«Алиби для бультерьера»

Наталья Александрова      Алиби для бультерьера

                                                                                                       АНОНС

У бывшего циркового артиста Анатолия интересная работа: он за деньги обеспечивает алиби неверным мужьям. Все было хорошо, да вот не повезло с очередным клиентом. Жизнь Анатолия в опасности: покушения на него следуют одно за другим. Анатолий понимает, что помочь ему может только старый знакомый Леня Маркиз. И теперь уже Леня попадает в опаснейшую переделку, да еще и втягивает в нее свою боевую подругу Лолу. Убийства, предательство… Кто стоит за всем этим? При чем здесь Анатолий? И какое отношение имеют к этому огромная черепаха и злобный бультерьер по кличке Малюта Скуратов?

Наталья Александрова

 

Алиби для бультерьера

   Сергей бросил мимолетный взгляд на свое отражение в огромном зеркале, стряхнул с рукава невидимую пушинку, поправил светлые волосы и вошел в огромный зал. Его сразу захлестнуло, как морским прибоем, гулом сотен голосов.

   Хорошо одетые самоуверенные мужчины, их ухоженные дорогостоящие спутницы с пустыми жадными глазами, офисные барышни, во всем облике которых сквозит прицел на выгодное замужество любой ценой.

   Несколько молодых шустрых мальчиков с фотоаппаратами и телекамерами – представители СМИ, примчавшиеся на запах дармового угощения.

   Случайные люди, каким-то необъяснимым образом оказывающиеся на любой тусовке.

   Наконец, такие же, как он, бизнесмены средней руки, надеющиеся подцепить выгодного заказчика.

   В центре зала, как большие ленивые шмели, басовито гудят несколько видных чиновников. Вокруг них – кружок почтительной пустоты, внимательных взглядов.

   Среди всего этого столпотворения ловко снуют, словно аквариумные рыбки, официантки с подносами – коктейли, шампанское, маленькие бутерброды – та самая наживка, на которую клюет рыбка, большая и маленькая.

   Крупная риелторская фирма представляет новый грандиозный проект застройки целого городского микрорайона, и на эту презентацию как пчелы на мед, точнее – как мухи на запах падали, слетелся весь цвет городского строительно-инвестиционного бизнеса. Застройщики и архитекторы, инвесторы и специалисты по недвижимости, владельцы рекламных и инженерных фирм.

   Сергей кивнул полному медлительному брюнету в черном костюме, напоминающему императорского пингвина, – Антону Масальскому из компании «Стройсервис», помахал рукой хорошенькой блондинке в строгом костюме, выгодно подчеркивающем безупречную фигуру, – кажется, ее зовут Леночка, из какой она компании, он не помнил, но пару раз сталкивался с ней на корпоративных вечеринках и как-то даже, немного выпив, пообнимался в коридоре. Вспомнил мягкие губы, смеющийся рот, сладковатый привкус помады, негромкий хрипловатый смех. Оба были не против, но дальше нескольких поцелуев дело не пошло, что-то помешало.

   Стремительно промелькнул Василий, компаньон и приятель. Они выехали из своего офиса вместе, каждый на своей машине, но по дороге разминулись: Сергей застрял в глухой пробке на набережной Фонтанки, а Вася свернул в какой-то сквозной двор и, судя по всему, добрался намного быстрее.

   Вася вел себя как-то странно – торопливо переходил от группы к группе, не замедляя шага и ни с кем не разговаривая, как будто был чем-то озабочен.

   К Сергею подошел Костя Сыроежкин из Василеостровской администрации, завел какой-то пустой разговор. Тут же, как будто случайно, возникла Вика Солодовник из «Сити-банка». Когда-то у них с Сыроежкиным был роман, и теперь она не дает ему проходу. Сережа попятился, попытался смешаться с толпой, чтобы не участвовать в очередной сцене. И тут у него зазвонил телефон.

   Сергей вытащил мобильник, взглянул на дисплей и невольно поморщился: звонила Маргарита.

   Первой мыслью было не отвечать, выключить трубку, вообще выкинуть ее – в мусорку, в окно… Но Маргарита все равно не угомонится. Она добьется своего, как всегда. Любым способом. Не мытьем, так катаньем. Так что лучше не сопротивляться, а расслабиться и попытаться получить удовольствие.

   Сергей поднес телефон к уху, машинально отыскивая взглядом Василия.

   – Нам немедленно нужно встретиться, – выпалила Маргарита, едва услышала его голос. – Приезжай в ваш офис.

   – Марго, но я не могу… – начал Сергей, тяжело вздохнув и уже понимая, что она все равно настоит на своем. – Ты же знаешь, мы сейчас на презентации…

   – Ты меня не понял? – переспросила она властно, решительно. – Нам необходимо, просто необходимо встретиться!

   – Но, Марго, Вася здесь… он заподозрит… ты ведь понимаешь, так нельзя…

   – Что? – Она деланно засмеялась. – С каких это пор тебя беспокоит Вася? Да ты прекрасно знаешь, что ему на все наплевать! Ему это совершенно безразлично! Короче, я еду. Через полчаса я буду возле вашего офиса…

   В трубке раздались короткие гудки.

   Сергей вздохнул и понуро потащился к выходу, машинально отыскав взглядом Василия. Тот по-прежнему носился по залу, как заводной кролик из рекламы.

   Придется ехать.

   Маргарита не шутит – у нее вообще слабо с чувством юмора.

   Притащится к офису и будет торчать там на виду у всех.

   Конечно, вечером в их бизнес-центре малолюдно, но наверняка найдется какой-нибудь досужий доброхот, который обратит внимание на интересную, явно обеспеченную женщину.

   Нет, ну как же его угораздило закрутить роман с женой компаньона? Известно же, нельзя смешивать бизнес и личную жизнь…

   Впрочем, надо признать – это не он закрутил с ней роман. Маргарита сделала все сама, буквально затащила его в свою постель. Правда, он не очень сопротивлялся. Он никогда не умел сопротивляться превосходящей силе.

   На пути Сергея попалась та блондинка – Леночка, кажется. Послала ему призывный взгляд, но Сергей виновато и разочарованно улыбнулся, развел руками и показал на часы. Леночка надулась и устремилась наперерез освободившемуся Сыроежкину.

   Сергей вышел на крыльцо, достал из кармана брелок с ключами. Его верная «ауди» отозвалась мелодичным приветом. Хорошая девочка. С ней одной никогда не бывает проблем.

   Езда в машине всегда его успокаивала, так что через некоторое время он смог спокойно воспринимать ситуацию.

   Сергей Николаевич Евсюков, тридцати шести лет от роду, по специальности инженер-строитель, был очень недоволен жизнью. Претензии его не такие, как у всех, – зарплату бы побольше, машину поновее, квартиру попросторнее, тещу отселить… Как раз тут-то было все в порядке.

   Он – равноправный компаньон в строительной фирме, зарплата вполне приличная, машину недавно купил и не нахвалится, он холост, так что ни о какой теще, слава Богу, не может быть и речи, а квартира хоть и небольшая, ему одному вполне хватает.

   Но Сергей был недоволен собой.

   Полгода назад приятель Василий Окунь позвал его в свою фирму, предложил партнерство. Сергей согласился; он давно уже устал работать на чужого дядю, хотелось своего дела, хотелось независимости. Но дела-то никакого и не было. Василий с удовольствием мелькал на разных тусовках и презентациях, вот как сегодня, однако клиентов у фирмы было мало, и все они какие-то сомнительные. Сергей пытался что-то делать по заказам, но иногда на него накатывало такое чувство, что это никому не нужно – ни его фирме, ни клиентам.

   Мало того что с работой нелады, так еще тут замешалась Маргарита. Черт дернул его связаться с женой друга! Все произошло так быстро, на вечеринке по случаю какого-то праздника он выпил, она была рядом… красивая женщина, или ему тогда так показалось… А на следующий день она вела себя так, как будто они уже давние любовники. Ему было стыдно перед Василием, хотя Маргарита и уверяла его, что они с мужем давно уже чужие люди. Она ему и не нравилась совсем, однако когда она звонила и звала его на встречу, он послушно ехал, вот как сейчас, не в силах разорвать этот порочный круг.

   «Тряпка и слизняк!» – в который раз с тяжким вздохом подумал Сергей.

   Пробки в центре уже рассосались, и через двадцать минут Сергей подъезжал к офису.

   Маргарита уже ждала его, беспокойно постукивая каблуком по плиткам тротуара.

   «В машине не могла подождать!» – мелькнула раздраженная мысль, и тут Сергей осознал, что ее машины рядом нет.

   Еще хуже, заставит потом везти ее домой или еще куда-нибудь – Маргарита частенько использовала его в качестве персонального водителя. Хорошо, что не в качестве прислуги.

   – Ну что такое… – ворчал Сергей, открывая двери офиса. – Ты же знаешь, у нас сегодня презентация…

   – Знаю я эти презентации! – раздраженно выдохнула Маргарита, входя в холл и захлопывая дверь. – Обыкновенная тусовка! Вечеринка с шампанским и девочками!

   Сергей включил свет.

   Огромная черепаха в террариуме проснулась, удивленно вытянула уродливую голову на морщинистой старческой шее, пригляделась к вошедшим, словно пыталась понять, кто это разбудил ее в неурочный час.

   – Ну, о чем ты хотела со мной поговорить? – В голосе Сергея прозвучала обреченность.

   – О нас с тобой! – выпалила Маргарита. – О наших с тобой отношениях!

   – Ну какие у нас отношения? – простонал Сергей.

   Он почувствовал, как виски наливаются тупой чугунной пульсирующей болью.

   Последнее время так всегда бывало, стоило ему услышать раздраженный, требовательный голос Маргариты.

   – Какие отношения? – Марго подошла к террариуму, как будто хотела призвать черепаху в свидетели своих слов. – Вот именно! Ты меня последнее время просто избегаешь! Демонстративно избегаешь! Стоит мне появиться, как ты удираешь под любым предлогом! Скажи прямо: я тебя больше не интересую как женщина? Может быть, у тебя появилась другая?

   – Но, Марго, сама посуди… – уныло бормотал Сергей. – Ведь Вася – мой компаньон… мы вместе работаем… Это просто свинство – крутить роман за его спиной…

   – Раньше тебя это почему-то не волновало! – Марго повысила голос, ее ноздри возбужденно раздувались. Сергей с удивлением подумал: до чего же неприятное у нее лицо, когда она злится! И правда, что он в ней находил раньше? Впрочем, во всей этой истории от него с самого начала мало что зависело, Маргарита сама проявила инициативу, взяла все в свои руки, а он, как обычно, подчинился воле обстоятельств, поплыл по течению…

   Вдруг зазвонил его мобильный телефон.

   Сергей почувствовал жалкую, трусливую радость – можно было хоть на какое-то время отгородиться от Маргариты ненадежным щитом делового общения.

   Он демонстративно отвернулся от нее, достал мобильник, откинул крышку.

   Однако когда он увидел высветившееся на дисплее имя, на лбу у него выступили капли холодного пота.

   – Иван Терентьевич?! – проговорил Сергей постыдно севшим голосом. – Разве вы уже…

   – Да, я уже, – ответил страшный человек, издевательски хохотнув. – А ты, никак, мне не рад?

   – Что вы, – Сергей взял себя в руки, – я очень рад… поздравляю вас… а мы ждали только завтра…

   – Ты же знаешь, Сергуня, – в голосе Ивана прозвучала почти отеческая сердечность, – ты же знаешь, что я люблю всех опережать. Хотя бы немного. Поэтому до сих пор живой. В отличие от подавляющего большинства. – Он выдержал короткую паузу и продолжил совсем другим голосом – жестким, сухим, повелительным: – Ладно, это все так – туфта с баландой. Я тебе звоню по делу. Вам сегодня привезли тебумаги. Поезжай в офис, забери их и привези ко мне. Ты знаешь куда.

   – Да, Иван Терентьевич, – Сергей едва удержался, чтобы не отдать честь, – я быстро…

   Старый кровосос, как всегда, все знает. Знает уже, что сегодня привезли бумаги. Удивительно еще, что не сказал, что он, Сергей, сейчас так и так в офисе.

   – Мы не закончили разговор! – выпалила Маргарита, когда он убрал мобильник. Хорошо хоть, что во время разговора с Иваном помалкивала – понимает, стерва, что по-настоящему опасно. Когда ей нужно, она все понимает.

   – Мне сейчас не до тебя! – выпалил Сергей, удивляясь собственной смелости, и направился в кабинет.

   Впрочем, какая уж тут смелость! Просто страх перед Иваном на данный момент оказался сильнее всех прочих чувств. Все остальное перед этим страхом отступило на второй план.

   Он прикрыл за собой дверь кабинета, обошел стол Василия, приблизился к сейфу, набрал код.

   Тяжелая дверца плавно распахнулась.

   Сергей наклонился, заглянул в темную глубину сейфа.

   Во рту у него пересохло.

   Бумаг на месте не было.

   Но это просто невозможно!

   Что за черт? Они вместе с Васей положили в сейф этот большой желтый конверт, который доставил им курьер из мэрии, Вася на его глазах запер сейф… потом они вместе ушли из офиса, вместе поехали на эту чертову презентацию… уходя, он видел, как Василий толкался среди участников мероприятия… да нет, такого просто не может быть! Просто не может…

   Он еще раз внимательно проверил содержимое сейфа.

   Небольшая пачка наличных – рубли, доллары, евро для текущих расходов. Совсем немного. Несколько договоров – убийственно мало для нормального функционирования фирмы, да и те, что есть, сомнительные. Коробка с печатью. Чековая книжка. Трудовые книжки наемных работников.

   И больше ничего!

   Сергей прекрасно помнил, что желтый конверт лежал вот здесь, на верхней полке, рядом с печатью. Он буквально видел его, этот проклятый конверт.

   Но сейчас полка была пуста.

   Сергей сглотнул набежавшую слюну, сел на вращающийся стул, перевел дыхание.

   Кто это мог сделать?

   Никаких следов взлома нет, а код знают только двое. Только они с Василием.

   Василий сейчас на презентации, на глазах у десятков людей.

   Значит…

   Значит, все подозрения падут на него, Сергея.

   А Иван такого ни за что не простит. Слишком большие деньги задействованы в этой истории. Слишком многое зависит от желтого конверта. Точнее, от его содержимого.

   Сергей закрыл глаза, сосчитал до десяти, потом до двадцати, чтобы немного успокоиться. Снова открыл глаза, без всякой надежды заглянул в сейф.

   Чуда не случилось. Конверта по-прежнему не было. Впрочем, он никогда не верил в чудеса, даже в детстве прекрасно понимал, что роль Деда Мороза играет его отец.

   Руки дрожали, как будто он только что здорово выпил.

   Во всей этой истории только один плюс.

   Иван не знал, что он находится в офисе, поэтому у Сергея есть небольшой запас времени.

   Впрочем, чем это ему поможет?

   Сбежать? Спрятаться?

   Но от Ивана никуда не убежишь. Не тот это человек. Он найдет тебя где угодно – в Нью-Йорке или в Сингапуре, в глухой парагвайской деревушке или на Северном полюсе, под водой или на вершине Эвереста. Иван – человек очень принципиальный. И принципы у него простые: всегда опережать конкурентов, хотя бы немного, и никогда не прощать долгов. Даже небольших.

   Так что Сергею рассчитывать не на что.

   Но это хотя бы небольшая передышка. Да в конце концов, Сергей ни о чем не думал. Ему просто было страшно и хотелось убежать. Все равно куда убежать.

   Он еще раз заглянул в сейф.

   Конечно, ничего не изменилось. Конверта не было.

   Но ведь Вася положил его на эту полку!

   Василий. Только он может объяснить происшедшее.

   Сергей схватился за голову, захлопнул дверцу сейфа и вышел из кабинета.

   При его появлении Маргарита отшатнулась от террариума, черепаха сделала шаг вперед и втянула голову под панцирь. У обеих был какой-то подозрительный вид.

   Черт! Сергей совсем забыл про Маргариту.

   Только ее сейчас и не хватало!

   Прежде чем звонить Василию, нужно выпроводить ее отсюда. Выпроводить под любым предлогом.

   – Что ты там делал? – проговорила Маргарита с ревнивой, требовательной интонацией – ее раздражало то, что он был занят не ее проблемами.

   – Да пошла ты! – огрызнулся он, почувствовав от этой фразы странное болезненное удовольствие – как будто очень давно хотел сказать ее, да все не решался.

   – Что? Что ты сказал? – возмутилась Маргарита, но вгляделась в лицо любовника и поняла, что ему сейчас действительно не до нее, что он порвал чересчур натянувшийся поводок. – Значит, я тебе больше не нужна? – произнесла она удивительно спокойно. – Но тогда хотя бы выполни мою последнюю просьбу. Всего одну маленькую просьбу.

   – Что? – Сергей уставился на нее пустым, непонимающим взглядом и даже засмеялся злым, резким смехом. – Последняя просьба? Ты не похожа на умирающую!

   – Прекрати паясничать! – На этот раз Маргарита не сдержала раздражения. – Я хочу попросить тебя о небольшой услуге. Отвези одному человеку небольшую вещь…

   – Какую еще вещь?

   – Тебе это не составит никакого труда, а для меня это очень важно… Я так редко тебя о чем-то просила…

   Это была заведомая ложь, она вечно поручала ему разные мелкие дела: съезди туда-то, привези то-то, передай тому-то… впрочем, она его не просила – она просто давала ему короткие, четкие распоряжения. Теперь Сергею показалось, что она и роман-то с ним закрутила, чтобы всегда под рукой был мальчик на побегушках, безотказный и покладистый курьер, дармовая прислуга.

   – Да пошла ты! – повторил Сергей с очевидным удовольствием и для большей доходчивости сунул ей под нос кукиш. – Все! Ты больше мной не распоряжаешься!

   Может быть, его положение ужасно, может быть, ему осталось жить всего несколько дней, а то и несколько часов, но это дает хотя бы одно преимущество – он может не миндальничать с этой жадной, эгоистичной женщиной, может раз и навсегда разорвать эту позорную, бессмысленную связь!

   – Все, – проговорил он жестко. – И проваливай отсюда. Я должен запереть офис.

   Лицо Маргариты странно исказилось. На нем появилось незнакомое, удивительное выражение. Она что-то говорила, но Сергей больше не слушал ее, и действительно не слышал – как будто нажатием кнопки выключил звук у телевизора. Он подтолкнул ее к выходу из офиса и закрыл за ней дверь.

   Только тогда он достал из кармана мобильник и набрал номер компаньона.

   Тот отозвался немедленно, как будто ждал звонка.

   – Вася, – проговорил Сергей усталым, надтреснутым голосом, – Иван вернулся.

   – Что ты, – всполошился тот, – ведь он должен был прилететь только завтра…

   – Должен был… – передразнил Сергей компаньона. – Это мы должны, а Иван никому ничего не должен. Но это не все…

   Сергей сделал большую паузу. Он не знал, как приступить к самому главному, к самому опасному. Наконец набрал воздуха и как в воду бросился:

   – Вася, конверт пропал!

   – Что? – переспросил Василий без особенного испуга, как будто плохо расслышал его слова.

   – Конверт пропал! – повторил Сергей. – Тот самый конверт, понимаешь? Иван велел мне привезти ему конверт… Я приехал в офис – а в сейфе пусто!

   – Я знаю. – Голос Василия прозвучал удивительно спокойно. Убийственно спокойно.

   – То есть… как знаешь? Что это значит? О чем ты говоришь? – Сергей не верил собственным ушам. Все это было так странно… но вместе с тем перед ним забрезжила надежда: может быть, все не так страшно, как он думает?

   – Не волнуйся, все под контролем! – подтвердил Василий, и надежда разрослась, Сергей снова почувствовал под своими ногами твердую землю, как моряк, многие месяцы находившийся в плавании и наконец ступивший на пристань. Василий не обманет его. Они по одну сторону баррикад. Они старые друзья и соратники.

   Он уже не вспоминал о своей интрижке с женой компаньона. Казалось, это не имеет значения.

   – Так где же конверт? – спросил он, переводя дыхание.

   – Это не телефонный разговор. Ты сейчас в офисе? Оставайся там, никуда не уходи, я скоро приеду и все тебе объясню… повторяю – все под контролем!

   Телефон замолчал. Сергей опустился на подвернувшийся стул, прикрыл глаза. Кажется, очень скоро все найдет объяснение. Вася приедет и расскажет, что случилось, а самое главное – они вместе отвезут Ивану конверт.

   Неожиданно Сергей почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

   Он открыл глаза.

   На него в упор смотрела черепаха – пристально, не мигая, как будто изучая его.

   В ее взгляде Сергею померещилась насмешка.

   «Я слишком доверчив… слишком доверчив и внушаем», – промелькнула у него в голове неприятная, как будто чужая мысль, но он поспешил отогнать ее.

   Скоро приедет Василий, и все встанет на свои места.

   Действительно, не прошло и двадцати минут, как в замке скрипнул ключ, дверь открылась и на пороге появился компаньон.

   – Ты что такой бледный? – жизнерадостно проговорил он. – Говорю тебе – все под контролем!

   – Но… конверт? Где этот чертов конверт?

   – Я же сказал тебе – все под контролем!

   – Что ты заладил как попугай – все под контролем, все под контролем?! – Сергей очень похоже передразнил компаньона. – Ты что – не понял? Иван вернулся! Он ждет, когда я привезу ему эти чертовы бумаги! Где конверт?

   – Не беспокойся, мы ему все привезем. – Вася смотрел на приятеля в упор, не мигая, точно так же, как незадолго до того смотрела на него черепаха. И этот взгляд странно успокаивал Сергея. Ему начало казаться, что все и вправду не так ужасно, что конверт найдется и они отчитаются перед Иваном… – Поехали! – скомандовал Василий, шагнув к двери.

   – Куда? – Сергей заморгал, тряхнул головой, пытаясь сбросить странное оцепенение.

   – За конвертом. – Вася произнес это как само собой разумеющееся. – Заберем его и отвезем Ивану.

   – Но как… – Сергей начал фразу, но не договорил ее до конца, снова наткнувшись на уверенный, немигающий взгляд компаньона. Вася знает, что делает… не надо с ним спорить…

   Они заперли офис, спустились. Расселись по своим машинам – так же, как тогда, когда ехали на презентацию. Казалось, это было бесконечно давно…

   Вася ехал впереди, показывая дорогу. Сергей следовал за ним.

   Ему пришло в голову, что всю жизнь он вот так же за кем-то послушно следует, по крайней мере последние годы. Делает то, чего от него ожидают другие люди – то Маргарита, то Василий…

   Сейчас его волю не сковывал пристальный взгляд компаньона, и в душе шевельнулись неясные сомнения.

   Куда они едут?

   Василий сказал – за конвертом. Но как этот проклятый конверт мог улетучиться из сейфа? Ведь они вместе положили его туда, вместе закрыли сейф, потом вместе же уехали на презентацию… Василий оставался там, когда Сергей сорвался по звонку Маргариты и примчался в офис. И конверта на месте уже не было… что за черт? Как это возможно? Кто мог в их отсутствие достать конверт из сейфа, да еще увезти в такую даль? Кто, и самое главное – зачем?

   И вообще – где они?

   Они ехали по набережной Малой Невки где-то на задах Петроградской стороны. Мрачный, безлюдный район. Промелькнуло название улицы, как нельзя больше подходящее – Глухая Зеленина… Безжизненные заводские корпуса за высокими бетонными заборами, голые сутулые деревья, нехотя спускающиеся к необлицованной гранитом реке. Длинная, низко сидящая баржа с огромными деревянными катушками на борту – для перевозки кабеля, что ли…

   И ни души, ни души на улицах!

   Василий сбросил скорость, затормозил, съехал на обочину. Сергей тоже остановил машину, выглянул в окошко.

   Компаньон выбрался из машины, подошел.

   Зачем он здесь остановился? Ведь они должны забрать конверт и отвезти его Ивану…

   – Где конверт? – прямо спросил Сергей.

   Он хотел, чтобы его голос прозвучал твердо, уверенно, решительно, но из этого ничего не вышло: голос предательски дрогнул, потому что Сергей не мог не думать про Ивана, про то, как тот будет буравить их мрачным свинцовым взглядом.

   – Я же сказал – все под контролем! – повторил Василий.

   Он обошел машину, открыл дверцу, сел рядом, на пассажирское место, повернулся к Сергею, положил руку на его плечо и мягко, доверительно проговорил:

   – Такие дела, Серый!

   – Какие еще дела? – Сергей попытался сбросить руку компаньона со своего плеча, но тот с неожиданной силой придавил его к сиденью машины, а второй рукой прижал к лицу платок, смоченный резко пахнущей жидкостью. Сергей замычал, попытался вырваться, но перед глазами запульсировал тусклый серовато-розовый туман, и все тело налилось свинцом. Все стало ему безразлично, неинтересно. Ничто его больше не волновало, ничто не беспокоило – ни проклятый конверт, ни ярость Ивана, ни медленно ускользающее сознание.

   В последние секунды в его душе вдруг шевельнулось любопытство: зачем Василий все это делает? Он даже сумел непослушными губами произнести это слово – «зачем».

   Впрочем, платок с хлороформом все еще закрывал его рот, так что вряд ли Василий расслышал этот вопрос. Скорее он прочитал его по глазам компаньона.

   – Зачем? – переспросил он с неясной, блуждающей улыбкой на губах. – Я мог бы ответить тебе, как отвечают на такие вопросы персонажи американских боевиков, – это только бизнес, ничего личного. Но это не совсем так, Серый! Ведь мы с тобой не в Америке. Конечно, в первую очередь это бизнес. Иван поверит, что ты украл его бумаги и скрылся. Это мне на руку. Но здесь есть и личный мотив… вот ты, Серый, спрашиваешь меня: зачем? А зачем ты сам крутил у меня за спиной с Маргаритой? Конечно, не ты первый, не ты последний. Я давно знаю про похождения Маргариты. Мне на нее в общем-то уже наплевать. Но ты, именно ты не должен был так делать! Ведь мы с тобой были компаньонами и даже, кажется, немножко друзьями. Знаешь поговорку – «Не гадь где ешь»? Да, в общем, зачем я все это говорю?

   Он действительно говорил это совершенно зря, потому что Сергей уже ничего не слышал. Он плыл по какой-то черной, маслянистой реке без берегов, и черная вода плавно, ласково покачивала его.

   Василий отнял от лица компаньона платок, сунул в полиэтиленовый пакет – надо будет потом выбросить этот пакет где-нибудь в другом конце города.

   Потом он достал из кармана плаща плоскую металлическую фляжку с водкой, влил немного в безвольно приоткрытый рот Сергея, остальное разлил по его одежде, по салону машины. Потом снял машину с ручника, перевел на нейтраль, положил руки компаньона на руль и выбрался из машины.

   Обошел ее, уперся руками в багажник, толкнул к краю мостовой, к покатому, склизкому берегу. Машина тронулась неохотно, медленно, с трудом, но потом понемногу набрала скорость, раскатилась по ухабистому склону и с громким, неприятным, чавкающим звуком ухнула в реку.

   Видимо, сразу под берегом начиналась глубина, и машина скрылась под черной, маслянистой водой.

   По поверхности реки пробежали верткие живые бурунчики, потом – вялые темные круги, и все стихло. Только какая-то щепка некоторое время крутилась над местом упокоения Сергея Евсюкова, словно прощаясь с ним, отдавая ему последний долг. Но потом и эта щепка развернулась и медленно поплыла по течению.

   Поверхность реки окончательно успокоилась.

   Василий еще минуту постоял на берегу.

   Ему стало зябко.

   Передернув плечами, он развернулся и торопливо зашагал к своей машине.

   Леня Марков, имеющий в специфических кругах аристократическую кличку Маркиз, аккуратно закрыл дверцу машины и направился по дорожке к своему подъезду.

   – День добрый, Розалия Львовна! – окликнул он соседку, которая жестами переговаривалась с приятельницей в окне первого этажа.

   – Ленечка… – удивленно оглянулась Розалия. – А вы в машине что-то забыли?

   – Да нет… – Леня улыбнулся и поскорее проскочил в подъезд, так как соседка известна была в доме как любительница поболтать на отвлеченные темы.

   В этот раз, однако, она не сделала попытки его остановить, а переглянулась с приятельницей, которая смотрела на Леню, выпучив глаза, потом покрутила головой и развела руками. Розалия согласно кивнула, но Леня этого не видел.

   Консьержка Валентина Романовна при виде его выронила из рук вязанье, полезла поднимать, охая и причитая, что спустились петли. Леня молча пожал плечами и направился к лифту. Двери открылись, и вышла уборщица Люба с ведром и шваброй. Столкнувшись с Леней, она так поразилась, что выронила ведро, грязная вода разлилась по чисто вымытому полу, Леня едва успел перепрыгнуть лужу.

   – Ходят и ходят, – с ненавистью сказала Люба, – взад-вперед, взад-вперед… А чего ходят – и сами не знают…

   Ее словам Леня не удивился – Люба известна была в доме своим скверным характером.

   Он открыл дверь своим ключом, потому что Лолы, его компаньонки, напарницы и боевой подруги, не было дома – умотала с самого утра по каким-то важным дамским делам. Никто не встречал на пороге: ни Пу И – крошечный песик древней мексиканской породы чихуахуа, – ни кот Аскольд, ни попугай Перришон. Вот тут Леня не на шутку удивился. Пу И, конечно, Лолка взяла с собой – на улице погода неплохая, почти настоящая весна, песику полезно прогуляться, – попугай небось дремлет в клетке, но кот всегда заранее чувствует приход любимого хозяина и усаживается у двери, поедая ее глазами. В их большой дружной семье существовало устойчивое разделение домашних любимцев: песик был Лолкин, попугай – общий, но кот, вне всякого сомнения, пользовался особым покровительством Маркиза и отвечал ему взаимностью. Леня слегка обиделся, но тут же услышал из кухни знакомые звуки.

   Вот аппетитно чмокнула дверца холодильника, звякнула об стол чашка, щелкнул чайник, отключаясь, со звоном упала ложка на плиточный пол…

   – Лолка, ты дома?! – обрадованно крикнул Леня. – А говорила, что на целый день уйдешь…

   Никто не ответил, и Леня устремился на кухню.

   За столом сидел незнакомый мужчина и пил чай из Лениной большой фаянсовой кружки с изображением пушистого черного кота. Леня очень дорожил этой кружкой, потому что изображенный на ней кот был вылитый Аскольд.

   – Вы кто? – опешил Леня и тут же разозлился на Лолу – как она могла налить этому типу чай в его личную кружку? Знает ведь, как трепетно он к этой кружке относится.

   – Здравствуй, Леонид! – приветливо сказал мужчина. – Ты меня не узнаешь?

   В лице мужчины было что-то удивительно знакомое, определенно Маркиз где-то уже видел эту обаятельную улыбку, внимательные глаза… Внешность приятная, но совершенно незапоминающаяся… Кого же он Лене напоминает? Кого-то хорошо знакомого…

   По инерции Леня продолжал осматривать незнакомца и вдруг с холодком в груди заметил, что тот одет в его, Ленину, домашнюю клетчатую шерстяную рубашку, вон верхняя пуговица висит на ниточке, грозит оторваться, и эта лентяйка Лолка обещала пришить еще три дня назад!

   И все-таки где же он видел это лицо? Причем видел его не раз и не два…

   – Ты кто такой? – с угрозой спросил Маркиз, сделав шаг вперед, и перехватил поудобнее стул, чтобы в случае чего треснуть незваного гостя по темечку.

   – Лень, да ты чего… – Мужчина отвернулся, сделал что-то со своим лицом и повернулся обратно.

   – Толька! – ахнул Маркиз. – Ну у тебя и шуточки!

   – Как всегда, – рассмеялся Анатолий Зевако, старинный его знакомый еще по давно миновавшим цирковым годам. – А купился, Ленечка, купился!..

   – Да уж… – Маркиз толкнул приятеля к большому зеркалу в прихожей. Там отражались два совершенно одинаковых человека, только одежда была разной. Все остальное – движения, мимика, улыбка, артикуляция при разговоре – было совершенно идентично.

   Так вот где Маркиз видел это лицо! В зеркале, по нескольку раз в день…

   – Снимаю шляпу! – восхищенно сказал Леня, он очень уважал способных специалистов. – А как ты сюда попал? – спохватился Маркиз минуту спустя.

   – А меня впустила интересная такая девица – опять, говорит, охламон, ключи забыл – и удрала быстро. Видно, опаздывала. Я ей даже ничего не успел объяснить.

   – Понятно, почему от меня соседка шарахнулась, – сообразил Леня. – Только что я входил в подъезд – и опять вхожу!

   – Ты извини, что я тут похозяйничал – пить захотелось. С попугаем пока по душам поговорили…

   – Дур-рак! – послышалось с холодильника. – Откр-рой двер-рь! Ор-решков!

   – Перришончик, ты что это так развоевался? – Леня выпустил из клетки большого разноцветного попугая.

   Тот больно тюкнул его клювом и перелетел на буфет. На тот факт, что в кухне находятся два Лени Маркиза, попугай не обратил внимания.

   – Ему лишь бы орехов давали! А вот давай кота проверим – узнает он меня или нет?! – предложил Леня.

   Аскольда нашли в Лениной комнате на письменном столе. Он не спал, и даже глаза были открыты и смотрели на мир весьма неодобрительно. Первым подошел Анатолий. Кот подобрался, зашипел, засверкал глазами и даже поднял шерсть на загривке.

   – Понял, – Анатолий попятился, – все понял, больше вопросов не имею…

   – Вот видишь, – рассмеялся Леня, – кота не обманешь внешним сходством… он зрит в корень… Аскольдик! – Леня протянул руку, чтобы погладить.

   Кот мявкнул грозно и точным движением лапы разодрал руку до крови, после чего кубарем скатился со стола и одним ловким прыжком взвился на шкаф.

   – Сдурел ты, что ли? – крикнул Леня.

   Кот прошипел со шкафа, что в гробу он видел такие пошлые шутки и таких шутников. Он не позволит морочить себе голову – ишь, тоже нашли карася!

   – Тяжело с семьей, – посочувствовал Анатолий, помогая заклеить раны пластырем.

   – Ну ладно, – сказал Леня, – а ты чего пришел-то? По делу или так, проведать?

   – Ой, тут со мной такая история произошла, просто не знаю, к кому обратиться.

   – Рассказывай! – Леня сервировал стол и показал приятелю бутылку коньяку.

   – Не, я завязал, – вздохнул Анатолий, – пожрать бы…

   – Сейчас… – Леня сбросил пиджак и закатал рукава. Потом покосился на попугая, который хитро поглядывал на него с буфета, и унес пиджак в комнату. С некоторых пор Леня принимал меры предосторожности. Вредный Перришон как-то нагадил на лучший Ленин пиджак, и химчистка ничего не смогла поделать. Леня заглянул в холодильник и подумал, что Лолка совершенно обленилась – полдня дома сидела и даже мясо из морозилки не вытащила. Пришлось наскоро приготовить омлет с колбасой и зеленью, еще нашлась в холодильнике банка сардин и коробочка плавленого сыра.

   – Ну давай рассказывай! – велел Маркиз, после того как все было приготовлено и съедено.

   Он налил Анатолию свежего чаю в обычную чашку с красным петухом. Хоть Аскольд и повел себя сегодня недопустимо грубо, все равно свою персональную чашку Маркиз никому не собирался отдавать.

   Анатолий Зевако гордился своей необычной фамилией. Он утверждал, что приходится дальним (очень дальним!) родственником знаменитому российскому адвокату Плевако. Правда, сам он никакого отношения к правосудию не имел.

   Анатолий работал в цирке трансформатором.

   Не громоздким прибором, понижающим напряжение электричества в сети, а актером, в считанные секунды меняющим внешность.

   Он появлялся на сцене в облике популярного эстрадного певца, исполнял коротенький номер, скрывался на несколько секунд за ширмой и тут же появлялся снова, но уже в виде известного политика или телеведущего. Или героя Гражданской войны, персонажа многочисленных анекдотов. За ширмой его ждали наготове двое ассистентов, которые помогали моментально переодеться и загримироваться в соответствии с новой ролью. С одинаковой легкостью он мог перевоплощаться и в мужчин, и в женщин, но все же предпочитал мужские образы. В них он чувствовал себя более уверенно.

   – И жил бы я себе припеваючи, – жаловался Зевако, – да пострадал через две непременные и естественные для всякого русского человека причины!

   – Это через какие же? – подал реплику Маркиз, поскольку Анатолий явно ее ожидал.

   – Известно какие! – тяжело вздохнул Зевако. – Водка и бабы! Если бы не это…

   Анатолий начал выпивать. Сначала только по выходным, но потом и в рабочие дни.

   – Мастерство не пропьешь! – гордо заявлял он директору цирка Артуру Васильевичу Щекотило в ответ на очередное последнее предупреждение.

   Щекотило краснел, бледнел, надувался как воздушный шар и грозил суровыми санкциями.

   Масло в огонь подлил сам Анатолий, как-то по пьяному делу на спор с клоуном Мандариновым и ради шутки перевоплотившийся в строгого директора.

   В полутемном коридоре цирка он столкнулся с главным бухгалтером, который принял его за Щекотило и дал на подпись важные финансовые документы. Зевако эти документы подписал, а когда история вскрылась, директор долго топал ногами, употреблял ненормативную лексику, лишил трансформатора квартальной премии и обещал вообще уволить. Щекотило был вообще человек суровый, скорый на расправу, артисты его боялись и за спиной называли маньяком.

   До поры до времени выручала Анатолия только огромная популярность его номера у зрителей. Публика встречала его молниеносные перевоплощения на ура.

   Конец его процветанию положила, как было уже сказано, женщина.

   Во время гастролей цирка по малым и средним городам России в номере Зевако был предусмотрен специальный финальный аккорд. Анатолий заблаговременно изучал внешность главного местного начальника, готовил его грим, подбирал костюм и в конце своего номера появлялся перед зрителями в образе мэра. В этом виде он говорил несколько ни к чему не обязывающих фраз и показывал какой-нибудь несложный фокус. Зрители встречали это с энтузиазмом, а сам городской начальник относился к такой бесплатной рекламе вполне благосклонно. Особенно если гастроли приходились на предвыборный период. Поскольку все городские начальники хорошо помнили известную фразу вождя мирового пролетариата, что из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк.

   Цирк находился на гастролях в одном старинном волжском городе, вошедшем в отечественную историю героической обороной от татаромонгольских захватчиков, когда в жизни Зевако случился непредвиденный и трагический поворот. Его бессменная ассистентка Анфиса Фуфайкина потребовала, чтобы Анатолий узаконил их длительные, почти семейные отношения.

   Анфиса посчитала свое положение двусмысленным и недостойным и потребовала, чтобы Зевако проявил решительность и поставил наконец штамп в паспорте.

   Анатолий был в принципе против брака, в особенности считал женитьбу недопустимой для творческих натур, к каковым себя причислял, о чем и сообщил Анфисе в простой и доступной форме.

   – Ну ладно, – проговорила ассистентка многообещающим тоном, – попомнишь ты этот разговор… творческая натура! Будешь знать, на что способна рассерженная женщина!

   – А я был маленько выпивши, – пожаловался Анатолий, – и не придал ее словам значения… Через то и погорел!

   Вечером во время выступления все шло своим чередом: Зевако исполнял очередную сценку, прятался за ширму, стремительно переодевался…

   В зале присутствовал главный местный руководитель, мрачный мужчина с густыми сросшимися бровями. Номер ему, судя по всему, нравился. Дважды на его мрачном лице даже промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее улыбку.

   Выступление подходило к концу, оставалась последняя трансформация.

   Анатолий нырнул за ширму, ассистентка подала ему костюм, помогла быстро нанести грим, приклеила густые суровые брови, артист выскочил на арену…

   В первое мгновение зал погрузился в тишину, затем грохнул оглушительным хохотом.

   Не смеялся только мэр. Он еще больше помрачнел, потемнел лицом, насупил густые брови, встал и покинул зал, через плечо бросив на Зевако угрюмый взгляд.

   Только тогда Анатолий опустил глаза и увидел, что вместо брюк на нем надеты розовые дамские панталоны с кружевами.

   Впоследствии выяснилось, что городской руководитель был известен своей не совсем традиционной сексуальной ориентацией, которую тщательно, но безуспешно скрывал. Появление Зевако в панталонах было воспринято как злостный намек и провокация. Тем более что приближались местные выборы.

   На следующий день начальник городской пожарной охраны запретил вечернее выступление по причине пожароопасности большинства номеров и высокой возгораемости циркового реквизита. Щекотило заперся с пожарным в кабинете и пытался воздействовать на него всеми доступными средствами – то есть предлагал ему постепенно увеличивающуюся сумму. Пожарный пыхтел, потел, вздыхал, с жадностью смотрел на деньги, но упорно отказывался, говоря, что ничего не может сделать.

   Кроме того, к середине дня выяснилось, что артистов цирка выгнали из гостиницы. В ней совершенно неожиданно начался ремонт. Директор гостиницы прятал глаза и объяснял, что еще накануне не знал, в каком катастрофическом состоянии находится здание.

   В общем, гастроли пришлось срочно свернуть, вернуть деньги за проданные билеты и с позором покинуть город.

   Щекотило, естественно, понимал, кому обязан таким провалом, и с треском выгнал Анатолия из цирка. Больше того, он постарался, чтобы того не приняли ни в какую другую труппу.

   – И остался я безработным. – Анатолий тяжело вздохнул. – А ты, Леонид, сам знаешь, что такое цирк – музыка, аплодисменты, восторг публики…

   Маркиз вспомнил свои далекие цирковые годы – ни с чем не сравнимый запах арены, запах опилок и конского пота, восторженные детские лица… он хорошо понимал Анатолия! Тот, кто заразился этим вирусом, вирусом цирка, выздоравливает с трудом. Если вообще выздоравливает.

   – В общем, устроила мне Анфиса веселую жизнь! Сунулся я в одну цирковую труппу, в другую, но мне везде в доступной форме объяснили, что не хотят на свою голову неприятностей. Собрался я уже переквалифицироваться в дворники или управдомы. Хорошо, встретил на улице одного старого знакомого, и предложил он мне поработать в детективном агентстве…

   – В детективном? – удивился Маркиз. – Но это вроде не по твоему профилю!

   – Так не сыщиком же! Как раз по самому моему профилю – алиби обеспечивать.

   – Алиби? Это как?

   – Очень просто. Знаешь, чем занимается большинство детективных агентств?

   – Конечно, знаю. Супружескими изменами, – не задумываясь ответил Леня.

   – Точно! Слежкой за неверными мужьями и женами… Но ведь другая сторона, эти самые неверные супруги, тоже обращается к услугам детективов. – Анатолий сделал небольшую паузу, чтобы Маркиз осознал его слова, и продолжил: – Допустим, у мужа на стороне роман, и он, само собой, не хочет, чтобы законная жена об этом пронюхала. Он дома заявляет, что отправляется на очень важную деловую встречу. Или, допустим, на презентацию нового холодильника. Ревнивая жена нанимает частного детектива или сама устраивается так, чтобы проследить за своим муженьком и проверить, что это за презентация такая и блондинка она или брюнетка. Вот тут и выхожу на первый план я со своими способностями к перевоплощению. Появляюсь в нужное время в нужном месте в облике неверного мужа и тем самым обеспечиваю этому донжуану стопроцентное алиби. Само собой, за приличное вознаграждение. А клиент в это время развлекается совсем в другом месте и в совершенно другой компании. В итоге все довольны – семья сохранена, волки сыты, овцы по большей части целы, и я при своих деньгах. Неплохо, между прочим, зарабатывал. Дела поправил, долги отдал почти все, машинешку даже какую-нито купил, «жигуль» старенький… подшился опять же, чтоб избежать в дальнейшем неприятностей…

   – Ну так чем же ты недоволен?

   – Ты слушай, что дальше было…

   Анатолию показалось несправедливым, что за свою сложную и творческую работу он получает только половину вознаграждения, вторая же половина достается детективному агентству. И решил он поработать напрямую, без всяких посредников. Так сказать, сократить накладные расходы.

   Тут как раз и удобный случай подвернулся. Обратился к нему некий солидный человек, которому понадобилось алиби.

   – Жена, понимаешь, очень ревнивая, – объяснял клиент, – а мне сегодня надо на один прием пойти, так ты… того… сам понимаешь… вместо меня…

   – Плавали, знаем! – уверенно отозвался Анатолий. – Не первый год на свете живем!

   – Только ты вот что, – заказчик понизил голос, – на приеме этом в лишние разговоры не вступай, чтобы кто тебя не расколол, а вот перед камерами как следует покрутись… чтобы, значит, задокументировать мое алиби…

   Договорились с клиентом так, что половину гонорара он заплатит вперед, авансом, а за второй половиной Анатолий должен будет зайти на следующий день после исполнения работы и забрать ее на почте, в абонентском ящике.

   Анатолий тщательно загримировался, оделся соответственно случаю и приехал к известной гостинице на такси. При входе предъявил приглашение на имя Окуня Василия Романовича и, как велел ему клиент, повертелся перед охранными камерами.

   Прием был устроен с размахом, по залу сновали нарядные официантки с подносиками и на разные голоса предлагали шампанское, коктейли и легкие закуски. Поскольку пить Анатолий не мог, а закусывать всухомятку было неинтересно, на приеме он скучал, бродил по залу, слушал вполуха речи да крутился перед всеми камерами, которых в зале было немало натыкано.

   В общем, все сделал, как велел заказчик.

   Обратно из экономии поехал на метро.

   Жил он в мрачном старом доме возле Обводного канала, в маленькой тесной квартирке на шестом этаже. Идти к этому дому нужно было мимо другого здания, недавно освобожденного от жильцов и предназначенного на снос.

   – И тут, Ленечка, чуть не оборвалась моя молодая жизнь, – проговорил Зевако, – хорошо, кошка меня спасла…

   – Кошка? – удивленно переспросил Маркиз, подумав, что ослышался. – Какая кошка?

   – Обыкновенная. Черная. – Анатолий тяжело вздохнул и продолжил: – Иду я, значит, мимо этого пустого дома, и как-то мне на душе нехорошо. Будто непременно что-то сейчас со мной случится. И тихо так, как на кладбище… ни дверь не скрипнет, ни форточка не хлопнет… вдруг из подвального окошка выскочила кошка черная. Тощая такая, драная, замызганная, одно ухо порвано. В общем, самая обыкновенная помойная кощёнка. Уж я человек несуеверный, во всякую ерунду не верю, но если черная кошка дорогу перебежит – это, как ты хочешь, не суеверие, это примета скверная, хуже не бывает… Ну я, само собой, остановился, плюнул три раза через левое плечо, хотел уже дальше идти, а тут наверху как зашумит, как затрещит, как загремит, и аккурат передо мной, в том месте, где только что кошка пробежала, упала здоровенная каменная глыба. То ли кусок от балкона отвалился, то ли лепнина какая-то… Значит, если бы я не остановился, тут бы мне конец и пришел… так что, как ни крути, спасла меня эта кошка!

   – Да, действительно… – вежливо отозвался Маркиз. – Чего только на свете не бывает!

   – Ну мне бы сразу смекнуть, что к чему, – продолжил Анатолий. – А мне и невдомек… решил, что это и правда случай. На следующее утро отправился на почту, где клиент деньги должен был в абонентском ящике оставить. Открыл ящик – а там пусто. То есть вообще ни копейки! – Анатолий снова сделал выразительную паузу. – Ну, думаю, как же так? Так, думаю, дела не делаются! Звоню ему на мобильный, а он не отвечает. То есть пропал мой заказчик с концами! Ну и подумал я, что решил меня этот козел кинуть. В смысле денег. Ладно же, думаю! Не на того ты, голубчик, напал! Как ты со мной, так и я с тобой обойдусь. Не с тебя, так с жены твоей деньги получу. У меня ведь с того приема, на который я ходил, приглашение именное осталось. Подкатился я к девчонке, секретарше из агентства нашего детективного. У нее в компьютере чего только нету! В общем, сам понимаешь – духи-конфетки, все такое плюс мое мужское обаяние, и упросил, чтобы она по этому приглашению в своем компьютере порылась и нашла телефончик заказчика – Окуня Василия Романовича. А точнее, его жены. Чтобы открыть ей глаза на благоверного. Позвонил днем, когда муж должен быть на работе. Подошла к телефону женщина, я – так, мол, и так, вы Маргарита Михайловна? А женщина эта, значит, в слезы… в общем, кое-как из нее сумел вытянуть, что она домработница, а Маргариту Михайловну убили, причем аккурат в то время, когда я вместо этого козла на приеме крутился.

   – Ну ты и попал! – сочувственно проговорил Маркиз. – Вот тебе и алиби!

   – Да… вот я ему, выходит, для чего алиби обеспечил! Только, Леня, это еще не вся история. История только начинается. Вышел я, значит, из нашего детективного агентства в расстроенных чувствах, хотел домой ехать, а на том месте, где я «жигуленка» своего оставил, милиция ошивается и любопытствующие в большом количестве толпятся. А от «жигуленка» моего одни обломки дымящиеся. Я близко подходить не стал, осторожненько людей расспросил, ну мне все в деталях и рассказали. Что сел какой-то парень в «Жигули», мотор завел – и тут так рвануло, что от «Жигулей» одни обломки ржавые остались, а от того парня – один башмак, да и тот на соседней улице.

   В общем, опять, выходит, мне повезло, как с той кошкой. Не иначе ангел-хранитель мой постарался. Видно, какой-то паразит решил мою жестянку угнать. Уж не знаю, чем она ему приглянулась. Может, только тем, что невзрачная да незаметная, а ему для дела как раз такая нужна была. Но не повезло ему на этот раз. Короче, сел он в нее, включил зажигание – тут-то и сработало взрывное устройство… – Анатолий горестно вздохнул. – Теперь-то уж я понял, что не случайно та глыба с крыши сорвалась. Уж бомба-то в машине точно не случайно оказалась. Я, как ты понимаешь, не бизнесмен и не политик. Ни конкурентов, ни завистников у меня нету, так что вряд ли моя смерть кому-то могла срочно понадобиться. Видно, тот козел, который меня нанял, решил, что я ему как свидетель опасен и что нужно от меня избавиться. Алиби ему обеспечил, и больше моя жизнь никому не нужна. Потому и деньги в ящик не положил, что думал – я уже на том свете, глыбой раздавленный, и за этими деньгами не приду. Чего понапрасну финансы расходовать? А когда увидел, что я жив и даже отчасти здоров, еще одну попытку предпринял. И еще я понял, что судьба мне определенно подыгрывает. Мало того что какой-то воришка вместо меня на тот свет отправился – милиция решила, что взорвался в машине ее хозяин, то есть я. А раз милиция так решила, то и клиент мой тоже в таком убеждении останется, пока я ему сам на глаза не подвернусь. Будет думать, что убрал свидетеля. Значит, мне нужно поскорее внешность сменить да найти какое-то убежище понадежнее.

   – Это ты верно решил, – вставил Маркиз.

   – Внешность сменить – это мне раз плюнуть, одна только незадача – чемоданчик с гримом и прочими профессиональными принадлежностями дома остался, а домой идти опасно, там меня этот паршивец может снова увидеть.

