«Дело Сен-Фиакр»

Жорж Сименон

Дело Сен-Фиакр

Перевод с французского А. Шаталова.

Глава I

Осторожное поскребывание в дверь; звук чего-то, поставленного прямо на пол; негромкий голос:

- Время полшестого! Только что позвонили к первой мессе...

Мегрэ приподнялся на локти, скрипнула кровать, и он удивленно глянул в окошко, расположенное прямо на скате крыши. И тут же снова прозвучал голос:

- Вы пойдете причащаться?

Комиссар Мегрэ уже поднялся, стоя босыми ногами на ледяном полу. Он подошел к двери, "запертой" куском бечевки, намотанной на два гвоздя. Послышались быстро удаляющиеся шаги и, выглянув в коридор, комиссар успел заметить мелькнувший силуэт женщины в кофте и белой юбке.

Тогда он поднял кувшин с горячей водой, который принесла ему Мари Татен, закрыл дверь им, отыскав осколок зеркала, побрился:

Догорающей свече оставалось ещё несколько минут жизни. А за окошком ещё было темно, прямо настоящая зимняя ночь. На ветвях тополей ещё оставались несколько сухих мертвых листьев.

Стоять, выпрямившись в полный рост, Мегрэ мог только находясь посреди мансарды под двускатной крышей. Холодно. Всю ночь ему дышало прохладой в затылок, но он никак не мог понять откуда сквозит.

Как бы то ни было, холод его бодрил, создавая давно забытую атмосферу деревни.

Первый удар колокола, зовущий к мессе... Колокола над спящей деревней... Будучи ребенком, Мегрэ так рано никогда не поднимался... Он ждал, когда позвонят ещё раз без четверти шесть, поскольку тогда не нуждался в бритве... Разве только умывался...

И горячую воду тогда ему не носили... Случалось даже, что вода в кувшине замерзала, покрывалась корочкой льда... Немного спустя, его башмаки уже стучали по мерзлой земле...

Теперь, не спеша одеваясь, он слышал, как Мари Татен сновала по залу трактира, стряхивая решетку в печке, зазвенела посудой, крутила кофейную мельницу.

Он одел пиджак, потом плащ. Прежде, чем выйти, вынул бумажник, а из него документ:

"Муниципальная полиция в Мулене.

Переслать по принадлежности в Уголовную полицию в Париже".

Потом квадратный листок. На нем старательно выведено:

"Сообщаю, что в церкви Сен-Фиакр во время первой мессы в День Поминовения усопших будет совершено преступление".

* * *

Бумажка пролежала несколько дней в разных кабинетах на набережной Орфевр. Мегрэ случайно обратил на неё внимание и удивился:

- Сен-Фиакр, Матиньон?

- Вполне вероятно, поскольку нам это переслали из Мулена.

И Мегрэ сунул листок в карман.

Сен-Фиакр! Матиньон! Мулен! Эти названия были ему знакомы больше, чем кому-либо иному.

Он родился в Сен-Фиакре, где его отец в течение тридцати лет проработал управляющим в замке! В последний раз он был там, когда умер отец, которого похоронили на небольшом кладбище за церковью.

"Во время первой мессы... будет совершено преступление..."

Приехал Мегрэ накануне. Остановился в единственном здесь трактире у Мари Татен.

Она его не признала, но он-то её узнал по глазам. Будучи девчонкой, она косила, и он это запомнил.

Маленькая тщедушная девчонка превратилась в старую и, кажется, ещё более тощую старую деву, без конца шныряющую по залу, кухне, а так же по двору, где разводили кроликов и кур.

Комиссар спустился по лестницу. Внизу светила керосиновая лампа. На краю стола стояли тарелки. Крупно нарезанные куски серого хлеба. Запах кофе с цикорием и кипяченого молока.

- Вам следует сходить к причастию, тем более в такой день, как сегодня... Лучше всего для этого прийти на первую мессу!

Хрупкие голоса колоколов. На дороге уже слышны шаги. Мари Татен пробежала через кухню, что бы переодеться в черное платье, надеть нитяные перчатки и криво сидящую из-за шиньона шляпку.

- Я вас оставляю... Кушайте... дверь на ключ сами закроете?

- Да нет! Я готов...

Она была смущена, что пойдет вместе с мужчиной! Да ещё приезжим из Парижа! Она мелко семенила, наклоняясь вперед, по утреннему холодку. По земле ветром мело опавшие листья. Их сухой шорох свидетельствовал о том, что за ночь они сильно промерзли.

К слабо освещенному входу в церковь спешили и другие тени. Колокола все? звонили. В окнах низеньких домиков светились окна, люди поспешно одевались, чтобы попасть к первой мессе.

Как когда-то, Мегрэ чувствовал холод, резь в глазах, замерзшие кончики пальцев и привкус кофе во рту. Но вот, войдя в церковь, в тепло, ощутил запахи восковых свечей и ладана.

- Извините меня.. Я пойду на свое обычное место... там моя маленькая скамеечка..., - пробормотала она.

Мегрэ узнал черный стул с красными бархатными подлокотниками старой Татенихи, матери косой девчонки.

В глубине церкви ещё дрожала веревка, за которую только что дергал звонарь. Разничий заканчивал зажигать свечи.

Сколько же собралось на это призрачное сборище невыспавшихся людей? Более полутора десятков. Мужчин, впрочем, было только трое: церковный сторож, звонарь и сам Мегрэ.

"... будет совершено преступление..."

Полиция в Мулене посчитала это дурной шуткой и не стала беспокоиться. Да и в Париже удивились поездке комиссара.

До Мегрэ донесся слабый шум за дверью, расположенной справа от алтаря. Тут он четко, буквально по секундам, смог догадаться, что там происходит: ризница, опоздавший мальчик из церковного хора, кюре, молча облачающийся в ризу; вот он складывает руки, как полагается, и направляется к нефу, в сопровождении спотыкающегося в своем одеянии мальчика.

Мальчишка был рыжий. Он звонил в колокольчик.

С шепотом молитв началась литургия.

"... во время первой мессы..."

Мегрэ перебрал одну за другой все эти тени. Пять старушек с собственными скамеечками, на которые становятся на колени во время молитвы. Толстая жена арендатора. Молодые крестьянки и ребенок...

Снаружи донесся шум подъехавшего автомобиля. Скрипнула дверца. Звучат мелкие, легкие шаги, и через всю церковь проходит дама в траурном платье. На клире стоит ряд скамеек из твердого полированного дерева. Они предназначены для господ из замка. Там-то и разместилась, бесшумно устроившись, дама, под внимательными взглядами остальных женщин.

"Requiem (ternam dona eis, Domine..."

Мегрэ может быть даже и сейчас смог бы повторять за священником. Он усмехнулся, вспомнив, что когда-то предпочитал мессу по усопшим всем другим, потому что молитвы здесь были значительно короче. Вспомнилась даже одна месса, которую провели за 16 минут!

Впрочем, сейчас он не отвлекаясь, перестал смотреть на даму. Профиль её он еле различал. И, поколебавшись, признал графиню де Сен-Фиакр.

"Dies iroe, dites illa..."

Конечно, это была она. В последний раз он видел её двадцатипяти двадцатишестилетней. Это была рослая, худая, меланхоличная женщина, гулявшая по парку.

Теперь ей было за шестьдесят... Молилась она истово. Лицо изможденное, руки слишком длинные и очень тонкие сжимали молитвенник.

Мегрэ оставался в задних рядах, где стояли плетеные стулья, за которым во время литургия с певчими прихожане платили по 5 сантимом, а во время обычной мессы они обходились бесплатно.

"... будет совершено преступление..."

Вместе с другими он встал во время первого чтения Евангелия. Со всех сторон на его наплывали детали и накатывались воспоминания. Например, он подумал вдруг:

"В День поминовения усопших три мессы служит один и тот же священник..."

В свое время он завтракал у кюре между второй и третьей мессой. Яйцо всмятку и козий сыр!

Наверное, в полиции Мулена были правы! Здесь не могло случиться никакого преступления! На скамью, где сидела графиня, с краешку, за четыре места от неё присел ризничий. Тяжело ступая, как некий директор театра, озабоченный необходимостью присутствовать на спектакле, протопал звонарь.

Из мужчин оставались только Мегрэ и священник; молодой священник с каким-то страстным мистическим взглядом. Ведя службу, он не спешил, как, бывало, старый кюре, которого знал комиссар. Этот не пропускал середины строф в молитвеннике.

Витражи побледнели. Снаружи занимался день. На ферме замычала корова.

Вскоре все смиренно склонились, когда кюре начал священнодействие с облаткой и чашей. Звякнул колокольчик мальчика из церковного хора. Не причащался только Мегрэ.

Все женщины направились к скамье, сложив руки; лица их стали замкнутыми. Облатки выглядели столь белыми, что казались какими-то нереальными, проходя через руки священника.

Служба продолжалась. Графиня спрятала лицо в ладонях.

"Pater Noster...

"Et ne nos inducas in tentationem..."

Пальцы старой дамы раздвинулись, открыв измученное лицо. Она открывала молитвенник.

Еще четыре минуты! Молитвы. Последнее чтение Евангелия! И это конец! Не будет никакого преступления!

Ибо в предупреждении сказано точно: первая месса...

Свидетельством того, что все закончено, является уход церковного сторожа в ризницу...

Графиня де Сен-Фиакр снова закрыла лицо ладонями. Она не шевелится. Большинство старушек тоже замерло.

"Ite missa est..." "La messe est dite..." [??? не понял: последняя фраза на французском и означает: "Месса окончена, идите" ВЕК]

Только теперь Мегрэ осознал насколько он был напряжен и встревожен. Он отдавал себе едва отчет в этом. Неволено комиссар вздрогнул. С нетерпением он дождался конца чтения Евангелия, предвкушая, как вдохнет свежий воздух, выйдя из церкви, увидит движущихся людей, услышит, о чем они говорят...

Старушки разом ожили, как бы проснулись. Зашуршали шаги по холодным голубым плитам храма. Какая-то крестьянка уже двинулась к выходу, за ней другая. Появился ризничий с гасильщиком и, вместо пламени, от свечей стал подниматься голубоватый дымок.

Наступил день. Серый свет проникал в неф вместе со сквознячком.

Осталось трое... Двое... Скрипнул стул... Осталась только графиня, и Мегрэ напрягся.

Ризничий, который закончил свое дело, посмотрел на мадам графиню де Сен-Фиакр. На его лице отразилось легкое колебание. В тот же момент подошел комиссар.

Оба они стояли рядом с нею, удивленные её неподвижностью, пытаясь взглянуть в лицо, которое она закрывала руками.

Взволнованный Мегрэ коснулся её плеча. Тело покачнулось и, потеряв равновесие, ничем не поддерживаемое, скатилось на пол, неподвижно замерев.

Графиня де Сен-Фиакр была мертва.

* * *

Тело перенесли в ризницу и уложили на поставленные в ряд три стула. Ризничий бросился вызывать местного доктора. Мегрэ же как-то забыл, что присутствие его здесь неофициальное. Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, почему пылкий священник смотрит на него вопросительно и подозрительно.

- Кто вы? - спросил кюре. - Как вы...

- Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

Он посмотрел прямо в лицо священнослужителю. Перед ним стоял человек лет тридцати пяти, с правильными, но столь суровыми чертами лица, что они воскрешали в памяти непримиримых в вопросах веры прежних времен.

Он был явно охвачен глубоким волнением и уже менее твердым голосом, почти прошептал:

- Не хотите ли вы сказать, что...

Раздеть графиню никто не осмеливался. К её губам пытались поднести зеркальце, слушали, не бьется ли сердце.

- Никакой раны я не вижу.., - наконец отозвался Мегрэ.

Он посмотрел вокруг на то, что их окружало, ничуть, даже в деталях, не изменившись за 30 лет. Церковные сосуды стояли на тех же самых местах, что и раньше. На прежних местах лежали риза, уже приготовленная для следующей мессы, и стихирь мальчика из церковного хора.

Серенький дневной свет уже проникал в окно, соперничая с горящей масляной лампой. Было одновременно и душно, и прохладно. Священника явно обуревали какие-то ужасные мысли.

Драма! Мегрэ не сразу понял, но воспоминания детства продолжали подниматься, всплывая изнутри, как воздушные шарики.

"... Церковь, где было совершено преступление, должна быть снова освящена епископом..."

Как же могло здесь совершиться преступление? Не было слышно выстрела. И никто не подходил к графине. В течение всей мессы Мегрэ не терял ей из виду!

Не было ни пятен крови, ни раны!

- Вторая месса должна начаться в семь? Так ведь?

Каким облегчением было услышать тяжелые шаги врача, краснощекого сангвиника, на которого как-то сразу произвела странное впечатление атмосфера, царящая в ризнице и который по очереди внимательно смотрел то на комиссара, то на кюре.

- У мерла? - наконец спросил он.

И сразу, не колеблясь, начал расстегивать корсаж графини, в то время, как священник отвернулся. Снова внутри церкви раздались тяжелые шаги. Потом зазвонил колокол, который раскачивал звонарь. Первый удар, призывающий прихожан на вторую, семичасовую мессу.

- Я нахожу в данном случае только эмболию... Но я ведь не являюсь лечащим врачом графини. Она предпочитает моего коллегу из Мулена... Тем не менее пару-тройку раз меня приглашали в замок... У неё было больное сердце.

Ризница была тесной. Трое мужчин и труп еле-еле там помещались. А тут ещё пришли двое мальчиков из церковного хора, ибо семичасовая месса проводилась с певчими.

- Ее автомобиль должно быть стоит неподалеку снаружи! - сказал Мегрэ. - Следует отвезти её в замок...

И он тут же почувствовал на себе пугливый взгляд священника. Неужели тот о чем-то догадывается? Пока ризничий вместе с шофером переносили тело в машину, кюре обратился к комиссару:

- Вы уверены, что... Мне осталось отслужить ещё две мессы... Это ведь День Повиновения усопших... Моя паства...

Должен ли был Мегрэ успокаивать священника, поскольку смерть графини наступила от эмболии?

- Вы же слышали, что сказал доктор...

- Однако же вы пришли именно сегодня и на эту мессу...

Мегрэ сделал усилие, что бы не показать своего беспокойства.

- Случайность, месье кюре... Мой отец тоже похоронен на этом кладбище...

И он поспешил к довольно старой модели автомобиля, который шофер заводил ручкой. Врач не знал, что делать. На площади толпилось несколько человек, не понимающих, что происходит...

- Пойдем вместе...

Труп занял почти все место внутри салона. Мегрэ и доктор теснились сбоку.

- Вы выглядели несколько удивленно, когда я сообщил о причине смерти графини..., - прошептал доктор, который, кажется, ещё не обрел присущий ему апломб. - Будь вы в курсе сложившейся здесь ситуации, вы бы, наверное, поняли... Графиня...

Он смолк, посмотрев на шофера, одетого в черную ливрею, который невозмутимо вел машину. Они пересекли площади и выехали на холм, ограниченный с одной стороны церковью, с другой - прудом Нотр-Дам, поверхность которого в это утро была темно-серого цвета.

Трактир Мари Татен стоял справа, являясь первым домом в деревне. Потом слева протянулась аллея, окаймленная дубами с обеих сторон, а совсем в глубине высилась темная громада замка.

Одноцветное небо, ровное и ледяное, как каток.

- Вы полагаете, что это предвестник драмы... Видимо, поэтому у кюре такой странный вид.

Доктор Бушардон был крестьянином и сыном крестьянина. Сейчас, правда, он был одет в коричневый охотничий костюм и высокие резиновые сапоги.

- Я собирался поохотиться на уток на пруду...

- Мессу вы не посещаете?

Доктор подмигнул.

- Замечу, что это не мешало мне быть в приятельских отношениях с прежним кюре... Но вот с этим...

Они въехали в парк. Теперь более четко проступали детали замка: слепые окна первого этажа, закрытые ставнями; две угловые башни, наиболее сохранившаяся старая часть строения.

Когда автомобиль остановился перед террасой, взгляд Мегрэ прошелся по низким, на уровне земли, окнами кухонного помещения, где в это время толстая кухарка ощипывала куропаток.

Шофер не знал, что ему делать дальше и не осмеливался открыть дверцы машины.

- Месье Жан должно быть ещё не встал...

- Позовите кого угодно... У вас что, нет других слуг?..

У Мегрэ потекло из носа. Действительно, сильно похолодало. Он стоял впереди двора вместе с доктором, который тем временем стал набивать трубку.

- Кто такой тот Жан?

Бушардон пожал плечами и как-то странно ухмыльнулся.

- Скоро вы сами его увидите.

- Да кто же он, в конце концов?

- Ну, некий молодой человек... Приятный молодой человек...

- Родственник?

- Ну, если хотите!.. В некотором роде... Да ладно, чего уж тут скрывать... Это - любовник графини... А официально - её секретарь...

Мегрэ, всмотревшись в лицо доктора, вдруг вспомнил, что учился вместе с ним в школе!

Но вот только его-то самого никто не узнавал! Впрочем, ему уже сорок два года! Да и, конечно, он потолстел.

Замок. Да, он знал его может быть много лучше, чем кто бы то ни было! Особенно, служебную часть. Ему было достаточно сделать несколько шагов в сторону, чтобы увидеть домик управляющего, в котором родился.

И может быть эти воспоминания волновали его больше всего! И еще, конечно, воспоминания о графине де Сен-Фиакр, такой, какой он её помнил: молодой женщиной, которая для него, мальчишки из народа, являлась воплощением женственности, грации и благородства.

И вот она умерла! Ее, как какую-то вещь, затолкнули в салон машины и даже подогнули ноги! Ей даже не застегнули корсаж, и белое нижнее белье резко выделялось на фоне траурного платья!

"... будет совершено преступление..."

Но ведь доктор утверждает, что она умела от эмболии! И какой же демиург мог такое предвидеть? И зачем оповещать полицию?

В замке началась беготня. Открывались и захлопывались двери. Полуодетый, хотя в ливрее, метрдотель [сноска: Метрдотель - в помещичьем быту - старший слуга, ведающий столом и домашней прислугой. (Здесь и дальше прим. переводчика).] открыл центральный вход, но колебался, прежде чем подойти ближе. Из-за его плеча выглядывал какой-то человек в пижаме, с всклокоченными волосами и сонными глазами.

- Что случилось? - закричал он.

- Вот вам и котяра! - цинично проворчал доктор на ухо Мегрэ.

Всполошившаяся кухарка молча смотрела из своего полуподвального помещения.

Открывались окна под крышей в комнатах слуг...

- Эй! Чего вы ждете? Почему не несете графиню в спальню? - негодуя, повысил голос Мегрэ.

Все происходящее казалось ему кощунством, потому что не вязалось с его воспоминаниями детства. От этого он чувствовал себя плохо не только морально, но и физически!

"...будет совершено преступление..."

Звонил колокол ко второй мессе. Людям следовало поспешить. Здесь уже были арендаторы, приехавшие издалека на собственной повозке! Они привезли с собой цветы, чтобы возложить их на кладбищенские могилы.

Жан не осмеливался приблизиться. Метрдотель, открыв дверцу, тоже оставался стоять на месте.

- Мадам графиня... Мадам.., - бормотал он.

- Ну что?.. Вы так и собираетесь держать её здесь? А?

И какого дьявола у доктора на лице этакая насмешливая ухмылка?

Тут Мегрэ решил все взять в свои руки:

- Ну-ка, пошевеливайтесь! Двое мужчин... Вы! (он указал на шофера)... И Вы!.. (ткнул пальцем в слугу)... Отнесите её в спальню...

Едва те просунулись в салон машины, как из замка донесся телефонный звонок.

- Телефон звонит!.. Странно, звонок в такую рань! - проворчал доктор Бушардон.

Жан не осмелился ответить. Он, казалось, совсем отключился. Тогда Мегрэ, пройдя в замок, снял трубку.

- Алло!.. Это замок?

- Да, замок...

Голос звонившего, казалось, звучал совсем рядом:

- Прошу позвать к телефону мою мать. Она уже должна вернуться с мессы...

- Кто это говорит?

- Граф де Сен-Фиакр... Впрочем, это не ваше дело... Позовите мою мать...

- Минутку... Не скажете ли вы, откуда звоните?..

- Из Мулена! Но, черт побери, я же вам сказал, что...

- Приезжайте-ка сами сюда! Так будет лучше! - четко проговорил Мегрэ и положил трубку.

Выйдя в коридор, он вынужден был прижаться к стене, чтобы пропустить слуг, несущих покойницу.

Глава II

Молитвенник

- Входите, - сказал доктор, когда покойную положили на кровать. - Но мне вообще-то нужен кто-нибудь, кто бы помог её раздеть...

- Сейчас найдем горничную! - отозвался Мегрэ.

Жан тут же поднялся этажом выше и, спустя некоторое время, вернулся в сопровождении женщины лет тридцати, бросавший вокруг испуганные взгляды.

- А вы убирайтесь! - бросил комиссар слугам, которым этого только и надо было.

Потом он ухватил Жана за рукав, осмотрел с головы до ног и повлек к одной из оконных ниш.

- Какое отношение вы имеете к сыну графини?

- Но... Я...

Молодой человек был худ, а пижама сомнительной чистоты никак не способствовала уважительному отношению к нему со стороны комиссара. Он избегал смотреть в глаза Мегрэ, и ему явно хотелось вырваться из цепко держащих его пальцев.

- Не спешите, - заговорил комиссар. - Давайте-ка поговорим начистоту, чтобы не терять времени.

Было слышно, как за тяжелой дубовой дверью спальни кто-то ходит туда-сюда, скрипят пружины матраса, а доктор Бушардон дает вполголоса указания горничной. Раздевали мертвую!

- И каково же ваше положение в замке? Сколько времени вы тут находитесь?

- Уже четыре года...

- Вы что, были раньше знакомы с графиней де Сен-Фиакр?

- Я... то есть я был ей представлен нашими общими друзьями... Мои родители как раз тогда разорились из-за того, что лопнул небольшой банк в Лионе... Я попал сюда, как доверенное лицо, чтобы заниматься личными делами графини...

- Кстати. А чем вы до этого занимались?

- Ну... Я путешествовал... Писал критические статьи об искусстве...

Мегрэ даже не улыбнулся. Впрочем, окружающая обстановка вообще не располагала к иронии.

Замок был велик и обширен. Внешнего вида он ещё не потерял, но внутри выглядел невзрачно, как пижама того молодого человека. Повсюду пыль, старая, потерявшая прежний лоск обстановка, куча всяких бесполезных вещей. Краска кое-где облупилась и поблекла.

На стенах явно были заметны более светлые пятна, свидетельствующие о том, что там когда-то стояла мебель, которую потом убрали. Причем, конечно, самую красивую! Ту, что была более ценной!

- Вы стали любовником графини...

- Каждый свободен любить, кого...

- Идиот! - буркнул Мегрэ и повернулся спиной к секретарю.

Как будто и так все ни было ясно само по себе! Достаточно только взглянуть на этого Жана! Или просто несколько минут подышать воздухом замка! Обратить внимание на взгляды, которые бросает прислуга!

- Вы знали, что её сын должен был приехать?

- Нет... Да и что мне до того?

На комиссара он старался не смотреть, да и вообще взгляд был какой-то бегающий. Правой рукой он теребил рукав левой.

- Я хотел бы одеться... Мне холодно... Но... но почему здесь полиция...?

- Отправляйтесь одеваться!

Мегрэ толкнул дверь спальни, избегая смотреть на кровать, где лежала совершенно обнаженная покойница.

Это помещение напоминало остальные в замке. Оно было просторным, очень холодным и забитым всякими никчемными, разрозненными вещами. Желая облокотиться на каминную мраморную полку, Мегрэ заметил, что та сильно треснула.

- Ну, обнаружили что-нибудь? - спросил комиссар у Бушардона. Подождите минуточку... Мадемуазель, не могли бы вы выйти?

Закрыв дверь за горничной, он подошел к окну и, упершись лбом в холодное стекло, скользнул взглядом по парку, покрытому слоем замерзших сухих листьев.

- Могу только повторить то, что говорил вам раньше. Смерть произошла из-за резкой остановки сердца...

- И чем это вызвано?

Доктор небрежным жестом набросил покрывало на труп, потом, подойдя к стоящему к окна Мегрэ, раскурил трубку.

- Может быть эмоциями... А может быть холодом... Холодно было в церкви?

- Напротив!.. И вы, конечно, не нашли никаких следов ранений?

- Абсолютно никаких!

- Даже следов укола?

- Я тоже думал об этом... Ничего!.. И к тому же, могу утверждать, что графиня не приняла яда... Так что считать, что графиню...

Мегрэ, наморщив лоб, вглядывался в крышу домика управляющего, в котором родился.

- Расскажите мне в двух словах, как протекала жизнь в замке? негромко спросил он.

- Вы знаете столько же, сколько и я... Графиня была одной из тех женщин, которые служат образцом добропорядочности до сорока - сорока пяти лет... И тут как раз умер граф, а сын уехал в Париж на учебу...

- А что же здесь?

- Появились всякие секретари, которые оставались более-менее подолгу... Последнего вы сами видели...

- А как состояние?

- Замок заложен, три фермы из четырех проданы... время от времени приходит антиквар, чтобы порыскать в поисках остатков ценного...

- Ну, а сын?

- Я плохо его знаю! Говорят, что это тоже та ещё штучка...

- Ладно. Спасибо!

Мегрэ собрался уходить. Бушардон за ним.

- Между прочим..., любопытно узнать, что за случай занес вас сегодня утром в нашу церковь?...

- Да. Действительно, выглядит странно...

- У меня такое ощущение, что я вас уже где-то видел...

- Что ж, вполне возможно...

И Мегрэ, проходя по коридору, ускорил шаг. В голове у него было пусто, поскольку он плохо выспался. А может быть потому, что простыл в трактире Мари Татен. Он увидел спускающегося по лестнице Жана, одетого в серый костюм, но все ещё в домашних туфлях. И в этот момент во двор замка въехал автомобиль.

Небольшое гоночное авто, окрашенное в желтый цвет, длинное, узкое и неудобное. Через несколько мгновение в холл ворвался мужчина в кожаном пальто, сорвал с головы каскетку и крикнул:

- Хелло! Есть тут кто-нибудь?.. Или все ещё спят?..

Тут он заметил глядящего на него с любопытством Мегрэ.

- В чем дело?

- Не шумите... Мне нужно с вами поговорить...

Рядом с комиссаром появился бледный и взволнованный Жан. Граф де Сен-Фиакр походя легонько ткнул его кулаком в плечо, пошутив:

- Ты все ещё здесь, негодник?

Сказал он это не зло, а с каким-то глубоким презрением.

- Ну что здесь случилось? Надеюсь, ничего серьезного?

- Ваша матушка умерла сегодня утром в церкви...

* * *

Морису де Сен-Фиакр было лет тридцать, пожалуй, столько же, сколько и Жану. Оба они были одного роста, но граф пошире и поплотнее. И к тому же, весь он в своем кожаном облачении дышал бодрой энергией. Серые глаза смотрели весело и насмешливо.

Слова Мегрэ заставили его нахмуриться.

- Что вы говорите!

- Пройдите и посмотрите.

- Вот как!.. Я, который...

- Какой?

- Да так, ничего! Где она?..

Он был ошеломлен, сбит с толку. Войдя в спальню, легка приподнял край покрывала, чтобы взглянуть в лицо мертвой. Никаких признаков душевной боли. Ни слезинки, ни одного драматического жеста. Только несколько произнесенных шепотом слов:

- Бедная старушка!..

Жан посчитал своим долгом пойти за ним, но граф, заметив его, бросил:

- Выйди отсюда, ты...

Потом занервничал. Стал шарить по спальне вдоль и поперек. Наткнулся на доктора.

- Бушардон, отчего она умерла?

- Остановка сердца, месье Морис... Но комиссар на этот счет наверное знает больше, чем я...

Молодой человек резко обернулся к Мегрэ.

- Вы из полиции?.. В чем дело?

- Не могли бы мы поговорить с вами снаружи, на свеем воздухе?.. Вы побудете здесь, доктор?

- В общем-то, я собирался поохотиться...

- Ничего! Поохотитесь завтра или в другой раз!

Морис де Сен-Фиакр последовал за Мегрэ, задумчиво глядя себе под ноги. Когда они дошли до главной аллеи замка, семичасовая месса уже закончилась, и прихожане, на этот раз более многочисленные, выходя из церкви, собирались группками на паперти. Несколько человек уже ушло на кладбище, и их головы виднелись над оградой.

По мере того, как разгорался день, становилось все холоднее из-за резкого северного ветра, который мел опавшие листья, гонял их из конца в конец площади, и они кружились над прудом Нотр-Дам, как стая птиц.

Мегрэ набил трубку. Не для того ли он вытащил наружу своего спутника? Но ведь доктор-то курил прямо в спальне покойницы. И сам Мегрэ имел привычку курить где попало...

Но не в замке! Для него это место было особенным, а в детские годы недоступным.

"Сегодня граф пригласил меня в библиотеку, чтобы вместе поработать", с затаенной гордостью говорил его отец. И мальчишка, которым тогда был Мегрэ, с уважением всматривался в парк, где кормилица возила колясочку с малышом. Этим малышом был Морис де Сен-Фиакр!

- Скажите, был ли кто-либо заинтересован в смерти вашей матушки?

- Я не понимаю... Ведь доктор только что сказал..

Он явно встревожился. Жесты стали резкими и нервными. Граф буквально выхватил бумажку, которую ему протянул Мегрэ, где говорилось о преступлении.

- Ну и что же? Ведь Бушардон установил смерть от эмболии и...

- Остановка сердца, которую некто предвидел за 15 дней? Знал заранее?

Крестьяне смотрели на них издали. А эти двое приближались к церкви, следуя ходу своих мыслей.

- Что вы собирались сделать, приехав сегодня утром в замок?

- Я как раз и хотел сказать об этом..., - выговорил четко молодой человек. - А вы как раз спросили... Впрочем, ладно!... Действительно был некто, кто желал смерти моей матери... Это - я!

Он не шутил. Лицо оставалось серьезным. Поздоровался, назвав по имени, с проезжавшим мимо на велосипеде, потом сказал:

- Поскольку вы из полиции, то должно быть уже поняли здешнюю ситуацию... Впрочем, эта скотина Бушардон, наверняка, не преминул проболтаться. Мать моя - несчастная старуха... Отец умер... Я уехал. Оставшись одна, она, как я полагаю, повредилась умом... Сначала проводила время в церкви... Потом...

- Потом пошли молодые секретари...

- Не думаю, что вы в это поверили и чтобы это мог наплести Бушардон... Никакого порока! Просто необходимость проявлять нежность и заботу.... Ей было необходимо о ком-то заботиться... Ну, а молодые люди пошли дальше... Но это не мешало ей оставаться набожной... Потому у нее, должно быть, наступило помутнение сознания... Она разрывалась между верой и этим... этими...

- Но вы сказали о собственной заинтересованности...

- Должно быть, вам уже известно, что от нашего состояния остались крохи... А у месье, подобных тому, которого вы видели, большие аппетиты... Можно представить, что через три-четыре года здесь вообще ничего бы не осталось...

Он остановился и провел ладонью по непокрытой голове. Потом посмотрел прямо в глаза Мегрэ и, помедлив, сказал:

- Мне остается только сообщить вам, что сегодня я приехал сюда, чтобы попросить у матери сорок тысяч франков... Они нужны мне для того, чтобы оплатить мой чек, не имеющий обеспечения... Теперь вы видите, как одно цепляется за другое.

Он отломил веточку от деревца. Казалось, граф прилагает огромные усилия, чтобы не сорваться.

- Да, и ещё подумать только, что я притащил с собой Мари Васильеф.

- Мари Васильев?

- Это моя подружка. Я пока оставил её прямо в постели в отеле, в Мулене... А она ведь способна, не раздумывая, заказать такси и приехать сюда... Вот уж это будет букет, так букет!

В трактире Мари Татен погасла единственная лампа. Там несколько мужчин угощались ромом. Автобус на Мулен собирался отъехать, и был полупустой.

- Она этого не заслуживает! - задумчиво проговорил граф.

- Кто?

- Матушка!

В этот момент в нем, несмотря на рост и возраст, промелькнуло что-то детское. Казалось, что он готов заплакать.

Оба сделали уже несколько сотен шагов, то доходя до пруда, то разворачиваясь обратно.

- Скажите, комиссар! Ведь не возможно, чтобы её убили... или я тогда не могу объяснить себе...

Мегрэ в этот момент так сильно задумался, что совершенно забыл о спутнике. Он все прокручивал в уме детали первой мессы.

Графиня на своей скамье... К ней никто не приближается... Она причастилась... Становится на колени, закрыв лицо руками... Открывает молитвенник... Опять закрывает лицо руками...

- Вы позволите, я ненадолго отлучусь?

Мегрэ поднялся на паперть, вошел в церковь, где ризничий готовил алтарь к мессе с певчими. Звонарь, грубый крестьянин, обутый в старые, подбитые гвоздями башмаки, подравнивал стулья.

Комиссар сразу направился к полированным скамьям, наклонился, потом окликнул церковного сторожа, который тут же обернулся на зов.

- Кто забрал молитвенник?

- Какой молитвенник?

- Молитвенник графини... Он оставался здесь...

- Вы так считаете?

- А ну, поди-ка сюда!.. Так ты не видел молитвенника, который здесь лежал?

- Я?

То ли он был идиот, то ли прикидывался. Мегрэ занервничал. Тут он заметил Мориса де Сен-Фиакр, который уже был в глубине нефа.

- Кто подходил к этой скамье?

- Во время семичасовой мессы это место занимала жена доктора...

- Я полагал, что доктор не верующий.

- Он-то может быть. Но его жена...

- Ладно! Объявите в деревне, что тот, кто принесет мне этот молитвенник, получит приличное вознаграждение.

- В замок?

- Нет, к Мари Татен.

Выйдя наружу, они снова зашагали рядом.

- Я ничего не понял в этой истории с молитвенником.

- Речь шла об остановке сердца, так ведь?.. А это может быть вызвано сильным потрясением... Все случилось почти сразу после причастия, то есть после того, как графиня открыла молитвенник... Предположим, что в нем...

Но молодой человек обескураженно покачал головой.

- Не могу себе представить, чтобы какая-то новость была способна до такой степени взволновать мою мать... Впрочем, это должно бы было оказаться столь гнусным...

Дышал он с трудом. Взглянул помрачневшим взором на замок.

- Пойдемте, выпьем чего-нибудь!

Но направился не к замку, а к трактиру, где его появление вызвало суматоху. Четверо селян, которые сидя чинно выпивали, сразу как-то стушевались. Они поздоровались с ним уважительно, но боязливо.

Мари Татен выбежала из кухни, пряча руки под фартуком, и сразу забормотала:

- О! Месье Морис... Мне очень жаль... Бедная наша графиня....

И она, только подумать! заплакала. Впрочем, она, должно быть, плакала всегда, когда умирал кто-нибудь в деревне.

- Вы ведь тоже были на мессе, так ведь? - обратилась она к Мегрэ. Как только я представлю, что никто ничего не заметил... Мне все рассказали...

Всегда чувствуешь себя неудобно в подобных случаях, когда проявляешь меньше горя, чем люди, которые вообще бы должны быть безразличными.

Морис выслушивал соболезнования, пытаясь для приличия скрыть свое нетерпение. Потом сам взял с полки бутылку рома и наполнил пару стаканов. Когда он сделал первый глоток, плечи его задрожали, и он сказал Мегрэ:

- Боюсь, что я простыл сегодня утром...

- По-моему, здесь все простудились, месье Морис...

И, обращаясь к Мегрэ:

- Вы тоже должны поберечь себя! Я слышала, как вы кашляли ночью...

Крестьяне ушли. Печурка раскалилась до красна.

- И надо же, чтобы это случилось в такой день, как сегодня! бормотала Мари Татен.

Из-за того, что она косила, трудно было понять, к кому она обращается: к Мегрэ или к графу.

- Не хотите ли что-нибудь перекусить! Боже! Я ведь так разволновалась, что даже не сменила платье!..

Ведь она нацепила фартук прямо на черное платье, в котором ходила только на мессу. Шляпка её тоже оставалась лежать на столе.

Морис де Сен-Фиакр выпил ещё стаканчик рома и взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, что он ещё должен сделать.

- Пойдемте! - предложил комиссар.

- Вы вернетесь сюда позавтракать? Я курицу зарезала и...

Но оба мужчины были уже за дверью. Перед церковью стояли четыре или пять повозок. Лошадей привязали к деревьям. Над низкой кладбищенской оградой то поднимались, то опускались головы. Во дворе замка ярким желтым пятном выделялась машина.

- Ваш чек блокирован? - спросил Мегрэ.

- Да! И будет предъявлен завтра.

- Вы много работаете?

Молчание. Шорох шагов по затвердевшей от холода дороге. Шорох сухих листьев, уносимых ветром. Слышалось ржание лошадей.

- По правде сказать, я являю собой пример того, кого называют: ни к чему не годный! Так, делаю все понемногу... Сорок тысяч франков... хотел основать кинематографическое общество... Еще раньше кредитовал Т.С.Ф.

Справа прозвучал сухой выстрел, где-то неподалеку от пруда Нотр-Дам. Они увидели охотника, крупным шагом спешившего к застреленному животному, в которого яростно вцепился пес.

- Это Готье, управляющий... - пояснил Морис. - Он, вероятно, отправился на охоту прежде, чем...

И тут у графа случился нервный срыв. Он затопал ногами и скривился, пытаясь подавить рыдания.

- Бедная старушка! - бормотал он непослушными губами. - Это... это же мерзко!.. А тут ещё маленькая сволочь - Жан, который...

И тут они - легок на помине! - увидели того, о ком только что говорил граф. Тот стоял рядом с доктором и что-то ему втолковывал, жестикулируя тощими руками.

Ветром на мгновение донесло запах хризантем.

Глава III

Мальчик из церковного хора.

Солнце не показывалось, и пейзаж не менялся. Но все виделось ясно и четко: стволы деревьев, сухие ветви, валуны и, особенно, выделяющиеся, черные одежды людей, пришедших на кладбище. С черным контрастировали отмытые добела надгробные камни и белые чепчики старушек.

Не будь резкого северного ветра, который обжигал щеки, можно бы было представить, что находишься под каким-то стеклянным, слегка запыленным колпаком.

- Я увижусь с вами попозже!

Мегрэ покинул графа де Сен-Фиакр перед решеткой кладбища. Старушка, сидя на принесенной с собой скамеечке, пыталась торговать апельсинами и шоколадом.

Апельсины! Огромные! Недозрелые! И замерзшие... От них ныли зубы и саднило в горле, но, когда ему было десять лет, Мегрэ с огромным удовольствием пожирал их, просто потому, что это были апельсины.

Он поднял бархатный воротник своего плаща. Ни на кого не смотрел и ничего не спрашивал. Знал, что нужно повернуть налево и что могила, которая ему нужна, третья после склепа.

Кладбище как бы зацвело. Женщины ещё вчера мылом и щетками отмыли некоторые могильные плиты. Покрасили ограды.

"Здесь лежит Эварист Мегрэ..."

- Извините, здесь не курят...

Комиссар не сразу понял, что обращаются к нему. Но наконец он узнал звонаря, который одновременно был кладбищенским сторожем, и сунул трубку в карман.

Его захлестывали воспоминания. Об отце, о товарище, который когда-то утонул в пруду Нотр-Дам и о мальчике из замка, которого возили в нарядной колясочке...

Люди оглядывались на него, а он вглядывался в них. Когда-то он уже видел эти лица. Вон тот, который, например, держит ребенка и идет в сопровождении беременной жены, когда-то был пятилетним мальчишкой на его памяти.

Цветы Мегрэ не принес. И могила выглядела запущенной. Комиссар вышел с кладбища, проворчав себе под нос достаточно громко, чтобы кое-кто обернулся:

- Прежде всего следует отыскать молитвенник!

Возвращаться в замок он не намеревался. Все там его коробило и даже возмущало.

Конечно, никаких иллюзий в отношении людей он уже давно не строил. Его просто злило, что они пачкают его детские воспоминания. И, особенно, графиня, в которой он всегда видел благородство и красоту, как в книжке с большими цветными картинками.

И вот вам, пожалуйста! Чокнутая старушка, содержащая жиголо!

Какой-то Жан, играющий в секретаря! И к тому же не очень красив и не слишком молод!

И бедная старуха, которая, по словам сына, разрывалась между замком и церковью!

А последний граф де Сен-Фиакр, которого скоро арестуют за выдачу необеспеченного деньгами чека!

* * *

Кто-то шел впереди Мегрэ, держа ружье на плече и направляясь к домику управляющего. Ему показалось, что он узнал человека, которого видел в полях.

Когда они добрались до двора, их разделяло всего несколько метров. А во дворе к стенкам жались, растопорщив перья, несколько куриц, ища защиты от ветра.

- Эй!

Человек с ружьем обернулся.

- Вы управляющий Сен-Фиакра?

- А вы?

- Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.

- Мегрэ?

Управляющего, казалось, поразило это имя, но уточнять он ничего не стал.

- Вы уже знаете?

- Меня только что предупредили... Я был на охоте... Но причем здесь полиция?

Управляющий был не высокий, коренастый человек, седой с морщинистым лицом, глаза из-под ресниц выглядывали, как из засады.

- Мне сказали, что это сердце...

- Куда вы идете?

- Домой. Не могу же я явиться в замок в заляпанных грязью сапогах и с ружьем...

Из сумки свешивалась голова зайца.

А Мегрэ смотрел на дом, к которому они подходили.

- Смотри-ка! Кухню перестроили...

Управляющий взглянул на него с подозрением.

- Лет уже пятнадцать тому назад! - проворчал он.

- Как вас зовут?

- Готье... А это правда, что молодой граф приехал, не зная, что...

Все это было сказано как-то неуверенно. Готье не пригласил Мегрэ войти, а просто толкнул дверь.

Тем не менее, Мегрэ вошел и повернул к столовой, откуда пахло бисквитами и виноградной водкой.

- Можете не торопиться, месье Готье... там вы не нужны, а я хотел бы задать вам несколько вопросов.

- Поторопись! - прозвучал из кухни женский голос. - Как это все ужасно!..

А Мегрэ тем временем пощупал дубовый стол, углы которого украшали резные львы. Тот же самый, что и в его время! После смерти отца этот стол продали новому управляющему.

- Выпьете что-нибудь?

Готье принялся искать в буфете бутылку. Может быть, даже просто для того, чтобы потянуть время.

- Что вы думаете о Жане? Кстати, как его фамилия?

- Метейе... Довольно известное семейство в Бурже...

- Дорого он обходился графине?

Готье наполнял водкой стаканчики, но упорно молчал.

- Чем он занимался в замке? Я полагаю, что, как управляющий, всем занимались вы...

- Да, я.

- Ну, а что же он?

- Ничего он не делал... Так, напишет несколько писем и все... Поначалу собирался помогать зарабатывать деньги мадам графине, как будто бы пользуясь своими знаниями финансовых вопросов... Накупил ценных бумаг, которые через несколько месяцев обесценились... Но он все говорил, что заработает ещё больше, благодаря новому способу фотографии, который, якобы изобрел его друг... Это стоило мадам графине ещё с сотню тысяч франков, а дружок его исчез... Потом была история с изготовлением клише для печати... Тут я не понял... Вроде бы опять фотографирование или гравирование...

- Этот Жан Метейе был очень занят?

- Чаще всего он ничего не делал... Иногда писал статьи в "Журналь де Мулен", и их вынуждены были принимать из уважения к мадам графине... Там же он проводил свои опыты с клише, а директор не осмеливался выставить его вон... Ваше здоровье!..

И тут Готье забеспокоился:

- Не произошло ли чего-нибудь между ним и месье графом?

- Нет. Ничего...

- Полагаю, что вы здесь оказались случайно... Причин-то особых вроде нет, раз речь идет о болезни сердца...

Жаль, что Мегрэ никак не удавалось разглядеть глаз управляющего. А тот вытер усы и вышел в соседнюю комнату, проговорив на ходу:

- Позвольте мне переодеться... Я иду к мессе с певчими и теперь...

- Ладно, ещё увижусь с вами! - сказал Мегрэ и в свою очередь вышел.

Когда он закрывал за собой дверь, то услышал, как невидимая женщина спросила:

- Кто это был?

Шел он по мощеному двору, где когда-то играл в шарики на плотно утрамбованной земле.

* * *

Разодетые по воскресному люди уже заполнили площадь, а из церкви доносились звуки органа. Дети, одетые в новые костюмчики, не осмеливались играть. Повсюду вытаскивали из карманов носовые платки. Носы у всех покраснели. Шумно сморкались.

До Мегрэ доносились обрывки фраз:

- Вот тот - полицейский из Парижа...

- ... кажется, он приехал составлять протокол о корове, которая сдохла на той неделе у Матье...

Молодой, фатоватый парень, с красным цветком в петлице голубого пиджака, чисто вымытым лицом и набриолиненными волосами осмелился бросить комиссару:

- Вас ждут у Татен, там, кажется, украли противогаз...

И он, давясь от смеха, подталкивал локтем товарища.

Не слишком изобретательно он пошутил. У Мари Татен теперь было жарко и сизо от дыма. Курили сразу несколько трубок. Крестьянское семейство, сидя за столом, поедало захваченные с собою съестные припасы, прихлебывая кофе из кружек. Отец семейства резал перочинным ножом колбасу.

Молодежь угощалась мимоходом, старики пили марк - виноградную водку. А Мари Татен без кона семенила в кухню и обратно.

При появлении комиссара, в углу встала женщина и сделала шаг ему навстречу. Вся она была какая-то взволнованная, неуверенная, мокрогубая. Она держала руку на плече мальчишки, которого Мегрэ узнал по рыжим волосам.

- Вы, месье комиссар?

Все головы дружно повернулись в их сторону.

- Я хочу вам сразу сказать, месье комиссар, что наше семейство отродясь было честным! Но мы бедные... вы понимаете? Когда я увидела, что Эрнест...

Побледневший мальчишка упорно смотрел себе под ноги, не проявляя никаких чувств.

- Это ты взял молитвенник? - наклонился к нему комиссар.

Молчание. Настороженный диковатый взгляд.

- Отвечай месье комиссару...

Но мальчишка не раскрывал рта. Тут все произошло довольно быстро. И мать дала ему пощечину, вспыхнувшую ярким пятном на левой щеке. Только голова у парнишки дернулась.

- Ты будешь отвечать, несчастье мое?

И, обращаясь к комиссару:

- Вот вам нынешние дети! Несколько месяцев канючил, выпрашивал, чтобы я купила ему молитвенник. Большой и толстый, как у кюре. Можете себе представить такое?.. А как только он со мной заговорил о молитвеннике графини, я сразу же и подумала... И ещё меня удивило, что он вернулся домой между второй и третьей мессой, потому что обычно ест в домике кюре... Я пошла к нему в комнату и нашла под матрасом...

Мать ещё раз шлепнула сына по щеке, а он и не думал защищаться.

- Я, в его возрасте, даже читать не умела! А уж чтобы книгу украсть...

В трактире царила почтительная тишина. Молитвенник уже был в руках Мегрэ.

- Благодарю вас, мадам...

Он торопился рассмотреть книгу и сделал движение в глубину зала.

- Месье комиссар...

Женщина напоминала ему о вознаграждении. Она была сбита с толку.

- Мне сказали, что за это будет вознаграждение... Это, конечно, вовсе не потому, что Эрнест...

Мегрэ протянул ей двадцать франков, которые она тут же тщательно упрятала в сумочку. Потом потащила своего сыночка к двери, ворча:

- А вот ты, будущий каторжник, ты ещё получишь...

Мегрэ встретился взглядом с мальчишкой. Это было делом пары секунд. Однако, и тот, и другой сразу поняли, что они друзья.

Может быть, это было потому, что Мегрэ тоже когда-то имел мечту, которая так и не сбылась! - получить молитвенник с золотым обрезом, и не просто включающий все литургические тексты, но и напечатанные в две колонки на французском и на латыни.

* * *

- В какое время вы будете завтракать?

- Не знаю.

Мегрэ хотел было подняться к себе в мансарду, чтобы рассмотреть молитвенник, но вспомнил о сквозняках и решил пройтись по дороге.

И вот, медленно шагая к замку, он открыл книгу с гербом графов де Сен-Фиакр. Или, точнее, он не открыл её, а молитвенник открылся сам на странице, где между двумя листочками была запрятана бумажка.

Страница 221. Молитва после причастия.

Бумажка была, как бы небрежно, вырвана из газеты и имела странный вид, будучи очень плохо напечатанной, не четко и не профессионально.

"Париж. 1 ноября., Сегодня, в апартаментах на улице Миромениль, которые долгие годы занимал граф де Сен-Фиакр и его подруга, некая русская по имени С., произошло драматическое самоубийство.

Заявив своей подружке, что ему стыдно за скандал, вызванный членом его семьи, граф выстрелил себе в голову из "браунинга" и через несколько минут умер, так и не приходя в сознание.

Мы считаем, что вам достаточно известно об этой семейной драме, где речь идет ни о ком ином, как о матери несчастного."

Гусь, идущий вперевалку по дороге, вытянул к Мегрэ шею с широко раскрытым шипящим клювом. Колокола трезвонили во всю мочь, а из церкви медленно выходила толпа, неся с собой запах ладана и свечей.

Мегрэ сунул молитвенник в карман плаща, и тот, будучи достаточно толстым, оттопыривал полу плаща. Комиссар ещё раз остановился, чтобы внимательнее рассмотреть ужасную бумажку.

Оружие преступления! Клочок газеты семь на пять сантиметров!

Итак, графиня де Сен-Фиакр, придя к первой мессе, опустилась на колени у скамьи, которая два века служила членам её семьи.

Она причастилась. И это тоже было убийцей предусмотрено. Она открыла свой молитвенник, чтобы прочесть Молитву после причастия.

При этом все присутствовали. Мегрэ вертел и так и сяк клочке бумаги. Там он обнаружил нечто странное.

Среди других деталей оказалось, что строчки не совсем обычно напечатаны, как это должно быть в газете. Все выглядело, как набор от руки. Текст выпукло и четко пропечатался на обратной стороне листка.

Кто-то даже не дал себе труда сделать все как следует или ему на это не хватило времени. Впрочем, разве пришло бы графине в голову переворачивать бумажку? Разве не умерла она раньше от стыда и ужаса?

На лице Мегрэ отражалось негодование, потому что он ещё ни разу не встречался со столь хитрым и трусливым преступлением, очень ловко подготовленным.

И у убийцы ещё возникла мысль предупредить полицию!

Он посчитал, что молитвенник не найдут!

Да! Именно так! Молитвенник не должен быть найден! А тогда и нельзя было говорить о преступлении; обвинять кого-либо в его совершении. Графиня умерла от остановки сердца!

И тут Мегрэ, развернувшись, пошел обратно. К Мари Татен комиссар добрался в тот момент, когда все говорили о нем и о молитвеннике.

- Вы знаете, где живет малыш Эрнест?

- Через три дома после бакалеи. Только нужно перейти улицу...

Туда он и направился. Одноэтажный приземистый домишка. На стене, по обе стороны буфета висели фотографии отца и матери. Женщина, переодевшись в домашнее, трудилась на кухне, откуда доносился запах жареного мяса.

- Ваш сын дома?

- Он переодевается. Нечего пачкать воскресную одежду... Вы видели, как ему нашлепала!.. Ребенок, у которого перед глазами только хорошие примеры и который...

Она открыла дверь и крикнула:

- Иди сюда, безобразник!

Мегрэ видел мальчишку в нижнем белье, который пытался чем-то прикрыться.

- Пусть его оденется! - сказал комиссар. - Я поговорю с ним после...

Женщина продолжила готовить еду. Муж её должно быть ещё сидел у Мари Татен за аперитивом.

Наконец дверь снова открылась и вышел мальчик, одетый в каждодневный костюм, штаны которого были ему длинны.

- Пойдем-ка со мной, прогуляемся...

- Вы хотите с ним пройтись! - воскликнула женщина. - Но тогда... Эрнест... Поди-ка снова оденься в воскресное...

- Не стоит, мадам! Пошли дружок!..

Улица была пуста. Вся жизнь деревни теперь сконцентрировалась на площади, кладбище и у Мари Татен.

- Завтра я подарю тебе молитвенник, ещё более толстый и с красными заглавными буквами.

Парнишка просто обалдел. Выходит, что комиссар знал о существовании молитвенников с красными заглавными буквами, как тот, который использует в алтаре?

- Только ты должен мне сказать откровенно, где ты взял этот молитвенник! Ругать я тебя не буду...

Тут смешно было видеть, как у мальчишки рождается извечное крестьянское недоверие. Он замкнулся. Уже готов был защищаться.

- Ты взял его на скамейке?

Молчание! Щеки и кончик носа мальчика покрывали веснушки...

- Ты что же, не понял, что я друг тебе?

- Да... Вы дали маме двадцать франков...

- Ну, так говори...

Мальчишка, как бы мстя кому-то, проговорил:

- Когда мы возвращались, мама сказала, что дала мне пощечины для виду, а потом подарила 50 сантимов...

Так! Этот парнишка знал, что делал! Но какие мысли кружились в его голове, слишком крупной для столь тощего тела?

- А ризничий там был?

- Он ничего мне не сказал...

- Так кто же взял молитвенник?

- Я не знаю...

- А ты где его нашел?

- У себя под стихирем, в ризнице... Я собирался пойти поесть в дом кюре, нор забыл свой носовой платок.. Покопался в стихире и почувствовал там что-то твердое.

- А ризничий там был?

- Он в церкви гасил свечи... Но вы же знаете, что молитвенник с красными буквами стоит очень дорого...

Иначе говор, кто-то взял молитвенник со скамьи и быстренько спрятал его под стихирь парнишки в ризнице, явно намереваясь потом вернуться и забрать.

- Ты его открывал?

- Не успел. У меня не было времени... Мне очень хотелось яйца всмятку... Потому что в воскресенье...

- Я знаю.

Но Эрнест, конечно, подумал, откуда этому городскому знать, что в воскресенье едят в доме кюре, да ещё к яйцу в всмятку дают и конфитюр.

- Ты можешь идти домой...

- А это правда, что он у меня будет?

- Молитвенник? Да... Завтра... До свиданья, малыш...

Мегрэ протянул руку и тот пожал её.

- Я-то понимаю, что вы шутите! - небрежно обронил он уходя.

Итак, преступник все совершил в три этапа: набрал или заставил кого-то набрать текст с помощью линотипа, который есть только в газете или в очень солидной типографии.

Потом бумажку засунул в молитвенник, специально подобрав страницу.

И наконец, кто-то забрал молитвенник и спрятал его под стихирем в ризнице.

А может быть все это сделал один человек? Или на каждом этапе был свой исполнитель? А возможно, что в двух случаях из трех действовал кто-то один?

Проходя мимо церкви, Мегрэ увидел, как оттуда вышел кюре и направился к нему. Комиссар, ожидая, остановился под тополями, неподалеку от торговки апельсинами и шоколадом.

- Я иду в замок, - сказал кюре, подходя. - Впервые совершал богослужение, не зная о том, имею ли право... Мысль о том, что это преступление...

- Это действительно преступление! - обронил Мегрэ.

Некоторое время они шли молча. Потом, не говоря ни слова, комиссар протянул спутнику клочок бумаги, который тот, прочтя, тут же вернул.

Они прошли ещё сотню метров молча.

- Распутство влечет душевное смятение... Но она была несчастная женщина.

Оба придерживали свои шляпы, ибо порывы северного ветра усиливались.

- У меня не было сил... - добавил глухо священник.

- У вас?

- Она приходила ко мне в церковь каждый день... Она готова была сойти с пути Господня... И каждый день там...

Слова его звучали осуждающе.

- Я обязан был с нею встречаться, хотя и не желал! Но у меня есть обязанности...

Они остановились, потому что им навстречу по аллее шло двое других. Это были доктор со своей каштановой бороденкой и длинный, худой Жан Метейе, который ему что-то с жаром говорил. Желтое авто продолжало выделяться ярким пятном во дворе. Можно было догадаться, что Метейе не осмеливается вернуться в замок, в то время, как там находится граф де Сен-Фиакр.

Над деревней рождался какой-то подозрительный свет. Может быть он казался таким из-за общей подозрительности ситуации вокруг?

- Идемте! - пригласил Мегрэ.

Должно быть то же самое сказал доктор секретарю, ибо они развернулись и пошли в обратном направлении.

Мегрэ и священник их нагнали.

- Здравствуйте, милый кюре! - сказал доктор. - Вы знаете, могу вас заверить... Я догадываюсь о вашем страхе, что в церкви произошло преступление... Наука здесь совершенно объективна. Наша графиня умерла из-за отказа работы сердца...

Мегрэ тем временем подошел к Жану Метейе.

- Хочу задать вам один вопрос...

Он чувствовал, что у молодого человека нервы на пределе, что он просто задыхается от страха.

- Когда вы последний раз посещали издательство "Журналь де Мулен"?

- Я... подождите...

Он уже собирался было заговорить, но тут сработала подозрительность и он бросил на Мегрэ задумчивый взгляд:

- А почему вы об этом спрашиваете?

- Это не важно!

- Я обязан отвечать?

- Вы в праве хранить молчание.

Он очень нервничал, так что даже заинтересовал доктора Бушардона, разговаривающего с кюре.

- Я понимаю, что на меня падают подозрения, но я буду защищаться!

- Понятно! Вы собираетесь защищаться!

- Я хочу встретиться со своим адвокатом... Это мое право... И вообще, на каком основании вы здесь?

- Минуточку! Вы изучали право?

- Два года...

Он пытался успокоиться, даже улыбнулся.

- Ведь никаких жалоб не поступало, и на месте преступления никто не пойман. Значит, вы здесь не можете, что бы...

- Очень хорошо! Прямо в десятку!

- Но и доктор утверждает...

- А вот я считаю, что графиня была убита причем самым мерзким, бесчестным образом. Ну-ка, прочтите вот это!

И Мегрэ сунул ему отпечатанную бумажку... Весь сжавшись, Жан Метейе вдруг посмотрел на собеседника так, как будто тот плюнул ему в лицо.

- Я... я вам не позволю...

Комиссар легонько тронул его за плечо.

- Послушайте-ка, парень, я ведь не сказал ничего относительно лично вас! Где граф? Читайте же, читайте!

В глазах Метейе вспыхнуло победное пламя.

- Граф с управляющим спорят по поводу чека. Может найти их в библиотеке.

Священник и доктор ушли вперед, Мегрэ услышал, как доктор сказал:

- Но нет, месье кюре. Это просто по-человечески. Очень по-человечески. Если бы вы немного разбирались в физиологии, вместо того, чтобы листать тексты Святого Августина...

Гравий скрипел под шагами четверых мужчин, которые, пройдя двор, медленно поднимались по белым и твердым ступеням.

Глава IV

Мари Васильеф

Мегрэ находиться сразу в нескольких местах не мог. Замок был велик. К тому же, комиссара занимала мысль об утренних событиях.

Наступило время, когда по воскресеньям и праздникам крестьяне не спешат разойтись по домам, а пользуясь возможностью пообщаться, собравшись в кружок на площади или сидя в трактире, кое-кто был уже пьян. разговоры шли громкими голосами, иногда на повышенных тонах. Мальчишки, тоже одетые в новую одежду, с восхищением поглядывали на отцов.

В замке Сен-Фиакр Жан Метейе направился в одиночестве на второй этаж, и было слышно, как он ходил у себя по комнате из угла в угол.

- Не желаете ли пройти со мной? - спросил доктор у священника.

И он направил в спальню, где лежала покойная графиня.

На первом этаже через все здание тянулся коридор, куда выходил ряд дверей. До Мегрэ донесся шум голосов. Он уже знал, что граф и управляющий в библиотеке.

Он хотел туда пройти, но ошибся дверью и очутился в салоне. Дверь, сообщающаяся с библиотекой, оставалась открытой. В зеркале с золоченной рамой отражался молодой человек, сидящий на уголке стола, с явно удрученным видом, а управляющий вел разговор стоя на своих коротеньких ножках.

- Вы уже должны были понять, что натаивать бесполезно! - говорил Готье. - Тем более, речь идет о 40000 франков!

- А кто мне отвечал по телефону?

- Месье Жан, естественно.

- Выходит, он даже и не выполнял поручения моей матери!

Мегрэ кашлянул и вошел в библиотеку.

- О каком телефонном звонке шла у вас тут речь?

И Морис де Сен-Фиакр без всякого смущения ответил:

- Это о том разговоре, который я позавчера имел с замком. Как я уже говорил вам, мне нужны деньги. Вот я и хотел попросить их у матери. Но это... этот... месье Жан, как мне сейчас сказали, ответил на телефонный звонок...

- И сообщил вам, что ничего поделать нельзя? Тем не менее, вы приехали...

Управляющий с некоторым удивлением смотрел на них. Между тем, Морис соскочил со стола, на котором сидел, как петух на насесте.

- Впрочем, я говорил с Готье не об этом! - нервно заметил он. - Я ведь не скрыл от вас создавшееся положение, комиссар. Завтра на меня подадут в суд. Сейчас, когда моя мать умерла, я остался единственным законным наследником. Вот я и просил Готье раздобыть до завтра 40000 франков... Ладно, кажется, это невозможно...

- Совершенно невозможно! - подтвердил управляющий.

- Короче говоря, до нотариуса сделать ничего нельзя, а он огласит завещание только после похорон.

Готье ещё раз подтвердил, что без этого невозможно найти 40000 франков, даже заложив то, что ещё осталось.

Граф принялся ходить по комнате вдоль и поперек.

- Теперь все ясно? По-моему, абсолютно ясно! Может быть мне даже не дадут побыть в трауре... Да, кстати... Еще один вопрос... Вы говорили о преступлении... Это ещё что такое?

- Пока нет заявления и вероятно не будет, - сказал Мегрэ. - Суд это дело не примет к рассмотрению...

- Оставьте нас, Готье!

И когда управляющий вышел, он спросил:

- Действительно, речь идет о преступлении?

- Преступление, которым полиция официально не занимается.

- Объясните... Я начинаю...

Тут в холле прозвучал женский голос, которому вторил более глухой голос управляющего. Морис нахмурился, подошел к двери и резко её открыл.

- Мари? Это ещё что такое?..

- Морис! Почему ты не приглашаешь меня войти?.. Это не вежливо! Я жду тебя целый час в отеле...

Говорила она с каким-то странным акцентом. Это и была Мари Васильеф, которая приехала из Мулена на старом такси, стоящем во дворе.

Высокая красивая блондинка, хотя может быть и крашенная. Заметив, что Мегрэ её рассматривает, она бегло заговорила по-английски, а Морис отвечал ей на том же языке.

Она спрашивала, получил ли он деньги. Он ей ответил, что об этом больше нет и речи, что его мать умерла и что она, Мари, должна вернуться в Париж, где они скоро встретятся.

Она только усмехнулась.

- На какие шиши? У меня нет денег даже за такси заплатить!

А Морис де Сен-Фиакр начал злиться. Пронзительный голос его любовницы эхом отдавался под сводами замка, придавая всей сцене некий скандальный характер.

Управляющий все так и стоял в коридоре.

- Если ты останешься здесь, я останусь с тобой, - твердо заявила Мари Васильеф.

Тут Мегрэ обратился к Готье:

- Заплатите шоферу и отправьте машину.

Беспорядок все усиливался, но не материальный, а моральный, который казался заразным.

Готье тоже как-то растерялся.

- Нам нужно сейчас же поговорить, комиссар..., - заявил молодой человек.

- Не теперь!

Он указал ему на элегантную, агрессивно настроенную девицу, которая шныряла из библиотеки в салон и обратно с видом человек что-то придумывающего на ходу.

- Что это за дурацкий портрет, Морис? - со смехом воскликнула она.

На лестнице раздались чьи-то шаги. Мегрэ увидел Жана Метейе, одетого в просторный плащ и держащего саквояж. Должно быть, Метейе сомневался, что его отпустят, ибо остановился в ожидании перед дверью библиотеки.

- Куда вы идете?

- В трактир! С моей стороны более достойно...

Чтобы отделаться от своей любовницы, Морис де Сен-Фиакр отвел её в спальню в правом крыле замка. Оба продолжали спорить по-английски.

- Действительно, а замке не найдется 40000 франков? - спросил Мегрэ у управляющего.

- Это очень трудно.

- Постарайтесь сделать все возможное до завтрашнего утра.

Комиссар заколебался, уходить или не уходить. В последний момент он решил подняться на второй этаж, и там его ждал сюрприз. В то время, как внизу все как-то бесцельно бродили туда-сюда, здесь наверху был порядок.

В спальне графини де Сен-Фиакр доктор с помощью горничной сделали туалет трупа.

Здесь уже не было той сомнительной и даже несколько непристойной атмосферы, как утром! Покойную одели в белую ночную рубашку, и она лежала на своей кровати под балдахином в умиротворенной и достойной позе, со сложенными крест на крест руками.

Горели свечи, стояла освященная вода и срезанная ветка самшита.

Бушардон посмотрел на вошедшего Мегрэ, как будто хотел сказать:

"Ну как? Как вам это? Не правда ли, хорошая работа?

Священник молился, беззвучно шевеля губами. Доклад и комиссар тихонько вышли.

Группки людей на площади поредели.

Сквозь окна некоторых домов было видно, как семьи усаживаются за стол, чтобы позавтракать.

Солнце пыталось на несколько секунд пробиться сквозь слой облаков, но почти тут же скрылось, небо снова нахмурилось и потемнело. Деревья дрожали на ветру.

* * *

Жан Метейе сидел в углу у окна и ел, машинально поглядывал на улицу. Мегрэ занял место в другом конце зала трактира. Между ними за столом устроилось семейство из соседней деревушки, приехавшее на грузовичке, завозившем продукты Мари Татен. А та приносила выпивку.

Бедняга Татен была растеряна. Она ничего не понимала во всех этих событиях. Обычно она сдавала одну комнату в мансарде, какому-нибудь ремесленнику, который приезжал что-либо подремонтировать в замке или на фермах.

И вот теперь, кроме Мегрэ к неё появился ещё один жилец: секретарь графини.

Она не осмеливалась никого ни о чем спрашивать. Все время утром до неё доходили какие-то ужасные вещи, которые рассказывали посетители. Между прочем, велись разговоры и о полиции.

- Боюсь, - сказала она Мегрэ, - как бы курица не пережарилась...

А звучало у неё это так, как будто она говорила:

"Я всего боюсь! Не понимаю, что же происходит! Пресвятая Дева Мария защити меня!"

Комиссар с какой-то даже нежностью смотрел на нее. А у неё вид все также оставался боязливый и страдающий.

- Мари, вспомни-ка...

Она прищурилась. Уже готова была сделать защитное движение.

- ... об истории с лягушками!..

- Но... кто...

- Вспомни. Твоя мать послала тебя за шампиньонами на луг, за прудом Нотр-Дам... А на берегу в стороне играли трое мальчишек. Когда ты о чем-то задумалась, они воспользовались моментом и подложили тебе в корзинку лягушек... А ты шла обратно и все боялась, что у тебя в корзинке что-то шевелится...

Некоторое время она внимательно всматривалась в него и, наконец, пробормотала:

- Мегрэ?

- Обрати-ка внимание! Месье Жан покончил с курицей и ждет.

И вот Мари Татен, как бы стала уже другой, хотя и оставалась взволнованной, но уже в ней проглядывало доверие.

Что за странная штука жизнь! Год за годом проходит без всяких происшествий, ничего не нарушает монотонность течения у ней. А потом вдруг, неожиданно, разом происходят непонятные события, драмы и всякие такие вещи, о которых только и прочтешь, что в газете!

Обслуживая Жана Метейе и семейство крестьян, она времени бросала на Мегрэ взгляд сообщницы. Когда же он закончил есть, скромно предложила:

- Не желаете ли стаканчик виноградной водки?

- А ведь раньше, Мари, ты была со мной на "ты"...

Она засмеялась. То ведь было раньше, а теперь она не осмеливалась.

- Сама-то ты хоть поела?

- О, да! Я всегда ем на кухне, но ходу... Кусочек там отщипну.. потом еще...

По дороге протарахтел мотоцикл. Смутно можно было рассмотреть некоего молодого человека, одетого несколько элегантнее, чем большинство обитателей деревни...

- Кто это?

- А вы разве не видели его сегодня утром? Это Эмиль Готье, сын управляющего.

- Куда это он?

- Наверное, в Мулен! Это почти городской житель. Он работает в банке...

Опять из домов стали выходить люди. Кто просто прогуливался, а кто шел на кладбище.

Странное дело: Мегрэ задремал. Он чувствовал себя очень усталым, как если бы затратил массу физических усилий. И все было не просто потому, что он встал полшестого, да еще, к тому же, простудился.

Скорее всего, это являлось результатом окружающей атмосферы, которая давила его. Он чувствовал себя вовлеченным в драму и испытывал отвращение.

Да, именно отвращение! Самое подходящее слово! Никогда он не мог представить, что окажется здесь, в своей деревушке при таких обстоятельствах. Даже у могилы собственного отца, плита на которой потемнела, стала почти черной и где ему запретили курить!

Напротив него красовался Жан Метейе. Он знал, что за ним наблюдает. Поэтому ел и пытался выглядеть спокойным с едва уловимой, смутной, презрительной усмешкой.

- Стаканчик водки? - тоже предложила ему Мари Татен.

- Спасибо, я никогда не пью спиртного...

Он был хорошо воспитан и при всех обстоятельствах это демонстрировал. Даже в трактире он ел с теми же жестами, что и в замке.

Покончив с едой, Жан Метейе осведомился:

- У вас есть телефон?

- Нет. Но напротив, через улицу есть...

Он пересек улицу, зашел в бакалейную лавку, которую содержал ризничий, и где имелась телефонная кабина. Разговор он, видимо, заказал куда-то далеко, ибо долго ждал, куря сигарету за сигаретой.

Когда он вернулся, крестьяне уже покинули трактир, а Мари Татен мыла стаканы в ожидании окончания вечерни в церкви, после чего появятся новые клиенты.

- Кому вы звонили? Заметьте, что я могу это узнать, добравшись до аппарата...

- Своему отцу в Бурж.

Голос его был сух и агрессивен.

- Я попросил немедленно прислать мне адвоката.

Весь его вид заставлял вспомнить о смешной собачонке-пустобрехе, которая показывает зубы, прежде, чем её тронут.

- Уверены, что это необходимо?

- Я прошу больше не разговаривать со мной до приезда моего адвоката. Поверьте, я очень сожалею, что в округе нет другого трактира.

Услышал ли он, как Мегрэ, уходя, буркнул себе под нос:

- Кретин!.. Маленький паршивый кретин!..

А Мари Татен, сама не зная почему, вдруг испугалась, оставшись с ним наедине.

* * *

День так и нес до конца свой отпечаток беспорядка и нерешенности, явно потому, что никто не чувствовал себя в состоянии решиться управлять событиями.

Мегрэ испытывал неудобство из-за тяжелого плаща, бродя по древне. Его видели то на площади у церкви, то в окрестностях замка, в окнах которого загорались огоньки.

Ночь наступала быстро. Ярко освещенная церковь вся вибрировала от звуков органа. Звонарь запер кладбищенскую решетку.

Еле видимые в ночи кучки людей о чем-то негромко между собой разговаривали. В основном, обсуждали, приличествует ли пройти попрощаться с мертвой.

Первыми решились двое мужчин. Их встретил метрдотель, который, впрочем, тоже не знал, что следует делать. Он и поднос для визитных карточек не приготовил. Искали Мориса де Сен-Фиакр, чтобы узнать его мнение, но вместо него отвечала русская девица, которая заявила, что граф ушел подышать свежим воздухом.

Она одетая лежала на постели и курила сигареты и курила сигареты с длинным картонным мундштуком.

Тогда слуги стали впускать людей, махнув на все рукою.

И это было, как бы сигналом. По выходе с вечерни началось шушуканье.

- Но да же, да! - говорили некоторые. - Папаша Мартен и молодой Бонне туда уже сходили!

Тогда двинулись все остальные. Пошли вереницей. Замок был слабо освещен. Крестьяне шли по коридору и их силуэты поочередно возникали в каждом окне. Детей вели за руку. На них шикали, чтобы не толкались и не шумели. Лестница! Коридор второго этажа! И наконец спальня, куда простые люди входили впервые.

Там стоял только слуга графини, который с трудом сдерживал нашествие. Люди крестились, макая веточку самшита в святую воду. Более смелые говорили в полголоса:

- Смотри-ка, она будто спит!

Другие вторили им, как эхо:

- Она больше не страдает...

Потом шаги уже звучали по рассохшемуся паркету. Скрипели ступени лестницы. Слышалось:

- Тс-с!.. Смотри под ноги, порог...

Кухарка из полуподвального помещения видела только ноги проходящих.

Морис де Сен-Фиакр вернулся в тот момент, когда замок был переполнен народом. Он смотрел на людей округлившимися глазами. А те задавались вопросом, можно ли с ним поговорить. Впрочем, ограничившись тем, что он поприветствовал их кивком головы, граф ушел в комнату к Мари Васильеф, откуда донесся разговор по-английски.

А Мегрэ был в церкви. Церковный сторож с гасильником в руке переходил от свечи к свече. В ризнице кюре снимал свое священническое облачение. Слева и справа стояли кабинки для исповеди с маленькими зелеными занавесочками.

Мегрэ вспомнил о том далеком времени, когда он был ещё так мал ростом, что не мог укрыться за зенавесочкой, не доставал.

Позади него звонарь, не замечая комиссара, запирал центральный вход.

И тут Мегрэ пересек неф и прошел в ризницу, вызвав своим появлением удивление кюре.

- Извините меня, месье кюре! Я хотел задать вам один вопрос...

Выражение лица священника было сурово, но лаза, как показалось Мегрэ, лихорадочно блестели.

- Сегодня утром произошло нечто странное. Молитвенник графини, который лежал на её скамье, вдруг исчез и был найден под стихирем мальчика из церковного хора, в этом самом помещении...

Молчание. Шорох шагов ризничего по ковру в церкви. Более тяжелые шаги. Это звонарь, вошедший через боковую дверь.

- Это могли сделать только четверо... Прошу вас извинить меня... Итак, мальчик из церковного хора, ризничий, звонарь и...

- Я!

Голос звучал спокойно. Освещенное с одной стороны лицо священника тоже было спокойно. Из кадила к потолку поднималась, завиваясь кольцами, голубоватая струйка дыма...

- То есть?

- Это я взял молитвенник и положил его здесь, ожидая...

Коробка с облатками, церковные сосуды, колокольчик на два тона - все стояла на своих местах, как и во времена, когда маленький Мегрэ был мальчиком из церковного хора.

- Вы знали, что находится в молитвеннике?

- Нет.

- В таком случае...

- Я вынужден просить вас не задавать больше мне вопросов, месье Мегрэ. Это касается тайны исповеди...

Невольные мысленные ассоциации. Комиссару припомнился катехизис. И образ тернового вена, возникавший у него в памяти, когда старый кюре рассказывал историю некоего средневекового священника, который предпочел, чтобы ему вырвали язык, но не предал тайну исповеди. Все это возникло, всплыло у него перед глазами так же, как тридцать пять лет тому назад.

- Вы знаете убийцу... - шепотом вырвалось у Мегрэ.

- Его знает Бог... Извините меня... Я должен идти к больному...

Оба вышли в сад дома священника. Его отделяла от дороги небольшая решетка. Отсюда было видно, как люди выходили из замка и сбивались в кучки, чтобы обсудить все увиденное.

- Вы полагаете, месье кюре, что ваше место...

В этот момент подошел доктор, который проворчал в бороденку:

- А скажите-ка, кюре! Не кажется ли вам, что это напоминает ярмарку! Все нужно приводить в порядок! Ах! Это вы, комиссар! Ну и устроили вы переполох!.. В этот час, половина деревни обвиняет молодого графа в... Особенно, после того, как приехала эта женщина! Управляющий отправился по арендаторам, чтобы собрать 40000 франков, которые необходимы для...

- Хватит!

Мегрэ двинулся дальше. На душе у него было скверно. Разве не его обвиняют во всем этом беспорядке? Что же такого неуклюжего он совершил? А ведь, по сути дела, он бы отдал все, чтобы события здесь развивались в благопристойной обстановке!

Крупно шагая, он направился к трактиру, который уже был почти полон.

- До него донеслись обрывки фраз:

- Готов поспорить, что, если их не соберут, то он сядет в тюрьму...

Мари Татен всем своим видом демонстрировала скорбь. Тем не менее, она, как старушка, семенила туда-сюда. А ведь ей было не больше сорока!

- Это вы заказывали лимонад? Кто заказывал две кружки?..

Сидя в углу, Жан Метейе что-то писал, иногда поднимая голову, чтобы прислушаться к разговорам.

Приблизившись, Мегрэ увидел на его листке только какие-то крючочки, как отпечатки мушиных лапок, но чем-то разделенные в строчки, лишь с пометками в виде цифр.

1о...

2о...

3о...

Секретарь, в ожидании адвоката, готовился к защите!

В двух метрах от него какая-то женщина проговорила:

- Не было даже чистых простыней, и пришлось идти просить их у жены управляющего...

Между тем, бледный, с обострившимися чертами лица Жан Метейе продолжал выводить:

4о...

Глава IV

День второй.

Сон Мегрэ был беспокойный в то же время какой-то сладостным одновременно; в холодном помещении сельской комнаты стоял устойчивый аромат зимних яблок и сена. Тянуло сквозняком. Простыни были ледяными, за исключением тех мест, которые он согрел своим телом. Свернувшись клубком, он избегал шевелиться.

Несколько раз слышался глухой кашель Жана Метейе из соседней мансарды. Потом прозвучали торопливые шаги Мари Татен, которая уже встала.

Он ещё несколько минут полежал. А когда Мегрэ зажег свечу, мужество покинуло его, потому что нужно было бриться, пользоваться холодной ледяной водой из кувшина. И тогда он решил заняться этим попозже. Сунув ноги в туфли, он оделся, но не стал заниматься пристяжным воротничком.

Внизу Мари Татен плеснула керосин на дрова, которые никак не хотели загораться. Волосы она скатала в пучок на затылке и сколола шпильками. Увидев спускавшегося комиссара, она покраснела.

- Еще нет семи... И кофе не готов...

Тут Мегрэ слегка забеспокоился, поскольку в полусне ему послышалось, что проехал автомобиль. А ведь Сен-Фиакр стоял вовсе не рядом с дорогой. Только раз в день мимо проезжал автобус.

- А автобус ещё не проезжал, Мари?

- Нет. Он не бывает раньше половины девятого... А чаще - в девять...

- К мессе уже звонили?

- Да. Зимой звонят в семь, а летом в шесть.. Может хотите погреться?..

И она указала на разгоревшиеся наконец дрова.

- Ты так и не научилась говорить со мной на "ты"?

Это вызвало улыбку на лице женщины.

- Кофе будет готов через пять минут...

Не было ещё восьми, но стало значительно холоднее, чем накануне. Подняв воротник плаща и надвинув шляпу чуть ли ни до самых бровей, Мегрэ медленно зашагал к освещенной церкви.

День уже был не праздничный, и в нефе находились только три женщины. Да и месса шла как-то торопливо. Священник слишком быстро передвигался по алтарю. Пришепетывал и глотал слоги.

"Dominus vobiscum!"

Мальчик из церковного хора, которому выпало несчастье прислуживать кюре, говорить "Аминь" невпопад и торопился позвонить в колокольчик.

Неужели опять паника? Слышался шепот литургических молитв и иногда придыхание между словами.

"Ite missa est..."

И продлилась эта месса всего двенадцать минут. Кюре прочел последнее Евангелие. В это время перед церковью остановилась автомашина, и на паперти послышались неуверенные шаги.

Мегрэ оставался стоять в глубине нефа напротив входа, и когда дверь открылась, то он буквально лицом к лицу столкнулся с прибывшим.

Это был Морис де Сен-Фиакр. Он очень удивился, видя комиссара, стал отступать, шепча:

- Извините... я...

Потом остановился, шагнул вперед и, кажется, вновь обрел хладнокровие.

- Месса закончилась?

Его опять охватило нервное состояние. Под глазами чернели круги, как будто он не спал всю ночь. Открыв дверь, граф напустил холода.

- Вы из Мулена?

Мужчины разговаривали чуть слышно, в то время, как священник заканчивал молитву после Евангелия, а женщины закрывали свои молитвенники, брали зонтики и сумочки.

- Откуда вы знаете? Да... я...

- Может быть выйдем?

Кюре и мальчик из церковного хора ушли в ризницу, а церковный сторож погасил те несколько свечей, которых хватило для малой мессы.

Горизонт посветлел. Из сумерек четче выступили ближние дома. Желтое авто одиноко стояло на площади.

Ощущение тревоги и беспокойства в Сен-Фиакре были очевидны. Эти же чувства явно испытывал граф. Он как-то удивленно смотрел на Мегрэ, вероятно поражаясь его небритости и отсутствию воротничка.

- Рано же вы поднялись! - негромко проговорил комиссар.

- Видите ли, первый скорый поезд отбывает из Мулена в семь часов, три минуты...

- Не понимаю! Причем тут поезд?..

- Вы забыли о Мари Васильеф...

Все оказалось просто! И естественно! Присутствие любовницы в замке мешало Морису. Он отвез её в Мулен на машине, посадил на поезд, идущий в Париж, вернулся и, мимоходом, зашел в церковь.

И тем не менее, Мегрэ был не удовлетворен. Он пытался проследить за беспокойным взглядом графа, который, казалось, то ли чего-то ждал, то ли чего-то боялся.

- Да. Вам с нею не слишком комфортно в замке! - согласился комиссар.

- У нас были и более приятные дни. Просто она очень обидчива... И одна только мысль о том, что я мог бы скрывать нашу связь...

- И сколько же эта связь длилась?

- Несколько меньше года... Мари в ней не слишком заинтересована... У нас были трудные моменты...

Взгляд его вдруг застыл на какой-то точке! Мегрэ проследил и заметил только что вышедшего из церкви кюре. У комиссара создалось впечатление, что взгляды священника и графа скрестились, и первый выглядел столь же смущенным, как и Морис де Сен-Фиакр.

Едва комиссар собрался обратиться к кюре с вопросом, как тот, поздоровавшись с ними, с какой-то неуклюжей поспешностью нырнул, как бы спасаясь, в свой сад, а оттуда в дом.

- Что-то не очень-то он похож на сельского священника..., пробормотал комиссар.

Морис де Сен-Фиакр не отозвался. Через освещенное окно было видно, что кюре уже сидит за столом и завтракает, а служанка несет ему дымящийся кофейник.

Мальчишки с сумками за спиной направлялись к школе. Поверхность пруда стала похожа на зеркало.

- Какие распоряжение вы отдали относительно..., - начал Мегрэ.

- Относительно чего?

- Относительно похорон... Кстати, этой ночью оставался кто-нибудь в комнате покойной?

- Нет. Готье посчитал, что это больше не нужно...

Со двора замка донесся звук мотора. Несколько позже оттуда в направлении Мулена выехал мотоциклист, в котором Мегрэ узнал сына Готье, виденного им накануне. Теперь тот был одет в бежевую прорезиненную накидку и каскетку в мелкую клеточку.

Морис де Сен-Фиакр не знал, как ему поступить. Сесть в машину он как-то не осмеливался. И ничего не говорил комиссару.

- Готье нашел вам 40000 франков?

- Нет... Да... то есть...

Мегрэ с любопытством взглянул на него, удивившись, что граф вдруг так разволновался.

- Нашел или нет? Вчера у меня создалось впечатление, что особого желания он не проявлял. Хотя, несмотря на закладные и долги, получено было значительно больше, чем эта сумма...

Морис продолжал молчать. И вид у него оставался растерянный, хотя и без видимых на то причин. Потом он заговорил, но то, что он произнес, не имело никакой связи с предшествующим разговором.

- Скажите мне откровенно, комиссар... Вы меня подозреваете?

- В чем?

- Вам это хорошо известно... А я бы хотел знать...

- У меня нет причин подозревать вас больше, чем других..., - уклончиво ответил Мегрэ.

А его спутник прямо-таки подпрыгнул от этого утверждения.

- Спасибо!.. Ладно! это то, что нужно сказать людям. Вы понимаете?.. Иначе мое положение какое-то двусмысленное...

- В какой банк должны предъявить ваш чек?

- В "Учетный банк"...

К плотомойне, - месту стирки, - направлялась женщина, толкая тачку с двумя корзинами белья. Священник в своем домике ходил вдоль и поперек комнаты, читая на ходу требник, но у комиссара создалось впечатление, что тот время от времени бросал беспокойные взгляды через окно на обоих мужчин.

- Я присоединюсь к вам в замке.

- Сейчас?

- Нет. Через некоторое время.

Было совершенно ясно: Морис де Сен-Фиакр не может сдерживать своего нетерпения. В машину он садился, как приговоренный. И было видно сквозь окно, что кюре наблюдает за его отъездом.

А Мегрэ тем временем, решил все же пойти пристегнуть воротник. В тот момент, когда он подходил к трактиру, из бакалеи вышел Жан Метейе. Он ограничился тем, что накинул пальто на пижаму, а на комиссара посмотрел торжествующе.

- Опять звонили?

На что молодой человек язвительно ответил:

- В восемь пятьдесят прибывает мой адвокат.

Он выглядел очень уверенно. В трактире заказал яйцо всмятку и, в ожидании, барабанил по столу пальцем какой-то марш.

Из окошечка мансарды, где он переодевался, Мегрэ видел двор замка и гоночную машину графа, который, стоя рядом с нею, казалось, не знал, что делать. Не собирался ли он пешком вернуться в деревушку?

Комиссар спешил, и уже через несколько минут шагал по направлению к замку. Встретились они менее, чем в ста метрах от церкви.

- Куда вы направляетесь? - осведомился Мегрэ.

- Никуда! Просто так... Я не знаю...

- Может быть вы идете в церковь, чтобы помолиться?

Этих слов было достаточно, чтобы заставить графа покраснеть, как если бы речь шла о чем-то таинственном и ужасном.

Морис де Сен-Фиакр не был создан для противостояния драматическим ситуациям. Внешне крупный, сильный и здоровый, спортивного склада человек, он, если поближе присмотреться, выглядел совершенно лишенным энергии созданием, мышцы которого уже слегка покрылись жирком. Проведя ночь без сна, граф казался каким-то опавшим.

- Вы напечатали извещения о смерти?

- Нет.

- Однако... семьи... владельцы окрестных замков...

Морис де Сен-Фиакр раздраженно ответил:

- Они не приедут! Напрасно вы в этом сомневаетесь! Вот раньше бы, да! Когда был жив отец... В сезон охоты у нас собиралось в замке до тридцати приглашенных... И гостили по неделе...

Мегрэ это было известно лучше, чем кому-либо, ему, который, во время облав на дичь, любил, без ведома родителей, примерять белые халаты загонщиков!

- С тех пор...

И Мегрэ сделал едва уловимый жест, означавший:

"Полный развал... запустение... мерзость..."

Во всей Берри [Берри - историческое название провинции.], должно быть, болтали о сумасшедшей, сумасбродной старухе, который прожигала остаток жизни с так называемыми "секретарями"" О фермах, которые продавались одна за другой! О сыне этой старухе, который занимался разными глупостями в Париже!

- Разве вы не считаете, что бы похороны лучше всего состоялись завтра? Ведь вам тоже понятно? Нужно, чтобы подобное положение длилось как можно меньше...

В стороне медленно катила повозка с навозом и, казалось, перемалывала дорожные камни. Наступал день, ещё более серый, чем накануне, но ветер почти утих. Мегрэ заметил идущего через двор управляющего Готье и собрался направиться ему навстречу.

И тут случилась странная вещь.

- Вы позволите? - сказал комиссар своему спутнику, поворачивая к замку.

Едва пройдя с сотню шагов, он обернулся. Морис де Сен-Фиакр уже стоял на крыльце домика кюре. Должно быть, он позвонил в дверь! И, тем не менее, не дожидаясь ответа, вдруг, с удивленным видом пошел прочь.

Шел он так, как будто не знал куда идти. Все его поведение свидетельствовало о том, что он плохо себя чувствует. А комиссар тем временем поравнялся с управляющим, который остановился, видя, что Мегрэ идет ему навстречу. Виду у Готье был несколько надменный.

- Вы что-то хотели от меня?

- Так, небольшую информацию. Вы нашли 40000 франков, которые нужны графу?

- Нет. Откуда же? Могу поспорить с любым, что их в округе не сыскать. Ведь всем известно, чего стоит подпись графа!

- И что же теперь?

- Пусть выпутывается, как может! Меня это не касается.

Морис де Сен-Фиакр возвращался обратно. Можно было догадаться, что он собирался выкинуть какую-то сумасшедшую выходку, но, по той или иной причине, ему это не удалось. И вот, уже приняв какое-то решение, он остановился перед комиссаром и управляющим.

- Готье! Отправляйтесь и ждите моих указаний в библиотеке.

И уже собираясь сам идти, он, как бы с усилием, добавил:

- До встречи, комиссар!

* * *

Когда Мегрэ добрался до садика кюре, у него возникло ощущение, что за ним следят из-за занавески. Впрочем, он в это не совсем был уверен, поскольку с наступлением дня свет в комнате погасили.

Перед трактиром Мари Татен стояло такси. В зале за столом с Жаном Метейе сидел человек лет пятидесяти, одетый с иголочки, в отглаженных брюках и черном пиджаке, обшитом по краю шелком.

Едва комиссар вошел, как этот человек сорвался с места и направился к нему с протянутой рукой.

- Мне сказали, что вы сотрудник уголовной полиции. Разрешите представиться. Мэтр Талье из адвокатуры Буржа... Выпьете что-нибудь с нами?

Жан Метейе тоже встал, но по виду его можно было понять, что особой сердечности он не проявляет.

- Хозяйка! Обслужите-ка нас!..

И снова, обращаясь к Мегрэ:

- Что вы желаете? В такую холодину, может быть, горячий грог?.. Три грога, дитя мое!..

"Дитя" - это он бедной Мари Татен, которая, конечно, к такому обращению не привыкла.

- Надеюсь, комиссар, что вы извините моего клиента... Если я правильно понял, вы питаете в отношении его некоторые подозрения... Но, не забывайте, что это мальчик из хорошей семьи, которому не в чем себя упрекнуть, и что атмосфера подозрительности, которую он чувствует вокруг себя, плохо на него влияет. Его дурное вчерашнее настроение, если так можно выразиться, является лучшим доказательством его невиновности.

Находясь рядом с адвокатом, не было нужды открывать рот. Он сам задавал вопросы и сам же на них отвечал, сопровождая это все благовоспитанными жестами.

- Конечно, я ещё не в курсе всех деталей... Но, если я правильно понял, графиня умерла вчера во время мессы от остановки сердца... С другой стороны, в её молитвеннике обнаружена бумага, позволяющая предполагать, что смерть была вызвана резкой вспышкой эмоций. Не сын ли графини, который, как бы случайно, оказался неподалеку, подал жалобу?.. Нет!.. Да и вообще, я подумал, что жалобу не подадут... Преступные махинации - если они и существовали - не слишком характерны, чтобы можно было мотивировать обвинительное заключение суда в данном случае..

"В этом пункте, как я полагаю, мы с вами согласны, не так ли? Жалоба не поступала! Стало быть нет и юридических действий...

"Это не мешает мне с пониманием относиться к расследованию, которые вы проводите лично, но неофициально.

"Мой клиент не может довольствоваться тем только, что его н е будут преследовать. Необходимо, чтобы он был полностью оправдан и целиком очищен от подозрений.

"Внимательно следите за моими рассуждениями... Каковым являлось положение моего клиента в замке?.. Приемный ребенок!.. Графиня, оставшись одна, покинутая сыном, который доставлял ей только неприятности, утешалась преданностью и порядочностью своего секретаря...

"Мой клиент вовсе не является бездельником. Он не довольствовался беззаботной жизнью, которую мог бы вести в замке... Он работал... трудился... Искал возможности поместить и преумножить капитал графини... Трудился над новыми изобретениями... "Разве мог он быть заинтересован в смерти своей благодетельницы?.. Должен ли я напоминать вам об этом, а? Нет!.. Не правда ли?..

"И единственно, что я хочу, комиссар, так это помочь вам установить...

"Добавлю, что я заранее предпринял некоторые необходимые меры совместно с нотариусом... Ведь Жан Метейе - мальчик доверчивый. Он даже представить себе никогда не мог, что произойдут такого рода события...

"Те вещи, что ему принадлежат, остались в замке, вперемешку с тем, что принадлежит усопшей графине.

"И вот теперь туда явились другие, явно намеревающиеся наложить руку на...

- Несколько старых пижам и стоптанные домашние туфли! - проворчал поднимаясь Мегрэ.

- Извините, что?..

Во время всего этого разговора Жан Метейе делал какие-то заметки в своей записной книжке. И тут, он встав, успокоил своего адвоката, который тоже поднялся:

- Оставьте! Я с первых минут понял, что в лице комиссара имею врага! Я это понял с того самого момента, когда он появился в замке, где когда-то родился, поскольку его отец служил управляющим в Сен-Фиакр. Я вас уже предостерегал, мэтр... Но вы хотели сами...

Настенные часы пробили десять. Мегрэ подсчитал, что поезд, в котором уехала Мари Васильеф, уже с полчаса, как должен прибыть на вокзал в Лионе.

- Извините меня, - сказал он. - Я встречусь с вами в удобное время.

- Но...

Комиссар в свою очередь вошел в бакалею, что напротив. С четверть часа он ждал связи с Парижем.

- Это правда, что вы сын бывшего управляющего?

Мегрэ устал раз в десять больше, чем при любом другом расследовании. Он чувствовал себя просто разбитым, как физически, так и морально.

- На связи Париж...

- Алло?.. Это "Учетный банк"? С вами говорят из уголовной полиции... Будьте любезны, нужна информация... Был ли сегодня утром представлен для оплаты чек, подписанный графом де Сен-Фиакр?.. Вы говорите, что он был представлен в девять часов?.. И оказался без обеспечения?.. Алло!.. Не отключайте, мадемуазель... И вы попросили владельца чека прийти ещё раз!.. Так... Очень хорошо!.. Да!.. Это именно то, что я хотел узнать... Молодая женщина, так?.. Четверть часа тому назад?.. И она передала 40000 франков?... Благодарю вас... Конечно! Можете оплатить! Нет, нет! Ничего особенного... Да, с момента, как зачисление было произведено...

Мегрэ вышел из телефонной кабинки и устало вздохнул.

Итак, Морис де Сен-Фиакр в течение ночи добыл 40000 франков и отослал свою любовницу в Париж, чтобы внести деньги в банк.

В тот момент, когда комиссар покидал бакалею, он заметил кюре, который вышел из своего домика, держа в руке требник, и направился к замку.

Тогда он тоже ускорил шаг, припустившись почти бегом, чтобы успеть догнать священника до того, как тот войдет в замок.

Упустил он его всего на минуту. Когда Мегрэ добрался туда, дверь за кюре уже захлопнулась, а когда комиссар позвонил, в глубине коридора со стороны библиотеки послышались шаги.

Глава VI

Два лагеря.

- Я хотел бы увидеться с месье графом, если он может...

- Я посмотрю, может ли месье граф...

Но комиссар не дал метрдотелю даже закончить фразу. Он прошел в коридор и направился к библиотеке. Слуга только вздохнул ему вслед. Приличия соблюдать было уже совершенно невозможно. Люди заходят сюда, как на мельницу! Полнейший упадок!

Прежде, чем открыть дверь в библиотеку, Мегрэ немного задержался и прислушался, но напрасно, ибо никакого шума до него не доносилось.

Он постучал в дверь, полагая, что кюре где-то в другом месте. В тишине, царившей в помещении, очень четко прозвучал голос графа:

- Войдите!

Мегрэ толкнул дверь. На него, слегка опираясь о стол в готическом стиле, смотрел граф де Сен-Фиакр.

Рядом с ним, опустив голову и глядя в ковер, сохраняя суровую неподвижность, как ы опасаясь, что любое движение может его выдать, стоял кюре.

Что же делали тут они, и тот и другой, не разговаривая и не шевелясь?

Его менее смущало то, что он прервал некую патетическую сцену, чем то, что он нарушил столь глубокую тишину, в которой, казалось, от его голоса расходятся концентрические круги, как от брошенного в воду камешка.

Мегрэ ещё раз почувствовал усталость от Сен-Фиакр. Что касается священника, он выглядел ошеломленным и ещё крепче сжал в руках свой требник.

- Извините, что побеспокоил вас...

Прозвучало это несколько насмешливо, хотя сам он этого не хотел. Но разве можно было расшевелить этих, подобных неодушевленным предметам, людей?

- Я получил сведения из банка...

Граф взглянул на кюре сурово, почти гневно.

Вся сцена, между тем, продолжалась в том же темпе. Казалось, будто речь шла об игроках, думающих, нахмурив лбы, над шахматными ходами, и, помолчав несколько минут, прежде чем взяться за пешку, они делают ход и снова впадают в задумчивую неподвижность.

Но в данном случае причиной их неподвижности являлось вовсе не обдумывание очередного хода. Мегрэ был убежден, что причиной являлся страх совершить неуклюжий маневр, ложное движение. Между всеми тремя царила некая подозрительность. И каждый, двигая свою пешку, испытывал неуверенность, будучи готов вернуть её и поставить на прежнее место.

- Я пришел сюда, чтобы получить распоряжения относительно похоронной церемонии, - вынужден был наконец сказать священник.

И, конечно, это было неправдой! Пешку двинули неудачно! Столь неуклюже, что даже граф де Сен-Фиакр усмехнулся.

- Я предвидел ваш телефонный звонко, - сказал он. - И я уже объяснял вам причину, по которой решился на этот шаг: я это сделал для того, чтобы избавиться от Мари Васильеф, которая никак не хотела уезжать из замка... Я дал ей понять, что дело представляет из себя первостепенную важность...

А в глазах священника Мегрэ читал теперь тревогу и укоризну.

"Несчастный, - должно быть думал тот. - Он заврался! Попался в ловушку! Пропал..."

Молчание. Шорох чиркнутой о коробок спички и клуб табачного дыма из трубки, после чего комиссар задал вопрос:

- Готье нашел деньги?

Некоторое замешательство, правда очень короткое.

- Нет, комиссар... Я потом вам скажу.

И тут уж настоящая драма разыгралась на лице, но не графа де Сен-Фиакр, а кюре! Он побледнел. Горько поджал губы. Он еле сдерживался, чтобы не вмешаться.

- Послушайте меня, месье...

Больше он ничего сказать не смог.

- Не могли бы вы прервать этот разговор, до тех пор, пока мы снова не вернемся к беседе...

На губах Мориса де Сен-Фиакр опять мелькнула та же усмешка, как и раньше. В обширном помещении, где уже не хватала большинства лучших книг, было холодно. Поленья в камине, правда, уже лежали, достаточно бросить туда спичку.

- У вас нет зажигалки или...

Наклонясь к камину, священник бросил на Мегрэ огорченный взгляд.

- А теперь, - проговорил граф, обращаясь сразу к ним обоим, я постараюсь в нескольких словах прояснить сложившуюся ситуацию. По причинам, которые мне не известны, месье кюре, полный добрых побуждений, решил, что именно я и есть тот самый, кто... Впрочем, к чему бояться слов?.. кто убил мою мать... Ибо, ведь это и в самом деле преступление, верно? даже, если оно и не подпадает под действие закона...

Священник больше не шевелился, сохраняя ту напряженную неподвижность животного, которое чувствует вот-вот готовую обрушиться на него опасность, но не может обернуться к ней и взглянуть в глаза.

- Месье кюре, должно быть, жертвовал собой ради моей матери... Он, конечно, хотел избежать скандала, который якобы готов был разразиться и потрясти замок... Вчера вечером он послал мне через ризничего сорок банкнот по тысяче франков и небольшую записку...

Взгляд священника в это время, без всякого сомнения, говорил:

"Несчастный! Вы пропали!"

- Вот эта записка, - продолжал граф де Сен-Фиакр.

Мегрэ негромко прочел:

"Будьте осторожны... Я молюсь за вас".

* * *

Уф! Это произвело эффект глотка чистого воздуха. Морис де Сен-Фиакр больше не чувствовал себя связанным, приговоренным к неподвижности. Ушла тяжесть, не свойственная его характеру.

Он стал ходить из угла в угол, а голос его помягчал.

- Так вот, комиссар, причина, по которой вы видели меня бродящим сегодня утром вокруг церкви и домика кюре... Сорок тысяч франков, которые, конечно, я рассматриваю, как взятые взаймы, я принял, как и сказал вам сначала, чтобы удалить отсюда любовницу.. - извините меня, месье кюре!.. затем, потому что не желаю быть подвергнутым аресту, особенно, в такой момент... Но, мы ещё стоим, как если бы... Садитесь, прошу вас...

Он приоткрыл дверь, прислушался к шуму, доносящемуся со второго этажа.

- Шествие продолжается! - прошептал он. - Полагаю, что следует позвонить в Мулен относительно установки катафалка со свечами...

И тут же, без всякого перехода:

- Полагаю, что теперь вы кое-что понимаете! Деньги получены, и мне только остается убедить кюре, что я не виновен. Мне трудно делать это в вашем присутствии, комиссар, не усиливая ваши подозрения... Как, если бы вы догадались о моих мыслях, вы не оставляли меня одного ни на минуту сегодня утром возле церкви... Месье кюре пришел сюда, я, собственно, ещё не знаю почему, ибо, в тот самый момент, когда вы появились, он колебался, прежде чем начать разговор.

Взгляд его затуманился. Как бы для того, чтобы успокоиться, он горько усмехнулся.

- Все ведь просто, не так ли? Человек, который ведет беспутный образ жизни и подписывает чеки, не обеспеченные деньгами... Даже старый Готье избегает меня! Должно быть, он тоже считает, что...

И тут он, как бы с удивлением, посмотрел на священника.

- Ладно, месье кюре... Но вы-то вы почему?

Священник был очень мрачен и избегал смотреть, как на графа, так и на Мегрэ.

Морис де Сен-Фиакр горестно всплеснул руками.

- Ну почему, почему он мне не верит? И это тот, кто хочет помочь мне спастись, и в то же время считает меня виновным...

Он снова открыл дверь и громко позвал, совсем забыв, что в доме покойная:

- Альбер! Альбер!.. Поторопись, черт возьми!.. Принеси нам выпить...

Вошел метрдотель и направился к шкафу, откуда достал виски и стаканы. Все молча смотрели на то, как он это делает. Морис де Сен-Фиакр со странной усмешкой обронил:

- Это все месье Жан...

- Ах! Он отхлебнул большой глоток, потом запер дверь на ключ.

- Вот так, здесь многое изменилось, - пробормотал он, как бы про себя.

В то же время, он не терял из виду священника, а тот все больше и больше смущаясь, тихонько проговорил:

- Извините меня, но мне нужно читать катехизис...

- Минуточку.. Вы ведь все ещё продолжаете верить в мою виновность, месье кюре... Нет, нет, не отрицайте. Кюре не могут лгать... Итак, существуют некоторые вещи, которые я хотел бы прояснить... Ибо, вы ведь меня не знаете... В мое время вас не было в Сен-Фиакр. Вы только слышали разговоры обо мне... Комиссар тоже присутствовал при драме, и кое-что знает...

- Я прошу вас..., - пробормотал священник.

- нет, нет... Разве вы не выпьете?.. За ваше здоровье, комиссар...

Взгляд его был хмур, но он упрямо продолжал развивать свою мысль.

- Но ведь существует куча людей, которых можно заподозрить... И все же вы подозреваете исключительно меня... Вот я все и думаю, почему... Это не давало мне спокойно спать ночью.... Я перебрал всевозможные причины и, кажется, в конце концов, понял... Что вам сказала моя мать?

На этот раз кровь отлила от лица священника, и оно стало, как безжизненная маска.

- Я ничего не знаю, - шептал он.

- Прошу вас, милый кюре... Вы ведь мне помогли... Вы заставили меня принять 40000 франков, которые дают мне возможность отдышаться и достойно похоронить матушку... За это я вам от всей души благодарен... Но в то же время на меня давит ваше подозрение... Вы молитесь за меня... Это и много, и недостаточно...

В голосе графа зазвучали нотки гнева:

- Сначала, я хотел получить от вас объяснение в отсутствие месье Мегрэ... Что ж, теперь я даже рад, что он здесь... Чем больше я размышлял, тем больше понимал, что меня гнетет...

- Умоляю вас, месье граф, не нужно меня мучать.

- А я, месье кюре, предупреждал, что вы не выйдете отсюда прежде, чем скажете правду!

Сейчас это был совсем другой человек. Он оказался загнанным в угол и, как все слабые люди, как мягкие натуры, становится крайне жестоким.

В комнате этажом выше, где лежала покойница, должно быть были слышны раскаты его голоса.

- Вы продолжительное время общались с моей матерью... Полагаю, что Жан Метейе являлся вашим прихожанином тоже... Кто-то из них двоих что-то вам сказал!.. Это была моя мать, не так ли?

Мегрэ вспомнил слова, услышанные накануне:

- Тайна исповеди...

Он понимал страдания священника, его страх и мучительный взгляд под лавиной слов, обрушенных на него графом де Сен-Фиакр.

- Что она могла вам сказать?.. Я ведь её знаю, говорите!..

Он с глухой яростью оглянулся по сторонам.

- Были времена, когда в эту комнату входили затаив дыхание, потому что мой отец, хозяин, работал здесь... У него в шкафу стояли бутылки с виски.. А полки были заставлены книгами, заполнены, как соты в улье медом...

И Мегрэ это тоже помнил!

"Граф работает.."

Этих слов было достаточно, чтоб арендаторы по два часа дожидались в прихожей!

"Граф велел мне прийти в библиотеку..."

В таких случаях отец Мегрэ очень волновался, поскольку это расценивалось, как важное событие.

- Он даже не тратил поленья, в довольствовался керосиновым обогревателем, - между тем, продолжал граф.

И далее, снова обращаясь к перепуганному священнику:

- Вы всего этго не знали... Вы увидели замок уже в период разрухи... Мою мать, когда она уже потеряла мужа... Увидели мою мать тогда, когда её единственный сын отправился совершать глупости в Париж и заявлялся сюда, чтобы выпросить деньги... Тогда уже появились секретари...

Глаза графа так подозрительно блестели, что Мегрэ почудилось будто из них вот-вот брызнут слезы.

- Так что же она вам сказала?.. Она боялась моего приезда, не правда ли?.. Она знала, что это пробьет новую дыру в финансах, что опять придется что-либо продавать, чтобы в очередной раз спасти меня...

- Вам нужно успокоиться! - мягким голосом проговорил кюре.

- Не раньше, чем я узнаю, почему вы меня заподозрили...

Тут вмешался Мегрэ:

- Месье кюре сделал так, что исчез молитвенник, - медленно заговорил он.

Но сам-то комиссар уже все понял. Он представлял графиню, разрывающуюся между грехом и угрызениями совести... Разве она не боялась наказания? Не испытывала стыда перед собственным сыном?

Ее беспокойство переросло в болезнь! И почему бы во время исповеди она не могла однажды сказать:

"Я боюсь своего сына..."

А страх она должна была испытывать. Деньги, которые тратились на всяких Жанов Метейе, являлись деньгами семейства графов де Сен-Фиакр и, в том числе, Мориса. Разве не могло случиться, чтобы он потребовал отчета? Разве...

И Мегрэ чувствовал, что подобные, пока ещё смутные мысли, рождаются в голове молодого человека.

- Месье кюре не может вам ничего сказать, ибо это является тайной исповеди графини.

Все было, конечно, ясно. Морис де Сен-Фиакр оборвал свои расспросы.

- Извините меня, месье кюре... Я забыл о вашем катехизисе... Не сердитесь на меня...

Он повернул ключ и открыл дверь.

- Благодарю вас за все... Как только смогу, верну вам 40000 франков... Ибо полагаю, что они принадлежат не вам..

- Я попросил их у мадам Риюнар, вдовы бывшего нотариуса...

- Спасибо... И до свиданья...

Граф толчком захлопнул дверь и посмотрел Мегрэ в глаза.

- Мерзость!

- Но он хотел...

- Он хотел спасти меня, я знаю!.. Старался избежать скандала, слепить во что бы то ни стало замок Сен-Фиакр по кусочкам...

Он налил виски.

- Я все думаю об этой несчастной женщине!.. Кстати! Вы же видели Мари Васильеф... И ещё другие в Париже... У тех там хотя бы нет раздвоения личности... А вот у нее... И заметьте, всего-то этот Метейе нужен ей только для того, чтобы излить свою заботу и нежность... А потом, она спешила на исповедь... И считал себя чудовищем... А ко всему прочему, боялась моей мести!.. Мести... ха-ха!

Смех его был ужасен!

- Вы, конечно, презираете меня, поскольку я осуждаю свою мать... А тут еще, этот кюре, который так ничего и не понял... Он вообще всю жизнь видит только через священные тексты!.. Когда была жива моя мать, он пытался спасти её от неё самой! Но вот, она умерла, и теперь он считает своим долгом спасать меня... И я готов поспорить, что он до сих пор убежден в моей виновности...

Тут он поймал взгляд комиссара и спросил:

- Ну, а вы?

А поскольку Мегрэ не ответил, граф продолжал:

- Совершено преступление... Такое, какое мог совершить только самый мерзкий негодяй... Этакий маленький поганый трус!.. Выходите, правда, что правосудие ничего не может с ним сделать? Я услышал разговор об этом сегодня утром... Но сейчас я кое-что скажу вам, комиссар, и разрешаю это использоваться против меня. Когда этот мерзавец попадется, то он будет иметь дело только со мной, со мной одним... И мне не понадобится револьвер! И вообще никакое оружие... Я все сделаю этими самыми голыми руками...

Под влиянием алкоголя он становился все более экзальтированным. Очевидно, и сам это заметив, он приложил ладонь ко лбу, потом посмотрел в зеркало и скорчил насмешливую гримасу.

- Подумать только! Не вмешайся кюре, меня бы арестовали перед самыми похоронами! А я ещё был не слишком вежлив с ним... И тут жена бывшего нотариуса дает деньги... Какая она? Никак её не припомню...

"Наверное это дама, которая всегда одета в белое... И дом у неё стоит на дороге в Матиньон, огороженный решеткой с золотыми стрелами..."

Морис де Сен-Фиакр успокоился. Его лихорадка оказалась скоротечной и быстро проходящей. Он начал было доливать себе в стакан, потом махнул рукой и выпил оставшееся одним глотком, сморщившись от отвращения...

- Вы слышите?

- Что именно?

- Здешние жители проходят, прощаясь... Там наверху. Я, конечно, тоже должен быть там, весь в трауре, с красными глазами и ломая руки с удрученным видом! Ведь, как только они выйдут наружу, сразу начнут обсуждать...

И тут в его голосе появился оттенок подозрительности:

- Но, если, как вы говорите, правосудие не вмешивается в это дело, то почему вы здесь остались?

- Здесь могло случиться новое преступление...

- Значит, если бы я обнаружил виновного, вы бы помешали мне...

Судорожно стиснутые его пальцы были красноречивее слов...

- Я вас покидаю, - прервал его излияния Мегрэ. - Следует проследить и за другим лагерем...

- Второй лагерь?

- Ну, те, что в трактире! Жан Метейе и его адвокат, который прибыл сегодня утром...

- Так он нанял адвоката?

- Да. Предусмотрительный парень! И вообще, этим утром действующие лица драмы расположились следующим образом: в замке - вы и кюре; в трактире молодой человек и его советник...

- Вы верите в то, что он способен?..

- Извините, но я сам себе налью...

Мегрэ выпил виски, вытер губы и, прежде, чем выйти, набил трубку.

- Вы, конечно, не умеете пользоваться линотипом?

В ответ пожатие плеч.

- Я вообще не умею ничем пользоваться. В этом мое несчастье.

- Ни в коем случае не покидайте деревню, не предупредив меня. Поняли?

В ответ тяжелый, глубокий взгляд. И голос тяжелый, как бы идущий из глубины:

- Это я вам обещаю!

* * *

Мегрэ вышел. Он уже собирался спуститься с террасы, когда рядом с ним появился человек, да так неожиданно, что комиссар не сразу понял, откуда тот взялся.

- Извините меня, комиссар... Я хотел, чтобы вы уделили мне несколько минут для разговора... Я специально ждал вас, чтобы сказать...

- Что?

- Что вы - почти член семьи этого дома... Ваш отец был прекрасным специалистом... Не окажете ли вы мне честь выпить со мной стаканчик?..

И управляющий с седой бороденкой повлек своего спутника через двор, У него уже все было подготовлено. Стояла бутылка виноградной водки, наклейка на которой свидетельствовала о почтенном возрасте напитка. Сухое печенье. С кухни доносился запах капусты с салом.

- Из того, что я о вас слышал, можно судить, что вы знали замок в его лучшие дни. Когда же сюда приехал я, уже началась разруха... И был уже тут некий молодой человек из Парижа..., который... А это водка осталась ещё со времен старого графа... И полагаю, что она без сахара...

Мегрэ же уставился на стол с резными львами, которые держали в пасти медные кольца. Он опять ощутил физическую и моральную усталость. Когда-то, в эту комнату ему разрешалось входить только в домашних туфлях, из-за до блеска натертого паркета.

- Я очень смущен и именно у вас хотел бы попросить совета... Мы - люди бедные. Как вам известно, профессией управляющего много не заработаешь... К тому же, в некоторые субботние дни, когда в кассе не было денег, мне из своего кармана приходилось оплачивать сельскохозяйственных рабочих...

"В другие дни мне приходилось авансировать своими деньгами покупки животных, которых требовали арендаторы...

- Иначе говоря, графиня должна вам деньги за несколько месяцев!

- Мадам графиня ничего не желала слушать о делах... А деньги утекали куда попало... Оставалось только на самое необходимое.

- И оплачивали именно вы...

- Ваш отец поступал так же, не правда ли? Ведь бывают моменты, когда нельзя дать понять людям, что касса пуста... Я тратил свои сбережения...

- Сколько?

- Налить вам ещё стаканчик?... Я не считал.. Но, по меньшей мере, тысяч семьдесят... И теперь нужны деньги на погребение, и именно я, кто...

Тут в памяти Мегрэ всплыла картинка: маленький столик отца возле конюшни, пять часов... Все, кто занят в замке от прачки до поденщиков ждут снаружи. А старый Мегрэ, расположившийся за столом, покрытым зеленой клеенкой, раскладывает небольшие кучки серебряных монет. Каждый подходящий по очереди выводит свою подпись или ставит крест в ведомости.

- Так вот и скажите, как мне теперь их вернуть... Для таких людей, как мы, это...

- Да, понимаю... Кстати, вы поменяли камин.

- Да, мрамор лучше.

- Конечно, много лучше, - буркнул Мегрэ.

- Понимаете! Все пойдет прахом! Придется продавать многое! И это при ипотеке...

Кресло, в котором сидел Мегрэ, было новым, как и камин. Все явно куплено в одном магазине на бульваре Барбе. На буфете стоял фонограф.

- Если бы у меня не было сына, мне было бы все равно, но Эмиль делает карьеру... Так что мне не хотелось бы форсировать ход событий...

По коридору прошла девочка.

- Так у вас ещё и дочка?

- Нет, это ребенок из деревни. Она желает мелкую черную работу.

- Ладно. Мы об этом ещё поговорим, месье Готье. Извините, но мне ещё многое предстоит сделать.

- Может еще, последний стаканчик?

- Спасибо. Вы говорили что-то о семидесяти пяти тысячах, так?

Он вышел, засунув руки в карманы, пересек гусиную тропу и двинулся дальше вдоль пруда с застывшей водой.

Часы на церкви пробили полдень.

В трактире у Мари Татен за столом сидели и ели Жан Метейе и адвокат. Сардины, филе сельди и колбаски на закуску. На соседнем столе стояли стаканы из-под аперитива.

Оба были в хорошем настроении. Мегрэ они встретили насмешливыми взглядами.

- Хозяйка! Вы хоть нашли трюфели к курице? - осведомился адвокат.

- Да. Я их нашли, месье!

- Тогда поторопитесь. Местный воздух вызывает ужасный аппетит!

Бедная Мари Татен! Она купила совсем маленькую баночку трюфелей в бакалее, но никак не могла её открыть и стеснялась сказать об этом.

Мегрэ сходил на кухню и своим собственным ножом вскрыл банку, пока женщина тихонько бормотала:

- Мне так неудобно...

- Замолчи, Мари, - буркнул он.

Один лагерь?.. Два лагеря?.. Может быть три лагеря?..

Он испытывал необходимость пошутить, чтобы как-то отвлечься от всей этой реальности.

- Кстати! Кюре просил меня передать, что выдает тебе индульгенцию на 300 дней! Прощает тебе все твои грехи!

А Мари Татен, которая отродясь не понимала шуток, смотрела на своего огромного помощника с верой, испугом и почтительным обожанием.

Глава VII

Встреча в Мулене

Мегрэ позвонил в Мулен и заказал такси. Каково же было его удивление, когда такси подъехало минут через десять после его звонка. Однако, когда он направился к входной двери, неожиданно вмешался адвокат, который заканчивал пить кофе.

- Извините, это наша машина... Впрочем, если хотите, то у нас есть место...

- Спасибо, не нужно...

Жан Метейе и адвокат отбыли первыми, в старом автомобиле, на котором ещё не стерся полностью знак прежнего владельца.

Через четверть часа, в свою очередь выехал и Мегрэ. По дороге он слушал болтовню шофера и смотрел по сторонам.

Пейзаж выглядел довольно монотонно: ряды тополей вдоль дороги; поля, тянущиеся одно за другим, теряясь вдали; иногда темные окна прудов. Какие-то небольшие домишки, скорее даже хижины. На всем пути мелькнуло только три поместья, одно из которых принадлежало герцогу Т..., да три деревушки.

Кстати, в Сен-Фиакр до продажи тоже было две тысячи гектаров.

На этой трассе, единственным, относительно постоянным средством связи служил старенький парижский автобус, купленный одним крестьянином и раз в день, совершавшем рейс между Муленом и Сен-Фиакром.

- Вот уж провинция, так провинция, - говорил шофер. - Теперь совсем не на что посмотреть. А уж в разгар зимы, так совсем...

Остановились в Мулене, когда часы пробили половину третьего. Мегрэ расплатился и вышел почти напротив "Учетного банка". В тот момент, когда он уже было направился к банку, оттуда вышла женщина, держа за руку ребенка.

Комиссар тут же отвернулся, как бы разглядывая витрину. Он не хотел, чтобы его заметили. Женщина была хоть и по-деревенски, но празднично разодета. Шляпка на голове сидела ровно, а талию явно стягивал корсет. Шагала она с достоинством, больше заботясь о пакете, который держала в руке, чем о плетущемся сзади мальчишке.

Это была мать Эрнеста, того самого рыжего парнишки из церковного хора, который прислуживал во время мессы в Сен-Фиакр.

Улица была оживленная, и Эрнесту очень хотелось остановиться, чтобы поглазеть на витрины с товарами, но ему приходилось все время следовать, как привязанному, в кильватере материнской черной юбки. Тут мать наклонилась, что-то ему сказала, и они, как бы договорившись заранее, вошли в лавку торговца игрушками.

Мегрэ не стал подходить слишком близко и остался поодаль. И тут он услышал, как внутри лавки зазвучали свистки. Там явно опробывались различные свистульки, пока мальчишка из церковного хора не остановился на бойскаутском, на два тона свистке.

Когда они вышли, свисток висел у него на шнурке, а мать опять тащила его за руку, не давая посвистеть на улице.

* * *

Банковский операционный зал был таким же, как и все ему подобные в провинции. Длинный дубовый барьер. Пятеро, склонившихся над столами клерков. Мегрэ направился к окошечку с надписью "Текущие счета" и там сразу же поднялся с места молодой клерк, ожидая его с вежливой улыбкой.

Мегрэ нужны были сведения относительно состояния графов Сен-Фиакр, и, в частности, относительно прохождения средств в последние дни.

Комиссар некоторое время молчал, рассматривая клерка, стоящего все с той же вежливой улыбкой и не проявляющего никакого нетерпения.

- Вы, как я понимаю, Эмиль Готье?

Он видел, как тот дважды приезжал на мотоцикле, но разглядеть четы лица не мог. Узнал же он парня по поразительному сходству с управляющим из замка.

Впрочем, это было вовсе не в конкретных деталях, а как бы общее крестьянское сходство: четкие черты лица, плотность в кости. Кожа, правда, была несколько нежнее, чем у крестьян-пахарей, да ещё читалась некоторая интеллигентность в взгляде, как у человека, получившего образование.

Однако, в то же время, Эмиль не стал совсем городским парнем. Волосы его, хотя и приглаженные, топорщились, а хохолок торчал на макушке. Щеки розовые и лицо чисто вымытое, как деревенского щеголя в воскресное утро.

- Да. Это я.

Он заволновался. Мегрэ заранее был уверен, что перед ним примерный служащий, которому полностью доверяет управляющий банком и который быстро продвигается по службе.

Черный костюм сшит на мерке, хотя и местным портным из черной саржи, не знающей износа. Если отец его носил целлулоидный пристяжной воротничок, то у сына воротник мягкий, а галстук с постоянным узлом.

- Вы меня узнаете?

- Нет. Но полагаю, что вы из полиции.

- Да. И мне нужны кое-какие сведения о финансовом положении графов де Сен-Фиакр.

- Это не сложно! Я занимаюсь их счетами, наряду с другими.

Он выглядел вежливо и хорошо воспитанным. В школе его, наверное, любили учителя.

- Передайте мне счета Сен-Фиакр! - велел он сидящему позади клерку.

Потом, пробежался взглядом по большому желтому листу и спросил:

- Вам нужны сводные сведения, оплата по сделкам или общий итог?

По крайней мере, Эмиль Готье был точен.

- Общий итог.

- Не желаете ли пройти сюда? Нас могут услышать?

Он прошел дальше, в глубин, оставаясь за барьером.

- Мой отец, должно быть, уже сказал вам, что графиня была несколько беспорядочна в денежных вопросах... В любой момент я был готов остановить прохождение чеков, не имеющих денежного обеспечения... Она подписывала чеки, не беспокоясь о состоянии своего счета... Когда я ей звонил, чтобы поставить в известность, она просто ужасалась... Еще утром поступили три чека, которые я вынужден был вернуть... У меня указание ничего не оплачивать, прежде чем...

- Полное разорение?

- Откровенно говоря, не совсем... Но три фермы из пяти проданы. Две остальные заложены, как и замок. Графиня располагала небольшим доходным домом в Париже, что позволяло ей получать кое-какую ренту... Но, когда одним махом переводишь по пятьдесят-сорок тысяч франков на счет сына, это, конечно, нарушает равновесие... Я постоянно делал, что мог... Два или три раза пришлось выдавать векселя... Мой отец...

- Авансировал деньгами... я знаю.

- Это, пожалуй, все, что я могу вам сказать. Сейчас на счету осталось 775 франков...

Жан Метейе в курсе?

- Конечно! И даже несколько больше, чем в курсе...

- Что вы хотите этим сказать?

- Нет, нет... Ничего!

- Вы же не думаете, что он не от мира сего?

Но Эмиль Готье скромно воздержался от ответа.

- Есть ещё жители Сен-Фиакр, у которых счета в вашем банке?

- Нет!

- Сегодня никто не приходил, чтобы провести какие-либо операции? Получить деньги, например?

- Никто.

- Вы постоянно находились на месте перед окошечком?

- да. Я никогда не отходил!

Сейчас он казался очень взволнованным. Но это уже был клерк, отвечающий, как положено, официальному лицу.

- Не желаете ли повидаться с управляющим? Хотя, впрочем, он вам не скажет ничего иного, чем я.

* * *

Зажглись фонари. Движение по центральной улице было столь же оживленным, как в большом городе. Перед кафе стояла длинная вереница автомобилей.

Проследовал целый кортеж: два верблюда и молодой слон с рекламными клеенчатыми щитами цирка, располагавшегося на площади Виктории.

В бакалее Мегрэ заметил мать, державшую за руку своего рыжего сына. Она покупала консервы.

Пройдя чуть дальше, он чуть не столкнулся с Метейе и его адвокатом, которые оживленно о чем-то разговаривали. Адвокат говорил:

- ... они просто обязаны его блокировать...

Комиссара эти двое не заметили и направились к "Учетному банку".

На этой улице, где идет самая активная жизнь, во второй половине дня можно было сталкиваться со знакомыми десяток раз, хотя и всего-то она была метров пятьсот.

Мегрэ направился к зданию, где печаталась "Журналь де Мулен". Вход в издательство располагался с фасада, а в витринах были выставлены газетные фотографии и листы бумаги с последними новостями.

"Маньчжурия. Агентство Гавас сообщает, что..."

Чтобы попасть в типографию, следовало пройти через темный переулок. Комиссар руководствовался шумом ротационных машин. В рабочем цеху люди в синих халатах стояли перед длинным мраморным столом. В глубине, в застекленном помещении два линотиписта трудились возле своей щелкающей машины.

- Мне нужен шеф, будьте добры...

Из-за грохота машин приходилось кричать чуть ли не во всю мочь. Запах типографской краски щекотал в горле. Небольшой человечек, ровнявший строчки в типографской форме, одетый в синий халат, приложил к уху ладонь, не выпуская небольшой записной книжечки.

- Вы здесь шеф?

- Я - метранпаж [сноска: Метранпаж - старший наборщик или руководитель группы наборщиков.]

Мегрэ вынул из бумажника листок с набранным текстом, который фактически убил графиню де Сен-Фиакр. Человечек, поправив сидящие на носу очки в стальной оправе, посмотрел удивленно, как бы спрашивая, что все это значит.

- Это напечатано у вас?

- Что вы говорите?

Мимо пробегали люди с пачками газет.

- Я спрашиваю, это напечатано у вас?

- Пойдемте.

Во дворе было спокойнее и тише. Холодновато, но зато говорить можно, по крайней мере, нормальным голосом.

- Что вы хотите?

- Вы узнаете ваш шрифт?

- Это - кегель девять...

- Ваш...

- Им снабжены почти все линотипы...

- А другие линотипы в Мулене есть?

- В Мулене нет, но... в Нове, Бурже, в Шароту, в...

- Здесь, на этом листке, есть что-либо специфическое?

- Могу только сказать, что он отпечатан с помощью ровнильной типографской дощечки... Кто-то хотел заставить подумать, что это вырезка из газеты, так ведь?.. Меня как-то однажды попросили сделать нечто подобное ради шутки.

- Вот как!

- Ну... Лет пятнадцать тому назад. Тогда мы ещё делали ручной набор...

- А бумага вам ни о чем не говорит?

- В провинции она почти везде такая... Это немецкая бумага...

- Вы знаете Жана Метейе?

Человечек пожал плечами.

- Его послушать, так он владеет газетным ремеслом лучше, чем мы... Немного печатался... Болтался иногда здесь... Но все из-за графини, которая дружит с патроном.

- На линотипе умеет работать?

- Нет!.. Больше болтает!

- Но в конце концов сумел бы набрать что-нибудь подобное?

- Ну.., располагая парой часов... И начиная раз десять с начала...

- Случалось ему последнее время находиться возле линотипа?

- Откуда мне знать! Он приходит! Он уходит! Задурил нам всем голову со своим новым способом печатания клише.. Вы меня извините... Время поджимает, а я ещё форму не подготовил...

Настаивать смысла не было. Мегрэ хотел было снова вернуться в цех, но из-за суеты, царящей там, отказался от этой мысли, остановился у входа. У этих людей каждая минута была на счету. Все суетились и бегали туда сюда. Переносчики газетных пачек, устремляясь к выходу толкали его. Наконец он отловил какого-то ученика, свертывающего сигарету.

- Что делают со свинцовым набором, когда его уже использовали?

- Снова плавят...

- И когда же?

- Каждые два дня... Вон, посмотрите, там в углу женщина, которая этим занимается... Только, будьте осторожны... Это очень горячо...

Мегрэ ушел уставший и несколько обескураженный. Наступила ночь.

Перед магазином готового платья, продрогший до костей и простуженный, топтался продавец.

- А вот, не желаете ли зимние плащи? - зазывал он прохожих. Прекрасное английское сукно, от двухсот франков... Заходите!.. За просмотр денег не берем!..

Чуть дальше, перед входом в "Кафе де Пари", откуда доносился стук бильярдных шаров, Мегрэ заметил желтую машину графа де Сен-Фиакр.

Он вошел, поискал графа глазами, но не нашел и уселся за столик. В кафе было довольно уютно. На эстраде трио музыкантом, готовились к исполнению своих номеров.

Комиссар услышал какой-то шум в телефонной кабинке.

- Кружечку пива! - заказал он проходящему гарсону.

- Светлого или темного?

А Мегрэ, весь обратившись в слух, пытался разобрать, о чем говорят по телефону. Но, не успел. Из кабинки вышел граф, к которому обратился кассир.

- Сколько у вас звонков?

- Три.

- В Париж, конечно?.. Три по восемь франков... Итого, с вас двадцать четыре франка.

Тут граф заметил комиссара и, совершенно естественно, направился к нему, усевшись рядом.

- Что же вы не сказали мне, что будете в Мулене! Я бы подвез вас на своей машине... Она, конечно, не слишком удобна для такой погоды... Дует...

- Вы звонили Мари Васильеф?

- Нет! Не вижу, почему я должен скрывать от вас правду... Гарсон! Мне тоже кружечку пива... Впрочем, нет! Что-нибудь погорячее... пожалуй грогу... А звонил я своему знакомому, некоему месье Вольфу... Может быть вы его и не знаете... Но он довольно известен на набережной Орфевр... Это ростовщик... Я уже прибегал к его помощи... Вот и сейчас пытался...

Мегрэ с любопытством посмотрел на него.

- Вы просили у него деньги?

- Да. И под любые проценты... Впрочем, он отказал... И не смотрите на меня так... Сегодня, во второй половине дня, я заходил в банк...

- Когда?

- Где-то около трех... Оттуда как раз выходили адвокат и известный вам молодой человек...

- Вы хотели взять деньги?

- Да, я собирался! И не думайте, что я пытаюсь вызвать у вас жалость!.. Существуют люди, которые испытывают стыд, когда речь заходит о деньгах... Я - не из таких... Ладно, как бы то ни было, 40000 франков переведены, и поездку Мари Васильеф я оплатил... Так что у меня осталось ещё в кармане почти триста франков... А сюда я приехал, ничего не захватив с собой.. В костюме, который сейчас на мне... В Париже я ещё должен несколько тысяч франков содержательнице меблированной квартиры, которая не позволит забрать мои вещи...

Он говорил, а сам смотрел, как катаются шары по зеленому полю бильярдного стола. Играли местные молодые люди, которые нет-нет, да бросали завистливые взгляды на элегантный костюм графа.

- Я хотел бы быть в траурной одежде на похоронах! Но здесь нет портного, который бы сшил мне костюм в кредит, да ещё за два дня!..

"В банке мне сказали, что счет моей матери заблокирован, а возможности кредита не превышают семисот и сколько-то там ещё десятков франков... И знаете, кто меня так обрадовал?

- Сын управляющего!

- Совершенно верно!

Он глотнул горячего грога и замолчал, все так же глядя на бильярд. Оркестр начал наигрывать венский вальс, который странно подчеркивался ритмичным стуком шаров.

В кафе было тепло и несколько сумрачно, несмотря на свет электрических ламп. Оно так и оставалось старым провинциальным кафе, где единственным модным веянием являлась табличка с надписью "Коктейли - 6 франков".

Мегрэ не спеша курил. Он тоже смотрел на блеск бильярдных шаров в свете висящей над столом лампы под зеленым картонным абажуром. Время от времени, дверь кафе открывалась на несколько секунд, впуская клубы ледяного воздуха.

- Лучше пройдет в глубине, подальше от двери... - это был голос адвоката из Буржа.

Он прошел мимо столика, где сидели двое мужчин. За ним проследовал в белых шерстяных перчатках Жан Метейе. Оба смотрели прямо перед собой и увидели графа с комиссаром только усевшись.

Оба стола стояли не слишком далеко друг от друга.

На щеках Жана Метейе заиграл румянец, и он, каким-то не слишком твердым голосом, заказал:

- Какао!

Граф де Сен-Фиакр, негромко пошутил:

- Ну вот, и наш дорогой явился!

Какая-то женщина уселась на равном расстоянии от их столов, и дружески обратилась к гарсону:

- Мне, как всегда.

Ей принесли шерри. Она припудрилась, подкрасила губы и, прищурившись, стала разглядывать мужчин.

Может быть она собиралась атаковать уютного и полноватого Мегрэ? Или элегантного адвоката, на которого посматривала с легкой улыбкой?

- И вот теперь, я буду вместо траура в сером! - прошептал граф де Сен-Фиакр. - Не могу же я облачиться в черный костюм метрдотеля? Или натянуть визитку своего умершего отца?

За исключением адвоката, который заинтересовался женщиной, все стальные смотрели на ближний бильярдный стол. Всего столов было три. На двух шла игра. Раздались отдельные хлопки, когда музыканты закончили очередной номер программы. И снова зазвенели стаканы, чашки и продолжали сухой треск шаров.

- Три портвейна, три!

Дверь открывалась и закрывалась. Потянуло холодом, который постепенно сменял тепло.

Кассир, за спиной которого находился выключатель, зажег свет над третьим столом.

- Тридцать пунктов! - произнес кто-то.

А потом обращаясь к гарсону:

- Бутылочку "Виши"... Впрочем, нет!.. Лучше "Витель" с земляничным сиропом...

Это заказал Эмиль Готье, который тщательно мазал голубым мелом кончик кия. Потом он поставил маркер-счетчик на ноль. Его соперником был заместитель управляющего банков, с коричневыми стрелками усов, и явно старше клерка лет на десять.

После третьего удара, не получив очков, молодой человек заметил Мегрэ. Несколько смущенно, он его поприветствовал. А до того, Готье так был увлечен игрой, что не смотрел по сторонам.

- Так что, если вы не боитесь холода, от у меня в машине есть место, повторил граф де Сен-Фиакр. - Разрешите мне заказать вам что-нибудь выпить? А я закончу с аперитивом...

- Гарсон! - высоким голосом прокричал Жан Метейе. - Закажите мне телефон по номеру семнадцать в Бурже!

Номер его отца! Немного погодя, он закрылся в телефонной кабине.

Мегрэ все курил. Он позволил себе ещё одну кружечку пива. А женщина, может быть потому, что вы выглядел солиднее других, решила, наконец, остановиться на нем. Каждый раз, когда комиссар поворачивался в её сторону, она улыбалась ему, как старому знакомому.

Она и представить себе не могла, что Мегрэ в это время думал о старушке, как называл свою мать её сын, которая лежала на втором этаже замка, а мимо неё чередой проходили крестьяне, подталкивая локтями друг друга. И вспоминалась она ему не в нынешние времена, когда у "Кафе де Пари" стоит вереница машин и предлагают коктейли.

Он вспоминал её высокой и стройной, породистой, как героини народных романов, стоящей возле детской коляски, которую возила по парку кормилица...

И Мегрэ тогда был ребенком, волосы которого торчали вихрами, несмотря на пробор, как у Эмиля Готье или рыжего мальчишки из церковного хора.

Разве не ревновал он её тогда к графу, когда супруги выезжали в своем авто (одном из первых в районе)? Она была вся в мехах и благоухала духами. Лицо её скрывала вуаль, а граф надевал огромные автомобильные очки.

И все это выглядело, как какое-то книжное похищение. А кормилица, взяв ручку ребенка в свою, махала ею им на прощанье.

Теперь же эта старушка лежит обрызганная святой водой, а её спальня пахнет свечами.

Занятый делом, Эмиль Готье ходил вокруг бильярда, играл с фантазией и выдумкой, негромко ведя счет...

- Семь!

Он снова прицелился. Он выигрывал. Его шеф с острыми стрелками усов, говорил кислым голосом:

- Великолепно!

Через поверхность зеленого бильярдного поля друг на друга смотрели двое: Жан Метейе, которому без конца что-то втолковывал адвокат, и граф де Сен-Фиакр, мягко задержавший гарсона.

- Повторите то же самое!

Мегрэ теперь думал о свистке бойскаутов. Красивом, отлитым из бронзы, свистке на два тона.

Такого у него в детстве никогда не было.

Глава VIII

Приглашение на обед

- Опять телефонный звонок! - вздохнул Мегрэ, видя, что Жан Метейе поднимается с места.

Он последил взглядом и понял, что тот не вошел ни в телефонную кабину, ни в туалет. А за столом ерзал пухлый адвокат, как бы решая, встать ему или нет. Он смотрел на графа де Сен-Фиакр. Можно было даже подумать, что адвокат пытается ему улыбнуться.

Не слишком все это было для Мегрэ? Ему, во всяком случае, это напоминало некоторые истории молодых лет. Трое-четверо приятелей в пивной, а в углу зала две женщины. Споры, колебания, потом подзывают гарсона, чтобы сунуть ему банкнот...

Адвокат, казалось, бы в таком же нервном состоянии нерешительности. И женщина, сидящая за два столика от Мегрэ, наверное заподозрила, что адвокат наконец нацелился на нее. Она улыбнулась, открыла сумочку и немного припудрилась.

- Я сейчас вернусь, - сказал комиссар своему спутнику.

Он пересек зал в том же направлении, что и Метейе, и увидел дверь, которую раньше не замечал, выходившую в широкий коридор с красной ковровой дорожкой. В глубине стоял стол с толстой книгой и телефонный коммутатор. Рядом сидела телефонистка.

Метейе находился рядом с нею. Он закончил разговор и отошел в тот самый момент, когда появился комиссар.

- Спасибо, мадемуазель... Так вы говорите, первая улица налево?

От Мегрэ он не прятался и не пытался. Да и присутствие последнего ему, кажется, не мешало. Напротив! В его глазах даже мелькнул веселый огонек.

- Я и не знал, что у вас здесь ещё и отель..., - заметил комиссар девушке.

- А вы сняли номер где-то еще? Напрасно... У нас лучший отель в Мулене...

- Не у вас ли останавливался граф де Сен-Фиакр?

Она прыснула со смеху. Потом вдруг стала серьезной.

- Что же такого он сделал? - с некоторым беспокойством спросила она. Вы второй, кто спрашивает о нем за последние пять минут...

- И куда же вы направили моего предшественника?

- Он хотел узнать, выходил ли граф де Сен-Фиакр в ночь с субботы на воскресенье... Я не могла ему ответить, поскольку мой сменщик не пришел... Тогда он осведомился, есть ли у нас при отеле гараж и пошел туда...

Черт побери! Мегрэ просто необходимо было последовать за Метейе!

- И гараж ваш находится на первой улице налево! - несколько даже раздосадовано, проговорил он.

- Ну да! И остается открытым всю ночь...

Жан Метейе действительно действовал очень быстро, ибо, когда Мегрэ вышел на улицу, тот уже, посвистывая, возвращался.

Сторож гараж ужинал, сидя в углу за столом.

- Я к вам по тому же вопросу, что и месье, который только что вышел... Желтая машина... Ее брали в ночь с Субботы на воскресенье?..

На столе перед сторожем лежала купюра в десять франков. Мегрэ положил рядом ещё одну.

- К полуночи, да!

- А когда её вернули?

- Где-то в три часа утра...

- Она была грязная?

- Да так себе... Знаете, сейчас довольно сухо.

- Их было двое, так ведь? Мужчина и женщина...

- Нет, только мужчина.

- Маленький и худой?

- Вовсе нет! Очень высокий и плотно сбитый.

Конечно же, это был граф де Сен-Фиакр.

* * *

Когда Мегрэ вернулся в кафе, оркестр гремел вовсю, но первое на что он обратил внимание: за столиком не было ни Метейе, ни адвоката.

Правда, несколькими секундами позже, комиссар увидел, что адвокат сидит на его месте, рядом с графом де Сен-Фиакр.

При виде комиссара, адвокат встал с банкетки.

- Извините меня... Нет, нет! Садитесь на ваше место, прошу вас...

Но уходить он вовсе не собирался и уселся рядом. О был очень оживлен, на щечках горел румянец, и он, как бы торопился покончить с неким деликатным дельцем. Взглядом поискал Жана Метейе, но не нашел его.

- Вы сейчас поймете, месье комиссар... Я не позволил себе встретиться в замке... Это нормально... Но, поскольку случаю было угодно свести нас на нейтральной территории, если так можно выразиться...

И он опять силился улыбнуться. После каждой своей фразы, он кивал, как бы благодаря собеседников, за то что они его слушают.

- В столь печальной ситуации, которая возникла, я посоветовал моему клиенту не усложнять положение излишней обидчивостью... Месье Жан Метейе это правильно понял... И, когда подошли вы, месье комиссар, я говорил графу де Сен-Фиакр, что мы ничего не просим, кроме того, чтобы нас выслушали...

- Черт побери! - буркнул себе под нос комиссар, а про себя подумал:

"Что ж, дружок, тебе очень повезет, если в течение пяти минут ты не получишь оплеуху от графа, с которым так сладко разговариваешь..."

Игроки в бильярд продолжали кружить вокруг стола. Что касается женщины, то она, оставив сумочку на столе, пошла в глубину зала.

"Вот ещё одной пришла в голову блестящая идея, - подумал комиссар. Решила, что Метейе вышел, чтобы повидаться с ней без свидетелей. Теперь она двинулась на поиски его..."

Мегрэ не ошибся. Уперев руки в бока, женщина ходила взад-вперед, подстерегая молодого человека!

А адвокат продолжал распинаться:

- ныне существует целый комплекс интересов, и мы, о своей стороны, располагаем...

- Чем же? - перебил его граф де Сен-Фиакр.

- Но...

Адвокат забыл, что это не его кружка, и отхлебнул у Мегрэ, по рассеянности.

- Я понимаю, что здесь не совсем подходящее место... Да и момент тоже... Но, поймите меня, что мы, лучше, чем кто бы то ни было, знаем финансовое положение...

- Моей матери? Продолжайте...

- Мой клиент, являясь человеком деликатным и честным, предпочел остановиться в отеле...

Ну и хитер же, этот адвокат! Теперь, когда Морис де Сен-Фиакр смотрел на него в упор, слова с его уст слетали, как бы цепляясь одно за другое.

- Вы меня, конечно, понимаете, месье комиссар?.. Нам известно, что существует завещание, хранящееся у нотариуса... Успокойтесь!.. Права месье графа полностью соблюдены... Но там, тем не менее, фигурирует и Жан Метейе... Финансовые проблемы очень запутаны... Мой клиент, единственный, кто об этом знает...

Мегрэ почти восхищался графом, который проявлял ангельское спокойствие... У него на губах даже играла легкая улыбка!

- Да, это образцовый секретарь, - проговорил он без всякого намека на насмешку.

- Заметьте, что это, к тому же, мальчик из хорошей семьи, получивший прекрасное образование. Я знаю его родителей... Его отца... Весьма достойные люди...

- Не вернуться ли нам к вопросу о состоянии?

Это было достаточно хорошо. Адвокат даже не поверил своим ушам.

- Разрешите мне заказать на всех? Гарсон!.. Месье то же самое?.. А мне - "рафаэль" с лимоном...

Вернулась женщина с мрачным видом, ибо никого не подцепила. Теперь она решили перенести внимание на игроков в бильярд.

- Я говорю вам, что мой клиент готов вам помочь... Существуют некие личности, которых он подозревает... Он сам вам расскажет, что ими проводились достаточно спорные операции и, к тому же, этих людей не мучают угрызения совести... И наконец...

Это уже было слишком! Адвокат даже сглотнул слюну, прежде, чем продолжить.

- Вы обнаружили, что касса замка пуста... Так вот, невозможно представить, что мадам, ваша матушка...

- Мадам ваша матушка! - восхищенно повторил Мегрэ.

- Так вот, мадам ваша матушка..., - не моргнув, продолжал адвокат. Да, о чем же это я?.. Да! Пусть похороны будут достойны семейства де Сен-Фиакр... В ожидании того, что дела будут урегулированы в интересах каждого, мой клиент постарается...

- Иными словами говоря, он авансирует необходимые средства на погребение... Вы это хотели сказать?

Мегрэ не осмеливался смотреть на графа. Он уставился на Эмиля Готье, который начинал новую серию ударов, а сам, напрягшись, ждал шума, который сейчас поднимется рядом с ним.

Но нет! Граф де Сен-Фиакр встал и заговорил с кем-то, кто подошел к их столу.

- Садитесь к нам, месье!

Это был Жан Метейе, который только что появился и которому адвокат знаками показывал, что все идет хорошо.

- Вам тоже "Рафаэль" с лимоном?.. Гарсон!..

А зале зааплодировали, поскольку оркестр отыграл ещё одну часть программы. Шумок стих, голоса тоже. Слышен был только стук шаров из слоновой кости.

- Я сказал графу, который правильно меня понял...

- Кому "Рафаэль"?

- Вы приехали из Сен-Фиакр на такси? В таком случае, я предлагаю вам место в своем авто, чтобы вернуться... Правда, будет несколько тесновато... Я уже пригласил комиссара... Сколько с нас, гарсон? Но... нет, нет, прошу вас... Это я заказывал...

Но адвокат уже встал и сунул гарсону купюру в 100 франков. А тот спросил:

- За всех?

- Ну да, да!

Граф же, с милой улыбкой, обронил:

- Вы слишком любезны.

Эмиль Готье, глядя, как все четверо выходят, вежливо уступая дорогу друг другу, даже забыл продолжить игру.

* * *

Адвокат уселся впереди с графом, который вел машину. Позади устроился Мегрэ, едва оставив место для Жана Метейе.

Было холодно. Фары автомобиля еле пробивали темноту. Ветер мешал говорить.

Всегда ли так гонял Морис де Сен-Фиакр? Или это была его маленькая месть?

Все это длилось в течение того времени, когда они преодолевали двадцать пять километров, отделяющие Мулен от замка. Граф лишь притормаживал на поворотах и раз сильно вильнул, объезжая повозку, плетущуюся посреди дороги. Лица резал зимний ветер. Мегрэ даже был вынужден поднять воротник своего плаща, придерживая его рукой.

Не снижая скорости, они пересекли деревню,, и вот уже мелькнул огонек в окне трактира, а потом островерхая колокольня.

Резка остановка, так что пассажиры навалились друг на друга. Вот они уже у террасы. В низкие окна видны едящие слуги в кухне. Кто-то заливисто смеется.

- Позвольте мне, месье, пригласить вас отобедать...

Метейе и адвокат нерешительно переглянулись, но граф уже подталкивал их ко входу.

- Прошу вас... Теперь моя очередь, не так ли?..

И уже, войдя в дом, продолжал:

- К сожалению, это будет не слишком весело...

Мегрэ хотелось сказать графу несколько слов наедине, но тот не оставил ему на это времени, открывая дверь в курительную.

- Надеюсь, вы подождете меня несколько минут, а пока примите аперитив... Мне нужно дать указания... Вы, месье Метейе, знаете, где стоят бутылки?.. Думаю, что там ещё кое-что осталось...

Он нажал на кнопку электрического звонка. Метрдотель заставил себя ждать и явился дожевывая что-то на ходу, держа в руке тарелку.

Граф вырвал её у него из рук.

- Позовите управляющего... Потом нужно позвонить священнику и доктору..

И, обращаясь к присутствующим:

- Вы позволите?

Телефонный аппарат находился в холле, который был слабо освещен, как и весь замок. Электричество к замку не было подведено, а ток давал довольно слабый генератор. Лампочки вместо яркого сияния, горели красноватым светом, как на некоторых трамвайных остановках.

Окружающие вещи вырисовывались не совсем четко.

- Алло!.. Да, я жду здесь, доктор... Спасибо...

Адвокат и Мегрэ, оба ощущали некоторое беспокойство, хотя внешнего его не проявляли. Машину нарушил Жан Метейе, обратившись к комиссару:

- Что вам налить?.. Не думаю, чтобы остался портвейн... Но другие напитки есть...

Комнаты на первом этаже располагались анфиладой. Их разделяли распахнутые двери. Сначала столовая, потом салон, заем курительная, где все трое и находились. И, наконец, библиотека, куда отправился молодой человек за бутылками.

- Алло... Да... Я так считаю... Сейчас...

Граф все ещё звонил, потом вышел в коридор, тянущийся вдоль всех комнат, поднялся на второй этаж, и шаги его затихли возле спальной, где лежала покойная.

В холле раздались другие, более тяжелые шаги. Стук в дверь, которая тут же открылась. Это пришел управляющий.

- Вы меня вызывали? - спросил он и сразу поняв, что графа нет, с ошеломленным видом отступил в коридор.

- Зельцерская вода нужна? - крикнул Жан Метейе.

Ему никто не ответил.

А адвокат, полный желания высказаться, начал, откашлявшись:

- У нас обоих с вами, комиссар, странная профессия... Вы давно служите в полиции?.. А я уже лет пятнадцать занимаюсь адвокатурой... Сказать только! Мне попадались самые запутанные дела, какие и представить трудно!... За ваше здоровье!.. И за ваше, месье Метейе!.. Я рад, что дело повернулось таким образом, приняв такой оборот..

Прозвучал голос графа из коридора:

- Ладно, вы это все это найдете! Позвоните своему сыну, который сейчас играет в бильярд в "Кафе де Пари" в Мулен... Он доставит необходимое..

Открылась дверь и вошел граф.

- Ну что, пьете?.. А сигар здесь нет?

Он вопросительно взглянул на Жана Метейе.

- Сигареты... Я курю только сигареты...

Молодой человек не закончил и смущенно отвернулся.

- Сейчас принесу...

- Извините, месье... Еда будет готовиться на скорую руку... Мы далековато от города и...

- Ладно, ладно! - вмешался адвокат, на которого уже стало действовать спиртное. - Я уверен, что все будет хорошо... А это что, портрет вашего родственника?

И он указал на стену салона, где висел портрет человека, одетого в строгий редингот, с шеей в тесном пристяжном воротничке.

- Это мой отец.

- Ну да! Вы очень на него похожи.

Слуга ввел доктора Бушардона, который подозрительно осмотрелся, как будто присутствовал при некой драме.. Но граф тут же игриво заговорил:

- Входите, доктор. Полагаю, вы знакомы с Жаном Метейе... А это его адвокат. Очень приятный человек, как увидите.. Что касается комиссара...

Оба пожали руки, а доктор, усевшись, проворчал на ухо Мегрэ:

- Что это вы тут замышляете?

- Это не я... Это он!..

Адвокат же все время тянулся к столику, где стоял его стакан, и уже не отдавал себе отчета, что нагружается сверх меры.

- Что за чудо, этот старый замок!.. А какие кадры можно сделать здесь для фильма!.. Я уже как-то говорил нечто подобное прокурору в Бурже, который ужасно любит кино... Если уж снимать, то в такой обстановке, чтобы...

Он жестикулировал, без конца обращаясь то к одному, то к другому.

Что же касается графа, то он подвинулся к Метейе и проявил в отношении его некую беспокоящую любезность.

- Самое скучное время здесь - это долгие зимние вечера, не правда ли?.. В мое время, помню, отец всегда приглашал доктора и кюре... Но не нынешних, тех уже нет... Доктор был не верующий и споры всегда сворачивал на философские темы... Вот уж действительно...

Вошел кюре. Глаза беспокойные, и сам напряжен. Не зная, что сказать, замялся, потом выдавил:

- Извините меня за опоздание, но...

Через открытую дверь были видны двое слуг, которые расставляли приборы в столовой.

- Налейте выпить месье кюре...

Это граф обращался к Жану Метейе. Мегрэ заметил, что тот ничего не пил. А адвокат, между тем, совсем опьянел. Он с жаром стал объяснять комиссару:

- Просто следует проявлять немного дипломатии! Или, если хотите, знания человеческой души... Эти оба, примерно одного возраста... Вот объясните мне, почему они выглядят, как фаянсовые собачки?.. Разве их интересы не связаны?.. Самое смешное...

И он рассмеялся. Потом ещё отхлебнул из стакана.

- ... Пусть все в этом кафе произошло случайно... Как во всех этих милых провинциальных кафе, где чувствуешь себя, как дома...

Снаружи послышался шум мотора автомобиля. Чуть позже граф вошел в столовую, где его уже ожидал управляющий, и до присутствующих оттуда донесся конец разговора:

- Оба, да, оба!.. Если хотите, то да... Это приказ!.

Граф вернулся в курительную. Телефонный звонок . Вошел метрдотель.

- Звонят из похоронного бюро... Спрашивают, когда можно доставить гроб...

- Когда хотят...

- Хорошо, месье граф!

А тот уже, почти весело, пригласил:

- Не желаете ли за стол, месье?.. Я велел принести из подвала последние бутылки... Пожалуйста, проходите первым, месье кюре... Наш несколько не хватает дам, но...

Мегрэ потянул его было за рукав, желая несколько задержать. Но граф немного нетерпеливо взглянул на него, резко вырвался и шагнул в столовую.

- Я пригласил месье управляющего с сыном разделить наш обед... Мальчик с большим будущим.

Мегрэ бросил взгляд на прическу банковского клерка и, несмотря на беспокойство, не смог сдержать улыбку. Волосы молодого Готье были ещё влажными. Прежде, чем явиться в замок, он их причесал, а так же вымыл лицо и руки, сменив галстук.

- За стол, месье...

Комиссару почему-то казалось, что граф сдерживает рыданье. Для других, это произошло незамеченным, поскольку их внимание отвлек доктор, схвативший запыленную бутылку и громко прошептавший:

- Боже! У вас ещё осталось "Hospice de Beaune" [сноска: "Бонский приют". Город Бон в департаменте Кот-д'Ор славится своими винами.], урожая 1896 года? А я-то полагал, что последние бутылки скуплены рестораном "Ларю" и что...

Остальное потерялось в шуме отодвигаемых стульев. Кюре сложив руки и опустив голову, бесшумно шевелил губами, творя молитву.

Мегрэ удивило, что граф де Сен-Фиакр очень настойчиво поглядывает на него.

Глава IX

Под знаком Вальтера Скотта.

Из всех других помещений замка, столовая сохранила свой прежний облик, благодаря резным деревянным панелям, покрывающим стены до самого потолка. Сама по себе комната была больше в высоту, чем в ширину, что делало её не только торжественной, но и мрачной, ибо создавалось впечатление, что вы съедите в глубине некоего огромного колодца.

На каждой панели расположены были по два лампиона с лампочками, помещениями в абажуры в виде свечей, на которых даже как бы выделялись наплывы воска.

Посреди стола стоял железный подсвечник, в котором горели семь настоящих свечей.

Граф де Сен-Фиакр и Мегрэ сидели напротив друг друга, но могли видеть лица только выпрямившись и глядя над пламенем.

Справа от графа сидел священник, справа - доктор Бушардон. Жан Метейе оказался на одном краю стола, а адвокат на другом. По бокам же у Мегрэ сидели управляющий и его сын, Эмиль Готье.

Метрдотель иногда вступал в полосу света, чтобы обслужить, но, отступив на два метра назад, исчезал в тени, и были видны только его руки в белых перчатках.

- Не кажется ли вам, месье, что мы здесь, как в романах Вальтера Скотта.

Граф проговорил это несколько безразлическим тоном. И тем не менее, натренированный слух Мегрэ уловил некую интонацию, и комиссар понял, что скоро должно что-то начаться.

Пока подали только закуску. На столе вперемешку стояли штук двадцать бутылок красного и белого вина, бордо и бургундское, так что каждый наливал себе то, что ему хотелось.

- Есть только одна небольшая деталь, которая несколько отличается от Вальтера Скотта, - продолжал Морис де Сен-Фиакр. - У того вдруг наверху стала кричать бедная старушка...

Все перестали на несколько секунд жевать, и показалось, что пахнуло ледяным ветром.

- Скажите, Готье, её действительно оставили там совсем одну?

Управляющий быстро проглотил кусок и пробормотал:

- Она,,, Да... В спальне мадам графини никого нет...

- Должно быть, это очень грустно!

В этот момент чья-то нога очень настойчиво толкнула под столом ногу Мегрэ, но комиссар не мог догадаться, кому она принадлежит. Стол был круглый. Каждый легко мог дотянуться до центра. Мегрэ так и продолжал оставаться в неизвестности, кому эта нога принадлежит, а короткие толчки становились все чаще.

- Много народу к ней сегодня приходило?

Было как-то неудобно слышать, что граф говорит о своей матери, как о живом человеке, и комиссар констатировал, что Жан Метейе тоже был этим так поражен, что перестал есть, глядя прямо перед собой испуганными глазами.

- Да почти все работники с ферм! - ответил натуженным голосом управляющий.

Когда метрдотель видел, что кто-то хочет взять бутылку, он бесшумно приближался и протягивал руку в белой перчатке. Текла жидкость. И все это происходило так бесшумно и так точно, что адвокат не мог сдержать своего восхищения. Он следил за этой рукой, которая даже не касалась плеча, и в конце концов не выдержал.

- Потрясающе! Метрдотель - вы просто ас! И если бы я мог купить замок, то обязательно пригласил бы вас к себе на службу!..

- Ну, что ж! замок и так скоро будет продан, причем не дорого...

На этот раз Мегрэ, нахмурив брови, посмотрел на графа, который проговорил эти слова вроде бы безразлично, но как-то странно. И было что-то в этой реплике украшающее слух. Не сдали ли у него окончательно нервы? Или у него была такая мрачная манера шутить?

Когда метрдотель внес курицу с трюфелями, граф заметил:

- А вот и полутраурная курица...

И почти без перехода, все тем же легкомысленным тоном:

- Убийца ест полутраурную курицу, как и все остальные!

Рука метрдотеля ловко скользила между сидящими, а голос управляющего прозвучал, как некое комическое извинение: - О! месье граф...

- Да, да, да! И что в этом особенного? Убийца здесь, в этом нет никакого сомнения! Но пусть это не портит вам аппетит, месье кюре! Покойница ещё в доме, и это не мешает нам есть... Налейте вина для месье кюре, Альбер!..

Снова чья-то нога ткнула в щиколотку Мегрэ, который уронил салфетку и нагнулся, но было слишком поздно. Когда комиссар выпрямился, граф продолжал говорить, поедая курицу:

- Я тут недавно вспоминал о Вальтере Скотте, и все из-за той атмосферы, которая царит в столовой, а так же из-за убийцы... Все вместе... Накануне похорон... Погребение завтра и мы, вероятно, до тех пор не расстанемся. Во всяком случае, месье Метейе нужно отдать должное за подвал с великолепным виски...

И тут Мегрэ попытался вспомнить, сколько же выпил граф. Но, по крайней мере, меньше, чем адвокат, который крикнул:

- Великолепно! Вот это да! Разве мой клиент не внук виноградаря и...

- Я говорил... Что же это я говорил?.. Ах, да! наполните стакан месье кюре, Альбер...

Подумал и продолжал:

- Я ещё говорил, что поскольку убийца здесь, то остальные, в некотором роде, являются представителями правосудия... И это потому, что наше собрание напоминает одну из глав романа Вальтера Скотта..

"А ещё заметьте, что, на самом деле, убийца, о котором идет речь, ничем не рискует. Не так ли, комиссар? Ведь это совсем не преступление, сунуть обрывок бумаги в молитвенник...

"Кстати, доктор... Когда у моей матери был последний сердечный криз?..

Доктор задумчиво пошевелил губами и насупившись посмотрел вокруг:

- Месяца три тому назад, когда вы телеграфировали из Берлина, что лежите больной в номере отеля и что...

- Я просил денег! Вот!

- А я тогда предупреждал, что следующий всплеск эмоций может стать роковым...

- Это значит... Посмотрим... Кто об этом знал?.. Папаша Готье... И наконец вы сами и месье кюре...

Он выпил полный стакан сморщился.

- Это я говорю вам потому, что все мы, с точки зрения логики, можем быть рассматриваемы, как возможные виновники... Если это вас несколько повеселит...

И подумать только, ведь он выбирал самые шокирующие слова!

- ... Если это вас развлечет, мы рассмотрим каждый случай в отдельности... Начнем с месье кюре... Заинтересован ли он в убийстве моей матери?.. Сейчас вы увидите, что ответ на этот вопрос не так просто, как кажется на первый взгляд... Что касается денег, то в этом случае я оставляю их в стороне...

Священник негодовал и колебания, не встать ли ему.

- Месье кюре не на что было надеяться... Но он - мистик, апостол, почти святой... А у него какая-то странная прихожанка, которая своим поведением провоцирует скандал... То она спешит в церковь, как самая прилежная верующая, то вот-вот готова вызвать скандал в Сен-Фиакр... Но нет, не надо, не стройте такого лица, Метейе... Мы же среди мужчин... Если хотите, то мы занимаемся здесь психологическими рассуждениями... Месье кюре столь ревностно относился к своей вере, что это могло его толкнуть на экстремальный поступок... Вспомните времена, когда грешников сжигали на кострах, чтобы они очистились... "Моя мать явилась на мессу... Она только что причастилась... И вот она снова собирается впасть в грех и стать объектом скандала..

"Так вот, если она умрет тут же на месте, у себя на скамеечке...

- Но... - начал связенник, у которого в глазах стояли слезы и который вцепился в стол изо всех сил, чтобы оставаться спокойным.

- Я прошу вас, месье кюре... Мы же занимаемся психологией... Я только хочу доказать вам, что самые достойные лица могут быть заподозрены в крайней жестокости... Если мы перейдем к доктору, то я ещё более смущен... Он вовсе не святой... Но его спасает то, что он - не ученый... Ибо быть он ученым, исследователем, он бы мог поэкспериментировать с молитвенником, проверить, сколько сумеет сопротивляться больное сердце...

Шум вилок стих так, что стал почти не слышен. И взгляды стали беспокойными и растерянными. Только метрдотель с регулярностью метронома наполнял в тишине стаканы.

- Вы помрачнели, месье... Разве не правда, что самые разумные люди могли бы так поступить в некоторых ситуациях?.. Продолжайте обслуживать, Альбер... Итак, мы отставляем доктора в сторону, поскольку он не ученый и не исследователь, а... Его спасает от подозрений то, что он обычный средний человек...

Граф издал смешок и посмотрел на папашу Готье.

- Что касается вас, то здесь случай более сложный!.. Здесь - две возможности... Сначала, вы - образцовый управляющий, человек, который посвятил себя всего труду на благо хозяев... Вы как бы родились в замке. Впрочем, ничего, если и не родились... Хотя тогда ваше положение не совсем ясное. В семействе графов де Сен-Фиакр имеется только один наследник мужского пола. И вот, у вас на глазах состояние расходится, прямо под носом у этого наследника... Графиня ведет себя, как сумасшедшая... Разве не время, хотя бы спасти оставшееся?..

"Это столь же благородно, как у Вальтера Скотта, и здесь ваш случай схожий со случаем месье кюре... Но, существует и другой, противоположный вариант. Вы - не образцовый управляющий, желающий видеть возрождение замка... Вы - каналья, который в течение ряда лет использовал обман и слабости своих хозяев... Фермы, которые продавались, вы тайно перекупали. Вы же получали и закладные на замок... Не сердитесь, Готье... Разве кюре сердился? И, к тому же, это ещё не конец... Итак, вы теперь единственный хозяин замка...

- О! месье граф...

- Вы, что, не умеете играть? Я же сказал, мы играем! Играем в комиссаров, таких, как ваш сосед... Наступил момент, когда графиня уже дошла до точки, нужно просто продавать все и тогда всем станет ясно, что вы воспользовались своим положением... Так не лучше ли графине умереть, чем познать нищету?

И тут, обернувшись к метрдотелю, как к тени, прячущейся в полумраке, к этому демону с белыми, как мел, руками, граф приказал:

- Альбер!.. Принесите револьвер моего отца... Если он ещё существует...

Он налил себе и своим соседям, а потом протянул бутылку Мегрэ.

- Не помоете ли вы мне обслужить сидящих рядом с вами?. Уф! Вот мы почти и добрались до середины нашей игры.. Подождем Альбера... Месье Метейе... Вы совсем не пьете...

В ответ послышалось придушенное "спасибо".

- А вы, мэтр?

И тот с набитым ртом, заплетающимся языком ответил:

- Спасибо, спасибо! У меня все есть... А вот скажите-ка! Известно ли вам, что вы могли бы стать знаменитым адвокатом?..

Сам же он над этим и засмеялся, продолжая жевать, запивая то "бордо", то "бургундским", и даже не замечая разницы.

Слышно было, как церковный колокол прозвонил десять часов вечера.

Альбер протянул графу огромный револьвер, и тот проверил наличие патронов в барабане.

- Прекрасно!.. Я кладу его здесь, посредине этого круглого стола... Вы, конечно, видите, месье, что он находится на равном расстоянии от каждого из вас... Мы уже рассмотрели три случая... Теперь разберем три оставшиеся... Позвольте, предварительно несколько слов?.. Итак, чтобы нам не нарушать традиций Вальтера Скотта, я объявляю, что прежде, чем минет полночь, убийца будет мертв!..

Мегрэ, бросив на графа острый взгляд через стол, увидел, что глаза того блестят, как у сильно пьяного человека. В этот момент кто-то опять толкнул его ногой.

- А теперь я продолжу.. Однако же, ешьте ваш салат, пожалуйста... Итак, я перехожу к вашему соседу слева, комиссар, то есть к Эмилю Готье. Парень серьезный, труженик... О таких говорят: до всего дошел своим умом и упорством... Мог ли он убить? Вот вам предположение: он работает на своего папашу и по согласованию с ним... Каждый день он отправляется в Мулен... Как никто другой знает финансовое положение нашей семьи... Ему не составляет особого труда договориться с каким-нибудь рабочим из типографии...

"Теперь пойдем дальше! Вторая гипотеза... Извините меня, Метейе, но скажу вам откровенно, если вы сами этого не знаете, что у вас был соперник... Эмиль Готье - не красавец... Однако, это не мешало ему занимать до вас то место, на котором, с таким тактом, оказались вы...

"Прошло несколько лет... Сохранились ли у него кое-какие надежды? Не пришло ли ему в голову снова покорить слишком чувствительное сердце моей матери?.. Не попытаться ли вернуть себе былые привилегии, которыми он когда-то пользовался... Или отомстить...

"Вы пришли... вы победили...

"Убить графиню и в то же время навести подозрения на вас...

У Мегрэ неприятно заныли пальцы ног в обуви. Все это было отвратительно и святотатственно! Граф де Сен-Фиакр говорил это с такой пьяной экзальтацией! И все ждали, когда же он доберется до конца. Нужно было выдержать эту сцену или встать и уйти.

- Вы видите, что мы уже плывем по волнам поэзии... Заметьте, что сама графиня, если бы могла заговорить, была бы неспособна дать нам ключ к этой тайне. Только сам убийца в курсе этого преступления.. Ешьте, месье Эмиль Готье... Не будьте таким впечатлительным, как ваш отец, которому уже, как кажется, становится дурно.

"Альбер!.. В ящике должно остаться ещё несколько бутылок вина...

Он немного помолчал и продолжал:

- Теперь о вас, молодой человек!

Улыбаясь, он обернулся к Жану Метейе, который резко встал.

- Месье, мой адвокат...

- Да сядьте же вы... Какого черта! Не заставляйте нас думать, что вы в вашем возрасте не понимаете шуток...

Пока он это произносил, Мегрэ смотрел на него и видел, как лоб графа покрылся крупными каплями пота...

- Мы же стараемся показать себя лучше, чем мы есть, не так ли? Хорошо! Я вижу, что вы начинаете понимать. Возьмите фрукты! Очень помогают пищеварению... Становилось невыносимо жарко, и Мегрэ спросил себя, кто потушил электрическое освещение, оставив на столе только горящие свечи.

- Ваш случай настолько прост, что даже не интересен... Вы играете не слишком завидую роль, которую не принято играть долго... Наконец, вы внесены в завещание... Но оно в любой момент может быть изменено... Внезапная смерть, и все кончено! Вы - свободны! Вы пожинаете плоды вашей... вашей жертвы... О, могу поклясться, вы через какое-то время женились бы на некой девице, которую уже должно быть присмотрели в этих краях...

- Извините! - вмешался адвокат, но вышло это у него до такой степени смешно, что Мегрэ не смог удержаться от улыбки.

- Заткнитесь! Пейте!

Граф де Сен-Фиакр говорил непререкаемо! Он был совершенно пьян, и это уже не вызывало сомнений! Он балансировал на грани тонкости и грубости, как частенько бывает у пьяных.

- Итак, остаюсь только я!

Он подозвал Альбера.

- Скажи-ка, старина, вы, наверное, собираетесь подняться наверх.. Должно быть моей матери очень грустно находиться там одной...

Мегрэ заметил вопрошающий взгляд слуги, брошенный на старого Готье, который утвердительно кивнул.

- Минутку! Поставь прежде бутылки на стол... Виски тоже... Протокол, как я полагаю, никому здесь не нужен...

Он взглянул на свои часы.

- Одиннадцать часов и десять минут... Я так увлекся, что не услышал колокола на вашей церкви, месье кюре.

И поскольку метрдотель, ставя бутылку с виски, слегка подвинул револьвер, граф сделал ему замечание:

- Осторожнее, Альбер! Он должен находиться на равном расстоянии от каждого...

Потом, подождав, пока закроется дверь, продолжал:

- Так вот! Остаюсь только я! Я не открою вам ничего нового, говоря, что не совершал хороших поступков... За исключением кое-каких ещё при жизни отца... Но, поскольку он умер, когда мне было только семнадцать лет, то...

"Я ныне в трудном материальном положении. Это всем известно. Даже мелкие еженедельные газетенки почти открыто об этом пишут...

"Чеки без денежного обеспечения... Я, как только мог часто, обманывал матушку... Выдумал, что заболел в Берлине, и все для того, чтобы добыть несколько тысяч франков...

"Заметьте, трюк с молитвенником в этой связи был бы не так уж и невероятен...

"Итак, что же происходит? Необходимые мне деньги растрачены на мерзавчиков вроде Метейе... Извини, старина. Мы ведь занимаемся транцендентной психологией...

"Так вот, я понимаю, что скоро вообще ничего не останется... Я звоню матери в тот момент, когда подписанный мною чек должны предъявить к оплате, и мне грозит тюрьма... Она платить отказывается... Все это можно проверить по свидетельским показаниям...

"Но всему прочему, если все будет и дальше так продолжаться, то от моего отцовского наследия ничего не останется...

"Возникают две гипотезы, как и в случае с Эмилем Готье. Первая...

Ни разу ещё за всю свою карьеру Мегрэ не чувствовал себя так скверно. И, без сомнения, он видел всю ситуацию изнутри. Но события проходили мимо него. Иногда он полагал, что понимает их ход, но через минуту, после сказанного графом, сова возникали вопросы!

И еще, ко всему прочему, была нога, который подталкивала его под столом.

- Может быть, поговорим о чем-нибудь другом? - осмелился вмешаться совершенно пьяный адвокат.

- Месье... - начал священник.

- Извините! Вы должны дать мне время, хотя бы до полуночи! Я говорил, что первая гипотеза... Ну вот... из-за вас я забыл, о чем говорил...

И как бы для того, чтобы вспомнить, он налил себе полный стакан виски.

- Я знал, что моя мать очень эмоциональна... и вот я - ужасная история! - сую бумажку ей в молитвенник, чтобы выждать, а потом на другой день вернуться и опять попросить денег, надеясь найти её более сговорчивой...

"Но есть и другая гипотеза! Почему бы мне не пожелать её убить?

"Не все ещё денежные средства Сен-Фиакра разбазарены... Немного осталось! А в моем положении, немного денег - будь это даже самая малость! - спасение...

"Я смутно соображаю, что Метейе упомянут в завещании... Но убийца не может быть наследником..

"Разве не его первого заподозрят в преступлении? Его, который половину времени проводит в типографии в Мулене? Его, который, живя в замке, в любое время, когда захочет или когда ему будет удобно, может подсунуть бумажку в молитвенник?

"Так разве не приехал я в Мулен во второй половине дня в субботу? Может быть, я хотел вместе с любовницей дождаться там результатов своей махинации?..

Он встал и поднял свой стакан.

- Ваш здоровье, месье!.. Вы что-то загрустили, месье... Сожалею... Но ведь жизнь моей матушки, особенно в последние годы, тоже была довольно грустной... Не так ли, месье кюре? Пусть хотя бы её последняя ночь будет веселой...

Он взглянул в глаза комиссару.

- За ваше здоровье, месье Мегрэ.

Над кем он насмехался? Над собой? Над всеми присутствующими?

Мегрэ почувствовал, что находится в присутствии некой силы, против которой он ничего предпринять не может. У некоторых лиц, в определенный момент их жизни наступает своего рода звездный час, час, когда они становятся как бы над остальным человечеством и над самим собой. Так бывает с игроком в Монте-Карло, который раз за разом выигрывает, не прилагая при этом никаких усилий. Так случается, когда член парламентской оппозиции, доселе неизвестный, своим выступлением заставляет пошатнуться правительство, свергает его и сам же первый удивляется тому, что натворил, поскольку всего-то и хотел, чтобы о нем напечатали несколько строчек в "Официальных ведомостях".

Морис де Сен-Фиакр как раз и переживал такой час. В нем кипели силы, о которых он и не подозревал, а все другие сейчас могли только поступившись, слушать его.

А может быть им двигало опьянение?

- Вернемся к тому, месье, что привело к нашей встрече, поскольку полночь ещё не наступила... Я говорил, что убийца моей матери находится среди нас.. Я доказал, что им мог быть, как я, так и любой из присутствующих, исключая, может быть, комиссара и доктора!

"Разве не так?..

"И я объявил, что он умрет...

"Но, позвольте ещё разок поиграть в гипотезы? Известно, что по закону против него предпринять ничего нельзя... Но ему известно, что существует, по меньшей мере, шестеро тех, кто знает о преступлении...

"Тут перед нами много путей решения вопроса...

"Первое, самое что ни на есть романтическое, в духе Вальтера Скотта...

"Но здесь нужно, чтобы я кое-что отменил в скобках... Чем, например, характерно это преступление?.. Тем, что графиню окружали пятеро... Пятеро, которые могли желать ей смерти... Пятеро, которые могли желать её смерти... Пятеро, которые, при желании, имели возможность эту смерть спровоцировать.

"Но осмелился только один... Убил один!...

"Я хорошо представляю его, который получает выгоду и, как бы мстит другим! Но и он пропал! Почему бы нам всем вместе не взорваться, погибнуть в грохоте взрыва?..

И Морис де Сен-Фиакр с обезоруживающей улыбкой по очереди посмотрел на каждого.

- Достаточно ли это впечатляюще?

Старый зал в старинном замке, свечи, стол, полный бутылок... Наступает полночь... И смерть... Заметьте, это самое подходящее время, чтобы покончить со скандалом. Завтра сбегутся люди и ничего не поймут... Будут говорить о какой-то фатальной случайности или покушении анархистов...

Адвокат заерзал на стуле и стал испуганно оглядываться по сторонам, стараясь рассмотреть, что же там, в окружающем их сумраке, который уже теперь начинался менее, чем в метре от стола.

- Если мне будет дозволено напомнить, что я все-таки врач, - проворчал доктор Бушардон, - то я бы прописал каждому по чашечке крепкого черного кофе...

- А я бы, - медленно проговорил священник, - хотел бы напомнить вам, что вы находитесь в доме, где лежит покойница...

Де Сен-Фиакр секунду поколебался. Кто-то опять толкнул Мегрэ ногой, и тот в очередной раз не смог установить, кто это сделал.

- Я просил вас дождаться полуночи... И вообще, я рассмотрел только один вариант.. Есть и второй... Обезумевший от страха убийца пускает себе пулю в голову... Но я не верю, что он это сделает...

- Предлагаю перебраться в курительную, - прокудахтал адвокат, вставая и придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть.

- И, наконец, третий вариант... Кто-то, кто вступается за честь семьи, приходит на помощь убийце... Подождите... Вопрос самый сложный... Разве не следует избежать скандала?.. Разве нельзя помочь виновному покончить с собой?..

"Револьвер лежит тут, месье, на равном расстоянии от каждого... До полуночи остается десять минут... Я повторяю, что к полуночи убийца будет мертв...

На этот раз все было сказано так решительно, что остальные притихли, затаив дыхание.

- Жертва лежит наверху... Там и слуга... Убийца здесь... В окружении семи человек...

Граф де Сен-Фиакр отхлебнул из стакана, а нога неизвестного снова коснулась Мегрэ.

- До полуночи шесть минут... Может быть уже достаточно Вальтера Скотта? Дрожите, месье убийца...

О, точно, был пьян! И продолжал пить!

- Пятеро мужчин, чтобы расправиться со все потерявшей старой женщиной... Но осмелился только один... Так это будет либо бомба, либо револьвер, месье... Бомба, которая взорвет нас всех или револьвер, который поразит только виновного... До полуночи осталось четыре минуты...

Потом он резко и сухо добавил:

- Не забывайте, что никто не знает!

Схватив бутылку, граф стал разливать всем по кругу, начав с Мегрэ и закончив Эмилем Готье.

Однако, свой стакан не наполнил. Может он посчитал, что уже достаточно выпил?

Одна свеча погасла... За ней вот-вот должны погаснуть другие...

- Я сказал: в полночь... Уже, без трех минут... Скоро убийца умрет... Можете начинать молиться, месье кюре... А вы, месье доктор, захватили свой саквояж?.. Без двух минут... Осталось полторы минуты...

И снова толчок в ногу Мегрэ, который не осмеливался нагнуться, боясь пропустить подступающее зрелище.

- Я... я ухожу! - вскакивая выкрикнул адвокат.

Все взгляды обратились на него. А он стоял, вцепившись в спинку стула, но ещё не решаясь сделать три шага, отделявшие его от двери. Он икнул.

И в этот момент прозвучал выстрел. На одну-две секунды все замерли.

Погасла вторая свеча, и в этот момент Морис де Сен-Фиакр откинулся на спинку готического стула, дернулся и упал на руку кюре, неподвижно замерев.

Глава Х

Ночь перед похоронами возле покойницы

Последовала суматошная сцена. Что-то происходило после выстрела, но каждый видел лишь какую-то часть событий.

Оставалось лишь пять свечей, освещавших столовую. Люди ныряли в тень и возникали оттуда как из-за кулис театра.

Мегрэ уже встал. Эмиль Готье тоже. Вскочил и его отец.

Стрелявшим оказался Эмиль. Теперь он театральным жестом протягивал обе руки Мегрэ, как бы для того, чтобы на него надели наручники.

Все трое они составляли группу на одном конце стола, тогда, как другая группа суетилась вокруг жертвы.

Граф де Сен-Фиакр лежал, уткнувшись в руку священника. Доктор, наклонившись, обводил всех сумрачным взглядом.

- Он мертв? - нетвердым голосом спросил адвокат.

Ответа не последовало. Но все выглядело так, как будто плохие актеры разыгрывают какую-то странную сцену.

Только Жан Метейе не примыкал ни к той, ни к другой группе. Он продолжал растерянно стоять, дрожал и не знал в какую сторону смотреть.

Должно быть Эмиль Готье уже подготовил свое выступление в момент, предшествующий его жесту, ибо тут же, глядя в глаза Мегрэ, заявил:

- Разве не сам он требовал, чтобы убийцу покарали?.. Убийца должен умереть... А, поскольку, он был слишком труслив, чтобы совершить над собой правосудие...

Его уверенность в своей правоте поражала.

- Я сделал то, что посчитал своей обязанностью...

Слышали ли его те, кто находился по ту сторону стола? Кто-то ходил по коридору. Наверное, это были слуги. Тут доктор поспешил к двери, чтобы помешать войти. Мегрэ не расслышал, что он им говорил, чтобы те удалились.

- Я видел графа, когда он бродил вокруг замка в ночь преступления... Именно тогда я и понял...

Вся суета выглядела, как плохо отрепетированная. А Эмиль Готье - как скверный комедиант, когда заявил:

- Пусть судьи скажут, если...

Тут послышался голос доктора:

- Вы уверены, что именно граф де Сен-Фиакр убил свою мать?

- Конечно! Иначе, мог ли я поступить так, как поступил...

- Вы видели его бродившим вокруг замка в ночь, предшествующую преступлению?

- Я видел его, как вижу сейчас вас. Он оставил свою машину при въезде в деревню...

- Других доказательств у вас нет?

- Есть ещё одно. Нынче, во второй половине дня, ко мне в банк пришел мальчик из церковного хора вместе со своей матерью.. Мать заставила его говорить... Через некоторое время после преступления, граф попросил мальчишку принести ему молитвенник и пообещал за это дать денег...

Мегрэ был уже на грани потери терпения, ибо у него создалось впечатление, что он участвует в какой-то комедии!

Да, да! Именно комедии! Почему это доктор ухмыляется в бороденку? Почему священник осторожно подвинул голову графа.

Комедия перерастала в какую-то помесь фарса с драмой.

И действительно, граф де Сен-Фиакр медленно поднялся и встал, как человек, который только что проснулся. Взгляд его был суров, а в уголке рта таилась насмешливая, но угрожающая складка.

- Ну-ка повторите мне, что вы здесь только что говорили!

И прозвучавший в ответ крик был совершенно безумным. Эмиль Готье просто верещал от страха, вцепившись в Мегрэ и как бы ища у него защиты. Но комиссар отступил, оставляя свободное поле действия для обоих.

И был ещё один, кто ничего не понимал: Жан Метейе! А напуган он был так же, как и банковский клерк. В довершение ко всему, одна свеча упала, и скатерть стала тлеть, распространяя запах гари.

Адвокат потушил разгорающийся огонь, выплеснув на него вино из бутылки.

- Поди сюда!

Это прозвучало резко, как приказ! И так, что не подчиниться было нельзя.

Мегрэ тем временем взял револьвер. Беглый осмотр показал ему, что тот заряжен холостыми патронами.

Об остальном он уже догадался. Морис де Сен-Фиакр ткнулся в руку священника... Что-то пробормотал, чтобы заставить поверить в агонию...

Но теперь это уже был совершенно другой человек. Он казался ещё выше и крепче. С молодого Готье он не сводил глаз, а в это время управляющий, подбежав, распахнул окно и закричал сыну:

- Сюда!..

Задумано было не плохо. Все оказались столь ошеломлены, и царила такая суматоха, что у Готье был шанс сбежать.

Соображал ли, что делал маленький адвокат? Вряд ли. На героический поступок его скорее всего подвигло сильное опьянение. Когда беглец бросился к окну, он подставил ему ножку, и Готье растянулся во весь рост. Но поднялся он не сам. Твердая рука схватила его за воротник, поставив на ноги, и он снова заверещал, увидев, что поднял его граф де Сен-Фиакр.

- Стоять!.. Кто-нибудь, закройте окно...

И тут он в первый раз ударил Эмиля кулаком по лицу. Ударил совершенно хладнокровно.

- Теперь говори!.. Выкладывай...

Никто не вмешался. Ни у одного из присутствующих не было иной мысли, что кричать и командовать здесь имеет право только граф. Один лишь папаша Готье забормотал на ухо комиссару:

- Неужели вы не можете это прекратить?

А граф де Сен-Фиакр был хозяином положения. Он был на высоте!

- Так значит, ты видел меня той ночью, о которой идет речь?

Потом, обращаясь к остальным:

- Знаете, где он меня видел?.. На террасе... Я собирался войти... Он выходил.. А я просто хотел забрать некоторые фамильные драгоценности, чтобы их продать... Мы столкнулись лицом к лицу ночью... Было холодно... А этот мерзавец ещё сказал мне, что идет... Догадываетесь? Из спальни моей матери!

Потом тише и уже небрежно:

- Я отказался от своего плана и вернулся в Мулен! У Жана Метейе округлились глаза. Адвокат теребил подбородок, косясь на свой стакан и не осмеливаясь взять его в руки.

- Это ещё не являлось неопровержимым доказательством. Ибо и он, и секретарь, оба находились в доме, а Готье мог сказать правду... Как я уже объяснял раньше, он первым воспользовался растерянностью и смятением старой женщины... Метейе появился позже... Метейе чувствовал, что его положение становится угрожающим... Не собирался ли он отомстить? Мне это нужно было выяснить... Но эти оба были настороже, как один, так и другой... Думаю, что меня они в расчет не принимали и не боялись... Не так ли, Готье?.. Месье, подписывающий чеки без денежного обеспечения, бродящий ночью вокруг замка не осмелился бы обвинить, из страха, что его самого арестуют...

И уже другим голосом:

- Полагаю, что вы, месье кюре и месье доктор, простите меня за то, что я заставляю вам нюхать эти отбросы... Но ведь уже сказано: истинному, официальному правосудию здесь делать нечего.. Не так ли, месье Мегрэ?.. Вы хотя бы поняли, когда я подталкивал вас ногой под столом?...

Он шагал вдоль и поперек столовой, а тень его падала в окружающий сумрак и возникала вновь.

Граф казался человеком, который старается сдерживаться из последних сил.

Иногда он приближался к Готье, едва того не касаясь.

- Какое же было искушение взять револьвер и выстрелить! Да! Тем более, что я сам заявил: виновный умрет в полночь! А ты тут же становишься в чужих глазах защитником чести графов де Сен-Фиакр.

На этот раз его кулак ударил так сильно, что у Готье из носу хлынула струйка крови.

Глаза банковского клерка стали, как у загнанного животного. От удара он пошатнулся и готов был заплакать от страха, боли и растерянности.

Адвокат хотел вмешаться, но граф его остановил.

- Я прошу, прошу вас...

И это "вас" свидетельствовало о том расстоянии, которое было между ними. Здесь хозяином являлся Морис де Сен-Фиакр!

- Извините меня, месье, но я должен выполнить небольшую формальность!

Он широко распахнул дверь и обратился к Готье:

- А ну, пошел!

У того, казалось, ноги приросли к полу. Коридор был темен и страшен. Готье боялся идти по нему со своим врагом.

Но все это длилось не долго. Граф де Сен-Фиакр подошел к нему и наподдал так, что сын управляющего кубарем выкатился в коридор.

- Поднимайся!

И он указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

- Комиссар! Я вас предупреждаю, что..., - задыхался управляющий.

Священник отвернулся. Он страдал, но не имел сил вмешаться. Все остальные стояли, и Жан Метейе, не глядя плеснул себе в стакан, поскольку у него пересохло в горле.

- Куда они пошли? - спросил адвокат.

Было слышно, как те двое идут по коридору, плиты которого гулко звенели у них под ногами. А ещё слышалось тяжелое дыхание старого Готье.

- Вы же все знали! - медленно и глухо проговорил Мегрэ, глядя на управляющего. - Вы были в сговоре со своим сыном. У вас уже были закладные и документы на владение фермами.. Но Жан Метейе становился опасен... Нужно было, чтобы графиня исчезла... И в то же время удалить жиголо, которого и заподозрят...

Крик боли. Доктор бросился в коридор, чтобы понять, что там происходит.

- Ничего! - крикнул он. - Просто каналья не хочет подниматься, и ему помогают.

- Это гнусно!.. Это преступно!.. Что он такого сделал?.. - кричал старый Готье, бросаясь к выходу.

За ним последовали Мегрэ и доктор. Они добрались до подножия лестницы в тот момент, когда те другие наверху уже были у двери спальни, где лежала покойная.

И тут прозвучал голос графа де Сен-Фиакр:

- Входи!

- Я не могу... я...

- Входи...

Приглушенный шум. Папаша Готье бросился наверх следом за Мегрэ и Бушардоном. Все трое добрались одновременно, но дверь уже закрылась.

Сначала из-за тяжелой дубовой двери ничего не было слышно. Управляющий, затаив дыхание, гримасничал в темноте.

Лучик света под дверью.

- На колени!

Молчание. Хриплое дыхание.

- Быстро!.. На колени!.. А теперь проси прощения!..

Снова тишина, на этот раз более долгая. Крик боли. Теперь уже удар не кулаком, а пинок ногой в лицо.

- Про... простите...

- И это все?.. Все, что ты можешь сказать?.. Вспомни-ка, чему она тебя учила...

- Извините...

- Вспомни, гнусный маленький негодяй, как ты лазил к ней постель!

- Извините!... Извините!..

- Еще больше!.. Давай!.. Скажи ей, что ты мерзкое насекомое... Повторяй!..

- Я...

- На коленях!... На коленях, я сказал... Или тебе нужен коврик?..

- Ай!.. Я..

И тут, среди этих реплик, сменяемых тишиной, раздался резкий шум. Удары о паркет.

Мегрэ приоткрыл дверь. Морис де Сен-Фиакр, держа Готье за шею, бил его головой об пол.

Увидав комиссара, он отпустил Готье, вытер пот со лба и встал.

- Дело сделано, - обронил он тяжело дыша.

Заметив управляющего, граф нахмурился.

- А ты не чувствуешь необходимости тоже попросить прощения?

Старик так испугался, что тут же бухнулся на колени.

Покойную при свете двух свечей было видно не очень хорошо. Выделялся только, казавшийся огромным, нос и сложенные на груди руки, держащие чеки.

- Убирайтесь!

Морис де Сен-Фиакр вытолкал Эмиля Готье за дверь и закрыл дверь. Все направились к лестнице. Лицо Эмиля Готье кровоточило. Своего носового платка он не нашел, и доктор сунул ему свой.

Зрелище было не из приятных: искаженное лицо с потеками крови, нос, как груша и распухшая верхняя губа...

Но хуже всего выглядели глаза: скверные, жалкие, бегающие.

Морис де Сен-Фиакр шагал уверенным хозяйским шагом, шагом человека, который знает, что делает. Так, пройдя коридор первого этажа, он распахнул входную дверь, напустив холода.

- А теперь выметайтесь! - рявкнул он, обернувшись к сыну и отцу.

В тот момент, когда Эмиль выходил, он ему ещё раз наподдал под зад.

Мегрэ, в то же время, был уверен, что услышал подавленное рыдание, рвущееся из горла графа. Тот ещё раз наподдал, как-то конвульсивно крича:

- Мерзавец! Мерзавец!..

С комиссара было довольно, и он тронул графа за плечо. Морис де Сен-Фиакр пришел в себя, буквально удержавшись, чтобы не броситься вниз по ступенькам и захлопнул дверь.

Но не столь быстро, чтобы не был слышен голос старого Готье:

- Эмиль... Где ты?...

* * *

Священник молился, опершись локтями на буфет. В углу, глядя на дверь, неподвижно стояли Жан Метейе и адвокат.

Морис де Сен-Фиакр вошел, высоко держа голову.

- Месье..., - начал он.

Но нет! Он дальше не мог говорить. Его душили слезы. Он уже не мог им сопротивляться.

Пожал руку доктору, Мегрэ. Попрощался с ними. Потом повернулся к Метейе и его спутнику. Граф ждал.

А те оба, казалось, не понимали. Или их парализовал ужас?

Чтобы указать им на выход, граф ткнул рукой и щелкнул пальцами.

И ничего не сказал!

Но, поскольку адвокат суетливо стал искать шляпу, граф простонал:

- Быстрее!..

За дверью Мегрэ услышал шушуканье и понял, что это слуги, которые старались выяснить, что же происходит в замке.

Он натянул свой тяжелый плащ. Мегрэ испытывал необходимость ещё раз пожать руку графу де Сен-Фиакр.

Вход в замок был открыт. За ним стояла ясная ночь. На небе ни облачка. На фоне неба четко в лунном свете рисовались ветви тополей.

Где-то звонко отдавались чьи-то шаги по мерзлой земле, и горел свет в окнах домика управляющего.

- Нет, останьтесь, месье кюре...

И ещё в гулком коридоре голос графа добавил:

- Теперь, если вы не слишком устали, мы проведем ночь у одра моей матери...

Глава XI

Свисток на два тона.

- Не осуждайте меня, месье Мегрэ, за то, что я так плохо о вас забочусь... Но с этими похоронами...

И бедная Мари Татен принялась подтаскивать ящики с пивом и лимонадом.

- Ведь те, кто живет подальше, обязательно придут перекусить сюда...

Поля побелели и покрылись ледяной корочкой, замерзшая права похрустывала под ногами. Церковный колокол звонил каждые четверть часа.

Похоронные дроги прибыли с раннего утра, и могильщики расселись в трактире полукругом возле печки.

- Удивительно, - сказала Мари Татен, - что управляющего нет дома! Наверное, он в замке, рядом с месье Морисом...

Вошли несколько крестьян, одетых по воскресному.

Мегрэ заканчивал завтракать, когда в окошко увидел мальчишку из церковного хора, которого вела за руку мать. Но довела она его только до трактира. Сама же осталась на улице и, полагая, что никто её не видит, подтолкнула сына к входной двери.

Войдя в трактир, Эрнест повел себя уверенно, как ребенок, который три месяца учил наизусть басню, а теперь гордо идет, чтобы получить заслуженную награду.

- Месье комиссар здесь?

Задавая вопрос Мари Татен, он уже сам увидел Мегрэ и направился прямо к нему, держа руку в кармане, как бы постоянно что-то там нащупывая.

- Я пришел, чтобы...

- Ну-ка, покажи мне свисток.

Эрнест тут же отступил на шаг, отвернулся, подумал и прошептал:

- Какой свисток?

- Тот, что у тебя в кармане... Ты ведь давно мечтал о таком свистке, как у бой-скаутов?..

Ребенок машинально вынул свое сокровище и положил свисток на стол.

- А теперь рассказывай свою историю.

Подозрительный взгляд, пожатие плеч. Эрнест тоже был хитрец. В его взгляде явно читалось:

"Тем хуже! Свисток у меня уже есть! И сейчас я скажу, то, что мне велено сказать..."

И он начал:

- Это, относительно молитвенника... Я тогда не все вам рассказал, потому что боялся... Но мама хочет, чтобы я выложил всю правду... Перед мессой с певчими меня попросили принести молитвенник...

Несмотря на то, что он покраснел, мальчишка вдруг схватил свисток, как бы боясь, что его отнимут, раз он солгал.

- А кто же это был?

- Месье Метейе... Секретарь из замка...

- Поди-ка сюда и сядь рядом... Хочешь гренадина?

- Да... С водой, которая с пузырьками...

- Мари, принеси-ка нам гренадина с "зельцерской".. А тебе-то самому нравится свисток?.. Ну-ка, посвисти...

Услышав свист, могильщики оглянулись.

- Это тебе мать купила вчера, так ведь?

- Откуда вы знаете?

- Сколько же дали твоей матери вчера в банке?

Рыжий мальчишка взглянул комиссару в глаза. Сейчас он уже был не пурпурный, кровь отлила, и он побелел. Бросил взгляд на входную дверь, как бы измеряя расстояние до нее.

- Пей свой гренадин... Вас там встретил Эмиль Готье... Он и заставил тебя повторить то, что тебе велено...

- Да!

- Он велел тебе обвинить Жана Метейе?

- Да...

Потом, после некоторого раздумья:

- Что вы со мной сделаете?

Мегрэ забыл ответить. Он размышлял. Думал о том, что его роль в этом деле ограничилась поиском последнего звена, совсем крохотного, но которое совершенно четко замыкало всю цепочку.

Конечно, Готье хотел подставить Жана Метейе. Однако, события вечера накануне спутали все его планы. Он понял, что опасаться следует не секретаря, а самого графа.

Если бы ему удалось задуманное, он бы пораньше встретился с мальчишкой и вдолбил ему новый урок.

"Ты должен сказать, что это именно месье граф попросил тебя принести ему молитвенник..."

А мальчишка опять повторил:

- Что вы со мной сделаете?

Ответить Мегрэ не успел. С лестницы спускался адвокат и направлялся к комиссару, протягивая руку, хотя и чуть неуверенно.

- Как вам спалось, месье комиссар?.. Извините меня, но я хотел бы попросить у вас совета от имени моего клиента.. У меня буквально голова раскалывается от боли... Он сел, вернее плюхнулся, на скамью.

- Похороны должны начаться в десять...

Он посмотрел на могильщиков, потом в окно на людей, прохаживающихся по дороге в ожидании погребения.

- Между нами, не считаете ли вы, что Метейе обязан бы был... Поймите меня правильно... Мы отдаем себе отчет в сложившейся ситуации и только из вежливости...

- Я могу идти, месье?

Мегрэ не расслышал, он разговаривал с адвокатом.

- Вы ещё не поняли?

- То есть, что, если это рассмотреть, как...

- Добрый вас совет: не рассматривайте ничего!

- Так вы полагаете, что лучше отбыть без...?

Слишком поздно! Эрнест, который схватил свой свисток, открыл дверь и бросился бежать со всех ног.

- С точки зрения закона, наше положение прекрас...

- Да. Именно прекрасно.

- Верно ведь?.. Я так и сказал моему...

- Он хорошо спал?

- Он даже не раздевался... Это очень нервный, очень чувствительный мальчик, как многие молодые люди из благородных семей он...

Но могильщики уже насторожили уши, потом поднялись и заплатили по счету. Мегрэ тоже встал, одел свой плащ с бархатным воротником и шляпу.

- У вас обоих есть возможность уйти по-английски, не прощаясь, во время...

- Во время погребения?.. В таком случае, мне следует по телефону вызвать такси.

- Вот именно.

* * *

Священник в стихире. Эрнест и двое других мальчишек из церковного хора в своих черных одежках. Крест, который нес кюре из соседней деревни, резво шагая по холодку. И литургические пения.

Крестьяне группами собирались на террасе. Внутри ничего не было видно. Наконец растворились двери и появился гроб, который несли четверо.

Позади высокая фигура. Это граф де Сен-Фиакр. Держится очень прямо, глаза покраснели.

Он не был одет в черное. Единственный, кто не в трауре.

И когда он с высоты террасы пошарил взглядом по толпе, почувствовалось некоторое замешательство. При выходе из замка рядом с ним никого не было. Он следовал за гробом один...

С того места, где стоял Мегрэ, был виден домик управляющего, в котором когда-то жил комиссар. Сейчас окна и двери его были закрыты. Ставни на окнах замка тоже закрыты. Только в окошках кухни виднелись прилипшие к окнам лица слуг.

Шарканье ног почти заглушало церковное песнопение.

Колокола звонили не переставая.

Взгляды Мегрэ и графа встретились.

Неужели комиссар ошибся? Ему показалось, что на губах Мориса де Сен-Фиакр бродила тень улыбки. Но не скептической улыбки насмешника-парижанина, сына из разорившейся семьи.

Улыбка была спокойная, какая-то доверчивая...

Во время отпевания, те, кто находился в церкви, услышали гудок такси: маленький негодяйчик уносил ноги вместе с одуревшим от головной боли с похмелья адвокатом.