«Черный талант»

Черный талант (fb2) - Черный талант (Частный детектив Татьяна Иванова) 978K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Серова ЧЕРНЫЙ ТАЛАНТ

© Серова М. С., 2019

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019

В оформлении обложки использована фотография: AlexAnnaButs / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

* * *

Глава 1

Я дождалась, пока чайник издаст победное бульканье и выключится, после чего залила турку, в которую щедро положила несколько ложек молотого кофе. Утро я всегда начинаю одинаковым образом — с традиционных нескольких чашек кофе и сигарет. Однако сегодняшний день здорово отличался от предыдущих хотя бы тем, что мне не нужно было никуда ехать, никого допрашивать, не требовалось снова напрягать свой мозг, пытаясь установить личность убийцы. Вчера наконец-то мне удалось вычислить преступника, и я со спокойной совестью сдала злоумышленника в полицию. А сейчас могла спокойно наслаждаться заслуженным отдыхом.

Находиться целый день дома для меня — что-то из разряда чудес. Однако всю ночь лил дождь, да и сейчас за окном было пасмурно и хмуро. Я не такой уж фанат прогулок, чтобы заставлять себя бродить по городу в некомфортную погоду. Сегодняшний выходной я намеревалась провести без всякой суеты, находясь в своей уютной квартире, которая казалась такой комфортной по сравнению с холодной ноябрьской улицей. Вчера утром еще лежал первый снег, который сегодня растаял, и теперь асфальт украшали грязные лужи. Нет уж, увольте. Я намереваюсь целый день сидеть дома, читать книги (интересно, когда я в последний раз читала художественную литературу, причем бумажные книги, не с компьютера?..), а вечером — смотреть хорошее кино.

Ни к книгам, ни к фильмам я страсти не питала, однако почему-то именно сегодня мне ужас как захотелось вернуться к тем далеким временам, когда Интернет был не столь популярен, а в свободное от учебы и тренировок время я прочитывала увесистые тома приключенческой и детективной литературы. Наверно, старею, раз впадаю в детство… А может, настроение такое, или попросту я выдохлась за беспокойную и напряженную неделю. Все же иногда и такому неутомимому человеку, как частный детектив Татьяна Иванова, требуется отдых для восстановления сил.

Пока кофе настаивался, я прошла в комнату, где у меня находился шкаф с книгами. Последние энное количество лет я не брала в руки бумажные тома, предпочитая читать с монитора, и то литературу, необходимую мне по работе. А сейчас до зубовного скрежета захотелось усесться в уютное кресло, поставить рядом чашечку эспрессо и пепельницу и читать настоящую книгу, переворачивать страницы руками, а не щелчком мышки. Причем брать очередной детектив не было ни малейшего желания — я их столько «пересмотрела» в реальной жизни, точнее, сама была не раз участницей расследований запутанных, изощренных преступлений, что читать про это совершенно не хотелось. А вот к Стивену Кингу я отношусь очень даже положительно, правда, все его произведения, имеющиеся в моей библиотеке, давно прочитала, и не по одному разу. Можно, конечно, перечитать «Оно» — эта книга мне понравилась не потому, что является ужастиком, по которому сняты фильмы, а потому что в ней тонко описана психология одиннадцатилетних детей. За это я и люблю Короля ужаса, как его называют на Западе, — за тонкий психологизм, за детали, которые невнимательному человеку даже не видны. В свое время мне очень понравилась его автобиографическая вещь под названием «Как писать книги». Автор не только раскрывал в ней свои секреты — откуда берет сюжеты, в частности, но и приводил интересные события из своей жизни. Несмотря на то, что я в жизни не сочинила ни одного рассказа, а за сочинения в школе получала неизменные трояки, мне всегда нравилось, как писатели рассказывают о процессе написания своих опусов. Скажем, любимая мною Агата Кристи, творившая в течение большей части ХХ века, всю свою жизнь «работала» домохозяйкой, а книги писала урывками, в свободное время. У королевы детектива в начале ее литературного пути не имелось никакого отдельного кабинета, и, как она сама признавалась, ей было неловко идти писать. Зато уединившись, она забывала обо всем на свете, полностью погружаясь в свой собственный мир. Хотя многие писатели — люди замкнутые и необщительные. Еще бы, ведь чтобы сочинить роман, требуется немалое время и сосредоточенность, здесь не до дружеских посиделок. В принципе, если б у меня имелся литературный талант, я наверняка бы написала добрую сотню книг — взять хотя бы истории из моей работы, чем не детективный роман?! Но увы, я умею только распутывать сложные преступления, а вот записать все это ярким языком, чтобы постороннему человеку было любопытно прочитать, — это к моим талантам не относится. Максимум, на что я способна, — так это на построение логической цепочки, состоящей из имен подозреваемых и их предполагаемых мотивов, со стрелочками — кто к кому относится и что из чего вытекает.

Внезапно мой взгляд наткнулся на трехтомник, который когда-то дала мне моя подружка Ленка. Точнее, Ленка-француженка, как я ее называю про себя. Вот у кого с филологией все в порядке, так это у нее — подруга работает учительницей в школе, разбирается как в иностранных языках, так и в литературе. Однако она не зациклена на классических книгах, подобно большинству преподавателей, — с радостью читает новинки и бестселлеры и всегда готова посоветовать что-нибудь интересное.

Она давно уже уговаривала меня почитать произведение Мариам Петросян «Дом, в котором» — вроде это действительно потрясающая вещь, которая никого не оставит равнодушным. Помнится, я с сомнением покосилась на обложку — наверно, у иллюстратора были явные проблемы с изображением людей. Подросток, нарисованный сидящим на ветке дерева, отличался уродливой внешностью, вдобавок ко всему на ногах его были надеты несуразные красные кроссовки.

«Если тебе нравится читать про психологию детей и подростков, то оценишь!» — заявила Ленка. Я пожала плечами. Судя по короткой аннотации, главные герои книги и впрямь были детьми — вряд ли взрослые люди стали бы придумывать себе клички вроде Сфинкс, Курильщик, Слепой и прочее в том же духе. Короче говоря, произведение доверия не внушало, поэтому я воткнула трехтомник на свободное место в книжной полке, пообещав Ленке прочитать, как только дойдут руки. Сейчас я поглядывала на книгу со все более возрастающим интересом — когда, как не сегодня, хотя бы попытаться начать чтение? Кто знает, может, завтра у меня появится новый клиент и новое расследование, а книгу я легко могу вернуть подруге, если мне не понравится. Поэтому я вытащила первый том произведения и направилась на кухню с твердым намерением сделать себе кофе.

Напиток оказался горячим, поэтому я решила подождать, пока он остынет, и открыла первую главу книги. Читалось произведение легко и быстро, и я не заметила, как добралась до второй главы. Кофе уже остыл, я машинально сделала глоток, однако вкуса не почувствовала. Даже не ожидала, что чтение окажется настолько увлекательным занятием — я позабыла о намерении выкурить сигарету, хотя это было необходимым атрибутом каждого моего утра. Книга была не то чтобы интересной — она казалась слишком странной, чтобы давать ей какие-либо стандартные оценки. Даже не сформулирую, какое общее впечатление она производила — вроде и не ужасы, но пугает и завораживает, не детективная история, а заставляет напряженно вчитываться в каждую строчку. В качестве «легкого чтения» она явно не подойдет — хотя бы потому, что чересчур мрачная для расслабленного отдыха. Но что греха таить, книга затягивает и вызывает непреодолимое желание читать ее до тех пор, пока не окажется прочитанным весь том до конца.

Я даже не заметила, как прошло несколько часов — встала я в шесть утра, за книгу засела в половине седьмого, и каким-то образом пролетела добрая часть суток. Когда я взглянула на часы, стрелки показывали ровно половину одиннадцатого. Надо же, я без перерыва просидела на неудобном жестком табурете (хотя намеревалась читать в кресле!) целых четыре часа! Что-то странное, про время я забываю только в период напряженной работы, то есть когда расследую преступления. Даже фильмы смотрю не так внимательно, постоянно отвлекаюсь на перекуры.

Я с уважением посмотрела на обложку. Понятия не имею, из какой страны эта Мариам Петросян. Но как она умудрилась сочинить настолько захватывающую книгу? Ленка была права — произведение стоило того, чтобы обратить на него внимание!

Когда мой мобильный телефон настойчиво потребовал, чтобы я ответила на звонок, я посмотрела на него с раздражением — и почему я не могу хотя бы на один день выключить сотовый, чтобы никто меня не тревожил? Может, ну его ко всем лешим? Нет меня поблизости, сплю без задних ног. Или блаженствую в ванной. Или…

Номер был незнакомый — а значит, звонили по работе. Другого варианта быть не могло. Я вздохнула и нажала на кнопку ответа — раз выбрала себе работу частным детективом, нечего жаловаться на судьбу. В конце концов, лучше иметь завал дел, чем бездействовать и ожидать, когда же кому понадобится моя помощь в расследовании какого-нибудь преступления.

Голос на том конце был женским. Судя по всему, говорила не юная девушка, а особа старше меня. Незнакомка вежливо поздоровалась и поинтересовалась:

— Простите, могу я побеседовать с Татьяной Александровной Ивановой? Я не ошиблась номером?

— Никак нет, — сказала я. — Татьяна Иванова к вашим услугам. Позвольте, как к вам обращаться?

— Меня зовут Лада. Лада Курагина, лучше без отчества… Я привыкла, что меня все называют по имени, ведь ничего страшного?

— Абсолютно нет, — заверила я ее. — Можете тогда и меня называть просто Татьяной.

Хе-хе, «просто Татьяна». Звучит как «просто Мария» из старой мыльной оперы по телевизору. Правда, моя собеседница не обратила внимания на веселое словосочетание — может, ей в голову не пришло подобное сравнение, а может, бразильские мелодрамы она не смотрела.

Лада продолжила:

— Я хочу попросить вас о помощи. Понимаете, дело касается моего мужа Владислава. Последнее время с ним творится что-то странное… Вначале я полагала, что он переживает из-за работы, но потом я убедилась, что дело гораздо серьезнее. Скорее всего, его жизни угрожает серьезная опасность, но в полицию обращаться без толку. Они скажут, я сама себе надумала не пойми что — преступления-то не было, никто ничего не украл, и никто никого не убил. Только сами понимаете, мне не хочется, чтобы оно все же произошло. Пускай я лучше ошибаюсь, может, ничего серьезного… Но я привыкла доверять своей интуиции, и сейчас мне кажется, что с Владиславом может случиться беда.

— Я вас поняла, — прервала я ее. — Только мне нужно знать досконально, что произошло с вашим мужем, в чем и кого вы подозреваете, почему боитесь, что ему может что-то угрожать? Это не телефонный разговор, вам удобно будет встретиться где-нибудь?

— Да-да, конечно! — заверила меня Лада. — Только я не могу пригласить вас к себе домой, Владислав не выходит никуда… Может, мы с вами поговорим где-нибудь на нейтральной территории?

— Хорошо, как вам будет удобно, — согласилась я. — Можно обсудить ваше дело в каком-нибудь кафе. Мне кажется, это наилучший вариант. Вы сейчас территориально где находитесь?

— Я вышла из дома, мужу сказала, что за продуктами. Мы живем недалеко от Карачаевского проспекта, поблизости есть очень хорошая кофейня, где варят замечательный кофе. Но если вы предпочитаете другие напитки, там, думаю, можно заказать что пожелаете.

— Кофе я очень люблю, — заверила я Ладу. — Скажите название кофейни и адрес. Вы ведь прямо сейчас хотите поговорить, как я поняла?

— Да, чем скорее, тем лучше, — подтвердила женщина. — Конечно, если вы можете… У вас, наверно, и без меня много расследований… Правда, мне не хотелось бы обращаться к другому детективу, просто мне вас рекомендовали. Вы ведь с любой работой, даже со сложными делами справляетесь. Но если вы не можете заняться моим делом, я пойму.

— Я ведь не говорила, что отказываюсь от встречи с вами, — заявила я. — Сейчас у меня небольшой перерыв между расследованиями, поэтому можете не беспокоиться. Я постараюсь вам помочь, но пока я совершенно ничего не знаю о вашей проблеме, потому и ничего обещать не могу.

— Да-да, я все поняла! — торопливо заговорила Лада. — Кафе, вернее, кофейня называется «Спутник», не знаю, почему это заведение носит столь странное название… Адрес — Карачаевский проспект, дом двадцать два. Это недалеко от универсама «Семейный», вы сразу увидите. Я могу вам подсказать, какой транспорт туда ходит.

— У меня есть машина, — снова оборвала я словоохотливую собеседницу. Неужели она и впрямь думает, что хороший частный детектив, коим я являюсь, который берет за день своей работы двести долларов, пользуется общественным транспортом?

— А, тогда замечательно! — оживилась Лада. — Я буду ждать вас в кафе. Владиславу скажу, пожалуй, что зашла к подруге… Вы ориентировочно во сколько подъедете?

— Думаю, через полчаса смогу приехать. — Я взглянула на настенные часы. Женщину такой вариант, видимо, полностью устроил, и она с энтузиазмом попрощалась со мной. Я тоже ответила взаимной любезностью и нажала на кнопку сброса. Похоже, уютный вечер с интересной книгой сегодня отменяется…

Кофейню «Спутник» я нашла сразу — Лада дала правильный ориентир, вывеска магазина «Семейный» сразу бросалась в глаза, к тому же там имелось свободное место, чтобы припарковать машину. Я закрыла свою «девятку» и вышла на улицу. Дул холодный, промозглый ветер, срывавший с корявых, похожих на черные скелеты деревьев последние жалкие листья. Несмотря на то, что сейчас был день, из-за пасмурной погоды казалось, что наступили сумерки. Я зябко поежилась — по привычке автомобилистов оделась легко, на мне была короткая кожаная куртка, а под ней — тоненькая водолазка. Да, несмотря на то, что я в основном передвигаюсь по городу на личном транспорте, стоит уже поменять летний гардероб на более теплую одежду. На иммунитет я никогда не жаловалась — даже учась в школе, болела крайне редко, и то недолго. А словосочетание «постельный режим» мне и вовсе незнакомо — с насморком и кашлем я спокойно шла в школу, а позже — в Академию права, и простудное заболевание проходило само собой. Зато мерзнуть я не слишком люблю, в зимние холода предпочитаю одеваться потеплее, дабы чувствовать себя комфортно. Не могу сказать, что я изнеженная особа — когда требуется, легко адаптируюсь к любым условиям, однако если есть выбор, стараюсь не подвергать себя ненужным испытаниям. Ведь несмотря на то, что я имею черный пояс по карате и разрешение на ношение пистолета Макарова, а также отлично знаю Уголовный кодекс, я такой же человек, как и все остальные, со своими привычками и предпочтениями.

Кафе «Спутник» — а я бы назвала данное заведение именно кафе, а не кофейней, потому как помимо богатого кофейного меню здесь подавали и салаты, и горячие блюда, и выпечку, — скорее всего, было предназначено для посетителей самых разных категорий. По обстановке кафе я поняла, что до ресторана, пускай и самого заурядного, оно не дотягивает — практически никаких украшений на стенах, обычные белые столы и красные стулья, и только рядом с окнами и вдоль стены — мягкие кресла. Несколько стоек с закусками, порционные куски тортов, богатый выбор всевозможных пирожных, слоек, пирожков, отдельная стойка с напитками, среди которых имелся самый разнообразный кофе. Пробежав меню, я поняла, что мой кругозор касательно бодрящего эспрессо крайне ограничен — я не пробовала и десятой доли представленных в «Спутнике» видов кофе, отдавая предпочтение вареному черному. Что поделаешь, к кофе я отношусь весьма придирчиво — раз привыкла сама варить себе его по утрам, то редко где нахожу именно такой напиток, который удовлетворил бы моему вкусу. Хотя сейчас возник соблазн заказать, к примеру, эспрессо с имбирным топпингом — хотелось бы узнать, что он собой представляет…

За разглядыванием меню кафе я едва не забыла, зачем, собственно, сюда приехала. Да, сегодня со мной происходит нечто странное — мало того что утром впала в детство, засев за чтение книжки, да так увлеклась, что готова была пренебречь очередным заказом, так и сейчас вместо того, чтобы разыскать потенциальную клиентку, разглядываю кофейное меню, словно приехала в кафе не по делу, а развлечения ради. Нет, пора брать себя в руки и возвращаться к привычной жизни — а именно к расследованиям, расспросам подозреваемых и розыску улик.

Я оглядела посетителей кафе. Вон та молодая парочка — худосочный парень с длинными волосами в потертых джинсах и его миниатюрная подружка в клетчатой юбке и белой блузке, чем-то напоминающая японскую школьницу из аниме, — меня явно не интересует. Две женщины лет тридцати пяти — сорока, торопливо доедающие картошку с подливкой и курицей, тоже моего внимания не привлекли. Скорее всего, это сотрудницы какого-нибудь близлежащего офиса, которые зашли в «Спутник» пообедать во время перерыва. Ладой ни одна из них оказаться не могла. Зато женщина, которой на вид можно было дать около сорока лет, одетая в стильный брючный костюм и элегантное серое пальто, вполне могла оказаться моей телефонной собеседницей.

Я внимательно оглядела женщину. Красавицей ее не назовешь — лицо далеко от современных идеалов, к тому же глубокие морщины выдают отнюдь не молодой возраст. Но, несмотря на это, внешность незнакомки располагала к себе — женщина обладала неуловимым шармом, как это называют, «изюминкой», и с первого взгляда было видно, что она прекрасно об этом знает и нисколько не в обиде на природу за свою некрасивость. Возникало ощущение, что она знает себе цену, выгодно подчеркивает достоинства своей внешности и умело маскирует недостатки. Это молодые двадцатилетние девушки склонны постоянно переживать по поводу не идеального лица и не модельной фигуры, однако с возрастом приходит понимание собственной неповторимости и уникальности. Что говорить, каждый человек индивидуален, другого такого нет. Так к чему бессмысленные страдания и попытки стать похожим на модель или кумира? К тому же, чем дольше живешь, тем больше убеждаешься: внешность — отнюдь не главное, с годами даже самая необыкновенная раскрасавица теряет свою свежесть и красоту, на лице появляются предательские морщинки, а мышцы теряют былую упругость. Увы, как ни следи за собой, старение — неизбежный процесс, который не могут победить ни пластические операции, ни косметика, ни ежедневные походы в спортзал. И возникает законный вопрос: а что есть помимо внешности, чем еще я могу гордиться? Ведь книгу ценят не за красивую обложку, а за содержание. Как ни банально это звучит, но главное — не то, что снаружи, а то, что внутри.

Женщина почувствовала, что за ней наблюдают, и, в свою очередь, устремила на меня взгляд серых внимательных глаз. У меня не осталось ни малейших сомнений — интуиция меня не подвела, это и была Лада Курагина, с которой мы условились встретиться в кафе «Спутник». Я быстро подошла к ее столику и опустилась в мягкое кресло напротив.

— Татьяна Александровна? — улыбнулась мне женщина. У нее и улыбка была необычная — лучезарная, буквально озаряющая ее лицо ярким солнечным светом, от чего оно преображалось на глазах. — Почему-то я сразу поняла, что это вы и есть. Примерно так я себе вас и представляла…

Интересно, это по моему голосу сразу становится ясно, что Татьяна Иванова — это двадцатисемилетняя женщина со светлыми волосами, зелеными глазами и подтянутой фигурой? Что ж, если у Лады Курагиной настолько развита интуиция, возникает законный вопрос: а зачем ей потребовались услуги частного детектива? С такой проницательностью она, думается, сразу вычислит возможного преступника.

Вслух я, конечно, ничего этого не сказала, а ответила взаимной улыбкой:

— Я тоже как-то подумала, что вы и есть моя собеседница. Да, мы же договорились обходиться без отчества?

— Точно, я и забыла! — спохватилась Лада. — Будете что-нибудь заказывать? В этой кофейне просто изумительный кофе «Раф» с карамельным сиропом и отменные пирожные! Очень рекомендую, или вы следите за фигурой?

— Нет, мне этого не требуется! — усмехнулась я. — Ем что хочу. Когда успеваю. Потому и не толстею — не всегда удается что-то перехватить.

Конечно, я пошутила — хотя в каждой шутке есть доля правды. Бывает, за работой напрочь забываю, что помимо черного кофе люди вообще-то едят и что-нибудь посерьезнее, зато без эспрессо и сигарет жизни не представляю. Но у каждого есть свои маленькие слабости…

Точно услышав хвалебные отзывы Лады об ассортименте кафе, к нам подошла вежливая официантка в длинном красном фартуке и поинтересовалась, что мы желаем заказать. Лада выбрала вышеупомянутый «Раф» с карамельным сиропом и заварное пирожное, я же не стала изменять традиции и ограничилась обычным эспрессо с бисквитным рулетом.

— Сколько себя помню, никогда не могла отказаться от сладкого! — как-то виновато призналась Лада. — Спокойно обхожусь без мяса, я ведь вегетарианка, а вот к конфетам и всевозможным тортикам у меня прямо-таки страсть! Хоть и вредно все это, вроде и зубы, и кожа портятся, но, увы, что сделаешь…

— Да ладно, живем один раз! — махнула я рукой. — Не отказывать же себе в мелких удовольствиях. По крайней мере, вреда от этого нет, вы же не тоннами сладкое едите!

Мы обменялись еще парой незначительных фраз по поводу вкусовых пристрастий, и я решила, что пора приступить к делу.

— Итак, вы хотели, чтобы я помогла вам разобраться, кто и почему желает вреда вашему супругу, — напомнила я.

Лада торопливо приложила руку к голове, словно только что вспомнила о чем-то важном, и быстро проговорила:

— Точно, как-то я совсем не о том говорю… Попросила вас приехать, а вместо того, чтобы дело обсудить, я вас своими пирожными заболтала. Вы уж простите, думаете, наверно, что у меня с головой непорядок. Я просто как-то задумалась, пока в кафе сидела, о жизни вообще, вот и забыла обо всем…

— Не переживайте! — успокоила я Ладу. — Но раз уж мы встретились, рассказывайте все по порядку, не торопясь. Мне важна каждая, даже самая незначительная деталь, поэтому говорите обо всех своих подозрениях и мыслях. Как показывает практика, иногда важными являются как раз вещи, на которые никто не обращает внимания.

— Я постараюсь все вспомнить, — пообещала женщина. — Как я уже говорила, дело касается моего мужа, Владислава. Вам, наверно, знакома его фамилия — Владислав Курагин? Скорее всего, да, она у всех на слуху.

Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, где я могла слышать фамилию Курагиных. Однако пока на ум ничего не приходило.

— Он — телеведущий? — попыталась угадать я. — Или участвовал в телешоу?

— Да нет же! — Лада с удивлением посмотрела на меня. — Ну вспомните. «Черный город для Рэйвен» — вам ничего не говорит?

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, а что это?

— Книга, бестселлер! — начала объяснять Лада. — Странно, она сейчас в разделе книжных новинок, о ней постоянно пишут. Рецензии, отзывы, конечно, не всегда приятные, но не у всех людей одинаковые вкусы. Кто-то называет книгу утопией, кто-то — пародией на Стивена Кинга, но большинство читателей произведение хвалят, считают его нестандартным, не похожим ни на что другое. Книгу написал мой муж, он писатель. Хотя он сочинил огромное количество произведений, в основном рассказов, эта книга, можно сказать, его дебют. И, смею вас уверить, она настолько не похожа на произведения других писателей, что даже не знаю, с чем можно ее сравнить. Кто-то говорит, что Владислав пытался копировать стиль Стивена Кинга, но я, человек, который прочитал абсолютно все произведения Короля ужасов, могу вас заверить: общего у этих книг — только мрачная, гнетущая атмосфера. Я говорю это не как заинтересованный человек — то есть не как жена писателя, которая считает своего супруга гением. Нет, я прекрасно разбираюсь в литературе, со школьной скамьи много читала и могу сказать, что чтение — это мое хобби. Я довольно строгий критик. Скажем, те вещи Влада, которые были неудачными, я ни в коей мере не хвалила, а указывала ему на ошибки. Муж, конечно, расстраивался, обижался на меня, грозился, что в жизни не сядет за сочинение книг, но, поостыв, все же соглашался с моей критикой. Писательская деятельность — его давнее увлечение, однако лучше всего ему удавались короткие рассказы. Знаете, некоторые писатели пишут превосходные романы на пятьсот и более страниц, зато не способны сочинить короткую, емкую вещь. И есть авторы, которым удается создать лаконичное, но цепляющее произведение, а вот длинные произведения у них выходят затянутыми и нудными. Редко когда одинаково хорошо получаются и большие романы, и короткие рассказы, хотя, если возьмем классику, талантливые писатели создавали разные по объему вещи. Но в современной литературе все иначе. Вот я и думала, что Владиславу надо пытаться добиться совершенства в короткой прозе, не замахиваться на большие объемы. Предпоследнюю его повесть я даже не смогла одолеть до конца — совершенно неудачная вещь. Герой, который живет не пойми как и не пойми зачем, случайные люди, которые появляются в его жизни и непонятным образом исчезают из нее, две сестры, которые в середине повести поселяются в его квартире и готовят ужин из трех блюд, а потом идут в аквапарк, где пропадают бесследно… Возникает вопрос: что вообще хотел автор сказать читателю? И кто захочет тратить время на чтение такой странной вещи? Я так и сказала мужу — лучше делать то, что получается, и добиваться в этом мастерства, чем попусту тратить силы на бесполезные занятия. Он опять обиделся, но потом согласился со мной, хотя мои слова все же задели его за живое — по крайней мере, свои новые рассказы он мне не показывал. Я переживала, что сильно обидела его, а потом — как гром среди ясного неба — Владислав дал мне прочитать большое произведение. Признаться, я ожидала увидеть очередное бессмысленное повествование и начала раздумывать, как бы потактичнее сообщить мужу о его очередном промахе. Подумала, прочитаю первые десять страниц, а потом отложу книгу. Но не поверите — с первых строк книга захватила меня, и я не отложила ее до тех пор, пока не прочла до конца. Она показалась мне даже лучше, чем все короткие рассказы Владислава, — в ней присутствовал и динамичный сюжет с непредсказуемой развязкой, и трогательные, душещипательные сцены, и тонкий психологизм… К тому же новое произведение обладало неким послевкусием — я сравнила бы его с хорошим вином, которое не просто имеет сложный букет, но и оставляет после себя приятное ощущение. Так и последняя вещь Владислава — она не отпускала меня, заставляла раздумывать над судьбами героев произведения.

Я удивилась, когда он успел написать книгу, а муж, видя мой восторг, рассказал, что сюжет придумал давно, но никак не мог оформить его. И когда его постигла неудача с предыдущей книгой, решил все же попробовать создать новую, как он выразился, последнюю. Если бы и на этот раз роман оказался неудачным, он бы больше не пытался писать большие вещи. Вроде зачем тратить время, когда ничего не получается.

Я его заверила, что книга превзошла все мои ожидания и ее необходимо отдать в тарасовское издательство, чтобы там напечатали. Правда, у нас не столица и не Европа, поэтому так просто опубликовать произведение, тем более под своим именем, весьма проблематично. У Владислава были друзья — тоже писатели и поэты, которые публиковали свои короткие вещи, но за собственные деньги. И тираж у них был очень маленький — никаких денег это не приносило, даже наоборот. Единственное, что давала такая публикация автору, — так это возможность увидеть собственную книгу и похвастаться друзьям, вроде смотрите, я великий писатель. И все, даже не стоит тешить себя глупыми надеждами, что жители города увидят эту книгу в продаже.

В свое время я прочла автобиографическую вещь Стивена Кинга под названием «Как писать книги». В одной главе писатель рассказывал, что однажды сочинил рассказ, отправил его в журнал, и там ему заплатили за произведение и посоветовали писать дальше. Да, если б мы жили в Америке… Прежде чем роман Владислава напечатали, мне пришлось узнать, какие издательства находятся в нашем городе и какую литературу они выпускают. Представляете, в Тарасове практически никто не заинтересован в художественных произведениях! В основном издательства наподобие «Литеры», «Буквы» и «Софоса» издают научно-популярные книги — что-то вроде «Как лечиться народными средствами от геморроя», «Энциклопедия гаданий для девочек» ну и прочий мусор. Зато в издательстве «Лучшая книга» мне повезло. Сперва главный редактор рассказал, что начинающие авторы пробуют себя в жанре детектива или сентиментального романа — женщинам дается задание продумать сюжет и написать любовный, точнее, сентиментальный роман, а мужчинам — детектив с элементами боевика. Я попросила, чтобы редактор посмотрел книгу моего мужа — вдруг она понравится. Сперва Антон Павлович, так зовут редактора, с сомнением отнесся к моей просьбе — все расспрашивал, какой жанр книги, о чем она. Похоже, ему некогда было заниматься прочтением нового опуса. Я, как могла, заинтриговала его — вроде книга не относится ни к какому определенному жанру, но является остросюжетной и динамичной и мало похожа на другие произведения. В сущности, я говорила правду — мне в конце концов удалось убедить Антона Павловича, что произведение Владислава стоит хотя бы начать читать. Я отдала редактору флешку и оставила номер своего телефона.

В общем, скажу, что спустя неделю мне позвонили из издательства и сообщили, что книгу собираются отправить в Москву — чтобы там решили, издавать ее или нет. Редактор положительно отзывался о произведении, сказал, что сперва посчитал книгу эклектикой — вроде намешаны персонажи из непонятной страны, где происходит действие — не ясно, но неожиданно сам увлекся и прочитал книгу до конца. Единственное, он пожелал, чтобы Владислав написал короткий пролог, буквально на страничку, и небольшой по объему синопсис. Ну, так называется краткий сюжет, когда описывается все происходящее и чем все заканчивается. Муж быстро справился с просьбой, а к тому времени из Москвы пришел утвердительный ответ. А так как книга была уникальной, ее и выпустили под настоящим именем мужа, а не под вымышленным. Владу даже предложили подумать над продолжением книги — написать вторую часть о том, что дальше произошло с героями. Так как произведение стало бестселлером, ему заплатили крупную сумму денег, к тому же он получал какой-то процент с тиражей. Таким образом, на безбедное существование Владислав заработал одной-единственной книгой, к тому же его имя стало известным, книга пользовалась успехом.

Ни я, ни муж сперва не верили в такую удачу, Оля, наша дочь, тоже. А потом начались всевозможные тусовки писателей, на которых Владислав был самой желанной персоной, светские рауты, банкеты по случаю презентации книги, интервью, статьи в газетах… У Владислава не было времени даже на то, чтобы начать писать продолжение — да он и не больно хотел. Говорил, что не стоит дополнять роман, ведь он и так хорош. По сути дела, идеальная композиция — та, к которой нельзя ничего добавить и невозможно ничего убрать. Как он говорил, продолжение может разочаровать читателя, лучше создать новый роман, с другими героями. В «Черном городе» все уже сказано, а то, что осталось за сценой, там и должно остаться. Но редакторы «Лучшей книги» были иного мнения — они ведь заинтересованы выпускать серии книг. Если герои одного романа полюбились читателям, следовательно, они жаждут узнать, что было дальше. Владиславу пришлось согласиться, и он пообещал подумать над продолжением произведения.

Это, как говорится, только предыстория. Я не хотела так подробно рассказывать про книгу, но вы же сказали, что важна каждая деталь, к тому же, как мне кажется, известность Владислава — та причина, по которой кто-то желает ему зла. Может, из зависти, а может, еще почему-то…

Чтобы было понятно, сперва расскажу, какой человек мой муж. Помимо своей любви к творчеству, он — очень общительный, активный, подвижный. Обычно Владислав работает над книгой где-то часов пять-шесть, с утра. Встает он рано, с шести и до полудня занимается сочинительством. После работу заканчивает и отправляется либо в бассейн — он занимается плаванием, либо в спортзал. Вечером, почти ежедневно, у него двухчасовые прогулки по лесу. У нас в Тарасове в Дачном поселке есть такой клуб ходьбы и бега, называется «Ласточка». Муж узнал о нем лет пять назад, ему очень понравилась идея прогулок на свежем воздухе. Поначалу он так гулял едва ли не ежедневно, потом стал посещать клуб немного реже, но все равно выходит где-то четыре раза в неделю. Влад и нас с Олей звал. В принципе, гулять по лесу здорово, свежий воздух… Но два часа — для меня слишком много, к концу прогулки я только и думала, когда же мы наконец придем. Я не такая подвижная, как муж, с физкультурой у меня и в детстве были не слишком хорошие отношения.

Оля сперва полюбила прогулки, но потом попросту стала не успевать — она старшеклассница, уроков много задают, а помимо школы у нее репетиторы. Таким образом, Влад стал ходить в лес один. И он по жизни такой — сидеть дома долго не может, напишет свою норму утром — и все, лови ветра в поле. Если даже на улице дождь, слякоть — то в магазин пойдет, то просто подышать. Я к этому привыкла, поэтому, когда поведение Владислава изменилось, была очень удивлена. Изменилось — не то слово. Мой муж стал совершенно другим человеком — из активного, общительного он превратился в молчаливого, замкнутого одиночку, и теперь он целыми днями напролет сидит у себя в комнате и не выходит на улицу. Представляете, даже в магазин, не говоря уже про лес! И спортзал, и бассейн, и прогулки он забросил, ни со мной, ни с дочерью не общается, из комнаты выходит, только чтобы поесть. И то как-то подозрительно смотрит на то, что я приготовила или заказала, берет тарелку к себе в комнату и уходит. Я сперва подумала, что у него не получается продолжение книги, и поэтому он стал таким хмурым. Может, злится на себя, что работа застопорилась, вот и просиживает за ноутбуком дни напролет. Однажды, когда он уже заснул поздно вечером, я прошла к нему в комнату, хотела посмотреть, что он написал. Заглянула в компьютер. Однако в папке, где находилась книга, которая принесла ему известность, был только один текстовый файл. Пустой. В нем не было напечатано ни единой строчки! Конечно, может, Влад стер написанное сегодня — не понравилось там или еще что, но должно же было остаться хотя бы начало, хоть один абзац! На всем рабочем столе не имелось ни одного текстового документа с новой книгой. Зато была открыта какая-то компьютерная игра — пасьянс, что ли… Выходит, муж днями напролет сидел и раскладывал этот самый пасьянс, а не занимался работой. Вел и ведет он себя очень подозрительно, у меня создалось впечатление, что он всего боится. Я пыталась вызвать его на откровенный разговор — спрашивала, как продвигаются дела с написанием книги, выведывала, есть ли у него проблемы… Но Владислав ничего мне не ответил — только заперся в своей комнате. Единственное, что я заметила, — это его навязчивое желание самому проверять почтовый ящик. С раннего утра он спускался на лестничную площадку, где у нас находятся ящики, и сам проверял, пришли ли какие квитанции. По крайней мере, он так объяснял. Когда один раз Оля первой вышла на улицу, он вечером попросту засыпал ее вопросами, не приходило ли что-то вроде письма на его имя. И только когда дочь разозлилась и потребовала, чтобы отец перестал доставать ее расспросами, он успокоился.

Я подумала, может, на имя Влада приходит какая-то бумажная корреспонденция? Это странно, ведь сейчас все пользуются электронными письмами. Я пыталась открыть его почтовый ящик — раньше я всегда могла проверить, есть ли там сообщения, однако оказалось, что теперь почта скрыта под паролем. Тоже еще одна странность — зачем мужу ставить пароль? Значит, он пытается что-то скрыть от меня. Знаете, Татьяна, у меня ощущение, что у него мания преследования. Или он чего-то боится. Может, кто угрожает ему? Владислав ничего не говорит ни мне, ни Оле, и я сама сильно боюсь за него. Теперь он не посещает никакие светские рауты, хотя его неоднократно приглашали, не встречается с друзьями, ведет жизнь отшельника. Поэтому я и решила обратиться к вам за помощью — может, вы сможете что-то понять, узнать, почему Владислав стал таким, и если кто-то ему действительно желает зла, поймать преступника.

— Скажите, как давно с вашим мужем произошли эти изменения? — поинтересовалась я. Лада задумалась.

— Наверно, с неделю назад… — немного помолчав, неуверенно сказала она. — Я помню, в ту пятницу мы были у Курчаковых в гостях, это супруги-писатели. Они пригласили нас на годовщину свадьбы, вместе они уже восемь лет. Ирина и Павел отмечают каждый год, который они прожили вместе, а не только круглые даты. Такая у них традиция — к очередной годовщине супруги придумывают короткие рассказы или стихи, посвященные друг другу, приглашают гостей, готовят или заказывают легкие закуски. Ну и дорогую выпивку, естественно, что-нибудь изысканное вроде экзотических коктейлей. Вы не подумайте, что это пьянка какая-то — нет, все очень цивильно, как на приеме у королевы. Приглашенные читают свои произведения, иногда даже на ходу сочиняют стихи — вроде как такое развлечение, это Ирина придумала. Знаете, как конкурс: дается сюжет стихотворения или первая строка, и за десять минут гости должны сочинить небольшое стихотворение. Павел хорошо играет на акустической гитаре, поэтому на вечеринке всегда живая музыка. И мне, и мужу очень нравится бывать у Курчаковых, поэтому Влад никогда не отказывается от приглашения. И как раз на следующий день муж резко изменился.

— Может, на вечеринке что-то произошло? — предположила я. — Вы ничего странного не заметили? Возможно, кто-то из гостей что-то сказал или ваш муж с кем-нибудь разговаривал? Может, пришел кто-то новый из писателей?

— Нет, все было как обычно, — отрицательно покачала головой Лада. — Оле, нашей дочери, правда, было скучно — она же не сочиняет ничего, да и алкоголь мы ей пить не разрешаем. Я пожалела, что притащила ее на годовщину, — ребят ее возраста не было, и Оля с нетерпением ждала, когда мы пойдем домой.

— А кто еще был на вечере? — поинтересовалась я.

— Так как дата не круглая, то и народу пригласили не очень много, — пояснила женщина. — Были сами Курчаковы, мы с мужем и дочерью и еще одна семья, Казаковы. Тоже муж и жена, Игорь и Екатерина. Больше никого. Казаковых мы тоже давно знаем, и ничего такого странного на вечеринке не происходило. Все как обычно: стихи, чтения, гитара, еда и напитки…

— Я буду вам очень признательна, если вы дадите мне контактные данные всех людей, которые присутствовали на годовщине, — попросила я Ладу. Та продиктовала мне номера телефонов своих знакомых, и я забила их в память мобильного.

— Татьяна, вы возьметесь за мое дело? — спросила женщина.

Я кивнула.

— Да, я согласна провести расследование, — подтвердила я. — По поводу материального вознаграждения за мои услуги вы ведь в курсе?

— Да, вы берете двести долларов в день, — сообщила та. — Для меня такая цена вполне приемлема, главное — узнать, что происходит с Владиславом. Даже если я сама себе надумала преступление, это не важно — будет лучше, если вы узнаете правду и скажете, что опасаться нечего. Я только обрадуюсь, если у мужа сложный творческий период, кризис, и он изменился из-за того, что у него не получается написать новую книгу. Знаете, лучше перестраховаться, чем потом винить себя за невнимательность и раскаиваться в том, что по моей вине случилась беда.

— В этом я с вами согласна, — сказала я. — Мне нужно встретиться с вашим мужем и поговорить с ним. Насколько это возможно, как вы считаете?

— Раньше это можно было бы устроить с легкостью, — покачала Лада головой. — Владислав любил заводить новые знакомства, общаться с интересными людьми. А сейчас его из дома не вытащишь, да и к посторонним посетителям он относится, мягко скажем, настороженно. А иными словами — боится.

— Вы упоминали, что он неоднократно давал интервью для газет? — уточнила я. Женщина кивнула.

— Да, было дело, — подтвердила она.

— Тогда я могу назваться журналистом, — пожала я плечами. — Владислав сможет уделить мне время, если я приеду к вам домой?

Лада с сомнением покачала головой.

— Даже не знаю, что сказать… — протянула она. — Давайте вы сами ему позвоните, может, у вас получится найти с ним общий язык. Со мной муж в последние дни не разговаривает, меня он и слушать не станет.

— Давайте мобильный вашего мужа, — попросила я. Лада продиктовала мне номер телефона супруга, я записала и его.

— Что ж, тогда я буду держать вас в курсе, — пообещала я. Лада кивнула.

— Большое вам спасибо, — сказала она. — Если б вы не согласились помочь, то не знаю, что бы я делала.

— Пока не за что меня благодарить, — покачала я головой. — Когда разберусь, что происходит с вашим супругом, тогда и побеседуем.

— Все равно, вы же взялись за расследование! — настаивала Лада. — Ой, я, наверно, побегу домой. Оля должна скоро прийти, мне надо ее встретить, вечером дочке к репетитору по математике.

— Да-да, не смею вас задерживать, — улыбнулась я. — Кстати, у вас есть фотография вашего мужа и дочери? Я на всякий случай спрашиваю, возможно, мне это пригодится.

— Конечно, в телефоне, — Лада вытащила свой мобильный и сосредоточенно принялась в нем что-то искать. Наконец она протянула мне телефон. Я увидела снимок, на котором были изображены мужчина с волнистыми волосами и девочка лет тринадцати-четырнадцати. Качество фотографии оставляло желать лучшего, черты лиц обоих были весьма расплывчатыми. У девочки были темно-каштановые волосы и худощавое телосложение, и чем-то она и правда напоминала отца.

— А другой фотографии у вас нет? — спросила я. — Эта не слишком хорошая, толком ничего не разглядеть.

— Увы, я не очень хороший фотограф, — извиняющимся тоном проговорила Лада. — А этот снимок был сделан два года назад. Оля, конечно, изменилась, жаль, что у меня нет ее нынешних фотографий…

Я вернула телефон женщине, Лада положила мобильный в сумочку. Мы попрощались, моя клиентка допила оставшийся кофе и покинула кафе. Я же осталась сидеть на своем месте — пока мне торопиться было некуда, а Владиславу Курагину я могу позвонить и отсюда.

Глава 2

Писатель не сразу взял трубку, и я подумала, что либо он занят, либо попросту спит. Раз Лада утверждает, что ее муж не покидает квартиру, следовательно, он сейчас находится в своей комнате. Возможно, телефон оставил у себя, а вышел в кухню пообедать? Нет, женщина ведь рассказывала, что ест он тоже в своей комнате…

Голос Владислава не был сонным — у меня создалось впечатление, что собеседник мой сильно нервничает. По крайней мере, тон его был крайне встревоженным.

— Кто это? — резко спросил он. Я вежливо поздоровалась и представилась:

— Я — журналист газеты «Тарасовские вести», Татьяна Иванова. Наше издание хочет опубликовать интервью с автором бестселлера «Черный город для Рэйвен», и мне поручили побеседовать с Владиславом Курагиным. Я ведь не ошиблась, мне дали правильный номер?

— Не ошиблись, — весьма лаконично отозвался мужчина. Хотя голос его несколько смягчился, все равно в нем проскальзывал оттенок недоверчивости. — Но у меня нет времени давать вам интервью, прошу меня извинить.

— Это не займет много времени! — принялась убеждать я писателя. — Могу приехать, куда вы скажете, я не сильно вас отвлеку от работы! Пожалуйста, мне очень нужно с вами поговорить, вы ведь, наверно, и сами заинтересованы в том, чтобы газета опубликовала хороший материал про вас! Знаете, наверно, что сейчас многие журналисты берут информацию из интернет-источников или переделывают уже написанные статьи. Но в этом случае легко допустить неточности, а это вам вряд ли понравится. И потом, нашу газету читают многие жители Тарасова, и думаю, вам будет приятно, если вашу книгу станет покупать больше народа. Знаете, после публикаций в нашей газете даже начинающие авторы получали известность, так что это в ваших же интересах!

— Говорю же, у меня нет времени! — отрезал Курагин. — К тому же, я не даю сейчас интервью.

— Тогда мне ничего не остается, кроме как самой придумывать материал, — заявила я. — Мне ведь дали задание. Только потом не пишите писем на адрес редакции с претензиями, что в статье приведены неверные факты! К тому же мне нужна от вас расписка, что вы отказываетесь давать интервью, поэтому мне придется приехать к вам и получить ее!

Конечно же, по поводу расписки я придумала на ходу, однако Курагин, по всей видимости, понятия не имел, что такой практики в журналистике вовсе не существует. А может, его напугало то, что я могу запросто сочинить про него что угодно, а то и вовсе придумать какую-нибудь откровенную ерунду. С минуту мужчина молчал, потом хмуро сказал:

— Хорошо, приезжайте. Только больше получаса я вам выделить не смогу. Да, и возьмите с собой удостоверение, что являетесь тем, за кого себя выдаете. Кого угодно я к себе домой не пускаю.

— Конечно, я возьму свой документ! — заверила я Владислава Курагина. — Только поясните, куда мне надо приехать и во сколько вам удобно принять меня.

— Пишите адрес, — весьма лаконично велел писатель. — Улица Клочкова, двадцать восемь. Приезжайте завтра в двенадцать дня.

И, даже не попрощавшись, неразговорчивый сочинитель повесил трубку. Я нажала на сброс и тут же набрала номер своего давнего друга, подполковника Володи Кирьянова. С ним мы знакомы, по меньшей мере, добрый десяток лет, ну, может, чуть меньше. Но впечатление у меня такое, словно мы общаемся с ним всю жизнь. Володя — не только хороший специалист, но и прекрасный друг, который всегда готов мне помочь. Было время, когда мы вместе распутывали с ним преступления. Конечно, Киря (так его называют близкие друзья) тоже мне многим обязан, и сейчас, хоть и общаемся мы гораздо меньше, он частенько меня выручает. Если нужно достать какие-то поддельные документы, пробить подозреваемого по базе, взломать пароль на компьютере — я всегда обращаюсь к Володе. Даже если Кирьянов занят, он поручает выполнить мою просьбу своим подчиненным, которые добросовестно выполняют распоряжение подполковника. Ни я, ни Володя по гостям ходить не любим, точнее, попросту на это нет времени, однако на большие праздники вроде Нового года или чьего-то дня рождения мы все же собираемся дружной компанией.

— Привет, Иванова! — радушно поздоровался подполковник. По фамилии он меня называет в шутку — сокращение от Ивановой не придумаешь, вот Киря и не заморачивается. — Куда пропала? Что-то от тебя ни слуху ни духу!

— Вся в делах! — усмехнулась я. — Только вот расквиталась с предыдущим расследованием, как новое подвернулось. Кстати, ты слышал про такого писателя Владислава Курагина?

— Так, дай подумать… Что-то знакомое, Курагин…

— У него недавно бестселлер вышел. «Черный город для Рэйвен» называется, — пояснила я. — Сама не читала еще, но мне надо как-то наладить контакт с этим писателем, а для этого я хочу выдать себя за журналиста.

— Слушай, по-моему, старшая моя что-то подобное читает, — сказал приятель. — Если хочешь, могу узнать точно. Но название мне знакомо, слышал.

— Да это я так, к слову спрашиваю, — пояснила я. — Но вроде хвалят эту книгу, если удастся, прочитаю пару глав. Ты мне вот что скажи, можешь мне соорудить удостоверение журналиста газеты «Тарасовские вести»? А то он без корочки меня на порог не пустит.

— Да легко, — заверил меня подполковник. — Тебе ведь срочно, как всегда? Через час можешь приехать, забрать свое удостоверение.

— Слушай, я тебе, как всегда, обязана! — произнесла я. — Через час, говоришь? Я подъеду, заранее спасибо!

— Потом как-нибудь отблагодаришь! — великодушно разрешил Кирьянов. Мы попрощались, и я прямо из кафе побежала в магазин — купить любимые Володины конфеты, чтобы таким образом выразить ему свою признательность.

На следующий день без пяти минут двенадцать я уже стояла возле подъезда многоэтажного дома, в котором проживали Курагины. Накануне вечером я позвонила Ладе и сообщила, что ее муж согласился принять меня в двенадцать часов дня. Женщина ответила, что в это время ее как раз не будет дома и, скорее всего, Владислав специально назначил встречу именно в двенадцать, чтобы побеседовать со мной наедине. Лада попросила меня рассказать потом, как прошел наш разговор и подозреваю ли я кого-нибудь конкретного. У меня создалось впечатление, что женщина всерьез думает, будто я — фея-волшебница, которая за полтора дня вычислит преступника и принесет его имя на блюдечке с голубой каемочкой. Увы, даже такой профессионал, как частный детектив Татьяна Иванова, — не всемогущий маг, а преступления — это не математическая задачка для первоклассника, которую взрослый человек может решить за пять минут.

Все это я, естественно, объяснять Ладе не стала, просто пообещала, что как только узнаю что-нибудь важное, то сразу расскажу ей.

Наконец на мой звонок в домофон ответили — хмурый мужской голос резко спросил: «Кто?», и я торопливо представилась.

— Вы вчера согласились со мной поговорить в двенадцать дня! — напомнила я писателю на случай, если тот забыл о нашем уговоре. Тот никак не прокомментировал мои слова, только буркнул:

— Пятый этаж, поднимайтесь.

Ни «здрасьте», ни «до свидания», вот и вся вежливость. Конечно, я слышала о том, что многие выдающиеся писатели были ужасно недружелюбными людьми. И это — мягко сказать, в основном гении сочинительства отличались неуживчивым характером и частенько закладывали за воротник, либо принимали психотропные вещества. Достоевский, к примеру, грешил игроманией, Фицджеральд и вовсе пил без просыху, хотя и сам признавался, что алкоголь мешает творчеству. А Джеймс Джойс, автор «Улисса», утверждал, что он — «человек малодобродетельный, склонный к экстравагантности и алкоголизму». Короче говоря, что с них взять, с писателей, — по мне, лучше просто читать их произведения, а не знакомиться с авторами.

Но сейчас мне все-таки придется отважиться на разговор с крайне неприятным типом, коим, по общему впечатлению от телефонных разговоров, является Курагин. Хотя мне не привыкать — доводилось иметь дело и с наркоманами, и с убийцами, и с отъявленными негодяями, садистами и маньяками. Поэтому угрюмый, мнительный писатель — совсем не худший вариант.

Лифт доставил меня на пятый этаж. Дверь в квартиру под номером 200 была открыта, однако на пороге никто меня не встречал. Так и не дождавшись приглашения, я вошла в квартиру и огляделась. Весьма просторный, светлый коридор, на чистом полу — маленький аккуратный половичок, в ряд расставлена обувь. В основном — лакированные и замшевые туфли, наверно, принадлежащие Ладе и ее дочери, начищенные до блеска мужские ботинки и стильные дорогие кроссовки — скорее всего, самого Курагина. В прихожей — большое трюмо, сбоку — несколько курток и плащей. Одежда скромная, но сразу видно, не дешевая. Я не ошиблась, Лада обладает врожденным или натренированным чувством стиля и внимательно относится к выбору одежды для себя и своей дочери, а заодно и для своего мужа. Уверена на сто процентов, что купить дорогую кожаную куртку посоветовала Владиславу Лада, или она сама ее приобрела. Не знаю, как относится сам писатель к выбору одежды, но по-моему, творческие люди склонны не обращать внимания на свой внешний вид. А вот Лада, сразу видно, и за модой следит, и вещи подбирает в соответствии со стилем, слепо новым веяниям не следует.

Закончив свое маленькое наблюдение, я повесила свое пальто на свободную вешалку и сняла обувь. Для роли журналистки я экипировалась соответствующим образом — думаю, корреспонденты, которые выезжают на интервью, одеваются в строгий костюм, поэтому я остановила свой выбор на красном пиджаке и такого же цвета строгой юбке-карандаше. Волосы забрала в пучок, не забыла и про очки в прямоугольной оправе — этакий образ учительницы. А может, мне вспомнился фильм про Гарри Поттера, одним из персонажей которого была отвратительная журналистка Рита Скитер. Конечно, копировать ее поведение я не собиралась, а вот образ мне понравился, и я решила соорудить из себя нечто подобное.

Правда, пока оценивать мою внешность никто не собирался — писатель так и не потрудился выйти даже в коридор, встретить журналистку. Если вспомнить слова Лады, то все время Курагин проводит в своей комнате. В двухкомнатных и трехкомнатных квартирах кухня обычно расположена на одном конце коридора, а спальни и зал — на другом. Судя по всему, Курагины проживали в трехкомнатных апартаментах, а может, и в более просторных. Интересно, если Владислав обитает в собственной комнате, получается, что его дочь и жена спят в зале, или у них тоже по комнате? Ладно, проверим свои догадки.

Однако я не успела как следует изучить помещение, потому как раздался по-прежнему неприветливый голос писателя:

— Прямо по коридору и направо, проходите в комнату.

Думаю, чай-кофе мне не предложат, да и не слишком хотелось. Я последовала инструкции и подошла к белой закрытой двери. Постучавшись для вежливости, толкнула дверь — она оказалась открытой. В маленькой комнате находился только рабочий стол с ноутбуком, кровать и кресло, за которым и сидел спиной ко мне Владислав Курагин. Мужчина был одет в клетчатую синюю рубашку с длинными рукавами и темные джинсы и всем своим видом демонстрировал, что по уши занят писательской деятельностью. Однако текстовый документ он сразу свернул и повернулся ко мне лицом. На вид ему было лет сорок пять — пятьдесят, однако выглядел он для своего возраста весьма молодо. Я бы даже сказала, привлекательно — лицо с высоким лбом и прямым носом, ярко-синие глаза, волнистые волосы, немного тронутые сединой… Все портил только взгляд — неприятный и колючий, который буквально говорил, что мое присутствие в комнате крайне нежелательно. Я предпочла не реагировать на неприветливый вид и широко улыбнулась.

— Рада с вами познакомиться! — заверила я его. — Как я уже говорила, меня зовут Татьяна Иванова, я корреспондент газеты «Тарасовские вести». Да, вот мое удостоверение…

Я протянула писателю документ, который забрала вчера у Володи Кирьянова. Курагин взял удостоверение, внимательно проглядел его, снова посмотрел на меня. Убедившись, что я — именно та, за кого себя выдаю, он наконец-то предложил мне присесть. Я деловито вытащила из маленькой красной сумочки блокнот, ручку и компактный фотоаппарат, тем самым показав, что готова к выполнению своих профессиональных обязанностей.

— У меня мало времени, — напомнил мне Курагин. — Поэтому долго с вами рассиживаться я не намерен.

«Ага, не терпится вернуться к карточным пасьянсам», — подумала я про себя, а вслух произнесла:

— Конечно, я помню ваше пожелание, не беспокойтесь. Попрошу вас ответить на несколько вопросов. Расскажите, как вам пришла идея сюжета для вашей книги «Черный город для Рэйвен»? Нашим читателям интересно, чем вдохновляются писатели, как создают такие интересные произведения!

— Я давно задумал написать эту вещь, — сообщил Курагин. — К тому же психика и внутренний мир человека изучены не лучше, чем космос и другие галактики. Может, знаете историю про Бога и его попытки спрятаться?

— Нет, не слышала, — покачала я головой. — Расскажите, пожалуйста!

— Ну, это скорее анекдот, — пояснил Курагин. — В общем, решил Бог спрятаться от людей. Вначале собирался забраться высоко в небо, но его ангелы сказали, что люди — существа изобретательные, придумают ракеты и звездолеты и найдут его. Решил залечь глубоко на океанское дно, но тоже не подошло — ведь люди способны создать подводные лодки и найти на дне что угодно. И тогда один ангел заявил, что знает, где человек никогда в жизни Бога искать не станет. И знаете где?

— Где же? — поинтересовалась я.

— В своей душе, — изрек Владислав. — А я перефразирую — в голове. Помимо Бога, в голове человека могут таиться и черти, и бесы. Иногда сознание может сотворить жестокую шутку — даже создать свой собственный, темный мир, который пострашнее, чем любая комната ужасов. Плюс ко всему действие книги происходит в больнице. Я специально не стал приводить ни название города, ни наименование клиники. И девочка, которая живет в двух мирах — реальном и своем собственном, «Черном городе», по-моему, весьма удачный ход, вы не считаете?

— Да, книга вышла увлекательная, — заметила я. — Ее часто сравнивают с произведениями Стивена Кинга.

— Моя жена — его большая поклонница, — сказал писатель. — Я тоже читал почти все его произведения, и по мне, наибольшего внимания заслуживают такие вещи, как «Ярость», «Долгая прогулка», «Мизери». В общем, те книги, в которых пристальное внимание уделяется психологии отдельно взятого человека, а не популярные ужастики.

— А как вы относитесь к творчеству других писателей нашего города? — поинтересовалась я. — На ваш взгляд, есть ли у литературы Тарасова будущее? Ведь сейчас интерес к книгам несколько ослабел, люди редко читают.

— Мне кажется, это заблуждение, — возразил Владислав Курагин. — Да, бумажные книги сейчас редко кто покупает, в основном читают с компьютера или пользуются электронными книгами и смартфонами. Но люди ведь все равно читают! Другое дело, что бумажные издания дорого стоят, не каждому они по карману. Но зайдите хотя бы в наш тарасовский книжный магазин — на прилавках выставлены книжные новинки, у читателей огромный выбор литературы. Что касается тарасовских писателей, в основном они специализируются на поэзии и коротких произведениях. В нашем городе существует даже писательский клуб «Диалог», где проводятся еженедельные собрания. На них авторы зачитывают свои стихотворения и рассказы, делятся впечатлениями, дают рекомендации. Так что с литературой в Тарасове дела обстоят неплохо.

— Но ведь издательства города в основном публикуют научно-популярную литературу, — вспомнила я рассказ Лады. — Художественная почему-то не в почете.

— Увы, такова специфика многих издательств Тарасова, — согласился со мной Курагин. — Редко кому удается издать книгу под своим собственным именем, и зачастую сам автор платит немалые деньги, чтобы вышел маленький тираж. Но есть и исключения, к примеру, мою вещь ведь опубликовали!

— Я бы назвала это везением, однако вынуждена признаться, что везение на пустом месте не возникает, — заметила я. — Книга и в самом деле оказалась очень удачной и необычной, правду говорят, что аналогов ее нет. Хотя знаете, мне кажется, что очень трудно создать что-то новое, ведь сколько произведений уже написано, сколько миров создано! Возьмем фэнтези — Толкин создал свой собственный мир, но он был выдающимся лингвистом и многих мифических персонажей придумал по мотивам легенд и преданий. Ведь и эльфы, и гномы упоминались в различных мифах и до произведений Профессора.

— Вы правы, — кивнул писатель. — Как говорится, все уже придумано до нас. Я склоняюсь к мысли, что новое произведение какого-либо писателя — это синтез прочитанных им книг, просмотренных фильмов, которые определенным образом складываются воедино, проходят некую обработку в сознании автора, и в результате получается новый продукт. Прибавьте к тому и определенный жизненный опыт, круг общения, друзей и знакомых писателя, обстоятельства, в которые он попадал… Попробую объяснить иначе. Вот скажите, есть ли такое существо, как слон?

— Конечно, — кивнула я, про себя раздумывая, куда клонит мой собеседник. Тот, видя мое замешательство, продолжил:

— А теперь я спрошу, существует ли красный слон, который машет ушами и взлетает?

— Понятное дело, что нет! — пожала я плечами.

— Так вот, мы уже условились с вами, что слон существует. Существо, которое летает — это птица, она тоже существует. И красный цвет в природе, — Курагин бросил взгляд на мой ридикюль, — тоже существует. А теперь я объединил все существующие понятия и в результате получил совершенно новый, не существующий продукт. Теперь понимаете, к чему я все это говорю? Ведь если мы возьмем какого-нибудь персонажа из фантастического мира — да из того же самого Толкина — и разберем его на составляющие, то придем к выводу, что по отдельности все части данного существа уже кем-то придуманы. И только соединенные воедино они образуют нечто новое. Я вам на пальцах объяснил сейчас свойство человеческой психики, которое именуется «фантазией». По сути дела, это — всего лишь синтез уже существующих вещей и понятий.

Я сделала вид, что записываю в свой блокнот краткий конспект философских рассуждений писателя. Несмотря на то, что мне было абсолютно без разницы, каким образом происходит создание фантастического антуража для книг, одно меня радовало: Курагин уже не глядел на меня враждебно, видимо, мне удалось разговорить его. Я постаралась продолжить столь удачно начатую беседу.

— Понимаете, я не только по заданию редакции расспрашиваю вас, — заявила я. — У меня имеется личный интерес. Знаете, я ведь сама пытаюсь научиться писать книги, точнее, пока сочиняю недлинные рассказы. С журналистикой у меня дела обстоят прекрасно, а вот в сочинительстве определенно нужен совет. А прочтя «Черный город для Рэйвен», я подумала, что вы, как никто другой, можете мне помочь. Я сама стараюсь создавать живых персонажей, но, увы, не всегда получается…

— Ну, если вам нужна консультация, я не вижу ничего плохого в том, чтобы дать вам пару советов, — заверил меня Курагин. — У вас имеются какие-то наработки?

— Конечно, — кивнула я. — Дело в том, что я порой исписываю кучу страниц, могу детально описать комнату, человека, его разговор с кем-либо… Но у меня совсем не получается создать произведение, в котором имеются начало и конец. То есть персонажи общаются друг с другом, посещают какие-то мероприятия, однако динамики никакой нет, что и зачем происходит, непонятно. Получается какой-то поток бессвязных мыслей, и возникает законный вопрос: а для чего я все это описываю? То есть с сюжетом у меня явные проблемы.

— Мне это знакомо не понаслышке, — заметил Владислав. — Первые мои попытки написать большое произведение были примерно такими же. Моя жена, Лада, говорила, что непонятно, к чему все эти персонажи и что вообще собирался сказать автор. Единственное, что я могу вам посоветовать, — это побольше наблюдайте за людьми, они сами вам подскажут сюжет для рассказа. Думаю, ваша работа и так подразумевает общение с разными личностями, журналистика — дело такое. Наверняка вам приходилось со многими разговаривать, участвовать в различных событиях. Да что далеко ходить за примерами — возьмите свое ближайшее окружение! Скажем, чтобы написать персонажа — девочку, которая попадает в больницу, — я взял прототип, который всегда, как говорится, под рукой, — мою дочь. Вспомнил ее в возрасте одиннадцати лет, когда она была общительным ребенком, охотно разговаривала со мной, когда не было всех этих недопониманий и проблем… Вот и описал ее, потому и персонаж получился живым и не надуманным!

— Да, вы правы, главная героиня и правда совсем как живая! — подтвердила я. — А вашей дочери тоже одиннадцать, как и Джейн в книге?

— Нет, я же говорю. Сейчас Оля, то есть моя дочь, учится в десятом классе, ей шестнадцать лет. И естественно, она сильно изменилась. Раньше она была довольно веселым, общительным ребенком. Сейчас с ней только Лада, моя жена, находит общий язык. Ну представляете, подростки, они сложные существа, но для писателя подростковый возраст — весьма плодотворная почва.

Ага, значит, с дочерью Курагин не ладит, сделала я про себя вывод. Надо бы узнать, где эта Оля учится, не мешало бы мне с ней повидаться.

— А ваша дочь тоже собирается стать писательницей, ну, пойти по вашим стопам? — поинтересовалась я. Владислав покачал головой.

— Да с чего вы взяли, что Оля мечтает о писательской карьере? — изумился он. — Нет, конечно, окончит свой Первый лицей, поступит куда-нибудь учиться на педагога или на врача. Она сама еще толком не определилась.

Я сделала в блокноте пометку — Первый лицей, чтобы после визита к Курагину узнать, где находится данное учебное заведение. Судя по всему, уроки у старшеклассников заканчиваются часа в два-три, может, в четыре. Следовательно, я успею подъехать и поговорить с девушкой, если, конечно, та не прогуливает занятия.

— Кстати, я как-то читала, что популярный сейчас японский писатель Харуки Мураками обдумывает сюжеты своих книг во время занятий спортом. Вроде он плавает, бегает и ведет активный образ жизни. А есть ли у вас какие-то занятия, которые помогают вам сосредотачиваться и придумывать свежие идеи для произведений?

— Ну, в марафонах я участия никогда не принимал, — сообщил мой собеседник. — Так, в любительских соревнованиях участвовал пару раз. Но дистанции были смешные, моя максимальная — всего лишь десять километров. Мне всегда больше нравилась спортивная ходьба.

— Вы в какой-то спортивный клуб ходите? — уточнила я, стараясь не проговориться про то, что знаю о клубе «Ласточка» по рассказу Лады.

Писатель ничего не заподозрил и пожал плечами:

— Да, бывало, ходил в спортивный клуб, «Ласточка» называется. Неплохое место, прогулки по лесу — весьма полезное занятие. Очень советую.

— А сейчас ходите туда? — продолжала я свои расспросы. Курагин отрицательно покачал головой:

— Сейчас у меня совершенно нет времени, — заявил он. — Поэтому походы по лесу пришлось отложить. Мне приходится заниматься работой постоянно, поэтому я не отвлекаюсь ни на развлекательные мероприятия, ни на творческие тусовки.

— Да, график у вас напряженный, — согласилась я. — А вы с другими писателями Тарасова общаетесь? Неужели все время проводите за ноутбуком? По-моему, это весьма сложно, не отрываясь, печатать текст. Человек же не компьютер, он не может двенадцать часов в сутки сочинять произведения! По-моему, это попросту нереально!

— Почему же нереально? — Голос писателя стал несколько настороженным. То ли он не хотел отвечать на мои вопросы, то ли дело было в чем-то другом, однако я сразу поняла, что Курагин как-то растерял свою словоохотливость.

— Встречи с другими авторами, или, как я называю их, «писательские тусовки» я не стремлюсь посещать, — заявил Владислав. — И, признаюсь, не особо от этого страдаю. Я считаю подобные развлечения напрасной тратой времени. Фуршеты-банкеты, вот и все. Со временем это надоедает.

— Раньше, насколько мне известно, вы были иного мнения? — осторожно заметила я. — Вроде вы любили подобные мероприятия, или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — покачал головой писатель. — Да, было время, когда я и жену, и дочь приводил на писательские встречи. Но ни Лада, ни Оля в жизни ни строчки не написали. Жена, может, и общалась с другими людьми, а дочь откровенно скучала. Так что особого смысла во всем этом не было. К тому же у Оли учеба и репетиторы, у нее и так жизнь насыщенная. А жена с куда большим удовольствием вечером книги читает дома. Ну и у меня дел невпроворот. Да, кстати, о делах. Мы с вами тут заболтались, а у меня норма не написана. Поэтому если у вас есть какие-либо вопросы, задавайте, хотя для статьи, на мой взгляд, у вас достаточно материала.

— Да-да, я уже заканчиваю! — заверила его я. — И напоследок, что бы вы хотели пожелать читателям? Ну и тем, кто собирается профессионально заниматься писательской деятельностью?

Владислав ненадолго задумался, потом произнес:

— Ну, что я могу сказать? Пишите, пробуйте, старайтесь, побольше наблюдайте за окружающими людьми и событиями. Жизнь сама подскажет сюжет — главное, только замечать детали, ведь из них и складывается канва будущего произведения. А тем, кто замыслил написать книгу, пожелаю терпения и огромной работоспособности. Это со стороны кажется, что сочинительство — не работа: на службу не ходишь, сидишь дома за компьютером и чаек попиваешь. Только это — на первый взгляд. Писательское ремесло — работа потяжелее любой другой, хотя бы по одной причине, что рабочий день не нормирован. Да и глупо ждать вдохновения. Меня частенько спрашивают, а что делать, если муза как-то не прилетает, в пробках по дороге застряла? А я отвечаю, не ждите никакого озарения или вдохновения. Просто садитесь за рабочий стол, включайте компьютер или вооружайтесь авторучкой и листами бумаги и пишите. Хотите работать — так работайте. Музу можно ждать всю свою жизнь и так ничего и не сделать. Единственный секрет успешной книги в том, что надо сесть и написать ее. Больше, думаю, никаких дельных рекомендаций у меня нет.

— Спасибо вам огромное за то, что выделили время на интервью! — Я сделала вид, что дописываю последнюю фразу. — Мне было очень интересно с вами пообщаться, и, думаю, наши читатели обрадуются статье об известном тарасовском писателе. В свою очередь, желаю вам творческих успехов и с нетерпением жду появления вашего нового бестселлера!

На этой оптимистичной ноте я сочла нужным попрощаться с Курагиным, и тот даже вышел проводить меня в коридор.

В сущности, не такой он и противный, подумала я про себя. Вроде мы неплохо поговорили, вот только ничего путного я из разговора не узнала. Мне даже показалось, что Лада зря себе насочиняла, будто ее мужу что-то угрожает. По мне, так он попросту пытается писать по заказу издательства продолжение книги, но вещь не получается, вот и снимает напряжение раскладыванием пасьянсов. А никуда не ходит по той простой причине, что надеется выполнить свою дневную норму страниц, время тратить впустую ему жалко.

Ладно, раз взялась за дело, выясню все до конца и либо наткнусь на преступление, либо предоставлю Ладе доказательства, что с ее мужем все в порядке и у него просто отсутствует вдохновение. Видимо, сам Курагин пытается следовать своему совету — если надо сочинить, то стоит сесть за рабочий стол и написать. Но все-таки без музы, или что там еще есть у художников, писателей и поэтов, хорошее произведение не получится.

Уже в своей машине я набрала номер Лады. Женщина взяла трубку сразу, как будто ждала моего звонка, хотя я не обещала ей позвонить.

— Добрый день, — поздоровалась я, но даже слова не успела сказать, как Лада нетерпеливо оборвала меня:

— Ну что, вам удалось с ним встретиться? Он говорил с вами или отказал?

— Да, я только что от Владислава, — спокойно сообщила я. — Мы прекрасно с ним пообщались, и у меня создалось впечатление, что ничего странного с вашим мужем не происходит. Попросту ему дали заказ, а из-под палки у творческих людей работа продвигается с трудом. Понятное дело, он нервничает, переживает — в издательстве, поди, и сроки на написание книги установили. Первый свой бестселлер ваш супруг написал сам, потому что у него была идея и хотелось выразить ее в книге. А когда требуют срочно написать продолжение романа, причем чтобы книга была не хуже, а лучше предыдущей, у кого угодно могут нервы сдать. Но вы не переживайте, раз я взялась за дело, то доведу его до конца. Даже если преступления нет, я предоставлю вам все доказательства этого, и вы хотя бы сами успокоитесь.

— Спасибо вам огромное! — снова принялась меня благодарить женщина. Я продолжила:

— Теперь мне нужно побеседовать с вашей дочерью Олей. Владислав сказал, что она учится в Первом лицее, я собираюсь подъехать к учебному заведению прямо сейчас. Ваша дочь на занятиях?

— Да, она учится до половины четвертого, — сообщила Лада. — А зачем вам Оля-то потребовалась? Вы что, ее подозреваете?

— Пока я никого не подозреваю, — терпеливо пояснила я. — Но мне необходимо составить картину происходящего, а для этого требуется побеседовать со всеми знакомыми вашего мужа и с его ближайшим окружением. Или вы возражаете?

— Нет-нет, что вы! — заверила меня моя собеседница. — Раз нужно, так поговорите с Олей, конечно. Ей вы тоже собираетесь представиться журналистом, как и моему мужу?

— Пока я еще не решила, — уклончиво ответила я. — Напомните, чем увлекается ваша дочка? Куда ходит в свободное время?

— Да почти никуда, — со вздохом проговорила женщина. — У Оли сплошные репетиторы, она и уроки-то делать не успевает. Засиживается до ночи, задают в старших классах много, а ни я, ни муж ничем помочь ей не можем.

— Ясно, — протянула я задумчиво. — Может, Оля мечтает о чем-то? На кого она собирается пойти учиться после школы? Ваш муж говорил, она намерена поступать либо в педагогический, либо в медицинский.

— Да Владислав толком Олей не интересуется! — в сердцах воскликнула Лада. — Понятия не имею, с чего он решил, будто она собирается стать врачом или учителем! Оля вообще мечтала стать стилистом или профессиональным диетологом. Ну или заниматься чем-то связанным с индустрией красоты. Парикмахером быть не хочет, а вот маникюр она делать умеет. Владислав, поди, вспомнил, что в пятом классе Оля заявляла, что желает быть доктором или преподавать литературу, потому что читать любила. Сейчас-то она и в руки книгу не возьмет, к чтению она давно охладела.

— Хорошо, я поняла, — заключила я. — Вы меня очень выручили. Тогда я направляюсь к лицею, где учится ваша дочь.

Учебное заведение, в котором набиралась знаний дочь Курагиных, явно предназначалось для состоятельных людей. Это было заметно и по внешнему виду лицея, и по наличию парковки — скорее всего, родители приезжали на собственном транспорте, на котором привозили и увозили своих детей. Здание лицея было четырехэтажным, с красивым, недавно обновленным фасадом и аккуратными окнами. Я оставила свою «девятку» на парковке и прошла в железные ворота, ограждающие учебное заведение.

На первом этаже сидела вахтерша — женщина неопределенного возраста, одетая в строгий брючный костюм, с аккуратной прической и в стильных очках. Больше всего она напоминала чопорную гувернантку или строгую учительницу алгебры или геометрии. На мое появление она отреагировала незамедлительно — вежливо поздоровалась и сразу же поинтересовалась, куда я направляюсь.

— Здравствуйте, — ответила я. — Меня попросила Лада Курагина забрать после уроков ее дочь Ольгу. Девочка учится в десятом «А» классе, у нее занятия заканчиваются в половине четвертого.

— Вы можете подождать девочку внизу или подойдите к расписанию, там указаны номера кабинетов, — сообщила вахтерша по-прежнему вежливым тоном. Видимо, ничего не заподозрила, ведь я назвала, к кому пришла и от кого, значит, никаких вопросов у нее ко мне быть не должно.

Я подошла к стенду с расписанием и выяснила, что как раз сейчас у десятого «А» идет урок русского языка. До конца занятий оставалось примерно полчаса, и я поднялась на третий этаж, чтобы подождать Олю около кабинета. Во время первой нашей встречи Лада показала мне не слишком удачную фотографию своих мужа и дочери, но я надеялась, что мне все же удастся узнать Олю. С обоими ее родителями я уже познакомилась, по логике вещей, юная девушка должна быть похожа на кого-то из них.

Полчаса пролетели быстро, и скоро раздался звонок, возвещающий об окончании урока. Дверь четырнадцатого кабинета открылась, и в коридор вышла группа старшеклассников, точнее старшеклассниц. Судя по тому, как были одеты ученицы, я сделала вывод, что в лицее принята форма, белый верх и черный низ. Девушки были одеты в белые блузки и черные юбки, длина которых достигала колен. Ученицы десятого «А» о чем-то переговаривались, однако среди них никого похожего на Олю я не заметила.

Следом за ними вышли остальные десятиклассники, среди которых были в основном девушки. Да, похоже, в нашем Тарасове переизбыток представительниц женского пола. А может, просто это класс с какой-нибудь гуманитарной направленностью, ведь насколько я могу судить, юноши предпочитают учиться в математических или химико-биологических классах.

Самой последней из кабинета вышла стройная девушка, как и ее одноклассницы, одетая по форме — в белую кофточку и черную юбку. У нее были вьющиеся волосы до плеч, которые она прихватила сбоку скромной заколкой, и довольно вместительная сумка через плечо, украшенная несколькими значками. Я сразу поняла, что это и есть Оля — черты лица девушки во многом были похожи на черты лица ее матери, а вот вьющаяся шевелюра, скорее всего, досталась от отца. Я дождалась, когда девушка поравняется со мной, и окликнула ее по имени. Старшеклассница подняла на меня глаза и с удивлением вгляделась в мое лицо.

— Оля, добрый день, — поздоровалась я с ней. — Вы меня не знаете, я — подруга вашей матери, Татьяна. Мы недавно с ней познакомились в салоне красоты, я — профессиональный стилист. Мы с Ладой разговорились, и она сказала, что вы интересуетесь профессиями, связанными с индустрией красоты. А я как раз ищу себе работницу на маникюр. Скажите, вам интересно обучение в студии красоты?

Глаза Оли загорелись живым интересом, и я поняла, что попала в яблочко. Девушка мгновенно закивала и проговорила:

— Да, я бы очень хотела выучиться на маникюршу, но пока у меня уроки в школе, мама против, чтобы я записалась на курсы. Для этого ведь время требуется, а я постоянно по репетиторам хожу, у меня проблемы с точными науками. Но… может, вы меня возьмете в ученицы? Я что-нибудь придумаю.

— Давайте поговорим с вами о дальнейшем обучении, — предложила я. — Но лицей — не самое подходящее место, вы не находите?

— Да, конечно, — согласилась со мной Оля. — Но я не могу вас пригласить к себе домой, там отец постоянно. Он не любит гостей.

— Мы можем поехать в какое-нибудь кафе, — пожала я плечами. — Я не слишком хорошо знаю окрестности, поэтому, если хотите, поедем в центр города? Я на своей машине. Конечно, хорошо бы побеседовать у меня в студии, но сейчас там полно посетителей, клиентов, и нам вряд ли удастся поговорить спокойно. У меня сегодня выходной, а если я появлюсь в салоне, мои стажеры попросту не дадут мне ни минуты покоя. Как раз парикмахеры у меня есть, а вот на маникюр никто не записался, хотя клиенты спрашивают… Впору хоть самой обучаться пойти. Я по большей части визажист, маникюр — не моя специализация.

— Да зачем в центр ехать? — изумилась девушка. — Тут поблизости есть кафе, я часто в нем обедаю. Терпеть не могу школьную столовую, мало того что очередь постоянно, еще и продают одни пирожки да булочки. А я такой гадостью не питаюсь, не хочу превратиться в жирную корову.

— Хорошо, пойдемте в ваше кафе, — согласилась я.

Оля бодро зашагала к лестнице, я последовала за ней. Похоже, девчонка и правда мечтает работать в салоне, а ее папаша, занятый сочинением очередного произведения, попросту выложил мне устаревшую информацию. Да и странно ожидать, что современная девушка захочет работать учителем. Сейчас спросом пользуются профессии, связанные с индустрией красоты, а вот профессии врача или преподавателя — прошлый век.

Мы миновали толпы других учеников, которые спешили в вестибюль, и наконец-то вышли на улицу. В лицо пахнуло морозным воздухом — заметно похолодало, скорее всего, скоро выпадет снег. И так что-то осень задержалась, обычно в ноябре температура опускается ниже отметки «ноль», а землю покрывает устойчивый слой снега.

— До кафе и пешком дойти можно, — заявила Оля. — Может, знаете, оно «Встреча» называется. Школьники туда не ходят, потому что еда стоит дороже, а мне оно нравится, потому что можно заказать даже диетические блюда. Я ведь скоро год уже будет, как на диете сижу, ни мучного, ни сладкого не ем. Терпеть не могу, когда мама конфеты покупает или пирожные — в ее возрасте пора уже за фигурой следить. Если постоянно калорийными сладостями питаться, так и располнеть можно. Хотя то, что она — вегетарианка, уже неплохо. Но меня мама не слушает, хотя я в диетологии прекрасно разбираюсь, могу запросто сказать, какова пищевая и энергетическая ценность любого продукта. Кроме того, я умею накладывать любой макияж — и повседневный, и вечерний, могу рисовать на ногтях и делать несколько видов маникюра. Жалко, что мама отказывается покупать хорошее оборудование — я бы и сама по видео из Интернета все освоила, но она считает, что мне надо думать об учебе. Якобы главное — получить аттестат с четверками и пятерками, и тогда можно поступить в хороший институт. Только это — бред чистой воды. Несмотря на то, что я — несовершеннолетняя, я прекрасно знаю, что в нашем городе аттестат никакой роли не играет. Сколько народу с высшим образованием и красными дипломами работают кассирами или официантами, и это — в лучшем случае! Я, если честно, не хочу проучиться пять лет в университете, получить ненужную мне профессию, а потом идти работать уборщицей за копейки. Конечно, это — преувеличение, с деньгами у нас порядок, но если бы отец внезапно не прославился, было бы точно так, как я только что сказала. Вот вы ведь работаете в салоне, поэтому знаете, что сейчас полно женщин, которые готовы выложить круглую сумму денег, чтобы хорошо выглядеть. Я вот девчонкам из своего класса за сто рублей маникюр делаю, все довольные ходят. У них-то особо на карманные расходы нет денег, несмотря на то, что почти все мои одноклассницы — дочки богатеньких родителей. Только родители все странные, с устаревшими взглядами. Как им в головы вдолбили, что главное — отличная учеба, так они наивно и продолжают в это верить. А я могу сказать, что ни врачи, ни учителя, ни научные работники сейчас никому не нужны. В Тарасове требуются в основном продавцы да официанты, и все. И специальное образование здесь не нужно. А я со временем собираюсь собственную студию красоты открыть, где будут представлены услуги не только стилиста, но и консультантов по питанию, и тренажерный зал обязательно организую. По-моему, это великолепная идея, как вы считаете? У нас в городе подобной студии еще нет!

Да, похоже, девчонка амбициозная, вон сколько всего рассказала. Послушать ее, так она и стилист, и визажист, и диетолог, и фитнес-инструктор… Если внешность ей и досталась от родителей, то характером она мало походит на отца или на мать.

— Конечно, идея замечательная, — согласилась я с Олей. — Но пока ты не открыла свою студию, почему бы тебе не попробовать поработать мастером у меня? Место маникюрши свободно, а насколько я могу судить, тебе это интересно. Я беру на работу молодых девушек и сама их обучаю базе. Не люблю мастеров из других салонов и студий — они почему-то уверены, что все прекрасно знают, и не желают учиться. А у меня условия не такие, как в других студиях красоты. Но обо всем этом я тебе еще расскажу.

Мы перешли дорогу, и я увидела вывеску «Встреча» на фасаде трехэтажного дома. На втором этаже располагался какой-то универмаг, а на третьем — салон связи.

— Нам сюда, — Оля кивнула на дом. — Кафе на первом этаже. А вы на какой диете сидите?

Я хмыкнула про себя. Моя диета называется «работа частным детективом», и она позволяет мне совершенно не следить за количеством калорий и содержанием белков, жиров и углеводов в моей тарелке. Стану я еще на это тратить свое драгоценное время! Вообще я отрицательно отношусь ко всевозможным диетам — люди, которые их придумали, попросту деньги зарабатывали, и все! Но Оле я, естественно, об этом говорить не стала, а ляпнула первое, что пришло в голову:

— На белковой. Мне она подходит.

Девушка понимающе кивнула и одобрительно заметила:

— Я тоже ее пробовала, но она не всем годится. К тому же, из-за переизбытка белка часто возникают проблемы с кишечником, поэтому нужно принимать биодобавки и витамины. Я вот не вегетарианка, как мама, а придерживаюсь своей собственной системы питания. Я ее сама придумала на основе уже существующих диет. По сути дела, я считаю ее инновацией и полагаю, что на этом можно прилично заработать. В идеале питаться надо четыре раза в день в строго определенное время, но это у меня не получается из-за учебы. Основная особенность моей системы — в том, что определенные продукты можно есть в определенные часы дня. Вот сейчас — около четырех, поэтому можно употреблять всевозможные овощи, приготовленные на пару или сырые. Ну, например, если я иду в кафе в это время, то обычно заказываю что-то вроде овощного рагу или винегрета, только картошку приходится откладывать в сторону. Картофель по моей диете есть нельзя. Ну а дома приходится есть натуральный йогурт с зеленью, только без всяких добавок. Ладно, сейчас посмотрим, что имеется в сегодняшнем ассортименте.

Я про себя подумала, что неудивительно наличие у Оли проблем с точными науками. Вернее, с математикой у нее должен быть порядок — подсчет калорий все-таки математический процесс. Однако с ее зацикленностью на диетах вряд ли остается желание изучать обязательные школьные дисциплины.

Интерьер кафе «Встреча» особого впечатления не производил. Я ожидала увидеть какую-нибудь изысканную мебель, красивые лампы или нечто подобное. Однако и столы, и стулья были обычные, зато прилавки с блюдами занимали большую площадь. На обстановке заведения, очевидно, сэкономили, зато потрудились вложиться в предлагаемые продукты питания.

Оля привычно поспешила к стойке со всевозможными салатами, я последовала за ней. Девушка придирчиво оглядела ассортимент блюд и остановила свой выбор на салате из белокочанной капусты с зеленью. Так, что я там ей сказала? У меня белковая диета? Что ж, вполне неплохо, закажу себе котлеты из индейки. А если будет удивляться — скажу, что у меня тоже своя система, пускай думает, какая.

А вот цены на яства кусались — какой-то непрезентабельный салат из самого дешевого овоща, который только можно себе представить, обошелся Оле почти в двести рублей, а моя котлета, та и вовсе стоила как чугунный мост. Да, Курагин, похоже, и впрямь неплохо зарабатывает на книжках, раз его дочь покупает себе такие недешевые блюда. Из напитков девушка заказала бокал минеральной воды со льдом, я же осталась верна своим вкусовым пристрастиям и взяла себе черный эспрессо.

— Я тоже пью кофе без сахара, — одобрительно заявила Оля. — Только по моей системе кофе можно пить до двенадцати, для ускорения метаболизма. А в четыре часа лучше либо зеленый чай с лимоном, либо минеральную воду. Но с салатом из белокочанной капусты и зеленью лучше всего сочетается минеральная вода со льдом, только обязательно — без газа, потому что пузырьки воздуха создают неприятное ощущение в желудке.

Я почувствовала, что если Оля не угомонится со своей системой, то у меня в скором времени просто крыша поедет. Похоже, ей не мешает проверить голову у хорошего психотерапевта — видимо, с мозгами у нее не все в порядке. Я дождалась, пока нам выдадут наши заказы и мы усядемся за столик, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Итак, я предлагаю тебе поучиться на мастера маникюра, — заявила я. — Меня интересует покрытие ногтей гель-лаком и нанесение уникального рисунка. Аппаратный маникюр — тоже неплохо, но это необязательно, ведь ты говоришь, родители не готовы заплатить за оборудование.

— К сожалению, да, — подтвердила Оля, ковыряясь вилкой в своем малоаппетитном салате. — Ни мать, ни тем более отец не разделяют моего мнения по поводу дальнейшей жизни и карьеры. Говорю, они — люди прошлого века.

— Кстати, о твоих родителях, — я настойчиво направляла нашу беседу в интересующее меня русло. — Я беру учениц с согласия их родственников. Твои мама и папа не будут возражать, если ты станешь обучаться у меня?

— Мама, думаю, нет, а отец… — Оля махнула рукой. — Никто его и спрашивать не будет. Мне его мнение до лампочки.

— Почему? — я изобразила удивление. — Твоя мама рассказывала, что Владислав Курагин — модный нынче писатель, ведь он выпустил бестселлер! Думаю, ему не все равно, чем станет заниматься его дочь.

Оля пожала плечами, как будто эта тема ей была неприятна, а потом заявила:

— Я его не прощу никогда. Поэтому грош цена его мнению, пусть своими книжками занимается, а меня оставит в покое! Тем более не такой он хороший писатель, да и человек — тоже!

— Как это? — изумилась я. — Имя Владислава Курагина в первых строках писательского рейтинга на сегодня! Его книгу считают настоящим шедевром!

— Да вы же о нем ничего не знаете! — заявила девушка. — Во-первых, ему просто повезло, и никакой он не гений! А во-вторых, мне не за что его уважать. Он нечестный, ему и на меня, и на маму наплевать!

Оля посмотрела на меня и, видя, что я не слишком верю ее словам, со злостью бросила:

— Сами скажите, как называется человек, который, извините за выражение, спит с другой теткой, когда у него жена и дочь есть? Мне как-то после этого совсем не хочется вообще его видеть! И я никогда его не прощу, он низкий, подлый, мерзкий!

Она с яростью отрезала ножом половину капустного листа, словно несчастный салат был виноват во всем. Я же с интересом спросила:

— У твоего отца что, есть любовница? И твоя мама об этом не знает?

— Не есть, а была, — поправила Оля. — И мама в курсе, я сама ей обо всем рассказала. Я их и застукала вместе, думала, что мама — умная женщина, сразу на развод подаст. А она не стала, простила его. Спрашивается, неужели она не знает простой истины: если мужик раз изменил, то изменит и во второй? Вот она намного меня старше, а наивная, как первоклассница! Не слушает меня, хотя я прекрасно во всем разбираюсь и мои советы всегда по делу! После этого я и видеть отца не могу! Так что можете не переживать, мама разрешит мне учиться у вас.

— Ну, может, так сложились обстоятельства? — Я постаралась вернуть разговор к прежней теме. — В жизни всякое случается, и раз твоя мама простила мужа, может, и тебе не стоит на него злиться? Может, любовница попросту хотела прибрать к рукам все состояние известного писателя, окрутила его, вот и произошло то, что произошло.

— Во-первых, Анька стала крутить с папашей шашни еще до того, как он так прославился, — заявила Оля. — А во-вторых, никакой уважительной причины в измене быть не может! Если изменил, единственный выход — развод! Лично я бы на месте мамы так и поступила!

— Это недавно случилось? — уточнила я. Оля задумалась.

— Да нет, я бы не сказала. Где-то год прошел, как я их застала вместе. Да, точно год. Я ведь после этого подумала, что надо изменить свою жизнь, поэтому и решила составить себе диету. Вроде меня это успокоило и отвлекло, к тому же у меня цель появилась, своя, а не родительская. Я-то считала, что мать разведется с отцом, но, увы, ошиблась. Хотя я очень хотела, чтобы он был наказан, тем более что со своими книжками он перестал вообще уделять матери внимание. Не говорю уже о том, что на меня отцу глубоко наплевать. Представляете, он до сих пор считает, что я мечтаю стать врачом! Смешно, да? Я только в пятом классе думала, что доктором быть здорово, но это же в детстве было! Он вообще на меня внимания не обращает, как будто я не существую. Так, мимо пробегала, а то, что я — его дочь, для него не имеет никакого значения! Поэтому как только мне исполнится восемнадцать, я съеду от предков. Мать, конечно, я люблю, но раз она с ним осталась, то ей и так хорошо будет. А у меня своя жизнь, я — взрослый, самостоятельный человек, у которого есть собственная цель. Вот увидите, у меня очень хорошо получается и маникюр делать, и макияж. Я, кстати, и сложные прически делать умею — не стрижки, а именно укладки. Я на выпускной себе такую шикарную прическу сооружу, что от профессиональной не отличишь. Я в салон не собираюсь идти, как мои одноклассницы, потому что знаю, что сама получше любого парикмахера с волосами управлюсь, даже с такими дурацкими, как у меня. Ничего, если не выпрямлю себе волосы, то сделаю такую укладку, что все обзавидуются! Поэтому вы не пожалеете, если возьмете меня к себе в салон, честно вам говорю!

Да, расхвалить себя девчонка умеет, а может, попросту знает себе цену? Хорошо, что я немного в теме — раз Оля умеет делать макияж и владеет прочими премудростями, то запросто заметила бы подвох. А может, она и не обратила бы внимания на мои проколы? Ведь в подростковом возрасте все внимание человека направлено на собственную персону, поэтому на слова окружающих подростки не слишком реагируют. Зато из разговора с девушкой я узнала про грешок Владислава — интересно, почему Лада умолчала о любовнице? Не придала значения интрижке мужа? А зря; если Курагин бросил свою зазнобу, та запросто могла затаить на ухажера злобу и попытаться ему отомстить. Тогда получается, что Лада намеренно скрыла от меня похождения своего благоверного? Зачем? Если она наняла частного детектива, неужели думает, что я не узнаю всю их подноготную? Вряд ли Лада забыла об измене. Даже если женщина прощает предательство, забыть о нем она не может, это — след на всю оставшуюся жизнь. Не захотела выносить сор из избы? Тогда не стоило и обращаться ко мне. Да, надо бы разобраться со всеми этими вопросами…

— А эта Аня, она что собой представляет? — рискнула спросить я, понадеявшись, что Оля не станет подозревать меня в том, что я пытаюсь выведать у нее информацию об отце. Хорошо, что в психологии людей я научилась разбираться. Девчонка даже не насторожилась, а охотно принялась поливать любовницу отца грязью:

— Да ничего особенного она собой не представляет! — заявила Оля. — Краситься не умеет, руки в ужасном состоянии, на голове воронье гнездо. И одевается безвкусно. Но это неудивительно, что мой отец покусился на такую бестолочь. Он и сам-то за собой не следит, если б мама ему одежду не выбирала, ходил бы, как бомж, в обносках! Да у него и мысли только о книжках дурацких. Я удивляюсь, что подвигло его на интрижку. Скучно жить, что ли, стало? Или описать в романе решил? Я, вообще-то, с этой кикиморой не общалась, знаю, что ее Анькой зовут, и все. Да и о чем мне с ней разговаривать? Гадина она, раз чужих мужиков отбивает! Чтоб ей пусто было!

Оля гневно проткнула капустный лист ножом, подцепила его вилкой и отправила в рот. Я вспомнила про свою котлету — за разговором даже забыла, что тоже сделала заказ. Аккуратно отрезала ножом кусочек — интересно, какой вкус у столь дорогого блюда?

Однако меня ждало жестокое разочарование. Похоже, повара напрочь забыли, что еду следует солить. Котлета оказалась настолько пресной и безвкусной, что я с трудом удержалась от возмущенного возгласа. Оля недоуменно посмотрела на меня — видимо, на моем лице отразилось недовольство моим заказом.

— Да, кулинары в этом заведении явно не такие профессионалы, как ожидалось, исходя из прейскуранта на еду, — деликатно заметила я, проглатывая кусок несъедобной котлеты. Оля пожала плечами.

— Да нет, я пробовала котлеты из индейки, — вспомнила она. — Но здесь же они диетические, поэтому без соли. И мой салат тоже без соли, потому что соль вредна, от нее бывают отеки. Лучше вообще отказаться от нее, а заменить лимонным соком.

Теперь я совершенно точно поняла, что ненавижу диетические блюда. Я мужественно съела половину котлеты, а оставшуюся часть оставила на тарелке.

— Моя система питания, — пояснила я девушке. — Надо съедать только половину порции, не до конца.

Оля прямо-таки прониклась ко мне уважением. Она закивала, точно китайский болванчик, и заметила:

— Да, это вообще замечательная идея! Надо мне тоже дополнить свою систему питания таким нововведением. Ну как, вы возьмете меня в ученицы?

— Думаю, да, — осторожно сказала я, про себя раздумывая, как бы технично отделаться от жаждущей знаний особы. Про себя я окрестила ее Моя Система, и думаю, данное прозвище прикрепится к Оле надолго. — Но сперва мне надо все-таки пообщаться с твоими родителями, уладить все вопросы, закупить необходимые инструменты для обучения, найти моделей… Оставь мне свой номер телефона, как только я улажу все вопросы, обязательно позвоню тебе!

Наивная девчонка тут же продиктовала мне набор цифр, я забила их в память телефона. Что ж, с членами семьи Курагиных я общий язык нашла — остается только серьезно поговорить с Ладой, узнать, почему она ничего не рассказывала мне про любовницу Владислава.

Мне даже не пришлось придумывать повод, как бы поскорее завершить разговор с Моей Системой. Оля сама заявила, что ей надо бежать, так как в шесть ее ждет репетитор по химии.

— Терпеть не могу и химию, и физику! — воскликнула она в сердцах. — Мало мне в школе уроков, так еще мать таскает меня на дополнительные занятия! И ведь не отвертишься, она сама меня привозит и отвозит домой. Ну почему, почему я не могу заниматься тем, что мне нравится?! Скорее бы мне восемнадцать исполнилось, дожить бы до совершеннолетия и не свихнуться!

— Ладно тебе, точные и естественные науки мозг развивают, — постаралась я утешить девчонку. — Чем больше учишься, тем лучше соображать будешь. Рассматривай занятия как полезную тренировку, а лучше — поищи практическое применение теоретическим знаниям. Например, ты ведь можешь попробовать всякие опыты проводить, а что, веселое развлечение!

— Ничего себе развлечение! — хмыкнула Оля. — Я хочу заниматься маникюром и макияжем, а не химические реактивы смешивать! Может, вы с моей мамой поговорите? Вас она послушает, раз вы с ней подружились. Это меня она ни во что не ставит, считает глупой и говорит, что я жизни не знаю. Да знаю я жизнь получше ее, объясните ей! Может, отстанет от меня наконец?

— Я в любом случае собираюсь побеседовать с твоими родителями, — сказала я правду. — Не беспокойся, иди к репетитору, со временем ты обязательно будешь работать там, где сочтешь нужным. А мама просто хочет, чтобы ты была образованным, всесторонне развитым человеком. Я вот тоже училась в университете, хотя и работаю не по специальности. Но в вузе тебе понравится, я уверена. Это не школа, там и отношение ко всему другое, и коллектив другой.

— Да уж, скорее бы эту школу закончить! — со вздохом сказала девушка. — Ненавижу уроки, ненавижу учителей, домашние задания… Ладно, спасибо вам огромное, что поговорили со мной. Вы во мне не разочаруетесь, я вас уверяю!

Я попрощалась с Олей, и девушка поспешно вышла из кафе. А я набрала номер Лады.

— Добрый вечер, — начала я разговор, как только женщина взяла трубку, и, не дожидаясь ответного приветствия, сразу перешла к делу. — Лада, мне нужно с вами поговорить по поводу расследования. Вы не могли бы сейчас приехать к Первому лицею, где учится ваша дочь? Или я могу подъехать, куда вы скажете.

— Что-то случилось? — испуганно спросила та. Я предпочла не отвечать. — Татьяна, а нельзя ли поговорить по телефону? Мне надо встретить Олю, я жду ее, чтобы поехать к репетитору. Боюсь, я попросту не успею подъехать, мы договорились с дочерью встретиться около центральной библиотеки и оттуда вместе доехать. Но я сейчас могу говорить!

Я хотела расспросить Ладу про любовницу ее мужа при личной встрече, но раз другого выхода нет, придется ограничиться телефонным разговором.

— Лада, почему вы мне не сказали про то, что Владислав изменял вам с некой Аней? — в лоб спросила я. Повисла неловкая пауза.

— Я… я хотела, но… — запинаясь, пробормотала женщина. Я поняла, что застала ее врасплох. — Вам Оля сказала? Она за это до сих пор не может просить отца…

— Когда нанимают частного детектива, рассказывают ему все, — наставительно заметила я. — Если, конечно, хотят, чтобы дело было раскрыто. А вот если у заказчика, точнее, моего клиента, имеются секреты, это наводит на мысль, что сам клиент не хочет, чтобы преступника нашли. То, что вы скрыли от меня такой важный факт, заставляет меня думать, что у вас имеются собственные мотивы, о которых вы не собираетесь распространяться. Итак, давайте начистоту. Почему вы скрыли от меня историю об измене Владислава?

— Потому… потому что мне стыдно об этом говорить, — тихо произнесла Лада. — Я хотела забыть об измене Влада, хотела, чтобы все это осталось в прошлом. Но вы правы, я не должна была скрывать от вас. Тем более, я сейчас подозреваю Аню, бывшую любовницу мужа. Ведь он бросил ее первый, а она могла захотеть отомстить ему. Тем более сейчас, когда Владислав стал знаменитостью. Наверно, она как-то угрожает моему мужу или шантажирует его. Да, скорее всего так. Аня запугала Влада, может, деньги у него требует за молчание… Ведь если о его измене станет известно широкой публике, у Влада могут начаться проблемы. Да и его друзья-писатели станут к нему не так относиться, как раньше. А может… может, она уже им все рассказала? Потому Влад и не выходит из дома, боится осуждения, косых взглядов… Да, вы правы, это она все подстроила! Вы ведь заставите ее признаться, что она шантажирует Владислава? За это ведь несут уголовную ответственность? Анька в тюрьму ведь сядет, правда?

— Подождите, — остановила я разошедшуюся женщину. — Пока у вас, как я понимаю, нет никаких доказательств того, что бывшая любовница угрожает вашему мужу. Или что-то имеется? Записки с угрозами? Переписка в социальной сети, которую вы прочитали втайне от мужа?

— Нет, — огорченно ответила Лада. — Никаких угроз и писем я не видела, да ведь Влад сам проверяет почту. А может, были записки, только я о них ничего не знаю? Но больше угрожать моему мужу некому, его друзья вроде всегда хорошо к нему относились. Если, конечно, Анька не опозорила его… А может, у нее есть сообщники? Может, она подговорила какого-нибудь своего любовника, они вместе придумали хитроумный план и теперь запугали Влада до такого состояния, что он боится выйти даже в магазин?

— Если у вас нет никаких фактов и улик, мне нужно проверить эти теории, — заявила я. — Знаете ведь поговорку? Не пойман — не вор. Пока у меня нет доказательств, я не могу припереть Аню к стенке. Если, конечно, вы опять не утаиваете от меня важную информацию. На вашем месте я бы не стала этого делать, ведь вы сами говорили, что вам рекомендовали меня как хорошего частного детектива, а я распутывала дела и похитрее вашего. Поэтому лучше сразу говорите все как есть, я ведь докопаюсь до истины, и у меня в отношении вас могут возникнуть серьезные подозрения!

— Нет-нет, я все расскажу! — пообещала Лада. — Это Оля застала Аню у нас дома. Она раньше вернулась с занятий и не позвонила мне, чтобы я ее встретила. Их отпустили с уроков, поэтому Оля приехала домой на автобусе. Она говорила, что не хотела меня срывать с места. А я как раз до окончания ее занятий была на курсах иностранного языка, я тогда записалась на испанский, потому что мечтала когда-нибудь поехать в Испанию, ну и решила выучить язык. А Влад пригласил Аньку к нам в квартиру, представляете? Наглости ведь хватило, поди думал развлечься с молоденькой прохиндейкой, пока дома никого нет. У Оли свои ключи были, она как увидела их — там сразу все понятно, ну представляете, заходит ребенок домой, а в квартире: чужие туфли, женская куртка, и в спальне — незнакомая девка в нижнем белье. Оля скандал устроила, выгнала Аньку с позором, а потом мне все рассказала, хотя Влад, поди, просил дочь не говорить мне… Я первым делом собиралась развод потребовать, но потом все-таки поговорила с мужем — вроде мы вместе столько лет, дочь взрослая, и рушить семью мне не хотелось. Ну, сами знаете, как говорят — седина в бороду, бес в ребро. Влад умолял меня простить его, говорил, что сам не знает, что на него нашло, и все в таком же духе. Разводиться я не стала, но несколько дней с ним не разговаривала, ночевать стала на диване в Олиной комнате. Муж меня задобрить всячески пытался, разорвал отношения с Анькой, неделю меня цветами и дорогими конфетами заваливал. Ну я и успокоилась немного, хотя прежней наша жизнь не стала. Сейчас-то я зла на Влада не держу, Аньку постаралась вычеркнуть из памяти, но осадок, увы, остался. Поэтому и пытаюсь не вспоминать ее, чтоб рану не бередить. Боюсь, время тут не помощник — даже двадцать лет если пройдет, я все равно помнить буду.

— Я вас понимаю, измену можно простить, но забыть ее невозможно, — согласилась я. — Думаю, и Аня вряд ли смирилась с тем, что ее бросили. Вы не знаете, случайно, ее контактных данных? Если нет номера телефона, то хотя бы фамилию.

— Вы шутите? Да конечно, знаю! — заявила Лада. — И номер, если она не поменяла, и фамилию. Когда все это случилось, я поговорить с ней хотела, потребовала, чтобы муж рассказал мне все сам. Правда, говорить не стала — подумала и решила, что не хочу лишних психологических травм. Ее фамилия Федотова, номер… минуту… да, пишите…

Я взяла салфетку и быстро написала на ней мобильный бывшей любовницы Курагина. Уточнила, есть ли у Лады какая-нибудь еще информация про Аню, но та пояснила, что номер и фамилия — это единственное, чем она может мне помочь. Я поблагодарила Ладу и отключилась.

Глава 3

К моему столику подошла официантка, молоденькая девушка лет девятнадцати-двадцати в черном длинном фартуке, и поинтересовалась, можно ли убрать со стола. Я кивком разрешила ей унести наши с Олей подносы, с тоской посмотрела на недоеденную котлету. Почему-то мне захотелось есть — не знаю, по какой причине голод давал о себе знать. Покидать кафе я пока не собиралась — надо ведь позвонить Ане и каким-то образом напроситься на встречу. Однако я поняла, что пока не поем что-нибудь нормальное, мой мозг соображать не станет. Поэтому я окликнула девушку и тихо спросила у нее:

— Скажите, а здесь все блюда диетические? Нормальных нет?

Официантка выученно улыбнулась и проговорила:

— Как раз наоборот. У нас с диетической кухней только два прилавка, остальные — обычные. Цена на диетические продукты гораздо выше, если вас это интересует, потому что все приготовлено из экологически чистых продуктов, без консервантов и подсластителей. Специфика нашего заведения в том, что диетические блюда можно подобрать в соответствии с любой диетой — хоть белковой, хоть кето-диетой, хоть вегетарианской. Если посетитель не может сделать заказ самостоятельно, мы узнаём, какой диеты он придерживается, и помогаем ему выбрать блюда. Вы какой диеты придерживаетесь?

— Вы меня не поняли, — заметила я. — Как раз диетическая кухня меня совсем не интересует. Подскажите, пожалуйста, где у вас стойки с нормальной едой?

Девушка и виду не подала, что обескуражена моей просьбой — все так же вежливо показала рукой в сторону прилавков.

— Первые четыре — обычная кухня разных народов мира, последние два — диетические блюда. Ваш заказ записать сейчас?

Она уже вытащила блокнотик и ручку, но я отрицательно покачала головой:

— Нет, сперва посмотрю, что у вас продается. Я на кассе закажу.

Девушка понимающе кивнула, взяла подносы с моего столика и отошла к другому столику, намереваясь также убрать грязную посуду. А я направилась к стойкам, изучать ассортимент предлагаемых блюд.

Да и как меня сразу не насторожила столь высокая цена простого капустного салата и котлеты из индейки?! Сейчас я увидела, что в кафе есть совершенно обыкновенная, съедобная еда, и по приемлемым ценам. Я понадеялась, что картофельное пюре приготовлено из картофеля, а не из его заменителя, а курица гриль сделана из нормальной домашней птицы. Мне абсолютно непринципиально содержание в выбранной мною пище консервантов, калорий, белков, жиров и углеводов — лишь бы на вкус она оказалась похожей на нормальную. В дополнение к горячему обеду я взяла чашку черного кофе, а на десерт — любимое мною с детства заварное пирожное. Меня приятно удивило, что стоимость полноценного обеда оказалась едва ли не ниже, чем стоимость одной несчастной «диетической» котлеты из индейки.

В предвкушении вкусной трапезы я бодро зашагала с подносом к столику. Сидящая напротив меня упитанная толстушка в розовом тоскливо оглядела ассортимент моего подноса и с показным аппетитом принялась доедать сиротливые листики нежно-зеленого салата. Видимо, бедняжка придерживается какой-то строгой диеты и за низкокалорийную траву вывалила немалое состояние. Даже не знаю, что бы я сказала наивной толстушке — уверена, что дома, после столь питательного обеда, она откроет холодильник с нормальной едой и, обвиняя себя в слабоволии, уничтожит добрую часть его содержимого.

Мое мнение о кафе «Встреча» изменилось в лучшую сторону после того, как я опустошила свою тарелку. Пюре было вкусным, курица гриль — в меру поджаристой, с хрустящей корочкой, а пирожное — совсем как в детстве. Только удовлетворив свои насущные потребности, я поняла, что готова к телефонному разговору с бывшей любовницей Курагина.

Аня взяла трубку почти сразу — наверно, телефон девушка всегда держала рядом. Я услышала молодой, звонкий голос, который поинтересовался с ноткой удивления:

— Да, слушаю вас.

— Добрый день, — вежливо начала я. — Могу ли я поговорить с Анной Федотовой?

— Да, это я, — все еще удивленно подтвердила моя собеседница. — А вы…

— Меня зовут Татьяна Иванова, — ответила я на непрозвучавший вопрос. — Я провожу опрос населения для создания новой психологической практики. Я по образованию психолог, окончила психологический факультет нашего Тарасовского университета и специализируюсь на изучении психологических типов личности. У меня — свой проект и свои методики, но для определения их эффективности мне необходимо провести социологический опрос. Скажите, вам удобно будет встретиться со мной и побеседовать?

— Ой, конечно! — воскликнула девушка. — Как хорошо, я всегда интересовалась психологией, жалко, что не получила соответствующего образования! Но мне очень хочется узнать о новых методах и инновациях в этой науке! Сегодня, правда, я не могу, мы идем на мюзикл, а завтра я как раз свободна, если вам удобно, мы можем встретиться!

— Да, было бы замечательно! — отозвалась я. — Если хотите, я могу подъехать куда угодно, давайте договоримся, во сколько и где побеседуем.

— Вы можете ко мне домой приехать! — охотно предложила девушка. — Честно говоря, мне порядком надоело встречаться с людьми в кафе, завтра я собиралась дома побыть. Да и погода не слишком располагает к прогулкам по городу, а завтра еще и похолодание с гололедом обещали. Я боюсь по скользким дорогам ездить на машине, а Егор завтра на работе…

— Конечно, давайте я к вам приеду домой! — согласилась я, про себя удивившись, как легко Аня приглашает к себе незнакомого человека, даже не проверив, та ли я, за кого себя выдаю. Вдруг окажусь какой-нибудь воровкой или грабительницей? Да, граждане не слишком заботятся о собственной безопасности, не мешало бы провести агитационную работу и рассказать, что не следует звать к себе домой кого попало. Хотя… Мне ведь такая неграмотность только на руку — если б Аня усомнилась и потребовала предъявить ей диплом об окончании университета по специальности «психология», мне пришлось бы снова озадачить Кирьянова, ехать к нему за корочкой… Правда, к подполковнику ехать так и так придется — мне пригодится какое-нибудь удостоверение психолога. Или ограничиться визиткой? Да, так гораздо лучше. Визитку я могу и дома соорудить, благо, цветной принтер и твердая бумага у меня имеются. Вполне хватит для Ани, раз она такая легкомысленная особа.

— Я живу на улице Славянской, дом сорок два, — прервала мои размышления девушка. — Это, знаете, напротив большого торгового центра «Путешествие», вы сразу найдете. Кстати, очень хороший универмаг — там не только продуктовые отделы, но и отличный выбор одежды, обуви, ювелирных украшений и подарков! На верхнем этаже — кинотеатр, очень удобно. Всегда можно посмотреть фильм, который только вышел в прокат. Когда я жила на другой квартире, в кино редко ездила — из-за элементарной лени, зато сейчас смотрю все подряд!

— Замечательно! — отметила я. — Во сколько мне приехать?

— Лучше где-нибудь часа в два, — сказала девушка. — Когда мне никуда не нужно идти, я сплю до полудня, ненавижу рано вставать. Вы сможете в два часа?

— Я могу приехать абсолютно в любое время! — заверила я бывшую любовницу Владислава. — В два — прекрасно. Скажите мне номер вашей квартиры…

— Квартира триста пять, это на шестом этаже, — ответила Аня. — Тогда договорились, в два часа я вас жду!

Я попрощалась с девушкой, после взглянула на часы мобильного. Было начало седьмого вечера — да, в кафе я засиделась… Пора ехать домой — делать визитку для завтрашнего дня.

В среду, ближе к двум часам дня я уже находилась возле того самого торгового центра, который так расхваливала Аня Федотова. И правда, высокое здание, современные стеклянные стены, яркие вывески — создавалось ощущение, что я нахожусь не в Тарасове, а где-нибудь в столице, так как в нашем городе все-таки такие торговые центры редкость. Точнее, они не вошли в моду, как в крупных мегаполисах. Однако возникало впечатление, что и наш Тарасов стремится походить на современный город-миллионщик.

Я не стала исследовать торговый центр «Путешествие», мельком отметила про себя, что недавно вышел новый фильм — какой-то блокбастер, его реклама буквально притягивала взгляд. Наверно, Аня его уже посмотрела или собирается посмотреть. Как я поняла, девушка любит кино и подобные развлечения.

Аня Федотова проживала в девятиэтажном доме, равномерно покрашенном в красный цвет. Судя по всему — новостройка. Может, ее переселили сюда из какого-нибудь старого дома? А может, просто переехала, кто ее знает. В конце концов, это не так важно.

На звонок домофона бывшая любовница Курагина ответила сразу, из чего я сделала вывод, что девушка уже проснулась и подготовилась к встрече со мной. Просторный, чистый лифт быстро доставил меня на шестой этаж, где дверь квартиры под номером триста пять уже была открыта. Я увидела симпатичную стройную девушку лет двадцати пяти — двадцати семи, одетую в нежно-голубые обтягивающие джинсы и мягкий розовый пуловер, на вид казавшийся уютным и теплым. Длинные светлые волосы Ани были забраны в конский хвост, большие светло-голубые глаза подведены черным карандашом, что казалось несколько странным. Может, девушке не нравится ее не слишком яркая внешность и она пытается выделить глаза с помощью косметики? Тогда Оля оказалась права, с макияжем Федотова не очень дружит. А вот к выбору одежды придраться не могу — по-моему, джинсы и свитер прекрасно сочетаются, подчеркивая все достоинства идеальной фигуры девушки.

— Татьяна Иванова? — с улыбкой уточнила Аня. Я улыбнулась в ответ.

— Да, а вы — Аня Федотова? Вот и прекрасно, рада знакомству! Да, сразу дам вам мою визитку — вдруг потребуются услуги психолога, я с радостью проведу для вас консультацию. Видите ли, часто забываю оставлять визитные карточки, вот, возьмите…

Я протянула девушке визитку — не зря же вчера я с ней провозилась! — и если у Ани и имелись какие-то сомнения по поводу меня, то сейчас от них не осталось и следа. Девушка радушно пригласила меня проследовать за ней в квартиру, услужливо повесила мою куртку на крючок. Я аккуратно поставила обувь — чтоб, не дай бог, не натоптать, пол буквально блестел, словно паркет ежедневно натирали. Насколько я могла судить о жилище Ани по убранству коридора, за чистотой в квартире следили, уборку проводили регулярно. На комоде — ничего лишнего, все шапки и шарфы аккуратно сложены едва ли не по цветам, а верхняя одежда висит в кем-то заведенном порядке.

— Проходите на кухню! — пригласила меня Аня. — Чай попьем, чайник недавно закипел!

Я последовала за девушкой по светлому коридору, и мы зашли в просторную, точно из американского фильма, кухню. Обстановка ее и впрямь напоминала западную, и у меня создалось ощущение, что такая чистая кухня не предназначена для приготовления блюд. Либо после готовки всю посуду и плиту тщательно моют и убирают, либо завтракают, обедают и ужинают в ресторане. Я склонялась к последнему варианту — если человек живет в доме с явно недешевой мебелью, то скорее всего, средства позволяют ему либо заказывать еду на дом, либо постоянно посещать хорошее заведение. По Ане не скажешь, что она любит готовить — как-то внешность девушки не слишком соотносится с образом кулинара-любителя. Хотя кто знает, возможно, я ошибаюсь? По внешнему виду ведь о человеке не судят.

— Присаживайтесь! — девушка кивнула на белый стул. Я воспользовалась приглашением, а Аня продолжала играть роль радушной хозяйки.

— Вы чай или кофе предпочитаете? — поинтересовалась она. — Я купила пирожные, не знаю ваших вкусовых предпочтений… Но мне сказали, они свежие и хорошие, вот.

Она поставила на стол коробку с миниатюрными, изящными корзиночками с кремом, достала два блюдца и две чашки, из одного сервиза. Видимо, тут все было подобрано идеально, причем посуда соответствовала по цвету мебели и обоям. Может, недавно сделали евроремонт? Или Аня увлекается дизайном и разбирается в интерьерах?

— Кофе, думаю, — решила я.

Аня достала баночку с кофе, себе в чашку положила пакетик зеленого чая. Когда наши чашки были наполнены кипятком, я решила начать разговор.

— Я уже говорила, что провожу исследование, а именно изучаю психологические типы, — проговорила я. Аня кивнула. — Но для составления статистики мне необходимо провести опрос населения. Некоторые вопросы могут показаться странными, поэтому я не хотела опрашивать своих друзей. А так как я провожу опрос среди абсолютно незнакомых мне людей, думаю, вас не затруднит дать честные ответы? Это анонимно, никто не узнает ни вашего имени, ни фамилии.

Девушка с готовностью кивнула.

— Да я понимаю, — сказала она. — Вы тесты будете потом составлять? Я их просто обожаю, причем знаете, все совпадает!

— Да, тесты тоже будут, — пообещала я. — Еще раз повторю, вопросы будут самые разные, не пугайтесь и не удивляйтесь!

— Я готова! — сообщила моя собеседница. — Самой жутко интересно, психология — это мое увлечение!

— Тогда начнем. — Я достала блокнот (тот самый, который использовала для «интервью» с Курагиным) и авторучку. — Итак, первый вопрос. Скажите ваш возраст.

— Двадцать семь лет, — мигом отреагировала Аня. Я сделала соответствующую пометку.

— Ваше семейное положение? — продолжала я. — Родители, братья, сестры, а также наличие мужа, жениха, бойфренда, есть ли дети.

— Ну, родители есть, мать и отец, — начала перечислять Аня. — Они отдельно живут, братьев-сестер нет. Замужем не была, сейчас собираюсь. Я живу со своим будущим мужем, Егором, это его квартира. Мы скоро, кстати, собираемся пожениться, я уже платье заказала, сейчас подыскиваю хороший ресторан.

Девушка улыбнулась — по выражению ее лица я сделала вывод, что предстоящего торжества она ждет с нетерпением.

— Вы давно познакомились со своим женихом? — поинтересовалась я. — Помните точную дату знакомства? Число, месяц, год?

— Конечно! — кивнула Аня. — Это было пятнадцатого февраля прошлого года. Знаете, так забавно получилось… Я тогда на старой квартире жила, у меня самой шестнадцатого февраля день рождения. С родителями я не общаюсь, у них своя жизнь, а у меня своя, единственная подруга близкая уехала в Петербург на десять дней. В общем, день рождения мне предстояло отмечать в одиночестве. С деньгами тогда напряг был — с работы я уволилась, а новую еще не нашла, жила случайными заработками. Ну, тексты правила, курсовые писала, и все в этом духе. Много на этом не заработаешь, поэтому даже в кафе я ходила крайне редко. Решила день рождения дома отметить — пить шампанское, есть мандарины и смотреть мелодрамы. Все подряд, какие только найду. В общем, пошла я в магазин за шампанским и фруктами. Я больше всего мандарины люблю, к спиртному равнодушна, только на Новый год и на свой день рождения позволяю себе пару бокалов игристого. Зашла, купила бутылку дорогого шампанского, до сих пор помню — «Дольче вита» с клубничным ароматом, я такое никогда не пробовала. Ну и штук пять-семь мандаринов. Больше на себя потратить не могла, вот, думаю, мой подарок себе на двадцатисемилетие. Не юбилей все-таки.

Расплатилась за покупки — все деньги на это несчастное шампанское потратила, в кошельке сто рублей осталось. Иду, значит, довольная — хоть дорогое вино попью, тоже неплохо. И тут мой пакет внезапно рвется, бутылка падает на пол и разлетается вдребезги! Представляете? Я, наверно, минуту смотрела на осколки, пока до меня доходило, что произошло, а потом у меня истерика началась — села прямо посреди торгового комплекса на пол, сижу, рыдаю. Мимо люди проходят, никто внимания не обращает — представьте себе, сидит девка какая-то и льет слезы над бутылкой. Со стороны можно подумать, что я — алкоголичка, на мне ведь не написано, что шампанское купила в честь дня рождения. И не сказать, что мне так его хотелось выпить — на мой взгляд, мандарины куда вкуснее, — просто обидно было. День рождения, мало того что в одиночестве, так еще и такая неприятность, как будто судьба на меня ополчилась. И вдруг слышу голос: «Девушка, что с вами?» Поднимаю голову и вижу его. На вид лет тридцать, красавчик, каких поискать, волосы волнистые, глаза карие и такие добрые и участливые — прямо принц и сказки. И я сижу — зареванная, тушь поплыла, страшилище в нелепом пальто. А он поднял пакет мой, помог мне встать, стал успокаивать… Короче говоря, день рождения свой я отмечала не одна, а с Егором, и пили мы не «Дольче вита», а французское шампанское за четыре тысячи! И вот скоро год как вместе, я на его квартиру переехала. Как поженимся, так уедем за границу — у Егора собственный бизнес, он, кстати, занимается импортом дорогих вин, разъезжает по всему свету. Сказка, да и только!

— Да… — протянула я, про себя раздумывая, а есть ли у Ани мотив мстить своему бывшему любовнику, раз, судя по ее рассказу, она абсолютно счастлива? — Такое и правда только в сказках бывает! — произнесла я. — А скажите, есть ли среди ваших друзей и знакомых люди, которые занимаются творческим трудом? Художники, писатели, поэты?

Аня на секунду задумалась, потом пожала плечами.

— Да нет, откуда? Я ведь рисованием не занимаюсь, поэтому с художниками не общаюсь. Да я даже в музей только раз в детстве ходила! Писатели… ну, доводилось мне с одним общаться, было дело. Но это не в настоящем времени, сейчас я с ним отношения не поддерживаю.

— Это не важно! — заверила я ее, с нетерпением ожидая, когда Аня выложит мне всю историю ее связи с Курагиным. — Скажите, этот человек, про которого вы говорите, профессиональный писатель или хобби у него такое?

— Ой, как вам сказать, — покачала головой девушка. — Я после этого Влада стараюсь в принципе с творческими людьми не общаться. Они вообще очень неприятные, как я могу судить. Зациклены на своей исключительности, разговаривать с ними попросту невозможно! Это я раньше считала, что писатель — это круто, здорово, необычно. Вроде как человек совершенно другой, не такой, как все. Вот я наивная была, даже самой не верится! Умудрилась влюбиться в человека раза в два меня старше. Очень неприятная история получилась, честно говоря. Вспоминать не хочется.

— Пожалуйста, расскажите! — попросила я Аню. — Мне для теста нужно, это один из ключевых вопросов.

— А можно потом будет этот тест пройти? — оживилась моя собеседница.

— Конечно, — заверила я ее. — Может, вы знаете о такой теории, что человек выбирает для общения себе подобных людей? Как в поговорке: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Личность отдельно взятого индивида складывается вследствие влияния многочисленных факторов, и каждый человек, который появляется в нашей жизни, не случаен. Даже если общение с ним прекращается, след все равно остается. Можно даже попробовать вспомнить всех людей, с которыми приходилось сталкиваться в жизни, и проследить, как они повлияли на становление характера и даже темперамента. Особенно значимо появление в кругу знакомых людей с нестандартным мышлением — ну, художников, писателей и прочих. Поэтому ваша история взаимоотношений с этим писателем представляет для меня большой интерес.

— Ладно, — махнула Аня рукой. — Все равно это уже в прошлом. Когда я окончила университет, то сразу устроилась работать секретарем в офис. Я там четыре года работала, сравнительно недавно ушла — хоть и получала неплохо, быть секретаршей — крайне отвратительная вещь. Ну и я жила отдельно от родителей. У меня была мечта — сделать ремонт в квартире, я хотела обустроить жилплощадь в стиле японского минимализма. Ну, увлечение у меня такое… Я накопила денег, обратилась в фирму по ремонту квартир. Заключила с ними договор, объяснила, что хочу. В этой фирме мне посоветовали одного мастера, который якобы очень хороший профессионал, может выполнить абсолютно любую работу по планировке, ремонту, перестройке и дизайну. Я согласилась и так познакомилась с Владом Курагиным. Мы разговорились, он что-то принялся про себя рассказывать, вроде у него хобби — сочинительство рассказов. Дал мне даже почитать свои произведения. Я им поначалу восхищалась, сама-то я даже сочинения в школе на тройки писала, а тут — настоящий, живой писатель, этакая диковинка! Мы стали общаться, и у Влада ко мне явно был интерес не просто как к другу, а… вы понимаете. Он приглашал меня в рестораны, красиво ухаживал, букеты дарил, и все в этом духе. В общем, между нами вспыхнул головокружительный роман. Первое время все было замечательно, я едва ли не на крыльях летала. А потом Влад показал свое истинное лицо. То ли у него был творческий кризис, то ли еще что, но иногда он срывался на мне, претензии предъявлял, точно я его собственность, вечно проявлял недовольство тем, как я выгляжу, как себя веду, и все в таком духе. Мы поссорились, наверно, дня два не общались. Потом он позвонил мне и предложил помириться. Пригласил к себе домой — я ведь у него ни разу не была, думала, что он живет в какой-нибудь холостяцкой квартире, где не убрано и стыдно пригласить девушку. Мы встречались в кафе и ресторанах, а потом шли ко мне. Я грешным делом подумала, может, он мне хочет предложение руки и сердца сделать? Вы, наверно, считаете, что я совсем глупая — надеялась, как школьница, на рыцарские чувства… Приезжаю к нему домой, а там трехкомнатная квартира. Это меня сразу насторожило. Но Влад сразу повел меня к себе в комнату, мы там выпили вина, ну и потом представляете, что последовало… И тут слышу — дверь открывается, на пороге девчонка лет четырнадцати. Я сразу не поняла, что произошло — откуда она взялась, кто это вообще. А девчонка скандал такой закатила, меня последними словами обозвала, матом послала и велела убираться. До меня только потом дошло, что, оказывается, у моего благоверного — семья, жена и взрослая дочь. Нормально, да? Я сама, конечно, виновата, надо было внимательнее быть. А получилось так, будто я — этакая хитроумная молодая разрушительница чужих семей. И толку объяснять, что Влад сам меня обманул? Я ему не звонила и не писала, он первый мне после этого скандала позвонил и сказал, что все, финита ля комедиа. Да я этому только рада была, мне мои нервы дороже. Не собираюсь я выяснять отношения и уводить чужих мужей. Мне ведь свою собственную семью хочется создать, мужа нормального, детей… Собственно, так все и закончилось.

— А этот писатель, он вообще печатается? — полюбопытствовала я. Аня пожала плечами.

— Откуда ж я знаю? Хотя… погодите! Его же фамилия Курагин, вот я несообразительная! Правда, может, это его однофамилец? Я слышала, сейчас популярностью пользуется книжка, «Черный город» вроде называется. Я ее не читала, в Интернете в киноновинках видела, на нее полно отзывов и рецензий. Фамилия автора — Курагин, имя — Владислав. Ой, а может, это тот самый Влад?..

— Вполне может быть, — пожала я плечами. Сразу было видно, что удивление Ани не наигранно — девушка и правда выглядела так, словно ее внезапно посетило озарение. Либо она действительно не интересовалась судьбой своего бывшего любовника, либо Аня — талантливая актриса. Но интуиция мне подсказывала, что девушка не лжет, говорит правду.

— Слушайте, надо прочитать эту книгу! — заявила Федотова. — Тем более ее все хвалят. Вот дела, если это тот самый Влад, можно считать, что я крутила роман со знаменитостью! А может, он свои мемуары напишет и меня там упомянет? Забавно как! Но все-таки Влад — подлый человек, скажу я вам. Может, он и талантливый, но поступил он нечестно. Свалил, поди, все на меня — вроде окрутила его, и все, а на самом деле я бы в жизни не стала пытаться увести мужика из семьи. Мне же не пять лет, я прекрасно знаю, что мужчина никогда ради любовницы не разведется со своей женой, тем более если у них есть дети!

Про себя я подумала, что, похоже, взяла ошибочный след — Ане незачем мстить Курагину. Счастливые люди не занимаются такими вещами — да и к чему им это, раз жизнь и так складывается удачно? И девушка, как я поняла из ее рассказа, постаралась вычеркнуть Курагина из своей памяти, к тому же, у нее впереди свадьба, жизнь за границей…

— А вас не смутило, что Влад, как вы упоминали, гораздо старше вас? — сделала я последнюю попытку найти мотив у бывшей любовницы писателя. — Не подумалось ли, что в таком возрасте у мужчины уже должна быть семья? Все-таки в холостяках обычно ходят молодые парни, а не мужчины, которым за сорок.

— Да по нему сперва и не скажешь, сколько лет, — кивнула Аня. — Влад рассказывал, что ведет активный образ жизни — занимается спортивной ходьбой, бегом, плаванием. Может, поэтому он и выглядел моложе своих лет. Это потом я узнала, что он гораздо старше меня, но решила, что если он и был женат, то развелся, ну или что-то подобное. Сама, конечно, виновата, нет бы спокойно подумать, да хотя бы самого Влада на откровенность вызвать — с кем он живет или жил, почему у него нет семьи… А я от него в первое время словно голову потеряла — ни на что внимания не обращала. Правильно говорят, от любви люди дуреют. Хотя какая там любовь — так, увлечение, да и только.

— Понятно, — кивнула я. — Так, еще несколько вопросов. Попытайтесь охарактеризовать свое нынешнее состояние тремя словами. Говорите первое, что придет в голову.

Я решила заканчивать со своим опросом. Все, что хотела, я уже узнала, и последний Анин ответ окончательно убедил меня в том, что она лишняя в списке подозреваемых.

— Наверно, я могу описать свое состояние одним словом, — улыбнулась Аня. — Счастливая.

— Почему-то я так и подумала, — ответила я, делая пометку в своем блокноте. — Что ж, спасибо вам за то, что потратили на меня время! Ваши ответы очень помогли мне, буду надеяться, что удастся опросить еще хотя бы десять человек, чтобы составить статистику.

— Ой, я очень хочу посмотреть, что у вас получится! — заверила меня Аня. — Вы ведь сообщите мне, когда ваше исследование будет готово?

— Конечно! — пообещала я. Девушка любезно проводила меня, и я направилась к своей машине, по пути размышляя о дальнейших действиях.

Чтобы разыскать клуб ходьбы и бега «Ласточка», мне пришлось объездить весь Дачный поселок. Я нашла целых три спортивных клуба с одноименным названием, однако тот центр, который посещал Владислав Курагин, я разыскала только с третьей попытки. Если б я задержалась у Ани или после визита к ней поехала еще куда-нибудь, то точно бы опоздала к началу вечерней прогулки. А так я нашла клуб вовремя — часы показывали половину шестого.

Согласно расписанию, висевшему у входа в клуб, вечерняя прогулка по средам начиналась в шесть вечера. Здание, в котором находилось помещение клуба «Ласточка», было совершенно непрезентабельного вида — жилой пятиэтажный дом. Сам центр оздоровительной ходьбы и бега располагался на первом этаже.

Я поднялась по лесенке и толкнула зеленую дверь. Никаких кодовых замков или домофонов я не увидела, дверь была не заперта. Странное место, отметила я про себя. Мало того что его не так просто найти, вдобавок ко всему ни с фитнес-центром, ни со спортивным учреждением «Ласточка» не имела ничего общего. Я все еще терзалась сомнениями, туда ли попала, куда мне нужно, или придется разыскивать другую «Ласточку», однако, пройдя не очень светлый коридор и попав в помещение с напольными весами и тремя тренажерами, поняла, что все-таки не ошиблась. Увидев за столом пожилую женщину, очевидно администратора, я поздоровалась с ней и представилась:

— Меня зовут Татьяна Иванова. Я слышала, здесь проходят прогулки по лесу? Я первый раз пришла, ничего не знаю.

— Да, именно здесь! — приветливо улыбнулась та. — Проходите, не стесняйтесь! Сегодня Эллочка инструктор, она скоро должна прийти!

Я села на лавку, за которой висели стенды со всевозможными объявлениями, информацией и фотографиями. Пожилая администратор, видимо, была настолько рада любому посетителю, что сама начала разговор со мной.

— Скажите, Танюша, а откуда вы узнали про клуб? — поинтересовалась она. Я обрадовалась: больше всего люблю болтливых людей, из которых не нужно клещами вытаскивать слова и которые сами идут на контакт.

— Мне Владислав Курагин посоветовал прийти в клуб, — тут же отозвалась я. Администратор улыбнулась.

— А, Владислав, да-да, наш постоянный посетитель. Ходит уже давно, только в последнее время его что-то не видно. Он не заболел, случаем?

— Нет, — покачала я головой. — Может, у него много работы… А он по вечерам ходил? По каким дням?

— Да как придется, — махнула рукой женщина. — Мы же без выходных работаем, каждый будний день можно приходить как утром, к девяти, так и вечером, а по выходным только в субботу инструктора нет. Но те, кто давно ходит, приходят иногда одни и гуляют.

— А к какому инструктору ходил Курагин? — допытывалась я. — Я к тому же хочу.

— Да у нас все инструкторы замечательные! — заверила меня администратор. — Владислав и с Эллочкой ходил, и с Сашей Ватрушкиной, и с Евгением Юрьевичем. Ни на кого не жаловался!

— А много народу ходит в клуб? — продолжала я свои расспросы. Женщина неопределенно пожала плечами:

— Когда как. Вечером в основном молодежь, после работы или учебы, а по утрам — пенсионеры приходят. Вам-то интереснее по вечерам ходить, с людьми вашего возраста. Сейчас, конечно, рано темнеет, возвращаться совсем вечером будете, у нас два часа ходьба. Вы далеко от нас живете? С транспортом проблем не будет?

— Нет-нет, не волнуйтесь! — заверила я администратора.

Наш разговор внезапно был прерван — в помещение вошли две женщины. Одна — невысокая, черноволосая и кудрявая, не худая, но и не полная, с немного резкими чертами лица и губами, ярко накрашенными помадой. Я затруднялась определить возраст незнакомки — ей вполне могло быть и тридцать, и сорок с небольшим. Второй на вид было около тридцати — тридцати пяти. Плотненькая, невысокая, с полными ногами, одетая в спортивные ярко-зеленые штаны и осеннюю коричневую куртку. Лицо второй женщины нельзя было назвать красивым — невыразительные глаза, бледная кожа и неяркие губы. Волосы ее скрывала красная шапочка, которая совершенно не шла женщине.

— А вот и Эллочка с Юлей! — обрадовалась администратор и пояснила мне: — Эллочка — ваш сегодняшний инструктор, прошу любить и жаловать!

— Здравствуйте, — поздоровалась я с вошедшими. — Меня Таней зовут, я в первый раз пришла.

— О, новым людям мы всегда рады! — заверила меня кудрявая, видимо, та самая инструктор Эллочка. Вторая, Юля, тоже улыбнулась.

— Что, ждем до шести? — осведомилась инструктор у администратора. Та кивнула.

— Может, сегодня еще Валя придет, — сказала она. — Время еще есть, пока только без пятнадцати.

— Мне Владислав Курагин про вас рассказывал! — обратилась я к Элле. — Вы ведь его помните, да? Он писатель.

— Естественно, помню, — кивнула инструктор. — Владислав и в соревнованиях по бегу летом участвовал, на пять и десять километров. Молодец, активный образ жизни — залог счастья и долголетия! Вот только давненько его что-то не видно, не приходит…

— Может, он тут с кем-нибудь поссорился? — предположила я. — Или обиделся на кого, поэтому и не приезжает.

— Ну, это вряд ли, — неопределенно ответила Элла и обратилась к администратору: — Марина Федоровна, на завтрашнее утро инструктор есть? А то Евгений Юрьевич говорил, что не сможет выйти, может, мне подменить?

— Вроде Саша Ватрушкина хотела выйти. — Администратор посмотрела в журнал. — Эллада, вы как вернетесь сегодня, я вам скажу точно. Пока хóдите, позвоню Саше и узнаю, не поменялись ли у нее планы.

В клуб вошла еще одна любительница прогулок — высокая, худощавая женщина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, в очках, белой шапке и светлой куртке. И администратор, и инструктор поздоровались с посетительницей, та тоже пожелала всем присутствующим доброго вечера. Элла, а точнее, Эллада, как звучало ее полное имя, взглянула на часы, висевшие на стене, и объявила:

— Ровно шесть, все пришли, больше никого не ждем. Таня, так вас зовут? — последняя фраза была обращена к моей персоне. Я согласно кивнула.

— Значит, правило такое: не отставать от группы, иначе можете заблудиться. Если вам потребуется отойти, скажем, в кусты — сразу говорите, мы вас подождем. Вернемся мы в клуб, откуда стартуем, примерно в восемь, может, чуть раньше. Опять-таки, если какие проблемы возникнут — обращайтесь к инструктору, то есть ко мне. Больше никаких особенных правил у нас нет — идем по лесу, гуляем, наслаждаемся жизнью. А идем мы быстро, поэтому фотографировать ничего не нужно, а то отстанете от группы и заблудитесь. У нас была такая новенькая — постоянно тормозила всех со своим фотоаппаратом, вот так делать не стоит. Итак, если все понятно и никаких вопросов нет, можем идти!

Я встала со своей лавочки и вышла вслед за тремя женщинами на улицу. В шесть часов совсем стемнело, и я подумала, что бродить по лесу в таких условиях — не очень хорошая идея. Элла достала налобный фонарик и водрузила его себе на голову.

— Выпадет снег, будет гораздо приятнее ходить вечером, — пояснила она, обращаясь, по-видимому, ко мне. — Сейчас межсезонье, в лесу не слишком красиво. А вот зимой гулять — настоящая сказка! Мы, кстати, Новый год всегда отмечаем в клубе. Точнее, идем в лес.