   Ладно, что-то делать нужно. Поехал я домой. Опять, само собой, на метро. В толпе я себя как-то спокойнее чувствую. Среди большого скопления народа всегда безопаснее. Дошел опять до того нежилого дома, с которого на меня глыба свалилась, и остановился. Не идут ноги вперед – и все тут! Как свинцом налились! Что, думаю, за незадача? Обратно к метро – идут, за милую душу, а к дому – ни в какую! Постоял-постоял, хотел уже прочь ни с чем идти. Вдруг, гляжу, плетется дядя Вася. Это алкаш наш местный, на весь район знаменитый. Самый что ни на есть натуральный синяк. Я его лично с самого своего детства помню, и ни разу такого случая не было, чтобы он был не выпивши. Я и сам-то не сказать, чтобы трезвенник, но по сравнению с ним просто сестра милосердия. Ну, думаю, если мои собственные ноги не идут, попробую чужими попользоваться. Окликнул его:

   – Дядя Вася, выпить хочешь?

   Он на такие глупые вопросы не отвечает, только посмотрел на меня с укором.

   – Я, – говорю, – не просто так спрашиваю. И сегодня, как ты знаешь, не первое апреля, так что разыгрывать тебя я не собираюсь. У меня для тебя дело есть, и ежели ты его сделаешь, дам тебе на хорошую выпивку. К примеру, рублей сто дам.

   Дядя Вася хоть всегда пьян, а тут сразу встрепенулся, даже глазки заблестели.

   – Говори, Толик, чего делать надо! Я для тебя все, что хошь, потому как душа горит!

   – Да всего-то делов – в квартиру мою войти, взять там чемоданчик и принести сюда.

   – Дверь ломать? – спросил он по-деловому. – Если дверь ломать, это уже кража со взломом получается. Это я не согласный. Это, Толик, статья Уголовного кодекса. Это надо тогда непременно прибавить. Не меньше, чем сто двадцать.

   – Зачем ломать? Я тебе ключи дам! И потом, какая же это кража, если я сам тебя прошу?

   – И то правда… – оживился дядя Вася, но тут же на его лице нарисовалось подозрение. – А чего ж тогда ты сам за своим чемоданом не сходишь? Чего конкретно опасаешься?

   – Да баба меня караулит, – выдал Анатолий правдоподобную версию. – Хочет, чтоб я на ней женился… А у меня на ближайшее время совсем другие планы. Так вот она теперь в садике возле подъезда сидит, как я появлюсь, так непременно привяжется.

   – А… ну это дело такое! – закивал дядя Вася. – Это я тебе непременно помогу! Бабы, они на редкость вредные попадаются. Некоторые прям как бактерии. Вот, помню, в одна тысяча девятьсот каком-то году была у меня одна…

   – Дядя Вася, ты мне эту страшную историю потом расскажешь! Время дорого!

   – Все понял! Где чемоданчик-то лежит?

   – Как в квартиру зайдешь, сразу направо от дверей антресоль, так вот там этот чемоданчик… коричневый такой! Так что тебе, считай, и искать-то не придется… табуреточку подставь, аккурат дотянешься, он там с самого краю.

   – Лады! Будет тебе твой чемоданчик! – Дядя Вася с важным видом взял ключи и отправился на дело.

   Анатолий выглянул из-за угла нежилого дома, проводив взглядом своего посланца.

   Вот дядя Вася скрылся в подъезде.

   Прошла минута, другая… Он уже должен бы подняться на шестой этаж, открыть дверь, войти в квартиру. Еще немного, и принесет заветный чемоданчик…

   Вроде бы уже пора, он должен выйти из подъезда с чемоданчиком в руке…

   Вдруг в окне на шестом этаже загорелся свет.

   «Ну ясно, – понял Анатолий, – алкаш решил воспользоваться предоставленной ему возможностью и пошарить в квартире на предмет спиртного…»

   Впрочем, додумать эту мысль до конца Зевако не успел, потому что уже в следующую долю секунды окна его квартиры вспучились темно-багровыми пузырями и вылетели наружу, осыпав тротуар дождем сверкающих осколков. Вместе с осколками из окна вылетел какой-то массивный темный предмет. Еще через секунду до Анатолия докатился оглушительный грохот.

   Анатолий обалдело хлопал глазами и смотрел на окна, ничего не понимая.

   Уши его заложило от грохота, да и соображал он в первые секунды неважно. Первой его мыслью было, что дядя Вася оказался не иначе как крупным международным террористом, личным эмиссаром самого бен Ладена.

   Потом слух прорезался, и вместе с ним вернулась способность соображать. И Анатолий понял, что старый алкаш попал в ловушку, расставленную для него, для Анатолия Зевако. Здесь, так же как в его злополучных «Жигулях», было установлено взрывное устройство, которое дядя Вася привел в действие, включив свет…

   Жалко, конечно, стало старого алкаша, погибшего ни за что ни про что. Но мелькнула и другая мысль – спас его дядя Вася, спас, как накануне та кошка…

   Значит, тот, кто расставил все эти смертельные ловушки, очень хотел избавиться от Анатолия. Настолько сильно хотел от него избавиться, что не удовлетворился одним взрывом, решил подстраховаться на все сто процентов.

   И еще Анатолий увидел на тротуаре под окнами своей квартиры тот самый темный прямоугольный предмет, который вылетел из окна в момент взрыва.

   Пригнувшись, прячась за кустами, он прокрался к своему дому, пересек детскую площадку, затаился за чьим-то ржавым «Запорожцем», перевел дыхание и подобрался к стене своего дома.

   Здесь среди осколков стекла лежало именно то, что ему было нужно, – заветный чемоданчик с профессиональным набором артиста-трансформатора. Чемоданчик с гримом и прочими принадлежностями для быстрой смены внешнего вида.

   Видимо, дядя Вася, прежде чем отправиться на поиски спиртного, все же достал чемоданчик с антресолей, и потом, когда сработало взрывное устройство, его каким-то чудом выбросило в окно. Старый алкаш не обманул, предоставил-таки Анатолию обещанный чемоданчик, хоть вместо платы за работу получил страшную смерть. И не успел рассказать душещипательную историю, которая случилась с ним в девятьсот каком-то году.

   Дядю Васю было жалко, но времени на переживания у Анатолия не было. В конце концов, своя рубашка ближе к телу. Он подхватил чемоданчик и бросился прочь.

   Добравшись до метро и смешавшись с толпой пассажиров, Анатолий почувствовал себя немного увереннее. Здесь, в этом человеческом муравейнике, его не так-то просто будет отыскать. Опять же, заветный чемоданчик придавал ему веры в свои силы. Однако нужно было что-то делать, найти какое-то убежище, хотя бы временное, поскольку дорога домой была для него теперь закрыта, да и самого дома больше не существовало.

   Первым делом Анатолий подумал о детективном агентстве, в котором работал. Владелец этого агентства, бывший подполковник милиции, был человек тертый, опытный, с большими связями. Он умел решать всевозможные житейские проблемы, в чем и заключалась его сила. Правда, последнюю работу Анатолий взял, на свой страх и риск, помимо агентства, а это мало кому может понравиться, но шеф об этом ничего не знал и мог помочь своему сотруднику. Вопрос заключался только в том, захочет ли он помогать.

   Анатолий миновал пост охраны, проскользнул в офис агентства, подкатился к секретарше шефа.

   – У себя?

   – У себя, только не в духе!

   Это, конечно, было плохо, но выбора у Зевако не оставалось, и он, вежливо постучав, вошел в кабинет.

   Шеф сидел за столом, уставившись в какие-то документы, и сначала, не поднимая головы, проворчал:

   – Я же велел никого не впускать! Или мое слово здесь уже ничего не значит?

   Тут он поднял глаза, узнал Анатолия, и вдруг на лице шефа появилось какое-то странное выражение. То ли это была плохо скрытая неприязнь, то ли, наоборот, удовлетворение. Вместо того чтобы сразу же выставить Анатолия за дверь, он указал на свободный стул и спросил, в чем дело.

   Зевако, разумеется, не рассказал ему всей правды. Собственно, всей правды он и сам-то не знал. Он сказал только, что за ним охотятся неизвестные плохие парни, которым он, судя по всему, когда-то перешел дорогу, и посему ему нужна помощь родного агентства. И какое-нибудь безопасное убежище.

   – Что-нибудь придумаем… – Шеф задумчиво забарабанил пальцами по столу, и снова его лицо странным образом изменилось. Он опустил глаза и несколько минут помолчал. Затем встал, почему-то взглянул на окно, потер руки и проговорил: – Вот что, Толик, ты тут пока посиди, я поговорю с одним человечком…

   С этими словами он стремительно вышел из кабинета, но не в приемную, а в заднюю комнату. В этой комнате Анатолию бывать не приходилось, но от своих коллег он знал, что там у шефа стоял сейф с особо важными документами и там же иногда проходили самые секретные переговоры и совещания с важными клиентами и наиболее доверенными сотрудниками.

   Выходя из кабинета, шеф бросил на Зевако мимолетный взгляд, и взгляд этот Анатолию очень не понравился. Была в этом взгляде какая-то холодная расчетливая бессердечность. Шеф смотрел на Анатолия как на ненужный, отработанный материал.

   Видимо, в последние дни у него обострилось чувство опасности, но только он понял, что нельзя сидеть сложа руки и дожидаться шефа. Понял, что счет пошел на секунды.

   Недаром Анатолий проработал некоторое время в детективном агентстве, новые коллеги научили его кое-каким профессиональным приемам, несложным методам слежки и наблюдения. Оставшись в кабинете шефа в одиночестве, Анатолий вскочил, взял с сервировочного столика хрустальный стакан для виски, приставил его к стене и прижался ухом к донышку.

   И он действительно довольно отчетливо расслышал голос в соседней комнате.

   – Анатолия не выпускать! – говорил кому-то шеф. – Задержать под любым предлогом! Или без всякого предлога, понятно? Но только чтобы он из офиса не вышел!

   Видимо, он разговаривал по интеркому с дежурным охранником на входе в агентство. Отдав это распоряжение, шеф позвонил по телефону. На этот раз голос стал совсем другим – не резким и повелительным, а услужливым и заискивающим.

   – Да, он здесь! – доложил кому-то шеф. – Совершенно уверен. Хорошо, я его задержу…

   Шеф говорил еще что-то тем же заискивающим голосом, но Анатолий больше не слушал.

   К счастью, заветный чемоданчик был при нем, как и искусство моментального перевоплощения. Анатолий открыл чемоданчик, на крышке которого было укреплено зеркало.

   Через несколько секунд на него из этого зеркала смотрел руководитель детективного агентства.

   Конечно, для хорошего грима времени не хватило, сходство было весьма поверхностное, но на первый раз сойдет. В углу на вешалке висело дорогое кашемировое пальто шефа. Анатолий надел его, поднял воротник и вышел из кабинета.

   – Я к Степанову! – бросил он секретарше, стремительно проходя через приемную.

   – Сергей Сергеевич, а что Зевако… – проговорила девушка в его спину, но он только махнул рукой и вылетел в коридор.

   Охранник на входе проводил его недоуменным взглядом, но ни слова не сказал. Оказавшись на улице, Анатолий огляделся. На противоположной стороне припарковался черный джип, из него выбирался какой-то мужчина в черном плаще.

   Раздумывать было некогда. Анатолий поднял руку. Дорогое пальто сделало свое дело, и почти сразу возле него затормозила машина частного извозчика.

   – Сенная площадь, – машинально проговорил Анатолий.

   Только когда машина отъехала достаточно далеко от офиса детективного агентства, Зевако понял, почему он назвал водителю этот адрес.

   Там, в этом старом непарадном районе, районе рынков и коммуналок, жил когда-то его старый знакомый по цирку Леня Марков.

   Остановив машину неподалеку от Лениного дома, Анатолий рассчитался с водителем и зашел в знакомый подъезд. Здесь ничего не изменилось – давно не крашенные стены в выразительных надписях и рисунках, запах кошек и подгоревших щей.

   Появляться у старого приятеля в гриме своего бывшего шефа он не хотел, поэтому, поставив чемоданчик на подоконник между вторым и третьим этажами, достал из него флакончик с растворителем и быстро снял грим, приобретя свою настоящую внешность. В это время мимо него прошла какая-то женщина средних лет с хозяйственной сумкой. Взглянув на его лицо с остатками грима, она испуганно охнула и прибавила шагу.

   Анатолий поправил прическу, закрыл чемоданчик и поднялся на четвертый этаж.

   Он стоял перед знакомой дверью, но долго не решался позвонить. Последний раз он был в этой квартире лет десять назад. С тех пор столько всякого произошло, жизнь так изменилась… Вряд ли Леня так и живет в этой коммуналке…

   Анатолий нажал на кнопку звонка, и за дверью раскатилась хриплая простуженная трель. Долго никто не отзывался, и Анатолий совсем было пал духом и настроился уходить несолоно хлебавши, но наконец послышались шаркающие шаги, загремели засовы, и старая рассохшаяся дверь отворилась со скрипом, напоминающим мяуканье голодной кошки. На пороге стояла невысокая щуплая старушка и подслеповато щурилась на прибывшего. Старушка куталась в пуховый платок, на ногах у нее были надеты валенки.

   – А вы, наверное, по поводу отопления? – радостно спросила она.

   Из квартиры повеяло на Анатолия арктическим холодом, но, несмотря на это, в памяти всплыло имя старой Лениной соседки.

   – Здрасте, Зинаида Викентьевна! – приветствовал ее Анатолий. – Вы меня не узнаете?

   – Вроде бы лицо знакомое… – задумалась старушка и поманила Анатолия в глубину коридора под слабую лампочку. – Нет, не могу вспомнить!

   – А я к Лене раньше часто приходил. Толя Зевако. Не вспомнили?

   – Ах, ну да, конечно… Толечка… только ведь Леня здесь давно уже не живет… Им квартиру дали, а здесь бабушка его осталась. А как бабушки-то не стало, то Леня комнату на себя оформил. Заходит он редко, последний раз прошлым летом был…

   Лицо Анатолия разочарованно вытянулось. В общем, он чего-то подобного и ожидал…

   – И вы, конечно, не знаете его нового адреса?

   – Ну как тебе сказать… – Старушка задумалась.

   Адрес Ленин она, естественно, знала, но Маркиз строго-настрого запретил давать его кому бы то ни было. И телефон тоже. Но с другой стороны, ведь это Ленин старый приятель…

   – Что мы в дверях-то стоим? – спохватилась она. – Проходи, хоть чаю попьем, а то такой холод.

   В квартире днем никого не было, обитатели этой огромной дремучей коммуналки были людьми случайными, надолго не задерживались и старались поменьше в ней находиться.

   – Что у вас с отоплением происходит? На улице не скажешь, что жара, все-таки начало апреля, снег еще не сошел, – спросил Анатолий, грея руки о чашку.

   – Ох, и не говори! – вздохнула Зинаида. – Тут на пятый этаж въехал какой-то, ремонт сделал – уж стучали-стучали, сверлили-сверлили, я прямо извелась вся. И что-то там перепутал в батареях, теперь горячая вода только к нему поступает, а остальные этажи в холоде сидят. Прямо как на Северном полюсе! Жаловались мы в ЖЭК, заявку писали, а что толку? Он сантехников не пускает – ремонт дорогой, ничего, мол, не знаю, ничего переделывать не стану!

   – Бывает, – вздохнул Анатолий, – люди разные попадаются…

   – Тут все жильцы собрались, пошли к нему – просить по-хорошему, – продолжала Зинаида, – куда там! Сначала из-за двери матюгами орал, а после дверь открыл вот на такую щелочку, а оттуда бультерьер морду как высунет!

   – У него еще и бультерьер есть? – удивился Анатолий.

   – И какой страшный! Злобный такой, зовут Лютик…

   – Лютик?!!

   – Угу, Малюта Скуратов полное имя. Такой злобный! Марии Кондратьевны болонку с третьего этажа чуть на куски не разорвал, из пасти выхватить едва успели! Так вот этот, сверху-то, и говорит: «Если еще сунетесь, дверь раскрываю без предупреждения, а там уж пеняйте на себя, Лютик разбираться не станет – кому руку отхватит, кому еще чего важное…» Грубиян!

   – Страшное дело! – посочувствовал Анатолий.

   После чая и воспоминаний о старых добрых временах, когда и солнце светило ярче, и люди были отзывчивее, и булка мягче, и колбаса вкуснее, старушка расчувствовалась и выдала Анатолию нужный адрес.

   – Ну я на вокзале переночевал, а утром к тебе рванул. И решил пошутить маленько, – смущенно признался Зевако, – загримировался под тебя по памяти и иду себе. Ты, Леня, мало изменился, потому что встречные соседки со мной здоровались, консьержка, опять же, душевно приветствовала. Слушай, нравишься ты ей – страшное дело! Вся так и расплылась: «Ах, Леонид Петрович, дорогой, как поживаете?» И даже краля твоя ничего не заметила, обругала только, что сам не мог ключом дверь открыть. Правда, моська ее что-то разлаялась, но она ее с собой унесла.

   – Это не моська, а чихуахуа, – обиделся Леня, – он-то точно нас не спутал бы…

   Тут он вспомнил о предательском поведении собственного кота и помрачнел. И Лолка тоже хороша – впускает в дом кого ни попадя. Где ее хваленая наблюдательность?

   В это время за окном послышался знакомый лай – это Пу И снова провоцировал здоровенного соседского ротвейлера.

   – О! – оживился Леня. – Лолка идет! Сейчас мы кое-что устроим…

   Лола пришла из парикмахерской раздраженная, потому что причесали не так, как она хотела. Она хотела сделать прическу под Николь Кидман, а бестолковая парикмахерша хоть и осветлила волосы, но все перепутала и причесала ее под Шарлиз Терон. Еще она рассердилась на Пу И – ведь сколько раз просила не злить соседскую собаку, а этому паршивцу как об стенку горох! Соседский ротвейлер умом не блистал, но нрав имел незлобивый, маленьких собачек он просто не замечал, считая не стоящими внимания. Разумеется, нахального чихуахуа такое положение вещей совершенно не устраивало. Сидя у Лолы на руках, Пу И принимался облаивать ротвейлера, и надо полагать, тявкал такие оскорбления, какие не мог простить ни один уважающий себя пес. Пу И было мало того, что как-то разозленный ротвейлер встал на задние лапы, стремясь достать ненавистного наглеца чихуахуа, и перепачкал Лоле всю куртку. Второй раз взбешенный пес повалил Лолу вместе с Пу И на землю, и хозяин едва сумел его оттащить. Сегодня Лола была начеку и успела ворваться в лифт за долю секунды до того, как ее настигли клыки ротвейлера.

   – Пу И, ты наказан! – раздраженно крикнула она и бросила песика на телефонный столик, зацепив поводок за вешалку. – Будешь сидеть тут весь вечер!

   Пу И нисколько не испугался, он знал, что нервы у него крепче, чем у Лолы, ей первой надоест сердиться, так что еще назовут бедненьким и накормят ореховым печеньем.

   – Леонид! – закричала Лола. – Ты совершенно распустил собаку! Он черт-те что себе позволяет!

   Леня на кухне сильно удивился: если Лола ругает своего драгоценного чихуахуа, стало быть, песик и вправду очень провинился. Обычно у Лолы были виноваты все вокруг, но только не Пу И.

   Лола вошла в кухню, продолжая ругаться, однако слова застряли у нее на языке, потому что Леня был не один. Напротив него за столом сидел мужчина в точно такой же домашней рубашке – шерстяная, в крупную серо-синюю клетку. Мужчина поднял голову, улыбнулся, и кухня закачалась перед Лолой, как палуба круизного лайнера. Ей показалось, что в глазах двоится. За столом сидели два ее компаньона, два Лени Маркиза. Они одинаково подняли правую руку, одинаково взъерошили волосы, одинаково помотали головой… Лола слабо ахнула и аккуратно сползла по стенке на пол.

   Очнулась она от знакомого встревоженного голоса:

   – Лолочка, детка, открой глаза! Очнись!

   Лола помотала головой и зажмурила глаза еще плотнее.

   – Лола, ничего не случилось, я все объясню!

   Не открывая глаз, Лола заткнула уши.

   – Надавать по щекам, и все дела! – сказал кто-то рядом.

   Лола тихонько приоткрыла один глаз. Над ней склонились два Лени Маркиза, у одного лицо было озабоченное, а у второго – откровенно сердитое. Лола задумалась, какой Леня ей больше нравится, выходило, что первый, тот, который не собирается драться. Однако тут этот первый посмотрел на второго и пробормотал неуверенно:

   – Может, и правда отлупить по щекам? А то никак не очнется…

   Лола решила, что она ненавидит обоих, и открыла глаза. Никакой мистики, ее дурачат, это ясно.

   – Лолочка, – обрадовался Маркиз номер один, – это же приятель мой, Толя, в гриме!

   Маркиз номер два что-то сделал с лицом, потом снял парик.

   – Ну и гады же вы! – с чувством высказалась Лола. – Так можно человека до инфаркта довести!

   Анатолий засмущался и вышел в прихожую.

   – Ой, кто это? – послышался его удивленный возглас.

   Пу И укусил его за палец, оторвал крючок от вешалки и своротил на пол телефонный аппарат.

   На следующее утро Лола встала пораньше, однако Маркиз уже пил кофе на кухне.

   – Привет, тебе налить? – поднял он голову от газеты.

   – Угу, – промычала Лола.

   Он отвернулся к плите, тогда Лола, сбросив под столом розовые тапочки, неслышно подкралась к нему сзади и изо всех сил дернула за волосы.

   – Ой! – Слезы брызнули из глаз, да еще горячий кофе выплеснулся из турки прямо на ногу.

   – Ты рехнулась? – завопил он.

   – Рехнешься тут после того, что вы вчера устроили, – пробурчала Лола, – я хотела проверить, настоящий ты или поддельный.

   – Да я это, настоящий! – простонал Маркиз, ощупывая макушку. – Надо же, как больно. И так там волосы плохо растут, а ты еще дергаешь!

   – Жалко, что все не выдергала, – злорадно ответила Лола. – Ленька, я так не могу! У меня нервы на пределе! Во сне сегодня видела манную кашу, а ты знаешь, как я ее ненавижу! Я как тебя вижу – сразу думаю, что это не ты. Зачем ты притащил в дом этого типа?

   – Тише! – шепнул Маркиз. – Он услышит и обидится, комната для гостей рядом. И потом, при чем тут я, если ты сама его впустила?

   – Он меня обманул! Он представился тобой!

   – Ты ведь говоришь, что знаешь меня как облупленного, прекрасно меня изучила за эти годы, а купилась на дешевый трюк!

   Лола замахнулась, чтобы как следует треснуть этого негодяя Леньку по затылку, но тут в дверях кухни появился слегка сутулый мужчина прилично за пятьдесят с очень длинными руками. Он обвел кухню маленькими глазками-буравчиками, подозрительно принюхался и облизнул красные губы. Лола попятилась к Маркизу.

   – Здрасте, Артур Васильич! – растерянно пробормотал Леня, но тут же опомнился: – Ну, Толька, ты даешь! Классно! Это директор цирка наш бывший, Щекотило – ну вылитый! Просто один к одному!

   Анатолий в образе Щекотило сделал было шаг к Лоле, но разглядел в ее глазах что-то для себя неприятное и бочком выбрался из кухни.

   – Леонид! – звенящим голосом сказала Лола. – Я тебя официально предупреждаю, что если этот тип немедленно не уберется из нашей квартиры, уйду я. Это не шутки и не капризы. Я так не могу. Уйду и Пу И заберу с собой, собака тоже нервничает. А вы тут как хотите – можете гримироваться хоть под Чикатило, хоть под Джека Потрошителя!

   Явился кот и подошел потереться к Лоле, этим он выражал свою солидарность. Леня переглянулся с Аскольдом, понял, что он в меньшинстве, и отправился на переговоры к приятелю.

   Решили, что нужно Анатолию переезжать в ту самую коммуналку под крылышко к Зинаиде Викентьевне.

   – Слушай, но там же жить невозможно! – поежился Анатолий. – Холод, как в морозильной камере. Там какой-то бандюган устроил самоуправство, теперь отопление не работает.

   Леня внимательно выслушал всю историю и расстроился. Зинаиду Викентьевну он помнил с детства, а теперь подкармливал понемногу и старался всячески облегчить старушке жизнь. Он пораскинул мозгами и решил приспособить талант Анатолия послужить общему делу.

   – Говоришь, этот тип сейчас в командировке?

   – Да, старуха бормотала что-то, что он месяц отсутствует, месяц дома живет, такой у него режим.

   – Тогда едем к Зинаиде, пускай этого соседа сверху подробно описывает!

   Маркиз припарковал машину возле своего старого дома в Апраксином переулке, заглушил мотор.

   – Ну что, – он обернулся к Анатолию, – готов?

   – Само собой! – Анатолий набычился, надвинул кожаную кепку на самые глаза и грозно задвигал желваками. Он входил в образ великого и ужасного Валентина Хруща, жильца из квартиры на пятом этаже.

   – На ком бы тебя проверить… – протянул Леня, вылезая из машины.

   В это время из подъезда вышла маленькая аккуратненькая старушка в тщательно завитых седых кудерьках и в допотопной шляпке с искусственными цветами и фруктами, с такой же аккуратненькой, такой же престарелой и такой же кудрявой болонкой на поводке. Увидев выбирающегося из машины Анатолия, старушка испуганно ойкнула, подхватила свою болонку на руки и припустила в сторону сквера, растерянно бормоча:

   – Пойдем отсюда скорее, Зизи, а то он выпустит своего крокодила… как всегда, без намордника и без поводка…

   – Ну вот и проверка. – Леня довольно усмехнулся. – Можно сказать, что местное население тебя признало!

   Закрыв машину, приятели направились в жилконтору.

   В жилконторе, как обычно, происходило повседневное вавилонское столпотворение. Одну сторону коридора занимала очередь в бухгалтерию – растерянные жильцы, которые безуспешно пытались разобраться со счетами за коммунальные услуги, во время вынужденного ожидания оживленно обменивались неквалифицированными советами. В другом конце этого же коридора толпились страдальцы, пытавшиеся прорваться на прием к технику-смотрителю. Некоторые из них, несмотря на теплый день, были обмотаны шерстяными шарфами и кофтами, как наполеоновские солдаты во время отступления из Москвы. Это, несомненно, были те, у кого дома не работало отопление. Они настолько промерзли, что не могли согреться даже в душном и жарком жилконторском коридоре. При виде Анатолия, загримированного под Валентина Хруща, эти несчастные засверкали полными ненависти взорами, однако никто из них не решался на прямой конфликт – Хрущ был известен в окрестностях своим крутым нравом.

   Растолкав запуганных жильцов, Анатолий пробился к двери кабинета и схватился за ручку.

   – Извините, сейчас моя очередь… – проговорил бледный интеллигент в пальто неопределенного цвета и сползших на кончик носа крупнокалиберных очках.

   – Чего?! – Анатолий, окончательно вжившийся в образ Хруща, повернулся к осмелившемуся протестовать интеллигенту всем телом и смерил его презрительным взглядом. – Ты, хомяк недокормленный, ты с кем это разговариваешь? Тебе что, срочно захотелось в палату интенсивной терапии? Так я это запросто могу устроить!

   Интеллигент поправил очки, разглядел своего обидчика, испуганно хрюкнул и задним ходом ввинтился в плотную толпу товарищей по несчастью.

   – Больше нет недовольных? – строго осведомился фальшивый Хрущ и, не дождавшись ответа, вошел в кабинет. Маркиз проследовал за ним в качестве бесплатного приложения.

   – Ничего не могу сделать, – автоматически проговорила моложавая, сильно накрашенная тетка, восседавшая за обшарпанным столом, не поднимая глаз на посетителей, – на ближайшие два месяца все расписано. Могу записать заявку на июнь…

   – Чего? Отопление будешь в июне ремонтировать? – протянул фальшивый Хрущ, остановившись перед столом техника. – На фига мне в июне твое отопление?

   – Гражданин, не хулиганьте! – процедила тетка. – Или вам придется покинуть помещение…

   – Ты хоть глаза-то подними! – рявкнул Анатолий. – Погляди, с кем разговариваешь! Или столько краски на веки нашпандорила, что уже и поднять их не можешь? Тебе, как Вию, для этого посторонняя помощь требуется?

   Смотрительница удивленно подняла взор, разглядела посетителя и переменилась в лице.

   – Валентин Степанович! – испуганно проблеяла она. – А я вас не ожидала… меня проинформировали, будто бы вы в командировке… я очень извиняюсь…

   – Извиняется она! – Анатолий набирал обороты. – Ты лучше не извиняйся, а дело делай!

   – Так ведь… вы же возражали насчет отопления… я уж все заявки на июнь перенесла… чтобы вас не беспокоить…

   – Раньше возражал, а теперь не возражаю! – гаркнул Анатолий.

   – Это вы точно? – пролепетала тетка. – А вы потом претензий не будете предъявлять?

   – Если я сказал – значит, все точно! У меня всегда так! Только чтобы быстро! У меня времени нету с вами сопли жевать! Сей момент посылай ко мне своего инвалида умственного труда, пока я не передумал! Чтоб одна нога там, а другая тоже там! Пускай подключает чего надо!

   – Сию минуту… – Смотрительница потянула из кармана мобильник, потыкала в него толстым пальцем с квадратным фиолетовым ногтем и торопливо проговорила: – Макаронов, это Лариса Мамедовна! Ты чем сейчас конкретно занят? Сию секунду бросай свой засор и перебазируйся в двадцать шестую квартиру! Насчет отопления… Да, в двадцать шестую! Да, хозяин в наличии! Да, не возражает! Я тебе что сказала? Перебазируйся срочно, пока он не передумал! А на этот засор… да, правильно понимаешь! Все, Валентин Степанович, – рапортовала она Анатолию, – можете идти к себе по месту прописки. Через три минуты сантехник будет в вашем полном распоряжении!

   – То-то! – строго проговорил Анатолий и покинул кабинет.

   – Да, Толик, в тебе пропадает великий артист! – с уважением произнес Маркиз, когда приятели покинули коридор жилконторы. – Станиславский и тот сказал бы: «Верю!»

   – Не знаю никакого Станиславского, – гордо ответил Анатолий. – Техника-смотрителя убедить гораздо сложнее, чем этого твоего Станиславского!

   Приятели поднялись на пятый этаж и остановились перед квартирой Хруща. Обещанный сантехник еще не появился, но в данной ситуации это было им только на руку. Леня достал свою знаменитую отмычку и приступил к работе. Замки у Хруща, как и следовало ожидать, были серьезные, и Маркизу пришлось попотеть. Однако через три минуты дверь была успешно открыта, тем самым еще раз подтвердив известную аксиому, гласящую, что замки существуют только для честных людей.

   Только коллеги вошли в квартиру и огляделись, как на лестнице послышались тяжелые шаркающие шаги и на пороге появился сантехник из жилконторы Макаронов, более известный среди жильцов как дядя Чирик. Это свое прозвище Макаронов получил еще в советские времена, когда за любую услугу требовал с жильцов десять рублей, или чирик, как тогда называлась эта купюра. Если жильцы возмущались его аппетитами, дядя Чирик ухмылялся и отвечал:

   – А тебя никто не принуждает. У нас полная свобода совести. Хочешь – плати, не хочешь – бегай в сортир на Витебский вокзал. Если, конечно, добежишь.

   – Здорово, хозяин! Ну, показывай, где тут у тебя что! – проговорил дядя Чирик, войдя в квартиру.

   Прихожая сразу наполнилась неповторимым ароматом, состоявшим из многолетнего перегара и запаха засорившейся канализации.

   – Сам разбирайся! – огрызнулся Анатолий, который не ориентировался в чужой квартире и ничем не мог помочь сантехнику.

   Впрочем, тот быстро нашел нужное место, и вскоре из чулана возле туалета донесся его сдавленный голос:

   – Тут, это, стенку ломать придется… а вот здеся – плитку бить… иначе мне никак к этой трубе не подобраться!

   Дядя Чирик высунул голову из чулана и выжидательно уставился на фальшивого Хруща. Он ждал, что хозяин придет в ужас от обрисованной перспективы и начнет переговоры, чтобы за определенную мзду сохранить в целости свою недавно отремонтированную квартирку. Но Анатолий спокойно ответил сантехнику:

   – А мне по барабану! Ломай что хочешь!

   – Вот, значит, как? – мрачно отозвался дядя Чирик. – Ну ежели ты так, то будь спокоен, уж я постараюсь! – И он угрожающе взмахнул тяжелым молотком.

   – Да делай ты что хочешь! – отмахнулся Анатолий и отправился вместе с Маркизом в обход квартиры.

   Квартира ему очень понравилась.

   В ней имелись три просторные комнаты, отделанные с замысловатой роскошью, пользующейся безусловным успехом среди полукриминальной публики, – масса завитушек, килограммы позолоты и немыслимые инкрустации. Сильнейшее впечатление произвел на Анатолия огромный камин, отделанный густо-зеленым малахитом, с двумя колоннами из фальшивого мрамора по сторонам. Понравилась ему и кровать размером с футбольное поле, под огромным балдахином, не очень уступающим размерами занавесу Большого театра. Поразила его деревянная, ярко раскрашенная статуя нарядного мавра с бронзовым канделябром в руке, служившая украшением столовой. Но когда Анатолий увидел потрясающую чугунную ванну на бронзовых львиных лапах, он окончательно утратил дар речи.

   Когда наконец упомянутый дар к нему вернулся, Анатолий повернулся к Маркизу и заявил:

   – Слушай, а чего я буду твою соседку стеснять, эту… как ее там, Викентьевну? Чего я в той твоей коммуналке не видел? Что я там делать буду? С остальными жильцами перед дверью сортира собачиться? Может, я лучше здесь пока поживу, в этой квартире? Тем более что хозяин вернется не скоро… уж тут-то меня точно никто искать не будет!

   – А что? Я не возражаю! – согласился Леня. – Местная общественность тебя уже как будто признала, так что с этой стороны препятствий не возникнет…

   – Одно только плохо, – насупился Анатолий, разглядев огромный бар, оформленный в виде уменьшенной копии афинского Акрополя, – больно уж тут много всякого спиртного… как бы мне того… как бы ненароком не сорваться! Я уж сколько времени держусь, а тут боюсь не устоять… Главное, все такие напитки классные! Знаешь, как трудно будет воздержаться…

   – Ну с этим мы быстро разберемся! – Маркиз выглянул в коридор и окликнул: – Эй, дядя Чирик, можно тебя на два слова?

   Заинтересованный сантехник не заставил себя долго ждать. Он появился на пороге комнаты в окружении своего неповторимого профессионального аромата.

   – Ну, в чем вопрос?

   – Не вопрос, а предложение. Можешь взять на память о нашей встрече все это богатство. – И Маркиз представил взору изумленного Макаронова пару десятков разноцветных бутылок: коллекционного вина, дорогого выдержанного французского коньяка, настоящего лиссабонского портвейна лучших производителей, двадцатилетнего односолодового виски, бельгийских ликеров…

   – Я эти шампуни вообще-то не очень, – поморщился дядя Чирик, – от них ничего хорошего, окромя отрыжки… мне бы чего попроще… беленькую или на худой конец портвешок… ну да ладно, коли задаром – так и быть, возьму… задаром, так отчего не взять… – И он оперативно переложил содержимое бара в свой чемоданчик с инструментами. Половина бутылок туда не влезла, и дядя Чирик попихал их в допотопную авоську.

   Пристроив старого приятеля на новую квартиру, Леня пошел по своим делам. Собственно, дело у него было на данный момент одно – помочь Анатолию Зевако избавиться от смертельных неприятностей, а для этого следовало разобраться в запутанном деле, куда Толька влез исключительно по собственной глупости и легкомыслию.

   Проработав в цирке несколько лет, Леня Марков приобрел много полезных навыков. Но важнее ловкости рук и умения не сдаваться в любой, самой неприятной и неожиданной ситуации было чувство солидарности. Когда твоя жизнь зависит от того, удержит ли напарник в зубах тонкий канат, на котором ты висишь, или сумеет ли помощник вовремя закрыть клетку с голодными львами, ты учишься доверять. Без доверия артист не сможет работать в цирке.

   Анатолий доверился Лене, обратился к нему за помощью, а цирк заставил Маркиза твердо усвоить одну истину: брось все и помоги товарищу. И как можно быстрее. Так что следовало поспешить.

   Немножко беспокоило Леню то, как посмотрит на дело Лола, – ведь Леня собирался работать даром, а Лола такого очень не одобряла. И вообще, она работать не любила, всегда норовила отлынивать и притвориться беспомощной. Пока что Маркиз оставил свою боевую подругу в ванне с душистой пеной. Она пила шампанское и подпевала арии Джильды из «Риголетто», пытаясь таким способом залечить душевные раны от общения с шутником Анатолием.

   Маркиз вошел в подъезд вслед за симпатичной девушкой с таксой на руках. Такса была не в духе и сердито тявкнула на Леню, когда он послал ей одну из своих самых обворожительных улыбок. Девушка тоже была не в духе и вообще его не заметила. Она прошла к лифту, Леня же притормозил возле стеклянной кабинки, в которой, как рыба в аквариуме, обитала консьержка.

   Консьержка не обратила на него никакого внимания.

   Это была энергичная особа пенсионного возраста с коротко стриженными обесцвеченными волосами, в полосатом свитере домашней вязки, обтягивающем пышные формы, и в круглых очках, съехавших на кончик носа.

   Она жила полной и разносторонней жизнью, подобно Юлию Цезарю, делая одновременно четыре важных и увлекательных дела: перед включенным на полную громкость телевизором читала «желтую» бульварную газету, прихлебывала из большой фаянсовой кружки фруктовый чай и разговаривала по телефону. На столе перед ней, кроме стопки газет и журналов, лежали несколько детективов в ярких обложках и пакет с дешевыми конфетами.

   По телевизору шла передача про торговлю живым товаром.

   – Прошу прощения! – вежливо обратился Леня к столь занятой особе и постучал по стеклу согнутым пальцем. Та даже не повернулась в его сторону.

   – Пардон, мадам! – повторил Леня значительно громче и снова постучал в стекло.

   На этот раз его заметили, реакция консьержки была даже слишком бурной. Она всем корпусом повернулась к посетителю, отвесила челюсть и округлила глаза. Однако чай не расплескала и кружку поставила на стол вполне аккуратно.

   – Ой! – вскрикнула она неожиданно высоким голосом. – Как вы меня напугали!

   – Прошу прощения, это не входило в мои планы! – ответил Леня, послав ей точно такую же обворожительную улыбку, как таксе минуту назад.

   – Вы ваще кто? – От испуга консьержка мгновенно перешла к подозрительности. – Вы как сюда вошли? Я вам конкретно дверь не открывала!

   – Пресса проникнет куда угодно! – отозвался Маркиз, продемонстрировав бдительной особе подходящее к случаю служебное удостоверение. – Собственный корреспондент еженедельной газеты «Ужасы и кошмары».

   Название он прочел на той газете, которую перед его появлением читала консьержка.

   – Да что вы говорите?

   От подозрительности женщины не осталось и следа. Теперь ее лицо выражало живейший интерес. Должно быть, она вообще отличалась быстрыми сменами настроения.

   – Это моя любимая газета! – сообщила она Лене и кокетливо поправила бесцветные волосы. Тут же у нее снова произошла смена настроения, и в глазах опять загорелась подозрительность. – А вы конкретно к кому? Конкретно с какой целью? Конкретно в какую квартиру?

   – А я конкретно к вам! – сообщил ей Леня, продолжая лучезарно улыбаться.

   – Да что вы? – Взгляд консьержки опять потеплел, и она придвинулась к стеклу. – А по какому конкретно вопросу?

   – По вопросу убийства, – проговорил Леня, таинственно понизив голос. – Конкретно – по вопросу убийства Маргариты Михайловны Окунь. Если вы владеете достоверной информацией, я запишу с вами интервью. Для первой полосы.

   – И с фотографией? – Женщина плотоядно облизнулась.

   – Непременно!

   – Ой, только не причесана я… я же не знала, что такой случай… – Консьержка высунулась в окошечко и громко зашептала: – Насчет информации – это я не знаю, а только я вам всю правду скажу! Это он ее убил!

   – Кто? – таким же громким, взволнованным шепотом осведомился Маркиз.

   – Муж! – выпалила консьержка.

   – Вы уверены? – Маркиз позволил себе добавить в голос крошечную дозу сомнения.

   – Еще как!

   – А откуда у вас эта уверенность?

   – Поверьте мне, молодой человек! – Консьержка выразительно подняла брови. – Уж я-то знаю жизнь! Я знаю людей! Убийца – всегда муж! Да вы просто любую передачу поглядите! Хоть ток-шоу, хоть сериал какой-нибудь про криминал – первым делом подозревают мужа! Да вы хоть моего Викентия возьмите, покойника! Ведь только и мечтал, как бы от меня избавиться!

   – И в итоге что с ним случилось? – из вежливости поинтересовался Маркиз. – Потому что с вами, как я вижу, все в порядке.

   – Попал под машину, – бестрепетно сообщила консьержка. – Под мусоровоз.

   – А каких-то конкретных фактов об этой семье вы не знаете? – зашел Маркиз с другой стороны. – Какие у них были отношения, и все такое…

   – Плохие, – не задумываясь выдала дама. – А у кого они хорошие-то? Вот у меня с моим мужем, покойником…

   Леня понял, что ничего конкретного здесь не узнает, и сделал следующий шаг:

   – А вы знаете их домработницу?

   – Александру-то? – На лице консьержки появилось презрительное выражение. – Ну знаю… да только ничего в ней нету интересного! Нестоящая особа! Никогда не остановится, не поговорит со мной… больно уж много о себе воображает!

   – А сейчас она дома? Или после смерти хозяйки уволилась?

   – Чего это она уволилась? – Консьержка недовольно фыркнула. – С таких денег кто же по своей воле уйдет?

   – Так, значит, дома?

   – Нет! – Дама, похоже, начала сердиться. – В химчистку ушла! Вот буквально пять минут назад, как раз когда передача началась! Ой, я же из-за вас все пропустила!

   – Химчистка где? – коротко осведомился Маркиз.

   – Да рядом тут, в торговом центре.

   – Александра как выглядит? – рявкнул Леня, потеряв терпение. – Молодая, старая?

   – Средних лет, – консьержка от растерянности отвечала толково, – помоложе меня будет. Вида неказистого, волосы серые, сама бледная, одета кой в чем. Пальто такое, цвет ББ…

   – Какой? – удивился Маркиз.

   – Бывший бордо! – отрезала консьержка. – Сами увидите! – И она отвернулась к телевизору, давая понять, что разговор окончен.

   Леня выскочил из подъезда и понесся в сторону торгового центра, где находилась химчистка. Консьержка не обманула: очень скоро он увидел впереди сутулую фигуру с большим пакетом в руках. Пальто и правда когда-то было бордовым, однако от долгой носки выгорело и вылиняло, и теперь на нем были сизые проплешины, а чернобурка на воротнике лезла едва ли не клочьями.

   Все сходилось – и жуткое пальто, и неказистый внешний вид, только волос не было видно под свалявшейся вязаной шапкой фасона «мечта мигранта».

   Леня в раздумье двигался следом за домработницей Окуня, прикидывая, как бы с ней познакомиться поближе и приватно побеседовать. Как только он увидел ее, то сразу понял, что с этой женщиной все его обычные номера не пройдут. Тетка была в самом неудобном для общения возрасте.

   Молодую девицу Маркиз разговорил бы без труда: как уже не раз было замечено, его обаяние безотказно действовало на продавщиц магазинов косметики и парфюмерии, официанток маленьких кафе, сестричек в регистратуре районной поликлиники – словом, тот контингент, из которого в советские времена набирали участниц в популярную передачу «А ну-ка, девушки!».

   Женщины за тридцать тоже не были обойдены Лениным вниманием, но – странное дело! – отчего-то поддавались на его обаяние только особы интеллигентные, с высшим образованием – искусствоведы, библиотекари, музейные работники, если преподаватели высших учебных заведений, то обязательно остепененные или уж на худой конец аспирантки. И даже была одна женщина – доктор биологических наук.

   Домработница Александра являлась овощем не из этого огорода. По прикидкам консьержки, было ей лет сорок пять, а со спины так и все пятьдесят, вряд ли на нее произвели бы впечатление Ленина обаятельная улыбка и хорошие манеры.

   Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Какой-то ненормальный велосипедист – из тех, кто не может расстаться со своим двухколесным другом даже ранней весной – проехал по лужам, Александра с визгом шарахнулась в сторону, поскользнулась и с размаху плюхнулась в грязный сугроб.

   – Ах ты, паразит! Чтоб тебя! – закричала она, но парня уже и след простыл.

   – Вы не ушиблись? – Леня был уже тут как тут и подавал женщине ее пакет.

   Она ощупала руки-ноги и поднялась. Все было цело, даже пальто не слишком запачкалось, а может, на нем уже было не видно.

   Леня подал ей утерянную перчатку и явно не спешил уходить. Консьержка и тут не подвела, она была бы прекрасным свидетелем: обрисованный ею портрет полностью соответствовал оригиналу. Лицо Александры было бледно, жидкие волосы мышиного цвета уныло свисали на щеки. Глаза смотрели тускло.

   – Чего надо? – спросила домработница, с подозрением уставившись на Леню.

   – Поговорить, – честно ответил он, – насчет хозяйки.

   – Из милиции, что ли? – В глазах Александры еще больше прибавилось недоверия.

   – Не-а! – безмятежно ответил Леня. – И не из газеты.

   – А кто тогда?

   – А вам не все равно? Побеседуем приятно за чашкой кофе и расстанемся, довольные друг другом.

   – Не получится, – Александра неприязненно отвернулась, – вы мне не нравитесь.

   – Ну, дорогая моя, – Леня развел руками, – если вы будете так рассуждать… Нравится – не нравится, это забыть надо, когда делами занимаетесь!

   – Какие это у нас с вами могут быть дела? – искренне возмутилась Александра.

   – А вот какие. – Леня решил не тратить времени зря и показал ей самый краешек тысячной купюры. – Я вам предлагаю хорошие деньги в виде оплаты информации. Если мало – скажите, прибавлю, но в разумных пределах.

   – Не пойдет, – буркнула Александра и подхватила свой пакет, собираясь идти, – мне твои деньги не нужны.

   – Что, – рассердился Леня, – так много в домработницах гребете, что уже и деньги не нужны? Только чего тогда в таком пальто ходите жутком? Лошади испугаются!

   – Что же мне, в хорошем на работу таскаться? – рассердилась в ответ Александра. – Не напасешься…

   Она резко шагнула в сторону, снова поскользнулась и упала бы, если бы Леня не подхватил ее под руку.

   – Ладно, хоть до химчистки вас провожу, а то еще руки-ноги поломаете, – примиряюще сказал он.

   Александра ничего не сказала, но руку не вырвала.

   – Денег, говоришь, много, – ворчала она себе под нос, – небось наша консьержка наболтала? Противная она баба, до всего есть дело! Особенно любит чужие деньги считать!

   Маркиз промолчал, однако не мог не согласиться с таким определением.

   – Что, мало хозяйка платила? – посочувствовал он. – Зачем же вы теперь-то горбатитесь, когда ее на свете нет. Увольнялись бы, да и дело с концом!

   – Ага, как же, уволишься тут, когда они мне двадцать две тысячи задолжали!

   – Да неужто? – притворно ахнул Леня.

   – Она, Ритка-то, все говорила: «Потом, потом, у мужа получишь, а у меня денег нету». А этот теперь свое завел: «У меня такое горе, жену убили, а ты со своими деньгами лезешь!» А я-то при чем?

   – Правильно! – горячо посочувствовал Леня. – Ты заплати человеку заработанное, тогда он тебе в горе и посочувствует. Дело делом, это первая заповедь.

   Александра поглядела подозрительно, но в Лениных глазах горел такой праведный огонь, что она поверила в его искренность.

   – Я шубу купила, денег заняла под зарплату. А теперь отдавать нечем, и кто я перед людьми выхожу? Аферистка, да и только! Вот, таскаюсь на работу, прибираю потихоньку – не сидеть же просто так…

   В химчистке приемщица с неудовольствием глянула на норковую шубку, крашенную под дикого леопарда, и нелюбезно процедила:

   – На натуральный мех гарантию не даем.

   – Да мне до лампочки, – грубо ответила ей Александра, – лишь бы пятна вот тут отошли.

   Леня вытянул шею. Пятна на подоле шубки были цвета ржавчины. Поскольку покойная Маргарита Михайловна вряд ли занималась в этом пальто работами по железу, Леня рискнул предположить, что пятна могут быть кровавыми.

   – Это что же – в этой шубке ее?.. – спросил он вполголоса и провел ребром ладони по горлу.

   Александра нахмурилась, но тут приемщица обратила ее внимание на то, что отсутствует верхняя пуговица.

   – Чтобы потом с нас не спрашивали! – И она показала на табличку, гласившую, что администрация химчистки не отвечает за съемную фурнитуру.

   Остальные пуговицы присутствовали на месте. Они были металлические, с бронзовым отливом, в середине выгравирован очень выразительный силуэт оскалившегося леопарда. Верхняя пуговица была выдрана с мясом.

   – Дома вроде нету… – покачала головой Александра, – а впрочем, теперь уж все равно…

   Приемщица неодобрительно покачала головой: ей не нравился такой наплевательский подход клиентки.

   – А карманы-то хоть вы проверили? – осведомилась она.

   – Да чего там, в этих карманах… – проворчала Александра. – Какие такие ценности?

   – Не в ценностях дело, – осадила ее приемщица. – Вот одна клиентка куртку сдала замшевую, а в кармане краску для волос забыла. Так мало того что ее куртка выкрасилась, еще одиннадцать вещей пострадали! Главное, цвет такой оказался… темный махагон. И никак не отстирывался. Мы потом с остальными клиентами большие неприятности имели! Так что лучше уж проверить…

   С этими словами она вывернула карманы шубки.

   Один карман был пуст, из второго выпал какой-то скомканный билетик.

   Приемщица потянулась к нему, чтобы выбросить в мусорку, но Леня опередил ее и сунул смятую бумажку к себе в карман.

   Химчистка находилась в крупном торговом центре, так что, выйдя оттуда, Леня с Александрой оказались в холле, куда выходили двери магазинов. В дальнем углу стояло несколько столиков и аппетитно пахло кофе.

   – Не соблазнитесь? – пропел Леня, указывая в ту сторону. – Вы сегодня славно потрудились, пора и передохнуть… А то все работаете и работаете, с лица вон даже побледнели.

   Совершенно неожиданно Александра согласилась.

   – Ну задавайте свои вопросы, – вздохнула она, отломив ложечкой кусок воздушного пирожного, – знаю, что задаром ничего не бывает, даже кофе задаром не нальют.

   – Да, несладкая у вас жизнь, – посочувствовал Леня, – однако же все-таки не так плохо, как с хозяйкой вашей…

   Александра презрительно скривилась, потом помолчала, задумавшись, даже ложку бросила.

   – Вы правы, – неожиданно сказала она совершенно другим голосом, – человека убили, а я все о пустяках печалюсь. То есть, конечно, не пустяки двадцать две тысячи-то, но…

   – Понимаю вас, – кивнул Леня, – так что если уж решились, то давайте подробнее: что случилось, где хозяйку убили, кто нашел, что милиция говорит, кого подозревают и так далее…

   – Да не хозяйка она мне вовсе, – Александра вновь схватила ложку и вонзила ее в многострадальное пирожное, – слово это терпеть не могу! Подруга она мне, вот кто! И даже не подруга, а одноклассница… раньше в одном классе мы учились! Не дружили, потому что я отличница была, все над книжками корпела, а Ритка – вечная троечница, только о мальчишках да о своей внешности думала! Я школу с серебряной медалью окончила, в институт поступила, а она пошла в продавщицы. После института распределили меня на оборонное предприятие, а Ритка с горем пополам окончила курсы барменов и встала за стойку в кафешке небольшой. А потом жизнь нас разметала, я десять лет на своем предприятии отработала верой и правдой, а после перестройки нас всех сократили. Там не стали разбираться, кто умный, кто глупый, кто ленивый…

   – Вы ближе к делу, – деликатно посоветовал Леня.

   – Да… Ну иду я как-то с рынка как раз мимо этого дома, а тут машина останавливается и выходит Ритка. Она меня первая узнала, я бы вообще мимо проскочила. Она такая дама шикарная, я долго ее узнать не могла, а потом смотрю – Ритка Широкова. Ну то да се, обменялись телефонами, через неделю она звонит и предлагает к ней в домработницы идти. Я вначале отказалась, а деньги-то нужны, вот и пошла. Подумать только: серебряная медаль, красный диплом – и для чего? Чтобы их джакузи вылизывать?

   – Ихнюю, – поправил Леня, – или ейную. Так будет правильнее. Из образа не выйдете.

   – Вы о чем? – с искренним недоумением спросила Александра.

   – А вы о чем? – рявкнул Леня. – Думаете, у меня есть время на ваш вечер воспоминаний? Что вы мне голову морочите, отвечайте по существу! А еще на оборонном предприятии работали!

   – Убили ее три дня назад, – обиженно заговорила Александра, – муж поздно вечером домой пришел, а она мертвая лежит.

   – От чего умерла?

   – Милиция говорит, что удушили ее. На шее синяки вот такие, лицо все синее. Муж ее уж на что мужчина крепкий, а даже мне жаловался – вид, говорит, жуткий, лица не узнать, глаза выпучены, язык вывален, он как увидел – сам едва копыта не отбросил. А еще перед этим побили, но не сильно, не до смерти. Вроде, говорят, грабители это были, потому что в доме все перевернуто.

   – Много чего взяли? – поинтересовался Маркиз.

   – Да ничего не взяли! У Маргариты одних шуб пять штук да еще цацки кое-какие, все оставили.

   – Значит, не грабители это были? Кто еще – может, муж? А вас милиция не подозревала?

   – Да мне-то с чего ее душить? – встрепенулась Александра. – С какого перепугу? И к тому же, когда я в тот день уходила, Маргарита со мной на лестнице разговаривала, консьержка ее видела.

   – Алиби у вас, значит, – заулыбался Леня, – это хорошо.

   – У мужа тоже алиби, – Александра поджала губы, – на каком-то приеме он был целый вечер, милиция в курсе.

   «Да уж знаю я про алиби», – подумал Леня.

   – А вот скажите честно, как говорится, не для протокола: мог теоретически муж ее убить? Из ревности, к примеру?

   – Из ревности? – Александра рассмеялась, и от этого неожиданно похорошела.

   То есть не то чтобы похорошела, но стало не так противно на нее смотреть.

   – Там о ревности и речи не шло. Мне Рита сама рассказывала, что они с мужем живут каждый сам по себе, у него полно девиц, ей это по барабану, у нее своя жизнь.

   – Ну может, он разводиться не хотел, чтобы деньгами не делиться? Чтобы жена львиную долю не оттяпала при разводе?

   – Да какие деньги! – Александра махнула рукой. – Рита говорила, что нет у него никаких денег. Фирмочка – так себе, дохода никакого не приносит. Она его так и обзывала – бизнесмен хренов.

   – А она вообще чем занималась? Дома сидела?

   – Дома она как раз не сидела, это точно. Но и не работала – в смысле, на службу не ходила. Но все время куда-то уезжала. И не то чтобы в салон красоты или в солярий… То есть это тоже было. Но ведь сразу отличишь по разговору, человек по делу встретиться собирается или так просто, для удовольствия.

   – Точно… Так что у нее за дела были?

   – Вот про это я не знаю, – открестилась Александра, – врать не буду. Кое-какие денежки у нее, конечно, водились, но небольшие. Это по сравнению со мной они богачами казались. А зарплату мою все время задерживали.

   «Стало быть, убивать ее мужу было совершенно незачем, – задумался Маркиз, – а тогда за каким бесом Окунь себе алиби обеспечивал? Странно все это».

   – Так, – протянул он, – тогда давайте по минутам тот вечер распишем. Куда она ходила, что делала.

   – Ну пришла она в три часа из фитнес-клуба. Сказала, что перекусила в кафе и обедать не будет. Мне-то что? Мне еще и лучше, с готовкой не заморачиваться. Пока я с уборкой возилась, кто-то ей позвонил, она так послушала, в лице переменилась, потом сама звонить стала, любовнику.

   – Кому? – поразился Леня. – У нее любовник был?

   – А как же! – невозмутимо ответила Александра. – Все как у людей!

   – А говорите, что муж не мог ее из ревности убить…

   Александра поглядела на Леню очень красноречиво.

   – Да ему начхать было на ее любовников! А может, он не знал, потому что домой, к примеру, она никого не приводила, уж чего не было, того не было.

   – Ну вы прямо как отдел кадров! Может, знаете, и кто такой был любовник?

   – А как же! Евсюков Сергей Николаевич, Ритиного мужа компаньон, одна фирма у них на двоих.

   – Домработницы всегда все знают, – вздохнул Маркиз, – что дальше было?

   – Ну поговорила она с ним, вызвала на свидание, куда не знаю, не расслышала. Причем он вроде не хотел, а она с угрозой так говорит – приходи, мол, очень нужно. Договорились они около пяти. Потом я домой пошла, а утром прихожу – тут милиция шурует вовсю. И консьержка говорит, что в квартиру никто не входил. Муж вечером пришел часов в десять – она уж холодная. Еще вопросы есть?

   – Этот, любовник, какой из себя? – деловито поинтересовался Маркиз. – Блондин, брюнет?

   – Блондин, высокий, худощавый, Ритке еще со школы блондины нравились. А муж у нее совсем не такой, я еще удивилась.

   – Ну ладно, спасибо вам за приятную беседу. – Леня сунул руку за деньгами, но вытащил бумажку, которая была в кармане норкового пальто Маргариты Михайловны.

   Бумажка оказалась билетом в Мемориальный музей-квартиру писателя Панаева. Леня очень удивился, что в городе есть такой музей, и отметил, что дата на билете стоит двадцать девятое марта, то есть именно в тот день, вернее вечер, была убита хозяйка пальто. Стало быть, она назначила своему любовнику встречу в музее. Оригинальное местечко для любовных свиданий, нечего сказать!

   Придется ехать сейчас в музей, посмотреть там все на месте, заодно и культурный уровень свой повысить.

   Леня поднял глаза. Перед ним на стене дома висела мраморная мемориальная доска, которая гласила, что в этом доме с 1858 по 1861 год жил и работал известный писатель-демократ Панаев.

   Маркиз толкнул тяжелую, отделанную позеленевшей от времени бронзой дверь и вошел внутрь.

   Прямо напротив входа красовалось чучело медведя с подносом в лапах. Чучело было все в проплешинах и потертостях, оно приветливо скалило желтые зубы, как будто медведь гостеприимно улыбался немногочисленным посетителям литературного музея.

   На бронзовом подносе, где прежде гости писателя-демократа оставляли свои визитные карточки, красовалась картонка с часами работы музея (с двенадцати до шести, выходной вторник) и строгим предупреждением не мусорить в музее-квартире и не трогать руками экспонаты.

   Справа от входа за низеньким, обитым бархатом барьером мирно дремала престарелая гардеробщица. Почти все вешалки у нее за спиной были пусты, только на одной сиротливо красовалось потертое драповое пальто неопределенного цвета, видимо, собственное пальто гардеробщицы. Леня громко кашлянул. Гардеробщица всхрапнула, открыла глаза и удивленно уставилась на посетителя. Разглядев его, она потянулась и проговорила:

   – Молодой человек, казино через дом, на углу, а тут литературный музей…

   – Вот он-то мне и нужен! – ответил Леня, протягивая ей куртку.

   – Вход десять рублей, – сообщила гардеробщица, положив на барьер номерок.

   – А и недорогая же нынче культура… – Леня протянул десятку и направился вверх по лестнице, мимоходом потрепав медведя по лысеющему загривку.

   На втором этаже, перед входом в саму квартиру прогрессивного писателя, дремала на стуле интеллигентная дама лет шестидесяти в сползших на кончик носа очках и зеленом пиджаке с табличкой: «Сырникова Анна Семеновна. Экскурсовод».

   При подходе Маркиза она встрепенулась, вскочила со стула и заговорила слегка заспанным, но хорошо поставленным голосом школьной учительницы:

   – Вы пришли в музей-квартиру выдающегося деятеля русской культуры девятнадцатого века, писателя-демократа Ивана Ивановича Панаева. В этой квартире Иван Иванович провел три года, особенно важные для развития и становления его литературного дарования, а также для формирования демократического мировоззрения… в нашем музее вы можете увидеть личные вещи писателя и черновики некоторых его произведений…

   Анна Семеновна проследовала в первую комнату, судя по скудной обстановке – прихожую, широким жестом приглашая за собой Маркиза, и продолжила:

   – В этом зале, с которого начинается наша экспозиция, вы можете увидеть галоши Ивана Ивановича, его трость и шляпу. Это не простая шляпа, обратите на нее особое внимание. Известно, что однажды весной тысяча восемьсот шестидесятого года эту шляпу по ошибке надел Николай Алексеевич Некрасов. Таким образом, эта скромная шляпа не только является важным экспонатом нашего музея, но также представляет собой свидетельство близкой дружбы двух замечательных деятелей русской демократической культуры…

   – Да что вы говорите! – воскликнул Маркиз, чтобы создать доверительную атмосферу. – Никогда бы не подумал! С виду – шляпа как шляпа…

   Экскурсовод подозрительно покосилась на него и перешла в следующее помещение.

   – В этом зале, – продолжила она, приближаясь к застекленной витрине, – вы можете увидеть письменный прибор Ивана Ивановича, перочинный нож, которым он регулярно пользовался по назначению, а также черновики его знаменитого романа «Львы в провинции»…

   – Львы? – удивленно переспросил Маркиз. – А что, в русской провинции в девятнадцатом веке действительно водились львы? Никогда бы не подумал!

   – Молодой человек, – Анна Семеновна строго взглянула на Леню поверх очков, – вы что, не читали это выдающееся литературное произведение?

   – Читал, – робко проговорил Леня, – но очень давно, еще в школьные годы, и совершенно забыл, в чем там дело…

   – Перечитайте! – сурово произнесла Анна Семеновна.

   – Непременно! – Леня взглянул на нее честными глазами. – После сегодняшнего посещения музея я непременно перечитаю этот роман! Но можно задать вам еще один вопрос?

   – Разумеется! – Экскурсовод благосклонно улыбнулась. – Я здесь именно для того, чтобы ответить на все ваши вопросы! Это мой профессиональный долг!

   – Вот вы сказали, что Иван… Иванович регулярно использовал этот нож по назначению. А какое у него назначение?

   – Разве не ясно? – Анна Семеновна покровительственно улыбнулась. – Это же перочинный нож! Значит, его использовали для очинки гусиных перьев, которыми пользовались в то время…

   – Гусиных перьев? – поразился Маркиз. – А что, авторучки у него не было?

   – Разумеется, не было! – довольно холодно ответила экскурсовод. – Авторучки изобрели гораздо позднее!

   – Надо же, как интересно! – восхитился Маркиз. – Как много нового я сегодня узнал! Скажите, пожалуйста, а как вообще – публика посещает ваш музей? Интересуются ли широкие слои общественности жизнью и творчеством Ивана Ивановича Панаева? В частности, интересуется ли молодежь?

   – Увы! – Анна Семеновна тяжело вздохнула. – К сожалению, в наше время публика мало интересуется культурой и историей родной страны! Бывают дни и даже недели, когда к нам не заглядывает ни один посетитель! Хотя примерно три дня назад к нам пришли сразу двое, причем такие разные, такие разные…

   – Что вы говорите! – порадовался Маркиз. – Значит, есть все-таки интерес к культуре и истории! Но это, наверное, были школьники, которые проходили творчество Панаева на уроке литературы?

   – Вовсе нет! – В голосе Анны Семеновны прозвучала невольная обида. – Во-первых, творчество Ивана Ивановича, к моему глубокому сожалению, не входит в школьный курс…

   – Неужели? – подал реплику Леня.

   – Думаю, виной тому близорукость педагогического руководства, но это так… Кроме того, эти два посетителя вовсе не были школьниками. Это были вполне взрослые люди… приблизительно вашего возраста… и с виду… как бы вам сказать… не слишком интеллигентные, совершенно не наш контингент. Особенно мужчина…

   – Вы говорите – особенно мужчина. Значит, была еще и женщина?

   – Да, была, – экскурсовод с достоинством кивнула, – и тоже… такая, знаете, из современных… – При слове «современный» на лице Анны Семеновны появилось брезгливое выражение. – Можно даже сказать, из новых русских, – продолжила она. – В дорогом пальто из меха такого дикого хищного зверя… как же он называется… из леопарда. Мало того что она явилась перед самым закрытием, буквально без пяти шесть, так она еще не сдала свое пальто в гардероб, так в верхней одежде и направилась в музей-квартиру! Вы можете себе представить? – Дав Лене полную возможность оценить эту душераздирающую подробность, она продолжила: – Но эта женщина хотя бы прилично себя вела! А мужчина… это просто какой-то троглодит!

   – Кто, простите? – удивленно переспросил Маркиз.

   – Троглодит… пещерный житель… доисторический человек, если хотите! У него были просто ужасные манеры! Он трогал экспонаты руками! Он попытался надеть тусамую шляпу!

   – Да что вы?! – ужаснулся Леня.

   – Если хотите знать мое мнение, – Анна Семеновна оглянулась по сторонам и понизила голос, – если хотите знать мое личное мнение, он вообще впервые в жизни посетил музей!

   – Да что вы говорите?! – ахнул Маркиз. – Неужели такое возможно в наше время?

   – Еще как возможно! – ответила Анна Семеновна с тяжелым вздохом. – И именно в наше время! Каких-нибудь пятнадцать – двадцать лет назад это действительно трудно было бы себе представить! И вы знаете, что меня очень удивило…

   Она хотела еще что-то добавить, но Леня не интересовался воззрениями Анны Семеновны на падение культуры и решил направить разговор в более важное русло:

   – Ну и как же… чем интересовался этот троглодит в вашем музее? Личной жизнью Панаева? Его творчеством? Его общественной деятельностью?

   – Что вы! – Экскурсовод печально понурилась. – Единственный вопрос, который он мне задал, – это имеется ли у нас в музее буфет. Ну я, разумеется, ответила, что он находится в культурном учреждении, а не в заведении общепита! – Она выдержала небольшую паузу и продолжила: – Впрочем, как только появилась та женщина… женщина в леопардовом пальто, он совершенно забыл о моей экскурсии. Он вообще перестал меня слушать! И вы знаете… – Анна Семеновна снова понизила голос, – я была уверена, что эта дама не проявит к нему никакого интереса. Просто, как говорится, отошьет его. Слишком уж они были разные. Понимаете, абсолютно разного уровня! Она – такая ухоженная, явно обеспеченная, в этом своем леопарде, а он – вульгарный, невоспитанный и дурно одетый. Но тем не менее, стоило мне отвернуться, как они принялись перешептываться!

   – Да что вы говорите! – Леня всячески подчеркивал неподдельный интерес к рассказу.

   – Да, и не только перешептываться! – Анна Семеновна округлила глаза. – Когда они думали, что я на них не смотрю, женщина что-то передала этому подозрительному типу!

   – Как же вы это заметили? – поинтересовался Леня.

   – Я видела их отражения в витрине! Кстати, вот в этой самой! Между прочим, в этой витрине представлены оригинальные рукописи статей Ивана Ивановича Панаева для журнала «Современник», того самого, который они издавали вместе с Николаем Алексеевичем…

   – Некрасовым? – уточнил Маркиз.

   – А каким же еще?

   Анна Семеновна явно намеревалась продолжить прерванную экскурсию, Маркиза же больше интересовал рассказ о двух подозрительных посетителях музея.

   – А тот мужчина… он был высокий худой блондин? – прервал Маркиз экскурсовода.

   – Какой мужчина? Иван Иванович? Напротив, Иван Иванович был крупный, представительный мужчина…

   – Нет, тот посетитель, который перешептывался с дамой в леопардовом пальто!

   – Ах вы о нем… – Анна Семеновна незаметно поморщилась. – Нет, он был такой… плотный, невысокий, рыжеватый… с длинными руками и короткой шеей… знаете, самый настоящий уголовник! Встретишь такого в темном переулке – бросишься наутек… Так что меня очень удивило, когда он нашел общий язык с той женщиной! Честно говоря, я ее совершенно не понимаю! Но мы с вами отклонились от темы нашей экскурсии. В то время, когда Иван Иванович Панаев жил и работал в этой квартире, им было написано несколько чрезвычайно важных статей для журнала «Современник», довольно много очерков, замечательный рассказ о жизни провинции…

   Анна Семеновна говорила громко, убедительно, но Маркиз ее совершенно не слушал.

   Кто бы ни был этот мужчина, с которым покойная Маргарита встретилась в музее, он явно не тянул ни на ее любовника, ни на мужа. От Анатолия Маркиз знал, как выглядит Василий Романович Окунь – лысоватый шатен лет сорока пяти, с явственно намечающимся брюшком. Домработница Александра описала внешность любовника Маргариты Сергея Евсюкова – высокий худощавый блондин. И по времени неувязка. Сюда, в музей, Маргарита пришла без пяти шесть. А с любовником договорилась встретиться в пять. Концы с концами не сходились…

   От полного бессилия Леня решил съездить в фирму Окуня и попробовать разузнать кое-что на месте. Хоть увидит этого любовника, а может, удастся с ним и словечком перекинуться.

   Леня подумал еще немного и решил, что для посещения фирмы ему совершенно необходима боевая подруга и помощница Лола. Предчувствуя уже неприятный разговор, Леня с замиранием сердца набрал номер телефона. Лола ответила не сразу, голос ее был ленивый и сонный. Однако она тут же проснулась от возмущения, когда компаньон предложил ей малость поработать.

   – Что я слышу? – завопила Лола. – Ты собираешься расследовать эту подозрительную историю с твоим сомнительным приятелем?

   – Уже начал, – невозмутимо сообщил Леня, – так что поторопись.

   – А как же наш договор – никогда не работать даром? Твой циркач гол как сокол, он ничего не заплатит.

   – Какая ты меркантильная, Лола, – с укором сказал Маркиз. – Нельзя все время думать только о деньгах, от этого портится цвет лица. Но если ты уж так против, то сиди дома, я найду кого-то другого, там работа несложная…

   Лола фыркнула, однако, против обыкновения, не стала спорить и согласилась приехать, очевидно, дома невыносимо скучала.

   В приемной компании «Бестинвест» было тихо и безлюдно. Клиенты не осаждали компанию, не обрывали ее телефоны, не выстраивались в очередь перед дверью. Очень символично было то, что справа от входа в огромном, ярко освещенном террариуме дремала большая задумчивая черепаха с морщинистой старушечьей шеей. Напротив нее, за высокой синей стойкой в стиле хай-тек, секретарша Людочка, предпочитавшая название «офис-менеджер», делала разом два ответственных дела: покрывала бирюзовым лаком ногти на левой руке и разговаривала по телефону, прижимая трубку плечом к уху.

   – Я его ваще больше не хочу видеть, – говорила Людочка, недовольно разглядывая ноготь на указательном пальце. – После того, что он мне сказал в субботу, он для меня больше не существует. Как человек и как мужчина. Что сказал? И не спрашивай! Нет, я тебе это не могу повторить! Нет, и не уговаривай!

   Неожиданно дверь офиса распахнулась и в приемную ввалился мужчина лет тридцати пяти – сорока в расстегнутой меховой куртке и сдвинутой на затылок кожаной кепке. Лицо у мужчины было приятное, но какое-то незапоминающееся. За ним спешила молодая девица с волосами, выкрашенными в цвета занзибарского флага. Собственно, секретарша Людочка не знала, какой флаг у Занзибара и есть ли у него флаг, но эти красно-сине-зеленые волосы почему-то вызвали у нее именно такую ассоциацию.

   Занзибарская девица семенила за мужчиной в кепке, держа перед собой раскрытый блокнот, и что-то в него записывала.

   – Здесь нужно стену ломать! Запиши, Свистюкова! – проговорил незнакомец, остановившись рядом с Людочкиным рабочим местом и постучав согнутым пальцем по стене. – Для этих работ подключим Парамонова! Он прошлый раз справился!

   – Хорошо, Леонид Петрович! – прощебетала трехцветная девица и застрочила в своем блокноте.

   – Я прошу прощения, а вы по какому вопросу? – подала голос удивленная Людочка. Тут же она добавила в трубку: – Это я не тебе, это у меня посетитель какой-то странный.

   – А здесь нужно новую стену делать! – Не обращая на нее внимания, незнакомец в кепке вышел на середину приемной и остановился напротив террариума.

   Людочка откашлялась, набрала полную грудь воздуха и повторила как можно громче:

   – Гражданин, вы по какому вопросу? Вы договаривались о встрече? Вы созванивались?

   Мужчина в кепке удивленно уставился на черепаху. Должно быть, он решил, что это она с ним заговорила. Черепаха ответила ему проникновенным философским взглядом и на всякий случай втянула голову под панцирь.

   – Или нет, здесь лучше перегородку из стеклоблоков, – произнес мужчина задумчиво. – Запиши, Свистюкова, – стеклоблоков штук четыреста… или даже пятьсот.

   – Хорошо, Леонид Петрович! – отозвалась занзибарская особа и снова что-то записала.

   – Гражданин, вы меня слышите? – Людочка приподнялась на своем рабочем месте, перегнулась через стойку и постаралась жестами привлечь к себе внимание.

   – А потолок сделаем двухуровневый! – Мужчина запрокинул голову, так что чуть не уронил кепку, и уставился в потолок. – Или нет, двухуровневый – это старо, это вчерашний день… двухуровневый сейчас никто не делает… надо сделать потолок со сложным переменным сечением. С эффектом северного сияния. Ничего, привлечем Парамонова, он справится.

   – Хорошо, Леонид Петрович. Северное сияние, – прощебетала девица с блокнотом.

   – Ну что же это такое, – в голосе Людочки уже зазвучали слезы, – вы меня что, не замечаете?

   – А? – Мужчина неожиданно повернулся на сто восемьдесят градусов и уставился в Людочкину сторону, как будто наконец заметил ее.

   – Вы по какому вопросу? – в третий раз повторила несчастная секретарша.

   – Нет, все-таки ту стену ломать не надо, – мужчина смотрел сквозь Людочку, как будто она была прозрачна, как стеклоблок, – мы ее декоративно обработаем, и будет славно… ну если не хватит яркого пятна – шкуру повесим…

   – Какую шкуру? – всхлипнула Людочка.

   – Экзотического животного, – охотно ответил удивительный незнакомец, – зебры или, может быть, жирафы… хотя зебры, наверное, лучше… А вы кто такая?

   – Я здесь работаю. – Людочка вытерла глаза кружевным платочком. – А вот вы что здесь делаете?

   – А почему вы плакали? – поинтересовался мужчина. – Вам жалко зебру? Ну не обязательно зебру. Можно выхухоль. Это будет даже патриотичнее.

   – Все-таки вы к кому и по какому вопросу? – снова принялась за старое Людочка.

   – А что, Андрей Васильевич вас не предупредил?

   – Нет, – Людочка замотала головой, – не предупредил. А кто такой Андрей Васильевич?

   – Как? Вы не знаете Андрея Васильевича? – Мужчина оглянулся на свою разноволосую спутницу и удивленно проговорил: – Ты слышала, Свистюкова, она не знает, кто такой Андрей Васильевич!

   Свистюкова уставилась на Людочку, приоткрыв рот, как будто та была редким животным вроде выхухоли или удивительным явлением природы. На какое-то мгновение в приемной наступила тишина, и любопытная черепаха снова высунула голову из панциря, чтобы посмотреть, что происходит.

   – Как же так, – Леонид Петрович посмотрел на свои часы, – нам сказали, что к одиннадцати помещение освободят, а сейчас уже четверть двенадцатого!

   – Вы что, приобретаете это помещение? – догадалась наконец Людочка, и ее лицо жалобно вытянулось. – А как же мы? Как же я? Что с нами будет? Василий Романович нас не предупредил! Он должен был предупредить заранее…

   – Приобретаем. – подтвердил мужчина, поправив кепку, – здесь будет элитная стоматологическая клиника!

   Жестом циркового фокусника он вытащил из кармана какой-то небольшой блестящий предмет и положил на стойку прямо перед Людочкой. Предмет оказался парой заводных челюстей. Челюсти были очень натуральные. Громко и страшно щелкая крупными белыми зубами, заводные челюсти запрыгали по стойке, явно собираясь укусить Людочку за палец.

   – Ой! – Секретарша отскочила в сторону, испуганно следя за страшным предметом.

   Челюсти допрыгали до самого края стойки и замерли, угрожающе оскалясь.

   – Вот там у нас будет основной стоматологический кабинет, – Леонид Петрович ткнул пальцем в сторону комнаты для переговоров, – а там – склад медицинской техники… – Он солидно кивнул на дверь директорского кабинета.

   – А как же мы? – жалобно повторила Людочка и переглянулась с черепахой, ища у нее поддержки и сочувствия.

   – Черепаха хорошая… черепаху мы, пожалуй, оставим… в рекламных целях! – раздумчиво произнес Леонид Петрович.

   Он почесал в затылке, еще что-то вынул из кармана и принялся надувать. Это оказался огромный надувной зуб, который он привязал за веревочку к террариуму. Черепахе зуб понравился, она еще дальше вытянула шею и с интересом принялась разглядывать украшение. Леонид Петрович склонил голову к плечу, полюбовался результатом своего труда и остался доволен.

   – А я? – Людочка поняла, что в лице черепахи лишилась последнего союзника, и окончательно расстроилась.

   – А вы кто – стоматолог? Протезист? Анестезиолог? Зубной техник? – Леонид Петрович перевел задумчивый взгляд с черепахи на расстроенную девушку.

   – Не-ет… – протянула та. – Я офис-менеджер…

   – Свистюкова! – Мужчина повернулся к своей бойкой спутнице. – Нам офис-менеджер нужен?

   Та полистала свои записи и наконец сообщила:

   – Нет, офис-менеджер нам не нужен… а вот секретарша пригодилась бы…

   – Так я и секретаршей могу… – поспешно согласилась Людочка. – Секретаршей еще проще… Компьютер я знаю, и основы делопроизводства…

   – Можете, значит? – Леонид Петрович с сомнением уставился на девушку. – Улыбнитесь-ка…

   Людочка испуганно улыбнулась.

   – Зубы ничего… неплохие зубы… – одобрил мужчина. – Желтоватые, правда… Курите?

   – Иногда… – пролепетала Людочка.

   – Ну мы вас к Владимиру Степановичу направим, он вам бесплатно отбеливание сделает… Секретарь – лицо фирмы, так что зубы у вас должны быть идеальными…

   – Хорошо… – Людочка закивала.

   Заводные челюсти неожиданно ожили и еще несколько раз угрожающе щелкнули.

   – А как у вас с памятью? – строго осведомился Леонид Петрович.

   – С чем? – переспросила девушка.

   – Вы что, еще и плохо слышите?

   – Нет… я очень хорошо слышу… А почему вы про память спрашиваете?

   – Потому что хорошая память для секретаря так же важна, как зубы! – Мужчина оглянулся на черепаху, как будто ждал от нее подтверждения. Черепаха испуганно втянула голову.

   – Вот у нас была секретарша с плохой памятью… помнишь, Свистюкова?

   – А как же! – подтвердила бойкая девица. – Это которая перепутала Такирова с Закировым?

   – Точно! К нам записался клиент Такиров на отбеливание зубов, а секретарша перепутала его с клиентом Закировым, которому нужно было удалить шестнадцать единиц перед установкой имплантатов. Операцию проводили под общим наркозом. Такиров лег в кресло, заснул под приятную музыку, а когда проснулся – во рту почти ничего не осталось… Представляете его реакцию?

   – Ужас! – Впечатлительная Людочка судорожно схватилась за свою собственную челюсть. У нее заболели сразу все зубы, видимо, на нервной почве.

   – Ну мы ее, конечно, уволили, – продолжил Леонид Петрович, – Такирову, конечно, пришлось вставить имплантаты… но Закиров испугался и ушел в другую фирму. Так что вы понимаете, насколько важна для секретаря хорошая память!

   – Я понимаю… – пролепетала Людочка. – Но у меня с памятью все в порядке… можете проверить…

   – Шестью шесть? – выпалил Леонид Петрович.

   – Сорок шесть… – отозвалась Людочка. – То есть тридцать пять… извините, у меня с математикой всегда не очень было…

   – В каком году было восстание Спартака?

   – Но я вообще-то болею за «Зенит»…

   – «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» – продекламировал Леонид. – Помните, как дальше?

   – В наследство дядя мне оставил резной из бруса теремок… – машинально продолжила секретарша. – Ой, там, кажется, не совсем так… то есть совсем не так…

   – Ну ладно, попробуем что-нибудь другое… – Леонид Петрович откашлялся. – Вот, например, вы помните, что происходило у вас в офисе три дня назад?

   – Три дня назад? – переспросила Людочка.

   – Ну да! Конкретно – двадцать девятого марта, с пятнадцати до семнадцати часов?

   Леня прикинул, что если Евсюков договорился встретиться с Маргаритой в пять часов, то из офиса он всяко ушел пораньше.

   – Так… сейчас я вспомню… – Людочка уставилась на черепаху, как будто ждала от нее подсказки. Черепаха молчала, тогда девушка наморщила лоб и затараторила: – В пятнадцать пришел Алоизий Макарович…

   – Кто? – переспросил мужчина.

   Занзибарская девица за его спиной торопливо делала в блокноте какие-то записи.

   – Алоизий Макарович – это поставщик канцтоваров, – пояснила Людочка, – частный предприниматель. Он к нам приходит каждую пятницу и приносит офисную бумагу, ручки, скрепки, папки, ежедневники… ну, в общем, всякую мелочевку. Если что-нибудь особенное нужно, он заранее принимает заказы.

   – Понятно. – Леонид Петрович кивнул и обменялся взглядом со своей спутницей.

   – Ну я у него взяла две пачки бумаги для ксерокса, рулон для факса, коробку скрепок и ежедневник. Потом двадцать минут выражала сочувствие…

   – Что? – удивленно переспросил Леонид Петрович.

   – Алоизий Макарович раньше был начальником, – ответила Людочка, – а когда случилась перестройка, его должность сократили, и теперь он разносит по офисам бумагу. Ну и очень по этому поводу расстраивается, так что мне приходится его выслушивать и сочувствовать. Это занимает ровно пятнадцать минут…

   – Как я вас понимаю! – покачал головой Леонид Петрович. – А не проще ли поменять поставщика?

   – У него бумага очень хорошая и недорогая. Я заместителю директора несколько раз говорила, а он сравнил цены у разных поставщиков и приказал терпеть.

   – Понятно, – кивнул Леонид Петрович, – значит, этот Макар Алоизиевич ушел в шестнадцать двадцать…

   – Нет, Алоизий не ушел! – возразила Людочка. – Просто к нам пришел один человек, тоже из бывших…

   – Из бывших? – заинтересованно переспросил Леонид. – Это из каких таких бывших?

   – Ну из бывших начальников… которые любят вспоминать, какие они раньше были крутые. При советской власти. Ну и они с Алоизием Макаровичем друг друга узнали. И пока тот человек дожидался шефа, они разговаривали о своих прошлых великих временах. А я смогла заняться делом…

   Людочка взглянула на незаконченный маникюр и печально вздохнула.

   – Понятно! – Леонид Петрович переглянулся со своей помощницей. Та кивнула и что-то приписала в блокноте.

   – Потом, примерно в половине четвертого или чуть раньше, шеф освободился и хотел принять того клиента, который разговаривал с Алоизием, но в это время пришла Сандальская…

   – Это еще кто такая?

   – О! – Людочка выразительно подняла глаза к потолку. – Инна Власьевна Сандальская – большой человек из районной администрации. Когда она приходит, шеф запирается с ней в кабинете, никого не принимает и не отвечает на телефонные звонки. Так что тому человеку пришлось еще подождать. Но он не очень-то и расстроился, потому что разговорился с Алоизием…

   – Так… и долго у шефа пробыла эта Босоножкина?

   – Не Босоножкина, а Сандальская! – поправила Людочка Леонида. – Как обычно, минут пятнадцать. Потом шеф вышел, проводил ее до двери и наконец принял того, кто ждал.

   – А Алоизий?

   – А Алоизий посмотрел на часы, ахнул и сказал, что его уже давно в другой фирме дожидаются. Подхватил свои сумки и убежал… даже дверь за собой не закрыл…

   – А тот, второй бывший начальник, с которым беседовал Алоизий, долго пробыл у вашего шефа?

   – Совсем недолго, минут пять, только конверт ему передал, такой большой, желтый, когда уходил, я этот конверт у шефа на столе видела. Даже непонятно, чего он так долго ждал, оставил бы мне. Но шеф сказал, что это письмо регистрировать не надо, и крикнул в кабинет Сергея Николаевича.

   – А Сергей Николаевич все это время что делал? – оживился Леонид Петрович.

   – А он у себя был, по телефону разговаривал и что-то чертил или с бумагами разбирался.

   Леня подумал, что хоть один человек в фирме занимался своим непосредственным делом.

   – А дальше что было?

   – А дальше, уже около четырех, они кабинет закрыли и уехали на презентацию проекта «Квартал “Карелия”».

   «Все сходится, – подумал Маркиз, – именно туда направил Окунь Анатолия. Значит, пошли они туда вместе с Евсюковым, однако ни один там не был. Окунь прикрылся Анатолием, а его компаньон просто слинял, потому что в пять у него была назначена встреча с любовницей. Интересно где? И почему они разобрались так быстро, если без пяти шесть она уже была в музее писателя Панаева? Ехать тут, конечно, недалеко, однако вечер, пробки…»

   – А потом что было? Вы когда ушли?

   – А я почти сразу же, меня Василий Романович отпустил, мне надо было эпиляцию делать, так что я офис закрыла и сразу за ними…

   Маркиз внимательно слушал секретаршу, но в то же время невольно наблюдал за черепахой.

   Та вела себя чрезвычайно странно: своим костистым носом, похожим на птичий клюв, она старательно разрывала песок на дне террариума, как будто там, под этим песком, было спрятано что-то очень важное. Наконец она дорылась почти до самого дна, подняла голову, склонив ее набок, и с огромным интересом принялась что-то разглядывать. Маркиз сделал шаг в сторону террариума и посмотрел в том же направлении.

   В песке тускло блестел какой-то маленький круглый предмет размером с двухрублевую монету.

   Маркиз подошел к террариуму вплотную, сдвинул крышку и запустил руку внутрь.

   – Что вы делаете? – удивленно осведомилась Людочка. – Эта черепаха… она очень агрессивная! Она может вас укусить! Она, между прочим, очень больно кусается! Как-то раз я ее решила угостить листиком салата и не успела вовремя отдернуть руку, так она меня так прихватила – неделю потом на руке оставался след! – И Людочка гордо продемонстрировала укушенный палец. В настоящее время он ничем не отличался от всех остальных, разве что был украшен колечком с маленьким бриллиантиком.

   Черепаха не проявила агрессивности. Она была очень удивлена внезапным вторжением на свою территорию и в первый момент попятилась и даже испуганно втянула голову под панцирь. Но уже в следующую секунду опомнилась, преодолела свой испуг и растерянность и снова выдвинула голову на длинной морщинистой шее, намереваясь немедленно изгнать наглеца прочь из своего жилища. Но Маркиз успел воспользоваться ее замешательством и нашарить в песке тот самый маленький блестящий предмет, который откопала черепаха.

   Он выдернул руку с находкой из террариума и задвинул крышку. Черепаха щелкнула пастью в том самом месте, где только что была его рука, и на ее старческом личике появилось жалобное и разочарованное выражение: мало того что у нее отобрали такую интересную находку, так даже укусить похитителя не удалось!

   Леня же разжал руку и посмотрел на тот круглый предмет, который лежал на его ладони.

   Это была пуговица.

   Не какая-нибудь простецкая деревянная или пластмассовая пуговица, которые дюжинами попадаются на каждом шагу. Нет, это была очень необычная пуговица – бронзовая, тускло отсвечивающая, похожая на старинную монету, с отчеканенной на ней головой грозно оскалившегося леопарда.

   Точно такие же пуговицы красовались на леопардовой шубке покойной Маргариты Михайловны Окунь, которую ее домработница сдавала в химчистку. Маркиз отлично разглядел эти пуговицы. И помнил, как приемщица сказала, что одной пуговицы не хватает.

   Так вот где она, эта пуговица…

   Маркиз сунул свою находку в карман.

   Если пуговица оказалась в террариуме у черепахи, что это значит? Это значит, что Маргарита Михайловна побывала в офисе своего мужа. Причем побывала в последний день своей жизни, в тот самый день, о котором Маркиз расспрашивал Людочку.

   Потому что, если бы она потеряла пуговицу раньше, аккуратная и исполнительная Александра непременно пришила бы на место потерянной запасную пуговицу. В крайнем случае заменила бы весь комплект. Не такая женщина была Маргарита Михайловна, чтобы ходить в шубе с оторванными пуговицами.

   – Скажите, Люда, – Маркиз снова повернулся к словоохотливой секретарше, – а Маргарита, жена Василия Романовича, часто заходила к вам в офис?

   – Ну не то чтобы часто, но иногда появлялась, – охотно сообщила Людочка. – Я уже знала: как только она появится, немедленно нужно для нее заваривать специальный чай.

   – Какой? – переспросил Маркиз.

   – Китайский зеленый чай, называется «Жемчуг дракона». Очень дорогой. Я специально для нее держала баночку. Больше никому его не заваривала. Да вообще-то больше никто и не просил – знаете, такой чай на любителя…

   – А в тот день… в день своей смерти Маргарита Михайловна у вас не появлялась?

   – В тот день – нет, – уверенно ответила секретарша.

   – Почему вы так в этом уверены? Может быть, она заходила, пока вы уходили на обед?

   – На обед? – Секретарша горестно вздохнула. – Да никуда я не выходила! Перекусила на рабочем месте… хорошо, из дома захватила баночку овощного салата, а то бы совсем от голода умерла! У нас и всегда довольно строго, лишний раз не выйдешь из офиса, но в тот день шеф меня специально предупредил, чтобы никуда не отлучалась, раз мне раньше уйти надо. Так что Маргарита в тот день в офис не приходила!

   «А вот в этом ты, милая девушка, ошибаешься! – подумал Маркиз, ощупывая пуговицу в своем кармане. – Жена твоего шефа приходила в офис, только уже после ухода персонала. Но вот вопрос: как она сюда попала? Да элементарно, как говорил Шерлок Холмс. Ей открыл двери Евсюков Сергей Николаевич! Именно с ним она здесь и встречалась! А вот с какой целью… Это мы должны выяснить!»

   Маркиз встретился глазами с черепахой и понял, что цель встречи была вовсе не любовная, что Маргарите обязательно нужно было попасть в офис. Пуговица находилась у черепахи в террариуме, если бы она просто оторвалась, то валялась бы на полу, ее вымела бы уборщица. Или утром нашла бы секретарша. А как пуговица оказалась у черепахи? Кто-то, а именно Маргарита что-то прятала в террариуме – туда уж точно никто не полезет, особенно учитывая агрессивный характер черепахи. И в тот вечер это что-то Маргарите срочно понадобилось, оттого и настаивала она на встрече с Сергеем Николаевичем, а вовсе не потому, что ей приспичило заняться любовью.

   Можно смело предположить, что именно эту вещь Маргарита передала потом в музее Панаева вульгарному рыжему типу, как описала его престарелая экскурсоводша. И что она делала потом? Спокойно пошла домой, где ее убили? Кто, зачем?

   Вряд ли секретарша Людочка могла дать вразумительные ответы на эти вопросы.

   – Вы давно тут одна сидите? – спросил Леня. – Где начальство-то?

   – У Василия Романовича такое горе… – Секретарша выразительно всхлипнула.

   – Знаем-знаем, – отмахнулся Леня, – то есть он на работу не ходит. А второй-то компаньон где? Тоже горюет?

   – Как вы можете? – Слезы полились по щекам, кружевной платочек мгновенно намок. – Он… он пропал.

   – Как это – пропал? Запил, что ли?

   – Если бы… – прорыдала Людочка, – тогда бы в вытрезвителе отыскали. А так – нигде нету, просто исчез, испарился…

   – Так-так… ну-ка, про это поподробнее, – заинтересованно блеснул глазами Маркиз.

   Но Людочка самозабвенно рыдала, очевидно, бедная секретарша испытывала к пропавшему Евсюкову не совсем служебный интерес.

   – Свистюкова, займись! – бросил Леня.

   Свистюкова не растерялась. Она достала из кармана упаковку бумажных носовых платков, промокнула зареванное лицо секретарши, заодно стерев всю косметику. Потом она налила страдалице воды, а уже после этого протянула ей раскуренную сигарету.

   Людочка с испугом покосилась на черепаху, та глядела неодобрительно.

   – Ты пошли ее подальше, – посоветовала Лола.

   Черепаха, очевидно, умела читать по губам, потому что обиженно повернулась и уползла в дальний угол вольера.

   – Ну, очухалась? – по-свойски спросил Леня. – Давай рассказывай, куда он делся, твой Евсюков.

   – Если бы я знала! – прерывисто вздохнула Людочка. – Прихожу утром тридцатого в офис, дверь закрыта, ну я, понятное дело, не удивилась – опаздывают начальники. Точнее, не опаздывают, а задерживаются. Вхожу – кабинет открыт! Сейф в кабинете разворочен, однако все бумаги аккуратно на месте лежат. Я – звонить Василию Романовичу. Он: так и так, приехать никак не могу, в милиции нахожусь по такому поводу. Мне чуть плохо не стало. Звоню Сергею Николаевичу – никто не отвечает по всем телефонам. Потом шеф приехал – говорит, исчез Сергей, пропал, дома не ночевал, телефон отключил. Потом поговорил с кем-то по телефону и уехал. И редко появляется, так что я и не удивилась, когда узнала, что он от аренды отказался.

   Леня своевременно вспомнил, что он представитель стоматологической клиники, и деловито повертел надувной зуб. Наказав Людочке сидеть тихо и никому не говорить об их визите, а то не возьмут на работу, компаньоны удалились.

   Вместо того чтобы найти ответы, они получили еще больше вопросов.

   Во всяком случае, визит в офис «Бестинвеста» оказался ненапрасным.

   Оставшись в квартире Валентина Хруща, Анатолий Зевако решил оттянуться по полной программе. В самом деле – имеет человек право отдохнуть от забот и подлечить истрепанные нервы? Здесь, в этой квартире, он чувствовал себя в полной безопасности. Хозяин вернется только через месяц, а учитывая, каким неприятным типом был Хрущ, Анатолий не испытывал никаких угрызений совести, пользуясь его жилищем.

   Он напустил полную ванну горячей воды, поставил рядом с ней магнитолу, включил свою любимую программу «Русский фонтан» и собрался нырнуть в ванну. Однако чего-то не хватало для полного счастья.

   Из магнитолы лился голос любимого певца Терентия, над ванной поднимался пар… но для полноты ощущений хотелось чего-то выпить. Анатолий вспомнил содержимое бара, которое он сам, по собственной воле отдал сантехнику, и тяжело вздохнул.

   С другой стороны, оно было и к лучшему.

   Вместо спиртного можно было приготовить чашечку кофе. В кухонном шкафчике Хруща нашлась полная банка отличного кофе – смесь «робусты» и «арабики». Анатолий насыпал в джезву две ложки, добавил воды и поставил джезву на плиту.

   Тут началось обычное мучение: кофе никак не хотел закипать.

   Известно, что когда на него смотришь, кофе ни за что не закипит. А стоит отвернуться – и подлый напиток сбежит на плиту, залив керамическую панель отвратительными бурыми потеками.

   Анатолий скрипел зубами, делал вид, что отвернулся, даже отходил на пару шагов от плиты, поглядывая через плечо на джезву, – ничего не помогало.

   И вдруг в самый неподходящий момент, когда подлый кофе вот-вот собирался наконец выдать шапку ароматной пены, в дверь квартиры позвонили.

   Анатолий чертыхнулся, схватил джезву и переставил ее на керамическую подставку. При этом он расплескал кофе по столу и немножко пролил себе на ногу.

   Звонок повторился. Причем на этот раз он звучал не просто нетерпеливо, а, можно сказать, просто истерически.

   – Кого это черт принес? – прошипел Зевако, подпрыгнув на ошпаренной ноге, и подбежал к двери.

   Только перед самой дверью он вспомнил, что находится в своем естественном виде, а перед любыми посетителями должен появляться исключительно в гриме хозяина квартиры. К счастью, чемоданчик с гримом находился неподалеку, а навык моментального преображения Анатолий все еще не утратил.

   – Сейчас! – выпалил Анатолий в сторону двери, раскрывая чемоданчик.

   Он торопливо наносил грим, благополучно преображаясь в Валентина Хруща, а дверной звонок все трезвонил и трезвонил… но с каждым звонком он звучал все слабее и слабее, как будто израсходовал последние жизненные силы.

   – Сейчас! Уже открываю! – повторил Анатолий и открыл дверь.

   И еле успел отскочить, потому что в открывшуюся дверь буквально упал незнакомый человек.

   Человек этот был небольшого роста, плотный и коренастый, с коротко стриженными рыжеватыми волосами. Наверное, когда-то он был очень сильным и энергичным, об этом говорили широкие покатые плечи, короткая толстая шея и мощный загривок. Но сейчас от былой силы не осталось и следа. Незнакомец ничком упал на пол прихожей и громко застонал.

   – Эй, мужик, ты чего? – испуганно пробасил Анатолий и попытался перевернуть странного гостя на спину. – Ты… того… случаем, не ошибся адресом?

   Незнакомец снова застонал и перекатился на спину.

   На груди у него, под расстегнутой кожаной курткой, расплывалось темно-красное пятно. Он приоткрыл глаза, взглянул на Анатолия и прохрипел:

   – Здорово, Валега… вишь, зацепили меня… хорошо, сумел до тебя дотащиться… Это мне еще повезло, что ты нынче не на вахте, ты что – с Кренделем поменялся?

   Он зашелся тяжелым мучительным кашлем, при этом на губах крупными пузырями выступила кровавая пена. Откашлявшись и выровняв дыхание, он снова сконцентрировал на Анатолии мутный взгляд и едва слышно проговорил:

   – Ты, Валега, не думай… я хвост за собой не привел… я от них оторвался…

   – Да я ничего такого… – забормотал Анатолий. – Я не думаю… щас я того… врача…

   – Какого врача?! – Незнакомец зло прищурился. – Ты чего, Валега, дурака валяешь? Какого врача с таким огнестрелом? Да и ваще… сам понимаешь…

   – Ну да… правда… врача, наверное, нельзя… – спохватился Анатолий, – я щас как-нибудь сам…

   – Да не трать время! – Незнакомец бессильно прикрыл глаза. – Мне все одно кранты…

   Он ненадолго замолчал, тяжело и неровно дыша. Взгляд начал угасать, лицо покрылось серой землистой бледностью.

   – Ты чего… ты… это самое… не помирать ли вздумал? – растерянно бормотал Анатолий. – Чего я с тобой делать-то буду?

   Вдруг раненый встрепенулся, его глаза ожили, он облизнул окровавленные губы и едва слышно проговорил:

   – Валега… наклонись ко мне поближе… я тебе должен передать… должен сказать, где оно…

   Анатолий послушно опустился на колени возле раненого, нагнулся к нему, чтобы не пропустить ни слова. Он не знал, о чем тот собирается ему рассказать, но то, как незнакомец старался привлечь его внимание, и само то, что он хочет сообщить о чем-то на самом пороге смерти, говорило, что это должно быть очень важное сообщение.

   Раненый прикрыл глаза, его дыхание стало неровным. Казалось, вот-вот наступит агония. Однако он еще раз сумел собраться с силами и заговорил слабым, едва различимым голосом:

   – Она мне отдала… отдала то самое…

   – Она? Кто она? – переспросил Анатолий.

   – Она, ширма…

   – Какая еще ширма? – удивился Анатолий, но раненый не расслышал его вопроса.

   – Ты должен взять, взять оттуда и вернуть.

   – Да что взять-то? – Помимо воли Анатолий включился в обсуждение, уж очень худо выглядел его гость – сам бледный, на висках вздувались синие жилы.

   – Найдешь там…

   Тут в горле у рыжего что-то булькнуло, он замолчал и закрыл глаза. Потом открыл и поманил Анатолия ближе. Наклонившись, Анатолий увидел, что глаза у рыжего совершенно безжизненные. Но губы еще шевелились, произнося странные слова:

И Топтыгина прогнал

Из саней дубиной,

А смотритель обругал

Ямщика скотиной.

   «Бредит, – понял Анатолий, – какая только чушь в голову перед смертью не полезет!»

   Казалось, с последними словами из рыжего мужика ушли оставшиеся жизненные силы. По его телу пробежала крупная дрожь, глаза закатились, он вытянулся и застыл.

   – Мужик, ты чего? – Анатолий от испуга перешел на шепот. – Ты чего – помер, что ли? Ты это… не дури! Что я с тобой делать буду?

   Незнакомец не отвечал и не шевелился. Черты его лица заострились и окостенели.

   Анатолий зачем-то огляделся по сторонам и попытался нащупать пульс на неподвижной руке.

   Пульса не было.

   – Ох ты! Мать моя! – Зевако схватился за голову. – Только этого мне не хватало для полного счастья! Чего же делать-то?

   Всего несколько минут назад все было так хорошо – он собирался принять ванну, выпить чашечку кофе, послушать музыку…

   Вспомнив о своих неосуществленных планах, Анатолий бросился в ванную комнату: уходя на кухню, он оставил открытыми краны, и теперь вода наверняка льется на пол… сейчас, для полного комплекта удовольствий, ему не хватало только, чтобы прибежали залитые соседи! К счастью, ванна не переполнилась, лишняя вода уходила через запасное отверстие. Зеркала запотели от горячего пара, и это натолкнуло Анатолия на новую мысль. Он слышал, что к губам умирающих подносят зеркало, чтобы проверить, дышат ли они. Закрыв краны, он схватил небольшое карманное зеркальце и вернулся в прихожую. Опустился на пол рядом с неподвижным телом, поднес зеркальце к посиневшим губам…

   Зеркальце не запотело.

   Значит, незнакомец действительно умер.

   – Что же делать, что делать?! – бормотал Зевако, сидя на корточках возле трупа.

   Первой его мыслью было связаться с Маркизом и попросить у того помощи. Он вытащил мобильник, набрал знакомый номер, но механический голос ответил, что абонент временно недоступен.

   Анатолий отключился и подумал, что это, пожалуй, к лучшему – Маркиз и так очень помог ему, нечего взваливать на него каждую новую проблему… Кроме того, в глубине души он понимал, что после случившегося Леня вряд ли оставит его в этой квартире, а квартира Хруща очень Анатолию нравилась. Где еще он сможет скрываться с таким комфортом?

   Значит, нужно выкручиваться собственными силами. Нужно как-то избавляться от трупа.

   Анатолий тяжело вздохнул, обошел квартиру.

   Самой подходящей емкостью для покойника ему показался огромный двухдверный холодильник. Упираясь в него плечом, Анатолий кое-как вытолкал холодильник из кухни в прихожую, распахнул дверцы, вынул из него все полки и с огромным трудом затолкал внутрь покойника. Тот оказался на редкость неудобным, все время какая-нибудь часть высовывалась наружу – то нога в замшевом ботинке, то рука, покрытая рыжеватыми волосками.

   Наконец Анатолию удалось запихать все конечности трупа внутрь и кое-как закрыть дверцы. Но это была только первая и самая простая часть операции. Теперь нужно было как-то вытащить холодильник из дома и вывезти его в подходящее место.

   Зевако оглядел себя в зеркале, подправил несколько размазавшийся во время возни с трупом грим, убедился в своем сходстве с Валентином Хрущом и покинул злополучную квартиру.

   На лестнице он столкнулся с каким-то щуплым суетливым дедком, который испуганно поздоровался и прижался к стене. Значит, грим действительно хороший.

   Выйдя на улицу, Анатолий двинулся в сторону Сенной площади.

   На углу возле известного на весь район подвальчика под красноречивой вывеской «Выпей – закуси» он увидел светло-серый грузовичок «Газель».

   Это было именно то, что нужно для осуществления задуманного.

   Анатолий вспомнил свою боевую юность, прошедшую на знаменитой своей шпаной питерской Лиговке, огляделся по сторонам и подошел к «Газели». Открыть дверцу он смог без труда при помощи обычной десятикопеечной монетки. Завести машину без ключа тоже не составило для него большой проблемы. Отъехав от тротуара, он свернул в ближайший переулок и выехал на площадь. Здесь, в столпотворении рынка, ничего не стоило спрятать не только «Газель», но и бронетранспортер или даже тяжелый военный тягач. Анатолий затормозил возле одного из многочисленных магазинчиков, заметив двух мрачных мужиков с выражением творческого поиска на небритых физиономиях.

   – Мужики, заработать хотите? – предложил он, высунувшись из кабины и не глуша мотор.

   – Чего делать надо? – деловито осведомился один из них, окинув Зевако оценивающим взглядом.

   – Холодильник спустить и в «Газель» закинуть.

   – Без лифта?

   – Само собой.

   – Этаж какой?

   – Пятый.

   – Двести.

   – Идет.

   Лаконичный мужик по быстроте ответа понял, что продешевил. Да и напарник со значением подмигнул ему.

   – Каждому! – внес он поправку.

   – Ну, возьмите себя в руки! – На этот раз Анатолий решил не уступать слишком быстро, потому что излишняя сговорчивость могла показаться грузчикам подозрительной.

   – Ладно, триста – и по рукам!

   – Двести пятьдесят, или других найду!

   Последний аргумент оказался решающим, и грузчики забрались в кабину «Газели».

   Когда грузчики вошли в квартиру Валентина Хруща, они выразительно переглянулись. Квартира была большая и богатая, так что с клиента стоило стрясти побольше. Тем более что холодильник оказался огромный и тяжеленный.

   – Набавить бы надо! – проговорил один из грузчиков, почесав в затылке пятерней.

   – Прокурор набавит! – отозвался Анатолий. – Ну что, взялись?

   Мужики тяжело вздохнули и ухватили холодильник. Они вытащили его на лестничную площадку и начали спуск.

   Грузчики охали, кряхтели и медленно спускались по лестнице со своим неподъемным грузом. Анатолий шел следом, следя, чтобы дверцы холодильника ненароком не раскрылись. Между третьим и четвертым этажами тот грузчик, что шел впереди, споткнулся, выпустил холодильник, и тот, гремя и дребезжа, поехал вниз.

   – А ну держи! – завопил Анатолий, бросаясь на помощь.

   В конце лестничного марша холодильник врезался в стену и со страшным грохотом затормозил.

   – Ты чё, Вася? – напустился второй грузчик на виновного. – Ты, Вася, совсем того… не прав!

   – Сам… не прав! – огрызнулся тот. – Меня этот гроб чуть не раздавил на фиг! Иди сам вперед!

   Анатолий с ужасом заметил, что дверца холодильника приоткрылась и из него высунулась волосатая рука. Пальцы трупа таинственным образом сложились в большой выразительный кукиш.

   К счастью, грузчики выясняли отношения и ничего не заметили. Анатолий торопливо затолкал руку внутрь холодильника и плотно захлопнул дверцу.

   Наконец холодильник выволокли наружу и с огромным трудом закинули в кузов «Газели».

   Анатолий рассчитался с грузчиками, выехал на Московский проспект и помчался к выезду из города, мечтая только об одном – не наткнуться на чересчур бдительного сотрудника ГИБДД.

   Вскоре он миновал круглую площадь с монументом в центре, проехал мимо аэропорта, мимо Пулковской обсерватории и свернул на второстепенное шоссе, которое вело к большому старому садоводству.

   Дело в том, что по дороге Анатолию пришла в голову гениальная идея. Он решил доставить холодильник вместе с его скоропортящимся содержимым на дачу тому самому директору цирка, которому он был обязан крушением своей профессиональной карьеры, – Артуру Васильевичу Щекотило.

   Он бывал пару раз на директорской даче и хорошо помнил дорогу.

   Прежде чем въехать на территорию садоводства, Анатолий остановил «Газель» на обочине, достал свой неизменный чемоданчик и поработал над внешностью. Через две минуты из зеркала на него смотрело хорошо знакомое лицо директора – пронзительные немигающие глаза, неприятные, чересчур красные губы на бледном лице…

   Возле ворот садоводства прогуливался невысокий крепенький мужичок в теплом, не по сезону, тулупе и валенках с галошами – несомненно, здешний сторож.

   Увидев «Газель», он заторопился навстречу.

   – Это вы к кому же едете? – осведомился сторож визгливым бдительным голосом.

   Анатолий высунулся из окна кабины и поздоровался.

   – А, это ж вы! Здрасте, Артур Васильич! – На этот раз голос сторожа из бдительного стал льстивым и подобострастным. – А я вас и не жду! Думал, вы еще в отъезде!

   – Да вот, пораньше вернулся… холодильник привез! Не поможешь выгрузить?

   – Это завсегда пожалуйста! – Сторож оживился в расчете на вознаграждение.

   Они подъехали к директорской даче, сторож выбрался из кабины и открыл ворота. Анатолий въехал во двор, развернулся и затормозил возле крыльца.

   Он помнил, что Щекотило держал ключ от дачного домика под первой ступенькой крыльца. Так оно и оказалось, и попасть в дом не составило труда. Сторож, с виду неказистый, оказался очень сильным, и вдвоем с Анатолием они сгрузили огромный холодильник с «Газели» и затащили его на веранду.

   – Ну вот тут он пускай и постоит, – проговорил Анатолий, отдуваясь и вытаскивая из кармана бумажник, чтобы рассчитаться со своим помощником. – Потом уж я приеду и поставлю куда надо…

   Распрощавшись с довольным сторожем, он поехал обратно в город, представляя лицо Щекотило, когда тот обнаружит на собственной даче такой сюрприз, в особенности же когда сторож садоводства напомнит ему, как они вдвоем с ним, Щекотило, затаскивали этот самый холодильник на веранду…

   Краденую «Газель» Анатолий бросил возле ближайшей станции метро и добрался до своего временного убежища на городском транспорте.

   Желание принимать ванну у него пропало, и он ограничился тем, что постоял под горячим душем, чтобы смыть с себя утомление и нервное напряжение.

   После всего пережитого ему очень хотелось выпить, и он порадовался тому, что в доме не осталось спиртного – иначе очень трудно было бы преодолеть соблазн.

   Не успел Анатолий вытереться и одеться, как на столике в прихожей требовательно зазвонил телефон. Поддавшись первому импульсу, Зевако снял трубку и поднес ее к уху.

   – Это ты? Ты куда пропал? Я тебе на мобилу звоню-звоню… – затараторил в трубке раздраженный женский голос. – Думала, ты уехал куда-то, а мне не сказал… это так на тебя похоже!

   Анатолий понял, что напрасно снял трубку. Если это звонит приятельница Хруща, вряд ли ему удастся ввести ее в заблуждение, особенно по телефону. Хуже всего было то, что он понятия не имел, как ее зовут и тем более – как ее называет Хрущ. Если же это звонит та самая «она», которую упоминал умерший у него на пороге рыжий мужик, то он свалял еще большего дурака. Рыжий сказал, что «она» дала ему что-то, что он спрятал где-то. Но не успел сказать где. И теперь таинственная «она» может это что-то от Анатолия потребовать. А он понятия не имеет, где это искать, так что будет иметь бледный вид. Нет, все-таки напрасно он снял трубку!

   Но сделанного не воротишь, и нужно было как-то выкручиваться. Единственным плюсом положения было то, что незнакомка тараторила без остановки, так что у него просто не было возможности вставить хоть слово.

   Впрочем, не успел он успокоиться, как она замолчала и подозрительно осведомилась:

   – Что это ты молчишь? Нечего сказать в свое оправдание? Так совсем неинтересно разговаривать! Скажи хоть что-нибудь, а то я подумаю, что ты ко мне совершенно равнодушен!

   Изобразив хриплый, простуженный голос да еще прикрыв трубку ладонью, Анатолий проговорил нарочно грубо:

   – Чего надо?

   – Как ты со мной разговариваешь? – взвизгнула незнакомка. – Ты что, не узнал меня? Это же я, Антонина…

   – Не помню, – нагло ответил Анатолий.

   – Да ты никак больной? – В женском голосе внезапно послышалось сочувствие. – Голос хриплый, меня не узнаешь… У тебя что, грипп? Так я сейчас приеду… Я буду за тобой ухаживать… привезу лекарства…

   – Еще чего! – прохрипел Анатолий. – Сиди дома, я уже лекарства принял, сейчас лягу и телефон отключу!

   – Все-таки какой-то у тебя странный голос, – настороженно проговорила его собеседница. – У тебя кто-то есть?

   – Да нет у меня никого! – выдохнул Зевако.

   – Я знаю, когда ты врешь! У тебя другая женщина, я чувствую! Это кто – Лизка? Ну скажи – Лизка, да? Или Танька Мерлуза?

   После того как ассистентка Анфиса Фуфайкина поступила с ним так вероломно, Анатолий потерял к женщинам всякий интерес. Точнее сказать, он их терпеть не мог. Поэтому сейчас ему захотелось немедленно убить и свою собеседницу Антонину, а заодно уж и неизвестную Лизку, и Таньку Мерлузу.

   – Нет, ты меня не обманешь! Даже не пытайся! Честное слово? Не смеши меня! У тебя Кристинка! Я видела, как вы с ней переглядывались! Я сейчас же приеду и выцарапаю ее поганые глаза… выдеру ее жидкие волосенки…

   «Хоть бы и все вы передрались, только меня оставили бы в покое», – подумал Анатолий.

   – Не парься, никого у меня нет. – прохрипел Анатолий. – Если хочешь, можешь приезжать… только у меня всю морду раздуло, буквально как арбуз… вся распухшая и красная… врач сказал, что это вирус такой, очень заразный…

   Последняя реплика, кажется, подействовала на собеседницу. Заразиться вирусом, от которого может раздуть физиономию, она явно не хотела и пошла на попятную.

   – Ну ладно, ты сам полечись, таблетки принимай!

   – Принимаю! – Анатолий для большего правдоподобия зашелся кашлем. – И еще эти… горчичники!

   Про горчичники – это, пожалуй, был перебор, но собеседница не обратила внимания.

   – Тогда пока, – произнесла она примирительно. – Я завтра позвоню…

   – Угу, – радостно пробурчал Анатолий и повесил трубку.

   Не успел он вытереть испарину, выступившую на лбу во время трудного разговора, как в дверь квартиры постучали.

   Стук был странный – три тихих удара, один громкий и снова три тихих. Как будто условный код.

   – Кто это стучит? – раздраженно пробормотал Анатолий, направляясь к двери. – Как будто звонка на двери нету… Странные какие люди попадаются!

   Он решил ни за что не открывать, сделав вид, что никого нет дома, поэтому приблизился к двери крадучись, совершенно беззвучно, и выглянул в дверной глазок.

   На лестничной площадке перед дверью стоял очень подозрительный тип с коротенькими ножками, огромной головой и выпученными, как у лягушки, глазами.

   Правда, Анатолий быстро сообразил, что таким странным делает гостя увеличительное стекло глазка.

   – Валега! – донесся из-за двери приглушенный голос. – Открой, Валега! Это же я!

   «Нашел дурака, – подумал Анатолий. – Ни за что не открою! Нет меня дома – и все тут!»

   – Я знаю, ты дома! – проговорил незнакомец, как будто прочитав его мысли. – Я видел, как ты вошел! Открой, Валега! Это же я – Крендель! Ты меня что, не узнал?

   В это время с лестничной площадки донесся лязг открывающегося замка. Анатолий увидел в глазок, что дверь соседней квартиры начинает медленно распахиваться. Ему не хотелось, чтобы соседи застали перед дверью квартиры этого подозрительного типа, он торопливо замотал лицо и шею шарфом, потом открыл свою дверь и быстро втянул гостя в прихожую.

   Это был худой черноволосый мужчина с густыми бровями и шрамом на щеке. Глаза у него действительно были выпучены, хотя и не до такой степени, как казалось через глазок.

   – Здорово, Валега! – пробасил вошедший, окинув Анатолия подозрительным взглядом. – Ты чего так долго не открывал? Боишься, что ли, кого?

   – А хоть бы и боюсь! – прохрипел Зевако. Он решил, что простуженный голос в его положении – неплохой выход. На него можно списать и изменение тембра, и не всегда уместные ответы.

   – Правильно боишься! – неожиданно одобрил его гость. – Упертый пропал!

   – Ну? – буркнул Анатолий, входя в роль Хруща. – А я при чем?

   – Думал, может, ты чего знаешь, раз уж ты в городе… Кстати, ты чего это не на вахте?

   Анатолий хотел ответить, что он поменялся с Кренделем, но вовремя вспомнил, что Крендель стоит перед ним.

   – А твое какое дело? – прохрипел он.

   – Так ты, выходит, с Горынычем поменялся? – Крендель нисколько не обиделся на хамское обращение. – А зверя-то своего куда девал? Где Лютик?

   – На колбасу пустил! – процедил Анатолий. – «Собачья радость» называется! Еще вопросы будут?

   – Что это ты, Валега, будто не в себе, – прищурился Крендель, – злой такой, как будто птичью болезнь от своей девки подхватил.

   – Да отстань ты! – рявкнул Анатолий.

   – Ой! – Крендель с размаху хлопнул себя по ляжкам. – А я сразу и не врубился! Еще удивляюсь: чего это ты дома сидишь? Шарфик-то сними, никого своей конспирацией не обманешь. Так кто тебя наградил-то: Кристинка или Танька Мерлуза? Или эта, полная белобрысая, как ее – Тонька?

   «Еще и блондинка», – с тоской подумал Анатолий.

   Полных блондинок он на дух не выносил и называл их сивыми коровами.

   – Ну ладно, – Крендель стал серьезным, – это все семечки, дело житейское. Вот Упертый пропал – это серьезно.

   – Правда, что ли? – Анатолий очень правдоподобно изобразил удивление.

   – Нет, «Известия»! – хмыкнул Крендель. – Говорю тебе – пропал! Ты понимаешь, к чему я клоню?

   – Само собой, – прохрипел Анатолий. Хотя в действительности ровным счетом ничего не понимал.

   Он машинально закрыл дверь на все запоры и двинулся в глубину квартиры, пригласив Кренделя следовать за собой.

   – Кое-кто видел, как он схлестнулся с какими-то гастролерами. Вроде подстрелили его, – бубнил Крендель, – а может, так болтают. Это недалеко было, он у тебя не появлялся?

   – Ага, утром заходил, кофейку попить!

   – Чего? – Крендель еще больше выпучил глаза, затем громко расхохотался: – Шутишь, да?

   – Шучу… само собой, шучу! – осторожно согласился Анатолий. В разговоре с этим странным гостем он как будто шагал по минному полю, рискуя на каждом шагу.

   – Некогда мне тут. – Крендель остался стоять на прежнем месте. – Я тебя только предупредить зашел… сам понимаешь, по телефону о таком нельзя… Если что услышишь…

   – Само собой…

   – Ладно, лечись, а я уж никому не скажу.

   – Спасибо, Крендель! – прочувствованно поблагодарил Анатолий. – Век не забуду!

   Крендель снова рассмеялся, как будто Анатолий очень удачно пошутил.

   – Пойду я… Только кто ж это тебя… Кристинка или Танька Мерлуза… Кристинка или Танька…

* * *

   – Ты что-нибудь понимаешь? – по инерции спросил Маркиз, когда они с Лолой вышли из офиса фирмы «Бестинвест».

   Лола молча пожала плечами.

   – Не завидую я этому Окуню, – пробормотал Маркиз, – жена убита, компаньон пропал, милиция висит на хвосте, да еще и в сейфе кто-то покопался.

   – Так может, это компаньон сейф вскрыл? – лениво предположила Лола.

   – У него ключи были, зачем ему вскрывать? – возразил Леня, тоже без должного напора.

   – Есть хочется. – Лола поглядела на вывеску японского ресторана.

   – Вот езжай домой и готовь обед, – обрадовался Маркиз, – я скоро буду.

   Он пораскинул мозгами и понял, что в деле обязательно должен быть замешан большой желтый конверт, который привез в тот день неизвестный человек. В таких конвертах посылают документы. А потом конверт исчез. Кто его мог взять? Либо Евсюков, либо еще кто-то. Так что неплохо бы выяснить, что это был за конверт и что в нем находилось. В этом поможет поставщик канцелярии Алоизий Макарович, чьи координаты дала Лене аккуратная секретарша Людочка.

   Визитка Алоизия явно была отпечатана кустарным способом – на неровно обрезанном бумажном прямоугольничке, домашним принтером, в котором заканчивались чернила, и поэтому буквы местами плохо пропечатались. Текст гласил: «А.М. Закидонов. Любые канцелярские товары по самым низким ценам. Оперативное обслуживание. Гибкая система скидок. Качественный сервис».

   Маркиз набрал телефонный номер.

   Трубку сняли в ту же секунду, и гнусавый простуженный голос проговорил:

   – Слушаю вас!

   – Алоизий Макарович? – Леня был сама вежливость.

   – Он самый! – И поставщик хрипло закашлялся.

   – Наверное, я звоню вам не вовремя? Вы болеете?

   – Разве я могу себе это позволить? – Алоизий звучно высморкался и продолжил: – Болеть в наше время может только состоятельный человек. Чем могу быть полезен?

   – Мне вас рекомендовали, – ответил Леня, – сказали, что у вас очень дешевые канцтовары при хорошем качестве…

   – Так и есть, – скромно подтвердил Алоизий, – вас не обманули. А вам что нужно?

   – Бумага, ручки, степлеры… архивные папки… все, что нужно для нормальной работы офиса!

   – Нет проблем! Диктуйте адрес – я вам все немедленно привезу. Только не раньше, чем через два часа, мне нужно подобрать все по вашему заказу.

   – Это нормально! – милостиво согласился Маркиз. – Подъезжайте к четырнадцати часам. Записывайте! – И он назвал Алоизию адрес мебельного магазина «Царский каприз», расположенного напротив Музея-квартиры писателя Панаева.

   В отличие от канцтоваров, которыми торговал Алоизий Закидонов, мебель в «Царском капризе» была, мягко говоря, недешевой. Журнальный столик в этом магазине стоил дороже нового «фольксвагена», а приличный диван можно было приобрести примерно за те же деньги, что двухкомнатную квартиру в спальном районе. Видимо, эта мебель действительно была рассчитана на коронованных особ, рок-звезд первой величины или топ-менеджеров крупных нефтяных компаний. Однако все эти категории покупателей встречаются в Петербурге не очень часто. По крайней мере значительно реже, чем в Москве или в Арабских Эмиратах. В связи с такой ценовой политикой покупатели не баловали магазин посещениями, и единственный продавец, импозантный молодой человек в мятом черном костюме, безмятежно дремал на канапе, соизмеримом по стоимости с океанской яхтой.

   Именно по вышеуказанной причине Леня решил воспользоваться этим магазином для переговоров с Алоизием Макаровичем. Во всяком случае, он был уверен, что здесь им никто не помешает.

   Леня вошел в магазин за несколько минут до назначенного Алоизию времени. Продавец негромко всхрапнул, повернулся на бок и затих. Судя по блаженному выражению лица, ему снилось что-то очень приятное. Например, саудовский шейх, неожиданно посетивший магазин и оптом скупивший все товары.

   Маркиз устроился за одним из бесценных столов и приготовился ждать.

   Алоизий оказался на удивление точен. Ровно в четырнадцать часов дверь «Царского каприза» распахнулась и в магазин, громко пыхтя и кашляя, вкатился невысокий кругленький человечек с длинной неопрятной бородой и седыми клочковатыми волосами, торчащими из-под вязаной шерстяной шапочки, какие лет сорок назад носили конькобежцы-любители. Одет был этот человечек в черный ватник с отчетливым штампом «Минлесхоз» на правом рукаве. За спиной у Алоизия громоздился абалаковский рюкзак, перед собой он катил хозяйственную сумку на колесиках.

   – Здрасте! – выпалил он, вертя головой. – Доставка канцтоваров! Мне к кому?

   – Ко мне, – сообщил Маркиз, приветственно помахав вошедшему рукой.

   – Я не опоздал? – Алоизий Макарович озабоченно покосился на часы.

   – Нисколько!

   – Ну слава Богу! – Алоизий плюхнулся на драгоценный диванчик и вытер потный лоб клетчатым платком. – Я уж так торопился, так торопился! Главное в нашем деле – не опаздывать! Точность, знаете ли, – это главное достоинство делового человека!

   – Точность – вежливость королей, – подсказал Маркиз расхожую реплику.

   – Насчет королей не знаю. Не сталкивался. Я ведь раньше был начальником отдела, так вот я требовал от своих подчиненных точности во всем… чтобы в восемь ноль-ноль были на рабочем месте, чтобы минута в минуту возвращались с обеденного перерыва… А вы, извините, раньше кем были?

   – Ребенком, – ответил Маркиз.

   Алоизий удивленно заморгал.

   – Я имею в виду… где вы работали до всех этих событий? – И он сделал рукой широкий жест, обведя и немыслимо дорогую мебель, и безмятежно дремлющего продавца.

   – Ах вы об этом… я работал в ЦИРКе.

   – Где?! – Глаза Закидонова полезли на лоб, седоватые волосы встали дыбом.

   Леня понял, что рискует разом утратить уважение собеседника. В глазах Алоизия Макаровича бывший артист цирка вряд ли был уважаемым человеком. На это Маркизу было в общем-то наплевать, но вместе с уважением он мог утратить возможность получить от него ценную информацию.

   – ЦИРК – это Центральный институт репрессивных конструкций, – быстро исправил Леня свою оплошность. – Крупный отраслевой институт. Я прошел там большой путь от молодого специалиста до начальника сектора.

   – О! – Алоизий уважительно закивал. – Тогда вы хорошо меня поймете, коллега! Вы поймете, как трудно мне было перестроиться, поменять менталитет, встать, так сказать, на новые рельсы… Но вы не подумайте, что я ропщу!

   – Да, само собой… я ничего такого не думаю… – согласился Маркиз. Он готов был согласиться с чем угодно, лишь бы выудить у Алоизия нужные сведения. – Мне рекомендовали обратиться к вам в компании «Бестинвест», – осторожно начал он поворачивать разговор в нужную сторону, как осторожно разворачивает опытный водитель на крутом повороте длинномерную грузовую фуру. – Кстати, там я встречал одного человека… тоже из бывших…

   – Маргаринова? – ревниво осведомился Алоизий.

   – Да, кажется, он представился именно так… – ответил Маркиз.

   – Ну он-то в новой жизни отлично устроился! – желчно проговорил Алоизий.

   – Разве? Кажется, он работает простым курьером… перевозит документы…

   – Простым курьером? – перебил Маркиза Алоизий. – Далеко не простым! Ведь важно не кем человек работает, а где! Вы ведь знаете, где работает Маргаринов?

   Леня ответил неопределенным мычанием, и Алоизий, выдержав драматическую паузу, сообщил:

   – Господин Маргаринов работает в мэрии! Вот как! Ни больше ни меньше! А вы говорите – простым курьером! Он не бегает на своих двоих, не пользуется общественным транспортом, как я, его возит персональный шофер!

   – Курьера – персональный шофер? – недоверчиво переспросил Маркиз.

   – Представьте себе! Конечно, не по личным надобностям, а только тогда, когда он доставляет документы…

   – Документы? – Маркиз заинтересовался. – А какие же документы? Ерунда небось какая-нибудь? Вопросники типа «Сколько раз за последний месяц вы пользовались туалетной бумагой фирмы “Мягкий знак”?».

   Алоизий довольно рассмеялся:

   – Вот и я ему так сказал! А Маргаринов так разошелся, прямо чуть из штанов не выпал! «Это ты из зависти! – говорит. – Да я такие бумаги важные вожу, к каким тебя и близко не подпустят!» Это меня-то, бывшего начальника отдела! У меня, если хотите знать, прежде была вторая форма допуска!

   – Да что вы? – вежливо изумился Маркиз, которому как вторая, так и любая другая форма допуска ровным счетом ничего не говорила.

   – Именно! – гордо подтвердил Алоизий. – И я ему об этом, естественно, вежливо напомнил… а он, то есть Маргаринов, на это ответил, что, к примеру, те бумаги, что он сегодня привез, такие наиважнейшие, что мне с моей второй формой допуска и не снилось. И что стоят они просто немыслимых денег. Каких-то невероятных миллионов. – Алоизий надулся, фыркнул и добавил: – Как же! Доверят такому, как Маргаринов, страшные миллионы! Скорее рак на горе свистнет!

   Последнюю фразу Алоизий произнес так громко, что спящий продавец встрепенулся, забормотал, но затем снова вытянулся на кушетке и безмятежно заснул.

   – Надо же, как устроился! – сочувственно проговорил Маркиз. – С шофером по городу разъезжает! А еще говорят, что не место красит человека…

   – Вот именно! – Закидонов шумно высморкался в клетчатый платок и спохватился: – Давайте разберемся с вашим заказом. Я вам привез бумагу для ксерокса, ручки, скрепки, степлеры, архивные папки…

   – Все правильно! – Леня бережно переложил канцтовары в большую клетчатую сумку, какую в народе называют «мечта оккупанта», расписался в накладной красивым художественным росчерком и отсчитал Алоизию требуемую сумму.

   – Еще вот тут распишитесь! – Алоизий протянул Маркизу красиво отпечатанный на лазерном принтере бланк. – Это сертификат на накопительную скидку. Сейчас вы получаете скидку только в полтора процента, но при каждой следующей покупке она будет увеличиваться на ноль целых две десятых процента… таким образом, с каждым разом вам становится все более выгодным наше сотрудничество!

   – Что вы говорите! – Маркиз изобразил на лице светлый восторг. – Я это непременно учту!

   Алоизий поглубже натянул на лоб свою конькобежную шапочку, взвалил на плечи абалаковский рюкзак и побрел к выходу, толкая перед собой тележку. Продавец на диване внезапно открыл глаза, но при виде Алоизия тут же испуганно зажмурил их снова. Он решил, что ему приснился кошмар.

   Леня посидел еще немного, чтобы дать продавцу время окончательно упасть в объятия Морфея, потом вскинул сумку с канцтоварами на плечо и на цыпочках вышел из магазина. Сумка была тяжела, однако Леня не очень расстраивался по этому поводу. Путь его лежал через дорогу в музей писателя Панаева.

   Леня Маркиз был человек не вредный и по-своему честный. Так, например, в своих мошеннических операциях он никогда не трогал людей малообеспеченных – пенсионеров, бюджетников, вдов, сирот и многодетных родителей с маленькими детьми. Правда, злая на язык Лола утверждала, что так поступает Маркиз не из сострадания, а исключительно из расчетливости, потому что хлопот с такими людьми много, а результат почти нулевой. Но так говорила Лола только в том случае, когда была на своего компаньона очень обижена.

   Однако даже богатых людей Леня никогда, что называется, не раздевал до нитки и не снимал последнюю рубашку, всегда оставлял малую толику денег «на развод».

   Никто, и прежде всего он сам, не назвал бы Маркиза Робин Гудом – этаким благородным разбойником, который все, что награбит у богатых, немедленно раздает бедным. Но отчего не помочь людям, когда есть возможность? Лене Маркизу, величайшему мошеннику всех времен и народов, как он сам себя называл, не чужды были некоторые необременительные добродетели.

   Вместо того чтобы выбросить ненужные ему канцелярские принадлежности, полученные у Алоизия Закидонова, Леня решил отнести их в музей Панаева. Жаловалась же ему престарелая экскурсоводша, что фондов отпускают мало, а посещают музей плохо, можно сказать, игнорируют писателя Панаева.

   Через две минуты он стоял уже перед старой дверью с покрытой зеленью бронзовой ручкой и читал надпись на мемориальной доске, сообщающую несведущим прохожим, что в этом доме тогда-то и тогда-то проживал известный писатель-демократ И. И. Панаев.

   Гардероб пустовал, и Леня с маху протащил свою сумку на второй этаж, где сидела на стуле дама в зеленом пиджаке – экскурсовод Сырникова Анна Семеновна.

   – Гражданин! – вскричала она строго. – Что это вы себе позволяете? Здесь вам не вокзал и не рынок, здесь музей!

   – Знаю, знаю, – Леня с облегченным вздохом поставил сумку на пол, – здесь очаг культуры. Так позвольте мне как поборнику этой самой культуры и горячему поклоннику писателя-демократа Панаева подбросить в ваш очаг пару-тройку поленьев.

   С этими словами он раскрыл перед изумленной экскурсоводшей клетчатую сумку.

   Если Леня и ожидал в ответ на свой широкий жест слез благодарности, пожатия рук и уверения, что о нем не забудут никогда, то в данном случае он глубоко просчитался. Анна Семеновна заглянула в сумку, и ни один мускул не дрогнул в ее лице.

   – Что это? – спросила она суровым голосом.

   – Спонсорская помощь, – любезно объяснил Леня, – примите как дар музею от частного лица. Гусиными перьями писал Иван Иванович Панаев, упокой Господи его душу! А вам удобнее будет писать авторучкой. И так далее.

   Далее минут сорок Леня убеждал престарелую экскурсоводшу, что он не вор и не шутник, в доказательство показал квитанцию, полученную от Алоизия Закидонова, и наконец сумел убедить Анну Семеновну в своих честных намерениях.

   – Но почему? – спросила она. – За что нам все это богатство?

   – Из благодарности, – скромно ответил Леня, – ибо здесь, в вашем музее, я впервые узнал замечательного русского писателя Панаева, узнал, какой это был человек и гражданин. Как это писал его лучший друг поэт Некрасов…

   – «Поэтом можешь ты не быть…» – со слезами на глазах проговорила Анна Семеновна.

   – «Но гражданином быть обязан!» – подхватил Леня, радуясь, что у него такая хорошая память, и продолжил: – Кто я раньше был? Простой человек! Ну знал, конечно, Пушкина – «Буря мглою небо кроет…» или там Чуковского – «Ехали медведи на велосипеде», да слышал краем уха, что Анна Каренина от несчастной любви бросилась под курьерский поезд. А вы раскрыли мне глаза. Я понял, как далек я был от совершенства и как много потерял в жизни, что не читал произведений выдающегося писателя Ивана Ивановича Панаева.

   Тут Леня остановился перевести дух и подумал, куда его несет. Ну не хочет тетка брать канцтовары, так и черт с ней! Было бы предложено!

   – Я всегда верила, что искусство непременно найдет путь к сердцу простого человека! – с пафосом сказала Анна Семеновна. – Что вы! Даже тот ужасный мужчина, который приходил к нам вместе с дамой в леопардовой шубке…

   – Что же он сделал? – заинтересовался Леня.

   – Наш музей произвел на него такое сильное впечатление, что он пришел к нам во второй раз!

   – Сегодня? – оживился Леня.

   – Утром. Я было сперва решила, что он опять будет встречаться с той же леопардовой дамой, и даже хотела сделать ему предупреждение, что тут литературный музей, а не дом свиданий, но он был один. Пробыл, правда, недолго.

   «Еще бы он с дамой, когда ее давно прикончили», – подумал Леня, рассеянно попрощался с экскурсоводшей и ушел.

   Всю дорогу домой он думал, для чего приходил в музей снова тот мужчина и вообще кто он такой. И не он ли убил жену Окуня? Или все же ее прикончил любовник, а сам пустился в бега? Хотя если бы он ее убил, то сделал бы это раньше, в офисе, и тот рыжий тоже мог успеть раньше. А вот муж… Допустим, Маргарита взяла что-то из офиса, потом в музее Панаева передала это рыжему. Но муж-то ведь мог не знать, что у нее этого нет, стал требовать, пытать… Или не муж, а кто-то другой. Но для чего тогда муж обеспечивал себе алиби? И при чем тут большой конверт с документами?

   Леня решил, что настала пора познакомиться поближе с Василием Романовичем Окунем. Но для этой цели ему непременно нужен был Анатолий Зевако.

   В ту ночь Сергей пришел в себя от холода.

   Холод был резкий, обжигающий, мучительный.

   Сергей замотал головой, вскрикнул, попытался понять, где он находится.

   Он был в машине, но эта машина не ехала по улице, не стояла в гараже или на обочине дороги, а медленно плыла. Точнее, погружалась в темную, непрозрачную воду.

   Вода наполняла машину больше чем наполовину и быстро прибывала. Черная, ледяная вода.

   Это от ее обжигающе холодного прикосновения Сергей пришел в себя.

   Он разом вспомнил все.

   Вспомнил встречу с Маргаритой в офисе, вспомнил звонок Ивана, вспомнил пустой сейф. Вспомнил поездку с Василием и то, как компаньон подсел в его машину и прижал к лицу платок с хлороформом… Дальше была темнота.

   Вот, значит, как.

   Его пронзила обида, возмущение… так поступить с компаньоном, можно даже сказать, с другом… впрочем, хорош друг… что он сам вытворял за спиной Василия с его женой…

   Ледяная вода подступила к горлу, поднялась выше…

   Некогда предаваться самокопанию! Некогда лелеять свои обиды! Спастись, спастись любой ценой!

   Он схватился за ручку, попытался открыть ее под водой, но рука соскользнула, а при второй попытке ручка отломалась.

   Вода поднялась до губ, захлестнула лицо…

   Неужели это все?

   В первый момент он готов был принять такой конец.

   Сдаться, закрыть глаза, прекратить всякое сопротивление… больше не видеть лицо предателя-компаньона, лицо опостылевшей любовницы, не вздрагивать каждый раз, услышав холодный, безжалостный голос Ивана…

   Но потом его охватил ужас: неужели он погибнет в ледяной весенней воде, неужели рыбы обглодают его лицо, неужели невский ил похоронит его под своей скользкой толщей?

   Сергея передернуло от такой перспективы.

   Холод проникал в его тело, заполнял каждую его клетку.

   От холода Сергея охватывало предсмертное ледяное, тупое безразличие.

   Он и прежде был безволен, плыл по течению, делал то, что от него ожидали окружающие, а теперь, в этой черной воде, можно было окончательно отдаться этому безразличию.

   Сознание мутилось, но тело не хотело сдаваться, не хотело умирать, оно само, без его участия из последних сил боролось за жизнь.

   Тело повернулось на бок, сложилось пополам. Ноги подтянулись к подбородку и, распрямившись, как стальная пружина, ударили в боковое стекло.

   Стекло выдержало.

   Вода наполнила машину до самой крыши.

   Дышать больше было нечем, и Сергей почувствовал странное облегчение – сейчас все кончится, больше не надо будет бороться, не надо будет думать…

   Но упорное тело действовало само, без его приказов.

   Снова ноги подтянулись к подбородку, распрямились, ударили в стекло…

   Проклятое стекло снова устояло.

   Ну все… на этот раз, кажется, действительно все…

   Ему очень хотелось вдохнуть полной грудью. Пусть это будет самый последний вдох. Пусть при этом легкие наполнятся ледяной водой, пусть они разорвутся от боли, пусть…

   Он снова неловко повернулся на бок… и тут ему на глаза попалась вторая дверца, с пассажирской стороны. Та, через которую выскочил Василий.

   Выскакивая, он неплотно захлопнул ее.

   Правда, давление воды со страшной силой прижало эту дверцу к корпусу, но теперь, когда внутри машины тоже была вода, давление уравновесилось.

   Ни во что не веря, ни на что не рассчитывая, в последнем безнадежном порыве Сергей навалился плечом на эту дверь, и – о чудо! – она медленно, с трудом открылась.

   Сергей оттолкнулся ногами от противоположной стенки, с трудом протиснулся в проем, выскользнул из погружающейся машины и рванулся вперед и вверх…

   Правда, на какое-то время он полностью утратил представление о направлениях, не мог понять, где верх, где низ, где спасительная поверхность, где илистое речное дно – вокруг него был только мутный сероватый кокон ледяной, беспросветной, безнадежной темноты, но тело опять само решило за него эту задачу, само поняло, где спасение, само рванулось из смертельного плена – и Сергей прорвал невидимую границу, его голова оказалась над водой и он сделал мучительный, разрывающий легкие, но такой желанный вдох…

   Он дышал и не мог надышаться.

   В первый момент казалось, что больше ничего не нужно, кроме этого сырого весеннего воздуха, пахнущего смолой, талым снегом, ржавым железом, пеньковыми канатами и мокрыми досками. Но затем, когда легкие наполнились кислородом, он понял, что до спасения еще очень далеко. Ледяная вода не хотела отпускать его, она сковывала движения, замедляла ток крови, проникала к самому сердцу, сжимая его, словно ржавыми клещами.

   Ко всему прочему мокрая одежда стала тяжелой, как свинцовые гири, и тянула Сергея в речную глубину.

   Он понял, что главное сейчас – двигаться, двигаться, пока хватает сил, и сделал несколько сильных гребков.

   Плавал он хорошо, но, конечно, не в таких условиях – в теплом южном море или в голубой прозрачной воде бассейна, а не в ледяной апрельской реке, да к тому же в мокрой, тянущей на дно одежде…

   Двигаться, двигаться!

   Еще несколько гребков…

   Сознание снова начало мутиться. Холод довершал свое дело, лишая его последних сил, лишая остатков воли.

   И в тот момент, когда ему казалось, что все кончено, он почувствовал под ногами илистое, неровное дно.

   Сергей сделал еще одно, последнее усилие – и потерял сознание.

   И опять оно вернулось к нему от холода.

   Он приоткрыл глаза и застонал.

   – Живой! – раздался над ним хриплый незнакомый голос. В этом голосе прозвучало откровенное разочарование. – Живой! – повторил невидимый голос. – Возись теперь с ним! Ох, грехи наши тяжкие!

   Сергей снова мучительно застонал и попытался приподняться.

   Тело онемело от холода и не хотело слушаться.

   Сергей почувствовал острый и свежий запах реки, почувствовал под собой сырую осклизлую почву и понял, что успел в полубессознательном состоянии выбраться на берег. Глаза с трудом разлепились, и он сначала увидел прямо над собой голое поникшее дерево, а потом ссутулившегося рядом человека.

   Человек был одет в какие-то грязные обноски.

   Его лицо, до глаз заросшее пегой клочковатой бородой, покрывали синяки и ссадины. Из этой кошмарной маски выглядывали два живых, насмешливых глаза.

   – С днем рождения! – прохрипел этот удивительный представитель человеческого рода. – Считай, ты сегодня второй раз родился! За это дело, голубь ты мой, выпить надо!

   – Я сейчас от холода околею! – с трудом проговорил Сергей, стуча зубами. – Так что день рождения отменяется!

   – Обожди. – Бомж принялся рыться в своих лохмотьях и наконец вытащил небольшую бутылочку с какой-то зеленоватой жидкостью. – Вот, видишь, голубь, как тебе повезло? У меня для хорошего человека всегда найдется… – Он приподнял голову Сергея, поднес пузырек к его губам: – Пей, голубь, не стесняйся!

   Сергей почувствовал резкий, отвратительный химический запах и хотел с негодованием отстраниться… но губы сами приоткрылись, и он невольно сделал глоток.

   Нёбо обожгло, потом жидкое пламя перетекло в пищевод, ударило в желудок…

   Ничего более отвратительного Сергей не мог себе представить.

   Смесь ацетона, бензина и сероводорода только приблизительно могла дать представление об этом напитке.

   Но огонь, вспыхнувший в желудке, в считанные секунды распространился по всему телу, и Сергей почувствовал, что оживает, что может даже двигаться.

   – Ну вот, голубь, поживешь еще немножко! – прохрипел бомж и отнял у него пузырек. – Мне-то оставь!

   Он жадно, до последней капли допил зеленую жидкость и аж крякнул от удовольствия.

   – Что это было? – с трудом выговорил Сергей, показав глазами на опустевший пузырек.

   – Понравилось, да? – Бомж хрипло рассмеялся. – Молотов-коктейль! Сам изобрел! – Он потянулся и проговорил, придирчиво осмотрев Сергея: – Ну, голубь, если встать сможешь – надо нам с тобой домой двигаться, а то и вправду от холода околеешь! Больше-то у меня согревающего не осталось…

   – Домой? – переспросил Сергей.

   Домой… может ли он сейчас вернуться домой? Есть ли у него этот самый дом?

   Бумаги, которые ждет Иван, пропали. Причем, судя по тому, как вел себя Василий, именно он украл их. Как уж он сумел это сделать – отдельный вопрос, но сделал. В этом можно не сомневаться. Обеспечил себе алиби и хотел убить его, Сергея, чтобы списать кражу на него. Как говорится – концы в воду.

   Буквально в воду – в черную, ледяную апрельскую воду.

   Так что появляться сейчас дома ему никак нельзя.

   Иван ни в какие его объяснения не поверит, возьмет в оборот и будет прессовать, пока не останутся от Сергея рожки да ножки… Иван за те бумаги кого угодно на куски разорвет.

   – Домой мне никак нельзя… – едва слышно проговорил Сергей.

   – А я не про твой, я про свой дом говорю, – успокоил его бомж.

   Он встал и помог Сергею подняться на ноги.

   Ноги подкашивались, земля качалась и норовила завалиться набок, но нежданный попутчик подставил Сергею свое плечо, и они медленно двинулись вдоль берега реки.

   Берег был скользкий и неровный, ноги разъезжались, и если бы не бомж, Сергей снова свалился бы в реку, и уже точно не встал.

   – Куда мы идем? – проговорил он через несколько минут, почувствовав, что силы на исходе.

   – Я же тебе сказал – домой! – отозвался бомж и покосился на Сергея как на неразумного ребенка.

   – И далеко еще?

   – Да уж, считай, пришли!

   С этими словами попутчик придержал Сергея за рукав и вдруг пихнул куда-то вбок. Продравшись сквозь голые кусты, они оказались на небольшой вытоптанной площадке, с одной стороны которой виднелось строение – не то сарай, не то трансформаторная будка, но больше всего это походило на деревенский дощатый сортир. Провожатый Сергея отогнул две доски и залез внутрь. Там он покопался немного и вскоре вылез, бросив к ногам Сергея какой-то тюк.

   – Одежонка это тебе, – сказал он.

   Сергей пошевелил ногой дурно пахнущие тряпки.

   – Что кривишься? – добродушно спросил провожатый. – Не модное, зато сухое. Не чванься, парень, ведь дуба дашь в мокром-то…

   Куртку Сергей бросил еще в реке, так что теперь мужик жадно схватил мокрый пиджак и брюки, рубашку и даже галстук. Сергея же он обрядил в хламиду, которую только условно можно было считать пальто, и в засаленные рабочие штаны. Из ботинок вылили воду, но сменить их на галоши Сергей категорически отказался.

   – Теперь пойдем, обчеству тебя представлю! – радостно сказал мужичок и потрусил вперед. – Не отставай, скоро уже!

   Действительно, впереди, прямо по курсу, сквозь голый весенний кустарник мелькнул дрожащий огонек.

   Сергей прибавил шагу, насколько позволяли усталые ноги и скукожившиеся ботинки, и вскоре увидел нещадно чадящий костер, возле которого сгрудились самые фантастические персонажи.

   Как-то в детстве Сергея с классом водили на постановку пьесы Горького «На дне».

   Из того спектакля запомнилось не очень много – то, что знаменитый актер, игравший Сатина, был здорово пьян и исполнял свою роль, что называется, на автопилоте, да еще аккуратные лохмотья персонажей, явно недавно пошитые в театральной мастерской.

   Вот те, кто сидел сейчас вокруг костра, были одеты в настоящие, не поддельные лохмотья. Да и лица у этих людей были такие, каких не увидишь ни в одном театре.

   По большей части это были так называемые синяки, то есть алкоголики с синими от непрерывного запоя физиономиями, хотя попадались и лица поинтереснее. В самом центре, как бы во главе сообщества, восседала на ящике из-под пива, как на троне, тетка необъятных габаритов и неопределенного возраста, с мрачным и решительным выражением круглого и плоского, как блин, лица. Судя по почтению, с каким с ней разговаривали окружающие, она была здесь самой главной. И именно к ней обратился бомж, который привел к костру Сергея.

   – Матушка, Халява Панкратьевна, вот гостя привел к огоньку нашему. Не прогонишь?

   – У нас свобода, – отозвалась тетка неожиданно низким и гулким, как басовая труба, голосом. – У нас ента… как ее… демократия! Как обчество скажет, так и будет!

   – А на что нам этот субчик? – заверещал мелкий мужичонка в драной зимней шапке, надетой ухом вперед. – Нам бы лучше горячий супчик! – И он засмеялся дребезжащим, надтреснутым голоском. – Ты вот, Будыль, привел сюда этого ферта вареного, а принес ли ты чего пожрать или, извиняюсь, выпить?

   – Было у меня малость «молотовского», – со вздохом признался знакомец Сергея, – дак я ему в организм влил, потому как окоченевши он был от речного купания…

   – Вот видишь, Будыль, какой ты человек! – с неприязнью продолжил мужичок в шапке. – Ненадежный ты человек, нестоящий! Тебе какой-то ферт утоплый дороже своего брата-бомжа! О себе только думаешь! Небось одежонку-то его уже прибрал и денежки тоже! Знаю я тебя… Так что я лично против! И другана твоего знать не желаю, и тебе советую без добычи к огоньку нашему не востриться!

   – Ты, Малахай, со своими советами погоди! – перебил его крупный кудлатый мужик, у которого из густой седой растительности, покрывавшей всю физиономию, выглядывали только два мутных глаза и нос, похожий на гнилую картофелину. – У тебя на все про все одна извилина, а в той извилине – одна мысля: как бы выпить на халяву…

   – Ты про халяву молчи! – истерично выкрикнул Малахай. – Вот она сидит, матушка наша Халява Панкратьевна! Сами мы ее над собою посадили! Мы все тут без халявы ни-ни! Халява для нашего брата – бомжа бездомного – первое дело! А ты, Песий Лекарь, будешь чересчур выступать, так как бы тебе язык не укоротили!

   С этими словами он вскочил на короткие кривые ножки и подскочил к кудлатому мужику, размахивая ржавой заточкой.

   Противник его, как ни странно, никак не отреагировал на эту яростную атаку. Зато валявшаяся возле его ног груда грязной и кудлатой, как его борода, шерсти зашевелилась, поднялась и оказалась огромным псом с единственным темно-коричневым глазом. Глаз этот недобро блеснул, пес приоткрыл бездонную пасть и тихо, утробно зарычал. В полуоткрытой пасти обнажились огромные желтые клыки, с собачьего подбородка свесилась струйка слюны.

   – Ты, Песий Лекарь, скажи своему черту одноглазому, чтоб угомонился! – заверещал Малахай, отскочив в сторону. – Он ведь и вправду руку может по локоть отгрызть!

   – Ты сам сперва угомонись! – отозвался Песий Лекарь. – Не будешь нарываться – ничего он тебе не отгрызет!

   Малахай еще что-то злобно пробормотал, но заточку спрятал и вернулся на свое место.

   Сергея забила крупная дрожь.

   Речной холод, на время отступивший перед жаром адского пойла, снова проник во все клеточки его организма. Сергей шагнул к костру, протянул к нему руки и покачнулся, едва устояв на ногах.

   – Да пустите вы его к огоньку-то поближе! – проворчал Песий Лекарь, отодвигаясь в сторону и освобождая Сергею местечко возле самого огня. – Не видите, что ли, совсем человек околевает!

   – Пустите человека! – властно проговорила повелительница бомжей. – Дайте ему обогреться да покормите!

   Для Сергея тут же расчистили удобное место. Он опустился на корточки, сунул трясущиеся руки чуть не в самое пламя. От мокрых ботинок повалил пар. Вдобавок к жару костра одноглазый пес придвинулся к Сергею, прижался теплым боком, и холод начал понемногу уходить из продрогшего тела.

   Бомжи успокоились и вернулись к занятию, прерванному появлением незнакомца.

   Один из них, тощий сутулый старик с жидкой растрепанной бороденкой, варил в подвешенном над костром котелке какое-то подозрительное варево, то и дело что-то в него подбрасывая – то корешок, то щепотку соли или какую-то травку. Помешав в котелке погнутой алюминиевой ложкой, он попробовал похлебку, еще немного посолил и протянул ложку повелительнице:

   – Попробуй, матушка, Халява Панкратьевна!

   Бомжиха шумно втянула похлебку, почмокала и важно кивнула:

   – Сгодится! Разливай!

   Бомжи протянули к котелку что у кого было – консервные банки, жестяные миски, большие кружки. Кашевар разливал варево по этим емкостям. Песий Лекарь всунул в руки Сергею мятую алюминиевую миску, подтолкнул его. Сергей подставил миску, и сутулый старик щедро плеснул ему порцию похлебки.

   От миски шел очень странный запах, и в ней плавали какие-то подозрительные ошметки, но Сергей понял, что готов сейчас съесть все, что угодно, – особенно в горячем виде.

   Песий Лекарь, который, судя по всему, решил взять шефство над новичком, да и вообще, вероятно, обладал заботливым и жалостливым характером, отдал Сергею свою ложку – точнее, обломок ложки, почти без черенка.

   – А как же вы? – спросил Сергей.

   – Да я и через край похлебаю, – отозвался тот.

   Сергей зачерпнул было содержимое миски, но сосед придержал его за локоть:

   – Обожди, малый! Сперва молитва…

   Действительно, никто из окружавших костер бомжей не ел, все сидели наготове с просветленным ожиданием на лицах.

   «Надо же, – подумал Сергей, – даже на самом дне – такое благочестие! Без молитвы есть не станут!»

   – Поп, молитву! – проговорила Халява Панкратьевна, повернувшись к пузатому бомжу, на груди которого поверх драной фуфайки висел тяжелый медный крест.

   Тот откашлялся и могучим басом провозгласил:

   – Чтоб они все сдохли!

   Только лишь он произнес эту необычную молитву, вся честная компания принялась за еду.

   Кто гремел ложками, кто хлебал варево через край своей посудины. Сергей попробовал похлебку. Пахла она ужасно, но была горячей, и он, пристроив миску на коленях и зажав левой рукой нос, в два счета прикончил ее содержимое и дочиста выскреб миску.

   Рядом с ним Песий Лекарь неторопливо съел половину своей порции, а вторую половину поставил перед собакой. Огромный пес благодарно взглянул на хозяина единственным глазом, потянулся мордой к миске… и она удивительным образом тут же опустела, как будто похлебку засосало вакуумным насосом. Пес стремительно вылизал миску багровым языком, печально вздохнул, осознав, что больше ничего не осталось, и положил морду на лапы.

   Через минуту общая трапеза была закончена.

   Теперь по кругу пустили бутыль с какой-то мутной жидкостью. Каждый отпивал из нее понемногу, под строгими взглядами соседей. Когда Малахай слишком надолго присосался к горлышку, толстый молчаливый бомж, сидевший рядом с ним, угрюмо рыкнул и ткнул нарушителя в бок. Тот огрызнулся, но тут же передал бутыль соседу.

   Очередь дошла до Сергея. Он поднес бутыль к губам.

   Ее содержимое пахло отвратительно, но окружающие смотрели на него с ожиданием, и Сергею пришлось сделать небольшой глоток. Мутная жидкость отдавала стиральным порошком и машинным маслом. Впрочем, после «Молотов-коктейля», которым отогревал его Будыль, этот напиток был терпимым. Зато в желудке как будто взорвалась граната, и в затылок ударила тяжелая волна.

   На глазах Сергея выступили слезы.

   С трудом отдышавшись, он передал бутыль Песьему Лекарю.

   Тот явно с удовольствием выпил, вытер кудлатую бороду тыльной стороной ладони и передал напиток следующему.

   Сергей подпер подбородок кулаком и уставился на пляшущее пламя костра. Его начало клонить в сон.

   – А поговорить? – повернулся к нему сосед.

   – Чего? – дернулся Сергей.

   – Как у людей-то заведено? – пояснил Песий Лекарь. – Поели, выпили, теперь поговорить надо.

   – Да, малой! – поддержал Лекаря Будыль. – Я вот, к примеру, тебя подобрал, к хорошим людям привел, теперь мне, может, интересно, какая с тобой история приключилась, через что ты в речке-то оказался. И остальные-прочие тоже, может быть, интересуются.

   – Верно! – встрепенулся Малахай. – Желаем мы знать, что ты за человек такой! А то, может, ты маньяк убийственный, а мы с тобой эту… пищу делим? Так мы тогда несогласные… нам с маньяками, может, кушать за одним столом неприятно!

   – Хлеб наш насущный преломлять! – внушительно поправил его «священник».

   – Говори! – строго пробасила Халява Панкратьевна. – Через что в речке оказался? Через какую такую приключению? Сам, что ли, спьяну бултыхнулся?

   – Зачем сам? – вздохнул Сергей. – Друг меня столкнул… ну, может, не то чтобы совсем друг – так, приятель…

   – Это нехорошо! – пробасил «священник». – Ибо сказано: не убий без пользы и надобности!

   – Я, конечно, тоже не ангел, – признался Сергей. – Я с его женой того… любовь крутил…

   – И это нехорошо! – прокомментировал «поп». – Ибо сказано: не возжелай жены ближнего своего, ежели есть другие бабы, которые на все согласные!

   – Только ему на это было наплевать, – продолжал Сергей. – Они с Маргаритой давно уже чужие люди. Думаю, не из-за нее он меня убить хотел, а из-за паршивых бумажек…

   – Нехорошо! – повторил «поп». – Ибо сказано…

   – Заткнись! – оборвал его Песий Лекарь. – Много ты понимаешь! «Ибо сказано, ибо сказано…» Вот я, к примеру, врачом когда-то был, не собачьим – человеческим. Хорошим, между прочим, врачом… – Он вздохнул, почесал своего пса за ухом. – И жену свою будущую прямо в кабинете у себя нашел. Пришла она с переломом. Мужчина ей руку сломал. Муж, можно сказать. Без штампа, правда, в паспорте. Я уж как ее жалел! Да и то… волосики светлые, глазки голубые, прямо ангел с открытки! Вот, думаю, какие скоты мужчины попадаются! Слово за слово, не успел у нее перелом зажить, как мы уж поженились. Поселилась она у меня, все честь честью, согласно прописке. Работать, правда, не пошла, но я не особенно и настаивал. Ей-то, с ангельской такой душой, с глазками ее голубенькими, тяжело среди обычных людей…

   Только месяца не прошло – стали к ней мужики захаживать. И все, главное, без меня. Если я что скажу – она глазками захлопает: как ты, Витя, можешь? Как тебе, Витя, такое в голову пришло? Это же, говорит, одноклассник мой! А это – вообще брат троюродный! А это – тетки моей племянник! И все как-то больше среди одноклассников и теткиных племянников милиционеры попадались. Фишка у нее, что ли, такая была… В общем, все я ей верил, все спускал, на все глаза закрывал, пока прямо за делом не застал… за этим, за самым…

   – Это нехорошо! – пробасил «поп», но тут же замолчал под яростным взглядом Песьего Лекаря.

   – И то она отпираться пыталась! – продолжил тот. – Только какое уж там, если все прямо на глазах! Я ослеп, озверел, полез драться, только этот, милиционер ее, крепче оказался, отколошматил меня и еще задержание оформил, как бы за хулиганство. И так и повелось – чуть что, приходит с дружками, меня в отделение уволакивает, а сами с ангелом моим развлекаются…

   Он немного помолчал. Одноглазый пес поднял голову и тихонько зарычал – видимо, требовал продолжения. Продолжение немедленно последовало.

   – В общем, до того они меня довели, – с тяжелым вздохом продолжил Песий Лекарь, – до того довели, что запил я по-черному… дня не проходило, чтобы не напивался… А потом взбрело мне в голову убить свою жену, ангела своего бесстыжего…

   – Это нехорошо, – вклинился «поп». – Ибо сказано: не убий…

   Но он тут же замолчал под тяжелыми взглядами окружающих. Даже Малахай шикнул на него:

   – Не мешай человеку! Не перебивай его! Больно жалостно рассказывает!

   – Проснулся я как-то ночью, лежу рядом с ней и думаю – взять подушку, на личико ей положить да придержать маленько – вот и вся недолга… и кончатся все мои мучения раз и навсегда… Да только послушал, как она во сне дышит – ровненько так, легонько, тихо, будто ребенок малый… и волосики светленькие от дыхания колышутся… и не смог, не сдюжил!

   Он снова сделал паузу и продолжил другим голосом – злым, надтреснутым:

   – А на следующий день все так и так кончилось. Встретил меня на улице тот милиционер, теткин племянник, и отмутузил так, что дух из меня вышиб, сознания лишил да в подвал скинул. Едва я очухался, до следующего утра в том подвале пролежал. Чудо, что крысы меня там не сожрали. Видно, на то и был у него расчет. Думал, что я уж оттуда живой не выберусь. Кое-как встал, до дома добрел – а дверь заперта, и ключом моим ее не открыть. Видно, что замок поменян. Стал я звонить, стал стучать, а жена через цепочку спрашивает, кто я такой и чего мне надо. Я ей: «Лизочка, ангел мой, ты что же такое говоришь? Я ведь муж твой законный и в этой квартире согласно прописке проживаю!» А она в ответ: «Что это вы такое говорите, мужчина, зачем меня расстраиваете? Мой муж законный вчера по пьяному делу трагически скончался и больше ни здесь, ни в каком другом месте проживать не может!» И через дверь показывает мне свидетельство о смерти. Все чин чином – фамилия моя и прочие инициалы, и печать снизу фиолетовая.

   Ну у меня в глазах от такой информации потемнело, я на дверь-то кинулся, думал – в щепки разнесу, доберусь до нее и сделаю, что ночью собирался… Да только где там! Руки отбил, а больше ничего! А она, Лизочка-то, от двери отскочила и кричит: «Анатолий! Иди скорее! Тут псих какой-то на нашу жилплощадь ломится!»

   И вышел в коридор тот милиционер – в длинных сатиновых трусах и в майке, в уголке рта папироска и на морде скука смертная нарисована. Посмотрел он на меня и говорит: «Сам все поймешь, или надо тебе еще раз в доступной форме все растолковать?»

   Тут я понял, что жизнь моя кончена и что то свидетельство о смерти, что она мне через дверь показывала – самое что ни на есть подлинное, и взаправду я накануне помер, помер окончательно и бесповоротно, а тут, перед дверью, одна пустая оболочка болтается, нервы людям портит. Развернулся я и пошел прямым ходом к реке, вот к этой самой. Хотел в нее сигануть, чтобы привести все дело в согласие с документацией. Если уже свидетельство о смерти оформлено, то нечего мне больше среди живых людей делать.

   Совсем уже я собрался в реку, да тут услыхал, будто плачет кто. Как будто ребенок маленький.

   Что такое, думаю, что за история? Откуда бы тут ребенку без присмотра взяться?

   Пошел на этот звук и вижу – щенки лежат, камнем зашибленные. Трое насмерть, а четвертый еще живой, он-то и скулит, будто плачет. И стало мне его жалко. Думаю, хоть кому-то от меня польза будет. Выхожу его, а уж потом в реку…

   Я все-таки врач, хоть и человеческий. А щенок – он не так уж от ребенка отличается, только что заживает на нем все быстрее. Правду говорят – как на собаке. Сумел я его вылечить, только один глаз не уберег, а пока лечил, топиться-то и передумал. Зачем, думаю, топиться, когда есть при мне душа живая? Да и он ко мне с тех пор привязался… так и живем с тех пор вместе.

   Одноглазый пес поднял голову и негромко рыкнул, будто подтверждая рассказ хозяина.

   – Это что за история! – ревниво пробасил «поп». – Это история самая обыкновенная! Через грехи человеческие кто же не претерпел? Вот у меня по-другому было, я напрямки от самого диавола пострадал, от врага рода человеческого!

   Ответом ему было молчание, и «поп», приняв его как одобрение, продолжил:

   – Был я еще совсем молодой, только семинарию закончил, только меня на приход назначили, попадья у меня была хорошая – кровь с молоком, веселая, что ей ни скажи – все смеется, и готовить хорошо умела, особенно постную пищу… щи постные так сварит, что просто объедение, а уж кисели – вообще слов нет! В общем, все бы хорошо, живи – не хочу, да только завелся в церкви у меня нечистый!

   – Прямо-таки сам нечистый? – недоверчиво переспросил Малахай. – Не много ли тебе чести?

   – Прямо-таки сам! – гордо подтвердил «поп». – А почему так получилось, сейчас вам расскажу.

   Церковь мою построил один старый бандит, по обету. Ох и много грехов на нем было! Судили его за эти злодеяния, и он зарок дал, что если его оправдают, выстроит он непременно церковь. Ну и оправдали. То ли правда обет подействовал, то ли денег дал кому надо, только не обманул, выстроил он эту церковь. А в грехах своих не раскаялся, думал – и так сойдет. Но грехи-то – они и есть грехи, и никакими деньгами от них не откупишься, так что, поскольку ту церковь нераскаявшийся грешник построил, то и поселился в ней отец всяческого греха, враг рода человеческого. И стал он мне что ни день во всяких видах показываться… Как войду в церковь, так непременно его увижу – то кошкой черной, то козлом обернется, то собакой самого непотребного вида… вот вроде твоей этой псины!

   Лохматый одноглазый пес недовольно заворчал и на всякий случай продемонстрировал огромные клыки.

   – И ведь ничего враг не боялся! Я уж и перекрещусь, и водой святой побрызгаю, а ему все без разницы! Даже когда принес освященную икону святого Варфоломея, который против всяческих видений верный помощник, и то не помогло! Один батюшка знакомый обещал достать щепку от гроба святого Пантелеймона. Очень я на ту щепку надеялся, да не выгорело дело: другой ее перехватил. – Рассказчик сделал выразительную паузу, чтобы все присутствующие могли оценить его слова. – Я уж в епархию жалобу написал, – продолжил он, – просил, чтобы в другой приход меня перевели, что сил моих больше нету терпеть козни диавольские, а мне ответствовали, что нечего попусту власти беспокоить, нечего свои заботы на занятых людей взваливать, а надобно жизнь вести примерную да праведную, особливо же от винного питья строго воздерживаться!

   – А ты, значит, не воздерживался? – осведомился Малахай. – Ну так оттого тебе и виделись все эти козлы да собаки! Мне вот иной раз еще не то привидится… Тут как-то жабу видел рогатую, а другой раз – собака в пальто померещилась… в настоящем пальто, клетчатом, да с карманами, прямо как человек!

   – Не скажи! – «Поп» опасливо понизил голос. – Я уж без ста грамм и в церковь-то войти боялся! Так, коли примешь для храбрости – так оно вроде и ничего… А потом уж и это помогать перестало, все одно он меня видениями изводил! – Он немного помолчал и продолжил: – А однажды-то он что удумал, нечистый-то! Я пришел в свою церковь обедню служить, а он уж там – служит в моем виде! И все облачение мое напялил, и даже лицом на меня похож! Я крестным знамением себя осенил, пошел на него, хотел изгнать врага из храма, в волосы вцепился, принялся его таскать… Да он сильнее меня оказался, только синяков мне наставил, да к тому же прихожане мои меня же и изгнали… видать, и им нечистый глаза отвел! Побежал я домой, смотрю – а он уж там сидит, в натуральном моем виде, а попадья моя его клюквенным киселем угощает, самым моим любимым, и шуткам его смеется! Тут уж меня такой страх взял, такое несусветное томление – никаких моих сил терпеть не осталось! Бросил я все – и приход свой, и попадью, оставил все ему, врагу рода человеческого, и сбежал оттуда куда глаза глядят! Вот теперь тут, с вами, овцами недостойными, якшаюсь, слово Божие среди вас несу! – Он широко перекрестился и гулким басом провозгласил: – Чтоб они сдохли!

   – Ну наслушались сказок, пора на боковую! – объявила Халява Панкратьевна, поднимаясь со своего ящика.

   Бомжи зашевелились, поднялись со своих мест и двинулись неровной цепочкой вслед за повелительницей. Сергей растерянно огляделся и побрел в ту же сторону.

   Миновав заросли густого кустарника, они оказались на маленьком заброшенном кладбище. Тут и там из черной весенней земли торчали покосившиеся кресты и каменные надгробия. Каменный ангел с отбитым носом держал в руке опущенный факел, напротив него возвышалась гранитная пирамида с едва различимой надписью, сообщающей, что под этим надгробием покоится прах девицы Ефросиньи Сапегиной, скончавшейся в тысяча восемьсот двенадцатом году девяноста двух лет от роду.

   Сгущались сумерки, на землю опускался туман, и Сергея охватило тоскливое гнетущее чувство.

   – Куда это мы идем? – спросил он Песьего Лекаря, невольно понизив голос.

   – На место нашего пребывания, – ответил тот туманно.

   Из сгущающихся сумерек темным пятном проступило массивное возвышение, огражденное высокой ржавой решеткой. Халява Панкратьевна подошла к калитке, отвязала веревку, которая эту калитку придерживала, и вошла за ограду. Вся компания послушно проследовала за ней.

   Перед ними оказался вход в склеп.

   – Неужели мы туда полезем? – испуганно прошептал Сергей, схватив за плечо своего спутника.

   – А что такого? – Песий Лекарь пожал плечами. – Все лучше, чем под открытым небом ночевать! Ни дождь тебе не повредит, ни ветер не продует… Мы тут давно уже обретаемся!

   – Но там же… там же покойники?

   – А что нам покойники? От покойников никакого зла уже не ожидается, они все, что могли, уже при жизни сделали, так что теперь гораздо безопаснее, чем живые.

   Бомжи один за другим, пригнувшись, пробрались в склеп, и Сергею ничего не оставалось, как последовать за ними.

   Внутри было довольно просторно, и хотя сыро и зябко, как и должно быть в склепе, но все же не так холодно, как на улице.

   Кто-то из бомжей зажег самодельный светильник, и Сергей смог оглядеться.

   В склепе на продолговатых возвышениях стояли несколько каменных саркофагов с полустертыми надписями на крышках. Судя по этим надписям, в склепе покоились останки членов богатого купеческого семейства, похороненные в конце девятнадцатого столетия и в начале двадцатого. Были тут купцы и первой, и второй гильдии, и почетные граждане.

   В углу склепа была свалена огромная груда засаленного тряпья – должно быть, бомжи натаскали ее за долгое время. В эту-то груду и зарылись все пришедшие. Сергей тяжело вздохнул и тоже устроился на куче тряпья, кое-как укрывшись сверху несколькими драными мешками. Под боком у него возился одноглазый пес, и от него было теплее и спокойнее на душе.

   Маркиз поднялся на пятый этаж с детства знакомого дома в Апраксином переулке и нажал кнопку дверного звонка.

   За дверью раскатилась тревожная трель.

   Затем наступила тишина.

   Леня позвонил еще раз, и с тем же нулевым результатом.

   «Что за черт, – подумал Леня, – куда это Толю черти унесли? Ведь договорились же, что он будет сидеть здесь безвылазно, чтобы не рисковать и не подставляться!»

   Он хотел уже развернуться и отправиться восвояси, но вдруг расслышал за дверью едва различимый шорох.

   В квартире явно кто-то был.

   – Толян! – проговорил Маркиз, прильнув к двери. – Ты дома?

   – Это ты, что ли, Леня? – донесся из-за двери свистящий шепот.

   – Ну я! – сознался Маркиз. – А ты кого ждал?

   Из-за двери явственно донесся громкий вздох, загремели замки, и дверь приоткрылась.

   В узкую щелку высунулась рука, втянула Маркиза внутрь, и дверь за ним тут же захлопнулась.

   – Точно, ты! – с явным облегчением проговорил Анатолий, заперев дверь на все замки и повернувшись к Маркизу. – А я, понимаешь, в глазок гляжу – вроде ты, а вроде и не ты! Знаешь, как в нем все лица перекашиваются – нипочем не узнаешь! Помнишь, как раньше были «комнаты смеха» с кривыми зеркалами…

   Анатолий замолчал и еще раз придирчиво оглядел Маркиза.

   – Ты как – не раненый? – спросил он с опаской. – Помирать не собираешься?

   – Да вроде пока в ближайших планах такого не было, – удивленно ответил Маркиз. – А почему это ты так беспокоишься о состоянии моего здоровья?

   – Да тут, понимаешь, пришел один… – неуверенно ответил Зевако. – Я его впустил, а он тут же того… дал дуба!

   – Как это? – Маркиз удивленно завертел головой в поисках свежего трупа.

   – Да ты не переживай, – успокоил его Анатолий. – Я его уже того… пристроил.

   – Господи! – Маркиз схватился за голову. – Давай-ка все подряд и медленно, а то у меня от твоих новостей уже натурально морская болезнь началась.

   – Ну пойдем тогда на кухню, – предложил Анатолий, – ты сядешь, послушаешь…

   – Да уж, я лучше действительно сяду! – согласился Леня и отправился следом за приятелем на кухню Валентина Хруща.

   Квартира у Хруща была очень просторная, поэтому путь до кухни оказался достаточно долгим, чтобы Маркиз взял себя в руки и успокоился. Удобно устроившись в легком стильном кресле из хромированных трубок, он с ходу строго осведомился:

   – Во-первых, зачем ты кого-то впустил в квартиру? Мы с тобой как договаривались – ты сидишь здесь тихо, как мышка в норке! Сам без особой надобности не высовываешься и к себе никого не впускаешь!

   – Ну да, – перебил друга Анатолий, – а он стучал, звонил, как ты сейчас… Знаю, говорит, что ты здесь! Открывай, говорит, Валега! Уже соседи начали вылезать… Что мне оставалось? Через пять минут на лестнице начался бы несанкционированный митинг…

   – Ну ладно, – согласился Маркиз, – значит, впустил ты его…

   – Ну да, я его впустил, а он тут же и помер…

   – Прямо сразу? – недоверчиво переспросил Леня. – Ни слова не успел сказать?

   – Ну почему же ни слова? – Анатолий наморщил лоб, припоминая. – Я ему, значит, говорю – в больницу тебе надо, а он – какая больница… видишь же – огнестрел у меня… никак нельзя мне в больницу… ты, говорит, не беспокойся, я за собой хвоста не привел… Ну а потом бредить начал. И после уж помер.

   Затем Анатолий подробно рассказал, как он избавился от трупа, как вынес его из дома в холодильнике…

   – То-то я смотрю – чего-то на кухне не хватает! – сообразил Маркиз, глядя на то место, где прежде стоял огромный морозильный агрегат. – Вот Хрущ удивится! А потом куда ты его дел?

   Анатолий скромно потупился и рассказал, как отвез холодильник вместе с трупом на дачу директора цирка Щекотило.

   Эту деталь Маркиз горячо одобрил.

   Он представил, как Щекотило, приехав по весне на дачу, обнаружит там холодильник с его содержимым, и искренне порадовался.

   – А кто это был, так я и не понял! – закончил Анатолий свое повествование.

   – А хоть как он выглядел-то? – поинтересовался Маркиз.

   Он сам не знал, для чего задает этот вопрос – так, на всякий случай поинтересовался внешностью загадочного человека, который заявился в квартиру Хруща только для того, чтобы умереть.

   Анатолий Зевако, при его цирковой профессии «артист-трансформатор», обладал прекрасной памятью на лица и очень подробно описал своего таинственного гостя.

   – Мужчина небольшого роста, – сообщил он, – плотный и коренастый, волосы короткие, рыжеватые. Плечи широкие, покатые, короткая толстая шея…

   Маркиз внимательно слушал описание и с каждым словом все больше настораживался.

   Это описание полностью совпадало с описанием того мужчины, который встречался с покойной Маргаритой Михайловной в музее писателя Панаева. И который снова приходил в этот музей на следующий день…

   – Вот те на… – произнес он, выслушав Анатолия.

   – Что, никак, знакомый? – заинтересовался Зевако.

   – Не то чтобы знакомый… – протянул Маркиз.

   В голове у него выстраивалась цепочка загадочных событий.

   Маргарита Михайловна, жена Окуня, вызывает своего любовника Сергея Евсюкова в офис фирмы. Вызывает не на любовное свидание. Ей нужно забрать что-то, что она прятала в террариуме у черепахи.

   Забрав этот таинственный предмет, она расстается с Евсюковым и отправляется в музей Панаева, где у нее назначена еще одна встреча – с рыжеватым типом явно уголовного вида. Ему-то она и передает тот предмет, который забрала из террариума.

   После этого она возвращается домой, и там ее убивают.

   А ее уголовный знакомый через день снова появляется в музее Панаева. Спрашивается, для чего? Он явно не похож на человека, которого вдруг обуяла тяга к культуре!

   После этого странного визита его тоже, как выяснилось, убили. То есть ранили, и он успел добраться до квартиры Валентина Хруща… Опять-таки, спрашивается, зачем? Чтобы умереть на руках у своего знакомого?

   И еще один вопрос: куда в итоге подевался тот загадочный предмет, из-за которого так суетилась Маргарита?

   Не для того ли рыжий уголовник пришел перед смертью к Хрущу, чтобы рассказать ему что-то очень важное?

   – Слушай, – повернулся Маркиз к Анатолию, – а больше этот рыжий точно ничего не говорил?

   – Да говорю тебе – бредил! – ответил Зевако. – Она, говорит, мне его отдала… А кого отдала – поди разбери!

   – Кто – она и кого – его? – заинтересованно переспросил Маркиз.

   – Ну да… отдала, говорит, то самое… Не знаю что, а она – ширма.

   – Правильно… – подтвердил Маркиз. – Она отдала его в музее… Знать бы только, что это такое… А что еще за ширма?

   – Вот-вот! – согласился с ним Анатолий. – У него в башке перед смертью все перемешалось, ширму какую-то приплел! И еще, говорит, ты должен его оттуда взять и вернуть… Только поди разбери – откуда взять, кому вернуть, и вообще – о чем речь? Найдешь, говорит, там… И больше ничего толком не сказал, вовсе стал бредить. Что-то про Косыгина… или про Топтыгина…

   – Про Топтыгина? – удивленно проговорил Маркиз. – Про какого Топтыгина?

   – Ну да… стихи какие-то детские… – Анатолий наморщил лоб, потер переносицу и неуверенно продекламировал:

И Топтыгина прогнал

Как-то там… дубиной

И кого-то обозвал

Тра-та-та скотиной.

   – Что, так и сказал – тра-та-та? – усомнился Маркиз.

   – Нет, там как-то по-другому, – признался Анатолий, – но я не все запомнил.

   – И все?

   – Да кабы все, – вздохнул Анатолий. – Значит, только я с дачи вернулся, звонит баба какая-то – ноет, приехать хочет. Еле отвертелся, а тут еще один тип притащился, Кренделем звать. Говорит, Упертый пропал, нигде найти не могут, так вот не знаю ли я чего?

   – А ты что?

   – А что я? Не мог же я ему сказать, что Упертый на даче у Щекотило в холодильнике отдыхает. Говорю, не знаю ничего, никого не видел. Беспокойная какая квартира оказалась, лучше бы я ниже этажом у Зинаиды перекантовался.

   – У тебя телефон жены Окуня сохранился? – нетерпеливо перебил его Маркиз.

   Анатолий порылся в карманах и нашел нужную бумажку. Леня набрал номер, и, как и рассчитывал, нарвался на домработницу Александру. Поговорив с ней как со старой знакомой, он без труда выяснил, что покойная Маргарита Михайловна в девичестве носила фамилию Широкова (это он помнил по прежней встрече), что в школе дали ей выразительную кличку Ширма, да так и звали до старших классов. Александра еще раз подтвердила, что училась Маргарита плохо, водила компанию с разной шпаной, известными всему району хулиганами и двоечниками, а кем они потом стали, Александра не знает, потому как сама с такой публикой никогда не зналась. Хотя как-то раз видела она Маргариту с одним таким рыжим и с удивлением узнала в нем Витьку Упоренко. Маргарита еще засмеялась тогда и сказала, что старый друг – лучше новых двух, старые связи всегда пригодятся.

   – Слыхал? – сказал Маркиз, отсоединившись. – Вот тебе и Упертый. С детства они с Маргаритой знакомы были. Она ему доверила что-то важное, за что он жизнью поплатился.

   – И за что мне все это? – заныл Анатолий.

   – Ладно, – решительно проговорил Маркиз, – как бы там ни было, тебе надо переезжать к нам. Здесь становится слишком беспокойно. Кроме того, я хотел, чтобы ты сыграл одну небольшую, но очень ответственную роль, а для нее понадобится грим.

   – У меня чемоданчик всегда при себе, – сообщил Анатолий, – я без него как без рук…

   – Тебе понадобится настоящий сложный грим, в твоем наборе недостаточно материалов. И вообще, надо переезжать. Советовал я тебе поселиться у Зинаиды Викентьевны – там бы ты горя не знал, никто бы тебя не заметил…

   – Очень жалею! – вздохнул Анатолий. – Но твоя подруга, кажется, была против…

   – Она не против тебя лично, – успокоил приятеля Маркиз. – Она только против постоянных розыгрышей. Особенно ей не понравилось, когда она увидела меня в двух экземплярах. Когда у нее плохое настроение, Лола утверждает, что и одного-то меня с трудом выносит. Так что если мы пообещаем ей, что не будем устраивать спектаклей с переодеваниями, все будет в порядке.

   Однако когда Лола увидела приятелей на пороге квартиры, она подбоченилась и проговорила:

   – Так-так-так! Мы же, кажется, прошлый раз все выяснили и договорились не возвращаться снова к этой теме? Или я – или этот человек-конденсатор!

   – Трансформатор, – машинально поправил ее Анатолий.

   – Да хоть микрокалькулятор! – взорвалась Лола. – Я не хочу встречать у себя на кухне Филиппа Киркорова или Усаму бен Ладена! Я не хочу однажды столкнуться в коридоре с собственным двойником! Если вам наплевать на мои нервы – еще куда ни шло, но это, в конце концов, нервирует животных!

   Пу И, который вертелся у нее под ногами, возбужденно затявкал, чтобы выразить свою поддержку.

   – Лолочка, – перебил ее Маркиз, – но Толя обещает, клятвенно обещает – никаких превращений!

   – Знаю я ваши клятвы! – отмахнулась Лола. – Мужчинам верить вообще можно только в самом крайнем случае, когда уже не остается другого выхода!

   – Ну что ж, – Леня тяжело вздохнул и незаметно подмигнул Анатолию, – поищем для него какое-нибудь другое пристанище… Жаль, конечно, что мы не сможем обсудить с тобой роль, которую Анатолию нужно будет сыграть. Ну ничего, обойдемся…

   – Роль? – ревниво переспросила Лола. – Что еще за роль? Почему я ничего не знаю?

   – Да так, ничего особенного, – Маркиз повернулся к двери, – самая обычная роль из фильма ужасов. Что-то вроде «Возвращения живых трупов»… Ну грим, правда, довольно сложный, но Анатолий как-никак профессионал…

   – Так-так! – Лола заступила дорогу компаньону. – Без меня у вас ничего не получится! Я вам просто необходима! Это он-то профессионал? Жалкий дилетант! Обыкновенный любитель! Вот я действительно играла Панночку в постановке «Вия»… Это был мой звездный час! Зрители в первом ряду падали в обморок, а детей до шестнадцати лет вообще не пускали на представления! Ты знаешь, какие отзывы были в прессе? Один критик даже советовал запретить спектакль, чтобы не подвергать риску нервы зрителей!

   – Да, конечно, ты могла бы помочь нам в работе над ролью, – вздохнул Леня, – но что делать – ведь ты против того, чтобы Анатолий погостил у нас…

   – Я? Против? – переспросила Лола. – Да кто вам такое сказал?

   – Ты сама, только что. – Леня был сама невинность.

   – Даже если так – искусство требует жертв! Анатолий, вы что больше любите – чай или кофе?

   – Да я вообще-то лучше бы яичницу съел…

   – Из двух яиц или из трех?

   – Из пяти. – Анатолий смущенно порозовел.

   – Ладненько, – вклинился Леня в их увлекательную беседу, – вы тут поговорите пока на профессиональные темы, а мне надо в одно место смотаться…

   В приемной компании «Бестинвест» было по-прежнему тихо и безлюдно. Теперь, когда один из руководителей компании бесследно исчез, а второй практически перестал появляться в офисе, жизнь здесь совсем замерла. Клиенты, и прежде не баловавшие компанию своим вниманием, теперь и вовсе забыли о ней.

   Даже большая черепаха, прежде служившая лицом компании и встречавшая каждого посетителя проникновенным взглядом мудрых коричневых глаз, почувствовала нарастающую в воздухе предгрозовую напряженность и беспокойно ползала по своему террариуму, недоуменно поглядывая на секретаршу Людочку. Черепаху тоже волновало собственное будущее.

   Людочка, по своему обыкновению, делала одновременно два серьезных дела: во-первых, тихонько всхлипывала и, во-вторых, поочередно обзванивала всевозможные коммерческие компании, телефоны которых находила в бесплатной рекламной газете, которую взяла на выходе из метро.

   Всхлипывала она опять-таки по двум причинам: во-первых, оплакивала таинственное исчезновение Сергея Евсюкова, к которому питала глубокое, хотя и безответное чувство. Во-вторых, сокрушалась по поводу явно надвигающегося закрытия «Бестинвеста», в связи с чем она могла остаться без работы.

   Правда, симпатичный мужчина из стоматологической клиники, который заходил к ним накануне, вроде бы обещал взять ее к себе на работу. Но «обещал» и «возьмет» – это, как говорят в Одессе, две большие разницы, а симпатичный стоматолог больше к ним в офис не заходил и даже не звонил. Была с ним и еще одна странность – Людочка, как ни напрягала память, не могла вспомнить его лицо, и это отчего-то вызывало у нее сильные сомнения относительно будущей работы.

   Именно по этой причине она и делала второе дело – обзванивала фирмы в расчете на трудоустройство.

   – Фирма «Мурзин и компаньоны»? – проговорила она, набрав очередной номер. – Вам нужен офис-менеджер? Нет? А делопроизводитель? А секретарь? Компьютер? Владею… Кофе? Умею… Английский? Со словарем… Ну извините…

   Повесив трубку, она переглянулась с черепахой, громко всхлипнула и сообщила:

   – И здесь не берут…

   Людочка набрала следующий номер и осведомилась, придав своему голосу жизнерадостную интонацию:

   – Фирма «Брокгауз и сыновья»? Вам нужен офис-менеджер?

   Ответа на свой вопрос Людочка не расслышала, потому что ее отвлекло неожиданное событие.

   Дверь ее собственного офиса распахнулась, и на пороге появился молодой человек, крепенький и кругленький, как гриб боровик, только что вынырнувший из-подо мха.

   – Вы к кому? – осведомилась Людочка, приподнявшись за своей стойкой и прикрыв трубку рукой. – Василий Романович будет позднее… или завтра… Это я не вам! – проговорила она в трубку. – Извините, я вам завтра перезвоню!

   Боровичок подкатился к стойке, достал из внутреннего кармана служебное удостоверение и предъявил его Людочке, в то же время представившись:

   – Лейтенант Снегирев!

   – О-очень приятно… – пробормотала Людочка, испуганно разглядывая лейтенанта. – Вы по… по поводу Маргариты Михайловны? Так я уже все, что знала…

   – Кто такая Маргарита Михайловна? – заинтересовался лейтенант, но тут же переключился на другую тему: – Евсюков Сергей Николаевич здесь работает?

   – З-з-здесь! – ответила Людочка дрожащим голосом. – А что… что с ним… что с ним случилось? Он нашелся? С ним все в порядке? – И на лице ее возникла готовность с одинаковой вероятностью радостно засиять, если Сергей Николаевич нашелся, или громко зарыдать, если с ним случилось несчастье.

   – Не то чтобы он, – непонятно ответил лейтенант. – Ему принадлежал автомобиль «ауди» черного цвета номер «АХА 445»?

   – Принадлежал, – испуганно кивнула Людочка. Сергей два или три раза подвозил ее на своей черной «ауди», и она хорошо помнила запах кожи и ментола, наполнявший салон. Именно эти поездки заронили в ее душу смутные надежды на развитие отношений. – Принадлежал, – зачем-то повторила она. – А что?

   – Этот автомобиль найден в Малой Невке, – доверительно сообщил ей молоденький лейтенант, перегнувшись через стойку.

   – Ой! – вскрикнула Людочка, схватившись за сердце.

   Поскольку анатомию в школе она проходила не очень старательно и часто была невнимательна на уроках, она схватилась не совсем за то место, где находится сердце, но все равно это получилось у нее очень трогательно.

   – Ой! – вскрикнула она еще раз. – А его… а его самого… Сергея Николаевича вы не нашли?

   – Нет, – признался честный лейтенант. – Мы, это, установили владельца транспортного средства по базе данных, попытались с ним связаться по домашнему телефону, но там никто не подходил, и тогда меня послали сюда… Вообще-то это мое первое дело, так что если вы мне чем-нибудь поможете…

   Людочка, может быть, и хотела бы чем-то помочь симпатичному лейтенанту, но ей сейчас было не до него. У нее были собственные проблемы.

   Лицо Людочки вытянулось, губы скривились и задрожали, и она разразилась громкими и горькими рыданиями.

   – Я знала! – восклицала несчастная секретарша сквозь слезы. – Я чувствовала! Я не сомневалась! Он погиб! Он утонул! Он никогда не вернется, и мы… и мы не поженимся!

   Насчет того, что они с Сергеем Николаевичем даже теоретически могут пожениться, Людочка сильно заблуждалась. Честно говоря, такой вариант развития событий никогда не обсуждался, да к нему и не было никаких реальных предпосылок. В свое время ей действительно очень нравился заместитель директора фирмы Сергей Николаевич Евсюков. Спокойный такой, серьезный мужчина, всегда вежлив и предупредителен с секретаршей, не загружает ее лишней работой. А то шеф Василий Романович до чего дошел – сам номер на телефоне набрать не может! Но это, в конце концов, не главное.

   Шеф был немолодой, некрасивый и грубый. Но если говорить откровенно, то на эти его недостатки тоже можно было бы поглядеть сквозь пальцы. Внешность – не главное в мужчине. Самое же главное препятствие заключалось в том, что шеф был давно и прочно женат. Как только Людочка познакомилась с его женой Маргаритой Михайловной, она сразу поняла, что от таких женщин мужья никогда не уходят к секретаршам. Таких женщин не бросают, они сами оставляют своих мужей, когда находят нужным.

   А вот Сергей Николаевич – это очень перспективный вариант. Был до поры до времени. А точнее, до тех пор, пока Людочка не выяснила, что у него тайный роман с женой шефа. Секретарши все видят и все знают, от их проницательного взгляда ничего не скроешь. Людочка очень расстроилась и даже под горячую руку хотела раскрыть глаза шефу на вероломство его жены и друга, но по здравом размышлении решила этого не делать – они между собой разберутся, а вот она, Людочка, точно потеряет работу. Тем более что Маргарита Михайловна, приходя в офис, вела себя вполне прилично – не оскорбляла и не унижала секретаршу. Она ее просто не замечала.

   В Сергее Николаевиче Людочка срочно разочаровалась. Но с тех пор произошло столько событий! Жену шефа убили, ее любовник бесследно пропал. Все говорило о том, что любовник убил ее в приступе ревности и пустился в бега.

   Как уже говорилось, дела фирмы «Бестинвест» шли далеко не блестяще. Проще говоря, фирма готовилась прекратить свое существование, поэтому свободного времени у Людочки было навалом, и она долго размышляла над случившимися событиями. И пришла к выводу, что не верит в виновность Сергея Николаевича, точнее, Сергея, как она называла его в самых сокровенных мыслях.

   Он не мог совершить преступление. Просто не мог, и все! И вот теперь пришел милиционер с сообщением о найденной машине. В голове у бедной секретарши все перемешалось, ей казалось уже, что она потеряла близкого человека.

   Эта мысль окончательно подломила ее, и Людочка упала лицом на стойку.

   – Ну что вы! – Лейтенант растерянно завертел головой, не зная, что предпринять, и надеясь, что ему кто-то подскажет. Он действительно только начинал свою профессиональную карьеру и не имел опыта ни в раскрытии запутанных преступлений, ни в работе со свидетелями, особенно если этот свидетель – симпатичная, очень расстроенная девушка.

   Однако кроме него и рыдающей секретарши в офисе находилась только черепаха. Черепаха смотрела на него сочувственно, но ничего конкретного посоветовать не могла. Так что приходилось полагаться исключительно на собственные силы.

   Лейтенант применил домашнюю заготовку: он достал из кармана чисто отглаженный клетчатый платок и промокнул заплаканное Людочкино лицо. Девушка благодарно кивнула, уткнулась в платок и зарыдала еще громче.

   Тогда лейтенант Снегирев понял, что не справляется с ситуацией, и позорно ретировался.

   Как ни странно, с его уходом Людочка довольно быстро затихла.

   Одно дело – плакать, когда тебя утешает симпатичный молодой человек, и совсем другое дело – плакать без свидетелей. Точнее, когда единственный свидетель – огромная и совершенно равнодушная черепаха, от которой бесполезно добиваться сочувствия.

   Людочка вытерла глаза, взглянула на себя в зеркало и пришла в ужас.

   Макияж был безнадежно испорчен.

   А что, если сейчас появится клиент или, не дай Бог, шеф Василий Романович?

   И правду говорят – помянешь черта, а он уже тут как тут. Не успела Людочка подумать про шефа, как дверь распахнулась и на пороге появился Василий Романович Окунь.

   Людочка не видела его несколько дней и невольно отметила, как он изменился. Раньше шеф был бодрым и бойким мужчиной с намечающимся брюшком и хорошо видной лысиной на затылке. Теперь лицо шефа было бледным, круглые щеки запали, глаза смотрели беспокойно и затравленно. Фигура же, наоборот, приобрела некоторую рыхлость и мешковатость, как будто убрали из костей кальций, и теперь шеф гнулся во все стороны, как резиновая игрушка. И живот, который раньше едва намечался, теперь нельзя было скрыть даже свободным пиджаком. Неудивительно, что он так изменился, тут же прониклась сочувствием Людочка, ведь человек потерял жену. Шеф едва кивнул ей и прошел в кабинет. Людочка не посмела заговорить с ним сама. Однако шеф крикнул по переговорнику, чтобы она принесла кофе.

   Только Людочка собралась нести в кабинет дымящуюся чашку, как дверь офиса открылась и на пороге появился мускулистый парень с цепкими глазами. Людочка хотела спросить, по какому он делу, но парень так сверкнул на нее глазами, что слова застряли в гортани у запуганной секретарши. Даже черепаха замерла на месте и на всякий случай втянула голову под панцирь. Не говоря ни слова, парень оглядел помещение и махнул рукой.

   И тогда в офис вошел тот самый страшный человек, которого Людочка уже видела несколько дней назад, после всех трагических событий. Она никому про него не рассказывала – он так велел, а ослушаться Людочке не приходило в голову.

   Тогда, тридцатого марта, когда она пришла в офис и застала тут одну черепаху и вскрытый сейф, она сразу взялась за телефон, чтобы позвонить шефу.

   – Никуда не надо звонить! – сказал тягучий голос.

   На пороге стоял человек среднего роста, одетый в простую темную куртку, без шапки. Редеющие волосы плотно прилегали к черепу, как приклеенные. Человек молча смотрел на Людочку очень светлыми глазами, и у нее язык не повернулся спросить, кто он такой и по какому вопросу пришел в их офис.

   Мужчина вынул руки из карманов, на правой руке не хватало половины большого пальца. Он подошел к стойке, разлепил тонкие губы и стал задавать Людочке вопросы. Она отвечала односложно, по большей части отрицательно – ничего не видела, вчера ушла раньше, никто в офис не приходил… Взгляд его становился все пронзительнее, так что Людочка старалась не смотреть мужчине в лицо, но тогда в глаза лезла страшная беспалая рука, лежавшая на стойке. К концу разговора Людочка была мокрая как мышь.

   И вот сейчас в офис вошел этот же самый мужчина.

   Людочка дернулась, привстала, бросила испуганный взгляд на дымящуюся чашку кофе, которого дожидался Окунь, но страшный мужчина искоса зыркнул на нее и протянул своим холодным, тягучим голосом:

   – Сидеть!

   – А к-кофе… – робко пискнула Людочка. – Василий Романович просил к-кофе…

   – Обойдется! – отрезал страшный человек и вместе со своим телохранителем скрылся в кабинете шефа.

   Людочка послушно замерла и на всякий случай даже сложила руки на коленях, как послушная первоклассница.

   И тут из переговорного устройства на ее столе донесся тот же холодный, тягучий голос:

   – А вот и мы! Не ждал?

   Людочка испуганно взглянула на переговорник. Шеф включил его у себя на столе, чтобы попросить кофе, и забыл выключить. Конечно, Людочка могла выключить свой динамик, но косой взгляд страшного гостя как будто парализовал ее, и она не могла пошевельнуть пальцем.

   – Вы же… ты же знаешь, Иван… Терентьевич, что я тебе всегда рад! – послышался из динамика голос Василия Романовича.

   Однако узнать голос шефа было трудно – всегда начальственный и самоуверенный, теперь он был робким и дрожащим.

   На этот раз Людочка очень хорошо понимала шефа – на нее тот страшный гость, который только что проследовал в кабинет, тоже действовал, как удав на кролика.

   – Знаю, – насмешливо ответил гость, – все я про тебя знаю, Вася, так что можешь не париться, не разыгрывать преданность… Все равно я тебя насквозь вижу!

   – Да что вы… что ты, Иван, я же перед тобой как на духу… весь тут! Ты же знаешь! – отозвался шеф и даже попытался засмеяться для большей достоверности, но вместо смеха у него получилось какое-то куриное квохтанье.

   – Вот и расскажи мне как на духу, куда делся тот конвертик желтый, где бумаги важные лежат. Такие бумаги, Вася, до которых тебе и дотрагиваться-то не положено было.

   – Так я же…

   Людочка воочию увидела, как страшный человек, которого называли Иваном Терентьевичем, кинул на Окуня такой взгляд, от которого ее шеф тут же замолчал, как будто язык замерз прямо у него во рту.

   – А положено тебе было, Вася, бумаги эти получить и мне передать в целости и сохранности. Ты же этого не сделал.

   – Иван… Иван Терентьич! Да вы не меня ли подозреваете? Я же вам рассказал, как дело было! – горячо заговорил Окунь.

   Людочка готова была поклясться, что он трясет головой, клятвенно прижимает руки к груди и брызгает слюной. Мимоходом ее удивило, с чего это она представляет шефа в таком жалком виде, ведь раньше он всегда говорил уверенно, спокойно и деловито. А может, это только ей так казалось?

   – Ты рассказал, – снова послышался тягучий голос Ивана. – Ты-то рассказал, что привез вам курьер из Смольного тот конвертик, что вместе с компаньоном твоим Евсюковым положили вы тот конвертик в сейф и поехали на банкет.

   – На презентацию, – не своим, робким блеющим голосом поправил Окунь.

   – Мне это вовсе без разницы. Это ты, Вася, вечно болтаешься по разным тусовкам да банкетам дармовым! Ладно, мне-то что, раз приглашают.

   – Фирма должна поддерживать свое реноме, а то дела плохо пойдут, – угодливо поддакнул Окунь.

   – Да у тебя, Вася, всего и делов-то было, что конвертик тот получить! – рассмеялся Иван.

   Смех его был страшнее голоса, так что Людочка у себя на месте окаменела и мысленно попрощалась с жизнью.

   – Фирмочка твоя слова доброго не стоит, для того и организовал я ее и тебя директором поставил, чтобы конвертик тот на законных основаниях можно было вам из Смольного отправить. Мне светиться, сам понимаешь, никак нельзя, а тебе – в самый раз. Только для этого ты и годишься. А больше ни для чего. Потому что ты, Василий, был никто и стал никто. И звать никак.

   – Да, Иван Терентьич! – жалобно вскричал Василий. – Ну говорил же я! Признаю! Признаю, что недосмотрел, понадеялся, думал, что Сергей – честный человек. Ошибка моя в том, что доверил ему ключи от сейфа! Но я же у вас совета спрашивал, когда его в компаньоны брал! И вы согласие дали!

   – Дал, – подтвердил Иван мрачно, – дал согласие. Потому что его присутствие хоть какую-то видимость работы создавало. Он-то по специальности кто? Строитель.

   – Я тоже, – угрюмо буркнул Окунь.

   – Вот в этом ты ошибаешься. Хотя нет, просто врешь. Потому что делать-то ты, Василий, ни хрена не умеешь. В специальности своей ты полный ноль. Без палочки. И всего-то нужно было конверт получить и мне передать! И тут не смог. Значит, говоришь, поехали вы на прием и больше ты своего компаньона не видел? Разминулись, значит. И по телефону с ним не говорил?

   – Так точно. А вечером – у меня жена убитая…

   – Про жену после, – прервал Иван.

   – Так я же и говорю! Это все он, Евсюков! Как узнал, что вы приехали, так сразу же документы из сейфа вытащил и решил пока пересидеть где-нибудь.

   «Врет! – поняла Людочка. – Все врет!»

   – Все бы складно у тебя получалось, Вася, – негромко и весомо заговорил Иван, – если бы милиция машину Евсюкова не нашла.

   – Как? – снова блеющим голосом спросил Окунь. – Неужели нашли? На какой стоянке? В аэропорту?

   «Снова врет! – отчетливо поняла Людочка. – Он точно знает, что не в аэропорту машину нашли! И милиция ему не сообщала, он это и раньше знал!»

   Снова она мимолетом удивилась – с чего это накатила на нее такая проницательность, но Людочка отмахнулась от этой мысли, как от несвоевременной.

   – Нашли машину, утопленную в Малой Невке, – снова сказал тягучий голос Ивана.

   – А… а в ней никого? – через некоторое время осторожно спросил Окунь.

   Людочка, столько времени слушавшая голос своего начальника по переговорному устройству, изучила всевозможные интонации и модуляции его голоса. Но сейчас… Это спросил чужой человек. То есть он и был ей чужой, но ей показалось, что и лицо его изменилось. Как в фильмах ужасов – человек подходит к зеркалу и видит в нем не свое привычное отражение, а ужасного монстра.

   Очевидно, страшный Иван Терентьевич тоже заметил метаморфозу, происшедшую с Окунем, потому что спросил:

   – Что, Василий, побледнел так? А тебе как лучше: чтобы нашли в машине тело компаньона твоего бывшего или не нашли? Молчишь? Так вот не нашли тела-то…

   – Все ясно, – в голосе Окуня звучало явственное облегчение, или просто Людочка так хорошо его понимала, – машину утопил, чтобы по ней не нашли, а сам – в бега.

   – Зачем же ему в бега, когда у него такие бумаги на руках? – вроде бы даже ласково спросил Иван Терентьевич. – Ты, Вася, совсем дурака-то из себя не строй. Маргарита покойная хоть и верно тебя характеризовала, что ты самостоятельно ничего сделать не можешь, даже нос самостоятельно не подотрешь, однако не говорила, что ты – полный идиот. Тогда б я тебе дело не доверил.

   – А если… если Евсюков на конкурентов работал? – Василий Романович спросил это так тихо, что Людочка едва расслышала. – Если он бумаги эти насчет Шуваловского парка уже по-тихому К-Кондрату отдал? А они его…

   – Думать про это не хочу! – рыкнул Иван. – Так что учти, Василий. Мне бумаги вскорости нужны, сам знаешь – два дня всего осталось. Тут большие дела делаются, просто огромные, и если накладка выйдет, если все же попадут они к Кондрату – тогда пеняй на себя. Из-под земли достану, на дне океана отыщу.

   – Да не мог я их взять, не мог! – закричал Окунь. – Я на приеме был, меня все камеры засняли!

   – Вот поэтому ты до сих пор и жив, – коротко и веско сказал Иван. – Против техники не попрешь, камера – она не человек, она врать не станет. Был ты на приеме, верю. Но в остальном, Вася… Сам понимаешь, где большие деньги, там человеку никакой веры нету, там сам себе не доверяешь. – Он сделал короткую, выразительную паузу и продолжил: – Ну все, считай, поговорили. Ты теперь особо не рыпайся, веди себя тихо, с милицией ни в коем разе не ссорься, пускай они убийство жены твоей расследуют. А мои ребята за тобой присмотрят, ты это учти на всякий случай.

   Послышался скрип двери, и Людочка схватила чашку остывшего кофе и сделала вид, что пьет. Страшный человек вышел, бросив на нее пронзительный взгляд, отчего у бедной секретарши сердце покатилось вниз и застряло в где-то в каблуке левой туфельки. Цепкий взгляд молчаливого телохранителя, вышедшего следом, она перенесла легче, наверное, притерпелась.

   Когда за страшными визитерами захлопнулась дверь, Людочка выключила динамик и перевела дух.

   – Людмила! – крикнул шеф, приоткрыв дверь. – Кофе будет когда-нибудь? Тебя за смертью посылать! Или работа надоела? На биржу труда попасть не терпится? Так могу это быстро устроить! На твое место очередь стоит!

   «Скотина, – подумала Людочка, подходя к кофеварке, – строит из себя крутого перед секретаршей. Уволить он меня может! Да ты сам скоро со своего места слетишь!»

   – Несу уже! – крикнула она раздраженно. – Пять минут подождать не можете!

   Шеф торопливо выпил кофе и ушел, больше к Людочке он не цеплялся.

   Оставшись в пустом офисе в обществе молчаливой черепахи, Людочка поглядела на себя в зеркало. Вид был еще хуже, чем прежде. Правду пишут в журналах, что стресс очень сильно сказывается на внешности!

   Она торопливо разложила перед собой содержимое косметички и принялась за сложную работу по реставрации собственного неотразимого облика.

   К счастью, работа была близка к завершению, когда дверь офиса снова распахнулась.

   На пороге появился тот самый мужчина из стоматологической клиники, который приходил накануне.

   Только на этот раз он пришел один, без сопровождающей его разбитной девицы с разноцветными занзибарскими волосами. Людочка подумала, что это хороший признак. Разговаривать со стоматологом один на один было намного удобнее. И все-таки нужно было подумать о собственном будущем.

   Она бросила последний взгляд в зеркало и ужаснулась: левый глаз был накрашен сильнее правого. Чтобы как-то скрыть от посетителя этот вопиющий факт, она повернулась к нему правым боком и приветливо поздоровалась:

   – Здрасте, а я вас ждала!

   – Правда? – Стоматолог послал Людочке удивительную лучезарную улыбку.

   Если бы Людочка была сделана из глыбы льда, от этой улыбки она непременно растаяла бы. Но она была живая, и у нее только быстро-быстро забилось сердце.

   – Правда! – ответила она. – Ведь вы обещали взять меня на работу в свою клинику…

   – Ах вот почему! – Мужчина явно огорчился. – А я-то думал… Впрочем, это не важно. Ну как, вашего начальника по-прежнему нет? И зам его не отыскался?

   Людочка вспомнила об ужасном известии, которое принес ей лейтенант Снегирев, и собралась снова разрыдаться. Однако этот стоматолог был куда опытнее лейтенанта. Заметив, что Людочкино лицо начинает вытягиваться, а губы дрожат, он неожиданно хлопнул перед ней в ладоши и спросил:

   – А как у вас с японским языком?

   – С каким? – переспросила Людочка и от удивления забыла, что собиралась плакать.

   – С японским, – как ни в чем не бывало повторил симпатичный стоматолог.

   – Ни… никак! – испуганно ответила Людочка.

   – Жаль! – Стоматолог задумчиво побарабанил пальцами. – А нам как раз очень нужен офис-менеджер со знанием японского языка. Или на худой конец корейского.

   – Я выучу! – воскликнула Людочка.

   – Да? – Стоматолог оглядел ее с головы до ног и в обратном направлении. – Ну ладно, это не обязательно…

   После разговора на японские темы плакать расхотелось. Однако злость на шефа не прошла. Людочка сознательно распаляла в себе эту злость. В самом деле, кто виноват во всех ее неприятностях? Кто запустил дела фирмы до такой степени, что сбежали все клиенты, и теперь фирма разорится, и она, Людочка, пойдет на улицу, если только срочно не найдет работу.

   Она вспомнила, как шеф только что орал на нее из-за кофе, и пробормотала сквозь зубы нелестный эпитет.

   – Вот так-то лучше, – сказал обаятельный стоматолог и ласково погладил Людочку по руке, – а то все плачете и плачете, а это очень вредно для кожи лица.

   – А вам-то что? – Людочкина злость быстро набирала обороты, теперь она была уже сердита не только на шефа, но на всех мужчин, которые помыкали ею на работе. Все, кроме Сергея Николаевича. Но его нет. И больше никогда не будет.

   Людочка сначала испугалась пришедшей страшной мысли, как пугаются внезапной сильной боли, потом потихонечку, робко прокрутила ее в голове, примерилась и вдруг поняла, что так и есть. Наверняка этот лживый и подлый шеф Василий Романович что-то сделал с Сергеем, чтобы свалить на него пропажу злополучного конверта и оправдаться перед страшным Иваном.

   – Так когда я могу застать вашего шефа? – Маркиз решил напомнить о себе.

   – Он уже был и ушел, – буркнула Людочка, – и ничего не говорил ни про какую стоматологию.

   Через голову подозрительного посетителя она переглянулась с черепахой. Та глядела неодобрительно и велела Людочке не хамить, а то ведь и правда выгонят на улицу.

   «Тебе что, – словно хотела сказать черепаха, – ты куда-нибудь пристроишься, а меня в зоопарк сдадут. А в зоопарке кормят плохо и вообще условия неподходящие».

   – Напрасно вы так со мной, – посетитель стал серьезным, – я ведь и вправду могу помочь. А вам помощь не помешает. Дело-то серьезное, ваш шеф…

   – Он отвратительный! – выпалила Людочка.

   Черепаха не отводила немигающего взгляда, а посетитель смотрел ласково и очень внимательно. Людочка совсем запуталась в своих эмоциях и вдруг рассказала про страшного человека Ивана Терентьевича, про важные документы в желтом конверте, которые касаются Шуваловского парка и сейчас пропали, про то, что осталось два дня до какого-то события, и про то, что машину Евсюкова нашла милиция в Малой Невке.

   Маркиз только удивленно покрутил головой и отправился восвояси, пообещав секретарше, что он ее не бросит в беде и обязательно найдет ей работу.

* * *

   Получив от безутешной секретарши Василия Романовича Окуня, сам того не ожидая, множество полезных сведений, Леня Маркиз понял, что настало время для очередной встречи с Рудиком Штейнманом.

   Последнее время его старинный знакомый Рудик зарабатывал на жизнь платными консультациями по всяким деловым вопросам. Он прекрасно знал весь деловой мир Петербурга, и не только, разбирался в инвестициях и котировке акций. Иногда поигрывал на бирже. Особых денег при этом не зарабатывал, но советы давал всегда правильные, его ценили в определенных кругах.

   Когда-то он пытался завести собственный бизнес, но для этого ему чего-то не хватало – то ли акульей хватки и безжалостности настоящего бизнесмена, то ли самой обыкновенной удачи. В общем, все его деловые начинания успешно проваливались, и со временем он остановился на безопасной профессии бизнес-консультанта.

   Рудик очень любил вкусно покушать, что со временем сказалось на его фигуре, и с Маркиза по старой дружбе брал гонорар не деньгами, а обедами в разных ресторанах.

   В ресторанах он разбирался едва ли не лучше, чем в акциях, и очень внимательно отслеживал все новые заведения, так что выбор места всегда был за ним.

   Рудик ответил на звонок Маркиза и с готовностью согласился пообщаться.

   – Тут как раз открылся один новый ресторан, – проговорил он, – там очень своеобразно!

   Только на месте Маркиз оценил удивительную точность этой характеристики.

   Помещение ресторана представляло собой большой круглый зал со стеклянной крышей. Через эту крышу в ресторан лился яркий весенний свет. В центре зала располагался бассейн, над которым был перекинут крутой дугой ажурный металлический мостик. Края бассейна ограждала довольно высокая ограда, за этой оградой были расставлены столики. Большая их часть была уже занята – ресторан явно пользовался популярностью.

   Метрдотель проводил Маркиза к одному из столов, за которым его уже ожидал Рудик.

   – Привет! – Рудик протянул Лене руку. – Как жизнь?

   – Ты же знаешь, кто такой зануда, – проговорил Маркиз вместо ответа. – Тот, кто на вопрос «Как жизнь?» начинает подробно отвечать…

   – Ты прав, ты прав. – Рудик ухмыльнулся.

   В это время к их столу подошел официант, катя перед собой столик на колесах. На этом столике стояло серебряное ведерко вроде тех, в которых обычно подают шампанское. Но вместо бутылки с обернутым фольгой горлышком в ведерке находилось нарезанное крупными кусками сырое мясо.

   – Что это? – удивленно спросил Маркиз. – Мы что, будем это есть? Лично я против…

   – Только не мы! – Улыбка Рудика стала еще шире. – Ты отстал от жизни, старик! Нужно идти в ногу со временем. Это – главный здешний аттракцион! Так сказать, аперитив. Этим мясом мы будем кормить обитателей бассейна!

   – Обитателей бассейна?! – Леня недоуменно повернул голову к центру зала.

   – Да-да! – Рудик кивнул официанту, встал из-за стола и пошел к мостику, сделав знак Маркизу, чтобы тот следовал за ним.

   Подойдя к краю бассейна, Леня увидел, что над поверхностью воды тут и там виднеются какие-то продолговатые коричневато-зеленые предметы, отдаленно напоминающие замшелые бревна. Все еще ничего не понимая, он вслед за Рудиком поднялся на мостик, подобно тигриной спине изгибающийся над бассейном. Официант подкатил к ним столик с сырым мясом и остановился чуть поодаль.

   – А теперь смотри, старик! – Рудик взял со столика серебряные щипчики, выхватил ими из ведерка приличный кусок мяса и бросил его в бассейн.

   В ту же секунду вода в бассейне словно вскипела. То, что показалось Маркизу замшелыми бревнами, пришло в движение. В воздухе замелькали гребнистые хвосты, длинные оскаленные морды…

   Бассейн был полон крокодилов!

   Один из крокодилов опередил сородичей, и мясо скрылось в его огромной пасти. Остальные рептилии разочарованно щелкали зубами и вертели хищными мордами в поисках угощения.

   – Ну теперь ты! – Рудик протянул приятелю щипцы.

   Леня ловко достал из ведерка следующий кусок мяса и бросил его в бассейн. Там снова разгорелась короткая, но ожесточенная схватка за еду.

   – Благодаря этому развлечению ресторан стал безумно популярным! – говорил Рудик, бросая крокодилам следующий кусок. – Причем что характерно – не только среди грубых мужчин криминального мировоззрения, но и среди представительниц прекрасного пола!

   Действительно, за столиками вокруг бассейна преобладали хорошо одетые, ухоженные женщины.

   – Если мужчинам просто нравится наблюдать за крокодильими схватками, потому что это напоминает им будни большого бизнеса, то дамы приходят сюда в надежде похудеть. – С этими словами Рудик бросил в воду следующий кусок и с умилением следил за тем, как два крокодила вырывают его друг у друга.

   – Похудеть? – удивленно переспросил Маркиз. – Каким образом?

   – А самым простым, – ответил Рудик, не сводя глаз с дерущихся крокодилов. – У некоторых чувствительных дамочек после такого зрелища кусок в горло не идет. Ну и получается – вроде и в ресторан сходила, и никаких калорий… Но у меня от наблюдения за крокодилами аппетит только увеличивается! Будешь? – Он протянул Маркизу щипцы, но тот только помотал головой: кормление рептилий не доставило ему удовольствия. Оно вызвало у него другие, хотя и довольно сильные эмоции.

   – Ну как хочешь… – Рудик бросил в бассейн последний кусок, проследил за тем, как мясо исчезло в зубастой пасти, и, потирая руки, направился обратно к столу. – А вот теперь можно и пообедать!

   Леня как зачарованный смотрел на бассейн. Крокодилы еще несколько секунд демонстрировали друг другу зубастые пасти, били по поверхности воды мощными гребнистыми хвостами, но вскоре поняли, что кормление закончено, и успокоились, снова превратившись в набросанные тут и там замшелые бревна.

   Только тогда Маркиз сбросил оцепенение и присоединился к приятелю.

   – Ну как аппетит? – осведомился Рудик.

   – Да что-то, честно говоря, расхотелось есть… – честно признался Маркиз.

   – Зря, старик, зря! Видно, пора тебе в отпуск! Ты слишком много работаешь. А вот я с удовольствием пообедаю. – И Рудик углубился в изучение меню.

   – Ну стейк из крокодила ты просто обязан попробовать, – проговорил он, не поднимая глаз. – Это здешнее фирменное блюдо… Просто тает во рту!

   – Только не это! – ужаснулся Маркиз. – Как я могу их есть? Я ведь с ними почти знаком!

   – В наше время нельзя быть таким чувствительным! – пожурил его Рудик. – Это вредно для бизнеса. Впрочем, ты можешь взять что-нибудь легкое, вегетарианское, низкокалорийное… То, что заказывают худеющие дамочки…

   Маркиз прислушался к его совету и заказал итальянский салат с базиликом, пармской ветчиной, сыром горгонзола и только что выпеченным горячим хлебом. К этому салату он заказал бутылку белого тосканского вина.

   Официант принял заказ и удалился.

   Рудик откинулся на спинку стула и проговорил:

   – Ну, что тебя интересует на этот раз? Перспективы Лондонской фондовой биржи? Ожидание роста цен на недвижимость в пригородах Монтевидео?

   – Это как-нибудь потом, – усмехнулся Маркиз, – сегодня ограничимся менее отдаленными темами. Что тебе говорит словосочетание «Шуваловский парк»?

   – Это словосочетание напоминает мне молодость. – Глаза Рудика мечтательно затуманились. – Весна, цветущая черемуха, белые ночи, соловьиные трели… В этом парке я встречался с одной совершенно замечательной девушкой. Какие у нее были глаза! Какие волосы! Какие губы! – Рудик мечтательно поднял глаза к потолку.

   Маркиз проследил за его взглядом. Сквозь прозрачную крышу ресторана видна была одинокая птица, парившая в розовом предзакатном небе.

   Рудик немного помолчал, грустно вздохнул и добавил совершенно другим тоном:

   – Сейчас она работает в городской налоговой инспекции. Ее боятся воры в законе, рэкетиры и даже владельцы круглосуточных винных магазинов. И почему это из самых очаровательных девушек получаются самые безжалостные хищники? – При упоминании безжалостных хищников он взглянул на бассейн с крокодилами, еще немного помолчал и закончил, снова сменив интонацию: – Кстати, давно мы с тобой за город не выбирались. Сейчас там, конечно, сыровато, но свежий воздух полезен…

   – Мне, конечно, очень приятно, что я пробудил в твоей душе юношеские воспоминания, – перебил его Маркиз, – однако, может быть, перейдем к делу…

   – Да-да, – оживился Рудик, – я тебе очень благодарен. Так все время крутишься и забываешь, какие замечательные места есть в нашем городе. Шуваловский парк… Весной травы между деревьями не видно – все голубое от подснежников. Я очень хорошо отношусь к покойному графу Шувалову. Захотел человек иметь в своем парке гору – пожалуйста, насыпали! И назвали гору Парнас. И эти террасы, уступами спускающиеся к прудам, заросшие малинником… И сосны… А какие соловьи в июне! Знаешь, я твердо уверен: так, как в Шуваловском парке, соловьи не поют больше нигде! И вырыть пруд в форме шляпы и назвать его «Шляпой Наполеона»! А эта огромная каменная скамья на холме, называемая Троном… Нет, я исключительно хорошо отношусь к покойному графу Шувалову!

   – Вполне с тобой согласен, – поддакнул Маркиз, – но меня интересовало, какие мысли вызывает у тебя Шуваловский парк применительно к строительному бизнесу.

   – Ну да, разумеется, – Рудик виновато улыбнулся, – я понимаю… к строительному? – Он ненадолго задумался и деловитым, рассудительным тоном сообщил: – Не у всех этот парк вызывает такие же приятные эмоции, как у меня. Есть группа лиц, которые давно точат на этот парк зубы. Собираются оттяпать часть территории под застройку. Элитное жилье, коттеджи, таунхаусы… Причем, по непроверенным слухам, нашли в городском руководстве сторонников этой идеи. Небескорыстных, как я понимаю. На ближайшее время назначен закрытый тендер… думаю, ты знаешь, что это такое?

   – Конечно, – кивнул Маркиз, – что-то вроде аукциона, только участники не сидят в одном зале и не следят за ударами молотка, а заочно представляют свои предложения комиссии…

   – Совершенно верно. А с чем связан твой интерес к вопросу? Насколько я помню, до сих пор ты не занимался инвестициями в строительный бизнес…

   – Не занимался… – подтвердил Маркиз, – зато меня очень интересует такой персонаж. – Маркиз взял салфетку, написал на нем два слова и пододвинул салфетку к Рудику.

   Тот прочитал надпись, помрачнел, огляделся по сторонам, положил салфетку в пепельницу и щелкнул зажигалкой.

   Белый листочек мгновенно охватило пламя, но еще несколько секунд на нем можно было различить имя: Иван Терентьевич.

   Наконец салфетка обуглилась и опала на дно пепельницы бесформенной горкой пепла.

   В ту же самую секунду – ни раньше, ни позже – возле стола безмолвно появился вышколенный официант и молниеносно заменил пепельницу на чистую.

   – Вы позволите подавать? – спросил он, склонившись перед Рудиком, к которому инстинктивно почувствовал большее уважение.

   – Можно, – благосклонно кивнул тот.

   Буквально через секунду стол был заставлен блюдами, заказанными Рудиком. Только в самом углу скромно пристроился итальянский салат Маркиза.

   Официант столь же молниеносно и бесшумно удалился. Рудик разлил золотистое вино по бокалам, сделал маленький глоток и уважительно поднял брови:

   – Какой букет! – Он сделал еще один глоток и продолжил тем же тоном: – Кстати, старик, мне не хотелось бы заказывать букеты на твои похороны.

   – Что, все так серьезно? – Маркиз отставил бокал и вопросительно уставился на приятеля.

   – Более чем, старик, более чем! Пожалуй, я даже не прав насчет букета… Присылать его будет некуда, никаких цветов, никаких похорон. Ты просто бесследно исчезнешь. И никто никогда не найдет твоей могилы, чтобы положить на нее скромный букет…

   – Не надо меня пугать! – взмолился Маркиз. – Я и так достаточно серьезно воспринимаю ситуацию…

   – А я тебя и не пугаю, – Рудик отрезал кусочек крокодилового стейка и отправил его в рот, – я тебя не пугаю. Я тебе просто реалистически обрисовываю ситуацию. Этот господин… – он опасливо взглянул в ту сторону, куда официант унес пепельницу, – этот господин отличается, скажем так, особо жесткими методами ведения бизнеса. Хотя, конечно, когда задействованы такие серьезные суммы, никто из потенциальных участников сделки не церемонится. – Он замолчал, как будто к чему-то прислушиваясь, и вдруг произнес совершенно другим тоном: – Нет, старик, ты очень зря отказался от этого стейка! Он сегодня просто великолепен!

   – Я его просто не смог бы есть. У меня перед глазами стоит этот бассейн…

   – Разве можно в наше время быть таким чувствительным? – Рудик покосился на приятеля. – Этот бассейн – просто маленькая модель нашего славного общества! Все только и норовят вцепиться друг другу в горло, оторвать кусок от соседа… Короче, почему тебя заинтересовал упомянутый господин?

   – У меня есть сведения, что этот господин причастен к тендеру на застройку большой части Шуваловского парка. Того самого, с которым связаны твои романтические юношеские воспоминания.

   – Вот как! – Рудик округлил глаза. – Так получается, это не я тебя снабжаю ценными сведениями, а ты меня! Интересно, интересно… более чем интересно! Это обязательно скажется на ценах стройматериалов, на котировках акций строительных компаний, соответственно – на процентных ставках связанных с ними банков, а значит – на биржевой конъюнктуре в целом…

   Он замолчал, беззвучно шевеля губами. Казалось, у него в голове заработал компьютер, рассчитывающий всевозможные финансовые последствия полученной информации.

   – Эй! – окликнул приятеля Маркиз. – Ты еще здесь или полностью ушел в финансовый астрал?

   – Извини. – Рудик очнулся, его губы сложились в виноватую улыбку. – То, что ты сказал, действительно очень интересно. Это в буквальном смысле ценная информация – то есть на ней можно неплохо заработать. Скажи, это вполне достоверно?

   – Абсолютно! – подтвердил Маркиз. – Можно сказать, из самых первых рук. Но может быть, ты что-нибудь объяснишь и мне, глупому? Конечно, без всякой этой высшей финансовой математики, без процентных ставок и биржевых котировок… знаешь, на уровне популярных брошюр типа «синхрофазотрон для чайников». На самом деле мне интересны не финансовые аспекты проблемы, а, так сказать, расклад… соотношение сил в этой шахматной партии… А еще больше – психологические портреты игроков.

   – Я тебе только что говорил, что наше общество очень напоминает этот бассейн с крокодилами, – заговорил Рудик, сцепив пальцы и оперев на них подбородок. – Все обитатели бассейна норовят вцепиться в горло соседу. И по возможности откусить от него жирный кусок. – Он бросил мимолетный взгляд на бассейн. – И ведь что интересно – в этой схватке не всегда побеждают самые крупные… крокодилы. Размеры, конечно, тоже играют роль, но еще важнее – агрессивность, беспощадность, беспринципность! И вот в настоящий момент в бассейне, которым является наш прекрасный город, завелись два не слишком крупных, но невероятно жестоких и зубастых крокодила. Один – это упомянутый тобой Иван Терентьевич Дребноход, – произнося это имя, Рудик понизил голос, – и второй – его давний конкурент и соперник Кондратий Матерых…

   Эта парочка когда-то начинала восхождение к вершинам власти и богатства в одном небольшом сибирском городке, в ближайшем окружении известного криминального авторитета Мотыги. Говорят, Мотыга умер очень странной смертью, и к его безвременной кончине причастен один из наших зубастых крокодилов. Кто именно – неизвестно, они оба оказались под подозрением, но смогли оправдаться перед… коллегами по бизнесу. Валили все друг на друга, и это каким-то образом сошло им с рук. После этого их пути надолго разошлись, но они ревниво следили друг за другом. И больше всего на свете мечтали друг другу как следует напакостить. Лучше всего – со смертельным исходом. И вот наконец после нескольких лет успешной карьеры оба оказались в Петербурге. Оба они сидели, и по нескольку раз, но Кондратий вышел раньше. Откровенно говоря, про Дребнохода никто и не знал, что он вышел.

   – Точно тебе говорю, здесь он, – вставил Маркиз.

   – Тебе верю. – Рудик отхлебнул вина и продолжил: – Денег у них не очень много, – то есть, по нашим с тобой меркам, уйма, – но крокодилья хватка и предельная беспощадность выдвинули их на заметные позиции в городском бизнес-сообществе… – Рудик перевел дыхание, снова взглянул на бассейн с рептилиями и продолжил: – Их не то чтобы уважают, но очень боятся. Потому что у этих людей весьма своеобразные представления о деловой этике. Например, закатать конкурента в бетон или скормить его собакам для них ничего не стоит. Они как будто застряли в середине девяностых годов, со всеми этими стрелками, терками и разборками… Многие заметные в городе люди просто мечтают от них избавиться, но это, к сожалению, пока только мечты! Единственная их слабость – это застарелая ненависть друг к другу. Поэтому если бы их удалось стравить друг с другом, многие вздохнули бы свободно… – Рудик сделал небольшую паузу. – Если ты говоришь, что Иван Дребноход всерьез нацелился на Шуваловский парк – Кондратий Матерых наверняка не упустит возможности насолить конкуренту… И мы это очень скоро узнаем, не позднее чем через два дня!

   – Через два дня? Именно через два дня? – заинтересованно переспросил Маркиз. Он вспомнил разговор с Людочкой, секретаршей из фирмы «Бестинвест».

   – Ну да, – подтвердил Рудик, – через два дня должны быть подведены итоги закрытого тендера по объекту «Шувалово». Должен быть назван победитель конкурса. Одно непонятно: откуда у Ивана Дребнохода такие деньги? Цена вопроса очень высока. Хотя, возможно, он надеется решить дело в своем обычном стиле – силовым методом. Шантаж, угрозы, убийства…

   Рудик замолчал, с любопытством глядя в сторону бассейна. Маркиз заметил его интерес и повернулся в ту же сторону.

   К бассейну подошли две дамы того неопределенного возраста, который сейчас считается второй молодостью и растягивается на промежуток от сорока до шестидесяти лет с учетом диет, фитнеса и регулярных пластических операций. Дамы были дорого, модно, но безвкусно одеты и явно перебрали спиртного, а может быть, и чего-нибудь посильнее. Это проявлялось в их неестественно громких голосах, нетвердой походке и резком, лающем смехе.

   – Вероника Розовская с подругой Марией, – вполголоса пояснил Рудик. – Вероника удачно развелась со своим мужем, владельцем нескольких мукомольных комбинатов, и второй год празднует развод, параллельно присматривая новую жертву. Маша пока не развелась, но, судя по ее поведению, скоро последует примеру Вероники.

   Подруги остановились на краю бассейна и принялись кормить крокодилов, то и дело заливаясь оглушительным хохотом и обмениваясь громкими репликами.

   – Нет, Машка, ты только посмотри на того, зеленого! Только посмотри на его морду! Точь-в-точь как у моего Артура, когда он застукал меня с шофером! – И Вероника хрипло захохотала. – Видела бы ты его физиономию в тот момент!

   – А вот этот… Он тебе никого не напоминает? – попыталась перекричать ее подруга.

   – Который? – Вероника перегнулась через перила, разглядывая беснующихся в воде рептилий. – Вон тот, коричневенький? Какой лапочка! Вылитый Борюсик!

   Она потянулась вперед, размахивая руками, и в какое-то мгновение передняя часть, оснащенная массивным силиконовым бюстом, перевесила, и веселая вдова с визгом полетела в бассейн.

   На мгновение в зале наступила жуткая тишина.

   В следующую секунду эта тишина буквально взорвалась – из бассейна несся ужасный визг Вероники, ее подруга, прыгая перед решеткой, крутила головой и оглушительно кричала:

   – Кто-нибудь! Да сделайте же вы хоть что-то! Помогите!

   К ее воплям присоединились истеричные крики прочих женщин.

   Какая-то дама за соседним столиком забилась в истерике.

   К бассейну с разных сторон неслись, расталкивая привставших посетителей, импозантный метрдотель, менее импозантный, но рослый и очень внушительный охранник и совсем не импозантный и не внушительный мужчина небольшого роста, который, однако, проявлял гораздо большую решительность и властность, чем остальные участники инцидента.

   Однако пока все трое добежали до бассейна, крик жертвы перешел в резкий, на грани ультразвука, визг и внезапно смолк.

   Вода в бассейне окрасилась в темно-красный цвет.

   Невысокий мужчина, первым подбежавший к месту трагедии, перегнулся через ограждение, вгляделся в бассейн и, медленно распрямившись, проговорил:

   – Поздно. Мы ей уже ничем не поможем. Ее больше нет. Совсем нет.

   Подруга Вероники истерично захохотала.

   Решительный мужчина влепил ей пару звонких пощечин. Это подействовало.

   Мария изумленно огляделась по сторонам, сгорбилась и поплелась обратно к своему столику.

   Через минуту все немного успокоились, только невысокий мужчина с кем-то вполголоса разговаривал по мобильному телефону.

   По его безмолвной команде один из официантов поспешно принес Марии бутылку коньяку и наполнил бокал. Мария залпом выпила коньяк, и ее взгляд стал более осмысленным.

   – Ну что ж, – проговорил философским тоном Рудик, – надо сказать, что все, кроме покойной Вероники, только выиграли. Артур Розовский получит обратно все то, что Вероника отсудила у него при разводе. Ресторан станет вдесятеро популярнее – все будут надеяться на повторение такого потрясающего шоу. Крокодилы получили сверхплановую высококалорийную кормежку. И даже Мария, лучшая подруга покойной, станет теперь невероятно популярной – ее будет осаждать весь городской свет, чтобы из первых рук получить информацию о таком потрясающем событии! Так что тема для разговоров у нее на ближайшие недели обеспечена!

   – Да! – Маркиз тряхнул головой, пытаясь отделаться от ужасной картины, все еще стоявшей перед его глазами. – Уж я-то точно в этот ресторан больше не пойду…

   – Зря, – Рудик подцепил на вилку последний кусочек мяса, – стейки у них очень вкусные…

   – А если тот крокодил, из которого приготовили твой стейк, тоже кого-то… того?

   – Старик, – Рудик поморщился, – у тебя слишком богатое воображение. В бизнесе это вредно.

   Он помахал рукой официанту и попросил принести десерт. Маркиз ограничился кофе.

   – Стало быть, лакомый кусочек в виде Шуваловского парка разыгрывается между этими двоими, – медленно проговорил он.

   – Ну, как ты сам понимаешь, Управление садово-паркового хозяйства в данном случае никакой роли не играет. Там сидят такие же чиновники, все делают по указке, – ответил Рудик. – Однако есть такая частная фирма «ООО “Дриада”». Они выходили к руководству со своим проектом – восстановить парк, все его зеленые насаждения и скульптуры, как было в восемнадцатом веке, при знаменитом меценате, екатерининском вельможе графе Иване Шувалове, придать парку статус заповедника, на горе Парнас устраивать поэтические фестивали и оперные спектакли под открытым небом.

   – Пруд «Шляпа Наполеона» почистить… – мечтательно протянул Маркиз, – карасей туда запустить… или русалку… Дриад опять же… на каждое дерево… Пускай себе смеются…

   – Точно! – оживился Рудик. – Причем все будет сделано исключительно на деньги спонсоров, от города ничего не возьмут. Но сам понимаешь, что у этой «Дриады» шансов выиграть тендер совсем никаких нету. Не их уровень…

   – Понял. – Маркиз допил кофе, попрощался с приятелем и ушел, сохраняя на лице задумчивое выражение.

   Вернувшись домой, он застал на кухне совершенно идиллическую сцену.

   Анатолий Зевако сидел на любимом месте самого Маркиза и неторопливо попивал кофе, опять-таки из любимой Лениной кружки – с портретом кота. При этом сам кот сидел у него на коленях, очень благосклонно разрешал Анатолию чесать себя за ухом и, мало того, громко мурлыкал.

   Такой фамильярности с малознакомыми людьми Аскольд никогда себе не позволял.

   – А еще я один раз во время гастролей изображал покойную Индиру Ганди, – рассказывал Анатолий Лоле очередную байку из своего славного циркового прошлого. – Так местный городской начальник ужасно перепугался и распорядился, чтобы мне выделили номер «люкс» как важному зарубежному представителю. Я понял, что мне козырная карта пошла, и потребовал, чтобы он на всю нашу труппу коньяку выставил. Из расчета литр на рыло. Правда, этот номер не прошел, поскольку у них в городе коньяка не оказалось.

   – А я один раз играла в экспериментальном спектакле по роману «Сага о Форсайтах», так спектакль продолжался трое суток с небольшими перерывами на сон и обед… Ой, Ленечка, ты уже вернулся? – Лола наконец заметила появление своего компаньона. – Ты так быстро? А мы с Толиком кофе пьем…

   Леня хотел было возмутиться той бесцеремонностью, с которой Анатолий занял его место, но вовремя спохватился – ведь он сам с трудом добился того, чтобы Лола приняла в дом его старинного знакомого… Поэтому вместо едва не сорвавшейся с губ ревнивой реплики он благосклонно произнес:

   – Бойцы вспоминают минувшие дни? А мне, Лолочка, ты не нальешь кофейку?

   – Сейчас, – отозвалась Лола, но даже пальцем не шевельнула. – Так вот, главная трудность, само собой, – продолжила она, – главная трудность заключалась в том, чтобы запомнить весь текст роли. Целый роман все-таки… Конечно, у нас был суфлер, но какой же настоящий артист полагается на суфлера? У меня, между прочим, всегда была отличная память, что очень ценили режиссеры…

   – У меня раньше память тоже хорошая была, – вздохнул Анатолий. – Телефоны всех знакомых девушек наизусть помнил! Без записной книжки! А это, доложу вам, немало!

   Он протянул Лоле опустевшую чашку, и та моментально ее наполнила. Маркиз удивленно проследил за ней, но его не замечали, как будто он стал человеком-невидимкой.

   – А теперь-то память совсем никакая стала! – пожаловался Анатолий, шумно отпив кофе. – Вон, стишок маленький, и то никак вспомнить не могу! Одно слово – возраст!

   – Ну какой там возраст! – поощрительно улыбнулась ему Лола. – А какой стишок?

   – Может быть, и мне тоже нальют кофе? – осведомился Маркиз с нарастающим раздражением.

   – Сейчас, Ленечка, – невозмутимо отозвалась Лола. – Так какой же стишок?

И Топтыгина прогнал

Из саней дубиной,

А смотритель обругал

Ямщика скотиной!

   – Ты бы еще на стул встала, – ревниво проговорил Маркиз, которого уже всерьез начало раздражать установившееся между Лолой и Анатолием родство душ.

   Однако никто не обратил внимания на его эмоции.

   – Во-во! – радостно подтвердил Анатолий. – Именно так тот мужик и говорил!

   – Это даже в школе проходят, – поучительным тоном продолжила Лола. – Про то, как медведя за генерала приняли…

   – Постой! – вскинулся Маркиз, моментально забыв о ревности и обиде. – Медведь, говоришь? Ну точно – медведь! Как же это я сразу не догадался?

   – Ленечка, ты только, пожалуйста, не волнуйся! – На этот раз Лола обратила на него внимание. – Ты, главное, так не переживай! Налить тебе кофейку? Сейчас я тебе налью… ты присядь… Анатолий, подвиньтесь, пожалуйста!

   Анатолий передвинулся вместе со стулом, чем весьма обеспокоил Аскольда. Кот недовольно фыркнул и соскочил на пол с тяжелым мягким звуком, как будто уронили мешок цемента. При этом на его морде отчетливо читалось следующее: «Некоторые люди совершенно не ценят своего счастья! Я благосклонно оказал ему доверие, забрался на колени и даже немножко помурлыкал, а от него всего-то и требовалось спокойно посидеть, не создавая мне неудобств…»

   – Садись, Ленечка! – заботливо проговорила Лола, поставив перед Маркизом чашку кофе. – И главное – не переживай! Нервные клетки не восстанавливаются!

   – Да как вы не понимаете? – Маркиз взмахнул рукой, едва не сбросив чашку со стола. – Он потому и прочел перед смертью это стихотворение, что хотел тебе сказать – что-то важное связано с медведем! Что он перед этим тебе сказал?

   – Она, говорит, мне это отдала… ты должен его взять и вернуть… и найдешь его там… А где там – не успел сказать, начал бредить… стихи эти начал читать…

   – У него в бреду всплыли эти стихи, потому что он хотел тебе сказать, где нужно взять то, что она ему отдала! Он хотел сказать тебе именно про медведя!

   – Про какого еще медведя? – удивленно переспросил Анатолий и переглянулся с Лолой. – Что это с ним?

   – Про какого медведя? – Маркиз замахал руками. – Про самого обыкновенного медведя! Литературного! То есть музейного! С подносом в лапах!

   – Кажется, он тоже бредит! – Анатолий повернулся к Лоле. – У него такое раньше бывало?

   – Да вроде нет, – вздохнула Лола. – Но все когда-нибудь случается в первый раз! Ленечка, ты, главное, не волнуйся, мы сейчас вызовем врача, тебе сделают укол, и все будет хорошо… Ты забудешь про всех этих медведей…

   – Не надо никакого врача! – возмущенно перебил ее Маркиз. – Не надо никаких уколов! Я не хочу забывать про медведя! Я наконец понял, что имел в виду тот человек… как его звали – Упертый? Не случайно он два раза ходил в Музей-квартиру Панаева! Ведь там, в холле музея, стоит медведь!

   С большим трудом Лола поверила, что у Маркиза действительно все в порядке с головой.

   – Черт, как неудачно все, и туда надо и сюда, – возбужденно бормотал Леня, – хоть разорвись. Ладно, медведь подождет. Анатолий, собирайся, к Окуню поедем!

   Василий Окунь неожиданно почувствовал нестерпимый голод.

   В последнее время с ним часто случались такие приступы зверского голода – от страха, от волнения, просто от усталости на него накатывало неудержимое желание немедленно что-то съесть. Он замечал, что прибавляет в весе, но ничего не мог с собой поделать: если немедленно не утолить этот голод, ему станет совсем худо. Начнут дрожать руки, потемнеет в глазах…

   В последнее время все чувства у него обострились – если хотелось есть, то зверски, если он спал – то как убитый, без просыпу, однако чаще всего он совсем не спал, лежал в гостиной на диване, обливаясь потом, хотя в комнате было прохладно: он мучился от духоты, поэтому раскрывал все форточки. В спальню он не заходил с тех самых пор, как нашел там на широкой супружеской постели мертвую Маргариту.

   Когда в тот вечер он вошел в квартиру и увидел ее жуткое синее лицо с лиловым вывалившимся языком, он подумал, что все пропало, что это наказание ему за убийство Сергея. Однако тут же опомнился и позвонил Кондрату Матерых. Этого делать ни в коем случае было нельзя, но он растерялся. Кондрат наорал на него и велел затаиться, потому что для милиции он, конечно, будет теперь первым подозреваемым. Василию удалось перевести стрелку на Сергея – все знали, что он был любовником Маргариты. Милиция вроде бы от него отстала, однако сегодня нашли машину Сергея, и, чем черт не шутит, может, и самого его найдут…

   Есть хотелось до умопомрачения, желудок сводили спазмы.

   Можно, конечно, дотянуть до дома, но там вряд ли найдется какая-то еда. Домработница, как ее… Александра, грубит, смотрит косо, денег каких-то требует…

   И вообще, после смерти Маргариты собственная квартира не вызывала у Василия ничего, кроме страха и беспокойства.

   Василий затормозил перед японским рестораном на Среднем проспекте Васильевского острова, захлопнул дверцу и шагнул к двери ресторана.

   И вдруг в огромном ресторанном окне увидел отражение знакомого лица.

   В первое мгновение он просто замер как громом пораженный. Сергей?

   Этого не может быть! Он сам, своими глазами видел, как машина компаньона медленно погружалась в темную, ледяную воду… Сергей никак не мог выплыть! Он лежит сейчас на дне реки, и рыбы объедают его лицо…

   Василий медленно обернулся, окинул взглядом протекавшую мимо оживленную толпу… Конечно, Сергея здесь не было. Его просто не могло быть среди этих озабоченных, спешащих по делам людей… среди этих живых людей.

   Но это скверно, ему начали уже мерещиться призраки. Он не может себе позволить слабости. Он должен быть сильным и собранным, особенно сейчас, когда так много для него решается.

   На лбу выступили капли холодного пота, руки дрожали, в горле пересохло.

   Надо скорее съесть что-нибудь, иначе станет совсем плохо!

   Василий вошел в ресторан, сел за свободный столик.

   Расторопный официант положил перед ним меню.

   За соседним столиком ужинали две симпатичные девушки. До Василия донесся обрывок их разговора:

   – Я никогда не ем сырую рыбу. Ты знаешь, чем питаются рыбы? Они объедают утопленников!

   – Ты это нарочно говоришь, чтобы испортить мне аппетит!

   – Могу посоветовать вам рыбу дорадо! – проникновенным голосом проговорил официант, склонившись к Василию. – Она сегодня особенно удалась нашему повару…

   – Только не рыбу! – выпалил тот, испуганно оттолкнув меню. – Я… я не ем рыбу! Что-нибудь другое…

   Василий представил себе мертвого Сергея, застывшего на речном дне, и рыб, объедающих его лицо…

   Только не рыбу! Ему показалась отвратительной даже собственная фамилия – Окунь… Говорят, окуни тоже хищники, они тоже едят утопленников…

   – Тогда разрешите предложить салат из маринованных водорослей, обжаренные в кляре морские гребешки и копченую курицу под соусом терияки…

   – Давайте… – согласился Василий. – Давайте все, и скорее!

   Он бросил затравленный взгляд на окно.

   На окнах ресторана не было штор, мимо текла вечерняя толпа, и ему снова померещилось среди прохожих лицо Сергея.

   Василий закрыл глаза, досчитал до десяти, постарался успокоиться.

   Сердце колотилось, перед глазами плыли цветные пятна.

   Нельзя так распускаться.

   Наконец появился официант, заставил стол тарелками и мисочками.

   Василий жадно набросился на еду, и дурнота отступила, страх разжал свои липкие руки.

   В конце концов, почему он так распсиховался? Что произошло? Все под контролем, все так толково придумано и так тщательно выполнено… У него все получится, обязательно получится! Главное – не распускаться, держать себя в руках!

   Он не заметил, как прикончил всю заказанную еду.

   Заказать еще что-нибудь? Да нет, пожалуй, хватит, а то придется снова менять весь гардероб…

   Он сыто откинулся на спинку стула, поискал глазами официанта.

   Тот мгновенно возник, положил на стол счет, поблагодарил за щедрые чаевые.

   Василий покинул ресторан совсем другим человеком: спокойным, решительным, уверенным в себе.

   Через двадцать минут он подъехал к дому, загнал машину на стоянку, поднялся в квартиру.

   После смерти Маргариты он чувствовал себя здесь неуютно, но что поделаешь, нужно держать себя в руках.

   Он переоделся, машинально включил телевизор.

   Просто для того, чтобы разрушить гнетущую тишину пустой квартиры, чтобы не чувствовать себя одиноким и беззащитным.

   По телевизору шел какой-то бесконечный криминальный сериал, бандиты и милиционеры гонялись друг за другом, как будто играли в казаки-разбойники, те и другие непрерывно стреляли, визжали женщины, визжали тормоза машин, и поэтому Василий не сразу расслышал дверной звонок.

   Расслышав же, не на шутку испугался.

   Он сегодня никого не ждал, а всякие неожиданные визитеры могли принести только неприятности. Хватит уже, побеседовали нынче в офисе с Иваном, час после этого руки дрожали и сердце колотилось!

   Василий подошел к двери, выглянул в глазок, раздраженно осведомился:

   – Кто здесь?

   – Милиция! – послышался голос за дверью, и к глазку поднесли развернутое удостоверение.

   – Я вашим уже все рассказал… – недовольно пробормотал Василий, но повернул головку замка и открыл дверь.

   На пороге появился мужчина лет сорока, с приятной, но незапоминающейся наружностью.

   – Капитан Несгибайло! – представился он, снова показывая удостоверение.

   – Я рассказал все, что мог… – повторил Василий, пропуская капитана в прихожую.

   – Совершенно верно! – Капитан улыбнулся открытой и просветленной улыбкой законченного идиота. – Но мои коллеги забыли о кое-каких существенных формальностях. Вы должны были расписаться в приложениях к протоколу.

   – Каких еще приложениях? – поморщился Окунь. – Я же где-то расписывался…

   – Совершенно верно! – подтвердил капитан. – Вы расписались в протоколах, но к каждому протоколу полагается приложение по форме «А-4», а к каждому приложению еще дополнительный акт по форме «Б-8»… Без этого начальство не примет протоколы… – И он жестом циркового фокусника вытащил из крошечного детского портфельчика огромную пачку разграфленных бумаг. – Я вас не задержу, – пообещал он с приветливой улыбкой, – здесь нужно расписаться всего в ста сорока семи местах…

   – Кошмар! – вздохнул Окунь.

   Он огляделся.

   В прихожей негде было пристроиться с такой кипой бумаг, и он прошел на кухню.

   Жизнерадостный капитан разложил бумаги на столе и принялся подкладывать их Василию, громко и многословно объясняя:

   – Вот это – приложение по форме «А-4»… Здесь нужно расписаться в семи местах – тут, тут, тут и еще тут…

   За его объяснениями Василий не расслышал крадущихся шагов в прихожей.

   Наконец он расписался везде, где только можно, капитан Несгибайло многословно поблагодарил его, собрал бумаги и покинул квартиру.

   Василий перевел дыхание и выключил телевизор: он больше не мог видеть милиционеров. В квартире сразу стало тихо и пусто, и Василий отправился в ванную комнату, чтобы вымыть руки после милицейских протоколов.

   Он тщательно намыливал руки, перебирая в памяти события прошедшего дня, как вдруг за спиной раздался какой-то подозрительный шорох.

   Василий замер, опустил ручку крана, выключив струю воды.

   Шорох за спиной повторился.

   Василий медленно, задержав дыхание, повернулся.

   У него за спиной была ванна, закрытая нарядной светло-голубой занавеской.

   За занавеской явно кто-то был.

   Да нет, что за чушь! Откуда там кто-то мог взяться?

   Василий постарался взять себя в руки.

   Ну как можно до такой степени себя распустить?

   Он шагнул вперед и протянул руку, чтобы отдернуть занавеску.

   Но рука словно налилась свинцом.

   Она не хотела выполнять его приказ.

   И все тело Василия хотело стремглав броситься прочь отсюда, спрятаться в спальне, в платяном шкафу, как прятался он в детстве, когда еще был маленьким мальчиком Васей, который ничего не знал о безжалостных интересах бизнеса, которые иногда требуют от человека совершенно ужасных вещей…

   Что за детство!

   Василий сжал зубы, взял себя в руки и резким движением отдернул чертову занавеску.

   Ну разумеется, за ней никого не было…

   Но это только в первое мгновение никого не было за голубой занавеской. В следующую секунду из ванны, наполненной водой, поднялся человек…

   Это был Сергей. Сергей Евсюков, компаньон и приятель, почти друг, которым пришлось пожертвовать ради интересов бизнеса. Проще говоря – ради денег.

   Да нет, это был, конечно, не Сергей.

   Это было жуткое существо с зеленоватым лицом, которое когда-то было лицом Сергея, но по которому теперь тут и там были разбросаны страшные глубокие укусы.

   Его объели рыбы, понял Василий.

   У него предательски закружилась голова, затряслись руки, ноги ослабели и подкосились. Он хотел убежать, но вместо этого плавно сполз по стене и застыл на холодном кафельном полу, не сводя глаз с ужасного создания, которое переступило край ванны.

   С утопленника, как и положено, ручьями стекала вода, и в глубине сознания Василия, где-то даже не на втором, а на пятом или шестом плане, промелькнула мысль, что вода протечет к соседу ниже этажом – злобному и истеричному директору охранного предприятия…

   Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

   Сейчас ничто не имело значения, кроме существа с зеленоватым, объеденным рыбами лицом, которое медленно, но неотвратимо приближалось к Василию, оставляя на кафельном полу мокрые следы.

   – Я не виноват… – едва слышно проговорил Окунь, не сводя взгляда с мертвого компаньона.

   – А кто виноват? – спросил тот загробным голосом. – Пушкин? Или Панаев?

   – Ка… какой еще Панаев? – пискнул Василий, вжимаясь в стену. – Не знаю никакого Панаева!

   – Не важно! – Утопленник сделал еще один шаг и грозно навис над Василием. – Покайся, убийца!

   – Я… я не хотел! – выдавил из себя Окунь жалкие слова, как выдавливают остатки зубной пасты из полупустого тюбика. – Я был в безвыходном положении!

   – Нет, Вася! – перебил его мертвец. – Вот сейчас ты действительно в безвыходном положении!

   – Про… прости меня! – Василий попытался отползти в сторону, но тело не слушалось.

   – Покайся, негодяй! – повторил утопленник с театральными подвываниями. – Покайся в злодейском убийстве лучшего друга и собственной жены!

   – Жены? – переспросил Василий. – Но я не убивал Маргариту! Это не я… это кто-то другой! Когда я вернулся, она была уже мертва! Ты не представляешь, как я испугался! Кто-то другой, клянусь тебе! Меня здесь не было…

   – Только не говори мне, что у тебя алиби! – замогильным голосом воскликнул мертвец. – Меня ты не обманешь! Я знаю, что вместо тебя на презентации был другой человек!

   – Я и не обманываю! – выдохнул Василий. – Алиби мне нужно было для другого… Для того чтобы забрать из сейфа конверт и потом избавиться… избавиться от… тебя! – Последние слова он произнес едва слышно. – Я был в безвыходном положении! Ты просто не понимаешь!

   – Да где уж мне понять! – насмешливо проговорил покойник. – Где уж мне понять собственного убийцу! Кстати, это ведь ты пытался убить того человека, который обеспечивал тебе алиби?

   – Ну да, – недоуменным голосом ответил Василий, как будто его спросили о чем-то совершенно не заслуживающем внимания. – Но какое тебе до него дело?

   – Я хочу знать всю правду!

   – Ну да… Этот человек мог быть для меня опасен… Он мог выложить все… всю правду…

   – Милиции? – осведомился утопленник.

   – Какой милиции? – отмахнулся Окунь. – Он мог выложить все Ивану… Тогда мне пришел бы конец! Иван такого не прощает… Ну я нанял киллера, поручил ему эту работу, но киллер попался совершенно бестолковый, дважды промахнулся… в машине взорвал вообще постороннего человека… Тогда я позвонил в агентство, где работал тот человек, который обеспечил мне алиби… хотел подключить их…

   – И что, они к тебе прислушались? – В голосе утопленника прозвучало недоверие. – Да кто ты такой!

   – Ну понятное дело, я разговаривал не от своего имени. Я сказал, что это личная просьба Ивана, а ты же знаешь – когда Иван кого-то о чем-то просит, ему не отказывают… Но только они тоже сработали впустую, этот человек сумел скрыться. – В голове у Василия мелькнуло какое-то смутное подозрение, и он искоса взглянул на утопленника: – А почему тебя так интересует тот человек?

   – Меня интересует все! – провыл тот особенно страшным голосом. – Но на самом деле больше всего меня интересуешь ты, меня интересует твоя черная душа!

   – Я был в совершенно безвыходном положении! – повторил Василий. – Кондрат взял меня за горло. А ты знаешь, что это за человек – еще страшнее Ивана… Я должен был Кондрату, должен был очень большие деньги…

   – Как тебя угораздило? – спросил утопленник обыкновенным, бытовым голосом.

   Василий не обратил внимания на эту странность и пробормотал:

   – Я проигрался. Проигрался в казино, которое он контролировал. Он наверняка специально это подстроил. Конечно, если бы мы закончили ту операцию, я смог бы с ним рассчитаться, но Кондрат не соглашался ждать, и тогда мне пришлось… Пришлось все организовать и свалить все на тебя, иначе Иван не оставил бы меня в покое…

   – Все равно тебе нет прощения! – выдохнул утопленник. – И будет тебе, как сказано, – око за око, зуб за зуб!

   – Ка… какой зуб? – переспросил Окунь. У него сразу заболели все зубы.

   – Так говорится, – ответил мертвец. – Каждому воздается по делам его! Ты меня утопил – значит, и сам ты будешь утоплен!

   – По… пожалей!

   – А ты меня пожалел? – Мертвец страшно заскрежетал зубами. – Ты столкнул меня на верную смерть в ледяную воду… Почему же я должен тебя жалеть? Разве только…

   – Разве только… что? – прошептал Василий. Он понял, что есть еще шанс, что где-то вдалеке перед ним забрезжил слабый свет надежды. – Может быть, тебе нужны деньги? У меня их, правда, немного, но я отдам тебе все…

   – Зачем мертвым деньги? – простонал утопленник. – Там, на речном дне, от них никакого прока! С кем я буду расплачиваться твоими грязными деньгами – с рыбами? Разве только ты мне отдашь тот конверт! Те бумаги, из-за которых ты меня убил!

   – Бумаги? – переспросил Василий, и глазки его воровато забегали. – Но у меня их нет! Я их… я их отдал!

   – Ты думаешь, что меня можно обмануть? – проговорил мертвец самым что ни на есть ужасным загробным голосом. – Мы, мертвые, видим вас, живых, насквозь! И никакую тайну от нас утаить невозможно! Даже не пытайся!

   Это напомнило Василию про Ивана.

   Тот тоже сказал, что видит его насквозь… Но Иван – это очень ясная, конкретная опасность, а этот утопленник – что-то таинственное, мистическое, нереальное… А все непонятное всегда кажется нам особенно страшным…

   В глубине души Василия Романовича шевельнулось какое-то смутное сомнение.

   Вправду ли перед ним Сергей? А если это действительно Сергей – на самом ли деле он умер? Потому что ведет он себя очень подозрительно, говорит театральным голосом. Но с другой стороны, откуда Василий знает, как разговаривают ожившие трупы? Да и не бывает такого, это все в фильмах ужасов. Этот утопленник ведь сам сказал, что деньги мертвым не нужны. А зачем мертвецу бумаги? Какой в них прок на том свете?

   И утопленник будто прочел его мысли.

   – Ты должен заплатить за свое преступление. Должен отдать мне то, что для тебя особенно дорого. Значит, ты отдашь мне те бумаги, из-за которых пошел на убийство!

   Василий хотел что-то ответить, возразить, хотел сказать, что бумаг у него нет, но мертвец склонился над ним и схватил за горло влажной ледяной рукой.

   От него потянуло холодом, сыростью, смертью. И в том месте, где мертвая рука прикоснулась к горлу, Василия будто пронзили десятки ледяных игл, и от них холод пополз по всему его телу, проник в каждую его клетку…

   Он забыл обо всех своих сомнениях, забыл о прочих страхах – забыл про Ивана, и про Кондратия, и про милицию, которая норовила повесить на него убийство Маргариты.

   В его душе остался единственный древний страх – страх перед этим живым трупом, который схватил его за горло и собирается утащить за собой на речное дно…

   – Я все отдам! – прошептал Василий едва слышно. – Я отдам тебе этот чертов конверт!

   – Давай! – согласился утопленник, и ледяная рука немного ослабила хватку.

   Василий попытался встать, но ноги плохо слушались его.

   Тогда ледяные руки утопленника подхватили его, дернули кверху и поставили на ноги. Переставлять ноги Василий кое-как мог, и он потащился в сторону гостиной – безвольный, бессильный, как спущенный шарик или тряпичная кукла.

   Оказавшись в гостиной, Василий на секунду застыл, словно в его душе опять шевельнулись смутные сомнения. Тогда безжалостный утопленник встряхнул его, как мешок с костями, и снова легонько сдавил горло ледяной рукой.

   – Ну, где конверт? – спросил он загробным голосом. – И не хитри, компаньон, со мной такие шутки не проходят!

   – Я… я не хитрю… – с трудом выдавил Василий. – Тут он… тут, под паркетом…

   Он кивнул в сторону тумбы с телевизором.

   – Доставай! – Утопленник подтолкнул его в спину.

   Василий сдвинул тумбу в сторону, огляделся, увидел на столе пилочку для ногтей. На секунду в его голове мелькнула мысль: а не ткнуть ли Сергея этой пилочкой в горло?

   Но тут же он отбросил ее – один раз он его уже убил, не помогло… А уж сейчас-то вряд ли поможет против этого чудища с зеленым лицом такое хлипкое оружие!

   Он опустился на колени, подцепил пилочкой вторую от стены паркетину, вытащил ее. Под полом обнаружилась темная пустота, на дне которой смутно желтел конверт.

   Тот самый конверт, за обладание которым сильные и страшные люди рвали друг другу глотки, как бойцовые собаки.

   – Вот он! – Василий сунул руку в тайник, вытащил конверт и протянул его покойнику. – Ну что, теперь ты доволен?

   Против воли в его голосе прозвучало раздражение.

   Сергею хорошо – он уже мертв, а значит, может никого и ничего не бояться…

   Да право, мертв ли? Ведь машину нашли, но она была пуста…

   Василий снова взглянул на своего страшного гостя.

   Эта мертвенно-зеленоватая кожа в страшных отметинах… этот замогильный голос… Все это было какое-то ненатуральное, как реквизит для фильма ужасов с умеренным бюджетом.

   Как он мог поверить в такую инсценировку?

   Василий не успел додумать эту мысль до конца.

   Подозрительный покойник резко выбросил вперед правую руку, высыпав на паркет перед Василием горстку странного серебристого порошка. Комната тут же наполнилась густым зеленоватым туманом, сквозь который мерцали яркие искры. Василий закашлялся, закрыл руками мгновенно заслезившиеся глаза. У него слегка закружилась голова, показалось, что он вовсе не здесь, не в этой квартире, больше того – он не взрослый, серьезный и, чего уж греха таить, довольно скверный человек, а маленький ребенок, которого родители первый раз привели в цирк, где все такое яркое, удивительное – канатоходцы, летающие гимнасты в блестящей облегающей одежде, клоуны в огромных башмаках, лошади, танцующие вальс, а самое главное – фокусник, у которого из шляпы выскакивают кролики и собачки…

   Василий тряхнул головой и пришел в себя.

   Зеленоватый туман рассеялся, после него остался только странный, волнующий запах.

   И вместе с этим туманом исчез страшный гость с мертвенно-бледным, изъеденным рыбами лицом.

   Василий обежал всю квартиру – его нигде не было.

   Он застыл на месте, пытаясь собраться с мыслями.

   Может быть, посещение утопленника ему только померещилось? Может быть, у него от волнений, страхов и усталости начались галлюцинации?

   Эта мысль была очень неприятной, но все же не такой ужасной, как правда.

   Потому что правда заключалась в том, что желтый конверт пропал вместе с загадочным гостем.

   Василий опустился на колени, пошарил в тайнике и безнадежно застонал.

   Вот теперь он действительно оказался в совершенно безвыходном положении. Оказался между молотом и наковальней – между Иваном и Кондратом. Он и сам не знал, кого из них боится больше.

   Тем временем в нескольких кварталах от квартиры Василия Романовича Окуня в припаркованной возле обочины машине разговаривали два человека.

   Если бы Василий Окунь мог их увидеть, у него, наверное, на многое открылись бы глаза.

   В одном из этих людей – мужчине лет сорока с приятной, но незапоминающейся наружностью – он, возможно, узнал бы капитана Несгибайло, который совсем недавно нанес ему визит, заставив расписаться на целой груде документов.

   Хотя скорее всего Окунь не узнал бы симпатичного капитана, потому что, как уже было сказано, внешность у того была удивительно незапоминающаяся.

   Зато второго мужчину он не смог бы не узнать по мертвенно-зеленоватому лицу, покрытому следами рыбьих укусов.

   Правда, это лицо буквально на глазах волшебным образом преображалось, потому что его обладатель снимал грим ватным тампоном со специальным растворителем. Превращаясь в нормального и совершенно живого человека, бывший утопленник, а ныне Анатолий Зевако говорил своему спутнику:

   – Нет, ты представляешь, Леня, какой подонок? Мало того что друга своего утопил, так он и меня хотел на тот свет отправить! Это просто везение мое удивительное, что я жив остался! Оба раза буквально чудо меня спасло!

   – А Маргариту, выходит, все-таки не он порешил, – задумчиво проговорил Маркиз.

   – Забери ты у меня этот конверт! – Зевако бросил на сиденье машины желтый прямоугольник. – Мне его в руках-то держать страшно! Это сколько же на нем крови…

   – Ты им не бросайся! – Леня поднял конверт. – В нем такие важные бумаги! Если, конечно, я не ошибаюсь…

   Он достал из бардачка складной швейцарский нож с несколькими лезвиями и виртуозно вскрыл драгоценный конверт, не повредив бумажный клапан.

   У него на коленях оказалось несколько сшитых и скрепленных солидными печатями листов.

   Заголовок документа гласил, что он представляет собой решение государственной оценочной комиссии по определению целевого использования части территории Шуваловского парка.

   Леня пропустил многословное вступление, где излагались причины создания высокой комиссии и перечислялись солидные государственные структуры, представители которых в эту комиссию были включены. Дальше шел большой пассаж, в котором говорилось, что комиссия рассмотрела в порядке закрытого тендера анонимные предложения нескольких претендентов на указанную территорию, что комиссия учла и сравнила потенциальную выгоду для города всех этих предложений, а также другие аспекты. При этом учитывались как преимущества проектов для городского бюджета, так и вопросы экологии, а также сохранности памятников истории и культуры, расположенных на территории упомянутого парка.

   После всех этих длинных и внушительных рассуждений следовал завершающий пассаж, ради которого и создавался многостраничный документ.

   Отдельным абзацем многословно и витиевато сообщалось, что по результатам закрытого тендера, учитывая как экономические, так и экологические аспекты, территория части Шуваловского парка предоставляется в пользование участнику конкурса за номером три, которому предоставляется право вписать в данный документ подлинное наименование своей фирмы.

   За этим абзацем следовала пустая, подчеркнутая красным строка, куда, судя по всему, нужно было вписать юридическое название фирмы-победительницы.

   Маркиз вспомнил разговор с Рудиком в крокодильем ресторане, вспомнил упомянутую им организацию, пытавшуюся сохранить Шуваловский парк в неприкосновенности, достал из внутреннего кармана пиджака ручку (не шариковую, а перьевую, с золотым пером, которую он держал для особо торжественных случаев), аккуратно разложил документ на крышке своего чемоданчика и красивым почерком, с нажимом и завитушками вписал на свободное место: «ООО “Дриада”».

   – Это еще что за дриада такая? – спросил Анатолий, заглядывая через его плечо.

   Леня не сразу ответил, и Анатолий заволновался:

   – Все-таки я жизнью рисковал из-за этой бумаги! В утопленника, можно сказать, превратился, так что имею полное право знать, на кого я работал!

   – Ты, Толя, работал на многие поколения питерских мальчишек и девчонок, которые будут слушать соловьев в Шуваловском парке, любоваться зарослями цветущей черемухи и белыми ночами целоваться на его скамейках… Я понимаю, что это звучит слишком высокопарно и не всегда получается как задумано, но мне хотелось бы верить, что именно так и будет. – Леня не любил выражаться чересчур красиво, ему это казалось фальшивым, и он закончил более простыми словами: – Но самое главное, что мы подложили очень крупную свинью нескольким законченным гадам. В том числе твоему знакомому Василию Окуню.

   – Ну на это я согласен! – обрадовался Анатолий. – К этому подонку у меня много чего накопилось!

   – Вот и ладушки, – проговорил Маркиз, разглядывая последнюю страницу документа. Там стояли подписи нескольких участников комиссии, а также ее председателя.

   Возглавлял высокую комиссию председатель комитета по землепользованию городского правительства Виктор Михайлович Анциферов.

   – Анциферов… – задумчиво проговорил Маркиз, вглядываясь в размашистую подпись чиновника. – Где-то я эту фамилию уже встречал… причем не в хронике официальных городских событий…

   – Поехали домой! – взмолился Анатолий. – Я ведь, между прочим, как вылез из ванны, так и хожу до сих пор в мокрой одежде. А на улице все же не лето…

   – Извини. – Маркиз выжал сцепление. – Но где же я встречал эту фамилию? Рудик, что ли, о нем говорил? Ладно, отвезу тебя домой, а сам – в музей Панаева. Надо медведя пощупать, что-то там Упертый спрятал… Ох ты черт, там закрыто уже! Ну тогда завтра!

   По дороге Леня заехал в Государственную регистрационную палату и сдал туда желтый конверт с документами. Надменная девица в окошечке поглядела на него с подозрением, но Леня посчитал, что это ее обычное состояние. Аккуратно убрав в бумажник расписку, он сделал девице ручкой и ушел.

   В холле Музея-квартиры прогрессивного писателя Панаева было, по обыкновению, тихо и пустынно, как в магазине зонтиков, открытом посреди Сахары. Экскурсовод Анна Семеновна Сырникова вполголоса обсуждала с гардеробщицей рецепт приготовления ленивых вареников. Услышав скрип входной двери, она повернулась, узнала Леню и обрадовалась ему как родному.

   – Молодой человек! Это вы! Вы нас не забываете!

   – Как я могу забыть тех, кто открыл мне глаза на отечественную литературу?! – воскликнул Леня с неумеренным энтузиазмом.

   При этом смотрел он не на Анну Семеновну, а в угол возле лестницы, где прежде стояло потертое чучело медведя.

   Чучело отсутствовало.

   – Вы к нам опять со спонсорской помощью? – с надеждой в голосе осведомилась Анна Семеновна.

   – Нет… да… – замялся Маркиз. – Я как раз прорабатываю свои возможности… А куда подевался ваш замечательный медведь? Неужели у него начался весенний отпуск?

   – Интриги! – пожаловалась Анна Семеновна. – Сотрудники зоологического музея убедили городское руководство, что этот медведь не имеет культурно-исторической ценности, при этом он относится к какому-то редкому, практически вымершему виду, и добились, что его перевели к ним на баланс…

   – Что, его уже отправили в зоологический музей? – ужаснулся Маркиз, представив, как осложнятся его поиски. Среди огромного поголовья медведей в зоологическом музее его чучело бесследно затеряется. – А давно его увезли? – осведомился он, скрывая волнение.

   – Буквально перед вашим приходом!

   Маркиз развернулся и бросился к двери.

   – Куда же вы, молодой человек! – крикнула ему в спину Сырникова. – А как же ваш интерес к отечественной истории? А как же ваша спонсорская помощь?

   – В нашей литературе были заметные величины и помимо Панаева! – ответил Маркиз, на секунду задержавшись в дверях. – Например, писатель Скабичевский! Я должен узнать, как обстоят дела в его мемориальном музее и не нуждается ли этот музей в поддержке…

   Выскочив на улицу, он буквально впрыгнул в свою машину и помчался на стрелку Васильевского острова, к популярному среди детей нашего города и их родителей зоологическому музею.

   Подкатив к служебному входу музея, Леня увидел фургон вроде тех, в которых перевозят мебель. Задние двери фургона были распахнуты, и парень лет двадцати пяти в синем брезентовом комбинезоне выгружал из него пластмассовые офисные стулья.

   Маркиз подошел к грузчику и окинул его оценивающим взглядом.

   Темные круги под глазами, суженные зрачки и нервно подергивающаяся щека вызвали у Лени некоторые вполне обоснованные подозрения.

   – Здорово! – радостно воскликнул Маркиз и протянул грузчику руку. – Ты где пропадал? Уезжал, что ли?

   Грузчик удивленно посмотрел на Леню, но машинально пожал протянутую руку. Рука у него оказалась вялая, холодная и влажная, как дохлая рыба.

   Маркиз стиснул его кисть и второй рукой сдвинул к локтю длинный рукав рубашки. Под манжетой все запястье с внутренней стороны было исколото.

   – Чего надо? – зашипел грузчик, пытаясь вырвать руку. – Ты вообще кто такой?

   – Тебе от писателя Панаева привет! – вполголоса ответил ему Маркиз, не выпуская руку.

   – От какого еще Панаева? – Лицо грузчика задергалось еще сильнее, глазки воровато забегали.

   – Ты, голубь сизокрылый, куда медведя дел?

   – Не знаю никакого медведя! Ты-то тут при чем? Сейчас я охрану позову!

   – Зови! – охотно разрешил Маркиз. – Им-то ты и расскажешь про медведя!

   – Что ты привязался со своим медведем? – Грузчик предпринял еще одну вялую попытку сбежать, но Маркиз не терял бдительности.

   – Может быть, у меня с этим медведем была духовная близость! Родство душ! – процедил Леня. – Может, его подстрелил мой родной прадедушка! А ты, гад, загнал его! На дозу не хватило? А ну говори: кому медведя продал?

   – Не знаю никакого медведя! – упорно стоял на своем грузчик.

   – Ну не знаешь – и ладно, – неожиданно сдался Маркиз. – Обидно, конечно, что такие деньги пропадут…

   – Какие деньги? – насторожился грузчик.

   – Да какая тебе разница? – Маркиз отпустил вялую руку наркомана и отступил в сторону. – Ну медведь этот очень редкий… сто тысяч баксов стоит… Но тебе-то не все ли равно?

   – Сто тысяч? – Глаза грузчика загорелись, как задние огни тормозящего автомобиля.

   – А может, и сто пятьдесят! – спокойно добавил Маркиз и зашагал прочь.

   Впрочем, далеко он не ушел: отойдя метров на пятьдесят, сел в свою машину и уставился на автофургон.

   Грузчик торопливо, буквально в полминуты выкинул из фургона оставшиеся стулья, о чем-то взволнованно переговорил с водителем, вскочил в кабину, и фургон тронулся с места.

   Служащий музея, который по накладной принимал груз, закричал что-то вслед и даже побежал за фургоном, но тот уже развернулся и выехал на Дворцовый мост.

   Маркиз ехал следом.

   Фургон мчался, нарушая все мыслимые правила движения, и только чудом не попался на глаза гаишникам. Маркиз старался не упускать его из виду и через пятнадцать минут увидел, как фургон затормозил перед дверью комиссионного магазина на улице Некрасова.

   – Что-то мне сегодня везет на писателей-демократов! – пробормотал Леня, следя за дальнейшими событиями.

   А события развивались примерно так, как он и ожидал.

   Грузчик выскочил из кабины и вошел в магазин.

   Через минуту он вылетел в дверь, выкинутый пинком здоровенного охранника. Второй раз он вошел в магазин в сопровождении шофера, но это не помогло – охранник вытолкал обоих.

   Дольше ждать не имело смысла.

   Леня поставил машину на ручник, запер ее и направился в комиссионный магазин.

   Не успел он войти внутрь, как следом за ним туда же ворвался грузчик.

   – Отдайте медведя! – заорал он с порога, размахивая складным ножом. – Отдайте, гады, или я всех тут порежу!

   – Ну, нарком долбанутый, ты мне надоел! – рявкнул охранник – здоровенный дядька лет пятидесяти в пятнистом комбинезоне. Он ловко перехватил руку наркомана, заломил ее за спину, спокойно отобрал нож, спрятал его в карман, затем как следует пнул нарушителя спокойствия, придав ему начальное ускорение.

   Стоявший возле двери тщедушный продавец гостеприимно распахнул дверь, грузчик вылетел в нее, проскакал по ступенькам и с размаху грохнулся в большую лужу.

   – Какой странный молодой человек! – проговорил Маркиз, повернувшись к охраннику.

   – Обыкновенный наркоша! – отозвался тот, отряхивая брюки. – Перекололся и теперь несет черт знает что!

   – Я вам чем-то могу помочь? – осведомился продавец, подходя к Маркизу.

   Леня внимательно огляделся по сторонам.

   В основном магазин торговал мехами – шубы и горжетки, палантины и зимние шапки, по большей части новые, хотя попадались и достаточно поношенные.

   В углу Маркиз заметил своего старого знакомого – медведя из Музея-квартиры писателя Панаева.

   – Вот такое чучело мне бы пригодилось! – проговорил он, направляясь к медведю. – Мне чего-то подобного не хватает в холле загородного дома. Могу я его осмотреть?

   – Пожалуйста. – Продавец взглянул на покупателя с некоторым подозрением.

   Маркиз протиснулся к медведю и запустил руку ему в пасть:

   – Знаете, все советуют, если покупаешь домашнее животное, первым делом проверять зубы…

   Продавец вспомнил, что покупатель всегда прав, и промолчал, однако не спускал с Маркиза глаз.

   В это время дверь магазина широко распахнулась, и на пороге снова появился непобедимый грузчик. На этот раз он сжимал в правой руке монтировку.

   – Отдавайте медведя, гады! – завопил он, размахивая своим грозным оружием. – Отдавайте, а то я сейчас все вам здесь порушу!

   Охранник с угрожающим видом шагнул к нарушителю порядка, продавец тоже двинулся к двери, оставив Маркиза без присмотра наедине с медведем.

   Только этого Леня и дожидался.

   Он уже нащупал кое-что в медвежьей пасти и теперь поспешно вытащил спрятанный предмет.

   Это была маленькая аудиокассета, аккуратно уложенная в полиэтиленовый пакет.

   Леня поспешно спрятал кассету в карман, и сделал это очень своевременно, поскольку продавец уже вернулся к нему и поинтересовался:

   – Ну как, чучело вам понравилось?

   – Нет, оно мне не подходит, – отозвался Маркиз, – у этого медведя кариес!

   Боковым зрением он заметил, как охранник снова выкинул из магазина упорного наркомана. Приветливо улыбнувшись продавцу, Маркиз вышел на крыльцо.

   Грузчик, ругаясь, поднимался из лужи. Видно было, что он не собирается сдаваться.

   Леня осторожно обошел его, сел в свою машину, проехал несколько кварталов и остановился в тихом, безлюдном месте.

   Достав кассету из пакета, он вставил ее в автомобильную магнитолу и включил воспроизведение.

   Сначала из динамиков донеслось негромкое шуршание пленки, затем начался разговор. На кассете были записаны два голоса – мужской и женский. Эти двое с самого начала разговаривали на повышенных тонах, проще говоря – ссорились.

   – Не слишком ли много ты о себе возомнил? – проговорила женщина истеричным, взвинченным голосом. – Не забыл ли ты, кому обязан своим положением?

   – Уж не тебе ли, дорогая? – отозвался мужчина.

   У него был голос довольно необычного тембра – гнусавый, словно квакающий.

   – Во всяком случае, ты всем обязан моему мужу! Если бы не вмешательство Геннадия, тебе не видать нынешнего поста как своих ушей!

   – Ты и твой муж – это не одно и то же! И в конце концов, я давно с ним расплатился! С ним и с тобой! Как только возглавил комитет, я тут же выполнил его просьбу…

   – Еще бы не выполнил! Это была не просьба! Это было требование! Думаешь, с такими людьми, как Геннадий, можно расплатиться мелкой подачкой? Не забывай, кто он и какие у него возможности!

   – Я и не забываю, – огрызнулся мужчина, – но я тоже не все могу… В конце концов, здесь не Москва…

   – Во всяком случае, ты вполне мог устроить моего племянника к себе в комитет!

   – Если бы было подходящее место…

   – У тебя была вакансия после того, как Сударушкин ушел на пенсию…

   – Мальчишку без образования, без опыта работы назначить на такой пост…

   – Можно подумать, что у тебя было образование и опыт, когда тебя назначили председателем комитета!

   – Я – это я! – На этот раз в голосе мужчины прозвучало плохо скрытое самодовольство.

   – Чем это ты лучше его? Если хочешь знать, Стасик тебе сто очков вперед даст!

   – Это в каком смысле? – Мужчина насторожился.

   – А во всех смыслах!

   – Ты хочешь сказать…

   – Да-да, и в этом самом!

   – Он же твой племянник!

   – Тоже мне, моралист нашелся! Дура я была, когда с тобой связалась! От тебя проку как от козла молока…

   – А ну повтори, что ты сейчас сказала! – Теперь в голосе мужчины звучало холодное бешенство. Леня буквально видел его выпученные от ненависти глаза и трясущиеся руки.

   – Да я тебе это сто раз повторю! – ответила женщина презрительно. – Подумаешь, напугал!

   – Гадина! Тварь! – завопил мужчина, и вслед за этим раздались звуки борьбы.

   Женщина придушенно пыхтела, хрипела, затем что-то со звоном упало на пол. После этого послышались глухой удар и последний, испуганный женский крик:

   – На помощь! Помоги… Ты… ты с ума сошел! Помоги… Шир…

   Этот крик захлебнулся в глухом кашле, перешел в мучительный хрип, затем раздался нечеловеческий стон и наконец страшный хруст, от которого у Маркиза мурашки побежали по коже.

   – Вот так… – проговорил мужчина со странным удовлетворением. – Больше ты никогда не посмеешь меня унижать… не посмеешь… больше никогда…

   На этом запись закончилась.

   Некоторое время из динамиков доносился только ровный шорох магнитофонной ленты.

   Маркиз неподвижно сидел, как будто надеялся услышать еще что-то, что раскрыло бы тайну этой кассеты.

   Во всяком случае, он нисколько не сомневался, что в его руках – запись убийства.

   Мужчина расправился со своей знакомой, судя по деталям разговора – с бывшей любовницей. Он убил ее жестоко, страшно, задушил голыми руками.

   «И что мне это дает? – задумался Маркиз. – Какой-то тип задушил свою любовницу. И Маргарита хранила эту кассету, прятала ее, берегла как зеницу ока, потому что она для нее имела огромную ценность. Если на то пошло, то похоже, что из-за этой кассеты ее и убили. И Упертого, кстати, тоже».

   Маркиз в задумчивости почесал затылок и еще раз прослушал кассету. В этот раз его внимание привлекло слово «Шир…». Умирающая женщина звала на помощь: «Помоги… Шир…» Не «помогите», а «помоги… Шир…».

   Учитывая, что школьное прозвище у Маргариты Михайловны Окунь, в девичестве Широковой, было Ширма, можно смело предположить, что умирающая женщина звала именно свою школьную подругу. То есть подруга эта была поблизости, но убийца ее не видел. Это предположение объясняет, каким образом попала к Маргарите кассета – очевидно, она не смогла помочь подруге, а потом, когда убийца убежал, она прихватила кассету, чтобы обезопасить себя.

   – Какой я умный! – сказал сам себе Маркиз и набрал домашний телефон Василия Романовича Окуня. Как он и рассчитывал, хозяина дома не было и трубку сняла домработница Александра.

   – Опять вы! – вздохнула она после Лениных многословных представлений.

   – Все работаете, – посочувствовал он, – отдохнули бы, телевизор посмотрели.

   – Издеваетесь, да?

   – Боже упаси! – Маркиз испугался, что Александра повесит трубку, и залебезил: – Только один маленький вопросик. У вас в последнее время никакая бывшая одноклассница не погибла? Ну, к примеру, несчастный случай или еще что…

   – А как же! – оживилась Александра. – Галка Сидорова умерла скоропостижно… кажется, от инфаркта.

   – Что значит – кажется? – удивился Леня.

   – А вы разве не слышали? Везде про это говорили. Она по мужу Волкова, Галина Волкова…

   – Вот оно что… – протянул Леня.

   Он вспомнил, что примерно месяц назад, и верно, город обсуждал смерть Галины Волковой, влиятельной женщины, крупного бизнесмена, жены важного московского политического деятеля. Сообщалось, что умерла госпожа Волкова скоропостижно… Выходит, вот в чем дело! Вовсе не от инфаркта она умерла – задушил ее бывший любовник. Понятно, что такого скандала в прессе влиятельный муж допустить не мог, и объявили смерть от инфаркта.

   – Какие видные люди у вас в одноклассниках ходили… – протянул Леня.

   – Вроде бы в школе все одинаковые были, или так казалось, – вздохнула Александра, – а вот поди ж ты, как жизнь разметала. Да мне-то что, – спохватилась она, – я, сами понимаете, с Галиной со школы не видалась. Это Маргарита иногда с ней общалась, по старой памяти. У вас все?

   – Слушайте, примите совет: собирайте срочно манатки и дуйте из квартиры домой. Сидите там тихо и с деньгами своими проститесь. У хозяина вашего большие неприятности вскорости будут, уж вы мне поверьте…

   С этими словами Маркиз отключился и тронул машину с места, включив радио. Салон машины заполнила симфоническая музыка. Снова Лолка переключила на классическую волну!

   Под классику думалось плохо, а поразмыслить следовало.

   Леня сосредоточенно пощелкал клавишами, поискал что-то соответствующее настроению. И вдруг вместо музыки послышался гнусавый голос:

   – Шуваловский парк – очень ценный исторический комплекс, созданный еще в восемнадцатом веке, поэтому комиссия решила не отдавать участки под коммерческую застройку. Фирма «Дриада» представила очень наглядный проект организации на территории парка культурно-исторического заповедника федерального уровня. Ее представители сумели убедить городское руководство, что городу необходим такой заповедник. Шуваловский парк – легкие нашего города, мы хотим, чтобы как можно больше людей с детьми проводили там выходные…

   Человек кашлянул, как будто квакнул, и Леня откровенно разинул рот. Он узнал голос. Именно этот голос был записан на кассете, которую он с трудом выцарапал из музейного медведя. Маркиз был уверен, что именно этот человек задушил Галину Волкову и скрылся, эти квакающие интонации ни с чем не спутаешь. В волнении он едва не прослушал, как приятный женский голос сообщил, что в гостях у радиостанции «Город» был председатель комитета по землепользованию Виктор Михайлович Анциферов.

   – Опаньки! – Маркиз аж подпрыгнул на сиденье. – Это же надо, как я хорошо радио включил!

   Все стало понятно. Маргарита прихватила кассету и сообщила про нее Ивану Терентьевичу. Говорила же секретарша Людочка, что Ивана и с Окунем-то познакомила Маргарита. Ох и штучка была покойница, не тем будь помянута…

   А Рудик еще удивлялся, как это Иван сумел добыть такой баснословно дорогой участок, денег-то у него больших нету! Теперь понятно, что с помощью Маргариты он просто шантажировал председателя комиссии Анциферова. То есть Анциферов должен был получить уличающую его кассету в обмен на желтый конверт. Но не получил. То ли Иван его захотел кинуть, то ли случилась накладка, но кассета пролежала в пасти у музейного медведя до сих пор. И не за это ли убили Маргариту? Но тогда ее мог убить только этот самый чиновник, Анциферов, только он был ею сильно обижен.

   Маркиз вспомнил, как описывала домработница убитую Маргариту – придушена голыми руками. Судя по кассете, ту, первую женщину, Галину Волкову, Анциферов тоже задушил. Да он просто серийный маньяк какой-то! Кому комитет по землепользованию доверили!

   Сергей Николаевич Евсюков сидел на ящике, вытянув ноги и подставляя лицо весеннему солнышку. Рядом с ним развалился огромный лохматый одноглазый пес, который изредка взлаивал во сне и дрыгал лапами. Пахло прелыми прошлогодними листьями и свежестью речной воды. Веяло покоем.

   Сергей Николаевич… полно, он ли? Теперь его никто так не называет. В здешнем краю у обитателей нет имен, а тем более отчеств – только клички. Его, например, прозвали Серегой Мокрым. Кличка какая-то несерьезная, как будто цветок у бабушки ванька-мокрый – хилая зелень и мелкие розовенькие цветочки.

   Сергей очнулся от дремы и заставил себя думать. Пять дней он живет совершенно иной, непривычной жизнью. С ним произошла такая история, в которую мало кто поверит. Его обычная, налаженная жизнь кончилась вечером пять дней назад, когда его компаньон и друг (по крайней мере Сергей тогда так думал) выбросил его в бессознательном состоянии вместе с машиной в черную холодную воду. Сергей уже не слышал, как ледяная вода сомкнулась над крышей машины. Он вообще ничего не чувствовал. Он умер.

   Так думал Василий. Однако судьба распорядилась по-иному.

   С той ночи прошло пять дней. Сергей провел их в каком-то забытьи. Он таскался за бомжами следом, ел горячую пахнущую дымом похлебку, пил ужасное пойло. Мыслей в голове не было никаких до вчерашнего вечера, когда, как обычно, пустили бутылку по кругу, и мерзкий мужичонка Малахай оттолкнул руку Сергея.

   – Ты еще куда? – завизжал он. – У нас даром не наливают!

   – Истинно так, – подтвердил бывший поп, – потому как сказано в Писании: каждому – по потребностям, от каждого – по способностям. Ежели ты имеешь потребность выпить, то должен иметь способность добыть чего-нибудь в общий котел!

   – А ты, дармоед, – Малахай сплюнул сквозь зубы, – только жрешь общественное!

   – Где ж я возьму?

   – Бутылки собирай, хоть милостыню проси! – вступила в разговор Халява Панкратьевна. – У нас закон такой.

   И вот сегодня Сергей дремал на солнышке и лениво раздумывал, что же ему делать дальше. Жить жизнью обычного бомжа – то есть собирать бутылки, рыться по помойкам, таскать что плохо лежит, принимать за это ругань и побои от обычных граждан или же возвращаться в тот, другой, настоящий мир.

   Настоящий ли? До вчерашнего вечера Сергею казалось, что та, прошлая жизнь закончилась, когда его машина плюхнулась в реку и вынырнул он из темной ледяной воды в совершенно другой мир. Ему казалось, что в этом мире не было злобы, зависти, люди не то чтобы добры друг к другу, но равнодушны. Никто ни от кого ничего не требовал, все равны – общая еда, общая крыша над головой. Никто не борется ни за лучшее место под солнцем, ни за кусок пожирнее, ни за женщину покрасивее. Тут Сергей невольно усмехнулся. Единственной особой женского пола в «обчестве» являлась Халява Панкратьевна, но никому не приходило в голову искать ее благосклонности. Халява и сама, верно, забыла, кто она.

   Сейчас Сергей понял, что он ошибался. В этом мире также господствует зло и насилие, также сильный норовит зашибить слабого или хотя бы отнять у него миску похлебки и глоток пойла. Без борьбы и здесь не проживешь.

   Пожалуй, следует тогда побороться за более нужные вещи – свое честное имя, например. А также жизнь. Потому что если он не сумеет доказать, что не брал тех проклятых документов из сейфа, то Иван не станет церемониться, это человек страшный.

   Надо идти туда, понял Сергей, надо возвращаться в мир обычных людей. Но как это сделать? У него нет денег и документов – Василий, перед тем как сбросить машину в воду, вытащил у него бумажник. У него нет даже одежды, потому что этот старый жулик Будыль в ответ на просьбу вернуть пиджак и брюки только отводил хитро бегающие глазки – видно, толкнул уже кому-то за бутылку бормотухи.

   Сергей почесал за ухом одноглазого пса и решил рискнуть. В конце концов, он мало что теряет. От такой грязной и голодной жизни он и так скоро заболеет и отдаст концы. Или Малахай ночью заточку в бок пихнет.

   Людочка, секретарша из фирмы «Бестинвест», едва успела протолкаться к выходу из троллейбуса и соскочить с подножки на остановке возле бизнес-центра. Троллейбус был, как обычно, битком набит, и какая-то вредная старуха обругала Людочку нехорошим словом.

   – Сама такая! – огрызнулась Людочка. – В таком возрасте вообще надо дома сидеть!

   Двери троллейбуса захлопнулись, и ответа старухи Людочка не услышала. Впрочем, настроение и так было безнадежно испорчено.

   Вдобавок ко всему перед самым входом в офис торчал какой-то отвратительный бомж с протянутой рукой.

   Людочка попыталась обойти попрошайку, но тот сделал ловкий финт, забежал перед ней и забормотал:

   – Пода-айте на пропитание жертве научно-технического прогресса! Третьи сутки не евши! Вторую неделю не спавши! Пода-айте бывшему заместителю генерального директора!

   Людочка сунула в протянутую руку мятую десятку и снова попыталась обойти нищего, но тот неожиданно схватил ее за локоть.

   – Помогите! – слабым, едва слышным голосом произнесла Людочка, но рядом, как назло, никого не было.

   Бомж наклонился к ней и удивительно знакомым голосом проговорил:

   – Я что, действительно так изменился?

   Людочка сделала над собой усилие, сконцентрировала взгляд на лице бомжа, и ноги ее подкосились.

   Перед ней в нищенских лохмотьях и с лицом, казавшимся смуглым от застарелой грязи, стоял ее недавний начальник Сергей Николаевич Евсюков.

   – Только не падай! – испуганно пробормотал Сергей, поддерживая покачнувшуюся Людочку. – Мне нужна твоя помощь!

   – Это… это правда вы, или у меня галлюцинации? – пролепетала испуганная девушка.

   – А ты когда-нибудь видела такую грязную галлюцинацию? – ответил Сергей вопросом на вопрос.

   – Н-нет… – проговорила Людочка дрожащим голосом.

   Впрочем, она не добавила, что чистых галлюцинаций до сих пор тоже не видела.

   – Ну вот видишь! – Сергея Николаевича ее ответ явно порадовал.

   Вдруг рядом с ними остановилась машина.

   – Людмила, – из машины выглянул тот симпатичный стоматолог, который несколько раз заходил к ним в офис, – у вас какие-то проблемы? Вам нужна помощь?

   – Н-нет… – едва слышно ответила девушка. – Все в порядке…

   – Вы уверены? – Стоматолог вгляделся в поддерживающего ее бомжа, и вдруг на его лице возникло изумление. – Кого я вижу! Возвращение живых трупов! Господин Евсюков, если я не ошибаюсь?

   – А это еще кто такой? – Сергей переводил глаза с Людочки на незнакомца.

   – Сто… стоматолог, – выдохнула девушка, как будто это все объясняло.

   – Какой еще стоматолог?

   – Садитесь-ка ко мне в машину, – проговорил «стоматолог», открывая заднюю дверцу, – а то ваш внешний вид может вызвать нездоровый интерес прохожих. Садитесь-садитесь! Нам есть о чем поговорить! И вы тоже, – повернулся он к Людочке, – ваш начальник сегодня скорее всего не появится, и клиентов вы вряд ли ждете…

   Евсюков и Людмила переглянулись и забрались на заднее сиденье машины.

   – М-да, – «стоматолог» обернулся и осмотрел Евсюкова, – сиденья после вас придется почистить… зверей на вас, надеюсь, нет?

   – Я тоже надеюсь, – скромно ответил Сергей, – впрочем, вы меня сами пригласили, я не напрашивался. Позвольте спросить, кто вы такой?

   – Леонид, – представился «стоматолог». – Вы можете не представляться, я и так почти все о вас знаю. Знаю даже кое-что, чего вы сами не знаете.

   С этими словами он протянул Евсюкову газетную вырезку.

   – Шуваловский парк будет сохранен… Фирма «Дриада»… – прочитал Сергей и быстро пробежал глазами заметку. После этого он поднял глаза на Леонида и дрожащим голосом произнес: – Но это значит…

   – Это значит, что вам больше не нужно скрываться. Вы вполне можете вернуться к себе домой, к своей обычной жизни. Хотя… существуют, конечно, некоторые сложности…

   – Но как это случилось? – Сергей не скрывал своего удивления.

   – Ну как вам сказать… – Леонид скромно потупился. – Признаюсь, здесь не обошлось без вашего покорного слуги…

   – Вы что – Робин Гуд?

   – Ну не то чтобы Робин… Вы, Сергей Николаевич, простите, в этом городе родились?

   – Ну в этом, а что?

   – Тогда вы знаете, как все горожане любят Шуваловский парк. И я в этом смысле не исключение. Очень, знаете ли, хотелось, чтобы парк остался в целости и сохранности. Но это так, лирика… – Голос Леонида стал сухим и деловитым. – Я с вами хотел поговорить о другом…

   – Но только… я вас умоляю… если мне больше не нужно скрываться… Вы не представляете, как я хочу помыться! – В голосе Сергея прозвучала настоящая мольба. – Принять горячую ванну… или хотя бы душ! И чашку кофе! И чего-нибудь пожрать!

   – М-да, я вас понимаю… – Маркиз снова оглядел Евсюкова. – Но ехать к себе домой в таком виде все же не советую. Соседи могут вызвать милицию.

   – Да у меня и ключей нет… – признался Евсюков.

   – С другой стороны, пригласить вас к себе я тоже не могу, – Леонид пристально взглянул на воротник Евсюкова, – у вас все же есть блохи, а у меня дома куча домашних животных, целый зоопарк, так что, вы понимаете…

   – Можно ко мне, – подала голос Людочка, про которую мужчины забыли, – у меня мама как раз в санатории…

   – Мама в санатории? Как это удачно! Говорите адрес! – И Леонид выжал сцепление.

   Через пятнадцать минут они уже подъезжали к Людочкиному дому.

   Бесконечно везти не может.

   Людочка поняла это, когда столкнулась в подъезде с Варварой Альбертовной, соседкой со второго этажа, которую злые языки называли «замполит дома». Варвара Альбертовна выносила на прогулку свою крошечную беспородную шавку Муську, когда увидела Людочку, поднимающуюся по лестнице в компании двух мужчин, один из которых был самым настоящим бомжем.

   Муська залилась злобным, истеричным лаем.

   Варвара отвесила нижнюю челюсть, но быстро мобилизовалась и завопила:

   – Как это понимать, Людмила? В нашем доме, борющемся за почетное звание «Дом образцового порядка», не место таким, как ты! Кроме твоего низкого морального облика, несовместимого с проживанием в нашем доме, ты позволяешь себе такие антисанитарные контакты! Я вынуждена буду поставить вопрос перед домовым активом…

   Людочка хотела что-то возразить, но ее опередил Леонид.

   – Мадам! – воскликнул он. – Я вам не советую задерживаться здесь ни на секунду! Этот человек, – он указал на Евсюкова, – этот человек болен острой формой инфекционной помпезности. Эта болезнь смертельно опасна и крайне заразна, передается воздушно-капельным путем… Кстати, животные ей тоже подвержены!

   Евсюков в это время крайне удачно закашлялся, и Варвару Альбертовну вместе с ее собачонкой как ветром сдуло.

   Едва оказавшись в Людочкиной квартире, Сергей с радостным воплем бросился в ванную.

   Людмила нашла старую одежду своего покойного отца, и через полчаса сверкающий от чистоты, одетый в слишком просторные брюки и рубашку Евсюков с блаженным выражением лица потягивал кофе с молоком из огромной кружки.

   – Ну теперь я готов говорить с вами на любую тему! – произнес он, повернувшись к Лене.

   – На любую не надо, – отозвался тот. – А вот скажите: вы никогда не сталкивались с Галиной Волковой?

   – Вот интересно, – Сергей нахмурил лоб, припоминая, – я совершенно забыл об этом за всеми последними событиями… А ведь действительно, примерно месяц назад Маргарита позвонила мне и попросила срочно забрать ее с одной дачи. При этом голос у нее был такой, как будто за ней гонится тамбовская криминальная группировка в полном составе! Я примчался к ней… Она уже ждала меня возле задней калитки, вся такая встрепанная и перепуганная, ничего не захотела объяснять… Так вот тот загородный дом принадлежал как раз Галине Волковой. Мне это сказал местный житель, у которого я спросил дорогу. А потом… – Евсюков округлил глаза и понизил голос, – ведь буквально на следующий день я прочитал в газете, что Галина Волкова умерла. Но тут у меня самого начались такие неприятности, что я и думать забыл о той поездке…

   – Кстати, о ваших неприятностях, – проговорил Леонид, когда Евсюков замолчал. – Расскажите, что произошло с вами в последние дни и как вы дошли до жизни такой.

   Сергей тяжело вздохнул и вкратце пересказал все свои приключения, начиная с презентации строительной фирмы и кончая жизнью среди бомжей.

   – Одного не понимаю, – сказал он под конец, – как мерзавец Васька умудрился украсть из сейфа конверт, если я своими глазами видел его на презентации? А в пять часов конверта уже не было…

   – Как раз это я вам могу объяснить. – И Леонид рассказал Евсюкову об артисте-трансформаторе Анатолии Зевако и его роли в событиях.

   – Эх, отомстить бы Ваське за все мои страдания! – мечтательно произнес Евсюков.

   – Думаю, что с ним и без нас разберутся, – успокоил его Леонид, – награда, как говорится, найдет героя. Думаете, эти двое кинутых – Иван с Кондратом – так и простят ему потерю Шуваловского парка? У меня, честно говоря, другая мысль. Скажите, можете вы переговорить со своими знакомыми бомжами?

   Сергей заметно передернулся.

   – Честно говоря, никакого удовольствия эта перспектива у меня не вызывает, но если надо…

   – Надо! – твердо ответил Леонид. – В целях восстановления исторической справедливости… Потому что с Василием-то разберутся, однако к вам милиция будет иметь претензии по поводу Маргариты. Уж сделайте над собой усилие, договоритесь с бомжами…

   Прочитав в утренней газете коротенькую заметку о результатах конкурса на использование части территории Шуваловского парка, Василий Окунь похолодел.

   Автор заметки в самых цветистых выражениях писал, что городские власти поступили чрезвычайно мудро и дальновидно, сохранив целостность парка, который является не только замечательным памятником отечественной истории и культуры, но и любимым местом отдыха многих горожан, особенно жителей северных районов Санкт-Петербурга.

   «Зимой сотни петербуржских семей катаются на лыжах по дорожкам парка, многие будущие горнолыжники делают первые шаги к вершинам спорта, съезжая со склона горы Парнас. Летом на берегах многочисленных прудов видны бронзовые тела загорающих…»

   – До лета мне точно не дожить! – простонал Окунь. – Да какое там лето! Мне до сегодняшнего вечера не дожить! Как только они прочитают эту чертову заметку…

   Кто такие «они», Василий предпочитал не уточнять. Даже мысленно. Ведь известно – не буди лихо, пока оно тихо.

   Но хотя он и не назвал своих всесильных врагов даже в мыслях, это ему нисколько не помогло.

   Под влиянием неосознанного импульса Василий осторожно выглянул в окно.

   И разумеется, прямо напротив его подъезда стоял припаркованный к тротуару темно-синий микроавтобус без окон.

   – Тут уже голубчики! – испуганно прошептал Окунь. – Что делать, что делать?

   Трясущимися руками Василий накапал себе валерьянки, половину расплескал, остальное с трудом и с отвращением выпил, стуча зубами о край стакана.

   Он ни секунды не сомневался, что в микроавтобусе сидят крепкие ребята, которым поручена слежка за его особой. Единственное, в чем он не был уверен, – это в том, на кого эти ребята работают: на Ивана или на Кондратия.

   Впрочем, для него это было не так уж важно: оба авторитета могли хотеть только его смерти.

   Выход из его квартиры был один, да если бы этих выходов было хоть десять – можно было не сомневаться, что каждый из них охраняется.

   – Что делать, что делать? – бормотал Василий, перебегая из комнаты в комнату.

   Время от времени он снова выглядывал в окна, чтобы убедиться, что микроавтобус стоит на прежнем месте.

   И в тот момент, когда его нервы были уже на пределе, раздался звонок в дверь.

   Хотя Василий и ждал его, звонок прозвучал как гром среди ясного неба. Так приговоренный к высшей мере наказания, хотя и знает, что миг казни близок, все равно бывает потрясен, когда открывается дверь камеры и его выводят на казнь…

   Василий бесшумно подкрался к двери, прижался к ней ухом и прислушался.

   Из-за двери доносились негромкие, раздраженные голоса.

   – Окунь, откройте! – проговорил наконец один из пришедших. – Вам телеграмма!

   – Телеграмма? – переспросил Василий с фальшивым оживлением. – А вы ее подсуньте под дверь!

   – Откройте, – зло повторил тот же голос, – вы должны тут расписаться…

   – Я не могу открыть, я не одет…

   – Да чего ты с ним разговариваешь! – рявкнул второй голос. – Вышибай дверь к чертовой матери! Пусти меня, я сейчас…

   «Черта с два вы ее вышибете! – злорадно подумал Окунь. – Дверь стальная, сейфовая!»

   – Спокойно, Серый! – возразил первый голос. – Что ты как малолетка… Зачем нам лишний шум…

   Окунь перевел дыхание.

   Но радовался он недолго: за дверью раздался недвусмысленный звук. Звук скрежещущей в замке отмычки.

   – Командир, в подъезд вошли трое! – докладывал по мобильному телефону худой скуластый парень, сидевший в кабине микроавтобуса. – Одного я узнал, это Сарыч из охраны Кондратия. Точно, он. Какие будут указания?

   – Значит, все-таки он спелся с Кондратием! – проскрипел в трубке угрюмый голос Ивана Дребнохода. – Вот гнида! Одно непонятно: зачем Кондратию нужно такое решение по парку? Ох, не люблю я непонятных вещей!

   – Что делать, босс? – повторил скуластый.

   – Вот что, Санек! – решительно проговорил Иван. – Быстро выдвигайтесь к нему в квартиру. Я вам подошлю подкрепление, но ваша задача, чтобы до подхода основной группы никто из квартиры не ушел. Понятно? Никто! И самое главное – Окунь мне нужен живым! Ты понял – живым!

   – Понял, шеф! Не первый год замужем! – бодро отозвался Санек и отключил сотовый телефон. Затем он вытащил из бардачка пистолет и повернулся.

   В глубине микроавтобуса находились еще двое: широкоплечий крепыш в желтой кожаной куртке листал русско-английский разговорник и бубнил со страшным акцентом короткие фразы. Мужчина постарше, с выступающим кадыком и трехдневной щетиной на ввалившихся щеках, дремал, откинувшись на спинку сиденья. Из его приоткрытого рта посверкивали несколько золотых зубов.

   – Эй, Фикса, просыпайся! – проговорил Санек, снимая свой пистолет с предохранителя. – Чиф, кончай зубрить! Все равно все не вызубришь! И на фига тебе этот английский? Кому ты там, за бугром, нужен? Ша, работать идем!

   – Всегда готов! – Чиф отбросил разговорник, потянулся, проверил закрепленную под мышкой кобуру.

   – А кто тут спит? – гнусавым, тягучим голосом отозвался Фикса, приоткрыв один глаз. – Это, может, ты на посту спишь, а я, в натуре, отдыхаю! – Он надел серую помятую кепку, тряхнул головой и пропел с уголовной хрипотцой: – В Турции народу много, турок много – русских нет…

   – Обожди петь! – остановил его Санек. – Вот выполним задание, тогда пой сколько хочешь!

   – До этого еще дожить надо, – оборвал его Фикса с кривой, нехорошей ухмылкой.

   – Ты, это, не каркай! – Санек невольно понизил голос. – Ладно, парни, пошли!

   Все трое выбрались из автобуса, перешли дорогу, вошли в подъезд Окуня.

   – А к кому вы, мальчики? – осведомилась консьержка.

   – К кому надо, тетя! – Фикса весело ощерился на нее своими золотыми зубами.

   – А, ну ладно, ну ладно! – испуганно забормотала та. Затем она понизила голос и сообщила: – Тут уже трое ваших проходили!

   – Ну значит, нас уже ждут! – весело отозвался Санек.

   Все трое втиснулись в лифт. Санек потянул палец к кнопке пятого этажа, но Фикса цыкнул на него зубом, отвел руку в сторону и нажал на четвертый. Санек с умным видом кивнул.

   Замок послушно чмокнул, и дверь начала медленно открываться.

   «Вот и верь после этого рекламе! – тоскливо подумал Окунь. – Говорили, этот швейцарский замок ни один вор не откроет! Нет, точно говорят – замки только от честных людей!»

   Он хотел сбежать в дальний конец квартиры, спрятаться, но передумал. Все равно найдут. Да на самом деле у него полностью пропала охота убегать, скрываться, бороться за свою жизнь. Пропала охота делать хоть что-то. Все это бесполезно.

   Он закрыл глаза, прижался спиной к холодной стене и покорно ждал смерти.

   Дверь с негромким скрипом открылась, послышались шаги нескольких людей. Окунь не выдержал и открыл глаза.

   Перед ним стояли трое: плечистый тип лет тридцати с длинными, совершенно белыми волосами и круглыми, как у совы, глазами, смуглый парень с пижонскими черными усиками и приземистый толстяк с выбритой наголо головой.

   – Вы говорили – телеграмма… – проблеял Окунь слабым растерянным голосом. – Вы говорили – расписаться надо…

   – Надо, – подтвердил беловолосый. – Ты у нас везде, где надо, распишешься. И не один раз.

   – Кровью, – насмешливо добавил бритый толстяк.

   – Ну что ты, Серый, как ребенок! – лениво оборвал его беловолосый, который явно был в этой тройке главным. – Зачем ты человека пугаешь? Человек нам пока еще нужен!

   «Я им нужен, – подумал Окунь со слабой надеждой. – Может быть, меня не убьют…»

   – Пока еще нужен, – повторил беловолосый, подчеркнув слова «пока еще», и шагнул к Василию.

   Василий еще плотнее вжался спиной в стенку. Он в ужасе глядел в круглые совиные глаза.

   Беловолосый легко, без замаха ударил его в солнечное сплетение. Василий широко раскрыл рот. Он не мог дышать, не мог кричать, его тело пронзила острая мгновенная боль.

   – Это чтобы ты сразу понял, на каком свете находишься! – спокойно пояснил беловолосый и вдруг тем же тоном, не поворачивая головы, скомандовал: – Ахмет, к нам, кажется, гости. Выйди, встреть их у лифта, а то невежливо как-то получается…

   Смуглый парень кивнул, выскочил из квартиры.

   Кабина лифта поднималась с негромким гулом. Ахмет занял позицию чуть в стороне, сбоку от дверей лифта, достал короткий десантный автомат, приготовился к стрельбе.

   Как только гудение электромотора затихло и двери лифта начали медленно разъезжаться, он нажал на спусковой крючок и прошелся по кабине несколькими короткими очередями. Автомат стрелял на удивление тихо.

   Отстрелявшись, Ахмет шагнул вперед и заглянул в кабину.

   Она была пуста. Только собственное отражение Ахмета криво и удивленно ухмылялось из простреленного зеркала.

   – Ай, шайтан! – прошипел Ахмет, разворачиваясь и вскидывая свое оружие.

   – Ага, шайтан! – отозвался невесть откуда взявшийся мужик в кепке, сверкая золотыми зубами. Его правая рука сделала молниеносный жест, и легкий нож вонзился под гладко выбритый подбородок Ахмета. Смуглый парень дернулся, выронил автомат и грохнулся затылком на облицованный керамической плиткой пол.

   Фикса оглянулся и сделал знак своим спутникам. Санек и Чиф, пригибаясь, взбежали на площадку.

   – «Турок много покалечил…» – тихонько пропел Фикса, подкрадываясь к полуоткрытой двери квартиры.

   – Говорят тебе – обожди петь! – шикнул Санек, покосившись на мертвого Ахмета. – Вот выполним…

   Оба замолчали. Фикса поправил кепку, цыкнул зубом и взялся за дверную ручку.

   – Ахмет, ну что там? – послышался из-за двери озабоченный голос. – Как комиссия по встрече?

   Фикса резко дернул на себя дверь, бросился на пол и перекатился через порог. Однако не успел он подняться на ноги, как из коридора трижды полыхнуло огнем. Фикса дернулся, сжал зубы и выругался.

   Санек отскочил в сторону и замер рядом с дверью, Чиф прижался к стене.

   Фикса лежал на пороге, скрипя зубами от боли и бессилия. Из аккуратной круглой раны на его шее толчками выплескивалась густая темная кровь.

   – Шевельнуться не могу, – прошипел он злым, бессильным шепотом. – Отбегал свое Фикса… Говорил же я – до конца операции еще дожить надо, а это не у всех получается… – Он прикрыл глаза и вдруг громко запел: – «Турки думали-гадали, догадаться не могли, не могли… и собрались всем шалманом, к шаху с жалобой пошли…»

   Санек сплюнул сквозь сжатые зубы, вытащил из-под ремня второй пистолет, большим пальцем снял его с предохранителя и вдруг, как в ледяную воду, кинулся в дверной проем, крича во весь голос и непрерывно стреляя с обеих рук.

   Чиф бросился за ним.

   Квартира наполнилась дымом и грохотом.

   Когда дым рассеялся, наступила оглушительная, звенящая тишина.

   Эту тишину нарушал только какой-то странный, ритмичный звук.

   Это Чиф, который лежал на полу посреди коридора с простреленным горлом, судорожно подергивал ногой.

   Санек бесформенной кровавой грудой валялся перед дверью ванной комнаты. У него напрочь отсутствовал затылок, снесенный выстрелом в упор. В двух шагах от него навзничь, перегородив коридор крупным телом, лежал Сарыч. Его белые волосы слиплись от крови, одежда на груди была изрешечена пулями, совиные глаза полуоткрыты, словно он исподтишка наблюдал за своими мертвыми противниками. Поверх него, словно заслоняя друга от пуль, лежал Серый.

   Прошло несколько минут.

   На лестничной площадке послышались осторожные шаги, дверь приоткрылась.

   – Ни хрена себе! – проговорил, заглядывая в коридор, невысокий подвижный блондин с красными кроличьими глазами и серебряной серьгой в левом ухе. – Кажись, мы немного опоздали к чаю.

   Он проскользнул в прихожую, настороженно поглядывая по сторонам, поводя острым носом, будто принюхиваясь, отчего еще увеличивалось его сходство с кроликом. Перед собой он держал черный пистолет «глок» на боевом взводе. Следом за ним вошли еще двое: мрачный тип с небольшой козлиной бородкой и крепыш с невыразительным узкоглазым восточным лицом – прибыло обещанное Иваном подкрепление.

   Увидев Чифа, все еще судорожно подергивающего ногой, блондин задумчиво почесал в затылке, склонился над ним и проговорил:

   – Прости, братан…

   Мутные от боли глаза Чифа округлились, он попытался что-то сказать, но издал только мучительный хриплый стон.

   Блондин с серьгой нажал на спусковой крючок «глока». Посредине лба Чифа появилась аккуратная черная дырка, и он наконец затих.

   – Когда-нибудь и мне кто-то окажет такую услугу, – проговорил блондин, полуобернувшись к своим спутникам, и достал из кармана сотовый телефон. – Шеф, – доложил он, услышав голос Ивана Терентьевича, – мы поспели к самому разбору. Полная квартира жмуриков. Наши все отбегали – и Санек, и Чиф… да, и Фикса. Из чужих знаю только Сарыча… мертвый, точно!

   – А что Окунь? – раздраженно осведомился Дребноход.

   – Окуня пока не видать…

   – Переройте всю квартиру! Этот мозгляк наверняка где-то прячется! Все проверьте – от бачка унитаза до морозилки! Без него можете не возвращаться!

   – Понял, шеф! – отозвался блондин и снова повернулся к своим спутникам, собираясь передать им приказ.

   Однако сделать этого он не успел.

   Из груды мертвых тел, валявшихся перед дверью ванной, трижды глухо грохнуло.

   Блондин с серьгой удивленно повернулся на выстрелы. Он хотел что-то сказать, но говорить было нечем: пуля вдребезги разнесла ему нижнюю челюсть. Глаза его округлились от боли и обиды, он глухо охнул, сделал неуверенный шаг и мертвым рухнул на кафельный пол. Двое его спутников последовали за ним – один с пулей в виске, другой с дымящейся раной в левой стороне груди.

   В следующую секунду Сарыч сбросил с себя труп Серого, с трудом поднялся на ноги и через голову стащил окровавленный бронежилет.

   Остановившись над мертвым блондином, он нравоучительным тоном проговорил:

   – Следующий раз не верь своим глазам, салага! Контрольный выстрел никогда не помешает! Впрочем, у тебя никакого следующего раза уже не будет!

   Он презрительно сощурил совиные глаза, на всякий случай еще раз выстрелил в голову блондина и, сильно хромая, двинулся в глубину квартиры.

   Заглянув в дверь кухни, Сарыч плотоядно ухмыльнулся и призывно проговорил:

   – Ну где же ты прячешься? Выходи к папочке, я тебе больно не сделаю! Ну что же ты не идешь? Хочешь поиграть с папочкой в прятки? Ну как знаешь!

   Он обвел кухню пристальным взглядом немигающих круглых глаз, принюхался и шагнул прочь – он верил своей интуиции, здесь Василия явно не было.

   Точно так же он проверил одну за другой все остальные комнаты и наконец заглянул в спальню.

   Остановившись на пороге, он застыл, внимательно прислушиваясь, и вдруг широко улыбнулся:

   – Вот ты где, голуба! Кто не спрятался – я не виноват!

   Из платяного шкафа доносился негромкий, но отчетливый дробный звук.

   Сарыч подскочил к шкафу и дернул на себя зеркальную дверцу.

   В шкафу за ровно развешанными костюмами и пиджаками прятался бледный и трясущийся Василий Окунь. Его зубы выбивали крупную дробь, как кастаньеты у танцора фламенко. Именно этот звук расслышал Сарыч, войдя в спальню.

   – Ну куда же ты спрятался, голуба? – проговорил беловолосый человек, выдергивая Окуня из шкафа, как морковку из грядки. – Что ты, как малое дите? Правда, что ли, думал, что я тебя не найду? Да я бы тебя на том свете и то нашел!

   Василий ничего подобного не думал. Он вообще не мог думать – он весь превратился в страх.

   Под действием этого страха он как бы перенесся в свое далекое детство, когда маленький Вася сталкивался со своими первыми, глубокими, первобытными страхами. Он боялся темноты, ему казалось, что в этой темноте скрывается что-то невыразимо ужасное – какое-то чудовище, которое только и мечтает о том, чтобы сожрать маленького мальчика. Но тогда, чтобы преодолеть этот липкий, пронизывающий страх, достаточно было с головой накрыться одеялом или спрятаться в платяной шкаф, за мамины платья… Эти платья своим теплым, домашним запахом помогали ему преодолеть страх.

   Но сейчас он столкнулся совсем с другим страхом, совсем другой опасностью – взрослой, реальной, смертельной.

   И с этой опасностью бесполезно было играть в прятки. Она, эта опасность, играла совсем в другие игры. И играла она в них гораздо лучше Василия.

   – Пойдем, что ли! – Сарыч железным кулаком легонько ткнул Окуня в спину. Тот покачнулся и послушно, как тряпичная кукла, двинулся в прихожую.

   Сарыч шагнул следом за ним.

   Вдруг комната перед его глазами резко качнулась, как корабельная палуба в шторм. Сарыч схватился за стену, с трудом удержался на ногах, сквозь зубы грязно выругался и опустил глаза.

   На ковре у него под ногами темнели свежие пятна крови. Цепочкой таких же пятен был отмечен весь его путь от самой прихожей.

   Сарыч потрогал свою ногу выше колена. Джинсы были мокрыми от крови.

   – Зацепило, зараза! – прошипел он. – А я сгоряча и не заметил. Ну ничего, кость не задета, как-нибудь доберусь до своих, а там меня подштопают.

   Он старался не думать о том, что потерял много крови и с каждой минутой все больше слабеет.

   Василий уже дошел до дверей квартиры. Воровато оглянувшись на беловолосого убийцу, он хотел уже выскочить на лестничную площадку и захлопнуть за собой дверь. Если бы это ему удалось, у него появился бы реальный шанс спастись.

   – Куда?! – рявкнул Сарыч и, преодолевая проснувшуюся боль в простреленной ноге, в один прыжок нагнал Окуня. Василий испуганно забормотал что-то невразумительное и послушно побрел рядом с беловолосым.

   Они вышли на лестницу, захлопнули за собой дверь квартиры.

   Сарыч вызвал лифт, втолкнул Василия в изрешеченную пулями кабину и нажал кнопку первого этажа.

   Кабина остановилась.

   Выбираясь из нее, Сарыч снова почувствовал, что земля круто уходит у него из-под ног. Он схватился за плечо Василия и крепко сжал его железными пальцами – чтобы тот не принял его жест за проявление слабости.

   Василий вздрогнул от этого железного пожатия и на мгновение приостановился.

   – Двигай! – прошипел Сарыч в его понуро ссутулившуюся спину. – Не останавливайся!

   Они поравнялись с каморкой консьержки.

   Озабоченная тетка с коротко остриженными обесцвеченными волосами выглянула в окошко и странным, сдавленным голосом проговорила:

   – Постойте, Василий Романович, вам письмо!

   – Ка… какое письмо? – проблеял Окунь, споткнувшись, и полуобернулся на голос.

   – Сказано тебе – не останавливайся! – Сарыч резко подтолкнул его вперед.

   В нескольких шагах от них виднелась входная дверь, а за ней – машина, свобода, жизнь…

   – Вот какое! – раздался за спиной консьержки низкий скрипучий голос. Тетка с истерическим визгом отлетела в сторону, на ее месте возник немолодой, приземистый мужчина с удивительно светлыми глазами, тонкими презрительно поджатыми губами и редеющими волосами, словно приклеенными к черепу. В руке его был большой тяжелый хромированный револьвер.

   – Иван! – вскрикнул Окунь.

   Сарыч вполголоса выругался, оттолкнул Василия, метнулся в сторону, стараясь уклониться от пули, и одновременно вскинул правую руку с пистолетом.

   Может быть, он и успел бы опередить соперника, поскольку был заметно моложе, но потеря крови сделала свое дело, словно притормозив его движения, он потерял драгоценную долю секунды, и Иван успел дважды выстрелить, прежде чем Сарыч нажал на спусковой крючок.

   Сильное тело дернулось, ноги Сарыча подкосились, и он тяжело рухнул на грязный пол подъезда.

   Мужчина с редеющими, словно приклеенными к черепу волосами вышел из комнаты консьержки, остановился над неподвижным телом Сарыча, секунду посмотрел в его пустые мертвые глаза, но все же еще раз выстрелил – на этот раз между глаз. Он привык не доверять очевидному и всегда ставить в любом деле последнюю точку. Только после этого он повернулся в сторону Василия, который полулежал в углу подъезда, по привычке крупно трясясь.

   – Ну здравствуй, друг сердечный! – проговорил Иван своим медленным, скрипучим голосом.

   – Зд…здравствуй, Иван! – ответил Окунь и попытался встать. – Ворвались, понимаешь, какие-то… и такое началось… Я просто чудом уцелел!

   – Действительно, чудом, – подтвердил Иван. – Но ты не беспокойся, это ненадолго!

   Он шагнул к Окуню, наклонился над ним, схватил за рубашку на груди и одним рывком поднял Василия на ноги.

   – Ты понимаешь, Иван… – суетливо заговорил Окунь. – Я тут ни при чем… я про парк говорю… я все тебе объясню… Тут такое дело непонятное…

   – Объяснишь, – Иван кивнул и подтолкнул Окуня к двери, – непременно объяснишь! Еще бы ты мне все это не объяснил! Ты о-очень постараешься все это мне объяснить!

   – Ты, наверное, все неправильно понял! – бормотал Окунь, механически переставляя ноги. – Я ни в чем не виноват…

   – Я-то все отлично понял! Я всегда все правильно понимаю! – перебил его Иван и вытолкнул на улицу.

   Когда дверь за ними захлопнулась, консьержка поднялась с пола, опасливо выглянула из своей каморки. Подъезд расплывался перед ее глазами, и она сообразила, что в суматохе потеряла очки. Снова опустившись на четвереньки, принялась шарить по полу.

   Те, кто носит очки, знают, насколько их бывает трудно найти, поскольку ищешь их, само собой, без очков. Прошло несколько минут, прежде чем консьержка нашарила свою пропажу.

   Нацепив очки на нос, она облегченно вздохнула, выглянула в окошечко и громко ойкнула, увидев распростертое на полу подъезда окровавленное тело Сарыча.

   Потянувшись к телефонному аппарату, который, к счастью, уцелел, она пробормотала:

   – Вот ведь говорили – спокойная работа, хорошая прибавка к пенсии… Завтра же уволюсь и в жизни больше не пойду консьержкой работать! Это я не вам! – ответила она в трубку. – Это милиция, да? Приезжайте сюда скорее! Записывайте адрес…

   Выйдя на улицу, Иван огляделся по сторонам и подтолкнул Окуня к своей машине. Черный «ягуар» Ивана был припаркован в двух шагах от подъезда.

   – Садись за руль! – приказал Иван.

   – Я… я не смогу! – отозвался Окунь, показав свои трясущиеся руки.

   – Мозгляк! – выдохнул Иван и сплюнул сквозь зубы. – Ладно, сам поведу!

   Он втолкнул Окуня на пассажирское сиденье, сам сел за руль и отъехал от тротуара.

   – Пристегнись! – приказал он Василию, скосив на него глаза.

   – За… зачем? – проблеял тот.

   – На всякий случай! Затем, чтобы ты случайно не выпал! – проскрипел Иван. – Затем, что я так приказал! Понятно?

   – Понятно… – Окунь схватился за ремень, судорожно, с третьей попытки застегнул замок.

   – И ты тоже пристегнись! – раздался вдруг за спиной Ивана резкий, неприятно высокий, словно скрип железа по стеклу, голос.

   – Что за… – начал Иван, но за спиной у него резко, злобно проскрежетало:

   – Сидеть! Одно лишнее движение – и я тебе почки отстрелю! И еще кое-что!

   – Кондратий… – выдохнул Иван, глядя в зеркало заднего вида.

   – Он самый. – На заднем сиденье сел, распрямившись как пружина, худой человек лет сорока с загорелой лысой головой и глубоко посаженными серыми глазами. – Неужели, Ваня, ты думал, что мы с тобой сегодня не встретимся?

   Он приподнял руку, в которой был зажат небольшой черный пистолет, ствол которого был направлен в спину Ивана.

   – Чего тебе надо? – Иван лихорадочно искал выход, но не находил его.

   – Пока мне надо, чтобы ты пристегнулся. Как ты сам только что сказал – на всякий случай! Чтобы ты случайно не выпал… на крутом повороте! И вот еще: когда будешь пристегиваться, не делай лишних движений, а то я тебя неправильно пойму!

   Иван медленно, осторожными движениями пристегнул ремень и проскрипел, глядя в зеркало:

   – Что теперь? Ты сильно не зарывайся, этот козел… – он кивнул в сторону Окуня, – тебя тоже обошел. Читал в газетке-то? Улыбнулся участок в Шуваловском парке, детишки там гулять будут. И тебе и мне его не видать. Меня Василий обманул, и тебя тоже кинули.

   – Ничего, все еще можно будет переиграть, – мрачно ответил Кондрат. – Ты мне отдашь компромат на Анциферова, и он станет шелковый.

   Иван промолчал о том, что никакого компромата у него нет. Маргарита должна была отдать кассету Анциферову, только когда документы будут у него. Да, видно, не сумела.

   – Твои люди Маргариту угробили? – полюбопытствовал Иван. – Тогда отчего ж компромат не взяли?

   – Не трогал я ее, на кой она нужна. Этого рыжего мои орлы действительно подстрелили, далеко он не ушел бы.

   – Упустили, значит… – удовлетворенно улыбнулся Иван. – Ну что делать будем?

   – Теперь поезжай в сторону Московского проспекта, – приказал Кондратий. – Только поезжай медленно-медленно, как лох, который только вчера купил права. И соблюдай все правила, чтобы к тебе ни один гаишник не привязался!

   – Я понял, – мрачно ответил Иван и повернул руль.

   Они медленно ехали по тихой улице, как вдруг из-за поворота показался гаишник на мотоцикле. Он затормозил на пути «ягуара» и замахал жезлом, делая знак остановиться.

   – Ну и что теперь? – раздраженно проскрипел Иван, скосив глаза в зеркало. – Я делал, как ты велел…

   – Теперь не дури! – резко отозвался Кондратий. – Остановись, заплати сколько нужно и расстанься с этим козлом по-мирному! Понятно, что он увидел дорогую машину и хочет легких бабок срубить! И смотри у меня – чтобы без фокусов! Ты у меня на мушке, не забывай об этом ни на минуту!

   Иван затормозил и выглянул в окно.

   – Лейтенант Иванов! – проговорил гаишник, приложив руку к шлему. – Ваши документы!

   – В чем дело, командир? Вроде я все правильно делал, – покладистым тоном проговорил Иван, протягивая ему стопку документов вместе с аккуратно сложенной крупной купюрой.

   – Это что такое? – Лейтенант брезгливо, двумя пальцами взял деньги и потряс ими перед носом Ивана.

   – Это… вот, извините, я ошибся… – И Иван протянул гаишнику еще одну бумажку.

   Лейтенант не взял деньги, вместо этого взглянул на права и проговорил:

   – Нехорошо, Иван Терентьевич, нехорошо! Попытка подкупа должностного лица…

   – Какого подкупа? – Иван начал накаляться. – Тебе, лейтенант, чего надо? Неприятностей?

   – Иван Терентьевич! – предостерегающим тоном проговорил с заднего сиденья Кондратий.

   В эту же секунду из-за угла с ревом выехал еще один мотоцикл. На нем сидели двое милиционеров – в касках и бронежилетах, с автоматами на груди.

   – В чем дело? – спросил один из них, обращаясь к лейтенанту Иванову. – Проблемы?

   – Попытка подкупа, – с кривой усмешкой отозвался тот.

   – Придется выйти из машины! – рявкнул автоматчик, подходя к «ягуару».

   – Зачем? В чем дело, ребята? – неуверенно проговорил Иван. – Никаких проблем…

   – Операция «Перехват»! Выйти из машины! – И милиционер положил руку на автомат. Второй автоматчик встал чуть в стороне, приготовив оружие для стрельбы.

   – Да сейчас выйдем! – проскрипел Иван, отстегивая ремень. – Мы разве возражаем?

   – Еще бы вы возражали, – процедил автоматчик, отступив на шаг и сняв оружие с предохранителя.

   Иван медленно отстегнул ремень, скосил глаза на Окуня, грозно нахмурил брови, взглядом предупреждая того, чтобы не вздумал шутить, и неторопливо, не делая резких движений, выбрался из машины.

   – Все выходим! – скомандовал милиционер.

   Кондратий также медленно, неторопливо выбрался на тротуар. Перед этим он неуловимым движением засунул свой пистолет под заднее сиденье «ягуара».

   Последним, трясясь от страха, вылез Окунь и принялся суетливо объяснять:

   – А я вообще здесь случайно! Мне в аэропорт нужно! Я руку поднял – они и остановились! Я их первый раз в жизни вижу! Я на самолет опаздываю…

   – Мужчина, не надо нам ничего объяснять! – оборвал его автоматчик. – Мы сейчас сами все выясним! – Он повернулся к Ивану и резко скомандовал: – Руки на капот! Ноги расставить!

   – Ну так я пойду?.. – жалобно проблеял Окунь и сделал робкий шажок в сторону.

   – Я сказал – руки на капот! – повторил автоматчик, уставившись на Ивана.

   Тот подчинился, расставил ноги и положил руки на сверкающий капот «ягуара».

   Автоматчик остался на прежнем месте, а лейтенант Иванов подошел к Ивану и быстро пробежал руками по его телу.

   Окунь под шумок сделал еще пару шагов в сторону.

   – Куда?! – прикрикнул на него второй автоматчик.

   – У меня самолет… – забормотал Василий. – Я опаздываю… я здесь вообще случайно… И меня регистрация… мне нужно срочно лететь в Нижний Тагил… то есть в этот… в Вышний Волочок… У меня там племянница рожает…

   – Отставить! – Автоматчик сделал шаг в его сторону. – Без тебя родит! Руки на капот!

   Окунь послушно выполнил приказание.

   Милиционеры обыскали его, затем Кондратия. После этого один из них заглянул в машину и тотчас выпрямился, держа двумя пальцами пистолет:

   – А это что? Оч-чень интересно!

   – У меня есть разрешение! – проговорил Иван, вертя головой. – Все документы в порядке… вы свяжитесь с полковником Митрофановым из управления…

   – Разберемся! – Милиционер спрятал пистолет в сумку, притороченную к седлу мотоцикла, и продолжил осмотр машины.

   – Ну-ка, багажник откройте! – потребовал он через минуту.

   Иван послушно выполнил его требование – открыл багажник «ягуара» и отошел в сторону.

   В это время возле них остановились скромные неказистые «Жигули».

   Передняя дверца открылась, и из машины, кряхтя, хмуря густые брови и опираясь на палку, выбрался грузный старик в мятом коричневом костюме.

   – Ну что тут, ребятки? – проговорил старик, оглядывая всех присутствующих и непонятно к кому обращаясь.

   Лейтенант Иванов обернулся к старику и предупредительно проговорил:

   – Все как приказали…

   – Ну и ладушки! – Старик усмехнулся, подняв кустистые брови, и подошел ближе.

   Иван обернулся к нему и удивленно отвесил челюсть:

   – Мотыга? Это ты, что ли?

   – Узнал, голубь! – Старик отечески улыбнулся. – А я-то грешным делом думал: узнает али нет?

   – Но ведь ты… – проговорил Иван и тут же осекся.

   – Что, ты думал, я уже давно твоими молитвами на том свете чертям угольки подбрасываю? Нет, голубь мой сизокрылый, Мотыгу закопать не так просто! Я сам кого хочешь закопать могу… Думаешь, почему мне такую кликуху дали?

   Вся его показная старческая немощь бесследно исчезла. Несмотря на солидный возраст, он сделался прямым и подтянутым, весь его облик излучал силу и властность.

   – Я тут ни при чем! – вскинулся Иван. – Это он! – И он махнул рукой в сторону Кондратия, который с таким же удивлением взирал на воскресшего старика.

   – А мне, голуби мои, грешным делом наплевать, кто из вас меня пытался закопать, – неторопливым, скрипучим голосом произнес старик. – Мне важно, что оба вы были к этому готовы… у обоих мысли в ту сторону имелись…

   – Мотыга, да я и не думал… – пролепетал Иван. – У меня и в мыслях ничего такого не было…

   – А я вообще в тот день в Вознесенское на стрелку уезжал… – перебил его Кондратий.

   – Ну коли так, то я вас, так и быть, прощаю… Чего попусту на хороших людей зло держать? Ежели в себе лишнее зло держать, так от этого лопнуть можно! – Старик развел руками и повернулся к автоматчикам: – Отпустите их, хлопцы! Они все осознали и больше не будут так поступать… Ведь не будете, правда?

   – Само собой, – растерянно выдавил Иван, переводя взгляд с Мотыги на автоматчиков и пытаясь понять внезапную перемену в настроении старого авторитета.

   – Ну и ладно, – старик шагнул к своим «Жигулям», – коли так, поезжайте куда собирались… – Уже забравшись на пассажирское место, он еще раз выглянул и сказал Ивану: – Машина у тебя хорошая…

   Иван недоуменно посмотрел на старика, попятился и влез на водительское сиденье «ягуара». Василий Окунь хотел было под шумок улизнуть, но один из автоматчиков повел стволом в его сторону и сурово рявкнул:

   – В машину! И ты тоже! – Последние слова он адресовал Кондратию.

   Вся компания загрузилась в «ягуар».

   «Жигули» Мотыги медленно двинулись прочь по улице. Автоматчики и лейтенант тоже тронулись с места.

   – Не думай, что твоя взяла, – прошипел Иван, покосившись на Кондратия в зеркало заднего вида. – Ты у меня сейчас на мушке, а твой пистолет забрали парни Мотыги!

   – Он у меня не один! – так же тихо отозвался Кондратий. – Второй в кармане, и ты тоже под прицелом! Так что это еще вопрос, чья взяла! Это мы еще поглядим! Но сейчас ты лучше поезжай вперед, пока старик не передумал! Видишь, его машина остановилась на углу. Как бы он все не переиграл!

   – В этом я с тобой согласен! – Иван повернул ключ зажигания, выжал сцепление и медленно тронулся с места.

   «Жигули» Мотыги по-прежнему стояли на углу, метрах в пятидесяти от «ягуара».

   – Чего он стоит? – недоуменно и опасливо пробормотал Иван. – Как будто ждет чего-то…

   – А что тот мент делал с твоим багажником? – настороженно спросил Кондратий.

   И в эту самую секунду черный «ягуар» превратился в огромный дымно-багровый шар, как будто внутри его расцвел чудовищный огненный цветок. В первый момент казалось, что это происходит совершенно беззвучно. Наоборот, даже все прочие уличные шумы на мгновение затихли, уступив место напряженной гулкой тишине, какая бывает перед грозой или в эпицентре урагана.

   Но в следующее мгновение багровый шар лопнул и прогремел оглушительный взрыв.

   Из дымно-красного облака вылетели обломки покореженного металла, куски стекла, какие-то бесформенные ошметки и дождем посыпались на тротуар. В нескольких метрах от того места, где совсем недавно стоял сверкающий черным лаком «ягуар», на асфальт упала оторванная взрывом человеческая кисть. На большом пальце не хватало фаланги.

   – Говорил же я: если лишнее зло в себе держать, от этого лопнуть можно, – нравоучительно проговорил Мотыга. – Хорошая была машина, – добавил он с легким сожалением, и его скромные «Жигули» скрылись за углом.

   Леня Маркиз поставил машину на ручник, заглушил мотор и вслед за Сергеем выбрался из салона.

   Достав из багажника большую картонную коробку, которая должна была сыграть роль главного и самого убедительного аргумента, он запер машину, включил сигнализацию, и спутники зашагали в сторону реки.

   Вскоре асфальт кончился, под ногами зачавкала грязь.

   Сергей замедлил шаги, приглядываясь к одному ему известным приметам, и свернул в сторону густого кустарника.

   Впереди, в поднимающемся от реки тумане, показался тусклый дрожащий огонек.

   Теперь Сергей двигался увереннее.

   Дорога пошла под уклон, и Маркиз поскользнулся, едва не выронив коробку.

   – Ты что! – Сергей поддержал его за локоть. – Если ты самое святое разобьешь – они с тобой и разговаривать не станут!

   Сделав еще несколько шагов, Маркиз наконец миновал еще один куст, и перед ним наконец показался нещадно дымящий костер, вокруг которого сгрудилась пестрая компания бомжей.

   – Это кого же к нам черти принесли? – проговорил, повернувшись к пришедшим, мелкий мужичонка в растрепанной зимней шапке, напяленной ухом вперед.

   – Как сказано в Писании, кто к нам с чем придет, тот от того и погибнет! – прогудел густым басом пузатый бомж с тяжелым медным крестом на груди поверх теплой фуфайки.

   – Эй, честная компания, вы меня что, не признали? – подал голос Сергей.

   – А должны? – осведомился мужичок в шапке, приложив руку козырьком. – Вроде я таких никогда не встречавши!

   – Да ты чё, Малахай?!

   – А это никак Серега Мокрый! – проговорил мрачный бомж, возле ног которого вольготно развалился большой одноглазый пес.

   – Точно, Доктор, узнал ты меня! – бурно обрадовался Сергей.

   – Вот радость-то! – гнусаво протянул Малахай. – Уж как мы тебя ждали, прямо ночей не спали, кусок в горло не лез! А кого это ты еще с собой притащил?

   – Да вот, человек к вам с делом пришел… – Сергей отступил в сторону, предоставив Маркизу возможность самостоятельно продолжить переговоры.

   – Дамы и господа! – начал Леня, как будто находился на трибуне международного конгресса. – Достопочтенные граждане бомжи! Многоуважаемая Халява Панкратьевна! – Он поклонился повелительнице бомжей, которая восседала во главе пестрого сборища, молча наблюдая за происходящим. – Прежде чем приступить к изложению моего делового предложения, позвольте преподнести вашему обществу скромный подарок. В знак моего безграничного уважения и как гарантию самых добрых намерений…

   С этими словами он поставил рядом с костром принесенную коробку и ловко открыл ее.

   Коробка была заполнена водочными бутылками.

   – Во как! – выразительно крякнул Малахай, и глаза его радостно загорелись. – Сразу видно хорошего человека!

   – Излагай свое дело! – подобревшим голосом сказала Халява Панкратьевна.

   – Виктор Михайлович, вам переадресовывают звонок из комитета по внешним связям! – проворковала в трубке секретарша Анциферова Алина Леонардовна.

   Анциферов приосанился, машинально поправил волосы, хотя знал, что его никто не увидит. К зарубежным контактам он по старой памяти относился с повышенным вниманием.

   – Анциферов! – проговорил он с чувством собственного достоинства.

   – С вами будет говорить премьер-министр Индии Индира Ганди!

   Анциферов удивленно заморгал.

   Во-первых, как бы ни гордился он занимаемым постом, он все же понимал, что премьер-министр огромной страны – это не его уровень.

   Во-вторых, он владел английским языком в пределах школьного курса, то есть никак, не говоря уже о других иностранных языках, так что беседа с индийским премьером вряд ли получилась бы достаточно плодотворной.

   И в-третьих, он вспомнил, что Индира Ганди уже давно не является премьер-министром Индии по причине безвременной кончины.

   Все эти мысли промелькнули в голове чиновника в доли секунды, но он не успел ничего сказать или сделать, как в трубке прозвучал хорошо поставленный мужской голос, который объявил, как ведущий классического концерта:

   – Ария индийского гостя! Исполняется впервые!

   – Индира Ганди умерла… – машинально проговорил Анциферов.

   Но ведущего уже сменил хриплый, полузадушенный, но все же хорошо знакомый женский голос:

   – Умерла, говоришь? Ну и что? Я тоже умерла! Но это не значит, что меня можно забыть! Не слишком ли много ты о себе возомнил? Не забыл ли ты, кому обязан своим положением?

   – Кто это говорит? – испуганно выдохнул Анциферов. – Это хулиганство! Прекратите немедленно!

   – Ты всем обязан моему мужу! Если бы не вмешательство Геннадия – тебе не видать нынешнего поста как своих ушей!

   – Пре… прекратите! – В голосе чиновника звучал самый настоящий ужас. Он помнил эти слова и этот голос… только в тот раз он не был придушенным – наоборот, он был резким, истеричным, раздраженным… – Кто это? – повторил Анциферов, не надеясь на ответ.

   – Ты еще спрашиваешь? – хрипло прокашляла его собеседница. – За что, за что ты меня задушил? Что я тебе сделала?..

   Ее голос затих, словно растаял в пространстве, и вместо него в трубке зазвучал оперный тенор:

   – Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном…

   Анциферов швырнул трубку, переключил переговорник на секретаршу, заорал:

   – С кем вы меня соединили?

   Алина Леонардовна, не привыкшая к такому обращению, на мгновение опешила, но быстро взяла себя в руки и тоном оскорбленного достоинства проговорила:

   – Я же сказала вам – с комитетом по внешним связям…

   – Звонок был по внутренней линии? – уточнил Анциферов, стараясь сдержаться.

   – Разумеется, – холодно подтвердила секретарша. – Кстати, хочу вам напомнить, что через час состоится встреча с прессой и представителями общественности в Шуваловском парке.

   Алина Леонардовна была дама со связями и на своем посту пережила уже трех председателей комитета. Именно это она постаралась передать шефу своим холодным профессиональным тоном.

   – Спасибо, – сдержанно ответил Анциферов и отключился.

   Внутренняя линия… Значит, кассета попала в руки к кому-то из сослуживцев. Это не плохо – это просто ужасно.

   Он молча сидел, барабаня пальцами по столу.

   Но ведь на кассете голос был не совсем такой. Да и слова в конце разговора отличались… Что же это значит?

   Неожиданно в гулкой тишине кабинета раздались начальные такты сороковой симфонии Моцарта. Это зазвонил личный мобильник Анциферова.

   – Слушаю, – отозвался он, поднеся трубку к уху.

   – Зря ты меня задушил, – жалобным, трагическим тоном проговорила женщина. Это был другой голос… голос Маргариты!

   Не может быть! Ведь ее тоже давно нет…

   – Думаешь, никто не знает? – продолжила покойница. – Ошибаешься! Тайное всегда становится явным! Покайся – тебе снисхождение будет!

   Анциферов отшвырнул мобильник.

   Телефон с жалобным звоном ударился об пол, от него отлетела крышка, выпали аккумулятор, сим-карта.

   – Виктор Михайлович, машина подана! – проговорила в динамике Алина Леонардовна.

   Анциферов был не в настроении, но работа есть работа.

   Он надел плащ, дрожащими пальцами застегнул пуговицы, вышел в приемную.

   – Извините, у вас пуговицы неправильно застегнуты! – проговорила Алина.

   – Что? – переспросил Анциферов.

   Алина молча встала, подошла к нему, расстегнула пуговицы плаща, снова застегнула – на этот раз правильно.

   – Текст вашего выступления! – Она подала ему тонкую кожаную папку с вложенными в нее листками.

   Анциферов кивнул, вышел в коридор, спустился на лифте на первый этаж. В его ушах все еще звучали голоса задушенных женщин.

   Перед подъездом его уже ждала машина.

   Охранник выскочил навстречу, предупредительно распахнул дверцу перед Анциферовым, сам сел рядом с водителем.

   Машина тронулась.

   Встречные гаишники вытягивались в струнку при виде правительственных номеров, обеспечивали зеленую улицу. Через пятнадцать минут машина Анциферова уже выехала за пределы города, промчалась по широкой подъездной аллее Шуваловского парка, остановилась неподалеку от площадки, где уже толпились участники и гости торжественной церемонии.

   Охранник вышел первым, огляделся, открыл дверцу шефу.

   К Анциферову тут же кинулись представители радиостанций, телеканалов и прочих средств массовой информации.

   – Что вы можете сказать нашим слушателям… нашим зрителям… нашим читателям…

   – Обождите, – Анциферов старался сохранять приветливое выражение лица, – сейчас я выступлю с короткой речью, вы сможете все записать…

   Охранник вежливо, но твердо отодвигал журналистов, освобождая чиновнику дорогу.

   Вдруг из толпы людей с камерами и микрофонами вывернулся тщедушный мужичонка в зимней шапке, надетой ухом вперед, и заверещал тонким оглушительным голосом:

   – Куда ты дел тела задушенных тобою женщин? Признавайся, убивец!

   – Это что такое? – зашипел Анциферов. – Убрать!

   Охранник бросился к бомжу, но того и след простыл. Кто-то из телевизионных операторов торопливо снимал необычную сцену.

   Пока охранник бегал за первым бомжем, из кустов выскочил второй – крупный, пузатый, с длинными нечесаными волосами и с тяжелым медным крестом на груди. Бросившись наперерез Анциферову, он загудел могучим басом:

   – Покайся, и прощение обрящешь! Покайся, пока не поздно! Ибо сказано – не убий без должной надобности, а ты, поганец, собственноручно задушил двух женщин…

   Теперь уже все снимали происходящее. Стрекотали камеры, щелкали вспышки фотоаппаратов.

   – Прекратить! – рявкнул чиновник.

   Охранник бежал к новому противнику, махал руками группе милиционеров, которые переговаривались возле импровизированной трибуны. Те бросились на помощь, но бомж уже сам отступил и юркнул в кусты.

   Анциферов, затравленно оглядываясь, проследовал к трибуне.

   – Сейчас перед нами выступит представитель городского правительства, председатель комитета по землепользованию… – бодрым голосом вещала в микрофон ведущая мероприятие моложавая женщина из районной администрации…

   – Подождите, – вполголоса буркнул Анциферов, – дайте отдышаться!

   – Сейчас перед нами выступит представитель благодарной общественности, – мгновенно перестроилась ведущая, справилась с записью и закончила: – Заместитель Общества рыболовов-любителей!

   На трибуну поднялась какая-то женщина.

   Анциферов медленно дышал, стараясь успокоиться, перебирал листочки с текстом своей речи и поэтому не сразу почувствовал возникшее в толпе настороженное внимание. Только после первых слов «представителя благодарной общественности» он поднял голову и посмотрел в сторону трибуны.

   И в ужасе попятился.

   На трибуне стояла Маргарита Окунь.

   – Как же так, Виктор Михайлович? – замогильным голосом вещала Маргарита, повернувшись к Анциферову. – Мы, члены Общества рыболовов-любителей, конечно, благодарны вам за вклад в дело возрождения Шуваловского парка, но не одобряем того вопиющего факта, что вы, Виктор Михайлович, взяли за правило регулярно душить женщин! Я согласна, некоторые женщины способны кого угодно довести до белого каления, но это еще не значит, что их можно прямо так, собственноручно… поручили бы кому-то, в конце концов!

   – Прекратить! – закричал Анциферов, двинувшись к трибуне. – Кто позволил? Кто разрешил? Покойникам выступать не разрешается!

   К трибуне уже бежали два милиционера, но вдруг наперерез им бросилась огромная кудлатая одноглазая собака. Молоденький лейтенант потянулся к кобуре, но, увидев, что его снимают, передумал. Тем более что за первым псом из зарослей с громким лаем выбежало еще десятка два собак – грязных, лохматых, самого разного размера и масти. Следом за собаками брела целая толпа бомжей, во главе которой величественно шагала тетка необъятных габаритов с мрачным и решительным выражением плоского как блин лица. Милиция попыталась остановить наступление бомжей, но могучая тетка одним движением плеча отбросила двоих стражей порядка и расчистила своему воинству дорогу к трибуне.

   – Срочно требуется подкрепление! – кричал в трубку сухощавый майор. – Ситуация один-эс!

   Рядом с ним неприметный мужчина в штатском тоже что-то говорил в трубку, но он говорил так тихо, что даже стоя рядом с ним нельзя было расслышать ни слова.

   Телевизионщики в полном восторге снимали происходящее. Все остальные участники митинга разбегались по дорожкам парка перед наступающими бомжами. Анциферов остался один на один с возвышающейся на трибуне Маргаритой.

   И тут на него, как уже бывало несколько раз, накатило ледяное бешенство. Все перед глазами Виктора Михайловича затянуло багровым пульсирующим туманом, в котором проступало только одно ненавистное лицо… женское лицо… Давным-давно, в детстве, он испытал такую ненависть к своей мачехе, к женщине, которая увела из семьи его отца. Но тогда он был маленьким и слабым, тогда он ничего не мог сделать.

   Второй раз такое с ним случилось примерно месяц назад, когда Галина Волкова посмела бросить ему в лицо оскорбительные, несправедливые слова. Он потерял контроль над собой, утратил представление о реальности, забыл, кто она такая и, больше того, кто ее муж. Только одно чувство осталось тогда в его душе – ненависть. Он набросился на ту женщину, сдавил ее горло и успокоился только тогда, когда она перестала дышать. Тогда он испытал ни с чем не сравнимую радость, освобождение. Анциферов даже сам испугался этого чувства. Потом он испугался еще больше, когда понял, что натворил. С трудом, использовав все свое влияние, сумел скрыть преступление, выдать его за несчастный случай.

   Милиции он не боялся – он боялся мужа Галины, Геннадия Волкова. Если бы тот узнал, кто убил его жену…

   А потом оказалось, что существует кассета.

   Неопровержимая улика, доказывающая его вину.

   То есть, конечно, для суда этой кассеты было бы недостаточно, он нашел бы экспертов, которые поставили бы запись под сомнение. Но вот для Волкова эта кассета была бы более чем достаточной.

   И Анциферову пришлось плясать под дудку шантажистов.

   А потом он выследил Маргариту, узнал, что это именно она, одноклассница Галины, присутствовала в тот день на даче и сделала запись. Он перехватил Маргариту дома, пытался выбить из нее признание, узнать, где кассета… И в самый неподходящий момент на него снова накатило то самое ледяное бешенство. Анциферов снова утратил контроль над собой и опомнился, только когда она была мертва.

   Кассеты он так и не нашел.

   И вот сейчас она снова встала на его пути! Это было чудовищно! Это было не по правилам! Ведь он уже убил ее один раз! Сколько же можно?

   Анциферов бросился к трибуне, вытянув перед собой руки и хрипло крича:

   – Я ведь тебя один раз уже убил! Тебе этого мало? У тебя что – девять жизней, как у кошки? Так я тебя и девять раз задушу, мне это не трудно!

   Сухощавый майор переглянулся с молчаливым человеком в штатском.

   – Вы слышали? Теперь многое становится ясным…

   Человек в штатском ничего не ответил, только глубокомысленно пожал плечами.

   Анциферов вскарабкался на трибуну и протянул руки к горлу Маргариты. Однако та с необычной для покойницы ловкостью поднырнула под его локоть, соскочила с трибуны и исчезла в кустах.

   Анциферов недоуменно огляделся по сторонам и громко заявил:

   – Как покойный премьер-министр Индии и по совместительству председатель комитета по внеземным цивилизациям, я требую, чтобы меня оградили от покушений со стороны убиенных мной представителей общественности! В особенности возмутительными являются факты несанкционированного воскрешения официальных покойников! Если уже выписано свидетельство о смерти, всякие попытки воскрешения являются противозаконными и противоречащими Женевской конвенции!

   – Вот теперь действительно многое становится понятным! – удовлетворенно проговорил человек в штатском.

   Из боковой аллеи, завывая сиреной, выкатила машина «скорой помощи» и лихо затормозила перед трибуной. Из нее выскочили двое санитаров и устремились к Анциферову.

   – Не подходить! – визжал Виктор Михайлович. – Я, как председатель земного шара и личный секретарь Индиры Ганди, пользуюсь дипломатической неприкосновенностью…

   – Ничего, мы тебя вылечим! – пообещал один из санитаров, заталкивая Анциферова в машину.

* * *

   – Ну вот, ребята, – Анатолий застегнул чемоданчик и повернулся к Лоле и Маркизу, – спасибо вам за все, вы мне просто жизнь спасли! Теперь могу по улицам ходить спокойно.

   – Толечка! – Лола тут же повисла у него на шее. – Дорогой, как же мы без тебя будем?! Я так привыкла! Ну ты звони, не пропадай надолго!

   – Хор-роший, хор-роший… пр-релесть! – проворковал попугай, сидевший на вешалке.

   У Лени Маркиза шевельнулось в груди неприятное чувство – за все время совместного проживания Перришон ни разу не назвал его ласковым именем, а все больше исподтишка гадил на пиджаки.

   Лола оторвалась от Анатолия только для того, чтобы поднести ему Пу И, который давно уже носился вокруг и требовательно тявкал.

   – Пу И, поцелуй его!

   Песик радостно лизнул Анатолия в нос, отчего Леня снова почувствовал болезненный укол в сердце. Когда же в прихожую явился кот Аскольд и на прощание долго и тщательно потерся о брюки отбывающего Анатолия, оставив на них едва ли не килограмм шерсти, в душе Маркиза прочно поселилась обида.

   Кот спел прощальную песню и удалился, Анатолий кивнул Лене и тоже ушел.

   – Подумать только, – вздохнул Маркиз, – кажется, первый раз в жизни я положил столько времени и трудов, но не заработал на этом деле ни копейки.

   – Какой ты, Леонид, меркантильный, – тут же сердито сказала Лола, – я и не подозревала. Ты все в жизни меряешь деньгами, я очень в тебе разочаровалась.

   Она подхватила на руки Пу И и ушла к себе. Леня переглянулся с попугаем, тот промолчал.

   Валентин Хрущ повернул ключ в замке и открыл дверь своей квартиры. Бультерьер Лютик (полное имя Малюта Скуратов) первым вбежал в квартиру, мягко перебирая крепкими кривыми лапами. И вдруг он удивленно и растерянно заскулил.

   Валентин и сам почувствовал, что в квартире что-то не так.

   Здесь явственно ощущалось присутствие чужого человека.

   Первым делом Валентин направился к своему тайнику, где хранил деньги на случай непредвиденных неприятностей.

   Деньги были на месте, но из кухни непостижимым образом исчез холодильник. Хрущ вытаращил глаза. Зашел в ванную комнату, чтобы ополоснуть лицо…

   Здесь его ждал еще более неприятный и необъяснимый сюрприз.

   Часть дорогой итальянской кафельной плитки была отбита. В отсутствие Хруща кто-то хозяйничал в святая святых – в сантехническом оборудовании!

   Хрущ почувствовал насущную необходимость выпить. Иначе он за себя не ручался. Он направился к своему бару, выполненному в форме уменьшенной копии афинского Акрополя.

   И тут его подстерегал самый болезненный удар.

   Его замечательный бар, который всегда был полон самыми изысканными напитками со всех концов земного шара, опустел! Не осталось ни прекрасных односолодовых сортов виски, ни коллекционных вин, ни выдержанных французских коньяков!

   – Да что же это такое? – Хрущ переглянулся с Лютиком, и желваки на щеках у обоих злобно заходили.

   «Порвем гада!» – говорили взгляды хозяина и собаки.

   Правда, для начала требовалось найти виновника.

   Хрущ открыл входную дверь и выбрался на лестницу.

   Верный Лютик держался возле его левой ноги.

   Как раз в этот момент с верхнего этажа спускались техник-смотритель жилконторы – моложавая сильно накрашенная особа по имени Лариса Мамедовна – и сантехник дядя Чирик.

   Хрущ не успел и рта раскрыть, как сантехник устремился к нему и зачастил:

   – Ты, это, мне по-хорошему должон больничный оплатить! Я через твои шампуни последнего здоровья лишился, два дня никакой лежал! У меня организм, может, к такому пойлу не приучен!

   – Что?! – грозно произнес Хрущ. – Так это ты, пьянь болотная, весь мой бар выжрал? Так, наверное, и плитку у меня в ванной ты переколошматил?

   – Да ты чё, мужик, с дуба рухнул? – изумился дядя Чирик. – Ты же мне сам позволил! И все исключительно при тебе происходило!

   – Да, Валентин Степанович, – вступила в беседу Лариса Мамедовна, – вы лично выразили свое полное согласие… и расписались где надо… так что нам даже удивительно, гражданин Хрущ, как вы теперь все это поворачиваете!

   Хрущ разинул рот, пытаясь что-то сказать, но от удивления растерял все слова. Лютик грозно зарычал, чтобы подбодрить хозяина. Это подействовало, Хрущ пришел в себя и приготовился к показательной расправе, но в это время снизу на лестнице послышались шаги и приближающиеся женские голоса.

   Из-за лестничного поворота показались разом три женщины.

   При том, что одна из них была рыхлая блондинка, другая – худая высокая брюнетка, а третья – небольшого роста и огненно-рыжая, в них было что-то общее. Во-первых, они были раскрашены, как индейские вожди перед битвой. Во-вторых, они были злы, как те же самые индейские вожди после битвы.

   Это были приятельницы Хруща Антонина, Кристина и Танька Мерлуза.

   В обычное время они друг друга горячо и страстно ненавидели, но сейчас нашли общий язык. Как говорят в детском саду, все три грации подружились против вероломного Валентина.

   – Ты, хрущ моржовый! – завопила Антонина, едва увидев своего прекрасного принца. – Ты как посмел про нас такой слух гадостный распустить?

   – Как посмел? – подхватили остальные красотки.

   – Вы чё, бабы, обалдели совсем? – удивился Хрущ.

   – Это кто у нас заразный? – заорала Антонина. – Я ему звоню по-хорошему, он говорит – вирус у него! Знаем, какой у тебя вирус, а на других сваливаешь!

   – Да в чем дело, девочки? – Хрущ попятился: совместной атаки этих трех прекрасных дам он бы не выдержал. Да что он! Перед ними, несомненно, спасовал бы и Терминатор в исполнении губернатора Калифорнии Шварценеггера. Или губернатор в исполнении Терминатора.

   – В чем дело? – переспросила Танька Мерлуза, подбоченившись. – А кто распустил слух, будто мы тебя… будто одна из нас тебя… будто мы… в общем, кто про нас слухи всякие распускает?

   – Да я вас всех месяц не видел! – рявкнул Хрущ. – Только сейчас с вахты вернулся. Сама знаешь, мелкий бизнес на Камчатке без присмотра оставлять нельзя!

   – Еще и врет, козлина! Все тебя видели! И Крендель тоже!

   Хрущ отступил к своей двери, он не любил непонятного. В довершение всего на лестничной площадке появилась аккуратная старушка с завитыми кудельками, на руках она держала такую же кудрявую болонку. Болонка, вместо того чтобы при виде бультерьера завизжать и броситься наутек, залаяла оскорбительно и даже зарычала, стремясь вырваться и врезать этому Лютику как следует. Бультерьер, видя такое поведение, попятился, он тоже не любил непонятного. Болонка тряслась от злости и щелкала зубами.

   Хрущ воспользовался секундным замешательством и юркнул в свою квартиру.

   Испуганный бультерьер едва успел проскочить следом и очень порадовался тому, что ему своевременно купировали хвост.

     

Оглавление

.

Реклама на сайте