«Загадка чертежей инженера Гурова»

Николай Томан

ЗАГАДКА ЧЕРТЕЖЕЙ ИНЖЕНЕРА ГУРОВА

Неудавшееся похищение

Машину за инженером Гуровым прислали в загородную лабораторию Научно-исследовательского института ровно к часу дня. Гуров был уже наготове и, как только машина подошла к главному подъезду, тотчас же вышел из лаборатории вместе с сотрудником Комитета государственной безопасности Евсеевым, сопровождавшим его в тех случаях, когда он возил с собой секретные чертежи. Изобретение Гурова было теперь окончательно завершено, и он должен был сегодня доложить об этом директору своего института.

Шофер не раз уже возил Гурова из лаборатории в институт, и у него не было никаких оснований опасаться опоздать к назначенному директором времени. Хотя дорога от лаборатории до шоссе, идущего на Москву, была грейдерная, она находилась в отличном состоянии, и машина неслась по ней с не меньшей скоростью, чем по асфальту. До шоссе было к тому же недалеко- всего два километра до леса да километра полтора по лесу.

...Гуров со вздохом облегчения откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и расслабил мышцы тела. Теперь только он почувствовал, как устал за все эти последние дни напряженной работы. Никогда еще, кажется, не мечтал он так об отпуске. Даст его наконец директор или снова потребует поправок и доработок чертежей изобретения?

В машине было душно. Гуров опустил пониже боковое стекло. В лицо пахнуло ароматом луга, свежестью близкого леса. В зеленом массиве его, казавшемся издали сплошной стеной, теперь различались уже и отдельные деревья. Еще каких-нибудь сто метров - и машина въедет в его прохладную тень. И вдруг из лесу, навстречу "Победе", с такой стремительностью выскочил груженный камнем трехтонный самосвал, что шофер Гурова не успел еще ничего сообразить, как обе машины столкнулись, и легковая, перевернувшись несколько раз, отлетела в сторону.

Из кустов, росших у обочины дороги, тотчас же вышел высокий, худощавый человек в сером костюме. Он поспешно подбежал к лежавшей вверх колесами "Победе" и заглянул, внутрь. Убедившись, что шофер и оба пассажира или мертвы, или в бессознательном состоянии, человек с силой рванул на себя дверцу. Кузов машины покоробился при столкновении с самосвалом, и дверца не открывалась. Тогда человек просунул руку в машину через разбитое стекло и, нащупав под телом инженера Гурова портфель, торопливо вытащил его, отстегнул застежки, посмотрел содержимое и снова побежал в лес, пригибаясь к земле, как при перебежке под огнем противника.

*

Полковник Никитин почувствовал, как рука его, сжимавшая телефонную трубку, стала вдруг влажной.

- Плохо слышу вас, Евсеев! - торопливо проговорил он, стараясь сохранить спокойствие. - Погромче, пожалуйста... Ранены? А Гуров?.. Все еще без сознания? Да, да, понятно. А портфель исчез?.. Полагаете, что это дело рук Счастливчика? Да, да, ясно. Немедленно высылаем машину с врачом... Майора Киреева! -приказал полковник дежурному, спокойно опуская трубку на рычажки телефонного аппарата. Теперь уж он вполне овладел собой и внешне ничем не выдавал своего волнения.

Майор Киреев явился спустя несколько минут. Никитин коротко сообщил ему о своем разговоре с Евсеевым, не сводя пристального взгляда с настороженного лица майора.

- Это дело рук Иглицкого, товарищ полковник, - убежденно заявил Киреев.

- Похоже, - согласился Никитин. - Евсеев тоже так думает. Неужели Счастливчик теперь улизнет? Он достиг своей цели - и делать ему тут вроде нечего.

- Не думаю, товарищ полковник, чтобы он исчез сразу, - задумчиво проговорил Киреев, щурясь, будто всматриваясь в даль. - Он знает, что мы теперь поднимем на ноги всех наших работников, и постарается переждать денек-другой в укромном местечке. Тем более, что местечко такое у него имеется.

- Дача Лопухова?

- Так точно, товарищ полковник. По всему чувствовалось, что местечко это он держал про запас.

- Ну, а если он им не воспользуется?

- Примем другие меры. А пока разрешите выслать на место происшествия капитана Кречетова с оперативной группой?

- Не возражаю. Дайте также указания Акулову, Клюеву и Ямщикову. Пусть они возьмут под наблюдение и другие явки Иглицкого.

...Спустя полчаса майор Киреев снова явился к полковнику Никитину.

- Оправдалось наше предположение, товарищ полковник,-оживленно проговорил он.-Только что доложили, что Иглицкий появился на даче Лопухова.

Никитин порывисто схватил трубку телефона, попросил номер генерала Сомова и коротко доложил:

- Счастливчик у Лопухова.

Генерал, видимо, отдал ему какое-то очень короткое распоряжение, так как Никитин почти тотчас же положил трубку со словами:

- Слушаюсь, товарищ генерал.

- Надежные ли там люди, товарищ Киреев? - обратился он к майору.

- Там старший лейтенант Адамов со своей группой. Разрешите выехать туда и мне лично?

- Приказываю вам выехать туда лично! - проговорил полковник и дружески протянул Кирееву руку.

...Спустя еще полчаса машина Киреева остановилась неподалеку от дачи Лопухова.

- Он все еще тут? - спросил майор встретившего его старшего лейтенанта.

- Тут, - коротко ответил Адамов.

- Не уйдет?

- Дача оцеплена почти сплошным кольцом.

- И он ничего не подозревает?

- Похоже на то. Мои люди хорошо замаскированы. Майор расстегнул кобуру и решительно произнес:

- Идемте!

И они направились к даче. Крылечко ее было невысоким, и офицеры единым махом вскочили на него. На стук майора сначала никто не отзывался, затем внезапно прогремел выстрел. Пуля, пробив доску двери, просвистела у самого уха майора.

- Сдавайтесь, Иглицкий! - крикнул Киреев. - Вы окружены. Сопротивление бессмысленно.

В ответ раздался еще один выстрел, но майор и старший лейтенант прижались к стене дачи с разных сторон Двери. Затем по знаку Киреева они одновременно ударили в дверь ногами. Непрочные доски ее дрогнули...

Снова грянул выстрел. Но дверь теперь уже трещала под ударами ног офицеров. А когда она рухнула на пол, послышался хрипловатый голос Иглицкого:

- Ладно, сдаюсь...

Под ноги офицерам полетел полуразряженный пистолет, затем показался и сам Иглицкий с портфелем Гурова в руках.

- Вот, пожалуйста, - проговорил он почти равнодушно и, подняв руки вверх, стал медленно поворачиваться перед контрразведчиками, давая им возможность обыскать себя.

Когда полковник Никитин доложил генералу Сомову о "капитуляции" Иглицкого, генерал даже руками развел.

- Чудеса, да и только! - проговорил он в крайнем удивлении. - Вот уж никак не ожидал, что удастся поймать так просто этого международного волка, у которого даже кличка Счастливчик.

Беглец

В одном из помещений советской военной администрации в Берлине сидел бледный молодой человек в сером пыльнике с разорванной полой и оторванными пуговицами. Черная помятая шляпа его лежала на столе. Светлые, влажные от пота волосы были взлохмачены. При каждом громком звуке, раздававшемся в соседнем помещении, посетитель испуганно вздрагивал и резко поворачивался к дверям. Постепенно, однако, он успокоился и стал осторожно осматриваться.

Взгляд его задержался на письменном столе, но ненадолго - ровно настолько, чтобы заметить чернильный прибор, несколько книг и небольшую стопку газет.

Задумавшись о чем-то, молодой человек не услышал, вероятно, как позади него открылась дверь. В комнату вошел высокий, широкоплечий старший лейтенант с двумя рядами орденских планок на ладно сидевшей на нем гимнастерке.

- Ну как, успокоились? - почти весело спросил он, направляясь к письменному столу.

Молодой человек вздрогнул и, торопливо обернувшись, поспешно вскочил со своего места.

- Сидите, сидите, пожалуйста! -замахал на него руками старший лейтенант и опустился в кресло за письменным столом.

Перелистав какие-то бумаги в папке, которую он принес с собой, старший лейтенант спросил:

- Так вы говорите, что ваша фамилия Голубев?

- Так точно,-ответил молодой человек, снова пытаясь подняться с места. Голубев Степан Александрович.