— Как интересно! — поддержала я беседу. — Что, целую ночь по лесу бродите?

— Да нет, конечно! — улыбнулась инструктор. — В шесть вечера выходим из клуба, где-то час идем на поляну. Там разводим костер — естественно, дрова уже бывают подготовлены заранее, — разыгрываем какую-нибудь сценку, потом всякие игры, хороводы… Пьем горячий чай или что-нибудь еще, кто что принесет. Ну а затем возвращаемся в клуб на застолье, а после этого разъезжаемся по домам отмечать праздник в кругу семьи или друзей. Танюш, если хотите, приходите тоже. У нас весело, вам понравится, много народу.

— Здорово! — восхитилась я. — Мне Владислав Курагин так ваш клуб расхваливал, что я решила сама прийти.

— И правильно сделали! — кивнула Элла. — Да что говорить, прогулки всем полезны, в любом возрасте. У нас инструктор есть, Валентина Федоровна, она раньше часто группы водила, так ей в этом году восемьдесят пять исполнится. А на вид — и пятидесяти не дашь!

— Вот это да! — восхитилась я. — Хотела бы на нее посмотреть.

— А вам, Танюш, сколько лет? — поинтересовалась Элла.

— Двадцать семь, — ответила я.

— Ну, а мне на тридцать лет больше, — усмехнулась инструктор. Я сперва подумала, что ослышалась.

— В смысле? — не поняла я. — Вы хотите сказать, вам пятьдесят семь? Я не ошиблась?

— Все верно, летом исполнилось, — спокойно ответила та. — Еще три года — и юбилей, круглая дата!

— Ничего себе! — восхитилась я без всякого притворства. — В жизни бы не сказала, что вам больше сорока. Простите, но вы очень молодо выглядите.

— А все потому, что веду здоровый образ жизни, — пояснила Эллада. — Каждый день прохожу пешком как минимум шесть километров, занимаюсь восточными танцами, йогой и плаванием. К тому же, не курю, вино употребляю в количестве одного-двух бокалов по праздникам, ну и не ем никаких полуфабрикатов и прочего мусора. Вот и весь секрет красивой внешности и хорошего настроения! Ничего сверхъестественного и дорогостоящего, я всем советую: хотите жить долго и хорошо, занимайтесь той деятельностью, которая вам по душе. Со спортом то же самое; не нравится йога — занимайтесь аэробикой или тем, чем вам хочется. Но ходьба — универсальное средство, она нравится всем и серьезной физподготовки не требует.

Мы миновали детскую площадку с горками и качелями и вышли на асфальтированную дорогу, по обе стороны которой тянулись гаражи. Вдали я заметила густо растущие деревья — видимо, оттуда и начинался лес. Я не ошиблась, мы прошли гаражи, и Элла обогнала нашу немногочисленную группу, освещая узкую тропинку своим налобным фонариком.

Если в городе дул холодный ветер, то в лесу он практически нас не тревожил — словно запутавшись в ветвях деревьев, холодный воздух не доходил до нас. Мы шли по опавшей, намокшей осенней листве вслед за инструктором. У меня и в мыслях не было отойти в сторону, единственное, о чем я пожалела, — так это что не покурила перед прогулкой. Сомневаюсь, что мои спутницы будут в восторге, если я начну дымить во время нашего путешествия. Думаю, тут все — фанаты здорового образа жизни, как и Эллада, поэтому я успокоила себя тем, что идти мы будем два часа, а не пять, а это время можно как-нибудь потерпеть и без сигарет.

Передвигались мы быстрым шагом, несмотря на то, что поднимались в гору. У пожилой женщины (кажется, ее называли Валей) в руках были лыжные палки, и она ловко управлялась с ними. Сейчас стала модной так называемая скандинавская ходьба — я частенько видела на набережной пенсионеров, бодро шагающих с лыжными палками. Сперва я думала, что палки облегчают ходьбу, и даже ради интереса нашла пару статей, посвященных скандинавской ходьбе. Однако выяснилось, что совсем наоборот — когда человек на шагу еще и палками отталкивается от земли, это создает дополнительную нагрузку и задействует практически все группы мышц. К тому же, в статьях говорилось, что новичку палки обычно мешают и затрудняют передвижение, поэтому к скандинавской ходьбе нужно еще привыкнуть. Я не решилась экспериментировать и проверять на практике, так ли это на самом деле. В конце концов, мне это не требовалось — попросту было интересно.

Наконец мы одолели довольно крутой подъем, но никто даже не остановился отдышаться. Я про себя удивилась — надо же, и пенсионерка с палками не устала, другие люди в ее возрасте поднимались бы в горку с передышками и после уже никуда бы так быстро не шли. Наверно, эта Валя ходит на прогулки часто, вот и привыкла. Здорово, остается только за нее порадоваться.

Я шла рядом с некрасивой молодой женщиной, которую администратор назвала Юлей. Я решила завести с ней беседу и начала разговор издалека.

— А вы часто в лес ходите? — поинтересовалась я. Юля охотно ответила:

— Как получается. У меня ведь ребенок, два года сынишке, особо не вырвешься. Как муж дома, так оставляю Славку на него, поэтому только по вечерам выбираюсь.

— А давно ходите? — продолжала я свои расспросы.

— Около двух лет, — пояснила та. — Я же сначала хотела бегом тут заниматься, но пока мне ходить посоветовали. Все-таки пробежки по лесу — довольно сложное дело, здесь ведь неровная дорога. Раньше все порывалась прийти в беговой день, а потом как-то на ходьбу переключилась.

— Что-то маловато людей, — заметила я. — Владислав рассказывал, что группы ходят человек по пять-шесть.

— Он, наверно, про выходные дни говорил, — предположила Юля. — По воскресеньям группа куда больше, и расстояния другие. Но я в выходные не хожу, потому что прогулки бывают только по утрам, а я не могу утром, из-за Славки.

— А Владислава Курагина вы знаете? — Я не спеша подвела разговор к интересующей меня теме. Юля равнодушно пожала плечами.

— Может, ходила с ним в группе. Разве тут всех запомнишь, по вечерам разные приходят. В основном женщины, мужчины реже — они бегают только. Владиславу этому сколько лет примерно?

— Около сорока восьми. Он писатель, роман его недавно вышел, называется «Черный город для Рэйвен». Книжка хорошая, людям нравится.

— Не припомню что-то, — призналась Юля. — Да я не слишком часто в лес хожу, мало кого здесь знаю. А может, писатель этот на беговые тренировки ходит?

Я потеряла к молодой женщине всякий интерес и нагнала инструктора. Все-таки Элла должна быть в курсе, кто и когда посещает клуб, стало быть, о Владе лучше поговорить с ней.

Я не знала, как лучше выведать у Эллы об отношениях Владислава с другими посетителями «Ласточки», поэтому решила импровизировать.

— Элла, Владислав Курагин мне рассказывал, что у него в клубе с кем-то конфликт произошел, — заявила я. — Вот я и подумала, может, поэтому он не приходит? Тот человек, с кем Владислав поссорился, он ходит в «Ласточку»?

Элла недоуменно пожала плечами.

— Конфликт? — удивилась она. — Впервые слышу. Может, это было во время прогулки с другим инструктором? Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно. У нас вообще конфликтовать ни с кем в клубе не принято. Раньше, когда был жив ныне покойный директор «Ласточки», Олег Сергеевич, существовало даже негласное правило: во время прогулки нельзя разговаривать о проблемах и неприятностях, иначе снижается польза оздоровительной ходьбы. Поэтому люди не то что не ссорились, а, наоборот, тепло общались друг с другом, друзей заводили. Сейчас, конечно, подобного правила нет, но конфликты у нас в клубе — это что-то из ряда вон выходящее.

— Странно, — произнесла я. — Может, я ошибаюсь.

— Скорее всего, — заявила инструктор. — Я, конечно, не исключаю такой возможности, что люди могут и не сойтись во мнениях, но об этом было бы известно. А ни при мне, ни при других инструкторах подобного инцидента не было.

Мы прервали разговор — снова пришлось подниматься в гору, гораздо более крутую, чем предыдущая, поэтому беседовать на ходу стало неудобно. Про себя я подумала, что прогулки, может быть, и полезны, но все-таки я привыкла к городским улицам и зданиям, и болтаться два часа по какому-то лесу мне особого удовольствия не доставляет. Да что говорить, когда у меня появился собственный автомобиль, я стала передвигаться исключительно за рулем своей «девятки». Нет, сидячий образ жизни я не веду — иногда у меня возникает желание посетить спортзал, но занимаюсь я исключительно на тренажерах. И бегать предпочитаю не по стадиону или по лесу, а на беговой дорожке.

Однако мне пришлось смириться с тем, что сегодняшний вечер я проведу на своих двоих, больше меня расстраивало то, что поход по лесу, скорее всего, я затеяла зря. Вот если бы мне удалось выяснить, что в клубе Владиславу мог кто-то пожелать зла, тогда я б не переживала по поводу зря потраченного времени. А сейчас я пыталась успокоить себя тем, что, по крайней мере, узнала, что в «Ласточке» недоброжелателей у писателя не имеется. Придется думать, кто еще подходит на эту роль.

Я погрузилась в собственные размышления и даже не обращала внимания, где мы идем и сколько времени осталось до конца прогулки. Возможно, я стала понимать Курагина — такая монотонная деятельность, как ходьба, подходит для раздумий больше всего. Итак, бывшая любовница Курагина и не собиралась его шантажировать, в клубе у писателя недоброжелателей тоже не имеется. Остается проверить круг общения Владислава, то есть тех писателей и поэтов, с кем он встречался до недавнего времени. Лада во время нашей первой встречи упоминала, что странности в поведении ее благоверного начались после той самой вечеринки у Курчаковых. Там же присутствовали и некие Казаковы. То есть завтра я должна поговорить с ними. Только как это организовать, чтобы все успеть за один день? Эх, собрать бы их всех вместе, чтобы не тратить зря время, договариваясь о встрече и разъезжая из одного конца города в другой!

К тому моменту, как мы поднялись на очередную возвышенность, курить мне хотелось просто непреодолимо. Однако пришлось взять себя в руки — если я даже заявлю, что мне требуется отойти в кусты по естественной надобности, сразу станет ясно, зачем на самом деле я отходила. В лесу запах табака чувствуется гораздо сильнее, чем в городе, а злить инструктора и остальных своих спутниц в мои планы не входило. Может, скоро наша прогулка закончится? По моим ощущениям, мы проходили, по меньшей мере, часа три вместо положенных двух. Да и темно было так, словно близится полночь. Воспользовавшись минутной передышкой, я вытащила мобильный — может, стоит напомнить Элле, что пора возвращаться? Однако часы на телефоне, мягко говоря, разочаровали меня — показывали всего лишь половину седьмого. Как такое возможно? Неужели нам осталось еще целых полтора часа? Нет, теперь я точно знаю: прогулки, даже оздоровительные, — развлечение не для меня.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как набраться терпения. В конце концов, полтора часа — это ведь не два, что уже радует. Полчаса мы уже прогуляли, кто знает, может, мы не будем ходить все два? Ограничимся меньшим временем?

Чтобы поскорее прошла прогулка, я попыталась завести беседу с Валей — с ней я еще не разговаривала. Однако женщина оказалась не слишком словоохотливой, а может, скандинавская ходьба не подразумевает ведения бесед. На мои банальные вопросы вроде «сколько лет вы ходите в клуб?», «общаетесь ли с единомышленниками?» Валя отвечала односложно, поэтому я не стала мешать ей и оставила ее в покое. Мне не оставалось ничего иного, кроме как переключиться на Эллу — по крайней мере, она инструктор, ей по профессии положено быть общительной и приветливой с посетителями.

— Элла, а вы давно водите группу? — поинтересовалась я у инструктора.

— Около десяти лет, — сразу ответила та и, не дожидаясь дальнейших расспросов, принялась выкладывать о себе всю подноготную: — До этого профессионально бегом занималась, в трех марафонах участвовала. Марафон — это около сорока двух километров. Но я не на время бежала, так, для себя. Собственные силы проверить, поэтому ни о каких результатах речи и не шло. Так-то я на спринтерские дистанции в основном бегала, поэтому марафон для меня — непривычная нагрузка.

— И как ощущения? Трудно было? — поддержала я разговор.

— Ну, конечно, — кивнула инструктор. — Шутка ли — сорок два километра, когда максимальная дистанция спринтеров — километр. Готовилась серьезно, по правилам. Хотя сорок два километра — не самая большая дистанция. У нас в клубе летом благотворительный марафон проходил, бежали сто километров, пятьдесят и двадцать пять. Сто — один человек одолел, Алексей Солнцев. Но он, конечно, профессиональный спортсмен, хотя дистанция — не из легких.

— Да, в жизни бы столько не пробежала, — заметила я. Элла усмехнулась.

— Конечно, чтобы такой марафон выдержать, нужна и выносливость, и серьезная подготовка, ежедневные тренировки. Но, как говорится, упорство, труд и терпение. Человек может все — мы сами себя загоняем в рамки, ограничиваем. А наши возможности безграничны, важно поверить в это и, естественно, трудиться.

— Элла, а мы куда сегодня? — вклинилась в нашу беседу Валя. — В березки?

— Нет, в «Швейцарию», — возразила инструктор. — Туда быстрее дойти, и вечером там красиво. В березки лучше утром идти, сейчас-то что толку.

— В «Швейцарию»? — недоуменно переспросила я. — Что это такое?

— Так мы одно место называем, — пояснила Элла. — Думаю, вам понравится. Очень красивый вид открывается, оттуда и название. Даже не могу сказать, когда его придумали, но мы так и зовем — «Швейцария».

Примерно спустя час после нашего выхода из клуба я заметила, что лес начал редеть — деревьев становилось все меньше и меньше, и что-то подсказывало мне, что скоро мы дойдем до конечной точки нашего пути. Вскоре мы и вовсе вышли на полянку, поросшую оставшейся с лета травой. Я осмотрелась — вдали виднелись разноцветные огоньки домов, словно затерянных в густой лесной чаще. Не знаю, какой район города был виден с этого холма, но Элла оказалась права — ночной пейзаж выглядел сказочным и чем-то и в самом деле напоминал европейскую горную долину. Поэтому, видимо, и называлось место «Швейцарией». У меня возникло ощущение, что я очутилась не в родном Тарасове, а где-то в альпийских горах или подобной местности.

— Ну как? — повернулась ко мне инструктор. — Нравится вид?

— Ага, — кивнула я. — Здорово, я тут раньше не была! А где это мы? Что за дома? Я вроде в Тарасове прекрасно ориентируюсь, но сейчас даже предположений нет, что это за район.

— Внизу дачные поселки, — пояснила Элла. — И санаторий, который как раз посреди леса расположен. Мы туда тоже иногда ходим, но сейчас будем возвращаться в клуб — поздно уже, а идти до санатория отсюда не меньше часа.

Про себя я порадовалась, что мы никуда дальше не пойдем, а следовательно, оздоровительная прогулка скоро закончится. Элла объявила, что мы возвращаемся, и вся наша маленькая группа послушно тронулась за инструктором.

Я старалась смотреть под ноги, чтобы не наткнуться на какую-нибудь корягу. Сейчас мои глаза уже привыкли к темноте, и фонарик Эллы только мешал. Мы шли по той же дороге, по которой следовали в «Швейцарию», и я уже неплохо ориентировалась в лесу. К числу моих достоинств следует отнести и практически фотографическую память — я легко запоминаю как лица людей, так и улицы и маршруты. Поэтому, если я пройдусь по незнакомому пути хотя бы раз, то уже точно не заблужусь.

К клубу мы подошли около восьми вечера — как и говорила инструктор, прогулка длилась примерно два часа. И Юля, и Валя отправились в помещение «Ласточки» вслед за Эллой, я же поблагодарила нашего руководителя за прогулку и пошла к своей машине. Элла на прощание поинтересовалась, приду ли я еще. Я пообещала зайти, как только представится возможность — мол, извините, свободного времени не так много. Элла пожелала мне всего самого наилучшего, и мы расстались.

Глава 4

Утром следующего дня я, как обычно, выпила несколько чашек кофе и решила позвонить Ладе. Я пренебрегла правилом вежливости, согласно которому звонки следует начинать с девяти утра. Мне не терпелось поговорить с женщиной — расследование, увы, несмотря на все мои усилия, так и не продвинулось ни на шаг. Несколько дней подряд я шла по ложному следу и так и не определила возможного недоброжелателя Владислава, если таковой, конечно, имелся. Я представить не могла, что стану делать, если моя новая зацепка окажется провальной, поэтому набрала номер супруги писателя, едва часы показали половину восьмого.

Ладу я не разбудила — голос женщины звучал бодро, из чего я сделала вывод, что она уже давно проснулась и привела себя в порядок. Она говорила со мной тихо и попросила немного подождать — дома находился муж и Лада не хотела обсуждать расследование в его присутствии. Наверно, она вышла на лестничную площадку — спустя некоторое время женщина стала говорить уже громко.

— Да, Татьяна, вы хотели меня о чем-то спросить? — осведомилась она. — Кстати, вы допросили Аньку? Это она виновата, да?

— Я побеседовала с бывшей любовницей вашего мужа, — подтвердила я. — Но Аня давно вычеркнула Владислава из своей жизни и даже не знает, что он прославился благодаря своей книге. Более того, девушка готовится к свадьбе и в скором времени собирается уехать из города. Мстить вашему супругу у нее нет причин — похоже, она занята приготовлениями к свадьбе. Я вчера ездила в клуб ходьбы и бега, думала, может, там кто имеет зуб на Владислава. Но, как сказала инструктор по ходьбе, ваш муж ни с кем не ссорился и не конфликтовал, и ни администратор, ни другие посетители клуба не знают, почему Владислав больше там не появляется.

— Неужели расследование зашло в тупик? — огорчилась Лада. — У вас больше нет подозреваемых?

— Я собираюсь проверить коллег вашего супруга, писателей, — заявила я. — Помните, вы рассказывали, что раньше Владислав посещал какие-то собрания? Где стихи и рассказы читают?

— Да, все верно, — подтвердила женщина. — Думаете, мужу кто-то позавидовал? В принципе, писатели — они люди сложные и зачастую эгоистичные, чужого успеха не потерпят. Правда, сложно представить, что кто-то из наших друзей мог подложить Владу свинью.

— Пока я ни в чем не уверена, — заметила я. — Вы мне очень поможете, если сообщите контакты тех друзей вашего мужа, с кем он общался. Я хочу поговорить с ними.

— Знаете, мне кажется, я вам могу посоветовать лучший вариант, — сказала женщина. — Сегодня в пять вечера как раз планируется своеобразный светский раут в клубе поэзии и прозы «Диалог», куда раньше ходил Владислав. Знаете, нечто вроде банкета с чтением собственных произведений. Туда может прийти любой желающий со своим рассказом или стихотворениями. Раньше муж очень любил подобные встречи. Его вчера пригласил на раут руководитель клуба, Леонид Сергеевич Андреев, но Влад, как всегда, отказался.

— А не подскажете, где находится этот клуб? — Я приготовилась записать адрес.

— «Диалог» располагается в здании главной библиотеки Тарасова, — тут же пояснила Лада. — Знаете, на площади Грибоедова? На втором этаже как раз лекционный зал, там и проходят все встречи и собрания.

— Хорошо, я вас поняла, — сказала я. — Сегодня, в пять вечера?

— Да, — подтвердила Лада. — Там вроде и Курчаковы будут, и Казаковы, да и прочие сочинители нашего города. Вы подойдите к руководителю клуба, скажите, что вы начинающий писатель, и все, вас пропустят. Правда, надо какое-нибудь произведение принести, чтобы его прочитать. Лучше неизвестное. Вы сможете что-нибудь сочинить?

— Постараюсь, — пообещала я, про себя подумав, что написать рассказ или стихотворение я вряд ли смогу, а вот найти чье-нибудь творение и переделать — почему бы и нет.

Лада пожелала мне удачи, еще раз поблагодарила и попросила держать ее в курсе дела.

— Я боюсь, что Владиславу снова кто-то прислал либо записку с угрозами, либо что-то подобное, — сказала она. — Он сегодня проверял почтовый ящик — я не успела застать сам момент, только проснулась и услышала звук отпираемой двери. Он в последнее время втайне от меня и от дочери спускается, чтобы первым взять корреспонденцию. У него был просто жуткий вид, но на мои расспросы он не ответил, опять заперся в своей комнате. Боюсь, у него нехватка кислорода скоро начнется или он с ума сойдет. Столько взаперти сидеть — это кто выдержит? То ли преступника искать, то ли психиатра, даже не знаю. Но если окажется, что никто Владу не угрожает, я буду настаивать, чтобы он к врачу обратился — значит, у него с головой непорядок, какое-то психическое расстройство.

— В лечении и диагностике заболеваний я, увы, вам не помогу, а вот если преступник имеется, то найти его я в силах, — заверила я Ладу. — По крайней мере, я сделаю все возможное, чтобы разобраться во всем этом деле.

— Я очень на это надеюсь! — сказала женщина. — Я знаю, что вы прекрасный специалист, но даже не знаю, что лучше — шантаж и угрозы или психическое расстройство. Это просто ужас какой-то!

— Главное — не отчаивайтесь! — произнесла я. — Уверена, я выясню, почему ваш муж так странно себя ведет.

Мы попрощались, и я принялась готовиться к предстоящему рауту. Для начала забила в поисковик запрос «короткие рассказы», а затем принялась за выбор наиболее подходящего произведения. В конце концов я остановилась на самом маленьком эссе, которое переделала на скорую руку. Не скажу, что рассказ мне понравился — чем-то он напоминал чей-то пересказанный сон, но зато произведение было коротким и подходило для начинающего прозаика. Пускай другие писатели думают, что я хотела этим сказать. В конце концов, чем непонятнее рассказ, тем лучше — сразу видно мое нестандартное мышление. К тому же вряд ли кто догадается, что я не сама придумала текст. Ну а в крайнем случае скажу, что, возможно, не только мне в голову пришла такая идея — вон сколько писателей, все уже написано до нас.

Я распечатала рассказ — вышла одна страничка печатного текста, — и, довольная собой, принялась за изучение своего гардероба. Интересно, как в писательской среде принято одеваться на светские рауты? Мне нужно выглядеть так, чтобы по мне сразу было видно, что я — писатель. Да, легче выдать себя за художника — изляпал краской джинсы и готово, всем понятно, что ты — живописец. А вот что делать писателю? Изрисовать ладонь шариковой ручкой? Не вариант, все давно пользуются компьютерами и ноутбуками. Ладно, надену черное вечернее платье с длинными рукавами — оно прекрасно подчеркивает талию и изящную линию бедер, — а в сумочку положу свой незаменимый блокнот и авторучку. Вроде как записываю удачные мысли. Думаю, этого вполне достаточно.

Ровно в четыре вечера я вышла из дома и села в свою «девятку». Днем на улице светило яркое солнце, хотя по-прежнему было холодно и ветрено. Скоро уже закат, и погода изменится в худшую сторону, это сейчас в окна обманчиво льются яркие лучи, а когда солнце скроется за горизонтом, станет по-зимнему зябко и морозно.

Несмотря на то, что я ехала по центральной улице, заторов не было — они начнутся ближе к пяти-шести часам, поэтому до центральной библиотеки я доехала очень быстро. Сверилась с часами. Ладно, зайду в здание пораньше, главное, что не опаздываю. Хотя уверена, большинство писателей заявятся в клуб в начале, а то и в половине шестого — насколько могу судить, творческие люди не ставят пунктуальность на первое место.

Да, в библиотеке я не была давно. Когда появился великий Интернет, в библиотеках необходимость отпала. Удивляюсь, что сейчас еще кто-то посещает подобные заведения, — разве только люди, у которых по какой-то причине не имеется компьютера или смартфона. Хотя трудно себе представить такого человека. У пенсионеров и то подключен Интернет, что уж говорить о молодежи. Прошли те времена, когда студенты готовились к сессии по библиотечным справочникам и учебникам, а любители художественной литературы брали книги на дом.

Однако на входе в библиотеку сидела женщина, выдающая пропуска, а в гардеробе — гардеробщица. Я вежливо поздоровалась и сказала, что направляюсь в писательский клуб «Диалог». Женщина за стойкой кивнула и выдала мне пропуск, на котором следовало написать свою фамилию и имя.

— Верхнюю одежду сдайте в гардероб, после поднимитесь на второй этаж, — проинструктировала меня она. Я кивнула и, отдав свое полупальто полной гардеробщице, отправилась вверх по лестнице.

Помещение, в котором проводилось собрание, было довольно просторным, с ровными рядами удобных стульев. В середине зала находился длинный стол, на котором стояли коробки сока и всевозможные бутерброды и пирожные. Никаких алкогольных напитков, естественно, не было — все-таки клуб размещался в здании библиотеки, и сомневаюсь, что администрация одобрила бы возлияния. Кроме меня, в зале находились еще двое — мужчина лет пятидесяти и женщина приблизительно такого же возраста. Мужчина был одет в официальный брючный костюм, женщина (видимо, его супруга или помощница) — в такого же цвета пиджак и юбку. Седые редкие волосы мужчины были зачесаны на косой пробор, цвет глаз было сложно определить из-за очков — наверно, он страдал близорукостью или дальнозоркостью. Чисто выбритое лицо, черты непримечательные. Увидишь такое в толпе — внимания не обратишь. Женщина чем-то была похожа на него — тоже с поседевшими волосами, забранными в пучок, и в очках. Все-таки, наверно, они близкие люди, подумала я про себя. И, скорее всего, супруги — обычно люди, долгое время состоящие в браке, становятся похожими внешне.

Когда я вошла в зал, оба — и мужчина, и женщина — повернулись в мою сторону.

— Добрый вечер, — заговорил представительным басом мужчина в сером. — Вы в клуб «Диалог»? Что-то я вас не помню…

«А вдруг тут вход по приглашениям», — подумала я про себя, но что делать, придется выкручиваться.

— Да, я вот рассказ свой принесла, — я продемонстрировала распечатанное эссе. — Хочу прочитать его и послушать других писателей. Я — хорошая подруга Курагиных, может, знаете, Владислав и Лада? Владислав мне очень советовал показать свои рассказы Леониду Сергеевичу Андрееву, председателю клуба.

— Ах, вот оно что! — улыбнулся мне мой собеседник. — Да-да, Владислава я хорошо знаю, а его жена, Лада, прекрасно разбирается в литературе и дает очень дельные советы начинающим писателям. Правда, давно ни его, ни ее в нашем клубе я не видел. Ах да, я же не представился. Давайте познакомимся, меня зовут Леонид Сергеевич, как вы верно осведомлены, я — организатор клуба писателей и поэтов Тарасова «Диалог». А это — моя супруга, — он кивнул на женщину. — Маргарита Александровна, поэтесса, автор сборника стихов «Вдохновенье» и моя незаменимая помощница. Прошу любить и жаловать! Простите, как к вам обращаться?

— Я Татьяна, — сказала я. — Татьяна Иванова. Не могу назвать себя писательницей — никаких публикаций у меня пока нет, но я к этому стремлюсь. Вот, рассказ мой, — я еще раз продемонстрировала свой лист. — Мне интересно узнать ваше мнение.

— На нашем вечере и прочитаете! — улыбнулся Леонид Сергеевич. — Вы, главное, не стесняйтесь! Все мы когда-то начинали, то, что вы здесь — само по себе замечательно! Если будете посещать наши еженедельные встречи по четвергам и станете следовать рекомендациям более опытных коллег, то несомненно добьетесь успеха!

— Замечательно! — откликнулась я и одарила супругов обворожительной улыбкой. В ответ и Леонид Сергеевич, и его жена тоже лучезарно улыбнулись.

Все дальнейшее больше походило на светский прием у английской королевы. Разве что поклонами мы не обменивались да ногами не расшаркивались.

Постепенно зал стал наполняться людьми. Глядя на вновь пришедших, я поняла, что не ошиблась, выбрав для раута изысканное черное платье. Все дамы — в основном супруги кавалеров в возрасте — были одеты в вечерние наряды, их мужья — едва ли не в смокинги. Помимо семейных пар на раут пришли несколько молодых людей — скорее всего, студенты. Однако и выглядели, и держались они представительно, едва ли не с пафосом. На меня люди внимания не обращали, в основном подходили к Леониду Сергеевичу и его жене, а семейные пары общались друг с другом.

Примерно в десять минут шестого председатель клуба вышел на середину зала и, откашлявшись, попросил присутствующих усесться на стулья. Вместе со мной на собрание пожаловали десять человек, помимо Леонида Сергеевича и его жены. Итого нас было двенадцать — три семейные пары, трое молодых людей и я. В руках у всех гостей были папки со вложенными листами альбомного формата — наверняка распечатанные рассказы и стихи собственного сочинения. Мой скромный листочек по сравнению с увесистыми талмудами остальных казался жалким и неказистым.

Леонид Сергеевич дождался тишины и провозгласил:

— Итак, я рад приветствовать всех гостей клуба «Диалог» на нашем собрании! Сегодняшняя наша встреча отличается от обычных, так как у моей драгоценной супруги Маргариты Александровны недавно вышел сборник стихов «Вдохновенье», который мы все с нетерпением ждали. И в честь такого знаменательного события мы приготовили для вас фуршет. Ну и как всегда, наша встреча пройдет в формате чтения ваших произведений и их обсуждения. Итак, начнем нашу встречу!

Теперь понятно, по какому поводу здесь накрыт стол. Я-то думала, просто председателю клуба взбрело в голову устроить банкет, чтобы слушать стихи и рассказы было не так скучно. Оказывается, нет, празднуется издание стихов его жены. Ладно, поглядим, что собой представляют присутствующие…

Дальше присутствующие читали самые разные произведения. Мне повезло, что выходившие люди сразу представлялись — я теперь знала, что на рауте присутствуют и упомянутые Ладой Казаковы, и Курчаковы, и еще одна семья — Свиридовы. Вечер открыла сама поэтесса Маргарита Александровна — она зачитала вслух несколько своих стихотворений из сборника. К поэзии я отношусь прохладно — никогда ее не понимала и в школе учила стихи из-под палки. В то, что читала поэтесса, я даже не вслушивалась, меня больше интересовало содержание тихих разговоров присутствующих. Рядом со мной как раз сидели Ирина Александровна и Павел Анатольевич Курчаковы, у которых, по словам Лады, они с мужем были в гостях в прошлую пятницу. Видимо, супруги, как и я, Маргариту не слушали — перешептывались по поводу своих собственных опусов, в частности рассуждали, какой рассказ лучше — «Метель» или «Рождение». Раз уж я сидела рядом, стоило воспользоваться возможностью и завести беседу с Курчаковой, так как по другую сторону от меня расположился слишком полный для своего роста студент с жуткими усиками, напыщенный и занятый исключительно собственной персоной.

— Простите, — прошептала я, обращаясь к Ирине, сидевшей слева от меня. — Мне про вас рассказывал Владислав Курагин, писатель. Советовал, если что, обратиться к вам или к Павлу Анатольевичу как к опытным прозаикам и поэтам.

— Да-да, дорогая, слушаю вас! — ослепительно улыбнулась мне Ирина Александровна, эффектная блондинка с округлыми формами, которые подчеркивало ярко-красное платье с декольте. Мне она чем-то напомнила героиню романа «Война и мир» Элен, которая, по описанию Толстого, слыла настоящей красавицей. Про таких женщин, как Ирина Александровна, еще говорят, что у них нет возраста.

На груди Курчаковой сверкал крупный золотой кулон, который притягивал взгляд, а уши украшали золотые серьги, очевидно, из того же набора.

— Владислав говорил, что вы давно занимаетесь писательской деятельностью, — продолжала я. — Скажите, а где можно найти ваши произведения? В каком книжном магазине они продаются?

— Пока ни в каком, — опять улыбнулась моя собеседница. — Но я надеюсь, у нас с супругом все впереди. Мы обязательно издадим свою прозу и поэзию!

— А Владислав Курагин вроде уже издал свой роман, — подначила я Ирину Александровну, ожидая услышать что-нибудь вроде завистливой фразы или сомнения в его профессионализме. Однако женщина снова одарила меня улыбкой.

— Ах да, я слышала о том, что его книга стала бестселлером! Правда, руки все никак не дойдут прочитать ее. Знаете, мы с супругом постоянно заняты собственными рассказами. Представляете, целыми днями и он, и я пишем, ни на что другое времени не остается! Я и забыла, когда в последний раз читала что-то, написанное другим писателем. В основном я читаю свои произведения — ведь каждое можно усовершенствовать!

— А, то есть вы не читали книгу Курагина? — уточнила я.

Ирина Александровна покачала головой:

— Нет, да и самого Владислава что-то давно не видно. Они с супругой были у нас в гостях, когда же это… Ах да, в пятницу. С тех пор от них ни слуху ни духу. Наверно, Владислав занят, как и мы, что-нибудь сочиняет. Жаль, что он не пришел — может, прочитал бы отрывок из своей книги, хоть какое-то представление мы бы составили.

— Уважаемые гости, прошу тишины! — раздался громкий голос Леонида Сергеевича. Похоже, мы слишком громко разговаривали и мешали его супруге читать свои стихи. Мы послушно замолчали, точно пристыженные школьники, нарушающие дисциплину. Я решила дождаться перерыва, дабы завести разговор с другими писателями. Исходя из нашей короткой беседы с Ириной Курчаковой, им с мужем абсолютно наплевать на успех Курагина. Конечно, с моей стороны глупо было бы ожидать, что женщина с ходу мне признается, что, видите ли, ее и мужа сильно напрягает то, что выпустили роман их коллеги, вот она и занимается шантажом и угрозами. Однако в разговоре должна была почувствоваться хотя бы зависть к Курагину, или недовольство, или пренебрежение по отношению к его бестселлеру, но ничего из вышеперечисленного я не услышала.

Следующим на сцену Леонид Сергеевич вызвал некоего Антона Ивановича Синельникова. Им оказался как раз тот напыщенный толстяк-студент, сидящий по другую сторону от меня. Он буквально раздувался от осознания собственной важности и, выйдя на середину зала, провозгласил:

— Стихотворение «Несчастная любовь», написанное второго ноября этого года!

«Несчастную любовь» он читал наизусть, мягко говоря, с выражением, а точнее — едва ли не с пантомимой, жестами, мимикой и прочими телодвижениями показывая, какая его постигла депрессия, как не хотелось жить и какая эта любовь жестокая штука. Я пыталась понять, в чем же здесь состоит стихотворение — ни одна строчка не рифмовалась ни с какой другой. Больше всего «Несчастная любовь» напоминала бесконечные жалобы и сетования, и только иногда страдания несчастного поэта перемежались со скупыми образами заснеженного леса. Интересно, где он лес-то в снегу нашел? Второго ноября снега и в помине не было, а он про сугробы тут глаголет! Ладно, посчитаем, что здесь имеет место авторский вымысел. Что ж, по сравнению с опусом толстого сочинителя мой рассказ уже не кажется таким бредовым.

Высказав все, что он думает по поводу своей проблемы, поэт-клоун печально склонил голову, видимо, ожидая рукоплесканий. Леонид Сергеевич посмотрел на парня с какой-то жалостью и произнес:

— Спасибо вам за ваше произведение, Антон. Как я понимаю, жанр — белый стих?

— Да, именно так, — довольно согласился сочинитель.

— Что ж, весьма печальное стихотворение, — заключил председатель. — Желаю вам побольше оптимизма и все-таки рифмы.

Я с трудом удержалась от смешка, чтобы не показаться слишком невежливой. Однако когда юный поэт уселся на свой стул, Леонид Сергеевич неожиданно объявил:

— А теперь предоставим слово нашей новой соратнице, так сказать. Она в нашем клубе впервые, поэтому прошу отнестись с уважением к ее работе. Татьяна Иванова, прошу вас прочитать ваше произведение!

Я не ожидала такого поворота событий, но послушно поднялась со стула и, крепко сжимая свой несчастный листок, вышла на сцену. Что ж, надеюсь, гнилые помидоры и тухлые яйца в меня не полетят, а это уже радует.

— Как называется ваше стихотворение? Или у вас рассказ? — с улыбкой поинтересовался Леонид Сергеевич.

— Рассказ, — ляпнула я. — Без названия.

— Все-таки рассказы лучше называть хоть как-нибудь, — проговорил председатель. — Стихи могут оставаться и без названия, но рассказ — вещь прозаическая, поэтому постарайтесь придумать, как его озаглавить. Что ж, читайте!

— «Луна увидела лежащую на кровати девушку, — начала я свое повествование. — Ее глаза закрыты, дыхание — едва различимо. Не нужно быть всезнающей луной, чтобы понять: девушка при смерти. Жить ей недолго — возможно, день или два. Даже если месяц — что это меняет? Ровным счетом ничего. Но луне безразлично, будет она жить или нет. Она — всего лишь молчаливый зритель, наблюдатель».

Я остановилась и посмотрела на присутствующих. Те с интересом глядели на меня — то ли ждут продолжения рассказа, то ли оглядывают мою внешность. Ладно, кто их разберет, мне ведь без разницы, что и кто обо мне думает. В конце концов, я в этот «Диалог» не за тем пришла, чтобы услышать отзывы о чьем-то рассказе, который я на скорую руку переделала.

— «На закрытых веках появляется отражение бледного свечения луны. Оно чем-то напоминает туман — такое же странное и неуловимое. Но под взглядом круглолицей закрытые веки приходят в движение. Как у человека, видящего сон.

А потом глаза открываются. Поднимаются веки — медленно и одновременно быстро, и в мертвых зрачках отражается бледный диск луны. Девушка уже умерла, но об этом еще не знают ни врач, ни медсестра. Скоро им станет это известно, но на самом деле они так ничего и не узнают. Они никогда не будут знать про свою пациентку столько, сколько знает луна, на мгновение заглянувшая в глаза умершей.

Никто никогда не узнает. Свет — тень, свет — тень».

Я закончила чтение и перевела дыхание. Снова подняла глаза на присутствующих. Все собравшиеся молчали — то ли обдумывали прочитанное, то ли пытались понять, что, собственно, я хотела всем этим сказать. Да, чем-то рассказик напоминал депрессивные жалобы предыдущего чтеца. Как-то я не подумала, что нужно выбрать что-нибудь повеселее, не стоило следовать убеждению, что краткость — сестра таланта.

Молчание нарушил председатель клуба.

— Что-то наши тарасовские авторы полюбили тему больницы! — заметил он. — И у Владислава Курагина в его «Черном городе для Рэйвен» имеется такая линия, как и у вас, Татьяна… простите, как вас по отчеству?

— Александровна, — сказала я. — Можете обращаться ко мне просто по имени.

— Хорошо, уважаемая Татьяна. Слог у вас хороший — необычный, это радует. Тема, конечно, мне не особо нравится. Скажите, а вы читали произведение Владислава Курагина? Вроде вы рассказывали, что знакомы с ним?

— Увы, еще нет, — честно призналась я. — Но хочу приобрести его книгу. А скажите, как вы считаете, этот бестселлер, «Черный город для Рэйвен» — он действительно так хорош? Все его расхваливают, мне бы хотелось знать ваше мнение.

— К сожалению, я и сам эту книгу еще не прочитал, — развел руками Леонид Сергеевич. — Может, слышали анекдот — «чукча не читатель, чукча — писатель»? Так вот, мы все тут — такие чукчи. Нет, не думайте, что писатели не читают произведений своих коллег. Все собравшиеся прекрасно разбираются как в классической, так и в современной прозе. Но когда все время и силы уходят на написание своих собственных произведений, романы других писателей попросту не удается охватить. Поэтому и был организован «Диалог» — чтобы люди приходили и зачитывали вслух свои произведения, так как в остальное время читать никому не удается. Конечно, роман в клубе не прочитаешь, но отрывки — можно. Я надеюсь, что Владислав Курагин все же осчастливит нас своим появлением и зачитает вслух хотя бы выдержки из своего бестселлера.

Я кивнула, ничего не ответив, и вернулась на свое место — помимо председателя, никто по поводу моего опуса не высказался. Да и вообще у меня создалось впечатление, что остальные писатели не особо слушают своих товарищей-коллег, они заняты чтением собственных рассказов. Ей-богу, писательский эгоизм какой-то!

Следующими выступали Екатерина Казакова и ее муж, Игорь. Женщина, которой было уже за сорок, облаченная в темно-синее длинное платье, с выражением прочла стихотворение, посвященное ее матери, а Игорь зачитал недлинный рассказ. Ни первое, ни второе произведение меня особо не впечатлило, зато Леонид Сергеевич похвалил обоих и пожелал им творческих успехов. После выступления Казаковых председатель клуба вышел на сцену и объявил, что сейчас последует небольшой перерыв на банкет, и все присутствующие, как по команде, встали со своих стульев и окружили стол с напитками и закусками.

Рядом со мной обосновался один из трех «студентов», как я про себя прозвала более молодых писателей и поэтов. На вид этому юному «Пушкину» или «Достоевскому» (не знаю, на поэзии или прозе данный субъект специализируется) было лет двадцать — двадцать два. В отличие от автора «Несчастной любви», принявшегося заедать свою депрессию пирожными, мой сосед оказался весьма симпатичным молодым человеком — приятные черты лица, светлые волосы, зачесанные на косой манер. Одет молодой сочинитель был в светло-голубую рубашку и черные брюки, пиджак он оставил на своем стуле. Парень налил в пластмассовый стаканчик яблочный сок и галантно предложил его мне со словами:

— Прошу, — и одарил меня обольстительной улыбкой.

Я, не ожидавшая такого поворота событий, взяла стаканчик и поблагодарила моего «кавалера»:

— Большое спасибо!

Тот, ободренный хорошим началом нашего знакомства, представился:

— Я Евгений, а вы — Татьяна? Прямо как у Пушкина, не находите?

Ну-ну, забавно. Только, в отличие от Татьяны Лариной, писем новоявленному Онегину я строчить не собираюсь. Парень, конечно, красивый, но явно по возрасту герой не моего романа. А вот использовать интерес юного писателя в собственных целях я была весьма не против — у него-то и можно разузнать про творческий коллектив «Диалога»!

— Рада знакомству, — улыбнулась я в ответ, постаравшись придать своему лицу выражение трогательной беззащитности. Моя уловка сработала — ободренный Евгений продолжил нашу светскую беседу.

— У вас очень необычный рассказ! — заметил он. — Я подобных произведений не читал. Скажите, вы давно пишете?

— Я сочинять с детства люблю, — начала врать я. — Но этот рассказ написала недавно, даже не знаю, почему он такой получился… скажем, не слишком радостный.

— Я тоже рассказы пробую писать, — кивнул мой новый знакомый. — Правда, — он понизил голос, — я бы не советовал вам читать свою прозу в «Диалоге».

— Почему? — насторожилась я. Евгений бросил взгляд в сторону других гостей клуба, занятых дегустацией сладостей, и проговорил:

— Может, отойдем к стульям? Там нас не так слышно будет. Вам взять пирожное?

Не дожидаясь моего ответа, Евгений положил на блюдечко несколько крошечных канапе, и мы со своими стаканами направились к сиденьям.

— Так что вы имели в виду, когда посоветовали мне не приходить в клуб? — спросила я.

— Нет-нет, я не хотел сказать, чтобы вы не посещали «Диалог»! — возразил молодой человек. — Наоборот, приходите почаще, но только в том случае, если вам действительно интересно послушать произведения других людей. Понимаете, я сам тут недавно, но уже за несколько прошедших встреч понял: никто, кроме Леонида Сергеевича, чужие произведения не слушает. Здесь как в школе — каждый учит свое домашнее задание и приходит только затем, чтобы выступить самому. Леонид Сергеевич — да, другое дело, он только и дает рекомендации и советы. А остальные — да им ни до кого, кроме себя, нет дела! Одно радует — никто никого не критикует, не высказывается. Удивительно, что писатели друг другу вовсе не завидуют — скорее, жалеют других сочинителей, вроде как те такие бездарные, стараются без толку. Не знаю почему, но и супруги Казаковы, и Курчаковы, и этот Антон со своей «Несчастной любовью» — все они уверены в собственной гениальности, несмотря на то, что ни у кого из них еще не вышли ни книги, ни сборники.

— Правда? — изумилась я. — Не думала… Знаете, меня удивило, что никто из гостей клуба не прочел произведение Курагина, которое издали. Я бы обязательно прочитала роман своего знакомого или друга, а здесь даже Леонид Сергеевич «Черный город» не одолел.

— А я, кстати, начал читать роман, — заметил Евгений. — И могу вам сказать, мне нравится. Написано очень интересно, прямо захватывает с первых строк. Несмотря на то, что с Курагиным я особо не общался — он такой же выскочка, как и остальные, — читая его произведение, даже не думаю о личности человека, написавшего его. Знаете, хорошему автору можно простить и неуживчивость, и эгоизм, да и вообще, все на свете! Люди-то умирают, а вот произведения их остаются, и потом никому уже не будет дела до того, как жил автор бессмертного романа.

— Я думала, Владиславу Курагину тут все завидуют, — призналась я. — Вроде ни у кого книги не изданы, а ему вон как повезло.

— Да ладно вам! — махнул рукой Евгений. — Мне кажется, мало кто вообще знает, что книгу Курагина издали. Точнее, знать-то знают, но внимания не обращают — скорее, удивляются, что издательство выбрало именно эту вещь. Если писатель не приходит на собрание, про него автоматически забывают — нет его, так что о нем говорить. Объясняю, все писатели — самовлюбленные эгоисты, это я вам как будущий психолог говорю. Я на факультете психологии учусь, на четвертом курсе. Я и пришел в клуб не только за тем, чтобы свои рассказы читать, а понаблюдать за взаимоотношениями творческих людей. Это весьма занятное дело — подмечать особенности отдельно взятого человека…

— В этом я с вами соглашусь, — кивнула я. — А все-таки, как вы думаете, может ли кто-нибудь из собравшихся завидовать своему более удачливому коллеге? Почему-то меня интересует этот вопрос. Я, видите ли, общалась с людьми творчества — с художниками, — так вот, у них, если кто-то проводит свою выставку, возникает негативное отношение к более удачливому живописцу. Его буквально со свету сживают, ненавидеть начинают даже бывшие друзья. Здесь, в «Диалоге», тоже так?

— Абсолютно нет, — категорично заявил мой собеседник. — Кстати, не знаю почему. Но по моим наблюдениям, между художниками и писателями есть существенное различие, это если подойти с точки зрения психологии. Живописцы в большинстве своем — люди с заниженной самооценкой, тогда как писатели — наоборот. Даже если книга кого-то издается, остальные коллеги автора про себя жалеют его — думают, что он такой бездарь разнесчастный, а издательство, выпустившее его книгу, попросту пошло у него на поводу. Да и не читают других современных писателей не потому, что времени нет, а по той простой причине, что время жалко тратить на заведомо неудачное произведение. Я вот собираюсь курсовую писать, над темой думаю. Как раз хочу провести аналогию между писателями, художниками и музыкантами — вроде как определенный вид творчества влияет на характер человека. И про взаимоотношения в творческой среде намереваюсь рассказать. А сочинительство — это так, баловство, в свободное время этим занимаюсь. В принципе, неплохо, учитывая то, что мои одногруппники в перерывах между сессиями и семинарами в основном от компьютерных игр не отрываются. Скажите, Татьяна, а вы где учитесь?

Надо же, оказывается, я весьма молодо выгляжу, отметила я про себя. Что ж, не стану разочаровывать моего юного «кавалера» — а то признаюсь, что гораздо старше его, потеряет ко мне интерес. А я пока не все разузнала.

— Я на журналиста учусь, — соврала я.

— Правда? — удивился Евгений. — В университете? А в каком корпусе? Может, тоже в третьем, как и я?

— Нет, в первом, — наугад ляпнула я. Мой собеседник задумался.

— В первом у нас тоже пары проходят, по словесности, — заявил он. — Но я вас там не видел…

— Ну, студентов-то много, — пожала я плечами. — Может, внимания не обратили.

— Вас бы я сразу заметил! — пылко признался будущий психолог. — Вас трудно не заметить, у вас весьма яркая, красивая внешность!

— Спасибо за комплимент! — изобразила я смущение, попутно оглядывая, чем занимаются остальные. Замужние дамы общались друг с другом — вероятно, писатели дружили семьями, мужчины обсуждали что-то свое. Только упитанный Антон не отрывался от стола с пирожными — наверно, следующую оду он посвятит выпечке и кулинарным творениям. Наверняка это его волнует сейчас гораздо больше, нежели несчастная любовь.

— Как вам, кстати, остальные гости «Диалога»? — перевела я нашу романтическую беседу в иное русло. — Вы с ними общаетесь?

— Да не то чтобы… — махнул рукой Евгений. — Но и рассказы, и стихи внимательно слушаю, только не высказываю своего мнения вслух. Раз это не принято, значит, не принято. Но по мне, что-то неплохое может получиться у Екатерины Казаковой или у Павла Курчакова. И у нее, и у него собственный стиль есть. А вот Антон — у него и с русским языком не очень хорошо, да и о чем писать, он не представляет. Не знаю, почему он ходит в клуб — может, самоутверждается так. Я бы ему все-таки посоветовал завязывать с мучным и сладким — не ровен час, сахарный диабет себе заработает, ожирение-то у него уже имеется. Но это, конечно, его личное дело. Жалко беднягу просто.

Нашу беседу пришлось прервать — Леонид Сергеевич объявил, что перерыв заканчивается, пора продолжать чтения. Все гости послушно направились по своим местам, попутно прихватив стаканчики с соком и пирожные — чтобы слушать было не так скучно. Антон с весьма недовольным видом оторвался от поглощения яств, но щедро положил на пластмассовое блюдечко штук шесть самых разнообразных пирожных. Может, его дома не кормят? Да нет, по внешности этого сладкоежки не скажешь. Скорее всего, он просто любитель вкусно поесть — и думаю, это хобби для него куда важнее сочинительства.

Мне пришлось слушать произведения оставшихся писателей, хотя я поняла, что больше ничего нового не узнаю. Другими словами, я поняла, что пока у меня нет явных подозреваемых. Конечно, стоит побеседовать с каждым писателем отдельно — чтобы выяснить наверняка, имеется ли у него мотив вредить Курагину. Но пока из разговора с Евгением я заключила, что в писательской тусовке явных завистников у Владислава Курагина не имеется.

Следующий час я безуспешно пыталась найти возможность завести беседу хоть с кем-нибудь из писателей, однако пока терпела поражение. Гости клуба выходили на сцену, читали свои эссе и стихотворения, получали рекомендации от председателя и возвращались на свои места. Онегин, как я прозвала про себя своего нового знакомого, сидел рядом со мной. Хотя парень и утверждал, что слушает рассказы других писателей, однако сейчас я в этом глубоко сомневалась. Молодой студент порядком надоел мне своими тихими расспросами по поводу того, когда я свободна и не желаю ли приятно провести время в кафе (в театре, кино, на дискотеке, в баре…). Видимо, парень всеми правдами и неправдами вознамерился добиться моего согласия на свидание.

«Был бы ты мне полезен в деле Курагина, тогда бы, может, я и отправилась с тобой на романтический вечер», — подумала я про себя.

Однако все, что знал Онегин о Курагине, я уже выведала, поэтому в предстоящем свидании смысла не было. К концу вечера я только и думала, как бы отвязаться от надоедливого кавалера, который теперь лишь мешал мне. Угомонился молодой ловелас лишь тогда, когда я продиктовала ему номер мобильного. Первой мыслью было соврать, изменив последние цифры, но немного погодя я все же решила, что Онегин может в будущем оказаться мне полезен, да и кто знает, так ли он прост на самом деле. Когда чтения завершились, мне удалось получить номера мобильных других писателей — сославшись на то, что порой я нуждаюсь в дельных рекомендациях. Никто мне не отказал — видимо, творческим людям весьма льстило, что кто-то считает их маститыми авторами. На меня смотрели снисходительно и с оттенком пренебрежения. Наконец Леонид Сергеевич объявил, что сегодняшний вечер подошел к концу — библиотека закрывается, а жаль, что собрание пролетело так быстро. Последовал обмен традиционными любезностями, а также объявление времени следующей встречи. Председатель клуба со своей супругой остались в зале — привести помещение в порядок, — а вся творческая элита устремилась в гардероб. Мне удалось отбиться от навязчивых предложений Онегина проводить меня до дома, и, сославшись на неотложные дела, я незаметно покинула здание библиотеки.

Вернулась я домой в начале девятого вечера. Кофе варить, увы, было уже поздно, поэтому я закурила сигарету и задумалась. Почему-то дело, которое казалось мне таким легким и банальным в начале, сейчас поставило меня в тупик. Несмотря на развитую мною бурную деятельность я не получила никакого результата — все эти дни я занималась тем, что расспрашивала людей, но в итоге расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Конечно, завтрашний день я могу посвятить более близкому знакомству с коллегами Курагина, только что-то подсказывало мне, что я снова вышла на ложный след. Я не видела никого из присутствовавших на сегодняшнем собрании в роли шантажиста и злоумышленника. Да, у меня не было фактов, свидетельствующих о невиновности других писателей, но чутье редко меня подводило. Сейчас мне пришлось смириться с той простой мыслью, что я абсолютно не представляю, что следует делать дальше и как сдвинуть расследование с мертвой точки.

Обычно, когда в очередном деле меня постигает «творческий кризис» и я совершенно не знаю, как вычислить преступника, я достаю свой потрепанный мешочек и полагаюсь на совет Высших сил. Нет-нет, никакие гадания не в силах назвать имя преступника, однако зачастую в абстрактных предсказаниях проскальзывает совет или предупреждение, и если подумать, то можно правильно истолковать предсказание и таким образом избежать дальнейших ошибок.

Раньше, когда я только начинала работать частным детективом, к помощи гадательных костей я обращалась очень часто — порой бросала кости едва ли не каждый день. Не только чтобы решить, как поступить, распутывая то или иное дело, а интереса ради — скажем, загадать, что ждет меня завтра, и проверить, исполнится ли предсказание. Со временем к гадательной практике я немного поостыла — к тому же теперь, имея за плечами опыт огромного количества раскрытых дел, я больше полагаюсь на свою логику и сообразительность. Однако, судя по всему, порой способности мыслить здраво недостаточно, поэтому и остается надеяться лишь на провидение.

Я помешала содержимое своего заветного мешочка и выкинула три двенадцатигранные гадательные кости на стол. Не буду вдаваться в подробности, описывая, как выглядит сей магический инструмент и из чего сделаны кости — скажу только, что смотреть нужно на комбинацию чисел, которая получается из трех верхних граней костей. То есть надо посмотреть, какая цифра выпала на каждой кости, а толкование получившегося сочетания найти в тоненькой книжечке, которая прилагается к гадательным костям. На одной кости указаны числа от 1 до 12, на другой — с 13 до 24, на третьей — с 25 до 36.

Я мысленно задала вопрос касательно дела Владислава Курагина — спросила, имеет ли тут место некое преступление, и посмотрела, какой результат у меня получился. Кости сложились в комбинацию «20, 25, 10». Так, посмотрим, что это означает…

Однако трактовка особой ясности не внесла. Я задумалась над полученным предсказанием: «Да, действительно жалок тот, в ком совесть нечиста». Гм, интересно, что это означает? В ком совесть нечиста? В подозреваемом, которого нет? В самом писателе? В его жене?

Похоже, кости я давненько не использовала — может, поэтому предсказание такое туманное и неясное, а может, я неправильно задала вопрос? Если подумать, я спросила, есть ли в деле преступление. Судя по ответу костей, таковое имеется — ведь у кого-то нечиста совесть. Но мне что прикажете делать?

Я положила кости обратно в мешочек и снова потрясла его. На этот раз я решила задать другой вопрос. «Что мне делать по поводу дела Владислава Курагина?» — мысленно произнесла я несколько раз. Сосредоточилась и перемешала кости тщательнее, чем в предыдущий раз, затем выбросила их на стол.

Сейчас числа сложились следующим образом: «27», «6», «23». Я зашуршала тонкими листами книжечки и наконец отыскала трактовку. На этот раз кости говорили мне: «Если Вы хотите понять смысл Вашей работы, вникайте в суть развлечений». Да, одно другого лучше! У кого-то нечиста совесть, а вы, уважаемый детектив Татьяна Иванова, лучше перестаньте ломать голову и ступайте развлекаться. Отлично, лучшего и придумать нельзя. Развлекаться? Что, надо было согласиться на свидание с Онегиным? Кстати, может, у этого Евгения нечиста совесть? Гм, стоит подумать над этим вопросом… А впрочем, ладно, пора завязывать с размышлениями и предположениями, все равно ничего нового я не придумаю.

Глава 5

«Пациенткой, лежащей в тридцать первой палате, была двенадцатилетняя девочка-подросток. Когда она поступила в лечебницу, Эдвард Джонс дежурил в ночную смену. В ту ночь лил дождь — он не прекращался уже второй день. На улице была слякоть — не пройти, на дорогах пробки. Все было спокойно и тихо, когда подъехала машина „Скорой помощи“, и в сопровождении санитаров и врача порог больницы переступили молодая женщина и ребенок. Женщина, мать девочки, выглядела самой настоящей сумасшедшей. Дикие, бессмысленные глаза, в которых не было никакого выражения, уставились на доктора Джонса. Даже ему, имевшему за спиной многолетнюю практику, стало немного не по себе от этого сумасшедшего взгляда. Вдобавок ко всему, женщина СМЕЯЛАСЬ. Она хохотала, как бешеная, словно не могла остановиться. Ее смех был самым ужасным, с чем приходилось сталкиваться доктору. Он отвел глаза от пациентки.

Девочка стояла, словно столб. Она ничего не делала, ничего не говорила.

Позже Джонс узнал, при каких обстоятельствах помешалась женщина и что стало с девочкой. Вчера в лесу погибла приемная дочь Сибил Смит — так звали сумасшедшую. Патологоанатом еще не сделал окончательного заключения, однако, по предварительным сведениям, у девочки, Кэти Лойс, было слабое сердце, и она умерла от испуга. Однако кто-то — или что-то — не только напугал несчастную до смерти, но и жестоко искусал. Раны, из которых, по всей видимости, вытекло большое количество крови, были найдены на шее и руках. Особенно сильно была покусана шея.

Эдвард Джонс некоторое время спустя ездил в морг и беседовал с патологоанатомом, мистером Морли. Он интересовался, как погибла Кэти Лойс, надеясь пролить хоть какой-то свет на эту странную историю. Девочка, покусанная не пойми кем… Может, она и умерла от потери крови.

— Главной причиной был испуг, — говорил патологоанатом. — Если бы девочка не умерла раньше, она погибла бы от большой кровопотери, так как уже первый укус в шею задел сонную артерию.

Лев, нападая на жертву, перекусывает яремную вену. Кэти же, судя по отпечаткам зубов, покусало не животное, а человек.

Что касается Джейн Смит, она, по всей видимости, находилась поблизости. Хотя вполне возможно, что девочка, обнаружив исчезновение подруги из палатки, обеспокоилась и вышла на улицу, чтобы ее найти. Когда же она обнаружила труп Кэти, то испытала тяжелое потрясение. С тех пор она ничего не говорила. Молчала, словно немая.

Когда обе прибыли в лечебницу, Сибил Смит продолжала хохотать своим диким смехом; Джейн, напротив, не подавала никаких признаков жизни. Если бы не спокойное, ровное дыхание, Джонс подумал бы, что она мертва. Смотреть на этого ребенка, безучастного ко всему происходящему, было едва ли не тяжелее, чем видеть сумасшествие ее матери. Джонс со многим сталкивался в течение своей практики: были и подростки, бросающиеся с крыши высотных домов из-за несчастной любви, были матери, потерявшие своих детей, были дети, пострадавшие от маньяков… Но зрелище этих двоих: красивой — когда-то красивой — молодой женщины, чьи привлекательные черты так исказило безумие, да светловолосой девочки, напоминавшей грустного ангела, потрясло Джонса. Еще долго он будет видеть в снах это печальное, опустошенное лицо ребенка.

Сибил Смит находилась в другой палате; ее состояние нисколько не улучшилось, несмотря на многочисленные попытки психиатра хоть как-то вернуть ей рассудок. Смех только сменялся рыданиями, звучащими так же безумно, как и хохот. Джейн, напротив, казалось, стала еще более безучастной к происходящему, хотя больше было уже некуда. В своей палате она улеглась на койку и заснула. Она проспала три дня, ни разу не проснувшись. Джонс опасался, что придется кормить ее искусственно, иначе девочка могла погибнуть без еды. Но по истечении трех дней Дженни проснулась, хотя и в бодрствующем состоянии она была похожа на спящую. Ни малейшей реакции на раздражители, ни тени эмоций в голубых глазах, которые казались огромными на похудевшем, осунувшемся лице. Она села на кушетку, точно неживая кукла, которую подняли руки играющего с ней ребенка, съела пару ложек каши, принесенной на ужин. Потом снова легла и уснула до утра.

На вопросы она по-прежнему не реагировала. Джонс знал, что в ответ на сильный стресс или психическое потрясение у человека может развиться сонливость как защитная реакция организма. Он опасался, что девочка может впасть в кому, выбраться из которой практически невозможно. Только в книгах люди встают после летаргического сна или комы относительно целыми и невредимыми. В жизни же таких случаев практически не бывает. В организме человека за время неподвижного лежания происходят необратимые изменения, которые влияют и на мозг. Очнувшийся после длинного сна в несколько лет или даже месяцев уже никогда не станет нормальным человеком. Он не сможет думать, понимать, жить как обычные люди; скорее всего, это будет лишь подобие, злая карикатура на прежнего человека. Фактически растение, которое питается из трубки, из-под которого выносит судно сиделка, растение без чувств, желаний и мыслей. Будут одни потребности, и все. Хуже, чем мертвый. Не мертвый, но и не живой.

Нередко Джонс думал, что гораздо лучше для девочки было бы умереть в лесу вместе с подругой. Эти мысли таились глубоко в подсознании, задавленные другими, „правильными“ — о том, что врач должен любой ценой сохранить жизнь больного.

Однако часто гораздо гуманнее позволить пациенту умереть, избавив его от мучений. Врач не должен думать так, но если врач — живой человек, а не бессмысленная машина для лечения, он непременно подумает, глядя на изуродованного, искалеченного, раненого, умоляющего о смерти, что гораздо милосерднее исполнить его волю, помочь ему обрести покой. Джонс не знал, как сложится дальнейшая судьба Джейн. Сможет ли она выкарабкаться, сможет ли справиться с потрясением? А если справится, разве не будет ее всю оставшуюся жизнь преследовать призрак мертвой подруги, являться в кошмарных снах, мучить смутными видениями? Джейн стала очевидцем чего-то ужасного, как, впрочем, и Сибил. Одно дело быть убитой и совсем другое — смотреть, как убивают другого человека. Второе хуже, намного хуже, и не каждый справится с этим. Не каждому дано не сломаться, а выжить и выйти из подобного ужаса полноценной личностью. Джейн уже никогда не станет прежней, никогда.

Каждый день к ней в палату приходил психиатр, с ней пытались разговаривать, однако понять, слышит ли девочка обращенные к ней слова, понимает ли их, было невозможно. Она сидела с прежним безучастным выражением лица, и даже глаза ее не двигались. Ни малейшего движения, иногда казалось, что девочка даже не дышит.

Поначалу Джонс хотел привести Дженни к матери, однако последняя была в ужасном состоянии, она потеряла рассудок окончательно. Как и дочь, она уже не говорила — только то смеялась своим жутким смехом, разносящимся чуть ли не на всю больницу, то рыдала, так же громко и так же кошмарно. Казалось, в нее вселился дьявол, Сатана, злой дух. Будь Джонс религиозным человеком, он ни на секунду бы не усомнился в том, что Сибил Смит одержима.

Доктор надеялся, что им удастся поставить Джейн на ноги, однако дело осложнялось тем, что девочка сама не хотела выздоравливать. Она не прилагала никаких усилий и, похоже, до конца жизни не собиралась ни с кем разговаривать. Она была глуха ко всем попыткам вернуть ее к обычной жизни, она не хотела этого возвращения. Возможно, она замкнулась в себе и сейчас жила в своем собственном, несуществующем мире».

Я прекратила чтение и посмотрела на часы мобильного телефона. Близилась полночь, а началось все с того, что я решила на сон грядущий просмотреть пару глав нашумевшего бестселлера Курагина. Нашла книгу в Интернете, прочла первые десять страниц. Неожиданно произведение увлекло меня — я не замечала, как бежит время, только изредка щелкала мышкой, нажимая на следующую страницу романа. Да, странная книга, ничего не скажешь. Поначалу — вроде вполне себе нормальная история о том, как мать с двумя дочками собирается выбраться на пикник и отметить день рождения одной из девочек. Однако происходит нечто ужасное, в результате чего одна из дочек умирает, а другая вместе с матерью лишается рассудка, и обе попадают в психиатрическую больницу. Все это действо перемежается рассказом, а точнее чьим-то потоком сознания — непонятный Черный город, Убийца Ворон, мертвые птицы… Возникал вопрос — то ли роман писал сумасшедший, то ли он хотел, чтобы читатель сам на время прочтения вещи превратился в сумасшедшего. Может, поэтому и город не назывался, и лечебница значилась под номером «137» — где она находится, в Америке, в Англии, во Франции или в Тарасове, непонятно. Вроде как персонажи носят западные имена, но я сомневалась, что подобные больницы существуют сейчас в Штатах.

Чем-то описание лечебницы меня настораживало — только подумав хорошенько, я смогла понять чем. Если действие романа предполагало развитие сюжета в настоящем времени, то клиника была отнюдь не современной. Скорее всего, такая лечебница могла существовать в прошлом, а то и в позапрошлом веке! Надо же, какая странность. Почему Владислав Курагин взялся описывать клинику, которая в современном мире не может существовать? Он намеренно сделал это, чтобы создать иллюзию происходящего вне времени и пространства? Но откуда он мог узнать детали обстановки, список оборудования лечебницы, если на сегодняшний момент все это давно устарело? Он что, искал в Интернете описание когда-то существовавшей больницы? На его месте и я бы нашла описания западных клиник — хотя бы потому, что герои названы на американский манер. Или нет? Кто же их разберет, этих писателей… Но если Курагин хотел вызвать у читателя своеобразный «взрыв мозга», то он этого добился. Мало того что книга была странной, она обладала еще одной особенностью — не позволяла от нее оторваться. Я намеревалась выкурить сигарету, поставить чайник, однако роман буквально заворожил меня, и я против воли вглядывалась в монитор, следя за развитием сюжета. Сна не было ни в одном глазу — хотелось читать всю ночь напролет, до тех пор, пока я не узнаю, кто убил вторую девочку, кто такой Убийца Ворон и что же произошло в Черном городе. События чьего-то вымышленного мира перемежались с жизнью обычных людей, которые таковыми не являлись. На первый взгляд совершенно не сочетающиеся главы хитроумным образом переплетались друг с другом. У меня создавалось впечатление, что я не читаю книгу, а разгадываю головоломку, постепенно открываю новые детали, и с появлением крошечного кусочка пазла вся картинка чудовищным образом меняется. Произведение Курагина можно было сравнить с калейдоскопом — вертишь его, а камешки перекатываются и предлагают тебе все новые и новые узоры.

И одновременно с этим — гнетущая, мрачная атмосфера, которой была пронизана книга. Кто-то сравнивал роман с книгами Стивена Кинга, и я была согласна, что между произведениями этих двух авторов — западного и нашего, тарасовского, — было нечто общее. Взять хотя бы любой отрывок из глав о «Черном городе»: «Рэйвен упала на колени, так и не убрав рук от ушей. Вопли прорезали ее внутренности как ножом, наполняя кровь отравленной гнилью. Все самое мерзкое, на что только способно человеческое воображение, казалось несущественным и жалким подражанием ужасу, настоящему, действительному, который она испытывала сейчас. Простые слова — бессмысленная трата времени, они здесь не помогут. Если и существовало на свете нечто, способное выразить страхи, ненависть и боль всего человечества, оно было в этих воплях. Словно стервятники, на Рэйвен налетели бешеные крики, готовые выклевать глаза, разодрать кожу и сожрать мозг. Она ощущала реальную боль — не несуществующую или придуманную, а самую что ни на есть настоящую. И эта боль во сто крат была сильнее, чем какая бы то ни было физическая, которую она могла испытать в прошлой жизни. Могло показаться странным, что такая боль была вызвана простым звуком. Хотя простым ли? Рэйвен никогда не слышала подобного и ни за что в жизни не хотела бы услышать снова. Словно черная тень, обрушившаяся на нее у ворот, обрела голос…»

Бред? Галлюцинации психически больного человека? Может, Владислав Курагин во время написания своего бестселлера принимал психотропные вещества? Так сказать, для расширения сознания, для помощи в создании темного мира. Надо бы спросить у Лады, да и вообще, побеседовать с самим писателем. Да, книга интересная, динамичная, пугающая — но мне откровенно не нравилось то, что было в ней написано. Это как смотреть на что-то отвратительное и внушающее безотчетный ужас: хочется отвести глаза, зажмуриться, но против воли только всматриваешься в кошмарное действо. То же самое и с романом — мне не хотелось его читать дальше, но я абсолютно ничего не могла с собой поделать. Я погружалась в чтение, словно мое сознание разделилось на две половинки: одна советовала мне выключить компьютер для сохранения своего психического здоровья, а другая, соглашаясь с первой, заставляла меня читать книгу дальше.

Как только Курагин ухитрился написать произведение, которое по своему действию напоминало наркотик? На месте главного редактора я бы запретила издавать этот роман — потому что непонятно, как он повлияет на читателей. Я склонялась к тому, что существуют такие фильмы и книги, которые никому читать и смотреть не следует — вследствие отрицательного воздействия на психику человека. И роман «Черный город для Рэйвен» как раз относился к подобным произведениям.

Но я, увы, поддалась бессознательному порыву дочитать книгу до конца — даже несмотря на то, что прочитанного уже было достаточно для того, чтобы у меня возникло желание обстоятельно поговорить с создателем романа. И все же, несмотря на позднее время и гнетущее ощущение от произведения, я продолжила жадно поглощать страницы книги.

«ОНИ ПЛАВАЮТ ТАМ — ВСЕ ПЛАВАЮТ… ИХ ЛИЦА, ИХ ЧЕРЕПА… ИХ КОРЯВЫЕ КОГТИ, ОНИ ЗАТАЩАТ ТЕБЯ ТУДА, И ТЕБЕ НЕ ВЫБРАТЬСЯ…

— Я никого не убивала! — закричала Дженни не своим голосом. — Я не убивала! Нет, это ты, ты все подстроил, это ты, ты!

— Не только. Еще и Рэйвен, — самодовольно заметил Убийца Ворон. — Она завладела тобой окончательно тогда, когда ты заключила сделку. Помнишь — с мертвецом? — так вот, это была ты, твое отражение, вот только отражалось не твое лицо, какое оно сейчас, — отражалось то, что зовется… как там это у вас? — внутренняя сущность. Что-то вроде того. Другими словами, я. Или Рэйвен. Она здорово убивает — одно удовольствие смотреть, не то что мучиться над тобой, когда тебя то вороны всякие атакуют, то в реку затягивает…

— Я не убивала… — всхлипнула она. — Ты говорил, что надо бояться ИХ…

— Правильно. А ты ИХ, собственно, и убивала. Вернее, та твоя лучшая половина, что зовется Рэйвен. Мне она больше нравится, не обессудь.

— Если она кого-то и убивала, так этих монстров! — нашлась Дженни. — ИХ!

— Конечно, — довольно согласился Убийца Ворон. — А знаешь, кто такие ОНИ — это, я полагаю, все мы, — заявил доктор Джонс.

— Что?… — Джеймс смотрел на него, как на ненормального. Черт, похоже, в клинике появился новый пациент — и на сей раз это ее заведующий, пронеслось у него в голове. — Что за чушь, извиняюсь за выражение?!

— Абсурд, вы правы, — пожал плечами тот. — Но подумайте: Дженни боялась ИХ. Людей. И ИХ она убивала. Сибил Смит видела, как Дженни прокусывает шею сестры, и, естественно, свихнулась от ужаса. Потом она говорила, что не Дженни в опасности, как поняла Энни Крафт, а Дженни ОПАСНА. Она умерла тоже из-за страха, только тут ее дочь виновна косвенно. Сибил Смит боялась того дьявола, что очнулся после сна. И, может, она тоже видела то, что Дженни заставляет видеть других. Нечто похожее было с одной из пациенток этой клиники — только она убивала сознательно. Правда, это была взрослая женщина, а ребенок-убийца, конечно, — это жутко.

У Джеймса Блека не оставалось слов, чтобы что-то сказать. Он был так потрясен, как, казалось, не был за всю свою жизнь. И его не оставляла мысль: а что, если Дженни Смит сейчас где-нибудь убивает новую жертву? Не догадываясь о том, что она делает, не контролируя свои поступки и ни перед кем не отвечая за них? Кого она убьет следующим? Кого уже убила?..

— Оставь меня, пожалуйста! — взмолилась она. — Уходи, я не хочу… Верни все назад, сделай все по-прежнему… я не убийца, убийца — ты! Ты — Убийца Ворон!

— Я, — согласился он. — Но я — это ты, Рэйвен! Ты потеряла себя, и теперь ты не найдешь прежнюю себя! У тебя нет выхода, ты — Рэйвен!

— Уйди, оставь меня! — завопила она. Лес подхватил ее вопль и поглотил его, точно сожрал в черноте небытия. Наверно, весь мир слышал его — и одновременно ни одна живая душа, так как крик ударился о глубины ее души, погрязнув в бездне отчаяния. А Убийца Ворон безмолвно хохотал, и его лицо — лицо Убийцы, скрытое капюшоном, — стало видно ей. Это лицо — наверно, самое ужасное, что она когда-либо видела. Оно вобрало в себя все, что может называться ужасом, все представления о страхе, весь ужас тысяч, миллионов людей. Это лицо — маска отчаяния, жестокости, зла и уязвимости, беззащитности. В нем необъяснимо гармонично сочетались все противоположности мира, все полярные понятия, которые, казалось, не могли соседствовать друг с другом. Одно убивало другое, но существовать отдельно ни то, ни другое не могло.

Смотреть на лицо Убийцы Ворон — ее собственное лицо — она не могла. И, словно из того, другого мира — мира, где нет ни больниц, ни Черного города, ни реки памяти, — донесся его голос. Ее голос.

— Ты — Рэйвен. Тебя нарекли Рэйвен. А я — Убийца Ворон.

И прежде чем она поняла смысл этих слов, Дженни Смит навеки погрузилась в Реку Забвения.

Джеймс Блек задумчиво смотрел на газетный заголовок. В углу страницы значилось: двенадцатилетняя пациентка психиатрической лечебницы 137 найдена мертвой. Причина смерти — инфаркт миокарда.

Обстоятельства смерти не выяснены».

Я перевела дыхание — роман заканчивался смертью главной героини Дженни Смит, которая и была убийцей-вампиром своей сестры и других жертв. Да, определенно, с Владиславом Курагиным явно что-то не так — налицо психическое расстройство, раз он написал подобную вещь.

У меня не было ни малейшего желания перечитывать книгу, несмотря на то, что она буквально заставила меня прочитать ее от корки до корки. На часах было почти четыре — я засиделась за компьютером едва ли не до рассвета. Следовало пойти спать, но впечатление от романа было настолько сильно, что я прекрасно понимала: заснуть мне не удастся.

Я вышла в коридор, прошла на кухню. Включила чайник и уселась на стул, обдумывая прочитанную книгу. Пожалуй, это едва ли не самое сильное произведение, которое мне доводилось читать. Однако на месте редакторов «Лучшей книги» я бы не стала просить Курагина писать что-то еще — наоборот, посоветовала бы автору воздержаться от дальнейших писательских экспериментов, дабы сохранить рассудок читателей в добром здравии. Уж на что я, человек, который в жизни повидал многое, отличающийся устойчивой психикой, — даже я была потрясена книгой. На романе следовало бы сделать пометку «не для слабонервных» и «18+». По крайней мере, детям подобное лучше вообще не брать в руки.

Итак, остается дождаться утра и позвонить Ладе, затем нанести визит в семью Курагиных и как следует поговорить с Владиславом по поводу его произведения.

Едва дождавшись половины девятого утра, я взяла мобильный телефон и набрала номер Владислава Курагина. Поспать в эту ночь мне так и не удалось — то ли книга была виновата, то ли мне так не терпелось назначить время беседы с писателем. Я не разбудила его — Курагин сразу взял трубку, как будто ожидал телефонного звонка. Голос его звучал встревоженно.

— Кто это? — как всегда, без приветствий, лаконично спросил он.

— Это Татьяна Иванова, — представилась я. Похоже, писатель не забил мой номер в память телефона — может, не ожидал, что я снова пожелаю побеседовать с ним. — Я журналист, помните меня? Недавно я брала интервью для газеты.

— Что вы хотите? — все так же без намека на вежливость оборвал меня Курагин.

— Я хотела бы встретиться с вами, — начала я. — Это очень важно, мне просто необходимо побеседовать с вами как можно скорее!

— Я занят, — как всегда, начал отказываться от встречи писатель. Знаем, проходили уже, меня этим не остановишь, поэтому я тут же проговорила:

— Дело крайне важное, для вас в первую очередь! Это не телефонный разговор, и чем скорее я смогу с вами побеседовать, тем будет лучше для вас же!

Все это я наговорила Владиславу по той простой причине, что мне нужно было как можно скорее устроить свое свидание с ним. Скажи я, что хочу просто поговорить с Курагиным о его книге, тот бы попросту повесил трубку — мол, времени нет, что хотите, то и делайте. А учитывая рассказ Лады, которая была убеждена, что ее муж чего-то или кого-то боится, я решила заинтриговать писателя — якобы знаю нечто важное, поэтому я была уверена, что Курагин попадется в мои силки. И оказалась права — Владислав коротко бросил:

— Хорошо, приезжайте. Я поговорю с вами.

Утро нового дня было морозным и безоблачным. Наверно, если б наконец выпал снег, было бы не так холодно, однако на асфальте не имелось даже следа самой жалкой снежинки, и только оставшиеся после дождей лужи покрылись хрупкой коркой льда. Я села в свою машину и без всяких приключений добралась до дома, в котором проживали Курагины. Дверь мне открыла Лада — видимо, супруга писателя уже отвезла дочь в школу и теперь находилась дома. Нам пришлось изобразить с ней первую встречу незнакомых людей: «Здравствуйте, вы к нам? По какому вопросу? Ах, журналистка, хорошо, пройдите в комнату моего мужа…»

Владислав не вышел в коридор встретить меня — я увидела его, как всегда, сидящим за компьютером, но писал он новую книгу или развлекался пасьянсом, понятно не было. Рабочий стол компьютера украшали немногочисленные значки, а никаких программ открыто не было. У меня создалось ощущение, что сочинитель не закрыл перед моим визитом текстовые документы или приложение с играми, а попросту все утро сидел, уставившись в монитор. Рядом на столе стояла недопитая чашка кофе, лежал бутерброд с колбасой, к которому Курагин даже не притронулся. Услышав мой вежливый стук в дверь и звук шагов, он повернулся ко мне лицом, стараясь всем своим видом продемонстрировать равнодушие и безучастность. Но я прекрасно видела, что в глазах его горит нетерпение и нечто похожее на страх.

— Доброе утро, — вежливо начала я. — Спасибо, что согласились принять меня.

— Вы хотели поговорить со мной о чем-то важном, — бесцеремонно оборвал Курагин. — О чем?

— Да, у меня есть некоторые сомнения, которые напрямую зависят от содержания вашей книги, «Черного города для Рэйвен», — уклончиво ответила я. — Но прежде чем я скажу вам о них, нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, которые касаются вашего романа. Я вас уверяю, это не займет много времени.

— Спрашивайте, — милостиво разрешил Курагин. Я опустилась на стул — не стоило ждать приступа вежливости писателя, вряд ли он в курсе, что дамам и гостям предлагают присесть.

— Я прочитала ваш роман, — сказала я. — Начала книгу вечером, но остановиться не смогла, поэтому всю ночь напролет я сидела за компьютером, до тех пор, пока не прочитала все произведение до конца. Сразу скажу вам: вещь сильная, она до последнего держит читателя в напряжении и буквально не отпускает его. Однако я очень удивилась, что книгу допустили к печати.

— Почему же? — удивился Курагин. Его изумление было искренним, не наигранным, это сразу бросалось в глаза.

— Потому что книга очень тяжелая, — сделала я акцент на слове «очень». — И у меня возникли вопросы относительно психического здоровья ее автора. Те эпизоды, где речь идет о Черном городе и второй половине сущности главной героини — той, что зовется Рэйвен и Убийцей Вороном, — написаны так, словно сочинивший их человек был в состоянии наркотического опьянения или переживал приступ помешательства. Скажите, как вы писали эти главы? Я читала много книг, но такая мне попадается впервые.

— Вы всерьез полагаете, что я принимаю наркотики? — усмехнулся Курагин. — Или думаете, что перед вами сумасшедший шизофреник?

— Вроде того, — пожала я плечами. — Потому что нормальный человек подобного не напишет.

— Вынужден вас разочаровать, — сказал Курагин. Голос его стал несколько мягче, ушли нотки тревожного ожидания. — Я писал книгу в абсолютно здравом уме и твердой памяти. Да, главы про Черный город не похожи на остальные, но описывать то, что творится в подсознании человека, по-другому нельзя. Я же говорил вам, что мозг любого из нас — вещь загадочная, и кто знает, какие монстры таятся под личиной вроде здорового и адекватного человека. Главная героиня — Дженни — с детства подвержена фобии, она панически боится змей. Я во многом описал черты характера своей дочери Оли — она всю свою жизнь страдает арахнофобией, то есть боязнью пауков. Еще когда ей пять лет было, она едва ли сознание не теряла, стоило ей увидеть это членистоногое. Ну а дальше — фантазия писателя. У меня возник вопрос: а как этот страх может трансформироваться в сознании маленькой девочки? Чтобы защититься от навязчивой фобии, сознание ребенка создало ей этакого защитника — Убийцу Ворона, который вроде сперва защищал Дженни, а потом превратил ее саму в убийцу. Но Убийца Ворон — это та часть Дженни, которая скрыта глубоко в подсознании. Произошло событие, послужившее отправной точкой, вследствие которого появился и овладел девочкой Убийца Ворон. Сами подумайте, если б я написал: «Дженни боялась змей и придумала себе защитника Убийцу Ворона, а потом убила Кэти» — разве было бы интересно читать произведение? Зато абстракции, недомолвки, метафоры — все это как нельзя лучше подходит для описания того, что творится в голове психически нездорового человека. Конечно, я не психиатр, у меня нет фундаментальных познаний в психологии, зато имеется неплохая фантазия и развитое воображение. Собственно, эти качества для писателя куда важнее, нежели теоретическая база в какой-то определенной области.

— Тогда скажите, почему в романе не указано место действия, где происходили все эти события? — продолжала свои расспросы я. — И почему герои названы иностранными именами, и не только. Некоторые имена я вообще не знаю, откуда вы взяли, придумали?

— Этому тоже имеется простое объяснение, — пожал плечами Курагин. — Я с детства ненавижу русские имена. Точнее, не так. Русские имена я люблю, но совершенно не могу называть ими своих персонажей. Не знаю почему, но у меня так всегда: если главному герою не дашь подходящее имя, то книгу не напишешь, даже если имеется грандиозный замысел. А вот если я назову персонажей как надо, значит, выйдет замечательная вещь. Думаете, мне нравится имя Сибил? Да оно ужасное, иначе не скажешь! А вот персонаж удался, вы не находите?

— Поэтому вы и город не назвали? — уточнила я. — Чтобы не было вопросов по поводу имен и места действия?

— Про город скажу иначе, — пояснил Курагин. — Я руководствовался теми соображениями, что и больница, и врачи, и дети, одержимые фобиями, могут жить абсолютно в любом городе, в любой стране. Поэтому и не стал выдумывать название местности и не указал даже страну. И лечебница, где находились главные герои, тоже абстрактная.

— Кстати, о лечебнице, — ухватилась я. — Меня удивило то, что описанная больница у вас в книге — не современная, а скорее из прошлого или позапрошлого века. Несмотря на то что вроде герои из двадцать первого века, почему в романе больница описана совсем из другого времени?

— Просто авторская задумка, — пожал плечами Курагин. — Почему, скажем, в художественном романе нужно придерживаться именно реалий одного времени? По-моему, так даже остросюжетнее, увлекательнее. Я хотел добиться полного переворота мыслей у читателей, и думаю, вполне этого достиг.

— Что верно, то верно, — согласилась я с ним. — Правда, сомневаюсь, что после прочтения вашей книги у человека могут возникнуть позитивные мысли. Я, если честно, хоть и проглотила роман за одну ночь, перечитывать его бы не решилась.

— Естественно, не все писатели на страницах своих романов восторгаются бабочками-цветочками и воспевают неземную любовь, — с ноткой презрения в голосе заметил мой собеседник. — Знаете, я все творчество подразделяю на две условные категории — так называемое «черное» и «белое» творчество. Если идет речь о «белом», то в таких книгах автор, как правило, восторгается жизнью, делится с читателями своей радостью, советует, как научиться быть счастливым. Даже если с героями такого произведения случается что-то плохое, то финал всегда будет хорошим — вроде «жили они долго и счастливо». И — да, подобные книги хочется перечитывать, они вдохновляют. Но существует и другая сторона — темная. К «черному» творчеству можно отнести произведения того же Стивена Кинга, триллеры и книги с депрессивной подоплекой. Вы можете задать логичный вопрос — зачем вообще писать произведения, которые несут не положительные, а отрицательные эмоции? У авторов, сочиняющих подобные книги, могут быть разные мотивы. Писатель, скажем, намерен перевернуть сознание людей, заставить их обратить внимание на что-то, на какую-то проблему. А может статься, что человек пишет для того, чтобы избавиться от каких-то своих психологических проблем, комплексов, страхов. Ведь лучше убивать людей на страницах произведений, чем брать нож и идти резать горло своей жертве в реальной жизни? Как говорят, «бумага все стерпит». Даже обычным людям, далеким от писательской деятельности, полезно вести дневник. Скажу по себе, когда пишешь, успокаиваешься, и вместо того, чтобы срывать свою злобу и плохое настроение на окружающих, куда гуманнее излить свое недовольство жизнью на страницы текстового документа!

Я не могу заявить, что пишу для людей, — чтобы окружающие, читающие книгу, погружались в выдуманный мною мир и отдыхали от повседневных забот и рутины. Нет, в этом отношении я — эгоист, и свой роман «Черный город для Рэйвен» я написал исключительно для себя. Да, я его дал прочитать Ладе, а та подсуетилась и отыскала издательство, которое согласилось его выпустить. Но мне было совершенно все равно, будет ли роман читать кто-то помимо моей жены или нет — свою задачу произведение выполнило, то есть на его страницы я излил всю свою ненависть к окружающей действительности и несовершенству жизни. Возможно, потому он и получился таким мрачным — опять же, я писал книгу для себя, а не для других. И даже не помню, что описано в главах про Черный город — скорее, это поток моего бессознательного, который обрел жизнь на страницах книги. Может, по этой причине я и не могу сочинить продолжение — если подумать, какое продолжение может быть у книги, если главная героиня умерла и все ее монстры погибли вместе с ней? Да, редактор сказал, что читателю полюбились другие персонажи вроде талантливого доктора, которому не безразлична судьба его пациентов, персонала больницы. Но я-то сочинял не историю о случае в клинике: лечебница — это такой же второстепенный персонаж, ключевой является сама Дженни и ее ипостаси — Рэйвен и Убийца Ворон. Больница — просто декорация, равно как и лес, где произошло первое убийство. Но увы, в издательстве прежде всего хотят, чтобы писатели издавали не одну книгу, а целые серии. Вроде как Шерлок Холмс у Артура Конан Дойла, мушкетеры у Дюма, Гарри Поттер у Джоан Роулинг… Но не всегда это — блестящая задумка. Может, если вы любите произведения Стивена Кинга, помните его цикл «Темная башня»? Так вот, первые три книги вышли замечательные, живые, динамичные. Но продолжение мне откровенно не понравилось — автору следовало оставить цикл незавершенным, чем писать по заказу редакции или читателей. Вот к чему в романе «Песнь Сюзанны» Кинг изобразил себя в роли персонажа? Каким-то образом Роланд и его друзья попадают в настоящее время и беседуют с писателем, который создал роман. Вот это я считаю либо бредом сумасшедшего, либо попыткой самого Стивена Кинга выдать нужное количество авторских листов. Тоже отвратительная придумка — пытаться заставить писателя укомплектовать свое произведение в определенную норму. А если автор все уже сказал, а в романе недостает двадцати страниц? Он что, должен «воду лить», что ли? Или, напротив, произведение вышло большего размера, чем требуется. Значит, нужно вычеркнуть лишнее? А если лишнего нет и роман представляет собой идеальную композицию, в которой ничего не уберешь и ничего не добавишь? Ну да ладно, это тонкости издательского дела, к вашему вопросу они отношения не имеют. Вывод один: если у книги не должно быть продолжения, то глупо его выдумывать. Лучше уж создать новый роман с новыми персонажами, который будет куда удачнее, чем высосанный из пальца второй том с прежними героями.

— А вам велели придумать вторую часть «Черного города для Рэйвен»? — уточнила я. Курагин кивнул:

— Да, только что должно быть в книге, никто не знает, ни главный редактор, ни я. Но раз первый роман имел бурный успех, значит, требуется откуда-то взять продолжение истории. Над этим я и работаю все последнее время, только пока безрезультатно. Выше головы уже не прыгнешь — повторяю, все, что я хотел сказать, я написал в романе. И в конце поставил жирную точку, а не многоточие.

Владислав осекся, а потом поинтересовался:

— Кстати, вы говорили, что хотите сообщить мне нечто важное? На ваши вопросы я ответил, теперь скажите, ради чего вы их задавали.

— Ну… как бы так потактичнее выразиться, — я как-то не подумала, что писатель вспомнит, с чего начинался наш разговор. Надеялась, что, как и в прошлый раз, он увлечется своими философскими размышлениями о литературе и искусстве в целом и забудет, что я ему пообещала рассказать что-то полезное для него. Пришлось импровизировать на ходу.

— Я нахожусь под большим впечатлением от вашего произведения, — призналась я. — Но хочу вам посоветовать: не пишите больше ничего подобного. Я не знаю, как может отразиться прочтение такого романа на психике читателей, но я бы не давала книгу детям и подросткам. От нее остается очень гнетущее, тягостное впечатление, ведь это даже не ужастик вроде «Оно» или чего-то подобного. Скажите, вы до начала писательской карьеры чем занимались?

— Много чем, — уклончиво ответил Курагин. — Но это к делу не относится. Хорошо, я понял ваше пожелание, только не вижу в нем такой срочности, как вы утверждали вначале. Вы могли бы мне и по телефону сообщить вашу просьбу, зачем было настаивать на личной встрече? Я же говорил, у меня много работы.

— Это вам кажется, что разговор не такой важный, — настаивала я на своем. — А я как журналист могу вам сказать, что общалась со многими людьми и знаю, к какой реакции, скажем, у подростков, могут привести подобные романы, как ваш! Вплоть до суицидальных попыток! Это ведь не шутки, понимаете?

— Вы слишком преувеличиваете, — пожал плечами Курагин. — В конце концов, если бы роман был таким ужасным, как вы утверждаете, никто бы не стал его издавать! А в редакции практически ни к чему не придирались, вот даже продолжение попросили написать. По-моему, вы чересчур впечатлительная особа. Возьмите хотя бы телевидение — сколько передач и фильмов показывают, и далеко не оптимистичного содержания! А некоторые вещи так и вовсе отвратительные, но их же не запрещают!

— И все-таки вы как писатель несете ответственность за созданные вами произведения! — заявила я, уже понимая, что Курагину не терпится вытолкнуть меня за дверь. — Что ж, я ни на чем не настаиваю, надоедать вам не буду. Еще раз извините, если обидела вас, — я ни в коей мере не сомневаюсь в вашем писательском таланте, просто у меня пожелание — не пишите больше такие мрачные вещи. Все, больше я вас не задерживаю, можете меня не провожать.

Да никто и не собирался, отметила я про себя, так как Владислав Курагин попросту повернулся ко мне спиной и погрузился во внимательное изучение рабочего стола своего компьютера. Внезапно вспомнив про свой кофе и бутерброд, не слишком вежливый сочинитель спокойно взялся за поздний завтрак, как будто меня в комнате уже не было. Я не стала прощаться — раз он такой бесцеремонный, то и я не обязана соблюдать правила хорошего тона — и покинула комнату творческой личности.

Лада вышла проводить меня в коридор и тихо спросила:

— Ну что? Вы узнали о чем-то важном? Вы долго разговаривали с Владом…

— У меня имеются некоторые подозрения, — туманно ответила я. — Скажите, Лада, вы не могли бы мне уделить немного времени? Вам удобно сейчас поговорить со мной?

— Да, конечно, — прошептала женщина. — Только не в квартире, давайте лучше в кафе, в том же самом, где мы разговаривали во время нашей первой встречи. Я подойду немного позже, чтобы муж ничего не заподозрил.

Мы условились встретиться в «Спутнике», и я вышла на улицу. До кафе было рукой подать, поэтому я прямиком направилась в заведение.

Сегодня в «Спутнике» посетителей, кроме меня, не было вовсе — может, потому что сейчас было утро рабочего дня и все клиенты кафе находились на работе или в учебных заведениях. Я расположилась на мягком диванчике, там же, где мы сидели во время нашей первой встречи с Ладой, и принялась ждать супругу Владислава. Подошла вежливая официантка, поинтересовалась, определилась ли я с заказом. Чтобы не было скучно сидеть, я попросила принести мне эспрессо, и покрепче (шутка ли, целую ночь не спать, можно и кофе лишнюю чашку себе позволить!) и пирожное «корзинку». К сладкому я была не придирчива — у меня нет определенных любимых пирожных или тортов, поэтому я заказывала первое попавшееся в меню. А вот к кофе я была требовательна, но в прошлый раз напиток оказался хорошим, поэтому я решила, что и в этот раз не разочаруюсь.

Ладу не пришлось долго ждать — она явилась в «Спутник» через каких-то десять минут после меня, мне даже заказ еще не успели принести. Видимо, ее супруга особо не заботило, куда уходит жена и когда она приходит — у меня создавалось впечатление, что Курагин только рад, что его никто не трогает и не беспокоит. Лада кивнула мне, сняла свое длинное клетчатое пальто и повесила его на вешалку. Сегодня на ней был стильный брючный костюм темно-сиреневого цвета, который очень шел женщине. Из украшений на ее шее висела тоненькая золотая цепочка с миниатюрным кулоном-корабликом, а в ушах — точно такие же золотые сережки. Я еще раз восхитилась потрясающим умением женщины стильно одеваться — даже самый строгий критик не нашел бы, к чему придраться в ее одежде.

Официантка поставила на столик маленькую чашечку кофе и пирожное на блюдечке, Лада осталась верна себе и заказала заварное пирожное, как и в прошлый раз. Однако кофе она выбрала другой — латте с кленово-имбирным сиропом и шоколадной крошкой.

— Как, у вас появились новые идеи по поводу расследования? — нетерпеливо поинтересовалась Лада, едва только опустилась в кресло.

— Пока мне удалось установить, что ни в клубе, ни среди коллег вашего мужа недоброжелателей и завистников не имеется, — начала я. — Конечно, я еще проверю некоторых людей, но мне кажется, копать надо совершенно в другом месте. Я полагаю, что преступник — если таковой, естественно, имеется, — появился в жизни вашего супруга давно. Вполне возможно, что и роман, ставший бестселлером, не имеет к преступлению никакого отношения. Но опять-таки, это только гипотезы.

— Но я уверена, что моему мужу действительно угрожают! — заявила Лада. — Он с каждым днем становится все подозрительнее, со мной и дочкой не разговаривает. Я очень удивилась, что он согласился принять вас — обычно он категорически против любых гостей и посетителей. Даже недавно заявил мне, что если я хочу общаться со своими подругами, то должна делать это за пределами дома! И при всем этом еще какую-то неделю назад Влад был общительным человеком с огромным количеством друзей и знакомых! Вы полагаете, у него психическое помешательство?

— В этом я не совсем уверена, — покачала я головой. — Хотя, прочитав его роман, начала сомневаться в том, что у Владислава Курагина все в порядке с психикой. Вы же знакомы с его произведением, вам такая мысль не пришла в голову?

— Конечно, некоторые эпизоды в книге настораживают, — согласилась со мной Лада. — Но я же столько лет живу с мужем, он никогда никакие таблетки не пил, за исключением банального анальгина, и наркотики не принимал. К алкоголю почти равнодушен, ну может выпить в праздник или на вечеринке, но не более того. Я никогда не видела, чтобы он просто так купил бутылку пива или вина и один ее выпил. Если мы и покупаем спиртное, то хорошее и по знаменательным датам. Ну и наркотики тоже отпадают — я бы сразу заметила, что Влад колется или глотает таблетки. Ни шприцов, ни подозрительных препаратов у нас дома я не находила. Да муж не такой человек. Он, напротив, ведет здоровый образ жизни, какое-то время даже вегетарианством вместе со мной увлекался. Сейчас, правда, нет, он пришел к выводу, что без мяса ему трудно. Но Влад не наркоман и не алкоголик!

— Хорошо, — кивнула я. — Тогда скажите, ваш муж — он всегда был писателем? Насколько я знаю, до «Черного города для Рэйвен» его вещи не печатались. На что тогда он жил? Наверняка у него имелась работа? Аня, бывшая любовница вашего супруга, рассказывала, что познакомилась с ним во время ремонта квартиры, вроде Владислав — настоящий профессионал во всем, что касается ремонта и перепланировки жилых помещений. Это ведь не хобби вашего мужа, так я понимаю?

— Конечно, — подтвердила Лада. — Мой муж до выхода в свет своего романа всю жизнь занимался этой работой. У него за плечами строительный техникум и высшее филологическое образование, но ремонт квартир долгое время был единственным его заработком, а вот сочинительство — скорее увлечением. Все резко поменялось в один момент, когда он написал «Черный город».

— Как-то странно все получилось, вы не находите? — покосилась я на женщину. — Вы говорили, что Влад писал рассказы, но они были неудачными. И тут — буквально в одночасье — он пишет такой роман. Это ведь не так просто — сел за компьютер и создал бестселлер. Настоящие писатели по тысяче раз переделывают свои вещи, исправляют, новые пишут… А тут, как по мановению волшебной палочки, рождается большая книга, которая становится бестселлером!

— Ну, Влад говорил, что он не сразу его сочинил, — вспомнила Лада. — Вроде у него были наработки, отрывки, которые он писал долго. По отдельности они были удачными, но без логического завершения. Как какие-то эпизоды. Но сделать из какого-либо отрывка рассказ у него не получалось. А потом в голову пришла хорошая мысль, и все эти наработки внезапно сложились в цельное произведение, как головоломка!

— Головоломка… — задумчиво проговорила я. — Ладно, я не писатель, как происходит создание романа, не знаю, поэтому вернемся к фактам. Итак, меня интересует предыдущая работа вашего мужа. Скажите, как давно он занимался ремонтом квартир?

— Ой, да не один десяток лет, — произнесла женщина. — Он же не просто планировкой комнат или штукатуркой промышлял — если надо было, и с интерьером помочь мог, и дизайн квартиры разработать. У него на компьютере специальная программа по созданию макетов имеется. Если клиент говорит: «Хочу комнату в европейском стиле», Влад за один вечер придумывал десяток вариантов на выбор. Он прекрасно разбирается во всех стилях и направлениях и, мне кажется, может даже дворец благоустроить. И зарабатывал на этом неплохо — сами подумайте, сколько довольных клиентов потом советовали такого замечательного мастера своим друзьям и знакомым!

Было время, когда Влад буквально разрывался от количества работы. Но он никогда не жаловался, хотя свободное время ценил. Рассказы свои сочинял, например, в клуб спортивный ходил. Он говорил, что с радостью бы профессионально занялся писательской деятельностью, потому что ремонтом заниматься ему надоело — еще бы, сколько лет он квартиры перестраивал! Но чтобы стать профессиональным писателем, нужна отправная точка. Произведение, которое сделало бы автора известным, чтобы потом его читали. А у нас в Тарасове сложно выпустить даже один рассказ — я уже об этом говорила. Единственное, что есть в городе, — так это клуб «Диалог», но его основатель не помогает писателям напечатать свои вещи. Он и его жена сами-то не очень много книг издали. Просто он клуб организовал, чтобы люди, занимающиеся литературной деятельностью, имели свою аудиторию. Ну и учились попутно. Не все же вывешивают свои вещи в Интернете, да и к тому же хочется видеть живых слушателей. Читать-то произведения там читают, но никуда дальше они не идут.

Лада замолчала, а потом вдруг произнесла:

— Слушайте, я совсем забыла! Один эпизод случился неприятный с Владом… Вы вот спрашивали меня, кто мог позавидовать моему мужу. Не знаю, как я об этом раньше не вспомнила, из памяти совсем стерлось. Знаете, раньше у Влада был один хороший друг, писатель, Максим. Максим Семенихин, они примерно одного возраста. Так вот, Макс занимался сочинением рассказов, как и мой муж. Они в «Диалоге» познакомились и как-то сдружились. Максим часто у нас дома с Владом общался, они в основном сюжеты будущих произведений обсуждали. Могли часами разговаривать, я им старалась не мешать. Так вот, примерно с полмесяца назад Максим перестал приходить к нам. Я сперва ничего не подозревала, а потом мне это странным показалось. Ведь раньше друг мужа едва ли не каждый вечер заходил, вроде у него жена от литературы далека, сын — оболтус, а поговорить с человеком из своего круга, так сказать, хотелось. И тут — в один миг визиты Макса прекратились. Я как-то спросила Владислава, что случилось — может, приятель мужа заболел, вот и не приходит. Влад сначала отмалчивался, а потом признался, что они сильно поссорились. Дело в том, что Макс все хотел произведение написать, большое, вроде романа, и как-то у него это не складывалось. Он советовался с Владиславом, рассказывал предполагаемый сюжет. По словам мужа, это так, обрывочные задумки какие-то были. Но одна мысль Максима Владиславу понравилась — вроде из нее могло что-то удачное выйти. И Влад написал свой рассказ, но за основу взял задумку Макса. Конечно, можно назвать это своего рода плагиатом, но Максим же ни строчки не написал, просто идеей поделился. А Владислав оформил ее в небольшое произведение. Когда муж прочитал свою новую вещь в «Диалоге», она понравилась председателю, тот сказал, что Владислав растет как профессиональный писатель, и посоветовал ему продолжать в том же духе. Но Максим обиделся на приятеля, якобы тот украл у него сюжет, и обвинил Владислава в том, что тот поступил нечестно. Так, слово за слово, они и поссорились, Влад обозвал Максима бездарем, а тот его — вором. Ну и после этого они стали избегать друг друга, Максим перестал посещать клуб, а Владислав, естественно, удалил его номер из телефона. Я вот сейчас это вспомнила и подумала: а вдруг Макс затаил на моего мужа злобу и, когда Владислав выпустил свой роман, решил отомстить ему? Отсюда и странное поведение мужа, и его нежелание выходить из комнаты…

— Скажите, а у вас есть контакты этого самого Максима? — полюбопытствовала я.

— Да, у меня остался номер его телефона, — кивнула Лада. — Макс же и мне раньше звонил, когда до мужа дозвониться не мог. Сейчас я вам его продиктую.

Я записала номер мобильного этого Максима Семенихина и произнесла:

— И еще, Лада, скажите, в какой фирме по ремонту квартир работал ваш муж? До того, как ушел?

— Да он в разных фирмах калымил, — пожала плечами женщина. — Заказы попадались и от частных клиентов, и от знакомых… Сейчас я попытаюсь найти, может, у меня записан номер какой-нибудь фирмы, где работал мой муж.

Женщина сосредоточенно уткнулась в телефон, перебирая все имеющиеся в памяти контакты. Наконец она задумчиво произнесла:

— Запишите номер мастерской «Элиза». Вроде там Владиславу дали последний заказ, который он выполнял до выхода в свет «Черного города для Рэйвен». Я попробую узнать у Влада контакты других фирм, если вам потребуется, потому что больше номеров у меня нет.

Я забила в память телефон «Элизы», про себя намечая план своей дальнейшей деятельности. Итак, сначала следует переговорить с этим самым Максимом Семенихиным — может, и правда все дело в зависти? Вдруг бывший друг Владислава позавидовал своему более удачливому товарищу и мстит ему? Ну а потом наведаюсь в мастерскую, если Лада не вспомнит еще что-нибудь важное.

— Да, как раз из этой фирмы Владиславу поступил крупный заказ, — произнесла Лада. — Там какая-то большая работа проводилась, поэтому я и удивилась, как Влад успел написать роман. Он ведь все время, с утра до вечера, этим ремонтом занимался, возвращался домой по темноте. Может, ночью свое произведение кропал — писатели, они во многом не от мира сего. Как вдохновение нагрянет — не отвертишься. Поди, мысль у него появилась, и он не смог удержаться — писал роман, лишая себя сна.

Я поблагодарила женщину за полезную информацию, мы выпили кофе и съели свои пирожные. Лада с беспокойством посмотрела на часы и, извинившись, сказала, что ей надо бежать домой — до того, как у Оли закончатся уроки, нужно сходить в магазин и сделать какие-то дела. Я не стала ее задерживать — все, что хотела, я узнала.

Глава 6

По давно заведенной привычке позвонить очередному подозреваемому и договориться о встрече я решила прямо из кафе «Спутник». Однако несмотря на то, что время было не раннее и не позднее, трубку не брали. Лада не говорила, что Семенихин, помимо сочинительской деятельности, занимается чем-то еще. Но если подумать логически, Максим ведь должен иметь какой-то доход — вроде у него жена, сын, а значит, мужчина где-то работает. Так как он — не известный писатель, значит, рассказы его не кормят. Стало быть, сейчас он где-то на работе? Тогда почему не берет трубку?

Я нажала на сброс вызова и задумчиво посмотрела на экран мобильного телефона. Может, стоит позвонить в ремонтную фирму? Чтобы время зря не терять. А с Максимом поговорю позже.

Однако не успела я найти номер «Элизы», как раздался звонок моего мобильного телефона. Номер принадлежал Семенихину — увидел, видимо, пропущенный вызов, решил узнать, кто его беспокоил.

— Алло, здравствуйте, — проговорила я в трубку.

— Вы мне звонили? — осведомился мужской голос.

— Да, вы — Максим Семенихин? — уточнила я.

— Да, это я, — подтвердил мой собеседник. — А вы, позвольте узнать, кто?

— Вас беспокоит журналист тарасовского издания «Проза Тарасова», — принялась самозабвенно врать я. — Наш журнал публикует короткую прозу и поэзию тарасовских писателей. Мы готовимся к очередному выпуску, и я отбираю наиболее удачные рассказы и стихи современных авторов. Я беседовала с председателем клуба «Диалог», и он посоветовал вас как автора, который пишет исключительно короткие рассказы. Если вы заинтересованы в том, чтобы какое-нибудь из ваших произведений было напечатано вместе с небольшой биографической справкой, я могла бы вам в этом помочь. Скажите, у вас есть желание сотрудничать с нашим журналом?

— В Тарасове есть подобное издание? — изумился Семенихин. — Что-то я ничего о таком не слышал…

— Это неудивительно, — ни капли не смутилась я. — Это новый, экспериментальный проект, созданный при поддержке газеты «Тарасовские вести». Можно сказать, это дочернее издание. Мы заинтересованы в том, чтобы жители нашего города узнавали имена современных писателей Тарасова, и если проект будет удачным, то в будущем планируется публикация не только коротких произведений, но и повестей и даже романов. Прототипом нашего издания можно назвать «Роман-газету», которая выпускалась ранее. Сейчас мы хотим возродить традицию, поэтому и решили создать такой журнал. Скажите, у вас есть короткие рассказы, буквально на одну печатную страничку?

— Да, думаю, я найду… — растерянно проговорил Максим. — А за публикацию я сколько вам должен заплатить?

— Мы публикуем рассказы абсолютно бесплатно! — заверила я сочинителя. — Более того, если ваше произведение окажется настолько удачным, что получит большое количество отзывов от читателей, в следующем выпуске вы сможете опубликовать где-то три-пять рассказов. А в будущем мы сможем вам помочь выпустить повесть и даже роман!

— Ну, романа пока у меня и нет, — усмехнулся Семенихин. — Но рассказов коротких много, думаю, они даже меньше, чем на страницу.

— Это как раз то, что нам нужно! — заявила я. — Вы можете отобрать те, которые вам больше всего нравятся? Которые, как вы думаете, будут интересны широкой аудитории?

— Хорошо, это не трудно! — согласился Максим. — Только куда и когда мне приехать?

— Разъезжать по домам и встречаться с авторами — это задача журналиста, то есть моя, — сказала я. — Говорите, где вам удобно встретиться. У меня сегодняшний день отведен на работу — после вас мне нужно повидаться еще с несколькими нашими авторами. Так что вы назначайте место встречи и время, а я под вас подстроюсь!

— Да можете приезжать хоть сейчас, — милостиво разрешил Семенихин. — Обычно знаменитые писатели встречаются с корреспондентами в ресторанах, но увы, я себе не могу в данный момент позволить поход в подобное заведение. Я сейчас временно без работы, у нас сокращение было в офисе, поэтому живу случайными заработками. Жены и сына дома нет, поэтому, если вас это не смущает, могу пригласить вас домой. Заодно и рассказы посмотрите, может, выберете что на свое усмотрение.

— Хорошо, я приеду, — пообещала я. — Скажите только адрес…

Максим Семенихин проживал в ничем не примечательном доме на совсем не примечательной улице нашего города. В Тарасове, ровно как и в любом другом городе, существуют подобные места — они ничем не запоминаются, пройдешь — и в памяти ничего не отложится. Как говорится, глазу не за что зацепиться — магазины, жилые здания, светофоры… Это место нагоняло тоску и унылое настроение — всем своим видом оно говорило о том, что и жители его погрязли в рутине, ведут скучную, ничем не примечательную жизнь. Утром встают, завтракают, едут на работу, после — заходят в магазин рядом с домом, чтобы купить продукты для ужина, ложатся спать после просмотра телевизора или новостей в соцсетях. И так — изо дня в день, не пуская в свою жизнь ни одной случайности, ни одного отхождения от кем-то придуманного порядка. Чем-то они напоминают мне живых зомби — словно в их головы кто-то вживил программу, которую они соблюдают всю свою жизнь, а потом так же незаметно умирают, по тому же заведенному порядку. Странно, что в подобном месте кто-то способен заниматься творческой деятельностью, а не обыденной, привычной работой. Я говорю о Максиме Семенихине. Если б я постоянно находилась в таком доме на подобной улице, вряд ли мне хотелось бы делать что-то особенное, непривычное.

Семья Семенихиных проживала на втором этаже серого, безрадостного девятиэтажного дома. Я набрала на домофоне номер квартиры — двенадцать, — и подъездную дверь тут же открыли. Наверняка кроме меня Максим никого не ждал — что-то подсказывало мне, что он, как и Владислав Курагин, живет подобно затворнику, пытаясь создать уникальное произведение.

Я поднялась на лифте на второй этаж, дверь была уже открыта. На пороге стоял худой, даже тощий человек, на котором болталась бесформенная рубашка светло-зеленого цвета, явно не по размеру, и потертые синие джинсы. Лицо Максима было давно не бритым, а волосы всклокоченными, словно в его квартире не существовало такой вещи, как зеркало. Семенихин походил скорее на холостяка, чем на мужа и отца ребенка. Странно, что жена не посоветовала ему хотя бы побриться и расчесаться, я уже не говорю о том, чтобы подобрать одежду по размеру. Интересно, почему мужчины, занимающиеся творческой деятельностью, склонны так небрежно относиться к собственной внешности? Я больше чем уверена, что супруга Максима следит за собой, как Лада Курагина. Да и сыну советует, что надевать. А мужья — они как дети, такие же безалаберные и беспомощные в бытовых делах.

— Здравствуйте! — Максим улыбнулся и констатировал: — Вы — журналист? Только как к вам обращаться, я, увы, не знаю. Вы не представились.

— Ах да, — я улыбнулась в ответ. — Меня зовут Татьяна Иванова, я работаю и в газете «Тарасовские вести», вот мое удостоверение… — я протянула ему ту самую визитку, которую показывала Курагину. Однако Семенихин оказался не таким недоверчивым, как его бывший друг, и махнул рукой:

— Да бог с ними, с этими формальностями. Даже если б вы были воровкой, брать в квартире особо нечего, поэтому любой грабитель разочарованно покинул бы наши апартаменты. Извините заранее за бардак в моей комнате, так-то жена в квартире чистоту наводит, но я не люблю, когда у меня перекладывают вещи. Я потом ничего найти не могу.

— Не беспокойтесь, меня ничем не смутишь, — снова улыбнулась я. — Разрешите войти?

— Да, конечно, — засуетился Максим и галантно помог мне снять верхнюю одежду, которую повесил на вешалку. В прихожей и правда было чисто и убрано, хотя мебель стояла далеко не новая — видимо, приобретена была давно, а ремонт в квартире в последние десятилетия не проводился. Семенихин пригласил меня пройти по коридору, открыл дверь маленькой комнаты. Несмотря на то, что квартира была не слишком большой, у писателя имелся свой, так сказать, рабочий кабинет, правда, совершенно не похожий на место, предназначенное исключительно для создания нетленных романов. На то, что писатель занят сочинительством, указывал разве что ноутбук — довольно старый, насколько я могла судить. Однако ноутбук содержался в абсолютной чистоте, что нельзя было сказать о других вещах в этой комнате. На кровати — скомканное одеяло, наспех прикрытое клетчатым пледом, возле маленького шкафа — гора рубашек и маек, на столе давно не мытая чашка, из которой Семенихин, видимо, недавно пил чай или кофе, рядом без всякого блюдца — обкусанный бутерброд с маслом. Наверно, Максим не только за внешним видом и порядком не следит, но и наплевательски относится к выбору продуктов питания. А иначе говоря — ест то, что найдет в холодильнике, или то, что положит в его тарелку супруга.

— Присаживайтесь, — Максим подвинул стул к столу. — Я как раз открыл один свой рассказ, он небольшой. Прочитайте, может, он подойдет для вашего журнала?

Я села и посмотрела на экран монитора. Рассказ и правда был небольшой, он занимал меньше страницы. Название произведения оказалось вполне банальным — «Счастье». Наверно, какие-нибудь размышления о том, что счастье человека заключается в семье, или, напротив, в ее отсутствии, впечатлениях и прочей ерунде. Поди, Максим начитался каких-нибудь цитат о том, что жизнь — в каждом прожитом мгновении, и создал нечто обобщенное.

Для вежливости я все же решила прочитать короткий рассказ и с первых же строк поняла, что ошибалась в первоначальных суждениях.

«Закатное солнце запуталось в ветвях далеких деревьев глухого леса. Небо окрасилось багрянцем приближающихся сумерек, и раскинувшееся обширное поле утратило яркие краски жаркого дня. Сочная трава едва слышно колыхалась от слабого дуновения мимолетного ветерка, волнами набегающего на равнину, точно легкий морской прибой, играющий галькой на соленом берегу.

Эту мирную картину не нарушало присутствие чужака. Девочка, мчащаяся во весь опор на резвом белогривом скакуне, естественно дополняла пейзаж, внося в него контрастный штрих странной гармонии. Зелень пригибалась под резвыми копытами коня, но тут же отдельные колоски поднимали любопытные головы, вглядываясь в удаляющуюся всадницу. В ушах девочки играл ветер, но она не сбавляла скорости, наслаждаясь быстрой скачкой. Остался далеко позади темный лес, ветвистые тропы которого намеревались запутать случайного путника и сбить его с намеченного пути. Продираться через хищные колючки и поваленные ураганом деревья верхом было сложно — того и гляди угрожала опасность провалиться в незамеченную яму или увязнуть в зыбком болоте. Но всадница и лошадь справились с этим трудным участком пути, и теперь обе упивались звенящим вкусом свободы, едва касаясь земли, словно две птицы, взмывающие в бесконечную синеву.

Бескрайняя равнина радовала глаз своей бесконечностью. Ничем невозможно ощутить радость безграничного полета, когда земля не властна своим притяжением, а тело точно обретает крылья. Да и конь, и девочка знали не понаслышке, что такое пьянящий вкус свободы, и оба вдыхали ее дивный, ни с чем не сравнимый аромат. В детстве, когда человеку снится, что он летает, возможно испытать нечто подобное, но с той лишь разницей, что сон рано или поздно заканчивается, оставляя лишь слабое воспоминание об ощущении счастья. Разве может сравниться с самым реалистичным сном полет наяву? Человеку, увы, не даны крылья, но девочку этот факт ни капли не расстраивал. Мерные скачки коня, мчащегося быстрым галопом, дарили ощущение полета, и маленькая всадница наслаждалась каждым мгновением этой чудесной скачки. Временами она опускала поводья и раскидывала руки, точно крылья, едва не визжа от пьянящего восторга. Ни она, ни конь не чувствовали усталости — бескрайний простор степи придавал обоим силы, и казалось, бешеной скорости не будет конца. Спроси кто-нибудь девочку, что такое счастье — наверно, она ни капли не раздумывала бы с ответом…

В это же самое время другая девочка размышляла о том, есть ли на свете это самое счастье. Она не летела быстрым галопом по безграничной прерии, не вкушала сочный запах лета. Девочка лежала в постели, скованная параличом, и день за днем смотрела на свою счастливую ровесницу-всадницу, умелой рукой художника изображенную на картине…»

— Сильно написано, — заметила я, дочитав рассказ до конца. — Даже не ожидала подобного. Думаю, для нашего издания эта вещь подойдет, мало того что маленькая, так еще и со смыслом. Многие писатели, которые занимаются сочинением эссе, пишут о своих размышлениях, а здесь и динамично, и печально.

— Да у меня много подобных рассказиков, — заметил Максим. — Короткие вроде получаются, зато с длинными — беда. Вроде как по отдельности отрывки хорошие, самостоятельные, но это — не фрагменты целого романа, а только рассказы.

— Ну не всем же авторам дается писать большие произведения, — сказала я. — Некоторые писатели — мастера короткого жанра, мне даже кажется, что написать маленький рассказ труднее, чем большую повесть. Если в романе допустимы лирические отступления, долгие размышления, то в рассказе этого быть не должно. Ведь главное в короткой прозе — это неожиданная развязка, чтобы после прочтения читатель некоторое время оставался потрясенным написанным. И вам это, как я могу судить, весьма удается.

— В этом, конечно, вы правы, — согласился со мной Семенихин. — И все-таки, любой писатель, по моему мнению, просто обязан написать большой роман. Рассказы, конечно, это хорошо, но это так — проба пера. Тогда как роман — своеобразная отчетная работа, контрольная, экзамен. Вот только я, увы, его еще не сдал.

— Но вы наверняка пытаетесь создать большое произведение? — предположила я.

Максим кивнул.

— Пытаюсь, только пока ничего путного не получается. У меня нет подходящего сюжета, который можно было бы развить в целый роман. Имеются наработки, но пока я не представляю, как их соединить в единое целое. Даже рассказы сейчас не пишу — трачу время впустую. У меня уже порядка десяти открытых документов, в которых написано по два-три абзаца, без начала и конца. Бестолковая работа.

— Если стараться, то все получится! — заверила я писателя. — Многие другие авторы тоже пребывали в состоянии творческого поиска, и в конце концов создавали романы и повести. Взять хотя бы нашего тарасовского Владислава Курагина — сколько он пытался написать роман, но у него ничего не получалось. И вот — пожалуйста, последнее его произведение стало бестселлером!

— По поводу Курагина ничего не могу сказать, — холодно заявил Семенихин. — Я его «Черный город для Рэйвен» не читал и читать не собираюсь. Поэтому воздержусь от комментариев.

— Почему? — изобразила я удивление. — Читатели роман хвалят, говорят, это новаторское произведение.

— Я, может, и прочитал бы книгу, если б не был лично знаком с ее автором, — все так же холодно проговорил Максим. — Увы, я знаю Курагина, какое-то время мы даже дружили. Только сейчас я понимаю, что ни о какой дружбе и речи идти не могло.

— Что же случилось? — поинтересовалась я.

— Да ничего, кроме того, что Влад показал себя с не очень хорошей стороны, — пожал плечами мой собеседник. — Да, поначалу мы близко общались, у нас было много общих тем для разговоров. В моей семье — я говорю о жене и сыне — сочиняю только я, а Маша, да и Колька, относятся к моему занятию как к бессмысленной трате времени. Жена пилит вечно — мол, занимаюсь ерундой какой-то, нормальный мужик давно бы устроился грузчиком или еще кем, если б его сократили. А то, что я за ноутбуком сижу — это ее раздражает. Сами подумайте, разве можно назвать работой создание текстов, которые никто не читает? Да был бы я даже известным писателем, то, что я дома пишу романы, уже играет против меня. Ведь как заведено? Если человек работает, значит, он должен к восьми или девяти утра являться на службу, сидеть там до шести вечера и возвращаться домой. Тогда — да, он работает. А то, что на работе этот самый человек может попросту в компьютерные стрелялки играть, чтобы время быстрее прошло, — это никого не волнует. Другое дело, когда дома пишешь. Вот у меня — ненормированный рабочий день, иногда до одури сижу за ноутбуком. Ни о каком графике и речи идти не может — я работаю едва ли не круглосуточно, кроме, конечно, времени сна. И то поспать толком не всегда удается — у меня, когда работа не идет, бессонница начинается. Вот и сами подумайте: с пяти утра до одиннадцати вечера за клавиатурой, у монитора. Да, это не приносит пока никаких заработков, но я-то в этом не виноват! Думаю, за рубежом писательская деятельность дает больше плодов, чем у нас в России. Может, в Москве или Петербурге, культурной столице, с этим и получше, но Тарасов, увы, глубинка. Да если б я и получал гонорары за свою работу, на мнение окружающих людей это бы никак не повлияло. Потому что работа дома таковой не считается, и не важно, что вкалываешь как папа Карло.

— Увы, таковой факт имеет место, — согласилась я. — Но все-таки, вы начали рассказывать про Владислава Курагина… Что между вами произошло?

— Простите, отвлекся от темы, — кивнул Семенихин. — Я к тому все это говорю, чтобы было понятно, почему, собственно, у нас с ним завязалась дружба. Помимо того, что у нас есть общее увлечение, Владислав умеет располагать к себе людей. Он общительный, обладает глубокими познаниями в разных областях, и я считал его более опытным прозаиком, потому и спрашивал совета. Влад писал уже романы, хотя его жене ни одно из больших произведений Курагина не понравилось. Но так как у него имелся опыт написания вещей большего размера, чем рассказы, я советовался с ним. У меня, как я говорил ранее, были некоторые наработки, которые как-то следовало составить вместе. Объединить их одним сюжетом, что ли. Был бы у меня готов костяк произведения, не составило бы особого труда оформить его в самостоятельный роман, но как сделать такую базу, я не имел представления. Я совершил глупость, когда показал Владу фрагменты своего произведения, даже на флешку ему скинул, чтобы мой якобы друг в свободное время посмотрел их. Ну и что вы думаете? Совета Влад мне не дал, зато немного позднее на собрании «Диалога» прочел свой собственный рассказ, сюжет которого, не побоюсь этого слова, подло своровал у меня! Представляете, какой подонок? Я ему доверил свои наработки, думал, что он порядочный человек, а Курагин попросту обманул меня, воспользовался мною! Ну естественно, я не смог сдержать негодования. Пытался обойтись без публичных оскорблений — после собрания позвал его в сторонку и сказал, что воровать чужие идеи — низко и подло. И подобный поступок характеризует его не просто как лицемера и предателя, но и как непрофессионального писателя, у которого полностью отсутствует воображение и опыт.

— И что же Курагин? — спросила я.

— А что — ничего, — пожал плечами Максим. — Сказал, что я не написал рассказ, а он создал его, потому что в голову якобы пришла подобная мысль, и вообще, ни о каком плагиате речи идти не может. Вроде все уже написано до нас, поэтому невозможно создать какую-то новую идею, ну и прочее в том же духе. Короче говоря, мы разругались, и больше я общаться с ним не стал.

— И у вас не возникло желания отомстить такому подлому человеку? — осторожно полюбопытствовала я, делая ставку на то, что Семенихин проговорится, хотя бы словом обмолвится, чтобы у меня появилась зацепка.

— Конечно, возникло, — кивнул Максим как ни в чем не бывало. — И я отомстил ему!

— Да что вы говорите? — У меня дыхание перехватило: похоже, разгадка дела Курагина близка, я даже не думала, что так легко выясню имя преступника! Неужели наконец-то удача повернулась ко мне лицом?

— Отомстил изощренно, как подобает писателю! — продолжал Семенихин. Ага, сейчас я узнаю про угрозы, хотя странно, почему Максим так запросто рассказывает об этом совершенно постороннему человеку? Хотя если он просто запугивает Курагина, то никакого преступления нет, наверно, Семенихин уверен, что за угрозы не сажают.

— Вот, взгляните, — ухмыльнулся Максим, кивая на ноутбук. — Сейчас, минутку.

Он щелкнул мышкой, открывая текстовый документ. Интересно, что я там увижу? Записки с угрозами? Слишком просто и банально, хотя кто разберет этих писателей.

— Прошу, — он пригласил меня сесть за стол. Я уставилась на экран монитора и прочитала:

«Труд писателя».

«Всю свою сознательную жизнь, сколько себя помнил, он всегда знал, чем хотел заниматься в жизни. Даже в детстве, спроси его кто-нибудь, кем он будет, когда вырастет, ответ сразу приходил ему в голову, и он отвечал, нисколько не раздумывая. Это было ясно как день. Быть писателем — вот самая заветная мечта его жизни. Он решил, что обязательно добьется своей цели, чего бы это ему ни стоило. Ведь голова его была полна самых разных идей и историй, готовящихся прорваться наружу оглушительным потоком и превратиться в захватывающий, ни на что не похожий роман. Книги других писателей он читал постоянно, набираясь мастерства. Однако все рассказы и новеллы казались ему несовершенными — в них постоянно чего-то не хватало. Одних авторов он осуждал за бедность описаний, других — за чрезмерную вычурность повествования, третьих — за скудность сюжета. Нет, если бы он сочинял эти романы, они оказались бы в тысячу раз лучше. В этом уж он был уверен наверняка.

Каждое утро начиналось для него с чашки кофе и нескольких сигарет. Выпуская в воздух комнаты густой табачный дым, он вглядывался в его очертания, и в них угадывались новые закрученные сюжеты, замысловатые фабулы и повороты событий. Удовлетворив потребность в таком своеобразном завтраке, он надевал свою любимую черную рубашку и отутюженные, без малейшей складочки брюки — идеальная одежда блестящего сочинителя. Был бы в его гардеробе сюртук, он непременно бы облачался в него, но увы, такой детали одежды у него не имелось. Затем он брал серебряную пепельницу, пачку дорогих сигарет — специально припасенных для такого повода, — и садился за письменный стол. Проверял, насколько остро заточен каждый карандаш — их непременно должно было иметься несколько штук, чтобы не отвлекаться на заточку, когда очередной грифель затупится. В ящике стола — стопка чистых листов бумаги. Бумагу он всегда покупал нелинованную и дорогую, на которой приятно писать и вносить поправки.

Словно любимую драгоценность он доставал стопку писчей бумаги и перелистывал приятно пахнущие странички, грезя о моменте, когда они будут готовы рассказать самую занимательную, самую правдивую и невероятную историю. За новой сигаретой он закрывал глаза, и перед его взором мелькали отрывки из чьих-то жизней, странные повороты сюжета, загадочная развязка и кульминация романа. Это было сродни божественному откровению. Он упивался каждым мгновением чудесных предчувствий романа, рвущегося из него, как ребенок, готовый вот-вот родиться. Голова была полна метафор, эпитетов и олицетворений, которыми он готовился наполнить свое повествование. Какой невиданный поток мыслей, воспоминаний и впечатлений мечтал он выплеснуть на чудесную бумагу, как хотел он потрясти всех своих будущих читателей, как представлял себя в ореоле славы и известности… Да, это были необыкновенные, чудные мгновения каждого его творческого утра.

Докурив очередную сигарету, он брал в руки карандаш, задумчиво вертел его в пальцах, а затем доставал первый лист из стопки бумаги. Задерживал дыхание, с нетерпением покусывая губу, растерянно теребил мочку уха. Проверял, как пишет карандаш — достаточно ли тонкие следы он оставляет на листе.

А потом откладывал и карандаш, и бумагу. Ведь за всю свою жизнь он так и не написал на своих драгоценных листах ни единого слова».

— Что это? — удивилась я, закончив чтение.

— Рассказ, который я посвятил своему бывшему другу, Владиславу Курагину! — самодовольно пояснил Семенихин. — На следующем собрании «Диалога» я его зачитал, вместе с посвящением, и, хотя никто, включая Леонида Сергеевича — это наш председатель, — ничего не понял, Владислав сразу сообразил, что к чему. Этот рассказ буквально взбесил его — видели бы вы, какое у него было выражение лица! Я думал, что после собрания он попытается мне даже морду набить, но нет. До рукоприкладства дело не дошло — Влад покинул собрание, не дождавшись конца. Все, конечно, удивились, а я понял, что отомщен.

— Но в рассказе же писатель не ворует ничьи произведения, — заметила я. — Он просто не может ничего написать, как я поняла.

— Именно, — подтвердил Максим. — В том и состоит все коварство мести — ударить исподтишка, но так, чтобы моя стрела достигла цели! Вы и представить не можете, как мне потом полегчало — даже злоба прошла! По-моему, это вполне достойная месть — уязвляет сильнее оскорбления, правду говорят: словом можно убить!

— Я-то думала, вы стали какие-нибудь записки с угрозами Курагину присылать, — заявила я. — Чтоб запугать его, например…

— Вот еще! — фыркнул Семенихин. — Угрозы — фу, это ж мелочно и недостойно! Я считаю себя все же образованным, интеллектуальным человеком, а угрозы и шантаж — увольте, это не для меня. Кстати, а было бы неплохо опубликовать и этот рассказ, как вы считаете? Только непременно с посвящением, чтобы Курагин на всю жизнь запомнил, что друзей предавать не следует. Это ему урок будет, так сказать, воспитательная работа. Да и, по-моему, рассказ совсем неплох, что скажете?

— Да, соглашусь с вами, — кивнула я, постаравшись сдержать свое разочарование. Я-то думала, имя преступника само ко мне в руки приплывет, но увы. Рассказ Семенихина, видимо, является его алиби — Максим искренне уверен, что наказал вероломного приятеля, и вряд ли это он запугал Курагина до такой степени, что тот боится выйти из дома. Ни за что не поверю, что Владислав из-за «Труда писателя» методично проверяет почту и не покидает пределы своей квартиры.

— А вы в последнее время не общались с Курагиным? — спросила я.

Максим отрицательно покачал головой:

— Нет, и не горю желанием. Я забыл этого человека, стараюсь не думать о нем. В принципе, мы квиты: он ударил меня тем, что украл мое произведение, а я отомстил ему в том же ключе. Вернее, я-то не воровал его идеи — просто написал другой рассказ. Получилась своего рода «писательская дуэль», из которой, как я считаю, я вышел победителем. Но романы Курагина я читать не желаю — мне кажется, что его произведения не настолько хороши, чтобы тратить на них время. К тому же, кто знает, его ли это идеи, или он воспользовался еще каким-нибудь наивным сочинителем?

— Что ж, понятно… — протянула я, про себя подумав, что больше ничего полезного от Семенихина не узнаю. — Все-таки, как вы думаете, у Курагина среди писателей могли иметься враги? Раз он такой подлый человек, как его вообще терпят?

— Да кто ж его знает! — махнул рукой Максим. — Но мне кажется, он не рискнул бы воровать идеи у более известных писателей. За это ему бы досталось. Да я сейчас редко в «Диалог» хожу — все свои старые рассказы я там прочел, а новых не появилось. Потому что все время уходит на попытки написать роман. Так, иногда на улицу выхожу — воздухом подышать, когда совсем уже мозг отказывается работать. Но настроения встречаться с другими людьми после предательства Курагина у меня нет. Честно говоря, я больше не доверяю окружающим — вроде общаешься с человеком, делишься с ним своими проблемами или, наоборот, радостями, а он внезапно бьет тебя ножом в спину. Ведь как говорят — чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак. Вот это точно про меня. Хотя собаки у нас дома нет — слишком много с ней мороки, — но с высказыванием этим я полностью согласен. Только люди способны на предательство и вероломство, поэтому лучше от них вообще держаться на расстоянии.

— Что ж, спасибо за рассказы и интересную, даже поучительную историю, — поблагодарила я Семенихина. — Мне пора идти, на очереди еще несколько писателей, которым следует нанести визит.

— Но вы напечатаете мои произведения? — уточнил Максим. Я кивнула.

— Как только издание выйдет, вы найдете там ваши рассказы, — пообещала я. Семенихин поблагодарил меня и проводил до выхода из квартиры. А я задумчиво направилась к своей машине — у меня осталась только одна-единственная зацепка, и я не знала, что буду делать, если и она окажется ложным следом.

— Здравствуйте. Вы позвонили в архитектурное бюро «Элиза», чем могу вам помочь? — вежливо поинтересовался молодой женский голос.

— Я хотела бы проконсультироваться с вами по поводу ремонта в своей квартире, — заявила я. — Понимаете, хочу полностью сменить дизайн комнат, но пока не знаю точно, что мне выбрать. Я смотрела в Интернете разнообразные дизайн-проекты, но мне ничего из предложенных вариантов не понравилось. Понимаете, там какие-то шаблонные проекты, а мне хочется что-то индивидуальное.

— Я вас понимаю. — Я буквально увидела, как на лице администратора «Элизы» появляется заученная улыбка. — Вы обратились туда, куда нужно! Наше архитектурное бюро берется за разработку интерьеров, и мы избегаем шаблонов — только индивидуальные решения, которые учитывают потребности и желания каждого заказчика. Даже если в вашей квартире типовая планировка, мы создадим для вас индивидуальный проект, который полностью удовлетворит ваши желания. Любая квартира станет не просто привлекательной внешне, но и будет практичной, функциональной и комфортной!

— Звучит многообещающе, — заметила я. — Только я сама еще не поняла, что, собственно, хочу.

— Поверьте, не вы первый клиент с такой проблемой, — проворковала администратор. — К нам приходит огромное количество людей с просьбой создать что-нибудь оригинальное, для этого у нас и работают опытные дизайнеры и проектировщики! Только подумайте, что вы хотите? Сменить дизайн потолка? Просто слегка переоформить свой дом? Создать элитный дизайн интерьера?

— Хочу, чтобы было красиво! — заявила я. — А что там — потолок или интерьер, представления не имею. Я же не строитель, как я по телефону так сразу могу сообщить?

— Если вам удобно, то вы можете приехать в офис нашей фирмы! — предложила мне моя словоохотливая собеседница. — Там определимся с вашими пожеланиями, посмотрите уже выполненные работы, может, вам что-то понравится из готовых решений. Тогда мы возьмем за основу тот интерьер, который вам ближе всего, и дополним его всевозможными деталями на ваш выбор.

— Я думаю, было бы наилучшим вариантом посмотреть, что у вас есть, — сказала я. — Можно в ближайшее время приехать?

— Конечно, мы работаем с десяти утра до восьми вечера, — ответила администратор. — Приезжайте в любое удобное для вас время! Наш адрес — Булгаковская, дом двадцать два, архитектурное бюро «Элиза». Вам подсказать, как лучше доехать?

— Нет, спасибо, — отказалась я. — У меня навигатор в машине, думаю, я вас найду.

— Что ж, будем ждать вашего визита, — произнесла женщина и, так же вежливо попрощавшись, повесила трубку.

Архитектурное бюро «Элиза» располагалось недалеко от центра города. Доехала я относительно быстро — навигатор услужливо подсказал мне, по каким улицам следует ехать во избежание заторов, и вскоре я уже припарковала машину возле дома с красивой вывеской.

Это было довольно простое, без всяких излишеств здание. В похожих размещаются западные офисные центры.

Я поднялась по маленькой лестнице и открыла дверь. Вестибюль был светлым и просторным, с широкими окнами, у стены стоял стол администратора. Само собой, на столе находился современный компьютер, также я разглядела принтер, сканер и ксерокс. Наверно, все для того, чтобы клиент мог заказать нужную ему услугу, не выходя из офиса. За столом возвышался белый книжный шкаф с папками альбомного формата. Как я догадалась, в папках находились фотографии готовых интерьеров.

За столом сидела девушка лет двадцати пяти, одетая в строгий темный пиджак и юбку. Короткая стрижка удивительным образом подходила к ее правильному, красивому лицу, черты которого подчеркивали грамотно подобранные очки в тонкой оправе. Увидев меня, администратор приветливо улыбнулась, словно все это время только тем и занималась, что ждала мою особу. Я ответила ей такой же милой улыбкой и поздоровалась:

— Добрый день, я вам недавно звонила. По поводу ремонта и дизайна квартиры.

— Здравствуйте, меня зовут Мария, я администратор архитектурного бюро «Элиза», — как скороговорку, выпалила девушка. — Присаживайтесь, давайте с вами обсудим ваш будущий заказ!

Ух, какая бойкая! Уже собралась меня записать в свои клиенты! Несмотря на молодость, сразу видно, профессионалка. Усадит, все расскажет, чайком напоит и раскрутит на кругленькую сумму, и чует мое сердце, не позволит даже подумать о другой ремонтной фирме!

Я послушно села на белое кресло и начала свой рассказ:

— У меня однокомнатная квартира, и я хочу наконец-то сделать в ней ремонт. Но понимаете, я уже раньше обращалась в архитектурное бюро, но там мне не понравилось. Мало того, не предложили ничего интересного, так еще и дизайнер попался не слишком квалифицированный. Я не стала у них ничего заказывать — побоялась, что обдерут до нитки, а квартиру только испортят. Поэтому я не просто хочу подобрать дизайн, но и найти такого мастера, который обладает большим опытом в обустройстве квартир и может выполнить пожелания клиента.

— У нас в архитектурном бюро работают только высококвалифицированные профессионалы! — заверила меня Мария. — Во-первых, мы берем людей с опытом работы не менее десяти лет, во-вторых, все наши специалисты постоянно повышают свою квалификацию, посещают курсы, тренинги, ездят на семинары в крупные города России и даже за рубеж. Мы постоянно совершенствуем свои технологии, в курсе всех новинок, которые появляются в архитектуре и дизайне. Все услуги наши работники выполняют быстро, качественно и с учетом индивидуальных пожеланий клиентов. Если вы выбрали наше архитектурное бюро, то не будете разочарованы. Вы можете посмотреть отзывы о работе наших мастеров — уверяю вас, не найдете ни одного недовольного.

— Я бы хотела взглянуть, — согласилась я. Администратор с улыбкой протянула мне папку в зеленой обложке и пояснила:

— Здесь распечатаны отзывы с нашего сайта. Вы можете посмотреть еще каталог заказов и те варианты дизайна интерьера, которые были созданы дизайнерами нашего бюро и воплощены в жизнь.

Она положила на стол еще одну папку, только обложка на ней была уже синяя, и, пока я листала страницы первой, продолжала свой монолог:

— Дизайнеры и мастера нашего архитектурного бюро могут создать интерьер любого стиля, какой вы пожелаете. К примеру, очень популярна классика — интерьер со светлыми оттенками, большое количество дневного света, мебель из натуральных материалов, картины, зеркала… Если у вас имеется фарфоровая посуда, хрусталь, то рекомендую вам остановиться на классике, это первая страница в синей папке. Еще многие выбирают хай-тек. Если вы любите простоту, креативность и нестандартный подход, то хай-тек — как раз ваш вариант! Более смелое решение — стиль ар-деко, который отличается эксклюзивностью, изящностью, неожиданным сочетанием материалов и предметов интерьера. Неповторимое очарование создает сочетание модерна с африканскими мотивами и индийскими веяниями, это третья страница. Скандинавский стиль — тоже беспроигрышный вариант! Если в квартире большие окна, то этот стиль как раз то, что вам нужно. В нем очень эффектно смотрится керамика, натуральный камень, мех, древесина…

— Вот, — оборвала я бесконечный словесный поток администратора, ткнув в один из отзывов в папке. — Мне хочется, чтобы ремонтом моей квартиры занимался вот этот дизайнер, Владислав Курагин. Я думаю, он хороший профессионал, у вас есть фотографии его проектов?

— Конечно, есть, — кивнула Мария. — Но у нас есть другие хорошие дизайнеры, скажем, Михаил Антонов, Игорь Курочкин, Николай Андрейченко.

— Нет, мне не надо других дизайнеров! — капризно скривилась я. — Я хочу, чтобы мою квартиру благоустраивал именно Курагин!

— Вынуждена вас огорчить, но в настоящее время Владислав Курагин не работает в нашем архитектурном бюро, — развела руками администратор. — Но почему вы не хотите посмотреть работы других мастеров? Вы же не видели дизайна Курагина!

— А вы мне покажите тогда, — потребовала я. — Скажем, его последнюю работу. Мне интересно поглядеть.

— Последняя работа… — протянула Мария. — Подождите минутку, мне надо посмотреть по базе…

Она сосредоточенно защелкала мышкой и спустя несколько минут проговорила:

— Вас интересует именно последний заказ Владислава Курагина? Может, подойдут другие, где представлен только дизайн интерьера?

— Это тоже, — кивнула я. — А что с последним заказом? У него что-то не получилось?

— Нет, что вы! — возразила девушка. — Просто Владислав занимался проектом не по дизайну интерьера, как вы хотите, а ремонтом одной из квартир в старом фонде. Там ее хотели полностью перестроить и выставить на перепродажу. Дизайном Владислав Курагин тоже занимался, но индивидуальных пожеланий клиента не было, поэтому квартиру выполнили в стиле минимализма. Он сейчас весьма популярен, люди начинают ценить пространство и свободную планировку.

— Покажите мне эту квартиру до ремонта и после, — потребовала я.

Мария нахмурилась и принялась пролистывать страницы в синей папке.

— Вот эта квартира, — наконец открыла она нужный лист.

Я посмотрела на несколько фотографий — на первой был запечатлен облупленный, покосившийся фасад пятиэтажного дома, видимо, старой постройки. На второй — внешний вид одной из комнат, тоже, как я поняла, до ремонта. Впечатление комната производила не радостное — неровные стены с грязными обоями в мелкий цветочек, уродливый стол допотопных времен, табуретки, шкаф, которому, видимо, пытались придать более-менее пристойный вид. Однако сразу становилось ясно: сколько ни старайся, а комната не будет выглядеть лучше, даже если переклеить все обои и купить новую мебель. Батарея вообще смотрелась ужасающе — грязная, «гармошкой», она портила весь вид и без того жуткой комнаты. Судя по всему, это была гостиная, если можно так выразиться. Помимо стола в помещении находился диван с пледом. Покрывало было хоть и новое, но общего впечатления оно не меняло. Я бы в жизни не согласилась жить в такой убогой квартире, даже если б у меня не было другого варианта.

Зато следующий снимок разительно отличался от предыдущего — светлые стены, большое, широкое окно с прямыми строгими занавесками, черный плоский шкаф, удобный диван в тон общему интерьеру, маленький современный столик… Как и рассказывала Мария, в обстановке комнаты не было ничего лишнего — все предметы мебели находились строго на своих местах, а детали помещения составляли гармоничную композицию, в которой ничего невозможно убрать или добавить. Я даже не поверила, что на фотографиях — одна и та же комната.

— Это что, так выглядит помещение после ремонта? — изумилась я. Администратор, видя мое восхищение, довольно кивнула.

— Да, Владислав Курагин — талантливый мастер! — заметила она. — Жалко, что он больше не работает в нашей фирме, у него врожденное чувство стиля и поистине золотые руки! Но что поделаешь — после этого проекта он больше не брал заказы.

— А почему? — поинтересовалась я. — Если у него так здорово получается переделывать жилые помещения, зачем увольняться с хорошей работы? Может, он просто в другую фирму перешел?

— Нет, Владислав Курагин больше не занимается ремонтом квартир, — сказала Мария. — Он объяснил нашему директору, что теперь полностью посвятил себя творческой деятельности. Он ведь известный писатель, недавно его книга вышла, вот… — девушка нагнулась и вытащила из-за стола увесистый роман с мрачной черной обложкой, на которой изображалось лицо бледной девочки с широко раскрытыми глазами, а в центре была нарисована черная кобра. Наверху книги было написано название готическим шрифтом — «Черный город для Рэйвен», еще выше — фамилия и имя автора.

— Как раз сейчас читаю, — пояснила администратор. — Знаете, такой увлекательный роман, хоть и жуткий. Прямо мурашки по коже! Что тут скажешь — талантливый человек талантлив во всем!

— Надо же! — изобразила я удивление. — В жизни бы не поверила, что мастер по ремонту квартир может быть писателем!

— В нашей жизни все возможно! — улыбнулась Мария. — Но боюсь, Владислав Курагин сейчас занят написанием нового романа, поэтому заняться вашей квартирой он не сможет.

— Ой, знаете, меня так поразили эти фотографии! — заявила я, кивнув на снимки квартиры. — А этот дом, он где находится? Он сейчас такой же жуткий, я имею в виду фасад?

— Его собирались переделать, только не стали, — пояснила Мария. — Дом жилой, не аварийный, поэтому в переделанную квартиру даже въехали жильцы. Но я точно не знаю…

— Мне очень хочется посмотреть на этот дом! — настаивала я на своем. — Может, вы знаете, где он находится?

— Знать-то знаю, — с сомнением проговорила девушка. — Только зачем вам это? На фотографии все видно, если вы хотите обустроить свою квартиру в стиле модерн, это легко сделать. Мы подберем вам хорошего дизайнера…

— Ну, я хочу просто увидеть сам дом, — выкрутилась я. — Знаете, у меня такое увлечение — ходить по улицам Тарасова и фотографировать старые дома. Так сказать, для памяти. Многие ведь сносят и перестраивают, а так хотя бы фотографии останутся. Но это я для себя. Конечно, я подумаю над вашим предложением, мне нравится ваша фирма.

— Раз вы так просите… — Девушка, похоже, поверила в мою ложь и снова пощелкала мышкой. — Адрес Вяземская тридцать шесть, это где-то в Воложском районе. Курагин приводил в божеский вид квартиру номер семнадцать на втором этаже. Так что вы решили, я запишу ваш заказ?

— Конечно, только сперва я хотела бы поговорить с дизайнером, — принялась я сочинять на ходу, дабы поскорее отделаться от навязчивой администраторши, которая задалась целью непременно перестроить мою квартиру. — И забыла сказать, я не сделала фотографий своих комнат. Наверняка нужно сперва посмотреть, как выглядит помещение, а потом уже думать, как его благоустроить.

— Да, фотографии понадобятся, — согласилась со мной Мария. — Смотрите, вы можете подъехать завтра, с двух до пяти, в офисе будет находиться Игорь Курочкин, наш дизайнер. Вы можете посмотреть его работы, он профессионал с пятнадцатилетним стажем работы. Имеет два высших образования, за его плечами курсы по повышению квалификации, и он в настоящее время как раз свободен. Я очень советую вам доверить дизайн вашей квартиры именно ему, ни в одной фирме Тарасова вы не найдете лучшего специалиста!

— Хорошо, я подъеду завтра! — пообещала я Марии и, чтобы у той не было никаких сомнений, взяла со стола визитку фирмы. — Если что-то изменится, я вам обязательно позвоню.

— Что ж, тогда до встречи! Завтра с вами подпишем договор и оформим заказ! — жизнерадостно заключила администратор.

Мы вежливо распрощались, и я, еще раз пообещав, что обязательно приеду, как только сделаю фотографии своей квартиры, покинула здание. Да уж, в лапы этой дамочки лучше не попадаться — вцепится мертвой хваткой и не отпустит до тех пор, пока своего не добьется. Но в отношении меня эти уловки не действуют — я прекрасно знаю все подобные хитрости и с ловкостью выкручусь из любой такой ситуации.

Глава 7

Воложский район я знала не так хорошо, как центр Тарасова, а Вяземская улица находилась и вовсе едва ли не на самой окраине города. Добираться туда было долго, даже несмотря на то, что я ехала по дороге без заторов, все равно потратила почти час, пока добралась до нужного мне места. Уже темнело — часы показывали начало шестого, стало заметно холодать. Похоже, ночью вообще будет минусовая температура, а с учетом отсутствия снега казалось, что воцаряется жуткий холод. Хорошо еще, что дома были пронумерованы, иначе нужное мне здание я искала бы долго.

Все дома походили друг на друга — старые, неказистые, обшарпанные. Я была уверена, что подобные строения давно предназначены под снос, вот только торопиться с этим никто не желает. Наверно, администрация нашего города ожидает, что дома простоят еще полвека — ну а если начнут разваливаться, тогда, глядишь, жильцам предоставят другие квартиры.

Дом под номером тридцать шесть на первый взгляд ничем не отличался от своих соседей, однако при ближайшем рассмотрении я увидела, что стены сейчас выглядят не такими убогими, как на фотографии в каталоге, а все окна целые, рамы покрашены. Похоже, пластиковые, подумала я про себя. Может, помимо ремонта семнадцатой квартиры заодно и окна обновили? Фасад вот подлатали, стало быть, дом в обозримым будущем под снос явно не пойдет. Иначе зачем там делать перепланировку? Напрасная трата времени, денег и сил.

Я вышла из своей «девятки» и, накинув капюшон на голову, быстро подошла к подъезду пятиэтажки. Даже домофон есть — хорошо, что не кодовый замок, а то мне пришлось бы долго мерзнуть на холоде, подбирая код. Я решительно набрала номер «семнадцать» и принялась ждать ответа. К счастью, дома кто-то был — вскоре раздался детский голос:

— Кто?

— Меня зовут Татьяна Иванова, я журналист газеты «Тарасовские вести», — громко представилась я. — Скажи, твои мама или папа дома? Кто-нибудь из взрослых есть?

— Мама с папой на кухне, ужин готовят, а мы со Светкой мультики смотрим по телевизору, «Смешариков»! — тут же выложило мне всю подноготную бесхитростное дитя. — Вон, мама идет! Мам, тут тетя какая-то пришла, с газетой!

— Кто там? — строго спросил взрослый женский голос. Я повторила свою легенду, однако женщина не очень хотела впускать в квартиру незнакомую гостью.

— А по какому вы поводу пришли? — настороженно поинтересовалась она.

— Я веду рубрику «Квартирный вопрос», — сочиняла я на ходу. — Езжу по адресам квартир, которые недавно были отремонтированы, беру интервью у жильцов, а потом пишу обзор наиболее удачных стилей. Ваш дом значится в моем списке — если я не ошибаюсь, в вашей квартире недавно проводился ремонт?

— Да, все верно, — немного смягчилась женщина. — А что, сейчас кто-то читает газеты? Я думала, все давно о новостях из Интернета узнают.

— Именно поэтому мы делаем все, чтобы наше издание пользовалось спросом у жителей Тарасова, — пояснила я. — «Тарасовские вести» — довольно известная газета, и мы создаем новые рубрики, которые удовлетворяют интересам населения. В последнее время много людей проводят ремонт, и им важно знать, какой дизайн интерьера сейчас в моде, что лучше выбрать и какому мастеру доверить перепланировку. Но будет лучше, если я все объясню не по домофону, это довольно долго…

— Хорошо, открываю, — милостиво согласилась дама меня впустить. Раздался протяжный заунывный звук, и я открыла дверь.

А вот лифта в доме не было — на второй этаж я поднималась на своих двоих. В принципе, это неудивительно — ведь это не девятиэтажный дом, хотя если на пятом проживают какие-нибудь старички, совершать подобные физкультурные подвиги для них весьма проблематично. Что ж, будем надеяться, что на верхних этажах живут лица помоложе — раз, в самом деле, никто не возмущается по поводу отсутствия лифта.

Дверь мне открыла женщина средних лет, одетая в темную водолазку и джинсы, поверх которых был повязан светлый фартук. Длинные светлые волосы женщины были забраны в тугой хвост, наверно, чтобы не мешали при готовке. Несмотря на отсутствие косметики, лицо ее не казалось блеклым — вполне яркие черты, красивые синие глаза. Сзади растерянно топтался мальчуган лет шести, который вроде как и стеснялся незнакомого человека, и одновременно испытывал интерес к происходящему. Из одной из комнат доносились мультяшные голоса — ребенок не врал, шли мультфильмы. Я сразу оглядела коридор — по внешнему виду он весьма подходил к интерьеру гостиной на фотографии в архитектурном бюро. Минимум мебели, светлые стены, на которых, правда, кое-где виднелись следы цветных фломастеров. Похоже, дети не считали отсутствие узора на обоях хорошим решением и успели внести свою лепту в украшение стен.

— Верхнюю одежду можете повесить на вешалку, — разрешила мне женщина. — Как, простите, к вам обращаться?

— Татьяна, — снова назвалась я. — А вас как звать?

— Ирина, — представилась молодая мать.

— А я — Олег! — продолжил процедуру знакомства ребенок. — А Светка мультики смотрит. А папа готовит, его Тимофей зовут!

— Все сказал? — строго зыркнула на словоохотливого мальчугана Ирина. — Иди в комнату, смотри с сестрой телевизор! Не мешай взрослым разговаривать!

— Я эту серию уже видел! — заявил Олег. — А Светка — нет. Она ныть начинает, когда я хочу другой мультик посмотреть! Не хочу в зал, хочу тут!

— Иди, кому говорят! — прикрикнула на ребенка женщина. Потом уже спокойнее обратилась ко мне:

— Ничего, если мы пройдем на кухню? Конечно, лучше в зале беседовать, тем более у нас на кухне сейчас картошка жарится, но в зале дети, они мешаться будут. Мелкой всего три года, еще напугается, рев поднимет…

— Конечно-конечно, как вам угодно! — кивнула я. — Мне абсолютно без разницы, где брать интервью. По старинке блокнотом и авторучкой пользуюсь, но мне для записей даже стол не нужен, привыкла записывать даже стоя.

— Ну, стол-то у нас есть! — впервые улыбнулась Ирина. — Вот, только ремонт сделали, а эти архаровцы уже стены изрисовали! — Она кивнула на «наскальные рисунки» фломастерами. — Чувствую, и года не пройдет, как от модного дизайна и следа не останется.

— Дети, они такие! — усмехнулась я. — Зато скучно никогда не будет!

— Что верно, то верно! — подтвердила Ирина. — Вот каждый день — новый спектакль. То Олежка замучает своим конструктором, то Светка истерику закатит. А накормить этих оболтусов — настоящая беда! Кроме сладостей ничего есть не желают, как завтрак — обед — ужин, так скандал с боем.

Продолжая сетовать на нелегкую материнскую долю, Ирина прошла на кухню. Ее маленький сын потерял ко мне всякий интерес и отправился в зал — смотреть с сестренкой телевизор. Еще не войдя на кухню, я сразу почувствовала аппетитный аромат жареной картошки с грибами, и рот мгновенно наполнился слюной. Эх, я вот себе ни за что не смогу приготовить ничего сложнее яичницы — и не потому, что не умею, а из-за обыкновенной лени. При желании любой кулинарный рецепт можно освоить, даже самый мудреный, сейчас в Интернете полно всяких пошаговых инструкций. Только на приготовление пищи я никогда не желала тратить время — ведь с моими материальными возможностями я всегда могу сходить в кафе или ресторан и заказать себе все, что душе угодно. Но увы, домашняя еда все же отличается от той, что готовят в разнообразных заведениях.

Кухня была такой же светлой и просторной, как и гостиная на фотографии. Элегантный кухонный стол — ничего общего с тем обшарпанным допотопным монстром, который занимал большое пространство до ремонта, кухонные шкафчики, белая плита, рядом с которой высокий мужчина в джинсах и рубашке сосредоточенно помешивал готовящееся блюдо. Он настолько был занят своим занятием, что даже не повернул голову, дабы посмотреть, кто пришел. Ирина предложила мне сесть на белый табурет с мягкой сиреневой сидушкой — единственной деталью, не вписывающейся в общий стиль помещения. Очевидно, сидушки на табуретах были уже нововведением нынешних жильцов квартиры — насколько мне было известно, стиль минимализм отличается строгостью и не допускает присутствия таких милых женскому сердцу деталей, как скатерти в цветочек, вязаные прихватки и тому подобное.

— Тим, справишься с картошкой? — спросила Ирина у своего супруга. Тот наконец-то повернулся к нам лицом и кивнул. Чем-то муж Ирины напоминал папу Дяди Федора из мультфильма про Простоквашино — такой же длинный, худой и немного «не от мира сего». Ко мне он не проявил никакого интереса — видимо, процесс жарки картофеля поглощал все его внимание.

Я деловито достала свой блокнот и ручку и проговорила:

— Напомните, пожалуйста, вашу фамилию. Если хотите, конечно, в статье не будут указаны ваши настоящие имена, мне для отчетности нужно.

— Да мне все равно, — пожала плечами женщина. — Шостровы мы, хотите — пишите как есть, вы же не будете спрашивать какие-то личные подробности?

— Конечно, нет, — заверила я ее. — Просто, знаете, люди разные, кому-то не нравится, когда настоящее имя указано в газете, а кто-то, наоборот, просит писать как есть. Я у всех спрашиваю, чтобы потом не было недовольных.

— Это вы верно поступаете, — одобрила Ирина. — Я, если честно, с журналистами никогда дела не имела, представляю их только по фильмам. В основном репортеров показывают как каких-то стервятников — на все готовы ради материала, внушают только отрицательные эмоции.

— Ну, это — миф! — заявила я. — Просто режиссеру нужно показать работу журналистов как нечто отталкивающее, вот они и преувеличивают. На самом деле репортеры — довольно деликатные люди, хотя и имеются исключения. Но такое случается абсолютно в любой профессии.

— Наверно, вы правы, — согласилась со мной Ирина. Я посчитала, что на этом можно закончить лирическое отступление, и спросила: — Как давно вы живете в этой квартире? Вы жили здесь и до ремонта или переехали, когда планировка была произведена?

— Да мы недавно тут, — сказала женщина. — Где-то год назад, может, меньше, наш дом признали аварийным, поэтому всех жильцов расселили, кого куда. Мы раньше жили в Заправочном районе, в трехэтажном доме. Дом старый был, но крепкий, мне кажется, он еще долго бы простоял. Единственная беда с отоплением. Батареи вообще всю зиму холодные были, там с трубами какие-то проблемы, поэтому дом не отапливался. Представляете, каково зимой, в двадцатиградусный мороз жить? Обогреватели в каждой комнате стояли, а у нас же дети маленькие, Светка вообще болеть не переставала. Ну муж и стал писать письма на сайт администрации города с просьбой решить проблему с отоплением. Только никто возиться с трубами не стал — посмотрели, что дом старый, признали его аварийным, и под снос. А жильцам бесплатные квартиры предложили. Мы смотрели дома на другой окраине Тарасова, но нам не подошло. Вы представить не можете, какие там халупы были, ужас, да и только! И тут нам, можно сказать, повезло. У одной моей знакомой муж раньше в администрации работал, вот она и помогла нам — сказала, что дом из старого фонда собираются благоустроить, ремонт в нем провести, и нам могут дать квартиру в этом доме. Я сперва отказаться хотела — вы же видели фасад этого дома, тоже старый, обшарпанный. Но подруга настояла на том, чтобы я подумала — вроде как ремонт сделают, и квартира станет как новая. И она права оказалась — вы сами видите, и кухня, и прихожая, и зал, словно из американских фильмов. Ну мы как первую комнату увидели — гостиную, ее первой переделывали, сразу согласились переехать. Повезло, еще и внешне дом подлатали, пластиковые окна поставили. И тепло здесь, не то что на старой квартире!

— А что стало с прежними жильцами квартиры? — поинтересовалась я. — Они-то куда подевались? Переехали?

— Ой, вот чего не знаю, того не знаю! — развела руками Ирина. — Но вроде здесь то ли пенсионер жил, то ли бабка какая-то помешанная. Да я и не интересовалась — нам же на руку было, что квартира пустая. Никаких денег мы за ремонт не платили — дом ведь старый, а квартира новая! Но кстати говоря, раньше дома строили на совесть — наш нынешний с виду такой весь неказистый, но я уверена, лет сто он точно простоит, если не больше! А вот новостройки, наоборот, доверия не внушают. С виду красивые, опрятные, а пару лет проживешь — и пожалуйста, нужен ремонт. Так что и я, и Тимофей очень довольны, пусть и далеко от центра живем. Зато муж тут рядом в магазин устроился работать кассиром, у него экономическое образование, я фрилансом занимаюсь, а Олежку на следующий год в школу отдадим, совсем рядом с домом. Светка вот в садик ходит, «Солнечный» называется, я ее отвожу и привожу. Минут семь ходьбы от дома — тоже рукой подать. Получается, что в центр нам и не нужно ездить! Единственный минус — театры и музеи все далеко, но туда ж не каждый день ходить. Мы и на старой квартире только в театр кукол Олежку возили, а мелкой еще рано было, она б там ничего не поняла.

— То есть нынешним жильем вы довольны? — подытожила я. Ирина кивнула.

— Ир, а ты солила картошку? — прервал нашу беседу Тимофей. Он с беспомощным видом посмотрел на жену — похоже, солить блюдо он боялся. Женщина встала и без лишних слов посыпала блюдо какой-то приправой и сказала:

— Все, можешь не солить. Только мешай лучше, подгорело ж! Эх, ну зачем ты ложкой мешаешь, сковородку испортишь! Лопаточкой надо, я для кого ее достала? Горе ты мое луковое, ну что ж ты творишь!

Я подождала, пока страсти улягутся, бестолковый муж возьмет лопатку, а Ирина вернется к разговору. Когда женщина уселась на табуретку и высказала все, что думает о несамостоятельности мужчин, я продолжила свои расспросы:

— Мне бы еще хотелось поговорить с прежними жильцами вашей квартиры, — сказала я. — Конечно, если б вы жили тут и до ремонта, искать бывших жильцов бы не пришлось, но мне нужно, чтобы кто-то рассказал, как здесь жилось до благоустройства помещения. Может, вы подскажете, где можно найти этого старичка или старушку?

— Да откуда ж я знаю! — развела руками Ирина. — Хотя, может, Светлана Семеновна вам поможет? Соседка наша, она в шестнадцатой живет. Уж она все про всех знает, та еще сплетница.

— Мам, Светка опять ревет! — раздался внезапно голос Олега. — Она шоколадку хочет!

Мальчуган подбежал к матери и требовательно посмотрел на нее.

— Обойдется! — отрезала Ирина. — Так много сладкого есть нельзя, кишки слипнутся!

— Так она ревет! — повторил мальчик. Ирина посмотрела на меня с отчаянием на лице.

— Вы уж извините, толком поговорить не получается… Сейчас, подождите, я мелкую успокою, а то она на уши весь дом поднимет.

— Не беспокойтесь, — заверила я женщину. — В принципе, для интервью мне достаточно, я еще комнату сфотографирую, можно? Мне для репортажа нужно.

— Конечно, фотографируйте! — быстро кивнула та. — Ой, если что, дверь за вами Тимофей закроет, если Светка истерику закатила, я ее полчаса как минимум успокаивать буду. Еще раз извините, но дети, они такие.

И, не дожидаясь моего ответа, Ирина быстро вышла вслед за своим сынишкой. Я для виду сделала пару снимков на свой смартфон, однако зря старалась — Тимофей и головы не повернул в мою сторону, думаю, он даже не слышал, что ему придется провожать меня. Пришлось громко попросить его закрыть за мной дверь. Мужчина обернулся и растерянно посмотрел на меня.

— Ой, да у меня все подгорит… — беспомощно развел он руками. — Иришка возмущаться будет, и так уже горелых кусков полно.

— Вы плиту выключите, а потом включите! — терпеливо посоветовала я. Обрадованный «взрослый ребенок», как про себя прозвала я Тимофея, тут же последовал моим рекомендациям и проводил меня до коридора. Я быстро обулась, накинула пальто и, напомнив мужчине, что следует снова включить газ, чтобы дожарить картофель, покинула семнадцатую квартиру.

Я позвонила в шестнадцатую квартиру, про себя надеясь, что сплетница Светлана Семеновна вечерами сидит дома, занимается просмотром вечерних сериалов или вяжет шерстяные носочки. Судя по описаниям Ирины, выходило, что ее соседка — дама в возрасте, раз давно тут живет и все про всех знает. Сплетников я очень люблю — они обычно выкладывают огромное количество информации, только и знай, что отделяй зерна от плевел — вычленяй из рассказов нужные сведения.

— Кто там? — раздался наконец по ту сторону двери любопытный женский голос. Кажется, я не ошиблась — даме около шестидесяти лет, если не больше.

Я вежливо ответила:

— Добрый вечер! Вас беспокоит корреспондент газеты «Тарасовские вести» Татьяна Иванова! Я провожу опрос людей, живущих в старых и отремонтированных квартирах, для статьи, посвященной квартирному вопросу. Можете мне уделить немного времени?

— Отчего ж не могу? Могу! — Светлана Семеновна охотно открыла дверь. Я увидела на пороге полную пожилую женщину, одетую в сине-зеленый свободный халат и тапочки. На голове у обитательницы шестнадцатой квартиры были накручены бигуди — видимо, по старинке дама привыкла придавать прическе форму при помощи завивки. Чем-то она напоминала тещу из анекдотов — по крайней мере, именно так я и представляла себе этого персонажа.

— Входи, дочка! — разрешила мне дама. Я прошла в узкий коридор, заметно отличавшийся от прихожей семнадцатой квартиры. В отличие от соседней, тут явно ремонтом и не пахло — старые обои, старая мебель, пол устилает собственноручно связанный половичок, а на стенах в качестве украшения висят какие-то безвкусные картины, изображающие миленьких кошечек. Почему-то живопись внушала не умиление, а отвращение — котята казались слащавыми и неживыми, точно чучела животных. В жизни бы не приобрела себе подобную картину!

— Только у меня-то ремонта сто лет как не делали! — заявила Светлана Семеновна. — Это вам в семнадцатую надо, вот им повезло так повезло! Нет бы мою халупу так благоустроили, нет в жизни справедливости!

— А ремонт сделали только в одной квартире жилого дома? — удивилась я. — Почему не произвели в других?

— Да кто ж их знает! — махнула рукой женщина. — Государственные средства у них, видите ли, закончились, и мастера нужного сейчас нет. Только на одну квартиру хватило и на окна во всем доме. А остальных жильцов до сих пор завтраками кормят!

— А почему стали перестраивать именно семнадцатую квартиру? — удивилась я. — Если подумать, начинать надо с первого этажа, а не со второго. Как я поняла, ремонт планировался во всем доме, так? А начали почему-то не с начала, а с середины.

— Так тут как раз все понятно, — заявила Светлана Семеновна. — С семнадцатой начали потому, что там в то время никто не жил, поэтому не нужно было прежнего хозяина квартиры никуда переселять. Там же не просто ремонт проводили, а перепланировку, то есть одну стену вообще снесли, на ее место другую поставили. Считай, по кирпичикам разобрали и новое соорудили. Да знаете, они и правильно сделали, что с семнадцатой начали — вы представить себе не можете, на что была похожа семнадцатая до ремонта. Самая запущенная квартира во всем доме, бедный Степан Александрович! И так не повезло старику, так еще и жить в таком аду… Ясное дело, умом тронешься, мне его до слез жалко было!

— Кто такой Степан Александрович? — насторожилась я. Светлана Семеновна охотно пояснила:

— Прежний жилец семнадцатой. Сколько ему лет было — боюсь соврать, не знаю, но на вид за стольник перевалило. На бедолагу нельзя было без слез глядеть — дряхлый, щупленький, кожа да кости. В чем душонка-то держалась! Руки трясутся, глаза печальные и испуганные, как будто он кого-то или чего-то смерть как боялся. Тяжело ему пришлось, горемычному. Я опять-таки подробностей не знаю, но вроде он войну пережил, в каком-то лагере в плену находился. Там их голодом морили, работать заставляли, вот он после концлагеря этого, видимо, и тронулся умом. Из родных у бедолаги только правнук был, но он в армии служил, а я старика навещала по доброте душевной. Сами подумайте, он даже буханку хлеба себе купить не в состоянии был, жил на пенсию копеечную. Я ему то борщ принесу, то картошечку с подливкой, пюре — ему ж жевать тяжело, зубы все полетели. Хоть и готовлю хорошо, а он как птичка поклюет, поблагодарит и начнет какой-нибудь бред нести. По-моему, он со временем ошибся — до сих пор ему лагеря везде чудятся, он вроде как правду хотел о них рассказать. Или что-то в этом роде. Да я полоумного старика не слушала, кивала и поддакивала. Иногда, конечно, страшно становилось — сделает большие глаза, говорит: «Я про эти концлагеря всем рассказал, никто не догадается… а кто злодей, тот сразу все поймет». Ну и все в том же духе. А когда правнук из армии вернулся, то поместил его в дом престарелых. С одной стороны, это и хорошо — Сережка не мог в квартире с дедом жить, а в доме престарелых все-таки уход, и навещать можно. Вот не поверите, хоть дед и сумасшедший, а иногда мне его так не хватает… Своих детей или родителей у меня нет, а я о нем заботилась, и вроде как себя нужной чувствовала, полезной кому-то. А съехал старик — и мне беспокоиться не о ком. Ребенка из детского дома бы усыновить, так никто не разрешит — не тот возраст, и мужа нет.

— А в какой дом престарелых поместили этого Степана Александровича? — я старалась показать вежливое равнодушие, вроде как интереса ради спрашиваю. Но на самом деле я едва сдерживалась, чтобы тут же не рвануть в этот самый дом. Я поняла, что почти разгадала тайну Владислава Курагина, осталось узнать несколько деталей, и я смогу назвать имя преступника, который существовал на самом деле, а не был плодом фантазии Лады!

— В первый, точно помню, — Светлана Семеновна ничего не заподозрила в моем странном интересе к ее рассказу. — Но он далеко, поэтому я не ездила проведать Степана Александровича. А вот его правнуку как раз удобно, потому он и навещает деда. Если не ошибаюсь, это где-то недалеко от набережной.

— И давно Степана Александровича поместили в дом престарелых? — поинтересовалась я.

— Да как его правнук из армии вернулся, тогда. Еще перед ремонтом квартиры, это я помню. И хорошо, что деда переселили — чувствую, от этих всех перестроечных работ у него бы точно крыша поехала. Правда, за несколько дней до переезда он вообще помешался — ходил все, высматривал по сторонам в своей квартире, точно искал что-то или, наоборот, прятал. И так посмеивался, точно он знает какую-то тайну и никому о ней не скажет. Наверно, от волнения у него так, столько лет ведь жил в семнадцатой, а тут — переезд. Как гром среди ясного неба.

— Мне для статьи надо поговорить с кем-то из прежних жильцов семнадцатой квартиры, — заявила я. — И лучше — с самим Степаном Александровичем или его правнуком Сергеем. Вы, кстати, не знаете, где проживает Сергей?

— Точного адреса не знаю, — развела руками Светлана Семеновна. — Помню, что добираться ему до дома престарелых было недалеко, и все. Не знаю, может, вы поговорите с его дедом, и он вам расскажет, где правнук живет?

— А как фамилия Степана Александровича? — уточнила я.

— Рокотов, — ответила мне женщина. — У внука тоже такая фамилия, наверно… Я так предполагаю.

— И еще такой вопрос, — проговорила я. — Вы, может, знаете, в каком концлагере находился в плену ваш бывший сосед? Понимаете, я для статьи собираю короткие биографические справки о жизни обитателей квартир, про которые пишу. Ну, знаете, чтобы читателям было интересно. Одно дело — описать, как выглядит квартира, и совсем другое — показать, что в ней живут или жили люди со своими судьбами, проблемами, бедами и радостями.

— Ой, это, наверно, очень интересно! — заметила женщина. — Так, вспомнить бы… Может, Освенцим… нет, не Освенцим, это я так подумала, потому что самый известный лагерь так назывался. По-моему, на «Б» название. Бирнау, или Бикнау, окончание точно такое. Ох, знала бы, что вам потребуется, записала б.

— Что ж, спасибо вам за подробный рассказ, — поблагодарила я Светлану Семеновну. — Вы очень мне помогли, а то интервью у нынешних жильцов семнадцатой квартиры я взяла, а про прежних ничего неизвестно. Без вашего рассказа репортаж оказался бы неполным.

— А вы про меня что-нибудь напишете? — живо поинтересовалась женщина. — Было бы здорово, если б после выхода вашей статьи у нас во всем доме ремонт сделали. Вдруг люди прочитают, администрация почешется и доделает дело до конца!

— Я очень на это надеюсь! — заверила я Светлану Семеновну. — Собственно, одной из целью написания подобных статей и является привлечение внимания правительства к проблемам населения. Если все пойдет как задумано, я предполагаю, что и в вашей квартире сделают ремонт.

— Вот спасибо! — расплылась в улыбке женщина. — Ой, деточка, я же вам даже чаю не предложила… Разговариваем в коридоре, что-то я совсем плохая стала. Может, вы поужинаете со мной? Я как раз тушеную капусту с курочкой приготовила, а то вы, поди, бегаете весь день голодная.

— Нет-нет, спасибо огромное! — улыбнулась я. — Не беспокойтесь, мне главное — собрать материал. Теперь нужно в дом престарелых попасть, поговорить со Степаном Александровичем, поэтому я побегу. Еще раз огромное вам спасибо!

Мы обменялись взаимными любезностями, и я наконец-то покинула квартиру разговорчивой Светланы Семеновны. Однако в дом престарелых ехать было уже поздно, поэтому я направилась к себе домой. Мне необходимо было сесть за компьютер и проверить свою догадку.

Едва я зашла в свою квартиру, как, не разуваясь, первым делом включила свой компьютер. Быстро сбросив верхнюю одежду в прихожей, я уселась за свой рабочий стол и открыла Интернет. Сперва мне нужно найти книгу Курагина.

Я открыла роман на двадцать шестой странице и жадно принялась за чтение интересующего меня отрывка. Еще во время первого прочтения произведения меня насторожили несколько деталей, только тогда я не смогла точно понять почему. Теперь же мне все становилось ясно.

«Но когда, находясь в коридоре, полицейские услышали дикий, какой-то нечеловеческий смех, похожий на хохот дьявола, собирающего свежие души, им стало немного не по себе. Грезе не показал ни малейшего вида, даже не вздрогнул от неожиданности. Его лицо оставалось невозмутимым, точно он ничего не слышал. Толстяк, тяжело шагающий за своим напарником, отличался меньшим самообладанием. Краем глаза Джонс заметил, как он остановился в нерешительности, правда, всего лишь на секунду. Затем чувство стыда пересилило вполне естественный страх, и верзила поплелся за Грезе.

А потом они увидели ее. Без всякого предупреждения Джонс открыл дверь палаты и жестом пригласил полицейских войти. Даже Грезе задержался у порога, словно спрашивая мысленно у себя, а нужно ли ему это?

Она сидела на полу в середине помещения. Одетая в белую больничную рубашку, она напоминала покойницу в саване. Ее спутанные, когда-то светлые волосы теперь поблекли, и местами виднелась седина. Они спадали на ее безумное лицо, и глаз видно не было, так как ее голова была опущена. Услышав шаги, она замолкла и теперь сидела неподвижно. Однако, когда посетители вошли, она вдруг дико захохотала — так ужасно, что Грезе ощутил отвращение. Сейчас она была похожа на ведьму-вампира, воскресшую из ада и вышедшую из гроба, чтобы забрать с собой в преисподнюю как можно больше грешников. Грезе был грешником — он не отрицал этого. Прекрасно понимал, что если ад и рай действительно существуют, то на небеса ему точно не протиснуться, он отправится прямиком к чертям на сковороду. Сейчас, в этой чертовой палате, ад казался особенно близким. Он уже протягивал свои костлявые, покрытые язвами и гнойными ранами руки с кривыми, изуродованными пальцами. Сибил Смит была посредником между обителью Сатаны и этим миром.

Джонс смотрел на лицо Грезе. На нем было написано отвращение, смешанное со страхом и презрением. Да, Сибил производила на людей впечатление, поспорить с этим было нельзя.

— Сибил Смит? — Голос полицейского, хотя тот и пытался ничем не выдать своих эмоций, прозвучал несколько глухо в этой страшной комнате. Женщина, если ее можно было так назвать, ничего не слышала. Она хохотала.

— Вы убедились, что поговорить с мисс Смит нельзя? — холодно осведомился Джонс. — Если да, то попрошу вас больше не задерживаться в палате. Больная быстрее успокоится, если будет одна.

— Мы должны задать несколько вопросов, — заартачился Грезе. — Сделайте что-нибудь, чтобы она успокоилась.

— Как, интересно, вы себе это представляете? — Голос Джонса повысился, хотя он прилагал все усилия, чтобы не сорваться. Он НЕНАВИДЕЛ этих полицейских, которые возомнили, что могут все на свете, что им дозволено любое действие, даже допрос психически ненормальных людей. Конечно, Кэти Лойс погибла ужасным образом, однако неужели следствие не может обойтись без свидетельств Сибил и Дженни Смит? Они — такие же жертвы, как и Кэти, разве что последняя ничего никому уже не скажет, для нее, увы, жизнь закончилась в одиннадцать лет. Глупо, жестоко… Джонс мог бы позволить следователям поговорить с Дженни или Сибил, если бы они были в состоянии дать полицейским хоть какие-то ответы. Однако первая молчит и никак не реагирует на происходящее, а вторая… Ну да Грезе с напарником не стоит объяснять, что с Сибил Смит, они и так уже убедились, что ничего она им не скажет. Они, конечно, могут свалить всю вину на нее — как же, кроме них троих в лесу никого не было! — или на Дженни, даром что та молчит и ничего не может сказать в свое оправдание. А что, здорово, когда есть ненормальный, на которого можно повесить дело! Можно и не искать убийцу, вот он, и подозреваемый, и преступник, и объяснить он не может, что ни в чем не виноват! Подогнать доказательства, где нужно, найти свидетелей… и дело в шляпе!

Джонс терпеть не мог полицейских вообще, даже не соприкасаясь с ними. А сейчас он просто воспылал к ним презрением, ненавистью и отвращением. Почему, интересно, всегда крайними оказываются хорошие люди? Как ни банально звучит, если человек живет и за всю жизнь не приносит никому зла, он отчего-то и умирает раньше, чем отъявленный злодей, которого, казалось бы, и земля носить уже не может. Доктор не знал Грезе лично, он впервые увидел его здесь, в лечебнице. Но уже сейчас он почувствовал к следователю сильнейшую неприязнь. Даже когда полицейская машина только подъезжала к больнице, Джонс подумал, что с этими парнями ему еще предстоит помучиться. И оказался прав, как всегда. Похоже, они собрались все-таки вытрясти из Сибил какие угодно сведения о преступлении. И желательно, чтобы она созналась в убийстве приемной дочери. А не получится выпытать признание, есть еще и Дженни Смит, которая могла убить сестру, или кем она ей приходится, из-за банальной ревности. Плевать, что она всего лишь двенадцатилетний ребенок — и шестилетние убивают! А молчание — простая уловка девчонки-подростка!

Тем временем Грезе не оставлял попыток выцыганить у Сибил признание. Сейчас он напоминал коршуна, выискивающего очередную жертву-пичугу. В холодных синих глазах горел хищный огонек — огонек преследователя, добытчика. А Сибил Смит — его пища на сегодня».

Сейчас я понимала, что именно показалось мне странным. Во-первых, фамилии персонажей. Грезе — так звали полицейского, который был в произведении явно отрицательным героем. «Хищный огонек» в глазах, сравнение с коршуном — все это говорило не в пользу полицейского. Грезе был грешником, и прямая ему дорога — в ад. И почему я раньше не обратила на это внимания? Теперь дело оставалось за малым.

Я вспомнила рассказ Светланы Степановны и ввела в поисковик запрос: «концентрационные лагеря». Интернет выдал мне несколько названий, и я открыла описание наиболее подходящего лагеря смерти. Назывался он Биркенау. Под картинкой, изображавшей внешний вид лагеря, значилось описание наиболее шокирующих фактов об этой обители ужаса. Я уставилась в монитор.

«Среди наиболее жестоких надзирателей лагеря смерти Биркенау было немало женщин.

Согласно экспертным подсчетам, десятую часть персонала концлагерей составляли женщины, и к концу 1944 года их число приблизилось к цифре в 3500–4000 человек. Многие из них добровольно устраивались в охранную структуру. Работа в системе СС прельщала молодых немок возможностями карьерного роста и высокой заработной платой.

…Одной из таких печально известных надзирательниц стала Ирма Г*. В 1943–1945 годах она занимала должность старшего надзирателя лагеря. В свои двадцать с небольшим лет девушка отличалась неимоверной жестокостью по отношению к заключенным, за что получила прозвища — Светловолосый Дьявол, Прекрасное Чудовище, Ангел Смерти.

Она лично пытала узников, используя различные методы — от психологического устрашения до изощренных физических пыток. Ирма производила „случайный отстрел“ либо забивала жертв до смерти. Развлечения ради Ангел Смерти травила заключенных собаками, отбирала сотни людей для отправки в газовые камеры…»

Итак, все сходится. Остается посетить дом престарелых и добавить несколько деталей ко всей этой истории, после чего можно будет считать дело закрытым.

Глава 8

Утром следующего дня я направилась прямиком в дом престарелых, куда правнук Степана Александровича, по словам Светланы Семеновны, поместил своего деда. Перед тем как покинуть свою квартиру, я навела справки и узнала, что данное учреждение открыла некая тридцатисемилетняя Наталья Вербицкая, частный предприниматель. В небольшом интервью женщина говорила, что идея создать подобное заведение возникла у нее после разговора со своим дедушкой, который воевал еще на японском фронте. Наталья всегда мечтала сделать что-то для людей старше восьмидесяти лет, чтобы те не зависели от своих детей. До того как осуществить такой масштабный проект, Вербицкая работала в газодобывающей компании «Искра», где ей удалось накопить солидный капитал. На эти деньги она и взяла в аренду трехэтажный каменный коттедж площадью 500 квадратных метров. Первым постояльцем дома престарелых стала восьмидесятилетняя Нина Ивановна, которая заселилась в учреждение в сентябре 2014 года.

Я-то считала, что пансионат государственный, однако на деле оказалось, что в дом престарелых на набережной может поступить человек с любым уровнем материальной обеспеченности. Организация по своей сути благотворительная, условия содержания престарелых комфортные, потому что основательница учреждения заинтересована в том, чтобы старикам оказывалась медицинская помощь и были предоставлены хорошие условия для жизни. Отзывы о доме престарелых были самые восторженные: находящимся там людям предоставлялось качественное шестиразовое питание, делались медицинские процедуры, а еще имелось место для прогулок и отдыха. В свободное время старики играли в настольные игры, кто хотел — читал книги и смотрел телевизор. Сама Наталья Вербицкая утверждала, что за пожилыми людьми ухаживают неравнодушные люди, которые хотят сделать для стариков что-то полезное и важное. Что самое интересное, предпринимательница действовала себе в убыток: мало того что в доме престарелых был произведен ремонт, куплена мягкая мебель, оборудованы помещения для отдыха, так еще и плата за содержание стариков оказалась чисто символической. Как говорила Вербицкая, она хотела сделать свой дом престарелых доступным для всех пожилых жителей Тарасова, ведь у нас так много стариков, которые нуждаются в помощи и уходе, но не получают их вследствие отсутствия у них денежных средств.

Дом престарелых на набережной не имел ничего общего с богадельней, куда дети отдают своих стареньких родителей, чтобы те не мешали им жить. По своей сути учреждение чем-то напоминало санаторий, с тем отличием, что проживание в нем было не временным, а постоянным и доступным для любых постояльцев.

Конечно, содержать дом престарелых на собственные средства — задача трудная, однако благотворительная деятельность Вербицкой нашла отклик и у других состоятельных граждан Тарасова. Бизнесмены и предприниматели охотно перечисляли в фонд дома престарелых немалые суммы, благодаря чему появилась возможность обустроить жилые помещения для стариков, закупить хорошие продукты питания. Поначалу Наталья экономила на медицинском обслуживании — у дома престарелых не было постоянного врача, а все медикаменты закупались на аптечном складе. С питанием проблем не возникало — еду покупали в детском саду неподалеку и привозили ее пожилым постояльцам. Но со временем благодаря поддержке добровольцев в учреждении появился свой врач, питание стариков стало более разнообразным. Насколько я могла судить, в Тарасове подобное учреждение — единственное, государственные дома престарелых гораздо ниже по уровню ухода за постояльцами, и неудивительно, что дом престарелых на набережной пользуется такой популярностью.

В это заведение и поместил своего деда Сергей, о котором мне рассказывала Светлана Семеновна.

Дом престарелых я искала недолго — сразу поняла, что трехэтажное здание со свежевыкрашенными стенами — это как раз то, что мне нужно. Если выйти во двор дома, можно увидеть обустроенную набережную, а неподалеку от учреждения находится большой парк и березовая аллея. Да, на месте детей, пожилые родители которых нуждаются в особом уходе, я бы выбрала именно этот дом престарелых. Даже не верится, что у нас в Тарасове существуют подобные учреждения — я была настроена крайне скептически, всегда думала, что дом престарелых — это нечто вроде приюта для бомжей. Вроде как сдали детки своего надоедливого родственника в такую богадельню и забыли. Отделались, иначе говоря, — а со стариком будь что будет, помрет, ну и ладно. Я считала, что любящие дети никогда не станут избавляться от своих родителей подобным образом, а учреждения для стариков, где пожилые люди охотно общаются друг с другом, совершают неторопливые прогулки и играют в шахматы — не более чем фантазия западных режиссеров. Однако оказалось, что я была не права. Даже в нашем Тарасове, городе, не являющемся мегаполисом, существуют качественные дома престарелых, в которых условия содержания позволяют постояльцам чувствовать себя хорошо и жить, а не доживать свой век.

Когда я припарковала свою бежевую «девятку» на специально оборудованной стоянке возле здания, было около десяти утра. Калитка была закрыта, и я нажала на звонок. Раздалось пиликанье, дверь открылась, и я вошла в просторный двор с газонами и клумбами. На двери заведения тоже имелся звонок, и когда я позвонила, вежливый женский голос поинтересовался, кто я и какова цель моего визита.

— Доброе утро, — начала я. — Меня зовут Татьяна Иванова, я корреспондент газеты «Тарасовские вести». Я хочу написать репортаж, посвященный вашему дому престарелых, можно мне поговорить с кем-нибудь из администрации учреждения?

— Проходите, — все так же вежливо разрешили мне. Я толкнула дверь и вошла в просторный вестибюль, стены которого были покрашены в приятный светло-зеленый цвет, а возле большого окна стоял стол администратора. За современным компьютером сидела женщина лет сорока с короткими каштановыми волосами, постриженными под «каре». На лице — строгие очки в темной оправе, неброский скромный макияж, маскирующий морщинки, предательски выдающие возраст. Одета дама была в светлую блузку, застегнутую на все пуговицы, которую украшала маленькая серебряная брошка. При виде меня женщина улыбнулась и проговорила:

— Присаживайтесь, пожалуйста. Вы — не первый репортер, который пишет о нас статью, буквально неделю назад сюда приезжали корреспонденты из редакции «Современный Тарасов». Приятно, что наш дом престарелых вызывает такой интерес у печатных изданий!

— И это неудивительно, — заметила я. — Огромная редкость — такой дом престарелых, как ваш. Даже в крупных городах вроде Москвы или Санкт-Петербурга, я уверена, не слишком много учреждений, которые по-настоящему заботятся о людях, а не стараются заработать побольше денег. Если и существуют дома престарелых с комфортными условиями, медицинскими услугами и качественным питанием, попасть туда человеку с ограниченными материальными ресурсами почти невозможно. А вы действительно занимаетесь благородным делом. Если б я сама не видела своими глазами ваше учреждение, ни за что бы не поверила. Такое только в сказках бывает — чтобы кто-то жертвовал огромные финансы на благо других людей. Особенно в наши дни, когда большинством из нас движет жажда наживы и жадность.

— Мир не без добрых людей! — улыбнулась женщина. — И, если подумать, добро, равно как и зло, возвращается обратно. Когда человек делает что-то полезное и хорошее, совершенно не ища для себя выгоды, он и сам становится счастливым. Да и жизнь приобретает смысл — иначе зачем вообще существовать, если никому не можешь принести пользу? Мы ведь живем не только для того, чтобы спать, есть, сидеть на работе и заниматься делами по дому. Если б оно было так, то человек мало чем отличался бы от животных. Я думаю, что настоящее предназначение каждого из нас — это хоть как-то помогать другим людям.

— Полностью с вами согласна, — улыбнулась я. — Пример Натальи Вербицкой, которая основала дом престарелых, действительно вдохновляет!

— Да, хотя многие и говорят — если, мол, у тебя куча денег и их некуда девать, почему бы не заняться благотворительностью. Но только подумайте, как много богатых людей, которые тратят все состояние на бессмысленные развлечения, покупают новейшие айфоны, автомобили, виллы… Вкладывают все в себя, потому что уверены: живем один раз и только для удовольствия. Им-то не приходит в голову организовать приют для бездомных животных хотя бы! А в мире столько существ, которые нуждаются в помощи… Даже небогатый человек может чем-то помочь другому, более несчастному, чем он. И не только деньгами, но и поддержкой, советом, добрым словом… Жаль, что не все это понимают.

— Да, золотые слова, — сказала я. — Я как раз следующую статью напишу исключительно о вашем учреждении. Понимаете, мне для репортажа необходимо поговорить с одним вашим постояльцем. Тема моей готовящейся статьи — квартирный вопрос, и я недавно была в доме из старого фонда, где был проведен ремонт. Но мне нужно побеседовать с человеком, который жил в квартире до ремонта, а от нынешних жильцов квартиры я узнала, что этим человеком был Степан Александрович Рокотов, который еще до благоустройства его жилища поступил в ваш дом престарелых. Скажите, могу ли я недолго побеседовать с ним?

— Вообще у нас запрещено разговаривать с нашими обитателями посторонним людям, особенно репортерам, — заявила администратор. — Мы разрешаем постояльцам свидания только с родственниками, и то необходимо предъявить документ.

— Пожалуйста, мне очень нужно поговорить со Степаном Александровичем! — настаивала я. — Ничего особенного — просто чтобы он сказал пару слов о своей квартире, и все! Или хотя бы с его правнуком Сергеем я могла бы побеседовать. Может, подскажете, где он сейчас живет? А если навещает своего дедушку, то по каким дням?

— Я так сразу не могу ответить, — покачала головой женщина. — Сейчас посмотрю в журнале посещений… Как вы говорите? Рокотов Сергей?

— Насколько я знаю, да, — кивнула я. Дама открыла толстую книгу записей и принялась проглядывать страницы. По ее нахмуренному лицу я поняла, что человека с таким именем и фамилией она найти не может. Наконец женщина подняла на меня глаза и произнесла:

— Последний раз Сергей Рокотов приезжал в дом престарелых почти восемь месяцев назад, двадцать восьмого марта этого года. Больше посещений не было.

— Почему? — спросила я, уже заранее зная ответ.

— Двадцать шестого марта поздно вечером Степан Александрович умер от сердечной недостаточности, — печально проговорила администратор. — Его внук приехал за телом.

Воцарилось тягостное молчание, которое женщина прервала спустя какое-то время.

— Я вспомнила этого Степана Александровича, о котором вы говорите, — произнесла она. — Я ведь тут давно работаю, и несмотря на то, что у нас много стариков-постояльцев, Рокотова я запомнила. Он странным был, я бы сказала, помешанным. Это не оскорбление — нет, не подумайте! Он трудную жизнь прожил, у кого угодно психика не выдержит. Сергей, его внук, рассказывал, что дед был военнопленным в концлагере, едва там не умер. Над ним жестоко измывались, заставляли работать, морили голодом. Вроде там какая-то девка-фашистка издевалась над пленными, могла в один момент расстрелять сотню людей, подвергала несчастных узников пыткам. Один раз даже Степана Александровича целых полчаса на морозе поливали холодной водой, он едва не умер. Но фашистам нужны были работники, поэтому его решили мучить не до смерти, а, так сказать, в воспитательных целях. После этого целых три дня практически не кормили. Эта жуткая садистка — то ли Изабелла, то ли Ирэн, не помню, фамилию ее Сергей тоже называл, — над всеми так измывалась. Может, она тоже сумасшедшая была, кто ее знает. Фамилия еще такая, вроде Гейне, ну или что-то подобное, я точно не скажу… Уж не знаю, каким образом, но Степан Александрович умудрился бежать из лагеря смерти, целый год скитался где-то, потом только добрался до родины. Жил где-то под Новгородом, потом перебрался в Москву, после — в Рязань и наконец обосновался в Тарасове. Женился даже, завел семью, у него и сын был, потом внук, затем правнук Сергей родился. А после, когда правнук подрос, жена умерла от рака, сын спустя год тоже скончался — его забрала та же болезнь. Насчет внука не знаю… А Сергей как раз школу заканчивал, после в армию должен был пойти. Как он рассказывал, дед от горя окончательно свихнулся. Он и раньше был немного странным, постоянно намеревался уехать куда-то, может, боялся, что эта садистка из концлагеря до него доберется. Но жена и сын удерживали его, я имею в виду, он благодаря им жил в относительно здравом рассудке. Работал, да и вообще талантливым человеком был — математику преподавал. Как ни странно, с цифрами он всегда ладил, любую теорему мог доказать, сложные примеры решал. Он и художником был хорошим, Сергей его картины показывал, точнее, копии работ великих художников. Степан Александрович Айвазовского и Шишкина особенно любил, их шедевры и копировал. Да и писателем он мог бы стать, его внук что-то рассказывал. Я последний день жизни Степана Александровича помню — как раз я дежурила. Я помимо того, что являюсь администратором, еще и сиделкой могу работать, опыт у меня имеется. А здесь я иногда с постояльцами нашими разговариваю, как психолог работаю, можно сказать. Степан Александрович в тот день, в конце марта, беспокойным был. Он в коридор вышел, прямо сюда, где мы разговариваем, ходил взад-вперед и все твердил что-то. То об Ангеле Смерти каком-то, то о побеге, то о том, что он все знает и всех накажет. Так и говорил — даже не накажет, а уже наказал. Я его спрашиваю, кого наказали, за что? А он мне и отвечает — дьяволицу ту, про нее всем известно скоро станет, ее из-под земли достанут и под трибунал отдадут. Я догадалась, что он про ту молодую садистку-немку речь ведет. Пыталась ему втолковать, что ее уже давно в живых нет, война закончилась, ее либо расстреляли, либо кто-то из заключенных выбрался и убил ее. Ну, успокаивала его, даже хотела узнать у Сергея, как точно эту мучительницу звали, чтобы найти о ней информацию и успокоить бедного старика. Но тот, видимо, даже не понимал, что на дворе двадцать первый век. Он еще жил в том жутком времени, когда узников концлагерей пытали и убивали, и полагал, что его отыщут и предадут жуткой смерти. Я еле уговорила его пойти спать, он напоследок какую-то странную фразу сказал…

— Какую? — спросила я, стараясь сдержать нетерпение.

— Да точно не помню, что-то жуткое. Вроде убийца за ними придет и черное покрывало на всех накинет. В общем, бред очередной.

— А что было потом?

— А потом… потом ночью, когда я сидела за столом, спустился один старичок, сосед Степана Александровича. Сказал, что тому плохо, я поднялась наверх, ну и… Старик лежал мертвый. Врачи констатировали сердечный приступ, позвонили его внуку… Дальше — тело забрали, похоронили несчастного полоумного деда. Ну а Сергей, понятное дело, больше сюда не приезжал.

— Печальная история, — со вздохом признала я. — Может, у вас есть контакты Сергея? Номер телефона или адрес проживания?

— Номер мобильного есть, — кивнула администратор и, просмотрев журнал посещений, проговорила: — Записывайте.

Я начала забивать в память телефона номер мобильного Сергея Рокотова, администратор даже нашла адрес молодого человека по паспортной прописке и фактический, которые совпадали. Я записывала в свой блокнот номер дома и квартиры, когда внезапно зазвонил мой мобильный.

Звонила Лада. Я вежливо извинилась и взяла трубку.

— Слушаю, — произнесла я.

Слов женщины было не разобрать — они тонули в нескончаемых рыданиях.

— Лада, что случилось? Говорите же! Владислав?

— Он в больнице, — наконец смогла сквозь всхлипывания пролепетать женщина. — Мой муж сошел с ума.

Лада так и не смогла внятно объяснить, в какой больнице находится ее муж. Сквозь судорожные рыдания и причитания мне удалось понять, что случилось. Владиславу утром кто-то позвонил по мобильному телефону. Лада только вернулась из лицея — она провожала Олю на уроки, — и слышала звонок. Видимо, Владислав не понял, что жена вернулась — Лада внезапно услышала дикий хохот, полный ужаса и дикого восторга. Она вбежала в комнату мужа, тот выглядел совершенным безумцем — в руках его был нож, а в глазах — сумасшедший блеск. Лада думала, что муж бросится с ножом на нее, но он со всей силы полоснул себя по запястью, а потом забился в припадке. Из его рта шла пена. Лада вызвала «Скорую помощь». Как я поняла, Владислав в себя не приходил — женщина не смогла объяснить, что с ним. Похоже, она и сама находилась в невменяемом состоянии.

— Лада, где вы сейчас находитесь? — попыталась узнать я у женщины.

— В больнице… — прошептала несчастная. — Но я не знаю, в какой. Мне никто не говорит… Влад, он… его телефон, его телефон, это он все виноват…

— Мобильный вашего мужа у вас? Оля с вами? — расспрашивала я ее.

— Нет… не знаю…

— Где мобильник Владислава? — повторила я.

— У меня, — еле слышно ответила Лада. — Ему звонили по незнакомому номеру. Только цифры, я не знаю чьи…

— Вы можете сказать, что за цифры? Продиктуйте мне номер! — потребовала я. Лада послушно назвала мне десять цифр.

— Постарайтесь успокоиться и узнать, в какой больнице вы находитесь! — попросила я женщину. Лада не ответила.

— Лада, вы меня слышите? Спросите, где вы!

— Врач… Он обещал, что даст мне таблетку… Простите, Таня, я вам перезвоню.

И женщина отключила мобильник.

Я стояла на улице возле дома престарелых — мне пришлось покинуть помещение, чтобы поговорить со своей клиенткой. Возвращаться в здание я не собиралась — больше мне расспрашивать администратора было не о чем, я и так узнала все, что мне нужно. Я могла обзвонить все больницы и выяснить, в какую доставили Владислава Курагина и его жену, однако у меня было дело, которое не требовало отлагательств. Сейчас я была как никогда близка к разгадке — в моей голове сложились все кусочки головоломки и я знала имя преступника.

Глава 9

Через несколько часов я припарковалась у группы домов. Нужное мне здание еще предстояло отыскать. С места, где я оставила свой автомобиль, виднелась серая хмурая гладь Волги и большой мост, отделяющий Тарасов от Покровска. Тяжелое свинцовое небо нависало над водой. Совсем скоро река покроется толстой коркой льда, сейчас же она выглядела мрачно и уныло. На ум пришло описание Реки Забвения из книги Курагина — сейчас под него вполне могла подойти и привычная Волга.

Дом под номером двадцать один на Волжской улице я нашла сразу — он представлял собой обычную десятиэтажную коробку, как я про себя называла современные дома. Похожие друг на друга, как близнецы, они отличались разве что нумерацией. Судя по всему, первая квартира находилась на первом этаже. Я позвонила в домофон и приготовилась на вопрос «кто?» выдать очередную историю.

Как ни странно, этого не потребовалось — никто даже не поинтересовался, кто я такая и какова цель моего визита. Дверь отворилась, и я вошла в подъезд. В коридоре тоже никто меня не встречал. Удивившись про себя, я вошла в открытую дверь первой квартиры, и только тогда наконец-то увидела ее обитателя.

Им оказался молодой парень, на вид которому не было еще и двадцати лет. Невысокий, но спортивного телосложения, скорее всего, он привык заниматься спортом. Лицо непримечательное, похожее на сотни других лиц. Не красавец, но и не урод, так сказать, средняя внешность. Увидишь такого в толпе и не запомнишь, так как глазу, как говорят, зацепиться не за что. Короткие русые волосы, прямой нос с горбинкой, светло-серые глаза, которые сейчас смотрели на меня с удивлением. Одет парень был в черную футболку и штаны защитного цвета, по всей видимости, это была его домашняя одежда.

— Вы к кому? — спросил молодой человек изумленно.

— Мне нужен Сергей Рокотов, — произнесла я. — Могу ли я с ним поговорить?

— Ну, Сергей Рокотов — это я, — все с таким же удивлением проговорил парень. — А вы, простите, кто и по какому вопросу?

— Меня зовут Татьяна Иванова, и я пишу книгу о людях, которые стали жертвами фашистов, — начала я. — В частности, одна из глав посвящена узникам лагерей смерти. Я намеревалась поговорить с вашим дедушкой, Степаном Александровичем Рокотовым, который долгое время был узником концлагеря Биркенау, однако в доме престарелых, где он провел последние дни своей жизни, мне сообщили, что Степан Александрович скончался. Мне сказали, что вы — единственный его родственник, поэтому я и взяла ваш адрес. Сможете ли вы уделить мне немного времени?

— Хорошо, проходите, — растерянно кивнул Сергей. — Только вы бы предупредили о своем визите, а то у меня дома кавардак. Мы бы хоть прибрались, квартира однокомнатная, места немного, все навалено… Вы на кухню приходите, хоть чай попьете, извините, что угостить вас нечем — дома шаром покати, в магазин не сходил даже.

Судя по сбивчивым извинениям жильца первой квартиры, он проживал тут не один — Сергей сказал «мы бы прибрались», а не «я бы прибрался». Но так как, кроме парня, в квартире никого не наблюдалось, я сделала вывод, что второй ее обитатель вышел из дома и скоро должен вернуться, так как молодой человек явно кого-то ждал, вот и открыл дверь. Но, подумав немного, я пришла к заключению, что если бы парень проживал, скажем, с подружкой, у той бы были ключи и она бы не звонила в домофон. Остается сделать вывод, что либо неведомая мне соседка Сергея должна возвращаться с сумками (допустим, после закупки продуктов) и не может достать ключи, либо у нее и вовсе таковых не имеется. Если верно последнее предположение, то неизвестная мне женщина или мужчина не живет вместе с Сергеем, а приходит к парню в гости. Значит, мне следует задержаться в доме молодого человека, дабы проверить свои догадки.

Мы прошли на маленькую кухню, в которой и правда было немного места. Узкий проход, совсем крохотное расстояние между столом и умывальником, грязная плита… Явная квартира холостяка, что еще скажешь. Уверена, Сергей не преувеличивал — в холодильнике вряд ли имеется что-либо помимо завалявшегося кусочка колбасы или сыра, а в морозилке — старые пельмени. Именно так я себе представляла типичное обиталище мужчины, не связанного узами брака и проживающего без заботливой матери, которая бы тщательно следила за порядком и ассортиментом продуктов в доме.

— Присаживайтесь на табурет, — предложил мне Сергей, изображая из себя галантного кавалера. Я послушно опустилась на стул, достала блокнот.

— Чай будете? — поинтересовался парень. — Кофе недавно закончился, чай черный, сахар сейчас найду.

— Спасибо, — поблагодарила я, не отказываясь от столь скромного угощения. Чем дольше я пробуду в квартире внука Степана Александровича, тем больше у меня шансов узнать, кого поджидает Сергей.

Я внимательно осмотрела кухонный стол. Кроме грязных чашек в центре имелась небольшая стойка, на которую были навалены в хаотичном порядке пачки из-под сигарет и упаковки с какими-то лекарствами. Пока Сергей суетился, отыскивая в неказистом кухонном шкафу подходящую чашку, я прочла название препаратов. На большой упаковке было написано «Квериксин». Я быстро открыла Интернет на телефоне и забила название. Сразу же открылась страничка с описанием препарата, и по первым строчкам я поняла, что таблетки являются сильным антидепрессантом, который назначают при панических атаках, маниакально-депрессивном синдроме, эпилепсии и шизофрении. Я закрыла вкладку и внимательно посмотрела на Сергея, который все еще занимался поиском посуды. Делал он это медленно — доставал из шкафа стакан, ставил его на стол, искал другой, ставил на стол новый и, некоторое время подумав, убирал одну из чашек обратно. Такая процедура повторялась с неизменной последовательностью — парень доставал предмет посуды, смотрел на него, потом заменял его другим. Если б чашки были грязные, я поняла бы нерешительность хозяина квартиры, однако то, по какому принципу он убирает обратно неподходящие чашки, оставалось для меня загадкой. Наконец мне надоело смотреть на гамлетовские мучения молодого человека, и я схватила тот стакан, который был на столе.

— Мне чай сюда налейте, — попросила я. — Ложку и сахар не нужно.

С электрическим чайником подобных проблем не возникло — Сергей просто ткнул кнопку и наконец-то уселся за стол напротив меня. Как я ни старалась увидеть в его поведении другие странности, ничем больше молодой человек меня не удивлял. Не знаю, зачем он развел такие церемонии с посудой — может, и правда стеснялся того, что чашки старые и не совсем чистые? Но тогда кому принадлежат антидепрессанты?

— Вы меня о дедушке хотели спросить? — уточнил Сергей. Я кивнула.

— Да, ведь насколько мне известно, Степан Александрович находился в концлагере, и только чудом ему удалось бежать оттуда. Мне известно о лагере смерти Биркенау — что говорить, условия там были ужасные. Я бы хотела записать воспоминания самого Степана Александровича, но увы… Я опоздала. В доме престарелых мне сказали, что вы очень любили своего прадедушку, наверняка он вам многое рассказывал.

— Да, вы правы, — Сергей грустно улыбнулся и поставил локти на стол. Закрыл руками глаза, словно пытался что-то вспомнить, а может, боролся с подступившими тягостными воспоминаниями о прадеде. Я посмотрела на молодого человека. Меня несколько удивили его руки — в отличие от большинства мужчин, Сергей, похоже, тщательно следил за собой. Пальцы чистые, ногти пострижены коротко и ровно, ни заусенцев, ни неровностей. Может, ему достались идеальные руки от природы? А может?..

Я улыбнулась и продолжила:

— Сергей, расскажите, пожалуйста, о своем прадедушке. Каким он был человеком? Что вам известно о его пребывании в Биркенау? Меня интересуют все подробности — ведь книга может стать живой благодаря мелочам.

— Прадедушка был славным, — вздохнул парень. — Добрым. Он не потерял веру в людей, хотя этот дьявол в юбке — Ирма, он ее звал Ангелом Смерти — издевался над ним больше, чем над другими заключенными. Может, потому, что дед был красив в молодости — высокий, светловолосый, с голубыми глазами. Чем-то похож на арийца, вот Ирма и злобствовала. А может, она таким образом добивалась его внимания? Как дед рассказывал, она была прекрасна, словно ангел, а душа — черная, как у дьявола. Когда дедушка впервые увидел ее, он был поражен ее красотой и даже думал, что она пришла спасти его. А вместо этого ангел с жестокой ухмылкой приказала расстрелять сотню пленных. Она сама придумывала пытки, причем любила мучить людей на глазах у других заключенных. Она хотела видеть их страх, отчаяние, ужас… Ирма имела власть и могла делать все, что пожелает, и с каждым днем ее зверства становились все чудовищнее. Дед не рассказывал толком, как ему удалось бежать — наверно, счастливая случайность помогла. У него на левой щеке шрам остался — отметина Ирмы. Однажды она смеха ради вытащила нож и со всей силы полоснула деда по лицу, пообещала нанести ему вторую рану, для симметрии, так сказать, но не сделала этого, потому что дед бежал. Этот шрам на всю жизнь его изуродовал, несмотря на то, что он пытался скрыть отметину. Дед до последнего боялся, что Ирма отыщет его и жестоко отомстит. Он и за свою жену, и за сына, и за внука, моего отца, невероятно боялся, а когда они все умерли, был уверен, что это дьяволица из Биркенау до них добралась. Он утверждал, что рак — это ее проклятье, что она ведьма и заключила сделку с дьяволом. Я пытался ему внушить, что Ирмы давно уже в живых нет, но дед не слушал меня. Правда, когда он умер, я и сам стал верить, что Ангел Смерти до него добралась и утащила за собой в преисподнюю.

Воцарилось тягостное молчание, которое я прервала своим вопросом:

— После заключения, когда Степан Александрович приехал в Россию, чем он занимался?

— Да много чем, — пожал плечами Сергей. — Работал везде, где только мог, несмотря на слабое здоровье. На заводе делал какие-то детали, там и с женой своей будущей познакомился, Алиной Аркадьевной. Она на заводе поваром работала, все время прадеда подкармливала. Он в лагере так отощал, что потом всю оставшуюся жизнь был худым, болезненным. Алина молоденькой девушкой была, ей жалко прадеда стало. Ну а тот неожиданно привык к ней, полюбил. Год спустя предложение ей сделал, они вместе с завода ушли. Алина забеременела, а прадед устроился работать учителем математики. Он здорово и в алгебре, и в геометрии разбирался, цифры его успокаивали и отвлекали от тягостных воспоминаний. И объяснять умел, терпеливым был. Ни разу на своих учеников голоса не повысил — если ребенок что не понимал, он по-другому ему рассказывал, до тех пор, пока у того самого все не получится. Я помню, как в третьем классе он мне задачки помогал решать — так мог все по полочкам разложить, что мне и математика нравиться начинала. Я благодаря прадеду даже хотел в математический класс идти, потому что с детства он мне привил любовь к этой науке. Я еще хотел на художника учиться — прадед ведь и живописью занимался, копии делал. У меня, правда, только одна его картина осталась — список с Айвазовского, «Девятый вал». Остальные-то прадед раздарил, а эту я ему не дал, она моя любимая. Сейчас я вам ее покажу…

Сергей проворно встал со стула и вышел из кухни. Спустя минуты три он вернулся, держа в руке большой холст, на котором масляными красками было изображено сине-желтое небо, зеленоватая волна и лодка с людьми, потерпевшими крушение. Однако, несмотря на то, что я видела репродукции этой картины, копия весьма отличалась от оригинала. Хотя бы потому, что и оттенки неба и моря были другими, не как у Айвазовского.

— Это дедушкина вариация на «Девятый вал», — пояснил Сергей. — Он иногда делал так — брал за основу известную картину, но краски свои подбирал. А эта мне понравилась тем, что в отличие от подлинника она не мрачная, а радостная, и люди здесь не как потерпевшие бедствие, а как будто радуются чему-то. Видите, человек с красным флажком как бы приветствует солнце или виднеющийся где-то вдали фрегат, и он выглядит счастливым. Мне кажется, что в эту картину прадедушка заложил особый смысл — она как бы символ его освобождения из лагеря смерти.

— Интересная трактовка, — заметила я. Сергей аккуратно поставил картину на пол так, чтобы она не упала, и продолжил:

— Да что ни возьми, в любой сфере прадед был талантлив, — сказал он. — Мог и из дерева вырезать, и даже корзинки из ивы плести. Рассказы сочинял, книжки писал… Думаю, он мог бы стать хорошим писателем, если б всерьез занялся этим.

— Вы читали его произведения? — поинтересовалась я. Сергей пожал плечами.

— Прадед в основном мне их рассказывал, — пояснил он. — У него память замечательная была, он целые отрывки наизусть цитировал. Жаль только, что при жизни он так и не стал известным — умер слишком рано, хотя и лет ему было много. Конечно, чудо, что он столько прожил, но ведь мог бы и еще пожить. Мне его очень не хватает.

— А почему вы все-таки поместили его в дом престарелых? — поинтересовалась я. — Раз вы так его любили. Обычно в подобные учреждения сдают родственников, если хотят избавиться от них.

— Так чтобы чаще навещать прадедушку, — заявил молодой человек. — Дом престарелых ведь находится недалеко отсюда, поэтому я хотел чаще бывать с ним. А так — ездить на другой конец города для меня затруднительно.

Внезапно наш разговор был прерван звонком домофона. Сергей извиняющимся тоном пояснил:

— Вы извините, ко мне тут должна подруга прийти. Я ее ждал, она как раз в магазин ушла.

— Да-да, конечно, — безразлично кивнула я, еще раз взглянув на тщательно постриженные, ухоженные ногти молодого человека. — Я и сама хочу поговорить с Олей по поводу того, как успешно вы вместе довели до приступа Владислава Курагина.

Немая сцена, последовавшая после моих слов, чем-то напоминала вариацию картины «Не ждали». Сергей замер, точно громом пораженный, и даже не смог двинуться с места, чтобы открыть дверь своей подруге. Оля, имевшая, как я и подозревала, свои ключи, вскоре появилась в коридоре, держа в руках два пакета — один с продуктами, другой — с лекарствами. Увидев меня, девушка от неожиданности уронила один пакет, а потом проговорила тихо:

— Что… что вы тут делаете? Как вы нашли меня?

— Элементарно, Ватсон, — усмехнулась я. — Вынуждена признать, Оля, вы талантливый мастер маникюра — по вашей работе, — я кивнула на Сергея, — мне удалось понять, кто является соучастником внука Рокотова и каким образом ваш отец, Владислав Курагин, получал записки с угрозами. Присаживайтесь оба, — я встала со стула, уступив место ошарашенной девушке. — Хоть я и не являюсь писательницей, все же могу рассказать вам удивительную, захватывающую историю с неожиданной развязкой.

Сергей обрел дар речи и запоздало проговорил:

— Вы… вы не пишете книгу, ведь правда? Вы обманули меня? Кто вы и зачем вам все это?

— Думаю, пора раскрыть все карты, — заметила я. — Вы правы, я не биограф, не журналист и не хозяйка салона красоты, — я посмотрела на Олю. — Частный детектив Татьяна Иванова к вашим услугам. Я расследую дело Владислава Курагина. Ваша мать Лада, — я снова кинула быстрый взгляд на девушку, — наняла меня для того, чтобы я узнала, что творится с ее мужем, почему он странно себя ведет и не выходит из дому. Лада подозревала, что некто пытается запугать его. Я согласилась взяться за расследование, и все нити привели меня сюда, к дому внука Степана Александровича Рокотова. Я уже сама догадалась, кто доводит писателя до помешательства, оставалось выяснить пару деталей и поймать преступника, а точнее, преступников.

— Зачем ты впустил ее в дом? — накинулась на Сергея Оля. — Я же велела тебе не открывать никому, у меня ключи есть!

— Я думал, это ты… — виновато проговорил молодой человек. — Думал, ты из-за сумок открыть не можешь.

— Идиот… — прошипела Оля. Я прервала их словесную перепалку.

— Пока мы ожидаем полицию, — я кивнула на свой мобильник — пока преступная парочка пребывала в состоянии шока, я быстро набрала смс Володе Кирьянову с указанием адреса, куда следует выслать наряд, — думаю, вам не помешает услышать всю историю моего расследования. Вы можете дополнить ее — чистосердечное признание, как вы знаете, смягчает наказание. К тому же, у меня есть пара вопросов к вам двоим, и я советую отвечать честно. Опять-таки, ваша искренность, может, убавит вам пару-другую лет пребывания в тюрьме. Хотите — можете хранить молчание, но тогда получите по полной, оба. Бежать тоже не пытайтесь — у меня есть волшебная штука, которая мгновенно останавливает самых быстрых, и называется она «пистолет Макарова». С этим пока все ясно? Не слышу ответа.

Сергей кивнул, Оля, немного спустя, последовала его примеру. Довольная тем, что аудитория у меня сегодня понятливая, я продолжила свой монолог.

— Итак, сначала задам вопрос, — проговорила я. — Сергей, скажите, чем вы болеете? У вас эпилепсия, психоз, шизофрения? Отвечайте честно, я и так все узнаю.

— Шизофрения, — эхом повторил тот. Я кивнула.

— Сперва я подозревала, что преступник действовал в одиночку, — сказала я. — Только мне было непонятно, каким образом Сергей доставлял письма с угрозами Владиславу Курагину — записки присылались не по электронной почте, а по обычной. По крайней мере, первая оказалась в почтовом ящике Курагиных, что и послужило причиной того, что далее писатель сам методично проверял корреспонденцию. Так как угрозы поступали довольно часто, я предположила, что у преступника имеется сообщник, который может беспрепятственно проникать в дом писателя и подкладывать в почтовый ящик письма. Однако кто был вторым злоумышленником, я поняла, только когда увидела самого Сергея. Точнее, его пальцы, — я кивнула в сторону молодого человека. — Ногти Сергея ухожены так, словно он постоянно посещает салон красоты. Однако человек, страдающий психическим заболеванием, вряд ли станет методично наведываться в парикмахерские и пользоваться услугами мастера маникюра. То есть ногти Сергей обрабатывает либо сам (случается среди шизофреников и такое), либо ему делают маникюр на дому. Мужчины тоже ухаживают за руками, но не с таким завидным постоянством. Отсюда следует вывод, что Сергей, скорее всего, служит моделью у человека, который учится обрабатывать ногти. Еще во время первой встречи с Олей я узнала, что девушка мечтает работать в салоне красоты, а так как обучается она сама, ей необходимо на ком-то тренироваться. Я посчитала, что совпадения быть не может — слишком это странно, — а значит, Сергей знаком с дочерью Курагина. Опять же, это объясняет, каким образом Владислав получал письма с угрозами — их подкидывала в почтовый ящик сама Оля. А когда девушка пришла в квартиру Рокотова, мои теории обрели доказательства.

Я сделала паузу в своем рассказе, ожидая услышать возражения или нечто подобное. Однако и Оля, и Сергей молча смотрели на меня в четыре глаза, словно моя история заворожила их. Тогда я продолжила:

— Теперь вернемся к началу всей истории. О том, что бестселлер «Черный город для Рэйвен» написал не Владислав Курагин, я догадалась только в конце своего расследования. Однако с самого начала меня настораживало несколько обстоятельств: во-первых, скорость, с какой был написан роман, во-вторых, слова Лады, супруги писателя, по которым выходило, что Владиславу хорошо удавались короткие вещи, тогда как большие его произведения были нудными и бессодержательными. Прочитав роман, я отметила, что он, напротив, отличается динамизмом и острым сюжетом. К тому же, меня насторожил странный выбор имен персонажей — как главных, так и второстепенных, и отсутствие названия города. Однако удивительнее всего было то, что больница, в которой находились главные герои, не соответствовала по описаниям современным клиникам, а, скорее, принадлежала к иному времени. Почему автор выбрал такой странный ход? Ведь логичнее описать лечебницу наших дней. Это заставило меня снова поговорить с Курагиным, чтобы узнать, почему ему в голову пришли столь странные идеи. Однако вразумительного ответа я не получила, кроме того, все люди, которые могли бы желать писателю зла из-за зависти или обиды, оказались невиновны. Тогда я снова стала перечитывать роман. Расследование привело меня в архитектурное бюро «Элиза», где Курагин выполнял свой последний заказ, прежде чем написать и выпустить свой бестселлер. Представьте себе мое удивление, когда я узнала, что раньше в квартире, которую полностью перестраивал Владислав, жил полоумный старик, свихнувшийся после страданий, перенесенных в лагере смерти. Я узнала, что он говорил, будто нашел способ раскрыть имена всех своих мучителей, а в частности — имя некой Ирмы Грезе, которую заключенные называли Ангелом Смерти. В романе один из отрицательных персонажей, полицейский, носит именно такую фамилию — Грезе. Удивительное совпадение, правда? Однако читая описания Черного города, темной половины главной героини, оказавшейся сумасшедшей убийцей, чувствуешь, что автор не выдумал такое жуткое место, а, скорее всего, описал то, что было на самом деле. Черный город — это не метафора, он действительно существовал, причем не в подсознании писателя, а на самом деле. Так ваш дед, — я кивнула в сторону Сергея, — Степан Александрович, описал лагерь смерти, в котором он находился. А так как Рокотов не понимал, что те времена ужаса давно прошли, он панически боялся, что Ирма Грезе найдет его и жестоко убьет, поэтому не пытался издать свой роман, а решил запрятать его и дождаться подходящего случая. Еще раз повторяю, что Рокотов был психически больным человеком, он не мог понять, что в наши дни уже не существует ни Освенцима, ни Биркенау — для него лагеря смерти представляли реальную угрозу. Однако своему правнуку, Сергею, Степан Александрович рассказывал про свой роман — он цитировал наизусть целые отрывки, поэтому, я полагаю, Сергей прекрасно знал все произведение. Молодой человек, несмотря на свое психическое заболевание, которое проявилось у него после службы в армии, понял, что прадед написал роман, причем не банальный, а интересный, издание которого может принести немалые деньги. Поэтому он и наведывался к своему прадеду с целью узнать, куда тот спрятал рукопись. Он потому и посоветовал Степану Александровичу переехать в дом престарелых — якобы ему неудобно навещать прадеда на другом конце города, а в действительности Сергей пытался отыскать роман. Однако сделать это молодому человеку не удалось — в квартире, где проживал Степан Александрович, начали делать ремонт. Во время перепланировки одной из комнат главный дизайнер и мастер Владислав Курагин находит рукопись — думаю, она лежала где-нибудь в секретной нише, которую соорудил сам Рокотов. Сергей ведь упоминал, что у прадеда были золотые руки, а следовательно, он сам мог сделать нечто вроде сейфа, куда и поместил свое неизданное произведение. К тому времени сам Степан Александрович умер в доме престарелых, а Владислав Курагин, которому об этом сообщили, решил издать роман под собственным именем, так как автор книги скончался и некому будет предъявлять претензии писателю.

Курагин не знал, что Степан Александрович рассказывал отрывки из своей книги правнуку и Сергей знает, о чем она. Поэтому он и перепечатал рукопись, а потом дал ее прочитать своей жене. Он имел глупость издать роман под тем названием, какое придумал сам старик — потому его правнука и насторожил новый бестселлер.

Сергею потребовалось не много времени, чтобы понять: книгу написал его прадед, это именно та рукопись, которую он безуспешно искал. Сергея возмутила нечестность Курагина — он хотел восстановить справедливость, однако доказательств того, что рукопись была написана его дедом, у молодого человека не было. Никто бы не поверил ему, к тому же единственное доказательство — сама рукопись — находилось у Курагина. И вот тогда-то Сергей и решил по-своему восстановить справедливость.

Поначалу молодой человек собирался познакомиться с близкими родственниками Курагина и попросту настроить их против Владислава. Он находит Олю Курагину — в наши дни, с развитыми интернет-технологиями, это не сложно, — однако девушка и так зла на своего отца за его любовную интрижку с Аней. Я так полагаю, что идея посылать записки с угрозами принадлежала Оле. Я не ошибаюсь?

Я посмотрела на соучастников. Оба молчали, из чего я сделала заключение, что это является подтверждением моим словам.

— Оля предложила не просто восстановить справедливость, а отомстить Курагину. Она хотела найти саму рукопись, для этого переворошила все вещи отца, пока тот отсутствовал дома. Владислав понял, что кто-то рылся в его комнате, и, так как уже получил первую записку, стал опасаться, что невидимый преступник пытается отыскать рукопись Степана Александровича. Он не знал, как избавиться от толстой тетради — попытайся он ее сжечь в доме, и супруга, и дочь узнали бы об этом. А выходить из квартиры он теперь боялся, опасаясь того, что его могут убить. Поэтому он и стал жить как затворник, покидая пределы своей квартиры только для того, чтобы проверить почтовый ящик. Курагин не мог допустить, чтобы кто-то из его родственников первым увидел письма с угрозами — тогда он будет разоблачен, и жена, и дочь поймут, что книга, принесшая ему известность, написана не им. Жить в постоянном страхе, не выходя из добровольного заключения, не каждый выдержит, а потому последняя угроза привела к тому, что у Курагина сдали нервы и он оказался в больнице.

— Так ему и надо! — сквозь зубы процедила Оля. — Он получил по заслугам! Он — подлец, он маме изменил и присвоил чужую книгу, и я нисколько не раскаиваюсь в том, что помогала Сереже! К тому же, вы ничего не сможете нам сделать — Сергей болен, его не посадят в тюрьму, а я несовершеннолетняя! Так что все ваше расследование было впустую, вы сами всех обманывали, прикидывались хозяйкой салона! Я вам поверила, а вы — обманщица!

— Я всего лишь выполняла свою работу, — пожала я плечами. — А что с вами делать — уже не мои проблемы. С вами разберется полиция, — я кивнула в сторону окна. — Может, вы и избежите уголовной ответственности, но я не об этом бы беспокоилась. Подумайте, какой удар вы нанесли собственной матери — она любит своего мужа, а вы довели его до психиатрической больницы, и неизвестно, оправится он после приступа или нет. В любом случае то, что случилось с вашим отцом, — на вашей совести, Оля. И я не знаю, как вам будет жить с осознанием того, что вы собственноручно довели человека, подарившего вам жизнь, до помешательства.

— Кесарю — кесарево, — зло процитировала девушка. — Он сам виноват во всем. И я никогда не прощу его, он мне больше не отец.

Эпилог

Думаю, следует сказать несколько слов о финале всей этой запутанной истории.

Владислав Курагин, несмотря на усилия врачей, которым удалось спасти его от смерти, так и не стал прежним человеком. Он остался жив, но не знаю, можно ли считать это счастливым окончанием его припадка. Теперь Курагин ничем не напоминает себя прежнего. После приступа несчастный превратился в сумасшедшего, не отделяющего реальность от вымысла. По словам Лады, которая после случившейся трагедии постарела лет на двадцать, Владислав ходил по своей комнате и постоянно бормотал что-то про Убийцу Ворон и Черный город. Похоже, он погрузился полностью в мир написанной Рокотовым книги, бредил наяву и боялся всех людей. В одночасье Владислав Курагин превратился из писателя и талантливого дизайнера в полоумного безумца.

Оля, как и следовало ожидать, ввиду своего несовершеннолетия ограничилась условным сроком. Школу девушка бросила — она не смогла ходить на уроки, когда все одноклассники и учителя косились на нее, обсуждали ее и перешептывались за ее спиной. В салон учиться она тоже не пошла — никто из мастеров не желал брать в ученицы девушку, у которой был условный срок. Оля, подобно отцу, замкнулась в себе и все дни проводит дома, ни с кем не общаясь и не разговаривая. Отца она игнорирует.

Сергей Рокотов оказался в психиатрической клинике — он долго там лежал, но шизофрения — болезнь, не поддающаяся лечению, поэтому, хоть молодого человека и выписали, он принимает огромное количество лекарств, которые мало чем помогают ему. Кроме покойного прадеда у него нет других родственников, с Олей он больше не встречается и, подобно Курагину и его дочери, живет в четырех стенах и не стремится покидать свой дом.

Лада не смогла перенести свалившегося на нее несчастья. Увы, женщина оказалась бессильна перед своим горем и, насколько я знаю, быстро пристрастилась к алкоголю. Заливая свое горе вином, она перестала интересоваться своими прежними увлечениями: не читает, не следит за собой, а только влачит жалкое существование.

Бестселлер, за счет которого прославился Курагин, некоторое время был популярен среди читателей. Однако какой-то журналист, пронюхавший про то, что авторство книги принадлежит другому человеку, написал критическую статью, которая вызвала немало споров. Книга после этого стала пользоваться еще большим спросом, но постепенно интерес к ней угас, и первенство в рейтинге самых читаемых книг занял сборник рассказов Максима Семенихина, про которого писали, что он является мастером слова и пишет превосходные лаконичные рассказы.

А в Тарасове наконец-то после долгой, затяжной, тоскливой осени выпал пушистый белый снег. Я сидела в своей комнате возле окна, смотрела на причудливо кружащиеся снежинки, пила горячий кофе и читала книгу «Дом, в котором…», которую наконец-то снова взяла в руки.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg