Ирина Потанина Пособие для начинающих шантажистов Роман
© Потанина И., 2018
© DepositPhotos.com / Joingate, prettyvectors, обложка, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019
Пролог
Виктор, улыбаясь, шел навстречу Виктории. Покойный супруг выглядел на удивление бодрым и живым. Вика разозлилась настолько, что даже забыла испугаться.
– Сколько можно? – едва сдерживая ярость, поинтересовалась она, когда Виктор подошел совсем близко.
Монотонный поток пешеходов равнодушно обтекал стоящих. Это тоже раздражало.
– Витя, ну что ты молчишь? – Виктория дернула покойного мужа за рукав безупречно белой рубашки. – Пожалуйста, отпусти меня. Перестань сниться, прошу тебя…
– Я и рад бы, – Виктор говорил, приветливо улыбаясь.
Хотя в глубине его глаз отчетливо читалась нечеловеческая, захлестывающая безнадежностью тоска, Виктории удобнее было думать, что покойник доволен своим нынешним бытием. Виктор продолжал:
– Я и рад бы, но таков порядок вещей. Жертва обязана сниться убийце. Ничего не могу изменить…
– Нет! Нет! Нет!
Виктория резко проснулась. Неимоверным рывком воли выдернула себя из объятий злого сновидения. Смахнула со лба капли пота. Села. Щелкнула выключателем ночника. Принялась массировать виски.
– Тихо, спокойно, – уговаривала она сама себя, – все хорошо. Просто дурной сон.
Слова не помогали. Вику начало трясти.
– Нет! – закричала она кому-то неведомому, глядя на украшенный лепниной потолок. – Нет! Это неправда! Слышите, вы?!
Виктория зачем-то запустила в лепнину случайно попавшейся под руку расческой и зарыдала, бессильно откинувшись на подушку.
Потолок сочувственно молчал, всем своим видом олицетворяя полное согласие с несчастной женщиной.
Глава первая, в которой две порядочные дамы встречаются под покровом компрометирующих обстоятельств
«Пять утра в студии!» – осмелилось возвестить радио, за что тут же получило щелбан и обиженно переключилось на другой канал.
Это был тот самый день, когда я устала окончательно. Очередной запланированный для известного журнала шедевр дописался и оказался крайне нудным, трудно воспринимаемым бредом. Очередной запланированный для решения всех материальных проблем трудовой квартал подошел к концу и оказался весьма неудачным, почти убыточным периодом. Очередной запланированный для большой и светлой любви молодой человек состоялся и оказался банальным, живущим лишь бытовыми проблемами неудачником. Очередной запланированный для кардинальной смены имиджа поход в парикмахерскую не состоялся. И, самое главное, именно сегодня стало окончательно ясно: ничего другого я не заслуживаю.
Единственное, что еще хоть как-то стимулировало меня к дальнейшему существованию, было любопытство. Эта бессмысленная, никак не монетизируемая, но очень навязчивая черта характера в последнее время взяла верх над всеми остальными моими внутренними «я». Именно любопытство и загнало меня сейчас на заснеженную окружную трассу в столь неприличное время.
«Лиза с третьего этажа гостиницы „Центральная“ поздравляет своих коллег с профессиональным праздником», – с пионерским задором сообщила диктор. Я вдруг вспомнила, что сегодня День святого Валентина, и горько вздохнула.
«Срочно домой – и спать!» – загорланил вдруг проснувшийся внутри меня здравый смысл, вынуждая развернуть форд в сторону города и прибавить газу.
«Докатилась, понимаешь, в 29 лет до тоски по глупым романтичным праздникам, которые уже десять лет назад лично провозгласила пошлостью и маразмом, – вяло подключилась измученная ночными диалогами самокритика. – Совсем с ума сошла!»
«Было б с чего сходить!» – автоматически среагировала на избитую фразу заштампованность сознания.
Нет, и не думайте, я не сумасшедшая какая-нибудь! Ну, слегка потерялась во времени… Не преступление! Сама с собой разговариваю? Так это мысленно… Ночами по трассе шастаю? Ну… Я тут случайно, можно сказать…
Подобным образом я могла бы расшаркиваться перед воображаемыми читателями воображаемой новой книги до самого синего дома (хотите верьте, хотите нет, моя старенькая девятиэтажка и вправду выкрашена в ярко-синий цвет). Но тут…
Из лесу на дорогу внезапно вывалилось странное существо – ни дать ни взять огородное пугало! Причем устремилось оно не куда-нибудь, а прямо под колеса моей машины. Я резко пришла в себя, чудом успев в последнюю секунду вывернуть руль и ударить по тормозам. Оставшееся в живых «пугало» издало радостный вопль и кинулось к пассажирскому месту. Я в панике заблокировала дверь и лишь немного опустила стекло. Сквозь образовавшуюся щель повеяло хорошо знакомыми духами, потом показалась безупречная улыбка и взволнованный женский голос прошелестел:
– Тысяча извинений! Не хотела так варварски себя вести, но никто не останавливался…
О нет! Я тут же узнала говорящую. Концентрировать внимание Виктории Силенской на моей сонной персоне представлялось сейчас совершенно губительным… Впрочем, чему удивляться? Пора привыкнуть к тому, что чем больше я от кого-то скрываюсь, тем меньше у меня шансов остаться этим кем-то незамеченной.
Я подумала было сделать вид, что это вовсе не я, и проехать мимо, но любопытство оказалось сильнее здравого смысла.
Между тем Силенская склонилась поближе к окну машины, и пара глаз жадно вцепилась в меня. Лучше бы шляпа «огородного пугала» была на мне! Шансов остаться неузнанной у меня не было.
– Доброе утро! Вот уж не ожидала… Присаживайся, чувствуй себя как дома… – пришлось любезно изображать гостеприимство.
Я распахнула дверцу и еще раз взглянула на Викторию. Всегда безукоризненно элегантная Силенская, больше похожая на манекен, чем на живого человека, сейчас растеряла весь свой шарм и походила на героиню фильма ужасов. Огромная шляпа и дырявое необъятное пальто с широченными торчащими плечами, похоже, были сняты с настоящего огородного пугала. Ступни моей Виктории были обмотаны какими-то лоскутами мешковины…
– Катька?! – Вика явно была напугана. Она убрала с перепачканного сажей лица слипшуюся в длинную сосульку прядь волос, еще раз недоверчиво глянула в салон форда, театрально вздохнула и нахмурилась. Оказывается, она была недовольна нашей встречей не меньше моего. – Только тебя здесь не хватало! Ты тут откуда?
– Совершаю утреннюю прогулку, – быстро нашлась я. – Свежий воздух, природа, знаешь ли…
Слава богу, Виктория меня особо не слушала. Она запрыгнула в машину, заблокировала дверцу изнутри, закрыла окно, убедилась, что на заднем сиденье никого нет, и сняла наконец свою ужасную шляпу. Я ошарашенно таращилась на подругу, из последних сил сдерживая воображение, уже подбрасывающее мне всякие невероятные оправдания ее поведению. «Спокойно! Надо будет – сама расскажет!» – мысленно прикрикнула я на себя.
– До города не подбросишь? – как ни в чем не бывало спросила Вика. – Надеюсь, тебе по пути? – Дрожащие пальцы нервно поправляли прическу.
Мне вдруг стало смешно – прикид огородного пугала и такой дорогой маникюр!
– Плохо маскируешься, – я кивнула на Викины ногти. – Я уж не говорю про фирменные духи…
Виктория возмущенно засопела, покрутила дорогостоящим пальцем у виска и как-то излишне торопливо протараторила:
– Ничего я не маскируюсь, что ты выдумываешь чепуху всякую…
– Послушай, – я сдалась и начала расспрашивать: – Все это выглядит крайне странно… Ты уж, пожалуйста, знай, что бы ни произошло – я на твоей стороне. Похоже, нам нужно кое в чем с тобой объясниться. Давай я начну первая…
– И не надейся! – возмущенно повысила голос Виктория. – Ты рассказывай что хочешь, я же ничего объяснять не намерена! Не согласна – можешь меня высадить!
Я едва удержалась от соблазна действительно высадить эту истеричку. Она на меня еще и кричит! Ладно, пусть это останется на ее совести.
– Как хочешь. А я все-таки тебе кое в чем признаюсь. Я не слишком-то рада тебя видеть, – все равно рано или поздно мне пришлось бы начать оправдываться. – Я собиралась тебе звонить, чтобы отложить нашу встречу. Не скрою, намеревалась сказать, что жутко простужена и не выхожу из дому, – я специально говорила очень сухо. – Что мне теперь – тебе врать, спрашивается?
– А зачем? – Виктория даже успокоилась от удивления. – Зачем что-то врать?
– Как зачем? – я все-таки выдала свое возмущение. – Ты что, не помнишь? Я же тексты для тебя еще вчера должна была дописать! Вот и выкручиваюсь теперь…
Надобно пояснить, что еще вчера я должна была сдать Вике – а точнее, Виктории Силенской, именитой бизнес-леди и депутату горсовета – цикл заметок о светлом будущем нашего города, обеспеченном ее мудрым руководством. Я в светлость этого будущего и уж тем более в мудрость руководства откровенно не верила, потому работа стопорилась. Не вырасти мы с Силенской в одном дворе и не продружи все детство, я бы сухо извинилась, отмахнулась, мол, знать ничего не знаю, заполняйте свои блоги в соцсетях сами, не буду я вам ничего писать – не получается… Но, увы, Вика была Викой, и ее заказ надлежало выполнить. Хотя бы для того, чтобы моя мама, произнося в беседе с Викиными родителями «Катя теперь не только журналист, но и копирайтер», могла не краснеть и не пожимать недоуменно плечами. Уж в чем, в чем, а в том, что любой мой промах Силенская, как всегда, обязательно подвергнет осмеянию со всеми нашими общими знакомыми, я не сомневалась.
– А… тексты, – Вика делано улыбнулась. Похоже, Силенская пришла в себя, по крайней мере лицом ее овладела обычная маска примадонны. – А ты скажи мне, будто ты их уже написала и хочешь показать…
– Но мне показывать еще нечего…
– Вот увидишь, едва ты заикнешься о работе, я тут же скажусь простуженной и сообщу, что не выхожу из дому. – Вика заученным движением свела брови в знак огорчения. – Это я о своей работе, разумеется. Ты же понимаешь, что твои заметки ну никак не являются у нас делом первоочередной важности? – Обижала людей Виктория всегда походя, никогда этого не замечая. И тут же продолжала говорить о себе. – Не до статьи мне сейчас, Катенька…
– А что случилось?! – Проглотив обиду, я даже выключила радио, предвкушая услышать наконец подробности происшедшего.
– Неважно! Знай просто, что не буду я с тебя никакие тексты сегодня требовать по причине моего плохого самочувствия.
– Оно-то, конечно, хорошо, – я как-то совсем за всеми этими страстями растерялась, – но я же не поверю в твою болезнь. Я ведь тебя сегодня уже видела!
– Разве?! – Виктория многозначительно заглянула мне в лицо. – Ты меня видела? Нет, не видела ты меня сегодня, Катенька… Не видела! Только по телефону слышала, в районе восьми утра. Я тебе звонила сообщить, что приболела и обсуждение текстов переношу на завтра. О’кей?
Воцарилось напряженное молчание. Я мужественно проявляла высочайший уровень корректности, не задавая вопросов. Подруга демонстрировала наклонности изощреннейшей садистки, так ничего и не рассказывая.
После мучительных раздумий я решила сделать себе маленький подарок и все-таки начала язвить:
– Тебя куда везти-то? Домой или на работу? – Виктория являлась совладелицей одного из крупнейших агентств недвижимости нашего города, и было бы здорово запечатлеть ее в офисе в наряде огородного пугала.
– Не издевайся! И так жить не хочется!
Нет, ну что я ей такого сделала! Интригует, прям как специально…
– М-да… А вообще забавно! – Как говорится, язык мой – враг мой, и я таки не удержалась: – Я тут пишу статьи о высочайшем моральном облике депутата Силенской, а она в столь авангардном виде по трассе вышивает! А если бы не я тебя подобрала? Представляешь, какая бы шумиха поднялась?!
Вика обреченно вздохнула и, не скрывая досады, процедила сквозь зубы:
– Меня, между прочим, мог бы подобрать и кто-то незнакомый! Не повезло! Ладно, ладно. Очень ценю твое молчание… Ценю отсутствие шумихи… Ну хочешь, назови конкретную сумму, в которую мне это должно вылиться.
Тут я, конечно, обиделась окончательно.
– Прости, – спохватилась Силенская, – у меня была тяжелая ночь. – Тут она глянула на меня и внезапно расхохоталась: – Это ж надо, как тебя от любопытства трясет! Мы триста лет с тобой знаем друг друга, а я все никак не привыкну, что ты совершенно не умеешь сдерживать эмоции… – Мое поведение Вика расценила, как всегда, неверно, но, кажется, в данном случае это пошло во благо. Напомнив сама себе о нашей давней дружбе, она решила изменить позицию: – Придется объясниться все-таки. Боюсь, от неутоленной жажды познаний ты можешь наделать глупостей. Характер у тебя такой. С детства.
– Получше, чем у некоторых, – позволила себе все же огрызнуться я, но тут же испугалась, что Вика ничего не расскажет, и добавила: – Извини. Просто не люблю, когда ты делаешь одолжения. Ты ведь могла не заказывать тексты, если они не были нужны…
– Да забудь ты про свои никчемные тексты! – Виктория отмахнулась и вдруг перешла на заговорщический шепот: – Я, наверное, и вправду кое-что тебе расскажу. Поднимемся ко мне на минуточку. Раз уж я перед тобой засветилась, то глупо твой потенциал на пользу дела не использовать, так?
Меня подобная корысть слегка покоробила, но возражать я не стала.
– Здесь лучше сверни в подворотню, – скомандовала подруга у своего дома и тут же подлила масла в огонь резким восклицанием: – Кто так паркуется? Не умеешь водить сама – найми водителя! Пойдем, мне не терпится с тобой поделиться.
– Лучше б ты делилась чем-то более дорогостоящим, чем очередными неприятностями, – буркнула я себе под нос.
Виктория чуть задержалась в поисках нужного ключа, и мы вошли в подъезд со двора, стараясь просочиться к лифту, не привлекая внимания восседающего у главного входа консьержа.
Не перестаю восхищаться этим домом, построенным еще в позапрошлом веке. Будучи прекрасно отреставрированным, особняк великолепно выглядел и сейчас. Четырехэтажный двухподъездный, он повидал на своем веку многое. Конечно же, подъездный колодец, окаймленный белой вьющейся лестницей, испохабили в советские времена установкой зарешеченной шахты лифта. Стеклянный купол крыши, разумеется, выкрасили по-больничному белой матовой краской. Напрочь разрушили стиль бронированными дверьми… Но общий дух испортить не удалось. В свое время я увлекалась историей нашего города и раскопала об этом доме массу интересного. Его владелец, разорившись во время экономического кризиса 1900-х годов, был настолько потрясен, что покончил с собой. Причем не из-за денег, а потому что подвел своих акционеров и не мог смотреть им в глаза.
– Эй! Ты где? Ты чего? О чем ты думаешь?! – напряженный шепот Виктории разогнал наваждения. Оказывается, Вика уже целую вечность махала у меня перед глазами ладонью.
– Да так, – я, извиняясь, пожала плечами и вошла в прибывшую кабину лязгающего лифта. – Прости, это я от недосыпа. Думаю о том, что потери репутационного престижа могут довести человека до полнейшего краха.
– Что?! – Вика вдруг побледнела. – Откуда ты знаешь?
Я за нее даже немного испугалась.
– Эй-эй-эй! Виктория, ты чего?! – на этот раз пришла моя очередь размахивать руками перед чужим носом. – Я просто пошутила! Ты же знаешь, что выделывает мое воображение, когда я вижу твой прекрасный подъезд. Вспомни, в прошлый раз оно подкинуло идею разгадать, что писали на стенах подъезда в девятнадцатом веке, и, если бы ты меня тогда не остановила, я бы поотбивала всю штукатурку… А сейчас вот вспомнилась история про загубленную репутацию владельца особняка.
Но Виктория меня уже не слушала.
– Знамение! Сумасшедшие не зря всегда считались пророками… Значит, репутационные потери… То есть шантаж… Я не справлюсь с этим! – одними губами прошептала она и, не дав мне возможности нахамить в ответ на «сумасшедших», самым банальным образом свалилась в обморок.
В качестве мести я не стала сама тащить ее до квартиры, а сбегала за консьержем. Для нейтрализации собственной совести пришлось сделать серьезное лицо и выдавить из себя нечто вразумительное.
– Нет, спасибо. Врача вызывать не надо. Это обычный легкий обморок. Психиатрическая бригада тоже ни к чему. Дама просто была на маскараде, поэтому так одета. Понимаете?
Консьерж нервно улыбнулся и легонько, но не без удовольствия, похлопал Викторию по щекам (видимо, не одну меня она достала своим отвратительным характером).
– Ох, спасибо. – Вика, увидев постороннего, моментально взяла себя в руки и поднялась. – Мне уже значительно лучше.
Если честно, в ее обмороках мне всегда чудилось нечто фальшивое. Падает она в них только при близких знакомых. Причем лишь тогда, когда ей от этих близких что-то нужно.
– Катерина, не желаешь ли чашечку кофе? – прервала мои размышления подруга, намекая тем самым консьержу, что он может быть свободен.
Последнее предложение было настолько кстати, что я тут же простила Виктории все ее хитрости. Копошась в квартирном дверном замке, подруга выглядела вполне здоровой. От внезапного недомогания не осталось и следа. Готова поспорить, что сейчас она начнет о чем-то меня просить.
* * *
– Тсс! – в прихожей Виктория приложила палец к губам. – Раздевайся, проходи в гостиную. Дашка, я надеюсь, еще спит.
– Не сплю! – тоже шепотом отозвалась тут же появившаяся на пороге детской десятилетняя дочь Виктории. – Ой, мам, что это с тобой? – девочка явно испугалась вида Виктории, потом подумала и сама нашла себе утешение: – Это новая мода, да?
– Мы на маскарад ездили, – я в очередной раз спасла Викторию от объяснений.
– Катюша, ты?
Дарья переключилась на меня. Чуть не споткнувшись о подол собственной ночной рубашки, девочка кинулась мне на шею. Дашка была ровесницей моей родной сестрицы Настасьи, поэтому в наших отношениях прослеживалось некоторое панибратство.
– Замри! – шикнула на нее зоркая мать. – Сейчас мне всю тетю Катю перемажешь! И что это опять за «Катюша»?
Виктория считала, что девятнадцатилетняя разница в возрасте между мной и Дарьей обязывает ребенка обращаться ко мне на «вы».
Дарья замерла, потом виновато улыбнулась и спрятала за спину выпачканные в шоколаде пальчики.
– Я не нарочно!
– Каким, интересно, образом можно «не нарочно» истребить половину коробки конфет?! – грозно зашипела Виктория, успевшая уже заглянуть в комнату и оценить ущерб, нанесенный дочерью запасам сладкого.
– Девочки, а что, кто-то еще спит? Чего мы шепчемся? – я поспешила перевести разговор на другую тему, дабы моей любимице не влетело.
– Ну шепчемся… – Дашка серьезно заглянула мне в лицо своими лучистыми голубыми глазенками, продолжая шептать: – Видимо, чтобы не спугнуть утро.
Мне сразу стало лучше. Я обожала Дарью за подобные высказывания.
– Хватит болтовни! – Виктория первая заговорила в полный голос. – Отчего ты не спишь? В гимназию еще только через час просыпаться.
– Тебя дожидаюсь! – Дашка манерно прищурилась и стала до смешного похожа на мать. – Имею же я право на свидание с собственной мамочкой!
– Марш мыть руки! – Вика едва сдержала невольную улыбку. Иногда мне становилось жалко подругу: наверное, невыносимо сложно постоянно контролировать свои мышцы, искореняя все, не положенные по статусу, выражения лица.
– Ты не думай, – обратилась Вика ко мне, когда мы прошли наконец в гостиную, – Дарья меня вовсе не дожидалась. Наверняка она только что проснулась. Татьяна в шесть утра на базар уходила и ее разбудила. А то такое впечатление, будто это чадо меня чуть ли не всю ночь ждало…
Татьяной звали домработницу Силенских, по совместительству приставленную к Дарье кем-то вроде гувернантки.
– Я и не думаю, – поспешила согласиться я, зная, что малое количество времени, выкраиваемое Викторией на общение с ребенком, является для нее больным вопросом. Я опустилась в мягкое кресло и почувствовала, что засыпаю. – Вик, ты кофе обещала…
– Еще одна ноющая! – вздохнула Виктория и отправилась на кухню.
Отсутствие домработницы явно тяготило ее, посему процесс приготовления кофе мог слегка затянуться. Это давало мне хотя бы десять минут на обдумывание происходящего. «Итак, Виктория Силенская умудрилась…» – монотонно забубнил здравый смысл.
– Катюш! Расскажи про журналистику! – Дашка с разбегу забралась ко мне на колени.
– Ой, – я не собиралась смиряться с отсутствием у меня возможности сосредоточиться, – Даш, давай в другой раз?
– Не-а. – Вообще-то наша Дарья была хорошей и послушной девочкой. Просто я, видимо, считалась ею настолько своей, что переносить правила приличного поведения на общение со мной ей в голову не приходило. – Расскажи про журналистику!
В раннем детстве Дарья попала под мое пагубное влияние. Ввиду того что до покупки квартиры в центре Виктория Силенская жила на одной лестничной площадке со мной, Даша и моя сестрица массу времени провели в одном манеже. Естественно, я возилась с ней не меньше, чем со своей Настасьей. Конечно же, забавы ради я таскала девчонок с собой в редакцию, в офисы к заказчикам и в прочие совершенно неподобающие места. Моя мама, смеясь, называла тогда девочек «начинающими секьюрити». С тех пор и у Дарьи, и у моей сестры появилась мечта – стать журналистками. И Виктория, и моя мама, и я втайне надеялись, что в более осознанном возрасте девочки изменят свой выбор. «Минимум экономистом, как мама. Но лучше все-таки, как папа, уметь что-то делать!» – передразнивала мамины нотации сестрица Настасья, прозванная так мною за внезапно проявившийся однажды кроткий нрав.
– Расскажи! – не отставала Дарья.
– Нет, солнышко, я сегодня слишком устала, дабы говорить о работе!
– Солнышко? – Дарья всегда чутко реагировала на фальшь. – Раньше ты меня так не называла! Прям как чужая. Один тип меня вчера тоже все «солнышко» и «заинька» называл. Я ему говорю: «Что это вы со мной так сюсюкаетесь?» А он: «Я просто не привык общаться с маленькими. Называю, как принято». Но ведь я же уже не маленькая?!
– Какой еще «тип»?! Кто называет?! Почему называет?! – в один голос заверещали мы с вернувшейся Викторией.
– Так и знала, что тебе про него лучше не рассказывать. – Дарья глянула на побледневшую мать и развела руками. – Ну что ты будешь делать? – это она уже мне. – Стоит в моей жизни хоть чему-то произойти, как она вся покрывается пятнами от ужаса. Слабая нервная организация!
Виктория мельком глянула в зеркало, успокоилась, не обнаружив никаких пятен, и начала допрос:
– Так, барышня! Вы мне тут морали не читайте и глазки не закатывайте. Радоваться надо, что хоть кто-то за вас переживает и хоть кому-то есть до вас дело. Рассказывай! Сколько раз я тебе говорила не общаться с посторонними?
В глазах Дашки мелькнул испуг. Из кокетливой и наигранно взрослой барышни девочка моментально превратилась в маленького виноватого напуганного зверька…
– Я не подумала, – обратилась она к матери. – Мам, я правда не подумала… Я мусор выносила, тут подошел этот тип. Я думала, сосед. Спрашивал, как наши дела. Он так говорил, что я решила, он твой друг. Я, собственно, только всякое вежливое «хорошо», «спасибо», «нормально» и успела сказать, а потом Татьяна его из окна увидела и стала мне кричать, чтобы я домой шла. Я и пошла. Я только сейчас подумала… А ведь правда, почему он вдруг стал спрашивать, как там мама и что мы делаем в праздники?
– Как он выглядел? – Виктория выхватила у меня мобилку, явно собираясь кому-то звонить.
– Ну… Такой взрослый… Высокий… С большим ярко-зеленым зонтом… С усиками. И еще в очках, по-моему солнечных…
Столь несуразный вид незнакомца нас с Викторией абсолютно не порадовал.
– Странная манера одеваться, не правда ли? В солнечных очках и с зонтом в феврале… Известный прием, чтобы отвлечь от собственной внешности внимание, – взять с собой какую-нибудь яркую, нелепую вещь, которая одна и запомнится собеседникам… Излишне осторожно для добропорядочного соседа, – озвучила наши общие мысли я. – Ты позвонишь в полицию?
– Господи, даже не знаю, куда звонить… Охране – нельзя. Да и в полицию тоже… Если это тот же тип, что сегодня напал на меня… – Вика отложила телефон и нехорошо прищурилась. – Сотру в порошок!
– Мам, я сильно тебя подвела? – Дарья моментально стала шелковой и сидела теперь на краешке стула, выпрямив спинку и положив ладошки на колени.
– Пока не знаю. – Вика таки попыталась как-то рационализировать происходящее. – Даша, сейчас ты нам подробно, очень подробно расскажешь все об этом странном типе. Во сколько он подошел, что говорил, кто его видел…
Дарья восприняла столь серьезный тон матери по-своему и пришла вдруг в состояние крайнего душевного расстройства.
– Я не хотела, я не знала, я не специально, – тихо бормотала она, глядя прямо перед собой с выражением великомученицы. По щекам девочки текли крупные слезы.
– Прекрати реветь! Я не ругаю тебя. – Вика и сама была близка к истерике. – Я просто хочу знать!
Виктория перешла на крик, и я четко поняла, что пора вмешиваться.
– Вика, – быстро начала шептать я, отведя подругу в сторону, – не травмируй ребенка. Ничего опасного, в конце концов, еще не произошло. Пусть успокоится, потом все выясним.
Силенская-старшая, как ни странно, меня послушалась.
– Опоздаешь, иди собираться в гимназию. Татьяна обрадуется, если к ее приходу ты будешь уже готова. – Вика еще секунду попыталась быть строгой, потом не выдержала, притянула дочь к себе и срывающимся голосом зашептала: – Умоляю, будь осторожна…
Даша послушно кивнула. Вика еще раз поцеловала дочь, за что услышала ворчливое «Не нужны мне твои слюнявые чмоки…», и выпроводила Дашку из комнаты.
Кофе давно остыл. Впрочем, желание засыпать у меня напрочь исчезло.
– Рассказывай теперь ты! Я не Даша и фразу «напал на меня» услышала отчетливо, так что теперь не отвертишься, – требовательно обратилась я к Виктории. – О типе с зонтиком поговорим позже, когда я буду уже обладать равным с тобой объемом информации. – Мысли о том, что все в этой жизни праздно, скучно и серо, почему-то улетучились из моей головы. – Вика, да что с тобой? Сосредоточься! Сейчас мы это дело вмиг раскрутим и все решим!
Викторию моя тирада должным азартом и оптимизмом не заразила. Задумчиво прищурившись, она неотрывно глядела на угол журнального стола и сосредоточенно грызла при этом колпачок автоматически прихваченной с тумбочки ручки.
Мое воображение тут же представило, как страницы небрежно валяющегося на столе дамского журнала вспыхивают огнем под Викиным взглядом. Я немедленно хватаю накидку с кресла и принимаюсь лупить ею по пламени, опрокидывая при этом чашки и кофейник, а также переворачивая стоящую здесь же на столе початую бутылку коньяка. Спиртное возгорается… Огонь впивается смертоносным поцелуем в якобы кожаную обивку мягкого уголка, высасывает ее всю, оставляя на креслах несчастное морщинистое нечто… Кругом полыхает пламя и царит переполох, и лишь Виктория Силенская не поддается общей суматохе. Не меняя позы и не отрывая прищуренного взгляда от дотлевающей кучки углей, оставшейся от журнального столика, Вика напряженно думает о чем-то своем. Челюсть ее при этом ни на секунду не прекращает нервно дергаться. Виктория все грызет и грызет уже истекающую чернилами авторучку, пытаясь изжевать ее в пыль…
– Эй, ты меня вообще слушаешь? – Вика давно уже покончила с театральной паузой и теперь рассказывала что-то, расхаживая вдоль огромного, зашторенного темными гардинами окна.
– Да, да, конечно, – усилием воли я прогнала «пожарное» наваждение, еще раз отметила, что мне не мешало бы все-таки выспаться, и наигранно бодро улыбнулась. – Очень внимательно тебя слушаю!
– Так чего ж не отвечаешь? Я спрашиваю, ты со мной согласна?
– Ну… Безусловно да, только в чем именно, не припомню… – откровенно врать не хотелось.
– Господи! О чем ты опять думаешь?
– О пожаре, – честно призналась я. – Мне привиделось, будто вокруг тебя все горит.
На этот раз во взгляде Виктории сквозило откровенное восхищение.
– Послушай! Похоже, у тебя и в правду открылся дар ясновидения… Пожалуйста, рассказывай мне о каждом, слышишь, о каждом твоем таком видении, хорошо?
Вика как-то уж слишком заботливо подлила мне еще кофе.
– Где здесь ясновидение? Ты объяснишь мне что-нибудь, в конце-то концов?! – Я начинала злиться.
– Как же я объясню, если ты не слушаешь? Я тут тебе такой слезно-пафосный монолог выдала! Душу, можно сказать, открыла. А ты за своим, точнее, за моим пожаром все прослушала.
Я радостно отметила, что не у одной меня сегодня не все в порядке с головой.
– В общем, – продолжала Виктория, – смысл моего предыдущего монолога сводился к тому, что очень нелегко в наше время живется успешным девушкам. Тем более тем, у кого собственный бизнес и подрастающая дочь… Приходится расплачиваться такой незначительной мелочью, как полное одиночество…
Я мгновенно пожалела, что прослушала «слезно-пафосный» монолог подруги. Слышать от априори благополучной Виктории подобные жалобы раньше никогда не приходилось.
– Да-да… Люди равного со мной социального уровня или давно прекрасно устроили свою семейную жизнь, или даже не задаются подобной целью, вполне удовлетворяясь мимолетными приключениями. – Виктория спокойно чеканила слова, явно не в первый раз формулируя эти свои мысли. – А мне все это уже поперек горла стоит… Или щенок желторотый, помимо всего прочего, еще и карьеру посредством меня построить жаждущий… Или циник законченный, в котором все хорошо, кроме того, что времени на меня у него ровно два часа в неделю… Впрочем, как и у меня на него… Безналичная любовь, так сказать…
– Вика, – мне вдруг стало дико жаль подругу, – зачем ты сортируешь людей, расставляя их по полочкам? Поверь, далеко не все в жизни соответствуют создаваемым тобой образам…
– Да?! – резко повысила голос Виктория, и я сразу пожалела, что вмешалась. – И где же они, эти несоответствующие?! Эй! Красивая, умная, сильная, обеспеченная желает найти не менее умного, красивого, сильного, обеспеченного, готового бескорыстно взять на себя решение всех ее психологических проблем, а также функции воспитания ее крайне избалованной десятилетней дочери! С девяти до девяти просьба не беспокоить – рабочее время. После одиннадцати тоже нежелательно – мадам должна отдохнуть перед трудовым днем. На выходные дни также не рассчитывайте – должна же я хоть когда-нибудь заниматься собственной дочерью… Эй! Куда же вы?! – Вика делано оглянулась. – Видишь, ни одного! Да и слава богу, наверное… Одной свободнее. – Она легко приземлилась в кресло, заученно вычурным жестом закинула ногу на ногу и закурила. – Не в этом суть. В общем, в очередной раз мне стало невмоготу. И я решила… Только не смейся…
Я и не смеялась, скорее, грустила даже, потому как заранее понимала, что сейчас услышу.
– Пошла я, значит, в клуб. А что? Специальный клуб знакомств, для тех, кому за тридцать… Между прочим, весьма престижный клуб, там только солидная публика собирается. Просто так, с улицы, не попадешь. Только по рекомендациям и за серьезные клубные взносы. Ты, наверное, не знаешь, что такие клубы сейчас очень популярны.
Такой клуб в городе наличествовал всего один, и о его существовании я была прекрасно осведомлена. Профессиональная принадлежность обязывала знать все местные богемные места. Я даже очерк об этом клубе писать собиралась. Увы, отвлекли, как обычно, дела житейские.
– Вырядилась я соответственно, – продолжала Вика. – Чтоб сразу было видно, что я дама респектабельная. Все фирма – от носков до шпилек в волосах. В ушах, естественно, брюлики. Вот дура-то! – Виктория демонстративно рассмеялась. – Я тебе скажу откровенно, большего маразма, чем все происходящее на этой вечеринке, я еще нигде не встречала. Мало того что контингент – сплошь сексуально озабоченные неудачники, так еще и программа нуднейшая… А тут к тому же на меня начали бурно реагировать. Каждый норовит что-то эдакое шепнуть. Со всех сторон – комплименты и угощения. На танец пригласить очередь выстроилась, чуть ли не по записи. Еще бы! Все равно что меня в питомник к обезьянам посадить – я там тоже самая привлекательная буду…
– Среди людей! – я решила слегка убавить уровень Викиной эмоциональности. Ну не люблю я, когда при мне столь агрессивно критикуют окружающих! Душно мне в чаду такого выброса негативной энергии!
– Что? – не поняла подруга.
– Среди людей самая привлекательная. А среди обезьян – самая страшная. Знаешь, есть одна красивая сказка: «В Китае жила когда-то очень красивая девушка. О ней мечтали все мужчины в городе. В один прекрасный день она упала в озеро и перепугала там всех рыб».
– Тебе лишь бы поумничать! – фыркнула подруга, но гонор сбавила. – Я почти собралась уходить, но тут смотрю – интересный персонаж появился. Красив, опрятен, подтянут. Господи, я только сейчас подумала, как в наше время мало элементарно чистых, я уже не говорю ухоженных, мужчин!
Я неодобрительно хмыкнула, намекая, что Виктория снова уходит от сюжета.
– Подошел он, значит, галантно раскланялся и говорит: «Что вы здесь делаете? Вы, истинное божество – и вдруг в таком месте, где обосновал свое жилище гнусный разврат!»
– Гоголь Н. В., «Невский проспект», – поспешила прокомментировать я.
– Вот и я у него спрашиваю: «Сам придумал или у кого из классиков позаимствовал?» Он честно признался, что не сам. И предложил пройти к роялю. Играл он, кстати, на самом деле божественно. Вот от музыки этой я и поплыла. Представился джентльмен Александром, другом хозяина заведения. Объяснил, что здесь оказался случайно и сам слегка раздосадован убогостью происходящего. Ну, в этом, естественно, мы нашли удивительную схожесть взглядов… Причем и на данное сборище, и на жизнь в целом… К тому же у нас выявилась масса общих интересов! И музыка, и литература… Катька, не поверишь, я купилась как девочка! Мы любезничали и ворковали как голубки. Потом танцевали, целовались… Александр предложил поехать к нему, «дабы в спокойной обстановке распить за знакомство шампанское». Я вначале засомневалась… Но, с другой стороны, чего ломаться-то, а мальчик мне сильно понравился. Сама я вроде уже совершеннолетняя… В общем, поехали. Я что-то заподозрила уже тогда, когда он попросил из клуба выйти порознь. «Встретимся за углом. Я такси поймаю и подъеду. Зачем демонстрировать окружающим свое счастье? Позавидуют, навредят». Еще удивительнее стало, когда мы на такси за город выехали. Он, конечно, объяснил: «Машенька (это я так ему представилась), понимаю ваше смущение, но в городской квартире у меня сейчас ремонт и разруха, так что мы едем ко мне на дачу».
– Почему ты согласилась? – столь легкомысленное поведение действительно было настолько не в Викином стиле, что мне сложно было даже представить себе эту ситуацию. Одно дело поехать за город с кем-то из знакомых, пусть даже совсем не ради невинных дружеских посиделок. Но чтобы вот так, с абсолютно незнакомым мужчиной…
– Не знаю, может, из-за алкоголя бес попутал? – Виктория на миг стушевалась, и мне почему-то показалось, что она врет. – Я тогда еще, помню, про себя подумала: «То, что дача есть, – хорошо. А вот то, что не хочет на людях вместе появляться да в квартиру не везет, – плохо. Женат, наверное…»
– И все равно поехала? – продолжала я гнуть свою линию. – Это на тебя совсем непохоже. Тем более что ты же никогда не пьянеешь, забыла, что ли?
– Да! – Вика снова повысила голос. – Тогда я об этом забыла и опьянела! И в такси еще тоже пила. Помню только, что из горла и назло всем, но не помню, что именно… Хотела хорошо провести время. Сама виновата. Пришла в себя я уже, находясь на так называемой даче. Никакая это не дача – сарай обычный. Этот негодяй мне чего-то в выпивку подсыпал такого, что я отрубилась совсем. Представляешь, я открываю глаза и понимаю, что лежу в сарае на каком-то грязном матрасе. Из одежды на мне только нижнее белье и чулки. Кавалера этого и след простыл, свинтил вместе с моими шмотками, наличкой и драгоценностями. Сумочку, как ни странно, он мне оставил. Я, конечно, в полнейшем шоке. Кидаюсь к дверям – заперто. Я покричала чуть-чуть – никто не идет. Попыталась выбить дверь – безрезультатно. И соображать толком не получается – видимо, от той выпитой дряни еще не отошла. Ну что, стою, дрожу. Зимой, посреди холодного сарая, в одном белье, без единой мысли в голове, с глубокой душевной раной. Живая – и на том спасибо… Там в углу керосиновая лампа валялась. Слава богу, мою зажигалку этот подонок не счел ценной, при мне оставил. Как бы то ни было, но я, пока пыталась эту лампу зажечь, чуть сарай не спалила. Пламя как полыхнет! Еле потушила. Понимаешь теперь, почему меня твой привидевшийся пожар так ошарашил? Тут у тебя явно дар какой-то…
– Не морочь голову, – огрызнулась я. – Дальше-то что?
– Да ничего. Вышибла я табуреткой стекло в окне. Чуть не изувечилась осколками, между прочим. Зато оказалась на свободе.
– А одежда? – в рассказе Виктории меня очень взволновало, что она могла замерзнуть насмерть.
– Там в сарае чучело огородное валялось. Видимо, хозяева на зиму с поля сняли. Пришлось его раздеть. Между прочим, весьма неплохая экипировочка получилась! И для утепления, и для маскировки. А знаешь, так мне и надо! Не буду такой дурой в следующий раз! – от воспоминаний Вику опять начало слегка трясти.
– Ну, это и так ясно, – отмахнулась я от ее запоздалых самоистязаний. – Ты это… – я попыталась найти хоть какие-то слова поддержки, – не шибко расстраивайся. Лучше радуйся, что осталась жива и невредима. Мог бы и маньяком оказаться. Подумаешь, брюлики, подумаешь, шуба…
– Жалко, – всхлипнула Вика, и мне на секунду показалось, что сейчас она расплачется. Видимо, украденные драгоценности действительно дорого стоили. – Да нет, не вещей жалко, это копейки все… Жалко, что нельзя на этого козла охрану натравить или полицию.
– Почему нельзя? – удивилась я.
– Нет… Я об этом кому-либо рассказать никак не могу. Уничтожат. Свои же из партии и сожрут. Им же только покажи слабинку – все нервы вытреплют…
– Вика! Тебя могли убить! Ведь ты могла в этом сарае вообще насмерть замерзнуть! Преступник, между прочим, на это и рассчитывал. Знал, что ты побоишься про него кому следует сообщить.
– Значит, правильно рассчитал! Я – и вдруг практически иду на панель… Не знаю, что на меня нашло. Понимаешь, охрана у меня не то чтобы моя личная, она оказывает услуги всем учредителям агентства… Охрану Алик набирал, мой компаньон. Помнишь его? – (Еще бы я не помнила этого лопоухого улыбчивого клоуна!) – Алику запятнать мою репутацию ох как выгодно. И потом, чем меньше людей обо всем этом знает, тем лучше. Если эта информация дойдет хотя бы до одного журналиста, мою бизнес-карьеру – я молчу уже о политической – можно считать законченной.
– Ты меня собираешься убить?
– Ой, Катька, ну какой из тебя журналист! – в двадцать пятый раз смертельно обидела меня подруга. – И потом мы же друзья, так ведь? Ты-то уж точно мне неприятностей не хочешь. Этим ты только себе навредишь… Я у тебя все же как-никак выгодное знакомство. То заказы подброшу, то нужным людям представлю…
«Ах вот, значит, как!» – очень мрачно проговорил кто-то внутри меня. Наружу я этого «кого-то», разумеется, не выпустила, продолжая с интересом слушать и соболезновать.
– Но это не самое страшное, – зловещим шепотом произнесла Виктория, театрально сверкнув при этом глазами. – Понимаешь, этот гад у меня в сумочке рылся. И телефон забрал. Пароль он, может, и не сломает, но у меня там в приложении куча именных карт была. Теперь он знает, кто я… И я опасаюсь самого страшного – шантажа. Тем более это твое пророчество про репутационные потери…
– Какое пророчество, не выдумывай, это был просто плод моей фантазии!
– Но ведь пожар тебе тоже просто привиделся.
– Виктория, – официально изрекла я, – давай отбросим всякие мистические измышления и будем рассуждать логически. Полицию ты категорически не хочешь привлекать?
– Категорически, – отрезала подруга. – Я пока вообще никого, кроме тебя, привлекать не хочу…
– А как же серьги? А вещи? А телефон?
– Катька, перестань мелочиться!
Я всегда забывала, что наши с Викой представления о мелочах материального мира отличаются на пару ноликов.
– Это такие копейки в сравнении с тем, что я могу потерять, расскажи этот Александр моим коллегам или клиентам, что я по клубам знакомств ошиваюсь! Да еще и с незнакомыми мужиками за город езжу.
Да… Трудно быть Богом, приходится соответствовать…
– Вик, вот не понимаю, ну зачем ты в эту политику ввязалась? Теперь и шагу спокойно ступить не можешь… Ладно. Допустим, тебя действительно есть чем шантажировать. Но где, собственно, доказательства? Этому Александру никто не поверит на слово!
– Не знаю, – Вика бессильно пожала плечами, – может, он фотографировал меня, когда я отключилась…
Нехорошие мыслишки заворочались у меня в голове. Я стойко отмахнулась от них и решила продолжить успокаивать подругу.
– Вика, ну подумай сама – с чего это преступнику вдруг фотографировать жертву? Скорее всего, он вообще изначально понятия не имел о том, кто ты. С чего б он стал фотоаппарат с собой брать?
Я старалась говорить как можно спокойнее. Хорошенькое дельце! Кто-то наводит справки о Силенской через дочь. Потом этот сволочной Александр. И при этом Виктория дико опасается, что ее фотографировали.
– Вик, ты уверена, что имеющейся у преступника информации достаточно, чтобы погубить твою карьеру?
– Увы…
Дела… Карьерой наша Вика дорожила больше всего на свете.
– Ну и чего ты хочешь от меня?
– Ну… Раз уж ты оказалась посвященной… Мне нужна твоя помощь! Если шантажист вдруг объявится, ты будешь вести переговоры от моего лица. В случае чего – мы обернем все так, будто это тебя шантажировали, а не меня. Тебе терять, я так понимаю, нечего – в смысле репутации и вообще… Да и потом в две головы проще будет что-нибудь придумать. Я согласна единоразово заплатить этому подонку. В конце концов, за собственную глупость надо расплачиваться. Не думаю, чтобы он потребовал слишком много. Но необходимо продумать все таким образом, чтобы этот платеж был действительно единоразовым. Понимаешь? Чтобы у шантажиста не осталось возможности вымогать что-то постоянно.
Язвительно заявить «Для этого просто не надо больше ходить по клубам знакомств» я не решилась.
– Вик, слушай! – Я совершенно случайно глянула на часы и поняла, что опоздала с возвратом форда уже на час. К тому же мысли, ворочающиеся в моей голове по поводу всей этой истории, мне ужасно не нравились. Надо было сделать паузу. – Я сейчас совершенно не в состоянии думать. Давай так. Первоочередная задача – выспаться. А потом созвонимся и разберемся. Ок?
– Ок или не ок обычно предлагаю своим подчиненным я, – жестко сказала Виктория, явно решившись на серьезный, с ее точки зрения, шаг. – Отныне ты нанята мною для консультаций и действий по этому щекотливому вопросу.
И тон, и формулировка, и предложение об оплате выглядели настолько отвратительно амбициозно и самоуверенно, что мне захотелось плюнуть на приличия и ущипнуть Вику. Может, тогда она сняла бы наконец маску наигранности? Увы, вместо этого я выторговала-таки себе отсрочку, чтобы выспаться, и… согласилась взяться за дело.
Глава вторая, в которой героиню отвлекают, отпаивают и вынуждают к решительным действиям
«Нет, нет и еще раз нет! – отчаянно твердил снова проснувшийся здравый смысл. – Ты не будешь ввязываться в эту авантюру! Тебе это не нужно!»
«Да, но не могу же я пренебречь приключением, если судьба сама дает его мне в руки?» – возражала я.
«Именно из-за этого дурацкого правила ты и докатилась до такой жизни! – окончательно расстроился здравый смысл и, прежде чем я отправила его отсыпаться за всех нас, успел посоветовать: – Лучше б устройством своей жизни занялась! Посмотри на себя!»
Я восприняла его буквально и на очередном красном светофоре заглянула в зеркало. В нем отражалась веснушчатая девица с нарочито широко распахнутыми глазками, хлопающая густо накрашенными ресницами и ежесекундно приглаживающая торчащие в разные стороны стручки соломенных кудряшек. Это в двадцать-то девять лет! Не скрою, кукольная внешность девочки-одуванчика много раз выручала меня в критические моменты, пробуждая в окружающих самые настоящие родительские инстинкты. Но работать при таком облике было просто невыносимо! Каждый новый знакомый автоматически относил меня в разряд хорошеньких глупышек, воспринимать которых всерьез было бы просто смешно. Приходится долго доказывать, что я человек, умею думать, разговаривать, читать и даже пишу кое-что… В общем, в ближайшее же время я намерена была превратиться в задумчивую жгучую брюнетку с томным взглядом и медлительностью движений. Впрочем, я собиралась это сделать уже лет пять…
Гневные гудки стоящих сзади машин напомнили о реальности. В ней и без них было над чем поразмыслить. Что, собственно, люди предпринимают, сталкиваясь с шантажом? В книжках обычно в этом случае вызывают наимудрейшего Шерлока Холмса. Похоже, Вика отвела данную роль мне. Дела…
Для начала, конечно, следует установить личность этого загадочного Александра. Это можно сделать через клуб знакомств. Ко всему еще и тот странный тип, который к Дарье приставал. Очень может быть, что он и есть Александр. Окажется он шантажистом или нет – вот в чем вопрос!
Припарковав форд под окнами конторы, в которой работал программистом мой бывший второй муж, я задумалась. С одной стороны, правила приличия обязывали оповестить Шурика, что машина на месте. С другой – тратить свои чувствительные от недосыпа нервы на заслуженную из-за двухчасового опоздания кару совсем не хотелось. Я решила оставить ключи от форда внизу у охранника.
– Что, Кэт, опять страусизмом страдаем? – с очень грозным видом Шурик восседал на месте охранника. Камуфляжная фуражка и наигранно выпяченный подбородок в сочетании с видом классического интеллигента давали потрясающе комичный эффект – коммандос в очках и при галстуке. – Небось, собиралась ключики здесь оставить, а сама сбежать?
Надобно пояснить, что за пять лет тесной дружбы у нас с Шуриком выработался свой собственный сленг. «Страдать страусизмом» означало прятать голову в песок при малейших намеках на дискомфорт. Типа как уйти из дому, чтобы избежать момента, когда всплывет, что ты случайно съел вчера весь пирог.
– Тебя что, понизили в должности? – я кивнула на место охранника.
– Мужская солидарность, – Шурик обреченно вздохнул. – У охранника Жорика свидание. Попросил на пару часов его заменить.
– Странный у тебя Жорик, – меня подобная ситуация почему-то развеселила. – Чего это у него днем свидание? И потом у тебя что, своих дел нет в рабочее время, что ли?
– А я сегодня выходной. – Вот тут мне, конечно, стало совсем не по себе. – Да, да, стыдись! Приехал исключительно потому, что договаривался с тобой встретиться. А ты и опоздала, и встречаться не собиралась.
Я совсем расстроилась:
– Извини, у меня просто были неотложные приключения.
Сдавленный смешок за спиной заставил меня резко обернуться. Невысокий крепкий коротко стриженный парень смахивал снег с рукавов спортивного свитера и с почти вызывающим интересом наблюдал, как я ковыряю пол носком ботинка. Я невольно пожалела, что не вырядилась в мини-юбку, – взгляд был приятный, понимающий, теплый, без намека на пошлинку или слащавость.
– О! – Шурик радостно покинул пост за столом. – Смена караула. Катя, это Георгий, наш новый охранник. Жорик, это Катя, моя старая жена. В смысле, бывшая.
Я мгновенно потеряла к новому знакомому всякий интерес. Человек, который ходит на свидания по утрам, оповещая об этом всех коллег, ничего стоящего представлять собой не может.
– Приветствую! – Охранник приветливо кивнул и потянулся за форменной курткой, которая висела прямо за моей спиной. Отчего-то меня бросило в дрожь.
– И вам того же, – отозвалась я как можно холоднее и отошла в сторону. Подальше от греха и карего взгляда.
– Ну что, получилось? – с неподдельным интересом спросил у охранника Шурик, и я решила, что моего бывшего второго мужа подменили. Раньше ему и в голову не приходило интересоваться подобными личными делами.
– Да нет, – досадливо поморщился Жорик, – не хочет она.
«Неудивительно!» – мысленно фыркнула я.
– Говорит, пока приказ не подписан, трудовую не отдадут, – продолжал охранник. – Она как бухгалтер ничего не может поделать. Завтра еще раз пойду, буду с начальником беседовать. Ненавижу эти бумажные волокиты!
Значит, никакое это не свидание! Я мгновенно вновь обрела интерес к охраннику.
– А откуда вы сюда пришли? – спросила я, подразумевая предыдущее место работы.
– Из тюрьмы, – серьезно произнес он. Я невольно шарахнулась, а Жорик, улыбнувшись, пояснил: – Я раньше там охранял.
Тоже мне шуточки! Я мигом решила переключить свое внимание на что-нибудь другое и принялась за Шурика.
– Шурик, раз ты выходной, то разрешаю тебе отвезти меня домой, – нежно улыбнулась я второму бывшему мужу. – Перезвоню в редакцию, сообщу, что сегодня к ним я прийти не в состоянии, и поеду отсыпаться. Хорошо все-таки быть внештатником, а?
– Хвастаться некрасиво! – хором выпалили Жорик с Шуриком.
Второй к тому же еще и вздумал возражать:
– Я сейчас не могу. Мне надо еще одно дело сделать…
– Ах так! – с напускной серьезностью принялась возмущаться я. – А кто говорил, что сюда только ради встречи со мной прибыл?
Квартира, которую я снимала, находилась на окраине той же части города, что и дом Шурика, так что я прекрасно понимала, что, если он поехал в центр, а не позвонил с просьбой подогнать форд под дом, значит, у него тут имелись свои дела. Но не воспользоваться поводом для ворчания я не могла.
– Это я ради красного словца и твоего удовольствия говорил, – Шурик шутовски раскланялся. – Но, если можешь, подожди минут сорок в «Алисе», я освобожусь и тебя отвезу, – серьезно добавил он.
Я сдержанно кивнула на прощание Жорику, который зачем-то комментировал весь наш с Шуриком предыдущий диалог сдавленными смешками, и отправилась в «Алису» – кафе, располагавшееся прямо напротив.
* * *
Откуда ни возьмись появившийся снегопад всей мощью обрушился на наш город и мгновенно превратил улицы в праздничную сказку. Я несколько минут постояла на крыльце Шуркиного офиса, пытаясь поймать снежинки на кончик языка.
– Простудишься, будешь тратить свое драгоценное внештатное время на болезнь, – Жорик, вышедший за мной следом, вовремя напомнил мне о статусе солидной дамы. Я сухо поблагодарила, не вполне понимая, подкалывает он меня или нет, и попыталась перейти через дорогу напрямик.
– Переход – там! – Жорик возник буквально перед носом и, указывая на расположенный в десяти метрах правее пешеходный переход, предложил взяться за его локоть. – Догадываюсь, что эта странная конструкция, – он кивнул на мои шпильки, – превращает в кошмар каждую лишнюю пару шагов, но я – охранник, а значит, отвечаю за безопасность, поэтому – переход там!
Провожал меня до кафе Георгий совершенно безэмоционально. Так, будто и вправду выполнял служебные обязанности, защищая меня от гололеда и моей персональной манеры обуваться.
– В первый раз вижу такого усердного охранника! – фыркнула я на прощание.
– Не за что, – безразлично пожал плечами он, возвращаясь в Шуркин офис.
А я, с удовольствием вдохнув доносящийся снизу запах кофе, ступила на крутую лестницу, ведущую в полуподвальное помещение «Алисы». Когда-то давно я очень любила бывать в этом кафе. Нет, не так. Когда-то давно все очень любили бывать в этом кафе. В общем-то, потому и любили, что здесь в течение дня можно было застать многих интересных людей нашего города. Как говорится, «не мир тесен – прослойка тонка»…
Я с любопытством огляделась. Интерьер кафе, как ни странно, почти не изменился, а вот контингент… Старожилов, как я и предполагала, здесь уже не осталось. Ни одного знакомого лица, и не слишком хорошая музыка. Возможно, оно и к лучшему, а то бы сейчас пришлось болтать попусту.
Я выбрала столик в дальнем углу и принялась изучать моментально появившееся у меня перед носом меню. Миниатюрная официантка несколько секунд подождала, потом, убедившись, что я еще не определилась с заказом, тактично удалилась. Раньше здесь не работали официанты. Заказы делались кочующими от столика к столику посетителями прямо у стойки. Это создавало некое подобие очереди, которая служила в «Алисе» основным местом для обмена приветственными поцелуйчиками, горячими рукопожатиями и грандиозными новостями. О, сумасшедшие времена легких денег и глобальных бизнес-проектов!
Тогдашние диалоги в «Алисе» удивительно походили друг на друга:
– Вань! Слушай, мне тут вагон сахара на днях должны будут отдать за долги. Тебе, как талантливому актеру, дешево отдам. Покупаешь?
– Без проблем. Сахар – товар ходовой. Завтра у меня как раз выходной в театре. Куплю с удовольствием. Только ты мне возьми сейчас кофе, а? А то я без денег.
И что самое удивительное, назавтра деньги действительно находились, покупался сахар, появлялись новые прибыльные мероприятия, а также и долги. Причем происходило все это легко, непринужденно, весело. Любые успехи или поражения неизменно обмывались в «Алисе» шумной толпой мимолетных компаньонов. Все вокруг тогда были болезненно счастливы. Никто тогда даже не подозревал, что через пару лет ежевечерние посиделки в «Алисе» упразднятся из-за отсутствия коллектива и что завсегдатаи резко разделятся на людей творческих и людей обеспеченных. Первые перестанут посещать «Алису» из-за материальных затруднений, вторые – из-за нехватки времени…
– Простите, – больше из вредности, чем из любопытства, обратилась я к попытавшемуся пропорхнуть мимо моего столика официанту, – у вас здесь в меню написано «чай с лимоном», а ниже вот – «чай с сахаром». Следует ли это понимать так, будто чая и с лимоном, и с сахаром у вас не бывает?
– Можете заказать обе позиции и смешать, – серьезно ответил гулкий представительный бас.
От неожиданности я аж подскочила – я знала этот голос! Пристальнее вглядевшись в узкое подвижное лицо официанта, я, не сдержавшись, радостно завизжала:
– Клюшка, вы?! Ну ничего себе! С этой бородкой вы неподражаемы!
Вообще-то моего давнего приятеля звали Николаем. Клюшкой он стал еще во времена прежней «Алисы», благодаря опечатке одной юной особы, которая, оставляя через бармена послание своему любимому Колюшке, случайно пропустила в имени адресата букву «о».
– Тише, тише! – Клюшка воровато огляделся и присел ко мне за столик. – Не шумите так, гражданка Кроль! Мы привлекаем внимание…
Помимо всего прочего, Клюшка – сын моего первого работодателя, поэтому между нами, больше в шутку, чем из настоящей официальности, установилась офисная манера общения на «вы».
– Я вам рада, – уже более спокойно изрекла я. – Вот ей-богу, не узнала! Похоже, богатым будете, господин Клюшка!
– Уже, – лаконично пробасил Клюшка, слегка поклонившись и пригладив ладонью и без того гладко зализанные назад волосы.
– Что – уже? – не поняла я.
– Уже богатый. Это мое кафе, я его выкупил пару лет назад.
Теперь понятно, почему внешний облик кафе остался нетронутым. Как истинный поклонник прежней «Алисы», кощунства по отношению к святая святых Клюшка себе позволить не мог.
– М-да, – должна же я была что-то сказать, – чужие дети быстро растут…
Клюшка, который был на два года меня старше, искренне рассмеялся:
– Что-нибудь будете?
Я отрицательно помотала головой. Клюшка сделал неуловимое движение пальцами, и миниатюрная официантка, та самая, что приносила мне меню, услужливо склонилась над нашим столиком.
– Два кофе, пожалуйста. Да, и обслужите пятую кабинку. Не забудьте, что это очень важные персоны.
Девушка кивнула и испарилась.
– Вот, – Клюшка показал на свой бордовый пиджак официанта, – раз в жизни ваш покорный слуга честно намеревался сам обслужить клиентов. И тут – такое… Я встретил вас – и все былое… Гражданка Кроль, вы, как всегда, путаете все мои мысли и нарушаете планы.
Я почувствовала, как расплываюсь в улыбке. Ну уж нет! Демонстрировать, что в последнее время слышу комплименты настолько редко, что таю даже от любого на них намека, я не собиралась!
– А вы, господин Клюшка, как обычно, путаете меня с кем-то, – я говорила наигранно строго. – Потому как ничего такого «былого», что могло бы вынудить вас бросить своих ценных клиентов, между нами не было…
– Разве? – Клюшка чуть отстранился от столика и оценивающе глянул на мой профиль. – Досадное упущение с моей стороны.
Мне надоело играть в кокетство.
– Рассказывайте же, как батюшка, как его грандиозные издательские планы?
– Все так же грандиозны и все так же только планы, – вздохнул Клюшка. – Но «Газета» жива. Даже вроде приносит доход. Портал читают, бумажные экземпляры покупают. Рекламодатели, правда, по-прежнему все от меня, поэтому приходится контролировать.
Когда-то газета отца Клюшки, так и именуемая «Газета», была самым популярным изданием в городе. Потом читателя подсадили на желтую прессу, общество прониклось убеждением, что читать нужно только нечто расслабляющее, «чтоб глазки бегали, а мозги отдыхали», и шум вокруг «Газеты» утих. Клюшкиному отцу пришлось резко сократить штат. Я, ввиду того что работала в «Газете» по совместительству, уволилась сама, справедливо рассудив, что мои полместа могут спасти кого-то от безработицы.
– А отпрыск издательского гения, значит, хотел бы совсем игнорировать папино детище, отдавшись низменному инстинкту наживы? – я привычно иронизировала.
– Ничего себе низменному! У меня, между прочим, супертворческая работа! Это здесь у меня обычное кафе. А есть еще две точки! В «Квине» – вы наверняка знаете это место – у меня ночное шоу, режиссуру которого я вынужден постоянно контролировать. А еще «Надежда» в городском парке. Так там у меня вообще действующий клуб знакомств! Вы не представляете, какие чудеса творческой мысли приходится проявлять, дабы все это могло существовать и окупаться!
– Вы владелец «Надежды»?! – я чуть не подавилась уже успевшим возникнуть на нашем столике кофе.
– Ну да…
В голове взводом затопотали суетливые мысли. Во-первых, на самом деле Клюшка был далеко не прост и не столь доброжелательно ко мне настроен. Это делало бессмысленным попытки задавать откровенные вопросы. Тем более что Клюшка вполне мог состоять в сговоре с загадочным Александром, последний даже что-то говорил Виктории о знакомстве с хозяином клуба. Во-вторых, после бессонной ночи я находилась далеко не в лучшей форме и вряд ли сумела бы повести разговор настолько тонко, чтобы исподволь выудить у Клюшки нужную информацию. Необходимо было в ближайшее же время найти рычаги давления на Клюшку. В этот момент у хозяина «Алисы» зазвенел телефон.
– Да? – нервно ответил он, но тут же сменил тон на приторно-слащавый: – Хорошо… сейчас… конечно… – Клюшка оторвал трубку от уха и обреченно вздохнул: – Инвесторы. Требуют, чтобы я с ними выпил. Ну что тут поделаешь…
– Иди, иди, конечно. Еще не хватало, чтоб я тебя у инвесторов отбивала, – от волнения я даже забыла обычное «вы» – Только, Клюшка, оставь мне свой номер, а? Я позвоню на днях. Есть одна тема. Ну и вообще пообщаемся.
– Катя, для вас – все, что угодно.
Клюшка чинно раскланялся, вручил мне достаточно бестолково и дешево сделанную визитку и удалился.
– Еще одну рюмку в пятую кабинку, – кинул он на ходу официантке.
* * *
Оставшись одна, я принялась рассуждать о сложившейся вокруг Виктории ситуации. Доступ к хозяину «Надежды» – это очень хорошо. С другой стороны, приставать к Клюшке с глупыми расспросами мне совсем не хотелось… Тем более из-за Вики. Ну кто она мне?
Услужливое воображение тут же взялось подробно отвечать, подкидывая давно забытые картинки детства.
Вика была на два года старше. В детстве это неописуемое преимущество. Ей разрешали кататься на качелях в дальнем дворе, когда мне нельзя было еще даже покидать площадку перед подъездом. Она приносила мне подобранные в дальнем дворе гнилые яблоки и причудливые зеленые стеклышки, валяющиеся вокруг пункта приема посуды. Яблоки мы поедали, отчего желудки наши закалились и потом мы уже могли есть любую гадость. А стекляшки после тщательного рассмотрения закапывали в тайник. Однажды Вика порезала палец, и родители узнали о нашей коллекции. Мы мужественно скрывали местонахождение тайника, укрепляя нашу дружбу страшной объединяющей тайной. В первые годы жизни мы с Викой очень крепко дружили.
– Катенька, – в детстве мы называли друг дружку ласкательными именами, навязанными мамами, – когда я стану большая-пребольшая, я куплю свой дом и обклею в нем все стены нашими стекляшками!
– И я! И я! – восхищалась я мудростью подруги.
– Нет, – сокрушалась Виктория, – на два дома стекляшек в жизни не хватит. Лучше я возьму тебя к себе. Мы будем жить вместе, и нам всегда будет весело…
А потом Вика вдруг как-то разом повзрослела. Произошло это очень неожиданно и навсегда. Я в своей жизни ощущала себя взрослой крайне редко и даже в нынешние двадцать девять легко могла полезть на дерево за воланчиком от бадминтона. Вика же лет эдак с двенадцати чувствовала себя леди и больше не занималась всякими глупостями. Она корпела над учебниками, когда я вместе с дворовой сявотой вдохновенно осваивала гитару; она активно участвовала в должным образом направленной самодеятельности школы, когда я набирала на машинке философские трактаты своих талантливых друзей-диссидентов; готовилась к конференциям, когда я начала ежевечерне наведываться в «Алису». В общем, на определенном этапе мы стали абсолютно разные.
Перед глазами почему-то частенько всплывала одна из мимолетных встреч с Викторией того времени.
– Привет, соседка, – совсем уже взрослая Вика ловит меня за рукав ветровки на выходе из подъезда.
– Хай! – я тогда говорила только на сленге.
Вызывающе смотрю ей в глаза. Вика тогда уже ступила на «манекенную» тропинку: аккуратный макияж, строгая прическа, немецкий костюмчик, губы уточкой… Скукотища…
– Слушай, а что это у тебя вчера играло всю ночь? – Вика несколько секунд шелестит рукавом моей дешевой плащовки, после чего брезгливо разжимает пальцы.
– О! – радостно оживляюсь я, всегда готовая поделиться с окружающим миром новыми находками. – Это наша местная рок-группа! Мировые ребята, такое чудят…
– Так вот, – Вика перебивает меня и нехорошо щурится, – будь добра, слушай своих мировых ребят в наушниках, а? Ты же знаешь, у нас очень хорошая слышимость, а мне, между прочим, надо заниматься.
Вика, не прощаясь, заходит в подъезд, постукивая каблучками импортных сапожек, а мне становится до слез обидно и за себя, и за группу, и за нашу ушедшую дружбу.
А потом, на третьем курсе, Вика заявила родителям, что беременна и выходит замуж.
Это была настоящая трагедия! Как выяснилось позже, Викина мама страдала абсолютно зря. Дочка блестяще вышла замуж. Я до сих пор считаю, что это был определяющий момент для ее будущей карьеры. Сам-то Виктор был обычным студентом-экономистом, но вот его родители… Но это стало понятно много позже.
На том же этапе Викторию не одобряли однокурсники, за ее спиной шептались соседи, ночами плакала мама. Естественно, я не могла не проникнуться неподдельной симпатией к незаслуженно угнетаемой соседке. Тем более что и мои родители в то же самое время также вызвали всеобщие пересуды, правда, менее негативного характера. В их-то возрасте, в наше-то время – и вдруг решиться на такое… У нас с сестрицей Настасьей получилась почти двадцатилетняя разница. Тогда мы с Викой снова сблизились. У меня как раз начался период первых серьезных отношений, разочарований и открытий, я всерьез советовалась с Викторией, тогда еще не понимая, что свою жизнь на чужом опыте построить невозможно. Вика же, несмотря на принадлежность к взрослым замужним дамам (или же именно из-за нее), остро нуждалась тогда в человеческом, не обремененном маской светскости, друге-собеседнике.
– Вика, знаешь, по-моему, я ему очень нравлюсь, – волнительным шепотом делилась я своим сокровенным подростковым бредом про очередного принца. – Он, когда я иду ему навстречу, так странно улыбается… И на другую сторону улицы переходит…
– Неудивительно. Если б я тебя на улице с такой прической встретила, тоже бы смеяться и шарахаться стала, – цинично развеивала мои иллюзии умудренная опытом подруга, втайне надеясь, что я позволю ей в очередной раз нахимичить что-то с моими волосами. В тот период Вика, внешний облик которой обязан был всегда соответствовать строгим канонам, обожала вымещать на мне свою нереализованную потребность в экспериментах.
– А по-моему, он просто стесняется! – мечтательно заявляла я, но парикмахерским способностям подруги все же отдавалась.
Новые времена принесли вместе с расширением возможностей и обострение сложностей. Виктория вовремя поняла, к чему все идет, и начала гигантскими скачками продвигаться к построению надежного будущего. Вернее, продвигать мужа – так было удобнее. Красный диплом института Виктория получала, уже будучи женой генерального учредителя первого в городе агентства недвижимости. Конечно, фирма была построена на родительских связях и деньгах, но идеи сплошь были Викины.
Я в тот момент уже окончательно вышла на свою, преисполненную вечным поиском, тропу, представляющую собой стремительные взлеты, болезненные падения и изредка появляющиеся зыбкие кочки покоя. Я дважды восстанавливалась в институте, так и не оконченном, несмотря на надежды преподавателей. Работала рекламным агентом, режиссером, журналисткой, литератором, маркетологом, чернорабочей в Германии. Ходила на яхтах, летала на парапланах, ездила автостопом. Множество раз встречала настоящую любовь, два раза даже оформляла эти встречи официально. Словно после блокады, я сжирала до последней крошки любую подброшенную мне судьбой ситуацию… Но, увы, рано или поздно приходило мое коронное «не мое», заставляя вновь бросать и бросаться, начинать с нуля, определять новые цели и находить силы для веры в них.
Разница в социальных статусах и моральных установках истребляет искренность в отношениях. Мы с Викой все еще были близки, но прежнего взаимопонимания уже не наблюдалось.
– Катька! Сколько можно?! Хватаешь все по верхушкам, ничем всерьез не занимаясь! Ни дома, ни семьи, ни постоянной работы… Ну когда ты наконец возьмешься за ум? – не уставала сокрушаться Виктория в редкие минуты дружеских встреч.
– Только когда почувствую, что он у меня есть, – отшучивалась я. – Пока браться не за что.
– Как знаешь. Впрочем, лично мне твое вечное детство даже на руку. Наблюдать за совершаемыми тобой глупостями весьма забавно.
Горько осознавать, что начинаешь выглядеть кем-то вроде клоуна в глазах близких людей. Хотя нельзя не признать, что ничего другого я сейчас не заслуживаю.
Когда Даше было три годика, Виктор Силенский умер от передозировки наркотиков. Жалостливо-брезгливому шоку общественности не было предела. Вроде и трагедия, человек умер, а с другой стороны – какая прелестная возможность проявить свое негативное отношение к наркотикам, потренировать языки. Нет, Виктория, даже не предполагавшая, что муж употребляет наркоту, не сломалась. Только еще сильнее закуталась в жесткий образ деловой дамы. Она самостоятельно и весьма успешно продолжила бизнес мужа.
Сначала служение статусу и денежным знакам отнимало лишь все ее время. Потом оно претендовало уже и на Викину душу. И вот теперь, после всех жертв, принесенных Силенской собственной карьере, ее нелепая ошибка, необдуманное отступление от правил может стать основанием для шантажа… Могла ли я позволить себе не поучаствовать в сложившейся ситуации?
«Хватит, хватит пустых рассуждений!» – завопил мой здравый смысл, перебивая поток воспоминаний. Чтобы прийти в себя, я бешено замотала головой, чем живо заинтересовала обитающую за соседним столиком парочку целующихся тинейджеров. Они прервали свое занятие, дружно зачмокали жвачками и, не таясь, уставились на меня.
– Все в порядке, – рассеянно буркнула я, – нечего так смотреть!
Парочка послушно отвернулась и снова принялась целоваться. Загадочные зверьки эти тинейджеры. Целоваться в общественных местах! Похоже, ничего сокровенного и интимного для нынешнего подрастающего поколения не существует.
* * *
Шурик освободился несколько раньше обещанного. Длинное темное пальто и запотевшие очки делали его похожим на секретного агента из дешевого комикса.
– Представляешь, – памятуя о том, что обременять себя длительными вступлениями у нас было не принято, я сразу же начала атаковать, – Клюшка, оказывается, владелец «Алисы»! И что-то мне подсказывает, что ты об этом знал.
– Конечно знал.
Шурик как ни в чем не бывало протер стекла очков кончиком длинного шарфа. Сколько раз говорила ему завести для этих целей платок!
– Я тут почти каждый обеденный перерыв провожу, – продолжал Шурик, – а иногда и вечерами захаживаю. Мы с Николаем сейчас, можно сказать, друзья. – Я насторожилась. – Единственный человек из нынешних моих знакомых, с кем интересно расписать пулю.
Мой бывший второй муж невозмутимо приземлился напротив меня и с улыбкой давнего знакомого обратился к уже склоненной над нашим столиком официантке:
– Еще один кофе, пожалуйста, и… – Шурик вопросительно глянул на меня.
– И все, – категорически отрезала я. – Я домой хочу! Так, интересно, о чем еще ты мне не говорил… – я почувствовала, как начинаю закипать. – Может быть, ты также знал, что Клюшка владелец «Надежды»?
– Знал, – Шурик насторожился. – А что за тон? Что случилось? Хочешь с кем-нибудь познакомиться через клуб знакомств и мучительно ищешь на него выходы?
– Вот еще! – фыркнула я. – Вечно ты глупости всякие говоришь, а то, что действительно важно, утаиваешь!
«Вот! Вот за такие состояния ты и расплачиваешься полным одиночеством! – нравоучительно запел внутри меня здравый смысл. – Откуда Шурику было знать, что ты интересуешься „Надеждой“? Чего ты на него набросилась, фурия?»
Я тяжело вздохнула, закрыла глаза и принялась считать до десяти.
– Одиннадцать, – вежливо подсказал мой бывший второй муж, когда я наконец подняла на него глаза. Подобное мое поведение не являлось для Шурика диковинкой.
– Десяти на этот раз достаточно, – предельно ласково прощебетала я. – Извини. Слегка расстроилась, что ты ничего не рассказываешь мне о своей нынешней жизни.
– Господи, да ты и не спрашивала вроде. Никогда у тебя такого интереса к Николаю не наблюдалось. Что-то случилось?
Соблазн рассказать умному Шурику о происходящем и потребовать мудрых советов, безусловно, был велик. Но…
– В принципе, – продолжал мой бывший второй муж, – если тебя правда что-то там такое про «Надежду» сильно волнует – могу выяснить… Хотя лучше спроси у Клюшки напрямую. Он этот проект любит, хвастается им постоянно.
– Хорошая идея, попробую поймать его на тщеславии. Порасспрашиваю об успехах, а там, глядишь, и обо всем в целом рассказывать начнет. Спасибо! – неопределенно ответила я, решив, что лишнего посвященного тайна может не выдержать, а Клюшка, возможно, и впрямь сам честно ответит мне на все вопросы. – Я просто про подобные заведения статью писала и извелась вся, пытаясь выяснить имя настоящего владельца «Надежды». Я им: «А кто у вас главный?» А они: «На вопросы прессы отвечать не велено. Журналистов сказано отсылать к арт-директору. А у нас такового по штату нет». А ты, оказывается, знал. Ну, в общем, уже неважно…
– Вот вечно ты так! – вздохнул Шурик. – Сначала нахамишь, а потом выясняется, что все «неважно». Ладно, горюшко, поехали уже по домам. Я смотрю, у тебя глаза слипаются.
Все-таки полезно иметь бывшего мужа. Заботится, как настоящий, а ограничений свободы при этом никаких. Я доверчиво вручила Шурику свою куртку. Бывший второй обреченно растянул ее за моей спиной и стал терпеливо ожидать, пока я попаду в рукава.
– Знаешь, я начинаю разделять мнение Жорика, – бубнил Шурик, когда мы уже подходили к машине. – Действительно, что за дурацкий этикет? Ведь самой на себя надеть куртку тебе намного удобнее… А так и ты мучаешься, нащупывая нужные дырки, и я, пытаясь поймать твои руки… Зачем?
– Не говори глупостей! – иногда я поражалась, насколько легко Шурик попадает под чужое влияние. – Твоему Жорику, видимо, никогда не приходилось ухаживать за настоящими дамами! Если женщине предстоит надеть дорогую роскошную шубу или длинную тяжелую дубленку, которые сами по себе весят столько же, сколько их обладательница, помощь джентльмена действительно оказывается очень кстати. Не все же, как я, в замшевых курточках бегают. И потом ты просто неправильно подаешь куртку – слишком высоко держишь.
– А как нужно правильно? – в голосе бывшего мужа мелькнул неподдельный интерес, и я слегка удивилась.
Вообще Шурик вел себя как-то подозрительно. Раньше его никогда не интересовали правила поведения. Что ж, ничего плохого в подобных изменениях быть не могло. Я мигом стащила со слегка ошарашенного бывшего мужа пальто.
– Вот так нужно, – я подала пальто Шурику, демонстрируя виртуозную галантность. – Ощутил? – Я снова стащила с него пальто. – А ты подаешь вот так, – наглядно указывая незадачливому кавалеру на его ошибку, я мельком глянула на крыльцо Шуркиного офиса. Там, опершись на заснеженные перила, стоял Жорик и, широко улыбаясь, наблюдал за моими действиями. Я смутилась.
– Впрочем, спроси у своего всезнающего Жорика, – тут же прекратив обучение, буркнула я и требовательно протянула Шурику ладонь. – Ишь как на нас смотрит! Прикидывает небось, насколько опасно тебя со мной отпускать. Охранник все-таки.
Шурик послушно отдал мне ключи от форда и первым сел в машину.
– Жорик раньше в милиции работал. Хоть и обычным опером, но в расследованиях тем не менее участвовал. Он помогает мне развивать дедуктивный метод мышления, обращая внимание на всякие такие мелочи.
– А!..
Стремление к самосовершенствованию могло довести моего бывшего второго мужа еще и не до такого маразма. Однажды он неделю ничего не ел, тренируя свой организм. Я представила, как бывший опер сейчас анализирует меня. Опираясь на узнанные им сегодня про меня детали, можно было составить настолько отвратительную картину, что становилось даже обидно.
– Дурак твой Жорик! – зачем-то брякнула я Шурику.
– Тьфу ты! – Шурик не выдержал. – Кэт, да что с тобой? Ты сегодня ну совсем не в меру колючая! То тебе Клюшка не угодил, то Жорик, то я…
Я тяжело вздохнула, осознав, что упрек второго бывшего справедлив.
– Не знаю… – пришлось жалобно глянуть Шурику в глаза. – Не обижайся. Я, наверное, просто не выспалась. И извини, что опоздала, у меня действительно была уважительная причина.
– Ну что с тобой поделаешь. Хотя в итоге так и вышло, что я исключительно из-за тебя в выходной на работу ездил. Мы с покупателем форда должны были сегодня машину на него переоформлять, но так как я все утро проторчал в ожидании тебя, а позже у всех оказались свои дела, то решили на завтра сделку перенести.
Мои намерения каяться и извиняться моментально улетучились.
– Ты продаешь форд?!
– Уже, считай, продал. Сегодня, если б ты не пропала, все бы уже оформили. Я даже задаток получил.
Я все еще не верила услышанному.
– Знал, что ты расстроишься. – Шурик рассеянно смотрел в сторону. – Что поделаешь, пришло время покупать новую. Нельзя так долго ездить на одном и том же автомобиле. Коллеги, и уж тем более начальство, не поймут. Новую машину я иногда тоже буду тебе давать покататься.
Такого удара со стороны своего второго бывшего мужа я никак не ожидала. К старенькому форду, несколько раз покалеченному в мелких стычках с себе подобными и неизменно спасаемому знакомыми автомеханиками, у меня выработалось совершенно особое отношение. Во-первых, это была первая машина, в которой я разъезжала самостоятельно, без чуткого надзора инструкторов, мужей или просто друзей. Во-вторых, во времена покупки этой машины Шурик, хотя уже и находился в статусе бывшего мужа, все еще был в меня влюблен. Посему мое мнение сыграло не последнюю роль в выборе именно этого форда. В-третьих, я просто любила эту машину.
Я всегда испытываю затруднение, когда меня спрашивают, к примеру, кого я люблю больше – кошек или собак. По сути ни тех, ни других. То есть существуют, конечно, безмерно любимые мною особи и среди кошек, и среди собак, и среди хомяков, и даже среди людей. Но люблю я их не за принадлежность к некоему классу – ты кошка, значит, я тебя люблю, – а непосредственно за индивидуальность конкретного индивида. Точно так же я обожала форд, посему заявление о том, что следующую машину иногда тоже будут отдавать мне в эксплуатацию, утешением не служило.
– Я могу как-то повлиять на твое решение? – сдавленным голосом спросила я.
Когда бывало очень больно, я непроизвольно выдавала себя: голос становился чуть хриплым и тихим, лицо каменело, глаза превращались в пустые оптические приборы. Я ругала себя за неумение скрывать это состояние, но поделать ничего не могла.
– Кэт, брось! – Шурик дружески хлопнул меня по плечу, пытаясь поддержать. – Послушай, это всего лишь машина.
– За сколько ты продаешь форд? Я найду деньги и дам больше!
– Не выдумывай! – Шурик начинал всерьез раздражаться. – Не нужно так трагично все воспринимать и ставить меня в идиотское положение.
– Сколько? – одними губами прошептала я, сама уже прекрасно понимая, что веду себя по-детски и некрасиво.
– Это не те деньги, которыми ты сможешь бросаться! Перестань!
На этот раз пришлось считать до пятнадцати.
– Хорошо, я понимаю, извини, – сказала я, успокаиваясь.
– Договорились. – Шурик, терпеливо дождавшийся окончания моего внутреннего счета, казался мне теперь героем. И как он умудрился так долго со мной прожить?
Глава третья, в которой происшествие обрастает новыми подозреваемыми и норовит стать делом чести
Я наконец попрощалась и, глотая снежинки вперемешку с вдруг появившимися слезами, пулей влетела в свой подъезд. Надо заметить, что плакала я вообще-то редко. Причем всякий раз, когда это все-таки происходило, найти какую-либо вразумительную причину подобному состоянию не получалось. Тесная клетка лифта, обитая стандартным тускло-желтым пластиком, казалось, была сегодня особенно вонючей. Я размазала рукавом куртки косметику, впилась, не видя ничего перед собой, ключом в замочную скважину, ввалилась в однокомнатную хрущевку, которую снимала вот уже полтора года, и, сбрасывая все с себя на ходу, кинулась в ванную. К счастью, этой зимой горячую воду почти не отключали.
«Ну не из-за форда же я, в самом деле, так убиваюсь? – я лежала в теплой воде, тупо таращилась на потолок и, даже не пытаясь прекратить реветь, копалась в собственном настроении. – В конце концов, в других руках машинке, может, лучше будет. Нет, дело не в форде. Жалею, что снова связалась с Викторией? Хочу есть? Да что ж со мной такое, черт побери? Просто устала?…»
Мозгу почему-то дико понравилась последняя фраза.
– Устала, устала, устала… Как же я устала от всего этого! – совершенно непроизвольно зашептали губы, повторяя вычитанную у кого-то из великих фразу.
«От чего такого „этого“, интересно? – Самоирония, которую одна моя знакомая Ирина именовала не иначе как „самоИриния“, нагловато заявила о своем присутствии. – Устать ты, милая, могла только от безделья! Внештатный журналист развлекательного еженедельника – тоже мне тяжелая работенка! Копирайтер, не умеющий ловить заказы на бирже и перебивающийся случайными просьбами от знакомых, – тоже мне карьера! Иди работай, как люди! Тогда хоть честный повод уставать появится! Правда, времени на распускание соплей не останется…»
«А может, мне просто жалко Вику?» Я продолжала напряженно разбираться. Но этот вариант казался наименее правдоподобным.
И тут меня осенило. Я, как-никак, женщина! А значит, не может быть у меня других настоящих трагедий, кроме неудач в личной жизни. Значит, стоит мне привести в порядок эту самую жизнь, как все вернется на круги своя. Действительность снова обретет смысл. Появится человек, с которым можно будет делиться миром, на которого можно будет спихнуть большую часть всех текущих хлопот… Наличие которого, в конце-то концов, вынудит меня собраться и не распускать слюни.
Я вспомнила все свои предыдущие серьезные отношения с противоположным полом и еще больше приуныла. Ничего подобного вышеописанной картинке в них не наблюдалось.
«Это все потому, что вместо семьи ты искала какую-то эфемерную любовь!» – вовремя вмешался здравый смысл.
«Правильно, правильно, – подключилась совесть. – Вспомни, как только острые чувства испарялись, ты моментально хоронила всякие отношения. А между тем счастье ведь не в страсти! В уюте, в покое, в надежности, в стабильности…»
– Достали! – громко заорала на них давно уже не ревущая я, выбивая себе возможность сосредоточиться.
Первый мой брак и браком-то всерьез назвать нельзя. Замуж я шла из желания жить отдельно от родителей. Подобная степень свободы прельщала, как выяснилось, не зря. Неудивительно, что спустя полгода замужней жизни мне захотелось большего. То есть захотелось жить отдельно вообще ото всех. Первый супруг был намного меня старше. На мою вечную преданность, я так понимаю, он не рассчитывал изначально. Поуговаривал остаться, разумеется, но затем спокойно смирился с тщетностью своих попыток. Еще несколько месяцев мы поддерживали легкие приятельские отношения, а потом, ввиду отсутствия общих интересов, почти перестали общаться. Несколько лет назад первый бывший муж обрадовал меня сообщением о своем скором отъезде на ПМЖ в Германию, предложив поехать с ним. Я, будучи тогда снова замужем, любезно поблагодарила, но отказалась. Он распрощался и уехал, женившись попутно на моей старинной подруге, которая как раз грезила отъездом за границу. Все эти события происходили мирно, без напряжения, по обоюдному согласию и трагичного характера не носили.
Абсолютно по-другому дела обстояли с Шуриком. За долгие годы общения мы изрядно потрепали друг другу нервы. Вспышка чувств настигла нас совершенно неожиданно, когда мы оба, разбитые и разочаровавшиеся, зализывали раны, оставленные предыдущими любовными неудачами. Я переживала разрыв с юным, потрясающе интересным мальчишкой, слишком красивым, чтобы я смогла расстаться с ним безболезненно, но слишком самовлюбленным, чтобы я могла себе позволить серьезно влюбиться. А Шурик вот уже несколько лет приходил в себя, после того как объект юношеской неразделенной любви окончательно отвергла его. Встретились мы законченными циниками, убежденными, что от любого более чем трехдневного общения, пусть даже с очень привлекательным человеком, становится невыносимо скучно. Тогда мы с ним относили себя к категории людей самодостаточных и ни в ком не нуждающихся. Считали, что «нас и так неплохо кормят», и ничего в жизни менять не собирались. Собственно, об этом мы постоянно и говорили. День говорили, три дня говорили, неделю, потом месяц. Обнаружив себя у Шурика в объятиях первый раз, я даже слегка расстроилась. Испортить личными отношениями такую дружбу! Но потом выяснилось, что, как ни странно, наша с Шуриком близость не портит, а, наоборот, дополняет общность наших мировоззрений. Чуть позже мы поженились.
Тут надо заметить, что мадам Силенская, которая к тому времени уже была дамой, имеющей положение, не пришла на свадьбу, сославшись на занятость. Честно говоря, я обижаюсь на нее за это и по сей день. Собственно, именно тогда Вика и начала окончательно отдаляться от меня, полностью отдаваясь своему бизнесу.
Кстати, мы с Шуриком тогда тоже активно кинулись зарабатывать деньги. Каждый на своем поприще, разумеется. И вдруг в один прекрасный день мне показалось, будто мы становимся абсолютно чужими людьми. Превращаемся в супругов, которые спят в одной постели просто потому, что территориально живут вместе. Я начала паниковать и кричать, что дальше так продолжаться не может. Шурик уверял, что я все придумываю. «После двух лет совместной жизни глупо играться в ухаживания! Пойми, любимая, сейчас и в твоей, и в моей карьере проходит важный период становления. Это очень серьезно! Основные силы нужно бросать сейчас именно на этот аспект жизни», – терпеливо объяснял мне всезнающий Шурик. В конце концов, не могу же я быть умнее своего мужа! Я согласилась. Результат не заставил себя долго ждать – я начала ощущать Шурика братом, близким родственником, но никак не любимым мужчиной. Расставались мы долго и, что странно для столь разумных существ, крайне мучительно. После развода мы, пронзенные вселенской обидой, даже какое-то время не общались. Потом, совершенно случайно встретившись на улице, дико друг другу обрадовались и принесли обоюдные извинения. В конце концов, если мы уже стали родными людьми, зачем же это терять? В теплом дружеском согласии и жили мы до сих пор, периодически распивая кофе в окрестных кафе и делясь происходящими вокруг мелочами. Ничего серьезного с момента развода с Шуриком в моей личной жизни не происходило. Правильно говорят, что замуж нужно выходить в ранней юности. С возрастом начинаешь видеть в окружающих людях больше недостатков, придираться. Да и люди, надо заметить, попадаются уже не те. У всех за плечами полжизни, масса негативного опыта, устойчивых привычек и прочих, исключающих наличие яркого чувства, мелких особенностей.
«Спрашивается, – вновь завелся здравый смысл, который изначально был против моего второго развода, – зачем было бросать Шурика? Всем ведь хорош! Не бурлят в тебе страсти? Так это ж отлично! Нервов меньше потратишь, дура!»
В общем, вместо того чтобы лечь хотя бы на пару часов поспать, я принялась тщательно одеваться. И даже накрасилась несколько ярче обычного. И даже волосы собрала заколкой. И даже вместо удобных зимних ботинок сапожки на шпильках напялила.
Уже подходя к дому Шурика, я лихорадочно пыталась осознать, что же, собственно, собираюсь делать. Не могла же я с порога сообщить, что почувствовала себя одинокой, расплакалась и потому немедленно собираюсь снова начать с ним жить. Это выглядело бы по меньшей мере смешно. Безусловно, превратить все еще любящего меня в глубине души второго бывшего мужа в настоящего третьего было задачей несложной. Мучили странные вопросы типа: зачем? не испортятся ли от этого отношения вовсе? и сколько можно?…
С силой надавив на кнопку звонка возле калитки, я принялась ждать.
– Кого нелегкая несет? – спросил Шуркин голос из встроенной в кирпичную стену забора решетки. В окно ему, конечно, прекрасно было видно, что это я, поэтому вопрос был, скорее, риторический. Я принялась отвечать в том же духе:
– Пусти попить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде…
– Не пущу! – возмутился домофон, но щелчок замка все-таки оповестил об открывшейся двери.
Внутренняя часть дома, в котором Шурик проживал со своими родителями и двумя младшими сестрами, выглядела менее солидно, чем можно было ожидать, глядя на жилище с улицы. Но планы на обустройство вынашивались, естественно, грандиозные. Я вообще-то редко бывала в чем-то уверена, однако в данном случае ничуть не сомневалась, что рано или поздно все задуманное воплотится в жизнь. Обитатели этого дома всегда относились к собственным планам с большим почтением.
– Мне нужно с тобой поговорить! – прямо с порога заявила я.
– Кэт, прости, мне надо бежать. – Шурик скорчил мерзкую жалостливую гримасу, и мне резко перехотелось выходить за него замуж. – Если хочешь, оставайся здесь сама. Все домашние разбежались по учебам и работам, никто тебе мешать не будет. Фильмец какой-нибудь посмотришь…
Во время нашей совместной жизни Шурик брал на себя ответственность за подбор необходимых к просмотру фильмов и сериалов, поэтому без него я в этом смысле осталась совершенно неприкаянной. Мой потенциальный третий муж испытывал по этому поводу некоторые комплексы и при всяком удобном случае пытался заняться моим кинозрительским образованием.
– Ну удели мне хотя бы пять минут! Это важно, – я решила настаивать, хотя и не вполне понимала зачем.
– Ладно, посижу с тобой десять минут. – Шурик насторожился. – А ты чего это так вырядилась? Прям как на свидание.
– Вот именно, – я, хоть и не слишком активно, состроила Шурику глазки – все-таки надо было поддерживать хоть какую-то иллюзию влечения.
– Как, ты тоже? Надо же. – Шурик закинул галстук за спину и принялся варить кофе.
– В каком смысле тоже? – еще не вполне осознав, о чем речь, беззаботно спросила я.
– Ну… Меня тоже ждут дела сердечные, – Шурик искренне улыбнулся.
Я стала лихорадочно ловить ртом воздух, не решаясь переспросить. Все Шуркины гримасы и неумения, все Шуркины недостатки и глупости тут же оказались прощенными. Ну уж нет! Я вмиг ощутила, что просто обязана снова выйти за него замуж.
– Кто она? – хрипло спросила я.
– Чего ты так нервничаешь? – искренне удивился Шурик. – Какая тебе разница?
– То есть как это – какая разница?! Моего собственного бывшего второго мужа кто-то пытается увести у меня из-под носа, а мне не должно быть до этого дела?!
Я открыла рот, дабы рассказать Шурику всю правду. Давно проверено, что, если не знаешь, что говорить, лучше сказать правду. Итак, только я собралась рассказать про непереносимость одиночества, про необходимость начать все сначала, про то, что я докатилась до сомнительных дел с Викторией и меня надо срочно спасать, как вдруг… Случайно кинув взгляд в холл, я увидела стоящий в углу ярко-зеленый зонт.
– Что это? – только и смогла спросить я.
– Зеленый зонт, – с истинно программистской гуманностью ответил Шурик.
– Конкретней, – не отставала я, не сводя глаз со злополучного предмета.
– Средство для укрытия от дождя. Большое. Зеленое. – Шурик, близоруко щурясь, заглядывал в холл. – Родительница моя себе купила, чтоб с осенним пальто, гармонирующим по цвету, носить.
В моей голове моментально в стройную цепочку стали выстраиваться факты. Шурик взрослый. Высокий. У него есть большой ярко-зеленый зонт. Усики он вполне мог себе наклеить. Очки у моего Шурика – хамелеоны. На улице, при ярком свете они выглядят как темные, солнцезащитные. И наконец, моего бывшего второго мужа зовут Александр, он неплохо играет на фортепьяно и является приятелем владельца клуба знакомств. Все это мне очень не понравилось.
– Шурочка, но ведь еще неделю назад он здесь не стоял. Почему его достали? – я чувствовала себя совершенно сбитой с толку. – Похоже, кто-то недавно пользовался этим зонтом? Да?
* * *
Зеленый зонт по части разрушения моих планов оказался даже эффективнее, чем Шуриковы намеки на перемены в его личной жизни. С соперницей можно было попытаться конкурировать, с зонтом – нет. Не в том смысле, что укрывать от дождя я никого не умела (хотя и в этом тоже), а в том, что наличие зеленого зонта в прихожей у Шурика однозначно свидетельствовало: диктовать правила дальнейшей игры будет он, а не я. Если зонт был случайным совпадением, то он автоматически становился знаком судьбы, сообщающим о необходимости отбросить романтические бредни и работать над делом Силенской. Если же Шурик действительно расспрашивал Дашу о матери, а меня попросту обманул, сказав, что понятия не имеет, кто и когда пользовался зонтом, ситуация тем более требовала активных действий. Разобраться в происходящем было теперь втройне необходимо. Потому я взяла себя в руки и начала действовать. К счастью, в легкомысленно оставленном Шуриком на мое попечение доме имелось все необходимое.
Первым делом я привлекла к работе несовершеннолетних.
«Настасья, дай знать, когда у вас будет перемена! – написала я сестрице. – Хочу понять, когда вас с Дашкой можно будет на секундочку отвлечь».
«Хорошо, – пришел ответ в тот же миг. – Пока еще урок. Напишу, когда кончится. А что случилось?»
Я не отвечала, чтобы не отвлекать ее от впитывания знаний, с ужасом представляя, как маман вечером, заглянув в сестрицын телефон и обнаружив нашу переписку, будет возмущаться, читая все последующие «Ну что случилось?», «Напиши!», «Эй?» и «Я умру от любопытства и обижусь!», отправляемые сестрицей во время урока.
Когда настала перемена, я решилась позвонить:
– Провожу следственный эксперимент, – по моим представлениям такое объяснение должно было звучать бодро и правдоподобно. – Пришлю тебе пять фото похожих между собой людей. Один из этих пятерых – подозреваемый. Какой – должна сказать Даша. Пусть внимательно рассмотрит фото и скажет, разговаривал ли с ней кто-то из этих людей. Фотки после разговора сразу уничтожь. Только скажи сначала, на кого Даша покажет.
Можно, конечно, было напрямую связаться с Дашей, но, во-первых, я не была уверена, что она не покажет Вике фото, а во-вторых, обязать к чему-то сестрицу мне было все-таки проще. Дарья бы проходу не давала, осыпая вопросами.
– А почему нельзя сразу показывать фотку подозреваемого и спрашивать, не приходил ли он? – Настасья, как оказалось, тоже не собиралась молчаливо выполнять мою просьбу.
– Ради чистоты эксперимента. Нам нужно, чтобы Даша сама указала на своего собеседника, а так получится, будто мы его навязываем.
– Ой! – Сестрица переключилась на громкую связь и рассмотрела фотографии. – Но ведь это Шурик!
– Да, – невозмутимо ответила я. – По внешним данным он соответствует типу подозреваемого.
– Он что, может быть этим обманщиком?
– Может быть все, что угодно. Никто не говорит, что Дашин собеседник – обманщик. О том, что ты знакома с одним из сфотографированных людей, тоже, пожалуйста, никому не говори. Вообще-то я взяла Шурика для количества. Но если окажется, что с Дашей говорил именно он, то будет даже лучше. Получится, мы все о нашем объекте знаем. Понимаешь?
– Нет, – честно признался ребенок. – Но, если ты просишь, фотки покажу. Только когда? Пока мы болтали, перемена уже кончилась. А потом уроки, на которых мы с Дашей в разных группах, а потом кружки и…
– Так! – я совсем не хотела мешать сестрицыной учебе. – Задание выполняй по мере возможности. В любом случае у тебя больше шансов поговорить с Дашей тайно от тети Вики. Да! Я втравливаю вас с Дашкой в совершенно секретную операцию. Никому ни слова! Даже мне, пока сама не спрошу! А сейчас, пожалуйста, марш на урок!
– Так «марш» или «пожалуйста»? – еще немножко повредничала сестрица, но потом, явно довольная важностью собственной миссии, послушно прервала связь.
Привлечением малолетней сестры к опасным полугангстерским разборкам список моих злодеяний на сегодня не заканчивался. Предстояло, например, воспользоваться услугами одного не слишком безопасного человека. В отличие от простодушной Настасьи, Клюшка вряд ли согласился бы помогать добровольно, поэтому я решила потренировать навыки своей наглости.
– Ал-л-ло? Аюшки? – томно промурлыкал в трубку низкий женский голос, когда я позвонила на офисный телефон Клюшки.
– Николая можно? – я чувствовала, как ухо примерзает к трубке телефона-автомата.
– Кто его спрашивает?
Почему-то подумалось, что именно с такими интонациями должны разговаривать работницы службы секса по телефону.
– Это с телевидения. Программа «Народный контроль», – ответила я, умудренная опытом, – литературный редактор Катя Кроль.
Как и предполагалось, я получила «доступ к телу» без лишних вопросов.
– Чего это вы, гражданочка, устаревшими заслугами козырять вздумали? – явно неодобрительно спросил Клюшка.
– Титулы не устаревают, Коленька, – бросилась я в атаку. – Восстановилась на прежней работе, делаю очередную передачу. И тут наткнулась на интересную деталь. У вас в «Надежде» орудует преступник. Знакомится с жертвами, увозит за город и грабит. Не знаю даже – пускать эту информацию в эфир без купюр или лучше выслушать ваши комментарии. И вообще не соображу – обнародование такой информации сильно подорвет ваш бизнес или ничего страшного?
– Ясно, – изменившимся голосом отрезал Клюшка. – Во сколько сможете быть у меня в офисе для обсуждения всех подробностей?
– Хм… – мои надежды разрулить максимум дел в телефонном режиме потерпели крах. – Мне еще в пару мест обязательно нужно заскочить. А потом сразу к вам. Скоро буду.
* * *
Естественно, все тропинки, ведущие от троллейбусной остановки к Клюшкиному дому, оказались полностью покрыты льдом. Ничего другого от этой жизни я и не ждала. Если уж иду куда-то – так обязательно на шпильках в гололед, если уж хочу ездить – так непременно на проданном чужим людям автомобиле, если дружу – так с опасающейся шантажа бизнес-леди, собираюсь замуж исключительно за тщательно скрывающего свою суть бандита, а угрожать пытаюсь самым влиятельным и неприкосновенным людям города.
– Вы кому врать вздумали? – возмущался Клюшка, едва я переступила порог его кабинета. – И, главное, зачем? Через две минуты после вашего звонка я уже знал, что в программе «Народный контроль» вы сто лет не работаете и никакого сюжета про мою «Надежду» никто делать не собирается.
– Если бы я не пригрозила сюжетом, вы бы не стали воспринимать мои слова всерьез, – честно объяснилась я. – Название передачи вырвалось само собой, как образ собирательный. И я не врала. Если не поможете мне найти преступника, я и вправду могу поднять шумиху.
Тут дверь без стука отворилась и в образовавшуюся узенькую щель прокралась эдакая женщина-кошка. Каждое движение она совершала как бы всем телом, гибким, натянутым словно струна. При этом объективно она, наверное, была некрасивой: маленькие глазки, большой рот, гладко зализанные назад блеклые волосы. Но какой шарм! Как себя подает, как взирает! На меня, кстати, вообще не смотрела. Хотя говорила именно обо мне.
– Я отлучалась и не видела посетителя, – промурлыкала она. – От меня что-то нужно?
Я поняла, что это была та самая девушка, которая отвечала по телефону.
– Спасибо, ничего, – Клюшка и секретарша несколько секунд неотрывно смотрели в глаза друг другу. В комнате стало жарко от их откровенности. Я вдруг вспомнила, что Клюшка слыл хорошим семьянином. Хороший семьянин – и вдруг такая секретарша…
«Вот вам и зацепочка!» – обрадовалась я, понимая, что пустые угрозы развалить репутацию клуба могут и не подействовать.
У кошкоподобной секретарши зазвенела мобилка. Она быстро нажала на какую-то кнопку, потом спохватилась – не в директорском же кабинете разговаривать, – отвела трубку в сторону и спросила с придыханием:
– Я могу идти домой?
Клюшка кисло кивнул. Я испугалась, что испортила ему вечер. «Кошка» просочилась обратно в приемную. Воцарилась неловкая пауза.
– Я тебе помешала? – виновато спросила я, забыв даже привычное «вы».
– Нет, – Клюшка опять отмахнулся. – Это была Лера, моя секретарша. Я взял ее на работу после развода с женой.
Я понимающе закивала, еле удержавшись от тяжелого вздоха, – значит, он в разводе.
– Нет-нет-нет, – Клюшка, видимо, привыкший к определенной реакции на свою секретаршу, мелко замотал головой, – она к разводу не имеет никакого отношения. Я сначала развелся, потом познакомился с Лерой и уже после взял ее к себе на работу. Оказалась очень толковая девушка. Доверяю ей как себе. Даже ключи от офиса дал, хотя обычно никого в нерабочее время сюда не пускаю. Для меня такой шаг все равно что для нормального парня дать ключи от квартиры… – Клюшка глупо улыбнулся, потом понял, что хвастается нахлынувшими на него вдруг чувствами слишком рьяно и не совсем к месту, и переключился на интересующую нас обоих тему: – Так о каком преступнике вы говорите, гражданка Кроль?
– В вашем клубе знакомств орудует вор и жестокий убийца, – ответила я не моргнув глазом. – Если хотите, помогите его поймать, а если нет – значит, вы с ним заодно. Тогда знайте, пожалуйста, что я все равно этого так не оставлю!
– Я? Заодно?
Клюшка посмотрел на меня как на тяжелобольную и неодобрительно скривился. Мне даже показалось, что рука его нащупывала кнопку вызова охраны под столом. Я с тоской вспомнила, что о своем визите к Клюшке никого не предупредила. Дома меня никто не ждет. Искать Катерину Кроль начнут не раньше чем через месяц, и то больше из желания выругать, чем из беспокойства.
– Мою близкую подругу – не будем называть имен – ограбили и бросили умирать, – поспешила перейти я к конкретике, подробно описывая происшедшее с Викторией.
– М-да… – выслушав, Клюшка вытер со лба капельки пота. На него вся эта история явно произвела впечатление.
– Серьги, между прочим, были чужие, она заняла их у одной знакомой, – зачем-то приврала я. – И, спрашивается, как теперь их отдавать?! Я собираюсь уговорить подругу идти в полицию.
– А как, по-твоему… – задумчиво протянул Клюшка, – я могу предотвратить подобный твой поступок? Полиция мне здесь совсем не нужна.
Отлично! Вот, наконец, и слабое место Клюшки.
– Естественно, я не хочу устраивать тебе неприятности, – я изобразила, что иду на попятную. – Если поможешь отловить этого типа своими силами.
– Сколько? – сухо спросил Клюшка.
– Что – сколько? – не поняла я.
– Сколько стоили серьги вашей подруги, гражданка Кроль? Я берусь компенсировать ущерб. Поверьте, делаю я это только из расположения к вам.
– Но ведь вы даже не знаете, был ли этот самый Александр на самом деле, господин Клюшка! Вдруг я его выдумала? Знаете, о чем свидетельствует подобное желание откупиться? О том, что вы заодно с этим разбойником!
На Клюшкином лице отразилось искреннее недоумение.
– Мне не нужны ваши деньги, – горячо продолжала я, отмахиваясь от хора внутренних голосов, вопящих: «Деньги! Бери деньги!» – Не нужны! Мне нужно ликвидировать преступника. Причем, если откровенно, я и сама не хочу лишней шумихи и полиции. Какой порядочной женщине понравится, если все узнают о ее посещении клуба знакомств?
– У нас общие интересы, – серьезно проговорил Клюшка. – Что касается ваших подозрений, то… – он даже рассмеялся. – Подумайте сами, Катерина, я похож на человека, который станет наживаться на краже женских ювелирных изделий? Поверьте, я больше вашего заинтересован в поимке этого типа. Вы должны мне верить хотя бы потому, что у вас нет другого выхода, – закончил Клюшка.
– Это у вас нет другого выхода, кроме как вычислить для меня этого негодяя! – возмутилась во мне та, что всегда оставляет последнее слово за собой. – Представляете – заголовок на первых страницах всех газет: «Это не вечеринка! Это – грабеж!», а чуть ниже – названия ваших трех заведений, – я почувствовала, что несколько увлеклась. – Что вы на меня так смотрите, будто готовы придушить?
– Это выход, – мрачно изрек Клюшка, потом задумался. – Нет, слишком много риска из-за одной настырной журналистки. А толку никакого. – Клюшка говорил сам с собой. Просто рассуждал вслух. – Наверняка эта ваша обокраденная дура-подруга, узнав о вашей смерти, все расскажет полиции.
Я подумала, что Виктория ни за что не будет рисковать карьерой ради отмщения, и злорадно подбросила Клюшке идею:
– Вы можете и ее убить. За компанию.
– А также всех остальных идиоток, которые клюнут на этого вашего Александра в моем клубе? Проще все-таки найти его самого.
– Отчего это они идиотки? – обиделась я.
– Не знаю, видимо, от природы, – ничуть не смутился Клюшка. – Ну кто же с незнакомым мужчиной вот так запросто за город поедет?
– И это говорите вы?! – воскликнула я с такой интонацией, будто Клюшка всю жизнь только и делал, что ездил с посторонними мужиками за город. – По-моему, ваш клуб знакомств для того и создан.
На этот раз оправдываться Клюшка не собирался.
– Это по-вашему, – сухо заметил он. – Итак, все, чем я могу вам помочь, – показать запись с камеры. – Клюшка на секунду задержал дыхание, как перед погружением под воду, и резко, на едином выдохе, выпалил: – Над входом в «Надежду» установлена скрытая камера. Каждый клиент, который входил в клуб или выходил из него, остается у меня в записи. Вообще-то охрана должна просматривать видео в прямом эфире, но мы ведем запись и еще месяц храним данные.
Видимо, на моем лице отразилась неописуемая радость.
– Катерина! – Клюшка вдруг схватил меня за руку. – Все мои клиенты хотят остаться инкогнито. Если кто-нибудь узнает, что вы смотрели запись… Я не могу предвидеть, что тогда произойдет. Мне придется принимать самые серьезные меры.
Клюшкиных «серьезных мер» я небезосновательно побаивалась.
– Успокойся. Я никого не собираюсь подставлять. Я всего лишь хочу справедливости. Можно переписать данные?
Клюшка вдруг засмеялся. Громко. Широко забасил своим хорошо поставленным голосом.
– Что?! – мне сделалось жутко.
– Катя, кто вас учил вести переговоры? Вы с ума сошли?! – Клюшка, видимо окончательно уверившись в моем непрофессионализме, перестал опасаться неприятностей и начал качать права: – Максимум, на что вы можете рассчитывать, – это на просмотр этого самого видео под моим бдительным надзором.
В тот момент мне показалось, что предложение меня вполне устраивает. О том, насколько нудным может быть видео, пусть даже и проматываемое в ускоренном темпе и настроенное только на съемку движущихся объектов, я даже не догадывалась.
Когда просмотр был наконец окончен, я оказалась совершенно сбита с толку. Шурика среди входящих, к счастью, не обнаружилось. Собственно, ради установления этого факта я и приперлась к Клюшке в офис. Теперь, когда основной волновавший меня вопрос прояснился, я не вполне знала, что делать дальше. В поимку обокравшего Викторию Александра я не верила изначально. Наверняка преступник десять раз перестраховался. А Клюшка, похоже, верил, поэтому приходилось делать вид, что расследование продолжается.
– Ну что? – Клюшка с интересом наблюдал за моим усердием. Он пережил уже все возможные стадии раздражения и теперь окончательно расслабился. – Может, помочь?
Мне стало до слез обидно за собственную бестолковость – между прочим, могла бы и поподробнее выяснить у Силенской внешние данные ее преступника!
– Помоги, – обреченно вздохнула я, потеряв уже всякую надежду.
– Если преступник действительно есть на записи, то это он, – Клюшка захватил стоп-кадром уже немолодого худощавого джентльмена с седыми висками. Позолоченная оправа очков ярко блестела и делала своего обладателя похожим на новогоднюю елку.
– Почему?! – изумилась я. Если Клюшка был прав, то Викторию смело можно было обвинять в безвкусице.
– Всех остальных я знаю, включая твою Силенскую, – многозначительно произнес Клюшка, потом пристально глянул мне в глаза и угрожающе зашипел: – И не дай бог, я узнаю, что они узнали, что я их знаю!
Я даже не стала придираться к Клюшкиной непостижимой формулировке. Пытаясь запомнить каждую черточку подозреваемого, я отрешенно пялилась в экран. Что ж, если этот гадкий Александр решится на шантаж, я буду иметь временнóе преимущество, потому как знаю врага в лицо еще до его вступления в игру.
– Может, прекратим пустую трату времени? – Клюшка, не дожидаясь моего ответа, выключил телевизор. – Послушайте, гражданка Кроль, ни вы, ни я пока не можем ничего предпринять. Давайте спокойно разъедемся по домам.
На этот раз я смиренно покорилась. Клюшка, видимо, уже окончательно разуверившийся в наличии у меня здравого смысла, удивился настолько, что даже предложил подвезти меня домой.
– Завтра я постараюсь узнать как можно больше об этом седом господине, – выйдя наконец из офиса, Николай как-то моментально подобрел.
– Каким образом? – живо откликнулась я, всегда готовая поучиться технологиям поиска преступников.
– По своим каналам, – сухо ответил Клюшка. – Если этот Александр проживает в нашем городе постоянно, то найти его не составит труда.
– Вряд ли он появится в «Надежде» снова, – задумчиво произнесла я, подходя к Клюшкиной машине. – Я бы на его месте серьезно опасалась мести, тем паче что мы теперь действуем вместе.
Клюшка даже не стал придираться к моей непостижимой формулировке.
– А ведь и вправду! – он явно обрадовался. – Ведь преступник, скорее всего, больше в мои заведения не сунется. Какое мне теперь до него дело?
– Эй, – отбивать Клюшкину охоту отыскать обидчика Виктории я абсолютно не хотела. – Не забывайте, если вы не поможете мне в поисках, я устрою грандиозный промоушен этому преступнику и его деятельности в «Надежде», а Виктория пожалуется в полицию.
Клюшка опять нахмурился и не разговаривал со мной до самого синего дома.
Глава четвертая, в которой дело отчаянно пытается принять серьезный оборот, но несерьезные действующие лица ломают его цели
Никогда не думала, что вонючая кабина душного лифта может показаться такой родной. Я нажала кнопку своего этажа и, начисто забыв о всякой брезгливости, вжалась затылком в холодный пластик. Глаза сами закрылись. Кажется, я засыпала. Стоя. Как лошадь. Двери лифта со скрежетом раздвинулись, выгоняя меня. Пришлось экстренно собирать остатки сил и выносить себя на лестничную площадку. Там, напряженно глядя за окно, нервно тарабанила пальцами по заплеванным подъездным перилам Силенская. Чуть выше, прямо на ступеньках, сидел Жорик. Тот самый охранник из Шурикиного офиса. Он широко улыбался и не отрываясь смотрел на меня.
– Нет! – только и смогла произнести я. Слово показалось мне неубедительно вялым. Я зашла обратно в лифт и нажала кнопку первого попавшегося этажа.
– Да! – уверенно возразила Виктория.
Двери лифта наткнулись на носок ее дорогостоящих сапог и почтительно расступились. Силенская выковыряла меня из кабины и подвела к Жорику.
– Это Георгий Собаневский. Когда-то он работал в органах и очень помог моей свекрови. Я доверяю ему как себе. Он будет с нами.
Пришлось все же проснуться.
– Странный ты человек, Георгий Собаневский, – я пристально посмотрела в ставшие вдруг непроницаемыми глаза Жорика. – То исправно работаешь опером, ловишь злодеев, свекровям чьим-то помогаешь. То уголовников в тюрьме сторожишь. То вдруг уходишь в охранники офиса. А в завершение всего нанимаешься к двум истеричным бабам расследовать их истеричные бабские дела…
– К одной, – Жорик беззлобно хмыкнул. – Я только к Силенской нанимался.
Я молча проглотила этот выпад.
– Не знала, что вы знакомы. Хотя пора привыкнуть, что в этом городе все друг друга знают, – вмешалась Виктория. – Что ж, это к лучшему. – Она улыбнулась, заученным движением переставив мышцы щек.
– Ты, Кроль Екатерина, тоже не слишком последовательна в карьере. – Георгий проигнорировал вмешательство Виктории, и в глубине души мне это очень понравилось. – Да, в общем-то, и в жизни, как я слышал…
«Шурик рассказал. Вот свин», – мелькнуло в мыслях, и стало грустновато. Жорик прав – не с моей биографией обвинять людей в нелогичном ходе карьеры. С другой стороны, вмешательство охранника было мне настолько невыгодно, что я не имела права смолчать. Несмотря на полную невиновность этого самого Жорика и его глядящие на меня с насмешкой до неприличия красивые карие глаза.
– Зачем он нам нужен? – набросилась я на Викторию.
– Профессионал, – безапелляционным тоном сообщила подруга, потом снизошла до объяснений: – Он раньше работал в милиции и знает, что надо делать в столь катастрофической ситуации, как моя. К тому же Георгий порядочный и надежный человек.
Жорик тактично отошел, но при этом не мог не слышать наш диалог. Мне стало стыдно. Но поступить по-другому я не могла.
– Вика, порядочные и надежные люди не работают мальчиками на побегушках. Охранник! – я скривилась. – В его-то возрасте! Ты хотя бы знаешь, за что его выгнали из оперов?! – Я делала большие глаза и убедительно жестикулировала.
– За помощь моей свекрови, – спокойно ответила Вика. – Один подонок напал на нее в подъезде, избил и украл портфель. Вместе с деньгами и очень важными документами. Георгий нашел негодяя, но арестовать не смог – тот оказался сыном какой-то шишки. Тогда Георгий применил другие методы. Видимо, физические. Подонок вернул документы. После этого папочка-шишка сделал все, чтобы испортить Георгию жизнь. Это было давно, еще до реформ, тогда такое еще было возможно и ненаказуемо.
Я никогда не могла понять, одобряет ли Виктория сегодняшние реалии из-за политической ориентации или из идиотизма. В любом случае мне больше нечего было возразить. Оставалось только смириться:
– Я не знала. Думала, очередной любитель просиживать штаны за твои деньги. Проходите. Только в квартире бардак.
Первым делом я прикрыла дверь в комнату и загнала гостей на кухню. Надо же было им появиться именно сегодня, когда у меня в комнате такое черт-те что! Обычно у меня все в норме и гости могут смело расхаживать по всей квартире. Хоть под диван лезьте, все равно ни пылинки не найдете! Нет же, эти пришли именно сегодня!
– Вторые сутки не сплю! – сообщила я, включая газ. – Только на кофе и держусь. Вам тоже?
– Нам тоже, – за двоих ответила Виктория, и мне это не понравилось.
Виктория металась из угла в угол моей махонькой кухоньки. При этом она то теребила аккуратно лежащую на холодильнике белоснежную салфетку, то мусолила пальцами листья ни в чем не повинного, одиноко растущего на подоконнике алоэ, то царапала ногтем гофрированное стекло кухонной двери. В общем, изощренно действовала мне на нервы. Жорик скромно присел на краешек табуретки в углу. Видимо, Виктория успела запретить охраннику со мной ругаться, поэтому колкостей он больше не отпускал и смотрел на меня с выражением вежливой почтительности. Эта фальшь мне тоже не понравилась.
– Вик, к чему было так утруждаться? – недовольно заворчала я, усаживая Викторию за стол нежным, но довольно ощутимым давлением на плечи. – Позвонила бы. Я бы к тебе завтра сама приехала.
– Ты что?! – Вика аж замерла на секунду от возмущения. – Ни в коем случае! Вдруг кто-то отслеживает мои звонки? И тебе теперь нельзя у меня появляться. Не надо афишировать, что у нас общие дела. Вдруг кому-нибудь захочется выяснить, какие именно.
– Чего это тебе у меня можно, а мне у тебя нет?! – обиделась я, разливая кофе по чашкам. – Можно подумать, этот кто-то не сможет проследить, куда ты поехала!
– Я достаточно попетляла, чтоб избавиться от возможной слежки. А по поводу твоего приезда ко мне в дом – лучше перестраховаться, – назидательно проговорила Виктория, явно повторяя чью-то интонацию. Я вдруг поняла, что запрет на визиты в гости к подруге я поимела не без Жорикиного вмешательства.
– Ну знаешь ли! – моя вредность не могла не настоять на последнем слове. – В случае экстренной необходимости мне придется проникать к тебе через вход со двора, минуя охранника и чужие взгляды.
– У тебя нет ключа! – презрительно скривила губы Виктория.
– Тогда через чердак! – молниеносно нашлась я.
– Разве у меня есть чердак?! – подруга очень удивилась.
– Конечно есть, – обрадовалась я своей мини-победе. – Между твоим и соседним подъездом. Там, на самом верху, есть дверца в стене, она, по идее, должна вести на чердак. И в соседнем подъезде должна быть такая же. Чердак расположен между двумя подъездными куполами. Может, эти дверцы уже позакрывали, а чердак перестроили. Не знаю, как сейчас, но в позапрошлом веке все было точно так, как я рассказываю.
Жорик недоуменно почесал щетину на подбородке. Похоже, он понимал все услышанное буквально и прикидывал сейчас, сколько ж это мне должно быть лет.
– Откуда такая осведомленность? – настороженно спросил он. – Ты давно там лазила в последний раз?
Я вздохнула с тоской, вспомнила об описанных Викторией заслугах бывшего опера и решила снизойти до объяснений.
– Виктория живет не в обычном доме, а в архитектурном памятнике, – принялась растолковывать я. – Описания этого дома встречаются в исторической и художественной литературе. Я читала об этом чердаке в книгах.
– Надо же! – Виктория восхищенно вздохнула, хотя я миллион раз рассказывала при ней о знаменитости их с Дашкой дома. – Перейдем к делу! – скомандовала она и достала из сумочки телефон. – Катя, переговоры с шантажистом будешь вести ты.
Она сказала это таким тоном, будто повышала меня по службе. Между тем, сообщая о согласии помочь ей в этом деле, я никогда не говорила о том, что смогу общаться с преступником.
– Мне нельзя! – Вика поймала мое настроение и принялась жаловаться: – Вот-вот начинается активная предвыборная кампания. Я теперь у всех на виду! Если кто-то раскопает это дело, пусть со стороны все выглядит так, будто это у тебя проблемы с шантажистом, а я просто помогаю. А еще лучше так, будто я в этом деле вообще никак не фигурирую.
– Подожди, – я вдруг вспомнила о выбранной тактике поведения. – Мы вроде договаривались решать проблемы по мере возникновения? Если вдруг преступник объявится, тогда и решим, кто и о чем будет с ним говорить.
– Дело в том, что шантажист таки объявился! – траурным шепотом проговорила она. – Вот! – она показала на экране телефона письмо. Текст и две фотографии.
Я долго рассматривала экран. Внимательно вглядывалась в невозмутимый профиль Виктории, держащейся за дверную ручку, стоя на крыльце клуба «Надежда». Не менее скрупулезно исследовала кадр, отражающий, как Виктория садится в желтое такси.
– Подумаешь, – прокомментировала я наконец, – что тут компрометирующего? Во-первых, ездить в такси – это совсем не преступление, а в «Надежду» ты могла заглянуть по ошибке, а вовсе не в поисках спасения от одиночества. Во-вторых, ты здесь очень хорошо получилась. Что плохого в этих снимках?
Присутствующие промолчали. Я перешла к письму и стала читать его вслух:
Это лишь несколько снимков. Начало волшебной истории. Мы оба знаем, что было дальше. Стоит ли присылать тебе остальные фотографии? Стоит ли сливать их в соцсети и показывать прессе? Особенно мне удались последние кадры. Те, что сделаны за городом. Я назвал тот цикл «Спящая красавица». Предложу нашим новостным порталам отличные заголовки: «Обнаженный политик!», «Силенская в постели с первым встречным!», «Виктория Силенская охотится на мужчин в клубах знакомств». Читатели будут в восторге! Не переживай – потеряв доверие клиентов и избирателей, ты сможешь начать карьеру фотомодели. Даю время подумать. Скоро выйду на связь. За обещание уничтожить фото, никому их не показав и не оставив копий, прошу немного. Всего десять тысяч долларов.
Я перевела дыхание:
– М-да…У нас странный шантажист.
– Это еще почему? – встрепенулась Виктория.
– Пишет хорошо, – сострил Жорик. – Катерина знает, что такое нынче встречается редко…
– Да нет, – принялась я объяснять, – он дает нам время подумать. То есть рискует. Это же шанс оправиться от первого шока и собраться с мыслями, а заодно и вычислить, откуда отправляли письмо. Такое ощущение, что все это – просто розыгрыш, на который можно не обращать внимания.
– Нет такого ощущения, – испортил мои попытки всех успокоить Жорик. – Шантажисту пришлось изощряться, чтобы скрыть свою личность. Вычислить его по письму нереально – только что заведенный ящик, хорошенько почищенная информация в данных файлов с фото. Обычный шутник так бы не утруждался. Кроме того, распечатку этих фото Силенской сегодня подбросили в письме. Точнее, в запечатанном конверте без надписи, который Виктория нашла у себя в комнате.
– Нашла? – зачарованно повторила я, хороня все свои надежды на спокойную жизнь. – И как же это было?
– Ужасно! – ответила Виктория и принялась рассказывать: – Я сегодня сказалась больной и на работу поехала только ближе к вечеру, и то всего на пару часов. Уехала где-то в четыре. Татьяна с Дашкой вернулись из бассейна в шесть. Представляешь, преступник проник в дом именно в эти два часа! Георгий считает, что это не случайно. В общем, я пришла домой в семь. Ну, дома, конечно, праздник – когда б еще я так рано появилась! Тут Татьяна между делом сообщает, что конверт с туалетного столика она не трогала, зная мое трепетное отношение к бумагам. Я ей: «Какой конверт?» Она: «Ну как же… Я думала, вы случайно забыли в спальне, но убирать к остальным бумагам не стала…»
Я прикрыла глаза и, слушая Викину историю, явственно представляла, как все происходило на самом деле.
…Вот Виктория в ужасе бросается в спальню, вскрывает конверт. Вот извлекает снимки, смертельно бледнеет, кидает гневные взгляды на присутствующих, быстро засовывает фотографии обратно в конверт. Бессильно опускается в кресло. Татьяна всплескивает руками и с криком бросается к графину с водой. Виктория резко взмахивает кистью руки в знак протеста, приказывает оставить ее одну, выдворяет всех из спальни. Татьяна, уверенная, что письмо пришло от обманувшего Вику любовника, принимается обеспокоенно вздыхать и, тихо причитая неразборчивое: «Эх, доведут дела сердешные! Разве можно без мужа в таком-то возрасте! Эх…» – удаляется готовить ужин. Дашка садится на пол прямо под дверью спальни и напряженно вслушивается в тяжелые шаги матери. «У нее слабая нервная организация, – оправдывает сама себя Даша, – я обязана ее оберегать! А чтоб оберегать – надо знать, что в письме!» Дарья очень надеется, что мать станет звонить кому-то и расскажет вслух, что ее так обеспокоило. Но этого не происходит.
Первым делом Виктория отмечает про себя, что домработница воспитана хорошо и наверняка действительно не трогала письма. А вот Дарья воспитана плохо… Но Дашка не сумела бы так аккуратно заклеить конверт. Виктория вспоминает хищный взгляд дочери, впившийся в конверт. Если бы Дарья знала, что там, смотрела бы демонстративно равнодушно. Значит, никто из домашних не в курсе. Это радует. Вика смотрит на фото, перечитывает письмо, обнаруженное в почте несколько ранее, старается мыслить конструктивно. Гневные расспросы домашних ни к чему не приводят.
– Как?! – Вика уже не может сдерживать ярость и кричит: – Как это здесь оказалось?!
– Ей-богу, не знаю, – чуть не плачет Татьяна. – Мы пришли с плавания. Дверь была закрыта, как обычно. Все как обычно… Я, как положено, стала прибирать. Смотрю – конверт. Я его не трогала. Ей-богу, не знаю.
– Но не могло же оно само сюда попасть?! – продолжает кричать Виктория. – Когда я уходила, его не было!
– Точно, не было, – мелко потряхивая головой, подтверждает Татьяна, которая, перед тем как пойти встречать дите из школы, вытирала пыль с туалетного столика хозяйки.
Домработница обладала патологической страстью к порядку. Если какой-то предмет на полках шкафа или на столе оказывался на пару сантиметров сдвинут со своего привычного места, Татьяна чувствовала себя профессионально непригодной и очень беспокоилась. Не заметить письма, вытирая пыль со столика, она просто не могла.
– Боже! – начинает метаться по квартире Виктория, заламывая руки и закатывая глаза. Ей нужно выкричаться, чтобы прийти в боеспособное состояние. В принципе, она ожидала появления шантажиста, но не так скоро и не в такой форме. – Ведь это значит, что кто-то проник в дом?!
– Ничего не пропало! – пытается утешить хозяйку Татьяна. Она, слегка пригнув голову, семенит следом за Викторией и норовит всучить ей стакан воды и таблетку валерьянки. – Ничего не взяли!
– Окно! – вдруг заявляет Дашка, наблюдавшая со стороны мельтешню взрослых. – В маминой спальне было приоткрыто окно!
Женщины снова бросаются в спальню. Как можно попасть через окно на третий этаж четырехэтажного особняка, ни Виктория, ни Татьяна определить не могут. Даже если предположить, что преступник добрался до наружного подоконника Викиной спальни, совершенно непонятно, каким образом он мог проникнуть внутрь. Нужно быть очень высоким и непомерно худым, чтобы ухитриться пролезть. Дарьин вариант не принимается, но и не отвергается до конца. Даша довольна.
– Мне надо позвонить! – страшным голосом изрекает Виктория и опять выгоняет всех из спальни.
Конечно же, посвящая меня в свои тайны, Вика и не надеялась обрести в лице Катерины Кроль надежного защитника. Здесь, на Викин взгляд, нужен был профессионал совсем другого профиля. Просто, раз уж я оказалась невольным свидетелем ее, Викиного, позора, то нужно было использовать это с толком: Силенской хотелось выговориться, посоветоваться. Но, стоило делу принять серьезный оборот, Вика тут же забыла о существовании такого ничтожества, как Катя Кроль. Как только Виктория получила письмо от шантажиста, она вспомнила об одном очень полезном человеке – о Георгии Собаневском. Этому человеку доверилась свекровь Силенской, которая, по большому счету, не доверяла никому. Более того, свекровь, слывшая жуткой скрягой, наняла Георгия для выполнения неких скользких поручений. Значит, к услугам этого Собаневского можно было прибегнуть, не страшась ввести себя в солидные растраты. Вика видела Георгия Собаневского два раза в жизни, оба раза дома у Силенских-старших. Свекровь чуть ли не силой заставила Викторию записать координаты «очень талантливого частного детектива». Теперь, когда шантажист не только доказал серьезность своих намерений, но и указал на свои возможности, необходимость привлекать Георгия стала очевидной.
– Здравствуйте! Как хорошо, что я вас застала, – набрав нужный номер, говорит Силенская, по-деловому сухо и в то же время приветливо. Она бросает взгляд в зеркало. Спокойствие и уверенность отражения вселяют в Викторию оптимизм и надежду, и она расправляет плечи, переключив истеричный настрой на деловой лад.
Даша в это время почти физически ощущает, как ее уши вытягиваются и просачиваются в щель под дверью материной спальни. «У мамы тонкая нервная организация!» – забалтывает Дашка собственную совесть.
– Вас беспокоит Виктория Силенская… Да, я жена их покойного сына. Лестно, что помните. Нужно поговорить. Сейчас… Очень прошу… Настаиваю… Я тоже только что пришла с работы… Мне важно… Хорошо… Куда?… Выезжаю.
Дашка отскакивает от двери, чрезвычайно расстроенная отсутствием детальной информации.
Входная дверь за Викторией через секунду захлопывается. Спустя миг физиономии оставшихся в квартире уже маячат в окнах. Маленькая Дарья из детской и огромная Татьяна из кухни напряженно наблюдают, как Виктория садится за руль. Машина трогается, едва не погрязнув колесами в скопившейся возле бордюра слякоти…
– Вот так я оказался вовлеченным в это дело! – закончил рассказ Виктории охранник. – Но это не очень важно. Интересно другое. Подозреваю, что время подумать он, судя по всему, дает не нам, а себе. Понимает, зараза, что обычный перевод на карточку Силенская сможет отследить. Знает, с кем связывается. Банковская тайна банковской тайной, но личные связи ведь никто не отменял. Преступники, скорее всего, заседают сейчас так же, как мы с вами, и придумывают, как бы получить деньги, чтобы не засветиться…
– Почему преступники? – удивилась я, не удержавшись от насмешки. – У страха глаза велики? Только что был один шантажист, а теперь целая преступная группировка. Они что, размножаются?
– Не знаю, – Жорик проигнорировал шутку и говорил очень серьезно. – По крайней мере фотографировал-то точно не Александр.
– А кто? – зачарованно спросила я, буквально заглядывая в рот к гениальному сыщику. – В смысле, почему ты так решил?
– Катя! – Виктория резко выдернула меня изо рта охранника. – Ты и в самом деле, похоже, спишь! Когда я садилась в такси, Александр уже сидел в машине, а снимок, как ты видишь, сделан издалека. Наличие сообщника очевидно!
Мне сей факт очевидным раньше не казался, и я, конечно, расстроилась. «Что ж, я опять глупее всех?» – заскулило в мыслях мое поруганное собственное достоинство.
– Зато Екатеринина информация про чердак очень интересна, – неожиданно попытался подбодрить меня Жорик. – Письмо Виктория нашла пару часов назад на своей тумбочке для всяких бабских причиндалов.
– На туалетном столике! – нервно поправила Виктория.
– Ну да, – продолжал Жорик. – Консьерж утверждает, что никто подозрительный в подъезд не входил. Заходили только жильцы.
– Значит, наш шантажист живет в Викином подъезде! – обрадовалась я гипотезе.
– Не факт. Может, он входил со двора вместе с кем-то из жильцов.
– Исключено, – оборвала Виктория. – Мои соседи – народ осторожный. Никого постороннего вместе с собой не провели бы.
– Но, может, кто-то потерял ключ…
– Говорю ж, народ осторожный! – Вика перебила Жорика и закурила. – Прямо в квартиру проник, представляешь?! А если б Дашка была дома?! Хорошо, что никого не было. Вот вам и бронированная дверь с сигнализацией.
– Что же теперь делать? – только и могла спросить я.
– Ждать, – неопределенно развел руками Жорик. – Как только шантажист даст нам возможность обратной связи – а он это сделает, потому что ему необходим ответ Виктории, – мы отправим его вести переговоры с Катей Кроль. К тому времени, думаю, я уже составлю план.
– Вика, ты собираешься платить шантажисту? – спросила я.
– Я – да. Я собираюсь. – Вика смотрела прямо перед собой. – Это не настолько большая сумма. Сама понимаешь, чем чревато начинать сейчас войну. Сволочь! – Вика таки сорвалась, ее начало трясти. – Как ему только в голову пришло сделать эти снимки?! Какая низость! Какая грязь! Падаль!
– Успокойся!
Я налила ей стакан воды. Вика резко выдохнула и, выпив воду залпом, тяжело проглотила, словно спиртное. Видно было, что она борется с подступающей истерикой. Смотреть на это было совершенно невыносимо. С тяжелым сердцем я опустилась на табуретку. Сердце было тяжелым в буквальном смысле, эта тяжесть ощущалась физически, мешая дышать. Я заглянула в глаза подруги и не сразу поняла, отчего очертания ее зрачков стали такими нечеткими. Из-за чьих слез – моих или ее?
– Неужели все это настолько важно? Ну признаешься, что ходила в клуб и попала в лапы мошенников, – одними губами прошептала я. – Чего ты так изводишься? Это даже положительно скажется на твоем рейтинге – тебя станут жалеть, а сопереживание – верный подход к сердцам масс.
– Ненавижу унижения, – ответила Вика.
– Перестаньте вы обе! – перебил Викторию Жорик. – Не время сейчас. Надо продумать, каким образом заставить шантажиста отдать фото и навсегда отвязаться. Я не хочу платить преступнику!
– Нет, – Вика испугалась, – я лучше заплачу. Главное, продумать, как исключить вариант повторного шантажа.
– Посмотрим, – сухо ответил Жорик. Он был нужнее Виктории, чем она ему, и чувствовал это. – Пока у меня нет информации, значит, нет и плана действий.
Жорик давал понять, что если бы у него был такой план, то мнение Виктории не играло бы никакой роли. Мне это и понравилось и не понравилось одновременно.
– А то, что я поехала к Кате, не встревожит ли преступника? – вдруг забеспокоилась Виктория.
– Не думаю, – Жорик задумчиво поднял глаза и принялся обволакивать меня своим магнетическим взглядом. Я понимала, что делал он это по причине необходимости моего участия в деле, и откровенно злилась. – Вряд ли в такой очаровашке можно заподозрить опасность.
Нарочитость комплимента покоробила еще больше. Придумать в ответ что-нибудь колкое не получалось, посему я только фыркнула и отвернулась.
– Это еще не все новости. – Виктория принялась мелко барабанить ложкой по блюдцу, что создавало едва заметный, но очень раздражающий звуковой фон. – Я отследила свой мобильный – ну, тот, который украл Александр вместе со всем остальным. Он не додумался сразу отключить геолокацию, что, кстати, указывает на то, что он дилетант. В одних вещах он предусмотрителен, а в других, аналогичных, полнейший кретин.
– И что?
– Да ничего. Телефон отслеживался на территории клуба «Надежда». Значит, преступник туда вернулся.
Тут я вспомнила, что тоже кое-что разузнала за этот бесконечный день.
– Я, кажется, тоже должна вам кое-что рассказать! – торжественно объявила я и закатила присутствующим монолог, сообщающий о проделанной мною работе. Естественно, о том, что подвигнул меня на все эти деяния зонт матери бывшего мужа, я никому не сказала. Шурика я вообще не упоминала.
– Точно, он! – восторженно глядя на меня, закричала Виктория, как только я перешла к описанию внешности виденного мною на видеозаписи подозреваемого.
– Катерина, ты действительно отлично поработала, – на этот раз в голосе Жорика сквозило искреннее одобрение, а взгляд выражал нормальную человеческую заинтересованность. Мне стало дико приятно. – Что ж, думаю, на сегодня достаточно сведений. Все это надо хорошенько обдумать. Единственное, что я точно планирую сделать, так это посетить завтра твоего Клюшку. Я заеду за тобой утром.
То, что у меня могут быть свои планы на завтрашнее утро, Викторией и Жориком не учитывалось. Впрочем, никаких планов у меня на самом деле не было. В редакции раньше одиннадцати никто из начальства отродясь не появлялся, а больше я вроде никуда пока не собиралась.
Итак, Жорик взял командование на себя. «А чего я нервничаю? Просто из вредности. Ведь, по сути, бывшему оперу действительно виднее, как ловить преступников. Охота на Александра объявляется открытой. Возможно, его в конечном счете получится вычислить», – быстро пронеслось в моих мыслях.
Мешать благим делам я вообще-то не собиралась, посему послушно кивнула. В награду за мою покорность гости наконец решили удалиться.
Глава пятая, в которой, вопреки мировой статистике, страх оказывается хорошим советчиком
Прервали мой сон ровно через пятнадцать минут. Я, не задумываясь, убила бы разбудившего, окажись им кто-нибудь из знакомых. Но лишать жизни совершенно постороннего человека представлялось не совсем этичным. Поэтому пришлось знакомиться.
– Кто вы? – почти приветливо поинтересовалась я в ответ на телефонное вторжение. Звонили на городской телефон.
– Мне нужна Катерина Кроль, – вновь прогнусавил незнакомый мужской голос.
Я забыла об этике и всерьез пожалела, что метод совершения убийств по телефону еще не изобрели. Мало того что меня подняли с постели, так еще и не собираются представляться. Ни малейшего намека на вежливость. При этом что-то неестественное слышалось в манере моего собеседника говорить. Как будто незнакомец нарочно старался произносить слова в нос.
– У вас насморк? – удостоверившись еще днем в благотворном влиянии искренности, я решила говорить только о том, что было мне на самом деле интересно.
– Нет, – растерянно прогундосил голос.
– Тогда зачем гнусавите? Если бы я могла опознать ваш голос, то сделала бы это вне зависимости от вашего произношения. У меня почти отсутствует память на лица, но очень развита способность различать манеру речи.
– Вы являетесь Катериной Кроль? – голос решил проигнорировать мой монолог.
Меня, в свою очередь, мало интересовало, являюсь ли я сейчас собой.
– Если я до сих пор не поняла, кто вы, значит, уже не пойму, – очень спокойно я продолжала гнуть свою линию. – Можете не бояться и говорить, как привыкли. Между прочим, говорить в нос очень вредно для здоровья. Вот представьте, воздушная масса, предназначенная для выброса во внешний мир, ринется прямо в носовую полость. Вы можете перестараться и проткнуть ударом эзотерическую оболочку мозга…
Доводить собеседника до белого каления я научилась еще во времена своего первого замужества.
– Идиотка какая-то! – прорычал собеседник и бросил трубку.
Я удовлетворенно хмыкнула и включила определитель номера. Намерения ночного незнакомца оказались серьезными, ибо он перезвонил вновь.
– Алло! – на всякий случай я схватила ручку и, в очередной раз выругав себя за отсутствие блокнота возле телефона, записала номер звонящего на ладони.
– Катерину Кроль, пожалуйста! – незнакомец теперь не гнусавил и говорил достаточно вежливо. Чувствовалось, что он решил во что бы то ни стало держать себя в руках и заставить меня позвать меня к телефону.
– Я слушаю.
– Это вы? – незнакомец искренне удивился – видимо, знатока «эзотерических оболочек мозга» он в Катерине Кроль не предполагал.
Трубка с секунду помолчала, а потом вдруг разразилась четкими, тщательно выговариваемыми, совершенно нецензурными выражениями и угрозами, адресуемыми как мне, так и Виктории Силенской.
– Так вот, – заканчивал свою тираду телефонный хам, – если ты, Кроль обожравшийся, не прекратишь совать свой сучий нос куда не следует, я от тебя мокрого места не оставлю! На жаркое порублю! Все поняла, дура набитая?
– Вы не туда попали. Никаких дур здесь не проживает! – холодно выпалила я и прервала разговор.
Видимо, у этого незнакомца тоже когда-то было первое замужество. До белого каления теперь была доведена я. Я несколько раз прошлась туда-сюда по коридору и сосчитала мысленно до двадцати. Потом мельком глянула в зеркало, убедилась, что данное телефонным хамом описание к моему носу совершенно не подходит, и лишь потом сняла трубку, дабы набрать номер Виктории.
– Какого черта ты звонишь в такое время! – с ходу принялась возмущаться Вика.
Мне стало совсем обидно. Я тут из-за нее, можно сказать, жизнью рискую, а она… Впрочем, выслушав рассказ о ночном хаме, Вика принялась извиняться за свою грубость:
– Я просто вся на нервах сейчас, сама понимаешь.
– Дай мне телефон Георгия, – попросила я. Собственные нервы волновали меня сейчас несколько больше.
Вика продиктовала номер, потом спохватилась:
– Ой, только я не знаю, можно ли ему звонить в такое время. Может, он не один живет. И вообще, ты что, до завтра не можешь подождать?
– Мне страшно, – честно призналась я. – Я ведь трубку бросила. Этот тип может и приехать. У меня бронированной двери с сигнализацией нет.
– Толку с этой двери! – пробубнила Виктория. – А про Георгия… Ну, я правда не настолько хорошо его знаю, чтобы одобрить столь поздний звонок.
– Не настолько хорошо знаешь, но к расследованию привлекла, – фыркнула я. – Кстати, расскажи, как он отреагировал на твое предложение и почему вообще взялся за дело.
– Ну, – Виктория замялась, – я приехала к нему на встречу, как и договаривались. За квартал до кафе, где он назначил встречу, я бросила машину и нарочно петляла через проходные подъезды, чтобы отделаться от слежки.
– За тобой что, следили? – очень удивилась я.
– Нет. Но у меня уже было ощущение, что нужно привыкать к осторожности. Георгий потом меня за это похвалил. В общем, я все ему рассказала, и он без лишних вопросов согласился мне помогать. Он работает на очень выгодных условиях.
– Для кого?
– Для меня, разумеется, – удивилась моему вопросу Виктория. Конечно, разве ее может волновать чья-то выгода, кроме собственной. – Пока нет результата, он берет деньги лишь на текущие расходы. Полную оплату я произвожу только в случае удачной развязки дела.
– В случае неудачной, – я позволила себе грубо пошутить, – оплату производить будет некому! Не забудь, что этот телефонный хам обещал нас с тобой прикончить. Если мы не прекратим расследование, разумеется.
– Эх, – тяжело вздохнула Вика, – ты извини, что я тебя в это втянула. Мне очень неловко.
Ничего себе! Оказывается, Виктории Силенской бывает неловко!
– Я вообще-то не хотела тебя впутывать, – продолжала Вика, – но Георгий настоял.
От удивления я аж окончательно проснулась.
– Что?!
– Да. Ты не обижайся. Рассказала я тебе все про этого Александра в состоянии паники. А потом, когда успокоилась и всерьез задумалась, поняла, что втягивать тебя совсем некрасиво, – Вика усмехнулась. – Хотя ты сама втянулась. Но это неважно. В общем, Георгий настоял на твоем обязательном привлечении.
– Он знал, что я – это я?
– Ну, – Вика задумалась, – я назвала ему твои имя и фамилию. Он спросил, кто еще что-то знает об этом деле. А что, здесь что-то личное? – Вика насторожилась.
– Упаси боже! – громко выкрикнула я.
– Георгий считает, что ты – идеально подходящий для ведения переговоров и расспросов персонаж. Говорит, в тебе никто не будет чувствовать достойного оппонента, а это расслабляет собеседника и заставляет открываться.
«Ну вот, – подумалось мне, – опять дурой обозвали!»
– Георгий жутко расстроился, узнав, что в моей квартире уже прибирали. Сказал, что теперь сбор улик у меня не имеет никакого смысла. Потом еще долго расспрашивал о моей фирме. О моих политических планах и соперниках. Что-то обдумывал и рисовал в блокноте странные схемы. При этом почему-то первым делом мы поехали искать тебя. Георгий позвонил куда-то и узнал твой адрес по номеру телефона.
От этих слов мне стало совсем жутко.
– Вот видишь! – не своим голосом проговорила я.
– Что?
– Он тоже знает мой номер телефона! Этот самый телефонный хам может прийти сюда в любой момент! Я лучше все же позвоню твоему Георгию.
– Как знаешь, – равнодушно произнесла Вика. – На мой взгляд, это не вполне прилично. Приезжай лучше сейчас ко мне. У меня бронированная дверь и сигнализация.
– Которая для преступника не помеха! – не страдая гуманизмом, заметила я.
Мы с Викторией синхронно вздохнули. Потом несколько минут помолчали. Потом пообещали обязательно позвонить друг другу, если кто-то вдруг ворвется к нам в квартиры. Потом вспомнили, что обе давно уже засыпаем, и прервали разговор.
На лестничной площадке послышались чьи-то шаги. Я схватилась за мобильный. Шагам это, наверное, не понравилось, и они с достоинством проследовали на верхние этажи. «Интересно, зачем ходить пешком, если работает лифт?!» – возмутилась я. Как бы в подтверждение своей работоспособности лифт страдальчески заурчал. Я снова вцепилась в телефон. Урчание усилилось, потом стало затихать. Где-то вдалеке послышался скрежет открывающихся дверей. Я глянула на часы. «Интересно, кто это у нас возвращается домой в час ночи?!» В этот момент под подъездом раздался визг тормозов. Черное-черное вольво резко затормозило напротив моего подъезда. Площадка возле моего синего дома хорошо освещена фонарями, поэтому я увидела происходящее в мельчайших подробностях.
Вот водительская дверца резко открывается. Из салона, чеканя каждое движение, появляется роботоподобный джентльмен. Черная шапка, черное пальто и, что самое ужасное, черные перчатки!
«Черный робот» закрывает машину, несколько секунд смотрит на часы и делает два шага в сторону подъезда. В это же мгновение ему навстречу выбегает барышня в длинной шубе. Она что-то весело щебечет и, подбежав к пассажирскому месту, нетерпеливо дергает ручку дверцы. Ей не терпится скорее вырваться из сонных объятий нашего двора и окунуться в суматошную, сверкающую огнями реклам, ослепительными улыбками и драгоценными камнями ночную жизнь центральных улиц. «Черный робот» самодовольно ухмыляется – неужели он мог подумать, что она не выйдет! Он садится в машину. Вольво уезжает, выплевывая из-под колес комья коричневой смеси, порожденной снегом и грязью.
Я насильно забросила себя в постель и закрыла уши ладонями. Где-то во дворе завыла собака. Меня передернуло и подбросило вверх.
«Чушь! Чушь это все!» – принялась твердить себе я. Конечно, можно было позвонить Шурику, пожаловаться на жизнь, попросить прийти. Но Шурик наверняка потребовал бы объяснений, и тогда пришлось бы врать, дабы не открывать тайну Виктории.
Георгий снял трубку быстро, почти сразу после того, как я набрала номер.
– Слушаю! – по голосу было непонятно, разбудила я его или нет.
– Мне звонил преступник и обещал убить, – я решила не извиняться и перешла сразу к делу. – Убить он обещал и меня, и ее, но у нее бронированная дверь с сигнализацией. Так что мне страшнее. Он звонил с какого-то неизвестного мне городского телефона. У меня определитель номера, и я записала на ладони. Его телефон… – тут я спохватилась: – Это Катя. Которая подруга Виктории Силенской, которая…
– Я сейчас приеду, – не дал договорить Жорик, и стало понятно, что он узнал меня сразу.
Я вспомнила все сопутствующие обстоятельства, включая магнетизм Жорикиного взгляда, и неуверенно произнесла:
– Я спать хочу… Вторые сутки не сплю…
– Могу не приезжать, – как бы уступил Жорик.
– Но я боюсь! – его безропотное согласие возмутило меня слишком сильно.
– Бойся, – разрешил Жорик. Потом несколько секунд подумал и заявил: – Я все-таки приеду.
– Жду, – смирилась с собственной глупостью я.
Ждать можно активно и пассивно. Пассивное ожидание для меня сейчас было чревато банальным засыпанием. Тогда несчастному Жорику пришлось бы звонить в дверь до самого утра, что было бы крайне невежливо с моей стороны. Кстати сказать, известие о скором приезде охранника успокоило меня настолько, что в самом приезде я уже не нуждалась. Великая все-таки вещь – самовнушение!
Я начала готовить квартиру к приходу гостя. Даже заварку свежую приготовила. Даже кучу интересных книг и журналов из комнаты в кухню перетащила. Даже теплое одеяло свое решила ему отдать.
– Я уже устала ждать! – радостно воскликнула я, впуская Жорика в квартиру.
– Почему не спрашиваешь кто? – сурово отчитал меня охранник. – Совсем с головой не дружишь? Ты ж убийцу боишься!
Я подумала, что даже если бы на месте Жорика стоял сейчас убийца, я все равно была бы счастлива. Хорошо, когда можно наконец закрыть глаза и прекратить ждать.
– Вот, – я завела Жорика в кухню, – спать можно здесь, – я показала на уже разложенное и застеленное кресло-кровать. – Если скучно, можешь почитать. Если захочешь есть – не стесняясь лезь в холодильник и бери все, что хочешь, – я зачем-то сопровождала монолог наглядной демонстрацией описываемых действий. – Можешь заглянуть в этот шкафчик. Тут чай, а вот кофе… – я запнулась и перевела дыхание. – Извини, ради бога, что я тебя вызвала. Мне правда было страшно. В общем, я пошла спать.
Жорик наблюдал за моим мельтешением со снисходительной полуулыбкой. Сначала мне показалось, что он обязательно станет расспрашивать об ужасном ночном звонке. Мол, раз уж вызвала человека среди ночи, так хоть объясни почему. Но вместо этого охранник молча уселся на край разложенного кресла. Потом потянулся, снял свитер, облокотился спиной на стену и закинул ноги на стоящий рядом стул. Левый носок Жорика оказался протертым на пятке. Я почему-то смутилась и одернула взгляд.
Жорик тем временем взял с тумбочки первый попавшийся журнал и демонстративно открыл его на середине. Мне стало совсем неловко. Получалось, будто я ему мешаю и не даю отдохнуть, стою над душой и разглагольствую о совершенно неинтересных вещах. Обижаться или язвить не было сил. Я молча взялась за ручку двери. Жорик оторвал глаза от журнала, усмехнулся, как обычно, загадочно и, пожелав спокойной ночи, принялся копошиться в своих наручных часах, которые, видимо, служили по совместительству еще и будильником.
– Спокойной ночи, – благодарно пожелала я в ответ и вдруг вспомнила, что давно никому не говорила этих слов.
* * *
Проснулась я от холода и стыда. Холод породила моя щедрость (зачем одеяло отдала!), стыд – глупость.
«Ой-ёй-ёй, – уже недовольно кряхтела совесть, пока я протирала глаза и постепенно возвращалась из мира сновидений. – Нет, ну это ж надо… Вот дура-то! Ну зачем человека среди ночи надо было куда-то тянуть. Вот эгоистка, а! Ой-ёй-ёй… Позорище».
Я вяло отмахнулась, натянула прямо поверх коротенькой ночнушки рубашку и спортивные брюки, после чего робко вышла в коридор. Глянула в зеркало – ужаснулась взъерошенности увиденного существа. Взялась за расческу, потом решила, что все равно не поможет, и, плюнув на все условности, продефилировала в кухню. Жорик сидел все с тем же журналом и все в той же позе, – облокотившись на стену и забросив ноги на табуретку.
– Доброе утро, – сказал он, оторвав взгляд от журнала.
– Ты, что ли, всю ночь так просидел?
– Нет. Почему ты так решила?
– Не знаю… Вид у тебя такой…
– Ну, извини. – Жорик пригладил ладонью волосы.
Ввиду короткой стрижки охранника мне этот жест показался до крайности смешным. Смеялись вместе, потому контакт – нормальный, человеческий, а не деловой и полный взаимной иронии – вроде бы как был установлен.
– Там на сковородке яичница с колбасой, можешь позавтракать, – услышала я вдруг.
Я напрягла все мышцы, дабы не выдать своего удивления. Это ж надо! Он и продукты разыскал, и приготовить успел, а я спала себе спокойненько!
– Спасибо. Не стоило так утруждаться…
И опять эта снисходительная полуулыбка! Мол, все про вас давно знаю, но рассказывать не хочу. Вы развлекайтесь, а я понаблюдаю, позабавлюсь вашей предсказуемостью. И поди разбери, то ли это у него мания величия патологическая, то ли вправду он что-то знает, чего остальным людям неведомо.
– Не мог же я себя, любимого, оставить без завтрака, – наконец ответил Жорик.
И действительно! Чего это я сопли распустила – ах, для меня то, для меня это! Ничего это не для меня. Просто человек привык готовить по утрам яичницу с колбасой и от своих привычек отступать не собирается.
– Кстати, я хочу еще раз извиниться. – Я старалась говорить как можно безразличнее: не хватало еще перезнакомить всех окружающих с моими безмозглыми угрызениями совести! – Уж не знаю, что на меня нашло ночью. Сейчас понимаю, что ничего страшного вроде и не произошло. Я вела себя как истеричка.
– Ничего. Быть истеричкой ничем не хуже, чем кем бы то ни было другим, – вместо ожидаемого «нет, что ты, ты вела себя совершенно нормально» ответил Жорик.
М-да… Общаться с этим человеком определенно сложновато. Я сделала первый глоток кофе и почувствовала, как жизненные силы вливаются в меня вместе с ним.
– Какие у нас планы на сегодня? – спросила я, признавая тем самым, что нахожусь практически у него в подчинении.
– Прежде всего надо поговорить с твоим Николаем.
Жорик тоже пил кофе с наслаждением. Отчего-то было очень приятно наблюдать, как он сначала осторожно втягивает запах, потом слегка прикрывает глаза ресницами и делает маленький глоток.
– Я проверил номер телефона, который ты вчера записала.
И когда этот Жорик все успевает!
– Ты что, осматривал мои руки, пока я спала? – недоверчиво спросила я, проверяя записанный вчера на ладони номер телефона.
– Упаси боже! – громко воскликнул Жорик, отчего мне почему-то стало до крайности грустно. – Вот еще… Просто проверил твой определитель номера. Так вот, звонили из офиса Николая.
– Откуда звонили? Ты хочешь сказать, что Клюшка обвел меня вокруг пальца?! Думаешь, он и этот Александр таки сообщники?
– Ничего пока не думаю.
Я не спускала с Жорика вопросительно прищуренного взгляда. Охранник наконец сжалился и снизошел до посвящения меня в свои мысли.
– Смотри! – Жорик схватил салфетку и принялся бессмысленно черкать по ней карандашом. – Картина вырисовывается довольно четкая. Итак, наш преступник промышляет пикантными ограблениями. Используя свое обаяние, он вовлекает женщину в сомнительную ситуацию и, подсыпая ей снотворное в шампанское, вытаскивает бумажник, забирает мобильный телефон и даже снимает с нее все более или менее стоящие вещи. Совершенно не Клюшкин уровень. Твой Николай ворочает совсем другими делами. Александр – просто мелкий воришка-альфонс, уверенный в собственной безнаказанности, потому что ни одна жертва не захочет гробить репутацию и не станет обращаться за помощью в какие-либо правоохранительные органы.
– Ничего себе мелкий воришка! Вика могла умереть!
– Думаю, все не настолько критично. Скорее всего, Виктория просто не заметила щеколду на двери или еще что-то в этом роде. Преступник не похож на убийцу.
– Но ночью… Он ведь звонил мне и угрожал убить!
– Думаю, пустые угрозы, не более. Продолжаем исследовать картину действий. У преступника есть сообщник. Этот сообщник узнал, что ты занимаешься расследованием. Этот сообщник имеет доступ к офису Клюшки и может делать оттуда ночные звонки. Этот сообщник делал фотографии Виктории. Точнее, не сообщник, а сообщница! – Жорик перешел на многозначительный шепот. – Знаешь, кто она?
– Не я! – таким же многозначительным шепотом произнесла я.
– Ты что, правда не догадалась? – уже с нормальным уровнем громкости, но почему-то с детской обидой в голосе спросил охранник.
– Ты хочешь сказать, что это та «кошка», – в качестве подтверждения своих умственных способностей сказала я.
– В каком смысле? – реакция оказалась противоположной ожидаемой. Жорик посмотрел на меня, как на абсолютную дуру. – Я хочу сказать, что сообщница Александра, по всей видимости, секретарша Николая, про которую ты рассказывала. Ты же сама говорила, что Клюшка доверяет ей и что только у нее есть доступ к его офису в нерабочее время.
– Ну да, – я изо всех сил старалась сдержать смех. – Я и говорю – «кошка». Это я ее так прозвала.
– Почему?
– Увидишь – поймешь, – не терпящим возражений тоном ответила я и принялась мыть посуду. – Просто странно, что у Клюшки под носом творятся такие дела, а он и ведать не ведает.
– Не вижу ничего странного! Он занят своими делами, ничего, кроме этого, не замечает.
– Знаешь, – на этот раз я была искренне благодарна Жорику, – я тоже в этом уверена. И рада, что ты думаешь так же. Мне очень важно понимать, что Николай невиновен. Спасибо, что помогаешь мне остаться при этом мнении. Все-таки он друг моей юности.
– А сейчас у тебя уже глубокая старость! – не оценив моих чувств, усмехнулся Жорик. – Меня здесь благодарить абсолютно не за что. Клюшка, похоже, чист. И этому я совсем не рад. Скорее всего, мы имеем дело с преступниками очень мелкого калибра. Вот если бы речь шла о сумме на порядок большей…
– Считаешь десять тысяч маленькой суммой? – во мне назревало раздражение. – Часто тебе приходилось с такими суммами в жизни сталкиваться?
– Знаешь, когда я подвергаюсь подобной серьезной опасности, я прошу больше.
Его слова показались мне обычным пафосом.
– Может, преступник – гуманист? – решила повредничать я. – Как бы ни себе, ни людям…
– Скорее всего, у него просто не умещается в голове сумма больше десяти кусков. Или, возможно, все не так просто.
– В смысле?
– Боюсь, что этой десяткой преступник ограничиваться не собирается. Возьмет эти деньги, потом попросит еще.
В этот момент заскрипел стационарный телефон. Я недоверчиво глянула на аппарат – обычно он пищал очень громко и бодро.
– Охрип, – я нежно погладила аппарат по корпусу, тот продолжал истерически хрипеть.
– Мне просто должны были звонить утром, я убавил громкость звонка, чтоб тебя не будить…
Жорик что-то подкрутил, и телефон снова заверещал звонким и убедительным звучанием здорового аппарата.
– Алло!
– Гражданка Кроль?
– У аппарата! – я дико обрадовалась Клюшкиному звонку.
– Есть новости. Жажду созерцать вас в своих скромных апартаментах.
– Это в офисе, что ли?
– Ну да, в офисе. Я здесь до двух, потом после пяти. Подъезжайте.
– Я буду не одна, – осторожно проговорила я.
– Очень плохо. С кем?
– С коллегой по расследованию, господин Клюшка, – я пыталась вести максимально честную игру. Раз Клюшка не виновен в ограблении Виктории, то незачем доставлять ему неприятности. Если у него есть что скрывать от посторонних частных детективов, он вправе заранее знать об их приходе. – Это детектив, которого наняла моя пострадавшая подруга.
Жорик, услышав такое мое откровение, начал зачем-то скакать по кухне, стучать себя кулаком по лбу и корчить странные рожи.
– Тебе плохо? Попей водички! – урезонила я его, прикрыв трубку ладонью, и вернулась к телефонному разговору: – Это ограничит ваши возможности, господин Клюшка? Качество новостей от этого пострадает?
В разговоре образовалась напряженная пауза. Видимо, Клюшка обдумывал ситуацию.
– А он наш? – спросил Николай наконец.
На этот раз пауза образовалась из-за меня. Со снисходительной полуулыбкой я рассматривала Жорика, нервно протыкающего салфетку карандашом. Надо же, еще и обидчивый.
– Наш, господин Клюшка, стопроцентно наш. Никаких других желаний, кроме как оградить мою подругу от неприятностей, он в отношении вас испытывать не станет.
– Я понимаю. – Клюшка расслабился и решил пошутить: – В вашем присутствии ни один здоровый мужчина не сможет испытывать никакие желания в отношении меня…
– Гм… А если я отлучусь?
– Впрочем, и без вашего присутствия тоже, – ловко выкрутившись, закончил фразу Клюшка. – Что ж, подъезжайте.
Я нажала кнопку «отбой» и унесла трубку на базу. Жорик демонстративно молчал.
– Нас ждут у Николая в офисе, – безразлично проговорила я и отправилась одеваться.
От обиды охранника остался неприятный осадок. М-да… Я и сама не подарок, а тут еще этот Жорик. Боюсь, мы никак не сработаемся.
– Послушай, – я заговорила первая, – я понимаю, ты на меня обижаешься. Но надо же как-то управлять собой. Раз нам нужно вместе работать, значит, мы должны подстраиваться друг под друга.
– Я не обижаюсь, – Жорик вызвал лифт, – просто лишний раз убеждаюсь, что женщина на корабле приносит сплошные несчастья. Кто тебя за язык тянул? Никак нельзя было сказать, что я твой друг или еще что-то?
– Что именно? И с какой стати в таком случае я взяла тебя в столь личное и не нуждающееся в лишних ушах дело? Любая ложь в данной ситуации выглядела бы подозрительной.
– Все равно! Хорошо еще, что ты имени моего не назвала. Ни один нормальный человек в присутствии детектива себя спокойно чувствовать не будет.
– Заметила по себе, – огрызнулась я.
– Ни одной мыслью больше с тобой не поделюсь! – продолжал возмущаться Жорик. – Ни одним открытием! Будешь получать только конкретные указания к конкретным действиям.
Я аж поперхнулась от такой наглости.
– Отлично! В таком случае я буду действовать так же. Посмотрим, кому быстрее удастся найти этого Александра. Не забывай, «кошку» ты бы без меня в жизни не нашел!
– Тебе просто повезло! – отмахнулся Жорик. – Стечение обстоятельств.
На этот раз инициатором полного игнорирования друг друга стала я. Молчать, как выяснилось уже через пять минут, оказалось занятием скучным и тяжелым.
– А где машина? Ты же говорил: «Я за тобой заеду! Я к тебе приеду!» – тоном дамы, не ведающей, как выглядят поезда в метро, поинтересовалась я.
– Заеду – относилось к общественному транспорту. А ночью я приехал на такси, – сухо ответил Жорик.
– Ах, такие расходы… Я тебе что-то должна? – ехидно поинтересовалась я.
– Хочешь, компенсируй стоимость такси. Не откажусь, – несмотря на серьезность тона, глаза охранника откровенно смеялись.
Было бы красиво вытащить сейчас из набитого бумажника несколько крупных купюр, вложить их в руки охранника и пожелать, чтобы он «ни в чем себе не отказывал». Но здравый смысл оказался сильнее.
– Виктория компенсирует, – сдала свои позиции я. – Она обещала оплачивать текущие расходы.
– Катя, у тебя невыносимый характер! – На этот раз глаза Жорика не смеялись, и мне стало как-то не по себе.
– Я вообще-то шучу.
– Невыносимый характер и дурацкое чувство юмора!
После этого мы еще минут двадцать спорили, по какой линии метро быстрее добираться и где удобнее делать пересадку.
Глава шестая, в которой каждый из героев открывается с наихудшей стороны
Буквально через час я прижималась лбом к прохладной обивке кожаного кресла в Клюшкином кабинете, сгорала от стыда, с трудом сдерживала слезы и жалела, что вообще знакома с Георгием Собаневским. Клюшка кусал губы и, превратившись весь в комок нервов, следил за передвижениями Жорика. Тот размахивал корочкой оперативника, расхаживал, переполненный чувством полнейшей вседозволенности, по Клюшкиному кабинету, по-хозяйски заглядывая в ящики шкафа, и сыпал бесконечным потоком обвинений, фактов, имен, дат, нецензурных выражений и угроз.
– Ты кому, падла, голову морочишь?! – Жорик вдруг перестал метаться. Выставив вперед челюсть и гневно сверкая глазами, он надвигался на Николая. – С тобой по-хорошему пока разговаривают, а ты, скотина, понты колотишь? Я к тебе со всей душой, а ты?! Да я и тебя, и весь этот твой гадюшник в порошок сотру! – угрозы эти Жорик выкрикивал, приблизившись почти вплотную к хозяину кабинета.
Брызги чужой агрессивно-ядовитой слюны оседали на аристократичном лице Николая, смешиваясь с мелкими каплями его собственного пота. Бледный от обиды и унижения, не шевелясь, Клюшка смотрел прямо перед собой и ждал, когда опер прекратит кричать.
Я совершенно не знала, что мне делать. Было во всей этой сцене, а точнее, в поведении Георгия что-то совершенно неестественное, будто Жорик, фальшивя и переигрывая, исполнял привычную, давно надоевшую ему роль.
Эта театральность настолько сбила меня с толку, что я даже не знала, правильно ли будет пытаться остановить поток выливаемой на Клюшку грязи. Может, на самом деле ничего плохого Георгий не делает? Может, я просто чего-то не понимаю? Не может быть, чтобы Жорик, которого я в принципе уже считала другом, вдруг оказался полной сволочью.
«Ты просто боишься вмешиваться и ищешь этому оправдания!» – безжалостно заявляла мне совесть.
Начался весь этот цирк, едва мы переступили порог кабинета Клюшки. Выяснилось, что Николай с Георгием прекрасно друг друга знают.
– О нет! – увидев Жорика, Клюшка закатил глаза и тихо выругался. – И этого субъекта вы, Катерина, назвали нашим человеком? Разочарован.
Жорик, тогда еще вполне представлявший собой нормального детектива, широко улыбнулся и, не спрашивая разрешения, прошел в кабинет. Я, всем своим видом изображая недоумение, последовала за ним.
– Убирайтесь! – Клюшка тоже улыбнулся, хотя в глазах его при этом мелькали огоньки ярости. – Ликбез отменяется. Тебе, Георгий, я ничего не скажу.
– Скажешь. Иначе говорить начну я. Причем разговаривать буду исключительно с властями и журналистами. – Жорик, постепенно начиная наглеть, без разрешения плюхнулся в кресло. – К тому же только о тебе, Николаша.
– Тебе мало неприятностей? – Клюшка уже перестал улыбаться. – Уж не знаю, чем ты занимаешься сейчас, но и с этого места работы тебя тоже выпрут в два счета, стоит мне сделать пару звонков. Не говоря уже о том, что я могу выставить вас обоих из моего кабинета, пригласив охрану, или вообще вызвать полицию.
И вот тут Жорика понесло. То есть буквально после этой фразы Клюшки с лица Георгия сошло все человеческое. Он побелел, нехорошо прищурился и, глядя прямо в глаза Клюшке, проговорил, тяжело дыша:
– Опять мне своим дядей грозить будешь? Ну-ну. А ты знаешь, что нынче власть слегка переменилась? Кстати, – он вдруг рассмеялся, – кто будет вызывать полицию? Ты будешь вызывать полицию? Ну-ну! – Жорик прищурился и предъявил удостоверение оперуполномоченного.
Мы с Клюшкой одновременно вздрогнули. М-да… Я-то думала, что Георгий уволен из органов.
– А что это значит, знаешь? – продолжал Жорик. – Раз меня, несмотря на твои хлопоты, приняли обратно, значит, твой дядя в нашей системе больше ничего не решает. Понял? Я на тебя дело не завожу просто потому, что руки марать неохота. А охрана твоя ко мне притронуться права не имеет. Я – «лицо при исполнении». Все за решеткой окажутся! Ты мне не молчи! – Жорик перешел на повышенный тон. – Ты мне давай отвечай на вопросы Катерины, если не хочешь, чтоб хуже было!
После чего последовал приведенный выше монолог обиженного опера, который окончательно сбил с Клюшки спесь, а с меня – всякое понимание происходящего. Бедный Николай мельком глянул на меня, явно моля о помощи, и я осознала, как виновата перед товарищем.
– Жорик, – я робко дернула опера за рукав и тут же устыдилась собственного ставшего вдруг пискляво-заискивающим голоса. – Это же Клюшка, он же невиновен, ты сам говорил. На каком основании ты с ним говоришь, как с преступником?
– Много разговариваешь! – рявкнул на меня опер, и я на какое-то время вообще утратила способность говорить. Потом Жорик тяжело вздохнул, несколько раз мотнул головой, явно приходя в себя, и заговорил уже более спокойным тоном: – Поверь мне, Катерина, этот тип и есть преступник. По-другому с ним нельзя разговаривать.
– Если я преступник, то почему до сих пор не за решеткой? – язвительно поинтересовался Клюшка, тоже заметивший, что опер начал успокаиваться.
– Ты отвечай давай, а не вопросы изобретай! – профессионально гаркнул Жорик.
Я чувствовала себя полной идиоткой. С одной стороны, я уважала Николая, и подобные методы ведения беседы с ним, разумеется, считала неприемлемыми. Причем, судя по бросаемым на меня Клюшкиным взглядам, незнание Жориковых планов никак не освобождало меня от ответственности за то, что я привела сюда этого хама. С другой стороны, возможно, грубость Жорика была единственным методом что-то узнать об Александре в нынешней ситуации. Кроме того, меня выводил из себя один замечательный факт: Жорик, имея с Клюшкой какую-то давнюю вражду и зная, что тот замкнется при встрече с опером, все равно напросился идти со мной. То есть по всему выходило, что Георгию нравилось устраивать подобные скандалы и что шел он к Клюшке, прекрасно понимая, во что выльется встреча, и осознавая, что подставляет всем этим меня. Мое ранимое самолюбие требовало разбирательства.
– Я тебе сейчас кое-что объясню, – как бы в ответ на мои мысли поспешил сообщить опер. – Твой друг Клюшка на самом деле совсем не безгрешная фигура. При своем элитном клубе знакомств наш любезный Николаша содержит притон. Мальчики и девочки по вызову, любая прихоть за большие деньги и прочая пошлятина. Занятие противозаконное, непорядочное и к тому же отличающееся очень навязчивым маркетингом. Все клиенты, заполняющие анкеты в клубе «Надежда», через время получают звонок от теневого сегмента организации с предложением сделать эксклюзивный заказ. Мы, мол, знаем, что вы страдаете от одиночества и ищете партнера, знаем ваши предпочтения, поэтому хотим предложить прекрасного специалиста, который непременно развеет вашу тоску.
Рассказ получился весьма эффектным. Я запуталась окончательно, зато получила некое подобие оправдания поведению Жорика. Впрочем, лично я ничего такого уж отвратительного в бизнесе Клюшки не увидела. Если в его структуре все совершеннолетние и они взаимодействуют по собственной воле, то это можно назвать тем самым случаем, когда деньги не пахнут. Какое вообще нам с Георгием, нанятым для расследования совсем другого преступления, может быть дело до законности бизнеса Клюшки?
– Продолжи мой рассказ, Николаша. Не хочу, чтобы девушка подозревала меня в излишней жестокости, – перебил сам себя Георгий.
– Вот еще, – Клюшка из последних сил старался не терять чувство собственного достоинства. – Может, объяснишь, почему я должен что-то кому-то рассказывать? И про мой бизнес, и про этого вашего Александра?
– Мне проще тебя пристрелить, чем объяснять, – многообещающе ухмыльнулся Жорик. – Не хочешь тут разговаривать? Ладно, вызовем тебя куда следует. Понятно, что ты со своей изворотливостью все равно добьешься прекращения дела. Только дороже выйдет. Правильнее тебе сейчас со мной поладить. Обещаю полную конфиденциальность. Мне всего лишь нужно найти Александра. Ну и, – Жорик кинул взгляд на меня, – оправдание в глазах общественности мне тоже не помешает. А то Катерина, я смотрю, вообще ничего понять не может.
– Что непонятного? Я содержу притон. – Клюшка насмешливо прищурился. – С навязчивым маркетингом и гендерным многообразием. Ты уже сам все рассказал. Между прочим, – Клюшка вдруг решил отстоять честь своего заведения, – я считаю, что занимаюсь важным и нужным делом. У нас самые разные клиенты: кто-то хочет просто поболтать, кто-то ищет собутыльника. Кому-то нужен советчик или советчица, кого-то интересует профессиональный секс. Если в двух словах рассказать, как все это работает, картина получится далеко не столь удручающая, как хочет представить наш опер. Сейчас поясню…
Я попыталась сосредоточиться и собрать все услышанное воедино. Получалось, что клиентурой Клюшкиного борделя являлись в основном одинокие обеспеченные женщины. Набирал клиенток Николай, обрабатывая данные после проведения вечеров в клубе знакомств. Клиентки чаще всего оставались довольны. Многие после покупки кратковременного свидания оплачивали потом и длительные отношения.
– В каком-то смысле получается, что вы просто посредник между альфонсами и их жертвами, – зачем-то принялась философствовать я. – Обычный посредник. Что же тут криминального? Кстати, берите деньги и с одних и с других!
– Он пытался, – не оценил мою шутку Жорик. – Однажды один из его жиголо и клиентка решили, что любят друг друга и хотят строить отношения без всякой коммерческой составляющей. Николаша обиделся и стал требовать с работника погашения упущенной прибыли. Парень написал заявление в полицию. Помимо всего прочего, он рассказал, насколько бесправным и морально раздавленным становится человек, подписавший договор с нашим Николашей.
– Все они заранее знают, на что идут! – возмутился Клюшка. – И потом это ложь! Я стараюсь по возможности учитывать мнение работника при назначении его на то или иное задание. Не всегда это реально, естественно. Но, спрашивается, чем люди думали, подписывая, что обязуются выполнять любую работу в рамках договора? Частенько, между прочим, мне приходится защищать своих агентов от необходимости выполнения функций сверх оговоренных в договоре. К примеру, одна неврастеничка отказывалась прекращать свидание в срок и дала своему догу команду не выпускать нашего парня из особняка. Мы с охраной тогда, считай, штурмом брали дом, вызволяя бедолагу. Ну а такие «несчастные случаи», как «влюбился в клиентку», «не могу брать с нее деньги», у нас даже в договоре предусмотрены. Или компенсируй предприятию потери, связанные с твоими чувствами, или не влюбляйся. Тут уж одно из двух.
– Из трех, – напомнил Жорик. – Можно также написать заявление, натравить полицию и попытаться сделать мир чуточку лучше, закрыв к чертям бордель.
– Нет, из двух, – усмехнулся Клюшка. – Да, Георгий Собаневский, ты принял жалобу того парня, раскрутил дело, явился ко мне с угрозами и требованиями, насобирал улик и готов был перекрыть мой бизнес. Но ведь у тебя не вышло, да?
– Деньги и связи могут очень многое! – согласился Жорик и принялся объяснять, обращаясь ко мне: – Николаша позвонил дяде, дядя – кому-то еще… Как итог – начальство приказало мне оставить притон в покое. Но! Я-то сражался не за это. Парень хотел избавиться от договора, ставившего его в рабскую зависимость! Хотел разорвать контракт! Вот и разорвал, вот и избавился.
– Неправда! – обиделся Клюшка. – Я серьезный человек и не вправе отпускать нарушителя договора просто так. Его мадам, наша бывшая клиентка, все же оплатила мне издержки, лишь бы у мальчика не было неприятностей. Просила, правда, никому об этом не говорить, но, думаю, за давностью дела огласка уже ничего не значит.
– Ах ты!.. – Жорик сжал кулаки, но, хоть и с трудом, взял себя в руки.
– Вот никак понять не могу, – не преминул посмаковать давнишнюю победу Клюшка, – чего ты тогда полез? Тебе что, больше всех надо было?
– Молодой был, дурной. С мразью всякой всерьез бороться собирался. – Жорик опять обращался только ко мне: – Не люблю, когда типы вроде этого, которые сами из себя ничего не представляют, думают, что связями своими могут решить все. – Тут он снова переключился на Николая: – Ладно, проехали. Сейчас, если ты не понял, ты, Николаша, кровно заинтересован в моем расположении. Расскажешь все как есть про этого Александра – я уйду. Нет – будем снова воевать. А позиции у меня сейчас куда покрепче прежних.
– Ладно, что тебя интересует? Спрашивай уже наконец!
Клюшка снова глянул на меня. Я молча выдержала его взгляд. Оправдываться или объясняться в данной ситуации было бессмысленным. Из-за дешевого спектакля, разыгранного Жориком, я потеряла друга и, что намного тяжелее, потеряла уважение к другу. Спрашивается, зачем было все это устраивать? То есть понятно, что Жорику просто хотелось отыграться за старые дела, но я-то почему должна страдать?
– Вопрос первый, – Жорик уселся на край Клюшкиного стола. – О каких новостях ты собирался сообщить Катерине?
– Я просмотрел записи за последний месяц, – Николай говорил сухо, отрывистыми фразами, как на настоящем допросе. – Тот человек, которого мы с Катериной отождествляли с преступником, появлялся в клубе знакомств не один раз. Клянусь, я его не знаю и в моем штате он никогда не числился. Так что в его поимке я заинтересован не меньше вашего. Дабы не примелькаться, он гастролировал у меня, постоянно меняя обличье – парики, накладные усы, разные бороды. Он приходил в клуб около двух раз в неделю. С большинством посетителей я знаком лично. Поэтому незнакомцев рассматривал с особенной тщательностью. Вот и выплыла многоликость вашего Александра. В клуб он всегда проходил по специальному гостевому пропуску. На нем стояла моя подпись в качестве рекомендации. Видимо, он купил проходку с рук. Когда-то я продал одним распространителям крупную партию таких флаеров. Срочно нужны были наличные. Это, конечно, не по правилам клуба… Но, по большому счету, какая разница, каким образом расширяется клиентура. Это раз.
– Дальше?
– Этот тип заходил через центральный вход. А вот как он выходил из клуба – неизвестно. Скорее всего, через черный ход. Выходит, не хотел уходить вместе с жертвой у всех на глазах и, похоже, даже знал о камере у входа. Возможно, он связан с кем-то из сотрудников. Последнее тем паче верно, что открыть дверь черного хода можно, только зная наш внутренний код. Это направление я проработаю в ближайшее время. Своих очень просто вычислить.
– Молодец, твои шансы на отсутствие проблем из-за моего длинного языка растут прямо на глазах. – Жорик широко улыбнулся.
Я вдруг представила, как доведенный до нервного срыва Клюшка размахивается и бьет Жорика кулаком в челюсть. Клюшка размахнулся на самом деле, и я не успела ни удивиться, ни испугаться. Не меняя выражения лица, заученным движением Жорик перехватил удар. Пока вжатый лицом в столешницу Клюшка корчился и пытался вырвать руку, я неимоверными усилиями заставляла свое воображение увидеть картинку счастливого освобождения Николая. На этот раз реальность опередила фантазию.
– Отпускать? – все с той же улыбкой поинтересовался Жорик.
Клюшка кивнул, что означало полное смирение, и через секунду вновь восседал на своем рабочем месте.
– У всех бывают нервные срывы. Будем считать, я простил тебя. Далее… – Жорик не сводил с Николая глаз. – Меня интересует, когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с моей клиенткой.
– Это несущественно.
Я очень боялась, что Жорик вновь прибегнет к насилию. Вместо этого он почему-то направился к дверям.
– Все! Ты мне надоел! – небрежно бросил он Клюшке. – Катерина, уходим!
Последняя фраза звучала почти как «к ноге!», поэтому я не пошевелилась. Как выяснилось, правильно.
– Вернитесь, я не хочу неприятностей, я расскажу, – Клюшка снова сдавал позиции. – Виктория Силенская была одной из клиенток того, что вы мило именуете борделем. Она заказала агентству романтическое знакомство.
Чтобы не вскрикнуть, я больно укусила себя за палец. Виктория пользовалась услугами Клюшкиного публичного дома?
– Откуда ты знаешь, что это была Силенская? – невозмутимо продолжал Жорик.
– Она не потрудилась замаскироваться. В качестве контактного телефона оставила свой домашний. Я поднял телефонную базу и узнал, кто заказчик. Послушайте, это было два месяца назад. Это не имеет отношения к нынешнему делу. И я не вправе разглашать подобную информацию, – Клюшка потер виски. – Если Силенская сочтет нужным, она сама вам все расскажет.
Я подумала, что Виктория ни за что не «сочтет нужным» рассказать, и бросила умоляющий взгляд на Жорика. Узнать о заказе Виктории хотелось необычайно.
– Ты прав, – Жорик расценил мой взгляд по-своему, – истории двухмесячной давности меня не волнуют. Хотя информация интересная.
Мне стало невыносимо стыдно за собственное любопытство. Вот, даже этот псих не переступает границы корректности в отношении Виктории, а я…
– Черт! – громко вскрикнул Клюшка. – Я думал, ты в курсе и проверяешь степень моей откровенности. Был уверен, что она сама рассказала про тот случай. Знал бы, что ты не в курсе, ни за что бы не проговорился о Силенской.
Скорее всего, последний монолог был адресован мне. Клюшка не хотел наживать в лице Виктории врага и как бы оправдывался через меня перед Силенской. Я кивнула в знак того, что приняла его тираду к сведению.
– То есть, когда Виктория появилась в клубе знакомств, вы уже точно знали, кто она? – я решила вернуть разговор в нужное русло.
– В силу специфики работы я собираю досье на каждого человека, обратившегося к нам хоть однажды. Да. Еще полгода назад я собрал все доступные сведения о Силенской. И, как только она поднялась на крыльцо, сразу узнал ее. Я как раз тогда совершенно случайно смотрел в монитор, наблюдая за входящими. Обычно я просматриваю видеозаписи на следующий день, а тогда, по стечению обстоятельств, смотрел в «прямом эфире». Помню, еще сказал что-то… Мол, растет наш престиж, раз такие люди к нам подтягиваются.
– Кому сказал? – хором спросили мы с Жориком.
– Секретарше… Лере… – Клюшка вдруг тоже что-то уловил и моментально спохватился: – Но, кроме нее, в комнате находилось еще несколько сотрудников.
– И Лера, конечно же, знает внутренний код. Все сходится! – последнее Жорик сказал уже мне.
– Что сходится? – насторожился Клюшка. – Вы что, Лерку хотите впутать? Она совершенно ни при чем! Обыкновенная секретарша. И не думайте даже! Ради себя одного я вас еще согласен был терпеть… А за нее… Девка-то чем виновата? Просто поверьте… Георгий, не вынуждай меня все-таки звонить куда следует!
Судя по интонации Клюшки, встреча с этим «куда следует» не сулила нам ничего хорошего.
– Что ты сказал, гнида?! – зашипел в ответ Жорик, снова вскочив и снова потеряв человеческий облик.
Я явственно ощутила, что боюсь этого человека.
– Кому звонить? Куда звонить? – продолжал опер, не спуская глаз с Николая. – Да я тебя сейчас в обезьянник кину вместе с твоей Лерой, до выяснения… Угрожать он мне будет!
– Прекрати! – не выдержала я. – Николай, мы всего лишь хотели узнать…
– Отвечать четко и честно! – перебил меня Жорик. – При каких обстоятельствах ты познакомился с Лерой? Учти, с ней ведь мы тоже можем беседовать, и не здесь. Это я сейчас такой добрый.
– Она пришла по объявлению. Я набирал официанток, – Клюшка тяжело вздохнул. – У нее не было опыта работы, мой зам не принял ее. Она пришла лично ко мне. Плакала. Рассказывала о себе. Сказала, что работала раньше секретарем. Я не смог отказать. Обычная девка. Толковая. Зачем она вам?
– Что у нее с личной жизнью? – не отвечая, продолжал Жорик.
– Я у нее с личной жизнью! – твердо произнес Клюшка. – Неужели непонятно?
– Похоже, что не один ты. Очень может быть, что и таинственный Александр тоже. – Жорик сел, как полагается, в кресло и вполне миролюбиво произнес: – У нас есть все основания полагать, что твоя Лера причастна к расследуемому ограблению.
– Послушай, – теперь Клюшка выглядел совершенно подавленным. Он рассеянно глянул на Жорика и предложил: – Давай сначала я поговорю с ней сам? Скорее всего, ее использовали вслепую. Это так на нее непохоже. Зачем? Грабить женщин… Чего ради?… У нее и так все есть, в деньгах она не нуждается. Я, право же, даже не знаю…
– Нет уж, я поговорю сам, – резко оборвал Николая Жорик. Мы с Клюшкой вздрогнули. – Ты только объясни ей, что ей стоит быть откровенной. Думаю, ты сможешь повлиять.
– Я не стану подставлять близкого человека. – Клюшка гордо расправил плечи.
– Вот забавные люди, – Жорик демонстративно развел руками. – Затащить девочку работать секретаршей в публичном доме он может, это подставой не считается. Между прочим, за одно это я могу ее привлечь к уголовной ответственности. А объяснить человеку, что нужно честно ответить на поставленные дядей вопросы, – это для тебя низость. – Жорик пожал плечами. – Короче, я не хочу для твоей секретарши неприятностей. Я всего-навсего выясняю правду. Если твоя Лера невиновна…
– Даже если виновна, – здесь Клюшка уступать не собирался.
– Николай, – Жорик говорил на удивление вежливо. – Если бы мне захотелось испортить вам с Лерой жизнь, я пришел бы сюда с ордером и массой людей. Понимаешь? А я пришел один. Обещал конфиденциальность. Ты зря не ценишь это.
– Я ценю.
– Тогда давай сотрудничать. Я гуманно отношусь к тем, кто помогает следствию.
– Я заметил! – Клюшка потер плечо.
– Тебя же надо было как-то поставить на место, – вдруг решил объясниться Жорик.
Клюшка никак не отреагировал на эти оправдания.
– Так вот, – продолжал Георгий, – в деле об ограблении Силенской твоя Лера замешана по уши. Откровенный разговор со мной – ее единственный шанс избежать унизительных допросов и вызовов.
Через какое-то время Клюшка смирился. Он нажал кнопку переговорного устройства:
– Лерочка, зайди, пожалуйста.
«Кошка» бесшумно просочилась в кабинет и, лениво щурясь, вопросительно глянула на Николая.
– Присядь, – Клюшка подвинул одно из кресел к себе, усадил в него «кошку», потом накрыл ее пальчики ладонью и, глядя при этом почему-то на меня, начал излагать: – Лерочка, это очень важно. Тебя подозревают в пособничестве ряду ограблений. Этот человек, – Клюшка кивнул на Жорика, – из полиции. Но, помимо этого, он… мой хороший знакомый. Если ты расскажешь ему все откровенно, он, возможно, сможет помочь…
«Кошка», не проронив ни звука, развернулась всем телом в сторону Жорика. Она оперлась подбородком на тыльную сторону ладони, выгнула спину и стала спокойно ждать развития ситуации. Ну кошка кошкой!
– Стоит еще заметить, – Жорик отчего-то заговорил приторно вежливо, что меня покоробило, – что моему начальству известно многое об этом ограблении. Полученную от вас информацию легко могут проверить, и если выяснится, что вы лгали, то я ничем не смогу помочь.
«Кошка» не проявляла ни малейших признаков беспокойства. Судя по выражению лица, она вообще не понимала, о чем идет речь.
– Ваша ситуация весьма затруднительна, – Жорик начал сопровождать слова отчаянной жестикуляцией – видимо, считал, что так понятней. – Если даже с вас снимут обвинение в пособничестве воровству, то обвинение в незаконной деятельности – в сутенерстве, если уж называть вещи своими именами, – все равно останется.
На этот раз спокойствие на секунду испарилось из глаз «кошки». Впрочем, уже через миг, спокойная и невозмутимая, она щурилась, вопросительно глядя на Николая.
– Да, – Клюшка нервно закивал. Похоже, он умел толковать взгляды своей секретарши. – Я обещал, что эта работа безопасна. Но я и сам так думал… Не смотри на меня так, смотри на него, – Николай опять кивнул на Жорика, на этот раз с еще большим раздражением. – Он тут сейчас главный.
«Кошка» послушно отвернулась от шефа. Мне показалось, что она и ладошку из-под пальцев уже бесполезного ей Клюшки с удовольствием забрала бы, доверчиво вложив ее в руку хозяина создавшегося положения. Но Жорик сидел достаточно далеко, а «кошка» явно не была сторонницей лишних перемещений.
– Вы ответите на мои вопросы? – Жорик между тем отчаянно пытался сосредоточиться на ведении дела.
«Кошка» безразлично молчала, продолжая сверлить бездонные дыры в глазах опера.
– Она ответит, – поспешил заполнить нависшую паузу Клюшка. – Вы спрашивайте.
– Что вы знаете о Виктории Силенской?
«Кошка» немного подумала, потом томно проговорила:
– Она – политик, хорошо одевается, была у нас в клубе как-то вечером. Она не умеет носить драгоценности – вешает на себя слишком много несочетаемого, лепит все подряд.
Жорик просиял, убедившись, что секретарша вменяема.
– То есть Лера знает про Силенскую то же, что и все. Ничего такого, что было бы для вас подозрительно, – поспешно вставил Клюшка.
– Послушай, – Жорику явно надоела вся эта комедия, – ты перестанешь наконец отвечать за нее? Знаете что… Разрешите мне поговорить с Лерой наедине?
После недолгих пререканий мы с Клюшкой были безжалостно выставлены из кабинета.
В приемной сидели два молодых человека. Они мало походили на бесправных юнцов, описанных Жориком, но я все равно почему-то решила, что это клубработники. Увидев Николая, они синхронно и как-то заученно улыбнулись, после чего двинулись было по направлению к нам.
– Меня нет! – нагло произнес Клюшка и попятился обратно к двери кабинета. – До завтра меня нет!
Молодые люди оценили ситуацию правильно и, галантно раскланявшись, удалились.
– И работы тоже нет… Причем, может, и навсегда, – пробурчал Клюшка уже себе под нос.
Я лихорадочно пыталась найти удобный повод, дабы извиниться за происходящее. Клюшка открыл бар в серванте, налил два стакана сока.
– Э-э-э, господин Клюшка, хотелось бы извиниться…
– Не стоит, гражданка Кроль. В жизни каждый играет свою роль. Главное – отдавать себе отчет в предстоящей ответственности за последствия.
– Но есть роли, которые мы не выбираем.
Собственно, было уже неважно, что подумает про меня Клюшка. Я оправдывалась скорее из вежливости, чем по велению души, раздражаясь еще больше из-за собственного вынужденного лицемерия.
– Безусловно, – Клюшка рассеянно вздохнул. – Мы вообще очень мало на что можем повлиять или что-либо предпринять по собственному желанию.
Диалог оборвался. Несколько минут мы, каждый в своих суверенных мыслях, стояли по разным углам приемной, избегая встречаться взглядами. Потом Клюшка как будто что-то вспомнил, настороженно глянул на меня и, не сочтя обстановку опасной, принялся перебирать бумаги на столе у секретарши. Обнаружив нужные документы, он рассовал их по карманам. Потом включил компьютер и принялся что-то в нем уничтожать. Клюшка явно опасался, что на рабочем месте Леры могут устроить обыск. Я мучительно взвешивала, стоит ли мне вмешаться. Пособничать в сокрытии необходимых для поиска Александра данных, конечно, не хотелось. Но с другой стороны, я и так принесла бедному Клюшке массу неприятностей. Впрочем, он их, кажется, заслужил! В очередной раз, когда Клюшка полез в ящик стола и выгреб оттуда пачку бумаг, я упрямо вцепилась в них и положила к себе в сумку.
– Гражданка Кроль, я просто не хочу давать полиции в руки лишнюю информацию для прикрытия моего клуба. Поверьте, уничтожаемые мною файлы и бумаги не имеют никакого отношения к ограблению вашей треклятой подруги. Могу подтвердить.
Он раскрыл передо мной какую-то тетрадь с Лериного стола, я сунулась было в нее, потом поняла, что это глупо, отмахнулась и вернула ему бумаги.
– Не надо подтверждать. Извините. Я заигралась. Вашего слова достаточно.
Клюшка больше не отвлекался на меня. После нескольких секунд раздумья я решила тоже не стесняться его присутствия. Позабыв всякие правила хорошего тона, я приложила ухо к двери, ведущей в кабинет. Клюшка отреагировал на мое нецензурное поведение весьма оригинально: встал рядом и скопировал мою позу.
– Ну чистый подонок! – послышался из-за двери низкий грудной, немного хрипловатый голос. – Я тебе все сама выложила, доверилась, а ты… Хоть закурить даме дай, начальник!
Я недоуменно уставилась на Клюшку. Вот уж никак не могла предположить, что у «кошки» такой голос с такими интонациями. Мало того что она говорила, а не скрипуче мурлыкала, как обычно, так к тому же еще проделывала это весьма эмоционально.
– Ни разу не слышал от нее ничего подобного, – как бы оправдываясь, прошептал Клюшка. – Даже не представляю, что нужно было сделать, дабы она так заговорила.
Я шикнула, чтоб он не мешал слушать.
– Так и будем сидеть? – не замолкала «кошка». – Зря время тратишь, расстегни браслеты. Я ж говорю, показания начну давать, только когда своими глазами увижу, что он не на свободе. Имею полное право молчать! У тебя и ордера-то нет. Мы, знаешь ли, люди ученые. Как с вашим братом обращаться, знаем. Я сдуру на туфту, что ты Колькин друг, купилась. Думала, правда помочь хочешь.
– Лера, – Жорик цокнул языком, явно не одобряя поведения собеседницы, – я действительно хочу помочь тебе. Мне нужен только Александр. Ты действовала по принуждению – тебя не тронут. Только пойми, без твоих показаний я не смогу его привлечь к ответственности. Ты же сама в его поимке заинтересована! Повтори все под запись, и я тебя спокойно отпущу.
– И так отпустишь, начальник. Не будешь же ты тут сутками торчать! Тебя вон в приемной баба ждет.
Я на всякий случай внимательно оглядела приемную.
– А я своему ребенку не враг, – продолжала «кошка». – Пока Сашка на свободе, ни слова не скажу. Тут и думать нечего. Ничем ты это мое решение не поколеблешь. Расстегни браслеты. – Лера вдруг вздохнула с такой тоской, что мне захотелось сломать дверь. – Что ты за человек такой? На женские слезы не реагируешь, от денег, мать их, отказываешься, угроз не боишься… Чего ты хочешь?
– Правды, – сухо ответил Жорик.
– Тьфу! – Тут Клюшка принялся колотить в дверь. – Я из-за этой его фразы столько денег в свое время попалил, чтоб дело закрыть. Правды он хочет! Или врет, или дурак.
Жорик открыл кабинет и посторонился, впуская нас внутрь. Лера, закинув ногу на ногу, восседала на подоконнике, нервно курила, держа сигарету в левой руке, в то время как правая была пристегнута к батарее самыми настоящими наручниками. При нашем появлении она даже не шелохнулась, только глянула в глаза Клюшки, фыркнула презрительно: «Вон до чего довел!» – и отвернулась.
– Она что, по-твоему, может сбежать? – сухо поинтересовался Николай. – Зачем наручники?
– Для пущего эффекта. – Жорик обвел присутствующих взглядом. – Что? – Он наткнулся на мое нескрываемое неодобрение. – Что вы все на меня так смотрите? Всем этот Александр мешает, всем поперек горла стоит, а, дабы вы следствию помогли его поймать, приходится вас к стенке припирать и наручниками к батарее приковывать. Считаете меня мучителем, – он протянул Лере ключ – та судорожно вцепилась в спасительное колечко. – Что ж, пусть будет по-вашему, без насилия. Только вот сейчас она освободится, – Жорик смотрел мне прямо в глаза, – побежит, отзвонится преступнику, расскажет о происходящем и будет дальше всю жизнь ему потакать, трясясь от страха. И это будет лично твоя, Катерина, вина. Твоя и твоих выразительно осуждающих глаз.
– Не стану я ему ничего докладывать, – пообещала «кошка», с благодарностью глянув на меня. Потом снова насупилась и повернулась к оперу: – Но и против него открыто не выступлю. Ни при каком раскладе.
С этими словами Лера освободила запястье от наручников, как-то совсем по-детски растерянно огляделась, потом соскочила с подоконника, бросилась шефу на шею и отчаянно разревелась, зачем-то пытаясь спрятать голову под отворот Клюшкиного пиджака. Ошеломленная, я отвернулась. Вот вам явное доказательство женского непостоянства: то холодное презрение во взгляде, то такая любовь.
– Кто-нибудь объяснит, что происходит? – Клюшка гладил секретаршу по волосам, но смотрел при этом на опера.
Рассказывать принялся Жорик. Поначалу из его монолога, постоянно прерываемого всхлипами и уточнениями главной героини этого сюжета, ничего невозможно было понять. Но вскоре «кошка» успокоилась, и Георгий поведал нам следующее.
«Кошка», она же Валька, как ее звали в детском доме – сокращенно от имени Валерия, – росла в весьма нетипичных условиях. Отца она никогда не видела, а мать – простой советский инженер, в один прекрасный день уволенная с работы за какой-то ничтожный проступок, – не смогла смириться с несправедливостью жизни и вскоре после увольнения умерла в больнице для душевнобольных.
Вальке тогда было семь лет. В долгожданный первый класс она в тот год так и не пошла. Их с братом Александром отдали в детдом, а квартиру, где они жили, – начальнице бывшего маминого отдела. Брат был единственным, кто проявлял хоть какую-то заботу о Вальке. Но когда девочке исполнилось 16 лет, брат попал в колонию за вооруженное ограбление. Ограбить он пытался бывшую начальницу матери.
Окончив школу, Валька, искренне поверив в то, что «молодым везде у нас дорога», отправилась скитаться по большим городам в поисках работы, мечтая поступить в училище, а может, даже в вуз. Твердо решив любой ценой втиснуть свою бедовую жизнь в общепринятую колею, она даже кое в чем преуспела. Девушка она была толковая, красивая и приятная в общении. Ей охотно помогали. Вскоре Валька осела в нашем городе, представлялась всем Валерией, позже поступила на заочное отделение в педагогический институт и стала работать секретарем в одном крупном кооперативе. Собиралась замуж за своего шефа. После того как тот разведется, разумеется. Шеф был намного старше ее, компенсировал отсутствие молодости толщиной кошелька и добрым отношением к девушке. Именно он вывел в свет нашу Леру.
И тут внезапно объявился Александр. Втянувшись в благополучную жизнь, Валерия почти и думать забыла об отбывающем наказание брате. Но Санька о ней помнил. Ругал за то, что не писала. Обиделся жутко, узрев, в какой роскоши живет Валька. «Хоть бы к праздникам передачки посылала! Я уже не говорю – вообще подбрасывать на жисть». Лере стало стыдно. Она «за свои» сняла Саньке жилье, пыталась найти ему работу, поддержать. Поселить брата у себя в квартире, которую оплачивал и регулярно посещал шеф, Лера не могла, за что постоянно выслушивала от брата массу упреков. Вскоре Санька познакомился с местной братвой, закрутил с ними какие-то делишки, начал хорошо зарабатывать и на время исчез с Лериного горизонта. Потом снова всплыл. Угрозами и умасливанием сделал Санька сестру своей наводчицей. Она ведь через шефа и в гостях у многих бывала, и по работе с кучей народу сталкивалась.
Когда Саньку и его дружков снова посадили, Валька избежала уголовной ответственности только благодаря деньгам шефа. Тот в тюрьму сесть не дал, но простить – не простил. Полностью снял с материального обеспечения и морального довольствия. Несмотря даже на то, что Валька оказалась беременна. Шеф ребенка признать отказался – «мало ли с кем ты там, в этой шайке, путалась, чего я должен за это отвечать», – но деньги все же периодически подбрасывал. То ли понимал, что сын от него, то ли просто жалко ему было бывшую пассию. Валька потихоньку проживала свои сбережения (откладывать на черный день, как все детдомовские, была приучена с детства), переехала в коммуналку, бросила институт, распродала шмотки и драгоценности. Когда Санька снова освободился, он нашел сестру совершенно опустившейся, пьющей и еле сводящей концы с концами. Единственным обстоятельством, из-за которого Лера до этих пор не вскрыла себе вены, была необходимость заботиться о ребенке. Сына Валька любила больше всего на свете.
Брат сильно изменился, как ни странно, в лучшую сторону. Заявив, что с прежней жизнью пора кончать, он рьяно взялся наводить в доме порядок. Первым делом он приоделся и облагородился сам, затем помог вернуться к жизни и сестре. Накупил ей шмоток, познакомил с интересными, внешне приличными людьми, в доме появились книги, у ребенка завелись игрушки. На какие деньги свершались все эти чудесные перевоплощения, Лера не представляла. Впрочем, ей тогда было все равно, откуда берется сказка. Вспомнив о своем молодом возрасте, она снова стала радоваться жизни. Санька «окультуривался» буквально на глазах. Выяснилось, что делалось это все неспроста.
Еще в тюрьме Санька придумал способ воровства, при котором бы предотвращалась угроза ответственности за последствия: ставить жертв в такое положение, чтобы сами они ни при каких условиях не могли пожаловаться. Продумав некоторые детали, Санька, еще не освободившись, уже принялся готовиться к новой работе: много читал, изучал психологию, пробовал ради дела сочинять стихи. Переписывался с женщинами, откликающимися на письма заключенных. Всех их он использовал в своих интересах, загадочным образом балансируя на грани между жизнью альфонса и бандита, угрожая крупными неприятностями, в случае если что-то пойдет не по его сценарию. Потом, уже выйдя на волю, Санька продолжил брошенные еще до смерти матери занятия музыкой. Оказалось, у Саньки был талант.
Валька выслушала планы брата совершенно без энтузиазма. Она не собиралась больше ввязываться в былые дела. Но, увы, Саньке была нужна подельница. Брат пригрозил, что прикончит и Вальку, и племянника, если сестра не подчинится. Первым делом Санька отправил Валерию наниматься на работу в Клюшкин клуб знакомств. Лера знала, что, вернись она домой без победы, ее и сына ждет беда. Пришлось приложить все усилия…
А потом, с помощью Клюшкиных наработок, Санькина схема усовершенствовалась и закрутилась в полную силу. Валька просматривала собранные Клюшкой резюме на клиенток. Передавала информацию брату. Тот знал, кто и когда бывает в клубе, чем интересуется та или иная дама, как легко понравится ей и стоит ли игра свеч. Александр проворачивал с дамами уже известный трюк, а потом к делу подключалась Валька. Как только Александр уезжал в город, Валька тут же подъезжала к сараю на машине и «выручала» бедных женщин, разыгрывая хозяйку, которая случайно решила заехать на родную дачу. Подвозя жертву до города и всячески сопереживая ей, Лера убеждала женщину никому не жаловаться, чтобы не опозориться. «Это ведь так ужасно! Признаться, что ты, порядочная женщина, поехала за бутылку шампанского с первым встречным…» Все операции проходили блестяще. И все бы было ничего, если бы Лера всерьез не привязалась к новому директору. Девушка мучилась, но рассказать Клюшке ничего не могла – опасалась, что тот не поймет ее, как когда-то первый шеф. А еще Лера смертельно боялась брата. Тот, естественно, всячески поддерживал этот страх и в ней, и в племяннике.
Вот такая забавная сложилась ситуация. В последнее время Санька счел такой бизнес нерентабельным и собирался завязывать. Хотел придумать что-то другое. Лера боялась даже, что брат попытается заставить ее уволиться из Клюшкиного клуба. И надо же, на одной из последних клиенток, на этой высокомерной кукле Силенской, Санька вдруг прокололся! Лера искренне возмущалась глупости брата, подарившего ей краденый телефон и не проверившего при этом, можно ли определить его местонахождение. То есть Санька, конечно, предупреждал, что пользоваться этим смартфоном можно будет только спустя время. Но Лера не послушалась, желая поразить подружек из бухгалтерии дорогостоящим гаджетом. Нет, Лера ничуть не жалела о той деятельности, которую вела. Расфуфыренных мымр, которым «все достается от родителей», Валька с детства презирала и считала, что их грабить сам бог велел. То, что она, почти не помнившая свою мать и всего в жизни добившаяся сама, на таких, как Виктория, наживается, Лера считала безусловной справедливостью. Единственное – она чувствовала, что, помогая брату, она предает Николая. Понимая собственную ничтожность, изменить тем не менее ничего не могла.
Жорик закончил рассказ, воцарилась напряженная тишина.
– Это все правда, – от слез голос «кошки» Вальки стал совсем хриплым. – Одно неверно. Ты, начальник, сказал «привязалась к новому директору». – Лера отошла на два шага от Клюшки, не спуская глаз с его ничего не выражающего лица. – Неправильно. Я не привязалась. Я полюбила. А как теперь жить, я не знаю…
Тяжело дыша, Клюшка с Лерой смотрели друг другу в глаза.
– Короче, – Жорик взял меня под локоть, – вы тут разбирайтесь, а мы пойдем. Нам тоже кое-что надо обсудить. Не надейтесь, я ненадолго. Будем брать вашего Александра. Причем брать сегодня же. Лера, ты мне помочь обещала, если помнишь…
Жорику никто не ответил. Нас попросту не замечали.
– Ладно, зайду попозже, – бросил опер, и мы вышли из кабинета.
Приемную прошли не останавливаясь.
– Мы куда? – уже на лестнице спросила я.
Честно говоря, перспектива оказаться во власти этого психа меня совершенно не радовала. Вдруг он и от меня какую-нибудь информацию решит выудить путем пристегивания наручниками к батарее?
– Есть план, – Жорик явно не подозревал о кардинальной перемене моего к нему отношения. – Пойдем где-нибудь заземлимся и все обсудим.
Глава седьмая, в которой героиня подтверждает собственное непостоянство, несколько раз меняя окончательное решение
У меня давно уже возникли кое-какие собственные планы на сегодняшний день. Необходимо было, как минимум, остаться наедине с собой и тщательно обдумать всю новую информацию. После сцен у Клюшки я несколько сомневалась в психическом здоровье и добрых чувствах Жорика, посему обсуждать что-то с ним казалось теперь не вполне рациональным ходом. С другой стороны, Виктория сделала нас с этим опером напарниками и я просто обязана была выслушать его.
– Знаешь, мне ведь еще в одной редакции надо появиться, – неопределенно проговорила я.
– Появишься через час. Сейчас обо всем договоримся. А понадобишься ты мне только на ночь.
Наткнувшись на мой настороженный взгляд, Жорик искренне расхохотался.
– Я имел в виду, – он наконец снизошел до объяснений, – что работа у нас сегодня будет ночная. Позже расскажу.
– Боюсь, что когда настанет это «позже», нам придется посвятить разговорам всю оставшуюся жизнь, – не выдержала я. – Ты уже столько всего натворил, открещиваясь этим своим «позже объясню», что я вообще ничего не понимаю! Чувствую себя совершенно безмозглым, запутавшимся существом…
– Ну, – Жорик улыбнулся, и я твердо решила, что сфотографирую эту его улыбку с целью повесить фото на стену как мишень для метания дротиков, – для женщины это неудивительно.
Я круто развернулась и пошла в направлении, противоположном от намеченного Жориком. Гори оно все синим пламенем! Я, в конце концов, тоже человек. Надоело! «Сдаешься, не вступив в игру?» – мысленно подтрунивали надо мной азарт и самолюбие. «Правильно, правильно, уходи отсюда, не лезь в это сумасшествие», – поддерживал здравый смысл.
– Эй, – кричал опер мне вслед, – ты что, обиделась? Вернись!
– Ни за что! – громко выкрикнула я, обернувшись. Потом, послушавшись доводов самолюбия, добавила: – Пока ты не пообещаешь мне объяснить все по-человечески, я ни на шаг к тебе не приближусь!
– Катерина! – Жорик осторожно пытался подойти. Синхронно с его передвижениями я отходила дальше, дабы расстояние между нами не уменьшалось. – Ты нужна мне!
Проходившие мимо пожилые дамы многозначительно переглянулись и захихикали как-то совсем по-девчоночьи.
– А мне нужны твои объяснения! – не уступала оперу я.
На миг лицо Жорика сделалось серьезным. Он чуть присел. Потом вдруг рванул с места и в два прыжка оказался возле меня. Невзирая на мои визги, он перекинул меня через плечо и понес в сторону ближайшего кафе. Прохожие косились на нас подозрительно, но, сочтя происходящее милой игрой, не вмешивались. Через несколько минут я притихла и смирилась. Частично ради того, чтобы выбрать удачный момент для побега, но в общем просто осознав тщетность попыток вырваться.
– Знаешь, – Жорик помог мне снять куртку и пододвинул стул, – все сегодняшние наши достижения основываются на шантаже. Клюшка открывается, опасаясь, что клиенты узнают о его притоне. Лера – перепугавшись собственной ответственности… А я вот нарушаю закономерность: не поддаюсь на твой шантаж.
– В чем же тут шантаж?
– Ты нужна нашему делу. И пытаешься использовать этот факт с выгодой.
– Точно. Я прямо-таки зверски корыстна! Совершаю ужасное преступление – не хочу позволить себе не ведать, что творю, и вымогаю объяснений.
Сформулировав последнюю мысль, я вдруг почувствовала себя значительно легче. «Именно так. Я пытаюсь сейчас отойти от дела Виктории не из-за лени, не от страха, не вследствие неприязни к методам Жорика… А просто потому, что не могу делать то, в чем ничего не понимаю. И трактовать это как то, что я сдалась, не вступив в игру, будет неправильным», – твердила я себе.
– Так вот, – прервал мое самовнушение Жорик. – Если тебя начинают шантажировать, есть только два пути: устранить причину шантажа или устранить шантажиста. Любые другие действия лишь затянут туже петлю на твоей шее.
Я не понимала, к чему он ведет, но слушала очень внимательно.
– Я не устранил ни тебя, ни потребность в тебе, – задумчиво продолжал Жорик. – Боюсь, ты не отстанешь и не прекратишь пить кровь, вымогая у меня разъяснений.
– Не прекращу, – не стесняясь, подтвердила я.
– В таком случае, – Жорик оставался предельно серьезен, – правильнее будет удовлетворить твою просьбу. Спрашивай!
Я растерялась. Настроившись немного повоевать за информацию и, не получив таковой, с чистой совестью выбыть из игры, я не была готова к капитуляции противника. Когда не знаешь чего-то конкретного, то вопросы задавать легко и полезно. Сейчас же сложилась ситуация иного характера – я не понимала вообще ничего, включая то, какие вопросы нужно задавать.
– Ну, – понимая, что другого такого случая может и не представиться, я все же вынудила себя к диалогу, – прежде всего объяснись по поводу себя. Зачем тебе все это нужно?
– В смысле?
Гениальный ответ! Похоже, Жорик собрался просто потрепать мне нервы.
– В том смысле, что ты, нормальный человеческий м-м-м… э-э-э… полицейский, – я спохватилась, густо покраснела, но все же продолжила: – Зачем тебе вести это дело как тихое частное расследование? По сути, ты ведь и вправду можешь нагрянуть с какой-нибудь хиленькой группой захвата сначала в Клюшкин притон, потом на дом к «кошке»… Можешь посадить всех за решетку и подождать, пока они сами согласятся дать показания против Александра. Можешь устроить грандиозную бучу с громким захватом преступника, получить повышение по службе и деньги Виктории. Зачем тебе я? И главное, зачем было подставлять меня перед Клюшкой? – по мере произнесения монолога я все больше и больше заводилась. – Тебе, видимо, просто нравится унижать людей! Играешь в крутого парня, совершенно не думая об окружающих. Я ведь не знала, что веду к другу в офис полицию. Как я теперь буду Клюшке в глаза смотреть, ты соображаешь?!
– Нет, – Жорик старался говорить спокойно, но чувствовалось, что мои слова его задевают. – О том, как ты будешь смотреть в глаза содержателю притона, я не думал. Думал о том, как он мог смотреть тебе в глаза. Наверняка прикидывался другом и подсчитывал при этом, хватит ли у тебя денег, чтобы оформить у него заказ. Прикидывал, стоит ли ловить тебя на крючок. Ты ведь барышня одинокая. Николаша не мог не заподозрить в тебе потенциальную клиентку…
– Глупости! Даже если так и он предложил бы, я бы отказалась.
– Катерина, поверь, я хорошо в свое время изучил методы Николая. Ты не смогла бы отказаться – он открылся бы только тогда, когда ему стало бы за что тебя зацепить. Хочешь пример? Одна особа, известная как женщина семейная и порядочная, жена одного выдающегося бизнесмена, стала клиенткой Клюшки. Почему? Да потому что один из сотрудников Николая соблазнил ее и пригрозил обнародовать сей факт. Пришлось согласиться оплачивать его услуги в течение всего последующего проводимого ею на курорте времени.
– Опять шантаж?! – во мне крепла уверенность, что других средств достижения целей в мире просто не существует.
– Ну да. Только в очень ненавязчивой форме. Парень шептал женщине слова любви, жаловался на собственное подневольное положение. Мол, он бы и не хотел, но шеф… В общем, пудрил мозги по полной программе.
– Ко мне бы Клюшка приставать не стал, – уже не так уверенно заявила я. – Мне нечего терять. Я не слыву порядочной и семейной, – почему-то затрагивать эту тему было до крайности неприятно. – Кстати, ты по-прежнему не отвечаешь на вопросы.
– Ладно. Буду отвечать. Ты говоришь, что я издеваюсь над людьми… Возможно. Но в данной ситуации это был единственный метод добиться правды. С тобой бы Клюшка перестал откровенничать, едва узнав об опасности, угрожающей его секретарше. Эти люди могут помогать кому-то, только если трясутся от страха.
– Ну, пошел бы к Клюшке без меня!
– Кто б меня туда впустил! Охрана бы радостно сообщила, что Николаша спешно смылся по делам или еще что-то…
– Тогда вызвал бы его к себе!
– Рядовому оперу не так-то легко вызвать к себе известного бизнесмена. И группу захвата, – Жорик покрутил пальцем у виска, – даже самую, как ты говоришь, хиленькую, под такое дело никто не даст. Кроме того, удостоверение мое липовое. Из органов я действительно вылетел, причем уже давно. – Я мысленно прокричала «ура». – Понимаю, что подпортил ваши с Николашей отношения, но мне казалось, что после того, как ты узнаешь, кто он на самом деле…
– Все равно! – не унималась я, хотя уже находилась в гораздо более миролюбивом расположении духа. – Кем бы он ни был – он мой приятель. Друг юности. Ты не имел права так подставлять меня. Мог бы рассказать мне все с самого начала, и мы бы придумали вместе, как вытянуть из него информацию.
В глазах Жорика вдруг промелькнула искренняя растерянность.
– Ты знаешь, я не подумал, – он пожал плечами, как бы извиняясь. – Я вообще не привык делиться с кем-то планами. Тем более с женщиной… – Памятуя мою реакцию на подобные высказывания, Жорик быстро схватил меня за руку. – Только не вздумай опять обижаться и уходить. Я не хотел тебя задеть. Я помню, что ты привыкла осознавать себя личностью.
Не совсем поняв, была последняя фраза издевательством или оговоркой, я на всякий случай вырвала руку. И раздраженно поправила:
– Я говорила не о себе! Я привыкла, что окружающие видят во мне личность, а не…
– Какая разница! – отмахнулся экс-опер.
Я отвернулась.
– Кстати, я как раз собирался рассказать тебе, почему взялся за это дело, – намеренно интригующим шепотом проговорил Жорик, многозначительно вскинув брови.
– Рассказывай, – любопытство моментально приглушило все остальные мои чувства.
– Изначально, когда Силенская только-только изложила суть проблемы, я согласился помочь лишь потому, что в деле фигурировал клуб знакомств. С Николашей, как ты знаешь, у меня давние счеты – он все-таки существенно подпортил мне в свое время отношения с начальством.
– Ты хотел отомстить?
– Что-то в этом роде, – Жорик нехорошо прищурился, и я на всякий случай отодвинулась чуть подальше. – Не люблю я его. И конечно, с радостью помешаю нагло наживаться на чужом одиночестве… А может, я сам себе вру. Знаешь, есть внутри меня некто, кто страстно хочет быть хорошим и постоянно ищет оправдания собственным недостаткам. Может, действительно просто хотел отомстить, вовсе не задумываясь о благе мира…
Мне вдруг стало приятно, что не одна я состою из массы враждующих между собой в потаенных уголках моей души персон.
– Однако потом, – продолжал Жорик, – когда я услышал требуемую шантажистом сумму и понял, что это не Клюшкин уровень…
– Почему? – перебила я. – Думаешь, на своих мальчиках он зарабатывает больше?
– Клюшка – умный человек, он прекрасно ориентируется в материальных выгодах дел такого рода. Репутация Силенской стоит значительно дороже десяти кусков. Кроме того, Николаша отлично понимает, насколько рискованно подобное мероприятие и насколько плачевно не только для шантажиста оно может закончиться… У Силенской солидная крыша.
– Зачем тогда она обращается за помощью к нам, а не к своей крыше?
– Вот уж не знаю. Но уверен, что шантажист этого предусмотреть не мог. В общем, когда стало ясно, что это не Николаша, я, по-хорошему, должен был бы забросить это дело, но…
– А кто? – решилась напрямую спросить я.
– Тьфу! – разозлился Жорик. – Ты дашь мне договорить? Я тут, можно сказать, душу обнажаю. Что – кто?
– Шантажист кто? Я знаю, ты думаешь, что «кошка», – раз напарником Александра была она, то она же и шантажист, – но мне, если честно, ее жалко. Давай не подозревать ее, пока не будет веских доказательств.
– Не знаю, – Жорик хмурился. – «Кошка» твоя говорит, что ничего о шантаже не знает. Выходит, Александр действовал сам или с каким-то другим напарником. Впрочем, мы не имеем права верить словам Леры. С одной стороны, ей этот Александр – как кость в горле, не меньше, чем для нас. Она его просто боится до смерти. Если мы умудримся взять брата, не подставив Леру, она будет просто счастлива. К тому же я пригрозил ей засадить ее за решетку. А в случае поимки Александра обещал оставить на свободе. Если братец сам, конечно, ее не заложит. С другой стороны – тебе вчера звонили с угрозами из офиса Клюшки. Звонил, скорее всего, Санька, а впустила его в кабинет и рассказала о том, что ты расследуешь дело об ограблении Силенской, «кошка».
– Действительно! – Я разрывалась между желанием оправдать «кошку» (люди сложной судьбы всегда вызывали у меня жалостные чувства) и пониманием того, что вообще-то она очень даже виновата и просто так снимать с нее подозрения было бы совершенно непрофессионально. – Можно ли ей доверять после такого?
– Таким, как она, нельзя доверять в принципе, – «утешил» меня опер. – Они действуют только так, как им выгодно… И потом, баба – существо подневольное. Ей Санька пригрозил, что со свету сживет в случае чего, вот она и была постоянно на шухере. А потом я пригрозил, что засажу ее за решетку, а ребенок в детдом попадет. Думаю, «кошка» справедливо рассудила, что мои угрозы страшнее. Да и выгоды от сотрудничества со мной для нее явно существеннее. Пока будем считать, что она рассказала все. Так вот, я все хотел сказать, что не бросаю это дело потому…
– Постой! – меня вдруг осенило. – Это не может быть «кошка», потому что она не смогла бы подбросить письмо в комнату Виктории. Если бы такой человек, как она, оказался бы в квартире Силенской, обязательно что-нибудь пропало бы, а в нашем случае все вещи остались на месте… Давай считать, что в смысле шантажа Александр действует тайно от сестры.
– Ладно, – Жорик жестом остановил меня и почему-то перешел на сухой деловой тон, – разберемся. Первоочередная задача – схватить Саньку с поличным. Ты будешь работать этим самым «поличным».
– Это как?
– Элементарно! Сегодня вечером ты выступишь в роли одинокой барышни, жаждущей романтических объятий.
Окончательно сбив меня с толку, Жорик преспокойненько направился к барной стойке. Вредность вынудила меня сделать как можно более равнодушное лицо. Я безразлично отодвинула край тяжелой гардины и принялась рассматривать прохожих.
– Все обдумала? – мне показалось, что прошла целая вечность, пока Жорик наконец принес кофе и продолжил разговор.
– И не думала даже ничего обдумывать, – полная чувства собственной значимости, отозвалась я. – Потрудись корректно поставить задачу. Что именно я должна буду делать?
На секунду мне показалось, что громкость моего сердцебиения превышает все нормы приличия и перекрикивает звучащую в зале музыку.
– Сегодня вечером ты отправишься в клуб знакомств господина Клюшки, дабы иметь честь пообщаться с нашим Александром. Более того, ты с радостью согласишься поехать с ним за город и, якобы распив там бутылку шампанского со снотворным, позволишь ему снять с себя все драгоценности.
– Как это «якобы распив»? – зачарованно спросила я.
«Вот оно! Настоящее приключение! С благородной целью, с риском, с возможностью по-настоящему проявить себя!» – счастливо причитала худшая половина меня. Вторая половина выражалась грубо и нецензурно, вопила что-то о детстве, играющем в местах, для этого не предназначенных, о времени, убитом безжалостно в упор, а также о других минусах готовящегося мероприятия. Как всякий нормальный индивидуум, я слушала ту половину себя, которая говорила приятные вещи.
– Не переживай, снотворное в бутылки Александра всегда подмешивала «кошка». На этот раз она этого не сделает.
– Сомнительное поручительство, – нахмурилась я. Потом вспомнила о собственном мужестве и делано бодро пробормотала: – Ладно. Рожденный ползать – разбиться не может. Не думаю, что мне на роду написано отравиться снотворным. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
– И наоборот, – добавил Собаневский.
Я от души расхохоталась. Удивительно, как удачная шутка может изменить отношения между людьми. Бывший опер уже не казался мне бесчувственным и жестоким. Странно, но между мной и Жориком потихоньку воссоздавалась дружеская атмосфера. Хорошо, когда у людей общие задачи. Я сообразила, что мне такие отношения вполне выгодны, и решила поддерживать их в дальнейшем.
– А Александр захочет со мной общаться?
– Опять же угнетаемая братом Валерия выступит в роли прекрасной феи. Едва ты переступишь порог клуба, она моментально позвонит Александру и сообщит, что пришла отвечающая всем его требованиям «жертва».
– Каким таким требованиям? – подозрительно прищурилась я.
– Ну уж уровень интеллекта и личностные качества его явно не интересуют, – Жорик подмигнул. – Договоримся с Силенской, приоденем тебя, нацепим дорогих побрякушек. Кроме того, Лера скажет, что видела у Клюшки досье на тебя и знает, что ты крайне дорожишь своей репутацией.
– Стоп! – здравая часть меня кое-как нашла достойный аргумент. – Сначала Санька звонит мне с угрозами, зная, что я взялась помогать Силенской, а потом принимает меня за богатую незнакомку, ищущую жениха в клубе знакомств? Он что, совсем идиот?
– Говори уже напрямую, что думаешь, – усмехнулся Жорик. – Ты хотела сказать это про меня, да? Нет, он не идиот, и я тоже. Прежде чем предложить этот план, я обсудил его с «кошкой». Лера уверена, что Санька не знает тебя в лицо. Представишься другим именем, сыграешь роль. Ну да, придется немного изменить голос. Справишься?
– Все это звучит логично, – я все еще пыталась разобраться в вводных данных. – Но я никак не могу понять зачем. Почему бы тебе просто не узнать у «кошки», где можно найти преступника, и не схватить его?
Авантюрная часть меня всерьез опасалась, что я подкидываю сейчас отличную идею. Жорик вполне мог принять ее и немедленно лишить меня возможности совершить подвиг.
– А толку?! – судя по выражению лица Жорика, я проявляла чудеса глупости. – Привлекать-то его не за что! А «кошка» давать официальные показания против него боится, причем небезосновательно. Вдруг за брата вступится кто-нибудь из сильных мира сего и его не посадят?
– А твои методы убеждения на что? – я покосилась на карман Жорика, в котором, как выяснилось ранее, он таскал наручники. – Не можешь, что ли, поймать этого Александра да признание из него сам вытянуть?
– Не могу, – честно признался Жорик. – Клюшка и Лера – народ невежественный. О том, что подобное мое поведение противозаконно, они не задумываются. А Санька – человек бывалый, с ним по всем правилам действовать нужно. Эх, не были бы бабы такими трусливыми… – тяжело вздохнул Жорик.
Я моментально поклялась себе, что во имя чести всех женщин буду теперь делать вид, что вообще ничего не боюсь.
– Ни одна из потерпевших, – объяснил причину своей скорби бывший опер, – не согласится дать показания. Все побоятся признать, что посещали клуб знакомств. Все они – женщины порядочные.
– А я, значит, нет?!
– А кто говорил, что не слывет «семейной и порядочной» и репутацией своей не дорожит? – ехидно напомнил опер.
Вот те раз! И ничего не попишешь.
– То есть ты хочешь, чтобы я позволила ему обокрасть меня и потом написала заявление в полицию?
– Именно, – подтвердил Жорик. – Ты не бойся. Я с собой возьму одного хлопца – он действующий опер. В смысле в органах он и по сей день работает. Мы с ним этого Александра сразу после совершения ограбления возьмем. И доказательства все на месте, и ты цела, и преступник пойман. А потом уже и о шантаже потолкуем. И о напарнике. Когда вина уже доказана, для выяснения подробностей можно обрабатывать преступника любыми методами, – Жорик многозначительно вскинул брови. – Думаю, Виктории больше не придется беспокоиться.
От последних фраз мне стало заметно не по себе.
– Будем считать, что сам ты – человек не жестокий, просто работа у тебя такая, – прошептала я вдруг осипшим голосом.
Жорик утвердительно кивнул, даже не попытавшись оправдаться. Я никак не могла определиться со своим отношением к Георгию. С одной стороны – еще неизвестно, кто хуже – обворовывающий богатых дур Санька (дамы другого рода с посторонним мужиком в лес не поедут) или Жорик, «обрабатывающий любыми методами» всех, от кого требуются показания.
– Значит, встретимся вечером? – Я привстала, давая понять, что у меня сегодня еще масса своих дел.
– Хорошо. В семь буду у тебя. Только не уходи, подожди еще минуту, я уговорил Викторию привезти сюда одежду для твоего вечернего выхода и какие-нибудь драгоценности. Чтобы Санька ничего не заподозрил, ты должна вызывать непреодолимое желание немедленно тебя ограбить.
Я скривила недовольную гримасу.
– Что значит «уговорил»? Это кому надо – мне или ей? И вообще, я спешу.
– Ну и характер, – проворчал Жорик. – Не придирайся к словам, если можно! Ладно, если так спешишь, уходи, я сам встречусь с Силенской и все привезу тебе вечером.
Он поднялся и стал помогать мне надеть куртку. Я вдруг вспомнила наши вчерашние дебаты со вторым бывшим мужем и развеселилась.
– Сам за дамами ухаживаешь, а чужих мужей от этого отучаешь!
– Я?! – Жорик откровенно недоумевал. – А, ну да, – он тоже вспомнил и улыбнулся. – Знаешь, чтобы стать самым высоким, можно вырасти самому, а можно укоротить окружающих. Это я так соперника устранял.
Я округлила глаза от удивления.
– Шучу! – быстро оправдался Жорик. – Я не о тебе говорил, а вообще о женщинах…
Уж не знаю почему, но мне его реплика показалась изысканным комплиментом. Я даже перестала обижаться и благосклонно оперлась на подставленный экс-опером локоть при выходе из кафе. Жорик решил помочь мне спуститься по ступенькам. Конечно, сегодня я опять напялила свои супермодные шпильки, вспомнив об их непригодности к гололеду уже только на улице. Посему я тотчас же поскользнулась и, не выпуская Жорикиного локтя, растянулась на льду. Несчастный опер еще несколько мгновений пытался поднять меня и удержаться на ногах, но не тут-то было.
– Всегда говорил, что хорошие манеры до добра не доводят! – пробурчал Жорик, приземляясь прямо на меня.
– Просто ты неправильно подавал локоть! – вступилась я за всемирный этикет, потом случайно окунулась глазами в магический взгляд Жорика и почему-то перешла на шепот, краснея: – Надо было крепче меня держать!
– Как не стыдно! Взрослые же люди! – вмешалась проходящая мимо старушка.
– Докатились! – прямо над нами раздался голос Силенской. – Это в общественном-то месте? Катя, а кто жаловался на современных тинейджеров, не понимающих, что интимное должно оставаться интимным?
Мы с Жориком поспешно отскочили друг от друга.
– Вот, скомпрометировал меня в глазах общественности! – упрекнула я, стараясь свести все к шутке.
– Это я тебя тренирую, – раздалось в ответ. – Тебе ведь предстоит опорочить собственную репутацию, сообщив полиции о своем визите в клуб знакомств.
И тут я поняла, что меня так сильно во всем этом раздражает. За меня все уже давно решили! По сути, моего мнения о том, согласна ли я рисковать жизнью и репутацией сегодня вечером, никто не спрашивал. Жорик, даже не получив еще моего согласия, обязал Викторию привезти мне вещи для переодевания. Вика примчалась, даже не узнав, не возражаю ли я против такого опасного мероприятия.
– Хорошо, что ты пришла, – серьезно обратилась я к Виктории. – С Георгием говорить и спорить бесполезно. Да и страшновато, если честно. Потом объясню почему. А вот с тобой я как раз хотела все обсудить. Дело в том, что я не собираюсь исполнять роль тупой наживки для преступника.
Ожидаемая мною недоуменно-трагичная пауза так и не возникла.
– Вот-вот, – затараторила Виктория, – я тоже хотела это сказать! Вещи, конечно, привезла, но план Георгия мне категорически не нравится! Слишком опасно для Катерины.
Я искренне удивилась. Давно это Вика начала думать о ком-то, кроме себя?
– Во-первых, зачем Кате так порочить себя? – продолжала Силенская. – Вдруг она все-таки возьмется за ум и решит заняться каким-нибудь серьезным бизнесом, в котором доверие клиентов необходимо. У нее и так с биографией не все гладко. Поэтому если уж решим все это затевать, то пусть Катерина в заявлении на вора пишет, что пришла в клуб с целью написать репортаж. Журналисты ведь часто вынуждены, так сказать, уподобляться контингенту. Но репутация – лишь одна сторона вопроса. Понимаете, – тут Виктория как-то странно развела руками, будто собиралась сообщить что-то, ей самой совершенно непонятное, – я хоть и знаю, что все будет под контролем, но все равно очень боюсь за Катьку – Александр, как выясняется, весьма опасный тип. – Вика посмотрела на Георгия с откровенной мольбой: – Может, не будем отдавать ему в лапы мою подругу? Может, поищем каких-то других подставных лиц? – И сразу принялась пояснять: – Я разговаривала с одной знакомой, которая тоже клуб знакомств посещала. Незаметно затронула нужную тему, стараясь себя не особо раскрывать. И выяснилось, что я не одна такая. Оказывается, знакомая также подверглась нападению Александра. И выходит, что я еще легко отделалась. Знакомая эта натерпелась намного больше. Знакомство, приглашение пообщаться наедине – все это то же, что и со мной было, как по писаному. С той лишь разницей, что она купилась на то, что он преподнес себя как знатока женских романов. Ясное дело, этот гад ведь знал, на какие кнопочки каждой из женщин нужно нажимать. – Вика зябко поежилась, вспоминая о своем унижении. – А вот потом… Представляете, снотворное на нее не подействовало. Вернее, подействовало, но ненадолго. Она пришла в себя как раз в тот момент, когда этот подонок рылся в ее кошельке, конечно, стала кричать, звать на помощь. Он избил ее, заткнул рот какой-то грязной тряпкой и сбежал…
– Господи, но почему она не подала на него заявление в полицию?! – Я никак не могла понять, как можно простить кому-либо подобные действия.
– Поначалу собиралась. Но «добрая спасительница, хозяйка дачи», разубедила ее. – Вика иронично вскинула брови. – Загадочная хозяйка решила вдруг среди ночи заглянуть в свой сарай и, обнаружив мою несчастную знакомую, отвезла ее в город. По дороге «спасительница», не переставая ужасаться, как порядочная женщина могла поехать с незнакомым мужчиной в лес, посоветовала моей знакомой вообще никому не рассказывать о случившемся. Знакомая и сама уже пришла к такому мнению. Она, дочь очень строгих родителей, никак не могла допустить такого позора для семьи. А я вот все думаю, – Вика мрачно усмехнулась, – если бы он начал бить меня, то я бы стала сопротивляться до последнего… Он, возможно, даже убил бы меня…
– Вот сволочь! – не выдержала я. – Одно дело – отбирать драгоценности у добровольно напросившихся на приключения, валяющихся в обмороке дур. Другое – избивать беззащитных женщин.
Я вдруг поняла, что никогда не смогу уважать себя, если не помогу остановить этого подонка.
– Не хочется мне подвергать Катерину такому риску! – снова принялась упрашивать Георгия Виктория. – А вдруг преступник заметит, что снотворное на нее не подействовало? Нужно нанять для этой роли женщину более спортивную, способную защититься. Катерина у нас даже фитнесом не занимается. Если надо будет побежать, наверняка споткнется. – Я хотела возразить, но в ее монолог невозможно было вставить ни слова. – Она и в обморок может свалиться от испуга, мне кажется… Может, можно действовать как-то по-другому?
– Можно, – Жорик в упор посмотрел на Силенскую. – Напишите на пару со своей знакомой обвинительные заявления!
Вика молча отвела глаза.
– Она не напишет, – озвучила я очевидный факт. – А я не стану разыгрывать из себя жертву.
Жорик с досадой махнул рукой.
– Тогда разбирайтесь сами! – Тут он глянул на меня с какой-то простодушной детской обидой. – И ты туда же? Думал, нашлась хоть одна нормальная баба! Как можно быть такой эгоисткой? – Жорик демонстративно отвернулся. – Их пытаешься от подонков всяких защитить, а они…
Несколько секунд мы с Викторией с ужасом смотрели на собравшегося уходить опера. «В конце концов, – я быстро стала убеждать сама себя, – она волновалась, а он решил все за меня не из вредности, а потому что не мог усомниться в моей храбрости…»
– Подожди, я передумала! – Мой вопль прозвучал в унисон с точно таким же криком Виктории.
– Жорик, я пойду в этот чертов клуб! – прокричала я уже одна и тут же поняла, что быстрота реакции меня крупно подвела. Промолчи я сейчас – и Виктория наверняка бы выпалила, что согласна написать обвинительное заявление. Увы, слово было сказано, и мне ничего не оставалось, как выполнить обещание.
– Я верил в тебя! – Жорик подмигнул, и мне на секунду показалось, что его обида и недоумение были продемонстрированы нам в педагогических целях.
– Итак, вечером займемся более подробным планированием предстоящей операции. – Жорик снова был в отличном расположении духа. – Катерина, я верю в тебя! Ты ведь на самом деле боец. Я-то сразу это понял.
И Жорик, и Виктория смотрели на меня с неподдельным восхищением, а я еле сдерживалась, чтобы не разреветься.
– До вечера, – сухо бросила я и, поминутно хватаясь за стену дома, дабы не поскользнуться, поковыляла в сторону метро.
Глава восьмая, в которой героиня с удивлением понимает, что риск – дело благородное, но, увы, ужасно опасное
Таксист подвез меня к самому крыльцу клуба «Надежда».
– Удачи, – многозначительно кивнул он мне.
Видимо, как ни старался Клюшка сохранить вокруг своего заведения атмосферу таинственности, назначение клуба знали все кому не лень. Неудивительно, что большинство посетителей выходили из машин кварталом раньше и буквально подкрадывались к крыльцу клуба, поминутно оглядываясь и надвигая пониже на лицо головные уборы. Мне скрывать было нечего, но для правдоподобности легенды я тоже опасливо оглянулась. Как ни странно, в переулке не оказалось ни одной живой души.
– Кто? – спросил меня охранник сквозь зарешеченное переговорное устройство.
– Катерина Кроль собственной персоной, – раньше я никогда не посещала закрытые клубы, посему происходящее начало слегка веселить меня.
Я улыбнулась и помахала рукой, глядя в то место, за которым, по моим предположениям, пряталась Клюшкина камера.
– Пользуясь случаем, хочу передать привет… – начала было я, потом представила, как заерзал в своем кресле Клюшка, переживая, что своим поведением я раскрою тайну видеонаблюдения, и решила не озорничать. – Не переживайте, – успокоила я пространство, – кроме меня, в переулке никого нет.
Мое поведение никак не соответствовало инструкциям Жорика. Я устыдилась подобного несоблюдения правил, но, вспомнив, что героям можно все, высоко подняла голову и гордо проследовала в любезно распахнутую передо мной охранником дверь. Внутри я моментально потерялась. Атмосфера клуба действовала угнетающе. Все здесь отдавало вульгарной претенциозностью. Эдакое нагромождение дорогих и в общем-то красивых, но совершенно не сочетающихся друг с другом вещей. Не иначе как вкусы у элиты нашего города сильно испорчены. Клюшка, обладающий изысканным вкусом, мог допустить такую нелепицу, только руководствуясь коммерческой выгодой.
Как и было оговорено сценарием, я, игнорируя восторженные приветствия окружающих, проследовала прямо к барной стойке. Интересно, я действительно вызвала бурю эмоций или таким образом здесь встречали каждую вновь прибывшую даму? Я уселась на высоченный, крайне неудобный стул. Точно зная, что и среди этих «акселератов» бывают вполне комфортные, я лишний раз подивилась Клюшкиному отношению к благоустроенности заведения. Неужели нельзя было накупить человеческих барных стульев? Через секунду в зал вошла пожилая брюнетка с электронной сигаретой, осанкой кинозвезды и огромной родинкой на подбородке.
– О, кто к нам пожаловал! Присоединяйтесь к нашему столу, мадам. Подсаживайтесь к нам, отсюда будет лучше видно происходящее на сцене! – закричали ей с разных концов зала.
Ее приветствовали почти так же, как и меня, разве что обращение «прелестное дитя» заменяли на более соответствующее «мадам». Я обиделась. Дама близоруко оглядела зал, застенчиво скосила нарисованные глазки и присела за один из ближайших столиков. Сидящие за ним женщины тут же принялись втягивать вновь прибывшую в какой-то свой спор, а джентльмены, с видом бесспорного превосходства, оглядывали остальные столики. Видимо, престиж компании здесь был прямо пропорционален количеству присоединившихся к ней женщин.
– Не обращайте внимания, – таинственно прошептал мне на ухо незнакомый насмешливый голос. – Они просто в замешательстве, понимая, что вы им не по зубам. Поэтому не особо проявляют инициативу. Попробуйте улыбнуться кому-нибудь.
Я медленно обернулась. Говорящий вольготно облокотился на стойку и по-хозяйски пристроил свою руку у меня за спиной. Пахнуло алкоголем.
– Это будет воспринято как поощрение, и вас немедленно пригласят в компанию и коронуют, – продолжал он, потом подмигнул бармену: – Еще виски, пожалуйста.
– Простите, мы знакомы? – преисполненная наигранным негодованием спросила я.
– Надеюсь, будем, – пьяно прошептал незнакомец и отрекомендовался: – Алексей.
Из просвета между полями шляпы и густой ухоженной бородой хищно блеснули черные глаза. Значит, вот в каком виде решил предстать передо мной преступник. Забавно, что Виктории Санька представился настоящим именем. Видимо, я, вопреки ожидаемому, все же произвожу впечатление человека, перед которым не стоит открываться. Паника вдруг покинула меня. Подумаешь, какой-то взбалмошный ловелас в шляпе д’Артаньяна и с его же манией величия! Чего бояться-то? Я полностью вжилась в знакомый образ собирающей информацию журналистки.
– Катя, – я улыбнулась самой наивной из всех моих улыбок. – Будем знакомы.
Я с нетерпением ждала, когда же лже-Алексей заговорит вновь. Было чрезвычайно любопытно, чем «кошка» посоветовала ему подкупить меня.
– А вы здесь зачем? – после минутного смакования выпитого вновь заговорил лже-Алексей.
– Как все, – неопределенно развела руками я, изображая некоторое смущение от такого вопроса. Получилось не слишком правдиво, потому как краснеть по заказу я не умела.
– Не ходите больше сюда! – вдруг повысил голос мой собеседник. – Не ходите!
Он склонился над самым моим ухом, и я поняла, что этот человек совершенно пьян. Интересно, как он собирался «работать» в таком состоянии? Хотя, возможно, он просто хорошо изображал опьянение, дабы усыпить мою бдительность.
– Почему же не ходить? – удивилась я.
– Не ходите, и все! Вы пытаетесь спастись от одиночества? Собственно, как и все здесь, – оставаться одной больше невыносимо, а от шушеры из ближайшего окружения тянет блевать. Надеетесь здесь подцепить кого-нибудь поприличней и побогаче. Все-таки элитный клуб! Так ведь? – ничуть не смутившись моим молчанием, продолжал лже-Алексей, заплетаясь в изложении собственных мыслей: – «Продам дорого собственное одиночество!» – шутите вы сейчас, подразумевая, что продаетесь сами. Но это пока. Покуда вы молоды и в силах. Позже станете говорить иначе: «Приплачу забравшему мое одиночество».
– Думаете, у меня настолько мало шансов устроить свою личную жизнь еще в молодости? – я решила поиграть в оскорбленное самолюбие.
– Здесь – ни одного. Вы, видно, еще не поняли. Эти люди, – тяжело дыша, он обвел пульсирующими в такт дыханию зрачками присутствующих в зале, – не ищут спасения от одиночества. Они кичатся им! Если эта проблема исчезнет, им нечего будет обсуждать, не за что будет себя жалеть. Они приходят сюда, дабы купить ощущение, будто у них все в порядке, все, как и у остальных, в норме. Никто из них ни за что не станет менять свою жизнь. Ведь это же так удобно – жить для себя и во имя себя…
Похоже, наш Санька был великолепным актером. А может, именно сегодня у него что-то случилось и он нарушил обычные правила.
– Скажите, вас кто-то обидел? – мне по-настоящему стало его жаль.
– Обидел?! – свирепо прорычал собеседник, но потом вдруг разом сник и, жалко махнув рукой, проворчал: – Никто меня не обидел. Кому я здесь нужен, чтоб меня обижать?
– Мне. – В конце концов, я даже не врала. – Знаете, я сейчас поняла, что пришла сюда именно ради вас.
Я старалась говорить как можно романтичнее. Лже-Алексей с интересом прищурился.
– Да? Когда же ты успела это понять? – Он самодовольно хмыкнул. – Хотя почему нет? Ну так, может, это… ну его, этот клуб, на фиг? Может, рванем куда-то прочь? В смысле, – он встал и галантно склонил голову, – мадам, не желаете ли посмотреть скромное жилище одинокого рок-н-ролльщика?
– Желаю, – покорно ответила я и, больше придерживая самого лже-Алексея, чем опираясь на его локоть, направилась к выходу.
Как только мы ушли, зал разразился аплодисментами – начиналась шоу-программа.
– Ну вот, так и не посмотрю, как девочки танцуют, – расстроилась я.
– Не плачь, крошка, я все тебе перескажу! Туфта туфтой! – категорично заявил лже-Алексей, потом оглянулся, убеждаясь, что в холле никого нет, и вдруг вжал меня в стену и впился в губы отвратительным пьяным поцелуем.
Ну уж нет, так мы не договаривались! Я вцепилась обеими руками в его бороду и поджала ноги, пытаясь опрокинуть противника на пол. Прием удался. Лже-Алексей взвыл и упал на колени.
«Вот это номер, – меня вдруг осенило, – борода-то настоящая!»
– Ты че, с ума сошла?! – лже-или не лже-Алексей почти протрезвел и теперь, обхватив мое лицо, пристально смотрел мне в глаза: – Ну один поцелуйчик на дорожку, а?
Я уже совсем ничего не понимала. В этот момент до ужаса знакомый гнусавый голос прошипел:
– Убери от нее руки!
Ошибки быть не могло – за спиной Алексея стоял настоящий Санька. Я сразу узнала лицо с записи. И как только я могла обознаться? Санька развернул Алексея за плечо и со всей силы ударил его по лицу. Алексей почему-то приоткрыл рот и беззвучно осел на пол. Я набрала полную грудь воздуха, дабы завизжать.
– Ни звука, Кроль обожравшийся! – холодный металл ножа коснулся моей щеки. – Сейчас мы с тобой, милочка, спокойно проследуем в уборную. Там уж точно нам никто не помешает. Одно лишнее движение – и ты труп. Поняла?!
Я кивнула. Ноги вдруг сделались ватными, каблуки – шаткими, а платье – слишком узким и неудобным. Страстно хотелось заорать или, на худой конец, зареветь. Но Санька подобного моего поведения наверняка бы не одобрил. Я злорадно подумала, что Жорик и Виктория теперь до конца жизни не смогут себе простить моей смерти. Потом вспомнила маму с сестрицей и решила быть гуманисткой.
– Не переживайте, – вежливо обратилась я к преступнику и послушно развернулась в сторону туалетной комнаты, – я не могу позволить вам себя убить, поэтому сопротивляться не буду.
Санька мое обращение проигнорировал. Подталкиваемая в спину, через несколько секунд я оказалась в противоположной стороне холла. Увы, ничьего внимания мои передвижения не привлекли.
– А как же традиционное шампанское? – попыталась пошутить я.
– Заткнись! – Санька впихнул меня в туалетную комнату и закрыл щеколду изнутри. – Снимай побрякушки!
Мне стало дико жалко Викиных украшений и Жорикиных идей. Это ж надо, столько говорили, столько готовились – и вот так все рухнуло… «Так, Жорик со своим другом-опером наверняка следят за происходящим. Они обязаны быть где-то здесь. Еще секунда – и они придут мне на помощь», – старательно успокаивала я себя.
– Послушай, ты же не думаешь, что я одна сюда пришла? Как только мои друзья увидят, что я не вышла из клуба, они поднимут панику, – несмотря на уверенный тон, я все же подчинилась преступнику и, протянув ему серьги, принялась расстегивать колье.
– Разогналась! – беззубо оскалился Санька. Я подумала, что по этой улыбке я бы в любом случае распознала в нем уголовника. Наверное, остальным своим жертвам он улыбался, не открывая рта. – Они будут ожидать нашего появления на даче до посинения. Короче, давай быстрее! Колечко давай. Все наличные выкладывай, телефон и часы.
– Часы мои! – возмутилась я. – Мне их отец купил!
– Чего? – не понял Санька и проделал какое-то загадочное па лезвием ножа прямо перед моим носом. Я зажмурилась и послушно сняла часы.
– Наличных нет. – Я протянула вору сумочку.
Он бросил в нее все отобранное у меня и засунул сумочку за ремень у себя за спиной. Скрытая полами пиджака, драгоценная сумочка оставалась невидимой для глаз окружающих.
Позднее, прокручивая в памяти эти минуты, я понимала, что так и не успела всерьез испугаться. И по-настоящему расстроиться тоже не успела. Даже толком не поняла, что, собственно, происходит.
– Играть они с Саньком вздумали! Я сам мастак носы утирать! – ухмыльнулся преступник, после чего достал из внутреннего кармана пиджака скотч и угрожающе глянул на меня. – Только пикни, сразу прирежу. Чтоб, когда я уйду, не вздумала рыпаться и тихо сидела! Поняла?!
Я опять кивнула. Препротивнейшее, знаете ли, ощущение, когда тебя обматывают скотчем… Нет, ну руки к трубе привязать, подальше от двери, – это понятно, это чтоб не стучала. И даже с рациональностью заклеивания рта я была согласна. Но ноги-то зачем! В общем, это были пренеприятнейшие минуты моей жизни. Хотя нет, момент, когда бледная и перепуганная Виктория отдирала от меня этот самый скотч, был еще более неприятным. Наступил он сразу после того, как преступник отворил дверь уборной. Жорик, Виктория, Клюшка и еще какие-то незнакомые люди стояли на пороге и радостно приветствовали его.
– Подстерегли все-таки, гады! – завопил Санька и, оттолкнув метнувшегося было к нему охранника, бросился бежать по направлению к выходу. Мужчины моментально кинулись за ним, а Виктория – ко мне.
– Ой, Катюш, – причитала она, и из-под ее искусственных ресниц текли совершенно натуральные слезы, – он ничего тебе не сделал?
Я отрицательно замычала.
– Сейчас, сейчас я тебя освобожу, – и Вика, не переставая всхлипывать, принялась приводить меня в порядок.
– Вы что, все это время стояли под дверью? – спросила я, как только смогла говорить.
– А что нам было делать? – не менее экспрессивно ответила подруга. – Жорик сказал, что, выдай мы свое присутствие, преступник тут же возьмет тебя в заложницы. А так он сам пожаловал в наши лапы!
– Это если они его догонят! – не унималась я.
– Куда он денется! Находился с тобой в одном туалете, теперь обязан жениться!
Со стороны мы с Викой, наверное, походили на итальянок, потому как обе говорили крайне энергично, при этом отчаянно жестикулируя. Мне стало смешно. Вика заразилась моим настроением, и вот мы уже обе, давясь от смеха, сползали по стенке туалета.
– Нет, ну ты тоже хороша! – смеялась Вика. – Зачем ты с этим бородатым типом решила уйти?
– Так я подумала, что это Александр! Он, как ты и описывала, галантно приставал и звал в гости…
– Еще бы! Ты так шикарно выглядела в моих вещах, что тебя любой бы домой стал звать. Что ж, ты должна была с каждым идти? Ты ж Александра на записи видела!
– У меня память на лица плохая, – оправдывалась я. – Господи! Бедный бородач, вот ему досталось… А он вообще кто?
– Один из бывших работников Николая. Его уволили, потому что он влюбился в клиентку. А сегодня он пришел снова на работу проситься. У дамы его сердца закончились деньги, и она вернулась к бывшему мужу. Там целая драма! Парень пришел к Николаю с повинной и хотел восстановиться на работе. – Виктория вдруг всхлипнула – неужели и правда так за меня переживала? – Николай ему отказал, а нам раз пять все это пересказывал, чтобы доказать, как он был прав, считая спонтанную любовь между клиенткой и клубным работником невозможной.
Не прекращая рассказывать всякую ерунду, Вика самым настоящим образом плакала.
– Вот вы где! – к нам заглянул Жорик. – Давайте успокаивайтесь и идемте за мной.
– Поймали? – одновременно спросили мы.
– Поймали, – небрежно ответил Жорик, так, будто мы задали какой-то совершенно глупый вопрос. – Не могли не поймать!
– А-а… – мы с Викторией иронично переглянулись. – Мы сразу как-то не подумали… Если за дело берется наш опер, можно считать, что делу конец!
После этого мы с Викой еще минут пятнадцать почему-то хохотали, умывались, красились и снова хохотали.
Спасла меня от неотвратимой беды, оказывается, «кошка». Впрочем, она же и подвергла реальной опасности. Разрываясь между угрызениями совести и родственным долгом, она не нашла ничего лучшего, как рассказать брату о коварных планах Жорика. Правда, «кошка» и сама не много-то знала о том, что мы задумали. Поэтому она сообщила братцу, что я – барышня подставная, та самая Катерина Кроль, и что в сарае за городом Саньку ждет засада. Санька же, вопреки ожиданиям сестры, категорически отказался немедленно ложиться на дно, а, разозлившись, поклялся во что бы то ни стало, как он выразился, «снять камушки с этого Кроля и утянуть их из-под носа у полиции».
У преступника наблюдалась какая-то совершенно особая неприязнь ко мне. Как объяснил Жорик, это было вполне естественно. Для Саньки контингент имеющих отношение к его воровскому делу людей состоял из уголовников, жертв и ментов. Я не принадлежала ни к одной из этих групп, но, несмотря на это, впутывалась в дело. Саньку это необычайно раздражало. Потому преступник решил обокрасть меня прямо на территории клуба, считая, что такой наглости от него никто не может ожидать. «А кто сунется – всех замочу!» – гневно пригрозил Санька и помчался на дело, оставил сестру в страхе и крайнем замешательстве.
И вот сидят Жорик, Виктория и работающий в полиции друг Жорика возле монитора, потягивают коньячок, пристально следят за входящими в клуб, дружно чертыхаются на мои кривляния перед камерой, а в душе в общем-то мне сопереживают. Александра все нет и нет. Обстановка крайне напряженная. Клюшка поминутно звонит в зал охраннику, тот неизменно отвечает, что Александр не появлялся. И в этот момент со слезами на остекленелых глазах в кабинет врывается «кошка». Чтобы покаяться. Причитает, что больше молчать не в силах, и что такой грех, как смерть журналистки, на душу брать не хочет, и что братец ее находился при разговоре в таком состоянии, что иначе, чем смертью, его план закончиться не может.
– Так зачем же ты ему все рассказала?! – не выдерживает Виктория.
– Брат все-таки, – не прекращая всхлипывать, жалостливо отвечает «кошка».
После признания «кошки» вся честная компания, разом перепугавшись, как по команде ринулась к служебному входу, потом в холл, где и обнаружился с трудом приходящий в себя горе-Алексей.
* * *
Через полчаса я, атакуемая любопытными взглядами присутствующих, расхаживала по душному кабинету Жорикиного друга и диктовала отчет о происшедшем. Несколько раз меня пытались усадить на стул, но я всякий раз вскакивала.
– Вас что, мама не учила, что показания дают сидя? – строго спросил друг Жорика.
– К счастью, у нее не было опыта пребывания в ваших кабинетах, – незамедлительно отреагировала я, мысленно отметив, что у собеседника очень странное чувство юмора.
– Не понятно только, для кого «к счастью», – тут же встрял Жорик. – Для преступников, похоже. Граждане не любят общаться с органами, посему половина преступлений остается безнаказанной.
– Если не возражаешь, я продолжу давать показания, – как можно официальнее сказала я.
Ну не хотелось мне вступать в долгие споры! Рабочее ауди Виктории поджидало меня возле участка.
– Вот так! – закончила монолог я. – Теперь вы понимаете, какой опасности ежедневно подвергаются журналисты, пытающиеся получить реальную информацию с мест преступлений?
– Распишитесь, – мне протянули мое собственное раза три переписанное заявление, в котором, кажется, наконец мое видение произошедшего было приведено в соответствие с бюрократическими формальностями.
– Все верно, – я поставила подпись. – Я могу идти?
– Да, – так и не представившийся товарищ Жорика вдруг совершенно по-мальчишески улыбнулся. – Спасибо вам огромное, вы очень помогли мне.
Я собиралась ввернуть что-то язвительное, мол, «не для вас старалась», но Жорик, предугадав подобное развитие сюжета, нежно подтолкнул меня в сторону двери:
– Тебя вызовут, если что-то еще понадобится.
– Хотелось бы, чтобы больше не вызывали, – заметила я уже в коридоре.
– Посмотрим, – сухо ответил Жорик.
Я резко остановилась и сделала глубокий вдох.
– Тихо, спокойно, не здесь, – быстро проговорил Жорик, уже научившийся предвидеть всплески моего возмущения. – Конечно же, я сделаю все зависящее, чтобы ты следствию больше не понадобилась.
Я выдохнула с чувством выигранного поединка.
– Где тебя искать? – спросил Жорик на крыльце участка. – Неплохо бы обсудить случившееся…
– Сегодня? – насторожилась я, предвидя новые неприятности. – И почему не обсудить сейчас?
– Я хочу присутствовать при разговоре с преступником, – тщательно подбирая мягкие слова, объяснил бывший опер.
Я вдруг заметила кровь на рукаве его куртки. Картина задержания Александра обрастала новыми подробностями.
– Не наговорился еще, – я гневно кивнула на его рукав.
– Тьфу! – Жорик поморщился. – Да что ж ты меня за какого-то монстра держишь! Этот Санька сам упал. Правда. Я и пальцем к нему не притронулся.
– А кровь передалась телепатически? – я понимающе закивала.
– Да нет. Это уже потом, когда в машину его сажал. Да перестань ты! – не выдержал Жорик. – Вот же, врага себе выискала. Созвонимся.
Он круто развернулся и исчез в зияющей черноте полицейского участка. Через миг я уже сидела в машине Силенской.
– Ну что ты такое говоришь! – на весь салон вопила Виктория своему мобильному телефону. – Как это – что я там делаю? Подругу спасаю. Говорю же, на мою лучшую подругу напал маньяк, она сейчас показания в полиции дает. Что я, по-твоему, бросить ее на произвол судьбы должна?! Я ж обещала очистить город от преступности. Вот, начинаю с малого… Сам такой!
Я скромно приземлилась на заднее сиденье.
– Ну как? – Вика закончила разговор и переключилась на меня.
– Живая, – констатировала я. – Что со мной станется?
– Ох, видно, ты изрядно натерпелась. – Вика обернулась ко мне и, сложив руки на груди, скорчила страдальческую физиономию.
Ну прямо мать Тереза!
– Думаю, это надо отметить! – невпопад заявила Вика, намекая, что нам есть о чем поговорить наедине.
– Что отметить? – поинтересовалась я, всегда готовая подчеркнуть оплошность подруги. – То, что я «изрядно натерпелась»?
– Да нет, – Вика раздраженно отвернулась. – Твое счастливое спасение. Согласись, как кстати я оказалась рядом. Молодец, что позвонила мне.
– Да уж, – неопределенно промямлила я, не слишком желая поддерживать ее ложь.
– Давай мы тебя сейчас забросим домой. Ты переодевайся, приходи в себя… А я еще кое-куда мотнусь по делам – мои компаньоны телефон обрывают, не могут понять, что это я вдруг в полиции делаю. Объяснюсь с ними, успокою, а через часик вернусь за тобой. Я про «отметить» не шутила. Я действительно считаю, что нам стоит выпить и есть о чем пошушукаться… У тебя еще остались на меня силы?
Ответа Виктория, как обычно, особо не ждала, не сомневаясь, что все в конечном итоге будет так, как она запланировала.
Глава девятая, в которой выясняется, что не все цветы в радость
Закрыв дверь и осознав, что в моем распоряжении целый час личного времени, я вначале как-то растерялась. Достала телефон, посмотрела на него с недоумением, удивляясь, что никто не звонит. Выходит, и правда придется переодеваться и приходить в себя до приезда Виктории.
И только сейчас я осознала, что с нетерпением жду звонка Жорика. Из-за новостей о преступнике тоже, но, по большей части, просто потому, что уже привыкла обсуждать с ним все происходящее, а после задержания Александра мы так и не говорили наедине. Так хотелось, чтобы опер меня похвалил. Или хотя бы признался, как сильно волновался…
«С каких это пор тебе есть дело до его мнения? – мысленно подтрунивала я сама над собой, пытаясь успокоиться. – Может, это старость? А может, просто неудовлетворенное самолюбие? Мол, как это так – новый знакомый до сих пор не влюблен в тебя без памяти? Нет, для разнообразия, конечно, было бы неплохо. Но ты же вроде вчера решила искать стабильность? Зачем тебе теперь разнообразие?»
Я тут же вспомнила о Шурике, лишний раз порадовалась его невиновности в ограблении и даже подумала как-нибудь заехать к нему рассказать о происшедшем и посоветоваться. Конечно, я не стала бы рассказывать второму бывшему все о деле Виктории, но кое в чем Шурик, как существо неимоверно разумное, мог быть очень полезен.
Тут зазвенел телефон, и я даже не удивилась, обнаружив, что звонит мой второй бывший муж – мы часто вспоминали друг о друге одновременно.
– Слушай, мне надо с тобой посоветоваться! – заявил Шурик. – Как думаешь, каким образом можно подкинуть кое-что в квартиру, расположенную на третьем этаже старинного особняка? Вариант с окном не подходит.
Нехорошие предчувствия зашевелились в моей душе, но я все еще пыталась списать все на случайное совпадение.
– Почему? – только и смогла спросить я.
– Потому что высоко, – как ни в чем не бывало ответил Шурик. – Нет, залезть на карниз под окном можно. Через подъезд, куда легко можно проникнуть незамеченным с чердака. И расстояние между окном подъезда и окном квартиры небольшое. Но вот только попасть в квартиру все равно не получится. Даже если окно приоткрыто, просто так металлопластик снаружи не распахнешь, – возбужденно объяснял мой второй бывший муж.
Я больно ущипнула себя, дабы проверить, что не сплю, а потом спросила тоном умирающего лебедя:
– Зачем тебе залазить в квартиру?
Второй бывший муж, похоже, давно привык к моим странностям, поэтому мой страдальческий тон ничуть его не насторожил.
– Действительно! – счастливо изрек он в ответ на мой вопрос. – Ты, как всегда, очень точно наводишь меня на правильную мысль! Мне совершенно не обязательно проникать в квартиру самому. Я просто хочу закинуть в квартиру нужный предмет! А закинуть его в приоткрытую форточку не составит никакого труда. Какая ты молодец, что подсказала мне решение! А я уже начал всерьез подумывать о проникновении в квартиру через дымоход.
Похоже, когда люди долго живут вместе, их мысли еще очень долго развиваются в одинаковом направлении. Этим вполне логично можно было бы объяснить повышенный интерес Шурика к окнам третьего этажа. Это если не учитывать, что есть еще одно, куда более вероятное объяснение…
– Шурик, мне срочно надо позвонить! – выпалила я, всерьез опасаясь, что он начнет расспрашивать, кому и зачем. К счастью, мой второй бывший муж не стал бы приставать с вопросами, даже если бы я заявила, что мне срочно нужно созвониться лично с президентом.
Я отключилась и, несмотря на позднее время, набрала нужный номер.
– Алло? Сестрица? – слава богу, ребенок еще не спал.
– Я жду-жду, а тебя все нет и нет! – возмутилась сестрица вместо приветствия. – Есть новости! Ты сказала ни в коем случае не звонить тебе самой, а ждать твоего звонка. Но ведь так же и с ума можно сойти от любопытства и ожидания.
Я внутренне содрогнулась, предчувствуя самое худшее.
– Говори! – прошептала я.
– О, тут мама тебе привет передает, – беспечным тоном сообщила сестрица.
Это, конечно, не было сногсшибательной новостью, но разозлило меня необычайно. Значит, мамочка стояла у Настасьи над душой. Эта привычка наблюдалась у нашей родительницы с детства – с моего детства, разумеется. Как только я пыталась с кем-то поговорить по телефону, у мамы срочно обнаруживались какие-то дела, якобы вынуждающие ее находиться рядом со мной. Зато не оставалось сомнений, в кого я такая уродилась и откуда во мне столько любознательности. Итак, сестрица никак не могла сейчас свободно разговаривать.
– Давай так, – быстро проговорила я, – я буду спрашивать, а ты отвечай только «да» или «нет». Только ты не удивляйся – я могу ляпнуть любую глупость.
– Да, – серьезно произнесла Настасья.
– Что – да? – Не хватало еще, чтобы Настасья сейчас решила надо мной поиздеваться. Ощущение, будто я только и делаю, что говорю глупости!
– Я имела в виду, договорились, – сдавленно хихикая, оправдалась Настасья.
– Ладно. Итак, ты узнала, кто расспрашивал Дарью о матери? Это был мой муж?
– Нет, ты что!
Фу-у-ух! У меня прямо отлегло от сердца. Все-таки есть такие постулаты, в случае опровержения которых мир переворачивается с ног на голову. Непричастность Шурика к творящимся вокруг Виктории кошмарам относилась именно к таким аксиомам.
– Спрашивай дальше! – настойчиво проговорила Настасья.
– Ну… – я не знала, что спросить.
– Как я могла ответить по-другому? Ты же не замужем! – почему-то вдруг напомнила сестрица.
О нет!
– Настасья, перестань меня запутывать! Ну и что, что не замужем… Отвечай по-человечески, please.
– Don’t worry, – радостно вставила Настасья, которую я раньше активно обучала английскому.
– Тьфу!
– Не плюйся! – правилам хорошего тона я тоже ее обучала.
– Настуся, – взмолилась я, – скажи мне, ведь человеком, который выпытывал у Даши всякие сведения о тете Вике, был не Шурик?
Настасья замолчала, напряженно засопев. Я мысленно повторила свой вопрос. Осознала, что и «да» и «нет» в качестве ответа выглядели бы запутывающими.
– Извини, – я как можно скорее сняла с ребенка нерешаемую задачу. – Вот сейчас я спрошу правильно. Скажи, интересующимся был мой бывший второй муж, Шурик?
– Да!
– Ну наконец-то мы смогли договориться, – обрадовалась я.
Настасья на том конце провода тоже радостно вздохнула. И тут до меня дошел смысл сказанного. Мир пошатнулся и таки перевернулся вверх дном.
– Спасибо, ты мне очень помогла, – нашла в себе силы поблагодарить ее я. Интонация получилась какой-то уж совсем пессимистичной.
– Не за что. Звони еще, – как ни в чем не бывало проговорила сестрица. Видимо, она тоже давно привыкла к моим странностям.
– Никому не говори о том, что мы узнали! – быстро сказала я и попрощалась.
Я попыталась собраться с мыслями. Понятно было только то, что теперь все стало вообще непонятным. Ну не могла я поверить, что Шурик был сообщником Александра! Хотя еще пять минут назад я была так же уверена, что расспрашивать Дарью о Вике он тоже не мог. «Позвони ему и спроси все напрямую!» – приказывал здравый смысл. Но его тут же заклевали остальные мои качества и принялись наперебой давать противоречивые советы. «Молчи, пока он не заподозрил, что ты его раскусила, и не убил тебя как свидетеля!» – кричала склонность к панике. «Если он тебя за столько лет супружества не убил, значит, уже не убьет. Как свидетель ты ему навредишь намного меньше, чем вредила, когда была женой», – авторитетно заявляла самокритика. «Сделай же что-нибудь! – ныл угасающий разум. – От всего этого ум за меня заходит! И ты рискуешь окончательно меня лишиться!» – Пальцы между тем не слушались никого и, объявив о суверенитете, преспокойненько совершали звонок Шурику.
– Ну что, позвонила? – спросил второй бывший, и мне померещилось что-то фальшивое в его заинтересованности.
– Угу, – только и смогла произнести я. – Слушай, если бы ты вдруг узнал, что я преступница, что бы ты сделал?
Шурик недоуменно хмыкнул и задумался.
– Ну, смотря как бы я это узнал. Если, к примеру, ты бы рассказала сама и спросила совета, то, конечно, стал бы с тобой это обсуждать. – Он решил перебрать множество вариантов. – Если бы узнал случайно, я бы, наверное, не стал расспрашивать. Надо будет – сама расскажешь. Но для собственного спокойствия я, конечно, исследовал бы все подробности дела и попытался бы максимально обезопасить твое положение, – продолжал он. – Если мы с тобой в какой-то временной ипостаси являемся семьей, то наши отношения должны основываться на взаимопомощи и поддержке.
Я решила принять его слова как руководство к действию. От внесения во всю эту катавасию хоть какого-то смысла мне становилось легче. Ну конечно, как же я сама не догадалась! Я просто обязана во всем разобраться и подстраховать Шурика. Что бы он ни совершил, он все равно остается близким мне человеком и я не имею права бросать его в беде. А может, он еще и не натворил ничего серьезного, может, только обдумывает подробности предстоящего? Тогда я, возможно, смогу отговорить его.
– Скажи, Шура, – я старалась говорить как можно беззаботнее, втайне кляня себя, что не научилась по интонациям определять его настроение, – а если бы ты совершил что-нибудь противозаконное, ты бы стал мне рассказывать?
– Я – нет, – не задумываясь, ответил Шурик. – Я не могу себе позволить взваливать на тебя переживания за свои проблемы. Но я не показатель. Я – личность самодостаточная. А ты нет. В тебе живет потребность выговориться. И лучше уж реализовывай ее со мной, чем с чужими людьми. Выкладывай, что ты натворила?
– Я?! Ничего. Просто спрашиваю. Проверяю реакции. Мне для нового романа нужно, – поспешно солгала я.
– А с кем роман? – то ли пошутил, то ли на самом деле не понял Шурик.
Появившееся вдруг дополнительное, более тонкое и глубинное, предназначение моей миссии в деле Виктории несомненно облагораживало как меня, так и операцию в целом. Я твердо решила во что бы то ни стало позаботиться о безопасности Шурика. Ну и что, что без его ведома? Дело-то благое… Для этого предстояло выяснить массу подробностей, посему я поспешно кинулась прощаться.
– Роман – в смысле книга. Пишу кое-что и провожу опросы для логичного построения сюжета. Ты мне очень помог. Пока!
– Погоди, – остановил меня второй бывший. – Ты не знаешь, случайно, где можно в наше время купить черные розы?
Отрицательно мотая головой, я была вынуждена в то же время отметить, что, во-первых, телефонному собеседнику это телодвижение не видно, а во-вторых, моя отвисшая нижняя челюсть при этом остается застывшей. Должно быть, молчание мое затянулось слишком надолго, потому что Шурик спросил:
– Ты чего молчишь? Сама ж говорила, что это очень красивые цветы и что ухаживать надо красиво.
– Это ты о чем? – мне показалось, что я наткнулась на зацепку, поэтому пришлось взять себя в руки. – О том свидании, на которое убегал вчера?
– Увы, нет, – неопределенно произнес Шурик. – То свидание не состоялось ввиду неподготовленности сторон. Я его только планировал, но в итоге даже назначить не решился.
– Так! – я начинала закипать. – Если ты считаешь, что мои нервы существуют как твой тренировочный инструмент, то ты крупно ошибаешься! Немедленно рассказывай, какое свидание? – Я тут же вспомнила, что собиралась изменить статус второго бывшего мужа на действующего третьего, и разозлилась еще больше. – Почему ты все в этой жизни делаешь так не вовремя?!
Шурика моя реакция откровенно забавляла.
– Кэт, давай успокоимся, а? Вот посмотри на себя со стороны, – назидательным тоном начал он, – ну на кого ты похожа?
Я последовала его совету и заглянула в зеркало. Зрелище действительно было довольно жалкое. Эдакий всклокоченный комок нервов, по-бабски упирающий руки в боки.
– Ну чего ты злишься? – наседал Шурик. – Сама не гам и другому не дам, да?
– Нет, – попыталась оправдаться я, – просто переживаю, что ты мне ничего не рассказываешь…
– Ну ладно, – Шурика такой ответ вполне удовлетворил, – я расскажу позже. Если будет что рассказывать, конечно. Пока боюсь сглазить.
– Ты что, влюбился? – видимо, в голосе моем сквозил откровенный ужас, потому что Шурик вдруг заговорил очень мягко, явно пытаясь меня успокоить.
– Перестань себя накручивать, – проговорил он. – Ты сама не знаешь, какое бы несчастье себе выдумать, лишь бы качественнее пострадать. И раздуваешь из мухи слона. Даже если влюбился, на нашу… м-м-м… дружбу это никак не повлияет.
К счастью, на второй линии у меня уже висела требующая повышенного внимания Виктория. Ей-богу, если бы не этот факт, я научилась бы убивать по телефону и немедленно прикончила бы второго бывшего за такое неслыханное оскорбление.
* * *
Вика действительно заехала за мной ровно через час и даже не сразу стала ругаться, что я оказалась не готова.
– Можешь особо не наряжаться, мы просто поедем ко мне. И будем одни, – сказала она несколько раздраженным тоном спустя полчаса.
Я не решилась признаться, что и не думала наряжаться, а просто едва успела вылезти из ее вещей и собрать их.
Приехав к Виктории, мы на цыпочках пробрались в ее комнату.
– Сначала необходимо отметить благополучное задержание нашего шантажиста. – Вика закрыла дверь и принялась создавать «подобающую» обстановку.
Приглушила свет, щелкнула пультом, оживляя музыкальный центр, и полезла в бар.
– Знала бы, что будет такой вечер, попросила бы Татьяну перед уходом камин развести. – Вике, как всегда, необходим был самый изысканный антураж. – Знаешь, у меня в комнате так уютно, когда горит камин! Только я сама разжигать не умею.
Я умела. Правда, ранее не пробовала. Мягкая, теплая лень уже обволокла все существо, и двигаться совершенно не хотелось, но я переборола себя и решила попробовать.
– Знаешь, – Виктория задумчиво смотрела на меня сквозь бокал, – сейчас я даже благодарна этому злосчастному Александру. Если бы не он, – лицо Вики казалось неестественно растянутым, что вносило еще большую долю нереальности в происходящее, – нам, возможно, никогда не представилась бы возможность поговорить просто так. Не о делах. Как в былые времена…
В общем-то она была права. И шантажисты, как выяснилось, могут приносить пользу.
– Да, – я тоже настроилась на романтичный лад. – Хорошо, когда можно спокойно пообщаться со старыми друзьями. Извини, конечно, что я лезу, но, знаешь, последнее время у меня складывается ощущение, что ты поменялась с собственным бизнесом местами. Не он работает на тебя, а ты – на него.
– Я получаю у него достойную зарплату! – как обычно, Виктория пресекла мои попытки сбить ее с пути истинного. – Не будем об этом. Расскажи-ка лучше, что у тебя с нашим опером?
«Ой, – я тоскливо поморщилась. – Только этих бабских разговоров мне сейчас и не хватает».
– Что у вас с Жориком? – настойчиво повторила Виктория.
– Общих детей точно нет, – заверила я.
– А будут? – не отставала подруга.
Пришлось городить полный бред.
– Будешь приставать с глупыми вопросами – сделаем. А алименты я с тебя вычитать буду, трактуя происшедшее как производственную травму. Ты ж наш работодатель…
– Родила «при исполнении»! – захохотала Виктория.
– Не выдумывай, – отмахнулась я. – Видишь, с ним даже преступника по-человечески поймать не получается… И потом, не моего это склада человек.
Выражение лица Виктории вдруг резко изменилось. Она побледнела и, указывая дрожащим пальцем куда-то за мою спину, прошептала: «Что это?» Решив, что из-за моего недоброго отношения к Жорику подруга вряд ли станет так волноваться, я проследила за ее взглядом и тоже сдавленно вскрикнула.
– Роза, – совершенно осипшим голосом произнесла я, – черная роза…
Прямо под открытой форточкой поперек туалетного столика Виктории лежала самая настоящая черная роза. Капельки воды перетекли со стебля на полированную поверхность. Из-за тусклого освещения они казались темными. Черная роза лежала в черной луже своей черной крови. В черной комнате, в самый черный день моей жизни… Отчаянно заклокотавшая в моей душе догадка разрывала грудную клетку на тысячу частей. Я вскочила.
– Я сама вижу, что роза! Как она сюда попала?! – Виктория кинулась к окну. – Когда мы вошли в комнату, ее здесь не было!
– Не было, – подтвердила я и схватила подругу за руку, оттаскивая ее от окна и задергивая тяжелые гардины. – А значит, преступник подбросил ее только что, следовательно, оставаться возле окна небезопасно.
– Но я хочу увидеть его! – Виктория рвалась из моих рук.
– Стой! – я оставила ее посередине комнаты, а сама отодвинула угол шторы. На карнизе никого не было. – Никого! – честно констатировала я.
Вика подбежала, дабы убедиться самостоятельно.
– В подъезд! – закричала она. – Он наверняка вылез на карниз через подъездное окно! Бежим скорее!
Я снова вцепилась в подругу:
– Ты с ума сошла! Надо сначала форточку закрыть! У тебя дома ребенок! Если каждый желающий может так легко проникнуть к тебе в дом…
Долго уговаривать Викторию не пришлось. Впрочем, и процедура закрытия форточки, увы, не заняла много времени. Вика фурией кинулась к входной двери.
– Никого!
Забыв про лифт, Виктория зацокала каблуками вниз по лестнице. Я едва поспевала за ней. Консьерж с огромным трудом понял, чего мы от него хотим. После чего клятвенно уверил, что ближайшие полчаса ни одна живая душа в подъезд не заходила.
– Выходит, у него есть ключ от второго входа… – Вика говорила, скорее, сама с собой. – Но откуда?
– Нет-нет, – заверил охранник, – у меня здесь все фиксируется, – он показал на какой-то прибор. – Дверь второго хода сейчас не открывалась. Если бы открылась, тут бы лампочка загорелась. Вам нужна помощь?
– Нет, – отмахнулись мы с Викой.
– Может, это кто-то из жильцов? – подкинула я идею.
Виктория отрицательно покачала головой и какой-то деревянной походкой направилась к лифту.
– Что ты там говорила про чердак? – спросила она уже возле своей двери.
– Даже если преступник и проник в подъезд через чердак, он уже десять раз успел бы сбежать, – заметила я. – И потом негоже нам без мужиков в такое время на чердак лазить. Может, консьержа пошлем?
Как и ожидалось, Виктория, смертельно боявшаяся предать историю с шантажом огласке, отказалась.
Вернувшись в комнату, мы обе находились в крайне подавленном состоянии. Зазвенел телефон. Виктория вяло перекинулась с маленькой, почти незаметной трубкой парой слов.
– Жорик звонил. У него какие-то новости, просил, чтоб ты его дождалась у меня, – индифферентным тоном произнесла Вика.
– Дождусь, – с той же интонацией ответила я.
– Господи, – Виктория вдруг закрыла лицо руками и заплакала. – Ну за что мне все это? Вечное разочарование… Бесконечные предательства…
Виктория фактически озвучивала мои мысли. Я подошла к подруге и неумело провела рукой по ее волосам.
– Не плачь, – только и смогла сказать я.
– Что не плачь, что не плачь! – взорвалась Виктория. – Если бы ты знала, Катюша, как я устала! В этом жестоком мире страшно быть сильной, преуспевающей и, уж упаси боже, удачливой. Атмосфера вокруг тебя просто пропитывается ложью, корыстью, предательством…
У меня к горлу тоже подкатил комок слез.
– Ну, хоть ты у меня есть. – Виктория прижала мою ладонь к своей щеке и попыталась улыбнуться.
Меня охватил какой-то совершенно мистический ужас. Ведь я тоже, как и все, обманывала Викторию, которая, как выяснилось, безгранично доверяла мне! Осознание этого факта оказалось довольно мучительным и причинило невыносимую боль. Мысли смешались окончательно. «Господи, Шурик, откуда ты взялся со своими розами?!» – вопрошала я про себя.
– Хоть ты у меня осталась, – продолжала рыдать Виктория. – Ты родная. Ты из детства. Ты не предашь…
Меня начало трусить. Я обхватила голову руками и попыталась прийти в себя. «Не реветь! Не реветь! Не слушать! – приказывала я себе. – Тебе нельзя реветь! Не смей!»
– Я расскажу тебе кое-что. – Вика наконец перестала плакать. – Отважусь на еще одно роковое признание.
Я внимательно следила за ней, стараясь придать лицу более оптимистичное выражение.
– Эта история – о смерти и о любви, – пафосно начала Виктория. – О великой любви, мать ее!
– Тише-тише, – я протянула Вике бокал.
– Да, сейчас я успокоюсь, – покорно закивала подруга. – Мне действительно необходимо все тебе рассказать. – Вика тяжело вздохнула. – Катя, мы взяли не того парня. Вернее, Александр – преступник и негодяй, но делал снимки и писал письмо не он. Я теперь точно знаю, кто шантажист. Этой розой он обнаружил себя. Кинул мне ее, как насмешку…
– Зачем?! – ошарашенно спросила я.
– Чтобы я поняла, что все намного серьезней, чем даже можно себе представить. Слушай…
И Виктория принялась излагать.
Глава десятая, в которой излагаются две поистине трагичные истории
Похороны мужа… Стройная фигура в длинном черном платье, прямая словно натянутая струна, идет за гробом. Нет, Виктория не плачет, все свои слезы она уже выплакала вдали от любопытных глаз. Так гадко Вика еще никогда себя не ощущала – путаные, беспорядочные, бессвязные обрывки последнего разговора с Виктором не давали покоя.
В тот роковой день Вику разбудил резкий свет, ворвавшийся в реальность вместе с медленно входящим в комнату Виктором. От мужа разило перегаром. Волосы были всклокочены. Красные безучастные глаза смотрели куда-то сквозь жену.
– Вика, я думаю, вам с Дарьей лучше уехать из города на пару недель, – сказал он.
Виктория, поморщившись, глянула на часы. Четыре утра! Раньше Виктор никогда не позволял себе такого. Но с тех пор, как он отказался продолжать начатое с Викторией дело и попытался открыть собственный бизнес, отношения в семье в корне изменились, а взаимопонимание категорически не ладилось.
– С чего это вдруг? Я не могу, у меня работа. – Вика наконец осознала, чего от нее хотят.
– Дорогая, ты можешь хоть раз в жизни поступить так, как прошу я?
– Да, если ты аргументируешь свою просьбу.
– Я влетел в довольно крупную сумму. Возникнут осложнения, если мой кредитор сможет иметь свободные подступы к моей семье.
Виктория, не стесняясь, выругалась – просила же она этого идиота не лезть на рожон, умоляла остаться в семейном бизнесе и не артачиться!
– Ты что, не в состоянии вовремя погасить кредит? – фыркнула Виктория.
Муж назвал сумму. Дело действительно пахло жареным. Виктория лихорадочно принялась высчитывать свои потери в случае отъезда. Их сумма превысила долг Виктора.
– Я дам тебе эти деньги. Займу у новых компаньонов. У меня в ближайшее время намечается парочка серьезных контрактов, так что спокойно отдадим и забудем.
– Не надо. Я еще способен защитить свою семью и не брать деньги у жены!
– Так действуй! В чем тогда дело? – возмутилась Виктория. – Только защитить – это не значит спрятать. Делай что должен, без ущерба для моего бизнеса, пожалуйста.
Виктор побледнел, резко сжал пальцы, и стакан с соком в его руке разлетелся на осколки. Вика кинулась собирать стекло и забинтовывать мужу порезанную руку. Тот никак не мог успокоиться:
– Говорил я тебе – не влазь во все эти бизнесы! Нет, надо было…
– Но разве я не добилась успеха? – искренне изумилась Вика. – Разве мы могли бы жить в таком же благополучии, если бы не мое агентство?
Последнюю фразу Вика сказала зря.
– Как ты достала меня со своим агентством! Как бы мне хотелось жить с нормальной, спокойной женщиной… – и Виктор вылетел из спальни, хлопнув дверью. Вика за ним не бросилась, ей это было не нужно.
Через несколько минут Виктор появился на пороге с дорожной сумкой. Он стал собирать вещи.
– Ну и куда ты идешь? К спокойной, нормальной женщине? Если так, то я рада за тебя. Только сначала потрудись рассчитаться со своими долгами, чтобы не втравливать нас с Дарьей в неприятности. – Виктория злилась на мужа за испорченное утро.
Виктор остановился и бессильно опустился на кровать.
– Ты права. Ты всегда права, и это ужасно. Почему же я стал таким хлюпиком? Я полное ничтожество. Я даже не могу поставить на место собственную жену…
– Это потому, что ты зависишь от нее материально! – Вика начала всерьез заводиться. – Прекрати истерику! Протрезвеешь – поговорим.
Виктор сжал кулаки.
– Вика, скажи, – муж схватил Викторию за подбородок, и она вдруг почувствовала, насколько омерзителен ей сейчас был этот человек, – я ведь правильно понимаю, ты просто использовала меня? Ты выходила замуж по расчету, дабы использовать деньги и связи моих родителей… Так?
Виктория расхохоталась:
– Очухался! На сотом году совместной жизни! Иди теперь и застрелись!
– И застрелюсь!
– Вперед! Я с тобой, пока ты в себя не придешь, все равно разговаривать не буду!
Виктория отвернулась, закрыла глаза и попыталась заставить себя вновь уснуть. Подумать только! Она и представить себе никогда не могла, что в ее семье может разразиться подобная безобразная сцена! Пусть Виктор протрезвеет и придет с извинениями. Как он вообще мог позволить себе так разговаривать?! Докатился… Скоро ничем не будет отличаться от обычного алкаша.
– Но он не застрелился. – Рассказывая мне все это, Виктория заламывала руки, стараясь унять рыдания. – Обкололся наркотиками. Умер от сознательной передозировки. Я и не предполагала до этого, что он и раньше сидел на наркотиках. А может, и не сидел. Возможно, решил попробовать, а потом использовал для самоубийства. Я не уверена…
– Вика, – я даже не знала, что сказать, – но ведь ты не могла предположить такой исход…
– Это я убила его! – принялась снова рыдать Виктория. – Должна была поддержать, а вместо этого высмеяла и прогнала. А ведь я знала о его слабом характере. Еще и эта неудержимая в последнее время тяга к алкоголю. Мне бы присмотреться к нему, кинуться спасать, вытягивать… А я цинично построила свою карьеру на деньгах и связях его родителей и перестала уделять ему элементарное внимание. Он умер, чтобы научить меня ценить близких. Я виновна в его смерти. Как это страшно! Жить с таким клеймом на душе просто невыносимо…
– Перестань, – я принялась гладить подругу по голове. – В конце концов, это было давно, это давно уже в прошлом.
– Да. Но теперь Бог карает меня за эту вину. В свое время предала я, теперь предали меня. О, как жестоко мирозданье!
Последняя фраза показалась мне какой-то театральной, и я решила, что Виктория наконец пришла в себя.
– Это была история о смерти, – продолжала она. – А теперь твоему вниманию предстанет рассказ о любви…
– Только материться не надо, – попыталась я разрядить атмосферу. – Про «мать ее» и все такое ты уже говорила…
– Ну да, – Вика усмехнулась. – Хотя такое не грех и повторить. Так вот…
На этот раз Виктория говорила без малейших эмоций. Она смотрела прямо перед собой, как загипнотизированная. Только губы шевелились. Казалось, монолог плыл отдельно от самой Виктории. Увы, монотонность интонаций рассказчицы ничуть не смутила мое воображение. И я тут же увидела происходящее во всех, возможно, и не существовавших никогда деталях.
После смерти мужа Виктория с головой ушла в работу. Забивая себя рабочими проблемами до изнеможения, она хваталась за все новые проекты. Вика делала все, чтобы не оставить себе ни секунды для тяжелых мыслей и угрызений совести. Уже давно оценившие энергию невестки родители покойного мужа помогали Виктории все глубже проникать в мир бизнеса. Сама же Вика с ужасом понимала, что превращается в робота, в бесчувственную машину, в муляж женщины.
Однажды одна известная в городе фирма праздновала свой юбилей. По долгу службы Виктория обязана была присутствовать на торжестве. Вопреки сложившимся традициям, всех гостей пригласили с семьями. Очень скоро публика разбилась на группки по половому признаку. Так Виктория попала в компанию жен бизнесменов. Как ни странно, именно общество этих легкомысленных, не обремененных ни заботами, ни интеллектом созданий, беспечно щебечущих о моде, косметике и любовниках, вернуло нашу Викторию к полнокровной жизни.
«Почему кто-то живет насыщенно, а я нет?!» – возмутилась она и стала насильно водить себя по выходным в бассейн и на шейпинг два раза в неделю. Всякие доверительные отношения с женами партнеров и конкурентов категорически исключались, но на это никто и не претендовал. «Партнерши по безделью», – мило именовала этих женщин Виктория. Еще она почтительно-иронично называла их круг «мастерская слухов», будучи иногда уверенной, что все городские сплетни порождаются именно этими женщинами.
– Девчонки, что я знаю! Только никому ни слова, я обещала молчать, – весело тараторила какая-нибудь из барышень.
– Ну? – и Виктория вместе со всеми ждала очередной бредовой истории.
– Наша Любонька – ну та, что уже не наша, потому что ушла от мужа и докатилась до дешевой районной тренажерки – теперь опять вернулась в семью. А ведь уходила-то не просто так, а к проституту!
Все барышни прыснули со смеху. Виктория тоже, хотя особо и не вдумывалась, о чем идет речь.
– Да-да! Тот парень, с которым она это время крутила шуры-муры, раньше работал мальчиком по вызову. Она с ним так и познакомилась – заказала в агентстве услуг, когда муж в очередной раз на месяц отбыл в командировку. Вообще, конечно, оно и ясно. Что он хотел? Уехать на месяц! Мой себе такого никогда не позволяет.
– Про твоего мы и так все знаем, – зашикали подруги на рассказчицу. – Так, а Любонька что?
– Ой, да сначала влюбилась в этого своего жиголо. Хотела поставить на ноги, наполнить его жизнь смыслом, потом поняла, что бесполезно, и вернулась к мужу. Скоро, думаю, в нашу компанию снова нагрянет. Только не проговоритесь, что я вам все это рассказала! У нас с Любонькиным мужем общая домработница, вот она меня этой историей и побаловала. Не знаю, конечно, как мы теперь с Любонькой сможем общаться. Надо же иметь хотя бы элементарную брезгливость, надо понимать, с кем связываешься.
– Что за снобизм? – вмешалась Зинаида, которая единственная из всей компании действительно была Вике интересна.
Пышнотелая и коротко стриженная, она была заметно старше всех остальных дам, но при этом значительно ярче. Огромных размеров Борис, второй муж Зинаиды, занимал весомое место в администрации города, посему Зина тратила на собственную внешность бешеные деньги. Хотя Зинка и без всяких ухищрений могла бы великолепно выглядеть. За счет собственной энергии и обаяния. Борис, похожий на дорогого, породистого светского бегемота, души в жене не чаял. От их пары веяло надежностью и мещанским благополучием. Виктория любила бывать у них в гостях и греться в лучах несокрушимого оптимизма. До вступления в этот брак Зинаида работала в каком-то государственном учреждении.
– Жуть! – не без удовольствия вспоминала она о своей хотя и голодной, но зато свободной и веселой молодости. – Коллектив – сплошное бабье. Даже повыделываться не перед кем. Только и слышно весь день: «А мой – такая сволочь, бьет меня», «А мой пьяница»… Тьфу! Не нравится – не живи с человеком, а живешь – так не рассказывай о нем гадости! На все расспросы я всегда с серьезным видом отвечала: «А мой, покойник, чудесным был человеком». Вот однажды сидим, обложенные всякими бумагами, делаем вид, что работаем. Тут телефон звонит. Оказывается, мой бывший муж на проводе. Он, зараза, еще и отрекомендовался. Так одна из наших баб сначала побледнела, а потом как захохочет: «Эй, Зинка, беги скорей, твой мертвец звонит!» С тех пор и повелось всех бывшеньких «покойниками» звать. Столько веселья тогда было! Когда Борька уже на горизонте нарисовался, пригласила его к себе, мама с бабушкой как раз на огород уехали. Жарко так, а он в костюме. Ну я без колебаний и говорю: «Слушай, ты б переоделся, что ль. Расплавишься от такой жары. Там в шкафу покойничьи шорты лежат, возьми их!»
С рассказа этой истории в общем-то и начало устанавливаться между Зиной и Викой нечто вроде доверительных отношений. Виктория слушала тогда очень напряженно.
– Ой, Вик, – Зиночка вдруг замялась, – прости, ради бога, не хотела я, забыла совсем, что твой и вправду умер.
Все вокруг заахали, а Виктория молила Бога, чтобы не последовало вопросов.
– Погиб, да? – сочувственно поинтересовалась тараторящая знакомая.
– Девочки, эту тему закрываем. Меня Борька просил ничего такого при Вике не ляпнуть, а я, дура, забыла!
С этих пор Зинаида взяла Викторию под свое крыло. Вика не сопротивлялась, не уставая поражаться энергии и фантазии Зинаиды. Прирожденный общественник, она организовывала барышням то культпоходы по музеям, то однодневные турпоездки, то просто званые вечера. Подбивала всех на массовые походы с детьми в театры. А однажды решила устроить новогодний утренник. Причем без привлечения посторонних сил. Виктории поручили играть Снегурочку. Даша долго рассказывала потом всем, что ее мама была самая красивая, очень похожая на настоящую Снегурочку. Зинаида, так и не добившись согласия кого-нибудь из отцов, решилась сама играть Деда Мороза. Все это стремительно и безболезненно возвращало Викторию к полноценной жизни. Вика почти ожила.
Как-то, в очередной раз заехав к Зинаиде с целью обсуждения нюансов предстоящего мероприятия, Виктория застала подругу в непривычно подавленном состоянии.
– Тоска! – порыкивая на малолетнего сына, вздыхала Зина. – Все надоело, ничего не хочу! Слушай, – как обычно, Зинаида сама придумывала себе и проблемы, и методы борьбы с ними, – а поехали где-нибудь посидим, отдохнем, как порядочные светские дамы. Что это мы все в хате, как примерные домохозяйки!
И они поехали.
В меню был умопомрачительный выбор коктейлей. Всех названий Вика не могла ни выговорить, ни запомнить. Зинаида, явно завсегдатай этого заведения, без предисловий заказала линейку экзотических горящих шотов.
– Напьюсь! – клятвенно пообещала она. – Всякая уважающая себя женщина должна периодически напиваться!
– Эх, тогда и я тоже. Вызову потом водителя. Он здесь рядом живет, – решила поддержать подругу Виктория.
– Везучая ты. Своя фирма, свой водитель, свой штат сотрудников… Не надо никому по утрам делать кофе, просыпаться пораньше, дабы, когда твой благоверный откроет глаза, ты уже хоть как-то выглядела, не надо отчитываться за потраченные деньги.
– Знаешь, лучше, когда нужно за них отчитываться, чем когда приходится их зарабатывать, – отмахнулась Виктория. – И потом, я тоже не сама по себе. И над моей фирмой стоят дяди.
– А у тебя много любовников? – неожиданно спросила Зинаида, и в глазах ее забегали маленькие чертики. Теперь Вика поняла, почему Зинаида покровительствовала ей. Успешность Виктории, вызывающая обычно зависть, пробуждала в не менее удачливой, правда, совсем в другой области, Зине любопытство.
– Нет, – отрезала Вика, и Зина поняла, что больше этой темы касаться не стоит.
– И правильно, – почему-то с грустью резюмировала подруга. – У меня долгое время тоже никого не было. Я первому мужу ни разу не изменила. И второму была верна целых три года. А потом о количестве его баб вдруг узнала… И так мне тошно сделалось… В общем, знаешь, что я учудила?
– Ну?
– Никогда не поверишь. Я по телефону в этой самой службе знакомств, о которой наши девочки с таким пренебрежением сплетничают, заказала себе парня на час. Это очень здорово, что такие службы сейчас существуют. Рассказываешь все, что хочешь ощутить. Только от комплексов надо избавиться, саму себя познать и понять, чего ты конкретно хочешь. Представляешь, сбываются на самом деле все твои потаенные мечты. Ну и что, что за деньги, ну и что, что все это запланировано и заранее известно, все равно удовольствие настоящее. Ощущаешь себя королевой!
– Зиночка, ну ты даешь! За деньги собственного мужа изменяешь ему!
– Ты меня осуждаешь?
– Нет. Может, даже завидую. Я бы так не смогла.
– А ты попробуй, – хихикая, Зина сунула Виктории визитку агентства.
Болтали они еще долго, Вика успела захмелеть. Она и не пыталась себя контролировать, ибо целенаправленно решила расслабиться. Виктории было весело. Но каким-то мрачным, напускным было это веселье.
Водитель приехал за Викой через пять минут после ее звонка. Зинаиду же, окончательно опьяневшую и клянущуюся в вечной преданности «родной Виконьке», которая мало того что «свой человек», так еще и «барышня с характером», отвезли домой и передали на руки изрядно волнующемуся мужу.
Дома Виктория обнаружила, что заснуть не получается. Не получается также заняться подсчетами для агентства или просто посмотреть фильм. Вике дико хотелось выкинуть что-нибудь особенное, поспорить, повоевать, посмеяться… «Давайте придумаем религию, давайте убьем кого-нибудь, давайте сделаем что-нибудь интересное!» – лезли на ум слова какого-то кумира молодости. Виктория вдруг зажглась. Почему бы и нет? Она пьяно подмигнула собственному отражению в зеркале и, слегка пошатываясь, сходила за телефоном. «Служба пикантных услуг», – было написано на подсунутой Зиной визитке.
– Алло, служба услуг, круглосуточный оператор слушает. – У Вики на миг мелькнула здравая мысль положить трубку, но тут голос с раздражением проговорил: – Послушайте, прекратите молчать и дышать на меня в трубку, как маньяк.
– Девушка, простите, я не хотела на вас дышать, – Вика решила заговорить, чтобы не пугать операторшу, – я собиралась сделать заказ.
– Ваш адрес, требования к партнеру, вид услуг, – монотонно проговорила девушка. Оператор явно уже устала от звонков. Вике такой безучастный тон, как у работницы конвейерного труда, не понравился.
– Я бы хотела поговорить с кем-нибудь главным. У меня будет необычный заказ.
К великому удивлению Виктории, девушка позвала к телефону какого-то мужчину.
– Начальник смены. Слушаю вас.
Пьяная Виктория, очень удивленная, что в подобном бизнесе бывают начальники смены, и даже несколько польщенная вниманием оного, все же решила, что класть трубку сейчас уже неудобно.
– Я хочу заказать… романтическое знакомство! – Виктории стало очень интересно, как же в этом публичном доме воспримут подобное желание.
– Э-э-э, как вы сказали?
– Романтическое знакомство.
– Пр-ростите? Ах да, я понял. Каким должен быть пар-ртнер?
– Не имеет значения. Я вообще не хочу его видеть. – Виктории собственное поведение почему-то казалось ужасно остроумным, и она еле сдерживала себя, чтобы не расхохотаться.
– Отлично, – почему-то не растерялся начальник смены. – Наш опр-ределитель номер-ра зафиксир-ровал ваш телефон. Его можно считать контактным?
Вике вдруг перестало все это нравиться. Но отступать уже было некуда.
– Ну да, – буркнула она.
– Отлично, заказ принят…
Виктория вдруг отвлеклась от изложения и принялась объясняться:
– Катюш, я рассказываю тебе все это столь подробно, чтобы ты правильно меня поняла. Я не ненормальная какая-нибудь… Просто так сложилось. Понимаешь, попала в женский коллектив – шмотки, магазины, макияжи – и так захотелось мне стать одной из них… Так захотелось окунуться в какие-нибудь хмельные радости. Тем паче что Зинка – женщина неглупая и мне глубоко симпатичная. Мне казалось – вот она не стыдится такое делать, а чем я хуже? Да и пьяна я была в стельку.
– Вик, перестань оправдываться. Ничего дурного я о тебе не думаю. Со всеми бывает. – Я с интересом ждала продолжения рассказа.
Викина откровенность неожиданно повлияла на мое отношение к подруге. Сейчас она уже не казалась мне лишенной естественности стервозной карьеристкой, браво шагающей по трупам и не стремящейся в жизни ни к каким другим целям, кроме денег и власти. Обыкновенная, заблудившаяся в собственном одиночестве женщина. А то, что она избрала путь, пролегающий через такие безнравственные области, как политика и большой бизнес, – это все теперь воспринималось как издержки беспечной юности. Впряглась – должна тянуть. Это как бы ее беда, а не вина. И потом между «бравым вышагиванием по чужим головам», которое виделось мне в Викиной карьере раньше, и описанным сейчас постепенным, с реверансами и угрызениями совести, продвижением по этой болотистой тропе, была огромная разница.
– Утром, с трудом преодолевая головную боль и желание выпить ящик минеральной воды, первым делом я бросилась исправлять эту бредовую ситуацию, – продолжала рассказывать Вика. – Позвонила, представилась, попросила аннулировать заказ. Но потом началось такое…
На следующий день домработница протянула пришедшей с работы Виктории запечатанный конверт.
– Вот. Уже и до дома добрались жаждущие, – ворчала она. – Цветы я в комнате поставила. И вот, письмо еще. Принес малый лет десяти. Сказал, просили хозяйке передать. Я еще спрашиваю: «Маленькой или большой?» Он плечами пожал, говорит – той, что Виктория. Вот.
Виктория слегка оторопела, но перед Татьяной решила свою реакцию не проявлять.
– Что ж плохого-то, Тань? Если бы что пропало, было бы плохо. А тут – наоборот, сюрприз. Значит, радоваться надо. Я, в конце концов, тоже женщина.
– Да уж, сюрприз! – всплеснула руками Татьяна, подразумевая, что еще неизвестно, стоит ли радоваться появлению письма и цветов.
Виктория уединилась в спальне и распечатала конверт. Огромный букет роз, тут же поселившийся в вазе на туалетном столике, поднимал настроение и интриговал.
Здравствуй… Черт возьми, я даже представить себе не мог, что ты так прекрасна… Нет, не так. Звезда моя! Если бы я знал, что такая красота существует на свете, я бы стал травою под твоими ногами, росою на твоей щеке…
Простите, Виктория, но как ни стараюсь, придумать романтическое начало романтическому письму, не показавшись полным идиотом, у меня не получается. А ведь это моя работа, за это письмо мне уплачены деньги. Что делать? Как добросовестный человек, я пришел к единственному выводу – писать откровенно, тогда получится искренне и лирично…
Так вот, мне действительно было бы очень интересно пообщаться с Вами. Дело в том, что где-то глубоко в моем подсознании притаился циничный психолог, высмеивающий все высокопарное и в корне уничтожающий романтику, объясняющий все порывы с сугубо научной точки зрения. Узнав о Вашем заказе, я удивился и не мог понять, зачем Вам, сильной, умной женщине, вдруг понадобилось заказать романтическое знакомство. Нет, я стремился понять. Хотя Ваши фотографии в местной газете отнюдь не соответствуют имиджу одинокой дамы, но, кто знает, может, где-то в уголках Ваших смеющихся глаз все же притаилась тоска по романтике, не замеченная фотографами и операторами… Но, черт возьми, я не могу позволить себе думать, что Вы предполагаете купить настоящие чувства за деньги! Виктория, умоляю, не мучайте меня! Знаю, что письмо это Вы вполне можете выбросить и не прилагать усилий для ответа… Но тогда, предупреждаю, на Вашей совести будет смерть человека, сгоревшего в пламени собственного любопытства. Ответьте, зачем Вам, собственно, понадобилось это самое романтическое знакомство?
Искренне Ваш… черт, я ведь по условию договора не должен представляться.
Сказать, что Виктория была поражена, значило ничего не сказать. Вот так романтика! Вот так отмененный заказ! Вот так исполнитель! Виктория ошарашенно повертела письмо в руках, мрачно усмехнулась и принялась перечитывать его снова. О том, чтобы отвечать на подобный вздор, не могло быть и речи. Вика не столько не хотела общения с новоявленным «чертыхающимся психологом», как она тут же окрестила воздыхателя, сколько просто не представляла, как будет выглядеть ее ответ. «Пьяна была, не помню!» Вика убрала письмо в дальний ящик стола и в самый глубокий закуток памяти.
Не тут-то было. Через день Виктория нашла еще одно письмо и также розы на своем рабочем столе. Отправитель продолжал задавать один-единственный вопрос. Никто из работников офиса знать ничего не знал ни о письме, ни о цветах. Кабинет Виктории на ночь, естественно, закрывался. Кроме того, в офисе оставался сторож, который работал на фирме уже очень много лет и слыл, помимо всего прочего, порядочнейшим человеком.
– То есть всю ночь ты был вот здесь, в коридоре? Спал? – пристально глядя в глаза старому охраннику, Виктория пыталась хоть что-то выяснить.
– Да-а, – чинно растягивая гласные, отвечал вахтер. – Точнее, нет, – спохватился он вдруг, как бы вспомнив что-то.
– Что – нет?
– Мадам, – так странно он всегда именовал Викторию, – ты уж извини, я всю ночь монстров гонял в игре. – Дежурный кивнул на компьютер, стоящий в приемной. – Туго теперь соображаю, спать хочется.
– Стоп. Ты все время был здесь, в приемной? И дверь никому не открывал?
– Открывал. Хлопец один пописать попросился, я его впустил.
– Великолепно! – на самом деле Виктория была счастлива, что появление письма хоть как-то объяснялось. – Ты спокойно пускаешь посторонних в офис!
– Так я его от двери до двери проводил… А что, случилось что-то? Ты токма скажи, я все местное хулиганье знаю, его на раз вычислят.
– Нет, не надо. – Вика испугалась «хулиганья», ибо в далеком прошлом ее собеседник был довольно неплохим боксером. – Как выглядел «хлопец»?
– Маленький, толстенький, лет пятнадцати…
Понятно, скорее всего, этого тоже просто наняли для доставки письма. Почему-то Виктория была уверена, что автору письма далеко не пятнадцать. В голове Вики возник яркий образ ее заказного ухажера, эдакого уголовника-профессионала с литературным образованием, увлекающегося психологией и разведением роз. Конечно, нужно было позвонить в службу знакомств с повторной просьбой отменить исполнение заказа, но Виктории было катастрофически некогда.
Он позвонил вечером. Виктория, уставшая от напряженной суеты в агентстве, сидела в горячей ванне и с наслаждением потягивала апельсиновый сок, когда Дарья притащила ей телефонную трубку и, хитро блестя глазенками, проговорила:
– Мам, тебя к городскому телефону. Очень приятный тип.
Вика удивленно аллекнула.
– Добрый вечер, – приятный мужской голос не ассоциировался у Вики ни с кем из знакомых. – Надеюсь, по телефону я меньше похож на сумасшедшего, чем в письмах.
Почему-то Виктория почувствовала, что рада этому голосу, и своему обнаженному отражению в зеркале с трубкой в руках, и светящимся глазенкам дочери, и вообще всему миру. Почему-то с первых же слов незнакомца его голос начал вселять в Вику жизнеутверждающие перспективы.
– Здравствуйте! А я надеялась, вы прекратите меня преследовать.
– Вас это не огорчило бы?
– Не знаю. Не успела над этим задуматься…
– И слава богу, а то пришли бы к положительному выводу и мне было бы очень грустно.
– Не заостряйте внимания на данной теме, иначе я все же задумаюсь. – Вика решила пококетничать.
– Договорились. Один вопрос: я кажусь вам окончательно сумасшедшим?
– Ну почему же, – Виктория растерялась от такой прямолинейности.
– Ну какой нормальный человек захочет выполнять заказы службы знакомств?
Вика почувствовала болезненный укол самолюбия – как можно было забыть, что она всего лишь заказчик!
– Эй, ты расстроилась? Я специально заговорил об этом, – незнакомец перешел на «ты», – чтобы…
– Не надо, – Вика резко прервала его, – не надо об этом говорить. Вы приятный собеседник, молодой человек, и мне не хочется терять в вас знакомого, думая о том, что наши отношения сугубо деловые.
– Извини. Я хотел сказать совсем другое, да ладно… Вот теперь я не подступлюсь к разговору о том, зачем ты звонила в агентство…
– Да, не подкопаешься! – отрезала Виктория.
Разговор тянулся еще долго, пока Дарья не закричала, что никак не может лечь спать, не пообщавшись с матерью. Этой ночью собственная постель показалась Виктории особенно холодной. Осознание этого ни в коем случае не ассоциировалось у нее с образом незнакомца. Хотя именно разговор с ним пробудил потребность спрятаться и уткнуться носом в чье-то участливое плечо.
Он позвонил вечером следующего дня и просто спросил, как дела. Вика почему-то принялась пересказывать весь свой день поминутно. Он слушал, казалось, с искренним интересом, советовал, где надо было поступить по-другому. Смеясь, рассказывал, как когда-то сам вел себя так же и к каким несчастьям это его привело.
Уже через три дня вечерние телефонные разговоры стали неотъемлемой частью жизни Виктории. Выяснилось, что мужчину зовут Александр, что он работает программистом в одной крупной компании, что они с Викторией несколько раз пересекались в Интернете, комментируя одни и те же статьи. Именно тогда Вика, которая никогда не скрывала в Сети своего настоящего имени, и «приворожила» Александра своими неординарными и яркими высказываниями по обсуждаемым темам.
Однажды Александр услышал от своего хорошего приятеля, владельца престижного клуба «Надежда», что к ним позвонила сама Силенская и заказала через службу знакомств романтическое свидание. Так Александр напросился на роль исполнителя заказа – уж очень хотелось ему пообщаться с Викторией.
В вечерних беседах Вики и Александра выяснилось также, что у них масса общих интересов. «Наши с тобой космические души, похоже, с одной планеты», – говорил Александр, и Вика легко соглашалась. Ей было неважно, кто с какой планеты, но ей было хорошо в его обществе.
– Нет, ты только подумай, – Вика рассказывала Александру про Дарью, – это чудище мне сегодня заявляет: «Мам, мне нужна помощь. Я опять проспорила Антончику булочку. Не хочу, чтобы ты расплачивалась за меня. В общем, найди мне работу, а?» Антончик – это ее одноклассник, большой друг и вечный оппонент в спорах.
– Хм… Думаю, тебе стоит заняться воспитанием этого Антончика. Не очень-то хорошо спорить с девушками на что-то, и уж тем более некрасиво это что-то с них потом требовать, – серьезно советовал Александр.
И Вика, превратившись вдруг в сентиментальную дурочку, с замиранием сердца думала: «Какой же он благородный! И как он живо интересуется проблемами Дарьи…»
Всего за неделю Александр и Виктория преодолели массу комплексов. Их телефонные беседы становились все откровенней и душевнее. Вике казалось, что на нее снизошло чудо. Человеку, который вкусил горечь житейского опыта, очень сложно, практически невозможно кем-то всерьез заинтересоваться, кому-то довериться. Но Вике это было необходимо, и она решила верить. Она буквально жила этими диалогами, считая часы, когда раздастся долгожданный звонок и знакомый голос произнесет: «Как дела?» Сейчас она и сама не могла толком понять, как можно было серьезно относиться к каким-то телефонным разговорам. Тем более собеседник не особенно стремился предстать перед Викой воочию.
– Алло!
– Как дела?
– Куда ты пропал? Обычно ты звонишь на час раньше!
– Извини… Я и не думал, что ты заметишь мое отсутствие.
– Не ври, все ты думал! И не звонил специально, чтобы я понервничала, чтобы…
– У тебя какие-то неприятности? – (Сама заботливость!)
– Нет… Не знаю. Объяснишь ты мне или нет, что тебе от меня нужно, а?
– Любви.
– Ты ведь даже видел меня только на фотографиях. Эти слова слишком много для меня значат, не бросайся ими так небрежно.
– Вик, ты что? Я чем-то тебя обидел? Неужели ты не чувствуешь, что я говорю искренне?
Виктория ощутила, как у нее перехватило дыхание. Но остановиться она уже не могла.
– Ну конечно. И встретиться ты отказываешься потому, что у тебя нет передних зубов и лысина на полголовы, – продолжала язвить Вика. – Ты боишься, что я испугаюсь, посему предпочитаешь довольствоваться телефонным общением. И долго так будет продолжаться?
– Подожди, я ошибаюсь или ты настаиваешь на большем?
– И не надейся! Просто для меня это единственный способ проверить, существуешь ли ты на самом деле.
– Виктория, «я мыслю – значит существую». Причем мыслю преимущественно о тебе. Прямо мания у меня какая-то. – Внезапно Александр перешел на серьезный тон: – Знаешь, я боюсь личной встречи. Боюсь разрушить что-то хрупкое, возникшее между нами.
– Отлично. Значит, так и будем всю жизнь общаться по телефону, – как бы безразлично заявляла Виктория, а сама обижалась. Считала, что он не всерьез относится к этим разговорам, раз не спешит налаживать личный контакт.
– Я не хочу, чтобы ты стремилась меня увидеть лишь для самоутверждения. Сразить наповал очередного поклонника и, удовлетворившись этим, пойти дальше по жизни, – говорил Александр.
– А зачем еще женщина может желать увидеть мужчину? – иронизировала Вика.
– Чтобы улыбнуться ему, три секунды смотреть в глаза – и упасть счастливой в его объятия. Увидишь, так и будет.
– С чего ты взял?
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь, я никогда не паду в объятия человеку, которого впервые вижу!
– Можно видеть людей десятки раз, и они все равно будут чужими тебе, а можно не видеть никогда, но все же чувствовать, что это самые родные тебе души. Ты – родная. Понимаешь?
Виктория чувствовала и понимала. С каждым разговором понимала все отчетливее. Это был важный для нее человек. По складу характера, по мировоззрению, по своим убеждениям он очень подходил ей. Однажды он предложил забавную игру. «Мечталки» – так смешно он назвал ее. Нужно было придумать какую-то ситуацию. И по команде переключиться на эти новые предлагаемые обстоятельства. И разговаривать уже, исходя из них. Получалось очень забавно.
– Ну, давай представим, что мы… – Виктория тщетно силилась выдумать интересные обстоятельства.
– Муж и жена, причем уже очень много лет, – смело подсказывал Александр.
– Ой, мы, наверное, так устали от семейной жизни и тихо ненавидим друг друга…
– Нет! Ты что, относишься к породе людей, считающих, что быт убивает любовь?
– Милый, что с тобой? Неужели за столько лет совместного проживания ты еще не знаешь, к какой породе людей я отношусь? – смеялась Виктория.
– Выкрутилась… Дорогая, я тебе звоню из Парижа. У нас здесь семинар по программированию…
– А ты-то там что делаешь?
– Как что? Командирован от фирмы. Самолет опоздал, посему я звоню так поздно, в общем, извини, но к ужину и завтраку меня не будет. К обеду постараюсь успеть, ты ведь так вкусно готовишь.
– Ладно, спасибо, что предупредил.
– Эй, не клади трубку, у меня в запасе еще час свободного времени, предпочитаю провести его с тобой.
– Неужели упустишь возможность поизучать поближе парижанок?
– Что ты! Я нахожусь в гостинице, окна которой выходят прямо на центральную аллею квартала, мне и отсюда их прекрасно видно.
– А я-то думала, ты и по сей день, кроме меня, ни на кого смотреть не хочешь…
– Ну зачем же так категорично. Я люблю тебя. Неужели этого мало?
Несмотря на то, что это была игра, от последних слов Виктория ощутила легкое головокружение.
– Я такого не говорила. Действительно все еще любишь?
– По-моему, я доказываю тебе это каждый день и каждую ночь… – Тут он отключился от игры. – Слушай, давай пару минут не будем играть, а?
– Хорошо. На счет «три» возвращаемся в реальность. Раз, два, три!
– Вика, я просто хотел сказать… Просто все так хорошо складывается… Ну, в «мечталках». Может, попробовать воплотить это в реальность?
Секунд десять длилось молчание. Вика крепко сжимала трубку почему-то вдруг вспотевшими ладонями.
– Знаешь, мечталки тем и хороши, что никогда не воплощаются, – не желая выдать свое состояние, грустно проговорила она.
– Ты говоришь то, что думаешь?
– Нет. Но лучше давай пока оставим эту тему. Я не хочу принимать опрометчивых решений…
И они снова принимались болтать.
– Слушай, а вот представь, что я умер, явился к тебе в виде привидения и обещаю исполнить три твоих желания. Что бы ты пожелала?
– Не надо про такое… Не вздумай умирать! С меня хватит смертей! – испуганно закричала Виктория, потом взяла себя в руки и вдруг решилась на признание – ей необходимо было хоть кому-то открыться: – Понимаешь, просто у меня после смерти мужа странная мания – я боюсь, что приношу несчастье людям, которые находятся возле меня. Я боюсь мысли, что это я довела мужа до самоубийства.
– Что ты такое говоришь? Перестань накручивать себя. Между прочим, любой другой на моем месте уже включил бы диктофон. Такое признание! Опомнись.
– Ты просто не знаешь. Мне нужно выговориться, послушай меня. Только, если можно, не нужно диктофонов…
И Виктория рассказала о смерти мужа. «Доверять – так полностью», – подумала она тогда. И делилась мучающими ее сомнениями, ища спасения в уверенном тоне Александра, убежденно доказывающего, что Виктория не виновата.
– Знаешь, – Вика верила, потому что хотела верить, и это ее успокаивало, – вообще мои отношения с мужем носили какой-то мистически-трагический характер. Например, он дарил мне только черные розы. Считал это изыском.
– Хм. По-моему, это и вправду красиво.
– Очень красиво, – искренне соглашалась Виктория. – Это мои любимые цветы. Но это так трагично. Я бы сказала, траурно…
Виктория посмеивалась про себя, представляя, как кто-нибудь случайно подслушает их разговоры и, конечно же, тут же вызовет бригаду санитаров из психушки. Нормальные взрослые люди вряд ли могли бы об этом разговаривать. Виктория думала, что никогда ни с кем не делилась такими тонкостями всех своих ощущений и мыслей. Александр тоже открыл в себе новое для него желание откровенничать и испытывал неодолимую потребность быть услышанным. «Знаешь, раньше я считал себя личностью самодостаточной. Прагматичным чуваком, с непроницаемым лицом и каменным сердцем, который не нуждается в собеседниках и не зависит от мнения окружающих. Как лихо все изменилось за время знакомства с тобой. Ты нужна мне», – говорил он, и Виктория чувствовала себя счастливой. Они читали в телефонные трубки стихи, отрывки из интересных статей, беспрерывно кидали друг другу ссылки на какие-то особо понравившиеся песни… И их все больше и больше тянуло вырваться из тисков телефона.
А потом Виктории позвонили из службы знакомств клуба. Знакомый голос начальника смены, слегка грассируя, сообщал:
– Пр-рошло десять дней с момента вашего отказа от наших услуг. Как вы, навер-рное, уже заметили, мы устр-роили вам бесплатную, так сказать, пр-ромоакцию. Не желаете ли офор-рмить заказ по всем пр-равилам?
Виктория почувствовала, как кровь прилила к щекам.
– Нет, не желаю, – спокойно и холодно ответила она.
– Что ж, тогда с завтрашнего дня мы пер-рекр-рываем ваши контакты.
– Договорились.
Весь следующий час Виктория не отходила от телефона, ожидая звонка Александра, чтобы с ним объясниться.
– Эй, что с тобой, ты грустишь?
Александр, как всегда, угадал состояние Вики.
– Я только что отказалась платить за тебя деньги. – Виктория сама испугалась, вдруг заметив, как дрожат ее пальцы.
– Ты о чем? – не понял Александр.
– Я только что отказалась оформлять договор на тебя со службой знакомств. Так, значит, все это было просто демонстрацией возможностей?!
– Господи, а я уже и забыл, что ты собиралась брать меня в аренду.
– Ответь, ты поддерживал со мной общение просто ради рекламы услуг вашей службы?
Задавать подобные вопросы было до сумасшествия унизительно. Виктория находилась на грани истерики. Молчание на том конце трубки свидетельствовало о замешательстве собеседника.
– Ну что же ты молчишь?! Отвечай, когда потенциальная заказчица спрашивает. Не переживай, – природная Викина гордость брала свое, – обмороков и истерик не будет. Я с самого начала знала, что все это просто игра, – Вика и сама не понимала, зачем врет. – Моя подруга, посоветовавшая обратиться в эту вашу службу, предупредила, что в случае отказа от еще не оформленных услуг можно стать участницей рекламной акции. Забавно было попробовать.
– Я не верю тебе, – резко перебил Александр.
– А я тебе! – уже перешла на повышенный тон Вика.
– Послушай, – Александр явно был совершенно сбит с толку. – Я не могу так. Я не знаю, когда ты говоришь то, что чувствуешь, а когда просто ублажаешь свое самолюбие… Давай встретимся?
– Последняя встреча перед окончанием рекламной акции?! – Вика уже видела все в мрачных тонах. – Да, мы же прекращаем контакты только с завтрашнего дня… Отчего бы и не встретиться сегодня. Когда?
– Через полчаса. Где тебе удобно?
Безлюдная центральная аллея городского парка катилась из-под ног каменного памятника основателю города в непроглядную тьму. Виктория стояла под единственным горевшим фонарем и всерьез сомневалась в добрых намерениях Александра, а также в своем психическом здоровье. Почему было не встретиться, как все нормальные люди, в каком-нибудь оживленном месте? Впрочем, ведь это она сама предложила встретиться подальше от любопытных глаз. Когда чьи-то руки закрыли ей глаза, Вика ничем не выдала своего испуга. Знакомый голос – приятный до мурашек по коже – попросил угадать, кто он.
– Ни один адекватный человек не станет появляться таким идиотским образом. Следовательно, это ты, – насмешливо ответила Виктория и обернулась.
Они стояли и смотрели друг на друга, казалось, целую вечность. И оба они вдруг поняли, что не сломались в своих предыдущих жизнях именно для того, чтобы плутающие тропинки судьбы привели их сейчас сюда. Чтобы стоять молча на единственном среди окружающего океана тьмы клочке света, глупо улыбаться, не слышать ничего, кроме гулкого биения собственных сердец, и впитывать, впитывать, впитывать глазами любимый образ, оказавшийся именно таким, как и должно, как и представлялось каждому из них.
Ветер сорвал с Виктории шляпу, и подобранные было волосы рассыпались и отчаянно заметались по плечам. Александр уверенно взял Викторию за руку и смело шагнул с ней в бездонную тьму. Они бежали за шляпой и почему-то смеялись. Беззаботно, как дети. Потом долго молча бродили по городу. И Александр ни на секунду не выпускал Викиной руки. И это было так по-юношески трогательно, так необычно для Вики, что капельки счастливых слез незаметно катились по ее щекам. Виктория ощущала, как чувство защищенности и гармоничности бытия перетекают в нее сквозь ладонь, жалела себя прошлую, которая, бедолага, жила, не бегая по этой аллее, не ощущая дыхания этого ветра и не зная этого, ставшего таким близким ей, человека. Жалела и потихоньку плакала. А потом они долго целовались, почему-то опять под фонарем, и губы его становились все настойчивее, и руки ласкали все более требовательно. И они, шутя, удивлялись тогда, что вот им, взрослым обеспеченным людям, совершенно некуда сейчас пойти, потому что он живет с родителями, а она с дочерью, которая не привыкла к ночным гостям. И как только можно было дожить до такого возраста и не иметь в запасе схемы поведения в подобных ситуациях! Уже рассвело, и первые прохожие, опаздывая на работу, торопливо выслеживали общественный транспорт, когда Александр подвел Викторию к ее подъезду, легко взмахнул рукой на прощание и, улыбнувшись, по-мальчишески перепрыгивая через лужи, ушел. Чуть раньше по дороге он купил у какой-то ранней бабушки небольшой пучок укропа. Что поделаешь, если цветы в это время еще не продавались, а ему очень захотелось подарить своей даме букет? Вика ехала в своем лифте, уткнувшись носом в этот букет-пучок, и никак не могла избавиться от глупой улыбки. Не могла и не хотела. В конце концов, она тоже имела право быть счастливой.
Утром еще раз звонили из агентства услуг, интересовались, было ли вчерашнее решение Виктории окончательным. Вика раздраженно подтвердила бесповоротность своего отказа и попросила впредь ее не беспокоить. Сердце почуяло неладное, но Вика гнала эти чувства. Гнала весь этот день, весь следующий, всю следующую неделю. Александр больше не появлялся. Получалось, что и встреча их тоже входила в плановое мероприятие «демонстрации возможностей».
Вика снова превратилась в машину. Она механически ела, спала, ходила на работу, делала уроки с дочерью, улыбалась клиентам, советовалась с коллегами. Но все это как будто происходило не с ней – ее подменяла некая оболочка, состоящая из повседневных обязанностей. В конце концов Виктория не выдержала и начала поиски Александра. Нет-нет, она не собиралась завязывать вновь какие-то отношения с этим, как она считала, подлецом. Ей просто хотелось увидеть его в повседневной жизни, узнать, откуда он такой взялся, посмотреть в глаза, понять, как можно было так бессердечно играть чувствами. Впрочем, она и сама не понимала, зачем ей нужно было искать Александра. Оказалось, что у нее нет почти никакой информации о нем. Собственно, в клуб «Надежда» Виктория отправилась ради поисков. Ведь Александр упоминал когда-то об этом клубе, говорил, что знаком с его хозяином. И потом, когда Санька заявил, что тоже знаком с хозяином клуба, Виктория продолжала общаться с ним, рассчитывая выяснить что-то об Александре. Это потом уже она напилась и решила назло Александру поехать с этим случайным знакомым. «Смотри, родной, до чего ты меня довел. Таких, как ты, оказывается, множество. И я не желаю делать никакого различия между тобой и этим вот ловеласом», – зло шептала она в окружающую тьму, направляясь к такси с поджидающим ее первым встречным…
Вика говорила, говорила, говорила, даже не замечая катящихся по щекам слез, не вытирая их.
– А теперь этот шантаж. Понимаешь, Александру я рассказывала про себя все. Он очень хорошо меня изучил за эти десять дней. Я сама, дура, открывалась. Похоже, он засек мое появление в «Надежде», не растерялся и сделал снимки. Возможно, Санька был его сообщником. А может, Александр действовал самостоятельно… Последовать по пятам за увозящим меня такси было совершенно несложно. Представляешь, может, это именно он дождался, пока Санька уедет, наделал свои гадкие фотографии и ушел, хладнокровно бросив меня замерзать! А еще я рассказывала ему о том, что виновна в смерти мужа. Боюсь, он попытается воспользоваться этой информацией, шантажируя меня еще и ею. Черную розу в данном случае можно расценивать как открытое объявление войны. Откуда я знаю, может, он и вправду записывал наши разговоры на диктофон. Боже, как я смогла позволить себе так расслабиться! Господи! Что же это за мир такой, где каждый сам за себя, где надо всегда учитывать, что, одалживая человеку топор, ты рискуешь остаться без головы! Ведь он предал меня, предал ради каких-то денег, ради этих, как он сам говорил, дурацких бумажек!
Я слушала Викторию и боялась пошевелиться, чтобы случайно не выдать накатившуюся на меня волну тревоги и тоски.
Глава одиннадцатая, в которой дела сердечные снова принимают неожиданный поворот
Я все еще сидела у Виктории дома. Все еще слушала ее, но мыслями была глубоко внутри себя.
Итак, он предал меня. Мой Шурик (а описываемый Викторией Александр являлся моим бывшим вторым мужем) предал меня. Это я придумала когда-то игру «мечталки», я открыла прелесть ночных прогулок по безлюдному городскому парку. Тирады, которыми он обхаживал Викторию, большей частью были дословно взяты из наших с Шуриком диалогов. Как он мог?! Все бережно хранимые моей памятью наши общие привычки, словечки, манеры – совсем интимные, выращенные нами с течением времени, дарованные нам откуда-то свыше, – все это он собрал в кучу, дабы бросить к лакированным шпилькам другой женщины! И главное, кому?! Искусственной до последнего зуба карьеристке с пластмассовой душонкой и сердцем из папье-маше… Он, так отчаянно боровшийся за естественность, вдруг кардинально изменил свои принципы. Ради чего? Ради денег? Все это не поддавалось никакой логике. Неужели нельзя было придумать что-нибудь свое, не оскверняя воспоминания о нас вовлечением в них посторонних?! И почему он ничего не рассказал мне? Мог бы довериться, объясниться…
Больше всего мне хотелось сейчас встать и уйти. Прочь от этого лживого маскарада! Не видеть никого, не знать, не общаться… Потому что общаться, не доверяя, мне было больно, а верить я больше не могла.
Дверной звонок, коротко рыкнув, прервал мои рассуждения. И я, и Виктория разом кинулись к зеркалу приводить себя в порядок.
– Смотреться в одно зеркало – плохая примета, – неудачно пошутила Вика, вытирая подтеки под глазами. – Влюбимся в одного и того же.
Я истерически расхохоталась. Виктория испуганно шарахнулась и пошла открывать дверь. Смех вывел меня из ступора. Злое веселье вкупе с азартом пьянили мой воспаленный мозг. Я едва сдерживалась, чтобы не наделать глупостей. А из зеркала на меня насмешливо щурилось вымученное и напряженное отражение. Стало вдруг отчетливо ясно, что отстраняться сейчас я не имею ни малейшего права. Начатый спектакль необходимо было дотянуть до конца. Тем паче что теперь я пошагово знала, что именно делать дальше. Увы, время близилось к полуночи, а значит, мне нужно было спешить.
Жорик – а пришел к Виктории именно он – принес дешевое печенье, чем еще больше расстроил и без того страдающую Викторию. Недовольно сверкнув глазами, но, как и должно, изображая добродушную улыбку, она на цыпочках вышла из комнаты, дабы заняться организацией чаепития.
– Ты чего такая электрическая? – Георгий недоверчиво склонил голову, потом выставил руку ладонью вперед и коротко коснулся моего лба. – Так и есть, бьешься током.
Он одернул ладонь, а я непроизвольно стала ощупывать собственное лицо. Жорик по-доброму засмеялся.
– Это я образно, – пояснил он.
Я, устыдившись, обиженно промолчала. Окружающий мир вдруг сделался расплывчатым, и я отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. Если бы Жорик начал утешать меня, я бы, наверное, сгорела от стыда и жалости к себе.
– Одна явно только что успокоилась, другая переняла эстафету и начала реветь, – недовольно заворчал бывший опер. – В чем дело, барышни? Подключите меня, я тоже с удовольствием с вами порыдаю. Кого оплакиваем? Если меня, так зря. Вот он я, живой и невредимый. А других оплакивать при наличии меня глупо – я все равно лучше их. Это я точно знаю.
Жорик таки добился своего – я улыбнулась в ответ на его ерничанье. Глаза высохли, так и не успев выдавить ни слезинки.
– Не обращай внимания, – я развела руками. – Что с нас взять. Все спорим свои низменные споры, горюем игрушечные горести, рассуждаем бездумные рассуждения. Ты сам говорил – бабы.
– Быстро обучаетесь, барышня. – Жорик опустился на корточки напротив моего кресла и заглянул мне в лицо: – А теперь рассказывай, что произошло. А то я тоже ничего не расскажу! – категорично и серьезно добавил он, предвидя мой отказ откровенничать.
Вошедшая с конфетницей из пластмассы и с радушием из того же материала Виктория спасла меня от необходимости отчитываться.
– Мы вспоминали былое и грустили, что оно закончилось, – сразу отсекая все дополнительные вопросы, сообщила она. – А у тебя какие новости?
– Честно говоря, не слишком хорошие. – Жорик, убедившись, что мы обе не в настроении что-либо рассказывать, решил начать первым. – Санька утверждает, что никакого отношения к шантажу не имеет. Я склонен ему верить. Парню пообещали скостить срок, признайся он, что делал фото и требовал деньги. Он даже пытался признаваться, – усмехнулся Жорик, – выдумывал какие-то несуществующие подробности. Потом, когда я задал пару вопросов по существу, Санька сказал, что понятия не имеет, о чем его спрашивают. В общем, дело наше запутывается еще больше. Загадочный шантажист почему-то оказался в нужном месте в нужное время да еще и сориентировался, что нужно сделать фото… Слишком много совпадений. В жизни так не бывает. – Жорик оглядел нас с Викторией. – Впрочем, вы – девушки странные, вокруг вас может быть что угодно… Мне кажется, что у нас нет пока какой-то очень важной детали. Единственная ниточка к шантажисту – мужчина с зонтом, расспрашивающий Дарью. Завтра займусь подробным расследованием его личности.
«Ну вот! – мысленно заныла я. – Теперь мне еще придется играть в догонялки с профессиональным оперативником».
– Обстоятельства изменились, – устало заговорила Виктория. – Я теперь практически знаю, кто шантажист.
О нет! Как я могла наивно рассчитывать, что Виктория не станет открываться оперу? Неужели она сейчас расскажет все Жорику? Но ведь тогда ей придется признаться в доведении собственного мужа до самоубийства… Я принялась строить Виктории предупреждающие рожи за спиной опера. Вика незаметно кивнула мне. «Я знаю, что делаю, отвяжись», – говорил ее взгляд. Самое тяжелое, это понимать, что вот сейчас, на твоих глазах будет предпринято нечто непоправимо ужасное, и не иметь никакой возможности это предотвратить. Виктория говорила и говорила, а я чувствовала, как с каждым ее словом становлюсь все хуже и хуже, предавая Шурика и превращаясь в настоящее чудовище. Я, конечно, обижалась на Шурика и считала его негодяем, но не могла себе позволить не защитить его или хотя бы не предупредить об опасности. Надо было срочно бежать к нему, но я не понимала, как сделать это, избежав подозрений Жорика и Виктории.
– Ты в порядке? – Жорик тряс меня за плечо. – Катерина, не пугай меня! На тебе лица нет!
– Извини, задумалась. – Я чрезмерно резко откинула его руку и залпом выпила полчашки горячего чая, даже не ощутив, как обжигает он горло.
– С ней бывает, не обращай внимания, – услужливо объяснила всегда готовая унизить меня Виктория. – Она у нас слегка не в себе. Если вдруг о чем всерьез задумается, выпадает из реальности. Я ее все гоню к психотерапевту, а она сопротивляется. Я, честно говоря, тоже б не пошла. Зачем такой дар убивать анализом?
– А чего ж тогда гонишь? – язвительно спросила я.
– Ну не могу же я открыто признать, что одобряю твое сумасшествие, – пожала плечами Вика, но тут же перешла на деловой лад. – Ну, Георгий, говори, что ты думаешь обо всем этом…
– Вот прямо так сразу и должен что-то думать? – заартачился Жорик. – Думаю, что голова скоро лопнет от всего этого. Ладно… Посмотрим, что мы имеем. – Он принялся что-то чертить на салфетке.
Опыт подсказывал, что подобные, совершенно безобидные на первый взгляд манипуляции бывшего опера приводили к поимке преступника. Я готова была наброситься на него и отобрать рисунок.
– Шантажист является работником Клюшкиного агентства. Он оставляет цветы, дабы подтвердить свою личность. Хочет продемонстрировать степень своей осведомленности о жертве. Жертва при этом, как нарочно, мало того что рассказала первому встречному по телефону все свои тайны, так еще и назло ему отправилась в «Надежду», где умудрилась вляпаться в совсем уж пикантную историю…
– Георгий, – холодно обратилась Вика, – пожалуйста, впредь избегай насмешливого тона в отзывах о моем поведении. Мне придется уволить тебя, а это не рационально.
Жорик моментально сделался подчеркнуто корректным:
– Прошу прощения. Я нечаянно позволил себе определить наши с вами отношения как дружеские. Вот и говорил то, что думаю. Впредь буду вести себя согласно схеме наемник – клиент.
Вика явно смутилась.
– А можно я пойду домой? – совершенно не к месту перебила я их диалог, понимая лишь, что мне необходимо срочно переговорить с Шуриком. – Устала, ничего не соображаю, в нашем деле сейчас не принесу ни малейшей пользы, а себе нанесу непоправимый вред, если немедленно не уйду.
Приложив массу усилий, мне удалось убедить Викторию отпустить меня и отговорить Жорика от соблюдения ритуала провожания. Сошлись на том, что опер вызовет мне такси.
– Ты нужен сейчас Вике, так что, будь добр, оставайся там, где ты нужнее! – отбивалась я от Жорика. – И не выдумывай! Всю жизнь я возвращалась домой одна, и до сих пор жива! Нашел за кого беспокоиться. Все маньяки и преступники обходят меня стороной, потому как зараза к заразе не прилипает, – усердно отшучивалась я уже в прихожей.
– Мало ли, вдруг ты встретишь какого-нибудь порядочного человека, – в тон мне подколол опер, потом вдруг посмотрел на меня очень серьезно и сказал: – Прошу, не наделай глупости, малыш!
– Хорошо, Карлсон, – не удержавшись, испортила я всю прелесть ситуации, а потом, проклиная себя за это, наивно захлопала ресницами, извиняясь. И, как бы невзначай подавшись вперед, прикрыла глаза и развернула лицо так, чтобы ему было удобнее меня поцеловать.
– Ого! – Жорик хмыкнул, верно истолковывая мои намерения.
Это не были страстные объятия давно желавших связи любовников. Нет, мы как бы пробовали друг друга. На вкус, на ощупь, на запах. А тем временем я незаметно вытягивала из кармана Жорика салфетку с пометками, грозящими разоблачением Шурика. Комкая ее и засовывая себе в куртку, я мысленно бранила себя последними словами как за подобное надругательство над чувствами, так и за то, что мне, в сущности, очень понравилось целоваться с этим человеком.
– Стоп! – Я, тяжело дыша, отстранилась. – Так нельзя. Мы вместе работаем, а значит…
– Ничего это не значит. – Жорик не убирал руку с моей талии, и мне пришлось самой оттолкнуть его. – Ну ладно, – наконец отстранился он. – Я, видимо, совершенно не разбираюсь в женщинах. Мне казалось… Впрочем, неважно. – Он отошел на шаг назад. – Извини, – опер моментально потух, глаза перестали излучать тепло, губы сложились в привычную скептическую насмешку, брови опустились на свое обычное место. – Забылся. Мне казалось, это нужно нам обоим.
Я промолчала, мысленно приказывая сердцу не биться так отчаянно громко.
* * *
Я вышла из подъезда, как только убедилась, что привезший меня таксист отправился восвояси. То и дело скользя и теряя равновесие, я направлялась, естественно, к дому своего второго бывшего мужа. Мысли никак не хотели войти в нужное русло, чтобы найти благовидный предлог столь позднего – а было уже глубоко за полночь – визита.
«Не наделай глупости, малыш!» – звучал в ушах голос Жорика, и я отчаянно ругала себя и за то, что не могу забыть эти слова, и за то, что допустила такую ситуацию, и за то, что решилась цинично выкрасть салфетку в такой момент. Всем этим, конечно, я сделала хуже только самой себе. Я уже знала тепло прикосновений опера, знала, как замирает сердце от его слов… И с этим мне теперь предстояло жить, сдерживать себя всякий раз при встречах, прятать глаза, стараться выглядеть холодной. Чтобы не дай бог не подать повод к искушению. Потому что некрасиво давать повод, когда прекрасно знаешь – продолжение отношений невозможно. Понимаешь, что так сложилось, что в этой игре вы – по разные стороны баррикад, и желанное сближение в конечном счете обернется обманом.
«Ты мыслишь правильно! – отчаянно убеждал меня здравый смысл. – В конце концов, Шурика ты знаешь уже много лет, а этого опера всего неделю!»
В доме второго бывшего мужа, как и полагается, все уже спали. Телефон, насколько я знала, Шурик на ночь тоже выключал, но проблемой это не было. Как разбудить второго бывшего, не беспокоя его домашних, я знала. Этот метод был отработан нами еще в период проживания с его родителями. В те времена я, если вдруг приходилось засиживаться на работе допоздна, кидала камушки в окна нашей с Шуркой комнаты, чтобы он впустил меня, никого при этом не разбудив. Это были единственные в доме окна, выходящие на улицу.
Удивленная физиономия Шурика показалась минут через десять после того, как я пустила в ход давно забытый способ. Шурик включил настольную лампу и отодвинул штору. Я, как в былые времена, предстала перед ним, освещенная веселым светом одинокого фонаря, и отчаянно замахала обеими руками в знак приветствия. Шурик снял очки, потом надел, потом опять снял, протер поочередно стекла и глаза и постучал кулаком по лбу. Таким образом он, видимо, сообщал, что сейчас выйдет на улицу.
– Ты что, пьяная? – с ходу поинтересовался Шурик. Он был не на шутку раздражен.
– Зачем ты пристаешь к Виктории Силенской? – тоже игнорируя светские манеры при приветствии, спросила я не менее раздраженно.
Повисшая на мгновение пауза прервалась серией тщательно подавляемых смешков. Шурик никак не мог прекратить смеяться.
– Опаньки! – изрек наконец он. – Среди ночи ты вытаскиваешь меня из постели, дабы задать этот вопрос. Кэт, ты, часом, не рехнулась?
– Мне очень важно знать! – настаивала я, игнорируя попытки обидеться и уйти, на что упорно подталкивало меня мое подсознание.
– Я ни к кому не пристаю. – Шурик понял, что я не отстану, и начал говорить по существу. – Просто ухаживаю. Заметь, я даже ответил тебе, вместо того чтобы просто выругаться.
– Ухаживаешь?! За кем? Ты, неизменно так ценивший искренность, вдруг ухаживаешь за этой фальшивкой? Ни за что не поверю!
– Кэт, ты становишься буйной. Может, не будешь пытаться вмешиваться в мою личную жизнь? Это портит и тебя, и наши с тобой отношения.
– Говори, – почти зашипела я.
Шурик закатил глаза, тяжело вздохнул и пустился в объяснения.
– Господи, и почему я обязан отчитываться перед тобой? Почему меня всегда так заботит твоя нервная система и я подчиняюсь твоим требованиям? – начал он.
Я нарочито громко шмыгнула носом, оповещая о немедленной готовности расплакаться.
– Говорю, говорю… – быстро заверил Шурик. – Виктория – вовсе не фальшивка. Ей просто всегда очень нелегко жилось. Она привыкла обороняться от окружающего мира. – Шурик весь как-то оживился, явно начиная увлекаться собственным красноречием. – Она намеренно возвела вокруг себя защитный имидж, замкнулась в нем и задыхается внутри сооруженного ею бастиона, даже не представляя, что можно разрушить его и вдохнуть живительный воздух окружающего мира. На самом деле она совсем не такая, какой хочет казаться. Она яркая и сильная, и вместе с тем чрезвычайно ранимая… Она интересна мне. Я хочу помочь ей.
– Ты играешь в опасные игры, – перебила я. – Как бы там ни было, но ты выбрал не того человека. Скажи, ты надеешься получить от нее деньги?
– Что?! Мне и в голову не приходило!
– Извини… Мало ли… Брак по расчету. В наше время все бывает.
– Ты плохо меня знаешь? Какие деньги, не выдумывай. Просто я, – Шурик набрал полную грудь воздуха, – да, я влюбился. Кэт, это должно радовать тебя. Ты же всегда желала мне счастья, что случилось на этот раз?
Я постаралась заставить себя быть объективной. Как бы выпрыгнуть из собственного тела и посмотреть на нас с Шуркой со стороны.
– В том-то и дело, что я хорошо тебя знаю, – как можно спокойней произнесла я. – Ты не мог полюбить Викторию Силенскую. Тебе просто лестно, что ты смог своими речами покорить ее. Первобытный инстинкт победителя заставляет бить себя кулаками в грудь и рычать – мол, во какого зверя я завалил! И ты воспринимаешь это как счастье и воображаешь себя влюбленным.
Шурик откровенно весело рассмеялся:
– Ну, Кэт, ну, нагородила… Как бы там ни было, но я действительно считаю себя влюбленным и не собираюсь менять свое убеждение из-за твоего ночного визита.
– Я и не настаиваю…
Мне вдруг тоже стало смешно. Господи, ну влюбился человек, ну чего я лезу… Некто внутри меня моментально напомнил планы о потенциальном третьем муже, а также весьма загадочные обстоятельства, раскрывшие мне роман бывшего мужа. Я снова нахмурилась:
– А зачем ты с ней нашими с тобой словами разговариваешь? Что, ничего своего придумать не мог?! Ты играл с ней в «мечталки»! Это почти предательство.
– Подожди, подожди, – Шурик, похоже, проснулся окончательно. – А откуда ты все это знаешь?
– Вообще-то мы с Викторией выросли в одном подъезде и весьма близко дружим, – ехидно улыбаясь, сообщила я. – Вот как лихо ты попался. Решил замутить с близкой подругой жены и оказался рассекреченным.
На последнюю мою фразу Шурик решил никак не реагировать.
– Погоди, – все еще не мог понять он, – но почему тогда я ничего не знал о вашей дружбе? Почему она не была у нас в гостях? Не звонила никогда?
– У нас странная дружба, – усмехнулась я. – Периодическая. Близко общаемся мы преимущественно в том случае, когда Виктории что-то от меня надо. Тогда она звонит и я приезжаю к ней. Ты не попал на нужный период.
– Понятно. А ты сама, естественно, не звонишь, считая это ниже своего достоинства и обрекая подругу на вечное одиночество, – кинулся защищать Викторию Шурик.
– Я же знаю, что у нее не будет на меня времени, – начала оправдываться я.
– Послушай, – Шурик замялся, – ну, с «мечталками» это я, конечно, зря. Погорячился, так сказать. Не обижайся. Лучше скажи мне, что именно она про меня говорила?
– Что ты – гнусный вымогатель, пользующийся ее расположением, – не моргнув глазом, честно ответила я.
Шурика это явно зацепило.
– Но почему? Разве я дал повод так думать?
– Да, – безжалостно отрезала я, – начиная прямо со своего появления…
– Что же мне теперь делать? – Шурик вовсе не советовался со мной, просто рассуждал вслух. – Завтра же пойду к ней с личными объяснениями.
– Упаси боже! – не на шутку перепугалась я. – Тебе ни в коем случае нельзя у нее появляться! Тебе надо немедленно оставить ее в покое.
– Это еще почему?
Я не до конца определилась, можно ли доверять Шурику. И замялась, прежде чем ответить.
– Кэт, – Шурик взял меня за руки, и я почувствовала, что для него действительно важно происходящее. – Я не так часто прошу тебя о чем-то. Расскажи мне все, что знаешь.
Шурик не спускал с меня вопросительного взгляда. Я вспомнила о просьбе Жорика не наделать глупостей и решила, что рассказывать буду не все.
– Хорошо, слушай, – начала я. – Только упаси тебя бог предпринять хоть что-то в этой ситуации, не поставив меня в известность. Или утаить от меня какие-то значимые детали происходящего.
– Обещаю, – серьезно проговорил Шурик.
И я пересказала ему творящуюся вокруг Виктории чертовщину. Не упустив при этом и подробности ее похода в «Надежду», и общения с Санькой. Шурик напряженно ловил каждое мое слово. Широко расставив ноги, он раскачивался, перебрасывая вес с одной ноги на другую. Обычно он так делал, когда нервничал.
– М-да… – произнес он, когда я окончила рассказ. – И теперь Виктория думает, что я не на самом деле влюблен и что я шантажист? Выходит, не зря я говорю, что мне стоит объясниться с ней.
Естественно, при такой постановке вопроса во мне проснулся эгоизм.
– Вот этого как раз пока не следует делать! – наставительно произнесла я. – Виктория уверена, что ты – преступник. В данный момент ты не можешь рассчитывать на ее доверие ни при каких условиях. Да сам посмотри на ситуацию! Уж очень все сходится. В глазах кого угодно ты и есть тот самый шантажист.
– Послушай, – Шурик закачался в ускоренном темпе, – я не могу быть шантажистом хотя бы просто потому, что я и так прилично зарабатываю.
– А почему же ты тогда пропал после окончания рекламного времени Клюшкиной службы знакомств? – Я скривилась. – Как ты вообще мог вляпаться в подобную бредовую историю с романтическим знакомством?
– Объясняю – я не работал у Клюшки. Понимаешь? Однажды Клюшка решил похвастаться мне, что к нему обратилась сама Виктория Силенская. «Конечно, уже на следующий день она отменила свой заказ, – досадливо морщился Николай, разливая нам коньячок по рюмкам, – но все же внимание этой дамы мне очень польстило». Я тут же накинулся с вопросами – Виктория давно была мне интересна. Я случайно натыкался на ее имя в городских чатах, посвященных малому бизнесу, и всегда отмечал, что это умная женщина. Даже профиль зачем-то смотрел. Еще и красивая, и не замужем… Услышав ее имя от Клюшки, я, естественно, тут же спросил, всегда ли он так тщательно хранит анонимность своих клиентов. Тот оживился до невозможности, стал причитать, что это первый раз в жизни, когда он открыл имя заказчика, и только потому, что я «свой». В общем, под это дело я выторговал у него точную формулировку заказа Виктории и ее контактный телефон. «А, все равно она отменила заказ. Только объясни, зачем тебе? – спрашивал Клюшка. Я честно сообщил, что Вика мне нравится. Клюшка тут же решил извлечь из меня коммерческую выгоду, выдумав это самое „демонстрационное время“. Но об этом я узнал позже. Просто спустя десять дней, когда мы с Викой стали уже…» – Шурик замялся.
– Продолжай.
– В общем, позже Клюшка спросил: «Как успехи?» Я ответил, что мы общаемся. И тогда он решил всех разыграть. Ну что сделаешь, очень уж ему хотелось Вику в клиентки заполучить и денег с нее содрать. Я, когда узнал от Вики об этом «рекламном времени», чуть морду Клюшке не набил. Но он вроде пообещал отстать. А вот с Викой… Первая встреча прошла замечательно. Я был…
– Избавь меня от подробностей, – сухо перебила я.
– Да, конечно, – Шурик виновато улыбнулся. – Я купил тогда маленький букет, вернее, я хотел бы, чтобы это был букет, но продавался только укроп. Знаешь, такой необычный, гигантский, цветущий. Чем не цветы? Я написал записку с текстом: «Позвони, если ты со мной» – и вложил в букет.
На этот раз костяшками по лбу постучала я:
– Шикарный способ выражения чувств! С чего ты взял, что она найдет эту записку-то?
– Не знаю… Мне казалось, барышни всегда ищут в букетах записки. В фильмах, по крайней мере… Иначе зачем им дарят цветы?
– В фильмах актрисы заглядывают в букеты, когда их приносят им за кулисы. Чтобы определить, от кого из поклонников цветы. А тут и так было ясно, от кого, с чего ж было искать записку? Тем более что записки обычно прикладывают к шикарным корзинам с цветами, а не к пучку укропа…
– Это я потом уже понял, – отмахнулся Шурик. – А все это время меня мучили сомнения: а вдруг я просто не понравился ей и она решила не звонить? Или, может, я никогда и не был ей интересен. Ведь я все время сам звонил, навязывался, так сказать… Потом понял, что неправ. Хотел красиво исправить положение. Искал подходы. Не намекал я этой розой на ее мужа! Просто она говорила когда-то, что это ее любимые цветы. Надо же, как все обернулось…
– Весело, – грустно произнесла я. – Пока не найдется настоящий шантажист, тебе нет смысла появляться. Они все равно тебе не поверят. Ни она, ни Жорик. Слишком много совпадений, указывающих на тебя. Зачем было к Дашке приставать, ненормальный?
– Ну, – Шурик рассмеялся, – не так-то просто смириться с мыслью, что любимая женщина отказалась от тебя. Я шатался там по окрестностям, заглядывал в окна. Увидел Дашу. Мне казалось, что можно выяснить через ребенка, не появился ли у Вики новый мужчина…
– Никогда не думала, что мне будет так невыносимо оттого, что ты окажешься таким идиотом, – тяжело вздохнула я.
– Не понимаю, чего ты-то переживаешь?
– Очень грустно понимать, что ты разлюбил меня, – честно призналась я.
– Это еще почему? – ошарашенно спросил Шурик.
– Не за себя, за идею обидно, – продолжала я, давно заметив, что от некоторых комплексов можно избавиться, говоря о них вслух. – Ведь настоящая любовь в нашем понимании – это нечто вечное. Осознать, что ты разлюбил меня, автоматически означает признать, что ты никогда не любил меня по-настоящему. А если даже то, что было у тебя ко мне, – не любовь, то я не знаю… Это рушит мою веру в сказочку о наличии в мире чего-то настоящего. Хотя, может, ты не тот человек…
– Кэт, но ведь ты сама меня бросила, – мягко сказал Шурик, пожимая плечами, и я ощутила, что он совсем не понял мою предыдущую мысль. Ну вот, теперь и взаимопонимание покинет нас, и что тогда останется между нами?
– Неважно! – я вдруг почувствовала необычайный прилив энергии. – Итого, мы порешили, что ты пока не можешь показываться Вике на глаза.
– Это ты порешила, – осадил меня Шурик. – Я пока еще ничего не решил.
– Но я должна быть в курсе твоих планов! – возмутилась я. – Ты же обещал! Я нервничаю…
– Ну ладно, – Шурик уже сам был не рад своим обещаниям, – будем считать, что пока я откладываю свои объяснения с Викой.
– Более того, – настаивала я, – ты должен делать все возможное, чтобы Жорик не узнал, что ты – это ты. Понимаешь? Тебя ведь могут даже упрятать за решетку!
– Спасибо, конечно, за заботу, – Шурик замялся, – но знаешь, если ко мне подойдут и, вот как ты сегодня, спросят: «Зачем ты пристаешь к Виктории Силенской?» – я буду вынужден ответить честно. А так, естественно, постараюсь пока себя не выдавать. Собственно, Жорик легко узнает обо мне, переговорив с Клюшкой.
Я внутренне похолодела. Господи, как же мне не допустить, чтобы опер вышел на Шурика?
– Я понял, – Шурка мечтательно потер ладони, – мы проведем с тобой самостоятельное расследование и сами найдем шантажиста, сняв, таким образом, с меня всякие подозрения.
Я, конечно же, не верила в успех подобного мероприятия, но согласно закивала в знак солидарности. Мы договорились созвониться завтра, после чего Шурик вымолил у меня разрешение не провожать меня до дома. Я благосклонно позволила ему отправиться досыпать и удалилась.
* * *
Лифт не работал, и пришлось подниматься пешком. Сидя на корточках, откинув голову к стене, под моей дверью спал Жорик. Я выразительно кашлянула, опер мгновенно открыл глаза и подскочил.
– Слава богу, с тобой все в порядке, – он порывисто кинулся ко мне. Потом, видимо вспомнив мое дурацкое «сейчас не время», тут же застыл. – Извини. Я просто волновался. Ты забыла телефон у Виктории, я зашел занести его, а тебя нет. Как чувствовал, что нельзя было отпускать тебя одну в такое время. Я уже собирался выяснять личность таксиста, который тебя увез.
– Ох, – мне стало вдруг дико неудобно, – я просто гуляла, со мной ничего не произошло. Я и подумать не могла, что ты приедешь…
Я совершенно не привыкла, чтоб за меня волновались, чтобы меня ждали. Я намеренно внушила всем близким, что со мной никогда ничего не случается. Отвоевав себе тем самым приличный клочок свободы и возложив еще пару камушков на плацдарм одиночества. Сейчас мне было и дико стыдно и ужасно приятно одновременно. Я заставила себя не выдать Жорику своего волнения и принялась открывать дверь.
– Ладно, раз у тебя все хорошо, – произнес, успокоившись, опер, – я пойду…
– Куда ты пойдешь в три часа ночи? – возмутилась я. – Оставайся уж. Кресло в кухне разложить не долго.
Жорик молча вошел. Вообще-то это было хорошо, что он остался у меня. В том числе потому, что так мне будет проще контролировать его передвижения.
Не поверите, но даже после всего происшедшего этот человек по-прежнему спал в кухне на кресле, не пытаясь как-то изменить положение вещей. Я никак не могла понять, радуюсь я такому поведению или обижаюсь на него.
Глава двенадцатая, в которой преступник увеличивает ставки и количество промахов
Внутренний будильник моего подсознания сработал в семь утра. Он являлся единственной пунктуальной частью меня и участвовал в жизни всего организма только в крайних случаях. Сейчас был именно такой: будить опера совершенно не хотелось, потому просыпаться следовало бесшумно. Внутренний будильник работал по принципу всех будильников, только тихо. То есть, засыпая, его нужно было завести, трижды повторив мысленно: «Мне нужно встать в семь утра». И тогда, если он относился с уважением к обстоятельствам, вызвавшим необходимость такого подъема, ровно в семь утра глаза сами открывались и сознание нехотя начинало реагировать на реальность.
Засунув сонное тело в уличные одежды, я, не умываясь и не красясь, прокралась к входной двери и выскочила на лестничную площадку. Надобно заметить, что выходить на улицу в таком виде мне противопоказано. Ненакрашенная, с прилежно собранными в заячий хвостик волосами, в кроссовках и короткой куртке, я походила на подростка. И тогда весь мир принимался учить меня жизни! Пышнотелые тетки в общественном транспорте советовали стоять подальше от дверей, а то «пришибет – и не быть тебе невестой». Дедушки и бабушки, неизменно сидящие под попадающимися мне по пути подъездами, требовали, чтобы я обязательно надела головной убор. Раздражало это необычайно. В такие дни я обычно дерзила всем знакомым и совершала непоправимые ошибки, опровергая на практике свое обычное убеждение, что необратимых процессов не существует.
Когда через пару часов я, нагруженная кульками, распахнула, уже не стремясь соблюдать тишину, дверь собственной квартиры, Жорик глянул на меня исподлобья и неодобрительно спросил:
– Ты где была?
– В кино! – злобно ответила я, разгружая сумки.
Жорик принялся помогать. Конечно же, на самом деле только мешая.
– Могла бы меня разбудить, я б тебе хоть сумки помог дотащить. В смысле перенести психологическую тяжесть просматриваемого фильма.
– Вот еще! – фыркнула я. – Ненавижу ходить по базару с кем-то! Приходится одним глазом выбирать продукты, а другим следить, не потерялся ли твой компаньон.
– Твоя б воля, я смотрю, ты б вообще поубивала всех людей планеты и жила б одна, довольная, что наконец имеешь полное право повеситься от одиночества, – пробурчал Жорик, неожиданно принимаясь за чистку картошки. – Яичница надоела, – пояснил он.
– Хозяин – барин, – я взяла второй ножик и примостилась с картошкой с другой стороны мусорного ведра.
Мы сталкивались очистками и воевали за пространство над мусоркой.
– Катерина, ты чего с самого утра такая злая?
Я несколько секунд раздумывала, стоит ли обижаться на подобный вопрос.
– Не знаю, – отрезала я наконец, – наверное, не выспалась. Представляешь, мне дают четырнадцать лет! Нет, не строгого режима, а в смысле принимают меня за подростка. Двадцатилетние пигалицы говорят мне «ты», а старшеклассники оскорбительно присвистывают вслед.
– Ну, это они просто не рассматривали тебя вблизи.
Я аж подскочила от такого хамства.
– Я имею в виду – стоит заглянуть тебе в глаза, как сразу обнаруживается обилие мудрости и жизненного опыта, – посмеиваясь, поспешил исправиться Жорик.
– Господи, ну почему мне встречаются только такие отвратительные типы! – взмолилась я. – Почему всю жизнь меня окружают хамы и пустомели?
– Но, – многозначительно подняв брови, продолжал опер, – как только ты открываешь рот и начинаешь говорить, становится понятно, что глаза врут и оценка твоего возраста снова приближается к подростковому.
Я запустила в Жорика картошкой. Он невозмутимо поймал ее и дочистил. Броситься на опера с кулаками я не решилась, опасаясь последствий. Мы оба и так периодически заливались краской и всякий раз лихорадочно вздрагивали, «слегка соприкоснувшись рукавами».
– Значит, так, – за завтраком Жорик перешел на командный тон, – поговорим с Клюшкой, выясним личность Александра. Ну, в смысле Александра второго, и тогда определимся, как действовать дальше.
В этот момент зазвонил телефон – Виктория срочно просила приехать к ней в офис, умоляя вызвонить Жорика и захватить его с собой.
– Виктория требует нашего наличия в офисе, – нервно доложила я Жорику. – У нее опять что-то случилось.
– Отлично! – вскочил Жорик.
– Что ж хорошего?
– У нас на редкость выгодный шантажист! Как только я теряю ведущие к нему ниточки, он совершает что-нибудь, открывая новые направления поиска. С ним интересно играть, понимаешь?
Я покрутила пальцем у виска и поспешила приступить к утреннему макияжу.
– Мне скучно в кухне, – в дверях моей комнаты показался опер. – Можно здесь подождать?
– Жди, – я уже устала ему возражать.
Вообще-то я терпеть не могла, когда кто-то смотрел, как я крашусь. Жорик наблюдал за мной с нескрываемым любопытством.
– Не устаю поражаться женщинам, – принялся рассуждать опер. – Как можно вымазывать себя какими-то инородными веществами, проделывать дырки в собственной плоти, чтобы повесить какую-то железяку? Это же неприятно… Вот же вечная игра полов. Столько ухищрений ради привлечения внимания каких-то жутких типов!
– Гениально! – я перешла ко второму глазу. – Сам придумал или подсказал кто?
– Ну вот, – замахал руками Жорик, – опять разъярилась. Я не хотел тебя обидеть.
– Женщины, если хочешь знать, – я назидательно подняла указательный палец, чем сама себя рассмешила, – красятся исключительно для самих себя. Мне приятно, когда я хорошо выгляжу. У меня тогда поднимается настроение.
– Да. Но это когда ты хорошо выглядишь, а не краска на тебе хорошо выглядит.
– Отвяжись, – шикнула я, решив не связываться с сумасшедшим.
Потом, уже на улице, мною овладело любопытство.
– Жорик, скажи, ты был женат? – чуть кокетничая, спросила я, уже настроившись, что он ответит: «Да я и сейчас там», – и моим душевным метаниям (а я, конечно же, уже была немного влюблена) придет конец, ибо одна из немногих истин, вынесенных мною из жизни, гласила: «Серьезные мужчины не разводятся, посему для отношений не подходят».
– Официально – нет.
– А неофициально?
– Я не люблю распространяться на эту тему, – сухо ответил опер, и я решила, что за спиной у него, наверное, какая-то жуткая любовная трагедия. – Ничего особенного, – через миг развеял мои иллюзии он, – прожили три года вместе в большой любви. Потом у меня начались тяжелые времена и она ушла к другому. Сейчас она в Штатах. Детей не было. Не вижу смысла вспоминать об этом браке. Для меня все это уже неважно…
Я подумала, что он, конечно, врет. Потому что человек, с которым три года прожиты в большой любви, вряд ли может когда-нибудь стать неважным. Но, с другой стороны, меня такая ложь вполне устраивала, как и расстояние, отделяющее Жорика от бывшей возлюбленной.
– Извини, я не хотела лезть в твою жизнь с дурацкими вопросами, – быстро отступила я.
Мы спускались в метро на эскалаторе. Жорик встал на ступеньку ниже и повернулся ко мне лицом.
– Что поделаешь, – он говорил обыденным тоном, как о какой-то само собой разумеющейся вещи, – ты уже влезла в мою жизнь. И от твоих желаний это не зависит.
– Отвернись, а то не заметишь конца эскалатора и упадешь, – отчасти из вредности, отчасти от смущения проговорила я.
На романтичное ухаживание поведение Жорика было совершенно не похоже. Всем своим видом он как бы просто констатировал факт нашего совместного существования. Конечно, меня это не устраивало, конечно, я жаждала романтики и сумасшедших подвигов в мою честь. Оставалось только придумать, как бы раскрутить бывшего опера на порывы.
Я вдруг вспомнила все сопутствующие обстоятельства, нахмурилась и принялась ругать себя за подобные мысли. «И не думай даже! Только этого тебе сейчас и не хватало! Никаких влюбленностей, никаких отношений на работе!» – отчаянно вопил здравый смысл. Уже в вагоне метро я украдкой глянула на опера. Никаких переживаний не отражалось на его невозмутимом лице. Стоял себе спокойненько, широко расставив ноги, даже не пытаясь держаться за поручни, и следил за пролетающими в завагонной тьме проводами. Рассуждал, наверное, о чем-то своем, сугубо оперском, и даже не подозревал, что своими последними словами заставил мою душу метаться в панике и чуть не убедил пойти по неверному пути.
– Сколько тебе лет, Жорик? – неожиданно для самой себя спросила я.
Несмотря на видимую отчужденность, Жорик сразу услышал мой вопрос.
– Четвертый десяток пошел с этого года, – улыбнулся он и добавил в ответ на мой обалделый взгляд: – Мне тоже иногда дают четырнадцать.
Я была уверена, что опер несколько младше меня, относилась к нему даже с некоторой долей снисхождения. Теперь приходилось срочно перестраиваться. Я снова устроила себе мысленный выговор, упирая на то, что, по идее, мне должен быть глубоко безразличен его возраст.
* * *
На этот раз унизительной процедуры ожидания на крыльце удалось избежать. Обычно охранник долго мучил посетителя, перед тем как впустить в скромный новострой, в котором, помимо Викиной, располагались еще четыре конторы, офисная столовая и бассейн в подвале. Охранник требовал пропуск, потом задавал вопросы, потом созванивался с пригласившим тебя, потом долго ждал ответа и лишь после этого нажимал кнопку, открывающую дверь… На этот раз Силенская, похоже, предупредила всех, кого следует, и нас впустили внутрь практически сразу.
Мы поднялись на второй этаж. Жорик сразу же отправился к Виктории, я зашла поздороваться в комнату менеджеров, где когда-то работала. Радушные возгласы приветствия бывших коллег навеяли на меня грусть. «И почему мне вечно не сидится на одном месте? – сокрушенно запричитала взрослая часть меня. – Работала бы себе здесь. И зарплата человеческая, и работа непыльная, и коллектив великолепный!» Но подобные приступы сожаления всегда быстро покидали меня. Вообще-то я правильно сделала, что ушла с этой работы. Каждый должен заниматься своим делом. Я в принципе не могла заниматься коммерцией. Если клиент был мне симпатичен, я норовила продать ему товар с суперскидкой, жертвуя своим заработком, и всерьез обижалась на Викторию, пытающуюся научить меня ценить собственный труд и втолковать, что работа существует для того, чтобы зарабатывать.
Менеджеры были действительно загружены работой. Поздоровавшись и обменявшись со мной обычным «как дела?», они снова схватились за телефоны. До прихода на эту работу я никогда не думала, что телефон может быть главным орудием труда.
Оказывается, Жорик ожидал все это время в приемной. У Виктории сидела какая-то шишка из мэрии, и Силенская никак не могла принять нас. Викина секретарь Светлана, которая жутко обижалась, когда ее называли секретаршей, строго смотрела на опера сквозь толстые стекла очков. Жорик только что отказался и от кофе и от чая, что всерьез насторожило Светлану.
– Если человек ничего не хочет, значит, он или не человек, или у него все есть, – говаривала она.
И то и другое было явлением аномальным, а значит, для Светланы-экстрасенса, дико обижающейся, когда ее называли экстрасексом, весьма интересным. Жорик находился в состоянии некоторой растерянности. Ему уже рассказали, что, судя по петляющей линии судьбы на ладони, жить он будет плохо, а личного счастья, судя по женщине, с которой он пришел, вообще никогда не увидит. Мы со Светланой откровенно недолюбливали друг друга. Она – потому что всегда ревновала ко мне Викторию, я – потому что не понимала, как можно быть настолько глупой, чтобы заподозрить в высокомерном Викином «подруга детства» реальные добрые чувства.
Наконец, шишка, оказавшись при ближайшем рассмотрении колобкообразным старичком с сальным взглядом и скользкой улыбкой, покинул апартаменты Виктории. Нам было позволено зайти. В качестве протеста против стольких формальностей я уселась прямо на подоконник и поджала коленки.
– Только не прыгай вниз, – попросила Виктория и объявила наше заседание открытым.
Как обычно, в офисе Виктория преображалась. Говорила только по сути, подчиненным (а мы с Жориком сейчас являлись таковыми) не улыбалась, смотрела на собеседников редко и резко, как бы бросаясь взглядами.
– Ну, что я вам скажу, дорогие, – Виктория развернула к нам свой ноутбук и швырнула одновременно с этим какую-то газету прямо мне в руки. – Плохо работаем, господа! Очень плохо.
Ноутбук демонстрировал свежие новости с нашего городского портала, а газета зачем-то дублировала их. И там и там красовалась фотография Виктории. Это не носило бы криминального характера, если бы фото не было тем самым – Виктория садится в такси. Без сомнения, это была работа шантажиста. Под фотографией красовалась выделенная крупным шрифтом подпись: «Намерения – самые серьезные». Далее шла вполне безобидная и милая статья, рекламирующая Викторию как порядочного человека, на протяжении всей своей деятельности помогавшего городу и собирающегося продолжать в том же духе.
– Кто ж мог предвидеть, – задумчиво произнес Жорик.
– Ну уж точно не я! – повысила голос Вика. – Предвидеть – это ваша работа! О какой защите от шантажиста может идти речь, если он спокойно размещает свои грязные намеки в центральных газетах города?!
– Что ж тут грязного? – вступилась я за шантажиста. – Очень даже приятные отзывы… Да и газета далеко не в топе.
– Да уж, – Вика насмешливо вскинула брови. – Мне уже по этому поводу высказали. Видали, приходил товарищ из партийного руководства?
– Ты подчиняешься партийному руководству? – изумилась я.
– Конечно подчиняюсь – что ж, я дура, что ли, на депутатство тратить свои личные средства? А значит, должна соблюдать принятую концепцию информирования прессы о своей деятельности. «А самодурства мы не потерпим!» – Виктория вышла из имиджа деловой леди, передразнивая партийного «колобка». – В общем, отчитали меня только что по полной программе.
– Признаю, виноваты, – неожиданно встал на сторону Виктории Жорик. – Итак, если я правильно понимаю, преступник таким образом хотел намекнуть, что имеет серьезные намерения. Спрашивается, зачем он подбрасывает нам все новые и новые зацепки? Теперь необходимо сходить в редакцию этой газеты. Ощущение – что шантажист усиленно пытается помочь нам найти его.
– Может, он мазохист? – с умным видом спросила я.
– Просто много знает и ничего не боится, – Вика немного успокоилась. – Я звонила в редакцию. Они не понимают, откуда взялась статья. У них там бардак полнейший. Бумажная газета просто перепечатывает то, что планирует публиковать портал, а кто предложил к публикации на сайте фото и статью – неизвестно. Статья создана в аккаунте главного редактора, но он божится, что понятия о ней не имел. Хотя мы-то с вами догадываемся, кто это сделал. Александр – программист, он имеет массу возможностей выложить в Интернет все, что угодно.
– М-да… – неопределенно хмыкнула я. – И ведь в суд на газету не подашь – то, что у них там бардак полнейший, официально преступлением не является. Да и какие претензии? Милый, положительный материал… Не придерешься.
– Хватит болтать! – перебила Виктория. – Это не все новости.
Нам предстояло услышать самое интересное.
– Сегодня утром я нашла в камине письмо от шантажиста. То есть он просчитал, какой из дымоходов – мой, и опустил по нему письмо. Огромный труд, между прочим! Вот кто у нас трудится не покладая рук! Не то что вы!
Я вспомнила, что о камине мы говорили с Шуриком, и немного заволновалась.
– Что пишет наш Александр? – подталкивал Викторию к продолжению разговора Жорик.
– Ничего приятного. Требует свои деньги. На этот раз уже двадцать тысяч долларов. Говорит, не надо было посторонних к расследованию привлекать.
– Вау! Так дорого я еще никому не обходилась, – восхищенно прошептала я.
– Причем деньги он хочет получить сегодня вечером и наличными, – без малейших эмоций продолжила Виктория. – Требует, чтоб я положила купюры в сумку, которая будет лежать на нашей заброшенной стройке.
– Еще раз?… – Жорик нахмурился.
– За домом, в котором я росла, находится «вечная стройка». Катя знает.
– Ну да, – рассеянно проговорила я.
Еще в нашем детстве там начали что-то строить, потом забросили, и до сих пор железобетонные коробки так и валяются. Ребятишки там в войнушку играют, а их родители строго-настрого запрещают им приближаться к этой стройке. Считается, злачное место. Я бы туда деньги в жизни нести не стала.
– А вот про сумку я не очень поняла… – сказала Вика.
– Этот ненормальный положит ее где-то в самом дальнем блоке, – начала объяснять я, – в смысле в самой дальней квартире, точнее…
– Мы поняли. В железобетонной коробке. Самой дальней от чего? – Жорик снова что-то черкал на листочке.
– От нашего дома, я думаю, – наконец догадалась и Виктория. – От чего ж еще? Итак, он поставит там сумку, и я должна буду сегодня в девять вечера положить туда деньги.
– Маразм! – поддержала я подругу.
– Там еще масса ругательств и угроз в письме, – проигнорировала мою оценку Виктория. – Мол, не дай бог, замечу, что кто-то следит за местностью или еще какой подвох, откажусь от денег и моментально опубликую все материалы. Что-то там еще про доказательство серьезности намерений. Собственно, с чего я эту газету-то купила и на сайт этот зашла? Шантажист порекомендовал. Я должна приехать туда лично, без водителя, собственноручно переложить деньги в сумку, причем класть их аккуратно, по одной пачке. – Вика выдержала паузу. – Ребята, может, давайте я все же обращусь в полицию?
Такого поворота событий мы с Жориком не ожидали.
– Хочешь обвинить нас в полной некомпетентности? – недружелюбно поинтересовалась я. – А как начет того, что Саньку-то мы поймали?
– Я ни в коем случае не хочу умалять ваших детективных способностей, но у меня нет больше времени экспериментировать и желания рисковать. Преступник не оставляет мне ни малейшего шанса на обратную связь, поэтому предложить ему вести переговоры с Катериной я не могу. – Вика отвела глаза и зябко поежилась, обняв при этом собственные плечи. Жорик прикрыл окно.
«Вот эти самые плечи обнимали длинные пальцы моего бывшего второго мужа, который был при этом счастлив. А на моих плечах теперь прочно обосновались руки бывшего опера. А сама я заделалась в детективы. А Виктория собирается рассказать озабоченным дядькам из органов, как она обращалась к услугам мальчиков по вызову», – почему-то пронеслось у меня в мыслях. В общем, мир покрылся толстой коркой абсурда и вырваться из всего этого маразма представлялось уже невозможным.
– Отлично, – Жорик нервно улыбнулся. – Нет худа без добра. Катерина, заметь, мы больше не работаем вместе… Это было единственной причиной?
– Не паясничай! – резко оборвала его я.
– Это вы о чем? – спросила Виктория.
– Он шутит, – ответила я. – Вика, это, конечно, не мое дело… Но как ты собираешься сохранить свою репутацию, придавая делу официальный ход?
– Не знаю! – раздраженно выпалила Виктория. – Мне кажется, сами мы не справимся… Я не знаю, что делать…
– Ну уж по крайней мере не обращаться в полицию. Если только в частном порядке. Иначе шуму не оберешься, – заверил Жорик.
– В частном порядке я вроде как уже обращалась, – с укором глянула на бывшего опера Виктория.
– И теперь жалеешь?
– Не знаю. – Вика уже не могла сохранять невозмутимо-деловое выражение лица. – Вы правы, нельзя так резко поддаваться настроению. – Вика заломила руки и посмотрела на нас очень серьезно и жалостливо. – Коней на переправе не меняют.
Мы с Жориком неприлично заржали от такого сравнения.
– Нет, вы только посмотрите на них! – Виктория и сама уже подхихикивала. – Им весело! Тут, можно сказать, карьера рушится, успешная бизнес-леди превращается в безработную неудачницу с разбитым сердцем, а они…
– Добро пожаловать в наш клуб, – сквозь смех проговорила я.
Итак, мы отговорили Викторию обращаться в полицию. В связи с этим необходимо было что-то срочно предпринимать самим. Так сказать, мы оказались в ответе за тех, кого отговорили. Все мы напряженно задумались.
– Значит, так, – Жорик опять принял командование на себя, – у нас есть еще семь часов. Предлагаю своими силами организовать задержание шантажиста, когда тот будет забирать деньги. Покажи-ка мне найденное в камине письмо.
Наконец-то хоть одна здравая мысль! Вика протянула Жорику конверт.
– Вика, у тебя есть столько наличных денег? – поинтересовалась я, поддерживая идею Жорика.
– Есть, – Виктория безразлично сверлила глазами дырку в столе. – Полиция, скорее всего, куклу бы подложила.
– Зато устроила бы много шума, – возразил Жорик, не отрывая глаз от письма.
Ему, видимо, очень хотелось довести дело до конца самому, и он никак не мог позволить вмешиваться посторонним.
– Какая разница – куклы, не куклы. Мы же его все равно поймаем, – возразила я.
– Ладно, – оборвала меня Вика, – не в деньгах счастье. Жорик, какие предложения?
– Мне нужно все продумать более тщательно, – ушел от прямого ответа наш опер.
– Думай вслух, если тебя не затруднит, – проговорила Вика тоном, не терпящим возражений.
– Погодите! – не выдержав, я забрала у Жорика письмо и, глянув, в недоумении спросила: – А почему никто не удивляется тому, что шантажист – женщина?
– С чего ты это взяла? – озадаченно переглянулись Жорик с Викторией.
– Потому что пишет о себе в женском роде! – пояснила я и зачитала отрывок: – «Я предупреждала о недопустимости привлечения посторонних, поэтому увеличиваю сумму вдвое…»
– Смешно даже обсуждать такие мелочи, – отмахнулась Виктория. – Александр просто опечатался, неужели непонятно? Черная роза однозначно дала понять, кто наш шантажист, и обращать внимание на описки в словах глупо.
– Ладно, – почти смирившись с тем, что Георгий тоже считает слово «предупреждала» обычной опечаткой, я решила взять инициативу в свои руки: – Предлагаю следующее: Вика будет действовать в полном соответствии с инструкциями шантажиста. Единственное – мы с Жориком будем сидеть в засаде на стройке. И то ли в момент, когда шантажист попробует забрать деньги, то ли раньше, еще когда он будет подкладывать сумку, мы схватим негодяя. Или негодяйку.
– И как же вы, позвольте узнать, произведете задержание? – насмешливо поинтересовалась Виктория. – А вдруг он будет вооружен?
– Вот тут можете не беспокоиться, – одними губами улыбнулся Жорик, и я снова начала чувствовать себя рядом с ним неуютно. – Оружие и у нас, если что, найдется.
– С чего вы взяли, что Александр явится за деньгами лично? – не унималась Виктория. – Наймет опять какого-нибудь мальчишку. Того, кто цветы в самом начале этой истории мне домой заносил, или того, кто принес письмо в офис…
– Вряд ли шантажист рискнет доверить такую сумму денег связному, – неуверенно произнес Жорик. – Хотя, в принципе, он у нас – парень рисковый. Такую примитивную схему передачи денег предложил!
– Да почему парень-то? – не унималась я. – В письме явная наводка на то, что шантажист – женщина. И это, кстати, объясняет странность схемы! – я подмигнула Жорику в знак того, что его мнение о женщинах наконец-то хоть на ком-то подтвердилось. – И меня это радует, потому что задержать ее – ну ладно, ладно, или его – похоже, будет легко. Предлагаю начать наблюдение за стройкой прямо сейчас, – я вошла в азарт. – Во-первых, тогда больше шансов поймать шантажиста еще в тот момент, когда он понесет сумку, во-вторых – вряд ли преступник уже начал наблюдение за объектом, а значит, он нас не заметит.
– А если начал и заметит?
– Мы переоденемся! Нас не то что шантажист – родная мама не узнает.
И мы снова принялись громко спорить. На этот раз уже о подробностях планируемых действий.
Глава тринадцатая, в которой решительные действия героев переворачивают вверх дном нерешительное течение повествования
Через несколько часов я убедилась, что приписываемый мне Викторией пророческий дар отчасти все-таки во мне присутствует. Родная моя мамочка, как всегда в это время, возвращалась с обеденного перерыва на работу. Она преспокойно прошла мимо, не узнав меня. Я стояла, согнувшись в три погибели и опираясь на палочку, лицо исчезало в пещере, образованной складками огромной старой шали, повязанной наподобие косынки и обмотанной несколько раз поверх темно-синего, раскопанного мною в недрах антресоли потертого пальто, оставшегося, вероятно, в наследство от прабабушки кого-то из хозяев моей съемной квартиры. Вид у меня был нищенский и настолько жалкий, что, протяни я руку, вполне могла бы неплохо заработать. Но я была бомжихой, зарабатывающей честным трудом, а не попрошайкой. Я собирала бутылки. В качестве подтверждения этого в пакете у меня подозрительно позвякивало. Почему я решила, что на промозглой улице, вдали от киосков и магазинов, можно поживиться тарой, я, честно говоря, еще не придумала. Может, у меня старческий маразм! Кому какое дело?
Продолжая курсировать туда-сюда мимо знакомой с детства стройки, я зорко оглядывала окрестности. Пробраться от жилого квартала на стройку незамеченной было невозможно: хорошо освещенный фонарями и окнами домов пустырь превращал каждого приближающегося практически в мишень. Поэтому я не считала столь тщательную маскировку смешной.
«Как в большой самогонный аппарат попал!» – сказал как-то один мой знакомый, побывав на этой нашей «вечной стройке». Забор давно уже разнесли, и только одинокие столбы по периметру говорили о том, что раньше этим объектом кто-то занимался. По железобетонным скелетам квартир сквозь проемы для окон и дверей, угрожающе завывая, метался ветер. Стройка, как и положено, доставляла жизни района массу неудобств. Дети, играя там, ломали ноги. Любители ходить «по сократу» (а сквозь стройку пролегала самая короткая дорога к магазинам) разносили по всей округе жуткую грязюку, которая хлюпала вокруг нашей стройки в любое время года. Кроме того, летом здесь обитали бездомные собаки, что угрожало санитарному состоянию всей округи. Первые лет пять жители возмущались, требовали либо завершить строительство, либо убрать площадку, потом все привыкли – и стройка стала восприниматься как часть окружающего ландшафта.
Мне надоело ходить взад-вперед, и я решила поджидать Жорика, спрятавшись от ветра в одной из железобетонных коробок. Честно говоря, затевая весь этот маскарад и дежурство, я рассчитывала, что Жорик довольно скоро тоже ко мне присоединится. Но бывший опер развлекаться таким образом категорически отказался. Проводил меня «на пост» и нагло сбежал, сообщив, что должен проделать кое-какие дела и сможет вернуться через час. Злополучная синяя сумка к тому времени уже красовалась на оговоренном месте, потому доводы Георгия, мол, чем меньше народу ошивается в окрестностях, тем меньше шансов, что преступник заподозрит слежку, имели смысл. Пришлось отпустить бывшего опера и перетаптываться теперь с ноги на ногу, тщетно пытаясь согреться.
В глубине души я, конечно, проклинала себя за этот глупый план и пару раз даже подумывала ретироваться в родительский дом, чтобы немного погреться. Но Жорик, как существо непредсказуемое, мог пренебречь договоренностью о предварительном звонке и явиться на стройку без предупреждения. Доставить ему удовольствие не застать меня на посту при исполнении моего же собственного плана я не могла.
Наконец Жорик позвонил. Сообщил, что уже закончил все необходимые приготовления для Виктории и теперь едет сюда. Просил, чтоб я ждала его в соседнем возле стройки дворе. Причем желательно в том, где проживают мои родители, чтобы можно было бы сразу зайти погреться.
И снова бывший опер саботировал мой план! Мало того что игнорировал необходимость слежки за стройкой, так еще и пренебрегал переодеваниями. Надвинув шляпу на глаза, он пытался затеряться в группке подозрительного вида подростков. Громко смеясь, ругаясь и поминутно сплевывая себе под ноги (и где они столько слюны-то берут?), детки шли напрямую через стройку к домам. Жорик в цивильном черном полупальто выглядел на фоне этих однояйцевых близнецов истым джентльменом. Я быстро набрала номер его мобилки: «Проходи мимо, не останавливайся. Преступник может быть где-то близко! Он не должен засечь нас вместе! Я буду ждать тебя возле семидесятого дома».
Выйдя из своего укрытия, я принялась демонстративно застегивать пуговицы на пальто. Мало ли зачем старуха могла свернуть на стройку? Может, у нее неотложная надобность какая была!
Зайдя в ближайший подъезд, я бережно сложила в кулек шаль и пальто, оставшись в родной курточке, и, спрятав палку-костыль за мусорный бак, вышла на улицу. Жорик поджидал меня во дворе. Я отчитала его в ответ на едкое «наконец-то прекрасно выглядишь».
– Договаривались же маскироваться! Вся операция потеряет смысл, если шантажист заметит тебя!
– Да я даже шляпу надел! – горько разочаровал меня в своих детективных способностях опер. – Ну неужели он, по-твоему, будет подозревать каждого, проходящего мимо стройки?
– Между прочим, синяя сумка уже лежит на месте! Я ее сама видела!
– Ну и что?! Не думаю, чтобы нужно было следить за пустой сумкой, ее точно никто не возьмет.
– Вот именно – ты не думаешь! – отрезала я. – Разве можно так беспечно относиться к такому серьезному мероприятию?!
Почему-то мне казалось, что Жорик и сам не слишком-то верит в то, что говорит.
– Скажи мне честно, ты хоть капельку надеешься на успех моего плана?
– Нисколько в нем не сомневаюсь, – с ехидной ухмылкой заявил бывший опер. – Я шантажисту деньги не отдам, обещаю. Нервничать и беспокоиться будем, когда Виктория в сумку купюры положит. А пока все это – детские игры.
– Хорошенькие себе игры! Представь на секунду, что шантажист засечет наше присутствие, обидится и опубликует снимки.
– Не думаю, – насмешливо поморщился Жорик. – Человеку нужны деньги. Зачем ему обрывать крючок для ловли Виктории? В случае публикации снимков получить деньги он уже не сможет.
– У него, судя по всему, есть масса другого компромата.
– Нельзя быть скомпрометированной в большей или меньшей степени. Если репутация Виктории подорвется единожды, то до дальнейших угроз шантажиста ей уже не будет никакого дела. Думаю, шантажист прекрасно понимает это. Даже не представляю, на что он рассчитывает. Самое сложное в деле шантажиста – забрать деньги. До этого момента он может думать, что его не найдут и все обойдется. Но после…
Через десять минут мы уже сидели в гостях у моих родителей. К счастью, дома никого не оказалось и мне не пришлось доказывать любопытным родственникам, что Жорик – это «вовсе не то, о чем вы подумали». Я была уверена, что бы ни подумали мои родители, это оказалось бы «не то». Потому как предположить, что этот молодой человек является коллегой их дочери по оперативно-розыскной деятельности, не смогло бы даже богатое воображение моей мамочки.
В сотый раз обсуждая детали предстоящей операции, я поражалась собственному спокойствию. Несколько часов, отделяющих меня от начала решающей схватки, почему-то представлялись бесконечными. Я опаивала Жорика вкусным чаем, весело смеялась, беззлобно бранилась и поражалась беспечности опера, который наотрез отказался переодеваться в бомжа.
– Катерина, мы же не в детском саду! – возмущался бывший опер. – Яркий персонаж только привлечет к себе внимание! Я сделаю вид, что иду в магазин, и незаметно затеряюсь среди свай.
Жорик собирался заступить на свой наблюдательный пост возле сумки как раз перед тем, как Виктория положит туда деньги. Я подробно обрисовала ему географию нашей стройки. Было решено, что опер спрячется на крыше блока, в котором лежала сумка. Отверстие в потолке этого скелета квартиры оказалось как нельзя кстати. Оттуда Жорику будет прекрасно видно все, происходящее с деньгами. После долгих препирательств Георгий убедил меня, что наблюдать за пустырем, ведущим к стройке, в виде старухи-нищенки я не имею права.
– Какая нищенка вечером на пустыре? О чем ты говоришь?! Ты будешь самым подозрительным объектом! Мирные граждане тут же вызовут патруль, и тебя заберут в полицию!
В результате моя роль стала несколько менее драматичной. Я должна была притаиться в темноте и наблюдать за пустырем. Заметив подозрительного прохожего, я немедленно звоню Жорику и предупреждаю его о появлении объекта. Если прохожий, вместо положенной прогулки к магазину, сворачивал в лабиринт стройки и направлялся к сумке, Георгий тут же сообщает об этом мне. Тогда я должна следить, не прикрывает ли кто шантажиста, и, если от Жорика в течение пяти минут не будет звонка, страховать задержание.
– Это как? – решила уточнить я.
– Самое правильное, если вдруг возникнут какие-то проблемы, это поднять шум, дабы морально подавить задерживаемого. Ори, что ты из полиции, что стройка окружена и все такое. Если вдруг увидишь, что победа явно не за нами, звони Виктории, пусть приезжает ее охрана. В общем, импровизируй. Главное, не вмешивайся, если все пойдет по плану, – как-то расслабленно и совсем не по-деловому наставлял меня Георгий.
– А если преступник будет не один? – меня слегка задевала беспечность опера.
– Главное, сообщи об этом мне. Я разберусь.
– Ненавижу, когда ты с такой гордостью сообщаешь, что планируешь применять насилие! – не выдержала я.
– Да я, собственно, не планирую.
Я требовательно склонила голову, подчеркивая, что ожидаю разъяснений.
– Знаешь, – Жорик впервые с момента начала планируемой мною операции сделался серьезным, – преступник ведь не всегда виновен. И применять силу против него – последнее дело. Иногда достаточно просто обсудить происходящее.
– И это говоришь ты? – не поверила я.
– Да. И ничего удивительного в этом нет, – спокойно ответил бывший опер. – Скорее удивителен тот образ кровожадного монстра, который ты пытаешься увидеть во мне. То есть я понимаю, конечно, – для выгодного фона тебе нужен рядом человек с массой недостатков.
– Глупости, – робко попыталась защититься я, – мне как раз нужен рядом человек без недостатков, чтобы было на кого равняться. Поэтому я всегда и одна… А про твою кровожадность я узнала, наблюдая, как ты общаешься с Клюшкой.
– Я уже оправдывался по этому поводу, – сдержанно ответил Жорик, потом почему-то решил пойти на предельную откровенность: – Знаешь, почему я ушел из органов?
– Клюшка?
– Нет, Николаша просто подпортил мне отношения с начальством. Работать стало тяжелее, но все-таки можно было.
– А, – вспомнила я, – Виктория рассказывала. Чей-то там сын обокрал Викину свекровь, и ты, когда не удалось осудить его официально, силой забрал у него украденное.
– Да. Именно из-за этой истории. Но Виктория неправа, считая, что отец того парня виноват в моем увольнении. Я ушел по собственной воле. После того как узнал, что парень, которого я крепко стукнул, дабы забрать документы Силенской-старшей, на самом деле не виновен.
– Как? – только и смогла спросить я.
– А вот так. Силенская расселяла коммуналку. Она запудрила мозги престарелому деду этого парня, и старик, думая, что сдает комнату в аренду на полгода, подписал договор о том, что продает свою недвижимость, причем за сущие копейки. Родственники, конечно, когда узнали, подняли шум. Но ничего не попишешь, подпись настоящая, у нотариуса заверенная. Дед, когда осознал, как его обманули, отказался съезжать наотрез. Грозился комнату вместе с собой поджечь. Его буквально выносили. Он даже в больницу попал. Родственники по судам потыкались, убедились, что у Силенской-свекрови кругом все схвачено, и решили не связываться. Один внук сдаваться не собирался. Стал настаивать, что никакой продажи не было, требовал, чтобы все проверили, давил на то, что дед в здравом уме никогда бы такую подпись не поставил. В общем, выследил он эту авантюристку, когда та шла предъявлять договор в качестве подтверждения законности сделки. И не избивал он ее вовсе, только пригрозил и бумаги забрал. А та, естественно, тут же к нам кинулась. Я тогда молодой был. Видел только белое и черное, оттенков вообще не признавал. Она меня еще науськала, мол, официально ничего не добьешься. Я, не разобравшись, ринулся в дело. Жаль, что парнишка не успел этот злополучный договор уничтожить. А потом, когда мне объяснили, в чем дело, что-либо менять поздно уже было. В общем, ушел я из борцов за справедливость.
– А сейчас ты кто?
– Скорее борец за невмешательство. Я не знаю, что есть добро, посему наказывать зло считаю себя не вправе.
– А на Клюшку кто бросался?
– Ну… У меня к нему и его бизнесу антипатия. Не из идейных соображений, а просто личная.
– А «просто» твоими принципами разрешается? – улыбнулась я.
– Разрешается, не разрешается. Я ему ничего плохого не сделал. – Жорик все еще находился под властью собственных мыслей. – Главное, мне так до сих пор и не представился случай реабилитироваться. Вот даже с тем же Санькой. Я хотел поговорить, разобраться, выяснить. Найти в нем положительные черты, помочь уменьшить срок.
– Ну, Санька этот – подонок. Как ни крути, – быстро вставила я.
– Опять же, не нам судить, – Жорик пожал плечами. – Но после разговора с ним желание ему помогать у меня как-то отпало. А тут еще ты со своей страстью видеть во мне жестокого, грубого психа.
Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов. Получалось, будто я согласна с такой характеристикой Жорика. Мне стало совсем неловко.
– А зачем же ты принялся Силенской-младшей помогать?
– А-а… Все-таки вернулись к этому разговору. – Жорик улыбнулся. – Главное, вовремя. Я уже говорил тебе. Изначально потому, что уж очень хотелось в Клюшкиной гадостности убедиться. А потом… Потом я встретил тебя, Катерина, и… скажем так, очень заинтересовался.
Я густо покраснела и смутилась.
– Не надо так говорить, – я быстро отвела глаза и принялась убирать со стола. – Ты просто плохо меня знаешь. Идеализируешь. Я на самом деле плохая.
Господи, ну почему я не могу сейчас просто порадоваться, как нормальный человек? Почему у меня все всегда так сложно и запутанно?
– Я знаю, – серьезно ответил Жорик, – и это мне в тебе тоже нравится.
– Перестань! – я почти перешла на крик. – Самое время для подобных признаний! Нам предстоит такое дело…
– Это дело тебе дороже того, что происходит между нами? – Жорик пристально смотрел на меня.
В груди нарастала паника. Ну зачем было доводить меня до такого состояния?
– Послушай, – я старалась не кричать, – к чему эти дурацкие вопросы? Что я могу ответить?
– Правду. Помнишь, ты сама говорила – все, что угодно, можно спокойно обсудить, в две головы можно найти выход из любой ситуации.
– О чем ты?
– Просто вижу, что ты нервничаешь, и хочу помочь. Неужели я настолько неприятен, что ты даже не можешь быть со мной искренней? Я пойму тебя. Просто расскажи, доверься. Почему ты так заводишься каждый раз, когда я пытаюсь отбросить шутки и поговорить по душам?
– Потому что ты делаешь это не вовремя! – таки закричала я.
Вот теперь я начала нервничать всерьез. «Может, все отменить? А что, вот скажу, мол, у меня не хватает на подобные поступки моральных сил! И пусть Виктория с Жориком сами разбираются…» – мысленно ныла я. Увы, от меня уже мало что зависело. Я уже навесила на себя обязательства, и, не выполни я их, самолюбие растерзает меня на кусочки. Я вспомнила про Шурика и поняла, что отступать не буду.
– Тебе, между прочим, уже пора идти на свой наблюдательный пост, – как можно нежнее проговорила я. – Давай выпьем еще по чашке чая перед выходом на улицу и пойдем.
Жорик понял, что никаких разговоров на личные темы он от меня не дождется, и сделался весь покорно собранным.
– Отлично, – он протянул мне чашку. – Ты хорошо помнишь, что нужно делать?
– А ты?
* * *
Надобно признаться, что я терпеть не могу холод. Моя мама всегда говорит, что я просто не умею одеваться по погоде. Неправда, я умею, но погода всегда оказывается хитрее. По каким-то одной ей видимым причинам она раз и навсегда выбрала меня в качестве объекта для насмешек. Стоит в лютый мороз мне надеть шубу и зимнюю шапку, как на улице резко наступает оттепель. Все журчит, тает и плывет. И я тоже плыву в своей уже неимоверно тяжелой от скопившейся влаги шубе, нелепо теребя в руках шапку. Прохожие провожают меня презрительными взглядами, отчего мне делается еще противнее. Если же я надеваю куртку и выхожу без головного убора, моментально наступает похолодание. Эта закономерность уже давно стала аксиомой, и когда-то я предлагала желающим приплачивать мне за регулирование погоды. Хотите покататься на лыжах? Нет проблем, платите наличными, и я надену куртку. Платить никто не стал, и я, понимая, что большинство граждан все-таки предпочитают теплые погоды, носила куртку, дабы досадить «неплательщикам». Естественно, последние зимы выдались на редкость холодными.
В ожидании появления подозрительных личностей я наблюдала за пустырем, скрываясь в тени родительского дома. От холода я пританцовывала на месте и напевала себе под нос песенку про жару. Жорик позвонил на припеве.
– Катерина, прекрати светиться! Твою куртку со всеми этими светоотражающими полосками даже отсюда видно. И отключи звук у мобильника, – приказным тоном изрек Жорик.
– Ясно, – мрачно ответила я уже безмолвствующей трубке и, немного подумав, вывернула куртку наизнанку. Кроме того, я достала темный шейный платок и намотала его на голову. Отчасти, чтобы прикрыть светлые волосы (увы, сказать «светлую голову» было бы нечестно), отчасти, чтобы согреться.
Кроме холода, я терпеть не могла еще и ожидания.
Виктория появилась на освещенной тропинке, ведущей через пустырь к стройке, со стороны магазина. К счастью, с моего поста отлично просматривались оба пути следования к заветной сумке. Вика надела длинное кашемировое пальто с капюшоном и очки. Ну конечно, она ведь думала, что за ней будет наблюдать Шурик, посему никак не могла конспирироваться менее ярко.
– Первый пошел, – сообщила я Жорику в телефон. – В смысле – Виктория приближается.
– Объект сделал все точно, – через несколько минут отчитался Жорик. – Двадцать тысяч лежат в сумке. Ждем посетителя. И выключи наконец звонок на мобилке!
Вряд ли он действительно слышал звонок – слишком велико было расстояние между нами – скорее всего, Жорик просто шутил, не подозревая, что попадает в цель. Я действительно забыла отключить звук, потому что всякий раз, собираясь это сделать, натыкалась глазами на часы и расстраивалась. Раньше мне казалось, что они идут значительно быстрее.
Я перемыслила уже все возможные мысли, перепела в голове все знакомые песни, переболела всеми возможными страхами. Большая стрелка часов нехотя ковыляла к двенадцати. С момента моего последнего разговора с Жориком прошло ровно сорок минут. Я решила проверить состояние опера.
Так-с… Никто не берет трубку! Попробуем еще раз. И еще… Я пританцовывала на месте уже не от холода. Если бы с Жориком все было в порядке, он заметил бы или мой звонок, или поломку телефона и наверняка нашел бы способ как-то со мной связаться. А он молчал. Я набрала полную грудь воздуха и, стараясь как можно быстрее пересечь освещенное пространство, бросилась прямиком к стройке. Ночью передвигаться по ней было довольно страшно.
«А вдруг какой-нибудь идиот затаился среди плит еще до нашего прихода?» – сомнения дико клокотали в голове, и я шарахалась от темных углов, пробираясь к нужному блоку.
Кстати, больше всего мне претила мысль о том, что, может быть, придется ударить человека. Карабкаясь в темноте по плитам на крышу, я, конечно же, в кровь расцарапала руку. Бесшумно добравшись до плит, за которыми должен был прятаться Жорик, я глянула вниз.
Бывший опер лежал на полу, растянувшись на том самом месте, где должна была находиться сумка с деньгами. Сумки не было! Денег не было! Может, Жорик героически прикрыл ее собой? Я прыгнула вниз, отметив, что никогда даже не предполагала, что добровольно могу сигануть с такой высоты. Жорик застонал и зашевелился. Я упала на колени рядом с ним и принялась теребить его.
– Ты в порядке? – успела задать идиотский голливудский вопрос я до того, как нечто тяжелое опустилось на мою голову, а небытие поглотило сознание.
Глава четырнадцатая, в которой зализывание ран оборачивается новыми волнениями
Если до вышеописанных событий я хотя бы понимала, что ничего не понимаю, то теперь я не понимала уже и этого. Я лежала на мягком диване, а рядом на табуретке сидела Викина мама. Она, поминутно вздыхая, что-то прикладывала к моей голове. Причитала она при этом нечто, совсем ей не свойственное.
– Козлы! Сволочи! Уроды!
– Ироды, – вяло подсказала я.
– Что? – не поняла Викина мама.
– Я привыкла, что вы выражаетесь более мягко. «Ироды окаянные» и тому подобное… Думала, вы оговорились.
– Не учите меня жить, душечка! – возмутилась Викина мама, а потом, видимо взглянув на мое замечание в ином аспекте, всплеснула руками и громко прокричала: – Вита, она пришла в себя!
В дверях тут же появилась взволнованная Виктория. Викина мама корректно удалилась. Силенская смотрела на меня и молчала. Я попыталась привстать и застонала, дотронувшись ладонью до гудящего затылка. Голова ощутимо ныла. Так, будто я ее обо что-то сильно ударила. Как же так? Память, не торопясь, восстанавливала события и вяло докладывала мне о случившемся.
– О нет! – вторично простонала я, когда картина происшедшего нарисовалась в моей больной голове окончательно. – Сумку с деньгами не нашли?
Вика отрицательно помотала головой, потом коснулась пальцами моего лба и тихо произнесла:
– Не в деньгах счастье, Катенька. Пусть он подавится моими двадцатью тысячами, лишь бы с тобой все в порядке было.
– А Жорик где? – я вспомнила распластавшегося на железобетоне опера.
– Убежал по делам. Он довольно быстро пришел в себя. Хотя его определенно здорово стукнули, даже кровь была.
– Кто стукнул? – спросила я.
– Кого? – услужливо поинтересовалась готовая все рассказать Вика.
– Тебя! – разозлилась я.
– Меня? Никто…
– А что ж ты такая пристукнутая?
Виктория не обиделась и не вспылила, что лишний раз подтверждало ее ненормальное состояние.
– Я не пристукнутая, – очень спокойно объяснила мне она, – меня просто совесть мучает.
– Тебя-то за что? – искренне поразилась я и тут же расшифровала: – Ты вроде чужих денег не теряла…
– Ох, – Вика тяжело вздохнула и снова изобразила подозрительно ангельскую улыбку, – я должна тебе кое-что рассказать.
– Должна, – подтвердила я.
– Сначала про Жорика. Он сидел в своем укрытии и следил за сумкой. Ничего не происходило, и он уже начал нервничать, как вдруг!.. Канализационный люк возле плиты приоткрылся, и оттуда вылез довольно крупный мужчина в короткой куртке, – проговорила Виктория тоном, которым обычно рассказывают страшилки про черную комнату.
Я поймала себя на том, что слушаю Вику с открытым ртом, и громко клацнула челюстью. Виктория вздрогнула, взглядом призывая к тишине. Я затаилась, стараясь не пропустить ни звука.
– Мужчина подошел к сумке и взялся за ручки. Жорик прыгнул на него. Завязалась драка. Преступник был скручен. В этот момент наш храбрый опер почувствовал тупую боль в затылке – кто-то ударил его кирпичом по голове. Жорик потерял сознание.
– Прямо как я, – зачем-то перебила рассказчицу я.
– Нет, – Вика снова тяжело вздохнула, – с тобой все было по-другому. Но давай по порядку. Я, положив деньги в сумку, конечно же, не уехала, как мы договаривались, а встала под козырьком магазина, откуда хорошо просматриваются все подходы к стройке. Оттуда я стала наблюдать за пустырем. Не ругайся, я не привлекала ничьего внимания. Через час я увидела, как какой-то подросток, воровато оглядываясь, перебегает наш пустырь и направляется к стройке. Я срочно набрала номер Жорика – тишина. Перепугавшись, я кинулась спасать свои деньги собственноручно. До сих пор не могу себе этого простить. Нужно было вызвать охрану! Водитель с охранником все это время сидели в машине под нашим подъездом. Я соврала, что у меня намечается встреча с бывшими одноклассниками. Ты же помнишь контингент нашей школы? Необходимость наличия телохранителя под подъездом не вызвала бы в этом случае никакого подозрения со стороны моего компаньона. В общем, стоило мне позвонить… Но в тот момент я не сообразила. Я кинулась к месту преступления. «Уж с подростком-то я смогу справиться самостоятельно!» – пронеслось у меня в голове. Каков же был мой ужас, когда стало ясно, что на месте, где стояла сумка с деньгами, валяется мертвый (я, конечно же, решила, что его убили) Георгий, а над ним склонился кровожадный подросток, видимо жаждущий добить несчастного. Рядом валялся обломок кирпича…
До меня начало кое-что доходить.
– Только не говори…
– Да, – Вика отчаянно закивала. – Каюсь. Заметь, я призналась сама. Хотя могла бы спихнуть все на преступников. Но я не желаю неясностей. Я – сторонница полного откровения между нами. Я приняла тебя за подростка, да еще и за преступника, и ударила по голове обломком кирпича.
Я вторично громко клацнула челюстью, и Вика, не сдержавшись, напомнила, что в гостях, пусть даже у самых близких друзей, хлопать челюстью неприлично.
– Извини, – у меня даже не было сил спорить. – Не останавливайся. Что было дальше?
– Я узнала тебя и громко закричала. Катерина, не обижайся на меня… Как я могла предположить, что ты, девушка из порядочной семьи, вдруг станешь надевать куртку навыворот, наматывать на голову какой-то ужасный платок, да еще и ползать на коленях по железобетону?!
– Я не обижаюсь, – быстро проговорила я. – Что было дальше?
– Я издала ужасающий крик, о котором говорят «и мертвого поднимет». Тут Жорик пришел в себя. Выглядел он ужасно. Волосы и лицо его были в крови. Я хотела было помочь ему вытереть кровь и подняться, но он заявил, что отлично себя чувствует, и кинулся к тебе. Мы перенесли тебя сюда. Мэм я сказала, что на вас напали хулиганы, а я с водителем случайно проезжала мимо…
У Виктории была забавная привычка называть свою маму «мэм».
– Ну конечно, – заворчала я, – как обычно, в твоих выдуманных историях все такие слабые и беспомощные, а ты всех спасаешь.
– Какая разница, что я сообщила мэм? – отмахнулась Виктория. – Главное, что правдоподобно. В общем, Жорик осмотрел тебя, заявил, что травма не опасна, что нужно просто полежать немного, и убежал по делам. А я принялась отговаривать мэм вызывать скорую или сообщать твоим родителям о происшедшем.
– О! – одобрила я. – Вот это правильно.
– Я сказала, что ты скрываешь от них свои отношения с Георгием, и попросила, чтобы мэм молчала в тряпочку. Это правильно? – в глазах Виктории запрыгали бесенята пошлого любопытства.
– Правильно, – рыкнула я, не в силах произнести длинный монолог на тему моего права не посвящать Викторию в свою личную жизнь. – А ты уверена, что твоя мэм не проговорится?
– Уверена в обратном, – честно призналась Виктория. – Но в любом случае это случится не раньше, чем мы уйдем отсюда. А значит, твои родители не очень-то будут нервничать: раз ты ушла своим ходом, значит, чувствуешь себя лучше. Тебе ведь лучше, да? Я не очень сильно тебя стукнула?
Я поняла, что мне придется зайти сегодня к родителям. Впрочем, это были не самые плохие новости. Я попыталась обдумать сложившуюся ситуацию. Ничего не получалось. Творящийся вокруг бред в совокупности с головной болью делали меня абсолютно тупой. Возможно, именно таким образом возвращая меня в привычное состояние. Ибо другого, кроме крайней степени собственной глупости, оправдания тому, что я влезла во всю эту историю, я сейчас найти не могла.
– Послушай, – я села, облокотившись на подушку, голова болела уже меньше, – а по каким таким делам умчался наш опер?
– Нашла что спросить! – возмутилась Виктория. – Понятия не имею. Сказал только, что теперь точно знает, кто шантажист, и что он знаком с ним лично, знает, где его искать. – Я моментально покрылась холодным потом. С кем Жорик знаком лично? С Шуриком, например. Но… – Про деньги тоже сказал, что не стоит переживать. Завтра, говорит, обязательно верну… – продолжала Виктория. – Говорит, так как все купюры переписаны, мне нечего опасаться. Наверное, решил немедленно приступить к задержанию преступника и изъятию у него денег, подключив к этому свои связи в полиции.
– Когда вы успели купюры-то переписать?
– Это не я – это Георгий, он сегодня полдня этим занимался. Я даже комнату отдельную ему под это дело выделила в офисе. Он молодец, умудрился все переписать, пересчитать, да еще и не привлечь при этом внимания сотрудников!
– Мистика какая-то! – вырвалось у меня.
– Что? А, да, действительно, просто чудо, как он все успел.
– Вика, скажи, как выглядел человек, которого видел Жорик? Он похож на твоего Александра? – готовясь к самому худшему, спросила я.
– Мне даже в голову не пришло уточнять, – растерялась Виктория. – Для меня это давно установленный факт. А правда, вдруг Александр ударил Жорика по голове, а в лицо Георгий видел только сообщника Александра? Тогда выходит, что Жорик знает только сообщника и поймает только его одного. А если поймает Александра, то ему ужесточат наказание. Кроме шантажа, припишут еще нападение. На полицейского!
Вика выглядела совсем растерявшейся.
– Не ужесточат, – успокоила я подругу, хотя самой мне было ох как неспокойно, – Жорик уже не работает в органах. Все будет хорошо.
Мы задумались, каждая о своем.
– Вот странно, – задумчиво проговорила Виктория, – мы обе, не сговариваясь, жалеем шантажиста и преступника.
Я сочла нужным промолчать.
– Знаешь, – продолжала Виктория, – у меня все в голове перемешалось из-за этой истории. Даже не в фактах дело – в отношении. Раньше для меня все было просто. Тот, кто действует против меня, – плохой человек. А сейчас я запуталась. Может, это я какая-то не такая и настраиваю этим людей против себя, вынуждаю их своей непреклонностью поступать со мной так жестоко? Возможно, я сама дала повод Александру так странно вести себя со мной? Ведь, я уверена, он – хороший человек. Он не стал бы объявлять войну ни с того ни с сего. Может, я его чем-то унизила…
Я резко встала и, сославшись на плохое самочувствие, попыталась избежать дальнейших разговоров. Последний монолог показал, что Вика – человек восприимчивый и самокритичный и что она действительно влюблена в моего бывшего мужа. Сейчас подобные мысли всерьез действовали мне на нервы. Я постаралась мягко уйти от этого разговора, объяснив, что пойду ночевать к родителям. Мысль о том, что от горячей ванны и теплой постели меня отделяет всего лишь лестничная площадка, придавала сил.
Мы с Викторией договорились встретиться завтра. Чинно раскланявшись с Викиной мэм, я поблагодарила за гостеприимство и уже собралась было уходить, но перед тем все-таки решила спросить:
– Жорик не говорил, когда появится? – Я постаралась придать своей интонации как можно больше равнодушия.
– Нет, – Вика пожала плечами.
– Ну и ладно, – сказала я, многозначительно глядя на подругу. – Мне есть дело до его местонахождения только потому, что мы связаны с ним общей работой!
– Я верю, – снова пожала плечами Виктория, и я опять начала злиться.
– Я вообще не собираюсь с ним видеться по окончании нашего дела! – еще более многозначительно сообщила я.
– Я верю, – еще раз согласилась Виктория.
Уходя, я еле сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью.
* * *
Утро началось с вкусного завтрака. Я даже всерьез задумалась над возможностью снова перебраться жить к родителям. Но тут мама начала тщательно расспрашивать, что это за молодой человек был со мной вчера в гостях у Силенских и что это за хулиганы на нас вчера напали, и я тут же припомнила все блага самостоятельной жизни, дарующей право никому ничего не объяснять.
Мучимая угрызениями совести Виктория звонила мне уже из офиса, сообщая, что машина, которая отвезет меня домой, через пятнадцать минут будет под подъездом. Заодно я решила забросить Настасью в школу и отца на работу. Жаль, что мама работала в двух шагах от дома, а то бы и ее я тоже подвезла. Я даже подумала, что ради такого сервиса согласна, чтоб меня каждый вечер били кирпичом по голове.
Хорошее настроение улетучилось, уступив место воспоминаниям о происшедших событиях. Весь этот абсурд мало того что не выстраивался ни в какую логическую цепочку, он, возможно, еще был чреват серьезными неприятностями. Высказывание опера о том, что он знает шантажиста лично, мне очень не понравилось. Кроме того, я жаждала лицезреть Жорика, надеясь, что он все-таки прояснит мне ситуацию. Но связи с ним не было. Утром, в ответ на звонок прислав оскорбительное «занят, перезвоню, когда освобожусь», он вообще перестал реагировать на мои призывы к взаимодействию. Меня сжирало уже даже не любопытство, а самая настоящая паника. Кого видел Георгий? Кто забрал деньги? Кто сорвал мой план? Себя я гуманно решила пока не винить в происшедшем. Предусмотреть, что некто вылезет за деньгами из канализационного люка, я никак не могла.
«Где же ты, Жорик? – раздраженно ныл кто-то внутри меня, вслушиваясь в равнодушные длинные гудки не отвечающего телефона. – Мог бы хоть намекнуть, кто эти загадочные преступники…»
И тут меня посетило ужасное предчувствие. «Стоп, стоп, стоп… А ведь Жорик вполне может врать!» Эта мысль буквально подкосила меня. К тому времени Викин водитель уже привез меня к дому и надо было выходить, но я сидела ошеломленная, вжавшись в сиденье, и не могла пошевелиться.
«Господи, нет! – кричало в моей голове. – Нет! Такого же не может быть, правда? Ведь у него даже кровь на лице была…»
Тут я вспомнила про свою расцарапанную об арматуру руку. «Это была моя кровь! Я ведь тормошила его, прежде чем Вика нашла кирпич!»
По всему выходило, что Жорик вполне мог сам украсть деньги… А что? Двадцать тысяч долларов, соблазн велик…
Нужно было срочно что-то предпринять. Что бы я делала на месте опера в таком случае? Оставаться в городе дальше было бы невозможно – слишком большой риск, что Силенская догадается о правде. Точно! Жорик наверняка сейчас заказывал билет в аэропорту, или на вокзале, или на автовокзале… Попросить водителя съездить во все эти места? Нет! Для начала нужно сосредоточиться и, наверное, еще лучше – посоветоваться с кем-то более адекватным.
– Простите, тут вышла какая-то ошибка, я просила отвезти меня не домой, а в офис к бывшему мужу, – я невинно захлопала ресницами, глядя на почти уже ненавидящего меня Викиного водителя.
По дороге я старалась не накручивать себя, но у меня ничего не получалось. Опер нас предал? Георгий уехал? Как ни странно, расстраивало меня больше то, что Жорик смылся в принципе, нежели то, что он смылся с деньгами. Перед глазами вдруг замелькали эпизоды нашего недолгого общения. Я представила себе, что все это не вернется, и горький комок образовался в груди. Мучительно захотелось прокрутить время назад и пустить наши отношения с опером в другое русло. Как всегда, я начинала что-то ценить только тогда, когда оно оставалось в прошлом.
– Алло? – я вспомнила о том, что приходить без предупреждения не слишком прилично, только у входа в Шуркин офис, но все же рискнула позвонить. – Я у тебя внизу. Очень надо поговорить.
– Я немножечко занят, – начал было Шурик, но сразу сдался, – о чем поговорить-то?
– Об алиментах!
Это была наша привычная шутка. Когда-то один общий знакомый, узнав, что мы и после развода остались близкими друзьями, многозначительно заявил: «А я-то думал, что бывшие супруги ни о чем, кроме алиментов, разговаривать не могут». С тех пор я всегда грозилась «поговорить об алиментах».
– Не аргумент! – парировал Шурик. – У нас не было детей.
– Ничего себе! – возмутилась я. – Ты прекрасно знал, что женишься на женщине с ребенком, причем в одном лице. Так что я вполне могу требовать алименты за саму себя.
– Требуй что хочешь, только не сейчас! Завал по работе… – отрезал Шурик.
– У меня есть новости по делу Виктории.
– Спускаюсь, – раздалось в ответ.
– Ах, так?!
Я бросила трубку от обиды. Значит, если дело касается меня, то Шурик страшно занят, а как только речь заходит о Виктории… Вот назло сейчас уеду домой и ничего ему не расскажу. Пусть мучается. А про Жорика и без него можно узнать. Я с приветливой улыбкой повернулась к стойке, за которой в прошлый мой приход должен был восседать Георгий.
– А разве сегодня не Георгия Собаневского дежурство? – мило спросила я у пожилого дядечки-охранника.
– Кто его разберет, – к счастью, в офисе у Шурика меня знали и отвечали как старой знакомой: – Раньше строгий график работы был, а теперь все переменилось. Вечно молодежь наша что-то крутит: то друг с другом меняются, то со мной, какие-то отпуска за свой счет берут – все сбилось. Я уже и не знаю, когда чья смена в нормальном режиме должна была бы быть. Мне шеф сказал на замену выйти – я и вышел. А кого заменяю – разве теперь разберешь? То ли Георгия, то ли Женьку, то ли сам себя.
В этот момент как раз спустился Шурик.
– Предупреждаю, я ужасно занят, поэтому злой, колючий и дерзкий, – вместо приветствия заявил мне Шурик.
Это после того, как сам показал, что немедленно хочет узнать новости! И как у него с таким характером еще рука поднимается в кого-то влюбляться!
– Можно подумать, ты когда-нибудь бываешь другим! – сразу завелась я.
– Бываю, – обиделся Шурик. – Обычно я спокойный, добрый и чуткий…
– Ой, не могу! – я всплеснула руками и, уперев руки в боки, приняла позу сварливой жены. – Чуткий! Да ты, если это лично тебя не касается, ничего вокруг не замечаешь! Тебе даже до меня, несмотря на то что мы черт-те сколько прожили вместе, нет ни малейшего дела!
– Это потому, что вокруг нет ничего интересного. – Шурик, не переставая спорить, кивком головы пригласил меня в Клюшкину кофейню. – А про тебя… Я же иногда звоню тебе узнать, как дела. Ты – единственный человек, которому я звоню не по делу, ты не можешь не ценить это.
В последнее время Шурик устроил культ из собственной занятости. Обычно меня это забавляло, сейчас почему-то разозлило до крайности.
– Я бы ценила, если бы это было добровольно! А ты звонишь просто потому, что боишься, что я повешусь от скуки и это ляжет грузом на твою совесть!
– Ничего я не боюсь, – продолжал по инерции спорить Шурик. – Хотя нет, боюсь, конечно. Если ты повесишься, я буду скорбеть и оплакивать.
– Кого? – уточнила я.
Мы оба засмеялись. Спор закончился вничью.
– Ну, – мы уже сидели за столиком, и Шурик смотрел на меня очень требовательно, – жалуйся. Что в мире деется?
Я вкратце рассказала о вчерашнем дне и о сегодняшнем отсутствии Георгия.
– Ничего себе! – Шурик резко посерьезнел. – Что же ты мне раньше не сказала? Я бы, может, помог в поимке этого гада. Да нет, я не про Георгия! В его честности я абсолютно уверен, чего и тебе желаю. Я про шантажиста. Конечно, Жорик сказал, что сам его поймает, но я представляю, как волнуется Вика… Думаю, мне пора предпринимать решительные действия, чтобы ее поддержать.
– Действия нужно предпринимать для того, чтобы найти Жорика, – гнула я свою линию. – У тебя есть идеи?
Шурик нехотя набрал номер Георгия, тот не взял трубку, прислав в ответ свое дежурное «занят, перезвоню, когда освобожусь». Так это еще и автоматический ответ для всех звонящих!
– Больше идей нет, – развел руками Шурик, – кроме как успокоиться и не переживать.
– Предлагаю следующее, – мрачно вздохнула я, понимая, что Шурка прав. – Еще немного подождем. Да? Хотя, чует мое сердце, все это бессмысленно. Жорик, скорее всего, больше не вернется.
– Кэт, не выдумывай. – Шурик залпом допил оставшийся кофе. – Не накручивай себя, а просто подожди вестей от Георгия. И спасибо, что держишь меня в курсе Викиной истории. Теперь я уверен, что должен быть рядом с ней. Я правильно сделал, что попросил ее о встрече.
Порождать подобные мысли в голове второго бывшего мужа я совершенно не собиралась. Да и в поисках Жорика Шурик ничем не помог. По всему выходило, что эта встреча была абсолютно бесполезной и разговор нужно было сворачивать.
– Что ж, тогда пока? – все еще не без надежды на то, что Шурик придумает что-нибудь гениальное и Жорик найдется, осторожно спросила я. И тут до меня дошел смысл последней сказанной Шуриком фразы. – Стоп! Что значит – попросил о встрече? Кого, когда, как?
– Проще все тебе рассказать, чем убедить, что это тебя не касается, – улыбнулся Шурик. – Я позвонил Виктории и попросил о встрече. Она ждет меня в четыре в офисе. Поэтому я должен поскорее закончить все дела, а ты не даешь…
Я вздрогнула:
– В каком смысле попросил о встрече? Мы же договаривались, что, не посоветовавшись со мной, ты…
– Считай, что я ставлю тебя перед фактом. Я не могу в подобной ситуации не предложить Вике свою поддержку. Ей нужна моя помощь. Тем более я должен объяснить ей, что шантажист не имеет ко мне никакого отношения.
– Ты ничего не знаешь и не понимаешь! – выпалила я, глотая обиду. – Ты можешь понять, что пока что ты являешься для Виктории врагом номер один? Тебе попросту опасно появляться у нее.
– Ну конечно опасно, – передразнил бывший муж. – А без нее жить еще опаснее.
– Ну и иди на все четыре стороны! – я жутко расстроилась и с трудом сдерживала слезы. – Для него стараешься, можно сказать, жизнью ради него рискуешь и собственной порядочностью, а он…
– Кэт, – очень спокойно произнес Шурик, – я не просил тебя рисковать своей порядочностью. Я действительно не могу так больше. Мне необходимо объясниться с Викторией. Это обдуманное решение, и отмене оно не подлежит.
И снова я почувствовала, что Шурик прав. Зачем я лезу? Его личная жизнь меня абсолютно не касается. Разве что с точки зрения друга. Теперь ведь, наверное, придется дружить всем вместе…
– А ты говорил Виктории, что был женат на ее близкой подруге? – зачем-то спросила я.
– Нет. Я ведь не знал, что вы знакомы. Это тоже выглядит подозрительно, правда? Какая-то идиотская вереница совпадений. Я будто бы скрываю, что знаком с тобой, будто бы нарочно не звоню после окончания Клюшкиного контракта, будто бы умышленно пугаю Дарью и подбрасываю черные розы. На самом-то деле, если бы никакого шантажиста не было, эти поступки не выглядели бы столь угрожающими и подозрительными. А сейчас действительно получается, что Вика меня боится. Мне обязательно надо объясниться с ней. Чтобы не было никаких недоговорок. Чтобы все было по-человечески. Без интриг, взаимных обид и извечных споров, кто сильнее. Я хочу нормальных прочных отношений. Мы не в мексиканском сериале. Понимаешь?
Нет. Я не понимала. Как Шурик представляет себе Викторию «без взаимных обид и споров, кто сильнее»? Честно говоря, меня порядком утомили Шуркины любовные бредни. Оставалось лишь признать лишний раз, насколько недееспособными становятся люди, когда влюбляются. Мой бывший второй муж явно не хотел думать ни о чем другом, кроме своих отношений с Викторией, а пропажа денег и исчезновение Жорика, на его взгляд, были не настолько важны.
– Надеюсь, ты знаешь, что собираешься делать, – я мстительно предоставила Шурику полную свободу действий. – Только, если все это выйдет тебе боком, не говори потом, что я не предупреждала! И еще – отдай форд! Ты же все равно на работе, а мне надо кое-куда съездить… Ты обещал, что до окончательной продажи еще один раз дашь мне машинку. Этот раз настал!
– Будешь-таки объезжать все вокзалы? – рассмеялся Шурик, но документы и ключи послушно протянул. – Только, умоляю, будь осторожна. Формально машина уже не моя, я обещал отдать ее со дня на день новому владельцу, так что обращаться с фордом сейчас нужно особенно ласково.
– Это ты мне говоришь? – удивленно вскинула брови я, памятуя о том, что никто не любит эту машину так, как я.
– Надеюсь, ты знаешь, что собираешься делать, – кинул уже мне в спину посмеивающийся над моими обидами и планами Шурик.
Глава пятнадцатая, в которой лишний раз подтверждается, что дура не пуля, а тот, кто стреляет
От всех этих насмешек исследовать вокзалы совершенно расхотелось. Я решила ехать к Виктории. Во-первых, я все равно должна была с ней встретиться, во-вторых, если уж где-то и ждать появления Жорика, то, наверное, логичнее всего в офисе у нынешнего работодателя. Тем более в переулке прямо напротив входа в Викин новострой, словно это был некий знак, оказалось свободное место для парковки.
На этот раз к Виктории меня пропустили без малейшей задержки. Услышав, кто пришел, Светлана кинулась навстречу и, словно опасаясь, что я могу по дороге исчезнуть, лично проводила меня от охранника до дверей кабинета Силенской.
– Прекрасная работа, Светочка! – похвалила ее Виктория и пояснила для меня: – Минуту назад я попросила разыскать тебя и доставить ко мне – и вот ты уже тут!
Вика явно нервничала, поэтому объяснять, что заслуги ее секретаря в моем появлении нулевые, я не стала. Вместо этого спросила, позабыв о всякой конспирации:
– Жорик не объявлялся?
– Нет, – Виктория дождалась, пока за Светланой закроется дверь, и со слезами в голосе произнесла: – Зато объявился шантажист.
Сказать, что я была выбита из колеи, значило не сказать ничего.
– Никто не в состоянии ничего противопоставить этому сумасшедшему! – тем временем принялась накручивать и себя, и меня Виктория. – Он подбрасывает письма и розы в квартиру, отправляет в газету статьи так, что никто не может понять, откуда они взялись, похищает мои деньги из-под носа у лучшего опера города, а теперь вот собирается заявиться ко мне в офис. Он нарочно теребит мне нервы! Чего он добивается, я не пойму. Позвонил как ни в чем не бывало, попросил принять его в четыре. Новое вымогательство? Новые угрозы? Он думает, что я не смогу постоять за себя? А может, наш опер нашел его и Александр пытается отомстить мне за то, что привлекла к борьбе посторонних?
Так вот она о чем! Полагая, что Шурик и есть шантажист, Виктория восприняла его звонок очень болезненно. На нее буквально было жалко смотреть.
– Вика, не время для истерик, ты на работе.
– Да, – Виктория прикрыла глаза. – Ты права. Действительно, не время для истерик. Ладно. Мне нужно сосредоточиться. Я вызвала тебя, потому что надеялась, что ты подскажешь что-то дельное, но теперь вижу, что это – моя личная война.
Я украдкой глянула на часы. Без двадцати четыре. Шурик уже, наверное, на пути сюда. А я предупреждала, что его визит Виктории совершенно не понравится!
– Кать, не сочти за грубость, но… – Вика требовательно глянула на дверь.
– Ты поручила Светлане разыскать меня, чтобы иметь возможность попросить меня уйти? – не поверила я своим ушам.
– Ну… Нет… Сначала я просто растерялась и искала в тебе поддержку. А теперь понимаю, что хочу встретиться с ним без свидетелей!
Виктория вовсе не была расположена к конструктивной беседе. В этот момент секретарша сообщила, что Викторию просит зайти к себе нотариус. Вика запыхтела, как паровоз, но наконец взяла себя в руки.
– Почему я к ней должна идти! – возмутилась она, выходя из кабинета. – Пусть сама ко мне приходит! Катерина, пока. Увидимся позже. Светлана, вы идете со мной. Будете конспектировать наши маты, – отдав эти распоряжения, Виктория гордо вышла из кабинета.
Я осталась одна. Иногда на меня находит нечто странное. Не то чтобы я становилась совсем безумной, нет. Просто иногда мозги отключаются и некто, имитируя их, отдает приказания организму. На этот раз я не распознала подделки.
Деловито оглянувшись, я решила, что просто обязана, пусть и незримо, присутствовать при встрече Шурика и Виктории. Решение созрело как-то само собой. Я залезла в стоящий в кабинете Виктории шкаф для верхней одежды с таким видом, будто подобные действия входили в мои повседневные обязанности.
Офисную мебель для Виктории наверняка разрабатывали враги шпионажа – ни одной достойной щелочки, сквозь которую можно было бы рассмотреть происходящее в кабинете! Зато слышимость великолепная. Я уселась прямо на нижнюю полку, облокотившись на стенку шкафа, и вся обратилась в слух. Судя по клацанью каблуков, в кабинет возвратилась Виктория.
– И эти туда же! – вслух проговорила она. – Всем нужны мои деньги! Гады! Одна Катька в этом сумасшедшем доме остается верным мне человеком. – (Я улыбнулась, ощутив некий прилив гордости). – Только верностью все ее достоинства и исчерпываются. Бестолочь редкая!
Я поглубже забилась в свое укрытие и клятвенно пообещала себе прекратить всякие контакты с Викторией, после того как покину ее шкаф. Разум вновь победил на выборах в правление моим организмом, и я не понимала, зачем совершаю столь глупое и унизительное действо, как подслушивание. Мне уже не слишком-то нравилось тут сидеть, и я намеревалась покинуть это укрытие при первом удобном моменте. Я злилась и мысленно командовала Виктории: «Ну же! Вспомни, что тебе что-то нужно в комнате менеджеров! Уйди куда-нибудь! Захоти в туалет, в конце-то концов!» Активно пытаясь воздействовать на подсознание Силенской, я отдавала ей мысленные приказы: «Ты забыла высказать нотариусу самое важное!», «Немедленно вернись к ней в кабинет!» – внушала я. Виктория не слушалась.
– Тут один молодой человек, который звонил и записался на четыре, хочет вас видеть, – доложила секретарь.
– Где он? – резко спросила Виктория, и по ее озлобленности я поняла, что Вика догадалась, кто этот человек.
– Внизу у охранника. Впускать?
– Жду.
В шкафу вдруг стало неимоверно душно. Тоже мне, суперофис! Могли бы установить здесь кондиционер! Я почувствовала, как капельки пота струятся по моему лбу.
– Приветствую, – услышала я через несколько минут несколько напряженный голос моего второго бывшего мужа.
– А где же привычное «как дела?». Александр, ты изменяешь традициям, – судя по ироничному тону, Виктория уже отлично владела собой.
– Звучит как заготовленная фраза, – прокомментировал Шурик. – Ты снова залезла в панцирь своего имиджа.
– Помнится, я как-то уже пыталась сбросить панцирь. Ты тут же решил воспользоваться этим. Поражаюсь, как у тебя хватило наглости прийти сюда!
– Не наглости, а смелости, – обиделся Шурик. – Тебя, судя по твоему взгляду, нужно опасаться. Похоже, ты напридумывала себе черт знает что. Я пришел, чтобы…
– У меня еще есть мозги, чтобы догадаться, зачем ты ищешь встречи, – перебила Виктория. – Ты хочешь, чтобы я отозвала опера, не так ли?
– Потрясающе! – только и смог выговорить Шурик. – Ты живешь в каком-то загадочном, придуманном тобою же мире. Кстати, ты великолепно выглядишь.
Шурик говорил серьезно, и мне захотелось завыть от этих телячьих нежностей.
– Знаю, – без тени кокетства отозвалась Виктория. – Положение обязывает, видишь ли.
– Понимаю, – отозвался Шурик. – Ты молодец.
– А ты, к сожалению, просто идиот. Добровольно явиться ко мне в офис после всего содеянного! – Виктория несколько смягчилась. – Может, ты еще и сейчас начнешь требовать деньги? Будешь рассказывать, как тщательно перестраховался, прежде чем прийти сюда, да?
– Ни в коем случае. – Шурик пытался вести себя как преисполненный собственного достоинства джентльмен. Интересно заметить, насколько меняется манера разговаривать одного и того же человека в зависимости от того, с кем он говорит. – Я не стану этого рассказывать.
– Что ж, – в интонациях Виктории неожиданно проскочили угрожающие нотки, – значит, умрешь, так ничего и не объяснив мне.
Я внутренне похолодела и слегка приоткрыла дверцу шкафа. Виктория в этот момент достала из ящика стола нечто похожее на пистолет и направила это нечто на Шурика. Такого поворота событий я никак не ожидала. Шурик молчал, оторопело глядя на Силенскую.
– Удивлен? – улыбнулась Вика.
– Даже больше, – Шурик быстро протер очки. – Чрезвычайно удивлен. У тебя есть разрешение на хранение оружия?
– Не переживай! Есть.
– И то хорошо, – облегченно вздохнул Шурик. – Я уж было подумал, что связался с преступницей.
– Не стоит сейчас со мной шутить, – прошипела Виктория. – Говори, где твой сообщник и где мои деньги!
– Хм, – выдавил из себя Шурик.
– Не перебивай! – резко выкрикнула Вика. – Еще меня интересует, какие свидетельства наших телефонных диалогов у тебя имеются? Какие фото, какой компромат? Что ты молчишь?
Вика стукнула рукояткой пистолета по столу, и шкаф качнулся в такт моему вздрагиванию.
– Так ты слова не даешь вставить, – обиженно проговорил Шурик. – Я как раз хотел тебе рассказать…
Вика явно нервничала, посему не могла молчать.
– Меня не интересует, что ты хотел! – Она снова направила дуло пистолета на моего бывшего мужа. – Меня теперь интересует только то, чего хочу я! А я хочу засадить тебя в тюрьму за вымогательство. Понятно?
– Что ж тут непонятного. Успокойся. – Шурик выставил руки вперед ладонями и попытался приблизиться к столу.
– Не приближайся! Я стану стрелять! Ты думал, что я безропотно приму твои условия игры? Надеялся, что беспомощно буду ждать своей участи, да? Нет! – в глазах Вики блеснули слезы. – Я просто убью тебя!
– Ты не сделаешь этого! – Шурик, медленно приближаясь к столу Виктории, заговорил тоном гипнотизера: – В приемной полно народу, выстрел услышат, зачем тебе хладный труп в собственном кабинете? Слишком много будет свидетелей, не валяй дурака. Вика, да что с тобой? Успокойся, я не причиню тебе вреда. Я люблю тебя.
Я хотела было вмешаться и остановить это безумие, но последние слова бывшего мужа повергли меня в шок. Я замерла. Мне слово «люблю» Шурик говорил всего два раза в жизни. Первый – когда предлагал выйти замуж, второй – когда отговаривал разводиться. Вот, оказывается, как надо добиваться признания от мужчины! С оружием в руках, в буквальном смысле этого слова.
– Поэтому ты решил испортить мне жизнь? – Виктория тем временем занималась самым жутким в данной ситуации делом – накручивала себя. – Поэтому ты шантажируешь меня? Поэтому ты вламываешься то ко мне в квартиру, то в офис?
– Нет, не поэтому! – Шурик тоже повысил тон. Секретарша, привыкшая к тому, что в кабинете начальства частенько кричат, и не думала вмешиваться.
– А почему?
– Да не почему! – совсем запутался Шурик.
– Перестань хамить, а то я и вправду пристрелю тебя! – проговорила Виктория.
– Восхитительно! – Шурик почувствовал, что противник в замешательстве, и перешел в наступление: – Человек, безоговорочно выкладывающий за чистоту собственной репутации двадцать тысяч долларов, собирается пристрелить честного гражданина прямо у себя в кабинете!
Что он говорит?! Что он делает?! Известие о том, что Шурик знает о шантажисте, явно утвердило Викторию в ее намерениях.
– Это уже не твое дело! – нервно сказала она. – Не переживай, твоя смерть никак не отразится на моей карьере!
И тут мое воображение зачем-то подкинуло следующий вариант дальнейшего развития событий.
Виктория зло щурится, сжимает пистолет обеими руками и хладнокровно нажимает на курок. Шурик мягко оседает обратно в кресло, охая и хватаясь за грудь. С уголка его губ вытекает алая струйка. «Убили! Убили!» – шепчу я, но, не в силах пошевелиться, продолжаю прятаться в этом проклятом шкафу. Виктория спокойно сдергивает с окна штору (наконец-то я поняла, почему в ее кабинете не висят жалюзи) и накрывает ею труп. После чего делает несколько звонков и, деловито поплевав на пальцы, размазывает у себя под глазами тушь. Через несколько минут приезжает скорая помощь.
– Ужасный несчастный случай! – сокрушенно вздыхает Виктория, протягивая коротенькому врачу с длинными рыжими усами денежные купюры, по одной вытаскивая их из сумочки.
– Ужасный! – скорбно соглашается врач.
Тело увозят.
– Я даже не представляю, как мне дальше жить! Он умер от инфаркта прямо на моих глазах, прямо в моем кабинете! – сладко шепчет Виктория появившемуся тут же полицейскому невероятно огромного роста. Тот прижимает рыдающую Силенскую к груди, страстно вздыхает и, бешено вращая зрачками, бубнит что-то о соболезнованиях.
– Он пытался нанести вред моему имиджу, я должна была обороняться! – пафосно заявляет Вика осуждающе качающему головой ангелу с фотоаппаратом, залетевшему в кабинет сквозь форточку незашторенного окна.
Ангел фотографирует Силенскую и устрашающе заявляет:
– Теперь у меня есть с чем выступить против вас на страшном суде, девушка!
– Какая сумма устроит вас за молчание, господин ангел? – вскидывает брови Виктория.
«Нет! Нет! Нет! – мысленно закричала я, мотая головой. – Я не собираюсь отдавать свое сознание всякой чуши! Этого не будет!» – приказала я мирозданию, вспомнив о своем пророческом даре. Оно и не думало подчиняться…
– Итак, ты скажешь мне, где твой сообщник? – Виктория сощурилась и взялась обеими руками за пистолет.
Без сомнения, все это происходило уже в реальности. Я подумала о тяжком бремени дара и покрылась холодным потом.
– Не могу сказать, – начал говорить Шурик.
В этот момент я не выдержала.
– Нет! Нет! Нет! – громко закричала я и выпрыгнула из шкафа.
Испугавшись, от неожиданности Виктория нажала на курок. Шурик охнул и мягко осел в кресло, прижав руку к груди. Дальнейшие события проходили как во сне.
– Он не шантажист! – орала я, забирая из рук бледной Виктории пистолет. – Он всю ночь просидел на работе! Он мой муж! Бывший муж!
– Это правда! – громко подтверждал Шурик, не отрывая руку от ставшего вдруг темно-красным пиджака.
– Врача! Скорее врача! – кричала Виктория, распахивая дверь кабинета. – Скорее врача! – повторяла она в мобильный и даже, для верности, кричала в форточку.
Виктория сорвала с окна штору и пыталась перевязать ею рану Шурика.
– Со мной все в порядке, не беспокойся, любимая, – голосом умирающего шептал Шурик, и я, понимая, что реплика обращена не ко мне, в сотый раз порывалась обидеться и уйти, но оставалась, осознавая собственную необходимость находиться здесь.
Окончательно убедившись, что бывший муж жив, а значит, мое воображение ошиблось в своем пророчестве, я подняла глаза к потолку и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, по-цирковому подняв руки, воскликнула «Ап!» и поклонилась, констатируя таким образом пространству свою локальную победу над мирозданием.
– Хорошо, что скорая сейчас приедет, отвезем тебя к психиатру, – отреагировала на мое поведение Виктория и снова склонилась над Шуриком.
– Нет, ну вас даже на полдня нельзя одних оставить! – громко выкрикнул появившийся в дверях Жорик.
– Ты?! – воскликнула я. – Вернулся?
Не вполне понимая, что делаю, я бросилась ему на шею и зарыдала.
– Зачем было вызывать скорую, когда у самих полный таксопарк? – как обычно, попытался все рационализировать бывший опер.
Одной рукой опер гладил меня по волосам, другой пытался оттащить рыдающую Викторию от раненого Шурика. Скорая помощь приехала на удивление быстро. Коротенький врач с длинными рыжими усами (все-таки мое воображение внесло свою лепту в происходящее) замер на пороге и без лишних разговоров приказал санитарам погрузить всех нас в машину. Никто не сопротивлялся.
– Запри кабинет на ключ! – зачем-то сказал Жорик Виктории.
Та не стала вдаваться в подробности и подчинилась. Если бы опер сейчас приказал ей выкинуться из окна, она, наверное, тоже повиновалась бы.
По дороге в больницу врач прежде всего попытался вколоть мне и Вике успокоительное. Мы запротестовали, пообещав взять себя в руки. Я удивилась тому, как вдруг стало тихо, когда мы обе постарались подтвердить обещание действием. После этого врач дружески похлопал Шурика по плечу, отчего тот скорчил болезненную гримасу и потерял сознание.
– Надо же! – удивленно воскликнул медик. – Я подбодрить хотел, а он… Может, не ел ничего? А может, и крови много потерял… Кто его знает!
После этого врач туже затянул на Шурике Викину штору, нацарапал что-то на выдранном из блокнота листке и вручил его Жорику.
– Это нужно купить немедленно, – сообщил он оперу.
– Я! Я куплю! – наперебой закричали мы с Викторией, выхватывая у Жорика листок.
Врач недовольно зыркнул на нас, отобрал у опера листочек и вписал туда еще пару лекарственных препаратов.
– А это купите для дам, – пояснил он Жорику и охарактеризовал выписанное лекарство загадочным: – Лечит нервы навсегда.
– Рана опасная? – наконец обрела способность здраво мыслить Виктория.
– Нет, – с большим сожалением изрек врач, – ничего интересного. Но в любом случае ранение огнестрельное, значит, полицию вызвать придется.
Мы с Викой быстро переглянулись. Виктория уже полезла в сумочку.
– Нет надобности, – Жорик профессиональным жестом предъявил удостоверение, – дело под контролем.
Врач заметно погрустнел и, размотав штору, принялся озабоченно разглядывать Шурика.
– Пуля прошла навылет. Задела только мягкие ткани. Кто так стреляет?! Не рана, а царапина.
– Болит! – сообщил пришедший в себя Шурик.
Жорик тоже склонился над раненым:
– Ничего, дружище, пройдет. Тебе попали в плечо. Это не опасно.
Выяснилось, что, несмотря на легкость ранения, Шурику все-таки придется с недельку поваляться на больничной койке.
– Черт! – выругался Шурик. – Мне завтра на работу!
– Зато выспишься! – наперебой подбадривали раненого мы.
В больнице Виктория проявила себя совершенно с неожиданной стороны. Оставив нас с Жориком ожидать на лестнице, она сразу же отправилась к главврачу и стала о чем-то договариваться.
Жорик озабоченно убрал прядь волос с моих глаз и заглянул мне в лицо. Я никак не могла остановить слезы.
– Что случилось-то? – спросил он наконец.
– Я думала, ты уехал навсегда, – невпопад ляпнула я.
– Но я же не уехал. Чего реветь?
– Я не специально.
«Ну конечно! – уже бранилось мое подсознание. – Он думает, что ничто другое, кроме его отъезда, расстроить меня не может».
– Кто стрелял? – снова спросил Жорик.
– Не я.
– Это радует. Ты бы попала в сердце.
– Почему ты так думаешь?
– Знаю по собственному опыту.
Я не могла не улыбнуться столь приятному, хотя и сомнительному комплименту.
– Ты разбила мое сердце, Катерина Кроль, – Жорик решил не оставить мне вариантов для разнотолков.
– Это на счастье, – зачем-то снова испортила я всю романтику, после чего уткнулась носом в плечо бывшему оперу и на одном дыхании протараторила: – Ты только не уезжай никуда, бывший опер Георгий. Мне ругаться будет не с кем и вообще…
Жорик крепко прижал меня к себе. Я слушала, как бьется его оперское сердце, и впервые за долгое время чувствовала себя защищенной.
В этот момент на лестницу вышла Виктория.
– Не стыдно, при живом-то муже! – пошутила она.
– При полуживом, – поправила я ее. – Так ты, оказывается, пыталась просто облегчить мне совесть?
Мы засмеялись. Викторию, как выяснилось, дико позабавило, что Шурик оказался моим бывшим мужем. «Всю жизнь мы с тобой, Кэт, в каких-то фатальных, полуродственных связях!» – смеялась она. При этом называла меня уже так, как звал всегда Шурик, и улыбалась только одними губами, подражая Шуркиной привычке, и даже головой качала совсем как он. В общем, проявляла все признаки влюбленной женщины.
В результате Викиных хлопот Шурика поместили в отдельную палату, молоденького санитара отправили за необходимыми лекарствами, а осмотр, которого обычные больные ждут очень долго, был произведен немедленно.
– Слава богу, ничего серьезного! – Виктория наконец переговорила со всеми врачами и теперь могла произносить эту фразу с полной уверенностью. – Пойдемте в палату, что ли. Катюш, ты, главное, знай, – кинула она мне, – я все понимаю и ни в чем тебя не виню.
– Я тебя тоже, – выдавила я в ответ на дерзость подруги, но той было не до споров.
Шурик производил впечатление не только здорового, но и счастливого человека. Он, ничуть не смущаясь присутствия посторонних, гладил лежащую на его постели руку Виктории, норовил доказать, что он вполне хорошо себя чувствует, пытаясь подняться, и рассказывал, как удивился, увидев направленный на него пистолет.
– Катерина, конечно, предупреждала меня, что ты настроена негативно, – смеялся Шурик, – но чтоб настолько!
– Ой, я и сама не знаю, как такое получилось. – Виктория по-бабьи оперла подбородок на ладонь свободной руки и не сводила с Шурика улыбающихся глаз. – Я и не думала, что нажму курок. Просто Катерина так закричала… Я испугалась, и пальцы сами сжались.
– Понятно! – я тут же оживилась. – Опять я во всем виновата!
– Ну что ты! – хором воскликнули Шурик и Виктория. – Совсем нет! Ты – молодец! Ты доказала свою преданность.
– Да, – хмыкнула я, – причем обеим враждующим сторонам.
– Александр рассказал мне все, пока вы ждали на лестнице, – Виктория подняла глаза на меня. – Представляю, в какой ты оказалась ситуации. С одной стороны – лучшая подруга, с другой – бывший муж и лучший друг… Я бы на твоем месте совсем с ума сошла бы. То есть странно, конечно, что ты решила спрятаться в шкафу. Но, с другой стороны, возможно, в этой ситуации тебе ничего и не оставалось, кроме как подстраховывать наш разговор.
– Как оказалось, не зря страховала, – быстро вмешался Шурик, показывая на свое плечо.
Я удивленно глянула на раненого.
– Я признался, что ты ничего не говорила Виктории о моей невиновности, опасаясь, что она не сможет поверить тебе без веских доказательств, – внес ясность Шурик. – Рассказал, как мы решили искать преступника своими силами, чтобы доказать, что я не виноват.
– Главное, что ты объяснил, почему не звонил так долго! – Виктория улыбалась, глядя на Шурика, и во взгляде ее сквозила откровенная нежность. – Записка в букете с укропом! Надо же!
Неожиданно для себя я вдруг поняла, что мне приятно смотреть на эту пару. От них исходило почти физически ощутимое тепло. Каждый сантиметр между ними и в радиусе метра вокруг них был пропитан смутным ощущением чувственной радости. Мне хотелось говорить Шурику что-то приятное, что-то желать ему. Трясти Викторию за руку, с чем-то поздравлять. И прятать от друзей слезы, закрывая глаза. А еще хотелось молить мироздание, чтобы сохранило эту хрупкую гармонию, вдруг родившуюся между всеми нами. Но я боялась показаться навязчивой и лишь молча улыбалась.
* * *
Итак, вопреки всему, после встречи Вики и Шурика, а в особенности после благополучного их примирения, я почувствовала себя значительно легче. Все-таки хорошо, когда близкие тебе люди счастливы. Приятно, когда любящие сердца встречаются и начинают биться в унисон. Это оставляет надежду, что наш мир еще не совсем скатился в бездну безразличия. Дарует уверенность в несомненной победе добра и справедливости. Расцвечивает серые будни яркими, насыщенными красками. И наполняет мир светлой верой в сказку.
Кроме того, это избавляет меня от изнурительной обязанности по два раза на день таскать Шурику в больницу еду. В общем, выпьем за любовь!..
– Пойдем, горюшко, – Жорик уверенно взял меня за плечи и слегка подтолкнул к выходу из палаты.
Я даже забыла обидеться на подобное обращение.
– Погодите, – Шурик вдруг перешел на деловой тон. – Георгий, ты так ничего и не рассказал о шантажисте.
По лицу Жорика на миг пробежала тень растерянности.
– А что рассказывать? – пожал плечами опер. – Сумку с деньгами я оставил в кабинете у Виктории. Под столом.
Мы с Викой тут же вспомнили, как опер попросил закрыть кабинет на ключ, и понимающе закивали.
– А шантажист?
– Бежал, – развел руками опер. – Ныне вне зоны досягаемости.
– А его сообщник?
– Там же.
Я глядела на него широко раскрытыми глазами. Похоже, я одна из присутствующих понимала, что означают его слова.
– А мои фотографии? – Виктория даже отпустила руку Шурика от беспокойства.
– Думаю, шантажист нас больше не побеспокоит, – спокойно ответил опер. – Фото будут уничтожены и забыты. Давайте оставим исход этой истории под мою ответственность.
– Подробнее! – потребовала Виктория.
Жорик поморщился.
– Только без истерик, пожалуйста, – он склонил голову набок и, четко выговаривая слова, произнес: – Подробностей не будет. Я обещал вернуть деньги? Вернул. Также гарантирую, что этими снимками больше никто не попытается воспользоваться для шантажа.
– Но, Георгий, я же должна знать, кто угрожал мне, – робко начала Виктория.
Я вдруг решила, что личное счастье изменило ее в лучшую сторону. Раньше она бы набросилась на Жорика, как разъяренная фурия, вымогая ответов.
– Он прав, – вмешался Шурик. – У каждого существуют свои профессиональные тайны. Достаточно того, что тебе, Вика, больше ничто не угрожает…
Виктория недовольно насупилась, став вдруг ужасно похожей на собственную дочь. Нахмурилась, но смирилась. Странно, когда я была замужем за Шуриком, моей вспыльчивости наши чувства ничуть не мешали.
– Ну вот, – моя вредность решила поддержать Викторию. – Я не согласна! Мы столько всего пережили, что теперь хотим хотя бы понимать, из-за чего… Требую объяснений!
– Начинается, – тяжело вздохнул Жорик. – Пойдем, а? Пожалуйста!
Я тяжело вздохнула и направилась к дверям.
– Что-то ты стала подозрительно покладистой, – засмеялся вслед Шурик.
Я обернулась, как от удара, и густо покраснела. Бывший муж хитро подмигнул. Я, показав ему кулак, выскочила за дверь. Еще не хватало, чтобы он меня поддразнивал!
– Господа! – прокричала нам вслед Виктория. – Я вам безмерно благодарна за работу. Не забудьте зайти завтра за окончательным расчетом.
– Поразительно! Виктория сама заговорила о зарплате? – делилась я своим удивлением с опером уже в коридоре. – Видимо, это она раньше злой была, пока у нее велосипеда, точнее, Шурика не было.
– А может, ты просто плохо ее знала и заблуждалась относительно нее? – очень серьезно спросил Жорик.
– Может быть, – быстро ответила я и отвела глаза.
Глава шестнадцатая, в которой ничего не происходит, но все становится на свои места
– О! Я Шуркин форд под офисом у Виктории оставила. Надо, наверное, поехать забрать? – спросила я, когда мы вышли из больницы.
– Не такой уж он и Шуркин, – вместо ответа сказал Жорик, чем снова навел меня на мрачные мысли о том, как грустно будет расстаться с этой машиной.
Решили, что форд не пропадет, а вот мы, если немедленно что-нибудь не съедим, пропадем обязательно. Оказавшись в моей квартире, Георгий, словно проживал тут всю жизнь, принялся распределять обязанности.
– Ты пока приводи себя в порядок, а я займусь обедом, – распорядился он.
– Лишь бы покомандовать! – возмутилась я и из вредности решила заняться не собой, а квартирой. – Такого бардака в квартире и жизни одновременно у меня сто лет уже не было! – пояснила я. – Со второй проблемой ничего не поделаешь, так хоть с первой разберусь…
Размахивая шваброй, я крутилась неподалеку от Георгия и отчаянно пыталась подобрать слова для своего главного вопроса. Так и не придумав достойной формулировки, я решила действовать наобум.
– Скажи, опер, – угрожающе помахивая шваброй, я копошилась посреди кухни, – почему ты вернулся? Почему не уехал?
Жорик смотрел на меня непонимающе. Я отложила швабру, вытерла руки о футболку. Потом поняла, что сделала неправильно. Вымыла руки, снова вытерла их о футболку, снова поняла, что сделала неправильно, и воспользовалась полотенцем. Все это время опер испытывал мое терпение.
– Перестань смотреть и молчать! Ты меня смущаешь.
Я уселась на табуретку, подобрав колени к подбородку. Потом решила, что это неприлично, и опустила ступни на пол, потом выпрямила спину…
– Не смотри на меня так!
– Как?
– Будто что-то знаешь.
– Но я действительно знаю. – Жорик не спускал с меня глаз.
– Что именно?
– Мне важно, чтобы ты сказала сама.
Я решила не отставать:
– А я не знаю! Причем мне, между прочим, важно знать. Почему ты не уехал?
– Я и не собирался никуда уезжать. О чем ты?
– Ты врешь. Ведь не было там на стройке никаких преступников, правильно? Никого, кроме тебя, меня и Виктории, там не было. Ты ведь сам взял деньги. Так?
– Так, – Жорик приземлился в кресло напротив меня.
Что ж, я добилась откровенного ответа на откровенный вопрос. Что теперь?
– Почему ты не уехал с деньгами?
– Я не вор. Если б я скрылся с этими деньгами, я не смог бы потом спокойно жить. Я взял их, чтобы вернуть Виктории. У меня, как мне казалось, они целее будут. Я ведь обещал, что они не попадут в руки шантажиста… Надо было быть уверенным наверняка. Как только Виктория положила деньги, я перепрятал сумку.
– Куда?
– Вырыл тайник под одной из плит и перепрятал.
– Лучше б ты пропил их, опер! – искренне вырвалось у меня. – Зачем тогда вообще было устраивать весь этот цирк со стройкой? Ты же изначально знал, что заберешь деньги…
– Знал. А устраивал цирк не я. Цирк устраивала ты. Ты ведь руководила этой операцией. – Жорик говорил очень мягко, явно стараясь не ранить меня.
Нехорошее предчувствие беспокойно заклокотало у меня в груди. Ну конечно! Как я могла подумать, что эта война с судьбой закончилась для меня вничью! Конечно, все окажется сейчас намного хуже, чем я предполагала.
– Ты не возражал против моего руководства, – хрипло произнесла я.
– Мне был нужен этот спектакль, чтобы окончательно удостовериться, кто шантажист.
– Удостоверился?
– Да.
Почему-то я начала тихо смеяться. В ответе опера не было ничего удивительного. Жаль только, что подобные отношения сложились у меня именно сейчас и именно с этим человеком. И еще. Жаль, что я ничем не смогу доказать друзьям, что все случившееся – цепочка недоразумений и что кое-что я все-таки вынесла из всей этой ситуации.
– И что ты собираешься делать со своим знанием? – все-таки я обязана была доиграть.
– Продавать.
Опаньки! Это было уже что-то новенькое. Такого поворота событий я никак не ожидала.
– За сколько?
– Не за деньги. За обещание. Собираюсь обменять свое молчание на флешку с фотографиями Виктории и Саньки и твое обещание нигде эти фотографии не публиковать. Давай оставим эту комедию с шантажом, Катюш?
– Фотографий Виктории с Санькой не существует, – я никак не могла заставить себя сделать серьезное лицо и все еще тихонько посмеивалась. – С Викторией есть только два кадра. Оба она видела в первом письме шантажиста. Остальные я придумала и заставила всех поверить в их существование.
– Неожиданно, – Жорик тоже начал тихо похихикивать. – Может, так и скажем Силенской?
– Она не поверит! – нервно выпалила я. – Она не поверит, что остальных снимков не существует.
– Да, а если поверит, то разозлится до ужаса. – Абсурдность ситуации веселила не только меня. – Ее можно понять. Она чуть не отдала двадцать тысяч долларов за просто так.
Я моментально прекратила смеяться.
– Не за просто так, Жорочка. За доверие. Она слишком доверяет всякой шушере вроде меня. И вот результат, – я грустно развела руками. – Ты можешь не поверить мне сейчас, но я хочу, чтоб ты знал. Когда я только решила ввязаться в эту историю, я рассуждала довольно примитивно: «Судьба подбрасывает мне такой шанс заработать кучу денег, а я откажусь? Ну уж нет! Сама себе потом в жизни этого не прощу. Виктории все ее деньги достались просто по-родственному. То есть они как бы и не ее получаются. И потом, для нее это не сумма. Тем более что мне нужно выкупить форд. Да и проучить наконец эту зазнайку не помешает»… Примерно так думала я в самом начале.
– Честно говоря, поражаюсь, как тебе все это в голову пришло… Гениальный план! Я не одобряю тебя в этой ситуации, но не восхищаться придуманным планом не могу.
– Так можно было бы говорить, выиграй я эту битву. Хотя, знаешь, выиграй я ее… Честное слово, я тоже отнесла бы деньги в офис к Виктории. Положила бы их под стол и ушла от греха подальше. Я не смогла бы потом с ними жить…
– Ты раньше прокручивала что-нибудь подобное?
– Нет.
– Заметно. Ты наделала массу ошибок.
– Мне в голову не приходило, что Виктория привлечет кого-то к расследованию. Мне-то она сказала, что собирается держать происходящее в жуткой тайне.
– Погоди, – Жорик жестом перебил меня. – А что бы ты стала делать, окажись Санька и в самом деле преступником, планирующим шантаж?
– Конечно, съехала бы с дистанции и начала всерьез защищать Викторию. Одно дело, когда я ее обижаю… Мне можно. А кому-то другому не позволю!
Мы оба грустно улыбнулись.
– Ты теперь совсем не сможешь уважать меня? – сказала я и поразилась глупости собственного вопроса.
– Можно подумать, я сейчас открыл для себя что-то новое, – удивился Жорик. – Если бы я решил совсем не уважать тебя, я бы давно уже прекратил всю эту игру. Как видишь, я все же придерживаюсь мнения, что преступник не всегда сволочь и гад. Иногда ему просто надо дать возможность самостоятельно осознать неправильность его действий, и тогда он сам устранит последствия собственных злодеяний. До последнего момента я думал, что ты остановишься. Не подстраховаться, конечно, права не имел, но надеялся, что ты сойдешь с дистанции сама.
– Ты говоришь, как герой какого-нибудь пошлого полицейского романа о добреньких ментах-педагогах, – перебила я его.
– А как мне еще говорить? – резко спросил Жорик. – Я и есть мент-педагог. Знаешь, я дорос до того возраста, когда, провозглашая истины о добре, уже не боюсь показаться смешным. Это как с чисткой зубов.
– С чем? – я всерьез начала опасаться за психическое здоровье опера.
– Смотри, – Жорик необыкновенно оживился. – В детстве все чистят зубы. Потому что родители и общественность уверяют, что это полезно. В подростковом возрасте зубы не чистят. Из чувства противоречия. От желания противопоставить себя общественным догмам. И только позже, в сознательной жизни, люди делают осмысленный выбор. Решают, чистить или не чистить зубы, взвешенно, в зависимости от того, считают ли они это нужным для себя на самом деле. Понимаешь?
Я не совсем поняла, почему эту теорию необходимо было доказывать на столь странном примере, но в целом была согласна.
– Ну да.
– Так вот я, – продолжал опер, – нахожусь уже в сознательном возрасте. Не вижу ничего пошлого в поддержании общепринятых истин. Считаю, что шантажировать кого-либо – это плохо.
– Я тоже так считаю. Продолжай.
– Практически с первых же шагов я начал подозревать тебя. Помнишь, я говорил, что сначала влез в это дело, надеясь проучить Клюшку, а потом заинтересовался тобой?
– Так вот что ты имел в виду! А я уж подумала… – я подскочила, но тут же взяла себя в руки. – Ладно, я прощу тебе эту дерзость, опер. Продолжай. Итак, я заинтересовала тебя как потенциальная преступница…
– Ну и как все остальное тоже! – быстро исправился Жорик.
– Ладно, не важно, – я не хотела отклоняться от темы. – Не то чтобы мне мог пригодиться этот опыт… Но, в общем, расскажи, на чем я завалилась. Мне интересно.
– Ой, да на всем, – отмахнулся Жорик. – Всего и не упомнишь.
– А ты попробуй.
– Ну, прежде всего, ни в коем случае нельзя шантажировать своих ближайших знакомых. Автоматически попадаешь под подозрение.
– Дальних знакомых обычно шантажировать нечем, – парировала я. – Да и неинтересно как-то.
– Смотри, я рассуждал так. Кто знал о походе Виктории в клуб знакомств? Все, кто были в клубе, и ты. Потому что Виктория сама тебе все рассказала.
– И только из-за этого ты начал меня подозревать?! – возмутилась я.
– Нет. Сначала меня поразило, что ты на рассвете оказалась прямо возле того места, куда Санька завез нашу Вику. Изначально я вообще думал, что ты сообщница Саньки.
– Ну, это ты загнул! Просто я в тот вечер делала репортаж для журнала о злачных местах города.
– Об этом я узнал позже. Ты же даже не предупредила своих коллег в редакции, чтобы они не рассказывали, что ты планировала делать материал о Клюшкиной «Надежде».
– Ну да, – я понимающе закивала. – Мне не пришло в голову, что ты будешь расспрашивать редакцию. Я ведь ничего не планировала заранее. Все вышло само собой. Я как раз фотографировала всех входящих в «Надежду» и вдруг увидела среди них Викторию. Увидев эту обычно безупречную, вечно всеми выставляемую мне в пример, кичливую фифу в подобном месте, я не могла сдержать любопытства. Когда она уселась в такси, где ее явно уже ждал какой-то тип, я решила поехать за ними. Перед поворотом на проселочную дорогу я их потеряла. Пока каталась туда-сюда, искала, где же они свернули, оправдываясь мысленно перед самой собой за подобные странные прогулки, наткнулась на Вику. И понеслось… Понимаешь, она всю жизнь мечтала о ярких приключениях, всегда что-то выдумывала, накручивала себя, преувеличивала. Ей так хотелось стать объектом какого-либо шантажа. Ну вот я его ей и организовала. У нее в вазочке в прихожей всегда запасные ключи от квартиры лежат. Я их взяла. Написала Виктории по электронке, а для подтверждения серьезности намерений гнусного шантажиста подбросила такое же письмо и в квартиру. Узнать, когда у них никого не будет дома, было довольно легко. Я же… – тут мне снова сделалось невыносимо стыдно, – друг семьи. В подъезд попала через чердак. Волновалась, конечно, ужасно – вдруг кто меня засечет. Но азарт есть азарт.
– Кстати, еще один твой промах, – тоном школьного учителя остановил меня опер. – Зачем ты рассказала нам про чердак? По-моему, ты единственный человек среди знакомых Силенской, который знает об этом варианте прохода в подъезд Виктории. Это сразу утвердило меня в своих подозрениях.
– Не единственный! – воскликнула я. – Об этом чердаке еще Шурка знает. Я ему рассказывала когда-то. Он же розу тоже в окно подбрасывал, а в подъезд через чердак проник. Только он это делал с самыми чистыми намерениями, а вышло, что вы все его стали подозревать…
– Кстати, вот еще твоя ошибка, – не дал мне продолжить опер, – ты вначале назвала сумму, равную стоимости форда. А потом, когда я сказал тебе, что цена вопроса слишком мала, ты свои шантажистские аппетиты резко увеличила. Зачем? Назвалась мелким спекулянтом, так и не скачи никуда, навлекая на себя подозрения!
– Все верно, – вынуждена была признать я. – Можно сказать, ради форда я на это преступление и решилась! Окончательно согласилась с подбивающим меня поиграть в шантажиста своим внутренним голосом, когда узнала, что форд продан, но его еще можно перекупить. – Я тяжело вздохнула. – До сих пор не могу смириться с тем, что этот автомобиль будет жить в чужих руках! Ты просто не представляешь, какая это классная машина!
– Представляю, – ответил Жорик.
– Неважно, – почему-то мне вдруг стало очень нужно выговориться. «Возможно, опер и не поймет меня, и не поверит мне, но я, по крайней мере, хотя бы попробую объясниться», – думала я. – На чем я остановилась? А, вспомнила. Я отправила Виктории письмо с фото и подбросила их распечатки. И тут объявился ты. Ты нарушил все мои планы. Мало того что я вынуждена была делать вид, что и вправду ищу шантажиста, так еще и надо было умудряться заметать следы и не дать тебе его – то есть меня – поймать. Кроме того, тут выяснилось, что у Шурика есть зеленый зонт, то есть появилось подозрение, что мой второй муж почему-то преследует Викторию… Другими словами, расследовать весь этот маразм мне теперь надо было по-настоящему, но как-то так, чтобы не выйти на саму себя. Я чуть с ума не сошла! Вернее, наверное, и сошла в какой-то момент.
– Зато мы с тобой поймали Саньку! – гордо выпалил Жорик, явно стараясь меня подбодрить.
– Да, это мы молодцы. А еще помогли Шурику с Викой объясниться без эксцессов.
– Почти без оных, – многозначительно улыбнулся опер. – Совсем без эксцессов все прошло бы, дай ты людям спокойно поговорить наедине.
– Ты тоже считаешь меня в этом виноватой? – удивилась я. – Виктория уже собиралась стрелять, когда я выпрыгнула из шкафа!
– Не думаю, что она выстрелила бы.
Я вспомнила картинку, подкинутую мне воображением.
– Поверь, выстрелила бы. Вы все можете мне не верить, но я-то знаю… По сути, я спасла Шурику жизнь. Кстати, считаю, что этим искупила свою вину перед Викторией. Тем, что Саньку поймала и Шурика спасла. Меня даже совесть уже не мучает, не то что раньше. Знаешь, как я страдала, когда Вика, считая, что любимый Александр предал ее, говорила мне: «Эх, Катюша, ты одна мне осталась верна!» Знаешь, как было тяжело это слышать?
– Вот я и поражаюсь, как ты, вроде человек с принципами, с внутренним стержнем, и вдруг, даже осознав, что Виктория не просто какая-то там богатая стерва, а ранимый и несчастный человек, решилась продолжать шантаж.
– Это была как бы и я и не я одновременно. Игра – это всегда интересно. А мы с тобой играли в кошки-мышки, как ни крути. Точнее, мне уже, наверное, не было интересно, я просто честно отрабатывала подкинутую ситуацию. Это как обязанность перед жизнью: использовать каждый шанс, оной предоставленный.
– Даже если это кому-то во вред?
– Теперь уже нет. Но раньше я об этом не думала. Кроме того, когда я убедилась наконец, что у Шурика с Викой все серьезно, я почему-то в первый момент жутко обиделась.
– Неудивительно.
– Удивительно. Мы уже очень много лет просто друзья с Шуркой. Не знаю, что на меня нашло. Стало очень грустно, что Шурик ничего не рассказывал мне о своем новом романе. Мне-то казалось, что мы абсолютно откровенны друг с другом. Я подумала: «Что ж, он видит во мне постороннего человека. Значит, таковым и буду. Раз уж мне выпала роль злодея, надо доиграть ее до конца, невзирая на близкие отношения с жертвами. Тем паче мой долг – отвести от Шурика подозрения». В общем, я разозлилась. Так родилось второе письмо шантажиста и публикация на портале газеты и в самой газете. С одной стороны, я пыталась обелить Шурика: письмо было написано от лица женщины, и это ваша вина, что вы всячески не захотели это видеть. С другой – получала солидный гонорар за потраченные на тебя, Викторию и Шурика нервы.
– А как технически ты прокрутила этот номер с публикацией?
– Опять же простое стечение обстоятельств. Когда ты бесновался в офисе Клюшки, я какое-то время играла на твоей стороне и даже попыталась сохранить для тебя какие-то бумаги со стола Леры. Потом устыдилась, вернула Клюшке документы, но одна мелочь по случайности осталась у меня в сумке. Это оказался старый блокнот Николая. Там были логин и пароль от админки портала его отца. Я и сама когда-то работала в газете, поэтому запланировать публикацию труда не составило. О том, что бумажная версия будет просто скопирована с портала, я знала заранее. У них в редакции, конечно, полный хаос, но хаос этот многолетний и, скорее, уже трансформировавшийся в традицию. Так Виктория была окончательно морально сломана. Кроме того, она сама усердно помогала мне, накручивая себя и твердя, что ей проще заплатить… Оставалось только забрать деньги. Лучшего места, чем наша стройка, я придумать не могла.
– Кстати, замысел, тоже бросающий на тебя тень, – продолжал вставлять шпильки Жорик. – Ты снова попадаешь в круг основных подозреваемых. «Если преступник хорошо знает эту стройку, значит, он наверняка живет или жил где-то поблизости», – рассуждал я. Если бы я взялся проверить, кто из знавших о визите Виктории в клуб Клюшки хорошо ориентируется в этом районе, я бы снова неминуемо вышел на тебя.
– Ты проверил?
– Было незачем. Я и так располагал массой свидетельств, указывающих на твою возможную причастность. Я до последнего момента не мог понять, как ты собираешься забрать деньги.
– Все просто, я напоила тебя чаем с одним хитрым препаратом. Ощутил класс?
– Я даже подумывал никогда тебе этого не простить. Но тебя, как видишь, Бог покарал. Когда я пришел в себя и увидел тебя с разбитой головой, у меня пропало всякое желание злиться. Хотя в общем ты, конечно, глубоко виновата. Нельзя поить людей снотворным…
– Между прочим, ты еще легко отделался! По плану, я должна была аккуратно разбить тебе, уснувшему, затылок.
– Зачем?
– Ну я ведь злодей! – кокетливо улыбнулась я, потом решила все же объяснить: – Для того чтобы ты подумал, что потерял сознание от удара, и не заподозрил меня. Мне говорили, снотворное это действует внезапно. После пробуждения многие думают, что просто потеряли сознание.
– Ну, где-то так…
– Вообще-то я страшно переживала, что тебя придется ударить. Очень боялась, когда шла вглубь стройки. Но что делать… Я перепрятала бы деньги в свой тайник (у меня он тоже был выкопан заранее), а потом бы подняла панику. Мол, на нас напали, деньги забрали… Ты не думай, я на самом деле не смогла бы тебя ударить. У меня бы просто рука не поднялась.
– Точно?
– Абсолютно.
– А то, что я мог насмерть отравиться этим твоим снотворным, тебе в голову не приходило?
– «Кошка» сказала, что зелье абсолютно безопасно. Если принимать в малых дозах, разумеется.
– Ах, значит, «кошка», – Жорик многозначительно сощурился.
– Она не знала, зачем мне нужно снотворное! – поспешила я вступиться за Леру, вспомнив, что тем утром, когда примчалась перед походом на базар к «кошке», клятвенно обещала ей, что никому не расскажу о том, кто дал мне снотворное. – Но как ты запутал меня своими байками про людей из канализации! – Я решила сменить тему. – Я была совершенно сбита с толку…
– Ага, подействовало! – опер гордо задрал нос. – Мне тоже понравилась эта моя находка. Представляю, в каком ты была шоке.
И тут я поняла еще кое-что.
– Постой, но ведь ты не смог проверить, буду я забирать деньги или нет. Я и сама до конца была не уверена, что решусь их забрать. Если бы я не имела злых намерений и не опоила бы тебя снотворным, то вела бы себя точно так же: побежала бы проверять, почему ты не отвечаешь на звонки, попыталась бы привести тебя в чувства, перепугала бы Викторию. Мое поведение выглядело вполне естественно, – смешалась я. – Откуда же ты точно узнал?
– Ты сама призналась, – как ни в чем не бывало широко улыбнулся опер. – Только что. Это твоя последняя и решающая ошибка.
– Как ты мог?! – теперь я на себе ощутила, как это бывает, когда на кого-то «зла не хватает».
– Виртуозно, – Жорик погладил себя по голове. – Я вообще молодец. Кстати, еще одна из текущих ошибок: никогда не приближай к себе расследующих преступление, они могут узнать лишнее.
На этот счет у меня было как раз противоположное мнение. Не подпусти я Жорика к себе, возможно, сдал бы он меня сейчас Виктории или даже полиции, не разбираясь, раскаялась я в конечном итоге или нет.
– Я узнал о тебе массу интересного, именно побывав у тебя в гостях, – продолжал опер. – Ты, к примеру, умудряешься прятать под кроватью принтер.
– Ты что, обыскивал мою квартиру в ту ночь, когда пришел охранять меня?!
– Солнышко, я – бывший опер. Ты ж знала, кого в дом пускаешь.
– Ты самый непорядочный человек в мире!
– А ты?
– И я…
– Мы друг друга стоим, я так понимаю?
Я обиженно промолчала.
Эпилог
Чуть позже, уже придя в себя после такого глупого саморазоблачения, я варила кофе и пыталась представить, что будет дальше. Удивительно, но ни моя неуемная фантазия, ни безграничная мания величия не смогли тогда предсказать, куда на самом деле повернет разговор с Жориком.
– Хватит обижаться, опасаться и хмуриться, – начал он.
Опер подошел ко мне совсем близко, но, вместо положенных на таком опасном расстоянии сердечных тем, заговорил… о работе.
– Катерина, не расстраивайся, – внезапно он решил меня подбодрить, – первый блин всегда комом. У меня к тебе деловое предложение.
– Предлагаешь попробовать испечь второй блин? – насмешливо поинтересовалась я. – Только на этот раз давай практиковаться на твоих друзьях. За моих совесть меня таки загрызет. А что? Можешь быть уверен – у меня получится! Я теперь ученая. Прямо пособие для начинающих шантажистов могу писать. Глава «Чего делать не стоит» удастся лучше всего.
– Кстати, неплохая идея для книги, – улыбнулся Жорик, потом сделал строгое лицо и поинтересовался: – А за чужих друзей, значит, совесть тебя не загрызет?
– Так, покусает только, – легко отмахнулась я.
– Тогда придется делать тебе прививки от бешенства. Ты ж понимаешь – какая хозяйка, такая и совесть.
– Искусана собственной взбесившейся совестью! – захохотала я.
– Вернемся к моему предложению. – Жорик снова постарался настроить меня на серьезный лад. – Как ты смотришь на то, чтоб организовать вместе со мной собственное детективное агентство?
Я на всякий случай переспросила его, потом переспросила еще раз, тщательно прислушиваясь к собственной реакции. Как это ни удивительно, но мне было интересно. Мне – той, которая уже очень давно разочаровалась в любых видах деятельности, включая безделье, – вдруг стало интересно! Все мои внутренние «я» ахнули от удивления и хором (причем подобное созвучие было для них совершенно не свойственно) воскликнули: «Хотим!»
– Хочу! – послушно повторила я за ними.
– В таком случае предлагаю приступить к разработке бизнес-плана.
– Угу, – во мне проснулся скептик, – тогда вопрос первый: где взять деньги на раскрутку? Ответ: не надо было их отдавать!
– Ну… Все не так плохо. У меня есть кое-какие сбережения. Я ведь не впервые занимаюсь частной практикой, просто не думал раньше об официальном оформлении этого бизнеса.
– Тогда так, – я на несколько минут задумалась. – Нужен офис. И открытие фирмы нужно. И вообще все нужно… Пока, насколько я понимаю, у нас есть только найденный тобой у меня под кроватью принтер.
– Машина еще есть, – словно не замечая моих насмешек, серьезно проговорил Жорик.
– Какая машина?
– Ну, форд.
– Какой форд? – насторожилась я.
– Бывший Шурика, нынешний мой, – спокойно ответил Жорик. – Это я его купил. Тебе Шурик разве не говорил?
Мне захотелось немедленно кинуться Жорику на шею. Я принялась сдерживать себя и, вспомнив о методах самоконтроля, стала мысленно считать до десяти. Занятие это показалось мне настолько бредовым, что я тут же бросила его и громко рассмеялась. Оказалось, смех успокаивает намного лучше.
Потом я вдруг ясно осознала происходящее и расстроилась. Слишком большое количество приятных совпадений всегда настораживает. Вот если бы выяснилось, что Жорик беден как церковная мышь, или алкоголик, или, на худой конец, редкий зануда, тогда я была бы спокойна. Тогда ситуация вписывалась бы в допускаемую мною модель мира. А так…
Когда-то двое моих коллег прогуливались по центру города. Один из них, хронический оптимист, завидя впереди хорошенькие женские ножки, принялся разглагольствовать о том, что наши женщины – самые красивые в мире. «Ты просто спереди ее не видел! – грубо оборвал его пессимист-собеседник. – Наверняка крокодилица какая-нибудь». Ребята заспорили, решили проверить. Обогнали девушку, в две морды нахально глянули ей в лицо. На редкость хорошенькая девушка испуганно шарахнулась. «Значит, дура!» – громко выкрикнул пессимист и почти насильно оттащил пытающегося извиниться товарища от девушки.
Подобно знакомому пессимисту, я пристально смотрела на Жорика и, не веря в привалившее счастье, соображала, когда же розовые очки свалятся с моих глаз. Не бывает все настолько хорошо. Приятный, умный, имеющий относительно меня вполне конкретные, интересные нам обоим планы. В меру практичный и не в меру любящий приключения. В общем, именно такой, какой мне и нужен был. Но набор подобных качеств вызывал во мне своей положительностью нервное напряжение. «Значит, бросит меня к чертям! – успокаивала я себя. – Или какая-то гадость в нем проявится обязательно!» Я обрадовалась собственной проницательности и начала спокойно ожидать подвоха.
– Ты о чем думаешь? – спросил Жорик.
– Выискиваю в тебе недостатки, чтоб ситуация не выглядела столь неправдоподобной, – честно ответила я.
– А что, их во мне нет? – Жорик насторожился.
– Есть. Но все какие-то притягательные, – досадовала я. – Все твои недостатки мне по душе. Так ведь не должно быть?
– Ну мало ли, – пожал плечами Жорик. – Все в жизни случается. Может, нас кроили друг под друга…
– Не выдумывай! – фыркнула я. – Просто мы недавно друг друга знаем, поэтому нестерпимые наши качества пока не вылезли на поверхность. Вот увидишь, у нас все закончится мерзким, некрасивым скандалом и расставанием.
– Ты не права!
– Права! Это сейчас я не кажусь тебе монстром, а потом первое очарование пройдет и ты мне все еще припомнишь. И историю с Викторией в том числе. Ты же не сможешь ее забыть?
Тут я вспомнила об обещанном акте капитуляции. Достала ноутбук, показала те две роковые фотографии Виктории и уничтожила при Жорике этот компромат. Потом решила извлечь из собственной добровольной сдачи оружия хоть какую-то пользу. Вопросительно глянув в глаза оперу, я склонила голову набок и, стараясь выглядеть как можно привлекательней, захлопала ресницами.
– Не подлизывайся! – раскусил меня Жорик. – Я и так пообещал тебе – никому ничего не буду рассказывать.
Я продолжала смотреть.
– Ну хорошо, – он набрал полную грудь воздуха и торжественно произнес: – Я не считаю тебя сволочью, понимаю, как велик был соблазн, искренне верю в твое раскаяние и обещаю никогда больше не вспоминать, как ты однажды оступилась. Все?
Изначально я собиралась довольствоваться обещанием о молчании, но сейчас уже не могла отступить. Я не изменила позы.
– Хорошо. Продолжаю. – Жорик закрыл глаза и с чувством полной ответственности за происходящее заявил: – Я люблю тебя!
* * *
Мы до сих пор спорим, кто из нас первый перешел тогда от слов к делу. Кто первый заменил робкие поцелуи страстными, кто предложил перейти в комнату и кто стал инициатором всего дальнейшего. Даже самые приятные вещи мы умудряемся использовать в качестве предмета для споров. Наша ныне уже почти взрослая дочь утверждает, будто мы и живем-то вместе только потому, что поодиночке нам не с кем будет оспаривать первенство. У меня на этот счет другое мнение.
Дело в том, что подвохов в Георгии так и не обнаружилось. Я по-прежнему уверена, что так не бывает. Жду, чем дело кончится, не желая прерывать происходящее на самом интересном месте. Беда в том, что у нашего семейного сюжета все места интересные. Любопытство и желание увериться в собственной правоте накрепко прирастили меня к этому человеку. Его же ко мне привязывает, я так понимаю, прежде всего его безграничная вредность. Разрыв, изначально напророченный мною, недопустим для Георгия. Хотя бы потому, что это подтвердит мою тогдашнюю правоту и наличие у меня пророческого дара.
Со стороны это выглядит не вполне так. «Какая любовь! Какая любовь!» – восхищенно качают головами все друзья и соседи. Возможно, мы с Жоркой думали бы так же. Но тогда нам пришлось бы признать правоту окружающих.
Комментарии к книге «Пособие для начинающих шантажистов», Ирина Сергеевна Потанина
Всего 0 комментариев