертишься… дай-ка мне на часок в распоряжение телефон и интернет, я наведу кое-какие справки, тряхну старые связи…

— Надеюсь, порочащие? — отозвался Сильвестр с пресной иронией.

Я тоже надеюсь, что хоть кого-нибудь они опорочат! А то уже середина дня, а мы как шестеро слепых, которые пытаются наощупь определить, на что похож слон. У твоих гостей из рук вон неубедительные мотивы… а я-то по-детски думал, что в мире "денежных мешков" у злодейства больше харизмы.

Силя поднял на Бурова мутный взгляд и предпочел ничего не отвечать. Но пока в поле зрения не появился вездесущий Юсупов, Клим, взамен на короткий отчет о разговоре с Эльвирой, получил-таки столь же короткие штрихи приватной жизни господина Квасницкого. Он компанейский, но закрытый. За семь лет совместных работы, охоты и прочих видов экстремального отдыха Роман единственный раз представил своему боссу некую авантажную особу, любительницу… гольфа! И так как она была немного старше Ромы, это дало толчок для дамских пересудов локального значения: дескать, Квас любит зрелых женщин… но никто в действительности не знает его предпочтений. Зато он возбуждает к себе интерес оригинальной уловкой: любит прилюдно сознаться в том, что не созрел для семейной ячейки, но вполне мог бы "помочь умной и интересной женщине, испытывающей материальные затруднения". Сие значит, что Рома готов приютить и даже содержать барышню, можно даже и с ребенком, которой негде жить — спектр затруднений бесконечен! — но ни она, ни сам благодетель при этом не должны быть скованными никакими моральными обязательствами. Но по желанию, конечно, могут радовать друг друга всевозможными приятностями… По словам Сили, такой спич почему-то действовал на слабый пол, как мед на Винни-Пуха. И надо заметить, что вполне себе обеспеченные дивы становились более уступчивы… Вдохновленный силиным откровением и, на ходу открывая записную книжку, Буров отправился ловить рыбку в мутной воде.

До 14 века все неприличные слова на Руси назывались "нелепыми глаголами". Когда на выходе из гостиной уже настроившийся на уединенную (ноутбук не считается) медитацию Клим столкнулся с Юсуповым, по крайней мере, один из нелепых глаголов, самый широко употребляемый, не замедлил соскочить в атмосферу и так переполненную вязким эмоциональным напряжением. Меньше всего Бурову хотелось сейчас продолжать общение с субъектом, вызывавшим уже перешедшее от неприязни к откровенному отвращению чувство. Алим же был похож на вдруг неожиданно получивший самоуправление бронетранспортер, решивший во что бы ни стало задавить бегущего впереди водителя. Чуть не сбив Бурова, он нетерпеливо, чуть не за шкирку, затолкал его обратно, тут же непоследовательно бросил на середине гостиной и с возгласом: "Есть новости!" утвердился на диванчике рядом с Силей. Причем сделал это настолько стремительно, что Гарин непроизвольно отодвинулся, одновременно откинувшись на спину, чтобы не столкнуться лбом с чересчур усердным "бельекопателем".

— Что, бля, ЕЩЕ! — с оттенком брезгливости произнес Сильвестр.

Среагировав на выражение лица приятеля, Клим, внутренне ухмыльнулся, подумав, что, если дело так пойдет и дальше, все действующие и бездействующие персонажи разыгравшейся трагедии (или трагикомедии? это как посмотреть) перейдут исключительно на ненормативную лексику.

— Щас, — «питбуль» перевел дыхание, умение толково излагать факты, явно было ему не по зубам, — короче, я тут побазарил с Маргаритой и Лизой и вот что, звяканул нашему Маркову…

— Да ж, какого хрена! — попробовал взбеситься Гарин

Он резко встал с дивана, сделал пару шагов в сторону, потом угрюмо повернулся к замершему Юсупову:

— Ладно, продолжай, что?

— Ей богу, Сильвестр, ну, не мог я обойти… Не со зла, ну, ведь нужно было все в точности выяснить, — заторопился Алим, — в общем, в завещании действительно фигурирует Данька. Правда, с возможностью оспорить, если у Марго или еще у кого (Юсупов сделал ударение) родится мальчик. Но, в любом случае, Эльке оставлен изрядный кусок… — он загнанно отвел глаза в сторону, набрал в легкие воздуха и торжественно по слогам отчеканил — и еще Лиза бе-ре-мен-на…

— Я, надеюсь, от Мунасипова? — гробовым тоном продолжил Гарин.

— Она так говорит…

В гостиной повисла тишина. "Да уж…" — подумал Клим. Какая уж здесь трагикомедия, эдак, мы до фарса допрыгаем с такими-то темпами. Наследники Тимы Ангорского росли, как грибы. "И несть им числа"… А вот разноречивая дамская уверенность в отношении несерьезных намерений убитого явно не выдерживала никакой критики. Впрочем, и Силя что-то там горячо говорил… Но что ж, он, как лицо заинтересованное… Правда есть совсем простое и, как правило, самое верное объяснение: редко кому удается в точности спрогнозировать поступки другого человека, уже потому, что и он к разным людям поворачивается различными сторонами своей натуры.

— Извини, Сильвестр, — продолжил Юсупов, — но по всему выходит, что твоей сестричке смерть Тимура выгоднее всех…

— Чушь это все, — на удивление спокойно произнес Гарин.

Клим с уважением наблюдал за приятелем. Он и ранее знал, что умеет Сильвестр вот так без истерики в самой угрожающей ситуации обретать самообладание и "держать удар". Хотя было в его поведении нечто от предвидения, будто он уже прокручивал ситуацию в голове и был готов к ней. А может, и просто знал о завещании, только тянул время, играл на грани фола, чтобы защитить сестру. Гарин между тем сухо говорил дальше:

— Не знаю, что там наболтала Чеганова, да только верится с трудом. Допустим, наша «давалка» везде поспела. Только почему у нее ребенок именно от Тимура? Может, от меня или где она там еще наследила? От Гогеля? Квасницкого? Или от тебя, Алим? Откуда мне знать, с кем она успела потискаться по углам!

— Да не о ней ведь речь! — вклинился Юсупов.

— А об Эльке речи даже быть не может! Нет у нее причин убивать Тимура! Блять, неужели непонятно? Потому что у нее есть я! И у Даньки есть я! Моя сестрица и сама тетка со смекалкой! Нет среди нас нищих и убогих!

— А завещание? — «питбуль» настаивал на своей версии хоть и осторожно, но уверенно.

— Да ничего в этом нет! Просто Тимур был упрям, как бык! У него на почве "бабьего дома" совсем крыша потекла! Мол, если даже и не будет наследника, надо представить так, будто он уже есть! А Данька — самый удобный фигурант на эту роль. Вы как думаете, почему сам Тимур даже экспертизы не затеял? Он боялся, что результат будет отрицательным. А так оставалась малая, но вероятность, что Данила и вправду его сын!

Вот и вся интрига о выеденных яйцах! Элька ему несколько раз пыталась врачебное заключение втюхать! И что? "Да я и так знаю, что он — не мой!" И хоть кол на голове теши!

— Да не горячись, Сильвестр, — Юсупов неожиданно обрел несколько покровительственный тон, — я не утверждаю, что твоя сестрица Тимура грохнула. Я так думаю, что сделал это Квасницкий, но не без ее наущения. У них ведь романчик был, ты в курсе?

— Это тебе тоже Чеганова поведала? — Клим, в очередной раз почувствовал, что дело пахнет "прямым правым" и решительно вступил в разговор. "Вот ведь, улитка с челюстями, припасал информацию, в пору поучиться! А как они с Лизхен-то сошлись, прямо спелись нерукотворным дуэтом!" Однако «маха» оказалась с размахом. Вот уж кто истинный кладезь многоликой информации.

— Ну да, — чуть хвастливо ответил Алим, — я ее быстро расколол! Диска-то она, конечно, и в глаза не видела. А вот, в остальном у нее с глазами все в порядке.

— Да и с язычком, очевидно тоже, — подсказал Клим.

Ему интуитивно хотелось завести «питбуля» на малосодержательный, но отвлекающий диалог об его успехах, чтобы дать Силе время отдышаться. И судя по тому, что Гарин не спешил вмешиваться, ход был более, чем правильный. Клим включил «автомат», искоса наблюдая за оцепеневшим у окна Гариным и подыгрывая Юсупову в роли на вручение «Оскара» местного значения.

А послушать было что: Юсупов переживал момент своего торжества, иначе говоря, пребывал сам от себя в восхищении. А потому, что называется, не следил "за базаром" и грешил откровенностью, граничащей с глупостью, непроизвольно выдавая тайные побуждения личного характера. Конечно, он разговаривал с Лизхен с бА-альшим удовольствием. Многое, в данном случае, представлялось ему соблазнительным. Обломать красивую сучку, как она его в свое время лихо отшила, сказав, что не вступает в близкие отношения с прислугой. Одна ее фраза "орлы мух не ловят" чего стоила! Вот теперь-то он и показал ей "музыку мух" в хардовом ритме. А она, как ни странно, повела себя более чем дружелюбно. Расплакалась даже, попросила защиты. Все рассказала без кривляний… Даже жаль стало девку. Переходит из руки в руки, как никому не нужный приз. Даже этому мудику Собакину…

Сознание Бурова, как водится, включилось неожиданно, в тот момент, когда в повествовании всплыла фамилия Гогеля.

— … Да он же вообще алкоголик и частичный импотент! Да еще и псих, к тому же! Он, кстати, слышал, как Тимур и Квасницким ночью беседовали… — заливался Юсупов. Так что Квас съебался неслучайно, он, сучара, был последним. Это точно!

— А о чем говорили Мунасипов и Квасницкий? — Клим ощутил толчок действительно важной информации. Будто плыл он по вялому течению ничего не значащих фактов и вдруг со скоростью налетел на с виду незаметный камень-"обливник". Такое чувство он иногда испытывал, «бродя» по Интернету.

— А вот именно, что ругались! — запальчиво заявил Юсупов. — Короче, картина-то ясная!

— Да уж куда яснее! — мрачный голос Гарина прервал вдохновенный спич «питбуля». — Вот что, пойду-ка я побеседую с Эльвирой. И позвоню Маркову! А вы срочно… Ищите Квасницкого. Не нравится мне все это… А времени все меньше и меньше. — Тут Сильвестр одарил «питбуля» взглядом, подписывающим заявление об увольнении. — Если тебе еще раз придет в голову совершать без полномочий звонки на сторону, дам тебе прямое направление в колбасный цех. Колбасу будешь вертеть с крысиными хвостиками!

Притихший Юсупов явно уже не надеялся на "продолжение банкета", да и Клим не планировал дальше собирать "ценный материал для психоанализа". Точнее сказать, Юсупов "лежал у него на ладони" препарированной лягушкой и не вызывал ничего, кроме ранее укоренившегося отвращения. Впрочем, с Климом такое часто случалось. Обладая почти маниакальным интересом к людям, он частенько в итоге испытывал тошнотворную усталость от простоты человеческой мерзости. К тому же информация Собакина требовала разъяснения: загадочный разговор Квасницкого с усопшим засел занозой в голове и требовал немедленного хирургического вмешательства. Поэтому Клим ретировался из гостиной сразу после Гарина и занялся тщательным обходом дома в поисках незадачливого поэта.

Глава 9. Амазонка и призрак Фаберже

Наверное, в любой среде есть люди, которых относят к разряду «дурашек», нечто среднее между «дураком» и «милашкой». Нет, они не глупы и не тупы, скорее, наоборот. Но их объявляют дурашками, поскольку, во-первых, дураки должны присутствовать всегда, иначе, как мы почувствуем себя умными людьми, во-вторых, они настолько чужды самому укладу собравшихся людей, что являются неиссякаемым источником для смеха и местами злых шуток. Таковую роль в компании играл Георгий Собакин. Трудно было сказать, радует ли его самого эта роль. Но, в любом случае, сомнительную выгоду он из нее извлекал, в каком-то смысле он «доил» Гарина. Клим подозревал, что у "штатного поэта и переводчика" скопилась могучая кучка мелких долгов перед Силей. Причем, как заимодатель точно не собирался требовать их возвращения, так и заемщик считал себя в полном праве эти долги не отдавать. Такие отношения вполне часто встречаются между относительно близкими людьми, утрированно разделенными на «успешного» и «неудачника». Следствие российского менталитета. Успешный человек (такой, как Силя) неосознанно чувствует что-то вроде придуманной вины за свой успех, а неудачник (в данном случае, Собакин), как правило, ловко садится на это чувство вины и питает его, так что, в конечном итоге, и сам окончательно уверяется, что именно этот человек по жизни ему бесконечно должен. Хотя, если переводить сей момент в финансовую плоскость, размышлял Клим, то можно проще воспринимать долги Гогеля, как зарплату штатного шута и разгильдяя. Одним словом, пребывание в роли человека "для отдохновения души".

Если мысленно образ Гогеля уже минут 20 кряду пребывал рядом с Климом, то вот где в это время шатается физическое тело совершенно было неясно. Меж тем, один из Юсуповских оперов заметил, что поэт прошмыгнул на улицу (нашел-таки калитку) под предлогом "нехватки озона", вооруженный, впрочем, бутылкой джина, рюмкой и сигаретами. Собственно, выпустили его именно благодаря "подарочному набору" — налицо продемонстрировавшему вполне невинные намерения.

Честно говоря, Клим чуть было не вздохнул с огорчением, нарисовав себе картинку пьяно посапывающего Собакина где-нибудь в пределах ближайшей клумбы, а потому недееспособного для беседы с пристрастием. Но, увы, садик был пуст. С ощущением возрастающего беспокойства Клим заглянул в последнее место, куда мог забиться незадачливый поэт, — гараж, и с внутренним недоумением, переходящим во вполне обоснованные мысли о белой горячке, обнаружил искомого там.

Гогель восседал в позе неутомимого собеседника рядом с телом почившего Мунасипова.

Надо отметить, что «бойцы» отнеслись с максимальным старанием к просьбе хозяина и определили останки сообразно своим понятиям об уважении: из деревянных ящиков, в изобилии сложенных по разным углам гаража, они соорудили нечто вроде помоста, на него уложили труп Тимура и закрыли его простыней. Вот около этого жутковатого постамента, использовав его краешек, как сервировочный столик, на непонятно откуда взявшемся здесь круглом вертящемся табурете и расположился Георгий Собакин. Рядом с заботливо освобожденной от простыни головой усопшего стояли полная рюмка и наполовину опорожненная бутылка джина. Вторую рюмку Собакин медленно поворачивал в руке, делая из нее временами маленькие глотки, видимо, служившие паузами между его глубокомысленными фразами, которые вместе с гулким эхом заполняли пространство гаража.

— А вот еще одна виса, имеющая отношение к делу! — произнес Собакин, не поморщившись, отхлебнул глоток из рюмки, шумно вздохнул и затянул, -

Я узнал Что нельзя мужу Слишком в свои Силы верить. В смертный час Изменит удача, Но и дух Воина дрогнет.

— Георгий, — Клим окликнул поэта настороженным голосом и подошел ближе.

— А, сыщики к нашему шалашу, ретивые рыцари момента, энтузиасты вантуза и швабры, уборщики хозяйской блевоты! И что тебе, о, Клим Буров, понадобилось от вырвавшегося из обыденности художника, погруженного в размышления о вечности?

— Георгий, ЧТО ты здесь делаешь? — Клим не посчитал нужным ответить на многочисленные, откровенно оскорбительные определения абсолютно пьяного и, по-видимому, совершенно неадекватного субъекта.

— Провожаю в последний путь одинокого, не оплаканного женой и друзьями воина… — серьезно ухмыльнулся Собакин. — Что же тут непонятного? Меня всегда интересовали вопросы судьбы и смерти…

— Ты пьян, Георгий, и несешь, хрен знает что, а мне, тем не менее, нужно с тобой поговорить… пойдем-ка отсюда, — Клим попытался за локоть приподнять Собакина. Однако, тщетно. Тот, в общем, и не слишком сопротивлялся, он просто уже был не в состоянии куда-то двигаться.

— Оставь, Клим, ну, чего тебе надо? Думаешь, что вы сможете с этим глупым Силиным волкошавкой найти убийцу? Бесполезняк! Ибо имя ей смерть! — Собакин многозначительно и плавно вытянул руку и оперся на бетонный пол воображаемой косой.

— Хочешь сказать, что убийца — женщина?

— Как-кая женщина? — Гогель качнулся на стуле, — а… ты об этом? Узость мышления, видимо, болезнь заразная. Кстати, свойственная Тимуру. Легионер, скандинав, на него глядя, сомневаешься, что когда-то было возрождение, просвещение, моральные ценности и… что-то там еще… Надо бы по этому поводу вису, ах, да…

Клим смотрел на пьяного поэта почти с нежностью. Как это ни странно, Гогель был единственным персонажем в этой компании, который вел себя по-человечески. Пусть нелепо, с изрядной долей идиотии, но по-человечески. Надрался вот, сидит и читает безо всякого смущения и почтения скандинавские висы отошедшему в мир иной, между прочим, мало симпатичному ему при жизни Мунасипову.

За своими мыслями Клим не сразу заметил, что Гогель уже минут пять безуспешно к нему взывает.

— Кли-и-им!

— Ну, что еще?

— Шерше ля фам, Клим. Ищщыте скелет в шкафу. Где-то он точно есть…

— Что ты имеешь в виду? — Клим неожиданно напрягся, в интонации Собакина чувствовалась глубочайшая уверенность. "Может, знает чего или слышал?" — подумал Клим. И тут же засомневался — ну, какой с пьяного спрос?

— Ты, что типа тту-упой, не понимае-ешь? У всех рассованы склеты по шкапчикам… А Тимур любил откапывать компроматы, ну, любил он власть… Вот какого-то он зацепил… Сильно… — Гогель замолчал и застыл, мутными глазами глядя перед собой…

— Гогель, слушай, а что за разговор ты слышал ночью? — Клим сделал слабую попытку перейти к существу дела.

— Ноч-чью? Чья ночь? Ничья! Ничей поэт ничейной ночью ничего…

— Гоша! Ты слышал разговор Тимура с Квасницким? Гоша! — Буров потеребил застывшего в коллапсе на табурете Собакина за руку.

— А? Что? Нну, чего тебе надо, блин? — Гогель стал отталкиваться от Клима, чуть было не потерял равновесие и наоборот вцепился в его плечо. — Давай, лучше выпием! За упокой души тирана!

Клим неожиданно ощутил, что и впрямь не мешало бы дернуть рюмку джина. Если не за упокой, то хотя бы собственного здравия для. Ну и для продолжения беседы "с пристрастием".

— Пожалуй, действительно выпью, — решился он.

— Давно бы так! — перспектива обретения собутыльника, похоже, даже как-то взбодрила Собакина. — Вы не возражаете, сэр? — кивнул он телу Мунасипова, поднял придвинутую к его голове наполненную рюмку и серьезно пообещал, — я потом снова налью.

"В конце концов, почему и нет?!" — подумал Клим. Конечно, пить из рюмки, предназначенной покойнику, мягко говоря, несообразно… Но не с Гогелем. Вот, пожалуй, это и есть самая привлекательная черта таких людей, как Собакин. С ними можно пренебрегать приличиями, суевериями, этикетом и делать то, что тебе совершенно не свойственно.

— Ну, не чокаясь, стало быть, — Гогель протянул рюмку Климу, к чести сказать, умудрившись не пролить ни капли.

Клим резко, без смакования опрокинул джин в рот, честно говоря, это был тот редкий случай, когда он предпочел бы водку. Выдохнул и, подавив судорожное движение желудка, вытащил сигарету.

— А сейчас виса, — параллельно заглотивший джин Гогель выпрямил сутулую спину и вознамерился читать.

— Потом, — судорожно прервал Клим начинающийся поток красноречия, — сначала о разговоре…

— Ну, ладно, — податливо согласился Собакин.

У него наступила стадия любви и желания угождать всему миру, в особенности же разделившему с ним алкоголь сотоварищу.

— Вообще-то я уже все рассказывал этому приставучему Юсупову. Умеет же Гарин выбирать себе волкошавок, как я их называю. Впрочем, рядом с Силей редко встретишь нормального человека.

"Странно, — подумал Клим, — а я ведь недавно думал о том же. Все-таки в этой компании Гогель наиболее близок мне по образу мыслей. Хотя, может быть, сказывается обманчивое влияние зеленого змия". И он тут же вспомнил, что где-то слышал или читал о медиумных свойствах пьяных людей, которые могут без труда настраиваться на волну собеседника и чуть ли не улавливать его мысли.

— Собственно, ничего такого я не слышал, — продолжал Гогель, — просто проснулся ночью от сушняка и головной боли — я ведь еще позавчера начал… Короче, свет горит, но никого нет, ну я и пошел на кухню, подумал сделать абстинентный коктейль по Вудхаусу: ну, знаешь, крепкий алкоголь с взбитыми яйцами. Яйца нашел в какой-то дурацкой коробке и только перепелиные ("Так вот кто их разворошил!" — мелькнуло у Клима в голове.) Так ты представляешь, уж не знаю, как эти яйца народ употребляет, только разбить их совершенно невозможно. Вернее, разбить возможно, а вот отделить от скорлупы — извините, нонсенс! Можно было, конечно, со скорлупой внести свежую струю в диетологию. Но… — Гогель взмахнул рукой, — мои внутренности вряд ли бы выдержали такое нововведение. Они, знаешь ли, находились в нежном состоянии…

— Ну а разговор? — Клим попытался подвинуть монолог поэта ближе к теме, опасаясь углубления в анатомию, однако неудачно.

— Не торопи меня, — обиженно процедил Гогель, — я вообще могу не рассказывать, если неинтересно!

— Ладно, ладно, — примиряюще заговорил Клим, — мне чрезвычайно интересно, извини, что перебил…

— То-то… — медленно заключил Собакин и замолчал.

Похоже, его мнимая бодрость начинала спадать и неизвестно было, сколько он еще продержится.

— Так о чем бишь я… — из последних сил продолжил Гогель, — да, о яйцах. Кстати, я и запомнил, потому что яйца. Намучился с ними… Короче, плюнул я на Вудхауса, выпил какого-то ликера с Перье, слава богу, муази — душка, всегда держит минералку на всякий случай. И с бутылкой пошел обратно к родимому диванчику. Вот… а там как раз Тимур с Ромчиком. Мунасипов ему что-то плел про вермишель с яицами. Он так странно и говорил: "С яицами". И что-то про то, что, мол, Ромчик сам скоро по-петушиному запоет… Короче, я сам ничего не понял. Какая вермишель? Почему с яицами?

— А Роман-то что говорил? — аккуратно вставил Клим.

— А ничего не говорил. Посылал того на хрен. Так и говорил: "Пошел ты Тимур на хрен!". Это, мол, мои дела и тебя не касаются… Пошел на хрен… П-пошел на хрен… Вот он и пошел…

— Гоша, а ты-то сам что об этом думаешь? Кто мог убить Тимура?

Собакин манерно откинул голову назад, потом вдруг по-простецки гыкнул и повертел обеими ладонями, словно собирался играть в "ладушки".

— Да любая. Или любой. Хоть я — совершенно не помню, когда отрубился! А заметь, какая неправдоподобная и одновременно поэтичная смерть! Бильярдный шар, не какой-нибудь контрольный выстрел или взорванная машина… Вообще во всем этом есть какая-то мистификация. Надо бы вису…

— Слушай, — перспектива слушать висы уж совсем не вязалась с планами Клима, — а ты не заметил у Тимура с Лизой что-нибудь было?

— А я и не приглядывался… Она мной попользовалась, я тоже попользовался. Но она, по-моему, его боялась. Вот в том-то весь и пирог, что все его отчасти побаивались. Потому и странно…

Гогель вдруг нахохлился, покрутил головой и с неожиданной яростью уставился на неуемного сыщика.

— Господи, как же я вас всех ненавижу! Идущие по трупам! Вот, блять, человек сдох, а вы переполошились, чисто пауки в банке. Лишь бы все утрясти и себя обелить, друг друга сожрете и не подавитесь… А ты, на хуй, готов жопу Силе облизать, только бы…

Собакин не смог подобрать слово и перешел к действиям, неожиданно ловко для его кондиции метнув рюмку в лицо Клима. Увидев, однако, что тот, хоть и не без труда увернулся от хрустального снаряда, попытался отправиться и сам вслед за ним. Но, к счастью, донельзя изумленного сыщика драка не состоялась: ноги поэту изменили, и он нелепо рухнул на бетонный пол. Да там и остался лежать, предварительно выдохнув нечто вроде: "Сука…"

"Как же это все-таки по-русски! — грустно думал Буров, возвращаясь из гаража в дом. Сначала чуть ли не лезть с поцелуями, а потом стремиться наварить в бубен!" Надо было, на всякий случай, попросить Юсуповских «бойцов» складировать пьяного поэта подальше, а то, не дай бог, утворит что-нибудь. Клим не раз видел, как вот такая нетрезвая обманчиво тихая сосредоточенность сменяется неуправляемой агрессивностью.

Но черт с ним, с поэтом! Что делать с этой вермишелью, да еще и с яицами?! Что же больше никто этого разговора не слышал? Может, Лиза. Подождите-ка. В гостиной-то, как утверждает Георгий, никого больше не было. Когда же происходил этот разговор: до того, как Силя повел Лизу наверх в комнату или после? А где в это время была Дольская? Клим чертыхнулся, вот Иду-то он совсем упустил из виду. Она вроде бы собиралась уезжать вместе с Квасницким, но не уехала. Так, и все же эта "вермишель с яицами". Что-то напоминает. Но что?

Иногда достаточно только подойти к двери, чтобы шестым чувством ощутить, что в помещении происходит что-то малоприятное. Что-то наподобие мутной изжоги испытал Клим на ступеньках крыльца. Там с какими-то неоднозначными ухмылками толпились «бойцы» Юсупова. Клим не посчитал нужным выяснять у них суть происходящего, зато, воспользовавшись моментом, нашел им дело — попросил отгрузить нетрезвое тело поэта куда-нибудь в более подходящее место, например, в комнату муази (если она не будет против).

Почему-то все мало-мальски громкие ссоры принято называть итальянскими. Хотя, конечно, дело тут, скорее, не в темпераменте целой нации, а в том, что именно итальянцы превратили обычную ссору в настоящий ритуал, цель которого максимально «сбросить» отрицательные эмоции. Другое дело — фундаментальность российского характера. Эмоциями здесь обычно не отделаешься, юмора хватает только на первый акт пьесы, в следующем — "драку заказывали?" с вовлечением как можно большего числа доброжелателей, которые, желая воспрепятствовать желанию двух людей причинить максимальный вред друг другу, неумолимо становятся участниками общей потасовки.

Стоило Климу оказаться в коридоре, как до его ушей донеслись звуки, по которым можно было предположить именно такую типичную российскую потасовку. Оставалось только пройти дальше в дом для определения точного места действия и источник. На его шаги в гостиной отворилась дверь столовой, откуда с лисьим выражением лица вынырнул Юсупов. Он аккуратно прикрыл дверь и тут же спросил:

— Как Собакин?

Клим удивился такому маневру. Что за сокровища скрывает наш питбуль… Впрочем, было не до разъяснений.

— Напился, — коротко бросил Буров и, нетерпеливо кивнув в сторону потолка, продолжил, — что здесь происходит?

На самом деле, это был двойной вопрос: одновременно Климу было совершенно непонятно, почему Юсупов не находится в эпицентре событий — судя по шуму основное действие разворачивалось на втором этаже, в районе гостевых комнат.

— Сильвестр меня прогнал, — хмыкнул тот, — мол, со своей сестрой разберусь сам.

— Так это Эля куролесит? — уточнил Клим.

Впрочем, кто бы сомневался — в этом доме подобную сцену могла закатить только она!

— Ну да, — подтвердил Юсупов, потом позволил себе довольно улыбнуться, — началось-то еще здесь. Как только их роман с Квасницким на поверхность всплыл, так тут она и взвилась. Как заорет, я, мол, этой крысе вонючей ее длинный язык на кулак намотаю и выдерну… Ну и приступила к выполнению программы-минимум… Я, правда, за Лизка вступился, отбил, можно сказать, и отвел в комнату. Вот сейчас Эля ее комнату — то приступом и берет. А Сильвестр с муази пытаются утихомирить.

Все-таки было что-то странное для Клима в том, что Силя «питбуля» удалил, а скромную безобидную Веру Палну оставил в соратниках на поле совместной борьбы с сестрой.

— А где же Нона, Маргарита, да и, кстати, Ида… Они же с Лизхен в одной комнате расположились…

Юсупов поерзал губами, демонстрируя нежелательность вопросов и одновременную никчемность человека, который, с его точки зрения, самое главное-то и пропустил, и с досадой проговорил:

— Да остальные разбежались по углам! Кому охота под горячую руку бешеной сестрички?! Тут, знаешь, чем больше зрителей, тем дольше процесс. Я бы и тебе не советовал!

— Да оставь уж свои советы при себе! — неожиданно для себя нагрубил Буров и, не ожидая ответной реплики, двинулся в сторону лестницы.

Еще со времен общей юности Клим помнил бурные вспышки, свойственные Эльвире. Она могла вскипеть неожиданно, без видимых причин, правда, не так давно Силя утверждал, что характер "бешеного огурца" помягчел с годами. Однако, картина, представшая взору Бурова, явно опровергала это утверждение. Силя и Муази были похожи на упрямых санитаров около буйного высокопоставленного больного. Они крепко, но осторожно держали руки встрепанной дамы, с которой слетели все признаки того, что обычно подразумевают под «дамой». Эля то раскачивала их в разные стороны, пытаясь освободиться, то начинала с грохотом пинать, слава строителям, крепкие цельнососновые, а потому тяжелые двери гостевой комнаты с дикими криками:

— Открывай, стерва трусливая! Я тебе на фиг ноги повыдергаю, язык вырву, сиськи узлом завяжу, чтоб тебе на хрен пусто было! В личной и общественной жизни! Твою мать! Репка никчемная!

Собственно, прервать поток Элиного красноречия никто и не пытался. Тут было предпочтительнее переждать, чтобы, не дай бог, не переключить внимание на себя. А может, все уже получили свою порцию ее нелицеприятных высказываний и решили, что на их долю хватит. Иначе обстояли дела Клима. Заметив краем глаза его, прямо скажем, нерешительное появление, Эльвира повернула голову и выдала очередную дозу проклятий:

— Ну что, прикостылял, наконец, тихоня долбаный! Можешь полюбоваться на гребаный цирк. Эта стерва с тухлой глоткой рассвистела про типа мою случку с этим сосунком недоношенным (тут она снова ощутимо пнула дверь). А этот недоумок, даром, что мой брат, принялся выяснять… Да пустите же вы меня, все, не буду ее трогать…

Она сделала шаг по направлению от двери, дождалась, когда оба стража ослабят хватку, и снова устремилась "на абордаж". "А методика не изменилась…" — с грустью подумал Клим, тут же вспомнив, как изрядно выпившая Эля дубасила одного неосторожно выразившегося в сторону ее драгоценной особы знакомого. Она наносила пару ударов, парень кидался на нее, но его удерживали Клим с Силей. Эля вроде успокаивалась, даже как-то смутно извинялась, а потом вдруг вновь принималась метелить обидчика по лицу.

— Эльвира, собственно, там сын твой тебе звонит. Он тебя по мобильнику найти не может, а там что-то случилось, что-то срочное…

Вообще-то Клим рисковал, его выдумка была, как говорится, шита белыми нитками. Но в случае, когда эмоции на пределе, любая сказка может выглядеть правдоподобной. К тому же, Клим подозревал, что "бешеная сестричка" уже успокоилась и теперь, собираясь с мыслями, элементарно имитирует необузданность нрава. И, скорее всего, как раз подыскивает повод свернуть представление.

Как бы там ни было, уловка сработала. Эльвира замерла, потом потрясла головой, словно пытаясь угнездить новую информацию, предварительно вытряхнув старую, потом вздохнула и произнесла еще неспокойным, но уже вполне нормальным голосом:

— Да, отпустите же меня! Он же не будет вечно торчать на телефоне. Он же со вчерашнего дня не звонил!

Уже когда Элины ступни торопливо застучали по лестнице, Силя расслабленно стукнул Клима по плечу и вполголоса бросил с ударением на второй слог:

— Браво!

— Надеюсь, она уже не вернется на прежние позиции, — тихо поддержала Муази.

— А вы, Вера Пална, прямо идеальная хранительница домашнего покоя! — с деланным восхищением констатировал Буров.

Но если Клим и ожидал услышать в ответ на комплимент хоть какое-нибудь объяснение неожиданно энергичного участия интеллигентной «компаньонки» в столь неоднозначной ситуации, то он ошибся. Муази неопределенно качнула головой и промолчала.

— Да, Вера Пална, — не дождавшись ответа, сменил тему Клим, — я попросил сотрудников Алима поместить хм… Георгия Собакина на время в вашу комнату. Ну, пока он не придет в себя. Ничего, что я так… без вашего разрешения…

— Ничего страшного, — безмятежно откликнулась Муази и даже улыбнулась, — он, как ребенок, за ним глаз да глаз. Я присмотрю.

Глава 10. Кант и запах женщины

Спровадив муази (хоть Клим и не имел в мыслях ничего подобного, но получилось так, что спровадил), он аккуратно постучал в дверь гостевой комнаты:

— Лиза, вы как там?

— Ты бы поговорил с ней, — тут же устало предложил Гарин, — а то что-то я совсем вымотался с этими бабскими истериками…

Буров согласно кивнул головой и, выждав паузу для того, чтобы дать приятелю время спуститься по лестнице, снова тихо постучал. На этот раз замок быстро щелкнул, и в образовавшейся щели появилась испуганная физиономия затворницы.

— Сильвестр, а фурия ушла? Ой…

Лизхен не ожидала увидеть Бурова, вернее ожидала увидеть не его и была ощутимо разочарована, однако растерянно пропустила посетителя в комнату. После «бурь» любому человеку остро необходим собеседник, и особенно сильно эта потребность проявляется у женщин, по крайней мере, Клим уже проверил это на вдове покойного и вполне справедливо теперь рассчитывал на бушующий в крови у "охотницы за папиками" адреналин и уже проявленную ранее склонность к безудержной болтливости. Только следовало вовремя "делить на 16", если не на 160: практика показала, что госпожа Чеганова, прямо как опытный «желтый» репортер, способна огорошить слушателя кричащими заголовками и сенсационными открытиями, не имеющими под собой ровным счетом ничего хотя бы приближенно напоминающего действительность. На «утку» с романом Эли и Квасницкого мог попасться только такой идиот, как Юсупов. Но правильней было отметить, что ход Лизхен был идеален — именно только Юсупов и мог попасться. Уж больно жирна, да выгодна ему наживка — как тут не клюнуть. Остальное уже — действие волны: классическое распространение сплетни в массы и опять-таки классическая реакция на сплетника (в данном случае, сплетницу) со стороны пострадавшей Эльвиры. Хотя, конечно, как посмотреть! Вряд ли Лизхен считает пострадавшей "бешеную сестричку", у нее на эту роль есть своя собственная любимая кандидатура.

"А как все-таки любая стрессовая ситуация вытряхивает из людей накопленный «жирок» подготовленных поз и ролей!" — чуть насмешливо подумал Клим, искоса проследив за действиями Чегановой. Ее фальшивый лоск улетучился, равно как и претензия на звание мужеохотницы, осталась чуть избалованная, трусливая и совершенно не обаятельная, одним словом, обыкновенная неуверенная в себе молодая женщина, нуждающаяся в защите, но совершенно не способная даже в отчаянии кому-либо довериться. Впрочем, в характеристике госпожи Чегановой Клим уже упражнялся накануне и не ошибся. В данный момент она совершала массу лишних движений, выбирая себе место в комнате — место для обороны от собеседника, разговора с которым не избежать. Сначала она устроилась на краешке кровати, потом встала и взяла сигарету (со смертью Мунасипова, упокой, господи его душу, все почему-то начали курить, где, не попадя), сделала шаг по направлению к креслу, но остановилась и опять качнулась к круглому журнальному столику, прищуриваясь и шаря глазами, видимо, в поисках зажигалки. Удивительно, что она даже не предприняла попытки попросить ее у Клима. Очевидно, степень безнадежной растерянности достигла внутри нее своей пиковой отметки.

И все-таки на фоне всех наблюдений Буров ощутил в себе параллельный мужской интерес, даже скорее, любопытство, связанное с памятью сходных ощущений в прошлом. Лизхен в этом состоянии смутно напомнила ему бывшую жену: стройная, с практически идеальной фигурой молодая женщина вела себя, как грузная усталая пожилая матрона, обремененная клубком многочисленных семейных проблем и возрастных болезней. Клим и тогда, и сейчас не мог понять причин подобной метаморфозы. И как всегда это не к месту случается, в мозгу почему-то неожиданно, как назойливая мелодия, всплыла дурацкая фраза из американского руководства для хорошей жены, прочитанного еще в журналистскую бытность: "Поправьте ему подушечку и предложите снять его ботинки. Говорите тихим, успокаивающим и приятным голосом". Тогда, помнится, эта фраза его умилила до крайности, даже оставила какую-то сентиментальную ностальгию по несбывшемуся. А сейчас ему подумалось, что все беды оттого, что большинство женщин пытаются залезть на чужой «шесток», вот и попадают, как кур в ощип. В результате портят жизнь и себе и "шестку".

— У меня есть зажигалка, — произнес Буров и подошел к Лизхен почти вплотную, заставив ее тем самым опуститься в кресло.

Дал прикурить, придвинул (вместо пепельницы) крохотное фарфоровое синее блюдечко, предварительно освободив его от кофейной чашки, а сам устроился на квадратном пуфике, быстро подкатив его поближе к даме. С первым же дымком Лизиной сигареты потянуло курить, но Клим решил потерпеть, вдруг пригодится, как жест, и вместо этого быстро спросил:

— А где же ваша соседка Ида?

— Она внизу осталась, с ней, по-моему, Алим хотел поговорить.

— Вот оно что… — протянул Буров, получив объяснение неуютному поведению Юсупова. — Собственно, я хотел узнать, когда вчера вы обе легли спать.

— Ну, меня под утро проводил Сильвестр, только я не помню точное время, спросите у него, а Ида — не знаю, но после меня. Я уже спала. Да, вам, наверное, уже наболтали, — хмыкнула она, — я перебрала вчера с алкоголем и помню все, как в тумане.

— Все-таки это очень неосторожно, — менторским голосом проговорил Клим, — в вашем положении столько пить…

— В как-ком моем?.. А… это вы о беременности?

— О ней, родимой…

Лизхен выпустила струйку дыма и, явно сделав над собой усилие, попыталась рассмеяться. Получилось жалко.

— Да не беременна я. Это так, — она запнулась и чуть не слезливым, с ноткой истерики, однако не лишенным попытки кокетства голосом продолжила, — ну, что вы ко мне все пристали! Юсупов этот, Гарин, вы еще… Я… я боюсь. Понимаете вы, боюсь! Еще диск у меня какой-то требуют. А я его и в глаза не видела!

— Лиза… — Клим постарался внести в интонацию максимальную мягкость, — да я верю, что вы диск не брали. И спрашивать о нем не буду. Лучше скажите, роман Эльвиры с Квасницким тоже придумали?

— Да ничего я не придумывала! Я просто намекнула Алиму, а он сразу ухватился. Откуда я знаю, — она перешла на скоротечный монолог, — может, был, может, не было, ну ведь мог же и быть! Квасницкий любит матрон! Он сам говорил! Да и Эльвира никогда не упускала случая пропустить фразочку, что мол, ее на «додиков» потянуло. Мол, женщины после сорока предпочитают форму содержанию. — В ее голосе проскользнула чуть уловимая обида. — Какая разница? Они все равно выпутаются, а на меня повесят этого Мунасипова! А сами убили, потому что его все ненавидели, даже собственная жена!..

— А почему вы считаете — ненавидели? — перебил Клим.

— А разве его можно любить? Он же страшный!

"Вот он, типичный образчик женской логики!" — с иронией подумал Буров и тут же посетовал:

— Ну понятие привлекательности — вещь субъективная.

— А я не об этом! — Лиза многозначительно взглянула на Клима, — он по-другому страшный. Был.

— А ведь он, говорят, ухаживал за вами…

— Ухаживал… К Мунасипову это слово не подходит. Он не ухаживал, он пытался завалить, это будет точнее, — Лизхен постепенно стервенела, — я, вообще, не понимаю, как Гарин мог с ним общаться! Они такие разные! Сильвестр, он обаятельный, почти джентельмен. А этот, грубый… — она попыталась подыскать слово и остановилась на банальном, — грубая скотина…

— Все-таки, по-моему, вы слишком строги к Тимуру, — подзадорил Буров, — вот Марго так явно не считает.

— А что Марго, вот такие болонки вполне и могут жить с подобными уродами! Это еще Кант определил такой брак, как юридическое право на владение половыми органами. Ужас, а не брак. Кстати, Марго, если вы заметили, не заливается слезами по покойному. Для нее его смерть — дар божий!

Вот уж кого-кого, а госпожу Чеганову Клим никогда бы не заподозрил в чтении философских трудов! Хотя все может быть, и он снова соотнес ее со своей бывшей женой, та ведь даже цитатник имела на все случаи жизни, куда старательно вписывала наиболее остроумные, по ее мнению, "изречения великих", кои и вставляла в разговоре к месту и не к месту.

— Я даже не знаю, какая женщина могла бы вытерпеть Мунасипова, — наморщив носик, между тем продолжала Лизхен, — наверняка, с какими-нибудь садо-мазо замашками.

— С какими? — переспросил Буров, почувствовав, как в голове опять начинает метаться трудно определимая идея. Это напоминало небольшую гематому, которая каждый раз отзывалась острой болью на самые легкие прикосновения. Где-то в памяти у него хранился ответ на вопрос, некая точка отсчета. Временами ему удавалось подойти к ней то с одной, то с другой стороны, но потом, словно туман, поднималась внутренняя суетливая муть и мешала увидеть всю ситуацию снаружи: картина рассыпалась на фрагменты, оставляя лишь предчувствие целостности.

— Да с какими угодно! — с возмущением выдала Чеганова. — Вон суфражистка какая-нибудь, как Эльвира, с комплексами угнетенной восточной женщины или вон ваша Ида, якобы загадочная девушка с глубокими зелеными глазами. Вот уж она точно не знает, на кого бы ей кинуться. То Гарину глазки строит, то на Квасницкого напускает обаяние. И вообще, она не простая. Он ведь точно с кем-то здесь романчик завела, а с кем, даже мне непонятно!

"Почему ДАЖЕ? — внутренне съехидничал Буров, — похоже, госпожа Чеганова имеет весьма высокое мнение о своей интуиции". И тут же решил расспросить подробнее.

— Лиза, все-таки мне бы хотелось уточнить, почему вы считаете, что Тимуру в отношениях с женщинами требовались какие-то извращения? Я, например, за ним такого бы не заподозрил.

— Ну, Клим, — вдруг хихикнула та, — да вы его с этой точки зрения и не могли рассматривать. Разве что, если б имели склонность к педерастии… — такой разговорный поворот определенно ее обрадовал, она уже неприкрыто начинала, что называется, "прыскать в ладошки".

— Да уж, — смутился Буров и тоже слегка развеселился, — этой склонностью, к счастью, я не обладаю, и все же…

— Да, господи, все же довольно просто, — в ее интонации проскользнула снисходительная усталость, — Мунасипов, ну он был человек конкретный, но не конкретный в том смысле, в котором все сейчас говорят «конкретный», а однозначный. Это — хорошо, а это — плохо, и ни шагу от стандарта. Дом, жена, дети, друзья, деловые партнеры — это один стандарт. А любовница — это изначально объект удовлетворения низменных страстей. Ну, понимаете, две градации женщин — жена и «соска». Что недопустимо с женой, то обязательно для любовницы. Ну и спуску, я думаю, он никому не давал, поэтому я и опасалась его. Я и напилась поэтому: от страха.

— Ну, допустим, — Клим ощутил потребность продолжить тему, ему стало интересно, какие мысли бродят в этой хорошенькой, на первый взгляд, не слишком сложной головке, — а вот, если мы, например, возьмем Романа Квасницкого, он на извращения способен?

— Рома? — Лиза чуть прикусила губку, — ни то, ни се, удачливый гастролер, думаю, ничего особенного. Они с Тимуром активно не любили друг друга. Но если ты, ой, извини…

— Наоборот, лучше на ты, — похоже Буров набирал бонусы в отношениях с госпожой Чегановой.

— Ну, если ты спрашиваешь, мог ли он убить, то, честно скажу, по приказу Гарина мог. Но вряд ли дела обстоят так. Все как-то запуталось, я все думала, что это Марго или Эльвира… Да и сейчас так думаю… Особенно после того, как эта психопатка на меня накинулась! А потом, здесь все могли его убить… Даже я… Он мне успел таких гадостей вчера наговорить, ну не гадостей даже, а отвратительных… — она замолчала, подбирая слово, — не знаю, историй. Все интересовался, случалось ли мне испытывать сексуальный стресс.

— Как это? — старательно удивился Клим, разговор становился все интересней и интересней, но сошел с нужной колеи — на Квасницкого-то его не удалось перевести.

— Слушай, налей мне чего-нибудь выпить, здесь, по-моему, был маленький барчик.

Заставив Бурова суетиться, Лизхен, казалось, окончательно успокоилась. У нее начинали возрождаться специально отработанные для мужской компании манеры.

— Даже стыдно рассказывать — настолько противно, — продолжила Лиза. — Он говорил, что, мол, одна его знакомая попала в такую ситуацию. Они с парнем гуляли по парку, ну и, суть да дело, устроились в кустах, причем оба уже были голые. И вот в самый интересный момент на них выбежал здоровый служебный пес. Парень залез на дерево, а псина стала, ну свои дела делать с ногой этой самой знакомой. А потом за собакой появился и хозяин. Было очень унизительно, а дама неожиданно получила самый сильный оргазм в своей жизни. Мол, эта дама сама Мунасипову подробно рассказывала. Он все так возбужденно плел, пьяный еще, ну, мне стало противно, и потом даже вырвало. Может, больше от ужаса… Спасибо!

Она взяла наполненную Климом чашку с мартини.

— Н-да, — неопределенно уронил Клим.

Они замолчали. Лизины рассуждения неожиданно обесточили разговор. Сделали его неприятным и неуместным. "Вот, ведь, дамочка, — подумал Буров, — наблевала вчера с перепоя, а подала так, будто ей, барышне утонченной и невинной, всякие гадости рассказывают, а у ней желудок слабый. И вообще…" В гараже лежал труп, а они как будто продолжали рыться в его нижнем белье. Патологоанатомы чертовы!

— Лиза, а ты не помнишь, кто оставался в гостиной?

Она, уже расслабившись, провела ногтями по подлокотнику:

— Да смутно все. Ну Ида с Романом чего-то там шушукались. Она же наверняка только из-за него и приехала. Не подозревала, что ей ничего не светит. Вот если бы она постарше лет на десять была… Дольская, она же вроде меня, только шансов еще меньше.

Гнильца-таки проскользнула в ее тоне, словно подытоживая все опытным путем полученные Климом знания о "женской солидарности". Буров подумал, что здесь ловить ему уже нечего. Только не хватало выслушивать надуманные сентенции о престарелых «психопатках» и честолюбивых соперницах.

Итак, наступил момент, когда Климу, во-первых, захотелось взять полугодовой тайм-аут в «переговорах», во-вторых, он зверски проголодался, в-третьих, его потряхивало от сыпавшихся на его голову "скелетов из шкафа", плотно укутанных в грязное белье. Разряды головной боли грозились расколоть череп надвое и гостеприимно распахнуть его на манер яиц Фаберже… яица! Снова они, проклятые… Вермишель, яица и беременность — вот набор слов, запрещенных к употреблению на всю оставшуюся. А теперь неплохо бы никого не видеть, никого не слышать, навалить себе на веджвудский фарфор горку яств Веры Палны и засесть в укромном месте со старым журналом…пусть даже и маргаритиного производства, с прочими здесь напряженка. Свежая пресса — это всегда дурной тон, а с трехлетней выдержкой она облагораживается, как любой антикварный ширпотреб. Однако как глупо мечтать теперь о мещанском отдохновении! Дом давно стиснут в сумерках, а у Клима по-прежнему ни одной внятной кандидатуры на роль убийцы. Так, пожалуй, можно опросить всех, воспользовавшись методом исключения: как говориться, кто последний — тому и водить. Пока же все, с кем сумбурно и бессмысленно беседовал Буров, только усложняли и засоряли мыслительный процесс, а кое-кто вовсю способствовал его скорейшему затуханию. Мотив преступления всегда лаконичен: страсть, деньги, власть, психический недуг… а тут налицо колтун из мелких и нелепых интриг и ничего больше.

Впрочем, украденный диск можно было бы квалифицировать как относительно крупную махинацию… но она — хвала Создателю! — осталась в тени беби-бума местного значения и прочих ошеломительных открытий. Некоторые из них не столько ошеломительные, сколь озадачивающие, как, например, случившееся только что. Началось все с Мураками, который развалился на ковре и поневоле концентрировал на себе внимание, лениво помахивая пушистым хвостом. И Климу, усевшемуся за обеденный стол, память немедленно преподнесла образ дражайшей Иды. Но — не запятнанный злобными инсинуациями Чегановой, а извлеченный из последней сцены вчерашнего видеоряда: Дольская и Рома на этом самом месте беседуют…но оба в верхней одежде! Наконец-то Буров понял, что ему резало глаз. Не иначе Дольская собиралась отчалить под ручку с белокурым героем вечера!

И тут как назло раскладывается новый веер вопросов. Во-первых, какую роль в интриге отвести таинственной и доселе не найденной Мишель, во-вторых, отчего же замысел не был претворен в жизни и Ида осталась куковать тут без милого дружка, в-третьих, почему ее не видели ни Эля, когда отправлялась спать, ни Гогель, когда пробудился и побрел на кухню? Человека, который способен на исходе бессонной промозглой ночи отправиться бог знает куда, вряд ли может свалить с ног внезапная сонливость. Если Клим ушел спать в пять утра, Эля, как она сама утверждает, улеглась между пятью и шестью часами, то выходит, Ида в этот короткий предутренний промежуток успела потерпеть предполагаемое фиаско и, например, уйти в свою комнату ронять девичьи слезы… Или же в проигрыше оказался Рома, а вовсе не его строптивая спутница? Или Клим не сыщик, а впечатлительный болван, который до сих пор неровно дышит к бывшей пассии?

Ему, конечно, не терпелось поскорей удовлетворить свое любопытство, — пожалуй, только не по последнему пункту, — но на сей раз он не торопился атаковать предмет своих раздумий. Что ему дали предыдущие расспросы испуганных, разозленных, нетрезвых, истеричных людей? Ничтожно мало по сравнению с тем, чего он ожидал от них. А все потому, что он не смог собрать и систематизировать информацию о каждом. Его извиняет то, что в нынешней обстановке это сделать крайне затруднительно, но сие не значит, что следует опустить руки и не учиться на своих ошибках. И потому теперь Клим собирался обстоятельно подготовиться к беседе. Потому он разыскал Сильвестра, который в очередной раз о чем-то спорил с Алимом, и потребовал у него отчет об обыске, который провела юсуповская команда сразу после своего прибытия. Гарин удивленно замолк: ведь он помнил, что Буров наблюдал за принудительной следственной процедурой с брезгливым недоумением и заклеймил ее как "энкавэдэшный метод". В самом деле ему казалось, что если орудие убийства на месте, «ищейкам» остается узреть истину разве что по оттенкам носовых платков… Меж тем юсуповская команда прочесала все сумки и даже автомобили, составив полный протокол апокалиптического действа…. Когда «питбуль» подсунул Бурову под нос эту фискальную кляузу, тот едва пробежал ее глазами, однако нынче собрался отнестись к ней внимательней.

Получив ее, Клим было разочаровался. Ну что ему был за интерес заочно копаться в женских косметичках! В потертом портфеле Собакина «значилась» пустая коньячная бутылка, и можно было себе представить, как ее измучили экспресс-экспертизой. Хотя наверняка сосуд выполнял роль фляги, в которую нелепый поэт втихую переливал остатки с барского стола. Хотя зачем эму здесь эта уловка: он мог преспокойно стащить из бара любой напиток, не прибегая к таким сложностям!

Клим вспомнил разговор с Собакиным… и тут же предпочел забыть. Этак можно додуматься до преступного сговора Эльки с Гогелем, основываясь на том, что одну тянет на место преступления, а другого — к жертве! И, что греха таить, Буров не без стыдливого вуайеристского трепета приступал к строкам, посвященным Иде. Развлечение сомнительное, но все же развлечение…

Насколько он помнил, Дольская любила сетовать на свою «неженскую» долю: мол, таскает она, бедная, с собой кучу всякого хлама и никак без этого не может обойтись, в то время как у нормальной женщины должна красоваться на плече не сума, а сумочка, и желательно скромная и дорогая. Ида же, не чуждая любви к печатному слову, носила с собой любимые книги, и чужие рукописи, которые ей было поручено редактировать и которые она неизбежно порывалась развеять по ветру с небоскребов, — и однажды-таки развеяла! Все это случилось на глазах у Клима, когда они пришли в гости к бывшему поклоннику Дольской, пожилому любителю кактусов. Буров уже не помнил, чем этот господин занимался в свободное от ботанического хобби время, а также — что привело Дольскую в состояние разрушительной меланхолии. На взгляд Клима гневаться было решительно не от чего, и любитель кактусов оказался весьма приятным и доброжелательным собеседником. И, кстати, пострадал-то совершенно непричастный к событиям автор злополучного опуса, развеянного по ветру…

Так или иначе, ныне Ида ограничилась традиционным дамским набором без литературных излишеств. Помады, тушь, записная книжка, рекламный буклет про чай для бесповоротного похудения (с летальным исходом, как хотелось добавить), и прочие мелочи…

Но внимание Клима привлекла одна деликатная деталь: в хвосте списка, после персикового геля для интимной гигиены (увы и ах!), обнаружилась туалетная вода. Клим не обратил бы на нее никакого внимания: он ехидно умилялся скрупулезности юсуповской команды по части описания дамского инструментария, и на сем его знакомство с "протоколом обыска" завершилось бы. Если б не эти духи, напомнившие ему одну вчерашнюю сцену: столь ожидаемый ныне Рома Квасницкий преподносит Нонне коробочку с тем же лейблом… Кензо! Повод для заострения дедукции и прочих методов ничтожен. Мало ли женщин по всему земному шару благосклонны к этому запаху. Нет ничего удивительного, если Леди и Ида пользуются одним и тем же парфюмом. И все-таки пустячное совпадение не хотелось сбрасывать со счетов. Клим плохо разбирался в ароматах, но даже он имел некоторые представление о модном японце. Точнее о созданном им запахе, напоминавшем горький миндаль. Кто-то из знакомых женщин обронил это сравнение, а Буров мимолетно подумал, что его обоняние не приняло бы подобный изыск. Однако лучше один раз понюхать, чем сто раз услышать. Глупо рассуждать о запахе умозрительно. А что если «Кензо» — дежурный подарок Квасницкого знакомым особам? Буров вспомнил, как в былые времена дефицита его двоюродный брат купил двадцать овощерезок "для подружек".

— А что… колготки — это банально, — рассуждал он. — А я дарю творческий эксперимент!

Братец слыл среди родственников сумасбродом, меж тем его "овощерезная тактика" имела успех, и он был женат четыре раза. Может, и Рома оседлал тот же метод: накупить одинаковых флаконов и одаривать, не мучая себя особенностями индивида!

Про Иду вопросов не меньше. Она не любит резких ароматов, и ее трудно причислить к тем радикальным чистюлям, которые намываются до скрипа по три раза за день. Зачем же ей понадобились изыски для ухода за бренным телом на штатной пьянке?! Напрашивается предположение, что Ида ехала на злополучное торжество, зная, что ей предстоит «ответственная» ночь… И может, не одна! С Квасницким ли или с кем еще… Конечно, ее ход мыслей мог быть вполне невинен: дескать, приму с утра похмельно-взбадривающий душ, а потом отправлюсь восвояси чистой. Но разве обязательно разводить "интимные церемонии"! Хотя… может, Клим чего не понимает? Не исключено, что некоторые барышни ванну из розовых лепестков принимают, дабы привлечь самцов еле уловимым и гипнотическим ароматом лона…

Тьфу, только отвлекающих маневров сознания не хватало! Разве имеют значения сейчас уловки изменчивой Иды! Клим немедленно уличил себя в бессмысленной ревности и поспешил возблагодарить провидение, что в сумочке Дольской не завалялся тест на беременность. А мог бы! При таких извилистых сексуальных связях этой "веселой семейки" — истинных и мнимых — ожидай чего угодно. Впрочем, если копнуть, то у любой сложившейся прочной и давней компании рыльце в пушку. На том она и держится, как ни парадоксально это звучит. Конечно, принцип "все со всеми переспали" нередко нарушает гармонию дружбы, но уж если родство душ не разрушилось от близости тел, тогда уж никакие ураганы судьбы ему не страшны.

Глава 11. Абрахам Брил и ретивый дилетант

А Идочка и жнец, и в дуду игрец: и редакторша, и журналистка, а теперь еще дизайн интерьеров ей не чужд, — в очередной раз подивился Клим талантам Дольской. В сущности, он этим занимался с момента их знакомства, которое состоялось на предновогоднем сборище в дружественном Бурову издательстве. Там вокруг Иды сгущались противоречивые энергии, и никто толком не мог ответить на невиннейший вопрос "кто эта девушка". Один заверил, что она художница-неосоцреалистка (жуть!), другой обозвал ее "бешеной графоманкой", третьему она была памятна пикантным эпизодом: играла в карты на раздевание с двумя редакторами, в результате чего осталась в неглиже… а кто-то яростно опровергал эту версию и выдвигал свою: на спор обнажила свои «культовые» сиськи в кафе напротив, куда любили завернуть здешние сотрудники… "Интересная девушка, — рассеянно подумал Клим. — Во всяком случае, две важнейшие детали экстерьера у нее большие — грудь и глаза. А, собственно, чего еще требовать…" Сблизившись с Идой, Буров не обнаружил ни графоманства, ни обнажения частей тела в общественных местах, зато узнал куда более прозаические ее особенности. Дольская оказалась девушкой ленивой и рассеянной, но это полбеды. Она словно испытывала климово терпение, а Буров, изо всех сил желая быть галантным, старался не показывать своего недовольства. Дал ей ключи от дома — она их моментально потеряла. Помог ей устроиться на приличную работу, благо, что полезные связи он умел поддерживать, — она тут же умудрилась кого-то подставить, причем изящно и ненамеренно. В общем, вела себя так, что однажды захотелось ударить ее по красивому лицу. Но Буров не ударил, он галантно выразил недоумение, на что Ида обозвала его занудой и ушла с перископов. Клим даже заскучал поначалу. С ней было необычно. Она — изделие штучное, но слишком мудреное в управлении, вдобавок с потерянной инструкцией. Зато развлекаться с ней — милое дело. Девушка-фейерверк, и не без божьей искры. Есть такие барышни: чуешь, что бог талантами не обделил, только вот в каких сферах — никак не раскусить. Приходится их любить за красивые глаза.

Мечтательная ретроспектива запнулась о недавнюю реплику Лизы Чегановой. Что там она говорила о том, какой женщине пристало интересоваться покойным Тимуром? Источник крайне ненадежен, но иного не дано. Дама должна быть либо сама с садо-мазо свихом, либо «болонкой», как Марго. Ни при каких обстоятельствах Буров не причислил бы Маргариту к «болонкам», однако, похожих на Маргариту типажей среди действующих лиц не наблюдается. Нонну, ее ближайшую подругу, никогда бы не угораздило даже мимолетно связаться с семейным деспотом. Она хоть и не отличается маргаритиными редакторскими амбициями и жаждой самовыражения, но в доме будет доминировать. Муж может пошаливать на стороне, но блефовать с завещаниями и принуждать к обильному деторождению ему в голову не придет. Эля? Дубль два с давней зазнобой для нее абсолютно исключен. Тайная экзальтация Веры Павловны? В тихом омуте известно кто водится… И в показаниях противоречия. Надо разузнать у Нонны, что она за птица и по какой траектории попала к ней в услужение. Хотя скорей всего она благодетельная до мигрени, иначе Силя почуял бы неладное. Остается несравненная Ида, которую раздражают добродушные любители кактусов. И трудно удержаться от каламбура: Клим ей тоже не климатил! Может статься, причина в том, что она неровно дышит к властным и порочным?

И тут как монетка в недавно опустошенный автомат — с гулкой надеждой на выигрыш — из долговременной памяти в актуальную упала цитата из доктора Абрахама Брилла. Что-то о том, что неврозами болеют только порядочные девушки. Ида — не очень порядочная, а вот Муази не очень девушка, но что касается непорочности — самое оно. И все же невротики за редким исключением причиняют зло, прежде всего, самим себе. Они способны скорее метнуть шар в собственную голову, нежели в чужую. Далее — путаница в диагнозах. К счастью, Клим давно прошел стадию увлечения психоанализом, которую иначе как "ретивый дилетант" не назовешь, и уже предпочитал не углубляться в тонкости различий неврозов и психозов. В конце концов, один раз в сто лет и незаряженное ружье стреляет. Иными словами, и рука праведника однажды становится карающей десницей.

Впрочем, с праведником Клим перегнул, — тот незамедлительно покаялся бы, чем изрядно облегчил бы участь затворников гаринского особняка. В том числе и самого Клима, который на нервной почве курил одну за одной, так что гортань, похоже, превратилась в тлеющее пепелище. Надо было все-таки порадовать нутро вкусной и здоровой пищей, заглушив дымную тошноту. Из кухни доносился уютный звук работающего телевизора. Вера Павловна кормила подопечных Юсупова, а они совмещали потребление хлеба и зрелищ. Непроизвольно Клим прислушивался к стадионному гулу: по спутниковому каналу транслировали футбольный матч. Как будто с другой планеты… Буров вспомнил путаный отчет Собакина о его незадачливых ночных «похождениях» и представил, как Муази потчует незваных гостей вермишелью с яицами. С чего бы Тимуру вспоминать это блюдо, когда вокруг полно изысков?! Может, Пална выкладывается только для семейства Гариных и их гостей, а сама любит питаться простецкими ностальгическими кушаниями… Но с какой стати это волновало двух вип-персон за ночным бильярдом? И как ни крути, эта нелепая деталь — последнее, что слышали от покойного.

На кухне Клим получил аппетитный обед. Муази выглядела печальной, но подтянутой и готовой к распоряжениям. Буров ожидал, что юсуповские "рыцари вантуза и швабры" не слишком приветливо отнесутся к вторжению детектива-самозванца, но, как только они услышали, что Буров вызывает Веру Павловну на приватный разговор, сразу встали и деликатно покинули помещение. Клим, заметив, что они уже закончили трапезу и теперь баловались футболом, не стал их останавливать, мысленно возблагодарив за сообразительность. Похоже, кухня в этом доме взяла на себя роль исповедальни. Но доверительный дух помещения все равно не помог: Вера Павловна не поведала никаких тайн. Во-первых, она даже слегка обиделась на вопрос про «мистическую» вермишель:

— Такого здесь никогда не готовила. И сама не ела.

Даже строптивость в глазах заискрилась! Во-вторых, заснула она вчера быстро, но так же быстро и проснулась. Беспокойный сон — ее давний недуг, Нонна ничего не перепутала. Но, коротая бессонные ночи, Муази вовсе не прислушивается к происходящему за дверью, а мирно читает.

— Пойдемте, покажу, — пригласила она Бурова к себе в комнату, где оглушительно храпел нетрезвый поэт.

Что правда, то правда, книг у нее было много. От них ломились целый стеллаж и «прикроватная» этажерка.

— Я специально многие к себе перетащила со всего дома, чтобы ночью не сновать, как привидение. Люблю вот Драйзера, Соллогуба, мемуары Андрея Белого мне в последнее время нравятся… — Муази методично делилась своими литературными вкусами, словно от этого зависел ход следствия, а Клим по-идиотски жалел, что согнал "рабочих лошадок" с важного матча. Впрочем, не надо путать эмпатию и стремление сознания любым способом отвлечься от происходящего: на кухне хоть краем глаза футбол или новости захватишь, а в обители старательной домработницы вниманию не юркнуть в безмятежную гавань.

— Вера Пална, объясните мне, дураку, от чего у людей сон нарушается. Вот я лично, как мой приятель выражается, могу спать с любого места наизусть. Почему вы плохо спите? — и Клим старательно состроил доброжелательно-заинтересованную физиономию с дегенеративной ухмылкой. Позже он пожалел, что предстал перед Муази в такой личине, но в этот момент роль свойского парня с чахлым кругозором казалась ему как нельзя более подходящей.

— У меня это уже давно, — помолчав, спокойно пояснила Пална. — Муж был человек больной. Алкоголик. Вот я и привыкла просыпаться от каждого шороха: не дай бог, чего учудит.

— Он мог… ударить вас во сне? Буйный был? — сочувственно оживился Клим, памятуя о невероятных и нелепых своих версиях насчет тимуровой пассии, засело в мозгу пресловутое «садо-мазо», будь оно неладно. Ничего не подозревавшая Муази прохладно и вежливо улыбнулась:

— Нет, он был совсем не буйный. Он наоборот был золотой человек. Никого не трогал, если напивался, засыпал быстро. Но у него весь желудочный тракт больной был. Вообще с ним от алкоголя приступы случались, нужно было все время контролировать… ой, да что вспоминать все это. В общем, сон у меня с тех пор, как у медсестры.

Откровенничала Вера Павловна с едва заметными колебаниями мимики. Казалось, задай ей сейчас любой бестактный вопрос, сотрясающий устои старых добрых викторианских экономок, — и она ответит, не поведя бровью. Что-то было в этой реакции не вписывающееся в образ самозабвенной кулинарки при богатом доме. Клим только теперь обратил пристальное внимание на внешность этой женщины. Ее лицу было присуще то гладкое дородное достоинство, которое отличает расписанных с любовью матрешек от их ширпотребных сестриц. В облике Муази причудливо уживались настороженность и чуть ли не даосское приятие происходящего вокруг. На мгновение Бурову показалось, что Вера Павловна совсем не та, за кого себя выдает.

И тут же он поморщился от расхожего «шпионского» клише: разве не все мы не те, за кого пытаемся себя выдать…

Подытоживая короткий тет-а-тет, Клим сделал только один неутешительный для себя вывод: он опять не поймал за хвост мифическую догадку, которая уже превратилась в навязчивую идею. Он по-прежнему не мог толком объяснить, чего ищет: откровенный жест, случайно вырвавшееся слово, страницу из записной книжки, — иным словом, нечто, делающее хаос показаний стройной логической системой. В реальности же вопросов становилось все больше, а хаос крепчал. Оставалось малодушно успокаивать себя одним: к концу дня он все равно изложит свою версию Сильвестру и иже с ним. Жесткие временные рамки, как ничто, способствуют выполнению задачи. Кстати, ни один литературный сыщик из тех, с кем Клим знакомился на захватывающих детективных страницах, не имел такой странной задачи: моментально переквалифицироваться в пинкертона и в течение дня найти убийцу. Впрочем, про себя Буров оговаривался, что от него требуется лишь правдоподобие, а не правда. От таких оговорок та часть его натуры, которую психотерапевты называют Ребенком, чувствовала творческую безнаказанность. Но две другие части, которые психотерапевты называют Взрослым и Родителем, все больше хмурились и опасались итога.

Пока же итоги были только предварительные. Муази в довершении к своему книголюбию, заверила, что она вообще лишний раз из комнаты ночью не выходит. Тем более, когда гости. Что, мол, шастать как привидение, людей смущать. Лучше не видеть того, что тебе видеть не предназначено. "Какая мудрая позиция!" — чуть было не воскликнул Клим с досадливой иронией. Как раз теперь извечное любопытство особ приближенных (причислить Муази к слугам язык не поворачивался) было бы очень кстати. Что же скрывает дражайшая домоправительница?

Тем временем юсуповская команда перетекла в гостиную. Логично: в ней тоже был телевизор, впечатлявший необъятным плоским экраном. Футбол подошел к концу, и усталые спецы перешли к серфингу по каналам. Боковым слухом Буров уловил, что некто из них хотел посмотреть новости, а его коллега — бокс. Клим не осуждал их за профессиональное безразличие, но отметил, что Муази слишком много вокруг них суетится. Если учесть, что здесь не слишком жаловали Алима… Но подозрительные мысли Клим оставил себе "на закуску", пока же рассеянно пялился на мельтешение кадров. Бокса он так и не дождался, зато успела «приклеиться» одна мелодия. Он уже поднимался наверх в поисках Дольской, когда нимфеточный девичий голос встрял со знакомой песней на французском, кажется, — Клим в нем не силен. Вот Ида — она, кажется, немного разбиралась в романских языках…

Глава 12. Григорий Сковорода и тайна Муази

Она уже шла навстречу, кутаясь в свой необъятный зеленый шарф-палантин. Нельзя сказать, что увидев своего бывшего любовника, она просияла, но тем не менее на ее лице отразилось нечто вроде оправданного ожидания. Она не просто согласилась «поболтать», как скромно выразился Клим, — она "давно хотела поговорить". Вчера они были отстраненно милы друг с другом, а теперь Ида была готова опереться на мужественное плечо. Памятуя о прошлом, Клим не слишком торопился предоставлять импульсивной даме точку опоры и отметил про себя, что Дольская устремилась к нему не раньше не позже, а именно в самый удобный для разговора момент. Ручаться за четко выстроенный "план допроса" было нельзя, но, во всяком случае, Буров примерно знал, в какое русло направит беседу, и…успел соскучиться! Драматичного разрыва между ними не произошло, после своего исчезновения Ида оставила терпкое послевкусие, — по таким особам, которые не успели основательно испортить жизнь, но обогатили ее палитру, всегда немного тоскуешь… Словом, Дольская в свойственной ей манере появилась вовремя! Весьма редкое качество для современных девиц, и речь, упаси боже не о банальной пунктуальности, а о телепатическом чутье…

Пока Клим углублялся в мысленные лирические пассажи, Дольская одурманила его своим парфюмом (миндаль не миндаль, но горечь у него завлекательная!) и привела к порогу той комнаты, где Буров скоротал ночь.

— Мои апартаменты заняты, там Лиза куксится. Ее ж теперь никто не любит! — не без томного торжества произнесла Ида, по-хозяйски устроилась в кресле и из-под ее накидки появилась изящные темно-бордовые коготки, которые держали силину любимую фляжку. — Угощайся, это меня Эля снабдила переходящим символом неувядающего похмелья. Люблю эти сосуды, что-то в них есть патриархально-шпионское… — и тут же, нахмурившись, перескочила на другую тему. — Я давно хотела тебя найти. Жаль, что это получилось именно теперь…

— Видимо, плохо хотела. Ты давно приятельствуешь с Нонной? Могла бы сто раз со мной встретится — при твоей-то изобретательности…

— Но я понятия не имела, что ты и есть тот самый Клим! При мне они упоминали тебя только один раз, и Сильвестр сказал, что…

— Подожди, Ида. Я не стремлюсь узнать, что обо мне говорят в мое отсутствие, и это положительно сказывается на самочувствии. Скажи лучше, зачем ты меня искала.

— Давай сначала немного выпьем. Смажем шестеренки! — и Дольская одновременно просительно улыбнулась.

Буров понял, что она врет: вероятно, Ида прекрасно была осведомлена, о каком Климе идет речь. И не особенно удивилась, когда увидела его вчера в числе гостей. А что касается ее «алкогольного» предложения, так оно не вызывало восторга: в этом доме слишком комфортно выпивалось и закусывалось, так что реальность была всегда готова уйти из-под пяток. Но превращаться в нетвердо стоящее на конечностях подобие Гогеля Собакина в планы не входит. И уходить от темы разговора тоже, хотя уже понятно, что наметки заготовленного Климом сценария "Как я буду выводить на чистую воду Иду Дольскую" пошли прахом. Буров осторожно отказался от первого «дринка», пообещав присоединиться к ритуалу позже. Тогда Ида сделала обжигающий глоток, поморщилась и поведала, что жизнь ее пошла под откос, что ей уже много лет, а она все девочка на побегушках без семьи и без дома на холме.

— Помнишь, как ты говорил, что, если я захочу, у меня будет дом хоть на капитолийском холме?

— Нет, не помню. Когда ты этой ночью легла спать, и кто в это время еще бодрствовал? Вот это хорошо бы вспомнить.

— И не проси. Я знаю, как это важно, но я никого не видела, когда уходила спать. Но ведь это не значит, что все спали, правда?!

— Не значит, но вспомнить придется. Из тех, кто припозднились, тебя никто не видел. Скажем, я отчалил в эту комнату в районе пяти утра, Эля где-то с пяти до шести, ближе к утру поднялся похмельный Собакин. Вот эти ориентиры тебе как-то помогут?

— Нет. Я ни Элю, ни Собакина не видела. Честно.

— А Тимура?

— Они разговаривали с Ромой, потом он уехал.

— Тогда другой вопрос: когда я уходил спать, я видел, что вы оба с Квасницким сидите в верхней одежде. Ты хотела уехать вместе с ним?

Ида все это время отвечала четко и быстро, всякий раз поднимая на Бурова свои, как она их уничижительно называла, болотные глаза. И почему только представители рода человеческого так тотально подвержены магическому воздействию, которое производят обыкновенные органы зрения? Ведь восприятие прочих частей тела, как ни крути, дело вкуса. Кроме того, идеальные пропорции габитуса все же не могут вызвать глубокого доверия к их обладателю. А глаза могут. Некоторые глаза. Вечный неразгаданный трюизм.

— Нет, конечно, — усмехнулась Дольская после краткой паузы. — Я просто хотела с ним покурить, перед тем, как он уедет.

— Но курить можно было и в гостиной, вчера уж точно!

— Какой же ты прагматик! Хотелось проветриться, вот и все.

Клим вздохнул: чукчи неграм не понятны! Ему бы совершенно не хотелось отмачивать плоть в октябрьской промозглой ночи.

— Тебе известно, куда и к кому отправлялся Роман?

— Нет. Сказал, что поехал зажигать в центр. Что ему тут надоело. Он вообще не любит домашние вечеринки. Тем более, в таких разношерстных компаниях.

— А какие же компании он любит?

— Он непоседа. Предпочитает, насколько я его знаю, шляться по клубам. В общем, чтобы без старперов, молодежненько, — Ида сделала глубокий глоток, горько выдохнула и потребовала, чтобы они пошли покурить.

— Ты все еще много куришь. Ради семьи в доме на холме надо курить меньше. Тем более, если не хочешь оставаться девочкой на побегушках.

Кто это тебе сказал! — фыркнула Ида и вся напряглась от полемического азарта. — Вот ты всегда любил поучать и разводить бытовую философию. Терпеть не могу! Ты не находишь, что для поп-философа у тебя слишком простая фамилия!

— А какая фамилия должна быть у философа по-твоему? — улыбнулся Клим.

— Сковорода, например! — язвительно выпалила Ида. — Или Подорога.

О, не будем вторгаться в тонкие сферы. Осторожней с этими господами, ты совсем не знаешь, о ком говоришь. Приставку «поп» вообще лучше опустить, ведь каждый вкладывает в нее свой оттенок. Мне вот что любопытно: тебя послушать, так Роман не жалует старшую возрастную группу. Но по моим наблюдениям он прекрасно ладит, например, с Нонной. И с Силей, само собой…

— Это другое, неужели ты не понимаешь! Он тут скорее по долгу службы.

А мне казалось, что они с Силей и Тимуром друзья закадычные…

— Сомневаюсь. Если честно, я не слишком вникала в их отношения, — сказала Ида равнодушно.

Чуть более равнодушно, чем следовало бы. Ведь она умудрилась вклиниться в эту компанию куда основательней, чем это свойственно рядовому сотруднику отделочной конторы. Или Клим отстал от жизни?

— Правда, что твоя фирма получила заказ еще и от Тимура, в связи с чем он пригласил тебя в дом своих родителей?

— Нет, это только обсуждалось… — слегка удивленно ответила Ида. — И вообще это Маргарита предложила.

— А как тебя вообще угораздило попасть в…интерьерную клоаку? — Буров намеренно изобразил пренебрежение, дабы вызвать негодующий подробный ответ. Но Ида и бровью не повела:

— За это хотя бы платят. — Дольская потянулась по-кошачьи и зевнула. — И, скажу тебе честно: гуманитарное образование приводит к отсутствию денег и здоровой личной жизни. Потому я решила переквалифицироваться в управдомы. Да и коллектив у нас приличный. Мы занимаемся созданием… — и тут последовало подробное перечисление услуг конторы, в которой Ида совмещала должности специалиста по рекламе и менеджера.

— Неисчерпаемы твои таланты, душенька. На фоне твоей универсальности я просто жалкий дилетант, не поддающийся профильной идентификации.

— "Кто ты теперь, с кем ты сейчас", — ехидно покачала головой Ида, которая по своему обыкновению за цитатой в карман не лезла, и главным образом, чтобы поглумиться над цитируемым автором или над собеседником. — Мы курим или нет? Или прямо здесь создаем здоровую семью?!

— Не премину напомнить, что у тебя уже была такая возможность…

Климушка, но это же было так давно. Где меня только не носило!

У тебя с Квасницким роман?

— Роман с Романом, какие трогательные предположения! Давай окошко откроем и покурим прямо тут… ты допрашивай, но не увлекайся. Я понимаю, что у тебя нет выбора. Но признайся, Климентий, ты вчера сюда неспроста приехал. Ты ж весь такой интеллигентный, обаятельный и галантный. Даже Роме умудрился понравиться! Умеешь прикинуться милашкой-умником и тихой сапой выполнять особенные поручения, я-то знаю…

— Спасибо, что не сказала "особые"! — хохотнул Клим. — Нам ни к чему попсовые детективные аллюзии. Мы же не поп-писатели, как ты выражаешься. Так что у тебя с Ромой? Надеюсь, я ему понравился не больше, чем ты?

Давай, наконец, покурим!

— Мне жаль тебя разочаровывать, Ида, но мы сейчас не будем предаваться этому любимому пороку Минздрава. Мы покурим позже. После того, как ты поделишься со мной некоторой важной информацией.

Да ты что, рехнулся, дорогой! Даже менты дают курить преступникам на допросах! Даже в тюрьме…

— Но мы-то не тюрьме. И не у ментов… пока. Просто…дорогая, — Клим с нажимом вернул Иде рискованный эпитет, — так быстрей получится.

Буров сработал на импровизации: он сам не до конца понимал, зачем ему запрещать барышне травить свой роскошный организм. Но смутно чувствовал, что элементы легкой «пытки» в разговоре с Идой не помешают. Иначе она запутает его кокетством и туманными авансами, а сама выскользнет в самый неожиданный момент, толком ничего не прояснив. Иначе говоря, им двигали благие намерения. Или так ему казалось.

Ида изумлялась недолго. Тактика «дискомфорта», как немедленно обозвал свой метод Клим, дала скорые результаты. Ида разозлилась, но изо всех сил не показывала вида, понимала, что сейчас не время. А Буров старался поддерживать в ней тлеющую досаду. В результате Клим узнал довольно любопытные подробности. Первым номером в новостях шла Муази, которая, оказывается, нанималась к Гариным не экономкой, а телохранителем их дочери! Дольская узнала об этом случайно, ведь Нонна с Силей сознательно не афишировали истинное призвание Веры Павловны.

— Клим, сыщик ты гребаный, — не стеснялась в выражениях Дольская, метавшаяся по комнате, — ты сначала пронюхал бы все как следует, а потом уже меня доставал. Это ж твои старые друзья, а не мои! Почему я знаю, а ты нет!

Так поделись же улыбкою своей, душенька! Как ты вообще умудрилась подружиться с Нонной. Она дама непростая.

— Да, трудная клиентка. Но ведь моя работа и заключается в налаживании контактов. Ты вот тут изволил интересоваться, кто же я есть. Конечно, я не дизайнер. Я посредник между специалистом и заказчиком. Они ведь не всегда находят общий язык. Текущие задачи с рекламой — это детский лепет по сравнению с… человеческими контактами. Но у меня получается… в отличие от тебя! — победоносно прихвастнула Ида.

Клим не отреагировал на шпильку — мели Емеля… он ждал сенсационных подробностей про скромницу Веру Палну.

— Так вот, Нонна с одной стороны, знала, чего хочет, что редкость среди людей ее круга. А с другой стороны — всем не доверяла. Кучу фирм сменила, каждая ей чем-нибудь да не угодила. Это не редкость. Тут она по чьей-то рекомендации напоролась на нас. Мы с ней много болтали, и как-то само собой получилось, что я оказалась однажды у нее в гостях в их городской квартире. Потом началось уже обустройство дома. Все ведь небыстро происходит, клиент успевает наговорить целую сагу о себе, о тете Броне, о любимой канарейке, в общем, сам понимаешь. Мы с ней ездили даже во внеурочное мое время, выбирали всякую мутотень для ремонта. Она ж хотела, как в фильме "Вокзал для двоих": "Сама, сама, сама…" — помнишь эту сцену с проводником. И меня всегда удивляло, что везде с нами шастает одна дама. Кстати, весьма неглупая и практичная. Я еще сначала подумала, что это как в старые времена, компаньонка Гариных. Но ничего не спрашивала, разумеется, ведь не мое собачье дело. Однажды стоим мы рядом с этим домом, — тогда еще забор и ворота монтировали, в общем, они были открыты. Мы стояли рядом с ними, оценивали ландшафты. И вдруг с соседнего участка доносится вопль, и тут же выскакивает пес… не помню, кажется, там тоже дом еще был недостроен. Короче, не успели охнуть, а на нас несется… бог мой, как же эта порода называется? Бордосский дог! Рыжая псина с бульдожьей мордой и зловещей улыбкой. Говорят, зверь что надо, на части порвет и не икнет. Но я это все потом узнала, а тогда мы с Нонной стоим как две клуши, а Муази… ты бы видел эту сцену! Эта рыхлая с виду госпожа Метелица моментально бросилась псу навстречу… будто просто стаю дворовых мосек шугала, которые тявкают на безопасном расстоянии! Я сколько раз слышала про то, как нападающую собаку можно остановить ответной уверенной агрессией, но сама, извините, в штаны наложу. Буду с визгом покидать поле боя и далее по списку "чего не нужно делать". Я с собаками не на «ты»… Но какова дражайшая Вера Пална! При виде такой сноровки у 60-летней тетки я себя и уважать перестала на время. Нет, определенно женщины неприкасаемого возраста скоро будут успешно конкурировать с малолетками по всем жизненно важным статьям!

— Эк ты их жестоко зачислила в неприкасаемые!

— А что же собачка?

Клим поддерживал беседу, а сам корил себя за погрешности внимания: ведь Гогель давеча бормотал что-то о "вечной молодости" домохозяйки, которая тем и заслужила псевдофранцузское прозвище… Да и постойте! И снова, словно, иголка кольнула в висок — а не много ли собак на сегодня? Госпожа Чеганова не так давно излагала сомнительные фрейдистские байки. А вот опять малопредставимая история..

— А что собачка! — фыркнула Ида. — Притухла, остановилась, обмякла… в общем, как в анекдоте: стоит лошадь в луже. Мимо идет ежик. Говорит, мол, ты чего, Лошадь? А она отвечает, и вправду, чего это я… К псу потом быстро потом люди подбежали и его стреножили. Выяснилось, что он взбесился, и кого-то из хозяев покусал. В общем, если б не Муази, возможно, я уже с тобой не сидела бы.

— Вот это финт… кто бы мог подумать. И что же, Муази — телохранитель Нонны? Или ее дочки? Но дочка в Англии! И как Вера Пална умудряется успевать с хозяйством?! Что-то я не встречал такого совместительства…

— Видимо все иначе. Как я поняла, Вера появилась здесь давно. Я деталей не знаю. Нонна мне просто объяснила, что с Муази они давно уже в дружеских отношениях, а детям наняли другую охрану. Короче, Вера осталась жить и готовить заодно. И при случае вот жизнь спасать, — Дольская хихикнула. — Такую повариху еще поискать! У богатых, скажу я тебе, большие проблемы с домашним контингентом… А вообще эффектно: такая патриархальная тетушка, и вдруг бодигард! Гарины сначала скрывали от всех истинное призвание своей домработницы, а теперь уже Силя любит гостей позабавить уроками рукопашного боя. Вера Пална же мастер спорта по самбо и стрельбе, кажется. В общем, титулованная особа. Представь, какая развлекуха: подходит к крутому дяде такая тихоня и раз его — нежно кладет на лопатки. Вчера-то забавляться было не с кем, разве что с тобой "на новенького", но не до этого всем было.

Клим вытер пот со лба. А он-то дурачком с Муази прикидывался! Вот она, женщина из народа. Дога диковинного на скаку остановит! Труп обнаружит — и глазом не моргнет! Теперь понятно, почему она хлебосольно принимала юсуповских подчиненных — профессиональная солидарность… Для нее и шарик метнуть не проблема. А главное, не со зла, чисто автоматически. Допустим, Тимур допустил агрессивный выпад в сторону хозяев дома… Буров уже готов был построить дальнейшую логику, которая упиралась в очередной абсурд, но Ида, грациозно и строптиво дернув плечиком, его опередила:

— Я вот что тебе скажу, Клим. Не советую тебе лезть во все эти дела. Ты любишь поиграть в рыцаря и по совместительству козла отпущения. Неужели ты не понимаешь, что Сильвестр с этим хмырем всех нас просто отвлекают…тобой! В качестве бонуса мы получаем эксцентричные драчку Эли с Чегановой, мандраж Собакина и еще массу удовольствий. А в доме, между прочим, человека грохнули. Я чувствую, что все об этом слегка подзабыл, хотя и суток еще не прошло. Боюсь, что ты — овечка на заклание. Где это видано, чтобы лоху — уж прости! — поручали детективные функции, когда дом напичкан бывшими ментами! Тебе вообще приходило в голову, что фокус с бильярдным шаром — это фальшивка. И на самом деле Тимура убили совсем не так!

Нет, Климу это в голову не приходило. Как, впрочем, и никому другому. Оригинальный ход мыслей у Идочки. Клим отогнал от себя знакомое ощущение не пойманной догадки — оно становилось слишком навязчивым. Во избежание бесплодного самокопания он желал побеседовать с Нонной и Муази. Теперь очевидно, что Пална знает больше, чем говорит. Но вот почему…

— Скажи мне, обличительная моя, а Алим Юсупов с тобой уже говорил?

— К несчастью, да.

— И ты тоже ему выложила вышепроизнесенную версию событий?

— Что я, дура?! Для тебя, мой справедливый, припасла. Я отвечала только на поставленные вопросы. Мое дело предупредить тебя.

— Спасибо за заботу. Скажи мне, а ты случайно не знаешь певицу Мишель?

— Не разбираюсь в певицах. Ты перешел на светскую беседу о вкусах?

— К сожалению, пока нет. Мишель — это знакомая Романа. Может, теперь припомнишь?

— Не припомню. Нет таких певиц. Я не в курсе, с кем якшается Рома. Мне с ним детей не крестить.

— Но у тебя с ним были отношения, — произнес Буров скорее с утвердительной интонацией.

— Нет, у меня не было с ним отношений. Увы и ах! Он не в моем вкусе. Слишком приторный.

— Тогда кто здесь в твоем вкусе? Не верю, чтобы ты здесь теряла время даром, — Клим мягко отобрал у Дольской сигарету, которую она с решительным видом собиралась прикурить прямо в комнате.

— Ты прекрасно знаешь, кто в моем вкусе, — язвительно промурлыкала Ида, поднялась с кресла и осторожно вложила руку Клима в конверт из своих теплых мягких ладоней. В старые добрые времена она так делала, если хотела загладить вину.

— Не стой так близко ко мне, воздух здесь слишком прозрачен, — процитировал Клим, ответив тем самым на ее цитату в начале разговора.

Интимность момента тут же не расцветши увяла:

— Да перестань ты цитировать этих старых рокеров! От них теперь только пенсионерки млеют с минералкой и слабительным! Повидала таких однажды на одном мероприятии.

— А ты что же, ходишь на рокеров?

— Давно это было. Лет пять назад в приступе ностальгии. Была сборная солянка из каких-то немытых идолов перестройки. Там с одной командой играл этот тобой любимый Лис…

Клим действительно когда-то дружил с гитаристом Лешей Лисом. Прозвище он заслужил, конечно, за длинный нос, а может и еще за какие заслуги, но Лис давно ушел с перископов, и в столице выступал редко. Даже удивительно, что Ида его помнила и заметила в концертном рокерской неразберихе… Тут раздумья о тех, кто далече, прервал зычный зов Сильвестра из гостиной. И Климу ничего не оставалось, как поспешить вниз. Ида с саркастическим интересом выслушала его короткое извинение. "С этой девушкой вечно ощущение оборванной связи", — вздохнул Буров.

Перед тем, как уйти, он успел неловко поинтересоваться, с какой стати его загадочная собеседница разделяет парфюмерные вкусы своей заказчицы. Это, дескать, причудливая ассимиляция или Идочка просто хочет, чтобы хозяин дома реагировал на нее так же, как на собственную супругу? Вопрос был поставлен иезуитски. Клим рассчитывал, что одним из вероятных ответов будет категорический протест на последнее предположение. Не прямолинейное вроде "нет, ни в коем случае не хочу, чтобы Гарин реагировал на меня, как на супругу!" — но косвенное. Люди, стремящиеся непременно выиграть в словесном поединке, обязательно себя выдадут. Рано или поздно. А Клим начал было подозревать, что истинная цель Дольской — не Квасницкий, а Гарин. Такие игры в ее духе. Но Ида, ангельски улыбнувшись, заявила:

— У Ромы хороший вкус. Как и у меня. А вообще… ты, оказывается, любопытный! Углядел компромат. И ведь, кажется, вчера тебя никто не просил этим заниматься…

Ее правда: подмеченная мизансцена выходила за рамки климовых полномочий. Тут Бурова осенило, что он вовсе даже и не «углядел», а подслушал. Леди произнесла вслух нечто вроде "а…да…те самые…Кензо", потому и врезалось это название. Русское ухо восприимчиво к японскому слову, — это факт. Кстати, один и тот же брэнд вовсе не гарантирует, что Нонна и Ида пользуются одним и тем же ароматом — их, пожалуй, у знаменитого японца великое множество. Идочка и сама могла бы это подсказать, но не тут-то было! Где-то помалкивает, где-то лжет… Хотя нельзя сказать, что в компании обманщиков она лидирует. Здесь ей чувство меры не изменяет.

Когда Клим, наконец, покинул спонтанную комнату переговоров и устремился на вопль Сильвестра, он едва не наступил на Мураками. Тот, как видно, облюбовал лестницу, несмотря на неоднократные попытки представителей рода человеческого в суматохе растоптать кошачье достоинство.

"Одно к одному, — отметил Клим с судорожной досадой. — Мураками, Кензо… не хватает сакуры, татами и сумо. Прямо сад камней Рёандзи. И никак не разглядеть пятнадцатый камень…"

Глава 13. Прощай, Кензо, или Прибор для вермишели с яйцами

— Квасницкий проявился! Ждем с минуты на минуту, — победоносно заорал Гарин, как только Клим спустился в гостиную.

"Еще одно дерево, за которым не видно леса, — вздохнул Буров про себя одновременно озадаченно и облегченно. — Ату его! А может, оно к лучшему? Ласковый теленок Рома удостоен сразу двух номинаций: решающий свидетель и главный подозреваемый. Поделом тебе, светский лев!"

Если Клим злорадствовал тихо, с сознанием собственной неправоты, то сыскная сборная, судя по доносившемуся гулу, ликовала с пугающим энтузиазмом. Охота на пропавшего абонента, опрометчиво угодившего в «сеть», удачно завершена. Извлеченной из чужого глаза соломинке доверена роль последнего бревна, на которое и взгромоздится вся команда утопающих. Слишком удобно для того, чтобы быть правдой!

Еще спускаясь по лестнице после убаюкавшего всякую мыслительную бдительность рандеву с Идой, Клим по-детски злился на Рому: мог бы уж не объявляться вовсе! С ним никаких зацепок, расколоть его будет непросто… Ему надо не к Сильвестру спешить, а к финской границе. Но тактика завзятого клаббера сродни кошачьей: пушистой меховой горкой развалиться на ступеньке и ждать, пока отдавят хвост. А ведь до сей поры он действовал противоположным образом. Не подставлял, а наступал на хвосты, во всяком случае, госпоже Дольской: не взял дивчину с собой развлекаться! Предпочел певичку с французским именем? Нет, к черту Кензо! Ида определенно равнодушна к Квасницкому.

Происходящее напоминает ловлю комаров пылесосом при открытых окнах. Закрыть окна, отсечь лишних, притаиться по-кошачьи на пересечении энергий. В теплой лунке между сном и явью. Рыжий лестничный дух Мураками помогает медитации. А мешает ей песенка из телевизора, сумевшая моментально прилипнуть к Климу. Стоило только пройти разок мимо юсуповской команды, балующейся серфингом по телеканалам, так голова уже забита очередным музыкальным мусором. Тот французский девичий голосок, припев про парижский бульвар… А мелодия-то, батюшки, ну, точно! У Клима неожиданно ярко возник перед глазами кадр: маленький уютный полуподвальный кабачок, джазовое трио, девушка, уютно грассирующая, и ни к чему не обязывающий эклектичный танец. Начало романа с Дольской. Ида тогда говорила, что главное — это не уметь танцевать, а дать музыке танцевать собой. А кабачок назывался "Заводные яйца". Завлекло смешное название, а потом клюнули на нестандартное обрамление интимных посиделок. Деревянные столы, перехваченные железными ремнями, светильники в виде импровизированных старых чайников. Да, заводные яйца. Они самые. Гоголь-моголь с французским акцентом. Хуже не придумаешь.

Ассоциативный метод опять дал сбой. Может, хоть Квасницкий прояснит секрет народного блюда, упомянутого Тимуром в последние часы своей жизни…

Тем временем в гостиной бурлила энергичная подготовка к тому, чтобы взять Рому тепленьким. Гарин с Юсуповым, памятуя о недавних опереточных раздорах на женской половине, предпринимали попытки подавить очередной мятеж. Попросту говоря, пытались удалить протестующих дам из гостиной, дабы обеспечить конфиденциальность "правды и только правды". Женщины решительно протестовали.

— Вот уж я точно имею право присутствовать! — настаивала Марго, — Не желаю, чтобы вы успели договориться втихую. Вы уже и так неизвестно чего напридумывали!

Клим совершенно упустил момент, когда супруга покойного успела прервать свое добровольное затворничество. Надо сказать, что выглядела она не в пример лучше утреннего. Буров посмотрел на часы: да, пять часов сна для женщины многое значат: ее полуобморочная бледность сменилась лихорадочным румянцем, во взгляде читалась отчаянная решимость игрока, который ставит на кон всю имеющуюся наличность. Конечно, ее неожиданной активности могла бы воспрепятствовать Леди, но Нона, похоже, не торопилась этого делать: ей на руку сейчас неожиданное вмешательство подруги как удобный повод остаться в тени.

— Не думаю, что в сложившейся ситуации могут быть какие-то споры! — Юсупов, судя по тону, еле сдерживался, чтобы не отправить "всех этих баб" к известной матери. — Ваши истерики все только испортят!

— Никто не собирается истериковать… — Нона вступила мягко, но решительно, — но раз мы все находимся в подвешенном состоянии, хотелось бы иметь возможность узнавать новости из первых рук, а не версии "a posteriori".

— Ах, как умно и политично! — Эльвира, как видно, еще не остыла от битв за свою репутацию, и, по-кошачьи расширив зрачки, раздраженно вынула из пачки последнюю сигарету.

"Словно шпагу обнажила для битвы", — усмехнулся про себя Клим. Потом Элька разразилась темпераментной итальянской ажитацией в сторону невозмутимой Леди:

— Ну конечно, ведь речь зашла о нашем голубоглазом любимчике… и, кстати, моем несостоявшемся любовничке, спасибо, милашкам Барби! — добавила она с хищной иронией.

Последняя фраза немедленно окрасила Лизхен, которая и так сидела, забившись в ближнее к лестнице кресло (все-таки из двух страхов: попасть к Элечке-людоедке на обед или оставаться в одиночестве, — она выбрала первый) в песочный цвет обивки. Завидная способность в момент опасности сливаться с окружающей средой! Барышня панически забегала глазами в поисках защиты. Однако Большая сестра не "жаждала крови", по крайней мере, Чегановской. Эля порывисто затянулась и, не удостоив даже взглядом Юсупова, продолжила:

— …тем не менее, я считаю, что для объективности кто-то из нас, — подразумевался, очевидно, женский состав сборной, — должен присутствовать при разговоре с Романом!

— И этот кто-то, конечно же, ты! — с возмущением подхватила Марго. — Ну конечно, сестричка вторит братцу и вместе они найдут достойного козла отпущения или козу, что, вероятнее всего! Знаю я ваш клан, все вы заодно!

Это были последние слова, которые прозвучали более-менее отчетливо. Гостиная наполнилась женским хоровым воплем, собственно, уже и тема обсуждения была отодвинута на второй план, уступив первый взаимным негодованиям и упрекам. Единственный женский голос отсутствовал в хоре, а уж его-то бы Клим узнал мгновенно, — голос Дольской. Даже Лизхен издавала какие-то короткие едкие фразки, правда, по большей части, они были обращены к находившемуся с ней поблизости Алиму.

Но Ида… Ида совершенно спокойно, полуприкрыв глаза, словно отгородившись от происходящего, медленно курила, сидя на диване. Она не участвовала, она наблюдала, скорее даже, лицезрела. Так смотрят фильм хорошо известного своим стилем режиссера с уже заранее прочитанным сценарием, когда по большому счету интересны только лишь возможные расхождения с твоим уже созданным личным представлением.

— Антракт, вашу мать! — рев Гарина перекрыл все существующие понятия о децибелах.

Сам Николай Васильевич мог бы аплодировать возникшему оцепенению как наиболее удачной интерпретации немой сцены из «Ревизора», а мадам Тюссо обрыдалась бы от зависти. Клим восхитился Гариным, чей организаторский дар с честью выдержал проверку на прочность. Меж тем Сильвестр, выдержав достойную Качалова паузу, мрачно отчеканил жестким, будто забивающим энергетические гвозди тоном:

Если кто-то здесь полагает, что от его желания что-то зависит, то этот кто-то очень сильно ошибается. Здесь решения принимаю я. И мне глубоко насрать, — этот глагол Гарин позволил себе не без злого удовольствия выделить, — на то, что вы считаете, полагаете и какого мнения придерживаетесь. В гостиной останутся Юсупов, Буров и я. Остальные удаляются на второй этаж в гостевые комнаты. И делают это быстро и молча!

Дальнейшее явилось следствием того, что Клим для себя именовал "магией воли", которая обеспечивала им с Силей совершенно разные формы существования. Буров умел добиваться от людей многого, используя деликатные, кропотливые и долгоиграющие методы. Гарин без лишней рефлексии мог одним махом привести окружающих к общему знаменателю.

Дамы недовольно, но поспешно, точно стайка гусей, двинулись к лестнице. Впереди шествовала "весьма потрепанная, но непобежденная" Эльвира. Освобожденная "женщина Востока", способная в иные моменты не то, что коня, а целый табун на скаку остановить, в данный момент спасовала перед младшим братом. За ней, тихо перешептываясь, поднимались Нона и Марго, — тоже не самые смирные женщины на планете. Чуть поодаль, сохраняя дистанцию, скользила надежно испуганная Лизхен. Завершала процессию Дольская. Делала она это по-королевски неторопливо и вальяжно, сопровождая отступление иронической улыбкой и даже на прощание изобразив в сторону Клима укромный воздушный поцелуй. Бурова прошиб холодный пот: к чему эта неуместная клоунада?! Почему Ида насмехается над ним? У него шевельнулось абсурдное подозрение, что она в курсе, кто стащил пресловутый диск. Мол, Климушка, знаю, но молчу. С Дольской все станется. Ида и корпоративный шпионаж, наверное, совместимы. Но куда лучше Идочка сочетается с блефом. Похоже, не зря вертится у Клима в голове назойливая песенка! Говорят, это признак невысказанной мыслеформы…

— Ну вот и дышать легче стало! Садись, Клим, что застыл, как столб! — угрюмо бросил Гарин.

Буров нерешительно сел на стул у окна. Требовалась короткая передышка перед новыми «открытиями». Бессмысленно уговаривать себя не думать о "белой обезьяне", чью функцию с успехом присвоила госпожа Дольская, однако на повестке дня беглец Рома. Клим накалялся от любопытства и нетерпения: должно же сейчас хоть что-нибудь проясниться! Если, конечно, Квасницкий по ходу не раздумает предстать пред очами босса. И тогда предстоит погоня. Долгожданный адреналин, разминка затекших членов…

— Чего размечтался? — раздался над ухом осипший силин баритон.

Точнее не спросишь. Это ж до чего нужно довести сибарита и лежебоку Клима Бурова, чтобы он грезил о погоне! И только непробиваемый Юсупов как ни в чем не бывало сновал из гостиной в столовую, вполголоса отдавая распоряжения своей команде, а заодно и Муази. Последняя, как теперь подмечал посвященный в ее подноготную Клим, вполне вписывалась в среду "специального назначения".

— Тебе-то что интуиция подсказывает? — тоскливо продолжал Сильвестр, не столько обращаясь к Бурову, сколько к себе самому. — Не верится, конечно, что Роман грохнул Тимура, но, честно говоря, других на… на этом месте вовсе представить не могу! Но даже если так, все равно глупо ждать, что войдет Квасницкий и скажет: "Вот он я, вяжите меня, братки!" Я запутался. Всем верю и всем не верю. Каждый кормит баснями про жену мясника, судя по тому, что ты от них приносишь в клюве. Ничего толком не приносишь. Бабы еще тут… Кто с кем спал, кто не спал… надо же в такую мутотень вляпаться! Я ведь еще вспомнил кое-что. Понимаешь, у Тимура был недавно какой-то осто… надоевший ему роман. Честно говоря, мы с ним обходили эту тему, но он пару раз что-то говорил об одной девице. Я бы всерьез не воспринял — так, обычные блядки. Но Тима обычно не распространялся, тем более про извращения…

— Ты про что? — навострил уши Клим.

— Да я просто… не так выразился! — досадливо поморщился Сильвестр. — Он рассказывал, что… ну что некоторых заводят грубости всякие. Оскорбления на грани фола. Все это, как ты понимаешь, далеко не новость! Тимур вообще был жестким, с женщинами не миндальничал, однако, с левыми случками был осторожен и тщательно их скрывал. Семья для него святое. Жена — это прежде всего мать его детей, понимаешь? А остальные — так, на десерт. С ними можно все, что хочешь, делать, а с супругой нельзя.

— И потому супруге нужен молодой красивый шофер, — машинально вставил Буров, а сам подумал о том, что уже слышал от Чегановой нечто подобное силиным сентенциям.

Все это, действительно, не новость… Он перескочил на тему, которая показалась ему куда как перспективней: что, если грозный муж закрутил Маргарите гайки вовсе не из-за ее креативных новшеств в журналишке, а из-за романтических увлечений экзальтированной женушки?! И именно поэтому она не хотела четвертого ребенка. Если уж рожать, так как от поздней тонизирующей любви…

Меж тем Силя уже развивал тему восточного менталитета, вспоминал тимуровых родичей, нервозно потребовал у Муази, чтобы она отыскала Коран в кожаном переплете, который был подарен покойным год назад… И Клим, наконец, так явственно понял, насколько Гарин был привязан к Мунасипову. Из-под пены первичного шока проступала непреходящая боль утраты.

— Ты знаешь, это и мне было свойственно, — рассуждал Силя, пытаясь отвлечь себя от нахлынувшей печали. — Это как болезнь роста. Трудно относиться к своей половине как к любовнице. И секс с годами угасает. Я через это сам прошел… Ведь Нона к Гошке тоже не с жиру бросилась.

Сильвестр настолько по-свойски произнес последнюю фразу, что Клима захлестнула теплая волна воспоминаний. Словно и не было энного количества лет, словно опять они сидят на кухне еще далеко не шикарной, хотя и трехкомнатной «хрущобы» Гарина и под рюмочку обсуждают животрепещущую тему "как же можно трахать любимого человека". И вместе с воспоминаниями вошло чувство ностальгии и вполне осознанной вины. Что ни говори, а он скучал иногда по Сильвестру или читай по собственной юности. "Как хороши, как свежи были розы…". Но действительность, однако, не позволила ностальгически размякнуть.

— Объект прибыл! — хищно возвестил Юсупов. — Ребята его на подходе встретят, ну а тут уж мы…

Алим быстро уселся в кресло и принял позу, сохранявшую возможность быстро встать и "принять решительные меры". Клим привычно ощутил острое отвращение к «питбулю». Он был абсолютно согласен с тем, что насилие иногда необходимо, но индивиды, получающие от этого удовольствие, вызывали у него, по меньшей мере, чувство брезгливости.

— У вас здесь что, осада, что ли? — залихватски объявил о своем появлении Роман Квасницкий.

"Объект" был явно в прекрасном расположении духа или успешно демонстрировал оное. Он легко прошествовал в гостиную, не потрудившись снять легкую кожаную куртку, и остановился прямо перед откинувшимся на спинку дивана Гариным, как молодогвардеец перед расстрелом, — только весьма глумливый и самонадеянный молодогвардеец. На Юсупова он намеренно не обращал внимания. Скользнул слегка встревоженным взглядом, но и только.

Против кого воюем?

— Присядь-ка Рома, у нас тобой разговор долгий будет… — угрюмо и жестко произнес Сильвестр, он не спускал свинцового многообещающего взгляда с Квасницкого.

Но и помощник был парень не промах и, что называется, держал удар. У Клима даже возникло смутное чувство, что тот морально готов к некоему тяжелому разговору и ведет себя с позиции: будь, что будет. "Неужто ОН?" — панически изумился Буров. Роман, меж тем, скинул куртку, залихватски бросил ее на свободное кресло, а сам подкатил поближе к дивану пуфик для ног и устроился на нем, положив ногу на ногу и принявшись нервно вертеть в правой руке зипповской зажигалкой.

— Я весь во внимании, — храбрясь, улыбнулся он, видимо, решив не терять хорошую мину при плохой игре.

— Куда ты вчера срыл? — начал допрос Сильвестр.

— В клубешник, — быстро ответил Квасницкий. — Я не собирался оставаться на ночь. Ты знаешь, я не люблю оставаться, я не Гоша.

— Почему отключил телефон? — тут же вставил Юсупов.

— А в чем срочность-то? — недоумевающе дернул плечом Роман. — В клубе все равно такой ор, что ничего не расслышишь, да и ловит плохо. У меня было свидание… — Квасницкий замолк на мгновение и вдруг с озорством проартикулировал для вящей наглядности, — Ля мур! Естественно я в отключке, дабы не нарушать процесс.

"Какая свежесть и незамутненность здешним кошмаром, прямо все три глаза отдыхают", — философски отметил Клим. Силя же был далек от лирики.

В каком клубе был? — жестко осведомился он. — Говори. Будем выяснять.

Да что случилось-то? — возмущенно вскрикнул Квасницкий. — Какая половая разница? Что вы ходите вокруг да около, говорите сразу! — нервы его разом сдали, маска симпатяги-сноба съехала набок, обнажив гримасу внутреннего надлома и готовности к обороне. — И… где же главный обвинитель, следящий за чистотой рядов! Или решил появиться после в мантии и с судейским молотком? Эй! Тимур Закареевич! Ваш выход!

Если до сих пор «подозреваемый» не был до конца испуган, то реакция слушателей на последнюю реплику должна была привести его в состояние мистического ужаса.

Клим, резко закашлялся, поперхнувшись дымом, Юсупов вскочил с кресла, а Сильвестр, оторвав спину, наклонился в сторону Квасницкого и сдавленно прохрипел:

— Рома… Ты о чем? Тимур убит!

Слова Гарина, или скорее его движения, произвели эффект, подобный хорошему хуку. Квасницкий резко откинулся назад, и рухнул с пуфика, затылком в пол, зажигалка, выскользнувшая из его рук, устремилась вверх, совершила неправильную синусоиду и громко шмякнулась о паркет.

— Труп намбер ту! — прокомментировал затихшего на ковре силиного зама ошалевший Юсупов.

Клим бросился на колени возле Квасницкого, проверил пульс и с облегчением крикнул застывшему на диване Гарину:

— Да обморок, ничего страшного. Где-то там был нашатырь!

Флакон с нашатырным спиртом был тут же доставлен Муази. "Вот уж и у стен есть уши! — подумал Клим и тут же ехидно одернул себя. — Впрочем, что удивляться, все находятся в боевой готовности!" Пострадавшего усадили на диван и привели в сознание. Роман долго хлопал глазами и открывал-закрывал рот, не издавая при этом ни звука. Он вообще смотрелся как-то нелепо, сразу постарел, веснушки, особенно ярко выступившие на фоне нехарактерной бледности, портили его, как будто превратившись из украшения в симптомы кожной болезни. Он стал похож на сгорбленного маленького старичка, особенно это впечатление усиливал рефлекторно сжатый обеими руками флакончик с нашатырем, который он время от времени приближал к носу. Наконец, его в очередной раз открытый рот выдал ошалелый вопрос:

— Что Тимура действительно убили или мне приснилось?

— Какой уж там сон, скорее бессонница, — заметил меряющий угрожающими шагами ковер Юсупов.

Он покосился на Квасницкого с недовольным опасением: не дай бог опять в обморок грохнется, чувствительная натура! Кто бы мог подумать?! Похоже, доблестному Алиму на все сто не угодила реакция Романа, что определенно выводила его из круга подозреваемых. Только вот что-то он там болтал о "чистоте рядов"?

— Но ведь его же не могли убить?! — Квасницкий достаточно быстро пришел в себя и по-деловому уловил суть проблемы.

Клим вздохнул: дальше логически должна была последовать просьба предъявить тело. Мол, дайте, ребята убедиться. Впрочем, проверить правоту логики Бурову помешал активно вступивший в разговор Гарин. Он только что опрокинул рюмку виски, затребовав бутерброд у Муази, вновь озарившей гостиную своим присутствием, и брутально сжевал закусь. Причем, Клим мог поклясться, что спроси сейчас кто-нибудь у Сильвестра об ингредиентах съеденного бутерброда, тот вряд ли бы ответил. Зато Вера Пална бы не растерялась: все знает, все видит, никто ее с поля боя не гонит. Без сомнения она знает больше, чем говорит. Надо бы не упустить из виду эту тихую последовательницу Брюса Ли…

После перекуса Сильвестр медленно потер руками, подошел к ближайшему к дивану креслу, где валялась брошенная Квасницким куртка, вручил ее опять же Вере Павловне с просьбой убрать в гардероб. Затем уселся в это кресло и деловито уставился на потерянного Романа.

— Так. Рома, давай-ка подробненько. В чем была суть вашего с Тимуром конфликта? Вы ведь ругались, так? Он ведь тебя обвинял?

— Ну д-да… — неуверенно проблеял Роман и заерзал всеми частями тела, избегая смотреть в глаза, — так ты же, наверное, и сам все знаешь…

— Значит, ты взял диск! — напирал Гарин.

— Д-диск? Диск… — и тут Клим уловил в голосе Квасницкого едва различимое облегчение. — Я его не брал. Это Мунасипов думал, что я его взял.

Смотри, Клим, все-таки Тимур был в курсе пропажи… — обозначил тему Гарин, — значит, убийство напрямую связано с кражей!

"Но оно не связано с кражей! — отчаянно протестовал про себя Буров. — Никоим образом не связано!" Только вот доказать это теперь будет трудновато. Разве что…

— Роман, расскажи, о чем вы разговаривали с Тимуром до твоего отъезда, — пусть это была тлеющая ниточка, но Клим не собирался ее упускать из рук.

Квасницкий задумчиво покривил губами:

— Да я не придал этому никакого значения. Все ж навеселе были. Ну он уговаривал меня бросить глупые прожекты, в частности, Мишель… — значит, все-таки Мишель! — А потом с этим диском… Да я и не знаю, что на нем! Силя, ты хоть скажи, — он умоляюще взглянул на Гарина, — что там за инфа была?

— Последний проект Тимура! — с акцентом на «последний» коротко бросил Гарин.

— А…это. Да кому ж он нужен? Ты ведь и сам не хотел ввязываться в этот блудняк! — Квасницкий с флегматичным недоумением мусолил свои кудри, словно пытался их рапрямить. — Все было на стадии предвариловки…

— Рома, а кто мог взять? У тебя есть какие-нибудь предположения?

— Да только свои к нему доступ имели. Вроде никто и не мог. У нас же никогда не было прецедентов. Ты же сам постановил, что в местном сейфе мы никогда особо важного не храним. Кстати, и сейф частенько открытым остается. Если кто взял, то именно за этим списком несчастным охотился. Не по дурочке. Видимо, кому-то нужна была эта утечка. Только тут надо со стороны Тимура копаться. Из наших ведь никто не знал: ты да я.

— Вот именно, — энергично встрял Юсупов, — ТЫ знал!

Роман звонко поставил нашатырь на журнальный столик и свысока одарил Юсупова презрительным взглядом. Вот уж от кого он не собирался сносить никаких подозрений.

— Я в принципе не вижу резона этот диск воровать. Это же не более чем схема, да еще и не введенная в действие. А теперь естественно и не будет введена!

— Прости, у меня еще вопрос не по существу, — Клим пытался максимально смягчить интонацию, понимая, что Роме и так уже досталось, — Дело в том, что вчера я случайно заметил, что ты подарил Нонне духи. Я даже позавидовал твоей оригинальной манере поздравлять именинника, начиная с его второй половины. Но речь не об этом…

У Квасницкого вдруг протестующе отвисла нижняя челюсть:

— Я… я ей ничего не дарил. Никаких духов!

— Но я вчера видел… в конце концов, не вижу в том ничего крамольного!

Силя, сложив руки на груди, с интересом прислушивался к разговору. Клим, поймав его взгляд, обреченно пожалел о том, что он с «Есениным» беседует не с глазу на глаз. Но что жалеть о невозможном: Квасницкий — особый случай. Все остальные подвергались "раздельному интервьюированию". Этот метод не принес ожидаемых результатов: никаких противоречий и путаниц в показаниях выявлено не было. Юсупову это не нравилось, и он решил перейти в наступление.

— Я повторяю еще раз, — голос Квасницкого окреп, и в нем послышалось холодное отторжение в адрес всех сущих следователей и сыщиков. — Я не дарил никаких духов. А если уж вы суете нос не в свое дело, так надо это делать профессионально. Я по просьбе Нонны Константиновны купил по дороге мужскую туалетную воду, которую она хотела преподнести Сильвестру, но не успела ее приобрести заранее. Естественно, я ее просьбу выполнил.

Черт! Пусть микроскопическая, но еще одна зацепка уничтожена. Буров совершенно не учел, что в природе существует парфюмерия для мужчин. Прощай, Кензо! Конечно, нужно еще уточнить у Нонны, правду ли говорит дамский угодник, однако его слова с легкостью продемонстрировали, как рушится карточный домик хитроумных предположений. Клим-то уже успел приписать Иде порочные стремления отбить Сильвестра, а Нонне — согрешить с "правой рукой" мужа! И тем не менее этот эпизод не хотелось стирать из оперативной памяти. Что-то здесь нечисто… Истину глаголет Рома: любопытство у детектива должно быть грамотным, а не всеядным. Пора завязывать с тонкостями доморощенных психологий!

Квасницкий продолжал смотреть на Бурова с едким пренебрежением. Уж кого-кого, а "доброго следователя" он явно не боялся, демонстрируя свое превосходство. Клима даже начали одолевать малодушные сомнения: а что, если Дольская права, и он избран в качестве козла отпущения? Это был бы неплохой ход — дать дурачку поиграть в сыщика, чтобы по ходу действия уличить его в предвзятости суждений. А если принять во внимание, что хозяин дома изначально вне подозрений, хотя по логике именно его-то и должно подозревать, то нетрудно предположить тайную пружину замысла…

Бред! Силя не способен предать "святое братство"! Но… Клим-то оказался способен на то, что как минимум удивило бы старинного приятеля.

— Но если кража диска и убийство Тимура никак не связаны между собой, тогда что… — Сильвестр уже даже не скрывал прорывавшегося изнутри отчаяния. — Допустим Тимур сам взял диск, тогда, получается, что его убили, чтобы отобрать этот самый диск?

Опять разговор застопорился на камне преткновения в виде злополучного "списка Мунасипова". И теперь Клим уже и не знал, как подойти к теме "вермишели с яйцами". Не спросишь же вот так в лоб, на радость Юсупову: "А что это, дескать, за лапша, которая у меня уже не только на ушах, но и в печенках и которой тебя пенял безвременно усопший?"

Стоп! Вот она, неуловимая гомерическая разгадка. Спасибо малохольному девичьему голосу, припевающему про бульвар Сен-Мишель! Сен-Мишель, вер-Мишель, ларчик открывался до смешного просто. МИШЕЛЬ! Мишель с яицами! Черт, привязалось же это любимое блюдо "а ля Макаревич" к сознанию. Мишель — это не певица, а певец. "Мишель с яицами", "чистота рядов"… Да, конечно! Впору хлопнуть себя по лбу и обвинить в законченной тупости. Вот о чем Мунасипов собирался рассказать Сильвестру! И не пресловутой пропажи диска боялся Роман, Романчик, любимчик женщин постбальзаковского возраста. И Дольская не отправилась с Квасницким, потому что клуб-то наверняка был специализированно-голубым. Но тогда получается, что спецсредство было заготовлено ею для другого «объекта»… Тогда…

Закончить мысль Бурову не удалось. Как это всегда случается в жизни, в самый неподходящий момент в ситуацию вмешалась фигура, которую "не ждали".

Глава 14. Агата Кристи и армия любовников

— А вот и "вермишель с яицами"! Приветствую тебя, Ромуальд, на нашей идущей ко дну галере! А я проснулся, смотрю — келья. Все думаю, в монастырь сдали. А там юбки, сорочки, бюх… бюг… бюстгальтеры, ну думаю, не в женский же. А у нас еще что-нибудь выпить осталось?

Из концентрации Клима вывело не столько появление так некстати проснувшегося и прибышего в гостиную Гогеля, сколько опять вернувшийся привязчивый словесный образ. Буров даже почувствовал облегчение, вот и Собакину он тоже покоя не дает.

— Гоша, шел бы ты… спать обратно! — Сильвестр достиг крайней точки раздражения. Версия с Квасницким в роли убийцы привела в тупик. Надо было снова прорабатывать версии с женской половиной, а на это уже не было ни сил, ни времени. Так что среднестатистический ходячий запой в лице Собакина выглядел последней каплей разрушения и без того расшатанной нервной системы.

— Лю-юди! — возопил Гогель, подняв руки вверх и театрально задрав лицо к потолку, — лю-юди, дайте похмелиться. Между прочим, от абстиненции умирают, — сменил он патетику на прозу, — вы же не хотите, чтобы я пополнил ряды, лежащих в гараже невинно убиенных? Правда, должен заметить, что невинность убиения могу гарантировать только в своем случае…

— Так что… ОН еще здесь?! — нервно всплеснув руками, почти повторил интонацию Собакина Квасницкий. — Вы что здесь, совсем спятили? Что еще никого не вызывали? И милицию? Нас же всех повяжут, как шайку заговорщиков!

— Ой, Рома, — даже похмелье не смогло лишить Гогеля обычного ехидства, — откуда в тебе это старорежимное "шайка заговорщиков", бери выше, бандитская группировка, одним словом, мафия. Ну, роль Капоне, понятно, полагается Силе по старшинству…

Еще немного и тебе будет полагаться роль отрезанной лошадиной головы, — почти прорычал Гарин, он силой усадил обратно на диван вскочившего было Квасницкого и теперь обращался только к нему. — Послушай меня, Роман. Мы все хотим сначала разобраться в ситуации, а потом уже ее обнародовать. Ты представляешь себе, что начнется при вести об убийстве в моем доме Тимы Ангорского! Потому подумай здраво и желательно хорошо вспомни все вчера происходящее. Особенно ваш разговор с Тимуром. Судя по всему, ты был последним, кто видел его живым.

— Я думаю, что последним его видел тот, кто его грохнул, — запальчиво уточнил Квасницкий. — Я этого не делал. Потому хотел бы узнать, как это произошло, и исходя из чьих показаний мне отведена почетная роль последнего очевидца.

— Из моих, — неожиданно хрюкнул Гогель. — И все-таки мне даст кто-нибудь выпить?

— А может быть, ты Тимура и завалил? — неожиданно взвизгнул Квасницкий, растеряв последние остатки сдержанности.

— То же мне, "вермишель с яицами", — несмотря на то, что Собакина изрядно потряхивало, он не терял болезненно боевого расположения духа. — Рад бы в злодеи, да рылом не вышел!

— Мишель, — на автомате неосторожно поправил Клим.

— Ну Мишель с яицами, — послушно подхватил Гогель. — Ба, Рома, да ты педик, что ли? То-то покойный ночью все про петухов заливался!

"Не будите спящую собаку". Название муторной пьесы как-то само собой всплыло в буровском сознании. Все сразу замолчали. Квасницкий захлебнулся тяжелой слюной, Сильвестр с изумлением уставился на Романа, словно видел его впервые. Юсупов скривил брезгливо губы в отчетливом хоть и не произнесенном ругательстве. И только ничуть не шокированный Собакин, воспользовавшись общим замешательством, планомерно откопал в подушках дивана, видимо ночью спрятанную флягу и, технично двинув кадыком, с наслаждением совершил изрядный глоток коньяка.

— Я не педик, — жалобно промямлил Квасницкий, — а мой приятель, ну, он действительно не традиционной ориентации. Ну правда… Я не хотел говорить, я ведь знаю, как ты, Сильвестр, к этому относишься. А Тимур узнал каким-то немыслимым образом… Ну и давай на меня ночью наезжать…

— И тогда ты его грохнул! — победоносно констатировал Юсупов.

— Да не убивал я его! — уж совсем по-детски всплеснул руками Роман. — Я же не психопат, и метание ядра — не мой профиль.

— "Голубая луна", — неожиданно затянул Собакин. Он рассматривал всех присутствующих с радостным исследовательским любопытством. — Ну все расставлено по местам, убийца найден и пригвожден к позорному столбу. А у меня, честно говоря, некстати проснулся аппетит. Я ведь, почитай, со вчерашнего дня не жрамши. Где мой ангел, Вера Пална? Муа-ази-и! Поэт не должен оставаться голодным! Его муза захиреет вместе с ним, истончится, падет на холодную землю и испарится вместе с уходящим закатом.

К слову сказать, Гогель мог нести на этот момент любую чушь. Его никто не собирался останавливать, он заполнял словами пространство, в котором несчастный взгляд Ромы-правой руки обреченно скользил от одного человека к другому, даже не пытаясь встретить сочувствие. Приговор был произнесен и обжалованию не подлежал.

— Нет, меня сейчас ни о чем не спрашивать! — потребовал Клим.

Сильвестр оторопело послушался. В качестве самодовольной «живой» статуи фигурировал герой дня Алим Юсупов. Его взгляд лучился победоносной иронией. К счастью, он помалкивал, потому как успел изложить свою категорическую версию ночных событий. Свидетелей он опрашивал куда как справнее Клима, и не страдал после того достоевской рефлексией. Поэтому «Питбуль» впереди планеты всей и уже нашел убийцу!

Это было оглашено на апокалиптическом по бессмысленности действе, которое по недоразумению было названо «совещанием» и которое началось сразу после беседы с Квасницким. Для вящей убедительности собрались на месте преступления, в бильярдной. Буров попытался было манкировать преждевременным и неуклюжим мозговым штурмом. Он знал, что в его реконструкции событий еще есть белые пятна и тупиковые линии. Но Силе не терпелось услышать пламенную речь предводителя охраны, потому он потребовал присутствия следственной группы в полном составе. Были приглашены даже два эксперта из юсуповской команды. Почуяв скорое освобождение от воскресного форсмажора, они демонстрировали готовность согласиться с любым вердиктом своего шефа. Буров начинал злиться.

В убийцы был записан Рома. "А не надо, дорогой, заигрывать с неканонической ориентацией! — зубоскалил про себя Клим. — Кто бы сомневался, что для ретивых ищеек сексуальная неблагонадежность — лучшая улика". Удивил ретивый Алим только тем, что в сообщники Квасу была определена… Маргарита! Тут даже Силя встрепенулся:

— Это что же значит — сообщница? Она, по-твоему, ускорение шару придавала, что ли?

— Она Рому покрывает. В нашей ситуации этого достаточно, чтобы считаться сообщницей, — заявил Юсупов с нажимом. — Во-первых, с самого начала она перешла в нападение. А оно, как известно, лучшая защита. С чего ей защищаться, спрашивается? А с того, что она чувствует, что рыльце в пушку. Во-вторых, эта ее мифическая беременность. Ее-то никак не проверишь… пока. Отличная и затертая до дыр бабская уловка, чтобы избежать ответственности.

— Ответственности за что? — попросил уточнить Клим.

— За подстрекательство и неоказание помощи следствию, — невозмутимо ответил Юсупов, словно всю жизнь только и делал, что раскалывал матерых преступников. — Поведение Квасницкого и Мунасиповой очень напоминает сговор…

Далее разговор пошел по кругу — Юсупов упивался своими обвинительными построениями. По его мнению, Марго ни больше ни меньше хитроумно подговорила Квасницкого на убийство супруга. "Дама с жиру бесилась, муж ей надоел, да еще и непонятки с наследством… Ей сейчас было самое время подсуетиться, если она действительно в залете. Что она там пела Климу про завещание? Тимур угрожал ей: мол, если не родишь парня, все пойдет внебрачному ребенку. В результате жена поспешно забрюхатела, дабы иметь гарантию, что Тима ничего чужим людям не отпишет. А сама подговорила Романа поскорее убрать мужа. Теперь бабе раздолье — хоть аборт делай!" — бодро разглагольствовал Алим, поправляя мышиного оттенка пиджак. От него веяло гнусным энтузиазмом клерка в ожидании скорого продвижения по службе.

Агата Кристи в своей автобиографии справедливо заметила, что безупречная логика — отличительное свойство маньяка. Аплодисменты старушке! Про Юсупова в точку. Главное ему сейчас не перечить и как можно быстрей улизнуть от его маразма. Сам того не желая, этот «маньяк» навел на занятные мысли. И массированное деторождение из-под палки тут не при чем. До сей поры к Климу лишь изредка подкатывало смутное ощущение, что Маргарита не настолько завязла в страдательном залоге, как привыкли думать ее друзья. Однако стоит немного поменять вектор в этом предположении, и забрезжит "оборотная сторона Луны". Почему за очевидное Буров принимал лишь женские страхи? А что если Тимур тоже боялся остаться брошенным, и потому запугивал жену химерами, столь обычными для супружеских войн. Но не свидетельство ли это его ослабленных позиций? Ведь у Маргариты теоретически тоже могут быть внебрачные дети! И она, возможно, сбежала бы от грозного мужа, если он не пресекал бы ее свободолюбивые настроения умелым запугиванием. Знакомая история!

Пока Клим суммировал вчерашние впечатления от поведения Мунасиповых и сегодняшние от разговора с Марго, укрепляясь в своих домыслах, Силя разочаровано расспрашивал хитроумного Питбуля. Зачем-де новоявленным заговорщикам потребовалось совершать злодеяние аккурат ему на юбилей, почему они выбрали в качестве орудия ненадежный бильярдный шар и от чего не предусмотрели массированные подозрения в адрес «Ромы-снайпера» и массу прочих неудобств… в конце концов, почему все так сложно, когда можно было куда проще! Но светлую голову гениального сыщика не волновали такие мелочи, включая отсутствие мало-мальских улик против обвиняемых. "Давайте как следует нажмем на Маргариту… и как пить дать, что-то вылезет!" — уверял Юсупов. "Вылезет. Как из тюбика! Жди…" — прошептал Буров так, чтобы было слышно только Сильвестру. Тот сразу живо заинтересовался:

— А ты Клим, что думаешь на сей счет?

Тут-то Клим резко воспротивился отвечать. Хотя сказать мог очень многое. Например, то, что Алим Юсупов, судя по его пламенной речи, никогда не нарушал в отношении женщин пионерскую дистанцию. Иначе он знал бы о них больше. Впрочем, женоненавистников хватает и среди мужчин с избытком опыта… "Мне нужно срочно поговорить с твоей женой!" — ответил он Гарину и поспешил к выходу. Извиняться перед собранием он посчитал излишеством. Юсупову его поведение не понравилось.

— Останься, Клим, — протянул он с издевательской вальяжностью. — Здесь тебе будет интересней, чем с Нонной. Дело в том, что в списке предполагаемых убийц ты идешь вторым номером после Ромы.

— Могу обещать только то, что к гильотине подготовлюсь. Шею помою, — парировал Клим и спешно покинул безумное собрание.

Это напоминало бегство. К тому же за ним была погоня: Сильвестр устремился за ним, пытаясь удержать. Попав в гостиную, оба услышали доносящийся из прихожей шум потасовки. Что ж, пришла очередь Ромы рваться на волю! Он шумно протестовал против конфискации у него мобильного телефона, а также прочих нарушений прав человека. Мрачные бойцы Юсупова пытались сохранять максимальную корректность. Их дополнял на удивление резонный и умеренно нетрезвый Гогель, который уговаривал товарища по несчастью тяпнуть по маленькой и успокоиться. Он-то уже понял, что все попытки свалить из вражеского логова обречены на неудачу и оказывал — кто бы мог подумать! — посильную помощь следствию. И Силя принял соломоново решение. Его появление не слишком успокоило Квасницкого, но все-таки из двух зол Рома выбрал меньшее. Ослабив натиск на охранников, он с нерешительным отчаянием послушался Гарина и уселся диван. Все-таки харизматичный шеф внушал больше доверия, чем алимовские братки. Русскому человеку в момент опасности подавай барина. Ибо не так страшен черт, как его малютки…

— Рома, могу тебе обещать, что… короче, лично я считаю, что ты не виноват и буду за тебя стоять насмерть. Но твое присутствие необходимо. Нам всем нужна объективная правда. Ведь кто-то же Тимура убил. И он сейчас здесь, — выпалил Гарин на одном дыхании.

— Силя, ищи, кому был интересен это гребаный диск. Кто его спер — он же и убил. Точнее, ищи врагов Тимура на стороне, с которыми мог быть связан тот, кого ты позвал на свой день рождения, — усталым заплетающимся языком проговорил Квасницкий.

— Простите, что вмешиваюсь, — быстро вставил Клим. — Но… я считаю, что пропажа диска никак не связана с убийством. Давайте на скорую руку представим: вот есть могучий чел, которому кровь из носу нужно помешать Тимуру Мунасипову провести некую денежную операцию. У него в арсенале действий по достижению этой цели есть: пункт А — кража, пункт Б — убийство. Зачем убивать, если кражу уже провернули? Ведь грамотно обеспечить утечку ценной информации для теневых структур ничуть не проще, чем обеспечить заказное убийство. Даже напротив, сложнее. У них принцип "нет человека — нет проблемы". А тут сразу две трудоемкие операции. Нелогично! Поэтому я полагаю, что источники у этих двух событий совершенно разные…

— Допустим! — запальчиво воскликнул Квасницкий. — Но тогда будет логичным предположить, что после Тимура уберут всех, кто ознакомился с этим долбанным списком подставных лиц! Например, Силю, меня… нет, это все бред чистой воды! Ну почему мы не можем все тихо смыться в безопасное место?! Давайте просто уедем все, а про Мунасипова доложит Вера. Мол, хозяева уехали праздновать день рождения куда-нибудь за тридевять земель, Вера Пална тоже поехала навестить родню, возвращается вечером — а тут труп! Вот и пусть менты себе расследуют. Ребята, говорю вам, это подстава! Надо линять. Силя, зачем ты позвал этого крокодила в тройке… может, он с этим связан, а на нас хочет свалить!

Тут вдруг в панический монолог Квасницкого вступил доселе помалкивающий Собакин:

— А мне Алима даже жалко. Его тоже понять можно. Все мы тут… узники совести… — потрясенный абстинентно-философской глубиной собственной сентенции, Гогель умолк.

И тут Клим, пользуясь моментом, устремился к Леди. Пока Силя жарко защищал незапятнанную репутацию Юсупова, Роман нагнетал тучи, Гоша был снедаем милосердием к Питбулю, а стражи порядка толпились молчаливой массовкой, надо было действовать. Сейчас нельзя поручиться даже за то, что третьим номером в юсуповском «хит-параде» не значится Сильвестр Гарин, а за ним гуськом и все действующие лица… Значит, промедление подобно если не смерти, то заключению под стражу. Сколько бы Клим ни издевался про себя над "гениальным сыщиком", он отдавал себе отчет, что в один прекрасный момент Алим станет опасен. И этот момент очень близко.

Хвала судьбе — Нонну не пришлось искать долго. Она полулежала в своей спальне наедине с чашкой кофе и восприняла вторжение с покорным фатализмом.

— Я… задам тебе пару вопросов, можно? — начал было Клим с реверансов, но резко сменил тональность. — У Маргариты был любовник?

Почему?! — выпалила испуганно Нонна. И тут же неожиданно призналась: — Да не любовник он… просто, наверное, он хотел им стать. Маргарита ему нравилась, и он ей. А что такого! К этой жути он не имеет…

— …никакого отношения! — торопливо продолжил Клим мысль. — Я понимаю. Я ни о чем ее не буду спрашивать! Но косвенно этот…эта личность может нам очень помочь. Скажи мне просто: чего боялась Маргарита. Что муж заподозрит того, чего не было? Она была очень расстроена вчера… только тем, что не хотела рожать четвертого ребенка? Что она тебе пыталась сказать, когда ты не хотела ее слушать?

— А я разве не хотела? — взвилась Нонна. — Да я много лет ее слушаю! Все одно и то же… Устала я. Последний год как в тумане. Весь этот бизнес всегда плохо кончается! Тимур замутил это казино, Силя поддался. Да сколько можно! Всех денег не украдешь. И вот теперь в моем доме убийство… я пыталась им говорить, что пора остановиться, но разве ж они меня послушают!

Клим терпеливо выслушал исповедь Леди и не забывал понимающе кивать. А также вовремя задавать наводящие вопросы, благодаря чему подтвердилась и история Муази. "Только прошу тебя, — молила деморализованная Нонна, — Не сообщай Сильке, что я проговорилась Иде. Мы условились, что никто не знает об истинном назначении Палны. Так надежней. Я просто однажды перестраховалась с Алькой. Дочке показалось, что за ней наблюдает подозрительный тип. Потом оказалось, что она просто ему понравилась. А к Веруше мы все быстро привыкли. Она кристальный человек, и готовит отменно. Попросили ее остаться у нас, она согласилась…"

Леди не испытывала особой приязни к делам, которые проворачивал ее супруг совместно с покойным. Но и не боялась больших денег, как Элька, старательно оберегавшая своего отпрыска от тлетворного влияния неродного папы. Леди просто надоело быть в тени. Когда-то она была при Силе чем-то вроде назойливой Надежды Константиновны с примесью томной Инессы Арман, Потеряв свое влияние в разросшемся силином бизнесе, она пребывала в статусе жены с привилегиями, но для ее деятельной натуры этого оказалось недостаточно. Тогда она внедрилась в журнал Маргариты и вверглась в хлопотливое строительство дома. Не зря же этот замысел она много лет вынашивала, вопреки катаклизмам и прогнозам собственной мамы о том, что вот-вот всем придется бежать за границу, потому что "таких, как твой Гарин, скоро всех пересажают или погонят отсюда поганой метлой". Сильвестр начинание Леди одобрил. Но не оценил. Горделивая демонстрация не вышла, потонув в злой обиде. "Это ж деревенская эклектика какая-то", — глумился Силя над женой. — Ты бы еще мазанку придумала, Нонка!" Нонка ему этого до сих пор не могла простить. Она-то в свое творение влюбилась, да и ее закадычные гости приняли «новорожденного», как родного.

— … он что, думал, что я ему состряпаю псевдоконструктивистское чудище, которое он соорудил своим родителям?! Знаешь, стоят такие у каждой обочины, понатыканы окно в окно, смех прямо…замки, понимаешь! — закипала Леди от воспоминаний.

Еще бы! Судя по тональности, вся постбальзаковская кипучая энергия Нонны ушла на "деревенскую эклектику". Чего стоило только договориться о подключении к благам цивилизации: водопроводу, канализации, уж не говоря о наставлении на путь истинный строителей и архитектора… Хорошо хоть с внутренней отделкой процесс шел, как надо.

— Эля мне доложила, будто бы Маргарита пригласила Иду к сотрудничеству для отделки еще какого-то дома в Крыму, это правда? — поинтересовался Клим. Нонна вздохнула:

— Эля все перепутала. Маргоше, конечно, понравилось, как у меня все получилось. А Тимур давно хотел перевезти родителей сюда, к себе поближе. Естественно, он хотел им тут дом построить, а не там! Но старых людей с насиженных мест переселять… в общем, они не хотели пока никуда ехать. Так что затея повисла в воздухе.

— А что же с тем человеком, который оказывал Маргарите знаки внимания? — вернулся Буров к животрепещущей теме. — Что ты о нем знаешь?

Не понимаю, с чего ты решил, что он может быть полезен. Он музыкант. Так… играл то там, то сям. Маргарита его припахала, когда решила поменять курс журнала. Вообще это не очень надежная публика — богема. Не хочу об этом говорить! — вдруг заупрямилась Нонна. — Пусть Марго сама тебе обо всем расскажет.

Итак, Леди не хочет наболтать лишнее. А самое важное — то, о чем умалчивают. Клим и сам до конца не понимал, почему он упрямо хочет докопаться до таинственной фигуры Икс. Явно не только потому, что важна любая деталь. Пожалуй, тут более конкретное основание.

— Хорошо! Не хочешь — не говори. Твое право. Но сейчас твоя подруга в реальной опасности. Алим Юсупов считает ее виновной в смерти мужа. Если он узнает первым о связях Маргариты, ей точно не поздоровится. У него уже нехорошие подозрения по поводу ее будущего ребенка.

— Какие такие подозрения?! — возмутилась Леди.

Вот это и было нужно — вызвать праведный гнев. Прием запрещенный, потому что в интересах следствия о подозреваемых помалкивают. Но… разве были в нынешней игре правила! Хватит Климу изображать записного сыщика. Он всего лишь старый друг Сильвестра Гарина. И он ничего никому не обещал.

Нонна в аффекте откровений была прекрасна — заслушаешься! «Лабух», "ненадежная богема", "небритый Алекс" — Леди не жалела эпитетов для сердечного друга Маргариты — появился в жизни вдовы не так давно. Прежде всего, он знакомый Тимура, но из мелких рыбок, разумеется. Примерно таких же, как Маленький Мук для злого короля.

— Пример специфический! — заметил Клим. — Мук, насколько я помню, нешуточно возвысился и стал крупной фигурой…

— Вот и этот возвысился, — ворчливо отозвалась Нонна. Ей явно не нравились "выдвиженцы".

Марго припахала «выдвиженца» в качестве музыкального обозревателя. Уж при каких сопутствующих обстоятельствах она прониклась к гитаристу доверием, история умалчивала. Алекс свою благодетельницу не только не подвел, а еще и начал оказывать ей знаки внимания, которые благосклонно принимались.

— Я ее понимаю, — сочувствовала Нонна. — Новая волна, авангард и вся эта мутотень… Ритка расцвела! Чем бы баба ни тешилась, лишь бы ягодка опять… А у мужичка работа непыльная — мели, Емеля. Вот он и мел, заодно и клинья подбивал. В общем, гитарист упрочил позиции, и… даже не сказать, что произошло раньше: Ритуля сама решила сменить курс в сторону экстрима и привлекла соратника, либо это он внедрился и замутил ей экран.

Так или иначе, наметилось скрытое противостояние рупора прогрессивной музыки и владельца заводов-газет-пароходов. Тимуру не понравились нововведения. Возможно, что самой неприятной для него переменой явилось романтическое оживление его жены и ее задержки после работы. Но небритый гитарист тоже не дремал, и в один прекрасный день накануне гаринского юбилея он огорошил свою королеву Марго очень неприятным открытием: якобы ее грозный муж появляется в злачных местах с одной и той же дамой…

— Терпеть не могу эти соглядатайство и доносы по аморальной линии! — негодовала Нонна. — Вот так людей и доводят до нервных болезней на пустом месте. Я уверена, что никакой дамы там конь не валялся. Подумаешь, с кем-то там Тима разговаривал, мало ли у него встреч! Просто нашему герою не терпелось стать героем-любовником, вот он и охмурял Маргариту незатейливо: мол, раз муж ходит на сторону, то и жене можно.

— Скажи, а он описывал ту, с кем якобы видел Мунасипова? — быстро спросил Клим.

— Может и описывал, только Маргоша про это ничего не говорила. Ей и невдомек спрашивать было. Нет, чтобы выяснить все досконально, — она тут же в минор. Дескать, как же так: Тимка уговорил на четвертого ребенка, а сам по бабам шляется! Вот она и кисла вчера, советовалась со мной, как быть. Может, типа к Леше уйти со всем своим выводком. Ну как же, мы ж самостоятельные женщины, нам трудности нипочем, свободу попугаям! Что тут скажешь: у беременных мозги в отключке… Можно подумать, этот немытый барабанщик такому повороту событий обрадуется. Да он голь перекатная, только и ждет, чтобы кому-то на шею сесть. А если б Маргарита навострила лыжи от Закареевича, то я очень засомневалась бы в ее спонсорских возможностях. Содержать волосатых мужиков она точно была бы не в состоянии, Тимур об этом позаботился бы… — Леди не жалела сарказма.

— Теперь понятно, почему она вчера избегала роли утешительницы: боялась обидеть. Нонна — беспощадная истребительница непрактичных порывов. Она со скрипом прощала подруге журнальную смену формата. Но от неосмотрительных перемен на личном фронте — увольте!

— А почему ты его назвала барабанщиком? Он же вроде гитарист, — машинально полюбопытствовал Буров, хотя думал совершенно о другом.

— Неважно! — отмахнулась Нонна. — Он заливал, что хоть на батарее сбацает, многостаночник. Кстати, играет он действительно виртуозно. Но на том его достоинства кончаются.

Клим в который раз за день мучился смутной близостью разгадки, что сродни вот-вот укушенному локтю. Как в детстве, когда мать задавала ему воскресную задачу на развитие математической логики: решение маячит, матушкина мимика излучает ободряющее счастливое нетерпение. И… пятнадцатый камень в японском саду опять остается невидимым! Мама не выдерживает и забрасывает наводящими вопросами. За окном темнеет, невыносимо хочется на волю, к дворовым дружкам… В конце концов, хитроумная задачка раскалывается общими усилиями, Клим выходит не победителем, а утопающим, вытащенным за волосы родительским честолюбием. Но ему нисколько не стыдно, потому что мама умеет усыпить совесть: "Ну ты же почти сам решил!" И вот она, вечерняя свобода!

Теперь некому задавать наводящие вопросы. Теперь надо не почти, а самому. Экая досада…

— Предлагаю немного отойти от темы и выяснить вот что: вчера я видел, как Роман Квасницкий вручал тебе небольшой презент в виде туалетной воды…

— Да не мне он его вручал, — отмахнулась Нонна, не подозревая, как у ее собеседника отлегло от сердца. — Это я его попросила прикупить по дороге для Сильки. Сама замоталась, спохватилась поздно… а хотелось ему подарить именно «Кензо». Вообще Гарин к подаркам относится наплевательски. Ну всучили красивую коробченку — и ладно. Может, даже не полюбопытствовать, что там внутри. Если, конечно, дело не касается ружей! И я решила — пусть будет чисто символический презент, но со вкусом. Хотя я уверена, что он вчера даже не посмотрел на него. Так, в общей куче валяется мой Кензо, и пока я не ткну в него пальцем…

Похоже, дорогая Леди неплохо отвлеклась от тревожной темы обожателя ее подруги. И шаткая гипотеза Клима медленно, но верно подтверждалась. А что касается гаринского равнодушия к "общей куче", где затерялся аромат загадочного японца — так бойтесь данайцев, дары приносящих, лучше и не скажешь! Судя по недавней мизансцене с участием бедняги Квасницкого, Силя и впрямь не особенно в курсе того, что ему преподнесла благоверная и гости. Разве что охотничий натюрморт трудно было проигнорировать… Так! Пора возвращаться к животрепещущим гитаристам.

Глава 15. Кришнамурти и слабости одиноких

— Давай-ка ему позвоним… — риторически произнес Клим.

— Кому?

— Алексу.

— Что за идея?! Зачем?! Ритка мне этого не простит. Я не буду вмешиваться в ее дела! — Нонна вскочила с кровати, словно готовилась физически защищать неприкосновенность приватной жизни своей невезучей гостьи.

Климу понадобилось полчаса, чтобы уломать Леди на звонок коварному соблазнителю чужих жен. Можно было записать это в личные рекорды — все-таки упрямство мадам Гариной несокрушимо, как бронепоезд. Когда она все же согласилась, Буров возблагодарил бога за серию маленьких удач. Ко всему прочему, одной из многочисленных редакционных обязанностей Нонны была работа с кадрами, и потому Леди имела координаты всех своих коллег, включая ухажера Марго. Перебирая номера в меню мобильного, она что-то тихо бормотала, и, наконец, произнесла: "Вот он, Алексей Гуляев. Только что ему сказать?"

И тут уж Буров вынужден был возблагодарить Всевышнего не за маленькую, а за жирную птицу удачи, которая оглушительно звенела крыльями (а в народном варианте — все теми же яйцами!), хотя и ничего не обещала. Клим не верил своим ушам: Алексей Гуляев! Леша Лис. Богема… гитарист… барабанщик… и даже батарея, — все его репертуар. Кто бы мог подумать: небритый рокер и супруга Тимы Ангорского… Видимо, Лис временно сменил имидж для редакционных будней и преобразовался в Алекса. Стоп, его имя уже всплывало недавно. Ах, Ида! Странно, что она его узнала на концерте: ведь видела его только на фотографии. Зато много слышала — Клим развлекал ее рассказами о лисьих проделках.

Дальнейшие действия сыщика поневоле Леди восприняла с испуганным недоумением. Он выхватил у нее телефон и долго орал в него ликующие непристойности, которые с незапамятных времен служили кодовым языком в той компании, куда входили и Буров, и Гуляев и еще несколько унесенных реками времени. Лис долго удивлялся тесноте мира, а также тому, тому, что старина Буров еще жив, не ушел в буддийский монастырь и звонит с номера "зловредной Нонки". Гуляев чуял, что Леди к нему не благоволит… Впрочем, внутрикорпоративные отношения Клим постарался оставить за кадром. Ему достаточно было пообещать, что все сказанное Лисом не будет обращено ни против него, ни против Маргариты. "А не боишься, что этот паук Мунасипов тебя грохнет. Это ж старый мафиози!" — весело рассуждал Гуляев, что-то бодро пережевывавший. Пиццу? Баварскую колбаску? Или еще какую горячую вкусность быстрого приготовления, обожаемую Лешей. Вот уж кто не гурман. Впрочем, как и Клим. А среди «випов» давно стало модным признаваться в любви к кулинарии. Правда, тщательно обструганной пиаром…

Все это оседало непрошеным мусором в сознании, пока Буров оплетал Лиса полуправдой про свою дружбу со "зловредной Нонкой" и про ту самую особу, которую ему надо найти: "…очень срочно, дело касается жизни… и еще раз жизни, никаких разборок! Возможно, именно ее ты видел со "старым мафиози". Потом обязательно все объясню, но сейчас, прости, нет времени. Просто опиши мне ее", — попросил он Гуляева.

— С тебя баттл, — задумчиво «прожевал» Леша.

Он доверял любому, кого можно было зачислить в друзей юности — примерно так же, как издательства со спокойной совестью тиражируют переводные тексты, изданные до 1973 г. В случае с книгоизданием — никаких «отстежек» авторам, а в случае с «олдовыми» корешами — никаких подстав. Таков был личный кодекс братца Лиса. И потому он подробно описал искомую фигуру. Так подробно, что волосы на голове у Клима зашевелились.

Потом он рассеяно благодарил Лешу, оставлял свои координаты и изображал беззаботный треп. Про себя же он подводил итоги со смесью ужаса, изумления и суеверного недоверия к собственной интуитивной логике. Хотя именно она обеспечила ему подступы к разгадке. "Впрочем, все это только версия, только версия", — уговаривал себя Клим, машинально вытирая о джинсы потеющие ладони. Версия, которая сложилась у него не сию минуту, а еще до того, как Гуляев описал незнакомку… Но это ничуть не облегчает ближайшего будущего: Климу придется теперь озвучить убийцу, против которого у него, во-первых, нет толковых улик — одни домыслы, а во-вторых, которого ему совершенно не хочется обвинять. Впрочем, разве среди здешних узников найдется тот, кого Бурову было бы приятно засадить за решетку… Даже Алим Юсупов, пожалуй, не заслуживал такой кары, хотя с ним еще придется хлебнуть — вот уж кому не придутся по вкусу умозаключения коллеги поневоле.

Очарованная Маргарита, ты слегка подредактировала факты: легенду о неправедно осужденной жене и о страшном вероломстве компаньонов рассказал тебе не Тимур! Он пугал с умом. Зато эта байка вполне в гуляевском духе. Волшебная сила искусства, чтоб его…

— Ну и что ты выяснил? — Леди с напряженным лицом, которое сразу стало старше, вывела Клима из оцепенения.

— То, что не только Тимур следил за чистотой рядов. За ним тоже следили неплохо. Вот так всегда! Как ты к людям, так и они к тебе. За все воздается…

— Не морочь мне голову, Буров! — возмутилась Нонна его легкомысленным тоном. — Это я сама же тебе и сообщила. И, кстати, — о слежке. Тут Гога разнес весть о том, что Ромка голубой. Так это бред! И в клуб для геев ходят вовсе не одни геи, да будет вам известно. Да и вообще кого это касается! Я тебе так скажу, — Леди зарделась от правозащитнического пафоса и стала похожа на чеховскую героиню, одну из тех, кого по сюжету не поглотили пошлость и мещанство. — Тимур был нашим другом. Но при этом мы прекрасно сознавали его недостатки. Нет, не так! Он был силькиным другом, а я всегда чувствовала, что у него есть темная сторона. И не дай бог с той стороны заглянуть. Не хочу оговаривать человека посмертно, но… я тоже его побаивалась. Не знаю, как Марго с ним столько лет прожила. Я бы сбежала в тот же день…

— …да, Леди, он был очень одиноким человеком, — Клим машинально высказал только что пришедшее ему на ум. — Это… это было очевидно с самого начала, но мне никто не сказал. Очень одинокий… а у одиноких опасные слабости.

Нонна, удивленная сменой тональности, смолкла, а после, как эхо, повторила вопросительно: "Опасные слабости?". Но Клим, даже если и хотел бы, не смог бы сию минуту пояснить в полной мере свою лирическую сентенцию. Он испытывал болезненную усталость справившегося с неприятной задачей. Но о том, что он с ней справился, еще никто не знает, и предстоит еще утомительно-публичное доказательство теоремы. "Э, нет, только не публичное!" — зарекся Клим. Не хватало еще эффектного выхода доморощенного сыщика, немых сцен и непредсказуемых реакций…

— А где Вера Пална? — ухватился он за крошечную надежду.

— У себя. Нас же, как зверей, по клеткам рассадили, — ответила Нонна торопливо и зло, явно собиравшаяся еще немало сказать по поводу Тимура, Ромы и неполиткорректности в отношении сексуальных меньшинств.

Клим постарался выслушать основные тезисы Леди, клятвенно пообещав защищать любимца дам до полного истощения риторических способностей. После чего немедленно покинул хозяйку особняка.

Муази встретила его без энтузиазма. Она, похоже, устала блюсти реноме домоправительницы, оплота спокойствия и порядка на тонущем корабле. Не будь Клим сам взбудоражен и истощен ситуацией, он непременно бы завел терапевтическую кулинарную беседу. Но реверансы пришлось сократить до нескольких вежливых фраз.

— Я еще раз хочу спросить вас, уважаемая Вера Пална, что вы слышали этой ночью. Вы говорили про смех. Откуда он доносился и кому принадлежал. Не торопитесь с ответом, вспомните, как следует.

Муази тихо прокашлялась:

— А что вспоминать. Это же не год назад было. Гости смеялись, шумели.

А позже, когда в гостиной оставалось уже не так много народу. Можно ли было выделить чей-нибудь голос? — Клим напрягся так, будто от показаний Палны зависела чуть ли не его собственная жизнь.

— Можно, — прозвучал тихий ответ. — Но я вам этого не скажу.

Муази помолчала, с доброжелательным вниманием глядя на растерянного Бурова, и не торопясь, словно оттягивая интригующую развязку, продолжила:

— Клим, разрешите мне предупредить вас, что лучше не задаваться такими вопросами. Ваша трактовка событий может повлечь за собой серьезные последствия. Это, конечно, не мое дело, но я вам советую сделать вывод о несчастном случае. Точнее о непреднамеренном убийстве в ходе ссоры с женой. Поверьте, Маргариту не тронут! Юсупов человек по-своему порядочный, ему нужно лишь, чтобы она призналась, покаялась и ее отпустят восвояси.

Клим открыл было рот… и быстро закрыл за ненадобностью. Ай да бодигардша! Вера Пална предлагала неплохой выход из ситуации. Буров-то, идиот, втягивает голову в песок и за неимением улик лелеет ростки психологической достоверности. Со своей достоверностью он будет лететь далеко и долго, а доблестный Алим примется потирать руки. Или того пуще — сдавать незадачливого собрата по оружию в руки правосудия. От самого упоминания о Фемиде Клима затошнило, но он попытался занять себя более конструктивными мыслями. Итак, Муази права. Как бы ни был мерзок лик Юсупова, он человек кодекса. В этом кодексе отведено место и чести. И потому убийца Тимура должен быть найден во что бы то ни стало. Но «найден» не всегда означает «наказан»! Потому что если убийцей оказывается мать тимуровых детей, невинных сирот, которых Юсупов на правах верного друга-питбуля должен теперь оберегать, то осуществить наказание крайне затруднительно. Тем более, если в утробе Маргариты зреет долгожданный отпрыск мужского пола.

— Вера Пална, ваше право не отвечать на мои вопросы, но удовлетворите хотя бы мое мещанское любопытство! Вы узнали голос, который доносился из гостиной?

— Он доносился не из гостиной, а из бильярдной. Но вам и без меня известно, кому принадлежал этот голос, — Муази не меняла своей отстраненно-уважительной тональности.

И Бурову неожиданно показалось, что загадочная экономка и была источником не покидающего его весь этот невозможно длинный день смутного морока. Или гипноза близости разгадки. Сознание все это время причудливо играло в «горячо-холодно» наоборот. Чуть только Клим подбирается к верной колее, так мыслепоток сразу «замораживается» тупиковыми боковыми деталями. И все по новой! А мудрая наставница с материнским терпением наблюдает, как несмышленый ученик барахтается в логической трясине, будучи вполне уверенной в том, что все разрешится к ее вящей славе…

— То есть… надо понимать, Вы с самого начала утаили от меня важную деталь. Помните, я вас спрашивал? — реплика прозвучала обиженно: «ученичок» быстро вошел в роль.

— А разве в тот момент вы были готовы отнестись к этой детали с должным вниманием? Это ведь очень облегчает жизнь — когда вести приходят вовремя…

— Согласен! И восхищаюсь вашим дипломатизмом: вы не просто уберегли весть от несвоевременного оглашения, вы вообще схоронили ее в тайне. Ведь я от Вас так и не услышал искомого имени под предлогом, что я его и так знаю… Ах, Вера Пална, никогда еще я не чувствовал себя таким идиотом! Да ведь я на деле ни-че-го не знаю! Только предполагаю… Я полный ноль в криминалистике и сыске. И у меня всего лишь шаткая реконструкция вчерашнего, в которой я ежесекундно сомневаюсь, — Буров наплевал на харизму загадочного детектива и поймал себя на том, что плачется в жилетку той, с кем неизбежно должен держать дистанцию "сыщик-подозреваемый".

— Вот поэтому я в вас и верила, — улыбнулась Муази. — Согласно восточной философии, состояние внимания — это состояние незнания. Именно полный ноль, как Вы выразились, и находит истину.

— Вы читаете Кришнамурти?! Ну и экономки пошли, — Клим искренне восхитился Палной.

"Вот женщина моей мечты", — хотелось ему воскликнуть в сторону небес, которые порой так неуклюжи в сводническом ремесле. Впрочем, их можно понять: как им, должно быть, надоела это вечная ремарка "будь я — или она! — помоложе…"

Клим осторожно приоткрыл дверь и прислушался: похоже, Силя продолжал «уминать» мятежного Рому, и над гулом голосов царил губительный для нервных окончаний тембр Алима. Пауза кстати — Буров пока и не знал, с какого конца начинать решающий разговор, а потому с удовольствием поболтал с Муази еще. Два старых буддиста всегда поймут друг друга, им даже и говорить необязательно. Необязательно, но так приятно! К примеру, о том, как хорошо жилось у Леди до сегодняшнего дня… И как чудно, что она не похожа на людей своего круга, — уж Вера Пална знает, о чем говорит. Нонночке не интересно покупать книги ради корешков, ее не скушал с потрохами золотой телец, как многих. И дом она обустроила без оглядки на вкусы публики класса люкс, ей наплевать на престижные лейблы, она выбирает пестрый и наивный уют, а когда ей хочется перемен или замучил сплин, то вместо чинного шоппинга она предпочитает накупить барахла на распродажах или передвинуть мебель.

— Вот мы втроем собираемся и чудим, — задумчиво улыбалась Муази, словно прощаясь с безмятежными денечками. — У Нонны еще увлечение — акварели. Она облюбовала художников, которые притулились в одном подземном переходе. Талантливые ребята, и работы у них оригинальные, живые, не ширпотреб… Ида все увещевает: "Нонна Константиновна, вы их балуйте! Слишком дорого у них покупайте картинки, надо торговаться…" Но та стоит на своем: мол, они и так за гроши продают, в отличие от коммерческих…

Клим слушал и мотал на ус. Вот, она, оказывается, какова идиллия у Леди. Совсем одной ей скучно, равно как на светских раутах. Для них она слишком категорична и резка в оценках, да и не любит этикетных субординаций, дресс-кодов и тому подобных ограничений. Зато у нее есть теплая домашняя компания. И Дольская нужна была ей не столько как менеджер дизайнерской фирмы, сколько в качестве щебечущей компаньонки. Для поддержания сообщества и модуса вивенди.

Не говоря уж об умелице Муази! Без нее не обойтись, иначе кто накормит деликатесами и защитит от злонамеренных существ, будь то злобная шавка или подозрительный незнакомец. Свои ниши на этом укромном празднике жизни имелись и у Гогеля, и у Ромы Квасницкого, и у Маргариты, которой даже было «позволено» ходить у Леди в начальницах. Вообще Нонна сама любила верховодить, но здесь особый случай: Марго ей плакалась, как старшей подруге, и еще неизвестно, кто кому подчинялся…

Тет-а-тет с Верой Палной помог Климу обрести хрупкую уверенность в собственных домыслах. Была-не была, он выложит свою гипотезу, какой бы неправдоподобной она ни выглядела. Но только с учетом мудрого совета экономки. Конечно, шить вдове непреднамеренную «мокруху» он не собирается, потому что официальные версии не по его части. Сильвестр просил его докопаться до истины, ни много ни мало. А истина, как известно, у каждого своя. Вот свою он и выложит Гарину. Только без свидетелей. Пускай сие сочтут нарушением детективной традиции, когда все располагаются вокруг камина и невзрачный сыщик-любитель тешит публику своим триумфом. Но того требуют обстоятельства. А уж если учесть, что и без того искажений дознавательного ритуала хватает…

Глава 16. Гегель и уязвимость

— Ну что, дезертир… — начал было Силя мрачную отповедь, но Клим упредил удар.

"Идем, укроемся от ушей, и я скажу, кто убийца", — протараторил он полушепотом. Сильвестр не сопротивлялся, но, похоже, совершенно не верил, что сейчас ему откроется вожделенная правда. Его более волновал недавний всплеск сейсмической активности неугомонной сестрицы. "Вот только сейчас налетела на меня, как фурия, и потребовала, чтобы мы вынесли вердикт о самоубийстве и отпустили всех восвояси. И ей по барабану, что метнуть в себя бильярдным шаром — это уже абсурд высшей пробы…" Нет, Гарин абсолютно не осознавал, что сейчас ему предстоит первому среди собравшихся здесь ознакомиться с революционным методом психоаналитической дедукции, как Клим успел про себя обозвать свой первый опыт расследования.

Чтобы погасить клокочущую иронию в собственный адрес, он рассеянно поинтересовался у Гарина, почему у него в доме нет библиотеки, что полагается каждому уважающему себя особняку. Сейчас она пришлась бы очень кстати!

— Зачем тебе понадобилась библиотека? — раздраженно парировал Силя. — Опять твой штучки… Захотел раскурить сигару под собранием сочинений Гегеля? Гостиной тебе мало! Ты давай колись, чего там пронюхал.

— … ну правильно, Вера Пална мне ж сказала — Нонне неинтересны «корешки». Библиотека не нужна. В каждой комнате те книги, которые читает ее хозяин. А не те, что элемент декора. Вот и у самой Веры тоже ее любимый Сологуб…

— Ты мне про Сологуба заливать будешь, или скажешь, наконец, кто убил Тимура! — вскипел Силя. — Пошли выйдем на улицу, чтоб тебе неповаднее было кота за яйца тянуть! Одевайся.

— Мудро! У нас с тобой похожие методы. Я тоже люблю немножко пытать, — усмехнулся Буров, вспомнив про то, как испытывал Иду никотиновым голодом.

Шел мокрый снег. И не было лучшего фона для этой истории, хоть Гарин и был предупрежден о том, что успеет окоченеть, — его старинный друг собирался быть иезуитски подробным. Даже вопреки собственной нелюбви к промозглой погоде.

— Итак, все по порядку. Точнее по хаосу моих домыслов, помыслов и происков. "Из тени в свет перетекая…" — как писал… впрочем, не буду тебя злить писателями. Тимур Закареевич явно доверял своему убийце — иначе остался бы в живых. Покойный был из тех, кто в присутствии посторонних никогда не расслабляются. Гипотетически просчитывают удар. К тому же неплохо владеют телом и обладают отличной реакцией, как бывшие…спортсмены.

Буров чуть было не сказал "бывшие боксеры" — вовремя осекся. Ни к чему демонстрировать обширные знания о тимуровом прошлом. Не все из них извлечены из сегодняшних сумбурных допросов свидетелей…

— С другой стороны, беседуя с твоими гостями, я медленно, но верно двигался к выводу, что Мунасипов не пользовался особым расположением даже в близком кругу. Тут… скажем так, нехотя уважали его силу. А симпатия, любовь, всепрощение — они доставались кому угодно. Импозантному Роме, поэту-пьянчужке Гогелю, блистательной Вере Палне, капризной Лизе, загадочной Дольской, да тебе, наконец, человеку и пароходу, прости за иронию. Я также знал, что впечатление мое отчасти обманчиво, потому что должна быть скрытая причина присутствия Тимура на твоем юбилее. Такие люди не будут блюсти формальности, им неприятные. Даже семейные ценности, которые для покойного были незыблемы, могли быть в одночасье им попраны. Ибо человек стремится к власти и достигает ее, чтобы выйти за границы морали простых смертных. Проще говоря, Тимур Закареевич с его чутьем хищника, не пошел бы туда, где ему нечего ловить. Понимаешь, о чем я?

— Я понимаю только то, почему ты не захотел выступать перед Алимом. Он терпеть не может, когда льют воду, — ворчливо отозвался Гарин.

— Неправда, — кротко возразил Клим. — Причина в другом, и осознать ее мне помогла Муази. Я не хочу быть ответственным за новое преступление. Моя версия может явиться причиной другой смерти, за которую уж точно никто ответственности не понесет.

— Это что еще за фантазии? К чему ты клонишь? При чем тут Муази? — напрягся Гарин, но Буров посоветовал ему набраться терпения и выслушать его до конца.

— Итак, весь этот день меня мучила аналогия с эпизодом, невольным свидетелем которого я оказался в детстве. Сосед моей бабушки, известный всей улице алкаш-мизантроп и редкостный урод оказался жертвой 10-летнего ребенка. Я не буду вдаваться в леденящие кровь детали, я слаб, и тот первозданный ужас увиденного из любопытства тела преследует меня до сих пор. Скажу только, что ситуация по жуткой своей несуразности очень напоминала нынешнюю с поправкой на деревенский колорит.

— Давай короче, Климентий, я серьезно. Без экскурсов, — попросил Силя, услышав чьи-то шаги из глубины дома, приближающиеся к веранде. Но к обоюдному облегчению никто не нарушил конфиденс, и Буров невозмутимо продолжил.

— Не прерывай меня! Я не Юсупов. Если тебя устраивает его версия — тогда я умываю руки. Если нет — изволь выслушать все по порядку. Так вот, к убиенному пришла родня, выпили-закусили. И драки-то никакой не было, что удивительно. Просто мальчику показалось, что дядя злой и плохо думает про его маму с папой. И он дядю проткнул аккурат в районе сонной артерии. Это я к тому, что даже воплощенный Тайсон может оказаться уязвимым, если не ожидает удара. Ты, разумеется, торопишься возразить, что я муссирую прописные истины. Но ситуация разворачивается несколько иначе, если принять во внимание исходные условия задачи: Тимур Мунасипов, как известно, не безымянный местечковый дебошир, а фигура иного масштаба. И потому номером первым в предполагаемых причинах убийства значатся деньги или, говоря языком современным, финансовые потоки…номером и первым, и вторым, и третьим. Но чем интенсивнее я углублялся в расследование, тем все дальше меня уводило от материальных мотивов. Я же за них честно цеплялся, полагая, что таким образом придерживаю себя в границах здравого смысла. Меж тем, как выразился Алим, "все из-за баб". Вера Пална слышала смех…

— Надеюсь, ты-то не клонишь к Маргарите?

— Даже если и клоню, я не скажу тебе этого раньше времени, — отрезал Буров, наслаждавшийся сиюминутной своей властью. — Так вот, смех доносился не из гостиной, а из бильярдной…

Клим торопился: ему не терпелось продемонстрировать Гарину причудливый узор деталей, который сам собой выведет его к разгадке. Более того, он надеялся, что Силя, не дожидаясь кульминации повествования, сам произнесет имя убийцы. Но старинный друг отвечал недоверчивым молчанием. Он и ухом не повел на эпизод с Муази. А Бурову казалось, что здесь так все прозрачно: ведь она слышала не общее многоголосье, а голос конкретного человека! Как можно быть таким дугодумом… Впрочем, Клим не мог не признать, что его трактовку событий нельзя назвать только лишь плодом озарения детективного ума. Уму тут сильно подсобили старые связи…

— Хорошо, оставим в покое Веру Палну. Важным фактором для меня являлось еще и то, что четырех человек из участников этой драмы я увидел здесь не впервые.

Про пятого — Тимура — умолчал, думая: когда-нибудь расскажу, сейчас не время, право же!

— …и это обстоятельство дало мне фору во времени. В противном случае я в жизни не разобрался бы с этой головоломкой в столь рекордные сроки!

— Постой, я что-то не пойму, с кем ты еще был знаком, кроме меня, Нонки и Эльвиры? — удивился Сильвестр.

Слона-то Гарин и не приметил, хотя до того ли ему было! Не было у бедняги ни единой минутки, чтоб перемыть кости бывшим любовницам старинного друга. Не юбилей, а сущий ад… Но известие о давнем романе Клима Бурова и Иды Дольской фурора не произвел, только слегка озадачил. Сильвестр давно привык к тесноте мира. Или, может, по незнанию все-таки предполагал свести Клима-бобыля и шикарно перезревающую невесту. Большая Сестра не успела вчера насплетничать братцу…

При воспоминании об Эльке Буров улыбнулся по другому поводу: его расчеты подтвердились. Леди должна была с кем-то поделиться историей с Лешей Лисом, но понятным причинам довериться лучшей подруге Маргарите не могла. Муази была занята последним перекрестным допросом Клима, — значит, оставалась лишь кандидатура взбалмошной свояченицы. С логикой у дам проблемы классические, чего не скажешь о Муази — ее предложение вполне укладывалось в ход мыслей неутомимого «питбуля»… Но в целом женщины хотят покончить с этой историей в духе свойственного им нетерпеливого абсурда — чтобы и волки сыты, и овцы целы. Закрыть «дело» за отсутствием не улик, а желания искать искать убийцу. Не потому ли, что втайне, как и Лизхен, полагают, что "Тимур был страшный"? Правда, сама Лизхен вкупе с Дольской безмолвствует: первая уже выступала с бенефисом и теперь от стыда легла на дно, а со второй вечно не поймешь, чего она задумала.

— Итак, четырех человек я инстинктивно исключал из ореола подозреваемых, — продолжил Клим. — И хоть понимал, что не прав, тем не менее не нашел в себе сил быть изначально объективным. Себя, как ты догадываешься, я тоже не причислял к возможным убийцам — вопреки гениальным догадкам твоего Великого охранника. Оставались Лиза Чеганова, Гоша Собакин, Маргарита, Муази и, конечно, Квасницкий. Прежде всего, я решил попристальнее приглядеться к ним. Я задавался вопросом, кто из них мог испытывать к Тимуру столь сильные эмоции, что решится в отчаянии на злодейство. Причем не важно, любовь, ненависть, ревность или отчаяние двигали убийцей, главное — накал страсти в сочетании с безрассудством. Ведь убить Тимура — это, в некотором роде, пойти против мафии. Сделать это умышленно в присутствии стольких гостей и лучшего друга жертвы, — тут уж нужна смелость, граничащая с сумасшествием. Да и для спонтанности требуется минутное помешательство. Самой подходящей фигурой в этом смысле была Марго, но вопреки броским детективным сюжетам жены редко убивают мужей. Тем более таким невероятным способом. Тем более — беременные.

— А, по-моему, ты противоречишь биологическим законам! — отозвался Силя. — Всем известна агрессия самок на сносях или недавно разродившихся! В животном мире сколько хочешь таких примеров… попробуй-ка в лесу встреть медведицу с медвежатами! Я тебе не завидую…

— Я рад за твои зоологические познания, — саркастически парировал Клим. — Только ты не учел, что медведицы обычно не озабочены проблемами наследства. И вот что: давай все-таки вернемся в дом! Я не люблю мерзнуть, особенно в момент мыслительной концентрации. Пойдем… в бильярдную. Логично будет объясниться там, хоть она и навевает теперь мрачные мысли.

Что-то я не заметил пока концентрации, — проворчал Гарин. — Растекаешься мыслию по древу! А у нас каждая минута на счету. И вообще, почему именно эта злосчастная бильярдная?!

— Раньше я бы тебе ответил: "Потому что бильярд помогает течению моих мыслей". А сейчас это вдвойне верно. Надеюсь, ты понимаешь почему.

Глава 17. Фантомас из фаулзовской коллекции

Сильвестр пробурчал, что не верит во всю эту мистику — в стены, которые были свидетелями, в предметы, с которых считывают события. Словом, во всю эту еретическую психометрию. Буров не стал с ним спорить. Главное, что они, наконец, в тепле. А сам дух места преступления не даст разомлеть и штрейхбрехерствовать. Хотя Климу отчаянно не хотелось договаривать свою обвинительную речь! Оттого он и тянул с развязкой, желая в который раз убедить самого себя в правильности собственных выкладок. Так что психометрия и лавры сыщиков-любителей тут не при чем… Силя тем временем распорядился, чтобы Вера Пална принесла им кофе и коньяк.

"Смотри-ка, Гошка, кажется, весь Хеннеси выжрал, тут ведь полторы бутылки оставалось"… Закончив разочарованный осмотр своих поредевших «погребов», хозяин дома резко обернулся к притихшему другу:

— Ну, а дальше-то что?! Что там насчет наследства? К чему все это? И ты, я вижу, вообще не учитываешь кражу диска! Как там насчет Лизы?

— Не сбивай меня с мысли. Лиза этот диск не брала. С другой стороны, я предположил, что Тимур мог ее заманить в бильярдную для плотного флирта, а в самый пикантный момент обвинить ее в утечке важной информации. Вот это было бы в духе Мунасипова, как я успел понять. Я прав?

Силя вздохнул:

— Не знаю… у меня кошки скребутся, когда я о Тимке начинаю всякую дрянь предполагать. Я и сам его подозревал, ты ж помнишь…

— Поспешу тебя успокоить: секса и шантажа тут не было и в помине. Потому что Муази слышала смех! Когда люди собираются тайком заняться любовью, или же, напротив, один другого пугает, то им не до смеха. Согласись…

— Не знаю, не знаю. Девушки иногда хихикают, — с мечтательной удрученностью буркнул Силя.

— Это они с тобой, может, хихикают! — запальчиво воскликнул Клим. — А, скажи мне, на милость, часто ли Тимур Закареевич кого-нибудь смешил?! Так что не надо лохматить бабушку. Лиза Чеганова — она, конечно, из тех, кто не прочь, но Мунасипова она просто боялась. Уж она точно утратила бы остатки чувства юмора, оказавшись с ним наедине. Теперь вернемся к Марго: она, конечно, подозревала, что муж пытается ею манипулировать посредством своего завещания. Но не знала наверняка. А ну как на самом деле переписал активы на своего якобы сына, элькиного Данилу! А Маргарита — женщина с амбициями. Хоть в семье ее патриархат, но в профессиональном отношении она изо всех сил стремилась царствовать. И потеря основного капитала ей была бы совсем некстати. Нет, ей было совершенно не выгодно убивать Тимура до рождения четвертого ребенка, — прости за такую формулировку. Тем более, что ваш адвокат рассказал нам о реальности завещательных рокировок. И потом… хоть брак покойного держался на страхе, но Тимур любил свою жену. В супружеских отношениях случаются и куда менее объяснимые парадоксы.

— Понимаю, сам не первый год замужем, — буркнул Силя, всем своим видом выражая нетерпение. — И что же с Элькой, которой в действительности Тимур отписал бабки? Тебе, я вижу, хочется сбросить со счетов то, что сказал Марков.

— Ну отписал, — устало согласился Буров. — И что с того? Эля-то о своем наследстве ни ухом, ни рылом! И потом, как ты уже однажды справедливо заметил, уж ей было абсолютно незачем идти на убийство из-за денег.

Вошла Муази с дымящимся на подносе кофе. Клим порадовался передышке и умиротворяющему аромату. Плохи дела сыщика-любителя. Его аргументация стремительно провисает. Разве так формулируются тезисы расследования! "Она не убивала, потому что ей это было незачем…" А уж что говорить о том, что у него нет никаких вразумительных доказательств спасительного неведения Большой Сестры! Просто на своем богатом опыте Буров много раз убеждался в том, что в схватке страх побеждает только в сочетании с адреналином. Иначе дело гиблое. Эльвира, в отличие от Лизхен, боялась Мунасипова не как угрюмого человека, а как воплощение потенциально опасной сферы под названием "крупный бизнес". Если Тимуру взбрело бы в голову полезть на Эльку или на ее сына с ножом, она бы в прямом смысле перегрызла ему глотку. Но нападать на такую фигуру с материальным расчетом она бы не стала. Она хорошо понимает, что такие деяния сильно наказуемы. Уж не говоря о том, что у нее, единственной в собравшемся обществе, есть основания для романтических воспоминаний об усопшем.

Благо, что Силю не надо уговаривать по вопросу невиновности Эльвиры Гариной! Слава небесам, что как самодеятельный детектив Клим орудует в оранжерейных условиях: отчасти знаком с подозреваемыми, а уполномочил его лучший друг, что не последний человек на этой планете. Но зачатки дедуктивной эйфории тут же затмил хищный образ Алима Юсупова, дабы не дать Климу несвоевременно расслабиться. Он собрался с мыслями и продолжил свою кульминационную речь.

— Таким образом, Маргариту, Лизу и Эльку до поры до времени я оставил в покое. Каждая из них по-своему опасалась Тимура, и именно потому и не стала бы играть с ним в опасные игры вроде метания бильярдного шара. Вероятность попадания мала, а возмездие в случае промаха неминуемо. Про нашу вдовушку я уже сказал: она не болонка, как ее обозвала Лиза, она прирученная кошка, которая умеет притвориться кроликом, но в момент опасности выпускает коготки. Помнишь ведь, как утром она моментально перешла в наступление, обвинив буквально всех вокруг в убийстве мужа? Так вот, в ее характере шум по полной программе. Уж если б она завалила Тимура, тут бы весь ваш тихий элитный поселок сотрясался. Ко всему прочему она не способна на такой изощренный маневр как протирка орудия убийства и аккуратное его возложение на место злодейства… Согласен?

— Хорошо, про Ритку, про Эльку давай тему закроем. А вот с Лизой мне непонятно! — упрямился Сильвестр. — Почему ты уверен, что это не она стащила диск? Что-то вы оба с Алимом активно выгораживаете эту стерву…

— Прошу тебя, давай не смешивать две этих истории — убийство Тимура и этот долбанный диск! — взорвался Буров. — Никак они не связаны, понимаешь?! А про Лизхен, точнее про зерно ее образа, как вы с Собакиным выражаетесь, я тебе отчитался еще вчера, когда Тимур был жив. И сегодня лишь подтвердилось мое вчерашнее впечатление об этой девушке. Она мне отнюдь не симпатична. Но натолкнула меня на очень ценные мысли, сама того не желая. Мунасипова убил не тот, кто его боялся, а тот, кто его бояться перестал!

— М-да… значит, деньги тут вообще не при чем? Сплошная мелодрама, говоришь? — сарказм Гарина не знал границ.

— Ну, друг мой, если тебе так хочется углубиться в меркантильные мотивы, давай рассмотрим твою кандидатуру, — невозмутимо парировал Клим. — Она-то в данном случае подходит более всего. Что там Марго со своей жалкой рентой! Ты благодаря смерти лучшего друга становишься царем Мидасом. Да и нервное потрясение с утечкой особого списка можно забыть как позапрошлогодний шлягер…

— Ладно, — покорно рявкнул Сильвестр. — Что там тебе напела бедная Лиза?

— Историю о так называемом сексуальном стрессе, которую ей рассказал Тимур. А я вспомнил, откуда он мог ее подчерпнуть. И все благодаря собаке, которую на скаку остановила ваша телохранительница Муази!

Когда Буров терпеливо разжевал свою мысль, протянув ассоциативные нити от бордосского дога, обезвреженного Верой Палной, до истории готического уличного оргазма, которую поведала Лизхен, Сильвестр Гарин уже изрыгал умеренно нецензурные пожелания в адрес Красного Креста. Суть их сводилась к необходимости удалять язык у девочек при рождении. Клим даже не сразу понял, что Силя просто-напросто сердится на супругу за разглашение истинного предназначения Муази. В пылу риторики горе-детектив забыл о просьбе проболтавшейся Леди.

— Слушай, я не пойму: Нонна просила меня молчать об этом эпизоде. А Ида уверила, что с некоторых пор все об этом знают, и ваша диковинная домработница демонстрирует боевые искусства нетрезвым гостям. Это правда? — недоумевал Клим.

Но, оказалось, показательные выступления происходили всего один раз, и гость был птицей залетной, с черным поясом по карате. "А Нонка, значит, и об этом болтает, словно у нас тут цирк бродячий с борцами-акробатами!" — негодовал Силя… Требовалось срочно вернуть тему на круги своя. Эх, Тимур, Тимур! Воистину ты непосильное бремя для тех, кто тебя любил… Для одного из этих немногих будущее и вовсе плачевно.

— Внимание! Я подхожу к самому интересному моменту. Я предполагал, откуда ветер дует в отношении некрасивой собачьей истории. Тимур Закареевич ее не сам сочинил. Просто я ее тоже слышал. Но меня в тот момент не тошнило, как нелюбимую нами Елизавету Чеганову, потому что я был занят своими обычными психологическими изысканиями. И вообще не вижу в сем эпизоде ничего такого уж постыдного. Некоторым женщинам, особенно в юности, свойственно «кончать» в самых непредсказуемых обстоятельствах. У части их них по причинам, уходящим корнями в глубокое детство, эта особенность укореняется и с годами даже прогрессирует. Они могут испытывать сексуальное удовлетворение, скажем, от езды в трамвае. Или, что хуже, от унижения, от обиды, от… страха. Именно такая особа в духе садо-мазо, как метко определила Лизхен, и убила твоего друга. Помнишь, Тимур тебе намекал на некие странные отношения с женщиной, которая не чужда любви к пограничным ощущениям! Вот она и есть искомый персонаж. И я был бы готов немедленно назвать имя, если б не соблюдал обещание, данное самому себе: сначала выложить весь извилистый ход своего доморощенного расследования, дабы еще раз убедиться в собственной правоте.

Клим ожидал, что Гарин вот-вот прервет его затянувшуюся лекцию в духе раннего Игоря Кона, но тот подозрительно молчал. Нет, он явно не заслушался интригующими открытиями в области сексопатологии! Судя по выражению его лица, он мучительно приходил к разгадке. Но его разгадка оказалась более чем неожиданной:

— Это… Нонна?! Но я не понимаю, зачем… — апокалиптически прошептал Гарин.

Буров обомлел и в первые мгновения не знал, что говорить. Силя ошибочно воспринял его безмолвие как согласие. Тут "человека и парохода" прорвало, и он наговорил много такого, что Клим как джентльмен обязан был бы в ту же секунду забыть, хотя и не видел в рассказанном ничего особо постыдного. Одновременно эти сведения содержали лестное подтверждение климовой теории или версии, или предположения… Короче говоря, уважаемая Леди тоже имела способность испытывать удовольствие в необычайных ситуациях. Вот уж от кого Клим не ожидал! Но в том и заключалось его интуитивное предвидение: спонтанную разрядку испытывает едва ли не каждая вторая женщина из совершенно разных социальный слоев и групп. И это накладывает отпечаток… — о, нет, далее никаких изысканий, надо было успокоить друга, впавшего в коллапс ярости и ужаса.

На это ушло на удивление много времени для такой натуры, как Гарин. Клим уже готов был залепить разбушевавшемуся казиновладельцу для профилактики смертоносным шаром, которые здесь служили опасным искушением для нервических натур. Силю прорвало: оказывается этот импозантный вальяжный, не слишком верный и не слишком внимательный к своей «половине» муж много лет боялся, что жена погрязнет в порочных развлечениях, а законный супруг совершенно перестанет ее возбуждать… Сколько Клим ни клялся, что убийца вовсе не Нонна и что рискованные откровения Леди 20-летней давности — вовсе не повод подозревать ее в тайном поиске "клубнички", — все усилия шли насмарку. Пока хозяин дома сам волевым усилием не взял себя в руки и не упрекнул Клима в словоблудии: "Меня вдруг как обухом ударило: так ты воду в ступе толчешь, потому что боишься мне про Нонку сказать!! У меня тут же планка упала, когда я вспомнил ее задвиги по молодости…"

Буров вздохнул. Ну понравилось однажды молодой Нонне, как ее пощупали в троллейбусе, — так разве это задвиг? Глупо думать, что после этого Леди до седин будет призывно тереться о граждан в общественном транспорте! Прочие пригрешения хозяйки дома в том же духе. Право же, Гарин рассуждает как влюбленный викторианский юнец, он же собака на сене: вроде как сам не стану удовлетворять и другим не дам. Ну и дела… Несть числа интимным тайнам мадридского двора. Надо бы поживее идти к развязке, чтобы не множить падений скелетов из шкафа. Уж как тут не вспомнить пьянчужку Гогеля, который о них предупреждал…

— Силя, наберись терпения еще минут на десять-пятнадцать. Я продолжаю. Чем сильнее я углублялся в беседы со свидетелями и в размышления о них, тем отчетливей понимал: правда глубже слов. А расспросы только запутывают меня и уводят по ложным дорожкам. Такое уж это убийство — с действительностью, лежащей на поверхности, его связывают очень тонкие нити. Именно они, соединяющие вершину айсберга с глубоко спрятанной первопричиной, мне и предстояло выявить. Традиционный анализ мотивов результатов не давал. Тогда я решил подмешать примитивной физиологии и задался вопросом: кто мог метнуть шар одновременно с такой силой и меткостью?! Оказалось, многие среди участников вчерашнего действа не лишены сноровки и бойцовских качеств. Даже твоя супруга продемонстрировала чудеса эквилибристики, когда с полным подносом чуть не наступила на Мураками! А уж я молчу про обнаружившееся тайное призвание Муази… С тоски я начал косится в сторону Собакина, — безобидный алкоголический имидж и его полная безнаказанность в твоем доме давали почву для хлипких подозрений.

— Тут ты хватил! — горько усмехнулся Сильвестр. — Нет, Гоша при всей говнистости совершенно бесполезен как подозреваемый.

— Как подозреваемый! Но не как свидетель. Благодаря подслушанной им "вермишели с яйцами"… Впрочем, ты был свидетелем, к чему это привело. Все узнали, что Роман, что называется, «двушка». Этим греховным пристрастием он едва не навлек на себя кару небесную в лице ретивого Юсупова. И, кстати, еще вопрос, как все разрешится. Тебе предстоит нелегкая баталия…если, конечно, ты примешь мою сторону.

— …а иначе зачем ты здесь! — нетерпеливо гаркнул Сильвестр.

Приободренный поддержкой Клим продолжил:

— Вот тут как раз и надо прояснить, почему для меня оказался столь важным деликатный момент с ориентацией Квасницкого. Изначально я тупо заострился на парфюмерном флаконе, который Рома якобы вручил твоей жене. Осечка! Кензо предназначался тебе, и кроме тонизирующего флирта Леди и Романа ничего не связывало. Однако твой заместитель и без того был избалован женским вниманием. Его явно пыталась очаровать Лизхен, но у нее ничего не вышло. И вот тут на сцене появилась несравненная Ида Дольская. О, такая мишень как раз для нее. И от бабки, и от дедки, и от волков с медведЯми Рома увернулся, а от лисьего язычка — попробуй ускачи! Сначала я думал, что Ида охотится на тебя…

— Господи, да с чего ты взял! Вообще ни с какого боку! — отбрыкивался Гарин, но Буров жестом прервал его протесты:

— Успокойся, ты здесь не при чем. Просто я неплохо знаю госпожу Дольскую. Она умнее, тоньше и интересней Чегановой, но на данный промежуток времени у них были одинаковые цели — закадрить мэна из приличной компании. Кстати, они чувствовали свое соперничество поневоле, и в их высказываниях друг о друге проскальзывала открытая неприязнь, — а их по иронии судьбы поселили в одной комнате! И это Иде оказалось на руку… но не будем забегать вперед! Еще вчера, когда у меня прошел легкий шок от встречи с одним из лучших экспонатов моей фаулзовской коллекции…

— Какой-какой коллекции?

— Проще говоря, с одной из самых впечатляющих женщин в моей бестолковой жизни! Так вот, в разгар праздника я все удивлялся: если Ида здесь без кавалера, то почему она не окучивает меня как бывшего любовника? Для нее это естественно — так, на всякий случай прицепить мужчину на поводок, авось пригодится.

— Так все женщины делают, — лаконично заметил Силя.

— Точнее пытаются, не у всех получается. Ида из тех, кто умеет обаять. Но речь сейчас не об ее неординарных способностях. На твоем дне рождения она была нацелена на ночную кукушку, и эта «кукушка» была одним из присутствующих здесь мужчин. Мои интуитивные предположения подтвердились, когда я проштудировал протокол обыска ее вещей. Можешь быть уверен, — девочка подготовилась. Но меня сбил с толку вездесущий «Кензо», который обнаружился в ее сумочке! На этой почве я бог знает каких построений наделал, вспомнив, что Рома тоже всучил твоей жене…

— Ну помню, помню! И что же за построения?

— Так как я не знал, что подарок предназначен тебе, а не Нонне, я решил, что Ида хочет взять в оборот тебя. Ну прознала, что тебе якобы нравится, когда женщина использует именно этот аромат, раз его предпочитает твоя супруга. Господи, какой же идиот! Потом я пришел к мысли, что все как раз наоборот: прекрасная незнакомка не должна пахнуть женой, и любой соблазнительнице это-де известно. Потом я окончательно запутался! Ведь Ида не поклонница резких духов, она считает, что парфюм обязан подчеркивать лишь ее собственный неповторимый аромат, и потому очень щепетильна в выборе всех этих шанелей. Потом я хлопнул себя по измученному черепу и решил, что Ида подбивает клинья под Квасницкого: раз он дарит даме такие духи, значит, ему нравится, когда она так пахнет. Однако с моей стороны было огромной ошибкой имитировать ход мыслей женщины, тем более такой непредсказуемой. Единственное мое оправдание в том, что я связал так и не сумевшего стать уликой «Кензо» и свое наблюдение, мимоходом застрявшее у меня в памяти: перед тем, как вчера отправиться спать, я видел, что Дольская и Рома беседуют, причем оба при этом в верхней одежде. Барышня мотивировала это тем, что они выходили вместе покурить, но это полная чушь! После того, как Марго отошла к Морфею, курили все и везде, выходить в промозглую ночь было совершенно необязательно. Вот тут идочкина игра дала сбой…

— Так ты клонишь к тому, что Тимура убила эта грудастая дизайнерша?! — наконец дошло до Гарина.

В его голосе смешались едкое недоверие, озадаченность и… разочарование. Словно он ждал чего покруче!

— Да. Тимур намекал тебе об отношениях именно с нею. Это была, как видно, та еще интрига. О ней было бы сложновато судачить в кабаке с братками. И Мунасипова, и его пассию она, я полагаю, скорее тяготила, нежели радовала. Потому Дольская решила пойти ва-банк и перекинуться на Романа. Надо же девушке, наконец, выйти замуж! Только твоя "правая рука" об этом ни сном ни духом. Вот такая она загадочная, мартовская Ида: "Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи. Фантомас"!

До Клима моментально дошла неуместность этой шутки. Труп-то имелся настоящий. Сильвестр аж побелел. Буров поспешил продолжить:

— Если бы ей удалось закрутить с Квасом, они бы уехали вчера вместе. И ничего бы не случилось. Но Рома предпочел "Голубую Луну"…

— Чертовщина какая-то! А с чего она начала кидаться шарами? От бешенства матки, что ли?! Нет, Климентий, объясни-ка ход твоих мыслей… — потребовал ошарашенный Гарин.

— Да я вроде только этим и занимаюсь! — вздохнул измученный сыщик-любитель. — Помнишь историю о "сексуальном стрессе", которая окончательно вывела из строя Лизу? Так вот, нечто подобное Ида втирала и мне. Уверен, что этот эпизод произошел с нею самой, но к этому я еще вернусь. Без сомнения, Тимур подхватил эстафету от нее — и стал пугать страшными историями невзыскательную Лизхен. Та, будучи пьяной, приняла все близко к сердцу, точнее к желудку, ее замутило, а вскоре прекрасный организм и вовсе вырубил внутренний предохранитель. Иде это, кстати, помогло: Лизхен, разумеется, не слышала, когда Дольская вернулась в свою комнату. Вот уж воистину, "нам не дано предугадать, как слово наше отзовется".

— Но, Климентий, согласись все это как-то… неубедительно. Ты строишь обвинение только на своих ощущениях.

— Не на ощущениях, а на психологии. Но в данном случае большего нам не дано. Но у меня имеется-таки одно более-менее надежное свидетельство.

Буров, еще раз возблагодарив небеса за помощь, поведал другу сюжетный поворот с участием Марго и Леши Лиса.

— Лешка — человек безалаберный и невыносимый в быту. Но в отместку ему отвалено целых два истинных таланта — музыкальный и графический. Он на удивление мастерски рисует портреты, используя любые подручные средства. Это его успокаивает. Уж кому-кому, а его глазу можно доверять. Когда он описал спутницу Тимура, у меня не осталось никаких сомнений в том, что это именно Дольская. И потом, не забывай, что, как поется в известном романсе, "с этой дамой мы когда-то были близки". Вот заставь меня описать первое впечатление от Иды, — и я бы использовал почти ту же лексику.

— Так вот почему ты все медлил с разоблачением… А я думал, к чему вся эта резина… вся эта демагогия и преамбулы…

— Силь, медленно соображаешь! Я вижу, ты как будто разочарован… персоной убийцы, если можно так выразиться. Или ты не согласен с моей версией? Я и сам пребываю в агонии неуверенности. Меня в такие крайности бросало из-за пресловутых "зерен образа"! Я все пытался унять полеты воображения: мол, ищи, у кого есть мотив, копай в земном, а не в идеальном. Но правда оказалась где-то посередине. Именно там, где и положено находится нашим душевным недугам. Господи, от каких мелочей я только ни пытался танцевать! Вот Эльвирочку тянет на место преступления… вот Гоша Собакин крутится у тела жертвы. А что если он, притворяясь вечно поддатым, шныряет везде и уничтожает мифические улики?! Меж тем, ты догадываешься, насколько мне не улыбалось подозревать Иду. На ее персону было изначально наложено мое джентльменское табу неприкосновенности, которое несколько отличалось от дружеского табу на…

— Хватит про табу, я не идиот, все понимаю! — проворчал Силя.

В разъяснительном пылу Буров не заметил, как его друг-кремень стремительно набрался. Только теперь стало понятно, что Гарин совершенно растерян. Он и сам признался, что никак не может взять в толк, почему вместо праведного гнева, который должно обрушить на убийцу ближайшего соратника, он чувствует лишь одиночество перед грядущей массой неприятностей. А также гадливость и острое нежелание обозревать подводные части зловещего айсберга под названием "тайная жизнь Тимы Ангорского". Мурлыкающая Ида Дольская не вызывает у него никаких сильных эмоций. Лишь бы свалила наконец из его дома, и понадежней. Куда-нибудь на Западное полушарие.

— Понимаешь, я не хочу никого наказывать! — простонал Сильвестр. — Я хочу всего лишь, чтобы все убрались… Словно Дольская твоя не Тимку убила, а стащила у нас столовое серебро. Ну не могу я представить, что Ангорского какая-то б. дь завалила! И потом с чего вдруг она ополоумела до такой степени, что стала шарами бросаться? Что у них за отношения такие были? И, заметь, она самая спокойная из всех! Ей что, не впервой человека грохнуть?!

— Как видишь, спокойствие — идеальная тактика. Именно Иду никто и не подозревал, чего не скажешь о прочих нервных и чувствительных особах.

— Или она была уверена, что ты ее не сдашь… — рассуждал Сильвестр. — Но ведь Юсупова-то она должна была бояться…

— Не думаю. Ей вообще не свойственно общепринятое. Например, кто еще так обошелся бы с орудием убийства № 8! Аккуратно оставить рядом с телом…

— Это как раз не странно! — возразил Гарин. — Что ей собственно еще оставалось? Унести с собой и прятать у себя было рискованно. Выскакивать на улицу и выбрасывать за ворота? Нелепо!

— Все так. Но вот тут мы тесно соприкасаемся с патологией, которая и для меня до конца не объяснима — я ж не дедушка Фрейд. Ида оставила злополучный шар на месте, потому, что она в некотором роде не против наказания. Да-да! Когда у нас с ней закрутилось, я не мог понять, почему она меня то и дело подставляет. Поначалу я терпел. Потом вел терапевтические беседы, потом молча злился. И только когда я начал выплескивать свой гнев, не обременяя себя этическими условностями, — вот тут она стала шелковой. Точнее, становилась на время. Наилучшая схема отношений для нее — это чрезмерное наказание, а после жалость. Для этого она и совершает порой совершенно неожиданные поступки. Окружающие рвут и мечут, а наша краля не пытается и пискнуть в свое оправдание. Зато потом крикунам кажется, что они перегнули палку… и далее все по описанной траектории. А Иде только того и надо — особенно в отношениях с мужчиной.

— То есть ты хочешь сказать, что она решила метнуть Тимуру в висок первый попавшийся предмет, чтобы он ее сначала поругал, а потом пожалел? — Силя демонически усмехнулся, вскочил с кресла и навис над бильярдным столом. Потом, словно досадливо отбросив свои тайные намерения, плюхнулся обратно в кожаную мякоть. Завершил этот звукоряд треск распоротой ткани, донесшийся из-за двери.

Впрочем, и на веранде Бурова не покидало ощущение, что их подслушивают. Он представил, кто бы это мог быть — Сильвестр вроде всех разогнал по норам. Может, Юсупов забавляется разведкой или кто из его свиты? Вот это совершенно лишнее сейчас: Клим настоял на конфиденциальном разговоре с Сильвестром из соображений безопасности. Он не рискнул бы сдавать Иду «питбулю». Преданный покойнику неистовый Алим мог запросто вспомнить принцип "нет человека — нет проблемы". И потом ищи-свищи девушку с зелеными глазами! Правосудию этот субъект явно не доверяет, а может, и вовсе облечен по совместительству миссией личного киллера Тимы Ангорского. Если уж Муази может совмещать две испостаси… впрочем, аналогия натянутая и не к ночи ее разрабатывать. А ведь именно прозорливая Вера Пална дала верный сигнал SOS, намекнув на "серьезные последствия" откровений с НачБезом! Мудрая женщина все поняла задолго до Климентия. Не исключено, что ее осведомленность простирается далеко за пределы услышанного ею смеха Иды Дольской.

Дальнейшие разъяснения дались Бурову куда легче, чем все предыдущие дебаты. Несмотря на злую издевку и усталость, Силя вдруг стремительно подошел к двери и с силой распахнул ее. На него испуганно и изумленно взирал… Мураками, от неожиданности прильнувший к ковру пушистым тельцем. Похоже, кот мирно точил когти, когда его заподозрили в подслушивании, и теперь он, округлив зеленые глазищи, остервенело вилял хвостом оптимистически рыжего оттенка. Так вот он, источник подозрительных звуков…

— Зверь… — риторически констатировал Силя. Зверь тут же решил порадовать нового хозяина каскадом оголтелой кошачьей акробатики, но мало-мальского одобрения, увы, не получил. — Лучше бы Элька щенка подарила, — вздохнул Гарин. — Пес-то мой, Шницель, помнишь? Умер недавно от старости.

Сильвестр, казалось, готов уйти в меланхолические раздумья о смерти, но вместо этого он быстро из бильярдной и через пять минут вернулся. Судя по его виду, он приводил себя в чувство ледяным умыванием. Элементарное действие — и он вновь был готов к противостоянию действительности.

— Ты так и не сказал, почему Дольская убила Тимура. Отношения-извращения — это все понятно… и дальше бы возились по-тихому. О, черт, как же хреново в этом копаться!

— Пусть тебя успокоит хотя бы то, что Мунасипов желал эти отношения прекратить. Длились они довольно долго. Ида ведь сама проговорилась про Лешу Лиса. Мистика чистой воды! Она его видела на фотке, и я ей много рассказывал. Так вот, лет пять назад Дольская заприметила его на одном рок-концерте. Вот совпадение: ведь и он ее потом заприметил, только не мог идентифицировать! Ему-то я ее фотографии не показывал и саг о ней не плел. Но самое интересное, что я выяснил у Лиса походя в сегодняшнем разговоре, — это то, что искомый концерт происходил в некоем клубе, который давно не существует в помине. Угадай, почему! Да потому что это место теперь называется казино «Рио» и менее всего оно напоминает своего андеграундного предшественника. Думаю, что Ида познакомилась с Тимуром либо во время этого концерта, либо в его окрестностях. Естественно, на этом мероприятии она являлась не простым зрителем — иначе она бы не пересеклась с такой фигурой, как Мунасипов. Но тут уж дело техники! Либо журналистская стезя ей в том подсобила, либо контакты из другой оперы, — неважно. Так что вовсе не Нонна вывела нашу новоявленную менеджершу-дизайнершу на потенциальных заказчиков в виде семейства Мунасиповых. Напротив, это Тимур «натравил» Иду на твою дражайшую супругу… но сам прозорливо тормознул Марго, когда она с ретивой доверчивостью решила запустить Дольскую в дом его родителей!

— Дольская это подтвердила? — быстро спросил Силя.

— Нет! Я и не спрашивал, потому что в момент разговора с нею у меня вообще в голове был полный хаос. Но я думаю, что пара-тройка перекрестных допросов — и роковая женщина расколется. Только уволь меня от участия в этой экзекуции. С меня хватит! Ты попросил меня выложить мою версию…

— Ладно-ладно, продолжай! Я, кстати, что-то смутно начинаю вспоминать в связи с нонкиной строительной истерией. Что-то она такое пела мне, когда к ней намылилась эта Ида. Но я толком не слушал, конечно! — Силя досадливо потер виски.

— Иногда полезно прислушиваться и к брехне, но наперед не поймешь, к которой. Итак, мотив! Все довольно банально: Тимуру Закареевичу захотелось сменить игру. Он вообще, я думаю, брезговал в нее погружаться. Так, изредка ощутить пряную остроту… но он ожидал наследника, был привязан к жене и детям, а тут еще Лизхен задницей вертит. Почему бы не приударить за ней?! Так, для поднятия общего конуса, как говорят хирурги. Ида же явно почувствовала, что жирная рыба соскальзывает с крючка и решила разыграть другую карту — Рому. А на твоем вчерашнем торжестве она наверняка планировала двух зайцев убить: разжечь ревность в восточном тиране и, возможно, устроить матримониальные планы с молодым человеком из хорошей семьи. Но тираны, хоть восточные, хоть западные, не так примитивны, как это кажется некоторым дамам… да и отпрыски хороших семей тоже не лыком шиты. В общем, пошли прахом все усилия барышни. Рома уехал без нее, Тимур поглядывал налево… первый уехал, а второй предложил поставить жирную точку на отношениях, — по моей реконструкции событий. А Ида, во-первых, очень злится, когда не она является инициатором разрыва. А, во-вторых, когда злится, любит швыряться чем попало. Мне «посчастливилось» быть свидетелем некоторых сцен…

— Как же ты сам после шашней с ней уцелел? — к Силе возвращалось его обычное ироническое любопытство.

— А я осторожный! — усмехнулся Клим. — У нас с ней ведь тоже бывали… всякие моменты. Сработал мой внутренний предохранитель. Я поостерегся погружаться в этот омут с головой.

На улице совсем стемнело. Атмосфера разродилась густым красивым снегопадом, чтобы порадовать землю и сентиментальных ее обитателей декорацией к зимней сказке. К утру все неминуемо растает, еще не время для рождественских пейзажей. Всякой иллюзии свой срок…

Клим чувствовал, как его стало отпускать мучительное напряжение. Словно он получил отпущение своему греху, а не поведал о чужом. Силя еще долго донимал его практическими вопросами, но Клима это уже мало трогало. В конце концов, свою миссию он выполнил. Но Гарин то требовал подать к нему "этого твоего… Лиса" для опознания преступницы, то убегал что-то утрясать с Алимом, то советовался, не сдать ли Дольскую в дурдом — "Ведь куда-то ее упрятать надо!" Ида смотрела на «сатрапов» одновременно невинно и победоносно. Юсупов жаждал мести, Силя вызывал ментов, с которыми предстояло договариваться… Квасницкий напился и плакался в жилетку Вере Палне, Гогель неожиданно трезво рассуждал об инквизиции и призывал Бурова открыть сыскную контору. Марго готовили к даче показаний по следам свежевыпеченной версии о ссоре ее супруга и его тайной любовницы. Далее шло нагромождение деталей правдивых и вымышленных, среди которых затесался даже анафилактический шок в результате редчайшей аллергии покойного на перепелиные яйца. "Вот и невинным зародышам перепало не за что!" — отстраненно и по инерции продолжало комментировать сознание происходящее вокруг. Эльвиру, Лизу и Гогеля отсылали по домам, но они, поддавшись "стокгольмскому синдрому", уезжать никуда не хотели. Точнее, Элька выражала свою позицию активно, Собакин невразумительно философствовал, а Лизхен тормозила за компанию, — видимо, Большая сестра ее уже не пугала. Последняя мстительным шепотом втолковывала братцу, что он никуда ее не выставит, потому что Тимур был для нее не последним человеком. Один лишь Роман Квасницкий был не прочь оскорбленно удалиться, хотя Гарин сбивчиво заверил его в своей толерантности ко "всяким извращениям". Точнее он исторг из уст краткий манифест, суть которого сводилась к утверждению: "Пусть хоть педераст, лишь бы человек достойный и работящий". Квас лишь содрогнулся от такого снисхождения, особенно когда Гогель выразил свою сбивчивую симпатию к "некоторым симпатичным мальчикам". Этого "красавчик Ромуальд" уже стерпеть не мог и ринулся на волю… За ним увязалась Лиза Чеганова. Лови момент, девочка!

Что ж, Сильвестр остался один на один с «питбулем». Клим Буров держал неблизкий путь к заждавшимся его перепелкам. И ехал он не один. Так вышло, что Мураками напоследок страшно разозлил Силю-собаколюба. В другое время "модному писателю", возможно, еще простили бы лужу на хозяйской кровати. Но не сегодня! Гарин был так разъярен, что шваркнул живность башкой о стену. И Клим по элькиной просьбе взял на себя временную миссию котодержателя, дабы не тешить бесов и гринписовцев расправой над рыжим бестией. Пес Диггер, кажется, толерантен к котам. Теперь долгими уединенными вечерами кот будет зыркать зеленым глазом и напоминать о зловещем бильярде. Видимо, для того, чтобы резонер и наблюдатель Буров вывел из страшной истории мораль. Нечто вроде: "Вовремя выйди из игры". Или "Не ходи налево". А, может, "Не укради диск у ближнего своего"? Нет, об этом не сегодня!

Все-таки лучше бы у Маргариты родилась девочка. Младший мальчишка без отца с тремя старшими сестрами. Испортят…

Эпилог

Солнце лениво скользило по дощатому полу летней веранды, пробираясь осторожным зайчиком среди оголенных мокрых веток осин и рябин в поисках снеговика, который вот-вот должен растаять и уронить вожделенную морковку. Обманчивое февральское солнце, еще не будучи в состоянии высушить чернильные кляксы нехотя удаляющейся зимы, уже заставляло трепетать смущенный дух недоверчивой к теплу природы. Климу, например, точно не терпелось помахать ручкой вслед нелюбимому времени года. Он вытащил на веранду старинный летний шезлонг, горячо любимое Севой и Мураками кресло-качалку и маленький деревянный столик — все атрибуты, необходимые для переживания полноценной и качественной радости того, что ты живешь за городом — в окружении леса и "на воздусях".

— Холодно еще, Клим, — Сева уговаривал скорее для порядка, его больше занимала аура еще не протертой от пыли столешницы, на которой заманчивым густым темно-красным оттенком светилась бутылка. Буров, наконец, расщедрился и разрешил вскрыть настоенный на собственноручно собранной и высушенной рябине коньяк.

— Я принес пледы, а не поможет, прихватизируй рыжую грелку, — Клим кивнул на кота, который независимо расхаживал по веранде, обнюхивая неизвестные ему углы и объекты.

Чижевский с предвкушением отвинтил пробку и аккуратно, тоненькой струйкой разлил напиток по рюмкам.

— Вот не знаю, что ты еще туда добавляешь, — хмыкнул он, — привкус всегда получается зело необычный.

— Секрет мастера, — отозвался Клим, удовлетворенно поскрипел спиной на шезлонге и поднялся к Севе, — вроде в самый раз.

Оба подняли рюмки, оба пропустили сквозь них солнце, копируя неизвестно кем придуманный ритуал, церемонно чокнулись.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — победоносно объявил Чижевский.

— Все хорошо, что просто кончается, — Клим улыбнулся и подумал, что вот по таким мелочам можно характеризовать человека. Не был бы он Буровым, если бы не внес поправку с претензией. Все равно на что.

— Все-таки, нехороший ты человек, Буров, редиска, дурилка картонная, — Сева быстро проглотил содержимое своей рюмки и с деланною суровостью воззрился на приятеля. — Три месяца ни слуху, ни духу. Закопался здесь, как жук в навозе, со своими пернатыми. И сам не выбираешься, и к себе не пускаешь.

И то, правда. После той стремительной развязки осенней истории, когда они с Севой попрощались на скорую руку, Буров упрямо не желал видеть приятеля. Он вообще тогда почувствовал себя старым, уставшим и разбитым. В оставленном на съедение угрызениям совести сознании маячил призрак Дольской. И хотя он все равно не смог бы распутать клубок иначе, чем ведет сама нить, где-то в глубине осталось горькое: "А если бы…"

— Гарин не проявлялся? — промычал Чижеский, принимаясь за незатейливые бутерброды с ветчиной и помидорами.

— Эльвира за него отчиталась. Приглашала к себе в гости, хотела познакомить с сыном.

— А что, — весело возбудился Сева, — старая любовь, как говорят…

— Я вот все думаю, — прервал его Клим, выдыхая струйку пара в еще не согревшееся пространство, — если бы мы с тобой не взяли тот заказ на Мунасиповский диск, может, все иначе бы повернулось…

— Брось, Буров, — Чижевский деловито разлил по второй, — ну, конечно, не идеально, но и совсем недурственно. Можно сказать, что эта неожиданная смерть Тимура — к лучшему. Его все равно бы убрали. Не фиг работать на две стороны, не Штирлиц. А для твоего старинного френда, так и совсем хорошо. К нему никаких претензий. Обставлено все было по вышаку: вложился деньгами по полной программе. Ну, случайность, ну выпил Ангорский лишнего, а здоровье уже не то, ну, неудачно упал. Неутешные братки и вдова с семейством, достойно поскорбив, проводили в последний путь. Ты отлично справился с ситуацией, Клим! Оскара — за роль!

— Да какие там Оскары, все время чувствовал себя, как в Саду камней. Есть такой в Киото, храме Реандзи. Камней всего пятнадцать, а с какой точки не смотри — видишь на один меньше. Такая вот "прелесть недосказанности".

— Это потому что с вертолета никто не смотрел! — Шумно захохотал Чижевский. — А ты завис, как заядлый десантник и нашел свою… Галатею.

Шутка не имела успеха.

— Только вот получился какой-то Пигмалион наоборот, — сумрачно процедил Клим, — я ж ее не оживил, а можно сказать, напротив…

— Да, Дольская твоя отлежит еще пару месяцев в больничке, и отправят ее на курорты с приличным содержанием. По-моему, очень даже здорово барышня устроилась. Люблю везучих, другую бы грохнули, не глядя… Давай-ка хлопнем за ее удачу!

Клим Буров грустно покачал головой.

— Ну, за это мы пить не будем. Невеликое это счастье все-таки — убить человека. Пусть даже априори считавшегося негодяем.

— О, слышу знакомые нотки… Да ты не принялся ли за вторую книгу, писатель?! Ч-черт, с твоей достоевщиной чуть не забыл тебя поздравить с первой! Давай-давай-давай, за первую ласточку… Бздиньк! — Чижевский поднял обе рюмки вверх, со значением звякнул ими и протянул одну из них Климу.

— Тогда уж за первую перепелку…

Москва-СПб., 2005

Оглавление

Интродукция, или Пришествие горы к Магомету

Глава 1. Зеленые глаза Мураками

Глава 2. Чезаре Ломброзо и опасные связи

Глава 3. Убийцы не читают Чехова

Глава 4. Гоголь и охота на мамонтов

Глава 5. Маргарита, или Жена Цезаря

Глава 6. Наполеон и женская неразборчивость

Глава 7. Вольф Мессинг, или Хитроумный идальго

Глава 8. The Beatles и силиконовая грудь

Глава 9. Амазонка и призрак Фаберже

Глава 10. Кант и запах женщины

Глава 11. Абрахам Брил и ретивый дилетант

Глава 12. Григорий Сковорода и тайна Муази

Глава 13. Прощай, Кензо, или Прибор для вермишели с яйцами

Глава 14. Агата Кристи и армия любовников

Глава 15. Кришнамурти и слабости одиноких

Глава 16. Гегель и уязвимость

Глава 17. Фантомас из фаулзовской коллекции

Эпилог

Реклама на сайте