«Им было по двадцать два»

Василий Романович Носенков

ИМ БЫЛО

ПО ДВАДЦАТЬ ДВА

1

Стоял апрель, и на улицах Ленинграда уже не было снега. Нева торопливо уносила в Финский залив последние остатки ладожского льда. В вершинах тополей среди оголенных сплетении веток чернели гнезда/ над ними с радостным криком носились грачи и вороны. На Неве, в ее рукавах, ловко объезжая льдины, тренировались гребцы. А на пляже у Петропавловской крепости с самого утра было людно.

Петр Бадраков неторопливо снял с себя одежду, аккуратно сложил ее на одеяло. Затем так же медленно Сунул ноги в старые, задубевшие валенки и, щуря глаза, глянул на шпиль Петропавловского собора. Лучи утреннего солнца играли на его позолоте. Широкое крыло ангела застыло в безбрежной синеве неба. Ветра не было. День обещал быть хорошим, и Бадраков был доволен, что вырвал наконец у начальника положенный выходной. Он начад медленно прогуливаться вдоль высокой гранитной стеньг.

Книжка стихотворений Твардовского была у него в руках, но стихи отошли сегодня на второй план. Смуглая студентка, которую Бадраков видел здесь неделю назад, владела его воображением.

В тот раз компания из четырех девушек и двух парней играла в мяч. Бадраков незаметно вклинился в их жруг и оказался напротив черноволосой смуглой девушки. Было ли это случайно или он умышленно выбрал место напротив смуглянки, Петр и сам не мог понять. Ему было хорошо и весело. Как-то так получалось, что мяч от его рук все время летел на нее. Она делала красивые, расчетливые движения, принимая мяч, и каждый раз с-мущенно опускала глаза, когда взгляды их встречались. К обеду Бадраков уже знал, что вся компания учится на четвертом курсе Первого медицинского института, узнал имена девушек и ребят. Ее звали Инной.

Во второй половине дня, когда солнце перекочевало за толстую крепостную стену, а с Невы потянул морозный ветерок, студенты собрались уходить. Не думая от них отставать, Бадраков тоже оделся. Когда он укладывал в чемоданчик одеяло и валенки, то почувствовал на себе чей-то взгляд. Не поворачивая головы, он посмотрел в сторону девушек Инна слегка покраснела и опустила голову.

Компания пошла по берегу Невы к проспекту Добролюбова. Петру очень хотелось пойти с ними. Но какое-то чувство неловкости удерживало его.

Коротко остриженная подвижная Катя, проходя мимо него, сказала:

- Теперь до следующей пятницы. До свиданья.

Вадраков постоял несколько минут, пока студенты не отошли на почтительное расстояние, и повернул в обратную сторону, к Кировскому мосту.

Неторопливо шагал он по сырому песку, улыбался Неве, тяжелым каменным стенам крепости, своему будущему.

Всю следующую неделю он думал о ней, пытался до мельчайших подробностей представить ее лицо. Но оно расплывалось, пряталось. Бадраков пришел к неожиданному для себя выводу, что никогда любовь не бывает так остра и нежна, как тогда, когда еще не высказана.

Неделя тянулась бесконечно долго. И вот он снова ходит по пляжу, а сердце щемит радостно-робкое чувство ожидания. Кажется, что он давным-давно знает Инну.

Иногда к его волнению примешивается ревность. А вдруг ему все только показалось? Или она сегодня не придет совсем, а если придет, то со своим парнем, или...

Они пришли около одиннадцати. Вся компания, как и в прошлый раз. Бадраков увидел, что Инна оглядывается по сторонам. Он отвернулся к крепостной стене и ждал.

Когда студенты оказались совсем рядом, Петр повернулся к ним лицом. Инна смотрела себе под ноги.

- Петр уже здесь, - весело заговорил высокий студент, которого звали Володей.

- Здесь. Привет, - ответил Бадраков, пожимая ребятам руки.

С девушками он тоже поздоровался, промямлил "здрасьте" и поспешно отвернулся. Петр чувствовал, что получилось неловко, - ему хотелось бы обращаться с ними попроще, как это делали студенты, но так у него при всем желании не получалось.

Перекидываясь шуточками, ребята и девушки стали раздеваться. Не успели они достать мяч, как Бадраков заметил молодого человека в зеленом пальто, и узких брюках. Он осторожно пробирался по песчаному берегу, высматривая кого-то. Это был закрепленный за Бадраковым на стажировку курсант средней школы милиции Эдик Снегирев.

"Надо спрятаться. Имею же я, черт возьми, право использовать хоть один выходной по своему усмотрению, без вмешательства начальства?!" - подумал Петр и, вбирая голову в плечи, молча направился К летнему павильону, надеясь укрыться от глаз Снегирева за зеленой фанерной стенкой. Но было уже поздно. Наблюдательный курсант заметил Петра и, призывно помахивая рукой, громко, назвал его по фамилии.

Путь к отступлению был отрезан.

- Одевайтесь быстрой! - не обращая внимания на окружающих, кричал Эдик, подходя. - Там вас ждут!

- Потише не можешь? - сверкнул глазами Бадраков.

- Можно и потише, - присмирел Снегирев. - А вы "рыбачите", значит? Еще не сезон, - бегло окидывая любителей раннего загара, сообщил on. - Так себе, неходовая рыбешка: уклейка, плотва, селедка...

- Говори, зачем пришел?

- Вот это разговор, достойный подражанья! Убийство у нас на территории, сэр. Макарьев срочно послал за вами. Вы же Пинкертон, Холмс, Шейнин и Пронин, вместе взятые. Спустя полстолетия вам поставят памятник в Ленинграде, а издательства мира наводнят библиотеки детективной литературой о ваших...

- Прекрати, - серьезно одернул его Бадраков.

Раньше бы такое сообщение не вызвало у него никаких вопросов. Он сразу бы побежал в отделение. Но сегодня, впервые за шесть лет работы в уголовном розыске, он подумал о возможности избавления от вызова. Бадраков поковырял носком валенка сырой песок. Нога уперлась в промерзший слой.

- Как... убийство?

- Очень просто. В реке подо льдиной нашли труп молодого мужчины. На спине ножевые ранения, лицо обезображено, - стараясь сохранить хладнокровие, рассказывал практикант. И, немного подумав, добавил: - Между прочим, личность не установлена.

Бадраков начал одеваться, думая, как объяснить своим новым знакомым такой поспешный уход. Но так ничего и не придумал. А если бы и придумал, не набрался смелости соврать в присутствии Инны. Он молча оделся и с виноватым лицом подошел к студентам:

- Вот... срочно на работу вызывают.

- Работа есть работа, - посочувствовал Владимир, ловко принимая посланный на него мяч.

Остальные молчали. Только одна из девушек, поглядывая на Неву, сказала:

- Погода устанавливается. Завтра в двенадцать, пожалуй, выберемся сюда.

Ее никто не поддержал. Инна в мяч не играла. Она стояла у стены, подставив спину под слабые лучи солнца.

Сейчас, уже одевшись, Бадраков без стеснения глянул в ее сторону. У нее были стройные ноги, узкие покатые плечи, волнистые черные волосы и нежная шея. Лица но было видно, а руки ее как-то неестественно опустились.

- До свидания, - громко сказал Петр и поспешил за Снегиревым.

Чтобы не показаться в глазах студентов лицом второстепенным, подчиненным этому щеголю, он неожиданно сильно толкнул Эдика в плечо, от чего тот чуть было не упал в песок, и первым зашагал вперед.

- До завтра! - крикнули ему вслед студенты.

Молча дошли они до угла крепостной стены, откуда можно было еще раз взглянуть на пляж. Петр выискал в толпе загорающих стройную фигурку Инны. Она стояла все там же, только повернулась к ним лицом. Хотелось помахать ей рукой, но при курсанте он не стал этого делать.

Бадраков вдруг рассердился на Эдика, будто тот был виноват в срочном вызове его, Петра, на работу. Он долго косился на практиканта, придумывая подходящий повод к разговору, а за углом стены вдруг ни с того ни с сего спросил:

- Слушай, Эдик, скажи честно, тебе нравятся стиляги?

Курсант покраснел до ушей, а Бадраков продолжал:

- Ну их вкусы, замашки, рейтузы вместо брюк, вихляющая походка, борода, страсть к заграничному...

- Я не ездил за этими штанами на Бродвей, а купил их в ДЛТ, - обиделся Снегирев, принимая все замечания в свой адрес. - А раз их продают в государственных торговых точках, то, наверное, и носить можно...

- Хорошо, - прервал его Бадраков, - оставим разговор о брюках. А вот ты девушек называешь плотвой и селедками. Это же самое обыкновенное хамство. Что ты на это скажешь?

- Вообще - да. Но если называть вещи своими именами, то среди этих безобидных селедок окажется много настоящих щук и даже акул, вот что я скажу, - не сдавался курсант.

- Да, чего-чего, а скромности тебе не занимать, - более миролюбиво заметил Бадраков.

Они миновали деревянный мостик через Кронверкский пролив и вышлп на площадь Революции. Солнце уже стояло над деревьями парка,

2

Полупустой вагон трамвая с мягкими сиденьями располагал ко сну. Сначала Петр прикрыл глаза, пытаясь отчетливее представить себе лицо Инны. Затем он почувствовал, что веки. тяжелеют, пе подчиняются ему. Перед глазами всплыла девичья фигура в купальнике. Она смело протягивала навстречу ому руки, но какая-то сила по позволяла им соединиться. Наконец он с трудом преодолел невидимое препятствие и шагнул навстречу девушке.

Теперь она удалялась в легкий утренний туман, улыбаясь, показывая ровные белые зубы. Он побежал за ней. И вдруг под ногами оказалась бездонная пропасть. Долго он летел в тумане, то задерживаясь, то вновь падая в бездну. Благополучно приземлился на берегу реки. Там, па желтом песке, лежал обнаженный труп с красивыми, как у мраморной статуи, руками. НоизвестЕО откуда появился курсант Снегирев и, широко улыбаясь, проговорил:

"Вот видишь, а ты не верил". Вдруг одна мраморная рука ожила и больно толкнула Бадракова в бок. Оп вздрогнул от испуга, открыл глаза.

- Вставай, приехали, - тормошил его Эдик.

На набережной толпился народ. Милиционеры с трудом удерживали напиравшую толпу. Дпа крытых "газика" и серая "Победа" начальника управления были использованы в качестве своеобразных барьеров. Они преграждали путь пешеходам, шедшим от моста по набережной.

За оцеплением сновали работники милиппи, прокуратуры, научно-технические и судебно-медищшские эксперты.

Люди с профессионально-небрежным безразличием измеряли шестом и капроновой веревкой расстояние между берегом и осевшей на мели толстой льдиной. Высокий, сутулый мужчина в роговых очках на посиневшем носу делал наброски плана на желтоватом листе миллиметровки. Бадраков узнал в нем следователя городской прокуратуры. Ему, как видно, было поручено вести расследование этого дела.

Курсант Снегирев с интересом всматривался в людей, толпившихся эа отоплением.

- Послушайте, Петр Кириллович, почему на месте происшествия так много людей? - удивлялся он. - Они же мешают друг другу и, вполне вoзмoжнo caми тoгo нe желая, могут уничтожить доказательства, что услонит раскрытие преступления. Согласно закону...

- Молодец, - отозвался неожиданно Бадраков, - по уголовному процессу я бы тебе поставил не более тройки.

Не надо забивать, что кроме прямого закона существуют подзаконные акты, согласно которым все эти люди, - он принялся считать, загибая пальцы левой руки, - прокурор района, прокурор города, - начальник управления со своей "капеллой", начальник райотдела, начальник уголовного розыска, следователь - не только имеют право здесь присутствовать, но и обязаны это делать по закону. И попробуй не допусти их сюда!

- Все равно это неправильно, - упрямо настаивал курсант. - Смотрите. Ведь только три-четыре человека фактически работают над раскрытием преступления, а пятнадцать мешают им. Они явно стирают возможные следы, сковывают инициативу рядовых работников своим присутствием и дают указания, которые и без того должны быть известны следователю.

- А если не известны? - возразил было Бадраков.

Но не стал продолжать разговор на эту тему, только улыбнулся и закон-чил: - Учат вас там правильно. А вот начнешь работать, сам узнаешь, что к чему.

Разговаривая, они подходили к толпе. Слышались советы, критические замечания, остроты.

- Глубже подо льдом багром шуруй, найдешь чтонибудь - Они не особенно расстраиваются. Разгуливают спокойненько, а человека зарезали.

- Кого зарезали? - спрашивает подошедший гражданин.

- Курицу, - ответил молодой голос.

- С таким энтузиазмом им ввек не найти убийц!

(Все почему-то были уверены, что убийц было много, а не один.)

Выставив вперед правое плечо, Бадраков с трудом проталкивался к оцеплению. Эдик неотступно, как привязанный, шел за ним.

Среднего роста, смуглолицый, в сером поношенном плаще, Бадраков был похож на кого угодно, только не на работника уголовного розыска. О Снегиреве нечего было и говорить.

С большим трудом они достигли оцепления. Милиционер узнал Бадракова, козырнул и пропустил их. Из толпы любопытных полетели иронические реплики:

- Главный прокурор города прибыл, не шумите, граждане!

От реки к машине, на ходу снимая тонкие резиновые перчатки, шел судебно-медицинский эксперт. Слышно было, как он сказал следователю прокуратуры: "Не раньше минувшей ночи".

Бадраков не без тщеславия подумал, что, и не присутствуя на осмотре, он знает не меньше их всех: найден труп мужчины, убит сегодня ночью, кто он неизвестно.

Но присутствующие все же знали больше его. Им, например, было известно, что в кармане пиджака убитого была обнаружена газета и на ней, написанные карандашом, две цифры: "11-3". Пометка, вероятнее всего, сделана в почтовом отделении и означает номер дома и квартиры подписчика. Не знал Бадраков и того, что эксперт научно-технического отдела Нестеренко уже снял отпечатки пальцев с рук убитого, вывел дактоформулу и срочно уехал в картотеку управления. С минуты на минуту он сообщит по рации, был ли ранее известен органам милиции убитый или о нем никто ничего не знал.

У "Победы" комиссара стояла группа людей. Среди них Бадраков заметил начальника своего отделения подполковника Саватеева и заместителя по оперативной части Макарьева. Подполковник стоял перед комиссаром по стойке "смирно" и после каждого заданного вопроса беспомощно смотрел на своего зама в ожидании выручки.

Макарьев, как суфлер, вполголоса подсказывал Саватееву ответы. Все это очень не нравилось комиссару и раздражало его. То и дело он отворачивался в сторону, без надобности подносил к носу платок и ждал более точных ответов.

Своим приходом Бадраков разрядил создавшуюся обстановку.

- Вот оперуполномоченный по этому району пришел, - доложил майор из управления, обращаясь к комиссару.

- Лейтенант милиции Бадраков, - представился Петр начальству.

- Очень приятно, товарищ Бадраков, - сказал начальник управления, все еще сердито поглядывая в сторону Саватеева. - Вот тут твое начальство не знает, с чего начинать розыск преступника или преступников. Может, ты им подскажешь, кто в этом районе способен на эти, - он ткнул рукой в кузов машины, - "мокрые" дела?

Бадраков смущенно посмотрел на Саватеева и Макарьева. Те, видно было по выражению лиц, надеялись на него.

- Ермолов, по кличке Циклоп, может... может Скаредин - Серый. Потом совсем недавно вышел из заключения Морщипин, по кличке Морж. Правда, до сих пор, до понедельника по крайней мере, он в нашем районе не показывался. Я проверял.

Другие фамилии начальник управления не дослушал.

Из машины вышел оперативный работник и отдал ему листок бумаги с записью.

- Передали по рации, товарищ комиссар!

- Ну вот, с миру по нитке - голому рубашка, - начал комиссар. - Знали такого - Варакшина Михаила Григорьевича, двадцати двух лет?

- Известен. У него отец инвалид, клетки для птиц на дому делает, - не задумываясь ответил Бадраков.

- Да, это его сын, инвалида вашего, - вторично кивнул комиссар в сторону машины, где лежал труп. - Николаев, возглавьте оперативную группу, - приказал он сухощавому мужчине в модном коричневом пальто с широким поясом. - И, не теряя времени, за работу! О ходи расследования будете докладывать мне лично,

3

Завидовали овдовевшие солдатки Анне Морщининой, когда ее муж Захар вернулся с войны целым и невредимым. Не всем выпадало такое счастье. А демобилизованный старшина с жадностью набросился на работу. Истец сковавшиеся по крестьянскому труду руки месяца два не ведали покоя. Серая прогнившая крыша дома вскоре засияла белизной новой дранки. На месте развалившейся изгороди гордо встал новый забор с широкой калиткой.

У колодца появился журавль с поднятым кверху, как у шлагбаума, брусом. Не обошел заботливый хозяин и скотину - выстроил новый просторный хлев, сарай для хранения сена. Отремонтировал баню.

И думала первое время Анна, что счастью ее не будет конца.

Но счастье молодой женщины оказалось кратковременным. Захар почему-то но пожелал работать в колхозе, погнался за "длинным" рублем и переехал в районный центр. Пригодилась армейская должность старшины, его сразу приняли на работу в райпотребсоюз заведующим складом. А месяца через три он сблизился с молоденькой продавщицей магазина и бросил семью.

Такое неожиданное предательство взбесило Анну. Всю войну она ждала Захара, жила трудно, воспитывала единственного сыночка Лепю. А ради чего? Война кончилась.

Мужа снова нет. В порыве гнева она пешком добралась до райцентра, ворвалась в магазин и крепко вцепилась в волосы продавщицы-разлучницы. Получился скандал.

Продавцы других отделов и посетители с трудом оторвали Анну от соперницы. Она не помнила, как оказалась в милиции. Участковый уполномоченный зачитывал ей статью семьдесят четвертую Уголонпого кодекса, грозился посадить, но к вечеру отпустил с миром, взял предварительно обязательство впредь ЕС хулиганить в райцентре...

Начались бесконечные хождения по начальству. Анна была уверена, что Захара должны вернуть в семью или в крайнем случае посадить за решетку. Она жаловалась, плакала, просила, требовала. Ей сочувствовали, обещали помочь, писали что-то, звонили по телефону, выясняли.

Но все безрезультатно. Захар продолжал жить с крашеной продавщицей, а к Анне не возвращался. Кончилось дело тем, что народный суд узаконил их развод, присудив в пользу Анны алименты на воспитание сына.

Случилось это еще в первый год после войны, когда многие женщины несли на своих плечах тяжелое бремя мужского труда. Казалось бы, горе Анны, по сравнению с горем других женщин, у которых в доме осталось по трое-четверо детей без отцов, выглядит не таким уж страшным. Но сама Анна смотрела на это иначе. Она считала себя обиженной намного больше других.

- Кто погиб, того и ждать нечего. А каково мне?

Характер у Анны и без того был вспыльчивый. Теперь же появилась какая-то необъяснимая злоба на всех окружающих. В любом незначительном слухе, хотя бы мимолетно ее касающемся, Анна находила факт, направленный против нее. Ругать кого-то стало для нее потребностью. Все равно, кто попадет под руку, ребенок или старик, - любого она оскорбит и обидит. И часто можно было услышать напутствие родителей, отправлявших гулять детей: "Смотрите, не балуйте на улице, сегодня Нюшка дома!"

Правда, был в этом озлоблении молодой женщины один просвет. Она была до самозабвения ласкова и сыну. Ленька ходил по улице чисто одетым, нередко в его карманах, к зависти сверстников, оказывался кулечек с леденцами.

Мальчик твердо усвоил материнскую привычку не терпеть возражений и по нескольку раз в день успевал подраться с ребятами. О расплате ему не приходилось думать: мать всегда оправдывала его поступки, когда соседи приходили с жалобами. Но стоило Леньке самому появиться дома с разбитым носом или в разорванной рубашке, как картина менялась: Анна быстро находила обидчиков и, минуя родителей, собственноручно чинила суд и расправу. Мальчик чувствовал такую защиту и злоупотреблйл ею.

Однажды но весне в доме Морщининых заночевал уполномоченный конторы "Райзаготживсырье" Мелюшенко. Он периодически объезжал деревни на казенной лошади, скупая у колхозников шкуры домашних животных.

Вечно угрюмая и озлобленная, Анна в этот вечер как бы просветлела. В некоторой степени ее самолюбие было удовлетворено: Мелюшенко предпочел ночевать не у кого-то, а именно у дее в доме. Где-то в душе затеплилась искра надежды. Она позаимствовала у соседей бутыль самогона, купила у рыбаков щуку и допоздна потчевала гостя, как на исповеди выкладывая ему все тяготы одиночества. На следующий день Мелюшенко объехал две деревни, а к вечеру опять завернул в знакомые ворота, Через неделю он приехал сюда с туго набитым мешком и объемистым чемоданом... Так у Анны появился второй муж, а у Леньки отчим.

Уполномоченный сразу понял, что мальчишка совсем отбился от рук. Неоднократно после жалоб соседей и вызовов в школу он проводил с Ленькой длинные поучительные беседы. Однако тот продолжал своевольничать. Тогда

Мелюшенко выпорол строптивого пасынка. В знак протеста Ленька ушел из дому. На второй день Анна нашла его на чердаке колхозного коровника и привела домой. Примирить пасынка с отчимом она не смогла. Ленька и не думал покоряться. Вскоре он из рогатки разбил окно в клубе. Над ним вновь нависла угроза наказания. Тогда он исчез из деревни совсем.

Анна всполошилась. Она побежала в райцентр, написала заявление в милицию, расспрашивала людей. Все было напрасно. Ленька пропал бесследно.

Вернулся он сам зимой, спустя полтора года. За время отсутствия вытянулся, повзрослел. Волосы коротко острижены, одет в серый костюмчик и пальто. Такую одежду Анна видела в городе на детдомовских. В разговоре выяснилось, что он действительно был в детском доме под Москвой, по, больше возвращаться туда не думает.

- Почему, сынок? Там ведь учат, человеком станешь, - говорила Анна.

- Нельзя мне туда, - с неохотой ответил Ленька. Увидев настороженный материнский взгляд, сознался: - Во время драки я нечаянно одного порезал. За это в колонию могут отправить.

- Да разве тебя здесь не разыщут? - всплеснула руками испуганная мать.

- Не найдут, - уверенно заявил Ленька, разделываясь с куском пахучей свинины. - Я в детдоме под чужой фамилией жил.

Анна с опаской посмотрела на сына. Один бог знает, что из него выйдет.

Остаться дома Ленька тоже отказался. На семейном совете решили отправить его в Ленинград: пусть поступит в ремесленное училище. В Ленинграде жила сестра Анны Евдокия. На первое время есть где остановиться, сестра работает дворником, имеет отдельную квартирку.

Как было задумано, Ленька Морщинин вскоре приехал в Ленинград и поступил в ремесленное училище. Прописался в общежитии, а жил у тети Дуси. Теперь он щеголял в черной шинели с петлицами, открыто курил и к новым своим товарищам относился с явным пренебрежением.

В доме, где он жил с тетушкой, все знали, что Моршинин постоянно ходит с ножом в кармане.

Как-то вечером в парке Ленька решил испробовать финку в драке.

Пострадавший лежал в больнице две недели. А Морщинин был помещен в детскую воспитательную колонию.

После отбытия положенного срока наказания он возвратился к тете Дусе, прописался и поступил на завод учеником. Теперь это был коренастый широкоплечий крепыш с наглым взглядом и присущими уголовному миру манерами. Он плевал сквозь зубы, ходил вразвалку и при разговоре отчаянно жестикулировал руками. С гордостью назвал он ребятам свою тюремную кличку - Морж.

Дружбу Морж водил с отъявленными хулиганами, карманными воришками, любителями кутежей и деоошеи.

Однажды вечером он проходил по проспекту со своим дружком Семой Гордейчуком. Как правило, они никому пе уступали дороги. Молодой человек, как после выяснилось- студент, сделал им справедливое замечание на этот счет.

- Что? - скривил губы вертлявый Гордейчук и, не раздумывая, ударил студента кулаком. Но студент, несмотря на свою невзрачную наружность, оказался боксером второго разряда, и Сема, отлетев метра на два в сторону, рухнул на панель. Тогда в дело вступил Морж.

Он выждал, когда молодой человек нагнулся, чтобы помочь подняться Гордейчуку, подошел к нему вплотную и незаметно, предательски, вонзил студенту нож в живот...

Спустя несколько часов за Морщининым закрылась тяжелая дверь камеры предварительного заключения, а через три дня он был в тюрьме.

4

Майор милиции Николаев собрал оперативных раоотников и дал каждому конкретное задание. Бадраков, как "хозяин" микрорайона, должен был проверить, в какой компании вращался в последнее время убитый, что расскажут о нем жильцы дома, где и когда видели его в последний раз.

Николаев взял на себя самую ответственную миссию: он пошел прямо в квартиру Варакшиных. Кто знает, какие неожиданности можно встретить там? Может быть покойный стал жертвой семейных неурядиц, а может быть, о его смерти домашние и не подозревают. Во всяком случае прежде чем появляться там, нужно было подумать, подготовиться к любым неожиданностям, запастись всевозможными версиями и вариантами для разговора...

Информация Бадракова была краткой. Три дня тому вазад Морщинин вернулся из мест заключения. Теперь, после судимости, он не имел права на прописку в Ленинграде. Заехал по пути повидаться с тетей Дусей, дружками. В первый же день Морщинин встретился с Варакшиным. Мишка не работал, был уволен с завода за прогулы.

Соседи видели вчера вечером Морщинина, когда он нес в квартиру дворничихи полную сумку "московской", а поздно ночью из подвала доносились пьяные голоса гостей.

Старый дом был построен с размахом. В просторной парадной, отделанной изразцами из зеленого кафеля, красовался роскошный камин. За огражденным железной сеткой лифтом была видна низенькая дверь в полуподвальное помещение. Когда-то, при частном домовладении, там ютились швейцар и дворник.

Сейчас вместо дюжего бородача-дворника с его обязанностями успешно справляется средних лет женщина. Одна она пользуется и квартирой в полуподвальном помещении. Зовут ее Евдокия Петровна.

В теплые летние дни из низкого окошка, расположенного на уровне асфальтированной поверхности двора, лились нежные звуки популярной в то время "Голубки", укоряющий голос обвинял "Мишку" в отсутствии "улыбки, полной задора и огня", слышались и другие модные песенки. Вечерами туда.. шли какие-то мужчины, чтобы распить купленную в соседнем магазине водку. Тетя Дуся не отказывала мимолетным гостям ни в чем. К их услугам на столе появлялись чистые стаканы, хлеб, а иногда и огурцы ЕЛИ кислая капуста. Как правило, колбасу гости приносили с собой. Не отказывалась гостеприимная хозяйка и от даровой рюмочки. Она с мужской лихостью выпивала, с хрустом закусывала головкой лука. Затем протягивала к мужчинам еще не утратившую округлой полноты руку и просила:

- Дайте-ка закурить, сердце зашлось.

Под общий хохот кто-нибудь угощал разбитную дворничиху папиросой.

- Затянись, Петровна, враз полегчает. А где иге твой племянник?

- Далеко-о мой Ленечка. Хороший парень, да бог счастья ие дает. Все за людей невинную голову подставляет. Глуп еще. Молодо-зелено...

- Не так уж и глуп...

Бывали случаи, когда в магазин шли повторно, а то и в третий раз. Тогда гости покидали дворницкую поздно, а иногда только на следующее утро. Что и говорить, Евдокия Петровна в свободный час не скучала.

...В три часа дня Бадраков, переодевшийся в рабочий комбинезон, возился у батареи отопления в парадной, где жила тетя Дуся. Однако он брался за "работу" лишь в том случае, если слышал шаги приближающихся людей.

Остальное время уходило на перекуры. Пожилой товарищ из управления "ремонтировал" лифт. А на углу улицы, неподалеку от дома, два чумазых парня копадись в моторе зеленой "Победы", тщетно устраняя "неисправности".

В дворницкой следователь прокуратуры с понятыми и при участии Николаева производил обыск. Все были на своих местах. Операция шла по плану.

Услышав шум подъехавшей к дому машины, Бадраков насторожился: а вдруг сам Морж пожаловал на такси?

Но по резкому хлопку дверцы и торопливым, грузноватым шагам он определил, что это не Морщинин. Скрипнуяа входная дверь, и в парадную с озабоченным лицом зашел подполковник Саватеев. Петр умышленно не стал прекращать "работу", налегая на ключ, усердствовал над батареей. Начальник молча прошел к двери дворницкой, позвонил. Когда дверь квартиры открылась и вновь захлопнулась, скрыв подполковника, Бадраков оторвался от своего непривычного занятия и посмотрел на улицу.

У самого подъезда топтался, разминая ноги, щофер отделения Гриша Шевчук. Появление его здесь было вполне объяснимо - привез начальника. Но почему он в форме?

Бадраков решил, что Морщинина уже поймали, а Саватеев приехал сюда лишь затем, чтобы сообпЗДть эту новость и дать отбой. Он осторожно подошел к стеклянной двери парадной. Да, сомнений быть не могло. Перед домом открыто стоял милицейский "газик" с Ярко-красной полосой вдоль кузова.

По плану Николаева ни в коем случае де предусматривалось допускать к дому людей в форме. Значит, отбой!

Очень хорошо. Но почему они медлят, не выходят из квартиры?

Бадраков положил ключ на грязную табуретку, тщательно вытер паклей руки и закурил. Из квартиры никто не выходил. Тогда он подошел к двери. Кнопка звонка легко углубилась в гнездо до отказа. За дверью послышались легкие шаги. Открыл сам Николаев.

- Задержали? - спросил Петр шепотом.

- Кто тебе сказал? - удивился Николаев. Бадраков отступил от двери на шаг влево и молча показал на улицу. Там, за дверью, как заведенный, продолжал топтаться Гриша. Дальше виднелся "газик" с красной полоской.

Узкое лицо Николаева вытянулось. Нервно дернулась нижняя губа. Пожав плечами, Бадраков направился к батарее. Он почувствовал, что сейчас разразится скандал, и не хотел вмешиваться в него. Жаль только, если операция провалится.

Неслышной походкой Николаев направился к парадной двери, открыл ее. Гриша с любопытством повернулся навстречу незнакомому человеку.

- Уезжайте отсюда немедленно, - тихим, но твердым голосом приказал Николаев.

Шофер улыбнулся, расставил поудобнее ноги и равнодушно ответил:

- Никуда я не поеду. У меня есть свой начальник, которому я подчиняюсь.

- Что-о-о?!

...В это время Морщинин шел к дому за своими вещами. Тетушка должна была приготовить ему и деньги.

Утром Морж видел на набережной толпу" внал, что в реке выловлен труп, сброшенный им ночью с пожарного пирса, и был уверен, что работникам милиции установить так быстро личность убитого не удастся. А бежать из города было необходимо.

Издали он заметил "газик" у подъезда тетушкиного дома. Минуты три наблюдал за ним из Сивера, разглядел у двери милиционера в форме. На всякий случай подошел к знакомой дворничихе Александре Михайловне и спросил, не видела ли она его тетю. Та ответила, что его тетя дома, но почему-то занервничала, поставила у стенки дома метлу и принялась оглядываться по сторонам.

"Предупреждены!" - догадался Морщинин, быстро шагая в соседний проходной двор. "В таких случаях следует делать не то, что хочется, а наоборот", - промелькнуло в его сознании. И он не побежал через проходной двор, хотя страх и подгонял его, а, пройдя несколько шагов под аркой, повернул назад и осторожно выглянул на улицу.

Молодая дворничиха бежала по мостовой в направлении "газика".

- Дудки, - тихо сказал Морж. Он понял, что дворничиха покажет работникам уголовного розыска его маршрут, и, быстро перейдя улицу, выбрался на параллельный ей проспект. На трамвайной остановке маячили фигуры людей. Из осторожности Морж решил не подходить к ним.

Он перешел на противоположную сторону и почти на ходу вскочил в троллейбус, направлявшийся в центр города.

"Немедленно сменить пальто и смываться, климат не тот", - решил он.

Александра Михайловна подбежала к парадной как раз во время пререканий шофера с Николаевым. Она узнала майора, проводившего недавно инструктаж дворников, и сбивчиво принялась говорить:

- Он сейчас был у дома двадцать один, шел, видно, сюда... Тетю Дусю спрашивал. Но увидел вашу машину и пошел в дом девятнадцать. Там у него дружок... знакомый Алька Кобзылев, живет в квартире восемьдесят шесть...

- Докатались, извозчики! - еще раз в сердцах выругался майор, быстро возвращаясь в квартиру. Он с такой силой рванул дверь, что сломал не до отказа защелкнувшийся французский замок. А через полминуты Саватеев, надевая на ходу папаху, выскочил как ошпаренный и побежал на улицу, по дороге вытирая рукавом пот с лица.

Следом из дома выбежали три человека. Один из них, седой, в коричневом пальто с широким поясом, снял меховую шапку, рукой поправил волосы. Парни, "чинившие"

ва перекрестке "Победу", поспешно закрыли капот и сели в машину.

Машина рванула с места, она догнала троих, приостановилась. На заднее сиденье сели двое. Лишь один, в комбинезоне, с разводным ключом в руках, пошел пешком, осторожно и незаметно приглядываясь к прохожим.

Морж как в воду канул. Оперативные работники проверили все адреса, куда он мог зайти, квартиру Кобзылевых даже обыскали, прочесали дворы соседних домов, осмотрели лестницы и сараи, заходили в соседние магазины. Но все напрасно - Морщинина нигде не было.

Удалось узнать лишь приметы его одежды: светло-серое демисезонное пальто, черная шапка-ушанка, кирзовые сапоги.

Тем временем осмотр в квартире дворничихи Сергеевой подтвердил, что именно там было совершено убийство.

Грязь, извлеченная экспертом из щелей между половицами в кухне, была темно-бурого цвета. Ее собрали в колбу и отправили в лабораторию на химическое исследование. В топке печи лежал недогрревший кусок брючного ремня с металлической пряжкой. Позже сестра Варакшика заявила, что точно с такой же пряжкой был ремень у се брата. Но самым веским доказательством явился измятый и окровавленный лист бумаги, найденный следователем в мусорном ведре. Это был договор о найме Варакшина на работу по оргнабору. По складкам и размещению следов крови на бумаге можно было догадаться, что ею убийца вытирал окровавленный нож, В общем, доказательства были. Не было лишь преступника.

План поимки Морщинина в квартире или на подходах к дому провалился. Все работники оперативной группы ужо знали о нелепом вмешательстве Саватеева в ход операции.

Ребята ходили хмурые, при встречах избегали смотреть друг другу в глаза, будто каждый из них в отдельности был виноват в провале. Они обменивались короткими фразами и незаметно расходились по своим маршрутам. Два часа энергичной работы по горячим следам не дали никаких результатов.

- Лопнуло, - объявил Николаев, когда группа собралась для обсуждения дальнейших мер по поимке преступника. - Вот как один неосторожный шаг в нашей работе может испортить все дело.

5

В столовой около рынка задержали пьяную тетю Дусю.

Первоначально дворничиха заявила, что она не была дома со вчерашнего дня, уезжала к знакомым за город в гости и вот никак не может добраться до дому. Но хмель подвел. Разговаривая со следователем, она попросила закурить, затянулась пару раз густым дымом и вдруг, ни к кому не обращаясь, проговорила:

- Бедный Ленька. Что с ним будет?

По щеке у нее пробежала слеза. Следователь потребовал у Сергеевой объяснений, где она провела ночь. Тут дворничиха совсем раскисла, ударилась в слезы и начала путано лепетать что-то о боге и грехах людских. Ее увезли в управление.

Трудно предположить, что преступник пойдет на риск и еще раз попытается прийти в квартиру, где совершил убийство и где его могут ждать. Однако засаду там все же оставили.

В помощь Бадракову дали молодого оперативного работника ПаЩу Гршпенко. Вечером Они тихо вошли в тесную дворницкую и осторожно закрыли за собой входную дверь. Молча заняли определенные заранее места. Петр уселся на табуретку перед входной дверью, Грищенко пристроился на кухне. В окно хорошо просматривался двор с аркой, ведущей на улицу. Никто не мог пройти в дом незамеченным. На всякий случай, если придется срочно выскочить на улицу, они решили открыть шпингалеты оконных рам. Бадраков попробовал, как открывается французский замок. Он оказался сломанным. Тогда Петр закрыл дверь на другой, внутренний замок.

В квартире пусто и тихо. Приятная комнатная теплота и неподвижность располагают ко сну. В третьем часу Грищенко услышал в прихожей шорох. Это Бадраков поднялся с табуретки и тихо прохаживается по тесному коридору, размЙшает отекшие ноги.

- Закрои на всякий случай дверь на крюк, - посоветовал Грищенко тихим голосом.

В ответ тонюсенько пропищала петля. И опять осторожные шаги.

- Давай меняться местами.

- Давай, - охбтно согласился Бадраков, проходя на кухню. - О-о, да у тебя совсем светло, - обрадовался он, глядя на освещенный двор.

Через полчаса он убедился, что и на кухне сидеть в неподвижности очень трудно. "Все-таки терпелив Пашка, - позавидовал он Грищенко и отвернулся от окна.

Взгляд его уперся в кухонную раковину. - Если умыться холодной водой, пожалуй, спать не захочется".

Мыла не оказалось. Он подставил ладони под тонкую струю, рассчитывая освежить лицо. Как назло, в это время во дворе отчётливо послышались чьи-то шаги, и сон молниеносно покинул Бадракова. Он подскочил к окну.

Но опоздал. Длинная тень от лампочки косо скользнула по стене и скрылась за дверью лестницы... "Э-э, черт, прозевал..."

Чуткий Грищенко тоже уловил шаги в парадной и уже стоит за дверью собранный, внимательно вслушивающийся. Правая рука его опущена в косой карман потертой солдатской Шинели, левая бесшумно снимает крюк с двери.

"Хорошо иметь такого напарника", - думает Бадраков, снимая пистолет с предохранителя. Тихий щелчок кажется выстрелом. Пашка сжимает и без того тбнкие губы, предупреждающе поднимает указательный палец левой руки. Ясно слышно, как кто-то останавливается переД дверью на площадке. Вот он осторожно царапнул дверь на уровне ручки и затих в раздумье. Бадраков легрб повернул ключ внутреннего замка. Грищенко с силой толкнул дверь вперед и шагнул через порог, держа наготове пистолет.

Подавшись немного в сторону от стремительно раскрывшейся двери, на площадке с широкой доверчивой улыбкой стоит милиционер Каменский.

- Тьфу, - в сердцах плюнул Бадраков. - Зачем пришел?

- В тридцать первый дом сейчас зашел парень в сером пальто, - сообщил сержант.

- Это Женька Аристархов, - махнул рукой Бадраков, - он всегда в это время приходит... - И, подумав, добавил: - Когда рестораны закрываются.

- Ну, смотрите, мое дело сказать.

- Не только сказать, - серьезно поправил его Бадраков, - а работать нужно. Иди на пост, и если увидишь что подозрительное - звони в отделение или сам принимай меры в зависимости от обстановки. Здебь не дежурная комната, понял?

- Все ясно, - обижается Каменский, - выходя из парадной.

Когда Петр вернулся в квартиру, Грищенко вопросительно посмотрел на него:

- В чем дело? Неужели ты не мог в окно увидеть и узнать его?

И Бадраков рассказывает, как он прозевал Каменского.

- Бывает, - согласно кивает Грищенко. - У меня на границе тоже был случай. Забавнее этого. На "губу" чуть не угодил...

6

К восьми часам утра пришла смена: два участковых уполномоченных. Переодетые в штатское, подтянутые, выбритые, они с живейшим интересом вникали во все подробности предстоящей работы и сразу же принялись знакомиться с расположением квартиры. Пока пожилой Калистратов изучал запоры дверей, Федя Совенко, как фотограф перед трудной съемкой, с разных положений определил сектор видимости из окна. Все вещи в этой квартире казались ему подозрительными и ненадежными.

Первым делом он попробовал открыть окно.

За зиму рама набухла и никак не открывалась. Совенко с силой дернул на себя медную ручку, но рама и не думала открываться. Только вторым, более мощным рывком ему удалось открыть окно. Из пазов вместе с ватой на пол выпала замусоленная фотокарточка размером шесть на четыре сантиметра. Совенко нагнулся, поднял находку. На него глянули наглые, навыкате глаза. Поджатые губы, засученные по локоть рукава темной рубашки... Да, лицо знакомое. Такие фотокарточки сегодня получили уже сотни людей. Не один работник милиции тщательно изучает по ним приметы убийцы. Федя вслух прочитал надпись на обороте:

- Тетушке от племянника в дни неволи.

А в уголке карандашом нацарапан номер телефона и имя "Люся". Даже неопытный человек мог заметить, что надписи сделаны в разное время, причем одна чернилами, другая - карандашом.

- Интересно. У нас нет его знакомых с именем Люся? - спросил Грищенко, беря из рук Феди фотокарточку.

- По-моему, нет, - ответил Бадраков. - Телефон нужно проверить сегодня же.

- Я это сделаю, - вызвался Пашка.

Первое, до чего додумался Грищенко, это побыстрей позвонить по телефону, пригласить Люсю и сообщить ей, что друг ее попал в беду. А что делать дальше? А если убийца в это время находится там? Нет, такой план совершенно не годится. Нужно все же узнать сначала, кому принадлежит найденный номер телефона. Это сделать просто: сейчас же зайти на почту и взять книгу абонентов...

Через полчаса Грищенко смело переступил порог стоматологической поликлиники. Долговязый, немного сутулый, с усеянными веснушками лицом, он был похож на только что демобилизованного из армии солдата. Вручив хромому гардеробщику изрядно потертую серую шинель со следами недавно снятых погон и петлиц, Павлик расправил под ремнем складки на застиранной гимнастерке и огляделся. В поликлинике начинался рабочий день.

У дверей врачебных кабинетов стояли очереди. Даже у входа к главврачу терпеливо ожидали своей очереди пациенты.

- Молодой человек, не будьте нахалом, люди иостарше вас стоят, предупредила его рыхлая блондинка, когда он намеревался взяться за дверную ручку кабинета.

Желание поскорее увидеть главврача настолько овладело Павликом, что он сначала открыл дверь, а потом уже обернулся к блондинке. Поворачиваясь, он успел рассмотреть, что в кабинете врач обследовал рот старухе с седыми, как пакля, волосами. Рядом, в белоснежном халате и таком же колпаке, стояла девушка, видимо санитарка.

При виде открытой двери она подошла к порогу и с раздражением набросилась на Грищенко:

- Не мешайте, пожалуйста, работать! Вас ведь никто не приглашал!

- А-а... Да. Извините, пожалуйста, - застенчиво оправдывался Павлик, вообще-то мне в другой кабинет нужно.

- Вот видите, сами не знаете даже, к кому пришли.

- Люся! - густым басом позвал врач девушку.

Только теперь Грищенко вполне оценил рискованность своей оперативной спешки. Пробормотав извинение, он направился в гардероб.

- Что так быстро, служивый? - полюбопытствовал гардеробщик.

- Оказывается, мне к начальнику отдела кадров нужно, а не к главному, объяснил Павлик. - Говорят, у вас шофер требуется.

- Вот уж чего не знаю, того не скажу. Возможно, и нужен. Но отдел кадров у нас в другом здании, даже на другой улице.

И, выдавая Грищенко шинель, гардеробщик принялся объяснять, как удобнее и быстрее добраться в отдел кадров.

Перелистывая личные дела работников поликлиники, Грищенко вскоре нашел то, что ему было нужно. Хованова. Людмила Андреевна, родилась в Ярославской области, 21 год, образование 7 классов, не замужем, санитарка, временно прописана на частной квартире...

После бессонной ночи болела голова, ноги отяжелели, хотелось спать. Пошатываясь, как пьяный, он вошел в троллейбус, доехал до отделения. В кабинете заместителя начальника он застал Николаева. Майор за прошедшие сутки тоже заметно осунулся. Лицо его стало пепельным, серые глаза глубоко запали, но блестели по-прежнему.

Грищенко выпрямился, поправил на голове шапку, одернул полы шинели. Но майор, казалось, не замечал его. Он смотрел на разбросанные по столу бумаги.

- Чем порадуете? - спросил Николаев, когда Грищенко приблизился, и первым протянул крепкую жилистувд руку.

Пашка поздоровался, не торопясь вытащил из внутреннего кармана шинели сложенный вчетверо зеленый лист бумаги, аккуратно расправил его на столе:

- Вот. Неизвестная для нас связь Морщинина.

Николаев изучил фотокарточку и надписи на обороте.

Довольно улыбнулся, оглядывая Павла с ног до головы.

Легко вскочил. из-за стола и, сжимая руку Грищепко выше локтя, с воодушевлением заговорил:

- А знаешь, пожалуй, это самый верный путь! Ты обратил внимание, что она землячка Моржа? Эта связь - золотая.

- Да, - подтвердил Павел. А про себя заметил, что майор вдруг перешел с ним на "ты".

- Девица многое может знать, - продолжал майор, - но к. ней надо подойти умно, чтобы не вспугнуть.

Потом он снова рассматривал фотографию Морщинина, будто надеясь по ней изучить характер убийцы.

- А где нашли фото? - поинтересовался он.

Грищенко подробно изложил обстоятельства, при которых удалось обнаружить фотокарточку.

- Вот вам и квалифицированные следователи из прокуратуры. Учат нас, как осмотр места происшествия производить, лекции читают, а сами не меньше нашего промахов делают. И я хорош, тоже ведь активно участвовал в осмотре квартиры. Нет, все-таки теория - одно, а практика - другое.

Он говорил быстро и долго. Грищенко стоял и слушал, изредка согласно кивая. Наконец Николаев сел за стол и пододвинул к себе телефонный аппарат. Но прежде чем набрать номер, он решил отпустить Грищенко. Человек все же не спал сутки.

- Спасибо, лейтенант, можешь идти отдыхать.

- Я еще без звания, товарищ майор, - покраснел от смущения Павел.

- Отстал от жизни. Сегодня Макарьев получил приказ о присвоении тебе звания лейтенанта милиции. Так что поздравляю. - Николаев искренне потряс руку Грищенко. - А теперь - на отдых!

7

Вернувшись из заключения, Морщинин решил восстановить связи со своими дружками. Мишку Варакшина он встретил в первый день около своего дома.

- Как жизнь, кирюха? Угостил бы в честь возвращения, - пожимая широкую руку друга, начал Морж.

- Неважнецкая, - сознался Мишка. - С завода вытурили, дома предки шипят. Сам знаешь моего батю. Вот мозгую кое о чем. Надоело все до чертиков, хоть в Неву прыгай.

- В Неву еще рановато.

Из ответов было видно, что за Мишкин счет не гульнешь.

Почему-то они сразу привязались друг к другу, хотя привязанность эта и не таила глубоких чувств. Просто встретились два бездельника и нашли общий язык. Морщинину о прописке в Ленинграде нечего было и думать.

На второй день Морж подсказал выход из создавшейся ситуации. Они сидели на скамейке во дворе и безучастно посматривали на торопливо идущих людей. Морщинин для большего эффекта покровительственно похлопал Варакшина по крепкой мускулистой спине и спросил:

- Сколько тебе лет?

- Двадцать два, - позевывая, ответил Мишка.

- Мне тоже. Какое совпадение. Хороший ты парень, Мишук! Хочешь, помогу? Едем в Магадан на заработки, пока я не передумал.

Предложение было стоящее. Мишка оживился, слушая рассказ Моржа о том, какие большие деньги получают в Магадане и его окрестностях.

- Там ведь и золото люди добывают, - шептал Морщинин.

Размышлять долго не стали. Друзья сходили на пункт по оргнабору рабочей силы. А вечером Мишка уже собрал свои нехитрые пожитки в старенький чемодан и объявил родителям, что, решил стать "бродягой".

- Да что с тобой, сынок? - напугалась мать.

- По кипам ходит, нагляделся всякого, - объяснил отец.

- Ты-то много понимаешь, - обиделся Мишка. - Вот поеду на Камчатку, заработаю много денег...

- Путем дорожка, - ухмылялся подвыпивший отец-инвалид. - Не забудь заблаговременно телеграммку кинуть, чтоб с оркестром встретили.

Мать, хотя и пустила слезу, втайне была довольна таким исходом дела. Даже радовалась, что в семье станет потише, спокойнее. С мужем-пьяницей она управится, а сын не в меру силен...

Отвальную организовали в квартире у тети Дуси. Хозяйка отсутствовала. По словам Морщинина, она уехала к знакомым за город и должна была вернуться поздно вечером, а может быть, только утром следующего дня.

Собрались трое дружков Морщинина. Угрюмый Сема Гордейчук, за длинное, перекошенное лицо получивший кличку Подошва, сидел молча. Говорил больше всех опытный карманник Васька Сметана. Его лицо с вдавленной переносицей непрестанно поворачивалось от одного приятеля к другому.

Беляшкин, по кличке Копейка, был не столько вором, сколько любителем выпить за чужой счет. Как бы дружки ни старались повеселиться без него. Копейка по известным ему одному каналам узнавал о готовящемся сабантуе и являлся к столу в самый разгар. Сейчас, в предчувствии выпивки, он важно сидел за столом и осматривал комнату белыми навыкате глазами.

Варакшин, оказавшись в такой компании, сразу вспомнил о своей первой судимости. Тогда тоже падение его начиналось с пьянки и такой же компании. "Ничего, - думал он с надеждой, - через три года приеду с деньгой, тогда все пойдет по-другому".

Вернулся из магазина Морж. В руках полная сетка поллитровок с водкой и пивом. Серебром блестят крышки банок с консервированной рыбой. Приятно запахло колбасой и свежим хлебом.

- Живем, братга! - провозгласил он баском, хитро подмигивая своим товарищам.

Все сразу оживились. Гордейчук задвигал стульями.

Копейка открыл консервную банку. Васька Сметана энергично расставлял стаканы, резал хлеб...

- Поехали! - объявил Морж, первым поднимая полный граненый стакан.

- За дела и удачу! - впервые за вечер открыл рот Подошва.

После повторения Морщинин посмотрел на притихшего Варакшина. Тот почему-то не выпил даже половины стакана.

- Не годится, друг. Компанию не поддерживаешь!

Иди брезгуешь?

- Компания компанией, а нам ведь к утру на вокзале нужно быть. Не прогулять бы, - рассудительно заметил Мишка.

- До утра еще далеко. Цистерну можно опорожнить, - хвастался Морж, вновь подливая в стаканы.

Часов около двенадцати ночи Морщинин вышел на кухню с Семой Гордейчуком. Он считал его своим первым другом и хотел с ним распрощаться наедине. Подошва уже здорово опьянел. Упершись руками в раковину, он подставил голову под крап. Морщипин услужливо открыл воду и, запуская пятерню в густую шевелюру друга, заныл:

- Эх, Семка! Опять разлучаемся с тобой... А почему?

Почему, я тебя спрашиваю? А я не хочу с тобой расставаться... Не хочу, понимаешь?! Потому как ты мой первейший друг. Да ты скажи сам, друг ты мне или не...

- "До свиданья, друг мой, до свиданья", - неожиданно начал читать Есенина Семка и пьяно расплакался.

В приливе хмельной нежности Морж целовал грязную мокрую голову Сомы Гордейчука, плакал вместо с ним и жаловался на плохую жизнь. Наконец, видя, что упившийся Подошва перестает понимать окружающее и никак не реагирует на его излияния, вернулся в комнату. Беляшкин, мирно посапывая, спал за столом, уткнув голопу в тарелку с недоеденными рыбными консервами. Васька слил оставшуюся водку в два стакана и наступал на Варакшина, требуя выпить до дна.

- Алё, фрукт, - обратился к карманнику Морщинин. - Ты кто такой, чтобы у меня в гостях командовать парадом?

Сметана притих, однако поспешил опорожнить свой стакан. Морж выпил другой, стоявший перед Мишкой.

Зло глянул на Ваську:

- А для закуски я из тебя кишмиш сделаю, понял?

- Хватит базарить, - властно объявил Мишка. - Разойдутся ребята, и нам пора будет в дорогу собираться.

Морж скрипнул зубами, но промолчал. Васька Сметана, убедившись, что все выпито и впереди ничего, кромо сборов в дорогу да возможного дебоша со стороны Моржа, не предвидится, поспешил распрощаться.

- Сему забери, - посоветовал Варакшин.

Сметана послушался. Он зашел на кухню, долго тормошил засыпающего Гордейчука. Семка обвил длинной рукой шею товарища, и они медленно пошли к выходу.

По дороге опрокинули тумбочку, но вышли на лестницу без посторонней помощи.

- У тебя вещи собраны? - спросил Варакшин насупившегося Морщинина.

- С вещами возятся идиоты вроде тебя. Я возьму шмотки, если потребуется, хоть на Северном полюсе.

С белого медведя шкуру сдеру и на себя надену! А сейчас Я хочу водки, тошно мне!

- Не выламывайся. Уже два часа ночи.

- Я хочу пить... Живо марш за водкой!

- Где ее сейчас возьмешь?

- Возьми такси и - в ресторан. Швейцар вынесет, - напирал Морж.

- А почему это я должен ехать? Тебе пить хочется - ты и поезжай в ресторан, - парировал Варакшип.

Он уже начинал подумывать, как бы отвязаться от беспокойного компаньона. Удерживало Варакшипа то обстоятельство, что как-никак он просидел весь вечер за столом, который организовал Морщинин за свой счет, и бро-/ сить теперь его одного было бы не по-товарищески.

Словно угадывая его мысли, Морж подошел к Варакшину и потребовал от него денег.

- А ты свои уже... того? - подняв руку, начал перебирать в воздухе пальцами Мишка.

- Не твое дело. Гони валюту!

- В таком случае ты ничего не получишь.

В мгновение ока Морщинин схватил со стола столовый нож и ударил им Варакшина в бедро. Удар был молниеносным, сильным.

Мишка почувствовал, как теплая струйка крови, неприятно согревая ногу, покатилась к колену. Он с яростью схватил за грудь низкорослого Моржа и толкнул его что есть силы от себя. Тот, пролетев через всю комнату, ударился спиной и головой об стенку и рухнул в угол.

- Сволочь! Привык кусаться, как вредный муравей.

Чуть что - за нож. Я тебя отучу от этого раз и навсегда! - грозился Варакшин.

Рана была небольшая, но требовалось сделать перевязку. Согнувшись, Варакшин проковылял на кухню, снял со стены полотенце и принялся перевязывать рану.

"Это что же, опять тюрьма?" - трезвея, подумал Морж. Сидя в углу, он увидел на вешалке свое пальто.

Вспомнил, что в правом кармане лежит его нож. Он осторожно поднялся, дотянулся рукой до пальто и достал финку. Молча подошел к раскрытой двери кухни. Мишка, стоя спиной к двери, перевязывал бедро. Уже ни о чем не думая, Морщинин прыгнул сзади на широкую спину Варакшина и по самую рукоятку всадил нож между лопаток.

Предсмертный крик вспугнул спавшего за столом Беляшкина. Он замычал во сне, стукнул рукой по тарелке, но поднять голову не смог. А могучее тело Мишки по инерции рванулось вперед. Схватившись левой рукой за штору, он еще сделал попытку удержаться на ногах. Ко вдруг весь сделался дряблым и упал. Широко раскрытые глаза с недоумением глянули на убийцу.

В это время пришла из гостей тетя Дуся. Была она изрядно выпивши.

Полюбовавшись, как пьяный Копейка выделывает по тротуару восьмерки, она зашла в квартиру, улыбаясь.

Морщинин стоял посередине комнаты.

- Мокруху я заделал, тетушка. Помогай концы прятать!..

К утру все было кончено.

8

Небольшой трехэтажный особнячок, где помещалась поликлиника, прятался в тени высоких тополей на тихой улочке. Редкие прохожие здесь никак не могли ускользнуть из поля зрения работников уголовного розыска. Но зато и сами они, не имея возможности затеряться в толпе, останавливали внимание любых посторонних глаз. Бадраков почувствовал это, когда пригревшаяся на солнышке старуха, около которой он прошел в третий раз, смерила его подозрительным взглядом и неожиданно покинула скамейку. Он подошел к Снегиреву и предложил изменить тактику. Когда они разговаривали, старуха обернулась.

По всей вероятности, она окончательно убедилась в правильности своих подозрений, увидев молодых людей вместе. Плотно прижимая к груди старую потертую сумку, она засеменила в дом. Приходилось прибегать к другому способу маскировки.

Рядом с поликлиникой шло строительство нового здапия. Бадраков зашел за дощатый забор и пробрался на третий этаж. Его внимание привлек мужчина в черном пальто. Он сидел на подоконнике лестничной площадки жилого дома на противоположной стороне улицы. Тут без труда можно было сделать вывод: или человек вышел из квартиры, быть может, подышать свежим воздухом, или он наблюдает за входом в поликлинику. Последнее было более вероятным. Кто бы это мог быть? Неужели Николаев прислал в помощь людей из управления, которые действуют параллельно и самостоятельно? Но только неопытный новичок может выбрать пост наблюдения, совершенно не подумав о маскировке. Вопрос этот требовал срочного выяснения.

Пришлось опять-спускаться вниз. Бадраков обходным путем вернулся на улицу и зашел в будку телефона-автомата. Николаев находился на месте. Нет, в район поликлиники он никого не посылал. Значит, предстояло немедленно проверить личность загадочного гражданина. Петр глянул на часы. Было без четверти семь. Через пятнадцать минут поликлиника должна закрыться. На какое-то мгновение он представил себе, что этот человек на подоконнике и есть Морщинин. Но почему на нем черное пальто?

Он предупредил Снегирева и в обход двинулся к парадной дома, где сидел неизвестный.

По лестнице он шел, не поднимая головы. Вот он уже на площадке второго этажа. Двери квартир увешаны почтовыми ящиками, на которых написаны фамилии жильцов. "Недружно живут", - мелькнуло у Бадракова в голове, когда он свернул на последний марш лестницы. Парень в черном пальто продолжал сидеть на подоконнике, не меняя позы. Петр обратил внимание на его большие красные уши. Он остановился, не спуская взгляда с этих ушей. Сидевший на подоконнике человек почувствовал это и резко обернулся. Взгляды их встретились. Они узнали друг друга.

- Не подходи, зарежу! - предупредил Морщинин, вытаскивая из кармана пальто финский нож с наборной пластмассовой рукояткой.

- Брось дурака валять, - спокойно ответил Бадраков, наступая. Он даже не сделал попытку вынуть пистолет.

Уверенность в своих силах - неотъемлемое качество самбиста.

Бандит держал финку вверх лезвием, как саблю. Значит, наносить удар он собирался снизу, Петр, не останавливаясь, наступал на своего противника. И когда их разделяло расстояние не больше метра, он сделал ложное движение вперед. Затем, будто оступившись, проворно отпрянул в сторону и, сложив крестом кисти, поймал метнувшуюся к нему руку Морщинина. От резкого вскрика по лестнице прокатилось эхо и пропало вверху, у входа на чердак. Нож упал на пол. Бадраков ногой отбросил его в сторону.

Остерегаясь, чтобы задержанный не прыгнул в лестничный пролет, он взял его за воротник и повел вниз.

Там отпустил руку, спокойно предложил:

- Пошли.

- Обыщите меня... По закону положено с понятыми! - неожиданно попросил Морщинин. Он видел, что к Бадракову подошел совсем еще молодой сотрудник, и не терял надежды вырваться на свободу. Обыск ослабит бдительность оперативников, чем можно будет тут же воспользоваться. Но Бадраков отлично усвоил эти дешевые приемы отчаявшихся людей. Он велел курсанту сбегать на лестницу за ножом и позвонить в отделение.

- Насколько мне известно, вы не имеете привычки носить с собой по два ножа. А если он у вас и окажется, то навряд ли вы сможете им воспользоваться, - нарочито официальным тоном, с обращением на "вы", заговорил Петр.

- Врете, гады! Все врете, у меня не было ножа и ничего вы мне не пришьете! - в бессильной злобе закричал Морж. Он уже сознавал свою беспомощность, но все еще продолжал упорствовать, не хотел легко сдать своих повиций.

- Не волнуйтесь, Морж. Не виноваты - значит, отпустим, - спокойно ответил Бадраков.

Но за этим спокойствием Морщинин уловил столько силы и уверенности, что ему стало жутко. Он прислонился лицом к обшарпанной холодной стене дома и послушно ватих. Бадраков заметил, что Морж плачет.

Серая "Победа" затормозила у подъезда. Усталый, по сияющий Николаев сам открыл дверцу и усадил всех на ааднее сиденье. Морж оказался в середине. Уже закрывая дверцу машины, майор незаметно для других крепко пожал Бадракову руку.

- На Дворцовую!