- Вас в сорок третьем году увезли из Киева в Германию, и вы работали затем на верфях в Гамбурге. Правильно я записал? - продолжал расспрашивать старший лейтенант, заглядывая в папку.

- Так точно, товарищ старший лейтенант, - поспешно подтвердил Голубев, заметно волнуясь. - Только не увезли, а угнали. В Гамбурге я работал на судостроительных верфях "Блом и Фосс", а затем на "Дейче верфт".

- Ну, а потом?

Голубев тяжело вздохнул и вытер платком потный лоб:

- Потом нас, то есть меня и других русских, кто был помоложе и покрепче здоровьем, увезли за океан. Это было уже после войны...

Внезапно Голубев нервно обернулся к окну: до него донеслись приглушенные звуки радио.

- Что это?.. - испуганно воскликнул он. - Что они там передают? Я слышу их радиопередачу...

- Успокойтесь, - сказал старший лейтенант. - Это из демократического сектора Берлина.

- Не может быть, чтобы они меня оставили... - все еще нервно вздрагивая, проговорил Голубев. - Им не удалось настичь меня, пока я добирался до восточного сектора, но они ни за что не оставят меня в покое. Они уже протрубили, наверно, что я какой-нибудь беглый уголовный преступник...

Старший лейтенант придвинул поближе к Голубеву графин с водой.

- Выпейте и успокойтесь, - строго произнес он. - Они действительно передали нечто подобное по своему радио, но нам ведь известны их трюки... Продолжайте, пожалуйста.

Голубев выпил несколько глотков воды и осторожно поставил стакан на стеклянный поднос. Рука его при этом заметно дрожала.

- Как только кончилась война,-продолжал он, расстегивая воротник своей давно не стиранной рубашки, - нас всех согнали в лагери так называемых перемещенных лиц. Ведала нами созданная западными державами Международная организация по делам беженцев. Справедливее, впрочем, было бы назвать ее компанией по торговле "живым товаром".

Голубев поморщился, как от физической боли, и тяжело вздохнул.

- Да, скверная это штука - почувствовать себя рабом, как во времена Бичер-Стоу! В курортном городке Бад-Киссинген нас без особой проволочки погрузили на пароход и переправили через океан. Было среди нас не мало простых, честных людей - дешевой рабочей силы, но еще более, пожалуй, военных преступников, предателей всех мастей, эсэсовцев, гестаповцев и агентов фашистских разведок...

- Расскажите, пожалуйста, поподробнее о себе лично, - прервал его старший лейтенант.

- Извините, - смутился Голубев и снова протянул руку за стаканом.-Такого довелось насмотреться... Ну, а о себе что же еще? За океаном нами, русскими парнями, сразу же заинтересовалась одна белоэмигрантская контора по вербовке агентуры для разведки, и нас тотчас же принялись обрабатывать сначала подкупом, потом угрозами. Мы к тому времени успели уже во всем разочароваться и, как говорится, хватить лиха. Вот мне и предложил тогда мой приятель Василь Кравец: "Давай, говорит, пойдем к ним на службу. Пусть они забрасывают нас на родину своими агентами, а мы там сами во всем признаемся. Расскажем, с какой жизни пошли на это... Нет, видно, другой возможности вырваться отсюда. Не подыхать же нам на чужбине".

Голубев достал платок и долго тер покрасневшие глаза. Старший лейтенант терпеливо ждал.

Спустя некоторое время Голубев продолжал свой рассказ уже совсем тихо, почти шепотом:

- Страшно было решиться на это, но другого выхода у нас действительно не было. Как только мы дали свое согласие, нас снова переправили через океан, в Западную Германию. Подержали некоторое время на сборном пункте в Оберферинге, пригороде Мюнхена, а затем зачислили в шпионскую школу в Обераммергау, тоже близ Мюнхена. Когда же мы наконец окончили школу, нам выдали "Записные книжки парашютистов".

С этими словами Голубев протянул старшему лейтенанту небольшую, чуть побольше спичечной коробки, желтую книжицу со штампом военного ведомства одной из стран Северо-атлантического блока.

Старший лейтенант раскрыл ее и прочел на первой странице:

"Эта форма введена для всех парашютистов. Она служит для учета выданных средств и должна храниться в потайном кармане парашютиста, пока он состоит на службе".

- Из выданных средств, - заметил Голубев, - осталось у меня только вот это. - Он протянул старшему лейтенанту стеклянную ампулу с каким-то порошком и добавил:-Цианистый калий. Рекомендуется в качестве диверсионного средства. Специальная инструкция предписывает также в случае провала с помощью этого же яда кончать самоубийством...

Голубев хотел добавить еще что-то, но в это время раздался резкий телефонный звонок, и он остановился на полуслове.

Старший лейтенант снял трубку.

- Товарищ Лунин?-услышал он голос своего начальника.

- Так точно.

- Ну, мы всё выяснили. Киевский инженер Александр Андреевич Голубев действительно делал в свое время запрос о сыне Степане Голубеве, 1925 года рождения, в 1943 году угнанном в Германию. Последнее письмо от сына пришло в декабре 1944 года из города Гамбурга. Старики Голубевы погибли в конце войны, поэтому точных примет их сына не удалось пока узнать. Спросите-ка у него домашний адрес его родителей.

- Скажите, а вы не забыли еще вашего киевского адреса? - обратился старший лейтенант к Голубеву.

- Как же можно забыть! - оживленно воскликнул Голубев. - Киев, улица Котовского, дом номер тридцать, квартира двадцать семь, третий этаж. Прекрасно все помню! Окна выходят во двор. Во дворе под окнами три дерева: два тополя и один ясень.

- Не повторяйте его ответа, - раздался в трубке голос начальника. - Я все слышал. Адрес совпадает, хотя в тот дом угодила фашистская бомба, и на его месте выстроено теперь новое здание. Ну, у меня пока всё. Продолжайте допрос.

Старший лейтенант положил трубку на аппарат и хотел поинтересоваться еще чем-то, но Голубев торопливо перебил его:

- Я понимаю, товарищ старший лейтенант, всего этого, конечно, очень мало, чтобы поверить мне... Но у меня есть еще и другие доказательства.

Он помедлил несколько мгновении, переводя дух, и заговорил вдруг быстро, будто опасаясь, что ему могут помешать:

- Я потому и решился бежать к вам, чтобы сообщить это. Мой друг, Василий Кравец, о котором я уже говорил вам, вчера ночью неожиданно разбудил меня. "Знаешь, Степан, - сказал он, - мне не доверяют". - "Как не доверяют?-удивился я.-Откуда тебе известно это?" - "Сам посуди, - ответил Василий. - Они вывели меня из состава диверсионной группы и даже, кажется, установили слежку. Кто-то им донес, видно, о моем настроении". - "И меня, значит, могут теперь заподозрить?" - испугался я. "Вне всяких сомнений", - "утешил" меня мой приятель. Вот тогда-то и решились мы немедленно бежать в восточную зону Берлина разными путями, чтобы запутать следы. Мне повезло, а Василь, как видно, попался им в лапы...

- И это всё?-удивленно спросил старший лейтенант.

- Нет, что вы, товарищ старший лейтенант! Главное вот что: один из участников диверсионной группы, в которую входил и Василь Кравец, прошлой ночью должен был сесть в десантный самолет и вылететь в Грецию. Дальнейший маршрут его лежал в Западную Украину. Диверсанта этого предполагалось сбросить неподалеку от местечка Лужково. Это где-то юго-восточнее Хуста. Диверсант, так же как и Василь Кравец, - уроженец Закарпатья и хорошо знает эту местность.

Старший лейтенант быстро записывал, изредка бросая испытующие взгляды на Голубева, а когда тот остановился, чтобы немного перевести дух, торопливо спросил его:

- Когда же именно должны сбросить этого диверсанта над территорией Закарпатской области?

- Этого я не знаю! - вздохнул Голубев. - Василю удалось узнать только, что в Лужкове есть местный житель Пенчо Вереш, который должен подать сигнал самолету и организовать приемку диверсанта... Вот и все, что мне известно, - с облегчением закончил Голубев и жадно допил оставшуюся в стакане воду.

- Еще один вопрос, - проговорил старший лейтенант. - Вам известна фамилия диверсанта?

- Зенон Туреница. С ним Василь еще до войны был знаком.

- У вас есть еще какие-нибудь сообщения? - спросил старший лейтенант.

- Это, пожалуй, самое важное, - ответил Голубев. - И потом это совершенно точно, а все остальное, к сожалению, не очень определенно...

- Ну, тогда продолжим наш разговор несколько позже, - заключил старший лейтенант и поспешил сообщить своему начальнику только что полученные сведения.

Сомнения майора Киреева

Майор Киреев, хмуро всматриваясь в отражение своего намыленного густой пеной лица, перебирал в памяти события последних дней.

Внешне все как будто обстояло благополучно. Последняя операция удалась блестяще: иностранный агент Иглицкий, более известный под кличкой Счастливчик, не только сдался майору, но еще и вернул ему чертежи, похищенные у инженера Гурова.

Киреев, однако, все еще не хотел верить в эту слишком уж легкую, как казалось ему, победу. Конечно, положение у Иглицкого было почти безвыходным. Контрразведчики обложили его, как дикого зверя. Он почти не отстреливался: выстрелил всего три раза, да и то, видимо, для того только, чтобы сдержать осаждающих, выиграть время.

Зачем, однако, понадобилось ему это время? Связаться по радио со своим резидентом? Может быть. У него ведь нашли рацию (он и ее сдал при капитуляции).

Но что же он мог сообщить по радио своему резиденту? О безвыходности положения и намерении сдаться советской контрразведке? Едва ли...

А между тем Счастливчик совсем не выглядел побежденным, когда он с поднятыми руками вышел из дачи..

Киреев провел безопасной бритвой по намыленной щеке и поморщился - лезвие издавало какой-то дребезжащий звук, из чего следовало, что оно "не берет". Киреев плотнее закрепил его и принялся за другую щеку.

Отвлеченный на несколько секунд неполадкой с бритвой, майор снова вернулся к прежним мыслям. Он никак не мог избавиться от ощущения, что Иглицкий провел его, обманул. У Счастливчика за плечами был не один год агентурной работы чуть ли не во всех европейских государствах. Такие хищники не сдаются так просто...

Но что же делать со своими сомнениями? Пойти к полковнику Никитину и высказать все? С ним можно, конечно, поговорить откровенно - он чуткий, поймет, пожалуй, причину сомнений, но потребует и более убедительных фактов. А где возьмешь их?

Майор Киреев был человеком деятельным. Он не мог долго предаваться раздумьям. Кончив бритье и критически осмотрев в зеркало свое похудевшее за последние дни лицо, он тщательно протер его тройным одеколоном, надел китель и направился на работу, решив сегодня же еще раз побывать на даче Иглицкого.

...Полковника Никитина тоже весь день беспокоили тревожные мысли о "деле Иглицкого". "Интересно, что думает обо всей этой истории майор Киреев?"-не раз задавал он себе вопрос.

Полковник знал Киреева уже довольно давно. Однажды им пришлось вместе выполнять серьезное задание генерала Сомова. Работа была напряженная, нервная. Полковник Никитин в таких случаях был неразговорчив. Он требовал от своих подчиненных, чтобы его понимали с полуслова, по скупому жесту, по мимике, по выражению глаз. Киреев в такой обстановке был идеальным помощником. Но главное его достоинство заключалось в том, что он умел предугадать очередной ход врага. Это не было, однако, лишь утонченной интуицией, сверхчутьем, которым так любят похвастаться некоторые разведчики. Киреев больше полагался на рассудок, на точные законы логики. К тому же, как истинный контрразведчик, он обладал не только трезвым умом, но и фантазией, дающей возможность предвидеть самый невероятный маневр противника.

Размышления полковника Никитина прервал дежурный офицер, доложивший, что майор Киреев просит принять его по срочному делу.

- Легки же вы на помине, - проговорил Никитин, протягивая руку Кирееву, когда тот вошел в его кабинет. - Я только что подумал о вас и хотел было посылать за вами.

Пристально посмотрев в глаза майору, он добавил:

- Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что вы зашли ко мне в связи с делом Иглицкого?

- Так точно, товарищ полковник, в связи с этим мне кое-что... - начал было Киреев.

Но Никитин замахал на него руками:

- Только не выкладывайте пока ничего! Дайте-ка я прежде выскажу свои соображения. Проверю, так сказать, свои способности в области логики.

Никитин был очень нервным человеком, но мало кто замечал это, так как он умел скрывать свои чувства. Полковник мог шутить и посмеиваться даже тогда, когда ему было вовсе не до шуток. Майор Киреев, однако, знал Никитина лучше других, и его не обманывал этот шутливый тон. Да и сам Никитин недолго скрывал свое беспокойство. Походив в задумчивости по кабинету, он проговорил совершенно серьезно:

- Смущает меня в этом деле легкость нашей удачи, Антон Иванович. А когда имеешь дело с таким противником, как Счастливчик, легкая удача не может не показаться подозрительной... Достаточно ли хорошо знаете вы, кто такой Иглицкий?

Киреев попросил разрешения закурить. Глубоко затянувшись и медленно выпуская дым через нос, ответил неторопливо:

- Прежде всего, он очень опытный агент международной категории и, конечно, такой же Иглицкий, как я Хмельницкий.

- А то, что он племянник одного из крупных промышленников Западного полушария, - прищурясь, спросил Никитин,-и то, что у него диплом воспитанника Колумбийского университета, вам известно?

- Нет, это мне не было известно, но я и без того все время чувствовал, что он враг матерый.

- А раз так - значит, он не мог сдаться нам так просто, даже попав в ловушку, - заключил Никитин и, встав из-за стола, медленно стал ходить по комнате.-Посмотрим, однако, что он мог предпринять в создавшейся обстановке. И Иглицкий, и его начальство, конечно, хорошо знали цену чертежам Гурова. Знали они и о том, что Гуров и его сотрудники в одно только изготовление их вложили почти полугодовой труд. Обстоятельство это я подчеркиваю потому, что в случае исчезновения чертежей или уничтожения их пришлось бы немало потрудиться, прежде чем восстановить все в первоначальном виде. А для этого достаточно было бы только чиркнуть спичкой. Почему же он не сделал этого?

Никитин снова сел за стол и молчал так долго, что Кирееву показалось, будто он ждет от него ответа.

- Иглицкому, видимо, нужно было вернуть нам эти чертежи, чтобы усыпить нашу бдительность! - убежденно заключил полковник. - Создать впечатление полной капитуляции, тогда как на самом деле он, возможно, нашел какой-то иной путь похищения чертежей... Но какой? Рация, конечно, отпадает.

- Рация отпадает только частично, товарищ полковник, - осторожно заметил Киреев. - Только лишь в смысле невозможности передачи чертежей с ее помощью. Но рация тут играет все же какую-то роль: Иглицкий пользовался ею незадолго до того, как сдался нам. Лампы ее не успели еще остыть, когда я их ощупал.

- Какой же вывод делаете вы из этого?

- Иглицкий, наверно, связывался с резидентом, для того чтобы сообщить ему о новом плане похищения чертежей Гурова.

- Что ж, с этой догадкой можно согласиться,-подумав немного, проговорил Никитин. - Но каков же все-таки этот новый план?

Майор Киреев молча достал из кармана фотографию и положил на стол перед Никитиным. Полковник взял ее и с любопытством стал разглядывать.

- Если не ошибаюсь,-заметил он,-это внешний вид дачи Иглицкого?

- Так точно, товарищ полковник. Обратите внимание на окна. Видите, как они прикрыты диким виноградом? В комнатах дачи всегда царил полумрак. Вначале мы как-то не учли этого обстоятельства. Но, побывав там сегодня еще раз, я понял, почему над одним из окон оборваны виноградные лозы. По той же причине, конечно, и гардина сорвана

- Но как же вы сразу-то не обратили на это внимания? - недовольно прервал Киреева Никитин. - Нет, мы этого не оставили без внимания, товарищ полковник, - спокойно ответил Киреев. - Но тогда мы решили, что Иглицкий потому сорвал гардину и оборвал виноградные лозы, что собирался бежать через окно.

- А теперь? - нетерпеливо спросил Никитин.

- А теперь напрашивается другой вывод - Иглицкому, видимо, нужен был свет...

Никитин решительно хлопнул ладонью по столу:

- Да, это так! А свет ему, видимо, нужен был для того, чтобы сфотографировать чертежи.

- Я тоже так полагаю, товарищ полковник, - кивнул головой Киреев.

Но Никитин уже не слушал майора. Мысли его были заняты новой догадкой. Он вышел из-за стола и снова стал торопливо ходить по кабинету, изредка, по давней своей привычке, пощелкивая пальцами.

- Значит, чертежи Гурова теперь на фотопленке...- задумчиво говорил он, ни к кому не обращаясь. - Куда же, однако, он мог спрятать эту пленку?.. - И, остановившись перед Киреевым, спросил: - Вы обыскивали его?

- Конечно, товарищ полковник. И его обыскали, и на Даче ничего не оставили без внимания. А сегодня я снова все обследовал там самым тщательным образом.

- Что же он, проглотил ее, что ли?

- Думаю, что он ухитрился все-таки спрятать ее куда-то. И можно не сомневаться, что вскоре кто-нибудь из-за рубежа обязательно пожалует к нам за этой пленкой.

- Значит, надо поставить к даче Иглицкого секретную охрану. Вы не догадались сделать этого, Антон Иванович?

- Догадался, товарищ полковник.

Отпустив майора, Никитин еще некоторое время ходил в задумчивости по кабинету. Потом уселся за стол и рассеянно стал просматривать бумаги, принесенные дежурным офицером. Чертежи Гурова, однако, все еще не давали ему покоя. Но вот одна из бумаг, подчеркнутая карандашом генерала Сомова, привлекла его внимание. Это было сообщение из Берлина о признании, сделанном Голубевым, бежавшим из западногерманской шпионской организации.

В тот же день полковник Никитин еще раз встретился с майором Киреевым. Он дал Кирееву прочитать донесение советской военной администрации в Берлине и обратил внимание на предполагаемую высадку парашютиста, о котором сообщал Голубев.

В районе высадки парашютиста

Уже второй день велось наблюдение за домом Пенчо Вереша, однако ничего подозрительного пока не было замечено. Наведенные о Вереше справки тоже ничего не дали.

Майор Киреев нервничал. "Не слишком ли поздно установили мы наблюдение за этим Верешем?" - тревожно думал он.

Чтобы рассеять эти сомнения, Киреев связался с авиационной частью местного гарнизона и с пограничниками. Оказалось, что случаев нарушения границы за последние дни замечено не было. Пришлось набраться терпения и продолжать наблюдения за Верешем.

Майор устроился в одном из домиков поселка и с чердака, с помощью бинокля, тщательно изучил жилище, в котором проживал Вереш. Внешне в нем все казалось обычным, не внушающим подозрений. Сам Вереш был человеком немолодым, нигде не работал и жил на пенсию за сына да на кое-какие доходы от огородничества. Огород его находился тут же, при доме, и выходил в поле. Пенчо почти весь день копался в нем, пропалывая и поливая грядки.

На третий день наблюдения за Верешем Киреев предпринял первую попытку проникнуть в его жилище. Для начала он направил к нему лейтенанта Шагина.

Поздно вечером лейтенант подъехал к дому Вереша на легкой повозке и, спрыгнув с нее, не спеша подошел к дверям. Вереш, обычно ложившийся спать в десять часов, в этот вечер что-то очень уж засиделся - сквозь щели ставней в его окнах виднелся свет.

Шагин постучал негромко, но энергично. Дверь открылась ровно через столько времени, сколько понадобилось бы для того, чтобы пройти через одну из комнат (ту, в которой горел свет) до дверей дома. Вереш открыл Шагину, не спросив даже, кто стучится к нему в такое позднее время.

- Что же вы не спрашиваете, кто к вам пожаловал? - весело спросил лейтенант. - Могут ведь и грабители ворваться.

- А у мэнэ нэма чого грабуваты, - спокойно ответил Пенчо, приглашая Шагина в комнату.

Лейтенант, переодетый в гражданский костюм, снял кепку и перешагнул через порог.

- Я к вам, папаша, вот по какому делу,-с деланным смущением проговорил он.-Лошадь мне нужно напоить, нельзя ли ведро раздобыть?

- Чого ж не можно?

С этими словами Вереш не спеша направился через заднюю дверь в коридор, выходивший, очевидно, во двор. Вскоре оттуда раздался грохот железных ведер.

Оставшись в комнате один, лейтенант окинул ее быстрым взглядом. Все тут было очень просто и как бы на виду: стол посередине комнаты, деревянный диванчик у окон, старинный комод, овальное зеркало на столе, несколько стульев вдоль стен.

Свет во вторую комнату падал так, что можно было разглядеть кровать, вероятно, там находилась спальня Вереша.

Едва Шагин успел осмотреться по сторонам, как Пенчо уже вошел в комнату с ведром воды в жилистой руке.

- Ось, возьмите,-проговорил он, ставя ведро на пол.

- Да чего ж вы сами-то тащили его, папаша! - сокрушенно покачал головой Шагин. - Сказали бы где взять, я бы мигом. Нехорошо получилось, честное слово!

Вереш небрежно махнул рукой:

- Чого там!

Лейтенант торопливо схватил ведро и выбежал из дома. Конь его, действительно томившийся жаждой, опустил морду в ведро и, отфыркиваясь, стал жадно пить. Напоив коня, Шагин еще раз поблагодарил Вереша и, прыгнув в повозку, тронул вожжи.

Спустя несколько минут лейтенант докладывал майору Кирееву:

- Этот Пенчо - форменный артист! До того у него все натурально, что просто сомнение берет, тот ли это человек. Прямо как по нотам разыгрывает добропорядочного старикашку...

Рассказав Кирееву подробности своего визита к Пенчо, Шагин с любопытством заглянул ему в глаза, ожидая, к какому решению придет майор.

- А вы что же, полагали, что, как только к нему войдете, так сразу же и застанете его за передачей секретных сведений по рации? - усмехнулся Киреев. Или, может быть, он в это время взрывчатку для диверсионного акта должен был приготовлять? Нет, дорогой! Не так все это просто, к сожалению. Но уж и то хорошо, что мы расположение его комнат теперь знаем и обстановку в них.

- Надо полагать, что сегодняшняя ночь пройдет спокойно? - не то спросил, не то заключил лейтенант.

- Как сказать... - пожал плечами Киреев. - Кто у нас сегодня в дозоре?

- Ефрейтор Марченко, товарищ майор.

- Ну хорошо, идите отдыхать.

Было около двенадцати ночи, но спать Кирееву не хотелось. Он потушил свет, открыл окно и закурил папиросу. Ночь была темная, душная. Остро пахло цветами, росшими под окном. Кругом было тихо, только где-то вдалеке трещали кузнечики...

И вдруг раздался резкий звук телефонного звонка, показавшийся майору необычно громким. Киреев вздрогнул от неожиданности. Вскочив с подоконника, он почти бегом бросился к телефонному аппарату:

- У телефона майор Киреев.

- Говорит дежурный хозяйства Пчелова, товарищ майор. (Пчелов был командиром авиационной части.) Сообщаю, что, кажется, появилась долгожданная птица. Курс, во всяком случае, совпадает. Вы поняли, товарищ Киреев?

- Понял.

- Тогда действуйте. Птицу засекли пять минут назад-значит, минут через пятнадцать будет у вас. На обратном курсе мы ее приземлим, конечно.

"Как же это получается,-подумал Киреев.-Пенчо Вереш сидит себе дома, а самолет, которому он должен подавать сигналы, уже почти в районе выброски парашютистов. Да тот ли это Вереш? Нет ли тут еще какого-нибудь другого Вереша?.."

Майор торопливо зажег свет и, посмотрев на часы, стремительно бросился в комнату, в которой спал лейтенант.

- Шагин, - крикнул он, - поднимайтесь скорее!

Лейтенант вскочил с кровати и, еще не сообразив со сна, что случилось, схватил брюки и надел их с необычайной ловкостью, выработанной долгой тренировкой в военном училище. Еще несколько секунд-и он уже натягивал на свои широкие плечи гимнастерку.

А майор Киреев тем временем звонил дежурному местного гарнизона.

Из отрывистых слов его лейтенант понял, что майор просит поднять по тревоге дежурное подразделение для поимки парашютиста.

- Наших тоже поднимайте по тревоге!-кончив разговор с дежурным, повернулся Киреев к Шагину. - И живо за мной в дом Вереша!

Пока Шагин бежал будить солдат, Киреев поспешил к домику Пенчо. В зарослях кустарника его тихо окликнул ефрейтор Марченко.

- Ну, как тут у вас? - еле переводя дух, спросил его Киреев.

- Все в порядке, товарищ майор!

- Разве Вереш не выходил?.. - удивился Киреев.

- Никак нет! Спит, как сурок.

"Что же делать, черт возьми! -Лоб майора сразу сделался мокрым. - Неужели ошиблись? Как он может спать, когда самолет вот-вот будет над Лужковом?"

Киреев прислушался, пытаясь уловить шум авиационного мотора, но вместо этого услышал лишь тяжелое дыхание подоспевшего к нему Шагина и приглушенный топот бегущих солдат.

- Шагин, - приказал Киреев, - стучите к Верешу!

- А если это не тот?

- Стучите, вам говорят!-почти крикнул майор. Лейтенант бросился к окну дома Вереша, а ефрейтор Марченко побежал во двор ко второму выходу. Шагин стучал вначале тихо, потом все громче и громче, но никто не отзывался.

- Ломайте двери!-приказал майор, выхватывая пистолет из кобуры.

Лейтенант и два дюжих солдата навалились на легкую дверь, и она с грохотом слетела с петель. Киреев зажег фонарь и первым вбежал в дом, освещая одну за другой обе комнаты. За ним следовал Шагин и Марченко. Лейтенант заглянул под кровать, ефрейтор распахнул гардероб. Вереша нигде не было.

- Прошляпили, Марченко!..-раздраженно проговорил Киреев.-Джека живо!

- Есть Джек!-доложил младший сержант, отпуская накрученный на руку поводок рвущейся вперед овчарки.

- Дайте Джеку понюхать что-нибудь и пусть возьмет след! - приказал майор.

Выбежав во двор, он торопливо посмотрел на небо. Самолета все еще не было слышно.

Киреев снял фуражку и ребром ладони смахнул со лба пот.

- Черт бы его побрал, гада!-услышал он приглушенный шепот ефрейтора Марченко. - Через трубу он выскочил, что ли? Я ведь глаз не сводил с его дверей...

- Прекратить разговоры! - недовольно проговорил Киреев.

- Джек взял след, товарищ майор, - доложил Шагин.

Киреев увидел высокую фигуру младшего сержанта, пробиравшегося через огородные грядки вслед за Джеком.

Майор приказал лейтенанту силами дежурного подразделения гарнизона оцепить лужайку, на которую, всего вероятнее, мог быть сброшен парашютист, а ефрейтору Марченко и автоматчикам скомандовал следовать за собой.

Миновав огород, Джек рвался вперед все быстрее и быстрее. Теперь за ним приходилось почти бежать, а Кирееву все еще казалось, что они идут слишком медленно.

- Шумит вроде...-задрав вверх голову, неуверенно проговорил широко шагавший рядом с майором ефрейтор Марченко.

Киреев остановился и прислушался. Да, теперь и он различил далекий, но уже отчетливый шум авиационного мотора.

А Джек все тянул и тянул вперед, устремляясь через широкий луг к опушке леса. Поселок остался далеко позади, когда самолет стал делать широкий разворот. И почти тотчас же, метрах в трехстах от группы майора Киреева, на опушке леса часто замигал красный глазок сигнального фонаря.

- Вперед!-негромко прошептал майор, выхватывая пистолет и несколькими сильными прыжками обгоняя Джека.

Впереди всё еще сигналили. Свет вспыхивал то с короткими, то с длинными промежутками. Похоже было, что сигнальщик передает что-то с помощью азбуки Морзе. Но вот фонарик вспыхнул в последний раз и больше не зажигался.

В двух шагах от майора теперь начинался лес, и Пенчо Вереш был, видимо, где-то совсем рядом. Киреев остановился, чтобы по звуку его шагов определить, куда направился Пенчо, почуяв опасность. В том, что он обнаружил преследователей, не было теперь сомнения. Однако все вокруг было тихо.

Киреев подал автоматчикам сигнал, чтобы они разошлись в стороны и взяли Вереша в кольцо.

Но тут Джек, уверенно шедший по следу Пенчо, неожиданно остановился и, отыскав в траве какой-то предмет, с приглушенным рычанием стал трясти его. Младший сержант - проводник Джека - нагнулся и нащупал руками кепку.

Не могло быть сомнений, что кепка принадлежала Пенчо Верешу. Но почему он обронил ее здесь? Майор нагнулся и, осветив карманным фонариком собаку, увидел, что Джек стоит на задних лапах у дерева, ожесточенно царапая кору ствола.

- А ну, кто-нибудь ко мне! - позвал Киреев. Откуда-то из темноты вынырнули ефрейтор Марченко и еще несколько автоматчиков.

- Тряхните-ка, хлопцы, это деревце! - приказал майор.

Они крепко схватились за довольно тонкий ствол дерева и принялись его раскачивать. К ним присоединились еще несколько человек, и вскоре наверху кто-то испуганно вскрикнул.

- Вот и хорошо! - обрадованно проговорил Киреев. - Подал наконец свой голос Пенчо Вереш. Пожалуйте вниз, Вереш, а то ведь так и свалиться недолго.

Солдаты приглушенно засмеялись, а с дерева раздался хрипловатый от страха голос:

- Добре, слизу. Тильки забэрить гэть вашу собаку! Спустя несколько секунд, тяжело дыша и сердито шмыгая носом, с дерева медленно спустился Вереш.

- Кому это вы фонариком сигналы подавали? - спокойным, почти веселым тоном спросил Киреев: теперь, когда предатель был у него в руках, к нему вернулось его хорошее настроение.

- Яким фонариком? - слезливым голосом переспросил Вереш. - Нэма у мэнэ ниякого фонарика. Чого причипились до старика?

- Хватит тебе придуриваться, Вереш! - начиная злиться, прикрикнул на него майор. - Говори, где парашютиста должен встретить?

Вереш молчал. Слышно было только его сердитое сопение.

- Не тяни время, Вереш! - грозно продолжал Киреев. - Во вред себе волынку тянешь. Мы ведь и без тебя его выловим, а за то, что помочь нам не хотел, тебе же зачтется.

Вереш все еще колебался.

- Ты что думаешь, мы не знаем, кого ты принять должен? Зенона Туреницу поручено тебе принять. Так ведь?

- Ладно, пошли,-угрюмо проговорил Пенчо Вереш и нахлобучил на голову протянутую Киреевым кепку.

Догадка полковника Никитина

Донесение от Киреева полковник Никитин получил в ту же ночь, как только майор допросил парашютиста, приземлившегося в районе местечка Лужкове. Сам Киреев прибыл в Москву спустя несколько дней. Доклад его Никитину был коротким:

- Взять парашютиста помог нам Пенчо Вереш... Он ведь всецело был в наших руках, и ему ничего больше не осталось делать. Но мы и сами справились бы с этим делом, так как на

ноги был поднят почти весь местный гарнизон. Допрос парашютиста не дал, однако, ничего интересного. Он сразу же всё выложил: поддельные документы, деньги, яд, оружие и радиостанцию. Сообщил и задание, с которым прибыл к нам. А потом вдруг заметил со вздохом: "Эх, гражданин начальник, если бы не попался я вам так, по-дурацки, сам бы пришел и во всем признался! А теперь разве вы мне поверите?.." Не очень-то я всему этому поверил, конечно, но, знаете, может оказаться, что есть в этих словах и доля правды. Никитин удивленно поднял брови:

- Почему так решили?

- Пока лишь смутные догадки, - неопределенно ответил Киреев. - Бесспорно же только одно - не ему была поручена задача раздобыть фотопленку Иглицкого. Похоже, что он и не слышал ничего об этом Иглицком. Не сообщил нам ничего интересного и экипаж самолета, приземленного нашими летчиками.

- Надежда, значит, теперь только на Голубева?-задумчиво проговорил полковник, разрисовывая папиросную коробку замысловатыми фигурами. - Я тут в ваше отсутствие наводил о нем кое-какие справки. Все, что относится к биографии его до 1943 года, подтвердилось. Вот только встречу его с родителями не удалось организовать - погибли старики в годы войны. Ну, а у вас какое о нем впечатление? Вы ведь беседовали уже с ним перед поездкой в Закарпатье.

- Трудно пока сказать о нем что-нибудь определенное,-ответил Киреев.-Думаю, однако, что он действительно сможет пригодиться. Сегодня, кстати, я собираюсь поговорить с ним еще раз-постараюсь присмотреться к нему повнимательнее.

...Голубев был явно встревожен, когда к нему зашел Киреев. Это не ускользнуло от внимания майора. Впрочем, причины для волнений у Голубева могли быть самые различные.

- Ну как?-нетерпеливо воскликнул Голубев, увидев Киреева и невольно протягивая к нему руку. - Высадился он? Поймали вы его?

- Высадился, - ответил Киреев, - и мы его поймали. Все оказалось именно так, как вы нам сообщили.

- Правда? - Голубев весь засиял и порывисто схватил Киреева за руку.-Значит, теперь вы мне немножко верите? Можно мне вас товарищем называть?

- Попробуйте,-улыбнулся Киреев.

- Спасибо... Большое спасибо, товарищ майор! - снова радостно воскликнул Голубев и еще раз потряс руку Кирееву. - Я не знаю, чего бы я только не сделал, чтобы оправдать ваше доверие!

- Вы его уже оправдываете понемногу, - серьезно произнес Киреев и протянул Голубеву коробку с папиросами.

- Спасибо, я не курю,-поблагодарил Голубев, но папиросу все же взял. Неумело прикурив ее у Киреева, он тотчас же поперхнулся.

"Курить, видимо, он действительно не умеет",-отметил про себя Киреев.

- А что, если бы я предложил вам свою помощь?.. - слегка побледнев, проговорил вдруг Голубев. Глаза его при этом странно округлились.

- То есть какую же помощь? - удивился Киреев.

- В вашем деле... В деле борьбы со шпионами. Я ведь знаю технику шифровки их секретных донесений, тайны радиопередач, фотографирования. Вы сами знаете, конечно, многое, это я понимаю, но ведь меня они специально учили этому...

Голубев вопросительно посмотрел Кирееву в глаза, но прочел в них лишь глубокое раздумье.

- Если вы только поверите мне, я докажу вам свою преданность...-продолжал Голубев после некоторого молчания, и в голосе его послышались теперь нотки безнадежности: видно, он не очень рассчитывал на успех своего предложения.

- Когда вы были еще в Берлине, - задумчиво, будто что-то припоминая, проговорил Киреев,-то сообщили офицеру нашей военной администрации, что вам случайно удалось подслушать разговор каких-то геленовских агентов...

- Ну как же! Конечно, я хорошо помню все, что говорил тогда старшему лейтенанту и подполковнику, которые меня допрашивали. А подслушать разговор геленовских агентов мне удалось совершенно случайно. Я сидел в приемной нашего шефа, и, когда к нему в кабинет входила секретарша, до меня донеслась всего одна фраза: "Встретимся в кафе "Светлячок" на Ленинградском шоссе в полночь". Потом я видел, как вышли от шефа эти агенты. Фамилии их мне неизвестны, но видеть этих людей приходилось и раньше. Полагаю, что крупные птицы.

- А почему же вы не сообщили мне об этом разговоре? - вопросительно поднял брови Киреев.

- А что же тут было сообщать? - удивился Голубев. - Я считал своим долгом доложить вам лишь о вещах определенных, точных. Ну вот, например, о предполагаемой высадке парашютиста. Вы мне и так не очень пока доверяете, и я не хотел бы, чтобы хоть в чем-нибудь из сказанного мною можно было усомниться. А в этом случайно подслушанном разговоре все неопределенно: фамилии агентов я не знаю; они ли должны встретиться в кафе "Светлячок" - тоже неизвестно. Полагаю, впрочем, что все-таки они. И потом, где этот ресторан, в каком городе? Можно предположить, что в Москве, судя по Ленинградскому шоссе. Когда состоится встреча - опять неизвестно. Может быть, она уже и состоялась. Как видите, сплошной туман. На всякий случай я сообщил об этом в Берлине, а вам повторить просто не решился. К тому же я думал, что вы и сами знаете уже обо всем из протоколов моего допроса.

"Хитрит он или говорит правду? Все получается довольно правдоподобно", подумал майор.

- А вы узнали бы этих геленовцев, если бы вам с ними пришлось встретиться?- помолчав немного, спросил Киреев.

- Конечно, узнал бы!-энергично кивнул головой Голубев. .

- Будем иметь это в виду, - почти равнодушным тоном заметил Киреев.

Вечером, доложив полковнику Никитину результаты своей встречи с Голубевым, Киреев заключил:

- Пока не могу раскусить его окончательно, товарищ полковник. Думаю, однако, что повозить его в кафе "Светлячок" следует. Возможно, он и укажет нам этих геленовских молодчиков. И, кто знает, может быть, они-то и окажутся посланцами за пленкой Иглицкого.

- А этот "Светлячок" далеко? - спросил Никитин.

- Далеко. Почти у самого метро "Сокол". Придется возить туда Голубева на машине.

- В пути хорошенько присматривайте за ним,- предупредил полковник.

- Это уж само собой, товарищ полковник.

- А как идут поиски на даче Иглицкого?

- По-прежнему безуспешно, хотя мы прощупали буквально каждую пылинку в доме и каждую былинку вокруг дома. Понять не могу, куда Иглицкий девал свой фотоаппарат! С собой, во всяком случае, не мог его забрать. Это исключено.

- Мне на память пришел один случай из дореволюционного прошлого моего отца - старого коммуниста!-оживленно проговорил вдруг Никитин.-Он мне рассказал как-то, что ему довелось однажды сидеть в тюрьме вместе с уголовниками. Целыми днями его соседи резались в "очко". Какие только меры не принимали надзиратели, чтобы отобрать у них карты, - все было напрасно. Обыски производились и днем, и ночью, и в присутствии арестантов, и в их отсутствие результат был один и тот же... И где, вы думаете, они их прятали?.. В карманах шинели то надзирателя, то одного из жандармов! Ловкость рук, понимаете ли! А тем, конечно, и в голову не приходило самих себя обыскивать... - Никитин весело рассмеялся и вдруг спросил: - Понимаете, к чему я рассказал вам это?

- Понимаю, товарищ полковник,-ответил Киреев. - Вы полагаете, что и фотоаппарат Иглицкого где-нибудь в таком месте, в котором нам и в голову не приходит искать его?

- Все может быть, Антон Иванович... - задумчиво проговорил Никитин и, походив немного по кабинету, добавил:-А не съездить ли и мне с вами на дачу Иглицкого?

Дорожное происшествие

Они выехали на дачу Счастливчика на следующий день ранним утром. Иглицкий снимал ее у некоего Лопухова, человека весьма занятого и почти никогда не бывавшего в своих загородных владениях.

День был ясный, солнечный. Все сверкало и ликовало вокруг, но это не радовало Никитина. Всю дорогу одолевали его тревожные мысли. Скосив глаза в сторону майора, сидевшего за рулем, он увидел хмурое, сосредоточенное лицо Киреева. Видимо, и он размышлял о чем-то не очень веселом.

- А вам не кажется, что мы придумали за Иглицкого такой ход, которого он не делал вовсе? - задумчиво спросил Никитин.

- Нет, не кажется, - не очень охотно ответил Киреев.

Никитин замолчал и стал внимательно вглядываться в веселый березовый лесок, в который они свернули с шоссейной дороги.

- После того как вы рассказали мне историю с картами уголовников, я уже не сомневаюсь, что Иглицкий проделал с нами точно такой же трюк, - снова заговорил майор.

Он вырулил машину по трудному участку дороги, поврежденной недавно прошедшими дождями, и продолжал:

- Иглицкий, конечно, спрятал свою пленку где-то тут, на даче Лопухова. А то, что пока никто из иностранных агентов не проявлял интереса к этой даче, ни о чем еще не говорит. Могут ведь пожаловать сюда и геленовские агенты, о которых сообщил нам Голубев. А может быть, они уже где-нибудь здесь поблизости...

Никитин не успел ответить, так как машина сделала резкий поворот и чуть не наскочила на дерево. Полковник больно ударился головой и увидел, что Киреев стремительно выскочил из машины, выхватив из кобуры пистолет. Осмотрев ближайшие кусты, майор вернулся на дорогу и приподнял лежавшую поперек проезжей части доску.

- Вот, полюбуйтесь,-обратился он к Никитину.-Видите, какие гвоздики? Такие проколы могли получить, что застряли бы тут надолго.

- Вы полагаете, что не случайно тут эта доска?

- Вне всяких сомнений!

- Но кому это нужно?.. - все еще удивлялся Никитин, внимательно рассматривая доску, утыканную гвоздями.

Доска была старая, потемневшая от времени, а гвозди совсем новые. Вбиты они были так часто, что не оставалось сомнений, с какой целью это сделано.

- Значит, кому-то понадобилось,-ответил Киреев. - Какой-то тип метнулся тут из-за дерева в кусты, как только я выскочил из машины. Похоже, что специально поджидал нас. Нужно будет немедленно выслать сюда наших людей, пусть прочешут хорошенько этот район.

- Очень странно все это, - покачал головой Никитин,-Только что кто-то намеревался "подковать" нашу "Победу", а вчера, как мне доложили утром, какой-то тип пытался угнать одну из наших машин из самого гаража. Случайность это или тут имеется какая-то связь?

...На даче Иглицкого все оказалось в порядке. Старший лейтенант, возглавлявший скрытую охрану порученного участка, доложил Никитину, что за время его дежурства не было замечено ничего подозрительного. Осмотр дачи тоже не дал никаких результатов.

В Москву контрразведчики возвращались молча. Неожиданное происшествие придало новое направление их мыслям, и они думали об этом всю дорогу.

А когда машина уже подъезжала к Москве, Никитин первый нарушил молчание:

- Если эта доска с гвоздями действительно предназначалась для нас, кому-то, значит, хорошо известны номера наших машин. Не поинтересоваться ли вам в связи с этим нашим гаражом, Антон Иванович?

Майор Киреев находит фотоаппарат Иглицкого

Совет полковника Никитина Киреев понял как приказание и тотчас же направился выполнять его, хотя и не очень надеялся на успех. Ясно было пока лишь одно-кто-то явно интересовался машинами госбезопасности. Но с какой целью? Ведь не сами же по себе машины интересуют кого-то?..

Что в связи с этим могут подсказать работники гаража? Разве помогут выяснить, каким образом могли стать известны кому-то номера машин? Да, это, пожалуй, наиболее реально. Нужно расспросить начальника гаража, нет ли среди его шоферов людей болтливых, малоразборчивых в знакомстве с посторонними людьми.

С этого и начал Киреев свой разговор с инженер-капитаном Ерохиным. Капитан стоял горой за своих людей, уверяя майора, что все они народ испытанный, надежный. А когда узнал, с какой целью Киреева интересуют работники гаража, воскликнул почти с облегчением:

- Так вы сразу бы и сообщили нам обо всем этом, товарищ майор! Тип тут один подозрительный несколько дней подряд мимо гаража прохаживался. И как раз в то время, когда машины наши из ворот выходили. Очень даже возможно, что он записал кое-какие номера.

- Так почему же вы не задержали его, не проверили документы? - удивился Киреев.

- Пробовали, товарищ майор, но он улизнул от нас.

- Когда это случилось?

- Дня три назад. Я тогда же и доложил об этом майору Земцову, а он надо мной посмеялся. "Тоже мне пинкертоны, говорит. Вы уж лучше своим делом занимайтесь, а то вам каждый проходящий мимо гаража начнет шпионом казаться". А дело-то это, видно, куда серьезнее, чем майору Земцову показалось.

Когда Киреев доложил полковнику о своем разговоре с начальником гаража, Никитин проговорил оживленно:

- Выходит, что догадка наша верна, Антон Иванович! Действительно, значит, существует человек, интересующийся нашими машинами. Попробуйте-ка теперь сами поговорить с шоферами.

Киреев снова отправился в гараж, однако в тот день ему так и не удалось ничего узнать. Зато на следующее утро, едва только он пришел на работу, к нему явился шофер Куницын.

- Вот ведь какая штука, товарищ майор,-смущенно проговорил он:-кто-то мне обшивку заднего сиденья изрезал...

- Когда это произошло, Вася?-сразу же насторожился Киреев.

- Затрудняюсь точно сказать, товарищ майор. Я ведь не сразу заметил. Может быть, вчера, а может, и несколько дней назад.

- Но как же все-таки это могло случиться? Ты что, оставлял где-нибудь машину без присмотра?

- Что вы, товарищ майор! Я если и выхожу хоть на минуту, так все дверцы на замки закрываю. В том-то и загвоздка, что непонятно, как это могло произойти...

- А кто ездил на твоей машине в последние дни?..

- Это я вам мигом перечислю...

- Нет, нет, ты только не торопись, пожалуйста! На-ка вот тебе бумагу, садись за стол да не спеша перечисли мне тут всех, кого ты возил в последние два- три дня. А я тем временем машину твою посмотрю. Где она у тебя стоит?

- Возле третьего подъезда. Вот вам ключ от нее.

Торопливо спустившись со второго этажа, Киреев разыскал машину Куницына и, открыв ее заднюю дверцу, стал внимательно осматривать сиденье. Кожаная обивка действительно оказалась надрезанной в нескольких местах. Просунув руку в одну из прорезей, майор ощупал пружины и дно сиденья, однако, кроме пакли, ничего там больше не обнаружил.

Закрыв машину, Киреев вернулся в свой кабинет и, отпустив Куницына, поручил одному из своих помощников срочно узнать номер машины, которую чуть не угнали два дня назад. Сравнение этого номера с номерами машины Куницына и машины, на которой ездили на дачу Иглицкого майор с полковником, объяснило многое. Список же пассажиров, составленный шофером Куницыным, окончательно прояснил всю картину. Майор торжествующе хлопнул рукой по столу и торопливо набрал номер гаража.

- Товарищ Ерохин? - узнал он голос инженер-капитана. - Это Киреев вас беспокоит. Скажите, пожалуйста, где у вас сейчас "Победа" номер 22-45?.. Только что вышла из ремонтной мастерской? И долго она там ремонтировалась?.. Неделю? Так-так, очень хорошо. Ну, а сейчас вы могли бы подогнать ее к нам?.. Ладно, спасибо. Я позвоню вам попозже.

Киреев делал над собой немалое усилие, чтобы войти в кабинет полковника Никитина возможно спокойнее.

- Ниточка распутывается, товарищ полковник!- воскликнул он.-Скоро, пожалуй, и всю загадку разгадаем.

- Спокойненько, спокойненько, дорогой мой! - сразу же повеселевшим голосом проговорил Никитин и кивнул Кирееву на кресло.-Давайте-ка все по порядку, и только факты, а уж там посмотрим, что из них следует.

- Хорошо, вот вам факты: попытка угона одной из наших машин-раз. Происшествие с нашей "Победой", когда мы на дачу ездили, - два. Подозрительный тип, болтавшийся возле нашего гаража,-три. А вот вам и четвертый факт-в машине Куницына кто-то изрезал обшивку заднего сиденья, так как, видимо, искал там что-то.

- Всё?

- Всё.

- А теперь давайте и выводы.

- А выводы напрашиваются сами собой. - Киреев протянул руку за папиросой, предложенной Никитиным. - Иглицкий спрятал свой фотоаппарат в сиденье машины, на которой мы увезли его с дачи Лопухова!

- Подождите торжествовать, - предостерегающе поднял руку полковник,-у меня будет еще много вопросов. То, что Иглицкому удалось скрыть от нас фотоаппарат при посадке в машину, я еще допускаю. Это был, конечно, не обычный аппарат, а крошечный микрофотоаппаратик, которым можно делать снимки даже через отверстие пиджачной петли. К тому же вы, видно, не очень тщательно обыскивали Счастливчика перед тем, как посадить его в машину.

- Мы ведь искали только оружие и документы, а одежду и все остальное исследовали уже потом.

- Ну, да это понятно. Но вот чем он прорезал обшивку сиденья? Задумывались вы над этим?

- А помните, перстень, который мы сняли с его руки?-торжествующе спросил Киреев.-В нем оказался камешек с очень острой гранью. Вот Иглицкий и воспользовался им как ножом. Для того чтобы просунуть микрофотоаппаратик под обшивку сидения, нужен был совсем незначительный прорез. Перстень-то вообще оказался универсальным: в нем и цианистый калий удалось обнаружить.

В словах Киреева была логика, и Никитин не мог с ним не согласиться. Однако по-прежнему оставалось неясным, почему иностранные агенты не знают точно, где именно спрятан фотоаппарат и охотятся за машинами госбезопасности почти наугад.

- Есть и этому объяснение,-ответил Киреев.- Иглицкий, конечно, имел возможность только по радио сообщить своему резиденту, куда он намерен спрятать фотоаппарат. Сообщение нужно было к тому же еще и зашифровать, а делалось это, сами понимаете, в какой обстановке. Иглицкий, безусловно, торопился, нервничал. Мог в таких условиях и неточно зашифровать номер нашей машины. Да и резидент из-за каких-нибудь помех, вероятно, принял лишь часть цифр этого номера.

- Позвольте, а сам-то Иглицкий как же мог заранее знать номер нашей машины?-спросил Никитин.

- Ну, это просто. Из окна дачи он отлично видел, на чем мы приехали. А поскольку машина у нас была только одна, ему ясно было, что мы возьмем его в эту машину. Он и сообщил номер нашей машины своему резиденту. По радио, однако, как я уже сказал, удалось, видимо, принять только первые две цифры. Вот они и интересуются теперь всеми нашими машинами, номера которых начиняются с этих двух цифр. Факты это подтверждают. Они хотели угнать машину с номером 22-51, мы с вами чуть не наскочили на доску в "Победе" номер 22-47. Обшивку сиденья порезали в автомобиле Куницына 22-43. А номер "Победы", на которой мы Иглицкого привезли с дачи Лопухова в Москву, 22-45.

Полковник в задумчивости прошелся по кабинету.

- Похоже, что все это действительно так, - сказал он негромко.

- Конечно, так!-воскликнул Киреев.-Разрешите мне вызвать из гаража машину номер 22-45, и я вам не только извлеку из нее микрофотоаппарат Счастливчика, но и поймаю с ее помощью того, кто прислан к нам за этим фотоаппаратом.

- Разрешаю,-охотно согласился полковник Никитин.

Спустя несколько минут машина 22-45 была уже во внутреннем дворе управления генерала Сомова.

Едва увидев ее из окна, майор Киреев выбежал из кабинета полковника, а Никитин, усевшись за письменный стол, попытался заняться другими делами. Сосредоточиться, однако, не удалось. Никитин лишь механически пробегал глазами строки текста различных документов, почти не улавливая их смысла. То и дело косился он на настольные часы. Минутная стрелка, хотя и очень медленно, переползала все же от одной цифры к другой, а Киреев все еще не возвращался.

Когда прошло четверть часа, Никитин решительно поднялся из-за стола, намереваясь пойти во двор и посмотреть, почему так долго возится там майор Киреев, но в это время в коридоре раздались поспешные шаги.

"Наконец-то!"-с облегчением подумал Никитин и снова уселся за стол.

Стремительно распахнулась дверь кабинета, и майор Киреев почти церемониальным шагом направился к столу полковника. Достаточно было лишь взглянуть на счастливое лицо майора, чтобы понять, что поиски тайника Иглицкого успешно завершились.

- Ну, поздравляю, Антон Иванович, от всего сердца поздравляю! - вставая, радостно проговорил Никитин.

Крепко пожав протянутую руку, Киреев подал полковнику выкрашенный темно-коричневой краской микрофотоаппаратик.

Полковник внимательно повертел его перед глазами и вынул из него кассетку с пленкой.

- Эту штучку мы отправим теперь в фотолабораторию и посмотрим, что там запечатлел Иглицкий. Ну-с, а что же мы дальше будем делать?

- Ловить того, кто за фотоаппаратом прибыл,-не задумываясь, ответил Киреев.

- У вас есть какой-нибудь определенный план?

- Да, есть, товарищ полковник!-торжественно ответил Киреев и стал докладывать подробности своего замысла.

В ноль десять

В половине двенадцатого ночи машина номер 22-45 стремительно неслась по Ленинградскому шоссе, направляясь к Аэропорту. За рулем ее сидел Киреев, на заднем сиденье - Голубев. В зеркальце над ветровым окном машины майор видел его заспанное, недоумевающее лицо, освещенное мелькающим светом уличных фонарей. Казалось, он еще не пришел в себя после того, как Киреев неожиданно разбудил его, заявив, что нужно срочно выехать в кафе "Светлячок", где Голубев сможет оказать ценную услугу советской контрразведке.

Чувствовалось, что майор Киреев очень торопился. Он гнал машину почти на предельной скорости. За правым окном промелькнули огни гостиницы "Советской", стадион и метро "Динамо". Машина приближалась к Аэропорту. Вот и наземный вестибюль метро, а немного подальше-кафе "Светлячок".

Киреев затормозил машину и обернулся к Голубеву:

- Подождите меня. Я вернусь минут через пять.

Майор торопливо выскочил на тротуар и скрылся в дверях кафе, из открытых окон которого слышалась веселая музыка... А когда Киреев вернулся к машине, Голубева в ней не было.

Звонок, которого Киреев ждал весь следующий день, раздался лишь вечером.

- Киевский вокзал, поезд семнадцатый, вагон шесть,-лаконично докладывал майору его помощник. - Купе четвертое. Три места в нем наши.

- Когда отходит? - спросил Киреев.

- В ноль десять.

В купе мягкого вагона сидели три пассажира. Двое у окна беспечно разговаривали, делились впечатлениями о столице, третий читал газету. Тех, что беседовали, по выговору легко было принять за украинцев. Оба они были молодые, загорелые, веселые. Пассажир, погрузившийся в чтение газеты, выглядел постарше. Казалось, он так увлекся какой-то статьей, что и не замечал ничего, что происходило в купе.

Включилось поездное радио. Радист объявил об отходе поезда через пять минут и попросил провожающих выйти из вагона. Пассажир, читавший газету, бросил беглый взгляд на ручные часы.

Прозвучал свисток паровоза. Протяжно запели тормозные тяги под вагоном.

- Что ж это мы вроде как неполным комплектом поедем,-проговорил один из молодых людей у окна. - Четвертого все еще нет.

Но в это время осторожно приоткрылась дверь и в купе просунулся сначала чемодан, затем худощавый, бледный человек в плаще, очках и соломенной шляпе.

- Легки же вы на помине! - весело проговорил все тот же молодой человек, улыбаясь вошедшему. - Только что о вас вспомнили.

Человек в плаще испытующе посмотрел на молодых людей и перевел взгляд на третьего пассажира. Тот все еще не отрывался от газеты, которая мешала вошедшему разглядеть его лицо.

- Чуть-чуть было не опоздал!-со вздохом опускаясь на свободное место, проговорил четвертый пассажир.-В Москве почти всегда так: закрутишься, завертишься, а потом мчишься на поезд, высунув язык, и едва-едва успеваешь сесть.

- Хорошо, однако, что успели, - спокойно заметил пассажир, читавший газету.-А то уж мы думали, что напрасно вас тут поджидаем, господин Голубев.

Человек в плаще порывисто вскочил с места, но молодые люди, сидевшие у окна, тотчас бросились к нему и крепко схватили за руки.

- Обыщите его!-приказал майор Киреев.

Это он, прикрываясь газетой, поджидал здесь Голубева.

- Неужели вы не догадались, Голубев, - спросил Киреев,-что, оставив вас одного в машине, мы специально подстроили вам ловушку? А ведь я считал вас гораздо опытнее.

- У меня не было другого выхода, - угрюмо проговорил Голубев и добавил со злой усмешкой: - Но только и вы напрасно думаете, что я захватил с собой фотоаппарат Иглицкого. Он теперь в надежных руках.

- Вполне возможно, - спокойно согласился Киреев. - Однако пленка-то в нем уже не та, за которой вы охотились. Да и тот, кому вы сунули фотоаппарат на вокзале, тоже в наших руках. Мы ведь вас ни на секунду не упускали из виду, как только вы из машины сбежали.

Полковник Никитин долго не выпускал руки майора Киреева.

- Не мастер я произносить торжественные речи, - улыбаясь, говорил он.-Скажу просто-молодец!.. А теперь ответьте мне: вы заподозрили Голубева после того, как прочли в списке Куницына его фамилию, или еще раньше?

- Немного раньше, товарищ полковник, - ответил Киреев, усаживаясь в предложенное Никитиным кресло. - Первое подозрение внушил мне парашютист. Показалось мне тогда, что его специально могли принести нам в жертву, чтобы правдоподобнее выглядело сообщение Голубева. А потом, когда я стал догадываться, что тайник Иглицкого может оказаться в нашей же машине, я сразу же подумал: "А не Голубев ли подослан к нам за пленкой Иглицкого? Не специально ли он придумал встречу несуществующих геленовских агентов в почти загородном кафе, чтобы иметь возможность ездить туда на наших машинах?" Ну, а потом, когда прочел фамилию Голубева в списке Куницына, мне окончательно все стало ясно. Положив фотоаппарат Иглицкого на прежнее место, я почти не сомневался, что Голубев "клюнет" на эту приманку.

- Да, - с удовлетворением произнес Никитин и еще раз пожал руку Кирееву,-я в вас не ошибся! Знал, что не на один только счастливый случай будете полагаться...

1955