«Опять вы, Иможен?»

1796

Описание



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Денизе Шмит-Крейс — в знак дружеского почтения.

Ш.Э.

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Иможен Мак-Картри

Арчибальд Мак-Клостоу — сержант, начальник полиции Каллендера

Сэмюель Тайлер — констебль

Эндрю Копланд — суперинтендант полиции графства Перт

Кейт Мак-Дугал — директор колледжа Пембертон

Мойра — его жена

Оуэн Риз — преподаватель английского языка

Морин Мак-Фаддн — преподаватель французского языка

Элспет Уайтлоу — преподаватель физики и химии

Гордон Бакстер — преподаватель физкультуры

Флора Притчел — преподаватель изобразительных искусств

Дермот Стюарт — преподаватель истории и географии

Патрик О'Флин — преподаватель математики

Норман Фуллертон — преподаватель истории британской культуры

Элисон Кайл — ученица колледжа Пембертон

Джерри Лим — ученик колледжа Пембертон

Хэмиш-Грегор-Александр Кайл — отец Элисон

И все уже знакомые читателю обитатели Каллендера.

ПРОЛОГ

С тех пор как он научился мыслить, Норман Фуллертон всегда жалел, что не родился в Шотландии. Сын профессора, Норман решил пойти по стопам родителя, но, получив диплом, тут же отправился преподавать в Горную страну. И, как человек упорный, достиг цели. Благодаря своим статьям и исследованиям Фуллертон мог бы с легкостью получить место в любом британском университете, но, словно поэт, влюбленный в мечту, предпочел выбрать наиболее удаленный от всех центров цивилизации уголок, зато такой, где в полной мере чувствовалась связь с древней землей Верхней Шотландии. Именно таким образом в 1962 году Фуллертон стал читать курс истории британской культуры ученикам колледжа Пембертон в графстве Перт.

Большой любитель пешей ходьбы, в свободный от занятий часы Норман совершал долгие прогулки по пустошам, где, казалось, каждый камешек, каждый клочок земли дышит легендой. Среди небольших городков и деревень, попадавшихся на его пути, Фуллертон особенно полюбил Каллендер и очень подружился с Тедом Булитом, хозяином «Гордого Горца». Последний с воодушевлением стал рассказывать новому приятелю о своей любимой героине, славе городка Иможен Мак-Картри. В это время неистовая рыжая шотландка доживала последние дни и часы в Лондоне. Годы вынуждали ее покинуть пост начальницы машбюро в Адмиралтействе и уйти в отставку. Все (по крайней мере друзья Иможен) надеялись, что она вернется на родину и внесет в тамошнюю слишком монотонную жизнь некоторое оживление. Короче, Тед так много и увлеченно рассказывал о подвигах дочери капитана, что Фуллертон искренне уверовал: пока он не познакомится с мисс Мак-Картри, истинной Шотландии ни за что не узнает.

В тот вечер Норман допоздна засиделся, правя статью о творчестве Джона Нокса. Он любил эти часы полного безмолвия, когда все обитатели колледжа от директора до горничной наслаждаются заслуженным отдыхом от дневных забот. В такое время Норману казалось, будто он еще глубже проникается духом шотландской поэзии. Собираясь спать, Фуллертон хотел выпить воды, но графин оказался пустым. Чем страдать от жажды, он решил прогуляться в другой конец коридора и наполнить графин в ванной. Дабы не нарушить мирный сон коллег, Фуллертон старался ступать по ковру как можно тише и вдруг с удивлением заметил, что из-под одной двери выбивается полоска света. А он-то воображал, будто один бодрствует в столь поздний час! Норман собирался постучать к товарищу по бессоннице и пожелать ему спокойной ночи, как вдруг до него донеслись отзвуки ссоры. Противники явно пытались приглушать голоса, но все же чувствовалось, что они терпеть не могут друг друга. В колледже Пембертон далеко не каждый день услышишь, чтобы люди разговаривали между собой в таком тоне, поэтому Фуллертон, несмотря на природную сдержанность и такт, от изумления стал прислушиваться, сдерживая дыхание. Услышанное его потрясло. По-видимому, собеседники питали друг к другу безграничную ненависть, и их взаимные угрозы отнюдь не выглядели безобидной шуткой. Норман чувствовал, что оба говорят совершенно искренне, всерьез. С этой минуты он не сомневался, что очень скоро кто-то из обитателей Пембертона погибнет насильственной смертью. Фуллертону захотелось скорее отойти подальше и вернуться к себе в комнату, но страх настолько парализовал его движения, что бедняга едва передвигал ноги, и, прежде чем он успел скрыться, где-то за спиной скрипнула дверь. Норман приказал себе не оборачиваться, но всем телом ощущал чей-то взгляд. Его, конечно, узнали. А может, если он спокойно пойдет дальше, ссорившиеся подумают, что он ничего не слышал?..

Фуллертон лег в постель, но, невзирая на темноту и поздний час, сон не шел. Да и можно ли уснуть, зная, что готовится убийство? И каким образом помешать намерениям преступника? Предупредить директора? Но он лишь возмутится, ибо раз и навсегда решил, что в его колледже работают исключительно леди и джентльмены, а потому даже слушать не станет. Полиция просто рассмеется, посоветует не так плотно ужинать и таким образом избавиться от ночных кошмаров. Чувствуя, что совершенно бессилен, Фуллертон в отчаянии вертелся с боку на бок, как вдруг вспомнил об этой Иможен Мак-Картри, которую с таким пылом воспевал Тед Булит. Если эта женщина способна совершить хотя бы половину того, что о ней рассказывают, то уж наверняка сообразит, как помешать преступлению.

ГЛАВА I

Суперинтендант Эндрю Копланд не без основания полагал, что жизнь прекрасна. Во-первых, ему еще не стукнуло пятидесяти и он чувствовал себя мужчиной в расцвете лет, тем более что на здоровье не жаловался, а Мэгги, прожив с мужем двадцать лет, продолжала считать его незаурядной личностью. Во-вторых, сын Копландов Дэвид очень неплохо учился в колледже Пембертон, и это позволяло надеяться, что в один прекрасный день он получит-таки вожделенный диплом врача. В-третьих, Копланд не сомневался, что либо в следующем, либо уже в этом году его назначат старшим суперинтендантом. Ну и в довершение прочих радостей как не добавить, что Эндрю посчастливилось жить «в славном городе» Перте? Из окна кабинета он мог любоваться, как Тэй протекает под Пертским мостом и мостом Королевы. А по другую сторону реки раскинулись загородные виллы — в одной из них Мэгги наверняка уже готовит супругу обед. Так что не обремененный всякими комплексами суперинтендант вполне мог считать себя одним из счастливейших людей во всей Шотландии и охотно благодарил за это Всевышнего.

Во вверенном ему графстве Перт царило полное спокойствие, и Копланд, которого обычно не одолевали никакие важные и безотлагательные заботы, мог мечтать о будущем в таких радужных тонах, что на его, уже чуть расплывшемся от домашней стряпни лице блуждала улыбка. Постучав в дверь кабинет, дежурный Томас Джонсон нарушил блаженную дремоту шефа.

— Ну? — слегка встряхнувшись, крикнул тот.

Джонсон сообщил, что какой-то сержант пришел на аудиенцию, назначенную ему самим же суперинтендантом. Копланд взглянул на календарь и убедился, что действительно именно в этот день и час согласился принять некоего Арчибальда Мак-Клостоу, ответственного за общественный порядок в Каллендере.

— Ладно, пусть войдет…

Несколько секунд спустя Копланд узрел в дверном проеме колосса, облаченного в форму полиции Ее Величества. Грудь сержанта, словно огромное пятно крови, покрывала удивительная огненно-красная борода. Новоприбывший щелкнул каблуками и представился начальству:

— Сержант Арчибальд Мак-Клостоу из Каллендера, сэр.

— Рад видеть вас, сержант. Садитесь…

— С вашего позволения, сэр…

Мак-Клостоу церемонно снял каску и, устроив ее на сгибе локтя, вежливо опустился на краешек предложенного ему кресла.

— Ну, сержант, в Каллендере что-нибудь случилось?

— Пока все идет отлично, сэр.

— Превосходно! Население ведет себя благопристойно?

— Как нельзя лучше, сэр!

— Сколько у вас помощников?

— Один, сэр. Констебль Сэмюель Тайлер.

— Вы им довольны?

— Истинный пример для молодежи, сэр.

— Просто замечательно, а? Так чего же вы от меня хотите?

— Я пришел просить вас немедленно перевести меня в другое место, а если это невозможно — до срока отправить в отставку.

Копланд недоверчиво поглядел на собеседника:

— Надеюсь, это не глупая шутка, сержант?

— Нет, сэр, о нет!

— Может, вас беспокоит здоровье?

— Спасибо, сэр, нисколько.

— Тогда я ничего не понимаю… Вы сами уверяете, будто Каллендер — великолепный пост для полицейского, что ваш помощник не оставляет желать лучшего… Или вам больше не нравится в Каллендере?

— Я успел полюбить здешние края, сэр, и мне очень грустно их покидать… Это разобьет мне сердце…

— Что ж, оставайтесь!

— Невозможно, сэр, я вовсе не хочу умереть в клинике для умалишенных, в смирительной рубашке!

— Что вы болтаете, сержант?!

Копланд терпеть не мог непонятных разговоров, и, если что-то выходило за рамки его разумения, начинал подозревать собеседника в неуместном желании поиздеваться.

— Если вы не хотите, чтобы я счел вас злым шутником, Мак-Клостоу, живейшим образом советую объяснить наконец, в чем дело! — сухо заметил суперинтендант.

Сержант огромным усилием воли подавил сотрясавшую его дрожь и попытался говорить достаточно спокойно:

— Сэр… Вы когда-нибудь слышали об Иможен Мак-Картри?

— Иможен Мак-Картри… Что-то знакомое… Во всяком случае, я уже где-то слыхал это имя… А! Не та ли это удивительная особа, что очистила Каллендер от целого шпионского гнезда? [1] А год или два назад с помощью уголовной полиции Глазго сумела прояснить преступление, до того остававшееся безнаказанным? [2]

— Совершенно верно, сэр… Эта рыжая баба — настоящее исчадие ада! Стоит ей появиться в нашем мирном Каллендере — и мы только и делаем, что подбираем покойника за покойником! А весь город приходит в страшное волнение! Всякий раз мой помощник Сэмюель Тайлер стареет сразу на несколько лет, а я чуть ли не схожу с ума… Я больше не в силах выносить это дьявольское создание, сэр! Одного ее вида достаточно, чтобы у меня начался припадок…

Суперинтендант Копланд с удивлением видел, что его собеседник совершенно искренен. Даже от упоминания об Иможен Мак-Картри этого колосса бросало в дрожь…

— Я не совсем понимаю вас, сержант… Насколько мне известно, особа, внушающая вам столь сильные опасения, вовсе не живет в Каллендере. Правильно?

— Да, сэр. Она живет и работает в Лондоне… кажется, в Адмиралтействе.

— Так в чем же дело?

В голосе Арчибальда Мак-Клостоу послышались истерические нотки:

— А в том, что Иможен Мак-Картри уходит в отставку, сэр! И окончательно возвращается в Каллендер! Слышите, сэр? О-кон-ча-тель-но! Ее ожидают со дня на день…

— Короче, вы просите у меня разрешения дезертировать?

— Не знаю… Я совсем запутался… Все, о чем я мечтаю, сэр, это больше никогда не видеть Иможен Мак-Картри!.. Умоляю вас, сэр! Я не желаю свихнуться или совершить убийство! Я вовсе не хочу угодить на виселицу!

— Какое еще убийство?

— Я убью ее, сэр! Я чувствую, что прикончу ее собственными руками!

Эндрю Копланд, которого обычно никто и ничто не могло вывести из себя, мгновенно взорвался:

— Молчать!

Приказ прозвучал так грозно, что трудившиеся над досье в соседней комнате инспекторы немало удивились. Копланд, слегка устыдясь, что настолько утратил хладнокровие, продолжал уже более спокойно:

— Замолчите, сержант! Я предпочитаю сделать вид, будто ничего не слышал. Сколько лет вы прослужили в полиции, Мак-Клостоу?

— Двадцать шесть, сэр.

— И, проработав у нас двадцать шесть лет, вы готовы спасаться бегством от женщины?

— Да, но от какой, сэр!..

— Если мне не изменяет память, по-моему, мисс Мак-Картри не преследовали по закону?

— Наоборот, сэр, еще и поздравили!

— И вы так боитесь честной гражданки Соединенного Королевства? Живо возвращайтесь в Каллендер, сержант Мак-Клостоу, и, если вы верующий, помолитесь Всевышнему, чтобы я забыл о вашей смехотворной выходке! Вы свободны!

Арчибальд с трудом встал. Стоя перед суперинтендантом, он колебался между терзавшим его страхом и чувством долга, привычным уважением к дисциплине.

— Сэр…

— Что еще?

— С тех пор как дошли слухи, что она возвращается навсегда, в Каллендере — настоящее светопреставление!

— Тем больше у вас оснований, сержант, внимательнее следить за порядком, а не покидать вверенный вам пост из-за всяких пустяков!

Мак-Клостоу снова надел каску, еще раз щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета суперинтенданта, как обреченный на адские муки грешник — со Страшного суда, где Отец и Сын будут взвешивать наши дурные и добрые дела.

Выйдя на набережную, Мак-Клостоу склонился над Тэем. Не испытывай сержант столь сильного отвращения к воде, возможно, он бросился бы в реку — уж слишком не хотелось больше иметь дело с гнусной рыжей шотландкой. Однако у Арчибальда была острая аллергия на воду, а потому он отправился в бар «Опоссум и Священник» в робкой надежде с помощью «Джонни Уокера» хоть на время забыть о кипящем в ожидании мисс Мак-Картри Каллендере.

А в Каллендере меж тем действительно кипели страсти: одни вспоминали недавнее прошлое, другие рассуждали о будущем, полагая, что оно должно превзойти все возмож ные ожидания. Так или иначе, обыватели ждали чего-то из ряду вон выдающегося. Когда Розмери Элрой, после смерти матери ставшая нянькой Иможен, а потом и прислугой, сообщила своему мужу Леонарду, что мисс Мак-Картри возвращается на родину, намереваясь дожить здесь остаток дней, старик передал новость закадычному другу, сторожу рыбнадзора Фергусу Мак-Интайру, а уж от него о великом событии мигом проведали в «Гордом Горце», хозяин коего Тед Булит в честь праздника угостил всех, кто в тот момент оказался в кабачке, в то время как его жена Маргарет, запершись на кухне, грозила Господу перейти в католичество, если эта проклятая Иможен не прекратит сеять смятение и раздор в порядочных семьях Каллендера.

Услышав новость, Джефферсон Мак-Пантиш, хозяин гостиницы «Черный Лебедь» стал подумывать, не продать ли заведение, пусть даже с убытком для себя. Бакалейщица Элизабет Мак-Грю торжественно предупредила мужа, Уильяма, что, коли супруг допустит хоть малейшую фамильярность с рыжей стервой, она, Элизабет, немедленно покончит с собой прямо у него на глазах. Мак-Грю ответил жене, что лучше б ей не вводить его в искушение! Миссис Плери, миссис Шарп и миссис Фрэйзер тотчас побежали к преподобному Хекверсону, и святой человек совершил смертный грех, усомнившись в благосклонности Всевышнего к Шотландии вообще и Каллендеру в частности. Доктору Элскотту сообщили о скором приезде Иможен Мак-Картри, когда он сидел у постели миссис Элеанор Меррей, страдавшей особо упорным бронхитом. Известие настолько потрясло врача, что вместо больной он стал щупать пульс ее мужу Ясону. С тех пор Меррей начали подозревать, что врач относится к своим обязанностям недостаточно серьезно.

Встревоженный констебль Сэмюель Тайлер бегал по всему городу, наблюдая, как растет всеобщее лихорадочное возбуждение. Но если подобно своему непосредственному шефу Сэмюель и опасался буйного нрава Иможен, то все же не мог не испытывать к ней глубокой привязанности. Оба были примерно одногодками и вместе играли, в то время как Мак-Клостоу, в конце концов, — чужак и приехал в Каллендер из пограничной зоны. Кроме того, Тайлеру столько раз приходилось помогать покойному капитану Мак-Картри, отцу Иможен, добираться до дому, когда виски слишком туманило ему мозги и мешало самостоятельно отыскать дорогу… Подобные воспоминания связывают порой крепче любых других уз… Констебль прислушивался к разговорам, отмечал про себя реплики обывателей, как можно уклончивее отвечал на вопросы сограждан и в конечном счете пришел к выводу, что все идет по-прежнему. Друзья мисс Мак-Картри остались ей верны, но и противники не сложили оружия.

Пока в Каллендере кипели страсти, виновница такого волнения, Иможен Мак-Картри, готовилась покинуть маленькую квартирку на Паултонс-стрит в Челси и, в последний раз сходив в Адмиралтейство, навеки распрощаться с коллегами. Когда она закончила укладывать чемоданы и сумки, комната приняла зловещий, мрачноватый вид, свойственный необитаемым помещениям. На душе у Иможен было довольно тоскливо. Нелегко расставаться с привычками, обретенными за четверть века. Напоследок Иможен оставила главное — аккуратно положить в большую сумку, с которой никогда не расставалась, фотографии покойного отца — капитана индийской армии Генри-Джеймса-Герберта Мак-Картри, и Дугласа Скиннера, своего жениха, погибшего при исполнении служебного долга, а также гравюру с изображением любимого героя — Роберта Брюса накануне Баннокбернской битвы. Иможен тщательно переложила каждую фотографию бельем, чтобы не помять во время путешествия. Потом, выпрямившись, мисс Мак-Картри поглядела в зеркало и пришла к выводу, что практически не изменилась с того далекого дня, когда впервые провела ночь в этой квартире: все такая же плоская с обеих сторон фигура, ни единого лишнего миллиметра в талии, а огненно-рыжая шевелюра не поседела ни на волос. Ну — куда деваться? Дисциплина есть дисциплина, и ей положено подчиняться. Государство полагает, будто впредь может обойтись без услуг мисс Мак-Картри? Прекрасно! Воля его. А впрочем, разве можно удивляться нелепости законов, если их придумали англичане?

В последний раз Иможен заперла за собой дверь квартиры и отправилась привычным маршрутом. Такую прогулку она совершала уже двадцать пять лет день за днем даже во время войны. Внизу, у входа, шотландку поджидала домовладелица, миссис Хорнер. Обе женщины, повздорив в дни «блица» (они постоянно соревновались в мужестве, и ни одна не желала уступить другой), помирились после победы.

— Доброе утро, миссис Хорнер!

— Здравствуйте, мисс Мак-Картри!

И домовладелица вдруг разрыдалась. Растроганная шотландка дружески похлопала ее по спине.

— Ну-ну, миссис Хорнер, успокойтесь… что с вами такое?

Та захлюпала носом.

— Мне так печально, что я больше никогда вас не увижу, — икая от огорчения, пробормотала она. — Мы не всегда ладили, но я уважала вас, мисс…

— И я тоже, Марджори…

Впервые в жизни шотландка назвала миссис Хорнер просто по имени, и та, еще больше расстроившись, дала торжественную клятву вечно помнить Иможен. Бедняжка вообще с трудом понимала, как она сможет нормально жить теперь, не видя мисс Мак-Картри ни утром, ни вечером…

— Успокойтесь, Марджори… Вы будете навещать меня в Каллендере — и отдохнете там хорошенько, и всласть поболтаем о прежних временах.

Такая перспектива несколько успокоила миссис Хорнер и, вновь обретя вкус к жизни, она предложила мисс Мак-Картри зайти в гости и, ради вящего укрепления духа, выпить по капельке джина. Отказаться шотландка сочла бы крайне невежливым.

А в «Опоссуме и Священнике» изрядно накачавшийся виски Арчибальд Мак-Клостоу поверял хозяину бара свои тревоги и опасения, вызванные известием об о-кон-ча-тель-ном возвращении Иможен Мак-Картри в Каллендер. Для начала бармен убрал подальше бутылку.

— Если хотите знать мое мнение, сержант, — сказал он, — то я посоветовал бы вам на некоторое время отказаться от виски и не пить, пока организм малость не очистится от спиртного…

Столь вопиющее отсутствие понимания возмутило Арчибальда.

— Да неужто до вас еще не дошло, что эта рыжая баба — самая настоящая чертовка? Что она терзает меня дни и ночи? Что она хочет запереть меня в сумасшедшем доме?

Бармен грустно покачал головой, и Мак-Клостоу, преисполнившись отвращения ко всему миру, заплатил по счету, а потом отправился на вокзал — пришло время возвращаться обратно, в Каллендер. Дорогой Арчибальд твердил про себя, что человек человеку всегда останется волком и сержанту Ее Величества бесполезно ожидать хоть малейшей поддержки от ближних. Тем временем хозяин «Опоссума и Священника» Реджинальд Хорсберг доверительно сообщал одному из завсегдатаев:

— Надеюсь, вы мне поверите, Гарольд, что, тридцать лет проработав в баре, я повидал массу разнообразных пьяниц, и у каждого было свое наваждение. Многим мерещится, будто по телу все время ползают какие-то твари, другие видят розовых слонов или синих мышей, но, честное слово, впервые в жизни вижу типа, которого преследует рыжая дьяволица!..

После джина миссис Хорнер никак не хотела сразу отпустить свою дорогую шотландку и пригласила ее на ленч, довольно скудный, но зато приготовленный от чистого сердца. Женщины перекусили вдвоем, осушив множество бутылок пива, что привело их в отличное настроение. Даже на улице слышались отзвуки веселого смеха. Это несколько удивляло и даже шокировало соседей, не ожидавших ничего подобного от таких приличных и уважаемых в квартале дам. В два часа, поблагодарив радушную хозяйку за гостеприимство, мисс Мак-Картри снова направилась в Адмиралтейство.

Войдя в свой кабинет, Иможен увидела множество цветов, причем каждый букетик позаботились перевязать клетчатыми ленточками, тщательно соблюдая верность цветам клана Мак-Грегор, к которому принадлежала мисс Мак-Картри. До слез тронутая таким вниманием, шотландка вышла в большую комнату, где обычно трудились машинистки. Почти все начинали работать при ней — юные и полные надежд, а теперь превратились в зрелых дам, многие поседели и отрастили животы. Как только Иможен вошла, машинистки встали и начали громко петь: «Это только до свиданья…» Услышав шум, к ним заглянул начальник отдела, Анорин Арчтафт, валлиец, так часто в свое время ссорившийся с шотландкой, а теперь тоже через год собиравшийся в отставку. Арчтафт с легким смущением откашлялся (за двадцать пять лет совместной работы он все еще немного робел перед Иможен) и произнес от имени всех сотрудников отдела очень милую речь, уверяя мисс Мак-Картри, что, невзирая на сварливый нрав и упорное нежелание считать англичан, валлийцев и ирландцев цивилизованными людьми, ее все любят и уважают. Анорин не без юмора напомнил о некоторых из их прежних стычек, чем немало насмешил новеньких, знавших «сагу» Иможен Мак-Картри только понаслышке. В конце концов Арчтафт преподнес шотландке подарок на память — прекрасную статуэтку Марии Стюарт из слоновой кости. У Иможен перехватило дыхание, но при этих англичанках и валлийцах она ни за что не могла позволить себе никаких слабостей. Когда наступил ее черед благодарить, мисс Мак-Картри начала с того, что для валлийца Анорин Арчтафт совсем неплохо умеет выражать свои мысли. Все засмеялись. Но, заговорив о долгих годах, проведенных здесь, в машбюро Адмиралтейства, Иможен не смогла-таки сдержать слез. Ее принялись утешать, а Дженис Арчтафт чуть лукаво заметила:

— Ну кто бы мог подумать когда-то, что, уезжая из Англии в родную Шотландию, вы будете плакать?

Мисс Мак-Картри мигом пришла в себя.

— Любой имеет право малость взгрустнуть, навсегда покидая колонию, где провел двадцать пять лет жизни, разве не так? — гордо ответствовала она.

Уильям Мак-Грю, загнав констебля Сэмюеля Тайлера в угол между собственной бакалейной лавкой и домом галантерейщицы миссис Пинкертон, с жаром заметил:

— Досадно, что вы на дежурстве, Сэм, а то я непременно угостил бы вас стаканчиком виски или джина!

— С чего вдруг? У вас что, праздник? Может, день рождения?

Уильям, человек кроткого нрава, которого удавалось вывести из себя только жене, Элизабет, покачал головой.

— Нет, Сэм, ничего такого… Но я узнал сегодня лучшую на свете новость: Иможен Мак-Картри возвращается к нам навсегда!

— Ну и что?

— То есть как это? Я не без тревоги подумывал, что мне придется без всякого просвета, до конца дней своих мыкаться с миссис Мак-Грю (у нее, знаете ли, с годами характер отнюдь не мягчает), но возвращение Нашей Иможен совершенно меняет дело!

— Почему?

— Да потому, старина! Раз приезжает мисс Мак-Картри, можно не сомневаться: что-нибудь непременно произойдет, и жизнь в Каллендере станет гораздо веселее и разнообразнее!

Именно этого Сэмюель Тайлер и опасался больше всего.

С тяжелым сердцем, нагруженная подарками, мисс Мак-Картри уже собиралась навсегда уйти из Адмиралтейства, как вдруг узнала, что ее ожидает сэр Дэвид Вулиш. Иможен весьма польстило, что столь высокое начальство тоже хочет пожелать ей счастливого пути, и шотландка тут же направилась в кабинет сэра Дэвида. Секретарша немедленно распахнула перед ней дверь.

— Я слышал, вы покидаете нас, мисс Мак-Картри?

— Не то чтоб по доброй воле, сэр… но закон есть закон…

— Просто не верится, что вас отправляют в отставку по возрасту…

— Мне тоже трудно в это поверить, сэр, но, увы…

— И вы уезжаете в Каллендер?

— Да, сэр, на родину. Сяду в поезд сегодня же вечером.

— Нам жаль расставаться с вами, мисс Мак-Картри…

— Спасибо, сэр… мне тоже грустно, и…

Иможен так и не смогла договорить, более того, она настолько утратила чувство собственного достоинства, что расплакалась при англичанине. Растроганный сэр Дэвид Вулиш попытался, как мог, утешить шотландку.

— Я прекрасно понимаю вас, мисс Мак-Картри… но, к несчастью, все мы — рабы дисциплины… Хотя должен признать, что порой наши уставы, регламенты и прочее выглядят сущей нелепостью… Ну для чего, спрашивается, принуждать к бездействию полного энергии и сил человека?

Однако в гораздо большей степени, нежели теплые слова начальства, Иможен вернула хладнокровие мысль о том, что подумал бы ее отец, а если заглянуть чуть дальше в глубь времен — и Роберт Брюс, увидев ее в столь жалком состоянии.

— Извините, сэр, мне самой очень стыдно за эту минутную слабость… Но она — первая за двадцать пять лет службы! Надеюсь, по доброте душевной вы забудете, что я позволила себе…

Вулиш улыбнулся.

— Несгибаемая вы женщина, мисс Мак-Картри! Ах, будь в Соединенном Королевстве только такие, как вы, мы бы до сих пор занимали первое место в мире!

— Простите великодушно, сэр, но, я думаю, если бы «добрый принц Чарли» не потерпел тогда поражения при Каллодене…

— Шотландцы сумели бы сохранить нам это почетное место?

— Несомненно, сэр!

Сэр Дэвид откровенно рассмеялся:

— Главное — никогда не меняйтесь, мисс Мак-Картри! И всегда оставайтесь такой же…

— А с чего бы мне вдруг меняться? Не вижу причин, сэр.

— Верно… Но я позвал вас сюда, мисс, не только для того, чтобы пожелать на прощание доброго здоровья. В первую очередь мне хотелось бы знать, можем ли мы в случае крайней необходимости по-прежнему рассчитывать на вас, на ваши услуги, если случится что-нибудь вроде той истории с похищением планов «Бэ-сто двадцать восемь», помните? [3] Тогда вы нас здорово выручили.

У Иможен отчаянно заколотилось сердце.

— Вы имеете в виду… борьбу со шпионами?

— Совершенно верно.

— О да!

— Я заранее знал, что вы согласитесь… Тогда запомните номер: ФРИ-девять-девять-девять-девять. Там живет некий мистер Суини… Джеймс Суини… Если по той или иной причине вам понадобится связаться со мной, позвоните Джеймсу Суини и скажите, что хотели бы побеседовать с его отцом. Я тут же подключусь к линии… Никаких имен не называйте, скажите просто: «Это Иможен», а я отвечу: «Чарльз слушает»… Понятно? Хорошо запомнили?

Обычно в тот день, когда человека провожают на пенсию, он вдруг ощущает груз прожитых лет и как будто сразу дряхлеет, но тем, кто видел Иможен Мак-Картри после разговора с сэром Дэвидом Вулишем, она казалась помолодевшей лет на десять. Миссис Хорнер не поверила своим глазам.

— Боже милосердный! — удивленно воскликнула она. — Да что с вами случилось, мисс Мак-Картри?

— А то, что это еще далеко не конец! — громогласно объявила шотландка. — Все, наоборот, только начинается! Вот что… Мой поезд уходит только в половине одиннадцатого, давайте-ка отправим мои вещи в камеру хранения, на Хьюстонский вокзал, а сами поужинаем в Блумсбери. Я отведу вас в один шотландский ресторанчик, где еще не разучились готовить так, как принято у нас, в Горной стране.

Марджори Хорнер с восторгом приняла предложение, но настоятельно попросила «дорогую Иможен» помочь ей сначала управиться с бутылочкой джина, а уж потом идти за вещами.

Подруги поужинали с большим аппетитом. Начали они с «фиш кестед» — филе трески с гоголь-моголем и лимонной цедрой, потом отведали «Кайкерс Хот Пот» — довольно рискованной смеси говяжьих жил, свиной колбасы, помидоров, картошки, яблок, лука, соли и перца, а закончили «Грэннис Лофа» — потрясающей мешаниной из муки, сахара, масла, изюма, яиц, гвоздики, тмина, корицы, молока и соды, которую просто физически не в состоянии переварить ни один человек, если только он не имел удовольствия родиться неподалеку от устья Твида. Поэтому миссис Хорнер, появившаяся на свет в Лидсе, едва не отдала Богу душу, так что пришлось влить в беднягу добрых полпинты виски — иначе ей бы никогда не прийти в чувство.

В тот день сержант Арчибальд Мак-Клостоу сошел в Каллендере с поезда, примчавшего его из Перта. Как всякий порядочный шотландец, Арчи пьянел и трезвел с невероятной скоростью. Немного подремав в вагоне, он вошел в полицейский участок свеженьким как огурчик и вполне готовым, если представится случай, осушить перед обедом еще бутылочку горячительного. Сэмюель Тайлер, вернувшись после очередного обхода, с несказанным облегчением встретил шефа.

— Ох, до чего ж я рад, что вы тут…

— Спасибо, Тайлер.

— Удачно съездили, шеф?

— Нет, Сэмюель, нет… я наткнулся на безжалостного и совершенно непрошибаемого суперинтенданта… Он не пожелал ничего понять.

— Но я всегда слышал, что Эндрю Копланд — человек на редкость обходительный…

— Циник! Подумать только, ведь я просил о таком пустяке, а, Тайлер? Просто-напросто либо перевести меня в другой город, либо до срока отправить на пенсию! Ну что ему стоило выполнить мою просьбу?

Тайлер недоверчиво уставился на сержанта.

— Вы хотели нас бросить, шеф? Не может быть! — воскликнул он.

— Увы, Сэмюель, это самая что ни на есть чистая правда!

— Но почему?

Арчибальд снял каску, расстегнул китель и тяжело плюхнулся в кресло.

— Потому что я не хочу видеть Иможен Мак-Картри! — простонал он, запустив обе пятерни в густую шевелюру. — Потому что я не хочу окончить дни свои в смирительной рубашке! Потому что я не хочу, чтобы меня повесили за убийство!

Констебль онемел от изумления.

— Вас — вешать? Да какого ж черта? Взбредет ведь в голову… И кого это вы вознамерились прикончить, шеф?

Мак-Клостоу вскочил и замогильным голосом, вобравшим в себя целую бездну обид и огорчений, во всю силу легких рявкнул:

— Иможен Мак-Картри!

Потом он снова опустился в кресло и залепетал нечто настолько невразумительное, что вконец перепугал добряка Сэмюеля.

— Шеф, может, вам капнуть немножко виски? — с тревогой осведомился он.

— Вы меня угощаете?

Тайлер уже не мог отступить, но с досадой отметил, что подобные предложения слишком быстро восстанавливают умственные способности начальства.

— Само собой, шеф, — недовольно скривившись, проворчал констебль.

Неожиданная щедрость подчиненного как будто разом вернула Мак-Клостоу утраченное самообладание. Сэм вернулся с двумя рюмками виски, и сержант, чокнувшись с ним, залпом выпил свою порцию. Потом он меланхолически повертел в руках пустую посудину.

— Не то чтоб я хотел вас упрекнуть, Тайлер, — заметил Арчибальд, — но по такому случаю вы вполне могли бы взять двойное… Великодушие, так и оставшееся на полпути между расточительностью и скаредностью, совершенно недостойно констебля полиции Ее Величества. И я с сожалением должен это отметить, Сэм…

— Я вас понимаю, шеф, и уверен, что вы подадите мне добрый пример, которому в крайнем случае я мог бы последовать…

Как ни странно, сержант тут же впал в прежнее оцепенение и, по-видимому, просто не слышал слов подчиненного. Перечислив все несчастья, которые не преминут обрушиться на его голову с приездом Иможен в Каллендер, Мак-Клостоу выпрямился во весь рост и торжественно объявил:

— Именно в столь тяжкие минуты и понимаешь, что такое настоящая дружба, Сэм. Но, боюсь, нам и вдвоем будет трудно совладать с тем, что грозит городу. Я никогда на забуду виски, которым вы угостили меня в час испытания, а то, что вы настойчиво предлагаете мне еще рюмочку, по-моему, просто грандиозно, дорогой Тайлер!

Констебль вздрогнул.

— Да я ни о чем таком даже не заикался, шеф!

— Правда? Но я, кажется, ясно слышал…

— Вы ослышались, шеф, просто ослышались…

— То-то я сразу подумал, что такая широта души очень не похожа на Сэмюеля Тайлера, самого жадного из обитателей шотландских гор!

— Ну, по-моему, в этом отношении кое-кто из уроженцев пограничной зоны может дать мне сто очков форы!

— Тайлер!

— Да, шеф?

— Уж не на меня ли вы позволили себе намекнуть?

— Предпочитаю оставить этот вопрос на ваше усмотрение, шеф.

Дело могло бы обернуться очень скверно, но в участок вошла миссис Элрой. Сэмюель на правах старого знакомца дружески приветствовал ее:

— Привет, Розмери! Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет, наоборот!

Полицейские удивленно переглянулись. Миссис Элрой, гордясь тем, что ей выпала честь первой сообщить потрясающую новость, нарочно выдержала паузу.

— Мисс Мак-Картри приезжает завтра утром… — наконец изрекла она, пророчески вскинув указующий перст.

Долгий стон сержанта Мак-Клостоу, словно эхо, прокатился по всему участку.

— Как, уже? — пробормотал констебль.

Миссис Элрой с любопытством поглядела на обоих.

— Что это на вас нашло?

Арчибальд подскочил на стуле.

— Как это — что? И у вас еще хватает нахальства спрашивать, миссис Элрой? Вы что ж, совсем забыли, какие муки заставила нас вытерпеть эта проклятая Иможен?

— То-то и оно… Я затем и пришла, чтобы сказать вам заранее: мисс Мак-Картри — уже совсем не та…

— Не та, что прежде?

Розмери Элрой кивнула.

— Да, джентльмены… и, честно говоря, я боюсь, не захворала ли она…

Сержант испустил столь мощный вздох, что седые волосы миссис Элрой затрепетали, как на ветру, а констебль торопливо предложил старухе сесть.

— Да ну же, успокойтесь, Розмери… Так, значит, мисс Иможен несколько утратила прежний… запал?

— Какой уж там запал… О чем вы толкуете, мой бедный Сэм? Нет, все потухло, угасло…

Арчибальд попытался скорчить сочувственную мину.

— Неужто так худо, миссис Элрой? — лицемерно спросил он.

— Мисс Иможен написала мне письмо и сама призналась, что в душе ее произошли глубокие перемены, что возраст дает о себе знать, а потому она мечтает лишь спокойно дожить последние дни на родине… Мисс Иможен надеется, что старые друзья все поймут и не станут ждать от нее былых подвигов… В конце концов, всему свое время. Короче, мисс Иможен была бы весьма признательна, если бы на нее обращали не больше внимания, чем на любого другого жителя Каллендера. Впрочем, во избежание недоразумений, которые мисс Иможен заранее считает неуместными, она сойдет с поезда в Стирлинге, а оттуда спокойно доедет на машине до дому, где и просит меня ждать.

Заявление миссис Элрой настолько поразило обоих полицейских, что в участке надолго воцарилась полная тишина. Первым нарушил ее Тайлер.

— Я не сомневаюсь, что когда-нибудь мисс Иможен предстанет перед нами в лучшем свете, — чуть дрогнувшим голосом пробормотал он.

Мак-Клостоу с самым серьезным видом поддержал подчиненного.

— Спасибо, что пришли и предупредили нас, миссис Элрой. А когда увидите мисс Мак-Картри, скажите ей, что я забыл все наши столкновения и готов взять ее под особое покровительство. Передайте также, что я бесконечно благодарен ей — теперь у меня есть надежда дожить до отставки, не окочурившись от апоплексического удара!

Все трое снова помолчали, чувствуя, что переживают переломный момент в истории Каллендера, потом сержант с констеблем церемонно проводили миссис Элрой до двери участка, и та отправилась распространять последнюю новость по всему городку.

Оставшись наедине с Тайлером, Арчибальд в полном упоении схватил его за руки.

— Сэмюель!.. Вот, несомненно, один из лучших вечеров за всю мою жизнь! Это надо отпраздновать!

Как всякий осторожный и привыкший считать каждый грош шотландец Тайлер возразил:

— Но, шеф, я не взял с собой денег, и…

Сержант поглядел на него с тяжким укором.

— У нас, в Нижней Шотландии, которую вы, горцы, якобы презираете, не принято предлагать другу стаканчик, а потом ему же подсунуть счет! — заявил он.

Слегка пристыженный констебль опустил голову, а Мак-Клостоу, открыв шкаф, вытащил из-за кипы досье нетронутую бутылку «Блэк энд Уайт». Тайлер аж рот раскрыл от восторга и удивления. Сержант отвинтил пробку, налил до краев два стакана, и оба полицейских залпом осушили их, пожелав друг другу здоровья. Что-что, а пить и Мак-Клостоу, и Тайлер умели и благодаря упорным, почти полувековым тренировкам держались в блестящей форме. Сержант, внезапно преисполнившись необычной кротости, ласково обнял Тайлера за шею, чем немало удивил констебля.

— Сэм… ну до чего я вас люблю! Хоть вы и родились на севере, но все равно славный малый! И мне ужасно хочется сделать для вас что-нибудь хорошее и приятное!

Тайлер, тронутый дружеским участием начальства, подумал о крупной премии, повышении, которое несколько облегчило бы его жизнь в отставке, или хотя бы медали…

— И знаете, что я сделаю, мой дорогой старина Сэмюель?

— Нет, шеф, но заранее спасибо вам.

— Вот и прекрасно, Сэм, я знал, что вы — человек благодарный! Я хочу научить вас играть в шахматы! Садитесь!

У потрясенного неожиданным ударом судьбы констебля не хватило сил возразить. До сих пор ему удавалось ускользнуть от страсти Мак-Клостоу к шахматам, но на сей раз его определенно загнали в угол. Через полчаса приятели, прикончив бутылку, уже плохо различали белые и черные фигуры и почти не помнили, кто какими играет. В результате получались прелюбопытные комбинации, когда кто-то из партнеров пытался прорваться сквозь собственные ряды. Однако с пьяным упрямством они продолжали игру, разработав идеальную стратегию — каждый изо всех сил стремился помочь противнику одержать победу. Наконец Мак-Клостоу «съел» своего короля своим же ферзем, объявил себе шах и мат и с гордостью заметил, что счастлив, ибо его помощник оказался прирожденным шахматистом и скоро станет гордостью Каллендера! Изрекши это пророчество, Арчибальд Мак-Клостоу ткнулся носом в шахматную доску и захрапел, а его разложенная веером борода закрыла большую часть фигур. А Тайлер, вытаращив глаза, взирал на эту картину и думал, что, наверное, именно так выглядели фараоновы войска, когда их захлестнули волны Красного моря.

Как только Каллендер благодаря усилиям миссис Элрой узнал о перемене, случившейся с Иможен, любой беспристрастный наблюдатель подумал бы, что город вдруг окутала легкая завеса печали, и лишь кое-где эту чуть заметную пелену пробивали волны злобного торжества противников той, что некогда звалась «несгибаемой мисс Мак-Картри». Мужчины вроде бакалейщика Уильяма Мак-Грю, хозяина «Гордого Горца» Теда Булита или же коронера и гробовщика Питера Конвея отказывались верить в столь чудовищную нелепость, но, поскольку не могли привести ровным счетом никаких доводов в свою пользу, со скорбью и отчаянием наблюдали, как торжествуют Элизабет Мак-Грю, Маргарет Булит и три кумушки, когда-то жестоко посрамленные Иможен[4], — миссис Плери, миссис Фрэйзер и миссис Шарп.

В баре «Гордого Горца» посетители, чтобы не расстраивать Теда, старались не обсуждать новость, тем более им было о чем поговорить — в следующую субботу местная команда регби давала ответное сражение ребятам из Доуна. Но Тед, хоть и торговал всю жизнь пивом да крепкими напитками, оставался джентльменом, и то, что друзья из симпатии к нему идут на такое самопожертвование, глубоко тронуло кабатчика. Проглотив двадцать третью за этот день рюмку джина, Булит долго откашливался и наконец громко объявил:

— Джентльмены!

Все мгновенно умолкли.

— Господа, я благодарен вам, что до сих пор никто не позволил себе упомянуть о потрясшей наш город новости, которую наиболее осведомленные люди якобы слышали из уст самой миссис Элрой. Мы все давно знаем старую Розмери и ее материнскую привязанность к мисс Мак-Картри. Стало быть, никакие сомнения в правдивости тут неуместны. Нам остается лишь смириться с фактом. Вероятно, годы сокрушили-таки Нашу Иможен, а по-моему, сказалось и то, что она слишком долго жила среди англичан. Эти субъекты могут только порчу навести на доброго шотландца или шотландку. Так давайте наберемся мужества и, чего бы нам это ни стоило, поглядим правде в глаза. Нашей Иможен больше нет… Ладно, пусть, но разве из-за этого мы должны забыть, какой она была?

Из всех концов зала послышались горячие возгласы одобрения.

— Надеюсь, мисс Мак-Картри сделает мне честь и не раз заглянет сюда. Если вы не против, джентльмены, давайте относиться к ней как к старому доброму другу и не напоминать о прежних подвигах, чтобы не причинять лишнюю боль… Зачем напоминать хорошему человеку, что он одряхлел?..

У Булита пере хватило дыхание, и он с огромным трудом закончил эту небольшую речь, однако все сочли ее превосходной. Итог подвел Кейт Мак-Каллум:

— Пусть живет тут, как ветеран в инвалидном доме Челси.

Тед кивнул.

— Вот именно, Кейт. Ведь не приходит же никому в голову упрекать этих старых вояк, что они уже не могут разить врага?

Иможен довольно уютно устроилась на ночь в поезде, увозившем ее с Хьюстонского вокзала домой. Железный организм нисколько не страдал ни от слишком плотного ужина, ни от обильных возлияний виски. Кроме того, обещание сэра Дэвида Вулиша помогло Иможен скинуть добрых десять лет. Шотландка без особого труда убедила себя, что не ушла в отставку, а просто получила более важное и опасное назначение. Вспомнив, в какой подавленности она пребывала всего несколько дней назад, так что даже написала миссис Элрой совершенно идиотское письмо, Иможен улыбнулась. Нет, она потрясет Каллендер, явившись туда с высоко поднятой головой и в полной готовности при первом же удобном случае сцепиться с этим чудовищным болваном Арчибальдом Мак-Клостоу! Однако постепенно, под убаюкивающий стук колес мисс Мак-Картри слегка расслабилась, воинственное настроение исчезло, и она стала подумывать, не разумнее ли, дабы усыпить бдительность возможных шпионов, прикинуться сломленной и побежденной. Кто заподозрит, что несчастная, уставшая от жизни и разочарования старая дева еще очень даже дееспособна?

Из целомудренного почтения к славному прошлому, равно как из сочувствия к Теду Булиту посетители «Гордого Горца» тут же прекратили разговор об Иможен Мак-Картри и перешли к обсуждению назначенного на субботу матча по регби между командой соседнего городка Доуна и каллендерскими ребятами во главе с Гарольдом Мак-Каллумом.

Такие соревнования устраивались дважды в год, и для всех обитателей Каллендера и Доуна становились чуть ли не главными событиями. К обычному спортивному азарту примешивались довольно глупое тщеславие и самолюбие, так что каждое поражение воспринималось как трагедия, а победа позволяла чувствовать себя этаким племенем сверхчеловеков. Довольно скоро состязания переходили в настоящие бои, так что машины «скорой помощи» не успевали развозить по больницам и игроков, и зрителей. Судить эти матчи обычно посылали новичков, потому как опытные судьи предпочли бы навсегда вернуть Лиге свисток, чем демонстрировать свои таланты на полях Доуна и Каллендера, ибо всякий раз там возобновлялась своего рода война Горациев и Куриациев[5]. В ход пускались любые уловки (в том числе далеко не благородные), лишь бы взять верх над противником. Увы, к несчастью Каллендера, соседская команда играла гораздо лучше, а его собственная, хоть и состояла из крепких и отважных ребят, имела довольно смутные представления о правилах игры.

Гарольд Мак-Каллум, окруженный болельщиками во главе со своим отцом, Кейтом, клялся скорее погибнуть на поле, чем оставить без справедливого возмездия отвратительную низость одного из защитников Доуна — капитана команды Питера Лимберна, во время прошлого матча едва не оторвавшего ему ухо. Дружный хор поддержал Гарольда, совершенно запамятовав, что именно он во время схватки так зверски покусал одного из «передних» Доуна, что бедняге пришлось ввести противостолбнячную сыворотку. В общем, в Каллендере, как и в Доуне, готовились к жаркой битве.

Иможен Мак-Картри проснулась далеко за полдень. Вокруг стояла глубокая тишина, сначала несколько озадачившая привычную к лондонскому шуму горожанку. Еще не вполне пробудившееся сознание не сразу вспомнило этапы ночного и утреннего путешествия — сначала Хьюстонский вокзал, потом долгий путь от Эдинбурга до Стирлинга и наконец рано утром, но уже не на поезде, а на такси, она подъехала к самому крыльцу родного дома. Несмотря на столь ранний час, миссис Элрой ждала Иможен. Они обнялись, радуясь встрече и немного смущенно думая, что теперь уже не расстанутся, пока одна из них не проводит другую на кладбище. Розмери заставила мисс Мак-Картри плотно позавтракать, а потом уложила в постель и сама заботливо подоткнула одеяло. Порой миссис Элрой так погружалась в воспоминания, что напрочь забывала, как сильно подросла за последние пятьдесят с лишним лет ее крошка.

Увидев, что Иможен открыла глаза, Розмери торопливо приготовила чай. Мисс Мак-Картри накинула халат и с удовольствием еще раз подкрепилась, но не успела покончить со вторым завтраком, как у калитки зазвенел колокольчик. Старуха отодвинула занавеску и объявила, что видит Тайлера и Мак-Клостоу. Иможен чуть не подавилась последним кусочком кекса.

— Как, эти клоуны уже тут? Неужели не могли дать мне хотя бы дух перевести с дороги?

Миссис Элрой покачала головой.

— Не думаю, что они пришли сюда с дурными намерениями, мисс Иможен… Вчера вечером, когда я сказала, что вы решили впредь вести себя тихо и вообще как можно меньше показываться в городе, оба чуть не расплакались, особенно Мак-Клостоу…

— Ну да?

— Еще бы! Вспомните-ка, какую веселенькую жизнь вы им устроили! А мои слова хоть и обнадежили, но вряд ли окончательно усыпили прежние опасения, вот наши молодцы и хотят проверить… наврала я или нет.

Шотландская амазонка решила, что сейчас самое время выяснить, справится ли она с ролью, тщательно обдуманной накануне, в поезде. Если Иможен сумеет провести полицейских, никто уже не станет ее опасаться, и сэр Дэвид Вулиш, когда ему понадобится помощь, сможет тем спокойнее воззвать к мисс Мак-Картри, что ни единой живой душе ни за что не догадаться о ее тайных деяниях. Иможен потуже запахнула халат, подняла воротник и прилегла на диван в позе умирающей, не забыв прикрыть ноги пледом. Теперь можно было послать Розмери за полицейскими.

Сержант с первого взгляда понял, что перед ним совсем не та женщина, о которой он сохранил столь кошмарные воспоминания. А Тайлер просто вылупил глаза, недоумевая, как можно настолько измениться за такой короткий срок. И беднягу констебля охватила глубокая грусть. Мак-Клостоу объяснил, что они с помощником пришли приветствовать новую обитательницу Каллендера и предложить ей свои услуги. Трудно сказать, кто из них больше лицемерил — Мак-Клостоу, так и светившийся благожелательностью, или Иможен, глухо бормотавшая слова благодарности. Лишь Розмери и Тайлер нисколько не играли, и констебль совершенно искренне схватил протянутую руку шотландки, от души пожелав, чтобы воздух родных гор поскорее вернул ей утраченную бодрость.

— Спасибо, Сэмюель… спасибо, Мак-Клостоу… Во всем Каллендере не найдется человека, чье посещение порадовало бы меня больше вашего… Когда-то мы ссорились…

— Пустяки, мисс, — самым любезным тоном пробормотал Арчибальд, — забудем об этом…

— Да-да, часто я вам обоим доставляла лишние хлопоты… и теперь испытываю некоторые угрызения совести…

Тайлер чуть не плакал — ему казалось, он слушает предсмертную исповедь Иможен.

— Не надо так, мисс Иможен, не надо! — почти простонал он. — Мы тоже наделали немало глупостей!

Сержант счел, что Сэмюель малость перегибает палку, и сердито зашипел ему на ухо:

— Говорите, черт возьми, за себя, Тайлер, и только за себя!

Меж тем мисс Мак-Картри продолжала:

— Впрочем, та, что брала на себя смелость поступать таким образом и добивалась-таки блестящих результатов — уж об этом, надеюсь, вы не станете забывать, друзья мои? — увы, теперь бесконечно далека от меня… примерно как младшая сестра, с которой давно разошлись пути… Вы не против, джентльмены, если я буду иногда с грустью и нежностью вспоминать о ней?

Давненько Арчибальду Мак-Клостоу не доводилось испытывать столь благородных чувств.

— Мы никогда не позабудем той, что была славой Каллендера!.. — задыхаясь от волнения, воскликнул он.

— …и, отчасти, его кошмаром? — лукаво добавила Иможен.

Сержант отвесил галантный поклон.

— Совсем чуть-чуть… Ну, Тайлер, я думаю, теперь, когда мы выразили мисс Мак-Картри всю свою преданность, пора и честь знать…

Но констебля так душили слезы, что он не мог пробормотать ни слова. Сэмюель лишь поклонился и побрел следом за шефом и миссис Элрой. Оставшись одна, Иможен бросилась в спальню, открыла чемодан и отхлебнула приличный глоток виски из бутылки, купленной накануне в Лондоне, дабы уберечь себя от дорожной усталости.

Констебль и сержант возвращались в Каллендер под впечатлением недавней сцены. Встреча с Иможен оживила воспоминания. Наконец Тайлер нарушил молчание, спросив Мак-Клостоу, что тот думает о мисс Мак-Картри. Арчибальд ответил не сразу — он любил производить впечатление человека рассудительного, а когда все же решился открыть рот, голос его звучал скорбно и сурово:

— Вы хотите знать мое мнение, Сэмюель… Ну так вот… По-моему, бедняжка вряд ли долго протянет…

ГЛАВА II

Агнес Неджент не понимала, что за муха укусила ее супруга, почтенного Малькольма Неджента, владельца скобяной лавки на улице Джона Нокса в славном городе Перте. Несмотря на субботний день, ей пришлось встать спозаранку, ибо до полудня предстояло заниматься магазином в одиночку — муж, видите ли, уезжает в Каллендер, где, как мальчишка, облачившись в смешные короткие штанишки и курточку, должен трусцой бегать по полю то под аплодисменты, то под улюлюканье сотен мужчин и женщин. Нет, Агнес решительно не понимала своего Малькольма, хоть и прожила с ним двадцать два года, успев нарожать за это время пятерых детей. А Малькольм Неджент просто-напросто мечтал о славе. Политическая карьера показалась ему слишком трудной, и мысли сами собой обратились к спорту — другой не менее блестящей возможности добиться желанной известности. А поскольку ни малейшего спортивного дарования у Неджента не обнаружилось, он решил заняться арбитражем. К несчастью, Малькольм отнюдь не блистал умом, и ему было очень трудно с нужной быстротой штрафовать нарушителей правил и замечать ошибки в схватке или нападении. Инструкторы скоро утратили на его счет какие бы то ни было иллюзии: если с теоретической точки зрения Неджент отвечал безукоризненно, то практические результаты далеко не дотягивали даже до среднего уровня. Дело обстояло так скверно, что к пятидесяти годам Малькольму Недженту лишь впервые предстояло самостоятельно судить состязания по регби. Злые шутники, очевидно решив навеки отбить у бедняги охоту к спортивной карьере, ибо та сулила ему одни неприятности, предложили назначить Неджента арбитром на матче между командами Каллендера и Доуна, хотя все отлично знали, что таковые значительно больше напоминают корриду, нежели дружескую встречу соперников. Узнав о назначении, Мальком ног под собой не чуял от счастья. Совершенно забросив торговлю, он погрузился в изучение разнообразных комбинаций, могущих возникнуть в ходе матча. Несчастной Агнес то и дело приходилось задавать мужу каверзные вопросы насчет спорных случаев и других ловушек, в которые часто попадают арбитры. И всякий раз Малькольм выходил из положения с таким блеском, что кроткая супруга, ничуть не подозревавшая о широте познаний Неджента в области регби, взирала на него с возрастающим изумлением.

Утром, входя в гостиную, где Агнес уже поставила на стол яичницу с ветчиной и чайник, Неджент гордился собой не меньше, чем маршал Монтгомери, узнав о паническом отступлении маршала Роммеля. И, словно разделяя восторг, переполнявший сердце Малькольма, небо над Пертом в тот день поражало необычной голубизной и явно обещало на редкость хорошую погоду. Неджент уселся за стол и, энергично работая вилкой, начал быстро уничтожать яичницу.

— Поймите же, Агнес, для меня это великий день! — объяснял он жене, проглотив очередной кусок. — Надеюсь, в Каллендере я сумею так провести матч, что заслужу одобрение обеих команд и восхищение публики. Я буду тверд, но справедлив, и придираться не стану. Возможно, тогда джентльмены из Шотландской лиги уразумеют наконец, что я прирожденный арбитр, а тогда — вы только представьте, Агнес! — не исключено, что уже в следующем сезоне я выйду на поле в Эдинбурге или Глазго. Честно говоря, дорогая, нынче ночью я уже видел во сне, что меня назначили арбитром на турнир пяти наций в Твикенхеме… Но это, конечно, пока лишь сон…

Однако, судя по горящему взору и самодовольству, написанному на лице супруга, миссис Неджент заподозрила, что на самом деле ее благоверный считает подобную перспективу весьма близким будущим. Когда Малькольм садился в машину — до Каллендера ему предстояло проехать около сорока миль, — Агнес подумала, что он очень напоминает воина, с верой в победу спешащего в Каллендер громить англичан. Это мрачное сравнение так расстроило миссис Неджент, что она из-за сущих пустяков отшлепала подвернувшееся под руку последнее по счету чадо.

В Каллендере царило праздничное возбуждение. Каждый расхаживал с таким решительным видом, будто собирался лично участвовать в матче. Последний намечался во второй половине дня на поле Кейта Мак-Каллума, чей сын Гарольд, капитан «Непобедимых», сидя в «Гордом Горце», объяснял почитателям, каким именно образом задаст нынче хорошую трепку доунским «Бульдозерам» и отомстит за поражение со счетом 38:3, нанесенное их команде два месяца назад. Разумеется, виски текло рекой, и можно было предсказать заранее, что примерно пятая часть мужского населения Каллендера наверняка не сможет присутствовать на матче. Тед Булит и его официант Томас не успевали откупоривать бутылки и наполнять бокалы и кружки. Миссис Булит подумывала, что регби — весьма прибыльный вид спорта, а Элизабет Мак-Грю, бакалейщица, как всегда, пилила супруга:

— И главное, Уильям, не вздумайте под тем предлогом, будто вам нужно отпраздновать победу или утешиться после поражения, прийти домой пьяным как свинья! Я этого не потерплю! В пьяном виде вы ведете себя по-хамски даже со мной! Можно подумать, вы совершенно забываете, что я ваша законная жена!

— Будь это так, Элизабет, я бы не трезвел ни на минуту!

Доктор Элскотт, большой любитель регби, прикрепил к двери записку, что едет на матч, и, взывая к спортивному духу сограждан, умолял не отвлекать его от состязания без крайней нужды. Преподобный Хекверсон дал такие же указания своей экономке Элизе, от души надеясь, что Господь не станет призывать к себе никого из его прихожан в ближайшие два часа, то есть во время схватки «Непобедимых» и «Бульдозеров».

В сотрясавшей Каллендер лихорадке все и думать забыли об Иможен Мак-Картри. На какое-то время она как будто умерла для соотечественников. Мало-помалу люди привыкли говорить о ней в прошедшем времени. Все знали, что Иможен вернулась домой уже четыре дня назад, но, поскольку до сих пор она ни разу не показывалась в городе, даже самые ярые поклонники — Тед Булит, Уильям Мак-Грю, Питер Конвей — смирились с горькой мыслью, что Воительница, о которой они сохранили столь волнующие воспоминания, теперь принадлежит Истории. Матч по регби помешал им окончательно впасть в уныние.

Мэр Нэд Биллингс (его предшественник Гарри Лоуден потерпел поражение на последних выборах из-за неприкрытой враждебности к Иможен Мак-Картри) и Питер Конвей как боковой судья от Каллендера решили устроить в мэрии прием для приезжего судьи и хорошенько угостить его виски. Уже задолго до матча они придумали достойный самого Макиавелли план, каким образом сразу же вывести из игры беднягу Неджента и в соответствии с регламентом заменить его другим арбитром — Мердоком Мак-Кензи из Стирлинга, чья племянница недавно вышла замуж на сына Нэда Биллингса. Мердок, хоть и крепкий малый, смертельно боялся своей супруги Джойс, а та просто обожала племянницу, Джоан. Поэтому ни мэр, ни Конвей ни секунды не сомневались, что, если Мак-Кензи придется судить матч, ради Джойс он начнет подыгрывать «Непобедимым», ибо Джоан, конечно, захочет сделать приятное мужу, польстив его самолюбию коренного каллендерца, не говоря уж о том, что Джордж Биллингс был одним из нападающих «Непобедимых».

«Бульдозеры» во главе с капитаном Питером Лимберном и боковым судьей от Доуна Марлоном Скоттом явились в Каллендер около часу дня. Пятнадцать опасных противников… С первого взгляда на этих статных парней кто угодно понял бы, что они приехали сюда не просто погулять. По молчаливому уговору защитники Доуна отклоняли любые приглашения — они отлично знали, что болельщики противной стороны способны на все, и потому сразу поехали на поле. Тренер команды, Рольдрик Форестер (в обычное время довольствовавшийся скромной ролью мясника) стал уже на месте давать им последние наставления.

К несчастью для себя, «Бульдозеры» забыли предупредить Малькольма Неджента, чтобы и он соблюдал такую же осторожность. В результате ничего не подозревающий владелец скобяной лавки из Перта остановил машину возле мэрии, пожал руку встретившим его Нэду Биллингсу и Питеру Конвею и охотно познакомился с членами муниципалитета. Подчеркнутое уважение виднейших граждан Каллендера льстило самолюбию Малькольма, и он, сам того не заметив, успел еще до обеда выпить четыре бокала виски. Ну как тут было отказаться от настойчивого предложения Нэда Биллингса слегка перекусить перед матчем? Недженту впервые в жизни воздавали подобные почести, и ему это очень понравилось.

Обед состоялся в «Лисице и Розе» у старого Уолтера Крисхольма. За торжество «Непобедимых» тот охотно заплатил бы даже собственным местом в раю и без малейших угрызений совести согласился участвовать в заговоре Биллингса и Конвея. Бедная невинная жертва, Малькольм Неджент, ни о чем не догадываясь, после первого же блюда начал излагать доброжелательным хозяевам свои представления об арбитраже. Его внимательно слушали и соглашались. Это так тешило самолюбие Малькольма, что он не мог не выпить за процветание регби, за арбитраж, за Шотландию и за свободу. Все шло как по нотам, и чуть больше часа спустя, после целой серии тостов, в том числе за супружескую верность (находка Нэда Биллингса, думавшего при этом о Джоан и своем сыне Джордже), за шотландскую кухню, за виски — короче, за все, что вообще заслуживает внимания, Малькольм Неджент весьма смутно представлял и где он находится, и когда должен судить матч — сегодня или завтра. Мэру пришлось запихнуть его в машину и везти на уже окруженное беснующейся от нетерпения толпой поле. Малькольм хотел приветствовать игроков обеих команд, но язык не слушался, и бедняга арбитр лепетал нечто настолько невразумительное, что его сразу же отвели в раздевалку. Атлеты из Доуна удивленно таращили глаза, а Мердок Мак-Кензи с помощью жены и племянницы начал распаковывать заранее захваченные вещи — форму, свисток и прочие принадлежности судьи. Уж он-то нисколько не сомневался, что Малькольм Неджент недолго продержится на ногах.

Мисс Мак-Картри уже почти втолковала старой Розмери, как готовить необыкновенно вкусный кекс, рецепт которого она записала в Корнуолле. Сама Иможен хотела отправиться на поле Кейта Мак-Каллума и поглядеть на матч между Каллендером и Доуном, но у калитки неожиданно затренькал колокольчик.

Миссис Элрой, вернувшись, сообщила, что какой-то тип просит мисс Мак-Картри уделить ему несколько минут.

— Какой-то тип? — переспросила Иможен.

— Ну, я так сказала, потому что раньше ни разу его не видела, а вообще-то, там джентльмен, уж это точно…

Известие настолько заинтриговало Иможен, что она сама пошла в сад встречать незнакомца. У калитки дожидался еще совсем молодой, прилично одетый мужчина. Внешность его отнюдь не поражала воображение, но открытый и честный взгляд вполне искупал заурядность всего остального. Джентльмен поклонился.

— Мисс Мак-Картри?

— Да… А с кем имею честь?..

— Меня зовут Норман Фуллертон. Я преподаватель Пембертонского колледжа и хотел бы поговорить с вами…

Иможен знала о существовании в Пембертоне, расположенном всего в нескольких милях от Каллендера, колледжа, но понятия не имела, что от нее понадобилось тамошним ученым. Вероятно, этот Фуллертон — какой-нибудь приезжий и, услышав историю мисс Мак-Картри, решил написать книгу о ее приключениях…

— Понимаете, мистер Фуллертон, сейчас я ужасно тороплюсь — хочу взглянуть на матч по регби. Если я останусь дома, сограждане этого не поймут. Может, отложим разговор на потом?

— Давайте сделаем лучше, мисс. Раз вы одна, не позволите ли мне сопровождать вас? Я на машине и…

— С удовольствием.

Миссис Элрой никак не могла окончательно уверовать, что Иможен уже не девочка и вовсе не нуждается в постоянной опеке. Увидев, что ее «крошка» уезжает с каким-то незнакомцем, Розмери недовольно вскинула брови — ей и в голову не пришло, что при первом же неуместном движении означенного джентльмена мисс Мак-Картри вполне способна хорошенько его отшлепать, а потом посадить на ближайшее дерево.

Население Каллендера рекой текло к полю Кейта Мак-Каллума. Все так оживленно обсуждали разные тактические ходы и способы разделаться с Доуном и наконец стереть позор последнего поражения, что никто даже внимания не обратил, в чьей машине прибыла на состязание мисс Мак-Картри. Поездка заняла слишком мало времени, и спутник Иможен успел рассказать только, что преподает в Пембертонском колледже историю британской культуры и недавно сделал там поразительное открытие, которое не может не заинтересовать особу с репутацией мисс Мак-Картри, поэтому и позволил себе побеспокоить ее.

Иможен пока не удалось узнать ничего больше, поскольку они подъехали к полю и обоим пришлось поработать локтями, пробиваясь к одной из поспешно возведенных трибун.

Питер Конвей и Марлон Скотт, боковые судьи от обеих команд, отказались пожать друг другу руки, и любители потасовок сочли, что матч начинается очень хорошо. Питер Лимберн, капитан «Бульдозеров», прежде чем выйти на поле, в последний раз собрал игроков.

— Слушайте, ребята, эти олухи вообще не умеют играть. Мы уже задали им по первое число, но здешние парни так тупы, что до них еще не дошло, в чем дело… Ну так покажем им! Для начала в схватке заберем мячи — вперед, и «трехчетвертные»! Настоящий фейерверк игры вручную! Я хочу, чтобы через пятнадцать минут ни одна деревенщина уже не таскала ног, ясно? А если кто-нибудь из вас упустит мяч и хоть на секунду даст его этим якобы непобедимым — тьфу, пропасть! — будет иметь дело со мной! И, клянусь, он до конца жизни запомнит нынешнюю встречу в Каллендере!

Гарольд Мак-Каллум тем временем тоже пришпоривал соратников:

— Я еще готов смириться, если они уползут с поля живыми, но не более того! Усекли? Их «передние» не посмеют сунуться к нам в лоб — мы гораздо сильнее, стало быть, предстоит атака с флангов! Ваша забота — так отделать их «трехчетвертных», чтобы больше и близко не подходили! А если кто-то из вас даст с собой совладать, я сам так изукрашу ему физиономию, что родная мать не узнает и пинками вышвырнет за дверь, чтобы впредь всяким нахалам неповадно было выдавать себя за ее сына!

Малькольм Неджент, сидя в уголке, отчаянным усилием воли пытался припомнить, для чего на него напялили такой странный наряд и что надо делать дальше. Бедняге казалось, будто он дремлет, задыхаясь под тройной периной, а вокруг стоит странный глухой шум. Однако при виде двух команд, вышедших на поле, память частично вернулась к Недженту. Он должен судить состязание по регби! Малькольму сразу полегчало, но он все же никак не мог взять в толк, чего ради его сначала заставляют кататься на американских горках. Выбравшись на поле, несчастный почувствовал себя настолько скверно, будто вдруг оказался на манеже, вертящемся с головокружительной скоростью. К огромному удивлению публики и игроков, судья несколько раз повернулся вокруг собственной оси и во весь рост растянулся на поле, носом в траву. Решив, что арбитр скоропостижно скончался, все присутствующие встали и затянули псалом «К Тебе, Господи…» Доктору Элскотту и преподобному Хекверсону пришлось бегом мчаться к предполагаемому покойнику, дабы первыми оказаться у тела. Однако пастор, опередивший врача на добрых полкорпуса, тут же встал с колен.

— Господи Боже, Элскотт, да это не человек, а какой-то перегонный аппарат!

Врач, в свою очередь склонившись над судьей, кивнул:

— Точно, от одного его дыхания опьянеть можно!

Неджента перенесли в раздевалку, вернее, в помещение, временно отданное в распоряжение арбитража, и миссис Мак-Каллум нехотя (ибо принадлежала к числу самых ревностных сторонниц Общества трезвости) согласилась приготовить крепкий кофе. Конвей и Биллингс, радуясь, что их дьявольский план так блестяще удался, собрали игроков обеих команд и объявили, что, поскольку внезапный недуг помешал мистеру Недженту выполнять возложенные на него обязанности, его заменит Мердок Мак-Кензи из Стирлинга. Питер Лимберн, капитан «Бульдозеров», и Марлон Скотт, боковой судья от Доуна, почуяв какой-то подвох со стороны противника, сбегали поглядеть на Неджента и мигом сообразили, что за болезнь свалила судью. Оба решительно отказались играть, пока им не докажут, что назначенный Лигой арбитр и впрямь не в состоянии судить матч. Доунцы потребовали и, поскольку имели на это полное право, добились-таки отсрочки состязания на полчаса.

И пока доктор Элскотт прилагал титанические усилия, приводя Неджента в чувство (что он только не делал — и промывание желудка, и горячие ножные ванны), возбуждение публики дошло до предела. Болельщики обеих команд обменивались оскорблениями и угрозами. Игроки же так рвались в бой, что готовы были просто наброситься друг на друга. Сержанта Арчибальда Мак-Клостоу и констебля Сэмюеля Тайлера охватила легкая тревога.

Мисс Мак-Картри и ее спутник устроились подальше от любопытных глаз, и там, где они сидели, еще царила более спокойная атмосфера. Как только объявили, что матч откладывается на полчаса, ибо еще есть надежда, что недомогание арбитра — временное, Иможен повернулась к новому знакомцу.

— Ну вот, мистер Фуллертон, по-моему, эта отсрочка дает вам прекрасную возможность поговорить со мной. Я вас слушаю.

Преподаватель быстро огляделся и, к легкому удивлению Иможен, прошептал:

— Здесь так много посторонних ушей… Не разумнее ли принять кое-какие меры предосторожности?

Подобное начало не могло не воодушевить неукротимую шотландку. Сердце нашей воительницы забилось сильнее.

— Может, прогуляемся немного? — тоже понизив голос, предложила она.

— К вашим услугам…

Попросив доброхотов постеречь места, мисс Мак-Картри увела Фуллертона на несколько сотен метров от толпы. По сравнению с кипящим, как котел, импровизированным стадионом, здесь было особенно спокойно.

— Итак, мистер Фуллертон, насколько я поняла, вы преподаете в Пембертонском колледже историю британской культуры?

— Совершенно верно, мисс.

— Однако, надеюсь, вы пришли не для того, чтобы предложить мне частные уроки?

— Конечно нет, мисс, но прежде всего хочу выразить вам глубокое восхищение…

Щеки мисс Мак-Картри порозовели от гордости, и если, приличия ради, она стала возражать, то, честно говоря, довольно вяло.

— По-моему, вы немного преувеличиваете, а, мистер Фуллертон?

— Ничуть, мисс… Я знаю, какую удивительную отвагу вы проявили, рискуя жизнью ради Короны!

Мисс Мак-Картри сухо перебила спутника:

— Ошибаетесь, мистер Фуллертон, — во благо Соединенного Королевства!

— Простите, я не совсем уловил разницу.

— Вы англичанин, не так ли?

— Ну да…

— В таком случае я с сожалением вынуждена признаться, что не понимаю, зачем вы явились ко мне. Ваши соотечественники для меня — угнетатели родины, мистер Фуллертон, и я не испытываю к ним особой симпатии.

— И все же, мисс, я полагал, что королева…

— Ваша королева, мистер Фуллертон, а не наша!

Слегка сбитый с толку неожиданным раздражением мисс Мак Картри, преподаватель машинально повторил:

— Не ваша?

— Нет! Наша — это Мария-Мученица! Мария Стюарт, сначала ограбленная, а потом и убитая англичанами! Мы, шотландцы, никогда ничего не забываем! У нас нет права на короткую память… Но настанет день, и…

Она вдруг умолкла, словно сообразив, что сболтнула лишнее, и уже мягче осведомилась:

— И все-таки, что привело вас ко мне, мистер Фуллертон? Я по-прежнему теряюсь в догадках…

— Дело вот в чем, мисс… Вообще-то я человек спокойный и страшно не люблю вмешиваться в чужие дела… Но сейчас, по-моему, самоустраниться было бы преступлением…

— Вы, кажется, сказали «чужие дела», мистер Фуллертон? А кого вы имели в виду?

— Своих коллег, преподавателей Пембертонского колледжа.

— А почему на сей раз вы решили изменить правилу?

— Потому что я совершенно уверен: там готовится убийство!

— Убийство?

— Да… и, к несчастью, преступник знает, что я слышал его угрозы.

Со стороны стадиона донесся оглушительный шум, предвещавший начало матча.

— Я не могу упустить такое зрелище… — заявила Иможен. — Но ваши слова меня весьма заинтересовали и даже взволновали, мистер Фуллертон… Так что оставайтесь поблизости, а потом, за чашкой чаю, доскажете остальное.

— Прошу вас, мисс Мак-Картри, еще одно только слово: вы не откажете мне в помощи?

— Хотела б я знать, с чего бы вдруг мне отказывать?

Фуллертон, вне себя от радости, схватил Иможен за руки и крепко пожал, но шотландка с живостью отстранилась.

— Мистер Фуллертон!.. А вдруг нас кто-нибудь увидит?

— И что с того?

— Могут вообразить, что вы за мной ухаживаете… и очень настойчиво!

Преподаватель на мгновение лишился дара речи. Одна мысль о том, что кому-то взбрело бы на ум, будто он способен ухлестывать за этой рыжей дылдой, да еще по меньшей мере на двадцать лет старше, напрочь парализовала разум. Иможен, приняв внезапную немоту за раскаяние, благодушно похлопала его по локтю.

— Не сердитесь, мистер Фуллертон… Мне, конечно, очень лестно и все такое, но я не замужем, а значит, должна беречь свою репутацию… Надеюсь, вы меня понимаете?

— О да, мисс, прекрасно понимаю!

— Тем не менее, если угодно, можете поцеловать мне руку…

Фуллертон, мучительно раздумывая, уж не ошибся ли он в этой чокнутой шотландке, все-таки не посмел отказаться. Тут-то их и заметил Арчибальд Мак-Клостоу. Острая потребность поскорее справить естественную нужду заставила его целомудренно отойти подальше от трибун. Решив, что у Иможен объявился неведомый поклонник, он с умилением улыбнулся. Из памяти сержанта еще не изгладилось впечатление о последней встрече, и он лишь обрадовался, что мисс Мак-Картри, похоже, вновь обретает вкус к жизни. Правда, молодость воздыхателя его несколько удивила, но Арчи достаточно долго прожил на свете, чтобы понимать: любовь смеется над доводами рассудка. Боясь нарушить уединение влюбленных, Мак-Клостоу деликатно удалился. Однако, вернувшись на стадион, он весело хлопнул Тайлера по плечу.

— Мы можем больше не беспокоиться за мисс Мак-Картри. Сэм!

— Да?

— Я только что накрыл ее наедине с джентльменом — и, по-моему, совсем недурным на вид… Так вот, он явно добивался благосклонности мисс Мак-Картри, и очень решительно…

— Решительно?

— Вы даже не представляете, как, Сэм!

— Вы не шутите, шеф?

— Вы что, считаете меня лгуном?

— Ни в жизнь, шеф!

— Или, может, у меня галлюцинации?

— Само собой, нет, шеф!

— Или я впал в маразм?

— Ничуть, шеф!

— В таком случае повторяю вам, Сэмюель Тайлер: я только что видел, как какой-то джентльмен страстно целовал руки Иможен Мак-Картри!

— Страстно?

Мак-Клостоу, немного поколебавшись, решил, что не может отказаться от своих слов, не поставив под сомнение рассказ в целом.

— Вот именно, Сэм! — подтвердил он.

Когда Малькольм Неджент вышел из полукоматозного состояния, в которое погрузили его неумеренные возлияния, и на подгибающихся ногах снова вышел на поле (впрочем, глаза все еще застилал легкий туман и каждое движение давалось с трудом), раздались бурные аплодисменты. Правда, часть публики свистела в отместку за то, что, по милости арбитра, ей пришлось петь «К Тебе, Господи…» Кое-кто даже поговаривал о мошенничестве, но Малькольм не слышал ни криков восторга, ни улюлюканья. Казалось, он передвигается в ватном облаке, и сквозь эту плотную завесу шум почти не достигал ушей. Судья вызвал обе команды и приказал капитанам, оросив монетку, разыграть, кто на какой стороне играет. Удача улыбнулась «Бульдозерам», и те решили занять такую позицию, чтобы солнце било в глаза противнику. Неджент с ужасом думал, как он будет бегать за игроками по полю и к тому же наблюдать за развитием игры. Едва он подал сигнал, изнывавшие от нетерпения игроки «Бульдозеров» бросились вперед, и двадцать восемь мужчин сцепились в непримиримой схватке. Лишь защитники, терзаясь бездействием, остались на месте. Малькольм явственно видел, как «передний» Каллендера дал здоровенного пинка склонившемуся над мячом «трехчетвертному» Доуна. Он тут же свистнул, назначая штрафной удар, и счет открылся в пользу «Бульдозеров». Болельщики Каллендера немедленно завопили о продажности судьи, а игроки Доуна продолжали наступать. «Передние», тренированные спецы по подсечкам, устроив схватку, завладели мячом. Это развязало руки «трехчетвертным», и те трижды за первые пятнадцать минут пробивали оборону противника. В результате всего за двадцать две минуты на табло красовался счет 15:0 в пользу Доуна.

Иможен у себя на трибуне сходила с ума от ярости. Шотландке казалось, что, выйди на поле она сама, уж сумела бы смести «передних» Доуна, как ураганом. Но эта молодежь — просто никуда не годится! Фуллертон с легким изумлением наблюдал, как мисс Мак-Картри доходит до белого каления. Нет, это, конечно же, не женщина, а некая первобытная, стихийная сила в чистом виде!

Арчибальд Мак-Клостоу почем зря ругал пробегавших мимо игроков Каллендера, а мэр Нэд Биллингс и коронер-плотник Кэнвей в бешенстве от того, что их покушение на судью не достигло желаемой цели стали обдумывать новый план.

Меж тем на поле команда Каллендера терпела сокрушительное поражение. «Бульдозеры» играли так слаженно, что под надежной защитой «передних» «трехчетвертные» Доуна то и дело наносили удар за ударом. Довольный Питер Лимберн, когда один из его игроков заработал двадцать пятое очко, в то время как противнику даже не удалось «размочить» счет, громко крикнул:

— Потише, ребята, а то в Каллендере больше не захотят иметь с нами дело!

Гарольд Мак-Каллум охотно вцепился бы обидчику в горло, но разгром словно парализовал его волю. Парень чувствовал себя мучеником на Голгофе. Такое унижение — да еще дома, на глазах у своих!.. Бедняга уже всерьез подумывал о самоубийстве, как вдруг откуда-то с трибуны послышался пронзительный голос:

— Да неужто во всем Каллендере больше не осталось ни одного мужчины?

Биллингс и Конвей так и подпрыгнули на месте. А Тед Булит, указывая на высокую женщину, угрожающе воздевшую над толпой сжатый кулак, завопил на весь стадион:

— Иможен Мак-Картри!!!

Уильям Мак-Грю, доктор Элскотт и преподобный Хекверсон, даже не успев сообразить, что говорят, поддержали кабатчика:

— Ур-ра Иможен Мак-Картри!

Булит, задыхаясь от волнения, обнял бакалейщика Мак-Грю.

— Она здесь!

— Да, Тед, она здесь!

И оба заголосили что есть мочи:

— Иможен с нами!

А там, на поле. Гарольд Мак-Каллум вдруг понял, что к нему пришла неожиданная помощь.

— Ну, сборище бездельников! — рявкнул он. — Позор Шотландии, вот вы кто! Ишь, чего захотели! Чтоб нас разбили в пух и прах при Иможен Мак-Картри? Да не бывать этому!

Игроки ринулись в атаку, прорвали оборону противника, и Мак-Каллум, подлетев к линии ворот доунцев, заработал для Каллендера первое очко. В том же порыве всеобщего воодушевления Генри Покет почти сразу увеличил счет до пяти, но тут окончательно оклемавшийся Малькольм Неджент свистнул, объявляя перерыв.

Пока обе команды отдыхали, Биллингс и Конвей нашептывали Гарольду Мак-Каллуму полезные советы, а друзья и почитатели бросились к Иможен. Каждому не терпелось сказать, как он счастлив снова видеть ее в прежней, боевой форме. Но мисс Мак-Картри была не в настроении тратить время на пустую болтовню. Ее так и трясло от ярости.

— Пора вашей команде проснуться и начать играть, джентльмены, а то на будущий год мы подготовим свою, женскую, и без труда добьемся лучших результатов!

Дабы взбодрить игроков, Иможен (по-прежнему вместе с Фуллертоном) пробралась к самому полю. Зрители потеснились, пропуская ее вперед, и чьи-то услужливые руки мгновенно принесли два стула.

— Если наши ребята и теперь оплошают, Сэмюель, на Шотландии можно ставить крест! — шепнул Тайлеру Мак-Клостоу.

Милейший Арчи совершенно забывал, что Доун тоже шотландский городок и расположен всего в нескольких милях от Каллендера. Однако Тайлер, куда менее доверчивый и наивный, чем его шеф, не разделял восторга сержанта. Тот сразу заметил его сдержанность.

— В чем дело, Сэм?

— Да просто я малость беспокоюсь, шеф…

— С чего это?

— По-моему, Иможен Мак-Картри не так сильно изменилась, как мы вообразили в день ее приезда… Уж не разыграла ли она нас нарочно?

Мак-Клостоу не ответил. В глубине души он не мог не признать обоснованность подозрений Тайлера, но злился на констебля за то, что испортил ему такие радостные минуты.

Игра возобновилась. Теперь команды поменялись сторонами, и боковой судья от Доуна стоял совсем рядом со зрителями Каллендера. В тот момент, когда парень, без всякого дурного умысла, пробегал мимо Иможен, последняя громко заметила:

— Кое-кому очень даже стоило бы внимательнее следить за мячом… особенно если этот кто-то хочет вернуться домой в приличном состоянии…

И в первый раз с начала матча Марлону Скотту, боковому судье от Доуна, а в обычной жизни — клерку поверенного и отцу троих детей, стало по-настоящему страшно. Ему вдруг безумно захотелось, чтобы свисток судьи поскорее положил конец этому проклятому матчу. Но, увы, сейчас он означал как раз начало второго тайма. Игроки Доуна мгновенно переместились на половину противника. «Крайний» Финн, в очередной раз обойдя защитников Каллендера, вышел на линию броска и уже собирался забить гол, как вдруг перед самым его носом выросла здоровенная рыжая тетка и сухо спросила:

— Ну и чего вы добиваетесь?

От неожиданности Финн выронил мяч, и тот выкатился за боковую линию. Очень довольная собой, Иможен вернулась на место, а Финн схватил за руку капитана своей команды:

— Пи… Питер… я болен, старина… Мне сейчас такое померещилось, что прямо жуть берет!

Марлон Скотт помахал было флажком, указывая, с какого места заново начинать игру, но у него за спиной раздался такой возмущенно-яростный вопль, что несчастный едва не рухнул на траву без чувств. И, невзирая на угрозы и оскорбления своих, Марлон трусливо отодвинулся по меньшей мере на десяток метров в пользу Каллендера. Неджент свистнул, и все игроки бросились за мячом. В тот же миг Малькольму показалось, что его голова, оторвавшись от шеи, навеки исчезла в небытии. Злосчастный судья совершенно утратил интерес к происходящему, и уже во второй раз с начала матча его нос познакомился с газоном Мак-Каллума. Занятые игрой болельщики даже не заметили, как, воспользовавшись случаем, Гарольд Мак-Каллум, по наущению Биллингса и Конвея, незаметно угостил судью сокрушительным апперкотом. Меж тем бессовестный мэр Каллендера, приказав своему сообщнику Конвею любым способом хоть ненадолго задержать врача, мчался к распростертому на поле арбитру. Подбежав, он опустился на колени, похлопал бесчувственного Малькольма по щекам и начал протирать мокрой губкой его щеки, виски, затылок и лоб. Неджент с трудом разлепил веки, но прежде чем он успел окончательно прийти в себя, подлый Биллингс, пользуясь беспомощностью все еще витавшего между небом и землей арбитра, сунул ему в рот горлышко и заставил проглотить по меньшей мере полбутылки виски. В результате, едва поднявшись, Малькольм Неджент снова упал. И когда доктор Элскотт, наконец избавившись от назойливого Питера Конвея, подошел к месту происшествия, то с крайним недоумением констатировал, что судья снова в дымину пьян.

— Невероятно!.. Но, черт побери все на свете, когда ж он ухитряется так надраться? Просто позор, что к нам посылают вместо судей всякую пьянь! Хорошенький пример для молодежи!

Нэд Биллингс лицемерно кивал, а Малькольм Неджент, тщетно пытаясь хоть что-нибудь понять, падал всякий раз, как его ставили на ноги. В конце концов капитану доунцев пришлось признать, что судья никак не сможет довести дело до конца, и разрешить замену кипевшим от нетерпения Мак-Кензи. Появление Мердока на поле встретили такой овацией, что «Бульдозеры» почти сразу сообразили, какими неприятностями для них чревата эта перемена. Впрочем, подтверждение не заставило себя ждать. Для начала доунцам не засчитали три гола из-за ошибок, которых никто, кроме нового арбитра, не заметил. Лишь когда Финн на глазах у всех сделал самый что ни на есть классический бросок и загнал мяч между стоек противника, Мердоку пришлось неохотно начислить очки и предоставить ему штрафной. Однако едва доунский «крайний» хорошенько прицелился и снова нанес точный удар, судья подошел к нему вплотную.

— По-вашему, это гол?

Чем-чем, а большим умом Финн не отличался.

— Э-э-э… мне и в самом деле казалось, что… а разве нет?

— Нет!

— Почему же?

— Потому что вы допустили ошибку!

— Это я-то? Любопытно бы узнать, какую…

— Не ваше дело!

Финн позвал на помощь своего капитана Питера Лимберна, и Мак-Кензи приказал повторить удар. Парень повиновался, и снова его удар был точен.

— Вы нарочно делаете ту же ошибку, а? — сердито заворчал судья.

— Но, Господи Боже, какую?

— Я здесь не для того, чтобы учить вас игре в регби!

— Это вам надо бы подучить правила!

— Вот как?.. Вон с поля!

— Что?

— Выйдите с поля! Я вас удаляю!

Питер Лимберн попытался было спорить и тоже был удален с поля, таким образом, к величайшей радости каллендерцев, игроков из Доуна оказалось тринадцать против пятнадцати их собственных. Мисс Мак-Картри громогласно сообщила спутнику, что, по ее мнению, новый арбитр много лучше прежнего. В следующей схватке кто-то из игроков Доуна отскочил, закрывая лицо руками и вопя, что его ударили. Судья приказал всем встать, и раненый с приятелем тут же набросились на обидчика — Гарольда Мак-Каллума. Арбитр не упустил прекрасной возможности убрать с поля еще двух противников своих подопечных. Одиннадцать доунцев уже ничего не могли поделать против пятнадцати ребят из Каллендера. За десять минут до конца игры счет стал равным — 31:31. Все уже думали, что матч закончится вничью, но за пять минут до конца вдруг вспыхнуло ужасающее сражение между всеми игроками и частью болельщиков. Повинуясь лишь собственной отваге, Мак-Клостоу ринулся в гущу боя, увлекая за собой и Тайлера Мак-Кензи невозмутимо наблюдал за потасовкой, твердо решив за первую же провинность снова наказать доунцев.

Сержант хотел оттащить кого-то из каллендерцев, мертвой хваткой вцепившегося в трусы доунского игрока, так что эта важнейшая часть спортивной формы вполне могла остаться у него в руках, явив глазам публики несовместимое с нравами Соединенного Королевства зрелище. Однако, прежде чем Арчибальд успел укротить не в меру рьяного болельщика, чья-то рука схватила его за бороду, и злосчастный Мак-Клостоу исчез в общей свалке. Вскоре лишь его помятая каска, словно обломок потерпевшего кораблекрушение судна, возвышалась над немыслимой грудой сцепившихся рук и ног, рея над спинами и головами дерущихся. Прекрасно понимая, чем это может закончиться для его начальника, констебль Тайлер стал раздавать могучие пинки направо и налево, колотя всех, кто подворачивался под руку, пока не вытащил изрядно потрепанного Арчи. Сержант изрыгнул такую порцию отборных проклятий, что преподобный Хекверсон, упав на колени, принялся молить Всевышнего заткнуть уши. Те из игроков обеих команд, кто еще хоть как-то держался на ногах после битвы, потихоньку распрямлялись, плохо понимая, что делать дальше. Внезапно Иможен, обеспечив себе тем самым бессмертную славу, как по наитию, вмешалась в ход борьбы. Схватив каску Мак-Клостоу, она сунула ее в руки ближайшего игрока доунской команды. Парень еще не совсем очухался после града ударов, а потому решил, что наконец-то получил мяч, и, естественно, бросился к линии ворот противника. В ту же секунду Иможен спокойно протянула мяч, на котором до сих пор сидела, Гарольду Мак-Каллуму, и тот вместе с «трехчетвертными» разыграл великолепную серию передач. И наконец случилось невероятное: обе команды, повернувшись друг к другу спинами, мчались к воротам соперника.

По злой иронии судьбы, Малькольм Неджент именно в эту минуту более-менее пришел в себя и, пошатываясь, вышел на поле. Бедолага свято веровал, что туда призывает его долг арбитра, хотя ни за что на свете не смог бы объяснить почему. Не соображая, что игра идет полным ходом, он брел навстречу новым неприятностям. Первым на судью наскочил один из нападающих Каллендера, Чарли Гаррисон. Парень как раз передавал мяч Гарольду Мак-Каллуму. Неджент, отлетев, потерял равновесие, машинально попятился, и весивший более центнера громадный Мак-Каллум с лету врезался в арбитра. Прежде чем в очередной раз зарыться в уже привычную траву, несчастный успел подумать, что заблудился на железнодорожных путях и, вероятно, угодил под «Летучего Шотландца». Благодаря этому обстоятельству Неджент лишился возможности лицезреть выдающийся подвиг Гарольда Мак-Каллума: влепив мяч в ворота доунской команды, тот наконец обеспечил своим ребятам окончательную победу над традиционными соперниками, а те, на другой стороне площадки, скорбно взирали на каску Арчибальда Мак-Клостоу, которую упорно дотащили до самых стоек «Непобедимых». В конце концов они со злости принялись топтать ни в чем не повинный головной убор шефа местной полиции, да так старательно, что Мак-Клостоу, получив свое добро обратно, едва не скончался на месте от возмущения. И Сэмюелю Тайлеру немалых трудов стоило вразумить сержанта, во что бы то ни стало жаждавшего засадить в тюрьму всю доунскую команду. Тогда гнев Мак-Клостоу обрушился на Иможен Мак-Картри. Воительница принимала поздравления тех из соотечественников, кто заметил ее хитрый ход. Твердой рукой отстранив почитателей, сержант приблизился и молча протянул Иможен каску, вернее, то, что осталось от этого важнейшего атрибута всех британских стражей порядка.

— Это еще что такое? — ошарашенно спросила мисс Мак-Картри.

— Это каска сержанта полиции Ее Всемилостивейшего Величества, — холодно ответствовал Мак-Клостоу.

— Не может быть!

— Да, мисс… Каска, за которую я несу личную ответственность! Каска, выданная мне правительством! Каска, оплаченная деньгами налогоплательщиков! Каска, которую у вас хватило наглости стащить и превратить в… вот в это самое!

— О, Арчи… Неужели вам не стыдно так разговаривать со мной? Или я ослышалась?

Тон мисс Мак-Картри произвел сильное впечатление, и вокруг сержанта поднялся недовольный ропот. Жители Каллендера дружно осудили некоторых скупердяев и жмотов, чья бессовестная жадность не делает чести городу. Мак-Клостоу хотел было возразить, но мэр не дал ему сказать ни слова.

— По-моему, с нас достаточно, Мак-Клостоу! Благодаря вашей каске и, главное, благодаря мисс Мак-Картри мы победили! Муниципалитет купит вам новую каску, а откажется — это сделаю я сам и заплачу своими кровными!

Все закричали «ура» мэру, а пристыженный сержант, покраснев от стыда, умолк. После такого унижения Мак-Клостоу оставалось лишь вернуться к констеблю и, как всегда, сорвать раздражение и обиду на нем.

— Ну, Сэмюель, довольны, что выставили меня на посмешище?

— Посмешище, сэр?

— А на что, по-вашему, похож полисмен без каски, Тайлер? Или начальник вокзала без фуражки? Или епископ без митры? Ну отвечайте же, Тайлер!

— Ни на что, шеф.

— Вот именно! Из-за вашей подружки Иможен я стал ни на что не похож, и это — на глазах у всего Каллендера! Ну, спрашивается, разве не смешно?

Но в это время горестные стенания Мак-Клостоу прервал отчаянный вопль, и сержант вместе с констеблем бросился в ту часть стадиона, куда уже спешили другие зрители, не успевшие разойтись после игры. Арчибальд и Сэмюель, энергично проложив себе дорогу среди любопытных, увидели Иможен и распростертого у ее ног мужчину. Мак-Клостоу тут же признал в нем воздыхателя мисс Мак-Картри. Доктор Элскотт, прибежавший почти одновременно с полицейскими, бегло осмотрев Фуллертона, сразу понял, что тот мертв. Кто-то всадил англичанину под мышку кинжал, да так глубоко, что лезвие пробило сердце. Потрясенные жуткой картиной, болельщики молчали, а Иможен безуспешно облизывала пересохшие губы.

Мак-Клостоу обескураженно поглядел на труп, потом на шотландку и снова — на покойника. Наконец, устав смотреть то на одну, то на другого, он жалобно простонал:

— Подумать только, ведь вы обещали мне, мисс…

Констебль попытался спасти Иможен от собиравшейся над ее головой грозовой тучи.

— Может, нам стоило бы… а, шеф?.. — пробормотал он.

Но Арчибальд заткнул ему рот:

— А вы, Тайлер, вы просто жулик!

— Я?

— Да, вы! У вас хватило цинизма выманить у меня бутылку виски под тем предлогом, что мисс Мак-Картри, дескать, наконец угомонилась! Бессовестный, я вам это еще припомню!

— Но, шеф…

— Молчите! Я никому не позволю издеваться над сержантом Арчибальдом Мак-Клостоу! И предупреждаю любителей дурацких шуток: у них этот номер не пройдет!

Слова полицейского произвели некоторое впечатление на аудиторию. Почувствовав это, сержант немного успокоился и взял себя в руки.

— Это вы кричали, мисс Мак-Картри? — сурово осведомился Мак-Клостоу самым «официальным» тоном.

— Да.

— Почему?

Иможен ошарашенно поглядела на полицейского.

— Как так — почему? Перестаньте задавать идиотские вопросы, Арчи!

Сержант гордо выпрямился:

— Я попросил бы вас, мисс Мак-Картри, во-первых, не мешать мне вести допрос так, как я считаю нужным, а во-вторых, называть меня только сержантом. Ясно?

— Ясно, Арчи.

Мак-Клостоу так неприлично выругался, что доктору Элскотту пришлось призвать его к порядку и напомнить, что сержанту полиции Ее Величества негоже показывать согражданам дурной пример. В ответ Арчибальд буркнул, что, мол, лучше б врач заткнулся и быстренько шел домой писать заключение. Такая грубость глубоко уязвила Элскотта, и он пошел прочь, громко объявив напоследок, что не желает больше иметь ничего общего с дурно воспитанными типами вроде этого чертова сержанта. К огромному удовольствию всех, кто еще оставался на стадионе, Мак-Клостоу окончательно вышел из себя.

— А если я вас арестую?

— Меня? Попробуйте только — и мы поглядим, что из этого выйдет! А для начала имейте в виду: ваш покойник меня больше нисколько не интересует, понятно? Так что, если угодно, можете вскрывать его сами!

— Доктор Элскотт! Приказываю вам…

Но врач, совсем взбеленившись, ответил замечательным по краткости и выразительности словом, которое ни разу не слетало с его уст со времен далекой студенческой юности. Все настолько остолбенели от удивления, что никто, даже Тайлер, не помешал Элскотту уйти с места происшествия. Арчибальд, не зная на ком сорвать злость, накинулся на Иможен:

— Так или иначе, мисс, а вы все еще не ответили на мой вопрос! Почему вы кричали?

Иможен ткнула пальцем в сторону покойника.

— По-вашему, это недостаточно серьезная причина?

— Мое личное мнение тут ни при чем, мисс!.. Вы что, впервые в жизни увидели человека, погибшего насильственной смертью?

— Ну и ну, Арчи! Уж кому бы спрашивать меня об этом, только не вам, а?

Вне себя от ярости, сержант прикусил карандаш и едва не швырнул на землю блокнот. Констебль подошел к изнемогающему от злобы начальству и попытался его успокоить:

— Возьмите себя в руки, шеф!

— Вздумали мне приказывать, Тайлер? Хорошенькое дело! А вас, мисс Мак-Картри, предупреждаю: недолго вам осталось изгаляться над правосудием! Да, знаю, вы уже не раз видели тех, кто умер насильственной смертью, причем — от ваших же рук! Я ничего не забыл, мисс Мак-Картри, потому-то и спрашиваю, чем этот труп отличается от прочих и почему столь привычное зрелище заставило вас взвыть почище любой сирены? Вы что, хотели напугать мирных обывателей? Что ж, я уверен: в округе ближайших двух миль нашлось немало таких, кто, услышав ваш крик, забился от страха в погреб.

— Значит, по-вашему, я выла?

— Вот именно!

— Не хотелось бы лезть в ваши дела, Мак-Клостоу, — вмешался мэр, — но, по-моему (хотя я уверен, что присутствующие здесь джентльмены вполне согласны со мной), вы позволяете себе разговаривать с мисс Мак-Картри самым недопустимым образом! Имейте в виду, она вправе подать на вас жалобу!

Неожиданная поддержка слегка удивила Иможен, но она быстро сориентировалась в ситуации.

— Спасибо, Нэд Биллингс! Но если бы я стала жаловаться, всякий раз, как этот тип с пьяных глаз обращается со мной по-хамски, его бы давным-давно выгнали из полиции. Однако надо быть человечнее, Нэд Биллингс… Во что превратился бы этот несчастный, как не в жалкую развалину? Он и так уже…

Тайлер едва успел вовремя удержать сержанта, чуть не набросившегося на Иможен с кулаками.

— Отпустите меня, Сэмюель! Сейчас же отпустите! Она смеет говорить, будто я пьян!

— А если это не так, — медовым голосом заметила мисс Мак-Картри, — то как же вы могли предстать перед согражданами, и особенно перед дамой, в подобном виде?

Мак-Клостоу, совершенно не понимая, куда она клонит, растерянно пробормотал:

— Я?.. Я?.. По-вашему, у меня непристойный вид?..

— Насколько мне известно, у нас не принято, чтобы полицейский в служебное время появлялся на людях без каски… Или я ошибаюсь?

Этот бессовестный удар ниже пояса окончательно сразил Мак-Клостоу. Арчибальд, смертельно побледнев, прикрыл глаза, и те, кто стоял поближе, видели, как угрожающе напряглись и вспухли вены у него на висках. А Нэд Биллингс и коронер Питер Конвей, бакалейщик Мак-Грю и хозяин «Гордого Горца» Тед Булит во что бы то ни стало хотели с триумфом нести в город свою вновь обретенную Иможен. Наконец-то она опять с ними!

Конвей сжал руку бакалейщику.

— Совсем прежняя, а? — с жаром заметил он.

— Да, не хуже, чем в старые добрые времена!.. Сдается мне, у нас на глазах свершилось величайшее чудо, Конвей!

Булит обнял Биллингса.

— Нэд, в эту счастливейшую минуту мне нужно кого-нибудь обнять! Каллендер еще ждут чудесные денечки!

Тайлер укоризненно посмотрел на мисс Мак-Картри.

— Я вижу, вы опять за свое, мисс Иможен? — спросил он с горечью, словно позабыв, как сам же недавно сокрушался, увидев дочь капитана чуть ли не на смертном одре.

— По-моему, он сам первый начал, разве нет?

Спор, изначально обреченный на полную безысходность… Но тут кто-то громко заметил, что о покойнике, видать, все забыли, и чувство долга заставило Мак-Клостоу стряхнуть оцепенение. Он вышел вперед.

— Только не я!.. Мисс Мак-Картри, вы знали этого человека?

— Очень мало…

— Правда? — насмешливо хмыкнул сержант, причем ни от кого не ускользнула оскорбительность его тона. — Но все же, я полагаю, достаточно, чтобы сообщить нам хотя бы имя, мисс?

— Норман Фуллертон, преподаватель Пембертонского колледжа.

— А можно узнать, мисс, почему вы сочли необходимым отправить его к праотцам?

Вопрос настолько потряс присутствующих, что все разом умолкли. До сих пор никому и в голову не приходило, что Иможен может иметь какое бы то ни было отношение к этому убийству. Реакция шотландки не заставила себя ждать.

— В конце концов вы все-таки выведете меня из терпения, Мак-Клостоу! И что за манера всякий раз, как в окрестностях появляется труп, пытаться всучить его мне?

— Да просто без вас тут не бывает никаких трупов, мисс! А насчет этого… по-моему, у вас могли быть достаточно веские причины от него избавиться!

— Хотела бы я знать — какие?

— Я прекрасно видел, как он ухлестывал за вами и целовал руки!

— Ну и что? По-вашему, я должна убивать каждого, кто целует мне руки? Честное слово, это вовсе не в моих привычках?

— Разве что вы пытались заставить его жениться, а бедняга не пожелал!

От вопля, который испустил Мак-Клостоу, когда Иможен вцепилась ему в бороду, даже у жителей отдаленного Троссакса побежали по коже мурашки, и многие из них свернули палатки, решив, что, возможно, рассказы о чудовищах, коими якобы кишит Шотландия, не так уж преувеличены…

В этот вечер Каллендер снова охватило лихорадочное возбуждение. У Булита стоял такой шум и гам, что констеблю Сэмюелю Тайлеру уже трижды пришлось появиться на пороге бара и попросить джентльменов несколько умерить восторги, если они не хотят, чтобы сегодня заведение закрыли раньше обычного. Виски текло рекой. Пили в честь Гарольда Мак-Каллума, наконец сумевшего привести свой отряд к победе и отомстить за последнее поражение, но, быть может, еще больше тостов произносилось во славу Иможен Мак-Картри, столь удивительно помолодевшую прямо на глазах у пламенных почитателей. Маргарет Булит тихо плакала на кухне, предчувствуя возвращение тяжелых времен. Теперь муж опять будет то и дело презрительно сравнивать Маргарет с проклятой Мак-Картри… Элизабет Мак-Грю у себя в бакалее с трепетом слушала рассказ миссис Фрэйзер, миссис Плери и миссис Шарп об убийстве на поле Мак-Каллума, хотя ни одна из означенных дам ничего не видела собственными глазами. Наконец, когда они умолкли, миссис Мак-Грю тяжело вздохнула.

— Вероятно, сами о том не подозревая, мы чем-то ужасно прогневили Небеса! — заметила она. — Иначе Всевышний не послал бы нам такое тяжкое наказание! Эта Мак-Картри — хуже, чем ящур или гонконгский грипп!

Этот субботний вечер навсегда войдет в хроники Каллендера, и тем не менее кое-кто из обывателей городка был настолько занят, что держался в стороне от бушующих сограждан. Так, доктор Элскотт, вняв мольбам вечного миротворца Тайлера, вскрывал останки несчастного Нормана Фуллертона. При этом выяснилось, что сердце бедняги англичанина пронзил очень тонкий и острый кинжал и смерть наступила мгновенно. Покончив с неприятной обязанностью, врач хорошенько вымыл руки до локтя и сел писать заключение для сержанта Мак-Клостоу. Последний в это время тоже трудился над рапортом для суперинтенданта Эндрю Копланда. Арчибальд докладывал, что в Каллендере произошло убийство, личность жертвы установлена и он, Мак-Клостоу, почти уверен, что означенное преступление — дело рук мисс Иможен Мак-Картри. В доказательство сержант приводил сцену, подсмотренную им перед началом матча, и напоминал о прошлом Иможен. Преподобный Хекверсон, в свою очередь, не сидел без дела. Священник сочинял письмо, которое твердо решил сегодня же отправить в Перт представителю Ассоциации регби. Как истинный поборник морали и спорта пастор возмущался тем безобразным обстоятельством, что судьей на состязании между командами Каллендера и Доуна назначили беспробудного пьяницу, настолько закореневшего в пороке, что два или три раза во время матча он вел себя неподобающим образом, пока не свалился окончательно, заставив организаторов мероприятия срочно искать замену.

Иможен очень плохо приняла упреки Розмери Элрой, уже узнавшей от мужа о последних событиях, с которыми, к ее огорчению, опять связывали имя мисс Мак-Картри.

— Неужто вы никогда не изменитесь, мисс Иможен? — стонала старая служанка. — А ведь твердо обнадежили меня…

— Послушайте, миссис Элрой! Во-первых, перестаньте, пожалуйста, хныкать! А во-вторых… Вы не хуже меня видели того джентльмена, что приходил ко мне пополудни. Надо думать, вы обратили внимание, что я видела его в первый раз в жизни?

— Само собой!

— Так вот, он проводил меня на матч, а потом, пока я… улаживала одно недоразумение, беднягу убили. Ну и как же, по-вашему, я могла этому помешать?

Сраженная простой логикой Иможен, Розмери опустила голову:

— Да, конечно… Но почему такие истории случаются только с вами?

Наконец, проводив домой ту, что когда-то была ее нянькой, а теперь стала скорее подругой, Иможен тщательно закрыла все окна и дверь. Потом села на диван в гостиной, поставила рядом бутылку виски, закурила и стала думать. Еще одно приключение!.. И опять этот кретин Мак-Клостоу, не способный видеть дальше собственного носа, пытается отравить ей жизнь… а впрочем, к черту Мак-Клостоу! Все его дурацкие выходки не имеют никакого значения…

Для Иможен важным оставалось только одно: Фуллертон не соврал. Сама смерть преподавателя колледжа доказывала, что его подозрения были весьма обоснованны. Похоже, в Пембертоне кто-то здорово испугался разоблачений. Но почему убийца нанес удар в Каллендере? Может, все время следил за Фуллертоном? Тогда он знал, что тот ездил к Иможен домой… или, во всяком случае, видел, как они разговаривали… А значит, жизнь мисс Мак-Картри тоже под угрозой и очень скоро она это почувствует… Скорее всего, убийца предполагает, что несчастный преподаватель истории британской культуры успел сделать ей немало опасных для него признаний. Подумав об этом, Иможен невольно содрогнулась, и по всему телу забегали мурашки. Крайне неприятное ощущение! Хотя… чему быть, того не миновать. Мисс Мак-Картри отхлебнула виски и уже спокойно, с полным сознанием дела и несокрушимой уверенностью в себе решила, что долг велит ей продолжить то, что начал и не успел завершить покойный Фуллертон. Значит, надо ехать в Пембертон и занять место, оставшееся после его гибели свободным. Да, но для этого нужно университетское образование и документы, а у Иможен ни того, ни другого нет. Ба! При желании сэр Дэвид Вулиш без труда раздобудет для нее все необходимое. И мисс Иможен Мак-Картри, преисполнившись решимости сражаться за Правосудие и Справедливость, сняла трубку. Она назвала лондонский номер ФРИ 99-99 и стала ждать. Не прошло и десяти минут, как на другом конце провода раздался голос собеседника, и, право же, удивительно приятный голос!

— Алло!

— Алло! Мистер Джеймс Суини?

— Он самый.

— Будьте любезны, сэр, передайте, пожалуйста, вашему почтенному отцу, что с ним хотела бы поговорить Иможен.

— Не вешайте трубку. Я сейчас посмотрю, вернулся он или нет.

Услышав, как хорошо знакомый голос сказал: «Алло, Иможен?», — мисс Мак-Картри почувствовала, что сердце ее забилось быстрее, и окончательно уверовала: да, все начинается сначала!

ГЛАВА III

Весть об убийстве Фуллертона привела суперинтенданта Эндрю Копланда в ужасное негодование. Не то чтобы он питал особо дружеские чувства к покойному — по правде говоря, ненадолго заезжая в Пембертон, Копланд видел его всего несколько раз, и то мельком. Но уже сам факт, что кто-то смел покуситься на жизнь одного из преподавателей сына, казался суперинтенданту чуть ли не кощунственным. Копланд позвонил Мак-Дугласу и без обиняков выложил все, что думает по этому поводу, и насколько подобные приключения несовместимы со статусом такого учебного заведения, как Пембертонский колледж. Директор поклялся, что никто не огорчен этим больше него самого и что покойный Фуллертон никоим образом не производил впечатление человека, способного умереть насильственной смертью. Поэтому, если суперинтендант соблаговолит выслушать его, Мак-Дугласа, мнение, то, очевидно, вышла какая-то ошибка и преподавателя убили случайно. Удар нанесли сзади и, очень возможно, Фуллертона перепутали с кем-то другим. Но Эндрю Копланд все-таки приказал директору приехать в управление ближе к вечеру и подробно объяснить, что за причины заставили его принять на работу человека, чья смерть так мало соответствует репутации Пембертонского колледжа.

Незадолго до полудня суперинтенданту передали рапорт Арчибальда Мак-Клостоу об убийстве Нормана Фуллертона. Больше всего его внимание привлекли серьезные подозрения сержанта насчет этой столь ненавистной ему Иможен Мак-Картри. Сначала Эндрю Копланд пожал плечами, решив, что Мак-Клостоу просто ищет повода отомстить за прежние огорчения, но, дочитав до конца, согласился, что, пожалуй, утверждения сержанта не совсем безосновательны. Арчибальд видел, как жертва ухаживала за мисс Мак-Картри, так, может, тут и впрямь самая обычная старая история с разрывом и местью за обман? Копланд позвонил Мак-Клостоу и велел явиться в Перт сразу же после того, как коронер проведет предварительные слушания. Суперинтендант хотел как можно скорее прояснить дело и примерно наказать убийцу (какого бы пола он ни оказался). С его точки зрения, молниеносность возмездия в какой-то мере искупила бы сам факт убийства в Пембертоне. Наконец, сочтя, что все возможные меры приняты, Копланд поехал домой обедать. Как у всех людей с чистой совестью, не мучимых никакими угрызениями, у суперинтенданта был превосходный аппетит. Однако для всех, кто так или иначе имел отношение к убийству Фуллертона, этот день готовил еще немало сюрпризов.

Первой жертвой стал несчастный Малькольм Неджент, которого злая судьба привела в Каллендер судить матч между местной и доунской командами. После тяжкого опьянения он вернулся в Перт очень поздно, еще плохо соображая, тут же лег спать и, к ужасу Агнес, вообразившей, что ее супруг впал в летаргический сон, пробудился лишь около полудня. Но и это пробуждение Малькольм до конца жизни считал одним из самых тягостных испытаний, какие только выпадали на его долю. Неджент не понимал, что с ним произошло. Голова казалась сплошной цементной глыбой, глаза не открывались, а попробовав оглядеться, несчастный владелец скобяной лавки чуть не взвыл от боли. Что до языка, то Малькольм ни за что не смог бы объяснить, куда он подевался, поскольку весь рот производил впечатление крепкого, без единой трещины куска дерева. Прибежавшей на его стоны испуганной Агнес Неджент признался, что боится, не заболел ли он какой-нибудь страшной, неизлечимой болезнью. Однако, не желая пугать жену до бесчувствия, Малькольм разрешил вызвать врача лишь в том случае, если ему не полегчает после полудня. Обоих немного обнадеживало то, что температура оказалась совершенно нормальной. В половине второго зазвенел телефон, и Недженту показалось, что каждую клеточку его измученного мозга пронзила острая игла. Миссис Неджент сняла трубку и тут же оповестила супруга, что с ним хочет говорить Джеральд Пилчет, представитель Ассоциации регби в Перте. Даже в агонии Малькольм ни за что не отказался бы разговаривать с мистером Пилчетом, ибо тот в его глазах олицетворял самое лучшее, самое благородное занятие на свете — игру в регби.

— Алло! Мистер Пилчет?

— Неджент? Как ни печально, но я вынужден сообщить, что после вашего скандального поведения в Каллендере, справедливо возмутившего всех местных жителей, остается только вычеркнуть вас из списков Лиги регби. И я буду вам весьма признателен, если вы забудете даже мое имя. Хотя бы из уважения к собственной семье я вовсе не хочу, чтобы меня видели в обществе самого чудовищного пьяницы во всем графстве! Я больше никогда не подам вам руки и вообще сожалею, что мы были знакомы!

Щелчок в трубке показался Малькольму Недженту похоронным звоном. С того дня несчастный хозяин скобяной лавки начал стареть с поразительной быстротой. Соседи относили такое преждевременное и внезапное дряхление на счет чисто коммерческих огорчений, но люди знающие шептались, что здоровье Неджента разрушило пьянство и ничто другое. В графстве Перт, как и повсюду, справедливость торжествует отнюдь не всегда.

Второе потрясение того памятного дня предназначалось Эндрю Копланду. Сидя у себя в кабинете, суперинтендант блаженно переваривал восхитительный обед, приготовленный женой с обычными для нее заботой и тщанием, когда вдруг раздался звонок из Лондона. Узнав, что на проводе — одна из важнейших фигур всей британской полиции, Копланд нервно сглотнул, с опасением ожидая выволочки и в то же время надеясь на повышение. Сердце его учащенно забилось. Однако собеседник развеял и тревоги, и ожидания Команда. Речь пошла совсем о другом. Большой босс звонил только для того, чтобы дать суперинтенданту подробнейшие указания. Копланд слушал, широко открыв рот от удивления, но, коль скоро начальство не сочло нужным ничего объяснять, сам спросить не посмел. Наконец, положив трубку, суперинтендант снова раскурил сигару и начал приводить в порядок легкую путаницу, царившую у него в голове. Впрочем, как всякий хороший чиновник, неизменно готовый одобрить любое исходящее сверху решение, очень скоро Копланд пришел к выводу, что таинственность начальства объясняется только одним: необычной важностью дела. Будучи оптимистом по натуре, суперинтендант быстро внушил себе, что участие в расследовании такого дела может принести немалую пользу его карьере. И полицейский поклялся от души послужить и интересам Короны, и своим собственным.

Объявив, что Норман Фуллертон погиб от руки одного или нескольких неизвестных, Питер Конвей, плотник и коронер Каллендера, закончил предварительные слушания, едва не обернувшиеся очередным скандалом. Показания Арчибальда Мак-Клостоу снова выдвинули на первый план Иможен Мак-Картри. Та не замедлила нанести контрудар и обозвала сержанта «чертовым тупицей-переростком» и «плодом противоестественной любви». Арчибальд потребовал, чтобы коронер внес в протокол гнусные оскорбления, нанесенные ревнителю государственных интересов, но Конвей лишь ответил, что Мак-Клостоу первым позволил себе более чем недоброжелательные намеки в адрес мисс Мак-Картри. На помощь Иможен, как всегда, бросились мэр Нэд Биллингс, кабатчик Тед Булит и бакалейщик Уильям Мак-Грю, а женщины дружно стали на сторону Арчибальда Мак-Клостоу. Коронер поспешил вызвать врача, обсудить показания с помощниками и вынести обычное в таких случаях заключение, развязывающее руки полиции. Кипя от злости, Мак-Клостоу предоставил Тайлеру следить за порядком в Каллендере, а сам поехал в Перт. К чаю он уже добрался до столицы графства. Там сержанта ожидал третий удар из коллекции потрясений, заготовленных на тот день лукавой судьбой для некоторых обитателей Горной страны, словно она вдруг вознамерилась доказать последним, как далеко от воображаемого до действительного.

Мак-Клостоу вошел в кабинет Эндрю Копланда, горя жаждой раз и навсегда покончить с ненавистной Иможен Мак-Картри. Всю дорогу из Каллендера в Перт он только и делал, что собирал всевозможные доказательства ее виновности. Суперинтендант принял его гораздо холоднее, чем ожидал, судя по любезному тону утреннего разговора, Мак-Клостоу. Тогда Копланд даже сказал, что с большим интересом прочел рапорт об убийстве Нормана Фуллертона, начале расследования и предварительных выводах насчет предполагаемой виновницы, но теперь настроение у него, похоже, резко изменилось.

— Я прочитал ваше донесение, сержант. Насколько я понял, вы подозреваете, что этого Фуллертона убила мисс Мак-Картри?

— Не только подозреваю, а почти уверен.

— Почему?

— Во-первых, из-за ее прошлого… На совести мисс Мак-Картри слишком много покойников!

— Ради государственной пользы, сержант, ради государственной пользы!

— Так меня уверяли, сэр, но все-таки человек, которому так нравится убивать ближних, особенно женщина, — личность, не внушающая особого доверия… Короче, волей-неволей начинаешь думать…

— Меня интересуют факты, а не домыслы, сержант!

— Факты, сэр? Да весь Каллендер подтвердит вам, что за мисс Мак-Картри по пятам следует смерть! Да, знаю, до сих пор ей всегда удавалось выкрутиться, но все же… Поэтому, увидев, как мисс Мак-Картри флиртует с каким-то мужчиной, я сразу почувствовал: не миновать беды!

— И что особенного делала мисс Мак-Картри?

— Клянусь, сэр, это так же верно, как то, что я сейчас здесь, у вас в кабинете! Иможен Мак-Картри позволила Фуллертону целовать ей руки!

— Ну и что?

— Но, сэр, если женщина может так неприлично вести себя при людях — значит, она способна на все! Несомненно, убитый полюбил — уж не знаю, какое ослепление на него нашло, но факт есть факт… так вот, он любил Иможен Мак-Картри и от этого умер. Как и тот инспектор из Ярда, что просил ее руки! До сих пор от нее удалось спастись только одному — дальнему родичу миссис Элрой. Он тоже вздумал ухаживать за этой кошмарной рыжей ведьмой, но после короткого разговора с ней умчался быстрее лани, и с того дня в наших краях никто о парне не слышал[6]! А Фуллертон, судя по данным предварительного расследования, ни с кем, кроме мисс Мак-Картри, не общался. Нет, у меня нет ни тени сомнений — это она его прикончила!

— Почему?

— В тюрьме сама признается! Но, по-моему, он отказывался жениться.

— Понимаю…

— Как вы считаете, можно мне ее арестовать, сэр? — сгорая от нетерпения, спросил сержант.

— Арестовать? Вы хоть соображаете, что говорите, Мак-Клостоу? Лучше внимательно выслушайте, что я вам скажу, и, коли не хотите нажить очень крупные неприятности, советую тщательнейшим образом выполнить все указания. Я категорически запрещаю вам трогать мисс Мак-Картри, слышите? Ка-те-го-ри-че-ски! Более того, запрещаю даже намекать или позволять кому бы то ни было в вашем присутствии вести разговоры о том, будто мисс Мак-Картри имеет хотя бы отдаленное отношение к смерти Нормана Фуллертона! Вы не обращаете внимания на Иможен Мак-Картри! Вы не видите Иможен Мак-Картри! Ее больше не существует для вас!

— Ох, если б это и в самом деле было возможно, сэр!

— Нашли время острить, Мак-Клостоу! Имейте в виду, ваше неоправданное ожесточение и преследование в высшей степени достойной особы может обернуться самым суровым наказанием! Лично я готов забыть о ваших подозрениях, хотя они, в сущности, граничат с клеветой. Но оставим это. Я понимаю, что, действуя таким образом, вы хотели как можно лучше послужить Короне. И все-таки впредь поостерегитесь, я вас предупредил. Неповиновение будет стоить вам головы.

Арчибальд медленно встал.

— Я вас отлично понял, сэр, — с горечью отозвался он. — Иможен Мак-Картри может очистить от жителей хоть всю Шотландию — я ничего не знаю, ничего не вижу и не двигаюсь с места. М-м-м, да… Некоторые вяжут, кто — крючком, кто — спицами… Ну а она коллекционирует трупы… Говорят, это хорошо… Что ж я могу поделать?.. Я подчиняюсь, сэр… Я всегда и со всем согласен вот уже двадцать шесть лет, сэр…

— Поверьте, для человека, решившего дожить до отставки без приключений, это самое полезное, сержант.

— Да, самое полезное, сэр, несомненно… Я согласен, сэр… Всегда и со всем согласен… Сержант Арчибальд Мак-Клостоу всегда на все согласен!..

Суперинтендант пристально посмотрел на подчиненного. Во взгляде его сквозили тревога и любопытство.

— Вам нехорошо, друг мой?

Мак-Клостоу вскинул на него полуобезумевшие глаза.

— Мама мне это предсказывала, сэр, но я не поверил своей маме…

— Маме? А что такое она могла вам предсказать, сержант?

— Что нельзя играть при луне, сэр, а я… я продолжал делать по-своему!

Он пророчески воздел указующий перст.

— «Арчи, — уговаривала меня она, — не выходи из дому в полнолуние! Иначе всю жизнь тебя будут преследовать призраки, пока не умрешь в смирительной рубашке…» — Мак-Клостоу ударил себя кулаком в грудь. — Эта святая женщина, моя мать, была права, сэр! — горестно взвыл он. — Я вижу призраков! Призраков с рыжими волосами! И впереди маячит психбольница, но… я согласен, сэр… всегда согласен… вот уже двадцать шесть лет…

И сержант вышел из кабинета, забыв отдать честь Копланду. А тот настолько опешил, что даже не подумал призвать его к порядку.

Увидев сержанта, хозяин «Опоссума и Священника» Реджинальд Хорсберг добродушно улыбнулся:

— Ну как, она больше не возвращалась?

— Вы про кого?

— Да та рыжая, что, видать, крепко засела у вас в голове, когда мы виделись в последний раз?

Арчибальд тихонько застонал и, ринувшись к бутылке «Джонни Уокера», которую Реджинальд Хорсберг имел неосторожность оставить на стойке, выпил четыре рюмки подряд. Кабатчик наблюдал эту сцену с видом знатока и любителя спортивных достижений такого рода.

— Вы уже выпили на семь шиллингов, — спокойно заметил он, как только сержант остановился немного перевести дух.

От волнения сержант несколько ослабил хватку, и Реджинальд не упустил случая убрать бутылку подальше.

— Для полицейского вы, по-моему, малость перебарщиваете…

— А кто бы на моем месте мог удержаться?

— Человек благоразумный.

— О каком благоразумии, скажите на милость, может идти речь, если суперинтендант приказывает вам покрывать преступников?

Реджинальд Хорсберг терпеть не мог осложнений. И ему вовсе не светило, чтобы до ушей Эндрю Копланда дошло, какие разговоры вел тут один из посетителей. Супер, чего доброго, вообразил бы, будто Реджинальд вполне их одобряет.

— Вам бы лучше поскорее вернуться домой, сержант, — добродушно заметил он.

— У меня больше нет дома среди свободных людей… Я искупительная жертва… Да, они предпочтут запереть в сумасшедшем доме меня, Арчибальда Мак-Клостоу, двадцать шесть лет беспорочно прослужившего Короне, чем тронуть хоть волос на голове у этой рыжей чертовки и помешать ей творить преступления!

Кабатчик вздохнул.

— Что, опять накатило, а? — с жалостью спросил он.

— Мне свободно дышится, только когда ее нет!

Реджинальд Хорсберг вышел из-за стойки бара, по-дружески обхватил Мак-Клостоу за плечи и повел к двери.

— Ну, старина, возвращайтесь-ка спокойно домой… и попробуйте больше не думать о своем призраке, ладно?

Всхлипывания Мак-Клостоу растрогали бы и самую черствую душу.

— Вы говорите, совсем как мама… моя покойная мама… чудесная была женщина, клянусь вам!

— Не сомневаюсь, старина… Но, думаете, она обрадовалась бы, увидев вас в таком состоянии?

Слегка отупевший Арчибальд ушел, раздумывая, что, черт возьми, хозяин «Опоссума и Священника» хотел этим сказать.

И, наконец, последним, кому довелось испытать на себе в тот день причуды судьбы и оказаться в полной растерянности перед непредсказуемым поворотом событий, был Кейт Мак-Дугал, директор Пембертонского колледжа. Вопреки ожиданиям Мак-Дугала, его сразу же принял любезный, улыбающийся и весьма благожелательно настроенный суперинтендант. Директору тут же полегчало — зря он готовился к тяжелым объяснениям.

— Разумеется, мой дорогой, то, что произошло в Пембертоне, неприятно, в высшей степени неприятно…

Директор колледжа поспешил согласиться с полицейским.

— Миссис Мак-Дугал всю ночь не смыкала глаз!.. — хнычущим голосом проговорил он. — Никак не может себе простить, что ничего не почувствовала заранее… Однако в ее оправдание должен признать, что этот Фуллертон казался вполне приличным джентльменом… Впрочем, в ином случае я бы ни за что не взял его на работу…

— Знаете, мистер Мак-Дугал, иногда убивают и джентльменов.

— Правда?

Директору колледжа было трудно поверить, что воспитанный молодой человек может кончить жизнь столь вульгарным образом. Поэтому он промолчал и лишь поклонился в знак того, что ни секунды не сомневается в проницательности и талантах Эндрю Копланда.

— Ну а кто же займет место Фуллертона?

Несколько удивленный тем, что суперинтендант вмешивается во внутренние проблемы его колледжа, Мак-Дугал все же смиренно признал, что пока он в некоторой растерянности, но немедленно займется поисками нового преподавателя.

— Не стоит так себя утруждать, дорогой Мак-Дугал… Случайно получилось, что я как раз знаю особу, способную не только по праву занять место жертвы, но и придать Пембертону еще больший блеск…

Директор совсем опешил. Тем не менее в словах собеседника он усмотрел лишь живейший интерес к колледжу и мысленно поздравил себя с таким успехом. Эндрю Копланд пользовался в Перте немалым влиянием. Поэтому Мак-Дугал рассыпался в благодарностях.

— А можно узнать, кого вы имеете в виду?

— Мисс Иможен Мак-Картри.

— Молодая барышня?

— Не совсем… Честно говоря, дорогой друг, мисс Мак-Картри только что ушла на пенсию после долгой и блестящей службы в Адмиралтействе…

— На пенсию? Так это пожилая дама?

— Ничего подобного! Насколько я знаю, мисс Мак-Картри живет вне времени, и годы ее нисколько не тяготят. Очень властная и энергичная особа.

— Разумеется, у нее есть все необходимые знания, чтобы…

— Ну, тут уж вы — лучший судья… От себя добавлю только одно: взяв на работу мисс Мак-Картри, дорогой Мак-Дуглас, вы окажете очень большую услугу и мне, и куда более могущественным людям…

Проникновенный тон и таинственность Копланда заставили директора колледжа задуматься. А вдруг эта мисс Мак-Картри — какой-нибудь незаконный отпрыск королевского дома? В таком случае вполне понятно, что ее стараются держать подальше от Букингемского дворца, но под покровительством и неусыпным надзором. Как все шотландцы, Мак-Дугал обладал богатым воображением, и потому, возвращаясь домой, уже чувствовал себя неким особо доверенным лицом Двора, достаточно уважаемым, чтобы ему поручили хранить важную государственную тайну.

Иможен получила из Лондона целую кипу замечательных и стопроцентно фальшивых бумаг, оповещающих весь культурный мир, что мисс Мак-Картри — одна из самых блестящих выпускниц Джиртонского колледжа, основанного королевой Викторией в Кембридже в 1869 году. С легким удивлением Иможен продолжала читать эти, по виду настоящие, государственные документы. Покончив с этим делом, она почти поверила, что с блеском выдержала все экзамены и достигла высоких степеней в ожесточенной борьбе. Как ни странно, шотландка даже немного возгордилась. И миссис Элрой заметила про себя, что ее «протеже» держится еще высокомернее обычного. Тем не менее, узнав, что, едва успев приехать в Каллендер, Иможен снова уезжает, Розмери разразилась возмущенными воплями. Никак не могла она привыкнуть к невероятной жизненной энергии своего великовозрастного дитяти! И Розмери взмолилась ко всем известным ей небесным покровителям Шотландии, прося заронить хоть несколько гранов здравого смысла в постоянно охваченный лихорадочной деятельностью мозг мисс Мак-Картри.

— Господи Боже, неужто и впрямь собрались опять куда-то бежать? Это в вашем-то возрасте?

— Не валяйте дурака, Розмери! Я еду всего-навсего в Пембертонский колледж, не так уж далеко!

— Учиться, что ли, надумали?

— Нет, преподавать.

Старая служанка онемела от изумления и с восторгом поглядела на Иможен. То, что на склоне лет мисс Мак-Картри вдруг превратилась в светило науки, нисколько ее не волновало, нет, она думала только о том, как воспрянут духом и обрадуются все друзья Иможен. Что бы там о ней ни болтали, мисс Мак-Картри, несомненно, личность! Вечером она не преминула поделиться потрясающей новостью с мужем.

— Представляете, Леонард?.. Преподаватель Пембертонского колледжа… это ого-го, а?

— А я и не знал, что у нее есть диплом и все такое прочее…

— Не можете же вы все знать, Леонард!

— Да, и в том числе — почему вы до сих пор не наливаете мне чаю, хотя позвали сюда добрых пять минут назад!

С годами Леонард Элрой становился все прозаичнее, что не всегда делало его приятным спутником жизни для, само собой, вполне респектабельной, но зато весьма склонной к мечтаниям особы. Естественно, Леонард, по обыкновению, передал новость сторожу рыбнадзора Фергусу Мак-Интайру, а уж тот постарался поставить в известность остальных жителей Каллендера. Преданные сторонники Иможен восприняли известие с горделивым восхищением, а противники не могли скрыть досады.

Бакалейщица миссис Мак-Грю попробовала было хорохориться и громко объявила покупателям, что с ее-то одаренностью при желании запросто могла бы поступить в университет, но никто явно не принял этих слов всерьез, а Уильям лишь презрительно свистнул сквозь зубы, и собравшиеся немедленно сочли этот свист куда более оскорбительным, чем любые возражения. А Маргарет Булит, жене хозяина «Гордого Горца», довелось сформулировать вслух, то, что думали злопыхатели, страстно желавшие Иможен провалиться в преисподнюю. Какой же надо обладать наглостью, во всеуслышание спросила миссис Булит, чтобы занять еще теплое место человека, которого она же сама, возможно, и убила? Вопрос произвел сильное впечатление, даже слишком, как с беспокойством подумала Маргарет, представив, насколько страшной будет реакция Теда, если до него дойдут слухи о болтовне жены. Однако слухи дошли не до хозяина «Гордого Горца», а до самой Иможен. Она тут же отправилась в кабачок.

— Говорят, вы нас покидаете, мисс Мак-Картри? — с обычным дружелюбием спросил Булит.

— О, я еду совсем недалеко… в Пембертон…

— Надеюсь, вам там понравится… Но вы ведь не забудете ни Каллендер, ни друзей?

— Ни врагов, Тед… А кстати, я хотела бы перекинуться парой слов с вашей женой. Вы не против?

Слегка удивленный кабатчик кликнул супругу, а посетители застыли в напряженном ожидании. При виде Иможен Мак-Картри у Маргарет Булит сжалось сердце.

— Вы меня звали, Тед? — с трудом выдавила она из себя.

— Мисс Мак-Картри хочет поговорить с вами, Маргарет.

Миссис Булит облизала пересохшие губы и с гримасой, весьма мало напоминавшей улыбку, повернулась к Иможен.

— Чем могу служить, мисс? — охрипшим от страха голосом спросила она.

— Попридержать язык, миссис Булит!

Тед, вытиравший в это время бокал, тут же поставил его на стойку и подошел поближе.

— Вас трудно понять, мисс Мак-Картри! — отозвалась кабатчица, решив, что пропадать — так с музыкой.

— Не волнуйтесь, я как раз пришла объясниться начистоту! — отчеканила Иможен. — Вам известно, что такое клевета, миссис Булит?

— Ну, это…

— Например, когда отсутствующего и, стало быть, не способного защищаться человека обвиняют в поступках, которые могут нанести урон его репутации, как это сделали вы сегодня пополудни, громко объявив, что беднягу Фуллертона, убитого во время матча между «Непобедимыми» и «Бульдозерами», возможно, отправила на тот свет я.

— Вот как, Маргарет, вы позволили себе чернить мисс Мак-Картри? — ласково спросил Тед, но и жена, и посетители сразу усмотрели в столь не свойственной ему кротости особенно зловещие предзнаменования.

— Уверяю вас, Тед…

Но Иможен безжалостно продолжала:

— А знаете, миссис Булит, я бы запросто могла подать на вас жалобу и вчистую разорить… Счастье ваше, что ухитрились выйти замуж за одного из лучших людей на свете и друга моего отца, покойного капитана!

Растроганный Булит схватил руки мисс Мак-Картри и горячо пожал. Потом официант Томас не раз признавался, что никогда в жизни его ничто так не задевало за живое, как эта простая и трогательная демонстрация нерушимой дружбы. Наконец мисс Мак-Картри осторожно высвободила руки и неожиданно для всех влепила миссис Булит увесистую оплеуху.

— На сегодня с вас хватит, миссис Булит!

Бледная от ярости жена Теда стала искать глазами что-нибудь тяжелое, намереваясь швырнуть в голову обидчицы, но муж предусмотрительно заметил:

— На вашем месте, Маргарет, я бы поспешил спрятаться на кухне, если, конечно, вы не хотите, чтобы я задал вам прямо сейчас, на людях, порку и научил держать свой проклятый язык за зубами!

По общему мнению, Иможен снова показала всем пример хладнокровия и отваги, столь свойственных душам незаурядным, и не стоит удивляться, если миссис Булит сопьется, пытаясь забыть это горькое унижение.

Узнав от Тайлера все подробности описанной сцены, сержант Мак-Клостоу не позволил констеблю вызвать Иможен для строгого внушения, как тот намеревался.

— Нет, Тайлер, я запрещаю вам беспокоить эту проклятущую старую деву!

— Но закон, шеф…

— Мисс Мак-Картри выше закона, Сэм! И если до сих пор вы об этом не догадывались, то теперь я вас оповестил!

— Но ведь все-таки… а, шеф?..

— Не спорьте, Тайлер! Знайте: мисс Мак-Картри может позволить себе все, что угодно. Даже если ей взбредет в голову сделать из любого взрослого шотландца охотничий трофей, мы и пикнуть не посмеем! Честное слово, Сэм, можно подумать, Корона держится, лишь пока эта чертова рыжая ведьма живет и дышит! И все, больше ни гу-гу, а то у меня опять начнется лихорадка… А еще имейте в виду: попробуйте только хоть раз произнести имя этого дьявольского создания в моем присутствии, и при всей дружеской симпатии я выпущу весь магазин вам в потроха, а потом застрелюсь сам! Так что зарубите это на носу!

Получив восторженный отклик от Мак-Дугала, на которого, по его собственным словам, произвели сильное впечатление отправленные мисс Мак-Картри документы, шотландка решила ехать в тот же вечер.

Пембертонский колледж стоит на берегу Артни, на равном расстоянии между Каллендером и Комри, в глухом и живописном уголке. Такая уединенность и отгороженность от внешнего мира радуют и успокаивают родителей, чьи дети еще не доросли до университета. Вверив чадо попечению Кейта Мак-Дугала, они не сомневались, что в колледже оно получит хорошее образование и простую, но здоровую пищу, приготовленную заботливыми руками Мойры Мак-Дугал, и, кроме того, несравненную жизнь на свежем воздухе. К огромному удовольствию Мак-Дугалов, все состоятельные семейства графства Перт оспаривали друг у друга честь получить место в Пембертонском колледже, так что супруги не сомневались: очень скоро настанет счастливый день, когда, сколотив приличное состояние, они наконец смогут уехать на родину Мойры, в Драммадрохет, неподалеку от Лох-Несса, и мирно доживать остаток дней на покое. Гибель Нормана Фуллертона почти не нарушила их блаженного ожидания.

С тех пор как она решила занять место покойного преподавателя, Иможен пыталась вообразить атмосферу колледжа и действовать в полном соответствии со своими представлениями. Именно поэтому мисс Мак-Картри воображала, будто ее неожиданное появление в сумерках должно особенно смутить преступника, ибо она вдруг возникнет перед ним, словно призрак. Ни один британец, из какой бы части острова он ни происходил, до конца дней своих не может полностью изжить в себе шекспировские страсти. И мисс Мак-Картри льстила себя надеждой, что, явись она вдруг перед виновным — твердая и несгибаемая, как само правосудие, — тот смутится, испугается и тем самым выдаст себя проницательному взору Иможен. Тогда начнется неутомимое преследование, пока измученный убийца не падет к ее ногам и не запросит пощады. Подобные видения так опьяняли воительницу, что она «била копытом» от нетерпения.

Питер Конвей с радостью согласился отвезти Иможен в Пембертон на своей машине. Отъезд назначили на шесть часов вечера. Дорога предстояла трудная, но все же чуть больше десятка километров, отделявших Пембертон от Каллендера, можно было проехать за полчаса, а то и быстрее, зато мисс Мак-Картри появилась бы в колледже в сумерки, этот неверный час между днем и ночью, когда даже самые упорные немного расслабляются.

Констебль Сэмюель Тайлер так быстро, как позволяли его вечно больные и усталые ноги, влетел в полицейский участок, где Арчибальд Мак-Клостоу мирно дремал, мечтая об отставке. От неожиданности сержант едва не грохнулся со стула. Сначала он подумал о каком-нибудь катаклизме вроде пожара, землетрясения, наводнения, подземного взрыва, однако очень быстро все картины бушевания сил природы в его сознании вытеснила ненавистная фигура и, смирившись с неизбежным, он безжизненным голосом спросил запыхавшегося Тайлера:

— Опять она, да?

Констебль кивнул. Мак-Клостоу застегнул пояс, водрузил на голову каску и встал.

— Кого она прикончила на сей раз?

Констебль уже успел немного перевести дух.

— Никого! — жизнерадостно крикнул он.

Арчибальд недоверчиво поглядел на подчиненного.

— Вы уверены, Сэм?

— Уверен, шеф. Она уезжает!

— Уез…

— Да, шеф! Уже с сегодняшнего вечера начнет преподавательствовать в Пембертонском колледже. А повезет ее туда на своей машине Питер Конвей! Узнав новость, я помчался вас предупредить!..

Мак-Клостоу снял каску, расстегнул пояс и, повесив его на спинку кресла, с самым торжественным видом обнял Тайлера за плечи.

— Будь я королевой, Сэм, за такую потрясающую новость сделал бы вас лордом… но, поскольку я всего-навсего мелкий государственный служащий, то дайте-ка я вас расцелую!

— Я не против, шеф!

И в эту трогательную минуту два верных полисмена Ее Всемилостивейшего Величества упали друг другу в объятия. Столь бурные излияния братской привязанности вполне объяснимы, поскольку оба они испытывали ту особую легкость, что всегда свойственна людям, чудом избежавшим казалось бы неминуемой катастрофы, и преисполняет их сердца внезапной, хотя и крайне недолговечной любви к ближнему. Мак-Клостоу и Тайлер так блаженствовали, что даже не заметили, как дверь участка открылась и вошла Иможен. При виде двух нежно обнявшихся полицейских, громко чмокающих друг друга в обе щеки, мисс Мак-Картри остолбенела. Мак-Клостоу стоял спиной к двери. Слегка откинув голову, но продолжая держать подчиненного за плечи, он нараспев проговорил:

— Неужто это правда, Сэм, и мы опять сможем наслаждаться спокойной жизнь? Ох, Сэм, никогда не забуду этой минуты, проживи я хоть тысячу лет! В последние дни я ни разу не притрагивался в шахматной задаче из «Таймс», но сейчас наверняка справлюсь с ней в два счета! И это — благодаря вам, мой дорогой, мой добрый, мой незаменимый друг!

Однако, вопреки ожиданиям сержанта, лицо Тайлера отнюдь не сияло таким же счастьем. Приоткрыв рот, констебль слегка остекленевшими глазами уставился в какую-то точку довольно высоко над плечом шефа и явно витал мыслью где-то далеко-далеко. Арчибальд удивленно замолчал и обернулся поглядеть, что вызвало такой пристальный интерес его подчиненного. Увидев Иможен, бедняга чуть не скончался на месте. Колени у него подогнулись и, чтобы не упасть, Мак-Клостоу вцепился в китель Тайлера. Тот потерял равновесие и едва не загремел вместе с шефом. А мисс Мак-Картри, уже отойдя от первого изумления, спросила:

— Что, тренируетесь? В каскадеры решили податься?

Звук ненавистного голоса вернул сержанту утраченное хладнокровие. Он выпрямился, одернул китель и слегка поклонился Иможен.

— Надо полагать, вы пришли сообщить нам, что решили повысить процент смертности в графстве Перт, мисс? В таком случае, согласно распоряжениям сверху, я могу лишь одобрить ваши намерения и вместе с Тайлером предложить помощь. Однако, с вашего позволения, мисс, я бы посоветовал вам воспользоваться автоматом. Тогда вы могли бы поражать два, три, четыре и больше объектов сразу и, я уверен, очень скоро оставили бы нас с Тайлером поддерживать общественный порядок в пустыне!

— Вам нехорошо, Арчи?

— С чего бы вдруг, мисс, как, по-вашему?

— Понятия не имею. Но, войдя сюда, я видела, что вы с Сэмюелем воркуете, как два голубка. Это что, какие-нибудь новые правила у вас, в полиции?

Смущенный Тайлер переминался с ноги на ногу, как медведь с кольцом в носу, а к лицу сержанта медленно прихлынула краска — впрочем, никто этого не заметил, поскольку виски давным-давно придало ее физиономии кирпично-красный оттенок.

— Это было выражением чисто дружеской привязанности, мисс.

— А кроме того, Арчи, вы ведете какие-то странные разговоры! Послушав вас, какой-нибудь посторонний мог бы не понять шутки и, чего доброго, вообразить, будто я на редкость кровожадна… Это я-то! Самая нежная и заботливая женщина во всей Горной стране!

Мак-Клостоу пошатнулся и лишь огромным усилием воли подавил желание вцепиться Иможен в горло.

— Самая нежная и заботливая, да? — бросил он, не повышая голоса. — Ну а я вам скажу, что вы самая потрясающая стерва, какую когда-либо носила шотландская земля! В сравнении с вами даже вампиры невинны, как агнцы Божьи, а жениться на вас могло бы разве что чудовище с озера Лох-Несс… Да и то если бы вы поймали его врасплох!

Прекрасно понимая, что у сержанта есть более чем серьезные основания яриться на Иможен, сам Тайлер продолжал видеть в ней подругу детских игр, дочь самого удивительного пьяницы во всем графстве Перт, и не мог позволить кому бы то ни было разговаривать с ней таким тоном.

— Зря вы это, шеф…

Но констебль не успел договорить — Мак-Клостоу повернулся к нему.

— Уже измена и предательство, Сэм? — перебил он.

В голосе сержанта звучала целая гамма оскорбленных чувств — боль, горечь, отвращение, смешавшись воедино, превратили простой вопрос в некий настолько огромный мир страданий непонятой души, что Тайлер, не выдержав, вышел из кабинета. Иможен воспользовалась этим, чтобы снова перехватить инициативу.

— Вот что, Арчи… Не знай я, что вы — самый глупый полицейский во всем Соединенном Королевстве, уж заработали бы хорошую трепку, но я люблю вас таким, какой вы есть. В вашем возрасте уже нечего и надеяться поумнеть, и я от души надеюсь, что после смерти из вас набьют чучело и оставят здесь, в участке, на веки вечные. Тогда в Каллендер начнут стекаться туристы и ходить сюда, как, скажем, в дом «Пертской красавицы». С той, однако, разницей, что тут они смогут лицезреть самого фантастического кретина, какого когда-либо видели под небесным небосводом. А теперь, мой милый Арчи, если вы еще способны сделать над собой небольшое усилие и попытаться понять хотя бы самые простые вещи, то знайте: я пришла попрощаться и сообщить вам, что уезжаю.

— Слава Всевышнему! Мы устроим Ему молебн!

— Только не пойте слишком громко, Арчи! Вы ужасающе фальшивите, и там, на Небе, могут рассердиться…

— Слушайте, мисс Мак-Картри, я готов вынести любые оскорбления, если только вы и вправду уезжаете!

— Меня пригласили в Пембертонский колледж.

— Мыть посуду?

— Ну, Арчи, тут уж вы перегнули палку… При всем моем терпении и симпатии к вам… еще несколько слов в таком тоне — и я привезу в Пембертон, как охотничий трофей, вашу бороду!

— Так вы решили возглавить колледж?

— Тоже нет… Собираюсь прочитать курс лекций по истории британской культуры и цивилизации…

— Вы будете читать лекции о культуре?!

— Да, я.

— Но… они что ж, совсем вас не знают?

— Зато видели мои дипломы и прочие бумаги… Этого достаточно.

— Вот никогда бы не подумал, что в графстве Перт так много умственно отсталых… Но скажите, мисс, Фуллертон, которого убили у нас, здесь… он, случаем, не из того же колледжа?

— Совершенно верно.

— А-а-а… теперь понимаю!

— И что же вы поняли, дорогой мой Арчи?

— Одно из двух, мисс: либо вы решили уничтожить весь преподавательский состав Пембертона, чем, несомненно, заслужите горячее одобрение суперинтенданта, либо опять вздумали совать свой чертов нос в то, что вас совершенно не касается!

— Я мало знала мистера Фуллертона, но все же достаточно, чтобы не позволить его убийце спокойно разгуливать на свободе! Хоть это-то вы можете понять, Арчи?

— В первую очередь я думаю о том, что Пембертон входит в число вверенных мне территорий, так что, видать, нас с Тайлером, по вашей милости, ждут веселые денечки!

— И вы еще жалуетесь, неблагодарный?

— Я не стану жаловаться, мисс, но при условии, что в один прекрасный день меня вызовут составить протокол о вашей смерти от железа, огня, воды или яда!

— Как плохо вы умеете притворяться, Арчи… В глубине души вы ведь отлично знаете, что не можете без меня жить!.. До свидания и, надеюсь, очень скорого!

Когда констебль Тайлер наконец решился предстать пред грозные очи начальства, то обнаружил, что сержант, бессильно поникнув в кресле, заливается бессмысленным смехом. Сэмюель вдруг испугался, что голова Мак-Клостоу не выдержала испытаний.

— Шеф?.. Шеф?.. Это я… Тайлер… Вы хоть узнаете своего друга Сэмюеля?

Мак-Клостоу окинул его ничего не выражающим взглядом, встал и подошел к шкафу. Вытащив оттуда всегда бережно хранимый за кипами досье запас — нераспечатанную бутылку виски, он отвинтил пробку, поднес горлышко к губам и на глазах у восхищенного констебля одним махом отпил добрую половину.

— Оказывается, я жить без нее не могу! — блаженно рыгнув, сообщил Арчибальд. — Это я-то! Да я только и мечтаю о том дне, когда ее зароют глубоко-глубоко в землю!.. Скажите, Сэм, только честно, как, по-вашему, может, теперь, уйдя на пенсию, чертовка решила положить на меня глаз, а?

Решив, что сержант шутит, Тайлер ответил в том же духе:

— Очень может быть, шеф… Из вас получится великолепная парочка!

Глаза Арчибальда Мак-Клостоу чуть не вылезли из орбит. Несколько мгновений он стоял, пошатываясь, словно высказанное констеблем предположение упорно прокладывало дорогу в слегка затуманенном парами виски мозгу, потом снова поднес к губам бутылку и допил до дна. Сэмюель на своем веку повидал немало любителей крепко выпить, но на сей раз и он удивленно замер, раздумывая, как отреагирует организм Арчибальда на такое мощное влияние спиртного. Ответ он получил очень быстро. Сначала из рук сержанта выскользнула бутылка, потом Мак-Клостоу совершенно обалделыми глазами окинул комнату, неуверенно хихикнул и, повалившись, как сноп, во всю длину вытянулся на полу. Лоб с таким звоном стукнулся о деревянные паркетины, что у Сэмюеля дрожь пробежала по позвоночнику. Ничуть не сомневаясь, что его шеф мертв, бедняга констебль подумал, что мисс Мак-Картри, сама того не ведая, совершила свое первое настоящее убийство.

В городе умер какой-то старик. Поскольку перед этим он долго болел, родные попросили как можно быстрее положить покойника в гроб, и Питер Конвей не смог в назначенное время приехать за Иможен. Мисс Мак-Картри пришлось терпеливо ждать, и когда плотник наконец объявил, что готов ехать, было уже около восьми часов вечера. Сумерки быстро сгущались. Иможен сочла, что, раз она обещала приехать сегодня, лучше опоздать, чем откладывать поездку на завтра. Шотландка не любила нарушать слово. Будь на то его воля, Питер Конвей охотно подождал бы до утра, ибо, честно говоря, не особенно любил шататься ночами по пустошам. Питер, конечно, не слишком верил всяким россказням о гномах, домовых и прочей нечисти, но, живя в стране, где привидения — расхожая монета, волей-неволей задумаешься о возможности существования других сверхъестественных существ, быть может, не особо расположенных к живым. Впрочем, присутствие Иможен успокаивало Конвея. По его мнению, даже самые могущественные духи, затаившиеся в пустошах, вряд ли решатся напасть на рыжую воительницу.

Питер Конвей заблуждался. Не успели они отъехать от Каллендера и на несколько миль, как начались неприятности. Мотор, вероятно, питавший такое же глубокое отвращение к странным обитателям пустошей, как и его хозяин, вдруг начал чихать, хрипеть и захлебываться, пока наконец не умолк совсем. А молчание мотора куда неприятнее, чем любые звуки, какие он только способен издавать. Конвей скинул куртку и, подрагивая на ветру, поднял капот машины. Проковырявшись в моторе около часу, он заявил, что можно ехать.

Питер, против обыкновения, молчал, а Иможен напустила на себя полную безмятежность, но оба чутко ловили завывания ветра, казалось, доносившиеся из потустороннего мира. Меньше чем в миле от Пембертона машина опять вышла из строя. Питер, ощупав механизм, пришел к выводу, что на сей раз они застряли очень надолго, и снедаемая нетерпением мисс Мак-Картри, к восторженному изумлению спутника, решила идти пешком. Ее неукротимая воля настолько поразила плотника, что тот не посмел и заикнуться, как страшно ему будет тут одному.

Поэтому мисс Мак-Картри, поручив заботам Питера привезти чемодан, как только управится с мотором, и прихватив с собой только сумку, двинулась в путь. Едва она исчезла из глаз, Конвей достал всегда хранившуюся среди инструментов бутылку виски и принялся пить прямо из горлышка в надежде справиться наконец с охватившей его дрожью. Тем временем мисс Мак-Картри, явственно различая в стонах ветра многоголосый шум армии Роберта Брюса, выступившей в Баннокберн лупить англичан, шла широким, размашистым шагом. Крупный нос Иможен с удовольствием вдыхал ночные запахи, а перед глазами стояли внятные лишь ей одной видения. Куда полезнее, естественно, было бы смотреть на дорогу, потому что всего минут через пятнадцать, перестав слушать волынщиков Брюса и вернувшись к реальности двадцатого века, мисс Мак-Картри пришлось признать, что она совсем заблудилась и даже не помнит ни где, ни когда случайно свернула с Пембертонской дороги на эту болотистую почву. На мгновение шотландка впала в полную растерянность, но, представив, как будет насмехаться над ней Арчибальд Мак-Клостоу, взяла себя в руки и решительно отправилась на поиски колледжа, дороги или хотя бы машины Питера Конвея. Полтора часа спустя она так и не нашла ни того, ни другого, ни третьего.

Ничуть не догадываясь о постигших его спутницу неприятностях, Питер Конвей успел осушить бутылку виски и блаженно вытянулся на одеялах, которые никогда не забывал прихватить с собой на всякий случай. Почти тотчас же Питер погрузился в тот удивительно крепкий, здоровый сон, что так странно роднит детей и пьяниц. Ни холод, ни возможное нашествие нечистой силы его больше не заботили. А Иможен упорно продолжала бродить по пустошам, и какой-то пастух, решивший поискать отставшего от стада барана, увидев издали ее высокую фигуру, бросился ничком на землю, закрыв глаза и заткнув уши. Бедняга не сомневался, что это одна из тех могущественных ведьм, с которыми некогда поддерживали тесные связи предводители кланов, и теперь скоро пробьет его смертный час. Наконец, убедившись, что никогда не найдет дороги в густо засеянном полосками тумана однообразном пространстве, мисс Мак-Картри решила позвать на помощь. Она издала нечто вроде протяжного воинственного клича, и Дункан Фергюсон, старик, дремавший у себя в хижине примерно в четверти мили оттуда, сквозь сон подумал, что, как во времена его юности, по пустошам снова рыщут волки. А незадачливый пастух, оставив всякую надежду отыскать потерянного барана, с пеной на губах влетел к себе в стойло и остаток ночи провел в молитвах святой Ниниан, прося еще хоть ненадолго забыть о нем и оставить среди живых. Питеру Конвею, растянувшемуся на одеялах и под большой мухой, снилось, будто Елизавета Вторая, вызвав его в Букингемский дворец, предлагает корону Шотландии.

В Пембертонском колледже все спали или, по крайней мере, должны были бы спать. Однако дверь флигеля, где спали девушки, тихонько приоткрылась, и Элисон Кайл, ученица «второго года», в плотно запахнутом плаще выскользнула в залитый бледным и романтическим светом луны парк. Стараясь держаться в тени, девушка беззвучно прокралась к каменной скамье у черного хода, где ее поджидал высокий молодой человек — ученик «четвертого года» Джерри Лим. Элисон считала Джерри самым красивым парнем на свете, а по мнению Джерри, обскачи хоть всю Шотландию — все равно не найдешь девушки, которая хоть в подметки годилась бы Элисон. Отец этой новой Джульетты жил в Данди и зарабатывал массу денег на апельсиновом джеме, а родитель Ромео образца шестьдесят первого года обитал в Керколди и тоже не бедствовал — его линолеумный завод приносил очень недурные доходы. Оба главы семейства решили отправить единственных чад в Пембертон, надеясь, что там, в глуши, они целиком погрузятся в науки, но в Шотландии, как, впрочем, и везде, любовь разрушает самые хитроумные планы. Джерри и Элисон твердо решили пожениться, но прекрасно понимали, что родители ожидают от их пребывания в Пембертоне вовсе не свадьбы. И юноша, и девушка упорно, но безуспешно гадали, как это «старики» могут обращать внимание на что-нибудь, кроме любви. Они считали себя непонятыми и, проклиная слишком нежный возраст, мечтали сбежать или вдвоем кончить жизнь самоубийством, причем мысль о последнем тут же доводила обоих до слез. Настоящие маленькие шотландцы!

Взявшись за руки, они в очередной раз шептали друг другу слова любви, клеймили предполагаемую суровость отцов (пока даже не подозревавших об их намерениях) и непроходимую глупость сочинителей нелепых законов, мешающих пожениться людям, не достигшим какого-то там возрастного предела, как вдруг Элисон умолкла и по лицу ее скользнула тень беспокойства.

— Вы слышали, Джерри? — шепотом спросила девушка.

Юный Лим готов был исполнять любые причуды возлюбленной, но, как бы старательно ни напрягал слух, в конце концов признался, что не улавливает ни единого необычного звука. Элисон, дрожа, крепче прижалась к Джерри, чем доставила ему немалое удовольствие.

— Джерри… а что, если там привидение? — прошептала она.

Парень, даром что шотландец, высокомерно хмыкнул.

— Да ну же, darling, разве вы не знаете, что их давным-давно делают только на экспорт?

Элисон, отпрянув, изумленно посмотрела на Лима.

— Вы… не верите в привидения?

Она с тревогой ждала ответа. Так искренне верующая женщина мучительно задает любимому главный вопрос, в душе опасаясь, как бы он не оказался атеистом. Но Джерри, почувствовав волнение девушки, крепко прижал ее к груди.

— Вы же их ни разу не видели, правда?

— Нет, конечно, но…

— И, слово даю, никогда не увидите!

Хоть Элисон и решила верить всему, что говорит Джерри, ибо тот, кого она любит, никак не может ошибаться, но все же не могла сразу отринуть укоренившиеся за шестнадцать лет представления. И когда она уже собиралась неуверенно возразить, в тишине ночи отчетливо послышался скрип калитки. Девушка тихонько застонала от страха и спрятала голову на груди возлюбленного, но и тот уже не чувствовал прежней уверенности, ибо на сей раз тоже явственно уловил необычный звук.

— А не разумнее ли вернуться, darling? — шепнул он на ухо подруге.

Не поднимая головы, она чуть слышно пробормотала:

— Если по парку бродит привидение, я не двинусь с места!

— Готов поклясться, Элисон, никаких привидений тут нет!

Успокоенная его мужественным тоном, мисс Кайл встала и поплотнее запахнула плащ, но, едва она повернулась лицом к колледжу, как с ужасом увидела всего в нескольких шагах от себя залитое бледным светом весьма охочей до таких проделок луны привидение. Прежде чем упасть в обморок, Элисон так дико завизжала, что в нескольких окнах колледжа сразу зажегся свет, а Джерри, заикаясь от страха и уже нисколько не думая о возлюбленной, как заведенный бормотал:

— Леди Макбет!.. Леди Макбет!.. Леди Макбет!..

Однако пронзительный голос мисс Мак-Картри живо привел его в чувство.

— Не время сейчас блистать эрудицией, молодой человек! Занялись бы лучше этой крошкой, у которой, видать, в жилах не кровь, а водица! Вы шотландец?

Сбитый с толку Джерри окончательно перестал понимать что бы то ни было.

— Да…

— А она?

— Тоже.

— Просто не верится! В мое время никто не шлепался в обморок ни с того ни с сего!

Элисон, на которую никто не обращал внимания, потихоньку пришла в себя, но, открыв глаза, снова увидела перед собой высокую рыжую ведьму с горящим взором и чуть не закричала от ужаса, однако Иможен успела предотвратить новый обморок.

— Да вставайте же! Приличные девушки так себя не ведут! А для начала мне бы очень хотелось знать, какого черта вы тут делаете в такой поздний час?

Элисон, убедившись, что имеет дело вовсе не с привидением, сухо бросила:

— А вы?

Мисс Мак-Картри уже собиралась достойно ответить на возмутившую ее дерзость, но к ним подошел мужчина в халате и с фонариком в руке.

— Что тут происходит? Кто кричал?

Элисон призналась, что кричала она, а испугало ее неожиданное появление в лунном свете, среди кустов, вот этой дамы.

— Если бы вы сейчас спали у себя в комнате, как того требуют правила, Элисон Кайл, да и вы тоже, Джерри Лим, подобные треволнения вам бы не грозили! Возвращайтесь домой, но имейте в виду: за эту выходку вам придется объяснять свое поведение дисциплинарному совету.

Пока джентльмен вежливо, но твердо отдавал приказания, мисс Мак-Картри внимательно его изучала. На вид она дала бы ему лет сорок пять. Наверняка получил прекрасное воспитание. Усталое и изрезанное морщинами лицо ни красивым, ни уродливым не назовешь, но в целом оно производило очень приятное впечатление. Выразительный, хорошо поставленный голос с головой выдавал выпускника Оксфорда, но чувствовалось, что незнакомец старается смягчать крайности произношения. На долю секунды его взгляд остановился на Иможен, и джентльмен с трудом скрыл удивление. Правда, говоря по совести, мисс Мак-Картри явилась в Пембертон в довольно жалком виде. Она слишком долго бродила по пустошам, хотя в основном, не отдавая себе в том отчета, топталась на одном месте. Усталая и измученная бесцельной ходьбой, Иможен перепачкалась в лужах, изорвала платье о колючки кустарников и растрепала волосы, пока в конце концов случайно не наткнулась на стену Пембертона. Выбрав неверное направление, шотландка вошла в парк не через главные ворота, а в калитку позади здания, которой почти не пользовались, но всегда держали открытой.

— Могу я спросить, мисс, с кем имею честь?..

Но Иможен всегда терпеть не могла елейного тона.

— По-моему, простая вежливость требует, чтоб вы представились первым!

— Оуэн Риз. Последние четыре года преподаю английский здесь, в Пембертоне.

— А я — Иможен Мак-Картри.

— Только не говорите, будто вы и есть преподавательница, которую мы сегодня вечером ждали взамен бедняги Фуллертона!

— А почему бы и нет? Кстати, должна с огорчением отметить, что вы мне ужасно не нравитесь, мистер Риз!

Собеседник Иможен расхохотался:

— Ну да? Очень жаль, потому что я уже успел проникнуться к вам большой симпатией, мисс Мак-Картри! Но осторожно: вот идет достопочтенный Мак-Дугал собственной персоной, да не один, а со свитой!

При виде их взъерошенный, заспанный и облаченный в клетчатый четырехцветный (в полном соответствии с основными цветами его клана — красно-зелено-бело-голубой) халат директор колледжа сердито заверещал:

— Опять одна из ваших шуточек, Риз? В таком случае я вынужден предупредить, что…

Но преподаватель английского невозмутимо перебил его:

— Мистер Мак-Дугал, позвольте представить вам мисс Иможен Мак-Картри, приехавшую заменить нашего дорогого Фуллертона.

Кейт Мак-Дугал и двое его спутников — один в ярко-зеленом спортивном костюме, второй в пижаме — круглыми глазами уставились на Иможен. Наконец Кейт отвернулся и еще раз посмотрел на Риза — тот чуть заметно кивнул. А мисс Мак-Картри уже начинала сердиться.

— Странная, как я погляжу, у вас, в Пембертоне, манера встречать преподавателей! — загремела она.

Но Кейт, когда что-то, по его мнению, задевало честь колледжа, тоже мгновенно воспламенялся.

— Видите ли, мисс, мы пока еще не привыкли к вторжениям в столь поздний час и в таком виде! Тем не менее позвольте сказать вам: «Добро пожаловать в Пембертон!» Хотя, по правде говоря, вы меня несколько удивили…

Иможен рассказала о перипетиях мучительной поездки из Каллендера. Узнав, что Питер Конвей до сих пор не привез ее чемодана, она пришла в такую ярость, что директор не на шутку встревожился. Зато Риз от души веселился, не сомневаясь, что новый педагог внесет в жизнь Пембертона большое оживление. Наконец, выразив Иможен глубокое сочувствие, Кейт представил ей своих спутников:

— Нашего преподавателя английского, Оуэна Риза, вы уже, несомненно, знаете… А это Гордон Бакстер — он преподает естественные науки и занимается спортивной подготовкой… — Молодой человек в зеленом костюме отвесил легкий поклон. — И, наконец, Дермот Стюарт, знаток истории и географии…

Взглянув на невысокого, коренастого Бакстера, Иможен подумала, что, вероятно, в нем есть примесь валлийской крови. Зато светловолосый Стюарт был высок и строен, хотя и сохранил еще остатки чисто юношеской неловкости. Очевидно, в Пембертон он попал сразу после университета.

Теперь, когда знакомство состоялось, Мак-Дугал хотел уже проводить Иможен в отведенную ей комнату, но вдруг вспомнил, что все они прибежали в парк, услышав чей-то вопль, и потребовал объяснений. Узнав, что Элисон Кайл и Джерри Лим, в нарушение всех правил дисциплины, прогуливались в парке посреди ночи, директор колледжа обещал строго наказать виновных, но не успел перечислить и малой толики кар, которые обрушит на голову непослушной парочки, когда одно из дотоле темных окон внезапно осветилось, с грохотом распахнулось и пораженным взорам собравшихся предстал заросший волосами обнаженный торс сорокалетнего атлета.

— Да кончится когда-нибудь этот шум и гам? Право слово, можно подумать, вы все спятили! Думаете, под такую дьявольскую возню мой истерзанный мозг сможет отдохнуть?

К огромному удивлению Иможен, Кейт Мак-Дугал начал оправдываться с величайшим смирением:

— Простите нас, мистер О'Флинн… тут двое юнцов нарушили дисциплину… но, если вы не возражаете, мы продолжим этот разговор завтра утром…

— Я хочу одного: чтобы меня оставили в покое! Иначе я немедленно уеду подальше от вашего сумасшедшего дома и местных психов!

— Уверяю вас, мистер О'Флинн…

Мисс Мак-Картри, недоумевая, как можно позволить так с собой разговаривать, ждала резкого отпора от стоявших рядом педагогов, но, поскольку никто из них и не подумал вмешиваться, сочла, что за честь колледжа придется постоять ей самой — в конце концов, разве мисс Мак-Картри теперь не такой же преподаватель, как и все прочие? Подойдя поближе к окну, шотландка со свойственной ей решимостью осадила грубияна:

— Довольно! Постыдились бы ругаться, как извозчик!

Удивленный как неожиданным нападением, так и чудовищным видом Иможен, О'Флинн на мгновение утратил дар речи.

— Господи! — наконец простонал он. — Это еще что за чучело?

Мисс Мак-Картри окончательно вышла из себя.

— Это, чтоб вы знали, ирландский дебил, настоящая шотландка — из тех, что на дух не выносит пьяниц вашей гнусной страны!

Оцепеневшие от ужаса мужчины (кроме Оуэна Риза, который не согласился бы отдать свое место на представлении и за тысячу фунтов) отчетливо видели, как могучая грудь Патрика О'Флинна выкатилась колесом, а тот, набрав полные легкие воздуха, что есть мочи заорал:

— Клянусь святым Коломбаном, сейчас я разделаюсь с этим шотландским пугалом!

О'Флинн отошел от окна, явно намереваясь немедленна выполнить угрозу, а Кейт Мак-Дугал, Гордон Бакстер и Дермот Стюарт поспешили совместными усилиями утащить Иможен из парка и втолкнуть в комнату. Закрывая дверь, директор не забыл предупредить:

— Завтрак — в половине восьмого утра, мисс… Спокойной ночи!

Но еще долго в коридорах коттеджа, где жили преподаватели, раздавались крики и проклятия обезумевшего от ярости Патрика О'Флинна, от имени зеленого Эрина[7] бросавшего вызов нахальной шотландке, а Иможен боролась с собой, кипя отчаянной жаждой встать лицом к лицу с противником и показать всем, что дочери гор не боятся каких-то папистов и пожирателей клевера! [8]

ГЛАВА IV

Мисс Мак-Картри проснулась, как всегда, в блестящей форме. Только мысль о том, что сегодня ей придется вести уроки, хотя она не имеет ни малейших представлений о педагогике, легким облачком омрачила радостное возбуждение утра. Однако Иможен быстро утешилась, подумав, что обучать юнцов наверняка не труднее, чем получить постоянную и весьма ответственную работу в Адмиралтействе. А кроме того, мисс Мак-Картри не собиралась задерживаться в Пембертоне больше чем на несколько дней — за это время она надеялась поймать и передать полиции убийцу Нормана Фуллертона. Хотя опыт и научил Иможен не доверять внешности, шотландка невольно думала, что зловещий О'Флинн, с которым она сцепилась ночью, изрядно смахивает на преступника.

В столовой Иможен встретила Оуэна Риза. Поздоровавшись, он представил ее директрисе, Мойре Мак-Дугал. Жена Кейта, слегка расплывшаяся, но благодаря пышным формам весьма соблазнительная сорокалетняя женщина вела в колледже уроки домоводства. Вероятно, миссис Мак-Дугал уже знала о ночных приключениях, поскольку встретила мисс Мак-Картри довольно прохладно. Потом Риз познакомил Иможен с Морин Мак-Фаддн, красивой женщиной лет тридцати с хвостиком, преподававшей французский язык. Она весело улыбнулась.

— Мистер Риз уже рассказал мне, как вы проучили Патрика О'Флинна, грозу всего Пембертона… Позвольте вас поздравить!

Мисс Мак-Фаддн очень понравилась Иможен, чего никак не скажешь об Элспет Уайтлоу, долговязой особе с огромными, выступающими вперед зубами. Мисс Уайтлоу интересовали только физика и химия и держалась она с сердечностью айсберга. Классическая старая дева лет пятидесяти. Наконец мисс Мак-Картри представили очаровательную златокудрую девушку с огромными наивными глазами — мисс Флору Притчел, учительницу рисования. Та пролепетала, что искренне восхищается Иможен и завидует ее мужеству, ибо мало у кого хватило бы духу повздорить со знаменитым Патриком О'Флинном, великим математиком, гордостью Пембертона, которую то и дело оспаривают другие колледжи и университеты Шотландии, Уэльса и Англии. К величайшему удивлению мисс Мак-Картри, всегда вежливый Оуэн Риз резко оборвал мисс Притчел:

— Вам так нравится мужество, моя дорогая? Уж не потому ли, что сами вы его начисто лишены?

В прекрасных глазах Флоры тут же блеснули слезинки, и Дермот Стюарт, судя по всему, ее верный рыцарь и защитник, сердито вскочил со стула.

— Риз! Я не позволю вас…

— Ну-ну, спокойно. Айвенго!.. По-моему, теперь вы перезнакомились со всеми, мисс Мак-Картри…

Он усадил шотландку за стол и чуть слышно шепнул:

— До чего ж мне действует на нервы эта крошка Флора со своими стонами перепуганной голубки!

— Это еще не повод вести себя так несправедливо… Она прелестна!

— Да, и превосходно об этом знает!

Наливая себе чай, Иможен раздумывала, не влюблен ли Оуэн Риз во Флору Притчел. Возможно, его неоправданное раздражение объясняется самой обыкновенной ревностью? Эта мысль немного огорчила мисс Мак-Картри, поскольку Риз ей очень понравился. Войдя в столовую, Кейт Мак-Дугал отвесил общий поклон, спросил у Иможен, хорошо ли она провела первую ночь в колледже, и, получив утвердительный ответ, явно обрадовался. Когда на стол подали яичницу с ветчиной, директор заявил, что твердо намерен как следует наказать Элисон Кайл и Джерри Лима, но для начала хотел бы знать мнение каждого из коллег. Одни предлагали запретить молодым людям прогулки по меньшей мере на месяц, другие удовольствовались бы просто публичным выговором. Наконец настала очередь мисс Мак-Картри. Она высказалась коротко и ясно:

— Встречаясь по ночам и обманывая таким образом доверие преподавателей колледжа и родителей, эти молодые люди совершили самую тяжкую провинность. Я полагаю, их надо исключить из Пембертона.

Директор вскочил со стула, а его жена возмущенно закричала:

— Исключить дочь «джема» Кайла и «линолеума» Лима?

— Ну и что? Чем мы тут занимаемся, обучением или коммерцией?

Оуэн Риз и Морин Мак-Фаддн низко склонились над тарелками, пытаясь скрыть душивший их смех. Но Кейт Мак-Дугал тут же отчитал обоих.

— Не понимаю, что тут смешного!

— Ох… простодушие мисс Мак-Картри меня просто очаровало, — признался Риз. — По-видимому, она искренне думает, будто с «джемом» и «линолеумом» можно обращаться, как со всеми остальными… Не сомневаюсь, что мисс Мак-Картри прекрасный педагог, но, чтобы управлять колледжем, ей пришлось бы еще очень многому учиться…

— У меня складывается впечатление, что вы опять насмешничаете, мистер Риз.

— Правда, господин директор?

Не обращая внимания на стынущую яичницу, Иможен внимательно следила за перепалкой, доказывавшей, что в Пембертоне отнюдь не царит полная гармония. О'Флинна, похоже, все боятся и ненавидят, Риз вроде бы терпеть не может Флору Притчел (или, наоборот, слишком любит?), то, как юный Дермот Стюарт бросился защищать девушку, красноречиво свидетельствует о его чувствах. Несколько раз перехватив взгляд Морин Мак-Фаддн, мисс Мак-Картри догадалась, что молодая женщина, кажется, любит Оуэна Риза. Сердце у Иможен ревниво сжалось, и она невольно подумала, что в крайнем случае эта на вид спокойная и уравновешенная особа вполне могла бы прикончить соперницу. Но убийство Фуллертона подобное предположение ни в коей мере не объясняло. А может, он подслушал угрозы Морин Оуэну Ризу? Но тогда пришлось бы допустить, что мисс Мак-Фаддн твердо решила привести свои мрачные замыслы в исполнение. Целиком во власти буйного воображения, мисс Мак-Картри уже прикидывала, что из Флоры Притчел вышла бы прелестная жертва, но появление Патрика О'Флинна отвлекло ее от зловещих мыслей.

Кейт Мак-Дугал поднялся.

— Мы все вас ждали, О'Флинн…

— А мне-то что за дело?

— Просто мы волновались, не заболели ли вы…

— Вот уж было бы неудивительно, после того как эта чокнутая красноволосая шотландка испортила мне всю ночь!

Наступило неловкое молчание, всегда предвещающее тяжкие потрясения и катастрофы. Сидевшая напротив О'Флинна мисс Мак-Картри, нарочно не глядя на математика, сердито зашипела:

— Очевидно, в Ирландии это новая манера здороваться? Если только вас не воспитывали на конюшне, мистер О'Флинн…

Ирландец сделал вид, будто только что ее заметил.

— Гляди-ка, и вы тут!

Он повернулся к Кейту Мак-Дугалу.

— Какого черта вам понадобилось брать в колледж эту бабу? Клоуном, что ли?

Терпение не входило в число основных добродетелей Иможен. Быстро подхватив тарелку с яичницей, она молниеносно швырнула ее вместе со всем содержимым в физиономию ирландца, который как раз только что успел выпрямиться и поднести вилку к губам. Как хороший математик он должен был бы оценить меткость мисс Мак-Картри, влепившей тарелку точно по центру, но, будучи лицом заинтересованным, никак не мог сохранить объективность. Реакция наступила не сразу. Свидетели необычайного происшествия замерли, не понимая, уж не привиделось ли им все это. Жертве тоже понадобилось время, чтобы сделать один-единственный непреложный вывод: нет, это не кошмарное видение и не галлюцинация — у кого-то и в самом деле хватило наглости швырнуть яичницу с ветчиной в лицо ему, Патрику О'Флинну, одному из самых уважаемых математиков Соединенного Королевства! Тарелка упала на пол и разлетелась вдребезги. Яичный желток золотистыми струйками стекал по лицу О'Флинна, к ресницам на правом глазу прилип кусочек бекона, а густая черная борода, испещренная пятнами и полосами, выглядела более чем живописно. Первой очнулась миссис Мак-Дугал и, стряхнув оцепенение, с пронзительным криком бросилась вытирать лицо математика, но тот ее резко оттолкнул и, вскочив со стула, заорал директору:

— Слушайте, Мак-Дугал, если эта мегера не уберется отсюда к вечеру, я сначала сверну ей шею, а потом пойду собирать чемодан!

Услышав презрительный смех Иможен, историк Дермот Стюарт подумал, что, вероятно, так же горделиво ржал конь Калигулы, когда хозяин, римский император, сделал его консулом. Бледная от страха Флора Притчел взирала на эту сцену вытаращенными глазами. Гордон Бакстер тихо сказал Морин Мак-Фаддн, что у мисс Мак-Картри великолепный бросок. По его мнению, в юности она могла бы достигнуть потрясающих успехов в крикете.

Мак-Дугал все еще не мог опомниться и лишь беззвучно разевал рот. Оуэн Риз заметил, что он похож на утопленника в первые мгновения после того, как ему добрых полчаса делали искусственное дыхание. Наконец директор уцепился за спинку стула, с трудом встал и, с самым мстительным видом ткнув пальцем в сторону Иможен, сипло каркнул:

— Мисс!

Иможен посмотрела на него невинными глазами и с вежливой улыбкой отозвалась:

— Да, мистер Мак-Дугал?

Ее цинизм так потряс директора, что бедняга лишь слабо застонал и, не в силах сказать больше ни слова, снова плюхнулся на стул. Но место мужа немедленно заняла жена.

— Мисс Мак-Картри, мистер О'Флинн — слава Пембертона!

— Очень обидно за колледж, миссис Мак-Дугал!

— Знания этого человека поистине безграничны!

— Как и его хамство! Впрочем, все ирландцы такие… Если хотите знать мое мнение, Господь давно забыл об этом племени… — Немного помолчав, мисс Мак-Картри ледяным тоном продолжала: — …но я, конечно, не думаю, будто в шотландском колледже кто-нибудь посмеет стать на сторону ирландца против шотландки! Учить измене и предательству родины — вовсе не в университетских правилах, насколько мне известно… Миссис Мак-Дугал, вы не дадите мне еще порцию яичницы?.. Моей уже распорядился мистер О'Флинн…

Присутствующие видели, как директор быстро поднес руку к воротничку, словно у него началось удушье, потом выпрямился, несколько раз судорожно взмахнул руками и пулей выскочил из комнаты. Прежде чем броситься следом за мужем, директриса укоризненно бросила Иможен:

— Вы… О!.. Вы…

— Не надо слишком сильно поджаривать яйца, миссис Мак-Дугал!

По общему мнению, если обоих Мак-Дугалов в тот день не сразил апоплексический удар, то лишь потому, что, невзирая на привычку Кейта выпивать по четыре бокала виски в день, а Мойры — рюмку джина перед сном, супруги не страдали гипертонией.

Узнав, что его вызывает Пембертон, Эндрю Копланд сразу вообразил, что с его сыном Дэвидом случилось несчастье, и смертельно испугался. К счастью, директор звонил только для того, чтобы объяснить, какой катастрофой для Пембертона обернулись первые же шаги протеже суперинтенданта. Копланд внимательно выслушал взволнованный рассказ о ночном появлении Иможен и о ее стычках с О'Флинном. Наконец, узнав, как лихо мисс Мак-Картри расправилась с ирландцем, суперинтендант восхищенно заметил:

— С характером женщина, насколько я понимаю, а, мистер Мак-Дугал?

— Несомненно, господин суперинтендант, несомненно, но я не могу отказаться от услуг мистера О'Флинна!

— И что это означает?

— То, что мне придется попросить мисс Мак-Картри оставить мой колледж.

— Вы хозяин у себя в доме, мистер Мак-Дугал, — сухо отозвался полицейский. — Поступайте как сочтете нужным, однако увольнение мисс Мак-Картри меня бы очень огорчило. До свидания.

И, не интересуясь ответом собеседника, Копланд повесил трубку. Кейт в полной растерянности подумал, что, кажется, угодил ненароком в осиное гнездо. Либо он выставит за дверь Иможен и навлечет на себя гнев суперинтенданта, либо О'Флинн, краса и гордость Пембертона, уедет в другой колледж. Не зная, куда деваться, в полном отчаянии, он поручил Мойре попробовать уломать ирландца и добиться отсрочки.

По расписанию первую лекцию Иможен предстояло читать во второй половине дня, и все утро у нее оказалось свободным. А в два часа ее ждали ученицы «второго года». Дожевав завтрак в полном молчании, она вернулась в парк и около часу с удовольствием провела на той самой скамейке, где ночью встречались Элисон и Джерри. Для первого выхода шотландка нарядилась в странное, несколько напоминающее монашескую рясу одеяние. Наконец, слегка продрогнув от утренней сырости, мисс Мак-Картри ушла в большую гостиную, служившую в основном библиотекой, устроилась в кресле-качалке спиной к двери и со спокойной совестью задремала. Проснулась она внезапно, чувствуя, что в комнате кто-то есть. Иможен сразу вспомнила об убийстве Фуллертона. Осторожно, так, чтобы кресло не скрипнуло, она повернулась и рискнула выглянуть из-за спинки. За столом сидел ее враг ирландец и что-то писал. Шотландка замерла. От одной мысли, что она оказалась наедине с далеко не дружелюбно настроенным колоссом, становилось не по себе. Однако, прежде чем мисс Мак-Картри успела решить, как ей поступить дальше, в гостиную вошла миссис Мак-Дугал и тут же бросилась к ирландцу.

— Мистер О'Флинн!

Математик вздрогнул.

— Неужели в этом проклятом доме нет ни единого места, где бы мне не мешали?

— Мистер О'Флинн… вы ведь не уедете, правда?

— Это уж решать вашему мужу. Коли оставит чокнутую — уеду я.

Иможен чуть не прыгнула на обидчика, но, вцепившись в кресло, сдержалась.

— Мне ведь, знаете ли, не составит труда найти другое место, — насмешливо заметил ирландец.

Мойра подошла к нему ближе и начала мурлыкать. Мисс Мак-Картри подумала, что она похожа на огромную жирную кошку, после долгих и томительных лет спокойной жизни вдруг взбесившуюся какой-то весной. О'Флинн, по-видимому, удивился не меньше шотландки.

— Что с вами, миссис Мак-Дугал?

— Меня зовут Мойра… Патрик, — проворковала директриса.

Колосс ужасно смутился.

— Я… я не понимаю…

— О, Патрик… пощадите мою стыдливость…

— Вы хотите сказать…

— Да, я люблю вас, Патрик!.. В тот день, когда вы переступили порог этого дома, я почувствовала, что всю жизнь ждала именно вас… Вы настоящий мужчина, сказала я себе, тот, без кого мне и свет не мил… Неужто и теперь, зная мою тайну, у вас хватит жестокости бросить меня одну?

— Слушайте, миссис Мак-Дугал, если вы таким способом пытаетесь удержать меня в колледже, предупреждаю…

— А вы посмотрите мне в глаза, Патрик! Неужели вы ничего не видите? Что говорит мой взгляд?

— Давайте объяснимся раз и навсегда, миссис Мак-Дугал. В последние двадцать пять лет я живу одной математикой, и у меня никогда не было времени подумать о чем-нибудь другом. О человеческом роде я сужу по его способности более или менее быстро понять равенство прямоугольных треугольников. Кстати, я совершенно уверен, что ваш муж не в состоянии доказать теорему Фалеса… Бакстер — что сумма углов прямоугольного треугольника равна двойной величине прямого… А что до вашего нового приобретения, то оно, похоже, не знает и таблицы умножения!

Только желание узнать, чем закончится эта сцена, укротило воинственный пыл мисс Мак-Картри. Она слышала, как директриса в полном экстазе шепнула:

— Никто не умеет говорить о математике так, как вы, Патрик!

Польщенный ирландец гордо выпрямился.

— Правда?

— Я думаю… если бы вы согласились мне немножко помочь… я могла бы понять геометрию…

— Клянусь святым Колумкием, вы меня искушаете!

Увидев, как О'Флинн схватил миссис Мак-Дугал за руки и приблизил крупную взъерошенную голову к самому ее лицу, Иможен испугалась, что сейчас он ее укусит. Однако математик лишь спросил страстным шепотом:

— Мойра… чему равен квадрат гипотенузы?

— Сумме квадратов катетов!

— Клянусь святым Падрэгом, я вас люблю! И теперь не уеду!

О'Флинн раскрыл объятия, и миссис Мак-Дугал прильнула к его груди. Именно в этот миг дверь распахнулась, и в библиотеку вошел Кейт Мак-Дугал. Пораженный представшей его глазам картиной, директор застыл как вкопанный.

— Мойра! — взвыл он.

Мисс Мак-Картри, по-прежнему прячась за спинкой кресла-качалки, вкушала сладость отмщения. Виновные отпрянули друг от друга. Мак-Дугал подошел к жене.

— Мойра… вы! Не верю своим глазам! В вашем-то возрасте!

— Это жестоко, Кейт! Умоляю, сжальтесь!

Математик с достоинством вмешался в разговор:

— Давайте решим проблему по-джентльменски, Мак-Дугал… Мы с вашей женой любим друг друга.

— С каких же пор?

— Уже несколько минут.

— Вы, кажется, издеваетесь надо мной, О'Флинн? Не советую!

— Нет, это вы начинаете действовать мне на нервы, Мак-Дугал!

— Я выгоняю вас из колледжа, О'Флинн! Ясно? Вон отсюда!

— Ладно, но я уеду, когда сам захочу.

— Если завтра я еще застану вас здесь — убью на месте!

Мойра, захрипев от ужаса, упала в обморок. Муж привел ее в чувство парой оплеух и рывком поднял на ноги.

— Чем изображать Джульетту, идите-ка лучше читать «кухню» ученицам «третьего года», дорогая моя!

Оставшись один, математик хотел было снова взяться за перо, но при виде выходящей из своего укрытия мисс Мак-Картри слегка оторопел. Она прошла мимо молча, но не отказала себе в удовольствии скорчить ирландцу ужасающую рожу. О'Флинн, родившийся в стране, где на каждом шагу попадаются эльфы, духи и домовые, вцепился обеими руками в волосы, дабы проверить, не спит ли он и не стал ли во сне жертвой порчи, насланной этой жуткой рыжей шотландкой, так поразительно смахивающей на настоящую ведьму. Ирландец ошарашенно проводил мисс Мак-Картри глазами. На пороге она повернулась и, присев в реверансе, насмешливо бросила:

— Good bye… Ромео!

Успокоив наконец бушевавшую в нем ярость, О'Флинн обнаружил, что ему придется заплатить солидный штраф за нанесение колледжу ущерба — от столика, за который он сел писать, почти ничего не осталось.

За ленчем в столовой царил ледяной холод. Один Дермот Стюарт, с восхищением и нежностью взиравший на Флору Притчел, ничего не видел и не слышал. Остальные же, глядя на хмурую физиономию Кейта Мак-Дугала, мертвенно-бледную — его жены, сердитое молчание О'Флинна и полную раскованность очень довольной собой мисс Мак-Картри, сделали вывод, что грядут крупные неприятности, но, поскольку об истинных причинах повисшего в воздухе напряжения никто, конечно, не догадывался, во всем винили утреннюю сцену и незавидную участь директора, которому пришлось выбирать между ирландцем и шотландкой. Когда принесли пудинг с изюмом, Мак-Дугал вдруг объявил:

— Дорогие коллеги, я вынужден с грустью сообщить вам о скором отъезде мистера О'Флинна…

Все посмотрели на мисс Мак-Картри, недоумевая, какие же влиятельные лица поддерживают эту шотландку, коль скоро ей в одночасье удалось покончить с таким опасным противником, как математик, чей отъезд, несомненно, чреват для колледжа очень большими финансовыми потерями. Всех настолько занимало поведение Иможен, что никто даже не заметил слез, навернувшихся на глаза миссис Мак-Дугал. Общее мнение выразил Оуэн Риз:

— Каждого из нас, я думаю, удивляет внезапность его решения…

— Удивляет не удивляет, — перебил его О'Флинн, — но так оно и есть. И у вас, мистер Риз, я разрешения спрашивать не стану!

— Никто не спорит, О'Флинн, — очень спокойно отозвался Оуэн. — Нам жаль терять хорошего преподавателя, утешает лишь, что заодно мы избавимся от самого невероятного хама, какого мне когда-либо доводилось видеть!

Ирландец с угрожающим видом вскочил, и несколько секунд все с ужасом ждали, что он набросится на Риза, но тут в тишине раздался подобный трубному гласу крик мисс Мак-Картри:

— Сядьте на место, Ромео, вы пугаете Джульетту!

Мойра уронила ложечку и опрометью выскочила из комнаты. А ее муж, не понимая, откуда, черт возьми, шотландке все известно, с тревогой подумал, что она запросто может наболтать лишнего. Зато ирландец покорно плюхнулся на стул.

— Повезло вам, шотландская ведьма, что я уезжаю, — проворчал он себе под нос, — а то наверняка бы не выдержал и свернул вам шею!

— Как Норману Фуллертону?

Патрик О'Флинн уткнулся в чашку, надеясь немного охладить клокотавшее в нем бешенство. Услышав вопрос, он чуть не захлебнулся, чай весьма неэстетично потек из ноздрей, и лишь энергичные усилия нескольких коллег спасли математика от неминуемой смерти. Отдышавшись, он злобно бросил шотландке:

— И вы смеете болтать, будто Нормана Фуллертона прикончил я?

— Ничего подобного. Я только заметила, что вполне могли бы.

— Предупреждаю: лучше не доводите меня до крайности! Вы не имеете права…

— А вы, Ромео? Вам, значит, можно лопать из чужой кормушки?

Вспомнив сцену, прерванную появлением директора, ирландец покраснел до ушей.

— Мисс Мак-Картри, нравится это мистеру Мак-Дугалу или нет, но я уеду завтра утром. К сожалению, первый поезд, на котором я могу выбраться из этой страны дикарей, уходит в полдень из Каллендера. А до того настоятельно советую вам не попадаться мне под руку, иначе я за себя не отвечаю! И прошу вас отнестись к совету с должным вниманием: я не шучу и действительно готов вас убить!

— А я, по-вашему, буду в это время спокойно распевать псалмы? Нет, мистер О'Флинн, послушайтесь-ка лучше вы доброго совета и обходите меня сторонкой… Уже не раз мужчины пытались отправить меня на тот свет…

— Как я их понимаю!

— Но, по-моему, даже вы должны сообразить, что раз я все еще здесь — значит, это они покинули наш мир…

Как и следовало ожидать, за столом наступила мертвая тишина. Вся воинственность О'Флинна вдруг куда-то исчезла.

— Но вы же не станете уверять нас, будто сами помогли им это сделать? — почти робко спросил он.

— Почему ж нет?.. Первому я расшибла голову камнем, а двух других прихлопнула из револьвера[9].

Флора Притчел, нервно хихикнув от ужаса, прижалась к Дермоту Стюарту, что преисполнило последнего огромной благодарности к покрутившей столько народу мисс Мак-Картри. Морин Мак-Фаддн скептически улыбалась. Гордон Бакстер, сначала немного удивленный, сейчас рассматривал Иможен под новым углом зрения, весьма близким к восхищению. Зато Элспет Уайтлоу брезгливо скривила губы. Оуэн Риз, от души забавляясь, проникался к шотландке все большей симпатией. А Кейт Мак-Дугал явно отрешился от происходящего. Все это просто не укладывалось в голове. Несчастный директор даже заподозрил суперинтенданта в недобрых намерениях. Может, полицейский, решив сыграть с ним чудовищную шутку, нарочно послал в колледж эту женскую разновидность Джека Потрошителя? Патрик О'Флинн видел только два возможных решения задачи: либо шотландка и впрямь сумасшедшая, либо на самом деле совершила преступления, которыми только что хвасталась… Впрочем, возможно, тут и то, и другое сразу… Оуэн Риз первым решился попросить объяснений.

— Надеюсь, вы понимаете, мисс Мак-Картри, как трудно нам поверить…

— Первого звали Эндрю Линдсей, двух других — Каннингхэм и Билл… А если вам хочется узнать подробнее — позвоните в Каллендер. Сержант Мак-Клостоу так меня ненавидит, что с удовольствием все расскажет. Вот, мистер О'Флинн, почему я говорю: если кто-то из нас двоих может прикончить другого, то никак не вы!

Ирландец почел за благо не спорить с Иможен, но, желая все-таки оставить последнее слово за собой, повернулся к убитому горем Мак-Дугалу:

— Право же, Пембертон превращается в довольно странное учебное заведение… Надеюсь, вы поймете, что я с радостью оставлю колледж, в котором математику скоро заменит изучение самых разнообразных способов избавиться от ближнего. Желаю вам хорошо повеселиться, Мак-Дугал!

Уходя, он так сильно хлопнул дверью, что со стола посыпалась посуда. А мисс Мак-Картри, растроганная несчастным видом директора, поспешила его успокоить:

— Не волнуйтесь, мистер Мак-Дугал, я убиваю только ради самозащиты.

Мисс Мак-Картри никогда в жизни не преподавала что бы то ни было и, не имея хотя бы поверхностных представлений о педагогике, даже не догадывалась, каким образом надо вести занятия. Более того, она понятия не имела, что входит в курс изучения истории британской культуры. При всей своей природной самоуверенности у двери класса Иможен едва не впала в настоящую панику, но, как всегда в трудную минуту, призвала на помощь Роберта Брюса, и это ее сразу успокоило. А потому к ученицам «второго года» вошла прежняя неукротимая Иможен Мак-Картри, достойная представительница клана Мак-Грегор.

При виде высокой рыжеволосой женщины с отнюдь не ласковым взглядом девочки притихли. Почти каждую из них появление шотландской воительницы и сам ее облик изрядно напугали. Иможен тут же заметила Элисон Кайл, нарушительницу дисциплины, пойманную ею сегодня ночью в парке. И мисс Мак-Картри решила приглядывать за ней. Наконец она устроилась за кафедрой, и надо было начинать эту чертову лекцию. «Дьявол меня забери, — подумала Иможен, — если я знаю, о чем рассказывать этим девицам из обеспеченных семей». И шотландка прибегла к старому, давно испытанному приему.

— Мисс Кайл!

Элисон встала, с неприкрытой враждебностью глядя на новую учительницу. Мисс Мак-Картри почувствовала, что рано или поздно столкновение с этой крошкой неизбежно, и решила сразу поставить ее на место.

— О чем вам рассказывали на последнем занятии?

— О поэтах, которые жили при дворе…

— При каком дворе?

— Ну, в Лондоне, естественно!

— А я и не знала, что мистер Фуллертон занимался с вами иностранной литературой…

— Простите, что?

— Вы шотландка, мисс Кайл?

— Разумеется! Мой отец — «джем» Кайл из Данди!

— И шотландка из приличной семьи считает своей королевой иностранку, какую-то узурпаторшу из Лондона?

Среди учениц появилось волнение. Одна из них, Мэри Бэнкс, возмущенно вскочила.

— Я англичанка, мисс, и не могу допустить, чтобы о Ее Величестве говорили в таком тоне! Это наша королева!

— Ваша королева, а не наша! И, раз уж вы англичанка, мисс, живейшим образом советую вам помолчать, ибо шотландцы не всегда будут терпеть — и особенно здесь! — чтобы англичане отдавали им приказы!

Ученицы разделились. Шотландки (за исключением Элисон, все еще не забывшей, что ее ночная эскапада обнаружилась благодаря Иможен) зааплодировали. Несколько англичанок попытались на них шикнуть, и очень скоро девушки сцепились врукопашную. Одни кричали «Святой Георгий!», другие — «Святой Андрей!». В конце концов поднялся такой шум, что Кейт Мак-Дугал, услышав его из своего кабинета, бросился в класс, но на пороге ошеломленно замер. Вихрь взметающихся юбок, растрепанные волосы, пронзительный визг и душераздирающие рыдания… Новый удар судьбы так поразил директора, что в первые минуты он совершенно онемел. Наконец, видя, что, невзирая на его присутствие, бой идет с прежним ожесточением, Мак-Дугал взял себя в руки.

— Довольно! — рявкнул он.

Сражающиеся мгновенно утихомирились.

— Ученицы Пембертона! Какой позор! Вот, значит, каковы результаты двухлетнего утонченного образования? Мисс Бэнкс, не может быть, чтобы вы позволили себе столь непристойное поведение! Не вас ли я всегда приводил в пример новичкам?

Мисс Бэнкс, глотая слезы, указала на Иможен.

— Это она виновата!

Кейт Мак-Дугал настолько ожидал чего-нибудь подобного, что почти не выказал удивления.

— Вот как?

— Она оскорбила английскую Корону!

Директор вопросительно поглядел на мисс Мак-Картри. Та пожала плечами.

— Я всего-навсего уточнила один исторический вопрос, а барышни воспользовались случаем свести личные счеты.

Мисс Бэнкс снова вскочила.

— Она назвала королеву узурпаторшей, а нас, англичан, — иностранцами.

— А разве это не так? — с улыбкой спросила директора Иможен.

Кейт Мак-Дугал заколебался. Будучи сам шотландцем и имея в основном клиентов-соотечественников, он не мог откреститься от священных идеалов «шотландского освобождения», не рискуя заработать кличку «изменник». И в то же время… Подумав, директор предпочел уклониться от прямого ответа и слегка изменить тему.

— Здесь, в колледже, не должно быть ни шотландок, ни англичанок, ни валлиек, ни ирландок! Все вы — соученицы, которым нужно вместе научиться вести себя как леди, а потом и в Великобритании, и во всем мире на собственном примере доказать превосходство образования, полученного в Соединенном Королевстве! Я бы очень попросил вас, юные особы, хорошенько это запомнить. И вы, мисс Мак-Картри, пожалуйста, не забывайте о моих словах!

Закончив эту благородную речь, Кейт Мак-Дугал с достоинством удалился. В классе снова наступила тишина, девочки, как могли, перевязали легкие ранения, а Иможен заняла прежнее место. Не желая оживлять утихшую вражду, она решила рассказать об Индии тех времен, когда закон и порядок поддерживали там британские войска. Не то чтоб мисс Мак-Картри хорошо знала вопрос, но зато он давал возможность публично воздать по заслугам отцу, Генри-Джеймсу-Герберту Мак-Картри. Сперва она набросала моральный портрет покойного капитана, мгновенно поставивший его в один ряд с общепризнанными святыми. Девочки слушали сначала с недоумением, потом начали хихикать. А Иможен, ничего не замечая, воспевала военную доблесть и мужество родителя, и из ее пылкого рассказа явственно следовало, что, по сравнению с достоинствами Генри-Джеймса, те, что принесли бессмертную славу Веллингтону, — лишь звук пустой. Юная Элисон, с самого начала урока искавшая случая отомстить мисс Мак-Картри, встала.

— Если я правильно поняла вас, мисс, — самым светским тоном осведомилась она, — проживи ваш достойный родитель подольше — Соединенному Королевству не пришлось бы предоставить Индии независимость?

Ученицы «второго года» затаили дыхание, боясь упустить хотя бы миг назревающей схватки. Слегка ошарашенная Иможен попыталась уклониться от ответа.

— Что-то я не очень хорошо поняла смысл вопроса, мисс Кайл…

Элисон торжествующе оглядела подруг и все с тем же напускным простодушием заметила:

— Я думаю, мисс, вам удивительно повезло, что у вас был такой необыкновенный отец…

— Вне всяких сомнений!

— Да только, уж простите, мисс, нам-то какое дело до вашего папочки? Мы ведь пришли сюда не за тем, чтоб слушать воспоминания детства… потому как на ваше детство, мисс, нам, извините, тоже чихать!

Послышались приглушенные смешки. Иможен заставила себя очень медленно и спокойно сосчитать до тридцати, иначе она непременно поддалась бы первому порыву и хорошенько взгрела нахальную девчонку. Класс, удивляясь молчанию учителя, совсем притих, и даже Элисон явно удивляло полное отсутствие реакции жертвы. Но, когда Иможен наконец вскинула голову, все содрогнулись.

— Знаете, мисс Кайл, почему я не ответила вам сразу?

— Может, просто нечего сказать, мисс?

— Ну уж насчет этого не сомневайтесь — тут все в порядке! Я не ответила, потому что медленно считала до тридцати.

— А зачем?

— Только для того, чтобы не устроить вам более чем заслуженную трепку!

И она осмелилась так разговаривать с Элисон Кайл из Данди?! Класс замер как громом пораженный. Опешившая от неожиданного выпада девочка слегка побледнела и с непривычки к такого рода аргументам, как все дети, попыталась укрыться за надежной стеной родительского авторитета.

— Вы, наверное, просто не знаете, с кем говорите, мисс! — высокомерно вздернув острый носик, заметила Элисон. — Я — единственная дочь Хэмиша-Грегора-Александра Кайла из Данди! Вы слышали о кайловском джеме, мисс?

— Ну и что?

Прямой вопрос выбил Элисон из колеи. А мисс Мак-Картри не преминула воспользоваться ее растерянностью:

— У нас готовить джем всегда поручали слегка придурковатым служанкам… Так вы, значит, из прислуги, мисс Кайл?

— О!

Видя, что их товарка явно не способна противостоять Иможен, девочки мгновенно переметнулись на сторону последней. Многие радостно захихикали, показывая тем самым, что полностью одобряют такое определение могущественного клана Кайлов. Кое-кто воспринял эту сцену как неожиданную возможность отыграться за прежние унижения. Элисон, еще, в сущности, совсем ребенок, чуть не плача от обиды, попыталась настоять на своем.

— И вы… вы смеете?..

И тут Иможен нанесла противнице сокрушительный удар.

— У вас очень бедный словарный запас, мисс Кайл! — насмешливо бросила она и, соскочив с кафедры, приблизилась к Элисон. — А теперь, мисс Кайл, вы извинитесь передо мной, и мы забудем об этом досадном происшествии.

— Извинюсь? По-вашему, Кайлы из Данди просят у кого-то прощения?

— А что, ума не хватает?

— Нет, но мы можем извиниться только перед человеком своего круга…

— Вы, надо думать, имеете в виду кухарок, мисс Кайл?

Весь класс откровенно захохотал. Эта рыжая начинала нравиться девочкам. А обиженная и сердитая Элисон совсем потеряла чувство меры:

— Я не позволю, чтобы меня оскорбляла какая-то темная личность!

Звук пощечины произвел на учениц «второго года» такое же впечатление, как если бы небо разверзлось и перед ними в раскатах грома и всполохах молний предстал сам Создатель. Девочки не верили своим глазам. Элисон Кайл получила затрещину! Наследница Александра Кайла все так же по-детски бросилась на обидчицу, но получила вторую оплеуху и шлепнулась на стул. Лицо ее горело, в горле стоял ком, все тело сотрясалось от рыданий. А Иможен, оглядев класс, спокойно заметила:

— Я еще ни разу в жизни не делала джем, но сейчас, кажется, готова попробовать!

Забыв, что ей уже перевалило за сорок и что никакие сердечные огорчения не сделают ее талию ни на сантиметр тоньше, Мойра Мак-Дугал оплакивала отъезд Патрика О'Флинна, а заодно и существование, которое ей уготовано подле мужа, видевшего наглядное доказательство измены, способное разом перечеркнуть семнадцать лет беспорочного супружества. И еще, с тех пор как она утром выбежала из столовой, Мойру терзал стыд. Короче говоря, достойная директриса Пембертона имела массу оснований проливать горючие слезы, и потому, когда дверь распахнулась и влетел явно доведенный до белого каления Кейт, она рыдала. Мойра, женщина начитанная, сразу подумала о сцене, разыгравшейся между Отелло и Дездемоной, и приготовилась к скорой смерти. Благодаря этому ее речь звучала особенно патетично:

— Прежде чем нанести мне последний удар, Кейт, знайте: я ни в чем не виновата! Я вела себя неосторожно, но не более того… и только ради славы нашего колледжа…

Мак-Дугал думал совсем о другом, и шекспировская фраза супруги повисла в воздухе. Наконец Кейт в полуобмороке рухнул в кресло и замер, по-видимому, совсем отключившись от действительности. И Мойре стало страшно. Неужели после стольких лет муж все еще любит ее до такой степени, чтобы повредиться в уме при первом же намеке на супружескую измену? Растроганная и польщенная директриса подошла к Кейту, нежно обняла за плечи и, нагнувшись, проворковала:

— Кейт… darling… не надо воображать то, чего нет и не было…

Казалось, этот ласковый, грудной голос мог бы смягчить даже камни, но Мак-Дугал и бровью не повел.

— Вы слышите меня, darling?

Обращение «дорогой» так удивило Кейта, что он стряхнул оторопь.

— Прошу прощения, Мойра… Что вы сказали?..

— Я говорила, что не надо воображать то, чего не было… Это приносит одни ненужные страдания…

— К несчастью, что бы вы ни сказали, Мойра, результат один! Я своими глазами видел…

— Вам показалось, darling!

— Ах, показалось? Вы что, совсем за дурака меня держите, Мойра?

— Разумеется, нет, darling, но иногда мы принимаем за реальность совсем не то…

Директор окончательно пришел в себя. Поднявшись с кресла, он пристально посмотрел на жену.

— Не понимаю, Мойра, куда вы клоните?

К огромному удивлению Мак-Дугала, жена крепко прижалась к нему. Кейт настолько не привык к подобному обращению, что счел его почти непристойным и резко оттолкнул Мойру.

— Вы с ума сошли? А если кто-нибудь войдет? Да что с вами сегодня?

Униженная ж раздосадованная миссис Мак-Дугал ответила гораздо суше, чем ей хотелось бы:

— Я просто-напросто хотела вас успокоить, Кейт… умерить ваши необоснованные подозрения…

— Необоснованные? Скажете тоже! Да весь класс это видел!

Теперь уже Мойра перестала понимать, о чем толкует супруг.

— Но… что они видели, Кейт?

— Последний подвиг этой окаянной рыжей ведьмы!

— Господи! Что она еще натворила?

— Влепила пощечину «джему»!

— О!

— Чистая правда, дорогая моя!

— Да это какой-то дьявол в юбке! После того, как она обошлась с мистером О Флинном…

— Я вас настоятельно попрошу не упоминать при мне об этом субъекте… хотя бы приличия ради. Не желаю думать о вашем поведении!

— Клянусь вам, Кейт…

— Довольно, Мойра… Я не желаю думать ни о чем, кроме Пембертона, и его одного! Надо во что бы то ни стало уговорить Элисон Кайл не жаловаться отцу. Представляете, каким ударом для колледжа станет ее отъезд? Многие родители доверяют нам своих детей, следуя примеру Кайлов и Лимов. Я надеюсь на вас, Мойра…

— На меня?

— Да, я просил мисс Кайл прийти сюда… Вы ее примете… поговорите с ней по-матерински, скажете, что вам вполне понятно ее возмущение… Короче, намекните, что вы на ее стороне, а мисс Мак-Картри очень скоро отсюда уедет… В общем, попробуйте отбить у Элисон желание звонить домой. Защищая интересы колледжа, вы, может быть, и сумели бы доказать мне, что между вами и О'Флинном не было ничего серьезного…

— Как вы добры, Кейт!

Оставшись одна, Мойра Мак-Дугал попыталась выкинуть из головы Патрика О'Флинна и обдумать, каким образом успокоить самолюбие юной Элисон Кайл и умолить ее не думать больше о варварском нападении мисс Мак-Картри… Господи, и что за деревенщина эта рыжая? Неужто и в самом деле не понимает, кто такие Кайлы из Данди и какой внушительной суммой они ежегодно подкармливают Пембертон? И все же, несмотря на жизненную важность порученного мужем разговора, Мойра никак не могла отрешиться от мыслей о хоть и грубоватом, но таком могучем ирландце. Стоило директрисе закрыть глаза — и она, забыв о тридцатилетних муках воздержания, уносилась куда-то далеко-далеко в объятиях О'Флинна… возможно, даже на лошади… Грезы не имеют ничего общего с реальностью, и задыхающаяся от восторга миссис Мак-Дугал, пьянея от счастья, прижималась к мощной груди всадника, а тот, держа на сгибе левой руки арфу и каким-то чудесным образом ударяя по струнам, нараспев читал теоремы. И математика представлялась очарованному взору Мойры самым поэтичным из всех изобретений человечества. Услышав, что дверь отворяется, директриса широко открыла глаза. Однако, против ожидания, увидела она не Элисон Кайл, а О'Флинна.

— А, вы здесь? — буркнул ирландец.

Забыв обо всех клятвах, миссис Мак-Дугал снова поддалась настоятельным велениям страсти.

— Только не говорите, что не хотели меня видеть, Патрик, это разобьет мне сердце! — жеманно просюсюкала она.

— Я вам больше не верю, — заворчал О'Флинн.

— О Патрик…

— Сегодня, когда нас застукал ваш муж, вы живо переметнулись, так или нет?

— Пощадите мою стыдливость, Патрик…

— Клянусь святым Илтудом, это-то тут при чем?

— Ну не могла же я стать на вашу сторону при Кейте?.. Хотя, если честно, Патрик, мне безумно этого хотелось!..

О'Флинн, этот добродушный медведь, тут же смягчился и уже ласково пробормотал:

— Хоть сейчас-то вы говорите правду, Мойра?

— Клянусь вам…

И, сама не зная, как это получилось, директриса снова упала в объятия учителя математики. К несчастью, именно в эту минуту Элисон Кайл, выполняя просьбу Кейта Мак-Дугала, вошла в комнату. Увидев нежно обнявшуюся парочку, девушка и не подумала незаметно удалиться, а, напротив, удивленно охнула. Элисон поступила так без злого умысла, но влюбленные так стремительно отпрыгнули друг от друга, что ее изумленное восклицание перешло в громкий смех. О'Флинн вне себя от ярости набросился на девочку.

— Вы не могли сначала постучать в дверь?

— Я стучала, но… но вы наверняка не слышали… Что, впрочем, вполне естественно и понятно!

— Правда? Значит, вам все понятно, да?

— Ну, это не так уж трудно…

— Чего никак не скажешь о свойствах конусов, которые вам придется изучать, и очень внимательно!

— Конусов?.. Но я вовсе не собиралась…

— Ошибаетесь, мисс Кайл! В субботу и воскресенье, когда ваши подруги разъедутся по домам или уйдут гулять, вам придется добросовестно покорпеть над обычными и усеченными конусами, дабы написать небольшое, но блестящее исследование и убедить меня, что вы действительно постигли, чему равна площадь каждой поверхности и их сумма! Тогда, клянусь святым Маклоу, недостаток такта восполнится хотя бы скромными знаниями по геометрии!

Элисон Кайл, подобно всем юным созданиям, не выносила несправедливости. Суровость незаслуженной кары повергла ее в глубочайшее недоумение.

— Вы… вы наказываете меня… за то, что я… тут застала вас вместе? — заикаясь, пробормотала девочка.

— Вы нахалка, мисс Кайл! И к тому же лгунья!

— Лгунья?

— Я пытался вытащить соринку из глаза мисс Мак-Дугал, а вы хотите раздуть из этого Бог знает какую грязную историю! И как вам только не стыдно, мисс Кайл!

— Мне? Мне должно быть стыдно? О!

Девочка убежала в парк, где ее в конце концов и разыскал Джерри Лим. Увидев, что его возлюбленная исходит слезами злости и обиды, Джерри утащил Элисон на скамейку, которую оба уже считали своей «частной собственностью», несмотря на то что именно там ночью их поймала Иможен. Когда молодой человек узнал, что мисс Мак-Картри наградила его милую пощечиной, он хотел тут же бежать к оскорбительнице и удавить ее на месте. Но известие о том, что в воскресенье они с Элисон не смогут погулять вместе только из-за скандального поведения Патрика О'Флинна и Мойры Мак-Дугал, повергло молодого человека в такую ярость, что девушке пришлось утихомиривать не в меру рьяного защитника.

— Не стоит преувеличивать, Джерри… Меня же никто не убил!

— Но вас ударили, Элисон, а этого я никак не могу допустить!

— Darling… так вы меня по-настоящему любите?

— О, darling, как вам не совестно сомневаться? Вы — женщина моей жизни… вы станете матерью моих детей и…

— Прошу вас, Джерри, ни слова больше… это нехорошо… Как, по-вашему, нас выгонят из колледжа?

— За то, что вас избили?

— Не валяйте дурака, Джерри! За ночное свидание…

— Что ж, уедем, если они не хотят больше видеть нас здесь!

— Вы просто прелесть, Джерри, но, к несчастью, мозгов у вас не больше, чем у моего щенка Плум-Пудинга!

— Не понимаю…

— Если меня выгонят из Пембертона, а уж тем более за встречи с вами, можете не сомневаться — родители ушлют меня куда-нибудь к черту на рога, а ваши позаботятся, чтобы вы уехали в противоположном направлении!

— Верно! Об этом я совсем не подумал…

Элисон ласково потрепала возлюбленного по щеке.

— Не очень-то вы привыкли ломать голову, a, darling?

Джерри вскочил.

— Может, это из-за того, что я чересчур много думаю о вас? — обиженно спросил он. — Но, так или иначе, я не могу позволить, чтобы на вас поднимали руку, Элисон, и немедленно выложу свою точку зрения мисс Мак-Картри!

Иможен сидела у себя в комнате. Она нисколько не жалела, что так круто обошлась с Элисон Кайл (в конце концов, время от времени этим юным индюшкам из богатых семей надо показывать, что не вся земля у них в услужении), но охотно признавала, что, пожалуй, выбрала не лучший подход к педагогике. Впрочем, это не имело особого значения. Иможен приехала в Пембертон не для того, чтобы заново сделать карьеру, а в надежде разоблачить убийцу Нормана Фуллертона, просившего ее о помощи. Мисс Мак-Картри опустилась в кресло и стала мысленно перебирать всех преподавателей Пембертона. Кейта Мак-Дугала и его жену она тут же вычеркнула из списка подозреваемых. Ни у того, ни у другой не хватило бы пороху, оба больше всего боятся скандала, а именно к этому и привело убийство преподавателя… Нет, обоих можно спокойно отбросить.

А насчет остальных… Поглупевший, как все влюбленные, Дермот Стюарт, похоже, просто не способен думать ни о ком и ни о чем, кроме этой гусыни Флоры Притчел. Последняя тоже явно никуда не годится — она умеет только совершенно по-идиотски хихикать, чем доводит мисс Мак-Картри до исступления. Гордон Бакстер, судя по всему, интересуется исключительно спортом. Мисс Уайтлоу похожа на преступницу, но одного этого мало, и даже, наоборот, пожалуй, внешность свидетельствует в ее пользу, поскольку злоумышленники крайне редко выглядят отталкивающе. Тем не менее Иможен пообещала себе как можно больше узнать о прошлом преподавателя физики и химии.

Оставались Морин Мак-Фаддн и Оуэн Риз, оба — сплошное очарование… Но именно то, что Морин и Оуэн казались такими симпатичными и всячески выказывали Иможен дружеские чувства, особенно настораживало шотландку. Вне всякого сомнения, они любят друг друга. Может, Фуллертон, пока неизвестно каким образом, помешал этой любви? Допустим, Риз убил соперника, а Морин его покрывает? А кроме того, не надо забывать об этом грубом животном О'Флинне. Буйная кельтская кровь запросто могла толкнуть его на убийство. И если бы Фуллертона нашли здесь, в колледже, с разбитой всмятку головой или удавленным, Иможен без колебаний указала бы полицейским на ирландца, но удар кинжалом в спину… По правде говоря, при всей своей враждебности к математику мисс Мак-Картри признавала, что это никак не вяжется с его характером.

Морин Мак-Фаддн, тихонько постучав, просунула голову в щель и вежливо спросила, не помешает ли она Иможен и может ли зайти поболтать. Мисс Мак-Картри с улыбкой ответила, что очень рада гостье, и тут же рассердилась на себя за избыток радушия: не стоит поддаваться чарам учительницы французского языка!

— Мисс Мак-Картри, мне хотелось сказать вам наедине, как меня восхитили все ваши подвиги! Всего за несколько часов вы так много успели…

Как ни старалась Иможен держаться начеку, лесть всегда приятно щекотала ее самолюбие. А эта Мак-Фаддн к тому же казалась совершенно искренней.

— Вы слишком добры ко мне, мисс… По-моему, я, наоборот, вела себя ужасно глупо…

— Ничуть! Элисон Кайл давно заслуживала пощечины, а скотина О'Флинн поделом схлопотал полную тарелку яичницы! Так что ваши поступки более чем целительны для атмосферы колледжа, мисс Мак-Картри!

— Вряд ли с вами согласен мистер Мак-Дугал!

— Не важно! Мы все поддержим… я имею в виду Оуэна Риза и себя… На других особенно рассчитывать нечего… Элспет Уайтлоу ненавидит весь мир… Гордон Бакстер помешан на беге и крикете… Дермот Стюарт не видит никого и ничего, кроме Флоры Притчел, а Флора думает только о себе… В каком году вы закончили Джиртон?

Застигнутая врасплох, Иможен растерялась:

— Что?

— Я спросила, в каком году вы закончили Джиртон-колледж?

Мисс Мак-Картри разозлилась на себя — следовало предвидеть и расспросы, и ловушки… Она быстро подсчитала в уме.

— В тысяча девятьсот двадцать пятом…

— Вот как? Тогда вы наверняка помните мисс Планкет, она вела греческий…

— О да, конечно!

— А помните, как смешно она выглядела в парике, всегда надетом чуть-чуть набекрень?

Мисс Мак-Картри принужденно рассмеялась.

— Честно говоря, я совсем забыла милейшую Планкет… Но сейчас вижу ее, как живую, словно она сидит рядом с вами, мисс Мак-Фаддн.

— А как вас звали? Мод? Или Марджори?

— Да вроде бы Марджори…

— Ай, как нехорошо обманывать, мисс Мак-Картри…

Каллендерские друзья наверняка бы страшно расстроились, увидев выражение лица своей любимой амазонки.

— Но… мисс Мак-Фаддн… я не понимаю, о чем вы…

— Бросьте, мисс Мак-Картри, прекрасно вы все понимаете! Планкет никогда не существовало, а вы и не думали учиться в Джиртон-колледже, верно?

Голос Морин звучал так мягко и дружелюбно, что Иможен предпочла сразу признать поражение.

— Ну хорошо, я и вправду не заканчивала Кембриджа… И никакой я не преподаватель… А теперь, мисс Мак-Фаддн, может, вы к тому же не прочь узнать, что привело меня сюда, в Пембертон?

— Нет, это меня не касается. Простите, что я пристала к вам с расспросами, да еще и схитрила, но мне никак не верилось, что учитель, то есть человек, вынужденный постоянно думать о заработке, может так независимо держаться с начальством. Я очень рада знакомству с вами, мисс Мак-Картри. Хотите дружить?

Какой-то незнакомый голос нашептывал Иможен, что надо поостеречься, что обаятельная Морин в считанные минуты вывела ее на чистую воду и, окажись она не тем, за кого себя выдает, может быть очень опасным противником, а кроме того, кинжал, уложивший Фуллертона, — скорее женское оружие. Но, несмотря на все доводы рассудка, Иможен протянула мисс Мак-Фаддн руку. Во-первых, она никак не могла отделаться от симпатии к Морин, а во-вторых, решила немного отыграться за поражение. Поэтому, удержав руку преподавательницы французского в своей, она вдруг спросила:

— Вы любите Оуэна Риза, правда?

— Неужели это так заметно?

— Во всяком случае, достаточно, чтобы привлечь внимание старой девы вроде меня, совершенно равнодушной к таким вещам.

— Да, я люблю Оуэна Риза… Мы познакомились здесь два года назад… как только я приехала из Глазго…

— Я была бы счастлива завоевать и дружбу мистера Риза.

— Положитесь на меня, это несложно. Оуэн очень ценит людей мужественных.

В такую чудесную погоду грех было бы сидеть взаперти, и мисс Мак-Картри в перерыве между занятиями решила посидеть на скамейке, где Элисон и Джерри проводили много счастливых часов, пока другие спали и влюбленные могли воображать, будто они одни на свете. Юный Лим, заметив ее издали, тут же подбежал:

— Мисс Мак-Картри, у вас не найдётся для меня нескольких минут?

Несколько удивленная его тоном Иможен вздрогнула. Решительно, в этом колледже ее ждут сплошные сюрпризы! Тем не менее шотландка кивнула с обычной царственной снисходительностью.

— Я вас слушаю.

— Вы и в самом деле дали пощечину Элисон Кайл?

— Да вроде бы так.

— А вы знаете, что она дочь Кайла из Данди? Это «джем»!

— Ну и что?

— Неужели вы не понимаете? Кайловский джем!

— Вы начинаете действовать мне на нервы, молодой человек! Ну что вы ко мне пристали со своим джемом? К тому же я его терпеть не могу… И что дальше?

— Я требую, чтобы вы извинились перед Элисон Кайл!

— Что?

— Я требую, чтобы вы сказали Элисон, как жалеете о своем поступке!

— Ну да? А с чего бы я, по-вашему, стала это делать?

— Да хотя бы потому, что, если вы откажетесь, я все расскажу отцу!

— А почему это должно меня волновать?

— Как? Но ведь мой папа — «линолеум»!

— Я им не пользуюсь…

Джерри долго не мог опомниться от удивления. Эта шотландка явно не придавала никакого значения богам, царствовавшим над привычным ему мирком. Не желая приводить юношу в полное смятение, мисс Мак-Картри мягко посоветовала:

— Не пора ли вам присоединиться к друзьям?

— Мой отец добьется вашего увольнения из Пембертона!

— Меня бы это очень удивило… и вообще, хватит! Зарубите себе на носу, юный идиот, что ни ваш папа, ни вы, ни линолеум меня нисколько не интересуете!

— Не может быть! Значит, вы просто сумасшедшая!

Мисс Мак-Картри никому не позволяла вести себя непочтительно и вовсе не собиралась делать исключение для Джерри Лима, сына Хьюга Лима из Керколди. Нанесенный ею прямой короткий удар был достаточно силен, чтобы воздыхатель Элисон отлетел на несколько шагов и уселся на пятую точку.

Мойра, забыв прежние обещания и клятву, данную в присутствии пастора, а заодно растоптав долгие годы супружеской верности, решила бежать с О'Флинном. Сидя рядышком и нежно взявшись за руки, они обдумывали, как каждый из них поодиночке доберется до Каллендера. Наконец сошлись на том, что Мойра присоединятся к Патрику в Глазго, а оттуда они поедут в Ирландию. Пускай во грехе, но они проживут вместе много бесконечно счастливых лет. Время не властно над надеждами и мечтами! Войдя в комнату, Кейт снова застал их сидящими слишком близко друг к другу, чтобы не замышлять ничего дурного, но и глазом не моргнул. Пока виновные пытались принять более пристойную позу, директор, прислонившись к двери, переводил дух, потом рванул воротничок, словно воздуха все равно не хватало.

— Боже, Кейт, что с вами! — воскликнула перепуганная Мойра.

Поймав укоризненный взгляд Патрика, она невольно покраснела — не следовало бы так сильно сопереживать Кейту, но многолетняя привычка заставила ее поспешить на помощь мужу. Ирландец великодушно разделил с ней хлопоты. Они вдвоем ухватили директора под мышки и, дотащив до дивана, усадили. О'Флинн снял с него галстук и расстегнул воротник, а Мойра начала похлопывать по рукам, чувствуя, что Кейт вот-вот потеряет сознание.

— Умоляю, скажите, что с вами?

На губах директора Пембертона появилась легкая пена, глаза закатились.

— Эта женщина… О эта женщина… — прохрипел он.

— О ком вы, Кент?

— Об Иможен Мак-Картри…

— Что еще она натворила?

Мак-Дугал, громко икнув от отчаяния, признался:

— Нокаутировала «линолеум»!

В тот же вечер едва оправившийся от недавних волнений Мак-Дугал, подождав, пока все соберутся к ужину, сурово объявил:

— Мисс Мак-Картри, я думаю, коллега поддержат меня, если я скажу вам, что нам нужен преподаватель истории британской культуры, а не чемпион по боксу. Мистер Бакстер вполне справляется со спортивной программой. Вы позволили себе ударить двух учеников, которыми Пембертон особенно дорожит…

— Вы что же, самый обычный торговец, мистер Мак-Дугал?

Кейт стукнул кулаком по столу:

— Не ваше дело, кто я такой, мисс Мак-Картри! Я запрещаю вам судить меня и хочу, чтобы завтра же с утра вы покинули этот дом! Жалованье колледж выплатит вам за месяц вперед… А теперь, когда вопрос решен, желаю вам приятного аппетита, леди и джентльмены!

Оуэн Риз и Морин Мак-Фаддн, не сомневаясь, что Мак-Дугал совершил крайне неосторожный поступок, следили за реакцией Иможен. И та не заставила себя ждать. Высокая шотландка постучала по бокалу, требуя тишины. Одни посмотрели на нее с тревогой, другие — с беспокойством.

— Дорогие мои коллеги, наш директор слишком склонен принимать желаемое за действительное и воображать, будто достаточно отдать приказание, и все склонятся перед его волей. Однако, позволю себе заметить, он жестоко заблуждается.

Бледный от гнева Кейт Мак-Дугал положил ложку.

— И что это значит, мисс Мак-Картри?

— Только то, что я не уеду, пока не сочту нужным!

— Я вызову полицию, и вас вышвырнут вон!

— Более чем сомнительно, мой дорогой Мак-Дугал.

— Это еще почему?

Несмотря на внешнее спокойствие, Иможен кипела от гнева, а в таком состоянии она плохо соображала, что говорит.

— Потому что я приехала сюда помогать ей!

— Помогать полиции? Господи Боже, но в чем?

— Разоблачить убийцу Нормана Фуллертона!

Если бы мисс Мак-Картри объявила, что герцог Эдинбургский подал на развод, чтобы жениться на Брижит Бардо, вряд ли это произвело бы на аудиторию большее впечатление. Все застыли: одни — широко открыв рот, другие — с вилкой или ложкой у самых губ, третьи явно пытались сообразить, не обманул ли их слух. Спортивная тренировка помогла Гордону Бакстеру первым отойти от странного паралича, вдруг охватившего всех преподавателей Пембертонского колледжа.

— Вы хотите сказать, что преступник — один из нас, мисс?

Кейт Мак-Дугал поперхнулся, и Мойре пришлось долго хлопать его по спине. Наконец, когда из салфетки появилось красное от напряжения лицо и залитые кровью глаза, все поняли, что директор надолго вышел из строя.

— А вы не преувеличиваете немного, мисс Мак-Картри? — мягко спросил Оуэн Риз.

— Если я говорю, что убийца здесь, в Пембертоне, значит, мистер Риз, у меня есть на то основания. Я просто-напросто знаю, кто он!

Теперь уже О'Флинн счел нужным вмешаться:

— Клянусь святым Коломбаном! Да откуда вы можете это знать?

— От самого Нормана Фуллертона!

Ирландец, громко захохотав, выразительно покрутил пальцем у виска.

— Выходит, призрак бедняги Фуллертона явился к вам в спальню и, как тень отца Гамлета, назвал имя преступника?

— Нет, он сказал мне его перед смертью.

Иможен окинула сидящих за столом свирепым взглядом.

— Да, всего за несколько секунд до того, как его ударили кинжалом, Фуллертон предупредил меня, кого считать убийцей, если он погибнет насильственной смертью.

О'Флинн засмеялся еще громче.

— Тогда к чему столько выкрутасов? Почему бы четко и ясно не сказать, о ком речь!

— Фуллертон поделился опасениями со мной одной. Теперь нужно найти доказательства. Для того я и приехала в Пембертон. А за сим — желаю вам спокойной ночи!

И, не думая больше о том, что начнется в столовой после ее ухода, Иможен встала, с самым важным видом отвесила легкий поклон и направилась к двери. Однако, прежде чем шотландка успела удалиться, ее окликнул Оуэн Риз:

— Мисс Мак-Картри!

Она обернулась:

— Да, мистер Риз?

— Не забудьте покрепче запереть дверь на ночь!

— Спасибо за участие, мистер Риз, но, интересно, чего ради вы советуете мне принимать такие предосторожности?

— Если вы сказали нам правду, мисс Мак-Картри, теперь, когда преступник знает, что его имя известно вам, и только вам одной… вашей жизни угрожает большая опасность!

Раздеваясь, Иможен, в точности исполнившая рекомендации Оуэна Риза, думала, что вела себя как последняя дура. Она швырнула на стол все карты, насторожила убийцу, а меж тем, вопреки ее собственным утверждениям, понятия не имела, кто он. И что означают слова Риза? Искреннюю заботу или завуалированную угрозу? А может, он предупреждал сообщника, как действовать дальше? И героине Калдендера вдруг стало страшно. В полной панике мисс Мак-Картри бросилась к наконец привезенному Конвеем чемодану за револьвером, но оружие, к ее величайшему ужасу, исчезло. Револьвер украли. А кто это мог сделать, если не убийца Нормана Фуллертона?

Когда колледж уже готовился ко сну, Кейт Мак-Дугал, вцепившись в телефонную трубку и чуть не плача, рассказывал суперинтенданту Копланду, какие несчастья обрушила на его голову Иможен.

— О том, как мисс Мак-Картри обошлась с нашим лучшим преподавателем, я вам уже говорил, но, мало этого, теперь, когда О'Флинн уезжает, она вдобавок нанесла еще и сокрушительный удар по репутации колледжа. Мисс Мак-Картри не только надавала пощечин Элисон Кайл, дочери «джема» Кайла, которого вы наверняка знаете, мистер Копланд, не только подбила левый глаз Джерри Лиму, единственному наследнику «линолеума» Керкольди (хотя, если этих двух детей заберут, дело обернется катастрофой для Пембертона). Нет, этого ей показалось недостаточно! Ладно, пусть она распространяла гнусные сплетни, будто между моей женой и мистером О'Флинном существуют некие внеслужебные отношения — да, так и сказала публично! — но за ужином эта особа к тому же громко объявила, что убийца Нормана Фуллертона — один из наших преподавателей и она не уедет, пока не разоблачит его!.. Вот я и спрашиваю вас, мистер Копланд: какие грехи навлекли на меня это тяжкое наказание? И почему в такой короткий срок на меня свалялось сразу столько несчастий?

Эндрю Копланд слушал сначала недоверчиво, но потом, по мере того как несчастный директор называл все новые и новые беды, обрушившиеся на его колледж с появлением мисс Мак-Картри, начал про себя посмеиваться. К концу повествования суперинтендант проникся невольным преклонением перед незаурядной личностью Иможен. Мисс Мак-Картри казалась какой-то могучей стихией, всегда готовой сеять страх к разрушения.

— Мне говорили, мистер Мак-Дугал, что это довольно необычная женщина, но я никак не думал, что до такой степени! Может, я и ошибаюсь, но, по-моему, очень скоро она станет истинной королевой Пембертона!

— В таком случае мисс Мак-Картри придется управлять пустыней! Уверяю вас, никто не сможет выдержать долго, а сам я уже просто мечтаю покончить самоубийством!

— Да ну же, Мак-Дугал, не говорите глупостей! Завтра утром я приеду в Пембертон и постараюсь умерить рвение мисс Мак-Картри. Надеюсь, до тех пор не случится ничего страшного. Спокойной ночи.

Вопреки надеждам суперинтенданта, ночью произошло еще одно несчастье. Рано утром на скамейке в парке, где Элисон и Джерри назначали друг другу ночные свидания, нашли тело Патрика О'Флинна. Голову математика пробила пуля.

ГЛАВА V

— Повторяю вам, Сэмюель, вы не имеете права так двигать коня! Смотрите: раз, два, три… четыре! Или вот: раз, два, три… четыре! Это же совсем не трудно! А может, вы нарочно так делаете, Сэмюель?

Констебль Тайлер вздохнул. Он терпеть не мог шахматы и ровно ничего в них не понимал. Сержант Мак-Клостоу понимал не намного больше, но не отдавал себе в том отчета и самоуверенно пытался научить благородной игре несчастного констебля, превращая таким образом каждую минуту отдыха в нестерпимую пытку.

— Ну а теперь что скажете, Сэмюель? Здорово разыграно, а?

Радуясь удачному ходу, Мак-Клостоу требовал восторга и одобрения от подчиненного, иначе он не мог в полной мере насладиться успехом.

— И — хоп! Вам конец, Сэм! Мой ферзь держит вас с этой стороны, а ладья и кони готовы наброситься, если попытаетесь бежать, с другой! Чертовски красивая комбинация, Сэм! Вы согласны со мной?

— Знали б вы, шеф, до какой степени мне на это плевать…

Сержант сурово посмотрел на Тайлера.

— Отвечая мне так, констебль, вы проявляете неуважение к начальству и ясно показываете, что недостойны моей дружбы! Вы неблагодарны, Сэм!

Обличения сержанта прервал телефонный звонок. Он снял трубку.

— Полицейский участок Каллендера! Я вас слушаю… Что?.. Вы уверены?.. Ладно, договорились… Ничего не трогайте, мы выезжаем!

Положив трубку, Мак-Клостоу встал.

— Поехали в Пембертон, Тайлер, там только что убили преподавателя.

— Опять?

— То есть как это? Что вы имеете в виду?

— Ну, помните, шеф, того типа, которого убили на матче по регби… Фуллертон его звали…

— Господь Всемогущий! А ведь верно! Он тоже преподавал в Пембертоне!

— Да, шеф!

Застегивая последнюю пуговицу, Арчибальд Мак-Клостоу проворчал:

— Хотел бы я знать, кому взбрело в голову уничтожить всю пембертонскую профессуру…

— Маньяку или сумасшедшему.

Сержант на мгновение замер.

— Иможен Мак-Картри! — вдруг завопил он.

Констебль подскочил.

— Где? — с тревогой поинтересовался он.

Арчибальд, в странном возбуждении, схватил его за руку.

— Сумасшедшая! Вот что натолкнуло меня на мысль… И она сейчас в колледже! Значит, за убийцей далеко ходить не надо! Вы знаете, что я думаю об этом гнусном создании, Сэм… Не сомневаюсь, что и Фуллертона прикончила она, а теперь добавила к другим охотничьим трофеям еще одного преподавателя. Что может быть естественнее? Раз этой кошмарной женщине все дозволено, то почему бы ей не охотиться на учителей, как другие на куропаток?

Констеблю страшно не нравилось стойкое предубеждение сержанта против Иможен.

— Шеф, вы ее обвиняете без всяких доказательств!

— Знаю, Тайлер, воспоминания детства мешают вам увидеть эту Мак-Картри в ее истинном свете… И вы, не колеблясь, предаете меня… Я не стану вас упрекать, Тайлер… Раз уж вы уродились с низменной душой и прозаическим складом ума, ничего не попишешь… Во всяком случае, нам ни к чему ехать в Пембертон…

— Почему, шеф?

— А зачем? Как только я установлю несомненную виновность мисс Мак-Картри, меня тактично попросят больше не вмешиваться в эту историю, поскольку речь идет о безопасности Короны! Хотел бы я знать, что общего может быть между Иможен Мак-Картри и Короной, а, Тайлер?

Кейт Мак-Дугал лежал в постели с ледяным компрессом на лбу. Мойра то оплакивала смерть того, с кем собиралась бежать, то с тревогой поглядывала на мужа, с которым теперь ей предстояло остаться навеки. Короче говоря, ни один из Мак-Дугалов никак не мог играть в пембертонской трагедии отведенную ему роль, и с общего согласия обязанности директора взял на себя Оуэн Риз как дольше других работавший в Пембертоне. Он и встретил Мак-Клостоу с Тайлером. Узнав, в каком состоянии Мак-Дугалы, сержант объявил, что пока они ему не нужны. Прежде всего он хотел осмотреть труп и место происшествия. Но ни то, ни другое не позволило сделать определенных выводов, и Мак-Клостоу попросил собрать всех преподавателей в столовой. По его приказу туда же доставили убитого горем директора, и жена, которая, кстати говоря, произвела на сержанта очень приятное впечатление, усадила его в кресло. Зато при виде мисс Мак-Картри Арчибальд испуганно отскочил — ни дать ни взять путник, вовремя заметивший, что едва не наступил на змею. А Иможен улыбнулась полицейским и даже имела неосторожность дружески помахать рукой сержанту. Арчибальд усмотрел в таком поведении особый цинизм и явное желание его унизить.

— Леди и джентльмены, вряд ли я особенно удивлю вас, сообщив, что здесь и речи быть не может ни о естественной смерти, ни о самоубийстве. Патрика О'Флинна несомненно убили. И, памятуя о гибели Нормана Фуллертона, я бы сказал, что убийца действовал хладнокровно, по заранее продуманному плану. Я уверен, леди и джентльмены, вы согласитесь со мной, что такое необычное в университетской жизни событие требует нового расследования.

Жалобный стон Флоры Притчел взволновал Дермота Стюарта до глубины души. Он бросился к девушке и пылко сжал ее руки.

— Что с вами, мисс? — удивленно спросил Мак-Клостоу.

А Флора, очевидно решив, что вопрос таит скрытую угрозу, расплакалась.

— Это не я! Клянусь, не я! — рыдала она.

Сержант растерянно попытался ее успокоить.

— Но никто вас ни в чем не обвиняет, мисс!

— Довольно, Флора! — сухо заметила Морин Мак-Фаддн. — Перестаньте строить из себя маленькую девочку, это и глупо, и неуместно!

Мисс Притчел побледнела.

— Вы… вы меня ненавидите, правда?

Дермот Стюарт поспешил на помощь возлюбленной.

— Не тревожьтесь, Флора, я здесь!

Мак-Клостоу посмотрел на Тайлера, словно говоря, что, если поведение Флоры Притчел — типичный образчик университетских нравов, они тут не соскучатся.

— Я никого не обвиняю, — продолжал Арчибальд, — поймите это раз и навсегда! Полиция Ее Величества не имеет обыкновения обвинять кого бы то ни было без весомых доказательств. Патрика О'Флинна застрелили. Стало быть, мы должны попытаться найти револьвер. Констебль Тайлер вместе с кем-нибудь из вас… Может быть, вы согласитесь пойти с ним, мистер Бакстер?

Преподаватель физкультуры молча поклонился.

— …Итак, констебль в вашем присутствии быстро обыщет комнаты. И не спорьте! Это мой долг, и никто не помешает мне его выполнить!

Когда Сэм и Бакстер ушли, Оуэн Риз попросил разрешения сходить к ученикам — должен же кто-нибудь объяснить им, почему занятия откладываются. Сержант решил, что разумнее и к Ризу тоже приставить наблюдателя, а потому отправил с ним Элспет Уайтлоу. Таким образом они приглядят друг за другом, подумал он.

Едва Тайлер (по-прежнему вместе с Гордоном Бакстером) вернулся в столовую, по выражению его лица Мак-Клостоу сразу почувствовал, что его подчиненный сделал очень важное открытие, и от удовольствия по позвоночнику сержанта пробежала дрожь.

— Ну, Тайлер?

Констебль, не говоря ни слова, протянул ему обернутый платком револьвер. Мак-Клостоу так же аккуратно взял оружие и долго обнюхивал дуло.

— Из этого револьвера стреляли совсем недавно, — наконец торжественно объявил Арчибальд. — И я думаю, в голове жертвы обнаружится пуля того же калибра, согласны, Тайлер?

— Да, шеф… судя по отверстию и по виду раны, очень похоже на то, но окончательное заключение можно сделать только после вскрытия.

— Благодарю за информацию, Сэм, но, представьте себе, я тоже неплохо знаю свое дело! — холодно бросил Мак-Клостоу.

— Прошу прощения, шеф…

— А теперь, Сэм, я задам вам один вопрос и попрошу всех присутствующих особенно внимательно выслушать ответ… Где вы нашли револьвер, констебль Тайлер?

Сэмюель с тоской посмотрел на Иможен.

— В комнате, которую, как мне сказали, занимает мисс Мак-Картри…

Все повернулись к шотландке, но та хранила прежнюю невозмутимость.

— Ну и что? — спокойно спросила она. — Не вижу тут ничего странного. Это мой револьвер, и вполне естественно, что его нашли у меня в комнате. Как по-вашему?

— Я знаю, мисс, что, раз в деле замешаны вы, удивляться нечему, — иронически заметил сержант. — Вам даже могло показаться совершенно нормальным преподавать с револьвером в руке… И отстрел не понравившихся вам коллег, конечно, тоже выход из положения… Но, уж простите, я никак не могу разделять ваших вкусов!

— Арчибальд, это безнадежно… вы так дураком и помрете…

Наступило неприязненное молчание. В Пембертоне не привыкли к такому обращению со стражами порядка. И сержант, чувствуя неожиданную поддержку, приободрился.

— Честно говоря, меня не особенно трогает ваша ругань, мисс Мак-Картри, тем не менее, если вы не смените тон, придется подать в суд за оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей. А теперь — я вас слушаю, мисс!

— Лучше не надо, Арчи… Потому как, вздумай я и в самом деле выложить все, что о вас думаю, даже вы, при всей своей поистине гиппопотамьей чувствительности, наверняка покраснеете!

Мак-Клостоу колебался. Можно ли считать сравнение полицейского с гиппопотамом оскорбительным? Разумеется, есть британские бегемоты, но все же… И на всякий случай Арчибальд решил промолчать.

— Я буду вам очень признателен, мисс, если вы будете повежливее разговаривать с полицейскими и перестанете называть меня «Арчи», — только и сказал он.

— Ладно, Арчи… Но это не помешает мне все так же смеяться над вами!

— В таком случае, может, посмеемся вместе, мисс, когда вы объясните мне, почему мистера О'Флинна убили именно из вашего револьвера?

— Просто-напросто у меня его позаимствовали!

Мак-Клостоу насмешливо фыркнул:

— Не очень-то оригинальная система защиты, мисс!

— Правда никогда не бывает оригинальной, Арчи!

— Что ж, мисс, я нисколько не удивлюсь, коли это вы убили мистера О'Флинна, а возможно, и Нормана Фуллертона…

— Ваше упорство достойно лучшего применения, Арчи! И чего ради я совершила эти два убийства, как, по-вашему?

Мак-Клостоу не выдержал. Вспомнив все прежние обиды, он завопил:

— Потому что вы — чудовище! Потому что с тех пор как я приехал в Каллендер, вы хотите свести меня с ума! Потому что убийство — ваше любимое занятие! Потому что до сих пор вы нахально пользовались полной безнаказанностью! Потому что я не желаю уходить в отставку, не поглядев, как на вас накинут петлю! Потому что мне житья нет, пока вы попираете эту землю!

К огромному удивлению преподавателей Пембертона, Арчибальд Мак-Клостоу плакал и кричал в самой настоящей истерике. Расстроенный констебль Тайлер, пытаясь успокоить шефа, подвинул ему стул, и сержант сел, задыхаясь от избытка чувств. Иможен по-матерински заботливо растерла ему виски лавандовой водой и дала выпить разбавленного виски.

— Да ну же, Арчи, успокойтесь…

Мак-Клостоу выпил и вернул мисс Мак-Картри бокал.

— Надеюсь, вы подлили в это пойло яду? — пробормотал он.

— Простите, Арчи, забыла прихватить с собой пузырьки… Самой досадно, но уж придется, видно, отложить до следующего раза…

Услышав приглушенный смех, Арчибальд, как всегда, решил сорвать раздражение на Тайлере.

— Ну, констебль? До коих пор вы позволите ей тут паясничать? А если бы эта ведьма меня отравила, а? Вас бы, естественно, это очень устроило! Вы украли бы мой пост! Да, именно украли, Тайлер, потому что не годитесь в сержанты, никчемный вы полицейский!

Оторопевший констебль не знал, куда деваться от такого позора, но Иможен поспешила его ободрить.

— Не слушайте, Сэм… Вы же знаете, что Арчи скорее глуп, чем зол!

Мак-Клостоу вскочил со стула.

— Ну, на сей раз вы свое получите! — заорал он. — Сами нарывались!

По правде говоря, словесная дуэль между мисс Мак-Картри и Мак-Клостоу настолько занимала обитателей Пембертона, что о бедняге О'Флинне совсем забыли. Казалось, сержант вот-вот возьмет верх, но в столовую неожиданно вошел суперинтендант Эндрю Копланд.

— Ну, Мак-Клостоу, что у вас здесь происходит? Даже в парке слышно, как вы кричите! Полное неприличие. Но прежде всего я хочу знать, что привело вас с констеблем сюда?

Суперинтендант еще не слышал об убийстве О'Флинна и приехал выполнить обещание, данное Мак-Дугалу. Узнав о разыгравшейся ночью трагедии, Копланд пришел в ярость.

— А почему вы не позвонили мне в Перт и не поставили в известность, сержант? Вот уж не ожидал от вас такого легкомыслия! Но свое поведение вы объясните позже… Что вам удалось выяснить?

— Мы нашли орудие преступления… в комнате мисс Мак-Картри, и та признала, что это ее револьвер…

Эндрю Копланд повернулся к высокой рыжей шотландке. Так вот она, знаменитая мисс Мак-Картри?

— Это правда, мисс?

— Правда.

— Хорошо. В таком случае, сержант, по-моему, можно отпустить преподавателей к ученикам. Вы, мисс Мак-Картри, оставайтесь здесь. Вы, Мак-Клостоу, позвоните в управление, попросите прислать фотографов и предупредить медицинского эксперта. А потом пусть забирают тело. Более чем странно, сержант, что вы до сих пор всего этого не сделали и мне приходится говорить такие вещи! Тайлер, последите, чтобы мне не мешали.

Оставшись вдвоем с Иможен, Эндрю Копланд предложил ей сесть.

— Я много слышал о вас, мисс… и, естественно, заранее склонен с доверием отнестись к вашим словам и поступкам, но, к несчастью, уже не раз изворотливый ум вводил в заблуждение даже самых опытных специалистов…

— И в данном случае изворотливый ум — это я?

— Простите, если я вас шокировал, но…

— Ничуть. Я прекрасно понимаю ход ваших рассуждений. Однако с тем же успехом можно предположить, что ради места суперинтенданта полиции вы ввели в заблуждение опытных специалистов и побудили начальство доверить такой важный пост опасному, самодовольному кретину, верно?

Еще ни разу никто не осмеливался так разговаривать с Копландом. Это так потрясло суперинтенданта, что он не сразу нашелся с ответом. Наконец, собрав всю свою энергию, он величественно встал.

— По-моему, вы теряете голову, мисс! Я жду, чтобы вы немедленно извинились!

— Это не в моих привычках, суперинтендант.

— Что ж, я заставляю вас их изменить, уж положитесь на меня!

— Вряд ли вам это удастся.

— Вы хоть отдаете себе отчет, что все указывает на вас как на убийцу этого О'Флинна?

— Ну и что?

— Вы действительно так глупы, мисс, или только прикидываетесь?

— Если я прикидываюсь, то уже одно это отличает меня от вас! — буркнула Иможен и, не ожидая ответа, продолжала: — Выходит, преступнику достаточно подстроить ловушку, в которую не угодил бы и умственно отсталый, чтобы вы тотчас же попались на крючок? Ну скажите на милость, с какой стати мне понадобилось убивать О'Флинна?

В это время, опираясь на жену, в столовую вошел Мак-Дугал. Пытаясь поклониться, он чуть не рухнул перед носом суперинтенданта. Ни дать ни взять «Больные чумой из Яффы перед Бонапартом», разве что директор Пембертона был одет поприличнее. И все же его вид произвел сильное впечатление на Эндрю Копланда.

— Это уж слишком! — сварливо захныкал Мак-Дугал. — Ничего не скажешь, хорошенького педагога вы мне порекомендовали, суперинтендант! Помимо всех несчастий, которые она обрушила на мою голову всего за двадцать четыре часа, мисс Мак-Картри вздумалось еще и совершить убийство! Господи Боже! Невольно подумаешь, будто вы нарочно послали ее сюда, чтобы вконец меня разорить! Но, будь вы хоть тридцать три раза суперинтендант полиции, я подам на вас в суд!

Слегка опешивший поначалу Копланд быстро сообразил, что все словно сговорились не оказывать его особе должного почтения и давно пора положить этому конец.

— Думайте, что говорите, Кейт Мак-Дугал! На каких основаниях вы обвинили мисс Мак-Картри в убийстве?

— Ага, ну конечно! Надеетесь ее обелить и таким образом снять с себя ответственность?

— Мак-Дугал!

Мойра попыталась угомонить мужа, но тот, вне себя от бешенства, набросился и на нее:

— Оставьте меня в покое, Мойра Мак-Дугал! Мне надоело быть для всех козлом отпущения, и никто не помешает высказаться до конца!

Спокойствие Иможен странно контрастировало с истерическим возбуждением директора колледжа.

— Болтайте что вздумается, Мак-Дугал, но предупреждаю: взвешивайте каждое слово! Попробуйте только задеть мою честь — и вас вырвут из моих рук только для того, чтобы отправить в больницу!

— Слыхали, суперинтендант, слыхали? Вчера вечером она при всех обещала расправиться с О'Флинном! Так кто же совершил убийство? Ваша протеже посоветовала математику обходить ее стороной, если не хочет умереть до срока. Так или нет, мисс Мак-Картри?

— Ну, отвечайте, мисс! — приказал Копланд.

— Слова, слова… пустое сотрясение воздуха! Мало ли чего я могла наговорить препротивному, самовлюбленному субъекту! Это куда безобиднее угроз, которыми осыпал ирландца Мак-Дугал, увидев, как тот обнимает его жену!

Кейт Мак-Дугал онемел от ужаса, а его жена стыдливо закрыла лицо руками. Копланд не мог скрыть удивления.

— Это правда? — с любопытством осведомился он.

Директор колледжа, немного поколебавшись, решил, что отпираться бесполезно.

— Да… — пробормотал он.

Суперинтендант присвистнул.

— По-моему, это совершенно меняет дело. Вы не согласны со мной?

Несчастный хозяин Пембертона, на которого меньше чем за двое суток свалилось столько тревог, несчастный и униженный, только руками развел в знак того, что отказывается от неравной борьбы со злой судьбой. Несмотря на то что устав защищает полицейским показывать свои чувства, отчаяние Мак-Дугала не могло не тронуть Эндрю Копланда, и он пожалел, что служебный долг повелевает еще больше разбередить раны бедняги.

— Я очень сочувствую вам, Мак-Дугал, но черт меня побери, если я понимаю, каким образом мисс Мак-Картри оказалась на месте, когда миссис Мак-Дугал позволила себе… гм… столь необдуманный поступок!

Мойра Мак-Дугал испытывала невыразимые муки и с ужасом спрашивала себя, какая же страшная расплата, должно быть, ожидает тех жен, что окончательно забыли о супружеском долге.

— Понятия не имею, господин суперинтендант! Когда произошла эта злополучная сцена, я мог бы поклясться, что в библиотеке нет никого, кроме нас троих! Но, вероятно, эта посланница Сатаны пряталась в каком-нибудь темном углу!

— Во всяком случае, я вынужден отметить, Мак-Дугал, что у вас были довольно веские причины избавиться от Патрика О'Флинна… Боюсь, вас ожидают большие неприятности…

Констебль Тайлер, просунув голову в щель, доложил, что с суперинтендантом хочет поговорить один из преподавателей, мистер Оуэн Риз. Копланд приказал впустить его в столовую. Риз ему сразу понравился, потому что, невзирая на все несчастья, сумел сохранить полное хладнокровие.

— Вы хотели меня видеть, мистер Риз?

— С вашего позволения, господин суперинтендант, я считаю нужным поделиться с вами кое-какими соображениями насчет гибели О'Флинна…

— Если угодно, мы можем поговорить наедине.

— О, это липшее.

— Тогда я вас слушаю.

— Дело вот в чем. Я довольно давно знаю мистера Мак-Дугала и уверен, что даже в состоянии аффекта он не способен никого убить. Более того, вероятно, он ни разу в жизни не прикасался к револьверу и понятия не имеет, как с ним обращаться.

— Спасибо, — сквозь слезы пробормотал бедняга директор.

— Что до мисс Мак-Картри, — продолжал Риз, — то с ней мы знакомы всего несколько часов, и тем не менее могу с полной уверенностью сказать, что наносить удар в спину противно ее натуре. А кроме того, задумай мисс Мак-Картри прикончить О'Флинна, наверняка не стала бы стрелять из своего собственного револьвера и уж тем более предварительно оповещать об этом весь колледж… Мисс Мак-Картри не настолько глупа, чтобы нарочно навлекать на себя подозрения!

— Короче, если я вас правильно понял, мистер Риз, ни мисс Мак-Картри, ни мистер Мак-Дугал преступления не совершали? Зато кто-то другой, узнав либо о вражде, возникшей между жертвой и обманутым мужем, либо о ссоре О'Флинна с мисс Мак-Картри, воспользовался случаем свести с математиком личные счеты и свалить вину на кого-то еще?.. Но тогда возникает новый вопрос: кто так люто ненавидел Патрика О'Флинна?

— Никто.

— А, вы все же это признаете?

— И тем более охотно, господин суперинтендант, что почти не сомневаюсь: тут произошла ошибка.

— Ошибка? Что вы имеете в виду?

— На О'Флинне был темный халат, очень похожий на платье мисс Мак-Картри… Ночью убийца вполне мог их перепутать, тем более что наверняка трусил… Вероятно, он сам заметил ошибку, но слишком поздно. Иными словами, на жизнь ирландца никто не покушался и застрелили его просто по недоразумению. Такой вывод подсказывает элементарная логика.

— Не совсем так, мистер Риз! Не представляю, кто мог страстно желать смерти мисс Мак-Картри, кроме того же О'Флинна, с которым у нее произошло серьезное столкновение, или опять-таки мистера Мак-Дугала, опасавшегося, что ее пребывание в колледже может обернуться для него финансовым крахом.

— Нет, господин суперинтендант, есть еще и третье лицо… Убийца Нормана Фуллертона. Вчера вечером мисс Мак-Картри имела неосторожность публично заявить, что знает его и приехала в Пембертон искать доказательства.

Как только Каллендера достигла весть, что Иможен Мак-Картри опять замешана в историю с убийством, все общество охватило глубокое волнение. Возмущенная бакалейщица Элизабет Мак-Грю громко вопрошала, чего ждет правительство Ее Величества и почему до сих пор не угомонило проклятую бабу? Подруги и неизменные покупательницы — миссис Плери, Фрэйзер и Шарп горячо поддержали мнение Элизабет, но Уильям Мак-Грю с отвагой, несколько поразившей кумушек, не колеблясь заявил, что считает Иможен выдающейся личностью и был бы счастлив и горд принять ее в семью. Уязвленная миссис Мак-Грю вообразила, будто муж публично признался, что предпочитает ей мисс Мак-Картри. Какая горькая обида для порядочной женщины, ни разу не изменявшей супружескому долгу (не считая, конечно, романа с торговцем бисквитами из Абердина, но это старая история и никто о ней даже не подозревает)! А Уильям Мак-Грю, нимало не беспокоясь о задетом самолюбии жены, воспользовался случаем удрать в кабачок Теда Булита, еще одного преданного друга Иможен.

Как только Мак-Грю переступил порог «Гордого Горца», его окликнул Булит:

— Вы уже в курсе, Уильям?

— Конечно, Тед. Именно потому и пришел. По-моему, такую новость надо обмыть.

— В самую точку, Уильям! Более того, я как раз придумываю новый коктейль и хочу назвать его «Иможен». Как вам нравится треть джина, треть рому, а вот насчет последней трети я еще окончательно не решил…

К стойке подошла с подносом вымытых бокалов и кружек миссис Булит.

— А почему бы вам не добавить крысиного аду, Тед? — предложила она.

Миссис Булит ненавидела Иможен, об этом знал весь город, но все слышали также, что муж не раз пребольно колотил ее в тщетной надежде заставить относиться к мисс Мак-Картри с большей симпатией. Рачительный хозяин, Булит подождал, пока жена поставит поднос на стойку, и лишь потом принялся ее воспитывать.

— Маргарет! Сколько раз я запрещал вам вмешиваться в мои разговоры?

— Жена я вам или нет, мистер Булит?

— Увы, да!

— А в таком случае вы не должны ничего от меня скрывать и я имею полное право совать нос куда вздумается!

— Верно, Маргарет, но и я, следуя правилам и традициям нашей доброй старой Шотландии, имею полное право полировать вам шкуру, когда взбредет в голову или в наказание за дерзость! И в настоящий момент честь требует от меня примерно высечь вас за оскорбление, нанесенное мужу и, что еще больше отягчает вашу вину, мисс Мак-Картри, гордости всех порядочных людей Каллендера!

— И пьяниц!

Не к добру вырвалось это у Маргарет! И очень скоро во всех домах по соседству с «Гордым Горцем» хозяйки, прекратив варить обед, навострили уши. «Опять Тед лупит бедолагу Маргарет», — говорили одни с веселым любопытством, другие — с жалостью.

А преподобный Хекверсон, узнав новость, побежал в церковь молить Всевышнего остановить упорствующую во грехе мисс Мак-Картри и не дать ее душе погибнуть безвозвратно.

Доктору Элскотту о событии рассказал пациент, но он лишь философски пожал плечами.

— Иможен Мак-Картри ничто не исправит, кроме могилы… да и то, честно говоря, вряд ли. По-моему, если ее впустят в рай, она и там сумеет вести себя отвратительно и даже у Всевышнего не хватит терпения выдерживать ее фокусы… да еще целую вечность! Готов спорить, эта особа и там ухитрится создать осложнения!

Миссис Элрой только вздохнула. Иможен и в старости оставалась для своей няни младенцем, и та в какой-то мере винила во всех ее выходках себя.

Однако самый большой успех, несомненно, выпал на долю Арчибальда Мак-Клостоу. Вернувшись домой из Пембертона, где он оставил констебля Тайлера, сержант решил заглянуть в «Гордого Горца» и пропустить стаканчик — за долгие часы в колледже его истомила жажда. Всеобщее внимание так льстило самолюбию Мак-Клостоу, что сначала он сделал вид, будто не скажет ни слова. Не сомневаясь, что после того как он сообщит такие потрясающие новости, Тед не осмелится требовать денег, Арчибальд молча пил одну рюмку за другой. Наконец упорное молчание Мак-Клостоу вывело кабатчика из терпения.

— Ну, сержант, по слухам, наша Иможен снова стала сама собой? — дрожащим от восторга голосом спросил он.

Мак-Клостоу допил до последней капли и, поставив рюмку на стойку, тихонько подтолкнул к Булиту. Тот снова налил виски. Арчибальд блаженно вздохнул. Теперь можно и удовлетворить всеобщее любопытство! Не зная о разговоре суперинтенданта с Ризом, он полагал, что расследование закончено.

— Вашей Иможен, мистер Булит, недолго осталось отравлять жизнь порядочным людям!

Торжественное заявление сержанта обрушилось на кабачок, как чума. Будь Мак-Клостоу поумнее, он бы заметил на лицах окружающих явное неодобрение и придержал язык, но, думая только о собственных счетах с ненавистной воительницей, сержант выложил все, что переполняло его душу:

— И давно пора! Сколько лет она не дает Каллендеру покоя! Нам и так слишком долго затыкали рот, позволяя этой ведьме убивать ближних сколько вздумается! А знаете, почему нам не давали вмешиваться, мистер Булит?

— Да потому, черт возьми, что мисс Мак-Картри ни в чем не виновата, а правосудие у нас есть, хотя некоторые его слуги напрочь не способны выполнять свои обязанности!

Слепое ожесточение помешало Арчибальду обдумать слова кабатчика.

— Нет, потому что она всегда чертовски ловко изворачивалась и умело прикидывалась невинной овечкой! Но на сей раз ей крышка! Человек, которому накануне вечером мисс Мак-Картри прилюдно угрожала расправой, застрелен из ее же револьвера!.. Ну, что скажете?

Тед пристально посмотрел Мак-Клостоу в глаза.

— Скажу, что мне противно смотреть, с каким ожесточением полицейский преследует Дочь Гор! — отчеканил он. — И еще, сержант, скажу, что Иможен Мак-Картри — гордость Каллендера и благодаря ей мы поколотили доунских «Бульдозеров»! Могу добавить, что только дураки, неудачники и завистники в нашем городе ополчились против нее!

Грубость выпада на мгновение парализовала Мак-Клостоу. Наконец, оправившись от потрясения, он встал и, приблизив к кабатчику побагровевшее от злости лицо, рявкнул:

— Сообщник! Вот кто вы такой! Я закрою ваше заведение, Тед Булит, как угрозу общественному здоровью! А ваше виски так разбавлено, что его не станет пить даже трехлетний малыш!

За спиной сержанта поднялся угрожающий ропот, и кто-то из посетителей громко проговорил:

— Это недоразумение ругает виски и еще смеет называть себя шотландцем! Да откуда, черт возьми, к нам принесло такого наглеца!

Сержант так резко обернулся, будто в ягодицу ему вонзили булавку.

— Кто это сказал? Пусть сейчас же признается, подлый трус, и я вколочу ему эти слова обратно в глотку!

— Прошу вас не устраивать скандал в моем кафе, мистер Мак-Клостоу, — холодно бросил Тед. — Иначе я позову полицию и попрошу выставить вас вон!

— Полицию? Ну вы даете! Полиция — это я и есть!

Тед широким жестом обвел зал.

— В крайнем случае присутствующие здесь джентльмены засвидетельствуют, что вы вели себя совершенно не подобающим полицейскому образом, если, конечно, он не пьян…

— Значит, по-вашему, я пьян?

— Вы уже выпили семь рюмок виски…

— Ну и что?

— Ничего, просто вы должны мне семнадцать шиллингов и девять пенсов!

Еще долго после этого все, кто сталкивался в тот день с сержантом Мак-Клостоу, ломали голову, на что он намекает, обвиняя мисс Мак-Картри в мошенничестве, и почему клянется отречься от собственного имени, если не заставит дочь капитана вернуть ему семнадцать шиллингов и девять пенсов. Томительные часы одинокого бдения ничуть не укротили ярость Арчибальда даже к вечеру, когда он поехал в Пембертон сменить на дежурстве Тайлера, — суперинтендант опасался нового убийства. Мак-Клостоу думал иначе, но очень надеялся, что мисс Мак-Картри совершит еще одно покушение. Арчибальд твердо решил не спускать с нее глаз и застукать с поличным. Для начала он устроит ненавистной врагине трепку, какой она еще не видывала за всю свою собачью жизнь, а потом за шиворот притащит в тюрьму Каллендера, где и предложит Теду Булиту навестить любимую подружку. Какое восхитительное мщение!

Эндрю Копланд вернулся в Перт. Мак-Дугал, подобно кораблю, обреченному затонуть посреди Атлантического океана без всякой надежды на помощь, проникся той удивительной суровостью, что свойственна лишь тем, кто твердо знает, как близок их смертный час. Директор нисколько не сомневался, что и он сам, и его счет в банке безвозвратно погибнут вместе с репутацией Пембертона. Уже и суперинтендант не скрывал, что не испытывает особого желания держать сына в доме, где, судя по всему, преподает один из учеников Томаса де Квинси[10]. Кроме того, кошмарное обращение мисс Мак-Картри с Элисон Кайл почти не оставляло надежды, что магнат джема и король линолеума не заберут детей из колледжа, где с ними так непростительно грубы. Стараясь смягчить удар, Мак-Дугал предупредил Джерри и Элисон, что хочет поговорить с ними после ужина.

Но у обоих молодых людей тоже было далеко не спокойно на душе. Мисс Флора Притчел проговорилась, что на собрании преподавателей их недоброжелательница мисс Мак-Картри требовала отчисления. Поэтому, когда им передали приглашение директора, ни юная Элисон, ни ее возлюбленный не сомневались ни секунды, что Мак-Дугал хочет отправить их домой. И молодые люди уныло бродили вдвоем по бесконечным коридорам Пембертона. Джерри терзала не только перспектива скорого отъезда, но и другие, столь же неприятные чувства. Поэтому молодой человек пребывал в очень скверном настроении. Наконец он остановился и скрестил на груди руки.

— Подумать только, я так хорошо все придумал на воскресенье! И угораздило же нас влипнуть в историю!

Элисон безуспешно пыталась сохранить невозмутимость.

— Вы… ведь не пойдете гулять с другой? — робко спросила она.

— Пока не знаю!

— О Джерри…

В голосе девочки звучало такое отчаяние, что юный Лим тут же обнял ее и стал утешать.

— Я тоже никуда не пойду и составлю вам компанию.

— Правда?

— Клянусь вам, но впредь постарайтесь не охать, увидев, что кто-то обнимается!

— Дайте слово, что любите меня одну, Джерри!

— Да что это с вами?

— В доме, где царит несправедливость, вполне могли украсть у меня и ваше сердце! Предупреждаю вас, Джерри, когда мы поженимся…

Но юноша перебил ее.

— Пока мы еще не женаты, darling… — с самым зловещим видом заметил он. — Если нас выставят отсюда, папочка отправит меня в Сент-Эндрюс, и можно не сомневаться, что ваши родители тут же пристроят вас под опеку тетушки, в Глазго…

— Это было бы ужасно, Джерри…

— Еще бы нет! — с чувством подтвердил молодой человек. — Потому что мы не сможем встречаться, а если я не буду вас видеть, Элисон, то со временем забуду… Разлука разобьет мне сердце, но я не смогу долго любить девушку, которую больше никогда не увижу…

— А вот я буду любить вас вечно, Джерри… Нет, никак нельзя допускать, чтобы нас выгнали отсюда!

— Теперь это от нас больше не зависит, darling…

— Очень даже зависит, если с умом взяться за дело…

— Что вы имеете в виду?

— Я готова забыть о пощечине и идти умолять мисс Мак-Картри не настаивать на отчислении.

— Вряд ли вы чего-нибудь добьетесь, Элисон…

— Ну, если меня постигнет неудача, попробуете вы!

— Неужели вы хотите заставить меня извиняться, после того как она совершенно бессовестным и неожиданным ударом подбила мне глаз, да так, что он теперь почти не открывается?

— Вам придется сделать даже больше, Джерри… Я настолько доверяю вам, что разрешаю охмурить эту Мак-Картри!

— Мне? Мне — любезничать со здоровенной старой козой? Но, Господи Боже, каким же, по-вашему, образом я мог бы заставить ее влюбиться?

— Самое время попробовать «систему» Чарли Бойера! Не вы ли хвастались, будто изучили ее до тонкостей? Ну-ка, как там? Пристальный взгляд и нежное, похожее на воркование голубя, покашливание… Или вы не особенно уверены в себе?

— О, об этом можете не беспокоиться! Но вдруг уродине взбредет в голову кинуться мне на шею?

— Не бойтесь! Я буду рядом!

— Ну да? И вы воображаете, будто я смогу обольщать другую женщину у вас на глазах?

— Я подожду вас за дверью… Ну, идемте?

— Да, но имейте в виду: что бы ни случилось, за все отвечаете вы!

Взявшись за руки, они пошли к преподавательскому коттеджу, но, прежде чем успели добраться до дома, Элисон вдруг замерла.

— Ой, Джерри, и как я раньше не подумала! Ведь работать в воскресенье велел мне О'Флинн! А его убили!

— Ну и что?

— А то, что, раз математик умер, наказание не считается! Там, где он теперь, бедняге, должно быть, все равно, пойду я гулять в воскресенье или нет, верно?

Джерри окинул девушку суровым взглядом.

— И вы посмеете ослушаться мертвого? Захотели, чтобы он являлся вам по ночам и укорял за непослушание?

— О'Флинн был ирландцем!

— Ну, уж как-нибудь шотландские привидения потеснятся и дадут ему местечко!

Констебль Сэмюель Тайлер сказал молодым людям, что Иможен сидит одна в маленькой читальне.

Шотландка нарочно ушла подальше от коллег — ей хотелось подумать. Может, разоблачения Оуэна Риза и спасли ее от следственной тюрьмы, но тем реальнее сейчас выглядела перспектива угодить в морг. А кроме того, Иможен терзали угрызения совести. Шотландка с раскаянием думала, что О'Флинна убили вместо нее, и только из-за дурацкой болтовни за ужином. И зачем понадобилось хвастаться, будто она знает убийцу Фуллертона? Но так или иначе, а теперь у мисс Мак-Картри больше не осталось никаких иллюзий: преступник и в самом деле тут, в Пембертоне, и постарается как можно скорее исправить ошибку, отправив ее следом за ирландцем. Впервые в жизни Иможен усомнилась, так ли уж она проницательна, как ей нравилось думать?

У шотландки настолько разошлись нервы, что, услышав, как открывается дверь, она подскочила в кресле и чуть не закричала. Однако, узнав Элисон Кайл, мисс Мак-Картри быстро успокоилась — желание оставаться для всех «несгибаемой Иможен» взяло верх над остальными чувствами. А девушка, ничуть не догадываясь о том, что на уме у высокой шотландки, спросила:

— Я не помешала вам, мисс?

— Чего вы от меня хотите, мисс Кайл?

— Сказать, что решила забыть о пощечине…

— Вот как?

— …и не жаловаться папе…

Иможен встала и приблизилась к девушке.

— Послушайте, мисс Кайл, вы, похоже, вообразили, будто ваш папочка чуть ли не солнце на нашем небосводе? Как дочь вы совершенно правы. Но меня торговцы джемом не интересуют ни в малейшей мере. И, честно говоря, мы, потомки вождей древних кланов Горной страны, презираем шотландцев, унизившихся до торговли. Ну а теперь говорите, чем я могу вам помочь!

Элисон, широко открыв глаза, взирала на мисс Мак-Картри. Неужели она и вправду такое чудовище? Только какая-нибудь коммунистка могла так пренебрежительно отзываться не только о знаменитом джеме, но и о самом Хэмише-Грегоре-Александре Кайле, с которым ни одно живое существо не может поддерживать простых человеческих отношений…

— Ничем, мисс… ничем… Мне очень жаль… Простите…

И девушка убежала к поджидавшему ее в коридоре юному Лиму.

— Ну как?

— Ох, Джерри!.. Теперь ваша очередь попробовать… Не хотелось бы вас обескураживать, но, по правде говоря, боюсь, у вас тоже ничего не выйдет. Она ужасна!

— Не бойтесь, Элисон, я в полной боевой готовности! Ваша Мак-Картри ни за что не устоит!

Но девушку все еще терзали сомнения.

— Вы уверены?

— Судите сами, darling!

И Джерри, отступив на шаг, окинул Элисон таким страстным взглядом, что девушка затрепетала от счастья, а услышав нежное, тихое воркование, чуть не упала в обморок. Нет, подумала она, если эта Мак-Картри не ходячий айсберг, ее это не может не взволновать, а когда женщина взволнована — легче забывает о неприятном, будь она хоть сто раз профессор! И Элисон больше не сомневалась в успехе. Она упала в объятия Джерри в ту самую минуту, когда в коридоре появился Тайлер. Полицейский с умилением хлопнул Джерри по плечу, и тот живо отпрянул от девушки.

— По-моему, тут не самое подходящее для этого место, — добродушно улыбаясь, заметил Сэмюель.

— Сейчас я вам все объясню… — пробормотала сконфуженная Элисон.

— Не стоит, мисс. Я не настолько стар, чтобы совсем забыть свою молодость…

Мисс Кайл зарделась от смущения и, чтобы не отвечать, подтолкнула Лима к двери, за которой Иможен, раздумывая о будущем, начинала горько жалеть о тихом доме в Каллендере и спокойном кабинете в Адмиралтействе. Однако появление Джерри вновь вернуло ей хладнокровие.

— Теперь вы, молодой человек, пришли уверять меня, будто нисколько не сердитесь, что я, может, и немного жестоко, напомнила вам о почтении к женщинам?

Хитрюга Лим прикинулся взволнованным.

— Мисс… я пришел поблагодарить вас…

— Поблагодарить?

— За то, что наставили меня на путь истинный…

Глядя на раскаявшегося грешника, Иможен, больше привыкшая к баталиям, слегка растерялась.

— Ну вот и хорошо… Вот и отлично… — пробормотала она. — Право же, не знаю, что еще тут можно добавить…

— И потом, на вас сейчас действуют чары…

Мисс Мак-Картри не поняла, что он имеет в виду. Поглядев на молодого человека, она заметила, что тот уставился на нее каким-то странным взглядом.

— Что?

Но Джерри, не сомневаясь в могуществе своей «системы», продолжал:

— И это еще что! Скоро вы сами убедитесь…

— А вы, случаем, не потешаетесь надо мной, молодой человек?

— Расслабьтесь… не защищайтесь… Впрочем, сопротивление все равно не поможет…

— Ничего не понимаю! Что за чушь вы несете? И вообще, я попрошу вас не смотреть на меня так, это просто нахальство!

Джерри еще больше вытаращил глаза.

— Вы растаяли… Я чувствую, что вы готовы сдаться…

— Да вы спятили, что ли?

Иможен хотела еще что-то сказать, но, услышав, что ее собеседник издал какой-то странный звук — то ли икнул, то ли захрипел, бросилась на помощь.

— Вы больны, мой мальчик? Вам плохо?

Однако «мальчик» снова издал тот же звук. Мисс Мак-Картри побежала к двери.

— Я вижу, вам и вправду очень скверно! Сейчас позову врача!

— Не стоит… — признался разочарованный Лим. — Номер не вышел…

Иможен с удивлением поглядела на него.

— Что не вышло?

— Да этот чертов вздох!

— А-а-а, так это рычание больного тигра было всего-навсего вздохом? А могу я узнать, какой в нем прок?

— Ну, чтобы очаровывать женщин…

Поняв, что собеседник не прикидывается, Иможен расхохоталась.

— Ну да? Видать, у нового поколения очень своеобразные представления об ухаживании за женщиной! Так, значит, если я правильно поняла, вы хотели меня соблазнить?

— Да.

— Отвага младенца! Это у вас от наивности! Но, знаете, малыш, от души советую вам испробовать свои таланты на ком-нибудь другом, хотя бы из уважения к возрасту…

— Ну, знаете, бывают просто замечательные бабушки!

Мисс Мак-Картри обиделась.

— Вы просто дурак! Убирайтесь отсюда!

Расстроенный неудачей и униженный явным презрением Иможен, Джерри встал на дыбы.

— Это вас мой отец уберет из колледжа!

Шотландка налетела на юного Лима, как смерч. Ухватив его за руку, она с размаху влепила ему пощечину, а потом, открыв дверь, изо всех сил швырнула в коридор, так что парень на глазах у остолбеневшей от ужаса Элисон проехал на одной ноге к противоположной стене и, врезавшись в нее, упал подле девушки. Элисон склонилась над его распростертым на полу телом.

— Джерри! О Джерри, darling! Что она с вами сделала?

Лим открыл глаза и окинул подругу разочарованным взглядом.

— Одно из двух: либо моя «система» подкачала, либо у этой женщины нет сердца…

Мойра Мак-Дугал долго колебалась, прежде чем сообщить мужу об очередном подвиге Иможен, боясь еще больше его расстроить, но директор уже впал в такое состояние, когда человек может выслушать что угодно. Узнав, что Иможен чуть не до потери сознания уходила Джерри Лима, Кейт только вздохнул.

— Порадуемся, что она его не убила!.. Сказали б вы этой женщине, Мойра, что она напрасно тратит кучу времени! Раз она явилась сюда уничтожить Пембертон, посоветуйте просто поджечь здание… Так будет гораздо быстрее!

И, к неизъяснимому ужасу Мойры, некогда блестящий выпускник кембриджского Корпуса Кристи Кейт Мак-Дугал начал смеяться как одержимый. Супруга раздумывала, как прекратить этот приступ нездорового веселья, но внезапно в коридоре послышался громкий шум. Он и вернул Кейта на землю. Директор вскочил и вылетел за дверь: Элспет Уайтлоу порадовала его новым известием — из ее лаборатории стащили пузырек с сулемой, и ее там больше чем достаточно, чтобы отравить весь колледж!

С этой минуты Пембертон, казалось, охватила волна безумия. Каждый из преподавателей внимательно смотрел, как ест или пьет другой, словно ожидая, что тот сейчас же упадет мертвым. Прежде чем сделать глоток, бокал долго обнюхивали, а еду жевали по крохам, не решаясь проглотить. Дермот Стюарт больше не отходил от Флоры Притчел ни на шаг и просил, чтобы она разрешила ему, как подопытному кролику, пробовать для нее еду и питье. Элспет Уайтлоу все время бормотала под нос, припоминая уголки, куда могла случайно положить флакон, но его так и не нашли. Гордон Бакстер поставил возле тарелки открытую бутылку молока, готовясь проглотить ее содержимое при первых же признаках рези в желудке. Испуганная Мойра вообще отказалась есть, а ее муж, наоборот, жадно глотал пищу в надежде, что яд избавит его от мучительного стыда, вот уже сутки не дававшего ему ни минуты покоя. Иможен старалась, чтобы ей накладывали еду в последнюю очередь — в отличие от других она точно знала, для кого убийца стащил сулему. Сказать, что шотландка относилась к этому спокойно, значило бы соврать, но в панику не впадала. Иможен хотела показать, что она — не чета этим жалким людям, по большей части не достойным чести родиться в Горной стране.

Но больше всех перепугался, пожалуй, констебль Тайлер. Сэмюелю не терпелось поскорее смениться с дежурства и уступить место шефу — его мучил страх, что вот-вот совершится новое преступление и вся ответственность за начало следствия ляжет на него. Поэтому, увидев Арчибальда Мак-Клостоу и его взъерошенную бороду, констебль вздохнул с неизъяснимым облегчением. Первым делом он рассказал сержанту о краже яда. Тот молча выслушал и тут же успокоил подчиненного:

— Сэм, старина, можете нисколько не волноваться! Не думаю, чтобы в моем присутствии убийца посмел продолжать свое грязное дело!

— А вдруг, шеф?..

— Да ничего не случится, уверяю вас! Преступник отлично отдает себе отчет, что я его знаю!

Тайлер в полном обалдении воззрился на сержанта.

— Вы знаете убийцу, шеф?

— Не хуже, чем вас, Сэм!

— Но кто же он такой, шеф?

— А кто же еще, Сэм, как не это жуткое создание, вечно жаждущее крови ближних?

— О, шеф! Вы все еще подозреваете мисс Иможен?

— Вот именно, Сэм! Вас она может обмануть, но меня — никогда! И я уверен, что еще до ухода в отставку увижу и услышу, как мисс Мак-Картри приговаривают по меньшей мере к пожизненной каторге!

В эту минуту Арчибальд походил на Калхаса, предрекающего грекам всевозможные беды, и даже его борода мстительно трепыхалась. На Тайлера все это произвело тягостное впечатление.

— Я ни на секунду не спущу с нее глаз, Сэм, и при первом же подозрительном поползновении наброшусь, слегка придушу (просто чтобы малость успокоить нервы), надену наручники, суну в рот кляп и заставлю выложить всю правду!

Но такую программу было куда проще изложить, чем выполнить. Когда Мак-Клостоу заглянул в столовую, Иможен уже ушла. К тому времени там оставалась лишь Флора Притчел и, разумеется, Дермот Стюарт, не отводивший от учительницы рисования влюбленного взора. Сержант очень вежливо спросил, где найти мисс Мак-Картри, на что ему довольно резко ответили, что понятия не имеют и вообще плевать хотели и на означенную особу и на все на свете. Арчибальд, которого несчастья, свалившиеся на него по милости Иможен, сделали особенно чувствительным, рассердился.

— Может, я университетов не кончал, сэр, но, когда мне задают вопрос, все-таки стараюсь отвечать полюбезнее!

Дермот, парень в глубине души совсем не злой и не грубый, немедленно подошел и пожал сержанту руку.

— Простите, но рядом с ней время для меня всегда летит слишком быстро, поэтому я начинаю воспринимать всех остальных как приставал и подозревать, что все нарочно сговорились помешать мне по-настоящему насладиться таким счастьем!

Флора издала очень приятный грудной смешок.

— Не слушайте Дермота, сержант, — пропела она, — он всегда преувеличивает!

Сержант заподозрил, что эта парочка решила поиздеваться над ним и нарочно ломает комедию. Однако полной уверенности Арчибальд не испытывал, поэтому сделать внушение не посмел и предпочел уйти из столовой. Узнав от слуги, что мисс Мак-Картри, кажется, гуляла в парке, он бросился туда.

А Иможен в это время как раз возвращалась в дом. Она устала за день и хотела поскорее лечь спать. Но, свернув в коридор, она вдруг заметила, что ручка ее двери шевелится. Шотландка быстро отскочила в тень и благодаря этому маневру увидела Оуэна Риза, выходившего из ее комнаты. Все его поведение выдавало крайнее беспокойство. Иможен, не вмешиваясь, позволила учителю английского уйти. Будь это не Оуэн Риз, а кто-нибудь другой, ему бы пришлось объяснить, что он забыл в комнате мисс Мак-Картри, но Риз ей нравился. И шотландка знала, что ужасно огорчится, если выяснится, что у него темная душа. Она в свою очередь вошла в комнату. Закрыв дверь, Иможен внимательно огляделась, пытаясь угадать, зачем приходил Риз, потом осмотрела каждую вещь, припоминая, как они лежали раньше. Тщетно. Комната выглядела точно так же, как в тот момент, когда она уходила ужинать. Смирившись с поражением, шотландка оставила бесполезные поиски, но пообещала себе утром же спросить у Оуэна, что означают его тайные вторжения на чужую территорию. Забравшись в постель, мисс Мак-Картри хотела проглотить таблетки (в последние несколько лет она принимала легкое снотворное), но графин у изголовья оказался пустым. Иможен удивилась, поскольку сама наполнила его перед ужином, но встала и пошла за другим, стоявшим на туалетном столике. Но и там было пусто. Шотландка тут же снова подумала об Оуэне Ризе. Так вот зачем он приходил? Какое ребячество! Во всяком случае, если ее хотели помучить жаждой — просчитались, так как Иможен всегда заботливо хранила в запасе бутылку виски.

Вот и теперь мисс Мак-Картри достала из чемодана бутылку «Блэк энд Уайт», улыбнулась ей, как старой подруге, и уже хотела жизнерадостно поднести горлышко к губам, но призадумалась: а что, если к виски подмешали яд? Иможен осторожно понюхала бутылку и, как ей показалось, почувствовала странный запах. Но, может, это обычная игра воображения? И тут мисс Мак-Картри внезапно поняла, зачем приходил Оуэн Риз. Угадав, что преступник попытается ее отравить, учитель английского предусмотрительно вылил воду из обоих графинов. Но о виски Риз не подозревал, в отличие от убийцы, который наверняка заметил бутылку, когда стащил револьвер. Только Элспет Уайтлоу могла быстро выяснить, отравлено виски или нет. Иможен накинула халат, сунула ноги в шлепанцы и с бутылкой в руке выскользнула в коридор. Мак-Клостоу, наблюдавший за ее дверью из укрытия, решил, что сейчас наконец поймает мисс Мак-Картри с поличным, и двинулся следом.

Мисс Уайтлоу решала задачу по физике и еще не ложилась. Не испытывая особой симпатии к героине Каллендеpa, она встретила Иможен подозрительным взглядом. Однако, узнав, в чем дело, Элспет так и затрепетала от удовольствия — ничто ее не радовало больше, чем химические опыты. Выхватив у мисс Мак-Картри бутылку, она быстро побежала в лабораторию, но на пороге столкнулась с сержантом.

— А вам-то что тут надо? Взбредет же в голову в такой поздний час стучаться к девушке! Может, вас мучают комплексы и вы надеетесь от них избавиться? Предупреждаю: я терпеть не могу бородатых! Да, потому что борода — ретроградна, негигиенична и выражает зверскую сущность! Или вы думали удовлетворить здесь самые низменные инстинкты? Впрочем, у вас поперек физиономии написано, что вы любитель клубнички… Наверняка не даете проходу маленьким девочкам, а? Противно смотреть! А теперь — убирайтесь с дороги!

Этот неожиданный душ настолько поразил сержанта, что бедняга так и замер с открытым ртом, а мисс Мак-Картри не преминула воспользоваться его молчанием.

— У вас поразительное чутье, мисс Уайтлоу, — заметила она, — этот тип в точности таков, как вы его описали. Я знаю его очень давно, и весь Каллендер не устает повторять, что, будь у сержанта хоть крупица порядочности, он бы давным-давно сам заперся в тюрьме и не высовывал носа!

И они удалились прежде, чем несчастный Арчибальд успел хотя бы шелохнуться. Наконец он очнулся, рванул за обидчицами, обогнал их и, раскинув руки крестом, преградил дорогу. Мисс Уайтлоу была не из робкого десятка.

— Убирайтесь отсюда, сержант, да поживее, — сухо бросила она, метнув на Мак-Клостоу испепеляющий взгляд. — Для вас же лучше…

— Но, послушайте, мисс…

Иможен решила подлить масла в огонь.

— Да ну же, Арчи, угомонитесь! Сейчас совсем не время играть в салочки…

И, повернувшись к спутнице, она лукаво добавила:

— Вечно он так… резвится, как малыш…

Элспет Уайтлоу продолжала буравить сержанта недоверчивым взглядом.

— Никогда еще не видала малыша с этой отвратительной штуковиной на подбородке! Ну, пойдемте скорее!

Мак-Клостоу покорно опустил руки.

— Как малыш… как малыш… — бормотал он словно заведенный.

Однако, прежде чем обе женщины исчезли в лаборатории, сержант пришел в себя и повторил прежний маневр. Мисс Уайтлоу, не привыкшая к такому упорству, остановилась.

— Эту бутылку дала вам мисс Мак-Картри, мисс! А вам известно, что внутри? — быстро спросил Арчибальд, воспользовавшись их молчанием.

— Разумеется, яд! А что, хотите попробовать?

А Иможен невозмутимо добавила:

— Раз наш Арчи так любит сулему, мы ему оставим капельку!

Это окончательно добило сержанта, и он не стал больше настаивать, сказав себе, что у преподавателей Пембертона — довольно странные причуды. То, что мисс Мак-Картри могла пить яд, не особенно удивило Арчибальда — он искренне считал ее способной на все.

Мисс Уайтлоу знала, что ищет, а потому исследование не заняло много времени. Очень скоро Элспет обнаружила в виски яд и сообщила Иможен, что даже на первый взгляд видно: там достаточно сулемы, чтобы отправить на тот свет пару быков в расцвете сил.

— Вы уже попробовали, дорогая коллега?

Мисс Мак-Картри почудилось, что химичка задала вопрос с тайной надеждой понаблюдать за ее агонией, и это ее глубоко уязвило.

— Я не знаю, что вам обо мне наговорили, мисс Уайтлоу, но, уверяю вас, я не имею обыкновения пить вместо аперитива сулему!

Иможен возвращалась к себе в комнату, внимательно оглядывая каждый поворот, каждый выступ или нишу в коридоре. Любой темный уголок внушал ей подозрения. Шотландку нисколько не удивляло, что ее пытались убить, — в конце концов, у того, кто прикончил Фуллертона и О'Флинна, в сущности, не было другого выхода. А вот странное поведение Оуэна Риза оставалось загадкой. Раз он так хорошо знал планы убийцы и, более того, точное время, когда тот попытается привести их в исполнение, следовало предположить одно из двух: либо Риз — сообщник преступника, либо ни на миг не выпускает его из поля зрения. Но как из одного, так и из другого вытекало, что, хоть учитель английского и пытается разрушить преступные замыслы, личность убийцы ему, бесспорно, известна. Тогда почему он молчит? Неужели не понимает, что это может стоить новых человеческих жизней? Какие важные причины толкают честного, порядочного и неглупого Риза на подобное безумие? Только одно может заставить умного человека совершать идиотские поступки — любовь! Это логическое заключение подвело мисс Мак-Картри к одному-единственному имени, и то она не решилась произнести его даже вполголоса — Морин Мак-Фаддн вызывала у нее слишком горячую симпатию. Иможен стало бесконечно грустно, а в утешение она вспомнила лишь, как много людей внушали ей самые нежные чувства, а на поверку оказывались стопроцентными мерзавцами. И с годами их число неуклонно росло…

Горькие размышления нисколько не мешали нашей шотландке держаться настороже, и, увидев, что впереди маячит притаившаяся в густой тени фигура сержанта Мак-Клостоу, она грустно улыбнулась. Однако Иможен не стала показывать, что заметила соглядатая, и, лишь поравнявшись с ним, негромко проговорила:

— Спокойной ночи, Арчи!

Но вместо ответа на мисс Мак-Картри набросились сзади, и чьи-то руки крепко сдавили ей горло. Шотландка попробовала крикнуть, рванулась изо всех сил, но упала, так и не сумев избавиться от мертвой хватки врата. Потом где-то в отдалении послышался топот бегущих ног, и мисс Мак-Картри потеряла сознание.

Впоследствии Гордон Бакстер уверял, будто крики, заставившие его выскочить из постели, поразительно напоминали о тех днях на отцовской ферме в графстве Нэрн, когда работники резали свинью. В свою очередь Оуэн Риз, прибежавший на место происшествия почти одновременно с учителем физкультуры, клялся, что, проживи он хоть тысячу лет, все равно не забудет этого фантастического зрелища. А увидели они, что мисс Мак-Картри лежит на спине, обеими руками вцепившись в бороду Арчибальда Мак-Клостоу и встряхивая его голову, как какая-нибудь домохозяйка — корзину с салатом. Вопли несчастного сержанта их и разбудили. Наконец с огромным трудом мужчинам удалось спасти Мак-Клостоу. Едва отдышавшись, Иможен обвинила полицейского в покушении на ее жизнь, а бедняга Арчибальд с залитым слезами лицом и насквозь промокшей бородой объяснял, как, услышав, что кто-то назвал его по имени, побежал в этот коридор и уже издали увидел две сцепившиеся в смертельной схватке фигуры. Один явно нападал, другой защищался. Сержант сразу же попробовал схватить нападавшего, но тот оказался на редкость ловким и подвижным, а мисс Мак-Картри еще больше осложнила дело: в полубеспамятстве она схватила Арчибальда за штанину и, резко дернув, опрокинула на пол, а потом принялась за бороду. Шотландку отвели в ее комнату, сержанта угостили двойным виски, но и много дней спустя после ночного сражения из этой части коридора выметали клочки бороды.

ГЛАВА VI

На следующее утро, после того как коллеги дружно выразили мисс Мак-Картри сочувствие (причем шотландка с горечью думала, что среди них наверняка был и тот, кто ночью пытался ее убить), она столкнулась с директором колледжа. Тот даже не поздоровался.

— Вы, вероятно, не знаете, мистер Мак-Дугал, что сегодня ночью меня чуть не убили? — удивленно и обиженно спросила Иможен.

— Меня не интересуют благие намерения, так и не увенчавшиеся успехом, мисс Мак-Картри!

— Насколько я понимаю, господин директор, вы жалеете, что я осталась в живых?

— Да, жалею! Тот, кто на вас напал, — бездельник и лодырь, иначе он сумел бы покончить с вами раз и навсегда! Да, мисс Мак-Картри, вы — ходячая катастрофа, и тот, кто поможет от вас избавиться, заслужит вечную признательность человечества вообще и Пембертона в частности! А на сем — позвольте откланяться!

Несмотря на весь свой апломб, Иможен немного расстроилась: выпад был и неожиданным, и несправедливым. На мгновение шотландке захотелось все бросить и вернуться в Каллендер, но почти тотчас же перед глазами мелькнуло тонкое, одухотворенное лицо Нормана Фуллертона, и мисс Мак-Картри укорила себя за недостойную слабость. Она поклялась не отказываться от борьбы, пока убийцу Фуллертона и О'Флинна не посадят под замок. И эта клятва далась Иможен с тем большим трудом, что она почти не сомневалась в виновности Морин Мак-Фаддн, обаятельной учительницы французского языка, ибо ради кого еще Оуэн Риз стал бы так рисковать?..

Констебль Тайлер мирно проспал всю ночь, а утром, усевшись на полицейский мотоцикл, поехал сменить на дежурстве своего шефа Арчибальда Мак-Клостоу. Человек недалекий и простодушный, констебль даже не заметил смущенного вида обитателей колледжа. К огромному удивлению Тайлера, его проводили на кухню, где он и обнаружил сержанта. Взгляд Арчибальда выражал смертную муку, веки покраснели, а подбородок покрывал густой слой мази.

— А-а-а… это вы, Сэм… — пробормотал сержант.

Сам не зная почему, Тайлер почувствовал, что у него сжалось сердце. Этот тусклый, смиренный голос даже отдаленно не походил на привычный рык его шефа. Даром что Мак-Клостоу втемяшилось во что бы то ни стало научить его играть в шахматы, Сэмюель всегда относился к нему по-дружески.

— Шеф… что-нибудь неладно?

В глазах Арчибальда констебль увидел целый мир несправедливых обид и незаслуженных страданий.

— Да все неладно, Сэм… Сегодня ночью я чуть не погиб, спасая человека от смертельной опасности… Это едва не стоило мне бороды…

Констебль окончательно растерялся.

— Бороды, шеф?

— Не знаю, каким чудом она выдержала такой зверский натиск… и как ее не оторвали вместе с кожей…

— Но кто же…

— КТО?

Арчибальд медленно встал и навис над констеблем, словно живое воплощение оскорбленной справедливости, обманутой добродетели и попранной чести, так что пораженный Тайлер отшатнулся.

— Кто? И вы еще смеете спрашивать, Сэмюель?

Тут констебля наконец осенило.

— Шеф! — в отчаянии завопил он. — Надеюсь, вы не хотите сказать, будто это…

— А кто же еще, Тайлер? Кто, как не эта фурия, очевидно поклявшаяся самому дьяволу отправить меня на старости лет в сумасшедший дом? Кто, если не гнусная Иможен Мак-Картри, которая вцепилась в меня, как гарпия, и не перестает терзать ни на минуту? Послушайте, Тайлер, на сей раз решено: я прикончу ее, а потом наложу на себя руки!

— Шеф, вы не имеете права…

— Не говорите мне о правах, Сэм, я уже за гранью всего этого! Не могу больше… Любому терпению есть предел… А меня одно упоминание о ней доводит до истерики…

— Но скажите, шеф, почему мисс Иможен так отвратительно с вами обошлась?

— Потому что я спасал ей жизнь!

Мак-Клостоу подробно рассказал констеблю о ночных приключениях, которые, по его мнению, погубили репутацию сержанта полиции Ее Величества и нанесли серьезный урон его бороде.

— Кто-то из нас двоих явно спятил — либо я, либо эта женщина! — мрачно подытожил он. — И чтобы выяснить это раз и навсегда, я должен ее прикончить! Как только увижу — возьму и без всяких там предупреждений выпущу в брюхо весь магазин! Ну а уж потом послушаю объяснения!

— У вас нет оружия, шеф!

— Я прихватил с собой револьвер, Сэм.

— Но это же запрещено!

— Говорю вам, мне уже не до правил и уставов!

И, дабы показать незыблемость своего решения, Мак-Клостоу принялся тщательно разбирать и протирать револьвер. Щелкая курком, он с такой дикой радостью стиснул зубы и так блаженно улыбнулся, что, даже не кончая Оксфорда или Кембриджа, любой бы сообразил: сержант представил, как стреляет в Иможен Мак-Картри. У честного Тайлера застрял комок в горле. Эта хладнокровная подготовка к бойне и пугала, и возмущала его простую душу. Сэмюель не желал Иможен смерти, ибо для него это означало бы убийство самой юности, и не представлял, как поведет в тюрьму собственного шефа. С точки зрения констебля, это было бы ужасным кощунством. Иможен Мак-Картри спасло только то, что, когда она вошла на кухню, сержант еще не успел собрать револьвер.

— Ну, Сэм, как дела? Все в порядке? — весело спросила она. — Я счастлива вас видеть, Арчи, тем более что уже довольно давно ищу…

Легенды рассказывают, что путешественники баснословных времен, забредавшие на край света, порой встречали неких дам по фамилии Горгона, и если злая судьба сталкивала их с Медузой — самой страшной из сестер, то застывали на месте, не в силах удрать от неминуемой гибели. Но, сколько бы глубоко ни было описанное в легендах оцепенение, вряд ли оно отличалось от полного паралича, в который повергло Арчибальда Мак-Клостоу неожиданное появление Иможен Мак-Картри. А шотландка, не подозревая о чуть не разыгравшейся драме, продолжала:

— Арчи, сегодня ночью я вела себя ужасно глупо, но меня слишком крепко придушили, и я просто не узнала вас… А потом выяснилось, что я обязана вам жизнью… Теперь вы станете для меня братом… Я принимаю вас в клан Мак-Грегоров!

И в доказательство самых благородных намерений Иможен, склонившись над сержантом, нежно облобызала его в обе щеки.

— Ну и колючая у вас борода, Арчи! — кокетливо заметила она. — Кажется, будто целуешь медвежонка…

Прямое напоминание о бороде, так жестоко пострадавшей от той же мисс Мак-Картри, вернуло сержанту способность соображать. Он вскочил, довольно грубо оттолкнул Иможен и разразился истерическими воплями:

— Она меня поцеловала!.. Иможен Мак-Картри меня поцеловала!..

Потом он закружил по кухне, как больная вертячкой овца, прыгнул на один стул, с него — на другой и, распахнув дверь, выскочил прямо в парк, где до полусмерти напугал стайку девушек, разучивавших фигуры джиги. Да и как не испугаться, если перед вами внезапно вырастает какой-то огромный бородач и принимается сыпать проклятиями, каких отродясь никто не слыхал в учебном заведении, а потом галопом мчится куда-то в глубину парка?

Иможен, не веря своим глазам, так и осталась на кухне.

— Скажите честно, Сэм, неужели это мой поцелуй привел его в такое состояние? — ошарашенно спросила она Тайлера.

Констебль ткнул пальцем в разложенные на столе части револьвера.

— Вы чудом избежали смерти, мисс…

— Что? Вы хотите сказать, будто Арчи… Но почему? Что я ему сделала?

Мисс Мак-Картри не понимала, с чего вдруг столько людей возжаждали отправить ее в мир иной. Чего им надо? Ведь, в конце-то концов, Иможен добивается лишь справедливости… Мак-Клостоу, Мак-Дугал, не говоря уж об убийце, шастающем по колледжу… Шотландка не привыкла сидеть сложа руки и спокойно ждать, пока ей свернут шею, она давно знала, что лучшая защита — это нападение, а потому решила сходить к Морин Мак-Фаддн и при случае прямо сказать, что считает ее убийцей двух преподавателей и советует поскорее самой во всем признаться, если хочет хоть немного облегчить свою участь. Повторяя про себя пылкую обвинительную речь, мисс Мак-Картри постучала в дверь учительницы французского языка.

Морин сидела в кресле-качалке и читала. Узнав Иможен, она с улыбкой пригласила ее в комнату. Героине Каллендера мисс Мак-Фаддн показалась еще очаровательнее, чем обычно, но с такого рода слабостями следовало бороться.

— Прошу прощения, мисс Мак-Фаддн, я побеспокоила вас…

— Наоборот, я очень рада, что вы зашли в мою комнатенку, мисс Мак-Картри. Садитесь, пожалуйста.

Иможен подвинула себе что-то вроде пуфика и села лицом к хозяйке.

— Чем могу вам служить, мисс Мак-Картри?

— Ничем… Пожалуй, скорее я могла бы помочь вам устроить красивый финал…

— Простите, что?

— Несмотря ни на что, вы мне очень симпатичны, мисс Мак-Фаддн… и, по правде говоря, я не сержусь на вас за сегодняшнюю ночь…

— Боюсь, я плохо понимаю вас, мисс Мак-Картри…

— Прошу вас, не надо хитрить, это не поможет… Оуэн Риз вас любит, правда? Хоть с этим-то вы не станете спорить?

— Ничего подобного.

Словно налетев на невидимое препятствие, Иможен вдруг потеряла всякую уверенность в собственной правоте, и весь боевой задор улетучился.

— Однако, глядя на вас… все думают…

— И ошибаются, мисс Мак-Картри… Это я люблю Оуэна Риза. Что до него… Надеюсь, Оуэн испытывает ко мне нечто большее, чем обычная дружеская симпатия, но и то не уверена… Поверьте, мне нелегко делать такие признания, и я решилась на это только потому, что вы, по-моему, вышли на ложный след… Или я заблуждаюсь?

— Нет.

— Оуэну приятно мое общество… У нас общие вкусы и склад ума… Но для любви этого мало, не так ли? Да, конечно, время романтической влюбленности для меня давно прошло, но мне бы очень хотелось в один прекрасный день услышать от любимого человека, что он меня любит и хотел бы видеть спутницей жизни… Меж тем, если уж быть до конца откровенной, для нас этот день так и не настал…

— Почему?

Морин чуть заметно пожала плечами.

— Оуэн — человек очень скрытный. Я знаю, он был когда-то женат… и крайне неудачно. Он много настрадался… потому-то, будучи валлийцем, в конце концов переехал в Шотландию… словно бежал. Возможно, Оуэн просто боится новых брачных экспериментов? Или же просто не любит…

Иможен не отличалась особой чувствительностью, но все же угадала, что эта приятная утонченная женщина глубоко несчастна, и неожиданно для себя самой взяла ее за руки.

— Мисс Мах-Фаддн, вы и представить себе не можете, как меня обрадовала ваши слова!

— Вам приятно узнать, что меня не любят так, как вы думали?

— Да. Позвольте, я вам все объясню…

Мисс Мак-Картри рассказала Морин, как увидела Риза выходящим из ее комнаты, как она догадалась о причинах этого странного визита и как Риз, по всей видимости, вылил воду из графинов, не зная, к несчастью, о тайных запасах Иможен (касаясь этого эпизода, шотландка покраснела, ибо ей невольно пришлось признаться в слабости). Мисс Мак-Фаддн слушала молча и, лишь когда Иможен умолкла, задумчиво проговорила:

— Так вы решили, что я и есть преступница, которую вы разыскиваете? А Оуэн, зная о моих кровожадных наклонностях, ради любви ограничивался только разрушением темных замыслов?

— А иначе зачем бы ему выливать воду из графинов?

— Вы наверняка правы… Но Оуэн поступил так вовсе не из-за меня… В какой-то мере я даже сожалею об этом, ведь такая забота доказывала бы, что я ему не безразлична…

— Простите, мисс Мак-Фаддн… но не значит ли это, что мистер Риз любит другую?

— Нет… Будь это так, я бы давно догадалась, да и та женщина, несомненно, сумела бы омрачить нашу дружбу… и духовную близость, обманувшую вас. Нет, мисс Мак-Картри, никакой другой женщины тут нет…

— Тогда, значит…

— …значит, Оуэн выгораживает мужчину. Если, конечно, вы правильно истолковали его действия.

— Мужчину?

— У Оуэна культ дружбы… Например, Гордона Бакстера устроил сюда он… Кажется, когда-то давно Бакстер спас ему жизнь… Оуэн этого не забыл и, когда наш спортсмен попал в трудное положение — вроде бы он работал где-то в Гане, — предложил ему место здесь, в колледже. Насколько я знаю, мистер Мак-Дугал специально придумал эту вакансию из симпатии к Оуэну, которого хочет сделать своим преемником.

— А Гордон Бакстер способен на убийство?

— Я почти ничего о нем не знаю. Гордон удивительно замкнут и, похоже, не думает ни о чем, кроме крикета, бега и гимнастики. С чего бы ему убивать такого милого и благожелательного человека, как Фуллертон? Правда, у каждого из нас с мотивами преступления очень скверно… тем более что Фуллертон, уверяю вас, отлично ладил со всеми. Короче говоря, мисс Мак-Картри, может, вы ошиблись, решив, что убийца здесь?

— Нет, мисс Мак-Фаддн. Я не ошиблась. Фуллертона и О'Флинна, вне всяких сомнений, убил кто-то из преподавателей.

— Меня восхищает ваша убежденность. Но могу я спросить, на чем она основана?

— На том, что послужило поводом к убийству Фуллертона. Он сам говорил мне о готовящемся преступлении, еще не зная, что сам станет жертвой.

— Больше всего меня пугает, что нас совсем немного… круг ограничен и, по идее, убийцу должны бы найти очень быстро… но тем не менее… Давайте переберем всех. Мак-Дугала заподозрить трудно. Его беспокоит только репутация Пембертона. И уж коли нашему директору взбрела бы фантазия кого-нибудь прикончить, он постарался бы сделать это как можно дальше от любимого Пембертона. Может, у него и были причины сердиться на О'Флинна, но, по-моему, для Мак-Дугала процветание колледжа куда важнее, чем измены супруги… А кроме того, он, безусловно, ценил Нормана Фуллертона…

— Стало быть, оставим Кейта Мак-Дугала в покое, а заодно я бы исключила из числа подозреваемых и его супругу. Мойра, на мой взгляд, слишком глупа и не способна придумать что-нибудь оригинальное, а кроме того, она любила О'Флинн…

— Дермот Стюарт, если разговаривать с ним тет-а-тет, далеко не глуп. Это богатый молодой человек, и сюда он залетел очень ненадолго. Родители Дермота — ливерпульские Стюарты, одни из крупнейших судовладельцев Соединенного Королевства. Наш историк попал в Пембертон только потому, что поссорился с ними, заканчивая Оксфорд. Но он — единственный сын в семье… А Флора — как раз то, что нужно Стюартам: красивая, элегантная и небольшого ума, зато умеет носить платье и будет хорошо держаться на приемах. Так можно ли желать лучшего?

— Значит, по-вашему, Дермот Стюарт и Флора Притчел — тоже вне подозрений?

— А разве вы не заметили, что весь мир для них как будто перестал существовать? Эти двое любят друг друга. И, по крайней мере, он — до безумия. А Флора, как мне кажется, слишком ограниченна интеллектуально, чтобы полностью осознать эту страсть и должным образом на нее ответить. Вот она и хихикает все время от смущения. И вы думаете, эти молодые люди или хотя бы один из них пребывают в подходящем для убийства умонастроении?

— А как насчет ревности?

— Она могла бы затронуть лишь Стюарта, поскольку ни Элспет Уайтлоу, ни я не представляем для Флоры ни малейшей опасности. О'Флинн считал мисс Притчел дурой и просто не обращал на нее внимания. Да и Фуллертона наша Флора, скорее всего, только забавляла. Нет, мисс Мак-Картри, боюсь, что копать с этой стороны — дело безнадежное…

— Ладно, оставим и их тоже… Круг подозреваемых сужается.

— И сузится еще больше, потому что я бы предложила вам исключить из него и Элспет Уайтлоу — кроме пробирок и колб, ее ничто не занимает.

— Стало быть, у нас остаются Оуэн Риз, Гордон Бакстер и… вы…

— Разумеется, будь я виновна, все равно стала бы уверять, будто ни при чем, но, честно говоря, сколько ни ломаю голову, никак не соображу, какие такие причины могли бы толкнуть меня на убийство. Фуллертон был на редкость приятным коллегой. Мы очень симпатизировали друг другу, и нередко он вместе с Оуэном заходил ко мне попить чаю. Я искренне ценила тонкость и глубину ума Фуллертона. Жениться он не собирался, поскольку, как некогда знаменитый «мистер Чипс» [11], безраздельно отдавался преподаванию и обожал «академическую» атмосферу. Да, это был по-настоящему хороший человек… Что до О'Флинна, то меня всегда отталкивала его грубость, и я старалась как можно реже иметь с ним дело, но, честное слово, бедняга математик никогда не внушал мне такой ненависти, чтобы схватиться за револьвер.

— Значит, остаются только Оуэн Риз и Гордон Бакстер.

— По-моему, я неплохо изучила Оуэна… Но даже не представляю, зачем бы он мог совершить эти два убийства… Разве что Риз — сумасшедший и временами становится совершенно другим человеком, но это уже смахивает на историю доктора Джекила и мистера Хайда. К тому же мы уже третий год живем бок о бок, и я бы наверняка что-нибудь заметила.

— А Бакстер?

— Странный молодой человек… Он почти ни с кем не разговаривает. И не потому, что грубиян вроде покойного О'Флинна, а просто как бы не замечает окружающих… Бакстер оживает только на спортивной площадке или в своем зале. Мне кажется, мисс Мак-Картри, он панически боится неподвижности.

— Не понимаю, что вы…

— Движение избавляет Бакстера от необходимости думать. По-моему, у него какая-то навязчивая мысль, но я так и не смогла разобраться в этом сама, а Оуэна спросить не решилась.

— Короче говоря, Бакстер кажется вам наиболее подозрительным из всех?

— Пожалуй, хотя я опять-таки не понимаю, чем ему мог помешать Фуллертон. Об убийстве О'Флинна я не говорю, раз, судя по всему, это случайность.

Расставшись с Морин, мисс Мак-Картри твердо решила повнимательнее приглядеться к Гордону Бакстеру. Тем более что у нее были к тому и дополнительные причины. Иможен ни слова не сказала об этом мисс Мак-Фаддн, не желая влиять на ход ее мыслей, но сама хорошо запомнила, что, по признанию Арчибальда Мак-Клостоу, тот, кто покушался на ее жизнь, выскользнул из его рук только благодаря крепким мускулам и невероятной гибкости — двум качествам, обычно отличающим спортсменов. Иможен хотелось хорошенько поразмыслить в тишине, и она направилась к каменной скамье в глубине парка. Шотландка беззвучно ступала по траве и вдруг с досадой услышала негромкие голоса, доносившиеся с ее излюбленного места. Иможен сердито подумала, что, вероятно, там снова сидят неисправимые Элисон Кайл и Джерри Лим, и поклялась на сей раз проучить их по-настоящему, но потом до нее внезапно дошло, что в это время молодые люди должны слушать лекции и их отсутствие сразу бы заметили. Ночное приключение настроило мисс Мак-Картри на подозрительный лад, поэтому она тихонько подкралась к скамейке, обогнула ее и только тогда решилась кинуть любопытный взгляд из-за кустов. Иможен чуть не выругалась — на любимом месте свиданий Элисон и Джерри, взявшись за руки, сидели Флора Притчел и Дермот Стюарт. «Неужели не могли поворковать где-нибудь еще?» — негодовала шотландка. Однако, не теряя надежды, что молодые люди очень скоро уйдут, мисс Мак-Картри села прямо на землю. Ей и в голову не приходило, что это ужасная бестактность. Сначала Иможен не обращала внимания на то, что говорил Дермот Стюарт, она и литературу-то такую не любила, считая слишком пресной, и всегда отдавала предпочтение Вальтеру Скотту, но мало-помалу, поддаваясь очарованию тихого, музыкального голоса, начала прислушиваться.

— Как мне хорошо с вами, Флора…

— О, не надо…

— Вы запрещаете мне чувствовать себя счастливым?

— Нет, называть меня по имени… это слишком фамильярно.

— Простите, но именно так я обращаюсь к вам, когда вас нет рядом!

Мисс Притчел, по обыкновению, идиотски хихикнула.

— Вы что, разговариваете со мной, когда меня нет?

— И даже чаще, чем когда мы вместе, потому что тогда у меня хватает решимости высказать все, что так и переполняет мое сердце!

— Но… почему?

— Потому что я люблю вас!

— О, мистер Стюарт, вам бы не следовало…

— Что, любить вас?

— Нет… говорить об этом…

— Но если я не скажу, то как вы узнаете о моей любви, Флора?

— Замолчите, мне стыдно…

— Право же, тут нечего стыдиться, Флора! Я порядочный человек. Я люблю вас. И вы должны узнать об этом, поверить мне! Я до смерти люблю вас, и вы одна занимаете все мои мысли!

— Все время?

— Да, все время!

Дурацкий смех Флоры выводил Иможен из себя. Она никак не могла взять в толк, каким образом красивый молодой человек вроде Дермота Стюарта мог влюбиться в эту чудовищную гусыню.

— Но не на лекциях же, наверное?

— Наоборот! К примеру, рассказывая о Мессалине, о Лукреции Борджиа, Анне Болейн или Помпадур, я говорю о вас, а сам чувствую себя то Клавдием, то Александром Шестым, то Генрихом Восьмым или Людовиком Пятнадцатым, и только благодаря этому нахожу подходящие слова, чтобы описать прелесть этих навсегда исчезнувших фавориток, любимых сильными мира сего точно так же, как я люблю вас, Флора, с той разницей, что я испытываю к вам гораздо большее уважение!

Мисс Притчел в экстазе сложила руки.

— О, подумать только, меня любят четыре короля сразу!

— А на уроках географии я путешествую по всему земному шару, и, куда бы ни вела дорога, на горизонте всегда возникает ваше прелестное личико, Флора! Оно манит меня в блаженный край, к истокам реки Любовь!

Иможен показалось, что мисс Притчел больше не в силах сопротивляться. До нее донесся похожий на вздох шепот:

— Дермот…

— Флора! Неужто вы отвергнете любовь, бросившую к вашим ногам Историю и Землю?

— Нет…

— Флора!

— Дермот!

— Вы любите меня, дорогая?

— Я… я думаю, да…

— И… вы согласны стать моей женой?

— А что скажет мистер Мак-Дугал?

— Ему-то какое до этого дело?

— Мистер Мак-Дугал хочет, чтобы у него преподавали только холостяки…

— Надеюсь, вы не думаете, что миссис Стюарт останется в каком-то захолустном колледже? Ну нет, мои родители с распростертыми объятиями примут ее в своем ливерпульском особняке!

— А полюбят ли они меня, Дермот?

— Не сомневаюсь, Флора! Кто же может вас не любить? Флора… можно мне поцеловать вас?

— О, Дермот!..

Иможен почувствовала, что эта очаровательная дурочка сейчас опять примется за свои обезьяньи ужимки, и нетерпеливо вскочила на ноги.

— Да поцелуйтесь же, если он так просит! — крикнула она.

Мисс Мак-Картри появилась внезапно, как чертик из табакерки, и влюбленные невольно вскрикнули от удивления.

— Вы подслушивали? — возмутился разъяренный Дермот.

— Так заперлись бы в комнате, если хотите держать свои тайны при себе!

Предложение совершенно ошарашило несчастную мисс Притчед.

— О, неужели вы меня так презираете, мисс Мак-Картри?

— Черт возьми, вы что, действительно дура или прикидываетесь?

Флора разразилась слезами.

— Так я и знала, не следовало мне вас слушать, Дермот, — всхлипывала она. — Я поступила дурно… Мисс Мак-Картри Бог знает что обо мне подумает… О, Дермот, зачем только я согласилась пойти сюда с вами?

Вне себя от ярости, молодой человек зарычал на Иможен:

— Видите, что вы натворили? Из-за вас у Флоры теперь будет комплекс вины!

— Так отхлещите ее по щекам, это очень помогает!

— О!!! Бить Флору? Но… Неужто вы совсем чудовище?

И, схватив возлюбленную за руку, Стюарт так быстро потащил ее прочь, словно девушке и вправду грозила опасность. Наконец-то мисс Мак-Картри получила возможность устроиться с комфортом, но, вопреки первоначальным намерениям, не смогла сосредоточиться на поисках убийцы. Несмотря на все старания шотландки, в голове ее все еще звучала нежная музыка слов Дермота Стюарта, и это рождало в душе непривычную истому. Иможен думала о Дугласе Скиннере, который хотел жениться на ней, но погиб, так и не успев привести в исполнение свои матримониальные планы[12]. Потом на память мисс Мак-Картри пришел родич Розмери Элрой, Ангус Мак-Дональд. Он тоже пришел просить ее руки, но, наслушавшись неосторожных рассказов о ее героическом прошлом, в ужасе сбежал[13]. Шотландка мысленно возвращалась и к тем, кто ухаживал за ней только для того, чтобы усыпить подозрения… А теперь уже никто никогда не заговорит с ней о любви. Мисс Мак-Картри чувствовала себя приговоренной к одинокой старости в Каллендере. Невеселая перспектива… И из плоской груди Иможен вырвался вздох.

Шотландка переживала одну из тех тоскливых минут, когда одиночество кажется худшим из зол и вы готовы обрадоваться кому угодно, лишь бы избавиться от гнетущего молчания. Поэтому, подняв глаза и заметив, что к дому мирно бредет уже оправившийся от недавних волнений Мак-Клостоу, мисс Мак-Картри окликнула его почти с нежностью:

— Арчи!..

Сержант вздрогнул, словно грешник, которого внезапно похлопал по плечу и позвал Ангел Мщения с огненным мечом.

— Подойдите поближе, Арчи, я хочу с вами поговорить.

Мак-Клостоу отчаянно хотелось удрать, но Иможен подавляла его, лишала воли к сопротивлению, и сержант, как под гипнозом подойдя к скамейке, сел рядом с дочерью капитана.

— Арчи, вы не должны на меня сердиться за то, что случилось ночью… Поставьте себя на мое место… Я была в полуобмороке… А потом открываю глаза и вдруг вижу, что рядом кто-то есть… ну и ухватила вас за бороду, решив дорого продать свою жизнь…

Напоминание об этом тягостном эпизоде исторгло у сержанта легкий стон. Мисс Мак-Картри по-матерински склонилась к его плечу.

— Если хотите, мы можем стать друзьями, Арчи. Ни вы, ни я уже не первой молодости, но то-то и оно, что мы как раз достигли возраста, когда дружба предстает в своем истинном значении — как чувство, гораздо более надежное, чистое и возвышенное, чем любовь… Ну, Арчибальд Мак-Клостоу, хотите стать моим другом?

Сержант, не веря собственным ушам, слушал удивительный монолог мисс Мак-Картри и в конце концов пришел к выводу, что Иможен, отбросив всякое целомудрие, нахально намекает, будто женитьба — самый почетный выход из положения для них обоих. Как истинный шотландец, он тут же заподозрил амазонку, что ее интересует не столько он, Арчибальд Мак-Клостоу, сколько его будущая пенсия. Неужто рыжая ведьма хочет наложить лапу и на нее? Сержант содрогнулся от негодования.

— Хотите заграбастать мою пенсию, а? — грубо спросил он.

Иможен так погрузилась в нежно-голубую меланхолию, что смысл вопроса не сразу дошел до ее сознания. И Мак-Клостоу пришлось объяснять. Только тут шотландка оценила всю гнусность предположений сержанта.

— Арчи… И вам не стыдно?

— Это вы постыдились бы вот так бросаться на шею мужчине! И, если хотите знать мое мнение, мисс Мак-Картри, вы ведете себя неприлично!

— Видит Бог, Мак-Клостоу, я изо всех сил старалась исправить все недоразумения, но вы будто нарочно то и дело усложняете положение! Ну, теперь берегитесь!

И тут сержант совершенно озверел. Вспомнив прежние несчастья и предвидя то, что эта проклятая стерва еще заставит его пережить, Мак-Клостоу потерял голову. Он бросился на Иможен, схватил ее за плечи и принялся трясти как грушу. Мисс Мак-Картри онемела от возмущения. Наконец, когда она уже собиралась дать достойный отпор бессовестному нападению представителя полиции Ее Величества ни на в чем не повинную гражданку Соединенного Королевства, совсем рядом послышался спокойный голос:

— Ну, сержант, что на вас нашло? Ничего не скажешь, хорошенькое поведение для полицейского! Вы что же, пытаетесь оказать физическое давление на свидетеля?

Арчибальд Мак-Клостоу взирал на мисс Мак-Картри и неизвестно откуда взявшегося суперинтенданта с таким ошарашенным видом, будто в него неожиданно угодила молния. Не в силах издать ни звука, он лишь конвульсивно открывал и закрывал рот. Эндрю Копланд с любопытством смотрел на подчиненного.

— Ну, Мак-Клостоу, что означают эти странные упражнения? Приказываю вам отвечать!

Но парализованный страхом и стыдом Арчибальд мог выдавить из себя лишь какое-то бессвязное бормотание. Выглядело это весьма непочтительно. Суперинтендант едва не вышел из себя, но шотландка, решив, что судьба предоставила ей возможность одержать окончательную победу над всегдашним противником, вмешалась в разговор:

— Простите его, суперинтендант… Арчи очень смущен… Сегодня в его жизни произошло великое событие…

— Правда?

Сержант повернулся к ненавистной врагине, пытаясь сообразить, какую пакость она опять задумала.

— Когда вы так неожиданно появились, суперинтендант, Арчи со свойственным ему пылом умолял меня выйти за него замуж. И я счастлива, что теперь могу в вашем присутствии ответить согласием. Это еще больше скрепит наш союз, суперинтендант.

— О, мисс, позвольте мне искренне поздравить будущую миссис Мак-Клостоу!

Эндрю Копланд долго жал руку Иможен, потом по-медвежьи сдавил пальцы совершенно оцепеневшего Арчибальда.

— Я очень рад за вас, мой мальчик! Не сомневаюсь, что будущая Иможен Мак-Клостоу станет для вас превосходной супругой!

Только теперь до сержанта как будто дошло, о чем ему толкуют. И, к огромному удивлению свидетелей этой сцены, подскочив на месте, Арчибальд громко завопил:

— Иможен Мак-Клостоу!.. Иможен МАК… КЛОС… ТОУ! Ха-ха-ха!

Все тело сержанта сотрясал безумный, истерический смех, и суперинтендант даже испугался за его рассудок. Позже он уверял, что, хотя семь лет подряд выезжал в Танганьику охотиться на крупных зверей, ни разу не слышал воплей, по силе звука и свирепости хоть отдаленно сравнимых с ревом бешеного слона, мычанием гиппопотама и рыком голодного льва, прозвучавшими одновременно в диком крике Мак-Клостоу, сержанта полиции Ее Величества, прежде чем тот, прижав локти к туловищу, бросился бежать куда-то вслепую. Столь мало соответствующее уставу поведение глубоко поразило суперинтенданта. В душе его бушевала лавина самых разнообразных чувств. Непочтительность подчиненного пугала и озадачивала, начальственный гнев требовал выхода, не говоря уж о том, что как джентльмен Эндрю Копланд не мог смириться с такой невероятной грубостью. К счастью, Иможен, очень довольная очередным триумфом и полным смятением давнего врага, попыталась уладить его отношения с начальством.

— Арчи немного переутомился в последнее время… Попытайтесь его понять…

Но суперинтендант Эндрю Копланд, при всем желании, понять не мог. Как, впрочем, и барышни, чей танец Мак-Клостоу уже нарушил сегодня. Только они успокоились и снова собрались в круг, намереваясь изучать какую-то особенно сложную фигуру, как вдруг, откуда ни возьмись, опять вылетел этот странный полицейский и все испортил. С тех пор многие барышни (все они происходили из приличных семей и никогда не имели дела с полицией) сохранили смутные опасения и подспудную уверенность, что полицейские — очень необычные существа.

Наконец суперинтендант ушел искать сержанта и констебля, и мисс Мак-Картри могла вернуться к своим мечтам. Вокруг скамейки снова царили тишина и покой. Иможен немного мучили угрызения совести за то, что, пожалуй, она сыграла с Мак-Клостоу слишком злую шутку, но мало-помалу шотландка убедила себя, что Арчи давно заслуживал хорошего урока и впредь, возможно, поостережется приставать к ней, как только в окрестностях происходит что-то из ряда вон выходящее. Кроме того, мисс Мак-Картри твердо решила показать сержанту, как должен работать полицейский, во всяком случае, умный. А Мак-Клостоу умом явно не отличался. И шотландка представляла, как посрамит его, разоблачив убийцу Нормана Фуллертона и Патрика О'Флинна. Да, именно она передаст карающей деснице правосудия того, кто пытался прикончить Иможен Мак-Картри! С ее точки зрения, проблема теперь значительно упростилась. Исключив из числа подозреваемых Элспет Уайтлоу, Дермота Стюарта, Флору Притчел, Морин Мак-Фаддн и обоих Мак-Дугалов, она могла выбирать лишь между Оуэном Ризом и Гордоном Бакстером. Объяснения Морин, разумеется, можно было бы принять в расчет, но мисс Мак-Картри с огорчением отмечала всю их неубедительность. Нет, как ни грустно, а странные поступки Риза больше похожи на сообщничество, чем на самопожертвование ради дружбы.

Об этом и размышляла Иможен, когда мимо нее трусцой пробежал Гордон Бакстер в спортивном костюме. Чувствовалось, что молодой человек занят исключительно отработкой дыхания и игры мышц. Похоже, для него все трудности на свете разрешались каким-нибудь спортивным подвигом — лазаньем по канату, бегом по пересеченной местности или боксом. Просто и ясно. Но действительно ли Гордон Бакстер так примитивен? Может, это только маска, скрывающая преступную сущность? О том, чтобы преследовать спортсмена, не могло быть и речи, поэтому шотландка так и осталась сидеть на скамейке, обдумывая все те же вопросы и с раздражением убеждаясь, что никак не находит ответа, во всяком случае, пока. Зато, увидев в конце аллеи фигуру Оуэна Риза, мисс Мак-Картри побежала прятаться за живую изгородь. Валлиец казался озабоченным. Каждые два-три шага он настороженно озирался, словно боясь, что за ним следят. Сердце Иможен забилось от предчувствия, что она приближается к развязке. С грустью подумав о Морин Мак-Фаддн, которой теперь придется признать, что ее любимый — совсем не тот человек, каким ей казался, шотландка крадучись двинулась следом за Оуэном Ризом.

Иможен сразу поняла, что преподаватель английского языка направляется к старым, заброшенным конюшням, давно уже служившим кладовой. Древний охотничий инстинкт возбуждал шотландку. Не отрывая горящих глаз от спины Риза, она тихо шла следом и вновь ощущала лихорадочную атмосферу прежних приключений. По мнению мисс Мак-Картри, Оуэн Риз хотел тайком поговорить с Гордоном Бакстером. Разгоряченное воображение подсказывало, что учитель физкультуры шантажист, заставляющий беднягу валлийца участвовать в своих преступлениях. Иможен настолько погрузилась в драматические размышления и так сосредоточенно смотрела на спину Риза, что не слышала шагов у себя за спиной. Лишь когда под чьей-то ногой обломилась ветка, мисс Мак-Картри почуяла неладное, но было уже поздно. Прежде чем она успела обернуться, на голову обрушился удар. Густая шевелюра несколько смягчила его, но перед глазами все поплыло. Падая, она подумала, что Гордон Бакстер, обежав круг, напал на нее сзади. Иможен вытянулась на траве, и ее горло тут же сдавили сильные руки.

Увидев стайку испуганных девушек, темпераментно обсуждавших странную манеру сержанта Мак-Клостоу то и дело мешать их хореографическим упражнениям, констебль Тайлер встревожился, тем более что никак не мог разыскать ни шефа, ни Иможен Мак-Картри. Добряк Сэмюель с ужасом думал, как бы они снова не сцепились, и побежал разыскивать обоих так быстро, как только позволяло ему достоинство (Сэм искренне полагал, что полицейский всегда должен выглядеть внушительно). В конце концов он разыскал Арчибальда Мак-Клостоу в укромном уголке парка, противоположном тому, где Иможен выслеживала Оуэна Риза. Сержант с самым решительным видом делал петлю на конце веревки, привязанной к толстой ветке у него над головой.

— Шеф!

Мак-Клостоу окинул подчиненного отрешенным от земных треволнений взглядом человека, твердо решившего умереть.

— Уйдите, Тайлер…

— Не раньше, чем выясню, что вы задумали!

— А что, разве и так не видно?

— Так вы… и впрямь хотите… повеситься, шеф? — с ужасом пролепетал Сэмюель.

— Вот именно!

— Но… почему?

Сержант издал долгий стон, странно не вязавшийся ни с могучей фигурой, ни со свирепой физиономией этого здоровенного бородача, потом пошатнулся и, вне себя от отчаяния, уткнулся Сэмюелю в плечо.

— Я больше не могу, Сэм… Проклятая Мак-Картри сказала суперинтенданту, что я просил ее руки и она согласна! Слышите, Сэм? Она согласна! И суперинтендант меня поздравил! Мало того, даже назвал ее «будущей Иможен Мак-Клостоу»!.. А, каково, Сэм?! Иможен Мак-Клостоу! Нет, лучше умереть!

— Шеф…

— Замолчите, Тайлер, и уходите отсюда! Это приказ! Не мешайте мне раз и навсегда покончить с существованием, которое гнусная ведьма превратила в ад!

— Вы это окончательно решили, шеф?

— Да, и бесповоротно!

— И ничто не заставит вас передумать?

— Ничто! Я вернусь в Каллендер только мертвым!

— В таком случае…

Констебль подтянулся и безукоризненно четко отдал честь.

— Слушаюсь, шеф!

И на глазах у слегка опешившего Арчибальда Мак-Клостоу констебль Тайлер, как и полагалось по уставу, начал разворачиваться, однако на самом деле он лишь хорошенько размахнулся и что было сил стукнул сержанта в челюсть. Арчибальд рухнул как подкошенный, и Сэм взвалил его на плечи. В ту же секунду примерно в сотне метров оттуда упала Иможен.

Открыв глаза, Арчибальд Мак-Клостоу с ужасом узрел лежавшую на кровати Иможен Мак-Картри. Сначала он ничего не понял, но потом вдруг с ужасом почувствовал, что тоже лежит. И Арчи вообразил, будто его уже женили.

— Тайлер! — в дикой панике заорал он.

Констебль немедленно вошел в комнату.

— Тайлер… что она тут делает? И вообще, где это мы?

— В больнице колледжа… На жизнь мисс Мак-Картри опять покушались… очень сильно ударили по голове.

— Она умрет?

Вопрос явно прозвучал с надеждой, и Сэм рассердился.

— О нет! Всего-навсего легкое сотрясение, как и у вас. Потому-то обоих и принесли сюда отлежаться…

— Ясно… Но, скажите, Тайлер, кто и каким образом напал на меня?

Констебль глубоко вздохнул — ему наверняка предстояло пережить несколько очень тяжелых минут. Добряк уже хотел было признаться, как, нарушив все правила иерархии, поднял руку на шефа и тем самым спас ему жизнь, но тут Иможен Мак-Картри открыла еще затуманенные глаза и, смутно различая силуэты двух мужчин в полицейской форме, выдохнула:

— Хелло, Арчи!

Сержант встал, и оба полицейских подошли к постели мисс Мак-Картри. Она улыбнулась.

— Так я не умерла?

— Увы, нет!..

И, повернувшись на каблуках, Мак-Клостоу вышел из комнаты. Иможен не стала метать громы и молнии.

— Бедняжка Арчи начисто лишен чувства юмора, — лишь заметила она. — Вы уже знаете, как я его разыграла, Сэм?

— Нехорошо это, мисс Иможен… Честное слово, вы сведете сержанта с ума! И часу не прошло, как он пытался покончить с собой, и мне пришлось стукнуть собственного шефа, иначе он повесился бы в парке на суку! Нет, мисс, положа руку на сердце, не могу сказать, что вы по-честному поступили с сержантом Мак-Клостоу!

— Да ну, Сэм, не стоит плакать! Обещаю вам оставить Арчи в покое, как только он сам прекратит ко мне цепляться! А теперь объясните лучше, каким чудом я осталась в живых. Последнее, что я помню, — это железная хватка на горле…

— Я пока точно не знаю, что произошло, мисс. Верзила валлиец — ну, знаете, учитель английского? — принес вас сюда на руках, сказав, что нашел возле старых конюшен.

Естественно, Оуэн Риз не станет выдавать своего друга Гордона Бакстера, даже после того как тот чуть не придушил Иможен! Ну и пусть! Преступника это не спасет. Шотландка все равно уже не сомневалась в виновности учителя физкультуры, а Риз, вероятно, против воли подчинялся определенным требованиям убийцы. Мысль о том, что скоро она разоблачит Бакстера, придала амазонке новых сил.

— Сэм… Принесите мне капельку виски… Я чувствую, что только это поставит меня на ноги.

— Но, мисс Иможен, здесь же колледж, а не бар!

— Ба! Я не сомневаюсь, что в шотландском доме виски непременно найдется. Вам надо просто хорошенько поискать, пока я ловлю убийцу! Или вы хотите взвалить всю работу на меня одну, Сэмюель?

За ленчем все поздравляли раскрасневшуюся и повеселевшую Иможен (Сэм раздобыл-таки бутылку вески) с тем, что ей уже дважды удалось избежать смерти. Эндрю Копланд долго пытался выяснить у мисс Мак-Картри, кто на нее напал, но так и не достиг цели, более того, в конце концов героиня Каллендера заявила, что обойдется без его помощи, чем глубоко уязвила самолюбие суперинтенданта. В отместку за унижение он без обиняков выложил Мак-Клостоу все, что думает о нем самом и о его манере вести расследование, печальные результаты чего уже налицо. После такой выволочки всякий раз, как сержанту случалось поглядеть на ненавистную шотландку, в глазах его вспыхивал мрачный огонь. Мак-Дугалы даже не спускались в столовую, и, по слухам, с тех пор как суперинтендант объявил о намерении поскорее забрать своего единственного отпрыска из Пембертона, Кейт слег, а Мойра, неотлучно наблюдая за мужем, все время мерила ему температуру. Короче, над колледжем сгущались грозовые облака. Эндрю Копланд вернулся в Перт, предварительно поклявшись, что, если сержант Мак-Клостоу не позвонит ему сегодня же вечером и не сообщит об аресте убийцы, он, суперинтендант, лишит его звания и отправит патрулировать улицы, поскольку, к великому стыду всей шотландской полиции, Копланду придется звать на помощь Скотленд-Ярд, а все — из-за скандальной бездарности Арчибальда Мак-Клостоу!

Физиономия констебля Тайлера вытянулась на добрый локоть — он отлично знал, что в конечном счете начальственный гнев обрушится на него. Мак-Дугалы обдумывали двойное самоубийство как единственный шанс не увидеть окончательного крушения Пембертона. Элспет Уайтлоу впервые в жизни как будто заметила, что мир не ограничивается ее лабораторией. Флора Притчел, по-видимому не вполне понимая происходящее, все же ощущала гнет всеобщей подозрительности, воцарившейся в колледже, и время от времени испуганно вскрикивала. Но если Дермота Стюарта это умиляло, остальные выходили из себя. Гордон Бакстер, похоже, ни на что не обращал внимания и лишь поигрывал мускулами незаметно для других. Иможен восхищалась таким самообладанием и думала, что оно может обмануть кого угодно, но не ее. Оуэн Риз, явно не в своей тарелке, время от времени искоса поглядывал на мисс Мак-Картри. Иможен делала вид, будто ничего не замечает, но наслаждалась смятением сообщника, очевидно готового «расколоться».

Морин Мак-Фаддн смотрела лишь на Оуэна Риза. Она тоже чувствовала его беспокойство и с ужасом ждала развязки. И только одна мисс Мак-Картри среди всех этих людей, откровенно мечтавших оказаться подальше от Пембертона, сохраняла полную безмятежность и более чем солидный аппетит. Тайлер, время от времени заглядывая в столовую, смотрел на нее с восхищением. Какая женщина! И констебль сочувственно думал об Арчибальде Мак-Клостоу. Конечно, у сержанта нет никаких шансов выстоять против Иможен. А несчастный, поруганный и избитый Арчибальд, забившись в тихий уголок парка, мучительно пытался понять хоть что-нибудь не только в убийстве Фуллертона и О'Флинна, а заодно и в покушениях на мисс Мак-Картри, но и, главным образом, в своих собственных несчастьях. Тщетно.

После ленча Иможен решила немного передохнуть и поднялась к себе в комнату. Удар по голове обернулся ужасной мигренью. Но едва Иможен закрыла глаза, кто-то тихонько поскребся в дверь. Шотландка тут же вскочила. Не задумал ли убийца новое покушение? Мисс Мак-Картри, прихватив револьвер, подошла к двери.

— Кто там? — почти прошептала она.

— Мисс Мак-Фаддн…

Иможен сразу распахнула дверь, и Морин скользнула в комнату. Судя по красным, распухшим векам, молодая женщина недавно плакала.

— Простите, что побеспокоила вас, но… мне страшно…

Мисс Мак-Картри тщательно заперла за гостьей, положила револьвер рядом с собой и указала Морин на кресло.

— Вы узнали что-нибудь новое?

— Ко мне только что заходил Оуэн Риз…

— И что же?

— Вы не ошиблись, мисс Мак-Картри, Оуэн знает виновного. Он признался, что не может его выдать… не имеет права… из-за прошлого…

— Значит, Гордона Бакстера он прямо не назвал, но косвенно снова указал на него?

— Я тоже так думаю.

— Мистер Риз знал, что вы мне все расскажете?

— Да. В определенном смысле это он и послал меня к вам.

— Зачем?

— Предупредить, что заглянет сюда, когда все соберутся в столовой пить чай. Оуэн сказал мне, что хочет представить на ваш суд все свои сомнения, и уверен, что вы его поймете.

— Каковы бы ни были моральные обязательства мистера Оуэна Риза, пусть не рассчитывает, будто я тоже стану покрывать преступника, после того как уже две смерти ясно показали, сколь чудовищную ошибку он совершил из-за своей щепетильности!

— А еще Оуэн признался, что сегодня же поговорит с человеком, виновным во всех этих ужасах, и пригрозит публичным разоблачением, если тот немедленно не уедет из колледжа.

— Это лишь иной способ назвать преступника…

— По-моему, Оуэн не прочь обезвредить убийцу, но сам не может выдать его полиции. Честно говоря, мисс Мак-Картри, мне трудно простить Оуэну такую преданность прошлому. Пусть даже он и в самом деле обязан Бакстеру жизнью, но, право же, это не повод разрешать ему безнаказанно убивать других!

Иможен задумалась.

— Простите, если я причиняю вам боль, мисс Мак-Фаддн, но как вы объясните то, что благодарность Гордону Бакстеру мешает Оуэну Ризу признаться вам в любви?

— Не знаю… Возможно, в конце концов он просто меня не любит и я приняла за действительность мечты, которые в тот или иной момент появляются у любой женщины…

Элисон Кайл и Джерри Лим решили, что, пожалуй, осторожности ради лучше предупредить удар и самим пожаловаться родителям, а не ждать, пока их с позором выставят из колледжа. Поэтому оба позвонили домой и сказали, что здесь с ними обращаются невыносимо грубо. Отцы отреагировали на сообщение совершенно по-разному. Мистер Лим, внимательно выслушав повесть о злоключениях сына, заметил:

— Джерри, эта женщина подбила вам глаз за то, что вы непочтительно разговаривали с ней…

— Клянусь вам, отец…

— Помолчите, Джерри, а то мне придется самому приехать в Пембертон и довершить то, что начала ваша мисс Мак-Картри! Впрочем, все мои симпатии — на стороне этой решительной женщины! Вы прекрасно знаете, Джерри, что я всегда считал вас негодным бездельником. Ради вашей матери я долго позволял вам терять время в колледжах, но лишь до тех пор, пока эта шутка мне не надоест. И теперь, если вас вышвырнут из Пембертона, я сразу же отправлю вас грузчиком к себе на завод. По крайней мере научитесь зарабатывать на кусок хлеба, и у вас появятся мускулы! А насчет преступлений — оставьте все эти глупости для своей маменьки (она так наивна, что, пожалуй, поверит вам), а меня попрошу оставить в покое. В отличие от вас мне нужно работать!

И Джерри Лим в самом подавленном настроении поплелся к себе в комнату, решив, что конвейерное производство линолеума ужасно иссушает родительские сердца.

Зато отец Эдисон считал дочь восьмым чудом света и, помимо отцовской любви, перенес на девочку всю нежность, так и не нашедшую воплощения в супружестве из-за отвратительного характера миссис Кайл (он искренне считал, что сможет вновь полюбить свою лучшую половину, только когда она навеки упокоится на кладбище в Данди). Поэтому, когда король джема Хэмиш-Грегор-Александр Кайл услышал, что его милое дитя, его бесценную жемчужину, гордость всего рода Кайлов и утеху его старости побили, у него тут же закипела кровь.

— Элисон, если это мужчина, я его поколочу, а если женщина — добьюсь, чтобы ее выставили вон! Я еду!

Приехав в Пембертон, Хэмиш-Грегор-Александр Кайл поднял страшный шум и потребовал, чтобы его немедленно принял директор. Кайл намеревался устроить этому типу такую встряску, что тот навсегда запомнит, как надо обращаться с его дочкой, а пока Мак-Дугал готовился к встрече, магнат вышел в парк и с гордым видом начал прогуливаться по аллее. Там он и столкнулся с сержантом Мак-Клостоу. Кайл мог ожидать, что встретит в колледже кого угодно, но только не полицейского в форме, поэтому от удивления остановился как вкопанный.

— Что вам здесь понадобилось, сержант?

Но Арчибальд сейчас был совсем не в настроении терпеть какую бы то ни было фамильярность.

— А вам? — сердито буркнул он.

Хэмиш-Грегор-Александр Кайл так привык, что в Данди все, включая полицейских, при виде его почтительно кланяются, что сразу взбеленился.

— Нет, послушайте, может, все-таки смените тон?

— А вы?

— Это уж слишком! Я покажу вам, с кем вы так дерзко разговариваете, мой мальчик!

— И поторопитесь! Не то я живо составлю протокол и вам придется отвечать за оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей! Ну, выкладывайте: имя, фамилия, род занятий!

Кайл хмыкнул. Как этот грубиян побледнеет, узнав, с кем имеет дело!

— Хэмиш-Грегор-Александр Кайл, — старательно отчеканивая каждый слог, представился он. — Владелец заводов джема в Данди! Ну, мой мальчик, это вам о чем-нибудь говорит?

— Ни о чем.

У Кайла началось весьма неприятное головокружение. Неужто этот полицейский никогда не слыхал о всемирно известном джеме?

— Знайте, мой мальчик, я зарабатываю по меньшей мере пятьдесят тысяч фунтов в год, ежеутренне поставляя изысканное лакомство к завтраку миллионов цивилизованных людей!

— А я и семидесяти фунтов не получаю, хотя приходится рисковать собственной шкурой ради людей вроде вас!

Кайл высокомерно улыбнулся:

— Ну, сейчас-то мне вряд ли угрожает опасность…

— Ошибаетесь, мистер Кайл. Смерть так и бродит по колледжу!

— Что вы болтаете?

— Ну, если, по-вашему, два убийства и два покушения — недостаточный повод для беспокойства, то я молчу.

— З-здесь? — заикаясь от волнения, спросил король джема.

— Вот именно.

Хэмиш-Грегор-Александр Кайл представил себе крошку Элисон с перерезанным горлом или изрешеченную пулями.

— Где директор этой проклятой лавочки? — зарычал он.

— Уж наверное не в парке!

Но Кайл уже не слушал. С невероятной для себя прытью он мчался в кабинет директора.

Мойра с массой предосторожностей разбудила супруга, и тот постарался ради богатейшего из своих клиентов одеться как можно элегантнее. Зная, что Элисон звонила отцу, он готовился принести от всего Пембертона глубокие извинения за то, что с дочерью джемного магната обошлись без должного пиетета. Но едва Мак-Дугал успел опуститься в кресло, дверь распахнулась и перед ним предстал запыхавшийся Кайл. Перекошенная физиономия Хэмиша-Грегора-Александра выглядела настолько необычно, что директор даже забыл поздороваться, а когда наконец попытался загладить неловкость, отец Элисон заткнул ему рот:

— Кейт Мак-Дугал! Вы просто негодяй!

Разговор начинался очень скверно, тем более что такая грубость в устах богатого джентльмена вроде Кайла выглядела довольно странно. Но директор лишь смиренно вздохнул. Ему, бесспорно, предстояло пережить очень неприятные минуты, тем более что ни о каких объяснениях речи вообще идти не могло, ибо Кайл сразу расставил все точки над «i».

— Уж не воображаете ли вы, часом, будто я плачу около тысячи фунтов в год за то, чтобы мою дочь оскорбляли, били, а возможно, и прикончили кровожадные убийцы, которые завелись в вашем колледже? Ну, я вас спрашиваю, что у вас тут: учебное заведение или разбойничий вертеп?

— Послушайте, мистер Кайл, я…

— Нет, ничего не желаю слушать! Позовите мою дочь! Я забираю ее домой, и сейчас же! А вы не только не получите денег за этот триместр, но еще и мои поверенные возбудят уголовное дело, и вас будут судить, как мошенника! Я разорю вас, разорю вчистую, Мак-Дугал! Ясно?

С этой минуты уже ничто не трогало директора Пембертона. Он приказал вызвать Элисон Кайл в кабинет, где ее ждет отец, а сам вернулся в спальню и снова лег. А Элисон в это время разговаривала с Джерри. Узнав, что Хэмиш-Грегор-Александр здесь, девушка поспешила успокоить возлюбленного — она знала, что отец выполнит любые ее желания, — и обещала скоро вернуться с головой Иможен Мак-Картри на блюде.

Кайл обнял дочь с такой нежностью, будто она только что спаслась от величайшей катастрофы. Девушка слегка удивилась, но не показала виду.

— Немедленно собирайтесь, Элисон! Мы уезжаем!

— Как, я бросаю колледж?

— По-вашему, это колледж? Смех, да и только! Но хватит болтать! Бегите за вещами, Элисон!

— Папа, я никуда не поеду, пока вы не разберетесь с этой Мак-Картри! Она дала мне пощечину!

— Верно! Пусть ее немедленно вызовут сюда да предупредят, что с ней хочет поговорить «джем» Кайл!

По мнению Иможен, стрелки часов совсем обленились — уж очень ей не терпелось поскорее выслушать признания Оуэна Риза. Когда в дверь постучали, она подумала, что это учитель английского, но в комнату заглянула всего-навсего Элисон.

— Папа здесь! — торжествующе бросила она прямо с порога.

— Ну и что?

— Он хочет вас видеть!

Смех мисс Мак-Картри напоминал ржание боевого коня.

— Ах, он хочет? Ну что ж, зато я не хочу!

— Не забывайте, что папа делает знаменитый кайловский джем!

— Настаивать бесполезно — у меня уже есть свои поставщики!

— Постав… О!

Когда Хэмиш-Грегор-Александр Кайл узнал, что нахалка Мак-Картри считает его каким-то жалким коммивояжером, только и мечтающим, как бы всучить покупателю хоть немного товара, он мигом позабыл все правила хорошего тона, какие любой джентльмен выполняет чисто автоматически, и вместе с дочерью ринулся прямиком в комнату Иможен. Магнат влетел туда, как таран в ворота неприятельской крепости. Шотландка настолько не ожидала такого стремительного нападения, что на секунду дрогнула. Кайл воспользовался ее удивленным молчанием.

— Значит, вы и есть мисс Мак-Картри, о которой так много говорят… даже слишком много?

— А вы, надо думать, торговец джемом?

— Торговец дже… О! Я Кайл из Данди!

— И что, у вас в Данди не учат, что нельзя входить к людям без спросу?

— Речь не о том! Вы позволили себе ударить по щеке мою дочь!

— И готова проделать то же самое с ее папашей, если он сейчас же не уберется отсюда!

— Со мной?! И вы посмеете ударить меня?.. Меня-я?!

Элисон, смутно чувствуя, что, столкнувшись с неожиданным сопротивлением, ее отец несколько растерялся, решила поддержать в нем воинственный пыл.

— Не поддавайтесь, daddy!

Хэмиш-Грегор-Александр Кайл сразу пришел в себя.

— Поддаваться? Вы шутите, Элисон? Тот, в чьих жилах течет благородная кровь Мак-Леодов, никогда не уступит какой-то…

— …праправнучке Мак-Грегоров, мистер Кайл! И для меня все Мак-Леоды — просто дерьмо!

В эту минуту столкнулись не оскорбленный отец, решивший отомстить за обиду нежно любимой наследницы, и не старая дева, отстаивающая право на неприкосновенность жилища, нет, из глуби веков вдруг вернулась и обрела прежнюю силу древняя клановая вражда. И снова, как некогда, среди пустошей с клаймором[14] в руке лицом к лицу встретились Мак-Грегоры и Мак-Леоды. Кайл тут же бросился в атаку:

— Мне бы следовало сразу догадаться, что вы в родстве с этими трусишками, которые всегда нападали только на слабых!

— Ваша дочка — не слабая, а слегка придурковата, что, впрочем, меня нимало не удивляет, поскольку у Мак-Леодов испокон веков было плохо с головой!

Все это, разумеется, не имело под собой ни малейших оснований, но, коль скоро ни Иможен, ни Кайл лезть в драку не хотели, оставалось лишь обмениваться обидными словами. По правде говоря, смысл уже не имел особого значения, важнее всего было с блеском ответить.

Кайл, привыкший слушать свары рабочих завода, несомненно, обладал гораздо более выразительным словарем, чем его противница, и мисс Мак-Картри почувствовала, что ей грозит поражение. И, в полной уверенности, что затронута не только ее собственная честь, но и репутация сотен почивших Мак-Грегоров, Иможен без колебаний швырнула в физиономию Кайла стакан с водой, который держала в руках, когда он вошел. А пока Хэмиш-Грегор-Александр, внезапно получивший душ, испуганно протирал глаза, героиня Каллендера перешла в наступление. Элисон с громкими воплями кинулась помогать отцу, но, получив вторую пощечину, отлетела в другой конец комнаты и толкнула туалетный столик. Столик перевернулся и придавил девушке ноги, а стоявший на нем горшок с цветами упал ей в объятия.

Сначала все подумали о землетрясении, потом о новом покушении и наконец пришли к выводу, что загнанный в ловушку убийца яростно отбивается от полицейских. Опасаясь какого-нибудь нового несчастья, преподаватели во главе с Кейтом Мак-Дугалом побежали на шум. В свою очередь, Мак-Клостоу и Тайлер спешили к месту, из которого доносились отзвуки сражения. При виде полицейских директор колледжа резко затормозил, и те, кто бежал сзади, стали наступать друг другу на ноги. Если ни сержант, ни констебль не дерутся с убийцей, то кто же поднял такой тарарам? Сообразив, что комната мисс Мак-Картри совсем рядом, бедняга Мак-Дугал почувствовал, что по его позвоночнику пробежал холодок. Теперь он ждал чего угодно!

Но только не поразительного и страшного зрелища, представшего его глазам, когда Мак-Клостоу открыл дверь. Хэмиш-Грегор-Александр Кайл лежал на полу, а Иможен Мак-Картри, усевшись на него верхом, добросовестно молотила кулаками.

— Признайтесь, что ни один Мак-Леод и в подметки не годится Мак-Грегорам, или я вас уничтожу! — приговаривала она.

Кейт Мак-Дугал без чувств грянул навзничь. Никто сначала даже не заметил, что в уголке тихонько плачет зажатая столиком Элисон. А потом все долго ломали голову, каким образом у нее в руках оказался горшок с цветами. Но, не желая еще больше расстраивать девушку, никто так и не стал ее об этом спрашивать. Впрочем, она все равно вряд ли сумела бы ответить вразумительно. А мисс Мак-Картри, воспользовавшись всеобщим замешательством, сжала шею Кайла тощими костистыми пальцами.

— Поторопитесь, мистер Кайл, или я отправлю вас следом за вашими проклятыми Мак-Леодами!

Хэмиш-Грегор-Александр Кайл почувствовал, что близится его смертный час.

— Со… гласен… М… Мак-Леод не… не стоит Ма… Мама… Мак-Грегора… — прохрипел он.

В тот же миг Мак-Клостоу и Тайлер отодрали от врага торжествующую амазонку.

— Ну, все слыхали? Мак-Леод снова опозорился перед Мак-Грегорами! — в полном упоении воскликнула она.

Полицейские унесли из ее комнаты мистера Кайла.

Джерри поджидал Элисон там, где она назначила ему свидание, — у старых конюшен. Будучи довольно далеко от главного здания колледжа, он не слышал шума и ничего не знал о новом скандале, потрясшем Пембертон. Как только в конце аллеи появилась фигурка возлюбленной, молодой человек побежал навстречу, но, заметив, что девушка опять плакала, резко затормозил.

— Что случилось, darling? — спросил он, уже предчувствуя катастрофу.

— Она опять дала мне пощечину!

Новая грубость мисс Мак-Картри окончательно выбила юного Лима из колеи. Все это превосходило его понимание, поэтому несчастный молодой человек лишь машинально открыл объятия и прижал плачущую Элисон к груди.

— Но послушайте, дорогая, надеюсь, ваш отец не мог позволить так жестоко обращаться с вами?

— Мой отец?

И она рассказала о сокрушительном поражении «джема» Кайла, а заодно и всех Мак-Леодов, нанесенном девой-воительницей из Каллендера. Джерри не верил своим ушам.

— Но ваш отец добьется ее увольнения, правда?

— Когда я в последний раз видела их обоих, — с горечью призналась Элисон, — папа жалел, что он не вдовец и из-за этого не может жениться на мисс Мак-Картри, ибо она лучше любого мужчины сумела бы держать в руках весь персонал! А потом сказал мне, что, если я еще раз попробую противиться воле мисс Мак-Картри, он пошлет меня в пансион к англичанам!

Как перипетии сражения, так и скромное торжество общепризнанной победы не помешали Иможен думать о свидании с Оуэном Ризом. Наконец-то она узнает имя убийцы, и перспектива нового триумфа, после того как она посрамила ненавистное племя Мак-Леодов, заранее опьяняло шотландку. Попив чаю, ибо мистер Кайл, прежде чем вернуться домой, в Данди, непременно хотел разделить с ней «кекс дружбы» и «джем примирения» (разумеется, его собственного производства), Иможен поднялась к себе в комнату и стала поджидать учителя английского.

Около семи часов вечера мисс Мак-Картри начала подумывать, уж не посмеялись ли над ней Морин Мак-Фаддн, Оуэн Риз и Гордон Бакстер, как вдруг в глубине коридора послышались чьи-то шаги. Сама не зная почему, Иможен сразу подумала, что валлиец идет на обещанное свидание. Мисс Мак-Картри подошла к двери, решив открыть ее заблаговременно, чтобы посетитель мог проскользнуть понезаметнее, но не успела повернуть ручку, как раздался приглушенный крик и почти сразу же — шум падающего тела. Мисс Мак-Картри, не раздумывая, выбежала из комнаты и увидела, что в глубине коридора исчезает неясный силуэт, а на полу, совсем рядом, скорчился какой-то человек. Подбежав, шотландка узнала Оуэна Риза. Из раны под мышкой текла кровь, а рядом лежало орудие преступления — длинный тонкий кинжал, уже оборвавший жизнь Нормана Фуллертона. Не думая об опасности, Иможен подняла нож, и почти сразу насмешливый голос спросил:

— По-моему, на сей раз, мисс Мак-Картри, вам будет очень трудно доказать свою невиновность, а?

Вернувшись к реальности, Иможен увидела перед собой четыре ноги. Шотландка вскинула глаза и узрела суровые лица Арчибальда Мак-Клостоу и Сэмюеля Тайлера.

ГЛАВА VII

Узнав об аресте Иможен Мак-Картри, Кейт Мак-Дугал вновь обрел вкус к жизни. Он выскочил из постели, где всего несколько минут назад призывал смерть, ибо только она могла бы избавить его от бесчестья, и торопливо оделся, собираясь в полной мере насладиться отмщением, на которое даже надеяться не смел. В то же время суперинтендант Эндрю Копланд, поговорив по телефону с Мак-Клостоу, торопливо покинул кабинет и помчался из Перта в Пембертон. Но предварительно он строго наказал сержанту не предпринимать самостоятельно никаких шагов, поскольку, до тех пор пока все не прояснится окончательно, отказывается верить в виновность Иможен Мак-Картри. Уверения Арчибальда, будто он поймал преступницу с поличным, остались втуне.

Все собрались в гостиной — едва приехав в колледж, суперинтендант решил устроить там что-то вроде заседания следственного суда. Копланд попросил созвать преподавателей и предупредить директора с женой. Наконец, когда все они расселись по местам, он отправил Тайлера за Иможен, запертой в больничной палате под надзором Мак-Клостоу. Она вошла с гордо поднятой головой, и, не будь Морин Мак-Фаддн так озабочена судьбой Оуэна Риза, наверняка с улыбкой подумала бы, что воинственная шотландка ни за что не сдастся без боя. Для начала суперинтендант напомнил о двух убийствах, заметив, что оба преступления противоречат версии о виновности мисс Мак-Картри. Сержант попытался было возражать, но его в самых резких выражениях призвали к порядку. Укротив Мак-Клостоу, Копланд продолжал:

— Сержант, а вместе с ним и констебль Тайлер заявили, будто обнаружили мисс Мак-Картри на месте пре… Вы хотите что-то сказать, Тайлер?

Съежившись под грозным взглядом шефа и не смея глядеть ему в глаза, констебль уточнил:

— Простите, господин суперинтендант, но я должен объяснить, что мы не видели, как мисс Мак-Картри наносила удар. Она просто сидела на корточках рядом с раненым и держала в руке кинжал, которым, если верить врачу, чуть не убили мистера Риза…

— Это верно, сержант?

Арчибальд недовольно заворчал, но Копланд принял эти странные звуки за знак согласия.

— Я с огорчением вынужден отметить, сержант, что, по-видимому, вы испытываете к мисс Мак-Картри особую враждебность, поэтому впредь ваши показания придется тщательно взвешивать. Скажите, констебль, вы не обратили внимания, каким образом мисс Мак-Картри держала кинжал?

— Да, конечно, сэр.

— Сложилось ли у вас ощущение, что мисс Мак-Картри держит его так, будто только что нанесла удар и собирается ударить снова?

— Безусловно нет, господин суперинтендант. Скорее, так разглядывают необычную вещь…

— Спасибо, Сэм! — громко сказала Иможен. — Вы, по крайней мере, честный человек! Не то что этот ублюдок, родившийся где-то на границе Шотландии!

— Вы слышали? — взвыл сержант, обращаясь к Копланду.

— Кажется, я еще не оглох! А вы что, узнали себя в этом описании?

Все засмеялись, и Мак-Клостоу позволил себе намекнуть, что чудовищную ведьму, должно быть, поддерживают очень высокие «шишки», коли ей позволяется безнаказанно убивать кого ни попадя. Суперинтендант пришел в бешенство:

— Выйдите отсюда, сержант! Встаньте у двери с той стороны и не выпускайте никого из этой комнаты, пусть даже силой, пока я не разрешу всем присутствующим разойтись!

Мак-Клостоу вышел.

— Смерть Нормана Фуллертона с логической точки зрения невозможно приписать мисс Мак-Картри, поскольку они познакомились всего за полчаса до трагедии, а, при всей горячности нашей воительницы, я не думаю, чтобы она истребляла ближних просто развлечения ради!..

Иможен с благодарностью улыбнулась суперинтенданту и заговорщически подмигнула.

— Кроме того, по-видимому, О'Флинна застрелили по недоразумению. Эту версию подтверждают два последовавших за этим покушения на мисс Мак-Картри. Следовательно, и, я полагаю, вы согласитесь со мной, леди и джентльмены, что если все указывает на невиновность мисс Мак-Картри, то у нас есть серьезные основания считать, что убийца принадлежит к числу преподавателей Пембертона и находится сейчас в этой комнате.

Слова суперинтенданта вызвали сильное волнение, и даже Кейт Мак-Дугал, несколько утративший интерес к происходящему после того как угадал, что его мучительница снова выйдет сухой из воды, вздрогнул.

— К счастью, мистер Риз пострадал не так сильно, как нам сначала показалось… Я думаю, он обязан жизнью мисс Мак-Картри, чье появление спугнуло убийцу. Мисс, не могли бы вы нам его описать?

— Нет… Все произошло так быстро… И я в основном смотрела на Оуэна Риза.

— А кто-нибудь знает, куда направлялся Риз, когда на него напали? — вмешался директор колледжа.

— Ко мне!

Все взгляды тут же обратились к Иможен, но она и не подумала смутиться.

— Он шел с какой-нибудь определенной целью? — спросил суперинтендант. — Я хочу сказать: имеет ли это отношение к нашему расследованию?

— Насколько я понимаю, Оуэн Риз хотел извиниться передо мной за тогдашнее нападение в парке.

— Извиниться? То есть получается, это он на вас напал?

— Нет, просто знал, кто это сделал.

— Вы уверены?

— Вполне!

— Тогда, как только мистеру Ризу станет лучше, мы попросим его назвать нам имя виновного.

— Он ничего не скажет!

— Но почему?

— Потому что мистер Риз воображает, будто связан с ним долгом чести! Я же свободна от подобных обязательств и не вижу причин скрывать от вас, что убийца Нормана Фуллертона и Патрика О'Флинна, а также тот, кто дважды пытался отправить меня в мир иной и ранил Оуэна Риза, — это он!

И, словно само воплощение правосудия, Иможен торжественно указала на Гордона Бакстера. На несколько секунд воцарилась тишина, потом все разом закричали. Учитель физкультуры, казалось, не сразу понял, в чем дело, а когда до него наконец дошло, что его обвиняют во множестве разнообразных преступлений, вскочил и кинулся к мисс Мак-Картри. Дермот Стюарт попытался его остановить, но получил короткий прямой удар в переносицу, и нос несчастного тут же превратился в фонтан. Флора Притчел едва не упала в обморок. Мисс Мак-Фаддн помогла ей довести Дермота до дивана и уложить. Учительница рисования опустилась на колени возле Стюарта и, вытирая окровавленный нос, умоляла не умирать. Эти двое полностью утратили интерес к сражению. Благодаря ловкой подножке Сэмюелю Тайлеру наконец удалось повалить Бакстера, и тогда уж они с суперинтендантом вдвоем надели на парня наручники. Покончив с этой операцией, Копланд спросил учителя физкультуры:

— А теперь, мой мальчик, может, вы нам дадите кое-какие объяснения?

— Вы просто рехнулись! А эта рыжая дылда — больше всех остальных!

— Не думаю, Бакстер, что вам поможет такая глупая система самозащиты!

— Мне нечего защищаться, потому что я ни в чем не виновен!

— Он действительно не виновен, господин суперинтендант!

Все повернулись к двери. На пороге стоял мертвенно-бледный Оуэн Риз. Морин бросилась к нему.

— Оуэн, какая неосторожность!

— Я слишком долго молчал, Морин… и теперь обязан говорить. Констебль, вы можете снять наручники с бедняги Бакстера. Он провинился не больше, чем новорожденный ягненок.

Суперинтендант заколебался, но от Риза исходила такая уверенность, держался он так спокойно и властно, что Копланд кивком приказал Тайлеру освободить спортсмена. А Иможен начала опасаться, что ошиблась.

Оуэн Риз опустился в кресло.

— Несколько лет назад, — начал он, — одного преподавателя, до тех пор жившего исключительно для науки, потрясла нежданная встреча. В мюзик-холле того города, где он преподавал, учитель познакомился с неземным существом — танцовщицей-акробаткой — и по уши влюбился. В те времена на него возлагали большие надежды, молодая особа об этом узнала и, хотя страстно любила только деньги, согласилась выйти замуж. Таким образом она обрела очень скромное положение, но зато избавилась от социального круга, где ей не особенно нравилось, тем более что барышня получила прекрасное образование и в мюзик-холл попала случайно — просто потому, что считала учительский заработок нищенским. Эту сколь эрудированную, столь и бессердечную танцовщицу звали Фанни Песлер… Очень скоро она убедилась, что муж никогда не обеспечит ей желанную роскошь… Но Фанни так безумно жаждала денег, что потихоньку начала мошенничать. Дальше — больше, пока однажды не случилось то, что и следовало ожидать: ее посадили в тюрьму. Мужу пришлось уехать из того города, махнуть рукой на карьеру и перебраться в один отдаленный колледж, где никто не слышал о его печальной истории. А Фанни, освободившись через четыре года, решила, что надежнее всего скроет ее позор столь презираемая прежде работа учителя… Она изменила имя, ухитрилась подделать бумаги, и, по иронии судьбы, вышло так, что через несколько лет, когда Фанни уже почти стукнуло тридцать (хотя выглядела она гораздо моложе), она осела в колледже, где работал ее бывший муж.

Оуэн Риз на минуту прервался и выпил воды.

— К тому времени муж получил развод, но ему и в голову не пришло мстить женщине, испортившей ему жизнь и карьеру. Он просто решил не обращать на Фанни внимания. Так все и шло до тех пор, пока он не понял, что Фанни замышляет новый обман. Жертвой этого классического жульничества она избрала богатого и наивного молодого человека. Фанни собиралась выйти за него замуж, обобрать до нитки и сбежать. Бывший муж пригрозил разоблачением, и Фанни поклялась убить его, если посмеет выполнить угрозу. Этот отвратительный разговор случайно услышал Норман Фуллертон. Испугавшись, что он все расскажет, Фанни совершили первое убийство. Когда мисс Мак-Картри сказала, что знает от Фуллертона имя убийцы, Фанни еще больше перепугалась и решила разделаться с опасным свидетелем. Ссора мисс Мак-Картри с О'Флинном давала ей возможность свалить вину на другого. Как вы верно угадали, господин суперинтендант, О'Флинна Фанни застрелила случайно, перепутав его в темноте с мисс Мак-Картри. Об раза покушалась на жизнь нашей новой коллеги тоже Фанни. Тогда, в парке, мисс Мак-Картри думала, будто я иду на встречу с Бакстером, а на самом деле я собирался объявить бывшей мисс Песлер, что больше не намерен молчать. Зная, что я хочу объяснить все мисс Мак-Картри, Фанни напала на меня в коридоре…

Никто из присутствующих, напряженно ловивших каждое слово, не обратил внимания, как кто-то из них незаметно выскользнул из комнаты. Но почти тотчас же послышался крик, все повернулись к двери и увидели сержанта Мак-Клостоу с Флорой Притчел на руках. Арчибальд испуганно таращил глаза.

— Должно быть, я стукнул слишком сильно…

И, поглядев на Иможен, он, словно извиняясь, добавил:

— Я думал, это вы!

— Ладно уж, все равно спасибо!

Дермота Стюарта попросили освободить диван, чтобы уложить туда потерявшую сознание Флору. Молодой человек застонал и принялся грозить Мак-Клостоу всевозможными административными карами, но Оуэн Риз сухо оборвал поток проклятий:

— Да замолчите же, Стюарт, и попытайтесь вести себя как мужчина!

Удивленный неожиданным выпадом, Дермот огрызнулся:

— Не вам меня учить, Риз! Продолжайте лучше рассказывать байки, они меня не интересуют!

— Ошибаетесь, это — до тех пор, пока вы не знаете, что тот преподаватель — я сам, а Фанни Песлер, танцовщица, влюбленная только в деньги, теперь зовется Флорой Притчел!

Поднялся невообразимый шум. Дермот Стюарт пронзительно выкрикивал что-то невразумительное, совершенно преобразившаяся мисс Притчел осыпала Оуэна Риза руганью, суперинтендант Копланд приказывал Мак-Клостоу и Тайлеру надеть наручники на изящные запястья Фанни-Флоры. А раздосадованная Иможен думала, что опять угодила впросак и рискует очень сильно попортить себе репутацию. Однако как только Флору-Фанни увели, Оуэн Риз повернулся к шотландке.

— Ваша хитрость, мисс Мак-Картри, была крайне неосторожным, но зато ловким ходом… Указав на Гордона Бакстера, который, как я надеюсь, простит вам несколько неприятных минут, вы усыпили бдительность Фанни. По-моему, вы блестяще выполнили свою задачу и сумели достойно отомстить за Нормана Фуллертона.

Иможен так никогда и не узнала, смеялся над ней Оуэн Риз или нет. Во всяком случае, героиня Каллендера без всяких угрызений совести приняла поздравления суперинтенданта и недавних коллег. Даже Кейт Мак-Дугал почел своим долгом извиниться за то, что питал к шотландке такую враждебность, и сделал это тем охотнее, что знал о поразительных переменах в поведении Хэмиша-Грегора-Александра Кайла. И когда Питер Конвей приехал за мисс Мак-Картри, все в Пембертоне жалели о ее отъезде.

Конвей по собственному почину затормозил возле «Гордого Горца». Тед Булит и Уильям Мак-Грю поджидали Иможен на пороге. Шотландка не заставила себя упрашивать и тут же вошла в бар. Друзья встретили ее овацией. Как только Тед налил всем виски и произнес тост за здоровье мисс Мак-Картри, красы и славы Горной страны, амазонку стали просить рассказать, каким образом ей удалось разоблачить убийцу Нормана Фуллертона и Патрика О'Флинна. Приличия ради Иможен немного поупрямилась, но очень быстро уступила уговорам.

— С самого начала, то есть когда я приехала в Пембертон, эта молодая женщина показалась мне подозрительной…

А дальше добрых два часа мисс Мак-Картри вдохновенно лгала, но никто не усомнился в правдивости ее слов, и в первую очередь — сама Иможен.

За рассказом последовало множество тостов во славу мисс Мак-Картри, благодаря которой Каллендер стал самым знаменитым городком Шотландии, за дружбу Теда Булита и Уильяма Мак-Грю, за посрамление врагов Иможен, за добрую старую родину. Потом перешли к более высоким материям: пили за несчастную королеву Марию Стюарт и за избавление от англичан. Иможен, явно утратив чувство реальности, предложила назначить комиссию и потребовать от Елизаветы Второй признать независимость Шотландии, в противном же случае объявить войну. Мисс Мак-Картри привела в пример Роберта Брюса и заметила, что надо бы создать новый гимн, который призывал бы к отмщению и воспламенял кровь всех добрых шотландцев. Однако дальше первой ноты дело не пошло, ибо виски напрочь парализовало голосовые связки присутствующих. В это время мимо «Гордого Горца» проходил преподобный Хекверсон. Услышав шум, он очень удивился и решил сурово одернуть слишком буйных пьяниц. Но при виде Иможен Мак-Картри весь его энтузиазм куда-то исчез. А рыжая воительница указала на Хекверсона как на один из столпов английского гнета, и священнику пришлось поспешно ретироваться, да и то он лишь чудом спасся от беды — какой-то нечестивец размахнулся, и бокал виски угодил в дверь прямо над головой бедняги пастора.

Сержант Мак-Клостоу собирался идти спать, когда в участок неожиданно влетел его земляк, преподобный Хекверсон. Вытаращенные глаза пастора метали молнии.

— Во имя Того, кто властвует как на земле, так и на небе, я призываю вас, Арчибальд Мак-Клостоу, воспользоваться данными вам полномочиями и прогнать бесстыдную суку!

Сержант косо поглядел на земляка.

— Вам что, нехорошо, преподобный?

— Арчибальд, она сидит на столе! Она пьяна! И заправляет целым хором пьяниц! А когда я попытался их пристыдить, меня высмеяли, осыпали оскорблениями, и мне пришлось бежать от ужасных угроз!

— Это еще что за новости, преподобный?

— Да говорю же вам: я видел ее, бессовестную!

— Клянусь Сатаной и всеми его потрохами, не понимаю, о ком вы толкуете!

— Об Иможен Мак-Картри, которая устраивает настоящий шабаш в «Гордом Горце» у Теда Булита!

— Ах, об Иможен Мак-Картри, да?

— О ком же еще?

Мак-Клостоу медленно встал, подошел к пастору и почти ласково попросил:

— Убирайтесь отсюда!

Вконец ошарашенный Хекверсон не верил своим ушам.

— А? Что? И вы смеете…

— Говорю же вам: убирайтесь, пока у меня не лопнуло терпение!

— Но, Арчибальд…

— Первого, кто еще раз произнесет имя этой проклятой твари в моем присутствии, я удавлю собственными руками! Ясно?

— Не может быть, Арчи, чтобы вы настолько утратили почтение к…

— Слушайте, преподобный, я все потерял, так что в подробности входить не стоит. До сих пор я твердо верил, что законы существуют для всех. Так вот, я ошибался: Иможен Мак-Картри выше закона!

— Но послушайте, Мак-Клостоу…

— Выше закона, преподобный! Ей можно убивать, вдребезги разнести колледж, испортить карьеру такому человеку, как я, — и она будет права, всегда права! Мисс Мак-Картри дебоширит в «Гордом Горце», хотя по правилам его следовало закрыть час назад? Ну и что? Часы закрытия питейных заведений уже никого не волнуют, если Иможен Мак-Картри вздумалось их отменить! Хочет петь всю ночь — пожалуйста, имеет полное право! Если я узнаю, что мисс Мак-Картри нагишом прогуливается по Каллендеру, то посажу в тюрьму не ее, а тех, кто посмеет возмущаться! А захочет поджечь полицейский участок — сам принесу спички! Завтра же собираю чемоданы, оставляю ключи Тайлеру и еду добровольно сдаваться в пертский дурдом — лучше уж я сам туда явлюсь, чем меня привезут в смирительной рубашке!

Опьяненная аплодисментами, поздравлениями и неумеренными возлияниями виски, Иможен вернулась домой около одиннадцати вечера. Миссис Элрой встретила хозяйку суровым, неодобрительным взглядом.

— П-п… вет, Роз… мери…

— И вы так поздно возвращаетесь домой, мисс Иможен? Подумать только, больше трех часов просидели в «Гордом Горце»!

— Н-не м-может б-быть!

Миссис Элрой подошла поближе и с подозрением принюхалась.

— Клянусь Святым Милосердием Спасителя, вы пили виски!

— О… а… а… оу…

— Что это значит, вы лаете, мисс Иможен?

— О… ч… чуть-ч… чуть…

— Мисс Иможен, вы пьяны!

— Я?! Н-ни-ког-да в ж-жизни!

Потрясенная миссис Элрой умоляюще сложила руки.

— Господь Всемогущий, я как будто снова слышу вашего отца!

Мисс Мак-Картри издала самый настоящий воинственный клич, и Розмери Элрой на всякий случай отскочила поближе к двери, готовя быстрое отступление — она хорошо помнила, что с пьяных глаз покойный капитан иногда бывал опасен.

— Daddy!.. Дуглас!.. Роберт!..

Мисс Мак-Картри во всю силу легких выкликала своих домашних богов — отца, навеки сгинувшего жениха и непревзойденного борца за свободу Шотландии.

— Daddy!.. Дуглас!.. Роберт!.. Миссис Элрой, я должна рассказать им, что снова, к великой славе Горной страны, я боролась с преступностью и разоблачила убийцу!

Изображения героев стояли наверху, в спальне, и мисс Мак-Картри ринулась к лестнице — так последние сторонники «доброго принца Чарли», увидев, что их дело обречено, налетели на войска Кемберленда в последней, отчаянной попытке прорваться. Первые шесть ступенек она с лету перескочила, о девятую споткнулась, на двенадцатой поскользнулась, пятнадцатую не нашла и тут же съехала вниз на животе. К ужасу миссис Элрой, платье Иможен задралось до подмышек. Очутившись на полу, мисс Мак-Картри замерла и больше не двигалась, так что старая служанка сочла ее мертвой.

Иможен спала.

Примечания

1

См. Ш.Эксбрайя. «Не сердитесь, Иможен!»

(обратно)

2

См. Ш.Эксбрайя. «Возвращение Иможен».

(обратно)

3

См. Ш.Эксбрайя. «Не сердитесь, Иможен!»

(обратно)

4

См. Ш.Эксбрайя. «Возвращение Иможен».

(обратно)

5

Горации — в римской мифологии три юноши-близнеца, победившие трех своих двоюродных братьев-близнецов Куриациев из Альба-Лонги, чтобы закончить этим поединком войну (VII в. до н.э.). — Примеч. перев.

(обратно)

6

См. Ш.Эксбрайя. «Возвращение Иможен».

(обратно)

7

Эрин — древнее название Ирландии. — Примеч. перев.

(обратно)

8

Оскорбительное прозвище ирландцев-скотоводов. — Примеч. перев.

(обратно)

9

См. Ш.Эксбрайя. «Не сердитесь, Иможен!»

(обратно)

10

Английский писатель, предшественник декадентства, известный своими скандальными воззрениями. — Примеч. перев.

(обратно)

11

Персонаж классической английской литературы. — Примеч. перев.

(обратно)

12

См. Ш.Эксбрайя «Не сердитесь, Иможен!»

(обратно)

13

См. Ш.Эксбрайя «Возвращение Иможен».

(обратно)

14

Старинный палаш, излюбленное оружие шотландских горцев. — Примеч. перев.

(обратно)

Оглавление

  • ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  • ПРОЛОГ
  • ГЛАВА I
  • ГЛАВА II
  • ГЛАВА III
  • ГЛАВА IV
  • ГЛАВА V
  • ГЛАВА VI
  • ГЛАВА VII . . . . . . . . . . . . . . .

    Комментарии к книге «Опять вы, Иможен?», Шарль Эксбрайя

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства