««Девианты»»

«Девианты» (fb2) - «Девианты» (Девианты (Танк) (версии)) 1348K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Таня Танк

Таня Танк «Девианты»

Часть первая

– Роман Светлов? Это еще кто такой?

– Да ты зайди на www.gav-no.ru! Последние три недели все только его и обсуждают!

– И кто он, откуда? Ты что-нибудь о нем раньше слышала?

– Вот именно, что ничего. Это загадка какая-то! Но редактора из-за него уже чуть не на ножах. Еще бы, золотое перо! А сегодня утром открываю почту – письмо! Представляешь, сам написал. Тему такую предлагает, что Первый канал с руками бы отхватил!.. Но я, собственно, не о творчестве пришла потолковать. Карман Иваныч, мы должны удержать его интерес. У тебя ведь есть кое-что в директорском фонде?

Молодой человек, названный Карманом Ивановичем (его отец был поклонником всего английского, поэтому и назвал сына вычурным британским именем Норманн, но почему-то с ударением на втором слоге), почел за лучшее никак не отвечать на этот вопрос. Он вообще нервничал, когда кто-то – пусть даже главный редактор, по сути, второй человек в редакции – предпринимал попытку сунуть нос в его гендиректорские делишки. Зарплату людям он платит вовремя, новогодний корпоратив – всегда пожалуйста, в августе – выезд на шашлыки… Какие еще к нему могут быть вопросы?

Тем более, в последнее время у него столько трат, столько трат… А эта Яна Яблонская такая ретивая, такая вся в идеях, словно шило у нее в одном месте. Какое ей дело, сколько денег у него в директорском фонде? Ее, что ли, это деньги? Да полно, нет никакого Романа Светлова! Яблонская специально выдумала этого самородка, чтобы проверить его, Карман Иваныча, финансовые возможности…

Но все это он только подумал. А сказал следующее:

– И как ты думаешь, сколько это стоит… ну, его заинтересовать?

– Как минимум… – и Яна назвала сумму, впятеро превышающую стандартный гонорар «Девиантных новостей».

– Вот ты как. Ничего не знаешь о человеке, а готова швыряться деньгами, – робко возмутился Карман Иваныч, и его симпатичное лукавое лицо покраснело. – Условно говоря (эту фразу гендиректор употреблял и по делу, и без), я не сторонник приглашенных звезд. У нас и своих людей полно. Корикова, Кузьмин… да все… Мы и так часто выходим из бюджета. У тебя идеи, я понимаю. Отличные идеи, но они съедают столько бабла…

– Ты меня последним промо, что ли, попрекаешь?

– Да нет. Я в общем и целом… Условно говоря…

Эту промо-акцию Яна придумала лично. Она решила, что если рассадить в автобусах и метро нанятых людей, которые одновременно будут доставать из сумок свежий номер «Девиантных» и погружаться в чтение, то продажи газеты резко пойдут вверх. Идея была принята, деньги выделены, и в течение недели в часы пик на основных городских маршрутах десять человек как по команде доставали газету, разворачивали ее и преувеличенно внимательно изучали ее содержание. Они не реагировали, когда их просили передать на проезд. Они с воплями вскакивали с мест, якобы зачитавшись и проехав свою остановку. Они причмокивали и бросали в воздух что-нибудь вроде: «Ой, молодцы, ничего не боятся!» или «Так их, так! Давно пора!». Однако никакой сверхъестественной отдачи не последовало. Ну, покатались, почитали… а продажи, взлетев на два-три дня, вернулись к прежнему уровню.

Но сейчас Карману было легче согласиться с очередным завихрением Яблонской, лишь бы она не копнула глубже. Именно сейчас это было нежелательно, поскольку за последнее время из директорского фонда убыла значительная сумма. «Выкручусь, не впервой», – утешал себя Карман.

А траты были очень волнительные. За счет редакции он отправил к московскому пластическому хирургу начальницу рекламного отдела Катю Калиманову, которую за вздорный характер прозвали Какой – по первым слогам имени и фамилии. Эта блондинистая мать-одиночка с зычным и хрипловатым голосом базарной торговки полгода назад легко и непринужденно сбила Кармана Иваныча с панталыку. Трикотажное мини-платье телесного цвета, привычка низко наклоняться над начальственным столом, незатейливые игривые диалоги – пара недель в этом духе, и они страстно совокупились в кабинете Кармана.

Потом были две поездки в загородный пансионат, стабильные визиты к приятелям Кармана, приобретение новых сапожек и тоненького, но стильного колечка из белого золота. Прижимистый Карман просто нарадоваться не мог, как бюджетно обходится ему столь очаровательная подруга, но вместе тем чувствовал и некоторую тревогу. «Что-то тут не так. В чем-то тут подвох», – думал он. И точно. На исходе четвертого месяца Кака попросила у него очень серьезную сумму. На что? Как – на что? На пластику груди. Второй размер сейчас не модно.

Карман сначала покраснел – мысли о денежных расходах всегда были для него неприятны. Но вспомнив изобильные декольте Анфисы Чеховой и Ани Семенович, сглотнул слюну и… понял, что, в принципе, сумма хоть и большая, но вполне приподъемная. Тем более, идея-то отличная! Просветлев лицом, Карман откупорил директорский фонд.

Кака ушла в отпуск, а через месяц появилась в редакции с бюстом четвертого размера. Конечно, было много расспросов, но на этот случай у нее были заготовлены байки про капустную диету и отвары шишечек хмеля. Одни верили, другие посмеивались, третьи переписывали рецепт… Однако директорский фонд оскудел на круглую сумму – это был факт.

Впрочем, Карману было почти не страшно. Он знал, что если вдруг не случится внеплановая проверка, через три-четыре месяца он намоет золотишка. А если все же проверка? Неприятно, но не смертельно. Он уже десять лет работал у своего бывшего однокурсника, переходя из одной его компании в другую. И Хозяин прекрасно знал про то, что Карман способен на разные – в пределах разумного – «шалости». Правда, пару раз он со скандалом выгонял его. Но удивительное дело! – через какое-то время Кармана снова видели на руководящей должности в одной из фирм Хозяина. Карман сам не мог объяснить себе этот феномен. «То ли я обаяшка такой, то ли другие воруют еще больше», – размышлял он за вечерним чаем, разворачивая четвертую «Белочку».

Но в данный момент никакие разоблачения ему были не нужны. Источники доложили ему, что в окружении Хозяина всплыл еще один персонаж из их общего прошлого. И вполне вероятно, что патрон мог захотеть как-то порадеть родному человечку. Вспоминая, как ловко этот человечек подделывал подписи преподов в институте и благодаря этому целых два года не сдавал ни экзаменов, ни зачетов, Карман в который раз убеждался, что их с Хозяином бывший однокурсник – весьма ушлый жук. И именно по этой причине Карману сейчас было совершенно не с руки в очередной раз испытывать доброту своего благодетеля…

Кроме того, ему все время делалось как-то неприятно, когда Яна его о чем-то просила. Впрочем, она не просила, а требовала. И при этом пристально смотрела своими темными, почти черными глазами, словно гипнотизировала. Карман Иваныч определял этот взгляд как гадючий.

Поэтому он улыбнулся Яне, прокашлялся, глотнул кофе и произнес своим приятным мягким баритоном:

– Условно говоря, я не виню тебя в том, что последняя акция прошла не блестяще. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Ты молодец, всегда что-то выдумываешь, болеешь за дело. Вижу, ценю…

– Так что прикажете передать Светлову? – иронично прервала Яна его разглагольствования. Она не любила, когда ей пытались заговорить зубы.

– Ну что? Умеешь ты убедить. Деньги будут. А что делать? Надо как-то развивать газету…

Как ее развивать, Карман не имел ни малейшего понятия. От газеты ему было нужно одно – чтобы кое-что от ее доходов перепадало и ему. И чтобы ему не мешали в его маленьких директорских радостях.

Примерно двумя неделями ранее Ольга Карачарова, главный редактор другой местной газеты «Эмские вести», наскоро проведя утреннюю планерку, зашла на профессиональный журналистский форум www.gav-no.ru. Вот уже неделю ее внимание было поглощено новой веткой под названием «Вся правда о Романе Светлове». Это имя ей ровным счетом ничего не говорило, но «вся правда» заинтриговала.

...

● «Знающий человек шепнул, что в город возвращается Рома Светлов, – писал участник форума под ником Onanim. – Верьте мне, что-то будет! Наконец-то, кто-то всколыхнет наше стоячее болото».

● «Ой, класс, класс! – ликовала № 4nu6ka. – Все наши так рады, что Ромка возвращается! Кстати, никто не в курсах, где он был?».

● «А чо будет-то? Чо за нездоровый ажиотаж, деффки? Кто такой ваще этот Светлов? Свалил пять лет назад, ибо заигрался с мафиками, – писал Ubegan. – Помните пальбу у «Фортеции»? Еле ноги унес. Майонез его потом два года искал, пока его самого не порешили. Да и вообще, писатель он хреновый».

● «Может, и хреновый. Только вот Парфенов иначе считает. Читаешь в «Ньюсуике» Петра Румянцева? Знаю на сто процентов, что это псевдоним Светлова!» – щеголял осведомленностью Onanim.

● «А че ж на периферию возвращается, если все в шоколаде? – язвил Govnjuk.

● «Да мало ли. Может, кому дорогу перешел, вот и хочет временно залечь на дно, – предполагала Korr-ka. – Он ведь очень принципиальный. Нам его в универе в пример приводили – вот, типа, таким должен быть настоящий журналист»…

● «Вас послушать, так этот Светлов – живой классик, – бубнил Ubegan.

● «А он хорошенький? – интересовалась Baby. – Женат?»

● «Холост, – отвечал Onanim. – При этом, редкий красавчик».

Прочитав эту ветку, Карачарова поначалу решила, что зашла на журналистский форум не Эмска, а какого-то другого города. Не могла же она так выпасть из культурной среды! Роман Светлов? Позвольте, кто это? Какие еще разборки с мафиками? Что за перестрелка у ресторана «Фортеция»? И разве был в городе авторитет по кличке Майонез? Она, слава Богу, уже 12 лет в журналистике, всегда в курсе всех городских событий, но ни о чем подобном слыхом не слыхивала. Петр Румянцев? Да, кажется, есть такой в «Ньюсуике». Вроде было у него недавно расследование по «откатам» в вооруженных силах…

На следующий день ветка пополнилась новыми сообщениями.

...

● «Отбой! Можете жить спокойно! Светлов едет, но – увы! не к нам. «Нью Йорк таймс» предложил ему внедриться к сомалийским пиратам. На кону – беспрецедентный гонорар. Если живым оттуда выберется, будет серия репортажей, а потом издадут книгу. Из надежных источников известно, что он стартует на следующей неделе», – опять проявлял крайнюю осведомленность Onanim.

● «Вот это авантюра!» – восхищалась Pussy. – Бабла загребет, да и внукам будет, что рассказать на старость лет!»

● «Если не почикают его там, – опять бубнил Ubegan.

● «Только что поступила другая инфа, – интриговал Onanim. – У Светлова действительно большие проблемы из-за последнего расследования. Говорят, на него Минобороны открыло охоту. И он решил забуриться в Улан-Удэ, пожить в селении шаманов и через годик выдать серию cтатей».

● «Какой он, чувствуется, интересный человек! – восхищалась Baby. – Жаль, что не успела познакомиться в свое время. А в каких газетах он у нас работал?»

● «Да он у нас очень мало работал. Месяца два, кажись, в «Помеле» обретался, – информировал Onanim. – Накопал компромат про хищения из дорожного фонда, а Папик отказался печатать. Ромка тут же написал заявление и свалил в Москву. Статья потом в какой-то федералке вышла. Весь Эмск тогда на ушах стоял!»

Папик было прозвище Николая Юрьевича Пащенко, главреда городского еженедельника «Помело». Карачарова незамедлительно набрала его номер.

– Николай Юрьич! Привет-привет! Нормально-нормально… есть минутка? Слушай, у тебя ведь работал Ромка Светлов? Когда? Да лет пять-шесть назад. Нет? А расследование по дорожному фонду у вас было?.. Да ладно, вспоминай давай, громкое дело-то было, весь город на ушах стоял! Да нет, мне кой-какие цифры оттуда надо, не поможешь по старой дружбе? Не писали? Уверен? Странно…

А через день Пащенко сам позвонил ей:

– Ты про какого-то Светлова говорила? Да он же у вас работал. Такой белобрысенький, невысокий… Да вспоминай давай! Нет, я его не помню, но мне тут про него порассказывали. Кстати, что это за деятель такой?

– Да я тоже его не помню, Николай Юрьич! Мало ли у нас разных практикантов да внештатников шарахается… Если и встречу, то не узнаю.

– Но его-то ты должна была запомнить! Ведь это он нашел первую любовь Безрукова, у вас еще первая полоса была!

– Да-а-а? Это разве он написал? Да нет, Юрьич, ты что-то путаешь. Да и не писали мы про первую любовь Безрукова. У нас было про новое увлечение Шаинского. И не пять лет назад, а два от силы.

– Да ты уж сама запуталась в своей «желтухе»! Точно тебе говорю – про Безрукова Светлов раскопал. Да ты в подшивке посмотри!

Карачарова вызвала секретаршу и велела ей поднять архив. Однако та не обнаружила ни одного автора с именем Роман Светлов. Ольга тут же перезвонила Папику.

– Говорю тебе, он у нас не работал. Я все проверила.

– Да он под псевдонимом печатался! Кому охота от Безрукова в морду получать? Да вспоминай, вспоминай, мальчик такой светленький, практику летом проходил… мне все рассказали.

– Да кто? Ты мне хоть скажи, я сама все выясню.

– Да Анжелка Крикуненко прекрасно его помнит, Влад Вопилов с ним вместе учился…

Вопилов и Крикуненко в данный момент работали в «Девиантных новостях». Но некогда и тот, и другая трудились в «Эмских» у Карачаровой. Кому из них позвонить? Наверно, Владу, он все же поадекватнее говорливой и экзальтированной Крикуненко. Что с нее взять? Пенсия…

– Влад, привет, это Ольга Карачарова. Ты, говорят, учился вместе с Романом Светловым?

– Да нет, Оль, он же меня младше.

– Странно, а мне Пащенко сказал, что ты с ним учился и хорошо его знаешь… Но ты видел хотя бы этого Светлова?

– Ну как… Пересекались пару раз в «Стельке».

– Где это?

– Да мы по пятницам там с парнями собираемся – это «капельница» такая недалеко от…

– Понятно. И что собой этот Светлов представляет? Как выглядит?

– Ну как-как? Я его вообще что-то смутно помню. Ну, такая чеченская физия. Темный, с бородкой…

– Да нет же, он блондин!

– Блондин? Оль, честное слово, не помню. Может, я его вообще с кем-то путаю. А можно поинтересоваться, зачем он тебе, этот Роман Светлов? А то Яблонская вчера меня про него спрашивала…

А через пару часов Карачарова имела телефонный разговор с Анжеликой Серафимовной Крикуненко.

– Ну, что я вам первым делом доложу, Олечка, – зачастила та. – Ромочка такой совершенно шикарный высоченный импозантный джентльмен. Такие, знаете ли, густущие черные брови, словно две бархатные полоски на высоком мраморном лбу. Голубые-голубые глазищи, волевой подобородок с такой вот чувственной ямочкой и не поверите – абсолютно гладкий череп! Ну ни единой волосины! Он только шагнет на порог, а нам всем дурно делается – этакий бандит, нечто невообразимо брутальное. Между нами говоря, бабник еще тот. Поговаривали, что наша Яночка Яковлевна от него аборт делала… Только я вам этого не говорила!

– Анжелика Серафимовна, а на какой порог он шагал? Какой редакции, помните?

– Как сейчас, помню, пишу я про несчастных сироток Сомовых… или нет, Рыбниковых… только что разворот про мам-кукушек дописала, кофточка у меня такая небесного цвета с вышивкой ришелье, новости по телевизору как раз начались, и тут Николай Юрьич входит в обозревательскую…

– Так Светлов у Пащенко работал, что ли?

– У Пащенко, у Пащенко, у многоуважаемого мной Николая Юрьича.

– Но как вы могли его там видеть, если вы в «Помеле» никогда не работали?

– Точно, точно… Склероз! Ну, значит, это было у вас в «Эмских». Точно, в «Эмских»! Сижу я в своей нарядной голубой кофточке с вышивкой ришелье, новости начались, и тут Николай Юрьич заходит…

– А с какой стати он к нам заходит?

– А вот этого я, милочка, не знаю. Может, на кофеек заглянул?

– Так, значит, Светлов у нас в «Эмских» работал?

– Похоже, что да, Олечка.

– Спасибо, Анжелика Серафимовна, вы мне очень помогли, – и вкрай запутанная противоречивыми показаниями коллег, Карачарова положила трубку.

Между тем, ветка на www.gav-no.ru разрасталась новыми подробностями.

...

● «Доподлинно известно, что вчера Светлов вылетел из Москвы в неизвестном направлении. Его видели в Шереметево. При нем был большой чемодан, так что явно собрался далеко и надолго, – сообщал Onanim. – Неужели все-таки Сомали?»

● «Ну, значит, это точно был он! – ликовала № 4nu6ka. – Только Сомали тут ни при чем. Вчера же вечером моя подруга видела человека, точь-в-точь похожего на него, у нас в Кучкино (так назывался местный аэропорт – Авт.). И у него действительно был большой темно-синий чемодан на колесиках!»

● «Значит, командировочки к пиратам и шаманам обломились? – злорадствовал Govnjuk. – И золотое перо возвратилось в родные пенаты? Предлагаю поспорить, к кому он первому на работу попросится»

● «Я бы на месте наших главредов обеспокоился, – нагнетал Alkash. – Как бы кого-нибудь из них Светлов не подсидел. И правильно сделал бы! В «Девиантных», говорят, Яблонская полдня торчит на «Одноклассниках», а потом по два часа на бизнес-ланч ходит. Всю работу на замов свалила»

● «А у Карачаровой вообще бешенство матки, по ходу. Днем к хахалю смотается, а журналюги что хотят, то и творят, – проявлял осведомленность Ubegan.

● «А Пащенко от губера не вылезает! Что ни приду в кремль, сроду там толчется со своей хитрой физией, – добавляла Black Orchid. – Не знает уже, в какое место губера лизнуть».

Карачарову прошиб холодный пот. Значит, ее дневные вылазки заметили? И, может, даже просекли, к кому она ходит? А вот этого не надо бы… А Рома-то Светлов, значит, здесь, в Эмске, а ни в каких не Сомали и Улан-Удэ? Ну-ну…

На недельку дискуссия о таинственном Светлове затихла – видимо, блестящего журналиста больше не видели ни у берегов Африки, ни в Сибири, ни в Кучкино. И вдруг, проверяя с утра электронную почту, Яна Яблонская обнаружила в ней письмо от… Романа Светлова! Он сообщал следующее:

«Доброе время суток, уважаемая Яна!

Может, вы обо мне слышали, а, может, и нет. Суть не в этом. Те, кто меня знал, подтвердят, что я не самый бестолковый журналист и думаю, мог бы быть полезен вашему изданию. Я давно уехал их Эмска, долгое время работал в Москве, много публиковался, но месяц назад вынужден был уехать в Сибирь – личные обстоятельства. Сколько здесь проторчу, пока неясно.

Но ближе к делу. На Байкале я встретил мужика удивительной судьбы. Отшельник. Местные говорят, что он уже 25 лет как ушел в лес, живет в землянке и ни с кем не разговаривает. Я навел кое-какие справки и выяснил, что он родом из Эмска! Лет 30 назад работал у вас (у нас ☺) в оперном. Пока не скажу кем, но если все подтвердится – вы ахнете. В общем, если тема интересна, готов раскрутить всю эту историю и разговорить мужика. Думаю, можно сделать весьма остросюжетный «сериал». Надеюсь, деньгами не обидите.

С уважением, Роман Светлов».

Словно не веря своим глазам, Яна пробежала письмо еще и еще раз. С ума сойти! Бывший работник Эмского театра – байкальский отшельник! Вот каких материалов давно не было в «Девиантных»! Да что там в «Девиантных» – подобный сюжет с восторгом бы взяли и центральные газеты! Но, видимо, Роме по каким-то причинам сейчас не хочется светиться. Чем же еще объяснить этот вдруг проснувшийся «патриотизм», когда человек, много лет назад оставивший город, готов за копейки подарить ему классную тему? Впрочем, про копейки в письме ни слова. Напротив, Светлов намекает на достойное вознаграждение. Костьми лягу, но выкружу у Кармана денег!

Стоп, а не закинул ли наш гений удочку еще и в другие газеты? Надо аккуратно выяснить, не получали ли писем Карачарова с Пащенко… Как бы это похитрее сделать? Может, позвонить Стражнецкому в «Помело»? Неохота. Подумает еще, что навязываюсь…

И Яна вздохнула – кратковременный роман с редактором отдела новостей «Помела» Костей Стражнецким имел место уже пять лет назад, но ей до сих пор было неловко с ним видеться. И все же Яна набрала его номер.

– Кость, привет, дело на сто рублей, помоги, а? – скороговоркой выпалила она. – Папик у себя?

– Не, к губеру утрепался.

– Кость, я по ошибке убила один пресс-релиз из рассылки полпреда. А мне он нужен позарез. Ты не мог бы у Папика во входящих посмотреть?

– Ну, ты предложишь тоже…

– Ой, не прикидывайся святым. Да он и не узнает! Коньяк за мной.

– Да не надо… Сейчас гляну. Иду… Открыл… Смотрю… Из МЧС вижу, из ГИБДД вижу, из Союза журналистов вижу… так… так… Пресс-служба мэра, пресс-служба губернатора, опять мэр, снова МЧС…

– А от Светлова есть что-нибудь? – Яна тут же мысленно обругала себя за длинный язык.

– От Светлова? Да вы что, с ума, что ли, все посходили? Дался вам этот Светлов! Уже три недели – только и разговоров, что о Светлове! Да тебе полпредовская рассылка нужна или что?..

Яблонская откинулась в кресле. Ну и денек! Еще только 11 утра, а голова уже идет кругом. Но, похоже, Светлов Папику не писал. Хоть это хорошо.

Внезапно поддавшись хулиганскому порыву, Яна зашла на www.gav-no.ru и отправила на форум следующее сообщение:

«Коллеги! Ваша неосведомленность вызывает щемящее чувство жалости. Светлов и не собирался на Сомали – над вами смеются, несчастные. Также в его планах не значится и Улан-Удэ – убогие, вам пудрят мозг. Впрочем, это уже теплее к его истинному местонахождению. Хотите узнать больше? Внимательно следите за местными газетами. Скоро в них кое-что появится».

И подписалась – Krisilda.

* * *

Яна Яблонская вот уже четыре года была главным редактором городской ежедневки «Девиантные новости». Зубры журналистики помнили ее еще второкурсницей местного журфака, с которого она, кстати, чуть не вылетела за то, что писать заметки хотела больше, чем торчать на парах. Уже третьекурсницей она устроилась в штат «Помела», а через три года ее взяли обозревателем в «Эмские вести». В 25 лет Яблонская стала в «Эмских» редактором отдела новостей, а в 26 ей позвонил хозяин «Девиантных» Сан Саныч Чулков и предложил встретиться-поговорить.

«Девиантные» были, в общем-то, солидным брендом. Правда, в последнее время оттуда приходили неутешительные новости. Судачили, что главред Влад Вопилов развел в редакции невыносимую легкость бытия. Коллектив был сугубо мужской, если не считать парочки корректорш и уборщицу, и вскоре там установились милые традиции – по пятницам в полном составе сваливать в баню, а после сдачи каждого номера снимать стресс бутылочкой-третьей-четвертой. Если учесть, что в неделю сдавали четыре номера, то снимать стресс приходилось практически ежедневно. А ведь не все умели пить и выглядеть молодцами, и мочь на следующий день что-то делать.

Петя Гугунин упустил денежного рекламодателя, которого окучивали полгода, из-за того, что явился на интервью с бодуна. Юное дарование Леша Ростунов поехал в составе губернаторского пула открывать новый вокзал в районный центр, на банкете пустился во все тяжкие и ближе к утру нашел себя валяющимся на каком-то полустанке в 150 километрах от родного дома. Вчерашний выпускник журфака Антон Кузьмин после очередной редакционной попойки в приступе неизвестно чего исписал стену резиденции местного Владыки богохульными надписями, был препровожден в обезьянник, выбравшись откуда, из «Девиантных» уволился и на три месяца схоронился в родном райцентре.

В общем, опрокидывая стакан в компании лучшего друга и первого зама Олега Кудряшова, Влад Вопилов с горечью констатировал, что если газета еще выходит, то к этому имеют отношение лишь «ты да я, да мы с тобой». Мужская вольница на деле обернулась анархией и, как следствие, деградацией. Кудряшов убеждал друга, что пора что-то менять, на что Влад махал руками – он не любил резких телодвижений и различных осложнений.

Воз, рассчитанный как минимум на десятерых, на двоих ехать долго не мог. Как-то на первой полосе вышла грубая фактическая ошибка, другой раз в фамилии уважаемого лица была допущена оскорбительная опечатка (Пузякин вместо Кузянин!), в третий же раз газета вовсе не вышла – ее было просто не из чего делать. Сан Саныч рвал и метал – но тогда Вопилову удалось оправдаться техническими сбоями.

Но уже было ясно, что это начало конца. И катастрофа не заставила себя долго ждать. В один из вечеров, когда Вопилов с Кудряшовым, только что приняв по стакану, в спешке ваяли номер, в соседней, журналистской комнате раздались пьяные вопли. Ворвавшись в корреспондентскую, Влад с Олегом увидели, что полыхает шкаф и вовсю чадит жалюзи, а Кузьмин с Гугуниным пытаются сбить огонь со стола, размахивая курткой Ростунова. Сам же Ростунов и фотокорреспондент Филатов пьяные нежились в эпицентре пожара на подшивках, пламенем пока не охваченных.

Вопилову подурнело, деятельный же Кудряшов, одной рукой вызывая по сотовому пожарных, другой схватил мокрую половую тряпку и принялся хлестать ею по горящему шкафу.

– Где огнетушитель! – коротко скомандовал он Вопилову. – Убирайте подшивки! Быстро поднимайте этих…! Сгорим все на хрен!

Вопилов метнулся за дверь, Кузьмин с Гугуниным принялись тормошить мертвецки пьяных Ростунова и Филатова. Но бледный Филатов обвисал в их руках словно куль с песком, а Ростунов мычал что-то невразумительное. По его подбородку тек оранжевый соус, пальцы были перемазаны лечо, которое он, видимо, таскал из банки прямо руками.

– Тащите за ноги! – опять скомандовал Кудряшов.

Огонь меж тем отвоевывал все новые территории. В воздухе запахло какой-то химией – это смрадно тлели жалюзи. Кудряшов понял: надо линять как можно быстрее, сами они огонь уже не потушат…

На улице в ожидании пожарных клацали зубами от пережитого страха Вопилов, Кузьмин, Гугунин и наконец-то очухавшиеся Ростунов и Филатов.

– Мы попали, – только и сказал Вопилов.

Действительно, попали. И сильно. Кудряшов три недели провалялся в токсикоцентре – надышался продуктами горения, из-за чего началось токсическое воспаление легких. Товарищи по несчастью регулярно навещали его, подносили втихаря стаканчик и рассказывали новости. Ну что? Все, как и следовало ожидать. Корреспондентскую ремонтируют, газета не выходит, все участники ЧП во главе с Вопиловым уволены, а Сан Саныч ищет нового главреда. И уже поговаривают, что это…

– Кто-кто?! Яблонская? – аж подскочил на постели Кудряшов. – Эта девочка на побегушках из «Эмских»? Но ведь у нее никакого редакторского опыта!

– Зато амбиций! И стерва она дай боже какая, я пересекался с ней в «Помеле»! – брызгая слюной, выпалил Ростунов.

– Говорят, Сан Саныч дает ей полную свободу действий, – добавил Вопилов. – Дал добро и концепцию менять, и уволить кого захочет.

…На предложение Сан Саныча стать главным редактором Яна Яблонская согласилась не сразу. Перспективы были заманчивые, зарплата тоже. Собственно, именно такого поворота в своей жизни Яна подсознательно и ждала. Но справится ли она? Не выгонят ли ее с треском через пару месяцев, и не пойдет ли она, как оплеванная, проситься обратно в «Эмские вести»? Однако через две недели Яблонская вышла на новую работу.

Старая гвардия, уцелевшая с вопиловских времен, встретила ее настороженно. Старший корректор Анна Петровна первую неделю только страдальчески вздыхала, расставляя в Янины тексты недостающие запятые, а потом разразилась следующей тирадой:

– Меня до глубины души поражает легкомысленное отношение современной молодежи к русскому языку. По какому праву они решили, что правила писаны не для них? Ох, прошу извинения за тавтологию – «праву» и «правила» в одном предложении… И никто почему-то не хочет понять, что сегодня ты преступаешь правила русского языка, а завтра ты преступишь нормы морали.

– Ну вы жжете, – загоготал верстальщик Серега – молодой балбес, отчисленный с третьего курса университета. – Все эти ваши правила давно устарели. Вон, в английском вообще запятых нет. А нам они за каким фигом? А вот то, что теперь от нас требуют приходить к 9.30 – это не айс. Лично я как ходил, так и буду.

– Конечно, Яночка Яковлевна не тот человек, которого я хотел видеть у руля ведущего городского ежедневника, – осторожно высказался 61-летний ответственный секретарь Петр Данилович Черемшанов по прозвищу Череп. – Зелен еще виноград, зелен. Да и не женское это дело, согласен, Сережа? Все-таки газету должен делать мужик! И никогда еще в «Девиантных» не верховодила баба… я извиняюсь, женщина. Я прямо отказываюсь понимать логику Сан Саныча.

– Что, Петр Данилыч, теперь придется компу учиться? – продолжил Серега.

– Ни за что! – пафосно ответил Череп. – Я принципиально не поддерживаю эту всеобщую компьютерную истерию. И продолжаю настаивать на том, что хорошую газету можно делать с листком бумаги, ручкой и строкомером.

Тем временем Яна сколачивала команду. Она переманила из «Эмских» свою ученицу – многообещающую, хоть и несколько великовозрастную дебютантку Алину Корикову. Она пришла в журналистику буквально полгода назад, в 26 лет, после развода с мужем, но уже успела стать заметной фигурой в газетных кругах Эмска – и как шустрый репортер, и как молодая-свободная-привлекательная. Следом Яна взяла назад Ростунова с Филатовым – они сами попросились. Чтобы усилить социальную направленность газеты, Яна позвала на работу и предпенсионного возраста Анжелику Серафимовну Крикуненко, крупного специалиста по мамам-кукушкам, детсадовцам-токсикоманам и целомудренным бесприданницам.

Потом Яне шепнули, что Кудряшов был Вопилову очень дельным замом, и если бы она позвонила Олегу Викторовичу… Она позвонила, и Кудряшов стал ее правой рукой.

Жизнь налаживалась, команда сколачивалась, однако Яну не оставляло ощущение, что ей не доверяют, ее не воспринимают, и только и ждут, когда она оступится…

* * *

И действительно вскоре в редакции начали твориться непонятные вещи.

Как-то Яну вызвал Сан Саныч.

– Интересно, с каких это пор губернатору у нас 43 года, а не 45? Он что, молодильных яблочек поел? Мне звонили из кремля, они очень недовольны. А я не знал, что ответить…

– Но я не могла в этом ошибиться! – горячо воскликнула Яна. – Я прекра…

– Не оправдывайся, – прервал ее Сан Саныч. – Лажанулась – умей признать это. Почему у нас постоянно ошибки в фамилиях? Почему директор хлебозавода у нас Рузанов, когда он Русаков? Почему начальница департамента образования Вагина, когда она Вагинова? Ты меня что, хочешь со всем городом перессорить?

Получив нагоняй, Яна крепко задумалась. Да нет, она же в своем уме! Она отлично знает, что губернатору 45. Да и как можно об этом забыть, когда пару месяцев назад он с большой помпой отмечал свой юбилей, и Яна лично писала об этом? И уж Вагинову она бы ни за что не назвала Вагиной! Светлану Игоревну она знает уже лет пять, еще когда та была директором лицея. Что-то здесь не так… Но что?

Яна пошла к Кудряшову.

– Олег, у нас ЧП. Дай мне, пожалуйста, полосы, подписанные в печать, от… – и она по памяти назвала даты выходов и номера полос, в которых были обнаружены ошибки.

Увы! Все эти опечатки, как есть, фигурировали в полосах, под которыми стояла убористая с сильным наклоном подпись ответсека Черемшанова «В печать». Ничего не понимая, Яна не сдержалась и сорвала зло на чинной Анне Петровне:

– Куда вы смотрите? Протрите очки! Как можно не видеть, что в тексте полно ошибок!

– Но откуда я могла знать, что фамилии неправильные? – с достоинством парировала та. – Вот текст, который вы редактировали. Посмотрите – Рузанов. Вот полоса. И тут Рузанов. Какие ко мне могут быть претензии? Я свою работу выполняю.

Крыть у Яблонской было нечем, поэтому она быстро выпалила:

– Найду кто виноват – мало не покажется! Всем ввалю!

«Наверно, вот так себя чувствует человек, сходящий с ума, – подумала Яна. – На память я никогда не жаловалась, эти тексты я редактировала лично, и прекрасно помню, что ошибок в них не было. Да я сейчас проверю!»

Она бросилась к компьютеру, открыла отредактированный ею документ и прямо подскочила на стуле – вместо Вагиновой была Вагина! Так, а другой текст если посмотреть? С ума сойти – и тут написано, что губернатору 43. Ужас какой… Может, она и правда сходит с ума?

А тем временем Черемшанов обсуждал ЧП в курилке:

– Ну знаете ли, это уже слишком! Если редакторы начнут так наплевательски относиться к своим обязанностям и через слово сажать ляпы, то что же с рядовых сотрудников требовать? И так по-хамски себя ведет! Наорала на Анну Петровну, точно она ей девочка какая-нибудь. И попомните мои слова, накажут всех кого угодно, но только не нашу Яну Яковлевну. Папа у нее, сами знаете, кто…

Через пять дней история повторилась. Опять была допущена ошибка в фамилии важного лица. Лицо звонило Чулкову и костерило его на чем свет стоит. Тот опять устроил нагоняй Яблонской.

– Мне тебя рекомендовали, как очень серьезного человека, – напоследок сказал он ей. – И что я вижу? Видимо, перехвалили тебя. Если так будет продолжаться дальше, я буду вынужден принять меры. А по итогам работы за этот месяц я на сто процентов лишаю тебя премии.

Но не прошло и недели, как вышла заметка Ростунова, где говорилось, будто Москва дает на строительство Эмского метромоста 40 миллиардов. Хотя на самом деле было четыре. Непонятно откуда всплыл нолик. Опять звонили из пресс-службы губернатора с угрозами подать в суд.

– Знаешь что? – взорвался выдержанный обычно Сан Саныч, когда Яблонская явилась к нему на ковер. – Переоценил я твои возможности. Видно, молода ты еще для такой ответственной должности. К работе относишься наплевательски. Мне это надоело, я ищу нового редактора! Зрелого, серьезного человека!

Яна вышла от Чулкова со слезами на глазах – но это были слезы решимости и злости. Она села за компьютер и открыла исходный текст про метромост, который сдал ей Ростунов. И глаза у нее полезли на лоб – там стояла правильная цифра. Быстро открыла свой, отредактированный – там почему-то был пририсован нолик. Ничего не понятно! Зачем она внесла такую редактуру? И, главное, когда она это сделала?

В четверг в обеденный перерыв они с Кудряшовым выбрались в соседнюю кафешку – попить кофе.

– Знаешь, Олег, подумала я и пришла к выводу, что все эти ляпсусы неспроста, – поделилась с ним Яна. – Кто-то меня подставляет.

– Да брось. Кому это надо.

– Нет, я серьезно! И я даже догадываюсь, кто это.

– И кто, если не секрет?

– Анна Петровна! Ну да, я вспылила, накричала на нее, но нельзя же быть такой злопамятной!

– Да нет, не может быть, я ее давно знаю. Она из дворян, вся такая порядочная и щепетильная…

– А вот такие чинные цацы чаще всего подлости и делают! Больно просто – когда корректируешь текст, берешь и исправляешь, что хочешь, а потом на редакторов все валишь.

– И все же я не вижу достаточно серьезного мотива.

– А обычная бабская злоба – это для тебя несерьезно? Да и что ты ее так выгораживаешь? Почему так уверен, что это не она? Значит, ты знаешь, кто? – Яну понесло. – А, может, это ты сам и делаешь? Чтобы мое место занять?

– Да ты в своем уме? – совершенно не изменившись в лице, произнес Олег.

Но Яблонская уже швырнула на стол скомканную салфетку и кинулась к двери.

– Да погоди ты, Ян!

– Отстань, достали вы меня все! – и она скрылась за дверью.

Первым, кого она встретила в редакции, был Черемшанов. Искательно улыбаясь, он присел около ее стола.

– Яночка Яковлевна, минуточку уделите?

– Что случилось, Петр Данилыч? – чтобы справиться с гневом, Яна поднялась на шестой этаж редакции пешком, и сейчас чувствовала, что ее немного отпустило.

– Информация от надежных людей. Вчера у Сан Саныча был Стражнецкий из «Помела».

– Ну а я тут при чем?

– И как вы не понимаете, Яночка Яковлевна, что такая птица, как Сан Саныч не будет просто так общаться со столь мелкой сошкой, как Стражнецкий?

– Почему это он мелкая сошка? Константин очень способный журналист. И опытный. Не случайно Пащенко поставил его редактором отдела новостей.

С тех пор, как год назад они разругались с Костиком после трех недель бурного романа, Яна решила, несмотря ни на что, отзываться о нем исключительно хорошо. Ей казалось, что так уж точно никто не догадается о том, что между ними что-то было.

– Ну, способный он или нет – это большой вопрос, – развел руками Череп. – Лично я считаю его выскочкой. Да и зелен, зелен еще виноград. Сколько ему? Лет двадцать восемь?

– Около того, – буркнула Яблонская.

– В общем, вы сами понимаете, Яночка Яковлевна, что Стражнецкому еще учиться и учиться. Заметьте, не я это сказал, а вы. А как он стал редактором новостей, так это всем известная история…

– Ну и как он стал редактором отдела новостей? – опять начала закипать Яна.

– Извините, но порядочность не позволяет мне распространяться на такие темы, – Череп напустил на себя важность английского лорда.

Яна намеренно держала паузу. И ответсек не обманул ее ожиданий. Как бы нехотя, он продолжил:

– Всем давно известно, что он приударяет за старшенькой Николая Юрьича. Катюшка, конечно, не красавица, но занятная девчушка, да и папа в списке влиятельности Эмской губернии ниже тридцатого места не опускается…

– Ну, и к чему вы мне все это говорите?

– Так и не поняли, зачем Стражнецкий приходил к Сан Санычу?

– Честно говоря, никаких идей на этот счет.

– Ох, святая вы простота! Не копают ли под вас, Яночка Яковлевна? Не Костика ли сватают нам в главреды? А вы, право слово, очень уж легкомысленны. Надо не только по клавиатуре стучать и в монитор смотреть, но и примечать, что вокруг делается…

– Не собираюсь этим заниматься, Петр Данилович. Я сюда пришла работать, а не интриги плести и не начальству задницу вылизывать. Если я Сан Саныча не устраиваю, то он имеет полное право заменить меня. И вообще, что у нас там с полосами? Я не видела ни второй, ни пятой! Разберитесь, чем у вас подчиненные занимаются, Петр Данилович, а потом уж дежурьте на лестнице и следите, кто и когда выходит от Сан Саныча!

– У нас все в полном порядке, сейчас полосы будут! – и Череп сделал вид, что отправился в свое ведомство – на верстку. Однако в коридоре он встретил корреспондента Леху Ростунова. Тот неуклюже, как тюлень на ластах, на толстых иксовых ногах переваливался по направлению к курилке. Там, где он появлялся, сразу же воцарялось стойкое амбре перепревшего пота и давно не стираной одежды. Ростунов любил выпить, обожал писать цветисто и не всегда по делу иронично, и считал себя королем заголовка – что иногда и походило на правду.

Черемшанову не терпелось хоть кому-нибудь пожаловаться на хамку Яблонскую. Ростунов подвернулся очень кстати.

– Ну, Леша, ты пока к Яне Яковлевне в кабинет не заходи, – захихикал Череп в курилке.

– А что там?

– Да ее Сан Саныч увольняет, вот она и не в настроении.

– Да вы что, Петр Данилыч! А кто ж вместо нее?

– Ну, пока точно не известно, но знающие люди говорят, что Костя Стражнецкий из «Помела». Между нами говоря, я очень рад. Настоящую газету может делать только мужик! А Костик дельный парень. Николай Юрьич Пащенко очень высоко его ценит. Да и 28 лет – самый подходящий возраст, чтобы самому встать у штурвала. Ты ведь знаешь, как я уважаю современную молодежь. Она такая – ух! Не то, что мы были…

– Не, Костик реально прикольный пацан, – в своей манере забрызгал слюной Ростунов. – В прошлую пятницу мы классно погудели в «Стельке». Эх, здорово Филатов тогда насовал ему в морду! Стражнецкий надрался в сисю, изорвал наш свежий номер в клочья и высыпал в Филатовский доширак. А закуси-то больше не было, да и бабосов тоже. Ну, Димон не стерпел…

– Вот-вот, я и говорю, какой Костя Стражнецкий смелый человек, – прервал ростуновские воспоминания Череп. В разговоре он любил солировать сам. – А я тебе еще кой-что скажу. Знаешь, что наша выскочка-то так убивается? Ведь у нее со Стражнецким-то шуры-муры были, да только он ее поматросил да бросил! А я бы, честно говоря, и близко к ней не подошел. Ни кожи, ни рожи!

– О ком это вы тут? – в курилку заглянул Кудряшов.

– Да о ком-о ком, о Яблонской твоей ненаглядной! Вон, Леша говорит: страшна как смертный грех…

– Да нормальная она. На любителя, – недовольно сказал Кудряшов.

– Ага-ага, на тебя, например? – Череп толкнул его в бок и вновь захихикал. – То-то я и гляжу, что это ты у нас, Олежек, такой влюбленный?

– Да хватит уже всякую ересь нести, Петр Данилыч! Да и вообще, держите свое мнение при себе. Не нравится вам Яблонская – ну и не надо. Но уж внешность обсуждать…

– Ну да, ты у нас такой весь правильный, Олежек. Только зря ты к ней примазываешься. Спета ее песенка. Костик Стражнецкий теперь у нас главным будет. А ты опять не при делах, талантливый ты наш! Все-то тебя обходят!

– Петр Данилыч, вы как-нибудь точно схлопочете. Я человек мирный, но ведь и вспылить могу, – Кудрящов произнес эту фразу во всегдашнем неторопливом темпе и не повышая голоса.

– Да ладно, ладно, Олег, не обижайся, я ж пошутил, – опасливо заулыбался Череп. – И вообще, не пора ли пойти поработать? Обед-то, кажется, уже закончился.

– Да уж полчаса назад, – мрачно заметил Кудряшов.

Нахмурив брови и оперевшись о стол локтями, Яна рассматривала полосы, только что принесенные ей Черемшановым. Редко бывало, что ее устраивала выполненная работа. Честно говоря, такого не случалось ни разу – она все отправляла на переделку. Вот и сейчас…

– Что за уродство? Кто верстал?

– Ну кто. Марина…

– Что за моду взяли – мельчить заголовки? А это что за «сапог»? Вот, строка опять подвисла. Вы хоть сами-то смотрите полосы, прежде чем их мне показывать?

– Безусловно, Яна Яковлевна, безусловно.

– Тогда скажите, что это за стиль такой – заводской многотиражки 70-х годов? Сколько раз говорила, ставьте снимки крупнее! А вам хоть кол на голове теши, так и будете по-своему делать! Только не надо удивляться, когда получите зарплату и не увидите там энной части премии. И скажите спасибо, что не срезаю всю!

– Мы сейчас мигом все переделаем, Яна Яковлевна, – засуетился Черемшанов. – Умеете, умеете вы объяснить. У меня все сразу в голове на месте встало.

А минуту спустя Череп митинговал в родном отделе верстки.

– Ну распоясалась, ну распоясалась! Орет так, что уши закладывает. Да на меня никто из главных не смел голос повышать, а ведь какие люди были – не чета этой выскочке! Что Пал Ваныч, что Максим Петрович… А эта? Бездари, говорит, вы все и тупицы! Ох, накапайте мне корвалолу, Анна Петровна!

– И мне тоже, – подала голос верстальщица Марина.

– И себе накапаю, – решила Анна Петровна.

Как минимум 15 минут прошло в обсуждениях бесчинств Яблонской. Меж тем, работа стояла, забракованные полосы валялись без дела. Но вот Череп глянул на свои старинные часы, которые вот уже сорок лет сверял дважды в сутки по кремлевским курантам.

– Ого, без трех минут четыре! График, товарищи, график! Яблонская только лаяться горазда, а третью полосу и не чешется засылать! Ну ничего, подожду три минуты и призову там всех к порядку!

Соблюдение графика было бзиком Черепа. Наступления четырех часов он начинал ждать чуть ли не с обеда. Потому что именно с этого часа он чувствовал себя в редакции лицом № 1, вершителем людских судеб, властелином информационного пространства. И если до четырех он ходил по редакции на мягких лапках, то в 16.00. преображался в лютого монстра.

– Яна Яковлевна, вы видели, сколько времени? – ровно в четыре влетел он в кабинет Яблонской. – Опять старая история начинается? Когда вы дадите нам нормально работать? Я настаиваю, я требую, чтобы график сдачи полос соблюдался! Если через пять минут у меня не будет третьей полосы, я поднимусь к Сан Санычу!

– Петр Данилыч, поймите, я с минуты на минуту жду Ростунова. Они с Филатовым уже бегут в редакцию, отзвонились только что. Депутаты подрались на заседании! Будем делать открытие третьей полосы…

– Да??? А мне прикажете куковать тут до ночи? Все у вас вечно в последний момент!

– Да при чем тут я?! Если они сцепились только в три часа! Мы же не виноваты, что это не случилось в двенадцать!

– Мне надоели ваши отговорки! Да пусть хоть камни с неба сыплются – есть график! У нас в портфеле полно материалов, есть что поставить.

– Да не смешите вы меня! Что это за материалы? Вы их хоть читали? Слезы и только! Выбросьте их в корзину, чтобы они вас больше не смущали.

– Не понимаю, чем плоха заметка Кориковой про первые заморозки. Это то, что волнует весь город!

– Да вы с дуба, что ли рухнули, Петр Данилыч?! Какие заморозки? Были, да сплыли. Выгляньте на улицу и не несите чушь! Когда вы уже, наконец, усвоите, что я делаю НОВОСТИ! Новости, понимаете? А это значит, что в номер пойдут не заморозки, которых к тому же уже и нет, а свежак! И на данный момент это драка в Гордуме!

– Да к чему вся эта спешка? Ростунов завтра спокойно отпишется, и мы дадим эту драку в следующий номер. Куда вы сроду торопитесь? На людях уже лица нет от вашей спешки!

– Да дайте вы мне работать! Что вы меня вечно заводите в самый ответственный момент?! Пока я тут главная, я решаю, что и когда будет в газете! Я, а не вы! И завтра на третьей полосе будет драка!

– А я вам вот что скажу на это, госпожа главная редакторша. Даю вам на все-про все 15 минут, и еще скажите мне спасибо за мою безграничную доброту. Не сдадите полосу через 15 минут – я умываю руки и снимаю с себя всякую ответственность за сдачу номера. Да-да, всякую ответственность! – и Череп с видом человека, призвавшего разгильдяев к порядку, прошествовал на верстку.

– Олег, ну ты мне скажи, что он за чудовище такое? Ведь изо дня в день одно и то же, одно и то же, – изливала Яна душу Кудряшову по внутреннему телефону. – И главное, знает ведь, что все будет по-нашему, и мы будем держать полосу, пока Ростунов не отпишется. Так нет же, надо каждый вечер устраивать этот цирк, поднимать всем нервы! Мне номер сдавать, а я вся заведена!

– Ты, главное, не принимай близко к сердцу, – утешал ее Олег. – Не думай, что это он только к тебе придирается. Он всегда таким был. Такой вот склочный мужик. У нас Максима Петровича (один из прежних главредов, при которых работал Черемшанов – Авт.) прямо с рабочего места увезли с прободением язвы. Еле спасли! Петрович тогда месяц в больнице лежал, потом месяц в санатории, а затем уволился. Врачи ему так и сказали: вы на этой работе долго не протянете, хотите жить – уходите. А Павел Иванович? С инфарктом увезли!

Тут хлопнула дверь, в коридоре раздались быстрые шаги – это наконец-то вернулись Ростунов с Филатовым.

– Все нормалек, Яна Яковлевна! У всех комментарии взяли, сейчас быстро отпишусь, – заглянул в кабинет к Яблонской Ростунов.

– Давай, давай, Леш, только в темпе!

В корреспондентской было шумно. Кто-то из журналистов расшифровывал интервью – наушники он, как назло, забыл дома, поэтому все были вынуждены слушать скрипучий голос невыносимо нудного мужика. Корикова брала у кого-то комментарий по телефону – связь была плохая, и Алине приходилось повышать голос. Крикуненко перечитывала какие-то бумажки, после чего рвала их в клочья, что-то бормоча себе под нос – похоже, прибиралась на рабочем месте. Еще пара корреспондентов стучала по клавиатуре, покрасневшими глазами сосредоточенно глядя в монитор. Не снимая шапки и шарфа, Ростунов плюхнулся на свое место и начал набивать текст. Но не прошло и пяти минут, как в комнату влетел Череп.

– Долго вы тут будете телиться? Хотите, чтобы я докладную написал? – набросился он на Ростунова с Филатовым. – Из-за вас весь номер стоит!

– Да мы только что прибежали, Петр Данилыч, – оправдывались те. – Полчаса максимум и текст будет на верстке.

– Полчаса!!! Да вы что, глумитесь надо мной?!

– Петр Данилыч, вы же сами их задерживаете, – встряла Корикова, отвлекшись от телефонного разговора. – Дайте им спокойно отписаться. И давайте потише – я и так ни хрена не слышу, связь просто безобразная.

– Я ухожу, но предупреждаю: если через 10 минут текста не будет, я пишу докладную! – и Череп развернулся по направлению к выходу. Но в двери он столкнулся с Яблонской, которая, услышав перепалку в соседней комнате, уже спешила на арену событий.

– Опять вы здесь! – набросилась она на Черепа. – Я запрещаю вам заходить к корреспондентам и отвлекать их! Будьте добры, все вопросы, которые у вас возникают, решайте со мной! Соблюдайте субординацию!

– Запрещаете! Скажите, пожалуйста! Она! Мне! Запрещает! – руки в боки встал Черемшанов. – А где у меня в трудовом договоре написано, что мне нельзя зайти в корреспондентскую? А? Или, может, Конституция запрещает Петру Данилычу Черемшанову заходить в корреспондентскую? Не вы меня на работу брали, не вы и порядки мне устанавливайте! Ишь, «запрещаю»! – передразнил он Яблонскую.

– Что?! Да я захочу, вас тут в полчаса не будет! – взбеленилась Яна. – Вас, кажется, в прошлом году на пенсию проводили? Ну и чешите на заслуженный отдых, грызите семечки на лавке! А нас оставьте в покое!

– Не ты меня брала, не тебе меня и увольнять! – треснул по столу Череп.

– Да что вы говорите! Вылетите за профнепригодность в два счета. Весь город над нами потешается: ответсек – а компьютером не владеет, до сих пор со строкомером расстаться не может!

– Все, стоп! – в корреспондентскую решительно вошел Кудряшов. – Яна, ты же умная женщина. Петр Данилыч, мудрейший вы человек! Выйдем в коридор, остынем. Иначе мы так и не сдадим номер. Леха бы давно все отписал, если бы не этот бедлам.

– Олежек, ты же видишь… – простер к нему руки Череп, а Яблонская быстро вышла из комнаты.

Кудряшову не сразу удалось спровадить перевозбужденного Черепа к себе на верстку. Тот потребовал, чтобы Олег пошел с ним перекурить, и там еще минут 10 плакался ему в жилетку.

– Олежек, ты пойми, я за дело болею! А в деле главное что? Дисциплина!

– Ну, в армии, может, и дисциплина, а у нас ведь и творчество, и оперативность важны. Можно же и в наше положение войти… Толку-то от этих скандалов? Вот сейчас вся редакция на ушах стоит, никто не работает, все пьют корвалол. И вот увидите, третья полоса к вам придет не раньше шести. Ростунову сейчас писать – а он заведенный. Яне редактировать – а она в разобранном состоянии. Да и вам самому надо в себя придти… Подумайте, Петр Данилыч, подумайте. Давно пора что-то менять.

– Главного редактора, – прошипел Череп.

Проводив ответсека на рабочее место, Олег быстро прошел к Яне. Та сидела с ногами на подоконнике и курила – судя по количеству окурков в пепельнице, уже третью сигарету подряд.

– Хватит дымить, слезай, – Кудряшов потушил Янин «бычок» и протянул руки, чтобы помочь ей спуститься с подоконника. Та сначала отпрянула, но потом все-таки оперлась на его плечо и сползла на пол.

– Я ничего не соображаю, Олег. После этих разборок я словно тупею, – Яна склонилась к плечу Кудряшова.

– Запрись в кабинете и выключи свет. Я сам сдам третью.

– У меня еще и первая…

И оба тут же впились взглядом в часы.

– Без одной пять!!!

В 17.00 по графику надлежало сдавать первую полосу.

– Олег, он сейчас вернется! Не оставляй меня с ним! – на грани истерики Яблонская вцепилась в своего зама.

– Успокойся, – и Олег взял ее за плечи.

В этот момент на пороге кабинета объявился торжествующий Череп:

– Целуемся-милуемся? А можно ли поинтересоваться у голубков, собираются они сегодня сдавать газету или нет?

И тут прорвало даже флегматичного Кудряшова. В два прыжка он подскочил к Черепу и сгреб его за грудки:

– Стучаться надо, понял! Вали отсюда, а то я за себя не ручаюсь, – и он встряхнул надоедливого пенсионера. – Через минуту все будет у тебя на верстке.

– Но-но-но, – пробормотал Череп и бочком протрусил к выходу.

А Кудряшов в те же два прыжка вернулся к Яблонской, заключил ее в объятья, поцеловал в губы и кинулся вслед за Черемшановым.

Прошло еще две недели, а ни о каких кадровых перестановках не было слышно. Телега «Девиантных» катилась по проторенной дороге. Яблонская администрировала, Кудряшов разводил и улаживал, Ростунов с Кориковой выискивали и строчили новости, Филатов жал на спуск, Анна Петровна вычищала ошибки и расставляла запятые, а Черемшанов отлеживался на больничном. На следующий день после стычки Черепа с Кудряшовым Яне позвонила мадам Черемшанова и с укоризной в голосе поведала, что у Петра Данилыча скакнуло давление, а кардиограмма показала синусовую аритмию. Все тут же скинулись по тридцатке и собрали незаменимому Петру Данилычу пакет гостинцев, а Анна Петровна даже отпросилась пораньше домой, чтобы испечь для болящего его любимое лакомство – лимонный кекс.

После импульсивной сцены в кабинете и Олег, и Яна вели себя так, словно между ними ничего не произошло. Правда, первые три дня чувствовалась некая напряженность. Олег дважды ходил в столовую с Ростуновым и Кориковой, не приглашая Яну, а она вдруг и вовсе перестала обедать под предлогом того, что нагуляла за выходные кило лишнего веса.

Однако в четверг около полудня Олег заглянул к Яне:

– Идешь обедать?

– Ой, Олег, столько работы…

– Ну, пойдем тогда кофейку с бутербродами перехватим. Не сидеть же голодными.

И они отправились в редакционную кухню. У запасливого Кудряшова в холодильнике всегда лежало не меньше полбатона его любимой «Охотничьей» и банка плавленого сыра, а в хлебнице был припасен батон. За рабочий день он съедал не меньше пяти-шести бутербродов с колбасой и сыром – его он мазал на булку, а «Охотничью» клал сверху. Эти излишества отложились на фигуре Олега в виде небольшого животика. Впрочем, своим внешним видом он был отнюдь не озабочен, и в зеркало смотрелся редко.

Пока Кудряшов с чувством, с толком, с расстановкой – а он все делал только так – лепил бутерброды, Яна исподволь за ним наблюдала.

«А он ничего, – думала она. – Не красавчик, конечно, как Костик, но вполне приятный. Волосы такие густые, и цвет необычный – чуть рыжеватый. И сложен неплохо, крепкий такой. Не Аполлон, но я, в общем-то, никогда не млела от парней из «качалки». А как он Черепа-то на место поставил! Я и не знала, что он на такое способен. Все его тюфяком да тормозом считала…

Интересно, а почему он не женат? Ведь ему, кажется, тридцатник этим летом отметили. Странно. Комплексы, что ли? Или требования завышенные? А что, запросто! Вот не удивлюсь, если узнаю, что у Кудряшова составлен список качеств, которыми должна обладать его избранница, и он по одной методично отбраковывает знакомых девиц… Что же он за человек такой непонятный?»

– Ой, нет, мне колбасы не надо! – очнулась она от размышлений. – И сахар в кофе не клади. Положил уже? Ну ладно… Как хорошо без Черепа-то, а? А то даже на кухне от него покоя не было. Сейчас бы обязательно тут толкался и разогревал бы какую-нибудь щуку с чесноком или жареную картошку с мясом.

– А я бы картошечки сейчас навернул. Только я ее не жарю, а тушу. Беру свининки пожирнее…

– Ты сам готовишь?

– А что? Да, готовлю и неплохо. Хочешь… – и осекся на полуслове.

– А если хочу? – с полушутливым вызовом сказала Яна.

– Я как в следующий раз буду тушить, принесу на работу и угощу тебя.

Тут на кухню зашла Анна Петровна. В обед она пила только кофе со сливками. Причем, не из пакетика «три в одном». Она собственноручно измельчала зерна в кофемолке, варила в турке и заливала натуральными, а не какими-нибудь растительными, сливками.

– Вчера была у Петра Даниловича, – не обращаясь ни к кому, сказала Анна Петровна. – Слава Богу, идет на поправку. Потолковала с Полиной Георгиевной. Жалуется, что таблетки пить не хочет, а ведь скачет давление-то. Ох, не бережет он себя, не щадит. А ведь не мальчик уже.

– Да вы знаете, Анна Петровна, мне до пенсии еще далеко, а давление тоже скачет в последнее время, – ответила Яна. – Бывает, сердце будто остановится, замрет – так страшно становится! А потом быстро-быстро забьется. И ком к горлу подкатывает.

– Дай пульс проверю, – и Кудряшов взял Яну за запястье. Посмотрел на часы, засек время… – Да, учащенный немного. А я, дурак, предлагаю тебе кофе.

– Да ни при чем тут кофе, Олег…

Едва Яна села за компьютер, как раздался звонок от Полины Георгиевны Черемшановой:

– Что ж вы, Яна Яковлевна, не зайдете к нам, не навестите больного сотрудника? Петр Данилыч и я приглашаем вас. Приходите сегодня, как номер сдадите, я испеку лимонный кекс.

– Ой, простите, закрутилась, у меня действительно много работы. Сегодня обязательно зайду.

– Только Петр Данилыч попросил, чтобы вы, как будете выходить, позвонили ему. Он волнуется, хочет вас получше встретить.

– Да что вы! Не надо беспокоиться.

Примерно полседьмого Яна набрала номер Черемшанова.

– Ждем вас, Яночка Яковлевна! – горячо заверил он. – Адрес вам Поля сказала?

Жил Черемшанов в четырех автобусных остановках от редакции. Яна решила пройтись пешком. Через полчаса она уже звонила в дверь коллеги.

– Так вот вы какая, значит? – разулыбалась Полина Георгиевна. – Петя, Петя, Яна Яковлевна пришла!

Но никто не отозвался.

– Ну ничего, посидим-поокаем вдвоем. Захотелось вдруг ему душ принять и побриться. Уже полчаса, наверно, в ванной торчит.

– Да вы загляните, мало ли чего?

– Нет уж, не буду. Страсть он этого не любит.

Петр Данилыч появился из ванной лишь через двадцать минут – раскрасневшийся, довольный.

– Добрый вечер, Яночка Яковлевна! Ничего, что я в халате? Ну, как вы там живете-можете? Поля, доставай кекс!

* * *

– Все-таки осталось еще что-то человеческое в Черепе, – на следующее утро делилась Яна с Кудряшовым. – Так тепло меня встретили. Правда, смешно так получилось: я пришла, а он, оказывается, в ванне! Ждем десять минут, ждем пятнадцать – а он все не выходит. И Полина Георгиевна странная такая. Говорю ей: сходите, проведайте его. А она ни в какую. Видать, и ее вышколил. А потом – раз! И появляется в халате! Мне даже как-то не по себе стало…

– В халате?

– Да, представь, в длинном синем махровом халате! Так по-домашнему, без комплексов, свой в доску.

– Да уж.

– А потом мы пили чай с кексом. И Череп рассказал, что когда-то очень давно подавал надежды как оперный певец. Сам Лепешинский хвалил его тенор.

– Лепешинская, ты хочешь сказать? Балерина?

– Балерина?! Что за дурь, Олег?

– Ну, кажется есть такая… Да нет, он, наверно, сказал: Лемешев!

– Да нет, вроде не Лемешев. Какая-то такая длинная фамилия была.

– Бред какой-то. А вообще, с трудом верится, – пробормотал Олег, вспомнив лающий тенорок Черепа.

– Но ты меня не дослушал. И вот, за несколько дней до дебюта Череп подцепил сильнейшую ангину. И все! Голос пропал навсегда! Знаешь, он вчера чуть ли не разрыдался, когда вспоминал, как долго он разучивал партию Ивана Сусанина, как мечтал выйти на сцену и спеть «О дайте, дайте мне свободу!»

– Муть какая-то. Никогда не слышал, чтобы Череп о театре говорил.

– Ничего удивительного. А когда нам об этом говорить? Крутимся как белки в колесе. Каждый день заново наполняем бездонную бочку. А на следующее утро – все сначала. Конвейер!

Тут зазвонил телефон.

– Сан Санычу я опять зачем-то понадобилась, – в глазах Яны мелькнула тревога. – Надеюсь, что долго не задержусь.

… Возвратилась она через 40 минут – вернее, ворвалась в кабинет и первым делом грохнула об пол бокал. Затем ребром ладони сшибла блюдце. После чего – вазу. Но она разбилась не сразу. И Яне пришлось сделать еще две попытки, прежде чем пол усеяли тяжелые зеленоватые осколки.

– Ты офигела что ли? Я сейчас психбригаду вызову! – примчавшийся Кудряшов крепко схватил ее за плечи.

– Вызывай, вызывай, у меня, кажется, реально поехала крыша! Я сейчас тут все на хрен разнесу!

– Да уймись ты! Что опять стряслось?

– Да, все здесь разнесу, а потом пойду и убью эту суку!

– Какую суку?

– Эту тихоню, эту мразь, эту нашу белую кость Анну Петровну! Олег, в номере опять ошибки! Представляешь, вместо «мэр» в газете стоит «мэрин»! А вместо «деловых кругов» – «деловые овалы»! – и Яна истерично захохотала. – Это уже не опечатки! Это кое-что посильнее! Эта сука ржет мне прямо в лицо!

– Не может быть! Я тебе не говорил, но после того случая я лично перечитываю все после корректоров. Только они этого не знают. А сейчас, пока Черемшанов болеет, я сам подписываю полосы в печать. Вчера последнюю подписал в 18.25. Все было чисто. Ни мерина, ни овалов. Марина дежурила на сдаче номера. А Анны Петровны в это время в редакции уже не было. Она ушла около шести.

– Ну не знаю! Значит, у нас завелись барабашки! Но неужели никого в редакции не было? Ведь Корикова обычно торчит до семи-восьми, а Ростунов должен был дописывать репортаж на пятницу. Неужели тоже смазал? Очень странно все это, вот что я скажу!

– Действительно, странно. А я еще удивился: что это как тихо в редакции? Сейчас пойду и всех расспрошу.

– Да толку-то? – истерика у Яны сменилась безучастностью. Она опустилась в кресло и уставилась в одну точку. – Я уже написала заявление. Он мне орал: «Вон, дура! И не смей мне больше на глаза показываться!» Такое унижение…

– Я обязательно выясню, кто это сделал.

– В этом уже нет никакого смысла, Олег. Моя репутация испорчена навсегда. Меня теперь не возьмут ни в одну редакцию. Надо мной, наверно, весь город смеется!

– Ерунда. Посмеются и перестанут. А выяснить, кто это сделал, надо по-любому.

Интересная картина нарисовалась Кудряшову после того, как он переговорил с коллегами. По словам Кориковой, вчера она собиралась задержаться до восьми. Ей не понравилось, как написан текст про спасателей, и она хотела посидеть в относительной тишине и подумать, как его переработать. Однако около пяти вечера ей позвонила читательница и сказала, что попала в удивительную – просто потрясающую! – историю. И она готова рассказать ее только своему любимому журналисту Алине Кориковой. Да-да, она не пропускает ни одной ее публикации, и даже вырезает их из газеты… – Она настаивала на немедленной встрече. Иначе пойдет в «Помело». Это меня насторожило, и я тут же забила с ней стрелку на 18.15 около «Десяточки», – рассказала Алина.

– Ты поехала вот так, наугад?

– Да, поехала. А вдруг там сенсация?

– Почему нам ничего не сказала?

– А смысл трепаться раньше времени? Может, это очередная умалишенная, которая будет жаловаться на то, что ее соседи открыли у себя подпольную лабораторию ядов? Яна Яковлевна потом при случае обязательно напомнит, как я облажалась.

Алина приехала к «Десяточке» к 18.10, проторчала там до 18.40., однако никто так и не появился. Досадуя на испорченный вечер и сбитые планы, она укатила домой.

Примерно такую же историю поведал и Ростунов.

– Мне где-то в начале шестого позвонили из пресс-службы Кучкино и сказали, что у них совершили аварийную посадку три самолета. И на одном из них – Андрюха Аршавин! Рейс на Москву дадут не раньше чем через шесть часов – пришло штормовое предупреждение. И вот Аршавин предложил пресс-службе быстренько организовать ему встречу с журналистами. Чтобы время зря не терять и самому развлечься. Ну, я, конечно, рванул… Вот дебил-то! Приехал, а там ни души. И никакие самолеты не садились. На меня там как на идиота посмотрели! Я потом Петьку Гугунина набрал, спросил, звонили ли ему, так он так надо мной ржал! Кто-то, говорит, тебя разыграл.

Сухое личико Анжелики Серафимовны Крикуненко передернулось в недовольной гримаске, когда Кудряшов подошел к ней с расспросами.

– Не нахожу целесообразным отчитываться перед кем бы то ни было в том, где я нахожусь после 18.00. Согласно трудовому договору, после данного часа рабочее время считается законченным, если заблаговременно не поступит распоряжений руководства о его продлении. Таких директив не поступало. Следовательно, вы с Яной Яковлевной не имеете никакого права требовать, чтобы мы находились в редакции после указанного срока, равно как и отчета о том, что мы делали по истечении рабочего времени.

Крикуненко болезненно относилась к своим правам. Ей все время казалось, что их норовят попрать. Защищаясь, она имела обыкновение вещать словно самый заскорузлый чинуша.

– Да кто требует-то? – Олег выпалил это с искренним недоумением. – «Вот дура! – подумал он. – Ей еще ни одной претензии не высказано, а она уже ушла в глухую оборону».

– В связи с этим считаю наш разговор законченным, – гнула свое Анжелика. И демонстративно отвернувшись от Кудряшова, принялась преувеличенно деловито перебирать бумаги.

Олег отправился на верстку. Там никто не работал – техническая служба тихо обсуждала ЧП, прикидывая, каким боком им все это может выйти. Пахло кофе и корвалолом.

– Вы, конечно, будете надо мной смеяться, Олег Викторович, но мне кажется, что над редакцией довлеет какая-то необъяснимая, иррациональная злая сила, – взяла слово Анна Петровна. – Я просто отказываюсь понимать, что происходит! Конечно, человеку свойственно ошибаться, и у любого, даже самого опытного корректора случаются ошибки… и даже легендарная Ася Львовна… Но в нашем случае это уже не опечатки и не ошибки. И особенно горько и больно от того, что Яна Яковлевна во всем подозревает меня. Знаю, знаю…

– Не накручивайте, никто вас ни в чем не обвиняет, – Кудряшов не стал разводить антимоний. Если сейчас начать всем верить и всех утешать, то и не заметишь, как эта неизвестная хитрая лиса вотрется в доверие и усыпит бдительность. Нет, пока он наверняка не узнает, кто это – никаких эмоций, никакой ни к кому жалости и доверия.

– Олег Викторович, вы же сами подписали полосы в печать в 18.25, – заговорила верстальщица Марина – та самая, которая вчера дежурила на выпуске.

– И ты их тут же отправила в типографию?

– Нет, не тут же. Мы в графике стоим на 19.00. До этого они принимают «Помело», и втиснуться невозможно. Поэтому я ждала семи.

– Ты сидела здесь?

– Не все время, выходила.

– Куда?

– Мне позвонила знакомая из буфета и сказала, что они только что напекли пирожков с мясом и с яблоками. Я, конечно, удивилась, какой смысл печь пирожки на ночь глядя. Но значения этому не придала. Зойка мне всегда звонит, когда у них что-то вкусненькое появляется. А вчера вечером мне так хотелось есть, что я тут же побежала в буфет.

– Во сколько это было?

– Ну, она позвонила где-то без пятнадцати семь.

– Когда ты уходила, кто был в редакции?

– Сама удивилась, но никого. Вот уж не думала, что я одна в офисе. Мне даже как-то страшновато стало.

– И когда ты вернулась?

– А вот вернулась… Ну, это целая история. Поднялась я в буфет. Захожу, смотрю на витрину, и вижу там только три плюшки с маком, которые у них от обеда остались. Девчонки из брачного агентства – ну, арендаторы с третьего этажа – шампанское пьют. Два мужика из «Ноктюрна» – это с пятого – жуют что-то. «А где пирожки?» – говорю. «Какие пирожки? Пирожки мы к обеду печем. Приходите завтра».

– И что тебе сказала подружка? «Извините, это была программа «Розыгрыш»? – проблеял Серега.

– Дело-то вот в чем, – нехотя сказала Марина. – Звонила не Зойка, а ее сменщица. Она сказала, что Зойка попросила ее позвонить мне, как только пирожки будут готовы. Я еще подумала: какая трогательная забота с Зойкиной стороны. А оказалось…

– А дальше? Подняться в буфет, увидеть, что пирожков нет и спуститься обратно – дело пяти минут. То есть, без десяти семь ты должна была вернуться в редакцию. Так? – продолжил расспрашивать Кудряшов.

– А вот дальше было совсем смешно. Взяла я плюшку, взяла сырок в шоколаде и хотела поехать вниз. Жму, жму на кнопку, а лифт не едет. Потом до меня дошло – не работает! Вышла на лестницу, а там темнота. Не знаю, лампочки все разом перегорели что ли… Но электричество в здании было, я видела, что окна в том крыле светятся. Ну, думаю, приехали, что делать? По темной лестнице мне одной спускаться страшно. Да и неизвестно – может, дверь на наш этаж на замке. Прикинь, спущусь в кромешной тьме с четырнадцатого на шестой и наткнусь на запертую дверь! Это ж можно от разрыва сердца скончаться! Я ведь никогда лестницей не пользовалась, только на лифте. Думаю, по ней вообще никто не ходит, кроме уборщицы. Что делать? Побежала опять в буфет, подошла к мужикам из «Ноктюрна», говорю: выручайте, номер горит, проводите меня до редакции. А они мне: погоди минут пять, нам сейчас кофе принесут, попьем и пойдем. Ну, делать нечего. Взяла себе тоже кофе. Вышли мы: три минуты восьмого уже было. Смотрим – а лифт-то заработал!

– А потом? Когда вернулась, что было?

– Да все как обычно. Заслала полосы в типографию, от них пришел окей, и где-то полвосьмого я ушла домой.

– Полосы, конечно, не просматривала?

– Перед отправкой-то? Нет. А смысл? Все вычитано, подписано в печать…

Олег покинул верстку абсолютно неудовлетворенный.

Вечером этого же многотрудного дня Кудряшов и Яна пересеклись в кафешке недалеко от дома Яблонской. В мгновение ока уничтоживший селедку под шубой, оголодавший Олег с нетерпением ждал второго – свиной отбивной с картошкой фри. Перед Яной стоял чайничек черного чаю и чашка с чаем уже остывшим. Яблонская машинально отщипывала от хлеба кусочки и отправляла себе в рот.

– У меня, честно говоря, никаких идей, – вяло сказала она, выслушав Кудряшова.

– Давай рассуждать логически.

– Давай. Только начни ты. Я отупела.

– Предлагаю начать с того, кто бы мог это сделать. Итак, чтобы иметь возможность внести правку в полосы, человек должен: а) – находиться в редакции в момент сдачи номера, а главное – после ревизионной корректуры, когда Анна Петровна окончательно вычитает полосы. И б) – владеть компьютером.

– Всего-то?

– Похоже, что этих двух условий достаточно. Поэтому те, кто ушел из редакции раньше того, как номер был подписан в печать, к этому делу причастны быть никак не могут. Теперь смотрим, кто был в конторе, когда Марина сдавала номер. Корикова ушла, Ростунов ушел, Анна Петровна с Серегой ушли, Крикуненко тоже нигде не видно, Череп болеет. Остаемся мы с Мариной.

– Значит, это она! Вот ни за что бы не подумала…

– Да не спеши ты с дурацкими выводами, – прервал ее Кудряшов. – Итак, я подписываю полосы в печать и ухожу из редакции. Остается одна Марина.

– Ну, не ожидала! Ей-то я чем помешала?

– Не горячись. Вспомни, что Марины как минимум 15 минут – а я думаю, все 25 – не было в редакции. Загадочная Зоина сменщица вызвала ее в буфет за пирожками. Не увидев пирожков, Марина могла бы уже через пять минут вернуться в редакцию. Но ей помешали обстоятельства – отключенный лифт и темная лестница.

– Там, наверно, так страшно… Никогда не ходила по лестнице.

– И я не ходил. Поэтому сразу же после разговора с верстаками сходил к начальнику АХО. Он очень удивился моему вопросу и заверил, что свет на лестницах всегда горит. Так положено по правилам пожарной безопасности. Однако отключить его может, в принципе, любой заинтересованный человек – выключатель находится на первом этаже. Поэтому нашему герою ничего не стоило вырубить на лестнице свет.

– А смысл? Все равно по лестнице никто не ходит, все едут на лифте.

– А чтобы отрезать Марине все пути возвращения в редакцию! Этот человек правильно рассчитал, что мало кому – и особенно девчонке – захочется шарахаться по темной лестнице.

– А лифт тоже он отключил?

– Конечно, кто же еще? Не надо иметь мозги Перельмана, чтобы вставить меж дверок лифта какую-нибудь чурку и тем самым его заблокировать. Никаких высоких технологий. А потом – сделал дело, вытащил чурку, спустился вниз. Все, лифт работает, и Марина возвращается в редакцию.

– Если она вообще оттуда уходила…

– Итак, что мы имеем? Во время отсутствия Марины в контору мог придти любой и быстро исправить мэра на мэрина и круги на овалы. Теоретически это мог быть кто угодно – уборщица, охранник, люди из соседних фирм. Но я не вижу смысла. Да и знать надо, как это сделать. Нет, тут кто-то свой.

– Значит, кто-то вернулся в редакцию? Или… или не уходил из нее! Ужас какой, Олег!

– Нет, ушли все. Это точно. Я запросил информацию у службы безопасности, когда у наших сотрудников электронные пропуска сработали на выход. Все чисто. Корикова ушла в…, – Кудряшов сосредоточился и выдал: – Значит, Корикова ушла в 17.50, Крикуненко – в 18.02, Ростунов – в 18.05, Анна Петровна – в 18.08., Сережа – в 18.12, ты – 18.27, и я – в 18.35.

– Ух ты, ну и память у тебя, Олег! Ну хорошо, они все ушли. А если кто-то вернулся обратно?

– В том-то и дело, что никто не вернулся.

– Да? Покажи-ка распечатку.

– Да я даже не брал ее. Прямо на мониторе у охранников все посмотрел.

– Ах не брал? Тогда почему я должна тебе верить? Ведь последними в редакции оставался ты с Мариночкой. О, я все поняла! – вскрикнула Яблонская так громко, что на нее недоуменно и заинтересованно посмотрели с соседних столиков. – Это все твои художества! Ты же спишь и видишь мое место занять! Меня и Череп не раз предупреждал. Все, ничего не хочу больше ничего слушать, мне надоели твои скандалы, интриги и расследования. Я написала заявление, и теперь ты можешь бежать к Сан Санычу и проситься на мою должность. Сработало, Олежек, радуйся! – Яблонская бросила на стол сотню – стоимость своего чая – и бросилась из кафе.

– Дура! – не сдержавшись, рявкнул ей вслед Кудряшов.

* * *

Едва Яблонская скрылась за дверями, как нарисовалась официантка с отбивной.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась она.

– Да, сто грамм «Хортицы». И большую кружку «Клинского».

Стоявшее перед Кудряшовым блюдо источало аппетитный запах жареного лука и мяса, однако он вдруг понял, что есть совсем не хочет. Не поверив своим ощущениям – аппетит у Олега был всегда – он подцепил на вилку пару брусков картошки фри. Нет, не показалось: есть вообще неохота. Кудряшов отодвинул тарелку и посмотрел вокруг.

За соседним столиком сидели две подружки лет 25: одна высокая и в теле, другая высокая и сухощавая. Он задержал взгляд на первой – она как раз сидела к нему лицом. Та по-свойски подмигнула Олегу. Сухощавая тут же обернулась посмотреть на того, кому ее подруга строит глазки. Олег через силу растянул губы – реагировать на дружелюбие девушек каменным лицом ему показалось неприличным. И вот…

– Да не парься ты так, рыжик, – обратилась к нему та, что была в теле, и поправила волосы.

– В самом деле, забейте и давайте радоваться жизни, – тут же подхватила сухощавая и бросила на него длинный взгляд из-за плеча. – Меня, кстати, зовут Аня. А ее Инна. А вас?

– Олег.

– Как-то неудобно говорить, сидя за разными столиками. Олег, пересаживайтесь к нам, – Аня произнесла это с утвердительной интонацией, как бы мягко приказывая Кудряшову подчиниться.

– Девчонки, да я уже домой собирался, – попытался отбояриться Олег. Аня ему не нравилась категорически, а Инна не нравилась просто. Да и, откровенно говоря, в таких ситуациях он терялся. Вот, сейчас придется развлекать их разговорами, а он – ох как это все не любит.

– Домой, говоришь? А чего тогда пиво заказал? – в лоб спросила Инна.

– Инн, я бы, кстати, тоже выпила пивка, – многозначительно сказала Аня.

Тут Олегу принесли его сто грамм и кружку «Клинского».

– Олег, можно мы у тебя по глоточку хлебнем, – враз заканючили подружки. – Попробуем, стоит ли брать…

Олег понял, что если даст девчонкам отхлебнуть из своей кружки по глотку – то это будет выглядеть довольно жлобски. Ясно, что Аня с Инной разводят его на пиво. Ну и подумаешь, куплю я им по кружке, ерунда-то! И он заказал официантке «Клинского» для Ани и Инны. И соленых орешков. И пакет чипсов.

– И сушеную рыбку я прямо обожаю, – протянула Инна.

– И сушеной рыбки, – сказал официантке Олег.

Не дожидаясь приглашений, подружки пересели за его столик. Олег залпом выпил свои сто грамм и взялся за остывшую отбивную – к нему вновь вернулся аппетит.

– Это твоя девушка была? – без околичностей поинтересовалась Аня.

– Да так… Коллега. Работаем вместе. А что?

– Да ну. Смотрела на меня как Ленин на буржуазию.

– Страшненькая, – добавила Аня.

– Да? – рассеянно сказал Олег и тут же понял, что если сам не переведет разговор в другое русло, то их треп с девчонками выльется в перемывание Яниных костей. – Да ладно, нашли о чем говорить. Лучше расскажите, чем вы занимаетесь.

– Я парикмахер-стилист, – сказала Аня. – Работаю тут недалеко, в салоне «Божество». Надо будет постричься, забегай ко мне, только позвони предварительно. Я сейчас тебе запишу номерок…

– Ага, обязательно, – Олег улыбнулся, вспомнив, что его матушка именовала этот салон не иначе как «Убожество». – А ты, Инн, где?

– А я в «Десяточке» на кассе. Но думаю сваливать – хозяин взял моду вешать на нас всю недостачу. А я что, дура, что ли? Охранники каждую ночь пивас тырят, а я раз в неделю бутылку шампусика возьму да рафаэлки – и что, мне за всех платить?

Официантка принесла две кружки пива и закуску. Олег глянул на Инну и… заказал себе еще сто грамм водки.

– И нам, – хором сказали парикмахерша и кассирша.

– Еще триста грамм. Или нет… давайте бутылку! – распорядился Олег. – И закусить чего-нибудь.

– Мне «Оливье», – сказала Аня.

– Жюльен и жареный сыр, – высказала пожелание Инна. – И селедочки с картошкой.

– А мне тогда еще жаркое по-русски в горшочке, – добавила Аня.

– Ты второе решила взять? Ну, мне тогда еще лазанью. С чем у вас лазанья есть? С курицей? С морепродуктами? А все вместе можно? – решила не отставать от подруги Инна. – Еще вон тот медовик с витрины. И блинчики с яблоками.

…Графинчик опустел еше до того, как подали горячее. Олег почувствовал, что его отпустило – ему даже захотелось попеть под караоке. Девчонки тоже закосели, и Олег нашел их очаровательно развязными. Во время бойкой беседы ни о чем они то и дело дотрагивались до его плеча, руки, а Инна даже как-то раз ненадолго положила ему руку на колено. В общем, вечер явно переставал быть томным…

Потом была вторая бутылка, затем пришли музыканты и заиграли что-то веселенькое и модное, подружки потащили Олега танцевать. И он, хоть и не любил это дело, но все же дал вовлечь себя в этот стихийный праздник без повода.

Спустя какое-то время Олег обнаружил, что куда-то исчезла Аня. Потом он поймал себя на том, что изливает Инне историю своего любительского расследования. Та слушала со всей возможной в ее состоянии внимательностью, но на самом интересном, как казалось Олегу, месте вдруг заявила:

– Мне тут надоело. Сколько уже натикало?

– Полвторого, – Олег долго всматривался в циферблат, пытаясь понять, сколько времени.

– Переночуем у тебя, океюшки? Заодно и проверю, правда ли ты не женат, как говоришь, – и Инна захохотала. – Все, едем!

«Действительно, а почему бы и нет? – спросил себя Олег. – Я не давал обета безбрачия и верность хранить никому не обещал. Не больной, не убогий – все, что надо, работает. Но почему тогда как-то не по себе? Будто что-то не то делаю? Радоваться надо, дураку, а у меня какие-то сомнения дурацкие…» И тут же его озарило: мешает Яна! «Ах Яна?! – внезапно на него накатила злость. – А не пошла бы она куда подальше со своими истериками и паранойей?! Все, хватит, нечего о ней и думать больше!»

И он по-хозяйски обнял Инну:

– Поехали.

– Олег, а у меня правда глаза красивые?

Сан Саныч был настолько зол на Яблонскую, что приказал рассчитать ее тут же, без всякой двухнедельной отработки, а исполняющим обязанности главреда назначил Кудряшова. Насчет преемника Яблонской пока ничего не было слышно – новых аудиенций ни Стражнецкому, ни кому-либо другому Чулков не назначал. Да и приходил ли к Сан Санычу Костик – это тоже был большой вопрос. Олег крепко подозревал, что все это фантазии хитрожопого Черемшанова.

После расставания в кафе Олег не звонил Яне. Во-первых, работа. Во-вторых, сказать было особенно нечего. И, в-третьих… Да что тут искать отговорки – обиделся он на Яблонскую! А почему нет? Даже если она считает его тормозом, это не значит, что с ним можно не церемониться.

Однако через три дня Яна сама позвонила ему.

– Олег, извини за тот раз, не удержалась, вспылила, – скороговоркой выдала она. – Меня просто понесло… Не дуйся, ладно?

– Проехали, – Кудряшов постарался произнести эту фразу холодно. – Но на будущее, прежде чем сказать, думай, что говоришь. Люди-то живые.

– Но и ты меня пойми. У меня такой ужасный темперамент! Тут уж ничего не поделаешь.

– Поделаешь, если только захочешь. Учитесь властвовать собой. Слышала, Пушкин написал?

– Ерунда все это. Нельзя себя изменить.

– Полностью – нет. Но работать над собой можно. Ты же позволяешь себе орать по поводу и без повода.

– А как я могу не орать? – начала заводиться Яблонская. – Как же мне тогда руководить? Они же на шею сядут и ножки свесят! Да если Ростунову не ввалить как следует, он вообще оборзеет! А из Кориковой я как человека сделала? Просто рвала ее писанину и швыряла в лицо! И ведь научилась девка писать. Конечно, тоже не фонтан, но и не сочинение ученицы пятого класса.

– А, может, Корикова без твоих истерик еще лучше бы стала писать? Ты не думала об этом? Может, она стала писать лучше не благодаря твоим оскорблениям, а вопреки им? А сколько времени у нас в редакции уходит на все эти разборки? Вместо того, чтобы работать, мы «вваливаем» и «вставляем», «вваливаем» и «вставляем». Ну, ввалила ты и ушла к себе в кабинет. А Корикова думаешь, тут же сядет и шедевр выдаст? Да ничего она не выдаст. Она тут же корвалолу накапает, потом полчаса в себя будет приходить. А ведь могла бы эти полчаса работать. И ведь как мало для этого надо: чтобы начальник не вваливал – а нормально, по-человечески, с уважением, высказывал свои претензии. Вот ты за что Кориковой в прошлый четверг ввалила?

– Сам знаешь, за что. За дело. Я звоню, а она сотовый не берет. Это нормально, ты считаешь? Начальник названивает, а подчиненный его в игнор отправляет?

– А почему ты не спросила ее, почему она не берет трубку?

– Да какая мне разница, почему? Давай я вместо того, чтобы газету делать, начну сеансы психоанализа проводить! У меня и своих проблем выше крыши, а я буду думать, почему Корикова то не сделала, да это не сделала!

– А напрасно не думаешь. Вот у тебя такая особенность интересная есть: ты почему-то сразу думаешь, что человек чего-то не делает из вредности. Но причины-то могут быть совсем другие. Корикова не игнорировала тебя, она просто ехала в маршрутке и не слышала, как звонил телефон. А иной раз – она мне сама рассказывала – и слышишь, что телефон звонит, а стоишь на одной ноге, и водитель дергает автобус туда-сюда… Просто нет возможности оторвать руку от поручня и залезть в сумку, чтобы телефон достать. А ты сразу же во всем контрреволюцию видишь!

– Тебе бы в адвокаты надо было идти, – ядовито прервала его Яна. – Только ты почему-то кого угодно готов защищать и находить им кучу оправданий. А ты подумал, почему я-то такая?

– Темперамент – ты уже говорила. И, видимо, какие-то психологические проблемы. Извини, я уж откровенно.

– У меня нет никаких психологических проблем!

– А почему ты тогда считаешь, что каждый хочет тебя обмануть, подставить, подвести? Откуда в тебе это? Почему я вот, например, не жду ни от кого подвоха?

– Извини, конечно, Олег, но ты немножко… лопушок. Всем веришь, все у тебя хорошие. А я всегда начеку. Чтобы я начала к человеку хорошо относиться, он должен заслужить это.

– А как же презумпция невиновности? Пока человек не сделал ничего плохого – мы должны доверять ему, уважать и так далее. Но если он как-то некрасиво себя поведет – я буду с ним начеку. Но не наоборот… Все, ладно, мне надоела эта сказка про белого бычка. Лучше расскажи мне, как у тебя дела.

– Пока дома сижу. Представляешь…

И Яна рассказала Олегу, что за те несколько дней, что прошли с момента ее опалы, ей не позвонил никто из коллег. Просто удивительно. А уж как Карачарова ее ценила, уж как уговаривала не уходить из «Эмских» – а сейчас, когда она попала в передрягу, ни гу-гу. Пащенко тоже, казалось бы, мог поинтересоваться, что с ней приключилось. Даже из чистого любопытства. А почему не спешит набрать ее номер Крикуненко, которую она позвала на работу? Ростунов, которого она взяла обратно в «Девиантные»? И самое-то главное – где Корикова? Корикова, которую она, как папа Карло, терпеливо вырезала из ну абсолютно малопригодного куска дерева? Ведь эта Алина, когда переступила порог «Эмских», двух слов не могла на бумаге связать! Не знала, чем дивиденды от диссидентов отличаются!

– И я ведь не отвергла ее! – говорила Яблонская Олегу. – А стала с ней заниматься. И вот, сейчас, когда она более-менее встала на крыло, она даже не чувствует ко мне никакой благодарности. Она думает, что раз я больше не главный редактор, то меня уже типа списали на берег, и я ей никогда не пригожусь. Вот видишь, Олег, я в человека всю душу вложила, а человек мне в трудную минуту даже не позвонит, чтобы спасибо сказать!

– Да не надо ждать от людей какой-то сверхъестественной благодарности, Ян. Ну, сделала ты из нее человека – но для кого ты это делала?

– Для кого? Для нее, конечно!

– Нет, для себя, в первую очередь. Чтобы у тебя под рукой всегда была толковая корреспондентка, которая и на труп съездит, и в гримерку к звезде пролезет, и губернатору острый вопрос задаст, и все тебе это вовремя отпишет. И чтобы твой отдел хорошо сработал, чтобы вами была довольна Карачарова, и чтобы ты получила премию и благодарность за хорошую работу. Разве не так? Что-то, когда к вам приходили другие стажеры, ты не бросалась их опекать!

– А без толку. Я же видела, что они тупые, и долго у нас не задержатся.

– Значит, Корикова была не такой уж безнадежный случай, если ты за нее взялась? Тогда почему ты твердишь, что сделала ее буквально с нуля? Не была она нулем никогда, а вот ты с ней обращалась как с нулем.

– Эк прорвало тебя сегодня, Олег. Ты прямо готов меня с лица земли стереть! Но я тебе самого удивительного еще не рассказала. Представляешь, кто мне позвонил? Да-да, Череп! Сказал, что было приятно со мной работать, что газета при мне стала лучше, и теперь он всем будет советовать брать в главреды женщин. В общем, утешил, как мог. Видишь, как в жизни получается? Ты думаешь: человек тебе друг – например, как Корикова. А вот у тебя неприятности, и где та дружба? Но и наоборот бывает. Каким уж мерзким типом мне Петр Данилыч казался. А видишь, позвонил, теплые слова сказал… Как вот тут поймешь: кто тебе друг, а кто враг? Как, Олег?

Четверговый выпуск сдавался хорошо, график соблюдался, несмотря на отсутствие Черепа. «Освобожусь пораньше, куплю пивка, поеду домой и пораскину мозгами в спокойной обстановке», – решил Олег.

Но не тут-то было! Зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.

– Приветики! Давай-давай узнавай скорее! Правда, что ли, не узнал или придуряешь? Ну, тогда богатым будешь, – заливался веселостью голос Инны. – Как делищи? Все нормуль? Головка не бо-бо?

– Нормуль, нормуль, – машинально ответил Олег. Вот те на! Он еле выпроводил эту девицу из своей квартиры и намеревался забыть ее как дурной сон, а она тут как тут! И телефон умудрилась где-то раздобыть. Неужели шарила в его мобильнике?

– А у меня так калган трещал, ты не представляешь! – тем временем продолжала Инна.

– Калган?

– Ну, башка, в смысле. Вчера тоже с девками по квасу дали. Как насчет поправить здоровье? Попьем пивка вечерком?

– Нет, Инн, сегодня никак. Много дел. Раньше девяти с работы не выберусь. В другой раз.

– В девять? Ну и нормуль. Я к тебе в редакцию подъеду.

– Тебя не пустят. У нас пропускная система.

– Да что ты говоришь! Меня? Не пустят? Об чем спорим, что я смогу пройти к тебе в редакцию?

– Да не сможешь ты, и спорить нечего. У нас электронные пропуска.

– Об чем спорим, говорю!

– Об чем, об чем… Об чем хочешь.

– Давай так. Если я сегодня в восемь зайду в твой кабинет, то с тебя кафешка и пивас. Океюшки?

– Океюшки, – обреченно произнес Олег.

– Ну, чао-какао! – и Инна отрубилась.

Кудряшов подошел к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отражение. Что происходит? Что за нездоровый интерес вызывает он у этой девицы? Почему Аня с Инной привязались именно к нему? Ведь были же еще парни в кафе… «Вот только не надо говорить, что я весь из себя офигенный красавец, – иронично сказал себе Олег. Понятно, что девчонки хотели попировать за чужой счет. Ну ладно, выкинул я три тысячи на эту пьянку, дело наживное. Ну ладно, эта Инна потом облевала мне полквартиры, и утром я ее еле растолкал. Так ей, похоже, нисколько не стыдно за свои художества! И вновь тянет на подвиги. Нет, никаких встреч. В редакцию она попасть никак не сможет. А я уйду пораньше, и пусть она сколько угодно топчется внизу… Может, тогда догадается, что ее внимание слишком назойливо».

Однако все получилось не так, как напланировал себе Кудряшов. Надежды на раннюю сдачу номера не оправдались – черт дернул директора сети продуктовых магазинов застрелиться прямо у себя в кабинете. Известно об этом стало только в четыре вечера. Корикова с Филатовым бросились на место происшествия, Ростунов засел прозванивать оперов и «скорую», Крикуненко набрала знакомого психотерапевта и записала любопытные сведения о росте суицидов в октябре-ноябре… В общем, текст ушел на верстку только без пятнадцати восемь. Едва Олег перевел дух, заварил кофе и намазал бутерброд плавленым сыром, как дверь в кабинет распахнулась, и перед ним предстала Инна! В полном восторге от своей находчивости, она с победным видом прошествовала к его столу и, модельно отставив ногу в сторону, припала на бедро. Заправленные в белые сапоги узкие джинсы придавали ее крупу еще более габаритный вид, изобильная талия наползала над низким поясом, но эта уверенность в собственной неотразимости!

– А ты не верил! – выпалила она. – Гони пивас!

– Но как тебе это удалось? Ты убила охранника?

– Ха-ха! Да я сквозь стену пройду!

– Но как? Говори скорее, очень любопытно, – наконец-то к Олегу вернулся дар речи.

– Как-как? Кверху каком, блин! Все просто. Ты мне вчера сказал, где работаешь. А Верка – ну, мы с ней квартиру снимаем – здесь же вкалывает!

– У нас в редакции?

– Тупишь. Они люстрами Чижевского торгуют. Контора на втором этаже. Верка уже в шесть дома. Ну я и слямзила у нее пропуск.

– Слямзила? В смысле, украла?

– Ну уж, украла! – Инна изобразила обиду и вытянула уточкой обильно намазюканные блеском губки. – Взяла попользоваться! Потом обратно в сумку ей положу. Она и не заметит ничего…

– Слямзила. Не заметит ничего, – машинально повторил Кудряшов. – Никто ничего не заметит.

– Эй, я что-то не въехала, ты из меня воровку что ли делаешь? – Инна плюхнулась на диван и с вызовом закинула ногу на ногу. – Сам весь такой моральный, что ли? Ой, не смеши мои тапки!

– Никто ничего не заметит, – еще раз, словно в ступоре, повторил Кудряшов и вдруг порывисто вскочил с кресла, расплескав кофе.

– Инка! Чудо! – он пылко заключил бесцеремонную деваху в объятия. – Как я раньше не догадался! – и Олег выбежал из кабинета.

* * *

– Брат, выручай, – доверительно обратился он к дежурному охраннику – туповатого вида мужичку за сорок. – Мне нужны данные относительно того, кто 31 октября входил в здание с 18.25 до 19.15.

– Да не вопрос. Пиши запрос, батя рассмотрит и решит, давать тебе что или нет.

– Не, так не пойдет. Вопрос личный. Понимаешь, у меня из стола свистнули бутылку коньяку. Кореш прислал из Дагестана. Служили вместе. Обидно.

– Да уж, понимаю.

– Хочу вычислить крысу.

– Одобряю.

– И наказать.

– Всяко!

– Но шума поднимать раньше времени не хочу. Подозреваю я одного человечка. В общем, надо бы его по-тихому проверить.

– По-любому.

Охранник целиком и полностью одобрял намерения Олега, но, тем не менее, с места не трогался и смотрел на него выжидательно.

– Давай так: помогаешь мне – пузырь с меня, – наконец, сообразил Кудряшов.

– Так бы сразу и сказал. Пузырь – это по-нашему. Только сегодня поставишь.

– Сегодня.

Охранник минуты с три щелкал по клавиатуре компьютера, и вот наконец на экране открылся список, кто и когда проходил через вертушку в интересующий Кудряшова день. Он еле дождался, пока этот увалень догадался прокрутить страницу вниз, на нужный отрезок времени. Увы! В списке значились сплошь и рядом незнакомые фамилии. Кто эти люди – Олег не имел ни малейшего понятия. В здании – 14 этажей, более трехсот офисов…

– Слышь, братан, а можно посмотреть, кто откуда?

– Прописку, что ли?

– Да нет. Кто из какого офиса.

– Не, это сложно. Но можно.

– Ну и что застыл? Давай посмотрим.

– Мне бы тогда еще палку «салями» и банку «Нескафе».

– Ну ты раскатил губу. Что так много-то?

– Информация секретная.

– Ладно, все будет. Только завтра. Да не смотри ты так! Не обману. Здесь просто не знаю, где купить.

– Не, а пузырь давай сегодня. Мне тут всю ночь кантоваться.

– Ладно, ладно. Только распечатай мне все это дело.

Через три минуты у Кудряшова в руках было четыре листа с перечнем фамилий. Но они не говорили ему абсолютно ни о чем…

Этот вечер Кудряшову пришлось провести в пивбаре с Инной. Но нельзя сказать, что для этого ему пришлось наступить на горло собственной песне. Во-первых, он чувствовал к толстухе некую благодарность – еще бы, ведь именно она невольно подсказала ему, в каком направлении двигаться дальше. И, во-вторых, он и сам был не против поднять кружечку-другую после тяжелого рабочего дня. Единственное, что его волновало – как бы Инна опять не напросилась к нему ночевать. Но сегодня Олег решил быть непреклонным. «Не так часто, детка», – подумал он.

– Так, мне две кружки «Стеллы Артуа». Три пакета копченой рыбки. Салат из ветчины с сыром. Пакет чипсов со вкусом икры. И горячий бутерброд! – объявила Инна официанту, вольготно расположив голые локти на столе и подперев пухлыми ладошками сочные щеки.

– Так, друг, ничего из этого не надо, – решительно встрял Кудряшов. – Кружка «Стеллы Артуа», кружка «Клинского» и два пакетика рыбки.

– Как?! – выкатила на него глаза Инна. – Я есть хочу!

– Время девять вечера, а ты заказала гору хавчика. Лично я пузо отращивать не собираюсь и тебе не советую.

– Ты бы видел, сколько лопает Анька!

– При чем тут Анька? Она худая как жердь, ей можно есть вагонами. А мы с тобой… ну, все-таки склонны к полноте.

– А-а, все понятно. Тебе просто жалко бабосов. Ты вообще жмот. Когда я к тебе пришла, ты жрал бутерброд, а мне даже не подумал предложить! А я есть хотела. Я ведь без ужина сегодня. Только с Веркой на двоих пиццу съели, и все!

– А у тебя другие темы, кроме жратвы, есть? – Олег решил не миндальничать с новой знакомой.

Удивительно, но Инна очень легко переключилась на другие темы и вывалила на Олега кучу сумбурной информации про шашни Вики из любимого сериала, про гадящих под дверями кошек соседки, про козла начальника, который запретил красить ногти на рабочем месте… Олег смотрел на нее ясными глазами, но мысли его были далеко.

«Очень вероятно, что наш мистер или мадам Икс попали в здание по чужому пропуску. Но как выяснить, по чьему? Чисто теоретически любой из редакции может быть знаком с кем угодно из трехсот контор офисного центра. Конечно, первым делом стоит отсмотреть сотрудников соседних фирм – все-таки тут пересечения более вероятны. Но тогда в число подозреваемых автоматически возвращаются и Корикова, и Ростунов, и Крикуненко, и Филатов, и верстальщик Сережа, и Анна Петровна. Все они могли покинуть здание по своему пропуску, а вернуться по чужому.

Так, а как у них насчет алиби? Корикова утверждает, что с 18.10 до 18.40 прыгала у «Десяточки», а потом поехала домой. Кто это подтвердит? Никто. Ростунов говорит, что был вызван неизвестными в Кучкино. Но опять же, все эти утверждения – на его совести. Крикуненко же вообще отказалась говорить о том, как провела время после 18.00. И узнать это нет никакой возможности. Анна Петровна? Сережа? Это вообще темный лес. Хорошо хоть Филатов на этот день брал административный – ему срочно надо было сгонять в Москву. Стоп, а чего хорошего-то? Неизвестно еще, ездил ли он туда на самом деле…».

– Эй, але, ты уснул, что ли? – мерный шум бара прорезал басовитый голос Инны. – Я говорю, пойдем завтра на «Перенаселенный материк»?

– Не, я на такое не хожу.

– Это еще что за заявки?

– Люблю другое кино. Тарковский, Феллини, Альмодовар…

– Ага, мудовар! – расхохоталась Инна. – Скучный ты! Слова из тебя не вытянешь, приходится постоянно самой языком молоть. Рассказал бы хоть какой анекдот что ли. О, я вспомнила классный! Сидят Бузова и Водонаева на лобном месте…

– Не, я сейчас тебе кое-что другое расскажу, – в Кудряшове проснулся азарт. – Пошли мы как-то с пацанами попить пива. Ну, купили водки бутылки три, полторашек «Эмского» взяли четыре…

– Четыре? – с недоверием переспросила Инна. – Маловато. Сколько пацанов-то было?

– Четверо. А потом еще Леху встретили. Ну, мы поддали, потом еще решили за пивасом сходить и водяры прикупить. И вот идем мы такие бухие, Леха вообще в сисю пьянущий, а навстречу менты…

– Ну, ну, – Инна вся обратилась в слух. – Класс!

– А менты-то девки! Девки на лошадях. Конный патруль. Ну, Леха бросился их на сотик щелкать да поскользнулся на конском дерьме и грохнулся. Девки ржут не могут, мы вообще валяемся.

– Ой, ой, обоссака, – загибалась от хохота Инна. – И чо?

– И тут Леха так поднимается, сначала на карачки, потом на одно колено, потом на другое. К нам ручонки тянет, а мы от него шарахаемся – он весь в дерьме и какой-то хрени. Ну на фиг. И только он хотел подняться, как его повело. Ну, он одну милиционершу за ляжку как схватит! Она завизжала, лошадь взбрыкнула, и Леха опять со всей дури грохнулся на землю. Прямо в другую конскую лепешку!

– Ну засранец! – заливалась Инна. – И чо?

– А я и не знаю, чо, – неожиданно Олег перешел на привычный спокойный темп. – Конечно, ничего этого не было. Я просто придумал все это прямо сейчас, чтобы тебя развеселить.

– Как – не было? Чо за приколы-то нездоровые, я не поняла?

– Ну ты сама подумай. Какое могло быть конское дерьмо, когда милиционерши ехали нам навстречу?

– Ну?

– Где было бы тогда дерьмо?

– В каком смысле?

– Перед лошадьми или за ними?

– Ну, конечно, за. Ты меня дурой что ли считаешь?

– А как тогда Леха мог на нем поскользнуться? – Кудряшову становилось все скучнее и скучнее. – Он что, сзади, что ли забежал? Ну, ты подумай.

– Ты это специально сочинил, чтобы меня подловить и выставить дурой? – вскипела Инна.

– Да нет. Мне просто хотелось порадовать себя смешной историей. Но, к сожалению, в жизни со мной ничего комичного не случается. День прожил – и хорошо. Завтра будет точно такой же. И через неделю, и через год. И так уже много лет.

– Не, лучше застрелиться, чем так жить! Это ж скука смертная. Не, рыжий, надо развлекаться как-то, в кино ходить, в кафешку, в торговые центры… А ты один киснешь.

– А я привык быть один. Мне это даже нравится.

– Не, – безапелляционно заключила Инна. – Что угодно, только не одиночество.

Олег понятия не имел, за какую ниточку теперь тянуть. Как-то разом они все оборвались. Составлять списки личных контактов всех сотрудников «Девиантных» и искать пересечения с людьми из списков? Но на это может полжизни уйти. Узнать что-то про тех работников из других офисов, кто с 18.30 до 19.15 вошел в здание? Но их больше пятидесяти человек.

Олег представил, как человек с неразличимыми пока чертами на цыпочках подходит к чьему-то пальто и вынимает из кармана электронный пропуск. Или роется в чьей-то сумке, методично обшаривает отделения портмоне. Возможно и такое: владелец пропуска передает ему карточку добровольно, будучи, например, в курсе намерений приятеля. Так или иначе, ясно одно: они где-то пересекаются до часа икс. Где-то вне здания.

К примеру, Анжелика Серафимовна в свои 18.02 выходит с работы, заходит в колбасную лавку напротив, чтобы прикупить к ужину «Докторской» и видит в очереди… кого? Олег пробежался глазами по списку, который получил от охранника. Ну вот, допустим, некую Марьянову из фирмы «Мягкое место». У них на первом этаже магазин – там они диванами торгуют, а на третьем – офис. Допустим, Крикуненко и Марьянова знакомы, и работница «Мягкого места» радостно приветствует Анжелику Серафимовну, предлагая ей встать в очередь сразу за ней. Конечно, те, кто стоит сзади, недовольны, но Крикуненко-то какое дело? Она протискивается к Марьяновой, очередь сзади напирает, в лавке вообще теснота… Тут Крикуненко якобы толкают, она будто бы теряет расновесие и, пытаясь удержаться, хватается за Марьянову. Та хватается за нее. Пара секунд вынужденных объятий, и пропуск из кармана пальто Марьяновой перекочевывает в карман Крикуненко. И вот, пожалуйста, в 18.32 Анжелика Серафимовна, пользуясь пропуском Марьяновой, возвращается в здание.

Но в редакции еще остаюсь я и Марина-верстальщица. Крикуненко отслеживает, когда я покину офис, потом выманивает Марину в буфет, садится за компьютер…. А вот тут нестыковка! Анжелика Серафимовна так и не утрудилась его освоить, до сих пор катает тексты от руки и носит Гале в набор.

А, может, это Корикова? Алина ушла с работы в 17.50 и якобы попылила на встречу к «Десяточке». На самом-то деле она могла никуда не ездить, а зайти в соседнюю кафешку. И вот ест она свое мороженое и вдруг видит, что в зал заходит … ну, кто, например? Олег опять пробежался по списку. Да вот хотя бы Сверчков из фирмы «Сириус». Это, кажется, на седьмом этаже, торгуют оптом стройматериалами. Этот Сверчков с коллегами запросто могли зайти остограммиться после работы. Они вешают свои куртки как раз на ту вешалку, где висит куртка Алины. Лучшего и придумать нельзя! Высвобождая свою одежду из-под навешанных на нее курток, Корикова легко и непринужденно обшаривает карманы. И вот пропуск Сверчкова у нее в руках. Гениально, Олег Викторович!

Да, а что гениального-то? Дурь полнейшая. Крикуненко еще может пройти в здание по пропуску Марьяновой – допустим, они примерно одних лет и похожи внешне. Но Корикова никак не может сойти за Сверчкова. Все-таки охранник иногда поглядывает на совпадение внешности входящего и фото на пропуске. Нет, Корикова никак не могла воспользоваться пропуском Сверчкова. Зато это мог сделать Леха Ростунов или Сережа-верстальщик. И не сбрасываем со счетов Филатова…

На следующий день в редакции появилась Яблонская. Коллектив встретил ее нейтрально, чувствовалась взаимная неловкость. Корикова, например, лишь поинтересовалась, как у бывшей начальницы дела и углубилась в работу. Ростунов с Филатовым и вовсе только поздоровались и ушли курить.

«Надо же, неделю назад все было совсем по-другому, – подумала Яна. – А сейчас я для них отрезанный ломоть, и совершенно им неинтересна. Но Корикова-то какова!»

Кабинет Яблонской пока пустовал. Олег редакторствовал в своем. Яна принялась разбирать свои вещи. Сколько всего натащила она сюда всего-то за полгода работы! Зачем, спрашивается, она притащила из дома и развешала по стенам благодарственные письма, которые ей некогда вручали мэр, губернатор, МЧС и так далее? Ярмарка тщеславия – упрекнула Яблонская саму себя, снимая бумаги со стен. А диск «Здоровье» она зачем приперла? Думала, что будет делать перерывы и крутиться на нем, разрабатывая талию. И сколько раз она на него встала? Три или четыре. А вот этот увесистый том афоризмов? Хоть раз она его открыла? Ни разу! А ведь думала, что в пятничном номере будет у нее такая фишка – на каждой полосе будут стоять подходящие к теме крылатые слова кого-нибудь из великих. И что из задуманного она сделала?

– Ян, давай ты потом разберешь вещи, – в кабинет заглянул Кудряшов. Он деликатно заменил «соберешь» на «разберешь». – Пойдем лучше в буфет сходим.

В буфете было всегда меньше народу, чем в столовой – здесь было дороже. Да и еда была «несерьезная»: бутерброды, пирожные, кофе. Олегу и Яне удалось занять козырной столик у окна, из которого открывался великолепный вид на историческую часть города.

– А мне Карачарова позвонила, – поделилась Яна. – Слава Богу, хоть она не верит в то, что я могла допустить такие ошибки. Предлагает вернуться. Неохота, конечно. Но если ничего лучше не появится, пойду опять в «Эмские». Кстати, как там у тебя продвигается расследование? Или ты бросил заниматься этой ерундой?

– Нет, не бросил, – и Олег вкратце изложил Яне последние новости.

– Нет, Олег, чую я, что все было не так, – с интересом выслушав его, сказала Яблонская. – Ты говоришь о каких-то спонтанных вариантах. Но здесь все явно было продумано от и до. Тот, кто это сделал, очень хорошо подготовился. Выманил из редакции Корикову, Ростунова, Крикуненко. Был уверен, что в редакции не будет ни меня, ни тебя. Ведь это очень странно, что в 18.30 на работе осталась одна Марина. Много ли ты таких случаев припомнишь? Нет, тут все было спланировано, и человек либо уже имел чей-то пропуск, либо был уверен в том, что его получит!

– Но при каких условиях он мог быть в этом уверен?

– Наверно, только при одном – если он был близко знаком с этим человеком, доверял ему и был на него более или менее похож. Я думаю, так, – рассудила Яна.

– Думаешь, он посвятил этого человека в свой замысел?

– Не обязательно. Мало ли что можно наплести правдоподобного.

Помолчали. Съели по куску пиццы.

– А вариант с кражей пропуска ты не рассматриваешь? – заговорил Олег.

– Не мог он выкрасть пропуск, не мог! У нашего мистера Икс не было никакой гарантии, что ему удастся с кем-то это проделать. Тут ведь надо как минимум еще два условия выполнить: чтобы человек был точно работником нашего здания, и имел примерно такие же внешние данные, как и наш деятель. И как ты себе представляешь в этой ситуации ту же Корикову? Рискуя быть замеченной, она тусуется у здания, выжидая, пока выйдет кто-то похожий на нее, а потом идет за ним? Ну, а дальше что? Этот кто-то мог не идти ни в кафе, ни в колбасную лавку. Он мог спокойно сесть в машину и уехать. И что тогда? Нет, все было продумано, и человек не сомневался, что в нужное время пропуск будет у него в кармане. Кроме того, ты забываешь вот про что: если бы он выкрал карточку, то потом он должен ее как-то вернуть. А как?

– Да зачем возвращать-то? Попользовался и выкинул. Его, что ли, проблемы?

– Но тогда тот, кто потерял пропуск, должен был хватиться его уже на следующее утро. Пришел к вертушке – а пропуска-то в кармане и нет.

– Но не обязательно на следующее утро. У человека мог быть и другой график. А, может, он как раз со следующего дня в отпуск ушел и сейчас отдыхает где-нибудь в теплых странах и даже не подозревает, что у него вытащили пропуск.

– Или, например, он на следующий день заболел, – продолжила Яна мысль Кудряшова. – А что, тоже вариант! Да что мы гадаем тут на кофейной гуще, если ты можешь пойти к охраннику и узнать, кто за последнюю неделю просил заменить пропуск.

– Точно. Тем более, как раз сегодня мой прикормленный Витек дежурит.

Через полчаса Кудряшов положил перед Яной обрывок газеты, на котором были коряво написаны три фамилии. Синицын, Гальперин и… Марьянова! Олег с Яной переглянулись.

– В общем, так, – сказала Яна. – Я хочу посмотреть на эту Марьянову. И я пойду сейчас в «Мягкое место»!

– Куда-куда ты пойдешь?

И оба расхохотались.

* * *

«Мягкое место» Яна нашла без труда. Но под каким предлогом ей заговорить с неведомой Марьяновой и, тем более, выведать у нее подробности пропажи пропуска? Ладно, для начала надо хотя бы взглянуть на эту даму. И Яна толкнула дверь офиса.

– Здравствуйте, – с выражением крайней приветливости на лице она обратилась к трем сидевшим в офисе женщинам и одному мужчине. – Я по поводу диванов. Хотим купить для офиса два новых. Вот и решили первым делом у вас посмотреть.

– И очень правильно сделали, – поднялась навстречу ей дама восточной внешности. – Наши эксклюзивные модели разработаны в соответствии… создавались специально для… не имеют аналогов…

Приятно улыбаясь, Яна выслушала заученную речь. На бейдже дамы она прочитала, что зовут ее Лариса Ивановна Цхай. Когда поток красноречия иссяк, кореянка предложила Яне ознакомиться с каталогами. Усевшись в кресло, та принялась штудировать проспекты, краем глаза наблюдая за сотрудниками офиса и размышляя, что же ей делать дальше. Минуты через три о ней совсем забыли.

– Мне кое-кто по секрету шепнул, что с нового года нас всех переведут на сделку, – объявила одна из женщин.

– Помилуйте, со стороны руководства это так несправедливо! – всполошилась другая. – Как будто от нас что-то зависит. Продаем-то не мы, а нижние.

– А вот хотят, чтобы продавали и нижние, и мы, – ответила первая дама. – А как мы это будем делать – никого не интересует.

Секунд десять помолчали, потом кореянка сказала:

– Лично мое мнение такое: нас хотят подвести под увольнение.

– Да бог с вами, Лариса Ивановна! – всплеснули ручками две первые дамы. – Откуда такие идеи?

– Посмотрите сами: много ли мы продали за последний месяц?

– Сколько клиентов пришло, столько и продали. Как будто от нас что-то зависит, – сказала первая дама.

– На самом деле, Лариса Ивановна, думайте, что говорите, – обиженно заявила другая. – Кто нам звонит – тем мы и продаем. Не могу же я на улице людей за рукав дергать: купите у нас диван!

– В общем, продали вы, дорогие дамы, на троих пять диванов, – подал голос единственный мужчина. – Пять диванов! Тогда как нижние продали сто семнадцать. Почувствуйте разницу.

– То есть вы, Виталий Владимирович, тоже считаете, что нас хотят отсюда выжить? – с заискивающим видом обратилась к мужчине первая дама.

– Наверно, не выжить, а заставить как-то крутиться…

– А что вы думаете про увольнение Дарьи Сергеевны? Может, следующими будем мы?

– Может быть, – отвечал мужчина. – Дарья Сергеевна, если уж начистоту, била баклуши. В сентябре она продала один диван, в октябре два, а в ноябре ни одного. И это называется менеджер оптовых продаж!

– Вы это так говорите, как будто вам нисколько не жаль бедную Марьянову! – бросила мужчине вторая дама. – И не надо врать, что в ноябре она не продала ни одного дивана. А как же та взбалмошная журналистка?

Яна вся обратилась в слух.

– Взбалмошная журналистка, вы говорите? – сказал мужик. – А она разве что-то купила?

– Да она неделю ходила, обивку выбирала!

– Выбирала, да не выбрала. Не купила она никакого дивана. Вот, смотрите, – и он ткнул пальцем в настольный календарь. – Она на следующий понедельник у Марьяновой записана на прозвон. Но раз Марьяновой нет, вы можете забрать себе клиентку и вести ее дальше.

– Никогда не переманивала у коллег клиентов, – с пафосом сказала одна. – Это низость.

– Зачем она мне, если по две недели не может решить, берет она диван или нет, – высказалась другая.

– Ну, все с вами ясно, – махнул рукой мужик. – Но уж, пожалуйста, не удивляйтесь, когда следующими за Марьяновой на выход пойдете вы.

– Не надо каркать, Виталий Владимирович! – окоротила его первая дама. – Как бы не вы первым пошли на выход.

– Только щеки надуваете и штаны здесь протираете, а компании от вас никакой пользы, – добавила вторая. – Одно и знаете: свои цифры.

– Знаете, Виталий Владимирович, давайте я буду вести эту клиентку, – неожиданно обратилась к мужчине кореянка. – Пусть она пока ничего не купила. Может, потом купит. Как ее зовут?

– Анжелика Серафимовна Крикуненко, – продиктовал мужчина. – Телефон…

Яблонская опять чуть не подпрыгнула на месте. Вот так Олежек! Фантазировал, фантазировал – а попал прямо в точку. Похоже, между Крикуненко и Марьяновой действительно имелась некая связь.

– Лариса Ивановна, – обратилась Яблонская к кореянке. – Скажите, а какие диваны у вас лучше всего берут? Что вообще людям нравится? Вот эта клиентка – вы сейчас имя такое красивое назвали – что хотела взять?

– Ой, эта клиентка – это что-то с чем-то. У нее каждый день были новые идеи. То один диван, то другой, то третий, – доверительно сообщила Цхай. – Марьянова уж не знала, что ей еще предложить. Вроде остановятся на кушетке «рекамье» – а на другой день клиентка требует «хай тек».

– Ну надо же, какие капризные люди бывают!

– Да и наша Дарья Сергеевна хороша. Человек старой закалки. Три года до пенсии. Угождать заказчику – что вы, это ниже ее достоинства. А как продавать, если не угождать?

– Просто не представляю, – с преувеличенным вниманием поддакнула Яна. – Но ведь и Марьянову жалко. Вы говорите, три года до пенсии. И куда вот она сейчас пойдет?

– Да все нормально у нее. Она уже устроилась на новое место. На втором этаже работает – только пропуск перерисовала. В столовой на раздатке стоит. У нее же первое образование – кулинарный техникум.

Пообещав Ларисе Ивановне в ближайшее время совершить покупку, Яна быстро спустилась в столовку. Время подходило к часу, первая волна обедающих уже схлынула. Чтобы рассмотреть раздатчицу, Яне не пришлось выстаивать огромную очередь.

– Первое берем? – без особой любезности бросила женщина Яне. – Солянка, рассольник, вермишелевый с фрикадельками?

– А рисового молочного нет?

– У нас не диетическая столовая! – отрезала та.

Яна всмотрелась в раздатчицу. Из-под белого колпака выглядывают кудреватые волосы со следами мелирования, рост чуть выше среднего, костлявые ключицы, накрашенные голубым веки… Обычная тетка предпенсионных лет. Примерно такая же, как Крикуненко – только менее рафинированная…

– Ой, а вы не в «Мягком месте» работали? – как будто бы ее только что озарило, воскликнула Яна. – Лицо такое знакомое…

– Работала, да уволилась. Сволочная конторка, – откомментировала раздатчица. – Тут сытнее будет. После четырех – дуй на все четыре стороны. А там торчи до вечера!

Через пять минут Яна уже стояла перед Олегом.

– Я нашла нашу мадам Икс! – выпалила она. – Олег, ты гений! Ткнул пальцем в небо и все угадал!

– Какая мадам Икс?

– Какая-какая? Анжелика Серафимовна Крикуненко!

– Да ну, не может быть.

– Почему не может-то? Все совпадает! Оказывается, они были знакомы с Марьяновой, да и внешне похожи. Я ее раскусила! Давай сейчас же вызовем ее и выскажем все, что о ней думаем.

– А Анна Петровна?

– Что – Анна Петровна? – оторопела Яна.

– Неделю назад ты с пеной у рта доказывала, что это проделки Анны Петровны. Потом обвиняла Марину. Даже я – и то под раздачу попал. А теперь вот Анжелика Серафимовна…

– Ну, уж тут все точно, как в аптеке. Все сходится, Олег!

– Пусть даже все сходится. Но что ты предъявишь Анжелике Серафимовне? У тебя же нет ни единого доказательства. Одни догадки.

– Да, – Яна на секунду задумалась. – Доказательств никаких. Ну и что? Возьму ее на испуг, и все.

– Кого угодно, только не Крикуненко.

– И что ты предлагаешь?

– Продолжать собирать информацию и искать доказательства.

– Как ты себе представляешь эти доказательства? Бантик с туфли Анжелики Серафимовны, валяющийся под столом на верстке? Сережка Кориковой, закатившаяся под клавиатуру? Заклепка с косухи Филатова? Любимые презервативы Ростунова, завалившиеся за системный блок? Брось, такие вещи бывают только в кино.

Тут у Кудряшова зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.

– Алло!

– Чмоки-чмоки! Это я! – в трубке раздался голос Инны. Кудряшов тут же обругал себя за то, что до сих пор не потрудился занести ее телефон в адресную книгу. Знал бы, что звонит Инна – точно бы не взял трубку. Тем более – при Яне…

– Я сейчас страшно занят… Не могу говорить… Нет, сегодня никак… На «Перенаселенный» не пойду… Пива не буду… Все, пока, созвонимся, – и он нажал отбой.

– Кто это? У тебя есть девушка? – без обиняков поинтересовалась Яна.

– Да нет, какая девушка… Так, познакомились в кафе, – Кудряшов поймал себя на том, что как будто оправдывается перед Яблонской.

– Рада за тебя, – холодно заметила Яна. – Ладно, пойду собирать свои шмотки.

В коридоре она столкнулась с Анжеликой Серафимовной. Семеня тонкими ножками на каблучках-«рюмочках», та спешила на верстку. Действительно, очень похожа на Марьянову, подумала Яна. Линялые кудерьки с белесыми проблесками, голубые тени, трикотажный костюмчик, бусики из каких-то самоцветов… И как посмотрела на нее! С ненавистью какой-то, злорадством… И что этот тормозной Кудряшов медлит? Ведь все ясно как божий день…

Через неделю вышел на работу Черемшанов. После больничного он заметно посвежел и даже немного раздобрел – видимо, Полина Георгиевна каждый день радовала мужа лимонными кексами. Под занавес первого рабочего дня Череп заглянул в кабинет Кудряшова с бутылкой коньяка.

– Выпьем, Олег Викторович, за мое выздоровление и твое назначение?

Кудряшов протер гостевую чашку и протянул Черемшанову. Сам же достал из верхнего ящика стола стограммовую граненую стопку. Этот раритет остался у него еще с тех времен, когда он работал с Вопиловым. Часа в четыре Кудряшов ходил в соседний магазин и покупал две таких стограммовки – для себя и друга-начальника. Конечно, действия этой дозы хватало на каких-нибудь полчаса, и потом приходилось идти за четверкой. Но признаться себе в том, что за сдачей номера они выпьют не меньше поллитра на двоих и сразу взять соответствующую бутылку, друзья не хотели.

– Только немного, Петр Данилыч, – Олег протянул Черепу свою историческую тару.

– Да какое там много, – засуетился тот. – Грамм по сто накатим, и по домам.

Выпили сразу по сто.

– Рад, рад, очень рад, что теперь ты, Олег Викторович, встанешь у руля такого важного дела, как ежедневная городская газета, – заговорил Череп.

– Да никуда я еще не встал, – отмахнулся Олег. – Исполняю обязанности.

– Никуда Саныч не денется, попомни слова старика, который что-то да повидал в этой жизни. Ты готовый главред, лучшего искать – только время терять. Ну, давай еще по 50. За сбычу мечт! Ты и я – это сила! Развернемся теперь на полную катушку!

– Не больно-то ликуйте, Петр Данилыч. Я как вспомню, что среди нас есть одна мразь, так мне не по себе становится.

– А, это ты про последние ляпы Яночки Яковлевны? Ну-ну. Вот тебе мое авторитетное мнение, Олежек: наша бывшая редакторша сама насажала ошибок и хотела с больной головы на здоровую переложить. Ну, некомпетентна ты, так уж имей храбрость признать: да, мол, рановато мне еще главредом быть, я пока заметки писать не научилась и грамотность не усвоила. Да что я тебе это говорю! Ты же к ней необъективен.

– В каком смысле, Петр Данилыч?

– В каком-каком? Втрескался ты в нее, вот и все, – захихикал тот. – Конечно, с одной стороны я понять тебя могу. Все-таки не мальчик уже, хочется и семью иметь, и детишек. Но с другой стороны – какая из Яночки Яковлевны жена? В хозяйстве полный ноль, характер мерзкий, да и внешне далеко не Софи Лорен…

– Да что вы плетете опять, Петр Данилыч? Я о ней и не думал в этом плане. И откуда вам может быть известно, что она плохая хозяйка?

– Вижу, вижу, защищаешь ты ее – значит, втрескался, – Черепу явно было нечем подкрепить свое утверждение о том, что Яблонская в хозяйстве полный ноль. – Вот моя Полина Георгиевна – золото, бриллиант! Приглашаю в гости! Как она селедочку делает – ты ум отъешь, я тебе гарантирую.

Только они налили по третьей, как из коридора донеслись громкие всхлипывания, и через секунду в кабинет влетела Анжелика Серафимовна. На пару секунд она замерла в патетической позе, прижавшись к стене костлявыми лопатками и воздев руки вверх, а потом заверещала:

– Олег Викторович! Петр Данилыч! Начальники и други! Прошу и настаиваю, призываю и умоляю – оградите меня от нападок этой психической!

– Какая психическая? – оторопел Олег.

– Что случилось, милочка? – в поддатом состоянии Череп часто оказывал Крикуненко знаки внимания.

– Мне сейчас позвонила Яблонская и обругала на чем свет стоит! Я просто в шоке! Видите ли, это я специально сажала в газете ошибки, чтобы ее выжить. Ну не бред ли? – активно жестикулируя, изливала Крикуненко свои обиды.

Кудряшова бросило в жар: значит, все-таки неугомонная Яна сделала это! А он был почти уверен, что она воздержится от голословных обвинений. Но, видимо, за прошедшие с их расставания четыре дня она окончательно накрутила себя против Крикуненко.

– Оградите и защитите! – вещала меж тем Анжелика Серафимовна. – Она точно не в своем уме. Фантазии какие-то странные. Вы не поверите, но у меня завелся двойник! Это ж надо такое придумать! – Крикуненко упала в кресло и, закрыв лицо руками, истерически расхохоталась, мелко подрагивая всеми своими кудерьками, сережечками и бусиками.

– Голубушка, вам нужно выпить коньяку, это вас поддержит в трудную минуту, – засуетился вокруг Крикуненко Черемшанов. Анжелика Серафимовна всплеснула ручками – дескать, что вы, Петр Данилыч – но… не отказалась.

– С такой буйной фантазией ей надо романы писать, – продолжила Крикуненко. – Представляете, чего насочиняла? Будто бы я у кого-то выкрала пропуск и под чужим именем прокралась в редакцию!

– Ой фантазерка девка, ой фантазерка. Но вы-то берегите себя, Анжелочка, – заквохтал Череп, целуя Крикуненко ручку. – Ей ведь на наше здоровье плюнуть и растереть. Я три недели с гипертоническим кризом провалялся, а ей хоть бы что! Пока Поля не позвонила да не усовестила ее, она и носу не казала. А ведь сама довела меня до такого состояния, из-за нее я слег. Но вас, милочка, я доводить не позволю! – и Череп чмокнул вторую ручку Анжелики Серафимовны.

– О, Петр Данилыч! Благодарите всемогущего Бога, что послал вам болезнь, и теперь ни одна собака не может упрекнуть вас в злокозненности! О праведный боже, как бы я хотела оказаться на вашем месте!

– А что, Петр Данилыч? – вдруг неожиданно оживился Кудряшов. – Дело говорит Анжелика Серафимовна. Замечательно повезло вам. Железное алиби.

– К чему такие выражения, Олег Викторович? – напустил на себя обиженный вид Черемшанов. – Вы никак себя комиссаром Мегрэ возомнили?

– Мегрэ не Мегрэ, но того, кто это сделал, мы на чистую воду выведем, – Кудряшов опять заговорил серьезно. – Рано или поздно.

– Мы?! – разом выпалили Череп и Крикуненко.

– Да, мы – я и Яна, – спокойно ответил Олег.

…Опять потекли относительно спокойные рабочие дни. Как-то вдруг угомонился Череп. Но Кудряшов знал, что это затишье – временное. Не было еще такого главного редактора, которого ответсек оставил бы в покое.

Яблонская не стала устраиваться в «Эмские». Списалась с давней знакомой из Севастополя, та позвала в гости… Кудряшов провожал Яну на вокзал.

– К Новому году вернешься? – спросил он, когда она уже собралась подняться в вагон.

– Не знаю пока. Может, и нет.

– Стой, стой, – Кудряшов вдруг порывисто обнял ее и поцеловал в щеку ближе к уху. Постояли так пару секунд, потом Яна высвободилась и сказала:

– Ладно… Если будет что интересное – звони.

Расследование Кудряшова зашло в тупик. От безысходности он попытался «прощупать» Анжелику Серафимовну. Как-то заглянул в редакционную кухню, когда та заваривала свой любимый зеленый чай с клубникой.

– Олег Викторович, чайку? – приветливо предложила Крикуненко.

– Не откажусь. Тем более, вы так вкусно завариваете, – деликатно подластился Олег.

За чайком как бы невзначай разговорились о ремонте, плитке, подвесных потолках и плавно перешли к мебели. Оказалось, что Анжелика Серафимовна в настоящий момент продумывала новую меблировку зала.

– Вы не поверите, как трудно подобрать элементарный диван! – поверила она Олегу печаль своей души. – Живем в эпоху изобилия, а выбрать нечего!

– А в «Мягком месте» были? У нас в здании? Говорят, очень недурные диваны, – с видом эксперта выдал Кудряшов.

– Недурные? Помилуйте, это же безвкусица, кич! Как вам такая обивка – густо-ультрамариновые ирисы по фону цвета молочного шоколада.? И все цветы по контуру обшиты золотой нитью. Это же черт те что! Бред пьяного извозчика!

– Да, – философски протянул Олег. – Сейчас стало так мало действительно утонченных, высокохудожественных вещей. А что вы хотите? Мы живем в эру ширпотреба!

– Вы тоже это заметили? – подхватила Крикуненко. – Простите, не думала, что с вами можно поговорить на эту тему. Но вижу – недооценивала вас.

– Да что вы, Анжелика Серафимовна, я мужлан, неотесанный чурбан. Но ежедневно общаясь с такими людьми, как вы, невольно перенимаешь их душевную тонкость, становишься чище, возвышеннее…

Крикуненко радостно внимала этой патоке.

– Ах, Олег, Олег! Вы говорите – диваны. Да что диваны, если в этом «Мягком месте» обслуга – простите меня – просто дубинноголовая? Помните, Николай Васильевич Гоголь так назвал свою Коробочку? Вот и ко мне приставили такую низменную, такую ограниченную, такую безвкусную сотрудницу, что я так и не смогла ничего выбрать. Это ж надо догадаться – предложить мне ирисы на шоколадном фоне! И это – на диван, стилизованный под позднее барокко, когда в декоративных материалах доминировали пейслийские орнаменты! Но чего можно хотеть от выпускницы кулинарного техникума? О, я сразу раскусила, что госпожа Марьянова никакой не дизайнер…

– Чувствуется, эта Марьянова прогневала вас не на шутку, – полушутя подначивал Олег собеседницу.

– Да-с! Своим беспредельным отсутствием вкуса и патологической же навязчивостью! Под конец она уже до того дошла, что стала меня подкарауливать на улице, в магазинах. Захожу как-то в нашу лавку – взять к ужину сто грамм ветчины. А там милейшая Дарья Сергеевна! И знаете, эдак бесцеремонно меня за рукав к себе тянет. Помилуйте, а как же правила хорошего тона? Каково это тем, кто стоит за ней?

– То есть, вы не встали за ней в очередь, а прошли в конец хвоста?

– Да! То есть, не совсем… Я, видите ли, очень спешила. На вернисаж к Гогошидзе. Маэстро не понял бы, если я опоздала…

– И вы воспользовались любезностью Марьяновой?

– Но это был вынужденный шаг. Видит Бог, у меня не было другого выхода.

Олег слушал щебетание Крикуненко и прикидывал, что к чему. Да, Яна права: Анжелика Серафимовна вполне могла выудить пропуск из кармана Марьяновой и вернуться в здание. И уж, конечно, возвращать его она не стала – неудобства Марьяновой, «потерявшей» карточку, ее волновали меньше всего.

– Так вы успели к Гогошидзе? – вдруг прервал Олег излияния собеседницы. – Говорят, там даже губернатор с супругой были?

Анжелика Серафимовна замешкалась всего на какие-то доли секунды, но Олег сразу же понял: она там не была. Или же сильно опоздала.

– Не могу сказать, Олег Викторович, – Крикуненко заметила свою оплошность и пыталась вылавировать. – Признаться, я так закрутилась с этой ужасной Марьяновой, что к Гогошидзе успела лишь к фуршету!

– А у него были пирожки с мясом и с яблоками? – наудачу запустил Кудряшов еще один пробный шар.

– Что вы! В доме творца, гения – пища простолюдинов?

«Что ж, очень плодотворный разговор, – подвел внутренние итоги Кудряшов. – Анжелика вполне могла обтяпать это дельце. Но надо искать доказательства. Неоспоримые доказательства!»

Вечером Олег выждал, пока все уйдут с работы, и шаг за шагом обследовал верстальщицкую. Особенное внимание он уделил главному компьютеру – тому самому, с которого полосы засылались в типографию, и на котором в тот злосчастный вечер работала Марина. Он повертел в руках клавиатуру, заглянул за монитор, вдумчиво перебрал содержимое стеллажей. Ничего интересного! Одни фотографии, вырезки из журналов, раскладки полос и прочая газетная чепуха.

«Дурак какой-то, – высмеивал себя Олег. – Пинкертон доморощенный! Чего я тут хочу найти? Какие пряжки с туфель? Даже если наш деятель и обронил тут нечто, то, конечно, на следующий день исправил свою оплошность. Да и уборщица давно вымела-выгребла все улики – если они вообще существовали!»

Олег сел за главный компьютер и положил ладони на клавиатуру. Что чувствовал в тот момент мистер Икс? Ненависть к Яблонской? Зависть к ее раннему и незаслуженному, по его мнению, взлету? Страх разоблачения? Кудряшов почти физически ощутил неспокойное дыхание этого человека, почти почувствовал, как суетливые пальцы бьют по клавиатуре. Казалось, еще немного, и он учует запах его туалетной воды…

Кудряшов всмотрелся в групповое фото на стене. Вот они все, снятые на сентябрьских шашлыках. Яна в центре – в непривычной бейсболке, улыбается фотогенично, но несколько натянуто. Явно старается хорошо выйти. Справа от нее – Корикова. Лицо слегка вполоборота, губки чуть надуты – чтобы пухлее казались. Еще правее – Ростунов. Уже порядочно «датый». Что-то кричит Черепу – рот распахнут, на месте «четверки» зияет дыра. А Череп стоит слева от Яблонской. В позе – царственная вальяжность, левая рука обнимает плечи Анжелики Серафимовны. Посыл такой: «Кто разбирается в людях – поймет, кто здесь главный». Чуть-чуть поднял уголки рта – типа, улыбается. Еще левее Черепа – сам Олег. Закинул руку на плечо фотокору Димке Филатову. У обоих в руках – пластиковые стаканчики. Вот Марина, Сережа, Анна Петровна, еще три журналиста – сейчас в «Девиантных» уже не работают. Эх, хорошо тогда отдохнули!

Но кто, кто из них пошел на черное дело? Кто до такой степени ненавидел Яблонскую, что не остановился ни перед чем, чтобы съесть ее? Наверно, сейчас этот человек очень доволен собой. И уверен, что его никогда не изобличат…

* * *

Дня через три Черемшанов церемонно объявил Олегу:

– Я и Полина Георгиевна приглашаем тебя с нами отужинать. Столько времени вместе работаем, а ты у меня и дома ни разу не был.

«Да уж, – усмехнулся про себя Олег. – Ты приглашаешь исключительно руководство. Сотрудники второго плана никак не могут рассчитывать на твое гостеприимство».

Полина Георгиевна, принаряженная в голубой махровый костюм (они поступают в продажу под наименованием «пижама»), была сама обходительность. В доме аппетитно пахло тушеной картошкой с мясом. Кудряшова усадили на лучшее место за столом, покрытым скатертью, источающей тонкий аромат лаванды.

– Данилыч, ну вы какой-то прием на высшем уровне устроили, – смутился Олег. – Я думал, все по-простому будет, по-домашнему.

– Все по-простому, все по-домашнему. Мы так вам рады, Олег Викторович! – защебетала Полина Георгиевна. – Огурчиков домашних? Закусить водочку? Или компотик яблочный? Из своих яблочек, сама варю…

– У вас свой сад, что ли? – поинтересовался Олег.

– Да нет, я не любитель этого дела, – повел Череп светскую беседу. – А вот Поля у меня обожает повозиться с землей. Вон что под окнами устроила! Да пойдем на лоджию – я тебе все покажу.

С высоты второго этажа Олег осмотрел хозяйство Черемшановых. Надо же! Семь фруктовых деревьев, а палисадник обнесен не обычным штакетником, а довольно высоким заборчиком, в котором имеется калитка.

– Три яблони, две сливы и две вишни, – с гордостью сказала Полина Георгиевна. – Васюковы – это наши соседи с первого этажа – поначалу были против. Говорили, что из-за моих яблонь свету белого не видят и все грозились порубить. А потом посмотрели, что под другими-то окнами делается, и угомонились.

– А что под другими окнами делается? – поинтересовался Олег.

– Ну что там может делаться? Мужики – извините за выражения – свои малые дела там справляют. Наркоманы колются. А на клумбу к Нине Петровне из третьего подъезда как-то пьяный свалился и все цветы переломал. Карташовых из второго подъезда недавно обчистили. Залезли через форточку. А у нас – спокой-дорогой.

– Да уж, не подступишься, – захихикал Черемшанов. – Ну, повторим?

Снова выпили водки и закусили грибочками.

– И вы одна с этим садом справляетесь? – спросил Олег. – За деревьями, наверно, большой уход нужен?

– Много работы, конечно, но справляюсь, – Полина Георгиевна ткнула вилкой в кусочек жирной селедки. – Но спасибо Петру Данилычу. Лесенку мне подарил на прошлое восьмое марта, инструмент разный садовый приобрел.

– Ах, Поля-Поля, моя ты монтажница-высотница, – полуобнял жену Череп.

– Да что ж мы сидим! – всплеснула руками польщенная хозяйка, к скромным хобби которой гость проявил столько внимания. – Я же не показала вам, как мы отремонтировали ванну!

Увиденное не поразило воображение Олега – нечто стандартно-типовое, что он и привык видеть в большинстве свежеотремонтированных санузлов. Плитка двух цветов – одна с рисунком, другая без. Подвесной потолок с маленькими лампочками-спотами. Ванна и ванна. Но сказал он совсем другое:

– Отличный вкус, Полина Георгиевна. Эта золотая нить по контуру оранжевых тюльпанов… И где вы только такие идеи берете?

– Да сейчас в Интернете чего только нет…

– Наверно, из такой ванны и выходить не хочется, – любезно продолжал Олег.

– Что вы, что вы, – захихикала хозяйка. – Петю лишний раз в душ не загонишь, да и я не любительница плескаться. От этого кожа сохнет.

– А я думал, что Петр Данилыч из ванны не вылезает, – шутливо продолжил Кудряшов.

– С чего это ты взял, Олег? – Череп улыбался, но как-то настороженно.

– Да Яна рассказывала. Говорит: пришла навестить больного, а вы в ванной. И вот намываетесь, вот намываетесь!

– Да уж, нашел Петя время, – ворчливо заметила Полина Георгиевна. – Нет бы Яну Яковлевну честь по чести встретить, так полез в ванну! И зачем, скажи, тебе это вдруг понадобилось?

– Признаться, мне несколько наскучил санитарно-гигиенический уклон нашей беседы, – сказал Череп. – Нашли о чем говорить. Поля, Олег Викторович и не поел еще толком, а ты его в ванну тащишь. Давай неси жаркое, а мы пока еще по рюмочке выпьем. Чем желаешь закусить? Селедки под шубой? Рекомендую!

Кудряшов жил один. Когда пять лет назад у него умерла бабушка, он тут же переехал от родителей в освободившуюся двухкомнатную квартиру. Заботливая мама чуть ли не ежедневно наведывалась к нему, что-то долго строгала-шинковала на кухне, требовала грязных носков, шваркала тряпкой по всем имеющимся в доме поверхностям – в общем, окружала заботой по полной программе. Олега это тяготило – в собственной квартире он не чувствовал себя хозяином, поскольку мама могла нагрянуть в любой момент. Но он был деликатен и очень, очень терпелив.

В пятницу они по давнему обыкновению пересеклись с Вопиловым в «Стельке». Хорошенько поддали, пошли гулять по городу, познакомились с девчонками. Вскоре Вопилов отозвал друга на переговоры:

– Все отлично, они наши, едем к тебе.

– Ко мне? – этот разговор у Олега с Владом повторялся регулярно, но почему-то каждый раз Кудряшов удивлялся предложению друга. – Не, Влад, не получится.

– Не получится?! Ну, знаешь, если и на этот раз ты упрешься – все, ты мне больше не друг. У тебя свободная хата, а я не знаю, куда девчонку позвать. Было бы у меня место – без вопросов поехали бы ко мне. Но ты же знаешь мои проблемы…

Проблемы друга Кудряшов знал: Влад уже девять лет был женат на их однокурснице Алле, которой еще на пятом курсе неосторожно сделал ребенка. Конечно, когда жена уезжала к матери в область, Вопилов использовал возможности освободившейся жилплощади по полной. Были у него и друзья по интересам: Костя Стражнецкий из «Помела», Петя Гугунин из «Эмских», а в последнее время к ним прибился совсем еще юный Антон Кузьмин. Но почему-то всей душой Влад прикипел именно к Кудряшову – флегматичному и консервативному, которого не особо интересовали ночные поиски приключений и нетрезвые незнакомки в собственной постели.

– Ну все, Олег, хватит ломаться, девки классные, отлично проведем время. Все, я ловлю тачку!

Кудряшов еще раз глянул на хихикающих неподалеку Таню с Ирой и неожиданно для самого себя сказал другу:

– Уговорил.

Пока Влад с девчонками веселились на заднем сиденье (оттуда доносились звуки хлопков по рукам и полузадушенных чмоканий), Кудрящов мучительно думал одну думу: приходила сегодня мама или нет? И если она еще не ушла, что он ей скажет? Как представит этих малознакомых особ? Кем они ему приходятся? Допустим, Ира – это его девушка. Хотя совершенно непонятно, где чья девушка – Вопилов, похоже, не определился еще и сам. И уж этих вольностей мама точно не поймет. Другое дело, если бы они пришли по парам: Влад с Аллой и Олег с какой-нибудь приличной девушкой. Ну, не обязательно приличной, но хотя бы не такой пьяной, как Таня и Ира. Принесли бы бутылку вина, торт. Чтобы все было культурно. А тут…

– Олег, а я думала, мы сейчас с тобой поужинаем и кино какое-нибудь хорошее посмотрим, – недовольно произнесла Ольга Сергеевна, сверля взглядом веселую компанию. – А ты, кажется… выпивши! – она развернулась и прошествовала на кухню. Олег тут же прошел за ней:

– Мама, да, я выпил. Но, кажется, стою на ногах и под забором не валяюсь. Спасибо, что приготовила ужин – но я сыт, мы поели в кафе. А про кино я вообще первый раз слышу.

– Так мне что, домой сейчас идти? – обиженно спросила Ольга Сергеевна. Кажется, она ждала от сына только одного ответа. Но он…

– Мам, а ты видишь для себя какие-то другие варианты?

– Конечно. Выпроводи их и все. Кто эти пьяные девки? Где вы их подобрали? И что у тебя может быть общего с этим развратником, с этим кобелем Вопиловым? Связался ты с ним на свою голову.

– Нет, мам, никого я выпроваживать не буду. А вот тебе хотел сказать давно. Пожалуйста, звони мне и предупреждай, если хочешь приехать в гости. И каждый день – это все-таки чересчур. Я не успеваю по тебе соскучиться.

– Очень приятно, сынок! Ну спасибо! Утешил мать! Но я все-таки буду к тебе ездить, потому что это мой долг – заботиться о тебе. Чем ты будешь питаться? Кто вымоет ванну? Кто постирает тебе носки? Ты же в грязи зарастешь!

– Не уверен, мама. Я взрослый человек, и вполне могу сам себя обслуживать. Мне уже тридцать лет, а ты меня опекаешь как маленького. Самой-то не смешно?

– Я мать, и это мой долг! – пафосно произнесла Ольга Сергеевна. – И пока ты не женишься, я буду покорно нести свой крест! Но ты, я вижу, и не думаешь жениться. Тебе гораздо интереснее пьянствовать и шалберничать с дружками. Олег, Христом богом умоляю, выпроводи этих девок, а завтра мы пойдем к Нине Семеновне. Она давно хочет познакомить тебя со своей дочкой Машенькой. Красавица, умница, в этом году пединститут заканчивает…

– Мам, я как-нибудь сам буду устраивать свою личную жизнь. Машенька, может, и замечательная девушка, но…

– Знай, сын, сегодня ты плюнул мне в душу! – на этом месте Ольга Сергеевна планировала схватиться за сердце, закатить глаза и осесть на табурет. Но передумала и, поджав губы, начала собираться.

В зале тем временем шло бурное веселье. Влад уже разлил водку и шампанское, открыл банку огурцов и кильки в томатном соусе, взрезал коробку с вафельным тортом.

– Танюха такая женщина! – объявил он Кудряшову, обнимая одну из подружек и не забывая придерживать за талию другую. – Все, развожусь с Алкой! Надоело! Она меня не понимает и не удовлетворяет!

Олег сел в кресло и молча выпил рюмку водки – разговор с матерью подпортил ему настроение.

– Чо какой смурной? – Ира плюхнулась к нему на колени. А Влад уже барахтался с Танюхой на диване. Она лупила его подушкой, а он дрыгал ногами и пытался ухватить ее за разные мягкие места.

– Пойдем на кухню посидим, – Олег аккуратно снял с себя Ирину. Покидая зал, он не забыл щелкнуть выключателем. Кудряшов не первый раз «отдыхал» вместе с Вопиловым и знал, что тот не любит затянутых увертюр, многочасовых разговоров по душам и первых стыдливых поцелуев под утро.

Но в этот раз Влад превзошел самого себя. Минут через пятнадцать, когда у Олега с Ирой только-только завязалась немудрящая беседа, и Кудряшов сварил пельмени, Вопилов объявился на кухне в одних трусах. С темноты щуря на свету глаза, он налил себе водки, выпил и бесцеремонно ткнул вилкой в пельменину в тарелке Кудряшова.

– Пойду проведаю Таньку, – и Ира вышла из кухни.

Влад только этого и ждал. Он обратил к другу озабоченное лицо и указал вилкой в сторону двери:

– У вас с Иркой как?

– Ну как. Вот, пельмени решили поесть…

– Ну дундук! Я Танюху уже по полной программе отделал.

– По полной? А что как быстро-то? – слегка поддел друга Кудряшов.

– Да а что там долго? Умеючи-то? – и Вопилов рассмеялся. – У тебя на Ирку-то как, стоит?

– Ну…

– В общем, так. Поторопился я с Танюхой. Ошибся в ней.

– Ошибся?

– Бревно. И ломается. Это мы не можем, то мы не хотим… Эх, надо было Ирку брать! Но теперь-то уж поздно, я друзьям дорогу перебегать не буду. Или она тебе не очень? Да? По глазам вижу – не очень. Да и правда, Олег, девка так себе. Тебе королева нужна, а это что? Третий сорт не брак, – и он вышел из кухни.

Иришка предусмотрительно тусовалась у двери во вторую комнату.

– Твоя подружка меня не приревнует? – шепотом спросил он у нее.

– Да не ссы, она в ванную пошла, на полчаса засела, не меньше. Такая, блин, чистюля, что ты!

– Иришк, ты не обижаешься на меня, детка? Ты мне сразу больше Таньки понравилась, но как-то так все сложилось, она сама инициативу проявила… В общем, извини. Пошли посмотрим, как у него в спальне?

А в это время на кухне Кудряшов пил водку и ел пельмени. Судя по воплям, доносившимся из спальни, Иришка оказалась не бревном – или, как минимум, актрисой погорелого театра. Олег бросил взгляд на часы: ого! Вопилов не выходит уже 20 минут! Рекорд, рекорд!

Тут щелкнул замок ванной, и на кухне появилась Татьяна в кудряшовских сланцах на босу ногу. Из одежды на ней была только его же, Олега, рубашка. Похоже, бесцеремонная девица просто открыла шкаф и надела то, что ей больше понравилось. Танюха уселась на стул и закурила. То, что рубашка не очень аккуратно застегнута и кое-где задралась, ее, казалось, не беспокоило. Когда из спальни раздалась очередная порция звукового сопровождения, она постучала кулаком в стену и прокомментировала:

– Ну притворщица! Ну артистка! А дружок-то такого мачо из себя строит. А сам… кролик, блин, – и она засмеялась. – Куда спешит? Он у тебя, случайно, не в пожарке работает?

– А многие довольны, – вяло заступился за Влада Олег.

– Да кто? Пойду сейчас у Ирки спрошу, она-то хоть как, поймала кайф или только притворяется? – и Танюха поднялась с табуретки.

– Эй, ты куда? – вскочил за ней Кудряшов. – Не ходи туда.

Та смерила его насмешливым, но вместе с тем ласковым взглядом:

– Да сиди уж, жуй пельмени.

Кудряшов ожидал чего угодно: истерик, разборок, мордобития и так далее. Но ничего подобного не последовало. «Может, Танюха прошла в зал?» – решил Кудряшов и отправился в гостиную. Но никого там не обнаружил. Тогда он осторожно постучал в спальню:

– Эй, Влад, что-то я Татьяну не нахожу.

– Да здесь она, у меня! – тут же раздался запыхавшийся голос Вопилова.

– А Ирина где?

– Я тоже здесь! – подала голос девица.

– Иди к нам! – крикнул Вопилов. – А то так девственником и помрешь!

Это было уже слишком. Девственником Кудряшов не был, и Вопилов об этом прекрасно знал. «Ну, такой вот ты удалец, но зачем меня-то на посмешище перед девчонками выставлять? Ну-ну, допросишься ты у меня в следующий раз квартиры, – подумал Олег и пошел в зал устраиваться на ночь.

Но не тут-то было! В квартиру позвонили. Кто это? Неужели мама вернулась? Вот уж некстати… Кудряшов прильнул к глазку и остолбенел: за дверью стояла Алла!

Он тут же влетел в спальню к веселящейся троице. Никто не прервал того, чем занимался на данный момент.

– Влад, нас засекли! Алка пришла!

– Как?! Алка здесь? Откуда она узнала?

– Сейчас не об этом! Девки, быстро в кладовку! Сидите тихо! Ир, да некогда одеваться – бери простыню и бегом. Танюх, давай в темпе. Шмотки свои захватите.

– А я не пойду! – заявила Танюха. – Его жена, пусть он и боится. Лично мне по фиг.

– И мне! – с вызовом поддакнула Ирка.

– Ну, как хотите, – как бы по ходу дела бросил Кудряшов. Он знал, что уговаривать в таких ситуациях – бесполезная трата времени и сил. – Только потом не говорите мне, что я вас не предупреждал. В том году она как-то с кислотой заявилась…

– С кислотой? – враз переспросили подружки.

– Да, представьте. Мы с Владом только чудом ее остановили, но все равно она успела плеснуть немного на руку Кристинке… Влад, как уж ее звали?

Ирку с Танюхой как ветром сдуло.

– Олег, давай не будем открывать. Как будто нас нет. Мы не здесь, это не мы, – заканючил Вопилов. – Как я не люблю эти разборки, кто бы знал…

– Открыть придется. Так лучше. Легенда такая: мы перепили, и ты поехал ко мне отлежаться. Все. Никаких девок не было. Мы тут пьяные дрыхнем.

И Кудряшов резво содрал с себя джинсы и джемпер, взлохматил волосы:

– Беги скорее на кухню убери окурки с помадой и бокалы.

Вопилов послушно потрусил выполнять распоряжение друга. Кудряшов казался тютей в те моменты, когда Вопилов был ого-го. Но как только в задницу клевал жареный петух, роли молниеносно менялись местами.

В дверь продолжили названивать.

– Ты иди, Олег, сам ей открой, – опять заныл Вопилов. – А я, скажи пьяный, сплю. Пусть обратно едет, а я, скажи, как протрезвею, вызову такси и приеду.

– Ладно, выкрутимся. Только бы девки чего не отчудили, – и Кудряшов распахнул дверь. В квартиру влетела небрежно одетая Алла.

– В чем дело? Почему не открываешь? – на правах давней знакомой она с Олегом не церемонилась. – Где этот мудила?

– Да перебрали мы, Ал, прости нас, – Кудряшов зевнул и потер глаза кулаками, как будто бы ему мешал свет. – Влад вон там. Ой, прости, я в одних трусах. Спешил скорее открыть.

Алла прямо в обуви прошла на кухню, где Вопилов, призвав на помощь всю силу своего актерского таланта, полулежал на столе, выворотив шею, и похрапывал. По сути, это была не до конца реализованная поза «мордой в салат».

– Пьянь! – выпалила Алла. – Все, развод! Да просыпайся ты, скотина! – и она принялась тормошить мужа.

– Алла, стоп, – Кудряшов мягко взял ее за плечо. – Зачем ты приехала? С кем оставила Вовку? Да, Влад хорошо поддал, ну и что? Это не повод бросать ребенка и срываться среди ночи.

– Если бы он просто был с друзьями, я бы ни слова не сказала. Но я-то знаю, что он тут не один. И ты покрываешь все его грязные делишки. Ох уж эта мне мужская дружба!

– Не понимаю, о чем ты.

– Да ладно дураком-то прикидываться. Вы были не одни, и это мне точно известно. Не отпирайся – вас видели. Я не с бухты-барахты сюда приехала.

«Ну, все понятно. Мамуля подсуропила, – прикинул Кудряшов. – А сейчас один комедию ломает, другая истерит, а мне, как всегда, все это разруливать».

В этот момент Вопилов промычал что-то невнятное, приподнял голову, обвел взглядом кретина кухню и остановил мутный взор на Алле. «Игра так себе, любительская, – оценил про себя Кудряшов. – Но Аллочка вроде верит или хочет поверить, а что еще нужно?»

– Поехали домой! – дернула она мужа за рукав. – В понедельник я подаю на развод, а ты веселись с кем хочешь и сколько хочешь!

– Какой развод, малыш? Мне никто кроме тебя не нужен!

Этот диалог Олег слышал уже не один десяток раз.

– Где его джинсы? – требовательно бросила Алла Кудряшову.

– Сейчас принесу.

Кудряшов пошел в зал, и по ходу дела заглянул в кладовку: узнать, как там девчонки.

– Ну что? – шепотом спросила Танька.

– Еще немного, сейчас он оденется, и они уедут.

– Уедут? – недовольно протянула Ирка. – Нет, пусть она чешет куда хочет, а он останется.

– Ну, это вы сами ей скажете, – махнул Кудряшов рукой в сторону кухни. – Кстати, у нее в кармане какой-то пузырек…

– Кислота!!! – «догадались» подружки.

– Не уверен, – продолжал нагнетать страху Олег. – Может, что и похуже. От нее всего можно ожидать. Нервы ни к черту…

Через пять минут Влад и Алла стояли на пороге. Казалось бы, еще каких-то тридцать-сорок секунд, и можно будет вздохнуть относительно спокойно: передряги этой ночи позади. Как вдруг…

– Ой, все, не могу! – из зала в одних трусах выбежала Ирка и бросилась в туалет.

Воцарилось молчание. Первой его прервала Алла:

– А я тебе, между прочим, верила Олег…

Тут Кудряшова прорвало:

– И в чем я тебя обманул? В чем, скажи, пожалуйста? Да, ты сейчас видела девчонку. Ну и что? Это Иришка, моя подруга. Или я, по-твоему, должен воздерживаться?

– У тебя на все есть отговорки! – и, подхватив Влада под руку, Алла вытолкнула его в подъезд.

Олег с девчонками бурно отметили свое избавление. Ни Ира, ни Таня больше не хотели никакого шампанского – только водки! Кудряшову даже пришлось доставать поллитру из своих «подвалов». Потом был долгий пустопорожний треп, объяснения в безграничной симпатии – причем, со всех сторон, и даже, кажется, поцелуи… Словом, дверь за пятничными знакомыми Кудряшов закрыл лишь во второй половине субботы.

«Вот один выходной и прошел, – подумал он, обводя взглядом бедлам, царящий в его жилище.

Немного вздремнув, часов в пять Кудряшов отправился в «Десяточку» – затариться продуктами на следующую неделю. Но прежде чем закатить тележку в царство ГМО и консервантов, Олег заглянул в здешнюю пиццерию – выпить пива.

– Какая встреча! – с дальнего столика ему приветливо замахала рукой Корикова. – Иди сюда, Олег!

Взяв два хот-дога, пару пакетиков картошки фри и кружку пива, Кудряшов протолкался к Алине.

– Хорошо, что мы пересеклись в нерабочей обстановке, – доверительно сообщила ему Корикова, когда завершился обмен малозначительными новостями. – В редакции кругом любопытные уши…. Я слышала, ты расследование проводишь? Ну, по тому случаю?

– Пытаюсь, – вздохнул Олег. – Честно говоря, мало что получается, – и тут же спохватился: никаких откровений, ведь преступник может быть кем угодно, в том числе и симпатичной Алиной.

– И не получится.

– Это почему?

– Не было никакой подставы. Все из-за глупости.

Оказывается, верстальщик Сережа имел одну странную забаву, которую называл проверкой революционной бдительности. Верстая полосу, он специально коверкал несколько слов или фамилий. В таком виде полоса поступала к корректору Анне Петровне. И, конечно, она находила все несуразицы и исправляла их. Но иногда случались и проколы. Таким образом в газете появился Пузякин вместо Кузянина – Олег помнил, как тогда Сан Саныч взгрел за это Вопилова.

– А ты как об этом узнала?

– Да мне сам Серега и рассказал на шашлыках. Вспоминал про прежнюю редакцию, как вы тут куролесили по пьяни. Ну, и своими подвигами заодно похвалился… А потом, когда уже при Яне Яковлевне все эти ляпы начались, я ему сказала: все, хорош прикалываться, не смешно уже. А он, гад, круглые глаза сделал: мол, я не я, и лошадь не моя.

– То есть, все эти лишние нолики, деловые овалы и мерина Сережа нарисовал?

– А кто же еще? Конечно, он, придурок безмозглый.

– А цель-то у него какая была?

– Да не было никакой цели. Просто дурью маялся и все. А получилось так, что Яну Яковлевну из-за него вышибли. Я бы на твоем месте уволила такого человека.

В понедельник Олег имел с Сережей беседу. Тот быстро раскололся и рассказал, что этой забаве его обучил дядя – человек, известный в журналистских кругах Эмска, как большой чудак и оригинал. Но вот затык – Серега признавался только в грешках прежних, но от участия в последних событиях решительно открещивался.

– Мэрин – это ржачно, но это не я. Я бы не догадался. И нолики я никакие не пририсовывал. Это не прикольно.

– А Пузякин?

– Это да, это мой прикол, – и верстальщик дебильновато рассмеялся. – Классно получилось, да?

Олег вскипел:

– В общем, так, Сергей Геннадьевич. Еще одна подобная проделка – и ты летишь отсюда кубарем. И ни в одну газету не устроишься – уж об этом я позабочусь.

«Вот как просто все разрешилось, – думал Олег, откупоривая перед телевизором бутылочку пива. – Не было ни хитрых подковерных игр, ни коварных злоумышленников, была просто тупая шутка молодого идиота. Но тогда получается, и Влад, и Яна пострадали ни за что? Хотя нет, Влад, конечно, за дело. Да и уволил его Сан Саныч не за ошибки, а из-за пожара. А вот Яне досталось несправедливо. Надо с Сан Санычем переговорить…»

Олег уже почти задремал, как вдруг вздрогнул от внезапно вступившей в голову мысли. Последняя ошибка никак не могла быть Сережиной! Мэрина и овалы в полосу внесла чья-то другая «заботливая» рука. И сделала она это именно между 18.30 и 19.15., когда Сереги в редакции не было. Конечно, нельзя исключать того, что верстальщик вернулся в офис по чужому пропуску…

Но вот что интересно: почему это Корикова так горячо убеждает его завершить расследование? Почему настаивает на виновности Сереги? И Янке не позвонила ни разу после того, как ту уволили. Ох, Алина, Алина, в какие игры ты играешь?..

К новогоднему корпоративу в «Девиантных» начали готовиться уже в начале декабря. Рекламщики под конец года подписали годовые договоры с двумя фирмами, рекламные бюджеты которых исчислялись сотнями тысяч рублей. В общем, денег хватало даже на банкет в «Фортеции». Но практичный Кудряшов подумал-подумал и решил истратить их не на гульбу, а купить два новых компьютера для журналистов. Это решение одобрили не все.

– Я как Золушка целый год ждала бала! – разглагольствовала Крикуненко. – И вот, когда я уже готовилась надеть хрустальные туфельки и закружиться в вальсе, злая мачеха высыпала передо мной мешок риса и мешок пшена и сказала: работай, Золушка, бала для тебя не будет!

– Полностью согласен с вами, Анжелика Серафимовна, – где назревала хоть какая-то контрреволюция, Черемшанов был тут как тут. – Эти два компьютера в корреспондентскую – абсолютно популистское решение. Наш Олег Викторович таким образом хочет заработать в коллективе дешевый авторитет. Дескать, вот я какой начальник, о вас радею, как отец родной! А скажите-ка мне, Олег Викторович, почему как компьютеры – так сразу журналистам? Почему не на верстку? Почему никто не спросит Марину, почему никто не спросит Сережу: как, мол, вам работается на ваших развалюхах? Я уж молчу про себя…

Про себя Черемшанов молчал совершенно правильно. Ответсек не знал даже, как включать компьютер. Еще лет десять назад, когда городские редакции стали постепенно оснащаться техникой, Череп затеял чуть ли не крестовый поход против «бесовства» – так он называл машины. Он наотрез отказался обучаться компьютерной грамотности и долгое время поддерживал соответствующие настроения в узком кружке коллег «старой закалки». Но шли годы, печатные машинки и строкомеры перешли в разряд древностей. И лишь один Череп до сих пор холил и лелеял свою раритетную линейку, хотя пользоваться ею уже не было никакой необходимости.

Кроме ответсека, верность старым орудиям труда сохраняла еще Анжелика Серафимовна. Однако Яна, приглашая ее на работу, предупредила, что с нового года никто набирать ее тексты не будет, поскольку наборщица Галя учится верстке и скоро начнет работать в новой должности. Чтобы остаться в профессии, выход для Крикуненко был один: освоить компьютер. Тем не менее, год клонился к концу, а Анжелика Серафимовна и палец о палец не ударила. Она по-прежнему таскала исписанные бисерным почерком листочки в набор Гале, и та, робея перед такой мэтрессой журналистики, покорно набивала ее тексты на компьютере. Янин уход из редакции пришелся для Крикуненко очень кстати – никто больше не заставлял ее осваивать компьютер.

– Мое предложение – не тратить деньги на ресторан, а отметить Новый год в редакции, – объявил Кудряшов на оперативке. – А на сэкономленные средства начнем обновлять техническую базу. Кроме того, всем будет выписана премия. Кто «за»?

Против премии никто не возражал, поэтому бухтение в кулуарах разом прекратилось. Начались прикидки и обсуждение праздничного меню и программы. Череп объявил, что Полина Георгиевна напечет лимонных кексов и сделает селедку под шубой, Анна Петровна пообещала форшмак и семгу домашнего посола, Кудряшов сказал, что натушит картошки с мясом и сделает печеночный паштет по матушкиному рецепту. Лишь одна Анжелика Серафимовна не проявляла интереса к этой стороне банкета. Олег иной раз удивлялся: а ест ли Крикуненко в принципе? Она никогда не ходила в столовку, не носила из дома баночек и бутербродов. Кофеек-чаек, иногда кефир – вот был весь ее рацион.

– Пардон, господа, вы позволите мне вставить словечко? – с вызовом прервала Анжелика обсуждение новогоднего меню. – Каюсь, рву на себе волосы от сожаления, что не научилась стряпать бланманже и пассировать бигосы. Предпочитаю тратить часы досуга на нечто более интересное, чем бдение у плиты. Но представьте себе, я отнюдь не бесталанна. Я умею вырезать из бумаги совершенно роскошные снежинки. Вы, похоже, думаете только о том, как бы набить свою утробу, а о том, чтобы создать возвышенное, хрустальное настроение праздника…

– Отличная идея, Анжелика Серафимовна, – прервал Кудряшов поток красноречия. – Мы не сомневаемся, что вы, как человек, наделенный исключительным художественным вкусом, великолепно украсите офис для торжества.

– А алкоголь я закажу сам, – предложил Черемшанов и пояснил: – Есть кое-какие прихваты в одной фирмешке, отпустят по оптовым ценам да еще сами привезут. Давайте обсудим, кто что будет пить.

Олег не получал от Яны вестей вот уже больше месяца. Не сказать, что он названивал ей каждый день, но в первую неделю он раза три набрал ее номер. Трубку никто не взял. Тогда он написал на ее яндексовский ящик – тоже ни ответа, ни привета. Постучал в аську – Яблонская упорно была офф-лайн.

Олег немного даже обиделся. Неужели Яне трудно хотя бы в нескольких строках сообщить о том, где она и что с ней? Тем более, она знает, что Олег ведет расследование, добивается справедливости. Для нее, между прочим, старается! Ну, в первую очередь, для нее… Свои печали Кудряшов утолял привычным способом – по пятницам после работы встречался с Владом в «Стельке», а дальше как фишка ложилась. То знакомились с девчонками, то пьянствовали ночь напролет в сугубо мужской компании – в капельнице можно было пересечься со Стражнецким, Гугуниным, Филатовым, Кузьминым и Ростуновым.

Как-то утром – а точнее, около часу дня – очередной субботы Олег пробудился от пьяного сна и глянул на себя в зеркало. Да-а, не Джордж Клуни. И даже не Константин Хабенский. Это мягко говоря. А уж если начистоту – мятая запьянцовская личность с довольно заметным пузцом. Щеки наел незаметным образом, под глазами – какие-то складочки и защипы, залысины наметились…

Когда в следующую пятницу Влад набрал друга, чтобы договориться о встрече в «Стельке», Кудряшов сказал ему:

– Не, Влад, я сегодня пропускаю. Записался в тренажерку. Всем нашим привет.

Влад по-дружески обматерил его, но Кудрящов знал: долго он обижаться не будет, максимум через полчаса утешится в кругу хмельных товарищей.

За три дня до корпоратива Череп сказал Олегу:

– Викторыч, а не позвать ли нам нашу старую гвардию? Не тряхнуть ли стариной? Сан Саныч все равно завтра уже в Италии будет. Что нам мешает отметить праздник в кругу приятных нам людей? Да и девки-то наши, посмотри, совсем закисли. Маринка девка на выданье, Алинка, между нами говоря, бабец в самом соку…

– Ой, что-то ты затеваешь, Петр Данилыч. Каким-то сводничеством занялся… Надо спросить у коллектива. Если они не против, давай пригласим.

Оказалось, что коллектив не против. За месяцы работы бок о бок все несколько поднадоели друг другу, и хотелось новых людей, свежих эмоций. Конечно, принимая во внимание личности приглашенных, застольные беседы не обещали быть особо изысканными, но скуки тоже не предвиделось.

– Олег Викторович, а вот и наш добрый вестник! Позвольте представить вам Николая Ивановича, – на пороге кудряшовского кабинета возник Череп, за которым маячил мужик лет пятидесяти в обнимку с картонной коробкой.

– Николай Кругляков, торговый представитель вино-водочной компании «Пантера», – отрекомендовался визитер и протянул Олегу платежку: – Вот ваш заказ, а вот счет. Наличными расплатитесь?

– Да, сейчас вам в бухгалтерии все оплатят. Кругляков, вы сказали? – и Олег указал ручкой на фамилию на листке.

– Да, все правильно, Николай Кругляков. А что такое?

– Такое ощущение, что знакома мне ваша фамилия, – и Олег склонился над платежкой. – Но где слышал, когда – никак не вспомню.

– Ну, мало ли в мире Кругляковых, – бросился рассуждать Череп. – Фамилия довольно распространенная. Вот у меня фамилия – так это да! Скажи-ка, Олег Викторович, много ли ты знавал Черемшановых?

Олег ничего не отвечал – он изучал накладную.

«Да, цены не сказать, чтобы низкие, – подумал он. – По таким и в соседнем магазине можно было затариться. А Череп ведь пел, что сэкономит на бухле хорошие деньги. Непонятно… Хотя что уж тут непонятного: Петр Данилыч, похоже, подзаработал на этом заказе, только и всего. В «Пантере» заказ провели по оптовым ценам, а нам втюхали по розничным. Разница – на карман Черепу и Круглякову. Но что же у меня эта фамилия из головы не идет? Кругляков, Кругляков…»

– Петр Данилыч, а ты давно с этим Кругляковым знаком? – спросил Олег, когда торговый ушел в бухгалтерию.

– С Колькой-то? Да не сказать, чтобы давно. Недавно Поле юбилей отмечали, вот я с ним знакомство и свел. Я человек небогатый, и не могу потакать перекупщикам в их стремлении ободрать трудовой элемент как липку. Есть возможность взять у оптовика – что ж не попользоваться? Верно говорю, Олег?

– Хозяйственный ты мужик, Петр Данилыч, – невесело похвалил тот.

Загадочный Кругляков не шел у Олега из головы. Олег понял, что выход один: встретиться с Николаем Ивановичем и попытаться узнать о нем побольше. А там куда кривая вывезет… Очень может быть, что Олег просто устал и видит подвох там, где все абсолютно прозрачно.

На платежке, которую главбух уже подшила в папку, он нашел адрес компании. Улица Кострикова? Это буквально в двух шагах от них. В обеденный перерыв Олег направился в «Пантеру».

– Так вам офис нужен? – удивилась ему молодая женщина в рабочей одежде. – Это не здесь. Тут у нас пункт обработки заказов и склад.

– А Николай Кругляков здесь бывает?

– По утрам и вечерам. Утром забирает готовые заказы и развозит по клиентам, вечером привозит на обработку новые заказы. А вам именно его надо? Если вам нужен мелкий опт, то мы вам сейчас все быстро оформим.

– Нет, у меня не горит. Мне рекомендовали именно Николая Ивановича.

– Я не должна этого говорить, – заговорщически шепнула сотрудница склада, нагнувшись к Кудряшову, – но какие-то странные у вас рекомендации. Кругляков у нас на грани вылета. Постоянно какие-то косяки. То счет неправильный выставит, то клиенту по заказу продукции не допоставит, то пересортицу допустит… Но если вы лично свой заказ отследите, то все нормально будет. Заходите часов в семь вечера, он обычно всегда здесь бывает.

Вернувшись в офис, Олег встретился взглядом с Кориковой. Ему показалось, что Алина будто бы изучает его. «Что ей надо? – опять углубился в раздумья Кудряшов. – Что-то не нравится мне в ее поведении. Но что? Ну, во-первых, непонятно, почему она сдала мне Серегу. Почему она так убеждала меня завершить расследование и больше не искать виновного? Знает нечто другое, а дурачок Серега пришелся очень кстати для отвода моих глаз? А эта рекомендация поскорее его уволить? Возможно, Корикова просто боится, что он может о чем-то проболтаться, вот и пытается его сбагрить…»

– А что, Петр Данилыч, Серега-то ваш к Алине клинья подбивает? – маскируя все в шутку, спросил Олег у Черемшанова.

– Ну, спохватился ты, Олег Викторович! Подбивал да перестал. Прошла любовь, завяли помидоры. У него теперь новая зазноба – Верунчик из «Ноктюрна».

…Без пятнадцати семь Олег уже был на складе «Пантеры». Николай Иванович был предупрежден о том, что зайдет клиент, и поджидал его, запивая сигарету кофе.

– Так это вы!? – удивленно воскликнул он. – Что ж не позвонили? Я бы к вам в офис сам подъехал! Взяли бы мой мобильный у дяди Пети… то есть, Петра Данилыча?

– Дяди Пети? – теперь черед удивляться настал для Кудряшова.

– Да ну, сболтнул лишнего, – замахал руками Кругляков. – Хотя чего тут такого? Просто Петр Данилыч просил не афишировать…

– Да что не афишировать-то?

– Дядька он мне, – сообщил Кругляков. – Ну, роднимся как можем, поддерживаем связи, дружим семьями. То он ко мне с тетей Полей, то я к ним со своей Любаней. А недавно мы в Турцию с супружницей ездили…

– Все понятно, все понятно, – Олег поспешил закруглиться. Родственные чувства Круглякова интересовали его в самую последнюю очередь.

– Так мне Анька, дочура моя, в институте учится, говорит, что дядя Петя заходил, торт приносил, дрель спрашивал, – Кругляков продолжал сыпать ненужными подробностями. – Долго, говорит, искал. Она уж торт нарезала, чай вскипел, зовет-зовет его, а он все не идет…

Не в силах прервать разглагольствования Круглякова, Олег машинально кивал головой.

– Потом спрашивает его: «Дядь Петь, что как долго-то?» А он оказывается, не знал, где у меня дрель лежит. Я ведь ее в ларь на лоджию переложил. Ну, Анька-то ему подсказала, он и нашел…

– Ну ладно, Николай Иваныч, приятно было продолжить знакомство, – Олег поднялся со стула.

– А заказа не будете делать?

– Дайте мне прайс с собой, я дома изучу.

«Вот так дядя Петя, – думал Кудряшов, руля в спортзал. – Дрель ему, видите ли, понадобилась. Скажите тоже, хозяйственник какой. Вот бы ни за что не подумал. Весь дом на Полине Георгиевне держится – она и кексы печет, и компоты на зиму закатывает, и ремонтников нанимает, и сад под окнами обихаживает. Череп-то, как я понял, палец о палец не ударяет…

Треклятая дрель никак не шла у Кудряшова из головы. А почему – непонятно. Ну, дрель и дрель. Какое это отношение имеет к нему? А вот на тебе – прицепилась эта дрель и не давала покоя. Как вчера – фамилия Кругляков.

– Петр Данилыч, признавайся, что ты там сверлишь последнее время? – шутливо спросил Олег ответсека на следующее утро.

– Сверлю? В каком смысле, Олег Викторович?

– Дрель-то зачем у племянника брал?

– Я? У племянника? Ах, ты о Кольке… И когда он тебе успел все разболтать? Впрочем, секрета никакого нет. Чего, собственно, стесняться. У всех у нас есть родственники – более удачливые, менее удачливые…

– Так зачем дрель-то брал?

– А позвольте полюбопытствовать, почему это вас так интересует? – неожиданно перешел в наступление Череп. – Понадобилась мне дрель и все. Скажем, Поле захотелось новую полочку повесить.

– Хотел бы я, Данилыч, посмотреть на тебя с дрелью! – улыбнулся Олег. – Ты же ничего тяжелее строкомера в руках не держал!

– Откуда такая осведомленность, Олег Викторович? – надулся Череп. – И вообще, должен заметить, что мне не нравится тон нашей беседы. Я вам не ровесник, чтобы так со мной разговаривать. Приберегите ваши шутки для господ вроде Стражнецкого и Вопилова.

И разобиженный Черемшанов вышел из кудряшовского кабинета.

Олег с Алиной сидели за лучшим столиком буфета и через стеклянные стены любовались панорамой заснеженного города. Кудряшов давно хотел поговорить с Кориковой тет-а-тет, но не знал, под каким предлогом это сделать. Оказалось, что никаких предлогов искать не надо – Алина с готовностью откликнулась на его предложение после сдачи номера попить кофе с мороженым. Кроме сладкого, заказали еще и по бокалу пива.

Алина была заинтригована неожиданным проявлением интереса со стороны Кудряшова, поэтому выжидательно молчала. Зачем он пригласил ее в бар? По работе или как? Но ведь кажется, он увлекался Яблонской. Или это все-таки инсинуации Черепа, а между Яной и Олегом были сугубо деловые отношения? С полуулыбкой Алина смотрела в окно, слегка играя завитком своих волос и демонстрируя собеседнику стройную шею, которую еще более стройнили две расстегнутые пуговки.

– Алин, будь со мной откровенна, – Олег говорил, как всегда, размеренно, однако в его голосе угадывалось некоторое волнение.

– В смысле, Олег?

– Скажи, ты ведь недолюбливала Янку?

– Ты меня позвал, чтобы о ней поговорить? – Алина явно была разочарована. – Да успокойся, нормально я к ней относилась и отношусь. Только тебе-то это все зачем?

– Она ждала твоего звонка. После всех этих неприятностей. И очень удивилась, что ты так и не позвонила ей.

– Удивилась? Но почему? – Алина опять перевела взгляд за окно и продолжила, как бы рассуждая сама с собой: – Мы что – подруги? Она была моей начальницей, потом перестала ею быть. С чего бы мне ей звонить? Да и некогда, честно говоря…

– Нет, она была тебе не просто начальницей. Ты всего год как пришла в журналистику, и все это время она носилась с тобой как с писаной торбой.

– Знаешь, Олег, ты целиком и полностью попал под ее влияние. Ты даже фразочками – и то ее говоришь. А еще она говорила, что я была полным нулем, да? И что я путала хеликобактер с хеликоптером? Говорила ведь? И что она тянула меня за уши, а я неблагодарная, не оценила этого…

Олег молчал. Права Алина, все это Яна ему не раз говорила, и примерно в таких же выражениях. Жаловалась на упрямство Кориковой, ее самомнение, проблемы с русским языком.

– А ты не задавал себе вопрос, – продолжила Алина, все больше заводясь. – Почему я вместо благодарности – такой естественной – испытываю совершенно противоположные чувства? Почему я совершенно не расстроена тем, что Яночка больше не главный редактор?

– Не собираюсь гадать.

– Знаешь, Олег, я со школы мечтала стать журналистом. Но сразу не сложилось. Выскочила замуж, родила, пришлось с дневного перевестись на заочное, потом муж был против, чтобы я работала, а я, дура, послушалась. Но вот мы развелись. Мне 27 лет, и больше ничто не мешает мне заняться любимым делом. Во мне кипит энергия, у меня здоровые амбиции. И вот я – великовозрастная дура – прихожу в «Эмские» и попадаю на стажировку к Яблонской. Я в восхищении: ей столько же, сколько и мне, а она уже зам главреда, редактор отдела новостей. Она в курсе всего, что происходит в городе, у нее куча прихватов, она всегда знает больше, чем конкуренты, и полгорода поздравляет ее с днем Печати и 8 Марта… Хотя, может, мне все это показалось – я ведь тогда ее просто боготворила.

– Как профессионал, она и правда достойна уважения, – промямлил Кудряшов, а Корикова увлеченно продолжала:

– И вот она – акула пера, а я – так, никто. Я не знаю, с чего начать заметку. Не представляю, кому позвонить, чтобы узнать, когда откроют фонтан у драмтеатра. Куда ни ткнусь, везде меня посылают. А что Яблонская? А у Яблонской появилось новое развлечение. Она читает ровно три предложения моего текста и демонстративно рвет листок в мелкие клочья. Кругом люди? Пофиг! А однажды она даже бросила обрывки мне в лицо!

– Значит, твоя заметка было полное… ты написала плохую заметку.

– Может, я бы так и подумала. Но видишь ли, в чем было дело. Это была моя первая журналистская удача – мне удалось найти того самого мальчика, который год назад задал на телемосте вопрос президенту. Помнишь Ваню Копылова с жалобами на поборы в школах? Тогда еще никто из журналистов не мог его найти, и мы даже думали, что этот Ваня – подсадная утка. А я его нашла! Чисто случайно, конечно, но тем не менее. Оказалось, что он не Копылов, а Копалов. И не Ваня, а Вася. И вот я бегу к Яне с радостной новостью. Но она, с неохотой оторвавшись от Интернета и пробежав первые два предложения, рвет текст и швыряет обрывки мне в лицо. Я рыдаю всю ночь, прихожу на работу, меняю в той же заметке первое предложение и опять подаю ее Яне. И ты не поверишь, но она говорит: уже заметно лучше, Алина, ты делаешь успехи. Что дальше? Заметка выходит на первой полосе, меня отмечают на оперативке, сама Карачарова интересуется способной внештатницей. И какой я делаю вывод? Моя начальница просто стерва. Истеричка.

– Не спорю, Яна человек настроения, – Кудряшову было нечем крыть. Он и сам не раз страдал от приступов гнева Яблонской. – Но ты же с этим смирилась. Наверно, ты поняла, что у Янки все это не со зла. Ты могла сто раз найти себе другого начальника, но почему-то не сделала этого…

– Да, могла бы! Меня, между прочим, звали в «Помело». И Карачарова очень жалела, когда я ушла вслед за Яблонской. Но я решила не распыляться. Раз я с Яблонской, значит, с ней. Тем более, она пошла на повышение.

– Как у тебя все рассчитано! Не думал, что ты такая уж карьеристка, – и Кудряшов натянуто рассмеялся.

– Ну да, у меня есть некоторые цели. И во имя их я решила некоторое время потерпеть ее выходки. Но сейчас, когда Яблонская упала, и ей уже не подняться, зачем мне изображать преданность? Я не любила ее никогда, а сейчас она еще и перестала быть мне полезной. Она для меня никто. Пройденный этап.

– Как-то слишком цинично.

– Как есть, Олег, – и Алина отхлебнула растаявшее мороженое прямо через край креманки.

Наступила пятница 26 декабря – долгожданный день корпоратива. Даже сегодня в «Девиантных» было работы не меньше, чем всегда. И все же кое-кто изыскал возможность уже часа в три начать приятные хлопоты. На кухне Анна Петровна резала сыр и колбасу, а Анжелика Серафимовна – снежинки. Крикуненко по поводу праздника принарядилась в голубую блузку с пышными оборками на груди, на голове при каждом суетливом движении ее владелицы подрагивал пышный кок. Само собой, в ушах покачивались самоцветы – на этот раз, бирюза. На кухне уже тусовался фотокор Димка Филатов – дамы припахали его мыть фрукты и резать хлеб.

– Все хлопочете, хозяюшки? – на кухню заглянул Череп. – А не принять ли нам по пять капель для повышения настроения?

– Ну, как это – без всех, – занудила правильная Анна Петровна. Анжелика же Серафимовна глянула на Черепа так, что он сразу понял: она не против, но прямо ни за что этого не скажет.

Черемшанов достал бутылку водки, но Крикуненко замахала ручками:

– Петр Данилыч, я вас умоляю! В такой день – и столь неблагородный напиток?

– Для вас, Анжелочка, у меня в заначке есть чуть-чуть коньячку.

Чуть-чуть оказалось 250-граммовой фляжкой.

Анжелика пила манерно, долго катала кружку (бокалов не было) в ладонях, дабы согреть напиток. Потом сделала глоток и замерла, вознеся глаза горе.

– Ну что, клопами пахнет? – простодушно заметил Филатов. Они с Черепом только что опрокинули грамм по 70.

– Что бы ты понимал, сопляк! – прыснул Черемшанов. – Анжелика Серафимовна большой знаток вина. Она способна ощутить такие оттенки, которые ты, чурбан, не распознаешь ни при каких обстоятельствах.

– Проверьте меня, Петр Данилыч, – сделав еще глоток коньяка и прикрыв глаза, протянула Крикуненко. – Аромат чернослива, нагретого южным солнцем? Присутствуют сафьяновые ноты?

– Откуда ж мне знать, Анжелочка? – таких понтов не мог вынести даже Череп.

– Петр Данилыч, да читайте вы этикетку-то!

А в это время Корикова – как всегда, с минимумом макияжа, в джинсах и черной водолазке – сосредоточенно работала на компьютере. На ее лице читалась некоторая досада – ей бы тоже хотелось скорее переодеться в принесенную из дома розовую кофточку, подвести глаза и пойти что-нибудь резать на кухню, веселясь и хихикая с коллегами. Когда через полчаса Алина поставила последнюю точку, то ощутила резкое недовольство собой. Статья была вымучена. Если бы не цейтнот – она бы написала ее гораздо лучше. Так она думала.

А Ростунов и Филатов уже сдвигали в корреспондентской столы, Серега настраивал музыкальный центр, а Анжелика Серафимовна ляпала снежинки – признаться, вырезанные отнюдь не филигранно и кое-где заляпанные жирными пальцами – на все доступные поверхности.

– Ну как всегда, все в сборе, лишь один Олег Викторович всех задерживает, – по обыкновению затеял конттреволюцию Череп. – Пойду что ли, потороплю его. Оле-е-г! – и Черемшанов зашагал к кабинету главного редактора.

Кудряшов сосредоточенно всматривался в монитор, и по его лицу было видно, что он недоволен. Напротив сидела Корикова – тоже нахохленная. Она только-только собралась наводить марафет, как Олег вызвал ее к себе: к сданному тексту было много вопросов.

– Алин, что значит: «Виктора окружила толпа поклонников самых разных полов и возрастов?» – устало спросил он, не отрывая взгляд от монитора.

– Что непонятного, Олег? Среди поклонников были мужчины и женщины, старые и молодые, подростки и малышня…

– Ты правда не чувствуешь, что фраза корявая? Или притворяешься?

– Да все наскоро, Олег, постоянно спешка какая-то. Нет времени перечитать, что написала. Все скорей, скорей…

– Такие вещи должны быть доведены до автоматизма. Если ты работаешь с языком, чувствуешь его, ты даже в самой большой запарке не напишешь такого. Теперь-то я хорошо понимаю… – и резко остановился.

– Что хорошо понимаешь? – взвилась Алина. – Яблонскую?

Олег молча стучал по клавиатуре, энергично редактируя.

– Я спрашиваю, Олег Викторович, что ты хорошо понимаешь? Яблонскую?

– Да, Яблонскую! Если уж у меня не хватает терпения все это читать. Алин, ты же способная девушка. Любой эксклюзив раскопаешь, комментарии из-под земли достанешь… Но твой русский язык! Так нельзя, Алин. Нельзя писать «скурпулезный». Нет такого понятия «колония поселений».

– Это описки! Не надо придираться!

– Я тебе скажу совершенно точно: если ты не будешь работать над своим языком, ты не сделаешь карьеры. Я так понял, что твои планы именно таковы? Но при всех твоих достоинствах – ответственности, работоспособности – я бы не взял тебя в замы. Ну не взял бы! Как бы я мог тебе доверить чей-то текст, если с твоим приходится столько ковыряться?

В этот момент в кабинет вошел Черемшанов.

– Олег Викторович, ну сколько еще ждать? Народ для разврата собрался! Алиночка, звезда моих очей, почему такая грустная? А я вам тут кое-что принес, – и он достал из кармана пиджака остатки коньяка. – Для настроения, а? Пять капель?

Олег молча протянул ему свой граненый стаканчик, а Алине предложил гостевую кофейную чашечку.

– Нет, – обиженно ответила она. – Мне еще над текстом работать.

– Ладно, все, какая сейчас работа. Доделаешь завтра. Еще раз обдумаешь все, перечитаешь, – и Кудряшов закрыл файл.

– Я могу идти? – поднялась Корикова.

– Ты куда, красавица? – не унимался Череп. – Обижаешь, не хочешь уважить старика.

– Петр Данилыч, простите, но мне еще нужно успеть привести себя в порядок. Все уже такие нарядные и беззаботные, лишь одна я как чума… Знаете, хочется иногда вспомнить, что ты женщина. А то постоянно этот конвейер: одно закончила – тут же другое, никакого продыха.

– Иди, Алин, и не обижайся на меня, – и Кудряшов опрокинул свою стопку.

Череп проводил Корикову долгим взглядом, и, когда она скрылась, заговорщически обратился к Олегу:

– Что, хороша? Вот тут я тебя, Викторыч, очень хорошо понимаю…

– Ты все время что-то не то понимаешь, Петр Данилыч.

– Жениться не советую, – продолжал гнуть свою линию Череп. – Разведенка, да еще с ребенком… Незачем, полно свободных баб и помоложе. Выберешь. Да-да, а что ты так на меня посмотрел? Ну, при мне-то ты можешь не корчить из себя джентльмена. Ты и сам в глубине души понимаешь, что после 25-ти баба – это уже устаревший экземпляр.

– Да ты, я гляжу, педофил, – мрачно пошутил Кудряшов. Он не любил откровенничать на личные темы.

– Но для всего прочего Алиночка, бесспорно, хороша, – продолжал Череп. – Бери, не пожалеешь. Готов спорить, что долго уговаривать не придется. А прощелкаешь клювом – Вопилов подхватит или Стражнецкий. У них не заржавеет, – и Череп захихикал.

В корреспондентской уже гремела музыка, на стенах мигали гирлянды, а на стол водружались последние из блюд. Появилась Корикова – с тронутого легким макияжем лица сошло выражение сосредоточенности, розовая кофточка подчеркнула женственные формы, а узкие джинсы – стройные бедра. Олег поймал себя на том, что посмотрел на Алину чуть дольше, чем обычно. Она мило улыбнулась, как будто четверть часа назад у них не было неприятного разговора. Корикова умела брать себя в руки.

Тут в коридоре раздались веселые голоса, и в редакцию ввалились Стражнецкий, Вопилов и Кузьмин – похоже, уже чуть подшофе. Алина сразу не сориентировалась, на кого смотреть: высокий шатен Костик и высокий же смуглый Влад оба были просто загляденье. А вот Кузьмин ее не впечатлил: Антону только-только исполнилось 22 года, он был невысок, а для Кориковой это был «не формат».

– Ну, все в сборе? – Вопилов сразу же повел себя, как главный. – Предлагаю хлопнуть по стакашку шампусика и открыть банкет, – и он потянулся за бутылкой водки.

Застучали вилки, кружки, засновали руки, на клеенчатую скатерть шмякнулись первые ляпушки салатов. Потянувшись за селедкой под шубой, Олег столкнулся с рукой Кориковой. Алина рассмеялась. Олег же смутился, наскоро пробубнил какой-то невыразительный тост, и передал бразды правления Вопилову.

– Давайте выпьем за наш фантастический коллектив! – провозгласил Влад.

– Наш? – ворчливо шепнула Крикуненко Черепу. – Вот оно, молодое поколение – и жить торопится, и чувствовать спешит…

– Анжелочка, вы знаете, как я уважаю нашего Олега Викторовича. Но, между нами говоря, именно этого человека, – Черемшанов указал глазами на Вопилова, – я хотел бы видеть главным редактором «Девиантных». Это полководец! За ним любой пойдет на край света! А наш Олежек-то, вы и сами понимаете, тютя.

– Для вас, Петр Данилыч, любой воспитанный человек будет тютей, – насмешливо бросила ему Корикова.

– А мы кажется, не с вами разговариваем, – высокомерно заметила ей Крикуненко.

– Потише надо сплетничать, Анжелика Серафимовна, – отвечала Корикова.

– Алиночка, что вы, какие сплетни! – заюлил Череп. – Надо различать, когда человек сплетничает, а когда высказывает свою точку зрения. Вот и я хотел сказать Анжелике Серафимовне, как глубоко я восхищаюсь выдержкой и хладнокровием нашего Олега Викторовича. Это же Штирлиц! Это же… это же… Муций Сцевола, не побоюсь этого слова!

– Ну вы сказанули! – засмеялась Алина.

– Сами вы Муции! – заорал порядочно уже поддатый Ростунов. – Эй, вы, давайте выпьем! Ты, Муций, иди сюда. И ты тоже, – позвал он Вопилова и Стражнецкого. Те о чем-то эмоционально, но тихо спорили поодаль. Наконец, Костик опрокинул еще рюмку и поискал глазами Алину. Но та уже разговаривала с Филатовым. Стражнецкий терпеть не мог фотокора. А уж после недавней стычки в «Стельке» у него просто руки чесались отомстить ему.

– Ну что, Костик, дубль два? Наш ответ Филатычу? – подначивал его Влад. – Смотри, сейчас он твою Алину в два счета уведет из стойла…

Тут Серега сделал музыку громче и раскоординированно задергал нескладными конечностями. На пятачок потянулись и другие. Воспользовавшись моментом, Костик подскочил к Алине. Танец был его козырем – не зря родители с третьего по восьмой класс таскали его в бальную студию. В одном кружке с ними жеманно покачивала сухощавыми бедрами Анжелика Серафимовна и перетаптывался на толстых ногах-ластах Ростунов.

Филатову не понравились происки Стражнецкого. Нет, он не имел на Корикову никаких видов – за долгие месяцы работы бок о бок она стала для него своим парнем. Но чтобы вот так нагло у него из-под носа уводили бабу, и кто? Этот нагламуренный Костик? Этот самовлюбленный красавчик, который то и дело смотрится в зеркальце, которое у него всегда лежит в кармане пиджака? Все это Филатова – гордого южного человека, в чьих жилах текла гремучая помесь русской и чеченской кровей – взбесило до невозможности.

– Эй, Кость, – подвалил он к Стражнецкому. – Ты свежий номерок-то захватил?

– Да, Димон, возьми, у меня в куртке торчит, – чистосердечно ответил чуть запыхавшийся Стражнецкий, продолжая свои па.

– А то у нас туалетная бумага в сортире закончилась, – уж если Филатов наезжал, то делал это прямолинейно и незатейливо. – А меня как раз приперло.

– Ну так и возьми «Девиантные», раз приперло. Вон сколько валяется. Плохи дела, не берут вас?

– Не, мне у «Помела» бумага больше нравится. Моей заднице она приятнее.

– Эй, что тут такое? – к месту назревающего конфликта спешил Вопилов. За эти несколько минут он уже свел знакомство с верстальщицей Мариной, и по-свойски обнимал ее за плечи. Стражнецкий сделал ему недоуменные глаза – дескать, окстись, дружище, она же толстая. На что Влад ответил высокомерным взглядом – а мне, мол, нравятся девушки в теле. Тем более, сам видишь, выбирать не приходится…

Поодаль Ростунов совещался с Кузьминым.

– Баб катастрофически мало, – брызгал слюной Леха. – Я понимаю, у Вопилова со Стражнецким все в шоколаде. Но скажу тебе как пацан пацану: Алиша и Мариша – это не мой формат.

– У тебя есть какие-то идеи?

– Идей немерено. Пошли.

Кудряшов в это время в одиночестве курил в своем кабинете. На столе стоял пластиковый стаканчик с водкой и лежала половинка плавленого сырка. Зазвонил рабочий телефон.

– Добрый вечер, Олег Викторович! – на том конце провода раздался голос Полины Георгиевны Черемшановой. – А где мой Петр Данилыч, не подскажете? А то звоню ему на сотовый, а он трубку не берет. А тут такое дело срочное…

– Что-то случилось?

– Да нет, слава Богу, ничего. Самарцевы пришли, лестницу садовую просят, а как же я могу им дать ответ, не посоветовавшись с мужем? Вещь дорогая, подарок Петра Данилыча… А он сам-то где?

– Да в курилку с мужиками вышел. А мобильник, наверно, на столе оставил. Я передам ему, Полина Георгиевна, что вы звонили.

Кудряшов ополовинил стаканчик и закурил вторую сигарету. Экий заботливый муж Петр Данилыч. Супруга садоводством увлеклась – а он тут же инструментарий подарил, лестницу преподнес. Полочку новую захотела – он тут же к племяннику за дрелью рванул. Вот уж ни за что не подумаешь, что вечно всем недовольный и желчный Череп – такой душка в кругу семьи. «Интересно, а я какое впечатление на людей произвожу? – задумался Олег. – Вот сейчас все веселятся, а я тут один торчу уже четверть часа. Наверно, думают, что я высокомерный стал, зазвездил… Или же вообще ничего не думают. Ушел я – а никто и не заметил».

Тут завибрировал его мобильник. Инна! Давно что-то ее не было. Олег сам удивился тому, с какой готовностью он схватил трубку.

– Чмоки-чмоки! Это Иннусик, – раздался в трубке знакомый басок. – Как делищи? Нормалек? А я тут поблизости в кафешке сижу, хочу зайти. Только встреть меня, Верка-то у вас уже не работает, и пропуск у меня обломился.

– Ин, даже не знаю, удобно ли, у нас сейчас как раз корпоратив…

– Класс! Обожаю всякие собирушки! Все, через пять минут буду, жди меня внизу. Чмоки-чмоки!

Олег выглянул в корреспондентскую. Там шло бурное веселье. Под «Дискотеку Авария» Череп выписывал с Крикуненко некое подобие танго, сжимая в руке ее костлявые пальцы, унизанные бижутерией. Анжелика Серафимовна, похоже, была в ударе – время от времени она закатывала глаза и драматически выкидывала вперед ногу, отчего сухощавая конечность обнажалась выше колена. И тогда внимательный взгляд мог рассмотреть, что Крикуненко уже успела поставить на колготках стрелу. Корикова и Стражнецкий выплясывали какой-то знойный латинос – Алину с непривычки и от выпитого изрядно заносило, и Костик как нельзя кстати хватал ее за талию. Вопилов, низко склонившись над Мариной и практически вжав ее в стену, что-то горячо ей доказывал.

Тут темноту корреспондентской осветил луч света извне – это в редакцию вернулись Ростунов, Филатов и Кузьмин. Похоже, идея Лехи увенчалась успехом, потому что с собой они вели двух девчушек лет 22-х.

– Знакомьтесь, это Юляха и Настена, – заорал Ростунов. – Наши соседки из «Конкорда».

Вопилов мигом отвлекся от Марины. Юляха однозначно хорошенькая – миниатюрная, рыженькая, с яркими живыми глазами и точеными толстенькими ножками. Прелесть! Настена тоже ничего, но глазенки скучноватые, рыбьи какие-то… «От таких особых сюрпризов ждать не приходится, – прикинул многоопытный Вопилов и решил сыграть на два фронта. Сейчас он подкатит к Юляхе, а Марина взревнует и станет посговорчивее. А нет – так и не надо. И так не больно-то она ему нравится. Все-таки пухловата, пухловата… И он направился к вновь прибывшим девчонкам.

«И зачем я разрешил Инке прийти? – спускаясь вниз, Кудряшов уже корил себя за этот импульсивный поступок. – Все равно у нас с ней ничего не будет. А до Янки информация дойдет, она сразу выводы дурацкие сделает…»

Двери лифта открылись, и Кудряшов нос к носу столкнулся с невысоким мужичком.

– Аккуратнее никак? Прут как на тракторе! – буркнул тот и прошмыгнул в лифт.

«Что за лицо знакомое? Ба, да это же Николай Иванович! Но что он здесь делает? И как сюда попал? – в голове Кудряшова вопрос рождался за вопросом. Он прислушался – лифт остановился на втором-третьем этаже.

На проходной уже гоготала с охранником Инна. Она была порядочно навеселе. Едва завидев Олега, девица бросилась к нему на шею и расцеловала, переляпав все лицо Кудряшова блеском для губ. От нее пахло Кензо, чипсами и пивом.

– Ты где запропал, горе луковое? – забасила она. – Совсем забыл, да?

– Ин, у меня срочно нарисовалось одно дело. Нужно зайти в одно место. Давай я тебя отведу в редакцию, представлю коллегам…

– В какое это тебе надо место? В туалет что ли? – и она взорвалась смехом. – На клапан давит? Нет, я тебя никуда не пущу. Смоешься еще от меня.

– Ну пошли тогда со мной. Только без воплей.

– Ты сегодня такой загадочный, Олежек, – и Инна с готовностью устремилась за Кудряшовым. По лестнице они взбежали на второй этаж.

– Ой, как тут тихо, и никого нет, – зашептала Инна, но и шепот в ее исполнении был довольно громок. – Ты про это место говорил?

– Нет, не про это. Тихо, не ори, – и они с лестницы вышли в коридор второго этажа. Но там, похоже, никто уже не работал. Все офисы были закрыты, и лишь дежурная лампочка тускло освещала холл.

– Идем выше, – скомандовал Олег.

– Да куда ты меня тащишь? – заупрямилась Инна. – И вообще, я еще не сказала «да».

– Слушай, успокойся, дева моя, – не выдержал Кудряшов. – Ты меня, наверно, неправильно поняла. Мне нужно срочно найти одного человека.

В конце коридора третьего этажа Олег увидел открытую дверь. Скорее туда! Больше Круглякову быть негде. И, волоча за собой Инну, Кудряшов устремился на свет. «Стоп, а куда я, собственно, так спешу? – вдруг подумал Олег. – Ну, увидел я Круглякова и что? Что это меня так взволновало?» Но, несмотря на все доводы разума, ноги сами несли его к открытой в конце коридора двери. На ней Кудряшов увидел табличку – «Винно-водочная компания «Пантера». Вот это да! Кудряшов-то был уверен, что «Пантера» располагается на улице Кострикова. А оказывается, офис находится всего тремя этажами ниже редакции!

– Николай Иваныч! Здрасьте-здрасьте. А я как раз с заказом определился, собирался вам звонить, а тут – вы сами, собственной персоной! Мы же с вами только что у лифта столкнулись! Вы меня что, не узнали? – Олег сам удивился, с какой скоростью он все это выпалил.

– Олег… э… Васильевич? Так это были вы? – в предчувствии неплохого заказа (а, может, даже речь идет о свадьбе, не случайно же он с девицей приперся) Кругляков услужливо заулыбался. – А я тут зашел кое-какие дела подбить, отчет доделать по продажам. Шеф требует до праздника все сдать…

– Так у вас здесь офис? Не знал, не знал…

– Как бы офис, а как бы и нет. Здесь у нас бухгалтерия сидит, начальство, а с клиентами мы на Кострикова работаем.

– А-а, вон оно что, – протянул Олег.

– Заказ обсудим? Позвольте полюбопытствовать, свадебку затеваете? Для крупных торжеств у нас особые предложения, – и Кругляков положил перед Кудряшовым прайс в красной папке.

– Свадьба? – взвизгнула Инна. – Правда, свадьба? Олежек, ну ты оригинал! Надо же такое придумать! Девки будут в шоке!

– Ты о чем? – Кудряшов не сразу понял, по какому поводу восторги.

– Хватит прикидываться валенком! Я согласна! Можешь ты это понять? Или все еще не веришь в свое счастье?

– Очень радостно видеть такие сугубо романтические чувства, – опять елейно заговорил Кругляков, переводя взгляд с визитеров на настенные часы и обратно. – Когда два молодых любящих сердца… А на медовый месяц очень рекомендую в Турцию съездить. Мы с Любаней довольны остались. Позавтракал плотненько, на пляже часок повалялся, в одиннадцать можно опять пойти перекусить. А в двенадцати уже и пообедать самое оно. С четырех – ланч, с шести… Да что там говорить! Это сервис не чета нашему. Все включено, шведский стол круглосуточно.

Олег судорожно искал повод, как бы отсюда свинтить. Буйная Инна, услужливый Николай Иванович со своим гастрономическим креном…

– Николай Иваныч, я к вам уж после праздников зайду. У нас там наверху корпоратив, надо идти, коллеги ждут.

– А то бы мы все быстро обсудили. Нет? Никак? Ну ладно. Жду после праздников. С наступающим вас! И вас, красавица! – и с приятнейшей, хоть и несколько натянутой улыбкой Кругляков препроводил их из офиса.

В редакции было отнюдь не весело. Около Стражнецкого хлопотали Корикова и Анна Петровна – у Костика из носа текла кровь, а под глазом медленно наливался краснотой синяк. Тут же с ватками и салфетками толкались новенькая Юля и верстальщица Марина. В другом углу Кузьмин и Ростунов пытались утихомирить Филатова. Пол был усеян обрывками «Девиантных» и «Помела», а также осколками салатницы и остатками оливье.

– Ты, педик, не попадайся мне – изувечу! – выкрикивал из своего угла Филатов. – Порву как Тузик грелку!

– За педика ответишь! – горячился в своем углу Стражнецкий. – Иди на рынке торгуй, урюк черножопый!

Тут Кудряшов кашлянул и громко объявил:

– А это Инна, моя одноклассница. Анна Петровна, дайте, пожалуйста, ей что-нибудь перекусить.

– Олег, ну ты видел когда-нибудь таких идиотов? – бросилась к нему разгоряченная Корикова, по ходу оценивающе косясь на Инну. – Стоило мне на пять минут выйти, как они сцепились! Ну почему нельзя спокойно отдохнуть, без скандалов и разборок? – и она в отчаянии опустилась на стул.

– Олежек, что тут у вас за базар-вокзал? – капризно протянула Инна, наваливая себе на тарелку гору селедки под шубой. – А холодец домашний? Обожаю! Горчичка есть? А это что за хрень намешана? Форшмак? Баушка, давайте сюда всю тарелку! – засучила она руками в направлении Анны Петровны.

В веселье возникла неловкая пауза. Всем хотелось продолжить праздник, но никто не знал, будет ли уместно провозгласить тост или отпустить шутку в тот момент, когда на глазах у Кориковой не высохли слезы, когда Стражнецкий рассматривает в зеркальце фингал под глазом, а Ростунов с Филатовым и Кузьминым сварливым шепотом обсуждают в углу планы мести. Как вдруг неожиданно и очень кстати от толпы заговорщиков отделился Антон Кузьмин, включил музыку и более развязной, чем обычно походкой подошел к Инне:

– Кис, прослушал, как тебя зовут. Потанцуем?

Все с интересом воззрились на странную парочку. Антон был хорошо сложен, но, дай Бог, дотягивал до 175 сантиметров. Инна же была монументальна – около 180 ростом, и то, что называется, кровь с молоком. И вот надо же, они преспокойно затоптались в танце.

– Э… А где Петр Данилыч? А Влад? – немного оторопев, но быстро взяв себя в руки, обратился к Стражнецкому Кудряшов.

– Да Влад разобиделся на Юляху с Маринкой и свалил, – нехотя пояснил тот. – А Череп с Анжеликой, по-моему, пьют на верстке. А это, что, твоя подруга? – он кивнул на Инну.

– Да так…

– Не знал, что ты таких любишь… А Филатыч у меня еще поглотает кровавые сопли. Теперь не знаю, как к Алинке подойти с этим фингалом, – жалился Кудряшову Стражнецкий. – Слышь, скажи ей, что я буду через пять минут ждать ее в курилке. Поговорить надо, а светиться не хочу. По-моему, Филатыч ревнует не по-детски…

Алина с готовностью откликнулась на предложение Олега потанцевать. Обняв ее, Кудряшов поймал себя на том, что его тянет, очень тянет к ней. Но тут же в его сознании всплыло лицо Яблонской, и по двум движениям ее губ он явственно считал слово: «Ввалю!». Соблазн мигом рассеялся.

– Алин, а можно личный вопрос? – щепнул Олег, в романтичном молчании протоптавшись с Кориковой до припева. – Скажи, почему ты хочешь, чтобы я уволил Серегу?

– Серегу? – Алина сделала непонимающие глаза. – Ах, ты все об этом… Но я, кажется, понятно объяснила, Олег. Он играет серьезными вещами и не понимает, что это отражается на живых людях…

– Ну хорошо. Серега своими дурацкими играми, сам не желая того, выжил Яну. Но почему ты тогда не настаиваешь на возвращении невинно пострадавшей Яблонской, но требуешь увольнения Сереги? Нелогично.

Подкрепляясь тарталетками с оливье, Стражнецкий удовлетворенно наблюдал за беседой Алины и Олега. «Отлично, отлично, все идет как по маслу. Вот он шепнул ей то, что я просил, она тут же сделала удивленную физию – ну естественно, без этих сцен они никак. Но вижу, все на мази. Поедем к ней? Но у нее, кажется, ребенок. Или к Олегу напроситься? Влад говорит, он безотказный. Но он-то безотказный, а вот она может не согласиться – у этих баб всегда какие-то глупые условности, сверхсекретность… Да и Олегу сегодня квартира явно понадобится, не зря же он эту толстуху притащил. Хотя она, того гляди, переключится на Антошу…»

– Сказала «а» – говори «бэ», – тем временем продолжал Кудряшов. – Чем тебе так не угодил Серега? Я согласен его уволить – действительно, шутки у него гадские. Но давай тогда вместе добьемся возвращения Яны.

Алина молчала.

– Серега, давай еще медляк! – крикнул Кузьмин. Он никак не хотел снимать рук с кустодиевских боков Инны. Верстальщик в третий раз завел «Отель Калифорнию» и пригласил рыжеволосую Юлю.

– Ну? Что молчишь? – азартно допытывался тем временем Кудряшов у Кориковой. – Не согласна? Ну, тогда все понятно. Эти штучки вы с Серегой вместе придумали, чтобы Янку подставить. Серега в тебя втрескался, а ты этим воспользовалась. Решила чужими руками жар загрести. Так? А сейчас дело сделано, и Серега тебе как бельмо на глазу. Живое напоминание о грешках молодости. Так ведь? Вот ты и решила мне его сдать.

– Пусти, я устала, пойду попью водички, – наконец, выдавила Алина и решительно разомкнула объятья Олега.

«Вот и расследованию конец, – подумал Кудряшов, у себя в кабинете наполняя стаканчик доверху водкой. – И как скучно все, оказывается. Преданная Алиночка просто свела счеты с Янкой. Дурак Серега подвернулся ей очень кстати. Прихвастнул ей по пьяни, какие он штуки он умеет проделывать, а она зацепилась. Стала его подначивать… А чего не сделает влюбленный пацан, тем более, такой идиот как Серега? Как все просто, оказывается! И как мерзко» – и Олег поднес к губам стограммовку.

Он сделал первый глубокий глоток, как вдруг его пронзила беспокойная мысль. «Но в тот-то вечер, 31 октября, Сереги в редакции не было! Он покинул здание в 18.15. – это подтверждают данные службы безопасности. Что же тогда? Он верстальщицу Марину, что ли, подговорил ляпы внести? Нет, слишком мудрено. Тогда что – сам вернулся по чьему-то чужому пропуску? Или на этот раз ввиду ответственности операции в редакцию возвратилась сама Корикова? Стоп-стоп, где же моя распечатка от Витьки-охранника?»

Олег поставил стакан и энергично закопошился в сумке. Куда же он положил эту бумажку? Или, не дай Бог, выкинул случайно? Отшвырнув барсетку, Олег рванул на себя ящик стола. Он смутно почувствовал, что лед тронулся. Еще пара шагов впотьмах – и он увидит свет. Папки, файлы, бумаги, пресс-релизы, договора – все полетело на пол. Черт! Где же распечатка?!

– Что-то ищешь, Олег? – в кабинет заглянул Стражнецкий.

– Да так, решил перед новым годом инвентаризацию провести, – брякнул Кудряшов первое пришедшее на ум. Причем, слово «инвентаризация» далось ему с некоторыми затруднениями.

– А я водки принес. И воблой меня Леха угостил. Вы ему, кстати, намекните, чтобы дезодорант купил. Ну невозможно… Только без передачи, ладно? Можно я этот листок возьму, рыбу разделаю? – и Стражнецкий потянул с подоконника, заваленного бумагами, первый попавшийся лист.

Олег сидел и, совершенно опустошенный, тупо смотрел перед собой. А Костик – пусть с фингалом, зато со стильной стрижкой и в модном джемпере в сине-оранжевую клетку– методично расчленял рыбешку и убаюкивающим голосом говорил:

– Ты меня не пустишь к себе на пару часиков с Алинкой? Такая девчонка…

– Она согласна? – Кудряшов мигом вышел из ступора.

– Да какая разница, согласна или не согласна? Мне нужно твое согласие. А остальное – дело техники. Понимаешь, такой облом вышел. Я думал у Влада деньжат стрельнуть, в сауну ее позвать, а Влад свинтил из-за этих динамщиц, и трубку не берет. Не понимаю, я-то почему страдать должен?..

Олег молчал.

– Я тебя понимаю, – продолжал Стражнецкий. – У тебя тоже есть планы на вечер. Ну, вижу, вижу, Инка шикарная блондинка, завидую тебе белой завистью. Но мы с Алинкой тебе не помешаем… Мы тихо, быстро… Ну, согласен?

– Уговорил, Кость, согласен, – устало пробурчал Кудряшов. А про себя подумал: размечтался ты, Костик, насчет Кориковой.

– Ну спасибо, друг! Не забуду! Давай хряпнем по пятьдесят, и я бегу договариваться с Алинкой, – Стражнецкий на ходу опрокинул стаканчик, и его как ветром сдуло.

«Вот мои друзья, – беззлобно подумал Кудряшов. – Интересно, а если бы у меня не было квартиры, был бы я кому-нибудь из них нужен? В универе Влад постоянно сдувал у меня лекции, потом, когда он был на грани вылета, я ходил и просил за него в деканат. Затем начались проблемы с Аллочкой… До шестого месяца Влад вообще от нее бегал. Надеялся, что все само собой рассосется. А кто все уладил? Понятно, кто…

А потом что? Влад стал моим начальником, и я опять продолжил разгребать его проблемы. В редакции – пьянство и анархия. Сдача номера каждый раз под большим вопросом. Все в последний момент, за секунду до закрытия шлагбаума… А эти его подружки бесконечные, ночные визиты без предупреждения, постоянные скользкие беседы с Аллочкой, где в каждом вопросе – подвох, где любое слово – ловушка… Вот это и есть дружба?»

Кудряшов потянулся за воблой, да так и застыл с куском в руке: Костик разделал рыбешку аккурат на той бумажке, которую искал Олег! Он рванул лист на себя, ошметки от рыбы разлетелись по столу, спланировали на пол, но Кудряшову было не до порядка. Он забегал глазами по списку. Цветкова, Самсонов, Нечитайло… Не то, дальше, дальше! Савосин, Вырыпаев, Турусова, Марьянова… Черт, опять эта Марьянова! Или все же Марьянова? То есть, Крикуненко под видом Марьяновой? Очень может быть – тогда на кухне Анжелика врала, как сивый мерин. Но ведь, кроме ей же самой рассказанных нескладушек, у него против нее нет ни единого доказательства… Голопятов, Смирнов, Живулин, Михалевич, Кругляков, Пестова, Кормакова… Стоп, стоп, стоп! Живулин, Михалевич, Кругляков… Кругляков! Так вот где я видел эту фамилию! Точно, Кругляков из ООО «Пантера». Николай Иванович собственной персоной! Прошел через вертушку в 18.48. Эврика!»

И, тихо рассмеявшись, Кудряшов откинулся в кресле. Но через пару секунд между его бровями опять залегла складка.

– А почему, собственно, эврика? – забубнил он себе под нос. – Ну, прошел Кругляков, и что? Имеет право. Он здесь работает. Лучше ищи, по чьему пропуску сюда мог вернуться Сережа – вот кто у нас главный подозреваемый! Хотя вот нестыковка: из редакции всех раньше времени выманил женский голос. Да и верстальщице Марине звонила якобы буфетчица. Значит, все-таки Корикова? Или Корикова вместе с Сережей? А что? Она обзвонила, кого надо, а он вернулся в редакцию и посадил пару ляпов… Но доказательства, доказательства?!

Олег отшвырнул список и опять обмяк в кресле. От близости разгадки и от большой работы, которую вершил сейчас его нетрезвый мозг, его словно щекотало изнутри. Он резко поднялся с кресла. Прошел до двери, развернулся, прошел до окна. Опять повернулся… Тут дверь распахнулась, и в кабинет влетела Инна.

– Малыш, прости, но свадьбы не будет! Я ухожу от тебя, – забасила она, дыша на него перегаром и селедкой. – Пойми и прости!

Олег смотрел на нее и ничего не понимал: какая еще свадьба? Что такое он должен простить Инне? Ну и вечерок! Все смешалось, нагромоздилось, переплелось, как в фантазии пьяного футуриста… А она продолжала нести ахинею:

– Я влюблена, как никогда! Такого как Антоша я искала всю жизнь! Он прикольный, он знает кучу анекдотов… Дай мне немедленно сотик того дядечки, к которому ты меня сегодня затащил. Мне нужно сделать заказ на нашу свадьбу! И узнать насчет Турции – где там побольше жрать дают, в каком отеле. Мы туда в свадебное путешествие поедем!

– Какой дядечка?! Инк, ты перепила и бредишь. Присядь, отпыхни…

– Да хватит меня чмырить! – взвилась Инна. – Только и поучаешь! Дай, говорю, телефон, мне нужно срочно переговорить с этим дядькой!

– Да возьми ты, только не ори, – и Кудряшов набрал на своем сотовом номер Круглякова. – На, говори. Его зовут Николай Иваныч, – и он вышел из кабинета.

В корреспондентской стоял дым коромыслом. Орал «Ласковый май». У окна Серега целовался с Настеной, Филатов в неловкой позе спал на стуле. Кузьмин, стоя на четвереньках посреди импровизированного танцпола, пытался ухватить за ноги Корикову, Стражнецкого и рыженькую Юлю, которые подбрасывали конечности в попытке канкана. У стола нечто нечленораздельное мычал Ростунов, по старой привычке погружая пальцы в миску с оливье. Сквозь визг, гвалт и гундос Юры Шатунова временами слышался пронзительный тенорок Черепа. Судя по всему, он вещал что-то романтичное Крикуненко, у которой, к слову сказать, стрела на колготках разъехалась крупной бороздой, а в ухе недоставало одной сережки.

– Не знаю, как вы, а у меня нет больше никакого терпения смотреть на это свинство, – расслышал Олег реплику Черепа. – Мадам, не угодно ли откушать мороженого? Приглашаю в буфет!

– С превеликим удовольствием! – закатила Крикуненко изрядно залитые глазки. – Но люди, люди… боже, как я устала от этих безмозглых чудовищ с алчными глазами, низменными интересами и подлыми страстишками! И какая это отрада – найти в этой затхлой луже жизни чистую гавань в лице интеллигентного, возвышенного, чуткого друга… В лице вас, Петр Данилыч! Что буфет? Опять эти лица, лица, лица, эти свиные рыла… Зачем, когда есть баночка ананасов, бутылочка доброго амаретто и непостижимый в своей инфернальности Вагнер? О, не делайте удивленных глаз, друг мой. Я наслышана о вашей любви к опере. Вы, кажется, еще не видели мое холостяцкое гнездышко?

Олег бросился обратно в кабинет.

– Ну вы и чудак, Николай Ваныч! – донесся до него голос Инны. – Чудак на букву «м»! Ха-ха-ха! На море – в октябре? Мудель вы самый настоящий! Высокий сезон, говорите? Да вы что! На День единства все едут? А-а, поняла! Вы сделали финт ушами и взяли путевку на конец октября, за 200 баксов, так? Ага… А в ноябре все приехали уже по 500. А жрачка та же… Ну вы деляга! Умеете жить! Ну все, договорились, заметано, – и она нажала кнопку «отбой».

– Ну что, договорилась? – задал Олег дежурный вопрос.

– Да, все отлично. Едем в Турцию! А этот Николай Ваныч – вот придурок! – в октябре поперся… Зато почти на халяву! Побегу расскажу Антоше!

«Уехать бы сейчас, но нельзя. Они могут устроить не знаю что, – подумал Олег, оставшись в кабинете один. Шел шестой час гулянки. – Все, надо пойти объявить, что через сорок минут расходимся. И так загулялись».

Тут зазвонил мобильник. Яна! Не может быть! Олег тут же нажал кнопку приема, но звонок почему-то сорвался. Подождал с полминуты – никто не перезвонил. Набрал номер Яны – оказалось, что абонент временно недоступен.

Кудряшов сел в кресло и размечтался. Как было бы хорошо, если бы у него все сложилось с Яной. Чтобы можно было так же спокойно пригласить ее потанцевать, смело обнять, как сегодня Корикову. А уж если бы она согласилась отдохнуть с ним в Турции – это было бы вообще неописуемое счастье. Конечно, не просто так отдохнуть, а уже будучи в статусе…

Олег достал из барсетки портмоне, открыл его – на него глянула фотография Яны. Растрепанная, почти без косметики, в бейсболке – он заснял ее на осенних редакционных шашлыках. Была бы она всегда такой… Олег еще раз набрал Яну – бесполезно, абонент опять был вне зоны действия сети. Он отправился на арену событий.

– Ребят, еще полчаса, и надо расходиться, – объявил он, перекрикивая музыку. – Кому нечего делать, давайте уже убирать со стола.

Впрочем, Анна Петровна и рыженькая Юля уже носили тарелки на кухню.

– Предлагаю завершающий тост! – Кудряшов налил себе водки и… задумался. Он не умел говорить красиво. Все, на что хватало его фантазии – это пожелать всем счастья, здоровья и удачи. И иногда – любви. Но для этого Олег уже должен был достаточно выпить.

Все, кроме пьяного Ростунова, который занял место несколько протрезвевшего Филатова, подтянулись к столу. Наполнили чашки и стаканчики. Антон обнял Инну. Стражнецкий с показной деликатностью положил руку на талию Алины. Кудряшов отметил: она чуть вздрогнула, но руку Костика не убрала.

– Давайте выпьем за нас, за то, чтобы уходящий год забрал все самое плохое и оставил самое хорошее! – и Кудряшов опрокинул рюмку.

– И чтобы все мы нашли свою любовь! – добавила Алина.

– Да, за любовь! – поддакнул Стражнецкий и выпил свою рюмку. Несмотря на фингал, он был просто красавчик.

И тут в перезвон рюмок вмешался совершенно неожиданный звук. В десятом часу вечера где-то наверху зажужжала дрель!

– Вот дебилы! – завелась Инна. – У людей праздник, а они сверлить надумали. Нашли время! Пойдемте разберемся! Антош, скажи этим уродам… Олег, что это тебя так перекосило? – и она уставилась на Кудряшова.

– Олег, что с тобой? – испуганно сунулась к нему и Корикова.

Действительно, непонятно почему Кудряшов вдруг изменился в лице. Между бровей залегла глубокая складка, словно у него внезапно заболела голова, губы сжались, словно были готовы сказать что-то важное, но еще не знали, что. Этот ступор продолжался секунд пять, после чего Олег тихо сказал:

– Дрель.

– Дрель??? – хором переспросили все.

– Ну, удивил! И коту понятно, что это дрель, – найдя новое счастье в лице Кузьмина, Инна сделалась язвительна в адрес Кудряшова.

– Дрель. Лестница. Пирожки. Ванна, – еще раз повторил Олег, и, ни на кого не глядя, пошагал к выходу.

– Он и правда разбираться пошел? – тревожно сказала Корикова. – Ну, знаете, мне это не нравится. Перепил он, что ли? Пойду за ним.

– Ну перестань, Алин, – подал голос Стражнецкий. – Что он, маленький что ли? Давай лучше выпьем.

– А что вы все так переполошились? – заинтересованно спросил Кузьмин. – Он буйный, что ли? Я его мало знаю…

– Олежек? Да тюфяк он! – пригвоздила Кудряшова Инна. – Вечно сопли жует…

– Ну, я жевать не буду, – и Кузьмин пылко обнял блондинку.

У Кудряшова сильно стучало сердце. На лифте он поднялся на четырнадцатый этаж. Несмотря на поздний час, в буфете было многолюдно – перед праздниками местный общепит зарабатывал деньги и не закрывался до последнего клиента. Почти все столики были заняты – народ с размахом провожал старый год. Олег обшарил буфет взглядом, но того, кого искал, не увидел.

– О, я его узнала! – от столика у окна до Олега донесся голос подвыпившей мадам – блондинки чуть за сорок. – Это же рыжик с шестого этажа! Молодой человек, солнышко, идите к нам! – и светловолосая с подружками призывно замахали ему руками.

– Девчонки, простите, я очень спешу, – бросил Олег дамам вымученную улыбку и быстро ретировался.

Он вышел на лестницу. Сегодня она не была безлюдной, как обычно. Снизу доносился тихий гул голосов: праздник отмечали не одни «Девиантные», и на каждом этаже стояло минимум по одной влюбленной парочке. Спускаясь вниз, Олег бесцеремонно заглядывал в лица встреченным голубкам. Многие стыдливо отворачивались – это были чьи-то мужья и жены, которых предновогоднее веселье случайно толкнуло в посторонние объятья. В курилке седьмого этажа Олег увидел Крикуненко и Черепа. Они о чем-то беседовали, развалившись в пластиковых креслах. В ногах у Анжелики Серафимовны стояла ополовиненная бутылка шампанского, а у Черепа из кармана пиджака торчала четверка коньяку.

– Петр Данилыч, на два слова! – от пробежки по лестнице и волнения Кудряшов тяжело дышал.

– Да что там опять стряслось, Олег? Можно хоть сегодня не говорить о работе? И потом, вы видите, я занят. Никакой деликатности! – заворчал Череп.

– И все же я настаиваю, – Олег сказал это столь решительно, что Черемшанов сразу встал и со смесью интереса и тревоги взглянул ему в глаза.

– Настаивать вы не можете, – подала пьяный голос Анжелика. – Крепостное право отменили еще в 19 веке. Так что оставьте-ка свои барские замашки.

– Тихо, тихо, голубушка, – осадил подругу Череп. – Я вижу, у Олега Викторовича ко мне действительно что-то срочное и важное. Вам лучше спуститься в редакцию. Не переживайте, мы скоро вернемся.

Крикуненко нехотя встала и, смерив Кудряшова недовольным взглядом, неуверенно зацокала к лифту. Олег встал напротив Черепа спиной к двери, словно преграждая ему путь к отступлению. Инстинктивно приняв боевую стойку, он нетерпеливо раскачивался на ногах – взад-вперед, взад-вперед.

– Ну, что у вас за дело такое срочное? – начал Череп.

– Дрель, Петр Данилыч, – Олег нервно рассмеялся. – Ванна. Лестница. Пирожки. Турция! и схватил Черемшанова за лацканы пиджака.

– Но-но-но! Руки! – затрепыхался Череп. – Что за ребусы на ночь глядя? Сказать честно, меня очень утомили ваши бесконечные нападки. А-а, все! Понял, понял, вопросов не имею! Вы же пьяны, милейший. Слышал, слышал о том, что в вас начисто отсутствует культура пития, но не думал, что до такой степени…

– Заткнись! – Олег тряхнул Черепа. – В общем, так. Ты сейчас же пишешь по собственному желанию.

– С какого это перепугу, Олег Викторович? Вы оставьте этот свой командирский тон…

– Я повторяю: или ты пишешь заявление, или дело получает широкую огласку, и ты с позором вылетаешь из «Девиантных».

– Что за бред? Какое дело? Какую огласку? Мне от людей скрывать нечего! Ой, у меня закололо сердце, – и Череп с болезненной гримасой ухватился за левую сторону груди. – Мне необходимо срочно принять таблетки. Да пусти же! Или ты хочешь, чтобы я прямо здесь скончался?

Кудряшов ослабил хватку:

– Ты меня понял, Петр Данилыч.

* * *

Перекурив и чуть переведя дух, минут через пять Олег возвратился в редакцию. Еще с порога он с удивлением увидел, что все с интересом внимают Черепу, который что-то эмоционально рассказывает.

– Да, коллеги, увы! Увы! Светлый праздник омрачен беспрецедентно хамской выходкой нашего многоуважаемого Олега Викторовича! – вещал Черемшанов. – Сколько раз я говорил ему: надо меньше пить, уважаемый, это добром не кончится.

– Не подумала бы, что Олег Викторович такой уж пьющий, – с сомнением протянула Марина.

– Деточка, что ты о нем знаешь? Да, ему пока удается маскировать свой порок. Но я-то знаю про эти его бесконечные чекушки и стограммовки… И вот пожалуйста, допился! Сейчас налетел на меня на лестнице с кулаками, пиджак порвал – видите? – и Череп продемонстрировал лацкан. – Коллеги, верьте мне, это самая настоящая белая горячка! И нам нужно немедленно вызывать психбригаду!

– Это превышение служебных полномочий! – верещала Анжелика. – В США за такое затаскали бы по судам, а мы молчим! И я не удивлюсь, если скоро этот самодур чуть что, будет раздавать нам затрещины, а по субботам введет показательные порки провинившихся!

– Да ты не уймешься! – Кудряшов бросился к Черепу. – Теперь решил психом меня объявить! Чего проще – сюжет успешно обкатан. Чацкий и Фамусов, серия вторая.

– Вот, вы видите все собственными глазами! – и Череп поспешил занять оборонительную позицию за спинами Стражнецкого и Кузьмина. – Не медлите ни минуты! Свяжите его полотенцами и срочно вызовите санитаров.

– А то он сейчас нас всех перережет! – взвизгнула Крикуненко.

– Олег, да ты что на Петра Данилыча взъелся? – разом принялись увещевать его Костик и Антон. Они всматривались в него с недоверием – видимо, искали признаки сумасшествия.

– И бред, бред какой-то несет! – не унимался Череп, выглядывая из-за спин парней. – Заладил: дрель, ванна, пирожки какие-то! Нет, вы как хотите, а у меня нет ни малейшего сомнения: он повредился в уме на почве пьянства!

Тут Кудряшов расхохотался – так громко, что удивился сам.

– Обалдеть! – наконец, сказал он и опустился на стул. – Не думал, что попаду в такую историю. Ну дела!

– А что случилось-то? – подала голос Корикова. – Олег, я тебе сейчас налью воды.

– Спасибо, Алин, правда, что-то в горле пересохло. В общем, так, коллеги. Ваше дело – верить Петру Данилычу или нет. Вот я весь перед вами – смотрите, псих я или нормальный, – к Олегу вернулось прежнее спокойствие, и он с открытой улыбкой обвел всех взглядом.

– Это они все так говорят! – подхватил Череп. – Спросите у любого психиатра. Отличительная черта: если больной говорит, что здоров, значит, он на самом деле болен. А наш Олег Викторович, как я сейчас понимаю, повредился умом как минимум пару месяцев назад. Про расследование слышали? Я сначала смеялся, а потом понял – эге, дело пахнет керосином. Это же самая настояшая мания преследования, паранойя в классическом проявлении! И вот, пожалуйста, алкогольный эксцесс – и тихое помешательство переходит в буйное!

– Господа, прячьте скорее ножи и вилки! – тем временем свистящим шепотом вещала Анжелика. – Если вам еще дороги ваши жизни…

– Вы все сказали, Петр Данилыч? – насмешливо произнес Кудряшов. – А теперь, коллеги, скажу я. С понедельника Петр Данилыч у нас не работает. Он давно хотел всем об этом сказать, только стеснялся.

– Вы уходите? – к Черемшанову повернулись сразу несколько человек.

– Что за ерунда? Конечно, нет! – сварливо ответил тот. – Олег Викторович вообразил себя удельным царьком, и думает, что мы будем рабски угождать его прихотям. Не выйдет, милейший! Не на тех напоролись! Подержите его, пока я наберу 03.

– И новость вторая. К нам возвращается Яна Яковлевна. Я поговорю с Сан Санычем и с ней самой. Сейчас, когда все открылось, она может и должна вернуться.

– Да что открылось-то? – пронеслось по рядам.

– Что открылось? А я вам скажу, что открылось. Открылось очевидное – то, что наш Олег Викторович давно по уши втрескался в Яночку Яковлевну, – захихикал Череп. – И, конечно, сейчас ему надо любыми способами вернуть своей крале престижное кресло и баснословную зарплату. А то, что от ее непрофессионализма и наплевательского отношения к работе пострадает дело, коллектив – это его интересует в последнюю очередь. В данный момент он не головой думает, а, извините, головкой!

– Похоть застила ему глаза! – возопила Крикуненко, воздевая костлявые руки и бряцая дешевыми браслетами. – И ради своих страстишек он готов втоптать в грязь, размазать по стенке, вырвать сердце из груди уважаемого человека, который ему в отцы годится! О времена, о нравы!

– Хорош уже ломать комедь, – прервал Стражнецкий истерику Крикуненко. – Пока лично я вижу, что невменяемы вы с Петром Данилычем, а Олежек вполне адекватен.

– Ну, выпил лишнего, с кем не бывает, – забасил Филатов, а спящий Ростунов завозился в своем кресле.

– Да хватит трещать уже! – прервала всех Корикова. – Олег, скажи уже, что там открылось? А то за вашими воплями не слышно главного.

– Дрель. Пирожки. Ванна. Лестница. Турция. Пантера, – опять засмеялся Олег, а Череп переглянулся с Анжеликой Серафимовной. – Или, вернее не так. А вот как: Пантера. Турция. Дрель. Пирожки. Лестница.

– А ванна?! Вы, господин хороший, ванну потеряли! – язвительно заметил Черемшанов.

– Потерял, говоришь? А потому что не было никакой ванны.

– Ага, а полминуты назад была! – торжествующе объявил Череп. – Ой, покаетесь вы еще все, что не поверили мне…

– Ванны не было! Почему? Потому что Петр Данилыч ее не принимал! Вот и все! – продолжал тем временем Кудряшов.

– Вы, кажется, забываетесь! – брезгливо сморщила костистый носик Крикуненко. – В приличном обществе на гигиенические темы говорить не принято.

– Олег, не тяни, рассказывай скорее, – глаза Кориковой горели интересом.

– Сейчас, сейчас. Алин, вспомни тот день. Это было 31 октября. Тебе позвонила читательница и назначила встречу у «Десяточки». Вспоминаешь? А знаешь, кто была эта читательница? Петр Данилыч собственной персоной! С его тенором ничего не стоит подделать голос под женский.

– Да что вы говорите, – зевнул Череп. – Вы, случаем, не обчитались Донцовой и иже с нею?

– Как вы не понимаете, бесчестный вы человек, что подобные обвинения возможны только при неоспоримых доказательствах! – затряслась Крикуненко. – Раньше бы вас за такое вызвали на дуэль и пристрелили как щенка!

– А Лехе Ростунову кто звонил? Из пресс-службы аэропорта? – продолжал меж тем Кудряшов.

– Ну, догадываюсь, – насмешливо протянул Череп. – Конечно, Черемшанов. Сейчас на Черемшанова всех собак повесят…

– Именно! Именно Черемшанов и звонил! А теперь скажи ты, Марина, – обратился Кудряшов к верстальщице. – Во сколько тебе позвонили из буфета и пригласили за горячими пирожками?

– Я уж и не помню. Где-то без пятнадцати семь…

– А я знаю точно! – воскликнул Олег. – Я просмотрел распечатку звонков и увидел, что тебе позвонили в 18.48. Других звонков в радиусе получаса в редакции не раздавалось.

– Не понимаю, какое отношение эти дурацкие розыгрыши имеют ко мне? И вообще, не пора ли нам пора? – холодно произнес Черемшанов.

– Петр Данилыч, все эти дурацкие, как вы говорите, розыгрыши имеют к вам самое прямое отношение. Потому что мэра на мэрина и круги на овалы исправили именно вы! Вы! – выпалил Кудряшов, как дулом пистолета, тыча указательным пальцем в грудь Черемшанова.

– Чего-чего? – оживился верстальщик Серега. – Петр Данилыч? В натуре?

– Кого ты слушаешь, Сережа, – вздохнул Череп. – Паранойика! Очень, очень прискорбно, что столь тяжкий недуг сразил нашего Олега в столь цветущем возрасте…

– Да не бейте вы крыльями! – перебил Черепа Кудряшов. – Дайте досказать, а потом уж решайте, в своем я уме или нет. Так вот, я утверждаю, что именно Петр Данилыч 31 октября специально внес в полосу исправления, которые впоследствии стоили Яне должности.

– Но Петр Данилыч типа не юзает комп, – подал голос Серега.

– Да уж, не умудрился бесовщине, – хмыкнул Череп.

– А я вам скажу, что Петр Данилыч очень даже юзает комп, – продолжил Олег. – Как я это узнал? Очень просто. Недавно я был в гостях у Петра Данилыча. И его супруга показала мне прекрасно отремонтированную ванную. Я спросил: откуда черпаете оригинальные идеи? На что Полина Георгиевна ответила: в Интернете их полно. А теперь вопрос: где жена Черемшанова пользуется Интернетом, если учесть, что она – домохозяйка? Конечно, дома! А стоит компьютер, скорее всего, в спальне, поскольку в зале я его не видел. Я угадал, Петр Данилыч?

– Не буду отрицать, Поля действительно владеет компьютером, – с достоинством произнес Череп. – Но это еще не значит, что им автоматически должен владеть и я. Есть сколько угодно семей…

– А что вы тогда скажете по поводу того, что на Яндексе и Мэйл. Ру у вас имеются почтовые ящики? Я все выяснил. Или Полина Георгиевна и почту за вас получает?

– Это клевета! – взвизгнул Череп. – Нет у меня никаких ящиков! Это ящики моих однофамильцев! Мало ли в России Черемшановых! Фамилия распространенная…

– Смешно. Две недели назад вы, наоборот, похвалялись редкостью своей фамилии, – горько улыбнулся Олег. – Но продолжим. Итак, считаю доказанным то, что Петр Данилыч владеет компьютером.

– Считаю это абсолютно недоказанным! – проорала Крикуненко. – Впрочем, продолжайте свою забавную сказочку…

– Анжелика, голубушка, вы ли это? – с глазами, полными упрека, обратился к ней Череп. – Человек явно болен, находится в плену иллюзий, порожденных больным воображением, а вы, вместо того, чтобы позвать доктора и облегчить его страдания, призываете продолжать, тем самым распаляя его извращенную фантазию? Грешно вам!

– Да чо там париться – грешно, не грешно. Прикольная история. Олег Викторыч, валяйте дальше, – опять проблеял Серега.

– Вы видите, Петр Данилыч, – извиняющимся тоном пробормотала Крикуненко. – Я-то, конечно, против. Но если весь коллектив настаивает на продолжении рассказа. Могу ли я противопоставлять себя общественным интересам?

– Итак, приступим к части второй, – объявил Кудряшов. – Наверно, всех вас интересует, как Петр Данилыч все устроил так, чтобы ему гарантированно никто не помешал? Отвечаю. В тот вечер он под тем или иным предлогом выманил всех из редакции – ну, про Корикову и Ростунова вы знаете. Звонила ли какая-нибудь читательница Анжелике Серафимовне – мне неизвестно, потому что она почему-то отказалась рассказать мне, что она делала в тот вечер после 18.00. Поэтому, не скрою, одно время я крепко подозревал и ее…

– Что??? Меня??? Да как вы смели! О позор, о горе мне! О прощай, моя чистота, моя честь, моя безупречная репутация! Ты поругана и растоптана одним только словом бесчестного человека! – Анжелика Серафимовна хорошо отработанным жестом воздела руки к потолку, а потом в изломанной позе упала на стул и, потрепетав спиной на манер умирающего лебедя, уронила жидкие волосы на руки и обмякла – типа, потеряла сознание.

– Так вот, – продолжил тем временем Кудряшов. – Убедившись, что все, кроме Марины, ушли из редакции, Петр Данилыч проник в здание…

– Проник? Подбирайте выражения, многоуважаемый! – фыркнул Череп. – Я не агент разведки, чтобы куда-то там проникать.

– Итак, Петр Данилыч проходит в здание. Далее в укромном месте – ну, например, с лестницы четвертого этажа – с мобильника набирает номер редакции и измененным голосом приглашает Марину за пирожками. Проследив из-за двери, что она уехала на лифте, Череп вызывает кабину на шестой этаж, заранее припасенной чуркой стопорит ее и, пешком спустившись вниз, вырубает освещение на лестнице. Затем впотьмах поднимается в редакцию и быстро делает свое дело.

– Точно! – воскликнула Марина и осеклась: – Я имею в виду, что за моим компом явно кто-то посидел. Когда я пришла, то удивилась, что экран горит. Если бы никто к нему не прикасался, пока меня не было, комп бы уснул.

– Интересно излагаете, Олег Викторович, – насмешливо процедил Череп. – Захватывающий сюжетец. И со стороны людям может показаться, что все сходится. Ан нет, есть очень серьезные нестыковки.

– Давайте! У меня в голове только что все состыковалось!

– А хотя бы тот факт, что я в то время был на больничном. Это вам не баран начхал!

– Но вы же были не при смерти, а, значит, могли ускользнуть из дома.

– Э-э, батенька, это все из области фантастики, – нервно махнул рукой Череп. – Достаточно запросить у службы безопасности данные о том, кто проходил в здание в тот день, чтобы убедиться, что меня к конторе и близко не было. Да и как я мог? – с обезоруживающей улыбкой обратился он к окружающим. – Валялся в беспамятстве, в бреду с высоченной температурой! Я уже молчу о моральной стороне поступка, который мне пытается приписать Олег Викторович…

– Представьте себе, Петр Данилыч, что я запросил у охраны все данные. И вашей фамилии там действительно не значится.

– Тогда о чем же речь? Значит, вопрос о моей злокозненности автоматически снимается с повестки дня, и мы наконец-то расходимся по домам, – громогласно объявил Череп.

– Но там значится другая фамилия.

– И какая же, многоуважаемый? Впрочем, это меня уже мало интересует.

– Человека, очень к вам близкого. Которого вы видите довольно часто. А именно – Николая Ивановича Круглякова, сотрудника фирмы «Пантера».

– Олег, ты хочешь сказать, что по просьбе Петра Данилыча Кругляков пришел в редакцию и внес в полосу исправления? – подала голос Алина.

– Нет. Этого не могло быть по одной простой причине.

– И по какой же??? – язвительно заметил Череп. – Мели, Емеля…

– Конец октября и начало ноября Кругляков с женой провел на турецком курорте. Ну, теперь-то можете свести дебет с кредитом?

– Совершенно непонятно, какое отношение поездка моего племянника имеет к моей персоне, – с достоинством произнес Череп. – Господа, вам еще не скучно все это слушать?

– А отношение она имеет самое прямое, – продолжил Кудряшов. – В списке, который мне предоставила охрана, я увидел, что Николай Иванович Кругляков 31 октября в 18.48 зашел в здание! Что вы на это скажете, Петр Данилыч?

– Что скажу? А что, он не имел права зайти в собственный офис?

– Но вашего племянника в тот момент не было в городе – это факт! Стало быть, кто-то воспользовался его пропуском. Кто? Ответ очевиден: Петр Данилыч Черемшанов!

– Ну вы даете, Петр Данилыч! – выпалила Корикова. – Не ожидала!

– Это правда, коллега? – мгновенно вышла из «обморока» Крикуненко. – Не томите, скажите хоть что-нибудь!

– Должен вас огорчить, – с достоинством английского лорда произнес Череп. – Но я не намерен оправдываться. Оправдывается тот, кто виновен. Я же чист. И не скажу более ни слова до тех пор, пока этот молодой нахал не принесет мне свои извинения.

– А кто тогда прошел по пропуску вашего племяша? – развязно, как всегда, протянул Серега.

– Только он сам и никто больше! Откуда Кудряшову знать, когда именно мой родственник улетел в Турцию? Ошибка в один-два дня – и вот мы имеем тяп-ляп сфабрикованное чудовищное обвинение.

– Я точно знаю, что 31 октября Кругляков уже был в Турции, – парировал Олег. – Пару часов назад он сообщил это по телефону Инне. Да пусть она сама скажет! Где она, кстати? – он обвел корреспондентскую глазами.

– Да это… я ее в кабинете Яблонской уложил, – зардевшись, сообщил Кузьмин. – Она вдруг плохо себя почувствовала…

В этот момент словно по заказу в дверях появилась заспанная расхристанная Инна.

– Что за базар-вокзал? – зевнула она. – Антош, плесни мне шампусика. Блин, во рту как кошки насрали…

– Ты появилась как раз вовремя! – бросился к ней Кудряшов. – Инн, скажи, что тебе рассказал Кругляков про Турцию? Когда он туда уехал?… Ну, вы все слышали. Кстати, именно благодаря ей мне стало понятно, как проник в здание наш злоумышленник. Мне этот финт с пропусками даже в голову не приходил! Как вдруг Инна подкинула мне плодотворную идею. Помнишь тот вечер, когда ты пришла к нам в редакцию, стянув пропуск у своей подруги, ну, той, которая здесь работала?

– А-а, – засмеялась Инна. – Это было как два пальца обоссать. Верка дерябнула пиваса и задала храпака, я у ней карточку-то и слямзила…

– Милая барышня, нельзя ли умерить свое красноречие? После ваших выражений мне становится больно за молодое поколение и великий могучий русский язык, – проворчала Крикуненко.

Все отвлеклись от Черепа на каких-то полминуты, а когда вспомнили о нем, то увидели, что Петр Данилыч преспокойно вяжет на шею кашне, явно собираясь уходить.

– Стоп, а вы куда? – поинтересовался Кудряшов. – Я ведь еще не все рассказал.

– Вы можете сколько угодно развлекать общество своими побасенками, а с меня хватит, – холодно заметил Черемшанов. – Считаю ниже своего достоинства выслушивать этот ваш бред сивой кобылы. Диву дашься, как в этом мире все встало с ног на голову. Почтенному, серьезному человеку кидают обвинения какие-то сосунки. И что самое удивительное – все молчат, как будто так и надо. А ведь, если на то пошло, у меня есть неопровержимое алиби. В тот вечер у меня в гостях была Яна Яковлевна. Что вы на это скажете, мистер Пинкертон? Или, может, вы будете нас убеждать, что вместо меня Яну Яковлевну принимала говорящая кукла? – и Череп вдруг нервно расхохотался.

– Яна действительно была у вас в гостях, – отвечал Кудряшов. – Но у вас она появилась около семи. И что же? Полина Георгиевна объявила ей, что вы в ванной. Они обе были этим очень удивлены: с чего бы это вам лезть в ванну, когда с минуты на минуту придет гостья? Сначала я не придал этому значения. Мало ли, у кого из нас какие чудачества бывают. Но буквально час назад меня озарило, и все детали сложились в одну картину. Пока Полина Георгиевна была уверена, что муж принимает ванну, тот был далеко от родного дома.

– Ага, он тайно посещал любовницу, – вполголоса пошутил Стражнецкий, а Олег продолжал:

– Убедившись, что Яна покинула редакцию – а для этого он попросил ее позвонить ему перед выходом – Петр Данилыч включил в ванной воду, а сам выскочил из квартиры, сел в машину и покатил в редакцию! Он был уверен на сто процентов, что Полина Георгиевна не заглянет в ванну – так у них было заведено.

– Допустим, допустим, – насмешливо протянул Череп. – Действительно, пришла в голову какая-то блажь: ополоснуться перед визитом Яны Яковлевны. А теперь вижу, боком мне выходит моя чистоплотность. Но ответьте мне, Мегрэ вы наш, как бы я мог обратно попасть в квартиру, если бы действительно покинул ее? Как? Я так понимаю, Поля заперла за Яной Яковлевной дверь. Предупреждаю всех сразу: летать я не умею, равно как и проходить сквозь стены! – и Череп с торжествующим видом уставился на Кудряшова.

– Я долго думал над этим. Догадка озарила меня внезапно, когда сегодня мне позвонила Полина Георгиевна. Она искала вас, чтобы посоветоваться, давать ли каким-то вашим соседям лестницу, которую вы ей купили для работы в саду. Вот оно что! Лестница! Чего проще: сделал свое черное дело, прикатил домой, зашел в собственный сад, приставил к лоджии лестницу и забрался на свой второй этаж. Окно, я так понимаю, было предусмотрительно отперто. А в это время Яна с Полиной Георгиевной распивали чаи в соседнем зале. Пробежать в ванну, наскоро намочить волосы и переодеться в махровый халат было делом двух минут. И вот вы уже приветствуете гостью и извиняетесь за столь долгое отсутствие.

– Офигеть! – не выдержала Корикова. – Я думала, такое только у Донцовой бывает.

– Петр Данилыч, это правда? – тихо сказала Крикуненко, с которой как-то сразу слетел флер напускной аристократичности.

– Да правда, правда, – продолжал Кудряшов. – Янка мне на другой день еще рассказывала, что якобы Петр Данилыч в свое время был многообещающим тенором, как вдруг коварная ангина навсегда лишила его голоса. Что якобы ему оказывал покровительство сам… кто вы думаете? Лепешинский!

– Не несите бреда, – обрубила его Крикуненко. – В культуре вы полный ноль. Нет и не было никакого Лепешинского. Образованные люди преклоняет колени перед гением тенора Сергея Лемешева.

– Вот именно – и это знаю даже я! Мало того, Яна упомянула, что якобы Петр Данилыч готовил для своего дебюта партию «О дайте, дайте мне свободу».

– И снова чушь! – затрясла сережками и бусами Анжелика Серафимовна. – Замолчите! Ваше бескультурье просто убивает! Даже ребенку известно, что партия Князя Игоря написана для баса. Как же Петр Данилыч мог готовить ее для дебюта, если он подавал надежды как тенор?

– Вот видите, Анжелика Серафимовна, вы сами только что доказали, что Петр Данилыч наговорил чепухи – первой пришедшей ему в голову чепухи. А почему он это сделал? Да его просто распирало от адреналина, от того, как ловко все удалось обтяпать. Он просто физически не мог спокойно сидеть и вести ровную беседу. Вот он и понес белиберду.

– Вы все сказали? – Череп смерил Кудряшова презрительным взглядом. Все замолчали, а Черемшанов, выдержав паузу, абсолютно ровным тоном продолжил:

– Но помните, Олег Викторович, я снисходителен к чужим заблуждениям и великодушен к тем, кто в них не упорствует. Знайте: я готов рассмотреть возможность прощения. Но только после того, как вы публично принесете мне свои извинения. Господа, прощайте! – и он направился к выходу.

– Как это прощайте? – вдруг раздался придурочный голос Сереги. – А что там с дрелью-то? Я про дрель ждал…

– Да, кстати, дрель-то при чем? – засуетились все. Было видно, что после полной достоинства тирады Черемшанова многие засомневались в справедливости обвинений Кудряшова. Лишь один Олег не сомневался и с вызовом бросил Черепу:

– Ну что, Петр Данилыч, сами про дрель объясните или опять мне доверите?

– Может, вы без меня продолжите заседание клуба сказочников? – устало отвечал Черемшанов. – Право слово, по домам уже пора. Поля заждалась…

Однако не сдвинулся с места и с едва уловимой тревогой в глазах воззрился на Кудряшова.

– Не томи, Олег Викторыч, что там с дрелью-то, – забухтел народ.

– Ну, с дрелью все просто. Петру Данилычу нужно было как-то заполучить пропуск племянника. И вот он выжидает, пока тот с женой уезжает в Турцию, и как заботливый дядюшка, с тортиком навещает дочку Круглякова – студентку Аню. Официальная причина визита: Черемшанову срочно понадобилась дрель. На самом же деле, это просто предлог, чтобы порыться в личных вещах племянника и выудить оттуда пропуск. И вот, пока девочка хлопочет на кухне, Петр Данилыч под видом поиска дрели обшаривает барсетку, папки, карманы Николая Ивановича и в итоге находит-таки электронную карточку! За чаем он для отвода глаз, конечно, ворчит, что не нашел никакой дрели, и куда это, мол, папанька ее заушил. На что Анечка Круглякова ведет его к ларю на лоджии и вручает инструмент! – радостно заключил Кудряшов.

Все переглянулись и уставились на Черепа. Тем не менее, никто не решался объявить что-нибудь вроде: «И что вы на это скажете, Петр Данилыч?» Черемшанов заговорил первым.

– Коллеги! Друзья! – и, глубоко вздохнув, тоном мудрого старца завел: – Вы только что выслушали в высшей мере интересную историю. Историю, достойную того, чтобы Первый канал снял по ней сериал. Однако на протяжении повествования я не раз и не два говорил, что все, рассказанное Олегом Викторовичем, не имеет к реальности ровным счетом никакого отношения. Но вы были глухи и слепы. Что ж, я вас не осуждаю – вас завлекли в плен банального человеческого любопытства. Признаться, я устал оправдываться, устал увещевать вас. Поэтому вижу, что мне остается только одно: замолчать. И пусть сама судьба нас рассудит, – на этих словах лицо Черемшанова перекосила болезненная гримаса, и он приложил ладонь к левой стороне груди.

– Петр Данилыч! Петр Данилыч! Вам плохо? Корвалолу? «Скорую»? – бросились к нему Анжелика Серафимовна и Марина.

Олег почувствовал, что вокруг него сгущаются тучи осуждения. Еще пять минут в таком духе – и он станет чуть ли не врагом народа. Он молчал, не зная, что предпринять.

– Эх, Олег, ну и к чему было это твое упрямство? – с упреком обратилась к нему Корикова. Однако в ее голосе сквозило и сочувствие незавидному, по ее мнению, положению Кудряшова. – Я же тебе русским языком говорила, чьи это проделки. Ну почему ты мне не поверил?

– Слышь, Олег, по ходу, ты облажался, – шепнул ему и Филатов. – Петр Данилыч… уважаемый человек…

– Может, извинишься, пока все здесь? – увещевала его Корикова. – А за новогодние каникулы все это забудется как дурной сон…

В ответ на это Олег встал и медленно побрел к выходу.

– И куда это вы, Олег Викторович? – вслед ему понесся негодующий визг Крикуненко. – Налетели, опорочили, оболгали, довели до сердечного приступа – и тихой сапой в кусты?! Не выйдет! – и она взмахнула костлявыми кулачками.

– Анжелика Серафимовна, вы же не суд Линча тут собираетесь устраивать? – устало обратилась к ней Корикова. – Пусть идет. Олег, может, не во всем не прав, но все же вправе рассчитывать на наше понимание…

– Пусть идет… Не держите его… – лепетал со своего стула Череп, полуприкрыв глаза. – Олег, я не держу зла… Только одно слово, и между нами все будет, как прежде.

У порога Кудряшов резко обернулся, обвел всех взглядом и бросил:

– Значит, никто мне не верит, так?

Ответом было молчание. Наконец-то, Корикова робко выдавила:

– Ну зачем ты так сразу, Олег? Мы все тебя уважаем и очень сожалеем…

– Все, хватит! – Кудряшов решительно толкнул дверь и… чуть не отпрыгнул от неожиданности.

За ней стояли двое – молодой парень спортивного вида в костюме из последней коллекции «Адидас» и женщина средних лет в милицейской форме.

* * *

– Добрый вечер! Это редакция «Девиантных новостей»? Нам нужен Петр Данилович Черемшанов, 1942 года рождения, проживающий по адресу… Здесь он? – и милиционерша рентгеновским взглядом обвела комнату.

– Да здесь он, здесь, – и парень в спортивном костюме, нимало не церемонясь, ткнул пальцем в Черепа, который как-то вдруг весь подобрался. От вальяжности, в которой он пребывал каких-то десять секунд назад, не осталось и следа.

– А что тут, собственно, происходит? – опять вклинилась Крикуненко. – Немедленно предъявите документы!

– Капитан Журавлева, – и визитерша уверенно выбросила вперед руку с красными корочками.

– Покайся, Петр Данилыч, тебе скидка будет, – неуверенно сострил эрудированный Стражнецкий.

– Гражданин Черемшанов! – громогласно изрекла стражница порядка. – Гражданин Журавлев последний раз вас спрашивает, будете платить за разбитое крыло или будете продолжать бегать?

– Слышь, мужик, я тебя предупреждал – лучше добром заплати, не связывайся – у меня тетка в милиции работает, – с блатной растяжечкой завел гражданин Журавлев. – Нет, ты в бега по кой-то ляд ударился… Думал, я тебя не найду. Да я предупреждал, что из-под земли тебя достану! Не, ну сколько можно мурыжить человека – два месяца, как въехал мне в бочину, а все завтраками кормит! Гони бабло, или я тебя на счетчик ставлю!

Черемшанов весь сошел с лица, но, собравшись с силами, прочирикал своим тенором:

– Арсений, вы могли бы и не устраивать публичных сцен – тем более, в моем трудовом коллективе. Я как раз собирался на днях отдать вам долг. Собирал деньги…

– Не, ну ты вкрай оборзел, мужик! – возмутился Арсений. – Разбить мне новую «бэху» и заныкать бабло!

– Сеня, это ты? – неожиданно к гражданину Журавлеву метнулась Инна. – А я гляжу – лицо какое знакомое! Помнишь, мы в сентябре бухали вместе с моей подружайкой Веркой?! В конторе на втором этаже! «Чиж и К», люстрами Чижевского торговали! А ты как раз к хозяину по своим делам зарулил, а потом нам шампусик выставил. Ну, вспоминай давай!

– Кажется, было что-то такое, – неуверенно произнес Арсений.

– А мне потом Верка говорила, что часто твою «бэху» тут на парковке видела!

– Да я проклял тот день, когда на вашей парковке впервые тачку кинул! – опять взвился Арсений. – Вот он мне, прямо не отходя от кассы, в бочину и вписался! Начал выруливать и занесло. Шумахер хренов! Кулхард недобитый! И что я с пацанами в тот день в кабак не пошел? Димастый проставлялся, давний кореш. 31 октября днюха – это я с детства выучил…

– Когда-когда проставлялся Димастый? – Кудряшов мигом повернул голову к владельцу «БМВ».

– Да я, кажется, ясно сказал – 31 октября.

– И именно 31 октября Петр Данилович въехал в вашу машину?

– Да, именно 31-го. В семь часов вечера. У меня и свидетель есть, – и Арсений зашуршал бумагами в барсетке.

И в этот момент случилось то, чего никто не ожидал. Череп метнул на Кудряшова пронизывающий взгляд и вдруг в мгновение ока выскочил из корреспондентской. Всеобщее удивление было таково, что первые пять-десять секунд никто не додумался броситься в погоню. Все только с непониманием переглядывались. Из ступора всех вывел решительный голос Кудряшова:

– Я за ним. Кто со мной?

* * *

В облаве на Черепа пожелали участвовать все, кроме пьяного Ростунова, который продолжал сопеть на стуле, и Анжелики Серафимовны, которая вдруг с преувеличенным энтузиазмом начала подправлять макияж, якобы абстрагировавшись от ситуации. Было видно, что она обескуражена, и пока не знает, как вести себя дальше.

– Костик, дуй вниз и засеки, не успел ли он убежать из здания, – распорядился Кудряшов. – А заодно скажи, чтобы под благовидным предлогом тормознули его, если он там объявится.

– А я не въехал, – сказал Кузьмин. – Зачем он смылся-то?

– Может, подумал, что бить сейчас будут, – предположил Филатов.

– Да просто нервы сдали, – подытожил Олег. – Алин, будь другом, сгоняй в буфет, проверь нет ли его там. Только не светись, и сразу звони, если что.

Пока Стражнецкий и Корикова бегали по поручению Олега, Кудряшов с Кузьминым и Инной методично прочесали все 14 этажей офисного здания. Удивительное дело: всего час назад здание кишело подгулявшими людьми, сейчас же все словно вымерло. Длинные коридоры были пустынны, лестничные пролеты обезлюдели, а в буфете, как доложила Корикова, не было ни души, кроме одиноко спящей за столом блондинки средних лет.

– Точно тетка? – усомнился Олег.

– Ты думаешь, Череп нацепил парик и закосил под пьяную бабу? – рассмеялась Алина.

Тут с новостями из проходной подоспел Стражнецкий.

– В общем, так, – оживленно заговорил он. – Наш голубок действительно собирался свалить, но на вертушке нос к носу столкнулся с какой-то чернявой бабой.

– С чернявой бабой? – задумался Олег. – Полина Георгиевна, что ли, явилась?

– Без понятия. Но факт тот, что они мило расцеловались и повернули обратно. И если я все правильно понимаю, они сейчас должны находиться в редакции.

– Надеюсь, они там не выжрут сейчас всю фанту. У меня дикий сушняк, – пробасила Иннусик.

Едва «поисковики» переступили порог родной конторы, как услышали голос Черепа, который втолковывал кому-то, пока не видимому:

– … но вы понимаете, я слишком порядочен, чтобы выдать им имя настоящего злоумышленника. Хотя мне, безусловно, известно, кто это. Но не просите меня назвать его! Пусть лучше я паду жертвой наветов, чем этот бесконечно дорогой мне человек!

– И кто же этот ваш дорогой человек? И куда это вы, кстати, смылись? – с ходу бросил Черепу Кудряшов и осекся: – Ян, ты?

– Ну да, я. Днем приехала. Звонила-звонила тебе: то срывается, то абонент не доступен. Позвонила секретарше Сан Саныча, она сказала, что у вас сегодня корпоратив. Вот я и решила заглянуть по старой памяти, – весело отрапортовала Яблонская. Олег нашел, что за полтора месяца разлуки она нагуляла очень милые щечки.

– И очень хорошо, Ян, что пришла. Позволь представить тебе Петра Данилыча Черемшанова…

– Да мы знакомы. Что с тобой, Олег?

– … главного организатора и вдохновителя кампании по твоему изгнанию из «Девиантных».

– Яночка Яковлевна, помните, что я вам сказал, – шепнул Яблонской Черемшанов. – Я не волен открыть правду. На карту поставлена честь дорогого мне человека…

– Извините, Петр Данилыч, но я больше не нахожу нужным молчать, – неожиданно подала голос Крикуненко. – О каком это дорогом человеке вы тут распространяетесь? На кого изволите столь красноречиво намекать?

– Анжелика Серафимовна, а что вас так беспокоит? Что этот дорогой человек – не вы? Или то, что это все-таки вы? – поддел Крикуненко Стражнецкий.

– Не путайте меня, молодой человек. И вообще, положа руку на сердце, я не давала вам никакого повода обращаться ко мне в столь фамильярной манере! – отбрила Костика Анжелика.

– Не, а мне реально интересно, с кем крутит роман Петр Данилыч. Пусть колется, – заржал Серега.

– Какой еще роман! – гневно напустился Череп на верстальщика. – Вы все настолько испорчены, что даже не можете вообразить, что человек способен испытывать к ближнему чувство не только плотской любви, но и дружбы, участия…

– И к кому вы здесь испытываете подобные чувства? – продолжала напирать не совсем трезвая Крикуненко. – Оч-чень интересно!

– Ну что ж, – с обреченным видом развел руками Череп. – Вижу, мое великодушие оборачивается против меня самого. А объект великодушия не ценит величия моей жертвы. Чего ж тогда скрывать?

– Колитесь скорее, Петр Данилыч! – от нетерпения Серега чуть не взвизгнул.

– В самом деле, не томите, – прозвучало сразу несколько голосов.

– Что ж, я готов. Это Анжелика Серафимовна Крикуненко!

Анжелика была столь поражена признанием Черемшанова, что как соляной столб застыла на месте, редко моргая широко распахнутыми глазами.

– Да-да, вот ваш враг, Яна Яковлевна, – тем же обреченным тоном продолжил Череп. – Вот ваш таинственный недоброжелатель, маскирующийся под поборника нравственности, под адепта высококультурия. Каюсь, что покрывал грешки этого человека. Хотя прекрасно был о них осведомлен – вернее, догадывался. Вспомните, Олег Викторович, в тот роковой вечер Анжелика Серафимовна исчезла с работы неизвестно куда, а впоследствии отказалась предъявить алиби. Итак, возможность есть, мотив – тоже. Ни для кого не секрет, что она ненавидела Яночку Яковлевну самой лютой ненавистью, не имея на то ни малейшего основания…

– Нестыковочка, Петр Данилыч, – опять вклинился Серега. – Анжелика Серафимовна типа не юзает комп.

– Зато я сейчас поюзаю его драную бороду! – Крикуненко вышла из ступора, подскочила к Черепу и – хрясь! хрясь! – отвесила ему две смачные пощечины. – Петр Данилыч, вы подлец! Коллеги, не верьте ему! Это он сам до спазмов в яйцах ненавидел Яблонскую и мечтал выжить ее из редакции! Он сам мне рассказывал!

– Гражданочка, успокойтесь, – вдруг раздался голос майора Журавлевой. Под шумок милиционерша с племянником пристроились к остаткам праздничного стола и методично уничтожали недоеденные яства. А Арсений не стеснялся лакировать это дело водочкой.

– Гражданин Черемшанов может изворачиваться, сколько хочет, – продолжила майорша. – Лично я считаю, что вина его доказана. Правда, не знаю, по какой статье его деяния можно будет квалифицировать. Подлог документов? Не совсем то. Нанесение ущерба деловой репутации? Возможно. Доведение до самоубийства? Гражданка Яблонская, не было ли у вас попытки суицида в связи с увольнением? Нет? Очень жаль! В таком случае, боюсь, дело ограничится злостным хулиганством. А вы, гражданочка, – Журавлева кивнула Крикуненко, – можете до кучи подать на него иск за клевету.

– Непременно сделаю это! – горячо заверила Крикуненко. – И такой моральный ущерб вкачу, мама не горюй! Пыль глотать замучаешься, Петр Данилыч!

– Фильтруйте уже базар, Анжелика Серафимовна, уши вянут вас слушать, – пошутила Корикова, а Кудряшов объявил:

– Коллеги! Целью моего расследования было исключительно восстановление справедливости. Яна пострадала незаслуженно, и я не мог оставить подлеца безнаказанным. Но если бы Петр Данилыч был чуть мудрее и написал заявление об уходе, никто из вас не узнал бы подноготной всей этой грязной истории. Он сам выбрал этот сценарий и…

– Я не поняла, – перебила Олега майор Журавлева. – Так вы будете подавать иск? Сеня бы тоже подал…

– Лично я никаких исков подавать не собираюсь, – отвечал Кудряшов. – Есть потерпевшая. Пусть она и решает.

– Ой, Олег, я в шоке от всего услышанного, пока ничего не соображаю, – отозвалась Яна.

– Подавайте, подавайте, не теряйтесь, – прошипел Череп. – Но учтите, что я тоже подам, и не факт, что суд окажется на вашей стороне. Как бы самим пыль глотать не пришлось! Такой моральный ущерб вам выставлю, что внуки ваши работать на меня будут! Пинкертоны недоделанные! Нагородил тут вам Олежек турусов на колесах – и дрель, и пирожки, и ванны с лестницами – а ведь с доказательной-то базой полный пшик! Да ни один следак эти измышлизмы и слушать не станет! Так что, не прикусили бы вы язык, господа? А засим разрешите откланяться, – и, направившись к двери, намеренным козлетоном запел «Хэпи нью иэ, хэпи нью иэ».

Никто его больше не удерживал. Все внимание обратилось к Яблонской.

– Так это правда, что вы возвращаетесь, Яна Яковлевна? – Корикова успела первой задать волнующий всех вопрос.

– Ой, мы так без вас скучали! – взвизгнула Крикуненко. После того, как ее прилюдно обвинили в ненависти к Яблонской, она сочла нужным подстраховаться.

– Велкам! – проснувшийся Ростунов быстро сориентировался в ситуации и отвесил Яблонской шутовской поклон.

Яна вопросительно глянула на Олега. Олег нежно глянул на Яну. Улыбнулся всем, опустился на стул:

– Ну, на посошок! За всех нас! Костик, Антон, у нас там три бутылки шампанского оставались. Тащите все!

Часть вторая

На часах не было еще девяти, а в редакцию «Девиантных» уже начали подползать первые работники. Точнее, работницы – все, как одна, в джинсах, немарких батничках и с белесыми ресницами. На фарфоровом, почти бескровном лице Алины Кориковой читалась решимость свернуть сегодня хотя бы одну из гор, смазливая мордашка другой корреспондентки Юли Колчиной несла во внешний мир лишь один посыл: «Осторожно! Я на грани!» Это была та самая рыженькая Юляха, которую четыре года назад привели на новогодний корпоратив Ростунов с Кузьминым. Насмотревшись на новых знакомых, девчушка решила тоже податься в журналистику. И вот, через два года внештатной работы, Яблонская наконец-то взяла ее в «Девиантные».

– Как достали эти пробки! – бросила в воздух Юля. На глаза у нее тут же навернулись слезы. – Я сейчас с тремя пересадками ехала. Набрали этих чурок, возят как картошку. Меня так затошнило, что пришлось выйти…

– Рвало? – деловито уточнила возникшая на пороге зам главного редактора Светлана Серова, внешне ничем не примечательная, но вполне приятная особа лет тридцати. Вернувшись после изгнания Черемшанова в «Девиантные», Яблонская произвела Кудряшова в ответсеки, в замы же позвала мало кому известную, но с хорошим журналистским портфолио Серову. Корикова была уязвлена – она почему-то считала, что правой рукой Яблонской должна стать она. Вместо этого Яна повысила Корикову на каких-то полступеньки – до старшего корреспондента.

– Так рвало, Юль, или нет? – повторила Серова.

Колчина замялась. Ей очень хотелось сказать, что да, рвало, долго и мучительно. Но в силу врожденной честности она подавила в себе это искушение:

– Нет, перетерпела, Свет. Но я скоро сдохну на этой работе…

– Да ладно, Юль, не нагнетай, – подала голос Корикова, которая уже вовсю просматривала электронную почту. – Сейчас все так работают. Кому легко-то?

– Я каждое утро просыпаюсь и плачу, – Колчина всхлипнула. – В понедельник еще нормально, во вторник похуже, а в среду я уже никакая. Каждый день этот конвейер, поток, все строчишь, строчишь, как пулеметчик… А потом едешь домой через эти пробки страшенные. К девяти кое-как доберешься, сполоснешься и сразу спать валишься. А жить-то когда?

Переобуваясь в туфли (мягкой кожи мокасины на низком каблуке), Серова внимательно прислушивалась к монологу Колчиной. М-да, сдает Юлечка, стареет на глазах. Каких-то два года в штате «Девиантных» – и куда, скажите, делись эти плутовские глазки, эта уверенная улыбка востребованной девушки? Сейчас Юле слово ни скажи – тут же в слезы, под глазами не сходят тени, а верхняя губа нависла над нижней, отчего у Колчиной всегда какой-то недовольный, нахохленный вид. А выражение лица? Казалось, за два года службы в «Девиантных» спектр эмоций, которое оно стало способно выражать, чрезвычайно упростился. Выражения стали такие: терпеливо-тупое, оскорбленно-растерянное, жертвенно-безысходное… Многие удивлялись, почему Колчина при ее внешности до сих пор не вышла замуж. Света холодно отмечала про себя: и не выйдет. Мало огня, мало легкости, беззаботности.

– Свет, тебе ипотеку к скольки надо сдать? – деловито осведомилась у Серовой Алина.

– Ну, не позднее одиннадцати, – ответила Света, отлично понимая, что раньше вечера до текста Кориковой она все равно не доберется. Но ничего, пусть Алина все равно поторопится – главное, побольше «закурковать» в редакционный портфель.

– А объем? – задала Корикова еще один дежурный вопрос.

– Как тему раскроешь.

Это была фраза, которую редакторы повторяли изо дня в день.

Алина вздохнула. Она вчера до восьми дописывала круглый стол по депозитам – как всегда, срочно, с колес, в номер. Дома была только в полдесятого. Дочь встретила ее в пижаме и напомнила, что ей к воскресенью надо обязательно расшить пайетками юбку для цирковой студии. Всем девочкам мамы уже расшили, только она одна ходит в старом. «А что такое мамы твоих девочек? – зло подумала про себя Алина. – Если бы я целыми днями смотрела сериалы, как Верка или просто забила бы на нормальный уровень жизни как Наташка, я бы уже три юбки расшила». Но – увы! – даже мысленно обругав Верку с Наташкой, Алина никакого превосходства над ними не почувствовала. Да, Верку не печатают в лучшей городской газете, но у Верки гемоглобин прекрасный, и каждый вечер она под ручку прогуливается по проспекту с мужем. А Наташка хоть и питается колбасой по 87 рублей и ходит три года в одних и тех же джинсах, но тоже, кажется, всем довольна.

Сегодня Алина встала в пять – надо было потушить курицу на ужин и сварить гречу. В шесть она сдернула с «рогов» пыльного велотренажера те же джинсы, что вчера и позавчера, бросила в сумку тушь для ресниц – подкрасится на работе – и припустила с дочкой в школу. От бывшего мужа помощи в воспитании ребенка практически не было. Но жизненный опыт подсказывал Алине, что не расстанься она пять лет назад с Мишей, жить бы ей было совсем не легче. Ко всему прочему прибавились бы ежевечерние неконструктивные разговоры на тему «что ты там до ночи делаешь на этой работе» и «давай бросай все это к чертовой бабушке».

А Алина бросать не могла. Она поздно вышла на работу – в 27, начала с нуля, через два года стала старшим корреспондентом и уже давно чувствовала себя готовой к большему. Ей вот почему-то казалось, что успешный человек не может иметь зарплату 15 тысяч и до 40 лет бегать в корреспондентах. Хотя по последнему пункту она вступала с собой в неразрешимый пока спор: именно бегать ей и нравилось, что-то вынюхивать, хватать и с сияющим лицом нести в редакцию. А в процессе этого – общаться с журналистами из других изданий, с безразличным лицом немного слушать последние сплетни, сдержанно отвечать на улыбки коллег-мужчин…

– Всем привет! – на толстых иксообразных ногах через редакцию проковылял Леша Ростунов. Сквозь привычный тошнотворный запашок нестиранных шмоток и перепревшего пота пробивался оттенок свежевыпитого «пиваса», как он его называл.

– Юляха, не грусти! – бросил он по ходу Колчиной. Та, переглянувшись с Алиной и Светой, скорчила гримаску. В самом деле, обидно, когда вот «это» считает тебя своего поля ягодкой. И неудобно перед девчонками. Колчина год назад отметила 25-летие, и с тех пор в ее сознании словно что-то перемкнуло. Она принялась отчаянно искать знакомств, но неизменно попадала на женатых искателей приключений. Одного из них она дерзнула увести из семьи, но после первой же вкрадчивой беседы о «роковых ошибках» и «новом счастье» ухажер перестал отвечать на Юлины звонки.

Колчина всячески камуфлировала свое одиночество бесконечными рассказами об «одном мальчике» из Москвы, многообещающем романе по переписке «с бизнесменом Матвеем из Киева», ужине «кое с кем» в «Фортеции»… В общем, создавала видимость востребованности и богатого выбора. Но в Юлины небылицы мало кто верил…

Разговор смолк. До официального начала рабочего дня оставалось не больше получаса, а, значит, надо было успеть сделать все свои делишки: проверить личные почтовые ящики, заглянуть на «Одноклассники» и «Вконтакте», виртуально раскинуть картишки на предстоящий день… Однако недавно у «девиантовцев» появилось развлечение, перед которым меркли и социальные сети, и сайты знакомств, и пасьянс. Первым адресом, с которого начиналось их утро, был www.gav-no.ru. Им же они и заканчивали свой день.

Этот типа профессиональный Интернет-портал появился года полтора назад. Помимо тухлых новостишек из журналистского мира вроде увольнений-назначений, пары-тройки беззубых пресс-релизов, капавших туда ежедневно, читать там было ровным счетом нечего. И в силу своей никомуненужности сайт вскоре бы умер тихой бесславной кончиной… Как тут, буквально на последнем издыхании Интернет-ресурса, здесь открылся и быстро развернулся занятный форум.

Нет, профессионалы и профессионалки не бросились обсуждать на нем жанровое многообразие современных газет или, скажем, проблему исчезновения фельетона с печатных страниц. Им также неинтересно было вести дискуссии на тему, этично ли стырить фотографию у бабушки новоявленной звезды, когда бесхитростная старушка ушаркала на кухню за чаем для милой деточки из газеты. Никто не рвался и рассуждать на тему высокой миссии журналиста. «Фишкой» форума стало другое. А именно – генерирование, изложение и смакование сплетен, главными фигурантами которых стали более-менее заметные деятели из местных СМИ.

Для затравки «гавновцы» слегка проехались по главным редакторам ведущих газет города. Так, на форуме появилась ветка о том, что первое лицо газеты «Помело» Николай Юрьевич Пащенко науськивает своих журналюг на сбор компромата, а потом продает его заинтересованным лицам, желающим, чтобы материал не вышел. Затем некто всезнающий объявил о повышенной любвеобильности главной редакторши «Эмских вестей» Ольги Карачаровой. Не было названо ни имен, ни паролей, ни явок, но на ветке было не протолкнуться от желающих вставить свои пять копеек.

Дальше начались бурные обсуждения похождений ведущих мачо журналистского мира. Если учесть, что пишущих мужиков в городе было вдвое меньше женщин, треть из них были с детства пришибленные, половина – алкаши, а оставшаяся мизерная толика – просто страшненькие, то можно представить, какие страсти разгорелись вокруг жалкой горстки этих казанов, как то: Костик Стражнецкий, Влад Вопилов, Петя Гугунин и Антоша Кузьмин.

И никто не брезговал захаживать на www.gav-no.ru – даже Анжелика Серафимовна Крикуненко, за свои долгие годы в журналистике снискавшая репутацию мудрейшей и нравственнейшей представительницы «старой гвардии». Доподлинно было известно, что и она не отказывает себе в удовольствии забрести на www.gav-no.ru, внимательно изучить новые поступления, а потом для очистки совести всплеснуть ручками и патетически воскликнуть:

– О боги, о всемогущий Зевес! Да когда уже закроют этот гадюшник!

В данный момент самой животрепещущей интригой форума было наблюдение за передвижениями и происками Романа Светлова – этой акулы пера современной журналистики, которая вдруг откуда ни возьмись объявилась в эмской акватории, распугав не только незадачливых мальков, но встревожив и рыбешку покрупнее. Медиамагнаты, начитавшись хвалебных постов в адрес Светлова, осведомлялись у главных редакторов своих изданий, нельзя ли заполучить такого ценного сотрудника к себе в штат. Или, в крайнем случае, заказать ему серию сенсаций. В смятенных чувствах пребывали и главреды. С одной стороны, они бы не отказались заиметь для своей газеты яркое перо столичного уровня. Но, с другой стороны, «хладную душу терзала печаль». Кто ж его знает, зачем этот Светлов вдруг «вышел из сумрака»? Что у него на уме? Не хочет ли он, случаем, подсидеть кого-то из них? Что-то тут нечисто…

Рядовой пишущий состав тоже на все лады обсасывал явление Светлова.

– Не понимаю я этот нездоровый ажиотаж, – делился с коллегами Антон Кузьмин, который вот уже три года работал в «Девиантных» корреспондентом криминального отдела. – Его же никто в глаза не видел. Лично я не читал ни одной его статьи.

– Ну как же, Антош, в «Ньюсуике» он был правой рукой самого Парфенова, – с сомнением произнесла Юля Колчина, которая в последние год-полтора все более внимательно присматривалась к Кузьмину на предмет законного брака.

– Да??? А почему ты в этом так уверена? Зайди на сайт «Ньюсуика» и посмотри, кто у Парфенова правая, а кто левая рука. Ты удивишься, но никаким Светловым там не пахнет.

– Но ты же слышал, он вынужден скрываться из-за проблем с последним расследованием…

– Ну-ну. В общем, теперь мне понятен рецепт успеха. Надо свалить годика на три в столицу, а потом возвратиться с важно надутыми щеками. И неважно, чем ты там в Москве занимался – может, был третьим подползающим – тут ты будешь нарасхват. А мы, как бы ни писали, какие бы сенсации не находили, там и будем считаться провинциальными бездарями.

– О да, нет пророка в своем Отечестве, – скорбно заметила Крикуненко.

– Кстати, Анжелика Серафимовна, судачат, что вы были знакомы с этим Светловым. Расскажите-ка, что это за птица, – оторвалась от компьютера Корикова, которая до последнего боролась с искушением вступить в беседу. Алина вела счет каждой минутке, даже на обед отводила себе не более четверти часа. Кроме того, единственная из журналистов «Девиантных», она вела ежедневник, с которым сверялась чуть ли не каждые полчаса. Когда вечером каждое дело из длинного списка оказывалось зачеркнуто красной ручкой, Алина светлела лицом – день прошел не зря.

– О да! Мне посчастливилось знать Романа лично, – вдохновенно начала Крикуненко, с лучезарной улыбкой уставившись куда-то, где стена соединялась с потолком. – И хотя наши судьбы пересеклись всего на миг, воспоминание о соприкосновении с человеком, столь щедро одаренным свыше…

– Ну, понеслось говно по трубам, – перехихикнулись Кузьмин и Вопилов. Влад вернулся в «Девиантные» три года назад – по протекции Кудряшова Яблонская взяла его редактором отдела новостей – должность чисто номинальную.

– Приступ климактерического слабоумия, – довольно громко шепнул друзьям Ростунов.

– Я бы вам, Анжелика Серафимовна, посоветовал книгу воспоминаний о Светлове написать, – веселился Вопилов. – Озолотитесь. А пока кропаете бестселлер, езжайте по стране с серией лекций. На Светлова все сбегутся.

– Господа, вы свиньи, – заметила на это Анжелика Серафимовна. – Я больше ни слова не пророню о Светлове, хоть вы меня распните. Не желаю быть причастной к вашему затхлому мирку, где злоба и зависть вершат скорый неправедный суд. И пусть вас разорвет от сознания того факта, что ни один из вас никогда не приблизится к тому сверкающему престолу, на который моего друга Романа Светлова вознес гений, данный ему милосердным богом!

– О как, – опять заржали Ростунов, Вопилов и Кузьмин. – «Судьбы пересеклись на миг», и уже «мой друг Роман Светлов».

– Лично меня вот что интересует, – опять вернулась к общему разговору Корикова. – Я слышала, этот Светлов ни больше-ни меньше, на место главреда метит. Вот я и думаю…

– Я ничего этого не слышала! – заверещала Крикуненко. – Не смейте вести при мне ваших контрреволюционных разговоров. А на вашем бы месте, Алина, я на Яну Яковлевну молилась. Вы, если не ошибаюсь, каких-то два года в журналистике, а такой стремительный взлет! И все благодаря ей, нашей Яне Яковлевне!

– Ну, не два, допустим, а почти пять. И про какой взлет вы говорите? Вы меня ни с кем не путаете? По-моему, за это время взлетели все, кому не лень, а я как сидела в корреспондентах, так и сижу…

– А тебе редактором хочется? – повернулась к ней Серова. – Знаешь, Алин, а я как раз хотела бы писать. Но как-то все не складывается. Попишу немного, и меня в редакторы двигают.

– И ты этим, типа, расстроена? – с замаскированной язвительностью сказал Вопилов. Вот уж кого не интересовали высокие материи, так это его. Превыше всего Влад ценил статусную должность, хорошую зарплату и возможность покинуть контору не позднее 18.30. И еще один важный плюс он видел в своей профессии – время от времени от какого-нибудь заинтересованного чиновника или бизнесмена ему поступало предложение пройтись в кабачок-сауну. Само собой, за счет приглашающей стороны.

– Да нет, Влад, я не расстроена, – отвечала Серова. – Просто с недавних пор меня это стало удивлять. Я не стремлюсь к должностям, а они все равно меня находят. А некоторые – наоборот. Мечтают о повышении, а так и буксуют на месте…

– Намек понят, – Корикова опять оторвалась от компьютера. – Ну, давайте из меня прожженную карьеристку сделаем! Одной Кориковой нужны должности и деньги, а остальные – все такие святые бессребреники. Ну-ну. Врите себе, врите. Но вы не заставите меня поверить в то, что можно считать себя успешным человеком, имея должность старшего корреспондента и зарплату 15 тысяч.

– В том-то и дело, что критерии успешности у всех разные, – отозвалась Серова. – По твоей логике, Алин, успешен может быть только человек не ниже редактора? Так? А пишущий журналист, значит, неудачник по определению? Но ты забываешь, что карьера тоже бывает разная. Бывает административная – когда из журналиста вырастаешь в редактора. А бывает и творческая – когда за 20–30 лет работы в журналистике ты настолько вырастаешь как творец… Вот кто, по-твоему, круче: главврач или блестящий хирург?

– Ну вот и росла бы творчески, – пробурчала Алина. – Зачем в редакторы-то пошла? Не нашла сил отказаться?

Серова промолчала – судя по всему, достойный ответ на выпад Кориковой у нее пока не родился. Да и многие вдруг почувствовали какую-то неловкость от того, что сказали чуть больше того, чем стоило. Нет, Светлана не носила начальнице последних известий под соусом «а народ думает так» – это было давно проверено. Мало того, она старалась прикрыть журналистов от яниного гнева, когда у них случались мелкие промахи. Но Серова была предана Яблонской еще похлеще Кудряшова, и этим было сказано все …

– Прикиньте, у меня опять сперли сосиски! – поведала коллегам Корикова, возвратившись с кухни. – Давайте камеры какие-нибудь установим, что ли. У меня пока что не редакторская зарплата, чтобы откармливать всех колбасами.

– Ага, а у меня пивас на прошлой неделе кто-то усосал, – недовольно высказался Ростунов. – А у Филатыча постоянно кетчуп тырят. Он вчера матерился, не знал, с чем доширак пожрать.

– Да ну, Алин, камеры – это не дело, – сказал Кузьмин. – И дорого, и бесполезно. В холодильник постоянно кто-то лазит, ты и не усмотришь, кто что взял. Да и не перестанет этот человек воровать! Он просто станет делать это хитрее.

– Дивлюсь вашей осведомленности, мой юный друг, – иронично процедила Крикуненко. – Наводит, знаете ли, на разные мысли…

– Что за ерунда, Анжелика Серафимовна! Если бы эти сосиски тырил я, то неужели бы стал сейчас говорить про то, как обмануть камеру! Вы меня прямо недоумком каким-то считаете, – завелся Антон.

– Не воспаляйтесь тут больно-то, молодой человек. Я знаю, о чем говорю. Это хорошо изученный психологический феномен, – гнула свое Анжелика. – Преступник всегда становится говорлив, когда общественность начинает обсуждать его деяния. Сыплет идеями, версиями…

– Ага, – подхватил Ростунов, – точно, есть такая нездоровая фигня. Кто набздел, тот первый же и начинает возмущаться!

– Алексис!!! – простонала Крикуненко.

– А вообще, интересно, – подала голос Алина. – Обычно кто виноват – тот больше всех и возмущается. А как же тогда надо себя вести, чтобы никто на тебя не подумал?

– Как-как? Сделать морду кирпичом и слать всех в сад, – выпалил Ростунов.

– А мне кажется, это другая крайность, – вступила в беседу Серова. – Нет, умный преступник – ну, в нашем, бытовом значении – не поведет себя ни так, ни эдак. Наверно, он постарается быть в меру возмущенным и в меру равнодушным.

– Уж никак не ожидала, Светлана Андреевна, что вы будете проводить тут школу лицемерия, ликбез аморальности, – напустилась на Серову Крикуненко – впрочем, не с тем напором, как на всех прочих.

– Ты все понял, о загадочный похититель сосисок? – шутливо вскричал Вопилов, корча комические мины. – О, поклянись, что отныне все будешь делать строго по правилам, и мы никогда – слышишь, никогда! – не сорвем с тебя маску!

Все рассмеялись. И даже Корикова, казалось, перестала тужить о пропаже.

Яблонская с Серовой сидели в буфете. На обед Яна ходила по очереди то с Кудряшовым, то с ней. И совсем редко, не чаще раза в месяц, демократично отправлялась в столовку с Кориковой и Колчиной.

Традиционно в разговоре на этих парных обедах солировала Яблонская. Иной раз Серова просто дивилась ее открытости и бесхитростности. Она бы ни за что не рассказала о сделанном в юности аборте или перипетиях давнего романа со Стражнецким. Но что ж – раз Яна так откровенна с ней, значит, доверяет. Только вот неужели она не хочет узнать, о чем думает Серова, как живет и вообще – чем дышит? Странно. Была бы Света начальницей, фиг бы о ней кто что узнал. Зато она бы все у всех повыспросила – это уж будьте спокойны. А Яна – какая все же она доверчивая! Кажется, у нее и мысли нет о том, что ее окружают отнюдь не одни друзья-товарищи…

– Свет, тебе Колчина сдала текст про инвалида-многоженца? – и Яблонская точным движением ножа отчекрыжила кусок отбивной.

– Пока нет, обещала завтра к утру.

– Нет, пусть сдаст сегодня к вечеру! А не успеет – пиши докладную. Будем штрафовать.

– Да она не успеет к вечеру. Пусть уж посидит, когда все разойдутся, подумает над темой, чем кое-как сляпает.

– Да? Ну смотри… И охота тебе, Свет, с ними миндальничать?

– Да я не миндальничаю, Ян. Просто какой смысл требовать сдать текст к вечеру, когда после семи я его читать все равно не буду? А сейчас мы ее вздрючим, она будет спешить, нервничать. И новости в номер кое-как напишет, и про инвалида какую-нибудь хрень наваляет. Кому лучше-то будет?

– Ну как знаешь. Но я что сказать-то хотела – текст с нее сдери, но попридержи.

– В смысле?

– Кое-чего поинтереснее жду, чем колчинская писанина, – и Яблонская заговорщически понизила голос. – Роман Светлов обещал завтра к обеду сенсацию прислать. Байкальский отшельник родом из Эмска! Какие тут могут быть инвалиды-многоженцы, да еще в исполнении этой бездарности? В топку! Кстати, Свет, ты не в курсе, Корикова все еще общается со Стражнецким?

– Да нет, вроде не общается. Да и не больно-то с Костиком теперь пообщаешься. Катюшка, говорят, его в ежовых рукавицах держит, чуть ли не под домашним арестом, – и Серова тихо рассмеялась.

Три месяца назад Вопилов и Кудряшов отгуляли на свадьбе у Стражнецкого. Все получилось так, как еще четыре года назад предсказывал Черемшанов: Костик ответил-таки неким подобием взаимности на многолетний сердечный интерес Катюшки, старшей дочки своего начальника Николая Юрьевича Пащенко. В доказательство этого на свадебном пиру невеста демонстрировала весьма объемистый живот – по размерам явно не соответствующий заявленным пяти месяцам. Шептались, что Катюшка ждет двойню.

За своей неказистой кряжистой дочуркой Папик дал трехкомнатную квартиру со всей обстановкой в новостройке в центре Эмска. Правда, Стражнецкого пока туда не прописали – еще непонятно было, как зарекомендует себя смазливый муженек.

– Ты не маленькая, – наставлял дочку Папик, – прекрасно знаешь, что твой Костик порядочный шалапут. Но ты себя уважай – ты не какая-нибудь голь перекатная, и вправе требовать от него почтительности. А не прочувствует ситуации – пинка под зад. С таким приданым, Катенок, ты в два счета новую любовь найдешь.

Но Костик прочувствовал ситуацию, и в последние месяцы его было просто не узнать. Пьянки в «Стельке» и спонтанные ночевки с незнакомками остались в прошлом. Но Стражнецкий горячо надеялся, что это временно.

– Вот родит Катька, переключится на спиногрызов, и я тут же к вам вернусь, – заверял он товарищей по интересам. – Алинке привет передавайте. Как она там, никого не нашла? Скажите: я ревную!

С того новогоднего корпоратива, когда был разоблачен Череп, у Кориковой со Стражнецким вот уже пятый год вяло тянулось нечто вроде романа. Созванивались нечасто, встречались и того реже – дай бог, раз в месяц. Какое-то воодушевление Алина переживала лишь первые полгода, потом же Костик начал стремительно ее разочаровывать. И Корикова вновь вспомнила о другом человеке.

А другой человек по-прежнему нес верную службу подле Яблонской. В редакции над ним по этому поводу беззлобно посмеивались. И решительно никто не понимал, почему эти двое – не малые уже дети – никак не объяснятся и не поженятся поскорее всем на радость.

«Действительно, какого еще принца на белом коне ждет Яблонская, – размышляла Корикова. – Брала бы уж давно Кудряшова – отличный муж будет. А то – не себе и не людям! Да и не девочка уже, тридцатник отметила. О декрете пора плотно задуматься. Так нет, руками и ногами за свое кресло держится! А глядишь, ушла бы с младенцем нянчиться – кое-кто бы тут вздохнул посвободнее, расправил крылья… И не надо ля-ля, что об этом здесь мечтаю только я».

* * *

Алина стояла у курилки пятого этажа. Четверть часа назад она получила СМС-ку от коллеги Зины Рыковой, которая с утра была услана на задание с фотокорреспондентом Димой Филатовым, а сейчас просила Корикову спуститься этажом ниже для конфиденциальной беседы. Зина перешла в «Девиантные» из «Помела» полгода назад, и Алина сама поразилась, как скоро она сошлась с этой бойкой насмешливой брюнеткой года на три ее младше. На первых порах их сблизили байки о похождениях Стражнецкого, которых информированная Зина знала уйму. Она так комично, с ужимками, в ролях пересказала Кориковой многолетнюю лав стори Костика и Катюшки Пащенко, что Алина, избегавшая обсуждений кого бы то ни было, лишь сквозь смех попеняла Рыковой:

– Злая ты, Зинк. Ну, поимей хоть каплю жалости к людям.

– А чего мне их жалеть? Они убогие что ли? С таким папашей как у Катьки можно всю жизнь прожить припеваючи, меняя мужей, квартиры и машины. Повезло же некоторым родиться в правильном месте у правильных людей! А у меня только одна надежда – подцепить где-нибудь дурака побогаче.

– Ой, Зин, ты такие глупости говоришь. Фундамент гораздо прочнее, когда всем в жизни ты обязана только себе, когда ты…

– Молчи, грусть, молчи, – беззлобно перебила ее Рыкова. – Вижу, чего ты добиваешься. Но не глупо ли это, мать? Ну, станешь ты редактором, и что? Будешь получать не 15, а 30, ну, 35. Даже если до главного дорастешь – поимеешь «полтос» в месяц. Все, потолок! А дальше-то что? Искала бы ты себе мужа поприличнее, что ли. Сейчас вот ты о чем думаешь? Знаю, знаю. Как бы наизнанку вывернуться и добыть побольше подробностей про поборы в тридцатом лицее. Угадала? А зачем тебе это надо? Ждешь, что Яна Яковлевна от умиления растает? Ну-ну, жди. Много ты от нее хорошего-то видела?

– Зин, ты ошибаешься, – урезонила конфидентку Корикова. – Я пришла в журналистику отнюдь не для того, чтобы вызывать умиление Яны Яковлевны. Представь себе, мне нравится моя работа. И если я сейчас прощупываю подходы к тридцатому лицею, то только для того, чтобы написать классное журналистское расследование.

– А на фиг? Ты еще две недели со своим расследованием прокопаешься, а могла бы настрочить кучу заметушек и получить те же деньги. У тебя прямо страсть какая-то к тяжелой работе! Бери пример с меня. Меня-то Яблонская фига с два запряжет за расследование. Считает тупой – ну и пусть считает. Нашим легче. А я уж лучше по выставкам пошатаюсь, да по презентациям, да на визиты VIP-персон. Там, кстати, и мужики поинтереснее собираются. Думаешь, где я раскопала своего Александра Анатольевича? А, ладно, дело-то прошлое…

Корикова улыбнулась, вспомнив этот разговор трехмесячной давности. Глянула на часы – подруга запаздывала. Алина поморщилась. Она не любила в рабочее время надолго отлучаться из редакции не по производственным нуждам. Но только она полезла за сотовым, чтобы поторопить подругу, как вдруг услышала знакомое цоканье. По коридору в ботфортах на высоченных каблуках к ней стремительно приближалась Рыкова. Бедрами она заворачивала, как начинающая провинциальная модель – шикарно и вызывающе. А то, что немного косолапила – так это даже придавало ей некоторый шарм. Так, по словам самой Зинки, утверждали знающие люди.

– Проблемки кое-какие обозначились, – Рыкова прикурила длинную сигарету. – Сегодня после планерки Яблонская на меня телегу покатила, что я, мол, постоянно опаздываю, не выполняю норму строк, лажанула пару раз. Короче, сказала, что напишет Карману докладную. Чтобы он меня уволил. А это ни фига не входит в мои планы.

– Ну уж и проблемы! Яна погорячилась, как всегда. Поднажми на работу, прояви себя – и вопрос замнется сам собой.

– Не хочу я никуда нажимать, – отрезала Рыкова. – Некогда мне, поважнее дела есть. И ради удовольствия Яны Яковлевны я не могу ездить на работу к 9.30. Мне одну только укладку надо полчаса делать! А краситься я когда буду? В четыре утра, что ли, вставать?

– Да можно и попроще на работу краситься, – неуверенно предложила Корикова.

– Ага, вместо прически – ободок на сальные волосы, вместо глаз – опухшие щелки, вместо губ – бледные пельменины. Нет, спасибо, Алин. Я пока что хочу чувствовать себя женщиной и получать с этого дивиденды.

– Понятно, – не стала спорить Корикова. – Ну, а я тут при чем?

– Совет нужен, – Рыкова понизила голос. – Не знаю прямо, решиться или не решиться…

– Хватит мяться, Зин, у меня каждая минута на учете…

– Да успеешь ты еще перед Яблонской выслужиться! У меня тут кое-что поинтереснее есть, – и Рыкова извлекла из своей модной объемной сумки ультрамариновой замши стопку снимков – Вот, полюбуйся на мои фотоэтюды.

Корикова глянула и обомлела. На первой фотографии Карман Иваныч с залихватской пьяной улыбкой лежал в каком-то заведении под рекламным банером «Девиантных новостей», а из ширинки у него торчал… букетик розочек. Далее в кадре появлялась Кака, вернее, ее вполне узнаваемые ноги в колготках в крупную ажурную розу и на тонюсеньких шпильках. Было видно, как она пытается поставить на банере отпечаток подошвы своей узконосой лаковой ботфорты, а Карман во все горло хохочет и пытается схватить ее за конечность. На третьем снимке Корикова увидела классику жанра – Карман и Кака лобызались во время медленного танца. На четвертом же…

– А это-то ты как сделала? – ахнула она.

– Захочешь нарыть компромат – еще не так исхитришься, – довольно ухмыльнулась Рыкова. – Помнишь, с новогоднего корпоратива рекламщики и «коммерция» все пораньше рассосались. Карман вообще чуть ли не после второго тоста свалил. А Кака еще некоторое время в редакции тусовалась. Для отвода глаз, не иначе. Да мне не отведешь… И вот, она за порог – а я, не будь дура, за ней следом. Она берет тачку, и я беру. Еду за ней. Она выходит у «Фортеции». Я тоже. Смешиваюсь с толпой и отстаю от нее на три шага. Захожу, и прямо у гардероба – картина маслом! Наш Карман уже успел надраться и встречает любимую лежа у нашей рекламной растяжки! Прямо в своем новом Бриони, модник наш! А самое смешное-то заметила? Из ширинки у него букет торчит! Романтик, блин! Ты не представляешь, как народ угорал от его художеств. Ну, я и подсуетилась – запечатлела эту красоту на мобильник. А потом мне в голову и стрельнуло: дай-ка я вечерок папарацци поработаю. Ощущения, я тебе доложу, острее не бывает. Особенно когда они в чил-аут отправились сношаться. Мне такие акробатические этюды пришлось за пальмой выделывать, чтобы их получше запечатлеть!

– Обалдеть, – Корикова была потрясена до глубины души. – Ну, и что ты хочешь с этим делать? Надеюсь, не Кармановой жене отправить?

– Вообще, думала на эту тему. План был такой – или пусть мне Карман зарплату повышает, или про эти развлечения узнает его клуша. Но сейчас концепция поменялась. Мне надо свою шкуру спасать. Конечно, на работу в «Девиантных» мне плевать, этих копеек мне только на сигареты и мартини хватает, но для моих жизненных планов важно числиться в журналистике. Поэтому, что мне остается? Показать фотки Карману и попросить ни при каких условиях меня не увольнять, да еще задним числом с марта зарплату прибавить. Умно?

– Да, ничего, – скупо одобрила Корикова. – Смелая ты, Зин. Но я бы на твоем месте подождала с недельку. Яблонская остынет – это однозначно. А фотки никуда не денутся. Вылежатся – еще ценнее станут.

– Ага, или напрочь потеряют актуальность! Не, мне ждать некогда. Весна. Столько расходов… Позарез нужны деньги на платье-трапецию и лаковые ботильоны. Потом, VIP-абонемент хочу в «Аполло». Мне сказали, что все богатые мужики там в тренажерке тусуются. Еще есть желание в Москву сгонять, в салон к Тодчуку – хочу креативное колорирование. Но сама семьсот баксов я за это платить не готова…

Довольная своим умением жить, Зинка закурила вторую подряд сигарету.

* * *

– Коллеги, это песня! – ликующе объявила Яблонская Кудряшову и Серовой. – Светлов неподражаем! Читается на одном дыхании, что ни подробность – то перл. В общем, с таким автором мы их всех сделаем: и «Эмские», и «Помело»!

– Дай хоть ознакомиться с этим шедевром, – недоверчиво произнесла Серова.

– Я вам только что на электронку сбросила. Идите, зачтите оба и скажите свое мнение. Только пока никому.

Вернувшись в корреспондентскую – а она сидела вместе с журналистами – Света нетерпеливо кликнула по файлу. Ого! Роман наваял аж на разворот. Экий монументалист. Да ведь, поди, полно воды, как у большинства любителей эпического жанра, да еще молодых. И Серова приготовилась к самому придирчивому чтению…

– Свет, тебя к телефону. Не слышишь, что ли? Я уже третий раз зову, – услышала она настойчивый голос Кориковой.

– Ты меня звала? Ой, я, правда, не слышала. Что-то в работу погрузилась… Скажи, я у главного редактора, пусть позднее перезвонят. Мне нужно срочно дочитать один текст, – и Серова вновь выпала из времени и пространства.

История была остросюжетнее некуда. Тарантино за такое продал бы родную мать. В общем, четверть века назад некий балерон из Эмского оперного театра – фамилия не называлась «по этическим причинам» – вместе с коллегами выехал в гастрольный тур по Сибири. И вот в одном из городов развлечения ради они договорились с местными, что те свозят их в селение шаманов. И даже устроят так, чтобы те поприсутствовали на каком-нибудь зрелищном колдовском ритуале.

Сказано – сделано. И вот наш балерон с дебютанткой меццо сопрано, кларнетистом и виолончелисткой под покровом ночи покатили к шаманам. Завывания колдунов, жуткое многочасовое кружение вокруг костра, бой барабанов и, наконец, явление верховного шамана – все это Светлов описал так, что у Серовой мурашки по коже поползли. Как будто своими глазами на эту жуть глянула!

А потом гостям поднесли рубиново-красный бурлящий напиток, якобы дарующий вечную молодость и неуязвимость от любых вражьих происков. Пить подозрительную бурду было противно, но пришлось – неизвестно, как бы на подобные капризы отреагировал верховный шаман. Выпили, не умерли, но что было потом! На следующий же вечер меццо сопрано сцепилась с главрежем по поводу якобы утаенных им гастрольных гонораров и воткнула ему в руку вилку. Певицу в два счета депортировали в Эмск и посоветовали навсегда забыть о сцене. Подававшая большие надежды дебютантка, которой уже доверяли партию Графини в «Пиковой даме», от горя спилась в два года.

На следующий же вечер после инцидента с главрежем шаманское проклятие настигло кларнетиста. Давали «Бориса Годунова», и вот в самый душераздирающий момент, когда первый бас повалился на трон, отмахиваясь от кровавых мальчиков, драматичное пиликанье скрипок перебило жужжание кларнета, чье присутствие в этом месте Мусоргский отнюдь не предусматривал. Причем, зажужжал он ни что иное, как «Полет шмеля», и остановить его не было никакой возможности до самого конца спектакля. Культурная общественность была в шоке, в городе только и говорили, что о скандальных гастролях, а местный чиновник от культуры в соавторстве с двумя-тремя склочными, но очень заслуженными театральными деятелями уже кропал гневное письмо самому К. У. Черненко.

Что стало с кларнетистом дальше, доподлинно никто сказать не мог, но, как заверял Светлова анонимный источник, одна эмская паломница из бывших театралок с удивлением признала его в знаменитом старце Никодиме с одного из Соловецких скитов.

Далее Светлов переходил на таинственный шепот и напоминал о череде смертей, которые обрушились на театр в последующий после гастролей год. О судьбе виолончелистки в этом контексте не сообщалось – очень возможно, демоны пощадили ее за красоту глаз или же мягкий беззлобный нрав – зато вот балерон неожиданно обнаруживался в лесу на Байкале, куда якобы бежал от злого рока, отрекшись от родины, семьи и служения искусству.

Но обнаруживался он не просто так. Оказывается, Роман Светлов услышал о мистической истории, приключившейся в Эмском театре 25 лет назад, от своей учительницы, и долгие годы вел подкоп под эту жгучую тайну прошлого. И вот, на исходе пятого года изучения источников и опроса свидетелей он совершенно случайно нашел эмского балерона в глухом таежном лесу! Как неохотно рассказывали местные, отшельник объявился у них аккурат четверть века назад – ну, никак не меньше двадцати – и с тех пор круглый год жил один в землянке, питаясь подножным кормом и не произнося ни слова.

Однако Светлов не был бы Светловым, если бы не заставил аскета заговорить эксклюзивно для «Девиантных новостей»! Далее приводилось небольшое интервью, где – видимо, от долгого молчания с трудом подбирая слова – отец-пустынник рассказывал, как он промышляет белку, варит мох, исполняется премудрости библейской, а кто такие Зигфрид и Базиль – забыл как страшный сон, ибо служение сцене бесовство великое есть.

Как зачарованная, Серова набрала внутренний номер Яблонской:

– Ян, я в культурном шоке. У меня нет слов, – только и смогла произнести она.

На сходке редакторов сенсацию было решено держать в тайне, но к вечеру информация о шедевре Светлова почему-то была известна даже самой последней сошке «Девиантных». И хотя лично прочитать текст и подивиться тому, как пишут великие журналисты, возможности ни у кого пока не было, Ростунов заметно разнервничался, а Колчина вдруг ни с того, ни с сего разрыдалась.

– Из-за недотраха что ль взгрустнулось? – съязвила Рыкова. – Что это вдруг с тобой?

– Ни-че-го, – в истерике простучала зубами Колчина и вдруг взвизгнула: – А вы думали, это из-за того, что я до сих пор не вышла замуж?! Я же знаю, вы все тут меня жалеете!

Серова отошла от толпы сочувствующих. Она прекрасно понимала, почему у Колчиной сдали нервишки. Час назад Юле откуда-то стало известно, что ее инвалид-многоженец слетает с номера. А это значило две неприятные вещи. Близился конец месяца, а Юля несколько недотягивала до нормы строк. Этой публикацией она надеялась выровнять ситуацию. А, во-вторых, раз слетал ее материал – значит, появился какой-то другой. И надо думать, не абы какой, а просто золотой, ведь ее инвалида-многоженца Яблонская планировала как гвоздь номера…

– Что там за психоз? – уходя из редакции, шепотом поинтересовалась Яблонская у Серовой.

– Да не обращай внимания. Рабочий момент, – и как ни в чем ни бывало, Светлана продолжила бить по клавиатуре.

Ни при каких обстоятельствах она не покидала редакцию раньше начальницы. А с полгода назад к ежевечерним бдениям Серовой присоединилась и Корикова. Что она высиживала в конторе до девяти вечера – было совершенно непонятно…

* * *

А спустя четыре дня разразился скандал.

Кудряшов и Серова всегда приходили на работу минут на двадцать пораньше Яблонской, просматривали поступившую за ночь электронную почту, мониторили газеты – чтобы на утренней оперативке выдать Яне полную картину того, что происходит в Эмске, и как это осветили местные СМИ. Кудряшов листал информационные ленты агентств, когда к нему в кабинет вошла бледная, как смерть, Серова.

– Олег, я ничего не понимаю. Глянь, – и она протянула ему свежий выпуск «Помела».

Кудряшов глянул и секунд на пять застыл – на первой полосе конкурирующего издания красовалась броская шапка про байкальского отшельника! Олег зашуршал страницами. Так и есть – и текст точно такой же, и фотографии. Вот некто с трудноразличимыми чертами гарцует по сцене в лосинах, а вот сам отшельник с растром на лице – такой снимок Светлов прислал и Яне, ссылаясь на «этические соображения».

– Олег, что это значит? – полузадушено произнесла Серова.

– Ну что это может значить? – развел руками Кудряшов. – Либо сам Светлов сработал на два фронта. Либо же кто-то из наших слил материал в «Помело». Третьего, я думаю, не дано.

– Представляю, что сейчас будет с Яной!

– Поаккуратнее надо было с этим Светловым.

– Ни при чем тут Светлов, – с некоторой горячностью заговорила Серова. – Чувствую, это происки кого-то из наших. Я же вижу, Светлов им всем как кость в горле. Такой конкурент!

– Но ведь о тексте никто не знал. Яна боялась утечки, поэтому показала его только тебе и мне. Она его даже на верстку не отдавала, тянула до последнего, чтобы никто ничего никуда не слил.

– Ну, я думаю, информация все же просочилась, – усмехнулась Серова. – Меня еще в пятницу вечером кое-что насторожило. Ростунов вдруг ни с того, ни с сего огрызаться начал, а потом Колчина забилась в конвульсиях. Нет, слушок какой-то прошел. Но я никому ни слова не говорила!

– Да я не сомневаюсь, Свет, – заверил ее Кудряшов. – И я, как ты понимаешь, не свистел направо-налево.

– Может, Яна сама неосторожно кому-то намекнула? – высказала Серова крамольную мысль. – У нее же в каждой газете приятельницы. Вот она и поделилась радостью: мол, охрененную сенсацию раскопали, ждите в среду. А некто во вражеском стане насторожился, шепнул кому-то из наших, тот пошарил на здешних компах и выудил светловский текст…

– Да ну, Свет, фантастика какая-то. Вспомни лучше, куда ты сохранила из почты текст Светлова? Может, по рассеянности в сеть выложила?

– По рассеянности? Ты меня задеть что ли хочешь, Олег?

– Нет-нет, Свет, я не это имел в виду, – стушевался Кудряшов. Уж в чем он никак не мог заподозрить Серову, так это в рассеянности и расхлябанности.

– Я предприняла все меры, чтобы сохранить текст в тайне. Открыла его прямо в почте, прямо там и прочитала. Никуда не сохраняла. Может, это ты куда-нибудь его сохранил? Или распечатал да на столе оставил? Думай, Петька, думай…

– Нет, Свет, я тоже, как и ты, прочитал его прямо в почте. Мало того, я потом это письмо вообще убил.

– А из корзины удалил?

– Ну, теперь уж ты меня задеть хочешь, – улыбнулся Олег.

– Короче, некто порылся или в моем, или в Янином компе, так? В твоем, как я понимаю, чисто.

– Ну, значит, так, – согласился Олег. – Но не забывай, что Светлов и сам мог сыграть с нами злую шутку. Не хочется грешить на своих.

…Через час, когда Серова и Кудряшов умело погасили первую волну гнева Яблонской, вся троица засела в ее кабинете обсудить создавшуюся ситуацию.

– Первым делом давайте решим, чем мы заменим разворот Светлова, – подала Серова здравую мысль. – Время поджимает.

– Чем-чем? Колчинским многоженцем! Пусть радуется, все по ее вышло! – выпалила Яблонская.

– Да нет многоженца. Не сдала она его.

– Как не сдала?! Должна была еще в пятницу утром отписать!

– Должна была, но не отписала. Сначала Кузьмин на труп ее отправил, потом пожар на мясокомбинате приключился, вечером же она ни с того, ни с сего истерить начала. А в понедельник увидела, что мы ее не теребим, и решила, что текст с «толстушки» слетает. Ну, и не стала спешить.

– В общем, так, Свет, – отчеканила Яблонская. – Мне надоели капризы Колчиной. Пиши докладную, я ее так штрафану – мало не покажется. И если через час, максимум через два текста не будет, может собирать манатки и проваливать из «Девиантных»!

В корреспондентской царило оживление. У журналистов был вынужденный простой – вот уже больше часа, как все редактора заседали у Яблонской, так и не раздав никаких заданий. Вопилов же, хоть номинально и считался редактором отдела новостей, на оперативки к Яблонской вхож не был. Поэтому сейчас он вместе с коллегами весело строил версии на тему, почему это Кудряшов с Серовой битый час торчат у Яны.

– Я думаю, наш Олежек, наконец-то, решил показать себя настоящим мужиком и… – последние слова Вопилова потонули в хохоте Филатова и Кузьмина.

Тут в комнату вошел Ростунов со свежим номерам «Помела» и торжествующе шмякнул его на стол.

– Все, хорош гнать пургу, – покровительственно объявил он. – Ясен пень, почему Яблонская рвет и мечет. «Помело» сделало нас по полной программе!

– А что там? Что там? – все сгрудились вокруг газеты.

– Байкальский отшельник из Эмска! Первая полоса! – высокомерно бросил Ростунов.

– И что? – Лехины слова почему-то сильно задели Колчину. – Подумаешь, отшельник. Чушь собачья.

– Перелистните пару страничек да полюбуйтесь, чьих кистей работа, – заговорщически подмигнул Ростунов.

– Офигеть! Роман Светлов! – с обескураженной миной объявил Вопилов.

– Какая радость – мой друг Роман Светлов вернулся в родные пенаты! – восторженно вскричала Крикуненко. – Сегодня же позвоню ему, дабы произнести слова искреннего расположения, преклонения и признательности за столь высокохудожественный материал!

– Да вы же его даже не читали, Анжелика Серафимовна, – бросила ей Корикова. – А уже поете дифирамбы.

– У вас есть Ромкин телефон? – подскочил к Крикуненко Кузьмин. – Дайте мне, я ему сто рублей уже четыре года отдать не могу…

Но Анжелика властно выбросила вперед руку:

– Мой друг Роман Светлов не уполномочивал меня раздавать номер его телефона всем, кому ни попадя.

– Ну хорошо, – рассмеялся Кузьмин. – Может, вы тогда передадите ему мой стольник?

– Дайте мне подумать, будет ли это этично с моей стороны, – важно заявила Крикуненко. – Впрочем, почему бы и нет? Извольте, я окажу вам эту любезность. Но на будущее знайте: тянуть с отдачей долга четыре года – это не комильфо.

Всеобщее возбуждение достигло предела, как вдруг в корреспондентскую вошла Серова.

– Свет, что там? Что случилось? – обратилось к ней сразу несколько человек.

– Да ничего, рабочий момент, – она улыбнулась всем и лично каждому. – Обсуждали концепцию новых рубрик. Яна Яковлевна высказала потрясающие идеи. Скоро все узнаете. Юль, что у тебя с инвалидом-многоженцем?

– Ну как? – растерялась Колчина. – Почти готов, но еще надо кое-что дописать, потом перечитать, некоторые куски поменять местами…

– Ясно, – вздохнула Светлана. – В общем, самое раннее, когда ты его сдашь – это через два часа.

– Я постараюсь пораньше! Так он пойдет в номер, что ли?

– А ты не знала разве? Тебе еще в прошлую среду Яна Яковлевна об этом сказала. А ты не сдала текст ни в четверг, ни в пятницу, ни в понедельник.

– Но я думала… – залепетала Колчина и, собравшись с духом, выдала: – Я думала, что мой текст сняли с номера.

– С чего это ты взяла? – прищурилась Серова. – Разве тебе об этом сказал кто-то из редакторов? Юль, скажи честно, почему ты вдруг бросила писать текст? Я же помню, в каком воодушевлении ты была в четверг. Что же случилось к пятнице?

– Ой, я не знаю, не помню, – забормотала Колчина. – Да ничего не случилось. Просто у меня голова разболелась, меня тут продуло…

– Я пока кое-как отмазала тебя перед Яблонской, но если текста не будет через три часа – тут уж и я не смогу тебе помочь. Иди, пиши в темпе и выкинь всю эту дурь из головы. Никто и не думал снимать твой материал с номера.

– Спасибо, Свет, бегу, – благодарно прошептала Колчина и бросилась к компьютеру.

За полчаса до обеденного перерыва Серовой пришла СМС-ка от Яблонской: «Поехали обедать в город. Олег зовет в «Фортецию». И хотя Света предпочитала не отвлекаться от работы и перекусывать прямо на рабочем месте, отказаться от приглашения начальницы было невозможно. Тем более, она понимала, что этот внеплановый выезд – просто благовидный предлог, чтобы без посторонних ушей обсудить сложившуюся ситуацию.

– Ну что? – объявила Яна, когда троица уединилась за угловым столиком. – Я написала Светлову гневное письмо и потребовала, чтобы он объяснил, что это за подстава!

– А он? – разом спросили Кудряшов и Серова.

– А он тут же ответил, что сам в шоке от случившегося. Что, естественно, делал статью эксклюзивно для нас. И сам не понимает, что произошло и просто теряется в догадках.

– Наверно, Николай Юрьевич Пащенко мог бы пролить свет на случившееся, – осторожно заметила Серова. – Хотя под каким соусом ему все это подать? Кто теперь поверит, что материал появился у нас первых?

– И, тем не менее, я ему позвонила, – эмоционально продолжила Яблонская. – И что вы думаете? Папик сказал, что в прошлую пятницу Светлов прислал ему эту статью по электронной почте, сообщив, что подготовил ее эксклюзивно для «Помела». Ушлый паренек!

– А вдруг Папик врет? – предположила Серова.

– Ну, допустим, Папик каким-то образом стырил у нас статью Светлова, – вступил в беседу Олег, который до этого сосредоточенно крутил какую-то фитюльку из салфетки. – Но сам-то Светлов намерен что-нибудь предпринять?

– Конечно, намерен, – ответила Яна. – Он говорит, что непременно подаст на Пащенко в суд. Но не раньше июня. До этого времени он никак не сможет приехать в Эмск.

– Так я не поняла, он где сейчас? – поинтересовалась Серова.

– Ты думаешь, я поняла? Сначала у меня сложилось впечатление, что он сейчас обретается где-то в районе Байкала, но сейчас я в этом совершенно не уверена.

– А гонорар он просил куда выслать? – спросил практичный Кудряшов.

– Сказал – не надо никуда высылать. Он через два-три месяца рассчитывает быть в Эмске и заедет за деньгами лично. Тем более, он давно хочет познакомиться.

Тут дамам подали суп-пюре из шампиньонов, а Кудряшову – борщ по-могилевски, то есть с торчащим из красной гущи добрым куском сырокопченой колбасы. Минуты на три разговор прервался.

– Лично я склоняюсь к тому, что Светлов тут ни при чем, – прервала паузу Яна. – Интуиция мне подсказывает, что это происки кого-то из наших. Ясно, как день, что кто-то продался Пащенко. И я выведу эту собаку на чистую воду.

– Пока я вижу только одну ниточку, связывающую нас с «Помелом», – отозвался Кудряшов. – Это Рыкова.

– Ты хочешь сказать, что Зинка засланный казачок? – отреагировала Яна. – Знаешь, очень может быть. Тем более, в прошлую среду я ей конкретно ввалила. И вот она решила подгадить, не откладывая в долгий ящик. Олег, ты гений!

– Да ладно, Ян, – смутился тот. – Это всего лишь ничем не подкрепленное предположение.

– Ну, я бы тогда не стала исключать из подозреваемых и Вопилова, – сказала Серова. – Ни для кого не секрет, что он не разлей вода со Стражнецким. А Костик за долю в Катюшкиных хоромах теперь мать родную продаст. Надо же ему как-то к тестю подъехать.

– Тоже мысль, – подхватила Яблонская.

– Не, Влада я сто лет знаю, – встал на защиту друга Кудряшов. – Он шебутной парень, но на такое не пойдет.

– А мне вот что не дает покоя, – продолжила Серова. – Как объяснить пятничные капризы Ростунова и Колчиной? И почему вдруг Колчина бросила писать свою нетленку?

– Да наверно, самой скучно стало от своей бездарной писанины, – сыронизировала Яна.

– Да нет, я же видела, как она увлеченно работала. Тут явно что-то другое. Такое ощущение, что кто-то сказал ей и Ростунову, что тебе, Ян, поступила статья от Светлова. И они сразу приуныли.

– Но этого не знал никто. Только я да вы с Олегом, – растерянно произнесла Яна.

– Я никому не говорила, – заверила Серова. – И Олег, я думаю, тоже.

Кудряшов утвердительно кивнул головой – он неторопливо жевал свиную отбивную.

– Значит, надо подойти с другой стороны, – продолжила Света. – Насколько мне известно, со Светловым лично знакомы как минимум два человека из нашей редакции.

– И кто это? – встрепенулась Яблонская.

– Сегодня, когда я после оперативки зашла в корреспондентскую, то слышала, как Анжелика Серафимовна громогласно обещала вечером позвонить Светлову и излить свои восторги по поводу его творчества. И едва она это сказала, как к ней бросился Кузьмин и стал просить телефончик Светлова. Он якобы задолжал Роману сто рублей. Стало быть, и Крикуненко, и Кузьмин знакомы со Светловым.

– Честно говоря, не очень представляю себе дружбу Светлова и Крикуненко, – засомневалась Яна. – Что у них может быть общего?

– И тем не менее, она располагает его телефоном, – стояла на своем Серова.

– Я вот что думаю, – подал голос Кудряшов. – Мы определились с кругом подозреваемых. Это все, что мы можем на данный момент. Давайте подождем, как будет раскручиваться эта история дальше. А по ходу дела присмотримся к Рыковой, Вопилову, Крикуненко и Кузьмину.

– И ко всем остальным, – заключила Яна. – Лично у меня давно ни к кому нет доверия.

Первая полоса «Помела» наделала много шуму. На имя Пащенко поступило гневное письмо от директрисы оперного – госпожа Розенштерн требовала опровержения информации, не соответствующей действительности. На что прошедший огонь, воду и медные трубы Папик лишь тряхнул своим поредевшим чубом, купил пять белых роз (он знал одну лавочку, куда по бросовым ценам стекалась цветочная некондиция довольно приличного вида) и покатил в театр.

– Дивная погода стоит, Элла Соломоновна, – приветствовал он директрису так, как будто они были сто лет знакомы. – Примите эти розы, столь же прекрасные как вы.

Комплименты Папика отдавали нафталином, но дамы постарше, привыкшие к подобному стилю, были к ним весьма чувствительны.

– Не прикажете ли вскипятить чайку? – Пащенко продолжил разыгрывать сценку «Встреча со школьной любовью много лет спустя».

– Ваш визит так неожидан, – смутилась Розенштерн. – Впрочем, у меня есть немного времени.

– Вот и славненько. Так позвольте поинтересоваться, чем вам не угодила наша вчерашняя публикация? Уверяю вас, там все от «а» до «я» – чистейшая правда.

– Позвольте, но там все ложь от первой до последней строки! У нас в театре никогда не было ничего подобного!

– Чего именно, извините великодушно? Где у вас тут ваза? Позвольте, я розочки поставлю, – в манере, выверенной годами, Николай Юрьевич заговаривал директрисе зубы.

– Я требую опровержения, – попыталась поиграть в жесткость госпожа Розенштерн.

– С удовольствием! При условии, что вы подскажете мне, что я должен опровергнуть, – сладко и вместе с тем нагло улыбался Папик. – Факты, Элла Соломоновна, факты.

– Факты? Вы понаписали гадостей про наше учреждение, и еще требуете какие-то факты! Так оболгать наш оркестр! Покойный Марк Михайлович в гробу, наверно, перевернулся! При нем просто не могло быть такого, чтобы какой-то там, прости господи, кларнет заиграл «Полет шмеля» на «Борисе Годунове»! Это же стыд-позор!

– Не спорю, не спорю. Конфуз беспримерный. Только кто ж подтвердит, было это или нет? Вот вы, к примеру, работали тогда в театре?

– Что вы, мне не так много лет, – мигом сдулась Элла Соломоновна. – Я работаю в этой должности всего пятый год.

– Ну вот видите. Вы сами сейчас только что подтвердили, что знать ничего не знаете о том, что творилось в этом театре не только ли 25 лет назад, но и десять, – все более решительно напирал Папик. – Так что и опровергать тут нечего.

– Но вы своей статейкой нанесли ущерб нашей деловой репутации, – попробовала защищаться Элла Соломоновна. – Кто же пойдет в театр, над которым довлеет какое-то шаманское проклятие? Вы должны-таки извиниться!

– Да я готов, – осклабился Пащенко. – Только как вы себе это представляете? «Уважаемые читатели! Доводим до вашего сведения, что над Эмским оперным театром не довлеет проклятие дальневосточных шаманов»? Так, что ли? Мой вам дружеский совет: не выставляйте ни себя, ни свое учреждение на посмешище. И научитесь смотреть на вещи глубже. Эта статья – прекрасный пиар для вашего театра. Теперь народ к вам повалит как не в себе. Хотите, подыграем ему и тиснем еще одну статейку? Якобы та загадочная виолончелистка никуда не пропадала, а до сих пор работает в театре, правда, как будто немножко не в ладах с головой? Это уж точно беспроигрышный вариант. Вы распродадите все билеты на два месяца вперед. Ну что, по рукам?

– Что за авантюру вы мне предлагаете? Впрочем, дайте-таки подумать, – и на всякий случай Элла Соломоновна улыбнулась визитеру.

А тем временем топик «Вся правда о Романе Светлове» на www.gav-no.ru разросся аж до 203 постов.

...

● «Загадка байкальского отшельника – это сильно! Я плакаль! – информировал Alkash. – Интересно, сколько Папик отвалит Светлову?»

● «А я не понимаю этого Светлова, – делился Ubegan. – У него же контры с Папиком были, и Папик же его выпер из «Помела». И тут он для них варганит такую статейку. Жопой чую, в воздухе отчаянно пахнет подставой».

● «Да не работал он никогда у Папика, и Папик Светлова знать не знает, – вступала в дискуссию Krisilda. – Инфа из первых рук. Вас в очередной раз развели, как лохов, а вы развесили уши».

● «Народ, вы щас офигеете! – чуть ли не взвизгивал от нетерпения Onanim. – Только что знающий человечек шепнул, что с этим байкальским отшельником Светлов сделал уморительный финт ушами. Послал его и в «Девиантные», и в «Помело». Папик подсуетился и натянул Яблонской нос».

● «А мне сказали, что такой же текст он отправил и Карачаровой в «Эмские», – сообщал Peace да Ball. – Но в отличие от Пащенко и Яблонской, Ольга Вячеславовна сразу же заподозрила, что это подстава и отказалась от текста. Учитесь!»

● «Ольга Вячеславовна! – тут же насмешливо реагировал Stranger. – Из предыдущего топика навязчиво торчат ваши уши. Уж пиарите саму себя, так делайте это поизящнее, что ли».

● «Бугагага! – отозвался Ubegan.

● «+мульён» – видимо, у Black Orchid не хватало уже никаких слов.

В четверг Анжелика Серафимовна явилась на работу принаряженная. Голубая блузка с оборками, которой она прельщала и пять, и семь лет назад, обильно зашпатлеванные тенями того же цвета веки, отчаянно начесанный «вшивый домик» – Крикуненко явно чувствовала себя во всеоружии.

– Куда-то идете после работы, Анжелика Серафимовна? – с улыбкой поинтересовалась Серова.

– Совершенно верно, Светлана Андреевна, куда-то иду.

– В театр или на выставку? – настойчиво расспрашивала Серова. Она почувствовала, что Анжелика совсем не прочь рассказать о своих вечерних планах.

– Ах, нечто совсем другое, – взмахнула Крикуненко рукой, отчего забряцали ее многочисленные браслеты.

– Неужели свидание? – ухмыльнулся Ростунов.

– Ну что вы, Алексис! – зарделась Крикуненко. – Кто любил, уж тот любить не может. Кто горел, того не подожжешь…

Исчерпав версии, все замолчали. Через пару минут Крикуненко заскучала и завела сама:

– Встречаюсь с другом. С верным, преданным, проверенным годами другом. Но не спрашивайте меня, как его имя! Я не властна открыть его вам. Мой друг заклинал хранить нашу встречу в тайне, и я поклялась, что сделаю это

– Светлову, что ли, поклялись? Так и скажите, – опять заржал Ростунов.

– Я вас умоляю, Алексис, не упоминайте его имя всуе. Вы даже представить себе не можете, сколько врагов и завистников у этого светлого человека. Они сидят по углам, брызжут ядовитой слюной и ждут момента, чтобы наброситься на свою жертву и когтить ее, пока та не испустит дух!

– Да кто там когтит вашего Светлова? Не сходите уж с ума, – прервала разошедшуюся Анжелику Корикова.

– Да уж, – поддержал ее Кузьмин. – Куда ни плюнь, везде Светлов. Светлов на Светлове и Светловым погоняет. Кстати, Анжелика Серафимовна, раз уж вы с Ромкой встречаетесь, то не забудьте мой стольник передать. А заодно выразите ему мой нереспект – мог бы и позвонить, раз в город приехал. Нет, прячется черт те где… Как будто не пили вместе!

– Мало ли кто с кем и когда пил, – назидательно произнесла Анжелика. – Имеет значение только то, кто кем стал. Поэтому, мой юный друг, оставьте это ваше амикошонство. Пора, кажется, уяснить себе, что Светлов и вы – птицы абсолютно разного полета. И я не удивлюсь, если мой друг откажется принять, как вы изволили выразиться, стольник, дабы вы не вообразили, что и впредь можете навязывать ему свою так называемую дружбу!

Минут через пять к столу Крикуненко подошла Серова и тихо сказала:

– Так я не поняла, Светлов в городе, что ли?

– С чего вы взяли, Светлана Андреевна? – вскинулась Анжелика.

– Так вы же сами сказали, что сегодня вечером с ним встречаетесь.

– Я! Такого! Не! Говорила! Это все вольные интерпретации младшего журналистского состава. Я всего лишь сказала, что иду на встречу с другом – трепетным, преданным и верным.

– Ну, Анжелика Серафимовна, вы извиваетесь, прямо как уж на сковородке, – опять усмехнулась Корикова.

Но это замечание Крикуненко, как ни странно, оставила без комментариев.

* * *

Вечером Корикова с Рыковой вполголоса шептались на редакционной кухне.

– Поздравь меня, дорогуша, теперь мне Карман будет ежемесячно по червончику приплачивать, – ликовала Зина, отхлебывая из кружки мартини. – Видела бы ты, как он у меня в ногах ползал, чтобы я не настаивала на официальном повышении зарплаты! Ну, я пошла ему навстречу. Чай не зверюга какая.

– А с Яблонской у тебя как? Нормализовалось?

– А она вообше со мной не здоровается. Вот уже три дня – ни одного задания. Хожу, балду пинаю. Наконец-то время появилось с женихами в аське потрындеть. Да вот сегодня днем сбегала в солярий и на нейл-арт. Как тебе мои стразы? – и она продемонстрировала Кориковой наращенные ногти цвета фуксии, каждый из которых был украшен блестящим голубым сердечком.

– Гламурненько, – без особого восторга заметила Алина. Рыкову она любила вовсе не за утонченный вкус.

– Но ты знаешь, Яблонская отцепилась, так Кудряшов подъезжать начал.

– Кудряшов? – встревожилась Алина.

– Да не в том смысле! – рассмеялась Зина. – Я его вообще, как мужика не воспринимаю. Робот-полицейский, блин.

– Что бы ты понимала, Зин… Ну и что он к тебе подъезжать начал?

– А он типа, стал всякие хитрые вопросы задавать. Могу ли я при случае Пащенко какой-то конверт передать. А я ему: при каком, на фиг, случае? Я как из «Помела» свалила, так один раз только Папика видела – и то издалека, в кремле. А рыжий никак не унимается и с другой стороны заходит: дай, мол, тогда его электронку. Я говорю: вон, пожалуйста, переверни «Помело» да посмотри в выходных данных! А он гундит: «Я думал, у тебя личный ящик есть».

– Зин, а тебе что, жалко, что ли Кудряшову папиковское «мыло» дать? Или ты и тут хочешь выгоду поиметь?

– Да нет у меня его «мыла»! И вообще, не понимаю я, чего рыжий вынюхивает.

– Сказать, чего?

– А знаешь?

– Не на сто процентов. Но некоторые паззлы в голове сложились. Они ищут, кто слил Папику текст Светлова. На форуме-то читала, что пишут? Оказывается, Светлов отшельника не только Папику, но и Яблонской прислал. Но наша Яна почему-то считает, что Папику текст переправил не автор, а кто-то из наших.

– Паранойя в классическом проявлении! – фыркнула Рыкова и плеснула в кружку еще мартини. – А баба Анжела что за комедию ломает? Светлов типа ее любовник?

– Зин, лично я считаю все заявления Крикуненко о дружбе со Светловым климактерическим бредом. Терзают меня смутные сомненья, что она не то, что словом с ним за всю жизнь не перемолвилась, но даже понятия не имеет, как он выглядит.

– Во-во. Тогда зачем ей эти показательные выступления?

– А вот это мне самой ужас как интересно…

* * *

В понедельник Серова пришла на работу на час раньше. Близился конец месяца, и ей надо было просмотреть и свести воедино творческие планы, сданные журналистами. Повычеркивать банальные, избитые и просто глупые темы, добавить свежих и актуальных. Причем, таковыми она считала не только те, что рождались в голове у нее или Яблонской. Часто во время дружеского трепа коллеги высказывали интересные задумки. Ни одна их этих идей, брошенных, казалось бы, в воздух, не ускользала от внимания Светланы. Она тут же брала ее на карандаш, и где-нибудь через полтора месяца, как бы походя, говорила той же Рыковой:

– Зин, помнишь, у тебя была классная мысль – сделать расследование о том, как нас разводят на бабки в салонах красоты? У тебя в каком состоянии текст?

Конечно, Рыкова хлопала глазами и мычала что-то невразумительное, но в коллективе складывалось правильное впечатление, что редакторами никто не забыт и ничто не забыто. Поэтому, когда какой-нибудь Ростунов заводил монолог на тему, что он увяз в мелкотемье, что из-за вала заданий ему некогда ваять эпические нетленки, Серова тут же говорила:

– Леш, у тебя тут интересная тема была. Ты хотел с контрактниками разобраться, что у них там творится в частях. Ну что, нашел уже кого-нибудь? Набрал историй? Ты понимаешь, надеюсь, что к военкому надо идти не с голыми эмоциями…

– И когда мне прикажете собирать эти истории? – тут же воспалялся Ростунов. – Вы с Кудряшовым и Яблонской загоняли меня по новостям. То мэр какую-нибудь дурь постановил, то пожар, то труп, то понос, то золотуха – и везде нужен Ростунов! А дали бы мне хоть один свободный денек, я бы вам такое притащил!

– Хорошо, я поговорю с Яной, – спокойно отвечала Серова, хотя прекрасно знала: ничего этот свободный денек не переменит. Сколько было этих свободных деньков, после которых все возвращались в редакцию еще злее и неудовлетвореннее, чем прежде.

Как-то Серова увидела, что Колчина с интересом листает «Русский репортер». Поймав на себе взгляд начальницы, Юля сказала:

– Я бы могла писать не хуже.

– В чем же дело? – тут же доброжелательно, но твердо спросила ее Светлана. – Почему не пишешь? Уверяю тебя, редактора будут только за.

– Да когда, Светлан, писать-то? – и Колчина начала скучно перечислять свои сегодняшние задания, которых и на самом деле было много.

– Да, Юль, мы все перегружены. Но если хочешь подняться над суетой, придется приложить большее усилие, чем обычно. Не успеваешь в рабочее время – пиши в выходные. Не хочешь в выходные – приди на два часа пораньше на работу.

– Ага, а спать когда?

– На том свете отоспимся, – улыбнулась Серова.

Такие разговоры в редакции заходили частенько. Многие журналисты мучились из-за нереализованности, но Серова про себя отмечала: это все только на словах. Проторчать вечер в кафешке или бесцельно пропинать время в выходные – тут ни у кого мук не возникало. И о великом призвании как-то разом забывалось. Но с каждой отработанной неделей и с каждыми впустую потраченными часами досуга недовольство собой нарастало как снежный ком…

Перебирая листки с творческими планами, Светлана одновременно нашупывала ступней под столом свои мокасины. И вдруг вскрикнула от боли.

– Что там такое? – Серова извлекла из-под стола туфлю и потрясла ее. На ладонь ей выкатилась кнопка – обычная канцелярская кнопка. Именно она и уколола Светлану, когда та попыталась влезть ногой в мокасину.

Интересно, как она сюда попала? Серова глянула кругом. На ее столе коробки с кнопками не было – они ей были без надобности. На соседнем, кориковском, столе стояла только упаковка с цветными скрепками. Светлана обошла рабочие места всех коллег, но в ее поле зрения не попало ни одной коробки с кнопками.

– Привет, Светлан! Что как рано? – в корреспондентскую вошла Корикова – как всегда, без макияжа и в джинсах.

– Представляешь, у меня в туфлю откуда-то кнопка закатилась. Я стала переобуваться и так укололась!

– Закатилась, говоришь? – через пару секунд переспросила Корикова. – Ты уверена, что ее не положили туда специально?

– Ну уж! – Серовой такая мысль, похоже, даже не приходила в голову. – Цель-то какая? Вроде не первое апреля.

– А при чем тут первое апреля? Наверно, кто-то тебя не любит – вот и все.

– Да кто? Ума не приложу. У меня со всеми такие хорошие отношения…

Макияж у Кориковой занимал от силы минут пять – она не любила тратить время на ерунду. Втирая в щеки легкий тон, она думала: «Странная все-таки эта Серова, и эта ее преданность Яблонской очень подозрительна. С Кудряшовым-то все понятно – он выслуживается перед Янкой, разыгрывая влюбленного. И эта, что ли, такая же? Всегда и во всем ее защищает, беседы разъяснительные в коллективе проводит, что никакая, мол, Яблонская не стерва, к ней надо лишь подход найти. Скоро, наверно, курсы психотерапевтические организует «Как выжить рядом с Яблонской». Но надо отдать должное, Янка к ней тоже нормально относится. Не орет, не гнобит. Вот была бы Яблонская такой со всеми…»

В корреспондентскую зашла Анжелика:

– Доброе утро, Светлана Андреевна! Здрассте! – Кориковой она просто кивнула. – А я вчера так замечательно пообщалась по телефону с Ромочкой, у него такие смелые творческие идеи… Но ни слова больше! – и она жестом тореадора сбросила с себя плащ.

С выхода байкальского отшельника в «Помеле» прошла неделя, а Светлов больше так и не давал о себе знать. Поутихла и дискуссия на www.gav-no.ru. Ее время от времени подогревала лишь некая Mademoiselle, которая ежедневно разражалась воспоминаниями о встречах со Светловым. Фактуры в этих мемуарах было кот наплакал, все больше выспренние восторги, в которых при перемене конъюнктуры было достаточно заменить фамилию восхваляемого – и запустить вновь.

В первые дни Яблонская с нетерпением ждала, что Роман срочно пришлет ей что-то свеженькое и не менее сенсационное, чем отшельник. Должен же он как-то реабилитироваться в ее глазах! Хотя, в чем он, собственно, должен реабилитироваться? В том, что он написал для «Девиантных» прекрасный материал, а его стырили лазутчики Пащенко? Еще не обиделся бы он на Яблонскую за то, что не уберегла его сенсацию, допустила утечку…

И вот в пятницу около полудня к ней в аську постучался некто Werwolf: «Добрый день, есть тема». Яна тут же отбила: «Какая? Давайте обсудим». Оказалось, что на связь вышел не кто иной, как Роман Светлов.

...

● «Сомалийские пираты интересуют? – писал Роман.

● «Ну да, это интересно, но нам нужна эмская привязка, а в данном случае ее нет, – отвечала Яна.

● «Если бы не было – я бы вас не побеспокоил. Я нашел такую привязку, – интриговал Светлов.

● «Интересно. Насколько я знаю, среди захваченных пиратами были только украинцы, – проявляла бдительность Яна.

● «А захваченные тут и ни при чем. Хотя и среди них есть чувак эмского происхождения. Ну да Бог с ним. Есть кое-что поинтереснее. Один из пиратов – уроженец Эмска, – сообщал Светлов столь же бесстрастно, как будто речь шла о каком-нибудь перерезании красной ленточки с участием губернатора.

● «Дас ист фантастиш! – тут же отбила Яблонская. – А, если не секрет, как вы нашли этого персонажа?

● «Искал, вот и нашел, – с достоинством отвечал Светлов. – Дело техники. У Парфенова еще не тому научат.

● «Когда ждать материал? – горела нетерпением Яблонская.

● «У меня, в принципе, все готово. К вечеру закончу и скину».

Яблонская тут же позвонила Кудряшову:

– Олег, поздравь меня! Светлов предложил такую тему, что я мигом забыла про байкальского отшельника!

– Только будь осторожнее, Ян.

– Ну, на этот раз из стен редакции не просочится ни килобайта информации!

– Я бы на твоем месте не был так уверен в этом. Ты так кричишь! А, может, под твоими дверями сейчас как раз стоит человек Пащенко? – и Олег сдержанно рассмеялся. – А Светлов сказал, где он сейчас?

– Ой, я и не спросила. Да сейчас к нему в аську постучу и узнаю. Представляешь, какой у него ник? Вервольф! Страшно, поди?

– Прямо трясусь.

Однако Светлов уже был офф-лайн. Яна торкнулась к нему в аську еще через пятнадцать минут, потом еще через пятнадцать. Наконец, Вервольф отозвался:

...

● «Привет! Ты кто? Если симпотная дефка – покажи фотку»

● «Ром, это Яблонская. Ты сейчас где, в Эмске?» – в полном недоумении отписала Яна.

● «Какой на фиг Рома? Я Славик. А ты как выглядишь?» – Вервольф явно был настроен на примитивный сетевой флирт.

● «Повторяю, мне нужен Роман Светлов. Он мне сорок минут назад писал с этой аськи», – настаивала Яблонская.

● «Ты гонишь. Это моя аська, никакого Светлова здесь сроду не было. Блин, только что просек: мне какой-то гоблин ник сменил! Щас переделаю взад»

Через пару минут Яне пришла весточка уже от Barsikа. Между ними опять продолжился незатейливый словесный пинг-понг.

● «Так ты Барсик, что ли? А кто тогда был Вервольф?

● «Вервольфа я не знаю. По ходу, пока жрать ходил, какой-то хмырь к моему компу пристроился, – негодовал Славик.

● «Кстати, у меня голубые глаза и длинные белые волосы, – чтобы подвести туповатого Славика к конструктивному диалогу, Яна перешла к тяжелой артиллерии. – Если ты из Эмска, можно словиться где-нибудь».

● «А сиськи большие? – деловито поинтересовался Славик.

● «Почти как у Семенович».

Еще десять минут в таком духе, и Славик на шесть вечера назначил Яне встречу у «Десяточки».

– Олег, ты мне нужен! – влетела она в кабинет Кудряшова. – Вечером едем брать Вервольфа, он же Барсик, он же Славик, он же Роман Светлов. Кстати, у тебя нет белого парика и накладного бюста? Нет? Очень жаль! – и она нервно рассмеялась.

А в это время только что вернувшиеся с задания Филатов и Кузьмин делились с коллегами новостями.

– Видели Стражнецкого. Такой довольный, прямо задница улыбается, – солировал Кузьмин. – Говорит, Папик со Светловым договор в конце недели подпишет, и Ромка теперь раз в неделю будет им по сенсации выдавать. Костик говорит: скоро олигархом буду. Папик его в состав учредителей вводит, и с мая он будет часть прибыли получать. Ну, правильно, Катюшку-то надо достойно содержать.

Вопилов стрельнул из своего угла тревожным взглядом. Если перед свадьбой Костика Влад только потешался над ним, то в последнее время он вдруг не на шутку раззавидовался тому, как устроился соратник его бурной молодости. «Ну и какой смысл жениться по любви? – думал он. – Я вон Алку типа любил… первые три месяца точно, а Костику Катька всегда была сугубо фиолетова. А итог? Я гол как сокол, Алка обрыдла хуже горькой редьки, Вовка от рук отбился и вообще… не сильно на меня похож. А Костику эта страхолюдина хоть и поперек горла, но зато для зятя Папик наизнанку вывернется. Симпатичную же девчонку он всегда сможет найти на стороне».

Но, признавая очевидные достижения Стражнецкого, Вопилов все же находил в своей «несложившейся» жизни немало приятных моментов. Ну, во-первых, Алка, хоть и надоела, а все же гораздо красивее Катюшки. Во-вторых, Костик сейчас и шагу из дома ступить не может, а он, Влад – как в том анекдоте про поручика Ржевского, «членом суда, членом туда». Ну, и, в-третьих, прямо сегодня вечером его ждет в гости Леля, бухгалтерша из «Нафта Лина». Ему, конечно, до ее нефтяной зарплаты дела особого нет, но то, что пить они будут не «Эмскую бодяжную» и закусывать не квашеной капустой – это уж будьте спокойны…

У «Десяточки» толклось немало народу, но Славика Яна узнала сразу. Это был парнишка лет двадцати, одетый в замызганные джинсы с модной «мотней» в r n b-стиле. Астенический торс, явно не знакомый с гантелями, скрадывали сразу несколько кофт. Яблонская подвалила к нему уверенной походкой. На лице Славика мелькнуло разочарование, однако он не рискнул задать девушке лет на десять его старше, где же ее белые волосы и бюст пятого размера.

– Давай колись, кому сегодня свой комп давал. Дело серьезное, в городе объявился особо опасный хакер, все менты на ушах стоят, – Яна решила сразу же припугнуть мальчишку.

– Да никому я не давал!

– Ты же сам сказал, что пожрать ходил. И смотри, не ври мне, а то как соучастник пойдешь.

– А вы кто вообще? – робко поинтересовался Славик.

– А сам-то не понял, что ли? – напустила Яна туману. – Где твой комп стоит?

– Если вы из ментовки, почему же не пробили меня по айпи? – выказал Славик наличие некоторого интеллекта.

– Да мы-то пробили, не переживай, только в твоей законопослушности отнюдь не уверены. Вот и проверяем каждое твое слово. Так что лучше говори правду и только правду.

– Окей. Ну, комп стоит у меня в конторе.

– А работаешь ты… – Яна достала блокнот и сделала вид, что сличает показания Славика со своими записями.

– Да Интернет-кафе у нас. Тут, через пару кварталов. «Сети» называется.

– Это не те ли «Сети», где наркотой из-под полы торгуют? – вспомнила Яна публикацию годичной давности.

– Нет, это не у нас! – горячо заверил ее Славик. – Это в «Да I net» было.

– В общем, поехали в твою контору, все на месте посмотрим. Меня тут коллега ждет на машине. Только ты никому не говори, что мы из милиции. Знакомые, мол, зашли. А разболтаешь кому – загремишь на нары.

Вкрай запуганный Славик послушно сел рядом с Яной на заднее сиденье в авто Кудряшова. По дороге выяснилось, что на тот момент, когда компьютерщик отправился обедать, в «Сетях» были заняты все пять машин. На двух старшеклассники резались в стрелялки, на третьем серьезного вида молодой мужчина изучал новостные сайты, на четвертом с кем-то общались по аське сразу две девчонки, а за пятым скачивал «Стиляг» некто, обутый в фасонистые черные ботинки с тупыми желтыми носами и такого же цвета шнурками.

Яна в зеркальце встретилась взглядом с Кудряшовым.

– Ну и кто тебе больше нравится? Некто к сером с новостями или некто в желтом со стилягами? Юных гопников я в расчет не беру.

– Нет, все они ни при чем. Ведь наш персонаж работал за компьютером Вячеслава.

– Святослава, – горделиво поправил его Барсик. – Меня зовут Святослав.

– А когда ты пошел на обед, на кого контору оставил? – спросила Яна.

– Ну как, Серега-охранник обычно присматривает. Деньги у всех были вперед заплачены, машин свободных не было, так что ему оставалось только разворачивать новых клиентов по направлению к двери.

– А этот Серега-охранник, он сейчас, наверно, на смене?

– Ну да.

– В общем, сведешь нас. Но не вздумай пикнуть, что мы опера. На прошлой неделе за разглашение тайны следствия такому же пацанчику, как ты, пять лет строгача дали, – Яна опять припугнула оттаявшего было Славика.

Охранник Серега оказался флегматичнейшим типом. Яна переглянулась с Кудряшовым: нет, этот увалень никак не может быть искрометным Светловым. Жестом приказав Славику испариться, Яна тут же взяла Серегу в оборот:

– Сегодня с компьютера Святослава Баранова на крупнейшие новостные порталы было разослано анонимное письмо экстремистского содержания с подстрекательством к национальной розни и угрозами проведения терактов. Мы установили, что в это время гражданин Баранов отсутствовал в офисе. Быстро говори, кто с 12.00 до 12.15 находился за его компьютером, если не хочешь провести ночь наедине со следователем Снегиревки.

На улице Снегирева располагалось местное УФСБ.

– Я… да это… как бы… – замекал Серега.

– Поточнее, – Яна придала своему голосу немного тепла, надеялась поощрить охранника к более обстоятельной беседе.

– В общем, я его сразу узнал, – выдал Серега. – Я его в окно видел – он из ментовки вышел. А через минуту к нам пришел. Ему срочно комп был нужен, а у нас все занято. Я его послать хотел, но я же видел, что он из ментовки. И я разрешил ему посидеть за компом Славика. Но он недолго сидел.

– А как он выглядел? – хором спросили Яблонская и Кудряшов.

– Ну как… обычно… – у Сереги явно не было дара к созданию словесных портретов.

– Возраст? Рост? Цвет волос?

– Ну, паренек такой обычный.

– Малолетка или вот как он? – Яна указала на Олега.

– Что-то среднее.

– Такой высокий и черный? – наугад продолжила пытать она.

– Не. Обычный.

– А волосы какие?

– Да какие-то такие, – похоже, для Сереги все цвета были едины.

Яблонская и Кудряшов лишь разочарованно переглянулись.

На следующее утро, как и было обещано, Яблонская получила по электронке статью о сомалийском пирате эмского происхождения. Опять неизвестно какими способами вездесущий Светлов откопал в Москве родителей корсара, которые 19 лет назад вывезли из Эмска забавного семилетнего Витюшку, а сейчас утверждали, что их сын Виктор Комиссаров бороздит просторы океана под флагом Веселого Роджера.

Прочитав материал Светлова, помимо редакторского восторга Яна ощутила еще и некоторую журналистскую зависть. Да-да, зависть и что-то вроде недоумения. В свое время она считалась самой пробивной в Эмске акулой пера и не раз раскапывала такие темы, что ей потом обрывали телефоны сотрудники федеральных газет и телеканалов. Но сейчас Яна готова была поставить «nihil» на всем своем корреспондентском прошлом. Что значили все ее герои и сюжеты по сравнению с темами Светлова? Это были сплошь банальщина, серость и зевота.

Но почему ей, при всем ее старании и настойчивости никогда и нигде не встретился хоть самый завалящий отшельник? Пусть не байкальский, пусть не бывший балерон, пусть без шаманского проклятия… И то было бы отлично.

А уж пират – это вообще высший пилотаж. И как только Светлов это делает? Да, списки заложников вроде бы публиковались, и если покопаться в Интернете, их, наверно, можно найти. Но разве где-то появлялся поименный перечень пиратов? Скорее всего, никто кроме самих флибустьеров и не знает, сколько их там народу и как кого зовут. Дальше. Откуда Комиссаровы-старшие могли узнать, что их сын затесался в корсары? Неужели он им письмецо прислал: «Здравствуйте, мама и папа. Сбылось пророчество химички Валентины Ивановны – ваш любимый сын Витюшка попал в плохую компанию. Не ищите меня более – от горестей земных сердце мое ожесточилось, и я стал пиратом…»? Да ну, какие могут быть письма? Не с освобожденными же заложниками они переправляют их в цивилизацию?

Другой вариант. Допустим, мама и папа Комиссаровы увидели по телевизору сюжет – например, про передачу выкупа – и в одном из смуглых бандитов признали своего голубоглазого «сыночку». Но разве проходил хоть один телерепортаж, в котором можно было рассмотреть лица пиратов? Не привиделось ли чего несчастным родителям? Их беспутный сын, девять лет назад покинувший родной дом, сейчас мог быть где угодно. Хоть в Земском собрании Новохоперска, хоть в колонии строгого режима в Сусумане, хоть в мать сырой земле.

Но допустим, родители какими-то неисповедимыми путями узнали, что их сын стал пиратом. Но как об этом стало известно Роману Светлову? Тот вариант, что Комиссаровы-старшие сами вышли на журналистов с этой информацией, отпадает. Такая «бомба» за день облетела бы весь мир! «Сомалийский пират вырос в семье московских интеллигентов». Звучит!

Значит, остается только одна альтернатива: Светлов каким-то образом сам вышел на Комиссаровых и завладел эксклюзивной информацией. Но как, скажите на милость, он это сделал? Дорого бы Яна дала за то, чтобы хоть краешком глаза заглянуть на журналистскую кухню таинственного Светлова.

– Олег, я просто извелась вся, как будто с чем-то непостижимым столкнулась, – за обедом изливала она душу Кудряшову. – Даже инопланетяне и снежный человек кажутся мне понятнее, чем Светлов. Это же просто гений какой-то с паранормальными способностями! А что, это идея. Может, он читает мысли людей или практикует какие-нибудь выходы в астрал, общается с духами умерших. Тогда, конечно, нет ничего удивительного в том, что он вышел на Комиссаровых! Он просто просканировал их сознание, считал информацию и…

– Ян, я тебя умоляю…

– А что, Олег? Взять даже этот его нездоровый интерес к шаманам и колдунам… Точно, все складывается одно к одному!

– Ну, я в экстрасенсов не верю, – рассудил Кудряшов. – И мой жизненный опыт подсказывает, что со временем все непостижимое объясняется самым прозаическим образом. Все окажется очень и очень просто, Ян. Попомни мои слова.

Но Яблонская лишь махнула рукой:

– Ты вот лучше подумай, что он в РУВД делал. О, идея! Может, он ходил заявление писать на незаконное использование его интеллектуальной собственности Николаем Юрьевичем Пащенко? Знаешь, я больше не буду гадать на кофейной гуще, а честно и откровенно напишу обо всем самому Светлову. Пусть открывает личико!

А в это время Кузьмин допытывался у Крикуненко:

– Ну как, Анжелика Серафимовна? Я в тот раз забыл вас спросить: как вы со Светловым-то пообщались?

– Прекрасно, благодарю вас, – сухо отвечала та, не отрывая глаз от монитора.

– Высказали ему мой нереспект? Передали, что по пятницам в шесть мы, как и раньше, собираемся в «Стельке»?

– Да вы, Антон, так и не хотите понять, что тот Светлов, которого вы знали и тот, который есть сейчас – два абсолютно разных человека…

– В смысле? – Кузьмин чуть не поперхнулся слюной. – Так это не тот Светлов, что ли? Тогда гоните обратно мой стольник.

– Да нет же! Право слово, вы невыносимы. Все-то воспринимаете буквально, не понимаете художественных фигур речи… А ведь я просто пыталась донести до вас интеллигентным русским языком, что нынче Роман не посещает сомнительных вертепов и, пардон, не ужирается дешевой водярой, а вкушает благородные вина.

– Еще скажите, что он амброзию, блин, вкушает! – рассмеялся Кузьмин. – Но раз он такой богатый, мог бы тогда мой стольник и не брать. Мне он как раз пригодился бы сегодня, чтобы ужраться дешевой водярой в сомнительном вертепе.

Вопилов и Филатов громко заржали шутке приятеля – они находились в нетерпеливом ожидании вечера и похода в «Стельку».

Тут в корреспондентскую ввалился Ростунов и с порога завел на повышенных тонах:

– Это беспредел! У меня из холодильника сперли полбатона краковской!

– Я не стала говорить, но у меня тоже позавчера два йогурта свистнули, – добавила Корикова.

– А я купил на оптовом упаковку доширака, – пробасил Филатов. – Сегодня утром позырил – двух пакетов нет.

– И у меня, кажется, приватизировали пакетик кофе со сливками. Какая низость – брать без спросу у товарищей! – выступила и Крикуненко. – Ведь этот бессовестный некто должен понимать, что я не Билл Гейтс и даже не Роман Абрамович, чтобы отпаивать всех жаждущих дорогими напитками.

– А начальству абсолютно по хрен! – орал Ростунов. – Пока у Яблонской или Кармана не спиониздят что-нибудь, они и не почешутся!

– И так, Алексис, было во все времена, – скорбно заключила Анжелика. – Сытый не разумел голодного, а власть предержащий безнаказанно попирал холопа…

Тут Вопилов красноречивыми жестами изобразил процесс попрания, и все рассмеялись.

Ближе к вечеру Яблонская получила от Светлова ответ на свое письмо. Послание было исполнено достоинства и легкого благородного негодования. Так, Роман отказывался понимать, почему его честное имя обросло самыми нелепыми слухами, и с какой стати его скромную персону склоняют на www.gav-no.ru. Да, пока он не имеет возможности выступить с открытым забралом – к тому его вынуждают обстоятельства, связанные с последним журналистским расследованием. Он пострадал и продолжает страдать за правду. И только по этой и никакой другой причине он держит в тайне место своего пребывания и не дает никаких контактных данных. И лишь поэтому вчера он воспользовался первым попавшимся компьютером, чтобы выйти на связь с Яблонской. Да, он действительно был в РУВД – но он, кажется, русским языком сказал, что испытывает некоторые проблемы в связи со своими смелыми выступлениями в СМИ.

Что же касается договора, который якобы он вот-вот должен подписать с «Помелом», то это просто ложь, ввиду своей абсурдности не заслуживающая никакого опровержения.

Завершая письмо, Светлов обращался к Яне с просьбой:

«Был бы вам очень благодарен, если бы вы донесли все сказанное мной до своего коллектива. К сожалению, за последние месяц-полтора я выслушал о себе столько небылиц, что с нетерпением жду того часа, когда смогу, не скрываясь, выйти к коллегам и честно, без утайки, ответить на все их вопросы. Знали бы вы, как меня самого гнетет эта двойная жизнь. Но тучи непременно рассеются, обстоятельства переменятся к лучшему, и вы не пожалеете, что некогда поверили в искренность моих слов».

Просто раздавленная великодушием Светлова, Яблонская распечатала письмо и поставила его на стол в держатель для бумаг. Но, подумав, сложила вчетверо и убрала в сумку.

В дверь заскреблись. Это была манера Кармана Ивановича, который все делал как-то крадучись, неявно, исподволь.

– Взойдите! – шутовским басом гаркнула Яблонская.

Лукаво улыбаясь – а это была еще одна манера гендиректора – Карман Иваныч на мягких лапках прошествовал к Яниному столу. Он никогда не начинал говорить о делах сразу же, обязательно несколько минут кружил близ да около, что Яну иногда смешило, но чаще раздражало.

– Я тут насчет Рыковой, – заговорил он, высказавшись на все возможные пространные темы, которые только пришли ему на ум. – Подожди, пожалуйста, еще немножко. Прямо сейчас я никак не могу ее уволить.

– Это почему? Все вкалывают в поте лица, лишь она одна шлангуется по соляриям и торговым центрам. Это балласт, от которого надо избавляться.

– Условно говоря, поступили некоторые указания, – и Карман показал пальцем наверх. – Хозяин против.

Три года назад Сан Саныч продал «Девиантные» молодому бизнесмену Денису Еремину, который с переменным успехом подвизался сразу на нескольких поприщах. У него была сеть демократичных кафе, производство спортивной одежды, три фитнес-центра, две автомойки и контрольный пакет акций местного хладокомбината. Для полного счастья 35-летнему Еремину не хватало только одного – чтобы о нем говорили еще и как о медиамагнате.

– Хозяин? А ему-то какое дело до Рыковой? Да он, наверно, и не знает о ее существовании, – хмыкнула Яблонская.

– Поверь уж мне, Яночка, что знает, и прекрасно, – вздохнул Карман и опустил взгляд долу. – Жаль, что не могу сказать тебе всего…

– Ты на что намекаешь-то? У Дениса с ней типа роман?

– Условно говоря, – выдавил из себя Карман. – Что-то вроде этого.

– Понятно… Ну, забери ее тогда к себе в рекламный отдел, чтобы она тут мне глаза не мозолила. Ей, по-моему, никакой разницы. А Калиманова мне уже всю плешь проела, что им нужен журналист под рекламные статьи. Уж на это у Рыковой мозгов хватит.

– Нет, нет, что ты, – Карман Иваныч словно испугался. – В рекламный отдел ее никак нельзя. И Калиманова уже передумала насчет журналиста. Не надо им никого.

– И давно у тебя Калиманова сама все решает? – насмешливо обронила Яблонская. – Не много ли ты ей воли дал? Кстати, я как раз пишу на нее докладную. На график она вообще забила, навадилась в обход меня какие-то модульки таскать на верстку. Хорошо хоть мне Кудряшов вовремя сигнализирует. Смотри, Карман, иной раз мы не усмотрим, а она что-нибудь такое в газету протащит, что нас на фиг закроют!

– Я прослежу, прослежу, – забубнил Карман. Ему явно не хотелось обсуждать работу рекламного отдела. В последнее время он даже не знал, под каким соусом спросить у Каки, почему ее рекламщики стали приносить так мало денег. Он побаивался ненароком нанести любимой женщине психологическую травму.

– Я что зашел-то? – вдруг вспомнил он. – Условно говоря, Хозяин Светловым интересуется. Сказал, чтобы ему встречу с ним организовали. Дай мне его телефончик, я договорюсь.

– Телефончик?! – вскричала Яна. – Ну ты раскатил губу. А не хочешь ли «левую» аську или подставную электронку? Светлов окончательно ушел в подполье. У меня на него нет никаких выходов. Он сам проявляется, когда ему надо.

– Вот оно как, – задумался Карман и выудил из кармана «Белочку». – А мне тут источники доложили, что кое-кто из ваших с ним тесно общается. Анжелика Серафимовна, например. Давай вызови ее на разговор. Пусть колется насчет телефончика-то.

– Знаешь что? Тебе надо – ты и вызывай. Шустрый больно чужими руками жар загребать. Ничего мы у нее не допросимся.

– Ладно, я тогда с другого бока попробую, – вздохнул Карман, комкая фантик. – Мне этот телефончик позарез достать нужно…

* * *

А через полчаса Яблонская рассказывала Кудряшову о послании Светлова.

– Надеюсь, ты не собираешься выступать перед коллективом, как он предлагает? – сказал Олег.

– Именно. Как раз и собиралась выступить. А что в этом плохого? Мне надоели все эти слушки и шепотки. И я готова сказать коллективу всю правду.

– Правду? Почему ты так уверена, что Светлов говорит правду?

Яна стушевалась.

– Почему уверена? – продолжила она через пару секунд. – Просто потому, что я это чувствую. Мне интуиция подсказывает, что он не врет. Олег, ну ведь все сходится, всему Светлов дает человеческое объяснение. А мы, как дураки, трясли вчера этого Славика… Даже перед Ромкой неудобно, как будто мы его выслеживали.

– Ты главный редактор, тебе решать, – рассудил Кудряшов. – Но я бы на твоем месте не шел в том направлении, в котором он тебя подталкивает. Хотя бы из вредности.

Но Яблонская выслушала Кудряшова и только. Через Серову она попросила народ собраться в корреспондентской в 17.00.

– Жопой чую, гонорарный фонд урежут, – Ростунов эмоционально делился догадками с Вопиловым и Кузьминым. – Поигрался нами Хозяин и все, решил перекрыть кислород. Выживайте типа сами как хотите. У вас, на всякий случай, рекламный отдел есть. Пусть вам кормовую базу и обеспечивает.

– Рекламный отдел только ногти красит да на «Одноклассниках» зависает, – бросила Колчина.

– Гнать их надо ссаными тряпками, – поддакнул Вопилов. – Только Ксеньку и Вероничку оставить…

Яблонская предстала перед подчиненными в пять минут шестого. Поймав чуть укоризненный взгляд Кудряшова и сдержанно-заинтересованный – Серовой – она начала:

– Вот уже месяц в эмских СМИ только и разговоров, что о некоем Романе Светлове. И некоторые из вас настолько увлеклись собиранием слухов и их вольным изложением, что забыли о своих непосредственных обязанностях. Все забили на поиск новостей, тексты пишем левой ногой, по пять раз на дню гоняем чаи… Но не думайте, что все это сойдет вам с рук. Каждый ваш промах я записываю, – Яна потрясла блокнотом. – И все будет обязательно учтено при начислении премии. Что такое, Юля? Вы чем-то недовольны? А я бы на вашем месте молчала в тряпочку – работаете через пень-колоду, уже полгода балансируете на грани вылета. Алексей, тоже что-то хотите сказать? Уж знаете, чья бы корова мычала… Антон, не перебивайте меня! К вам у меня вообще серьезный разговор назрел… Но я собрала вас по другому поводу. Я хочу сообщить вам всю правду о Романе Светлове, чтобы вы, наконец, успокоились и занялись газетой.

– А вы знакомы со Светловым, Яна Яковлевна? – не выдержала Корикова.

– Да, знакома, – без тени сомнения отрапортовала Яблонская. – И могу сказать, что он не только прекрасный журналист, но и замечательный человек. Но, к сожалению, сейчас Роман вынужден скрывать, где находится. Вы, конечно же, читали его журналистское расследование о хищениях в Минобороны… Сейчас мы с Ромой каждый день общаемся по аське и созваниваемся. И вот он попросил меня донести до вас: все, что о нем сейчас говорят и пишут на форуме, не имеет ни малейшего отношения к действительности.

– Яна Яковлевна! Вы говорите, что общаетесь с ним. Почему же тогда он отдал свою статью не нам, а в «Помело»? – пискнула со своего места Юлечка Колчина.

– Почему? – Яна растерялась. – Ну, мало ли с кем я по-дружески общаюсь. Я вон у Глеба Пьяных интервью брала. Но это же не значит, что он должен что-то писать для «Девиантных»!

– Яна Яковлевна, а вот вы с ним общаетесь, – подал голос Антон Кузьмин. – Скажите тогда, ради Бога, сбрил он свой черный ирокез или так и ходит?

Кровь ударила Яблонской в лицо. Она лихорадочно подыскивала обтекаемый ответ, как вдруг очень кстати в дискуссию вступила Крикуненко:

– Антон, ну что вы несете? Какой еще черный ирокез? Могу поклясться всеми богами Олимпа во главе со всемогущим Зевесом, что у моего друга Романа никогда не было черного ирокеза!

– Ну вот видишь, Антон, Анжелика Серафимовна и ответила на твой вопрос, – с чувством облегчения улыбнулась Яблонская.

– Отлично, а какая же сейчас у Светлова прическа? А, Анжелика Серафимовна? – не унимался Кузьмин.

– Не собираюсь перемывать кости своим друзьям и тем паче – обсуждать их внешность, – завелась Крикуненко. – Какую прическу носит Ромочка – это его личное дело. Тем более, вы слышали, что сказала Яна Яковлевна – человек оставил большой свет. Поэтому, возможно, в целях конспирации он вынужден менять имидж каждую неделю.

– Но на прошлой-то неделе, когда вы с ним виделись, у него какой был причесон? – настаивал Кузьмин. – Что, жалко сказать что ли?

– Все, что я могу вам сказать, мой юный друг – это то, что на прошлой неделе никакого ирокеза у него не было! – выпалила Крикуненко.

– И уверяю вас, Антон, на этой неделе он тоже не вырос! – отчаянно блефуя, заключила Яна.

– Да это было бы просто смешно – при его-то росте, – усмехнулась Крикуненко.

– Очень даже прикольно он смотрелся с ирокезом при своем росте, – настаивал Кузьмин.

– А я вам скажу, что при таком росте люди со вкусом, к коим я, безусловно, причисляю и моего друга Романа, носят только гладкие прически! – не уступала Крикуненко.

– Все, пора закругляться, – неожиданно подал голос Кудряшов. – Иначе через пять минут мы начнем обсуждать, какие трусы сейчас носит Светлов.

– Всем спасибо, все свободны! – провозгласила Яблонская.

– А я так и не поняла, какого он роста, – пробормотала Корикова, но ее голос потонул в общем шуме.

Этим же вечером в дверь Анжелики Серафимовны позвонили. Хозяйка прильнула к глазку и остолбенела:

– Карман… Ой, Норманн Иваныч! Какими судьбами! Извините, я не одета. Через минуту открою, – и бросилась в спальню.

На самом деле Анжелика не ходила по квартире голой. Другое дело, что ее фланелевый халат имел самый затрапезный вид, а плюшевые шлепки на три размера больше настойчиво просили каши. В шкафу царил хаос, и Крикуненко не сразу удалось выудить из кома тряпья какие-то менее мятые джинсы. «Жаль, жаль, что не купила тогда на корейском рынке тот шелковый халатик, – подумала Крикуненко. – И вот, пожалуйста – не в чем встретить дорогого гостя».

Щелкнул замок, и Анжелика Серафимовна узрела чуть смущенного и чуть поддатого Кармана с тортом и цветами в руках, а тот – значительно менее пафосную, чем обычно, Крикуненко. Из зала доносились позывные «Поля чудес», а с кухни тянуло жареной картошкой.

– Я только что закончила прослушивать Берлиоза, – как бы оправдываясь, залепетала Анжелика. – И буквально на одну минуточку переключила свой любимый канал «Культура» – глянуть, не сбрил ли усы Якубович. Не спрашиваю, зачем пожаловали, а приглашаю со мной отужинать.

Карман охотно согласился.

– По рюмочке в честь пятницы? – и он достал из портфеля дорогой кожи четверку посредственного коньяка.

– С хорошим человеком да под приятную беседу не откажусь, – просияла Анжелика. – Чего к картошечке прикажете? Вообще-то, я уже два года исповедую вегетарианство, но граммов двести «Краковской» для желанных гостей всегда держу. Не желаете ли также йогуртов? Имеется парочка – чернично-земляничный и маракуйя-папайя.

– Йогурты – отказать, а колбасы постругайте, – согласился Карман Иваныч.

Картошка была чуть недожарена, местами пригорела, к тому же конкретно пересолена, но Карман был голоден.

– Позвольте спросить, чем обязана столь неожиданному визиту? – кокетливо поинтересовалась Крикуненко, принимаясь за фирменные фокусы с коньяком. Что уж только она ни выделывала с рюмкой, чтобы полнее оценить букет второсортного напитка – и катала между ладонями, и нагревала стекло бокала дыханием, и подносила к лампе – полюбоваться игрой цвета.

– Что ж, секрета нет, – развел руками Карман. – Зашел потолковать… о Пушкине. Условно говоря.

– О Пушкине? – Крикуненко застыла в недоумении. – То есть?

– Да-с, об Александре Сергеевиче Пушкине, нашем всем! – заключил Карман и обновил рюмки.

– Позвольте, а при чем здесь я? – продолжала недоумевать Анжелика.

– Ну как при чем? Условно говоря, слава о вашей высокой культуре и широком кругозоре давно вышла за пределы редакции, – обычно немногословный Карман вдруг ощутил прилив вдохновения. – А мне, знаете ли, порой хочется отвлечься от счетов-фактур и налоговых деклараций. И утолить, так сказать, духовный голод, – и Карман ткнул вилкой в кусок «Краковской».

– Хорошо, давайте побеседуем о Пушкине, – недоверчиво сказала Крикуненко. – Что же вас интересует? Может быть, история создания гениальных строк «Я помню чудное мгновенье»? Извольте. В живописном парке псковских помещиков Осиповых-Вульф молодой Саша Пушкин встречает ангельской красоты и высокой же нравственности молодую женщину. Ее цветущая юность принесена в жертву грубому солдафону, и бедняжка несчастлива как камни…

– Это я знаю, – перебил ее Карман. – В школе проходили. Но она ему сразу не дала, а когда дала потом, в Питере, Пушкин написал о ней в своем дневнике всего три строчки. Не вспомню сейчас точно, но дурой она оказалась первостатейной – это факт.

– Скажите, пожалуйста! – выпала в осадок Крикуненко. – Так-таки и… дала?

– Ну да, на каком-то сундуке в прихожей. Условно говоря, она возомнила себя эмансипе, решила переводами заниматься и загрести на этом кучу бабла. Да хреновая из нее переводчица вышла – правильно, мозги-то шелухой были забиты, Шиповниками да Иммортелями. Так она своих бойфрендов называла. И вот пошла она к Саше Пушкину, чтобы он по блату какой-нибудь калым ей подкинул. Ну, а он, условно говоря, не растерялся…

– А вы, Норманн Иванович, интеллектуал. Ни за что бы не подумала, что у вас могут быть такие познания о светиле русской поэзии. Позвольте полюбопытствовать, что читали, из каких источников, так сказать, черпали?

– Да не читал я ничего. Когда мне! Приятель рассказывал. Давно. Классный парень. Но потом я потерял его из виду и до сих пор так и не нашел. Прямо хоть в передачу «Ищу тебя» письмо пиши! – И Карман драматически задвигал мышцами лица, словно пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами.

– Ну что вы, право, не убивайтесь так. Воздастся вам за ваши страдания, и друг ваш обязательно отыщется!

– Только если вы пожелаете мне помочь, Анжелика Серафимовна, – и Карман по третьему разу обновил рюмки.

– Только прикажите! – пылко ответила Крикуненко. – Все, что в моих силах, сделаю. Все, что в сердце моем, принесу на алтарь святой дружбы!

– Я не приму ваших жертв, Анжелика Серафимовна. Молю вас лишь о самой малости – дайте телефончик Романа Светлова, – Карман произнес это с таким видом, как будто бы попросил Крикуненко передать ему солонку.

– Романа Светлова? А причем здесь он?

– Ну как при чем? Условно говоря, он и есть тот самый утраченный друг. Что вам стоит, Анжелика Серафимовна? А я буду безмерно счастлив.

– И не просите, Норманн Иванович. Нет, нет и нет! Это не моя тайна. Могу лишь передать моему другу Роману Светлову, что вы желаете с ним встретиться.

– Значит, нет? – Карман прикидывал, что делать дальше. – Окончательно и бесповоротно?

Анжелика вскинула голову и уставилась куда-то в сторону – давала понять, что разговор на эту тему закончен. Как вдруг Карман резко перегнулся через стол и схватил ее мобильник.

– Немедленно отдайте! – вскричала Крикуненко.

– Отдам, непременно отдам, – с приятным лукавством, через которое, однако, сквозило уже что-то хищное, улыбнулся Карман. – Только сначала немножко пошарю в адресной книге. Вы не против?

– Что вы себе позволяете! – Анжелика подскочила к гендиректору. – Мало того, что вы своим беспардонным вторжением нарушили тайну частной жизни и неприкосновенность жилища, так вы еще и грабежом не брезгуете? Да-с, мой дорогой, это форменный грабеж! – и она вцепилась в руку Кармана, пытаясь разжать его пальцы.

– Да вы не даете мне работать! – с той же злой веселостью он оттолкнул Анжелику. Впрочем, очень аккуратно. Проблемы с законом отнюдь не были ему нужны.

– Ах так? Тогда я звоню 02! – и Крикуненко направилась в прихожую. Но быстро сориентировавшийся в ситуации Карман подскочил к ней сзади, сгреб в охапку, затолкал в ванну и щелкнул задвижкой. Естественно, Анжелика ломилась в дверь, сыпала угрозами и даже пару раз выкрикнула что-то нецензурное, но сердце Кармана не дрогнуло. Он исполнял волю своего шефа.

Содержимое мобильника Крикуненко его не порадовало. В адресной книге он не нашел ни намека на Светлова. Все сплошь какие-то тетки. Не зашифровала же она его вот под эту – Светлану Романовну? Карман нажал на вызов, и вскоре услышал в трубке женский голос. Он тут же отрубил связь.

Ладно, посмотрим СМС-ки. Надо же, пусто. Похоже, Крикуненко вообще не пользовалась этой услугой. А что там у нас в Исходящих? Опять звонки каким-то теткам. А во Входящих? Тоже сплошные тетки. И лишь несколько телефонных номеров. Карман воспрянул духом – наверно, один из них и есть светловский! Но и тут его постигло разочарование. В одном телефоне он узнал редакционный, во втором – пресс-службу мэрии… Протерев мобильник полой своего Бриони – на всякий случай, чтобы не было отпечатков пальцев – он положил его на стол и пошел вызволять пленницу.

– Ах вы косноязычное ничтожество! – словно фурия, налетела на него Анжелика. – Это вам выйдет боком!

Карман молча разлил коньяк и протянул рюмку Крикуненко. Та занесла руку, чтобы вышибить тару у него из рук, но… остановилась.

– Выпейте и успокойтесь, – устало произнес Карман. – У вас ничего против меня нет. А насчет дружбы со Светловым вы, условно говоря, прихвастнули. Есть такое, Анжелика Серафимовна?

Крикуненко опустошила рюмку и царственным жестом указала директору на дверь:

– Подите вон, охламон. У вас заложило уши? Я сказала: уебэн зи битте! – и она вперила в Кармана негодующий пьяный взор.

В ту же пятницу в «Стельке» – демократичной пивнушке с пластиковыми столиками и одноразовой посудой – собралась сплоченная годами компания единомышленников. Вопилов, Ростунов и Кузьмин пришли первыми и заняли козырной угловой столик у окна. Когда в начале седьмого в «Стельке» объявился припозднившийся с задания Филатов, троица «первооткрывателей» уже приняла первые сто и поглощала простецкую закусь – подогретые по третьему разу пельмени, корейскую морковку, сосиски из просроченной кенгурятины с кетчупом из модифицированного крахмала. Фотокор по своему обыкновению заказал доширак.

– Кудряшов звонил, тоже скоро придет, – поведал собутыльникам Вопилов. – Нет, это надо же, как Олежек зазнался. Раньше что коллектив, то и он. А сейчас пить с нами не ходит, квартиры у него не допросишься. Я по его милости теперь только с теми бабами общаюсь, у кого место для встреч есть. На гостиницы никакой зарплаты не хватит.

– Значит, Владик, ты теперь обслуживаешь на дому, – заржал Ростунов и пальцами подцепил из общей тарелки щепоть корейской моркови. – Ну и на фига, вы мне скажите, жениться? Я вот свободный, что хочу, то и верчу, по углам не шкерюсь…

Действительно, по углам Леха не шкерился. Но лишь по одной простой причине – не было желающих. Приударил тут было за Вероничкой из рекламного отдела, сердечко плюшевое подарил на День святого Валентина, потом розового мишку на 8 Марта преподнес. Но налетел как вихрь Вопилов, и без всяких подходов и презентов разбил робко зарождающееся счастье друга. Эх!..

– Ты, Леха, не грусти, – Влад похлопал его по плечу. – Бабы – как навоз, сегодня нет, а завтра воз. Ты только это… шмотки почаще стирай и дезодорант себе купи какой-нибудь. И пузо ты зря отрастил. Девчонки любят, чтобы кубики были.

Влад задрал джемпер и продемонстрировал собранию поджарый смуглый живот. Но никаких кубиков на нем не было – долгие годы Вопилов занимался лишь одним спортом – литроболом.

– А ты, Филатыч, говорят, к Колчиной подкатывал? – Ростунов толкнул в бок фотокора.

Но тот только промычал что-то – он как раз зачерпнул ложку доширака.

– Брось, не выйдет, – насмешливо продолжил Ростунов и хитро глянул на Кузьмина. – Юляха на другого запала.

– Уж не на тебя ли? – пробасил Филатов, не оценив ростуновской игры глаз.

– Нужна она мне как миллион Перельману! – пренебрежительно бросил Леха, хотя за один лишь благосклонный взгляд Колчиной наверняка заложил бы лучшего друга. – Не люблю рыжих.

– Да какая она рыжая? – не согласился Кузьмин. – У нее свой цвет каштановый. Ничего, приятный такой.

– А ты откуда знаешь? – разом спросили Филатов и Ростунов, а через секунду, озаренные смелой догадкой, загоготали. – Ну, ты даешь, Антош!

– Наш пострел везде поспел, – поддакнул Вопилов, разливая водку. – В натуре, не рыжая она.

Кузьмин многозначительно улыбался, не спеша развеять домыслы приятелей. Опрокинув рюмку, он мечтательно протянул:

– Не, мне больше Алинка нравится. Вот к ней я бы подъехал. Но не знаю, как. Вечно она в работе.

– Как-как? Очень просто. Нравится баба, подходишь к ней и говоришь: «Разрешите впендюрить?» Анекдот помнишь? – поделился бесценным опытом Вопилов.

– Не, такое не прокатит, – засомневался Ростунов. – Нормальные девчонки любят долгие ухаживания, комплименты и мягкие игрушки…

– Девчонки любят твердые игрушки, – выдал Вопилов очередное экспертное мнение. Все опять заржали. – И не надо мудрить насчет особого подхода к Кориковой. Побольше наглости. Вон Костик на раз-два развел ее на это дело. А вот и он. Привет, дружище! Не ожидал!

– Я сам не ожидал. Думал, и не вырвусь. Катька хотела, чтобы я с ней «Унесенных ветром» весь вечер смотрел. А ее в роддом увезли, – кажется, Стражнецкий был очень доволен таким поворотом событий.

– И как это ты решился усвистать? – подколол его Ростунов. – А если Папик разыскивать начнет?

– А не пошел бы он, – чем дальше Стражнецкий был от Пащенко, тем смелее становился. – Сейчас вообще возьму и вырублю сотовый.

Но дальше слов не пошел.

– Штрафную, штрафную, – Вопилов налил Костику полный пластиковый стаканчик.

С левой тропки – трепа о девчонках – беседа вновь вышла на главную дорогу. Заговорили о делах рабочих.

– Вам, говорят, Светлов еще одну нетленку притаранил, – толкнул Стражнецкого в бок Вопилов. Ничего подобного Влад не слышал, это предположение родилось у него только что.

– Пока нет, но ждем-с, ждем-с, – важно отвечал Костик.

– Я только не понимаю, с какого перепугу наш звездун осчастливил второсортное издание, – забрызгал слюной порядочно уже датый Ростунов. – Все знают, что «Помело» – отстой!

Эти слова пролились бальзамом на душу Филатова:

– Леха, дай пять! Респект! Давай на три-четыре! «Помело» – отстой!

– Держите меня семеро, – забубнил Стражнецкий. – Мистер Вонючка, ты кондом. А ты, урюк, вообще – гоу хоум!

– Ты сам урюк, жидовская морда, – отвечал на это Димон.

– Я сто раз объяснял, что я наполовину поляк, – все еще держал себя в руках Стражнецкий. – Мы побочная ветвь графов Потоцких…

– Хреноцких! – ударил по столу кулаком Филатов, другой рукой предусмотрительно прикрывая свой доширак. – Леха, три-четыре! «Помело» – отстой!

– Все, я пошел, – вскочил Стражнецкий. – Влад, Антон, если хотите видеться со мной, то только без этих уродов.

Он метнулся к двери и… угодил прямо в объятия Кудряшова, который только что переступил порог «Стельки». Олег сразу оценил обстановку.

– Ты куда, Кость? Да заткнитесь вы! – махнул он рукой на Ростунова с Филатовым. – В кои-то веки выберешься встретиться с товарищами, а вы…

– Все, замяли базар, – в Вопилове неожиданно проснулся миротворец. – Так, Филатыч, еще одно слово, и вылетаешь, понял? Лехе пока не наливать. Эй, закусывай давай, жри пельмени-то.

– Кость, ты что про Светлова-то говорил? – подал голос Кузьмин, который до этого минут десять сосредоточенно эсэмэсился.

– Да ну его, этого Светлова, – бросил Стражнецкий. – Тенятник какой-то. Иной раз подумаешь: а существует ли он вообще?

– Ну, как же не существует, – удивился такому повороту Ростунов. – Кто же тогда отшельника наваял? К тому же, некоторые его лично знают…

– Кто, например? – спросил Кузьмин, которого, похоже, тоже заинтересовала мысль Стражнецкого.

– Да полно народу. Анжелика знает, Яна Яковлевна знает, Владик знает…

– Ладно, скажу правду, не знаю я Светлова. И не знал никогда. Так, для красного словца когда-то ляпнул, – покаялся Вопилов.

– Но ты-то, Антош, точно его знаешь! – перекинулся Ростунов на Кузьмина. – Ты же просил Крикуненко стольник ему передать. Значит, пили когда-то вместе?

– А ты не понял, дурья башка, что это прикол был? – продолжил Кузьмин сеанс массового покаяния. – Мне просто хотелось Анжелику подловить, да она выкрутилась…

– Не понял. Так где сейчас твой стольник? – встрял Филатов, который, всем на удивление, быстро просек хитрую схему Антона.

– Без понятия, Димон. Может, у Светлова – если он существует. А, может, Анжелика себе заграбастала.

– Вот и я говорю, – заключил Стражнецкий. – Существует ли он вообще в природе, этот Светлов? Не разводит ли нас как лошков какой-то очень хитрожопый урюк? Может, этот так называемый Роман Светлов пьет сейчас водку за соседним столиком да уссывается над нами.

И хотя это была всего лишь фигура речи, все разом обернулись: а ну как, действительно, за их спинами пирует Светлов?

– Вы задрали уже со своим Светловым, – недовольно произнес Вопилов. – Давайте лучше о бабах. Ты вот, Костик, куда теперь их водишь?

– Куда-куда. В гостиницу.

– А, ну ты же богатый, – присвистнул Вопилов.

– Ни копья не трачу, – пьяный Стражнецкий махом раскрыл все карты. – Потрудился немного, нарыл кое-что на директора «Уютного гнездышка», так он теперь в любое время дня и ночи готов мне номер бесплатно дать, да еще и в ножки поклониться. Один раз я даже в люксе отдыхал.

– Отличная идея! – воскликнул Вопилов. – И ты молчал? Только надо еще было с него ужин в номер потребовать.

– Обычно я предпочитаю завтрак, – улыбнулся Стражнецкий. – Или обед.

– А завтрак-то как? Только не свисти, что можешь от Катюшки на всю ночь свалить, – недоверчиво произнес Вопилов.

– Нет, ночую я, к сожалению, только с Катюшкой – на фига мне проблемы? Зато утром, перед оперативкой, никто мне не мешает на часок пересечься в «Уютном гнездышке» с какой-нибудь куколкой. Или после оперативки. Да как фишка ляжет.

Все с выражением полнейшего восхищения на лицах внимали Стражнецкому. Умеет жить этот Костик! И карьера у него в гору прет, и жену отхватил богатенькую, и «куколок», как он выразился, навалом…

– Всем привет! – в «Стельку» ввалился Петя Гугунин. – Эх, еле вырвался от Карачаровой.

– Дай пять, Петро! – сунулся к нему пьяный Ростунов. – Натянуть начальницу – это респект. Высший пилотаж!

– Да о чем ты, Лех? Кто кого натянул? А-а, вот ты про что… Не, тут другое. Только мы расходиться собрались, как наша Ольга Вячеславовна такая довольная влетает: типа, счастье нам великое привалило. Все, конечно, о бабле сразу подумали: типа, зарплату повысят или премию подкинут. Ага, щаз! Оказывается, Роман Светлов статью ей прислал!

– Как?! – разом спросили Стражнецкий и Кудряшов.

– По электронке. Карачарова прямо кипятком ссыт, какая статья классная, про пиратов каких-то. Мы уже в четыре подписали понедельничную толстушку в печать, так нет же: послала в типографию отбой. Говорит: будет замена первой и центрального разворота. Вот, торчит сейчас в редакции…

«Да, опять нас обошли, – только и подумал Кудряшов. – Рассказать бы сейчас всем про светловские штучки – вот бы ребята удивились. А, может, Светлов тут ни при чем? Тогда что же: кто-то из девиантовцев продолжает подставлять родную газету? Эх, узнать бы кто…»

За выходные новость о том, что Светлов послал статью Карачаровой, какими-то путями стала известна буквально каждому в «Девиантных». И все уже готовились к тому, что понедельник будет особенно тяжелым. Но никакого ора не последовало. Тогда народ решил, что кто-то, видимо, заранее подготовил Яблонскую к этому удару, и самое тяжелое она пережила в выходные.

– Ну и как это понимать, Свет? – отрешенно спрашивала она у Серовой, показывая ей красочный толстый выпуск «Эмских», на первой полосе которых красовался смуглый парень в совершенно бутафорской треуголке и странном бархатном камзоле на босу грудь. – Как это понимать? Я тебе не сказала, но этот пират должен был завтра выйти у нас. Светлов прислал мне его еще в четверг.

Это был чувствительный укол по самолюбию Серовой, но она ничем этого не выказала.

– Свет, вот лично ты на кого больше грешишь? На наших или все-таки на Светлова? – продолжила Яна. – Ты знаешь, еще в пятницу у меня не было ни малейшего сомнения в его порядочности, а сейчас…

– А что Карачарова говорит? – Серова даже не стала предлагать Яблонской позвонить главреду «Эмских». Она прекрасно знала, что Яна уже давно это сделала, повинуясь первому же импульсу.

– То же, что и Пащенко. Прислал сам, в пятницу вечером. И это похоже на правду. Олег пил с ними в пятницу в «Стельке», и Гугунин сильно припозднился. Как раз из-за статьи Светлова.

– Тогда надо потребовать объяснений у самого Светлова.

– Написала уже, но пока ответа нет. И где только свищет наше золотое перо? – Яблонская вздохнула.

– Если это все-таки Светлов делает параллельную рассылку, то мне непонятно одно: почему к нам его статьи приходят раньше, чем к Пащенко и Карачаровой? Какой в этом смысл?

– А смысл, я думаю, такой, – рассудила Яна. – Перевести стрелки на кого-то из наших. Что, мол, его статьи, сделанные эксклюзивно для «Девиантных», некто из вредности сливает в другие газеты.

– А, может, не из вредности, а за деньги? – подкинула идею Светлана.

– Может быть все, что угодно, – кивнула Яблонская. – Корысть, зависть, любовь – все это никто не отменял. Вдруг какая-нибудь Колчина по уши встрескамшись в какого-нибудь Гугунина и шлет ему все, что он ни потребует? Но меня удивляет другое: в этот раз о статье вообще никто не знал кроме меня и Олега. Я предприняла все меры предосторожности. И вот на тебе!

В корреспондентской Кузьмин сосредоточенно всматривался в три разные бумажки, лежавшие перед ним.

– О, Свет, ты-то мне и нужна, – радостно приветствовал он Серову. – Яблонская дала мне три задания. В педе препод дал студенту щелбан. В «Десяточке» нашли три фальшивые тысячи. Аферистка под видом работницы Горгаза облапошила бабулю на 13 тысяч четыреста пятьдесят рублей. Все в номер, все срочно. Сориентируй, с чего начать и что вообще важнее.

– Да все важно, Антон.

– Но ты же понимаешь, что невозможно делать три задания одновременно.

– Очень даже возможно. Сначала позвони в одно место, озадачь людей, потом в другое. Потом опять в первое – там к этому времени комментарий должен подоспеть. Потом в третье место, потом повторный звонок во второе… Ну, как-то так, наверно.

– Ага, и получится у меня и тут немножко, и там кое-как. Вместо нормальной отработки тем – три куцые заметки, под которыми даже стыдно будет поставить свою подпись!

– Ну давай я попробую облапошенную пенсионерку Крикуненко перебросить, – наконец, предложила Серова. – Ее персонаж-то. Она любому униженному и оскорбленному в душу влезет.

– Спасибо, Свет, – и Антон скользнул по ее лицу благодарным взглядом.

Он никогда не думал о Серовой как об интересной женщине. Как, впрочем, и о Яблонской. «Может, это потому, что они – начальницы?» – спрашивал Антон сам себя. Его очень манила Корикова. Раззадоривала яркостью и стервозностью Рыкова. И лишь плаксивой, вечно всем недовольной Колчиной он сторонился. А ведь четыре года назад она ему очень даже нравилась.

Зато он Колчиной тогда не приглянулся. Она не проявила большой оригинальности и влюбилась в Вопилова. И он, конечно, не преминул по ходу дела сорвать этот случайно встреченный на своей тропинке хорошенький цветочек. Но продолжения не последовало. Влад вообше редко сохранял к кому-то интерес дольше двух-трех недель, а с Юлей же он распрощался и того раньше – уже на второй встрече он нашел ее леденяще нудной. Колчина тогда объявила ему бойкот и выдержала-таки три месяца. Но Вопилов этого даже не заметил и лишь радовался тому, как тихо-мирно они расстались.

И вот где-то с полгода назад Кузьмин неожиданно понял: а ведь он того, нравится Колчиной. Да что там скромничать! Девка, похоже, конкретно в него влюблена. Антон попробовал взглянуть на Юлю новыми глазами – не получилось. Да, хороша, но к ее красоте он давно присмотрелся. «Малыш, ты меня волнуешь, но не могу, не могу, извини, не могу» – констатировал про себя Кузьмин.

Юля же почему-то решила, что Антон специально напускает на себя холодность. Дескать, хочет наказать ее за то, что некогда она пренебрегла им. И чем больше Кузьмин это отрицал – а она на редакционных собирушках уже трижды разводила его на беседы о личном – тем больше Колчина утверждалась в своей версии.

Все точки над i она решила расставить, пригласив его в пятницу к себе домой на интимный ужин. Ей представлялось, что Антон оттает и разомлеет, увидев на столе бутылку шампанского и пачку рафаэлок, а на кровати – розовых плюшевых мишек и голубого слоненка. Для пущего романтизма она разорилась на три чахлые розочки, ободрала с них лепестки и накидала на простыню. То-то Антоша будет в восторге! А уж когда он подойдет к зеркалу в ванной и увидит, что оно усеяно отпечатками ее напомаженных губ – тут уж точно лед между ними будет сломан раз и навсегда.

А вышло что? Когда в пятницу утром Антона отправили на задание, Юля сбросила ему СМС-ку, приглашая в гости. Он ответил лишь спустя час и вовсе не так, как она рассчитывала. «Ну не знаю». Днем она послала ему еще пару эсэмэсок. Ответ был по-прежнему неопределенный. Ну а сразу после выступления Яблонской Кузьмин, чуть ли не сглатывая слюну в предвкушении попойки, свалил из редакции вместе с этими ужасными Вопиловым и Ростуновым!

Юля катила домой, едва сдерживая слезы. Она опять сбросила Кузьмину эсэмэску: «Приходи обязательно, у меня к тебе очень важный разговор». «Навряд ли, – отвечал Антон. – Будем пить всю ночь». «Они для тебя важнее, чем я?» – спрашивала несусветную глупость Колчина. Кузьмин оставил этот вопрос без ответа. Но через 10 минут пришло очередное послание: «Значит, ты не хочешь узнать тайну?» Он опять проигнорировал эти незатейливые потуги зазвать его к себе хоть под каким предлогом. И тогда черед четверть часа на его мобильнике высветилась следующая СМС-ка: «А если я скажу тебе, что кое-что знаю о Романе Светлове?» Антон тут же отбил: «Приеду».

Но не получилось. Под занавес гулянки Филатов огорошил товарищей признанием, что прямо без памяти любит Колчину, и готов жениться на ней хоть завтра. Напрасно пьяный Вопилов говорил ему:

– Рекомендации лучших собаководов… В общем, лучшие собаководы не рекомендуют!

Напрасно не менее пьяный Ростунов выступил со «встречным иском»:

– Не, Димон, Юлька меня любит. Так что отпрыгни!

Филатов стоял на своем: он должен немедленно открыться Колчиной в своих чувствах и заверить в серьезности намерений.

– Без тест-драйва – никакой свадьбы, – наставлял его Вопилов.

– А если начнет нудить, что голова болит – тут же посылай и уходи, – поддакивал Стражнецкий.

Но едва Димон вышел на улицу ловить тачку, как следом за ним выскочил Ростунов.

– Э, нет, братан, так дело не пойдет, – вцепился он в Филатова. – Раз так, то едем к ней вместе. Пусть Юляха сама выбор сделает!

Услышав звонок, Колчина радостно посеменила к двери. Но каков же был ее шок, когда вместо Антоши к ней в прихожую ввалились вдрабадан пьянующие Филатов с Ростуновым. Крушение надежд было столь молниеносным, что она тут же разрыдалась.

Удивительно, но о любви, свадьбе и свободном выборе ни Филатов, ни Ростунов не сказали ни слова. Втроем они выпили Юлину бутылку шампанского, после чего герои-любовники отрубились прямо здесь же, в креслах. А Колчина поставила «Джейн Эйр» и проплакала до утра.

Яблонская была на грани нервного срыва. Она проверяла почту чуть ли не каждую минуту, но долгожданной весточки от Светлова все не было. «Надо взять себя в руки и отвлечься, – внушала Яна сама себе. – Займусь номером». Она вызвала Кузьмина.

– Антон, что у вас с темами, которые я дала утром? – когда Яблонская была не в настроении или собиралась устроить подчиненным разгон, она называла их на вы.

– Работаю.

– А поконкретнее?

– До студента дозвонился, в деканате тоже дали оценку ЧП. Добыл сотовый препода, но он пока не берет трубу.

– Так, Антон. Запомните: звонил – не дозвонился, стучал – не достучался – это все оправдание для ленивых и бездарных!

– Да почему же, Яна Яковлевна? Я звонил…

– Да по кочану же! Меня не волнует, кому вы там звоните. Да хоть черту в преисподнюю! Но чтобы текст к сроку лежал у меня на столе!

– Зачем же вы меня тогда вызвали?

– Чтобы проконтролировать, как вы работаете над заданиями главного редактора.

– Ну вот я вам и сообщил расклад на данный час, а вы мне заявляете, что вас не интересуют мои мелкие трудности. Тогда зачем же требовать отчета?

– Вы бы так заметки резво писали, как языком чешете, – съязвила Яблонская. – А что там с облапошенной старушкой?

– Старушкой занимается Крикуненко.

– Как – Крикуненко?! Я давала задание вам!

– А Светлана Андреевна по моей просьбе сняла с меня одну из тем. Все три я бы не успел качественно отработать.

– Если бы вы были профессионалом, то это для вас не составило бы труда.

– Я профессионал, Яна Яковлевна, и утверждаю, что это физически невозможно, – твердо отвечал Антон.

– Конечно, невозможно, если по часу ходить на обед и каждые пятнадцать минут бегать курить!

– Да я не курю, вы же знаете прекрасно.

– Ну, не курите, зато трындите постоянно. Когда уж нам задания главного редактора выполнять, когда надо и с Вопиловым девочек обсудить, и с Кориковой в гляделки поиграть! Вы нарываетесь, Антон. В прошлую среду вы мне в каком виде сдали текст?

– Какой? Я уж не помню, каждый день по несколько сдаю.

– Да про облаву на наркодилеров. Как вы назвали свой файл, помните? Нет. Конечно, нет! Куда уж нам, великому писателю, заморачиваться над подобными мелочами.

– Все, вспомнил. Я назвал файл narkota.

– Вот видите! А я, кажется, русским языком требовала, чтобы название файла состояло не более, чем из шести букв!

– Но… это же абсурд, Яна Яковлевна! – вспылил Кузьмин. – Вместо того чтобы работать, мы препираемся о какой-то чухне!

– Ах для вас работа чухня? Тогда позвольте спросить – что вы здесь вообще делаете? Может, вам лучше подыскать себе другую редакцию, где работают по-настоящему, а не занимаются чухней, как у нас?!

– Возможно, я так и сделаю, Яна Яковлевна, – мрачно заключил Антон.

Яблонская отчитывала его еще минут пять, но он больше не проронил ни слова.

День клонился к четырем часам, а это в «Девиантных» было самое нервозное время. Те, кто собрал весь материал – спешил поскорее отписать текст. Те, кому не удалось раздобыть нужную информацию, на грани истерики обрывали телефоны.

– Свет, я дописал, – шепнул Серовой Кузьмин. – Глянешь? Кажется, неплохо вышло.

Светлана тут же открыла файл prepod. Правда, с утра он назывался shelban, но после беседы на повышенных тонах с Яблонской Антон его переименовал.

Текст был и правда неплох – Кузьмин оценил свою работу адекватно. В мини-расследовании присутствовали и мнение студента, и комментарий преподавателя, и оценка происшествия деканатом. Антон не поленился даже позвонить юристу и узнать, что может грозить учителю за подобные вольности. А еще Серова не могла не отметить легкий, чуть ироничный, стиль и интересную композицию. Она поспешила к Яне.

Та упоенно била по клавиатуре.

– Вот, опять пишу Светлову. Так и не отозвался, стервец, – прокомментировала она.

– Забей. Ты что на первую планировала?

– Да не знаю пока. Подожду, что Кудряшов с Вопиловым притаранят.

– Можно не ждать. Кузьмин отличный текст сдал.

– Про бабку с Горгазом?

– Да нет, бабку-то я Крикуненко отдала, она пока не сдала. А Антон сделал про препода с щелбанами.

– Не, я на первую планировала бабку.

– Ян, бабки еще нет. И, похоже, особого эксклюзива Крикуненко не нарыла. Она полдня изучала «Эмские», и я не удивлюсь, если текст окажется художественным переложением заметки Гугунина. А вот кузьминский препод свежак. И сделан отлично. Давай сдадим первую.

– Да пусть хоть золотой будет этот препод, я его ставить не буду, – уперлась Яблонская.

– Но почему?

– Да потому, Свет! Антоша надерзил мне сегодня днем, а я его за это на первую? Ну уж хрен!

– Как знаешь.

Серова с самого начала избрала для общения с Яблонской тактику разумного сопротивления. То есть, до поры-до времени она отстаивала свою точку зрения, и чаще всего Яна с ней соглашалась. Но если Светлана видела, что Яблонская пошла на принцип, она тут же прекращала всякие дискуссии. Каким бы абсурдным ни было решение Яны, в такой момент переубедить ее было невозможно.

Вернувшись в корреспондентскую, Серова увидела, что все с большим интересом прислушиваются к разговору Крикуненко по мобильнику.

– Наконец-то! Где вы теперь, кто вам целует пальцы?.. Я испереживалась вся!.. Ах да, слышала!.. Да что ты говоришь!.. Так прямо и объявил?… Ой, береги себя, Ромочка, твой талант принадлежит народу…

– Это она типа со Светловым разговаривает? – Кузьмин повернулся к Вопилову с Ростуновым.

– Да мало ли Ромочек-то, – встряла Колчина. Даже после пятничного инцидента она не желала признаться себе, что ее битва за Антона проиграна.

А Крикуненко продолжала заливаться соловьем:

– Ха-ха-ха… Уморил… Потрясающе… Говоришь, отдать этот стольник?… Пусть подавится?… А-ха-ха… Правда, носил ирокез?… Гениально… Непостижимо…

– Анжелика Серафимовна, можно потише? Выйдите из комнаты и говорите сколько угодно, – попыталась одернуть ее Корикова. Но та и ухом не повела.

– … когда-когда?… завтра? Нет, давай не завтра, а то все слышали… назови день сам… я не буду повторять, просто скажу, да или нет… Да, да! Буду ждать…

– А Светлов ей вообще кем приходится? – опять повернулся Кузьмин к парням.

– По ходу, сердечным другом, – заржал Вопилов. – Не знал, что наш Ромашка такой любитель жарких старушек!

– Ох нет, Ромочка, – между тем продолжала Крикуненко. – В этот день – да, а в тот – нет… Все сделаю… Как договорились… Ах ты, шутник!..

И неизвестно, сколько бы продолжалась эта двусмысленная беседа, если бы вдруг у Анжелики Серафимовны не… зазвонил сотовый! Крикуненко растерянно опустила трубку. А аппарат все продолжал пиликать – какой-то нарезкой то ли из Вагнера, то ли из Берлиоза.

Все молчали ровно секунду, после чего грянул хохот.

– Вы это, трубку-то возьмите, – сквозь смех советовала Корикова. – Наверно, Ромочка не совсем понял, в какой именно день – да, а в какой – нет. Вот и перезванивает.

– Да, а стольник-то? – подключился Кузьмин. – Не вздумайте зажать, Анжелика Серафимовна. Я слышал: Ромочка просил вернуть мне деньги обратно.

– Да подавись ты своим стольником! – прошипела Анжелика и быстро процокала на своих «рюмочках» вон из комнаты.

В этот день Яблонская засиделась на работе. Она все еще продолжала ждать весточки от Светлова и не выключала компьютер. Но в начале восьмого она поняла: надо смириться с мыслью, что сегодня никаких писем не будет, и топать домой. Яна уже накинула плащ и заканчивала расправлять на шее шелковый шарфик, как вдруг завибрировал ее мобильник. Высветился незнакомый номер.

Первым порывом Яблонской было сбросить звонок. Что за манера звонить на сотовый по частным вопросам? У нее есть рабочий телефон – вот туда, пожалуйста, и названивайте с 9.30 до 18.00. Однако она все же взяла трубку и недружелюбно гаркнула:

– Алло!

– Яна, простите, что не смог ответить вам, – как будто издалека донесся до нее голос молодого мужчины.

– Кто это? – остолбенела Яблонская, но через секунду ее озарила догадка. – Роман? Вас очень плохо слышно!

– Да, это я, Роман Светлов. Я не мог вам ответить, весь день не было ни одной свободной минутки. Нужно было срочно закончить текст…

– А на этот раз для кого? – с ехидцей, но все же вежливо спросила Яна. – Для Пащенко или для Карачаровой?

– Ох, не подкалывайте хоть вы. Я сам в шоке. Летом приеду и буду разбираться. Я, конечно, ничего не утверждаю, но мне кажется, это кто-то из ваших.

– Сама знаю, что кто-то из наших, – растроганная искренностью далекого собеседника, Яна сбавила обороты. – Но почему тогда Пащенко и Карачарова утверждают, что получили статьи от тебя самого?

В трубке раздался очень приятный смех:

– А что еще им остается делать?

– Но тенденция, тенденция… Допустим, Пащенко увел у нас материал – в принципе, я от него всего ожидать могу. Но Карачарова? Я давно знаю Ольгу, она на такое не способна!

– А вы копните поглубже, Яна. Наверняка они в сговоре. Вместе против «Девиантных» дружат. Или вот еще идея. Кто-то из ваших берет мою статью и рассылает ее от моего имени. Вот редакторы и уверены, что получили текст от меня.

– Хорошо, Ром, хорошо. Но нам нужно отыграться! Ты ведь еще напишешь что-то для нас? – Яна и сама не заметила, как перешла со Светловым на ты.

– Да уже пишу!

– Так вот, не присылай мне ничего по электронке. Закажи курьерскую доставку – я тебе к гонорару приплюсую. И сделай так, чтобы пакет я получила не раньше десяти утра вторника. Тогда нас точно никто не опередит!

– Договорились. Ждите вестей, – и Роман отрубился.

Яблонская ощутила прилив невероятной усталости и опустилась в кресло. Нервное напряжение, в котором она пребывала последние три дня – после того, как Кудряшов сообщил ей последние известия из «Эмских», по капле отпускало ее.

– Да что же это я? – вдруг Яна ударила себя по лбу. – Тему-то у него не спросила! Семен Семеныч…

Яблонская защелкала кнопками мобильника. Вот он, номерок Романа! Сейчас же позвоню и уточню, о чем будет очередной шедевр. Трудно представить, что можно выдать что-то круче, чем байкальский отшельник и сомалийский пират. Есть же какой-то предел даже его паранормальным способностям!

Однако голос, который Яна услышала в трубке, нимало не походил на приятный баритон Светлова. Это был еще не устоявшийся козлетон какого-то малолетки, к тому же, дурно воспитанного.

– Чо надо? Ты кто? – услышала Яна.

– Мне нужен Роман Светлов, – голосом строгой родительницы произнесла она.

– А мне Анжелина Джоли, и чо дальше? – заржал пацан.

– Кто сейчас говорил по твоему телефону?

– Кто-кто. Друган мой.

– Кто такой? Давно его знаешь? – Яна не церемонилась.

– Да не. Нам с Коляном водяру не продали – типа 21 года нет. А этот чувак с понятием такой, взял и купил нам. Только мобилу взял позвонить, а то свой дома запарил.

– Как его зовут?

– Хэ зэ.

– Что, прямо так и зовут?

– Хрен знает, говорю.

– А как он выглядит?

– Ну, нормальный такой чувак.

– Как одет?

– Да обычно. Джинсы, кофта…

– Ты где сам-то сейчас?

– А тебе зачем? – Янин собеседник вдруг сделался подозрительным. – Хочешь в ментовку стукануть, что мы с Коляном водяру пьем? Все, бывай! – и Яблонская услышала короткие гудки.

Она выскочила в корреспондентскую и со слезами в голосе бросилась к Серовой:

– Свет, да что же это такое? Он мной играет как девочкой!

Не успела Серова что-либо ответить, как в комнату вошел Кузьмин:

– Яна Яковлевна, вам плохо? Хотите минералки? – проявил он участие. – Вот, вернулся, забыл записную книжку…

– Оставьте меня в покое! – и Яблонская быстро вышла из корреспондентской.

Серова с Кориковой – а Алина как всегда торчала в редакции – переглянулись. Антон же с недоумением посмотрел Яне вслед:

– Интересно, кто это там играет ею как девочкой? – улыбнулся он. – У нее что, кто-то есть? А?

Но Алина со Светланой только пожали плечами и снова уткнулись в монитор.

Антон не спеша брел к остановке и думал о своем. «Прямо ума не приложу, как подрулить к Алинке. Днем она постоянно занята – как говорится, не влезай, убьет. Да и вечером то же самое. Вот, специально вернулся в редакцию. Думал, получится как-то к ней подкатить, а, может, и на кофе зазвать куда-нибудь поблизости. Так нет, опять она что-то пишет!»

– И снова здравствуйте! – невесть откуда появившаяся Колчина игриво преградила ему дорогу. – Кого ты там хотел на кофе зазвать? Идем, я согласна!

– Юль, какой кофе, на ночь глядя? – устало отвечал Антон. – Смотри, не уснешь.

– Ой, не делай вид, что переживаешь за мой сон, – тут же прицепилась к его словам Колчина. – Тебе же наплевать на меня…

Тут Юля застыла в ожидании, надеясь услышать хоть что-то обнадеживающее. Но Антон молчал.

– Значит, наплевать, – произнесла Колчина.

– Юль, ты красивая девчонка, но у нас с тобой ничего не получится. Я тебе сто раз говорил…

– А почему я должна тебе верить? – завела Колчина старую песню. – А, я знаю, ты мне Влада не можешь простить. Так?

– Я устал повторять, что Влад тут совершенно ни при чем.

– Зачем ты так издеваешься надо мной? Тебе нравится играть людьми? Делать им больно? – сыпала шаблонами Колчина.

– Кстати, что там со Светловым? – Кузьмин решил переменить тему. – Ты хотела мне какую-то тайну открыть?

– Хотела, да передумала. Я тебя ждала в пятницу, а ты подослал этих пьяных уродов. Скажи, за что ты так ненавидищь меня? Что я тебе сделала? – два последних предложения Юля произнесла со слезами в голосе.

– Вот только не надо слез, – почти равнодушно отвечал Кузьмин. Колчина уже не раз прибегала к этому оружию, и на Антона оно практически не действовало. – Я никого не подсылал. Кстати, присмотрелась бы к ребятам. Леха, конечно, парень специфический, но Димон, по-моему, неплохой вариант…

– Спасибо, конечно, но я как-нибудь сама разберусь со своей личной жизнью, – ядовито отвечала Колчина. – А про Светлова я тебе все равно не скажу ни слова!

– Потому что сказать нечего. Ты знаешь не больше, чем все.

– Да что ты говоришь! А если я тебе скажу, что этот ваш Роман Светлов каждый день клянется мне в любви?

– Неужели? – присвистнул Антон. – Вас послушать, так этот Светлов просто секс-гигант. Вон Анжелика Серафимовна до сегодняшнего дня тоже утверждала, что Светлов ей кое-кем приходится…

– При чем тут секс? Сроду у вас, парней, на уме не знаю что, – Колчина напустила на себя ханжеский вид. – Я люблю другого, и Светлову от меня ничего не обломится.

– Знаешь, а ты права, – вдруг выдал Антон. – Я бы на твоем месте тоже не связывался с этим Светловым. Говоришь, в любви клянется? Не верь.

– Это почему? – обескуражено произнесла Юля и тут же просияла: – Антон, да не ревнуй ты так! Я же сказала, что он мне совершенно безразличен.

Но Кузьмину надоела сказка про белого бычка, и он, не обратив внимания на Колчинские заигрывания, продолжил свою мысль:

– Не любит он тебя.

– Да ты-то откуда знаешь? – Колчина глянула на него с тревогой.

– Он мне сам как-то говорил, – и Антон быстро пошагал прочь.

На следующее утро уже к девяти в редакции собрался «кворум». Ладно, Серова с Кориковой, которые всегда приходили минут за сорок, так и Ростунов явился ни свет, ни заря, и даже вечно просыпающий и опаздывающий Филатов. Несмотря на то, что рабочий день не начался, в корреспондентской уже вовсю трезвонили телефоны. Почему-то читатели считали, что журналисты работают круглосуточно и без выходных. И если в восемь утра первого января в редакции никто не брал трубку, то с посленовогодней почтой на имя Яблонской приходило пять-шесть писем, в которых постоянные подписчики выражали негодование в самой вольной форме. Ишь, устроили себе праздники! А у них, между прочим, ЧП городского масштаба – в три часа ночи на 15 минут отключали горячую воду!

И вот сейчас неосторожно снявший трубку Филатов уже десять минут выслушивал одну из надоедливых бабулек-подписчиц. Похоже, у нее был длинный список жалоб, и везде требовалась помощь журналистов. Димон терпеливо разъяснил старушке, что в отношении артрита они вряд ли чем-то смогут ей помочь, и гадящего в подъезде соседского двортерьера тоже никак наставят на путь истинный. А вот добиться от зажравшихся коммунальщиков, чтобы вкрутили лампочку на третьем этаже бабкиного подъезда – это попробовать можно. С вас, Матрена Тимофеевна, всего лишь благодарственное письмо на имя главного редактора с указанием, что вашу проблему решил корреспондент Дмитрий Филатов.

– Дим, ну ты даешь, наобещал с три короба, – напустилась на него Корикова. – Кто этой ерундой заниматься-то будет? Забыл, что ли, кто у нас на теме коммуналки сидит? Когда это Рыкова на такие мелочи разменивалась? Ей все фуршеты подавай да вернисажи.

– Да не надо ничего Зинке говорить. Сам все проблемы решу.

– Интересно, как? Неужели будешь названивать во все эти ЖЭКи-ДУКи и призывать их к порядку? Да они тебя замордуют своими отговорками и переводами стрелок. Увязнешь.

– Да уж, Димон, это тебе не на кнопку жать, – пошутил Ростунов.

В ответ на это немногословный Филатов повесил на плечо увесистый кофр и скрылся за дверями. В комнату вошла Крикуненко со свежим номером «Девиантных» – только что прибыла машина из типографии. Сухое наштукатуренное личико Анжелики излучало довольство – бабка с Горгазом, которую она вчера едва дописала к половине седьмого, вышла на первой полосе.

– Что бы там ни говорили некоторые, – изрекла она, – первые полосы нужно отдавать под социальные сюжеты. А не звездам-однодневкам вкупе с их бездарными гастролями, как кое-кто считает. И не кровавым происшествиям, как полагает некто другой. И первое, и второе – дурной тон современной журналистики!

– Вы, кажется, опять на меня бочку катите, Анжелика Серафимовна? – раздался шутливый голос Кузьмина. Еще не сняв куртки, он потянулся за свежим номером – как и любому журналисту, ему не терпелось узнать, много ли вышло материалов за его подписью, не слишком ли их обрезал редактор, и не поставил ли он вместо авторского гениального заголовка какой-нибудь дурацкий свой.

Сегодня же у Антона был особый повод для нетерпения – он был уверен, что его препод-хулиган выйдет на первой полосе. По дороге в редакцию он купил «Эмские» – главный конкурент «Девиантных» из ежедневок – и с облегчением убедился, что в газете Карачаровой о происшествии в вузе не дано ни полстроки. В приподнятом настроении Антон поспешил в редакцию. И вот – здрасте, я ваша тетя! – с обложки на него смотрела бабушка Анжелики Серафимовны. Антон быстро перевернул страницу – может, препод вышел на менее козырных, но все же вполне приличных второй и третьей полосах? Но нет. Тут было все, что угодно, но только не его мини-расследование.

– Свет, – не сдержался Кузьмин, – а ты не в курсе, почему мой текст слетел с номера? Кажется, неплохо получилось.

– Да, хороший материал, – нейтрально отвечала Серова. Несмотря на то, что она была удивлена вчерашним поступком Яблонской, Светлана не стала обсуждать действий начальницы – тем более, в присутствии нескольких человек.

– Ну и где он тогда? – все больше заводился Антон. – Это был реальный шанс натянуть «Эмские».

– Вот, еще один нездоровый мотив современного так называемого журналиста – кого-то там натянуть! – громко проворчала Крикуненко. – Я просто поражаюсь, мой юный друг, вашим представлениям о нашей миссии. Одумайтесь, Антон! Первейшая цель нашего тяжелого, неблагодарного труда – сеять в обществе разумное, доброе, вечное. У вас же, как я вижу, все ориентиры сбиты. Ибо для вас превыше всего – обойти коллег.

– Да, Анжелика Серафимовна, превыше всего, – вступилась за Кузьмина Корикова. – Хорошо вам было в советские времена, строчили себе и не думали о том, как газете деньги достаются. А сейчас нам никто зарплату на блюдечке с голубой каемочкой не принесет, сами должны себя кормить. Неужели вам экономику СМИ не преподавали в универе?

– СМИ и экономика! – возопила Крикуненко. – И вас не коробит от соседства этих слов? Я понимаю, СМИ и творчество, СМИ и справедливость, СМИ и свобода слова. Но СМИ и экономика? Нет, нет и еще раз нет!

– Ага, а в день подсчета бухгалтерию каждые пять минут достаете – когда деньги на карточку кинут, – хмыкнул Ростунов.

– И при этом палец о палец не ударяете, чтобы для редакции какой-то свежак добыть, – огрызнулась Корикова. – Старушка-то ваша того… с душком. В «Эмских» еще в понедельник вышла.

– А мы на первую полосу по кой-то ляд тащим, – продолжил возмущаться Кузьмин. – Такое ощущение, что это диверсия со стороны конкурентов. Как будто бы Яне Яковлевне приплачивают, чтобы наша газета становилась все тухлее и тухлее.

– Миль пардон, я этого не слышала, – царственным жестом Крикуненко поднесла руки к ушам, делая вид, что затыкает их. – Всем и каждому в этом городе известно, что Яна Яковлевна обладает исключительным художественным вкусом. Что касается вашей нетленки, то восторги по ее поводу, похоже, разделяете только вы. Иначе сегодня на первой полосе было бы ваше творение. Поэтому признайтесь хотя бы сами себе, мой юный друг, что наваяли отнюдь не шедевр!

– Я сто раз просил вас не называть меня «юным другом»! – взорвался Кузьмин.

– Все, прекратили грызню, – вмешалась Серова. – Но справедливости ради скажу, что текст Антона очень хорошо написан. Я думаю, что Яна Яковлевна просто приберегла его для «толстушки».

Светлана отлично знала, что это не так, что Яблонская не поставила в номер расследование Кузьмина из чистой вредности, но ей хотелось хоть как-то поддержать Антона и урезонить Анжелику Серафимовну.

После утренней редакторской оперативки Серова задержалась в кабинете у начальницы.

– Ян, а что с преподом кузьминским делать будем? – закинула она удочку. – Жаль, конечно, что мы сегодня с ним не вышли. Были бы первые. Странно, что Карачарова зевнула такую тему.

– Эка невидаль, завтра выйдем, – с напускным безразличием бросила Яна. Она еще вчера вечером пожалела, что пошла на поводу у своих эмоций. Но виду не подавала. – Зато Кузьмин уймется. Вырастили, блин, звезду на свою голову.

– А это плохо, ты считаешь? – тихо спросила Серова. – Нам не нужны звезды, Ян?

– Да просто надо себя нормально вести, – Яблонской было явно нечем крыть, и она торопилась перевести беседу на другую тему. – И хватит уже о Кузьмине. Велика персона… Знаешь, когда ждешь по-настоящему классного текста, уже не так переживаешь о всяких проходных заметушках.

– Ты ждешь классного текста? От кого?

– От Светлова. Кто же еще порадует? Неужели наши бездари? А Роман обещал прислать настоящий бенц.

– И ты веришь в это, Ян? Он нам уже два бенца присылал, но что-то они у нас так и не вышли.

– Ну, на этот раз нас никто не опередит. Мы с Романом все продумали, – засмеялась Яна. – Всех сделаем: и Папика, и Ольгу Вячеславовну!

В предчувствии чего-то нехорошего Серова вернулась в корреспондентскую.

– Ну что там с моим текстом, Свет? – бросился к ней Кузьмин.

– Думает, – уклончиво отвечала Серова. Она надеялась, что к вечеру Яблонская переменит решение.

Антон только досадливо махнул рукой.

Тут дверь распахнулась, и на пороге возник радостный Филатов с каким-то свертком.

– Друганы, налетайте на пироги! – и Димон зашуршал насквозь промасленным пергаментом, источающим манящий запах свежей сдобы. – Баба Мотя угощает!

– Какая еще баба Мотя? – оторвалась от монитора Корикова. – А, это старуха твоя утренняя… Так ты уладил, что ли, все?

– Я же говорил: все будет чики-пуки, – ликовал Димон. – Вот, записку Яне Яковлевне от бабы Моти притащил. «Спасибо работникам «Девиантных» за проявленную чуткость».

– Но как ты так быстро с этими коммунальщиками разобрался? – удивилась Алина. – Это же динамщики, каких свет не видывал.

– Сказать? – Филатов обвел коллег бесхитростно-торжествующим взглядом.

– Извольте уж, поделитесь секретом мастерства, – съязвила Крикуненко, ловко выцепив из горки пирожков самый румяный.

– А чо, секрета нет, – Филатов заулыбался еще шире. – Захожу в подъезд бабы Моти. Хоба! На первом этаже лампочка горит. Иду на второй. Хоба! Тоже горит. Иду на третий. Не горит! Иду на четвертый. Хоба! Там тоже горит. Беспредел, короче. Ну, я жвачку-то выплюнул, дверные глазки залепил и лампочку выкрутил. Спустился на третий этаж…

Увлеченно поедающая пирожок Крикуненко вздрогнула как снулый карась, на которого плеснули холодненькой водички. Остальные же оглушительно захохотали.

– Димон, ты прост до гениальности! – сквозь смех констатировал Ростунов.

– Я бы сроду до такого не догадалась, – добавила Корикова.

– Чудовищно! – оборки на груди Крикуненко задрожали. – Омерзительно! Знаете, хочется немедленно пойти и вымыть руки!

– Да можно вообще-то, после пирожков, не фига клавиатуру засирать, – поддел Анжелику Кузьмин.

– Что гогочем? Работы мало? – в комнату вошла Яблонская, но, увидев выпечку, сразу потеплела. – Пирожки? С чем? Кто угощает?

– Яна Яковлевна, не берите! – подскочила к ней Крикуненко.

– А что такое, Анжелика Серафимовна? Они отравленные, что ли?

– Хуже! Эти пирожки – плата за бесчестие, преступный плод сделки с совестью нашего беспринципного коллеги, – и она выбросила указующий перст в сторону фотокора.

– Тогда положьте взад, – подал голос Филатов. – Преступный плод, а сами жрете, аж за ушами трещит.

– Да что тут творится-то? – весело спросила Яна, надкусывая пирожок.

Филатов, вначале робея, но потом все более воодушевляясь, пересказал ей, как легко и непринужденно он удовлетворил просьбу постоянной подписчицы. Яблонская хохотала до слез, а потом сказала:

– Зайди ко мне, Дим. Я тебе дам денег из редакторского фонда. Купишь лампочку и ввернешь на четвертом этаже. Да, и жвачку-то с глазков отлепи, договорились?

Филатов согласно мотнул головой и собрался уже проследовать за Яблонской, как вдруг заорал дурно записанным рэперским хитом его сотовый – пришла эсэмэска.

– Я убью его! – заорал Димон, ознакомившись с содержанием послания.

Все с интересом подняли глаза и поразились виду фотокора: раскрасневшаяся физиономия была свирепа, сжатые кулаки словно искали жертву… Таким Филатова не видели, даже когда тот готовился наподдать своему заклятому врагу Стражнецкому.

– Да что опять стряслось? Сегодня вообще можно будет поработать? – недовольно бросила Корикова.

– Юлька… самоубилась… – тяжело дыша, выдал Филатов.

– Колчина? – новость была настолько дикой, что несколько человек даже повскакивали с мест.

– Я к ней, – и Филатов бросился к двери.

– Стоп, стоп, – кинулся за ним Кузьмин. – А это точно правда? Кто тебе СМС-ку-то прислал?

– Юлька и прислала. «После предательства Ромы С. продолжать жить не имеет смысла. Через полчаса я переселюсь в лучший из миров», – по памяти выпалил Филатов.

– Ромы Эс? – разом переспросили все. – Это из-за Светлова, что ли?

– Найду – голыми руками задушу! – и разъяренный Димон выскочил за дверь.

* * *

Положив с прибором на правила дорожного движения, Филатов за пятнадцать минут домчал на своих «Жигулях» к дому Колчиной. Прыгая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж, толкнул знакомую дверь – она оказалась не заперта, вбежал в ванну и увидел сидящую на полу Юлю в прелестном, насквозь мокром розовом халате. Вода в ванной была чуть красноватой, больше же крови нигде не было видно – даже на полотенце, которое Колчина прижимала к левой руке. Несмотря на драматизм ситуации, Филатов «на автопилоте» оценил и хваленую полноту чуть загорелых ног страдалицы, и яркий, явно свежий, педикюр. И почему-то проникся от этого еще большей жалостью к Юле.

– Приехал…. Зачем? – и Колчина запрокинула голову. Это был отличный жест, который привел бы в восторг любого режиссера эры немого кино.

– Дура! Зачем ты это сделала? – с заботливостью лучшей няньки напустился на нее Филатов. – Что у тебя с рукой? – он попытался аккуратно отодвинуть полотенце, чтобы оценить размер повреждений.

– Не трогай, я умираю…

– Ну уж хрен! – Филатов без церемоний сорвал полотенце и тут же облегченно выдохнул: – Слава Богу, все нормально! Царапины. Да ты чем, ножничками этими? – он с презрением глянул на валяющиеся рядом маникюрное орудие самоубийства. – Дура, лезвием надо было, или ножиком…

Он устроил Колчину в том самом кресле, где несколько дней назад отрубился с перепою на пару с Ростуновым. Сам же присел на корточках напротив. Для неудавшейся самоубийцы Юля выглядела совсем не плохо – полупрозрачное одеяние, подкрашенные ресницы, явно свежевымытые волосы. Филатов залюбовался на эту лепоту.

– Хотелось умереть красиво, – словно прочитав его мысли, пискнула Колчина. – Но в ванной было так сыро, и я вылезла…

Филатов по-хозяйски извлек из известного ему отсека стенки початую бутылку шампанского и налил доверху прямо в пустую кружку из-под чая. Изрядно пригубив, он протянул чашку Юле. Та с удовольствием отхлебнула.

– Так, а теперь говори быстро – зачем ты это сделала? – решительно заявил Филатов. – Тебя правда Светлов обидел?

– Да… Светлов…

– Телефон, адрес! Я ему башку отверну, а потом поставлю на место и скажу, что так и было! – и без того разбойничья физиономия Филатова опять начала свирепеть, наливаясь кровью.

– Не надо мстить… Я все простила… Пусть будет счастлив с другой, если сможет…

– Так ты… это… гуляла с ним, что ли? – чуть притормозил Филатов. Он до последнего гнал от себя мысли о романтической подоплеке этого происшествия.

– Ну да, что тут непонятного, – Колчина начала немного розоветь и заговорила бойчее, уже без длительных пауз. – Как и все мужики, он клялся мне в любви. А я, дура, верила в его красивые слова. А он… он нашел другую. Скажи, как после этого верить мужчинам? Я больше никогда не смогу полюбить! – Юля запахнула несколько раскрывшийся на груди розовый полиэстер и всхлипнула.

Филатов слушал эти бесконечно избитые слова и сам был готов разрыдаться.

– Есть нормальные парни, Юльк, – мрачно пробасил он. – Не все мы такие сволочи, как Светлов.

– Да??? – взвилась Колчина. – И где эти нормальные парни? Если они и были, то их уже расхватали.

– Ну, я типа неплохой, – скромно произнес Филатов и отвел глаза.

– Да, Димон, ты настоящий друг, – со вздохом констатировала Колчина, как бы в забытьи перебирая джемпер на плече Филатова. – Но друг – это не все, что нужно девушке для счастья…

– А что еще надо?

– Ну как что? Мы, девушки, не можем без комплиментов, нежности, ласки. Мы ждем, когда в нашей жизни появится настоящий мужчина и сделает нас счастливыми. И тогда мы откроем ему свое сердце и подарим настоящую любовь!

Тут Колчина взяла паузу – неужели Филатов и после этих слов не догадается сжать ее голые колени и с придыханием произнести что-нибудь типа: «Юлия, я ваш навеки»? Но фотокор молчал. Наверно, он не был совсем уж конченым дундуком и все-таки чувствовал, чего ждет от него Колчина. Но то ли медлил, не веря до конца своему счастью, то ли смутно чувствовал, что не такое уж это счастье, как ему рисовалось…

– Я так настрадалась от мужской подлости, – продолжила Юля немудреную исповедь. – Когда ты веришь человеку, распахиваешь ему душу, доверяешь самое сокровенное, а он…А теперь ты хочешь, чтобы я поверила, что ты не такой. Но я не могу, не могу! – и она опять захлюпала носом.

Тут нервное напряжение Филатова, видимо, достигло критической точки. Вскочив с корточек, Димон пылко выдал:

– Мне ты можешь верить на все сто! Я все сделаю, чтобы ты была счастливой!

– Это признание в любви или всего лишь в дружбе? – с легким кокетством заметила Колчина. Она поняла, что если не будет подпинывать Филатова в нужном направлении, то все так и останется по-старому.

– В дружбе! И… в любви, – Филатов громко выдохнул и опять отвел глаза в сторону.

– Не понимаю, почему мужчины так боятся признаться в своих чувствах, – жеманно вздохнула Колчина. – Словно это позор какой-то.

– С чего ты взяла, что я боюсь? Я просто не решался… в такой момент… боялся тебя обидеть, – тут Филатов вдруг осмелел и заключил Колчину в объятья.

Впрочем, поцеловать себя Юля так и не дала. Испытывая сильное влечение к замужеству, к Димону она ничего подобного не чувствовала. Чтобы как-то оправдать свою противоестественную холодность к спасителю, Колчина призвала на помощь одну из любимейших «домашних заготовок».

– Нет, Дим, я не могу, – отстранила она пылкого влюбленного. – Для меня все это слишком серьезно. Сначала мне надо узнать тебя получше…

Эти слова, которые в хмельной компании единомышленников Филатов именовал не иначе как «динамо» и «отмазы», сейчас прозвучали для него как эталон искренности, как квинтэссенция чистоты. Хотя остатками разума, ускользающего при виде плотненьких ляжечек Колчиной (халатик был-таки коротковат), он не мог не понимать, что его рыжеволосой страдалице уже далеко за восемнадцать, и все эти годы в ожидании принца она явно не держала себя на голодном пайке…

* * *

Личная воспевательница ежедневной осанны для Яблонской – Анжелика Серафимовна Крикуненко – эмоционально информировала благодетельницу о настроениях в коллективе. Уже после первого донесения о трехминутном опоздании Кориковой Яна завелась не на шутку, а уж когда Анжелика Серафимовна в лицах и красках описала ей утренний монолог Кузьмина… Не успела еще кожа посетительского кресла принять прежние очертания после костлявой задницы Крикуненко, как Яблонская потянулась к телефону.

– Ну что, Антон, так и не желаем униматься? Государственные перевороты затеваем? – набросилась она на Кузьмина, едва тот переступил порог ее кабинета. – Митингуем перед коллективом? Концепцией газеты вы недовольны, профессионализмом главного редактора – тоже…

– Да нет, Яна Яковлевна, – Антон уже успел пожалеть, что погорячился с утра. – Просто мне стало обидно за то, что мы могли натянуть «Эмские», но не сделали этого.

– Натянуть? Не много ли ты воображаешь о свом творчестве? Рядовая заметушка – а столько шуму!

– Каждый может обидеть художника, – невесело усмехнулся Кузьмин.

– А я говорю, что не позволю создавать ажиотаж на пустом месте!

– Так уж и на пустом? – повысил голос Антон. – Скажите тогда, пожалуйста, кто для вас не пустое место, и какие тексты вы не считаете проходными заметушками.

– К счастью, есть человек, читать которого – всегда одно удовольствие!

– А, мифический Роман Светлов, – Кузьмин сделал скучное лицо. – Который неизвестно кто, неизвестно откуда и пишет для кого угодно, только не для нас.

– Лично мне отлично известно, кто он такой и откуда, – Яна поднялась из кресла и теперь смотрела на Кузьмина сверху вниз. – А то, что две его статьи вышли не у нас… да вам даже в голову не приходит, что это так задумано! – и она презрительно хмыкнула.

– Ах вот как? Хорошо, подождем, чем закончится эта ваша мега-турбо-интрига. Но меня, собственно, мой текст интересует. Он выйдет завтра?

– А не кажется ли вам, что вы много на себя берете? – Яна уперла руки в бока. – Ваше дело какое? Получить задание, отписаться и сдать текст. А уж когда он выйдет – это я как-нибудь без вас решу. Захочу – вообще не выйдет. Я не обязана тащить в газету все, что вы мне настрочите. Ваш уровень пока что очень и очень слаб…

– Да? А вы знаете, что Карачарова каждую планерку с обсуждения нашего номера начинает? Слышали, что Пащенко по нашей газете мастер-классы для своих проводит? А вы все твердите, что мы олухи и бездари!

– Вы воевать, что ли, со мной задумали?

– Воевать? Что вы, Яна Яковлевна. Я работать хочу, а не воевать. Жаль только, что вы у себя в редакции талантов не видите, а каких-то левых варягов привечаете и восхваляете не по заслугам. Откройте уже глаза-то!

– Я знаю, что мне делать! Выискался мне тоже профсоюзный лидер! Разговор окончен, ступайте на рабочее место.

Кузьмин вышел из кабинета, но через пару секунд снова открыл дверь.

– Ну, еще что-то вспомнил? – пренебрежительно бросила ему Яблонская.

– Вспомнил-вспомнил. И вы тоже очень скоро вспомните наш сегодняшний разговор, и поймете, как я был прав. Но сейчас вы упоены властью, мните себя непогрешимой, а людей считаете мусором. Если срочно не пересмотрите взглядов на жизнь – ждите больших неприятностей.

– Я не поняла, ты мне угрожаешь что ли? – голос Яны слегка дрогнул.

– Предупреждаю.

– Знаете что, Антон? Идите проповедовать в корреспондентскую. Там вы, кажется, смогли создать себе имидж борца за права униженных и оскорбленных. Но я-то вижу куда глубже, кто вы есть на самом деле.

– Но не глубже, чем я вас, – и Кузьмин закрыл дверь.

Утро среды – а в этот день у «Девиантных» выходила толстушка – началось со скандала. По дороге в редакцию Кузьмин купил «Эмские», с первой полосы которых на него глянуло лицо хулиганистого препода. Антон быстро пробежал глазами материал, под которым стояла неизвестная фамилия. Но каково было удивление Кузьмина, когда, пролистав свежий выпуск родной газеты, он опять не нашел в ней своего расследования! Антон в ярости залепил кулаком в стену.

– Мой юный друг, вы никак кашки борзянки объелись? – не преминула поддеть его Крикуненко. – Или озверинчику с утра хватанули сверх предписанной дозы?

Но Кузьмин не удостоил ее ответом и, размахивая газетой, направился к Серовой.

– Свет, как это понимать? Почему мой текст сегодня опять не вышел?

– Вопрос не ко мне, – Светлана была лаконична, как всегда.

– Скажи честно, я правда написал дерьмовый текст?

– Нет, Антон, ты написал очень хороший текст, – отчеканила Серова, глядя ему в глаза.

– А ты пыталась как-то донести это до Яблонской? – Кузьмин спрашивал прямо, и Светлана уже не могла соблюсти нейтралитет по отношению к начальнице:

– Ну да, я еще в понедельник вечером сказала Яне Яковлевне, что это готовая первая полоса. Но она сочла, что афера с бабушкой получит отклик у большего числа читателей.

– Ну ладно, хрен с вашей бабушкой. Но сегодня-то мой препод почему не вышел? Сегодня-то какой офигенный эксклюзив у нас? Эмские школьники готовятся к ЕГЭ? Ну и пусть готовятся! Да этот ЕГЭ всем по барабану, кроме горстки выпускников и их родителей. Так нет же, мы его на первую тащим!

– Что за шум, а драки нет? – в корреспондентскую поздороваться с коллективом зашла Яблонская. – Антон, вы, кажется, опять права качаете? Да уймитесь уже и возьмитесь за дело!

– За дело? А я, по-вашему, хреном груши околачиваю, Яна Яковлевна? – взбеленился Кузьмин. – Я хочу знать, чем вас не устроил мой текст, и почему вы довели до того, что он утратил всякую актуальность!

– Не обязана перед вами отчитываться! – запальчиво ответила Яна. – Вы мне не совет директоров. А ваш текст – эка невидаль! Такой мелочевки вы еще сколько угодно накропаете.

– Мелочевки? Накропаю? Да вы знаете ли, сколько труда я вложил в эту статью! Сколько раз меня послали, прежде чем я раздобыл телефон препода? Сколько раз я перезванивал в деканат, требуя комментарий? А как я бегал вылавливать после пар этого студента и схватил его буквально на подножке маршрутки? Целый день на это ушел – и все впустую!

– В кои-то веки вы немного потрудились, так теперь целый год будете доставать редакторат со своим текстом! И вообще, вы напрочь забыли о субординации. И если за вчерашнюю выходку я еще могла вас простить, то после сегодняшней сцены я буду писать докладную на имя гендиректора! – и Яблонская хлопнула дверью корреспондентской.

– Нет, коллеги, вы мне ответьте, пожалуйста: и это вы считаете конструктивным диалогом? Я задаю своему главному редактору прямые вопросы по существу, а в ответ слышу одни оскорбления, – продолжил возмущаться Антон. – Так мы никогда не научимся создавать продукт, который устроит Яблонскую. Так у нас и будет: поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что. А почему у нас все так? Да потому, что Яна Яковлевна и сама не знает, чего хочет!

– Антон, выпей валерьянки, – Корикова протянула ему пузырек с маленькими желтыми таблетками. – Ты в последние дни такой нервный…

– Да накипело, Алин, – Кузьмин поспешил воспользоваться любезностью Кориковой. – Годами копилось и вот прорвалось… Свет, я прямо поражаюсь, как ты с ней умудрилась сработаться?

– Как? – подняла глаза Серова. – Довольно просто. Предпочитаю не биться головой об стену, как ты только что продемонстрировал. Уверяю тебя, ты мог бы сказать ей все то же, только найти для этого другие слова и интонации. И тогда решение было бы в твою пользу.

– Но почему, Свет, я должен искать какие-то особые слова, а она что думает, то и лепит? Что за двойные стандарты? Почему я каждый день должен доказывать ей, что не верблюд, а Светлову в это время выдается безграничный кредит доверия? Почему она своих-то не ценит? Алин, Лех, скажите, сколько раз вас звали к себе Пащенко и Карачарова? Видишь, Свет, другие редакторы готовы с нас пылинки сдувать, а в родной редакции нас гнобят и шельмуют.

– Ну, я тебе совершенно точно скажу, что от пылинок Папика чихать замучаешься, – усмехнулась Рыкова. – Но согласна с тобой – Яблонская мегера еще та. Но с ней в крайнем случае можно дурака включить, и это нормально прокатит. У нее есть здоровая жалость к убогим.

– Да как вы не поймете, девчонки, что противны мне все эти психологические игры! – отвечал на это Антон. – Я работать хочу нормально, с душой, и чтобы ко мне за это с уважением относились. А тут выходит – я задницу рву для родной редакции, а меня только и делают, что по носу щелкают. Просто потому, что моя начальница сегодня встала не с той ноги или не получила очередного письма от Романа Светлова!

– Кстати, насчет Светлова. Советую всем заглянуть на www.gav-no.ru, – проинформировала общественность Корикова. – Тут появилось кое-что новенькое.

Все мигом прекратили обсуждать злобных редакторов и бросились на форум.

...

● «Обратили внимание на первую полосу «Эмских»? – вопрошал Peace да Ball. – Согласитесь, конфликт в институте подан очень недурно. А догадываетесь, кто такой Артем Темнов?»

● «Кто-кто? Гугунин. А Артем Темнов – его новый псевдоним, – отвечал Stranger.

● «Гугунин? Не смешите меня! – тут же воспалялся Peace да Ball. – Петро действительно работал над этой темой, но накатал редкостную ересь. Конечно, Карачарова не стала ставить в номер подобную муть. И вот на следующий день ей по электронке пришел шедевральный текст некоего Артема Темнова. Карачарова уверена, что под этим псевдонимом скрывается не кто иной, как Роман Светлов!»

● «Ясно. Наше золотое перо не гнушается уже провинциальными ЧП заниматься, – иронизировал Alkash. – Видать, все пираты и отшельники закончились. Скоро начнет репортажики с выставок рассылать и пресс-конференции протоколировать». ● «Щелбан в вузе – провинциальное ЧП? Ну вы даете! – включалась в дискуссию Krisilda. – Да это реально федеральный уровень. Повезло «Эмским» с этой статьей! Только я лично не поняла сначала, что это вещь Светлова. Думала, кто-то из своих постарался. А потом перечитала и признала-таки руку мастера…»

– Видите, Антон, вам элементарно недостает самокритичности, – назидательно произнесла Крикуненко. – Текст в «Эмских» действительно выше всяких похвал. А теперь извлеките из закромов свой шедевр, положите рядом и найдите десять отличий. Может, тогда в вашем воспаленном сознании все встанет на свои места, и вы прекратите терзать общество претензиями на гениальность.

– Анжелика Серафимовна, милая! – рассмеялся Антон. – Я уже изучил текст в «Эмских» вдоль и поперек. И хоть убейте меня – не вижу особых различий. Скажу больше: если бы он вышел после нас, я был бы уверен, что Светлов скатал его у меня!

– Светлов? У вас? – Анжелика смерила его ледяным взглядом. – Право слово, покажитесь психиатру. В заметке Светлова мы видим прекрасный стиль, богатый словарный запас, объективную подачу. А вы чем можете порадовать? Куцыми предложеньицами из трех слов: подлежащее – сказуемое – обстоятельство? Лексиконом Эллочки-людоедки? Антон, мой вам совет: лечите манию величия!

Пока Анжелика с Кузьминым пикировались, Серова сверяла текст Антона и публикацию в «Эмских».

– Да… – только и выдохнула она, завершив сопоставление. – Я бы на твоем месте, Антон, тоже подумала, что корреспондент «Эмских» перекатал у меня статью. Ну очень похоже.

– Да ладно, Свет, я пошутил, – рассмеялся Антон. – Конечно же, Светлов у меня ничего передрать не мог. Наверно, мы просто стереотипно мыслим, – и он выпил еще пару желтых таблеток.

…Материал Кузьмина про ссору преподавателя и студента вышел в «Девиантных» только в пятницу. Вместо вполне заслуженной первой полосы его, в значительно урезанном виде, запихали в подвал пятой. Но Антон отнесся к этому почти равнодушно. После того, как в «Эмских» вышла статья Артема Темнова, он резко остыл к этой теме.

В четверг Вопилов пинал время на брифинге у губернатора. Поставив диктофон на запись, он подмигивал Стражнецкому и Гугунину, которых заприметил на другом конце зала. Вдумываться в речи чиновников он считал излишним. Зачем? Пусть другие напрягаются, выискивая в словах докладчиков несоответствия и формулируя щекотливые вопросы. Правильно говорят: работа дураков любит! Лично он, Влад, в пресс-службе губернатора на хорошем счету и не собирается портить отношений каким-то тупым правдоискательством. Да и утруждаться при таком подходе приходится гораздо меньше. Через час пресс-служба сбросит ему готовый пост-релиз сегодняшнего брифинга, минут за пятнадцать Влад перекроит его в удобоваримый текст и спокойно займется личными делами…

Между тем, Гугунин со Стражнецким подавали ему какие-то странные знаки. Не усмотрев в их жестах намека ни на баб, ни на выпивку, Влад даже слегка встревожился.

– Читал, как вашу редакторшу на форуме имеют? – подскочил к нему Гугунин, едва губернатор поднялся с кресла. – Отжигают не по-детски! Ну и фашистка она у вас, оказывается. Правильно, что я не пошел к вам работать…

– Я, конечно, догадывался, что Яблонская нереальная стерва, – поддакнул Стражнецкий. – Но чтобы до такой степени! И как вы только терпите…

…Топик под названием «Главред «Девиантных» – фашистка» появился на форуме около восьми утра и за два часа поднялся в самый верх списка, потеснив даже «Всю правду о Романе Светлове». К настоящему моменту ветка разрослась аж до 52 реплик. Видимо, многим было что сказать.

...

● «Не могу больше молчать, – начинал ветку некто Cap Grey. – Обстановка в «Девиантных» накаляется с каждым днем. Народ оптово затаривается корвалолом и начинает утро с приема валерьянки. Каждый день как минимум пару часов журналисты вообще не работают – коллективно утешают очередного коллегу, попавшего под горячую руку Яблонской. И что мы видим в результате? «Девиантные» становятся все хуже и хуже. Новости подаются с опозданием в два-три дня, и те, как правило, переписаны у конкурентов. Почти не стало эксклюзивных сюжетов. А все потому, что Яблонская начала войну против лучших перьев «Девиантных». Вместо того, чтобы работать, талантливые ребята тратят время на выяснения отношений, а потом по полдня приходят в чувство. Зато подняли голову стукачи, которые в кабинете главного редактора – всегда желанные гости. В общем, коллеги, Яблонская напоминает мне несущийся на полной скорости поезд с залепленными лобовыми стеклами. И если она срочно не пересмотрит свое отношение к людям и делу, катастрофа неминуема».

● «Подписываюсь под каждым словом! – откликалась № 4nu6ka. – Я тоже имела «счастье» работать с Яблонской. Противоречивые задания, постоянная дерготня, перепады настроения – все это привело к тому, что я сказала: с меня хватит! И вроде бы расстались нормально. Каков же был мой шок, когда меня вдруг отказались брать на новом месте. Потом я узнала, что Яблонская позвонила моему новому редактору и сказала, что я ленива, безалаберна и, кажется, вымогаю бонусы у некоторых ньюсмейкеров».

● «Если кто не знает, в рабочее время Яна Яковлевна очень любит решать свои личные вопросы, – информировал Rikki. – Свалит всю работу на Кудряшова с Серовой, а сама по распродажам рыщет да по подружкам. Но если кто-то из рабов, то есть журналистов «Девиантных», не дай Бог, опоздает на пять минут на работу, или задержится с обеда, она в зависимости от настроения или просто с дерьмом смешает, или смешает с дерьмом и подаст списки на депремирование».

● «Эту лярву Яблонскую хлебом не корми, только дай испоганить жизнь своим подчиненным, – делился Smart. – Работает в «Девиантных» всем вам известная Алина Корикова. Пять лет в журналистике, гиперответственность, а главное – нюх на сенсации. Казалось бы, давно пора сделать ее редактором отдела, или на худой конец – обозревателем. Так нет же, Яне доставляет особое удовольствие возить Алинку мордой об стол, утверждая ее в мысли, что она полная бездарность».

…Около полудня Яблонская переступила порог редакции с большим красивым пакетом.

– Потрясающую куртку отхватила! – Яна с гордостью продемонстрировала обновку Серовой. – В феврале она в два раза дороже стоила, а сейчас они летнюю коллекцию завезли… Да ты что какая напряженная? Наши опять что-то отчебучили? Говори прямо: кто на этот раз отличился? Всем ввалю!

А через пять минут Серова услышала в трубке всхлипывания начальницы:

– Свет, ты видела?! Зайди ко мне немедленно.

Серова застала Яблонскую в слезах.

– Скажи мне честно, разве я заслужила такое? – бушевала она. – Как они смеют такое писать! Все эти обвинения… они просто чудовищны! За что они меня так ненавидят? И что мне делать?

– А что тут можно сделать? – участливо отвечала Серова. – Если считаешь, что на ветке все неправда, то абстрагируйся и представь, что все это говорят не о тебе. А можно и проанализировать реплики. В каких-то постах может проскользнуть и рациональное зерно…

– Я совершенно не хочу искать в этом навозе какие-то рациональные зерна! На форуме сидят одни завистники, сплетники и неудачники!

– Тогда вообще не ходи на форум. Хочешь, я скажу сисадмину, чтобы тебе его отрубили?

– Нет, это не для моих нервов, – категорически отмела эту возможность Яблонская. – Я не смогу жить, зная, что за моей спиной шипят враги. А что, если потребовать от хозяина форума удалить ветку?

– Можно. Но даже если ветку удалят, то это не значит, что враги станут друзьями и перестанут шипеть. И не факт, что владелец сайта согласится.

– Ну, тогда пусть не смеют упоминать мое имя! Пусть обсуждают кого угодно, но только не меня!

– Ян, ну как ты им запретишь? И вообще, зря ты так болезненно к этому относишься. Посмотри на ситуацию под другим углом. Это же прекрасная возможность увидеть себя со стороны!

– Ну, так можно рассуждать, пока тебя саму не задели. А меня эта клевета просто из колеи выбивает. Вот они пишут, что я специально затираю супер-пупер-профи Корикову. Но разве от хорошей жизни я стала искать зама на стороне? Неужели я бы ее не назначила, если бы она дружила с русским языком и логикой?

– Я согласна с тобой, Ян. Но все же Алина давно переросла нынешнюю должность, – вздохнула Серова. – Как, в общем-то, и Кузьмин. Ян, я так удивилась, когда прочитала текст в «Эмских»!

– А что в этом тексте удивительного? Писал Светлов, и это сразу видно, – недовольно отвечала Яблонская. – Талант не пропьешь.

– Скажи, чем тебя не устроил текст Кузьмина?

– Чем? Ну как всегда, воды много, врезка не цепляющая, комментарии мутные, – Яблонской явно хотелось свернуть эту тему.

– Ян, послушай меня, – Серова настроженно улыбалась. – Тексты практически идентичны. Если не веришь, посмотри на досуге свежим взглядом.

– Идентичны? – тревожно глянула на нее Яблонская. – Почему же тогда меня так отвратил текст Антоши, и так понравилась работа Светлова?

– Почему? – Серова рассмеялась. – Да потому что ты, наверно, Антошу и не читала. У тебя был настрой против Кузьмина, вот ты и не стала даже смотреть его текст.

Яблонская молчала, не зная, что ответить.

– Ян, и такие ситуации – прекрасный информповод для твоих ненавистников, – продолжала Серова. – Почему вдруг тебя начали обсуждать именно сейчас? Потому как что-то случилось. Но что?

– Да я не об этом думаю! – нетерпеливо махнула рукой Яблонская. – Я вот чего понять не могу: почему Светлов послал текст Карачаровой, а не нам?

– Даже если бы он прислал его, навряд ли бы он нам понадобился…

– Это еще почему? – выпалила Яблонская.

– А зачем нам тот же текст, что у Кузьмина, да еще на день позже? – мягко заметила Серова.

– Ну ты сравнила! Низкопробную пачкотню Антоши и высокопрофессиональную работу Светлова. Да будь у меня этот текст, я бы, не задумываясь, дала его на первую полосу! Но почему Светлов так по-свински себя повел? Сейчас напишу ему письмо и потребую объяснений!

Ответ пришел на удивление быстро – сразу же после обеденного перерыва. Светлов извещал Яблонскую, что не отправлял Карачаровой никакого текста.

«Я искренне недоумеваю, с какой стати все приписывают мне авторство довольно посредственного расследования Артема Темнова, – сообщал Роман. – Вот уже несколько лет, как я не занимаюсь проходными темами, а специализируюсь исключительно на эксклюзивах. И один из них скоро окажется у вас в руках».

– Вот это я понимаю – настоящий журналист! – тут же сообщила Яблонская Серовой. – Не то что наши бездари…

Для Яблонской начались страшные дни. Абстрагироваться от ситуации по совету Серовой она не смогла, запретить себе ходить на форум – тоже. Теперь Яна не имела ни одной спокойной минуты. Что бы она ни делала, с кем бы ни говорила – ее мозг буквально насиловала одна мысль: скорее зайти на форум и посмотреть, не появилось ли там что-то еще.

Работа, которую раньше она выполняла за час, теперь могла занять у нее весь рабочий день. Мысль ускользала, а усидчивости едва хватало на то, чтобы прочитать один абзац – тревога настойчиво гнала ее на форум. У Серовой и Кудряшова ощутимо прибавилось работы.

Яна перестала ходить на обед – боялась опоздать к «новым поступлениям». Собираясь домой, она долго не решалась выключить компьютер – ей все казалось, что именно сейчас на ветке появится важное сообщение. Дошло до того, что она стала просыпаться среди ночи. Пару раз некто оставил сообщение ближе к утру, и Яна стала бояться пропустить этот момент.

Таинственные злопыхатели оживили в ее памяти многие эпизоды, которым она и тогда не придала значения, а сейчас и подавно о них забыла. Так, ей напомнили об изорванных в клочья рукописях, о разбитых в приступах гнева чашках, о многих десятках запальчивых заявлений на грани приличия…

...

● «С ней нереально тяжело работать, – писал Onanim. – Только возьмешься за одно дело, как Яна требует бросить его и взяться за другое. Берешься за него – тебя переключают на третье, четвертое… Задания она меняет каждые полчаса. В итоге мы имеем кучу недоработанных текстов и истерики по поводу того, что нечем закрывать номер!»

● «Меня больше всего гнетет тотальный контроль, который она пытается над всеми установить, – делился Smart. – Она требует, чтобы ей отчитывались за каждую минуту, проведенную вне редакции. Ей почему-то кажется, что все ее обманывают, и вместо заданий мы занимаемся личными делами. Если тебя больше часа нет в редакции, она начинает названивать на сотовый. Вот и представьте, каково работать в таких условиях. Ты только-только «разговорил» героя, как начинается трезвон. Возьмешь трубку, а там ор. То Яна требует немедленно мчаться в редакцию, то перебрасывает на новое задание. Все, собеседник замыкается, нервничает, и ты уезжаешь от человека с весьма скудной информацией. Как будто она сама не была журналисткой, и не знает, как это трудно – раскрутить собеседника на эксклюзивные подробности».

● «Может, она когда-то и была журналисткой, но сейчас у нее одна пламенная страсть – торчать на Одноклассниках, – свидетельствовал Govnjuk. – До обеда она оттуда вообще не вылезает. А потом, когда понимает, что ничего не успевает, такой шухер в редакции начинается! Тут уж все под раздачу попадают. Но к себе, любимой у нее претензий никогда не возникает!»

● «Ой, с Одноклассниками – это вообще трындец полный, – припоминал Alkash. – Эта дура накатала гендиру докладную, чтобы он у всех отрубил и Одноклассников, и Вконтакте. А потом сама поняла, какую дурь сделала. Теперь, если для газеты надо чью-то фотку достать, все к ней на комп ломятся!»

● «О да, о да, господа! – вставляла свои пять копеек и Mademoiselle. – Свет еще не видывал столь ограниченного, невежественного и безвкусного редактора, как Яна Яковлевна! Узость кругозора, бедность лексикона, приземленность мышления… И эта монструозная фурия вершит судьбы по-настоящему одаренных людей, коими являются ее несчастные подчиненные!»

● «Как-то утром спешу в редакцию. На часах 9.27, а тут, как назло, светофор на красный переключился, – вспоиминала Black Orchid. – Ну, ничего не попишешь, стою – курю. Тут слышу визг тормозов! Вижу: какая-то «бэха» чуть Корикову на капот не подняла. Представляете, как Яблонская всех застроила! Люди готовы жизнью рисковать, лишь бы не опоздать на работу!»

Так прошло ужасных четыре дня. Ветка «Главред «Девиантных» – фашистка» по посещаемости побила все рекорды – число постов зашкалило за 250! Яна несколько раз писала администратору сайта с просьбой закрыть тему, но тот отвечал отказом. Он ссылался на то, что высказываемые мнения находятся в рамках приличия, и ради какого-то одного капризного субъекта он не может обламывать кайф, по меньшей мере, пятидесяти форумчанам. Однако же, три или четыре раза модератор все же поработал метлой – когда Ubegan оставил очень уж циничные комментарии по поводу давнего романа Яны со Стражнецким.

Слава Богу, в эти дни Яблонской было кому излить душу – верному, надежному как скала Кудряшову и рассудительной, преданной Серовой. В отличие от Светы, Олег не предлагал Яне взглянуть на себя со стороны и извлечь рациональное зерно из потока форумской брани. Он считал, что надо подать в суд на тех участников форума, чьи заявления Яна считает клеветническими и наносящими ущерб ее деловой репутации.

– Но на кого конкретно мы подадим, Олег? Они же все трусы и подлецы, спрятались под никами и гадят втихушку! – горячилась Яблонская.

– В милиции разберутся. У них там такие компьютерные спецы работают – быстренько по айпишникам всех пробьют.

– Олег, а если нам самим этим заняться? На фиг менты, когда у нас есть свой хакер. Я про Славика из «Сетей» говорю.

– Ты уверена, что тебе нужно знать фамилии этих людей? Я вот не уверен. Не удивлюсь, если большинство из них – твои знакомые. А то и друзья. По мне, лучше не стремиться знать больше, чем тебе дано на данном этапе. А то окончательно веру в человечество потеряешь, – мрачно шутил Олег.

– Да я уже давно эту веру потеряла! – твердила Яна. – Раз все ненавидят меня, то и я буду ненавидеть всех!

В последние дни Яблонская почти не показывалась из своего кабинета, чему многие в корреспондентской были очень рады. Зато Яна завела традицию вечерами подолгу чаевничать с Серовой.

– Свет, как ты думаешь, наши в этом тоже участвуют? – Яна прекрасно знала ответ, но хотела хотя бы от Серовой услышать облегчительную полуправду.

– Кто-то – да, кто-то – нет, – уклончиво отвечала Света.

– Я их никого видеть не могу, – злобствовала Яна. – Колчину только что встретила в коридоре, идет навстречу со своей сладкой улыбочкой – я еле вытерпела. Корикова какие-то творческие идеи рвется со мной обсудить – а меня от нее воротит. Ага, я с ней буду сейчас идеи обсуждать, а она выйдет от меня и тут же гадость настрочит!

– Не распаляй в себе ненависти, Ян, – отвечала на эту тираду Серова. – Если такое случилось в твоей жизни – сделай выводы, пересмотри что-то, поменяй…

– Я от тебя поддержки жду, а ты мне опять талдычишь о пересмотре жизненной позиции! – недовольно отвернулась Яблонская. – Все у меня давно пересмотрено, а если я с чем-то в себе справиться не могу – значит, это выше меня. И неужели, Свет, я на самом деле такая плохая, как они там пишут? Почему никто не сказал обо мне ни одного хорошего слова? Где они, мои так называемые друзья? Почему молчат? Почему не защитят меня, а?

В понедельник днем к Яне в кабинет постучался Антон Кузьмин.

– Яна Яковлевна, можно узнать, вы уже придумали, что пойдет в «толстушку» на первую?

– А тебе-то что за дело? – огрызнулась Яблонская.

– Да так, хотел свой текст предложить. Архиинтересную историю удалось нарыть. Представляете, семьдесят лет назад житель Эмска женился на сибирской красавице…

– У тебя просто дар какой-то, Антон, – усмехнулась Яблонская. – Находить самые скучные и банальные истории и пытаться втюхать их редактору под видом сенсаций. Впрочем, история про влюбленных старичков может заинтересовать «Мир маразма». Снеси свою сенсацию им. Я не обижусь.

Антон стоял как оплеванный, но пока все еще держал себя в руках.

– Яна Яковлевна, это вовсе не история про влюбленных старичков. Там совсем в другом дело. Вы даже не дали мне договорить! Так вот, у сибирской красавицы была младшая сестра…

– И она прислала ей на рождение первенца собственноручно связанные пинетки? Угадала? – продолжала иронизировать Яна.

– Возможно, так оно и было, но в моем тексте об этом не упоминается. А у эмского дядьки был брат…

– Знаете что, Антон? Идите сначала приведите свои мысли в порядок, а потом уж ломитесь в кабинет главного редактора. Если бы я весь ваш бред выслушивала, то газета бы вообще, наверно, перестала выходить!

– Ну, как знаете, как знаете, – вздохнул Антон и ернически шаркнул ножкой. – Простите великодушно, что отвлек вас от посещения сайта «Одноклассники».

– А, так это тебе покоя не дает, что я раз в неделю на пять минут захожу на «Одноклассники», чтобы перекинуться парой новостей с друзьями? Ну, теперь мне понятно, кто начал на форуме кампанию против меня! Видать, никак не простишь мне, что я зарубила твой мутный текст!

– Никаких кампаний против вас я не начинал. У меня поинтереснее проекты есть, – хмыкнул Антон и скрылся за дверью.

Вечером Яблонская опять гоняла чаи с Серовой. Светлане новая привычка начальницы была в тягость – не для того она задерживалась на работе, чтобы бездарно тратить время на треп. А Яна редко заканчивала эти вечерние посиделки раньше восьми.

– Слушай-ка, Свет, а Корикова всегда что ли тут по вечерам торчит? – поинтересовалась она у Серовой. – Я думала, она сразу после меня сваливает.

– Да нет, мы обычно с ней вместе уходим. Вернее, не вместе, а так: я начну собираться, и она начинает.

– И на фиг она тут торчит?

– Для меня самой это загадка.

Хотя кое-какие мысли по этому поводу у Серовой все же были. Возможно, Алина просто копирует ее привычки, наивно полагая, что благосклонность Яблонской Светлана заслужила именно вечерними бдениями в редакции.

– Ян, к тебе Кузьмин подходил со своей историей?

– А, так это ты его ко мне направила? Чтобы он мне вкрай голову заморочил? Ну, спасибо, удружила, – острила Яблонская, впрочем, вполне дружелюбно.

– У него как будто бы и в самом деле неплохой сюжет нарисовался.

– Ага, про бабушку и дедушку, которые дожили до золотой свадьбы, а также их братьев и сестер… Сюжет и впрямь замечательный, я не спорю, но год семьи уже, кажется прошел… А Антоша-таки наглец – мало того, что принес какой-то тухляк, так еще и ретиво проталкивал его на первую полосу «толстушки»!

– А у тебя есть что-то лучше?

– Пока нет, но завтра будет. С самого утра жду пакета от Светлова.

– Пакета? – удивилась Серова.

– Ну да, да. Курьерской почтой пришлет, чтобы ни одна собака не перехватила. Пусть выкусят! Я прямо не знаю, Свет, как сегодня усну. Меня прямо колбасит всю! Хорошо хоть, на форуме немного поутихли. А то бы у меня мозг взорвался!

– И почему ты так веришь этому Светлову? Даже если он чист, как слеза младенца, то все равно, я бы не стала брать у него тексты после всех этих историй. Даже если бы он доказал, что сам Господь Бог был родом из Эмска!

– А что, это мысль, – засмеялась Яна.

– Может, подстраховаться? Подготовить текст Кузьмина? Или…

– Не надо! – сварливо перебила ее Яна. – У меня с души воротит от кузьминских текстов. А ты, гляжу, взялась усиленно его продвигать. С чего бы это, а? Уж замуж невтерпеж?

– Ну ты скажешь, Ян, – улыбнулась Серова. – Просто он, по-моему, способный парень, и у нас ему как-то тесно, что ли. Хочется помочь ему распрямиться. А то переманят ведь.

– И знаешь, я не заплачу! – выпалила Яблонская.

– Как знаешь. Ты главный редактор, – только и вздохнула Серова.

В эту ночь Яблонская так и не смогла уснуть. Только вздремнет, как что-то непонятное словно толкало ее в бок: не спи, важное пропустишь. Каждые полчаса Яна наведывалась на форум, но там было глухо – видимо, даже самые злые и завистливые спали в этот час сном праведников.

Промаявшись так до пяти утра, Яна стала собираться на работу. Уже в восемь она миновала вертушку, а в пять минут девятого в пустынной редакции заваривала себе кофе. От нечего делать она присела за стол Кориковой, порылась в ее бумажках – а вдруг что интересненького найдет? Но ничего более захватывающего, чем два пресс-релиза и список дел на сегодня, у Алины не обнаружилось. Тогда Яблонская попыталась провести ревизию на рабочем месте Кузьмина. Но здесь царил такой хаос, что Яна быстро завязла в огромном количестве разнокалиберных бумажек. Были тут и пресс-релизы трехнедельной давности, и непонятно чьи номера телефонов, записанные на оборванных газетных уголках, и вырезки из журналов, и распечатки из Интернета… Впрочем, сам Антон утверждал, что прекрасно ориентируется в этом бардаке, и что бардак этот таковым вовсе не является. «Просто у всех своя манера организовывать рабочее пространство», – говорил он.

В 8.45 Яблонской позвонили с охраны: на ее имя пришла важная почта. Трясущейся от волнения рукой Яна расписалась в курьерской ведомости и тут же, в лифте, раздербанила большой синий конверт. Один за другим она извлекла из него сначала один, потом второй и третий… абсолютно чистых листка! Словно не веря своим глазам, Яна заглянула внутрь пакета. Там было пусто. В каком-то ступоре она зашла в редакцию и закурила.

Вскоре в коридоре раздались шаги – это спешила на работу Серова.

– Ян, ты здесь? – удивилась она. – Так рано? Ну что, получила что-нибудь от Светлова?

– Получила, – и Яблонская протянула ей пустой пакет.

– Но что это значит? – удивилась Светлана.

– Понятия не имею. Но надеюсь, что он просто перепутал и вложил в конверт не те листки.

– А я думаю, что ничего он не перепутал, – пришла в себя Серова. – Да я почти уверена, что у него с самого начала был такой план: повертеть перед нашим носом лакомым куском, а потом бросить его конкурентам. Но зачем ему это?

– Ох, не знаю я, Свет, – и Яблонская ушла в свой кабинет.

Первый раз Серова видела начальницу в столь подавленном состоянии. Когда на голову Яны падали удары судьбы – а при ее характере это случалось регулярно – она бушевала, орала, рыдала, била посуду… Но чтобы вот так припухнуть? Это было что-то новенькое.

– Я сейчас вернусь, Ян, – Серова заглянула к ней в кабинет. – Добегу до аптеки. Куплю одно классное средство – через час будешь как новенькая.

Яблонская сидела в кресле, бессмысленно уставившись перед собой. Минут через пять она на автопилоте набрала номер Кузьмина:

– Антон, привет. Ты далеко? Скажи тогда, как твой текст называется – у меня появилось время его глянуть. Да какой-какой? Про бабку с дедкой. Как убил? Зачем? А восстановить? Никак? Ну, Антош, ты не текст убил, ты меня убил, – она нажала «отбой» и наконец-то дала волю слезам.

От пилюль Серовой страданий не стало меньше, только сонливость впридачу напала.

– Решайте сами с первой, что хотите, – сказала она Кудряшову с Серовой. – У меня нет вариантов.

Непонятно откуда, но на форуме уже прознали о конфузе Яблонской и обсуждали его на все лады.

...

● «Это ж надо такой дурой быть, чтобы резать курицу, несущую золотые яйца! – с утра пораньше горячился Cap Grey. – Я про Кузьмина говорю. Он ей такое нарыл, что никакому Светлову не снилось. А она даже слушать его не стала, выгнала взашей. Ну а теперь пусть свой портрет на первой полосе ставит. С подписью: «Яна Яблонская – жертва собственного самодурства и глупости».

● «Так, значит, Светлов ее кинул? Прылестно, прылестно! – ликовал Ubegan. – Еще бы он за воспитание Карачаровой взялся. А то взяли моду – от своих журналюг морду воротить, а всяких левых щелкоперов встречать хлебом-солью».

● «А, может, это у Светлова с Яблонской шифры такие? Может, он нацарапал свой опус специальными чернилами, и листок надо тупо подержать над свечкой, тогда на нем и проявятся буковки? – резвился Onanim. – Ну, шпионы, мля».

● «А сейчас попрошу всех занять сидячие места! – заливался Rikki. – Только что Яблонская послала Кудряшова за свечами! Никак, и правда хочет пустые листки проявлять! Тупой, еще тупее».

● «Йа пацталом, – угорал Govnjuk. – Ржу нимагу».

Ближе к обеду Яблонская послала за Серовой.

– Свет, а что там такое у нас Кузьмин нарыл? Ты не в курсе?

– Не в курсе. Вчера не успела прочитать, а сегодня он весь в обидах ходит. Все, говорит, проехали, не будет вам никакого текста.

– Да что значит «не будет»? – впервые за сегодняшний день повысила голос Яблонская. – Что еще за капризы он себе позволяет? Передай ему, что если не сдаст мне к концу рабочего дня свою охрененную сенсацию, то залеплю выговор в личное дело и депремирую на сто процентов.

– Может, сама скажешь?

– Нет уж, скажи ты. Я просто за себя не отвечаю. Запросто могу ему в морду вцепиться. Как он меня достал, ты бы знала!

И Яна закурила, наверно, двадцатую за этот день сигарету.

* * *

А на следующий день форум вновь застрекотал, как июльский луг в предчувствии дождя.

...

● «Видели сегодняшние «Эмские»? Очень рекомендую, – выступал Onanim. – На первой полосе мы видим начало эпического труда некого Артема Темнова. Сюжет невероятен – три сестры одна за одной повыходили замуж, а потом выяснилось, что их мужья – три родных брата. Полная Санта-Барбара».

● «Опять Темнов! – подключался к обсуждению Stranger. – Кто-нибудь знает, кто это?»

● «Я сказал вам, кажется, русским языком: это Роман Светлов, – настаивал Peace da Ball. – Либо же очень хорошая подделка под Светлова».

● «Щас, Светлов! – встревала Krisilda. – Ничего глупее придумать не могли. Кстати, сам Роман в шоке, что ему приписывают бездарные опусы этого Темнова».

● «Крысильда, я за тобой прямо не успеваю, – иронизировал Onanim. – Третьего дня ты нахваливала статью Темнова и говорила, что это федеральный уровень. Сегодня же выдаешь прямо противоположное. Ты уж определилась бы, что ли…»

В голове у Яблонской шевельнулось смутное подозрение. Она тут же вызвала Кузьмина.

– Антон, если не секрет, о чем был твой текст, который ты давеча пытался мне втюхать на первую? – высокомерно завела Яна.

– Ничего я не пытался вам втюхать, – спокойно ответил Антон. – Просто мне хотелось порадовать читателей интересной статьей.

– Напомни-ка, о чем она была.

– Ну, как я и говорил, семьдесят лет назад житель Эмска влюбился в сибирскую красавицу и женился на ней. У них родился мальчик, и на его крестины младшая сестра жены – тоже сибирская красавица, только в несколько другом стиле – связала ему потрясающие пинетки. И вот старшая сестра…

– Да ты издеваешься, что ли?

– Никак нет, Яна Яковлевна. Вам не интересно, что было дальше? Так вот, мальчик вырос крепким и здоровым. А его мать, та самая старшая сестра сберегла эти пинетки и подарила своей дочери, когда у нее через много-много лет тоже родился первенец…

– И ты ради этого морочил мне голову? – Яна смотрела на Кузьмина чуть ли не с гадливостью.

– Что значит «морочил»? Интересно же! Я и заголовок придумал – «Полные пинетки сибирского здоровья». Класс?

– Знаете, Антон, может, это и к лучшему, что вы убили свой текст. Такие тексты действительно надо убивать на месте без суда и следствия!

– А я как раз спешил вас обрадовать – мне удалось его восстановить! – Кузьмин был неестественно весел. – Прикажете принести?

– Иди работай, Антон. Ты меня утомил, – и Яна уставилась в окно.

А вечером она сказала Серовой:

– Знаешь, Свет, мне нужен срочный внеплановый отпуск. Хотя бы две недельки. А то неровен час, тронусь умом в этом дурдоме. Справитесь тут без меня?

– Справимся. Олег да я…

– Свет, ты забыла разве, что у Олега тоже отпуск по графику? Как назло, блин.

– Делов-то. Поговори с ним, пусть отложит. Ему не все ли равно, когда в отпуск идти.

– Да в том-то и дело, что не все равно, – поведала Яблонская. – Говорила я с ним сегодня. А он уперся рогом: пойду, мол, в положенный по графику срок и все тут.

– Прямо не верится, что Кудряшов может такое сказать, – удивилась Света.

– Ну, я его тоже понять могу, – развела руками Яна. – Оказывается, он эту поездку за полгода планировал. У них какой-то слет старых армейских друзей… ну, в общем, архиважное мероприятие. Вы с Владом справитесь?

– Трудновато будет, но постараемся, – заверила Серова. – Ты когда уезжаешь?

– Эту неделю доскриплю как-нибудь. А с понедельника заступай.

* * *

Так уж повелось, что сотрудники «Девиантных» ждали отпуска Яблонской еще с большим нетерпением, чем она сама. А тут такой подарок судьбы – две недели вне графика! Это значит, что они не увидят начальницу целых 16 дней!

Ликование народных масс достигло апогея в пятницу ближе к четырем, когда Яблонская досрочно покинула редакцию, торопясь на поезд. Еще не выветрился в коридоре запах ее духов, а инициативная группа в лице Кузьмина, Вопилова и Ростунова отправила гонца, то есть Филатова, за выпивкой. А Колчиной, которая теперь просто не отлипала от своего спасителя, поручили купить закусь.

– Ну, за тебя, Свет! Демократичная ты наша! – провозгласил Вопилов первый тост и шутливо погрозил всем кулаком: – Мы со Светланой Андреевной вас всех в бараний рог согнем! Еще поползете к Яне Яковлевне с просьбой досрочно прервать отпуск…

Все засмеялись и полезли чокаться пластиковыми стаканчиками.

– И тебе не страшно, Свет? Это же такая ответственность, – негромко сказала Корикова. – Сейчас ведь не только Яны Яковлевны не будет, но и Олега…

– Зато будет Влад, – весело отвечала Серова. – Ну, и на твою помощь, Алин, я рассчитываю. Вот, кстати, прекрасная возможность для тебя – попробовать себя в качестве редактора. Ты ведь, кажется, в этом ключе видишь свое будущее?

…В тот момент Серова даже помыслить не могла, насколько пророческими окажутся ее слова. Уже через час после начала вечеринки у нее дико разболелась голова. Потом, к всеобщему удивлению, Светлана вдруг громко и беспричинно расхохоталась. Унять этот странный безрадостный смех не могли минут пять. После чего Серова села на стул и уставилась в одну точку. В глазах у нее не было ни малейшей мысли.

– Ну что, право слово, за концерты? – ворчала порядочно накачавшаяся портвешком Крикуненко, выбрав в качестве слушательницы безответную Колчину. – Вот уж не ожидала от Светланы Андреевны подобных истерик. Если я могу еще как-то оправдать отсутствие культуры пития в мужчинах, то когда подобные инциденты происходят с дамами…

– Да ладно вам, много ли она выпила! – шепотом отвечала ей Колчина. – Два, ну максимум три коктейля.

– В каждом из которых было по сто грамм сорокаградусной! – фыркнула Анжелика.

– Да что вы! Водка совсем не чувствуется, отличный коктейль девчонки сделали. Да вы попробуйте, Анжелика Серафимовна, – и услужливая Юлечка подала ей свой стаканчик, в котором еще оставалось около трети оранжевой жидкости.

– Благодарю вас, Юлия, но вынуждена сказать «нет», – выспренне отчеканила Крикуненко. – И вам на будущее не советую пить подозрительные напитки.

– Да что ж подозрительного-то? Немножко водки, ананасовый сок да пару кубиков льда. Отвертка, она и в Африке отвертка…

Раздался новый взрыв хохота.

– Да что же это с ней такое? – с беспокойством в голосе сказал Кузьмин, подошел к Серовой и внимательно вгляделся в нее. – Ба, да у нее зрачки-то какие узкие!

– А какие должны быть? – подал голос Вопилов.

– По-моему, если бухаешь, то зрачки расширяются, – со знанием дела выдал Антон. – А у нариков, наоборот, сужаются.

– Что вы хотите этим сказать, молодой человек? – прицепилась к Кузьмину Анжелика Серафимовна. – Не намекаете ли вы на то, что наша Светлана Андреевна употребляет наркотики? Немедленно возьмите свои слова обратно и принесите извинения!

– Замолчите, прошу вас, – устало отмахнулся от нее Антон. – Вы видите, она явно не в себе. И на пьяную совсем не похожа. Тут что-то не то.

– Может, это реально передоз? – шепотом предположила Рыкова. – Но когда она успела ширнуться?

– Да где ты у нее дорожки-то видишь? Протри глаза-то, Зин, – Вопилов отверг версию Рыковой.

– Ну, мне рассказывали, что кто-то и в ножные вены вкалывает, – не сдавалась Зина.

– В ножные?! – подключился Антон. – Знаешь, какие надо иметь вены на ногах? Явно у Светы не такие. Да и в ножные вены колются уже в крайнем случае. Когда на руках уже живого места нет.

– Противно слушать, господа! – опять подала голос Крикуненко. – Вы бы так щеголяли познаниями в литературе и живописи, как в наркотиках и алкоголе!

– А, может, она не кололась, а пару таблеточек экстази засосала? – выдвинул новую версию Ростунов. – А вы про ширку талдычите…

– Экстази?! – все переглянулись, пораженные внезапно открывшейся им истиной. Никто и подумать не мог, что сугубо положительная и всегда такая деловитая Серова могла иметь тайные пороки.

Тут Светлана сделала попытку подняться со стула. Однако, нетвердо сделав два шага, она качнулась в сторону стены и принялась оседать по ней. Жуть картины довершали широко распахнутые и при этом стеклянные глаза.

Кузьмин с Ростуновым бросились к ней, попытались удержать, но Серова обвисла в их руках.

– Вау! Полный расслабон! – поразился Леха.

– Да что же это такое с ней? – вдруг запричитала молчавшая до этого Корикова. – Все, нельзя больше гадать, надо немедленно вызывать «скорую»! А вдруг она умирает?

– Ну уж это вы оставьте! – вспылил Вопилов. – Сейчас совершенно не время умирать. Эти разъехались по курортам, эта умирает… Я один, что ли, газету тащить буду?

– Влад, как ты можешь!.. – зазвучало со всех сторон.

– Если она и вправду обжахалась, то это подстава из подстав, – продолжал возмущаться Вопилов. – Вы как хотите, а я отказываюсь делать газету один. Я не камикадзе.

– Да почему один-то, Влад? – тихо сказала Корикова. – Я помогу…

Вопилов в ответ лишь промолчал и с тоской перевел взгляд на бесчувственную Серову.

А через полчаса приехала вызванная Кориковой «скорая». Алина побежала встречать бригаду на вертушку, за ней увязалась и Анжелика Серафимовна.

– Нельзя терять ни минуты, Алиночка! – тараторила она. – Нужно срочно ввести медиков в курс дела. Информировать о том, что пациентка употребляла алкоголь, наркотики…

– Алкоголь? Наркотики? – Алина задохнулась от возмущения и быстрого шага. – Не вздумайте брякнуть это врачам! Это ж надо такое придумать!

– Заметьте, Алиночка, это не мои версии. Данные гипотезы были выдвинуты трудовым коллективом. А я твердо убеждена в том, что дыма без огня не бывает…

– Знаете, что? – вспылила Корикова. – Если вы не уйметесь, то я тоже расскажу врачам о ваших проблемах с алкоголем!

– У меня? Проблемы? С алкоголем? Извольте взять свои слова обратно!

– А вы тогда не говорите ерунды!

…Врачи совещались недолго.

– Я за токсикологию, – сказал щуплый молоденький доктор, облаченный в халат размера на три больше нужного. – Интоксикация неясной этиологии. Похоже на передозировку нейролептиков.

– Нейролептиков?! – взвизгнула Крикуненко. – Слава Богу, это были не наркотики! Хвала тебе, всемогущий Зевес!

– Наркотики? – строго спросила докторша предпенсионного возраста, обводя собравшихся недружелюбным взглядом. – Что ж вы молчали? Морочите нам голову с Тимуром Иванычем, а тут, оказывается, все просто, как дважды два. Тим, надо в наркологию везти.

– Да не наркоманка она! – подскочила к медикам Корикова.

– Я, Анна Семеновна, не вижу признаков того, что пациентка употребляет наркотики, – высказался Тимур Иванович. – Да и на алкогольную интоксикацию не похоже. Много она выпила? – обратился он к народу.

– Весьма прилично! – опять поспешила доложить Крикуненко. – Я прямо диву далась, когда…

– Да хватит вам сочинять! – взорвалась Алина. – Не слушайте ее! Светка выпила не больше двух коктейлей.

– Коктейли покупные или сами делали? – поинтересовался Тимур Иванович.

– Да сами, сами, – отвечала Алина. – Немножко водки, сок…

– Мы должны взять вещества на анализ в лабораторию. Анна Семеновна, займитесь, пожалуйста, – распорядился юный медик. – А вы, ребята, помогите мне транспортировать больную в машину.

– Доктор, что с ней? – бросилась за Тимуром Ивановичем Алина. – Это ведь не опасно для жизни?

– Скажете тоже, не опасно! – опять встряла Крикуненко. – Протрите глаза: она в коме!

– Типун вам на язык, – урезонил Анжелику Тимур Иванович. – Это не кома. Пациентка впала в глубокий медикаментозный сон. Возможно, это продлится несколько суток.

– Но скажите мне, она будет жить? Или может так случиться, что…? – на Алине лица не было от тревоги.

– Успокойся, кис, – подошла к подруге Рыкова, которая вот уже с полчаса молча наблюдала за происходящим, воздерживаясь от каких-либо заявлений. – Все нормально с ней будет, да, доктор?

– Я не господь Бог, чтобы давать вам подобные гарантии, – развел руками Тимур Иванович. – Мы ведь даже не знаем, какую дозу нейролептиков она приняла, и нейролептики ли это были вообще. Надеюсь, к утру получим данные из лаборатории. А пока ей проведут комплекс детоксикационных мер.

– У меня предчувствие, что все будет нормально, – не совсем уверенно сказала Рыкова. – А если что, док, на сколько она подвиснет в больнице?

– Опять же, говорить об этом преждевременно. Но, я полагаю, не менее двух недель в любом случае.

– Вот те на! – развел руками Вопилов. – Погуляли, называется. И что мне теперь делать? Я отказываюсь исполнять обязанности главного редактора в такой обстановке!

– Что за истерики? – бросила ему Корикова. – Как будто у тебя есть другой выход.

– Выходов сколько угодно! – брызгал слюной Влад. – Пусть Карман отзывает Яблонскую из отпуска! Или Кудряшова. Я не подписывался в одиночку делать газету!

– Ты заколебал, Влад, – зло сказала Рыкова. – Тебе Алинка русским языком сказала: согласна поработать за Серову.

Но Вопилова уже несло.

– Премного благодарен, конечно, Алиночке за отзывчивость. Но с тем же успехом свои услуги мне могла предложить и уборщица! Из Алины такой же редактор, как из меня китайский летчик!

– А ты знаешь, какой она редактор? – запальчиво крикнула Рыкова.

– Ну, по крайней мере, Яблонская с Кудряшовым от нее не в восторге, – заюлил Вопилов. Он сообразил, что наговорил оскорбительных вещей и хотел как-то замять это дело. – Лично я не имею ничего против Алиночки и даже наоборот…

Корикова стояла с красным лицом и, вскинув голову, глядела куда-то за окно. И вдруг, притопнув ногой, нажала несколько кнопок на мобильнике.

– Ты куда? – забеспокоился Вопилов. – Янке стучать? Да погоди ты…

Но Алина его не слушала и нетерпеливо ждала соединения.

– Норманн Иваныч! Простите, что так поздно, – чеканя каждое слово, заговорила она. – У нас здесь ЧП. Серову госпитализировали в тяжелом состоянии, а Вопилов отказывается исполнять обязанности… Нет, не надо отзывать… Да пусть отдохнет Яна Яковлевна… Нет, не так… Тут другое… Я готова… Да прорвемся! Ну все, извините за беспокойство.

– Разрешите поздравить? – искательно осклабилась Анжелика.

– Он согласен? – улыбнулась Рыкова.

Алина кивнула головой и громко объявила:

– С понедельника и до возвращения Яны Яковлевны я буду исполнять обязанности главного редактора. Прошу любить и жаловать.

Вопилов в бешенстве бросился вон из комнаты.

Часть третья

На тумбочке лежали два апельсина, киви и лайм. В стакане минералки покачивалась белая пушинка. Светлана уже с полчаса наблюдала за ее передвижениями по водной поверхности. В голове было пусто, как будто кто ластиком затер все переживания, эмоции, мысли.

Где она? Кажется, в больнице. Но почему? Что с ней? Не переменяя позы, парой движений глаз Света оглядела себя и убедилась, что руки-ноги на месте. Она попробовала шевельнуться – тело слушалось с трудом. Но все же она смогла кое-как сесть в постели. Тотчас же в палату вошел доктор.

– Поздравляю, – с улыбкой сказал он. – Выспались, наверно, на год вперед. Почти трое суток!

– Да? – не находя в себе сил удивиться, хрипло выдала Серова.

– Передозировка фенотиазина в ряде случаев дает именно такой эффект, – заговорил эскулап. – Первичные симптомы в виде мидриаза, двигательного возбуждения, реактивного психоза сменились ступором, затем миорелаксацией, после чего вы впали в глубокий медикаментозный сон. Но сейчас все позади. Через неделю будете как новенькая.

– Трое суток? – опять без малейшего выражения спросила Светлана.

– Да, без малого.

– Фено… как?

– Вещество из группы фенотиазинов. И в приличной концентрации. Но на будущее советую не снимать стресс подобным способом. Тем более, в сочетании с алкоголем! Последствия могут быть куда более драматичными.

– Я не снимала.

– Возможно. Но пока все данные говорят в пользу именно этой версии. Лаборатория обнаружила фенотиазин в жидкости, представленной на анализ. Я не решаюсь спросить… Это, случайно, не была попытка суицида? У меня есть отличный психотерапевт…

– Нет, – вяло ответила Светлана и медленно перевела взгляд на лайм.

– Это вам коллеги принесли, – продолжил доктор. – Еще денек побудете в палате интенсивной терапии, и переведем вас в отделение. Там и посетителей сможете принимать.

Серова смотрела на зеленый бочок лайма. Кажется, она знает, каков он на вкус. Горьковато-кислый, но не совсем как лимон. Зато цвет мякоти такой же в точности. Да-да, она видела: долька висит на бортике стаканчика. Пластикового стаканчика с коктейлем. А рядом стоят другие стаканчики. Но на них уже другие дольки. Апельсиновые.

«Так вот как все это было! – мысли в голове Серовой несколько убыстрили свой ход. – Был тост за отъезд Яны. Мы выпили водки. А потом кто-то сказал: давайте делать коктейли. И вот несут пластиковые стаканчики. Они украшены дольками цитрусовых. У кого-то апельсином, а у меня – лаймом. Потом приносят еще стаканчик с лаймом…»

На следующий день, как и обещал доктор, Серову перевели в общую палату. Ее соседками оказались молодая женщина с порочными глазами, которая в отместку изменщику-сожителю хлебнула «Туалетного утенка», и синюжного вида тетка лет сорока, злоупотребившая настойкой боярышника. Молодуха уже пришла в себя, и сиплым шепотом с надрывом пересказывала перипетии своей драмы. Серова ее почти не слушала. Думала о своем. А еще спустя день к ней пожаловала Корикова.

– Фенотиазин, мне сказали? Ужас какой, – участливо заговорила она. – Давай я тебе лайм нарежу. Не надо? Но почему? Ну как хочешь… И откуда только этот фенотиазин взялся?

– Не знаю, Алин, – Серова все еще была заторможена, и говорила заметно медленнее, чем обычно. – Что там в редакции? Владу тяжело?

– Влад ушел на больничный, – Алина постаралась произнести эту фразу спокойно. – Представляешь, ангина в начале мая!

– И как же?

– А вот так. Я исполняю обязанности. Пришлось… Тяжело, конечно, безумно.

– А народ как?

– Кто как. Одни стараются помочь, другие, наоборот, всю свою дурь разом решили выказать. Анжелика Серафимовна, например, уже третий день на работу к часу приходит, а в четыре ее уже нет. Ни строчки не сдала. Я пока Карману не жалуюсь, но…

– Поговори с ней, попроси по-человечески поддержки. Попробуй договориться.

– Да разве с ней договоришься… Зато Антон, лапочка, так мне помогает! Взялся новостные ленты отслеживать, телек мониторит. Зинка активизировалась. На женихов забила, работает как не в себе. Ну, Ростунов, конечно, ворчит. Говорит, что я выскочка, сама себя провозгласила и.о. А что я могла? Когда тебя увезли, Влад психанул и отказался исполнять обязанности главреда. Потребовал отозвать Яну или Олега из отпуска. А мне их так жалко стало. Пашут люди целый год без продыху, а им даже в отпуск по-человечески не дадут сходить. Ну и позвонила Карману… Считаешь, не надо было так делать?

– Все правильно, Алин. Ты сейчас, главное, в мелочах не увязни. Когда такой большой объем работы, за деталями не уследишь. Да их никто и не заметит. А вот если выход номера сорвешь, это тебе сразу большой минус будет.

– Спасибо, Свет, за совет. Мне ведь и правда хочется в каждую мелочь вникнуть, каждую фразу отточить. И вот я начинаю с текстом ковыряться, а потом гляну на часы – боже! уже четыре! И так страшно становится, что завалим выпуск…

– На форуме что новенького? – перевела на другое Серова. – Без ноутбука непривычно так… Яну по-прежнему полощут?

– Ты знаешь, Свет, утихли почему-то. Вот уж дня три как ветка заглохла и вниз скатилась. Да и Светлов что-то сдает позиции. Народ вовсю обсуждает, к кому Карачарова ходит днем.

– Да? И какие версии? – вяло поинтересовалась Светлана.

– Да никаких. Просто удивительно, как некоторые умеют обтяпывать свои делишки.

– Я только не понимаю, с чего все решили, что она именно к любовнику ходит? Мало ли куда человек может пойти в обед.

– Но согласись, для этого незачем переодеваться в красное платье и туфли на шпильке, – улыбнулась Алина. – И второй подозрительный момент: она не берет служебную машину. Наверно, хочет, чтобы все было шито-крыто. Да только от всех этих загадок народ накален до предела.

На следующий день, к немалому удивлению Серовой, к ней заявился Антон Кузьмин.

– Свет, я на минутку, был в прокуратуре по соседству – решил заскочить. Вот, мороженое принес.

После пяти дней, проведенных на больничной койке, Серова не блистала ухоженностью и опрятностью, но никакого ужаса в глазах Антона она не заметила. Азартно кусая мороженое, он деловито говорил:

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь? Кое-кто считает, что ты сама увлекалась этим фенотиазином. Да не маши, Свет, руками! Я-то так не думаю. И все вменяемые люди тоже.

– Если честно, Антон, до позавчерашнего дня я даже не подозревала, что существует такое вещество, как фенотиазин. Просто не представляю, откуда он взялся в коктейле, и почему заболела только я. Ведь отвертку пили все девчонки. Да ладно, что об этом говорить… Все равно ни до чего не дознаешься.

– Ты такая странная, Свет, – Антон положил руку поверх ее одеяла. – На ровном месте загремела в больницу и так пофигистски к этому относишься. Ты что, до сих пор не въехала, что тебя хотели отравить?

– Что? – похоже, эта мысль Серовой не приходила в голову. – Ну, что за глупость, Антон… Кому это надо? Смешно даже…

– Кому это надо – пока не скажу, – продолжил Кузьмин. – Есть у меня предположения, но озвучить фамилии подозреваемых еще не готов.

– Ты и правда считаешь, что кто-то хотел меня убить? – Серова недоверчиво улыбалась.

– Убить? Я этого не говорил. Не убить, а, допустим, на какой-то срок убрать с арены событий.

– Да каких таких событий?

– Ну, или поставить тебя в глупое положение. Подмочить репутацию.

– А что, я выглядела так, как будто напилась?

– Ну, сначала я решил, что ты перебрала, – с улыбкой сказал Антон. – Но потом присмотрелся – ни фига не похоже. А когда докторша стала брать пробу из твоего стаканчика, я тоже решил отработать версию отравления. Выпроводил народ из редакции, а потом вернулся и пошукал на кухне. Что-то меня не по-детски заинтересовало, из чего девчонки свои коктейли делали.

– И, конечно, не нашел ничего, кроме самых обычных водки и сока.

– Водка и сок, действительно, самые обычные. На себе проверил, пока там ночью тусовался, – рассмеялся Антон и ликующе заключил: – Зато посмотри, какую коробочку я нашел в мусорке!

И он протянул Серовой смятую оранжевую картонную упаковку.

– Ты шутишь, Антон? Это же аскорбинка! – разочарованно заметила Светлана.

– А, может, и нет, – упорствовал Кузьмин.

– А что же? Мышьяк? Стрихнин? – слегка поддела его Серова.

– Этого я пока не знаю. Но интуиция мне подсказывает, что коробочка имеет к твоей болезни самое прямое отношение. Заметь, в ведре она лежала с самого верху. Странно, да?

– Не вижу ничего странного. Кто-то доел свою аскорбинку и выбросил пустую пачку.

– А ты видела когда-нибудь, чтобы кто-то из наших пил аскорбинку? Лично при мне никто и таблетки не проглотил. Только Алинка иногда валерьянку пьет, но это не считается. А тут в разгар пьянки кто-то вздумал провитаминизироваться! Говорю тебе, что-то здесь не то.

– Согласна, Антон, может, это и странно, но как это можно связать с моим отравлением? Насколько мне известно, аскорбинкой отравиться нельзя. Только если две пачки подряд зажевать, можно аллергию схватить. Да и смысл-то какой вокруг этой аскорбинки крутиться, если известно, что я отравилась фенотиазином? Вот если бы ты упаковку от фенотиазина нашел…

– Нет, такой упаковки я пока не нашел, – Антон энергично скомкал обертку от мороженого и поднялся со Светланиной постели. – Все, я побежал. Надо Алинку поддержать.

– А, кстати, как она тебе в качестве редактора? – поинтересовалась Серова. – Может выйти толк?

– Не знаю я, Свет. Скажу тебе честно, не могу я объективно Алинку оценить. Гляну на нее – и прямо дураком становлюсь, – Антон улыбнулся.

– Ну так и не теряйся тогда, – подбодрила его Серова, а про себя подумала: «Пустые хлопоты. Корикова уже который год о Кудряшове мечтает, а со Стражнецким если и встречается раз в квартал, то исключительно в приступе отчаяния».

– Вот дураки, – уже вслух заключила она, когда дверь за Антоном закрылась. И тут же почему-то пожалела, что он влюблен не в нее…

В «Девиантных» дым стоял коромыслом. Шутка ли – сразу четыре редактора выбыли из строя, а газету надо было продолжать выпускать. Тут и бывалый человек растерялся бы, запаниковал. Поэтому самовыдвижение Кориковой некоторые сочли безрассудством.

– Я бы тоже мог провозгласить себя главным редактором, – ворчал Ростунов, прямо на рабочем месте угощаясь пивом, чего при Яне не могло быть по определению. – Я с 16 лет в журналистике! Для самого Светлова заголовки сочинял!

– Безусловно, Алексис, как журналист, вы несравненно выше Алиночки, – подхватила Крикуненко, которая только что переступила порог редакции, несмотря на то, что стрелка часов показывала уже без пяти двенадцать. – Ваша непримиримая гражданская позиция известна всему Эмску. Ваш слог выразителен, как талия одалиски, а образный ряд богат, как закрома султана Брунея. И я нисколько не сомневаюсь, что вы с большим успехом поддержали бы газету в трудную годину. Но о чем можно говорить в этом насквозь несправедливом мире, где человекоподобные существа живут по закону джунглей, где такое понятие как скромность давно стало пустым звуком?

– Замолчите оба, – Рыкова редко стеснялась в выражениях. – Вы все в штаны наклали, когда Серова вырубилась. Вопилов быстренько больничным прикрылся. Одна Алинка не побоялась впрячься в этот воз.

В корреспондентскую вбежала Корикова.

– Коллеги, выручайте! – взволнованно заговорила она. – Пятая полоса горит, материала не набирается. Может, у кого что-нибудь завалялось? Анжелика Серафимовна, вы три дня ничего не сдавали. Наверно, у вас какой-нибудь текст на подходе?

– Я вас умоляю, Алина, – закатила глаза Крикуненко. – Служенье муз не терпит суеты.

– Какие еще музы? – вспылила Корикова. – Вы чем вообще все эти дни занимались? Думаете, я не вижу, что вы в редакции почти не появляетесь и на работу забили?

– Не повышайте на меня голос, госпожа и. о., – издевательски отвечала Крикуненко. – У меня может случиться нервный срыв, и я буду вынуждена уйти на больничный. Вы, кажется, этого добиваетесь?

– Да есть ли в вас хоть капля души, Анжелика Серафимовна! – на глазах у Алины выступили слезы. – Почему в такой трудный момент вместо помощи я вижу саботаж и издевательства? Откуда столько злобы? Я, кажется, ничего плохого вам не сделала!

– Ну вот, вы всего третий день как узурпировали власть, а уже на грани истерики. Тяжела, знать, для вас, деточка, шапка Мономаха. Широко шагаете. Ну и шагайте себе, а меня в ваши авантюры не втягивайте. Можно подумать, без вас бы тут не нашлось, кому Яночку Яковлевну заместить! Ах вы, спасительница наша! Дозвольте целовать край ваших одежд!

– Какая же вы…! – выпалила Алина и бросилась вон из комнаты, но в дверях столкнулась с Антоном. Как-то очень удачно получилось, что она угодила прямо в его объятья.

– Алин, ты плачешь? Что случилось? – участливо поинтересовался Кузьмин.

Не в силах дольше сдерживаться, Корикова разрыдалась у него на плече. Анжелика Серафимовна подчеркнуто индифферентно пудрила нос. Ее лицо излучало злорадство.

– Антош, я сейчас урою эту старую грымзу! – вскипела Рыкова.

– Что?! Как вы сказали?! – заблажила Крикуненко. – Все слышали, как меня назвала эта профурсетка?

– Это я профурсетка? – Рыкова вскочила из-за компьютера и непривычно широкими шагами направилась к столу Анжелики. – Все слышали, как меня назвала эта жопа с ручками? Да я вам сейчас мусорную корзину на башку надену!

– Уберите психическую! – замахала ручками Крикуненко. – Алексис! Антон! На помощь!

Кузьмин внутренне просиял и, быстро усадив Алину на стул, бросился к красотке Рыковой. С максимумом естественности схватив ее за декольтированные плечи, он зашептал ей со страстными нотками в голосе:

– Зинуль, ну не надо, оставь ее, уважь старость.

И так он хорошо все это проделал, что к Рыковой тут же вернулось самообладание. Не спеша высвобождаться из рук Кузьмина, она рассмеялась. Засмеялся и Антон, сквозь слезы улыбнулась Корикова. Сдался и Ростунов.

– Алин, у меня, кажется, есть материал, – пробормотал он. – Как раз на пятую. Полполоски хватит или добить чем-нибудь?

– И ты, Брут! – издала пафосный клич Крикуненко и опять схватилась за пудреницу.

В коридоре раздались голоса, и на пороге появились Филатов и Колчина. В руках у фотокора был торт.

– А мы заявление в загс подали! – объявила Юля, метнув быстрый взгляд на Антона. – Через три недели свадьба.

– Вот, торт купили. Угощайтесь, – смущенно топтался на месте Филатов.

– Димон, знал бы ты, как я тебе завидую! – с легкой иронией вздохнул Кузьмин. – Зин, можно я тебя поцелую?

Рыкова кокетливо подставила ему щеку. Антон с чувством приложился к ней.

– А в шейку?

– Да пожалуйста! Чай от этого не забеременеешь!

– А…? – Кузьмин красноречиво скользнул взглядом вглубь ее декольте – как всегда, не по-рабочему смелого.

Рыкова опять засмеялась и расстегнула верхнюю пуговку блузки.

– Не понимаю, как можно при всех так себя вести, – буркнула Колчина и не преминула поддеть Рыкову: – Зин, а ты когда замуж соберешься?

– А что я там забыла-то? – отвечала Рыкова. – У меня с мужиками и без штампа прекрасное взаимопонимание! Да, Антош?

– Да, Зинуль, – и Кузьмин от избытка чувств вдруг поднял Рыкову на руки и закружил на месте.

* * *

С горем пополам дожили до вечера пятницы. Все четыре выпуска «Девиантных» были сданы и отпечатаны в положенное время. Другое дело – какой ценой это далось Кориковой и ее коллегам. Хорошо хоть, Анжелика Серафимовна после стычки с Рыковой несколько поутихла, на следующее утро пришла на работу «всего» с часовым опозданием, а к обеду даже сдала Алине нечто вроде зарисовки о том, как преобразился Эмск к приходу лета. Пробежав глазами эту псевдопоэтическую муру (под заголовком «Ах, лето красное!»), Алина со вздохом отправила текст Крикуненко в мусорную корзину.

Анжелика же Серафимовна разложила на столе четыре номера, выпущенные под руководством Алины, и, вооружившись карандашиком, принялась что-то выписывать в блокнот.

– О боже! Мрак! – бормотала она себе под нос. – «Отец постоянно отклонялся от исполнения родительских обязанностей»? «Сергей дохнул ей в лицо пьяным перегаром»? Какая гиль! Алексис, будьте столь любезны, накапайте мне корвалола.

Ростунова тяготило покровительство Крикуненко. Однако в отсутствие Влада и с переменой интересов у Филатова он почувствовал себя одиноко, и поначалу был даже польщен напыщенными комплиментами Анжелики в адрес его ума и профессионализма.

– Алексис, вы только вслушайтесь в эту фразу, – продолжала хихикать Крикуненко. – «На его лице моментально выросла улыбка»! И эта особа мнит себя великим редактором! Ох, помахайте на меня платком, дайте мне атмосферы!

– А зачем вы все это выписываете, Анжелика Серафимовна?

– Специально для Яночки Яковлевны. Вот уж повеселится она, когда она вернется.

– А на фиг? – устало отвечал Ростунов. Уверовав в слова Крикуненко о том, что как журналист он гораздо круче Кориковой, Леха проникся к Алине некоторой снисходительностью. – Все и так знают, что наша и.о. не дружит с русским языком.

– Тогда не лучше ли уступить незаконно захваченную власть более достойному преемнику? – злобно возразила Крикуненко. – Уж поверьте мне, я бы никогда не описала улыбку в столь чудовищных фразах. Неужели нельзя выразиться более возвышенно, поэтично? Отчего не сказать так: «Внезапно по его мрачному лику пробежала светлая тень лучезарной улыбки»? Вы только вслушайтесь в мелодику этой фразы, Алексис!

Ростунов не был в восторге от вычурного стиля Крикуненко, и не считал обилие штампов проявлением поэтичности. Но, побаиваясь взбалмошности Анжелики, он предпочитал об этом молчать, невольно поддерживая устоявшееся мнение об ее высоком профессионализме.

В комнату вошла радостная Колчина. В руках она держала каталог свадебных платьев.

– Леш, поможешь мне наряд выбрать? – подсела она к Ростунову. После объяснения с Димоном она стала проявлять к Лехе повышенное внимание, вообразив, что тот ужасно страдает, проиграв сопернику в битве за Юлину любовь. На самом-то деле Ростунов после оглашения этой новости переживал лишь пару дней. Всплески страсти к Колчиной возникали у него лишь эпизодически, преимущественно по пьяной лавочке, поэтому потеря была не так, чтобы велика.

– Да я ни хрена в этих платьях не понимаю, – буркнул Ростунов.

– Нет, ты скажи, мне будет хорошо в корсете и юбке на кринолине? А волосы завью на спиральные бигуди и украшу маленькими беленькими розочками, – тараторила Юля, кося взглядом в сторону Кузьмина, который сосредоточенно работал на компьютере.

– Да вы задолбали уже своими кринолинами, – из кухни с чашкой кофе вернулась Рыкова. – Втиснут телеса в корсеты, кудрей навьют как у пуделей и идут, переваливаются, как утконосы. Красотки, е-мое! Куклы-наварницы!

– Ну а ты бы, Зин, что надела? Лаковые ботфорты и шортики на подтяжках? – попыталась поддеть ее Колчина.

– Нет, дитя мое. Я бы надела длинное платье в пол. Все строго по фигуре, – Зина столь эротично изобразила, как именно наряд будет обтягивать ее формы, что Кузьмин тут же оторвался от компьютера. – Декольте на всю спину, юбка узкая-узкая, высокий разрез. И шляпка-таблетка с вуалью.

– Класс! Супер! – шумно восхитился Антон. – Зин, ты прелесть!

– Не вижу ничего классного, – недовольно выдала Колчина. – По-моему, очень вульгарно. Скажи, Лех?

– Да отстаньте вы от меня. Сказал же: ничего в этом не понимаю!

– Вот и мой муж так же говорит!

Колчина завела преждевременную привычку называть Филатова «муж». Кого-то это смешило, а кого-то – например, Зину – раздражало.

– Я бы на месте Димки сблюнула от такого обращения! – фыркнула Рыкова. – Скажите, пожалуйста, муж!

– Да, муж! – пискнула Колчина. – Мы уже неделю живем вместе!

– Да мало ли я с кем живу, – пожала плечами Зина. – Что ж, я каждого буду мужем называть?

– Ваш моральный облик, Зинаида, довольно хорошо известен, – встряла Крикуненко. – Но вы, право, могли бы не распространять миазмы порока на невинное существо. Вспомните примеры из классики. В 19 веке даже самая бесстыдная камелия склоняла голову перед жемчужиной добродетели!

– Слишком много букв! – рассмеялась на эту тираду Рыкова. – И кто это у нас тут жемчужина добродетели? Уж не Юлечка ли? А уж насчет миазмов порока вы меня извините. Сами-то на старость лет с пацаном связались. Да-да, я про Светлова говорю. И не надо тут лупить глаза. Как будто вы не знаете, что он вас на тридцать лет младше!

– А, кстати, куда он пропал? – воспользовавшись моментом, Кузьмин быстро перевел разговор в другое русло. – Все, выдохся?

– Антон, прошу, не будем об этом подонке, – произнесла Колчина, поднося пальчики к вискам и страдальчески прикрывая глаза.

С поскучневшим лицом Кузьмин вновь обратился к монитору.

* * *

К пятнице Серова почувствовала себя совсем хорошо. Но домой на выходные ее не отпустили. Врач сказал, что возможны отдаленные последствия, поэтому лучше не рисковать. Светлана уже приготовилась к скучному уикенду, как вдруг в субботу после тихого часа к ней нагрянула целая делегация: Кузьмин, Рыкова, Корикова, Ростунов, Филатов и Колчина. Всей компанией уютно расположились на заднем дворике больницы. Бутылки с пивом предусмотрительно держали в пакетах.

– Вчера Стражнецкого видел, – весело делился новостями Кузьмин. – Аж задница от радости сияет!

– Еще бы! Любимая супруга подарила человеку сразу двух очаровательных малюток! – воскликнула Колчина.

– Да при чем тут малютки! Хвалился, что они с Владом на этой неделе настоящий чес по местам боевой славы устроили. Все любимые сауны обошли. Костик как с цепи сорвался. А у Вопилова Алка в деревню уехала, вообще лафа!

– Так у Вопилова вроде как ангина, – сказала Светлана.

– Как же, ангина у него, – безрадостно отозвалась Корикова.

– И что, Папик спокойно смотрит на загулы Костика? – недоверчиво поинтересовался Ростунов. – И Катюшка ему до сих пор за это не вынесла мозг?

– Ой, Лех, там такая ситуация, – весело продолжил Антон. – Катюшка так с двумя детьми закружилась, что, наверно, и не замечает, что муж где-то пропадает. Но самый прикол – это Папик! Представляете, сплавил жену к дочке, с детьми помогать, а сам замутил с кем-то роман… Кстати, никто не хочет аскорбинки?

И Антон достал из кармана точно такую же оранжевую упаковку, что показывал Серовой в среду.

– Ой, а можно побольше? – первой протянула Колчина миниатюрную ладошку и многозначительно добавила: – Мне сейчас надо пить много витаминов.

Но на эту фразу никто не отреагировал. На той пятничной попойке, когда загремела в больницу Серова, хорошо принявший на грудь Филатов пожаловался Ростунову, что до сих пор не сорвал с уст своей невесты даже поцелуя. Что уж говорить о большем… Как лучший друг, Леха тут же растрезвонил об этом по секрету всему свету.

– Кому еще насыпать? Не стесняемся, не стесняемся, – вертел коробочкой Антон. – Свет?

– Нет, спасибо, – она смотрела на Кузьмина настороженно.

– Леха?

– Ну давай парочку.

– Да бери больше. Все девчонки потом будут твои! – веселился Антон. – Алина?

– Ты такой странный сегодня, Антон… Ну ладно, давай.

– Зинуль?

Та вместо ответа выхватила у него коробочку и принялась ее изучать.

– Да что ты там читаешь? – Антон потянул упаковку к себе, но Зина вцепилась в нее своими наращенными ногтями в стразах.

– Да так… изучила состав… – наконец, выдала она. – У меня кое на что аллергия. Но с этой аскорбинкой все должно быть нормально, – и она отсыпала себе пять таблеток.

Через неделю в редакции вновь стало многолюдно. Разом вернулись из отпусков Яблонская и Кудряшов. Громко кашляя и помахивая больничным, явился Вопилов. Выписали из больницы и Серову.

– Свет, ужас какой! – тараторила Яблонская, узнав о болезни Серовой. – Как же ты так! И Влад как назло слег. Но Корикова-то… да-а, ей палец в рот не клади. Конечно, газета сделана дилетантски, но чего еще можно ждать от Алины?

– Навряд бы даже мы сделали лучше, если бы работали в том же составе, что и Алина, – отвечала Серова. – По-моему, она заслуживает премии.

– Это за что? За эти перлы? – и Яблонская потрясла небольшим блокнотом. – Вот, мне тут добрые люди выписали, какие жемчужины выловили из отредактированных ею статей… Как тебе это: «О готовящемся высоком визите выдавали лишь свежевыкрашенные заборы и убранные дороги»? Может, мне за это ей еще бюст при жизни поставить? Господи, не успела на работу выйти, а уже нервы ни к черту. Хорошо хоть, на форуме меня склонять перестали, каких-то три сообщения за две недели.

– Да? А я и не в курсе, – сказала Серова, чтобы хоть что-то сказать. – Две недели без компа провела.

– О Светлове слышно что-нибудь? – спросила Яна безразличным тоном.

– Вообще ни слуху, ни духу.

– Как Кузьмин? Не борзел? – продолжила расспросы Яблонская.

– Алинка на него нахвалиться не могла. Помогал ей вовсю, новости мониторил…

– Свет, ну какая же ты все-таки наивная, – с улыбкой посмотрела на нее Яна. – Корикова с Кузьминым давно глазки друг другу строят. Вот Антоша и воспользовался случаем, чтобы подкатить к ней под видом дружеской поддержки. Интересно, сработало?

…Корикова, видимо, еще не потеряла надежду на то, что Яблонская вызовет ее и поблагодарит. Но нет. Прошел час, другой, наступило время обеда, а вожделенной весточки от Яны все не было. Серова исподволь поглядывала на Алину, искренне сочувствуя ей.

Заметно приуныл Кузьмин. До обеда он не проронил ни слова, что при его веселом живом характере случалось редко. Опять свалила из редакции Рыкова, объявив всем, что ей надо срочно делать коррекцию ногтей. Зато Анжелика ходила гоголем, победно посматривая на Корикову.

– Как верно гласит народная мудрость! Знай, сверчок, свой шесток, – ни с того, ни с сего брякнула она.

– К чему это вы, Анжелика Серафимовна? – хмуро спросил Антон. – Берлиозом навеяло?

А сразу же после обеда Яблонская вызвала Серову к себе в кабинет.

– Свет, опять. Опять все началось, – на Яне лица не было. – Словно этот Кэп Грэй меня специально из отпуска дожидался, чтобы снова помоями облить! Теперь он, видите ли, недоволен тем, что я не оценила великого редактора Корикову! Мне кажется, это сама Корикова и пишет. Наверно, думала, что я ей дифирамбы буду петь, не дождалась, вот и принялась заново меня обсирать!

– Так это легко проверить, – посоветовала Серова. – Вызови ее, похвали, а потом проследи, в какую сторону на форуме ветер подует.

– Ну уж нет! Спелись с Антошей на мою голову, дворцовый переворот затевают… Сгною! Законопачу!

Когда Серова вернулась в корреспондентскую, там вовсю обсуждали пропажу из холодильника восьми сосисок, которые заботливая Колчина купила с аванса для кормежки «мужа». Она запретила Димону даже смотреть в сторону доширака, мотивируя тем, что это может плохо сказаться на будущем ребенке. Кузьмин с Вопиловым недоуменно переглядывались: по простоте душевной Филатов каждый день предоставлял им сводку о том, как развиваются их интимные отношения с невестой. И пока, так сказать, на западном фронте было без перемен.

– Я купила лучшие сосиски, самые дорогие! – тонким голоском возмущалась Колчина. – Только на одну ночь и оставила в холодильнике. Надо остановить этот беспредел.

Все были только за, но никто не знал, каким образом.

– Димочка, ну придумай что-нибудь! – продолжала меж тем Колчина. – Ты такой сильный, такой умный!

Филатова весьма воодушевляли даже такие лобовые комплименты. Он тут же сделал свирепую физиономию и пробасил:

– Поймаю крысу – порву как Тузик грелку. Пацан сказал – пацан сделал.

Но, вопреки его ожиданиям, никто не побелел от страха, не задрожал как свеча на ветру и не схватился за сердце. А Анжелика Серафимовна подбоченилась и выдала:

– Позвольте поинтересоваться, о гуманнейший из гуманных, вы и с дамой планируете поступить таким же образом? Прямо-таки и порвете как Тузик грелку?

– Мечты, мечты, где ваша сладость, – усмехнулся Кузьмин.

– И мы снова рады приветствовать вас на нашем вечере эротических фантазий, – подхихикнул ему Вопилов.

– С дамой – нет, – отвечал несколько опешивший от такого поворота беседы Филатов. Похоже, мысль о том, что таинственный вор может быть женского пола, даже не приходила ему в голову. – Женщина – это для меня святое!

– То-то же, – процедила Анжелика. – А то нашелся мне тоже, храбрый портняжка, Аника-воин.

– То есть как это, Дим? – опять пропищала Юлечка. – Значит, эта наглая баба может без всякого страха продолжать таскать наши продукты?

– Ну я не знаю тогда, – развел руками Димон.

– А давайте решим так, – подал идею Кузьмин. – Если поймаем крысу, то пусть он всю нашу кодлу угощает ужином в «Фортеции». Ему точно мало не покажется!

– Оч-чень оригинально, Антон! – попыталась съязвить Колчина. – Лично я с этой тварью за стол не сяду.

– А я сяду, – весело стоял на своем Кузьмин.

– И я сяду. Нагло развалюсь на лучшем месте и назаказываю самых дорогих блюд, – заржал Вопилов, который иногда забывал строить из себя человека, еще не до конца оправившегося после тяжелого недуга.

– Значит, единогласно, – заключил Антон. – Ну, теперь-то мы точно призовем его к порядку! Этот парень, знаете ли, смог меня замотивировать…

* * *

– А я все-таки утверждаю, что купил эту аскорбинку в аптеке буквально на днях! – Кузьмин с вызовом посмотрел в лицо статной даме в белом халате – начальнице регионального центра мониторинга лекарств.

– А я вас в десятый раз спрашиваю: в какой? – ответила женщина.

– Ну не помню. Я не являюсь фанатом какой-то одной аптеки. Где стрельнет – там и отоварюсь.

– Думаете, я из чистого любопытства этим интересуюсь? – напустилась на него дама. – Вот вы утверждаете, что ваша родственница слегла после приема этой аскорбинки. Знаете, это все очень серьезно. Неужели у вас не сохранилось ни одной таблетки? Мы бы взяли ее на анализ. Это недешево, но случай, повторяю, серьезный. Мы обязаны бдить!

– К сожалению, ничего не осталось, – развел руками Антон. – Слопала всю пачку!

– Ну, тогда я могу предложить вам только одно: проверить серию препарата по нашей базе данных. Мы ведем учет всех забракованных и фальсифицированных лекарств. Разве тут что-то всплывет…

Женщина защелкала по клавиатуре. Потом потянулась к оранжевой пачке, которой Антон вот уже четверть часа тряс перед ее носом. Перевернула ее. Сдвинула на кончик носа очки, нахмурила брови, пытаясь разобрать мелкие цифры.

– М-да, – наконец сказала фармработница. – Интересно получается. Вы знаете, эта серия аскорбинки действительно числится в списках недоброкачественных лекарственных средств. Но мы забраковали ее еще пять лет назад. В таких случаях все непроданные препараты серии изымают из продажи и отправляют на завод-изготовитель для уничтожения. Интересно, где вы ее раскопали. Давайте вспоминать, молодой человек, это очень и очень серьезно.

– А что такого-то? – Антон решил притвориться балбесом. – Подумаешь, бодяжная аскорбинка. Что от нее плохого-то будет? Чай, не цианистый калий.

– Вы заблуждаетесь, молодой человек, – дама начала закипать. – От такой аскорбинки можно и в горние селения досрочно переселиться.

– То есть, склеить ласты? Да что вы говорите!

– Вы разве не слышали, какое ЧП разразилось пять лет назад в Чувашии?

– Знаете, сколько этих ЧП каждый день, за всеми не уследишь, – махнул рукой Антон, напустив на себя безразличный вид. Он знал, что это – одно из самых надежных средств подстегнуть азарт собеседника.

– А ЧП, между тем, было очень серьезное, – продолжила дама. – Родители купили трехлетней малышке аскорбинку. Девочка поела сама и угостила в садике друзей. И что вы думаете? Один мальчонка стал бросаться на стену – ему показалось, что на ней выросли васильки. Другая девчушка три часа как заведенная носилась взад-вперед по коридору. Остальные детишки кто в обморок попадал, кто час или два жутко хохотал. Неадекват полный!

– Они умерли?

– Слава Богу, нет. Но могли, вполне могли.

– И все это – из-за аскорбинки? – удивился Антон. – Всю жизнь считал, что можно есть ее пачками.

– В том-то и дело, что это оказалась никакая не аскорбинка, – женщина понизила голос.

– Фено…? – вырвалось у Антона, но он вовремя прикусил язык.

– Откуда вам известно? – взвилась дама. – Быстро говорите!

– Да ничего мне не известно, – стал защищаться Кузьмин. – Я хотел сказать: «Феноменальные безобразия творятся у нас в России»! А вы меня перебили!

– Да уж, безобразия действительно феноменальные, – вздохнула труженица фармы. – Когда наши чувашские коллеги проверили деятельность этого фармзавода, оказалось, что сначала в этом котле готовили нейролептик фенотиазин, а потом – аскорбинку! И в безобидный витамин подмешались такие дозы вещества, что десяти таблеток было бы вполне достаточно для летального исхода. Чудо, что детишки съели меньше… Поэтому меня очень тревожит, откуда у вас всплыла эта пачка пятилетней давности.

– Я буду всячески стараться вспомнить, где же я ее купил, – заверил собеседницу Антон. Кузьмин покинул Центр мониторинга в приподнятом настроении. Он шел по улице и размахивал руками, ведя воображаемый диалог с Серовой.

– Я же говорил, что моя версия гениальна, – бубнил он себе под нос. – А ты смотрела на меня как на придурка…

– М-м-м… э-э-э, – заливаясь краской, мямлила Серова.

Посрамив Светлану, Антон мысленно обратился уже к другой коллеге: «Ну а ты что на это скажешь, красотка? И как будем расплачиваться, а?» При этом он сделал столь лукавую физиономию и так игриво подмигнул в пустоту, что две встречные мамы с колясками удивленно посмотрели ему вслед.

Толки о Светлове приутихли. Вот уже три недели редакторы не получали от него вестей. Видимо, в информационном вакууме находились и рядовые журналисты. Незаметным образом также сдулись загадочные форумчанки, недавно на все лады намекавшие о более чем дружеских отношениях с гениальным Светловым.

– Ты знаешь, – как-то заявила Яблонская Серовой. – Я, наверно, была несправедлива по отношению к Ромке. Подумала на него бог весть что из-за этих пустых листков. А ведь все ясно, как белый день. Закружился, сунул в конверт не то. А мы сразу обвинили его во всех смертных грехах! А текст Папику понятно кто слил. Вопилов! Расплатился нашим отшельником со Стражнецким. Мне тут намекнули, какой у них там взаимозачет… Да и Карачаровой он вполне мог слить. Знаешь, не удивлюсь, если окажется, что таинственный любовник Ольги Вячеславовны – наш обаяшка Влад!

Серова молча внимала этому потоку сознания.

– Что ж ты не говоришь ничего, Свет? – Яна явно хотела услышать от нее подтверждение своим мыслям.

– В чем-то я с тобой согласна, – нехотя выдала Серова. – Но связь Карачаровой с Вопиловым мне кажется притянутой за уши. Ты вспомни-ка, когда это Владик молчал о таких вещах? Да ты бы на другой день уже знала.

– Верно, верно, – пробормотала Яблонская. – А Ромка? Он же не хотел меня обидеть? Это я, как всегда, себя накрутила? Ты видишь, я стала работать над собой, бороться с паранойей, – улыбнулась она.

Серова была уверена, что как раз в этом случае Яна себя не накрутила. Светлов не вызывал у нее абсолютно никакого доверия. Но Яна так трогательно наивничала, что Света решила оставить ее в счастливом заблуждении.

Серову занимало другое. После выхода из больницы к ней почему-то стала льнуть Корикова. Вчера вот йогурт принесла, сегодня шоколадкой угостила, третий день зовет вместе пообедать… И удивительное дело, с Рыковой, с которой они раньше были не разлей вода, Алина теперь держит дистанцию. Смолкли шушуканья на лестнице, утихли смешки на кухне…

В коридоре раздался писклявый лай, и на пороге корреспондентской возникла Юлечка Колчина. Словно младенца она прижимала к груди крошечную псину с розовым бантом на макушке. Переднюю лапку собачки украшало нечто вроде браслета из кружев цвета фуксии.

– Какая прелесть! – взвизгнула Крикуненко. – Обожаю таких пупсиков! Кто это тут у нас? – и она умильно вытянула губки уточкой.

– Я только что из салона, – отвечала Колчина. – Заказала платье на обручах и сумочку. Выбираю перчатки, а стилистка мне и говорит: а собачки у вас разве не будет? сейчас все красивые невесты, особенно звезды, собачек в загс берут. Ну я и подумала: а я чем хуже? Вот и купила у нее Сюсечку.

– Плюнь своему стилисту в морду. То есть, в визаж, – посоветовала со своего места Рыкова, которая только что вернулась из солярия. – Чувствуется, чел абсолютно не в теме. Таскаться с шавками – это даже не вчерашний, а позавчерашний день. Все гламурные девушки уже давно распродали своих уродцев на благотворительных аукционах!

В это время Крикуненко с выражением крайнего умиления на лице корчила Сюсечке забавные рожицы, выразительно поднимала брови, как бы не веря глазам своим, что в мире существует подобная красота.

– Да, это мой маленький бебик, – на том же птичьем языке вторила ей Колчина. – Моя ляля. Сюсечка, ты ведь будешь слушаться мамочку? Будешь ее радовать пропердольками?

– Пропердольками?! Это еще что за хрень такая? – фыркнула Рыкова.

– Может, Юля хотела сказать: профитрольками, – деликатно предположила Корикова.

– Нет, я сказала именно то, что хотела сказать, – надула губки Колчина. – Не надо делать из меня дурочку. Ляля будет радовать мамочку именно пропердольками.

– Пропердольки! Какое нежное, напевное слово! Словно предрассветная трель соловья или свирель златокудрого Леля! – городила турусы на колесах Анжелика. – Какая прелесть – пропердольки! А… что это?

– Ну, – завела Юля многозначительно. – Меня предупредили, что у таких бебиков часто бывают проблемки… как бы это сказать, со стульчиком. А мне бы очень хотелось, чтобы у Сюсечки был хорошенький стульчик!

– Так вы о собачьем дерьме, что ли, говорите? – и Вопилов расхохотался. – Пропердольки, блин!

– Да уж, некоторым легче ломать язык, чем изъясняться по-человечески, – вставил свои пять копеек и Ростунов. – Со всех сторон только и слышишь: молчел, нямка, печенюшки!

– Ага, Леш, – подхватила Рыкова. – А еще месики, губнушка и беремешки!

– В некоторых кругах принято говорить – беремчатые, – с иронией добавил Кузьмин.

– Пасибки, Антош, чмоки-чмоки, – подыграла ему Зина.

– Все, хватит, – неожиданно прекратила эту веселуху Серова.

– А почему хватит-то? – недовольно протянула Рыкова.

– Я сама не в восторге от этой новомодной манеры, – отчеканила Света. – Но это не повод, чтобы набрасываться на человека, который искренне выразил свою радость так, как умеет.

– Да, Свет, ты права. У меня сейчас словно глаза открылись, – неожиданно выпалила Корикова. – И теперь я прекрасно вижу, что все они просто бессердечные, жестокие люди!

– Это относится и ко мне? – как бы не веря своим ушам, обернулась к подруге Рыкова.

Алина колебалась ровно секунду:

– Да, Зин. К сожалению, и к тебе.

Макароны с сосисками были съедены, тарелки вымыты, дочка уложена спать, и у Алины наконец-то появилось полчаса на себя. Но как его потратить? Взяться за книгу, купленную три недели назад? Никакого резона. Ну, прочитает она 15 страниц, а когда до следующих пятнадцати дойдет – это еще большой вопрос. Покрутить обруч? Но какой смысл делать это раз в месяц? Только издеваться над собой и ничего более. Алина глянула на свои ступни. Непорядок! На следующей неделе наступит июнь, а она так и не нашла времени сделать педикюр. Вон Рыкова уже вовсю щеголяет красными ногтями, и на ее ножку в открытой туфельке любо-дорого посмотреть…

Алина побрела посмотреть, какие у нее имеются лаки. Она не проводила их ревизию еще с прошлого сентября, когда они с дочкой вернулись с моря, и она тут же переобулась в закрытые туфли. М-да, а выбирать-то особо не из чего. Любимый бежевый металлик засох, у бледно-розового намертво пристыл колпачок, на синий, купленный в припадке неизвестно чего, она не могла решиться уже больше года…

Алинины раздумья прервал звонок мобильного. Кто это, на ночь глядя? Ничего себе, Кузьмин! Антон часто звонил ей в рабочее время – по рабочим же вопросам, но в поздний час не беспокоил ни разу.

– Слушаю! – тревожно выдохнула в трубку Алина. – Прямо сейчас?… Ты на часы смотрел?… Нет, не могу оставить Галинку … Лучше ты давай. Да-да, третий подъезд, напротив – детский городок…

Алина мельком глянула на себя в зеркало. Свежестью, конечно, не блещет, но не марафет же ей сейчас для Кузьмина наводить? Ничего, переживет…

Через пять минут Антон уже разувался в ее прихожей.

– Это тебе, – он протянул Алине пакет. – Решил взять торт-мороженое. И еще вот… коньячок маленький.

Корикова машинально понесла коробку в холодильник, но Антон без обиняков сказал:

– А я думал, мы сейчас мороженого поедим. Я с кофе люблю. И выпить бы не мешало – пятница как никак.

Алина молча открыла упаковку «Персиковой пурги», включила чайник, достала банку простенького растворимого кофе…

– Я сегодня очень была не права, да? – вдруг сказала она.

– И не только сегодня, – вырвалось у Антона. – Прежде чем обвинять в бессердечии других, неплохо бы и на себя, кума, оборотиться.

– В смысле? – насторожилась Алина. – Будь добр, говори прямо. Времени мало, спать пора.

– Да брось ты, завтра же суббота, – развязно отвечал Кузьмин. – А разговор у нас быстрым не получится. Очень мне хочется понять, Алина, почему ты так поступила со Светкой.

– Как? – лицо Алины выразило недоумение.

– Ты знаешь, как. А раз любишь прямой разговор, то давай рассказывай обо всем откровенно и по порядку. Что ты намешала Светке в коктейль?

– Да честное слово, ничего! Водка, сок, два кубика льда бросила, какую-то дольку для красоты нацепила. Все, как и всем. Откуда я знала, что в водке этот… как его, фенотиазин?

– А почему ты решила, что он в водке?

– Ну, или в соке. Ну да, точно, или в водке, или в соке. Третьего не дано.

– А как ты тогда объяснишь тот факт, что отравилась только одна Светка?

– Сама над этим всю голову сломала. Никаких идей.

– Зато у меня есть отличная идея, – с воодушевлением произнес Антон. – Фенотиазина не было ни в водке, ни в соке. И ты это прекрасно знаешь.

– Я сама не понимаю… – и тут Алина неожиданно разрыдалась.

Антона пронзила острая жалость к ней. Он обнял Алину за плечи и усадил на табуретку.

– Выпей, – протянул он ей рюмку коньяку. – Знаю, ты почти не пьешь, но сейчас надо.

Алина не прекословила.

– Расскажи мне все, – мягко настаивал Антон. – Тебе самой станет легче.

– Да я все рассказала…

– Нет, Алин, ты не упомянула про четвертый ингредиент коктейля. Аскорбинку.

– Но не фенотиазин же! – горячо возразила Корикова.

– А, может, и фенотиазин? Объясни вот мне, с чего это тебе взбрело в голову накрошить Светке в коктейль аскорбинки?

Алина молчала секунду, три, десять, а потом выдала:

– Я хотела поддержать Светкин иммунитет. Она же никогда витамины не пьет, даже в марте. И еще я слышала, что витамин С нейтрализует влияние алкоголя. А мне не хотелось, что Светлана плохо себя чувствовала наутро.

– Удивительная забота о человеке, который даже не является твоим другом!

– Ну вот так уж… Но никакого злого умысла у меня не было!

– Да? А что тогда себе витаминок пожалела? Почему Юльке не сыпанула? Зинке? На их иммунитет тебе наплевать?

– Я не знаю, Антон…

– А я знаю, Алин. В аскорбинке твоей витамина С было кот наплакал. А вот фенотиазину – в десять раз больше предельно допустимой нормы. И это, заметь, в каждом порошочке. А ты их сколько Светке скормила? Если учесть, что она выпила не меньше трех коктейлей…

– Антон, от твоих заявлений у меня волосы на голове шевелятся. С чего ты взял, что в аскорбинке содержался этот…? Откуда ты вообще это можешь знать?

– Элементарно, Ватсон. Съездил кое-куда, кое-какие базы данных пробил, и открылась мне неприглядная истина. Если ты не в курсе, то просвещу: на каждой коробочке с лекарством серия проставлена. Так вот, серия, которая значится на упаковке твоей аскорбинки, указывает нам на то, что никакая это не аскорбинка. А очень опасная фальшивка.

Лицо Кориковой выразило такое неподдельное изумление, что Антон даже усомнился, по адресу ли зачитывает обвинение. Но его замешательство длилось буквально пару секунд.

– Что будем делать, Алиночка? – лукаво подмигнул он Кориковой.

– Я вот что подумала… – забормотала Алина, потирая виски ладонями. – Я этого не хотела… я не знала, что это не аскорбинка. Это просто несчастный случай. Совпадение!

– Исключительно выгодное для тебя. Почему Серова слегла именно тогда, когда и Яблонская, и Кудряшов смотались в отпуск?

– Повторяю тебе, это просто ужасное совпадение. Я понятия не имела… – как заведенная, талдычила Алина.

– А не потому ли все так совпало, что кое-кому очень хотелось посидеть в кресле Яны Яковлевны? – гнул свою линию Антон. – Не потому ли, Алиночка?

Корикова молчала, немигающим взглядом уставившись куда-то в угол.

– Да, жестоко я расплачиваюсь за свою доверчивость, – наконец, произнесла она.

– Ты, наверно, хочешь сказать, что Светка жестоко поплатилась, да? – Антон поднялся со своего табурета и присел на корточки перед Алиной. – Что делать-то будем, спрашиваю? Ты знаешь, у меня нет никакого желания предавать эту некрасивую историю огласке. Да и Светке знать все это незачем. Пусть живет себе в счастливом неведении и считает, что у нее нет врагов. Правильно я говорю? – и он игриво накрутил на палец прядь Алининых волос.

Та встрепенулась, потом ее губы искривила чуть заметная обреченная улыбка.

– Я поняла, зачем ты пришел, – сказала Алина и резко встала. – Я согласна.

Вот уже много месяцев Кузьмин мечтал об этом моменте, много раз проигрывал в голове, как это все может произойти. И вот, сбылась мечта идиота. Отчего же так нерадостно? Нет, надо взять себя в руки, отбросить все эти сантименты и поставить, наконец-то, в своем донжуанском списке желанную галочку… И он решительно обнял Алину.

Но, даже поцеловав ее в шею, он не почувствовал ни малейшего прилива желания. Он повторил поцелуй, потом еще… Да что же с ним такое происходит? Внезапно он все понял и разомкнул объятья.

– Что такое? – с легкой издевкой спросила Алина. – Может, стоит меньше пить водки и пива?

Антон молча смотрел на нее, как будто бы что-то прикидывал.

– Я просто больше не люблю тебя, Алин, – наконец, сказал он. – Вот и все.

Директриса Эмского оперного театра Элла Соломоновна Розенштерн захлопнула объемистую папку и удовлетворенно объявила:

– Ну, распоясались борзописцы! Ничего, будет вам и свобода слова, и плюрализм мнений… Затаскаю по судам!

А спустя два дня Папик вызвал к себе Стражнецкого.

– Эта жидовка никак не уймется, – поведал он своему заму и зятю. – Опровержения требует плюс сто тысяч рубликов за свои страдания. Вот, почитай…

– Ну, что я тебе скажу, папа, плохо дело, – сообщил Костик, ознакомившись с эпистолой Эллы Соломоновны. – Она на документы ссылается. Оказывается, в период с 1975 по 1985 годы Эмский театр не ездил в гастрольные туры по Сибири. И никакого «Бориса Годунова» у них с 1963 года в репертуаре нет.

– А как тебе подборка свидетельских показаний старейших работников театра, которые в один голос утверждают, что инцидент с «Полетом шмеля» не имел места? А официальное письмо отца Германа? Эта стерва не поленилась отправить запрос на Соловки! И попик ей ответил, что за последние 30 лет среди братии не было ни одного отца Никодима.

– Я, папа, считаю, что на опровержение тут явно не тянет. Это она губу раскатила. Дадим просто «Работу над ошибками». Мол, напутали немного с фактурой, с кем не бывает. Мол, не отец Никодим, а отец, скажем, Иоанн… В любом монастыре есть отец Иоанн!

– А вот в Соловецком его возьмет и не окажется! – с горячностью возразил Папик. – Да бог с ним, с отцом Никодимом! А как вот от гастролей по Сибири отмазаться? Это ведь никак не тянет на простую ошибку, тут уже заведомо недостоверный факт сообщается. А свидетельства старых маразматиков? С ними что делать?

– С ними что делать? – задумался Костик. – А… не найти ли нам своего свидетеля из тех же старых маразматиков, который бы, наоборот, показал, что такой факт имел место? Всяко это будет стоить не сто тысяч! А заодно пусть пронюхает, на какие гастроли театр ездил в те годы. И мы со спокойной совестью напишем, что слегка ошиблись. Мол, дело было не в Сибири, а в Мухосранске…

– Ага, шаманы в Мухосранске! – съязвил Папик. – Как ни крути, тришкин кафтан получается. Тут залатаем, а там новая дыра. Эх, прописал бы я ремня этому стервецу Светлову!

– А, может, на него стрелки перевести? Повиниться перед читателями, что нас, таких честных и доверчивых, развел какой-то проходимец? Напихать в статейку громких лозунгов и трескучих фраз о высокой миссии журналиста, и о том, как некоторые отщепенцы позорят честь профессии. А в конце приписать что-нибудь типа: просим правоохранительные органы рассматривать данную статью, как официальное обращение, и начать следственные мероприятия. Ну как? Гуд?

– Ох, позор на мою седую голову, – вздохнул Папик. – Я из таких скользких дел сухим выходил, а тут… провел меня Светлов на мякине.

– Стоп, а у Карачаровой-то тоже светловский текст выходил, – вспомнил Стражнецкий. – Про пирата Витюшку. У нее-то как, нет проблем? Сейчас ей звякну…

– Не лезь на мои грядки, – недовольно сказал Папик. – Я сам ей звякну. Как главный редактор главному редактору.

– Ну, я думал неформально все выяснить, – отвечал Костик. – У меня с ней, в общем-то, теплые отношения.

– Это когда это они успели стать теплыми? – Папик глянул на него исподлобья. – Не балуй, Костик, не балуй. Пока по-доброму предупреждаю…

– Да вечно ты, Николай Юрьич, подвох ищешь! Ну, посуди сам, зачем мне престарелая тетя Оля, когда у меня молодая и красивая жена?

– Ага, престарелая, – иронично заметил Папик. – Лет на пять старше…

– Ну и что? Я, папа, вышел из возраста, когда нравятся бальзаковские дамы, – почесывая нос, отвечал Костик. – Э… мне тут ненадолго отъехать надо. Буквально на пару часиков. Катюшка кое-что просила купить.

– На пару часиков? – тесть подозрительно посмотрел на Стражнецкого. – Смотри, узнаю чего – сильно пожалеешь…

Квадратик за квадратиком поедая шоколадку, Корикова с упоением читала ветку «Главред «Девиантных» фашистка». После двухнедельного затишья недруги Яблонской вновь активизировались. Особенно усердствовал Cap Grey. Едва интерес к теме остывал, как он подбрасывал веток в костер, сообщая о Яне очередной неприглядный факт.

Обычно Cap Grey появлялся на форуме рано утром – за два-три часа до того, как большинство журналистов переступало порог родных редакций. Потом он отмечался на ветке в районе обеда, после чего пропадал до позднего вечера. Но незадолго до полуночи вновь появлялся в сети, чтобы подытожить набросанное другими за день и выдать для затравки что-нибудь еще.

– Свет, – повернулась Корикова к Серовой, – как ты думаешь, кто этот Cap Grey? Такое ощущение, что он все-все-все о Яблонской знает и при этом очень сильно ее ненавидит. Может, это какой-нибудь отвергнутый ухажер? Мужики иной раз такие мстительные бывают…

– Не думаю, что тут что-то личное, – отвечала Серова, не отрываясь от работы.

– Свет, а как ты думаешь, может это быть Кузьмин? – шепнула Корикова.

– Кузьмин? Но почему вдруг он?

– Так они же с Яной Яковлевной как кошка с собакой! Вспомни-ка, когда эта ветка на форуме появилась? Как раз тогда, когда у них разборки пошли. Помнишь, Яна Яковлевна не поставила его текст, а назавтра примерно такой же в «Эмских» вышел? А сейчас этот Кэп Грей вовсю меня защищает. Что, мол, я эти две недели газету тянула, а Яна Яковлевна мне даже «спасибо» не сказала. Нет, это точно Кузьмин! Он же у нас борец за права униженных и оскорбленных…

– Ты прямо словами Яны Яковлевны говоришь, – усмехнулась Серова.

– И еще меня вот что смущает, – продолжала Корикова. – Почему Кэп Грея целых две недели на форуме не было?

– Точно, – без особых эмоций отозвалась Света. – И почему же?

– Ну, тут, в общем-то, все понятно, – рассудила Корикова. – Кузьмин выпустил весь пар еще до отъезда Яны Яковлевны. А потом, когда она уехала, не было никакого информационного повода. Но вот она вернулась, его опять захлестнуло возмущение. И он…

– Интересно, интересно…

Через полчаса Корикова опять повернулась к Серовой:

– Свет, пойдем в буфет сходим?

– Спасибо, Алин, но сегодня никак. У меня дела в городе. Босоножки надо сдать в ремонт и купить кое-что.

– Парни, а давайте тоже в город сходим, – поднялся со своего места Вопилов. – В такую жару самое оно пивасом освежиться.

– Ты прав, ты прав, – засобирались Кузьмин и Ростунов.

– Пойду Кудряшова свистну, а то он дуется, когда мы без него пьянствовать ходим, – и Вопилов отправился на верстку.

Ждали приятели недолго. Вскоре Кудряшов и Вопилов чуть ли не в обнимку ввалились в корреспондентскую, всем своим видом выражая готовность немедленно двинуться в пивнушку. Корикова проводила компанию осуждающим взглядом.

* * *

На спинке стула небрежно висело что-то красное в белый горох. Поодаль валялись фасонистые алые босоножки на высоченных каблуках. На кровати лежала абсолютно голая дама, и, поставив на живот ноутбук, сосредоточенно вглядывалась в монитор. В кресле полуразвалился смазливый молодой человек, крайне незатейливо одетый в белые лодочки на босу ногу и набедренную повязку из полотенца. Он упоенно чистил воблу.

– Знаешь, Костик, – завела обнаженная. – Я обдумала то, что ты мне рассказал. И решила, что больше не имеет смысла скрывать: у меня тоже возникли проблемы из-за этого Светлова. В начале недели ко мне заявилась делегация тинейджеров из танцевального коллектива «Эх, яблочко!». Они уверяют, что морячок, который прошел у нас на первой полосе – никакой не Витюшка Комиссаров, а их солист Ренат Абдулхаков во время исполнения конкурсного танца «Ах, флибустьера век недолог».

– Да ну? – удивился Стражнецкий.

– Я, конечно, скроила наглую морду, – продолжала женщина. – А малолетки фотографию мне под нос тычут. В общем, Виктор Комиссаров и этот Ренат – одно лицо. С той лишь разницей, что фотография, которая вышла у нас, слегка обработана в фотошопе и на лицо наложен растр.

– А ты?

– Ну, я, конечно, виду не подала. Сказала, что имеет место совпадение костюмов и поз, но на снимках изображены разные лица… Но эти татарчата жутко ушлые. Явно их науськал кто-то из взрослых. В общем, уходя, они заявили: «Гоните 80 тысяч за нанесение морального ущерба или до скорой встречи в суде, Ольга Вячеславовна!»

– Офигеть! – выдал Костик. – Надрать бы этому Роману Светлову уши. Да где ж его теперь найдешь…

– Я одного понять не могу, – продолжала Карачарова. – Что Светлов хотел сказать своим идиотским розыгрышем?

Стражнецкий только открыл рот, чтобы что-то ответить, как вдруг раздался бесцеремонный стук в дверь.

– Ну что еще такое?! – недовольно отреагировал Костик. – Мы же ясно сказали: «Не беспокоить»!

– Быстро открывай, похотливый кобель! – донесся до него хорошо знакомый голос.

Костик побледнел. Карачарову же, напротив, бросило в краску.

– Что он здесь делает? – одними губами спросила она.

– А хрен его знает, – безнадежно махнул рукой Стражнецкий. – Выследил, наверно, старый пердун.

Опять раздался стук в дверь.

– Да уймитесь вы, папа! – бросил Костик. – Сейчас открою. Оль, может, тебе лучше встать за занавеску?

– За этот тюль? – нервно усмехнулась Карачарова, натягивая красное платье. – Не имеет смысла отрицать, что ты не один. Наверняка на ресепшене ему обо всем доложили.

Пока Стражнецкий суетился, заправляя постель, Карачарова с томной грацией перебазировалась за стол.

– Вы как хотите, а я мониторю ленты, – сказала она. – У меня в три оперативка.

Костик, еще раз окинув номер взыскательным взглядом, направился к двери.

В комнату влетел разъяренный Папик.

– Все! Развод! – верещал он. – Как я мог отдать мою чистую девочку на поругание этому грязному кобелю! Сегодня же Катюшке станет все известно, и она вышвырнет тебя как шелудивого пса! Был голью перекатной – ею и останешься!

– Папа, я прямо вас не понимаю, – с достоинством отвечал Костик. – С чего вы взяли, что я провинился перед Катенком? То, что мы находимся наедине с Ольгой Вячеславовной, еще ни о чем не говорит. Мы, если хотите знать, рабочие вопросы решаем. В частности, обсуждаем, что нам с этим Светловым делать.

– Не заговаривай мне зубы, щенок! – продолжал орать Папик. – Деловые вопросы не обсуждают в гостиничном номере!

– И вам это известно не понаслышке, да, Николай Юрьевич? – насмешливо заметила Карачарова. – За зятем шпионите, а у себя в глазу бревна не замечаете. Не так ли?

Тут черед смутиться настал для Николая Юрьевича.

– Не надо пачкать мое имя грязными намеками, Ольга Вячеславовна, – заговорил он, заметно сбавив обороты. – Тем более, при моем зяте.

– В таком случае, не стройте из себя праведника, – строго заметила ему Карачарова. – Давайте лучше коллективно подумаем, как будем выпутываться из некрасивого положения, в которое мы попали благодаря Светлову.

И Карачарова быстро посвятила Папика в суть претензий, предъявленных ей танцевальным коллективом «Эх, яблочко!»

– Лично я думаю, что мы этого Светлова не найдем, – рассудила Ольга. – А если и найдем, что нам это даст? Ну, пойдет он соответчиком по этим искам. Но отдуваться-то все равно нам придется. Пожалуй, мне импонирует вариант Константина. Да-да, Николай Юрьевич, посыплем голову пеплом, покаемся прилюдно. И попросим ментов взяться за расследование. Пусть сами ищут этого Светлова.

– А как быть с материальными претензиями? – спросил Папик. – Я не готов сорить деньгами.

– Аналогично, Николай Юрьич. Поэтому покаянные статьи надо построить так, чтобы в них содержался и элемент опровержения. Если ваша еврейка и после этого продолжит переть как танк, вы предъявите в суде эту статью и, скорее всего, судья признает, что опровержение уже имело место. Ну, конечно, в статейке не помешает слезно попросить прощения у Розенштерн и этих мальцов-танцоров.

– Лично я уверен, что они просто хотят срубить деньжат, – заметил Пащенко. – И никакими покаянными статейками их не разжалобишь.

– А неважно, чего они хотят, – отвечала Карачарова. – Нам, главное, вовремя прогнуться перед ментами. Типа, мы законопослушные СМИ, чисто случайно вляпавшиеся в некрасивую ситуацию. Что касается денег, то никакой суд не удовлетворит притязаний истцов. Они запрашивают совершенно не адекватные суммы.

– И в этом, Оль, ты абсолютно права, – подхватил Пащенко. – На моей памяти самое большое, что присудили в качестве морального ущерба – это десять тысяч.

– Думаю, до судов не дойдет, – продолжала Карачарова. – Что-то подсказывает мне, что после нашего публичного покаяния истцы припухнут. Ну, в самом крайнем случае отстегнем им по пятерке. Это ма-кси-мум.

– Вроде бы все по уму, – отвечал Пащенко. – Только дико неохота на старость лет себя дураком выставлять.

– Обличие глупца – вот мудрость мудреца, – назидательно изрекла Карачарова. – Шекспир.

– Ну, значит, заметано, – подытожил Папик. – Делаем так, как я придумал.

Костик с удивлением глянул на него, но ничего не сказал.

До свадьбы Филатова и Колчиной оставалось чуть больше недели. Димон с каждым днем становился все грустнее, зато Колчина расцветала на глазах. Рыкова даже нашла, что со времени помолвки Юлечка нагуляла не менее трех килограммов.

– Мы тут же плотно займемся продолжением рода, – без всякого стеснения Колчина загружала коллег детородными планами. – Мы с Димочкой безумно хотим ляльку! А лучше сразу двух-трех. Так что присматривайте в других газетах, кто сможет временно занять мое место…

– Юль, у тебя еще ни коня, ни возу, а все уже в курсе. Смотри, сглазишь, – беззлобно наставляла ее Корикова.

На что Колчина заносчиво отвечала:

– Скрывать надо плохое. Когда, например, разведенка встречается с женатиком. Или когда старая дева каждый день бросается на нового мужика, не зная, на ком повиснуть, – Юля многозначительно посмотрела в сторону Рыковой. – А когда юная девушка вступает в законный брак и делится с близким окружением совершенно естественным желанием нянчить лялечек, что в этом может быть плохого?

– Достала уже со своими лялечками! – взорвалась Рыкова. – Хоть бы ты поскорей свалила в декрет и не выходила бы оттуда до конца жизни! И вообще, глянь на себя в зеркало, невестушка. Отожралась на радостях, что хоть кто-то замуж взял. Как бока-то свои целлюлитные в корсет втиснешь? А, клуша?

– У тебя все, кто чуть толще узника Бухенвальда, целлюлитные клуши, – пробубнила Колчина. До недавнего времени она вообще не смела перечить Рыковой, но после объяснения с Филатовым заважничала и осмелела. – А вот мой муж обожает меня, а от твоей фигуры как раз не в восторге!

– Что?! Твой так называемый муж не в восторге от моей фигуры? – и Рыкова расхохоталась. – Ой, не заводи меня, а то может случиться, что накануне свадьбы побежишь свои кринолины в комиссионку сдавать!

Тем временем мужская часть коллектива обедала пивом, чипсами и воблой в пивнушке неподалеку.

– Димон, ну что? – подначивал жениха Вопилов. – Наверно, целуетесь уже?

– Ага, щас, – отвечал как всегда немногословный Филатов, почесывая шрам над бровью.

– Ну, если сейчас все так тухло, что же дальше-то будет? – Влад продолжал давить фотокору на больную мозоль.

– А что я сделаю-то? – огрызался жених. – Не насиловать же мне ее.

– Поставь вопрос ребром, – советовал Кузьмин. – Или, скажи, никакого загса и лимузинов.

– Точно! Покажи себя мужиком! – поддержал приятеля Вопилов.

– Ладно…

– О выполнении задания доложишь, – предупредил Кузьмин.

А в это же время в летней беседке «Фортеции» изучали меню Карман и Кака. Оба были невеселы.

– Катюш, а что у нас с рекламой? – наконец-то, Карман решился задать любовнице щекотливый вопрос. – Мы на пороге финансового краха. Послезавтра надо выдавать людям зарплату, а у нас на счету 25 тысяч. И типографии за два месяца задолжали…

– Ой, вот только не надо загружать меня своими финансовыми проблемами, – отмахнулась от него Кака. – Это твоя головная боль.

– Как же так? – робко возмутился Карман. – Я ведь не просто так тебе об этом говорю, а потому что ты начальница рекламного отдела. Условно говоря, Хозяин рассчитал, что из рекламных денег мы должны платить зарплату. А твои за май только на 32 тысячи продали…

– А я что сделаю? Набрал дебилок, вот теперь и расхлебывай.

– Так ведь ты же сама рекламных агентов набирала!

– И что? Я же не знала, что они такими дурами окажутся. Переманил бы ты мне Аллу Ивановну от Карачаровой – мы бы давно озолотились. Но ты ведь жмот.

– Это я-то жмот? – оскорбился Карман.

– А кто же еще? – криво улыбнулась Кака. – Надо мной все подруги потешаются, что я с нищим связалась. У меня, между прочим, посолиднее предложения были, а я, дура, в тебя влюбилась. И где глаза мои были?

– Катюш, ты к чему клонишь? – засуетился Карман, но быстро вспомнил о чувстве собственного достоинства: – Хочешь расстаться?

– К сожалению, расстаться с тобой мы уже не сможем, – многозначительно произнесла Кака.

– Да? – оторопел Карман. – Но… почему?

– А догадайся, – передразнила его Калиманова и глазами показала на свой живот. – В общем, так: я с пузом в загс ехать не намерена. Поэтому все надо организовать быстро. На все-про все у тебя месяц, ну полтора…

– На что – на все? – Кармана бросило в пот.

– А то не понятно? Развестись со своей Милкой и жениться на мне.

– Но я не могу так быстро расстаться с Милкой. Условно говоря, нас и не разведут! У меня дочь, если ты вдруг забыла…

– Ах вот как ты заговорил?! – угрожающе произнесла Кака, которой явно было нечем крыть.

– И самое главное, – взволнованно продолжал осмелевший вдруг Карман. – Я с Милкой в ближайшее время точно не смогу развестись. Она… условно говоря, она тоже в положении.

– Вот это мило! А сам мне плел, что у вас давно ничего нет, что она тебя совершенно не устраивает в постели…

– Прости, Катюш, как-то случайно все получилось, – заюлил Карман. – Ты не думай, я ее не люблю, я только тебя люблю… но что же теперь делать?

– Очень просто. Скажи ей, что тебе не нужен этот ребенок, – отрезала Калиманова. – Пусть аборт делает.

– Да ты что?! УЗИ мальчика показало. Я всю жизнь о сыне мечтал!

– Ну и что? У меня тоже, скорее всего, будет мальчик. У нас в семье всегда мальчики рождаются!

Кака несла чушь. У ее матери было три дочери, да и у самой Калимановой от первого брака имелась 14-летняя Надюшка. Но Карман был настолько ошарашен свалившимися на него проблемами, что никак не отреагировал на абсурдные заявления любовницы.

– Катюш, мне нужно взять тайм-аут, – наконец, сказал он и полез в карман за очередной «Белочкой». – Не переживай, я что-нибудь обязательно придумаю. А ты… все-таки поговори со своими девчонками? Пусть еще раз обзвонят автомобильные фирмы. Все-таки автофорум через месяц. Может, наскребем немного деньжат? А то хоть в петлю лезь…

«Девиантные» огласил взрыв хохота.

– Это Яна Яковлевна, что ли, так ржет? – осторожно поинтересовался у коллег Ростунов.

– Да ее басок-то, – куда более низким, чем у Яблонской, голосом подтвердила Рыкова. – Блин, ну точно лошадь в стойле!

Дверь в корреспондентскую распахнулась, и на пороге появилась Яблонская со свежей «толстушкой» «Эмских».

– Вы видели? – обратилась она ко всем. – Светлов-то наш… а?

Все тут же сгрудились вокруг газеты.

– Вторая полоса, – указала Яна. – Обращение главного редактора к читателям. Леш, читай вслух.

– «Дорогие читатели!» – торжественно начал Ростунов, но тут же сбился на быстрый темп – очень уж не терпелось узнать новости. – «Нелегко, ох как нелегко мне было решиться на этот шаг. Но, обсудив в коллективе создавшееся положение, мы приняли совместное решение: не выкручиваться, не придумывать себе оправданий, а открыть вам всю правду, какой бы неприглядной она ни была.

Месяц назад на страницах «Эмских вестей» был опубликован чрезвычайно яркий и самобытный материал некоего Романа Светлова «Сомалийский пират воспитывался в семье эмских интеллигентов». Надо ли говорить, что статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Столько звонков и писем мы не получали, пожалуй, никогда!

Но вот неделю назад в редакцию пожаловала группа взволнованных подростков – танцоров прославленного хореографического коллектива «Эх, яблочко!» И что же сказали нам ребята? То, что человек в тельняшке и бархатном камзоле, чьим изображением мы проиллюстрировали данную статью, вовсе не сомалийский пират Виктор Комиссаров, а солист их ансамбля, лауреат пяти всероссийских и двух международных конкурсов Ренат Абдулхаков!»

– Ни фига себе! – выдохнул Ростунов и обвел взглядом коллег. – Вот это подстава!

– Не прерывайся, Леш, – недовольно сказала Яна, требовательно тронув Ростунова за плечо.

Леха продолжил:

– «Здесь, дорогие читатели, предвижу ваш резонный вопрос. Как, мол, вы, лучшее печатное СМИ региона, газета с более чем полувековой историей, допустили публикацию непроверенной информации? Как могло получиться так, что талантливого ребенка, гордость Эмска, надежду России, назвали пиратом?

Отвечаю откровенно, как на исповеди. Наверно, для вас не секрет, что на наших страницах публикуются статьи не только штатных журналистов, но и внештатных авторов. Такова практика большинства СМИ. Зачастую общение с внештатником происходит заочно. Мы получаем от них статьи по электронной почте или по факсу, самих авторов при этом не видим месяцами и даже годами. Достаточно вспомнить ведущего нашей постоянной рубрики, бывшего жителя Эмска, а ныне гражданина США Вадима Шнуцера».

– На фиг Шнуцера! – чуть ли не взвизгнула Рыкова. – Яна Яковлевна, давайте пропустим эти лирические отступления и начнем скорее про Светлова!

– А вот уже и он, – отвечал Ростунов. – «Поэтому, получив от нового автора по имени Роман Светлов материал про пирата, мы без тени сомнения поспешили порадовать вас увлекательной статьей. То, что мы никогда не видели Романа, ни в коей мере нас не смутило. Он сообщил, что в данный момент по семейным обстоятельствам находится далеко от Эмска, но вернется через два-три месяца и обязательно зайдет познакомиться. Причин не доверять Светлову у нас не было.

И что же получилось? Опубликовав материал про пирата, мы невольно стали жертвами злого умысла Романа Светлова. Или же человека, а то и группы людей, в чьих интересах действовал Светлов. Ситуацию усугубляет то, что мы не имеем возможности призвать автора к ответу. Найти его силами сотрудников редакции не представляется возможным, поскольку выяснилось, что журналист сообщил о себе недостоверные данные.

Наверно, у вас возникает вопрос: какую цель преследовал Роман Светлов? Для чего прислал подложные фото? К сожалению, пока у нас нет ответа. Но наиболее вероятной нам кажется следующая версия: Светлов намеренно хотел дискредитировать наше уважаемое издание. Этот подлый прием так называемые черные пиарщики особенно любят использовать в преддверии выборов. А всем вам хорошо известно, что через семь месяцев мы отправимся на избирательные участки, чтобы проголосовать за нового главу Эмска».

– Ну Карачарова! Хитро наплела. Ее послушать, так против «Эмских» чуть ли не мировой заговор затевается, – хихикнул Вопилов, а Ростунов продолжал:

– «Дорогие читатели! Искренне надеемся, что досадное недоразумение не отразится на наших с вами многолетних отношениях дружбы и доверия. Приносим вам свои глубочайшие извинения. С уважением, главный редактор Ольга Карачарова». О, тут еще и постскриптум есть! «Просим правоохранительные органы рассматривать данную статью как официальное обращение и инициировать проведение следственных мероприятий».

– Ребят, я, если честно, одной вещи не поняла, – обратилась к коллегам Яблонская. – Карачарова только за фотографию извиняется или за весь материал?

– Вообще-то, про саму статью – ни слова, – важно заметил Кузьмин. – Но, скорее всего, и статья «левая».

– Все выглядит так, что Ольга извиняется только за снимок. Но в обращении есть хитрая оговорка, – негромко сказала Серова. – От лица читателя Карачарова задает сама себе риторический вопрос: мол, как вы могли допустить публикацию недостоверной информации? Я вам скажу, это неплохая лазейка на случай суда. Если вдруг каким-то образом окажется, что в статейке полно вранья, Карачарова укажет судье на эти строки в своем обращении, и половина вопросов сразу снимется с повестки дня.

– Так, значит, все сенсации Светлова – это вранье? – обескуражено спросила Яна.

– А вы сомневались? – отвечал Кузьмин. – Лично я с самого начала говорил, что это проходимец.

– А знаете, ребят, все-таки как хорошо, что Светлов обошел нас своим вниманием! – облегченно вздохнула Яблонская. – Подумать только, сейчас на месте Карачаровой могли бы быть мы с вами!

…Следом за «Эмскими» с покаянным обращением вышло и «Помело». Папик столь ретиво расшаркивался перед читателями и госпожой Розенштерн, что «девиантовцы» тут же сделали вывод: в статье об отшельнике Светлов налажал гораздо больше, чем в сенсации о пирате.

При этом открытое письмо Пащенко было построено тем же хитрым образом, что и в «Эмских». Папик нагонял пустого пафоса, жонглировал красивыми фразами, переводил стрелки на неведомого Светлова, но… о конкретных фактических ошибках не сообщал ничего. Он лишь вскользь упоминал о письме из Эмского театра, о каких-то технических сбоях, из-за которых, возможно, в статью просочились неточности… Но что именно это были за неточности и насколько много их было в светловской нетленке – Пащенко умалчивал.

– Слава Богу, этот день прошел. Такое позорище, – вторничным вечером Николай Юрьевич сообщал Карачаровой по телефону.

– Ничего, Юрьич, – успокаивала его та. – Позорище забудется, а деньги при нас останутся.

– Давай-ка, мать, мы это дело отметим, – предложил Папик. – Завтра, в то же время, в том же месте, да?

– Окей, – шепотом ответила Карачарова. – Правда, у меня была одна деловая встреча запланирована. Но так и быть, я ее перенесу…

* * *

Реакция форума на покаяние главных редакторов не заставила себя долго ждать.

...

● «Да, вляпались Карачарова с Пащенко! – оживил подзабытую ветку о Светлове Onanim. – Заварил Ромка кашу, а сам на дно залег. Кто-нибудь слышал, куда он делся?»

● «Так я не поняла, что все это значит? – наивничала Krisilda. – В статьях Светлова действительно были ляпы?»

● «Да, кое-какие «мелкие» ошибочки, – ехидно сообщал Peace да Ball. – Не тот город, не тот человек, не в то время и не то сделал. Но Ольга с Папиком все же молодцы! Профессионалы, етить твою. Не стали ждать, когда ситуация станет неуправляемой, подстелили себе соломки».

● «Но как они не побоялись, что после этого лишатся должностей? – вопрошал Smart. – Ведь это же очень большой проступок – пропустить в газету непроверенный материал».

● «Ничего, выкрутятся. Впервой им, что ли? – рассуждал Alkash. – И на том, и на другой пробы ставить негде: оба чрезвычайно хитрые лисы».

● «А у меня другая инфа есть, – интриговал Stranger. – Упреждающий маневр, изяществом которого вы все так восхищаетесь, придумали не наши умные головы, а кое-кто из их окружения. В частности, авторство приписывают Косте Стражнецкому, который, возможно, скоро потеснит своего тестя в рейтинге самых влиятельных персон Эмского региона».

● «Только для этого ему сначала надо научиться не пиарить себя столь откровенно, – отзывался Peace да Ball. – Впрочем, ты, Костик, и правда не дурак».

● «Но почему Роман-то безмолвствует? – с надрывом вопрошала Mademoiselle. – Не случилось ли с ним чего дурного? Иначе чем же объяснить тот факт, что он не является на сцену, дабы в пух и прах разбить своих супостатов и зоилов?»

● «Наверно, ушел в тайгу. Ищет очередного отшельника, – в шутку предполагала № 4nu6ka.

● «Или внедрился к сомалийским пиратам, чтобы лично взять интервью у Витька Комиссарова, – резвился Ubegan.

Почему-то заодно оживилась и ветка, посвященная Яблонской.

...

● «Яблонская себя такой прозорливицей сейчас выставляет, – опять глумился над Яной Cap Grey. – Типа, Светлов развел Карачарову и Пащенко, а ее, такую всю крутую и многоопытную – не смог. Смешно! Ведь все знают, что она трижды порывалась публиковать тексты Светлова, но конкуренты в последний момент вырывали у нее изо рта лакомый кусок!»

● «А, по-моему, она еще продолжает чего-то ждать от Светлова, – подхватывал Alkash. – Видать, не теряет надежды заполучить какую-нибудь невозможную сенсацию».

● «Да что все так в эти сенсации уперлись? – возмущался Kuzma. – Неужели совсем уж мы профессионализм потеряли, что не можем найти интересное в обыденном? Неужели обязательно надо что-то неимоверное накрутить, чтобы претендовать на внимание читателей и любовь редактора? Честно говоря, поднадоели сюжеты про училок, изнасилованных первоклассниками, и пуделей-экстрасенсов, воем предсказывающих лучшее время для зачатия!»

● «И не надоело вам лить на Яблонскую дерьмо? – нервничала Krisilda. – Если у вас к ней столько претензий, скажите ей об этом в лицо. Или страшно?»

● «Не столько страшно, сколько бессмысленно, – тут же отвечал Smart. – Пока Яблонская не перестанет по-другому относиться к людям – будет сполна получать от анонимов. Не все же ей… как она это называет? А-а, вваливать».

● «Да, дорогие мои, Яблонская вваливала, вваливает и будет вваливать! – истерила Krisilda. – А вы так и будете тявкать по форумам».

● «Похоже, Яна так ничего и не поняла, – безнадежно вздыхал Cap Grey.

Корикова и Серова сидели в буфете. Получив от Алины несколько предложений о совместной трапезе, Светлана решила, что дальше отказываться будет уже неудобно. Но все же ее смущало дружелюбие, которым Корикова прониклась к ней в последнее время.

– Свет, а я, кажется, поняла, кто такой Кэп Грей, – сообщила ей Корикова, едва они присели за столик. – Вот бы никогда не подумала на этого человека!

– И кто же это? – Серова сглотнула слюну.

– Ну как же. Помнишь, нам с тобой показалось странным, что Кэп Грей не писал на форум все две недели, пока Яблонская была в отпуске…

– А что тут, собственно, странного? – с прохладцей произнесла Серова. – Ты же сама тогда и дала этому объяснение. Кэп Грей не писал потому, что раз не было Яны, то не было и информповода.

– А теперь я поняла, что совсем не поэтому! – воскликнула Алина. – Тут другая причина. Просто у этого человека все две недели не было выхода в Интернет! Ну, теперь-то догадываешься, кто это?

– Нет… пожалуй, нет, – отвечала Серова.

– Когда до меня дошло, кто это, я чуть не потеряла веру в человечество, – нервно облизнула губы Корикова. – Этот персонаж – сама порядочность, сама честь. А уж как Яне предан! Как Санчо Панса Дон Кихоту!

– Да кто же это? – в нетерпении Серова чуть повысила голос.

– Кто-кто? Олежек наш! – выпалила Корикова.

Светлана нервно рассмеялась:

– Нет, Алин, этого быть не может.

– Очень даже может. В это время он якобы ездил на слет армейских друзей. Он еще до поездки мне рассказывал, что они в глухой лес забурятся, поставят палатки и будут дней десять жить таким мужским лагерем. Интернет, как ты понимаешь, туда никто не провел…

– Ну, хорошо, Кудряшов. А какой ему смысл? – усомнилась Серова. – Олег ведь действительно очень предан Яне. Я бы даже сказала, что он ее… любит.

– Лично я думаю, что это только игра в любовь, – горячо заговорила Алина. – Яне нравится, что около нее постоянно торчит преданный воздыхатель, Кудряшов подыгрывает ей, поэтому и находится в редакции на особом счету. На самом-то деле, он себе на уме. Скорее всего, любит другую, но не может подать виду – боится потерять благосклонность Яблонской. Логично?

– Может, оно и логично, – усмехнулась Серова. – Только зачем предполагать мифическую «другую», если Кудряшов уже четыре года не сводит глаз с Яны? Нельзя играть так долго. За этот срок даже самый искушенный притворщик прокололся бы.

– Ага, вот ты сама сказала – четыре года, – не сдавалась Алина. – Скажи мне тогда, почему они до сих пор не поженились? Думаешь, Яблонская против? А я уверена, что она спит и видит выйти за него замуж. Только Олег почему-то не торопится припадать перед ней на одно колено…

– Я думаю, что причина тут другая, – отвечала Серова. – Они не женятся потому, что не хотят, чтобы о «Девиантных» говорили как о «семейном бизнесе».

– Эта не причина, а очень удобная отговорка, – с прохладцей в голосе сказала Алина. Она была раздосадована тем, что не услышала от Серовой желанных слов.

– Алин, вот ты Олега подозреваешь, – продолжила после паузы Серова. – Причем, весомое доказательство у тебя только одно – отсутствие у Кудряшова возможности выходить в Интернет. А ты не думаешь, что Интернета в те две недели был лишен не только Олег? Вспомни-ка, Вопилов был на больничном…

– Свет, ты серьезно что ли веришь в его ангину? Они же со Стражнецким по кабакам и бабам мотались!

– В любом случае, зайти в Интернет Владу было недосуг, – продолжала Света. – Стало быть, Кэп Греем может быть и он. Идем дальше. Я эти две недели тоже лежала в больнице и была оторвана от цивилизации. Затем… почему не рассматриваешь того же Стражнецкого? Он вполне мог точить зуб на Яну, а эти две недели не заходил на форум потому, что вместе с Вопиловым был занят делами поважнее. Видишь, сколько я тебе кандидатур накидала? И не забывай, что может быть и второй вариант: наш Кэп Грей все это время имел доступ к Интернету, но специально не отмечался на форуме, чтобы перевести стрелки на кого-то из тех, кого я перечислила. В том числе, и на Кудряшова.

– Свет, ты голова, – восхищенно заметила Корикова. – А я вот как упрусь в одну кандидатуру, так и накручиваю себя против нее. И все-то мне кажется подозрительным: и как посмотрел, и во сколько домой ушел, и когда с обеда вернулся…

– Алин, хотела тебя спросить, – Серова слегка замялась. – Ну… ты как будто бы лучше стала ко мне относиться. Или мне показалось?

– Да… То есть, нет, ты правильно заметила.

– А с чего это вдруг? – в улыбке Серовой сквозила настороженность.

– Да я сама не знаю, – неуверенно отвечала Алина. – Подумала я тут: а ведь мы с тобой во многом похожи. Обе трудоголички… а что ты смеешься? Не в курсе, что нас так называют? Обе придирчиво выбираем окружение. В общем, много общего. А сидим на работе вечерами и словом не перемолвимся.

– Да, есть такое, – улыбнулась Серова. – А с Зинкой почему перестала общаться?

Корикова помолчала, а потом тихо сказала, глядя перед собой:

– А Зинка оказалась страшным человеком.

* * *

На ковре уже не валялись, а аккуратно стояли красные туфли на шпильках. На спинке стула, сложенное по шовчикам, висело черное платье в красный цветочек. Все та же обнаженная дама лежала в разобранной кровати с ноутбуком на животе. Только на этот раз она еще и курила.

В кресле сидел мужчина средних лет и тоже щелкал по клавиатуре своего лэп-топа. Его не сильно густой чуб от жары сник на лоб.

– Ну надо же, как всех интересует моя личная жизнь! – вздохнула Карачарова. – Почему никто на форуме не обсуждает любовников Яблонской?

– Потому что у нее их и нет, – отвечал Папик. – А про тебя что новенького пишут?

– Похоже, что нам удалось зашифроваться, – улыбнулась Ольга. – Правда, вот тут какая-то дура под ником Крысильда уверяет, что я встречаюсь с Вопиловым. Пишет, что у нее и доказательства есть. А раз есть, так что жмешься у почек? Давай, вали их на форум! Или не фига сотрясать воздух.

– Оль, а про Вопилова – это… правда? – осторожно поинтересовался Пащенко.

– Ага, и про Вопилова правда, и про Стражнецкого, – хмыкнула Карачарова. – Давайте сделаем из меня Мессалину Эмского уезда!

…Колчина с Филатовым катили по «Десяточке» тележку. До свадьбы оставалось три дня, и надо было закупить продукты для редакционного фуршета. Но неожиданно выяснилось, что у Димона напрочь отсутствует представление о том, как отмечают праздники в приличном обществе, а Юлечка оказалась элементарно скуповата.

– Ну и куда мы спешим? На пожар? – с оттенком презрения в голосе выговаривала она Филатову. – Не видишь, что ли – «акция»? На печеночный паштет с шампиньонами сбросили десятку. Давай возьмем, канапушек нарежем.

– Не, Юль, а почему ты против огурцов? – басил Филатов. – Мировой закусон.

– Никаких огурцов! Возьмем баночку корнишонов и красиво сервируем на маленькой тарелочке. По бокам разложим веточки петрушки…

– Не, лучше, когда огурцы прямо в банке стоят, в рассоле, – сглотнул слюну Димон. – Давай купим вот эту, трехлитровую.

– Дим, а ты вообще, отдаешь себе отчет, что это не просто попойка, а свадьба? – злобно бросила Колчина. – Или ты думаешь только о том, как с нашими алкашами нажраться? Знаешь, что-то мне уже не верится в твою неземную любовь. А ведь ты обещал…

– Да ладно, не заводись ты, – лениво отвечал Димон, шаря взглядом по полкам. – О! Корейская морква! Берем, Юлях!

– Вот чего у нас не будет на фуршете, так это корейской морковки, – ядовито отвечала Колчина. – И к килькам в томате не тянись. Их тоже не будет. Ты как себе это представляешь?

– Как-как? Обычно. Хлопнул сто – подцепил из банки килечку, – Филатов крякнул и сглотнул слюну.

– Ты с ума сошел! – возмутилась Колчина. – Тут сто, там сто… Да я тебя до загса не довезу! И ты забыл, что ли? Нам предстоит первая брачная ночь!

– Да? – с иронией отвечал Димон. – Прямо не верится, что ты мне наконец-то дашь.

– Все! Мне надоела твоя пошлятина! – и, бросив тележку, Колчина почесала в сторону выхода.

– Э, Юлях, стоять, – донеслось ей вслед. – Я пошутил.

Колчина с готовностью остановилась и вернулась к жениху.

– Будешь так себя вести, – с угрозой в голосе сказала она, – вообще постели не получишь. Понял?

– Как – вообще?!

– Очень просто. Это право надо еще заслужить. Не думай, что у тебя теперь будет неограниченный доступ к телу. Это тебе не безлимитный Интернет! – И Колчина зло расхохоталась, очень довольная своим могуществом.

Корикова с Кудряшовым стояли на лестнице. Это было, пожалуй, самое уединенное место во всем здании. Все предпочитали передвигаться на лифте и тусоваться в курилках, которые были обустроены прямо в коридорах.

– Ну, о чем ты хотела поговорить? – лицо Олега выражало самый минимум любопытства.

– Да просто поболтать захотелось, – с наигранной веселостью отвечала Алина. – Ты уже две недели, как из отпуска вернулся, а до сих пор не рассказал, как вы там с парнями жили в лесном лагере.

– Да нечего рассказывать. Обычно жили. В палатках. Костры жгли. Уток стреляли. Все, как обычно, – и Олег почесал верхнюю губу.

– Неужели реально нечего вспомнить? Где хоть это было-то?

– Да там… в одном местечке в Сибири… Без карты трудно объяснить. Знаешь станцию… э… Борзя?

– Первый раз слышу, – отвечала Алина. – А ты фотки когда притащишь?

– Фотки? – задумался Кудряшов. – А вот с фотками проблема. Аккумуляторы гикнулись в самый неподходящий момент.

– Знаешь, что, Олег, – решительно сказала Корикова. – Лично у меня складывается такое впечатление, что ни на какой армейский слет ты не ездил. Врать ты как не умел, так и не научился.

Кудряшов помолчал, потом спокойно ответил:

– А ты чего добиваешься-то? Почему тебе так интересно, где я провел отпуск?

– Не буду скрывать, Олег. Дело в том, что загадочного Кэп Грея не было на форуме ровно 16 дней – как раз с того времени, как ты и Яна разъехались по отпускам. А появился он в сети в тот же день, как вы из отпуска вышли. Не потому ли, что все эти две недели враг Яблонской был отрезан от цивилизации и не имел доступа к Интернету?

– Да, интересная мысль, – согласился Кудряшов.

– И это все, что ты имеешь сказать? – иногда тугодумство Олега выводило Корикову из себя. – А не догадываешься, почему я тебе об этом говорю?

– Не-е-ет…

– Потому что доступа к Интернету все эти две недели не было как раз у тебя!

– И что?

– А то, что Кэп Греем запросто можешь быть ты.

– Я? Ерунда какая, – опешил Олег. – Зачем мне это?

– Зачем? С точки зрения психологии все проще пареной репы. Вот уже больше четырех лет ты вынужден скрывать свое истинное отношение к Яне Яковлевне. Политес не позволяет, ну, и здоровый карьеризм тоже. А натерпелся ты от нее, наверно, больше, чем все мы. Но мы-то время от времени выпускаем пар, а ты все терпишь и терпишь. Должна же сжатая пружина когда-то распрямиться! Вот она и распрямилась.

– Алин… ты это серьезно? – услышанное чрезвычайно поразило Кудряшова.

– Более чем, – продолжала Корикова. – Я это не с потолка взяла. Мне, между прочим, и почитать кое-что пришлось. Про акцентуации слышал? Вот ты явно акцентуированная личность. Так называемый эксплозивный тип. Долго терпишь, а потом взрываешься. Я это давно поняла. Еще когда ты Черепу лацкан оторвал. И психология это прекрасно объясняет: надо же тебе как-то разряжаться.

– Разряжаться? – рассмеялся Олег. – Да знаешь, я и не напрягаюсь особо. У меня хорошие отношения в коллективе, с Яной тоже полное взаимопонимание…

– Да перестань ты ее защищать, Олег! – досадливо воскликнула Алина. – Ее здесь нет, и ты можешь расслабиться. Будь со мной искренен. То, что Кэп Грей – это ты, останется между нами. Обещаю тебе.

Олег слушал Алину с заинтересованной улыбкой, как будто бы ему рассказывали свежий анекдот, у которого он еще не знал концовки.

– Стоп, стоп, стоп, – наконец, прервал он излияния Кориковой. – Ладно, если все так серьезно, то придется кое-что тебе рассказать.

– Ну наконец-то! Не беспокойся, никто и никогда…

– Не стоит хранить мою тайну до гробовой доски, – с улыбкой перебил ее Олег. – Речь идет о каких-то двух-трех месяцах… Так вот, все эти две недели у меня был доступ в Интернет. И будь я Кэп Греем, я бы имел возможность пописывать что-нибудь на форум.

– У вас в лесу был Интернет? – недоверчиво воззрилась на него Корикова.

– Я не был в лесу, Алин. Я был в другом месте. С девушкой, которую давно люблю.

Признание Кудряшова было настолько неожиданным, что Алина тихо ахнула и побледнела.

– Ты кого-то давно любишь? – наконец, переспросила она.

– Да, и многие об этом догадываются, – спокойно отвечал Олег. – Хотя ты права, все эти четыре года я действительно был вынужден скрывать свое истинное к ней отношение.

– Яблонская!!! – ахнула Алина, не веря своим ушам.

– Яблонская, – подтвердил Кудряшов. – Яна Яковлевна.

– Нет, нет, ты шутишь, Олег, – горячо заговорила Алина. – Ты сейчас специально это сказал, чтобы отвести от себя подозрения. Что будто бы ты ее любишь и поэтому не можешь быть Кэп Греем. Да? Так?

Олег усмехнулся и сказал:

– Может, мы еще и поженились для того, чтобы отвести подозрения?

– Вы расписались? – удивлению Кориковой не было предела.

– Уже давно. Два года назад.

– И вы так долго могли скрывать?! Ведь никто ни о чем…

– Ничего. Скоро узнают. Пойдем, Алин, а то мы что-то заболтались.

– Столько хватит? – Колчина выгружала провиант в редакционный холодильник. – Я взяла три вида колбасы по двести грамм.

– Да должно хватить, – отвечала Корикова, хотя, по ее мнению, на прожорливую кодлу «Девиантных» этого было маловато.

– Значит, Алин, вы завтра все накроете с Анжеликой Серафимовной? Мы приедем сразу после росписи.

– Не беспокойся, Юль, все будет в лучшем виде, – сдержанно отвечала Корикова.

Она все еще не могла придти в себя после вчерашнего объяснения с Кудряшовым. Иллюзия, которая жила в ее сознании последние четыре года, не могла рассеяться в один миг, и Алина утешала себя тем, что Кудряшов женился на Яне из чистого карьеризма. Точно так же, как и ее «утешитель» Костик Стражнецкий расписался с дочкой Пащенко.

На кухню заглянула Рыкова и брезгливо потянула носом воздух.

– Ничего умнее квашеной капусты придумать не могла? – бросила она невесте. – Ну кто ее будет жрать? Господи, ты еще и кабачковой икры нахапала. Это-то зачем? Неужели, как босяки, будем ее на хлеб мазать? Заказала бы выездной фуршет в «Фортеции». У них такие чудесные профитрольки с икрой! Блин, чуть «пропердольки» не сказала…

Следом за Рыковой подтянулась и Крикуненко.

– Краковская? – оживилась она, вертя в руках вакуумную упаковку. – У вас отличный вкус, Юлечка. Колбаска просто прелесть. Знающие люди рассказывали. Жаль, что сама не могу отведать – вот уже много лет, как я исповедую вегетарианство.

…При торжественной закладке продуктов в холодильник присутствовали все редакционные дамы. И каждая могла побожиться, что упаковок с колбасой было три. Как вдруг на следующий день, когда Корикова явилась заняться подготовкой к фуршету, выяснилось, что одна из нарезок исчезла.

– Какое низкопробное свинство! – тут же раскричалась Крикуненко. – Украсть деликатесный продукт… и у кого? У чистого беззащитного человечка, в самый важный день его жизни!

– В самом деле, свинство, – хмуро отвечала Корикова. – Но не гоните пургу. Сделаем бутербродов поменьше, вот и все. В конце концов, не в жратве дело, а в самом событии.

– А вы-то что переполошились, Анжелика Серафимовна? – Рыкова со своим острым язычком была тут как тут. – Вы же у нас исповедуете вегетарианство. И пока для вас все складывается замечательно: кабачковой икры хоть обмажься с ног до головы!

…Молодые приехали с опозданием на полтора часа. Из рваного монолога Колчиной присутствующие уяснили, что жених забыл дома кольца, из-за чего они пропустили в загсе свою очередь. А потом свидетельнице (на эту роль Юлечка пригласила самую страшненькую из своих приятельниц) стало дурно – у девушки не был сформирован навык пить по два бокала шампанского подряд. Поэтому все были вынуждены ждать, пока подружка невесты вдоволь наобнимается с унитазом в туалете Дворца бракосочетаний. Но только свидетельница на полусогнутых протрусила к машине, как Сюсечка порадовала «мамочку» пропердольками – причем, сделала это на подол ее платья. Теперь в туалет ломанулась уже Колчина.

Понятное дело, что за всеми этими хлопотами Юлечка упустила из виду молодого мужа. Поэтому несколько оторопела, когда тот громким свистом пригласил ее занять место в машине. А когда она аккуратно загружалась туда, равномерно распределяя обручи на юбке, новобрачный с размаху хлопнул ее по заднице. Негодуя, Юля обернулась на возлюбленного и в шоке застыла. Лицо Филатова было красно, рукав костюма в чем-то перемазан, галстук снят, а ворот рубашки расстегнут так, что все желающие могли убедиться: с уровнем тестостерона в организме молодого полный порядок.

– Ну красавчик! Надрался уже! – неодобрительно шепнула ему Корикова, едва молодые переступили порог редакции.

Как черт из табакерки, с кухни выскочила Крикуненко и метнула в молодых горсть чего-то сыпучего. Димон зажмурил глаза и юрко присел, Юля прикрылась рукавом, Сюсечка взвизгнула и принялась энергично вырываться из объятий невесты. Та невольно разжала руки, и собака шмякнулась об пол.

– Будьте здоровы, живите богато! – ликовала Анжелика, суетясь вокруг молодоженов и осыпая их все новыми порциями круп, которых у нее, видимо, было вдосталь напихано по карманам коронной юбки-«татьянки».

– Да уймите вы бесноватую, – басила в некотором отдалении Рыкова. – Приду к власти – запрещу к едрене матрене все эти народные ритуалы. Меня в Чебоксарах так этой пшенкой осыпали, что я всю брачную ночь вытряхала крупу из лифчика и трусов!

– Ты была замужем? – удивленно повернулся к ней Кузьмин.

– Да ну, – пробормотала Зина. – На пятом курсе ради прикола поженились, через три месяца развелись. Фигня!

– Так ты из Чебоксар, что ли? А я думал, ты местная.

– Нет, я в Эмск только три года назад приехала.

Бутерброды с колбасой быстро расхватали. Анжелика скормила Сюсечке два канапе, и многие недовольно на нее косились. В ход активно пошел батон, который Ростунов шинковал крупными ломтями и передавал желающим, с большими ложками столпившимся у банок с кабачковой икрой.

– Али-ин, – капризно протянула молодая. – А что, колбасы больше нет?

– Да, Юль, больше нет.

– Но я брала 600 грамм! В чем дело? Они не могли так быстро закончиться.

Корикова не хотела говорить невесте о том, что ее «Краковскую» элементарно сперли. Но ситуацию быстро «выправила» Крикуненко:

– Да, Юлечка, да! Опять имело место исключительное бесстыдство пресловутого инкогнито!

– Дим, – простонала Колчина, опустившись на стол. – Я больше не могу, я этого не вынесу…

– Да что за горе-то? – выдвинулся в первые ряды Кузьмин. – Подумаешь, краковская. Зато знатно капустой похрумкали!

– Замолчи! Вечно ты надо мной издеваешься! – взорвалась Колчина. – Нашел себе девочку для битья и думаешь, что я ничего не понимаю!

– Юль, да успокойся, – опешил Кузьмин. – Я и не думал издеваться. Я просто хотел тебя утешить.

– Иди утешь кого-нибудь другого! – молодую понесло. – Вон их сколько выстроилось! – и она махнула рукой в сторону Кориковой и Рыковой. Раздался треск – это у невесты разошлось под мышкой платье.

Жениха эта мизансцена нисколько не взволновала. Он даже ее и не заметил – пять минут назад вместе с Вопиловым и Ростуновым Димон переместился за соседний столик с бутылкой водки и упаковкой «морквы».

– Так, Филатов, я жена или где?! – путаясь в кринолинах, бросилась к ним Колчина. – Нас нагло обворовывают, а ты опять лопаешь!

– Порву как Тузик грелку! – вскочил Димон, обводя коллег мутным взглядом.

– Все, уезжаем отсюда! – истерила Колчина. – Ну спасибо вам, дорогие коллеги! По гроб жизни буду помнить вашу доброту! Где Сюсечка? Да иди ты…! – оттолкнула она руку Кориковой, которая протянула ей салфетку, чтобы вытереть слезы.

– А Сюсечка, кажется, коротает досуг не без пользы, – сообщил Кузьмин. – Гляньте-ка.

Действительно, собачка довольно агрессивно трепала крикуненковскую сумочку, стремясь получить доступ в ее внутренности.

– Ах ты блохастая тварь! – бросилась к своей торбе Анжелика. – Пшла вон! Фу!

– Интересно, а что это она к вашей сумке так прикипела? – Кузьмин с любопытством наблюдал за кульбитами Сюсечки.

Напрасно Анжелика пыталась отбить у собачки свой аксессуар. В миниатюрную шавку словно питбуль вселился. Ушко с розовым бантиком нервно подрагивало, мелкие кривоватые зубки угрожающе скалились. Еще рывок, еще… раздался треск кожзаменителя, и глазам публики предстало содержимое сумки Крикуненко. Несвежий носовой платок, четверка «старки», дамский роман в мягкой обложке «Возьми меня сладко» и… упаковка «Краковской».

– Анжелика Серафимовна? – первым прервал паузу Кузьмин.

– Я понятия не имею, откуда эта тварь притащила колбасу! – выпалила Крикуненко после некоторого замешательства.

– И не совестно вам клеветать на бессловесное существо? – подал голос Вопилов. – Ясен пень, что «краковскую» сперли вы.

– Ага, а парила всем мозг, что не жрет мяса, – процедила Рыкова. – Чтобы я после этого поверила хоть одному вегетарианцу…

– Э… так это вы мой доширак в тот раз скоммуниздили? – отвлекся от поедания корейской моркови молодожен.

– И дорогущие сосиски, которые я на последние деньги купила для своего мужа?! – плачущим голосом взвизгнула Колчина.

– Да, это сделала я! – Крикуненко торжествующе задрала нос. – Я! Кругом и всюду одна я! Давайте, закидайте меня камнями, распните, изничтожьте, порвите как Тузик грелку! Но помните, что за каждую пророненную мной слезинку каждому из вас воздастся втройне, ибо страдаю я безвинно!

– Да ладно вам паясничать, Анжелика Серафимовна, – наконец, сказала Корикова. – Вина ваша очевидна, нечего и изворачиваться. Но лично я не имею к вам никаких претензий по поводу двух своих йогуртов. Ешьте на здоровье. Только мне непонятно, зачем надо было брать без спроса? Неужели бы я вас не угостила, если бы вы хоть одним словечком намекнули мне, что вам хочется йогурта?

– Да, Алиночка, ты бы угостила, – Анжелика мигом сдулась. – А вот они бы ни корки черствого хлеба не дали! Ни обрезка колбасной «жопки»!

– Хорош уже жертву голодомора разыгрывать, – одернула ее Рыкова. – Зарплату получаете? Ну и жрите йогурты за свой счет!

– Но я все-таки не понимаю, Анжелика Серафимовна, зачем вы все это делали? – продолжила Корикова. – Стесняюсь предположить, но вы… клептоманка?

– Клепто… что? – пробасил Филатов. Слов с такой концовкой он знал только два – наркоманка и нимфоманка. Причем, последним он расширил свой лексикон буквально три недели назад. Во время очередной сходки в «Стельке» просветил Костик Стражнецкий, рассказывая о своей новой «куколке».

– Или, может, у вас плохо с деньгами, и вам элементарно не хватает на еду? – продолжала пытать Крикуненко сердобольная Корикова.

– Всем хватает, а ей не хватает, – проворчала невеста. – Между прочим, она обозреватель, и получает больше нас с тобой, Алин.

– Конечно, на жратву не хватит, если бухлом постоянно затариваться! – как всегда громогласно объявила Рыкова.

– Бухлом?! Это так вы называете микродозу благородного слабоалкогольного напитка? – опять взвилась Крикуненко. – А вот вы, дорогуша, что ни вечер, мартини на кухне хлещете да по две пачки в день искуриваете. И я, заметьте, не спрашиваю, откуда у вас деньги на столь буржуазный образ жизни!

– Давайте не будем лаяться, – не поворачивая головы в сторону Рыковой, предложила Алина. – Анжелика Серафимовна, скажите же, наконец, что вас на это толкнуло? Была же какая-то причина.

Тут Крикуненко зашмыгала носом и отрывисто выпалила:

– Да! Была! Очень веская причина! Мне хотелось есть! Очень хотелось есть!

– Здрасте, я ваша тетя! – хлопнула себя по бедрам Рыкова. – А пожрать себе купить не судьба, что ли?

– Я специально не покупала!

– Да мы уж поняли, что хитрожопость расцвела в вас буйным цветом, – продолжала Зина.

– Ах, вы так и не разобрались в движениях моей души! – возвысила голос Анжелика. – И где вам, безмозглой кукле, сообразить, что с утра у меня никогда не бывает аппетита! А когда он просыпается к обеду, я терплю. Страдаю, мучаюсь, стенаю, но голод неумолим, и к четырем пополудни я капитулирую в битве с ним…

– Но зачем терпеть? – недоуменно спросила Корикова. – Почему не сходить на обед? Или, если не успели, перехватить пару пирожков в буфете?

– Пирожков?! – выкатила глаза Крикуненко. – Вы бы еще сказали – чипсов! В том-то и дело, что я не питаюсь подножным кормом! Покойная матушка сызмальства внушала мне, что уважающая себя дама должна блюсти талию. И как видите, мне уже за тридцать, а талия у меня как у Людмилы Марковны Гурченко времен «Карнавальной ночи».

И Анжелика развела руками, дабы все могли оценить стройность ее стана.

– А толку-то в такой талии, если нет ни жопы, ни титек, – хмыкнула Рыкова. – Сушеная вобла.

– Талия, действительно, замечательная, – тактично заметила Корикова. – Но насколько мне известно, люди, озабоченные стройностью, никогда не будут есть копченую колбасу, доширак и йогурты. Вы бы хоть яблоко что ли взяли!

– Жрите сами свои яблоки! – Крикуненко уже не стеснялась в выражениях. – Когда от голода темнеет в глазах, яблоки – это последнее, что может пожелать измученный организм. Он, стервец, требует мяса, макарон, сыра! Но неужели, находясь в здравом уме, я могу приобрести эти вреднейшие продукты? О нет! А поскольку никто из вас не носит на работу ничего диетического, мне приходилось довольствоваться тем, что было. О, в такие минуты я, наверно, не побрезговала бы и куском пиццы, и сосиской в тесте!

– Ну вот, мы еще и виноваты оказались – не тем питаемся, – сухо сказала Корикова. – Я вас прощаю, Анжелика Серафимовна, а с остальными разбирайтесь сами.

– Как это – прощаю? – подскочил Вопилов. – А как же наш уговор, что вор ведет всех в кабак?

– Я никаких договоров не подписывала! – отрезала Анжелика. – А вором добропорядочного гражданина может признать только суд!

– Анжелика Серафимовна, вы бы для приличия все-таки извинились перед людьми, – посоветовал Кузьмин. – Обожрали коллектив, а выставляете себя национальной героиней!

– Признаться, не ожидала, что мой родной коллектив окажется скопищем жмотов. Остается только поражаться, как несовершенна людская порода… Но предупреждаю сразу: если замечу хоть намек на дискриминацию, хоть тень какого-то недовольства, хоть один косой взгляд, я уж найду, как заставить вас вести себя прилично! – прошипела Анжелика.

– Да мы просто объявим вам бойкот, вот и все, – сказал Кузьмин. – Никто не заставит меня разговаривать с человеком, которого я не уважаю.

– Яночка Яковлевна еще как заставит! – ослепленная верой в покровительство начальницы, раздухарилась Крикуненко. – Вы все послушные марионетки в ее руках! Она переставляет вас как пешки, а надоест ей кто – смахнет с доски и руки отряхнет. Ваши судьбы, презренные, всецело в ее власти.

– Да что вы говорите, Анжелика Серафимовна! – хмыкнул Кузьмин. – У вас какие-то чрезмерно демонические представления о личности Яны Яковлевны и ее роли в истории.

Лично для меня ее мнение по всем вопросам, кроме рабочих, сугубо фиолетово. Да и по рабочим-то…

– Извините, Анжелика Серафимовна, но я тоже отказываюсь признать себя марионеткой Яны Яковлевны, – иронично произнесла Корикова, но тут же добавила: – При всем к ней уважении.

– А я-то и подавно плевала на ее заскоки! – поддержала митингующих Рыкова.

– Ах, не марионетки? Ах, плевали? Так и запишем, так и передадим! – паясничала Анжелика. – Вот и отыскались наши таинственные недоброжелатели! Саморазоблачились, так сказать! Интересно, кто из вас Кэп Грей? Вы, Антоша? Или вы, Алиночка? Или же эти пасквили на форуме – продукт вашего коллективного творчества?

– Я не Кэп Грей, это стопудово, – ответил Антон, заметно сбавив обороты.

– Аналогично, – сказала Алина.

– Да что вы к ним прикопались? В этой комнате любой может быть Кэп Греем, – опять подключилась Рыкова. – Всем ваша Яна Яковлевна как гость в горле.

– У меня в сети совершенно другой псевдоним, – на всякий случай поспешила засвидетельствовать Колчина. – И я никогда не пишу плохо об уважаемых людях.

– А я вообще на форумах не торчу, дел по горло, – пробормотал Вопилов, углубляясь в просмотр очередной анкеты на сайте знакомств.

– И я, и я, – поддакнули остальные.

Только Филатов не смог подтвердить своей благонадежности. Умаявшись за день, молодожен вздремнул прямо на стуле.

– Извините, задержалась в мэрии, – на пороге объявилась нарядная Яблонская с букетом белых лилий. – Юлечка, это тебе. Будь счастлива, детка. А что все такие смурные?

– Да так, одну свинью на чистую воду вывели, – негромко произнесла Рыкова.

– Какую свинью? – Яна насторожилась.

Зина только открыла рот, как Крикуненко бросилась к Яблонской и часто-часто заговорила:

– Бред, ложь, гиль! Не верьте ни одному слову этих клеветников! Подумать только, обвинить меня в несусветной низости! И ладно меня… Но вас, вас!

Яблонская вспыхнула, но ничего не сказала. А Крикуненко азартно продолжала, простирая к ней длани:

– Я их всех разоблачила! Сорвала маски с интриганов! Задушила заговор в зародыше! И готова сейчас при всех объявить, что Кэп Грей – это… это… это…

Но пока Анжелика устрашающе буравила всех по очереди выцветшими голубыми глазками, раздался тихий голос Кориковой:

– … это никто из нас. Кэп Грей только что отметился на форуме.

Любопытство было столь велико, что все, не стесняясь присутствия Яблонской, бросились к компьютерам. Лишь один Филатов остался на месте, смачно икнув во сне.

Cap Grey сообщал следующее:

* «Продолжаю скорбную летопись бесчинств Яблонской. От надежных людей мне стало известно, что она собирается подвести под увольнение лучших журналистов «Девиантных» – Кузьмина и Корикову. А поскольку работают они исправно, и докопаться к ним сложно, продумываются какие-то особо хитроумные шаги по их выживанию. И когда только эта Яблонская угомонится? Неужели она не понимает, что сама себе копает яму?»

Яна покраснела еще больше: информация таинственного недоброжелателя была чистой правдой. Только вчера она обсуждала эту тему с юристом «Девиантных», потом с Карманом, затем – с Кудряшовым и Серовой. А вечером звонила Карачаровой – посоветоваться, что делает в подобных случаях она. Правда, фамилии впавших в немилость журналистов Ольге она не назвала. Яна ревновала к «Эмским», и даже если бы опостылевшие Корикова с Кузьминым ушли от нее к Карачаровой, она расценила бы это как измену.

Но при всем при этом, ни с кем расставаться Яблонская не собиралась. Разговорами об увольнении она собиралась приструнить Алину и Антона, а заодно нагнать страху и на весь коллектив…

– Забавный топик, – заметил Кузьмин. – Что скажете, Яна Яковлевна?

– Что скажу? – Яблонская растерялась, но тут же взяла себя в руки. – Скажу, что не комментирую слухи.

– И снова вы уходите от прямого ответа, – махнул рукой Антон. – Мне как, начинать искать новую работу или нет? Знаете, я ведь в любую минуту могу написать заявление. Вы только скажите.

– Поддерживаю каждое слово Антона, – устало сказала Корикова.

– Вот и отлично! – воскликнула Крикуненко. – Яна Яковлевна, не удерживайте их. Подпишите им заявления, пусть чешут на все четыре стороны. Вырастили тоже звезд на свою голову! Пора спустить их с небес на землю.

– Спасибо за совет, Анжелика Серафимовна, – едко отвечала Яблонская. – Но я и не думала никого увольнять. Коллеги, кому вы верите? Этому писателю-фантасту, да еще и анониму?

– Который орудует буквально у вас под носом! – не унималась Крикуненко. – Провалиться мне на этом месте, если Кэп Грей не строчит свои гнусные поклепы прямо из этой комнаты! – и притопнула ножкой. И надо же, ее «рюмочка» действительно ушла в прореху линолеума.

– Будем считать провал засчитанным! – засмеялся Кузьмин, а Анжелика, косясь куда-то в потолок, пафосно зашептала:

– Что ты хочешь мне этим сказать, о всемогущий Зевес? Научи неразумную дщерь свою распознавать божественные знаки, вписанные тобой на скрижали бытия…

– Дурдом на выезде, – безапелляционно объявила Рыкова. – Ну не хочет Зевес с вами разговаривать! Зато я могу с легкостью перевести с божественного: никакого Кэпа Грея в этой комнате нет.

– Нет, есть! – настаивала Крикуненко. – Почему Алиночка сидела за компьютером, когда все ели бутерброды с кабачковой икрой? О, ничто не ускользнет от моего всевидящего ока! А почему Антоша по своему обыкновению не нажрался, пардон, с новобрачным и этими двумя? – она указала на Ростунова и Вопилова. – А потому что он, видите ли, был архизанят! Якобы срочно дописывал статью. Но это, право, смешно. Какая может быть срочность в пятничный вечер?

Яблонская нахмурилась:

– Что за статью вы писали, Антон?

– Я? Да так, есть одна задумка. Не хотел говорить раньше времени.

– Покажите.

– Зачем? Текст еще не готов.

– И все-таки я настаиваю.

– Нет, Яна Яковлевна, – и Кузьмин прямо посмотрел ей в глаза.

– Что? – Яблонская, похоже, не ожидала подобного неповиновения.

– Я сказал: нет, – повторил Антон.

– Как? Против тебя выдвинуты серьезные обвинения, а ты не хочешь оправдаться?

– Нет, не хочу.

– Вот как? А если я сейчас издам приказ о проверке содержимого твоего компьютера, и через полчаса мне на стол ляжет распечатка, что и когда ты писал в течение рабочего дня, а также какие Интернет-ресурсы посещал?

– Воля ваша, Яна Яковлевна, – с легкой издевкой отвечал Антон.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – угрожающе произнесла Яблонская и повернулась к Кориковой: – Надеюсь, Алина позволит мне посмотреть, чем она в последние полчаса занималась на компьютере.

– Нет, не позволю, – спокойно отвечала Корикова.

– Бунт на корабле! – заверещала Анжелика. – К ногтю их! На правеж!

– У меня нет от вас особых секретов, – продолжила меж тем Алина. – Но эта проверка оскорбительна. Вы не понимаете, что ли? И потом, не только мы с Антоном сидели за компами. Все время от времени отходили от стола. А некоторые и до сих пор в Интернете торчат, – и она перевела взгляд на Вопилова, который выпал из времени и пространства, разглядывая фото какой-то толстозадой мулатки в леопардовом бикини.

Яна сообразила, что по запальчивости пошла на поводу у Крикуненко, но давать задний ход было уже поздно. Она лихорадочно подыскивала, что бы сказать такого умного и весомого, как вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла Серова.

– Простите за опоздание, – улыбаясь, пробормотала она. – Еле вырвалась с этого заседания! А где молодые?

Все поискали глазами героев дня и увидели безрадостную картину. Зареванная Юля в платье с обтоптанным подолом трясла за плечо забывшегося в пьяном сне супруга.

Было около двух ночи, но Антон не спешил покидать бар. Во-первых, до того, как лечь спать, ему обязательно было нужно переговорить с одним человеком. Во-вторых, несмотря на поздний час, на улице было душно, а здесь атмосферу разгонял кондиционер, и бармен наливал маслянисто-тягучую ледяную водку.

Каждые 10–15 минут на его телефон приходила СМС-ка с одного и того же номера. Антон безучастно читал их и тут же стирал, не отвечая. Да и чем он мог помочь несчастной по собственной воле Колчиной, которая опять, заливаясь слезами, смотрела «Джейн Эйр» подле пьяного вдрабадан мужа?

– Какие они все-таки дуры, – пробормотал он, сделав глоток водки и лишь взглянув на ломтик лимона на блюдечке.

«Нет, а что умного? Колчина при всей своей смазливости всего лишь ограниченная истеричка, озабоченная только тем, чтобы все у нее было не хуже, чем у всех. Корикова? Да, симпатичная. И к моральным качествам до недавних пор претензий не было: чуткая, искренняя, доброжелательная. Но все чары рассеялись в тот миг, когда милая Алиночка не стала отрицать, что подсыпала отраву в коктейль Серовой!

Или вот ту же Серову взять. Не красотка, если уж честно. Но какая-то изюминка в ней, безусловно, есть. Но что это за изюминка и под сколькими слоями она спрятана? И главное, как извлечь ее на свет божий? За какую ниточку потянуть?

Яблонская – вообще клинический случай. Ничего женского – кроме, пожалуй, истеричности. Комиссарша. Казнить нельзя помиловать. Интересно, она и в постели такая?»

Тут Антон тихо рассмеялся: к своим 27 годам он уяснил, что борзовитые девицы типа Яны бывают куда покладистее всех прочих, если к ним подкатывает некто подчеркнуто брутальный.

«Так, кто у нас еще остался? Ну, конечно, она, звезда моих очей, энигматичная чертовка Зинуля Рыкова. Но это разговор особый. Та еще штучка-то… Права Алинка. Все, еще 50 грамм и иду».

В полчетвертого утра он открыл дверь в незнакомый подъезд. Поднялся на третий этаж, всмотрелся в номера квартир, спустился этажом ниже. Позвонил в дверь. Никто не отозвался.

– Ну сколько же можно гулять? – с улыбкой проворчал Антон и присел на ступеньку.

Он опять подумал о Яне. Близок, близок тот час, когда придется с ней объясниться. И он в который раз подыскивал слова, с которых начнет важный разговор.

Яна Яковлевна, я давно хотел вам сказать, что…» Чухня какая-то! С подобных фраз заводили свои многочасовые объяснения тургеневские герои – и то, если собирались дать барышне вежливый отлуп. «Яна Яковлевна, наверно, вы уже догадались, что…» Опять не то! Скорее всего, она и не думала догадываться. Догадалась бы – давно была бы реакция. Яблонская не из тех, кто месяцами обдумывает информацию, выжидая подходящего момента, чтобы пустить ее в ход. «Случалось ль вам воображать, что…» Боже, один высокий штиль в голову лезет…»

– Ой, кто здесь?!

Антон вздрогнул:

– Это я, не бойся. Заснул. Давно жду, устал.

– А зачем ждешь? Позвонить не мог, что ли?

– Да ну. Мне увидеть тебя хотелось.

– Ну, увидел, что дальше?

Мимо его носа прошествовали длинные ноги на высоченных каблуках. Он поднял голову – юбка заканчивалась где-то гораздо выше его носа.

Трижды повернулся в замке ключ. Потом еще столько же – во втором замке.

– Заходи.

Голос приглашающей звучал не слишком дружелюбно.

Антон переступил порог. Однушка не была вылизана до состояния стерильности, как, например, хоромы Колчиной. Но беспорядок, который предстал перед ним, был особого рода – порожденный ежедневным присутствием здесь самовлюбленной и прагматичной особы. Нигде не было видно ни мягких мишек, ни рамочек с фотографиями, ни тапок с пушками. Зато на спинке кровати (часть спальни прекрасно просматривалась из прихожей) висели три или четыре лифчика ярких цветов, а поодаль выстроился ряд туфель на высоких каблуках.

– Ну, что надо? – Рыкова развернулась по направлению к кухне. – Выпьем?

– Выпьем, – и Антон прошел за ней.

– Знаешь, я чисто случайно так рано вернулась, – продолжила Зина, доставая из холодильника наполовину пустую литровину белого мартини. – Ну, что у тебя ко мне за срочные дела? Не тяни кота за яйца.

– Зин, – Антон сделал паузу и выразительно посмотрел на нее, – ты фенотиазин еще из Чебоксар привезла?

– А что это такое? – без особого интереса спросила она.

– Ну, некоторые называют это аскорбинкой, – Антон засмеялся.

Зина стояла напротив него, облокотившись задом на кухонный гарнитур и вызывающе припав на одно бедро. Босоножек на шпильках она не сняла.

– Ну? – продолжил Антон. – Что-то у нас беседа не клеится.

– Не клеится? – Зина подмигнула ему и улыбнулась. – Знаешь, такие дела я предпочитаю решать в койке.

– А я предпочитаю идти в койку уже с решенными делами, – с лукавой улыбкой парировал Антон. – Ловко ты, красота моя, придумала. Решила чужими руками жар загрести. Алинка-то ведь так и не поняла ничего…

– Все она поняла. Потому и не разговаривает со мной, – буркнула Рыкова. – Не надо из нее святошу делать. На фиг нужно было кнопки в Светкины мокасины подкладывать, если ты вся такая порядочная?

– Кнопки? Это что-то новенькое.

– Ну, как-то она на Светку разозлилась. И вот, не придумала ничего забавнее! Не иначе как детство в заднице взыграло. Я таких вещей не понимаю. Какой смысл подлянки делать, если у тебя от этого жизнь лучше не становится?

– Идейная ты, – Антон махом уничтожил полкружки мартини. – Только чем твоя жизнь стала лучше после того, как Светку на «скорой» увезли?

– Так ведь не для себя, Антош, старалась. Для лучшей подруги. Но просчиталась. Не оценила Алинка моей находчивости. Сама зубами скрежетала, что Серова ей дорогу перешла да карьеру заела. Ну а когда я, как нормальная подруга, помогла ей разрулить проблему, начала от меня морду воротить. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…

– Ни фига себе, разрулила она проблему! Из-за какой-то ерунды чуть не отравила человека, – возмутился Антон.

– Ну уж и отравила, – усмехнулась Рыкова. – Ничего бы твоей Серовой не сделалось. Я знаю, сколько сыпать. Выверено путем проб и ошибок.

– А, так Светка не первая, кого ты угощаешь коктейльчиком?!

– Ну нет, обычно я коктейлями никого не балую, – Рыкова соблазнительно полуулыбалась. – Просто угощаю аскорбинкой и все. Нормально прокатывает. Но согласись, было бы глупо в разгар пьянки навяливать Светке витаминки.

– А не боишься ты кого-то сверх меры накормить своими пилюлями?

– Нет, не боюсь. Говорю тебе – знаю меру. С двух таблеток объект просто дуреет или ха-ха ловит. С трех могут уже и глюки приключиться. А четыре-пять – это если клиента нужно на энный срок убрать с арены событий. Конечно, если чел настроен целую упаковку умять, то тут я рекомендовала бы распорядиться насчет завещания…

– И где ты эту отраву раздобыла? – кровожадные байки Рыковой одновременно и возмущали, и очаровывали Антона.

– А у нас тогда фармзавод что-то не то нахимичил. Какая-то мелюзга траванулась слегка. Ну, эту партию было приказано отозвать из продажи. Да только пока они отзывали, я не будь дура, обошла несколько аптек и затарилась вкусняшкой.

Зинкина наглость была столь беспримерна, что Антон понял: прокурор из него вышел неважный. Отправляясь к Рыковой, он рассчитывал, что она будет отпираться, плакать, оправдываться… Словно прочитав его мысли, Зина сказала:

– Думаешь, мне стыдно, что ли? Ни фига не стыдно. У меня мотив был благородный – для лучшей подруги старалась. Много ты такой преданной дружбы видел?

– Преданной – от слова «предательство», – пробормотал Антон и добавил громко: – А раз ты так любишь Алинку, почему не рассказала ей всю правду про витаминки? Пока я ей глаза не открыл, она была уверена, что яд был в водке или в соке.

– И что она тебе ответила? Сразу на меня стрелки перевела?

– Нет, ничего не сказала.

– Ну вот видишь, какая она мать Тереза. А ты говоришь: сказать ей всю правду про витаминки. Да разве бы после этого она бросила их Светке в коктейль? Что ты, тут бы начались гамлетовские раздумья, рефлексия, самобичевание… А мне эти разговоры о высоком на фиг не были нужны. Вижу цель – иду к ней. Тем более, времени было в обрез. Да и Колчина постоянно на кухню свой нос совала…

– Алинка до сих пор места себе не находит.

– Ничего, найдет. И еще поблагодарит меня за то, что я ей дала пинок для ускорения. Месяц назад она была никем, а сейчас – ценный сотрудник с опытом редакторской работы.

– Да ведь ты слышала, Яблонская уволить ее хочет.

– Не уволит, – хитро засмеялась Рыкова. – Она думает, что играет с ней как кошка с мышкой, но совсем скоро все поменяется… Ну и мне, глядишь, что-нибудь с барского стола перепадет.

– Зин, что за язык Эзопа в столь поздний час?

– Язык и… что? – Рыкова зевнула сквозь улыбку. – Устала я, Антош. Спать хочу. Ну, в койку, что ли?

…На окнах в Зининой спальне не было ни штор, ни тюля, а из мебели, кроме кровати, имелись лишь гладильная доска, стул и зеркало в полный рост, которое стояло прямо на полу. И все – ни компьютера, ни полки с книгами, ни горшка с кактусом. Дожидаясь выхода хозяйки из ванны, Антон развалился на стуле, расстегнул рубашку и попытался войти в образ очень порочного мачо.

– Я жутко развратен, невероятно испорчен, неимоверно искушен, – вслух внушал он себе. – Рокко Сиффреди в сравнении со мной жалкий недомерок, а Уоррен Битти закомплексованный девственник. Самые красивые бабы укладываются передо мной штабелями, а я их осчастливливаю по очереди. Я мега-турбо-супермачо!

Но в результате медитации Антон не только не почувствовал прилива уверенности в себе, но, наоборот, ощутил такую робость, какую редко испытывал даже на заре сексуальной карьеры. Однако переживал он зря. Выйдя из душа, Рыкова без всякого стеснения сбросила халат (самый обыкновенный, из полотенечной ткани, никаких шелков) и абсолютно голая навзничь упала на кровать. Проделала она это так, будто в комнате никого не было.

От подобной естественности Антон впал в легкий ступор. Не понимая, что ему делать дальше, он продолжал сидеть на стуле. Рыкова же похлопала по матрасу, указывая ему на место рядом с собой и, зевая во весь рот, сказала:

– Других лежачих мест у меня нет. Если конфузишься – спи сидя. Я только голая нормально высыпаюсь, и ради тебя менять привычки не намерена. Только не вздумай ко мне лезть – огребешь звездюлей по полной.

Несмотря на поздний час и немалый литраж выпитого, рядом с обнаженной особой Антону засыпалось плохо. Хорошенько рассмотрев Зину, он удивился тому, как изменилось ее лицо после того, как с него исчез макияж. Вместо черных, точно лаковых, бровей – редкие серые полоски, вместо длинных ресниц – невыразительные шатенистые «щеточки». «Так она не брюнетка? Неожиданно… А четвертый размер груди куда делся? Здесь от силы второй. А, понятно, все дело в этих бесовских лифчиках», – и Антон покосился на развешанное на спинке кровати белье.

И все же спящая была хороша. Антон осторожно провел пальцем по ее лицу, повторяя его черты, затем спустился на шею, потом – ниже…

– Отвянь, – сквозь сон пробурчала Рыкова и повернулась к нему задницей.

Вздохнув, Антон накинул на нее простынку.

А за завтраком (кофе без сахара и сигареты) Рыкова беззлобно над ним насмехалась:

– Ну и фофан ты, Кузя. Женилка, что ли, не фурычит?

– Фурычит, Зин, и отменно. А вот от тебя я подобной холодности не ожидал. Рядом такой парниша, а она дрыхнет как сурок!

Лицо Зины погрустнело:

– С Алинкой-то мне что делать? А, Антош? Она ведь со мной уже месяц не разговаривает. Смотрит как на пустое место.

– О чем печаль, Зин? Ты же крутая. Плюнь и разотри.

– На всех бы плюнула, только не на нее. Такой подруги у меня никогда еще не было…

Вместо ответа Антон осторожно вынул у нее из руки чашку и с большим удовольствием поцеловал в пахнущие кофе губы. Но удовольствие быстро переросло в недоумение, поскольку никакого воодушевления его действия у Зины не вызвали…

Утром в понедельник на двери «Девиантных» появилось объявление: «Уважаемые коллеги! Ввиду профилактического осмотра коммуникаций просим не задерживаться на рабочих местах по истечении официального рабочего времени. Администрация».

– Поумнее отмазки не могли придумать? – хмыкнул себе под нос Ростунов. – Ясен пень, по компам будут шарить, компромат искать.

И, убедившись, что поблизости никого нет, закрасил в слове «осмотра» буквы со второй по пятую, а также вымарал «коммуникаций» и «не».

– Так-то оно больше соответствует действительности, – пробубнил он.

В редакцию вошла Юлечка Колчина. После уикенда, проведенного с молодым мужем, она отнюдь не выглядела счастливой.

– Юляха, у тебя есть немного времени, чтобы кое-что подчистить на своем компе, – подколол молодую Ростунов. – Советую убить фотки голых Дэниэла Рэдклифа и Димы Билана…

– Голых?! – пропищала Колчина. – Чья бы корова мычала… Лучше бы о своей коллекции порнухи позаботился бы. А что, компы будут смотреть?

– Однозначно, – с видом эксперта Леха качнул немытой головой. – Яблонской все неймется, хочет Кэпа Грэя найти.

– Но неужели ты правда думаешь, что это кто-то из наших?

– Конечно! И я даже знаю, кто, – ухмыльнулся Ростунов. – Анжелика Серафимовна Крикуненко собственной персоной. Только ты ей не говори, ладно? Дико склочная баба. А Яблонскую она еще со времен Черепа ненавидит.

– Ненавидит? Да она от Яны Яковлевны часами не вылезает. Предана ей как Пятница Робинзону, – в разговор включилась только что подошедшая Корикова.

– Держитесь подальше от таких преданных Пятниц, – покровительственно произнес Ростунов. – Если не желаете, чтобы потом эти Пятницы вас заложили как Иуда Христа.

– А что, Лех? Что-то в твоей теории есть, – Алина посмотрела на него с интересом. – Вот Анжелика доказывает, что Кэп Грэй – это Кузьмин. Но ведь Кузьмин Яблонской всю правду-матку в глаза лепит. Он не скрывает своего лица. Какой ему смысл анонимно на форуме ядом брызгать? Нет, это отжигает тот, кто по каким-то причинам не решается открыто высказать Яблонской правду.

– А кто не решается? – продолжил ее мысль Леха. – Кто-то из ее прихвостней!

– Кто у нас прихвостни? Давайте сверим списки, – к дискутирующим присоединился Кузьмин.

– Кто-кто? Крикуненко да Кудряшов! – выпалил Ростунов.

– Нет, это точно не Олег, – негромко сказала Алина. – Не спрашивайте, почему. Просто поверьте.

– А я и не думал на Викторыча! – забрызгал слюной Леха. – Стопудово, это баба Анжела! После ее крысятнических заходов никто не заставит меня поверить в ее высокие нравственные устои! И вообще…

– Стоп-стоп-стоп, – перебил разошедшегося оратора Кузьмин. – А слона-то мы и не заметили! Что скажете насчет Серовой?

– Серова??? – разом переспросили все.

– Да, Серова. Если следовать Лехиной теории о преданности и предательстве…

– Да ну, не может быть! – горячо возразила Алина. – Да ты вспомни, как Светка всегда Яблонскую перед нами защищает! И когда Яна истерит, Серова с ней цацкается как самая преданная нянька. Типа личный психотерапевт.

– Нет, сынок, это фантастика, – заключил Ростунов.

…Непривычно рано изгнанные из редакции, «девиантовцы» не захотели расходиться, а отправились в ближайшую кафешку. Своим внимание тусовку не почтили только Крикуненко и Филатов, который, не сказав жене ни слова, укатил в неизвестном направлении. Не было здесь и Серовой, которую Яблонская попросила задержаться.

Перекинувшись идеями по поводу того, что сейчас происходит в редакции, все вдруг вспомнили, что есть еще одна прекрасная тема для светской беседы – недовольный вид молодоженов.

– Юль, ну что? Как свадьба прошла? Много подарили? – Колчину забросали вопросами.

Юлечка, уминая третий шарик мороженого, вздохнула:

– Я рождена под несчастливой звездой. Мой муж оказался пьянью и грязным животным.

– Поподробнее, поподробнее…

– Ну что? Нажрался, как свинья, – Юля притязала на роль Прекрасной Дамы, но выражаться могла только в двух стилях: быдляцко-вульгарном и слащаво-штампованном. – Домой привезла не мужа, а дрова. Полночи продрых на диване, не раздеваясь, а потом, скотина, начал исполнения супружеских обязанностей требовать. Я его послала, а он разорался и свалил куда-то.

– Типичная первая брачная ночь, – заметила многоопытная Рыкова.

– Ну а потом, Юль, вы… все же были счастливы? – подколол новобрачную Вопилов, но та, не заметив шпильки, простодушно отвечала:

– Да нет, Влад, все времени не было. Половину субботы он дрых после вчерашнего. Проснулся – со мной не разговаривает. Пожарил себе яичницы с колбасой и перед телеком засел. А потом к нему свидетель пришел – ну, вы все видели этого алкаша. Мой благоверный тут же в гараж засобирался, машину чинить. А явился в час ночи, и снова на рогах!

– Обалдеть! – с нарочитым сочувствием сказала Рыкова. – Ну а в воскресенье, я надеюсь, ты лишилась девственности?

Колчина сделала страдальческую гримасу и промолчала. Но Вопилов настоял на продолжении монолога.

– Ну что? – опять завела Юля. – С утра не похмелялся, не жрал ничего, только кофе выпил и с грушей полчаса попрыгал. А, я вам не сказала, он же ко мне свою грушу боксерскую перевез! А потом опять старую песенку завел. Вынь да положь ему…

– Ну а ты как думала? На фиг замуж-то выходила? Чтобы мозги Димону компоссировать? – отчитал ее Вопилов.

– Извини, Влад, но ты ничего не понимаешь в женской психологии, – зашмыгала Юля носом. – Не забывай, что у меня остался осадок после пережитого в пятницу и субботу. И чтобы получить от меня…э… любовь, муж должен загладить свою вину. А это не меньше недели.

– Ни фига себе! – воскликнул Ростунов. – Такими темпами нашему Димону никогда не добиться от тебя того, чего добился Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц.

– И еще, Леш, – менторским тоном продолжала Колчина. – Как я могу быть близка с человеком, в котором начисто отсутствует культура и рыцарское отношение к даме?! Представляете, он икнул при мне, а когда смотрел телек, то задрал майку и почесал себе пузо!

Все покатились со смеху, а Рыкова бросила рассказчице:

– А ты у нас, конечно, фиалками какаешь!

– Да я вообще не ка… Все, больше я вам ничего не расскажу! – истерично выкрикнула Колчина.

– Да мы уж и так все поняли, – хмыкнула Зина. – У тупых людей и разборки скучные. Даже поржать не над чем.

– Да??? – отвечала Колчина сквозь слезы. – А что бы ты запела, если бы муженек вдобавок ко всему спер у тебя свадебные деньги? А?

– Что, прямо все унес? – заинтересовался Вопилов.

– Не все, но половину точно, – всхлипывая, поведала Колчина. – И опять свалил куда-то…

– Куда-куда? По бабам пошел, – переглянулись Вопилов с Рыковой и громко захохотали.

– Да пошли вы…! – и Колчина бросилась вон из кафе.

– Ну все, хорош, – улыбаясь, Кузьмин запоздало урезонивал шутников. – Димон, конечно, неправ, но и Юлька тоже клинический случай. Пузо он, видите ли, почесал! Ну, бабы…

* * *

А на следующий утро Яблонская начала всех по очереди вызывать к себе в кабинет.

– Месье Алкаш? – процедила она, едва ее порог переступил Вопилов. – У вас, я вижу, свободного времени много. Сайты знакомств активно штудируем, на порноресурсах – извините за каламбур – почетный член, на форум всякую чепуху пописываем… Что ж, в таком случае я вменяю вам в обязанности редактуру еще и пятничных полос. Примите работу у Серовой. Следующий!

Порог переступила Корикова.

– Мадам Смарт? – «приветствовала» Яблонская Алину. – Неординарная вы наша! Только вот грамоту до сих пор усвоить не можете. А так хоть завтра в главные редакторы! – Яна презрительно расхохоталась и сказала, как отрезала: – Вы не оценили моего к вам особого отношения. Что ж, я не навязываюсь. Но уж не обессудьте, дорогая, перевожу вас обратно в корреспонденты.

– Какое еще особое отношение? – пробормотала обескураженная Алина.

– Не желаю ничего объяснять. Следующий!

В кабинет вошел Ростунов.

– Рада приветствовать господина Говнюка, – Яблонская скривилась в ядовитой улыбке. – Не оправдывайся, мне все известно! Но знаете что, уважаемый? Любишь не любишь, да почаще взглядывай. Минус тридцать процентов за июнь! Позовите Рыкову.

– Госпожа Черная Орхидея? Она же Мисс Рикки? – глумливо завела она, когда Зина приблизилась к ее столу. – Значит, вам не дает покоя, что я пару раз в магазин сбегала да с подружкой на пять минут пересеклась? Минус сорок процентов премии за июнь! И последнее китайское предупреждение. Следующий!

В кабинет ворвалась Крикуненко и сходу затараторила:

– Не верьте ни одному их слову! Эти люди ненавидят вас и завидуют мне!

– И вы, Мадемуазель? – грустно заметила на это Яблонская. – Чувствовала, что неспроста вы около меня третесь, да не прислушалась к своему внутреннему голосу… Значит, я, по-вашему, ограниченная и невежественная? Знаете, не ходите больше ко мне пить чай.

– Ложь, ложь, ложь! – на автопилоте проверещала Анжелика, но вдруг остановилась и вкрадчиво зашептала, то и дело оборачиваясь на дверь: – Помилуйте, а как же информация о жизни трудового коллектива? Последние известия из гущи событий? Экспертные мнения ярчайших представителей фронды?

– Благодарю, сыта по горло. Можете быть свободны.

Крикуненко задом попятилась из комнаты, качая головой, словно не веря в реальность произошедшего.

– Уймитесь! Здесь вам не театр мимики и жеста, – одернула ее Яна. – И знаете, искренне советую вам припухнуть, если не желаете отправиться на пенсию. Будьте столь любезны, пригласите Кузьмина.

В кабинет вошел Антон.

– Товарищ Кузьма? Он же Онаним? – истерично расхохоталась Яна в лицо Кузьмину. – Не хочу распространяться о ваших прегрешениях. Имя им легион, а мое время дорого. Минус сто процентов премии за июнь и выговор с занесением в личное дело! Еще одно замечание – и на выход!

– Не понял, Яна Яковлевна, – Кузьмин старался говорить с достоинством, но от возмущения у него перехватывало дыхание. – Не позвать ли доктора? Что это за самодурские выходки вы себе позволяете?

– Убирайся!!! Я ненавижу тебя!!! – заорала Яблонская.

– Я тоже, знаете ли, не влюблен, – нервно усмехнулся Антон. – Пойду-ка я сейчас к юристу и спрошу, насколько правомерен ваш вчерашний шмон по нашим компьютерам. Вам не кажется, что вы нарушили неприкосновенность частной жизни?

– По вашим компьютерам?! Тут вашего ничего нет! Вы все бессовестно транжирили рабочее время и рабочий же трафик! Что же удивляться тому, что в последнее время мы все чаще уступаем «Эмским» и «Помелу»?

– Лично я этому нисколько не удивлен. И пока вы делите коллектив на любимчиков и постылых, пока вы даете нам взаимоисключающие распоряжения, пока отрываете нас от работы своими истериками и разборками, пока поощряете стукачей и подавляете малейшее недовольство, пока личную неприязнь переносите на деловые отношения – то так оно и останется!

Сам того не ожидая, Антон произнес эту тираду по всем правилам ораторского искусства – ни разу не запнувшись, с каждым витком мысли все более возвышая голос. Яблонская остолбенела.

– Например, за что вы невзлюбили меня? – продолжал Антон. – За то, что я не позволил вам смешать меня с дерьмом только потому, что у вас было плохое настроение? За то, что не был тупым исполнителем, а хотел активно участвовать в развитии газеты? За то, что имел наглость продвигать свои идеи и критиковать ваши?

Яблонская безмолвствовала, глядя на Антона во все глаза.

– За что вы третируете Корикову? За то, что она пошла на огромный риск и взвалила на себя выпуск газеты, пока вы прохлаждались в отпуске? Вы же вместо благодарности принялись выискивать ошибки. Зачем? Почему вы всегда всех подозреваете в плохом? Почему не скупитесь на оскорбления, а за добрым словом лезете в карман? Почему боитесь даже малейшего проявления инакомыслия?

– Ты спрашиваешь, почему, – наконец, отрешенно заговорила Яна. – Наверно, потому, что я просто… боюсь. Боюсь, что чуть ослаблю вожжи – и мне тут же сядут на голову. Ты же помнишь, что здесь творилось, когда редактором был Влад. Не-ет, Антон, наш человек по натуре раб, и ему нужна жесткая рука. Пока я руководитель, мне не стать другой.

– Да ведь я и не предлагаю вам становиться размазней. Но есть же какая-то золотая середина между начальником-самодуром и начальником-тряпкой. Почему вы думаете, что все сядут вам на шею, если вы станете выдержанной, тактичной и оставите свою подозрительность? Кто-то, может, и попытается сесть – те, кто пришел сюда не работать, а протирать штаны и интриговать. Но что вам помешает отправить таких работников в сад? Зато те, кого интересует именно успех газеты и развитие своих талантов, распрямятся в полный рост! Та же Алинка… Я… Леха с Юлькой в последнее время закисли, но и их можно реанимировать. Даже Зинка небезнадежна! Отмените распоряжения о депремировании, поговорите с людьми начистоту. Вы сами удивитесь тому, как быстро форумские злопыхатели потеряют к вам интерес…

Слово «форум» подействовало на Яблонскую как красная тряпка на быка.

– И, конечно, тебе лучше всех это известно! – едко бросила она. – Поскольку ты имеешь к этой кампании самое непосредственное отношение!

– Вы прекрасно знаете, что нет. Вам же известно, какие у меня ники в сети, и что я писал под ними на форуме. Кстати, вы установили, кто такой Кэп Грей?

Яблонская отрицательно помотала головой:

– С редакционных компьютеров пользователь под таким ником в сеть не выходил. Проверка не дала никаких результатов. Хотя я очень рада, что многих вывела на чистую воду…

– А зачем? Что вам это дало, кроме горечи и разочарования в людях?

– Какие свиньи, какие свиньи… – как заведенная твердила Яна.

– Да почему? По сравнению с тем, что говорите нам вы, они высказались еще очень мягко… Все факты соответствуют действительности. Никто не гнал никакой отсебятины. Говорю вам: устраните причину – устранится и следствие. Перемените отношение к людям – и вас перестанут полоскать на форуме. Уж как просто!

– Стать для всех золотым червонцем? – усмехнулась Яна. – Увольте.

– Но когда врагов слишком много… пожалуй, надо и в консерватории что-то подправить.

– Антон, вы распоясались, – словно в прострации отвечала Яблонская. – И как-то подозрительно ретиво защищаете форумских сплетников и этого Кэпа Грея. Ты же знаешь, кто он. Скажи!

– Ну, хорошо, скажу. И что вы сделаете?

– Что сделаю? – Яблонская оживилась, завращала глазами. – Такое устрою этому ублюдку, что мало не покажется! А если это все же окажется кто-то из наших, он пожалеет, что переступил порог «Девиантных». Сгною придирками, заставлю работать без премии, урежу гонорары, ославлю по другим редакциям, а потом выкину по статье!

– Вот как? – Антон удивленно поднял брови. – А мне казалось, что пять минут назад вы были почти адекватны. Но я ошибся. И ухожу.

– Да, иди, что-то мы заболтались, – Яблонская царственно махнула рукой в сторону двери.

– Вы не поняли – я совсем ухожу. Увольняюсь. Не могу и не хочу больше с вами работать.

– А-а, понятно, – Яна словно не верила своим ушам. – Папик перекупил? Или Карачарова золотые горы посулила, а ты и уши развесил?

– Опять паранойя. Непонятно, почему вы не рады? Я бы на вашем месте ликовал. «Профсоюзный лидер» изгнан, восстание подавлено, недовольные уходят в подполье, и вы можете продолжать править жесткой рукой. Не редакция, а разлюли-малина.

Яблонская не знала, что ответить. С одной стороны, присутствие Кузьмина в редакции в последние месяцы действовало на нее как очень мощный раздражитель. С другой стороны, несмотря ни на что, она ценила перо Антона и не хотела терять сильного сотрудника. Кроме того, она чувствовала себя уязвленной оттого, что хитрец Антоша обставил все так, что не она его выгоняет, а он сам ее бросает. Нет, этого нельзя допустить…

И, через силу улыбнувшись, Яна сказала:

– Антон, мы, кажется, оба погорячились. Давай забудем о том, что наговорили друг другу. Вернемся к этому разговору недельку спустя, ладно? Все, иди теперь, у меня голова жутко разболелась…

* * *

В дверь позвонили. Был одиннадцатый час вечера, и Рыкова никого не ждала. Спать она ложилась за полночь, поэтому сейчас коротала время, валяясь на кровати со свежим номером женского «глянца».

– Кто? – недовольно буркнула она.

– Зин, открой, это я, не бойся.

– О майн готт, – удивлению Рыковой не было предела, когда за дверью она узрела смущенного Диму Филатова. – Какими судьбами? Как решился оставить в столь поздний час молодую жену?

– Да пошла она, – отвечал Димон, переступая порог. – Я тут это… одну вещичку принес, – и сосредоточенно принялся шарить по многочисленным карманам специального фотокорского жилета. – О! Вот он!

– Что это? – лицо Рыковой потеплело.

– Не видишь – «смотрон»!

– Как-как ты сказал? Смотрон? Олух царя небесного! – и Зина расхохоталась.

Филатов выжидательно улыбался. Но когда он увидел, что «вещичка» произвела на Рыкову впечатление, у него отлегло от сердца.

– Ну и зачем ты мне показываешь этот смартфон? – посерьезнела Зина. – Не мог до завтра подождать и похвалился бы уж тогда перед всей редакцией.

– Да это… как бы это тебе… Подарок.

– Подарок?! Это с какого перепугу?

– Просто так. Подумаешь, семнадцать «штук»! – Филатов в лоб проинформировал Зину о своей щедрости.

– Эй, ты не ошибся? Может, ты Юляхе это девайс приобрел?

– Да пошла она, – упрямо повторил Димон и, подбодренный благосклонностью Рыковой к его подношению, сказал: – Чаю дашь, что ли?

– Держу только кофе и мартини.

– Накапай полстакана.

Глотнув непривычного напитка, Димон перекосился, будто поцеловал жабу.

– Э, а водки-то нет, что ли? На хер ты мне этот компот суешь.

– Водки нет, – отвечала Рыкова. – Но если хочешь, сгоняй. Я до часу точно ложиться не буду. Только смотри, не борзей тут у меня. Чтобы все было культурно.

С водкой да под «моркву» и кильки в томате светская беседа потекла свободнее. Зиночка оставила свой пафос и тоже пропустила пару рюмок.

– Зинк, эх и вляпался я с этой дурой, – бесхитростно признался Димон. – И с чего я взял, что люблю ее? А теперь фиг развяжешься…

– Да почему? Возьми да разведись, – отвечала Рыкова, играя новым телефончиком. – Очень гламурная штучка! У тебя классный вкус, Димон.

– Тебе понравилось? – разулыбался Филатов и вдруг порывисто схватил Зину за руки. Та в этот момент раскачивалась на табуретке и от выпада Димона едва не потеряла равновесие.

– Дурак, что ли? – недовольно буркнула она и вскочила с места.

Не тут-то было! Филатов прямо-таки с первобытной страстью сграбастал ее в объятья и набросился с поцелуями. Пока ситуация не вышла из-под ее контроля, Зина быстренько прикинула, что смартфон за 17 тысяч вполне того стоит. И, кроме того, что-то в этом Филатове есть. Да-да, положительно что-то есть…

Наутро она нашла в дальнем углу холодильника какой-то застарелый огрызок колбасы. Но, будучи обжаренным на сковороде и залитый тремя яйцами, он превратился в сказочный завтрак. Зина едва удержалась от желания подать это все Димону в постель.

– Черт знает что такое, – вздрогнула она от этой мысли. – Вот так и становятся безропотными клушами. Надо следить за собой.

Филатов проснулся в прекрасном настроении.

– Что, Зинк, хорошо покувыркались?

– Неплохо. Правда, я всего два часа успела поспать.

– Повторим? – он притянул ее к себе.

– Ну ты маньяк, – Зина с трудом скрывала довольную улыбку. – Мы вообще-то, и так опаздываем.

Димон резко встал с постели. Минуя ванну, в трусах прошествовал на кухню, где в считанные мгновенья умял всю яичницу. После этого он не более, чем на минуту, заглянул в ванну, потом быстро глянул на себя в зеркало, провел пятерней по жестким густым волосам и объявил:

– Все, я побежал. А номерок никому не давай, ладно? По этому смотрону только я тебе буду звонить, поняла?

– У тебя взъерошилось, – и Зина задумчиво провела пальцем по широким бровям Димона. – Можешь зайти сегодня вечером. Я картошки пожарю…

Филатов довольно мотнул головой и поскакал вниз по лестнице.

Выпроводив Кузьмина, Яна набрала номер Серовой:

– Я чай хороший заварила, загляни на чашечку.

Светлана неохотно поднялась из-за стола. До обеденного перерыва ей кровь из носу надо сдать на верстку три полосы, и никто за нее этого не сделает. Поэтому, если она сейчас пойдет чаевничать с Яблонской, наверстывать упущенное ей придется в обеденный перерыв. Неужели Яна этого не понимает? Конечно, как ей понять, когда у нее всех забот – с утра навтыкать подчиненным, а затем вплоть до четырехчасовой оперативки раствориться в просторах «Одноклассников»…

– У тебя голова не болит? – встретила Яблонская Серову. – Нет? Значит, не магнитные бури. Значит, это Кузьмин меня довел. Ты бы слышала, как он тут меня жизни учил! Покайтесь, говорит, перед коллективом, отзовите распоряжения по депремированию…

– А ты и правда хочешь всем снять премии?

– Я что, похожа на клоуна? Если я что-то говорю – значит, я это делаю.

– Но ты снимаешь серьезные суммы. Причем, у всех. Могут быть последствия…

– И не у всех, а только у провинившихся! Например, к тебе и к Колчиной у меня нет никаких претензий, так что получите премию в полном объеме. Все по справедливости.

– Ну, тогда и меня надо депремировать, – усмехнулась Серова. – Я грешным делом тоже пару раз в неделю захожу на воман. ру.

– Да ради Бога, Свет! – рассмеялась Яблонская. – Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Я тоже изредка похаживаю на «Одноклассники». И что теперь? Мне себя тоже депремировать?

– По логике – да. А то какие-то двойные стандарты получаются.

– Свет, – Яблонская вгляделась в лицо Серовой. – Что с тобой сегодня? Я тебя не узнаю.

– Плохие предчувствия. Мне кажется, назревает какой-то взрыв. Не надо каяться перед коллективом, просто отмени распоряжения. Типа, ты всех прощаешь. Неужели они так много трафика перерасходовали? Наказание неадекватно проступку.

– Свет, ты ничего не поняла, что ли? – Яблонская снисходительно улыбалась. – На трафик мне плевать, если честно. Я не из своего кармана за него плачу. Дело в другом…

– Ну, так бы сразу и сказала, – пробормотала Серова. – То есть, ты наказала людей рублем за то, что они где-то посмели выразить свое мнение о тебе. Так?

– Да, так, – с вызовом отвечала Яблонская. – Ну и что? Должна же я заставить их прикусить свои поганые языки!

– Да не прикусят они их! Еще больше негатива пойдет. Только теперь они станут поосторожнее. Заведут другие ники, будут выходить на форум из дома, из Интернет-кафе…

Яблонская молча потянулась за чайником. Перспектива, нарисованная Серовой, как-то не приходила ей в голову. Она-то думала, что выкорчевала бунт с корнями…

– И самого-то главного заводилу ты все равно не поймала, – продолжала Серова. – Ну, сорвала ты маски с мелких сошек, а этот… как там его? опять ушел.

– Это да, – протянула Яблонская. – Но я его все равно поймаю!

– Как? Это невозможно.

– Ну конечно – невозможно! – высокомерно парировала Яблонская. – Есть у меня один пацанчик знающий. Приплачу ему – он мне все пароли-явки вычислит. Ты не представляешь, до чего сейчас дошел прогресс!

– Прогресс – это да, это сила, – чрезвычайно вежливо отвечала Серова. – Но неужели тебе охота тратить время на эти преследования и разоблачения? Есть куда более простой и правильный путь…

– И какой же?

– Изменить отношение к подчиненным. Корикову и Кузьмина отпустить в свободное плавание. Они отлично самоорганизуются, и газета от этого будет только в плюсе. Рыкову с Колчиной мягко, но твердо наставить на путь истинный. Ростунова замотивировать как-то – а то он за последний год словно исписался. А Крикуненко, я думаю, предложить уйти на пенсию. Самомнение там ого-го, а КПД низковат. Также сомнительна ценность для редакции Вопилова…

Яблонская смотрела на Серову, словно не веря своим глазам.

– Я считала тебя своим человеком, но ты, похоже, человек Кузьмина, – наконец, насмешливо произнесла она.

– Ян, ну перестань, – терпеливо отвечала Серова. – Ты знаешь, как я тебя ценю и уважаю. Если бы я относилась к тебе иначе, то не говорила бы всего этого. Пошла бы с ребятами в курилку и обсудила бы тебя по полной программе.

– Не понимаешь ты меня, Свет, – с горечью в голосе констатировала Яблонская. – Я тебе одно – ты мне другое. Говорю тебе – хочу изловить этого Кэп Грея…

– Да забей ты на него. Перемени отношение к людям, и он исчезнет. Ему просто нечего станет писать.

– Ты об этом так уверенно говоришь, словно договорилась об этом с Антошей! – фыркнула Яблонская.

– Да ни при чем тут Кузьмин…

– Ну-ну, мне все известно. Думаешь, я не знаю, что Кэп Грей – это он? Думаешь, я просто так ему срезала премию на сто процентов? Я бы его вообще по статье выкинула, но у меня пока нет никаких доказательств, что это он… Кстати, знаешь, что он мне сегодня заявил? Что напишет заявление! Вот напугал!

– Антон уходит? – тревожно переспросила Серова.

– Ну, пока я его не отпустила. Знаешь, я как-то иначе представляла себе наше расставание…

– Ян, надо удержать его! – горячо заговорила Светлана. – Сначала он уйдет, потом Алинка, и с кем мы будем газету делать? Кузьмин и Корикова – это лицо «Девиантных», без них мы…

– Для меня нет звезд, – перебила ее Яблонская. – Есть редакторы: я, ты, Олег. Это значимые творческие единицы. А все остальные – просто картриджи. Многие эффективные менеджеры считают, что необходима постоянная ротация кадров…

– Картриджи?! – словно не веря своим ушам, тихо переспросила Серова и тут же рассмеялась: – Это ты сама придумала? Классно. Мне бы и в голову такое не пришло.

И обе расхохотались: Яблонская – с торжеством, а Серова – скорее, истерически.

Из кабинета начальницы Светлана вышла в твердой решимости сходить на обед. И обязательно в город. А полосы подождут.

У Рыковой было прекрасное настроение. Жизнь в лице Филатова преподнесла ей большой сюрприз. Ну кто бы мог подумать, что Димон такой… такой… ну, как бы это сказать? А Колчина, конечно, дура, раз не оценила такого парня.

– Это же уму непостижимо! – пробормотала себе под нос Зина и начала один за одним разгибать пальцы, припоминая события минувшей ночи.

Когда пальцы на левой руке закончились, она задумалась: стоит ли считать за полноценный раз тот молниеносный заход, который случился под утро? Но тут же решила – а почему бы и нет? – и уверенно разогнула мизинец правой руки.

С гадливостью вспомнила она толстозадого Александра Анатольевича и пузатого Илью Михайловича. Эх, может, из-за таких, как они, она и записала себя в холодные? Выбирала бы тех, к кому лежала душа – глядишь, ночь, подобная сегодняшней, случилась бы намного раньше…

– И много ли я выгоды извлекла из депутатского значка Александра Анатольевича, его «Порш Кайенн» и четырехэтажного особняка в Подмосковье? – бормотала Зина, подводя итог своей бурной молодости. – Я-то много ли получила? Четыре-пять шмоток из бутика? Ну и где они? Давно потеряли актуальность, и списаны племяннице в Чебоксары. Поездка на Кипр? Ах, мой милый Августин, все прошло, прошло, прошло… Что еще? Ужины в пафосных заведениях? Но от фуа гра у меня разболелась поджелудочная, а после дегустации пятнадцати видов роллов три дня рвало. Ну, какие еще были резоны терпеть около себя это надутое, самовлюбленное убожество с повышенными требованиями и при этом с весьма скромными физиологическими возможностями? Да, он снимал мне квартиру. Но не купил же! Идем дальше. Был ежемесячный пенсион. Но на что он уходил? Мартини, сигареты, новые духи, солярий, косметолог… И каков же чистый остаток? На счету – ноль целых ноль десятых. Молодость разменяна на бирюльки…

Зина открыла кошелек и пересчитала деньги. До зарплаты оставалось три дня, а вся ее наличность составляла всего двести рублей. М-да…

– Как же я забыла! – Рыкова ударила себя ладонью по лбу. – Сегодня уже седьмое, а Карман – ни гу-гу. Что ж, пойду освежу ему память…

Гендиректор встретил ее хитрым прищуром и шкодливой улыбкой. Около него лежала гора фантиков.

– Присаживайся, Зиночка, – и он подвинул к ней стул. – Великолепно выглядишь. Ты, наверно, за бонусом?

Так между собой они называли плату за молчание.

– А за чем же еще? – развязно бросила Зина, смутно почуяв подвох.

– Ты знаешь, я очень ценю твою креативность и прекрасный художественный вкус… Нет-нет, не скромничай, это действительно так. Иначе бы ты не сделала столь профессиональные фотоэтюды. Но… условно говоря, я больше не готов это оплачивать.

– Шутки в сторону! – Зина треснула ладонью по столу.

– Да в том-то и дело, что это не шутки, – захихикал Карман. – Условно говоря, твои открытки морально устарели.

– Почему это вдруг? Ты свалял дурака и признался во всем жене? – слегка растерялась Рыкова.

– Да, повинился во всем перед супругой, схлопотал по физии, подал на развод и скоро женюсь на Екатерине Сергеевне.

– Врешь поди, – саркастично заметила Зина. – Неужели женишься?

– Зуб даю, – в тон ей ответил Карман и вздохнул: – Если б ты знала, в какой переплет я попал…

На самом деле, Карман сообщил Зине полуправду. Огорошенный предъявленной беременностью Каки, он долго думал, как с минимальными потерями выйти из этой ситуации. При другом раскладе он бы и развелся с Милкой, но вот засада! Жена тоже ждала ребенка. К потомству Карман относился трепетно, и не мог себе позволить хлопанья дверьми в преддверии столь значительного события, как рождение наследника.

«Если б я был султан, я б имел трех жен, и тройной красотой был бы окружен», – донеслось из автомагнитолы. Карман резко затормозил, озаренный гениальной идеей. Уняв сердцебиение, он покатил к красивому зданию с месяцем на голубом куполе и четырьмя минаретами.

К нему вышла миловидная женщина в розовом платке, который нежно оттенял цвет ее лица. Карман вообразил себя героем восточной сказки.

– Присядьте. Абдулбари-хазрат подъедет через 15 минут, – сказала женщина, выслушав его просьбу. – А пока я принесу вам чай и чак-чак.

Вскоре в комнату вошел статный мужчина средних лет и приветливо улыбнулся Карману.

– Алия-ханум сказала, что вы хотели бы принять ислам? Поздравляю, это очень мудрое решение.

– Да, я хотел бы перейти в вашу религию и немедленно узаконить отношения с несчастной женщиной, которая доверилась мне, и которую я имел неосторожность обрюхатить, – сам не зная, почему, Карман вдруг перешел на сентиментальный стиль.

– Позаботьтесь о двух свидетелях, и наш мулла прочитает над вами Никах.

– Но это, условно говоря, будет неофициальный брак…

– Нет, это законный брак, и это в любое время подтвердят свидетели. Будете вы регистрировать отношения в ЗАГСе или нет – это нас уже не касается.

– Абдулбари-хазрат, а правда, что в вашей религии не осуждается многоженство? – Карман явно прикидывал что-то на будущее.

– Да, в Коране сказано: «Женитесь на тех, что вам приятны: на двух, на трех, на четырех. Но если в отношениях не сможете быть справедливыми, женитесь на одной». Это значит, что если вы купите одной жене норковую шубу, то надо будет и другой купить, и третьей, чтобы никто не обижался. То же самое – и с любовью. Нужно, чтобы все жены были довольны.

– Без вопросов! Будут довольны! – выпалил Карман, но, поймав на себе пристальный взгляд духовного отца, спохватился: – Ой, извините, я так волнуюсь …

– Коран разрешает брать несколько жен, но и налагает огромную ответственность. Я хочу, чтобы вы это поняли, – назидательно поднял палец кверху Абдулбари-хазрат. – Если не секрет, насколько вы обеспечены?

– Не беден, – надув щеки, ответил Карман.

– Это хорошо. В Коране сказано: соревнуйтесь в благих делах. Поэтому мы не осудим вас, если ваш коттедж будет на два этажа выше, чем у соседа, а машина – на два миллиона дороже. Это у нас считается благом – халял.

– Я все больше и больше проникаюсь вашими идеями! Ваша религия полностью соответствует моим духовным исканиям! – с горячностью воскликнул Карман.

– Но опять же, – охладил его пыл Абдулбари-хазрат, – есть у нас такое понятие – закят. Если в течение года вы заработали сумму, равную по стоимости 80 граммам золота, то с этого вы должны 2,5 процента пожертвовать в пользу бедных. Так что, приобрели машину – 2,5 процента будьте любезны отдать. Это налог, который контролирует Аллах.

– Два с половиной процента? Всего-то? – переспросил Карман и полез за сотовым. – Условно говоря, мне надо просчитать экономическую целесообразность проекта… Ого, да это приличная сумма, оказывается! Это что, если купил тачку за миллион, должен целых 25 тысяч вам отстегнуть?

– Это будет по совести, – между бровями Абдулбари-хазрата залегла морщина.

– А как вы будете контролировать мои доходы? – продолжал любознательный Карман. – Я буду должен подавать вам декларацию, как в налоговую?

– Мы ничего не будем контролировать. Но если вы хотите жить в ладу с Аллахом…

– Хочу, хочу!!! – возликовал Карман.

– Тогда Аллах вам в помощь, – и Абдулбари-хазрат сдержанно улыбнулся.

– Ай молодца наш Кэп Грей! – воскликнул Ростунов, зайдя на форум после обеда. – Даром времени не теряет. Пока мы освежались пивасом, вывалил всю правду о бесчинствах Яблонской. Пусть все знают, какой у нас в «Девиантных» беспредел творится!

...

● «Мания величия у Яблонской прогрессирует галопирующими темпами, – писал Cap Grey. – Сегодня по очереди вызывала журналистов на ковер и резала премиальные – от тридцати до ста процентов. С какой стати, спросите вы? Вчера по компам сотрудников «Девиантных» шарил опытный хакер, так что многие ники оказались рассекречены. Все жертвы репрессий – участники нашего форума. То есть, Яблонская хочет наложить лапу уже и на свободу выражения мысли. И вот первые ласточки: об уходе заявил один из лучших журналистов «Девиантных» Антон Кузьмин. Но тогда газете точно капут!»

● «Ну уж и капут, – тут как тут объявился Peace да Ball. – Еще ни одна газета не закрылась из-за того, что оттуда кто-то ушел. Хоть самый креативный редактор, хоть самый талантливый журналист. Увы, заменимые есть… А, кстати, куда намылился Кузьмин? Кажется, в «Эмских» есть вакансия редактора отдела новостей, и деньги Карачарова предлагает неплохие, только вот человека подходящего пока нет. Антон, если читаешь форум, звякни Ольге Вячеславовне! Если дельце выгорит, поставишь мне потом пивас».

● «Спасибо за наводку, – отвечал Kuzma. – Непременно позвоню Ольге Вячеславовне, чтобы лично сообщить ей, как она эффектна в новом красном платье. Позавчера вечером видел ее в «Погребке» с каким-то старпером, чьи черты мне смутно напомнили… Впрочем, я не волен выдавать сердечные тайны Ольги Вячеславовны».

● «Сердечные тайны? – реакция Peace да Ball последовала незамедлительно. – У Карачаровой нет никаких тайн. Мужчина, с которым она встречалась в «Погребке» – всем известный Николай Юрьевич Пащенко. А если кто-то сомневается в истинных мотивах этой встречи, так разъясняю: «Эмские» и «Помело» выиграли госзаказ на освещение деятельности областной администрации. Что ж удивительного в том, что главные редакторы встретились, чтобы обсудить концепцию исполнения заказа?»

– Ну, Карачарова в своем репертуаре, – ухмыльнулся Вопилов. – Неужели она и с Папиком треплется?

– Что значит «и»? – переспросила Колчина.

– Ну, с Костиком-то у нее однозначно нечто вроде романа, – продолжил информировать Влад.

– Да ладно, Влад, не придумывай, – Корикова враз оторвалась от компьютера.

– Ах, если бы, – жеманно вздохнул Вопилов. – Чистую правду говорю.

– А-а, ну тогда понятно, кого Костян назвал этим словом, – громогласно объявил Филатов. – Блин, забыл. Типа засранки, но не засранка. Как же это?

– Засранка? Ну, мне об Олечке он такого не говорил, – со знанием дела отвечал Вопилов. – Наоборот, говорил, это такой мировой бабец… Без всяких там заморочек и «тараканов».

– Растаманка? Наркоманка? – Филатов аж вспотел от невероятно мощного мыслительного процесса. – Нет, не то… Ну, помогите, что ли!

– Обезьянка, – хихикнула Колчина.

– Меломанка? – предположила Корикова.

– Нет, не то, – Филатов тер лоб. – Ну, как это называется, когда баба… ну, типа слаба на передок?

– А-а, это, – просветлел лицом Вопилов. – Так это – нимфоманка. И что – Костик так говорил про тетю Олю? Скажите пожалуйста! Ни за что бы о ней такого не подумал.

– Да хватит уже о Карачаровой! – неожиданно громко сказала Корикова. – От нас Кузьмин сваливает, а вы о какой-то ерунде треплетесь.

– Лично я в это не верю, – высокомерно заявил Ростунов. – Вчера с Антошей пили пивас, так он говорил, что за «Девиантные» порвет любого. Не поддавайтесь, это провокация.

– Давайте его самого об этом спросим, как он появится, – оторвалась от работы Серова. – Кстати, где он?

– А мы как в «Стельке» пиваса тяпнули, так он в РУВД и почесал, – сообщил Вопилов.

– Так вы опять в город на обед ходили? – поинтересовалась Серова.

– Да, а что? В жару лучше пиваса пару кружечек принять, да закусить бутербродами, чем в столовке давиться горячим борщом, – отозвался Ростунов. – Правильно говорю, Влад?

– Железная логика, – отвечал тот, сосредоточенно щелкая по клавиатуре. – Вау! Я что-то на форум не могу выйти. Только что нормально заходил…

– И я, и я, – раздались голоса. – Интернет, что ли, гикнулся?

– Как же, Интернет, – наконец, сообщил Ростунов. – Это Яблонская, похоже, обрубила нам выход на форум.

– Да? А откуда тогда Кузьмин накатал свой топик? – поинтересовалась Корикова.

– Откуда? Да откуда угодно, – снисходительно отвечал Ростунов. – Он мог в ментовке за комп попроситься, мог к себе домой заскочить…

– К своей девчонке, – подсказал Вопилов, – к другану.

– В Интернет-кафе, в конце концов! – заключил Ростунов. – Вариантов до фига и больше.

– Тогда мне все понятно, – неожиданно подала голос Рыкова, которая под впечатлением объяснения с Карманом уже часа два безмолвствовала, обдумывая свою финансовую катастрофу.

– Что? Что тебе понятно? – все были заинтригованы.

– Говорите, Яблонская не нашла Кэпа Грея? – с победной улыбкой отвечала Зина. – Правильно. Он же не дурак, чтобы строчить на форум с рабочего компа. Конечно же, он пишет с чужого. Во сколько Кэп Грей отметился на форуме? Ага, в 13. 24. Ну, колитесь, кто где был в это время.

– Мы с Алинкой ходили в нашу столовку, – с видом оскорбленной добродетели отвечала Колчина. – Скажи им, Алин.

– Мы с пацанами были в «Стельке», – сообщил Ростунов. – Я, Влад, Олежек и Антон.

– Ну а я ходила на бизнес-ланч, – сказала Серова. – Надо было кое с кем встретиться.

– Мы с Димкой хавали на кухне пиццу, – заключила Рыкова и тут же разочарованно протянула: – Да ну вас в пень. Получается, в городе было полредакции…

– «Мы»? – взвилась Юлечка. – С каких это пор? Бессовестная! Человек только что женился…

– И – надо же, какая фигня! – уже разводится, – картинно вздохнула Зина.

– Дим, что происходит? – заистерила Колчина. – Уйми эту прошмандовку! Твою жену оскорбляют, а ты молчишь, как рыба об лед!

– Юль, успокойся, – отвечал Димон. – Зинка по делу говорит.

– Что??? – разом переспросили все.

– Такого даже я себе не позволял, – хихикнул Вопилов. – Не ожидал, Димон, не ожидал…

– Я сегодня заберу вещи… и грушу, – отрывисто заговорил Филатов. – А завтра подам на развод.

– Нет!!! – заголосила Колчина. – Ты не сделаешь этого! Ты не предашь меня!

– Юль, прости, – Филатову было очень неловко. – Это была не любовь.

– Но я, я тебя люблю! – Юлечка изо всех сил цеплялась за семейное «счастье». – Прости, я была неправа! Сегодня все будет по-другому… Ты меня не знаешь…

– И знать уже не хочет, – отрезала Рыкова. – Все, товар продан. Попробуй поискать в другом месте.

Все засмеялись, лишь Колчина, неожиданно быстро успокоившись, ядовито заметила:

– Что ж. Забирай себе этот неликвид. Подавись им. Правильно, в твои годы да с твоим прошлым на тебя только лузер и взглянет…

– Заткнись, замухрышка, не буди во мне зверя, – лениво цыкнула в ее сторону Рыкова.

– Как-как ты меня назвала? – встрепенулся Филатов. – Нели…что?

– Дим, не парься, – махнула рукой Зинка. – Пусть сама жизнь накажет это ущербное существо.

Тут в комнату вошел очень довольный Кузьмин. Проходя к компу, он тормознул около стола Серовой и, улыбаясь, шепнул ей:

– Свет, шикарно смотришься сзади.

– В смысле? – от такой развязности Светлана оторопела.

– Это ведь ты минут сорок назад выходила из «Сетей»? А я около ментовки стоял, мы со следаками курить выходили…

– Наверно, ты ошибся, – недрогнувшим голосом отвечала Серова. – В смысле, ты совершенно точно ошибся. В это время я была совсем в другом месте.

В РУВД Кузьмин нарыл интересную новость, и сейчас горел одним желанием: поскорее сдать текст Яблонской. Пусть оценит мощь его таланта и покусает локти, что не удержала такого ценного сотрудника!

– Надо уходить на взлете, – сам себе сказал Антон.

Но поработать у него не получилось. Возвращаясь из кухни с кружкой кофе, Кузьмин «для общего развития» прильнул ухом к двери кабинета Яблонской. Та в расстроенных чувствах говорила с кем-то по телефону.

– Вчера упустили, зато сегодня возьмем тепленьким! – кричала она в трубку. – Он только что оставил сообщение! Славик, помоги, умоляю! Это вопрос жизни и смерти! Брось все дела, я за ценой не постою!

Антон усмехнулся и направился в корреспондентскую. Но едва он сделал пару шагов, как его охватила непонятная тревога. «Уж не на Кэпа ли Грея затеяла Яблонская облаву? – смекнул он. – Но кто такой этот Славик, и почему Яна Яковлевна так на него уповает? Надо срочно выяснить…»

Но как по одному только имени установить личность человека, Антон не представлял. Поэтому он завернул на верстку и в лоб спросил Кудряшова:

– Слышь, а кто такой Славик?

Поглощенный работой, Кудряшов тут же на автопилоте выдал:

– Да сисадмин из «Сетей». Смышленый паренек. А тебе он зачем?

– Ноутбук что-то заглючил, – и Кузьмина как ветром сдуло.

В коридоре он столкнулся с Филатовым и просиял:

– Ты-то мне и нужен! Погнали!

– Куда?

– Время – деньги. Расскажу по дороге.

Оба как нахлыстанные помчались на улицу.

– К ментовке! – скомандовал Кузьмин, когда Филатов завел свои старинные «Жигули». – Гони что есть мочи!

– Не, ты что-нибудь мне скажешь или как? – напомнил Димон.

– Погоди, погоди, я сам ничего не понимаю, – и Кузьмин вцепился в виски. – Блин, что делать-то?

За семь минут, что они гнали до РУВД, ничего умного в голову ему не пришло. Антон решил действовать по обстоятельствам.

– Мы сейчас идем в Интернет-клуб, – инструктировал он Димона, когда они поднимались на третий этаж. – Ты останешься на лестнице. Как свистну, тут же заходи.

– Пацан сказал – пацан сделал, – мрачно заверил его Филатов и выдвинул вперед челюсть.

На входе Кузьмина встретил тот самый флегматичный Серега, из которого пару месяцев назад Яблонская пыталась выбить приметы Романа Светлова.

– Братан, машины свободные есть? – обратился к нему Кузьмин.

– Неа, – покачал тот головой, остановив на посетителе сонные глаза.

– Но мне надо срочно! – Антон лепил первое, что приходило в голову.

– Нету, говорю.

– Хорошо, а Славик здесь?

– У себя.

– Сходи к нему, скажи: пришел человек от Яблонской. Иди, иди. Он знает.

Простодушный охранник послушно потопал выполнять поручение Кузьмина, без тени сомнения оставив вахту.

– Ну, сейчас или никогда! – подбодрил себя Антон и негромко свистнул.

Филатов тут же влетел в охранницкую и принял боевую стойку.

– Где эти упыри? Кого мочить? – прохрипел он, лупя кулаками воздух.

– Пока никого, – быстро зашептал Антон. – Нужно спасти одного хорошего человека. Для этого я должен быстро найти одну вещь. Иди в компьютерный зал и задержи охранника, сколько сможешь. Тяни время по максимуму!

По лицу Филатова скользнуло разочарование. Он-то думал, что они с Антошей вступят в неравный поединок с какими-нибудь злобными гоблинами, обратят их в бегство и, гордые собой, поедут рассказывать о своих подвигах редакционным красавицам. Антоха же предлагает ему чесать языком… С недовольной физиономией Димон скрылся за дверями компьютерного зала.

– Нельзя терять ни минуты! – сказал Антон сам себе и огляделся по сторонам.

Так, компьютер охранника. Посмотрим, что там за кино. Отлично! Так он и думал: в зале работают камеры видеонаблюдения, а картинка выводится на Серегин монитор. Значит, весь компромат на Кэпа Грея здесь, в этом компе! И тайный деятель как никогда близок к провалу! Четверть часа назад Яблонская дала Славику задание вычислить, откуда ее таинственный противник отправил последнее сообщение на форум. Вот удивится компьютерщик, когда выяснит, что Кэп Грей орудовал у него под носом какой-то час назад! И чтобы рассекретить его, Славику останется только одно – просмотреть запись, сделанную камерами наблюдения…

Единственное спасение – немедленно выдрать из компа винчестер с компроматом. Но как это сделать? Времени в обрез, из инструментов – только ногти и зубы… Черт, выход, похоже, только один! Антон рванул один провод, второй, третий… Все, системный блок отсоединен. Озираясь, Кузьмин потащил его к выходу.

Тем временем из-за двери доносилось неспешное препирательство Димона и Сереги.

– А я говорю, стой здесь, – басил Филатов. – Плохо понял, что ли?

– Не обязан, – отвечал Серега. – Сгинь.

– А хо-хо не хо-хо?

– Да ты чо, а натуре? Я щас красную кнопку нажму, и тебя в ментовку заметут.

– Ага, щас. Не рыпайся, понял?

– А ты не бери меня на «понял»! – Серега предпринял еще одну попытку прорваться к оставленному посту. – Изыди.

Но Димон опять перегородил ему дорогу:

– Я сказал: стоямба, пацан.

Тут из дальней каморки выскочил Славик с какой-то длинной распечаткой в руке:

– Ну дела… – удивленно произнес он, потрясая свитком. – Серег, где чувак от Яблонской?

– Там, – пробубнил охранник, пытаясь прорваться к двери.

В стену сильно ударили. Димон понял: это Антон подает ему знак, что пора смываться. Он оттолкнул Серегу и скрылся за дверью.

– Утекай! – откуда-то с нижних этажей донесся до него голос Кузьмина.

Однако утечь не удалось. У самого выхода из подъезда Антон нос к носу столкнулся с… Яблонской.

– Кузьмин?! – удивленно воскликнула она и перевела взгляд на системный блок. – Что это у тебя?

Вместо ответа Антон бросился наверх.

– За мной! – шепнул он Филатову, которого встретил на втором этаже.

Пулей они пролетели третий этаж, четвертый, пятый… Все, тупик. Только лестница на чердак. Голоса преследователей были все ближе…

– На чердак! – шепнул Кузьмин, а сам толкнул створку окна и, чуть помедлив, сбросил системник вниз. Через секунду из глубины двора донесся глухой звук.

Антон тут же метнулся к чердачной лестнице и уже взлетел до ее половины, как…

– Стой! Не уйдешь! – запыхавшиеся Яблонская, Славик и Серега буквально повисли на нем.

Кузьмин рванулся, лягнулся, кто-то ойкнул, руки преследователей разом разжались, и Антон скрылся в темных недрах чердака.

– За ним! – взмахнула рукой Яблонская.

Но ни охранник, ни компьютерщик не сдвинулись с места. Собственно, они вообще не понимали, почему вдруг ввязались в погоню за этим парнем. Они-то думали, что охотятся на того гопника, который только что препирался с Серегой. Парень, который секунду назад скрылся на чердаке, был совсем другим человеком. И к нему у администрации «Сетей» не было никаких претензий.

– Мразь!!! Мразь!!! Ушел!!! – забилась в истерике Яна. – А вы не мужики, а трусы! Ничтожество вам имя!

– Давайте без кипиша, Яна Яковлевна, – заметил на это Славик. – Вы просили информацию – я ее достал. А получать по морде непонятно за что я не нанимался. Вон как он Серегу двинул.

Охранник шмыгнул и утер камуфляжным рукавом сукровицу, которая тонкой струйкой текла у него из носа.

– На хрен мне сдалась твоя информация! – напустилась на него Яна. – Я теперь и без твоих высоких технологий знаю, кто мой заклятый враг!

– А почему вы решили, что это он? – усомнился Славик.

– Как же – не он? На фиг бегать тогда?

– Может, он нервный, – усмехнулся компьютерщик. – Пойдемте-ка лучше глянем наше кино. Посмотрим, кто сидел за той машиной час назад.

Все трое спустились в «Сети». Славик шевельнул «мышкой», дабы оживить погасший экран. Но тот никак не пробуждался.

– Ни фига себе! – компьютерщик глянул под стол и оторопел. – А машина-то где?

– Я же говорила, что это он! – злорадно воскликнула Яна. – Я это сразу поняла, когда встретила его у входа в обнимку с системным блоком!

– Но куда он его заушил? – продолжал Славик. – На чердак он лез с пустыми руками. Стопудово.

– Ой, не знаю, – отмахнулась Яна. – Да и плевать мне на это с высокой колокольни, если честно. И так уже все понятно.

– Может, и понятно, только доказательств никаких, – недовольно пробормотал компьютерный гений.

– Да какие еще доказательства! – высокомерно глянула на него Яблонская. – Я с самого начала знала, что это он. Мою интуицию не обманешь! А вы дурни набитые. Оба, – и она направилась к выходу.

Славик глянул на охранника. Тот мучительно переваривал какую-то информацию.

– Ну?! Давай рожай скорей, – с досадой бросил он подчиненному.

– Его не было, – наконец, выдал тот. – Не было.

Около четырех Колчина пошла на кухню сделать себе чай и вернулась недовольная.

– Свинство какое-то, – бросила она в воздух. – Передумал пить кофе – так вылей. На фиг кружки-то оставлять. Скоро объедки перестанем в мусор выкидывать, а потом и посуду за собой мыть бросим…

– А кто кофе-то оставил? – Корикова обвела комнату взглядом. – Ба! Куда это у нас Антоша запропастился?

– Точно, Алин! – подхватил Ростунов. – Прибежал от ментов, два слова написал и опять куда-то свалил. И нет бы сказал!

– Странно, – оторвалась от работы Серова. – Он собирался отписать в номер информашку из РУВД. Говорил: все ахнут. И где он, спрашивается?

– И Димона нет, – пробасила Рыкова. – Сейчас я его наберу… Не отвечает, блин.

– Похотливый кобель в своем репертуаре, – хмыкнула Колчина. – Побежал на случку к очередной давалке.

– Ага, прямо не дожидаясь конца рабочего дня! С Кузьминым на пару! – сыронизировал Ростунов.

– Надо же, и Кузьмин не отвечает, – информировала Серова. – «Аппарат абонента отключен или находится вне зоны действия сети».

– Вовремя я этого дебила бросила, – как бы сама с собой рассуждала Колчина. – И сразу же кое-кто нарисовался…

– Ну кто там у тебя нарисовался? Вибратор, что ли? – устало поддела ее Рыкова.

– Дура! – огрызнулась Юля. – У тебя, может, и вибратор, а у меня Роман Светлов. Выкусила?

– Было бы что выкусывать… Уж лучше конкретный вибратор, чем абстрактный Светлов!

– Для кого абстрактный, а для кого – и нет, – Колчина мечтательно закатила глаза. – В общем, заявился с огромным букетом белых роз и большим плюшевым мишкой, припал к моим туфелькам и протянул коробочку с колечком! Я хотела тут же сказать ему «да», но вовремя вспомнила, что этих козлов надо хорошенько помучить. Поэтому ответила, что мне надо подумать две недели, и все это время он не должен меня видеть…

– И ты проснулась в это время, – опять подколола ее Рыкова.

– Прямо-таки и припал? – ухмыльнулся Ростунов. – Ну вы, девки, сказочницы… А этих мишек у тебя и так хоть жопой ешь. Только моль разводишь.

– Леша, ты не романтик, – скорбно заметила на это Колчина. – Ты сухой, черствый человек. Тебе не понять.

Тут в комнату влетел раскрасневшийся Филатов. Перед собой он держал какую-то железяку причудливой формы.

– Явился не запылился! – приветствовала его Зина. – Что за металлолом?

– Где Антоха? Он не вернулся? – завращал глазами Димон.

– Не-е-ет, – протянули все. – А где вы были?

– В одном месте. Спасали одного человека, – понизил голос Филатов. – Еле утекли.

– Да ты что! – раздалось сразу несколько восклицаний. – Что случилось-то? Рассказывай, не тяни.

– В общем, иду я по коридору, и тут хоба! – вылетает Антоха. Говорит: не подведи, друган, надо выручать одного чела. Ну, поехали мочить гоблинов… Приехали, хоба! – а гоблинов-то и нету…

– Сам ты гоблин! – досадливо перебил его Вопилов. – Говори нормально, а то без ста грамм не разберешься. Где были-то?

– В клубешнике одном… рядом с ментовкой… человека спасали…

– Какого?

– Хорошего…

– Конкретнее, Димон, конкретнее…

– А я и не в курсе. Антоха сказал: выручай, друган. Я и выручил.

– А если Антоха тебя в следующий раз позовет инкассаторов грабануть, ты тоже пойдешь? – менторским тоном заметила ему Колчина. – Я же говорила – дебилы. И ты, и Антоха твой.

– Уймись, изжога, – цыкнула на нее Рыкова. – Дим, говори!

– Ну чо? Я одного гоблина держу, тут Антоха выскакивает с компом и кричит: утекай! Чешем оба на чердак… Я несусь, во что-то вписываюсь… хоба! Перелетаю через какую-то хреновину… вижу свет… бегу вниз… Все!

– Так где Антоха-то? – разом спросили все.

– Не знаю. Я думал, он уже здесь.

– А что это за дрянь ты притащил?

– Так я не рассказал еще… Бегу к машине, гляжу – хоба! – во дворе антохин комп валяется. Я схватил и тикать.

– Но откуда Кузьмин взял этот комп, и как он оказался на улице? – тихо спросила Серова.

– В клубешнике взял, где ж еще? – отвечал ей Филатов.

– Хорошо, а на улице он как оказался? В мятом виде? – настаивала Серова.

– Ну не знаю, Светлана Андреевна. Может, он его выронил, пока бежал…

– Ага, выронил, – Ростунов осматривал трофей Димона. – Выронил… Этажа так с девятого…

– Лично мне все это не нравится, – нахмурила брови Корикова.

– Мне тоже, Алин, – тревожно отозвалась Серова. – Пойду попробую дозвониться Антону, – и направилась из корреспондентской.

Но в дверях столкнулась с Яблонской. Быстро оглянувшись, Светлана отступила к столу, куда Филатов водрузил свою находку. Вольно или невольно, она заслонила собой раздолбанный системник.

– Где Кузьмин?! – бросила Яна. – Молчите? И долго так еще партизанить будем?

– А можно спросить, что случилось? – поинтересовалась Корикова. – Мы тоже не можем до него дозвониться.

– Что случилось?! – воскликнула Яблонская. – Я вычислила Кэпа Грея – вот что случилось! Вывела подлого предателя на чистую воду! Ловко придумал. С редакционного компа пишемся как Кузьма, а с «левого» – как Кэп Грей. Да ничего, меня не перехитришь!

– Вы уверены? – вежливо заметила Алина. В принципе, ей очень легко верилось в то, что это Антошины проделки. Но порядочность требовала хоть что-то, но сказать в защиту коллеги.

– На все сто! – объявила Яблонская. – И лучшее подтверждению этому – его позорное бегство. Не понимаю, он так и будет все жизнь от меня бегать? В общем, влип ваш любимец. Вылетит отсюда по такой статье, что никуда не устроится! – и Яна удалилась, энергично размахивая руками.

– Свет, а ты почему тут встала? – Корикова пристально смотрела на Серову. – Как будто не хочешь, чтобы Яблонская увидела этот комп.

– Ты права, Алин, не хочу, – спокойно отвечала Серова. – Из рассказа Димки я ничего не поняла. Антон не отзывается. Знаешь, мне за него тревожно. Кстати, Дим, ты что с этой рухлядью собираешься делать? Спрячь его пока получше. Мало ли что…

Филатов согласно мотнул головой. Но тут недовольно выступила Зина:

– А нам он куда, Дим? И так развернуться негде.

– Я могу забрать себе, – предложила Серова.

– Забирай, – разрешила Рыкова. – Не переживай, Дим, у Светланы он сохранится в лучшем виде.

– Ни фига себе! – вдруг взвизгнул Вопилов. – Антоха жжет! Прикиньте, только что оставил сообщение на форуме!

Все сгрудились около стола Влада – пока Яблонская преследовала таинственного недоброжелателя, Вопилов сходил к Кудряшову и упросил его вернуть ему выход на форум.

* «Ищейки Яблонской дышат мне в спину, и я вынужден замолчать. На время или навсегда? Наверно, второе. Да и хватит уже дебатов. Злословие само по себе никогда меня не интересовало. Эту ветку я завел вовсе не для того, чтобы развлечь вас, и не затем, чтобы собрать обвинительный материал против Яблонской. Я это сделал лишь для нее одной.

Да-да, для нее одной. Оказывается, когда-то – не так давно – она была совершенно другой. В журналистских кругах Эмска еще есть люди, которые помнят ее справедливой, чуткой, человечной… Теперь это трудно представить, да?

И во многом этому перерождению способствовали мы. Монстра в себе она вырастила с нашего молчаливого согласия. Мы стерпели, когда она впервые произнесла слово «ввалю». Мы переминались с ноги на ногу, когда она рвала наши тексты в клочья. Мы считали само собой разумеющимся иметь в ящике рабочего стола корвалол. И Яна пошла вразнос. По-другому и быть не могло. Ведь никто ее не останавливал. В том числе, и я.

За последний год она особенно прогрессировала. От той Яблонской, которой многие восхищались, и которую уважали, не осталось практически ничего. Я понял: пора остановить ее. Наверно, она просто не ведает, что творит. Не видит разрушительных последствий своего «темперамента»: неожиданно «исписавшихся» и «оборзевших» подчиненных, поднявших голову стукачей. Восхищается собой как жестким руководителем, эдакой «железной кнопкой». Словом, довольна собой и уверена, что идет по правильному пути. Так пусть же послушает, что о ней думают люди! На этой ветке я предложил всем, кто боялся выступить открыто, сделать это анонимно.

Но я просчитался. Яна обратила гнев не на себя, как я задумывал, а на тех, кто посмел этот гнев вызвать. Дальнейшая борьба за светлую сторону ее личности бесполезна. Прошу считать тему закрытой и ничего сюда более не писать. Прощайте, коллеги!»

– Скажите, пожалуйста, как он это мило обставил, – заметила Колчина. – Перемыл Яне Яковлевне все косточки – и это, типа, для ее же пользы!

– Да, оригинальный метод борьбы, – пожала плечами Корикова.

– Антоха молодец! – восхитился Ростунов. – Бился с мегерой всеми возможными способами. И в лицо ей правду лепил, и анонимно с клиенткой работал.

– А вам не кажется, что это странно? – подала голос Серова. – Зачем было наступать столь широким фронтом? Какая у Антона была необходимость заводить ветку на форуме, если он все то же, не стесняясь, говорил Яне Яковлевне в лицо?

– К чему ты клонишь, Свет? – поинтересовался Ростунов.

– Да ни фига это не Кузьмин, по-моему, – отвечала та. – Не сходится.

– Ну как же не Кузьмин? – удивилась Колчина. – А зачем тогда бегать от Яны Яковлевны?

– Мы не знаем точной причины его бегства, – рассудила Серова. – Мы слышали версию Яны Яковлевны, но не факт, что она верная.

– А как же последнее сообщение Кэпа Грея? – напомнила Алина. – Лично я расцениваю его как признание в содеянном.

– Да? А я вообще не уверена, что писал Кэп Грей, – отвечала Серова. – Вас, например, ничего в этом топике не смутило?

– Ничего, – раздалось сразу несколько голосов. – А что, а что?

– Ник-то серый, – торжествующе объявила Серова. – Тот, кто это писал – никакой не Кэп Грей.

– Расчет на лохов? – задумался Вопилов. – Кто-то подставляет Антоху…

– Или Антоха кого-то, – добавила Корикова.

Дежурный по вокзалу объявил посадку на скорый поезд Эмск – Москва. Кузьмин смял пластиковый стакан из-под пива, надвинул бейсболку поглубже на лоб и поспешил на перрон. Билета у него не было. Хорошо хоть паспорт и пластиковую карточку он всегда носил в нагрудном кармане.

Он знал, что его ищут. Поэтому, выбравшись с чердака на волю, сразу же отключил сотовый. До поры, до времени никто не должен был знать, где он находится. Он даже домой соваться не стал – а вдруг у родного порога его поджидает Яблонская? Выход был один – бежать, и немедленно.

Одно его беспокоило. Похищенный компьютер словно испарился! Кто его подобрал? Хорошо бы Димон догадался… А если, не дай Бог, он попал в руки Славику с Яблонской? Тогда партия проиграна. Окончательно и бесповоротно.

…Отсутствие билета прекрасно скомпенсировалось наличкой, которая перекочевала в карман проводника. Когда поезд тронулся, Антон жадно выпил стакан воды и отрубился на второй полке служебного купе.

Проснулся он через восемь часов в шестиста километрах от Эмска и тут же включил телефон. Стеной пошли СМС-ки и уведомления о непринятых звонках. Отзвонились все. Даже разобиженная Колчина дважды набирала его номер, а потом, отчаявшись, послала СМС-ку: «Я с тобой и в радости, и в горе. Только позови».

…Серова ворочалась в постели. Уже два часа ночи, а она никак не может уснуть. «Придется накапать корвалола, – она села на кровати. – Интересно, где сейчас Антон?» И тут же, словно ее невысказанный вслух вопрос передался куда-то в неведомые высшие инстанции, сотовый известил ее о том, что пришла СМС-ка. Света почти не сомневалась, от кого она.

– Я так и знала, – только и сказала она, прочитав послание.

Корвалол было пить бесполезно. Открывшееся настолько ошеломило ее, что о сне не могло быть и речи.

На следующее утро Яблонская вызвала Серову к себе.

– Прикинь, Антоша прислал мне по факсу заявление об увольнении, – объявила она. – Вот хитрец! Понимает, что я зафиксировала бы неявку на работу, и выкинула бы его по статье, за прогул. А теперь фиг что сделаешь. Факс прислан в восемь утра, еще до начала рабочего дня. Не прикопаешься. Представляешь, он уже в Москве!

– В Москве? – сдержанно удивилась Светлана. – Отпусти его, не ищи и не преследуй. Тебе же легче будет.

– Легче? – Яблонская смотрела на нее непонимающе. – Свет, я тебя не узнаю в последнее время…

– Он же ясно написал вчера на форуме, что не хотел тебе плохого, – продолжила Серова. – И эту игру затеял для твоего же блага…

– Для моего блага?! Люди, которые пекутся о моем благе, не говорят мне гадостей, не оскорбляют, не цепляются к каждому моему слову, чтобы раздуть очередной скандал… И уж всяко они не объявляют в сети конкурс на тему, кто больше вспомнит прегрешений Яблонской!

– Да? А что они делают? – впервые за три года повысила голос Серова. – Поют тебе дифирамбы, когда у самих в душе все чернеет от злобы? Носят тебе информацию и тут же за глаза называют тебя ограниченной и бездарной? Их ты считаешь настоящими друзьями? Значит, тебе больше по душе лицемерие Крикуненко, чем искренность Антона?

– Я и не говорю о Крикуненко, – сбавила обороты Яна. – Есть же по-настоящему преданные люди… Олег… ты…

– Олег просто любит тебя безумно, поэтому и видит в тебе одно хорошее.

– А ты, Свет? Мне казалось, ты тоже поддерживаешь меня во всем. Если бы ты меня втайне ненавидела, то это бы как-то проявилось… не могло не проявиться! Ты бы настраивала против меня коллектив… так, как это делал Кузьмин.

– Настраивать то, что и так настроено? – усмехнулась Серова. – Неужели ты думаешь, что революция возникла потому, что был недоволен один Кузьмин? Нет, Ян, протест становится возможным, когда недовольно большинство. Антон же, как самый совестливый и безбашенный, просто встал во главе этого…

– Свет, ты ли это? – Яблонская смотрела на нее широко открытыми глазами. – Что случилось? Почему ты раньше никогда не говорила мне ничего подобного?

– Потому что знала, что это бес-по-лез-но, – отчеканила Серова. – Вспомни, как я пыталась убедить тебя в том, что Антон написал первополосный текст по скандалу в пединституте. Ты ко мне прислушалась? А насчет Кориковой я тебя просила, помнишь? И таких примеров масса. Но ты словно не слышала ничего. Какой смысл распинаться, когда для тебя имеет значение только собственное мнение?

– Значит, ты все это время врала мне, – как бы сама с собой говорила Яна. – Делала вид, что со мной, а сама была против.

– И только поэтому мы сработались! За год до того, как позвать меня, ты сменила троих замов. О чем это говорит?

– О чем – о чем? Об их лени и непрофессионализме! – выпалила Яблонская.

– Понятно. Значит, к себе вопросов по-прежнему не возникает?

– По-твоему, я должна была разрешить Полторацкой ходить днем в автошколу!

– Да, должна была. Признайся себе, Полторацкая была нормальным замом. Не случайно из «Девиантных» она сразу отправилась на повышение в Москву. Ты могла бы ее удержать, если бы создала ей нормальные условия для работы, а не началила за десятиминутное опоздание с обеда. Себе-то ты многое позволяешь…

– Что, например? – Яблонская смотрела на Серову почти враждебно. – Ты меня опять будешь «Одноклассниками» попрекать? И парой-тройкой бизнес-ланчей? Вы задрали уже!

– Ну вот видишь, как с тобой разговаривать… Все правильно, миссия провалена. Акция не имела смысла.

– И виновные в раздувании этого конфликта будут наказаны!

– Ты так ничего и не поняла.

– Да что понимать-то?

– Преследователь всегда превращается в жертву.

И Серова быстро вышла из кабинета начальницы.

Антон сидел в кафе на Курском. Ближайший поезд – в С. – шел через 50 минут. А, значит, оставалось время, чтобы выпить пива и съесть горячий бутерброд. Билет он решил не брать – все еще опасался погони. Договорится с проводником, как вчера.

После ночной СМС-ки от Светланы у него в голове все окончательно устаканилось. Как он заблуждался, думая, что увлечен Юлей, Алиной, Зиной и бог знает кем еще! На самом деле, все это время он думал совсем о другой. Вчера ларчик открылся неожиданно быстро и просто. Он все понял в один миг – когда подслушал телефонный разговор Яблонской с сисадмином «Сетей».

Он начнет жизнь с чистого листа. В другом месте, с другими людьми… Он опять включил сотовый, нашел сохраненную СМС-ку и с улыбкой прочитал текст, выученный, наверно, наизусть.

«Я чувствовала, что это ты. Вещдок у меня. Спасибо за все».

Немного помедлив, Антон открыл следующую сохраненную СМС-ку. Она пришла той же ночью, три минуты спустя после первой. Ее содержание было настолько волнительным, что, прочитав ее, он больше в нее не заглядывал.

В сообщении было всего три слова.

«Кажется, я тоже».

* * *

Славик, хоть и был разобижен на Яблонскую, не терял надежды получить деньги за свои услуги. Поэтому спустя день после облавы на Кэпа Грея набрал ее номер. Он не сомневался, что Яна ему заплатит, когда он сообщит ей еще кое-что… И точно: Яблонская тут же на крыльях жгучего любопытства прилетела в «Сети».

– Денежки вперед, Яна Яковлевна, – с порога предупредил клиентку Святослав. – Больше кидалово не пройдет.

– На, на, – смутилась Яблонская и сунула ему сначала две тысячные купюры, а потом еще одну. – Только не томи.

– Ну что? Я понял, кажись, куда делась машина с компроматом. Пока мы препирались на лестнице, ее умыкнул подельник этого чувака.

– Подельник? Кузьмин был один, – Яблонская с сожалением глянула на деньги.

– А вот и не один, – торжествующе объявил сисадмин. – Серега мне рассказал, как все было. Сначала приперся этот ваш Кузьмин, сказал, что его прислали вы, и отправил Серегу за мной. Ну, Серый пошел. А когда хотел обратно выйти, к нему прикопался подельник этого чувака. Упорно не хотел его выпускать из компьютерного зала. Серега к двери – тот ему дорогу преграждает. А потом раз и смылся!

– А как этот парень выглядел?

– Ну как? Я бы не хотел, чтобы у меня такой попросил на улице прикурить. Морда такая – как у чеченского боевика. Чувствуется, привык кулаками махать. Над бровью шрам…

– А-а, ну все понятно тогда. Димуня Филатов собственной персоной! Ничего, будет ему на орехи…

– Ян, вы опять отвлекаетесь, – деловито напомнил Святослав. – В общем, компьютер по-любому у него. Куда еще он мог деться? Ведь когда этот ваш Кузьмин лез на чердак, у него ничего не было. Значит, он успел передать машину этому Диману…

– Славик, ты гений! – просияла Яблонская. – Все, поехала раскалывать Филатова!

– Ни в коем разе! – запротестовал Славик. – Он отопрется, а потом перепрячет комп или вообще уничтожит его.

– Ты прав, ты прав, – Яна забарабанила пальцами по столу. – Но что делать?

Славик заговорщически улыбнулся, сложил три пальца в щепоть и выразительно потер ими друг о друга.

Яблонская вздохнула и полезла в портмоне.

Обстановка в конторе была нерабочая, все только и обсуждали мотивы выходки Кузьмина и строили версии, где он сейчас. Яна же появлялась на работе эпизодически, а когда появлялась, то явно была недееспособна. Воспользовавшись этим разбродом и шатаниями, Рыкова под шумок укатила домой. У нее были важные дела: проэпилировать ноги, обновить педикюр и накрутить фарша. Филатов заказал на ужин зразы.

Но первым делом Зина нанесла на лицо маску и залегла на кровать, положив под ноги две подушки. Она и сама не заметила, как ее сморило.

Проснулась она от ощущения того, что в квартире кто-то есть. Открыла глаза и застыла от ужаса – прямо на нее из кухни шел щуплый парнишка, почти ребенок, с отверткой в руке. Впрочем, увидев Зину, он оторопел не меньше ее. Секунда – и он метнулся к двери.

– Стой, стой, – Зина резво вскочила с кровати и бросилась за ним. – Ты кто?

Но пацан, пряча лицо, терзал замок.

– Не выйдешь, я заперлась на ключ, – сообщила Рыкова.

– Гони сюда! – угрожающе прошипел малец. – Ну, черти, ответят за подставу. Клялись, что хата пустая…

– Да ладно, успокойся, – Рыковой было уже совсем не страшно. – Я никуда не сообщу. А ты что, реально домушник?

– Форточник, – степенно отвечал пацан. – В игольное ушко пролезу.

– Да уж, – усмехнулась Рыкова. – Маманька, видать, тебя совсем не кормит. Хочешь пожрать-то?

– Не откажусь, – с готовностью отвечал тот.

Рыкова бросилась к холодильнику и принялась один за одним выгружать на стол кастрюльки, сковородки и разнокалиберные судочки. Через пять минут незваный гость наворачивал солянку, голубцы и макароны по-флотски.

– Как видишь, брать у меня особо нечего, – тем временем внушала ему Рыкова. – Бриллиантов и золота не держу.

– А на фиг мне твои бриллианты? – с набитым ртом усмехнулся налетчик.

– А что тогда? Деньги? – пытала его Зина. – Тоже мимо – в доме ни копья.

– А где у тебя комп стоит? – отвечал пацан. – Покажешь потом?

– Почту, что ли, надо срочно проверить? – сострила Зина. – Да шучу-шучу. Нет у меня компа.

– Как – нет?

– А вот так и нет. На фиг мне дома комп, если он у меня на работе есть?

– Врешь! Не может быть, чтобы у тебя компа не было! – у пацана вдруг пропал аппетит. – Может, старый какой есть, раздолбанный?

– Да вообще никакого! И на что тебе мой комп сдался?

Насытившись, пришелец быстренько закруглил визит.

– Спасибо, хозяйка, и прощай. В ментовку не звони – плохо будет.

– Будь аккуратнее, – напутствовала его Рыкова. – Береги себя.

Закрыв за незнакомцем дверь, Зинка вновь возлегла на кровать. Но расслабиться не получилось. Внезапно она подскочила на постели, озаренная новой продуктивной идеей. Быстро набрала один номер, но тут же сбросила вызов. Подумав пару секунд, вызвала другого абонента и беззаботным голосом проворковала в трубку:

– Ты знаешь, Антоша только что Димке звонил… Просил забрать у тебя комп. От греха подальше…

После звонка Рыковой Светлана вновь почувствовала неясную тревогу. Что за ажиотаж поднялся вокруг этой бесформенной кучки металлолома? Почему Антон, едва отъехал от Эмска на безопасное расстояние, разбудил ее среди ночи, чтобы узнать о судьбе компьютера? А назвал его как? Вещдок. Получив ту СМС-ку, Света не придала этому значения. Решила, что Антон либо шутит, либо конспирируется. Поэтому подыграла ему и ответила, что «вещдок» у нее. Но, похоже, что груда железа действительно скрывает в себе какую-то тайну. Но вот какую?

И почему Антон, не предупредив ее, попросил Филатова забрать у нее компьютер? Почему ценная для него вещь не может храниться у нее? Он что, не доверяет ей? И что заставило его выйти на связь с Димоном средь бела дня? Или Антон больше не конспирируется? Но тогда он должен был позвонить ей… Неужели он испугался, что в той ночной СМС-ке сказал лишнего и теперь решил дать задний ход?

«А откровенен ли он со мной? – задумалась Света. – Я как-то слишком безоглядно ему доверяю. А ведь он того… авантюрист. Может, я всего лишь пешка в его игре?»

Но тут же отбросила эти мысли. Если бы это было так, неужели он признался бы ей в том, в чем признался? Нет, теперь они повязаны…

Но возвращать ли Филатову его трофей? Вот ведь еще задачка! Надо уточнить у Антона… Светлана сбросила ему СМС-ку, но через пару секунд ее уведомили о том, что сообщение не доставлено. Стало быть, телефон Кузьмина был отключен. В смятенных чувствах Серова отложила мобильник.

«Отдать или не отдать? – подумала она про себя.

Телефон зазвонил вновь. Это была Рыкова.

– Светлан, ну что? Можно подъехать забрать?

– Да ты возвращайся с задания, – Серова знать не знала, что Зина покинула офис не по производственным нуждам. – Попьем кофе, обсудим ситуацию.

– Некогда, Свет, обсуждать, – нагнетала Рыкова. – Дорога каждая минута! И с каждым мигом Антоша все ближе к провалу… Где у тебя компьютер?

– Ну ладно, – сдалась Серова. – Езжай ко мне домой, а я сейчас маме позвоню, предупрежу.

– Окей, уже еду! – обрадовалась Зина и тут же отключилась.

Неимоверным усилием воли Светлана заставила себя работать. Надеяться ей было не на кого. Яблонская после обеда в редакцию так и не возвратилась, никаких распоряжений от нее не поступало. Около четырех в корреспондентскую заглянул Кудряшов и безрадостно позвал Свету на планерку. Оказалось, что не закрыто больше половины номера.

– Олег, что происходит с Яной? – строго спросила Светлана. – Она совсем забила на газету…

– Что делать, Свет? Надо терпеть и как-то выкарабкиваться, – вздохнул тот. – У Яны большие проблемы. Ей реально не до газеты…

– Что за проблемы-то? Ну, скурвился Кузьмин и что теперь? Он же написал «по собственному». Подпиши заявление и забудь его как страшный сон…

– Я не знаю, что с ней делать, Свет, – потерянно отвечал Олег. – Она словно одержима. Даже по ночам вскакивает. А ведь она…

Тут он замолчал. Серова внимательно посмотрела на Кудряшова, но ничего не сказала.

Тем временем Яна заламывала руки в каморке у Славика.

– Твой Гарик даун! Олигофрен! Имбецил! Придумай что-нибудь поинтереснее и желательно побыстрее!

– А, может, эта ваша Зина навешала Гарику на уши лапши? – осторожно поинтересовался компьютерщик. – Если Кузьмин передал компьютер Филатову, то она не может не знать, где машина.

– Мне не нужны твои рассуждения! – рявкнула Яна. – Я хочу не разговоров о высоких технологиях, а результатов. Да-да, результатов! И только за них я готова платить.

– Гуд, – мрачно отозвался Славик. – Гоните номерок Зинки. Я установлю за ней слежку. Пока Яна заваривала себе пятую кружку кофе, Славик сосредоточенно работал на компьютере. Наконец, он выдал:

– Ну что? Объект сейчас движется по улице Семеновской по направлению к Московскому вокзалу. Вам это о чем-нибудь говорит?

– Только о том, что объект в рабочее время шлангуется непонятно где! – отрезала Яна.

Пять минут посидели в тишине, и Славик доложил свежие сводки:

– Она не дошла до вокзала и свернула на улицу Пржевальского. Не понимаю, а на автобус-то сесть не судьба?

– Что ты! Наши люди на автобусах не ездят! – фыркнула Яна.

– Идет, идет, идет, – комментировал Славик. – Да как быстро чешет! Она спортсменка, что ли?

– Ага, чемпионка по настольному сексу! – Яна была столь заведена, что уже не заботилась об остроумности шуток.

– Пересекла площадь Сидорчука, – проинформировал Святослав. – Может, есть какие-то идеи? Куда она может спешить?

– Не зна-а-ю, – протянула Яна, явно о чем-то задумавшись.

Еще через семь минут компьютерщик выдал:

– Объект движется по улице Ге…

– Героя Александра Матросова? – торжествующе перебила его Яна.

– Да. Есть идеи?

– Не мельтеши, – оборвала его Яна. – Сейчас все будет ясно. Ну, что там?

– По ходу, она пришла. Заруливает в дом номер… номер… – с помощью мышки Славик приблизил объект. – Номер 87!

– Героя Александра Матросова, 87? – переспросила Яна. – О нет! Что ей там понадобилось? Едем!

– Сначала скажите мне, что вы собираетесь там делать, – охладил ее Славик. – Мне проблемы с законом не нужны.

– Посидим в машине, понаблюдаем. Но если она меня чем-то взбесит, задам ей такую трепку, что на всю жизнь запомнит!

– Это без меня, – напомнил Славик.

– Да пошел ты, слизняк! – Яна вскочила, как ужаленная. – Сколько я тебе должна? На, подавись. И больше не звони мне, понял!

– Клянусь, – с иронией заверил Славик, пряча в карман еще одну пятисотку.

* * *

Раскрасневшись от двадцатиминутной прогулки быстрым шагом на высоких каблуках, Рыкова стояла у квартиры Серовой.

– Светлана вас предупредила? – затараторила она, когда дверь ей открыла миловидная женщина пенсионных лет. – Ну, где он?

– Да вы пройдите, чаю попейте… Значит, вы со Светой работаете?

– Да-да… Ну, где компьютер?

– Да вот он, в комнате у нее стоит. Не понимаю, что за утиль она в дом притащила…

Через пять минут Рыкова с упакованным в большой пакет компьютером покидала гостеприимный дом. Но куда теперь податься? Сейчас ей позарез нужны услуги какого-нибудь нелюбопытного спеца, который бы помог разобраться, что за ценность таит в себе кусок покореженного металла. Но где взять чудо-умельца? Между тем, времени в обрез. Через пару часов вернется с работы Димон и, возможно, задаст ей некоторые неприятные вопросы. Зачем, например, именем его друга Антоши она заставила Серову отдать компьютер? И что за нужда ей в этой железяке?

Зина медленно побрела по улице, обдумывая дальнейшие действия и глазея по сторонам. Как назло, в поле зрения не попадалась ни одна компьютерная фирма, ни одно Интернет-кафе. Рыкова шла и ругалась себе под нос. Эх, поторопилась она, переборщила…

Вдруг рядом с ней резко затормозила машина. Из нее выскочила всклокоченная девица и вцепилась в заветный пакет.

– Пошла вон, синюга! – заверещала Рыкова. – Я сейчас закричу!

Глянула незнакомке в лицо и осеклась:

– Яна Яковлевна?!

Яблонская – а это действительно была она – сцепив зубы, остервенело рвала пакет на себя.

– Оставьте… в чем дело… – Рыкова не решалась активно сопротивляться начальнице, но и трофей не выпускала.

– Руки!!! Быстро!!! – прошипела Яблонская и вдруг ущипнула ее за предплечье.

Зина взвизгнула, ее ладони разжались. Яна выхватила пакет, прыгнула в ожидавшее ее такси и была такова.

Очумелым взглядом проследив за удаляющейся машиной, Рыкова села на бордюр и разрыдалась.

Около шести вечера Серова заглянула к Кудряшову на верстку.

– Яна сегодня не появится, что ли? – поинтересовалась она.

– Я сам волнуюсь, – отвечал Олег. – Набираю ее – а она то трубу не берет, то возьмет, быстро скажет: «Перезвоню» и опять пропадает… Знаешь что? Все это надо прекращать. Янка на пятом месяце, а думает о какой-то ерунде.

– Яна беременна? – у Серовой округлились глаза. – От тебя, что ли?

– Ну да, – чуть смутился Кудряшов. – Не подумай плохого, мы уже давно расписались.

– Ну вы конспираторы! – поразилась Света. – Что ж, поздравляю… Искренне за вас рада. Тогда ты тем более имеешь полное право треснуть кулаком по столу и запретить ей все эти гонки с препятствиями. Во имя будущего наследника. Как она сама только не понимает!

– А вчера распсиховалась, – Кудряшова потянуло на откровенность. – Кого, говорит, вместо себя оставлю?

– Как кого? Тебя, – из вежливости сказала Серова.

– Нет, она против. Да и я не хочу. Неизвестно, как люди к этому отнесутся. Скажут – развели семейственность…

Олег замолчал. Выжидательно молчала и Света. Вот это поворот! Все три года ее службы в «Девиантных» обязанности главного редактора в случае чего исполняла она, Светлана. Но Кудряшов мнется, ему как будто неловко за что-то. Что ж, все ясно. После вчерашнего диалога в кабинете Яблонской она впала в немилость.

– Ну, если моя кандидатура не рассматривается, – чуть насмешливо сказала она, – тогда советую обратить самое пристальное внимание на Корикову. Перспективная девочка.

– Да ладно тебе, Свет, – забормотал Кудряшов. – Все еще сто раз переменится. Лучше тебя замену не найти. А Янке просто вожжа под хвост попала… Может, мне врачей подговорить, чтобы ее в санаторий какой-нибудь упекли?

– Хорошая мысль, – отвечала Серова. – Ой, Олег, мне СМС-ка пришла.

Прочитав сообщение, она переменилась в лице.

– Что случилось? – оторвался от работы Кудряшов.

Света молчала секунд пять, после чего тихо сказала:

– Все нормально. Ты сдашь без меня газету? У меня неприятности, надо срочно уйти.

Олег согласно кивнул головой – он всю жизнь только и делал, что всех выручал.

На пороге Серова обернулась.

– Яна все правильно решила, – сказала она. – Так ей и передай.

До отправления поезда Эмск – Москва оставалось пятнадцать минут. Серова сидела в вагоне и перебирала в уме события последних дней. С каждым часом они развивались крещендо. Если позавчера, после побега Кузьмина, ей показалось, что пронесло, то сегодня стало окончательно ясно – разоблачение неминуемо. Сглупила она, конечно. Поверила Зинке на слово, отдала «вещдок». Эх, сказал бы Антон раньше, что там в этом компе, она бы с него глаз не спустила… Но что сделано, то сделано. В конце концов, тайное всегда становится явным. Момент истины вот-вот наступит.

Во время разговора с Кудряшовым получив от Антона смс-ку, Серова бросилась к Рыковой – вытребовать компьютер обратно у Рыковой. Но нашла Зинку зареванной.

– Свет, прости, – Рыкова схватила ее за руки. – В такое дерьмо я вляпалась, теперь не знаю, как разгрести. Что я Димке скажу?! Дура я, дура, хотела деньжат срубить…

– Да с кого, дуреха? Зачем тебе понадобился этот металлолом?

– Ой, Свет, ты такая наивная, – Рыкова улыбнулась сквозь слезы. – В том-то и дело, что это не просто металлолом. Там информация очень ценная хранится. И я на ней могла бы деньжат подзаработать…

– Да что там может быть за информация?

– Говорю тебе: очень ценная! Иначе бы ко мне форточников не подсылали… И Яблонская бы за мной не охотилась!

– Яблонская? – Светлана нахмурилась.

– Да, представь, только я с твоей мамой простилась и на улицу вышла, как она на меня налетела и отняла компьютер!

– Что??? – Серова захлопала глазами.

– Да, Свет, вот так. Видишь, синячище какой? Это она меня ущипнула со всей дури… Как гусыня, блин! Ну прости меня, Свет…

– Уже простила, Зин, – Серова через силу улыбнулась. – Я вообще незлопамятная.

– Да мы все это знаем! И все тобой восхищаемся! – в стремлении задобрить Серову Рыкова не жадничала с сахаром. – А Димке не скажешь?

– Не скажу.

– Ой, спасибо тебе огроменное! У меня гора с плеч свалилась. Правда, еще одна осталась.

– Колись, – с улыбкой подначила ее Серова.

– Помираю от любопытства, зачем Яблонской этот комп понадобился. Ты бы видела ее! Полный неадекват! Я ее не сразу и узнала. Чуть не заорала: «Спасите! Убивают!» Эх, разузнать бы у кого, что там за инфа такая ценная…

– Меньше знаешь – крепче спишь, Зин, – улыбнулась Серова. – Да и какая там может быть тайна? Какая-нибудь чепуха на постном масле…

Однако сама она так не думала. Поэтому, выйдя от Зины, тут же поймала машину и поспешила домой.

– Срочная командировка, потом все расскажу, – объявила она матери, быстро укладывая небольшой чемоданчик. – Поезд через час, надо торопиться.

– Да ты когда вернешься-то? – забеспокоилась женщина. – Это не опасно?

– Мам, да ты что? – рассмеялась Серова. – Дня через три-четыре опять буду дома. Какая опасность? Еду в Москву. А срочно потому, что Женя Миронов наконец-то согласился дать интервью. Но ждет именно завтра в десять утра. Ох уж мне эти звездные капризы…

…Поезд набирал ход. Светлана вышла в тамбур и встала у окна. Жадно вглядываясь в родные пейзажи, пыталась получше запомнить. Когда она увидит их в следующий раз? Через год? Спустя пять лет? А, может, никогда?

– Чай? Кофе? – из служебного купе вышла симпатичная проводница.

– Да… чай… – Света улыбнулась сквозь слезы. – И большую шоколадку, пожалуйста.

На следующее утро в корреспондентскую заглянула Яблонская.

– Не редакция, а шалман! Все на оперативку собрались, а ей особое приглашение нужно! – выпалила она и недоуменно уставилась на рабочее место Серовой. – А что, Светланы Андреевны до сих пор нет?

– Вообще непонятное что-то, – пожала плечами Корикова.

– Да уж, случай беспримерный, – поддакнул Ростунов.

– Мы уж ей обзвонились, – подал голос Вопилов. – Телефон отключен, представляете?

Почуяв недоброе, Яблонская ретировалась в свой кабинет. Там ее уже ждал Кудряшов с листком в руках.

– Вот, – он положил его перед Яной. – Еще одна. По факсу прислала. И тоже из Москвы.

Яблонская быстро пробежала бумагу глазами. Серова просила уволить ее по собственному желанию.

– Но ей-то чего не хватало? – тихо произнесла Яна. – И премию я ей всегда выписывала в полном объеме, и больничные через бухгалтерию не проводила, и отгулы без административного давала. Скоро собиралась у Кармана абонементы бесплатные в «Аполло» пробить для нас троих… Почему она сбежала? Я без нее как без рук!

– Да, жаль Светку, – вздохнул Кудряшов. – Очень толковая. Работу делала как за себя кидала. И все – тихо, мирно, без шума и пыли.

Яна покосилась на него – не камешек ли это в ее огород? – но ничего не сказала.

– И хоть бы объяснила, что не так, – сокрушалась она. – Поговорили бы начистоту. Неужели на меня обиделась? Подумаешь, немного поцапались, но нельзя же из-за этого хлопать дверью!

– Она и не хлопала, – напомнил Кудряшов. – Ушла по-английски…

– И что я теперь скажу коллективу? За три дня второе заявление! А на кого оставлю газету?

– Успокой людей, – посоветовал Олег. – Сегодня же объяви о том, что скоро уйдешь и назови имя преемницы… преемника…

– Преемницы? – встрепенулась Яна. – Сдается мне, в этой редакции все знают больше, чем главный редактор!

– Ее порекомендовала Света. Сказала, что перспективная девочка…

– Да кто же?!

– Ну не Юлька же Колчина… Кто-кто, Ян? Алинка, ясен пень…

Яблонская глотнула ртом воздух, помолчала пару секунд и решительно сказала:

– Пока я здесь главный редактор, Корикова к этому креслу на пушечный выстрел не приблизится.

Выдержала паузу и громко добавила:

– Я сказала!

В дверь деликатно постучали. Алина с неохотой отвлеклась от работы:

– Да-да?

– Как живете – как животик? – в кабинет заглянула румяная и чуть пополневшая Яблонская. – А мы к вам с Пусиком в гости идем…

Корикова с умилением воззрилась на синий конверт, который Яна прижимала к груди. Личика Пусика видно не было, но Алина сочла стратегически верным ходом всплеснуть руками и воскликнуть:

– Ах ты моя прелесть! Вылитый папа! А нижняя губка твоя, да, Ян?

С недавних пор Корикова и Яблонская перешли на «ты».

– И сколько нам уже? – продолжила Алина тем же умильным тоном.

– Нам с Пусиком четыре месяца и двадцать три дня, – гордо отрапортовала мамаша.

– Скажите, пожалуйста, какие мы уже большие! – восторженно воскликнула Корикова. – Ян, присаживайся, сейчас чайку тебе заварю витаминного…

Обсудив радости материнства и проблемы детства, перешли к делам служебным.

– Ну что, Алин? Регулярно читаю газету. Вполне, вполне, – с покровительственной улыбкой констатировала Яна и добавила, явно превозмогая себя: – Справляетесь.

– Спасибо, – чуть смутилась Корикова. – Ребята молодцы, конечно. Без них я что? У Ростунова словно второе дыхание открылось. Ты не поверишь, Рыкова начала работать! Теперь ее на вернисажи и концерты не загонишь. В коммуналку вгрызается, через день ходит в кремль с чиновниками скандалить. Ты знаешь, ее в коридорах власти уже бояться начали!

– Я такая же была, пока редактором не стала! Как у нее с Филатовым-то?

– Живут. Пока неофициально. Юлька все развод Димке не дает…

– Да что за ерунда?! Прожили вместе три дня, детей нет…

– Да в том-то и дело, что Юлька какую-то беременность выдумала, справки достала… Ой, Ян, это концерт был! Ходила живот выпячивала изо всех сил, девчонки говорят, что даже подкладывала что-то. Димка вообще позеленел от злости. Всем доказывал, что он к ней не прикасался даже!

– Ну? Ну? – глаза Яблонской горели любопытством.

– Ну а потом беременность рассосалась. И вроде как от развода уже не отвертишься. Так Юлька что выдумала? Заманила Димку к себе домой под видом передачи ему каких-то вещей, а на следующее утро хай подняла, что он ее изнасиловал! Весь коллектив на ушах стоял, Ростунов рвался Филатову морду бить. Зинка тоже поверила, Димона из квартиры выставила… А через две недели Колчина завела старые песни о главном. Тошнить ее начало, в талии распирать…

– Так, значит, правда насчет Димки-то?

– Да какое там, Ян. Вторая беременность рассосалась, как и первая!

– Ну у вас тут и веселуха. А у Кармана что? Слышала, Кака девочку родила?

– И Кака девочку родила, и Карманова жена Людмила. Представляешь? А обе говорили, что УЗИ мальчиков показало! Теперь у Кармана четыре дочки: три своих да калимановская Надька.

– Так он с Катькой живет или с Милкой?

– И с той, и с другой по очереди! – прыснула Алина. – Ты в курсе, какой он фортель выкинул? Принял ислам и взял Катьку в жены! То есть, у него теперь две жены, и обе официальные. Милка – по закону, со штампом в паспорте, а Катька – перед Богом. Но, между нами говоря, он, похоже, третью жену себе присмотрел…

– Да ты что?!

– Да-да, Ян. В рекламном отделе девочка новенькая появилась, некая Вичка. Так его с этой Вичкой уже и в клубах пару раз видели, и в кафешках… Дело пахнет керосином!

– А у Влада что стряслось? Из Кудряшова ничего не вытянешь. Неудобно ему, видите ли, у друга такие вещи спрашивать…

– Ну что? Бросила его Алка. Она в последний год танцем живота увлеклась, по семинарам каталась. Ну, и сошлась с одним танцором диско. Забрала Вовку и хлопнула дверью. Вот Владик был в ауте! Он же всю жизнь ей комплекс неполноценности прививал. Говорил, что она себе никого не найдет, а у него до Китайской стены очередь из желающих… А видишь, как все повернулось.

– А Костик как, не знаешь? Не развелся с Катюшкой-то?

– Что ты, она опять беременна!

– О Крикуненко слышно что-нибудь?

– Она в «Эмские» вернулась. Недавно видела ее на открытии выставки Гогошидзе. В своей голубой – или, как она говорила, лазурной – блузочке, со вшивым домиком, под хмельком, понятное дело… около фуршетных столов с пакетиком паслась. В общем, в своем репертуаре!

Повисла пауза, собеседницы сделали вид, что увлечены остывшими напитками. Угасающую беседу поддерживали дежурными репликами о газиках у младенцев, способе заварки чая по Малахову и новых таблетках для похудания. Наконец, Корикова осторожно спросила:

– Ян, а про Серову ты ничего не слышала? Так и не известно, куда она делась?

Яблонская поерзала на стуле, усаживаясь поудобнее.

– Слышала, Алин, слышала. Ну что? С Кузьминым они живут. А вот где – не говорят. Только намекают – в 150 километрах от С. А штамп на конверте – московский.

– Так она письмо прислала?

– Не она. Кузьмин. Месяца два назад…

Яна замолчала. Не выдержав, Алина осторожно поинтересовалась:

– Он как… во всем признался?

Яблонская не спеша полезла в сумку и достала потрепанный конверт. Было видно, что это письмо она перечитывала не раз и не два.

– Вот, с собой ношу. Хочешь – читай.

– Я? Да удобно ли… – но руки Алины уже тянулись к конверту. Стараясь соблюсти приличия, она развернула листок, не спеша.

«Уважаемая Яна Яковлевна! – писал Кузьмин. – Вот и наступил момент истины. Сейчас, когда мы со Светланой находимся в полутора тысячах километрах от вас, мы, наконец, решили поведать вам эту захватывающую историю.

…Когда я был совсем зеленым журналистом, то восхищался акулами пера, как на конвейере выдающими сенсации. Я решил, что со временем непременно стану именно таким журналистом, и принялся рьяно искать умопомрачительные сюжеты. Но за два года нарыл только один «бенц». Это была полуспившаяся тетка из общаги, родившая троих негритят. К моему великому репортерскому сожалению, все дети оказались отпрысками одного папаши. Это был великий облом. Я ведь искал сюжет не просто для интересного материала. Мне нужен был именно «бенц». Вздохнув, я покинул неуютную комнату матери троих негритят.

А через пару дней я пересекся в пивнушке с золотым пером ХХХ – не буду называть фамилию и издание. После энной дозы крепких напитков я напросился к нему в ученики. И после некоторых ломаний маэстро согласился наставить меня на путь истинный.

Оказалось, все его сенсации – вымысел от а до я. Работает он так: придумывает сюжет, а потом просто подбирает статистов. Если сюжет положительный, на главные роли берет знакомых и родственников. Если отрицательный – за бутылку ангажирует личностей, которым собственная репутация уже давно по барабану. Работал он быстро, его фантазии были небанальны. В общем, редакторы его боготворили. Хотя, как утверждал сам журналист, некоторые из них кое о чем догадывались. Но закрывали глаза на вранье, потому что работал он очень тонко.

Я вышел от него просветленный. Он мог сотворить из воздуха белую мать хоть десяти черных младенцев, поманив бутылкой любую более-менее приличную бомжиху. У меня же имелась реальная родительница аж троих негритят. Теперь требовалось придать сюжету пикантность. Я спросил мою героиню, готова ли она рассказать мне новую, более правдивую историю ее жизни: а именно о трех похотливых чернокожих парнях, в разные годы сделавших ей детей и затем ушедших в закат. Тогда мне казалось, что я прошу невозможного, поэтому поставил на кон аж три бутылки водки. Каково же было мое удивление, когда героиня согласилась. Статья вышла в ХХХ, имела успех, тетку закидали гуманитарной помощью, а я получил хороший гонорар. После этого я чуть было не ушел из журналистики. Но перетерпел…

И вот я устроился в «Девиантные». Я пришел к вам с массой интересных идей, которые рвался воплотить в жизнь. Но, изложив их вам, увидел скучающее лицо. «Иди подумай еще, – сказали вы. – Мне нужно что-то вроде этого». И ткнули пальцем в очередную «сенсацию» моего «гуру». На этот раз он живописал историю пуделя, наделенного паранормальными способностями – он воем предсказывал лучшее время для зачатия ребенка. И пес, и его хозяйка были «подсадными утками», я прекрасно это знал. Но вы поставили работу фантазера мне в пример… Я разозлился и поклялся устроить вам настоящее шоу.

Так появился Роман Светлов. Я открыл в себе способности гениального враля, я резвился от души. Меня поразило, с какой легкостью все «вспомнили» этого потрясающего журналиста, едва я нагнал пурги про его крутые столичные достижения. Параллельно с мифотворчеством я наваял «сенсацию» про байкальского отшельника. Я ничем не рисковал. Вымышленные мной события имели место четверть века назад, фамилий героев я не указывал, ссылаясь на «этические соображения». Фоторяд я добыл из Интернета, поработав слегка в фотошопе. Я надеялся, что вас насторожит столь развесистая клюква, и вы с презрением завернете фальшивку. Но когда я убедился, что от работы Романа Светлова вы в восторге и планируете текст в номер, я решил дать задний ход…»

– Обалдеть! – прошептала Корикова. – Я не сплю? – Ты дальше, дальше читай, – хмыкнула Яблонская.

«…Видите ли, мне стало жаль вас. В одночасье вы могли стать посмешищем всего Эмска, и ваша редакторская карьера была бы перечеркнута одним махом. Кроме того, я все еще оставался патриотом «Девиантных» и не хотел, чтобы на наших страницах появилась подобная ересь. И я сплавил текст Папику. Дальнейшее вам известно».

– Каков! – не отрывая от листка жадного взора, воскликнула Алина.

«Потом Роман Светлов раскопал еще более бенцовую сенсацию. Это был приснопамятный сомалийский пират Виктор Комиссаров. Я был в шоке, когда вы приняли на ура и этот бред. «Пусть она подставит себя, пусть!» – подумал я, но в последний момент мое сердце дрогнуло, и я переслал текст Карачаровой».

– Какое великодушие, – с легкой иронией заметила Яна. – Добряк человек, – поддакнула Алина.

«А дальше мы с вами столкнулись из-за скандала в пединституте. Я отработал сюжет по полной программе, добыл эксклюзивные подробности, обошел конкурентов, но вы посмотрели на меня с гадливостью и промариновали текст до полной потери актуальности. Правда, я не позволил вам превратить мой труд в пыль. Убедившись, что мой материал не вышел, на следующий день я отправил его Карачаровой, подписавшись Артемом Темновым. Мои внутренности раздирало от хохота и злости, когда вы и Анжелика наперебой восторгались творением Темнова, а мое смешивали с грязью. Лишь Светлана не поленилась сверить мой текст и работу Темнова. Как она мне потом призналась, именно тогда у нее и появились первые подозрения насчет того, кто такой Роман Светлов…»

– Так она была с ним заодно? – Корикова подняла на Яблонскую круглые от удивления глаза. – Читай, Алин, читай, – многозначительно отвечала Яна.

«Но вот сбылась моя мечта о сенсационном сюжете. В автобусе я случайно разговорился с симпатичной старушкой, и она рассказала мне удивительную историю. Она и две ее сестры вышли замуж за троих же братьев! С полной задницей радости я побежал к вам. Но вы перебили меня, едва я начал рассказ… сказали, что я многословен… не умею организовывать свои мысли… вечно пытаюсь вам «втюхать» какой-то «тухляк»… И что за это вы мне непременно «ввалите»! Мне не понравился ваш тон, и я тут же отправил статью Карачаровой».

– Да он издевается! – осторожно улыбаясь, заметила Алина. – Ловко передразнил, шельмец, – самокритично отвечала Яна.

«Тем временем, игра в Романа Светлова окончательно мне приелась. Все принимали плоды моей воспаленной фантазии за чистую правду, а я все-таки затевал акцию с воспитательной целью. И даже чистый лист, отправленный вместо текста, не избавил вас от иллюзий. Вы продолжали цепляться за миф…

Какое-то время я выжидал: не уличит ли кто-нибудь Светлова во лжи? Но все было тихо. Мои байки прошли на ура, редакторы облизывались и просили добавки. Тогда я решил сформировать общественное мнение.

Я разыскал престарелого баритона из Эмского театра и с негодованием сунул ему номер «Помела» с байкальским отшельником. Я толкал пламенные речи, убеждал, что клеветник-щелкопер растоптал репутацию театра… Дедушка отправился к директрисе оперного, вместе они подняли бумаги, опросили свидетелей и предъявили Пащенко требование об опровержении. Точно так же я поработал и с юными дарованиями из танцевального коллектива «Эх, яблочко!»

– Вот это многоходовка! – восхитилась Алина, но тут же осеклась: – Если бы Антоша жил и творил в средние века, то интриги кардинала Ришелье в сравнении с его авантюрами были бы детскими играми на лужайке!

«Но вот я окончательно потерял интерес к этому проекту. Пора было начинать новый. Так на форуме объявился ваш таинственный недоброжелатель Кэп Грей. Развивая ветку, я наблюдал за вами. Мне все казалось, что вы начнете делать правильные выводы, работать над собой, становиться терпимее и добрее к подчиненным, чутче к их талантам… Однако эффект был прямо противоположный – вы стали сущей мегерой… Внимание! Мы приближаемся к развязке.

Как-то, проходя мимо вашего кабинета, я услышал, как вы говорите с неким Славиком. Пара вопросов знающим людям – и я понял, что надо мной навис дамоклов меч. Ирония судьбы была в том, что я строчил анонимки как раз из того клуба, где работал ваш компьютерщик!

Я тут же метнулся туда и выкрал комп – главный изобличитель моей вины. Но тут, как назло, нос к носу столкнулся с вами. Я понял, что раскрыт. Разговаривать с вами мне совершенно не хотелось, и я спасся бегством. Приехав на вокзал, я тут же написал на форум сообщение, в котором объяснял свои мотивы и призывал закрыть тему. На следующее утро я был уже в Москве, звонил Светлане и признавался ей в давней любви… А спустя три дня мы встретились в С.

Вот, собственно, и все. Не держите на меня зла. Согласитесь, это была веселая игра? Искренне ваш Антон».

– Как-то скомкано про Кэпа Грэя, – поморщилась Корикова. – Чувствуется какая-то недоговоренность…

– А что, у тебя остались какие-то вопросы? По-моему, Кузьмин все очень подробно расписал…

– Подробно-то подробно, но…

Алина потерла лоб, пытаясь сопоставить что-то несопоставимое.

– Ян, – наконец, сказала она. – Мне тут рассказали, что якобы ты забрала у Рыковой тот самый системный блок… ну, который сначала был у Серовой. Зачем?

– В те дни у меня словно крыша поехала, – призналась Яна. – Я была просто одержима желанием схватить предателя.

– Но, встретив Кузьмина в «Сетях», разве ты не поняла, что предатель – он?

– Поняла. Но компьютерщик убедил меня просмотреть запись, сделанную камерами видеонаблюдения.

– И ты просмотрела?

– Когда Рыкова отдала мне компьютер, я тут же отвезла его Славику. Он вскрыл корпус, извлек винчестер, но… он оказался безнадежно поврежден. Поэтому, пока я не получила письмо от Кузьмина, я все-таки оставляла один процентик, что это не он. Но когда он сам во всем признался… Расстроилась я сильно, несколько дней рыдала… Потом отошло постепенно. В общем, сейчас мне скорее смешно, чем грустно. Хотя я пока не готова видеть Кузьмина. Опасаюсь за свою реакцию, – и Яна улыбнулась.

Помолчала и добавила:

– А у меня для тебя еще одна новость.

– Да что же сегодня за день такой?! – воскликнула Алина.

– В общем, долго тебе еще в этом кресле сидеть…

– А что такое?

– Из одного декрета в следующий иду, – шепнула Яна. – Да вот, да. Так получилось. Раньше, чем через два года, и не ждите.

– Что ты, Ян! Ты вернешься гораздо быстрее, – затараторила Корикова, прекрасно понимая, что Яблонская в лучшем случае выйдет года через три, а в худшем…

«А для кого худшем-то? – от радости у Алины защемило сердце. – Лично мне грустить не приходится…»

Яблонская поднялась со стула, но уходить не спешила.

– Ах да, совсем забыла, – заговорила она, тыкая пальцев в свежий выпуск «Девиантных». – Ты за заголовками следи. Чтобы не больше пяти слов были! И подзаголовки расставляй через каждые две тысячи знаков текста, а не чаще. Далее. Какие-то новые рубрики у нас стали появляться. Это нарушение. Почаще заглядывай в утвержденный рубрикатор! Опять же, фотографии колхозные. Гоняй Филатова, пусть по три-четыре раза переснимает! Далее…

Корикова перевела взгляд за окно, затем глянула на настенные часы и, наконец, произнесла ледяным тоном:

– Спасибо. Разберемся.

Яна вскинула на нее удивленный взгляд, но Алина опять посмотрела на часы и добавила тем же тоном:

– Извини, больше говорить не могу. График.

– У меня есть еще замечания…

– В другой раз, Ян. Реально некогда, – и Алина поднялась из своего редакторского кресла, недвусмысленно давая понять, что аудиенция закончена.

Яблонская хотела что-то сказать, даже рот открыла, но вдруг махнула рукой и направилась к двери.

– В следующий раз, пожалуйста, звони перед приходом, – напутствовала бывшую начальницу Алина. – Мы тут работаем, вообще-то. У меня каждая минута на учете.

…Яна вышла в коридор и присела на стул. В пакете у нее были два вафельных торта – она планировала угостить журналистов. Но вдруг ей расхотелось идти в коллектив. Кто ее здесь ждет? И будет ли хоть кто-то рад ее приходу? Если уж Корикова, облагодетельствованная Корикова, обдала крещенским холодом…

«Серова никогда бы так со мной не поступила! – подумала Яна, и у нее словно пелена с глаз упала. – Она мне не враг, не враг…»

Яблонская достала из потайного кармашка сумки вчетверо сложенный листок. О его существовании не знал даже Олег. Это была весточка от Серовой, вложенная в тот же конверт, что и письмо Кузьмина. Судя по всему, Светлана сделала это втайне от Антона…

Яблонская развернула листок и перечитала – наверно, в сотый раз – эти несколько строк.

«В письмо Антона закрались некоторые ошибки, – писала Светлана. – Я никак не могу согласиться с тем, что автором второго «проекта» также является он. Потому что знаю автора лично. Он заварил эту кашу только потому, что несмотря ни на что, любил и ценил тебя. Не злоба им руководила, не зависть, а лишь желание увести тебя с ложной тропки, на которую ты некогда неосторожно ступила. Но метод лечения оказался болезненным и малоэффективным. Автор «проекта» просит простить его за причиненную боль, и будет рад, если ты ответишь на это письмо. Пиши на этот почтамт до востребования. Раз в месяц мы забираем почту. Когда-нибудь увидимся… Преданная тебе Светлана»

На листок капнула слеза, потом вторая… Достав из сумки салфетку и косметический карандаш – других писчебумажных принадлежностей у Яны с собой не было – она быстро написала одно слово: «ДА». Глянув на часы, она поспешила к выходу. На почту ей нужно было успеть непременно сегодня…

Конец

Оглавление

Часть первая

Часть вторая

Часть третья Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg