Ксения Зацепина Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!
© Зацепина К., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
* * *
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы ее не было… Лучше бы память навсегда убить…
Ф. РаневскаяГлава первая. Сюрприз для женских глаз
Женщина умнее мужчин. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
Ф. РаневскаяКогда я стану богатой и знаменитой, обязательно напишу мемуары. Да такие, что сама эта гейша, чьими мемуарами сейчас зачитывается весь мир, будет рыдать от жалости ко мне и всем людям, живущим в суровой российской реальности.
То, что богатой и знаменитой я обязательно стану, я знала еще с детства. Лет с десяти, когда увидела церемонию вручения «Оскара» по телевизору. Когда-нибудь я так же медленно буду идти по красной ковровой дорожке, одетая в платье от Дольче (да что уж там, и Габанны тоже) за триста тысяч долларов, мои волнистые светлые волосы будут роскошно струиться по плечам, а сопровождать меня будет Брэд Питт. Нет, тогда он уже не сможет передвигаться самостоятельно. Кавалером моим станет самый красивый и сексапильный актер-миллионер, который не сможет отвести от меня влюбленного взгляда на протяжении всей церемонии. А на следующее утро во всех газетах мира (конечно, мира: я же буду мировая знаменитость) появятся статьи о том, как сразу после церемонии бойфренд-миллионер предложил мне стать его супругой и распоряжаться теперь уже нашими миллионами…
То, что моя кинокарьера была не очень удачной, то есть вообще никакой, меня не особо заботило. У каждого может быть подработка, пока ему не дадут Настоящую Роль. Моя подработка заключалась в том, чтобы весь день сидеть около кабинета Андрея Павловича Сонного и выполнять его идиотские просьбы. Просьбы добровольно-принудительного порядка были разнообразными и иногда даже интересными:
– Варвара, вы не могли бы купить программу на следующую неделю и подчеркнуть все передачи, которые мне стоит посмотреть;
– Варечка, позвоните моей жене и наорите за то, что эта корова снова забыла запереть машину;
– Варя, напомните мне купить геморроидальную мазь. Только не забудьте, иначе больная задница моей тещи будет на вашей совести.
Иногда меня просто разрывает от желания купить какую-нибудь тетрадку, записать туда самые выдающиеся перлы, отксерить и продавать как юмористическую литературу. Вот и мои миллионы не за горами…
Однако в данный момент жизни мне было совсем не смешно.
Мне было 24 (25 через две недели, но кого интересуют детали), три года моей сознательной и взрослой жизни были бескорыстно отданы служению Андрею Павловичу и его магазину «Книжный червь», который постоянно снился мне по ночам (не очень хороший знак, как вы считаете?). Признаться честно, временами мне даже стало казаться, что оскаровская ковровая дорожка так и не дождется моих шагов по ней, а новый секс-символ Голливуда и вовсе не сделает мне предложение.
В суровой российской реальности, которую я как раз и буду описывать в своих мемуарах, был месяц май. Часы показывали начало десятого, а я без энтузиазма поднималась к себе домой. Квартира моя, двухкомнатная и очень уютная, находилась на седьмом этаже, а о лифте жильцам моего подъезда приходилось только мечтать. Ржавая развалина, которая носила это название, выполняла свои функции когда-то давно, еще до нашей эры. На протяжении тех четырех лет, что я проживала в этом доме, лифт работал только три раза. И все три раза меня не было в городе – я гостила у тетки в деревне. Однако по возвращении обратно я мельком слышала, как соседи радостно обсуждали захватывающее чувство от поездки на работающем лифте.
Я еле тащилась на полусогнутых, отсчитав про себя уже пятый этаж и подтягивая тяжелую сумку с продуктами. И единственное, что согревало меня, – это мысль о долгожданном отпуске, который наступит через два дня.
Но даже несмотря на это, настроение у меня было невеселое, если не сказать траурное. Этот урод (в миру Андрей Павлович) заставил меня чертить график погоды в Москве. Мой начальник, видите ли, возомнил себя Гидрометцентром России и теперь собирался предсказать нам погоду на весь оставшийся век. Интернет, мой любимый друг и помощник, отключался через каждые три минуты, и у меня не получилось скачать новую песню Шакиры. А что еще ужаснее: когда я ерзала под столом в попытках распутать провода и выявить причину поломки Интернета, я нечаянно задела столешницу и сломала ноготь на безымянном пальце.
Это к беде, я чувствую. Вы, конечно, можете смеяться и крутить пальцем у виска, но я-то знаю, что, когда ломаются ногти, это плохо. Во-первых, недостаток кальция. Во-вторых, маникюр, за который вы заплатили в лучшем случае двести рублей, пропадает. И в-третьих, сломанный ноготь на безымянном пальце ясно говорит о том, что в скором времени вас не ждет ничего хорошего.
Я еще раз вздохнула и, встав перед своей сорок третьей квартирой, затравленно вытащила связку ключей. Когда я вставила ключ в скважину, дверь тихонько отворилась.
Я осторожно сделала шаг назад.
Дверь была открыта. А сегодня утром я ведь ее закрывала. На три оборота. Я помню, потому что почти год назад оставила свой дом открытым нараспашку, а когда пришла, обнаружила у себя соседку Лидку, жующую мамины пирожки и читающую последний «Космополитен».
– Когда провожала Ритку в школу, увидела, что дверь-то у тебя незаперта, – пояснила Лидка с набитым ртом, видя немой вопрос в моих расширившихся от удивления глазах, – вот и решила посторожить. Спасибо можешь не говорить, только дай «Космо» домой дочитать.
«Космо» я отдала вместе с пирожками, показав свою благодарность, и с тех пор каждое утро по две минуты толкаю запертую дверь для профилактики.
И что же получается?
Ко мне залезли воры? Видимо, даже запертая на три оборота дверь не остановила этих гадов. Интересно, они все еще там или уже смылись, прихватив мои ноутбук и DVD-плеер? Больше ничего ценного у меня дома нет… Разве что новые «маноло-бланики», которые мне привезла подруга из Италии… Точно, стащили мои туфельки, а я их даже еще поносить не успела!
На глаза сразу навернулись предательские слезы.
А может, не все так плохо и туфельки спокойно лежат в коробке под кроватью, а домой ко мне пробралась Лидка, чтобы отдохнуть от своего шумного семейства? Я ей, кстати, после того случая запасной ключ дала, если потеряю свой…
Я осторожно приложила ухо к двери. Тихо. Сквозь узкую щель я заметила какое-то шевеление. И уже хотела орать «Помогите, насилуют!», как дверь распахнулась, а на пороге показалась Надька.
Я шумно вздохнула – не то от облегчения, не то от инсульта.
– Варька! – победно выкрикнула Надежда. – А чего ты на пороге? Проходи!
– Да ну, – издевательски удивилась я, – можно? Правда?
Я неторопливо зашла к себе и включила свет в прихожей. Через секунду появилась Олеська.
– Ключ я вам дала на всякий случай, – недовольно пробурчала я, ставя сумку с продуктами на пол, – всякий – это значит экстренный! Экстренный! Понятно вам?
– Конечно, понятно, – быстро закивала Олеська и потащила мои покупки на кухню, – ну ведь тебе же не каждый год исполняется 25! Вот тебе и экстренный случай!
– Ага! – поддакнула Надька. – Точно!
– Что точно? – не поняла я. – У меня дэрэ только через две недели!
– Так это ж вечеринка-сюрприз, – пояснила Олеська из кухни, – ты ведь удивилась?
– Удивилась, – мрачно согласилась я. – Очень удивилась.
– Ну вот, – расплылась в улыбке Надька, – но это еще не все.
– Не все? – глупо повторила я и инстинктивно втянула голову в плечи. От этих двух ненормальных все, что угодно, можно ожидать.
– Послушай, Варечка, – обратилась ко мне Олеся и встала напротив меня, – это очень важный этап в жизни – 25 лет…
– Половина жизни уже прожита, – знающе добавила Надя.
– Поэтому мы хотели преподнести тебе такой подарок, который ты будешь вспоминать даже в сто лет, когда будешь старая, сморщенная, как сухофрукт, бабулька с кучей кошек…
– И когда твои дети будут слишком заняты для того, чтобы тебя навещать, а внукам уже будет все равно, что с тобой стало…
– Это что, праздничное поздравление? – ошеломленно промямлила я, в красках представляя свое замечательное будущее одинокой и противной старушенцией.
– Нет, это предисловие, – успокоила меня Надежда.
– Итак, Варвара, – громко произнесла Олеся и вытянулась по струнке как на каком-нибудь партсобрании, – мы с Надей поздравляем тебя с днем рождения…
– С двадцать пятым, – снова вставила Надька.
– И желаем, чтобы эта ночь доставила тебе уйму удовольствия…
– И чтобы ты никогда не забыла того наслаждения, которое она тебе принесет, – закончила Надька, и они обе уставились на меня, как следователь на подозреваемого.
– Вы что, мне наркотики принесли, что ли? – неуверенно предположила я, все еще под впечатлением как от поздравления, так и от предисловия к нему.
– Дура, – в сердцах плюнула Надька и взяла меня за руку, – иди в гостиную. Тебя там ждет сюрприз.
– Щенок, что ли?
– Варя, – вмешалась Олеся и взяла меня под другую руку, – доверься нам! Ты ведь нам доверяешь?
Я кисло улыбнулась. Честно говоря, я так была сконфужена этой вечеринкой-сюрпризом, что даже и не знала, хотела ли я теперь воочию увидеть тот самый «сюрприз», который мне приготовили сестры Сотниковы.
– Э… – неопределенно вырвалось у меня, – ну… как сказать… конечно…
– Ну вот и все! – Сестры подтолкнули меня к двери в гостиную, которая, как я только что заметила, оказалась закрыта. – Иди, наслаждайся!
– Мы ушли! – шепнула мне в ухо Надька, и через секунду у меня дома стало тихо.
Я поежилась и вошла в гостиную.
Господи, у меня просто дар находить себе друзей не от мира сего! И сестры Сотниковы – прекрасный тому пример. Как-то раз тетя Наташа, мать-героиня моих подружек, поведала мне историю, которая войдет в мои мемуары под названием «Польза познавательного видео». Когда Наде и Олесе было по 8 и 9 лет соответственно, в один прекрасный день они умудрились найти интересную видеокассету, на которой было написано «Кавказская пленница». Девочки решили, что речь шла о советском фильме, и задумали устроить кинопросмотр для всех соседских детей. Я даже представить не могу, что чувствовала несчастная мать семейства, когда по возвращении домой с работы обнаружила у себя в гостиной десяток ребятишек младшего дошкольного возраста, внимательно смотрящих на экран и наблюдающих за этой самой пленницей, которая находилась в компании своих надзирателей и явно ею не тяготилась.
В моей гостиной было темновато, потому что сестры старательно закрыли шторы. Я сделала пару шагов и прищурилась, давая глазам возможность привыкнуть к темноте.
– Присаживайтесь, – услышала я мужской голос и тут же различила силуэт человека, что стоял прямо напротив меня.
Я продолжала стоять, пытаясь придумать, что бы такое закричать, дабы привлечь внимание соседей. Сейчас такие времена, что орать «Помогите!» и ждать помощи – дело совершенно напрасное. Как там недавно писали в газетах?.. Нужно кричать что-то такое, что заинтересует всех обитателей вашей лестничной площадки. «Пожар», «Потоп», «Ура, мы наконец-то выиграли «Евровидение»…
– Присаживайтесь, пожалуйста, – снова услышала я, но на сей раз слова были сказаны прямо над моим ухом. Я уловила тонкий запах одеколона и послушно присела на кресло, вернее – на самый его край.
По правую сторону от меня зажегся неяркий свет бра, и тогда я смогла разглядеть своего гостя.
На первый взгляд парню было около 27, высокий и статный, как какой-нибудь английский дворецкий. Он смотрел на меня с вежливой улыбкой и давал возможность рассмотреть его и удостовериться, что он не маньяк. Хотя, если бы все маньяки выглядели как мой гость, женщины сами рыскали бы в темных парках в поисках таких «преступников».
– Вы кто? – вырвалось у меня, и я машинально поморщилась. Получилось как-то сипло и вовсе не гламурно.
Парень галантно взял мою руку и поднес ее к своим губам.
– Бонд, Джеймс Бонд, – улыбнулся он и нежно прижал свои губы к моей руке.
И я ему поверила. Он был одет в красивый темный костюм с бабочкой и лакированные ботинки. Однако гость напоминал вовсе не белокожего англичанина, а скорее араба. Его большие черные глаза томно смотрели на меня из-под длинных ресниц, а кожа была такая смуглая, что казалось, «Джеймс» только что вернулся из Египта, где провел две недели под солнцем на одном из восхитительных тамошних пляжей.
Я во все глаза смотрела на гостя, боясь пошевелиться и спугнуть это чудесное видение, а голова моя была пустая, без одной мало-мальски путевой мысли. Нет, признаться честно, одна мысль все же присутствовала. Но она была такая неприличная, что озвучивать ее я не стану даже в своих мемуарах.
Тут откуда-то заиграла нежная музыка, без слов, похоже, классика. Гость отошел от меня на пару шагов и стал медленно двигаться в такт мелодии, пластично и красиво, как пантера. Я видела, как его накачанные мышцы переливаются туда-сюда под дорогим пиджаком.
Через пару минут музыка стала чуть ритмичнее, и «Джеймс Бонд» стал медленно, я бы даже сказала, осторожно развязывать бабочку.
Я задержала дыхание.
Боже мой! Не может быть!
Когда «удавка» приземлилась на пол, настал черед пиджака.
Мне, прямо скажем, стало дурно. Нет, я, конечно, была рада получить красавца-стриптизера на день рождения, но только мне было интересно, до каких пор (а именно – до какого предмета одежды) он будет раздеваться?
Пиджак оказался у ног «Бонда», и он, не сводя с меня внимательного, изучающего взгляда, стал расстегивать пуговицы на белоснежной рубахе. Я завороженно следила за его сильными руками, не в силах даже удобно устроиться на кресле. Когда с пуговицами было покончено, гость принялся за запонки сначала на одном запястье, потом на другом. При тусклом свете бра они так сверкали, что казалось, были сделаны из белого золота или серебра, с большими бриллиантами в центре.
Я осторожно посмотрела гостю в глаза, и он еще раз улыбнулся мне. На этот раз это была не нежная улыбка доброго друга, а скорее оскал хищника, отдающий сексуальным желанием.
Господи, подумала я, у них, наверно, все улыбки пронумерованы. «Так, сейчас делаем улыбку номер три, потом номер одиннадцать, а в конце три, шесть и семь».
Когда мой гость избавился от рубашки, я потеряла способность вообще хоть что-то соображать. Видимо, примерно так ощущают себя мужчины при виде полногрудой и длинноногой блондинки. А я всегда думала, что мы совсем не похожи на мужиков. Какая ирония!
«Джеймс Бонд» стоял напротив, полуобнаженный, играя стальными мышцами так, словно это не представляло для него никаких усилий. Подобные торсы я видела только в кино и всегда считала, что простому смертному такого тела не заиметь никогда. Очевидно, я была неправа. Не знаю, сколько лет этот парень потратил в спортзале, но результат явно этого стоил.
Мелодия сменилась, и я поняла, что совсем потеряла счет времени. Сколько точно я взирала на свой праздничный «сурприз», определенно сказать я не могла. Может быть, 10 минут, а может быть, и целый час.
Гость на секунду остановился и, поймав ритм новой мелодии, которая раздавалась из маленького магнитофона около дивана, стал подбираться к ширинке.
Надо же, не к месту подумалось мне, и оборудование принес.
С идиотской ухмылкой и поднятыми бровями я не спускала глаз с гостя, а точнее, с его бедер.
Мама дорогая, как же стыдно, что я, порядочная девушка, просто не могу ждать, пока он стянет с себя эти брюки. А еще носки, ботинки и потом даже… Нет, как мы договорились, эту часть главы мои мемуары не увидят никогда.
И вот через мгновение брюки валялись около меня, потому что именно в ту сторону они улетели, когда «Джеймс Бонд» небрежно кинул их.
И вот передо мной стоял сам Аполлон. Только средневосточной внешности, с черными как смоль волосами и глазами, в носках, в начищенных до блеска ботинках и в белых стрингах.
В эту самую секунду я готова была поклясться, что это был самый лучший подарок не только на день рождения, но и на все праздники, что когда-то были в моей жизни.
Я было подумала, что это конец представления, так как молодой человек не собирался снимать все остальное, и, честно говоря, мне даже стало немного обидно. Это все равно что поехать в Москву и не побывать на Красной площади. В чем же, так сказать, смысл?
Однако музыка не переставала звучать, и это вселило в меня надежду. Может быть, не все еще потеряно? То есть все еще будет снято?
Но я жестоко ошибалась. Снято больше ничего не было. Гость извивался передо мной, как Алина Кабаева на Олимпийских играх, однако обнажаться больше не собирался. Невесть откуда «Бонд» достал красную розу, а когда магнитофон замолчал, преподнес ее мне.
– Спасибо, – пробубнила я, не зная, куда девать свои бесстыжие глаза. Гость стоял передо мной на коленях, все еще в стрингах и ботинках, и я как будто не могла насытиться созерцанием его красивого и смуглого тела. Мой взгляд бегал по нему, как взбесившийся солнечный зайчик.
– С днем рождения, Варвара, – прошептал «Бонд», и я почувствовала его дыхание.
В этот момент у меня созрел вопрос: а только ли стриптиз был запланирован мне в подарок? Может быть, этот парень намеревался задержаться у меня подольше…
– К сожалению, мой номер закончен и я должен удалиться, – все так же шепотом известил меня гость, и я буквально пала духом.
Нет, парень явно не задержится.
– Конечно, – закивала я, встала с кресла (удивляюсь, как меня вообще ноги удержали после такого представления) и вышла на кухню, чтобы дать гостю возможность одеться.
Постояв с минуту на кухне, я опомнилась и налила в вазочку воду для розы. В принципе к цветам я отношусь совершенно безразлично. Это, конечно, мило, когда тебе преподносят букет, празднично украшенный цветными бантиками, но все же при сегодняшней нашей жизни я бы предпочла, чтобы мне дарили деньги, а не цветы.
– Спасибо за компанию.
Я резко обернулась и увидела, что «Бонд» снова был в своей шпионской экипировке – костюме и бабочке. Однако магнитола в его правой руке явно выбивалась из образа правильного бесстрашного героя.
– Не за что, – пожала я плечами и тут же прикусила губу. Кроме «не за что» ничего поумнее придумать не могла?
– Всего хорошего, – доброжелательно промурлыкал гость, снова улыбнулся одной из своих томных улыбок и хлопнул дверью.
Я приложила ладонь ко лбу, дабы узнать, не началась ли у меня лихорадка.
На часах было десять пятнадцать. Шоу продолжалось почти час.
Всего лишь час. Шестьдесят минут. 3600 секунд.
Невероятно мало. Но мне понравилось. Не то слово! Как выразились сестры Сотниковы, я никогда не забуду эту ночь. Как и моего «Джеймся Бонда».
Я неуверенно пошатнулась и решила, что мне пора отдохнуть. Завтра суббота, а это значит впереди два выходных! А после них еще тридцать дней законного отпуска! Не это ли люди называют абсолютным счастьем? И к чему это был мой сломанный ноготь?
Смыв с лица косметику, которая уже успела растечься у меня по всей роже из-за перепада температур, что происходил у меня в организме, я обреченно пошла спать.
Думаю, кто снился мне в ту ночь, в мемуарах писать тоже не стоит.
Из состояния спасительного сна меня вывел собственный телефон, а точнее, сообщение. Я с трудом разлепила веки и нащупала сотовый. Это, должно быть, очень важное сообщение, раз его прислали в полдесятого утра в субботу. О том, что кто-то умер или хотя бы собирался умереть…
«Как дела?» – прочитала я текст и стала тереть глаза, чтобы окончательно проснуться, ведь заснуть мне уже не удастся. Повалявшись еще какое-то время, я нехотя слезла с кровати и поплелась на кухню, зайдя перед этим умыться.
«Надеюсь, все хорошо», – сообщало второе сообщение, присланное получасом позже.
Я тупо смотрела на экран сотового и не знала, что делать. Вернее, что следовало сделать, я знала абсолютно точно, но вот найти в себе силы, чтобы удалить эти проклятые сообщения и забыть имя одного знакомого, я не могла, как ни старалась.
С Игорем мы встречались два года. Я говорю «встречались», потому что это удобнее, чем рассказывать знакомым истинную природу наших отношений. Чаще всего они развивались по спирали. Мы сходились, были какое-то время вместе, ссорились и расходились. Близкие друзья, понимавшие плачевное состояние моей личной жизни, настоятельно советовали мне разорвать наши «отношения». И я искренне была солидарна с советчиками. Но вот решиться на что-то у меня никогда не получалось.
С Игорем Невским я познакомилась больше двух лет назад. В то время мне было чуть больше двадцати трех, я только окончила Институт международных отношений, факультет международного туризма. В душе я честно предполагала, что туризм в мире развивается с бешеной скоростью и меня, новоявленного специалиста, буквально будут завлекать в разные фирмы и делать невероятно щедрые предложения. К моему удивлению, этого не случилось. Чтобы получить хорошую работу, нужно либо долго ее искать, либо иметь нужные связи или опыт. У меня не было ничего, кроме диплома (и то не красного) и маленькой двухкомнатной квартирки, которая досталась мне в наследство от умершей прабабушки. Родители помогли мне сделать косметический ремонт, выветрить запах нафталина, валокордина и сырости. Мне нужно было срочно искать работу, чтобы оплачивать свои счета. Просить у родителей деньги на то, чтобы оплачивать свое жилье и покупать вещи и еду, совесть мне не позволяла. И тогда я решила, что, пока я ищу себе Работу (именно с большой буквы) в какой-нибудь туристической фирме, я спокойно могу подрабатывать где-нибудь еще.
Купив газету с объявлениями, я быстро сообразила, что вариантов у меня немного: во многих местах требовались секретари, кое-где менеджеры по офису – что фактически почти то же самое, и вечное – интим. Третий вариант я отмела сразу же, все-таки у меня имелось высшее образование, а вот второй и первый годились абсолютно точно.
Таким образом я оказалась в «Книжном черве». Сначала мне показалось, что я в раю. Работа с 9 до 18. Чистый и светлый офис, безлимитный Интернет и возможность брать самые новые поступления и читать их прямо во время рабочего дня, разумеется, когда шефа нет на месте.
Однако вскоре я поняла, что служба была однообразная, повышения мне ждать не приходилось, потому что я и так была «генеральный секретарь», потому что служила у генерального директора магазина. Однако временами Андрей Павлович развлекал меня своими идиотскими перлами и просьбами.
Однажды шеф отправил меня в офис к юристам забрать его только что оформленную доверенность на машину. Так как я являюсь генеральным секретарем, а также генеральной девочкой на побегушкой, то два раза мне повторять не пришлось.
В офисе юриста меня встретил хмурый молодой человек, который представился Игорем, помощником главного юриста. Парень отдал мне бумагу и, окинув пристальным и оценивающим взглядом, тут же про меня забыл, внимательно уставившись на экран компьютера.
В тот же день, уходя с работы, я спустилась в зал, чтобы поболтать с сестрами Сотниковыми. Девушки устроились туда продавцами-консультантами месяцем раньше меня и до сих пор трудятся на том же поприще. Каково же было мое удивление, когда около стенда с юридической литературой я увидела этого самого хмурого Игоря. В то же мгновение парень оторвал заинтересованный взгляд от книг и устремил его на меня, как будто знал, что за ним следят.
Позже Невский уверял меня, что это была сама судьба. Однако сейчас я больше расположена верить, что это скорее география района – адвокатский офис был в трех минутах от «Червя», но Игорь был непреклонен.
Должна сказать, что у нас обоих просто отвратительные характеры, именно поэтому мы не можем находиться рядом друг с другом больше трех дней. Хотя добавлю, что в то время мне было двадцать три, я верила в настоящую и безграничную любовь, и, когда Игорь вскользь проговорил слово «судьба», я решила, что в медовый месяц мы поедем в Венецию.
Маме моей Игорь понравился главным образом тем, что он сирота. Воспитывала парня тетка, не очень эмоциональная, сама бездетная. Поэтому материнский инстинкт проявить в полной мере она не смогла. Хотя привила Игорю интерес к знаниям и спорту.
Мои друзья Игоря не очень жаловали, говорили, что он замороженный и суровый осколок льда. Его же друзья попросту ненавидели меня, абсолютно этого не скрывая. Они считали меня слишком правильной, чрезвычайно много хотящей от жизни и взбалмошной. Отчего они думали, что я взбалмошная, я, честно признаюсь, не имела ни малейшего понятия.
Собственно, друзей мы слушали мало и пытались разобраться в наших отношениях самостоятельно. Разбирались мы уже около месяца. Именно столько времени назад мы решили, что пора все прекратить и начать знакомиться с другими людьми.
Но, как видно, Игорь решил, что другие люди могут подождать.
Ведь так обычно все и начинается. Сначала сообщение «Как дела?». Иногда долгие, вроде как ни к чему не обязывающие разговоры по телефону. Затем всегда ужин, головокружительный секс после него. Где-то неделю мы не можем оторваться друг от друга. А потом он начинает говорить мне, что я неправильно завариваю чай, а я замечаю его ужасную привычку везде разбрасывать свои поношенные носки.
Можно сказать, каждый раз наша любовь разбивается о быт. Хотя особой скорби по поводу очередного расставания я не испытываю. Это лишь вопрос времени, когда мне будет послано очередное сообщение «Как дела?». В этот раз Игорь побил свой собственный рекорд – аж три с половиной недели. Видимо, было много работы. Его работа – это еще один повод, чтобы рассердиться на Невского. Если когда-нибудь случится чудо и мы поженимся, то, когда я буду рожать, мой муженек, скорее всего, будет сидеть в офисе и изучать новые поправки к Конституции… Хотя это гораздо лучше, чем если бы он ходил по бабам, как-то заметила Олеська. Вынуждена признать, тут она была права.
Я вздохнула и покорилась судьбе.
«Хорошо, а у тебя?» – напечатала я в ответ. Господи, прямо детский сад какой-то!
Я положила сотовый на стол около чашки с кофе и отправилась в гостиную. Присев на то самое кресло, где я сидела вчера, я грустно вздохнула. Это надо же! Мне показали стриптиз! Мне одной, лично для меня! А у меня даже фотоаппарата не нашлось, чтобы засвидетельствовать это событие. Так сказать, для потомков.
Улыбнувшись, я включила телевизор, чтобы окончательно избавиться от сонной поволоки, и осторожно раздвинула шторы в разные стороны…
А под какую музыку танцевал мой Бонд? С удовольствием купила бы диск. Может быть, даже дала его Игорю. Ну так, просто послушать. Возможно, и ему бы захотелось исполнить стриптиз. Я резко нахмурилась. Кого я обманываю! Игорь бы никогда не пошел на что-то похожее! Во-первых, он помощник главного юриста (этот довод всегда был первым, насчет чего бы Игорь ни спорил), во-вторых, он бы сказал, что это развратно, пошло, гнусно и просто противно…
Конечно, а когда Невский слезно умолял меня о том же самом стриптизе на прошлый Новый год, пошлым ему это не казалось!
«Пожалуйста, Варечка, ну что в этом сложного? Просто потанцуй медленно и сними джинсы, кофту, майку и все остальное… Если бы это было сложно, этим бы занимались девушки со специальным образованием, а не обыкновенные девки с улицы…»
Внезапно на полу около дивана что-то сверкнуло. Я подошла к находке и, подняв ее, немного покрутила. В руках я держала ту самую запонку из белого золота с бриллиантом.
Я поднесла ее к глазам и рассмотрела.
Пробы нигде видно не было. Металл был, скорее всего, не ценный. По крайней мере, не сильно дорогой. А бриллиант, разумеется, оказался стекляшкой. Если бы это был диамант, ко мне бы давно уже заявились и потребовали отдать потерянное.
Я рассеянно положила запонку на журнальный столик и присела на диван.
Мне, разумеется, жаль, что уважаемый товарищ Бонд забыл у меня предмет своего костюма. Однако это не означает, что он вернется сюда, чтобы спросить, не находила ли хозяйка что-нибудь, отдаленно похожее на ювелирное украшение.
С другой стороны, мне было бы жаль, если бы у моего вчерашнего гостя были проблемы из-за этого неприятного инцидента. По-хорошему, я могла бы найти господина шпиона и вернуть ему запонку. Все-таки это реквизит, необходимый для каждого спектакля. Мистер Бонд с утерянной запонкой – это как-то непрезентабельно.
Сотовый снова возвестил о прибывшем сообщении.
«У меня тоже хорошо. Может, сходим куда-нибудь на этих выходных? Позвоню позже».
Я быстро стерла сообщение, как будто замела следы преступления.
Это же надо, какой он самоуверенный. А может быть, у меня за эти три недели уже завелся молодой человек! Или я не смогу на этих выходных: вдруг у меня планов громадье!
Нет, такие мелочи Игоря не интересуют. В его представлении я сижу у разбитого корыта (которое, наверное, склеиваю каждый раз, когда мы снова воссоединяемся) и каждую минуту жду его священного сообщения с вопросом, как у меня дела.
Запонка грустно поблескивала, одиноко лежа у меня на ладони. Я решительно зажала ее в кулаке и потянулась за городским телефоном.
– Внимательно, – сонно раздалось на том конце.
– Привет, Надь, с добрым, – улыбнулась я.
– О! – победно воскликнула подруга. – Именинница! Ну что, давай глаголь о своих впечатлениях! Понравилось?
– Кто это? Варька? – услышала я голос Олеськи, которая находилась неподалеку от Надежды. – Что говорит? Дай трубку!
– Да отвянь, в самом деле! – недовольно промямлила Надежда и издала устрашающий клич. – Отстань, сказала! Иди спи дальше! Дай с человеком пообщаться! Ну что? Как все прошло? – этот вопрос был ко мне.
Я с сожалением пожала плечами и вспомнила нежные губы Бонда на моей руке.
– Это было чудесно, – призналась я и подавила приступ плача, понимая, что, наверное, мою руку больше никто и никогда в жизни не поцелует.
– Правда? – взволнованно переспросила Надька. – Ну расскажи поподробнее! Что он тебе танцевал? Быстро разделся или медленно? Кстати, розу подарил? Роза входила в список предоставляемых услуг…
– Подарил, – блаженно протянула я и снова погрузилась в удивительные воспоминания, – был у меня около часа. Ушел в начале десятого.
– Ну да, на то и рассчитывали, – деловито откликнулась Надежда.
– Дай трубку, – потребовала Олеська, – сейчас же!
– Иди на фиг, – молниеносно отреагировала сестра, и ближайшие пару минут я не слышала ничего, кроме натужного сопения Сотниковых.
– Привет, – весело раздалось через пару минут, и я поняла, что в борьбе за телефон выиграла Олеся. Разумеется, она ведь была старше своей сестры на целых девять месяцев.
– Сволочь, – обиженно пробубнила Надя где-то около Олеси.
– Какой красавец, а? Прям как шейх какой-то! – продолжала старшая сестра, не обращая внимания на рассерженную родственницу. – Я, когда его увидела, прямо пожалела, что вчера был не мой день рождения.
– Ага, – согласилась я и еще раз вспомнила черные глаза Бонда и густые ресницы, будто он накрасил их тушью. – Только вот я хотела спросить: где вы его достали?
– А что? – усмехнулась Олеся. – Еще, что ли, захотелось? Губа не дура!
– У меня дело к нему, – я постаралась изобразить голосом всю серьезность, на какую была способна, – мне бы с ним встретиться…
– Ты что, Варька! – испугалась Сотникова. – Влюбилась, что ли?
– Е-мое! – простонародно высказалась Надежда на заднем фоне, – вот дура!
– В них влюбляться нельзя, это ж натуральные проституты! – Олеся замолчала, перевела дух, вроде как подбирая правильные, необидные слова. – Понимаешь, подруга, они ведь думают, раз красавцы, так на них все просто так вешаться будут… С такими опасно, никого кроме себя не любят, мелочные, эгоцентричные люди…
– Ты, по-моему, в своем отделе психологии перечитала. Завязывай с Курпатовым, переходи на классику, «Незнайка» там… «Винни Пух».
– Сарказм – первый признак осознания собственной неправоты, – словно учительница, сообщила мне Олеся. – Варечка, ты девушка хорошая, только ведь такие парни не для нас..
– Это точно, – с болью в голосе подтвердила Надежда.
– Ты пойми это, пожалуйста, и все сразу встанет на свои места.
– С чего это ты взяла, что такие парни не для нас? – заинтересовалась я теорией моего новоявленного психотерапевта. – Мы ведь не уродины. И не дуры.
– Верно, – согласилась Сотникова, – только ведь и ноги у нас не от ушей. И бабки своим трудом зарабатываем, богатых папочек нет. И образования у нас слишком много…
– Разве может быть слишком много образования?
– Конечно, может! Есть мужики, которые не любят женщин умнее себя. На фоне умной жены муж выглядит абсолютным дураком. Кто из мужчин жаждет выглядеть недоумком?
Я сочла этот вопрос риторическим и отвечать на него не стала.
– К тому же по возрастному критерию мы тоже пролетаем, – грустно добавила Олеся и этим забила в мой гроб последний гвоздь.
– Нам всего по 24, – ошеломленно выдавила я, решив, что официально двадцатипятилетней я стану только через две недели.
– Вот именно, – глубоко вздохнула Олеся, – не восемнадцать, не девятнадцать и даже не двадцать один. Уже двадцать четыре. Третий десяток.
Я бессильно отняла трубку от уха и поставила ладонь под щеку. Кажется, вчерашнее поздравление и предисловие к нему удачно дополнились милым послесловием. Олеся была права. Эту вечеринку-сюрприз я не забуду до гробовой доски.
– Ты что, совсем идиотка?! – донесся из трубки недовольный голос Надьки. – Еще скажи, что у нее бесперспективная работа и придурок-бойфренд. Очень празднично получится.
Я вяло приложила телефон к уху. Не знаю, что осознавать больнее – то, что такие парни на самом деле не для нас, или то, что это так очевидно для остального мира.
– Так что, Варь, брось ты это дело и давай к нам, – наигранно весело протараторила Олеся. Очевидно, своими мыслями настроение она испортила не только мне с Надькой, но и себе. – А этот Бонд пусть останется лишь приятным воспоминанием, призраком в ночи, видением во сне…
– Этот призрак в ночи забыл у меня предмет своего туалета, – выдала я, не в силах больше слушать чушь подруги, – именно поэтому я и хочу его найти. Чтобы вернуть запонку.
– А… – понимающе протянула Олеська, – вот оно как?
– Что? Что говорит? – не унималась где-то поблизости Надька. – Дай трубку.
– Отвали, – лаконично ответила Олеся. – Честно говоря, нашла Бонда не я, а Сонька.
– Что ты несешь, больная, я это была! Я его раскопала, – снова вклинилась Надежда. – Что ей надо? Его телефон?
– Слушай, вот привязалась, дай с подругой пообщаться…
Стало тихо, и я прислушалась, но не услышала ничего, кроме их сопения. На следующий праздник, какой там у нас намечается – Всемирный день защиты детей – я подарю сестрам еще один телефонный аппарат. Ей-богу, сколько времени я сэкономлю, если у каждой из девчонок будет по собственной трубке.
– Да, Варька, я вернулась, – обрадовала меня Надежда, – что, втюрилась в стриптизера?
– Нет…
– А оно, может, и к лучшему… А то этот Невский тебе уже плешь проел… Да не только тебе. И мне, и даже Олеське. – Надежда резко умолкла. – Хотя нет. Олеська всю жизнь плешивая была. Еще до него. Это у нее с рождения.
– Ах ты падла, – незлобно послышалась Сотникова-старшая, – вот попросишь ты еще у меня розовые туфли, фиг я тебе разрешу… плешивая… вот гадина…
– Нет, Надь, Бонд у меня запонку забыл. Вчера, видимо, когда одевался, не увидел, что она подальше откатилась, и не взял. Хочу отдать. Наверно, приличных денег стоит. Все-таки часть костюма.
– А, ну да, ну да, – быстро согласилась Надежда, и мне показалось, что она ни на секунду мне не поверила.
– Нашла-то его я, а не Сонька, как тебе сообщили некомпетентные органы. Он работает в клубе «Наима», кстати, недалеко от тебя.
Надежда назвала станцию метро, около которой располагалось заведение, и я признала, что это всего в трех остановках от моего дома.
– Как ты знаешь, Олеся Романовна по клубам не ходят, уж очень они постарели за последние пятьдесят лет. Им бы все дома сидеть и телевизор смотреть…
– Да надо оно мне! На голых мужиков пялиться! – защитила свою честь Олеська. – Лучше «Розыгрыш» посмотреть или «Слава богу, ты пришел»…
– Слава богу, на тебя пока еще можно найти покупателя, – резонно заорала в ответ Надька, – а через пару лет выйдешь в тираж и будешь наблюдать эти розыгрыши до конца своей одинокой жизни!
– Много ты понимаешь, гламурная наша…
– Надя! Не отвлекайся, – не выдержала я новой волны пререканий девчонок. Так и день пройдет в их бессвязных переговорах.
– Так вот, в прошлую субботу мы с Сонькой решили пойти в новый клуб. То есть он, разумеется, не новый, но мы лично там еще не были. Про «Наиму» я прочитала в одном из журналов, посмотрела фотографии. Вроде как ниче, приличный. Вот и решили проверить, музыку послушать…
– На мужиков голых посмотреть, – ехидно добавила Олеся.
– А хоть бы и так, что ты имеешь против голых мужиков?
– Надя, – пришлось вмешиваться мне.
– Ну вот, оказалось, клубец очень даже ничего. Небольшой, зато уютный. Плата за вход сравнительно невысокая, если учитывать, что в выходные дамам предоставляется право на один бесплатный алкогольный коктейль. А мальчики… – мечтательно протянула Надя, – мальчики просто пальчики оближешь…
– Фу, Надька, какая же ты пошлая, – фыркнула Олеся, – вся в отца. Хорошо, что я в мать.
– Как же, размечталась, – не задержалась с ответом сестра, – в мать! В тетю Грушу ты! Такая же темная и недалекая.
– Дура!
– От такой слышу!
– Спасибо, девочки, – быстро поблагодарила я, – вы правда молодцы. Мне ваш подарок запомнится навсегда.
– Не за что, подружка, – искренне ответила Надя, – хотя признаю, идея была Сонькина. Как только мы увидели Бонда на сцене, у Софьи прямо голова закружилась, я ее еле удержала.
– Пить надо меньше, – жестко прокомментировала старшая сестра.
– Только он не Бондом был, а вроде как фараоном, что ли… Такая тряпка была на голове, юбочка из льна на поясе. Натуральный Тутанхамон. А Сонька очнулась и говорит: «Подарил бы мне его кто-нибудь на день рождения». Я запомнила ее фразу и на следующее утро рассказала Олеське.
– Для вас – Олеся Романовна, – саркастически заметила девушка.
– Спасибо, – еще раз поблагодарила я и попрощалась.
Некоторым людям может показаться, что сестры буквально ненавидят друг друга и ссорятся между собой каждые полчаса. Это правда, но это просто показуха. Вроде как специальное представление, которое они разыгрывают между собой. На самом деле серьезно девушки ссорились всего раз в жизни, когда Надежда без спроса надела новые джинсы Олеси от Кельвина Кляйна и в тот же вечер испачкала их чернилами от принтера. Чернила, разумеется, не отстирались, и Олеся была невероятно зла на сестру из-за того, что пришлось покупать как новые джинсы, так и новые чернила к принтеру.
Ну что ж, придется ехать.
Я равнодушно пожала плечами, как будто эта поездка не вселяла в меня никакой радости, и направилась к шкафу. На самом же деле внутри меня все клокотало.
Вчера сестры и Бонд застали меня врасплох, я даже не могла подготовиться и поправить растекшийся макияж, зато сегодня у меня появился шанс «отомстить» за свой растрепанный вчерашний вид.
Я открыла дверцы гардероба и стала критически оглядывать свои шмотки.
На улице стояло 10 мая, погодка была просто прелесть: теплое солнышко светило всем людям в столице, а свежий ветерок не давал жаре проникнуть в город.
Признаюсь честно, одеться я хотела потрясающе. Я бы даже сказала, ослепительно. Только в чем конкретно эта ослепительность будет выражаться, я пока не придумала. На дворе утро, значит, вечернее платье не наденешь, ювелирные украшения и бижутерия тоже плохая идея. Остается только повседневная одежда, но некричащая и хорошего качества.
Поломав голову еще несколько минут, я решительно натянула темно-синие джинсы и черную шелковую рубашку. Предварительно надев Вандер-бра, разумеется. Что это за наряд, без «волшебного лифчика»? Олеська, может, и права, что нам давно не восемнадцать, но, слава богу, пока и не шестьдесят.
Я подвела глаза коричневым карандашом, который идеально сочетался с моими светло-зелеными глазами. Подкрасила ресницы, наложила прозрачный блеск на губы и завязала высокий хвост на голове. Внимательно посмотрев на себя в зеркало, что стояло около шкафа, я довольно кивнула. Темные джинсы красиво облегали стройные ножки, а блузка была заманчиво расстегнута так, что, если подойти поближе, можно было увидеть соблазнительную ложбинку. Это оружие меня не подводило еще ни разу. А через пару секунд я еще и залезла под кровать и извлекла на свет божий мое сокровище. Абсолютно новые туфли от «Маноло Бланик», те самые, от которых без ума Керри Брэдшоу из «Секса в большом городе» и еще половина женщин на этой планете.
Туфельки были привезены из Италии моей подругой, точнее, бывшей однокурсницей. Через маму, которая служит в администрации города Москвы, Саша, то есть подруга, сумела найти работу по специальности и теперь возит наших внезапно разбогатевших туристов по всему миру. Из-за того, что я всегда милостиво давала Сашке свои шпоры на экзамене, у нас остались теплые дружеские отношения. И именно поэтому она иногда балует меня шикарными подарками.
Как, например, этим произведением искусства, которые я сейчас надену в первый раз.
Я осторожно просунула ступни в туфельки и снова стала крутиться у зеркала.
Говорят, что мужчины воспринимают женский образ целиком, не задерживая внимание на мелочах. Мужчина никогда не скажет: «Поглядите, какой у нее шарфик! Идеально подходит к новой сумочке». Однако то, что этот шарфик является гармоничной частью наряда, парень заметит абсолютно точно. И я уверена на все сто процентов, что в таких туфлях на меня просто невозможно не обратить внимание.
Я знаю, что я не красавица. Я уже переросла то время, когда это открытие являлось для меня причиной затяжной депрессии. Да, когда-то я переживала из-за своего роста – всего 1,68; что мои параметры далеки от 90-60-90, а кожа постоянно нуждается в уходе. Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать все свои недостатки, но заодно вспомнить и о своих достоинствах. Я не корявая, не хромая и не косая. Я умная и начитанная девушка, у меня нормальная для моей комплекции фигура, если я хочу выглядеть как вешалки в модных журналах, то мне придется удалить несколько ребер и при помощи операции удлинить ноги.
К сожалению, не все девушки думают о том, что чем больше претензий мы предъявляем к нашей собственной внешности, тем большего мы хотим от наших вторых половинок. Так уж получается, что мужчины не склонны к таким жестоким терзаниям и самоистязаниям. Доказано, что женщина смотрится в зеркало, чтобы выявить недостатки своей внешности. Мужчина же – чтобы снова взглянуть на ее достоинства.
Я приветливо улыбнулась своему отражению и двинулась в путь.
Погода была просто чудесной, и в какой-то момент мне показалось, что про меня снимают кино. А может быть, это начало великой любви? Нет, на самом деле это не так уж и глупо.
Поерзав на лавочке в вагоне метро, я поставила руку под щеку и мечтательно прищурилась. Я представила, как сорок лет спустя мы с Бондом сидим у бассейна нашей виллы где-нибудь в Прибалтике, муж-красавец (даже в шестьдесят лет) держит на руках нашего внука и рассказывает:
«Твою бабушку я встретил на работе и влюбился в нее с первого взгляда!»
Только вот ребенку будет проблематично объяснить, что такое стриптиз. Хотя через полвека дети уже в пять лет будут знать и об устройстве Вселенной, и о механизме появления на свет детей, и даже о стриптизе.
Когда объявили мою остановку, я неуверенно зашагала к выходу из вагона.
Все же я волновалась.
Странно, а я ведь совсем не знаю этого человека. Он даже не представился. Возможно, он бабник (что, скорее всего, так и есть. Спасибо Олесе, нашему домашнему психологу), а может, просто противная личность.
Я поморщилась. Нет, противной личностью он быть не может.
Интересно, почему нас тянет к красивым людям? Я где-то слышала, что внешность – это своего рода критерий, с помощью которого размножаются только самые лучшие. Ну вот если у вас есть выбор между уродом и красавцем, вы, несомненно, предпочтете красавца, так как подсознательно будете считать, что его гены передадутся вашим детям, которые в свою очередь будут первыми в подобном выборе.
При выходе из метро я как можно чаще старалась глядеть себе под ноги, чтобы не наступить на какой-нибудь мусор и не запачкать мои туфельки. Но, оказавшись на улице, я забыла про «бланики» и отправилась к неоновой вывеске, что виднелась неподалеку.
«Наима» – было написано над красивыми дубовыми дверями. Никакой охраны, никаких сторожей видно не было.
А что, если у них рабочие часы только после обеда? Часов с четырех? А сейчас только одиннадцать.
Я вздохнула и решила, что выбора у меня нет. Придется постучать.
Я постучала. Сначала один раз, потом другой.
Постояв в смущении перед дверью, я боязливо взялась за ручку и потянула дверь на себя.
К моему удивлению, тяжелая створка отворилась, и изнутри до меня донесся рев дискотечной музыки. Я осторожно зашла в холл, где была абсолютная темнота, и направилась на свет.
Свет привел меня в просторный зал, не слишком большой, как и рассказывала Надя, но довольно милый. Отделанные в синей гамме столики со стульями стояли в паре метров от невысокой сцены, что давало пространство потанцевать тем, кому надоело сидеть.
И хотя рабочий день клуба еще не начался, в зале царило нехилое оживление.
Колонки, расставленные по бокам от сцены, орали про «красавицу, которой чего-то не нравится». На самой сцене танцевали двое парней, одетых в широкие майки и обтягивающее трико. Напротив них, видимо, находился хореограф, который постоянно что-то кричал. Официантки приводили столы и скатерти в порядок, уборщица остервенело терла кусочек пола недалеко от двери с надписью «туалет».
Вокруг меня туда-сюда сновали люди в рабочей одежде с проводами, перекинутыми через одно плечо, милые официанты в чистых фартуках и даже танцоры, которые спрыгивали со сцены и уходили через еще одну дверь в дальнем конце зала.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – с трудом расслышала я и обернулась.
Передо мной стояла симпатичная девушка, чуть ниже меня, стройная и темноволосая, одетая в серый брючный костюм. Наверное, начальство, пронеслось у меня в голове.
– Вы что-то хотели? – снова спросила меня она.
– Да, – опомнилась я, – извините. Вчера у меня в квартире был один из ваших…
Я помялась. Как бы это выразиться пополиткорректнее.
– …сотрудников.
– Что-то не так? – нахмурилась девушка.
– О нет, что вы, все было замечательно, даже очень, – доверительно сообщила я и блаженно улыбнулась.
– Хорошо, – понимающе закивала собеседница.
– Просто ваш работник забыл у меня одну вещь, и я решила принести ее… Ну мало ли, может быть, его за это отругают или премии лишат…
– Какую вещь? – перебила меня девушка и откашлялась, словно извиняясь за это.
Я начала лихорадочно рыться в сумке, что висела у меня на плече.
– Вот. – Я вытащила запонку и поднесла ее к глазам местного начальства.
– Ясно. Вы не помните, как звали вашего танцора?
– Э… – я развела руками, – Джеймс Бонд.
– А, – поняла девушка и сложила руки за спиной, – Шахнияров. Будьте добры, подождите еще секунду, пожалуйста. И спасибо вам за то, что воспользовались услугами нашего клуба. Танцоры клуба «Наима» – это лучшие специалисты, которых вы можете найти в столице, – с заученной улыбкой протараторила она рекламу своего заведения и поднялась за кулисы сцены.
Через минуту я увидела моего Бонда. Даже в обыкновенных джинсах и застиранной футболке он выглядел так, будто сошел с рекламного плаката. Он мельком взглянул на меня и стал спускаться вниз.
– Здравствуйте, – сказал он спокойно. В его голосе я не уловила ни истомы, ни желания, ни даже приветливости. Вообще ничего, как будто бы видел меня первый раз в своей жизни.
– Здрасте, – попыталась улыбнуться я, но мой собеседник только больше нахмурился.
– Вам не понравилось выступление? Зоя Борисовна сказала, вы хотели меня видеть, – тем же ровным тоном спросил Бонд.
– Что вы, нет! Все было великолепно, – бодро заголосила я, – вы так хорошо танцуете! Долго учились?
Парень пристально смотрел на меня с высоты своего роста, сложив руки на груди, а глаза его сверкали, как лед Антарктики на солнце.
– Извините, что отвлекаю от… – я быстро махнула в сторону сцены, на которой танцевали несколько парней, – от репетиции, но, кажется, это ваше.
Я подняла кулак повыше и разжала его. Лед в глазах Бонда стал таять, а на губах появилось легкое подобие улыбки.
– Мое, – согласился он и взял запонку с моей ладони, – честно говоря, думал, потерял. Это не большая ценность, но все же часть костюма.
– Я так и подумала, – бешено закивала я.
– Думал, придется купить новые, ведь я потерял казенный реквизит. Но теперь не придется. Спасибо вам, Варвара.
После этого он улыбнулся шире и, развернувшись на каблуках, испарился за кулисами. Я была под впечатлением.
Он запомнил мое имя!
Вообще-то его было трудно не запомнить, все-таки мы виделись не больше четырнадцати часов назад, но все-таки!
«Спасибо вам, Варвара», – нежно проговорил он и удалился.
Я постояла там еще пару минут, выбиваясь из общей картины, и хотела поплестить домой, когда почувствовала толчок.
– Ой, извините, пожалуйста, – услышала я приятный баритон, – не думал, что вы так резко развернетесь…
– Да ничего страшного, – ответила я, потирая ушибленное плечо, на котором завтра будет красоваться синяк.
– Тут с утра такой сумасшедший дом, – продолжал извиняться парень.
– Да ниче-ниче, выживу, – заверила я и наконец-то подняла глаза на него, чтобы попрощаться.
Первое, что я увидела, – небесно-голубые глаза и светло-русые волосы.
Парень же застыл на месте и продолжал изучать мое лицо, как будто не веря тому, что видел.
– Варька? – наконец спросил он.
– Калина? – само собой вырвалось у меня.
Глава вторая. След Джеймса Бонда
Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.
Ф. Раневская (о Ленине)Полчаса спустя я сидела в милой кафешке «Техас» неподалеку от «Наимы». Вокруг было полно народу, музыка играла со всех сторон, люди говорили между собой так громко, что в небольшом зале стоял гул, как в улье, но я ничего не замечала. Передо мной сидел Славка Калинин, мой закадычный друг детства, генерал нашего детского отряда. А я всегда была калининской верной медсестрой.
Сколько же прошло лет после нашей последней встречи?
Славка и его родители переехали в другое место, когда мне было 7, а ему 8. То есть это получается почти восемнадцать лет. Господи, целая жизнь!
Разумеется, Славка изменился почти до неузнаваемости, но его глаза… глаза остались прежними – добрыми, голубыми, бездонными и такими родными!
Мой новообретенный друг подозвал жестом официантку.
– Привет, Слав, – кивнула ему подавальщица, – как дела?
– Нормально, Ларис, а у тебя? – дежурно поинтересовался он в ответ. – Нам два капучино, два салата-коктейля, два стейка…
– Я стейк не буду, – встряла я, – еще не проголодалась.
– Один стейк, – продолжил Слава, – и два куска яблочного пирога.
Девушка старательно записала заказ и испарилась.
– Три! Три куска пирога, – крикнул ей вслед друг и наклонился ко мне, – за их пироги душу можно отдать. Я сладкое не ем, но от их выпечки даже Будда не смог бы отказаться.
Я кивала в такт его речи и не могла поверить, что тем самым хореографом, который стоял напротив сцены и корректировал движения танцоров, был Славка – Калина. Тот самый мальчик, которому я на 23 февраля в первом классе нарисовала гуашью поздравительную открытку. Открытку я с тех пор не видела ни разу, а вот разводы на полу от красной гуаши оставались у нас дома еще десять лет, пока родители не сделали капитальный ремонт. Каждый раз, когда мама натыкалась взглядом на это противно-розовое пятно на кухонном линолеуме, интересовалась у меня, зачем мне понадобилось столько красной гуаши. Как зачем, отвечала я про себя. Для крови. Ее на моем шедевре было предостаточно. Если бы меня в то время отвели к психологу и показали это «праздничное» творение, я уверена, мне бы прописали какое-нибудь успокаивающее.
– Ну что, Варвара, – протянул Славка и положил руки в замок на столе, – Варька-медсестра…
Я смущенно улыбнулась. Между прочим, в те тяжелые детско-военные времена, чтобы вылечить раненного в грудь офицера, мне нужно было поцеловать его в щечку. А если, не дай бог, ранена была голова, то в губы.
– Как дела у тебя, солнце? – по-дружески спросил Калина и заговорщицки подмигнул. – Небось замуж уже вышла, детей нарожала?
– Да нет, пока бездетная, – развела я руками.
– А муж?
– И мужа нет, – откровенно ответила я, – зато есть квартира, работа, друзья… Родители живут там же. Остались на прежнем месте.
– А кем работаешь?
– Секретарем в книжном магазине.
– Надо же, – поднял бровь Славка, как будто я сказала, что служу в Пентагоне.
– Да хватит про меня! – всплеснула я руками. – Что с тобой? Вы как переехали почти двадцать лет назад, так ты и не появлялся! Как жизнь? Как дела? Где живешь? Как так вообще получилось, что ты стал…
Я смущенно улыбнулась в попытках поточнее описать его сегодняшнюю службу.
– Стриптизером, – подсказал мне Слава с лукавым прищуром.
– Ага, – подтвердила я.
Перед нами появилась Лариса с подносом, на котором дымились две чашечки с горячим кофе и стояли две вазочки с салатами.
– Слав, стейк немного задержится, у нас небольшое ЧП на кухне. Саня сегодня не пришел, а у нас рук не хватает, – объяснила официантка, когда выставила заказ на стол, – ничего?
– Конечно, ничего, – добродушно махнул рукой Калина, – подожду. Привет Марине и Свете.
Лариса просто расцвела и отошла от нашего столика.
– Хороший тут персонал, – со знанием дела известил меня друг, – цены невысокие, а еда очень качественная. К тому же недалеко от места работы. Мы с пацанами всегда сюда заскакиваем перекусить, с девчонками поболтать…
– Слава, – невежливо перебила я и ястребом уставилась на Калинина.
– Как вышло так, что я стал стриптизером, – история длинная. Много чего произошло за эти восемнадцать лет, – тихо проговорил Слава, и его улыбка превратилась в плотно сжатые губы.
– Я никуда не тороплюсь, – заверила я друга и поудобнее устроилась на стуле.
Сколько Станислав Калинин себя помнил, он всегда хотел быть победителем. А еще этого хотели его мать Валентина и отец Юрий. С раннего детства папа Юра пытался научить сына, что побеждают лишь те, кто имеет стремление и волю к победе, а не те, кто в порыве злости от очередных неудач опускает руки и отказывается двигаться дальше.
Именно поэтому Юрий решил, что из его сына победитель будет отменный, и отвел ребенка в кружок легкой атлетики, когда тому исполнилось 6 лет. Мама Валя не сильно настаивала на том, чтобы ребенок серьезно относился к тренировкам, а папа Юра в мечтах видел своего сына на пьедестале с золотой медалью на груди.
Тренировки были для мальчика почти всем. Ему на самом деле нравился спорт. Нравилось то чувство, когда ощущаешь все свое тело, каждую его мышцу и клеточку, когда можешь вытворять с ним все, что захочется, исполнять невероятные трюки и, что важнее всего, радовать папу.
Пока Славе не исполнилось восемь, тренировки отнимали у мальчика до шести часов в день четыре раза в неделю. Папа не узурпировал время собственного сына и не пытался убить его тяжелыми физическими нагрузками. Однако частые занятия были необходимы маленькому чемпиону, чтобы не потерять форму. Как это ни странно, Слава был хорошистом в школе, но получал он положительные оценки по большей части из-за того, что львиную долю нового материала усваивал прямо на уроках, нередко успевая делать домашние занятия на переменах. По выходным Юрий честно отпускал мальчика поноситься по улицам. Мама Валя настаивала на том, что ребенку нужны друзья, ведь именно в детстве закладываются основы механизма общения. Иными словами, если лишить ребенка друзей и знакомых, он, возможно, никогда не сможет научиться правильно строить свои отношения с людьми. Мама Валя была мудрой женщиной, и папа Юра это знал.
Через неделю после того, как Слава задул на своем праздничном пироге восемь свечей и загадал желание стать чемпионом Европы среди юниоров, папе Юре позвонил тренер сына.
– Мы считаем, что Слава очень способный мальчик. Таких способностей мы не видели давно. Если ребенок будет продолжать тренироваться, у него есть реальные шансы выиграть чемпионат России и чемпионат Европы через пару лет.
– А Олимпийские игры? – осторожно спросил папа Юра.
– Разумеется, – тренер ответил так, будто ответ на этот вопрос был очевиден, – пока Слава, конечно, не готов. Понимаете, восемь лет – это слишком мало. Но вот когда Слава станет старше, можно будет уже что-то решать. А когда Станислав отпразднует восемнадцатилетие, я уверен, у него появятся великолепные перспективы взять «золото».
Папа Юра поблагодарил тренера и решил, что это знак свыше.
Через пару месяцев Калинины поменяли свою трехкомнатную квартиру в хорошем районе города и переехали в двушку, где капитальный ремонт не проводился уже больше двадцати лет. Зато новое жилье было в трех минутах ходьбы от Дома молодежи, где ежедневно тренировался Слава.
Мальчик не переставал приносить домой хорошие отметки, особенно по истории, предмету, импонировавшему маленькому Калинину больше всего; тренировался днями напролет, до совершенства оттачивая технику бега, не дрался с другими ребятами и был вежлив со взрослыми.
Папа Юра уже было поверил в Бога и стал благодарить за то, что Он подарил ему возможность пережить то, что у самого не вышло, – он был простым инженером, который рано женился и лишь мечтал о том, чтобы его фамилию помнили последующие поколения.
Но, видимо, у Всевышнего на Славу были свои планы. Зимой случилось несчастье. Увидев новый мотоцикл своего соседа по подъезду, Калинин-младший попросил мальчика дать ему объездить железного коня. Дороги заледенели, и колеса мотоцикла ездили по льду совершенно неуправляемо. Слава врезался в телеграфный столб. Большого вреда машине нанесено не было, однако сам водитель серьезно повредил колено, а именно – мениск.
Маленькому атлету срочно понадобилась дорогостоящая операция, и папа Юра с готовностью продал свои «Жигули». Берите что угодно, лишь поставьте моего мальчика на ноги.
После операции хирург позвал родителей к себе в кабинет и предложил присесть.
– Я знаю, что Слава увлекается спортом, – осторожно начал доктор.
– Легкой атлетикой, – зачем-то уточнил папа Юра.
– Да, то есть бегом. К сожалению, после такой травмы колена ваш сын больше не сможет заниматься атлетикой профессионально, – уверенно произнес врач.
– Вы же говорили, что после операции он без труда сможет пользоваться левым коленом, – пробубнил папа Юра, находясь в состоянии шока.
Мама Валя поднесла руку ко рту и затряслась в беззвучных рыданиях.
– Верно, – кивнул хирург, – Слава будет ходить, как все нормальные люди. Разумеется, не раньше чем через полгода, когда колено полностью оправится от травмы, заживут швы и рассосется гематома. Но если он будет бегать по восемь часов в сутки, его коленная чашечка просто не выдержит таких нагрузок. И тогда медицина будет не в силах помочь ему во второй раз. В лучшем случае Слава станет хромать и ходить с клюкой. В худшем он навсегда останется в инвалидном кресле или на костылях.
Папа Юра замер как статуя, не в силах вымолвить и слова. Мама Валя закрыла глаза руками и вяло откинулась на спинку кресла.
Тогда, в конце декабря, когда весь мир с нетерпением ждал прихода Нового года и нового счастья, семье Калининых казалось, что счастья они не увидят больше никогда.
Четыре месяца Слава провел на больничной койке. Мама приходила каждый день, приносила что-нибудь вкусненькое и много новых книг по истории. Папа Юра приходил все реже и реже. Не только потому, что Слава никогда не станет победителем и фамилия Калинин так и останется неизвестной широким массам, но и по причине заболевания сердца, которое было обнаружено недавно, после шока.
Мама Валя утешала сына, сквозь слезы говорила ему, что не все потеряно. Славе всего пятнадцать, его жизнь только началась и идет нормально. Теперь нужно сосредоточиться на учебе. Бывать на всех занятиях, думать о выборе университета. И, конечно, попытаться поступить бесплатно, потому что денег у Калининых не так много, как хотелось бы.
Слава кивал в такт маминым словам и думал лишь о том, что обязательно снова выйдет на беговую дорожку. Только бы отлежать эти четыре месяца, а там он снова станет спортсменом и любимым сыном папы. Ведь папа так хотел, чтобы сын был победителем! А настоящие победители не сдаются и не сворачивают на полпути из-за какой-то незначительной травмы.
Однако и этим планам не суждено было сбыться. За две недели до выписки сына в возрасте сорока пяти лет у Юрия случился инфаркт.
На похоронах Слава опирался на клюку и очень этого стеснялся, будто чувствовал, что отец хмуро взирает на сына из могилы и стыдится своего отпрыска-неудачника.
– Через месяц я снова начну тренироваться, – заявил сын, когда наконец-то покинул больницу.
– Ты что, Славочка! – изумилась мать, и на ее глазах тут же выступили слезы. – Даже не думай! Останешься инвалидом!
– Не останусь, – сквозь зубы процедил сын.
– Доктора говорят, в кресле ездить будешь, ходить сам не сможешь! – запричитала мать и схватила Славу за грудки. – Не смей! Слышишь! Христом Богу прошу, не смей! Один ты у меня остался! Юра сломался, не перенес твоей травмы, так ты хоть смирись! Слава!
Сын хмуро молчал, переваривая слова мамы.
– Все еще у тебя будет, – тихо, словно сама себе, проговорила Валентина, – все будет: и работа, и жена, и дети. Только оставь спорт, пожалей себя. Пожалей меня…
Слава отвернулся, чтобы мама не видела, как предательская влага течет по его щекам.
Да, теперь он хозяин в доме и не может позволить себе стать обузой для собственной матери. Теперь ему нужно думать о хорошей работе, деньгах и прочей лабуде.
Школу Калинин окончил хорошистом, хотя рвения в учебе у него не наблюдалось. Учителя, прекрасно знавшие о трагедии в семье ученика, ставили положительные оценки просто за посещаемость. А институт сыну выбрала мать.
– Компьютеры – это наше будущее, сынок, – объяснила она свой выбор, – будешь уметь на компьютере работать – в любую фирму возьмут. Хоть в частную, хоть в государственную.
Поступить на бесплатный у Славы не было никакой возможности. Он сроду не пользовался ПК и плохо знал математику, хотя все еще увлекался историей. Чтобы заплатить за учебу, Валентина поменяла свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную с доплатой.
Мама Валя не могла смотреть на сына без слез. Он ходил на занятия, словно призрак самого себя. Неулыбчивый, какой-то забитый и вечно одинокий, он бывал на лекциях лишь для того, чтобы «отработать» деньги матери, вырученные от обмена квартиры. «Ничего, – говорила себе мама Валя, – все еще у него наладится. Все будет хорошо».
Славе казалось, что он перестал жить. Вот там, на беговой дорожке, когда ты бежишь со скоростью словно в пятьсот лошадиных сил и чувствуешь, как под тобой за секунды проносятся километры земли, – вот это настоящая жизнь!
Калинин терпеть не мог институт, эти скучнющие лекции, на которых он мало что понимал, ненавидел компьютеры и думал, что только в спортзале он может вспомнить, каково это – быть чемпионом. Все свободное от учебы время Слава проводил в тренажерном зале, чтобы не лишиться формы – единственного, что осталось от его прежней, счастливой жизни.
Тяжело терять свои мечты, особенно когда они подходят к тебе на расстояние вытянутой руки. Тяжело понимать, что тебе нужно изменить все свои приоритеты и научиться жить по-новому. Слава научился, но никогда с этим не смирился.
В возрасте 22 лет Калинин окончил свой факультет компьютерных технологий или что-то вроде этого (он даже не помнил, как правильно называлось его отделение) со средним дипломом.
Той же осенью Слава пошел в армию. Откосить от нее не получилось: у Калининых не было денег для крупных взяток, травма колена была хоть и серьезной, но довольно распространенной среди молодежи. Слава отслужил как и положено, но не рядовым, а офицером – лейтенантом. Это означало, что бо́льшую часть времени парень провел за партой, изучая устав и другие важные документы. Физические нагрузки были уменьшены настолько, насколько требовалось, чтобы не напрягать больное колено. Благодаря своей специальности Слава часто находился в штабе, присматривая за компьютерами командиров.
Слава писал домой матери, звонил почти каждый день. Дедовщины он не видел, потому что был среди командного состава, а военный режим очень напоминал о детстве, когда папа Юра расписывал дни сына по минутам.
Весной Калинин покинул гарнизон в Московской области и вернулся домой, нисколько не пожалев о времени, проведенном в армии. В части остались новые, но ставшие такими родными друзья, хорошие командиры и отличное расписание.
Через неделю после возвращения Слава стал искать работу. А ее было много. Почти на всех предприятиях требовались сотрудники с гибким графиком, чтобы следить за машинами на производстве. Мама нашла диплом, посоветовала сыну почитать специальную литературу, чтобы вспомнить то, что могло забыться, и наверстать упущенное.
Слава быстро устроился в какую-то бухгалтерскую контору и стал админом локальной сети. Платили парню нормально, и ему было приятно приносить домой хоть что-то, дабы помочь маме Вале. Она ведь уже двадцать лет служила клерком в ЖЭКе и получала совсем немного.
Почти полгода Калинин работал админом, приходил на работу к десяти, уходил около шести. Затем шел в тренажерный зал и приходил домой только переночевать. И когда парню стало казаться, что таким удручающим образом и пройдет вся его никому не нужная жизнь, все круто изменилось.
Апрель выдался светлым и довольно теплым. И в то время когда многие любители спорта вышли на улицу – побегать, поразминаться и подышать свежим, немного морозным, но все-таки приятным воздухом, Слава остался в зале. Ему нравилась тишина, никто не мешал, дети не прятались за тренажерами, пока родители пытались привести себя в форму, и чужие голоса не раздражали ухо.
Слава закончил с бицепсами и принялся за последний подход с прессом.
– Простите, молодой человек, – обратилась к нему какая-то девушка, когда Слава только устроился на тренажере, – можно поинтересоваться, сколько вам лет?
Калинин чуть заметно поморщился.
– Двадцать два, – выдавил он и стал поднимать торс вертикально, не обращая внимания на незнакомку.
Парень уже давно привык к женскому вниманию. Ведь в толпе Славу было трудно не заметить. Он выделялся высокой, статной и хорошо развитой фигурой, большим, но пропорциональным торсом, красивыми бицепсами и широкой спиной. Он был типичным славянином: светло-русые волосы, голубые глаза, светлая кожа и невысокие скулы. И хотя считается, что девушкам неприлично инициировать знакомство, многие барышни легко преодолевали свою гордыню со скромностью и начинали разговор сами. Слава никогда не грубил, был вежливым и тактичным, но так уж получалось, что ни одна дама не задерживалась рядом с ним больше двух месяцев. Причин было несколько: во-первых, у Славы не водились деньги. Он не мог водить подругу в дорогие рестораны или клубы. Во-вторых, он не считал, что отношения могут вылиться во что-то серьезное, что, разумеется, не вселяло надежду в девушек. И самое последнее – Слава все еще искал себя. Он напоминал гипсовую скульптуру – красивый снаружи, но пустой внутри. Барышням льстило внимание такого красавца, они водили его за собой по всем подружкам, чтобы похвастаться удачным уловом, но через какое-то время понимали, что, кроме этих мышц и голубых глаз, не получат больше ничего. Слава будто пропускал все через себя. Ни разу не влюбившись, он не удосуживался взять на себя хоть какие-то обязательства постоянного бойфренда, не говоря уже о желании создать семью.
Он гнался за тем, чего никак не мог понять. Что же ему было нужно? Чего ему не доставало?
И вот сейчас очередная девушка пыталась заинтересовать его.
– Двадцать два? Очень хорошо, – хищно улыбнулась она, а Слава безразлично пожал плечами.
Наверное, хорошо. А может, и нет. Какая разница?
– А вы где-нибудь работаете? – снова спросила она и подошла к парню поближе.
– Где-нибудь работаю, – неохотно откликнулся Калинин и продолжил упражнение. Сто двадцать пять, сто двадцать шесть…
– А где? – не унималась темноволосая барышня.
Слава выругался про себя и резко остановился. Вот девки пошли! Не могут дождаться, пока он закончит подход!
– А вам зачем? – невежливо ответил вопросом на вопрос Слава и встал, желая удалиться в раздевалку.
– А я хочу сделать вам предложение, – лукаво улыбнулась барышня.
Слава окинул девушку оценивающим взглядом.
– Заманчиво, – кивнул он, – но спасибо, не надо. Я женат, – соврал он и повернулся к выходу. Как правило, последняя ремарка действовала довольно эффективно.
– Вы себе льстите, молодой человек, – фыркнула она за его спиной, – предложение другого рода. Делового. Было бы замечательно, если бы вы проехали со мной.
Слава непонимающе, но заинтересованно оглянулся на девушку.
– Я вас не разочарую, – пообещала она и приподняла правый уголок рта, – обещаю.
Так и случилось. Не разочаровала.
Настойчивую барышню звали Зоя. Она представилась менеджером ночного заведения, и через пятнадцать минут они уже ехали в ее машине куда-то прочь от тренажерного зала.
Зоя привезла Славу в клуб. Среди ясного дня неоновые буквы выглядели жалко и даже уныло. Менеджер проводила парня в зал, где попросила присесть за любой столик, и удалилась.
Пока Зои не было, Калинин с интересом оглядывал помещение. По правде говоря, он никогда не испытывал восторга от таких заведений. Ему не нравились громкая музыка, толкотня в темноте и дорогие бары. Скорее всего, по той простой причине, что денег на такие вещи у простого админа не было. Да и вообще, в клубы молодые люди ходят, чтобы знакомиться с девушками. Славе же эти ухищрения были ни к чему: его и так всегда преследовали восхищенные женские взгляды.
– Добрый день, юноша, – услышал Слава приятный голос и вынырнул из собственных мыслей.
Перед ним стояла симпатичная невысокая женщина, которой не дашь больше тридцати пяти. Но глаза выдавали прожитые годы и усвоенный опыт, так что Калинин решил, что ей, должно быть, около пятидесяти. Ее черные как смоль волосы были уложены в высокую шишку, на носу – очки в тонкой оправе. Она была одета в черный брючный костюм и красную блузку, а походка выдавала любовь женщины к высоким каблукам.
– Меня зовут Илона Давыдовна Князева, – нежно произнесла женщина и присела напротив парня.
– Станислав, – в свою очередь представился Калинин. – Чего вы от меня хотите?
Женщина медленно улыбнулась и щелкнула пальцами. Около столика появилась миловидная официантка и поставила перед ними по бокалу с шампанским.
– Попробуйте, – по-дружески посоветовала дама и поднесла бокал ко рту, – это «Кристалл», а не наш российский лимонад за сто рублей.
Слава отпил глоток и с удивлением посмотрел на искрящуюся жидкость в бокале. Неужели это и есть настоящее шампанское?! То самое, что пьют во Франции и во всем остальном цивилизованном мире?! Неудивительно, что наше российское Слава никогда не любил. Даже не мог заставить себя выпить немного в новогоднюю ночь.
Илона Давыдовна довольно улыбнулась, наблюдая за реакцией гостя.
– А теперь скажу вам, что, как это настоящее произведение искусства отличается от нашего советского, а теперь уже российского пойла, так и мой клуб будет самым первым по качеству в столице.
Слава удивленно вскинул брови, не поняв абсолютно ничего. Однако Илона Давыдовна подождала с минуту и начала объяснять.
Она собиралась открыть клуб. Ночной клуб, куда будут приходить люди, чтобы развеяться, потанцевать и хорошо провести время. Однако это заведение будет отличаться главным образом своей клиентурой. Ведь «Наима» не просто ночной клуб, а клуб мужского стриптиза.
На этом моменте Слава поперхнулся французским шампанским и с неприкрытым страхом огляделся вокруг.
Илона Давыдовна продолжила рассказ.
В то время в столице уже было с десяток приличных заведений, и конкуренция между ними и ее детищем будет не слабая, именно поэтому женщина решила изменить устоявшийся подход к поиску персонала.
– Понимаете, – задумчиво проговорила дама, – в Москве работают сотни профессиональных танцоров, может быть, тысячи, но вот раскрываться на сцене могут не все. Стриптиз – это искусство, а искусство хорошо только тогда, когда оно в новинку и не наскучило зрителям. Я могла бы нанять армию профессионалов, сшить дорогие костюмы и открыть двери… Но меня останавливает то, что все они уже давно примелькались толпе.
Примелькались толпе… Это что же, зрительницы знают своих кумиров в лицо, так надо понимать? Слава быстро заморгал, пытаясь осмыслить фразу.
– Многие девушки, постоянные клиентки, понимают толк в этом деле. Знают, какие люди в каких клубах работают. И когда вы переманиваете одних и тех же танцоров в другое заведение, это не приводит ни к чему хорошему. Нужно разбавить кровь. Придумать что-то новое.
Илона Давыдовна выждала эффектную паузу, как в театре.
– Именно поэтому я решила не приглашать профессионалов, а найти новых мальчиков. Если парень симпатичный, с подходящей фигурой и, что немаловажно, обладает харизмой, я с удовольствием приму его в семью.
Пару минут Слава не мигая смотрел на женщину.
– Вы что, думаете, я стану раздеваться на людях? – медленно проговорил он, как будто хотел, чтобы дама услышала каждое слово и то, как невероятно глупо оно звучало.
– Дорогой, – усмехнулась Илона Давыдовна, – вы, очевидно, понятия не имеете, как это трудно – красиво исполнять стриптиз. И как это прибыльно…
Калинин пару дней обдумывал предложение Князевой и решил попробовать.
Ему давно опротивела собственная жизнь, ему хотелось ее изменить, попробовать что-то новое, научиться новым вещам. К тому же Илона пообещала неплохие деньги. За месяц работы в «Наиме» он сможет зарабатывать столько, сколько он получает за три месяца службы админом. И это был очень жирный плюс.
Матери Слава, разумеется, ничего не сказал. Пришлось соврать, что график работы изменил начальник, вынудив парня работать по ночам. Через полгода Калинин снял собственное жилье, очень милую однокомнатную квартирку неподалеку от клуба.
Но самые главные изменения произошли в нем самом.
Слава никогда не подозревал, что мог так влюбиться в сцену. В то внимание, каким тебя одаривают зрители, когда следят за каждым твоим движением. Как они визжат и орут, призывая его показаться из-за кулис.
Калинин никогда не думал, что влюбится в девушку с таким экзотическим именем – «Наима».
Курс обучения длился пару месяцев. Его физическая форма была просто превосходной. То, что Слава занимался спортом на протяжении многих лет и не принимал никакие вредные для здоровья стероиды, было очень кстати. Калинин рассказал хореографу о своей травме, поэтому из его номеров были выкинуты все трюки с излишней нагрузкой на левое колено.
Больше всего Славе нравился креативный подход Илоны: она разрешила каждому танцору выбрать свой образ. Конечно, каждый танцор обязан владеть несколькими номерами и образами, персонажами, но один из них обязательно должен быть определяющим. То есть клубным именем танцора. Илона хотела, чтобы о личной жизни стриптизеров было известно как можно меньше, ведь представление – это иллюзия. А если иллюзия живет в реальном мире и по утрам гуляет с маленькой дочкой в парке, эта иллюзия тут же рушится и больше уже не существует.
Иногда Слава задумывался над тем, как бы отреагировал отец, узнав об этом занятии сына. Отрицательно, конечно, отрицательно, отвечал себе Слава с сожалением. Но папа умер почти семь лет назад. Оставил их с мамой самостоятельно переживать его смерть и последствия травмы Славы. Теперь самое малое, что он может сделать, это заботиться о маме, приносить ей деньги и жить ради самого себя.
Перед подписанием рабочего договора Илона Давыдовна серьезно указала на кое-какие пункты:
– У меня есть четыре важных условия, на которые ты должен обратить достаточно внимания. Первое: воспринимай работу всерьез. Я не хочу слышать никаких детских оправданий, почему тебя не было вчера на выступлении, мне не нужны докторские справки и записки от родителей. Если случилось что-то важное, ты обязан предупредить меня или менеджера клуба не позднее чем за сутки до выступления. Второе: уважай клиента. Кто бы это ни был – женщина, мужчина, в летах или молодой. Перед тем как пропустить зрителя в зал, мы проверяем документы, поэтому все посетители клуба старше двадцати одного года. Третье: не распространяй негативную информацию как о клубе, так и о его работниках. И, наконец, четвертое, самое важное.
Женщина легко вздохнула, чтобы отдышаться.
– Никаких сексуальных отношений с клиентами.
Слава чуть заметно нахмурился.
– Я говорю это не потому, что считаю тебя нечестным или аморальным человеком, – тут же оправдалась Илона, – я просто не хочу, чтобы «Наима» превратилась в один из борделей, которых уже и так навалом у нас в городе. Мой клуб – это не сборище проституток, а заведение для получения эстетического удовольствия.
Слава кивнул и подписал контракт.
Через два года Калинин и сам стал хореографом, ставил номера молодым танцорам, помогал в выборе образов и придумывал имена.
Как убедился Слава, стриптиз – это на самом деле нелегкое занятие. Нужно всегда находиться в форме, не забывать про тренажеры и упражнения, следить за едой и своим весом, разучивать новые танцы и придумывать себе эффектные наряды. И самое трудное – заинтересовать зрителей собой, дать им понять, что ты стоишь их времени и внимания. Сделать так, чтобы они зачарованно следили за твоими движениями и выражением лица. И если ты этого добьешься, тебя ждет невероятный успех на поприще стриптиза.
Я обессиленно откинулась на спинку стула.
Мама родная! Калина теперь восходящая звезда!
Славка медленно, растягивая удовольствие, доедал второй кусок яблочного пирога.
– Лучше на полчаса задержусь в спортзале, – бурчал он себе под нос в попытках оправдаться перед самим собой за лишнюю порцию вредной сдобы.
Мой пирог остался нетронутым. Калинин же умудрился проглотить салат, стейк и сейчас бойко доедал десерт. Я во все глаза смотрела на друга детства и пыталась осознать, как мне повезло. Повезло натолкнуться на него сегодня утром, найти приятеля, за которого я втайне планировала выйти замуж, пока Калинины не переехали на новую квартиру. Повезло лично знать того, о ком мечтают молодые девушки и уже не очень молодые женщины, приходя в «Наиму». Наверняка, видя его на сцене, каждая из них узнавала в Славе образ того самого принца, которого она ждала всю жизнь, но так и не дождалась. Ведь зрительницам в принципе все равно, какой Слава на самом деле человек. Он красив как Аполлон, и это качество само собой делало его богом в глазах влюбленных клиенток.
Мой новообретенный товарищ отправил в рот последний кусочек пирога, довольно улыбнулся и развалился на стуле, как кот, греющийся на солнце.
– Так как у тебя на личном фронте? – не выдержала я и поймала его лукавый взгляд.
– А что ты имеешь в виду? – спросил он, хитро щурясь.
Вот умник! Прекрасно понял, что именно я имела в виду, но хотел, чтобы я уточнила, что конкретно меня интересует.
– У тебя есть постоянная девушка или ты ограничиваешься компанией фанаток? – пояснила я и отрезала вилочкой крохотный кусочек пирога. Я по тренажерным залам не хожу, поэтому ограничусь половиной порции.
– А как ты думаешь? – ослепительно улыбнулся Славка, с нескрываемой завистью наблюдая за моими манипуляциями с выпечкой.
– Я думаю, у тебя от девок отбоя нет, – честно призналась я, – выбираешь каждую по тридцати критериям, составляешь график свиданий, ведешь учет, чтобы не забыть имена новых подруг, сравниваешь их «квалификацию» и проводишь с победительницей какое-то время. Не больше недели. До тех пор, пока на горизонте не появится новая потенциальная участница конкурса «Лучшая гелфренда для Славы – бога московского стриптиза».
Я замолчала и наконец попробовала хваленый пирог. Да уж, это произведение искусства стоило попробовать! Наверное, стоит заказать еще один кусок! А может быть, весь пирог! Какая вкуснятина!
– Ну ты, Варька, даешь, – под впечатлением протянул Калинин, – все гораздо проще. Я не встречаюсь с фанатками. И поклонницами тоже. Их ведь сразу узнаешь по реакции на каждое прикосновение и нежное слово. Заливаются краской или орут от счастья…
Я недоверчиво вскинула брови.
– Я тебе серьезно говорю, – положил руку на сердце Слава, – натурально орут. Одна даже в обморок упала. К тому же я не имею права. Все свидания имеют очевидную цель, – друг выразительно посмотрел на меня, – а я обязан сохранять с клиентурой чисто платонические отношения.
– Так ты не ответил, – вконец обнаглела я, – у тебя кто-нибудь есть или как?
– Или как, – уклончиво ответил он, – полгода уже морочим друг другу голову.
– Это почему?
– Потому, что Кристинка ужасно ревнивая. Как, впрочем, и я. Она хочет, чтобы я оставил свое дело и занялся более… – Слава сделал паузу, чтобы подобрать правильное слово, – представительной профессией. А я хочу, чтобы она перестала контролировать каждый мой шаг и оставила меня в покое.
– Полгода – это, наверное, невероятно долгий для тебя срок, верно? – предположила я. При этом я доедала кусочек пирога и молила бога, чтобы на кухне его больше не осталось. Сейчас ведь возьму и на самом деле закажу еще одну порцию. У меня сидячая работа, и я никак не должна растолстеть. Тем более к лету, когда все переходят на обтягивающую форму одежды.
– Это точно, – ухмыльнулся Слава, – полгода – это для меня как целая жизнь. Но Кристинка путевая девчонка. Волевая, пробивная. Но в то же время женственная и интересная, милая и нежная…
Кажется, кто-то влюбился, пронеслось у меня в голове, и я победно подняла подбородок. Вот оно как, товарищи! Есть на свете любовь, если даже такие, как Славка, умудряются влюбиться!
– …но самое лучшее, – продолжал Калинин, – это секс!
Мой подбородок тут же разочарованно опустился.
Ясно. Любовью тут и не пахло.
– Шесть месяцев друг другом насытиться не можем! – откровенно признался парень. – Ведь, казалось бы, ну что еще нового можно выдумать в сексе, ан нет! Кристинка такое, бывает, изобретет! Я прям офигеваю, откуда она это берет! Один раз она попросила меня выйти на балкон и раздеться…
– Стоп! – крикнула я слишком громко. На меня стали оборачиваться с других столиков. – Слишком много информации. Давай в другой раз. Я только что поела.
Слава понимающе закивал, а я решила перевести разговор на другую тему.
– Ты говорил, у каждого танцора свой образ.
– Ага. У нас есть Рембо, Адам, который первый мужчина на планете, – между делом объяснил мне друг, как будто я понятия не имела, кто это, – Официант, Рубаха-парень – Иван из деревни, такой, знаешь, не городской, но очень привлекательный типаж. Даже Петр Первый есть…
– Джеймс Бонд, Фараон, – добавила я, вспомнив рассказ Надьки и мое личное праздничное представление.
– Бонд на самом деле есть, – деловито кивнул Слава, – но это не личный типаж. Это скорее то, что должен уметь исполнять каждый танцор. Видишь ли, чаще всего девушкам хочется одного и того же: героя, шпиона и защитника. Поэтому в одиночном представлении больше всего заказывают именно Бонда. Иногда Рембо. Героический образ нравится абсолютно всем, и это позволяет наладить больший контакт между зрительницей и танцором. – Славка выждал пару секунд. – А вот Фараона у нас нет.
– Как нет? – нахмурилась я. – Должен быть! Мне подруги рассказывали!
Слава задумался и отрицательно покрутил головой.
– Есть у вас сотрудник, такой… средневосточной внешности, высокий такой, темный и смуглый…
– А, – наконец-то понял Калинин, – только он не Фараон, а Меджай.
– Кто? – скривилась я, не расслышав.
– Мед-жай, – по слогам повторил Слава, – это телохранитель фараонов. Они, по-моему, даже этнически были не египтянами, а нубийцами или сирийцами. Я уже не помню. Образ Фараона уже давно «заняли» в другом клубе. Мы не хотели повторяться.
Я сложила руки в замок и осторожно, как бы нехотя, спросила:
– А как его зовут? Этого Меджая?
– Рафа, – просто ответил Слава и не усмотрел в моем вопросе никакой личной заинтересованности.
– Как?
– По паспорту Рафаэль Маратович Шахнияров, а для друзей просто Рафа. Он сам из Казани, чистокровный татарин. Но выглядит как натуральный араб. Его девушки очень любят, – гордо, будто родной отец, добавил Слава, – вроде как экзотикой его считают. Очень популярный танцор. Я с самого начала знал, что он подойдет. И не ошибся. Невероятно толковый парень.
– Ясно, – вяло отреагировала я. Оно и было понятно. И если до этого момента я надеялась на какое-то чудо, то теперь мне однозначно можно забыть про Джеймса Бонда. У него наверняка имеется картотека девушек (разумеется, моделей), которые не против провести с ним свободное время.
– А ты кто? Петр Первый? – хмуро спросила я из-за испортившегося только что настроения.
– Нет, я священник. – Слава резко поднялся на стуле и крикнул в направлении барной стойки: – Инна, два капучино сделай еще, пожалуйста.
Девушка за барной стойкой, я подозреваю, та самая Инна, услужливо кивнула и занялась приготовлением кофе.
– Разве священник может танцевать стриптиз? – изумленно проговорила я, придя в себя от удивления.
– Фактически нет, – согласился Слава, – но в мире фантазий возможно все.
Я без слов смотрела на парня исподлобья, не в силах понять его высказывание. Калинин легко вздохнул и пустился в объяснения:
– Для женщин очень важны подвиги. Чтобы влюбить в себя женщину, нужно всего лишь совершить подвиг, геройский поступок. Разумеется, уточнить, что совершен он был ради нее. Священник, отвергающий обет безбрачия, нарушающий клятву уединения и бросающий себя к ногам женщины, совершает самый настоящий подвиг во имя любви. А ты ведь знаешь: чтобы возбудить мужчину, нужно иметь подходящую внешность. Чтобы возбудить женщину, нужно заставить ее ощущать любовь.
Перед нами вновь нарисовалась Лариса и поставила на стол две маленькие чашечки на блюдцах.
Я сидела как замороженная. Неужели все так просто?! Не может быть, чтобы природа обошлась таким простым механизмом! Нет ни романтики, ни слов о высоких чувствах, ни намерений прожить всю жизнь вместе и делить со своим партнером радость и печаль. Только холодный расчет.
Правильно говорят, что горе от ума. Благословенны неведающие.
– Ммм, – Слава удовлетворенно закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать вкус капучино, – конечно, у меня костюм католического священника, а не православного. Эта здоровая пятиугольная шапка абсолютно никуда не годится, с ней было бы трудно работать. Да и ряса у католиков эффектнее, чем у нас. Черная сутана, белый воротничок. Очень симпатично. Для зрителей я – Отец Луи. Наши настоящие имена не объявляют со сцены. Это часть плана Илоны Давыдовны. Чем больше загадки, тем больше интриги.
– А это не богохульство? – Я имела в виду типаж Славы. Сама от себя не ожидая такой реакции, я со стыдом вспомнила, что в церкви за всю жизнь была раз пять, не больше. Хотя и крещеная.
– Варя, – вкрадчиво сказал Слава, – в «Наиму» набожные люди ходят не так часто, поверь мне.
Мы немного помолчали, попивая кофе.
– А как вы получаете частные заказы? – прервала я сосредоточенную тишину за нашим столиком. – Вы предлагаете клиентам каталог с вашими фотографиями или я наугад могу выбирать имя, которое мне больше понравилось?
– Есть и такое, – согласился Калинин, – но все гораздо проще. Во-первых, у нас есть сайт в Интернете. Там можно увидеть фотографии всех танцоров, посмотреть их параметры – рост, вес, опыт и т. д. Во-вторых, большинство заказов мы получаем от людей, которые уже были в «Наиме». У таких зрительниц обычно уже есть фавориты, они знают, кого хотят увидеть у себя на вечеринке. Милая, это наш менеджер, просто заносит детали в компьютер и составляет нам личное расписание выступлений.
В восхищении у меня даже немного открылся рот. Это же надо, какая в коллективе приятная рабочая обстановка! Вместо имени Слава называет менеджера милой. А она его, наверно, пупсик. Высокие отношения.
Калинин правильно истолковал мою реакцию.
– Милая – это фамилия, – фыркнул он, – Зоя Борисовна Милая. Я видел, как ты разговаривала с ней в клубе.
– А-а-а, – разочарованно протянула я. Значит, именно эта темноволосая барышня нашла тогда Славу в тренажерном зале, словно бриллиант неограненный на свалке мусора.
– Так откуда ты знаешь про Джеймса Бонда? – чуть наклонился ко мне Слава и хитро улыбнулся. – На сцене 007 мы не показываем уже больше года.
Я заерзала на стуле, пытаясь растянуть время и придумать реалистичное объяснение этому факту.
– У меня через две недели день рождения. Подруги решили подарить подарок раньше срока, – ответила я, так ничего и не сочинив, пытаясь сохранять ровный тон, как будто мне было абсолютно все равно, что у меня в квартире побывал мужчина, чьи глаза теперь будут преследовать меня во всех эротических снах.
– Понятно, – довольно ответил Слава и оглядел меня с ног до головы, – и как тебе подарок? Понравился?
– Ничего так, – небрежно бросила я, стараясь не смотреть на Славку.
– Ничего, значит, – беззлобно передразнил меня Калинин и сделал большой глоток горьковато-сладкого напитка, – я ему так и передам. Пусть поработает над техникой.
– Не надо! – встрепенулась я и огляделась по сторонам, как будто Бонд мог сидеть где-нибудь рядом и подслушивать, как безбожно я на него клевещу. – Мне понравилось. Правда. Очень изобретательно.
Я залилась краской и еще раз пожалела, что вообще спросила про этого шпиона. Вечно я лезу со своими расспросами! Скромнее надо быть, Варвара Сергеевна, скромнее.
– Значит, ты работаешь в книжном бизнесе, – подытожил друг на шумном выдохе.
Я пожала плечами и не стала опровергать его высказывание. Мне дажно понравилось, как выразился Калинин. Возьму эту фразу на вооружение и буду использовать ее каждый раз, как люди будут интересоваться моей профессией. Как представительно это будет звучать – «я работаю в книжном бизнесе».
– А ты танцуешь стриптиз, ставишь свои собственные номера и помогаешь новичкам, – в свою очередь поделилась я усвоенной информацией.
– Точно, – кивнул Калинин, но особой радости в его голосе я не уловила, – но это не надолго.
– Правда? – искренне заинтересовалась я. – Есть другие планы?
– Планы есть, – подтвердил Слава и последним глотком прикончил вторую чашку кофе, – но на этом же поприще. Ты ведь не думаешь, что я до пенсии буду оголяться под музыку?
– Не знаю, – я тоже допила остывший кофе, – ты говорил, тебе нравится работать на сцене.
– Это правда. Но так не может продолжаться до бесконечности, – резонно заметил Калинин, – я невероятно благодарен Илоне Давыдовне за подаренную мне возможность научиться грамотно готовиться к выступлению, подбирать костюмы и общаться со зрительницами, но у всего есть конец. Я выступаю уже больше двух лет и за это время успел кое-чему научиться. Взять стратегию Князевой на вооружение. Понять, как функционирует клубный бизнес.
Я подставила ладонь под щеку и хмуро посмотрела на Славу.
– Ты собрался открыть собственный клуб?
– Ты спросила таким тоном, как будто это возможно только для избранных, – сквозь зубы произнес друг, недовольный моей прозорливостью. – Думаешь, простые смертные могут только мыть полы и танцевать?
Я энергично замотала головой:
– Нет, Слав, что ты! Я уверена, у тебя есть все качества, необходимые для роли начальника. Только вот… – я запнулась о свою мысль, как о валун размером с Гималаи, – для этого нужны деньги. И немалые. Нужно найти хорошее помещение, – я стала загибать пальцы, – талантливых сотрудников, сделать добротную рекламу. Да иметь связи, в конце концов! Чтобы тебя не замучили всевозможными проверками!
– Тут ты права, – признал Калинин, – но так получилось, что для меня деньги – не такая уж проблема. Их всегда можно заработать.
Я с подозрением прищурилась.
– Ты хочешь сказать, что за пару лет танцев смог накопить полсотни тысяч у. е.?
Слава ничего не ответил, лишь заговорщицки улыбнулся и, будто проснувшись, резко посмотрел на часы.
– Варечка, ты извини, но что-то мы с тобой засиделись.
Я вытащила сотовый из сумки и посмотрела на экран. Полвторого дня.
– Действительно, – пробубнила я. Надо же, мы так заговорились, что не заметили, как пролетело два часа.
– У меня сегодня выступление в одиннадцать, а до восьми еще нужно погонять молодежь, – деловито сказал Слава и помахал Ларисе рукой.
Официантка мигом принесла наш счет. Я уже потянулась за кошельком, когда Калинин выставил мне ладонь. Сей жест означал, что меня угостили вкуснейшим обедом с великолепным яблочным десертом.
Слава быстро расплатился, не взяв у Ларисы сдачу, и мы неторопливо вышли из кафе.
– Ну что, Варвара, – нараспев протянул Слава, и я поняла, что это начало нашего прощания, – вот мой телефон, – он протянул мне визитку, – твой телефон не беру, потому что знаю, что ты обязательно позвонишь.
Я энергично закивала, мысленно обещая и себе, и ему позвонить в скором времени.
– Ужасно был рад снова тебя увидеть, – искренне проговорил он и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щеку.
– И я тоже, – в тон ему ответила я.
– Если будет желание, звякни в конце этой недели. Сходим куда-нибудь на выходных, я не буду работать в эту субботу. Только придется взять Кристинку. Она ж, если про тебя узнает, так меня покалечит, что мне придется ходить в синяках и замазывать их гримом перед танцем.
– Конечно, – понятливо ответила я и улыбнулась так, что заболела челюсть.
– Пока, – подмигнул мне Слава и решительно направился к клубу.
Я еще немного постояла, глядя ему в спину, словно хотела запомнить момент нашей счастливой встречи, еще раз критически осмотрела свои новые туфли и резво зашагала к метро.
Добралась домой я около трех, решив, что моим туфелькам стоит прогуляться по здешним краям. С моими поздними приходами домой я все никак не имела времени пробежаться по своему кварталу и разведать, что за бутики у нас понаоткрывали. Результаты осмотра были довольно утешительными: пара магазинчиков с дизайнерской одеждой («Диор», «Роберто Кавалли», «Оскар де ла Рента»), два бутика с обувью – и если мои наблюдения верны, то в одном из них туфли из самого сердца Китая, а не Турции. И пара новых продовольственных магазинов. Уж этого-то добра у меня в квартале хватает.
По приходе домой я осторожно сняла «бланики», ополоснула их водой (если бы дома имелась святая, я бы с удовольствием помыла их в ней), переоделась в домашние джинсы и застиранную майку и завалилась на диван с книжкой.
Я вяло перелистывала страницы «Дьявола», который носит «Прада», и заново прокручивала разговор со Славкой в голове. Я, конечно, допускала мысль, что не все мои одноклассники и однокурсники когда-нибудь найдут себя в жизни: кто-то станет олигархом, кто-то превратится в вора (хотя, если подумать, эти две профессии практически неотделимы друг от друга), кто-то будет служить клерком в банке, а кто-то зай-мет пост начальник этого банка.
Но стриптиз!
Не знаю, почему я так остро реагирую на столь теперь уж обычную в цивилизованном мире профессию. Наверное, потому, что лично я никогда не сталкивалась с представителями этого поприща. До вчерашнего вечера, разумеется. А теперь у меня появился хороший приятель как раз в этом бизнесе. Некоторые бы сказали, что мне повезло
В какой-то момент я захлопнула недочитанную книгу.
Возможно, наличием этого старого приятеля стоило бы воспользоваться? Что там скрывать, Бонд все еще посещает мои мысли примерно раз в пять минут, у меня такое ощущение, что в моей голове зарождается мания. Я бы могла позвонить Славке и как бы между прочим спросить, как дела у него и его друга. Напроситься в какой-нибудь бар и попробовать очаровать милого шпиона. Или просто подговорить Калинина организовать нам встречу без присутствия отца Луи.
Я нехотя почесала подбородок.
Нет. Все это никуда не годится. А вдруг Бонд мне откажет? Ну и что, если он запомнил мое имя. Мы виделись вчера вечером, у него, вероятно, это уже приобретенное качество – надолго запоминать имена клиенток. Ведь я для него была всего лишь работой, не больше. Когда я стояла напротив него, Бонд смотрел на меня совершенно пустыми глазами, отчужденно, как будто я остановила его, чтобы спросить, сколько времени.
А если он отвергнет меня на свидании, то я точно знаю, что не переживу этого позора. Об этом горе, конечно, никто не будет знать, кроме меня самой и Бонда – ну, может быть, еще и Славки, – но осознание того, что этот чудесный парень проявил ко мне меньше интереса, чем к дохлой рыбине, навсегда посеет в моей душе зерна неуверенности в себе и втянет меня в затяжную депрессию.
Нет, о Бонде мне думать хватит. Пора заняться чем-то более продуктивным.
Следующие два часа я приводила свою квартирку в порядок, предварительно включив последний диск Рикки Мартина. Пока я возилась с пылесосом, пообещала себе выучить в этом отпуске испанский язык. Английский в школе мне давался легко, так что я надеялась, что испанский не окажется слишком крепким орешком для моего измученного секретарской работой мозга. Уж очень хотелось знать, о чем так надрывается Рикки. Наверное, о том, что обычно поют в романтических песнях: любовь до гроба, дураки оба.
К пяти я закончила с уборкой гостиной, небольшого холла, санузла и моей спальни. Когда я уже хотела взяться за кружки, потемневшие от кофе, зазвонил телефон.
Я подняла трубку. Звонил Игорь и, очевидно, хотел приступить ко второй стадии развития наших растянувшихся на два с половиной года отношений: долгий разговор ни о чем и приглашение на ужин. Минут сорок мы трепались о всякой ерунде: почему у его офиса уже неделю не чинят светофор (потому что все сволочи), когда Россия станет мировым производителем нефти (никогда) и где, по нашему мнению, стоит проводить следующие Олимпийские игры (где угодно, только не в Москве, и так народу куча). Затем Невский откашлялся и галантно напомнил, что завтра воскресенье, и заметил, что выходной день нужно проводить так, чтобы не было безумно больно за бездарно потерянную на работе неделю.
В итоге мы договорились, что Игорь заедет за мной завтра к восьми, и мы отправимся в «Маленькую Италию». Давно уже мне хотелось отведать настоящей лазаньи, а мой спутник прямо-таки истосковался по пасте с четырьмя сырами.
Когда я положила трубку, то у меня появилось желание перезвонить ему и отменить нашу встречу. Не знаю почему, но видеть Невского я не жаждала. Однако, вспомнив об отпуске, я решила оставить все как есть. В жизни есть много парадоксов. Один из них: служба и отпуск.
Когда ты занят целыми днями (даже если просто сидишь в офисе и подчеркиваешь передачи, которые потенциально будут интересны твоему шефу), приходишь домой в десять вечера, потому что заходишь по пути в магазин, чтобы купить чего-нибудь съестного, чтобы не умереть с голоду в собственной квартире, то, когда резко уходишь в отпуск, начинаешь ощущать скуку. Первые дни ты, блаженствуя, проводишь в постели, как будто мстя за все те ранние вставания по утрам, а через неделю начинаешь лезть на стену от того, что квартира убрана до последней пылинки, холодильник набит под завязку, а занять себя совершенно нечем.
Поэтому я, предчувствуя у себя ощущения противоречия любви к работе и отдыху, решила занять себя ужином с Невским. Из этого свидания ничего толкового не выйдет, я это знаю совершенно точно. И если Игорь надеется, что после удовольствия отведать макарон из грубого помола он получит еще одно удовольствие – на этот раз от меня, – то ужасно ошибается. После ужина я не разрешу ему проводить меня до дома и, уж конечно, не стану приглашать его войти на минутку. Эта минутка потом разрастется до часика, а потом и до целой ночи. Рано утром он вскочит быстрее меня, соберется за шестьдесят секунд, как заправский пожарный. А я потом до вечера буду размышлять – приснилось ли мне все или было грустной явью.
До одиннадцати я провалялась на диване, смотря все подряд: «Камеди Клаб», MTV, новости про вечно не ладящие между собой Палестину и Израиль, аргентинские сериалы и мультик «Ежик в тумане». Уснула я на том же диване, а проснулась от звонка Олеськи в начале десятого. Сестры хотели узнать результат моего похода в «Наиму».
Я уж было хотела поведать им о нашем радостном воссоединении с другом детства, как вовремя прикусила язык. Слава дал мне понять, что никак не хочет быть связан неуставными отношениями со своими зрительницами. А я, прекрасно зная Сотниковых, была уверена в том, что они станут умолять меня лично представить их несравненному отцу Луи. Конфликт интересов близких друзей не входил в мои ближайшие планы.
Я вяло пересказала то, как отдала Бонду запонку, попросила Надьку к телефону и заверила ее в том, что мой праздничный «сурприз» являлся не Фараоном, а Меджаем. На что Надька ответила, что «хоть внебрачным сыном Саддама Хусейна», от него (от Бонда, не от Саддама) все равно нельзя было отвести глаз.
Вечером сестры хотели пригласить меня к себе, но я извинилась и отказалась, объясняя это тем, что меня уже пригласили на ужин. Олеська хмыкнула в трубку. Тогда я попросила Олесю и Надю конкретизировать, чем, собственно, Игорь так провинился перед моими подругами, что они его совсем не любят.
– Ничем, – беззаботно бросила Олеся.
А Надька, сидящая рядом с сестрой, ехидно заметила:
– Невский – парень неплохой, только ссытся и глухой.
Я положила трубку с такой силой, что телефон жалобно пискнул, как бродячая кошка. Нет, ну посмотри какие избирательные! У самих не было мужиков уже больше года, причем девчонки вовсе не уродины и не дуры. Им все принцев подавай, на конях или других дорогих средствах передвижения. А я не могу позволить себе отказываться от кавалера! Не важно, что он везде разбрасывает свои грязные носки, как будто специально запасается ими, чтобы потом разложить по всей хате, словно желая пометить территорию.
Девчонки так и не перезвонили, чтобы извиниться передо мной, чего я ожидала.
Ну и черт с ними! Пусть подумают о своем предательском поступке – обзывать моего потенциального супруга последними словами.
Я шумно вздохнула.
Честно говоря, замуж я не хотела. Несмотря на всю пропаганду, что ведет человечество тысячи лет и моя мама уже четверть века, институт брака не вселяет в меня никакой радости и надежды. Я была вполне довольна уровнем своей независимости и уединением в собственном доме. Если Игорь надоедал мне за неделю постоянного лежания на моем диване, то как сильно я могла возненавидеть Невского уже через месяц?
Мои родители прожили друг с другом 26 лет, а знакомы они вообще около 30. Бывало, конечно, всякое: и ссоры, и обиды, один раз мама даже заехала отцу скалкой по голове, когда он тайком вытащил у мамуленции заначку и купил спутниковую антенну, чтобы болеть за свой обожаемый ЦСКА. Но я не могла не признать, что вдвоем им гораздо лучше, чем поодиночке. Никто не спорит, жить с другом и любимым в одном лице облегчает жизнь и позволяет безболезненно терпеть все ее лишения, но вот найти такого друга и любимого – одна из самых трудных задач для любого человека на этой планете. Такого, чью морду не надоело бы видеть через десять лет после совместного отхода ко сну и чьи рубашки было бы не противно гладить каждую субботу.
И хотя супружеские обязанности я считала новой формой симбиоза трудовой повинности и крепостного права, когда-нибудь мне таки придется надеть на себя хомут и поклясться (слава богу, не в церкви, а всего лишь в ЗАГСе) в присутствии не меньше десяти людей, что буду любить своего мужа и заботиться о нем. Даже если вы преуспевающая женщина, у вас загородная вилла, штат сотрудников и три лимузина в гараже, но вы не замужем, общество все равно поставит на вас клеймо старой девы. Как будто окольцевать особь мужского пола – это до сих пор самое главное, что каждая женщина должна успеть сделать за свою многострадальную жизнь. Иначе она – неудачница.
А про детей я даже не хотела вспоминать. Большинство девушек, которых я знаю, при виде младенца начинают сюсюкать и агукать, как отсталые дегенератки, мозг которых остановился в развитии. Даже у Невского я замечала проблески умиления и восторга, когда мимо нас на улице проходила женщина с ребенком. Лично я детей никогда не любила, не питала к ним никакой симпатии и не понимала, кому в здравом уме может хотеться заиметь себе кучу неприятностей в лице отпрыска – не спать по ночам, менять памперсы, забыть про себя любимого на целые года и доставать всех знакомых рассказами о том, как мой ненаглядный сегодня ночью мило поджал пальчики на левой ноге.
Моя мама махала на меня рукой и умудренно говорила, что я пока молодая и не нашла мужчину, с которым бы мне хотелось иметь детей. Хотя меня она родила в 18 лет. Как подумаю, что в моем возрасте у меня уже мог быть семилетний спиногрыз, тут же делается дурно. После недолгих лет моего непосредственного общения с мужчинами я совершенно точно могу заявить, что в каждой бездетной семье уже есть ребенок – это супруг. Мужики – это те же самые дети, которых нужно кормить и любить, которым нужно стирать, а иногда даже и зарабатывать для них деньги. Мне было с лихвой достаточно Невского. Если бы этот гад как-нибудь в приступе нежности и неземной любви ко мне хотя бы заикнулся не только о браке, но еще и ребенке, клянусь богом, я бы прогнала его с моего дивана и никогда не пустила бы обратно.
Все воскресенье я пинала балду, одновременно просматривая старые журналы «Мари Клэр», нехотя переключая каналы телевизора, почитывала «Дьявол носит «Прада», подумывая написать пару книг о моем умственно отсталом боссе, и размышляла, что надеть на ужин.
Когда начались шестичасовые новости, я стала собираться. Привела в порядок волосы, наложила тональный крем и стала разглядывать вещи в шкафу, ожидая от себя решения насущной проблемы отсутствия приличных шмоток.
Выглядеть мне совершенно справедливо хотелось изумительно, и я склонилась к светло-голубым джинсам от Келвина Кляйна (правда, на кожаной этикетке было написано «Пляйн», но ведь это китайцы, что с них взять. На настоящего Кляйна мне не накопить до смерти) и шелковой темно-коричневой блузке. Рукава были длинные и обтягивающие, но горло было открыто, разрез лодочкой подчеркивал мои красивые покатые плечи и тонкую шею. Пусть этим вечером Невский вдоволь мною налюбуется, а ночью искусает себе локти за моей закрытой дверью. Я подвела глаза коричневым карандашом, накрасила ресницы, положила немного светло-коричневых теней в дальние уголки глаз и в полвосьмого практически была готова. Осталось лишь наложить на губы бесцветный блеск, но это стоило сделать непосредственно перед выходом.
Без малого полчаса я просидела на диване, бездумно уставившись в экран и энергично виляя ногой в тапке. Когда без пяти восемь я услышала звонок в дверь, на смену скуке пришло удивление.
Невский всегда был пунктуален. Даже когда он той зимой нечаянно упал на льду и сломал два пальца на руке, умудрился приехать ко мне домой вовремя, не опоздав из гипсовой ни на минуту. Наверно, за то короткое время, что мы жили друг без друга, у Игоря поменялись жизненные приоритеты. Интересно, это к лучшему?
Я подплыла к двери, не без гордости глянув на свои «бланики», что ожидали меня в прихожей. Потерпите, мои милые, скоро мы отправимся гулять. Отпирая замок, я изогнулась, как трепетная лань, чтобы Игорь увидел меня в красивой позе Девушки, Без Которой Он Не Может Жить, загадочно улыбнулась и открыла.
Моя гламурная улыбка сменилась нахмуренными бровями, и изо рта вырвалось удивленное «ой».
Передо мной, сложив руки на груди, в потертых джинсах, белых кроссовках и черной футболке, собственной персоной стоял Джеймс Бонд, в мире стриптиза всем известный как Меджай.
Глава третья. Роковая встреча
В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи…
Ф. РаневскаяНа моем лице не было ничего, кроме выражения крайнего изумления и, наверное, непроходимой тупости. С минуту я так и стояла, без единой путевой мысли в голове, пораженная явлением Бонда ко мне домой.
Парень тоже не шевелился, не отводя от меня больших черных глаз, а когда ему это надоело, убрал руки с груди, засунув их в карманы джинсов, и немного наклонил голову. Этим телодвижением он, вероятно, пытался сказать мне, что невежливо держать гостей в дверях.
На деревянных ногах я сделала неуверенный шаг назад и вяло махнула рукой, в моей интерпретации сей жест означал «милости прошу». Рафа с невозмутимым выражением на лице чуть заметно кивнул и прошел в гостиную. Там он присел на кресло (на котором, кстати, позавчера восседала я, наблюдая за грацией и пластикой моего восхитительного подарка на день рождения). Я с абсолютным непониманием прошла за ним и только хотела спросить, что он, собственно, делает у меня дома, как в дверь снова позвонили.
По настойчивости нажатия на пупочку звонка я мигом поняла, что на этот раз зайти ко мне в гости жаждал Невский.
Боже мой, вот нету и нету мужиков, а тут возьми и приди ко мне все вместе сразу!
Я глупо улыбнулась и отошла в прихожую, не поворачиваясь к Бонду спиной, как будто он был французским монархом, а я – его преданной фрейлиной.
С еле слышным «привет» Игорь оценивающе оглядел меня с ног до головы и, видимо, решив, что наряд вполне сносен, поднял брови вверх. Это говорило о том, что ужин обещает быть коротким (для меня), но продуктивным (для Невского). Он все еще думал, что наше свидание – это всего лишь никому не нужная прелюдия к неделе нескончаемого секса.
В принципе мой парень был довольно симпатичен: атлетическая фигура, рост 179 см, волнистые волосы цвета ранней пшеницы всегда лежали так, словно Игорь только запустил в них пятерню и провел ею со лба до затылка. Вдобавок глаза Невского всегда смотрели серьезно и пристально, как будто он непрерывно продумывал план развития российской экономики на ближайший год.
Игорь уже было взялся за мою сумочку, стоявшую на пуфике около зеркала, но тут в дверном проеме появился Рафа.
Гость непринужденно стоял с ладонями, наполовину всунутыми в карманы его застиранных «Ливайсов», одним бедром он облокотился на косяк, а его глаза отражали отстраненную задумчивость. Как будто он смотрел по телевизору фильм ВВС о жизни летучих мышей в Южной Африке.
Я осторожно повернулась к Невскому. Я практически видела, как воинственно поднялась шерсть на его загривке, будто он овчарка, которая чует незнакомца на своей территории.
– Кто это? – процедил мой «жених», пропуская вежливые приветствия.
– Это? – переспросила я, как будто не знала, что в моей квартире имелись посторонние для Игоря люди. – Это… Иван.
Оба как по команде устремили взгляд на меня, ожидая разъяснений. Я мысленно поаплодировала самой себе. Вот идиотка! Рафа похож на Ивана не больше, чем я на Кондолизу Райс. Гурген, Арарат, Ашот, Марат, Адилжан… вот сколько нерусских имен я могла вспомнить тогда, когда уже было поздно.
– Иван? – недоверчиво нахмурился Игорь и снова уставился на Рафу. На лице Невского можно было прочитать всю палитру эмоций – от откровенной неприязни до легкой ненависти. С такой же неприкрытой злостью оголодавшие коты смотрят на жирных крыс.
– Иван, – еще раз подтвердила я, но не очень уверенно и виновато развела руками, как будто то, что мама моего гостя назвала сына этим простым русским именем, было не моей виной.
– И что же он тут делает? – процедил Невский сквозь зубы. – В такой час?
– Он пришел по делу, – я небрежно мотнула головой, радуясь тому, как иногда легко бывает придумать правдоподобную ложь, – я же с понедельника в отпуске. Весь месяц Андрей Павлович искал мне подходящую замену и нашел ее… то есть его, – я ткнула в Бонда указательным пальцем, – и прислал ко мне за… специальными инструкциями.
Я перевела дух и победно уставилась на Игоря. Не могла же я в самом деле рассказать ему правду: этот милый человек позавчера раздевался у меня перед носом, вертел у меня в гостиной всеми частями своего потрясающего тела, а потом подарил розу. В то время как ты, милый, на прошлый день моего рождения вручил мне полугодовую подписку на журнал «Техника и жизнь».
– За инструкциями, значит, – недовольно пробубнил Невский, глядя на Рафу, словно стервятник на смертельно раненного льва.
Я искренне старалась понять неоднозначную реакцию Игоря, но не могла. В конце концов, может быть, Рафа на самом деле приехал ко мне за помощью в работе. Неужели Невский ревнует? А раз ревнует, значит, испытывает ко мне симпатию. Или даже что-то большее…
– Это вот он будет секретаршей? – хмуро поинтересовался Невский и ехидно хмыкнул, представив, как глупо будет выглядеть «Иван» с подносом кофе в руках для своего босса.
– Не секретаршей, а секретарем, – я попыталась проигнорировать сарказм Невского. – Игорь, пожалуйста, подожди меня в машине. Я приду через пятнадцать минут. Объясню Ване, как включается наш принтер, и тут же спущусь к тебе.
– Боюсь, пятнадцатью минутами мы не обойдемся, – услышала я приятный баритон Рафы. Он так и стоял в дверном проеме и выглядел невероятно эффектно, как высокооплачиваемая модель в каталоге мужской одежды.
Я бросила в его сторону одновременно удивленный и заинтересованный взгляд. Это что же он хочет обсуждать со мной больше получаса? Какая интрига…
Игорь без дальнейших вопросов мрачно уставился на меня. Уходить ему явно не хотелось. Как будто знал, что после его ухода я забуду о его существовании. Он молча ждал моего финального слова, и я пожала плечами, стараясь сделать это очень непринужденно:
– Ну что ж, тогда нам придется отменить наш ужин.
Игорь постоял на месте и нехотя развернулся, чтобы удалиться.
– Позвони мне, когда твои планы станут ясными и тебе не придется отменять уже назначенные встречи из-за новых… незваных, – на этом слове Игорь полуобернулся и сверкнул на меня глазами, – коллег по работе, – холодно бросил он и бесшумно прикрыл дверь.
Я поняла, что Невский еле сдерживал рвавшийся наружу приступ ярости.
Мы снова остались наедине с Рафой.
– Изобретательно, – ровным тоном отметил парень и равнодушно посмотрел на входную дверь, потом перевел пустой взгляд на меня, затем снова на дверь и медленно зашагал на кухню. Там он присел на стул, что стоял у стены, и без слов уставился в одну точку. Я последовала за гостем и встала напротив него, сложив руки за спиной, как государственный чиновник на приеме у президента.
Рафа сидел без движения, мысли его были далеко, и я решила разбавить затянувшееся молчание какой-нибудь остроумной шуткой.
– Если вы думаете, что забыли у меня что-то еще, то ошибаетесь. Я вчера убралась и не нашла ничего вашего.
Парень никак не отреагировал. Повторять свою шутку я не стала, потому что подумала, что она была не такая уж и остроумная. В тот вечер шутить меня тянуло меньше всего.
Внезапно у парня заурчало в животе так громко, что мне стало его жаль. Там слышался не просто гастрит, а прямо ядерная война внутри отдельно взятого человека.
Я виновато огляделась на кухне:
– У меня ничего нет – ни супа, ни котлет. Не успела приготовить. Только колбаса и сыр. Хотите бутерброд? Еще могу разморозить пельмени.
Тут Рафа в первый раз за последние десять минут осмысленно и – как мне даже показалось на секунду – с благодарностью посмотрел на меня:
– Собирайтесь.
Мы спустились и сели в его «Тойоту». Я незаметно огляделась вокруг и отметила, что машины Невского во дворе не было. Конечно, оскорбленный влюбленный не выдержал предательства любимой. Пусть помучается. Ему полезно хоть пару часов побыть человеком, а не расчетливым роботом.
Рафа не сказал, куда мы направляемся, но я почему-то и без того это знала. Парень сосредоточенно следил за дорогой, сохраняя ледяное молчание. Я не хотела мешать его концентрации и тоже сидела тихо, лишь изредка мельком глядя на резко очерченный профиль водителя с выделяющимися длинными ресницами.
«Техас», как всегда, был гостеприимен. На этот раз официантки Ларисы в зале не было, и я решила, что ее смена закончилась или еще не началась. Сегодня посетителей было мало. Лишь мы с Рафой да мужчина у барной стойки.
За столик нас усадила Рая, пухленькая и очень улыбчивая. Она принесла меню и спросила меня, чего я желаю.
– Кофе и яблочный пирог, – ответила я и ощутила еле заметный укол совести. Ладно, завтра схожу на стадион и отбегаю три круга.
– Рафа, тебе как обычно, дорогой? – обратилась девушка к моему спутнику, и тот вяло кивнул.
Рая забрала меню и упорхнула на кухню.
– Мы не были официально представлены, – наконец-то оттаял Бонд и обратил на меня должное внимание. – Рафаэль Шахнияров.
– Рафаэль, – завороженно повторила я. Неужели у нас в стране люди называют своих сыновей Рафаэль? Мы же не в Испании. К моему превеликому сожалению.
– Рафа, – учтиво поправил меня парень, – полным именем меня зовет только дядя.
Он замолчал и поднял одну бровь в ожидании.
– Варвара Сергеевна Затесова, – в свою очередь представилась я и улыбнулась одной из своих самых ослепительных улыбок.
Рафа никак не отреагировал на мои кривляния. Около нашего столика вновь появилась Рая. Передо мной она поставила чашечку с горячим напитком. Перед Бондом – широкий бокал с мелко нарезанным салатом и высокий стакан с апельсиновым соком.
– Лосось принесу через двадцать минут, как обычно, – проворковала она и кокетливо улыбнулась моему собеседнику.
Боже мой, ну почему у меня такая скучная и совершенно неперспективная работа? Нужно срочно бросать мою секретарскую деятельность и устраиваться куда-нибудь в ресторан. Даже служить официанткой в «Техасе» я бы не отказалась! Налицо множество преимуществ: симпатичные синие юбочки в белую звездочку и красные блузки вместо унылых брючных костюмов, которые я уже возненавидела, как Билл Монику; плюс близкая дорога от кафе к дому. А самое главное – это клиентура. Не посетители, а фотомодели! Все парни как с картинки! Вот где надо искать себе бойфрендов, а не в кинотеатрах или книжных магазинах – только около стриптиз-клубов!
– Слава говорил, вы были его хорошим другом, – услышала я неуверенный голос Рафы и вернулась на грешную землю. – Учились вместе в школе?
– Нет, жили в одном дворе. А когда Калине исполнилось восемь, его семья переехала в другой район и мы больше не виделись. До вчерашнего дня, разу-меется.
– Понятно, – протянул Рафа, и мне показалось, что ему не понятно совершенно ничего. У меня даже было чувство, что он меня вовсе не слушал.
– Послушайте, – я недовольно затарабанила ногтями по столешнице, – что случилось? Вы что, поссорились со Славой? Или все ваши подружки разбежались по своим делам, а вы не любите трапезничать в одиночестве? Зачем вы ко мне приехали?
«…и лишили меня лазаньи?» – мысленно закончила я.
– Я хотел поговорить с вами о Славе, – признался Рафа, и его глаза стали такими печальными, что мне захотелось прижать его к своей груди и защитить от всей несправедливости на свете.
– А что со Славой? – непритязательно спросила я, отпив глоток потрясающего капучино. Здесь готовят, пожалуй, лучший кофе во всей Москве. Надо бы добыть у Раи или Ларисы рецептик этого восхитительного напитка.
– Он умер, – тихо, но как-то обреченно проговорил Рафа, поставил локти на стол и дотронулся пальцами до висков.
На осознание его слов у меня ушло не меньше минуты. На глазах образовались слезы, они потекли у меня тонкими, стройными ручейками по щекам, оставляя ровные черные бороздки из туши.
– Как? – еле слышно выдавила.
– Уснул и не проснулся, – помедлив, сообщил Рафа, – слишком много снотворного. У него были проблемы со сном.
У меня в голове вихрем проносились сотни мыслей, одна за другой. Почему это случилось так рано? Почему у него были проблемы со сном? Как теперь жить тете Вале, если она уже похоронила своего мужа, а скоро расстанется и с единственным сыном? Почему судьба столкнула меня с Калиной только вчера, а не десять лет назад, чтобы я хотя бы приблизительно могла узнать, каким на самом деле отличным и веселым парнем он был?
– Я не хотел говорить по телефону, – продолжил Рафа, не убирая пальцев с висков, как будто его слова причиняли ему физическую боль, – вчера мы выступали вместе, в перерывах между танцами он успел рассказать мне, что вы были его первой любовью.
Я изумленно подняла глаза на собеседника, и слезы еще быстрее побежали по моим и без того уже черным щекам.
– Говорил, вы не раз спасали ему жизнь и не дали умереть от ранений в голову. – Рафа пересказывал услышанное так, будто понятия не имел, о чем говорил. Наверное, слова Калинина казались ему чертовщиной.
– Мы играли в войнушку, – печально пояснила я, – он был главнокомандующим, а я медсестрой.
Я замолчала, но хотела так много рассказать: о наших играх в казаки-разбойники, о том, как мы хотели сбежать в лес и найти какой-нибудь клад, о том, как Славка пообещал однажды свозить меня на карнавал в Рио-Де-Жанейро. Но я не могла говорить. Горло как будто свело судорогой, а слезы не давали упорядочить водоворот мыслей в голове.
– Последний раз я видел Славу вчера, – голос Рафы стал еще тише, и он наклонился над столом, чтобы я могла его расслышать, – мы оттанцевали программу, закончили в полпервого. Он поехал домой, я ненадолго остался в клубе – привести в порядок костюмы. Мы договорились сегодня утром пойти в «Джим». Я, как и обещал, заехал за ним в десять утра. Позвонил пару раз, никто не открывал. Я толкнул дверь, она оказалась открыта, как всегда. Не любил он запираться… Я зашел. Увидел, что Слава до сих лежит в кровати. Спокойно, умиротворенно. Я попытался его разбудить. Сначала голосом, потом стал тормошить. Не мог понять, что к чему. Наверное, разум отказывался верить, что что-то могло случиться со Славкой.
Рафа замолчал на секунду.
– Потом на ватных ногах вышел я в гостиную, увидел пустой стакан и коробку с его снотворным на полке с книгами. Сперва не придал этому значения, а потом до меня дошло. Я вызвал «Скорую». Карета прибыла через десять минут, но они уже ничего не могли сделать. Кто-то из медиков позвонил в полицию.
Я сидела на стуле в скованном положении и боялась пошевелиться, не зная, что сказать. «Мне очень жаль»? Конечно, мне жаль. Мне так жаль, что я готова разрыдаться прямо сейчас и прямо тут, но единственное, что меня сдерживало, это то, что я находилась в кафе, месте, где есть другие люди, и мне было бы стыдно показывать им свое горе. «Все будет хорошо»? Нет, не будет. Когда умирают любимые и замечательные люди, хорошо уже не будет никогда. Ведь они никогда больше не возвратятся, не позвонят и не обнимут вас в знак своей дружбы и любви.
– Как тетя Валя? – заплетающимся от слез языком спросила я, вытирая бумажной салфеткой растекшуюся тушь с лица.
– Сейчас уже лучше. Она в больнице, под наблюдением. Я был у нее около одиннадцати, она упала в обморок, я отвез ее в поликлинику. У нее подскочило давление, была аритмия. Через пару дней она может вернуться домой.
– Что насчет… – я сглотнула и заставила себя произнести это слово, – похорон?
– Ничего пока не готово. Но я разговаривал с Илоной Давыдовной, она решила все взять на себя – заказать гроб, оплатить землю и панихиду. – Я видела, что этот разговор давался Рафе с великим трудом. Он сам все еще не мог поверить, что больше никогда не станцует со Славкой на одной сцене. – Илона очень любит… любила Славу. Считала его самым толковым из нашего штата.
Он снова замолчал, а я не знала, что спрашивать. Да нужно ли было что-то спрашивать вообще?
Перед моим спутником появилось блюдо с запеченным лососем. Рая, заметно погрустневшая, с минуту постояла около нашего столика и положила руку на плечо Рафы.
– Я только что узнала, – проговорила она, и ее глаза наполнились искренней скорбью и печалью, – он был замечательным парнем. От нас уходят лучшие.
Она поколебалась еще несколько минут, придумывая, что бы сказать такое воодушевляющее в попытке подбодрить Рафу и меня, но покинула нас, не решив этой сложной задачи.
Мой собеседник так и сидел с локтями на столе, уставившись куда-то в космос. Лосось аппетитно дымился перед его носом, оранжевая жидкость игриво блестела в стакане в свете ярких ламп, но Бонд ни к чему не притрагивался. Он словно забыл, что был голоден, как белый медведь после спячки длиной в полярную ночь.
Мой пирог тоже остался нетронутым. Был бы тут Славка, он тотчас же проглотил бы эту порцию и заказал еще одну.
– Нужно будет разобрать его вещи, – почти не слышно, себе под нос пробубнил Рафа, – в гримерке найти все, что принадлежало ему. На его съемной квартире разложить все по коробкам и отвезти тете Вале. За аренду Слава заплатил за четыре месяца вперед, поэтому с его вещами ничего не случится. Можно будет заняться после похорон. Илона Давыдовна закажет памятник с его фотографией. Мне придется разобрать его фото, найти самую лучшую. Наверное, возьму ту, где он один в костюме, когда мы ездили на открытие ресторана «Ладога» в январе. Или где он с Кристиной месяц назад, когда мы отправились в Подмосковье на шашлыки на все выходные…
Я почувствовала, как заболело мое сердце от этих разрывающих душу счастливых воспоминаний, когда Слава был рядом с нами. Медленно я дотронулась ладонью до левого локтя Рафы. Он запнулся в своей бессвязной речи и растерянно заглянул мне в глаза.
Что я могла сделать, чтобы помочь ему пережить утрату друга? Что я могла сделать, чтобы помочь матери пережить потерю сына? Ничего. И это меня убивало.
Краем глаза я увидела Ларису, она медленно семенила к выходу. Формы на ней не было, и я предположила, что она уходила со смены. Растерянно оглядываясь по сторонам, она заметила меня. Пристально в меня всматриваясь, она пыталась вспомнить, откуда она меня знает. Тут ее взгляд стал осмысленным, и она неторопливо подошла к нам.
– Здравствуйте, – поздоровалась она со мной поникшим голосом, – привет, Рафа, дорогой. Не узнала тебя со спины.
Мой спутник кивнул в ответ, ограничившись сухим «привет».
– Мне Рая всего 10 минут назад рассказала. Сегодня я не работаю, забыла тут косметичку. Приехала забрать, а Райка меня усадила, чтобы я от шока не свалилась. Ей Миша рассказал, – она повернула голову ко мне, чтобы объяснить, кто такой Миша, – это наш Рэмбо из «Наимы». Какой ужас! Был такой лапочка, я его любила безумно. Вот так, раз – и не стало человека. Какой кошмар…
Рафа уныло откинулся на спинку стула и отхлебнул немного апельсинового сока.
– А ведь такой всегда вежливый был, галантный, – пустилась в воспоминания Лариса, – никогда грубого слова нам не говорил. Конечно, поклонницы эти частенько тут сидели, его караулили, да только я помню, он всего раз из себя вышел. Всего раз за все два года, что я работаю в «Техасе». Он был моим любимым посетителем. Всегда милый и приветливый. Я буду скучать, правда буду.
Рафа прищурился и недоверчиво глянул на официантку. Как будто мы забудем о Славе через три дня, выразительно говорил его взгляд.
– А почему он вышел из себя? – просто так спросила я, чтобы как-то сгладить реакцию Рафы на неудачно сказанную Ларисой фразу.
– Не знаю, – пожала плечами официантка и начала рыться в сумке, что висела у нее на плече, – вроде нормальная женщина была. Ухоженная. – Лариса замолчала на секунду и извлекла из сумочки пачку сигарет «Давыдофф». – Ребята, давайте выйдем на свежий воздух. Тут курить запрещено, а я терпеть больше не могу.
Я, подняв брови вверх, вопросительно глянула на Рафу, в состоянии ли он держаться на ногах. Он равнодушно пожал плечами и поднялся из-за стола. Мы вышли из кафе и отошли на пару метров от входа, пристроившись около окон кухни.
– Так что там была за поклонница? – еще раз поинтересовался парень, наблюдая за тем, как Лариса зажала между губ тонкую сигарету и поднесла к ее кончику пламя зажигалки.
Пятница второго мая выдалась теплая и удивительно приятная в отношении погоды. В отношении службы все было гораздо хуже. Люди начинали приходить в «Техас» еще с девяти утра, как будто специально ждали праздников, чтобы выйти из дома и пойти поесть. Лариса была на ногах с восьми, и ей казалось, что ее семичасовая смена не закончится никогда.
Обычно самыми шумными днями считались выходные, когда большинство граждан не работают и решают угостить свои вторые половинки вкусным обедом, завтраком или ужином. Но эта пятница была страшнее воскресенья перед Новым годом. Лариса проклинала этих несчастных коммунистов, решивших дать трудолюбивому народу отдохнуть первого и второго мая.
Официантка, на чьей совести было пять столов, только и успевала, что носиться из кухни в зал, по возможности выполняя каждое желание ненавистных посетителей. Единственное, что радовало глаз замученной девушки, – это Слава, в мире грез известный как Отец Луи, божественной красоты молодой человек, от взгляда на которого хочется вытащить платок, чтобы утереть текущие по подбородку слюни.
В «Техас» Слава наведывался часто, почти каждый день. Во-первых, он жил недалеко от клуба и от кафе тоже, во-вторых, парень явно любил вкусно поесть. Разумеется, он придерживался своей диеты, но мясо и овощи никогда не считались вредными продуктами. И в-третьих, готовить самостоятельно Слава не умел или не хотел, а голодать было просто глупо, когда под боком есть такое замечательное место, как «Техас». Чаще всего Калинин приходил пообедать перед ночными выступлениями, около двух дня. А когда у танцора случались выходные, приводил с собой подружек. В последние полгода только подружку – в единственном числе. Лариса терпеть не могла эту мымру, которой вечно ничего не нравится. Довольно часто эта истеричка заставляла официантку относить заказ на кухню, чтобы его «дожарили, доварили, доготовили и разложили на тарелке посимпатичнее». Лариса сжимала зубы и мило улыбалась, в мечтах представляя себе, как медленно вываливает избалованной девчонке на башку ушат с помоями. Сколько Лариса ни видела Славу и Кристину вместе, никак не могла понять, отчего Калинин все еще терпит эту стерву.
«Наверно, у нее богатая семья, – предполагала официантка, – или она похитила его родственника и шантажом заставляет Славку терпеть ее противное общество. Или она просто рисуется перед другими людьми, а когда они наедине, становится тихой, забитой и просто скучной».
Версию о том, что Слава мог любить Кристину, Лариса даже не рассматривала. Ну какой парень в трезвом уме (тем более с такой внешностью) мог влюбиться в такую мегеру?
Наверное, официантка подсознательно испытывала к Славе нечто большее, чем просто симпатию. И признание того, что его сердце уже занято, стало бы непомерным ударом для нежного сердечка девушки.
В ту пятницу Слава был один. Он просматривал новый журнал Men’s Health, доедал стейк и готовился к десерту – своему любимому яблочному пирогу. Лариса уже на всякий случай положила на тарелочку второй кусок пирога. Она прекрасно знала, что все воскресенье Слава и Рафа проведут в «Джиме», поэтому в пятницу он мог позволить себе до отвала наесться сдобы.
Колокольчик на двери жалобно зазвенел, и Лариса вышла в зал, чтобы встретить посетителя. В «Техас» вошла женщина, высокая, с красивой осанкой. На вид ей было около тридцати пяти, но в наше время пластической хирургии вы никогда не можете быть уверены, в каком году родился ваш собеседник. Женщина была одета в легкое кашемировое пальто молочного цвета, в ушах поблескивали сережки с камнями размером с изюмину. Лариса не была ювелиром, но смогла догадаться, что серьги были отнюдь не с александритами. Ее светло-русые волосы волнами ниспадали на хрупкие плечи, а на ногах красовались туфли на шпильках шоколадного цвета.
Ларисе показалось, что вошедшая перепутала заведения, ей нужно было заехать в какой-нибудь «Версаль» или в «Богему», самый дорогой французский ресторан в Москве.
– Извините, свободных столиков в данный момент нет, – тактично начала Лариса, – но если вы подождете полчаса…
Женщина недовольно поморщилась и, отмахнувшись от девушки как от назойливой мухи, стала внимательно оглядывать зал.
Лариса с откровенной неприязнью следила за женщиной.
Нашлась тут, королева! Если я официантка, так что ж, я не человек, что ли, обиженно проносилось у Ларисы в голове, пока вошедшая не уцепилась взглядом за Славу и не направилась к нему.
Может быть, это новая Кристина, снова подумалось Ларисе, и она усмехнулась. Час от часу не легче! Хуже подруги он найти просто не мог. Она для него немного стара, но бабки-то у нее имеются, это совершенно точно.
Девушка захватила меню и зашагала к столику Калинина.
– Я вас знаю? – услышала она неуверенный вопрос Отца Луи.
– Нет, – томно ответила женщина, грациозно присев на стул перед парнем, – но надеюсь, сейчас узнаете.
– Меню? – услужливо, как могла, спросила Лариса.
– Не надо, – надменно ответила незнакомка, – будьте добры, оставьте нас одних.
Лариса на секунду задержалась около пары с непреодолимым желанием съездить тяжелой папкой меню по наглой морде этой стервы. Но профессионализм девушки взял свое, и она, нехотя кивнув, покинула посетителей.
О чем болтали Слава и эта избалованная богачка, Лариса, разумеется, не слышала. Она сидела за барной стойкой, рядом с Инной, барменшей кафе, и обозревала весь зал, чтобы ринуться к тому, кому понадобится помощь официантки.
Минут двадцать Лариса болтала с Инной о несправедливости жизни, о том, что одному достается все еще при рождении, а другие должны зарабатывать сами.
Внезапно относительная тишина, царившая в «Техасе», взорвалась недовольными криками Славы.
– Перестаньте! Оставьте меня в покое! – орал Калинин, поднимаясь со стула и накидывая ветровку «Найк» на широкие плечи. – Это вы мне никто, ясно вам? Никто!
Слава так быстро покинул заведение, что Лариса даже не успела понять, что произошло.
Было ясно, что они поругались. Видимо, эта надменная тварь обидела парня так, что тот больше не захотел находиться в ее компании.
То, что Слава не заплатил, заботило девушку меньше всего. Он обязательно вернется и заплатит, если не сегодня, так завтра. А эта состоятельная дама никогда не забудет унижения, коему она подвергла саму себя. Разумеется, Слава разозлился. Кому понравится, что вам сначала мешают обедать, а потом делают непристойные предложения?!
Незнакомка посидела за столиком еще пару минут, смахнула с красиво накрашенного лица пару слезинок (то, что она умела плакать, стало для Ларисы настоящим открытием) и покинула кафе.
Как Лариса и ожидала, Калинин появился через пару часов. Он смущенно отдал деньги и попросил официантку забыть о неприятном случае.
– Всякое бывает, – легко махнул рукой Слава, – мало ли чего она себе напридумывала.
Девушка не могла не согласиться со Славой и взяла деньги, сразу же подсчитав, что чаевые составляли половину от счета за обед.
Я задумчиво смотрела перед собой. Лариса, в руках которой остался лишь фильтр довольно жалкого вида, запахнула кофточку и поежилась. Часы показывали почти девять. Солнце клонилось к закату, забрав с собой теплые лучики света.
– Ты когда-нибудь видела эту женщину снова? – подал голос Рафа, обдумав историю официантки.
Лариса отрицательно помотала головой и, нахмурившись, внимательно уставилась за наши спины.
– Если она снова придет в «Техас», ты не могла бы мне позвонить? – тактично попросил парень и стал рыться в заднем кармане джинсов, наверное, в поисках визитки.
– Не стоит, – пролепетала Лариса с изумлением и подняла руку, указывая пальцем перед собой.
Я и мой спутник обернулись и увидели, как к кафе уверенным, но легким шагом направляется дама средних лет. На ее плечах покоилась нежно-голубая пашмина, белая шелковая блуза подчеркивала ее осиную талию, а джинсы-дудочки зрительно удлиняли ноги, обутые в черные полусапожки на широких каблуках.
– Спасибо, – обратился Рафа к Ларисе, которая сама обалдела от увиденного, и направился ко входу.
Я засеменила за ним, словно была его личной гейшей, а он моим данной, и я не представляла без него своего дальнейшего бытия.
– Останься здесь, – бросил мне Рафа и зашел в кафе. Я, подивившись, как скоро мы перешли на «ты», послушно остановилась у дверей, наблюдая за его передвижениями через окно. Могу поспорить, сидящие внутри посетители подумали, что я умирающая бомжиха, которая лишь мечтает о еде и с завистью заглядывает в окна первых попавшихся ресторанов.
Но в ту минуту мне было все равно. Я вплотную прижалась к стеклу, и мое горячее дыхание оставляло влажное пятно после каждого вздоха.
Рафа галантно подошел к присевшей даме и спросил у нее разрешения пристроиться рядом. По недовольному выражению ее лица было видно, что незваных гостей она не хотела, но была человеком не столь испорченным, чтобы нагрубить такому милому и обаятельному парню. Она пробормотала какие-то извинения, не сводя глаз со входной двери, и натянуто улыбнулась моему новому знакомому.
Рафа несколько смущенно что-то пробормотал в ответ и все же примостился за ее столиком. Так как он сел ко мне спиной, я могу лишь догадываться, что все то время, что женщина сидела без слов, Рафа рассказывал ей про Славу.
Через минуту незнакомка прижала ладони к щекам, издала истерический вопль, который был слышен даже мне за стеклом, и обмякла. Ее тело повисло на стуле, превратившись в тряпичную куклу. Рафа ринулся к даме, подхватил ее за плечи и осторожно усадил так, чтобы она нечаянно не упала на пол.
К проблемной посетительнице сбежался весь персонал кафе, присоединилась и я.
– Похлопайте ее по щекам…
– Может быть, прыснуть ей на лицо холодной водой…
– Давайте отнесем ее в подсобку, пусть придет в себя.
Рафа переводил обескураженный взгляд с меня на стильную даму, которая покоилась в его объятиях, потому что постоянно сползала со стула, не в состоянии контролировать свое тело.
– Надо отвезти ее в больницу или вызвать «Скорую», – твердо предложил Рафа, не поддаваясь всеобщей панике.
Официанты и повара резво закивали, одобряя идею. Тут из сумочки, которая свалилась на пол, раздалась телефонная трель. Рафа уставился на сумку с желанием вытащить сотовый, но так как его руки были заняты упавшей в обморок дамой, этим занялась я.
Нырнув под стол как заправский водолаз, я резво выудила из сумки от «Прада» серебристый сотовый и, машинально прочитав «Зая» на дисплее, поднесла трубку к уху.
– Да.
– Кто это? – настороженно произнес мужской голос. – Где Алла?
– Простите, Алла говорить не может, – ответила я с интонацией, до ужаса напоминавшей манеру телефонных операторов.
– Кто это? Что с ней? Дайте ей телефон! – настойчиво попросил (лучше сказать, приказал) мужчина. – Что происходит?
Я уже было хотела начать рассказ про то, как в пятницу вечером обнаружила у себя в гостиной раздевающегося Джеймса Бонда, как Рафа раздраженно выхватил у меня сотовый.
– Здравствуйте, к сожалению, Алла потеряла сознание, и она не в состоянии говорить, но, если хотите, я могу отвезти ее в больницу или вызвать «Скорую»…
Рафа замолчал, выслушивая инструкции невидимого, но не растерявшегося собеседника.
– Не стоит. Я сам. Конечно, конечно, о чем разговор, – резво закивал парень, – разумеется. Это был ее муж, – отключившись, известил нас Рафа, – ее машина должна быть где-то неподалеку. Темно-синий «Ниссан», номер 566. Он сказал, иногда такое бывает, когда Алла сильно разволнуется. Я предложил отвезти ее в отделение «Скорой помощи», но будет лучше, если мы завезем ее сразу домой. Алла скоро придет в себя, ей ни к чему ехать в больницу.
Сотрудники «Техаса», поняв, что шоу окончено, вяло разбрелись по своим местам, посетители тоже успокоились и вернулись к своим недоеденным блюдам и незаконченным беседам. Рафа же, подхватив недвижимое тело дамы будто килограмм конфет, осторожно понес ее к выходу.
– Найди в сумке ключи с брелоком от сигнализации. Как только выйдешь на улицу, понажимай на все кнопки. Когда сигнализация заорет, мы найдем ее машину.
Я одарила Рафу ледяным взглядом, который означал «кто это тебя сделал главным», но решила, что спорить в такой щекотливой ситуации не стоит. Я выбежала во дворик кафе вперед Бонда с женщиной в сильных руках и остервенело стала давить на все кнопки на маленьком черном пультике, что нашелся в кармашке ее сумки от «Прада» из змеиной кожи.
«Ниссан» завизжал где-то в десяти метрах от нас. Автомобиль был припаркован недалеко от трассы. Я, опять же потыкав на кнопочки, умудрилась открыть машину и услужливо распахнуть заднюю дверцу для тела хозяйки.
Рафа осторожно положил даму на сиденье, оценивающе ее оглядел, как будто удостоверяясь, все ли конечности на своем месте, и сел за руль. Я устроилась рядом с Бондом, стараясь не выдавать своего восторга по поводу его силы. Это же надо, некоторые женихи буквально надрываются, когда переносят пятидесятикилограммовых невест через порог шириной в десять сантиметров. А Рафа нес Аллу на руках не меньше двадцати метров, да еще и по собственной инициативе. На его лбу не появилось ни капли пота, и он не издал ни одного кряхтяще-шипящего звука. Вот это мужчина!
Я старалась сохранять ледяное спокойствие и сильно не восторгаться бицепсами Бонда, которые было видно даже через олимпийку. Все же Олеська была права: мы для таких парней, как этот новоиспеченный спаситель, практически никто. Если у нас нет модельной внешности или богатых родителей, нам не стоит предаваться мечтам о том, в каком месяце следует играть нашу с ним свадьбу.
– Подай, пожалуйста, телефон, – попросил Рафа после того, как мотор «Ниссана» взревел, готовый к бою с колдобинами на российских дорогах.
Аллина сумка была у меня на коленях. Я снова вытащила сотовый и передала его водителю. Рафа потыкал в кнопочки и приложил трубку к уху.
– Михаил Иванович, мы уже в машине, – информативно отчитался парень, – говорите адрес.
Мы выехали на шоссе и развернулись. Жилище нашей больной находилось не очень далеко по московским меркам – в сорока минутах езды от «Техаса».
Я следила за мелькающими огнями светофоров и собиралась с силами задать вопрос, который мучил меня с того момента, как я узнала, что у нашей хрупкой Аллы есть законный супруг.
– Ты думаешь, у нее был роман со Славкой?
Рафа какое-то время сохранял сосредоточенное молчание и, сузив глаза, не отрываясь следил за дорогой.
– Мы не можем быть уверены в этом на все сто процентов, – наконец-то ответил он, и мне показалось, что эти слова дались ему нелегко, – но этот вариант вполне возможен. Мы знаем, что чуть больше недели назад она нашла Славу и чего-то от него хотела. Он отказал ей при первой встрече, но кто знает, что было дальше? То, что друг ни о чем таком мне не рассказывал, не значит, что этого не было вовсе.
– У нее есть муж, – осторожно проговорила я.
Рафа быстро глянул на меня – «да, есть», говорил его настороженный взгляд.
– Выводы делать пока еще рано, – серьезно подытожил Бонд, и я замолкла.
Рано, но не лишне.
Что же получается?
Алла, красивая, видная супруга одного очень состоятельного человека (а то, что он состоятельный, видно из того, как одевается его жена), запала на стриптизера – молодого парня, у которого, кстати, уже имелась девушка. Алла сначала нашла Славу вне клуба, а потом попыталась с ним познакомиться. Славе такие нахальные притязания не понравились, и он быстро ретировался. Но потом у данной ситуации может быть два варианта продолжения: первый – Калинин так и не принял предложение Аллы, в чем бы оно ни заключалось. И второе – пара встретилась позже, на следующей неделе.
От таких мыслей у меня зашумело в ушах.
А мог ли богатый супруг Аллы узнать про молодого любовника его жены? Разумеется, мог. Сейчас столько устройств выдумано для того, чтобы проследить за своими домочадцами, – ручки-фотоаппараты, пуговицы-камеры и прочее. А частный детектив мог выявить наличие «друга» у жены клиента за два дня. Вот вам и плоды цивилизации. В Средние века пудрить супругам мозги было намного проще.
Я не знала, о чем думал в тот момент Рафа, но мне казалось, он проследил логическую цепочку до конца и пришел к такому же выводу, что и я.
Этому Михаилу Ивановичу невероятно повезло, что Алла больше никогда не увидится со Славой. Или тут сработало не одно простое везенье?
Пока я кусала губы от напрашивающихся вопросов, мы уже подъехали к высотному дому с элитными квартирами. Конечно, а разве могут состоятельные люди жить в какой-нибудь двухкомнатной хрущевке? Мне всегда было интересно, чем элитное жилье отличается от неэлитного. Теперь я могу удовлетворить свое любопытство.
Рафа припарковался недалеко от подъезда. Выбравшись на улицу, он небрежно кинул мне ключи вместе с этим ненавистным мне брелоком с тысячей маленьких кнопочек и, нежно обвив сильными руками нашу недвижимую Аллу, понес ее к дому.
Я, в душе завидуя этой психической даме, быстренько захлопнула заднюю дверцу, закрыла машину на замок и, резво потыкав на кнопочки в желании включить сигнализацию, пустилась вслед смуглому Бонду. Парень задержался на пару секунд у входа в подъезд. Большая железная дверь, которая на вид была внушительнее ворот Форт-Нокса[1], не могла отвориться, если вы не знали кода или номера квартиры, чтобы вызвать хозяев.
Рафа осторожно освободил одну руку, другой продолжая удерживать обмякшее тело женщины, и набрал пару цифр, которые, очевидно, супруг Аллы сообщил парню сразу после своего адреса. Дверь тихонько пискнула, как будто желая нам приятного времяпрепровождения, и радушно отворилась, чтобы впустить нас в здание.
Я обогнала своего спутника с тяжелой ношей в руках и подбежала к лифту. Лифт оказался на первом этаже через десять секунд. Пока Рафа подбирался к подъемной машине, я вовсю крутила головой. Это ж надо, в каких чистых, светлых и убранных подъездах живут люди! Не то чтобы у нас в доме воняло и всегда было темно, но в последний раз стены белили там, наверное, сразу после дуэли Пушкина.
Забравшись в лифт – тоже до неприличия чистый и отмытый, без единой корявой надписи внутри, я прижала сумку Аллы к груди как самое дорогое сокровище и подняла взор под потолок, к мигающим циферкам этажей. Ехали мы на 21-й.
Когда зажглось число 21 и лифт тихонько звякнул, сообщив о прибытии, его двери бесшумно разъехались, мы вышли на лестничную площадку.
– Квартира 67, – подсказал мне Рафа, казалось, нисколько не уставший от своей ноши. Ясное дело, ведь этот парень наверняка практически живет в тренажерном зале, по несколько часов в день поднимает штанги и гантели весом не легче среднего слоненка.
Не успела я нажать на пупочку звонка, как на пороге показался высокий мужчина с обеспокоенным выражением лица. Его темные, седые на висках волосы были взъерошены, как будто в последний раз он расчесывался на прошлое Рождество. Светло-голубая рубашка немного вылезала из-за пояса черных шерстяных брюк и тем самым создавала неопрятный вид. В обычной жизни мужчина казался бы довольно милым и представительным, если бы не его затравленный взгляд и вспотевший лоб.
– Наконец-то, – нервно, но с радостью заговорил он, – пожалуйста, проходите.
Я пропустила Рафу вперед, потому что именно он доставлял ценный груз домой.
– Будьте добры, вот туда, в ее спальню, – засуетился хозяин, бегая кругами вокруг Бонда и показывая направление комнаты, – вон туда, налево, снова налево…
Рафа, Алла и хозяин потерялись у меня из виду, пропав в недрах нескончаемых апартаментов.
– Лида, кофе! – заорал откуда-то мужчина с седыми висками.
Я же, пройдя несколько метров в первую гостиную (не сомневаюсь, что это была лишь одна из десяти гостиных, которые имелись в этом скромном жилище), медленно осматривала помещение. Квартира была невероятно стильная, видимо, над ней поработала команда опытных дизайнеров. Никакой помпезности, кичливых золотых королевских кресел и тяжелых рамок, обрамляющих портреты, где хозяин дома позирует в образе Наполеона и т. д. Квартира походила на оживший каталог «Икеи» – строго, но со вкусом. На книжных полках стояли многочисленные рамки с фото Аллы. Фотографироваться дама любила и получалась довольно мило. Сама она почти никак не менялась, кроме прически, лицо женщины всегда оставалось юным, незагорелым и нежным. Но фон фотографий всегда был разный – то египетские пирамиды, то римский Колизей, то Великая Китайская стена. В свои сорок (или тридцать пять, как уж тут определить?) Алла объездила весь мир. Волей-неволей позавидуешь счастливой путешественнице.
– Здравствуйте, – услышала я сзади себя вкрадчивый женский голос и обернулась. Передо мной стояла низенькая женщина в белом платье до колен и бирюзовом переднике, – пожалуйста, следуйте за мной.
Я безропотно повиновалась и пошла за идущей впереди меня Лидой. Мы миновали коридор, где через каждые три метра появлялась дверь в новую комнату, и наконец-то пришли на кухню – просторное помещение, в центре которого стоял большой дубовый стол, а около стены разместился гарнитур цвета молочного шоколада.
Рафа и хозяин «икейного» дома уже сидели на изящ-ных стульях с шелковыми подушками на сиденьях, отдаленно напоминавших те самые, за которыми охотились Киса и Остап Бендер.
Я тихонько присела рядом с Рафой и оказалась напротив супруга Аллы. Он размеренно помешивал ложечкой черный кофе и казался гораздо спокойнее.
– Спасибо вам большое, – сердечно произнес хозяин и поднял на нас усталые глаза, – давайте еще раз познакомимся. Меня зовут Юсупов Михаил Иванович, я муж Аллы Андреевны.
– Варя, – чуть заметно кивнула я и положила в свою чашечку две ложки сахара.
– Рафа, – медленно проговорил парень. Наверное, он уже привык к тому, как необычно звучит его имя на бескрайних российских просторах, поэтому старался произнести его очень понятно, чтобы собеседник не переспрашивал «как, как?» по тридцать раз.
– Очень приятно, – душевно отозвался хозяин, – как это случилось?
Мужчина имел в виду состояние своей супруги. Я притихла, не зная, что сказать. Пусть лучше говорит Рафа – у него, мне кажется, аналитический склад ума (как и у всех мужчин), а я ограничусь наблюдением.
– Она упала в обморок в кафе «Техас», – после секундной паузы ответил парень, – мы хотели вызвать «Скорую», но тут удачно позвонили вы и попросили привезти ее прямо домой. Вы уверены, что это было верное решение?
– У Аллы плохие сосуды, – с тяжелым вздохом объяснил Михаил Иванович, – когда она волнуется, сосуды сильно сужаются, кровь не поступает к головному мозгу, вследствие чего ему не хватает кислорода, и она теряет сознание. Врачи ей ничем не помогут, разве что надают разных таблеток. Но и они не в силах устранить причину – расширить сосуды нельзя никак. Только относительно спокойный режим и правильное питание. Сейчас с ней Лида, сделает ей холодный компресс, Алла придет в себя через час, максимум два. Я знаю. Мы все уже к этому привыкли.
Мы помолчали, обняв ладонями горячие чашечки с кофе.
– Она была одна? – ровным тоном спросил хозяин, и я машинально повернулась к Рафе.
Мой спутник пристально глядел на Михаила Ивановича.
– А с кем она должна была быть?
– Разве с ней не было пацана? – подняв бровь, удивился Юсупов.
– Пацана? – снова ответил вопросом на вопрос Рафа, блеснув черными глазами.
– Станислава Калинина, – холодно проговорил хозяин и, сложив руки в замок, положил их перед собой, – вы ведь с ним знакомы, верно?
Рафа и Юсупов смотрели друг на друга, как два быка на корриде, и я поняла, что под словом «вы» Михаил Иванович имел в виду не меня и Рафу, а только Шахниярова. Славу и Бонда объединяли не только похожие атлетические фигуры, но и то, что они являлись друзьями и коллегами.
– Почему вы так считаете?
– Потому что вы тоже стриптизер из «Наимы», разве не так?
Юсупов поднялся из-за стола и плеснул в пустую чашечку еще немного напитка из кофеварки.
Мне подумалось, что нам пора перестать играть в кошки-мышки и следует выложить карты на стол, раз супругу Аллы обо всем известно.
– Не могли бы вы сообщить мне то же самое, что рассказали моей жене, – с интеллигентной вежливостью попросил Юсупов, облокотившись на столешницу около раковины, – это, должно быть, довольно неприятная новость, раз она упала в обморок.
Рафа опустил глаза в стол и с силой сжал чашечку с недопитым кофе так, что та могла хрустнуть в любой момент.
– Слава умер.
Михаил Иванович устало прикрыл глаза.
– Как?
Рафа воспроизвел то же самое, что услышала от него я пару часов назад.
Пять минут мы сидели молча, и каждый думал о своем, пока я не нашла в себе силы заявить следующее:
– Это ведь не такая плохая новость для вас, Михаил Иванович. Почему вы выглядите таким разбитым?
Потрясенному Юсупову потребовалось какое-то время, чтобы понять, к чему я клоню.
– Вы считаете, Калинин был любовником моей жены? – совершенно искренне полюбопытствовал хозяин, таращась на нас во все глаза.
Мы с Рафой непонимающе переглянулись. Похоже, мужчина принял нас за идиотов, потому что смотрел с крайним изумлением и толикой жалости.
– Мы не уверены, – Рафа пожал плечами, – но возможно все.
– Вы правы, молодой человек, – подтвердил Михаил Иванович, – на этом свете возможно все. – Он снова присел напротив нас, уронил голову на руки, положенные на стол, и печально засмеялся.
Я поежилась и осмотрелась вокруг в поисках каких-нибудь лекарств или аптечки. Кто знает, может быть, Юсупов медленно сходил с ума и ему нужна была срочная медицинская помощь?
– За что ей все это? – измученно протянул хозяин, не поднимая головы. – За что? Чем она это заслужила?
Рафа чуть наклонился над столом и хотел дружески похлопать Юсупова по плечу, но не стал.
– Боюсь, мы не совсем понимаем, о чем вы, – тактично вмешался Бонд.
Михаил Иванович затих, поднял на нас свои грустные глаза и заговорил.
Алла Щербина росла очень умным ребенком. Когда другие дети только начинали понимать, что такое алфавит, Аллочка уже выкладывала свое имя из кубиков, на каждой из четырех сторон которых были нарисованы яркие и красочные буковки. И, конечно, девочка не могла не заметить одного яркого отличия своей семьи от других.
– Мамочка, а где наш папа? – невинно хлопая большими голубыми глазками, спросила Алла, когда мама Вика вела дочку домой из детского садика. – За Аленой, Витей и Сашей по вечерам приходят папы, а за мной – всегда только ты. Где наш папа? – еще раз настойчиво повторила смышленая девочка и повернула головку с большим бантиком к идущей рядом маме.
Виктория Евгеньевна знала, что когда-нибудь ей придется ответить на этот беспощадный вопрос, но не думала, что это случится так рано.
– Наш папа улетел в космос, – ответила мама дрожащим голосом, давно приготовив ответ, – он находится в космическом корабле и следит за всеми людьми с неба.
– Правда? – изумилась Алла и уставилась на небо широко открытыми глазенками в надежде отыскать корабль с героем-отцом.
Через восемь лет девочка снова задала этот вопрос. Мама Вика, решив, что в двенадцать лет дочке уже можно открыть правду, рассказала, что не знает о местонахождении отца. Она вообще мало знала о том, кто помог Алле появиться на свет. Виктория Евгеньевна упомянула лишь о веселых студенческих буднях и частых вечеринках, на которых в то время было модно одеваться хиппи и слушать «Битлз». Отцом Аллы был однокурсник Виктории, но, узнав «радостную» весть о том, что через шесть месяцев родится его чадо, перевелся в другой медицинский университет в Санкт-Петербург и навсегда исчез из жизни Виктории.
Алла, будучи умной девочкой, все поняла правильно и перестала ждать, когда корабль отца наконец-то приземлится.
Мама Вика не могла нарадоваться на сообразительную дочку. Аллочка всегда приносила в дневнике пятерки, никогда не грубила преподавателям и подавала большие надежды. Особенно в области литературы.
– Ваша девочка пишет прекрасные сочинения, – довольно заявляла учительница русского языка и литературы, когда Виктория Евгеньевна появлялась на родительских собраниях, – такая молодец! У Аллочки потрясающее чувство русского языка, она пишет грамотнее некоторых наших преподавателей, а как сочиняет! Журналистика! Аллочка должна пойти только в журналистику! – восклицала русичка, а Виктория энергично кивала головой, гордо улыбаясь.
Сама Алла ничего против журналистики не имела, ей нравилось изучать русский язык, придумывать планы к сочинениям, выискивать синонимы к словам и превращать собственное мнение в короткое произведение искусства на бумаге.
Когда девочке исполнилось пятнадцать, в дом Щербиных переехала новая семья. Алла быстро подружилась с одногодкой Лизой, и уже через две недели девчонки стали вместе бегать на школьные дискотеки.
Именно тогда у Виктории зародились первые зерна беспокойства. Хотя умом мама понимала, что дочь растет и ей хочется узнавать о жизни и противоположном поле все больше, ее сердце не хотело пускать дочку на подобные мероприятия. Щербина-старшая помнила, что допустила самую большую ошибку в жизни именно на подобном мероприятии. Где музыка, там и спиртное; где спиртное, там и мальчики, а где мальчики, там всегда проблемы. Об этой логической цепочке Виктория знала не понаслышке.
Но Алла и тут оказалась довольно благоразумной. Через месяц ее вечерние гулянки кончились, и дочь снова проводила вечера, копаясь в книгах в поисках удачной цитаты или нового тезиса. Мама очень обрадовалась, узнав, что девочка перестала болтаться с Лизкой по всяким злачным местам вроде местной дискотеки.
Тревогу Виктория Евгеньевна забила через некоторое время, когда Аллу то и дело стало тошнить по утрам и у нее почти постоянно менялось настроение. А частенько по ночам у нее случались приступы здорового аппетита, когда дочка могла проснуться лишь от того, что ей ужасно захотелось бананов, мороженого или соленых огурцов.
– Милая, – осторожно поинтересовалась мама, – когда у тебя в последний раз были месячные?
– Месяца три назад, – небрежно ответила дочь, – а что такое?
Виктория Евгеньевна отшатнулась от дочери, как от прокаженной.
– Кто отец?! – взревела она, схватив девочку за грудки в приступе ярости. – А ну говори, с кем ты спала?! Кто он?
На секунду девочка изумилась реакции матери, но, поняв, что скрывать дальше невозможно, поведала горькую правду.
– Не знаю, – в голос зарыдала Алла, – я видела его всего раз. Мы с Лизкой были на дискотеке, потом пришли ее друзья и пригласили к себе. Я идти не хотела, но Лизка сказала, что все будет клево. Мы поехали куда-то в Бутово. Нас угостили сначала пивом, потом водкой…
Что случилось дальше, девочка помнила с трудом. Утром, едва продрав глаза от боли во всем теле из-за большого количества выпитого, девочка собрала свою раскиданную по всей замызганной квартире одежду и поехала домой. Мама тогда была на дежурстве, и Алла успела привести себя в порядок, перед тем как пойти в школу.
Виктория Евгеньевна в немом изумлении и разочаровании от глупости собственной дочери осела на диван.
Разве может такое быть, что дочь, сама не ведая о том, в точности повторила судьбу матери?
Нет, Виктория решительно замотала головой: моей судьбы Алла не повторит. Как медик женщина знала, что аборт делать было уже поздно: беременность перешагнула второй триместр. К тому же никогда нельзя предугадать осложнения, которые могут возникнуть после этой печальной операции.
– С этого дня будешь сидеть дома, – едва сдерживая гнев, процедила мать плачущей девочке, – я сделаю справку, что у тебя проблемы с легкими. А когда родишь, младенца отдадим в детдом.
– Но, мама, – растерянно начала Алла, явно не ожидая такого простого решения, – это же будет мой ребенок… Мой. И твой тоже…
– А ты хоть умеешь детей пеленать? А нянчиться с ними? – резко оборвала Аллу мама. – А зарабатывать им на памперсы кто будет?
Алла умолкла, размазывая слезы по раскрасневшемуся личику.
– У меня жизнь пошла крахом, но тебе я испоганить собственное будущее не позволю. Окончишь школу, потом университет. Замуж выйдешь, работать начнешь и будешь рожать сколько влезет.
Девочка ошарашенно уставилась на мать. Только сейчас она поняла, что разрушила мамино счастливое будущее. На девушку с ребенком мало кто польстится, и Виктория почти всю жизнь была одна, без мало-мальски нормального кавалера.
– Хорошо, мама, – закивала девочка, словно пытаясь искупить вину за то, что загубила матери жизнь, – я согласна.
Оставшиеся полгода Алла находилась дома. Из-за высокого роста живот у Аллы выделялся не сильно. Виктория Евгеньевна частенько выходила с дочерью погулять во дворе (разумеется, когда на город спускались сумерки), и они прятали округлившийся живот девочки от любопытных соседей.
Воды отошли ночью, и Алла разбудила мать. Женщина вызвала «Скорую», карета приехала довольно быстро, и Щербины отправились в родильный дом.
Через восемь часов на свет появился мальчик, здоровый и спокойный, весом 3 кг 200 граммов. Алле дали подержать младенца лишь пару минут, когда перерезали пуповину. Мать заранее оповестила врачей, что ребенка забирать домой Щербины не будут. Мальчика нужно определить в детдом.
Алла, находясь не в себе после родов и болеутоляющих, еле шевеля рукой, написала отказ от ребенка и бухнулась в тяжелый, продолжительный сон.
Об этой истории Виктория Евгеньевна попросила дочь не упоминать никогда. Может быть, маме было неприятно, что ей пришлось вынудить дочь отказаться от собственного ребенка. А может быть, женщин угнетало то, что Алла не избежала тех же ошибок, что и сама Виктория 16 лет назад.
Через месяц Щербина-младшая оклемалась и сдала экзамены экстерном, чтобы не пропускать год в школе. Получила заслуженную золотую медаль (как и предсказывала русичка, сочинение комиссия оценила на пять-пять) и поступила на факультет журналистики абсолютно бесплатно.
Пять лет учебы пронеслись как пять минут. Алла не заметила, как стала работать в одной из многочисленных газет столицы. Конечно, молодую выпускницу не допустили до серьезных статей с обозрениями экономики или политики страны, но девушка частенько писала заметки на злобу дня, интересовалась мнением горожан и, как обычно, делилась с читателями своими выводами.
Так продолжалось шесть лет, пока Алле не исполнилось 28.
Виктория, видя, что дочь становится на ноги, иногда пыталась упомянуть о ее одиноком положении. Но Алла не воспринимала слова матери всерьез. С того момента, как Щербина-младшая подписала заявление об отказе от собственного ребенка, Алла стала отдаляться от матери. Не то чтобы девушка ненавидела маму за этот жесткий поступок, но она не могла простить себе того, что ничего не сделала, чтобы даже узнать, в какой детдом увезли ее сына. О спокойном, но здоровом младенце Алла думала нечасто, но иногда ее прямо скручивало от мысли о том, что ей пришлось сделать «ради своего счастливого будущего». Однако память услужливо прятала этот горестный момент в круговороте работы, мыслей и повседневных забот.
О мужчинах Алла задумывалась в последнюю очередь. И хотя на симпатичную стройную девушку парни в институте часто бросали заинтересованные взгляды, Щербина не слишком удостаивала сверстников своим вниманием. Ровесники были молоды, горячи и часто вели себя так, будто считали себя хозяевами мира. Алла была намного взрослее своих одногодков, ей не были интересны их пошлые шуточки, она не хотела сидеть на лавочке и обниматься с каким-то из этих недоумков в городском парке. Все, что ей было нужно, это работа и то, что могло отвлечь ее от разрывающих сердце мыслей о малыше.
Как-то раз дирекция газеты, где работала Алла, дала Щербиной задание – сходить на банкет, посвященный открытию нового кирпичного завода, и осветить это мероприятие в прессе. Алла повиновалась без особого энтузиазма. Такие вечеринки обычно тянулись долго и нудно, как очередной мексиканский сериал. Сначала все милые и вежливые, но когда гости начинают предаваться возлияниям, находиться в одном помещении с 50 пьяными мужиками нет просто никаких сил. Однако Алла скоро уяснила, что оставаться до конца банкета она не обязана. Девушка может переговорить с нужными ей людьми еще до фактического начала празднования и со спокойной душой уехать домой, чтобы набросать примерный план для будущей статьи.
Тот банкет стал для Аллы особенным. Весь вечер девушке казалось, что за ней кто-то наблюдает, и она не ошиблась. Когда Щербина уже хотела удалиться, набрасывая на плечи демисезонное пальто в холле ресторана, к ней подошел импозантный мужчина лет тридцати пяти. Звали его Михаил Юсупов, он был одним из приглашенных на банкет – главным образом потому, что именно его партнер и открывал этот самый кирпичный завод. Сам Юсупов держал бетонно-растворные узлы, проще говоря, завод по производству цемента.
Юсупов галантно проводил девушку на улицу, поймал ей такси и, с лихвой заплатив водителю вперед, успел взять у Аллы номер сотового. Журналистке мужчина понравился, он произвел впечатление человека умного, интеллигентного, невзбалмошного и, самое главное, не любителя пошлых анекдотов.
Алла не думала, что Михаил снова объявится в ее жизни, но он позвонил на следующий вечер, пригласил девушку на ужин в одном из самых шикарных ресторанов Москвы.
Ухаживания Юсупова были красивыми и приятными. Алла поняла, что ей нравятся взрослые мужчины гораздо больше этих сосунков-ровесников: первые спокойно могут обсуждать мировые проблемы, внятно и связно говорить о своих чувствах и делать дорогие подарки.
Официально Юсуповой Алла стала через два года, когда отметила свое тридцатилетие. Михаилу было на 9 лет больше, но, наверное, именно это больше всего импонировало Алле с самого начала. У девушки никогда не было папы. И, возможно, она искала его в своем избраннике, который мог бы охранять и заботиться о своей супруге не только как муж, но и в какой-то степени как любящий отец.
Семейная жизнь пошла своим чередом. Завод Юсупова приносил хорошие деньги – Москва стала разрастаться как на дрожжах, а качественный цемент нужен был всегда. Через пять лет после свадьбы пара переехала в новый многоэтажный дом. Реклама говорила, что квартиры были элитными, и не подвела: большая кухня, две спальни, два санузла, гостиная и кабинет. Плюс небольшая терраса с видом на Москву. Чудо, а не квартира.
Алла же не стала домохозяйкой. Наоборот, не терзаемая больше материальными проблемами, она могла писать о чем угодно, уволившись из своей старой газеты и устроившись в один из женских журналов.
Кажется, жизнь удалась, Алла жила словно в раю, пока однажды Михаил не пришел домой, обнял по привычке жену и прошептал ей на ухо:
– Ал, может, нам завести ребеночка?
Алла окаменела, не в силах вымолвить ни слова.
На следующее утро она помчалась в больницу на обследование. Журналистка и сама задумывалась над этим вопросом раньше, но боялась заговорить о ребенке первой. Увидев результаты своих анализов, Алла долго не могла прийти в себя. Очевидно, из-за стресса, нанесенного юному организму ранней беременностью, стать Юсуповой матерью было не суждено. Все. Второго шанса у нее нет и быть не может. Так решила природа.
Через полгода Миша снова заговорил о младенце, когда по телевизору показывали репортаж о снижении рождаемости в России. Но Алла мужественно промолчала, а потом выключила телевизор и сменила тему разговора.
Не зная, к кому обратиться за помощью, женщина даже побывала в церкви. Она долго стояла перед иконой Богородицы, пока не услышала сзади себя старушечий шепот:
– Не плачь, милая. Господь не наказывает, а лишь указывает путь. Вспомни, что ты такого сделала, о чем жалеешь. Можешь ли ты исправить свою ошибку? Если можешь, то исправь. И твои беды уйдут сами собой.
Алла в шоке удалилась из церкви. Она прекрасно знала, за какие грехи ей на роду написано так страдать.
Около года назад Юсупов наконец-то решил взять быка за рога и открыто признался супруге, что мечтает о полноценной семье с детьми.
Тут Алла не выдержала и горько заплакала.
– Я не могу иметь детей, – отдышавшись, проговорила она осипшим голосом, – у меня непроходимость труб. Я не смогу забеременеть. Это не лечится. Ничего нельзя сделать.
Михаил был ошеломлен, но сдаваться не хотел:
– Солнышко, это очень печально, но мы всегда может усыновить…
Алла подняла на мужа влажные глаза и заревела так, что супруг испугался за ментальное здоровье любимой.
Сквозь завывания, причитания и бессвязное бубнение Михаил понял, что многое не знал о жизни Аллы. У нее уже был ребенок непонятно от кого. Но Виктория Евгеньевна решила, что лучше для всех (только не для самого ребенка, разумеется) отдать его на воспитание государству.
Это открытие стало для Михаила чертой, которая должна была определить, насколько сильно его чувство к любимой и несравненной Аллочке.
Провертевшись две ночи подряд без сна, Михаил принял решение.
В то утро они, как обычно, собиралась на работу: один – в офис завода, другая – в офис редакции.
– Если хочешь, мы его найдем, – тихо, но уверенно предложил супруг, завязывая у себя на шее фиолетовый галстук.
Алла не нашла слов, чтобы ответить мужу. А сказать она хотела многое: как сильно она его любит, как доверяет ему полностью во всем, как она не представляет себе жизни без него и как безгранично она благодарна ему за то, что этим поступком он фактически вытаскивает ее из пучины депрессии и бесконечного самобичевания.
Вскоре Михаил, как и обещал, нанял частного детектива.
– Только я прошу, не ждите слишком многого, – заявил Виталий Олегович Лапшин через пять минут после начала разговора, – у меня уже были подобные случаи. Ищут-ищут своих отпрысков, а потом не могут поверить, что это родная кровь. Детишки-то или спились, или искололись до неузнаваемости. Или теперь вдоль дорог подрабатывают. У всех по-разному, но не надейтесь найти гения. Это единственное, что я хочу вам сказать.
Алла стойко выдержала натиск бестактного детектива и с готовностью кивнула, обещая себе не ждать великолепного результата.
Поиски были сравнительно короткими. В то время как одни ищут годами, Виталий Олегович умудрился поднять все архивы и узнать место прописки сына Аллы всего за семь месяцев. Это, пожалуй, были самые долгие месяцы в жизни Юсуповой. Женщина, как ястреб, внимательно следила за всеми шагами Лапшина, призывая его не упустить ни одной детали.
Детектив написал отчет, в котором доложил, что мальчик был взят на усыновление через два месяца после того, как прибыл в детдом номер 12. Родителями являлись Валентина Геннадьевна и Юрий Владимирович Калинины, 29 и 30 лет соответственно (на момент усыновления ребенка). Супруга работала в ЖЭКе, а муж инженером в научно-техническом институте.
Сказать, что Алла была потрясена, – значит не сказать ничего. Она сразу же захотела поехать к сыну, обо всем рассказать, покаяться, что предала его, лишила того, в чем малыш нуждался больше всего, – материнской любви и нежной опеки.
Но детектив предложил подождать еще немного. Лапшин попросил у Аллы месяц на то, чтобы выявить привычки и стиль жизни Славы. Ведь дальше паспортных данных и прописки объекта Виталий Олегович копать не стал.
Алла и Михаил обдумали дельное предложение и дали детективу запрошенное время.
Лапшину нетрудно было установить, чем занимался Калинин. За месяц мужчина сумел сделать стопку фотографий самого Славы, его друзей, двор, где он снимал отдельную от приемной матери квартиру, машину, которую водил. Даже изловчился запечатлеть Славу во время исполнения эротического танца в «Наиме».
Алла, как и ее супруг, ожидали всякого, но такого предвидеть не мог никто. И хотя сын был здоровым, умным, красивым и довольно милым парнем, Алле потребовалось какое-то время, чтобы осознать новую информацию о своем отпрыске.
Женщина пару дней не отрывалась от фотографий, сделанных Лапшиным. Она миллионы раз перечитывала короткие заметки местных газет десятилетней давности, которые рассказывали о чудо-мальчике, новой надежде отечественного спорта. Еще чуть-чуть, и Слава мог бы поехать на Олимпиаду, вполне возможно, взять «золото» или хотя бы «серебро», вернуться домой героем и не зарабатывать деньги этим унизительным раздеванием под музыку.
Алла смотрела на снимки, пристально разглядывая лицо Славы. Он явно пошел в мать, унаследовав ее большие голубые глаза в обрамлении густых темных ресниц, светло-русые волосы, которые немного завивались на висках, и красивую белозубую улыбку.
Все, решила Юсупова. Больше тянуть нельзя. Она должна во всем ему признаться.
Просмотрев составленное Лапшиным расписание парня, которого тот придерживался, словно дисциплинированный боец в армии, Алла решила увидеться с сыном в пятницу.
– Я вас знаю? – поинтересовался Слава, когда женщина села напротив него за столиком в «Техасе».
– Нет, но надеюсь, сейчас узнаете. – Алла попросила надоедливую официантку оставить их вдвоем и, нервно сжимая кулаки, проговорила: – Меня зовут Алла Юсупова, я давно вас искала и наконец нашла…
– Если вы насчет заказа, – небрежно перебил юноша, не отрываясь от своего стейка, – то это к Милой Зое Борисовне, она у нас менеджер. Вы знаете ее телефон? Могу подсказать…
– Нет, вы не поняли, – Алла утерла вспотевший от напряжения лоб, – вы… я… вы…
Слава с долей заинтересованности уставился на даму. Наверное, он решил, что она была очередной поклонницей и теперь так волновалась из-за личной встречи со своим кумиром, что забыла русский язык.
– Спасибо, очень приятно, – натянуто улыбнулся Слава, желая, чтобы незнакомка поскорее удалилась и дала ему возможность спокойно пообедать.
– Я – твоя мать, – выпалила женщина, и ее глаза увлажнились.
– Простите? – Слава на секунду замер, а затем немного наклонился вперед, желая правильно расслышать сказанные ею слова. – Не понял.
– Я – твоя родная мама, биологическая. Я родила… тебя… в пятнадцать лет. Моя мать вынудила отдать тебя в детдом, – затараторила Алла, проглатывая окончания слов, – я искала тебя больше полугода, но думала о тебе всю жизнь… Я так рада, что нашла тебя…
Алла неуверенно протянула руки к Славе, чтобы коснуться его ладоней.
– Не трогайте меня! – зашипел он, убирая руки со стола и пряча их за спиной. – Что вы такое говорите? Вы в своем уме? У меня есть родители! Мать и отец! Откуда вы вообще взялись?
– Они не твои биологические родители, – с печалью и горечью протестовала Алла, – они взяли тебя, когда им было по 30, поняв, что не могут родить ребенка самостоятельно…
– Глупости, – обескураженно протянул Калинин, не осмеливаясь заглянуть в глаза собеседнице.
– Ты ведь совершенно на них не похож, – продолжала Алла, – они оба темноволосые, смуглые, невысокие… я видела фотографии. Они другой крови. Они тебе никто, я твоя мать! Я! Славочка, я так тебя люблю! – Алла снова попыталась дотронуться до сына, но тот вскочил из-за стола как ошпаренный.
– Перестаньте! – закричал Калинин не своим голосом. – Оставьте меня в покое! Это вы мне никто, ясно вам? Никто!
Слава выбежал из кафе так быстро, что Алла даже не поняла, куда он девался.
Разумеется, она не ожидала, что сын обнимет свою покаявшуюся мать и отныне все праздники они будут отмечать за одним столом. Но такой неадекватной реакции Алла не ждала совершенно точно. Да, она знала, что Слава удивится и не захочет понять, что Юсуповой пришлось пойти на этот жестокий шаг с детдомом. Но она не могла представить, что теперь, когда она нашла своего малыша, этот малыш не захочет иметь с Аллой ничего общего.
«Это вы мне никто, ясно вам? Никто!» Эти жестокие слова постоянно крутились у нее в голове, не замолкая ни на секунду.
Может быть, попробовать еще раз, размышляла она. Прийти к нему домой и спокойно все обсудить?
– Не стоит, – посоветовал Михаил, когда Алла в слезах пересказала историю, которая приключилась в кафе, – у него был шок. Дай ему время. И себе тоже. Не принимай его слова близко к сердцу. Ты только что разрушила его мир. Парню потребуются время и силы, чтобы это пережить. Ты ждала двадцать пять лет, подожди еще пять дней.
Во вторник Алла пришла с работы домой пораньше. У нее уже три дня раскалывалась голова, женщина не могла ни спать, ни бодрствовать, ни нормально существовать. Ее мысли вертелись, как бешеное торнадо, грозя свести Юсупову с ума.
Когда Алла поднялась с дивана, чтобы выпить шестую таблетку цитрамона, зазвонил домашний телефон.
– Алло, – вымученно произнесла она, желая, чтобы это был кто-то, от кого можно было легко отвязаться и продолжать спокойно умирать.
– Это я, – спокойно ответили на другом конце, и у женщины захватило дыхание.
Слава. Слава!
– Как ты узнал мой номер? – еле слышно пролепетала Алла.
– В справочнике. Ваша фамилия Юсупова, верно? – невозмутимо ответил Калинин.
– Верно, – вяло закивала дама, – как… дела?
– Я только что был у мамы, – парень немного замялся, – у моей другой мамы.
Алла вздохнула и приготовилась слушать.
Слава был краток, но Юсупова поняла, что сын решил добиться правды, какой бы страшной она ни оказалась.
Калинин, как он обычно делал это по вторникам, приехал к матери со свежими продуктами и деньгами для домашних трат. Слава поставил продукты на кухонный стол и, наблюдая за тем, как мама Валя методично раскладывала покупки по своим местам, спросил, почему он так поздно появился на свет – Валентине и Юрию было по тридцать, в то время многие рожали еще в 18. Мама Валя пожала плечами, пробормотав что-то невнятное, упомянув слово «карма». Тогда Слава поинтересовался, почему он так отличается от своих родителей по внешним параметрам. Парень даже вспомнил фотографии бабушек и дедушек, которые тоже не имели голубых глаз и светло-русых волос.
Мама Валя вымученно улыбнулась и спросила, отчего Слава стал задумываться над такими дурацкими вопросами.
– Потому что я недавно видел свою настоящую мать, – резко ответил Слава.
Буханка хлеба, выпав из трясущихся рук Валентины Геннадьевны, так и осталась лежать у ног потрясенной женщины.
– Когда? – только и смогла произнести изумленная Калинина, утерев одинокую слезу, бежавшую по морщинистому лицу.
– В прошлую пятницу, – мрачно произнес Слава, исподлобья наблюдая за матерью, – она сказала, что родила меня в пятнадцать лет и отдала в детдом, откуда меня взяли вы.
Безапелляционный тон сына не дал Валентине возможности ничего сказать. Да и что она могла ему ответить? Что, несмотря на чужую кровь и отсутствие родства, Калинины любили сына как родного? Что воспитывали его, учили, давали еду и кров, чтобы он вырос приличным человеком? Какой толк был все это объяснять, если Слава и так об этом прекрасно помнил?!
Он ушел из дома Валентины Геннадьевны, не сказав больше ни единого слова.
Он был зол на всех: на маму Валю и папу Юру, потому что они были ему абсолютно чужими людьми с абсолютно чужим ДНК; на Аллу за то, что она была настолько бесхребетная, что отказалась от своего ребенка; и на себя за то, что ему опять пришлось пережить душераздирающую драму, которая грозилась изменить привычное для него видение мира.
– Слава, – прошептала Алла, и ее слеза жалобно капнула на трубку, – я все для тебя сделаю, только скажи, чего ты хочешь, мальчик мой… я так тебя люблю… прости меня… – Алла зарыдала в голос, и ее слова стало сложно разобрать, – прости меня, Славочка… Что ты хочешь? Машину? Квартиру? Дом? Все, что хочешь, милый, только скажи…
– Хватит, – устало проговорил Калинин, ему самому этот разговор давался с большим трудом. Он еле сдерживал себя, чтобы не обвинить горе-мать во всех смертных грехах. – По телефону – это не дело. Давайте встретимся в воскресенье. У меня будет свободное время до 11 вечера. Я буду ждать вас в «Техасе» около девяти.
Алла остервенело стала метаться по спальне в поисках ручки и бумаги.
– Вы меня слышали?
– Да, да, да! Слышала! – севшим от рыданий голосом проорала Алла, чиркая ручкой на квитанции за свет. – Я приду! Я обязательно приду! – Женщина помолчала пару секунд. – Спасибо.
Слава еле слышно вздохнул и повесил трубку.
Когда мы вышли из дома, где проживали Юсуповы, Москва уже была укутана в ночь. Фонари светили во всю мощь в тщетных попытках вернуть свет дня на улицы столицы. Я глубоко вздохнула, и прохладный ночной воздух приятно резанул легкие. Рафа с минуту потоптался около подъезда и кивнул головой куда-то вправо:
– Метро в той стороне, пойдем.
Я спрятала визитку Михаила Ивановича в карман моих китайских «кляйнов», еще раз вспомнив, как он рассыпался в благодарности, что мы довезли его супругу до самого дома. «Звоните, обязательно звоните, если вам что-нибудь понадобится», – искренне просил хозяин дома, вручая нам свои визитные карточки. Мы пробормотали что-то вроде «непременно, разумеется» и с пожеланиями приятного вечера удалились. Перед этим Рафа успел спросить, в какой стороне находится метро, чтобы не плутать по плохо освещенным кварталам. А Михаил Иванович долго настаивал на том, чтобы вызвать нам такси.
Честно говоря, в любой другой ситуации такси было бы очень даже кстати, но в данный момент мне хотелось пройтись, подышать воздухом и подумать о том, что случилось. Да что уж там темнить, я просто рассчитывала провести с Рафой побольше времени – успеть налюбоваться его черными глазами, острым профилем и красивым телом. Эх, жаль, девчонки меня не предупредили о своем подарке. Я бы сняла выступление Бонда на скрытую камеру и смотрела запись каждый раз перед сном.
До метро было совсем недалеко, метров двести. Рафа шагал быстро и уверенно, будто и не замечая того, что я плетусь сзади, не успевая за ним. В конце концов, у меня на ногах не армейские ботинки, а туфли на одиннадцатисантиметровой шпильке.
Когда мы сели в вагон, я решила нарушить тягостное молчание и, внимательно взвешивая каждое слово, осторожно спросила:
– Как ты думаешь, он сделал это специально?
Рафа посмотрел на меня задумчиво и как-то недоверчиво. И хотя вопрос был размытым и плохо сформулированным, парень меня прекрасно понял. Было очевидно, что танцор сам размышлял именно над этим.
– Я не знаю. Слава мог просто забыть, что уже растворил одну таблетку. У него было такое снотворное, которое нужно было растворять в воде, а потом пить как газировку. Слава ведь парень здоровый. Чтобы уснуть навсегда, ему нужно было выпить штук пять таких таблеток. Или даже больше. О пяти таблетках забыть трудно, согласись?
Я кивнула, молча соглашаясь.
– Если и так, – вдумчиво продолжал Рафа, – то он, наверное, был чем-то озабочен. И просто не заметил, как в стакане оказалось больше лекарства, чем требовалось. Убивать себя у него не было никаких причин.
Я вытянула ноги, ноющие от быстрой ходьбы, и сложила руки на груди.
Откуда это мы знаем, что причин не было? Я, например, не знаю. Я нашла Славку только вчера и практически понятия не имею о его жизни.
– Поверь мне, – отрезал Рафа, как будто подслушал мои мысли, – он не был счастлив на все сто процентов, но был очень доволен своим положением. Я общался с ним каждый божий день, мы разговаривали. Он делился со мной своими планами и надеждами. У самоубийц надежды и планы обычно сводятся к удачному суициду, – Рафа немного помолчал, – я знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать, что Славка не из тех людей, которые сдаются. В его жизни уже были случаи, когда все его мечты разрушились и, казалось, выхода уже не было. Но он вставал с колен и продолжал идти. Он не мог, – голос Рафы дрогнул, – он просто не мог. Тем более теперь, когда его нашла родная мать. В чем смысл убивать себя?
Я, не в силах возразить, молча взирала на его большие ладони, сложенные в замок.
– А почему ты выбрал Меджая? – натянутым веселым тоном поинтересовалась я, желая переменить тяжелую тему. – Очень странный типаж. И довольно редкий.
Рафа взглянул на меня с недоверием и малой толикой удивления, как будто хотел удостовериться, что мне на самом деле интересно.
– Я очень люблю Древний Египет, – просто ответил он и потянулся на пустой лавке, как пес после долгого сна, – это удивительный, волшебный мир. Меня всегда восхищали его древние строения: пирамиды, Карнак, Абу-Симбел. Я в детстве успел прочитать о них все книги, какие только мог достать. Может, поэтому я и пошел на строительный…
– Ты – строитель? – искренне изумилась я.
– Дипломированный инженер-строитель, – застенчиво улыбнулся Рафа, – Казанский государственный строительный институт. В начале карьеры в «Наиме» мне предлагали быть шейхом, султаном, Аладдином, даже Джинном из бутылки…
Я постаралась сохранить серьезное выражение лица и подавить улыбку, но не смогла. Представить Рафу в костюме Джинна – всего измазанного синей краской, как в диснеевском мультике, было довольно смешно и нелепо.
– Я тоже так подумал, – заметив мою реакцию, произнес Рафа, – быть голубым мне хотелось меньше всего. Фараон уже был в другом клубе, поэтому я вспомнил о ближайшем окружении Сынов Ра – о меджаях. Илоне Давыдовне эта идея понравилась, и я начал работать над костюмом и номером.
Рафа снова замолчал. Я бешено пыталась придумать, о чем бы еще его спросить. Времени оставалось мало, мы уже практически были на моей станции.
– А когда вы познакомились со Славой?
Рафа помассировал правый висок:
– Больше четырех лет назад.
– А как?
– Как? – Парень глубоко вздохнул, словно эти воспоминания бередили рану. – Это длинная история. Может быть, попозже я все тебе расскажу.
Я разочарованно нахмурилась и через секунду услышала объявление о том, что мы приехали и мне пора выходить.
Когда я поднялась, Рафа подскочил вместе со мной.
– Ты что? Тебе еще три остановки! Разве ты не будешь забирать машину?
– Буду, но после того, как провожу тебя, – безапелляционным тоном ответил Рафа, – на улице уже темно.
На то, чтобы осознать, что мой прекрасный Бонд хочет довести меня до дома, у меня ушла пара секунд, и мы чудом успели выскочить из закрывающихся дверей вагона. Всю дорогу на моем лице красовалась блаженная улыбка, как будто я пять минут назад накурилась и меня совершенно не трогали проблемы воюющих в Ираке и Израиле.
Минут двадцать пять мы шагали до моего подъезда, непринужденно болтая о всякой ерунде, хотя я точно знала, что от метро до моей скромной обители быстрым шагом ровно четыре минуты. Я тащилась, как больная радикулитом черепаха, оправдывая себя высокими шпильками. Рафа не возражал занизить свою скорость и идти рядом со мной. Когда мы вошли в темный подъезд с одной-единственной горящей лампочкой на втором этаже, в кармане у моего провожатого запиликал сотовый.
– Алло. А-а-а, привет, – услышала я его приятный голос и могла поклясться, что при этом его лицо растянулось в довольной улыбке. Рафа шел сзади меня, и его поступь стала даже медленнее, чем моя.
– Конечно, хорошо. Во сколько ты будешь дома?
Я шагала по ступеням в своих великолепных туфлях и ненавидела весь мир. Что-то мне подсказывало, что звонила ему не мама и не приятель-стриптизер. Звонила ему девушка, потому что таким заигрывающим и заискивающим тоном говорят только с девушками, а именно со шлюхами и проститутками. Мне уже было показалась, что мы могли хорошо поладить. Как будто я успела растопить лед в его замороженных глазах. Вроде он перестал воспринимать меня как бывшую клиентку, а увидел во мне молодую интересную девушку…
– Ясно… Во сколько мне приехать?
Какая же я идиотка! Вот так мне и надо! Дура самая натуральная! Раскатала губу! Нашлась тут, Дженнифер Лопез! У него, наверно, девок вагон и маленькая тележка, а я уже стала подбирать покрой свадебного платья… Дура! Слышите вы, Варвара Сергеевна? Дура…
– Да, я тебя тоже. – Рафа спрятал телефон и нагнал меня на седьмом этаже.
Чтоб у твоего телефона экран треснул, в приливе злости и обиды подумала я, доставая из сумочки ключ от квартиры.
– Это была Кристина, – сообщил Рафа.
В тот момент мне было совершенно все равно, которая из его девок только что соизволила позвонить моему Бонду. Все, что мне хотелось, это принять ванну и забыть обо всем этом кошмаре, который случился сегодня вечером.
– Кристина – девушка Славы, – спокойно разъяснил Рафа, видя, что я не поняла, о ком он упомянул.
– А, – протянула я, внезапно почувствовав себя невероятной злыдней. – Что она хотела?
– Чтобы я завтра приехал к ней забрать удачные фотографии Славы. Мне нужно передать их Илоне Давыдовне для памятника. Кристине нужно быть на работе не позже 12, я буду у нее в десять.
– Понятно, – я стыдливо опустила глаза в пол. – Мне бы хотелось с ней познакомиться.
Рафа посмотрел на меня пристальным, изучающим взглядом.
– Завтра в полдесятого буду ждать у твоего подъезда. Не опаздывай.
Через секунду он испарился, а я даже не успела сказать спасибо за то, что он так мило сопроводил меня до порога моей квартиры. Если бы не столь печальный повод, я бы подумала, что он назначил мне свидание.
Глава четвертая. Нескромный священник
Все приятное в этом мире либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению…
Ф. РаневскаяИз-за того, что воскресенье было довольно волнующим и неординарным, а также глубоко грустным и удручающим, заснула я быстро, но всю ночь вертелась, как будто мой матрас был напичкан иголками и гвоздями. Мне то и дело мерещился Славка, довольный и улыбающийся, и даже во сне я не могла отделаться от вопроса, почему его жизнь прервалась так рано и неожиданно.
Будильник зазвенел в полдевятого. Пару минут я просто смотрела в белоснежный потолок, а потом потащилась в ванную. Выглядела я так, будто всю ночь занималась тяжелым физическим трудом: глаза были красные, лицо опухшее, а волосы торчали во все стороны, как у пациентки дурдома.
Я пожала плечами, решив, что карма есть карма, и поплелась на кухню за бодрящим кофе.
Через час я была готова и выглядела гораздо лучше, чем через три минуты после пробуждения. Солнышко уже потихоньку выкатывалось на небо, освещая еще прохладные после ночи улицы. Птички проснулись вместе со мной, а дворовые коты уже вовсю горланили у меня под балконом и даже где-то в подъезде.
Макияж я решила сделать легким и почти незаметным, стараясь наложить как можно меньше туши. Как показывает жизненный опыт, чем больше красишь ресницы, тем выше шанс, что сегодня вечером будешь рыдать как беременная баба, которая не в силах сдержать свои разбушевавшиеся гормоны. После того как на моем лице постепенно появились глаза, ресницы и губы, я натянула свои любимые джинсы с дырками на коленях и трикотажную футболку от «Морган». Проделывая все эти манипуляции, я думала, что сейчас познакомлюсь с девушкой, которая, несомненно, любила Славу. А теперь, когда его нет, она чувствует себя потерянной и разбитой.
Какими словами я могу ее утешить и дать понять, что в нашей жизни есть место не только счастливым, но и трагическим минутам тоже?
У меня в сумке зазвонил сотовый. Я вытащила телефон, отметив, что номер был мне незнаком, и поднесла трубку к уху.
– Варвара, – услышала я приятный голос Рафы и на пару секунд потеряла способность говорить, – я внизу. Спускайся, когда будешь готова.
– Ага, – только и смогла выдавить я.
Я изумленно уставилась на сотовый, благодаря Бога за то, что люди выдумали такую чудесную вещь. Но откуда у Рафы взялся мой номер? Надо будет спросить.
Повесив сумку на плечо, я в прямом смысле встала перед выбором. Напротив меня стояли мои драгоценнейшие туфли от великого Маноло и белые (когда-то они были белые, теперь скорее серовато-бурые) кроссовки на высокой подошве. Я мысленно извинилась перед «бланиками» за то, что сегодня им весь день придется скучать в одиночестве, и быстро зашнуровала кроссовки. Выглядеть красиво мне хотелось больше всего, но отмачивать онемевшие от боли в суставах конечности у меня не было никакого желания. Пусть ботинки от «Найк» не такие элегантные, зато завтра я буду в состоянии передвигаться без помощи костылей.
Рафа сидел за рулем своей темно-синей «Тойоты» и не отрываясь следил за дверью подъезда. Разумеется, все его мысли были обо мне и о том, когда я уже спущусь вниз. Я, как настоящая леди, немного помедлила с выходом, заставив Бонда прождать меня около семи минут после того, как он мне позвонил. Не могла же я показаться на улице уже через три секунды! Хотя не скрою, я жаждала увидеть моего «шпиона» всю ночь и отсчитывала эти семь минут так тщательно, как будто от этого зависела моя жизнь.
Правильно рассчитывая на то, что Рафа внимательно смотрит на вход в подъезд, я, запустив руку в волосы, удостоверилась, что они ниспадают на мои плечи, как у какой-нибудь греческой богини, и элегантно выплыла на улицу.
Рафа еле заметно улыбнулся, наконец-то завидев свою копушу-пассажирку, и, бросив мне сухое «привет», когда я села рядом, завел мотор.
– Откуда ты знаешь номер моего телефона? – вспомнила я и приоткрыла окно, чтобы ветер красиво и эффектно раздувал мне волосы, как в старом голливудском фильме.
– Вчера после того, как тебя проводил, я звякнул Милой, сказал, что ты ошиблась и вернула не мою запонку, я хотел бы отдать ее обратно. Она продиктовала мне твой сотовый. Его ей оставили твои подруги на всякий случай, когда делали заказ, – нехотя пояснил Рафа, косясь на меня.
– Ясно, – протянула я. Ах ладно, я мысленно махнула рукой на все эти правила в стриптиз-клубах. Какая мне разница, в самом деле, откуда у Рафы взялся мой номер? Главное, что он мне позвонил и даже еще раз произнес мое имя…
– Почему ты улыбаешься? – заинтересовался Рафа и на секунду повернулся ко мне.
Я сообразила, что отрицать очевидное уже было поздно, и стала выдумывать нормальное объяснение своей несвоевременной улыбке.
– Просто думала о Славе и Кристине. Они ведь любили друг друга?
– Не уверен, что любили, но были влюблены, – уклончиво ответил Рафа.
– А в чем разница?
Рафа на секунду задумался, и на его лбу между бровями появилась тоненькая морщинка.
– Влюбленность – это 30 процентов самой любви и 70 процентов интереса к другому человеку. Когда известно еще не все и вам просто хочется насытиться друг другом, – пробормотал себе под нос водитель. – А любовь – это когда кажется, что жизнь не имеет смысла без своей половинки, когда не можешь оторваться от предмета своей любви. Когда…
Не отрывая взгляда от дороги, Рафа замолчал на пару секунд, чтобы обдумать конец своей философской фразы.
– Когда кажется, что ничего не имеет смысла, кроме вас двоих.
Я искоса посмотрела на парня.
– Это выстраданное или экспромт? – не утерпела я. В моих словах ясно слышался голый сарказм. Сама не знаю, почему я так мерзко отреагировала на красивые слова Рафы. Наверное, потому что говорил он явно не обо мне и мне было неприятно осознавать, что на свете есть девушка, без которой для него «ничего не имеет смысла».
Парень проигнорировал мой язвительный выпад, холодно сверкнув на меня черными глазами.
Я решила перевести разговор в более спокойное русло, пока не поздно:
– А как они познакомились?
Рафа легко вздохнул, обрадовавшись перемене темы, и рассказал эту волшебную историю.
Встреча века произошла в один из самых заурядных дней нашей уже упоминавшейся раньше российской действительности. На дворе стояло начало декабря, холод, стужа и прочие гадости, которые неизменно приходят с русской зимой. Около 11 утра Кристина Нестерова шагала на работу в интернет-центр. Полгода назад девушка окончила факультет рекламы, но не смогла сразу найти себе подходящее место работы по специальности, поэтому на время решила устроиться на какую-нибудь другую службу – чтобы не отнимала много энергии, нервов и времени. Ведь Кристина не собиралась менять профессию только потому, что на рынке труда Нестерову не устраивали предложения многочисленных рекламных агентств с тяжелыми графиками работы и маленькой зарплатой.
Утро третьего декабря выдалось морозным, но солнечным. Кристина, предчувствуя, что день принесет удачу, смело отправилась в путь к ближайшей станции метро. Дорога лежала через пару перекрестков, и, к великому удивлению девушки, машин было немного, и они милостиво пропускали симпатичную странницу без зеленого сигнала светофора. Все, кроме черного «Форда». Кристина переходила дорогу в неположенном месте, да еще и не удосужилась поглядеть по сторонам, думая, что сегодня водители всех машин будут галантны, как кавалеры XIX века.
В ту минуту, когда сапожок Нестеровой на длинной шпильке ступил на шоссе, черный «Форд», который двигался прямо в направлении смелой девушки, издал протяжный скрип и резко свернул на другую полосу. Кристина замерла на месте в попытке понять, что же только что произошло и целы ли все части ее тела. А водитель «Форда» притормозил в пяти метрах от места потенциального ДТП и, пулей вылетев из автомобиля, кинулся к девушке.
– Господи, вы в порядке? – набросился на нее парень с диким блеском в глазах. – Слава богу, скорость была всего лишь километров 50… иначе я бы не успел затормозить… А вы почему переходите не на «зебре»? Себя не жалко, так пожалейте водителей!
Кристина стояла как вкопанная. Она только что осознала всю серьезность ситуации. Если бы девушка сделала еще пару шагов, этот орущий молодой человек вряд ли бы сумел вырулить так, чтобы не задеть Нестерову. Парень покричал еще немного для приличия и, успокоившись, встал напротив Кристины и нежно взял ее за руку.
– Испугалась? – Он немного улыбнулся, и Кристина оттаяла. Из ступора ее вывели эти добрые голубые глаза и волосы цвета спелой пшеницы. Надо же, на нее чуть не наехал самый красивый мужчина, которого Нестерова когда-либо видела в жизни (и на экране телевизора тоже).
– Да, – выдавила девушка.
Парень ничего не ответил, он просто стоял перед ней и улыбался не только губами, но и своими бездонными глазами, пристально рассматривая лицо невнимательной прохожей.
– Слава, – наконец-то сказал он.
– Кристина, – ответила девушка, немного смутившись, – очень приятно.
– Уверен, что мне больше, чем вам, – загадочно подмигнул парень и предложил Кристине довезти ее до места работы.
Так оно и случилось. Банальное знакомство на улице при совершенно банальных обстоятельствах. Однако ни Слава, ни Кристина не думали, что влюбятся друг в друга, как банальные Ромео и Джульетта.
О профессии Славы Нестерова узнала через пару недель, когда решила, что Калинин именно тот самый принц, которого ждут все особы слабого пола. Но вот предположить, чем ее принц зарабатывает себе на жизнь, она никак не могла.
– Как это стриптизер? – остолбенела Нестерова, когда ее Ромео во всем признался ей в пятницу вечером, после просмотра очередного глупого голливудского боевика.
– Так, – пожал плечами Слава, – ты как будто не знаешь как!
– Не знаю, – ответила девушка. В ее голове тут же завертелся вихрь из нахлынувших воображаемых сцен: Слава выходит на сцену в одних стрингах, крутит своей накачанной попкой перед старыми бабищами, которые беспрестанно суют ему в трусы стодолларовые купюры, а потом скидывает стринги и остается перед аудиторией совершенно голым.
– Ой, хватит, Кристя, – закатил глаза Калинин, – ну чего ты уже навоображала?
– Ничего, – осторожно ответила девушка и попыталась унять быстро бьющееся сердце, – просто не могу представить, как у тебя это получается…
– В чем же дело? – хитро улыбнулся Слава и включил диск с медленной музыкой.
Через полчаса у Кристины было понятие о том, как у Славы все получается. И получается довольно неплохо, у девушки даже захватило дыхание. Но частное представление не стало для нее утешением.
– И долго ты собираешься этим заниматься? – опомнилась девушка, когда музыка закончилась и парень остался перед своей любимой зрительницей лишь в нижнем белье посреди полутемной гостиной.
– Не знаю, как пойдет. Возможно, пару лет. А может быть, и меньше года. Это кое от чего зависит.
– От чего? – не унималась девушка. Ей совсем не улыбалось делить своего любимого с толпой изголодавшихся по красивому мужскому телу теток.
Слава не ответил, ограничившись поцелуем в лоб Кристины.
– Ревнуешь, да? – довольно улыбнулся он. – Значит, любишь.
Девушка не ответила и нахмурилась, чтобы дать понять Славе, как сильно ей не нравится то, чем занимается Калинин. В конце концов, принцы не могут танцевать стриптиз, а если и могут, то только для своих принцесс.
Через несколько минут мы припарковались у самой обычной высотки в одном из спальных районов Москвы. Мы забились в маленький лифт, больше похожий на клетку для хомячков, Рафа нажал на кнопку с цифрой 11.
Когда лифт протяжно завыл, останавливаясь на нужном этаже, я ощутила небольшое волнение. Я уже замечала, что не могу нормально себя ощущать, если передо мной находятся люди в подавленном или неадекватном состоянии. Мне хочется утешить несчастных, как-то помочь им пережить горе, но вместо этого я стою как статуя с жалостно-тупым выражением на лице. Наверное, боюсь, что, если начну толкать философские речи, сконфужу людей еще больше. Пока я мысленно пыталась придумать монолог на тему «нам всем очень жаль», Рафа позвонил в квартиру, которая находилась прямо напротив лифта.
Дверь открылась сразу же, и передо мной наконец-то предстала Кристина. Я представляла, что она выглядит совсем по-другому: жгучая брюнетка с длинными ногами и вечно надутыми красными губками, как будто Нестерова – шестилетняя девочка, которой не купили очередную Барби. На самом же деле девушка оказалась ниже меня на пару сантиметров. Ее белая кожа как будто никогда не видела солнца, а круглое личико обрамляли рыжие локоны, настолько яркие, что казалось, над ее головой горел нимб из огня. Сотни конопушек покрывали ее белые плечи и лицо, словно кто-то окропил тело девушки кисточкой, опущенной в оранжевую краску. Лишь ее пронзительно-зеленые глаза выбивались из общей красно-оранжевой гаммы. Кристина была похожа на маленькую, хрупкую куколку из фарфора, обращаться с которой нужно было очень осторожно, иначе она могла разбиться на тысячи маленьких кусочков.
Вот, наверное, почему Слава влюбился в Нестерову. Как мужчина он хотел чувствовать себя защитником и силачом возле своей любимой. Рядом с Кристиной Калинин выглядел как настоящий гигант.
– Привет, – еле слышно проговорила хозяйка. И я поняла, что процесс рыданий еще не закончился. Разу-меется, нет, Славы не стало только вчера. Прошло слишком мало времени.
– Привет, родная, – по-доброму улыбнулся Рафа и обнял тоненькую девушку.
Кристина, даже не поинтересовавшись, кто я такая, жестом пригласила нас войти и присесть на диван в гостиной.
– Как ты? – Рафа нежно взял руку Нестеровой.
– Держусь, – снова прошептала девушка, но словно в опровержение ее слов из зеленых глаз капнула пара слезинок, – надо быть сильной ради тети Вали. Она все еще в больнице. Я была у нее вчера и сегодня поеду после работы. Ты не заедешь?
– Конечно, заеду, – серьезно пообещал Рафа, – но только не сегодня. Скорей всего, завтра…
Я заерзала на диване. Вот говорила же, что не могу прилично себя вести в присутствии плачущих людей. Как-то неудобно, что они плачут, а я нет.
– А! – опомнился Рафа. – Это Варвара, подруга Славы. Еще с детства.
– Очень приятно, – сказала я натянуто жизнерадостным тоном, за что удостоилась от парня хмурого взгляда.
– Ага, – растерянно кивнула Кристина. Готова спорить, что она даже не запомнила, как меня зовут. Судя по отрешенному выражению лица, мысли ее были далеко от грешной земли.
– Кристина, – вкрадчиво начал Рафа, – может быть, тебе стоит взять отпуск на пару недель. Поехать к маме в Питер…
– Нет, – девушка еле видно покачала головой, – если я оставлю работу, то свихнусь окончательно. Мне нужно чем-то себя занять, иначе я сойду с ума… – Она замолчала на минуту. – Почему, Рафа? Почему?
Кристина сфокусировала вопрошающий взгляд на парне, а он ничего не мог ответить, потому что и сам не знал ответа на этот нелегкий вопрос.
– Он ведь так любил жизнь, – еле слышно продолжала девушка, – он мечтал о стольких вещах, вечно что-то придумывал, планировал… Зачем он выпил столько снотворного?
Рафа хранил ледяное молчание, мрачно уставившись в пол.
– Ты ведь знаешь, он никогда бы не стал себя убивать. Это… – в поиске нужного слова Кристина даже закусила губу, – глупо! Просто глупо!
– Я знаю, – подтвердил Рафа, – глупо, но это случилось.
– Зачем? Почему? – снова стала повторять девушка, с искренним изумлением глядя то на меня, то на Рафу. – Ты ведь помнишь, что он хотел открыть клуб! Это было его мечтой! И я всегда поддерживала эту идею. В конце концов, командовать танцорами лучше, чем танцевать самостоятельно. Я бы никогда не стала ему мешать! Я была бы только рада! Рада!
Та-а-ак, подумалось мне, кажется, у кого-то начинается истерика. Что обычно делают в таких случаях? Обливают холодной водой и шлепают по лицу. Последнее, пожалуй, не вариант. Я могу не рассчитать силы и хлестнуть так, что маленькая головка Кристины отвалится вовсе, и что я тогда скажу Рафе? Я незаметно просканировала помещение. Вот там, наверное, коридор и ванная комната. Буду знать, куда бежать за холодной водой.
– Я думала, все идет по плану! Слава доволен своей жизнью! – голос Кристины звучал громче и громче, через пару секунд она вскочила с кресла и заметалась по комнате, как дикая кошка, посаженная в клетку. – Если у него были проблемы с деньгами, почему он мне не сказал?! Я бы поняла! Помогла! Утешила! Почему?! Почему не сказал…
Тут Рафа, решив, что это уже слишком, внезапно поднялся с дивана и, поймав Кристину, притянул ее к себе, чтобы покрепче ее обнять.
– Ш-ш-ш, – успокаивающе протянул он и погладил ее по огненно-рыжей шевелюре.
– Проблемы с деньгами? – спросила я, чувствуя себя истинной сволочью. У человека тут такая трагедия, а я лезу с расспросами.
Рафа отстранился от Кристины и заинтересованно посмотрел на девушку. Видимо, он и сам хотел узнать, что имела в виду хозяйка квартиры.
Кристина шумно зашмыгала носом и глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание.
– Просто в последние месяца два Слава часто упоминал, что стал хорошо зарабатывать. Меня это радовало, потому что мне хотелось, чтобы Славка поскорее открыл свой собственный клуб и перестал выступать сам. Особенно много он говорил про деньги в последние дни… наверное, с неделю перед тем, как он… – Хозяйка не смогла закончить предложение, а лишь уткнулась лицом в широкую грудь Рафы.
Он замер на месте, давая ей время излить оставшиеся на данный момент слезы. Через пару минут Кристина взяла себя в руки и, слабо улыбнувшись, отстранилась от парня, будто в благодарность за то, что он дал ей выплакаться.
– Может, тебя подвезти? Я на машине, – предложил Рафа, присев на диван рядом со мной.
– Спасибо, я сама, – махнула рукой девушка и надела вельветовый пиджак, что висел на спинке кресла, – на метро… привыкла.
– Кристина, – как можно вежливее произнесла я, – а Слава говорил тебе о своей матери?
– О тете Вале?
Мы с Бондом переглянулись. Значит, нет. Значит, Калинин решил, что пока о Юсуповой рассказывать никому не следует. Да и хотел ли он, чтобы другие узнали о том, что его всю жизнь воспитывали чужие люди, когда родная мать жила где-то неподалеку? На этот вопрос ответить не сможет никто, кроме самого Славы.
Рафа снова поднялся, и я последовала его примеру. Визит закончился, настал момент прощания.
Кристина проводила нас в прихожую, где около шкафа на полу стояла коробка из-под обуви.
– Вот, – девушка несмело протянула коробку Рафе, – тут фотографии. Самые лучшие. Я вчера перебрала… там еще кое-какие личные вещи Славы: часы, записная книжка, бритва…
– Разве ты не хочешь оставить их себе? – как обычно, не вовремя встряла я.
– Нет, – честно ответила Кристя и устало потерла переносицу, – не могу их видеть. Не сейчас…
– Спасибо, – поблагодарил Рафа и еще раз обнял девушку, – пока. Обещай звонить, если что.
– Хорошо.
– Пока, – помахала я рукой и вышла на площадку за Рафой.
Без слов мы дошли до машины. В моей голове крутился целый хоровод мыслей. О том, как иногда трудно бывает пережить трагедию и кажется, что мы больше никогда не узнаем счастья и не улыбнемся. В такие минуты мы не хотим знать, что по прошествии времени все же смиримся с утратой и поймем, что жизнь продолжается. Каждый по-своему справляется с горем. Одни пьют в вялых попытках забыться. Другие окунаются в воспоминания, не выпускают из рук старые фотографии и часами смотрят семейное видео. Третьи смело смотрят в лицо трагедии и понимают, что теперь ничего не изменишь и единственное, что можно сделать, – это продолжать жить дальше и не забывать о покинувших нас любимых и родных.
Еще я думала о Рафе и о том, как он преобразился. У каждого из нас много сторон, ролей, масок, которые мы надеваем в разных ситуациях. До этого я знала Рафу в роли стриптизера и нового знакомого, теперь я узнала его как близкого друга. Видела, как его настороженный и хмурый взгляд оттаял и подобрел, как улыбнулись его глаза, когда он обнял Кристину, чтобы помочь ей успокоиться. Как сильно он переживает, что реально ничем не может помочь бедной девушке.
Когда машину тихонько качнуло перед очередным светофором, я очнулась от своих мыслей и завертелась по сторонам.
– А куда это мы едем?
– Ко мне, – простодушно ответил Рафа, как будто это было очевидно, – или у тебя есть дела?
– Нет, – пробурчала я себе под нос, – с этого дня у меня отпуск.
– Я знаю. Вчера твой парень об этом упомянул.
– Он не мой парень, – почему-то вырвалось у меня. Я прикусила язык, но уже было поздно.
– А мне показалось иначе, – без всякой интонации произнес Рафа и надавил на педаль газа.
– Мы встречаемся иногда, когда есть время и желание, – медленно ответила я, продумывая каждое слово. В конце концов, почему я обязана рассказывать Бонду про мою личную жизнь? Я не делаю этого даже родной матери.
– И давно длится это «иногда»?
Я искоса взглянула на Рафу. Что это – искренний интерес или желание поддержать беседу?
– Пару лет, а что?
– Ты регулярно «иногда» видишься с этим угрюмым молодым человеком в течение нескольких лет, но не хочешь, чтобы все стало серьезно, верно?
– Какой ты у нас проницательный, – недовольно отреагировала я.
– Почему современные девушки так боятся серьезных отношений?
Я обалдело уставилась на Рафу, который сосредоточенно глядел перед собой. Во-первых, это не его дело, чего я боюсь, а чего не боюсь. А во-вторых… С чего это он так хорошо разбирается в психологии слабого пола?
– Дело не в серьезных отношениях, а скорее в человеке, – осторожно ответила я на философский вопрос водителя.
– А… – удовлетворенно протянул Рафа, – вот как. Значит, ты знаешь, что он – не тот человек, но все же «иногда» встречаешься с ним уже пару лет. Где же логика, Варвара?
Не знаю, что привело меня в замешательство: тот факт, что на третий день нашего знакомства он сумел сформулировать мысль, которую я обдумывала уже больше года, или то, что он снова произнес мое имя.
– Логики нет, – мрачно призналась я.
Рафа мельком взглянул на меня, и я заметила, что его глаза потеплели и теперь выражали легкое сочувствие и даже понимание.
Вот оно что, поняла я. У него была девушка, в этом смысле напоминавшая меня. Он хотел большего, чем она, но ничего не смог добиться. Некоторые современные девушки, как он заметил совершенно верно, боятся серьезных отношений. Но как совершенно верно заметила я, только если избранник не твой личный принц на белом коне. Это же надо быть такой дурой, чтобы упустить такого парня, как Рафа! Мне даже захотелось познакомиться с этой ненормальной.
– Она была хорошим человеком, – возразил Рафа, будто подслушал мои мысли, – но, наверное, мы были слишком разные.
– Ясно, – закивала я и уже хотела развить эту тему, как «Креста» послушно остановилась.
– Приехали, – известил меня Рафа и, забрав коробку с фотографиями с заднего сиденья, выбрался на улицу.
Район, где жил Рафа, был недалеко от «Наимы» и соответственно от моего дома.
– Здесь сравнительно тихо и мало машин. – Рафа пошел впереди меня, чтобы указывать мне путь.
– Ага, – промямлила я, глядя себе под ноги.
Мы пешком поднялись на четвертый этаж, и парень первой пропустил меня в свою обитель. Я постаралась как можно элегантнее изогнуться, чтобы снять кроссовки, и прошла в гостиную. Собственно, прошла – сильно сказано. Прихожая никак не была отгорожена от гостиной, откуда виднелась еще одна комната – спальня. Около спальни была еще одна дверь – на кухню, маленькую, но, уверена, симпатичную и уютную.
– Это и есть мои апартаменты, – весело объявил Рафа.
– Очень мило, – отреагировала я и присела на мягкий диван. Напротив него на тумбе из темного дерева стоял большой телевизор с горками дисков по бокам. Вдоль стен находились полки с кучей книг и опять же дисков, несколько рамок с фотографиями примостились прямо на журнальном столике. Под ногами лежал мягкий ковер из белоснежной шерсти. В целом берлога одинокого зверя никак не походила на берлогу, а скорее на довольно уютное жилье хорошего хозяина.
– Ты завтракала? – крикнул Рафа из недр небольшой кухни.
– Нет, – протянула я, беря в руки рамку с фото. На первой я увидела пожилую женщину, с платком на плечах, с добрыми глазами и приятной улыбкой. Вторая фотография запечатлела мужчину, смуглого и серьезного. Его проницательный взгляд был устремлен прямо в камеру. По тонкому носу и овалу лица в нем я узнала отца Рафы. А женщина с цветастым платком на плечах, вероятно, была его мама.
– Я тоже нет, – услышала я, – обычно я не завтракаю. Но сегодня немного проголодался. Тебе кофе или чай?
– Мм… кофе. – Я поставила рамки на место и еще раз обвела комнату внимательным взглядом. Только теперь на одной из самых низких полок, что разместились по левую сторону от телевизора, я заметила два больших фотоальбома, а рядом с ними невысокую кучку фотографий. Я убедилась, что Рафа все еще возится на кухне, и тихонько подобралась к интересной находке.
Стопка фотографий специально была приготовлена для этого момента. Наверное, вчера Рафа потратил не один час на то, чтобы перебрать те снимки со Славой, на которых он получился удачнее всего. Я осторожно положила стопку на место и с неуверенностью посмотрела на альбомы. В конце концов, я ему чужой человек. Какое право я имею лезть в его жизнь, а тем более в личный архив фотографий? В гостях у Рафы я очутилась только по причине смерти Калинина. Если бы Слава был жив, не видать мне этого кофе из уютной кухни, как Ирине Аллегровой «Грэмми» в номинации «Лучшая певица года». К тому же мне совсем не хотелось видеть личный гарем хозяина квартиры. А то не избавиться мне потом от комплекса неполноценности до конца моих дней.
Но сопротивляться такому жгучему желанию не было никаких моральных сил, и я, закусив губу, быстро стянула самый верхний альбом и жадно стала его листать.
Фото были довольно милые и даже очаровательные. Вот Рафа с какой-то немецкой овчаркой, обнимает ее за рыже-черную шею. Вот он у себя на диване, где только что сидела я, в компании друзей (я так думаю, судя по внешности, все эти друзья работают в «Наиме»). А вот он целует мать, у которой от счастья на глазах выступили слезы.
Рафа бодро звякал кружками, а я закрыла альбом и уже хотела вернуть его на законное место, как из него вывалилось одно фото. Скорее всего, оно не было вставлено в кармашек, а было положено между страницами как закладка. Нахмурившись, я уставилась на снимок.
Фото было красочное: на улице в день съемки стояло самое настоящее лето. Двое молодых людей стояли лицом к камере, которая запечатлела их по пояс. Рафа, явно выглядевший на пару лет моложе, просто сиял от счастья, сжимая в объятиях хрупкую девушку со светлыми волосами и серыми глазами. Она была одета в белую футболку и джинсы и на первый взгляд была совсем обыкновенная – не красавица, но и не уродина. Однако что-то в ней притягивало, какая-то тайна изнутри или глубина ее глаз не давали быстро перевести взгляд на что-то другое. В отличие от Рафы, девушка не улыбалась, она скорее была недовольна тем, что ее фотографируют. Ее рот был немного приоткрыт, как будто через секунду она собиралась попросить фотографа убрать аппарат. Бледная кожа подруги Рафы как будто говорила о ее благородном происхождении, а высокие скулы подчеркивали красивый овал лица. Ее красивые пальцы украшали серебряные кольца, а ногти были длинные и покрыты светлым лаком.
Судя по тому, как замусолен был этот снимок, Рафа не раз на него любовался.
Неужели это и есть та самая, которая «была хорошим человеком, но они с Рафой были слишком разные»?
Я, вовремя заслышав приближающееся звяканье посуды, быстро засунула фото между страницами альбома и уселась на диван как ни в чем не бывало.
Рафа тащил с кухни целый поднос, на котором красовались две кружки дымящегося кофе, пара круасанов и розетка с сахаром.
– Я не знаю, пьешь ли ты с сахаром.
– Да, а ты нет?
– Конечно, нет! – возмутился Рафа, усаживаясь рядом со мной. – Настоящий кофе нужно пить без всяких примесей. Даже без молока. Этот кофе – не растворимая бодяга. У меня есть кофеварка. Жить без хорошего кофе – все равно что плавать в ручье. Невозможно и неправильно.
Я снова подивилась этому загадочному парню. Это ж надо, такое серьезное отношение к кофе. А мне, например, нравится кофе в пакетиках три в одном. Конечно, это далеко от настоящего напитка, зато вкусно.
– Извини, – смущенно улыбнулся Рафа, – просто у нас дома всегда было строго. Мама варила настоящий кофе, отец жарил настоящий шашлык из убитой им дичи, а дядя мастерил настоящую шишу… Раньше для семьи, теперь на продажу.
– Шиша? – Я отпила маленький глоток, и горячая жидкость обожгла небо. Раз уж в гостях, то будем пить как хозяин – без сахара и других примесей. Хоть бы принес холодную воду разбавить горячий напиток. Или у них в семье принято пить настоящий кипяток?
– Э… по-русски кальян, – пояснил Рафа и тоже взял чашечку в руки.
– Разве это не запрещено? – Я отставила кружечку обратно на поднос. Пусть лучше остынет, а то я так потеряю способность говорить.
– Что запрещено?
– Ну кальян – это ведь наркотики, так?
Рафа смотрел на меня пару секунд, а потом зашелся в раскатистом смехе.
Я устало наблюдала за тем, как он катался по дивану, держась за живот.
– Удивительно, как люди могут воспринимать действительность, ориентируясь только по голливудским фильмам про арабов-террористов!
Я невозмутимо сохраняла ледяное молчание. Отрицать очевидное было бесполезно. Я действительно мало что знала о культуре Среднего Востока. Когда я слышу слово «араб», у меня перед глазами тут же встает немытый тип с бородой до плеч, с ненавидящим взглядом и взрывчаткой на поясе. Что тут поделаешь? Влияние прессы и телевидения нельзя переоценить.
– Шиша обычно не содержит никаких наркотиков, хотя, конечно, их можно туда подложить. Главное в кальяне – это дрова. Обычно курят дерево вишни, яблони или персика… Дым настолько сильный, что даже не нужен никотин. У тебя может возникнуть состояние опьянения, но без наркотических добавок. Женщинам позволяется курить, но обычно они просто сидят рядом с курящим. Им достаточно того дыма, который он выпускает.
– Вот как, – недоверчиво произнесла я.
Рафа загадочно улыбнулся:
– Поверь, на свете есть много способов доставить себе удовольствие без применения наркотиков.
– Охотно верю, – с готовностью согласилась я, вспомнив вечер последней пятницы.
Рафа замолчал и c легкой грустью глянул на полку, где внизу покоилась стопка фотографий.
– Будь добра, возьми вот те снимки, я а принесу коробку Кристины.
Поняв, что время для разговора подошло к концу, я выполнила просьбу парня. В конце концов, разве не за этим я тут нахожусь?
Следующий час мы перебирали фотографии. Вернее, не перебирали, а рассматривали. Рафа брал снимок в руки – с нежностью и печалью в глазах, задумчиво улыбался, будто пытаясь получше припомнить обстоятельства, при которых была сделана фотка, и рассказывал о них мне. Иногда он перепрыгивал на совершенно отвлеченные темы – например, на то, как Славка ужасно жарил яичницу. Хотя у него получался неплохой плов и даже запеченная утка, но самое простое из блюд было Славе не под силу: он то сильно ее пережаривал, то пересаливал, а то и вовсе убирал с огня еще в совсем сыром состоянии.
Еще я узнала, что друг моего детства очень любил лошадей, однако ужасно боялся на них кататься. Прошлым летом Рафа и Славка поехали на ипподром. И когда Рафа, как прирожденный ковбой, с легкостью сел в седло, Калинин долго изучал, надежно ли застегнуто седло и не страдает ли его лошадь бешенством. Когда Слава через полчаса все же забрался на животное, он застыл на нем как «Девушка с веслом» – в глупой и неуместной позе.
– Уздечкой дергай, – пытался исправить ситуацию Рафа, – ну что ты как статуя?
– Не могу, – сквозь зубы процедил друг, – вот я дерну, а она меня сбросит и еще копытами по морде съездит. Буду я тогда до конца жизни в инвалидной коляске в бирюльки играть…
В общем, покататься у Славы не получилось. Зато когда он с невероятным усердием слез с седла (тут хозяин разыграл мне целый спектакль в трех лицах – Слава, лошадь и сам Рафа), то просто наслаждался обществом красивых животных, скармливая им купленные заранее яблоки и морковки.
Когда настала очередь коробки Кристины, рассказы стали короче, но тоже были интересными. Почти на всех фотках Слава был в обществе своей девушки, и я должна признать, они были очень эффектной парой. Калинин был словно славянский королевич – статный, видный и высокий, а Кристина как принцесса из какой-нибудь экзотической страны, где у всех жителей огненно-рыжие волосы и изумрудные глаза на пол-лица.
Посмотрев последний снимок, Рафа осторожно положил его на журнальный столик, где покоились пустые кружки от выпитого кофе, и закрыл лицо руками.
Я сидела рядом и не знала, как поступить. Мне было невероятно жалко и обидно, что я пропустила большую часть Славкиной жизни. Оказалось, он был отличным человеком, у него было много друзей, которые еще долго его не забудут. В эту секунду мне захотелось обнять Рафу, сказать, что я сочувствую ему всей душой, но я продолжала сидеть без движения, боясь, что последствия этого поступка будут скорее негативными, чем положительными.
– Ты знаешь, – еле слышно прошептал Рафа, не отнимая ладоней от лица, – а ведь он спас мою семью.
Я не была уверена, расслышала ли я все правильно, но не стала переспрашивать. Торопить Рафу я тоже не хотела. Если захочет – сам все расскажет.
И он захотел.
Мальчик с красивым именем Рафаэль появился на свет в столице Республики Татарстан городе Казани.
Вся семья радовалась появлению первенца, однако, как Марат и Малика ни пытались завести еще детей, у них не получалось. Ну, значит, такова воля Аллаха, решила пара. Родители не могли сдержать слезы радости и умиления, наблюдая за успехами своего единственного, но самого любимого сына на свете.
Мальчик рос толковым: почитал Аллаха, как учил его отец, помогал дома по хозяйству по просьбе матери и занимался спортом, как советовал дядя Омар.
Когда в семь лет дети только начинают познавать основы грамоты родного языка, умница Рафа уже знал, что будет делать, когда вырастет. И это была не временная блажь про космонавтов и милиционеров. Рафа видел себя только строителем, тем, кто сможет создавать здания – прекрасные и вечные, как Абу-Сибмел или храм Хатшепсут.
Марат и Малика не препятствовали выбору сына. В конце концов, у каждого есть право жить той жизнью, которой он хочет и заслуживает.
Рафа без проблем окончил школу с серебряной медалью, на протяжении пяти лет ходил в секцию плавания и баскетбола и считался красавцем у дворовых девчонок. Однако внимание парня слабый пол привлекал меньше всего. Ему нужно было готовиться к экзаменам к поступлению в вуз, иначе Рафе пришлось бы идти защищать родину. А это значит на некоторое время выпасть из жизни, забыть то, что успел выучить в школе. И удастся ли потом поступить в строительный, знал лишь один Аллах.
Но у Аллаха нет рук, кроме твоих собственных, и Рафа, прозанимавшись дома все лето, все-таки поступил в Казанский строительный институт на бесплатной основе.
Пять лет пролетели незаметно. Парень обожал свою специальность. Не пропускал пары, читал уйму дополнительной литературы и все-таки по настоятельному совету дяди не бросил секцию плавания, отчего Рафа заметно раздался в спине, а его бицепсы и мышцы на прессе стали еще заметнее. За спиной у парня вздыхала почти вся женская половина института, но Рафа, как настоящий фанат своего дела, не мог найти время для подруги. Он жил только строительством: проектировкой помещений, правильными пропорциями смешивания бетона и классификацией кирпичей.
Когда институт остался позади, Рафа получил повестку. Нельзя сказать, чтобы он этого не ожидал. Семья Шахнияровых не была бедной, но и не была достаточно состоятельной для того, чтобы откупиться от настырных военных. Рафаэлю Маратовичу пришлось пойти в армию. И по признанию его самого, это был один из самых удачных для будущего Бонда поворотов событий.
Так как Рафа имел за плечами красный диплом и два года военной кафедры, рядовым он не стал. Младшего лейтенанта Шахниярова отправили служить в часть, что располагалась в Московской области. Сначала Рафе было нелегко привыкнуть к уставу и нередкому отсутствию логики в приказах начальства и старших офицеров. Но окружение парню понравилось сразу же. По большей части это были такие же, как он, – недавно окончившие институт с военной кафедрой студенты, которые привыкли к дисциплине еще со времен университета. Именно там Рафа познакомился со своим будущим лучшим другом Славой Калининым.
Парни были в разных ротах, но часто виделись на занятиях, марш-бросках и прочих армейских мероприятиях. Тогда они общались не очень тесно, однако забыть друг друга после возвращения домой не смогли.
За полгода до окончания срока несения военной службы, а именно в декабре 2003 года, из дома Рафы пришла плохая весть. У Марата Эдуардовича обнаружили опухоль кишечника, но не слишком серьезную. А еще через месяц выяснилось, что диагноз был поставлен неправильно и доброкачественная опухоль превратилась в злокачественную.
Рафа пытался звонить домой каждые три дня, тратил все деньги на телефонные звонки, искал в Интернете информацию о том, как лечить и победить рак. Но результаты не были утешительными. Десятилетиями человечество пыталось побороть эту ужасную хворь, но исход болезни никогда нельзя знать заранее. Самым лучшим решением проблемы была бы операция по удалению опухоли, а затем профилактическое лечение, обследование в онкологическом центре каждые две недели и, если нужно, химиотерапия.
В мае 2004-го Рафа вернулся домой, но долгожданная встреча с родными не была радостной. Отец лежал в больнице, парень поехал к нему только на следующий день. А до этого мать и дядя успели рассказать соскучившемуся сыну, что операция, равно как и последующее восстановление после нее, стоят столько, сколько вся семья Шахнияровых зарабатывает за год.
– Неужели им все равно, умрет отец или нет? – изу-мился Рафа, и через секунду удивление обратилось в злость и ненависть ко всем врачам.
– Дело не в этом, – покачал головой дядя Омар, – за работу хирурги не возьмут почти ничего. Но во время операции они будут использовать заграничные лекарства и инструменты. Наше государство не может платить за своих граждан. Поэтому за себя мы должны платить сами.
– Я продам квартиру, – не к месту подала голос Малика, утирая слезы краем шерстяного платка.
– Нет! – вместе возразили дядя Омар и Рафа.
– Я пойду работать, – сжал кулаки парень, – найду что-нибудь с хорошей зарплатой. Завтра же после того, как навещу отца.
Так он и сделал. Все утро Рафа просидел в маленькой, зато отдельной палате Марата, держал отца за руку и рассказывал про то, как весело ему жилось в армии, опуская плохие или грустные случаи своей военной жизни. После обеда парень купил «Из рук в руки». Через два дня он уже работал на стройке.
Только не проектировщиком, а простым чернорабочим. Чтобы найти место по специальности, требовалось время. А время для семьи Шахнияровых было непозволительной роскошью. Хорошая физическая форма помогла Рафе избежать растяжек и ушибов на работе, когда он замешивал бетон, клал кирпичи и распиливал доски.
Дядя Омар взял в банке кредит под десять процентов в год, а племянник пообещал, что непременно оплатит этот кредит из своей зарплаты.
В начале июня Марату сделали довольно удачно операцию.
– Аллах, наверное, передумал брать мужа к себе, – радостно, но как-то отрешенно, словно не веря хорошей новости, сказала Малика.
Рафа был вне себя от счастья. Семья для парня была первой причиной, ради которой стоит жить. Но уходить со стройки он не решился. Конечно, замешивать бетон и класть кирпичи было не так уж плохо, в конце концов, существуют занятия гораздо хуже и тяжелее. Однако искать что-то новое было опасно. Семья Шахнияровых и так рискнула многим, а именно почти всем – своей трехкомнатной квартирой в хорошем районе города, которая была заложена под кредит. Стабильный средний доход – вот что должен был обеспечить Рафа. Это был его долг перед Аллахом и семьей, это был его долг перед самим собой.
Одним солнечным днем в середине июня, когда Рафа стоял на автобусной остановке, поджидая автобус, чтобы поехать на работу, сильным порывом ветра к его ногам принесло чей-то шелковый шарфик.
Парень нагнулся, чтобы поймать улов, но тут к шарфу протянулась еще одна пара рук – белокожих и красивых, с длинными жемчужными ногтями и серебряными кольцами почти на всех пальцах.
Они оба уцепились за шарф и поднялись вместе, встав друг напротив друга.
– Спасибо, – легко улыбнулась девушка и смущенно заправила локон светло-золотых волос за ухо.
Яна Чекина оказалась очень милой девушкой – застенчивой, доброй, улыбчивой и довольно умной. Ей было 20 лет, она училась на факультете английского языка и хотела стать переводчиком в какой-нибудь заграничной фирме.
Рафа не мог поверить, как щедр тогда был Аллах на подарки для своего смиренного слуги Рафаэля: отцу стало лучше и парень познакомился с самой красивой и интересной девушкой на свете.
Встречаться у влюбленных выходило нечасто – всего пару раз в неделю. Все из-за не совпадающих графиков. То Яне нужно было что-то учить или допоздна сидеть в библиотеке, то у Рафы была смена до позднего вечера.
Жизнь налаживается, – так думал Шахнияров-младший, пока не стало известно, что Марату понадобятся лекарства из-за границы. Несмотря на то что операция прошла хорошо, немолодому организму нужно было помочь восстановить утраченный иммунитет.
Денег катастрофически не хватало. Дядя Омар работал у себя в мастерской, мастеря шиши, ремонтируя сломанные столы и стулья, Малика работала в две смены в химчистке, а Рафа старался сверхурочно оставаться на стройке.
Слава Аллаху, что у меня есть Яна, частенько думал Рафа. Без нее было бы гораздо тяжелее. Она, как спасательный круг, вытаскивала парня из пучины проблем и неудач. Выслушивала его причитания и мольбы, была рядом, когда ему было плохо от собственной несостоятельности как сына и наследника семьи.
Наверное, именно такая спутница жизни и нужна человеку, размышлял Рафа. То, что девушки не прекращали стрелять в него накрашенными глазками, парню было совсем не важно. Красота – вещь быстротечная и мимолетная. Жениться нужно на такой, с которой бы хотелось состариться и нянчить внуков.
Яна была из тех девушек, в которых скрыта загадка. Как будто в ней есть что-то неземное, мистическое, что обязательно хочется разгадать и понять. Ее большие серые глаза никогда не были пустыми – они всегда выражали радость, счастье, печаль, грусть, непонимание… Любовь. Рафа любил Яну, а Яна любила его – и в этом Шахнияров-младший был уверен на все сто, пускай этих самых слов друг другу они еще не сказали. Скажут, когда придет время.
Но время, видимо, имело свои планы, поэтому приходить не собиралось. В начале ноября в квартире Шахнияровых поздно вечером раздался телефонный звонок.
– Алло, – заспанно ответил парень.
– Рафа, дружбан, привет! – заорала трубка до боли знакомым голосом.
От удивления он чуть не выронил телефон из рук:
– Славка?
– Узнал? – довольно протянул Калинин. – Полгода тебя не слышно, не видно. Ну, колись, что нового? Как папа? Ему лучше?
Тот разговор длился без малого три часа. Рафа рассказал другу все: и про операцию, и про кредит, и про то, как теперь во всю силу вкалывает на стройках. Не забыл и про Яну. Слава слушал внимательно, только иногда вставлял «ужас» или «супер» в подходящих местах.
– Так что же ты собираешься делать дальше? – резво спросил Калинин. – Так и будешь до конца дней месить бетон и расплачиваться с банком?
Рафа не отвечал. Ответить ему было нечего, кроме «да». Но «да» это говорить совсем не хотелось.
– У меня к тебе предложение, – по-деловому произнес Славка. – Приезжай ко мне в Москву. Тут есть кое-какая работенка. Тебя устроит. Я тебя встречу, ты у меня поживешь какое-то время, пока сам не обу-строишься…
– Диплом брать? – перебил Рафа, переходя к самому важному.
– Диплом? Нет, не надо. Работа не по специальности. Ты ведь еще в форме?
– Какой форме? – не понял парень. К чему это Калинин ведет?
– Физической! – прикрикнул Славка в легком раздражении. – Выглядишь так же, как в армии?
– Да… в целом, – замешкался на секунду Рафа. На самом деле за полгода на стройке мышцы накачались еще больше, но Шахнияров-младший не был уверен, что это нужно было уточнять.
– Очень хорошо, – похвалил Рафу Калинин, – молодец. Значит, через три дня приезжай в Москву. Не волнуйся, деньги хорошие, раза в три больше, чем ты получаешь сейчас, это минимум. Работа тебе понравится. Я плохого не посоветую. Привет маме и Яне.
В ту ночь Рафа долго не мог уснуть, думал о звонке друга. Деньги, разумеется, не помешают, особенно сейчас, когда Марату снова понадобились дорогие лекарства. Да и кредит хотелось бы погасить за один год, а не растягивать все на долгие лета, когда проценты поднимутся до вершин Эйфелевой башни.
Но если ехать, то минимум на полгода, а то и на год. Как же он сейчас бросит семью – маму и папу, дядю… и Яну?
От мысли о том, что Яну он может не увидеть в течение шести месяцев, его бросило в холодный пот. Нужно с ней поговорить, решил про себя Рафа. Возможно, она даже поедет с ним? Переведется в какой-нибудь московский вуз, а так как он будет хорошо зарабатывать, то сможет содержать их обоих. С этими радужными планами Рафа и заснул, когда уже светало.
На следующий день он шел на свидание к Яне, про себя репетируя речь о том, как весело и беззаботно им будет жить в Москве. Девушка ждала его на лавочке в центральном парке. Увидев парня, она вскочила и вприпрыжку радостно подбежала к нему.
– Я не поняла? – нахмурилась девушка, когда Рафа изложил ей свой гениальный план проживания вместе в столице России. – Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? В Москву? На сколько?
– Не знаю, – неопределенно пожал плечами парень, – на сколько получится. На полгода, возможно, больше.
Яна продолжала смотреть на него своими большими серыми глазами, и, наверное, в первый раз в них была пустота.
– Я не могу, – сказала она четко, чтобы он смог расслышать каждый звук. Отчеканила так, чтобы стало ясно, что обжалованию ее решение не подлежит. – Моя жизнь здесь. Тут моя семья, друзья, институт… А что там?
– Там… – Рафа запнулся на полуслове, – я.
Яна молча продолжала буравить его совершенно отрешенным взглядом, как будто в ее голове он уже давно переехал в свою Москву.
– Разве ты не хочешь быть рядом со мной? – все еще цепляясь за последние остатки надежды, спросил Рафа.
– Хочу, но только если ты здесь, – честно сказала она и стала накручивать золотистый локон на указательный палец левой руки. – Если ты уедешь, я не могу ничего обещать.
– Разве ты меня не любишь? – потрясенно произнес он, стараясь спрятать боль и печаль внутри себя.
– Нет, Рафа, милый, – улыбнулась она какой-то ненастоящей, игрушечной улыбкой, – я в тебя влюблена. Это разные вещи. Настоящая любовь – это когда кажется, что жизнь не имеет смысла без своей половинки, когда не можешь оторваться от предмета своей любви. Когда думаешь, что ничего не имеет смысла, кроме вас двоих.
Рафа нежно взял в руки ладонь Яны:
– Без тебя для меня ничего не имеет смысла. Я тебя люблю. Ты это знала, теперь я об этом тебе говорю. Тебе этого недостаточно? Что еще я должен сделать?
– Езжай в Москву. – С лица девушки исчезла улыбка. – Ты не любишь меня, тебе просто было интересно со мной. Если бы ты на самом деле любил, ты бы не стал уезжать.
Она осторожно высвободила свою ладонь из больших и сильных рук Рафы и, легонько чмокнув его в смуглую щеку, зашагала прочь.
Парень еще какое-то время стоял столбом, окаменев от разочарования, обиды и ощущения несправедливости, которые обрушились на него в один миг. Он, не двигаясь, наблюдал за тем, как его первая и настоящая любовь навсегда покидает его среди парковых деревьев.
Двумя днями позже Рафа уже сидел на кухне у Славы, попивая русскую водку. Аллах запрещает пить алкоголь, но Рафа был уверен, что в этой ситуации Аллах не будет так строг. Домашним парень сказал, что друг из армии предложил ему работу по специальности с хорошим заработком, поэтому оставаться в Казани будет глупо.
Излив душу Калинину, Рафа стеклянным взглядом уставился в трещавший телевизор. А Славка по-дружески хлопнул Шахниярова по плечу.
– Все бабы стервы, – со знанием изрек хозяин, – в следующий раз будь осторожнее.
В будущем Рафа последовал совету Славы. Девушек за последние полтора года в его жизни было много. Они вереницей проходили у него перед глазами, но ни одна не задерживалась надолго. Все они говорили одно и то же: «Ты мне так дорог, я не могу без тебя, я тебя люблю». Но, услышав эти слова, Рафа никогда не мог быть уверен, говорят ли они это от чистого сердца или это просто один из тактических приемов привязать его поближе к себе.
– Так чем же я буду заниматься? – заплетающимся языком спросил Шахнияров, оттаявший после четвертой стопки «Столичной».
– Завтра все увидишь, – загадочно пообещал Славка.
Завтра наступило быстро, и они оба с гудящими головами и опухшими лицами поехали в «Наиму».
Времени было начало первого, в клубе вовсю шла репетиция нового группового представления под зажигательную музыку Робби Уильямса. Как только Рафа увидел то, что творилось на сцене, он словно прирос к полу, не в силах оторвать обалдевший взгляд от скидывающих одежду мускулистых парней.
Милостивый Аллах, изумленно пронеслось у него, куда я попал?
– Пошли, – окликнул его Славка и проводил в кабинет, где, разбирая бумаги в разноцветных папках, за большим резным деревянным столом восседала Илона Давыдовна.
Когда пара, постучавшись, зашла в кабинет, Князева жестом предложила гостям присесть и начала беседу.
Она говорила о том, что ей нужны новые танцоры и она всегда рада харизматичным людям. Что «Наима» не бордель и опасаться за свою честь не стоит. Она вообще говорила много вещей, большую часть которых Рафа пропустил мимо ушей, сидя с абсолютно отсутствующим видом.
Все, что волновало парня, – это реакция семьи на его новую профессию. Одобрит ли отец? Не устыдится ли его мать? Не обесчестит ли он себя в глазах людей? Позволяет ли Аллах за деньги обнажаться перед женщинами?..
– Я понимаю, что вас, должно быть, терзают противоречия, – продолжала Илона Давыдовна, не обращая внимания на негативную реакцию Рафы, – но вы должны понять, что вероятность того, что в нашем клубе вы встретите кого-то из своих друзей, ничтожно мала. К тому же это сейчас вы думаете, что танцевать стриптиз – это одно из самых постыдных занятий на свете. Но имейте в виду, что условия работы очень хорошие, а зарплата наверняка вас устроит.
Тут Князева для пущего эффекта сунула в руки Рафе копию договора с указанием всех цифр. От увиденного парню прямо стало не по себе. Такие деньги всего лишь за то, чтобы все увидели его в трусах, – и больше ничего?
– Танцевать стриптиз – это искусство, – снова повторила волшебную фразу хозяйка «Наимы», – а искусство стоит дорого. Разумеется, вам сначала придется остаться на испытательный срок. Мне нужно будет увидеть, каковы вы на сцене. Ваша внешность просто идеальна, но в вас должна быть какая-то искорка. Загадка. Иллюзия идеального мужчины.
Рафа оторвался от контракта и теперь уже с бо́льшим вниманием слушал Князеву.
– Я даю вам один день все обдумать. Если согласитесь, жду вас завтра у себя в офисе в 12 дня. Слава расскажет вам, какие документы необходимо иметь с собой и про четыре главных правила нашего заведения. Всего хорошего.
Парень не знал, как ему поступить. С одной стороны, профессия танцора-стриптизера не была тем, чем Рафа хотел заниматься в жизни. Но с другой – ему были нужны деньги, и немалые: погасить кредит и купить дорогие лекарства для отца. Зарплата в «Наиме» была просто невероятной, по крайней мере для простого чернорабочего на стройке. К тому же Славка рассказал, что по большим праздникам Князева всегда дает дополнительные бонусы и подарки. А если исполняешь приватный танец для какой-нибудь состоятельной особы, она в половине случаев щедро благодарит танцора деньгами зеленого цвета.
Холодный расчет взял свое: Рафа решил согласиться на работу в «Наиме».
В конце концов, что плохого в том, чтобы зарабатывать своим красивым телом? Это делают многие – те же спортсмены или модели.
Все, что ему нужно, это деньги. И он должен заработать их любой ценой.
– На самом деле мне хватило восьми месяцев, чтобы расплатиться за кредит, – Рафа задумчиво почесал затылок, – а за лекарства для отца – всего два. В принципе я мог вернуться обратно домой, но… Что-то произошло, я не хотел возвращаться. Мне нравится зарабатывать хорошие деньги, половину которых я каждый месяц отсылаю в Казань. Мне нравится моя работа. Не вижу причин, по которым бы мне нужно было покидать Москву.
Я перевела дыхание от захватывающей истории парня.
Значит, эта Яна теперь осталась в прошлом, раз Рафа не жаждет снова с ней встречаться. Однако почему он все еще хранит ее фото?
– Я видела ее снимок, – вкрадчиво начала я, понемногу краснея, – у тебя в альбоме. Где вы вместе стоите на фоне зеленых деревьев.
Рафа посмотрел на меня холодно, не мигая, как будто не в силах поверить, что я посмела лазить в его личных вещах.
– Я не могу выкинуть эту фотографию, – сказал он, и лед в его глазах стал таять, – все-таки она была частью моей жизни. Я храню это фото, чтобы каждый раз напоминать себе о том, что люди не всегда такие, какими мы их видим.
Я решила, что этот разговор может получиться слишком болезненным, и быстро переменила тему:
– Славка на самом деле хотел открыть свой клуб? Он ведь так любил выступать.
– Любил, – согласился Рафа, – но он хотел добиться чего-то самостоятельно, создать что-то свое. Кто знает, может быть, он и продолжил бы выступать по праздникам, если бы Кристинка ему позволила. Он даже придумал название.
– Для клуба?
– Да, – чуть заметно кивнул Рафа, печально улыбнувшись. – «Персефона».
– Кто? – не поняла я.
– «Персефона», – почти по слогам повторил парень, будто я была отсталой в развитии. – Слышала о ней?
– Э… – я тщетно пыталась вспомнить, почему мне знакомо это имя. – Вроде это героиня мифов?
– Греческих, – согласился Рафа и под впечатлением одарил меня похвальным хлопком по плечу, – Персефона была дочерью Деметры и Зевса. Отец тайком от матери отдал дочь в жены своему брату Аиду. Царь подземного царства похитил Персефону, ничего не сказав ее матери. Деметра долго искала ее, а когда узнала, что она под землей у Аида, побывала у многих богов с просьбой освободить дочь. Но до конца избавиться от Аида не удалось. Отныне Персефона две трети года жила с матерью, а одну треть – с мужем в Царстве Мертвых.
– Очень мрачно, – подытожила я.
– Ну, еще так звали героиню Моники Белуччи в «Матрица: Перезагрузка», – насмешливо добавил Рафа.
Мы замолчали. Я допила остатки остывшего кофе и отломила кусочек аппетитного круассана.
– Вообще-то Кристина была права, – осторожно начал Рафа, сложив руки в замок, – я тоже начинаю припоминать, как Слава в последнее время часто говорил о деньгах.
Я быстренько прокрутила в голове нашу последнюю беседу с Калининым. Тогда, если мне не изменяет память, он обронил что-то вроде «деньги не проблема, их всегда можно заработать».
– Думаешь, у него был какой-то бизнес на стороне? – Я подняла брови вверх, пытаясь изобразить недюжее удивление.
– Думаю, я бы заметил, если бы Славка открыл свой ларек или ресторан, – язвительно заметил Рафа. – Я сварю еще кофе.
Рафа вместе с пустыми чашечками исчез на кухне, а я стала перебирать те самые удачные восемь снимков, чтобы решить, какой больше всего подойдет для памятника.
Пока я листала фото, сравнивая одно с другим, мое внимание привлекла коробка из-под обуви, в которой лежали оставшиеся снимки Славы и его личные вещи, заботливо положенные туда Кристиной.
Я осторожно вытащила наручные часы и протерла пальцем стекло на циферблате. Обыкновенные часы, на вид довольно старые. «Адмирал», – было написано в самом центре циферблата. И год: 1978-й. Что-то подсказывало мне, что эти часы принадлежали не только Славе, но и его отцу до этого.
Я вздохнула и бережно положила часы обратно в коробку. Наверное, фотографии Кристина заберет обратно, а вещи отдаст тете Вале. Скорее всего, это будет правильно.
Помешкав пару секунд, я извлекла тонкую черную записную книжку. Внутри было записано столько имен, что в ней почти не осталось свободного места. Я успела заметить, что по большей части имена были женские, но если учитывать специфику занятия Калинина, удивляться этому не стоило.
Я уже хотела закрыть книжку и спрятать ее поглубже в коробку, под снимки, как нечаянно открыла ее на самой последней странице, да так и не сумела закрыть.
Там в столбик были написаны женские имена, после них в скобках номер телефона, а напротив каждой фамилии стояла цифра.
Что это? Какой-то странный учет?
Я пересчитала количество фамилий. Пятнадцать штук.
Задумчиво уставившись на этот странный список, я даже не заметила, как Рафа успел вернуться с новой порцией кофе.
– Ты знаешь, что это такое? – Я сунула книжку ему под нос.
– Демидова Алина Викторовна – полтора, Гальцева Наталья Ивановна – полтора, Литвиненько Виктория Александровна – два, Стрижеусова Ольга Андреевна – два с половиной… – пробурчал Рафа. – Что это? – Он повертел книжку Славы в руках.
– Это записная книжка Славы.
– А это? – Рафа снова открыл ее на последней странице.
– Не знаю, – раздраженно ответила я, – это я у тебя спрашиваю. Что это может быть?
– Список… – неуверенно предположил Рафа, – список имен.
– А эти цифры? Два, полтора, четыре, пять?
– Ммм, – замычал Рафа, потирая шею, не выпуская книжку из рук, – посмотри, напротив последней фамилии цифры нет.
Я недоверчиво глянула в список и была вынуждена признать: парень оказался прав.
– Может, это рейтинг его подруг? – предложила я, косясь на дымящийся кофе. Опять придется ждать двадцать минут, пока он остынет. – Или просто они ему деньги должны были? Или он им?
– Я ее знаю, – пробормотал Рафа, тыкая пальцем в нижнюю часть списка, – Альбина Григорьевна Бернар. Странное имя, я запомнил. Она супруга одного бельгийского предпринимателя. По-моему, Януша Бернара. В Москве открылась пара его автосалонов. По большей части он живет в Бельгии, но на пару месяцев в году приезжает сюда проверить, как идет бизнес, и навестить жену.
– А ты откуда знаешь? – прищурилась я.
– Под Новый год у нее была вечеринка. Я был частью праздничной программы, – как-то виновато признался хозяин квартиры, – я помню, она дала щедрые чаевые. Такие щедрые, что я купил себе хороший лэптоп.
Рафа положил книжку на журнальный столик и задумался, мечтательно глядя в белоснежный потолок:
– Я ей позвоню.
Я пожала плечами, давая разрешение на сие действие. Рафа вытащил сотовый и, глядя в книжку на номер женщины, быстро его набрал.
– Здравствуйте, вас беспокоит Меджай, который… Да, спасибо, я тоже вас помню. – На этом моменте он смущенно заулыбался, как ученик перед чрезмерно добрым учителем. – Я звоню по поводу Станислава Калинина. Вы, возможно, знали его как Отца Луи… Алло? Алло? Вы там? Да, я думал, связь оборвалась… Так вы его знаете? Э… сейчас? – Рафа глянул на часы на запястье. – Конечно, могу… Нет, не надо, я помню, где вы живете. Хорошо, буду через час. До свидания.
Не могу утверждать точно, но думаю, что так и замерла на этом диване с абсолютно перекошенной от изумления и праведного гнева рожей. Это что, она только что ему назначила свидание? Через час? Господи, куда катится мир! Что ж за люди такие пошли? А как же святые узы брака и прочая чушь?
– Собирайся, – засуетился Рафа, забирая поднос обратно на кухню, – мы едем к ней в гости.
– Мы?? – еще больше обалдела я.
– Я так думаю, она очень удивилась, когда я заговорил о Славке, даже на какой-то момент потеряла способность говорить. А потом попросила срочно приехать, потому что это «не телефонный разговор».
Прибрав все на кухне за какие-нибудь пять минут (я оказалась права – кухня на самом деле была маленькая, но очень уютная), мы обулись и спустились к машине. Книжечку мы, разумеется, прихватили с собой.
Глава пятая. Незваный гость
Одиночество как состояние не поддается лечению…
Ф. РаневскаяДо Рублевского шоссе мы добирались не больше часа. И должна признаться, мне ужасно хотелось побывать в одном из тех шикарных домов за высоким забором. По дороге, чтобы отвлечься от терзающего и без того измотанные трагедией души вопроса про список, мы с Рафой болтали о всякой ерунде: о российском шоу-бизнесе, о вступлении России в ВТО (моя позиция была тверда и неприступна: лучше вступать во все, куда предлагают) и даже о симпатичной собаке Владимира Владимировича.
Подъехав к воротам, Рафа нажал на кнопку звонка, который располагался на столбике прямо около окна водителя.
Через полминуты после звонка двери ворот неслышно распахнулись, радушно пропуская нас во двор шикарного трехэтажного особняка, отделанного в восточноевропейском стиле: коричневая черепица на крыше, стены из светло-серого кирпича. «Креста» остановилась за несколько метров до восхитительной резной двери из темного дерева, парадного входа в особняк. Дом был окружен садом с невероятным количеством цветов разнообразных оттенков и множеством маленьких тропинок из темно-красной плитки. Было ощущение, будто мы попали в мир Дороти и Волшебника Изумрудного города. Правда, этот город назывался бы Бежевый или Шоколадный…
Мы нехотя вышли из машины, и в тот момент, когда я захлопнула свою дверь, на пороге появилась хозяйка.
Вроде бы на ней не было ничего такого, что кричало бы «деньги!», но о том, что дама была состоятельной, догадаться было нетрудно. Ее осанка – гордая и прямая, как у королевы, выдавала в ней принадлежность к высшим кругам. Ухоженные руки женщины выглядели белыми, мягкими и наверняка никогда не знали половой тряпки. Ногти были отделаны в стиле французского маникюра: отросшие части ногтей покрыты белым лаком, а пластина – бесцветным.
Хозяйка была одета в белую тунику до колен, которая, казалось, была сшита из самого воздуха, и держу пари, эту тунику ей привезли из самых дорогих магазинов приморской Греции. Джинсы-дудочки красиво облегали стройные ножки дамы, шлепки от «Балено» завершали образ Леди-На-Отдыхе.
– Не знала, что и ты в этой шайке, – вместо «привет» довольно грубо произнесла женщина, уставившись на Рафу взглядом, полным ненависти и презрения.
На лице парня отразилось такое неприкрытое непонимание, что дама, смущенно откашлявшись, жестом пригласила нас следовать за ней куда-то в глубь волшебного сада. Мы гуськом молча шли за женщиной по узенькой тропинке, пока она не привела нас к стеклянной беседке. Словно сделанная из хрусталя, она сверкала на солнце, окруженная сотнями разнообразных растений. Не удивлюсь, если в этом саду водятся эльфы или пара единорогов.
Мы зашли в стеклянную беседку, которая имела форму сферы диаметром метров шесть. Посередине находился невысокий столик из (как мне показалось) слоновой кости. Окружали его пять стульев, выполненных в таком же беломраморном стиле.
Дама первая присела за столик, сделав характерный жест рукой, означающий «и вы тоже не стесняйтесь». Когда мы устроились на удобных сиденьях, в беседке появилась горничная. Перед каждым из нас она поставила только что открытую бутылку «Эвиана» и высокий бокал.
Я, прямо скажу, обалдела от такой роскоши. Я, конечно, знала, что кое-кто из нашего общества совсем не бедствует, но чтобы вот так – сады, стеклянные беседки, словно увеличенные домики Барби, и прислуга с «Эвианом»! Такого размаха я не ожидала.
– Альбина Григорьевна, – учтиво начал Рафа, – спасибо за то, что нашли время с нами встретиться. Я понимаю, как трудно вам найти…
– Кто это? – Хозяйка, невежливо его перебив, ткнула указательным пальцем в меня.
– Это моя знакомая, подруга Славы Калинина.
– Ты тоже из «Наимы»?
– Нет, – замотала головой я, – я из «Книжного червя».
– А, – протянула дама, как будто вспомнила сие заведение. – Зачем приехали? – живо поинтересовалась она, достав из кармана джинсов пачку сигарет «Давыдофф».
– Я полагаю, вы лично были знакомы со Славой, – тактично сказал Рафа, не притронувшись к стакану и воде.
– Правильно полагаешь, – закивала хозяйка дома, поднеся зажигалку к сигарете.
– Мне невероятно жаль вам сообщить, что Слава умер. Уснул и не проснулся.
Меньше всего ожидая такой новости, Альбина кашлянула и вытащила сигарету изо рта:
– Ты уверен?
– Уверен, – невозмутимо продолжал Рафа, сложив руки на груди, – я сам обнаружил тело.
– Правда? – с изрядной долей радости переспросила хозяйка и, увидев наши непонимающие взгляды, улыбнулась хищно и удовлетворенно. – Как интересно!
Из-за столь странной, если не сказать оскорбительной, реакции дамы на трагическую весть я не вытерпела.
– Знаете, – раздраженно сказала я, – Славка, может, не владел собственной корпорацией и не был акционером «Майкрософта», но он был благодарным сыном, прекрасным другом и просто хорошим человеком!
– Он был тварью и последней сволочью, вот кем он был, – безапелляционным тоном заявила хозяйка и нарочно пустила струю дыма мне в лицо.
Краем глаза я увидела, как у Рафы заиграли желваки, а руки машинально сжались в кулаки. Я как можно незаметнее постаралась ущипнуть его за локоть. Все-таки сейчас мы не в том положении, чтобы скандалить и орать на состоятельных людей, которые теоретически могут пролить свет на происходящее.
– Я думаю, вы что-то путаете, Альбина Григорьевна, – глухим голосом произнес Рафа.
– А я думаю, что иногда люди не такие, какими мы их видим, – парировала дама и налила себе «Эвиана».
Сказанная фраза, пару часов назад вылетевшая из уст Рафы, подействовала на него как убойный транквилизатор, и парень, разжав кулаки, в немом удивлении воззрился на супругу бельгийского бизнесмена.
Альбина затушила сигарету в пепельнице из черного мрамора, стоявшей посередине белоснежного столика, и расплылась в довольной улыбке.
Воскресенье 24 апреля по многим причинам должно было стать великолепным днем: во-первых, именно тогда в дом семьи Бернар обязаны были доставить средиземноморские лилии, развести которые у себя в саду Альбина мечтала уже полгода. Во-вторых, в этот день женщина планировала надеть новые босоножки от «Джимми Чу», лично ею приобретенные в Нью-Йорке месяц назад и терпеливо ждавшие своего звездного часа. И в-третьих и самых главных, 24 апреля восемь лет назад Альбина Григорьевна Пушная официально стала зваться Альбиной Григорьевной Бернар.
Годовщина обещала быть веселой и незабываемой, пока рано утром в особняке не раздался звонок из-за границы.
– Милая, пойми, пожалуйста, – терпеливо разъяснял Януш расстроенной супруге, – это бизнес. Я обязан быть на этой встрече, от нее зависит наше… заметь, наше! – семейное благосостояние.
Альбина положила трубку и тут же набрала номер Жанны, лучшей подруги и ближайшей соседки по совместительству.
– Вот козел, – честно прокомментировала она, – мой тоже смотался в Гонгконг, когда у нас была годовщина 10 лет. Че он там забыл? Все они уроды…
– Ага, – пробубнила Альбина и утерла слезинку.
– Не реви, – строго наказала подруга, – отметим мы твою годовщину, не боись.
– Без Януша?!
– Родная, я щас тебе такого мальчика привезу, твой Януш отдыхает! – заверила Жанна и поехала за «мальчиком» в то заведение, где под Новый год уже имела счастье заказывать праздничное представление.
«Мальчик» появился в особняке, когда уже стемнело, с Жанной под ручку.
В итоге соседка оказалась права.
Отец Луи (оказывается, священники очень даже ничего танцуют стриптиз) выступал перед двумя женщинами. Скинул рясу и еще полчаса тряс всеми выпирающими частями тела, да так эффективно, что дама на самом деле забыла про своего любимого мужа, который обязан работать даже в семейный праздник.
Когда музыка на диске подошла к концу, Жанна засобиралась домой.
– Подожди, – неуверенно зашептала Альбина, – а как же он?
– Он тебе еще станцует, а потом вызовет такси и уедет. Не волнуйся, он из «Наимы». Помнишь, у нас на Новый год был Меджай? Отец Луи из того же клуба.
– Мне ему заплатить?
– Вообще-то я уже оплатила все выступление, но можешь презентовать ему сколько-нибудь в виде чаевых, – Жанна загадочно подмигнула подруге, – это не запрещается. Пока.
Соседка вежливо удалилась, а Отец Луи остался. Альбина как хорошая хозяйка проводила гостью и подлила парню и себе еще вина.
Что было дальше, женщина помнила смутно. Вроде он поставил новый диск и стал танцевать около дамы, придвигаясь к ней все ближе и ближе. Затем встал на колени около кресла, где она сидела, наблюдая за его красивым и эротичным танцем, и стал нежно поглаживать открытые плечи Альбины.
Проснулась супруга Януша в три дня, вся измотанная, с гудящей головой и, прямо скажем, не самым лучшим отражением в зеркале.
«Черт бы побрал этих священников», – проклинала дама все на свете, пока стояла под горячими струями в душе. Через пару часов Альбине немного полегчало, и она стала вспоминать, каково это – быть здоровым человеком.
Неожиданно в дверь позвонили, и женщина устало прикрыла глаза.
Ну кто там приперся в такой неподходящий час? Сейчас придется разыгрывать из себя радушную хозяйку и наводить марафет.
– Альбина Григорьевна, – в комнате появилась экономка, – это курьер. Принес вам какой-то конверт.
– Ну так где он?
– Вы сами должны за него расписаться. Лично в руки.
Дама недовольно закатила глаза и нехотя спустилась вниз.
– Спасибо, – вяло крикнула она в спину удаляющемуся парню в форме и стала рассматривать конверт. Большой, формата А4, толстая коричневая бумага. Адреса отправителя нет.
Может, рассылка или реклама, предположила Альбина и вытащила содержимое конверта.
В ее руках оказались 22 снимка – добротно отпечатанных, с хорошим разрешением, и лупа была явно не нужна. Лица на фото были очень узнаваемы.
То, что сначала выглядело как легкая эротика, к концу пачки превратилось в жесткую порнографию. Госпожу Бернар бросило в холод, а на лбу выступила испарина. От приступа паники и ярости ее руки затряслись, и фотографии упали на пол, разлетевшись по всему залу, как осенние листья в парке. Альбина судорожно стала собирать снимки, переворачивая их рубашкой вверх, чтобы никто из прислуги не смог увидеть компромат на хозяйку.
Не может быть, уверяла себя женщина, это фотомонтаж! Настоящий фотомонтаж! Этого ведь не происходило на самом деле!
В этот момент вихрь воспоминаний пронесся в уже мало что соображающей голове Альбины.
«Не выключай свет, – томно шептал Отец Луи, – я хочу, чтобы ты видела меня, а я – тебя».
И она не стала выключать свет. Она вообще не сопротивлялась тому, что проделывал с ней прошлой ночью этот священник из ада.
Тщетно пытаясь унять дрожь во всем теле, Альбина снова стала перебирать фото.
Двадцать третьим, после всех откровенных снимков, лежал белый лист, на котором жирным шрифтом была напечатана сумма, адрес банка, номер ячейки и пароль к ней.
Ничего непонятного в сообщении не было. Если супруга бельгийского бизнесмена не положит указанную на листе сумму в эту самую ячейку, то она перестанет быть его супругой. Натянув первое, что попалось на глаза, Альбина в состоянии стресса выехала из дома на своем «Вольво».
В принципе сумма не была огромной. Женщина могла придумать кучу объяснений снятия такого количества денег: еще одна шубка, небольшой тур по городам Восточной Европы или ювелирный подарок на день рождения одной из подруг.
В тот же день Альбина положила указанную сумму в ячейку под номером 996, а вернувшись домой, тут же рванула к Жанне.
– Кого ты мне вчера привела? – прямо с порога набросилась на соседку госпожа Бернар.
– А что случилось? – изумилась подруга. – Приватное выступление не было успешным?
Альбина уже открыла рот, чтобы рассказать об отвратительном шантаже, но тут в ней заговорил трезвый смысл.
– Не было, – подтвердила она, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, – просто мрак.
Если она так яро пыталась откупиться от этого гада, то зачем тогда разбалтывать обо всем подруге? К тому же дружба дружбой, а насчет того, что Жанка даже по пьяни будет молчать как рыба, на сто процентов уверенной быть нельзя.
Пару дней Альбина жила словно в аду. Прислушивалась к каждому звуку, воображая, что это снова курьер с очередным коричневым конвертом. Когда через неделю никто не объявился, даме полегчало. А через две она и вовсе решила забыть об этом неприятном инциденте.
– К сожалению, я злопамятная, – призналась Альбина и вытащила пятую по счету сигарету.
Жадно вслушиваясь в каждое слово хозяйки, я успела выпить мою пол-литровую бутылку «Эвиана» и уже приняться за ту, что предназначалась Рафе.
– И забыть такое смогу вряд ли, – закончила свою мысль дама.
Рафа невозмутимо смотрел прямо перед собой – сквозь госпожу Бернар, словно пытался упорядочить в голове полученную информацию.
– Какую сумму вы заплатили? – Рафа с шумным вздохом потер виски.
– Одиннадцать тысяч долларов.
На какое-то время я снова обалдела.
Одиннадцать тысяч. Долларов. Это две нормальные машины. Круиз по Средиземному морю. Самый наикрутейший лэптоп и сканер с принтером вместе с ним. В конце концов, минимум год безделья и валяний на диване без этой дурацкой секретарской работы.
Отлично понимая, какую глупость сейчас скажу, я все же задала свой вопрос:
– У вас сохранились фотографии?
Рафа вынырнул из своих мыслей и искоса взглянул на меня как на полную дуру. «Ну, стоило спросить», – пожала я плечами.
– Да, – язвительно улыбнулась дама, – превратила их в обои и обклеила ими весь дом!
Решив, что этот выпад был мною заслужен на все сто, я никак на него не отреагировала.
– Я самолично сожгла каждую из них той же ночью у себя в ванной, – сквозь зубы процедила хозяйка, мстительно блеснув глазами. – А ты правда не знал?
Рафа еле заметно помотал головой, все еще плавая где-то в космических далях.
– Зачем вы нам это рассказали, раз хотели хранить тайну? – раздался тихий, но уверенный голос парня.
Альбина помолчала какое-то время, потом залпом выпила полстакана воды.
– Все, что есть у покойника, – это добрая память о нем. Я не могла отомстить ему, когда он был жив. Зато сделала это, когда он уже мертв. Я же говорила, что злопамятная. – На секунду на ее лице появилось какое-то садистско-удовлетворенное выражение.
Не знаю почему, но я поежилась. С этой дамочкой лучше вообще не ссориться, подумала я, и мне ужасно захотелось убраться подальше от этого дивного сада и Бежевого города. Рафа, будто в очередной раз подслушав мои мысли, поднялся со стула. Так же молча и друг за другом, как и пришли, мы вышли к парадному входу в особняк и нашей «Кресте».
В тот момент, когда Рафа уже был готов надавить на педаль газа и оставить после нас лишь облако дыма и пыли, Альбина оперлась локтями на дверь с открытым стеклом с моей стороны и задумчиво произнесла:
– Знаете, если я не была единственной жертвой его шантажа, то факт, что его убили, нисколько меня не удивляет.
Рафа сфокусировал туманный взгляд на неприлично радостном лице хозяйке:
– Я не сказал, что его убили. Я сказал, что он уснул и не проснулся.
Альбина жеманно изобразила подобие сконфуженности:
– Ах да. Простите. Моя ошибка.
Глава шестая. Несостоявшаяся дуэль
Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном…
Ф. РаневскаяТо, что творилось у меня в голове, описать было довольно трудно. Вихри мыслей проносились со скоростью света, эмоции менялись ежеминутно, как сезоны «Фабрики звезд» на Первом, догадки строились одна за одной и так же быстро таяли в омуте непонимания и изумления.
Как такое могло быть?? Славка Калинин был шантажистом? Опаивал своих клиенток, тащил их в постель, фотографировал во всяких интересных ракурсах, а потом вытягивал доллары за свое молчание?
Не может быть! Этого просто не может быть.
Почему мы должны верить этой женщине? Как она может доказать подлинность этой истории?
У нее не осталось ни одного фото, ни письма с напечатанным адресом. Ни капли того отравленного Славой вина, ни даже конверта без обратного адреса.
Ни-че-го.
Милый Славка, мой родной и любимый Славка, командир бравых разведчиков, а иногда даже министр обороны всей нашей улицы, не мог быть таким отвратным гадом, подлым шантажистом и просто сволочью.
Не мог.
Я не переставала теребить свои волосы, собранные в конский хвост, и нервно покусывала губы.
Рафа был спокоен, как Мао Цзэдун, увековеченный в памятниках в Китае, но я видела, как тяжело парню было находиться в этом состоянии. Изредка я бросала в его сторону косые взгляды, ожидая услышать что-нибудь дельное или хотя бы подбадривающее, но Рафа лишь молча следил за дорогой, вцепившись в руль, как Том Хэнкс в свой третий «Оскар».
– Нет, – не выдержала я и в сердцах хлопнула себя по коленям, – не верю! Ни единому ее слову не верю! Не мог он! Славка бы никогда не стал спать с кем-то из-за денег! Он был другим человеком!
Рафа невозмутимо глядел прямо перед собой, не подтверждая мои слова.
– Откуда ты знаешь, каким человеком он был, – наконец-то услышала я его низкий голос, – ты не видела его больше десяти лет.
Не ожидая подобной реакции, я застыла на своем сиденье, обескураженно открыв рот и уставившись на водителя. Парень проехал еще метров триста и осторожно притормозил у киоска с напитками и сигаретами. Отстегнув ремень безопасности, он вышел из машины, купил в киоске две бутылки с водой и снова сел за руль.
– Люди меняются, – глубоко выдохнул Рафа и вложил воду мне в руку, потому как я все еще продолжала сидеть без движения.
Безумная волна отчаяния накрыла меня с головой, и я нагнулась к коленям, закрыв лицо руками.
Этот отпуск явно не оправдывал мои радужные и веселые ожидания.
Что же творится с этим миром, когда даже самые преданные друзья способны изменить свое представление о тебе, услышав какую-то совершенную глупость, такую дурацкую и неправдоподобную, что поверить ей могли бы только имбецилы и идиоты.
Видимо, Рафа, даже несмотря на всю мою симпатию к нему, относится к последней группе людей.
– Я не могу утверждать, что все, что она сказала, было правдой, – тихо сказал Рафа после третьего глотка, – но и не могу говорить, что эти события не происходили вовсе. У нас нет доказательств ни за, ни против Славки.
Как больно ни было слышать его слова, но они имели смысл.
Пару секунд я тупо таращилась на закрытую бутылку с водой, которую кинула себе под ноги, а потом резко потянулась на заднее сиденье, где покоилась моя сумка.
Я медленно вытащила записную книжку Славы, как будто она была древней и очень ценной реликвией, открыла последнюю страницу и почтительно протянула ее Рафе.
– Звони, – скомандовала я.
С минуту Рафа неуверенно переводил взгляд с меня на книжечку и обратно. И я прекрасно его понимала. Я тоже надеялась на то, что все эти женщины в странном списке на последней странице не расскажут нам о том, как Отец Луи сначала их напоил, а потом прислал конверт без обратного адреса с фотографиями внутри. Но шансы на это были невысоки.
Я бы даже сказала, что их не было вовсе.
Мы уже знали, что мы услышим, когда Рафа набирал номер Юлии Павловны Обытоцкой. В списке она была четырнадцатой.
Через пятнадцать минут мы уже были в пути. Разговор с Юлией у нас был короткий, как, впрочем, и с Альбиной. Только лишь услышав «Отец Луи», Юлия начала запинаться и городить какие-то глупости, пока не назвала адрес, по которому ее можно найти. И найти ее было желательно быстро, потому что через четыре часа уважаемая Юлия покидала Россию на две недели.
Офис женщины располагался в новом здании в центре Москвы и занимал весь 24-й этаж. Только когда мы ступили на дорогой темно-синий ковролин личного кабинета Обытоцкой и увидели даму во плоти, до меня наконец-то дошло, кто она такая.
Это та самая железная бизнес-леди, чьи фотографии так часто мелькают в модных журналах и которую частенько видно по телевизору. Насколько я помню, лет десять назад Юлия развелась с мужем-олигархом, который оставил ей половину своего состояния. Тогда ей было чуть больше тридцати. Кутить и покупать бриллианты Обытоцкая не стала, зато вложила бо́льшую часть средств в компанию по поставке и продаже женской обуви. «Наши женщины заслуживают носить туфли Маноло и Джимми Чу ничуть не меньше, чем эти силиконовые барби в Майами», – как-то сказала Юлия Павловна в своем интервью. Помню, что это заявление заставило меня улыбнуться. Именно женщина в состоянии понять, какая обувь может понравиться другой женщине. И поэтому предприятие Обытоцкой быстро встало на ноги. Подделками она не занимается из принципа, а привозит настоящую продукцию из Италии, Испании и теперь уже Китая. Однако качество туфель при этом совершенно не страдает. Да и как оно может страдать, когда самая дешевая пара в фирменных магазинах «Шона» стоит не меньше трехсот долларов.
Личный кабинет Юлии Павловны выглядел внушительно: из огромного окна как на ладони был виден Кремль, диваны из темно-красной кожи стояли почти по всему периметру личного офиса, оставляя достаточно пространства для большого, но удобного стола из какого-то материала, который издалека напоминал начищенное серебро.
Хозяйка офиса стояла у окна, держа в руках стопку бумаг и ручку, которой делала пометки на полях. Синий шелковый брючный костюм подчеркивал ее стройность и элегантность. Рыжие локоны были уложены в красивую шишку на затылке, а узкие очки без оправы то и дело слезали на кончик носа, и Юлия постоянно их поправляла.
Когда мы вошли, дама нехотя оторвалась от своих бумаг и оценивающе оглядела нас с ног до головы.
– Я предупредила охрану, чтобы вас пропустили без задержек, – холодно произнесла она и присела на один из диванов.
Мы кивнули в ответ, выразив нашу самую искреннюю благодарность за то, что нас всего лишь обыскали металлоискателем и не стали раздевать в попытке найти динамит или автомат Калашникова.
– Прошу, – так же замороженно сказала она, и мы сели на диван.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга: она на нас, мы на нее. Юлия явно не знала, чего от нас ожидать, и была настроена недружелюбно и даже враждебно. Чисто по-человечески я могла ее понять, поэтому решила перейти прямо к делу:
– Мы позвонили, потому что решили, что вам, возможно, будет интересно узнать о том, что случилось со Станиславом Калининым… В клубе его все звали Отец Луи…
– Я знаю, как его звали, – довольно резко перебила меня дама и, хищно прищурившись, продолжала сверлить нас своим ледяным взглядом. – Сколько вам нужно на этот раз?
Мы с Рафой одновременно испустили стон разочарования, и парень бессильно откинулся на спинку шикарного темно-красного дивана.
Все. Какая бы тень надежды еще ни теплилась в наших сердцах, только что она умерла и отправилась в рай.
– Вы нас неправильно поняли, – почтительно начала я, – мы здесь не поэтому. Дело в том, что Слава умер в эту субботу.
Юлия наморщилась и какое-то время глазела на нас с непониманием, будто думала, что мы ее разыгрываем.
– Правда? – выдохнула дама, и ее рот машинально растянулся в сладкой улыбке.
Рафа сложил руки на груди и мрачно следил за женщиной исподлобья. Я же из вежливости хотела улыбнуться в ответ, но мои губы никак не могли изобразить человеческую улыбку. Все, что у меня получилось, это кривой оскал.
– И как же это вышло? – гораздо веселее спросила Юлия, внезапно поднялась со своего места и направилась к мини-бару, что стоял около серебряного стола. – Простите, как к вам обращаться?
– Меня зовут Варвара, а это Рафа… э… Рафаэль.
– Очень приятно, – громко и наигранно произнесла дама, вытащила три стакана и наполнила их на одну треть коричневой жидкостью из большой стеклянной бутылки. Поставив стаканы на маленький поднос, она легкой походкой подошла к нам и присела в легком поклоне, чтобы мы взяли по стакану. – Я полагаю, вы, Рафаэль, тоже из «Наимы»?
Рафа ничего не ответил, просто кивнул и взял стакан.
– А вы? – обратилась улыбающаяся Юлия ко мне.
– А я нет, я была ему другом. – Я осторожно сняла бокал с подноса.
– Другом, – протянула она, будто сомневалась, что у Славы вообще имелись друзья. Убрав поднос обратно в мини-бар, хозяйка офиса снова присела напротив нас, сделав большой глоток, как мне показалось, виски. – И как же произошло это невероятное событие?
– Он уснул и не проснулся, – ответила я, решив, что в этот раз Рафа будет не слишком разговорчив. Эти улыбочки по случаю смерти Славки стали доставать не только его, но и меня.
– Серьезно? – Сияющая от счастья Юлия стала похожа на маленькую расстроенную девочку, которой сказали, что Деда Мороза на самом деле не бывает. – А я смела надеяться, что с ним что-то случилось: катастрофа, проделки террориста, грабеж или убийство…
– Он был моим лучшим другом! – крикнул Рафа, и его слова разлетелись громким эхо. Он поставил стакан с нетронутым виски на пол и вцепился руками в подушки для дивана. – А теперь его нет! Он больше никогда не увидит свою мать, не поцелует свою девушку… Не вдохнет воздух… Его больше нет!
Я как можно сильнее прищурила глаза, чтобы не дать показаться слезам.
Перестань, молила я Рафу про себя, перестань мучить себя и меня вместе с тобой. Да, Славы больше нет, но мы не можем отказываться от своих жизней.
– Вот именно, – послышался вкрадчивый голос Обытоцкой, – его больше нет. Значит, он не сможет снова меня напоить, раздеть, сфотографировать, а потом потребовать деньги за неразглашение того, чем я занимаюсь в свободное время.
Я открыла глаза, и первое, что я увидела, это то, с какой ненавистью и презрением Юлия взирает на нас обоих.
– Мы ничего не говорили ни про какие фотографии, – осторожно начала я.
– Да, но вы знали о них. Когда я спросила, нужны ли вам еще деньги, вы ответили, что «вы тут не поэтому».
Мысленно поаплодировав проницательности хозяйки офиса, я тоже поставила стакан с виски на журнальный столик:
– Я не знаю, поверите ли вы нам, но о действиях Славы мы узнали всего два часа назад. Мы были у другой его… клиентки. Она рассказала нам, как все произошло, но мы не могли ей поверить…
– Поэтому вы пришли ко мне, – закончила за меня Юлия, – как мило. Теперь вы знаете, что его другая клиентка говорила правду. Как вы меня нашли?
– У Славы есть записная книжка. Там написаны имена и телефоны…
– И сколько там женщин?
Выдержав ее пристальный взгляд, я набрала воздуха в легкие:
– Пятнадцать. Вы – четырнадцатая.
Юлия опустила глаза и, сняв очки, устало потерла переносицу:
– В восемь у меня самолет в Пекин. Но, думаю, я успею рассказать вам, насколько «хорош» был ваш Слава. Если вы не захотите слушать, я пойму. Нелегко менять свое представление о людях, которые кажутся нам лучшими друзьями.
Она сначала вопросительно посмотрела на меня, а потом на Рафу.
И хотя мы оба вовсе не жаждали услышать ее историю, нам нужно было разобраться в том, что на самом деле произошло с Калининым. В конце концов, он все еще был нашим другом.
…Буквально через минуту после того, как госпожа Обытоцкая ступила на грешную землю, сотовый женщины зашелся веселой трелью.
– Ну что, Юлька, – радостно спросила трубка, – как все прошло? Контракт подписали?
Юлия Павловна победно улыбнулась, вспоминая ту минуту, когда она и Алессандро Голлардо торжественно обменялись ручками после оформления всех бумаг. Отныне единственным официальным дилером обуви и сумок от «Шанель» в России будет не кто иной, как Юлия Павловна Обытоцкая.
– Да, – подтвердила дама, вытаскивая паспорт для таможенного контроля, – наконец-то! После двух лет промывания мозгов и обсуждения количества заказов! Даже не верится, что это свершилось!
– Ну, тебе не верится, а я-то знала, что ты их достанешь. Поэтому взяла на себя смелость устроить тебе по этому поводу небольшой праздник…
– Валька, какой праздник? – недовольно поморщилась Юлия. – Я только с самолета, четыре часа в воздухе, плюс три очень нервных дня в Риме… Давай попозже… Хотя бы в субботу? Сегодня только четверг, к тому же начало одиннадцатого…
– Никаких суббот! – грозно отрезала Валентина. – Давай подгребай в офис!
– Офис?
– Ага, тебе понравится, обещаю, – томно проговорила подруга и отключилась.
Все, чего хотелось смертельно уставшей госпоже Обытоцкой в тот момент, это лечь в горячую ванну и проспать до следующего четверга. Но, покачав головой, женщина решила, что повод для предстоящей гулянки на самом деле довольно весомый, и направилась по адресу. В конце концов, как часто она заключает контракты на 3,2 миллиона долларов?
Когда двери лифта беззвучно разъехались на нужном этаже, Юлия с недоумением оглядела темное помещение. Она ожидала увидеть кучу народа с бокалами шампанского в руках, надутые шары под потолком и большой белый торт. Не увидев ни одного человека, Обытоцкая достала из сумочки сотовый, чтобы отругать подругу за злую и совсем неуместную шутку.
– Иди к себе в кабинет, – тем же завораживающим тоном ответила Валентина, – и когда придешь, сядь на диван и забудь обо всех своих трудностях.
Пару минут Юлия решала, что делать. Валька всегда была сумасшедшей, и стоит ли теперь следовать совету этой сумасшедшей, было для госпожи Обытоцкой большим вопросом.
«Да схожу уже, – мысленно махнула рукой Юлия, – а то еще обидится. Не так много у меня хороших подруг».
Хозяйка офиса подошла к своему кабинету, осторожно отворила дверь, будто она была заминирована, и тихонько присела на свой любимый красный диван, двигаясь наощупь в темной комнате.
Вскоре зажглась одна из ламп абажура, что стояла около мини-бара. Если бы человеческая челюсть могла сниматься, как у роботов-трансформеров, челюсть Юлии с глухим стуком упала бы на пол и разбилась вдребезги. На ее столе возлежал тот, кто даже не казался человеком. Он скорее напоминал персонажа девичьих мечтаний. Его золотистые волосы окаймляли лицо безупречной формы, на котором сияли голубые глаза. Этот неземной юноша был бы абсолютно гол, если бы не его набедренная повязка темно-зеленого цвета. Его идеальное тело было расслаблено, и сам он улыбался одними уголками губ, смотря на Юлию из-под длинных ресниц.
На какой-то момент дама даже перестала дышать и ей подумалось, что все это лишь галлюцинация из-за долгих часов недосыпа и отсутствия нормальных мужчин в ее жизни.
Но чудо-парень, не сводя с нее небесно-голубых глаз, грациозно, как кошка, соскользнул со стола и медленно приблизился к Юлии, держа правую руку за спиной. Присев напротив женщины, он улыбнулся так, что у хозяйки офиса затряслись коленки, и, вытащив руку, преподнес ей большое красное яблоко.
«Наверное, именно так выглядел первый мужчина», – пронеслось у Юлии в голове.
Как и советовала Валентина, Юлия Павловна совершенно забыла о делах, о том, чего она успела достичь в своей еще молодой жизни и насколько холодно она была настроена по отношению ко всей сильной половине человечества.
Все, о чем она могла думать в тот момент, это о теле потрясающе красивого Адама и об обладании им. Как странно, Юлия Павловна никогда не подозревала, как сильно она могла хотеть мужчину, даже когда у нее был муж, она всегда позволяла ему любить себя, нечасто отвечая на его порывы. Теперь же она была в состоянии отдать любые деньги, заплатить все, что у нее есть, лишь бы этот Адам всегда был рядом с ней и смотрел на нее этим завораживающим взглядом.
Юлия робко взяла яблоко двумя руками, а чудо-парень вернулся к мини-бару, взял два бокала и снова направился к своей Еве, позволяя ей как можно лучше рассмотреть его рельефные мышцы, играющие под сливочной кожей.
Подав бокал виски, Адам нажал кнопку на пульте, и кабинет наполнился приятной музыкой.
Попивая обжигающую горло жидкость, Юлия следила за извивающимися движениями Адама и думала, что она попала в рай.
Утро следующего дня хозяйка офиса помнила плохо. Ее разбудили голоса, которые раздавались за пределами ее кабинета. Они становились все громче и громче, и Юлии пришлось встать и выйти из кабинета, чтобы заставить их заткнуться. Оказывается, она заснула одетой и всю ночь проспала на диване.
Для Юлии это было не в новинку, однако единственной причиной, по которой она задерживалась в офисе на всю ночь, была срочная работа. В этот раз срочная работа была ни при чем. Секретарша, увидев заспанное лицо своей начальницы, нисколько не удивилась, а лишь сообщила Юлии, что уже успела позвонить личному шоферу Обытоцкой и он ждет ее внизу, дабы отвезти не щадящую себя даму домой.
Откинувшись на сиденье, Юлия медленно, по частям вспоминала вчерашний вечер.
Она приехала в офис, в кабинете ее ждал Адам… Настоящего имени парня она не знает… Он дал ей выпить, потом стал танцевать… Затем глаза стали слезиться от яркого света… Она помнила чьи-то руки на чьих-то бедрах, одежда упала на пол возле красного дивана, этот красивый мальчик-Адам был совсем близко… Она могла почувствовать его дыхание на коже своего лица…
Машина резко затормозила, и Юлия автоматически поморщилась. Ее голова раскалывалась так, будто она пила каждый день в течение месяца. Кое-как доковыляв до спальни, Юлия упала, даже не разобрав постель, и проспала до шести вечера.
Из спасительного состояния сна ее вывел настойчивый звонок в дверь.
– Наташа! – бессильно позвала Юлия домработницу, но ответа не было.
«Где эта ленивая девка?» – негодовала про себя женщина, пока неуверенно шагала в прихожую, держась за стенку.
– Здравствуйте, Обытоцкая Юлия Павловна? – монотонно поинтересовался парень в кепке и форме, оглядывая хозяйку с ног до головы.
– Ага, – только и смогла выдавить из себя дама.
– Получите, распишитесь. – Юноша всунул ей в руки конверт и исчез в лифте.
Юлия захлопнула дверь, пообещав себе завтра первым делом уволить Наташу, и автоматически открыла конверт.
Оттуда на свет показались двадцать фото, на которых вчерашний Адам и до ужаса похожая на Юлию женщина занимались сексом, причем довольно извращенным и даже противным способом. Первое, что пришло в голову женщине, это зачем лично ей прислали эти гадкие фотографии?
Обытоцкая оглядела конверт, но не нашла на нем никаких адресов.
Взяв в руки фото во второй раз, дама стала кое-что понимать.
Превозмогая боль, она полностью открыла глаза, прекратила щуриться и узнала красный диван. Затем обои, потом свой лифчик, брошенный на пол в порыве страсти. Следом она увидела на фото себя.
Теперь Юлии показалось, что она попала в ад.
Двадцать откровенно гадких, ужасных, отвратительных фото, где запечатлено то, чего она совершенно не помнит, а главное, чего она никогда не стала бы делать даже за миллион долларов.
– Господи, – прошептала женщина, глотая слезы.
Что будет, если эти фото попадут в газеты?
Сексом занимаются все, мы теперь живем не в Советском Союзе, но ее репутации придет конец! Почти десять лет Юлия Павловна Обытоцкая пытается держать планку и вести безупречный образ жизни, быть правильной бизнес-леди, чтобы не давать конкурентам ни малейшего шанса загубить ее дело. В наше время, когда миром бизнеса правят мужчины, заслужить их уважение особенно трудно. Если эти фото будут опубликованы, то уважать ее не смогут еще долго. Может быть, никогда.
Все, чего Юлия добилась за последние десять лет, будет потеряно.
На хозяйку квартиры напала дрожь. Трясущимися руками она перебирала омерзительные фото, пытаясь усмотреть хотя бы намек на фотомонтаж.
Но снимки были реальными, это Юлия знала совершенно точно. Об этом говорили обрывки ее воспоминаний о вчерашний ночи.
Тут среди фото женщина увидела лист, на котором большими буквами была напечатана цифра, пониже – адрес и название банка, номер ячейки и код к ней.
Юлия медленно собрала фото, стараясь не смотреть на тот ужас, который с ней вытворял красавчик Адам, положила их на стол в гостиной, пошла в ванную, чтобы умыться ледяной водой, и вернулась к фото.
Сев за стол, она невидящим взглядом уставилась на снимки. Тупая головная боль мешала соображать, но выхода не было. Нужно было подумать, что делать дальше.
Сумма была небольшая. Двенадцать тысяч.
Если бы это сделали ее конкуренты, они бы не ограничились такой мелочью. Репортеры не стали бы требовать денег вовсе, они продали бы фото желтым таблоидам, получив от них гораздо больше той суммы, что значилась на листе.
Валя?
Юлия, с трудом поднявшись и найдя сумку, в которой покоился сотовый, набрала номер подруги.
– Привет, Юлька, – затараторила Валентина, – ну что? Как мальчик? Понравился? Я специально для тебя заказала самого лучшего!
– Да, – просипела Обытоцкая, – где ты его нашла?
– А что? – наигранно удивленно спросила подруга. – Еще хочется?
В трубке послышался раскатистый женский смех.
– Знаю, знаю, хороший парень. Видела его выступление. Такой прям милашка, глаз не оторвать. Я как увидела его, обомлела… был бы мой Димасик такой же… а то разжирел как боров, на второй этаж самостоятельно подняться не может…
– Где? – перебила Юлия, уже сообразив, что подруга тут ни при чем.
– В «Наиме».
– Адрес?
Валентина продиктовала телефон и адрес клуба.
Юлия положила трубку и взяла в руки лист с напечатанной суммой. В принципе эти деньги женщина могла потратить на подарок родителям или на недельный отдых на море. Или при походе по магазинам в том же Риме или Милане.
Осторожно поднявшись, Юлия отправилась в спальню, чтобы переодеться перед поездкой в банк. Ей нужно было выиграть время для того, чтобы узнать, на кого работает милый Адам.
Через восемь дней после памятной ночи на стол Юлии лег отчет детектива, которого дама наняла, дабы получше познакомиться с любителем яблок и извращенного секса.
В миру Адама звали Станислав Юрьевич Калинин. Москвич, больше двух лет работающий в «Наиме», он никогда не был связан ни с какими бандитами или мафией. Ни разу не привлекавшийся, он являл собой ангела добропорядочности. Если, разумеется, не учитывать того, что он танцевал стриптиз. Отец умер, мать жива. Девушка учится в университете. Директрисой в «Наиме» является Илона Давыдовна Князева, серьезная и правильная женщина. О ее деловой хватке Обытоцкая была наслышана уже давно.
Юлия внимательно прочитала отчет и сняла очки.
Фрилансер.
Вряд ли Князева подозревает о том, какие дела творятся в ее клубе. Естественно, она понятия не имеет, что за услуги ее танцоров (услуги довольно высокого уровня, не поспоришь) клиентки платят дважды.
Пару дней Юлия думала над тем, стоит ли ей быть гонцом с плохими вестями или оставить Илону Давыдовну самой разбираться с ее баранами. В итоге женщина решила, что ей не стоит привлекать внимание к себе и этому паршивцу Адаму. В конце концов, она сама заплатила этому гаду, чтобы фото никто никогда не увидел. А из кабинета Князевой снимки могут попасть в прессу.
Когда-нибудь Илона Давыдовна узнает, каким способом ее подставляют собственные танцоры. Когда-нибудь, но не сейчас. И не от Обытоцкой.
Все. Дело закрыто.
Пять минут спустя мы с Рафой уже сидели в его «Кресте», оба сохраняя ледяное молчание. Не знаю насчет Бонда, но мне с трудом удавалось сохранять видимость спокойствия. В моей голове тянулся караван вопросов, которые я жаждала излить на первого встречного, лишь бы он согласился меня выслушать.
Как давно Слава стал промышлять шантажом? Как он умудрился такое придумать? Как выбирал своих «жертв»? Где хранил полученные деньги?
И самый главный вопрос: неужели тот самый пацан, что жил в соседнем подъезде, когда я была маленькая, на самом деле вырос в такого законченного подонка?
Рафа, положив руки на руль, глядел перед собой, но взор его был затуманен. Как будто он размышлял над тем, куда ехать и стоит ли ехать вообще.
С предельной осторожностью, будто гранату с оторванной чекой, он вытащил из кармана джинсов свой потрепанный сотовый и с тяжелым вздохом протянул его мне.
Я поняла его без слов и извлекла из сумки записную книжку Славы.
В списке значились пятнадцать женщин. Разговаривать с остальными двенадцатью было совершенно необязательно. Суть истории была одна и та же – гадкая, противная и грязная, выслушав ее, лично мне хотелось залезть в душ не меньше чем на час.
Однако последняя женщина вызывала подозрение. Напротив ее фамилии цифры не было.
Прочитав ее имя, я немного наморщила лоб:
– Элла Артуровна Астеева… Эта фамилия не кажется тебе знакомой?
Рафа чуть прищурился, опустив руки себе на колени:
– Вроде слышал пару раз… Не помню где.
– Вот и я тоже…
Я набрала номер, и в ухо полетели длинные гудки. Слава богу, у женщины остался тот же номер.
– Алло, – услышала я недовольный высокий голос. Она явно была молодой и явно блондинкой. У настоящих блондинок очень характерные голоса – обычно высокие и очень капризные. Извините меня, дорогие блондинки, но со статистикой не поспоришь.
– Здравствуйте, Элла Артуровна, вы меня не знаете, но я бы хотела отнять пару минут вашего времени…
– Из какой вы газеты? – бесцеремонно перебила меня девушка. – Я общаюсь только с «Аргументами и фактами». Если вы просите интервью, перезвоните моему агенту или агенту моего мужа.
Она нажала отбой, а я тупо уставилась на «Нокиа» Рафы. Она что, какая-то знаменитость, эта Элла Артуровна?
– Что? – не утерпел Рафа.
– Отключилась, – обескураженно протянула я и набрала ее номер еще раз.
– Я же вам сказала, – вместо «алло» услышала я раздраженный голос собеседницы. На заднем плане слышалась зажигательная танцевальная музыка. – Вы не знаете телефон моего агента?
– Не знаю, – честно ответила я. Ее хамство начало меня злить. – И мне совершенно не нужно интервью, потому что я не из газеты. Я звоню по поводу Станислава Калинина. Вы с ним знакомы?
– Нет, а должна быть?
– Он работал танцором в стриптиз-клубе «Наима», – я решила идти напролом. Я тоже могу быть стервой. – Теперь припоминаете?
На том конце повисла тишина. И если бы я не слышала бессмысленный припев одной из песен группы «Руки Вверх», тишина была бы гнетущей и жуткой.
– Элла Артуровна? – тихонько позвала я, чтобы удостовериться, что девушка все еще меня слышит.
Она не ответила, но ее тяжелое дыхание говорило о том, что я полностью завладела ее вниманием.
– Вы не могли бы встретиться со мной? – осторожно поинтересовалась я. – Сегодня?
– Да, – наконец-то оттаяла собеседница.
– Где?
– Я сейчас в «Мистере Джиме», на шейпинге… Это на Ленинградском шоссе. На втором этаже здания моего клуба есть кафе «Леоне». Буду там через сорок минут.
– О’кей, – коротко отозвалась я и отключилась. – Давай на Ленинградку, доедем как раз за полчаса.
– Что она сказала? – Рафа пристегнулся и своим примером заставил меня проделать то же самое.
– Она явно была в шоке, никак не ожидала этого звонка. А если и ожидала, то совсем не хотела.
Пока мы стояли в очередной пробке, я задумалась о высоком и философском.
В конце концов, как хорошо мы можем знать своих друзей, знакомых и даже родителей? Некоторые пословицы говорят, что только в беде можно познать товарищей. Мол, если наступит беда, те, кто придет тебе на помощь, и есть твои самые что ни на есть лучшие друзья в мире. Другие утверждают, что сочувствовать могут все или по крайней мере притворяться, что сочувствуют. А вот уметь радоваться победам твоего друга и не завидовать ему – дело совсем другое. Как часто, получив четыре на экзамене, вы действительно гордились пятеркой, полученной вашим сокурсником? Лично я помимо мыслей типа «молодец, значит, выучил», к своему стыду, жалела, что пятерка эта была не моя, потому что я пять заслуживаю гораздо больше, чем все мои сокурсники, вместе взятые.
Слава был один из тех людей, которые живут двумя жизнями. В одной он – порядочный умный парень, честно зарабатывающий себе на жизнь, помогающий матери и смотрящий футбол по воскресеньям. В другой – гад и подлец, шантажист, с довольно примитивными представлениями о том, как можно быстро и легко заработать себе на жизнь.
Странно, но даже теперь, выслушав правду о его тайной сущности, я то и дело вспоминаю его веселые васильковые глаза, которыми он смотрел на меня еще позавчера, когда мы обедали в «Техасе». Я наблюдала за тем, как он наяривает второй кусок яблочного пирога, и благодарила бога за то, что он вернул мне моего самого первого и любимого друга. Того, который учил меня курить (между прочим, научил совершенно неправильно) и придумывал, в какие страны мы отправимся, когда нам исполнится по восемнадцать. Я всегда тайно восхищалась им – его стойкостью и чувством самодисциплины, которые ему привил дядя Юра, его жаждой жизни и желанием завоевать все медали на свете. Его острым умом, потому что ему совершенно не нужно было корпеть над домашним заданием. Все задачки по математике и другим точным наукам он всегда решал перед уроком, тем самым развивая у меня комплекс неполноценности. Я всегда любовалась его незаурядной, яркой внешностью и знала, что через десять лет девицы будут бегать за ним, как гончие за электрическим зайчиком.
Я припоминала новые детали наших разговоров с бывшими клиентками Славы и твердила себе снова и снова, что Слава на самом деле был совсем другим человеком, – человеком, способным на ужасную гнусность, и не могла себе поверить.
Я не могла поставить знак равенства между противным шантажистом и моим любимым другом детства.
Рафа изредка бросал на меня обеспокоенные взгляды, как будто пытаясь выяснить, жива ли я еще или уже впала в кому от всего рассказанного нам.
– Приехали, – возвестил парень, припарковавшись недалеко от здания, где на шестом этаже располагался спортивный клуб «Мистер Джим».
Я, словно восьмидесятилетняя старуха, с трудом вышла из машины. Еще одной повести о нашем чудесном друге я выслушать не могла. Мне хватило двух предыдущих. Но отступать было некуда. Рафа, заметив мое состояние нестояния, галантно взял меня под локоть.
Кафе представляло собой маленькое, но очень уютное местечко. Мне не нужно было смотреть в меню, чтобы узнать, что стоимость чашки кофе тут составляет мой месячный прожиточный минимум. Из колонок на потолке лилась приятная джазовая мелодия. Все столики были пусты, кроме одного. У самого окна, сидела блондинка (я же говорила) с коротким каре и большими кольцами-серьгами, которые касались ее плеч. Нынче такие серьги в моде, а начала эту моду Дженнифер Лопез. Год от года диаметр ее серег делается все больше и больше. Клянусь, придет время и в ушах она станет таскать обручи, которые крутят на талии.
Перед Эллой стоял стакан апельсинового сока, а в руках она крутила одно из золотых колечек с бриллиантом, который очень напоминал тот, что показывали в «Титанике». Она явно нервничала и ерзала на стуле.
Мы без слов сели напротив нее.
– Чего желаете? – вежливо спросил нас появившийся из кухни официант и положил перед нами две книжечки меню.
– Спасибо, ничего не надо, – заверила его я.
Официант понял и испарился. Девушка переводила свой непонимающий взгляд с меня на Рафу, пока ей это не надоело:
– Кто вы? И откуда знаете про танцора?
Я пожалела, что мы с Рафой не оговорили заранее линию беседы с этой особой. Она была моложе своих предшественниц и совсем не расположена к разговору по душам.
– Мы друзья Станислава, – уклончиво ответил Бонд.
– И чего же вы желаете? – противным тоном осведомилась Элла, тряхнув головой. – Денег?
Мне эта Элла не понравилась еще по телефону, и теперь я знала почему. Она из той породы людей, которые считают, что лично они потомки богов, а остальные – лишь простые смертные, а потому недостойны в этой жизни ничего, кроме как прислуживать этим потомкам. Прямо как японцы. Мало кто знает, но официальная религия Страны восходящего солнца пропагандирует среди своих граждан именно такую идеологию.
– Нет, нам нужно знать, что произошло между вами и Станиславом, – медленно, почти по слогам проинформировал ее Рафа. Я знала, что вывести из себя моего провожатого довольно трудно, но она уже почти сделала это.
– Вы точно не журналюги? – криво усмехнувшись, поинтересовалась Элла, и ее серьги-обручи закачались в такт ее словам. – У вас небось диктофонов по три штуки в каждом кармане.
Это заявление заставило мои брови подняться до самой линии роста волос. На мне были надеты облегающие джинсы. И засунуть ко мне в карман что-нибудь больше зажигалки не представлялось возможным. Рафа также был в штанах из темно-синей парусины, и в его кармане лежал только телефон, который парень вытащил и демонстративно положил на столик перед капризной блондинкой.
Она поджала губы, накрашенные ярко-красной помадой, и, нехорошо прищурившись, уставилась на нас.
Нужно было что-то делать, и причем прямо сейчас.
– Элла Артуровна, – как можно вежливее сказала я, – мы не желаем вам ничего плохого. Мы на самом деле друзья Славы. К сожалению, сам Слава умер прошлой ночью… Скорее всего, переборщил со снотворным и утром просто не проснулся…
– Совсем умер? – обалдело протянула девушка, изменившись в лице.
Я решила не отвечать на этот риторический вопрос. Ну как можно «не совсем» умереть?
– Понимаете, вы бы нам здорово помогли, если бы рассказали, при каких обстоятельствах вы познакомились со Славой, – продолжила я после некоторой паузы. Надо же, мне кажется, у меня недюжинные способности переговорщика. Я только что открыла в себе еще один талант.
Элла словно заледенела. Ее серьги-обручи не качались, а пальцы перестали крутить золотое кольцо.
– Пожалуйста, – очень тихо, но все-таки с чувством попросила я.
– Если вы обещаете, что об этом не узнает мой муж, – наконец-то выдавила она, когда я уже мысленно поставила крест на нашей беседе.
– Ваш муж? – смутилась я. – Конечно, не узнает. А при чем тут ваш муж?
Астеева открыла рот, чтобы мне ответить, но тут послышался голос Рафы.
– Вы – супруга Григория Астеева, председателя партии «Новая Россия», – с интонацией древнебиблейского пророка изрек парень.
Элла закивала так активно, что мне даже стало страшно за ее шею, которая стала легкой добычей для тяжелых серег.
– Видит бог, я не хотела ничего дурного, я даже не знала, что Светка закажет стриптизера, – затараторила Элла, – но все случилось так быстро, и мне, честно говоря, он так понравился, что я решила, что никому не будет плохо, если он потанцует немного лично для меня…
– Постойте, Элла, – Рафа обворожительно улыбнулся, и я поневоле засмотрелась на моего великолепного спутника, – давайте все с самого начала и не так быстро.
Элла, игриво похлопав глазками (в тот момент мне больше всего на свете хотелось удушить эту белобрысую девку), откашлялась и начала рассказ, не забывая бросать на моего спутника многозначительные томные взгляды.
– Ой, девчонки, сегодня так удачно, – Светлана Соколенко облокотилась на деревянную стену и потерла красную шею, – не сауна, а прям рай на земле.
– Точно, – закивала Элла и взяла стакан со свежевыжатым арбузным соком.
Вторник издавна, а именно уже пять лет, считался женским днем, когда три самые лучшие с пятого класса подруги собирались вместе и весело проводили время. Последние три месяца подружки зачастили в спа-салон и сауну «Роса», и менять развлечение им пока что не хотелось.
– Может, еще раз сходим? – предложила Татьяна, полусонно глядя на Эллу и Свету, млевших на деревянных лавочках в комнатах отдыха.
– В принципе я не против, – ответила Астеева, – только минут на пять, не больше…
– Нет! – Светлана вытащила из сумочки сотовый и посмотрела на часы. – Не успеем. Он уже здесь. Мне администраторша сообщение прислала. Он ждет нас уже двадцать минут…
– Господи, Светка, ты что, на самом деле притащила сюда этого парня из «Наимы»? – Таня так и подпрыгнула на твердой лавке.
– Ну да, я же вам говорила, что он мне еще два месяца назад понравился. Все думала, когда бы его арендовать.
– И вот придумала! – не то с недовольством, не то с раздражением хмыкнула Элла.
– Да чего вы боитесь, девчонки? – искренне изу-милась Света. – Мужиков наших тут нет, да и не заявятся они сюда еще триста лет. Камер тут нет, персонал знает, как держать язык за зубами. Расслабьтесь! Зря, что ли, вчера сама ездила в клуб и платила наличкой, чтобы мой урод по кредитке не проследил, на что я трачу его кровно заработанные.
Света отправила администраторше сообщение с одним коротким словом «Запускай», и через три минуты в просторной комнате отдыха с деревянными лавками, милым диваном и большим дубовым столом появился он.
Элла во все глаза уставилась на парня, поняла, что он похож на Брэда Питта.
Парень был одет в сутану католического священника, но в отличие от настоящих святых отцов она его не уродовала, а по-своему красила, оттеняя его светлую кожу и голубые, загадочно улыбающиеся глаза.
Пару месяцев назад Элла уже видела выступление этого парня, причем именно в этой сутане. Тогда сама Светка затащила Астееву в «Наиму», чтобы подруга «заценила реального пацана», как выразилась Соколенко. Свете очень нравились такие мальчики. Ей было двадцать восемь, но уже девять лет она была замужем за мужчиной на двенадцать лет старше ее, и муж ее был далеко не красавцем. Возможно, Света по-своему любила своего супруга, однако никогда не скрывала, что тогда, когда ей было девятнадцать, Виктор казался выгодной партией. Он был начинающим бизнесменом, который привозил в столицу и западную часть России технику из Китая и Японии. Сначала бизнес шел ни шатко ни валко, но через пару лет Света поняла, что не ошиблась. Дело Виктора все расширялось и расширялось, как, впрочем, и он сам. О Свете он всегда говорил как об очередной покупке, красивой жене, которую никогда не стыдно было вывести в свет и показать японским партнерам. Однако еще перед свадьбой Свете было сказано, что будущий супруг может простить многое, кроме измены. Лично для него это не такое уж большое дело: будучи разведенным, он знал, что ходят налево и жены, и мужья. Но вот слыть в народе мужиком с рогами ему не хотелось совершенно.
Света понимающе кивнула, вышла замуж и стала изменять мужу очень-очень осторожно. Элла знала о ее любви к мальчикам-стриптизерам, симпатичным официантам и обаятельным продавцам дисков в музыкальных магазинах. Элла не прекращала удивляться, как лихо все эти годы Светке удается сохранять статус верной жены и любящей спутницы своего законного супруга.
Вот и теперь Светка нашла себе новое увлечение на пару недель. Интересно, она хотя бы знала, как зовут этого пацана?
Пацан же тем временем выключил большой свет, оставив гореть пару мелких лампочек. Включил в сеть принесенный с собой маленький магнитофон и нажал кнопку. Из динамиков полилась жутко знакомая мелодия, и через пару секунд Элла узнала в ней хит «Белль». Жуткая история про то, как три мужика влюбились в уличную цыганку. Вроде как песенка из мюзикла, а мюзикл основан на произведении какого-то древнего классика. Не то Шекспира, не то Дюма…
Как только парень скинул свою сутану, Эллины мысли о Шекспире перестали существовать, и она целиком погрузилась в наблюдение за движениями прекрасного тела стриптизера. Таня и Света тоже сидели как зачарованные, не в силах даже моргать.
Вот странное дело, в клубе все кажется другим: и выступление, и сам танцор. Там ты одна из многих, просто зрительница в толпе. Смотришь на то, как он двигается на сцене, и даже не можешь прикоснуться к его гладкой коже и литым мускулам. Там он не видит тебя и твое восхищение им. А тут…
Тут он стоял перед Эллой на коленях, когда Петкун надрывался, напевая: «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой».
Я бы тоже не поскупилась, подумала Элла, но она тут же вспомнила про подругу. Интересно, Светка поделится с ней новой игрушкой или станет играться им одна. Вон и Танька вроде тоже не прочь продать свою душу, только бы такой парень провел с ней какое-то время наедине.
Песня закончилась гораздо быстрее, чем девчонки того ожидали, но это был не конец представления. Воспользовавшись паузой, парень снова накинул на себя сутану, пряча свое восхитительное тело под тяжелой черной тканью.
– Здравствуйте, милые девушки, – его голос был так же мягок, как и его глаза, обрамленные длинными русыми ресницами, – меня зовут Отец Луи. Я постараюсь развлечь вас так, чтобы вы еще долго не забыли этот вечер.
Света и Элла ахнули, а Отец Луи грациозно приблизился к Татьяне.
– Как вас зовут? – Он встал перед ней на колени и взял ее руку в свои.
– Таня, – выдохнула она, и танцор медленно поцеловал ее руку.
– Света, – с той же интонацией ответила ему Соколенко и получила свой поцелуй в самый центр ладони. Позже священник склонился перед Астеевой.
– Элла, – сказала она как можно спокойнее, хотя ей было трудно сдержаться, чтобы не повалить этого красавца на пол.
Парень смотрел ей в глаза дольше, чем остальным, и, обаятельно улыбнувшись, поцеловал две ее руки.
Элла Артуровна восприняла это как хороший знак. В конце концов, давайте называть вещи своими именами. Из трех подруг Элла была самой симпатичной, стройной, молодой и вообще самой умной (и еще самой скромной). И этот танцор успел разглядеть в ней все эти таланты довольно быстро.
Представление для трех подруг длилось уже около сорока минут, когда танцор приглушил музыку и обратился к девушкам:
– Я бы хотел дать каждой из вас по личному представлению…
Девчонки в ту же секунду зааплодировали.
– Но тогда вам придется снять еще одну комнату.
– Не проблема, – заверила Светка и вытащила сотовый, чтобы позвонить менеджеру спа.
Через пятнадцать минут Таня была уже там, в одиночестве смотрела на Отца Луи и пила вино, принесенное им.
«Подарок от «Наимы», – объяснил танцор.
Полчаса спустя Танюха вернулась, и выглядела она очень томно и блаженно.
– Светка, – промямлила девушка и уселась на диван, – ты просто молодец! Я его обожаю!
Света, ничего не ответив, весело подмигнула подруге и вышла из комнаты, чтобы теперь самой понаслаждаться своим новым увлечением.
Элла же не знала, как ей поступить. С одной стороны, ей ужасно хотелось остаться с парнем наедине. Не для секса, а просто так… чтобы быть одной-единственной, для кого он танцует. Чтобы его небесно-голубые глаза смотрели только на нее… Чтобы он снова поцеловал ей руку.
С другой стороны, Элла не знала, как может отреагировать на это ее муж. Григорий Иванович уже четыре года возглавлял партию «Новая Россия». Акцент эта партия делает на семью и семейные ценности. Элла миллион раз слышала напыщенные речи своего супруга о его новой России. Чтобы создать новую страну, нужно вырастить новое поколение, которое нужно правильно воспитать, вещал Григорий Иванович с экрана телевизора и страниц газет. Необходимо растить наших детей с мыслями о том, как важна семья. И что без счастливой и надежной семьи невозможно стать полноправным членом общества.
И что случится, если станет известно о том, что супруга председателя партии «Новая Россия» любуется стриптизерами и развлекается с ними в сауне? О каких устоях и семейных ценностях может идти речь? Карьера мужа будет разрушена, а вместе с ней и беззаботная жизнь Эллы. Потому что Элла, как и Света, тоже вышла замуж по строгому расчету. Однако Астеева в отличие от Соколенко никому этого не рассказывала.
На пороге появилась Света. На ее тонких губах играла мечтательная улыбка.
– Ой, девки, кажется, я влюбилась…
Элла посмотрела на Соколенко и уверенно поднялась с лавки:
– Ну а теперь моя очередь.
– Ага, – Света растерянно кивнула, было видно, что мысли девушки витали где-то далеко. Где-то около Отца Луи и его накачанного торса, – давай.
В принципе Элла очень рисковала еще тогда, когда Соколенко затащила ее в «Наиму». Но в тот раз все обошлось, может, обойдется и сейчас. Действительно, камер тут нет, репортеров тоже. Откуда ее муж может узнать об этом приватном представлении?
Астеева зашла в комнату, где в отличие от предыдущей горели все лампы, какие только можно было включить.
– Это чтобы вам было лучше меня видно, – промурлыкал Отец Луи, усадил гостью на диван и подал ей бокал. – За вашу ослепительную красоту, – сказал тост священник.
Обычно Элла не пила вино, потому что не понимала его вкуса и поэтому совершенно не любила. Ей больше нравился «Кристалл», который стоил десять тысяч долларов за бутылку. Но отказать этому очаровательному парню, да еще такому тосту, она не могла.
– До дна, – нежно скомандовал стриптизер. Элла ему подчинилась, и очень скоро ей захотелось спать.
Когда Элла открыла глаза, рядом стояли подруги и смотрели на нее с нескрываемым волнением.
– Ты как? – Светка помогла Астеевой привстать и усесться на диване. – Что это с тобой?
– Не помню, – выдавила Элла, – ниче не помню. А где этот? Отец?
– Видимо, ушел, – предположила Татьяна и присела рядом с Эллой, – ты же была последней, кто его видел. Как представление?
– Не знаю, меня как будто вырубило…
– Понятно, – разочарованно протянула Света, – вина небось перепила. Тебе, Элька, надо учиться пить! Ты как нерусская! Одно шампанское вечно хлещешь. Надо на что-то серьезное переходить уже… Мартини там… Вино, коньяк.
Элла попросила подруг отвезти ее домой. Еле доковыляв до кровати, Астеева провалилась в сон и проснулась днем следующего дня. А ее голова нестерпимо раскалывалась еще до двенадцати вечера.
– А дальше? – не удержалась я, услышав конец истории.
– А дальше позвонили вы, – пожала плечами Элла Артуровна, – я так и знала, что мне это аукнется. Гришка меня убьет… Нет, убьет, отвезет в больницу, чтобы меня вылечили, а потом убьет еще раз…
– А как же конверт? – спросил Рафа.
– Какой конверт? – Элла недовольно смотрела на нас исподлобья, как будто мы сообщили ей, что у ее любимого «Порше» проколота шина.
– Ну белый такой. С курьером и фотографиями, – пояснила я.
– Фотографиями, – одними губами прошептала Элла и побледнела до такой степени, что стала похожа на гейшу – будто на чисто-белом листке бумаги кто-то нарисовал ярко-красный рот и зеленые глаза с длинными черными стрелками.
Я с интересом повернулась к Рафе.
Она или чего-то недоговаривает или говорит правду. Но зачем ей лгать: она уже поведала нам про Славу. Зачем скрывать, что заплатила ему за молчание? Значит, конверт она не получала на самом деле. Почему?
Рафа, прищурившись, искоса глядел на Эллу. Взгляд его говорил «ты либо дура, либо гений». Назвать Эллу гением было так же невозможно, как Диму Билана – золотым голосом России.
– Спасибо за помощь, – заявил Рафа и поднялся со стула. Я тоже поднялась, чувствуя, что приключений на сегодня уже достаточно. Надо бы отдохнуть и вообще переварить информацию.
– Прощайте, – по-джентльменски поклонился парень нашей белокурой собеседнице.
– И все? – изумилась Элла и уставилась на Рафу гипнотизирующим взглядом. – А телефончик не дадите?
Рафа с недоумением вначале посмотрел на меня, а потом на Астееву. Мне же хотелось взять ее сок и вылить на башку этой чувырле. Разве ее ничему не научила эта история? Нельзя изменять мужу и надеяться, что об этом никто никогда не узнает. Обычно чем богаче и известнее супруг, тем быстрее до него доходят неприятные слухи о распущенности и глупости его «навек любимой и единственной».
– Извините, у меня телефона нет, я живу в пещере и в город выбираюсь только раз в год, – со всей серьезностью ответил Рафа назойливой дамочке.
– Какая жалость, – жеманно протянула та и оскалилась до такой степени заигрывающе, что я не выдержала:
– Алла Эдуардовна, вспомните про своего мужа-политика и про его речи о семейных ценностях. Нам пора. Большущее спасибо вам за поучительный и захватывающий рассказ.
Я повернулась на каблуках и буквально выбежала из уютного кафе. Еще минута в обществе этой присоски, и я просто потеряю самообладание. Совсем страх потеряла – просить телефон у Рафы! В моем присутствии! Неужели она не видела, что в кафе мы вошли под руку. Честно говоря, со стороны мы вряд ли были похожи на молодоженов, скорее на соседей по гаражам. Но нужно же иметь какие-то зачатки совести! Она же замужем!
Пока я неслась к машине, тихо возмущаясь и невнятно бубня все, что я думала об Астеевой и ее предках до седьмого колена, Рафа спокойно шагал за мной. Когда мы сели в его «Кресту», мой желудок заурчал так сильно, что этот звук протеста против голода услышали, наверное, даже в Барселоне.
Рафа с ироничной улыбкой глянул сначала на мой живот, а потом и на меня:
– На пустой желудок думается совсем скверно. Поехали поужинаем, а потом во всем разберемся. Иншалла. – Мой личный водитель загадочно мне подмигнул, и «Креста» выехала на оживленное шоссе.
Отойдя от его неожиданного жеста (это я про подмигивание), я посмотрела на часы. Мама, начало девятого, а я в течение всего дня только выпила полкружки бурды под названием «растворимый кофе три в одном» и съела найденную в закромах моей кухни отсыревшую баранку. Вот так люди и зарабатывают язву. А потом умирают мучительной смертью, корчась на постели в присутствии священника и родственников.
– А куда мы едем? – изрекла я, когда решила, что звать священника перед своей смертью не буду. Зачем? Все равно попаду в ад за то, что никогда не соблюдаю пост и бываю в церкви не чаще Ксении Собчак.
– Домой, – лаконично ответил Рафа.
– Как домой? – испугалась я и схватилась за голодный живот. – Мы же хотели ужинать.
– Так мы и едем ужинать. Я приготовлю.
Я с непередаваемым восхищением посмотрела на водителя. Господи, какой мальчик! Ну какая радость и прелесть! Он приготовит! Еду! Сам! Для меня! Пусть даже это будут слипшиеся макароны и поджаренные на сковородке сосиски трехмесячной давности. Таким мужчинам нужно давать медаль хотя бы за желание!
А этот гад Невский даже не хотел поджарить мне яичницу, когда я болела гриппом и валялась на кровати с сорокоградусной температурой. Если бы не сестры Сотниковы, я бы так и померла от голода и одиночества, с живым любовником в своей квартире. Вот она, грустная правда жизни.
Пока мы поднимались по лестнице, ведущей в милую «пещеру» Рафы, я мысленно поклялась своими новыми «бланиками», что съем все, что приготовит этот парень. Даже если жрать это будет невозможно и возникнет опасность отравиться, я все равно поглощу одну порцию и из вежливости попрошу вторую. Ну кто знает, когда еще раз меня на ужин пригласит красивый стриптизер и обаятельный парень по совместительству.
– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила я, ра-зувшись.
– Да, – кивнул Рафа, – сиди в гостиной и думай над тем, что мы сегодня услышали.
– Нет, я имела в виду – на кухне?
Хозяин с подозрением глянул на меня, приподняв одну бровь:
– Думаешь, я плохо готовлю?
– Разумеется, нет, – замялась я, но было поздно. Мои предательские мысли были раскрыты. – Просто не хочется, чтобы ты там возился один… я знаю, как мужчины ненавидят всю эту кухонную суету…
Губы Рафы тронула слабая улыбка:
– Не волнуйся, я люблю готовить. Все нормально. Ты присаживайся, посмотри телик или просто отдохни. А я пока придумаю, чем нас кормить.
Я развела руками, дескать, как желаете, господин начальник, и плюхнулась на мягкий диван так, что мне были видны половина кухни и Рафа, стоявший ко мне спиной. Могу вам сказать, что лучшей точки наблюдения придумать было нельзя. Я непроизвольно довольно улыбнулась, когда парень присел, чтобы достать до нижних полок, и джинсы на его пятой точке натянулись так сильно, что я вспомнила, как выглядела эта точка в одних тоненьких стрингах. Эх, были же времена…
Минут двадцать пять мы болтали о всякой ерунде, как будто специально откладывали серьезный разговор о Славе на потом. Рафа суетился на кухне, иногда выскакивая ко мне в гостиную, чтобы в лицах изобразить героя его истории или увидеть мою реакцию на поведанное им. И хотя я не видела его кулинарных шедевров, до моего уже ставшего таким родным дивана доносились вкуснющие запахи чего-то запеченного. Мой рот был полон слюны, и все действо напоминало мне какую-то средневековую пытку – когда у голодного человека перед глазами проносят еще пышущие жаром блюда и ждут от него признаний в не совершенном им преступлении.
В десять минут десятого Рафа вышел из кухни и напыщенно произнес:
– Сегодня на ужин: спагетти болоньезе, салат «Фрутти Дел Мари» с лимонным соусом, мини-пицца с сыром пармезан и лазанья.
Я открыла рот. Да так широко, что хозяин немного стушевался.
– Ну, лазанья – покупная, я ее просто разогрел. И тесто для пиццы тоже. А все остальное мое. Убери, пожалуйста, рамки со стола, я сейчас все принесу сюда.
Все еще прибывая в шоковом состоянии, я осторожно сложила рамки на полки, где ранее нашла фото первой любви Рафы.
Не может быть, чтобы он на самом деле все это приготовил за сорок минут! Серьезно! У меня на одни спагетти ушло бы часа полтора, не меньше. Там ведь нужно еще разморозить фарш, обжарить томаты и… И что еще? Честно говоря, не знаю, я эти болоньезе ни разу не готовила и делать этого не собираюсь. У меня все по-простому. Пельмешки без спешки, там, мамины пирожки, пюре с котлетами (котлеты тоже не мои – магазинные). Диетка у меня просто супер. И почему меня еще не разнесло, как хрюшку?
Когда я отвлеклась от своих мыслей, тарелки уже стояли на столе, и мне пришлось признать, что Рафа не врал. Я заметила, он вообще редко врет. Опасное качество. Иногда неумение врать очень мешает общественной жизни.
– Слушай, а как же ваша диета? У вас же все должно быть сбалансировано, верно? – Я присела за столик, и хозяин плеснул мне в стакан яблочного сока из тетрапака. – Не больше тысячи калорий в день и все такое. Я как-то по телевизору смотрела, участницам конкурсов красоты нельзя больше 600 калорий в день.
Рафа взял мою тарелку и стал накладывать салат. Честно говоря, в тот момент мне хотелось повалить его на диван и делать с ним всякие вещи, о которых воспитанные девушки не говорят, а только думают. Я хотела его гораздо меньше, когда он извивался передо мной в прошедшую пятницу. То, что он хотел меня накормить, было так мило и очаровательно, что мне хотелось приходить к Рафе на ужин каждый вечер.
– Мы, конечно, не участницы конкурса красоты, – ответил мне хозяин, но я плохо воспринимала слова, следя за его красивыми большими руками, которые наполняли мою тарелку итальянскими вкусностями, – но за диетой следить обязаны. Это само собой ра-зумеется. Побольше мяса и овощей, поменьше мучного, сладкого и фруктов. Особенно винограда и бананов. Слишком много углеводов. Просто сегодня особенный вечер, и я решил приготовить что-нибудь особенное.
– Правда? – протянула я с интонацией шестнадцатилетней влюбленной девчонки.
– У меня три выходных подряд. Такое выпадает нечасто, – пояснил Рафа и поставил тарелку передо мной.
Когда я поняла, почему для Рафы этот вечер такой особенный, я сдулась, как проткнутый резиновый мяч.
– Нет, правда, – продолжил парень, не замечая моей более чем очевидной реакции на его слова, – сегодня первый и еще два впереди. А в четверг пойду в тренажерку и сделаю двойные подходы ко всем упражнениям. В «Наиме», если стаж работы превышает год, тебе дают еще один выходной. Хорошее правило. У Илоны Давыдовны вообще хороший подход к работе. Никогда не обманывает, не ноет и не конючит. С ней очень приятно работать. Всегда знаешь, чего ожидать.
Мы немного помолчали, погрузившись в жевание и запивание съеденного соком.
– Невероятно вкусно! – не выдержала я. – Никогда бы не поверила, что это приготовил мужчина, да еще и всего за сорок минут! Кто тебя научил?
– Никто, – пожал Рафа широкими плечами, – я люблю готовить. Частенько, чтобы отдохнуть от работы, толпы и громкой музыки, я остаюсь дома. Ну чтобы просто побыть одному, а не танцуя для кого-нибудь. А приготовление пищи снимает стрессы и дает возможность подумать над своей жизнью. Ну знаешь, просто задуматься над тем, как ты живешь.
Я понимающе кивала, хотя не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. Когда я прихожу с работы, я разогреваю первое, что попадется под мою усталую руку. Или сварганю что-нибудь как можно быстрее, чтобы усесться перед теликом или почитать книжку. Если я каждый раз на кухне буду задумываться о своей жизни, ничего хорошего я явно не надумаю.
– У меня много поваренных книг. Так, шаг за шагом, я учился готовить что-нибудь новое и необычное. Очень полезно для кулинарного образования. – Рафа ослепительно улыбнулся и взял себе маленький кусочек пиццы.
– Честно говоря, я думала, ты ешь всякие там кебабы, шашлыки… чебуреки, – с набитым ртом сказала я и потянулась за лазаньей.
– Мама всегда готовила блюда национальной кухни, я обожаю арабские блюда, но у меня не было сухариков для салата «Факуш», для кебаба нужно мясо молочного ягненка, а у меня в морозилке только говядина. К тому же итальянская кухня совсем не хуже арабской. И блюда довольно просты в приготовлении.
Мы снова замолчали, почувствовав, что кулинарная тема себя исчерпала. Наевшись до отвала, я залезла на диван, подобрав ноги под себя, и довольно улыбнулась.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я и даже могла бы поцеловать повара в знак своей сытости и признательности.
Рафа приложил левую руку к сердцу, что, видимо, на языке хозяина означало «нема за що».
– Как ты думаешь, зачем он это делал? – тихо спросила я, не осмеливаясь поднять на Рафу глаза. Мне казалось, что я предаю лучшего друга детства, поверив всем этим грязным историям.
Рафа какое-то время глядел в пол стеклянным взглядом, как будто совершал путешествие во времени, чтобы оживить все воспоминания о Славе.
– Я знал его около четырех лет, если считать годы службы в армии. И я могу заявить тебе со стопроцентной уверенностью, что Слава был амбициозным человеком. Он был добрым, вежливым, преданным товарищем, но он всегда знал, чего хочет от жизни. Наверное, спортивное детство наложило свой отпечаток. Дядя Юра научил его хотеть самого лучшего. Славка был умным парнем, он знал, как добиться своего. Ради своей высшей цели он, вполне возможно, мог пойти по трупам.
Я не знала, как реагировать на слова Рафы. Можно оскорбиться и бить себя пяткой в грудь, доказывая, что Калинин был ангелом во плоти. Наверное, так я и должна была сделать, но не могла. Я ведь совсем его не знала. Я помнила его ребенком, а не уже взрослым человеком. Как могла я противоречить Рафе, человеку, который был ему лучшим другом в последние годы его жизни?
– Ну а как это возможно с чисто технической точки зрения? – оживилась я, вспомнив про порнофотографии, якобы сделанные Славой. – Ведь нужно, чтобы кто-то стоял и нажимал на кнопку фотоаппарата, а протащить на территорию дома или офиса чужого дядьку довольно трудно.
– Варя, в каком веке ты живешь? – поморщился Рафа. Он совсем не ожидал от меня подобной тупости. – Сейчас в каждом нормальном фотике есть функция «автосъемка». Ставишь аппарат на место повыше, выбираешь временной промежуток, например двадцать или тридцать секунд, отходишь подальше и фоткаешься без помощи фотографа.
– Да ну? – не поверила я. Действительно, в каком веке я живу? Наверное, в каменном.
– Ну да, – хмыкнул Рафа, – у меня такой цифровик тоже есть, восемь пикселей, три режима ночной съемки, 15-кратный зум. Только я им почти не пользуюсь. Не очень люблю фотографироваться. Всегда получаюсь ненормально.
Последнее утверждение вызвало во мне буйную волну протеста. Ну конечно, ненормально! По мне, так очень даже ничего. Рафа довольно фотогеничен. И на любительских фотках выглядит как модель журнала Men’s Health.
– Ты не помнишь, у Славы был подобный фотик?
Рафа потер переносицу и нахмурился:
– Не помню. Когда мы собирались вместе на какой-нибудь вечеринке, то я всегда брал свой.
– Ну хорошо, а как насчет фотографий? Где он распечатывал их? Относить в салон опасно, ведь там снимки могут увидеть.
Рафа мрачно склонил голову набок:
– В начале января он купил принтер для печати цифровых фото.
– Он купил принтер, хотя у него не было фотика? – скривилась я, как будто проглотила пятисантиметрового таракана. – Как-то глупо, ты не находишь?
– Помню, я сказал то же самое. Славка ответил, что фотик есть у меня и мы теперь сможем сэкономить, распечатывая фотки дома. Я думаю, он просто не хотел говорить, что приобрел себе еще и цифровик. Однако в то время его ответ не вызвал у меня подозрений. На самом деле мне показалось это хорошей идеей. Мы частенько куда-нибудь выбирались. Славка, Кристя, я… ну еще кто-нибудь…
То есть очередная девушка, перевела для себя я. Иногда тактичность Рафы просто выводит меня из себя. Если бы он сказал «моя Клава», мне стало бы гораздо легче. Чем больше я узнаю Рафу, тем больше понимаю, что мне он ужасно нравится. Если бы я увидела в нем хоть какие-то зачатки подлости, трусости или глупости, нравиться он бы мне стал гораздо меньше. Примерно как Невский.
– Ясно, – протянула я и вытащила из сумочки записную книжку Калинина. – Ага, – себе под нос пробубнила я, еще раз оглядывая список. – Говоришь, купил фотик в начале января?
– Да, он получил хороший бонус от Илоны Давыдовны под Новый год. Впрочем, как мы все.
Не в силах сосчитать в уме, я стала загибать пальцы:
– Знаешь, если учесть, что Слава фотографировал по одной женщине в неделю, получается как раз январь. Около пятнадцати недель назад.
Я с волнением взглянула на Рафу. Нехорошее совпадение.
Снова уставившись в список, я обратилась к хозяину:
– У тебя случайно нет калькулятора?
– Где-то есть, а зачем тебе? Хочешь узнать, сколько Славка успел заработать? – Рафа лукаво мне улыбнулся и наклонился так, что оказался совсем близко от меня, буквально в двадцати сантиметрах. – А так сосчитать не получится?
– Я не бухгалтер, а секретарь, – вяло огрызнулась я, чтобы не показать, как я растаяла от его близости.
– Давай я, я неплохо считаю до двадцати, – Рафа со смешком выхватил у меня книжку. – Пятьдесят тысяч пятьсот долларов. Без налогов.
Я уставилась на хозяина с очень неумным выражением лица.
Мамочка родная! Пятьдесят штук баксов! Это же прям богатство неземное! Годовой бюджет какой-нибудь Эфиопии или Нигерии.
Пятьдесят кусков! Кристине повезло с женихом! Богатая была бы свадьба…
– Чтобы открыть собственный клуб, этого недостаточно, – со знанием дела заявил Рафа и передал книжку мне. – Только представь: арендовать помещение, желательно площадью больше четырехсот квадратных метров, отремонтировать его, набрать персонал, дать рекламу. Минимум первые полгода будешь работать себе в убыток. Зарабатывать нормальные деньги начнешь только через год, это в лучшем случае. А все это время тебе нужно платить работникам зарплату, давать взятки чиновникам – пожарным и санитарным комиссиям. И самому на что-то существовать.
В моих глазах магическая цифра пятьдесят тут же уменьшилась и сморщилась, как проколотая шина. Действительно, если говорить о клубном бизнесе – это просто капля в море.
– Поработай Славка таким образом еще года два, вполне мог бы накопить. Интересно, почему он остановился и не послал снимки Астеевой? Она бы заплатила ему хоть миллион, если бы могла его достать, – пробурчала я.
– Может, испугался, что она может рассказать про шантаж своему мужу-политику, который захочет самолично разобраться с предприимчивым стриптизером, – предположил Рафа и почесал затылок. – Это была бы неплохая версия. В том случае, если Астеева получила конверт.
Я задумчиво прикусила губу:
– Откуда мы знаем, что она его получала? Эта белобрысая идиотка могла утаить финальную часть истории, чтобы не подставлять себя и своего муженька.
Рафа кивнул, сосредоточенно крутя вилку в руке, а я снова уставилась в список:
«13. Альбина Григорьевна Бернар 5.5
14. Юлия Павловна Обытоцкая 6».
Нервно теребя локон из моего конского хвоста на затылке, я с непониманием обратилась к Бонду:
– Бернар сказала нам, что сумма равнялась 11 тысячам, а Обытоцкая – двенадцати. Почему в Славкиной книжке эти цифры меньше ровно в два раза?
Хозяин медленно посмотрел мне в глаза и прищурился так сильно, что стал похож на монгола.
– У Славы был подельник, – протянула я, как будто у меня случилось божественное откровение.
Рафа одобрительно покачал иссиня-черной гривой.
– И это многое объясняет, – прошептал он.
– Например, что?
– Например, то, как выбирались «жертвы». – Рафа резко встал и стал интенсивно расхаживать туда-сюда в такт своей речи. – Заметь, что Славка знал, кого снимать. «Жертва» должна быть или замужем, или известной персоной, то есть должна бояться разоблачения и предъявления фото публике. К тому же женщина обязана быть состоятельной, все-таки Калинин требовал не сто рублей, а тысячи долларов. Суммы, которые простые смертные зарабатывают за год.
– Это кто-то из клуба, верно? – вклинилась я, использовав всю мозговую активность, которая была мне доступна в тот вечер. – Кто-то, кто мог подсказать Славе, которую из женщин можно опоить и сфотографировать.
Рафа замер на одном месте, ледяным взглядом уставившись на меня, как будто именно я была гадом-подельником. Мысль о том, что этот человек до сих пор работает в клубе и Рафа наверняка видит его каждый день, заставила парня гневно заиграть желваками.
– Да, – сквозь зубы произнес он, – кто-то из клуба. Кто-то, кто имел контакт с «жертвами» или знал, что они подходят для шантажа.
– Другой танцор? – тихо предположила я. Мне совершенно не хотелось быть гонцом с плохими новостями или озвучивать версии, которые расстраивают моего милого повара, но выбора не было. Мы обязаны разобраться в этой истории. И чем дальше мы разбирались, тем больше мне хотелось забыть про стриптиз-клуб «Наима» и все, что с ним связано.
Рафа обреченно потер виски. Внезапно квартира наполнилась громкой трелью «Я свободен» Кипелова.
– Это Илона. – Бонд поднес трубку к уху. – Здравствуйте, Илона Давыдовна, как вы? Спасибо, тоже неплохо. Да, это ужасно. Да, я был у его девушки, но еще не ездил к матери… Завтра? Разумеется, конечно. Обязательно. Я могу заехать за ней. А, Миша? Ладно, хорошо. Кристину могу привезти я. Егор? Ясно. Спасибо, доброй ночи.
Парень какое-то время мутным взглядом смотрел на телефон в своей руке, а потом присел рядом со мной:
– Завтра похороны. Мишка заедет за Валентиной Геннадьевной, заберет ее из больницы. В квартиру они приедут пораньше, потом привезут тело. Люди подойдут позже. Около десяти. Кристину привезет Егор. Сначала дома все попрощаются, потом на кладбище, после него в «Капель», выпить за упокой души.
Я судорожно сжала руки в кулаки, чтобы не зареветь. Говорю же, не люблю все эти разговоры про похороны и плохо соображаю, когда люди вокруг меня плачут и причитают. Рафа не плакал и не причитал, но он заглянул мне в глаза с такой болью, что от тоски и жалости к нему мое сердце чуть не разорвалось. Мне захотелось обнять его, утешить и заверить, что все будет хорошо. Не важно, что мы узнали о Славе, мы будем любить его в любом случае, потому что он был нашим другом. Мне хотелось наполнить сердце Рафы надеждой и светом, но вместо этого я подсела к нему еще ближе и коснулась своими губами его губ.
Сама не знаю, зачем я это сделала, мне захотелось, и я повиновалась этому глупому желанию, понимая, что ни при каких других обстоятельствах я бы не решилась на этот шаг. И если Рафа оттолкнет меня и покрутит пальцем у виска, я все могу спихнуть на эмоциональную неустойчивость и стресс.
Но Рафа сидел не шевелясь, позволяя мне его целовать, а потом приобнял меня за талию и поцеловал в ответ. Его поцелуй был ненавязчивым и нежным, но вскоре искра между нами стала разжигаться все больше и ярче. Бонд прижал меня к своей груди так сильно, что я могла ощутить все мышцы на его торсе даже через хлопковую ткань футболки.
В тот момент в моей голове не было ни одной мысли, не функционировала ни одна мало-мальская извилина. Мне казалось, этот волшебный миг будет продолжаться бесконечно. Мы как будто были одни на собственной планете, личном Марсе или Юпитере, и, кроме нас, не было больше ничего: ни похорон, ни загадок и тайн, ни мерзких фото.
Пока в моем кармане не затрезвонил мобильник.
Рафа остановился и вопросительно на меня посмотрел. Со стороны я выглядела как только что разбуженный ребенок. Я явно не понимала, почему он прекратил, и только потом до меня дошло, что у меня из кармана раздается «Генералы песчаных карьеров».
Я виновато улыбнулась и извлекла сотовый из джинсов.
О нет!
Невский.
Я, сама того не замечая, совершила большую ошибку, не скинув звонок или вообще не отключив мобильник. Потому что, как и я, Рафа прочитал имя звонившего. Он, естественно, не знал имени и фамилии моего парня (если я могу назвать Игоря моим парнем), но сразу же просек, что это был именно он.
– Алло, – хрипло произнесла я, нажав кнопку «ответить».
Рафа нахмурился и отодвинулся от меня на самый конец дивана.
– Привет, милая, – донесся до меня жизнерадостный голос Невского.
Что это с ним? «Милая»? Да еще и так весело? Может, птичий грипп? Да нет, он не птица, а самое настоящее парнокопытное.
– Как поживаешь? Чем занимаешься? – продолжал радоваться Невский.
– Я… я… дома. Сижу, телик смотрю.
Поймав разочарованный и какой-то грустный взгляд Рафы, я резво подскочила с дивана и направилась в ванную, закрыла за собой дверь и включила воду.
– А что планируешь на завтра? – Невский по-прежнему был раздражающе вежлив. Это, что ли, его новая политика по отбиванию меня у всяких Иванов-заместителей?
– Ничего пока не планирую. Не знаю.
– Тогда давай сходим куда-нибудь. На Вишневской новое кафе открылось, «Мерси». Вроде как настоящая французская кухня. Хочешь? – заискивающе обратилось ко мне парнокопытное, и я представила, как его чисто выбритое лицо расползается в приторной улыбке.
Я не хотела. Точнее говоря, я хотела. Но только не с Невским.
Вздохнув глубоко, я села на ванну и устало потерла лоб свободной рукой.
Кого я обманываю? Ну, поцеловались разок. К тому же инициатором была я. Так бы он никогда ко мне не притронулся. Если бы Невский не позвонил, поцелуй подошел бы к своему логическому завершению и мне было бы ужасно стыдно. Хотя, не скрою, и ужасно приятно.
Однако теперь я могла понаблюдать за тем, как Рафа отреагировал на звонок Невского. Ему это не понравилось. Он ведь у нас старых моральных устоев. Мистер Совершенство. В его понятии я уже занята, хотя фактически это вовсе не так.
Боже мой, он, наверное, думает, что я проститутка? Целую всех направо и налево, а у самой есть бойфренд! Господи, как же глупо вышло! Ну почему эта скотина вообще приперлась ко мне вчера вечером и стала метить свою территорию посредством грозных взглядов и недовольных речей? Зачем он позвонил именно в самый лучший момент моей жизни три минуты назад? Прямо не человек, а Люцифер! Вот встречусь с ним и пошлю его в бухгалтерию! Сколько можно отравлять мое и без того унылое существование?
– Варя? Ты там? – забеспокоился Люцифер. – Ты меня слышишь?
С другой стороны, если я пошлю Невского, то останусь совсем без мужиков. После этой лжи по телефону, будто я сижу дома и смотрю телевизор, Рафа уж точно теперь ко мне не приблизится. По его понятиям, я неверная и лживая девушка.
Какой ужас!
Неужели он и вправду обо мне такого мнения?
– Да, я тут, – наконец-то ожила я, – хорошо. Заезжай за мной в восемь.
– Океюшки, – довольно ответил Невский, – пока, солнышко. Буду скучать.
Я отключилась, не удостоив его даже скудным «я тоже». У него действительно поехала крыша. За два с половиной года это его первое «солнышко» в мой адрес.
Когда я выбралась из моего звуконепроницаемого переговорного пункта, со столика уже было убрано, на нем снова стояли фоторамки, которые я до этого убрала на полку с альбомами и книгами. В самом центре лежал снимок Славы. Тот самый, что мы выбрали из большой стопки его фотографий.
– Завтра я отдам его Илоне, чтобы она заказала памятник, – услышала я бархатный баритон Рафы, который стоял позади меня.
Я молча кивнула, одобряя выбор снимка. Славка вышел задумчивым, но ужасно милым. Каким он всегда и останется в моих глазах.
Я повернулась лицом к хозяину дома:
– Рафа, я не хотела…
– Варя, уже поздно, – перебил он меня, переводя растерянный взгляд на входную дверь, – давай я тебя отвезу, а завтра заеду в полдесятого. Ты не знаешь, где теперь живут… жили тетя Валя и дядя Юра. Сама не найдешь. Там не улица, а лабиринт.
Сглотнув ком в горле, я напялила кроссовки и захватила сумку, куда сунула записную книжку Славы. Спускаясь по крутым ступенькам полутемного подъезда, я чувствовала слабое дыхание Рафы на моей шее.
Ну почему все сложилось так? Может, на мне какое-то заклятье, моя прабабушка увела мужа у какой-нибудь купчихи, а та взяла и прокляла всю женскую половину моего рода. Почему у меня не может быть счастья в личной жизни? Неужели я так много прошу: милого, красивого, умного, хорошего, доброго, видного, с чувством юмора и чтобы меня любил? По-моему, очень даже скромно. Мне даже Орладно Блума не надо. Хотя, если предложат, я, разумеется, не откажусь.
В машине мы тоже молчали. Рафа предусмотрительно включил радио. Видимо, чтобы у меня не возникло желания устроить разговор по душам на тему «Ты во мне жестоко ошибся – я вовсе не распутная девка».
Подперев ладонью подбородок, я лениво следила за проносящимися мимо фонарями и думала о завтрашнем дне.
Самое страшное на свете – это присутствовать на похоронах родственников и друзей. Что может быть хуже этого? Только присутствовать на своих в виде неприкаянной души. Интересно, а куда отправился Славка? Согласно нашей православной традиции вариантов всего два. И мне искренне хочется верить, что Калинин все же будет наблюдать за теми, кого он оставил на грешной земле, сверху, а не снизу. Кстати, надеюсь, он не будет приходить ко мне по ночам и просить доделать за него какое-нибудь ужасно важное неоконченное дело. Не люблю призраков. Они меня смущают и вгоняют в краску.
«Креста» тем временем неумолимо приближалась к моему потрепанному жизнью и тремя поколениями безмозглых подростков подъезду, а я задумалась над стратегией своего поведения.
Какими стали наши с Рафой отношения после этого незабываемого страстного поцелуя? Мы были друзьями (это с натяжкой, скорее знакомыми), а теперь вроде как парень с девушкой?
Я гневно сжала руки в кулаки. Не позвони Невский в самый счастливый миг моей молодой, но уже такой унылой жизни, Рафа бы о нем и не вспомнил. И не сидели бы мы теперь как два сыча на разных деревьях, а целовались-миловались, не могли бы друг от друга оторвать ни глаз, ни рук, ни других конечностей. Да я бы вообще не поехала домой, а осталась бы у моего Бонда! На весь отпуск!
«Японка» тихонько остановилась в двух метрах от кривой двери моего дома, и я развернулась к водителю. Рафа не шелохнулся, так и сидел в позе молодого Шумахера, серьезно глядя перед собой и вцепившись руками в руль.
– Ну, я тогда пойду, – проскулила я, как побитая собачонка. Все-таки должна же быть у человека жалость!
Рафа кинул на меня равнодушный взгляд и снова уставился в голубую даль.
Все, приехали. Отпуск в берлоге у Бонда отменяется из-за наличия отсутствия у него ко мне положительных чувств.
– Завтра в полдесятого? – Я решила дать ему последний шанс оттаять и кинуться ко мне со словами «прости меня, я был неправ».
Снова еле заметный кивок и ноль эмоций на смуглом лице. Вот сволочь! А я его на прощание еще поцеловать хотела!
– Пока, – небрежно кинула я и хлопнула дверью так, что она чуть на упала к моим ногам. Было бы неплохо, злорадно улыбнулась я, глотая облака пыли, оставленные «Крестой».
Глава седьмая. Доставка на дом
У меня хватило ума глупо прожить жизнь…
Ф. РаневскаяВ ту ночь спала я плохо. Практически не спала вовсе, а лишь вертелась, утирая пот с бледного лица. Виделась мне всякая ерунда, начиная от недалекой блондинки Эллочки Астеевой, которая прогуливается с довольным Рафой под моим окном, и заканчивая переписанной Конституцией Российской Федерации, согласно которой теперь Путин может оставаться президентом России посмертно. Как Мао Цзэдун или Назарбаев.
В начале седьмого я решила, что уж лучше я посмотрю телик, чем такие вот кошмары, и решительно поднялась из мятой кровати. До девяти утра я тупо переключала каналы, роняя робкие слезинки и думая о том, какой кошмарный день ожидает меня впереди.
Обычно на похороны надевают все черное, верно? В свои 24 года (25 через полторы недели) на событии такого рода я присутствовала всего один раз. И случилось это, когда мне только исполнилось 11. Умерла моя троюродная бабушка, и мы всей семьей отправились в ее деревню, чтобы проводить нашу родственницу в последний путь. Честно говоря, эту бабушку я видела всего лишь раз, и то пьяную. Поэтому чувства большой потери я не испытала, а, наоборот, была рада пропустить школу аж целых два дня подряд. Видя мою открытую улыбку, присутствующие списывали это на шоковое состояние от потери любимой бабуленьки. Именно тогда у меня начались проблемы с людьми, которые не умеют держать в себе свои траурные эмоции. На протяжении всей церемонии ко мне то и дело подходили совершенно незнакомые люди, пытались уткнуть мое румяное лицо к себе в живот и просили меня не стесняться слез. Вскоре моя беспечная улыбка исчезла так же стремительно, как нововыпущенные фабриканты с нашей эстрады, и мне и правда хотелось рыдать, лишь бы все эти многочисленные родственники перестали трогать меня руками и трепать по щекам.
Итак, в конкурсе «Что я надену» победителями оказались брюки из черного шелка широкого покроя, в которых я выгляжу как настоящая фотомодель (да, я очень скромный и правдивый человек), блузка темно-синяя – черных в наличии не оказалось – и босоножки от Джимми Чу (китайская версия) на платформе девять сантиметров цвета морской волны. Прости меня, Калина, что вырядилась к тебе на похороны как на модную вечеринку. Но просто мне хочется, чтобы ты видел, как ты мне дорог.
Напялив на себя все свое барахло, я подошла поближе к зеркалу, чтобы нарисовать на опухшем лице глаза. Господи, неужели сегодня я увижу Славку последний раз? В гробу?!
О нет!
У меня под глазами образовались три черные дорожки, ведущие прямо к подбородку. Вот дура, кто же на похороны красится тушью? Я вытерла следы слез и уже хотела умыться, как вместо этого посмотрела на часы. Мамочки, девять сорок три!
Одним прыжком оказавшись перед окном, выходящим в мой уютный дворик, напротив моего подъезда я увидела терпеливо ждущую темно-синюю «Кресту».
Черт, черт, черт… умываться уже не было времени. Я мигом напялила босоножки, схватила сумку и, окинув себя придирчивым взглядом в зеркале, метнулась вниз. Идиотка, было же тебе сказано – девять тридцать! Неужели так трудно следить за временем!
Я запрыгнула в машину к Рафе и победно на него уставилась. Всего пятнадцать минут, с кем не бывает?
Рафа оценивающе на меня посмотрел. Как будто если бы в моем внешнем виде его что-то не устроило, он бы отправил меня переодеваться. Сам он был одет в черные брюки и черную же рубаху навыпуск. Его большие глаза и длинные ресницы казались теперь еще темнее, словно парень был отпрыском сатаны. Его шевелюра была не уложена, но смотрелся этот беспорядок так, как будто так было задумано. Рукава рубашки были небрежно закатаны до локтей, обнажая сильные руки с крупными ладонями и пальцами с ухоженными ногтями.
Господи, какая же я низкая и опустившаяся личность, если именно теперь, как никогда, он кажется мне самым сексуальным и просто неотразимым. Я прямо-таки прониклась к этим троим идиотам из «Нотр-Дам де Пари», которые хотели продать свои души за ночь с цыганкой. Клянусь своими настоящими «бланиками», я бы тоже с удовольствием заключила подобную сделку с Люцифером, потребуй он мою душу за ночь с Рафой.
– Поехали, – вместо «привет» сказала моя мечта.
Как Рафа известил меня до этого, пятиэтажка Калининых на самом деле была втиснута в глубины московских лабиринтов. Во дворе стоял автобус, как я понимаю, для последующей транспортировки гроба на кладбище.
По моей спине пробежали мурашки, и я машинально поежилась. Как же я не люблю все эти собрания! Прямо в ту минуту я готова была повернуть обратно и сесть в уже родную мне «Кресту», однако, поймав решительный взгляд Рафы, я расправила плечи и дала себе обещание пережить этот ужасный день без видимых потерь.
Казалось, целую вечность мы поднимались на третий этаж, где находилась квартира Калининых. Теперь в ней проживала лишь Валентина Геннадьевна, женщина, потерявшая мужа и сына с промежутком почти в десять лет.
Рафа отворил входную дверь и пропустил меня вперед.
Первое, что я увидела, это резной гроб из темно-вишневого дерева. Прихожая была настолько маленькой, что сразу же переходила в гостиную площадью не больше тридцати квадратов. Именно там, посередине, в деревянной коробке лежал Слава.
Он был одет в голубой костюм, бледный, но все-таки красивый, удивительно спокойный и умиротворенный. Около него стояли несколько парней, высоких, статных и видных, одетых во все черное. По их внешнему виду я догадалась, что они были коллегами Славы и Рафы. Валентина Геннадьевна сидела на диване, утирая бесконечные слезы, текущие рекой по ее красным щекам. Мне показалось, она даже не замечала никого вокруг: когда к ней подходили, чтобы выразить свои соболезнования, она лишь отстраненно кивала, не сводя стеклянного взгляда с гроба, где покоился ее единственный сын.
Около окна я заметила невысокую миловидную женщину. Ее темно-каштановые волосы были собраны в высокую шишку, а темно-коричневый брючный костюм подчеркивал стройность и статность этой элегантной женщины. Сама владелица «Наимы» не решилась пропустить похороны своего танцора, как мне кажется, самого любимого.
Неподалеку от Илоны Давыдовны полусидела на подоконнике темноволосая девушка. В правой руке она держала сигарету, которая дрожала так, словно гостья сунула два пальца в розетку. Ее пышные кудрявые волосы были собраны в неаккуратный хвост, но костюм-двойка из темно-зеленого хлопка был выглажен и выглядел довольно опрятно. Макияжа на ее лице не было вовсе, она уже не плакала, но ее глаза все еще были красными и немного опухшими. Кажется, Слава назвал ее Милой. Не то Надя, не то Зоя.
В квартире также присутствовали несколько пожилых женщин, которые стояли поодаль и шептали молитвы. Скорее всего, соседки, которые помнили Славку еще пацаном.
Рафа нежно подтолкнул меня к гробу, и я, будто на протезах, приблизилась к телу нашего друга.
В моей голове крутилось много мыслей, главным образом я вспоминала Славку еще мальчишкой. Пыталась как-то зафиксировать в своей памяти его пшеничные локоны, глаза цвета чистого неба после дождя и очаровательную улыбку. Неужели я больше никогда не увижу его живым, не услышу его голоса, не коснусь его руки?!
На моих щеках снова появились черные разводы.
Я повернулась к Рафе и уткнулась в его широкую грудь, совершенно наплевав на то, что похожа на грустного клоуна с растекшимся гримом.
Рафа с готовностью подождал, пока из меня не выльются все слезы, и, когда я от него отстранилась, осторожно провел пальцами по моим щекам, вытирая с них остатки размазанной туши. Я попыталась улыбнуться в ответ, но у меня не получилось. Сипло проговорив «спасибо», я отошла в сторону и дала Рафе побыть с лучшим другом наедине.
Он с благодарностью мне кивнул и наклонился к Славе. Губы парня что-то шептали, но я не могла расслышать что. Да мне и не очень хотелось. Рафа прощался со своим лучшим другом, и только им двоим было известно об их последнем разговоре.
Минут через десять в квартире появилась Кристина. С трудом проковыляла из прихожей в гостиную, а под руку ее поддерживал знойный брюнет, которого звали Егор. Именно ему была поручена миссия привезти к Калининым девушку Славы.
Кристина, не удостоив взглядом никого из присутствующих, сначала замерла при входе в большую комнату, словно у нее случился паралич всех мышц. Ее большие изумрудные глаза с невероятным ужасом глядели на гроб. Она как будто не могла поверить в то, что видела перед собой. А затем, с резвостью тигрицы, кинулась к Славе, схватила его руку и прижала к своему сердцу, издавая поистине страшные звуки. Это даже был не плач, скорее вопль смертельно раненного животного.
Илона Давыдовна с неприкрытой жалостью наблюдала за девушкой, а Валентина Геннадьевна, по-моему, даже не заметила ее прихода.
От плача Кристины мне стало еще хуже. Рафа, стоявший около нее, легонько поднял Нестерову с колен, положив руку Славы обратно ему на грудь, и обнял девушку, что-то зашептав ей на ухо. Ее плач постепенно сошел на нет, жуткие вопли сменились жалостливыми завываниями, какие случаются у детей после часа беспрестанного рева.
Время в этом доме как будто замерло, и я с удивлением обнаружила, что находилась там уже полтора часа, когда парни из «Наимы» взяли гроб, чтоб отнести его вниз в автобус. Рафа и Егор несли тело Славы первыми.
Кристина взяла под руку Валентину Геннадьевну, и они последовали за парнями вниз. Я пристроилась прямо за ними, чтобы в случае чего подхватить одну или вторую. Тетя Валя казалась совсем безжизненной и больной. А Кристина выглядела так, будто год не ела ничего, кроме шпината.
В автобусе поехали соседки, Кристя, тетя Валя и еще какие-то люди. Илона Давыдовна оседлала свой «Вольво», некоторые мальчики-танцоры тоже были на своих железных скакунах, а мы с Рафой вновь оказались вдвоем в его «японке».
На кладбище мне было совсем худо.
Наверное, дело в том, что я не люблю кладбища. Поправка: наши кладбища. Сколько раз в американских фильмах я видела их места для закапывания усопших. Это не кладбища, это скорее парки: зеленый газончик, ни грамма мусора. Все могилки белые, красивые и ухоженные, расположенные ровными рядами.
Почему наши должны напоминать декорации к фильмам ужасов?
Помню, было мне лет шесть и поехали мы с мамой и папой на родительский день помянуть какого-то родственника. Могила этого самого родственника была прямо у дороги, поэтому мама сказала мне от машины далеко не отходить. А я, с детства умом не отличавшаяся, решила посмотреть разнообразные памятники. Не знаю, далеко ли я забрела, но мне еще долго снились вороны, клевавшие печеньки в железных тарелочках, покосившиеся лавки и черно-белые облезлые фото умерших.
С того времени кладбища я не переношу вовсе. Как-то раз лет в 14 поехала я ночевать к своей подруге, дом которой стоял на отшибе. А в метрах трехстах уже начинались могилы. Клянусь, мне всю ночь слышалось, как мертвые восставали из своих земляных жилищ и грозились прийти по мою бедную душу.
Всю церемонию я была словно в тумане и поэтому неважно ее помню. Гроб достали из автобуса, донесли до разрытой могилы, опустили его вниз. Батюшка процитировал Библию и вроде даже добавил что-то от себя.
Потом люди стали подходить поближе к могиле и бросать туда либо горстку земли, либо гвоздики. Мне подходить было страшно. Почему-то я была уверена, что если подойду, то упаду вниз, прямо на гроб. И тогда хоронить придется двоих: Славу и меня.
Валентина Геннадьевна держалась молодцом. Иногда всхлипывала, но было видно, что она уже пришла в себя и реально оценивает происходящее. Кристина же повисла на руках у Рафы и тряслась в непрерывных рыданиях, вызывая у всех присутствующих чувство стыда за то, что никто больше так не убивается.
Когда после церемонии все уже повернули к машинам, что-то заставило меня оглянуться. Позади всей толпы метрах в тридцати стояла женщина в больших темных солнечных очках и с черным платком на голове. Это была Алла Андреевна Юсупова, настоящая мать Славы. Откуда она узнала про церемонию?
Я не спеша подошла к ней:
– Почему вы не подошли поближе? Вас бы никто не стал выгонять.
Алла сняла очки и красными глазами посмотрела на меня:
– Я любила его. Все эти годы думала о нем. Я правда очень его любила. – Она уронила очки на рыхлую землю и упала на колени, не щадя своего дорогого пальто из кашемира. Я присела на корточки и легонько ее обняла.
– Он знал, я уверена, – тихо произнесла я ей прямо в ухо, – я видела его в субботу днем. Он сказал мне, что в его жизни произошло чудо и он нашел свою настоящую мать. Он был так счастлив.
Алла утерла тыльной стороной ладони гигантские капли слез и с искренней надеждой заглянула мне в глаза:
– Правда? Он так сказал?
Я заставила себя улыбнуться:
– Правда. Он был рад, что в его жизни появились вы.
Юсупова на какое-то время закрыла глаза руками, а потом взяла мою ладонь в свою.
– Спасибо, – сказала она с чувством, – спасибо.
Она благодарила меня за ложь и знала об этом, но эта ложь сейчас была нужна ей, как наркоману – доза в период ломки.
Когда я догнала всех, кто присутствовал на церемонии, я оглянулась еще раз. Алла так и стояла на коленях недалеко от могилы своего новообретенного и уже потерянного сына. Я уверена, у нее в голове снова и снова крутилась одна и та же мысль: как я могла позволить им забрать его у себя?
– Это ты ей позвонил? – вкрадчиво спросила я Рафу, когда мы уже были на пути в ресторан «Капель».
– Да, когда ты была в ванной и болтала по телефону со своим… – Рафа не договорил, а лишь красноречиво на меня посмотрел. И его взгляд сказал мне более чем достаточно.
Я надулась и отвернулась к окну, уперевшись лбом в стекло. Ну и ладно. Жила же я без Рафы эти двадцать четыре года, проживу еще столько же.
Ресторан был больше похож на кафе. Посередине небольшого зала буквой «Г» стояли уже накрытые столы. Гости, поначалу немного стеснительные и застенчивые, быстро заняли места и по очереди вставали, чтобы рассказать какую-нибудь смешную или трогательную историю о Славе.
Рафа сел рядом с Кристиной во главе стола. Вернее, это сама Нестерова схватила его за руку и посадила рядом с собой. Я, конечно, очень понимающий и сочувствующий человек, но надо же, в конце концов, иметь совесть. Мне уже начало казаться, что Кристина положила глаз на Рафу и таким плаксивым манером пытается привлечь его мужское внимание. Но когда со своего места поднялся Дима (под рабочим псевдонимом Адам) и вспомнил, как Славка бескорыстно приютил его у себя на целых полтора месяца, пока петербуржец Дмитрий искал подходящее жилье недалеко от клуба, любящее сердце Кристины не выдержало, и она начала вопить, как самка белого кита в момент оргазма.
Слушать ее самозабвенный рев было невозможно. Даже непробивная Илона Давыдовна быстро подозвала официантку и попросила ее накапать «бедной девочке» двадцать капель валокордина.
Бедная девочка сначала пить отказывалась, но потом все-таки осушила бокал с лекарством, главным образом потому, что каждый из присутствующих хотел, чтобы она заткнулась хотя бы на минуту. Думать о покинувшем сей мир Славе было тошно и без ее ультразвуковых завываний.
Я тихонько присела на углу стола. Кстати сказать, на котором сидеть нельзя, говорят, женихов не будет. Ну, у меня сейчас не очень-то рыбно.
Напротив меня устроились две старушки, которые по-деловому сразу же стали сканировать стол на наличие деликатесов в виде морепродуктов и дорогих колбас. Судя по их полным тарелкам, ломившимся от угощений, сканирование было произведено успешно.
Я никогда не могла понять, как люди могут есть на поминках. Мне лично на еду было смотреть тошно и противно, особенно неприятно было наблюдать за тем, как сыто облизываются мои соседки-старушки, проглотив пару кусочков сервелата.
После того как все расселись, на свободное место по правую сторону от меня приземлилась та самая Милая. Мы кивнули друг другу, вежливо представившись. Она, услышав мое имя, смотрела на меня пару минут в попытках вспомнить, откуда ей знакома моя заплаканная рожа:
– Это ты приходила к Шахниярову в субботу днем, верно?
Я криво улыбнулась и уткнулась в свою пустую тарелку. Дорогие россияне, давайте не будем о Шахниярове ради моего душевного спокойствия.
Зоя, кажется, поняла, что поддерживать разговор о жгучем Меджае я не намерена, и положила себе пару ломтиков сыра. Ясно. Девушка на диете. Правильно, когда у тебя в подчинении такой широкоплечий и накачанный персонал, я бы тоже не жрала ничего, кроме пяти листиков салата и трех граммов пармезана в сутки.
Когда каждый из танцоров «Наимы» поднимался со стула, чтобы поведать нам о том, какой Славка был замечательной личностью, я с подозрением сверлила взглядом говорящего. Подельником Калинина мог быть любой из присутствующих. И этот милый Дима со своей слезливой историей про дорогое жилье в столице, и Егор, сероглазый брюнет с очень пухлыми губами и трехдневной щетиной, и даже красавец Илья, который со своими светлыми кудрями и прямым носом здорово походил на древнегреческого бога.
После финала каждого воспоминания гости пили, не закусывая, особенно мои старушки-соседки. После пятой истории они уже и забыли, почему оказались в ресторане, и живо принялись обсуждать новую прическу Андрея Малахова.
Мальчики-стриптизеры пили мало, буквально по глотку за раз. Кажется, в ста граммах спиртного около 500 калорий. Утрата друга – это, конечно, грустно. Но сидеть в «Джиме» двое суток после поминок не жаждал никто из товарищей усопшего.
Лично я пить не люблю. Во-первых, мне не нравится вкус алкоголя. Если очень нужно, могу еще потерпеть мартини. А во-вторых, совершенно не умею себя контролировать. Как будто вместо автопилота, который по идее должен включаться после трех капель выпитого, в моем мозгу запускается программа «сделай все, о чем так долго мечталось, но так и не сделалось». Короче говоря, я начинаю творить глупости. Но заканчивается эта карусель быстро, прихожу в себя я минут через двадцать. Однако вот последствия моих действий под мухой, как правило, приходится расхлебывать еще долго.
В этот раз пить мне тоже не хотелось. Но фанатки Андрея Малахова, вовремя заметив мою странную алкогольную сдержанность, все-таки влили в меня сто граммов «Столичной».
– За упокой души Славы, пусть земля ему будет пухом, – скороговоркой произнесла Мария Никитична и налила мне рюмочку.
Зоя пить отказалась вовсе, и на нее не действовало даже волшебное «за упокой души Славы».
Опрокинув рюмашечку, я начала испытывать забытые с четвертого курса интересные ощущения: теплота в груди плавно перешла в желудок. Во всем теле появилась приятная легкость, а язык зажил своей собственной жизнью.
– Зоя, – партийно-вежливо обратилась я к соседке, которая сидела на стуле, откинувшись на его спинку со сложенными руками на груди, – скажите мне, пожалуйста, вы видели девушек Рафы?
Милая глянула на меня с холодным непониманием, но потом ее глаза оттаяли, а на губах заиграла сочувствующая улыбка:
– Видела.
– Ну и? – Я угрожающе придвинулась к ней.
Зоя задумалась на пару секунд:
– Красивые, умные, добрые, приятные, высокие.
Я наморщила лоб и попыталась соотнести все эти характеристики с собой.
Красивая – в принципе да, хотя тут на любителя.
Умная – бесспорно. Очень умная. Кто кроме меня сумел бы убедить жену моего любимого начальника в том, что теперь в России принят новый закон о рабочем дне с 9 утра до 12 вечера.
Добрая. Само собой. В детстве с прогулок я всегда притаскивала домой пару бездомных кошек и собак. А однажды даже привела дочку какой-то бомжихи. Я прямо реинкарнация Матери Терезы.
Приятная. Думаю, да. Ну уж не противная точно.
Высокая.
Я мутным взглядом оглядела свои ноги под столом.
Метр шестьдесят пять – это высокая? По меркам хоббитов – я прямо великан. Жаль, что Рафа не хоббит.
Вынырнув из-под стола, я жадно уставилась на водителя «Кресты». Он по-прежнему сидел рядом с Кристиной, а она, уронив рыжую голову ему на плечо, жалобно шмыгала носом и теребила в руках платок.
«Голубки», – зло подумала я и решила, что пора заняться делом, пока я от ревности не полезла бить морду этой новоявленной вдове.
– Зоя.
Девушка вопросительно на меня посмотрела. Клянусь, ей уже было интересно, что я спрошу на этот раз.
– Вы не знаете, с кем из танцоров Слава общался больше всего?
Милая нахмурилась:
– Они все были в хороших отношениях, у нас в клубе никогда не было конфликтов.
– Я не про это. Просто хотела знать, дружил ли Слава с кем-то особенно близко?
Зоя безразлично пожала плечами:
– Может, и дружил, я не в курсе. Какое-то время они с Мишкой постоянно в бассейн ходили. А с Ильей на теннис. Димка полтора месяца проживал у Калинина дома, и они вообще были неразлучны, как Гурченко и скальпель. А потом Слава привел к нам Рафу, и они тоже неплохо ладили.
– Ага, – задумчиво протянула я, – ага.
– А в чем дело?
Я глянула на Зою и пыталась сообразить, что делать. Если начистоту, то в этом деле помочь нам может только она. Ведь Милая работает менеджером, то есть именно она имеет доступ к закрытой информации клуба. Для того чтобы выявить подельника Славы, придется узнать, кто именно танцевал перед дамами до Калинина. Не буду же я приставать в каждому из парней, тряся перед его глазами записной книжкой Славки с вопросом: «Ты случайно не знаешь этих теток?»
– Пошли выйдем, – лаконично предложила я, схватив свою сумочку, и мы с Зоей выскользнули в туалет. Вернее, выскользнула только Милая. Я в ярых попытках двигаться грациозно и соблазнительно (конечно, столько мальчиков-лапочек собралось в одном помещении) нечаянно запуталась в собственных ногах и вызвала больше жалости, чем восторга.
Когда мы оказались в «секретной комнате» (так я привыкла называть сортир со времен универа), я проверила, нет ли в кабинках нежелательных свидетельниц предстоящего разговора. Гальюн, к моему удивлению, был чист и пуст (не считая нас двоих, разумеется).
– Зоя, – я уселась на подоконник, предварительно подстелив под себя пару слоев казенной туалетной бумаги, – как ты считаешь, почему умер Слава?
Милая глазела на меня с неприкрытым сожалением. Наверное, в глубине души сочувствовала моей матери, что у нее родилась такая вот идиотка.
– Илона Давыдовна сказала: полиция считает, что он перебрал со снотворным. Выпил слишком большую дозу и уснул крепче, чем рассчитывал.
– Ясно, ясно, – закивала я, – а тебе не кажется, что ему помогли уснуть?
Облокотившись на кафельную стенку, девушка стала сверлить меня недоверчивым взглядом:
– Ты считаешь, Калинина убили?
– Да, и не только я, – гордо ответила я.
– А кто еще?
– Рафа. – Я расплылась в глупой улыбке, но, вспомнив его чересчур нежные объятия с Кристиной, тут же поникла и скривилась.
Зоя молчала пару минут в раздумьях, стоит ли ей продолжать этот странный разговор или наплевать и вернуться в зал к ее любимому сыру и листьям салата.
– А за что, собственно? – ожила Зоя, и я поняла, что любопытства в этой девушке больше, чем чувства голода.
– Ну, у нас есть две версии, – с интонацией заправского детектива начала я, – только ты мне скажи, ты знаешь, чем занимался Слава?
– Работал в «Наиме».
– Ну да, а помимо работы в «Наиме» он еще работал на себя самого.
Зоя отрицательно помотала темными кудрями:
– Ты что-то путаешь, Славка больше никем не служил. Да что он мог-то, кроме как жопой вертеть и мышцами играть?
Я проигнорировала ехидный тон собеседницы и заерзала на узком подоконнике.
– В общем-то поле его деятельности осталось тем же. Он опаивал некоторых клиенток клуба, делал снимки во всяких интересных ракурсах, а потом шантажировал женщин этими фотографиями.
Какое-то время Зоя зыркала на меня своими большими серыми глазами, а потом загнулась в приступе истерического смеха. Что это у нее, нервное?
– Славка? Шантажировал? Да ты что? Он же бывший спортсмен! У него мозгов меньше, чем у моей левой туфли!
Я грозно посмотрела на Зою. Ну с чего бы это? Славка был вторым в классе по успеваемости, это во-первых. А во-вторых, если она не перестанет ржать, я залеплю ей прямо в морду.
Подождав несколько минут, пока менеджер «Наимы» просмеется, я грациозно, словно испанская принцесса, выудила из сумки записную книжку Калинина и, открыв ее на последней странице, сунула ее под нос Милой:
– Вот список тех, кого он шантажировал.
Зоя взяла книжку, затихла и оцепенела. Я с нескрываемым злорадством наблюдала за переменой ее настроения. Не надо было сомневаться в умственных способностях активности Славы! И моей, и Рафиной тоже! Мы же все это не с потолка взяли! Люди нынче такие недоверчивые, во всем всегда ищут подвох!
– Откуда у тебя это? – промямлила Милая, жадно пожирая список изумленным взглядом.
– Зоя, ты задаешь абсолютно неправильные вопросы, – я красноречиво ткнула в девушку указательным пальцем, – откуда у меня это – совершенно не важно. Важно другое – кто убил Славу?
– Полиция уже знает?
Я на секунду задумалась.
– Пока нет. Но узнает к концу недели. Я сама схожу и все им расскажу. – Сказав это, я сразу засомневалась. Все-таки не секрет, что наша полиция не очень-то жалует простой народ, который она по идее должна охранять и беречь. Еще выгонят меня пинками из отделения. Им-то что? На одно преступление больше, а зарплата от раскрываемых дел не растет. А, ладно. Схожу, расскажу. А дальше пусть они сами разбираются.
Это в том случае, если мы, разумеется, сами не докопаемся до истины.
Я, мило улыбнувшись, обратилась к Зое:
– Понимаешь, Зоечка, нам необходима твоя помощь…
– Вы что, ездили к этим теткам? – перебила меня Милая, продолжая таращиться в книжку.
– Ездили. Не ко всем, только к последним трем. Их истории были удивительно похожи, поэтому мы решили, что остальные двенадцать расскажут нам то же самое. Чего зря время терять? – Я заискивающе улыбнулась, но бесполезно. Девушка все еще таращилась в список.
Боже мой, как же она потрясена тайной деятельностью Славы! Пожалуй, даже больше, чем была потрясена я. А я Калинину все-таки не ежик с окраины, а самый старый друг и первая любовь, как он позже признался Рафе.
Кстати, как там эта сволочь? Небось все сидит с этой рыжей и не может оторвать от нее своих смуглых рук с накачанными бицепсами? Вот гад! Самый настоящий татарский гад!
– Так вот, – я переключилась на Зою, – у нас есть две версии. Первая: Славу убил кто-то из бывших клиенток Калинина. Ну знаешь, старые обиды, шантаж, грязные фото… Тут мы пока что ничего поделать не можем. Но согласно второй версии, у Калинина мог быть подельник!
– Кто? – вздрогнула Милая и уставилась на меня испуганным взглядом оленя, которого нечаянно осветили фары машины.
– Не знаю кто. Именно это ты и должна нам помочь выяснить. Понимаешь, мы думаем, что это один из танцоров. Ведь кто еще мог советовать Славе, кого можно снимать, а кого – нет? Мы… я была бы тебе очень признательна, если бы ты проверила по вашим записям, кто еще кроме Славы выступал перед этими женщинами. Предшественник Калинина наверняка и будет тем, кто наводил его на будущих «жертв».
Я подошла к девушке, осторожно взяла из ее ледяных рук книжечку, выдернула из нее листик и, быстро переписав 15 фамилий (а также добавив номер моего сотового), отдала лист Милой, а книжку со списком положила к себе в сумку.
– Вот. Пожалуйста, сделай это как можно быстрее, – взмолилась я.
Зоя выглядела так, как будто ей сообщили, что умер кто-то еще.
– Да ладно, ну подумаешь, он был шантажистом, – я по-дружески тихонько ударила кулаком по ее плечу, – мы же все равно будем любить его, несмотря ни на что, верно?
– Верно, – одними губами прошептала Зоя. Однако ее бледность подсказывала мне, что любить Славу так же она будет вряд ли. Если будет любить вообще.
Я с внутренним вздохом разочарования в этой милой девушке (теперь она для меня уже не милая Милая) выбралась в зал, который к этому времени покинули почти все танцоры. Остались лишь тетя Валя, Илона Давыдовна, соседки – поедательницы вкусностей и, конечно, Рафа с Кристиной.
Поймав мой презрительный взгляд, Бонд лихо освободился от цепляющихся за него белоснежных в мелкую конопушку конечностей Кристи и последовал за мной.
– Варя, подожди! – услышала я за спиной, уже спускаясь с крыльца. – Куда ты?
– Я домой.
– Посиди еще полчаса, я тебя отвезу.
Я развернулась лицом к Рафе. Он стоял напротив меня, такой высокий, сильный, удивительно красивый в свете яркого полуденного солнца. Его черные глаза с нескрываемой нежностью смотрели на меня, на губах играла легкая улыбка.
Ну что я, совсем отсталая? Кроме этой легкой улыбки, мне не светит ровным счетом ничего. Если у тебя аллергия на клубнику, лучше выкинуть ее на помойку, чем поставить на стол и ею любоваться, сожалея о том, что не можешь ее съесть.
– Спасибо, – я попыталась выглядеть беззаботной и даже веселой (прости меня, Славочка, я правда в трауре), – но мне пора. У меня сегодня вечером свидание. Мне нужно прихорошиться и вообще отдохнуть от всего.
Легкая улыбка Рафы увяла. Нежность в глазах сменилась раздражением.
– Ясно, – сквозь зубы процедил он.
– Так что до скорого. Передай тете Вале, что я через пару дней обязательно ее навещу. Пока.
Сделав оборот на 180 градусов, я решительно зашагала к метро. Главное, не оглядываться и не видеть его статной фигуры, грозного прищура и золотистой кожи… Господи, вот он меня довел! Я теперь могу романы женские писать про страсть, неразделенную любовь и внебрачных детей. Хотя до детей дело, надеюсь, не дойдет.
Домой я приплелась около четырех. На душе было пасмурно и противно. Пасмурно от похорон, противно от нашего последнего с Рафой разговора. Вот такой он меня и запомнит: стервой и врединой.
До восьми было еще далеко, и я совершенно не знала, чем себя занять. Сначала приняла душ, кинув все ношенные мною вещи в стирку будто в попытках очистить не только джинсы и блузку, но и мою голову от жутких воспоминаний о Славе в гробу. Потом обессиленно валялась на диване, поймав себя на мысли, что я тридцать две минуты тупо созерцаю выключенный телевизор. Думала я о многом: о премудростях жизни и что иногда в ней случаются вещи круче, чем показывают в бразильских сериалах; о бедном, уснувшем навсегда Славе и о загадочном Рафе. О том, что я теперь с гордостью могу рассказать своим внукам, что сумела раскрутить на страстный поцелуй самого горячего стриптизера всей Москвы и даже СНГ! Вот такая у вас суперская бабушка, внучки!
В начале седьмого я уже изнемогала и жаждала, чтобы наконец-то приперся Невский и стал нудить об очередной поправке к Конституции или о том, что у него есть шанс получить повышение и прибавку к зарп-лате аж на двести тридцать шесть рублей.
Когда в семь пятьдесят девять моя квартира наполнилась чириканьем (это у меня такой звонок), я была невероятно счастлива, как будто на мне собирался жениться Дональд Трамп[2]. Ну вот, хоть кто-то теперь отвлечет меня от этих черных глаз и мягких губ, которые возникают передо мной каждые четыре секунды (кстати, совершенно точно четыре секунды – я засекала).
– Привет, радость моя! – радостно объявил Невский, когда я открыла. – Это тебе. – Он торжественно передал мне здоровый букет из пятнадцати алых роз и расплылся в довольной улыбке.
Я переводила обалделый взгляд с него на букет и обратно. Надо же! Настоящие голландские розы, а не вялый веник из только что сорванных ромашек и полыни с клумбы возле моего подъезда. С Невским действительно творится что-то не то. Может, у него раздвоение личности? Это первое разумное объяснение, что приходит мне на ум.
– Прошу. – Мой кавалер по-джентльменски жестом пригласил меня пройти впереди себя.
Я, с подозрением глядя на него, закрыла квартиру и спустилась во двор. Вот что делают с людьми психические отклонения.
Пока мы ехали в новое кафе, болтал преимущественно Невский. Причем про что он мне глаголил, я теперь не вспомню даже под пытками. Мои путающиеся мысли были где-то далеко, и я лишь изображала подобие интереса, иногда кивая и кидая редкое «ага».
Кафешка была очень милой и уютной. Она располагалась на первом этаже одной из пятиэтажек в спальном районе, поэтому наплыва посетителей не наблюдалось. Заведение находилось в совершенно другом районе Москвы, куда я и мой новоявленный даритель нормальных цветов заезжали довольно редко. На секунду мне стало любопытно, откуда он узнал про сие место, но спрашивать у Невского я не стала. Мне было лень сочинять вопрос и потом выслушивать ответ. Чувствовала я себя настоящей амебой, как будто серьезно простыла или у меня случился приступ депрессии.
Когда мы выбрали столик у окна и уселись на деревянные стульчики, сиденья которых были обтянуты ярко-оранжевой шелковой тканью, около нас появился высокий парень в белоснежной рубашке и темных штанах.
– Здравствуйте, меня зовут Дима, сегодня я буду вашим официантом.
Он услужливо подал нам красочные книжечки меню, а я с тупым изумлением уставилась на молодого человека. Как раз пару дней назад смотрела какой-то американский фильм про рестораны, и меня поразило то, как вежливо и одновременно по-свойски персонал общается с публикой. Наши официанты вызывают у меня подобие страха. Как и в магазине, мне всегда боязно спросить: «А хлеб «Украинский» уже привезли?» Лично я в моем вопросе не вижу ничего оскорбительного, но продавщицы почему-то всегда ужасно расстраиваются и, тыча пальцем в прилавок, отвечают примерно так: «А ты глаза раскрой, не видишь, что ли?» Последняя риторическая часть их ответа вызывает у меня нервную почесуху и обиду. Раз я спрашиваю, то, конечно, не вижу!
Такое обслуживание, я думаю, сохранилось у нас еще со сталинских времен, когда всем было трудно и никто не хотел придерживаться правил поведения в обществе. Теперь сознание людей начало меняться, и, как результат, теперь в магазинах и ресторанах персонал стал вежливее и обходительные.
Пока я с открытым ртом беззастенчиво разглядывала Диму, Невский задумчиво уткнулся в меню.
– Вы у нас в первый раз, и я бы посоветовал взять свинину в провансальском соусе, мясо по-саксонски или куриные грудки под луковым кляром. На десерт тирамису, а в качестве аперитива красное вино шато Марго 1974 года.
Я с упоением слушала плавную речь нашего милого официанта Димы. Это ж надо было придумать такие названия. Таких блюд на самом деле, наверно, и в природе не существует.
– Две свинины в провансальском соусе, – с умным видом кивнул Невский, – и два тирамису. Насчет вина, – он окинул меня беглым взглядом и заметил, как я машинально поморщилась. Сегодня моя алкогольная доза уже принята, – не надо. Два апельсиновых сока.
Дима, удовлетворенно поклонившись (теперь они еще и кланяются! Какая прелесть!), исчез в глубинах кафе «Мерси». Кстати, отчего его назвали кафе, а не ресторан? Наверное, чтоб налогов поменьше платить.
Минуты три мы молчали.
– Ты сегодня чудесно выглядишь, – наконец-то произнес мой кавалер и приложил руку к сердцу, очевидно, чтобы изобразить искренность.
Выглядела я просто отвратительно, и это было совершенно ясно всем, даже милому Диме. Я сняла блузку и брюки и натянула свои любимые джинсовые бриджи чуть ниже колена и красную футболку Lacoste с поднятым воротником, которая на вьетнамском рынке стоила мне целых двести рублей. Макияж был подправлен, точнее, нанесен заново, потому что после похорон на щеках были заметны темные полосы от размазанной туши. Волосы я собрала в низкий хвост, так как мне было лень накручивать на своей башке какие-нибудь гламурные вавилоны. В принципе я вполне могла сойти за студентку, которая активно готовится к сессии и не уделяет много внимания своему внешнему виду. Но вот усталые глаза и грустное выражение лица говорили, что в моей жизни случилось горе пострашнее экзаменов.
Я криво улыбнулась, понимая, что его светлость только что изволили сказать мне комплимент. И я бы по-хорошему должна рассыпаться в благодарностях, потому что комплименты мне Невский говорит так же часто, как в США вручают «Оскар». То есть не чаще раза в год.
Но у меня не было сил. Сидя на этом мягком стульчике, попивая из трубочки только что принесенный Димой сок, я поняла, что мне не стоило соглашаться на свидание сразу после похорон Славы. Слишком тяжело.
– А у меня все по-старому. – Невский вытащил из стоящей на краю столика пластиковой коробочки зубочистку и сунул ее себе в зубы. Терпеть не могу эту его дурацкую привычку. Теперь будет говорить так, словно он Крестный отец с сигарой между губами. – У нас тут такое дело было недавно! Один мужик продал машину. Так, неофициально, просто забрал пакет с деньгами, и все. А тот, кто купил, был грабителем, он потом магазин ограбил, но камера наружного наблюдения успела зафиксировать номер автомобиля, поэтому менты пришли к владельцу. А владелец им давай доказывать, что машина больше не его, и пакетом с деньгами перед их носами тряс и вообще был очень убедителен. Только менты сказали, что они это дело повесят на бывшего владельца, потому что доказательств акта купли-продажи нет. Поэтому этот мужик приехал к нам и стал ползать на коленях перед Владимиром Ивановичем, просил его оформить доверенность на эту машину…
Я, водрузив локти на стол, молча наблюдала за Невским и слушала его «занимательную» историю через слово и главным образом разглядывала его, как музейный экспонат трехсотлетней давности.
А ведь Игорь довольно привлекателен. Я бы не стала связываться с тем, кто не понравился мне внешне. А вот Невский сразу запал в душу: его статная фигура, сильные руки, белоснежные зубы, постоянно хитро прищуренные светло-зеленые глаза. Я частенько обращала внимание на то, как девушки кидают на Игоря заинтересованные взгляды. Однако он, похоже, не сильно обращает внимание на то, как он нравится представительницам противоположного пола. Это всегда меня удивляло. Ведь обычно красивые мужики – невероятные бабники, пресыщенные женскими ласками и флиртом.
Может, поэтому я терпела Невского больше двух лет – из-за того, что он не бегал по бабам сразу же после нашего очередного «развода», а выжидал пару недель, чтобы прислать мне многозначительное сообщение «как дела?». Характер у моего Ромео премерзкий, и я думаю, что одна из причин одиночества Игоря в том, что, кроме меня, его не вытерпит ни одна нормальная девушка. Он нудный, вредный, упрямый, как египетский ишак, и очень не любит выносить мусор. Хотя, вынуждена признать, Невский совсем не приемлет физического насилия. Так что, если я стукну его сковородкой по затылку, уверена, Игорь не станет отнимать у меня опасное тефлоновое оружие и в отместку бить меня им по спине. Что, согласитесь, в семейной жизни тоже немаловажно.
– А я ему говорю: «Виталий Егорыч, мы не можем оформить доверенность, потому что вы не можете привести доверенное лицо». Так он в розыске, отвечает мне мужик, типа не только я, его еще и полиция ищет. А кто, говорю, будет расписываться? Это же документ все-таки, не журнал «Мурзилка»! А он мне: так я сам и распишусь! – Невский самозабвенно продолжал свою повесть, даже не замечая того, что я почти уснула. – Вот наглый! Сам распишусь! Представляешь? Сам распишусь! – Мой кавалер хихикнул так, будто поведал мне самый смешной анекдот, какой слышал. – Ужас! Что с людьми творится!
Невский просмеялся еще пару минут, чуть ли не утирая слезы от смеха, а потом серьезно обратился ко мне:
– Ну так, Варвара, как у тебя дела вообще?
Я убрала локти со стола и наклонила голову вправо, будто в такой позиции мне будет легче соображать.
Как у меня дела?
Ну, в пятницу у меня дома выступал стриптизер, самый красивый мужчина, которого я видела не по телевизору, а своими глазами. В субботу я столкнулась с лучшим другом детства, который оказался коллегой этого стриптизера. Ночью мой друг умер непонятно от чего, а сегодня я была на его похоронах.
– Дела… хорошо…
Кстати, этот самый стриптизер и я целовались вчера, и я, похоже, безнадежно в него втюрилась, потому что не могу выкинуть его черные глаза из моих бесстыдных мыслей.
– Я тут подумал на днях, – откашлявшись, объявил Невский, не замечая мою отрешенность, – может быть, нам съехаться? Я думаю, если я переберусь к тебе, это будет гораздо удобнее. Во-первых, у тебя площадь больше, чем у меня…
Господи, я влюбилась в Рафу!
– Во-вторых, от тебя ближе на работу ехать, всего двадцать минут без пробок.
Боже мой… Я! Влюбилась! В этого загорелого Меджая!
От мысли, что на меня только что обрушилось откровение вселенского масштаба, в моих глазах появились слезы.
– Нет, нет, я буду платить половину ренты, не переживай, – Невский по-своему истолковал влажность в моих очах, – я же не донжуан какой… Хотя, уверен, эта работа была бы веселее моей. – Он играючи мне подмигнул и попытался состроить сексуальное выражение лица, прищурив глаза и сложив губы бантиком.
Я смотрела на моего парня (точнее уже сказать, бывшего), и в голове у меня было пусто как в кошельке. Что делать? Как жить теперь с этой дурацкой любовью?
– Ну так вещи я перевезу на выходных, лады? – Игорь достал свой смартфон и с умным видом стал там копаться. – И скорее всего, в воскресенье утром. В субботу у меня консультация и встреча с клиентом, а вечером следующего дня у Пашки день рождения. Кстати, хочешь пойти с нами в бар? Паха тебя очень любит, ты ведь помнишь.
Моей реакции не последовало. Паша меня не то чтобы любил, просто терпел. Как и я его. Как-то раз, еще когда мы с Игорем только стали встречаться, этот милый Паша хотел доказать мне, что многоженство – самое умное, что мог придумать человек. То есть мужчина. После того дня я начала надеяться, что у Паши никогда не появится потомство и таким образом его ценный генофонд навсегда исчезнет с лица планеты.
– Мне нужно идти, – шепотом, как будто я боялась услышать свой голос, пролепетала я.
– А? – Невский все еще был занят своим смартфоном, энергично тыкая в экран пальцем.
– Мне пора, – громче сказала я каким-то извиняющимся тоном. Все-таки обломала человека, когда у него был такой чудесный порыв переехать ко мне. Пусть даже из-за того, что оттуда ему было ближе добираться до офиса.
Я быстренько поднялась со стула, немного жалея о том, что так и не попробую свинину в провансальском соусе, повесила сумку на плечо и направилась к выходу.
– Варя… Варя! Стой! – слышала я за спиной невнятные крики Невского, но решила не оборачиваться, а только ускорила шаг.
Оказавшись на улице, я стала ловить такси. К счастью, желтая машина с шашечками остановилась рядом со мной почти сразу же, когда я подняла руку. И я, запрыгнув в спасительное средство передвижения, увидела, как Невский выбежал на улицу и с непониманием уставился на меня.
«Прости», – сказала я одними губами, и такси тронулось с места, оставив моего бывшего парня стоять с открытым ртом около этого милого кафе.
Пока мы петляли по московским улицам и переулкам, я не знала, что буду ему говорить. Рассказать ли правду или соврать, что дома мне стало скучно? Или надавить на жалость и приплести похороны Славки…
Поездка заняла примерно сорок минут, но мне показалось, что мы добрались за секунды. Отдав водителю последние деньги, что были у меня с собой, я поднялась на нужный этаж. Еще какое-то время я стояла перед его дверью, сама себя не понимая. Больше всего на свете мне хотелось его увидеть, но я боялась. Отказа, его смеха и презрения, боялась того, что он не впустит меня в свою жизнь. Да и кто смог бы винить его в этом? Сегодня вечер вторника, а мы знакомы с пятницы. Всего четыре дня. Кто может влюбиться в совершенно незнакомого человека и бросить парня, с которым имела отношения два года, всего за четыре дня? Только я, Варвара Сергеевна Затесова, 25 лет от роду (почти что 25, еще полторы недели мне 24).
Как в замедленной съемке я протянула руку к звонку и услышала, как в его квартире раздалась трель. Затем его шаги. И вот он открыл дверь и увидел меня.
– Варя? – Рафа окинул меня удивленным взглядом, и я почти пожалела, что приехала, как вдруг в его глазах появилась искорка радости и губы тронула слабая улыбка, и я поняла, что не ошиблась.
Будто во сне, я обняла его за шею и, встав на цыпочки, поцеловала. Секунду он мешкал, решая, что делать, но потом откликнулся на мой поцелуй, взял меня на руки и отнес в спальню, успев захлопнуть дверь. Посадив меня на мягкую постель, Меджай стащил с меня футболку, почти не отрываясь от моих губ. Потом снял с себя легкую светло-голубую рубашку с закатанными до локтей рукавами, которая идеально смотрелась на фоне его бронзовой кожи. Мои ладони спустились с его шеи на мышцы груди и упругий живот, а Рафа расстегнул молнию моих бриджей и стал целовать мне ключицу.
В тот вечер мы не сказали друг другу ни слова. Они были не нужны, мы все поняли, общаясь на другом языке.
Глава восьмая. Фотография 9 на 12
Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и глупыми, чтобы они могли любить мужчин!
Ф. РаневскаяЯ терпеть не могу просыпаться рано от звука будильника. Я сова. В идеале я должна ложиться спать около двух ночи и вставать во столько же, только днем. Вот такой у меня биоритм. Но еще больше, чем вставать вместе с будильником, я ненавижу продирать глаза из-за сотового.
И в это чудесное утро, когда мы с Рафой насытились друг другом по полной программе и уснули под утро, какая-то сволочь настырно звонила и пыталась прервать мой праведный сон. Противные переливы разносились по всей квартире, и мне пришлось встать, чтобы унести сотовый в мой полюбившийся переговорный пункт – в ванную. Эта мелодия означала, что номер, с которого звонят, был мне неизвестен, и если мне набрали по ошибке, я собиралась сказать в трубку то, чего не говорит интеллигентная девушка.
– Алло! – раздраженно буркнула я, присев на край ванны. – Кто это?
– Варя? – женский голос звучал взволнованно.
– Да, – озадаченно ответила я, – это Варвара. Я вас знаю?
– Это Зоя.
Я нахмурилась. Вот не могла позвонить попозже? У меня еще ночью возникла мысль притвориться спящей и заставить Рафу таким образом приготовить мне завтрак и, может быть, даже принести его в постель. А еще по вине Милой мне пришлось вылезти из уютных и теплых объятий Рафы.
– А… привет, привет. Как дела?
– Где ты?
– Я… я… ээээ… – замямлила я, не зная, соврать или сказать правду. Мало ли, возможно, она обзавидуется, к тому же я бывшая клиентка, а начальница запретила парням «иметь дела» с бывшими клиентками. – Я у Рафы дома, а в чем дело?
– Где? – смутилась невидимая собеседница.
– У Рафы, он еще спит… Зоя, зачем ты звонишь? – рассердилась я. В конце концов, она не моя мать, чтобы обвинять меня в случайных связях с понравившимися мне стриптизерами.
– Я думала о том, что ты рассказала мне. На похоронах.
Я постаралась напрячь память и почесала затылок. А, да. Я действительно говорила ей о том, что мы с моим Рафой (ключевое слово – «моим») успели выяснить насчет тайной подработки Славы. Я даже вручила Зое номер своего сотового на всякий случай.
Видимо, всякий случай уже настал.
– Честно говоря, я совсем тебе не поверила. И представить не могла, что Славка мог таким образом зарабатывать деньги, но потом вспомнила, как Калинин время от времени говорил о том, что хочет открыть свой клуб и что случится это довольно скоро… Но я постоянно спрашивала себя, откуда у обыкновенного стриптизера возьмется такая огромная сумма?
Я молчала, нервно дрыгая левой ступней.
– Вчера вечером я вернулась в клуб и, как ты просила, пролистала книгу с заказами и частными представлениями… Варя… Тебе нужно срочно уходить из дома Рафы…
– Почему? Ты догадалась, кто подельник Славы?
– Варя… уходи оттуда. Бросай все и уходи. Я уже еду к тебе… Одевайся и выходи на улицу. Захвати только блокнот, его записную книжку, оставь все… Мы поедем в полицию и все расскажем…
Она тараторила так быстро, что я не могла успеть за ходом ее мысли… Уходить от Рафы. Бросать все… Одеться и спуститься на улицу, чтобы потом поехать в милицию… Самое главное, его не будить…
– Зоя, – еле слышно произнесла я, чувствуя, как все мое тело будто превратилось в один большой кусок льда, – Зоя…
Я не могла пошевелиться, словно меня парализовало от того, что я поняла, почему мне стоило спускаться вниз.
Нет.
Не может быть…
Только не он…
– Ты ошибаешься, – вяло откликнулась я.
– Он работал со всеми женщинами, что были в списке, – резонно заметила Зоя, – вы ведь были у Бернар, верно? Разве он тебе не говорил, что выступал перед ней на Новый год?
– Говорил, – закивала я, забыв о том, что Милая не может меня видеть, – но мы были у еще двух женщин! Они видели Рафу впервые!
– Варя, они просто не запомнили его. Астеева и Обытоцкая бывали в «Наиме» и частенько заказывали приватное представление. Наверное, по их одежде и чаевым Шахнияров понял, что девушки небедные, и передал эту информацию Килинину.
– Нет, – я завертела головой так сильно, что у меня чуть не свело шею, – нет. Ты ошибаешься, должен быть кто-то другой. Мишка или Егор… Или кто там… Ребмо, Адам… Не Рафа!
Зоя громко вздохнула.
– Варечка, неужели ты думаешь, что ты первая, с кем он переспал за все время, что живет в Москве? Что ты его единственная и настоящая любовь? Мне не хотелось тебя расстраивать, но девок у него всегда было навалом. На запреты Илоны Давыдовны он перестал реагировать еще год назад. Почти каждый вечер после шоу он уходил домой с новой девушкой. Он бабник и врун, Варя. А теперь, как выяснилось, еще и убийца.
Я не знала, из-за чего больше хотела застрелиться – из-за того, что Рафа убил Славу, или из-за того, что у «девок у него было навалом», а я лишь стала еще одним вагончиком в его длинном составе побед.
– Зачем же он тогда ездил к этим женщинам, если сам убил Славу? – предприняла я последнюю попытку оправдать моего нового возлюбленного. Бесконечные слезы градом лились по моим заспанным щекам, и я не успевала вытирать их тыльной стороной ладони.
– Не знаю, может, не мог от тебя отделаться или хотел держать все под контролем. Знать то, что знаешь ты.
На секунду я прищурилась, воскрешая в памяти прошедшие дни.
– Я нашла список, – пробормотала я.
– Вот видишь, ты уже была в игре, – Зоя ненадолго замолчала. – Так, Варя. Я под его окнами. Быстро собирайся, просто натяни штаны или юбку… и спускайся вниз, мы тут же поедем в полицию. Не забудь только записную книжку Калинина. Не смей будить Рафу, ты слышишь? Будь очень осторожна!
Я дрожащими пальцами нажала отбой и уставилась на себя в зеркало.
Господи, за что мне это?
Там, в шести метрах от меня, спит тот, кого я впервые в жизни полюбила так сильно, от кого два часа назад захотела родить детей и с кем возжелала умереть в один день. С той минуты, как я встала на цыпочки и прикоснулась к его губам, он стал моим воздухом, и я поклялась себе, что никому его не отдам, невзирая на то что я не такая высокая, как его предыдущие спутницы.
А теперь я должна поехать в полицию и рассказать стражам порядка о том, что мой парень убил моего школьного друга, подсыпав последнему в воду слишком много снотворного.
Это ж надо, какой у меня сегодня поганый день! Вот вам и сломанный ноготь безымянного пальца.
Осторожно прикрыв дверь ванной комнаты за собой, я тихонечко прокралась в спальню.
Рафа спал безмятежно, как только что убаюканный младенец. Его темные волосы разметались по подушке, а одеяло обнажало сильную спину. Он лежал спиной ко мне. Если бы я не была так взволнованна и напугана, я осторожно подобралась бы к нему с другой стороны и зацеловала парня до смерти.
Положив сотовый прямо на пол около себя, я стала резво натягивать бриджи, разумеется, цепляясь за них ногтями, что с каждой секундой раздражало меня все больше, затем напялила футболку. На цыпочках пройдя в прихожую, я захватила свою сумку, которая упала с моего плеча прямо тут, у вешалки с одеждой, когда вчера вечером, охваченная страстью и неимоверной любовью, я решила заявиться к Рафе со светским визитом. Неужели я сейчас тут буду рыться в надежде отыскать эту проклятую записную книжку Калинина? Придется взять с собой весь баул.
Еще втискивая свои ступни в туфли без задников на невысоком каблуке, я не рассчитала силу и вместо того, чтобы тихо прикрыть дверь, шарахнула ею о косяк так, что могла бы разбудить и Ленина в мавзолее. На миг я замерла как лиса, учуявшая около себя охотника с ружьем. А еще через секунду метнулась вниз по ступеням. Я могла поклясться, что в квартире было слышно какое-то шевеление.
Первое, что я увидела, выбежав из подъезда, это темно-зеленый «Жук Фольксваген», за рулем которого сидела менеджер «Наимы» и с волнением обозревала окрестности. Поняв, что я вырвалась из лап Рафы, она помахала мне рукой, приглашая сесть в машину.
– Наконец-то, – сказала она, когда мы уже выезжали со двора Рафы, – а я хотела вызывать полицию. Ты взяла книжку?
Я устало кивнула и откинулась на сиденье, мрачно наблюдая за тем, что происходило за окном. А за окном не было ничего необычного. Часы показывали начало десятого, город просыпался, люди спешили на работу, птицы – воробьи, сороки и прочие пернатые – искали себе пропитание, тем же занимались бродячие псы, коты, бомжи и другие существа, выбравшие себе Москву в качестве постоянного жилища.
Не глядя на Зою, я чувствовала, как она напряжена, словно заведенная пружина. Девушка молчала, пока ее терпение не лопнуло:
– Кто еще знает о том, что вы накопали о Славке?
– Никто.
– Почему?
– Потому что, – вяло откликнулась я.
– Ты кому-нибудь намекала, что Калинин занимался шантажом, писала сообщения? Или и-мейл? Рассказывала подругам? – не отлипала Зоя. Тут ее сотовый завибрировал. Она вытащила его из кармана черных шелковых брюк и отключила. – Подруга, – махнула она рукой, – кстати, где твоя мобилка?
– Забыла у Рафы.
– А-а, – понятливо протянула хозяйка «Жука», – так что? Рассказывала?
– Нет, – еле слышно ответила я, уткнувшись лбом в стекло, и вспомнила, что моя «Нокиа» так и осталась лежать на полу возле постели Рафы.
– Ты уверена? Не говорила своей маме, подругам? Парням из «Наимы»?
– Да нет же! – взорвалась я. – Я уже сто раз тебе объяснила, что кроме женщин, обманутых Славкой, о шантаже знаем только ты и я!
– И Шахнияров, – сквозь зубы добавила собеседница.
Мои глаза снова наполнились слезами, каждая из них по размеру была с яблоко или минимум сливу. Не может быть, чтобы моя карма была такой отвратительной! Что же мне теперь, расплачиваться за ошибки своих прошлых жизней тем, что я отдам под суд свою первую, возможно, самую настоящую и неземную любовь, о которой я только в книжках читала да которую видела в индийских фильмах?
– Зоя, – мой голос звенел, как хрустальные бокалы, которыми стукали друг о друга, – я думаю, нам нужно еще раз это обсудить. Рафа не может быть убийцей… Я еще допускаю возможность того, что он помогал Славе, рассказывая о богатых клиентках… Но усыпить Славку как ненужную собаку… – когда мы остановились на красный свет на очередном светофоре, я покрутила головой. – А куда мы, собственно, едем? Как будто выезжаем из города.
– Так и есть, – легким кивком подтвердила Зоя.
Я в непонимании уставилась на водительницу «Жука».
– Если мы сейчас поедем в полицию, тебя увидят всю в растрепанных чувствах из-за сомнений по поводу его причастности к убийству Калинина. А они само собой есть! Слушать тебя не станут, спишут все на расстройство или маразм, депрессию, я не знаю…
Я слегка нахмурилась. При чем тут маразм? Нет у меня никакого маразма!
– Все, что нам нужно, это поговорить. Чтобы я смогла помочь тебе сложить детали вместе и получить картину в целом. Ты мне сейчас все расскажешь. У кого вы были, что они вам рассказали. Поведаешь мне, как ты умудрилась найти эту книжонку, что Рафа говорил о Славке, какие у них были отношения… Насколько и почему он ему завидовал…
– Кто кому завидовал? – переспросила я.
– Рафа Славке, – Зоя невозмутимо посмотрела на меня, – а иначе зачем было убивать Калинина? Что-то не поделили. Деньги, женщину…
– При чем тут женщина? Не было никаких женщин, – недовольно пробубнила я. – Так куда мы едем?
– Тут недалеко. У Илоны Давыдовны есть дачка, всего в 40 километрах от Москвы. Не очень большая, но очень уютная. Там-то мы и посидим, пока не поймем все окончательно. Хотя понимать уже нечего…
– А почему именно там? Могли бы поехать ко мне…
Милая одарила меня взглядом, полным сожаления и сочувствия:
– Бедная, совсем он тебе мозг расплавил. Он же знает, где ты живешь!
– И что? – Не поняв, о чем она толкует, я действительно стала ощущать себя полной дурой.
– Укравший раз, украдет еще, – изрекла она и многозначительно подняла брови.
– Нет, – прошептала я, – нет, нет, нет, – как считалочку стала повторять я, с каждым разом все тише и тише. Я что же, должна прятаться от Бонда? Моего Бонда? Мужчины, которого люблю и, как выяснилось сегодня ночью, между прочим, который любит меня?
Как-то ненормально начинаются у меня новые отношения. Неужели моя судьба – это Невский? А если я не хочу Невского? Не люблю я его! А люблю другого. Который, судя по всему, скоро либо сядет за убийство, либо убежит от следствия в Англию или какую-нибудь Бельгию и я его больше никогда не увижу.
Я стала реветь, как раз в тот момент, когда пыльная Москва осталась у нас позади. Зоя то и дело участливо смотрела на меня, подавая мне салфетки или носовые платки, которые находила в своей сумочке. Сначала я пыталась плакать интеллигентно, контролировать звуки и не тереть глаза. Позже делать это стало труднее, и я стала ныть, как ноют девчонки, когда падают на асфальт и раздирают колени до крови.
– Варечка, не надо так переживать, – пыталась успокоить меня Милая, – неужели ты думала, что у вас что-то будет? Если бы ты сама от него не ушла, он бы проснулся через полчаса, разбудил тебя и вежливо попросил покинуть его квартиру. Все это было уже тысячи раз.
Почему-то от ее слов легче не стало. Я завыла с новой силой.
– На сей раз тебе, можно сказать, повезло…
Я оторвала платок от глаз и злобно уставилась на Зою.
– …что ты ушла сама и тем самым спасла себя от унижения реветь в его присутствии. Мужики не любят наших слез. Считают, что это последнее наше оружие против них – реветь на публике.
Сказать по правде, я тоже не любила разводить нюни на людях. Но сегодняшний день был, согласитесь, исключением. Не так часто я узнавала, что мой любимый мужчина оказался бабником и убийцей. И первое было гораздо хуже второго.
– Ехать нам еще минут десять, – известила меня Зоя, передав мне очередную бумажную салфетку, – так что рыдай, пока мы едем. Но потом тебе придется успокоиться и рассказать мне о своих путешествиях с нашим сердцеедом, лады?
Я хотела ответить ей «лады», но у меня вырвалось что-то нечленораздельное, и пытаться ответить заново я не стала. Что ж, у меня было десять минут, чтобы оплакать мою жалкую долю. Чем я и занялась. Перед моими заплаканными и уже опухшими глазами то и дело вставали его белоснежная улыбка, бронзовая кожа, стальная грудь и другие части тела, не менее великолепные. Совсем некстати вспомнилось и то, как он нежно, но в то же время сильно обнимал меня этой ночью, как исцеловал каждый сантиметр моего тела. Как во мне появилось желание просыпаться вместе с ним каждое утро и засыпать рядом с ним каждую ночь.
Когда я вышла из транса, Зоя съехала с главного шоссе на проселочную дорогу, и метров через пятьсот показался небольшой домик. Двухэтажный особнячок был довольно мил. По периметру участка его ограждал забор в человеческий рост. Других домов поблизости я не увидела. Зоя притормозила около калитки и с надеждой посмотрела на меня.
– Успокоилась? Молодец! Пошли! Я сегодня утром заехала к Илоне Давыдовне и взяла у нее ключи. Она у нас тетка добрая, знает, что мы с ее любимой дачкой ничего плохого не сделаем.
Менеджер легко выскочила из «Жука», тогда как мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами и выбраться из маленькой, но удобной машинки.
Я зашагала вслед за моей провожатой, которая успела отворить калитку и уже войти во двор.
– Прикрой дверь, – крикнула она мне, но я, мало соображая в тот момент, лишь оглянулась назад и пошла в особняк. Если бы мне тогда крикнули «ложись, в тебя летит бомба», я бы вряд ли отреагировала на эти слова.
Домик был не очень большим по площади, но было видно, что он не был дешевой избой, которая не видела ремонта уже сорок лет. Нижний этаж состоял из гостиной и кухни, на второй этаж вела деревянная лестница. Площадь нижнего этажа была квадратов сто двадцать, и обставлен он был в стиле уютного жилища любящей тетушки.
– Ты пока располагайся, а я сбегаю в туалет наверх. Может, чайку нам сделаешь?
Зоя резво поскакала по ступенькам, а я, застыв с сумкой в руках, огляделась в поисках кухни. Располагалась она в глубине гостиной, если пройти ее насквозь. Кухню и гостиную разделяла красивая резная арка в традиционном русском стиле.
Если бы я не была такая заторможенная, то стала бы охать и ахать в надежде заиметь себе такой домик в деревне. Но так как мои мысли были заняты другими, более насущными проблемами, я как робот прошагала на кухню и уселась за стол. Сумка так и осталась в моих руках, я сжимала ее, словно это был мой ребенок, которого у меня хотели отнять навсегда.
– Чайник поставила?
Я перевела безжизненный и пустой взгляд на Зою, которая откуда ни возьмись появилась на кухне.
– Ладно, Варька, что, в первый раз, что ли? – уже с раздражением заявила девушка и стала возиться с посудой, что стояла в нижнем ящике темно-красного гарнитура. – Ну козел он, ну что поделать? Все они, мужики, такие. Он что, у тебя первый?
Я слабо помотала головой.
– Ну вот, а такое ощущение, что первый. Не переживай, будут еще у тебя таких сотни и тысячи, даже миллионы.
В моих опухших глазах отразилось недоверие. Я еще могу понять десятки, но сотни и миллионы! Зачем же столько? Не надо мне миллионов, что я, кошка, что ли? Мне нужен один. Один-единственный.
В носу появились предательские сопли, и я снова засопела.
– Та-а-а-а-к, – забеспокоилась Зоя и присела рядом, – хватит уже. Поревела, и все. Теперь давай все по полочкам раскладывать. Во-первых, где книжка?
Уныло шмыгнув носом еще раз, я стала возиться в своей необъятной сумке, пока не передала улику номер один этому новоявленному следователю. Девушка пролистала книжечку и, открыв ее на последней странице, довольно улыбнулась.
– Во-вторых, что конкретно рассказали вам тетки? Кстати, у которых вы были?
– У последних трех.
– Астеева, Обытоцкая, Бернар?
– Да. К ним ко всем приходил Славка. Опаивал какой-то гадостью, снимал в неприличных ракурсах вместе с собой. Потом присылал письмо с фото и адресом банка, куда нужно было положить деньги. Сумма там тоже указывалась. Так, скорее всего, было со всеми, кроме последней. Может, у него фотки не вышли или он их прислать не успел. Мы не знаем.
– Какую сумму денег он требовал? – Казалось, Зоя вошла в раж, играя со мной в допрос. У нее даже румянец на щеках появился.
– Напротив каждой из фамилий стоит число. Умножь это число на два, и ты получишь сумму, – еле ворочая языком, объяснила я.
– Я смотрю, Славка с Рафой неплохо заработали.
Я застонала. Это было слишком.
– Зоя, Рафа не убивал Славу. Калинин очень ему помог, можно сказать, спас от смерти его отца.
Милая положила книжечку на стол и отошла к плите, где только что закипел чайник.
– И что? – пожала она плечами, достала две большие кружки, бросила туда по пакетику «Липтона» и налила кипяток. – Ты мне еще скажи, что они были кровные братья и поклялись жениться на близняшках и умереть в один день.
Я на секунду задумалась. Нет, братьями они не были, это сто пудов. А про близняшек не знаю. Мало ли чего там Славка мог навыдумывать. Хотя у Кристины вроде нет сестры…
– Ты пойми, что деньги – это очень большая сила. Сила, которая ломает людей так быстро, что они сами не замечают, когда перестают ей сопротивляться. Скорее всего, Рафа не хотел делиться с Калининым, рассчитывал забрать деньги, уехать в свою деревню и жить там как король. Пятьдесят тысяч долларов – это не так мало. Можно начать свой бизнес или просто положить деньги в банк и жить на проценты…
– Рафа не такой, – гнула я свою палку, не притронувшись к горячему чаю, который дымился у меня под носом.
– Дорогая моя, – вздохнула Зоя, – можно я тебе задам один маленький вопросик: сколько времени ты знакома с Шахнияровым?
Прикусив губу, я стала считать:
– Сегодня среда. В первый раз я увидела его в пятницу.
– Меньше недели, – вынесла вердикт менеджер «Наимы», – а я его знаю полтора года. Он тебе, к примеру, рассказывал, как его Илона Давыдовна хотела выгнать за употребление наркотиков?
Мои глаза расширились от изумления, а Зоя лишь усмехнулась.
– Князева как-то увидела, как он курит эту штуку… Их восточную трубку. – Она задумчиво потерла переносицу
– Кальян, что ли?
– Во-во! – щелкнула пальцами она. – Кальян!
– Но там нет никаких наркотиков.
– Это кто тебе сказал? Снова Шахнияров?
– Да.
Зоя рассмеялась так живо, что я поежилась. Неужели меня так легко одурачить. Вот блин, 25 лет, а мозгов как у корюшки.
– А еще то, что его задержали за угон какой-то «Ауди».
– Рафа угнал машину?
– Яхонтовая моя, – Зоя по-дружески похлопала меня по спине и придвинулась ко мне поближе, – ты еще столько о нем не знаешь! И когда все это устаканится, если захочешь, я тебе расскажу.
Я не хотела. Когда все это «устаканится», все, чего я захочу, так это переехать на другую планету и забыть все, что случилось за эти шесть дней.
– Только ты мне скажи, ты кого-то подозревала? Кто, по-твоему, подельник Славы?
В попытках напрячь последние загнутые извилины я уже хотела ответить что-то вроде «скорее всего, это кто-то из танцоров клуба», как снаружи мне послышались странные звуки. Будто за воротами появился непрошеный гость. Зоя непонимающе нахмурилась и уставилась на дверь.
Какое-то время мы так и сидели в тишине и покое, как два снайпера, затаившиеся напротив жертвы и ожидающие лучшей возможности, чтобы ее ликвидировать.
Сначала доносившиеся извне звуки стихли, а затем стали слышны шаги. Кто-то направлялся к дому. Зоя тревожно приподнялась со стула и напряженно сжала кулаки.
Большая деревянная дверь с барельефом лесного оленя наконец-то медленно отворилась, и на пороге мы узрели моего Меджая. Он тоже замер, видимо, пытаясь отыскать нас среди домашней утвари и мебели.
– Варя? Зоя? – неуверенно позвал он и через секунду, когда его глаза привыкли к полумраку дома, увидел нас на кухне. – Что происходит? Куда ты сорвалась с утра пораньше? Зачем вы сюда приехали?
– Рафа, – только и вырвалось у меня, и я тут же подскочила с места, чтобы обнять его. Но всевидящая Зоя остановила меня своим грозным голосом, когда я выбежала в гостиную.
– Стой! – услышала я за спиной скорее приказ, чем просьбу. – Ты что, забыла? Он же убийца!
Я встала как вкопанная в пяти метрах от парня. Зоя незаметно очутилась неподалеку от меня. Мы трое как будто стояли в углах треугольника, в центре гостиной.
– Кто убийца? – искренне удивился Рафа и вопросительно посмотрел сначала на Зою, потом на меня. – Вы нашли того, кто убил Славку?
– Да, – сквозь зубы ответила Зоя, – это ты.
Меджай с недоверием уставился на Милую, и его губы тронула легкая улыбка. Видимо, он подумал, что это неудачная шутка. Когда до Рафы дошло, что ни я, ни она шутить не собираемся, на его лице отразились печаль и разочарование.
– Вы серьезно думаете, я мог бы дать своему лучшему другу лошадиную дозу снотворного?
– Да! – крикнула девушка.
– Нет! – одновременно вырвалось у меня.
Господи, что это за театр абсурда! Я сейчас сознание потеряю от духовного истощения.
– Варя, – обратился Рафа ко мне и хотел подойти, но, как только он сделал шаг, я отступила назад на такое же расстояние, – Варечка, посмотри на меня. Неужели ты думаешь, я убил Калинина? Ведь мы вместе с тобой ездили к клиенткам и вместе пытались выяснить, кто был его подельником. Варя, ты ведь знаешь, что я никогда не стал бы тебе врать!
– Ну конечно! – ехидно вставила Зоя. – А ты рассказал ей про то, как машину угнал? Или про свои наркотики и баб?
На слове «баб» мои глаза увлажнились и окружающие предметы стали немного размытыми.
– Не было никаких баб, Милая, – железным тоном произнес Рафа, сжигая хозяйку «Жука» уничтожающим взглядом, – а тебе давно пора бы пережить то, что я не захотел с тобой связываться.
Я в немом шоке открыла рот. Зоя клеилась к Рафе? Милая же побелела от злости, но ничего не ответила, а ее глаза наполнились холодной ненавистью.
– Варя, – снова услышала я милый сердцу голос, который опять стал теплым и нежным, когда парень обращался ко мне, – посмотри на меня. Посмотри и спроси себя, смог бы я когда-нибудь обмануть тебя?
Утерев тыльной стороной ладони мешающие мне слезы, я посмотрела на Рафу, в его улыбающееся лицо с бронзовым загаром. Из его черных глаз на меня смотрели такие забота, любовь и верность, а руки казались такими родными, что я ничего не могла с собой поделать. Мне вспомнилось то, как он показывал мне фотографии Славки и описывал ситуации, запечатленные на них. Как он изображал Калинина на коне и как Рафа без устали успокаивал Кристину на похоронах. Что ж, если он убийца, значит, я люблю убийцу. Такова моя карма. Мать ее за ногу!
Мои ноги сами направились к нему, и, когда я оказалась рядом с Рафой, он обнял меня так сильно, что я подумала, что умру прямо тут от нехватки воздуха. Но через секунду его стальные объятия разжались, и он одарил меня нежным поцелуем, говорящим «как хорошо, что я тебя нашел». Мне стало уже казаться, что все произошедшее этим утром приснилось мне в кошмаре, как тут голос подала Зоя.
– Голубочки вы мои, – презрительно бросила она, и я инстинктивно оторвалась от сладких губ Рафы, – вы такая красивая пара.
На лице парня появилось выражение брезгливости, а девушка завела одну руку за спину. В другой ее красивой ручке с наманикюренными ногтями лежал маленький, но не менее опасный пистолет.
– Зоя? – не поняла я и, по-моему, довольно справедливо ожидала от нее объяснений. – Ты чего?
– Ничего, – по-простецки пожала плечами она, – для вас ничего хорошего.
Тут у меня случилось затмение разума: я не могла понять, почему Зоя привезла меня в такую глушь и отчего у Милой с собой был пистолет.
Нет.
Еще раз нет.
Она же не стриптизер, а просто менеджер.
Я так сильно зажмурилась, что глазам стало больно.
Она менеджер и от этого обладает всей необходимой информацией о клиентах. Знает, кто сколько заплатил за выступление, кто сколько дал чаевых, и даже может проверить кредитную историю любительницы экзотических мужских танцев.
Господи, как она могла высыпать Славке все снотворное, что было в упаковке?! Она же просто монстр в юбке, какая-то Горгона!
– Тварь, – вырвалось у меня, но Зоя лишь рассмеялась, да так громко, что я подумала, у нее голова оторвется от таких громких звуков.
– Это я-то? – Она с искренним изумлением указала на себя рукой, в которой не было пистолета. – Я? Разве это я предлагала несчастным девушкам пить успокаивающее для коней? Или я после этого раздевала и фотографировала тела этих богатеньких сучек? И неужели вы думаете, что это я выбирала самые «живописные» фото и посылала их этим стервам? Нет, – Зоя покрутила головой, и от этого ее правая рука с железным другом, все еще смотрящим на нас, немного затряслась, – это все делал Калинин. Идиот-спортсмен, который, как выяснилось позже, оказался не таким идиотом, каким мы все его считали. – Она снова засмеялась, но на этот раз тише, и смех ее был наполнен горечью.
– Зоя, – ласково начал Рафа, все еще не выпуская меня из своих объятий, – отдай мне пистолет. Я уверен, ты не хотела его убивать… Отдай мне оружие…
– Или что? – Она состроила любопытную гримасу и хихикнула. – Так, Шахнияров, будь добр, отодвинься от своей ненаглядной.
Рафа стоял на месте как изваяние.
– Ты оглох, что ли? Разожми свои клешни и отойди от нашей любимой Вареньки на пару метров вбок. Она так тоскует по своему лучшему другу детства, что у меня сердце болит. Надо, чтобы лучшие друзья снова были вместе.
Эта брюнетистая сволочь хочет меня убить!
Мне всегда казалось, что выражение «кровь стынет в жилах» было переносным, но после слов Милой мне и правда почудилось, что мой организм обалдел от подобной наглости и перестал гонять кровь по венам. Ноги стали ватными, а мыслительные процессы застопорились теперь надолго.
– Я тебе говорю, отойди, – без намека на смех или улыбку снова приказала Милая, которая была уже далеко не милая.
Только сейчас осознав, что перед нами находится убийца Калины, а также, вероятно, наш собственный в ближайшем будущем, мне сделалось дурно. Только страх перед пистолетом в руке этой гадины, вечной искательницы красивых тел для клуба, держал меня на ногах. Немалое утешение было еще и в том, что моя радость (то есть Рафа) был рядом со мной, своим телом защищая меня от этой ненормальной.
Но тут произошло невероятное: руки Рафы расцепились, и он медленно сделал шаг влево от меня, по направлению к Милой. Шаг, потом еще один. Потом еще.
Теперь страх перед оружием хозяйки «Жука» наполовину улетучился и сменился изумлением и злостью. Он что, отдал меня этой сумасшедшей? Вот так просто взял и отодвинулся от меня, как будто я ему не любимая девушка, а ежик с окраины? Вот и нате вам, любовь на всю жизнь…
Все, что случилось дальше, я видела словно в замедленной съемке. Может быть, из-за того, что соображать мне было уже трудно, или из-за нежелания умирать такой дурацкой и совершенно никчемной смертью. А вероятнее всего, потому, что события этой недели были слишком тяжелой ношей для моей еще неокрепшей молодой психики.
Как только Бонд сделал свой последний, третий шаг, лицо нашего палача растянулось в мстительной улыбке. Она еще сильнее вытянула руку в моем направлении. Я машинально закрыла лицо руками и услышала выстрел.
Как известно, скорость пули больше скорости звука. Но не почувствовав в себе никаких дырок, я убрала руки и разжала веки. Рафа лежал на полу, из него потоком хлестала кровь. Но лежал он не один. Ему удалось повалить Зою на пол и выбить пистолет из ее рук.
Я в оцепенении наблюдала за тем, как Милая пытается выбраться из сильных рук Рафы, что в конечном итоге ей удалось посредством удара своим кулачком ему в плечо. Парень тихонько взвыл и от боли разжал свои стальные объятия.
Придя в себя, я кинулась к Рафе, не зная, что делать в такой ситуации. В кино люди обычно звонят 911, но мне было не до того.
Зоя пронеслась мимо меня, легонько задев своими ногами мои локти, когда я наклонилась над Рафой. Он перевернулся на спину и, приподнявшись на локте здоровой руки, смотрел вслед убегающей из дома убийце.
– Возьми плед или подушку и приложи к ране, – прохрипел он, явно пытаясь пересилить дикую боль, что пожирала верхнюю часть его накачанного, но всего лишь человеческого тела. Я бешено закивала и бросилась искать подобие одеяла на диване, что стоял у окна недалеко от нас.
Алое пятно от раны Бонда становилось все больше, и на сей раз мне стало страшно уже не за себя, а за того, кто не побоялся кинуться на человека с пистолетом, чтобы спасти мне жизнь.
– Где твой сотовый? – борясь со слезами, прошептала я, когда нужный плед был найден и со всей моей силой придавлен на рану. – Нужно вызвать полицию.
– Не надо, – просипел он в ответ, – они уже едут. Я позвонил Мишке, когда выехал сюда за тобой.
Я ровным счетом ничего не поняла и наклонилась к его лицу, чтобы поцеловать.
– Спасибо, – еле слышно проговорила я.
За то, что спас мне жизнь.
Рафа не ответил, только, едва улыбнувшись, устало прикрыл глаза. Я вытерла капли пота с его лба.
Услышав резкий звук открывающейся двери, я вздрогнула. Только бы не она, молила я про себя. Ее пистолет остался лежать около нас, но вдруг у нее есть с собой еще какое-нибудь хитрое оружие типа пулемета или базуки?
Слава богу, вместо Зои в дом по одному стали забегать черные силуэты. На всех были надеты маски, открывающие только глаза, прямо как у ниндзей или женщин с Востока. Когда четверо из них оказались в доме, они стали прыгать в разные стороны, видимо, в поисках воображаемого противника.
– Она убежала, – подала голос я, – помогите! Он ранен!
Ниндзя не сразу обратили на меня внимание и стали оказывать Рафе помощь, только когда убедились, что дома и вправду больше никого нет. Пистолет они тут же упаковали в прозрачный мешочек, а для того, чтобы перевезти Бонда в больницу, внутрь забежали еще двое ниндзей с носилками в руках.
Через сорок с лишним минут мы были в больнице. Рафу увезли в операционную, чтобы извлечь пулю и зашить рану, а меня оставили наедине с каким-то человеком, который то и дело задавал мне вопросы касательно Зои, Рафы, Славки и всего нашего расследования. Если честно, этот разговор, точнее – допрос, я помню смутно. Наверно, мой мозг решил сделать перерыв и перезагрузить все системы моего организма, включая думающие. Мужчина, скорее всего следователь (он, ясный перец, назвал свое имя, должность и звание, но я их не запомнила), махнул на меня рукой и дал мне пару дней прийти в себя.
Большое ему человеческое спасибо.
После допроса меня хотели отвезти домой, но я сильно упиралась, потому что не хотела оставлять Рафу одного. Уж слишком много мы пережили вместе за последние шесть дней. Я столько не переживала с Невским за два года наших непутевых отношений. В итоге меня оставили в больнице, накормили каким-то жидким супом, а после операции пустили в палату к Рафе. Запускать к нему меня не хотели – боялись, что я занесу какие-нибудь микробы. Однако я пообещала, что, если меня не пустят, я устроюсь прямо тут, под дверью палаты, и никакой, даже самый крутой их ниндзя не прогонит меня с этого места. Меня либо пожалели, либо побоялись со мной связываться.
Около его постели стояло кресло, старое и очень неудобное. Я тихонько подошла к Рафе, чтобы не помешать его сну после сложной процедуры, поцеловала в губы, забралась на это растрепанное кресло, которое было сделано во времена Ивана Грозного, и забылась в тяжелом сне.
Глава девятая. Подарок Всевышнего
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты, жадных мужчин и плохое настроение…
Ф. РаневскаяХоть и спала я крепко, меня разбудила возня в палате. Возился тот, к кому я пыталась прорваться не далее как сегодня утром. Часы показывали начало третьего ночи. Рафа начал отходить от наркоза и поэтому вяло ерзал тремя здоровыми конечностями.
Я потерла глаза, только после этого вспомнив, что на мне, к счастью, не было косметики, и, потянувшись, подошла к кровати Рафы.
Он устало, но нежно смотрел на меня из-под полуоткрытых век, и в тот момент мне ужасно хотелось прикоснуться к его ресницам – длинным и пушистым, какие бывают у моделей в рекламе туши.
– Доброе утро, – прошептала я, отлично сознавая, что сейчас ночь.
– Доброе, – откликнулся Рафа и хотел пошевелить раненой рукой. Мышцы на его лице немного дернулись от боли, и он громко вздохнул. – Переживу, – заверил он не столько меня, сколько себя.
Мы еще какое-то время находились в полном молчании, но оно не было тяжелым. Я как будто не могла найти слов, чтобы рассказать ему, насколько я благодарна и признательна моему Бонду. Он кинулся под пулю, заслонив меня своим телом. Это будет покруче поступка Кевина Костнера в «Телохранителе». Во-первых, Кевин был профи, во-вторых, это была его работа, за которую ему платили. В-третьих… Мой Рафа гораздо лучше всех этих Костнеров, Блумов и Джонни Деппов… Он лучше всех, потому что я его люблю.
Не знаю, озвучила ли я свои мысли вслух, но услышала от него тихое «я тебя больше».
Рафа сделал усилие и немного подвинулся на кровати, съехав влево. Я легко, словно кошка, запрыгнула к нему под бок, и мы снова уснули. И на этот раз мне спалось гораздо спокойнее.
Утро было солнечным и очень суетным. В семь утра нас разбудила сестра, которая пришла проверить тяжелого пациента. Она согнала меня с кровати, пояснив, что специально для посетителей тут поставлено это «очень удобное кресло». Когда я спросила, пробовала ли она сама сидеть на этом авангарде мебельного искусства, сестра недовольно поджала губы и стала бубнить, какая нынче балованная пошла молодежь.
Следом пришел врач проверить швы на ране Рафы. Все было хорошо, и по прогнозу Владимира Владимировича (это имя я запомнила сразу же) больной мог поехать домой уже через неделю. Дома, как известно, и стены лечат.
В десять стали давать завтрак, и та же сестра, тетя Надя, объявила мне, что кормят только больных. Посетители должны питаться отдельно и не объедать несчастных пациентов. Я с честным лицом заверила тетечку, что не прикоснусь к больничной еде, даже если мне приставят к голове пистолет. При воспоминании о пистолете по телу пробежала холодная волна судороги.
– Как ты понял, что нужно вызвать полицию? – наконец-то спросила я, пока Бонд вяло мешал кашу алюминиевой, немного кривой ложкой.
– Я проснулся от громкого звука, ты, наверное, шарахнула дверью о косяк. Огляделся, тебя нигде не было. Только твой сотовый на полу. Я посмотрел журнал звонков. Милая была последней, с кем ты говорила. Причем всего минут пять назад. Я позвонил ей, но она отключила телефон.
Перед моими глазами встала картина, как она беззаботно машет рукой, когда ее сотовый завибрировал. «Подружка», – объяснила она и, отрубив мобилу, спрятала ее в карман брюк.
– Если честно, я не понял, зачем она могла тебе звонить. До этого даже не думал, что вы знакомы. Затем вспомнил, как вы вместе сидели на похоронах. Ты о чем-то с ней беседовала, то и дело бросая на меня гневные взгляды. – Рафа вопросительно на меня уставился, отодвигая тарелку с кашей.
– Мне не понравилось, что ты все время был с Кристиной, – пробурчала я, чувствуя, как заливаюсь краской. Мне было ужасно стыдно за то, что я приревновала девушку Славки к моему Бонду.
Рафа удивленно поднял брови, но никак не прокомментировал абсурдность моих глупых мыслей. Ревновать меня к Кристине – это все равно что ревновать к родной сестре, вероятно, подумал он.
– Минут через десять я позвонил Илоне Давыдовне, – продолжил Рафа, взявшись за бутерброд с сыром, – она тоже была в непонятках. Зоя звякнула ей поздно вечером во вторник, попросила ключи от дачи Князевой. Сказала, что ей очень нужно побыть вне стен города, подумать над кое-какими вещами. В общем, наговорила полную чушь, но Илона не стала ей отказывать. Разумеется, при условии, что Милая будет на работе в одиннадцать вечера, когда «Наима» открывает двери. – Рафа замолчал и разломил бутерброд. – Я подумал, подумал… Зачем ей тебя увозить. А то, что ты уехала с ней, я узнал, когда спустился вниз. Сережка, знакомый парень со второго этажа, говорил со знакомым по мобилке и упомянул, что хочет купить себе «Жук», модель 2001 года, такой, который иногда бывает у нас во дворе. Я расспросил его о том, что он видел, и он ответил, что машина приехала всего минут на пять. О «Жуке» Серега мечтает уже давно, вот и застыл как вкопанный, увидев зеленое чудо у нас перед подъездом. За рулем сидела девушка с темными волосами, потом к ней прибежала еще одна. После этого «Фольксваген» резво покинул наш дворик.
Я закусила губу, не в силах отвести от Рафы любопытно-восхищенный взгляд. Кстати, надо будет найти этого Серегу и поставить ему бутылку. Или купить конфет, или сделать что-нибудь приятное. В конце концов, в том, что Рафа спас мне жизнь, была заслуга и его соседа-энтомолога[3].
– И тогда меня осенило, что это может быть она, – Бонд откусил хлеб с сыром, почти не жуя, проглотил, – ведь у нее есть потрясающая возможность интересоваться материальным состоянием нашей клиентуры. Почему мы сразу не включили Милую в список подозреваемых, я даже не понимаю.
– Потому, что она женщина, – я пожала плечами и проглотила вторую половинку бутерброда. Простите меня, но есть хотелось страшно. – Я не могла представить, что Зоя хладнокровно сможет планировать такое и издеваться над себе подобными.
– Ты не знала Милую, – буркнул Рафа, – тебе это простительно. Но почему я не вспомнил о том, какая она расчетливая и прагматичная?! Она не думает обо всех этих бреднях типа женской солидарности или мира во всем мире. Все, что ее волнует, это своя выгода. Ее трудно винить. Милая из маленького городка, приехала в Москву в возрасте 13 лет вместе с двоюродной теткой, которая умерла, когда девочке исполнилось 17. В жизни ей всего приходилось добиваться самой. Сострадания и жалости в Зое было не больше, чем в Гитлере.
Рафа снова помолчал.
– Потом я хотел позвонить в полицию, но что я мог сказать? Помогите, мой менеджер захватила в заложники мою девушку?
Я уткнулась носом в его широкую грудь. До этого момента Меджай ни разу не называл меня своей девушкой. Черт, как же это хорошо звучит!
– В итоге я позвонил Мишке.
– Какому Мишке?
– Ты его видела мельком на похоронах. Такой высокий, светленький. Наш родной Рэмбо. Он в недавнем прошлом капитан полиции. Младший следователь.
– Да ты что?! – не поверила я.
Это ж надо! Куда катится наша страна, когда следователи идут в стриптиз!
– Ага, – закивал Рафа, – ну, у него всегда была артистическая натура. Он любит танцевать и двигаться. В школу полиции пошел из-за отца, тот тоже был военным. А в двадцать семь лет решил, что с него достаточно. Первый год работал в «Тропиках», это около «Коломенской». А потом перешел к нам. Уволиться уволился, а связи остались. Я позвонил Мишке и все объяснил. А он, не задавая лишних вопросов, звякнул друзьям в ОМОНе или спецназе… Я в них не разбираюсь… Вот так.
Чтобы задать следующий вопрос, мне пришлось собраться с силами:
– Она правда что-то хотела от тебя?
Рафа грустно усмехнулся и сделал большой глоток чая.
– Варя, это было не «что-то», а секс. Ей хотелось простого плотского удовольствия. И она ясно дала мне понять, что отношений между нами быть не может. Не потому, что Князевой бы это не понравилось, а потому, что Милая просто не может иметь парня-стриптизера. Кстати, как я узнал позже, я был первый, кому она это предлагала. Никому из пацанов она не разрешала до себя дотрагиваться. Не то чтобы они ее хотели и рыдали от горя, что она такая цаца… Но в тот момент мне было в какой-то степени приятно, что я умудрился очаровать даже Милую.
Я поуютнее устроилась на здоровом плече Рафы, забыв о том, что пообещала не ложиться на чистую кровать в грязной одежде.
– И что было дальше?
– Дальше я рассказал об этом Славке, и он выбил из меня обещание, что я ни под каким предлогом не приближусь к Милой ближе чем на два метра.
Слабо улыбнувшись, я про себя поблагодарила Калину за это благое деяние.
– Он быстро ввел меня в курс дела: Зоя – приятная девушка, лучше с ней не ссориться и вообще стараться общаться с ней как можно меньше. Не то чтобы она была коварная змеюка или последняя дрянь. Просто ни ей, ни мне не нужно лишних проблем. А они обязательно возникнут, если мы начнем постельные отношения.
Рафа сделал еще глоток и предложил чай мне. Я взяла стакан и отпила.
– А что насчет наркотиков? Милая говорила, Князева хотела тебя уволить, потому что ты курил кальян.
Бонд прищурился, будто рылся в ящиках с воспоминаниями.
– Это было где-то полгода назад. У Егора был день рождения, и мы все пошли в «Султан», турецкий ресторан. Там, конечно, я взял кальян. Князева, увидев это, со смехом спросила, содержатся ли там наркотики и насколько законно курить шиши. Я сказал, что там всего полтора грамма кокаина, а Илона в ответ пошутила, что имеет полное право уволить меня, если я принял больше одного грамма.
Я хихикнула:
– А что с «Ауди»?
– О-о-о, – протянул Бонд и легонько стал гладить меня по голове, – эту историю еще долго пересказывали все в клубе. Я думал, ее до моей смерти будут рассказывать всем встречным-поперечным. Год назад я хотел купить машину и познакомился с дядькой, у которого имелась древняя «Ауди» цвета металлик. Всего за две тысячи долларов он хотел избавиться от своего стального коня, потому что перебирался в Израиль, а везти с собой авто не хотел. Разумеется, я купил эту машину на следующий же день. И меня тормознули через два часа после сделки. Оказалось, автомобиль угнали еще два месяца назад, а я стал первым подозреваемым. Позже все прояснилось, того «израильтянина» арестовали, но перед этим успели попортить мне три миллиарда нервных клеток.
– Ясно, – я сладко потянулась, – а как насчет остального?
– Какого остального?
– Ну… – я замялась, – Милая сказала, ты каждый вечер уходил с новыми девицами… Ты не подумай, я не сужу тебя, – я вскочила на колени и положила ладони на правый бицепс Рафы, – ты красивый парень и работаешь в таком месте. Конечно, у тебя много поклонниц и ты… не мог этим не пользоваться…
– Варя, – тихо прервал меня Бонд и улыбнулся так нежно, что я не выдержала и наклонилась, чтобы его поцеловать, – до тебя у меня не было никого четыре месяца. За полтора года в Москве у меня было три девушки. И роман с каждой длился не больше трех месяцев.
Я еле слышно охнула.
– Почему?
Рафа задумался:
– Потому что они хотели того, чего я не мог им дать: перемену рабочего места, внимания, денег… Любви.
Я понуро опустила глаза на свои ногти.
– Но теперь все по-другому, – Рафа привстал на здоровом плече, – потому что тебя я люблю. И понял это в ту секунду, когда ты представила меня Иваном своему парню… Кстати, как он поживает?
– Хорошо, – заверила я Бонда, не чувствуя биения собственного сердца от радости, переполнявшей все мое хрупкое тело, – то есть я думаю, что хорошо. У него всегда все отлично, не стоит переживать. Но я, пожалуй, через пару дней позвоню ему и уточню, что мы теперь просто знакомые.
Рафа снова лег, и я увидела искорки радости в его больших, глубоких, как темный омут, глазах.
Мы провалялись целый день, болтая о какой-то ерунде, и не заметили, как пришла ночь. Утром в пятницу, около восьми, я решила поехать домой переодеться и нормально поесть. Позже я заехала к Рафе, взяв кое-какие его личные вещи, типа бритвы, а также свой сотовый, который примостился на столике около фотографии мамы парня. Меня поджидали два пропущенных звонка и одно сообщение с текстом «Где ты лазаешь, сволочь?» от сестер Сотниковых. Кто еще мог позвонить два раза подряд, а потом кинуть такое сообщение?!
Вернулась я в больницу около одиннадцати. На улице светило такое же яркое солнце, как и вчера, освещая всю палату. И когда я зашла, даже не поняла, кто пришел к Рафе в гости. Внутри было так светло, что резало глаза.
– Здравствуйте, – промямлила я, разглядывая парня.
Посетитель был около двух метров ростом, явно натуральный блондин и с очень красивой фигурой. Коллега, пронеслось у меня в голове, и тут же передо мной встала картина похорон, где он тоже присутствовал. Кажется, это он привозил тетю Валю из больницы. Теперь все ясно.
– Рэмбо, – довольно улыбнулась я, радуясь своей хорошей памяти на лица.
– Добрый день, Варвара, – засмущался парень, потупив светло-зеленые, как сапфир, глаза, – но лучше Михаил или Миша.
– Миша, – смиренно повторила я, и мы пожали друг другу руки, как будто присутствовали не в больнице, а на приеме у австрийского посла.
Я никогда не чувствовала себя комфортно рядом с друзьями Невского. Наверное, потому, что общих тем для дискуссий у нас не было. Я и его друзья почти не разговаривали, если не учитывать «привет» и «пока». Вообще каждый считал своим долгом высказаться, что мы даже не смотримся парой. В итоге они все оказались правы. И теперь я невероятно счастлива еще и потому, что мне не придется выслушивать все эти долгие и скучные разговоры Невского и его очередного однокурсника про футбол, хоккей, сумасшедших баб за рулем и поправки к конституциям разных стран.
Со знакомыми Игоря я держалась на расстоянии, дистанционно-отстраненно. Так, как ведут себя телохранители или ассистенты. Вроде бы я была в комнате, но напрямую ко мне обращаться не стоило. Но как обходиться с друзьями Рафы, я пока что не представляла. Стоит ли снова превращаться в Снежную королеву или можно вести себя по-братски, шутить и хлопать по спине?
По спине Мишу мне захотелось хлопнуть сразу же, как только я его рассмотрела. Там была такая спина, от которой бегут мурашки и хочется увезти эту спину и все, что к ней прикручено, к себе домой. Нет, наверно, обниматься и прикасаться пока не стоило. Мало ли, я ведь хочу показаться девушкой приличной. И на этот раз мне бы очень хотелось понравиться товарищам-коллегам своего парня.
– Надеюсь, вы не против, что я к вам забежал? – Миша стеснительно уселся на кресло, сперва предложив его мне. Я отказалась, поставила принесенные вещи в пакете на тумбочку и уютно устроилась на постели около Рафы.
– Мишка, не городи ерунды, – отреагировал больной и прижал меня к себе. Я чувствовала на шее его горячее дыхание и понадеялась, что Миша недолго у нас задержится. Все-таки я тоже человек и не могу долго сдерживать свои эмоциональные и телесные порывы. – Миха забежал, чтобы рассказать нам, что произошло с Зоей. Помнишь, вчера вечером я спрашивал, интересно ли тебе об этом услышать?
Я наморщила нос. А, да. Было. Мы уже почти засыпали, когда Рафе пришло сообщение от друга. Друг хочет на днях зайти и поведать нам сагу об этой брюнетистой гадине. Только вот я не предполагала, что «на днях» случится так быстро.
– Это вы вызвали полицию? – Я перевела любопытный взгляд на Михаила.
– Я, – кивнул он, – Рафа толком ничего не объяснил, но я уловил главное. Милая едет на дачу к Князевой, где есть оружие. И Варе угрожает опасность. Он четко дал понять, что ты ему дорога и лучше он ошибется в своих догадках, чем рискнет твоим благополучием. Я тут же связался с друзьями из отдела и попросил срочно вызвать ребят из спецназа.
Мои губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, и я оглянулась на моего рыцаря. Он, как будто был ни при чем, глядел в окно на яркое солнце.
– Ага, понятно, – протянула я, не сумев совладать со своей радостью. Я все еще по-идиотски улыбалась, словно была умственно отсталой. – Они ее быстро поймали?
– Одна машина остановилась у дома, другая последовала за «Жуком». Парни увидели, как она отъезжает от дачи. Погоня была недолгая, минуты четыре. А когда ребята преградили ей дорогу своим авто, Милая бросила «Жука» и пыталась скрыться в лесу.
Я представила эту картину: Зоя, визжа и размахивая руками, бежит в лес на каблуках. Ее ловит здоровенный детина в маске, перекидывает через широкое плечо и кидает в багажник.
Сказка. Жаль, я это пропустила!
– А как все началось? – подал голос Рафа.
А все началось с мыслей Зои по поводу того, как добры и щедры некоторые клиентки «Наимы» бывали к танцорам клуба. Счастье, как говорится, не в деньгах, но когда они есть, как-то легче переносится, что счастье не в них. Двести, триста долларов, шестьсот, иногда тысячу… Вот что уносили с собой парни пару раз в месяц всего лишь за то, что вертели своими накачанными задницами перед наштукатуренными мордами этих богатых стерв.
Зоя видела, как один из мальчиков «Наимы» появлялся с новым цифровым фотоаппаратом, другой покупал самый навороченный смартфон, третий брал неделю отпуска и ехал куда-нибудь в Финляндию или Швецию. И эти доходы не облагались налогами и были жирным бонусом к постоянной зарплате стриптизеров.
Не то чтобы Зоя завидовала этим улыбчивым и милым на сцене и совершенно хмурым и неинтересным за кулисами парням. Девушке просто было обидно, что они ни за что получили неплохие чаевые, когда она, менеджер клуба и администратор по совместительству, должна была пахать гораздо больше, чем эти недоделанные Барышниковы[4].
Все, чего хотела Милая, – это накопить достаточную сумму, уехать куда-нибудь под Москву, построить уютный домик и наслаждаться жизнью. Девушке никогда не нравилась столица, еще с того времени, как тетя Лиля притащила 13-летнюю девочку в этот жуткий и грязный город. Родители Зои погибли, когда ребенку было всего четыре года, и тетка со стороны матери взяла все обязательства по воспитанию на себя. Приехать в Москву ее заставила нужда в средствах, но не только. Тетя Лиля, как и миллионы других ищущих богатства, думала, что Москва примет новеньких с радушием и даст заработать на новую квартиру, машину и, возможно, ежегодные поездки в Крым или в лучшие советские санатории.
Однако подлая Москва не собиралась осыпать Лилю и Зою деньгами. Тете-мечтательнице пришлось долго и упорно работать, чтобы оплачивать ту жизнь, за которой они сами приехали. Племянница же глупостями не страдала и не увлекалась идеями, которые имелись в головах ее сверстниц. Зое не нужна была большая любовь или модные туфли, ей не хотелось краситься тушью и побыстрее начать носить бюстгальтер. Девочке просто хотелось устроить свою жизнь так, чтобы не видеть толпу в метро, не вздрагивать всякий раз, когда ночью под окнами воет машинная сигнализация, и не искать, где купить продукты подешевле.
Зоя откровенно не понимала, зачем тетка притащила ее в Москву. И не раз задавала ей этот вопрос, в ответ на который из года в год слышала одно и то же: «Твои родители всегда мечтали, чтобы у тебя было хорошее, перспективное будущее. А разве можно найти такое будущее у нас в Махаоновке? Там всего-то пять тысяч населения, даже университета нормального нет. А тут!.. МГУ, МГИМО… столько всего! Поступай не хочу!» К сожалению, тогда тетя Лиля еще не знала, что поступить в эти университеты без взяток в пять нулей или связей нереально.
Слава богу, Зоя рано поняла, что возвращаться им некуда. Вот он, новый дом. Столица – постоянно чужая, холодная и пасмурная. Но делать нечего. Придется выживать тут, ходить в местную школу, заводить дружбу с местными подростками и знакомиться с территорией.
Когда девочке исполнилось пятнадцать, тете Лиле резко стало плохо. Когда боль терпеть было уже невыносимо, она отправилась в поликлинику, где ее направили в какой-то большой и дорогой центр. Через неделю стало известно, что у любимой тети рак легких.
Почему легких? Этого Зоя долго не могла понять. Ведь тетя Лиля не курила и всякими токсинами не дышала. «Так, значит, на роду написано», – ответила ей тетка и, купив таблетки, продолжила работать на обувной фабрике секретарем.
Сначала Лиле стало лучше, затем хуже, потом опять лучше. Делать операцию врачи ей не советовали. Но и прекращать пить таблетки ей было нельзя.
Самое страшное событие в жизни юной Зои случилось прямо на Новый год. Второго января тетя Лиля умерла, и Милая долго не могла прийти в себя. На целом свете у нее не осталось ни одного родного человека. Конечно, потеря родителей тоже заставляла Зою печалиться и горевать, однако маму и папу она помнила плохо. А вот тетя Лиля вырастила племянницу, хотя могла с чистой совестью отдать девочку в детдом. К тому же мамина сестра пожертвовала своим будущим ради будущего Зои, продав двухкомнатный домик с баней и сараем.
Похоронив тетку, девочка собрала все деньги, что были дома, и стала анализировать ситуацию. Тетя Лиля говорила, что отец Милой тоже любил все анализировать. Оставшихся от тетки средств хватит еще на год, но вот когда они закончатся, помощи ждать будет не от кого.
Хорошенько подумав, Милая решила пользоваться неприкосновенным финансовым запасом, пока не окончит школу. А случится это через полгода. А дальше Зоя пойдет в институт и найдет работу, которая поможет ей поддерживать скромное существование и не даст пропускать занятия.
Так и получилось. Школу Зоя окончила с серебряной медалью, но вот в МГУ девочка не пошла. Даже не стоит и пытаться, подумала Зоя и выбрала менее популярный вуз – Московский университет бизнеса и менеджмента. Что такое менеджмент, девушка знала поверхностно, но прекрасно понимала, что деньги в наше время приносит бизнес, свое дело. И по этой причине его стоит изучать.
За все пять лет учебы Зоя пропустила всего два дня. Первый раз по болезни, когда заразилась страшным гриппом и не могла толком держаться на ногах. Второй – когда Зою сбила машина и девушку с переломом руки доставили в травмпункт. Не то чтобы Милой до такой степени нравилась учеба. Просто она отлична осознавала, что прибыль приносят правильно вложенные инвестиции. И сейчас этими инвестициями был ее мозг, который впитывал все, что было и чего не было в институтской программе.
Работу девушка меняла часто: иногда она мешала учебе и требовала слишком большого внимания или просто надоедала, или Зоя находила что-нибудь поденежнее или ближе к дому. Так, за пять лет Милая работала в «Макдоналдсе», детском саду, записывала фонограммы для учебников, предназначенных иностранцам, изучающим русский язык, продавщицей в пекарне и музыкальном магазине, натурщицей для студентов Института искусств и даже выгуливала всех соседских собак.
Когда наконец-то Зоя получила заветный красный диплом, ее первой работой по специальности стала должность младшего менеджера в игорном доме. Который, к сожалению, разорился через четыре месяца после открытия, и Милой снова пришлось искать что-то новое.
С Князевой Зоя познакомилась через кадровое агентство. Вообще-то девушка была уже четвертой претенденткой на место менеджера клуба «Наима». Но Илона уделяла внимание не только профессиональным качествам конкурсанток, но и человеческим. Выслушав историю Зои, хотя и в кратком варианте, Князева решила, что Милая трудолюбивая, не привередливая, упорная и очень амбициозная. Она знает цену деньгам, потому что уже пять лет зарабатывает их своим горбом и при этом умудрилась с красным дипломом окончить институт.
Если говорить о личной жизни Милой, то девушка всегда думала головой, а не сердцем. У нее были парни, ведь Зоя вовсе не уродина, а довольно симпатичная особа, которая заставляет мужчин искать с ней новых встреч. Только вот парни попадались ей исключительно неперспективные, среднего класса, иногда даже женатые. Она позволяла ухаживать за собой, водить ее в рестораны (не очень дорогие) и дарить подарки (опять же на уровне тапочек для дома или новой вазы). Только замуж она не хотела, хотя и предлагали. Во-первых, она не была влюблена. Но если было бы очень нужно, она бы потерпела. В конце концов, кто, как не Зоя, умеет терпеть? Во-вторых, Милая не считала, что брак улучшит ее материальное состояние. То, что муж станет хорошо зарабатывать, вовсе не факт, учитывая, что предложение ей делал слесарь. К тому же ей самой придется тратить заработанные своим трудом деньги ему на рубашки, носки и сало для шкварок. (Этот самый слесарь жуть как любил жарить яичницу со шкварками. Видимо, именно это и стало третьей причиной незамужнего статуса Зои.)
В первые дни работы в «Наиме» Милая не выходила из состояния культурного шока. Она, конечно, знала, что такие красивые люди существуют, и даже видела их по телевизору. Но общаться с ними лично, да еще в таком объеме, ей никогда не приходилось. Эти тела, танцы и костюмы заставляли Зою думать, что, возможно, среди этих красавцев скрывается ее судьба. И через пятьдесят лет ее внуки будут сидеть у ее ног и слушать историю про то, как бабушка и дедушка повстречались за кулисами стрип-клуба. Нет, стрип-клуб она заменит на ночной. Неприлично говорить с внуками о таких вещах.
Мечты так и остались мечтами, когда Зоя поняла, что за внешним фасадом скрываются абсолютно такие же убогие и разлагающиеся личности, как и ее бывший друг, любитель яичницы со шкварками. Иногда Милая слышала, как парни, готовясь к выступлениям, рассказывают друг другу похабные анекдоты и при этом искренне смеются, ухватывала отрывки обсуждений между ними секса с очередной подружкой или оценку внешности той или иной клиентки, сидящей в зале.
Слышать такие вещи было больно и противно. Неужели и ее саму уже не раз обсудили, используя такие слова, как «соска», «вялая задница», «обвисшие сиськи» и «полная шалашовка».
Примерно после трех месяцев работы в клубе Зоя перестала относиться к танцорам как к живым и симпатичным парням, а стала смотреть на них как собаковод на своих питомцев, приносящих ему деньги от продажи щенков.
Зарплата у Зои была нормальной, довольно средней для неприветливой столицы, но Зоя хотела чего-то большего. Уйти с работы она боялась, потому что пока что не могла найти ничего подходящего. К сожалению, хотя у нее и был красный диплом, но менеджеров теперь стало больше, чем таджиков, которые приезжали в Москву отделывать квартиры столичных жителей.
И тогда Зоя решила, что нужно что-то делать. Несправедливо, что эти самовлюбленные идиоты только прижимают и облизывают богатых коров, а девушка вкалывает как проклятая, ведя все администрационные записи и улаживая конфликты с клиентками.
Решение нашлось само собой: если недотраханные бабы так любят совать зеленые купюры в стринги стриптизеров, то почему эти толстые стервы не могут отнести эти купюры прямо в банк? Только вот для этого дела Зое потребуется помощник. Кто-то из парней. Кто-то амбициозный, корыстный, тщеславный и алчный. Милой не пришлось долго ломать голову. Перед глазами сразу встал Слава Калинин с его до приторности сладкой улыбкой. Зоя не раз слышала, как парень вслух озвучивает свои мечты о собственном клубе, о курортах за границей и покупке новой квартиры.
В случае провала ее начинаний и жалоб Князевой девушка всегда могла сказать, что все это выдумки самого Славки. Дескать, добивался ее, как объекта неразделенной любви, а она ему отказала. Вот он и выдумал какую-то глупость. Шантаж? Наших любимых и уважаемых клиенток? Да вы что? Никогда на свете! Я не такая!
Когда Зоя озвучивала Славке свою идею, он слушал с интересом, хотя по его лицу читалось, что такого рвения и выдумки от Зои парень не ожидал.
В итоге, обговорив детали, ребята разделили поля деятельности: Зоя собирала информацию о клиентках, кто из них не мог допустить публикации собственного изображения на обложках газет и кому так же не составило бы труда расстаться с небольшим количеством «бенджаминов»[5]. Милая также доставала домашние адреса жертвы.
Славе только и оставалось, что напоить женщину успокоительным для лошадей, которое было куплено в зоомагазине в Питере, раздеть любительницу мужского стриптиза, поставить фотоаппарат на автосъемку, отснять нужное количество кадров в самых изощренных позах и отослать эти фото ей домой. Калинин даже купил принтер и фотик для такого дела. Печатать в салоне было большим риском, а дома чужих глаз нет. Только вот Славке пришлось скрыть от друзей, что у него имелся цифровик. Мало ли что, пусть лучше не знают.
Первое «дело» случилось в середине декабря, когда стали подступать праздники. Почетное место первой жертвы досталось Анне Викторовне Демидовой, которая являлась супругой одного очень влиятельного банкира. Банкир этот имел желание полезть в политику, и скандал с женой и стриптизером стерпел бы вряд ли. Удивительно, как таким женщинам вообще приходит в голову мысль заказывать себе или своим подругам развлечение в стиле «Наимы». Дуры они, вот и платят за свои выкрутасы.
Вроде все прошло нормально, и Демидова больше не появлялась в клубе. Через две недели Зоя и Слава перешли ко второй – Наталье Гальцевой, сожительнице очень известного ведущего, который не сходит с экранов телевизоров. Опять все получилось до невозможности чисто и красиво.
Так и повелось, что в месяц у Милой и Калинина было около трех «специальных выездов». Казалось, что все шло замечательно. Подельники решили постепенно увеличивать сумму выкупа, а то две или три тысячи смотрелись как-то непрезентабельно. Полученные деньги девушка хранила в другом банке, в ячейке. Класть их на счет она не решилась. А вот Слава тупо ставил чемодан с купюрами за диван и ничего не хотел слышать ни про какие ячейки. Какое-то время Милая пыталась растолковать ему, что банк намного безопаснее и в случае грабежа все останется целым. Но Славка был непреклонен.
«Я должен знать, что мои деньги со мной», – говорил он с упорством осла.
Зоя махнула рукой. В конце концов, это его личные бабки, пусть что хочет, то и творит. Она ему не мать и не собирается хлопотать за этого тугодумного чемпиона по легкой атлетике.
Когда в клуб позвонила Светлана Соколенко, Зоя обрадовалась просто до неприличия. Муж потенциальной жертвы был крупным бизнесменом, и за ее фото с танцором мог бы свернуть ей шею. Что означало большие, просто огромные отступные для Зои и Калинина. Девушка уже подсчитала, что за год таких выездов сможет заработать достаточно, чтобы покинуть Москву.
Но когда Слава вернулся обратно, на фото была другая.
– Это еще что за дрянь? – заорала Зоя в порыве истерики, когда просматривала отснятые кадры. – Ты что? Их перепутал? Идиот!
– Во-первых, не ори на меня, – совершенно спокойно отреагировал Слава, – а во-вторых, разуй глаза и посмотри внимательно. Это Элла Астеева, жена Григория Астеева, председателя партии «Новая Россия».
Зоя снова взяла цифровик и нажала на увеличение фото в районе лица жертвы. Действительно, это Элла. Зоя видела ее самодовольную рожу в глянцевых журналах, которые Илона Давыдовна иногда оставляла в своем кабинете.
Так, значит, они поймали по-настоящему крупную рыбу! Жена политика! Да она миллионы выложит, чтобы пресса не увидела ее в таком ракурсе!
– Молодец, Калинин! – Славу Зоя называла только по фамилии, как будто у него не было имени, а только кличка, словно он животное. – Ну так сколько мы у нее возьмем?
– Пока не знаю, – пожал плечами парень, – тысяч двадцать…
– Двадцать? – криво усмехнулась Зоя. – Только если каждому…
Слава прищурился и нехорошо посмотрел на Милую:
– Это слишком много. Как она объяснит мужу списание такой суммы с ее или их общих счетов?
– Да фиолетово! – вырвалось у Милой, и она снова стала листать грязные снимки, с любовью глядя на каждый кадр. – Пусть объясняет как хочет! Поди не обеднеет!
Тем днем, 3 мая, они так ничего и не решили. Слава думал, что им спокойно хватит и пятнадцати на двоих, а Зоя хотела больше. Гораздо больше. Не приняв никакого решения, они договорились подумать еще и отправить фото на днях. А пока Зоя найдет домашний адрес Астеевой, ее ассистента, менеджера или кто у нее там имеется.
Однако в планы Милой вмешалась суровая реальность жизни.
Суровую реальность звали Алла Юсупова. И во вторник она приехала к Славе с тяжелым разговором. Калинин, не ожидавший такого подлого подарка судьбы, был изумлен и зол, а Алла пала духом и решила, что это конец ее молодой, но такой трудной жизни.
Однако в среду Слава перезвонил своей биологической матери. Возможно, он хотел узнать о ней побольше, как-никак она его выносила и родила, может быть, парень хотел, чтобы все было по справедливости. А есть вариант, что Слава успел оценить дорогие серьги Аллы, ее туфли, сумочку, цепочку с кулоном и россыпью бриллиантов, а также в целом ухоженный вид женщины.
– Слава, я все для тебя сделаю, только скажи, чего ты хочешь, мальчик мой… я так тебя люблю… прости меня… прости меня, Славочка… Что ты хочешь? Машину? Квартиру? Дом? Все, что хочешь, милый, только скажи…
Слава хотел много, но немного попозже. Сейчас соображать ему нелегко, необходимо время, чтобы продумать стратегию своего поведения с матерью и ее хахалем. Ведь козе понятно, что бабки она заработала не сама.
Калинин перенес свидание с матерью-меценаткой на воскресенье и с наслаждением стал думать, что жизнь наконец-то налаживается.
Тем временем Зоя почти неделю пыталась добиться от Отца Луи ответа на поставленный ею вопрос: «Сколько тысяч требовать в этот раз?» Милой не терпелось отправить фото, тем более что она даже умудрилась достать домашний адрес Астеевой.
Менеджер вылавливала Калинина в клубе, когда он был один, посылала ему кодированные сообщения и иногда даже звонила и выразительно молчала, сказав короткое «привет». Все было напрасно. Славка никак не реагировал, и тогда Зоя поняла, что все это ей начинает надоедать.
Около часа ночи в квартире бывшего спортсмена раздался звонок.
– Чего тебе надо? – не очень вежливо осведомился парень.
– Может, пригласишь войти или мне отвечать прямо тут? – ехидно спросила Милая, поведя идеально выщипанной бровью. Уж за внешностью-то девушка следила с маниакальным вниманием.
Калинин тяжело вздохнул, поняв, что на этот раз разговора не избежать. Парень отошел от двери, пропуская Милую в глубину зала. Она неторопливо села на диван, услышав, как на кухне что-то шкворчит.
– Решил поужинать? – деланым дружеским тоном осведомилась она, но танцор продолжал мрачно взирать на нее, как ястреб на зайца. «Не пошла бы ты к черту», – кричали его холодные глаза и поджатые губы.
– Ты уже их напечатал? – снова спросила она и огляделась вокруг в надежде увидеть конверт порно- картинок с Астеевой в главной роли. Но конверта в поле видимости не оказалось. На книжной полке, где обычно хранились грязные, только что напечатанные фото, стояли стакан с водой и пачка с быстрорастворимым снотворным. – Чего тянешь? Чернила в принтере кончились? Так я новые куплю.
– Не надо, – сквозь зубы произнес Слава, – чернила есть. Только печатать я ничего не буду.
– Что, просто на флешке отправим?
– Нет, не будем отправлять вовсе, – отчеканил Калинин и, сложив руки на груди, облокотился о спинку кресла.
Зоя какое-то время смотрела на стриптизера растерянно и пристально, будто пыталась понять его план. План она не понимала и вопросительно приоткрыла рот.
– Почему?
– Потому что мне это надоело, – пожал плечами хозяин квартиры. – Ты ведь ничем не рискуешь, а всю самую сложную работу должен выполнять я. Я их пою, я их фоткаю… Все я! Если бы хоть одна из них решила обратиться к ментам или бандитам, отпинали бы мою задницу, а не твою, дорогая моя Зоечка, – взорвался Калинин. Он изумлялся непроходимой тупости Милой, хотя считал ее довольно умной девушкой. Неужели она считает, что ему доставляют неземное удовольствие все эти пошлые похождения с целью выудить у клиенток «Наимы» хоть какие-то деньги?
Подведенные темно-коричневым карандашом глаза Зои сузились и впились в лицо Калинина:
– Когда мы начинали, тебя вроде все устраивало.
– Когда мы начинали, все было по-другому!
– А что же изменилось теперь?
Слава уже хотел объявить ей о том, что его биологическая мать, родившая его в 15 лет и сдавшая в приют, нашлась буквально неделю назад и теперь готова материально возмещать парню все его страдания как брошенного ребенка. Но тут же решил, что дело это касается непосредственно его самого и матери, и никого больше.
– Не важно, – махнул рукой парень.
– Не важно? – ледяным тоном повторила Зоя и встала с дивана. – Я тебе скажу, что действительно не важно. Мне совершенно не важно, что тебе что-то не нравится или ты боишься больших дядь с лысыми головами и кастетами в руках. Мне неважно, что тебе не нравится фотографироваться в неглиже и опаивать этих сук. И уж конечно, мне абсолютно наплевать на то, что в твоей жалкой и никому не нужной жизни что-то поменялось. Потому что, если ты сейчас же не отдашь мне флешку с фото, я позвоню Князевой и расскажу ей то, о чем бы ты не хотел, чтобы она узнала.
Зоя угрожающе придвинулась к Славе, и ее лицо оказалась прямо около его. Пару секунд они стояли нос к носу, как два врага, у которых в карманах было по заряженному пистолету, но никто не решался его вытащить.
– А теперь послушай меня, недотраханная ты сука, – наконец-то изрек Калинин и наклонился над ней так, что Зое пришлось поднять лицо вверх, чтобы видеть гнев и ярость в его посиневших от злости глазах. – Если ты вытащишь на свет божий всю эту канитель с фотками, то не думай, что я не потащу тебя за собой. Я знаю, в каком банке ты хранишь свои бабки, и если уж на то пошло, то откуда я мог знать, какую бабу мне фоткать? Только от тебя, моя милая Милая. Я расскажу все подробности наших с тобой дел и не посмотрю на то, что ты девушка. Если уж на то пошло, то ты и не девушка вовсе, а просто бесполое существо, у которого нет ни чувства юмора, ни сексуальной привлекательности, ни даже личности. Ты серая и прозрачная, как замызганное стекло в автобусе, которое не мыли уже десять лет. Не смей пугать меня тем, что можешь получить сама! – Калинин убрал руки с груди и поставил их на пояс. – Повторяю еще раз: не смей мне угрожать. Если я не хочу этого делать, то делать я этого не буду. Ясно?
Зоя смотрела на Отца Луи во все глаза и хмуро молчала. Такой тирады она от него не ожидала. Надо же, он прямо писатель. «Прозрачная и серая, как стекло в немытом автобусе». Надо записать.
– Я спрашиваю: ясно? – уже на повышенных тонах повторил Славка. Он явно ждал ответа и уходить не собирался, хотя из кухни стало нести чем-то сгоревшим.
– Ясно, – чуть заметно кивнула Зоя, и Калинин, посмотрев на нее каким-то недоверчивым взглядом, унесся прочь спасать свой сожженный ужин.
Вот так скотина, подумала Милая. Если бы он отдал ей флешку, она сама могла бы распечатать и послать ее Астеевой. Так, где же этот недоделанный балерун хранит свой цифровик?
Зоя кинулась осторожно выдвигать ящики комода, на котором стоял большой корейский телевизор. Потом она обшарила книжную полку, едва не уронив стакан с водой, позже хотела улизнуть в его спальню, но тут взгляд Милой упал на диван.
Она пару раз видела, как чемодан с добычей Славка ставил именно туда, за стенку дивана. Может быть, парень не стал оригинальничать и засунул в чемодан не только деньги, но и фотик?
Зоя проворно вытащила тонкий кейс из-за дивана и открыла его. «Вот идиот, – усмехнулась она про себя, – даже код не выставил. Надо же было родиться таким кретином». Фотоаппарат покоился в самом низу, под пачками зеленых купюр. Зоя быстренько вытащила флешку и спрятала ее в карман брюк. Милая уже хотела закрыть кейс и поставить его обратно за диван, как тут ее голову посетила отвратительная мысль.
Это все.
Астеева была последней жертвой.
Калинин совершенно точно решил больше не заниматься их прибыльным бизнесом, потому что теперь у него «все по-другому». Что у него может быть по-другому, Зоя не представляла. Возможно, его непонятного вида подружка забеременела. Или умерла его мать. В принципе девушке было все равно. К бывшему чемпиону по легкой атлетике Зоя не питала ничего, кроме презрения и жалости, какие чувствуют при виде душевнобольных людей. Ну не виноваты же они, что родились психами.
А ведь он на самом деле может потащить меня за собой, продолжала соображать Зоя, когда проталкивала кейс с деньгами подальше за стенку дивана. И в таком случае отвязаться мне будет непросто. В то, что Калинин врет, поверят немногие. С его-то мозгами так извращенно лгать у него не получится.
Нужно что-то делать. Как-то его убрать, да и пристроить его денежки, которые так сиротливо прячутся прямо у него в квартире…
Мстительно улыбнувшись, Милая оглянулась на стакан и пачку снотворного. На кухне послышался звон посуды и матерщинные изречения хозяина. Шеф-повар хренов…
То, что у Славы были проблемы со сном, знал весь клуб. Целый месяц Калинин жаловался на то, что он стал утомляться и спать все меньше и меньше. Дошло то того, что засыпал парень за два часа до подъема и весь день был как дряхлый зомби. Его плачевное состояние стало влиять на качество выступлений, то есть на шоу и имидж клуба. Тогда Илона Давыдовна, проконсультировавшись со своим терапевтом, вручила Отцу Луи дорогое лекарство.
«Не больше полтаблетки в сутки, оно очень сильное. Минут через двадцать должен уснуть, – наказала она на очередной репетиции, когда Зоя была рядом и просматривала список танцев на сегодняшний вечер. – Не переборщи, а то уснешь навсегда», – с веселой улыбкой добавила Князева, и Калинин рассмеялся в ответ.
Теперь смеяться буду я, подумала Зоя и уверенным движением руки вытряхнула оставшиеся шесть таблеток в стакан с прозрачной водой. Водичка замутнилась, но через тридцать секунд снова стала почти прозрачной. Какое-то количество лекарства сиротливо осело на дне стакана. Слишком концентрированный получился напиток.
В ту секунду, как Милая отошла от книжной полки, в зале появился Калинин. Кажется, из-за сгоревшего ужина он стал еще злее.
– Ладно, я пойду, – как можно спокойнее объявила Зоя и направилась к двери. Славка проводил гостью равнодушным взглядом.
Захлопнув дверь, менеджер немного задержалась на лестничной площадке, удостоверившись, что этот кретинистый чемпион опять не закрыл замок. Неужели в наше время люди могут позволить себе быть такими разгильдяями, не пользоваться банками и не запирать входные двери?
«Жук», единственная радость Милой в жизни, отъехал на пару кварталов и примостился у дома, готовящегося на снос. Здесь никто не заметит, как «Фольксваген» простоит около часа в ожидании эффекта снотворного.
В начале четвертого Зоя тихонько, словно мышка, прошмыгнула в гостиную, заглянув к Славке. Дыхания не было, и его веки не трепетали. Спит мертвым сном, подумала она про себя и зажала рот руками, чтобы не рассмеяться от придуманного ею каламбура. Вытащив кейс с деньгами, она достала из кармана носовой платок и вытерла все поверхности, к которым прикасалась, когда была у Славы дома.
Даже если тут найдут ее отпечатки, она может сказать, что была несколько раз у своего коллеги. Разве это запрещено законом?
Но никто не предъявлял Зое никаких обвинений. К ней, разумеется, приходили несколько полицейских, задавали какие-то стандартные вопросы. Употреблял ли Калинин наркотики, были ли у парня суицидальные наклонности, любили ли его на работе?
Зоя отвечала честно и смахивала платочком частые слезинки. Это были слезы радости от того, что все прошло невероятно чисто и как надо. Вот они! Ее инвестиции окупаются сторицей! Были бы у этого кретина мозги, он бы не стал угрожать Зое, а отдал фото, как она его просила. Между прочим, просила очень вежливо и деликатно.
Послать фото Астеевой Милая хотела на следующих выходных. А еще через неделю она планировала уволиться из клуба и начать подыскивать себе домик где-нибудь около любимого городка Махаоновки, где она прожила первые (и по-настоящему счастливые) 13 лет своей жизни.
И вроде все шло как задумано. Пока во вторник на похоронах кретина-чемпиона Калинина Варвара Затесова не позвала Зою в туалет.
То, что рассказала Милой эта идиотка, первая любовь усопшего, вызвало у девушки шоковую реакцию. Она стала смеяться и заявила, что у Калинина не хватило бы мозгов придумать такую аферу. И была совершенно права. Ведь все это выдумала Зоя, а не Отец Луи, умеющий быстро запоминать пошлые анекдоты про блондинок и поручика Ржевского и больше ничего.
У Варвары был даже список их жертв, найденный в записной книжке Калинина. Зоя пожалела, что убить можно всего лишь раз. Окажись перед ней Славка живой и здоровый, она бы лично воткнула нож в его поганое сердце.
Нельзя же быть таким безмозглым придурком, чтобы записывать имена тех, кого шантажировал, а рядом еще и писать полученную сумму!
«Хорошо, что эта тварь сдохла, – подумала Зоя, когда Варвара протянула девушке номер своего сотового телефона, – я оказала миру величайшую услугу, избавив генофонд человечества от дурных хромосом Калинина».
Как она добралась до дома, Зоя не помнила.
Самое главное сейчас – придумать способ устранения этой сладкой парочки. Милая не могла позволить, чтобы этот смуглый балерун и его новая герлфренда стали помехой ее личному, тяжело заработанному счастью.
До вечера Зоя не могла найти себе места, выпив пять чашек кофе и без конца массируя виски.
И способ устранения пришел сам собой, правда, его пришлось разбить на несколько стадий.
Первая – Затесову и Шахниярова нужно разлучить. Милая на сто процентов была уверена, что именно Рафа и докопался до сути того, чем промышляли сообщники. Варвара была хоть и неплохая девчонка (если судить по внешнему виду), да только очень простая и какая-то деревенская: китайские туфельки, сделанные под великого Маноло (откуда у нее настоящие-то), дешевые джинсы и недорогая сумочка. Серебряные гвоздики в ушах. До Ксении Собчак этой Затесовой как чернорабочему до титула «Гламур года».
Для того чтобы их разлучить, Зое придется одурачить Варвару. Сыграть на ее чувстве влюбленности. Ведь то, что девушка втюрилась в Рафу, видно невооруженным взглядом. Это понял бы даже кретин Калинин. А как можно поиздеваться и обмануть влюбленную? Сказать, что ее избранник – бабник и лжец. Очень распространенное в народе средство и от этого невероятно эффективное.
Еще Затесову нужно как следует напугать, чтобы Джульетта не полезла к своему Ромео с разборками, а тихо собрала свои манатки и испарилась из поля его зрения. Сообщение о том, что именно Шахнияров и был сообщником Калинина, будет последним гвоздем в гроб Варвары. Она тут же почувствует горечь предательства, захочет побыть от него подальше… Тут-то и появится Зоя со второй стадией своего плана: похищение девушки.
План выглядел просто великолепно: Милая отвозит Затесову за город, на дачу к Князевой, где очень тихо и спокойно. И главное, мало посторонних глаз и ушей. Поднимается наверх и достает из железного сейфа «вальтер» Илоны Давыдовны.
Последний Новый год весь персонал клуба – то есть танцоры, Милая и сама Князева – отмечал на даче хозяйки клуба. Тогда кто-то пошутил, что кому-то из ребят лучше не пить и остаться трезвым на случай, если в дом придут грабители. На что Илона Давыдовна ответила, что переживать не стоит: наверху в тумбочке около ее кровати стоит сейф, где покоится пистолет.
– Но мы же не знаем шифра, – резонно заметил кто-то из парней.
– И правильно, – засмеялась Илона Давыдовна, – не нужно вам знать год моего рождения. Я еще довольно молода, и жизнь моя только начинается.
Милая запомнила эту шутку и через пару дней нашла в документах дату рождения Князевой.
И теперь эта шутка поможет ей избавиться от двух больших проблем – Шахниярова и его подружки.
Поздно вечером, когда план был проработан и каждая его деталь обдумана минимум двадцать восемь раз, Милая отправилась к своей начальнице, чтобы попросить ключ. В принципе его Зоя могла бы взять совершенно секретно. Он лежал в первом ящике большого резного стола Князевой, и пропажу ключика женщина вряд ли бы заметила. Но Милой было нужно, чтобы Илона знала о намерениях Зои.
– Конечно, бери, – тревожно закивала начальница девушки, видя ее понурый вид. – А что такое? Все хорошо?
– Да, нормально, – небрежно бросила Милая, стараясь изобразить на лице грусть и задумчивость, – просто хочу кое в чем разобраться. Не переживайте, вечером я буду на работе.
– Хорошо.
Первая и вторая части плана прошли как надо. Затесова сразу же поверила лживым речам Милой о том, какой Шахнияров бабник и охотник до молодых тел. К тому же убедить ее в виновности убийства Калинина тоже было довольно просто. Милая ловко импровизировала и добилась того, что Варя убежала из логова ловеласа Шахниярова, забрав с собой главную улику – записную книжку Калинина.
Когда Зоя и Варя приехала на дачу, сообщница Славы быстренько поднялась наверх, набрала шифр и нажала «ввод». Однако сейф не открылся, а на маленьком дисплее появилась надпись: «В шифре должно содержаться двенадцать цифр». Зоя прищурилась и нажала год рождения хозяйки три раза подряд.
Небольшой щелчок – и дверь сейфа приоткрылась. Ликуя от радости и осознания собственного недюжинного интеллекта, Зоя взяла пистолет. Будучи очень начитанной девушкой, она знала, что для выстрела сначала нужно снять оружие с предохранителя. Повертев симпатичный пистолетик в руках, Милая засунула его под кофту сзади за пояс.
Надо же, такая мелкая штучка, а в ближайшем будущем сможет лишить жизни двух идиотов, которые полезли не в свое дело.
Милая спустилась на первый этаж и обнаружила свою заложницу, сидящую на кухне и тупо смотрящую перед собой, размазывая сопли и слезы по распухшему лицу.
До этого момента Зоя считала, что ее гениальный план идет как по маслу. Сейчас она заберет книжку Калинина, выяснит еще кое-какие детали и прикончит эту дуру. Туда ей и дорога. А потом позвонит Рафе и скажет, что Варя на даче у Князевой, пусть приедет и заберет свою зазнобу. А когда на пороге возникнет и он, в его направлении полетит вторая пуля и закончатся его жалкие дни.
У менеджера «Наимы» была чудесная версия произошедшего.
В туалете на похоронах Варя попросила Зою узнать, кто подельник Славы. И Зоя узнала. Им был Шахнияров. Когда Милая догадалась об этом невероятном факте, она попросила ключи от дачи Князевой, чтобы отвезти туда Варю, дабы сообщить ей об этом. Увезти подальше от Рафы, ее «любимого», можно сказать, уберечь от опасности, поджидавшей глупышку. Однако Шахнияров все равно узнал, что Милая и Варя оказались в домике у Князевой. Он приехал туда и попытался убить девушек из пистолета Илоны Давыдовны, удачно вспомнив о его существовании. Ведь Рафа также присутствовал на вечеринке под Новый год и слышал о шифре к сейфу.
Убив Варю из этого самого пистолета, Шахнияров недооценил Зою, а она, увернувшись от его цепких лап, смогла оглушить танцора ударом какого-нибудь утюга или вазы, отобрать пистолет и пристрелить его самого.
Самозащита никогда не бывает наказуема. Тем более когда защищаются от убийцы двоих человек. В данном случае Калинина и Затесовой. И даже если у Шахниярова не найдут деньги, добытые шантажом, это не значит, что их нет вовсе. Возможно, парень хранил их под камнем на 80-м километре от Москвы в сторону Петербурга по одной из деревенских трасс. Или под половой доской какого-нибудь дома на снос. Или в одном из тысяч банков города.
Единственное, что не учла Зоя, это то, что Шахнияров не так глуп и недалек, каким она его считала. Увидев сотовый, сиротливо лежащий на полу около его кровати, Рафа сообразил, что последней Варе звонила Зоя. От Князевой он узнал, что Милая зачем-то взяла ключи от дачи хозяйки клуба. А добродушный сосед Серега поделился своими наблюдениями о темно-зеленом «Жуке» под окнами Рафы и паре девушек на передних сиденьях.
Звонок Рафы Милая сбросила и отключила телефон, подумав, что, когда будет нужно, она сама позвонит этому смуглому танцору диско. Рафа тем временем позвонил Мише и поведал о своих догадках. Михаил проявил себя великолепным другом, не стал тянуть резину и сразу же связался со знакомыми из полиции.
После того как в дверях дачи неожиданно появился Рафа, Зоя решила, что план придется немного изменить, но в целом все шло как задумано. Чего Милая не ожидала, так это такого самопожертвования и резвости Меджая. Шахнияров сбил Зою с ног, избавив ее от маленькой, но очень опасной ноши – «вальтера» калибра 0,22, типичного пистолета для использования в домашних условиях.
Такого Зоя предвидеть не могла, даже не рассчитывала на то, что Рафа станет кидаться на человека с ружьем, дабы своим телом поймать и задержать пулю, которая предназначалась вовсе не ему. Ведь эти танцоры всего лишь жалкие подобия мужчин, только их тела и выглядели так, как положено телам настоящих представителей сильного пола, а все остальное – похабные разговоры, примитивность мышления и чрезвычайно высокое самолюбие – не ушло вместе с жиром из мышечных тканей.
Вот тогда-то Зоя и растерялась.
Бежать было ее первой мыслью.
Ведь пистолет беспризорно валялся около Рафы, и теперь она рисковала своей жизнью. Останься она в доме, Шахнияров вполне мог бы покалечить Зою или, что еще ужаснее, убить. А почему бы нет? Он хладнокровно бросился на нее и толкнул, с такой же легкостью он мог бы и спустить курок.
Когда Милая отъехала метров на сто от дома, она заметила, что за ней едет черный микроавтобус. В том, что автобус следует именно за «Жуком», Зоя не сомневалась. Девушка пыталась петлять и жать на газ, но мини-вэн не отставал. В итоге странная машина обогнала Зою и, резко затормозив перпендикулярно дороге, загородила путь водительнице.
Бежать, снова мелькнуло у Зои в голове. Но бежать было особенно некуда. Только в лес.
Но и там скрыться ей не удалось. Какой-то здоровенный мужик с вязаной маской на лице резво догнал девушку, что-то крикнув ей перед этим, и, сцепив ей руки за спиной, повел обратно на шоссе.
Дома у Зои была найдена флешка с фотографиями Астеевой и Славы. А в ячейке банка, которую арендовала Милая, спокойно лежали сто четыре тысячи долларов: доля Калинина и его сообщницы.
Вот так гениальный план Зои Борисовны Милой сделал ее убийцей и участницей шантажа в глазах следствия. Также нельзя забывать о покушении на двоих человек и похищении огнестрельного оружия.
Инвестиции Зои Милой окупились сторицей. Правда, тратить прибыль от них ей не придется еще очень долго.
Эпилог. Жизнь налаживается
Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сны, ты не имеешь права считать себя одиноким…
Ф. РаневскаяВ следующую среду Рафа уже был дома. Хотя мы оба так прикипели к сестре, что не хотели бросать ее одну наедине с другими больными. В последний день нашего пребывания в стационаре сестра даже пустила слезу и призналась, что мы были не такими уж противными пациентами. Да и старое кресло будет по мне скучать, добавила женщина. Надо же, мне, наверное, тоже будет нехватать этого кривого и неудобного предмета мебели совдеповской эпохи.
Еще две недели раненому положено было быть дома, и Рафа твердо решил следовать предписанному врачом лечению. В конце концов, мой Бонд давно не отдыхал и небольшая разрядка ему не повредит. Илона Давыдовна приехала с визитом в пятницу, когда я варила пельмени, а Рафа растянулся на диване и смотрел новости. По правде говоря, в больнице мы редко оставались одни. После Миши стали приходить и другие парни из клуба, и бо́льшую часть времени я чувствовала себя как Белоснежка в окружении обалденно красивых гномов. Князева, кстати, тоже приезжала, но забежала она всего на минутку, отдала мне дорогие фрукты, купленные в самом престижном супермаркете Москвы, потрепала Рафу за щеку и испарилась. Дела, дела, виновато улыбнулась она по дороге к двери.
Эти две недели, которые я была в законном отпуске, а Рафа на больничном (заметьте – оплаченном), были самым лучшим временем моей жизни. Спать ложились мы около четырех ночи, а до этого рассказывали друг другу о себе, своих семьях, друзьях и смешных историях, произошедших с нами. Просыпались около двеннадцати и шли готовить себе завтрак. Иногда выбирались в парк или просто бродили по городу. Врач посоветовал побольше гулять и проветривать легкие.
Рана Рафы зажила так быстро, что мы и не заметили, хотя каждые шесть дней мы ездили в больницу на осмотр. На плече парня осталась видна лишь розовая полоска, а не кровавый шрам, как представляла себе я, вспоминая кадры из боевиков.
Бонд еще раз попросил меня встретиться с Невским и лицом к лицу рассказать ему о нас. То, как поступила я, по мнению Рафы, было немного по-детски, а ведь мы все уже взрослые люди. Я лишь безразлично пожала плечами, дескать, как хочешь, милый. Но в глубине души знала, что мне рано или поздно действительно пришлось бы положить конец нашим с Игорем глупым играм.
Когда в субботу я приехала к себе домой, чтобы взять чистую одежду и бросить в стирку грязную, я послала Невскому сообщение: «Мне нужно с тобой поговорить. Приезжай сейчас, если сможешь». Позвонить ему у меня не хватило сил. Меньше всего мне хотелось, чтобы мой голос звучал виновато и потерянно. Возможно, в том, что я по-настоящему влюбилась первый раз за 25 лет, моей вины не было. Но Невский же в каком-то смысле все еще считает меня своей девушкой и даже имеет желание переехать ко мне. Чтобы быстрее добираться в офис.
От звонка в дверь я непроизвольно вздрогнула, потому что задумалась о том, что мы сегодня с Рафой будем готовить на ужин – равиоли или плов.
Даже не удосужившись посмотреть в глазок, я отперла все замки и отшатнулась. На пороге стоял Игорь в какой-то неестественной позе: одна рука лежала на косяке напротив уровня его глаз, другая была на поясе. Все тело замерло в изгибе. Глаза были хитро прищурены, и на губах играла лукавая улыбка.
О нет.
Он, видно, подумал, что я буду извиняться за то, как отвратительно бросила своего кавалера в том милом ресторанчике.
– Привет, Игорь, – неуверенно промямлила я и скрылась в глубине квартиры.
Быстро обшарив полку с дисками, я достала несколько его CD и DVD, затем умчалась в спальню и выудила из недр шкафа пару черных мужских носков.
– На, – коротко пояснила я и всунула Невскому найденное мною барахло, – это твои вещи.
Улыбка тут же превратилась в полуоткрытое «о», а глаза стали выражать непонимание.
– Зачем? – быстро заморгал Невский и нахмурился.
– У меня есть другой.
На лице моего собеседника не отразилось ни гнева, ни ярости, на даже печали. Одно лишь недоверие.
Я зло усмехнулась.
Я что, такая замухрышка, что у меня не может быть еще одного поклонника?
– Есть, есть, – зачем-то заверила я Невского, – и мне пора. У нас скоро ужин. Прощай, Игорь. Удачи тебе и всего хорошего.
Мой гость покрепче сжал свои манатки и ретировался. Переступая порог, он обернулся, вроде как дал мне последний шанс вернуть его, ненаглядного, в мою жизнь. Когда я лишь сдержанно помотала головой, надежда в его серых глазах сменилась разочарованием, а потом и неким подобием печали.
Теперь ему заново нужно будет искать себе девушку, и желательно такую, которая живет недалеко от его офиса.
Когда я вернулась домой к Рафе и рассказала ему короткую эпопею «Прощания с дубом», парень предложил еще раз отметить мой день рождения. Я вмиг согласилась и стала названивать сестрам Сотниковым. С той памятной пятницы я еще их не видела, зато успела рассказать обо всех приключениях по телефону. Девчонки ужасно обрадовались тому, что я наконец-то познакомлю их с моим рыцарем. Разу-меется, я раз двести сорок повторила, что Рафа спас мою жизнь, загородил меня собой, как будто я была Путиным или Бритни Спирс.
Праздничный ужин получился просто чудесным. Мы с Бондом решили, что отметим его дома, конечно, у него. Около девяти вечера пришли Олеська и Надька с бутылкой мартини и шампанским. Первые полчаса мои подружки молчали как «русиш партизанен», видимо, так их поразил мой парень и то, каким галантным он был. То, что его плечо все еще было забинтовано, не помешало ему вежливо отодвинуть стулья для сестер, разлить вино по бокалам гостей и делать подобные вещи, которые полагаются по этикету.
Немного позже Олеська и Надька пришли в себя и стали трещать как две сороки на базаре. Главным образом они высказывали свои мысли об «этой скотине и гадине Милой» и романтичном поступке Рафы. Когда настал час прощания, Сотниковы как по команде сделали глаза уличных щенков и стали молить о том, чтобы Бонд познакомил их с парнями из клуба.
«Я посмотрю, что смогу сделать», – расплывчато пообещал Рафа, и сестры, довольно кивнув, удалились, показав мне перед уходом четыре больших пальца.
Как это замечательно, когда твой любимый и друзья хорошо ладят между собой!
Но все хорошее, как известно, проходит. Пятнадцать дней дуракаваляния и ничегонеделания вовсе не вызвали во мне желания снова пойти на работу, но выхода не было. Я же не могла быть приживалкой или домохозяйкой. Чего уж там таить, Рафа был намного хозяйственнее меня.
Рафе тоже скоро пришлось выйти на работу, потому что его больничный заканчивался и снова начинались трудовые будни. Вот тогда нам пришлось туговато. Дело в том, что наши рабочие графики совершенно не совпадали.
Я просыпалась около шести, красилась скромно, завтракала и уносилась на работу. Приезжала около семи вечера, тогда как Рафа уезжал в «Наиму» около пяти, если перед этим у него не было «Джима». И возвращался около двух ночи. Нормально мы виделись лишь в выходные, но у Рафы он был только один, и то в среду. Парню пришлось попотеть, чтобы уломать Илону Давыдовну перенести его выходной на воскресенье.
Как-никак Рафа был одной из самых ярких звезд «Наимы». Что не могло меня не раздражать. Да, да, я знаю. Я духовно низкий и морально разлагающийся человек, потому что мне не нравится тот факт, что мой парень стриптизер. А вам бы понравилась ситуация, когда десятки и сотни девушек пускают слюни, видя его на сцене, тянут свои когтистые ручищи, чтобы к нему прикоснуться, а некоторые даже пристают! (Этого я никогда не видела, но уверена, что подобные сцены имели место быть.)
Я на сто девяносто процентов уверена в лояльности моего Бонда, но мне бы хотелось, чтобы голым (ну, почти голым) видела его только я. По мне так вполне законное желание.
Вслух я, само собой, не высказывала эти мысли. Не хотела, чтобы Рафа считал, будто я попрекаю его или распоряжаюсь его жизнью как своей. Для этого мы должны прожить вместе минимум год или полтора.
К моему удивлению, Рафа сам завел об этом разговор. По его словам, это только работа. Конечно, довольно прибыльная, да и привык он к ней. Но наши отношения он ставит на самое первое место и не хочет, чтобы мы перестали нормально общаться и видеться из-за нестыковки наших графиков.
В итоге в начале июля Рафа уволился с должности «исполнителя экзотических танцев» и тем самым чуть не довел Илону Давыдовну до инфаркта. Однако он все же остался в клубе – только теперь стал хореографом и постановщиком номеров, и ему не обязательно оставаться в «Наиме» до конца шоу-программы.
А еще Рафа устроился тренером в довольно модный спортивный комплекс. Работодатели даже не стали закидывать его вопросами о его опыте и такого рода вещах, а лишь взглянули на его крепкое тело, идеальное и литое. Они тут же предложили парню контракт на год на выгодных для новичка условиях. Раз уж этот парень так выстроил свое тело, что жировая прослойка в нем составляет три процента, то он наверняка сможет помочь добиться этого клиентам нашего комплекса, подумали новые начальники Рафы.
Насчет Зои мы регулярно узнавали у Миши. Тот отвечал не всегда, только когда у него были новости от старых друзей. Милая находится под следствием, и ей грозит около двадцати пяти лет лишения свободы.
Операм пришлось допросить всех женщин, что значились в списке Калинина. Однако ущерба репутации жертв эти допросы не принесли. Ни мужья, ни пресса, ни кто другой не узнал о том, как жестоко Зоя и Слава поступили с теми пятнадцатью гостьями «Наимы».
Тетя Валя, мама Славы, хоть и не биологическая, но оттого любившая его не меньше, долго не могла поверить в то, что говорили ей в полиции. Парням даже пришлось отобрать самый невинный из снимков (взятый с флешки с Астеевой) и показать ее Калининой, чтобы Валентина Геннадьевна наконец-то нашла в себе силы признать явное: непомерные амбиции ее сына и стали причиной его гибели.
Алла тоже была в шоке, но между тем больше жалела не о том, что Славка оказался шантажистом, а о том, что она не отыскала в себе смелости найти свою кровиночку намного раньше.
«Возможно, он был не очень хорошим человеком, – сквозь слезы заявила Алла, – но он был моим сыном, и для меня он всегда останется ангелом».
Алла и тетя Валя познакомились перед зданием полиции, и Валентина Геннадьевна искренне пообещала показать новой знакомой все старые фото Славки и рассказать ей о нем кучу удивительных историй.
В начале сентября, когда в воздухе витал дух школы и белых фартуков, Рафа неожиданно спросил меня, что я думаю о переезде к нему.
– Полностью? – вырвалось у меня. Я даже не успела прожевать огурец, выловленный из зеленого салата. – А как же моя квартира?
– Если хочешь, мы будем ее сдавать. Разве тебе не надоедает уезжать и приезжать каждые три дня с огромными баулами одежды и других манаток, как будто ты челнок во Владивостоке и ездишь в Китай за новым товаром?
Я задумалась. Если честно, я и сама об этом подумывала. Только боялась.
Того, что у нас все-таки ничего не выйдет. Что в один прекрасный день мы можем поссориться, а идти мне будет некуда. Моя квартира была чем-то вроде запасного аэродрома, куда всегда мог приземлиться мой сломанный самолет.
Уже открыв рот, чтобы отказаться от этой идеи, я неожиданно для себя самой сказала «да».
Почему мы должны поссориться и почему ничего не должно выйти? Да, отношения – это сложно, и над ними надо работать, но если бояться всю жизнь или быть с кем-то только из-за того, что не хочется быть одному, то это невероятно глупо. (Так я потратила два года своей жизни, встречаясь с Невским. И что? В итоге мы все равно расстались. Хотя он, уверена, так не думает. Небось все еще ждет от меня сообщения «как дела?».)
Жизнь такая штука, в которой нет никакой определенности и предсказуемости. С одной стороны, это плохо. Людям важны покой и уверенность в завтрашнем дне. А с другой стороны, это великолепно. Потому что мы сами хозяева своей судьбы. И если боязнь жить своей собственной жизнью помешает вам любить и быть любимыми, воплощать мечты в реальность и видеть, как плоды вашего труда делают людей счастливыми, зачем тогда вообще жить?!
Когда я стану богатой и знаменитой и вспомню про обещание самой себе написать мемуары, именно эти слова и будут последними в моей истории про подлое убийство, наглый шантаж и настоящую любовь.
Примечания
1
Форт-Нокс – название банка в Нью-Йорке, где лежит золотой запас Америки и других стран.
(обратно)2
Американский миллионер. Один из самых богатых людей в мире, сколотивший свое состояние на операциях с недвижимостью.
(обратно)3
Энтомолог – любитель насекомых и жуков.
(обратно)4
Михаил Барышников – один из самых популярных танцоров балета в мире.
(обратно)5
Бенджамин Франклин изображен на стодолларовой купюре.
(обратно)
Комментарии к книге «Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!», Ксения Зацепина
Всего 0 комментариев