«Особенности национального сыска»

Михаил Серегин Особенности национального сыска

ГЛАВА 1

«А неплохо смотрится!» – подумал я, рассматривая рекламные проспекты туристического агентства. Солнечные пляжи Лазурного Берега, пальмы Канарских островов, горнолыжник на фоне гор Андорры... Да, очень, очень красиво рисуют... Я протянул руку за очередной банкой пива и подумал: «Пожалуй, это стоит сделать – скоро лето, и моим детям это должно понравиться». Хотя лично я предпочитал отдых на родных волжских берегах, где можно посидеть с удочкой в лодке, собственноручно приготовить уху из наловленных тобою окуней или красноперок или просто поджарить их на сковородке. Жареная рыба очень хороша под качественную водочку.

Но все же я решил – пусть едут куда-нибудь за границу. В конце концов, неизвестно, будет ли такая возможность еще когда-нибудь, а на Волге отдохнуть они всегда успеют. Я взял авторучку, листок бумаги и стал списывать цены на путевки. Приплюсовав к вычисленной сумме стоимость авиабилетов, я прикинул, сколько мне потребуется на проживание и покупки. Сопоставив все это с нынешним экономическим потенциалом, я пришел к неутешительному выводу, что мне, увы, не хватает...

Вернее, хватает, но впритык. Для этого мне придется в значительной степени ограничить себя в еде и отказаться от качественной выпивки. И если первое при моей комплекции, может быть, было бы и неплохо, то второе отнюдь не вызывало положительных эмоций. Пить всякую лабуду, типа осетинской «Столичной» или местной водки «Мираж», которую в народе за ее воздействие на мозг человека прозвали «Глюком», я позволить себе не мог.

– Нет, ни в коем случае! – сказал я себе вслух.

Надо просто достать еще пару тысяч баксов.

После удачно проведенного дельца, которое я для себя окрестил как «голубое», поскольку разоблаченный мной убийца был известным городским геем, я всю зиму провел в праздном безделье. Под этим подразумевалось позднее просыпание и просмотр всех спортивных передач. Для этого я перед Новым годом купил себе специальное телевизионное оборудование, позволяющее ловить спортивный канал. Кроме этого я занялся своим любимым делом, о котором всегда мечтал – изготовлением коктейлей. Здесь я проявил большую фантазию и изрядное трудолюбие. Кое-каких успехов удалось достичь: многие из изобретенных коктейлей пришлись по вкусу моим знакомым.

Заскучав в начале весны, я даже пару раз пытался устроиться на работу: сначала врачом-терапевтом в местную поликлинику, потом врачом в роддом, но это не принесло ни денег, ни удовлетворения. Однако планы есть планы, и под них нужны деньги – видимо, все же придется устраиваться на работу, причем достаточно денежную.

Я уже было подумал, а не устроиться ли мне в анатомичку, там, говорят, платят весьма прилично за гримировку покойников, или заняться подпольными абортами, когда мои размышления прервал телефонный звонок.

– Мальков слушает, – сказал я, подняв трубку.

– Володя! – раздался знакомый голос. – Это Овсянников тебя беспокоит.

– Вовка? Привет.

С главврачом больницы агрегатного завода Владимиром Александровичем Овсянниковым мы были тезками не только по имени, но и по отчеству.

– Как поживаешь?

– Очень спокойно, – ответил я. – Зиму провел в своей квартире у телевизора.

– Счастливчик... – вздохнул Овсянников. – Мне бы твои проблемы. – Что, опять что-нибудь из больницы сперли? – ехидно спросил я.

– Типун тебе на язык! – раздраженно проговорил Овсянников. – Я имел в виду, что крутишься как белка в колесе, то одно, то другое... Хорошо, хоть в эту зиму в больнице нормально топили, и больные в палатах не мерзли.

– А мне вот тоже захотелось тепла – решил съездить на юг с детьми отдохнуть. Да вот денег не хватает...

Я тяжело вздохнул.

– Может быть, возьмешь к себе в больницу врачом-диетологом?

– Нет, спасибо, врач-диетолог мне пока не требуется, – сказал Овсянников. – Но вообще-то я звоню по делу, которое может тебя заинтересовать, особенно в свете того, что ты мне сейчас сказал. Есть для тебя одна работенка...

– Какая? – насторожился я.

– Одному моему знакомому, директору гостиницы, требуется врач. Точнее, – Овсянников замялся, – там скорее нужны не твои медицинские познания, а способности детектива.

– О чем идет речь? – по-деловому поинтересовался я.

– По телефону о подробностях я говорить не буду, – заметил Овсянников. – История несколько анекдотичная, но думаю, что ты сам во всем разберешься. Фамилия твоего потенциального клиента Челобанов. Он директор отеля «Астралия» – это бывшая гостиница «Волнорез». Я ему уже о тебе сказал, и он в курсе твоих заслуг. Можешь встретиться с ним прямо сегодня, он введет тебя в курс дела, а дальше уж сами договаривайтесь.

– Ну, спасибо за заботу, – поблагодарил я старого друга.

– Не стоит. Если сделка состоится, заплатишь мне посреднические в жидком виде.

– Договорились, – согласился я и положил трубку.

Господину Челобанову я решил не звонить, а нанести визит лично. Гостиница «Волнорез», ныне зовущаяся отелем «Астралия», располагалась в центре города, на улице Киевской, и пройтись туда по солнечной весенней погоде было сущим удовольствием.

Я быстро оделся, вышел из дома и через полчаса очутился перед пятиэтажным зданием постройки начала прошлого века, которое, видимо, совсем недавно реставрировалось. Оно было покрашено в бежево-коричневые цвета.

На первом этаже, как это водится, располагался небольшой ресторанчик «а-ля бистро» с сопутствующими ему неоновыми вывесками и раскрашенными витринами.

Открыв тяжелую дверь, я вошел в большой, несколько темноватый холл отеля. Справа от входа, за стеклянными дверями, виднелись столики ресторана, слева располагалась обшитая деревом конторка портье. Холл пестрел всевозможными лавками и лотками, здесь торговали книгами, фототоварами, парфюмерией и косметикой. Но особенно мне бросился в глаза аптечный киоск, около которого выстроилась внушительная очередь покупателей. Он издали напоминал стеклянную крепость, из бойниц которой аптекарша методично отстреливалась от очереди покупателей порциями медикаментов. Удивленный этим обстоятельством, я решил, что здесь очень низкие цены. Если это так, то, может быть, демпинг распространяется еще и на спиртное в местном баре? Было бы очень неплохо...

К своему удивлению, я отметил, что в современных гостиницах все еще существуют швейцары. Перед широкой лестницей стоял пожилой мужчина в штанах с лампасами и в форменной фуражке. Стоя с заломленными за спину руками и выпяченным вперед животом, он выглядел как генерал на параде и всем своим видом показывал, что лично контролирует вход в ресторан и на лестницу. Я, внутренне подобравшись, устремился прямо на генерала и, подойдя к нему, спросил:

– Где я могу найти директора гостиницы?

Генерал-швейцар, сделав надменную физиономию, по-военному осведомился:

– Какой у вас вопрос?

– У меня с ним на сегодня назначена встреча, – как можно более убедительно произнес я.

– В таком случае поднимитесь на второй этаж, – швейцар сделал медленный широкий жест в сторону лестницы, – а потом сразу налево.

– Благодарю вас, сэр, – ответил я и почтительно кивнул.

Генерал-швейцар медленно склонил голову к груди, давая понять, что моя благодарность великодушно принята.

Поднявшись по широкой старинной лестнице, обложенной мрамором и устланной дорожкой бордового цвета, я очутился на втором этаже. По обе стороны от небольшого холла вглубь уходили два длинных коридора.

Пройдя по левому коридору, я нашел дверь с надписью «Директор» и, открыв ее, вошел в достаточно просторную приемную, где находились двое. В центре, за большим столом, сидела миловидная молодая девушка с очень бледным лицом и ярко накрашенными губами. Морковный цвет ее помады в сочетании с зеленым платьем и светлыми золотистыми волосами создавали впечатление полного светофора.

Слева от меня, у стены, спиной к блондинке, за компьютером сидел молодой человек, который занимался двумя вещами. Во-первых, он активно играл в тетрис, а во-вторых, делал вид, что ничего вокруг себя не замечает. На мое радушное «Добрый день!» отреагировала только блондинка-секретарша.

– Да, – несколько испуганно проговорила она. – Здравствуйте...

– Мне нужен Челобанов. Моя фамилия Мальков, и он ждет меня.

– Да? – еще раз испуганно спросила секретарша. – А по какому вы вопросу?

Пришибленный вид секретарши меня почему-то несколько развеселил. Я подошел к ее столу, сел рядом в кресло и сказал:

– Девушка, если честно – я сам не знаю. Вы ему просто сообщите, что пришел Мальков. От Овсянникова. А он там уж сам разберется.

– Да? – тем же тоном произнесла секретарша и, посмотрев на спину молодого человека, неуверенно поднялась.

Тут я заметил, что молодому человеку не так уж все безразлично, как это могло показаться на первый взгляд. За время моего разговора с секретаршей дела его в компьютерной игре пошли неважно, и падающие на мониторе кубики, которые он уверенно сортировал до этого, «списывая» ряд за рядом, завалили весь резервуар. Парень покачал головой и начал игру заново. Секретарша тем временем скрылась за обитой кожей дверью кабинета директора.

Я спокойно сидел и наблюдал за ходом новой партии игры в тетрис. Скорее всего, субъект за компьютером чувствовал мой взгляд спиной, в связи с этим нервничал и проигрывал партию за партией. Наконец появилась секретарша и тихим голосом произнесла:

– Проходите...

Войдя в кабинет директора, я отметил, что он небольшой, но уютный. Кабинет был обшит дубовыми панелями в человеческий рост и обставлен почти антикварной мебелью. За массивным дубовым столом восседал невысокий черноволосый седеющий мужчина, который посмотрел на меня внимательным заинтересованным взглядом. Взгляд этот длился всего лишь одно мгновение. Хозяин кабинета быстро вскочил, шустро выбежал из-за стола и оживленно пожал мне руку двумя своими маленькими ладошками.

– Очень, очень рад, – быстро сказал он. – Меня зовут Сергей Антонович. А вы, как я понимаю, Мальков... Как вас по имени-отчеству?

– Владимир Александрович, – сказал я.

– Очень, очень приятно. Прошу вас, – и он энергичным жестом указал мне на стоящие у стены два кожаных кресла и столик между ними. Не успел я погрузиться в одно из кресел, как он тут же спросил:

– Что будете пить? Коньяк, виски, бренди? Может быть, водочки?

Мне начинал нравиться этот человек. Не успел я мысленно определиться, что же мне отведать от щедрот гостеприимного директора гостиницы, как Челобанов нажал на кнопку в столике. Из-под него на поверхность выехала целая батарея бутылок с яркими красивыми этикетками. Директор тем временем шустро вынул из шкафа два стакана и ветчину из холодильника.

– Ну что, определились? – живо спросил меня Челобанов.

– Если можно, виски, – сказал я, остановив свой выбор на бутылке «Джек Дэниэлс».

Бокалы были наполнены. Получив свою порцию, я пошел по проторенному пути, произнеся тост: «За встречу!» Челобанов с удовольствием поддержал этот тост, однако, отпив немного, поставил свой стакан на столик и сказал:

– Ну, а теперь, если вы не возражаете, давайте о деле.

– Да, да, конечно, – согласился я, продолжая смаковать виски. – Я слышал, у вас возникли какие-то небольшие проблемы, которые я мог бы помочь уладить. Причем, как мне сказали, эти проблемы имеют какой-то юмористический оттенок...

Выражение лица Челобанова неожиданно из разряда оживленно-доброжелательных перенеслось в категорию гневно-возбужденных. Он побелел и вскочил.

– Юмористических?! Ничего себе юмористических! – Челобанов активно забегал по комнате. – Нашли, понимаешь, мать вашу... смешную историю. Им весело!

Директор отеля никак не мог успокоиться, и я обратился к нему:

– Сергей Антонович, давайте не будем нервничать и не спеша обо всем поговорим. Я же не знаю сути проблемы. Просто человек, говоривший со мной по телефону, не стал вдаваться в подробности, ограничившись лишь тем, что проблема несколько необычна. Так что же на самом деле у вас произошло? – завершил я свое обращение к нему конкретным вопросом.

– Что произошло? – Челобанов остановился и засунул руки в карманы по локоть. – Да у меня весь отель дрищет!

Он кивнул в сторону двери, указывая этим на масштабность явления.

– В каком смысле? – пораженный этим определением, спросил я.

– В прямом! – вытаращился на меня Челобанов. – В самом прямом, обыденном смысле. У меня массовое отравление в отеле...

– Массовое отравление? – недоуменно повторил я. – Так, может быть... Это вопрос скорее санитарных служб, а не мой?

– Владимир Александрович! – нервно махнул рукой в мою сторону Челобанов. – Неужели я похож на человека, который обращается за подобной помощью к людям вашей профессии, не проведя предварительного исследования проблемы? Я все выяснил, проверил водопровод, канализацию, перетряс все свои точки общепита, словом, проверил все! Вы наверняка обратили внимание, какая очередь стоит у аптечного киоска на первом этаже... Постояльцы жрут имодиум пачками!

– А среди сотрудников подобные явления отмечаются?

– Да, отмечаются, еще как отмечаются! – еще более нервно заметил Челобанов. – Я сам регулярно отмечаюсь в санузле.

Он снова заходил по комнате, потом остановился и, словно в подтверждение своих слов, сказал:

– Да... Хм... Подождите меня, я сейчас...

Директор подошел к одной из дубовых панелей и, ловко подцепив ее пальцем, открыл замаскированную потайную дверь. Появился он в кабинете через пять минут, сопровождаемый звуком воды, журчащей из сливного бачка. Похоже, за потайной дверью у Челобанова был еще один личный кабинет, снабженный туалетом.

К моменту его появления я уже мысленно проанализировал имевшуюся у меня скудную информацию и встретил директора вопросом:

– Вы хотите сказать, что в вашем отеле произошло массовое отравление людей и вы склонны расценивать это как некую диверсию?

– Конечно! А как же еще иначе? – горячо согласился Челобанов. – Какая-то сволочь траванула постояльцев и сотрудников, непонятно ради чего. В общем, я хочу, чтобы вы, как говорят в этих случаях, провели расследование и выяснили, какая скотина это сделала и какие цели при этом преследовала... Естественно, при условии соблюдения максимальной конфиденциальности и осторожности.

– В таком случае у меня несколько вопросов, – сказал я.

– Пожалуйста, – ответил Челобанов и сел в кресло.

– Были ли фатальные или клинические случаи?

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул три раза Челобанов и постучал кулаком по столу. – Правда, моя секретарша провалялась три дня дома и только сегодня вышла на работу.

Я сразу вспомнил неестественную бледность секретарши. Похоже, ее нежный организм пережил сильные встряски.

– Пробовали ли вы обращаться в правоохранительные органы?

– Да вы что, смеетесь?! – Челобанов снова вскочил и забегал по комнате. – Что я им скажу – что у меня все постояльцы обосрались, что ли?! Да надо мной вся милиция ржать будет! Причем вообразите себе работу отеля, когда здесь будут шляться различного рода оперы и cледователи!

– В случае моего согласия, – спросил я его, – как вы представляете себе мою работу здесь? Чтобы раскрыть дело, я должен находиться здесь постоянно, а для этого мне нужно, выражаясь языком разведчиков, прикрытие...

– Я все продумал, все продумал, – живо перебил меня Челобанов. – Нам в отеле давно нужен штатный врач. Именно на эту должность я вас и оформлю. Вы получите свой кабинет, более того, вы получите свои апартаменты. Я хочу, чтобы вы жили в нашем отеле, чтобы вы не вылезали отсюда ни днем ни ночью. Вы сможете обшарить все уголки гостиницы, я познакомлю вас со всеми нашими штатными сотрудниками, хотя их и довольно много... Я очень хочу, чтобы вы поймали этого мерзавца.

Я сделал большой глоток виски и, почмокав губами, произнес:

– Нам надо обсудить еще один вопрос, как я его называю, интимный... Насчет оплаты моего труда.

Челобанов неожиданно успокоился, закинул ногу на ногу, приняв вальяжный вид, и, постукивая пальцами по подлокотнику кресла, произнес:

– Я знаю, что вы неплохой профессионал, у вас хорошие рекомендации. Я готов выслушать ваши условия.

Я сделал еще один большой глоток, чтобы набраться смелости, и сказал:

– Мои расценки – двести долларов в сутки плюс все текущие расходы по расследованию.

Челобанов уставился в потолок и произнес, как бы разговаривая сам с собой:

– Неплохо было бы знать, сколько суток будет длиться расследование... И все же я думаю, что эти условия приемлемы. Я согласен.

– Ну вот и хорошо, – ответил я и плеснул себе еще немного виски.

Челобанов посмотрел на меня и налил себе мартини. Мы чокнулись бокалами, скрепив таким образом наше соглашение.

– Я думаю, что надо перейти к делу, – сказал Челобанов.

Он подошел к своему старинному письменному столу, нажал на кнопку аппарата селекторной связи, и через несколько секунд в кабинет неуверенной походкой вошла секретарша.

– Олечка, – Челобанов встал перед ней, заложив руки за спину, – Владимир Александрович Мальков, – он повернулся всем корпусом в моем направлении, – с сегодняшнего дня наш новый гостиничный врач. Работать он будет на четвертом этаже в одном из люксов, думаю, что в сорок четвертом. Займись оформлением бумаг и проводи Владимира Александровича на его место работы.

– Хорошо, – тихо пролепетала Олечка и выжидательно посмотрела на меня.

Я допил виски и поднялся. Вместе с Олечкой мы прошли в бухгалтерию, которая располагалась на этом же этаже, где она объяснила бухгалтерше, кто я такой и что буду тут делать. Затем в отделе кадров процедура представления повторилась. В результате этих походов я выяснил, что практически весь административный персонал отеля располагался на втором этаже.

После этого Олечка спустилась на первый этаж и взяла у портье ключ от сорок четвертого номера, представив меня и ей. Поднявшись в маленьком лифте на четвертый этаж, секретарша провела меня к двери с номером «44» и, открыв дверь, пригласила войти.

Люкс представлял собой двухкомнатное помещение. Одну комнату можно было назвать залом – она была обставлена мягкой мебелью и шкафами. Здесь же стоял телевизор, в центре комнаты располагался большой письменный стол. Другая комната была маленькой спальней, там, кроме двуспальной кровати, тумбочек и шкафа для белья, ничего не было. В люксе было довольно пыльно, на стенах большой комнаты висели рекламные листы туристических компаний, организующих поездки за рубеж.

Олечка прокомментировала обстановку следующим образом:

– Видите ли, люксы у нас не очень популярны. Обычно их у нас снимают фирмы под офисы. Последняя фирма, занимавшаяся туристическими поездками, выселилась отсюда три месяца назад. С тех пор помещение пустует, и поэтому наши горничные не часто захаживают сюда. Но вы не волнуйтесь, к завтрашнему дню мы все здесь приведем в порядок.

– Буду вам очень признателен, – сказал я.

Я продолжил осмотр помещения и, к своей вящей радости, обнаружил, что в одном из шкафов имелся бар для спиртных напитков.

– Работать можно, – удовлетворенно заметил я. – Завтра я привезу сюда свои вещи.

Мы вышли с Олечкой из номера и отправились каждый по своим делам: она – на свое рабочее место, я – на первый этаж с целью выяснить, насколько хорош выбор напитков в местном баре.

ГЛАВА 2

Оглядываясь и присматриваясь к окружающей меня обстановке, я обнаружил, что постояльцев в отеле было довольно много и большинство из них предпочитали не дожидаться лифта, а пользовались лестницей.

Спустившись на первый этаж, я открыл дверь ресторана. Он был очень небольшим, посетителей было мало, и я решил сразу пройти в бар, который располагался в глубине ресторана слева. Как и во всяком баре, в нем царил полумрак и тихо играла музыка. Посетителей здесь было еще меньше, чем в ресторане. Судя по тому, что за стойкой сидели двое людей в спецодежде, было похоже, что бар обслуживал больше технический персонал отеля, чем постояльцев.

Я подошел к стойке и уселся на высокий стульчик недалеко от рабочих. Светловолосый бармен оторвался от беседы с одним из них и с добродушной улыбкой подошел ко мне.

– Что желаете?

Я оглядел батарею бутылок за спиной бармена и сказал:

– Сделайте мне коктейль, что-нибудь с джином на ваш вкус.

Бармен на несколько секунд задумался, потом с улыбкой промолвил:

– Давайте попробуем вот это.

Он взял несколько бутылок, сделал смесь и активно заработал шейкером. Через полминуты коктейль был готов. Я взял стакан в руки и пригубил.

– О! Вкус у вас хороший, – сказал я, и мой поилец добродушно улыбнулся. – Прекрасный бодрящий коктейль. Пожалуй, я буду заходить к вам каждое утро.

– Вы новый постоялец? – спросил меня бармен.

– Скорее новый сотрудник.

– Да? – удивленно вскинул брови бармен.

– Да, – вторил я ему. – Теперь у вас в гостинице есть врач. Это я.

– Ну что ж, – задумчиво произнес бармен. – Это не может не радовать. В последнее время дела со здоровьем в нашей богадельне идут не блестяще.

– Если что, обращайтесь. Четвертый этаж, сорок четвертая комната. Меня зовут Владимир Мальков.

– А я Юра, – сказал бармен и протянул мне руку. – Приятно познакомиться.

– Юрик! – хриплым голосом окликнул бармена седой мужчина в синем комбинезоне. – Давай плесни мне, и я пойду.

– Нет, Михалыч, не могу, – ответил Юра. – Санчо категорически запретил наливать персоналу раньше пяти часов.

– Ладно тебе! – взъерепенился Михалыч. – Откуда он узнает?

– Еще как узнает! Ты же не можешь, когда выпьешь, не показывать всем свою довольную физиономию. Сразу ведь пойдешь по этажам шляться, мозги людям засирать разговорами о жизни...

– Это, Юрочка, круговорот дерьма в природе, – возразил ему Михалыч. – Они засирают унитазы, которые я чищу, а я им – мозги.

– Слушай, Михалыч, кончай со своими унитазами! – решительно сказал Юра. – Если хочешь, налью чаю, и иди в свою бендешку работай, пока тебя здесь Санчо не застукал.

– Да шел бы твой Санчо и сам знаешь куда! – повысил тон Михалыч. – Ладно, давай чай, – сказал он немного погодя уже более спокойно.

Юра поставил перед Михалычем чашку с кипятком и бросил на блюдце пакетик заварки. Михалыч аккуратно опустил пакетик в чашку и стал методично совершать возвратно-поступательные движения рукой.

Картинка показалась мне довольно смешной – большой дядечка с мозолистыми шершавыми руками опускал и вынимал из чашечки пакетик с заваркой с задумчивым выражением лица подобно ослику Иа.

– Это наш сантехник Василий Михайлович Пяткин, – как бы комментируя действия Михалыча, произнес Юра. – Прошу любить и жаловать.

Михалыч оторвался от своего занятия и посмотрел на меня.

– Добрый день, – сказал я. – Меня зовут Владимир Александрович, я гостиничный врач.

– А-а... – медленно протянул Михалыч. – Ну-ну... Довеселились. Вот так, скоро Санчо тут целую клинику откроет.

– А кто такой Санчо? – спросил я у бармена.

– Сергей Антонович Челобанов, наш директор, – ответил он. – Я думаю, что вы знакомы.

– Да, конечно... А вы знаете, мне гостиница нравится. Не слишком большая, уютная, номера просторные, здание красивое, – пустился я неожиданно в общие восторженные рассуждения.

– Гостиница хорошая, а народ дерьмо, – обо-рвал мои пространные речи Михалыч.

– Дерьмо... Почему дерьмо? – недоумевая, спросил я.

Михалыч посмотрел на меня удивленно, как будто я спросил об очевидном. Потом понял, что со мной еще бесполезно говорить на эти темы, и ответил:

– Да потому что так и норовит насрать...

Видимо, сантехник так глубоко проник в суть своей профессии, что это сказывалось на его лексике.

– Слушай, Михалыч, я тебе уже говорил, чтобы ты заканчивал свой базар. Допивай чай и уматывай, не то ты мне здесь всех посетителей распугаешь, – раздраженно заявил Юра.

Михалыч обиженно насупился, и Юра решил смягчиться:

– Приходи лучше после пяти. Я тебе налью.

– Вот это другое дело, – сказал Михалыч, шумно поставил чашку на стойку, слез с высокой табуретки и покинул бар.

С уходом Михалыча я разглядел второго субъекта, который также был одет в синий комбинезон. Это был худощавый молодой человек с кучерявыми волосами. Он молчаливо пил кофе.

– А это наш электрик Костя, – представил его бармен.

Мы кивнули друг другу в знак приветствия. Костя допил кофе и сказал:

– Я, пожалуй, тоже пойду. Если я вам понадоблюсь, вы можете найти меня на первом этаже.

Я поблагодарил и попросил Юру налить мне что-нибудь покрепче. Заметив некоторое замешательство в глазах Юры, я сказал:

– Я работаю только с завтрашнего дня, и запрет на спиртное на меня пока не распространяется.

Бармен улыбнулся и налил мне стопку «Финляндии».

– А что, – спросил я его, – у вас на самом деле какая-то эпидемия? Мне директор сказал что-то невнятное, когда на работу принимал. Говорит, постояльцы чего-то наелись или напились.

– Похоже на то, – ответил Юра. – Санчо весь ресторан перетряс. Даже у меня спиртные напитки проверял, думал, что я левак наливаю. Лично ходил дегустировал. Вот и додегустировался – говорят, теперь сам животом мается.

Я посидел с Юрой еще минут сорок. Он периодически подливал мне того или иного заказанного зелья и рассказывал о том, что дела в гостинице идут неплохо. Вернее, шли до недавнего времени. Челобанова бармен охарактеризовал как человека жесткого, но справедливого. Денег, конечно, мог бы платить и побольше, но в целом заработки неплохие, и персонал за свои места держится. Штат сотрудников не слишком большой: администрация, работники ресторана, технические работники. По словам Юры, лишних людей Челобанов старается не держать.

Наконец, утомленный рассказами бармена, я решил отправиться восвояси. Однако, поднявшись, понял, что несколько перегрузил свой организм алкоголем, и, выйдя из ресторана, принял кардинально новое решение – подняться в свои апартаменты и отдохнуть там.

Я терпеливо дождался лифта и, стараясь не дышать на какую-то пожилую даму, которая ехала вместе со мной, поднялся на четвертый этаж. Дойдя не слишком уверенной походкой до своего номера, я открыл дверь и вошел в помещение, обуреваемый двумя желаниями – посетить туалет и скорее добраться до кровати. Я открыл дверь туалета и нажал на выключатель. Свет не включился. Пощелкав выключателем, я понял, что он просто не работает. «Черт! Надо обратиться к электрику», – подумал я. Я зашел в туалет и, пошарив по карманам, нашел зажигалку... При тусклом свете манипулировать одной рукой было очень неудобно, но я справился.

И вот, когда наконец, вдоволь налюбовавшись белизной унитаза в неверном пламени зажигалки, я покончил с исполнением своего первого желания и стал уже застегиваться, в дверь номера постучали. Я с детства не люблю, когда меня застают за подобными интимными занятиями, поэтому решил сначала привести одежду в должный вид, а потом уже пойти открывать. Но то ли делал я это слишком медленно, то ли посетитель оказался нетерпеливым, но раздался скрежет замка, после чего последовал щелчок и дверь открылась.

В номер кто-то тихо вошел и осторожно прикрыл за собой дверь, одновременно толкнув дверь туалета и оставив меня таким образом в полной темноте. Я неожиданно для себя замер с незастегнутой ширинкой и стал всматриваться в щель между косяком и неплотно прикрытой дверью туалета.

Передо мной возник профиль человека лет тридцати. У него было смурное лицо и настороженный взгляд. Он постоял несколько секунд, оглянулся и пошел в глубь люкса. Я, аккуратно придерживая рукой штаны, приоткрыл дверь, дабы увеличить обзор. Мужчина, одетый в джинсы и свитер, был невысокого роста, крепкого телосложения. В руке он держал нож, от вида которого мне стало несколько нехорошо. Но я тут же успокоил себя, этот инструмент ему нужен был, скорее всего, для того, чтобы открыть дверь моего номера.

Мужчина направился прямиком к телевизору. Поковырявшись у задней панели, он включил его и, поймав какой-то канал, убедился, что телевизор работает нормально. Выключив телевизор, он снова настороженно оглянулся и направился прямиком на меня, то есть к выходу. Я отпрянул от двери туалета и затаил дыхание. Вся создавшаяся ситуация показалась мне комичной и настораживающей одновременно.

Мужчина, ворвавшийся с ножом в мой номер, для того чтобы отладить телевизор, я сам, с незастегнутой ширинкой в темном сортире... Я не мог предположить, что будет, если он войдет в туалет. Однако гость прошел мимо и, поковырявшись ножом в замке, вышел из номера.

Этот неожиданный визит несколько отрезвил меня, однако желание улечься на кровать не пропало, и я направился в спальню. Упав на широкую и мягкую поверхность кровати и подняв при этом ворох пыли, я тут же стал погружаться в дрему.

Проснулся я от какого-то стука. Открыв глаза, я стал соображать, откуда он может исходить. Стук повторился. Окончательно проснувшись, я понял, что стучат в дверь. «Кого еще несет?» – раздраженно подумал я и стал подниматься. Но новый посетитель был столь же нетерпелив, что и первый, и замок заскрежетал. Я уже выходил из спальни и искал выключатель, когда свет загорелся и перед моими удивленными очами предстал сантехник Михалыч с зажженной сигаретой в зубах и стамеской в руке. От удивления он раскрыл рот, и сигарета упала на ковер.

– Мне только пожара не хватает, – сказал я.

Михалыч воспринял эту фразу как руководство к действию, быстро нагнулся, поднял сигарету и засунул ее обратно в рот.

– Я тут это... В общем, мне сказали, надо номер посмотреть... на предмет исправности сантехники, – стал он объяснять свое появление.

– Это будет сложно сделать, – сказал я. – В туалете нет света. Похоже, что лампочка перегорела. Я вам буду очень благодарен, если вы вызовете электрика.

– Да я и сам вкручу, – Михалыч, испытывая, видимо, некую неловкость из-за своего визита, решил отработать и за себя, и за «того парня».

Сантехник исчез и появился минут через десять с лампочкой и чемоданчиком.

– Сейчас все сделаем, – заверил он меня и пошел в туалет.

Через пять минут загорелся свет, и весело заурчала вода в сливном бачке и раковине.

– Все нормально, можете пользоваться, – резюмировал Михалыч.

– Спасибо. У меня только один вопрос. Скажите, а что, в гостинице ключей уже не осталось, и все открывают двери ножами и стамесками?

– Нет, – смутился Михалыч. – Это я так, чтобы время не терять. И вообще, стамеской верней.

– Да, похоже, мне надо попросить у администрации вместо запасного ключа стамеску, – сказал я.

Михалыч ухмыльнулся и, попрощавшись, покинул мой номер.

Я выключил свет в зале и отправился в спальню, чтобы попробовать еще раз вздремнуть, даже снял пыльное покрывало, взбил подушку и уже было улегся на правый бок, как неожиданно до меня снова донеслись подозрительные звуки. Я прислушался. В дверном замке снова кто-то ковырялся. «Ну, это уж просто наглость!» – подумал я. Могли бы и постучать предварительно. Этот номер, судя по всему, пользовался в гостинице особой популярностью.

В конце концов, будь что будет... Мне надоело вставать, и я решил, что пусть заходит кто угодно и чинит сортиры и телевизоры без моего участия.

Я услышал, что кто-то тихо вошел в помещение, быстро прикрыв за собой дверь. Раздался сдавленный шепот. Видимо, на сей раз гости явились ко мне не в единственном числе.

Шаги направились прямо к спальне, дверь открылась, и чья-то рука, быстро нащупав выключатель, включила свет. Сначала я зажмурился, а через несколько секунд, открыв глаза, с удивлением заметил на пороге молодого человека и девушку. Юноша был одет в костюм, белую рубашку и галстук. На ногах у него красовались модные тупоносые ботинки. Девушка была одета в мини-юбку и белую блузку – классическую одежду секретарш. Они вылупились на меня глазами туземцев, узревших, что на их бамбукового идола справляет малую нужду неверный чужеземец.

Не поднимаясь, я подпер голову рукой и спросил:

– Ну? Я вас внимательно слушаю. Что у вас болит?

Впрочем, это было и так заметно. Молодые люди пришли в пустующий номер с двуспальной кроватью явно с недвусмысленными намерениями.

Первым опомнился вождь племени, молодой человек, который суровым тоном спросил меня:

– Что вы здесь делаете?

– В каком смысле? – спросил я. – По-моему, совершенно очевидно, что я лежу на кровати.

– Я имею в виду, что вы здесь делаете вообще?

– Вообще я здесь должен работать. С сегодняшнего дня это кабинет штатного врача отеля. То есть мой.

Молодые люди смущенно переглянулись, не зная, что им делать дальше.

– А мы... – начал было объяснять парень.

– Да-да, я понял, – прервал я его, стараясь избавить от объяснений. – Вы пришли, не зная, что я тут есть. Ничего страшного... Спать я уже все равно не смогу. Если вас ничего не беспокоит, кроме моего присутствия здесь, я прошу вас откланяться и покинуть меня.

– Извините, – сказал молодой человек, гордо выпрямив голову и, пропустив девушку вперед, вышел из спальни. Он покидал помещение с видом революционера, колыбель сексуальной революции которого была захвачена врагами.

Я поразмышлял еще немного и решил покинуть свой номер, поскольку выдерживать натиск непрошеных гостей у меня уже не было ни желания, ни сил. Пришлось изменить свое решение остаться сегодня в отеле и поехать домой.

Утром следующего дня я, прихватив белый халат, с трудом найденный стетоскоп и прочие врачебные аксессуары, а также некоторые предметы своего гардероба, упаковал это все в большую сумку и отправился начинать первый рабочий день врача-детектива в отель «Астралия».

Зайдя в гостиницу с центрального входа, я заметил, что аптечный киоск уже работает.

Я подошел к нему. Сверху висела табличка «Аптечный киоск „Фатум“. Я подумал, что оно и воистину так – для многих постояльцев и сотрудников отеля он стал просто фатальной неизбежностью. Молодая симпатичная девушка, брюнетка с синими глазами, спросила:

– Вам что-нибудь от желудка?

– Ни слабительное, ни закрепляющее мне не нужно, – улыбнулся я. – Я гостиничный врач, решил просто посмотреть, чем вы торгуете, чтобы знать, что прописать в случае чего.

– Пожалуйста, – улыбнулась мне девушка в ответ.

Я прикупил на всякий случай кое-что из медикаментов, шприцы и бинты и, еще немного пококетничав с продавщицей, поднялся пешком на свой этаж. С тяжелой одышкой я подошел к своей двери, вынул ключ и уже был готов вставить его в замочную скважину, как дверь тихо открылась передо мной. Я совершенно точно помнил, что закрывал ее накануне вечером. Зайдя внутрь, я обнаружил там следы пребывания чужого человека. В комнате стоял пылесос, ведро с водой, на столе лежала мокрая тряпка. Неожиданно сзади раздался грохот сливного бачка.

Я обернулся. Из туалета вышла женщина средних лет в синем халате.

– Ой, здрасте, – смущенно сказала она.

– Добрый день, – ответил я. – Меня зовут Владимир Александрович, я хозяин этого кабинета с сегодняшнего дня.

– А я Раиса Ивановна, – сказала женщина, и ее грубое лицо расплылось в приветственной улыбке. – Я тут у вас убираюсь.

– Продолжайте. Я пока спущусь в ресторан позавтракать, – сказал я. – Вам оставить ключ, или вы привыкли стамеской? – спросил я ее уже на пороге.

– Что-что? – не поняла горничная.

– У вас ключ есть?

– Да, я на вахте взяла один из запасных.

Я спустился вниз и вошел в ресторан. Там уже завтракали некоторые посетители. Я облюбовал один из дальних столиков у окна и, усевшись, дожидался официантки. Ко мне подошла высокая блондинка с довольно приятными формами.

– Что будете заказывать?

– Если у вас есть яичница с беконом, указанная в меню, и джин с тоником, я удовлетворюсь этим.

Официантка вежливо улыбнулась и сказала:

– Подождите минут десять.

Я стал терпеливо ждать, присматриваясь к сидящим. Напротив меня сидела пожилая пара, состоящая из крупной манерной женщины в элегантной шляпке и маленького сухонького старичка, тощего как палка, с аккуратно постриженными усиками и одетого во френч, который был по-сталински наглухо застегнут. За другим столиком сидела другая, уже знакомая мне пара, молодой человек и девушка из племени сексуальных революционеров, чью колыбель я вчера так бесцеремонно занял. Я весело помахал им ручкой, но они подчеркнуто сделали вид, что меня не замечают, и вовсю заработали челюстями.

Кроме того, я отметил среди посетителей ресторана невысокого худого мужчину в форме капитана второго ранга, который активно уплетал, конечно же, макароны по-флотски.

Тут дверь открылась, и в помещение вошел высокий лысеющий мужчина с аккуратно приглаженными остатками волос, одетый с намеком на элегантность. Он с полуулыбкой осмотрел помещение и, остановив свой выбор на одном из столиков, вальяжной походкой, помахивая ручками и склонив голову слегка набок, пошел в моем направлении. Мужчина уселся за соседний столик, отодвинул стул и элегантно сел, приняв позу ожидающего официантку человека.

Наконец она появилась, держа в руках поднос, на котором красовалась моя яичница с беконом и стакан с джином. Официантка подошла ко мне и произнесла уже несколько суховатым, на мой взгляд, тоном:

– Вот ваш заказ.

– Спасибо за скорость, – сказал я, удивленный переменами, произошедшими в поведении официантки.

Блондинка даже не улыбнулась. Я продолжал заигрывать с ней, сказав:

– Я, между прочим, ваш новый коллега, с сегодняшнего дня работаю здесь врачом.

– Очень хорошо, – отозвалась блондинка. – Нашей гостинице очень нужны врачи. Причем разных специальностей.

– Каких же? – удивился я. – Пока что я пришел к выводу, что здесь нужны гастроэнтерологи, терапевты и, возможно, сексологи...

– Вот это точно, – заметила официантка.

– Леночка, примите, пожалуйста, у меня заказ, – раздался слащавый голос лысого хлыща, вошедшего недавно в ресторан.

– И еще, возможно, понадобятся травматологи, – тяжело вздохнув, сказала Леночка, повернувшись к моему соседу.

Я не понял, что она имела в виду, и, пожав плечами, принялся за свою яичницу. Периодически я бросал взгляды на сидящего лысого мужчину и стоящую перед ним официантку. Они о чем-то говорили. Мужчина все время маслено улыбался, женщина отвечала ему скупо и сухо, глядя на него свысока.

Это был классический вариант стареющего уездного ловеласа и уставшей от мужского внимания официантки, прикрывающей подносом то груди, то зад от блудливых мужских рук. «В общем, ничего интересного», – подумал я и предался процессу поглощения пищи. Я уже успел почти прикончить яичницу и выпил почти весь стакан джина с тоником, глядя в окно на апрельское солнце, как неожиданно до меня донесся глухой звук, отдаленно напоминающий бой часов Биг-Бена. Через несколько секунд звук повторился снова и снова. Я уже механически принялся считать удары, потом спохватился и отвел взгляд от окна.

Передо мной открылась странная картина. Официантка Лена вовсю колошматила алюминиевым подносом по голове лысого субъекта. Голова и поднос издавали при соприкосновении те самые звуки, которые напомнили мне бой лондонских башенных часов. Официантка заносила поднос для четвертого удара, надобности в котором не было никакой, так как клиент потерял ориентацию в пространстве уже после второго. Я с максимально возможной для моей комплекции скоростью подбежал к соседнему столику и выхватил у Лены поднос из рук.

– Зачем вы это делаете? – крикнул я.

– Чтобы вы не остались без работы! – яростно ответила официантка, вырывая у меня поднос обратно.

– Вы же ему все мозги вышибете!

– Нет у него там никаких мозгов! – заорала Лена. – Во всяком случае, думает он совсем другой... частью тела.

– Прекратите немедленно это варварство! – продолжал я спорить, вырывая поднос.

– А ты не вмешивайся, придурок, а то и тебе достанется! – не сдавалась Лена.

– Да вы просто мегера! – не выдержал я.

Тут сзади меня раздался глухой звук неудачно приземлившегося человеческого тела. Я обернулся и увидел, что лысый ухажер все же не удержался на стуле и упал на пол, выпустив из рук поднос, и официантка по инерции отлетела в сторону. Я нагнулся к пострадавшему, чтобы оценить полученный им ущерб в результате неудачного флирта, как вдруг по моему затылку пробежал легкий ветерок. Я уже начал соображать, чем это вызвано, но ответ пришел сам собой в виде подноса, который опустился на мою бедную голову. Я услышал уже знакомый мне звук боя курантов. Он на сей раз сопровождался разноцветными кругами, которые поплыли у меня перед глазами и категорическим отказом ног удерживать мое тело в вертикальном положении. Я моментально очутился на четвереньках.

Я видел перед собой лишь несколько пар ног, которые окружили меня через некоторое время, и услышал комментарии каких-то остряков о том, что я похож на бультерьера перед схваткой и что мой зад слишком крупноват для того, чтобы в такой позе выглядеть изящно. Наконец передо мной возникли две новые пары ног – в синих брюках и в черных с лампасами. Крепкие руки ухватили меня под мышки, оторвали от пола и поставили на ноги.

Сквозь легкий туман я разглядел, что меня держат в человечьей позе, не позволяя вернуться к обезьяньей, швейцар Борис Арнольдович и сантехник Михалыч.

– Владимир Александрович! – произнес швейцар. – Как ваше самочувствие?

– Михалыч, – сдавленным голосом произнес я. – Там на моем столе остатки джина. Принеси, пожалуйста.

– Понял, – ответил сантехник, и через несколько секунд стакан был уже у меня в руках.

Я разом выпил его содержимое и почувствовал себя значительно лучше. Порция адреналина влилась в кровь, и я уже осмысленным взглядом оглядел окружавшую нас толпу людей и скомандовал:

– Так, Арнольдович! Толпу – рассеять, посторонних – удалить! Михалыч! Пациента поднять и ко мне в кабинет!

Я глянул на официантку, которая испуганно смотрела на меня, прижав к груди поднос.

– Официантку тоже ко мне в кабинет.

И добавил:

– И чтобы через пять минут здесь был полный порядок.

Видимо, в моем голосе было нечто такое, что заставило всех повиноваться, так как Арнольдович, отпрянув от меня, танком устремился в толпу, и через несколько минут люди рассеялись по столикам или покинули ресторан. Михалыч водрузил на свое плечо постанывающего лысого и поволок его к выходу.

– Ну, а ты что стоишь? – прикрикнул я на Лену, которая стояла в прежней позе. – Четвертый этаж, сорок четвертая комната, быстро!

«Ну и дела творятся в этой гостинице!» – подумал я про себя. Без поллитры точно не разберешься. Последняя мысль мне показалась настолько удачной и своевременной, что я отправился в бар за спиртным.

Поздоровавшись с Юрой, я категорически за-явил, что приказ директора на меня не распространяется и что об этом он может проконсультироваться у Челобанова лично. Я купил бутылку шотландского виски и отправился к себе.

Поднявшись, я обнаружил, что сантехник вместе с горничной уже уложили клиента на мою кровать, а официантка с прежним испуганным видом сидела в углу, положив поднос на колени.

Бросив на нее взгляд, я поставил виски на стол и отправился в спальню.

– Всем немедленно покинуть помещение, – командным голосом сказал я.

Сантехник и горничная тут же выполнили приказание и исчезли в большой комнате. Я же осмотрел голову лысого и обработал ее имевшимися у меня подручными средствами. Помазал йодом место, куда приземлился поднос, налепил пластырь и оставил пациента в покое.

Войдя в большую комнату, я обнаружил, что Михалыч, сидя за столом, любовно вертит в руках бутылку виски. Я тут же отнял у него бутылку и поставил ее в шкаф. Михалыч насупился.

– Пациент в тяжелом состоянии, возможно, при смерти, ему необходим покой и тишина. Ты, Михалыч и вы, Раиса Ивановна, покиньте помещение. А вы, – обратился я к официантке, – останьтесь. Мне необходимо с вами поговорить.

Как только сантехник и горничная покинули помещение, я сел за стол и пригласил устраиваться перед собой Лену.

– Я сделал все возможное для сохранения жизни и здоровья пациента, – сказал я, – но должен знать причину конфликта.

Логика этого утверждения была несколько своеобразна, но в силу своей эмоциональной возбужденности блондинка проглотила его.

– А что мне говорить-то? – прикладывая платочек к лицу, проговорила она.

– Говори, дурища, какого хрена ты его чуть не прибила! – заорал я, треснув ладонью по столу. – И убери к чертовой матери свой поднос, у меня от одного его вида голова начинает болеть!

ГЛАВА 3

– Да он сам меня достал, липучка хренова! – вопила что есть мочи Лена.

– И что, это повод для того, чтобы бить человека по башке? Подумаешь, за попку ущипнул!

– Вот так вот! – взорвалась Лена. – Все вы, мужики, такие сволочи...

И тут же разревелась, видимо, в полной мере осознав справедливость своих слов.

– У вас только одно на уме, – продолжила Лена. – Но этот – этот вообще нечто... Он какой-то шизанутый. Пристал ко мне, как банный лист, прохода не дает. Я уже к директору собиралась. С ним заведующая ресторана два раза беседовала, а ему все по хрену, он все равно продолжает. Ходит за мной и несет какую-то ересь...

– Какую ересь? – спросил я.

– Что он ничего не может с собой поделать, что его влечет ко мне, что я ему снюсь по ночам.

– Ну и хорошо, – сказал я. – Может быть, он влюблен!

– Да? – проорала Лена с вытаращенными глазами. – И при этом заявляет, что я ему особенно нравлюсь в позе ра... Ну, в общем, говорит всякую чушь.

– Да? – удивился я.

– Говорит, что даже видел меня в разных позах, только не может вспомнить где.

– А что, у него была такая возможность?

– Да ну вас к черту! Не было у него ничего! А он утверждает, что было.

Лена снова начала размазывать платком поток слез, хлынувших из ее глаз.

– Ну что ж, у человека на редкость образное мышление, – задумчиво произнес я, глядя на дверь спальни.

– Последние три дня он словно взбеленился, – продолжила Лена. – Куда ни пойду – он тут как тут.

– Кто он? – спросил я, отрывая взгляд от двери.

– А я откуда знаю?! Хрен с горы, постоялец какой-то. Две недели тут живет, видимо, один из тех, кто на наших серных водах свои геморрои лечат. Знаю только, что его Алик зовут.

Неожиданно дверь номера открылась, и в нее ворвался Санчо в сопровождении сантехника, секретарши и горничной Раисы Ивановны.

– Так, я все понял, все понял, – энергично произнес Челобанов. – Моему терпению пришел конец, мне это надоело. Этот бардак надо прекращать в корне и самым решительным образом. Ольга! Пиши! Немедленно! Приказ!

Секретарша меланхолично раскрыла блокнот и приготовилась внимать шефу.

– Так, эту дуру, – он указал на Лену, – уволить с сегодняшнего дня. Этого козла, кстати, где он? – Челобанов вопрошающе посмотрел на меня.

– В спальне, – коротко ответил я.

– Этого козла в спальне выкинуть из отеля сегодня же на х...! Стоп, «на х...!» вычеркни, – повернулся он к Ольге.

Секретарша аккуратненько стала зачеркивать у себя в блокноте слова.

– Вот так! Вы мне все надоели! Все!!! Разбаловались к чертовой матери... – бушевал Челобанов.

Его слова оборвал вой волчицы, потерявшей супруга. Он исходил от сидевшей рядом со мной Лены.

– Сергей Ан-то-но-вич! – завопила она. – Не ви-но-ва-тая я!!! Он сам ко мне пристал...

– А подносом по кумполу он тоже сам себя отхлестал? Да заодно и нашего нового сотрудника... Так, да? – яростно вопрошал Челобанов. – Нет, всех выгоню к чертовой матери!

Я понял, что ситуация накаляется, и, чтобы избежать массового падения голов с плеч, решил подставить себя под удар.

– Сергей Антонович, – обратился я к нему.

– Да! – волчком повернулся ко мне Челобанов.

– Может быть, мы все-таки успокоимся и не спеша поговорим о делах наших скорбных? У меня есть информация, говорящая о том, что здесь не все так просто. Возможно, она касается общих проблем отеля.

– Да? Хм. – Челобанов кашлянул. – Очень хорошо, очень хорошо...

Он повернулся на каблуках к стоящим без движения, подобно каменным идолам, горничной, сантехнику и секретарше и начал кричать:

– Так, почему стоим?! Почему все стоят?! Почему никто не работает?! Быстро все работать! У вас у всех должно быть полно работы! Если у вас нет работы, я вам добавлю работы! Все наши дела идут плохо потому, что все плохо работают!

Слова Санчо подействовали сильнее урагана, и через три секунды зевак как ветром сдуло.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал Челобанов, взяв стул и подсев к нам с Еленой.

– Леночка, вы тоже можете быть пока свободны, – сказал я.

Официантка встала, взяла с пола свой поднос и вопросительно посмотрела на директора.

Директор, обхватив руками колено, молча сидел к ней боком. Наконец он бросил молниеносный взгляд на официантку и, кивнув в сторону двери, произнес:

– Пс-с!

Лена быстро засеменила на своих длинных стройных ногах к выходу.

– Сергей Антонович, ситуация неоднозначна, – сказал я. – Полагаю, что вы поспешили с вашим решением.

– Аргументы? – тут же отреагировал Челобанов.

– Все дело в том, что, по той информации, которую я получил от официантки, в соседней комнате лежит, скорее всего, психически больной человек. В противном случае мы имеем дело с совершенно странным явлением, не часто встречающимся в нашей жизни.

Я рассказал Челобанову о странных видениях лысого постояльца по имени Алик и о его оригинальной методике ухаживания за женщиной.

– Скажите, Сергей Антонович, – спросил я, – вам когда-нибудь приходило в голову подойти к женщине и начать ухаживать за ней, используя подобную аргументацию, связанную с эротическими позициями?

Челобанов сморщил лоб и задергал левой бровью, вспоминая, видимо, эпизоды своей жизни. Через несколько секунд его мозговой компьютер, пробежав по всем многочисленным файлам любовной директории винчестера, выдал в командной строке ответ, что такой файл не найден. Что Челобанов и подтвердил в словесной форме:

– Нет, не приходило.

– Я полагаю, есть смысл послушать пострадавшую сторону, – заметил я.

– Но как это сделать?! – воскликнул Челобанов. – Он, говорят, без сознания и чуть ли не при смерти.

– Кто это вам сказал?

– Сотрудники – сантехник и горничная. Они ссылались при этом на вас.

– Бросьте вы, все это ерунда, – отмахнулся я. – У него легкое сотрясение мозга, и через два дня он будет в полной форме. Может быть, останется лишь шишка на голове. Да и той через неделю не будет...

Я поднялся со стула и прошел в спальню. Вынув из саквояжа маленький пузырек с нашатырным спиртом, я открыл его и поднес флакончик к носу лысого. Алик нервно задергал носом, резко отдернул голову и открыл глаза.

– Ну вот, все нормально, – констатировал я.

Алик смотрел на нас и на окружающую обстановку слегка удивленным взором.

– Где я? – спросил он.

– Не волнуйтесь, – произнес я. – Вы в надежных руках, и если вы сейчас нам все откровенно расскажете, мы гарантируем вам, что не будем раздувать это дело.

– Какое дело? – испуганно спросил Алик.

– Как это какое?! – делано-удивленно спросил я. – Полчаса назад вы прилюдно пытались изнасиловать официантку. Этому есть масса свидетелей, пострадавшая понесла тяжелый моральный ущерб.

– Минуточку, минуточку! – услышал я голос Челобанова сзади себя.

Я резко повернулся к нему и, выразительно моргнув, произнес:

– Да, Сергей Антонович, в основном моральный... И тем не менее, она грозится подать в суд и сегодня же отослать письма близким этого джентльмена, – я указал на Алика, – с подробным описанием его действий.

Челобанов бросил быстрые взгляды на Алика и на меня.

– Но если этот господин расскажет нам откровенно всю историю своих отношений с нашей официанткой, то мы пойдем ему навстречу и уговорим Елену не поддаваться крайностям, – сказал я.

– Да, да! Мы ее уговорим! – нервно согласился Челобанов. Но только пусть сейчас же! Пусть он немедленно расскажет нам всю, абсолютно всю правду!

– Господа, – откашлявшись, вялым голосом произнес Алик. – Я вас умоляю, не надо говорить такие ужасные вещи! Я вам все расскажу, только не надо раздувать никаких историй и отсылать писем моей жене и родственникам.

– Ах, так вы еще и женаты, милейший! – закатил глаза к потолку Челобанов. – Да вы просто развратник, батенька! Это же надо такое придумать – у всех на виду, в ресторане устроить такое!

– Никакой я не развратник! – Алик вскочил и сел на кровати. – Я нормальный мужик, я просто в отпуске... Я что, не имею права отдохнуть с женщиной?

– Право вы имеете, но не в моем ресторане, черт вас дери, и не подобным извращеннным образом! – выпалил Челобанов.

– Мужики, вы поймите, – Алик как-то погрустнел и задумался, – я сам не понимаю, что со мной происходит. Меня к этой бабе как сила какая-то тянет. Я ее во сне голой вижу. Смотрю на нее в ресторане – вижу ее голой, смотрю телевизор – снова вижу голой. А знаете, как она хороша в позе раком?

– Да знаем, знаем! – отмахнулся Челобанов.

– Вот видите, сами знаете, а меня осуждаете! То есть вам можно, а мне нельзя! – у Алика было полное ощущение, что он поймал директора на слове.

– Не понял, – округлил глаза Челобанов и повернулся ко мне. – Что он имеет в виду?

Тут до него наконец дошло, и он раздраженно сказал:

– Да я не в этом смысле! Я хотел сказать, мы знаем, что она вам снится.

– Скажите, – обратился я к Алику, – а у вас раньше наблюдались подобные явления? Я имею в виду, другие женщины в других городах, других местах, являлись вам в таком виде?

– В том-то и дело, что нет! – горячо заявил Алик. – Это у меня впервые. За всю жизнь никогда такого не было. Ну, не дала одна – не беда, другая даст... А здесь все по-другому.

– Ага, понимаю, – ответил Челобанов и тут же, посмотрев на меня, спросил: – И как вы это объясните?

Я задумался и через некоторое время ответил:

– Вопрос сложный. Вообще-то, налицо признаки старинной болезни под названием «седина в бороду»... Хотя не скрою, что случай нестандартный.

– Так, хорошо, – подумав пару секунд, произнес Санчо. – Будем считать, что инцидент исчерпан. Но к вам у меня будет убедительная просьба, – он посмотрел на Алика, – сегодня же покинуть наш отель, чтобы избавить вас от подобных видений, а нас от проблем в связи с этим.

Алик грустно кивнул головой. Мы помогли ему подняться и выйти из номера.

Мы спустились в кабинет Челобанова. В приемной нас кроме секретарши ожидала официантка Лена, которая сидела в грустной позе, подперев лицо руками. Пресловутый поднос лежал у нее на коленях.

– Зайди ко мне, – буркнул ей Челобанов и юркнул в свой кабинет.

Елена поднялась и уже готовилась было войти в кабинет с подносом, но поймала мой выразительный взгляд и положила все же это оружие пролетариата на диван.

– В общем, так, – скомандовал Челобанов, усаживаясь за стол и глядя на Лену. – Ты это...

Он хотел было что-то сказать, но, подумав чуть-чуть, махнул рукой и бросил:

– Короче, иди работай.

Официантка просияла и птицей выпорхнула из кабинета.

– Черт-те что творится! – выдохнул Челобанов, как только дверь за официанткой закрылась.

– Сергей Антонович, дайте мне время, и я постараюсь разобраться с проблемами вашего отеля, – успокоил я его. – Давайте вернемся к нашему делу. Насколько я понял, вы проверили водопровод и качество пищи.

– Да-да, и заметьте, лично! Этим и поплатился. Мой зад, извините, болит от усиленной работы.

– Тут есть некая несостыковка – вы утверждаете, что ничего не нашли, но все же заболели. Значит, источник инфекции находится где-то еще...

– В том-то и дело, что где-то еще! Не могу же я проверять каждую пепельницу! Для этого я вас и нанял. В общем, работайте, работайте, Владимир Александрович. Мне нужны скорейшие результаты. Сегодня еще двух моих горничных понос приковал к унитазам.

– Скажите, в отеле среди персонала есть какие-то обиженные люди, которые могли бы сделать это намеренно?

– И да и нет, – моментально отозвался Челобанов. – Как вы уже заметили, я довольно жесткий руководитель. А как иначе?! У меня в руках большой хозяйственный механизм и он должен функционировать бесперебойно! Да, регулярно кого-то приходится наказывать, кого-то миловать. Сегодня он недоволен, завтра – доволен. Словом, нормальная жизнь, нормальная работа.

– Ну что ж, я все понял.

Я встал с места и направился к двери.

– Кстати, – остановил меня у порога Санчо, – если результат будет достигнут достаточно быстро, я гарантирую вам премиальный фонд вдобавок к тем условиям, которые мы обговорили.

– Спасибо, но пока об этом рано, – улыбнулся я.

Завернув за угол, я чуть не свалил тележку, которую везла перед собой горничная Раиса Ивановна. На тележке стояли несколько графинов с водой и лежала стопка чистого постельного белья.

– Извините, – сказал я.

– Ну что вы, это вы меня извините, – ответила мне горничная, поправляя чуть не упавший комплект белья. – Вам постельку я уже сменила.

Я поблагодарил ее и отправился в номер. Первым делом открыл шкаф, достал оттуда бутылку виски и, вскрыв ее, налил себе большую порцию. Напиток был божественен. Понаслаждавшись его вкусом в течение минут десяти-пятнадцати, я аккуратно закрыл бутылку и убрал ее обратно. Нервы слегка успокоились, и я решил устроить себе небольшой дневной отдых, прошел в спальню и улегся на только что застеленную кровать.

«Ну и отель!» – подумал я, вытянувшись на кровати. Клиенты дрищут и пристают к персоналу, персонал тоже дрищет и отбивается от клиентов подносами. При всем при этом какая-то скотина подкладывает слабительное в пищу и в воду, отравляя и тех и других... Я закрыл глаза и погрузился в дрему.

Передо мной возникла химическая лаборатория и длинный ряд пробирок, которые двигались по конвейеру мимо небольшого краника, из которого лилась какая-то белая мутная жидкость. Неожиданно пробирки стали принимать какие-то причудливые формы и в конце концов превратились в графины. Какие-то люди в синих халатах через проем, напоминавший окно раздачи в столовой, забирали их с конвейера, и дальше стеклянная посуда исчезала в неизвестном направлении.

Откуда-то из-за стены послышался противно-тягучий голос Раисы Ивановны:

– Владимир Александрович! А постельку-то я вам застелила чистенькую!

Я открыл глаза и встал с постели. «Нет, без поллитры тут точно не разберешься!» – подумал я и направился к заветной бутылке виски. Достав ее, я снова налил большую порцию виски в стакан и выпил ее. И тут я заметил, что на моем столе появился новый предмет. На кружевной салфетке стоял графин с водой и стакан, из которого я и пил виски. Графин был точно такой же, какие везла в своей тележке горничная Раиса Ивановна. Я спрятал бутылку виски в шкаф и отправился задавать горничной возникшие у меня вопросы.

Раису Ивановну я отыскал в одном из номеров своего этажа. Номер был пуст, похоже, что отсюда недавно съехали постояльцы, которые, вполне возможно, разочаровались в санитарно-эпидемиологической обстановке в отеле.

– Раиса Ивановна, а что у вас здесь? – начал я без преамбул.

– Где? – недоуменно спросила Раиса Ивановна.

– В графинах.

– Вода, – так же недоуменно ответила она.

– Какая вода? – не унимался я.

– Кипяченая! – с неким вызовом ответила горничная. – Только кипяченая!

– А где вы ее берете?

– В титане. Он у нас в подсобке на третьем этаже.

– И вы что, каждый день разносите клиентам кипяченую воду?

– Нет, что вы! Воду в графинах и постель мы меняем или вновь въехавшим, или долго живущим раз в неделю, вместе со сменой постели.

– А что, в этом номере сменился постоялец? – спросил я.

– Да, только что въехал какой-то командированный с Алтая.

Я стремительно выбежал из номера, чуть не столкнувшись с каким-то пузаном, который туда входил. Видимо, это и был только что въехавший алтаец. Спустившись на третий этаж, я отыскал среди табличек надпись «Прачечная» и, постучавшись, зашел в комнату. На меня сразу уставились две пожилые женщины в синих халатах технического персонала отеля, которые занимались тем, что пили чай. Я молча осмотрел комнату и обнаружил упомянутый Раисой Ивановной титан в углу. Он стоял на столе, рядом же с ним на полке красовались несколько графинов.

– Здравствуйте, – сказал я.

Женщины молча кивнули и поставили чашки на стол.

– Кипяченая вода здесь? – кивнул я в сторону титана.

Они так же молча кивнули.

Я подошел к титану, взял с полки графин и налил воды. Женщины продолжали удивленно наблюдать за моими действиями. Я закрыл кран титана и направился с графином к двери. Уже открыв ее, повернулся и весело спросил:

– Чай пьете?

Женщины снова молча кивнули.

– А воду брали в титане?

– Угу, – ответила одна из женщин.

– Если что, заходите ко мне.

Женщины, раскрыв рот, молча переглянулись и снова кивнули. Я взял с полки полотенце, обмотал им графин, чтобы никто не видел, что именно я несу, и вышел из прачечной.

Я спустился на первый этаж, направляясь к выходу из гостиницы. Швейцар Арнольдович, как всегда, смотрелся памятником, который одели в фуражку и лампасы. Я хитро подмигнул ему. Видимо, я уже стал для него своим, поскольку он наградил меня в качестве ответа одобрительным кивком своей бычьей шеи.

Выйдя на улицу, я тут же поймал такси и отправился в Волжское УВД, во дворе которого располагалась биохимическая судебная экспертиза. Там работал экспертом мой друг-однокашник по институту Георгий Петров, которому иногда помогал младший брат Михаил.

Я открыл дверь и вошел в комнату. Георгий, невысокий блондин в очках с металлической оправой, был на месте и что-то писал за столом.

– Привет, Жора, – произнес я и поставил перед ним графин с водой, размотав полотенце.

– Здравствуй, – удивленно глядя на графин, ответил Петров. – Это что, подарок?

Петров взял в руки графин и начал его рассматривать.

– Для самогона жидкость слишком прозрачная, а водку в такие графины сейчас не наливают, – заметил он.

– Это подарок, – сказал я. – В смысле графина. Что же касается его содержимого, то его необходимо подвергнуть экспертизе.

– А что это? – Петров стал посматривать на меня как на сумасшедшего.

– Вообще-то, здесь кипяченая вода, – честно сказал я. – Но я подозреваю, что сюда что-то подмешали. Даже могу сказать, что именно: слабительное – фенолфталеин или что-нибудь в этом роде.

– А что, твоя супруга таким образом удерживает тебя дома по вечерам?

– Моя супруга, – вздохнул я, – погибла в автомобильной катастрофе. Неделю назад годовщина была.

– Извини, – Петров как-то внешне и, видимо, внутренне смутился. – Сделаю. Но не раньше завтрашнего утра.

– Хорошо, – тяжело вздохнул я.

– А кто это над тобой так подшутил? – спросил вдогонку мне Георгий.

– Это не надо мной, а над моим клиентом. Возможно, подобная помощь мне понадобится не раз.

– Это не может не радовать. Поставишь мне пузырь.

– Ладушки! – сказал я.

– Только без пургена! – донеслось до меня из-за захлопывающейся двери.

Я снова поймал такси и вернулся в гостиницу. Войдя в холл, бросил беглый взгляд на киоск, у которого, к счастью, на сей раз не было никаких покупателей. Сквозь стеклянную дверь ресторана я заметил, что там довольно многолюдно.

Пройдя мимо швейцара Арнольдовича, я настолько стремительно поднялся на второй этаж, что совершенно не заметил спускавшегося навстречу мне капитана второго ранга. Мы столкнулись.

– Смотреть надо, молодой человек, не под ноги, а вдаль! – категорически заявил мне этот старый хрен, который при столкновении со мной отлетел к стене.

– Ох, простите! – галантно ответил я, польщенный обращением «молодой человек».

– В следующий раз будьте внимательней! – строго сказал моряк и поднял с пола выпавшую курительную трубку.

– Тысячу извинений! – воскликнул я и направился в кабинет директора.

Я вошел в приемную. Санчо находился там и давал секретарше ценные указания о том, чтобы она завтра же связалась с туристическим агентством по поводу бронирования номеров на следующий месяц.

Заметив меня, он кивнул и сказал:

– Одну минуточку! – и продолжил надиктовывать список поручений на следующий день.

Неожиданно дверь открылась, в приемную вбежала администраторша и возбужденно заявила:

– Сергей Антонович, у нас у входа ЧП!

– Какое еще, к чертовой матери, ЧП?! – с полуоборота завелся Санчо и, не дожидаясь ответа, ринулся к выходу.

Я последовал за ним. Нам уже с лестницы открылась картина, говорящая о неординарности произошедшего. У входа стоял швейцар Арнольдович в своей неизменной позе с прямой спиной, но на сей раз левую руку он держал у лица, прикрыв широченной волосатой ладонью глаз. Напротив него двое мужчин, постоялец и официант ресторана, что есть силы удерживали брыкающегося и рвущегося к Арнольдовичу моряка, которого я чуть не сшиб, поднимаясь вверх по лестнице. Морской волк сотрясал воздух отборной матерщиной и требовал, чтобы ему дали возможность проявить себя в полную силу. Капитан второго ранга обещал завязать «старому мерину в лампасах его яйца морским узлом».

– Что здесь происходит? – Челобанов встал крепостью перед бушующим моряком. – Отпустите его!

– А ничего! – настырно дернул плечами освободившийся от мужских объятий моряк. – Считайте, что это акт возмездия. Пока мы бороздили моря, находясь в походах, эта паскуда соблазняла и трахала наших жен!

Пораженная публика моментально обратила свои изумленные взгляды на громоздкого пузатого Арнольдовича. Санчо подошел вплотную, почти упершись ему подбородком в грудь, и спросил:

– Это правда? Отвечай, старый ловелас!

Арнольдович отнял руку от глаза, продемонстрировав почтенной публике здоровенный фингал, и, встав по стойке «смирно», прогудел:

– Никак нет! Я всю жизнь в Калмыкии прослужил, писарем при штабе дивизии.

– Писарем? – задумался Челобанов.

– Да, – гордо подтвердил Арнольдович.

– В Калмыкии, – добавил я. – А там морского флота нету.

– Да, – живо согласился Челобанов. – Точно нету! Там степи!

Челобанов резко повернулся к морскому офицеру и закричал:

– Так какого же хрена в таком случае вы бьете морду моему швейцару?

– Ну и что? – оправдываясь, вскричал моряк. – Я не утверждаю, что это он. Я говорю, что такие, как он... писаришки штабные... творили черт-те что, пока мы были в походах!

Челобанов, пораженный приведенными аргументами, изумленно уставился на моряка. Я понял, что пора лично вмешаться, пока Санчо не набил морду моряку за всех незаслуженно обиженных писарей-швейцаров и выведенных из себя директоров гостиниц.

– Сергей Антонович, я полагаю, что конфликт на данной стадии погашен, а в его причинах нам надо разобраться не спеша.

Челобанов перевел на меня тяжелый взгляд своих колючих, полных бешенства глазок и медленно произнес:

– Ну, хорошо.

Он протянул руки к мундиру военного моряка, аккуратно поправил его и тихо сказал:

– Вы меня очень, очень расстроили.

После чего почти бегом взобрался по лестнице, рыкнув на ходу Арнольдовичу, чтобы тот зашел в директорский кабинет.

Мы с максимально возможной для наших с Арнольдовичем туш скоростью последовали за Санчо.

Запыхавшись, мы вошли в кабинет Челобанова, который уже сидел за столом и буравил швейцара злобным взглядом.

– Ну, рассказывай, что у вас там произошло!

Я подтолкнул Арнольдовича вперед, указав ему на два стула рядом со столом директора. Арнольдович сел, снял фуражку, обнажив здоровенную лысину.

– Сергей Антонович, я сам не понял. Стою я на посту, как положено. Работаю с клиентами, тут спускается этот... – Арнольдович засопел, – стебанутый и начинает ко мне придираться.

– Как это? Что значит придираться? – воскликнул Санчо. – Десятки раз вам повторял, чтобы вы были максимально вежливы с клиентами! Тысячу раз талдычил вам эту прописную истину.

– А я и был вежлив, я его даже пальцем не тронул, – возразил швейцар.

– Что он у тебя спрашивал?

– Сначала он спросил, где я взял эти лампасы. Я ответил, что это моя форма. Потом спросил, служил ли я в армии. То есть служил ли я писарем. Я ответил, что да. Тогда он обозвал меня... ну, в общем, нехорошо меня обозвал и сказал, что... ну, в общем, сказал, что я нехороший человек. Тогда я ему сказал, чтобы он покинул мое рабочее место и не устраивал здесь скандалы. А он еще пуще взбеленился да как въедет мне в глаз! Словом, драться полез. Потом его оттащили и вас позвали. Вот и все. А я его не трогал.

– Черт-те что! – понуро качая головой, произнес Челобанов. – Как будто все белены объелись. Два инцидента за один день! И это не считая... хм... общих проблем гостиницы.

– Можешь быть свободен! – бросил Санчо швейцару.

– Арнольдович, зайди ко мне, я обработаю тебе рану, – сказал я ему вдогонку.

– Угу, – угрюмо кивнул швейцар, надевая фуражку.

– И что вы мне на это скажете? – вызывающе спросил меня Санчо, когда за швейцаром закрылась дверь. – Если дело так пойдет дальше, у меня весь персонал с постояльцами передерется! Они что, кроме пургена, еще и озверина наелись?

– Пока ничего определенного сказать не могу. А может быть, весна так действует? Солнце светит, травка зеленеет, птички поют... – задумчиво ответил я, разглядывая в окне наступившие сумерки. – Гормональные бури бушуют. Вот у людей крыши и посрывало.

– Я не очень понимаю образность вашего мышления, – несколько раздраженно произнес он. – Сомневаюсь только, что массовое расстройство желудка тоже весенний симптом...

– Образность мышления – основа моего метода, – ответил я. – Что же касается вашего второго замечания, то на него я смогу ответить завтра утром. Пока что у меня одна просьба – прекратить разноску питьевой воды в графинах по номерам. У меня есть серьезные сомнения в ее доброкачественности.

– Она же кипяченая! – поразился он. – И как я оставлю постояльцев без воды?

– Пусть сами кипятят. Наверняка у каждого есть электрические приборы.

– Это у нас запрещено!

– Мало ли что у вас запрещено! – возразил я. – В этой стране все командированные и отпускники возят с собой кипятильники и пользуются ими.

– Ладно, договорились, – устало произнес Санчо.

– А теперь, уж простите за бестактность, мне для стимуляции моего образного мышления нужна хорошая порция алкоголя, – сказал я и выразительно посмотрел на директора отеля.

Челобанов несколько секунд непонимающе на меня смотрел, затем, видимо, смекнув, подбежал к столику с секретом и нажал на заветную кнопочку. Из глубин стола, как и вчера утром, выехала батарея спиртных напитков.

– Прошу! – сделал радушный жест Челобанов.

ГЛАВА 4

Ночь прошла спокойно, чему в немалой степени способствовало то, что спал я весьма крепко. Вчерашний день сильно утомил меня как морально, так и физически, а приличная доза спиртного, выпитого на халяву у Челобанова, серьезным образом укрепила нервную систему. Встав, я умылся и, слегка подлечившись шотландским виски, вышел из номера. Спустившись по лестнице на первый этаж, я тут же обратил внимание, что Арнольдович уже стоит на боевом посту. Особый колорит его фигуре придавали темные очки, от чего он приобрел зловеще-монументальный вид. Он стал больше походить на нью-йоркского полицейского, патрулирующего Гарлем, нежели на швейцара провинциальной гостиницы. Я поздоровался, и Арнольдович повернул ко мне окуляры, почтенно кивнув.

Я вышел из гостиницы и направился в Волжское УВД за результатами экспертизы. Петрова я нашел на своем рабочем месте. Пребывал он в радостно-приподнятом настроении.

– Тебе повезло, – сказал он. – Стоило хлебнуть чуть-чуть из этого графинчика, и ты полдня согревал бы своей задницей унитаз.

– Значит, фенолфталеин?

– Да, и в немалой дозе.

– Спасибо, – ответил я.

– Не за что! – усмехнулся Жора.

Вернувшись в гостиницу, я тут же наткнулся на очередь в аптечный киоск «Фатум». Она снова приобрела внушительные размеры. Я подошел к киоску и, поздоровавшись с молоденькой девушкой-фармацевтом, которую звали, согласно визитке на халате, Екатериной Любимовой, сделал вид, что рассматриваю лекарства. На самом деле я вглядывался в лица тех, кто стоял в очереди. Среди прочих я заметил того самого пузана, командированного с Алтая, в номере которого я вчера разговаривал с Раисой Ивановной.

Когда, наконец, очередь рассеялась, я заглянул в окошко и сказал:

– Здравствуйте, Катенька!

– Здравствуйте, Владимир Александрович!

– У вас сегодня снова очередь. Неужели все за закрепляющим?

– Как вы угадали? – мило улыбнулась она.

– Интуитивно, милая. Они все были очень нетерпеливы, дожидаясь своей очереди. Скажите, Катенька, вы знаете кого-нибудь из сегодняшних покупателей?

– Нет, не очень. Лишь двоих. Они живут здесь неделю. Остальные, по-моему, только вчера заселились, – ответила аптекарша.

– Спасибо, все ясно.

– Вам самому что-нибудь надо? – спросила она.

– Пока, слава богу, нет, – ответил я и направился к себе на четвертый этаж.

Похоже, что источник отравления выяснен. Какой-то гаденыш подложил фенолфталеин в титан. Что ж, пора принимать меры. Мои мысли оборвал стук в дверь.

– Да, войдите.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла парочка пожилых людей, которых я видел вчера в ресторане. Дородная дама в шляпке манерно поздоровалась:

– Добрый день.

За ней в кабинет забежал сухонький мужичонка и слегка заискивающе произнес, выглядывая из-за широкой спины своей спутницы:

– Здрасте.

– Нам сказали, что теперь в этой гостинице есть врач. Это на самом деле так? – поинтересовалась дама.

– Да, совершенно верно. Этот врач я. Что вас беспокоит?

– Очень многое, – вздохнула дама, изящно поправляя крупной рукой шляпку на голове. – В этой гостинице творится столько безобразий, что моя нервная система просто не выдерживает этого. Ну, начать хотя бы с того, что не успели мы сюда приехать, как нас сильно прослабило, – с налетом некоей романтичности произнесла она.

– Да, – грустно подтвердил ее спутник, состроив мне выразительные глазки.

– Хорошо, – прервал я их. – Давайте я выпишу вам успокоительное и закрепляющее, а через два дня вы ко мне снова зайдете.

– У меня уже есть и успокоительное и закрепляющее, – надменно произнесла дама. – Все дело в том, что мои нервы в этой гостинице каждый день подвергаются расстройству! Взять хотя бы это дородное чучело в лампасах на входе! Это же абсолютный грубиян, в нем нет ни капли джентльменства! Хоть бы раз подал даме ручку, когда она поднимается по лестнице...

В течение следующих десяти минут я был вынужден слушать жалобы старой карги. Исходя из моей прошлой врачебной практики, я пришел к выводу, что для подобных пациентов лучшим лекарством является пара ушей какого-нибудь врача, в которые можно излить все свои болезненные реакции на окружающий мир.

– А эти, простите меня, горничные... Они совершенно не хотят работать – мы уже здесь семь дней, и нам только сегодня сменили белье, – продолжала дама.

«Очень жаль», – подумал я. Если бы тебе сменили белье вчера вместе с графином воды, то сегодня ты бы сидела не здесь, а на унитазе.

Моему терпению приходил конец. К тому же мне надо было срочно предупредить персонал гостиницы о том, чтобы они прекратили использовать воду из титана и сменили ее в графинах по номерам.

– И уж совсем вопиющее безобразие, на которое не хочет реагировать администрация, вытворяют наши соседи. Я совершенно разбита, я не могу заснуть.

– Что же они вытворяют? – спросил я, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.

– Они всю ночь скрипят кроватью, – ответила она, глумливо улыбаясь.

– Да. Всю ночь. Без устали скрипят кроватью, – оживился старикашка.

– Может быть, есть смысл сменить у них кровать? – предположил я вслух.

– Вы думаете, это поможет? – улыбаясь, свысока заметила дама.

– Ну, не кастрировать же их в самом деле, – улыбнулся я в ответ. – Хорошо. Давайте так. Вам, скорее всего, нужна жалобная книга, но поскольку жалобной книги у врача не существует, воспользуйтесь ею в администрации.

– Я уже воспользовалась ею! – категоричным тоном заявила дама. – Однако это ни к чему не привело.

– В таком случае ситуация безвыходная. Единственное, что я могу обещать вам, мадам, это поговорить с директором, чтобы он перевел ваших молодых соседей в другой номер.

После этих слов я встал, давая понять, что наш разговор можно считать законченным. Посетительница поднялась, одарив меня надменным взглядом, и холодно произнесла:

– Буду вам очень признательна.

Я покинул номер следом за пожилой парой. Войдя в прачечную, я застал там новую девушку в синем халате.

– А где все остальные? – спросил я.

– Они... хм... сейчас придут.

– Они в туалете, что ли?

– Да. Они что-то неважно себя чувствуют, – зардевшись, ответила она.

– Так, – решительно заявил я. – Приказ директора – воду из титана слить в унитаз и больше ее не использовать. Все ясно?

– Да, – несколько удивленно ответила девушка.

– Исполняйте! – скомандовал я и вышел в коридор.

После посещения прачечной я направился к директору. Санчо был на месте. Войдя к нему в кабинет, я тут же заявил:

– Мои предположения подтвердились. Слабительное подсунули в титан в прачечной и оттуда уже разнесли по номерам. Часть персонала, которая пользовалась водой оттуда и пила чай, также заболела. Поскольку графины в номерах меняют для вновь прибывших, к числу пострадавших добавились они. Это я выяснил по очереди в аптечный киоск. Кстати, этот киоск делает неплохие деньги на всем этом. Интересно, что за фирма арендует здесь помещение под киоск?

– Фармацевтическая фирма «Фатум», – ответил Санчо. – Офис находится на пятом этаже.

– Кто директор?

– Некто Лаврухин Илья, молодой парень.

– Неплохо бы познакомиться с ним, – сказал я вслух.

Про себя же подумал, что большим упущением с моей стороны является то, что я до сих пор не был на пятом этаже. Выйдя от Челобанова, я отправился туда пешком по служебной лестнице, которая находилась в конце коридора. Я не спеша поднялся на пятый этаж и уже готов был свернуть в коридор, как откуда-то сверху до меня донесся отчетливый протяжный стон: «О-ох!» Я остановился и замер, прислушиваясь. Стон явно доносился с лестничной площадки, находящейся над пятым этажом, где, по всей видимости, был вход на чердак. Так как ослышаться я не мог, сработали инстинкты врача, привитые клятвой Гиппократа, я с максимальной скоростью преодолел один лестничный марш и половину второго, после чего остановился как вкопанный.

В глаза мне бросились два явления: голая задница молодого человека со спущенными штанами, стоящего ко мне спиной и обезумевшие от страха глаза женщины, которую этот молодой человек припер к стене в экстазе совокупления. Испугалась женщина явно при моем появлении, отчего вцепилась в плечо своего партнера и интенсивно его затрясла. Мужчина воспринял это как сигнал к более активным действиям, и его «помповое оружие» заработало с большей силой. Наконец у женщины прорезался голос, и она хриплым шепотом произнесла:

– На нас смотрят!

Мужчина не слишком придал поначалу значение этим словам, продолжая свою работу, но секундой позже до него дошло, что смотреть могут и на его голый зад. Он, не прекращая своих гимнастических упражнений и лишь сбавив их темп, максимально вывернул голову и попытался рассмотреть, кого же принес черт.

Я нервно кашлянул.

– Извините, я новый гостиничный врач, – начал я свои объяснения. – Я подумал, что кому-то плохо, но сейчас вижу, что как раз наоборот.

Я еще раз извинился и покинул место азартных игрищ. Уже спускаясь на пятый этаж, краем глаза заметил, что парочка так и не прекратила своих занятий.

Я не спеша пошел по коридору, разглядывая различные таблички с вычурными названиями фирм, офисы которых были здесь расположены. Особенно мне бросилось в глаза название «Русская колонна». Наконец я отыскал фирму с не менее странным названием «Фатум», постучался и зашел внутрь.

Помещение было аналогично моему номеру – такие же двухкомнатные апартаменты. Зал представлял собой стандартный офис с черно-белой псевдоитальянской мебелью и расклеенными по пустующим простенкам плакатами с рекламой медицинских препаратов и зубных паст. В центре на месте секретарши за столом сидела уже знакомая мне леди, которая вместе со своим молодым человеком ввалилась в номер, явно не рассчитывая застать меня там.

– О, кого я вижу! Здравствуйте! – радостно приветствовал я ее.

– Здравствуйте, – холодно промямлила она.

– Где я могу увидеть господина Лаврухина?

– Присаживайтесь, он сейчас подойдет.

Сзади меня раздался рев воды в сливном бачке, который своеобразными фанфарами возвестил о явлении директора. Щелкнула дверь туалета, и из нее вышел еще один мой старый знакомый, тот самый парень, который препровождал девицу в мою спальню.

Увидев меня, он тут же недовольно спросил:

– Что вы здесь делаете?

По форме это был классический вопрос мужчины, заставшего чужака в своей спальне.

– У вас это стандартное приветствие, или вы реагируете так только на меня? – поинтересовался я.

Мужчина смутился и сказал:

– Если у вас какое-то дело, проходите...

– Мне нужен господин Лаврухин.

Мужчина еще больше смутился и ответил:

– Это я. Полагаю, что нам лучше побеседовать в моем кабинете.

– Лично мне все равно, – ответил я и прошел в ту комнату, которая в моем номере служила спальней.

Здесь было также некое количество мебели, только более качественной, чем в приемной, в центре комнаты стоял директорский стол с креслом.

Лаврухин уселся за стол и пригласил меня сесть рядом на стул.

– У меня к вам небольшое дело, – сказал я.

– Слушаю вас внимательно, – Лаврухин уставился на меня неподвижным взглядом.

– Кстати, какой у вас стул? – спросил я.

Лаврухин оторвал от меня немигающий взгляд, потом посмотрел куда-то себе между ног и сказал:

– У меня кресло.

– Вы не поняли, я в медицинском смысле.

– А, вы об этом? – понурил голову Лаврухин. – Да, что-то желудок прихватило. Похоже, что в гостинице плохая вода. Моя секретарша специально ходила вчера наливать воду из титана.

– Видите ли, в гостинице в последнее время участились случаи желудочно-кишечных расстройств. В связи с этим я хотел выяснить, покупал ли кто-то у вас крупную порцию слабительного, например, фенолфталеина.

Лаврухин встал, взял папку с полки, полистал ее, покачал головой и сказал:

– Нет, продажи фенолфталеина за последние две недели практически нет никакой.

– А много ли у вас продается закрепляющего?

Лаврухин хмуро полистал папки.

– За последнее время очень много. В основном в киоске, который расположен здесь, в гостинице. Кроме этого, у нас еще четыре киоска, которые расположены в разных концах города – в двух других гостиницах, на вокзале и в аэропорту. Особой популярностью, однако, закрепляющее пользуется именно здесь. Наверное, это связано с теми проблемами, о которых вы упомянули.

– И что, крупные прибыли по этой группе товаров?

– Да что вы! Они же стоят копейки... Берут в основном отечественные препараты. Откровенно говоря, мы специализируемся на сердечных лекарствах и работаем в основном в этом направлении. Они-то и приносят нам львиную долю прибыли. Все остальные лекарства проходят у нас как сопутствующие товары.

– Значит, вы уверены, что крупные партии слабительного у вас никто не покупал?

– Уверен, – коротко сказал Лаврухин.

– Спасибо. Если у вас будут какие-нибудь интересные новинки, обращайтесь, возможно, гостиница купит их у вас.

Лаврухин просиял и радостно пожал мне руку.

– Я всегда считал, что гостинице нужен свой врач с хорошо подобранной аптечкой.

Покинув офис фирмы «Фатум», я решил, что пора принять очередную порцию стимулирующей жидкости. «Непохоже, что фармацевты инспирировали массовое отравление», – подумал я, спускаясь по лестнице и рассматривая прайс-лист «Фатума». Судя по всему, им для поднятия своей прибыли нужно было скорее провоцировать массовые гипертонические кризы.

Очутившись на четвертом этаже, я направился к своему номеру. Проходя мимо одной из дверей, услышал сдавленные крики:

– Пустите! Пустите немедленно! Ай! Да вы что, взбесились?

После этих высказываний раздался мощный шлепок, и из номера выскочила горничная Раиса Ивановна, спешно поправляя на себе халат и юбку под ним. Увидев меня, она испугалась и остановилась как вкопанная. За ней следом из двери выскочил командированный с Алтая. На нем были брюки с подтяжками и рубашка, расстегнутая на пузе и вылезшая из штанин. Одной рукой он держался за щеку, второй заправлял рубашку. Завидев меня, он тоже застыл на месте и лишь потирал щеку, видимо, ушибленную пощечиной.

– Владимир Александрович! – обратилась ко мне горничная. – Помогите мне, пожалуйста, вынести пылесос и ведро из этого номера. Здесь клиент, – она повернулась и злобно посмотрела на командированного, – какой-то беспокойный попался.

– С удовольствием, – сказал я и, отодвинув в сторону постояльца, устремился внутрь помещения.

«Просто удивительно, какой крепкий организм у этого сибиряка – еще утром лечился от поноса, а во второй половине дня бегает за горничными», – подумал я, сопровождая растроганную Раису Ивановну на третий этаж.

Выйдя из прачечной, я решил отправиться вниз, в ресторан. Там было полно обедающих, и я подумал, что будет лучше, если ограничусь каким-нибудь сэндвичем в баре у Юры.

– Сделай мне гамбургер с ветчиной, – попросил я бармена и вскрыл большую банку пива.

– Сей момент, – ответил Юра и принялся исполнять заказ.

Пока он разогревал бутерброд в печи СВЧ, я, потягивая пиво, поинтересовался у Юры:

– Ну, как у вас, все нормально?

– Да вроде более-менее, – ответил он. – Ничего экстраординарного. Так, можно сказать, мелочи...

– В чем дело? – насторожился я.

– Да вот, уже полчаса наблюдаю за той парочкой в дальнем темном углу, – сказал Юра, открывая печь и протягивая мне бутерброд.

Я медленно глянул в том направлении, куда кивнул Юра. Молодые люди как раз миновали стадию любовных отношений, которую называют прелюдией к сексу, и уже были готовы перейти к более серьезным отношениям. Даже в полутьме бара можно было разглядеть, что мужчина руками далеко углубился в одежду женщины, которая, судя по конвульсивным движениям, испытывала от этого удовольствие.

– Да, – сказал я, поворачиваясь. – Похоже, сегодня в отеле объявлен День Казановы.

Я усмехнулся и продолжил поедать гамбургер.

– А мне вот не до смеха, – заметил Юра. – Если их застанет здесь директор, я по шапке получу так, как будто это я там в углу кувыркаюсь. А сказать как-то неудобно, – почесал он затылок.

– Ну, иди презентуй им бутылку шампанского и облей, когда открывать будешь, – посоветовал я. – Говорят, на животных в подобных ситуациях это действует благотворно.

Я прикупил у Юры еще бутылку водки и пошел наверх. Пройдя к себе, засунул водку в холодильник, а сам принялся допивать виски. Почему-то виски показалось мне не очень привлекательным, и я поставил недопитую на треть бутылку в шкаф. Вместо этого достал из холодильника не успевший охладиться «Немиров» и активно начал поглощать его. К вечеру я уговорил больше половины бутылки и пришел к выводу, что мне пора принять горизонтальное положение и глубоко наплевать на тех, кто будет ходить по моему номеру для удовлетворения своего либидо или по какой-нибудь еще причине.

Улегшись на кровать, я закрыл глаза и укрылся от реалий этого мира. Сон мой был так же тревожен и суетлив, как и вся жизнь последних трех дней. Мне снилось, что я бегаю по большому кораблю и отзываюсь на различные призывы, которые раздаются из различных его концов. Мои уши постоянно режет звук сливных бачков, который на поверку оказывается грохотом бушующей за бортом корабля стихии. Из капитанской рубки по громкоговорителю постоянно раздаются нелепые команды Челобанова: «Свистать всех наверх!» и «Полный вперед!» Однако команда не слишком слушается своего капитана. Люди как сомнамбулы ходят по коридорам и палубам, ища себе пару, и, найдя ее, прижимаются друг к другу и раскачиваются в такт движению корабля. Неожиданно по громкоговорителю раздается менторский голос Лаврухина: «А вы что здесь делаете?», явно обращенный ко мне. От этого окрика у меня опускаются руки, и я устало плетусь в свою каюту.

Открыв дверь, я застаю там странную картину – у стола собралась куча горничных во главе с Раисой Ивановной, которые мило мне улыбаются и пьют чай. Рядом с ними сидит сантехник Михалыч и разглядывает бутылку моего виски. Я бросаюсь к нему и отнимаю бутылку.

Сантехник смотрит на меня полным разочарования взглядом. Однако кто-то ставит перед ним пустую чашку и чайник с кипятком. Михалыч берет пакетик чая и аккуратно опускает его в заварочный чайник. Прекратив это занятие, он наливает себе какой-то коричневой жидкости и, выдохнув воздух, разом опорожняет содержимое чашки. Выпив, он лихорадочно ищет, чем бы закусить. Не найдя ничего лучшего, закусывает лежащим на столе кусочком сахара.

«Вот так вот! – говорит Михалыч. – Вы нам виски не наливаете, а мы чай будем глушить. Мы вас все равно обманем».

«Михалыч, что ты пьешь?» – кричу я, бросаясь к заварочному чайнику. В этот момент корабль резко качает, и я падаю на пол. Последнее, что я вижу перед собой – лицо Михалыча, который невинно улыбается, словно провинившийся школьник.

Я упал действительно на пол. Но с кровати. Видимо, во сне я долго метался, что и закончилось весьма плачевно. Поднялся я, обуреваемый двумя чувствами. Первое из них было дикой яростью, второе – острым желанием посетить уборную.

То ли от состоявшейся во сне морской прогулки, то ли от желания «не расплескать», но я прошел до туалета осторожным шагом. Добравшись наконец до цели, я скинул с себя штаны и сел на унитаз.

«Ну, гад! – что есть мочи заорал я. – Такое виски испортить!» Для меня было совершенно очевидно, что пурген мне подсыпали именно в виски.

«Все! Терпению моему пришел конец! – сказал я сам себе, выходя через двадцать минут из туалета. – Ты у меня за это поплатишься!»

ГЛАВА 5

После бессонной ночи, основную часть которой я провел на унитазе, я, прихватив с собой недопитую бутылку виски, в крайнем раздражении спустился на лифте на первый этаж. Едва кивнув очкастому Арнольдовичу, я прямиком направился к аптечному киоску, где был, увы, не первым. Когда очередь дошла до меня, приветливая Катя сказала:

– Владимир Александрович, доброе утро. Как дела?

– Мне, пожалуйста, имодиум, если он у вас есть, – хмуро буркнул я.

Екатерина сразу растерялась – то ли от моего смурного вида, то ли просто от того, что поняла – подобное могло произойти и со мной. Она молча протянула пачку лекарства. Я прошел в бар и потребовал у Юры стакан минералки. Как только мое желание было исполнено, я бросил в рот таблетку имодиума, запил ее минералкой. Потом стремительно покинул бар, вышел на улицу и направился на работу к судмедэксперту Петрову.

– Жора, это виски, – сказал я, входя к нему в кабинет и вынимая бутылку из пластикового пакета.

– С пургеном? – спросил он.

– На девяносто девять процентов. Ради одного процента я сюда и приехал.

– Тогда жди, – ответил Петров.

Выйдя через полчаса из его кабинета уже со стопроцентной уверенностью, я отправился в здание УВД к своему старому знакомому и соседу по дому капитану Дынину, который не раз помогал мне в детективных расследованиях. Помогал, надо сказать, не без пользы для себя – он был даже повышен в звании. Я полагал, что и сегодня он может очень пригодиться.

Дынина, к сожалению, на месте не оказалось. Я через дежурного оставил ему записку с указанием, куда и когда ему надо явиться, и вернулся в отель.

Подойдя к Арнольдовичу, я сообщил ему о том, кто должен ко мне прийти, дабы он не вздумал чинить Дынину препятствий при входе. Арнольдович понимающе кивнул.

Я бегом поднялся на второй этаж и, распахнув дверь приемной Санчо, застал там еще одну трогательную картину из серии тех, что преследовали меня со вчерашнего дня. На секретарше Олечке, бесцеремонно обхватив ее сзади руками за талию, повис долговязый программист, любитель «Тетриса», которого я заметил еще в первый свой визит в отель. Заметив меня, парень быстро отпустил Олечку и пошел к своему компьютеру. Секретарша быстренько привела себя в порядок и сказала:

– А Сергея Антоновича нету. Он вышел.

– Это я уже понял, – со вздохом сказал я и вышел из приемной.

Поднявшись на четвертый этаж, я сразу услышал скрипучий голос директора гостиницы:

– Да, да. Хорошо, хорошо. Все эти проблемы мы решим. Вы можете совершенно не беспокоиться.

Ему отвечал вибрирующий от волнения голос старой матроны, которая посетила меня вчера и нагрузила своими жалобами.

– Вы это обещаете мне уже вторую неделю! А бардак, царящий в вашей гостинице, как продолжался, так и продолжается! – выговаривала она.

– Мадам! – вскричал Челобанов. – Я попрошу вас быть корректной в своих высказываниях. Недостатки есть в любом учреждении, в том числе, я не буду скрывать, и в нашем. Но я категорически протестую против применения подобных терминов.

– А я вам скажу даже больше – это не гостиница, а публичный дом, сборище каких-то сексуальных маньяков и проституток! Здесь совершенно невыносимо жить приличным людям!

– Мадам! – снова заорал Челобанов. – Я считаю наш разговор законченным. Я сегодня же решу эту проблему, и вас переведут в другой номер с еще большими удобствами.

Из двери номера, возле которого я стоял, выскочил побелевший от бешенства Челобанов в сопровождении горничной. Увидев меня, он сказал:

– Вы видите?

Я молча кивнул.

– Жду вас через двадцать минут у себя в кабинете, – решительно сказал директор и пулей устремился в направлении лестницы.

Через двадцать минут, забежав в свой номер и почти допив оставшуюся со вчерашнего дня водку, я снова очутился в приемной Челобанова. Похоже, директорский ураган пронесся и по его приемной, поскольку компьютерщик и секретарша Олечка сидели за своими рабочими местами в образцово-показательной позе сотрудников крупной транснациональной корпорации.

Я вошел в кабинет директора. Вид Челобанова на сей раз меня поразил. Он сидел у своего заветного столика с «алкогольным секретом». В одной руке сжимал стакан со спиртным, другой держался за свою голову. Когда я вошел, он бросил на меня полный тоски и горечи взгляд и спросил:

– Скажите, я похож на размазню?

– Меньше, чем кто-либо, – ответил я.

– В таком случае я вам авторитетно заявляю: отель, крупнейшим акционером и директором которого я являюсь, превращается в обыкновенный сумасшедший дом, населенный придурками, пьяницами и сексуальными маньяками. Похоже, нас всех скоро надо будет лечить не только от поноса... Я совершенно не понимаю, что мне делать.

– Что касается последней проблемы, то сегодня, надеюсь, мы ее решим.

Челобанов вскинул голову и впился в меня колючим взглядом.

– Что, есть результаты?

– Полагаю, что да.

– Какие?

– Вчера какая-то гнида испортила мне виски, подсыпав туда слабительное. Ночь я провел в неуютной атмосфере туалета.

– И именно потому, что вам подсыпали слабительное в виски, вы знаете, какой гад это сделал?

– Не только исходя из этого. Но я почти уверен. Необходимо добыть доказательства. Для этого я сегодня вызвал своего помощника. Он милиционер.

– Как милиционер?! Мы же договаривались, что никаких органов! – вскинул брови Челобанов.

– Не волнуйтесь, это мой друг. Он нам нужен для подстраховки. А конфиденциальность я вам гарантирую.

Челобанов задумался, потом махом опорожнил содержимое стакана и сказал:

– Черт с вами! Делайте, что считаете нужным. А теперь рассказывайте по существу.

Мы уселись в кресла у столика со спиртным. Я плеснул себе мартини и принялся рассказывать. Выйдя через полчаса из кабинета Челобанова, я отправился прямо к себе.

Через минуту после моего возвращения в дверь постучали, и, не дождавшись разрешения, в номер вошел капитан Дынин.

– Ну, ты даешь! – заорал он. – Ну, ты и устроился, хоромы себе отхватил. Просто охереть можно...

– Тихо ты, – одернул я его.

Дынин все схватывал на лету, только, к сожалению, не всегда верно.

– Понял. Ты что, здесь инкогнито, что ли? – понизил он голос.

– Нет, просто орать не надо. Я здесь вполне официально, работаю врачом. Это мой кабинет.

– Ну, наконец-то, на работу вышел, – заулыбался Дынин. – А то всю зиму на диване валялся... Рассказывай, зачем я тебе понадобился?

Дынин развалился на диване и закурил.

– У меня к тебе дело, Дмитрий, – серьезно сказал я.

– Ты что, снова взялся за старое? – Дынин с интересом на меня посмотрел. – У тебя что, новое расследование?

– В общем, да. И сегодня я надеюсь его закрыть с твоей помощью.

Мы уселись за стол, и я стал объяснять Дынину подробности случившегося в отеле.

– Гы-гы-гы! – заржал Дынин. – Что, действительно все дрищут?

– Не все, но многие, – спокойно ответил я. – И ничего смешного здесь нет.

– Ну, ты меня уморил! – не унимался Дынин, мотая головой.

После чего он неожиданно схватил в руки графин и, налив себе воды в стакан, опорожнил его одним махом.

Я едва успел крикнуть:

– Дынин, ты...

Но было уже поздно.

– Чего? – спросил Дынин, вытирая губы платком.

– Ничего. Уже ничего, – уныло сказал я и стал шарить по карманам халата. Вынув оттуда имодиум, я протянул капитану таблетку.

– На, бери. Это закрепляющее.

– Зачем? – Дынин явно недоумевал.

– Потому, что у тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает, – назидательно сказал я. – Я же тебе говорил, что отравленную воду разносили по графинам. А ты из чего выпил?!

– Да ты что! – заорал Дынин, поняв, что он влип. – Ну ты и сволочь! Вовка, ну предупреждать же надо...

– Я даже не успел тебе сказать, – стал оправдываться я.

– А что ты из него воду-то не вылил, если она со слабительным? – грустно глядя на меня, спросил Дынин.

– Во-первых, потому что я им не пользуюсь. А во-вторых, потому что это вещественное доказательство.

Дынин покачал головой и стал лихорадочно доставать таблетки.

– А запить чем? – почти плачущим тоном спросил он.

Я взял стакан и налил ему воды из умывальника.

– Сырая? – скептически спросил Дынин.

– Сырая, – ответил я. – Но зато без пургена.

Дынин принял таблетку и задумчивым взглядом уставился в стол, словно прислушиваясь к происходящим внутри своего организма процессам.

– Вообще-то, я не знаю, мне же в виски подсыпали, – начал рассуждать я. – Может быть, в графине-то все и нормально.

– Хорошо бы, – угрюмо проговорил Дынин.

– Ладно, пошли знакомиться с директором.

Войдя в кабинет к Челобанову, я напыщенно произнес:

– Сергей Антонович, прошу любить и жаловать, капитан милиции Дынин Дмитрий Александрович, мой старый приятель, надежный друг и честный страж правопорядка.

Челобанов горячо пожал Дынину руку и еще раз поинтересовался:

– Надеюсь, вопросы конфиденциальности вы уже обсуждали?

– Да, Дмитрий Александрович человек надежный.

Дынин в знак подтверждения коротко кивнул головой.

– Ну что, начнем операцию? – спросил я.

Челобанов посмотрел на часы и сказал:

– Да, пожалуй.

Директор вышел в приемную и дал секретарше заранее обговоренные нами распоряжения. Олечка побежала их выполнять. Через полчаса она сказала, что все сделано.

– Пора, начинаем.

Челобанов откашлялся и что есть мочи заорал:

– Я требую прекратить это безобразие на рабочем месте! Здесь вам не наркологическая клиника, а солидный отель! Я не потерплю этого больше.

Я также откашлялся и тоже на большой громкости ответил:

– А кому это может мешать? Я что, плохо выполняю свои функциональные обязанности?

– Да, плохо! Исключительно плохо! – кричал Челобанов. – Я убежден, что пьяный человек не может нормально выполнять возложенные на него обязанности!

– Я что, не справляюсь?

– Да, не справляетесь! Есть жалобы!

– Жалобы есть всегда, – громко не соглашался я. – Все ваши клиенты являются придурками и маразматиками.

– Я требую, чтобы вы прекратили так говорить о наших клиентах! Идите и работайте! – проорал Челобанов.

Я взъерошил волосы и выскочил из кабинета в приемную.

Челобанов выбежал вслед за мной и с порога завопил:

– Я еще раз предупреждаю вас, что больше этого терпеть не буду!

– А я это уже слышал! – заорал я ему в ответ.

Уже закрывая дверь в коридор, я услышал голос Челобанова:

– А ты что здесь делаешь?

– Сами же вызывали, – послышался недоуменный голос сантехника Михалыча.

– Никого я не вызывал! – категорически за-явил Санчо. – Иди работай, нечего здесь околачиваться.

– Да пожалуйста! – равнодушно отозвался Михалыч. – Сами не знают, что им надо – то вызывают, то прогоняют...

Он вышел в коридор и сочувственно спросил меня:

– Что, и тебя застали?

– Да он просто козел! – в сердцах сказал я.

– Вот, и ты это понял, – Михалыч тыкнул в меня указательным пальцем. – А раньше не верил.

– Он просто ничего не понимает. К каждому человеку нужен индивидуальный подход. Если человек не может работать без стопки водки, то это надо просто понять, – горячо объяснял я Михалычу. – Может быть, у меня трудоспособность повышается и я лучше лечу людей!

– Правильно, – поддержал меня Михалыч. – К каждому свой подход нужен... Ну что, пойдем, выпьем, что ли, с горя?

– Да что-то уже и настроения нет никакого...

– Это ты зря, – убежденно сказал Михалыч. – Оно появится. Сейчас по стопке опрокинем, и по-явится!

– По стопке? – задумался я. – Ну, можно. Только у тебя в подсобке. А то у меня вечно посетители, сам понимаешь...

– Заметано. Только у меня с деньгами напряженка...

– Ладушки, – сказал я и отправился в бар.

– Юра, два «Немирова», пожалуйста, – сказал я, очутившись на месте.

Бармен посмотрел на меня с опаской, однако промолчал и через некоторое время протянул мне пакет с двумя бутылками. Выходя из бара, я вспомнил, что в силу сложившихся обстоятельств не ел целый день. Похоже, что нужно перед рандеву с Михалычем серьезно подстраховаться. Я подошел к аптечному киоску и обратился к Кате:

– Упаковку фенамина, пожалуйста.

Катя так же удивленно, как и утром, посмотрела на меня и протянула лекарство.

Поплутав по коридорам служебного полуподвального помещения, я наконец нашел дверь с надписью «Слесарь-сантехник». Открыв дверь, я очутился в небольшом темном помещении, две стены которого были заняты под слесарный стол. У третьей стены стоял лежак, к которому прилегал импровизированный стол, представлявший собой широкий деревянный щит, положенный на две табуретки. У четвертой стены, самой длинной, располагались стеллажи, на которые были набросаны обрезки труб, швеллеров и прочего металлопроката.

Михалыч сидел на лежаке и на аккуратно постеленной газетке резал перочинным ножом хлеб и вареную колбасу. Рядом стояла банка соленых огурцов.

– Ну, Михалыч, у тебя закусь просто царская, – удовлетворенно произнес я.

– Да, это мне жена на обед выдала.

– Ну, мы тоже не лыком шиты, – сказал я и вынул из пакета бутылку «Немирова».

– О! Шикуешь.

– С горя, Михалыч, – вздохнул я и состроил серьезную мину. – Вообще-то, я пью только качественные напитки.

– Ну, у богатых свои причуды. Я как-то раз зашел к Санчо без стука. Так у него есть такой небольшой столик, наподобие тумбочки, хитрый такой...

– Знаю, знаю, он меня угощал.

– Вот... Тебя угощал. – Михалыч завистливо посмотрел на меня. – А меня – так за все годы работы ни разу.

– А долго ты здесь? – спросил я, разливая по первой.

– Почитай, уже лет шесть, – мысленно прикинул Михалыч.

Мы выпили за удачу. Я горячо поддержал этот тост, поскольку удача мне сегодня была очень нужна.

– Вообще-то надоело мне здесь, – сказал Михалыч, хрустя соленым огурцом. – Людишки здесь – говно, гостиница – говно... Пашешь тут, пашешь, а благодарности никакой.

– А что же не уходишь? – спросил я.

– Может, и уйду. Хотя здесь вроде свой кабинет, железяки какие-никакие слямзить отсюда можно... сантехнику разную.

– Тоже дело, – наливая следующую стопку, проговорил я. – Между первой и второй перерывчик небольшой, – прокомментировал я свои действия.

– Это точно, – согласился Михалыч и, сделав жест стаканом в мою сторону, выпил.

– Значит, говоришь, людишки здесь говно? – напомнил я Михалычу о том, что он говорил минуту назад.

– Да, – сказал сантехник и начал рассказывать.

Я откинулся на спинку стула и стал внимательно слушать рассказы Михалыча о недоброкачественности местного народа. За десять минут монолога сантехника я уяснил для себя, что Челобанов является банальным треплом, от которого лишь один базар, а толку нет никакого, что все официантки – б...ди, что в бухгалтерии работают лишь стервы и жмоты, что все горничные – старые дуры, а швейцар Арнольдович вообще весь день стоит, «пердит себе в лампасы» и еще деньги за это получает. К своему вящему ужасу, я выяснил и то, что Михалыч после двух порций еще ни в одном глазу, оживлен и бодр, а меня уже начинает забирать. Я вынул из кармана таблетку фенамина и поглотил ее.

– Ты что, заболел, что ли? – спросил Михалыч.

– Да, желудок что-то вчера прихватило.

– Вот, – Михалыч хитро прищурился, – и ты на горшок подсел. Ну, ничего, я смотрю, тебе это на пользу пошло. Просрался и нормальным человеком стал.

– В каком смысле? – удивился я.

– Ты у меня давеча бутылку с бормотухой-то как вырвал?! Даже посмотреть не дал... А сегодня вот угощаешь.

– Да, осознал, – согласился я.

– Вот за это давай и выпьем, – предложил сантехник.

Мы накатили еще по паре рюмок. В течение следующих десяти минут мы уговорили бутылку под россказни Михалыча о том, как он по молодости бегал за бабами и весьма причудливо с ними сношался. Я почувствовал, что уже весьма тяжел на подъем. Михалыч же, прикончив последнюю стопку, бодро крякнул и сказал:

– Хороша водочка! Пьется, как водица.

«Похоже, действует на тебя так же», – подумал я про себя. Я героическим усилием воли достал из пакета еще один «Немиров», при этом чуть не уронив его. При этом глаза Михалыча округлились от ужаса.

– Ты это... осторожно с зельем-то! – покачал он головой.

– Угу, – прогундосил я себе под нос, наблюдая, как прозрачная жидкость наполняет мой стакан.

– Ну, поехали! – сказал Михалыч и поднял свой стакан.

– Я пропускаю.

– Ну, смотри, мне больше достанется, – ехидно заметил сантехник и опрокинул свою порцию.

Мы почти до половины опорожнили второй «Немиров», когда я, несмотря на то что пропустил два раза, в отличие от Михалыча, был уже никакой. И тут я понял суть своей стратегической ошибки – я молчал. Я подумал, что если я не исправлю ее в самое ближайшее время, то безнадежно проиграю сражение, а заодно и все дело.

– Михалыч, – выдавил я из себя.

– Ну, – вякнул он с лежака.

– А хочешь, я тебе расскажу о медицине?

– Не-а, – снова вякнул он.

– Тогда слушай, – не обращая внимания на его реплику, сказал я. – Мы будем говорить об алкоголизме...

Михалыч громко икнул.

– Я попросил бы вас, – высокопарно заметил я и продолжил: – Алкоголизм проходит три стадии. Первая имеет социальное последствие. На второй наступает психологическое привыкание. На третьей стадии появляется уже физиологическое привыкание. Поскольку первую мы с тобой давно прошли, начнем сразу со второй. Психологическая зависимость от алкоголя проявляется...

Михалыч молча слушал мой рассказ, зажав свои мозолистые руки между коленями. Пару раз он вынимал их оттуда для того чтобы пропустить стаканчик, не предлагая выпить при этом мне. В течение всей моей лекции сантехник смотрел на меня ясными широко раскрытыми глазами. Где-то в глубине души у меня уже зарождалась истерика по поводу его несгибаемости. И тут неожиданно наступила развязка. Михалыч как сидел, так и упал батоном на лежак. Вытянув ноги и подтянув под голову засаленную подушку, он сказал:

– Слушай, ты... Ну, в общем, ты бухти там негромко про социальное зло... А я немножко прикорну.

И закрыл глаза.

Я еще поговорил некоторое время для верности, потом поднял со стола стакан и грохнул его об пол. Михалыч сразу открыл глаза, но тут же закрыл их снова. Раздался громкий храп. Я еще некоторое время наслаждался переливами, издаваемыми Михалычем во сне, и наконец решил, что пора звать сыскную бригаду.

И тут, к своему вящему удивлению, я понял, что не могу подняться. Проделал несколько попыток оторвать зад от стула, но каждый раз они оканчивались ничем. Задница стала словно железобетонной. Я попытался позвать на помощь.

– Ды... Ды... – только и вырвалось у меня. – Дытрий! – наконец скомбинировал я имя и фамилию капитана милиции.

Однако все это было произнесено голосом осипшего петуха на завалинке. Язык также отказывался повиноваться. У меня оставался лишь один шанс. Я медленно опрокинулся на бок и упал со стула, приземлившись на четвереньки. Еще некоторое время я отыскивал то направление, в котором мне следовало ползти. Наконец в плывущем передо мной пейзаже я разглядел дверь. Путь к ней был долог и утомителен, как путь верблюда через Сахару. Я дополз и ткнулся головой в дверь.

Постояв на четвереньках у двери некоторое время, я героическим усилием зацепился за ручку и поднял тело в вертикальное положение. Почикавшись еще некоторое время с замком, я наконец отпер его. Кто-то ухватился за дверь с той стороны и открыл ее. Передо мной выросла фигура Дынина.

– Ну, клиент готов? – нетерпеливо спросил он.

– Ничья, – выдохнул я из себя и грохнулся в его объятия.

Очнулся я через некоторое время, сидя уже на знакомом мне стуле. Дынин прикладывал мне к лицу компресс из смоченного в холодной воде полотенца. То ли фенамин стал действовать, то ли компресс пришелся мне в кайф, но потихонечку я стал трезветь.

Передо мной стояли Челобанов и Дынин.

– Мы тут уже поискали кое-где, но ничего не нашли, – заявил Дынин.

– Ищите лучше, – промямлил я.

– Где? Где искать? – нервно спросил Челобанов. – Не заглядывать же нам в каждую трубу!

Я еще раз утерся холодным полотенцем и продекларировал основополагающую мысль:

– Я думаю, искать надо там, откуда легко взять и куда никто не полезет.

Мысль оказалась конструктивной. Челобанов и Дынин осмотрели помещение и тут же, как по команде, оказались в положении лежа. Дынин заглянул под стеллажи.

– Там какие-то банки из-под краски, – сказал он.

– Вынимайте их! – категорически заявил Санчо.

Дынин подлез под стеллажи и вынул две банки. В одной из них он нашел пузырек с белым порошком.

– Фе... фено... фенолфталеин, – с трудом прочел Дынин. – Это оно?

– Сделано! – хлопнул я в ладоши, чуть не упав при этом со стула.

– Так, – втянул в себя воздух Челобанов. – Ну, Михалыч, сука позорная... Будить его!

Дынин подошел к Михалычу и потрепал его за плечо, потом еще и еще. Михалыч открыл глаза и, опомнившись, сел на лежак. Ясным взглядом он оглядел нас всех и неожиданно загорланил:

– Девушки, война, война, кончились свиданья!

И устремился к бутылке «Немирова», стоявшей на столе.

– Прекратить! – Дынин вырвал у Михалыча бутылку и толкнул его обратно на лежак. Михалыч сел и непонимающе уставился на Дынина.

– Что такое? – правая рука Михалыча скользнула под подушку и вытащила оттуда здоровенный ключ Бако. – Я тебе покажу, как красноармейца обижать! – угрожающе проговорил сантехник.

Реакции Дынина можно было только позавидовать. Мгновенно запустив руку в карман, он быстро вынул оттуда красное удостоверение и сунул его под нос сантехнику. Тот недоуменно стал разглядывать фотографию Дынина.

– Это что, голая баба, что ли?

– Нет, это лысый милиционер, – сказал я.

Михалыч удивленно воздел на Дынина свои красные зенки и произнес:

– А мы ментов не вызывали!

– Они сами пришли, – сказал я.

– Зачем?

– Арестовывать тебя будут.

– Меня? За что? – поднял брови Михалыч.

– Потому что ты полгостиницы пургеном отравил, – с трудом выговаривая слова, сказал я.

– Я? Ну и что? – сказал Михалыч и после некоторой паузы добавил: – А вы докажите!

– Это нашли у вас, – сказал Дынин, придвигая к лицу Михалыча пузырек с пургеном.

– Не мое, подсунули... – отвернулся Михалыч.

– Здесь ваши отпечатки пальцев! – грозно сказал Дынин, еще ближе подвигая пузырек к лицу сантехника.

– Ну и что? Это для личного употребления, у меня постоянно запор, – не сдавался Михалыч.

Несмотря на выпитое, Михалыч производил впечатление совершенно трезвого человека.

– Прекрати нам мозги сношать, скотина! – взвился Челобанов. – Отвечай, зачем ты это сделал, мерзавец!

– Зачем сделал? – Михалыч задал этот риторический вопрос, потом сделал паузу, после которой с вызовом заявил: – А пусть подрищут! А то больно говна много...

– Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? – удивленно спросил Челобанов.

– А я и не собираюсь оправдываться, – сказал Михалыч. – Ты вот, например, морда твоя наглая, мне сто пятьдесят рублей два месяца должен за починку твоего домашнего унитаза...

Челобанов был поражен.

– Ты хочешь сказать, из-за того, что я якобы должен тебе сто пятьдесят рублей, ты мне тут такое устроил?! – Его голос задрожал.

– Да вы мне тут все, козлы вонючие, надоели! Я думал, тут один нормальный человек появился, да и тот гнидой оказался – ментов вызвал.

Михалыч явно намекал на меня.

– Так, надо его брать, – сказал потерявший терпение Дынин. – Он в отделе у нас быстро расколется.

– Бери, бери, – ехидно сказал Михалыч. – Чайком там меня попоишь за свой счет. Ты докажи, что это я сделал, лысая твоя башка!

– Ах ты падла! – Дынин замахнулся всей пятерней на сантехника. – У меня и не такие раскалывались...

– Так, всем тихо! – закричал Челобанов. – Мы никого брать никуда не будем.

– Как это не будем? – удивился Дынин.

– У нас была договоренность, вы мне оба обещали конфиденциальность... В общем, так, – произнес Санчо в сторону Михалыча. – Немедленно получай расчет в бухгалтерии и проваливай отсюда на х...! И если ты, урод, пойдешь дальше отдела кадров и бухгалтерии, я тебя задушу своими руками! Пшел вон отсюда!

– Ну и катись со своим отелем, в гробу я тебя видал! – Михалыч поднялся и не слишком твердым шагом пошел к двери. Дынин и Челобанов взяли меня под руки, и мы отправились вслед за ним. Через несколько минут меня уже отпаивали минералкой в кабинете директора. Сам же Челобанов орал в трубку телефона:

– Да, Ирина Петровна! Рассчитайте его и отдайте сверх того сто пятьдесят рублей. Пусть он подавится и катится со всем этим в... жопу! – громко произнес Челобанов, резко положив трубку телефона на рычаг.

– Вот мерзавец, а! – воскликнул он, обводя нас с Дыниным взглядом.

– Так, господа, я искренне благодарен вам за проделанную работу, – перешел он к делу. – Еще раз хочу вам напомнить, что, по обговоренным нами условиям, никто не должен знать об этом происшествии.

Дынин хотел что-то возразить, но я остановил его:

– Дмитрий Александрович, не стоит.

– Вот и хорошо, – сказал Челобанов. – Я думаю, что главная цель, которую мы преследовали – найти паршивую овцу в стаде и изъять ее отсюда – достигнута. И увольнение будет хоть и не самым суровым, но достаточным наказанием для Пяткина.

– Да, можете и меня с завтрашнего дня увольнять вместе с ним, – сказал я. – Мне здесь как детективу делать, похоже, больше нечего.

– Да, нам с вами надо покончить с нашими финансовыми делами, – заметил Челобанов.

– Неплохо было бы...

Санчо вынул калькулятор и начал считать.

– Четыре, ну, может быть, пять дней работы... Сегодняшний день пойдет за два. Итого тысячу долларов, и еще пятьсот я вам даю премиальных. Есть претензии?

– Нет, что вы! – ответил я.

– Ну и отлично, – сказал Челобанов и открыл сбоку от себя еще одну панель, за которой был сейф. Пока Санчо рылся в сейфе, Дынин вдруг встал, задергался и сказал: «Ой!»

– Что такое? – быстро повернулся вполоборота Челобанов, не вынимая рук из сейфа.

– Простите, а где у вас здесь туалет? – спросил Дынин, держась за штаны.

– Как? Он тоже пострадавший? – посмотрел на меня Челобанов.

– Судьба... От нее не уйдешь. – ответствовал я, развалившись в кресле.

Челобанов проводил Дынина в свой личный туалет, попросив, чтобы он тщательно смыл за собой. Дынину некогда было обижаться, и он быстро исчез в недрах личных апартаментов Санчо.

Челобанов наконец вынул из сейфа конверт, достал оттуда доллары, пересчитал их и, сложив обратно в конверт, протянул его мне.

– Мерси, – сказал я и спрятал конверт в карман.

Через некоторое время к нам присоединился Дынин.

– Давайте выпьем за то, что все хорошо кончается! – предложил Челобанов.

Мы выпили. Я на этот раз ограничился лишь мартини.

– И все же я не понимаю, неужели эта скотина поставила весь отель на уши из-за ста пятидесяти рублей, которые я ему якобы должен? – как бы сам себя спросил Челобанов.

– Не только, – сказал я. – Дело в том, что, как я понял, Михалыч по характеру обидчивый и мстительный тип. Типичный пример человека со сдвинутой психикой. К тому же еще азартный и не знающий меру. Похоже, зуб он имел на многих, а к клиентам испытывал почти хроническую неприязнь. Так часто бывает у людей, которые работают в сфере услуг.

Мы посидели еще. Время было уже вечернее. В кабинет заглянула секретарша.

– Сергей Антонович, если я вам не нужна, я пойду.

– Да, ты свободна, – ответил Санчо.

– Ну, пора и нам, – засобирался Дынин. – Если что, обращайтесь, чем можем – поможем.

– Спасибо, но я надеюсь, что это не пригодится, – сказал Челобанов.

Мы выпили еще на посошок, и Челобанов пошел нас провожать.

– Еще раз спасибо, – пожал он нам руки на пороге двери в коридор.

Тут дверь распахнулась, и в приемную влетела секретарша Олечка, которая была еще бледнее, чем обычно.

– Сергей Антонович, у нас ЧП!

– Что еще такое? Что еще случилось в этом бедламе? – раздраженно спросил Санчо.

Секретарша, молча жуя губами, медлила с ответом.

– Да скажешь ты наконец или нет? – прикрикнул Челобанов.

– Сергей Антонович, – пролепетала Олечка. – Там, в подсобке... сантехник Пяткин повесился...

ГЛАВА 6

Пораженные, мы все уставились на нее.

– Что он сделал? – переспросил Челобанов, видимо, не в силах переварить эту информацию. Однако в его мозгу через мгновение что-то щелкнуло, он не дождался ответа, стремительно выскочил в коридор и полетел вниз по лестнице.

Мы с Дыниным, насколько успевали, преследовали его. Перед самой подсобкой сантехника нам удалось настичь директора. У входа стояли электрик Костя и швейцар Арнольдович. Даже в полумраке подвала он не стал снимать свои темные очки, отчего его вид стал еще более зловещим.

Санчо ухватился за ручку двери, секунду помедлил, затем рывком открыл ее и прошел внутрь. Мы с Дыниным последовали за ним.

Первое, что мы увидели, были здоровенные сбитые ботинки Михалыча и его ноги, облаченные в синие брюки. Мы почти разом подняли головы и уставились на Пяткина. Мне показалось, что в его облике есть нечто мистическое. Михалыч висел на каком-то шнуре, не слишком высоко, голова его была слегка склонена набок. Я не берусь утверждать за других, но мне показалось, что Михалыч слегка улыбается, как бы говоря нам: «Ну вот, видите, все получилось по– моему!» Тело покойного слегка раскачивалось из стороны в сторону, скорее всего, под воздействием потоков воздуха, образовавшихся при открытии и закрытии двери.

В комнате стоял какой-то едкий химический запах. Некоторое время мы завороженно и молча смотрели на тело человека, с которым еще два часа назад имели беседу, а я даже распивал водку.

– Ну что, я пошел вызывать оперативников, – нарушил молчание Дынин. – Никого сюда не пускать, руками ничего не трогать.

Он потоптался еще немного на месте, потом открыл дверь и вышел. Мы с Челобановым остались в бендешке. Еще минуту мы молчали, затем директор сказал:

– Владимир Александрович, я, видимо, воспользуюсь вашими услугами еще некоторое время.

– Зачем?

– Мне это все не нравится.

– Мне тоже, – сознался я.

– Задержитесь в отеле хотя бы дня на два, пока это все не утрясется.

Мы посмотрели друг на друга, и я впервые за эти дни заметил в глазах Челобанова неподдельный страх.

– Хорошо, – сказал я. – Я остаюсь.

Было уже за полночь, когда наконец милиция, соблюдя все необходимые в таких случаях формальности, покинула отель. Мы с Дыниным сидели в кабинете Челобанова, совершенно выбившиеся из сил и внутренне опустошенные всем происшедшим.

– Что говорят менты? – спросил я Дынина.

– Так... Ничего, – тупо ответил капитан. – Протокол составили, труп осмотрели, показания сняли... Следователя я хорошо знаю. Майор Петухов из уголовки.

– Ты мне скажи, что они говорят! Как они расценили этот случай?

– Как? – удивился Дынин. – Как и должны были – самоубийство. Обстоятельства будут еще выясняться, но вообще следователь склоняется к этому. А ты что, другое мнение имеешь?

– Я пока ничего не имею, – ответил я. – Но если это самоубийство, то весьма странное.

– Так ты что, думаешь, это не самоубийство, что ли? – Дынин явно недоумевал.

– Да, кстати, – вступил в разговор до этого индифферентно молчавший Челобанов, – что заставляет вас склоняться к такой точке зрения? Какие у вас аргументы в поддержку версии насильственной смерти?

– Сразу скажу, что фактов никаких. Одни ощущения.

– На чем они основаны? – тут же выпалил вопрос Челобанов.

– На том простом банальном факте, что за два часа до этого прискорбного случая я пил вместе с покойником и не заметил никаких нюансов в его поведении и психологическом состоянии, которые говорили бы о склонности к самоубийству. Напротив, Пяткин производил ощущение уверенного в себе человека, которого такая вещь, как увольнение, мало могла смутить. Более того, его не смутила даже угроза Дынина об официальном преследовании...

– Вова, ну как ты можешь что-то утверждать?! Ты же был пьяным! – снисходительно заметил Дынин.

– Что Вова?! – неожиданно взвился я. – Я уже тридцать пять лет Вова! И из них половину я пьяный. К твоему сведению, я давно уже в пьяном виде соображаю лучше, чем в трезвом! Все свои расследования я проводил именно в таком виде! И все свои открытия делал именно «под мухой»! Включая, кстати, и раскрытие самого Пяткина как отравителя. У меня фантазия работает лучше после стопки-другой.

– Вовка, ну ты... не загоняйся, я ведь так просто сказал... Что ты кипятишься-то? – пошел на попятную Дынин.

– Да не кипячусь я, просто сегодняшний день меня доконал. Думал, что дело уже закончено, а тут такая история...

– Значит, вы уверены, что это не самоубийство? – задумчиво произнес Челобанов.

Затем он неожиданно хлопнул рукой по столу:

– В таком случае я официально прошу вас, Владимир Александрович, продолжить расследование или начать его заново – это уж как вам будет угодно. Если Пяткина убили, я прошу вас найти убийцу, если нет – найти реальные доказательства того, что самоубийство действительно имело место.

– Полагаю, – сказал Санчо после некоторой паузы с деловито-улыбающимся взглядом, – что условия нашего сотрудничества можно оставить прежними.

– Согласен, – сказал я и поднялся. – В общем, я устал и хочу принять горизонтальное положение. Иначе я засну прямо здесь.

– Да, и мне тоже пора, – сказал Дынин. – А то Лизка, наверное, черт знает что думает.

Покинув кабинет Челобанова, я попрощался с Дыниным и, терпеливо дождавшись лифта, поднялся к себе в номер, еле дополз до кровати, брякнулся на нее и тут же заснул мертвым сном.

Проснулся я рано утром со страшной головной болью и невеселыми рассуждениями о пережитом. По-трезвому оценив сложность тех задач, которые вчера добровольно взвалил на себя, я пришел в еще большее уныние. По сути дела, постановку задачи можно было сформулировать с многочисленными «если». Все мои подозрения основывались на ощущении, что Михалыч не похож на человека, склонного к добровольному уходу из жизни. В свою очередь, эти ощущения я испытал, и Дынин здесь был совершенно прав, в пьяном виде. Кроме того, я плохо знал Михалыча как человека.

Но интуиция категорическим образом настаивала, что это именно так и есть. А я привык считаться с мнением этой склочной бабы, которая, справедливости ради сказать, крайне редко меня обманывала. И то в тех случаях, когда на ее мнение по объективным обстоятельствам нельзя было положиться.

«Если не мудрствовать лукаво, то какие версии надо отработать?» – спросил я сам себя. Учитывая, что за последний период жизни Михалыч напакостил многим, логика подсказывала, что убийцей мог стать человек обиженный. И мотив его – месть. Хотя, с моей точки зрения, даже если ты провел ночь на горшке – это не повод для убийства... С другой стороны, это лишь мое мнение, и люди бывают разные. За свою достаточно долгую жизнь я убедился в справедливости подобного утверждения. Убивали и по гораздо менее значимым причинам.

Не исключено, что убийца действовал в состоянии некоего аффекта. Однако это все же маловероятно, поскольку убийство было совершено достаточно изощренным способом. Следов борьбы, по заверениям экспертов, не было обнаружено. Единственным фактом, вызывающим подозрения, были несколько ссадин на ладонях Пяткина. Похоже, что в последний момент, оттолкнувшись от стола, за которым мы пили, Михалыч конвульсивно пытался ухватиться за удавку, тщетно пытаясь спасти свою жизнь. Такие случаи в истории самоубийств довольно часто наблюдались. Любовь к жизни все же самый сильный инстинкт у человека.

Если же принимать за основную версию самоубийство, то необходимо выяснить подробности о личности Пяткина у его родственников или людей, хорошо его знавших. По тому мнению, которое у меня сложилось о Михалыче, он мог повеситься только в состоянии белой горячки... Однако, как я выяснил лично, чтобы напоить его до такого состояния, надо было изрядно постараться. Придумать еще какую-нибудь более или менее вразумительную версию я, честно говоря, не мог. В голову лезли всевозможные дикие предположения, наиболее приемлемым из которых было роковое влияние потусторонних сил.

Я посмотрел на часы. Было уже половина девятого. Я решил, что бармен Юра уже на месте и мне пора зарядиться. Внешне жизнь гостиницы с утра выглядела обычной. Горничные сновали по номерам, Арнольдович по-прежнему олицетворял гостиничную статую Свободы, бармен Юра интенсивно протирал стаканы за стойкой.

Я буркнул бармену слова приветствия и попросил джина с тоником. Юра молча протянул мне фигурную бутылочку. Я не спеша выпил, после чего сказал:

– Дай что-нибудь пожрать и налей кофе.

Юра так же молча приготовил мне большой гамбургер и засунул его в печь. Наконец он прервал молчание и спросил:

– Ну, что новенького в нашей богадельне?

– Пока не знаю... У тебя вчера Михалыч спиртное покупал после работы?

Юра внимательно посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.

– А кто покупал?

– После работы – никто. У меня в баре, как правило, персонал полной тарой не покупает – цены кусаются, да и ассортимент слишком мажорный. Так, чтобы поправиться с похмелья, могут стопочку попросить... Или, наоборот, после работы в легкую накатить.

Потихонечку в бар стал прибывать народ. Через некоторое время я заметил, что рядом со мной за стойкой сидят еще двое. Допив кофе и поставив чашку на стойку, пошел к выходу компьютерщик, по совместительству ухажер секретарши Олечки. Через некоторое время, пока я дожевывал свой бутерброд, покончил с завтраком сидевший рядом со мной Костя-электрик.

– Юра, – обратился я к бармену. – А что это за парень, который только что здесь завтракал? Я его в приемной Челобанова часто вижу.

– Это наш программист, Валентин. Он у нас на полставки работает. Собственно, не только у нас, а во всей гостинице. Подрабатывает во многих фирмах. Век всеобщей компьютеризации, – усмехнулся Юра. – Скоро, наверное, и ко мне в бар какой-нибудь Ай-би-эм поставят, чтобы вместо меня сдачу выдавал.

– А где он еще работает?

– Не знаю точно, где-то на пятом этаже. Там какая-то молодежная организация есть. Туда многие из нашей молодежи заглядывают. То ли «Русский легион», то ли еще что-то там русское...

– «Русская колонна?» – подсказал я ему.

– Да, точно.

– А чем они занимаются? Дискотеки, что ли, организовывают?

– Не знаю, мне это малоинтересно. Сходи да узнай, – флегматично ответил Юра, протирая стаканы.

– Да я вроде уже и не молодежь, – грустно вздохнул я и, допив кофе, прикупил еще несколько бутылочек джина с тоником.

Занеся их в свой номер, я отправился к Челобанову. Он сидел в кабинете, рядом с ним находились секретарша и администратор, строгая женщина лет сорока по фамилии Рыкункова. Она являла собой тот нечастый случай, когда фамилия полностью соответствует натуре человека.

– Владимир Александрович, присаживайтесь, подождите минуточку, – сказал Челобанов. – Мы сейчас закончим.

– Олечка, – продолжил директор свои указания, прерванные моим приходом. – Еще раз повторяю – двух старых придурков переселить на пятый этаж, в пятьдесят первую.

– Сергей Антонович, – требовательно сказала Рыкункова, – пятьдесят первая находится прямо у служебной лестницы.

– Ну и что?

– А то, что все эти чердачные пары будут ходить прямо мимо них! – нервно заявила Рыкункова.

– Какие еще пары? – раздраженно спросил Челобанов.

– Вы знаете прекрасно, о чем я говорю! – посмотрела Рыкункова прямо в глаза директору.

– Ах, вы об этом! Но чердак же закрыли...

– Вчера замок взломали.

– Ну так закройте его еще раз, на два замка! – Санчо явно нервничал.

– А некоторые особенно ярые использовали лестничную клетку перед чердаком! – возмущенно заявила Рыкункова.

– Что, прямо на лестничной клетке? – удивился директор.

– Да! Сама лично вчера их согнала!

«Господи, какой облом!» – подумал я, вспомнив о том, как вчера застал парочку перед чердаком.

– Безобразие! – вскричал Челобанов. – Кто это?

– Сотрудники одной из фирм, которые арендуют у нас помещение.

– Немедленно выясните, какая это фирма, я лично буду говорить с директором.

– Бесполезно, – глумливо проговорила Рыкункова. – Потому что это лично директор и был.

– Да ну?! – искренне удивился Челобанов. – Работали бы они у меня – как шелковые ходили бы!

– Да уж не зарекайтесь, Сергей Антонович! – вздохнула Рыкункова.

– Что вы имеете в виду? – Санчо грозно нахмурился.

– А то, что некоторых наших сотрудников очень часто подолгу ищут... Вчера мне понадобилась наша новенькая молодая горничная, – поджав губы, произнесла Рыкункова, – так я искала ее сорок минут.

– Ну так нашли?

– Да, она сказала, что убиралась в номере нашего постояльца.

– И в чем же дело? – недоуменно спросил Челобанов.

– А то, что этот мужчина – одинокий командированный с Алтая!

– Ну, знаете ли, это лишь наши предположения...

– Нет, не предположения! – продолжала настаивать администратор. – У этого командированного вчера убиралась Раиса Ивановна, и в сегодняшней уборке не было никакой необходимости.

– Ах вот что?! – глаза Санчо округлились. – Мало мне хлопот с постояльцами... Уволить к чертовой матери!

Тут я не выдержал.

– Сергей Антонович, в качестве информации... Вчера Раиса Ивановна не смогла закончить уборку в номере командированного с Алтая в силу нестандартного и, я бы даже сказал, не очень этичного поведения последнего.

– Что вы имеете в виду? Он что, приставал к ней? К Раисе Ивановне?! – брови Челобанова птицами взмыли вверх, а рот раскрылся.

– Да. Видимо, по ее просьбе девушка и пошла убираться там сегодня.

– Ничего подобного, она сама вызвалась! – настырно произнесла Рыкункова.

– Так, мне все это надоело! – стукнул кулаком по столу Санчо. – Горничную предупредить, с постояльцем также провести работу. Что у нас еще?

– Еще моряк, – вяло произнесла Олечка. – Очень жалуется. Те же симптомы – скрип со всех сторон, плюс ко всему этому морзянка...

– Какая еще морзянка?! – потерял контроль над собой Челобанов.

– Ну, я не знаю, – замялась Олечка. – Азбука Морзе... Он утверждает, что ночью ему сигналят всякую дребедень.

– Как это? – удивился Санчо.

– Он объяснить не может.

– Когда он съезжает?

Ольга посмотрела в папку и нежным голосом пропела:

– Через неделю. У него как раз заканчивается курс ванн в местной лечебнице.

– Куда же прикажете девать этого старого маразматика? – растерянно спросил Челобанов. – Может, на четвертый?

– На четвертом только двухкомнатные номера, а он заплатил за однокомнатный. Если кто-нибудь приедет, нам придется его снова выселять, – заметила Рыкункова.

Челобанов немного подумал и решительно за-явил:

– В общем, так! Всех сексуальных маньяков – на пятый этаж. Я думаю, ночью они не помешают работе офисов. Всех импотентов – на четвертый.

– На четвертом не хватает одного номера.

– Как не хватает? У нас же был люкс!

– У нас там теперь доктор проживает, – ехидно произнесла Рыкункова.

– Если есть необходимость, – пришел я на выручку, – меня можно переместить куда угодно.

– В таком случае, – тут же нашлась Рыкункова, – на пятом этаже есть прекрасный однокомнатный номер.

– Вот и ладушки, – сказал я, спасая Челобанова от принятия трудного решения.

– Ну, кажется, все, – устало сказал Санчо. – Все свободны.

Олечка вместе с администраторшей исчезли за дверями кабинета.

Челобанов нервно закурил, чего я раньше не наблюдал, и, с силой бросив зажигалку на стол, спросил:

– Владимир Александрович, может быть, вы поговорите с этим старым козлом, у которого палуба все мозги раскачала?

– Это тот самый, который дал в морду Арнольдовичу?

– Да, да, – Челобанов раздраженно смахнул пепел со стола. – Он самый.

– Хорошо, – ответил я. – Сегодня же займусь им. У меня же к вам пока два вопроса.

– Я внимательно слушаю.

– Кто из персонала был близок к покойному настолько, дабы я мог побеседовать с ним о личности Пяткина?

Челобанов нахмурился и задумался.

– Если честно, – сказал он после минутного раздумья, – то лучше всех у нас знают обо всем горничные. Знаете ли, женщины, специфика работы, постоянное общение с клиентами и персоналом. Я и сам их немного побаиваюсь.

– И еще. Дайте мне список фирм, которые арендуют у вас помещение.

Челобанов полез в стол и вынул бумажку, на которой были указаны названия фирм, имена директоров и номера комнат. Я посмотрел на список и пробурчал:

– Ну и названия – «Фатум», «Барьер», туристическое агентство «Бугор»... Лишь одно более или менее благозвучное – «Русская колонна». Кто это?

– Какие-то молодые сопляки-интеллектуалы. Утверждают, что молодежная патриотическая организация.

– Откуда же у них деньги, чтобы арендовать у вас помещение? Я полагаю, стоит это недешево.

– С ними у нас исключительный случай – бартер, знаете ли... Господа своими силами организовали кабельное телевидение, сами тянули кабель, делали телесеть. Я даже взял в штат их видеотехника. Дорога у нас одна – стремиться к мировым стандартам сервиса.

«Остается только пожелать вам счастливого пути!» – мысленно ответил я Челобанову.

Я поблагодарил директора и встал с кресла. У порога Челобанов остановил меня и сказал:

– Если что – сразу ко мне.

– Несомненно, – заверил я его и вышел.

Поднявшись этажом выше, я прямиком отправился в прачечную. Мне повезло – почти все горничные сидели на месте за чашками чая. Раиса Ивановна, завидев меня, сразу заявила:

– А мы воду не из титана брали, у нас кипятильник.

Я тяжело вздохнул и сказал:

– Думаю, что с сегодняшнего дня титан уже не опасен.

Как ни странно, горничные, видимо, поняли, о чем я говорю, так как та же Раиса Ивановна произнесла:

– Вот ведь чего натворил, хулиган... Эх, до чего алкоголь-то доводит! Накуролесил и повесился, прости господи...

– Настасье-то какое горе принес! – произнесла одна из горничных, пожилая женщина.

– А кто это? – спросил я.

– Супружница его.

– Скажите, а вы что, хорошо его знали?

– Да, почитай, давно. Мы с ним соседи, оба в частном секторе живем на Коровьей горе, – продолжала старушка.

– И давно Михалыч закладывал?

– Ох, давно! – всплеснула руками горничная. – Но еще как-то до последнего времени держался. А это, видать, совсем спился, коли руки на себя наложил... Хотя я его пять дней на работе пьяным не видела – как директор запретил ему в баре наливать.

– Вот он по водочке-то родимой так истосковался, что повесился, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала еще одна горничная.

– Скажите, – обратился я к старушке, – бывали ли у него какие-нибудь приступы меланхолии?

– Чего? – непонимающе спросила бабка. – Какие такие приступы?

– Ну, я имею в виду усталость от жизни, желание уйти из нее добровольно, – пояснил я.

– Да откуда? Он когда умеренно пил – нормальным мужиком был. Ох, а весельчак-то, балагур! И озорник к тому же...

– Это как?

– Спорщиком отъявленным был. Что удумает, то обязательно сделает. Хоть ты ему кол на голове теши. Один раз, как сейчас помню, с соседом Колькой поспорили, что без остановки пузырь водки осилит. Так чуть не помер, сердечный, в больницу с отравлением отвезли. Настасья думала, что пить бросит – два месяца после того смотреть не мог. А потом – нет, снова разгулялся, хлобыстал ее как родную.

«Да, азартен был Михалыч», – подумал я про себя.

– Все-таки жалко его, хулигана... Так вот взял нас всех и на горшки посадил... – грустно улыбнулась старушка.

– Расстроились мы все, – вторила ей Раиса Ивановна.

– Все расстроились. Я вот вчера с горя напился, – заметил я.

Все горничные ответили мне гробовым молчанием, а самая молодая из них, которую я сегодня буквально спас от увольнения в кабинете Санчо, при этом еще и хитро улыбалась. Я счел это оскорбительным намеком и, откашлявшись, произнес:

– Ну, мне пора.

– Приходите к нам чай пить, – произнесла под конец молоденькая.

– Если только с коньяком, – ответил я, закрывая дверь.

Я поднялся на пятый этаж и тут же столкнулся с администраторшей Рыкунковой.

– Вот и вы! – вскричала она. – Что называется, на ловца – и зверь бежит.

Бежать на Рыкункову мне совершенно не хотелось, и я ограничился лишь сухим вопросом:

– У вас какой-нибудь вопрос ко мне?

– У меня для вас ключик от пятьдесят второй комнаты. Не волнуйтесь, там очень хорошо. Сейчас придет горничная и вымоет там.

Дальше ее болтовню я уже не слышал. Мое внимание привлек человек, вышедший из комнаты с надписью «Русская колонна». Это был тот самый хмурый мужчина, который проник в мой номер с ножом только ради того, чтобы убедиться, что телевизор работает. Я завороженно смотрел на него, но он прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания. Позже до меня дошло, что он-то меня до этого ни разу и не видел, так как я находился тогда в темном туалете. Он открыл ключом дверь в комнату с надписью «Видеоинженер» и исчез в ней.

– В общем, комната очень светлая, мебель почти новая... – продолжала тем временем женщина.

– А телевизор там есть? – неожиданно перебил я ее.

– А как же! У нас во всех номерах есть телевизор, – несколько обиженно сказала Рыкункова.

– Ну и отлично.

Я выхватил ключ из рук администраторши и двинулся вперед по коридору. Рыкункова лишь недовольно фыркнула мне вслед. Я подошел к двери «Русской колонны» и, постучавшись, вошел внутрь.

ГЛАВА 7

Комната выглядела достаточно пустынной. Пара книжных шкафов и столы, составленные буквой «Т» – вот, пожалуй, и вся мебель, которая находилась здесь.

Во главе длинного стола сидел за компьютером молодой человек. Завидев меня, он встал навстречу. Это был невысокого роста светловолосый юноша в очках с дымчатыми стеклами. Лицо его было бледным. Он плотно сжимал губы, видимо, желая произвести на собеседника серьезное впечатление. При этом нос сильно растягивался вниз, становясь похожим на перевернутый знак вопроса, а крылья его сильно раздувались.

– Добрый день, – картавым голосом произнес он. – Вы находитесь в молодежной патриотической организации «Русская колонна». Меня зовут Марк Уточкин, я являюсь ее председателем.

– А я Мальков Владимир, штатный гостиничный врач.

– Очень приятно, – произнес Уточкин, пожимая мне руку. – Вы собираетесь вступить в нашу организацию?

Я был польщен тем, что меня отнесли к молодым, и улыбнулся.

– Вы знаете, у нас есть люди и пожилого возраста, – тут же наотмашь ударил по моим иллюзиям Уточкин.

– Нет, я тут как бы с целью осмотра...

Молодой интеллектуал удивленно вскинул брови.

– Осмотр кого?

– Вы не поняли... Имеется в виду санитарный осмотр помещения. В гостинице неблагоприятная санитарная обстановка, вот директор и послал меня осмотреть все офисы.

– Ах, вот как! – воскликнул Уточкин. – Ну что ж, пожалуйста, осматривайте.

– Как у вас тут, тараканы не бегают, окурки на полу не валяются?

– Тараканов регулярно травим, а курить – не курим. Один из лозунгов нашей организации: «В двадцать первый век – со здоровой нацией!» – ответил Уточкин.

– Какой нацией? – спросил я.

– Русской, без сомнения, – произнес Уточкин картавым голосом.

– Меня всегда эта тема интересовала. Я ведь тоже русский, некоторым образом.

– Вот как? Очень интересно... – произнес мой собеседник.

Я не совсем понял, к чему относится его фраза – к первой части моего высказывания или ко второму утверждению. Тем временем Уточкин, пригласив меня к столу, уселся на свое место.

– Не так уж много людей интересуются историей своего народа и бережно относятся к его традициям, – заявил он. – А ведь это очень важно, особенно что касается нашей нации. Вы не можете себе представить, насколько древние корни имеет история нашего народа!

– Простите, у вас штопор есть? – перебил я его.

– Не понял...

– Я говорю, у вас есть что-нибудь, чем можно открыть бутылку? – я достал из пакета бутылку джина с тоником.

– Вообще-то мы не пьем, тем более на работе, – сказал Уточкин, вынимая из ящика стола многофункциональный складной нож.

– А я вам и не предлагаю, я сам выпью, – возразил я. – Понимаете, наш директор постоянно бдит насчет того, кто и что пьет. А сюда он точно не зайдет.

Уточкин поморщился при моих словах и продолжил треп об исторических корнях. Похоже, что мои уши явились благодатной почвой для его патриотических лекций.

Послушав о заслугах русской нации перед человечеством, я уяснил для себя, что не так много осталось мест на земле, где бы русская нация не наследила тем или иным способом. Мне говорилось о каком-то Рогнеде, который, расталкивая палкой льдины, высадился некогда со Шпицбергена на север Земли Русской. С особой ненавистью руководитель «Русской колонны» говорил о тех варварах, которые бегали на территории древней Италии и которых наши соотечественники организовали в цивилизованное общество, прообраз Древнего Рима. Но особенно меня потряс рассказ о том, как представители нашей нации закладывали основы египетского царства.

– Ведь вы послушайте, как легко в истории одни буквы в словах заменяются другими! – воскликнул председатель «Русской колонны». – Египетское слово «фараон» на самом деле есть не что иное, как древнерусское «царь он».

– В общем, мы как евреи, – сказал я, допивая остатки джина.

– Не понял, – надменным тоном произнес Уточкин.

– Ну, нация, избранная Богом, – пояснил я.

– Я попросил бы вас, – Уточкин снова вытянул свой нос вниз, плотно сжав губы, – все же иметь уважение к своей нации и не проводить сомнительных аналогий.

– Извините, больше не буду, – сказал я, тяжело подымаясь. – И большое вам спасибо, интересно было пообщаться.

– Если хотите, могу дать что-нибудь почитать, – тут же любезно предложил мне Уточкин, подходя к шкафу. – У нас есть небольшая библиотека.

– Почитать? – задумался я.

Оценив имеющуюся литературу, я пришел к выводу, что абсолютное ее большинство составляют издания, которые объединяло одно – они были посвящены так называемому русскому вопросу. Хотя встречалось здесь и много другой всякой всячины, говорящей о разнообразии интересов членов этой организации. Литература по социальной психологии, истории, философские труды классиков и современников... Заметил я даже брошюрку недавно оскандалившегося японского сектанта Секо Асахары.

– Нет, пожалуй... – сказал я. – Рад бы, да времени нет.

– Ну, если что, заходите, – пожелал мне на прощание Уточкин. – Бутылочку пустую только захватите, пожалуйста, с собой.

Я положил бутылку в пакет и покинул цитадель «русского национализма». Я направил свои стопы в поисках пятьдесят второго номера, который с сегодняшнего дня должен был стать моей резиденцией. Отыскав его, я обнаружил, что он находится прямо напротив комнаты видеоинженера. Неожиданно даже для самого себя я подошел и постучал. Через некоторое время мне открыли. На пороге стоял хозяин комнаты и внимательно смотрел на меня.

– Здравствуйте! – Я радостно улыбнулся. – Я ваш новый врач.

– Спасибо, я здоров, – хмуро ответил мне видеоинженер.

– Я гостиничный врач, – заметил я.

– Я все равно здоров, – упрямо заявил мой собеседник.

– Ну и слава богу. Я тут у вас в соседях теперь. Меня интересует, работает ли там телевизор?

– Должен работать. Если что, обращайтесь ко мне.

– Да, и еще. Директор поручил мне провести санитарный осмотр офисов – в этом смысле в гостинице в последнее время не все в порядке. У вас тут как, санитарные нормы соблюдаются? – спросил я, засовывая голову внутрь помещения. – Тараканы, окурки?...

Увиденное слегка удивило меня. Комната для обычного гостиничного кабельного телевидения была оборудована очень хорошо. На стеллажах стояли несколько телевизоров один над другим, насчитал я три видеомагнитофона, и еще имелась куча всевозможного оборудования, в котором я плохо разбираюсь.

– Я не курю, – отрезал видеоинженер. – А с тараканами борюсь нещадно. Видите, сколько у меня оборудования?

– Да, я чувствую, что вы большой специалист.

– Профессия обязывает, – усмехнулся хозяин комнаты.

– Вообще-то меня зовут Володя, – сказал я.

– А меня Андрей, – слегка улыбнулся видеоинженер. – Ну, вы извините, мне надо работать. У нас скоро дневной сеанс.

– А вы что, и днем видик крутите?

– И утром тоже, а с вечера до самой поздней ночи.

– Отлично, – заметил я. – А то у меня что-то плохо со сном.

Попрощавшись, я отправился в свой новый кабинет. Он действительно оказался довольно просторным, хотя и однокомнатным. В отличие от моего предыдущего номера вместо широкой двуспальной кровати здесь стоял раскладывающийся диван, на котором лежал свежий комплект белья, заботливо уложенный горничной.

Время было уже обеденное, и я отправился в ресторан перекусить. Очутившись на первом этаже, я по инерции бросил взгляд на аптечный киоск. К моему удивлению, у него снова организовалась очередь. От возникших предположений у меня внутри все похолодело. «Неужели снова?» – подумал я.

Я подошел к киоску и приветливо поздоровался с Катей. Дождавшись, когда толпа слегка рассосалась, я заговорил.

– Что сегодня у нас в качестве опиума для народа? – спросил я.

Катя тяжело вздохнула и ответила:

– Бальзам «Старославянский». Заодно вместе с ним покупают другие настойки из трав.

– Да ну? Дайте, я поближе посмотрю на эту панацею.

Екатерина протянула мне небольшой пузырек с темной жидкостью и желтой этикеткой, на которой витиеватыми буквами было написано: «Бальзам „Старославянский“ улучшает общее состояние организма». С обратной стороны был указан состав трав и название фирмы-изготовителя. Я пробежался глазами по названию ингредиентов и квалифицировал бальзам как обычную успокаивающую настойку. Производило бальзам АО «Филадельфия».

– Великолепно, – произнес я вслух. – Бальзам «Старославянский» сочетается с АО «Филадельфия» как билдинг с самоваром... И что, помогает?

– Не знаю, – пожала плечами Катя. – Только сегодня брать начали. До этого спокойно стоял.

– Похоже, в нашей богадельне в почете всевозможные кампании. Один бум сменяется другим... Скажите, Катенька, как у вас в последние дни идет торговля презервативами?

Екатерина засмущалась и почти шепотом сказала:

– Очень хорошо, Владимир Александрович, очень хорошо.

– Так я и думал.

– Мне с вами надо поговорить, – неожиданно сказала Катя.

– Да, пожалуйста.

– Мне надо у вас проконсультироваться.

– Сейчас я пообедаю и после этого буду у себя в пятьдесят втором номере. Что, прихворнули?

Катя замялась. Тут к киоску подошла еще пара покупателей.

– Ну, значит, после обеда жду вас, – сказал я и отправился в бар.

Усевшись на уже полюбившийся мне высокий стульчик, я заказал Юре пару гамбургеров и мартини. Получив бутерброды, я задумался о происходящем. Мне необходимо было выработать несколько версий, которые стоило бы впоследствии разрабатывать. До сих пор у меня не вырисовалось ни одной фигуры из числа тех, кого можно было бы подозревать в убийстве сантехника Михалыча. Если брать в расчет версию мщения, то по имеющимся у меня данным наибольшие шансы стать подозреваемым были у ухажера секретарши Челобанова. Если парень так присох к Олечке, а у нее, по словам директора, было сильное отравление, то первым делом было необходимо проверить его алиби. Однако здесь у меня были сомнения. Скорее Валентин начистил бы Михалычу морду...

Других же подозреваемых, если брать эту версию за основу, у меня не было. За исключением одного, пришла мне в голову интересная мысль. Я совсем забыл про самого Челобанова. Пожалуй, самый достойный кандидат на роль мстителя. Однако сам он сделать это не мог, в силу того, что практически все время между разоблачением Михалыча и его обнаружением на веревке он провел вместе со мной и Дыниным. К тому же даже если бы ему и удалось задушить Михалыча, то вряд ли он смог бы в одиночку поднять тело и засунуть его в петлю.

Оставалась версия найма. Однако и против нее были серьезные аргументы – слишком все быстро организовано. К тому же Челобанову совершенно незачем было это делать в гостинице. Ликвидировать Пяткина он мог и через месяц, задавив где-нибудь на перекрестке.

С другой стороны, Санчо – человек эмоциональный, – снова стал противоречить я сам себе. И под воздействием эмоций он мог пойти и на это.

– Ты что такой смурной? – долетел до меня голос бармена Юры. – Может, тебе нервишки подлечить? Купи себе валерьяночки.

– Спасибо, я предпочитаю другое лекарство. Плесни мне еще мартини.

Юрий улыбнулся и наполнил стакан.

Тут я вспомнил о бальзаме «Старославянский». А если отбросить версию мщения и подумать о медицинской версии, отметенной мною ранее? Ведь, как ни крути, фармацевтическая фирма «Фатум» является единственной, кто выиграл от всего этого. Худо-бедно, а болезни и несчастья постояльцев так или иначе наполняли карман торговцев медикаментами. Неожиданно все, о чем я думал ранее, систематизировалось в одну стройную версию. И массовое расстройство желудка, и сексуальный бум с последующей массовой закупкой презервативов, и удивительное пристрастие публики к бальзаму, эффективность лечения которым можно было подвергнуть серьезному сомнению... Все это обернулось денежными доходами для господина Лаврухина.

Но тут была серьезная загвоздка. С массовым отравлением было все просто и понятно: Лаврухин мог договориться с Михалычем о совместных барышах, а потом при разоблачении сантехника устранить его, чтобы он не проболтался. Но как, черт возьми, можно было организовать сексуальный бум и массовый интерес к малоходовым лекарственным препаратам?!

Я подвел итог своим размышлениям. Можно было констатировать, что у меня есть лишь одни предположения, на поверку весьма далекие от реальности.

Допив остатки мартини, я попрощался с Юрой и покинул бар. У лифта я неожиданно столкнулся с морским офицером. Вернее, первым делом мне бросились в глаза взаимно неприязненные позы швейцара Арнольдовича и моряка. Моряк повернул голову и с ненавистью взирал на швейцара из-под козырька своей фуражки. Ненавистный взгляд Арнольдовича был скрыт его темными очками, однако набычившаяся в сторону офицера фигура швейцара говорила о всей полноте негативных ощущений, которые вызывал у него обидчик.

Я встал между ними. Тут подошел лифт, мы с моряком погрузились в него и отправились на пятый этаж. Сначала мы ехали в полном молчании, потом я вспомнил об утренней просьбе Челобанова и принялся тут же ее исполнять.

– Скажите, – спросил я старика, – а как вас зовут?

– Алексей Платонович, – ответил он и тут же запальчиво спросил: – А что?

– Нет, нет, ничего, – радушно ответил я. – Меня зовут Владимир Александрович, я работаю врачом в этой гостинице.

– Очень приятно, – отнюдь не искренним тоном заявил Алексей Платонович и демонстративно устремил свой взгляд на стенку с указателем этажей.

– Алексей Платонович, если вы не возражаете, я бы хотел с вами побеседовать, – вежливо сказал я.

– На какие темы?

– На сугубо житейские. Я думаю, что любому морскому офицеру, изрядно попутешествовавшему, есть о чем рассказать своему собеседнику.

Платонович слегка порозовел от удовольствия.

– Ну, в общем, я не так много и путешествовал. Был всего лишь в семи странах. Из них три социалистических.

– Что вы говорите? – радостно удивился я, выходя вместе с Платоновичем из лифта. – А я вот ни в одной не был. Сижу здесь на одном месте и толстею.

– Какие ваши годы! – ободряюще заявил моряк. – Успеете еще...

– Хорошо бы, – сказал я, подумав при этом о своем желании съездить за границу с детьми.

– Проходите, угощу вас кофе, – сказал капитан второго ранга, открывая дверь своего номера.

– А что-нибудь погорячее у вас найдется?

– А, разбойник, решили заправиться после обеда?! – покачал головой моряк.

– Так, в легкую... – улыбнулся я.

– Нет, я не пью, – вдруг категорично заявил этот старый дурень.

– А я думал сбегать к себе в номер за джином, – разочарованно протянул я.

– Нет, спасибо, – после некоторого раздумья произнес моряк.

Через пять минут мой новый знакомый поставил передо мной чашку с дымящимся кофе и спросил:

– Так о чем вы хотели у меня узнать?

– Скажу вам честно – меня интересуют два вопроса.

– Какие же? – Алексей Платонович обхватил рукой коленку и живо закачался, сидя на диване.

Морячок всем своим видом показывал, что ему не терпится приступить к рассказу о дальних странствиях, знойных шоколадных креолках, покладистых китаянках или еще о чем-нибудь в этом роде, но я его сильно разочаровал своими последующими вопросами.

– Меня интересует, за что вы поставили фингал нашему швейцару Арнольдовичу и что за азбука Морзе беспокоит вас по ночам, – спросил я.

Платонович перестал качаться и, упершись ладонями в колено, произнес:

– А с какой стати это вас интересует?

– Ну как же, – начал я пояснять. – Я работник отеля, и моей святой обязанностью является то, чтобы клиенту в нашем отеле было комфортно и удобно. Если есть какие-то проблемы, вам стоит поделиться. Тем более что я врач, и если это случай медицинский, я все сохраню в секрете.

– Мне нечего скрывать, – отрезал моряк. – Я вам сразу заявил, что таких типов, как ваш швейцар, терпеть не могу. Все эти штабные крысы, писаришки, живущие за наш счет, меня всегда раздражали.

– Но ведь это же не повод, чтобы лезть в драку. К тому же вы предъявили ему какие-то конкретные обвинения...

Алексей Платонович несколько замялся и после некоторого раздумья сказал:

– Ну, в общем, тут несколько другое... Понимаете, это связано со вторым вашим вопросом, про морзянку. Все дело в том, что по ночам у вас в отеле мне снится азбука Морзе.

– Как это? – поразился я.

– Очень просто. Кто-то сигналит мне всевозможные тексты, а поскольку я сам по образованию радист и азбука Морзе для меня второй язык, то это все равно что говорить со мной обычной речью.

– Что вы говорите! Видимо, вы действительно большой специалист, – польстил я ему.

У меня почти не оставалось никаких сомнений, что я наблюдаю клинический случай старого маразматика.

– Каким же образом это происходит? Вам кто-то стучит ложкой по спинке кровати? – спросил я.

– Молодой человек! – гордо поднял голову капитан второго ранга. – Я полагаю, что ваши шуточки здесь неуместны.

– Извините ради бога, это всего лишь мое предположение.

– Я и сам не понимаю, как это происходит, – поникшим голосом сказал Алексей Платонович. – Звуков, откровенно говоря, я не слышу...

– Может быть, у вас какая-то странная реакция на электрические приборы? – предположил я. – Может быть, пощелкивание холодильника?

– Холодильник у меня выключен, потому что я ничего в нем не держу. Никакие другие приборы у меня ночью не включены, кроме ночника, при тусклом свете которого я и сплю. Знаете ли, привычка, оставшаяся с флота. Когда поднимают по тревоге и ты вскакиваешь с постели, то должен видеть обстановку вокруг себя.

– Да, – задумался я. – Случай неординарный. Может быть, ночник трещит?

Моряк посмотрел на меня как на идиота, потом встал и включил лампу, стоящую на тумбочке около кровати. Лампа загорелась едва различимым светом, не издавая никаких звуков.

– Вы убедились?

– Да, – ответил я, уныло понурив голову. – А вы не пробовали принимать снотворное?

– Пробовал уже. Не помогает. Сегодня вот даже пошел купил себе бальзам. «Старославянский» называется. Говорят, что хорошая вещь.

– Кто говорит? – живо спросил я.

– Как кто? – удивился моряк. – Ну вообще... Люди... Не помню, но где-то я о нем слышал. Я еще тут прикупил разных лекарств, настоянных на травах. Знаете, не люблю химию.

– И все же я на вашем месте принял бы лучше таблетку снотворного, – посоветовал я.

Моряк скептически ухмыльнулся. Я уже собирался прощаться, как вдруг вспомнил.

– Да, совсем забыл, а как связаны азбука Морзе и инцидент со швейцаром Арнольдовичем? – спросил я.

Алексей Платонович долго колебался, прежде чем ответить:

– Наверное, вы мне не поверите. Но мне ночью сообщили про все его дела. Знаете, для нас, моряков, особенно актуально, чтобы во время нашего плавания дома было все в порядке. А такие вот сухопутные крысы, вроде вашего Арнольдовича, устраивали у нас в семьях бардак и дезорганизацию.

– Вы хотите сказать, вам ночью сообщили, что за нашим стариком-швейцаром водятся подобные грешки?

– Да, – категорично заявил моряк. – И не раз. И не только об этом.

– Ну что ж, – вздохнул я, решив, что больше мне выяснять у моего собеседника нечего. – Алексей Платонович, у меня к вам два предложения. Постарайтесь в последующем сдерживать свои эмоции, и если вам еще что-нибудь нашепчут по морзянке, не проявлять свое недовольство столь прямолинейным образом. И еще – вот вам название нового снотворного, которое есть в нашем киоске. – Я написал на бумажке слово. – Попробуйте заснуть с ним.

– Вы думаете, это поможет? – спросил моряк.

– Не уверен, но все же попробуйте.

«Ну и чудеса творятся! – подумал я, выйдя из номера старого моряка. – У всех едет крыша, у кого на чем!»

Я зашел в свой номер, залез в холодильник, вскрыл бутылку джина, опорожнил ее наполовину и улегся на диван. Мой отдых, однако, очень скоро прервал стук в дверь.

ГЛАВА 8

– Да, входите, – сказал я, тяжело поднимаясь с дивана.

В комнату вошла продавец аптечного киоска Екатерина Любимова. Я подошел к столу и сел за него.

– Присаживайтесь, Катенька... К сожалению, ничем не могу вас угостить, только что въехал в номер.

– Нет, что вы, я только что пообедала. Ходила в офис и попутно зашла к вам.

– Слушаю вас внимательно, что вас беспокоит?

– Владимир Александрович, вы знаете... – Катя покраснела.

– Говорите все как есть. Так мне легче будет разобраться.

– Мне нужен совет, скорее даже помощь. Я не знаю, как сформулировать...

Нерешительность Кати начинала действовать мне на нервы. Я и без того был перегружен информацией, оценка которой представляла для меня немалую сложность.

– Я даже не знаю, как и сказать...

– Как есть! – повышенным тоном заявил я.

Видимо, мой тон подействовал, и Катя так же решительно заявила:

– Меня достали мужики!

Я тяжело и громко вздохнул.

– Ну, знаете, Катенька, это вопрос скорее философский нежели медицинский.

– Нет, тут все странно, здесь какая-то патология.

– А если конкретнее?

– Все дело в том, что последние несколько дней ко мне активно пристают мужчины с весьма недвусмысленными предложениями об интимной близости.

– Катенька, – устало проговорил я, отхлебывая из бутылочки джин. – В конце концов, не так уж это и плохо. Когда-нибудь, надеюсь, что это будет очень нескоро, вы будете вспоминать об этом с жалостью.

– Об этом – никогда! – почти закричала она. – Потому что это ненормально, когда все вдруг разом ни с того ни с сего и об одном и том же...

– А в чем это выражается? – Я решил пораз-влечься и вытянуть из Кати подробности.

– Ходят целый день, что-то вынюхивают, проходу от них нет. Все говорят, что я прекрасно выгляжу, что я очень симпатичная и что у меня хорошие духи.

Я впервые посмотрел более пристально на Катю и решил для себя, что, в общем, действительно странно то, что за ней ходят толпами. Внешне Катя не представляла собой что-либо выдающееся.

– Катенька, а вы не пытались поговорить о том же самом с вашим директором?

– Пыталась.

– Ну и что? – поинтересовался я.

– Он тоже...

– Что тоже?

– Он тоже пристает! – Катенька заплакала и обхватила лицо руками.

– Лаврухин пристает? – удивился я, вспомнив об устойчивых сексуальных отношениях, существовавших между ним и его секретаршей.

– Да, и еще как! Они никаких слов не понимают. Я сегодня одному лысому мужику, командированному с Алтая, аж по морде дала.

И тут неожиданно для себя я почувствовал симпатию к этой девушке. Она нравилась мне все больше и больше. Несмотря на то что черты ее лица правильными назвать было нельзя, она показалась мне удивительно миловидной. Кроме того, от нее исходил какой-то приятный, дурманящий запах, невероятным образом щекочущий сознание и сексуально возбуждающий.

Надо сказать, что после того как год назад погибла моя супруга, у меня практически не было женщин. И это чувство возникло у меня впервые с такой силой за это время. Я почувствовал, что желание овладеть Катей возрастало во мне с неимоверной силой, судорожно схватил бутылочку с джином и сделал большой глоток, который не слишком мне помог.

– Владимир Александрович, что же мне делать?

– Побрызгаться дихлофосом, – вполне искренне сказал я.

– Как вам не стыдно! – вскочила Катя с места. – Я к вам с самым сокровенным, а вы так бессовестно смеетесь надо мной!

– Простите меня, Катя, я сегодня в очень плохой форме, – почти как робот сказал я. – Давайте встретимся завтра, может быть, я что-нибудь придумаю.

– Спасибо, вы уже мне очень помогли! – саркастически прокричала Катя и выбежала из номера, хлопнув дверью.

– Твою мать! – вслух произнес я, оставшись наедине. – Только этого мне еще не хватало!

Я посидел в неподвижности еще минут десять, покончил наконец с джином и почувствовал, что слегка отошел от неожиданно нахлынувших на меня сексуальных эмоций, и попытался начать рассуждать здраво. Я убеждал себя, что Катя не в моем вкусе, что все это просто выдумки истосковавшегося по сексу спивающегося мужчины.

Я снова улегся на диван и вскрыл еще одну бутылочку джина с тоником. Мои мысли путались, перескакивая с горестей моей личной жизни к особенностям нынешнего моего расследования. Во время очередного из таких скачков я вспомнил, что уже несколько раз сегодня возвращался в мыслях к личности директора фармацевтической фирмы «Фатум» Ильи Лаврухина. Неожиданно для себя я принял решение немедленно посетить этого человека, до конца не осознавая, зачем мне это надо.

Я встал с дивана и вышел в коридор.

Пройдя несколько шагов, я очутился у дверей «Фатума», зашел в офис и увидел знакомую секретаршу.

– Добрый день, директор у себя?

– Он только что вышел, – сказала она, не отрываясь от монитора.

Я вышел в коридор и увидел Лаврухина, который шел к одной из служебных лестниц. Я устремился за ним, думая по пути, зачем ему пользоваться служебной лестницей. Уж не собрался ли наш любвеобильный фармацевт на очередную свиданку на чердак? И тут мне пришла в голову мысль, которая меня поразила: «А не является ли его визави моя недавняя собеседница, аптекарша Екатерина?» Весь наш диалог предстал передо мной в новом свете. Я почувствовал себя последним подонком. По всей вероятности, Екатерина пришла ко мне с просьбой о помощи перед свиданием с боссом, который, видимо, упорно склонял ее к развратным действиям. А я мало того что не внял просьбе бедной девушки, да еще и посмеялся над ней. Я прибавил шагу.

Добежав до служебной лестницы, я вышел на площадку и прислушался. Шума шагов на нижних лестничных маршах я не услышал. «Значит, он все-таки отправился на чердак!» – зло подумал я. Мигом проскочив два пролета, я обратил внимание на то, что дверь, ведущая на чердак, слегка приоткрыта, и, будучи настроен крайне решительно, с силой дернул дверь на себя. Видимо, оттого что я открыл ее стремительно, она почти не проскрипела.

Я переступил порог. Утеплителем на чердаке служил керамзитовый щебень, которым было усыпано все вокруг. Поэтому пройти по нему бесшумно было практически невозможно. Чердак был длинным и просторным. Среди гор старой мебели и многочисленных деревянных колонн, подпирающих крышу чердака, я разглядел мелькающую впереди фигуру Лаврухина в темном костюме. Перепутать его аккуратно постриженный затылок с каким-нибудь еще было невозможно. Неожиданно во мне проснулся инстинкт охотника. Я решил проследить его до «места преступления» и взять с поличным, а возможно, и с мордобоем.

Я осмотрелся и заметил, что чердак был все-таки приспособлен для бесшумной ходьбы. Сбоку кто-то выстроил из досок деревянную дорожку, по которой можно было идти относительно тихо. Я перешел на нее и осторожно направился вслед за Лаврухиным, постоянно держа его в поле своего зрения.

Наконец преследуемый добрался до широченной деревянной конструкции центрального столба и остановился около него. Я притаился за одним из старых шкафов, время от времени аккуратно из-за него выглядывая.

Около Лаврухина я не увидел никаких ожидаемых мною старых кроватей, сам же фармацевт стоял и оглядывался, как будто чего-то опасаясь. Он неожиданно принялся осматривать центральный опорный столб. Этот столб, в свою очередь, состоял из нескольких брусков, скрепленных вместе и образующих таким образом большой прямоугольный брус, к которому был пришит потолок чердака. Лаврухин, найдя какую-то нишу в этом столбе, вынул что-то из кармана и аккуратно засунул все это вглубь. После этого он снова огляделся и не спеша пошел обратно. Я что есть силы прижался к шкафу, не желая быть обнаруженным.

Просчет заключался в том, что я не продумал пути отступления. Лаврухин же шел прямо на меня. Мне оставалось только обойти шкаф со стороны, противоположной той, которой, как я надеялся, пойдет директор «Фатума». Так и произошло. Лаврухин обошел шкаф с другой стороны, не заметив меня. Через некоторое время хруст гравия прекратился, и я решил, что Лаврухин покинул чердак. Я подождал для верности еще несколько минут, вышел из своего укрытия и направился к центральному столбу.

Деревянная дорожка уже кончилась, и я, как мог аккуратно, передвигался, ступая по гравию. Добравшись наконец до места, я начал осматривать столб. Присмотревшись, я обнаружил лишь одну щель, в которую можно было просунуть руку. Присев на корточки, я сунул правую руку в щель и, пошарив там, нащупал конверт. Уцепившись за него двумя пальцами, я вынул его на поверхность. Встав на ноги, осмотрел конверт. Он был без адреса и заклеен. Терять мне было нечего, я аккуратно оторвал от конверта край и заглянул внутрь. Там были доллары.

Сумма не ахти какая, но все же значительная – в конверте было пять стодолларовых бумажек. «Сдается мне, что здесь есть какой-то криминал», – однозначно подумал я про себя. Мысль оказалась удивительно своевременной и последней на тот момент, поскольку в моей голове взорвалась какая-то бомба, загасив сознание почти мгновенно.

Я грузно упал на мягкое керамзитовое утепление. Очнулся я уже на своем диване, в номере, надо мной склонились Челобанов, аптекарша Катенька и неизвестно откуда взявшийся Дынин.

– Вовка, ну ты как, нормально, голова не болит? – участливо забросал меня вопросами Дынин.

– Откуда ты здесь взялся со своими дурацкими вопросами? – неожиданно злобно спросил я.

– Это я его вызвал, – сказал Челобанов. – Как только вас обнаружили на чердаке, я сразу же позвонил Дмитрию Александровичу.

– Кто меня обнаружил?

– Администратор Рыкункова, – ответил Челобанов. – Она проверяла вход на чердак и, заметив дверь открытой, вошла внутрь и в конце концов обнаружила вас без сознания в центре чердака.

– Синий чулок осматривал цитадель разврата в поисках каких-нибудь грешников? – Я пытался улыбнуться, но мой затылок страшно заныл. Я сморщился от боли.

Катенька, державшая в руках вату и флакончик, тут же поднесла ватку к моему носу. Острый запах нашатыря ударил мне в нос и одновременно прочистил мозги.

– Не надо, – дернул я головой.

– А вы прекратите выражаться, – ответила мне Катя.

– Вы в состоянии объяснить, что вы делали на чердаке? – подал голос Челобанов.

– А правда, Вовка, гы-гы, что ты там делал? – глумливо спросил Дынин.

– Да пошел ты, – огрызнулся я.

– Кто вас ударил? – спросил Челобанов.

– Хотел бы я знать.

– Но ради чего-то вы взобрались на этот чертов чердак! – не унимался Санчо.

– Конечно. Я преследовал одну очаровательную парочку...

– Кого же?

– Присутствующую здесь даму и ее непосредственного директора.

– Это неправда! Меня там не было! – воскликнула Катя.

– Правильно, ее там не было, – согласился я. – Это я думал, что она там должна быть. А вот господин Лаврухин там присутствовал.

– Так это он тебя по башке долбанул? – спросил Дынин.

– Скорее всего, нет.

– Почему ты так думаешь? – выпалил Дынин.

– Потому что я видел, как Лаврухин ушел с чердака. А туда вернуться снова незамеченным нельзя – там гравий, а он хрустит.

– Значит, был кто-то третий, – задумчиво произнес Челобанов.

– Да, – сказал я. – Но как он меня ударил, я даже представить себе не могу. Ведь вокруг меня никого не было.

– Наверное, кинул что-нибудь, – предположил Дынин.

– Это странно... А если бы он промахнулся? – возразил ему я.

– А вы что, правда думали, что там буду я? – спросила Катенька.

– Конечно. Вы же сказали, что к вам пристает Лаврухин. И я, видя, что тот направляется на чердак, отправился вслед за ним...

– А что там делал Лаврухин? – перебил меня Челобанов.

– Деньги прятал.

– Как прятал? – поразился Челобанов.

– В конверте. А почему – об этом надо спросить у него лично.

– И много денег? – спросил Дынин.

– Пятьсот долларов.

– Где конверт? – поинтересовался Челобанов.

– Не знаю. Может быть, Рыкункова ответит на этот вопрос... А скорее всего, об этом знает тот, кто меня оглушил.

– Так. Предлагаю провести следственный эксперимент, пройти на чердак и осмотреть место происшествия. Чтобы базаров тут лишних не разводить, – решительно сказал Дынин.

– Принимается, – согласился я, с трудом поднимаясь с дивана.

– Катенька, вы свободны, – сказал Челобанов. – Спасибо, что оказали медицинскую помощь.

Я добрался до холодильника и вынул оттуда последнюю бутылку джина с тоником. Сделав большой глоток, почувствовал себя более-менее сносно и вместе с Дыниным и Челобановым отправился на чердак. Добравшись до центрального столба, я указал на место, где был спрятан конверт. Дынин даже на всякий случай пошарил в щели рукой. Тайник был пуст. Однако доказательством того, что конверт был, – являлся оторванный мною его край, найденный недалеко.

Я еще раз осмотрел место и понял, что бесшумно подойти ко мне было невозможно. «Черт возьми, но не с небес же он свалился!» – подумал я и машинально задрал голову. Я сразу же понял, как произошло нападение. Сверху в центре чердака к стропилам были прибиты доски, которые образовывали еще одну небольшую нишу. По всей вероятности, когда-то здесь был оконный фонарь, который потом заделали. Однако остатки напольного покрытия, по которому к нему добирались, еще существовали, нависая примерно в метре над нашей головой. В азарте преследования я не обратил на них внимания.

Скорее всего, на них и залег тот самый третий. Ему и заметить меня сверху было гораздо легче, и когда этот человек увидел, что я добрался до конверта, который предназначался ему, он перешел к решительным действиям. Злодею оставалось только скинуть на мою голову какой-нибудь тяжелый предмет или ударить меня дрыной.

Все это я и объяснил собравшимся.

– Значит, деньги предназначались этому кадру, который вырубил тебя, – категорично заявил Дынин. – Так он что, этот, как его... шантажист? – капитана посетило гениальное прозрение.

– Ты великий сыщик, Дынин, – похвалил я его.

– И шантажировал он Лаврухина, – продолжил свои гениальные открытия Дынин.

– Именно.

– Так, – громовым голосом сказал Дынин, явно ободренный моими похвалами. – Сейчас мухой ломимся к этому денежному козлу, берем его за яйца и трясем как новогоднюю елку! Он мне все расскажет!

– Я бы не был столь категоричен. Учитывая некоторые обстоятельства, ясно, что Лаврухин тоже не видел шантажиста в лицо, – заметил я.

Решительность Дынина чуть-чуть поубавилась, но общий настрой не изменился.

– Другого пути у нас, Вова, нет!

Подбодрив этими словами скорее себя, чем меня, он широким шагом направился к выходу с чердака. Мы с Челобановым, переглянувшись, двинулись вслед за ним.

ГЛАВА 9

Секретарша «Фатума» оторвалась от компьютера и удивленно уставилась на нашу компанию. Произнести заветную фразу «Вы к кому?» ей не дали, поскольку Челобанов категоричным тоном с порога спросил:

– Директор у себя?

Девушка молча и несколько испуганно кивнула. Этого было достаточно, чтобы Челобанов вместе с Дыниным стремительно ворвались в кабинет. Я последовал за ними. Челобанов и Дынин остановились около стола, за которым сидел Лаврухин. Тот оторвал свой взгляд от бумаг и вопросительно воззрился на них.

– Он? – кивнул Дынин в сторону Лаврухина.

– Он, он, – ответил Челобанов. – Собственной персоной.

Дынин плотоядно улыбнулся и, обойдя стол, сел на него прямо перед лицом изумленного Лаврухина.

– Ну, чумурудик, сам колоться будешь или мне из тебя душу через жопу вытянуть? – спросил бравый капитан.

Лаврухин ошалело посмотрел на Дынина и, оттолкнувшись ногой, отъехал в кресле к стене. Потом он спросил:

– Сергей Антонович, кто это?

– Это капитан милиции Дынин, – произнес я. – Из уголовного розыска. Ведет дело о нападении на сотрудника отеля с нанесением ему тяжелых телесных повреждений.

– А на кого напали? – равнодушно спросил Лаврухин.

– На меня, – ответил я.

– А я здесь при чем? – поразился Лаврухин.

– Вопросы здесь буду задавать я! – Дынин треснул кулаком по столу.

– Хорошо, хорошо, – испуганно произнес бизнесмен. – А что вы хотите узнать?

– Его интересует, – сказал я, – небольшой белый конверт с несколькими зелеными бумажками, который вы сегодня решили спрятать на чердаке.

Лаврухин перевел свой пораженный взгляд на меня.

– А еще точнее, – продолжил я, – его интересует, кому он предназначался.

– А-а, – злобно протянул Лаврухин. – Так это вы! Ах ты, падла!

Директор «Фатума» поднялся из-за стола, намереваясь выйти из-за него в моем направлении.

– Вуайерист хренов! – угрожающе прошипел он на меня.

Однако Лаврухин и шага не сделал, поскольку Дынин с силой толкнул его двумя руками назад, и бизнесмен уехал на кресле к самой стенке.

– Если ты, мудила, еще хоть пальцем шевельнешь без разрешения, я тебя на несколько суток засажу за нападение на должностное лицо при исполнении! – авторитетно заявил Дынин.

– Да успокойтесь вы! – решил я разрядить ситуацию. – Лично я здесь ни при чем. Меня интересует, кто вас шантажирует и чем.

– А это мое дело! – произнес расстроенный Лаврухин. – И ни перед кем отчитываться я не обязан.

– Ошибаетесь, милейший, – сказал я. – На вас висит серьезное подозрение.

– Это в чем же? – с вызовом спросил Лаврухин.

– В массовом отравлении клиентов гостиницы и ее персонала, – сказал я. – Да чего там! – махнул рукой Дынин. – Как минимум, в терроризме. Причем международном... Я своими глазами видел двух негров, которые выходили из туалета.

– Да вы что, одурели? – директор «Фатума» побелел. – Я-то здесь при чем?

– А при том, что вы единственный, кому все это принесло финансовую прибыль, – объяснил я. – Поскольку при поносе все бегут в ближайший аптечный киоск, а он у нас находится в вестибюле.

– Вы с ума сошли! Я сам два дня желудком маялся! – отчаянно закричал Лаврухин.

– В общем, так... Или вы откровенно рассказываете обо всем, что с вами произошло, или вас сегодня же арестовывают как основного подозреваемого.

– Да ты, наверное, морда, – сказал Дынин, – и сантехника порешил, чтобы свидетелей не было.

– Вы просто сумасшедшие! – от последнего обвинения Лаврухин вскочил на ноги, но, памятуя об угрозах Дынина, с места не тронулся.

– Последний раз вам говорю – или вы все рассказываете, или капитан Дынин начинает действовать, – сказал я.

Лаврухин подумал секунду-другую, покачал головой и сел, заложив ногу на ногу.

– Хорошо, задавайте вопросы, – сказал он.

– Я его уже задал – кто вас шантажирует и чем? – спросил я.

– Кто – понятия не имею. Если бы знал, давно бы уже принял меры.

– Когда это началось?

– Пять дней назад. Мне пришла записка с вырезанными из газеты буквами в конверте с пометкой «Лаврухину лично». В записке говорилось, что существует видеокассета, которая может меня скомпрометировать. Я не придал этому значения, однако еще через два дня мне прислали видеокассету.

– Что на видеокассете? – спросил Дынин.

– Интимная сцена, – буркнул Лаврухин, понурив голову.

– Какая сцена? – не унимался Дынин.

– Ну, в общем, там я... занимаюсь сексом...

– С бабой? – подозрительно спросил Дынин.

– Что за вопрос! – возмутился Лаврухин.

– И эта дама не является вашей супругой, – подытожил я.

– Да, догадливый вы наш, – сыронизировал Лаврухин. – И шантажист грозил послать эту кассету моей супруге и мужу моей партнерши.

– Сколько он просил?

– Пятьсот долларов.

– Какие гарантии он обещал предоставить?

– Практически никаких, кроме того, что обещал вернуть имеющуюся у него видеокассету. В последнем послании он сообщил место и время, когда и куда я должен был положить деньги.

– Где дубликат видеокассеты?

– У меня.

– Давайте его сюда.

– Зачем? – вытаращился Лаврухин. – Вы что, увлекаетесь порнографией?

– Я сниму с нее отпечатки пальцев, идиот!

Лаврухин недоверчиво посмотрел на меня, однако деваться ему было некуда, и он подошел к сейфу. Открыв его, он достал оттуда видеокассету и, протягивая ее мне, сказал:

– Надеюсь, вы не станете ее тиражировать и вернете мне.

– Все будет зависеть от того, насколько завораживающее зрелище там зафиксировано, – решился я на грубую шутку. – Да, и еще, – произнес я, когда мы уже уходили: – Этот разговор должен остаться между нами.

Лаврухин согласно кивнул, и мы втроем покинули офис «Фатума», вернувшись ко мне в номер.

– Ну, что делать будем? – задал сакраментальный вопрос Дынин.

– На сегодня с меня хватит, – сказал я. – Честно говоря, я устал. За время моей работы в отеле меня уже два раза били по голове, помимо того, что я насмотрелся здесь на массу странностей.

В дверь постучали, и в комнату вошла администратор Рыкункова.

– Сергей Антонович, вам звонят из мэрии.

– Хорошо, сейчас спущусь, – сказал Челобанов, нехотя поднимаясь.

– Ты хоть кого-нибудь подозреваешь? – спросил меня Дынин, когда мы остались вдвоем. – Кто таким паскудством в этом борделе может заниматься?

– В этом борделе, Дима, кто только чем не занимается! – выдохнул я. – Последние два дня, например, в этом отеле не трахались только ленивые и импотенты.

– Как это? – удивился Дынин.

– А вот так! Такое впечатление, что все обожрались шпанских мушек. Дошло до того, что администрация вынуждена была совершать походы по темным углам, разгоняя парочки и перемещать постояльцев по принципу сексуальной активности по этажам. Скрипящие кровати и вопли мешали спать старикам.

– Да ну?! – глаза Дынина загорелись. – Бывают же такие места рыбные... И что, прямо все этим занимались?

– Похоже, что все, кто мог и был не очень занят. А этот Лаврухин – еще тот половой гигант!

Я рассказал Дынину об истории нашего знакомства с фармацевтом.

– Вот стрекозел! – поразился Дынин. – Не мудрено, что его подловили.

– А сегодня я беседовал с одним моряком, которому по азбуке Морзе дают указания совершать разные экстравагантные поступки.

– И что же он делает?

– Пока только набил морду швейцару ни за что ни про что.

– Странное место, – глубокомысленно заявил Дынин.

– Да, у всех как будто крыша отъехала... Так что, Дмитрий, дуй в бар за водкой – мне надо хорошенько все обдумать.

Дынин, взяв у меня деньги, отправился в дорогу. Я же включил телевизор и улегся на диван. Дынин вернулся через пятнадцать минут, держа в руках пакет.

– Здесь с запасом. Я взял на всю сумму две бутылки и жратвы.

Мы разлили по стаканам и начали пить, закусывая ветчиной.

– Что показывают? – глядя в телевизор, спросил у меня Дынин.

– Не знаю, я сам только что включил – боевик какой-то...

– Показывают всякую фигню, – почти по-стариковски заворчал Дынин. – Слушай, а как ты думаешь, кто мог подловить этого хмыря?

– Черт его знает, – сказал я, наливая по второй. – Но явно кто-то местный. Человек, хорошо знающий отель и его распорядок.

– Да, – согласился Дынин. – Ну кто так стреляет? Разве так стреляют?! – переключился он тут же на происходящее на экране. – И еще моргает при этом! Тьфу, смотреть противно!

– Вообще-то есть один такой, – продолжил я. – Видеоинженер. Он тут кабельным телевидением заведует. Я к нему сегодня заглянул – у него техника под хороший видеоцентр покатит.

– Слушай, так надо его!.. – Дынин отвлекся от фильма, пристально посмотрев на меня.

– Не надо. С чем ты к нему придешь? С голыми подозрениями?

– А если его тряхануть?

– Прекрати. Он не производит впечатление идиота. Он же знал, на что шел. Наверняка хорошо психологически подготовился. А вот баба не моргает при стрельбе! – прокомментировал я происходящее на экране телевизора.

– Американцы любят, когда бабы стреляют, – согласился Дынин, глядя, как длинноволосая блондинка с пятым размером бюстгальтера эффектно косит врагов из автомата. – Глянь, а сиськи-то как трясутся, гы-гы! – Дынин похотливо загоготал.

– Ради этой сцены, похоже, весь фильм и снят.

– Это точно, – сказал Дмитрий, разливая еще по одной.

Мы выпили.

Ставя стакан на стол, Дынин спросил меня:

– И что же нам делать? Кого-то ведь надо брать за жабры!

– Знаешь, Дмитрий, я так устал, что у меня сейчас одно желание – нажраться и ничего не делать.

– Мне что-то тоже нажраться хочется, – согласился Дынин, разливая остатки первой бутылки по стаканам. – К чему бы это?

– Понятия не имею, – ответил я, опрокидывая очередной стакан с водкой.

К этому времени боевик кончился, на экране появилась заставка, и через несколько минут начался новый фильм.

– Ну вот, теперь и эротика пошла, – сказал Дынин, поудобнее усаживаясь на диване.

– Вот так насмотрятся черт знает чего, а потом трахаются на каждом углу, – заметил я.

– Или дрищут, – добавил Дынин и заржал.

– Не смешно! – сказал я, снова разливая по стаканам.

– Ладно, пошутить нельзя, что ли? А все-таки эта девушка очень приятная, – неожиданно сказал Дынин.

– Кто, вот эта? – указал я на голую блондинку на экране.

– Нет, та медсестра, которая тебе нашатырный спирт под нос совала.

– Да, мне она тоже очень нравится, – согласился я. – А Рыкункова – просто сука, – вдруг неожиданно для себя со страстной ненавистью произнес я.

– Кто это?

– Администраторша, которая сюда заходила. Так бы и дал ей по толстой жопе пенделя! Ненавижу! – в глубине души я сам удивился, откуда у меня возникли такие чувства к Рыкунковой.

– Я ее мало видел, но особа еще та, – согласился Дынин.

Мы посидели еще немного, и Дынин вдруг сказал:

– Мне, наверное, пора. Что-то я себя неважно чувствую. А то Лизка переживать будет. Скажет, что опять напился.

Дынин поднялся и, шатаясь, пошел к выходу.

– Если что, звони, – пробурчал Дынин, надевая плащ.

– Угу, – угрюмо ответил я ему с дивана, наблюдая за страстными объятиями на экране, сопровождавшимися умопомрачительными стонами.

Я старался думать о деле, но никакого конструктива в мыслях у меня не наблюдалось. В голове вертелось лишь желание напиться до поросячьего визга и странная мысль о том, что администратор Рыкункова заслуживает хорошего пинка за ее мерзкий характер.

Я смотрел телевизор до глубокой ночи, пока не прекратилась трансляция, выпив почти все, что принес Дынин. Несмотря на то что я был почти никакой и едва мог пошевельнуть рукой, желание выпить у меня оставалось незыблемым. Где-то в глубине души я даже был удивлен этому обстоятельству, поскольку обычно контролировал свое влечение к алкоголю. Запои посещали меня очень редко, лишь в случаях исключительных, связанных с какими-нибудь трагическими явлениями. Под самое утро, уже будучи не в силах что-либо осмысливать, я впал в глубокий сон.

Длился он недолго. Через три часа я был уже на ногах. Телевизор по-прежнему работал. Я поднялся с дивана. Мне лень было его выключать, и я поплелся умываться. После холодной воды мне слегка полегчало. Я вспомнил происшедшее вчера, ночную пьянку... От всего этого мне стало не по себе и снова непреодолимо захотелось выпить.

Я прямиком отправился в бар, который только что открылся. Бармен Юра, скептически осмотрев меня, положил передо мной горячий бутерброд и бутылку джина с тоником. Я молча проглотил все это и сказал:

– Юра, дай мне еще пару пузырей «Финляндии».

Юра пораженно уставился на меня:

– Володя, побойся бога! Восемь утра!

Действительно, происходящее со мной было очень странно. Однако я настаивал на своем.

– Давай, давай, это про запас.

Юра снова посмотрел на меня так, как списанный в запас летчик провожает уходящий в небо лайнер, но все же протянул мне две бутылки.

Выйдя в вестибюль, я заметил, что аптекарша Катя открывает свой киоск. Не знаю почему, но я устремился сразу к ней.

– Здравствуйте, Владимир Александрович, – сказала она, пристально глядя на меня. – Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь от похмелья?

– Спасибо, от похмелья я уже взял, – указал я на пакет.

– Может быть, все же «Эндрюс Ансер»?

«Черт возьми, какая же все-таки милая девушка!» – подумал я. У меня снова возникло неистовое желание овладеть ею. На сей раз я ничего не мог поделать с собой.

– Катенька, – сказал я, обнимая ее за талию, – вы мне очень нравитесь. Я не знаю, что со мной происходит, но я очень хочу вас как женщину.

Похоже, что реакция на подобные слова за последние дни у Кати выработалась мгновенная. Я не успел договорить, как здоровенная оплеуха обо-жгла мою левую щеку. «Господи, откуда у такой дохлятины такая сила!» – подумал я.

Я переложил пакет в правую руку и потер левой рукой ушибленную щеку.

– Нет, вы не поняли, я просто в качестве информации, – сказал я.

Вместо ответа пощечина обожгла мою правую щеку. Я снова терпеливо переложил пакет в другую руку и повторил операцию с правой щекой.

– Что-то у нас не складывается разговор, – заметил я.

Но Катя уже меня не слушала, она остервенело хлопнула дверью киоска и заперла ее. Я развернулся и отправился к лифту. Выйдя из лифта на пятом этаже, я отправился к себе в номер. Мне бросился в глаза стоящий на стремянке видеооператор Андрей, который копался в кабельной разводке, что-то соединяя. Заметив меня, он улыбнулся и сказал:

– Здрасьте!

Его реакция показалась мне странной, так как за сегодняшнее утро меня не слишком осыпали улыбками.

– Доброе утро, – буркнул я в ответ. – Что-нибудь сломалось? Надеюсь, сегодня телевизор будет показывать?

– Обязательно! – заверил меня Андрей, снова улыбаясь.

Я бессмысленным взглядом посмотрел, как он ловко соединяет какие-то провода. «Странно, у нас в подъезде, когда делали кабельное телевидение, монтировали все только раз и больше ни одна собака к этой кабельной разводке не подходила, – подумал я. – А этот старается, вон сколько проводов натянул, трудяга».

– Андрюша, выпить хочешь? – спросил я его.

– Спасибо, нет, – ответил мне, усмехаясь, оператор. – У меня сегодня работа. Скоро утренний сеанс.

– Отлично, – сказал я, отправляясь в свой номер.

Не успел я выпить первую стопку, как телевизор заработал. Мне, правда, показалось, что я вчера уже видел этот фильм. Однако настроение у меня было премерзкое, словом, все равно, на что пялить свои зенки. К полудню, уговорив одну из бутылок, я решил поспать. Похоже, сказывалась бессонная ночь. Тут неожиданно в дверь постучали.

– Открыто! – заорал я.

В дверь снова продолжили стучать.

– Да открыто, мать вашу!

Однако стук не прекратился. «Ну, суки!» – выругался я про себя и из последних сил поднялся. Подойдя к двери, я обнаружил, что запер ее и, следовательно, орал напрасно. Однако злость во мне не прошла, и я, чертыхаясь, начал возиться с замком. Когда я наконец открыл дверь, то увидел перед собой администратора Рыкункову. Со скептической физиономией она осмотрела меня с ног до головы и обратно.

– Да, – протянула она. – И вот такие у нас работники! Неудивительно, что у нас творится столько безобразий.

– Вам чего надо? – спросил я заплетающимся языком.

– Я попросила бы вас быть повежливее.

– А я вас вежливо спрашиваю, чего вам здесь надо! – упорствовал я, держась рукой за косяк.

– В первую очередь пройти.

Я словно на шарнирах развернулся и уперся спиной в стену, освобождая проход. Рыкункова фыркнула и походкой ефрейтора промаршировала в кабинет. Я неверным шагом последовал за ней.

– Все ясно, – сказала Рыкункова, глядя на почти выпитую бутылку водки. – Распитие спиртных напитков в рабочее время. А вы знаете, что это, между прочим, у нас категорически запрещено!

– У вас запрещено, вот вы и не пейте, – сказал я, посчитав этот аргумент резонным.

– А какой беспорядок в номере! Черт знает что! Вчера только убиралась горничная, а сегодня здесь как в хлеву! Целая батарея пустых бутылок и пища на полу валяется.

Но я ее не слушал, а лишь плотоядно рассматривал ее широкий мясистый зад. Одна мысль о том, как я буду погружать свою стопу в эту упругую массу и какое наслаждение при этом испытаю, дико меня развеселила.

– Что вы улыбаетесь? – спросила она, поворачиваясь ко мне передом. – Как вам не стыдно, вы же взрослый человек! Вы же врач и должны в первую очередь заботиться о санитарии!

– Вы лучше выйдите отсюда. Не то вы меня в грех введете...

Сама мысль о том, что она может грешить с кем-то, навеяла на Рыкункову страшный ужас. Ее лицо вытянулось, а глаза расширились.

– Да вы просто грубиян, маньяк какой-то! Алкоголик! Я сегодня же напишу докладную Сергею Антоновичу, чтобы вас вышвырнули отсюда к чертовой матери!

И Рыкункова направилась к выходу.

Откуда у меня взялась в тот момент ловкость, я сам не могу понять. Однако, проявив немалую верткость и прыткость, я двумя прыжками догнал удаляющуюся от меня мишень и в третьем прыжке со всего маха отвесил здоровенный пендель под зад администраторше. Состояние, которое я испытал при этом, было близко к оргазму. Радость же была почти детской.

По всей вероятности, администраторша испытала одно из самых сильных потрясений за всю свою жизнь. Весь ее вид можно было описать двумя словами: «глобальная растерянность». На некоторое время она даже потеряла дар речи и так и не обрела его в моем присутствии, а лишь издав какой-то запоздалый пронзительный вой, выбежала из моего номера с обезумевшими глазами. Охваченный восторгом, я закрыл дверь и раскупорил еще одну бутылку водки. По телевизору стали показывать еще один фильм. Выхлебав половину бутылки, я произнес, разговаривая сам с собой:

– А все-таки симпатичный мужик этот Челобанов! Такие должны нравиться женщинам.

ГЛАВА 10

Очнулся я оттого, что кто-то громко говорил, стоя у моего дивана.

– Я вам еще раз говорю: это дикарь, варвар, он просто законченный алкоголик! – с истерикой в голосе говорила Челобанову Рыкункова. – Я вам категорически заявляю, что его необходимо устранить как можно скорее. Это из-за него у нас такой бардак!

– Ну, вы тоже не перегибайте, знаете ли, – раздраженно отвечал ей Челобанов.

Я раскрыл глаза и посмотрел на них.

– Сегодня утром этот мерзавец приставал к аптекарше киоска в вестибюле. С утра у него уже под завязку залиты зенки! Вчера он валялся на чердаке в невменяемом состоянии!

– Ну, вы не перегибайте! – Челобанов начал повторяться, видимо не зная, что возразить.

– Это опасный человек. Сегодня он рукоприкладствовал в отношении меня, а завтра на моем месте может оказаться кто угодно.

– Неправда, я не рукоприкладствовал, – пьяно заметил я. – Я дал ей пинка, – и радостно заулыбался.

– Вот видите, он это сам подтверждает! А вы мне не верили, Сергей Антонович! – взвизгнула Рыкункова.

– А что, от вас потребовали показать ушибленное место? Да вы проказник, Сергей Антонович, – произнес я, поудобнее укладывая голову на подушке и ласково глядя на Челобанова.

– Хам! Мерзавец, скотина! Алкаш вонючий! – совсем разошлась Рыкункова.

– Зачем вы это сделали? – насупившись, спросил Челобанов.

– Если честно, сам не знаю, – ответил я. – Вчера мы с Дыниным выпили и оба пришли к выводу, что она стерва. Мне еще вчера захотелось дать ей под зад.

Челобанов глубоко вздохнул и медленно произнес, глядя в потолок:

– Это какой-то дурдом...

– Да он ненормальный, я же вам говорила! У него белая горячка! – орала Рыкункова.

– Вам надо проспаться, – сурово сказал Челобанов. – Давайте поговорим об этом завтра.

Я снова подумал про себя: «Какой же славный мужик этот Санчо! Добрый, красивый, милый...»

Я никогда не думал так о мужчинах, и мне сразу же захотелось поделиться своими мыслями с ним.

– Сергей Антонович!

– Да-да, – обернулся он в мою сторону, уже собираясь уходить.

– Я неожиданно для себя решил, что вы мне очень нравитесь.

– Не понял. Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Челобанов.

– Я хочу сказать, что вы мне очень симпатичны как мужчина и человек. Сегодня я постоянно думаю об этом.

– О чем, простите? – Санчо уставился на меня широко раскрыв глаза.

– Я подумал, что если бы это было возможно и если бы так вдруг случилось... В общем, мне сегодня очень захотелось вас...

Челюсть Санчо отпала. Рыкункова смотрела на меня обезумевшими глазами. Не знаю почему, но все это подстегнуло меня еще больше.

– Вы интересны мне как сексуальный объект. В общем, я хочу вас, – я широко улыбнулся, подтверждая свои слова.

Наступила поистине гоголевская сцена. Челобанов и Рыкункова, потрясенные, вытаращились на меня. Я же лежал и блаженно им улыбался. Челобанов еще долго смотрел на меня остекленевшими глазами, он даже пригнулся, словно стараясь разглядеть, кто именно находится перед ним. Наконец он резко выпрямился и резко завизжал:

– Сволочь! Скотина!

И стремительно выбежал из номера. Очумевшая Рыкункова еще некоторое время смотрела на меня, потом произнесла шепотом:

– Какой ужас...

И также вышла из номера.

«Так проходит мирская слава!» – подумал я. Похоже, с этой минуты я могу считать себя уволенным окончательно. И откуда только в мою голову могли взбрести подобные мысли? Да и с этой дурой-администраторшей я переборщил. Все же не надо было с ней так сурово. Все алкоголь доводит... И зачем я только пил!

А правда! Зачем? Подобного запоя у меня не было уже год, и я не мог понять, чем он был спровоцирован. Подумав над этим где-то минут десять и устав от бесплодных размышлений, я наконец решил: «Ну и черт с ними со всеми!» Я налил себе еще рюмку и, опрокинув ее, снова завалился спать.

Сон пришел быстро в виде включенного телевизора. Сначала он морщился электрическими помехами, потом появилась картинка, и я увидел ясное изображение черта. Он улыбнулся мне масленой улыбкой и объявил об открытии телевизионного шоу. Камера в быстром темпе пробежалась по всем этажам отеля «Астралия», затем остановилась и стала приближаться к какой-то двери. Дверь отворилась, и я увидел крупным планом сантехника Михалыча. Он, склонив голову набок и улыбаясь, дергал за цепочку сливного бачка, но вместо звука воды вокруг слышались какие-то неприличные звуки, которые обычно сопровождают облегчение человеческого естества. Михалыч улыбался своей неживой улыбкой. Наконец цепочка оборвалась, и сантехник исчез с экрана.

Михалыча на экране сменил моряк Алексей Платонович со свечой в руке. Рядом с ним прыгал швейцар Арнольдович в боевой стойке, одетый в боксерские перчатки и шлем. Свеча же в руках моряка постоянно мигала азбукой Морзе, и Алексей Платонович, кивая на нее, говорил мне: «Вот видите, она сигнализирует. Я ничего не могу сделать!» После этих слов Арнольдович задвигался по воображаемому рингу еще интенсивнее, продолжая бой с тенью.

В кадре откуда-то сбоку появился Лаврухин, активно двигая тазом взад-вперед. Дойдя до середины экрана, он сказал: «А я здесь ни при чем, я просто потрахаться вышел... Я всегда таким был». И, глупо улыбаясь, продолжил свои телодвижения, удаляясь из кадра.

После этого на экране появилось цветочное поле. Цветы были самые разнообразные, я почти чувствовал, как от них исходит дурманящий запах. Посреди этой поляны сидела аптекарша Катя в белом халате. Завидев меня, она томно спросила: «Я в этих запахах правда такая пленительная?» Не успел я ответить, как она вынула из кармана флакончик с дихлофосом и выпустила в меня струю. Экран заволокло мутным облаком.

Когда туман рассеялся, я вдруг увидел большую комнату, совершенно пустую, за исключением того, что стены ее были уставлены всевозможными радио– и телеприемниками с пола до потолка. В центре ее во фраке, белой манишке и бабочке стоял гладко причесанный видеомеханик Андрей, заложив руки за спину. Помедлив секунду-другую, он взмахнул руками, и комната наполнилась всевозможными звуками. Гигантская какофония мощным звуковым потоком ударила по моим ушам. Я весь съежился. Андрей же продолжал дирижировать невидимым оркестром. Одни звуки стихали, другие усиливались... Среди звуков я различил и музыкальные инструменты, и фрагменты пения, переходящие в крики и даже охи. В оркестре присутствовали и совершенно обыденные звуки, при этом усиливались то инструментальная часть, то пение. Среди обыденных звуков я опять расслышал знакомый мне до боли сливной бачок.

Вдруг на экран выскочил в образе вождя мирового пролетариата Марк Уточкин. Он быстренько, словно гончая, обежал комнату, постоял около Андрея и вышел на первый план. «Так, хм... Я, знаете ли, очень люблю „Аппассионату“, – заявил он. – Поистине нечеловеческая музыка. В ней заключена сила революции. Она нам сейчас очень нужна. Мы будем беспощадны к врагам нации. Русский народ заслужил право...» Последние его слова были уже не слышны, поскольку какофония достигла наивысшей точки. Неожиданно из разных концов комнаты послышались хлопки и стали видны вспышки. Аппаратура стала взрываться и дымить. Дым продолжал сгущаться. В его клубах я уже едва различал продолжавшего молча дирижировать Андрея и о чем-то оживленно вещавшего Уточкина.

Туман сгустился до такой степени, что мне уже ничего не было видно. Так же неожиданно кадр исчез, и я снова увидел черта. Он чуть склонил голову набок и скорчил хитрую рожу. Со стеклянными глазами, смотрящими в одну точку вниз, черт произнес: «Шоу закончено!» И, покрутив когтистым пальцем у своего виска, сказал: «Дураш-ка!» Из телевизора высунулась его мохнатая лапа и щелкнула выключателем. Экран погас, осталась только лапа, которую он никак не мог убрать назад. Я потянулся к ней и с силой дернул на себя.

Проснулся я оттого, что больно ударился лбом об пол при падении с дивана. Я неожиданно резво вскочил, снова сел на диван и посмотрел на свои руки. Они были скользкие и потные, как и все тело. Рубашка была совершенно мокрой, пропитавшись потом, она прилипла к телу. Вытерев влажные руки о штанины брюк, я судорожно протянул руку к бутылке и, налив себе немножко, выпил.

– Так, допился, – сказал я сам себе вслух. – Что называется, до чертиков.

За окном уже было темно. Я посмотрел на часы. Было восемь вечера. «Ну что ж, теперь моя очередь действовать», – подумал я. Поднялся на ноги и пошел в ванную. Приняв холодный душ, переоделся во все свежее, что у меня было с собой, и, наскоро перекусив, отправился к выходу из гостиницы. На удивление, в холле было достаточно пустынно, и, кроме одинокого скучающего Арнольдовича, никого не оказалось. Он даже не посмотрел в мою сторону. Видимо, решил, что моя судьба была уже решена, и нечего тратить энергию на поклоны таким людям, как я.

Я мысленно усмехнулся сам себе и вышел из гостиницы. Поймав такси, назвал шоферу свой адрес и откинулся на заднем сиденье, закрыв глаза. Мне было о чем подумать.

Темой моих размышлений однозначно был телевизор. Максимально напрягая силы и преодолевая похмельный синдром, я стал интенсивно рыться в своей памяти. Мозговой винчестер работал с огромным перенапряжением, но кое-какую информацию все же выдал. Мне необходимо было произвести лишь определенные уточнения.

Я вспомнил о старых подшивках журналов «Вокруг света» и «Эхо планеты», которые у меня хранились. Поднявшись к себе в квартиру и не скидывая ботинки, я прямиком направился в кладовку, достал старую картонную коробку, из которой веером рассыпались тараканы.

Я чертыхнулся и приготовился к упорному труду, предполагая листать подшивки до поздней ночи, разыскивая нужную мне информацию. Но однако в этот вечер удача улыбалась мне. В первой же стопке, еще не дойдя до середины, я обнаружил искомую статью, которую принялся внимательно изучать. «Черт, как я сразу не догадался, лопух! – в сердцах воскликнул я. – Конечно же, двадцать пятый кадр!»

Я набрал номер Дынина и объяснил ему ситуацию. Дынин, выслушав меня, заявил:

– Все понял. Все будет нормально, мы их сделаем!

После чего со словами «Ух, суки!» бросил трубку.

Я сделал еще несколько звонков и стал собираться. Подошел к телевизору и снял с него видеомагнитофон. Упаковав его в приготовленную сумку, я вышел из квартиры и поехал в отель. В холле было все так же пустынно. Арнольдович уже ушел домой, и на входе сидел охранник в пятнистой форме, читая какой-то очередной дешевый детектив. Меня он знал в лицо и не обратил особого внимания. Пройдя на второй этаж, я с радостью обнаружил, что Челобанов еще не ушел домой. Я постучал в дверь его кабинета.

– Открыто! – раздался оттуда пьяный голос.

Я вошел в кабинет и застал своего бедного заказчика в плачевном состоянии. Челобанов сидел в кресле у заветного столика, держа в руках бутылку мартини, как скипетр. Увидев меня, Челобанов сделал слабую попытку запулить в меня бутылкой, но, похоже, силы оставили его, и он просто облился мартини, выронив бутылку на пол. Я подошел к нему, поднял бутылку с пола и снова поставил ее на стол.

– Сергей Антонович, мне крайне необходимо с вами поговорить, – категорично заявил я. – Информация столь важна, что не терпит отлагательств. Поэтому вам срочно нужно привести себе в порядок.

– А я с педрилами не разговариваю! – по-женски обиженно произнес Челобанов.

– Вот-вот, и по этому поводу у меня есть что вам сообщить, – ответил ему я.

Наши пререкания продолжались еще минут пятнадцать-двадцать, но все же моя цель была достигнута. Еще через тридцать минут, умытый холодной водой и отпоенный минералкой, Санчо сидел у меня в номере.

– Вы видите?! – вскричал я и включил на видеомагнитофоне стоп-кадр. – Вы видите это?!

Еще находившийся под хмельком Челобанов трезвел на глазах.

– Боже, что это?

– Это так называемый двадцать пятый кадр. При обычном просмотре человеческий глаз не схватывает его. Но однако мозг человека считывает эту информацию и помнит ее. В Америке в семьдесят первом году был произведен опыт. По одному из крупнейших телеканалов двадцать пятым кадром был дан текст: «Ешьте жареную кукурузу!» На следующий день кукурузный бум охватил все Соединенные Штаты. Эффект был настолько поразителен, что подобное было запрещено даже законодательно. И к этому опыту потом уже не возвращались.

Челобанов еще раз всмотрелся в экран и прочитал вслух:

– Секс – дорога жизни. Секс – это универсальное лекарство.

– Обратите внимание, – сказал я. – Здесь всего семь слов. По рассказам психологов, цифра семь является для человеческого мозга своеобразным кодовым ключом. Одномоментно мозг не может запомнить больше семи предметов. Кроме того, каждое седьмое слово запоминается лучше, чем остальные.

– Боже, что же здесь у меня происходит?! – Челобанов был психологически разбит. – То есть вы хотите сказать, что люди, посмотрев этот фильм, начнут...

– Я хочу сказать, что у людей, посмотревших этот фильм, в мозгу откладываются эти фразы и впоследствии воспринимаются как идущие из глубины подсознания, как руководство к действию, как интуитивное решение. А когда аналогичные мысли не дают покоя вашему предполагаемому партнеру, ответной реакции долго ждать не приходится.

– Что же еще внушали эти мерзавцы?

– Я думаю, не так много. Дело в том, что смонтировать подобный видеофильм – достаточно серьезное дело. Думаю, такого оборудования, как здесь, для этого недостаточно. Полагаю, что они занимались этим где-то еще. Отсюда такой небогатый выбор фильмов, которые они показывали. То есть так называемых идеологических видеокассет у них не так много.

– Какой ужас! – Челобанов обхватил голову руками и закачался, сидя на диване, из стороны в сторону.

Потом он неожиданно вскочил и задергался:

– Надо немедленно идти туда и прекратить это безобразие! Мы сейчас же идем туда!

– Мы никуда сейчас не пойдем, – твердо сказал я. – Мы вдвоем ничего не сможем доказать. Здесь нужна четкая и спланированная операция.

Мой жесткий тон охладил пыл Челобанова, и он снова плюхнулся на диван, снова обхватил голову руками.

– Вы не расстраивайтесь, Сергей Антонович, завтра, как говорит мой друг Дынин, мы их возьмем. Я уже сделал все необходимые звонки. Сегодня же необходимо продумать план действий на завтра.

Я выключил телевизор, разлил имевшуюся у меня водку по стаканам, и мы принялись обсуждать план завтрашних мероприятий. И уже поздно вечером, выходя из моего номера, Челобанов развернулся и спросил:

– Скажите, а ваше желание... хм... ну, в общем...

– Да, конечно, – ответил я, – мой странный сексуальный демарш в отношении вас также навеян просмотром очередного фильма.

Челобанов двумя руками прижал мою руку к своей груди и сказал:

– Как я рад, что не ошибся в вас! Вы понимаете, – вдруг залепетал он, – еще в ранней молодости у меня был сексуальный опыт подобного рода, но это была ошибка! Мне на секунду показалось, что вы каким-то образом пронюхали об этом и злобно издеваетесь надо мной... Но я очень рад, что это не так.

Я аккуратно высвободил свою руку из объятий Челобанова и произнес:

– Сергей Антонович, все будет нормально. Идите домой, отдыхайте, завтра у нас важный день.

– Да, – сказал Челобанов и понуро вышел из моего номера.

ГЛАВА 11

На следующее утро в гостиницу въехали несколько новых постояльцев. Я едва успел помыться и побриться, сходить в бар за джином с тоником и бутербродами, как в мой номер постучали. Постояльцы были блатные, и номера им распределялись по личному указанию директора. После этого люди заходили ко мне для получения соответ-ствующих распоряжений. Последним ко мне в номер зашел без стука совершенно седой мужчина лет тридцати восьми – сорока и хриплым голосом проговорил:

– Ну, блин, ты даешь... Гостиничный врач в отеле «Астралия» – это что-то новое. Ты здесь по какой специальности – диетолог, хирург или, может быть, проктолог? Наверняка у директора геморрой, и он завел себе блатного врача.

– Нашему директору скоро понадобится психиатр, – прервал его я.

Я поднялся и радостно пожал руку своему старому знакомому, который участвовал во всех моих детективных похождениях, журналисту Леониду Борисову, за которым, учитывая цвет его волос, закрепилась кличка Седой.

– Ну, давай, потомок доктора Ватсона, рассказывай о своих злоключениях и говори, что я должен делать, – сказал он, вынимая из пакета бутылку своего любимого темного пива.

Я вкратце рассказал Седому о новом деле и о том, к каким выводам пришел, расследуя его. Борисов сидел, попивал пиво и с деланым безразличием выслушивал меня, как вдруг громко заржал.

В этот момент я рассказывал о своих приключениях с мадам Рыкунковой. Седой, покатавшись на диване, спросил:

– А дать ей поджопник тебя тоже эти братки надоумили?

– Нет, это была моя личная творческая инициатива, – несколько смутившись, ответил я. – Они же просто внушили мне, и отчасти Дынину, который тоже смотрел вместе со мной фильм, что она плохая женщина.

– Насколько я понял, – Борисов поставил пустую бутылку на стол, – эти ребята спровоцировали твой запой и на этом фоне пытались информационно «обколоть» тебя всевозможными идеями, воплощая которые, ты неминуемо попал бы в нелепое положение. Они что, пытались вытурить тебя из отеля?

– Однозначно да, – сказал я. – Они почувствовали во мне какую-то угрозу, особенно после того, как я раскрыл сантехника и выследил Лаврухина.

– И все же мне непонятна смерть сантехника. Ты все же настаиваешь на версии, что его убили?

– Думаю, что да.

– Каким же образом?

– Честно говоря, сам не знаю. Однако предполагаю, что это была одна из штучек того же порядка.

– То есть путем психологического воздействия его заставили покончить с собой?

– Возможно, – ответил я. – Хотя они могли пойти и на чистый криминал.

– Почему же они не грохнули тебя?

Борисов любил задавать вопросы, от которых я внутренне холодел.

– Думаю, потому, что две смерти подряд вызвали бы серьезные подозрения органов. К тому же они считают меня закоренелым алкоголиком.

– Разве это не так? – с мерзкой улыбкой спросил Седой.

– В любом случае, – осуждающе посмотрел я на этого нахала, – они ошиблись. В пьяном виде я гораздо опаснее для них, так как соображаю лучше, чем в трезвом. Так оно и случилось.

– Все может быть, – протянул Седой. – Операция назначена сегодня на ночь?

– Да, думаю, что это оптимальное время, – ответил я. – Где тебя поселили?

– Здесь, на пятом этаже, – и Седой назвал номер своей комнаты.

Я раскрыл план гостиницы, взятый утром у Челобанова.

– Моряк у нас в пятьдесят седьмом. Значит, он будет вещать из пятьдесят пятого, – задумчиво сказал я.

– Интересно, как это возможно? – спросил Седой. – Хотя, судя по твоим рассказам, в отеле действует клуб веселых и находчивых людей, которые уж как-нибудь придумают, каким образом это сделать.

– Да уж, можешь не сомневаться.

– Слушай, – неожиданно понизил голос Седой. – А ты уверен, что нас сейчас не прослушивают?

Я серьезно задумался.

– Думаю, что нет, – наконец сказал я. – Я консультировался у специалистов. Дело в том, что прослушивание – очень дорогостоящая операция, требующая больших средств. Они все же не ФСБ... Хотя осторожность и в этом вопросе тоже надо соблюдать.

– Ну что, я все понял, – сказал Седой. – Вечером в пять?

– Да.

– Тогда я пошел осматривать красоты отеля.

Седой поднялся и вышел из номера.

В три часа дня меня посетил капитан Дынин.

– Ну как, все готово? – спросил он с порога.

– Надеюсь, что да. Люди из милиции уже были здесь.

– Кто они?

Я назвал фамилии оперативников, присланных следователем Петуховым.

– Толковые ребята, – удовлетворенно произнес Дынин.

– Иди к этим толковым ребятам в номер, стараясь не светиться. В пять же зайдешь к моряку. Если его не будет, иди сюда и сиди здесь.

– Понял, – коротко ответил Дынин.

Он осторожно выглянул через щелочку двери в коридор.

– Все вроде тихо... Я пошел.

– Давай, Дмитрий, с богом, – сказал я.

В половине пятого я вышел из своего номера и отправился в гости к моряку, который должен был в этот момент присутствовать у себя. Об этом, не вдаваясь в подробности, еще утром его попросил Челобанов. Моряк открыл мне дверь и удивленно спросил:

– Вы ко мне?

– Да, – как можно приветливее улыбнулся я. – Решил все-таки послушать ваши рассказы о путешествиях по миру.

Алексей Платонович пригласил меня в комнату и предложил кофе.

– Сначала я все же должен с вами кое о чем поговорить, – сказал я.

– Вы насчет Морзе? – спросил он.

– Да.

– К Морзе я уже привык, однако теперь мне вещают совершенно другие вещи, – и он сурово посмотрел на меня.

– Бьюсь об заклад, – сказал я, – вам говорят, что я последняя сволочь и виновен в гибели целой эскадры миноносцев, а вы едва сдерживаетесь, дабы не огреть меня чем-нибудь тяжелым или прилюдно плюнуть в лицо.

– Как вы догадались? – поразился Алексей Платонович. – Правда, насчет эскадры – это перебор. О вас говорят нечто другое...

– Это не так важно, – оборвал его я. – Все это ложь. А что касается морзянки, то я надеюсь сегодня же это прекратить.

– Каким же образом?

– Сейчас посмотрим, – сказал я.

Я подошел к ночнику и внимательно его осмотрел. Шнур от ночника вел к розетке рядом за тумбочкой. Я отодвинул тумбочку и внимательно оглядел розетку. Она была с виду весьма обычной. В этот момент в дверь постучали.

– Откройте, пожалуйста, это ко мне, – сказал я.

Моряк удивился, но пошел открывать. Через несколько секунд в номере оказался Седой.

– Ну что? – спросил он, не обращая внимания на моряка. – Что-нибудь нашел?

– Пока нет, – ответил я. – В электричестве я не силен.

– Ладно, разберемся.

Седой стал развинчивать лампу.

– Что вы делаете? – спросил Алексей Платонович. – Я без ночника спать не могу!

– Похоже, спать вам сегодня не придется.

– Как вас понимать? – гордо выпрямился капитан второго ранга. – Извольте объясниться...

Я объяснил. Челюсть моряка отвисла, и он замолчал надолго.

– Похоже, я что-то нашел, – сказал Седой. – В лампе есть что-то типа реле, которого по логике вещей здесь быть не должно.

– В таком случае откладываем все до поздней ночи. Когда вы обычно ложитесь спать? – спросил я у моряка.

– Я как старый солдат привык рано ложиться и рано вставать. Телевизор я обычно не смотрю, за исключением программы «Время». После нее, как правило, и укладываюсь.

– Мой вопрос может показаться вам нетактичным, но он очень важен. Вы во сне храпите? – спросил я.

Алексей Платонович сконфузился.

– У всех есть свои недостатки. Мы с женой спим в разных комнатах именно из-за этого. Она даже и отдыхать со мной не едет, говорит, что это не отдых...

– По всей вероятности, наш радист определяет начало сеанса по громкому храпу, который издает Алексей Платонович, – сказал я Седому.

Тот утвердительно кивнул головой. В этот момент в дверь снова постучали. Когда в номер вошел Дынин, я представил его Алексею Платоновичу.

– Ну что, Дмитрий, – сказал я Дынину. – Оставайся здесь. После восьми для полной безопасности никаких разговоров не вести. Кабельное телевидение смотреть можно, но вообще-то не рекомендую. Оно небезвредно – могут возникнуть разные нехорошие желания... Как только это начнется, ты быстренько идешь за нами и сообщаешь нам.

Мы с Седым вышли от моряка и вернулись ко мне. Время тянулось долго и медленно. Мы старались не говорить, а лишь смотрели кабельное телевидение, записывая все фильмы на принесенный мною из дома видеомагнитофон. После девяти мы перестали находить себе место. Батарея бутылок с джином и пивом «Балтика», потребляемых нами, росла с угрожающей быстротой. Когда пробило десять, Седой не выдержал, встал и сказал:

– Все. Надо начинать действовать. Вдруг этот козел сегодня не начнет сеанс своей морзянки? Мы хотя бы возьмем видеожуликов за жопу!

К этому времени мы уже прокрутили по видику в режиме медленного просмотра какой-то новый фильм. На сей раз двадцать пятым кадром шла реклама бальзама «Старославянский», ажиотажный спрос на который был зарегистрирован в гостиничном аптечном киоске несколько дней назад.

– Нет, – сказал я твердо. – Давай подождем. Время еще есть.

В этот момент в дверь постучали. Я кинулся к двери. На пороге стоял возбужденный Дынин.

– Так, берем его за жопу!

Мы, едва сдерживая свои эмоции, подошли к пятьдесят пятому номеру. У двери выяснилось, что впопыхах я забыл взять у портье запасной ключ от этого номера. На выручку пришел Седой. Он вынул из кармана перочинный ножик и, пару секунд поковырявшись лезвием в замке, открыл его. Вперед, как это бывает всегда, рванулся Дынин.

В номере горел лишь ночник и было темно. В сумерках я разглядел какую-то борьбу. Послышались два глухих удара и сдавленный вопль.

– А, сука! – заорал Дынин. – Да включите вы, в конце концов, свет!

Я щелкнул выключателем. В углу комнаты, скрючившись, лежал электрик Костя, ухватившись за живот. Перед ним на одной ноге пританцовывал Дынин.

– Эта падла меня чем-то тяжелым по ноге долбанула! – пожаловался он нам.

Седой поднял с пола здоровенную отвертку и сказал:

– Что орать-то? Вот этим он тебя и долбанул.

Потом он снова нагнулся и поднял с пола какой-то странный пульт.

– Надо же, как все просто! – воскликнул Седой. – Подобным пультом мой племянник водит по квартире игрушечный трактор. А этот Кулибин с помощью дистанционного пульта морзировал через стенку, вставив в лампу реле от того же трактора.

Костя заворочался в углу и, неожиданно вскочив, сделал попытку рвануться к двери. Прорваться ему не удалось, так как я своей тушей заполонил весь проход, а Седой ловко подставил ему подножку. Электрик упал мне в ноги. Мне оставалось лишь сесть на него коленками, как на молитвенный коврик, отчего Костя длинно и протяжно застонал, словно на приеме у мануального терапевта.

– Ну-ка, дайте мне сюда эту падлу! – сдавленно произнес Дынин. – Сейчас я его кишки вокруг шеи оберну и удавлю...

– Дима, только без крови! – решительно за-явил я. – И заткни ему, пожалуйста, рот, а то он всю гостиницу на уши подымет.

– Сделаем, – с готовностью ответил Дынин и вынул из кармана свой изрядно несвежий носовой платок.

Он схватил электрика за шиворот и одним рывком швырнул его на диван. Похоже, электрик был эстетом, так как, завидев сопливый дынинский платок, который Дмитрий намеревался засунуть ему в рот вместо кляпа, активно запротестовал. Глаза его расширились от ужаса, и он запричитал:

– Ребята, что вы хотите? Я все скажу, только не надо этого...

– В общем, так, – выдвинулся я вперед. – Сейчас я тебе даю пять минут – большим временем мы не располагаем. За это время ты вкратце, четко, сжато и емко расскажешь о том, зачем ты вещал старому моряку азбукой Морзе всевозможную херню, кто тебя на это надоумил и какие цели при этом преследуются. Учти, что мы на восемьдесят процентов знаем суть дела, и твой рассказ явится лишь подтверждением нашей теории. Если я в какой-либо момент пойму или почувствую, что ты врешь, то больше слушать тебя не буду. Даже если ты захочешь потом что-нибудь сказать... А ты точно захочешь! В руках этого почтенного господина раскалывались и не такие. – Я кивнул головой на капитана Дынина.

– Я тебя, сопливое уродище, наизнанку выверну и жопу тобой подотру! – грозно заявил Дынин. – Ты у меня в отделе неделю будешь висеть на своем члене, который я к люстре привяжу!

В подтверждение своих угроз Дынин слегка надвинулся на тщедушного электрика. Психологическая обработка дала свои плоды. Костя заговорил четко и ясно, как научный сотрудник на симпозиуме.

– Я не виноват. Я ни при чем, – начал он с общих замечаний. – Это все Марк с Андреем. Я только похулиганил. Я только сигналил азбукой Морзе, так как сам в свое время служил на флоте. Просто нас всех достал Арнольдович, который все время стучит Санчо на всех, кто часто ходит в бар. Я решил таким образом его проучить. Больше ничего дурного я не делал.

– Чья идея крутить видеофильмы? – спросил я.

– Это Марк с Андреем. Я здесь ни при чем, – повторился Костя.

– Зачем рекламируется бальзам «Старославянский»?

– Не знаю. По-моему, наш программист Валентин вместе с каким-то родственником открыли фирму, производящую всевозможные настойки из трав, в том числе и этот бальзам. Но это лишь мои предположения.

– Ну что, по-моему, достаточно, – вздохнул я. – Где сейчас находятся Уточкин и видеоинженер Андрей?

– Они всегда по вечерам сидят в видеоцентре.

– Дмитрий, надень на этого козла наручники и дуй за оперативниками, – скомандовал я. – Седой, за Челобановым!

Мои подельники бросились исполнять указания. Через десять минут все были в сборе. Костю взяли с собой и вывели в наручниках в коридор. Подойдя к видеоинженерной, я спросил Костю:

– Условный стук есть?

Электрик опасливо посмотрел на Дынина и ответил:

– Да. Три раза, потом еще два.

Дынин осторожно постучал точно так, как сказал Костя. Поскольку в двери был «глазок», электрика поставили прямо перед дверью. Сами же мы рассредоточились вдоль стены. Через некоторое время замок в двери щелкнул. В эту же самую секунду два оперативника, два дюжих парня, одновременно ударили по двери ногами. Изнутри послышался сдавленный вопль. Милиционеры первыми заскочили в видеоинженерную. Мы с Седым и Челобановым последовали за ними.

Напротив двери, у окна, держась за разбитое лицо, валялся Уточкин. Оперативники же схватили сидящего на крутящемся кресле видеоинженера Андрея. Он не сопротивлялся, а лишь осторожно осматривал вошедших.

– Позовите свидетелей! – сказал Дынин, обращаясь к Челобанову.

Через пять минут в номере уже были моряк Алексей Платонович, кто-то из администрации турагентства «Бугор», случайно задержавшийся на работе, и еще двое постояльцев. Дынин помпезно заявил:

– Господа! Вы находитесь при проведении следственного эксперимента. Я при вас достаю из видеомагнитофона кассету с фильмом, который только что показывали по гостиничному кабельному телевидению.

Дынин достал кассету и демонстративно повертел ею перед лицами свидетелей.

– Фильм называется «Горячий Запад», мелодрама, – прочитал Дынин. – А теперь эту же кассету я прокручиваю перед вами в режиме медленного просмотра.

Через некоторое время, когда наблюдатели устали от тоскливого течения видеокадров, на экране возникла надпись: «Бальзам „Старославянский“ – панацея от болезней». Еще через некоторое время появилась новая надпись: «Бальзам „Старославянский“ – эффективное древнерусское лекарство».

Дынин продолжал следственный эксперимент, демонстрируя собравшимся видеокассеты с содержащейся там идеологической начинкой.

Когда следственные действия уже близились к завершению, к нашей компании уже присоединился следователь Петухов, ведущий дело Пяткина.

– Ну что, все вроде ясно, – констатировал он. – Забираем их в отдел и оформляем дело. Молодец, Дынин! Хорошо поработал, – хлопнул он по плечу покрасневшего от удовольствия Дмитрия.

И в этот момент сидевший до сих пор без движения видеоинженер Андрей сорвался с места и устремился к окну. Одним движением он распахнул раму и мгновенно вылетел наружу.

– Куда ты, идиот? – заорал Челобанов. – Там же нет пожарной лестницы!

Мы с Дыниным выглянули в окно и увидели, что Андрей стоит на небольшом карнизе и медленно движется к пожарной лестнице, которая находилась от него метрах в пяти. Андрей мелким шагом подошел к водосточной трубе и собирался ее переступить. В этот момент Дынин заорал:

– Стой! Все равно не уйдешь, там везде наши люди!

То ли крик Дынина так повлиял на видеоинженера, то ли водосточная труба оказалась некрепкой... Нога Андрея соскользнула с парапета, и он попытался восстановить равновесие, с силой ухватился руками за трубу. Это оказалось для него роковым. Не выдержав такой резкой нагрузки, кусок проржавленной водосточной трубы вылетел из своей ячейки, лишив Андрея последней опоры. Все наблюдавшие за этим из окна в одну секунду ахнули. Но сделать было уже ничего нельзя. Андрей полетел вниз. На секунду мне показалось, что я видел его расширившиеся от ужаса глаза. Полет был недолгим, а о его конце возвестил глухой удар о землю.

– Какой ужас! – проговорил Челобанов.

Утро следующего дня выдалось пасмурным. Два часа назад эксперты увезли тело погибшего видеоинженера. Петухов, Дынин, оперативники и мы с Седым сидели в кабинете Челобанова и допрашивали Уточкина. Допрос длился долго. Уточкин проявил редкостное упорство, однако позже под влиянием неопровержимых улик все же разговорился. По сути дела, он признался в том, что организация «Русская колонна», которую он возглавлял, оказалась замешанной во всех странностях, царивших в последнее время в отеле. На вопрос о том, зачем ему все это было нужно, Уточкин поначалу понес патриотический бред. Красной нитью его пространных рассуждений явилось то, что целью организации было усиление роли русского народа в историческом процессе.

– Да хватит! Сколько можно! – перебил я его. – Давайте лучше поговорим о тех средствах, которыми вы хотели этого достичь.

– Мы считали и считаем, что необходимо отработать технологию и методы управления массами, – продолжил Уточкин. – Мы считаем, что необходимо регулировать сознание русского человека посредством создания определенных условий, побуждающих его к действиям в том или ином направлении...

– Как это? – удивился Дынин.

Уточкин поправил очки и надменно произнес:

– Объясняю для тупых. Если я хочу, чтобы вы разделись, одним из условий является то, что необходимо повысить в помещении температуру. Это на самом примитивном уровне... Но есть и гораздо более сложные схемы. Наиболее эффективным орудием управления массами являются электронные средства массовой информации, особенно телевидение. Именно этим мы и пытались заниматься.

– Может быть, я что-то не понимаю, – заметил Седой. – Но какое отношение к этому всему имеет глобальный понос, охвативший гостиницу? Вы что, собирались повысить интеллектуальный уровень русского народа, заставив его медитировать на унитазе?

– Ваши шутки неуместны, – ответил Уточкин. – Лично я был против этого. Это вообще была шутка. К сожалению, некоторые восприняли ее в буквальном смысле, и Андрей намекнул об этом сантехнику. Мы знали, что он обижен на директора, да и вообще на весь свет. Этому человеку было достаточно просто подкинуть идею, как он тут же принялся ее исполнять. Скорее это был эксперимент над самим Пяткиным, а не над отелем. Однако Пяткин разгулялся. Мы пытались его остановить, но он нас не слушал. В конце концов его просто раскрыли.

– И тогда вы решили убрать его? – спросил я. – Допрос членов вашей организации Константина Бобкова и Валентина Перфильева показал, что так называемое самоубийство сантехника Пяткина было спланировано вами и видеоинженером Андреем Агафоновым.

– Это ложь! – вскричал Уточкин. – Наглая ложь! Я здесь совершенно ни при чем.

– Однако таковы показания ваших коллег.

– А я вам заявляю, что они нагло лгут! – в голосе Уточкина появились визгливые нотки. – У меня есть доказательство, что это не так.

– Какое доказательство?

– Видеозапись.

– Какая видеозапись? Того, как вешался Пяткин?

– Да, того, как это происходило. – Уточкин устало сел на стул. – Это все идея Андрея. Он испугался, что неуравновешенный Пяткин раскроет нас. И даже не столько этого. Он захотел на Пяткине проверить действенность одной из методик.

– Как довести человека до самоубийства? – спросил Седой.

Уточкин молчал. Потом тихо заговорил:

– Андрей был крайне возбужден и даже как-то обрадован, что это удалось. Перед этим я долго отговаривал его, но он ничего не хотел слушать. Он был настолько одержим и уверен в себе, что даже записал эту сцену видеокамерой. У него вообще была мания все тайно снимать на пленку.

Когда я увидел все это, было уже поздно. И тогда я впервые серьезно испугался, что за все, что мы декларировали и делали, придется отвечать. Тогда я тайно снял копию с этой видеокассеты, чтобы снять с себя хотя бы обвинение в убийстве.

– В общем, так, – тяжело вздохнул следователь Петухов. – Я советую вам подробно и без утаек рассказать все как было. Материалов достаточно, чтобы засадить вас надолго. Поэтому вы поможете самому себе, если не будете ничего скрывать. Вы молодой и в общем неглупый человек. У вас еще есть шанс в жизни.

Уточкин сел за стол, перед ним положили бумагу и авторучку. Некоторое время он смотрел в окно на хмурый рассвет, потом, собравшись наконец с мыслями, начал писать.

ЭПИЛОГ

Заканчивался май, и мы решили собраться втроем, с Дыниным и Седым. Тем более что в первых числах июня я должен был уехать с детьми на отдых.

Выпив по нескольку стопок и выслушав последнюю информацию Дынина о следствии по делу «Русской колонны», Седой спросил меня:

– Я одного понять не могу. Как они могли его повесить?

– Я смотрел видеопленку, – ответил я. – Обычно для этого требуется много времени, и человек должен обладать повышенной внушаемостью. Сантехник Михалыч таковым не был от рождения. Однако его беда состояла в том, что он был азартен. Это его качество и было использовано Агафоновым. Михалыч был в сильном подпитии и возбуждении. Однако этим не ограничилось. Для верности Агафонов, по словам Уточкина, применил какой-то газ, который психически подавлял человека и увеличивал его внушаемость.

– А как же он сам-то чувствовал себя в такой атмосфере?

– Этого не знаю. Однако помню, что когда мы явились с Челобановым в бендешку Михалыча, в воздухе стоял какой-то резкий запах, похожий на ацетон. Скорее всего это было сделано Агафоновым специально, чтобы перебить запах газа, который был им использован для обработки Пяткина. Об этом я подумал, когда вспомнил, что видел на полке в офисе «Русской колонны» книгу Секо Асахары. А именно этот японский гуру использовал в своей секте газ, повышающий внушаемость. После всего этого Агафонов начал умело раззадоривать Михалыча, находящегося в полубессознательном состоянии на спор. Суть спора состояла в том, что Михалыч должен был доказать, что, даже повиснув на крюку, он все равно бы сумел выбраться.

– Теоретически это было возможно, – заметил Дынин. – Мы осмотрели место происшествия, веревка была довольно короткая.

– Да, Михалыч мог дотянуться рукой до крюка и отцепить веревку, – подтвердил я. – Однако как только Михалыч набросил петлю на шею, Агафонов выбил из– под ног сантехника табуретку. Михалыч пытался дотянуться до крюка и отцепиться. Однако это ему не удалось – Агафонов потянул Михалыча за ботинки вниз. Конвульсии были недолгими.

– Слушай, мне еще кое-что непонятно в сексуальной линии, – сказал Седой.

– Что конкретно?

– Ну, в частности, каким образом этот придурок, которого официантка отхлестала подносом, видел ее во сне голой в эротической позе?

– Обычный фотомонтаж, – ответил я. – Что касается сна, тут сложно. По всей видимости, он видел ее по кабельному телевидению. Часто то, что происходит в реальной жизни, является нам во сне.

– А почему же ее видел только он один? – не унимался Седой.

– Это еще один технический прикол. Ты обратил внимание на сложную кабельную развертку в гостинице? Вместо одного кабеля шло два, причем они были не сплошными, а состояли из обрезков, которые можно было с помощью системы штекеров соединять и перестыковывать, направляя ту или иную видеоинформацию по конкретному адресу. Что же касается самой официантки, то это неудавшаяся пассия самого Агафонова, которой он таким образом отомстил. Отыскав в гостинице подходящего «клиента», стареющего профессионального бабника, он спровоцировал его на назойливые ухаживания за официанткой, доведя женщину до белого каления.

– В общем, я понял, что эти ребята больше преследовали свои корыстные интересы и сводили счеты: один травяную настойку продавал, которую производил его родственник, другие мстили неугодным коллегам – официантке и швейцару. Короче говоря, плевать они хотели на все национальные интересы и патриотизм! – заключил Седой.

– Видимо, это и понимал Уточкин. На самом деле все его сумасшедшие идеи никого, кроме него самого, больше не волновали. Испугавшись этого и еще, что патологически больной Андрей Агафонов – справка о его психическом заболевании выдана областным психдиспансером – вдруг примется использовать приемы и методики в своих корыстных интересах, Уточкин и припрятал у себя видеокассету, доказывавшую вину Агафонова в убийстве сантехника. Все остальное легко было выяснить, захватив основной блок видеокассет в комнате Агафонова и проверив показания допросов остальных членов «Русской колонны».

– А меня, Вовка, больше всего интересует, каким образом они нас с тобой так «посадили» на аптекаршу? – улыбаясь, спросил Дынин. – Я когда рядом с ней стоял, у меня такая эрекция возникла, что аж было неудобно, гы-гы... Я рукой по штанине лазаю, стараюсь штатив вправить на прежнее место, а он не слушается, гы-гы...

– Это неудивительно, – скептически посмотрев на Дынина, заметил я. – Я ведь тоже чувствовал к ней влечение. Но какой бы она ни была симпатичной девушкой, основной причиной того, что у мужиков штативы вылезали из штанов, было то, что кто-то из этих деятелей капнул ей на халат экстракт эротических духов... Об этих духах я прочитал уже после раскрытия Уточкина и его команды.

– Это что еще за экстракт? – удивился Дынин.

– Наука может сейчас и такое. Я точно не знаю, из чего это все делают, но современные фармакологи создали запах, стимулирующий сексуальное влечение к тому или иному человеку. Я консультировался по этому поводу со своим приятелем судмедэкспертом Петровым, который подтвердил, что такое возможно. Если, к примеру, твой мундир, Дынин, полить этим экстрактом, то у тебя будут сложности с исполнением своего долга на работе. Хотя не исключаю, что супружеская жизнь значительно улучшится.

– Слушай, а где они его взяли? – глаза Дынина загорелись.

– Где взяли – не знаю. Следователи не обратили должного внимания на маленький пузырек, который лежал в аптечке комнаты видеоинженера.

– И где же он? – быстро спросил Дынин.

– У меня.

– Вова! – взвыл Дынин. – А зачем он тебе?

Дынин, видимо, втайне рассчитывал на то, что я поделюсь с ним содержимым этого пузырька.

– Ты же знаешь, я собираюсь на отдых. Пригодится, – подмигнул я ему.

– Так ты что, все же едешь на Канары? – спросил Седой, разливая водку по стопкам.

– А ну их к черту! – воскликнул я. – Картинки рисуют красивые, а как там на самом деле – не знаю. Лучше наших мест все равно нет. Я заказал места в санатории «Волжские дали» для сестры жены с мужем и для себя с детьми. Через неделю отбываю.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте