«Гробница Наполеона»

Наталья Андреева Гробница Наполеона

«Гробница Наполеона» — старинный пасьянс, известный в России с начала XIX века…»

Энциклопедия карточных игр

От автора

«Легко ли написать детектив?» — вопрос, который писателям, работающим в этом жанре, задают довольно часто. «Как рождается сюжет? Откуда он берется?» — интересует читателей еще больше. «Могу ли и я написать детектив?» — спрашивает себя хоть раз в жизни каждый. Равно как и «Каков мой темперамент?», «К какому роду деятельности я склонен?», «Идеален ли мой брак?» и так далее и тому подобное.

Мода на тестирование привела к тому, что, склонившись над очередным журналом и вооружившись ручкой, мы терпеливо, но с азартом ставим крестики, подсчитываем баллы, надеясь открыть в себе что-то новое. И пусть это всего лишь игра, но…

Но таков человек. Ему хочется знать: на что я способен? На какие такие подвиги? Быть может, во мне кроется талант, о котором я и не подозреваю? И выяснить это с помощью игры не так скучно, как, допустим, сдавать вступительные экзамены, проходить утомительные собеседования. Не каждый умеет общаться, а вот отвечать на нехитрые вопросы, подсчитывать баллы, ни перед кем при этом не отчитываясь, доступно каждому. И если результат окажется неутешительным, об этом ведь никто не узнает! А пока никто не знает, считай, что ты можешь все!

Детектив — тоже игра. Автор задает загадку, читатель пробует ее разгадать. И на сколько хватит у него фантазии, сообразительности, насколько читатель в своей прозорливости пойдет впереди автора, а не робко последует за ним, настолько он способен к изобретению собственных детективных головоломок. В тот момент, когда что-то показалось вам неубедительным, вы уже включились в творческий процесс.

И даже если вы не предугадали ни одной неожиданно возникшей ситуации, не огорчайтесь. Ведь автор изо всех сил старался вас запутать и по ходу действия романа расставлял хитроумные ловушки. И все козыри были на руках у него, в то время как у вас — ни одного.

Действующие лица: по мастям

«НАПОЛЕОН», ОН ЖЕ ТУЗ ПИК

 Пятница, вечер

В его руке осталось несколько карт, специальных, для пасьянса. Меньше обычных — две колоды по пятьдесят два листа. Итого — сто четыре.

Теперь собрать их в одну колонку, и все они должны уйти на четыре базовые[1] карты. Сначала пять колонок, потом четыре, три, две… И вот одна, последняя. Пасьянс сошелся, если все карты собраны на базовые в четыре стопки по мастям. При этом каждая из четырех будет содержать по двадцать шесть карт.

Сердце забилось сильнее. Как всегда в такие моменты, он разволновался. «Гробница Наполеона» — любимый из пасьянсов. Раскладывать их пристрастился давно, нервы успокаивает, и время летит незаметно. А в новом доме, шикарном особняке, куда переехали всей семьей три года назад, обставил любимое занятие со вкусом. Столик для пасьянсов раздобыл в антикварном магазине. Начало девятнадцатого века! Инкрустирован полудрагоценными камнями, на столешнице — затейливые вензеля. Почти два столетия назад какая-нибудь престарелая графиня в напудренном парике целыми днями раскладывала на нем карты, убивая время, и приговаривала: «Десятка налево, двойка направо…» Тогда не было еще электричества, горели восковые свечи, из загадочного полумрака выступали контуры рояля, не было магнитофонов, не существовало компьютеров, и треклятого телевидения не было тоже…

Боже, как же было хорошо!!! Полумрак, тишина, прерываемая легкими щелчками, с которыми глянцевые карты ложатся на отполированную поверхность столика, и никаких тебе забот! Нынче мало кто понимает толк в пасьянсах и считает их занятием скучным и бесполезным. Глупцы!

…Сегодня с утра увидел в «Новостях» любимого тестя и, как всегда, пришел в бешенство. Непотопляем! Из-за него все, из-за его ненаглядной дочки! Нельзя портить отношения с папой. Нельзя… Иначе не будет ни денег, ни уютного дома, ни антикварного столика, ни пасьянсов. Ни-че-го. Но что же делать? Ситуация-то пиковая! И вот она, дама пик, роковая злодейка!

Спокойно, Даня, спокойно. Ты всегда отличался умом и сообразительностью. Надо отвлечься. Придумать что-нибудь этакое. Двойка налево, десятка направо… Спокойно. Представь, что ты в позапрошлом веке.

Итак. Сойдется или не сойдется? Как всегда в такие моменты загадал желание. Если сойдется — все будет хорошо. Если же нет… Значит, нельзя верить картам! Пасьянс «Гробница Наполеона» сходился далеко не всегда. Порою еще на середине расклада понимал: безнадежно. Но сегодня — день особый. Сегодня он узнал еще одну маленькую тайну, чужую. Если использовать ее в своих интересах… И добавил в свою коллекцию. Маленьких человеческих тайн.

Бубновый туз лег на свое место, последним в стопке. Бубны — веселая масть. Радостная. Итак, разыгрываем бубны. Здесь все понятно. Завтра он пойдет к следователю и сделает заявление. Люди не карты. Но…

Король червей — направо. Лег на даму червей. Ха-ха! Занимательно получается! Король покрывает даму. Черви — масть любовная. Здесь тоже все понятно. Любовь он разыграет как по нотам. Господи! Когда ж это было? И было ли? Дама в длинном платье сидела за роялем, горели восковые свечи… Дались ему эти свечи! Туз червей лег на свое место. С любовью покончено.

Остались крести и пики. Сначала крести. Масть семейная. Король крестей — вне всякого сомнения, папа. Любимый тесть. Дама — мама. Ненаглядная теща. Туз крестей, который лег поверх короля, — дом родной. Жена уезжает на выходные к родителям, в их загородный особняк. Нынче стало модно жить в пригороде, лето кончилось, но в Москву теща с тестем не торопятся. В столице смог, выхлопные газы, пробки на дорогах, толчея, суета. Даже если наблюдать этот муравейник из окна своего офиса или автомобиля, все равно раздражает. Знает по себе.

В выходные жена будет далеко. Как это кстати! За семнадцать лет удачного во всех отношениях брака они друг от друга устали. Так, чуть-чуть. Ну, совсем капельку! Спят в разных комнатах — это пустячок. Последний раз занимались любовью года два назад — мелочь. Давно уже друг с другом не откровенничают, ограничиваются общими фразами — ерунда. Все супружеские пары с солидным стажем так живут. Разводиться нет повода. Жена его любит. А что касается секса… Этого ей не надо. Ну не надо, и все тут! А что надо ему, никого не волнует. Итак, с крестями тоже покончено. Неужели сойдется?

Остались пики. Поганая масть. Плохая. Все ее боятся, но только не он. Потому что сам — олицетворение зла. Сидит сейчас и строит козни. И под картами подразумевает людей. Валет — налево, король — направо. Но люди не карты. Манипулировать ими сложно. Сложно, но можно. В центре лежит туз пик. Наполеон. На нем последовательно — двойка, тройка, четверка… И в руке остались три карты. Валет, дама, король. Неужели сойдется? Тогда он претворит свой замысел в жизнь. И все будет хорошо. Просто замечательно. И все будет…

— Дорого-ой!

О, черт! Пальцы, держащие карту, даму пик, чуть дрогнули. Жена. Принесла нелегкая!

— Даня, ты занят?

— Да! — Она никогда не стучится. Одна из ее отвратительных привычек.

— Боже, что случилось? Почему ты так кричишь?

— Кричу? Прости. Увлекся. Пасьянс сошелся. Мой любимый, «Гробница Наполеона». Видишь, осталось переложить несколько карт. И — все. Удача!

— Да, я вижу. Но нам надо поговорить.

— Оля, тебе непременно недоделать это в моем кабинете?

— Я не имею права сюда входить?

«Здесь все мое», — мысленно продолжил он фразу. Да, это правда. Дом оформлен на жену, машина тоже. Вторая — на фирму. Фирма принадлежит ее отцу. Та, где он, Даниил Грушин, считается полноправным хозяином. А на деле — наемный работник. Разве что зять. Но зять — должность выборная. Тесть выбор старшей дочери уважает, но не одобряет. Не надо об этом забывать. Дама легла на валета, на нее — король. Он потянулся к тузу.

— Погоди пять секунд. Я сейчас…

— Как только закончишь дело, — последнее слово жена произнесла с откровенной иронией, — спустись в гостиную, будь так любезен. Дорогой.

Дверь кабинета громко хлопнула. И, переложив туза пик, последнюю карту, он невольно поморщился. Удовольствие испорчено! Вместо ожидаемой радости на душе неприятный осадок. Ты не забывай, дорогой, кому всем обязан. Кто тебя, беспородного оборванца, подобрал, одел, обул, накормил и жизнь тебе сытую устроил. А ты не отрабатываешь. Обленился, мышей не ловишь. Но всю жизнь равняться на папу — шею можно свернуть.

Да, милый, тебя купили! Со всеми потрохами. Давай теперь выкручивайся!

Он со злостью смешал карты. Тузы, дамы, валеты… Груда разноцветных картинок, полная бессмыслица. А ему так хочется гармонии. Гармонии во всем. Неужели так трудно оставить его в покое?!

Жена ждет в гостиной. Смотрит телевизор. Безобразный современный фильм. Цветной. С погонями, драками, выстрелами и компьютерными «наворотами». Как они говорят. Какая мерзость! Вот раньше! Были же фильмы! Были настоящие женщины! Одри Хепберн, Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Вивьен Ли… Его идеал. Всего десять фильмов, но какие роли! О каждой написаны тома! А сейчас? И сказать нечего!

Черно-белыми фотографиями обвешаны стены его спальни. Женщины, только женщины, и только в черно-белом варианте. Какие лица! Какие глаза! Жена не ревнует. Они же мертвы! Мертвы? Что бы понимала!

Увидела его и потянулась к пульту. Телевизор не выключила, только убрала звук, а на экране по-прежнему мелькают перекошенные лица. Еще одна отвратительная привычка. Привычка, которая его раздражает. Неужели нельзя просто выключить телевизор? Такое ощущение, что в гостиной они не одни. Не станет он откровенничать перед целой толпой!

— В чем дело? — спросил, с трудом сдерживаясь. И присел рядом с женой на диван.

— Какие у тебя планы на выходные?

— Ты же знаешь. Останусь дома, послушаю музыку, почитаю, посмотрю старый фильм, разложу несколько пасьянсов, а в субботу вечером позову гостей.

— Гостей? — Ольга явно насторожилась.

— Соседей. И Артем обещал приехать.

— Один?

— Анюта с детьми улетела на Кипр, ты же знаешь. Кстати, и нам неплохо было бы…

— Оставь.

Ого! Да она раздражена до предела!

— Дорогая, что случилось?

— Это я у тебя должна спросить.

— У меня?

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Холодный пот по спине. Неужели узнала? Нет, черт возьми! Нет! Не была бы она так спокойна! Это догадки, только. Догадки, которые должны таковыми и остаться.

— У меня нет от тебя никаких тайн.

— Разве?

— Оля, если ты меня в чем-то подозреваешь, скажи прямо.

— Я просто не понимаю, почему ты не хочешь ехать со мной.

— Ты же знаешь. Нам друг по другу надо немножечко соскучиться. Ты приедешь вечером в воскресенье, и все будет хорошо. Да?

Потянулся, чтобы ее поцеловать. Жена отстранилась.

— Оля, в чем дело?

— Не знаю. Последнее время мне на мобильный идут какие-то странные CMC-сообщения. Невнятные намеки, загадочные фразы.

— Сообщения? — сделал удивленное лицо. А сердце бешено забилось. Что сие означает?

— Даня, я очень тебя люблю. Так люблю, что… Словом, мне тревожно. А ты?

— Что я? — Нельзя себя выдавать.

— Ты меня любишь?

— Ну, разумеется! Разве я когда-нибудь давал повод? Ты же знаешь моих любовниц, — усмехнулся он. — Всех поименно. Их фотографии висят в спальне.

— По-моему, папа хотел с тобой поговорить. Дела на твоей фирме идут не очень. В то время как Артем…

— Ну, ему везет немножко больше.

— Дело не в везении. По-моему, ты безразличен ко всему. К нам с Максимом, к делам фирмы, к поездкам на курорт. Ко всему, кроме пасьянсов и своих черно-белых красавиц. Мертвых. Тебе не кажется это странным?

— Хочешь сказать, что я помешался?

— Нет. Ты ушел в себя. От кого ты бежишь? От кого прячешься? Если от меня, то я тебя никогда не держала.

Еще бы! Ты не держала! А твои деньги? А папа? Всю жизнь только и занимался тем, что старался вам угодить!

— Ты прекрасно знаешь, что я женился на тебе по любви. Вспомни, как это было. Вы с подругой приехали к нам в институтское общежитие, на дискотеку, я увидел тебя и подошел. Не зная, кто твои родители и что ты москвичка. Я женился не из-за денег и не из-за прописки. Мы семнадцать лет прожили в любви и согласии…

— Как ты это говоришь, Даня! Каким тоном! Будто смеешься надо мной!

— Перестань. Ты раздражена. Я тебя понимаю, дорогая, — сказал как можно мягче. — На дворе осень, грязь, слякоть. Неприятное время года. Поезжай к родителям. Развеешься. Жаль, что сестра улетела на Кипр, вам было бы веселее. Кстати, почему ты с ней не поехала?

Молчит. А взгляд странный. Что-то не то.

— Оля?

— Почему ты не в офисе? Сегодня пятница, рабочий день.

— Немного приболел.

— Разве? А по-моему, ты здоров.

— Сердце колет.

— Сердце? В сорок лет? При твоих железных нервах? При том, что ты бегаешь по утрам, занимаешься на тренажерах и регулярно посещаешь бассейн? Твой кроль до сих пор выше всяких похвал! Максиму за тобой не угнаться!

— Максим ленится.

— А ты… Ты слишком увлечен самоусовершенствованием.

— Что ты об этом знаешь! То есть не о бассейне, а о моих нервах, — начинает раздражаться и он.

— Ну так расскажи! Я жду.

— Мне не о чем рассказывать. Моя жизнь как на ладони. Я прозрачен, как… Как горный хрусталь.

— Ну, как знаешь, — еле слышно вздохнула жена и поднялась с дивана. Спина прямая, осанка — королевская! Манеры безупречные, воспитание родители дали хорошее. Учителя английского и французского на дом ходили. Но вот лицо…

Да, она некрасива. Не помогает дорогая косметика, модный парикмахер, и пластическому хирургу работы хоть отбавляй! Впрочем, жена не собирается ложиться под нож из-за такой мелочи, как нос уточкой и оттопыренные уши. Уши можно закрыть волосами. А губы, такие тонкие, что почти незаметны. И маленькие глазки.

Можно сказать, что она хороший человек. Хорошая жена и хорошая мать. Но это не компенсирует…

— Мы с Максимом вернемся в воскресенье вечером. Его заберет из лицея шофер и отвезет в особняк деда.

— Шестнадцать лет парню, мог бы и сам доехать, — буркнул он.

— На автобусе? О чем ты?

Понятия «общественный транспорт» и «луноход» для жены равноценны. С другой планеты. К ее миру никакого отношения не имеют.

— Да, конечно. Тебя проводить?

— Будь так любезен.

Потом он стоит на крыльце и смотрит, как машина выезжает за ворота. Французский язык в совершенстве, французская косметика, французская машина. И руки на руле. Большие, крестьянские. Наращенные ногти смотрятся нелепо. Хотя лак подобран со вкусом, в тон помаде. Она старается. Очень старается. Но…

Вот он, уроженец маленького провинциального городка, мать которого работала гардеробщицей в доме культуры и мыла по утрам заплеванные лестничные клетки, высок, строен, как тополь, и хорош собой. А иначе Ольга никогда бы не вышла за него замуж. Хорошая форма головы, можно сказать, аристократическая, нос прямой, брови вразлет. Облик мужественный и волнующий воображение. Женское, разумеется. Ах, как он себя любит!

Все. Уехала. Свободен! Огромный дом целиком и полностью в его распоряжении. Домработница придет завтра утром, получит соответствующие указания, а к вечеру уберется восвояси. И тогда он устроит маленькое шоу для своих дорогих гостей. Вечер неприятных сюрпризов. Вот уже год, как он коллекционирует человеческие тайны. Пора предъявить свою коллекцию. Пора…

БУБНЫ

 Пятница, вечер

В соседнем коттедже в это время разгорался скандал. Впрочем, к этому давно привыкли и сами домочадцы, и те, кто жил поблизости. Обитатели поселка уже не обращали внимания на отчаянные крики и звон разбитой посуды, доносящиеся из окон двухэтажного коттеджа. Послушать, так пункт приема стеклотары громят, а выносят на помойку от силы две-три разбитые тарелки да пару чашек! И как им это удается?

Скандал — непременное блюдо в еженедельном меню. Если его не подавали на горячее в понедельник, следовало дождаться вторника. Если и во вторник обошлось, и в среду тихо, а в четверг подозрительно спокойно, то уж к пятнице обязательно разразится буря. Надобно проглотить и не поморщиться. Все понимали: хозяйка — человек творческий. И ей необходима разрядка. Кто-то напивается до полусмерти, кто-то пускается во все тяжкие, а она устраивает скандалы. Сбрасывает накопившееся напряжение. Творчество — состояние, аналогичное стрессу. Время от времени надо из него выходить.

Скандалистку величали Прасковьей Федоровной Потаповой. По паспорту. Но любовные романы, написанные ею, выходили в свет под романтическим псевдонимом «Злата Ветер». Дама обитала в коттедже из белого кирпича (весьма скромном по местным меркам) вместе с мужем и лучшей подругой Кирой. Мужу Прасковьи Федоровны, которой нынешним летом с помпой справляли сорокапятилетний юбилей, на днях исполнилось двадцать восемь. То есть он годился модной писательнице в сыновья, но поскольку детей у нее не было, то…

То поводов для ревности хватало. История их любви кому-то может показаться красивой, но в желтой прессе подавалась как скандал года. Однажды писательница в компании двух закадычных подружек, особ, близких к литературным кругам, заглянула в ночной клуб, где «подавали» мужской стриптиз. Чтобы со знанием дела отобразить в очередном опусе, так сказать, быт и нравы. Дамы выпили по коктейлю, потом еще по одному и как следует разогрелись. К тому моменту, когда на сцене появились полуголые молодые мужчины, тела которых блестели, как медовые леденцы, писательница уже была в ударе. Она цапнула один из «леденцов», и тот оказался ей по вкусу. Домой Злата Ветер и молодой человек, выступавший под псевдонимом «Фараон», поехали вместе. А утром проснулись в одной постели. В вечерних газетах появились пикантные фотографии. Скандальная история привела к тому, что книжечки Златы Ветер начали расходиться на «ура». И писательница быстренько сообразила, что скандал — лучшая реклама.

Чтобы подогреть интерес к своей персоне, Прасковья Федоровна стала везде появляться с красавцем-стриптизером. А когда прессе это поднадоело, взяла да и объявила о своей помолвке. Новый скандал, и новые тиражи. Свадебная церемония собрала толпы журналистов.

В паспорте «Фараона» было записано: «Сидор Иванович Коровин». Это выяснилось, когда Прасковья Федоровна и Сидор пришли в ЗАГС, подавать заявление. Мода на старинные русские имена сыграла с «Фараоном» злую шутку. Он смирился бы с Родионом, Захаром и даже Матвеем. Но Сидор! Это уже слишком! Имя свое красавец-стриптизер просто терпеть не мог! Спасибо тебе, мама! Низкий поклон, папа Иван Захарович!

Для многочисленных приятелей и приятельниц он давно стал Сидом. Злате Ветер это понравилось чрезвычайно. Она стала называть мужа Сидом. И никак иначе. Ее Сид был просто красавчиком! Подарок судьбы! За долгие годы одиночества. Теперь она не скучала. Отнюдь!

Сид, в свою очередь, давно понял, что быть альфонсом — его призвание. Жизнь молодого мужа делилась на две части: активную и пассивную. Активная проходила в спортзале, среди тренажеров, где Сид без устали шлифовал свои великолепные мышцы. Он был невысок ростом, но хорошо сложен и физическими упражнениями довел свое тело до совершенства. Еще бы! Ведь им он зарабатывал на жизнь! Пассивная часть проходила на диване перед телевизором. Сид не читал книг, не смотрел фильмов, которые откровенно «грузят», понятия не имел, что такое классическая музыка и балет. Целыми днями он «листал» боевики и ток-шоу. Без устали. Без перерыва. Фантастику тоже уважал. Но чтоб не «грузила». Не «Солярис» какой-нибудь. Когда Арнольд Шварценеггер с легкостью переворачивал телефонную будку или в упор расстреливал с каменным лицом полчища врагов, у Сида замирало сердце.

Но… сегодня была пятница. И вчера было подозрительно тихо. А к вечеру…

Жена вошла в комнату и с придыханием сказала:

— Сид…

— М-м-м…

— Ты меня слышишь?

— Угу…

— Отвлекись на минуту.

— М-м-м…

— Я кому сказала?! — повысила она голос.

— Угу…

— Мальчишка!

Прасковья Федоровна решительно схватилась за пульт. Сид понял, что сейчас источник его жизненной энергии угаснет, и повернул голову:

— Ну, чего тебе?

— Ты мне изменяешь.

— Еще чего!

— Ты врешь! Я уверена: ты мне изменяешь!

— Была охота, — буркнул Сид и покосился на экран. Сейчас тот узкоглазый замочит лысого бугая. Вот же, принесла нелегкая!

— Где ты был вчера?

— В городе, я же сказал.

— Я для чего купила тебе новую машину?

— Чтобы я на ней ездил. — Сейчас надо сосредоточиться и отвечать на заданные вопросы правильно и конкретно. Черт с ним, с лысым. Своя шкура дороже.

— Но ты ездишь по девкам!

— Доказательства?

— Я их найду!

— Вот когда найдешь, тогда и…

— Кира! — отчаянно закричала жена. — Кира!

Унылое существо в темном балахоне, подметая клешами пол, появилось в дверях гостиной. Лучшая подруга безмолвно застыла на пороге. На ее лице была обреченность. Надо пережить и этот день.

— Кира, со стороны виднее. Скажи: Сид мне изменяет?

— Я… не знаю. — И, поймав выразительный взгляд молодого мужа, тихо добавила: — Должно быть, нет.

— Вы сговорились! Я поняла: вы сговорились!

— Паша, успокойся, — без всякой надежды сказала Кира.

— Вы живете на мои деньги, я вас кормлю, пою, одеваю, и вы же надо мной издеваетесь! О, как я несчастна!

И быть бы настоящей грозе, с битьем посуды и попыткой убежать из дома, чтобы подобно Анне Карениной броситься под поезд на железнодорожной станции, до которой здесь было не меньше пяти километров лесом, но вдруг зазвонил телефон. Прасковья Федоровна проворно схватила трубку. Она ждала вестей из издательства:

— Да!

— Паша? То есть Злата?

— Кто это? Але?

— Сосед.

— А! Данечка… — протянула писательница несколько разочарованно. — Как дела?

— Хотел до вас дойти, но подумал: а вдруг вы заняты? — Под «заняты» подразумевался скандал, свидетелем которого Даниил Грушин быть не хотел. И, упаси боже, участником!

— Нет, что ты! — поспешно сказала Прасковья Федоровна. — Заходи когда угодно!

— Я насчет планов на завтра. На вечер. Вы будете дома?

— Ну… — Принимать гостей ей не хотелось. Хлопотно. Да и накладно. Писательница была скуповата. Для всех, кроме Сида.

— Я хотел пригласить вас на вечеринку. Будет кое-что интересное.

— Да ну? Что именно?

— Сюрприз. Помнишь, ты мне кое-что рассказала? Насчет Сида и…

— Это была шутка, — поспешно сказала она. Надо же было распустить язык! Но Даня так красив, а она немного выпила… Словом, хотелось его заинтриговать. Ну почему такой мужчина давно и прочно занят? Ольге она не соперница. И ребенок, и деньги, которых у той (увы!) больше. Мысленно Паша сделала калькуляцию и вздохнула. Безнадежно!

— Приходите завтра. Ты, Кира и Сид. Часиков в семь. На улице осень, холодно, уныло. Растопим камин, домработница приготовит роскошный ужин… — (Да! Они могут позволить себе прислугу!) Твое любимое вино, помнишь?

О! Этот божественный нектар! Французское вино! Но безумно дорогое! А у них есть… Прасковья Федоровна прикрыла глаза, словно ощущая во рту восхитительный вкус, и сказала:

— Хорошо. Мы придем. Так, по-соседски. И в самом деле? Чего в субботний вечер дома сидеть?

Еще она подумала об ужине. Сид любит вкусно поесть. А она не умеет готовить. Совсем. От Киры тоже немного толку. Неумеха! Поехать в ресторан? Абы куда нельзя, ее лицо слишком известно, чтобы появляться в дешевых забегаловках. Тамошняя публика бесцеремонна. Будут тыкать пальцем, как в зоопарке, непременно подбегут за автографом, а молодые девчонки начнут напропалую кокетничать с Сидом. Как же! Его фотографии постоянно появляются в светской хронике! Глядя на юных поклонниц мужа, она вновь почувствует себя старухой. Как же он молод! Просто неприлично молод для нее! Нет, в места, доступные простым смертным, нельзя. А дорогие рестораны — это так бьет по карману! Деньги достаются нелегким трудом, с неба не сыплются. Не на Парнасе Паша родилась и до того, как пришла слава, горя и нищеты хлебнула с избытком.

— Так я вас жду, — со значением сказал сосед. — Уверяю: не разочаруешься.

Положив трубку, Прасковья Федоровна легонько вздохнула, представив его красивое лицо. Образ, неоднократно эксплуатируемый ею в своих книгах. Она презентовала их Дане с кокетливыми дарственными надписями, но он… Так привязан к Ольге! Вот в Грушине чувствуется порода! Эта красота не для стриприз-клуба, а для эстетов. И невольно покосилась на Сида. Мальчишка, конечно, хорош, но… Лоб гладкий, без единой морщинки, глаза пустые.

— Кто это? — спросила Кира. — Не из издательства?

— Нет. Сосед звонил. Приглашает на ужин. Завтра в семь.

— Давай не пойдем, — поспешно сказала подруга.

— Да ты что?

— Мне не нравится этот человек. Очень. — И Кира поежилась, плотнее запахнувшись в темный балахон. — Он какой-то… мрачный.

— Глупости!

— Я не пойду. Он… Он маньяк!

— Сказала! Ты видела когда-нибудь маньяков? Ничего общего с Даней! Он такой милый, такой… Ах… — И писательница тихонько вздохнула. — Пойдешь.

— Мне не хочется.

— Что это с тобой? — И она пристально взглянула на подругу. Та всегда выглядела не лучшим образом, но сегодня просто смерть ходячая! Тридцать два года, а смотрятся они почти как ровесницы. У Киры сухая кожа, глаза запавшие, под ними темные круги. И взгляд… Как у загнанной лошади! Точно!

— Нет, ничего. Ну, хорошо. Я пойду! — с отчаянием согласилась подруга. — Только пеняйте потом на себя!

— Сид?

— Угу…

Муж воспользовался моментом и снова уткнулся в экран телевизора. Там разворачивается самое настоящее побоище. Мелькают руки, ноги, перекошенные лица, раздаются дикие крики…

— Сид!

— Ну, чего еще?

— Ты пойдешь завтра в гости?

— Куда?!

— К соседу.

— А… Вообще-то я хотел в клуб.

— Я тебе сказала: ты там больше работать не будешь! Через мой труп!

Слово «труп» повторялось писательницей так часто, что у домочадцев уже не вызывало эмоций. Никаких. «Через мой труп», «будете продолжать в таком же духе — увидите мой труп», «бросьте мой труп в общую яму» и так далее. На «труп» Сид не отреагировал, но на слово «работать»… Работать он не любил.

— А деньги? — и его лицо оживилось.

— Сколько тебе?

— Ну, баксов пятьсот не мешало бы подкинуть.

— Пятьсот! Зачем? Ты живешь на всем готовом!

— Если ты хочешь, чтобы я не работал, давай бабки.

— Хорошо. Получишь. Но завтра пойдешь со мной в гости. Я хочу, чтобы ты все время был у меня на глазах.

— А пожрать будет?

— Их домработница отлично готовит.

— Это хорошо…

И снова уткнулся в телевизор. Скандалить Прасковья Федоровна передумала. Настроение резко изменилось. Французское вино, гм-м-м… И ничего не будет ей стоить. Подумала нежно: «Мальчишка! Ведь я тебя умнее! Обведу вокруг пальца, и не заметишь!» В душе же ничего не дрогнуло. Кира паникерша. Даня — маньяк! Чушь, да и только!

КРЕСТИ

 Пятница, вечер

Звонок на мобильный застал Артема Дмитриевича Реутова в машине. Он ехал с работы, с удовольствием думая о том, что сегодня пятница, вечер, конец рабочей недели. О том, что жена с детьми улетела на Кипр, где сейчас не так жарко, как летом, и туристов гораздо меньше. А значит, цены ниже, в том числе и на путевки. Артем Дмитриевич был расчетливым человеком и крайне осторожным, потому и дела его шли так хорошо. Очень хорошо…

Значит, он заслужил две недели покоя. Дети еще маленькие, сыну шесть с половиной, дочери четыре. Дома обычно шум, суета, детские крики, повсюду разбросаны игрушки. Няня справляется с трудом, а жена ленива. Младшая дочь богатых родителей, которую всю жизнь баловали, холили и лелеяли. И как она решилась уехать без него? С няней, разумеется, но и вдвоем им будет тяжеловато. Разве что надоела слякотная Москва и осень, которую Анюта терпеть не может. Сентябрь в этом году дождливый. А ему повезло! Просто повезло!

За время их отсутствия необходимо принять решение. Ситуация осложнилась до предела. Кажется, он запутался. Надо поговорить с Ингой, серьезно поговорить. Для этого и отвел сегодняшний вечер, но она отпросилась с работы пораньше, мол, есть важное дело. Отпустил, но на душе стало мрачно. Значит, это правда! Его подозрения. И решение надо принять радикальное.

Инга обещала приехать позднее. Как правило, в нечастые вечера свиданий они возвращались с работы вместе, соблюдая меры предосторожности. Она выходила из офиса первой, шла по направлению к метро, и там, у входа, ждала его. Потом ехали к ней, если Анюта была дома, или к нему, если в отъезде. Жена любила бывать у родителей, где дом полон прислуги, и обожала заграничные вояжи. Деньги на них ссужали родители, которые привыкли баловать младшенькую.

Каждый раз он с ужасом думал, что столкнется у метро с кем-нибудь из сотрудников. Либо консьержка доложит жене о визитах Инги. И совал женщине деньги, заискивающе глядя в лицо: «Тетя Тоня, вам, к Восьмому марта. Подарочек». И к Рождеству. И к Пасхе. Благо, что праздников в календаре хватает. Приплачивал и охране.

Оправдание было давно готово: секретарша приезжает с бумагами к начальнику на дом, потому что не справляется со всеми делами на работе. Фирма большая, обороты растут. Но это сказочка для глупцов. У Инги внешность фотомодели. Ею и работала раньше. Конечно, в офисе такого класса, как у него, все секретари должны иметь внешность фотомоделей, тем более личный. Анюта все понимает. Но какая же скользкая ситуация сложилась!

Он пытался просчитать ее, эту ситуацию, когда раздался звонок мобильного телефона. Решил: отвечу. Только своим. Под «своими» подразумевалась Семья. Жена, тесть, теща. Сестра жены, но она звонила крайне редко. И ее муж. Лучший друг. Или бывший лучший друг? Даниил. Даня. Данька. Он.

— Да, Даня, я слушаю.

— Здравствуй. Как дела?

— Потихоньку.

— Какие планы на завтрашний вечер?

— А что случилось? — слегка насторожился Артем.

— Да ничего не случилось! Хотелось повидаться.

— Знаешь, у меня уже есть планы на этот вечер. — Разумеется, подумал об Инге.

— Понимаю. Жена в отъезде. Моя, кстати, тоже. Может, посидим, поговорим по-мужски? Или по-родственному. Как тебе больше нравится?

— Я в курсе, что твои дела не очень, — осторожно сказал Реутов.

— Тестюшка отрапортовал?

— Скажи прямо: чего ты хочешь?

— Совета.

— Совет у меня один: брось это дело. Не твое.

— Легко сказать, — усмехнулся бывший лучший друг. — Я бы бросил, да только не знаю как. Чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Вот и хотел с тобой посоветоваться. Может, вновь сольемся, как в былые времена? Теперь ты будешь руководить процессом, а я на вторых ролях. Кем угодно, лишь бы должность называлась громко.

— Заманчиво. — Артем задумался. Начинали-то вместе! Тогда он еще не был зятем. А потом долгое время был зятем номер «два». И младшим компаньоном. Затем раскол. Ссора. И вот Даня просит мировую. Заманчиво.

— Ну, так приезжай часиков в семь, Тема. Будет вечер приятных сюрпризов.

— Мы что, будем не одни? — сразу заволновался Артем.

— Соседи обещали заглянуть на огонек. Нам не помешают. Останешься ночевать, и мы обо всем договоримся. Я знаю, что у тебя последнее время бессонница.

— Заманчиво, — вновь повторил Реутов. А в мыслях промелькнуло: ну не сволочь же я последняя? Это ж Данька! Данька Грушин! В общаге вместе жили, шесть человек в комнате, стены раскрашены под кирпичную кладку! А потом вдвоем в комнате. Уже на старших курсах, когда стали считаться «дедами». Неужели дележ фирмы положил конец студенческой дружбе? Нельзя так. Нельзя… — Хорошо. Приеду.

— Спасибо, друг, — с чувством сказал Даня. — Так я тебя жду.

И дал отбой.

На душе у Артема потеплело. Честно сказать, не хотел терять Даньку Грушина. Не так много их осталось, друзей. Все больше деловые партнеры. И с Данькой, как только стали деловыми партнерами, дружба кончилась. Нет, врешь! Можно оставаться человеком и после того, как дела пошли в гору, как стал преуспевать. Кто сказал, что у Реутова нет сердца? Есть. Огромное. Как он сам. Горячее сердце. Только открой его для всех — порвут на клочки. Богатому приходится быть безжалостным, потому что его никто не жалеет. И все пытаются использовать. Но Данька… Данька Грушин!

Он не жалел о том, что дал согласие. Ну, в самом деле, что за проблема? Приехать в гости к другу, к родственнику. Их жены — родные сестры. А Инга… Инга подождет. А где она, кстати? Надо бы позвонить. И рука вновь потянулась к аппарату.

ЧЕРВИ

 Пятница, вечер

Она шла к метро и нервно покусывала губы. Афродита, богиня любви. Будто из пены морской, и не идет — летит, ногами земли не касаясь! Деловой костюм строгого синего цвета, но юбка короткая и ослепительные длинные ноги, вот они — во всей своей красе! Светлые кудри развевает ветер, глаза… Глаза спрятаны за черными стеклами очков, несмотря на то что погода пасмурная. Того и гляди, пойдет дождь. Но никто не должен видеть ее слез. Ведь она — Афродита! Богиня любви…

Правильно ли поступила? Сделала ставку на Артема, а тот может и не понять. Пока его жена в отъезде, надо принять решение. Отпросилась с работы пораньше, и по его лицу поняла: что-то подозревает. Но если бы он знал правду! Тогда все. Конец. Любви конец. Любви? Отношениям.

Но на встречу все-таки поехала. А после почувствовала, как камень упал с души. Пусть. Выбор сделан. Ее жизнь давно похожа на снежный ком, который катится и катится, цепляя все больше и больше грязи. Она настолько вывалялась в этой грязи, что дальше уже не страшно. Дальше просто некуда.

На нее оглядывались. Женщины с завистью, мужчины с восторгом. Счастливая внешность! Не поскупилась мать-природа. Рост метр семьдесят семь, 90-60-90 в наличии, блондинка, ноги длинные, походка от бедра. Одним словом, стандарт. Этот стандарт ее и погубил. Она слишком похожа на всех остальных высоких длинноногих блондинок. Без изюминки. Огонька в ней нет, жизни нет, как говорил фотограф-профессионал, делающий ее портфолио. Замени Ингу другой длинноногой блондинкой — никто и не заметит.

А что надо сделать, чтобы запомниться? Людям, продюсерам, бесконечным любовникам, которые обещают до того, как окажутся в постели, золотые горы, а после не помнят даже имени? Это беда Инги: она не запоминается. Про нее можно сказать только одно: красивая. А какая? Блондинка? Блондинок много. 90-60-90? Стандарт. Нос? Прямой. Рот? Ни большой, ни маленький. В меру. Стандарт.

Вот и эти, что шею сейчас сворачивают, зайдут в метро, сядут в вагон, уедут. И забудут. Может, какой-нибудь подросток, чьи гормоны играют, скажет приятелю, захлебываясь слюной: «Видел сегодня у метро а-бал-денную девицу!» А какую? Блондинку…

Тридцать лет. Жизнь не сложилась. Несмотря на длинные ноги. Несмотря на 90-60-90. Два года назад встретила у метро подружку, с которой начинали в модельном агентстве. Случайная встреча. Шел месяц март. Ах, этот март! Для нее — месяц перемен. Каждый март что-нибудь, да случается. Плохое ли, хорошее, но — непременно! Она шла к метро, подружка же выскочила из белоснежного глазастого «Мерседеса» и кинулась к киоску, за сигаретами. Все еще не веря своим глазам, Инга окликнула:

— Светка? Ты?!

И вспомнилось: ранняя весна, презентация вин на ВВЦ. Их тела раскрашены под картины известных художников: в моде боди-арт. У нее на теле — Айвазовский. Блондинка, глаза голубые. Ей идет морской пейзаж. А Светка — та Ван Гог. Сама яркая, рыжая, на носу веснушки. А на улице ранняя весна. Холодно, просто жуть! В огромном павильоне сквозняки. И непонятно, то ли это морской пейзаж окрашивает кожу в синий цвет, то ли жуткий холод. У них со Светкой зубы стучали. Приходилось согреваться теми самыми винами, нацеживая их прямо из бочек в одноразовые стаканчики. К концу презентации обе были «хороши». И Светка, отхлебывая из пластикового стаканчика, сказала:

— Все. Хватит. 3-з-завязываю.

— И что будешь делать?

— «Что-что»! 3-з-замуж выйду!

— За кого?

— Есть тут один. Деньги, фирма. Проблема — женат.

— И?…

— Чем черт не шутит! Авось повезет? Не каменный же он, в самом деле! А я — девочка горячая. — И синяя от холода Светка лихо тряхнула рыжими кудрями.

Потом она исчезла. И вот вам, пожалуйста! На глазастом «Мерседесе»! Шубка норковая, в ушах бриллианты!

— А ты все пешком, подруга? — прищурила Светка рыжий глаз. — Как сама?

— Плохо. Помнишь ту презентацию?

— Ну?

— Свалилась тогда с воспалением легких. До сих пор в себя не приду! Сбережения ушли на врачей, у меня ж ни регистрации, ни страхового полиса. Двадцать восемь на днях стукнуло. Пачка сигарет в день. Без бутылки пива никак. Что со мной будет, Светка?

— Сопьешься. К маме, папе не тянет еще?

— О чем ты?

— Ладно. В память о коллекционных винах. Садись в мою тачку. Вижу: есть хочешь. Поедем, поговорим…

Не имей сто рублей. Вот с тех пор и закрутилось. Счастлива ли она? Строгий костюмчик синего цвета, туфельки в тон, бесцветный лак для ногтей, телесного цвета колготки и помада. Полупрозрачные платья и кокетливые черные чулочки на кружевном поясе в прошлом. Весь позор — в прошлом. Ой ли?

«Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок!» Это про нее. Расхлебывай теперь! Мобильный звонит. Это Артем. Ищет ее. Ждет.

Но на дисплее высветился другой номер. Не может быть! Все еще не веря, нажала на кнопку и тихо сказала:

— Да?

— Инга?

— Даниил?

— Что ж так неуверенно? Неужели не узнала? Или у тебя нет определителя номера?

— Есть, но…

— Не ждала, да?

— Чего ты хочешь?

— Я хочу? — и он рассмеялся. Как мало пройдено дорог…

— Понимаю, как ты ко мне относишься. Но ты тоже должен понять…

— Понять тебя? Ха-ха! Понять! Дешевая ты шлюха. Только-то.

— Прекрати! Ну, чего ты хочешь?!

— Встретиться. Всего лишь. Понимаю: не ко времени. Может быть, ты по старой памяти заглянешь к нам, сделаешь уборку, соберешь грязное постельное белье, приготовишь ужин?

— С ума сошел?

— А что? Брезгуешь теперь? Высоко взлетела?

— Я этим больше не занимаюсь.

— Ну, милая! Не упрямься! Завтра в семь.

— У меня другие планы.

— Советую отменить, — жестко сказал он. — Узнаешь много интересного.

Она вдруг вспомнила сегодняшнюю встречу. А это кстати! Он сам так захотел! Сам позвонил! Это выход из создавшейся ситуации.

— Хорошо, я приеду.

— Вот и умница. Значит, завтра в семь?

— Да.

— Номер «маршрутки» еще помнишь? Или успела обзавестись машиной?

— Я приеду на такси.

— Оплачу.

— Да пошел бы ты…

— Милая, у тебя какие-то проблемы?

— Об этом и поговорим. До встречи.

Все. Отбой. До чего же неприятно слышать этот голос! Увидев Грушина впервые, подумала: какой красивый мужчина! Глядишь в его серо-голубые, глубокие глаза, похожие на речные омуты, и сердце замирает! Теперь понятно, от чего. От страха! От ужаса! Потому что омуты-то ледяные! Не смотри подолгу — затянет!

Вновь звонит мобильник. На этот раз Артем.

— Инга, ты где?

— У метро. А ты?

— В машине. Еду домой.

— Я уже освободилась.

— Хорошо. Встретимся через полчаса возле нашего универсама. У входа. Успеешь?

— Да.

Артем не должен знать, где она находится. Полчаса? Пусть будет полчаса.

— Я тебя там подхвачу, купим продуктов на ужин и — ко мне. Идет?

— Насчет завтрашнего…

— Да, насчет завтрашнего дня. Мы хотели поехать в…

— Так я хотела тебе сказать, что…

— Я хотел тебе сказать, что…

— Не могу.

— Не могу.

— Я вынужден буду уехать, малыш.

— Я тоже.

— Вечером мы это обсудим.

— Да что там обсуждать? — насторожилась она. — Мне сегодня позвонила подруга. У нее юбилей… Свадьбы.

— И сколько лет?

— Сколько? Два. Или три. Это не телефонный разговор. Через полчаса.

— Через полчаса. Жду

Интересно, а он куда собрался? Неужели к тестю в гости? А что? У них дела. Корова-Нюрка улетела на Кипр вместе с детьми. Вот у кого жизнь — малина! Может, теща проявила беспокойство? Как там любимый зять проводит выходные в отсутствие жены?

Любит ли ее Артем? Даже если любит, это ничего не меняет. Он прочно увяз в этом браке, в делах фирмы. У них с Ингой нет будущего. И сегодняшний ее поступок ничего не меняет тоже. Но как хочется верить! Верить и надеяться на лучшее.

ПИКИ

 Пятница, вечер

Предприимчивый молодой человек приятной наружности, коренной москвич Валентин Владимирович Борисюк (двадцати восьми лет, холост, образование высшее, к уголовной ответственности не привлекался) любил засиживаться на работе допоздна. Особенно в пятницу вечером. Особенно если надо избавиться от очередной назойливой девицы.

Дело в том, что Валентин считался завидным женихом. Во-первых, у него престижная работа, стабильный заработок и перспективы сделать со временем блестящую карьеру. Во-вторых, новенькая машина, «Дэу-Нексиа» стального цвета. В-третьих (и что самое важное!), у него была отдельная квартира. Собственная. Однокомнатная, но в новом доме. Улучшенной планировки, с кухней в двенадцать метров. Девушки, с которыми Валентин встречался, единодушно считали, что в такой квартире надо непременно вить уютное семейное гнездышко. У хозяина на этот счет были другие планы.

Не то чтобы он не хотел жениться. Отнюдь. Но справедливо считал, что молодая жена должна быть в доле. Он кладет на алтарь однокомнатную квартиру, немаленькую зарплату и машину. Плюс свою свободу. Она тоже должна положить кое-что существенное. Не только молодость, красоту и безумную любовь к нему, Валентину Борисюку.

Но девушки отчего-то считали, что молодости и красоты вполне достаточно. Как только речь заходила о браке, Валентин слышал одно и то же. Ты, дорогой, будешь работать, делать карьеру, я же работу брошу, рожу тебе ребенка и буду заботиться о том, чтобы каждое утро у тебя была чистая белая рубашка, а каждый вечер — вкусный ужин.

Ему казалось, что это несправедливо. Денег никогда не бывает много. Неработающая жена — все равно что провальная яма, в которой денежный ливень никогда не закроет дна. А ручеек и не смочит. Парикмахер, массажистка, косметолог, каждую субботу поход по магазинам, за модными тряпками, вечные жалобы на скуку и одиночество. Знал из рассказов женатых друзей. А ребенок — удовольствие дорогое. Памперсы, детское питание, платные доктора, опять-таки массажист… И так до бесконечности.

А Валентин Борисюк был человеком бережливым. На машину копил несколько лет. Сначала ездил на стареньких «Жигулях», потом на новых, потом продал их, добавил недостающую сумму, и вот вам, пожалуйста! «Дэу-Нексиа!» Из салона! Следующий этап — обновить мебель, сделать шикарный ремонт в квартире. А лучше поменять ее с доплатой на двухкомнатную. Если работают оба, то можно жить неплохо. Но тянуть семью одному… А если потеряет работу? Рассчитывать не на кого. Только на себя. Родители деньгами не помогают, да еще и выговаривают за чрезмерные расходы. Надо, мол, копить на черный день, на старость. Откладывать с каждой зарплаты. Как всю жизнь делали они.

В свете последних событий все осложняется. Ну не может он сейчас жениться! Еще недавно жизнь казалась безоблачной. Но последнее время хозяин, Артем Дмитриевич Реутов, относится к Валентину более чем прохладно. Что случилось?

Ломал голову над этим, и вдруг холодный пот прошиб! Неужели узнал?! Это конец! Раньше надо было думать! Поверил честному слову, но чьему?! Выходит, все открылось. А тут очередная претендентка на однокомнатные хоромы висит на телефоне. Оказалась настойчивее, чем ее предшественницы. Случись это полгода назад, он бы нашел в себе силы справиться и с этим.

Но сейчас… Сейчас все изменилось. Уверенность в завтрашнем дне исчезла. Не до женитьбы теперь. И не до семейных проблем.

— Ало?

— Валечка, дорогой, это я, Марина!

— Я же сказал, что занят! На работе.

— Я знаю, знаю. Ах, милый, ты так много работаешь! Совсем не бережешь себя! Я не стану тебя отвлекать. Я только хотела сказать…

— Меня шеф вызывает.

— Что я беременна.

— Что-о?!

— Ты рад? Рад? Я так и знала!

Просто нет слов! А если она блефует? Ну откуда? Не вчера на свет родился, знает, откуда берутся дети. А ну-ка, вспоминай! Да твой ли это ребенок?

— Почему ты молчишь? — с обидой в голосе спросила Марина на том конце провода. — Ты сомневаешься, что это твой ребенок?

— М-м-м…

— Как ты можешь! Я заставлю тебя пройти тест! На отцовство! Я докажу!

— Хорошо, хорошо. Мы поговорим об этом позже.

— Когда позже?

— Когда вернусь домой.

— Почему у меня до сих пор нет ключей от нашей квартиры?

— Я… подумаю об этом, — промямлил он.

— Завтра суббота. С утра я у тебя. Все, целую. Милый, я так счастлива!

Раньше он «организовывал» себе командировки. В другие города, а бывало, что и в другие страны. Длительные командировки. На месяц, на два. Так отвечали секретари девушке, звонившей в офис по душу Вали Борисюка. И так сообщал автоответчик в его квартире. Когда «возвращался», девица успевала кого-нибудь подцепить. Современные барышни весьма и весьма предприимчивы. И не любят долго ждать. Но Маринка взялась за дело всерьез. Но когда это случилось?! Он схватился руками за голову. Что делать?

И вдруг мобильный зазвонил вновь. Неужели опять она? Или…

Д. Э. — высветилось на дисплее. Сюрприз!

— Да, слушаю, Даниил Эдуардович!

— Валентин? Ты еще на работе? — с иронией спросил собеседник, который был прекрасно осведомлен о его привычках.

— Да.

— И как дела?

— Нормально.

— Ну-ну! Только не ври. Я знаю, что Артем Дмитриевич к тебе охладел.

— Он вам что-нибудь говорил? — А в мыслях промелькнуло: разве они общаются? Кажется, после раздела фирмы враги не на жизнь, а на смерть. Так неужели?

— Да, мы заключили мировую. О слиянии двух фирм.

— Как это? — спросил Валентин, и голос его сел.

— Думаешь, в новой фирме тебе найдется место? Это я собираюсь стать замом по рекламе. А что? Работа не пыльная. А я, как ты знаешь, напрягаться не люблю. Опять же загранкомандировки, девочки-модели. Организация презентаций.

— Даниил Эдуардович, а как же я? Что со мной? — жалобно проблеял Борисюк.

— Я в курсе, что тебе нужны деньги. Много денег. — И человек на другом конце провода рассмеялся. Холодный пот по спине. Опять. Рубашка уже мокрая! Да это просто злой демон! А Грушин ласково говорит: — Ты вот что, Валентин. Завтра вечером, часиков в семь, подъезжай ко мне. Дорогу еще не забыл?

— Нет. Прекрасно помню.

— А как кинул меня при разделе и ушел к Артему, помнишь?

— Я…

— Ну-ну. Дело-то прошлое. Зла на тебя не держу. Короче, приезжай. Посидим, поговорим. Чайку попьем. Я ведь знаю, что ты спиртное не употребляешь. С некоторых пор.

И собеседник загадочно рассмеялся. И вновь спина покрылась липким потом. Как он узнал? Неужели?! Источник информации тот же! Никаких сомнений!

— Завтра я буду у вас. Ровно в семь.

— До встречи.

Валентин сидел, обхватив голову руками. Это конец. Конец, если до понедельника не найти выход. Маринке придется провести завтрашний вечер одной. В его квартире. Даст ей ключи, будь она неладна!

А вдруг ошибка? Надо бы и в самом деле сходить вместе с ней к врачу. За ручку отвести, если будет упрямиться. И тест на установление отцовства надо пройти непременно. Не вчера на свет родился. Маринка — одна из моделей, с которыми три месяца назад устраивал презентацию новых товаров фирмы на ВВЦ. А жизнь у моделей известно какая! Не хватало еще растить чужого ребенка!

Но это будет на следующей неделе. И завтрашний день, как бы плох он ни был, надо пережить…

ТУЗ ПИК

 Суббота, утро

Проснулся Грушин в превосходном настроении. Несмотря на плохую погоду. Жены дома нет. Сына тоже. Одиночество — достойная награда за терпение. Черно-белые красавицы улыбались с фотографий. Прекрасное лицо Вивьен Ли словно светилось, глаза сияли.

— Доброе утро, любимая! Ты проснулась? Я тоже!

То, что она молчала, его не смущало. Так даже лучше. Он мог рассказать ей обо всем, не волнуясь, что могут в любой момент перебить или не дослушать. Лучшая из женщин! И как прекрасна!

Он спустился вниз, в тренажерный зал, и сделал гимнастику. На улице было пасмурно и сыро, накрапывал дождь, выходить на пробежку не хотелось. Что ж, сегодня можно обойтись и беговой дорожкой. Потом как следует поработать на тренажерах, покрутить педали, сделать упражнения для пресса.

Грушин очень заботился о своем здоровье. Пил одну чашечку кофе в день, за завтраком, не курил. Из спиртных напитков употреблял только мятный ликер. Вообще-то предпочел бы абсент, но этот напиток вызывает галлюцинации. «Зеленая фея» губит легко и быстро. А мятный ликер — неплохой заменитель. Такой же зеленый. Ни его близкие, ни друзья не понимали: как можно пить эту гадость, которая по вкусу напоминает зубную пасту? Есть бренди, коньяк, французское вино, наконец! Уж в чем в чем, а в спиртных напитках недостатка в доме нет, хотя пьющих нет тоже. Ассортимент держал для гостей. Сам же предпочитал мятный ликер. Пару бутылочек всегда держал в кабинете. И чем так уж плоха зубная паста? Бывало, в детстве он, словно какое-нибудь лакомство, ел ее прямо из тюбика. Она называлась «Лесная» и тоже зеленого цвета. Шоколадки и прочие.сладости перепадали редко. Детство… Даниил Эдуардович Грушин невольно поморщился.

Завтрак доставил истинное наслаждение. Кофе, тосты, яичница с беконом. Надо подкрепиться как следует. Когда зазвонил телефон, невольно вздрогнул. Вот оно, начинается! Ощущение приговоренного к смерти. Лежит на эшафоте, а над головой — нож гильотины. Теперь почувствовал, как тот предательски дрогнул. Вот-вот упадет!

— Даниил, почему ты так долго не берешь трубку? — раздался недовольный голос тестя. Как всегда, тот говорил медленно, тщательно проговаривая каждое слово. Словно пережевывая. Не запинался, не глотал букв и после каждого слова делал крохотную паузу, чтобы сказанное выглядело значительнее. И даже через семнадцать лет называл мужа старшей дочери только так: Даниил. Точнее, Дани-ии-л.

— Я… Был в душе.

— До которого же часа ты спишь?

— Давно встал, но…

— Что у вас с Ольгой? — оборвал тесть, не собираясь выслушивать его оправдания.

— Ничего. Как всегда.

— Раньше она так горячо за тебя заступалась. Хм-м-м…

— Заступалась?

— Я принял решение, Дани-ии-л. Когда вы с Темой затеяли раздел, я был против. Категорически. Одна большая фирма всегда лучше двух маленьких. Но вы настаивали, ваши жены на меня давили, и я уступил. И что произошло? Артем оправдал мои ожидания. А ты нет. Его дела неуклонно шли вверх, в то время как твои так же неуклонно — вниз. Теперь я принял решение о слиянии.

— Что будет со мной?

— Хм-м-м… Ты должен подъехать ко мне в понедельник, часикам к девяти, — неопределенно ответил тесть. И ехидно добавил: — Для тебя это не рано?

— Нет. Но я хотел бы знать…

— Там и узнаешь. Все.

И тесть дал отбой. Грушин почувствовал, что голова отлетела. Нож все-таки упал. Надо идти ва-банк. Подобрать отрезанную голову и пришить ее на место.

Три часа дня

Приходящая домработница занималась уборкой, он же сидел у себя в кабинете и опять раскладывал все тот же пасьянс. «Гробница Наполеона». Надо же! И вновь сошелся! Что бы это могло означать? Что его блестящий план осуществится? Именно!

«Раз нам плохое видится в хорошем…» — бормотал он, перекладывая последние карты, и вновь пики. «Раз мы не верим ни в добро, ни в зло…» Валет, дама, король…

Оставь нас, Боже, в нашем милом прошлом… В котором все уже… произошло…

И туз пик — последняя карта. Сошелся! «В котором все уже произошло!» Он счастливо рассмеялся. И в этот момент раздался звонок в дверь. Система работала таким образом, что на втором этаже сигнал был слышен так же, как и на первом. Всегда надо быть настороже.

Кто-то стоял на пороге. Гостей Даниил Эдуардович Грушин не ждал. И давно уже в этот дом никто не приходит без приглашения. И без предварительного звонка. Разве что соседи? Но соседей он ждет вечером.

Маша откроет. И доложит. Кто пришел, зачем пришел…

…Осторожный стук. И робкий голос:

— Даниил Эдуардович…

— Кто там?

— Какой-то пожилой господин. Говорит, что от вашей жены.

— Что за чушь!

— Вы бы вышли.

— Никого не хочу видеть!

— Но он настаивает. И ваша жена…

— Она бы меня предупредила.

— Даниил Эдуардович… Он ведь не уйдет, — просительно сказала Маша. Молодая женщина, бесцветная, нерешительная. Но готовит замечательно, потому и задержалась у Грушиных. Машей он не то чтобы дорожит, но ценит. Например, вкусный борщ и сочные отбивные.

— Даниил Эдуардович…

О, черт! Должно быть, какая-то ошибка! Только не сейчас! С раздражением смешал карты и вышел из кабинета. Спустился в гостиную, где его ожидал пожилой господин. Как доложила Маша. Интересно узнать, что для тридцатилетней женщины означает «пожилой»?

Нет, все в порядке. Господину лет под шестьдесят. Лицо интеллигентное, седой ежик волос. В очках. Дорогие очки в тонкой «золотой» оправе. Постойте-ка… Лицо вроде бы знакомое.

— Где я мог вас…

— Пожалуйте мою визитную карточку. Профессор, доктор наук.

— Каких еще на…

О, черт! Он вспомнил! Вспомнил!

— Вы психотерапевт, который чуть ли не ежедневно навещает мою тешу! Там мы и сталкивались!

— Именно.

— Но что вы делаете в этом доме? Здесь нет ваших пациентов!

— Сегодня утром мне звонила ваша жена. Настоятельно просила заехать.

— Вы в своем уме?

— Я — да, — спокойно сказал профессор.

— Вы хотите сказать, что я… Убирайтесь вон!

— Даниил Эдуардович, вы не хотите со мной поговорить?

— О чем?

— Вы не предложите мне присесть?

— Нет, — отрезал он.

— Тем не менее.

И профессор опустился на диван. Грушин всерьез разозлился. Позвонить Ольге? Что она себе позволяет? Но кричать не надо. Корректно и вежливо выставить господина из дома. Он даже попытался улыбнуться:

— Видите ли, я жду гостей.

— Конечно, конечно! Я в курсе. Но ведь вы ждете их вечером, не так ли?

— Кто вам сказал? Ольга? — поразился он. — Да, я жду гостей вечером! Но мне надо подготовиться!

— Это не займет у нас много времени. Уверяю вас.

— За каким чертом вы пришли?

— А что вы так волнуетесь, Даниил Эдуардович? Присядьте, пожалуйста.

— Это мой дом!

— Да, да, конечно.

— Я сейчас позвоню жене.

— Как вам угодно.

Он потянулся было к телефону, но передумал. Это какая-то игра. Если ее прервать, ничего не узнаешь. Что на уме у Ольги? И рука так и не коснулась телефонной трубки. Присел в кресло, напротив господина в очках.

— И что вам сказала моя жена? — улыбнулся через силу. — Почему попросила заехать? И почему меня не предупредила?

— Сказала, что в этом случае вы можете сбежать. Или запретите домработнице открывать дверь. Словом, сделаете все, чтобы мой визит не состоялся.

— Как видите, этого не случилось. Бежать я не собираюсь. На дворе конец сентября, сегодня суббота. Меня зовут Грушин Даниил Эдуардович. Мою жену зовут Ольгой, сыну Максиму шестнадцать лет. Итак, вы убедились, что со мной все в порядке?

— Ваша жена очень беспокоится, Даниил Эдуардович. Вы не могли бы объяснить мне некоторые ваши поступки?

— А именно? — усмехнулся он.

— Умершие женщины.

— Умершие жен… — Он запнулся, потом сообразил: — Ах, фотографии у меня в спальне! Вот что вы имеете в виду!

— А вы? Вы что имеете в виду? — подался вперед господин в очках.

— Бог мой, да ничего! Разумеется, ничего! Да, я люблю прошлое. Читаю только мемуары, смотрю черно-белые фильмы. Раскладываю пасьянсы. Что в этом странного?

— Насколько я в курсе, вы по образованию…

— Инженер-физик. Факультет аэрофизики и космических исследований. Дальше?

— А откуда нелюбовь к компьютерам? К телевидению? К мобильным телефонам? По-моему, вам должно быть это близко.

— Что это?

— Техника. Расчеты. Компьютеры.

— У каждого свои странности.

— Принимается, — слишком охотно согласился профессор. — А на работу почему не ходите? Делами не хотите заниматься? У вас депрессия?

Тут он не выдержал. Это уже слишком! Что оно затеяло, это Святое Семейство? Тесть, теща, жена?

— Я устал, вы слышите?! — закричал он. — Устал от того, что меня постоянно контролируют! Следят за мной! За каждым моим шагом! Это не жизнь — пытка! Каторга! Я так больше не могу!

— Ну-ну, успокойтесь, — миролюбиво сказал профессор.

— Я так больше не могу! Не хочу! Вы слышите?! Я не могу! Так! Жить!!!

— Я и пришел для того, чтобы вам помочь.

— Помочь? Вы? Мне? — И он громко рассмеялся. Это все теща-курица. Тупица! Помешалась на своих болезнях! На депрессии, которая у нее якобы существует! И других пичкает лекарствами! Верит всяким шарлатанам! Сколько их перебывало в ее доме! Маги, мануальные терапевты, психоаналитики… Но он, Даниил Грушин, не так глуп! И отрезал: — Я не нуждаюсь в помощи. Пожалуйста, покиньте мой дом.

— Даниил Эдуардович…

— Ухо-ди-те!!!

— Что ж… — Гость, вздохнув, поднялся с дивана. — Не буду настаивать.

— Маша! Маша! — закричал Грушин.

Перепуганная домработница появилась в дверях гостиной. И чего хозяин так разволновался?

— Проводи этого господина. И проследи, чтобы он покинул участок. — И когда профессор в сопровождении Маши направился к двери, ехидно добавил: — Надеюсь, моя жена вам заплатила за визит? От меня вы не получите ни копейки!

Профессор обернулся и живо сказал:

— Не беспокойтесь, Даниил Эдуардович, не беспокойтесь. Я сделал на этом визите целое состояние!

— Что-о?!

— А вы понимаете шутки?

— Да кто вы вообще-то такой?!

— Я дал вам визитную карточку. Там все написано. Всего хорошего.

Едва сдержался. Все, гость уже уходит. Услышал, как хлопнула входная дверь. Когда вернулась Маша, хмуро спросил:

— Ушел?

— Да, Даниил Эдуардович. Сел в машину и уехал.

— Хорошо, — кивнул с удовлетворением. — Можешь идти. Займись ужином.

Домработница неслышно удалилась на кухню, а он потянулся к мобильному телефону, лежащему на столе. Спустя мгновение услышал голос жены. Словно его звонка ждали.

— Говори.

Что это с ней? Голос какой-то… мертвый. Да. Ольга никогда еще не разговаривала с ним таким тоном! Но разве не он должен сейчас быть в бешенстве?

— Ольга, что это означает?

— А именно?

— Визит этого… этого… врача! Психотерапевта!

— Даниил, я знаю, что ты считаешь себя очень умным. Умнее всех.

— Не говори глупостей, — пробормотал он.

— Так вот: догадайся. У тебя есть время. До полуночи.

— Что за бред ты несешь!

— Если догадаешься… Впрочем, ничего не могу обещать. Решение ты должен принять сам. Я даю тебе шанс.

— Оля…

— Все.

В трубке раздались гудки. Перенабрал номер. «Абонент не отвечает или находится…» Она отключила мобильник. И узнав, что звонит он, к телефону, что находится в отцовском особняке, не подойдет. Трубку берет только прислуга. Позвонить тестю? Самоубийство. Теще? Безумие. Кому? Да будьте вы все прокляты!

Вернувшись в кабинет, попытался привести мысли в порядок. Что имела в виду жена? Никогда не считал Ольгу женщиной умной и проницательной. Вообще не находил в ней достоинств. Никаких. Вчера вновь пришлось соврать, что женился по любви. Влюбился, мол, с первого взгляда. Увидел на дискотеке и подошел. Но увидел-то со спины! Тогда она была худенькой, стрижка модная, одежда явно не из магазина. Это были времена дефицита, импортные вещи добывались из-под полы и с огромным трудом. Так вот, на Ольге были ультрамодные джинсы с ярлыком известной фирмы, и свитер, и туфли. Все импортное. Таких вещей он не видел еще ни на ком.

— Разрешите? — вкрадчиво спросил Даня. Когда девушка обернулась, оторопел. Какая некрасивая! Нос уточкой, глазки крошечные.

Потанцевав с ней, решил девушку проводить, благо это был последний танец. На старших курсах предпочитал приходить на дискотеку под занавес. Желторотые юнцы, первокурсники, которым все это было в диковинку, крутились тут же и откровенно раздражали. Зачем суетиться? Один танец, и проблема решена. Слава о нем гремит на весь институт: неотразимый Даня Грушин, гроза женщин! После этого Даня, как правило, поднимался с партнершей наверх, к себе в комнату, выводил соседа за дверь, на короткие переговоры, и гостья оставалась до утра. Ольгу же решил проводить на автобус. Подруга, с которой она приехала, осталась ночевать в общежитии. У той со внешностью все было в полном порядке.

На улице Ольга без раздумий поймала такси. Ночью. До Москвы. Гм-м-м… Институт, где он учился, находился в пригороде. Сделав в уме несложные подсчеты, словно шутя, поинтересовался:

— У тебя что, денег куры не клюют?

— Да. Денег хватает. У родителей.

— А кто у нас родители?

— Папа работает во Внешторге. Этим летом мы вернулись из-за границы, где прожили пять лет, — ровным голосом ответила девушка. И села в машину.

Такси отъехало, а Даниил все еще пребывал в раздумьях. Иногородние студенты мечтали жениться на москвичках. Чтобы зацепиться в столице. Те, кто не сумел стать москвичом, в лучшем случае остались с койкой в общежитии. В худшем — свободный диплом. На все четыре стороны. Лучше бы четыре стены, чем четыре стороны! Даня не был избалован. Родителями и судьбой. Отца у него не было, отчество «Эдуардович» мама выбрала потому, что оно показалось ей красивым. Повезло ему только со внешностью.

И в голове зашевелилась мыслишка: «Смотри, не упусти!» Такой шанс! Не просто москвичка, папа работает в Министерстве! Внешней торговли! Пять лет жили за границей! Так вот откуда вещи! Оттуда. Магическое слово.

И Даня дрогнул. Болван! Даже номер телефона не взял! Тупица! Когда же Ольга появилась на дискотеке в следующую субботу, кинулся к ней, ног под собой не чуя. Судьба дала еще один шанс. И Даниил Грушин его не упустил.

Надо отдать ему должное: Даня был безупречен. С другими девушками тут же прекратил встречаться, Ольгу о родителях не расспрашивал, разговор о деньгах не заводил, в гости не напрашивался. И вообще, не навязывался. Тонко, деликатно подводил к мысли: я — твоя судьба! Ни одна женщина не могла перед ним устоять, Ольга — не исключение.

А когда свершилось, увидел будущих тестя и тешу, повел себя умно. Не озирался по сторонам с жадностью, о детстве своем рассказывал крайне осторожно, отца придумал, а то, что летчик, так не удивительно! Откуда еще у Дани страсть к космическим полетам и проектированию пилотируемых аппаратов? Да, папа разбился, когда он был маленьким. Бывает. С детства клеил самолетики, потом модели космических кораблей, увлекался расчетами. В престижный вуз поступил сам, без протекции. Скромен, честен, старателен. Безумно любит Ольгу. Чиновнику из министерства Даня приглянулся. Если старшая дочь так решила, так тому и быть! Хотелось бы зятя с родословной, но, глядя на этого парня, все можно простить. Уж больно хорош, шельмец! О теще и говорить нечего! На женщин средних лет он всегда производил неизгладимое впечатление. Преподавательницы в институте слушали Даню, улыбаясь, и ниже «четверки» никогда не ставили. Даже если он запинался и делал ошибки.

Итак, папа дал «добро». Началась подготовка к свадьбе. Никого из родни Даня на бракосочетание не пригласил, одна мама приехала и весь вечер сидела серенькой мышкой, не открыв рта. Так велел сын. На следующий день она уехала, а Даня начал новую жизнь. В шикарной квартире тестя, в центре Москвы.

На курсе считали, что ему сказочно повезло. В том числе и лучший друг, Артем. Сосед по комнате. Тот самый, которому не раз приходилось очищать койко-место для ночной гостьи. По окончании института Даня получил лучшее распределение из всех, какие только были возможны. А всего через год тесть «устроил» им с Ольгой отдельную квартиру. Двухкомнатную. Благо родился Максим. Даня и здесь не сплоховал. Все хотели мальчика, и на свет появился Максим Даниилович Грушин. Первый внук, гордость деда!

И все пошло как по маслу. Перестройка тестя не испугала, напротив. Оказался на коне, в момент приватизации вовремя подсуетился. Но руководить частной фирмой поставил зятя. Это, мол, его. Грушин — не Самохвалов. И не надо с тестем отождествлять. Проектирование космических аппаратов Даниил вскоре забросил, стал продавать импортную мебель и сантехнику. Вот тогда и случился в нем этот надрыв.

Тема, друг голодной студенческой юности, прав: не его это. Неизвестно, кто был на самом деле папа Дани Грушина, может быть, и летчик? Была же любовь к небу! К самолетам. К ракетам. Которую не заменишь любовью к импортным толчкам. И он ушел в прошлое. В то самое прошлое, где на героев космоса буквально молились. Знали их поименно. Где мог бы добиться многого. Сам. Запоздалое раскаяние всколыхнуло душу. Все ему завидуют. Все. Только сам себе он не завидует…

А насчет загадки, которую задала жена… Что ж, до полуночи есть еще время. Ничего оригинального она придумать не может. Помучит его немножко и успокоится. Потому что любит. А любовь слепа.

Вечеринка в стиле ретро

КОЛОДА КАРТ

 Семь часов вечера

Домработница ушла час назад. Завтра у нее выходной. Это и к лучшему, хотя в доме будет бардак и полно уборки и грязной посуды. Но кого это будет волновать завтра? Грязная посуда и затоптанный пол? При том, что здесь найдут? Садовник тоже не придет. Они с женой пенсионеры, живут в соседней деревне, и оба подрабатывают у Грушиных. Маша одна не справляется. Но в эти выходные отпущена вся прислуга.

Даниил Грушин еще раз прошелся по дому. Все ли готово? Накинув плащ с капюшоном, вышел на улицу и осмотрел дом снаружи. Потом поднялся на крыльцо черного хода и накинул на дверь тяжелый засов. Ставни на первом этаже закрыты. Проверил и эти засовы: прочно. Сделано на совесть. Глянул на балкон: высоко! Кто станет прыгать со второго этажа? Инга в туфлях на высоких шпильках? Неповоротливый увалень Артем, который после тридцати сильно располнел? Просто до безобразия! Писательница в длинном платье? Унылая Кира? Чуть не рассмеялся, но вспомнил Сида. Вот кто представляет опасность! Но у того — свой интерес. Сид с балкона прыгать не станет.

Моросил дождь. Погодка-то как по заказу! Холодно, мрачно. Убедившись, что и снаружи все в порядке, вернулся в дом. А здесь так уютно и тепло! Снял плащи, стряхнув с него дождевые капли, аккуратно повесил в шкаф.

Дом огромен. Три этажа. С подземным гаражом на несколько автомобилей. В цокольном этаже — тренажерный зал, бильярд, сауна, бассейн. На первом — гостиная. И хозяйственные помещения, кухня, комната для прислуги. Порою Маша остается ночевать, а ее предшественница — та уезжала только по выходным.

На втором этаже гостевые комнаты, каминный зал, балкон. И кабинет хозяина. На третьем разместились четыре спальни и еще один санузел. «Внутреннее убранство дома отличается неповторимым авторским дизайном» — как было написано в рекламе. Что ж… Должно быть, так! Даня Грушин, мальчик из коммуналки, о таком и мечтать не смел! Они с матерью жили в самой маленькой комнате, а в двух других — соседи. И у тех, и у других — семьи, дети. Общая кухня, где прилепились рядышком три стола. Все четыре газовые конфорки вечно заняты, пахло бельем, которое кипятилось в огромном баке, и в кухне стояла паровая завеса. По стенам, выкрашенным зеленой масляной краской, стекали капли. То и дело на кухню забегали дети и, схватив кусок чего-нибудь со стола, бежали на улицу либо в коридор, где тут же разгоралась драка. Словом, теснота, шум, суета! В детстве ему не хватало уединения. Здесь таких мест предостаточно. А главное, что дом с секретом. Узнав о нем, без промедления сказал жене: покупаем!

Предыдущий дом был гораздо скромнее. И дальше от Москвы. Но три года назад дела Даниила Эдуардовича Грушина шли неплохо. Очень неплохо. Артем был его младшим компаньоном, он словно родился бизнесменом. Вот у кого чутье! И дело тут не в везении. Артем занимается делами вдохновенно. Для него колонки цифр в выписке из банка — целая поэма! Днюет и ночует на работе. Может быть, все от той же нелюбви к жене? Оба ведь женились по расчету. Но найти отдушину в работе? Это слишком!

Тем более что Артем Дмитриевич Реутов не спешит воспользоваться плодами своего труда. Они с Анютой и двумя детьми обитают в трехкомнатной квартире. Конечно, в престижном районе, в элитном доме, внизу консьержка и охрана на входе, но… Почему Артем не купит загородный особняк? Тем более сейчас, когда дела идут в гору и у тестя в фаворе! Двое детей…

Нет, Тему не понять. Хотя с первого курса жили вместе, в одной комнате. Лучшие друзья…

Итак, стол накрыт в каминном зале. Столовые приборы расставлены, красное вино открыто, дышит. Вино для писательницы. Тема почти не пьет, а если и случится такое, только водку. Рюмку-две. Не больше. Сид пьет исключительно пиво. И только пиво. Надо отдать ему должное, спиртным не увлекается. Ни-ни! Киру тоже не видел с рюмкой. Но это особый случай. Для Киры — минеральная вода. И для Валентина. Тоже особый случай. Но другой. Вывод один, а причины разные. Своих сегодняшних гостей Даниил Грушин изучал не один год. Прежде чем подобрался к их маленьким тайнам.

Что касается Инги… Ха-ха! Вот кто непременно воспользовался бы случаем и напился! Она все употребляет: и водку, и пиво, и красное вино. Впрочем, и белое тоже. Обожает шампанское, но не разбирается в нем. То, что за двести долларов, не отличает от дешевки за сотню рублей. Плебейка! Привыкла сливать в себя все, без разбору! Инга давно здесь не была. Год, не меньше. Должно быть, изменилась. Ее привычки не в счет: много чести! Знает одно: мятный ликер Инга терпеть не может! Назло ему, не иначе! Мятный ликер для хозяина.

Еще раз оглядел стол, каминный зал. Все ли готово? В правом углу пианино, на нем подсвечник — трезубец, похожий на скипетр бога морей, Нептуна. Увы, нет рояля! Ему бы хотелось, чтобы здесь, в каминном зале, стоял рояль. Белый. Мечта мальчика из коммуналки: огромный дом, гостиная, посреди которой — белый рояль, за ним женщина с высокой прической, в длинном платье… Музыка сегодня будет живая: вечеринка в стиле ретро. Старинный буфет у стены заперт на ключ. В нем — сюрприз. Другой сюрприз — стеллаж с книгами у противоположной стены. На первый взгляд ничего особенного. Но… И Даниил Эдуардович Грушин тонко улыбнулся…

…В половине седьмого он начал растапливать камин. Не спеша, наслаждаясь процессом. Когда дрова занялись, долго сидел на корточках, смотрел на огонь. Пока не почувствовал, что ноги затекли. Без десяти семь зажег свечи. По комнате поплыл легкий запах жасмина. Свечи ароматизированные. Запах создает настроение. Капелька грусти, чуть-чуть тревоги, и море поэзии. Пусть все сегодня будет красиво…

Он выключил верхний свет. В камине горели дрова. Языки пламени отбрасывали на стены длинные тени. Интересно, кто придет первым? Спустился вниз, в гостиную. Здесь, на столе, в ряд стояли подсвечники. Взял один и не спеша зажег три свечи. Прошел на кухню, оттуда в маленький закуток, где находился распределительный щит. И, словно отрезая себе путь к отступлению, потянул вниз рубильник. Свет в доме погас…

…Прасковья Федоровна знала, как Дане нравятся женщины в длинных вечерних платьях. Порою он бывал откровенен с соседкой. А та умела слушать. Профессия такая. Писатель должен уметь слушать. И наблюдать. Специально для Дани она сделала строгую прическу: волосы закрутила на затылке, заколола шпильками. Надела длинные серьги, благо шея у нее была длинная, красивая. Ах, скинуть бы еще лет десять! И, вздохнув, Прасковья Федоровна потянулась за массивным ожерельем. Надо закрыть мелкие морщинки, вырез у платья глубокий, шея открыта.

— Кира! Поди сюда! — крикнула она. И когда подруга появилась в спальне, попросила: — Застегни.

Та была все в том же бесформенном балахоне. Рукава почти закрывают сухие, жилистые кисти, длинные некрасивые ногти, словно когти хищной птицы. Балахон почти до колен, из-под него — неизменные клеша. Метут пол.

— Ты так и пойдешь? — спросила, когда подруга застегнула ожерелье.

— Да. А что?

— Все-таки в гости идем!

— Мне все равно, — бесцветным голосом сказала Кира.

— Ну, как знаешь, — пожала плечами Прасковья Федоровна, и, бросив взгляд в зеркало, кокетливо спросила: — Ну, как я?

— Кого ты хочешь обмануть? — усмехнулась подруга.

— То есть?

— Он специализируется на девочках помоложе.

— Ты-то откуда знаешь?!

— Знаю, — загадочно ответила Кира и неслышно вышла из спальни.

Вот же чучело! Бродит по дому, как привидение, и на всех навевает тоску! Выгнать бы ее, да нельзя. Злата Ветер и Кира Крымова связаны одной веревочкой. Прочной — не оборвешь!

Одевшись, хозяйка спустилась вниз. Сид с неохотой выключил телевизор и поднялся с дивана. На нем были черные кожаные брюки и черная футболка. В особняке Прасковьи Федоровны тепло. На отоплении не экономят, ибо писательница теплолюбива, да и Кира постоянно ежится, будто ей холодно. Прасковья Федоровна с удовольствием посмотрела на бугры мышц молодого мужа, обтянутые трикотажем. Широкая грудь, мощные плечи. Темные, прямые волосы Сид стягивает на затылке в хвост, но прическа не выглядит женственной. Напротив. Подчеркивает мужественное лицо с тяжелым подбородком и носом, при взгляде на который так и хочется сказать: «египетский». Отчего? Кто знает. Но сценическим псевдонимом «Фараон» Сид обязан ему. И неизменные очки с затемненными стеклами. Дорогие, ультрамодные.

— Готов?

— Мм-м-м… — Сид потянулся за кожаной курткой, небрежной брошенной на спинку дивана.

— Кира!

— Да иду уже! Иду!

Входную дверь запирала подруга. Прасковья Федоровна глянула на часы: она не любила опаздывать. И очень хотелось выпить. Конец недели, надо бы расслабиться. Иногда можно себе позволить. Тем более такое восхитительное вино!

Без пяти семь. Пока дойдут, будет ровно семь.

— Кира, что ты там копаешься?

— Все. Готово.

По выложенной плиткой дорожке они пошли к калитке. Сид в короткой кожаной куртке, Прасковья Федоровна в элегантном плаще, и Кира в еще более бесформенном балахоне, надетом поверх другого. Ставни соседнего особняка закрыты, но сквозь щели пробивался свет. И на третьем этаже свет. Но когда они уже шли по участку соседа, свет вдруг погас. Во всем доме. Одновременно.

— Что за черт? — удивленно спросил Сид. Прасковья Федоровна беспомощно обернулась. Нет, в других домах окна святятся. Значит, электричество отключилось локально, у Грушиных.

— Постой… Там, на втором этаже. Какое-то мерцание.

— Должно быть, топится камин, — вяло сказала Кира.

— Значит, нас ждут! — уверенно сказала Прасковья Федоровна и первой направилась к входной двери.

— Не ходи! — взвизгнула Кира. Прасковья Федоровна вздрогнула, а Сид невольно попятился.

— Что? Что такое? — оглянулась на подругу писательница.

— Я тебя умоляю… Паша… — простонала та.

— Глупости! — и Прасковья Федоровна решительно поднялась на крыльцо.

В этот момент раздался жуткий звук. Точнее, скрежет. Будто гвоздем провели по стеклу. И Кира пронзительно завизжала. Входная дверь распахнулась. На пороге стоял хозяин, высоко поднимая в руке подсвечник. Прасковья Федоровна чуть не упала прямо в его объятия.

— Что это? Что это такое?! — в ужасе прошептала Кира.

— Должно быть, на крыше, — равнодушно сказал Грушин. — Порыв ветра. Стихия разыгралась. Не ветер — ураган! Вы вовремя. Проходите.

— А почему темно? — с опаской спросил Сид.

— Я же вас предупреждал: вечеринка с сюрпризом! — рассмеялся хозяин. Так резко, что всем стало не по себе. Даже Прасковье Федоровне, которая за день до этого утверждала, что Даня ничуть не похож на маньяка. Тем не менее вошла.

У соседей она бывала неоднократно и в огромном доме хорошо ориентировалась. Зато Сид смешался. Очутившись в холле, беспомощно ухватился за руку жены:

— Мать… Я почти ничего не вижу.

— Сними очки, — посоветовала Кира.

— Черт знает… — выругался Сид.

Когда он снял очки, Грушин невольно улыбнулся. Все понятно! Сид нигде не появлялся без элегантных очков с затемненными стеклами, потому что глаза у него были маленькие, близко посаженные и невыразительные. В стриптиз-клубе, куда Даниил заходил специально посмотреть на выступление Сида, парня гримировали под египтянина и подводили глаза, делая их больше. Вне сцены этот недостаток Сид прятал за темными стеклами очков. Консультация модного стилиста пошла на пользу. Сида все считали красавчиком.

— Куда нам? — робко спросила Кира.

— Момент, — обронил хозяин. — Вечеринка в стиле ретро. Ужин при свечах, живая музыка. Ни телевидения, ни видео, ни музыкальных записей. Так что прошу сдать мобильные телефоны.

— Как это? — оторопел Сид. — За каким?

— Ах, как это занятно! — захлопала в ладоши писательница. — Ну же, Сид, не упрямься!

— Черт знает, — вновь выругался тот. Потом спохватился: — А что? Прикольно!

И достал из кармана кожаной куртки мобильник.

— Я звонков не жду и телефонов с собой не ношу, — пожала плечами Кира.

Прасковья Федоровна вытащила из сумочки крошечный телефон и с кокетливой улыбкой протянула хозяину:

— Пожалуйста.

Тот подошел к стоящей в холле небольшой стенке, где были отделения для обуви, шляп и ящики для всякой мелочи. Выдвинув один из ящиков, положил мобильные телефоны туда.

— Теперь прошу наверх. В каминный зал. Ужин накрыт там.

— Боже, какая прелесть! — ахнула Прасковья Федоровна. И простонала: — Ах, Даня, ты такой романтик! Ароматические свечи! Этот запах…

— Жасмин, — загадочно улыбнулся Грушин. — Розовый жасмин.

— Кто-то еще будет? — подозрительно спросила Кира, пересчитав приборы.

— Да. Гости будут, — уклончиво ответил хозяин.

— Знакомые? — деловито осведомился Сид.

— Кое-кого вы знаете, — вновь отклонился от прямого ответа Даниил.

И в этот момент раздался стук в дверь. Как подъехала машина, хозяин не слышал. И сообразил: Инга!…

…Она долго мучилась: что бы соврать Артему? По какой причине лишает себя и его субботнего вечера вдвоем, в тихой, спокойной обстановке? Но тот и не собирался задавать вопросов. Только когда Инга начала одеваться, удивленно спросил:

— Ты в таком виде поедешь к подруге на юбилей? В джинсах и свитере?

Она на мгновение смешалась. Поездка за город, от остановки маршрутного такси идти по тропинке минут пять-семь в сторону коттеджного поселка. Не в вечернем же платье! Джинсы и свитер — самая подходящая для этого одежда.

— Милый, мода сейчас демократична, — попыталась улыбнуться она. — Джинсы — это не только модно, но и удобно. К тому же будут только близкие люди. И, разумеется, друзья семьи.

— Что за подруга? Не Светлана ли?

— Да, — соврала она, ни на минуту не задумавшись над тем, что Артем может проверить.

— Что ж… — и тот отвернулся к телевизору. Даже не спросил про подарок. Разумеется, она бы выкрутилась. Сказала бы: «Куплю по дороге». Обычно ее любовник более внимателен. Но сегодня взгляд рассеянный, мысли где-то далеко. Инга в курсе его планов. Не надо мешать. Тема — прирожденный бизнесмен. Пусть думает о том, как увеличить прибыль. Остальное — ее проблемы.

Инга заколола волосы, чтобы не мешались, подкрасила губы бледной помадой, в тон лака для ногтей. Порядок. По сравнению с тем, как она выглядела в момент их с Даниилом знакомства, прогресс налицо! Пусть-ка попробует теперь назвать ее дешевой шлюхой!

В прихожей надела модные полусапожки на шпильках. В этом не могла себе отказать, обувь на каблуке была ее слабостью. Несмотря на высокий рост, Инга ничуть не смущалась по поводу того, что может оказаться выше своего кавалера. Пусть! Обувь на каблуке делает походку женщины волнующей.

— Извини, что не могу тебя подвезти, — виновато сказал Артем, который вышел в прихожую проводить ее.

— Не стоит, — поспешно сказала Инга. — Все в порядке.

— Ты уверен, малыш?

«Малыш»! Без каблуков Инга одного с ним роста! А сейчас на несколько сантиметров выше! Малыш!

— Все, пока. Увидимся завтра.

— Вечером, — эхом откликнулся Артем.

— Ты ночуешь у тестя? — поинтересовалась она вскользь.

— Да, дела семейные, — уклончиво ответил он и закрыл за ней дверь.

Инга не стала ловить такси — дорого. В свете вчерашних событий надо экономить деньги. Будущее туманно. А метро и маршрутка обошлись в тридцать рублей. Экономия. «Как в былые времена», — грустно усмехнулась она. Сойдя на остановке, достала из сумочки зонт и, раскрыв его, решительно зашагала по тропинке.

Дом Грушиных был виден издалека. Высокая крыша и окна третьего этажа. Когда Инга ступила на тропинку, свет вдруг погас. Ей стало не по себе. Что там случилось? Тем не менее она не остановилась. Ей во что бы то ни стало надо поговорить с Даниилом! Разрубить наконец этот узел!

Войдя на участок, она заметила на втором этаже в окнах каминного зала знакомое мерцание. Значит, Даня опять взялся за свое. «Оставь нас, Боже, в нашем милом прошлом…» Она прекрасно знала все его привычки, которым приходилось подыгрывать неоднократно.

Но в дом Инга вошла не сразу. Несколько минут собиралась с силами. А что, если в доме никого? Только хозяин. Даниил Грушин — страшный человек. И никто не знает, куда она поехала. Сказать Артему? Невозможно! Инга решительно закрыла зонт и поднялась на крыльцо. Электричества не было, звонок не работал, пришлось стучать. Вскоре входная дверь распахнулась. Стоящий на пороге Даниил Грушин высоко поднял подсвечник:

— Приехала? Заходи.

И посторонился.

— Ты один? — с опаской спросила она.

— Боишься? — Он жестко рассмеялся. Так, что ей стало не по себе. — У меня гости. Соседи. И еще кое-кто приедет.

— А… — вздохнула Инга с облегчением. Они в доме не одни. Уже хорошо. Но как же тогда серьезный разговор?

И, войдя в просторный холл, поспешно сказала:

— Мне надо с тобой проговорить.

— Как это мило! — с иронией сказал хозяин. — Давай раздевайся.

В темноте не было видно, как вспыхнули ее щеки. Инга поспешно скинула кожаную курточку.

— Ничего, если я останусь в своей обуви?

— Наплевать. Да, чуть не забыл. Вечеринка с сюрпризом. В стиле ретро. Так что будь добра, сдай мобильный телефон.

— Ты шутишь?

— Ничуть. Вот сюда, — и Даниил выдвинул один из ящиков стенки. С усмешкой добавил: — Не бойся, твое имущество будет в целости и сохранности. Здесь воров нет. С некоторых пор.

Она поняла намек. Нехотя достала из сумочки трубку.

— Боишься? — вновь спросил Даниил.

— Чего мне бояться? Мы ведь не одни.

И она положила телефон в ящик, к остальным. Потом спросила:

— Куда? Наверх?

— Да. Стол накрыт в каминном зале.

И он первым стал подниматься по лестнице, высоко поднимая подсвечник…

…В это время в каминном зале нарастало напряжение. Обстановку нагнетала Кира, которая без кон-цa повторяла:

— Я хочу уйти, я хочу уйти…

— Да замолчи, наконец! — оборвала ее подруга. И мужу, потянувшемуся к тарелкам с закуской: — Сид, не хватай!

— Мм-м-м… Есть хочу, — ответил тот, прожевывая ломоть стянутой ветчины.

— Ну что ты как ребенок!

— Тс-с-с… Голоса! — сказала чуткая Кира. — Женщина… Это женщина!

— И что? — пожала плечами Прасковья Федоровна.

— Кажется, это…

Хозяин появился в дверях первым. Увидев высокую молодую женщину, идущую следом, Кира всплеснула руками:

— Инга! Господи, Инга!

— Кира!

Обнялись они горячо. Даниил смотрел на это с усмешкой, Прасковья Федоровна с удовлетворением: наконец-то Кира успокоится! Что касается Сида, то он оценивающим взглядом окинул Ингу с ног до головы. Изменилась, но… к лучшему. И по-прежнему стройна. Тонкая талия, длинные ноги. Сколько изза нее было скандалов с женой! Однажды, когда Прасковья Федоровна застала его на балконе с биноклем в руках, нацеленным в сторону соседнего особняка, она кричала так, что у Сида чуть не лопнули барабанные перепонки!

— Дамы, усаживайтесь, — гостеприимно сказал хозяин. — Я слышу, как подъехала машина. Думаю, мы скоро начнем.

И Даниил Грушин вновь направился к двери. Едва спустился в холл, как раздался гудок автомобиля. Надо открыть ворота. Поскольку шел дождь, подсвечник оставил в холле, прихватил с собой фонарик на батарейках. Накинув плащ, вышел. Как он и предполагал, это приехал Валентин. Начальство же задерживается.

— Что случилось? — спросил Валентин, открыв дверцу машины. — Почему так темно?

— Небольшая проблема с генератором. У нас тут полная автономия, ни разу не подводило, а тут… Проезжай.

— А ворота? — спросил Валентин, загнав свою «Дэу» на территорию Грушиных.

— Оставь. Сейчас еще кое-кто приедет.

— Разве мы будем не одни?

— У меня сегодня вечеринка.

— Фу-ты, как неудобно! Получается, что напросился.

— Брось. Ведь это я тебя пригласил. Кое-кого ты знаешь. С остальными познакомишься. Проходи, не стесняйся! Сейчас я представлю тебя очаровательным дамам.

Просьба положить мобильный телефон в ящик Валентина удивила несказанно. Хотя знал, что бывший хозяин с причудами. Но, увидев, что в ящике уже лежат три аппарата, подчинился беспрекословно. Вечеринка в стиле ретро. Подумать только! Ну, богатые! Хозяева жизни! Чем больше денег, значит, тем больше фантазии! А им, простым смертным, лишь бы напиться да наесться до отвала. И потрепаться. Без всяких там изысков. Нет, Грушин — это нечто! Надо будет Маринке рассказать. Вот удивится!

Поднявшись следом за хозяином наверх, Валентин увидел открытые двери каминного зала. У Грушина бывал пару раз, но еще до раскола фирмы. В качестве гостя — никогда. Обсуждали дела, бизнес-план, который потом с треском провалился. И ставка на Артема Дмитриевича была сделана верно. Пока все шло гладко.

— Прошу, — гостеприимно сказал Грушин и с усмешкой добавил: — Не тушуйся, Валентин, здесь все равны.

В зале он увидел симпатичного парня в кожаных штанах, к которому сразу же проникся неприязнью, двух особ среднего возраста, одна из которых была отвратительна, другая, в вечернем платье, ничего, и высокую смазливую девицу. Девица стояла спиной к нему, отвернувшись к окну, но то, что она красавица, Валентин понял сразу. В ее фигуре и прическе было что-то до боли знакомое. Но там, у окна, было темно.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он.

Высокая девица обернулась и вскрикнула. Он оторопел. Инга! Секретарша босса!

— Ты меня не предупреждал, — резко сказала та, обращаясь к хозяину.

— А что такое? — сделал невинное лицо Даниил Грушин. — В чем криминал? Для непосвященных поясняю: Инга и Валентин трудятся в фирме моего друга и родственника Артема… г-м-м-м… Дмитриевича. Она — личный секретарь, он — зам по рекламе. Коллеги, так сказать. Или я чего-то о вас не знаю?

Валентин насторожился. Инга затрепетала. Спросила все так же резко:

— Это последний твой сюрприз, Даниил?

— Нет. Последний сюрприз… Кажется, машина подъехала.

— Да, — шепотом сказала Кира. — Подъехала.

— Тот, кого я жду с таким нетерпением. Вы тут знакомьтесь пока с новоприбывшим, а я сейчас. Как только последний гость поднимется — можно начинать…

…Почему он не сказал Инге, что едет в гости к Дане? Дела семейные. Не хотелось возвращаться к прошлому. Примерно с год Инга работала у Грушиных горничной. Потом Ольга позвонила ему и сказала, что Инга эту работу переросла. Окончила курсы секретарей и нуждается в трудоустройстве. Он как раз укомплектовывал штат в новой фирме. На этот раз в своей.

— Понимаешь, у Дани нет вакансий, — пожаловалась Ольга. — И, признаться, они с Ингой не ладят. А мне девочка нравится. Если хочешь рекомендации, позвони Бураковскому. Его жена, Светлана, и моя Инга когда-то работали вместе. Светлана мне ее и порекомендовала, и, знаешь, я довольна. Ты не пожалеешь.

Ольга звонила ему редко. И никогда ни о чем не просила. Поэтому Ингу на работу он взял. И ни разу об этом не пожалел, Ольга оказалась права. Но о Данииле Грушине Инга отзывалась с такой откровенной неприязнью, что тема эта не обсуждалась. И, кажется, нарочно старалась их поссорить. Сделать так, чтобы бывшие друзья не встречались. Артем был неглупым человеком и в людях разбирался. Манипулировать им было довольно сложно. Но в Ингу Артем Дмитриевич Реутов был влюблен, потому причину такого поведения любовницы отыскать не пытался и допросов с пристрастием не учинял.

Подъехав к особняку Грушиных, отметил с удивлением, что нет электричества. Что за бред? Но ворота открыты. Значит, Даня его ждет! Тот упоминал о гостях. Соседи, мол, зайдут на огонек. Но почему так темно? Въехав на участок, Артем заметил припаркованную машину. Посветил фарами: «Дэу-Нексиа». Соседи пришли пешком, а это еще кто?

Входная дверь открылась, на пороге появился Даня в плаще с капюшоном. Спустился, светя электрическим фонариком:

— Здорово. Рад, что ты приехал! Погоди, я ворота прикрою.

— Что здесь происходит? — спросил ему вслед Артем.

Хозяин прикрыл створки ворот, вернувшись к гостю, пожал плечами:

— А что такое?

— Света нет!

— Подумаешь! Поставь машину рядом с «Дэу».

— Чья это машина? — резко спросил Артем.

— Гостя.

— Ты ничего не говорил!

— Да вы знакомы. Давай ставь машину и проходи в дом. Все уже за столом. Тебя ждут.

— Мы так не договаривались.

— Разве?

Надо было бы тут же развернуться и уехать. Но ведь это же Данька! Данька Грушин! Если он не в себе, тем более надо остаться! Друзьям надо помогать. И Артем все-таки припарковал свой «Мерседес» рядом с «Дэу» и поднялся на крыльцо.

Даня ждал его в холле. С подсвечником в руке. Когда Артем вошел, запер входную дверь на ключ и положил его в карман. Потом сказал:

— Одна маленькая просьба.

— Что такое?

— Вечеринка с сюрпризом. Положи мобильник сюда, в ящик.

— Ты спятил?

— Вечеринка в стиле ретро.

— Спятил! Точно!

— Ты что, боишься?

— Кого? Тебя? — Бывший друг здорово его разозлил! Отдать мобильник? Да пожалуйста! И Артем, сопя, полез в карман плаща. — На.

Взяв телефон, Грушин со вздохом сказал:

— Второй.

— Что?

— Я знаю, что меньше двух мобильных телефонов у тебя с собой не бывает.

— Объясни же, наконец! Что происходит?

— Там, наверху, сюрприз. Уверяю: тебе понравится.

— Хорошо. Будь по-твоему.

Артем достал и второй телефон, потом снял плащ, протянул другу. Пусть-ка поухаживает за гостем. Плащ Грушин повесил в шкаф, мобильники положил в ящик и так же запер его на ключ.

Гм-м-м… При такой организации вечеринки можно было надеть смокинг. Подкачал Данька! Просто черный костюм, торжественно, но безлико. Сам Артем тоже был в темном костюме, сшитом на заказ. Другая одежда ему не шла откровенно. С его комплекцией да в джинсах! Только людей смешить! А надо, чтобы уважали и боялись.

Артему нравилось здесь все меньше и меньше. Данька спятил! Интересно, а как вызвать «скорую» и санитаров из психушки, если мобильники заперты в ящике на ключ? По городскому телефону, вот как! Света нет, но не перерезал же он телефонный кабель! И, в конце концов, не в пустыне! Здесь соседи, у них есть дом, в доме есть телефон. Все вместе они скрутят этого психа в одну минуту. И сдадут на руки санитарам. Пусть немного потешится. Артем почти успокоился.

— Ну, ты доволен? — спросил, когда Грушин разделался с мобильниками.

— Почти. Пойдем наверх. Но… держи себя в руках.

— Я не понял…

— Сказал же: сюрприз.

Поднимался вслед за хозяином по лестнице с нетерпением. Что означает фраза «держи себя в руках»? У него нет знакомых, которых можно было бы…

— А вот и последний гость! Встречайте! — сказал Грушин в дверях каминного зала.

— Добрый ве…

И слова застряли в горле у Артема. Он увидел Ингу. Так вот что за сюрприз! К подруге она поехала! Постой-ка! Ба! Да это же Валентин Борисюк! Здесь! В доме у Грушина. Вот кто смешался! И даже сделал шаг назад, в тень. Ну Грушин! Удивил!

Но как быть с Ингой? Возникает масса вопросов: случайная ли это встреча? Знает ли об их отношениях Даня? Кто такие его соседи? На всякий случай повел себя осторожно. Инге и Валентину кивнул безразлично:

— Добрый вечер. Вообще-то ужинать с подчиненными не входит в мои правила.

— Да брось! — подмигнул Грушин. — Это мои гости. Инга и Валентин когда-то работали у меня. Я пригласил их по старой памяти. А это мои соседи. Известная писательница Злата Ветер, ее подруга Кира, также писательница, но менее известная, и муж Си… В домашнем обиходе просто Сид. Он не обижается.

— Сыр засыхает, — пожаловался Сид. — И жульен остыл.

— Он и холодный неплох, — улыбнулся хозяин. И радушно пригласил: — Ну, рассаживайтесь, гости дорогие.

Сид первым рванулся к столу. Модная писательница поспешно заняла место рядом с ним, по левую руку и еле заметно кивнула Кире: прикрой. Та поняла и села справа. Рядом с ней Инга. Артем решительно отодвинул стул, тот, что стоял по ее правую руку, и тяжело опустился. Успев при этом шепнуть секретарше:

— Что это означает?

— Я тебе потом все объясню, милый, — поспешно сказала Инга.

«Осторожнее!» — чуть было не крикнул он. А вдруг Даня не в курсе? Черт знает что у него на уме! Валентин все еще мялся у стола. Наконец, решившись, уселся рядом с известной писательницей. И тут же отметил, что ошибся в оценке ее возраста. Женщине за сорок, а не тридцать с хвостиком, как предположил первоначально.

Грушин удовлетворенным взором окинул гостей и кивнул на один из двух оставшихся свободными стульев:

— Значит, это мое место! Хорошо. Я так и думал. Прежде чем мы начнем… Кстати, когда сюрприз? Сейчас или после первой?

— А разве это еще не сюрприз? — спросила Инга с иронией.

— Нет. Давайте наполним бокалы.

Сид поспешно потянулся к банке импортного пива, сказав при этом:

— Уважаю!

И указательным пальцем выбил колечко на крышечке. Сид обожал дешевые трюки и считал, что на женщин они производят впечатление.

— Поухаживайте за мной, — кокетливо сказала писательница Валентину.

— С удовольствием, — тут же откликнулся тот. — Вам что налить?

— Вина. Вон та бутылка, — и Прасковья Федоровна сделал еле заметное движение бровями. — Рекомендую.

— Он не пьет, — улыбнулся Грушин.

— Почему? — откровенно удивилась писательница.

— Потому что за рулем, — пояснил хозяин. Валентин вдруг побагровел.

— Я тоже не пью, — вздохнула Кира и обратилась к Валентину: — Налейте-ка нам «Боржоми».

— Артем? — обратился Грушин к главному гостю.

— Водки, — хмуро сказал тот. — Кстати, для кого еще один стул?

— Для незваных гостей, — словно бы пошутил Грушин. — Не обращай внимания.

Инга сидела в раздумье, пока Грушин не потянулся к бутылке шампанского. Никто и не заметил, как он ловко открутил проволоку. Когда раздался хлопок, дамы в один голос завизжали.

— Это всего лишь шампанское, — усмехнулся Грушин и потянулся к хрустальному бокалу, стоящему перед Ингой. Она не протестовала.

Не считая отсутствия электричества, это было похоже на обычное застолье. Гости понемногу успокаивались. Грушин наполнил зеленым ликером крохотную рюмочку и, подняв ее, сказал:

— Прежде, чем мы выпьем. Вам интересно, зачем я вас собрал и что за сюрприз?

Сид недовольно нахмурился, ему хотелось пива и еще больше хотелось есть. Остальные же выразили желание послушать хозяина. И Силу пришлось смириться.

— Хорошо, — сказал Грушин и поднялся. — Итак, речь!

ПЕРВЫЙ РАСКЛАД

— Дамы и господа! Мы знакомы не один год, и все вы считаете меня, мягко говоря, человеком со странностями. Но о моем тайном хобби — я могу поклясться! — не знает никто из вас. Вот уже с год я коллекционирую маленькие тайны. Человеческие тайны. И вы здесь гости не случайные. Сегодня на вечеринку приглашены люди, нарушившие закон…

— Ты бредишь, — нахмурился Артем.

— Дослушай до конца. Нарушившие закон и воспользовавшиеся этим. Следовательно, также нарушившие закон.

При этих словах Сид слегка занервничал.

— Поясняю. Речь идет о шантажируемых и шантажистах. Тихо! — сказал Грушин, заметив, как заволновались гости. Даже Сид отвел взгляд от салатницы и при слове «шантажисты» уставился на хозяина.

— Я не думаю, что это остроумно, — тихо сказал Инга.

— Сегодня приглашено равное количество шантажируемых и шантажистов. Я подчеркиваю: равное. Кое-кто из вас прекрасно знает вымогателя, но есть и такие, которые понятия не имеют, где и когда произошла утечка информации. Я решил вам помочь. Ну, в самом деле? Сколько можно жить в напряжении и вздрагивать от каждого телефонного звонка?

— И как же ты решил нам помочь? — хмуро спросил Артем.

— Во-первых, предлагаю выпить. За свободу. А потом продолжим.

И Даниил Грушин первым опрокинул рюмочку мятного ликера. Потом опустился на стул и, улыбаясь, оглядел своих гостей. Мол, каков сюрприз?

— Как узнал, а? — промямлил Сид.

— Сид… — простонала Прасковья Федоровна. И судорожно отхлебнула вино из хрустального бокала.

Похоже, что аппетит у гостей пропал. Только Артем махом опрокинул рюмку водки и пододвинул к себе жульен из шампиньонов. Он единственный выглядел невозмутимым. Инга, не останавливаясь, судорожными глотками выпила бокал шампанского. Грушин отметил это с удовлетворением. Нервничает. Отлично!

— Но ты-то знаешь, кто кого шантажирует? — сообразил наконец Артем. И, перестав на минуту жевать, уставился на Грушина.

— Разумеется, — улыбнулся хозяин. — Я знаю все.

— Ну так скажи!

— Предлагаешь сразу раскрыть карты? — рассмеялся Грушин. — Но не забывай: здесь не только шантажируемые, но и шантажисты. Они-то в этом не заинтересованы!

— Может, проголосуем? — с усмешкой спросил Артем. Но его никто не поддержал. Сид молча отхлебывал пиво из банки, Прасковья Федоровна задумчиво вертела в руках хрустальный бокал. Но хуже всех выглядела Кира. Ту просто дрожь колотила.

— Прежде чем мы перейдем ко второй части, хочу спросить у своих уважаемых гостей: может быть, кто-то хочет сделать признание? — громко спросил Грушин. — Честно сказать: я, мол, грязный шантажист, вымогаю деньги. И хочу публично покаяться. Ну, господа?

Все молчали. Артем хмуро оглядывал присутствующих. Словно чего-то ждал.

— Валентин? — обратился Грушин к заму по рекламе.

— Я хочу сказать… — Тот прокашлялся и постарался сдержать дрожь в голосе: — Хочу сказать, что все вышесказанное лично ко мне отношения не имеет. Не понимаю, Даниил Эдуардович, почему вы меня пригласили? То есть…

— Все понятно, — оборвал его Грушин. — Инга?

— Мне нечего сказать.

— Еще шампанского? — с иронией спросил хозяин.

— Да! — с вызовом ответила она.

— Понимаю: тебе надо напиться, чтобы стать разговорчивей.

— Что ты себе позволяешь?!

— Прасковья Федоровна, а вы ничего не хотите сказать? — подмигнул Грушин модной писательнице, пропустив Ингин вопрос мимо ушей.

— О! Я хочу сказать, что все это очень занятно! Безумно интересно! Это замечательная, волнующая игра, и я…

— Да замолчи, наконец! — оборвала ее Кира. — Замолчи! Грушин, вы — сумасшедший!

— Согласен, — кивнул Артем. И поправил узел галстука. — Итак, Даня, никто не собирается признаваться. Значит, тема закрыта? Сюрприз не удался. Быть может, мы разойдемся по домам?

— Не спеши, — загадочно улыбнулся Грушин. — Сюрприз номер два.

И поднялся со стула. Гости заволновались. Артем взглядом показал Сиду: если что, бросаемся на него и вяжем. Тот, кажется, понял и кивнул. Грушин тем временем подхватил со стола один из подсвечников и подошел к старинному буфету, стоящему у стены. Свободной рукой достал из левого кармана ключ, сказав с усмешкой:

— Я сегодня хранитель ключей. Одни запирают гостей, другие — тайны, а третьи, волшебные, все отпирают. Вот этот заветный — ключ к свободе.

Открыв дверцу, он поднял повыше подсвечник, чтобы гости смогли увидеть содержимое буфета. Прасковья Федоровна вытянула и без того длинную шею, Артем подался вперед всем своим крупным телом, а Инга прикрыла глаза и еле слышно спросила:

— Что там?

— Господа шантажисты, обратите внимание. Не то чтобы я вас пугаю, но…

— Боже, там пистолет! — взвизгнула Кира. А у Прасковьи Федоровны от волнения порозовели щеки.

— Маньяк! — отчетливо сказала Инга, широко распахнув голубые глаза.

— Да, это пистолет, — с нескрываемым удовлетворением сказал Грушин. — Оружие, которое вошло в историю. Не могу же я опуститься до какого-нибудь «Макарова» или «ТТ»? Я, Даниил Грушин! А это…

Он протянул было руку к оружию, но тут же ее отдернул:

— Э, нет! Брать не буду. Чтобы на нем не было моих отпечатков пальцев. Оружие я тщательно протер, учтите это, дорогие гости! Перед вами настоящий «Магнум» фирмы «Смит и Вессон», модель 29. На сегодня это, пожалуй, самое мощное личное оружие в мире, не считая нескольких моделей автоматических пистолетов, — любовно сказал Грушин.— Произведен в год моего рождения. Ну разве я мог устоять? Барабан шестизарядный, в нем все шесть патронов, предупреждаю. Калибр такой, что один выстрел в упор, и у жертвы просто нет шансов. Также хочу предупредить дам: это один из самых тяжелых револьверов. Берегите ваши ручки. Зато отдача не такая сильная, что опять же плюс. Кому надо, тот справится. Но о дамах я позаботился особо.

И Грушин поднес подсвечник поближе к буфету со словами:

— Быть может, кому-то плохо видно… Там, на полочке, запаянная ампула с цианистым калием. Достал по знакомству специально для такого случая. Дамы могут воспользоваться ядом. Кроме того, здесь лежит старинный кинжал. И веревочная петля. Кому что по вкусу. Я прекрасно знаю, что у некоторых из вас ситуация безвыходная. Вы не можете обратиться в милицию, причину называть не буду. Но шантажист держит вас за горло. Главное: не промахнитесь! Я не имею в виду пулю. Ха-ха!

— Ну, хватит! — поднялся Артем. — Грушин, я тебя выслушал и понял, что мне лучше отсюда уехать. Мне все это не интересно.

— Да ну? Тогда я могу выдать твою тайну? Сказать сейчас, перед присутствующими здесь людьми, что Артем Дмитриевич…

— Замолчи! Слышишь? Это мое личное дело! И только мое!

— Тогда останься. И по крайней мере одно признание у нас уже есть. Артем Дмитриевич не отрицает, что оказался в этой компании не случайно. Осталось выяснить, кто он? Шантажируемый или шантажист? Господа?…

ТУЗ КРЕСТЕЙ

 Восемь часов вечера

Поскольку все молчали, Грушин продолжил:

— Господа, я так понял, что признание никто из вас делать не хочет? А покончить жизнь самоубийством?

— Много чести, — фыркнула Инга. — Отравиться, чтобы потешить твое самолюбие!

— Есть и другой способ, — загадочно произнес хозяин. — Выйти с честью из этого поединка.

— Что, еще один сюрприз? — мрачно усмехнулся Артем и потянулся к графину с водкой. — У меня от твоих сюрпризов мороз по коже.

— С минуты на минуту сюда придет следователь… — почти торжественно объявил Грушин.

Рука Артема дрогнула, водка пролилась на скатерть, и бизнесмен выругался: «Черт… ты…»

— Нет! — вскочила Кира, опрокинув при этом бокал с минеральной водой. Ее балахон моментально намок.

— Сядь же! Сядь! — дернула ее за рукав Прасковья Федоровна. Кира, бледная, как смерть, опустилась на стул.

— Следователь? — удивленно переспросил Валентин.

— Ментов нам только не хватало, — пробормотал Сид.

Инга сидела ни жива ни мертва.

— Я не договорил, — заметил Грушин. — Да, я наведался в городскую прокуратуру. И нашел там замечательного человека. Майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич.

— Не-е-ет… — простонала Кира.

— Он отнесся ко мне со вниманием. Сказал, что слишком уж много развелось шантажистов. Пора устроить показательный процесс. Кончать жизнь самоубийством никто из вас не хочет. А как насчет добровольного признания? Чтобы скостить срок?

И Грушин глянул на часы, висевшие на стене.

— Без пяти минут восемь! Ровно в восемь он должен подъехать. Мне пора спуститься и встретить гостя. А вы пока все обдумайте. Есть шанс уладить дело миром.

И, взяв подсвечник, Грушин удалился из каминного зала.

— Уф… Даже дышать стало легче! — заметила Инга после паузы.

— Я остался здесь только ради тебя, — нагнувшись к ней, еле слышно сказал Артем. — Но ты? Почему ты здесь? Инга?

— Я… — Она судорожно схватила со стола пустой бокал. — Налей мне шампанского.

— Я не знал, что ты так много пьешь!

— Ты многого про меня не знаешь. Артем… — Она тихонько всхлипнула.

— Давайте свяжем этого ненормального и сдадим в психушку, — предложил Сид.

— Сейчас сюда придет следователь… Сейчас сюда придет… — как заведенная, повторила несколько раз Кира.

— А чего ты так боишься? — с подозрением спросила Прасковья Федоровна. — Лично я происходящее всерьез не воспринимаю! Это всего лишь очередная шутка Дани!

— Тогда вам повезло больше, чем нам, — с иронией заметил Артем.

— Прасковья Федоровна, — пристально глянула на нее Инга. — Ведь Грушин ясно сказал: здесь нет случайных людей. Либо шантажируемые, либо шантажисты. Вы кто?

— Открой личико, Гюльчатай, — мрачно пошутил Валентин.

— Но раз это шутка, я могу сделать шуточное признание: я шантажистка! — трагическим голосом сказала модная писательница.

— И кого вы шантажируете? — подмигнул Артем. — Издателей?

— Киру, — шепотом сказала Прасковья Федоровна. Та вздрогнула и покачала головой:

— Не говори глупостей!

— Ну, разумеется, я шучу! — рассмеялась Прасковья Федоровна, тряхнув серьгами. — Надо же разрядить обстановку!

— Похоже, что Грушин ошибся, — вздохнул Артем. — Я не верю, что известная писательница, которая так замечательно держится, замешана в чем-то грязном! Ну не верю, и все! Либо у вас, мадам, нервы железные, либо…

Он не договорил.

— Артем Дмитриевич, я тоже хотел сказать, — поспешно заявил Валентин. — Что это ошибка! Я понятия не имею, почему меня сюда пригласили!

— А почему же ты приехал? — ощерился Артем.

— Грушин говорил что-то насчет слияния двух компаний… — пробормотал Валентин.

— Вот как? И ты поспешил сюда, слить ему информацию?

— Нет! Что вы!

— Тс-с-с… — сказала Кира. — Я слышу… Подъехала машина. Это следователь!

— Да хватит тебе трястись! — одернула ее Прасковья Федоровна. — Если это игра, то и следователь ненастоящий!

— Надо бы в первую очередь спросить у него удостоверение, — резонно заметил Артем. — Не хватало еще делать признания клоуну!

— А вы все-таки хотите сделать признание? — усмехнулась писательница.

Самый молчаливый из присутствующих, Сид, похоже, пришел в себя и теперь сосредоточенно поглощал крабовый салат, прихлебывая баночное пиво. Покосившись на него, Инга вдруг сказала:

— Не понимаю, при чем здесь Сид? Неужели кто-то может его шантажировать? Все и так знают, что Сид — стриптизер! И чем больше скандала будет вокруг его персоны, тем лучше! А ему кого шантажировать? И зачем? Прасковья Федоровна, вы ему что, денег не даете?

При этих слова Сид чуть не поперхнулся. Потом беспомощно посмотрел на жену:

— Мать, ты-то веришь, что я ни при чем?

— Ах, я уже сказала, что отношусь к этому как очередной Даниной шутке! Я…

В это время на лестнице раздались тяжелые шаги. Все невольно замерли. Сюрпризы Грушина производили эффект разорвавшейся бомбы. Что на этот раз? Ряженые?

Вошедший в каминный зал вслед за Грушиным мужчина был лет сорока, невысокого роста, грузный. Переваливался, как утка, и костюм висел на нем мешком.

— Добрый вечер, граждане, — пытаясь справиться с одышкой, сказал мужчина и, достав из кармана пиджака носовой платок, вытер вспотевший лоб. — Однако лестницы у вас крутые, Даниил Эдуардович!

Артем нервно начал постукивать пальцами по столешнице. Инга вновь потянулась к бокалу с шампанским.

— Позвольте представиться: следователь городской прокуратуры майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич, — торжественно представился вошедший.

— Удостоверение, — попросил Артем.

— Пожалуйста.

И мужчина полез в карман пиджака. Его документы взял Артем и изучал их долго и тщательно, чуть ли не обнюхивая. Потом сказал:

— Да, похоже на правду. Лучше было бы позвонить по месту работы и уточнить, но… Ночь на дворе! Не понимаю только: почему не из районной прокуратуры? Почему из Москвы? Ведь дело возбуждает Грушин? Или как?

— С этим, граждане, еще не ясно, — вздохнул Колыванов и повернулся к хозяину: — Присесть можно?

— И присесть и закусить, — кивнул тот. — Может, выпить, Андрей Алексеевич?

— Ни-ни! — замахал руками следователь. — На службе! А покушаю с удовольствием!

— Кто еще хочет взглянуть на документы майора? — обратился к присутствующим Артем.

— Мы вам верим, — кокетливо сказала писательница. — Уж вы, во всяком случае, разбираетесь в этом лучше нас!

Остальные ее поддержали. Артем вернул удостоверение Колыванову, тот запихал документ в карман пиджака и, сладко причмокнув, пододвинул к себе жульен. Покосившийся на него Сид принялся делать себе бутерброд с черной икрой. Не пропадать же добру!

— Туз крестей — казенный дом, — негромко сказал Грушин.

— Что? — вздрогнула Инга.

— Я говорю, что кому-то из вас выпадает казенный дом. Тюрьма, не иначе.

— Итак, Андрей Алексеевич, что сказал вам Грушин? — настойчиво спросил Артем.

— Что кое-кто хочет сделать признание. Тет-а-тет, так сказать. Добровольно, что зачтется при вынесении приговора.

Кира посмотрела на Колыванова с ненавистью. А Сид хмыкнул.

— Пока я отсутствовал, никто не надумал? — обратился Грушин к сидящим за столом.

И тут случилось неожиданное. Валентин Борисюк промокнул салфеткой рот, и, поднявшись со стула, громко и отчетливо сказал:

— Я.

Похоже, и для самого Грушина это стало неожиданностью. Артем же уставился на своего зама по рекламе тяжелым, пронизывающим взглядом. А Сид перестал жевать.

— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный молодой человек!

— А почему вы думаете, что я шантажист? — с вызовом спросил Валентин.

— Ну, так признание же, — растерянно сказала писательница.

— Публично хотите покаяться или как? — нашелся наконец Грушин.

— Я хотел бы побеседовать с Андреем Алексеевичем наедине, — вздохнул Валентин. — Проконсультироваться, так сказать.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я затем и приехал, — и следователь со вздохом сожаления отодвинул тарелку.

— Итак, один решился, — подвел итог Грушин. — Я рад, Валентин. Теперь тебе станет легче дышать.

Борисюк побагровел и отошел к окну. Присутствующие смотрели на него с откровенным любопытством.

— Ну-с, Даниил Эдуардович, и куда нам, так сказать, пройти? — поднялся следователь Колыванов.

— В мой кабинет. Там вам будет комфортно.

— Прошу вас, — кивнул следователь Борисюку. — Пройдемте.

— А вы… Ничего не будете записывать? — с опаской спросил тот.

— Это не допрос. Доверительная беседа в приватной обстановке. То есть наоборот. Приватная в доверительной. А в понедельник вы наведаетесь ко мне, в прокуратуру, и мы все зафиксируем. Оформим, как полагается, подпишем протокольчик…

Борисюк побледнел. Пошел было к двери, но у стола задержался, жалобно спросил:

— Водички можно? Что-то в горле пересохло.

— Да ради бога!

— Подсвечник возьмите, — посоветовал Грушин. — Тот, что на буфете. Там, в кабинете, тоже нет света.

Валентин послушно направился к буфету. И тут Артем вскочил и бухнул кулаком по столу. Так, что приборы жалобно зазвенели:

— Нет, это черт знает что! Я требую, Грушин, чтобы ты это прекратил! Требую, наконец, включить свет! И я не заинтересован в том, чтобы признания делались кому-то постороннему! Я требую…

И вдруг схватился рукой за сердце. Лицо Артема посерело, бизнесмен осел на стул, Инга тут же кинулась к нему со словами:

— Тема, тебе плохо? Сердце, да?

Писательница и Кира тоже засуетились, а Сид посмотрел на Артема с откровенным интересом. Как человеку, не имеющему проблем со здоровьем, ему было любопытно: а что такое боль?

— Вот что значит жить в постоянном напряжении, — покачал головой Грушин. — Довел ты себя, Тема.

— Замолчи! — закричала Инга.

— Ничего, ничего, мне уже лучше, — прошептал Артем и достал из кармана плоскую коробочку с лекарством. Сунул в рот таблетку и взял поспешно протянутый Кирой бокал с минеральной водой. Пожаловался: — И в самом деле: нервы.

— Артем Дмитриевич, вы не так поняли, — сказал вдруг Валентин, который все еще стоял у буфета.

— Не хочу с тобой разговаривать. И чтоб завтра же… То есть в понедельник… В общем, ты меня понял.

— Ну так что? — спросил следователь.

— Идемте, — решительно сказал Валентин и направился к двери.

— Я вас провожу, — вызвался Грушин и тоже подхватил со стола подсвечник.

Трое мужчин вышли из каминного зала.

— Тебе лучше? — негромко спросила Инга.

— Да. Прости меня, — и Артем легонько сжал ее руку. Потом поднялся из-за стола: — Прошу прощения, господа, но мне надо спуститься вниз. Я хочу выяснить, работает ли телефон. Мне все это не нравится.

— Разумно, — заметил Сид. В это время Артем задержался у буфета, явно заинтересовавшись его содержимым. И промычал нечто невразумительное: «Гм-м-м…»

— Постойте-ка… — спохватилась вдруг Прасковья Федоровна. — Даня сказал, что здесь все разбиты на пары. Шантажируемый и шантажист. Если Валентин шантажист, то кого же он тогда шантажирует? И чем? А?

Артем, уже направившийся было к дверям с подсвечником в руках, обернулся:

— Вы же сами заметили недавно, что все это шутка.

— Да, но…

Бизнесмен шагнул в коридор. После того как из каминного зала унесли три подсвечника, там стало темно и мрачно. Оставшиеся два давали немного света. Буфет тонул в полумраке. Дверцы его были по-прежнему распахнуты.

— Мне не по себе, — зябко пожала плечами Инга. — Что он так долго?

— Кто? — спросила Прасковья Федоровна.

— Грушин. Когда он вне поля зрения, я начинаю бояться.

— Чего? — вновь спросила писательница.

— Перестаньте кривляться! Нет здесь случайных людей! Нет! — и Инга вскочила. — Артем прав: у вас нервы железные. Но это не спасет от… Я пойду, найду Грушина. Мне срочно надо с ним поговорить.

— Неужели ты заберешь еще один подсвечник? — жалобно спросила Прасковья Федоровна. — Здесь же будет совсем темно!

— Предлагаете мне сломать себе шею в темноте? — с вызовом сказала Инга. — И облегчить задачу Грушина? Ведь он хочет, чтобы никто не ушел отсюда! Живым… — тихо добавила она. — Ну, хорошо, я прекрасно ориентируюсь в доме.

— Еще бы! Ты здесь все углы обшарила! — зло сказала вдруг писательница. Не ответив на выпад, Инга подошла к буфету. Сказала шепотом: — Пистолет… Бр-р-р… Ужас какой!

— Мать, ты как? — спросил Сид у Прасковьи Федоровны. — Я, кажется, знаю, что делать!

— И что? — шепотом спросила писательница у мужа.

Тот нагнулся к самому ее уху. Кира тоже приблизилась. Пока они что-то обсуждали вполголоса, Инга неслышно выскользнула в коридор. Похоже, она, подобно кошке, отлично видела в темноте. И на самом деле в огромном доме хорошо ориентировалась.

— Я выйду на балкон и… — громко сказал Сид. И обернулся: — А где же Инга?

— Ушла, — вздохнула Прасковья Федоровна. И сказала жалобно: — Мне надо в уборную. Все знают про мои больные почки. Санузел на первом этаже и на третьем. А на втором нет. Я возьму один из подсвечников?

— На улице не так уж темно, на соседнем участке горит свет, — пожал плечами Сид. — Уж лучше, чем здесь. Пойду прикину, можно ли спуститься с балкона вниз. Или спрыгнуть, не сломав себе шею. Заодно воздухом подышу. Жарко здесь.

И, подойдя к балконной двери, отодвинул тяжелую портьеру, потом сдвинул в сторону тюль. И дернул за шпингалет.

— Черт! Не поддается! Они уже окна на зиму закупорили! Понятно, почему такая духота!

— Я помогу! — метнулась к нему Кира. Видимо, той до смерти хотелось выбраться поскорее из этого дома. Хоть через дверь, хоть через балкон. Только бы выйти. Пока они возились с балконной дверью, Прасковья Федоровна взяла один из подсвечников и тихонько вышла.

В каминном зале стало совсем мрачно. Наконец балконная дверь поддалась, и Сид издал торжествующий вопль. И обернулся:

— Мать? Где она?

— Ушла… — тихо сказала Кира.

— Пойду обследую балкон. Кто знает, чего еще ждать от этого психа? Может, пригодится.

— Иди, — все так же тихо сказала Кира.

Сид шагнул на балкон, а она зачем-то вновь задернула портьеры. Вернувшись на свое место, Кира буквально упала на стул, обхватив голову руками. И издала при этом тихий стон. Потом вдруг подняла голову, и выражение ее лица изменилось. Она вскочила и направилась к буфету…

ПЕРВАЯ БИТАЯ КАРТА

Прошло минут пятнадцать с того момента, как следователь Колыванов завел в хозяйский кабинет Валентина Борисюка и дверь за ними закрылась. Остальные гости разошлись кто куда. Каждый пытался найти выход из сложившейся ситуации. Артем искал телефон, Сид обследовал балкон, Инга пыталась вразумить Грушина. Во всяком случае, так она сказала.

Но когда через десять минут Даниил Грушин с бронзовым подсвечником в руках подошел к дверям своего кабинета, он был один. Хозяин дома постоял, прислушался. Никакие звуки в коридор не проникают. И вдруг ручка повернулась. Дверь распахнулась, Валентин Борисюк, шатаясь, вышел из кабинета.

— Что случилось? — поинтересовался Грушин.

— Ничего.

Борисюк плотно прикрыл за собой дверь и вдруг с отчаянием сказал:

— Все кончено! А как же Маринка?

И с надеждой посмотрел на Грушина:

— Послушайте, Даниил Эдуардович, одолжите мне денег!

— На адвоката? — с иронией спросил тот.

— Я отработаю! Все, что хотите! Я…

— Ну-ну, Валентин, — дружески похлопал его по плечу хозяин дома. — Успокойся.

— Нет, вы не понимаете!

— Разве? Пойдем в каминный зал, к остальным гостям.

— Погодите. Насчет денег…

— Вынужден тебя разочаровать. Мое положение не лучше. В понедельник должен предстать перед грозными очами тестя. Попробуй поговорить с Артемом… Дмитриевичем.

— А вы слышали, Даниил Эдуардович, что он мне сказал? Именно сейчас, когда мне так нужны деньги, я теряю работу!

— Раньше надо было думать, — усмехнулся Грушин. — Ну, пойдем.

— Постойте-ка… Вы ничего не слышали?

— Нет, — покачал головой хозяин. — Ничего.

— Показалось. Мне домой надо. Выпустите меня.

— А кто тебя держит? Но хочу напомнить: еще не вечер.

— То есть?

— У тебя еще будет шанс исправить положение.

— Вы шутите?

— Нет. Советую остаться.

— Не вижу вариантов, — уныло сказал Валентин.

— Я ведь не случайно позвал тебя сегодня в гости, — таинственно понизил голос Грушин. — Имей терпение…

— Да никакого терпения тут не хватит!

И вслед за хозяином дома Валентин направился в каминный зал. Походка Борисюка была неверная, и было заметно, что молодой человек не в себе. На пороге зала Грушин высоко поднял подсвечник и удивленно присвистнул:

— А где же все? Кира?

Та не отреагировала. Стояла посреди комнаты ни жива ни мертва. И тупо смотрела на Грушина.

— Кира? Тебе нехорошо?

— Не знаю.

— Где Прасковья Федоровна? Где Сид?

И тут балконная дверь открылась, зацепив тюлевую занавеску, которая была за плотной, тяжелой портьерой. Послышалась ругань. Сид резко рванул тонкий тюль. Раздался треск.

— Осторожнее! — воскликнул Грушин. — Что ты там делал, на балконе?

— Воздухом дышал.

— Сбежать хотел?

— А может, просто добраться до телефона и психушку вызвать? — усмехнулся Сид.

— Закрой, наконец, балконную дверь! Дует. Значит, Сидор, ты здесь человек случайный? Так? Ничто нас не гнетет, от телефонных звонков не вздрагиваем, спим спокойно, в деньгах не нуждаемся. Так?

— Меня зовут Сид, — Маленькие глазки плейбоя налились кровью.

— Да наплевать! А хочешь, я озвучу твою маленькую тайну? При жене, при Кире? Ей, должно быть, тоже будет интересно. Близкие по духу люди. Я слышал, что вы не ладите, а меж тем у вас так много общего!

— Грушин, замолчите! — покачала головой Кира. — Устроили здесь цирк! Ну зачем вам это надо?

— Как знать, как знать, — загадочно произнес Грушин.

В этот момент на пороге каминного зала появился запыхавшийся Артем. И с откровенным недоумением спросил:

— Даня, почему телефоны в доме отключены? Что это значит? — и, подойдя к столу, опустил на него тяжелый подсвечник. В каминном зале стало заметно светлее.

— А кому ты хотел позвонить? — поинтересовался Грушин.

— В службу безопасности моей фирмы. И где Инга?

— Гуляет. Соскучилась по дому. Я также не вижу нашей знаменитой мадам писательницы со стальными нервами. Прасковьи Федоровны. Пардон, Златы Ветер.

— Она… — начала было Кира, но в этот момент раздался жуткий вопль.

Кричала та самая дама со стальными нервами. Отчаянно, с надрывом. Крик доносился из коридора, и все кинулись туда. Прасковья стояла у распахнутой двери кабинета и кричала.

— Мать, что? — кинулся к ней Сид. — Что случилось?

— Там, там, там… — Дрожащей рукой писательница указала на дверь кабинета.

— Что? — хором спросили Грушин и Артем.

— Труп…

Мужчины кинулись в кабинет. Трезубец Нептуна мерцал на столе, почти не справляясь с темнотой, в комнате было мрачно. Следователь Колыванов, откинувшись, сидел в кресле, из его груди торчала рукоять ножа. Из уголка рта стекала тоненькая струйка крови.

— Мертв, — спокойно сказал Грушин. — Хотя я, признаться, не ожидал. Убить следователя? Это намного больше, чем я хотел!

Сид посветил на мертвеца и потянулся было к ножу, но хозяин дома резко сказал:

— Не трогать! На нем могут быть отпечатки пальцев!

Плейбой отдернул руку и невольно попятился.

— Ну и что? Ну и что? — заволновался вдруг Артем. — И что это доказывает? Ты наверняка брал его в руки!

— А ты чего так волнуешься?

Артем не ответил.

— Я… я вошла в кабинет, — заикаясь, сказала Прасковья Федоровна. — Мне показалось, что дверь не заперта. Я хотела с ним поговорить. Увидела его и… подошла.

— И в этот момент ударили его кинжалом, — мрачно продолжил Грушин. — Который предусмотрительно прихватили из буфета.

— Нет! — закричала женщина. — Я не брала!

— Валентин? — повернулся Грушин к застывшему на пороге Борисюку.

— А что такое?

— Ты последний с ним беседовал!

— Когда я вышел из кабинета, следователь был жив, — упрямо сказал Борисюк.

— А чем ты это докажешь?

— Не собираюсь я ничего…

— Нет, это невыносимо! — простонала Прасковья Федоровна. — Невыносимо здесь больше находиться! Я хочу уйти!

— Что случилось? — раздался вдруг голос Инги.

— Где ты была? — резко спросил Артем.

— Я… Боже! Он же… — ахнула молодая женщина.

— Умер. Где ты была?

— Я…

— Держите ее! — крикнул Артем стоящим ближе к дверям Валентину и Сиду, заметив, что Инга близка к обмороку.

— Симуляция, — равнодушно сказал Грушин.

Валентин придержал молодую женщину за талию. Та еле слышно сказала «Спасибо».

— Надо увести дам, — заметил Артем. — Да и нам здесь делать нечего.

— Как быть с трупом? — деловито спросил Сид.

— Закрыть дверь кабинета, — сказал Грушин, — и уйти. Артем прав. Мы все обсудим в каминном зале.

В коридоре они наткнулись на Киру. Та так и не решилась войти в кабинет. Еле слышно спросила:

— Он и правда мертв?

— Мертвее не бывает, — мрачно подтвердил Грушин. И плотно прикрыл дверь кабинета. — Запирать на ключ, думаю, нет смысла. Труп никуда не убежит.

Все вернулись в каминный зал.

— Налей мне шампанского, — попросила Инга Артема.

— Да, надо выпить, — согласился тот. И потянулся к графину с водкой, заметив: — Никогда не пью больше двух рюмок, но сегодня… Ужасный вечер! Отвратительный!

С ним согласились все присутствующие. Выпить отказались только Валентин Борисюк и Кира. Грушин едва пригубил обожаемый мятный ликер. Зато дрожащая Прасковья Федоровна налегла на французское вино основательно.

— Я наконец поняла… Это не шутка! — покачала головой она, осушив бокал.

— Ну, слава Богу! — высказалась Инга.

— Когда я увидела труп там, в кабинете… О! — застонала писательница. Насколько спокойной она была раньше, настолько теперь поддалась панике.

— Итак, кто-то из нас убил следователя, — подвел итог хозяин. — И это действительно серьезно. Кого так напугало разоблачение? Это могло бы остаться только игрой, но вы, господа, начали убивать! Значит, увязли в этом деле по уши! Может быть, кто-то хочет вызвать милицию?

— Нет, — хором сказали Инга, Кира и Валентин Борисюк. Прасковья Федоровна беспомощно моргнула, а Сид хмыкнул.

— Артем, ты, кажется, искал телефон? — с иронией спросил Грушин.

— Я… Дело в том, что я… Да, я брал в руки этот чертов нож! Когда стоял у буфета!

— Ах! — громко воскликнула Инга.

— Но зачем? — беспомощно спросила Прасковья Федоровна.

— Да из чистого любопытства! Я интересуюсь холодным оружием. У меня дома, на ковре, то есть на стене, на ковре… тьфу ты! Это выгодное вложение денег. Пару дуэльных пистолетов я полгода назад купил за восемь тысяч долларов, а нынче продал за тринадцать. На старинные кинжалы тоже большой спрос. А у этого рукоять из слоновой кости, на лезвии клеймо. Известного мастера. Короче, меня заинтересовал этот кинжал.

— Настолько, что ты взял его и решил применить по назначению? — усмехнулся Грушин.

— Заткнись! Умник. Я хотел купить его. Для своей коллекции. Короче, на рукоятке есть мои отпечатки. Но я не мог его убить. Я был внизу.

— Был внизу. Это могло бы сойти за алиби, но… Дело в том, господа, что дом-то с секретом!

Удивилась только Прасковья Федоровна. И Сид, но как-то вяло. И Грушин это заметил:

— Я так и думал. Некоторые из вас в курсе. В моем кабинете есть потайная дверь. Собственно, это меня и привлекло. Раньше та комната вовсе не была кабинетом, но я взял ее себе. За старинным ковром на стене есть дверь, за дверью лестница, которая ведет вниз. В комнату для прислуги. Она в самом конце коридора. Рядом дверь черного хода. Иногда мне хотелось выйти из дома, но так, чтобы об этом никто не знал. Или принять кого-нибудь. Тайно. Думаю, не один я этим пользовался.

И Грушин выразительно посмотрел на Ингу. Та покраснела.

— Я понятия об этом не имела! — заявила Прасковья Федоровна, тряхнув длинными серьгами. Раздался мелодичный звон.

— Аналогично, — выдал вдруг Сид.

Даниил Грушин тут же отметил: «А парнишка-то не такой уж тупой!» И сказал:

— Итак, расставим все по местам. Вы с Сидом не знали о тайной лестнице. Но ведь это вы, Прасковья Федоровна, обнаружили труп! То есть были в кабинете последней. И не исключено, что следователь Колыванов в этот момент был еще жив. Вы подошли и ударили его ножом. Спокойно, спокойно… Это одна из версий! Что касается Сида. Балкон, то есть лоджия — сквозная. На нее есть выход из каминного зала и из моего кабинета. Сид вполне мог перелезть через перила, разделяющие лоджию, войти в кабинет и ударить ножом следователя. Ему это вполне по силам. Крепкий парень, спортсмен.

— Неувязочка, — криво усмехнулся Сид. — Окна на зиму заклеили. Мы с Кирой с трудом открыли балконную дверь. Я не мог войти в ваш кабинет.

— Окна заклеены в каминном зале, — спокойно сказал Грушин. — А я, признаться, люблю выйти на балкон, подышать свежим воздухом. Люблю золотую осень. А сентябрь так просто обожаю! Так что, Сидор, твое алиби с треском провалилось. Балконная дверь в моем кабинете легко открывается снаружи, можно пойти и проверить. Ну что, Сидор? Мне проделать твой путь? Перелезть на другой балкон и обратно?

— Меня зовут Сид, — отчеканил стриптизер, и его маленькие, близко посаженные глазки вновь злобно сверкнули.

«Орангутанг, — невольно поежилась Инга. — Животное!» Раньше она никогда не видела Сида без очков с затемненными стеклами.

— Что касается Валентина, — продолжил Грушин. — Тут все очевидно. Пошел делать признание, узнал, какой срок ему светит, условным наказанием не отделаться, и, чтобы тайна ушла в могилу, следователя прирезал.

— Чушь! — сказал бледный от волнения Валентин Борисюк. — Я понимаю: на меня легче всего спихнуть! Сам вызвался! Но я не убийца! Не убийца!!

При этих словах Грушин вдруг расхохотался. И Валентин тут же осекся.

— Остались мы с Ингой,— напомнил Артем.— Ну, что ж ты замолчал?

— А с вами тоже все понятно. Инга знала о тайной лестнице, потому что пользовалась ею неоднократно. А ты… Ты мог узнать об этом от Инги.

— Я ему ничего не говорила! — вскинулась та.

— А кто тебе поверит?

— Когда я осталась здесь одна и подошла к буфету… — сказала вдруг Кира. — Я обратила внимания, что ножа там нет. Пистолет на месте, а ножа нет.

— Я его не брал, — слишком поспешно заявил Валентин Борисюк.

— Что ж ты так долго торчал у буфета! — заметила Инга. — Артему стало плохо, и мы отвлеклись. У тебя был момент.

— Ты сама там стояла, — напомнила Кира. — Мы обсуждали, как выйти из дома, и у тебя тоже был момент.

— Короче, все могли. Кроме меня, — подвел итог Грушин.

— Ай, Даня, ай молодец! — хлопнул в ладоши Артем. — Но ведь дом-то с секретом! Быть может, не с одним? Признайся, где еще есть тайная лестница? А тайная дверь? Или потолок в кабинете опускается? А? Ты же выдумщик!

— А нож? — напомнил Грушин.

— Ну, для такого фокусника, как ты, это задачка плевая! Может, у тебя было два таких ножа?

— Это легко можно проверить, — усмехнулся Грушин.

— Как? — хором спросили гости.

— Если в груди следующего трупа будет торчать точно такой же кинжал…

Что тут началось! Гости заволновались. Все категорически отрицали свою причастность к убийству следователя и возможность появления нового трупа.

— Спокойно, господа. Спокойно. Следователя позвал я. И мне-то уж точно не было резона его убивать. Зачем?

— А зачем ты устроил это шоу? — со злостью спросил Артем. — Зачем собрал нас? Нормальному человеку такое и в голову не придет! А у сумасшедших, как известно, нет логики! Короче, я требую, чтобы, во-первых, включили свет. Это уже не смешно. Во-вторых, чтобы к приезду милиции убийца был найден. Пока он не признается или не будет стопроцентных доказательств, кто это сделал, из этого дома никто не уйдет. Все.

— Насчет света согласна, — поддержала его Прасковья Федоровна. — А насчет второго пункта… На рукоятке ваши отпечатки пальцев, вы и отдувайтесь. Мы с Сидом здесь ни при чем.

— А за меня ты заступиться не хочешь? — тихо спросила Кира.

— Ну, ты-то не могла его убить. Ты была здесь, в каминном зале…

В этот момент Грушин легко поднялся и подошел к стене между кабинетом и каминным залом. Там стоял стеллаж с книгами. Пошарив рукой, он незаметно надавил на какой-то рычаг, и стеллаж поехал в сторону.

Взорам гостей предстал кабинет, где все также мерцал трехрогий подсвечник, распространяя запах розового жасмина, а в кресле сидел мертвый следователь Колыванов. От неожиданности Прасковья Федоровна громко ахнула. Инга позеленела, пробормотав:

— Господи, меня сейчас вырвет.

— Прекрати немедленно, Грушин! — выкрикнул Артем.

— Фальшивка, — спокойно заметил хозяин дома. — Имитация книжного стеллажа. Сделано на совесть. Я любил, поработав у себя в кабинете, зайти потом в каминный зал, посидеть в темноте, посмотреть на огонь. Но так, чтобы об этом никто не знал…

— Зачем? — несколько рассеянно спросил Артем.

— В детстве мне не хватало одиночества. Впрочем, ты об этом знаешь. Вспомни общагу. Мы столько ночей душу друг другу изливали… Эх, Тема!

И Грушин вновь нажал на потайную пружину. Стеллаж с книгами поехал на свое место.

— Хорошо устроился, — сквозь зубы сказал Артем, внимательно наблюдая за его манипуляциями. — Тайная дверь за ковром, тайная лестница, муляж стеллажа с книгами… Зачем такие сложности, Даня?

— Я чувствовал, что мне это когда-нибудь пригодится. И потом… Я же сказал, что мне приходилось принимать гостей, которые хотели остаться незамеченными для остальных обитателей дома.

Женщины, сидящие за столом, переглянулись.

— Что за намеки? — сказала Инга.

— Ты столько раз бывала у нас дома, — заметила Прасковья Федоровна. — Кажется, вы с Кирой…

— Подруги. И что? — с вызовом спросила Инга.

— Кира тоже к тебе ходила, — тряхнула серьгами писательница.

— Мы обменивались рецептами, — поспешно сказала ее подруга.

— Почему же ты так отвратительно готовишь? — заметил Сид.

— Скажи, Кира, — пристально глянула на подругу Прасковья Федоровна. — Инга тебе показывала тайную дверь?

Кира еще больше побледнела. И ничего не ответила.

— Значит, ты могла?

— Я же сказала. Когда я подошла к буфету, кинжала там не было.

— Но ведь никто не может этого подтвердить, — резонно заметил Артем.

— Ну что, бросим жребий? — весело спросил Грушин. — Теоретически каждый из нас мог. Кто хочет стать убийцей?

— Типун тебе на язык! — отмахнулась Прасковья Федоровна.

— Тогда поищем мотив, — охотно согласился Грушин. — Кто из вас хочет поделиться своей маленькой тайной? Ну?

Но гости молчали…

ДЕСЯТКА БУБЕН

Веселая карта. Впрочем, и Кира Крымова не всегда была такой унылой, невзрачной особой в бесформенных балахонах. Отнюдь. В семнадцать лет она была очаровательной девушкой, очень хорошенькой и смешливой. Обожала короткие юбки и трикотажные кофточки, подчеркивающие достоинства ее стройной фигурки. Росточком Кира была невысока, всего-то метр шестьдесят, но сложена отлично. Короткая модная стрижка, раскосые глаза, смуглая кожа и неизменная улыбка.

Такая Кира могла вскружить голову кому угодно! Еще в школе у нее отбоя не было от кавалеров. Каждый вечер кто-нибудь маячил под окнами в ожидании, пока та выглянет во двор. Она охотно бегала на свидания, целовалась в кинотеатре, на последнем ряду, а позже блистала на дискотеках и в ночных клубах. Но также охотно расставалась с героями своих романов, ибо не относилась к ним всерьез. Дальше легкого флирта дело не шло. Родители воспитывали девушку в строгости, внушая, что вступать в интимные отношения без любви безнравственно. Да и саму Киру в то время занимало другое.

Жизнь ее была безоблачной. Ну, почти. Отец, известный в то время писатель, рано овдовел и всего себя посвятил единственной дочери. Когда умерла мама, Кире только-только исполнилось десять лет. Мачеху в дом писатель Крымов привести не захотел, заперся в четырех стенах и занимался только творчеством и Кирой. Но несколько лет писал, что называется, «в стол», а когда решился опубликовать написанное, времена изменились. Поезд ушел, и даже в последний вагон не удалось вскочить. Пришлось подрабатывать переводами, чтобы свести концы с концами.

Жили они вдвоем, в двухкомнатной квартире на пятом этаже «сталинки». Коридор длиннющий, потолки высоченные, лестничные клетки широченные, мусоропровод в кухне, зал огромен, а Кирина комнатка, напротив, крохотная. Но она была так счастлива в ней!

Писала стихи, причем хорошие, а папа относил их в толстые и не очень журналы, где работали его многочисленные приятели и приятельницы, помнившие Крымова веселым, жизнерадостным человеком, полным здоровья и сил. Ради дочери он возобновил старые связи с собратьями по литературному цеху, только теперь уже не улыбался, был серьезен и судьбой единственной дочери тоже занялся всерьез. Стихи Киры охотно публиковали, и еще в школьные годы будущее ее было предрешено. Она с первого раза поступила в Литературный институт имени Горького. Без проблем. Ну, без малейших! И попала на курс известнейшего поэта, который в ней души не чаял. И вновь публикации. Одна за одной.

Но времена эти скоро закончились, мода на поэзию прошла, и проза стала наступать по всем фронтам. Но и тогда еще все для Киры складывалось хорошо. Просто замечательно! Институт она закончила, стала заниматься переводами. Способности к языкам передались ей по наследству от отца. В Россию как раз хлынул поток импортных любовных романов. Океаны страсти и любовные реки переполняли женские сердца.

— Скоро придет мода и на отечественный любовный роман. Ты бы занялась этим, дочка, — посоветовал отец. — Перо у тебя легкое, все, написанное тобой, читается на одном дыхании. С публикацией проблем не будет. Дорожка проторенная. Попробуй.

И Кира попробовала. Писать ей было легко. Ах, любовный роман? Подумаешь, проблема! Сколько их переведено! Рука давно набита! Первые ее книги вышли в серии «Чудное мгновенье». Тоненькие книжечки в мягком переплете, которые быстро расходились и так же быстро рассыпались на отдельные листочки. Псевдоним она брать не стала. Кира Крымова — чем плохо? Отец старается. Пробивает, хлопочет, помогает если не материально, то морально. Неизвестно, что ценнее.

Она отдавалась придуманным страстям с упоением и восторгом. Но когда к ней самой пришла, наконец, любовь, поняла, что до сих пор ничего о ней не знала. Настоящей любви, о которой ее собственной рукой столько уже было написано! Час пробил. И вскоре последовало предложение руки и сердца. Все было по правилам. Кира чувствовала себя такой счастливой! Безмерно!

Он был поэтом, что само по себе звучит упоительно. А для такого романтика, как Кира, — священно! И, как истинный поэт, он был красив. Вокруг головы, словно нимб золотой, летящие светлые кудри. Глаза бездонны, сердце тоже, как ей тогда казалось. Можно пить и пить, не опасаясь того, что родник иссякнет. Он объяснялся ей в любви в стихах, она отвечала прозой. Герои ее романов теперь были только блондинами. С синими глазами. И только клонировав любимого мужа раз пять, Кира немного успокоилась.

В его стихах были чувства, сплошь одни чувства. Сама же поэзия была несовершенна. Кое-где рифма хромала, не выдерживался размер, но ведь это же было от души! Кира не смела критиковать, только советовала.

— Вот здесь, милый. Чуть-чуть…

— Подправь, — милостиво разрешал ее Бог.

Сразу же после свадьбы он перебрался к жене. Папа перенес вещи в крохотную комнатку, Кира свои — в огромную залу. Туда же привез свой чемоданчик обладатель золотых кудрей и бездонного сердца. И сразу же попросил тестя устроить его судьбу. Литературную.

— Молодой человек, поэзия сейчас не пользуется спросом, — промямлил старый писатель. — Стихи… Что ж стихи? Это, конечно, хорошо… А чем вы собираетесь зарабатывать на жизнь?

Красавец только плечами пожал. У него не было способностей к языкам. И каких-нибудь других, пользующихся спросом на рынке литературного труда, не было тоже. И еще он обожал вставать в позы. Любимая из них — «я непризнанный гений. И я не виноват в том, что меня не ценят и не понимают. Виноваты они. Неблагодарное, бездарное, вульгарное общество». Короче, «париться» пришлось Кире. Она выдавала любовные романы чуть ли не каждый месяц по книге. Любовь поддерживала в ней силы. Кира худела, бледнела, но глаза ее сияли. Тоненькие рассыпающиеся книжицы ушли в прошлое, появился солидный твердый переплет. Ее стали приглашать на презентации.

И однажды… Чтобы развлечь публику, организаторы презентации придумали «фишку». Презентовалась новая серия, русский любовный роман. Современный. Авторы приглашались парами и задавали друг другу вопросы, параллельно обсуждая творчество друг друга. Разумеется, поощряя, а не критикуя.

В пару к тому времени известной Кире Крымовой пригласили начинающую писательницу Злату Ветер. Несколько ее книжек Кира прочитала. Вернее, пролистала. И, признаться, ей они не понравились. Она даже прониклась к неизвестной Злате Ветер состраданием. Ведь у той нет будущего! И Кира была со Златой, то есть с Прасковьей, любезна. Ведь та оказалась на тринадцать лет старше! И не замужем! Обладательница золотокудрого поэта жалела всех, кто так и не нашел свою половинку. Кире еще не исполнилось и тридцати, в то время как Паше скоро должно было стукнуть сорок. Без литературного образования, без связей. И без будущего. Кира была в этом просто уверена! Ведь она читала. Уж в чем в чем, а в литературе она разбиралась, ибо отдала ей всю свою жизнь.

Большая часть трудовой биографии Златы Ветер прошла в библиотеке, где будущая писательница читала без перерыва. Читала и читала. Любовные романы. И, в конце концов, попробовала их писать. Получилось то, что получилось. Как все начинающие писатели, она страдала многословием, путаницей в мыслях и наивностью.

Молодая, сияющая Кира и невзрачная, унылая Злата — трудно себе представить более странную пару. Тем не менее с презентации они ушли лучшими подругами. Некоторое время встречались, перезванивались, и Кира все время подбадривала Пашу. Мол, не сдавайся! Все у тебя получится! Ну, как сказать подруге, что она — бездарность? Само пройдет. Помыкается года два-три и вернется к прежней работе…

А дальше… Она твердо знала, в какой момент жизнь дала трещину. Знала точку отсчета своих несчастий. Просто тогда не придала этому значения. Когда у Киры случился первый выкидыш, она отнеслась к этому легко. Подумаешь! Какие наши годы! После второго задумалась. Чуть-чуть. После третьего насторожилась. А потом начала ходить по врачам. Те только руками разводили. Ну что тут поделаешь? Гормоны.

Отлежав три месяца на сохранении и получив все тот же результат, Кира поехала к бабке-знахарке. Не помогло. Потом была другая, третья… Наконец одна восьмидесятилетняя старушка не выдержала и со вздохом сказала:

— Знать, милая, судьба. Это и есть твое испытание. Не может у человека все в жизни идти гладко. Не страдала ты? Не страдала. Нужды не знала. А без страданий не обойтись. Сходи в церковь, отбей Господу поклоны и поблагодари за все, что ниспослал. Надо свой крест принять и смириться. А помочь тебе никто не может. Уж ежели я не смогла, знать, нет на земле такой силы. Смирись.

После визита к знахарке Кира задумалась. Значит, детей у нее не будет? Так, что ли? Надо посоветоваться со своими: как жить дальше?

Муж отнесся к известию спокойно. Не будет так не будет. Дети — это же так хлопотно! Поэт до сих hop оставался большим ребенком и взрослеть не спешил. У отца же случился сердечный приступ. Он тяжело болел последнее время, стал чувствительным и слезливым. А Кира загрустила. Некоторое время она пыталась справиться с выпавшим на ее долю испытанием, как-то отвлечься от грустных мыслей.

И в этот момент ее настиг второй удар: умер отец. Она и не думала, что так к нему привязана! Оказалось, что именно его присутствие согревало и освещало всю ее безоблачную жизнь. А без него образовалась пустота. Небо над головой помрачнело.

Третий удар нанес муж. Когда заявил:

— Милая, ты не оправдала моих ожиданий.

— То есть?

— Я надеялся, что ты будешь богатой и знаменитой. А ты последнее время ничего не пишешь. Тебе уже конкуренты на пятки наступают!

— В таком состоянии я работать не могу! — с отчаянием сказала Кира.

— Вот именно. Ты зациклилась на своей болезни. Вот уже два года только и делаешь, что ходишь по врачам. По бабкам. Тратишь наши деньги.

— Наши? — откровенно удивилась она.

— Наши, — отрезал любимый муж. — В том, что я мало зарабатываю, виноват твой отец. Он не захотел мне помочь. А я так на это рассчитывал!

— Выходит, ты женился на мне по расчету?

— Разумеется, я тебя любил! Но одно другому не мешает. Напротив.

И любимый муж стал все чаще исчезать из дома. Иногда не приходил ночевать. Кира чувствовала, как жизнь рушится. Уплывает вдаль последняя надежда. Любовь. Тихая гавань, где она могла бы еще спастись. Уходя насовсем, муж предъявил ей обвинение:

— Ты не можешь иметь детей. А я хочу стать отцом.

Она не нашла что ответить. Молча закрыла за ним дверь и только потом разрыдалась. По слухам, любимый нашел богатую невесту, чей папа был крупным бизнесменом. Предприимчивый обладатель золотых кудрей решил переквалифицироваться из поэтов в предприниматели. Надеясь, что следующий тесть окажется сговорчивей.

Вскоре Кире пришла повестка в суд. На развод. Развели их мигом. Потом бывший муж затеял раздел имущества, причем повел себя как склочник и сутяга. Душонка золотокудрого поэта оказалась мелкой, а сердца и вовсе не было. По суду пииту отошла половина жилплощади. Ведь после смерти папы глупенькая Кира оформила доставшуюся в наследство собственность на двоих. Теперь она поняла, почему муж выждал полгода! Чтобы получить свою долю!

Квартиру пришлось разменять на две однокомнатных в «спальных» районах. Они с бывшим мужем разъехались в разные концы Москвы. Чтобы никогда больше не встретиться. И в Кириной жизни началась черная полоса. Просто мрак беспросветный!

Оказалось, что она не готова к испытаниям. Избалованная в детстве, едва столкнувшись с трудностями, Кира начала отступать. Все дальше и дальше. Сначала она запила. Но тоска не отступала. Депрессия, в которую она впала, затянулась. Ко всему прочему, возникли проблемы с деньгами. Ей надо было на что-то жить. Писалось теперь плохо, Кира едва сводила концы с концами. Да и появилось много молодых дарований, которые рвались к успеху. Кира в таком состоянии не могла выдержать конкуренции. Прошел год…

…Когда они со Златой Ветер столкнулись вновь, все изменилось. А точнее, перевернулось с ног на голову. Теперь уже Кира смотрелась серой мышкой рядом с преуспевающей подругой. И не могла понять: как? когда? Ведь прошло чуть больше трех лет! Подруга выглядела великолепно! Дорогой костюм, со вкусом подобранные украшения, грамотный макияж, изящные очки с чуть дымчатыми стеклами, скрывающими мелкие морщинки вокруг глаз. Словно помолодела лет на десять! И такая сияющая, счастливая!

— Недавно я вышла замуж, — таинственным голосом сказала Прасковья. — Об этом писали во всех газетах!

— Я не читаю газет, — грустно сказала Кира. — И уже давно ни с кем не общаюсь.

— Как так? — удивилась собеседница.

— У меня неприятности, — сухо ответила Кира.

— Как же плохо ты выглядишь, — посочувствовала подруга. — А что за проблемы?

— Жить не на что, и мне пришлось продать квартиру. Сейчас я в коммуналке. В маленькой комнате. Соседи… Они так плохо ко мне относятся!

— Что-нибудь пишешь? — пристально глянула на нее Прасковья.

— Нет. Почти нет. Не до того.

— Телефончик оставь. И адресок.

…Когда Прасковья внезапно нагрянула в гости, Кира выглядела не лучшим образом! Волосы спутаны, халат грязный, глаза тусклые. Последний месяц ее жизни был совсем мрачным. Кира почти не выходила из дома. Лежала на диване и ждала, когда же все это кончится. Ждала смерти. Жить ей давно не хотелось. Зачем?

Оглядевшись, подруга покачала головой: неубрано, пол затоптан, на кухне пустые бутылки. Из-под водки и пива. Покачиваясь, в коридор вышел сосед в застиранной тельняшке. Глянул на даму в брючном костюме мутными глазами и, присвистнув, сказал:

— Ну и фря! Грабите народ, кровопийцы! Дай десятку. На пиво. Похмелиться бы. Делиться надо с пролетариатом.

Чтобы остаться с подругой наедине, Прасковья Федоровна достала из кошелька десятку и сунула мужику. Тот мигом собрал стеклотару в авоську и исчез.

— А ты? — внимательно глянула на Киру подруга. — Пьешь?

— Я? Нет. Уже нет.

— Надо отсюда выбираться. Знаешь что? Переезжай ко мне!

— Куда? — вяло спросила Кира.

— О! Недавно я купила дом! Замечательный дом! За городом! Небольшой, но… Силу нравится.

— Сид — кто это?

— Мой муж. Это такая романтическая история! Он даже младше тебя, представляешь? На четыре года! Ха-ха! Мальчишка!

— Ты что, с ума сошла?

— С ума сошли газетчики, когда узнали о помолвке. Скандал года! — И подруга взахлеб принялась рассказывать о своих победах: -…Как только мы поженились, я и купила этот дом. Соседи — богачи! У них та-акой особняк! Мы с Сидом живем скромно. Но тебе место найдется. Свежий воздух, природа. Вмиг оживешь. Давай собирайся.

— И что я там буду делать? — безразлично спросила Кира.

— Жить.

Она тогда надеялась, что переезд за город хоть что-нибудь изменит. Увы! Стало не так одиноко, всего-то. У нее даже появилась подруга, красавица Инга (Паша была возведена в ранг Благодетельницы). И появился постоянный источник раздражения — Сид. Так похож на Кириного бывшего мужа! Альфонс. Не любит он Пашу. Не может любить. И бросит ее, как только подвернется женщина помоложе и побогаче. Но говорить об этом подруге бесполезно.

Паше Кира была благодарна ну просто-таки безгранично! Вытащила ее из ямы! Ну, почти вытащила. Перевезла сюда, кормит, поит, одевает. Но в остальном Паша бессильна. Благодарность была самым сильным чувством из всех, что еще оставались в Кирином сердце. Любить она разучилась. Страдать устала. Ненавидеть?

Сид все время был перед глазами. Если бы еще он куда-нибудь исчез. Ах, если бы…

Вечеринка продолжается: полный свет

БУБНЫ: ДЕСЯТЬ, ВАЛЕТ, ДАМА…

 Девять часов вечера

Поскольку гости молчали, хозяин дома поднялся из-за стола со словами:

— Пойду включу свет. Раз все молчат.

— Думаешь, при свете мы будем разговорчивее? — съязвил Артем. — И кстати, как насчет телефона? Не включишь заодно?

— А кому ты хочешь позвонить? — подозрительно спросил Грушин. — В милицию? Сам недавно сказал, что не стоит спешить. В психушку? По-моему, я нормальнее вас всех. Я-то уж точно никого не убивал. Да и не собираюсь.

— Я выпил, — сказал Артем. — Может, хочу вызвать шофера? Неохота ночевать здесь, в одном доме с трупом. И даже если его увезут… Короче: я здесь не останусь!

— Ты прямо мысли мои читаешь! — рассмеялся Грушин. — Будет тебе шофер!

И, взяв со стола подсвечник, направился к дверям. Когда хозяин вышел, в каминном зале повисла напряженная пауза. Гости посматривали друг на друга с подозрением. Кто-то пытался угадать убийцу, кто-то человека, его шантажирующего.

— Меня уже тошнит от этого запаха, — поежилась Инга. — Всю жизнь буду теперь ненавидеть розовый жасмин!

— Запах смерти, — уронила Кира.

— А буфет-то все еще открыт! — некстати заметила Прасковья Федоровна.

— Надо сказать Грушину, чтобы запер его на ключ, — сказал Артем.

— Прасковья Федоровна, вы бы сыграли что-нибудь, — посоветовала Инга. — А то мы начнем ссориться, выяснять отношения. Надо отвлечься. Я слышала от Киры, что вы играете на пианино.

— Конечно, конечно! — вскочила писательница. Сид при этом сморщился, словно лимон съел.

Его жена подошла к пианино, откинула крышку, заметив при этом:

— Слава Богу! Не все здесь бутафория.

И присела на вращающийся табурет. Раздались звуки знакомой мелодии, которую знает наизусть любой учащийся детской музыкальной школы, поскольку в программе она обязательная. Играла Прасковья Федоровна плохо, но с чувством. Гости молчали, слушали, но каждый думал в это время о своем. Валентин Борисюк машинально постукивал пальцами в такт. Видимо, он тоже учился в детстве в музыкальной школе.

И вдруг в зале вспыхнул свет. Все невольно зажмурились — таким ярким он показался! А Прасковья Федоровна вздрогнула и перестала играть.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнула Инга. И принялась задувать свечи.

— Как хорошо! — с чувством сказала Кира. И тоже потянулась к подсвечнику. Вскоре все свечи были погашены. В каминном зале повисла сизая дымка и запах гари, заглушающий тонкий аромат розового жасмина.

— Цивилизация, — отметил Сид и заявил: — Давай, мать, кончай эту тоску. Врубим веселую музычку. Хитовую. А то меня от Баха плющит.

— Это Бетховен, — тихо заметила Прасковья Федоровна.

— А есть разница? — откровенно удивился Сид. — Вот моя любимая группа! Это да! Ее бы послушать!

— Боюсь, у Даниила нет таких записей, — заметила Инга. — Он предпочитает классику.

— Я же говорю: псих, — уверенно сказал Сид.

— Но эти твои… Они же матом ругаются! — возмутилась Прасковья Федоровна.

— Я и говорю: супер.

— Любая музыка имеет право быть, — пожал плечами Валентин. — Так что вопрос спорный. Я, например…

— Давайте оставим дискуссию о современной музыке, — оборвал его Артем. — Лично меня беспокоит Грушин. Когда он так надолго нас покидает, я…

В этот момент хозяин дома появился на пороге. Оглядев гостей, поинтересовался:

— Ну, все довольны? Я задержался в гостиной, задул свечи. Они нам теперь ни к чему.

Присутствующие молчали. Грушин подошел к столу и потянулся к бутылке шампанского. Одну Инга уже выпила, и Артему пришлось открыть вторую. Не спрашивая, хозяин дома вновь наполнил бокал Инги. Та не протестовала.

В этот момент Кира сказала:

— Грушин, я минеральную воду на себя опрокинула. Мне неудобно в мокром. Скажите, у вас в доме не найдется старой рубахи или кофты?

— Сейчас посмотрю, — кивнул Даниил.

— Сделайте одолжение. Ничего, если мы вас оставим ненадолго? — обратилась Кира к сидящим за столом.

Переглянувшись с Прасковьей Федоровной, Сид сказал:

— Раз выйти отсюда мы не можем…

— Да лучше бы тебе, Кира, дома переодеться, — заметила писательница.

— Ну зачем же прерывать такой чудный вечер! — тут же съязвил Артем Реутов.

— Пойдем, — обратился хозяин дома к Кире. Как только они вышли, Артем тут же придвинулся к Инге:

— Ты слишком много пьешь.

— Это от нервов, — хихикнула та, прихлебывая шампанское.

— Почему ты так трясешься?

— Ты думаешь, я каждый день вижу трупы?

— Да, но ты и до этого была не в себе. До того, как убили следователя. Ты словно чего-то ждешь. Может, скажешь наконец, что у тебя с Грушиным?

— Ничего. Абсолютно. Мы друг друга ненавидим. Разве не понятно?

— Согласен. Но до ненависти что-то ведь было? А?

— О чем вы там шепчетесь? — вмешалась Прасковья Федоровна. — В конце концов, это неприлично!

— Отчего же, — усмехнулся Валентин. — Босс шепчется с личной секретаршей. По-моему, в порядке вещей.

— Судя по тому, что ты начал мне хамить, вы с Грушиным о чем-то договорились, — заметил Артем. И тут же предположил: — Быть может, на пару грохнули следователя? И решили спихнуть на меня? Хозяина в тюрьму, фирмы сливаются, Грушин вновь король, а Валентин Борисюк в дамках. Умно!

— Ничего подобного… — пробормотал зам по рекламе…

…А в это время Кира и Грушин поднялись на третий этаж и зашли в спальню хозяина.

— Хорошо, что ты сообразила про мокрую одежду, — сказал тот, отодвинув дверь зеркального шкафа-купе. Отражаясь в нем, комната выглядела больше, объемнее. И мертвые красавицы множились, становились загадочнее. Кира здесь чувствовала себя как дома. — Я все думал, как бы нам переговорить. Насчет убийства.

— Что? Что такое?

— Ты сказала правду?

— Ну разумеется!

— И знаешь, кто взял нож из буфета?

— Не могу больше… — простонала Кира. — У меня все кончилось! Выручишь?

— Как обычно…

И Грушин полез в тайник. Достал оттуда коробку, из нее одноразовый шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

— Я все приготовил. Знал, что пригодится.

— Ты — чудо! — радостно воскликнула Кира и жадно схватила шприц: — Паша все время спрашивает: ты колешься? Я отвечаю: нет, нет и нет! Мол, откуда у меня на это деньги? Ты ж наличных не даешь! И в город не отпускаешь! У меня даже мобильного нет! Паша отобрала. Позвонить не могу, а то бы на дом привезли. Есть еще люди на белом свете! Ты тоже — человек! Если б не ты… Грушин!

Она говорила бессвязно. Говорила, говорила, а глаза при этом жадно блестели, руки подрагивали от нетерпения.

— Почему ты мне помогаешь? С меня взять нечего. Я — пустая. Все продала. А, Грушин?

Тот внимательно следил за манипуляциями Киры. Когда та засучила левую штанину, воровато оглянулся на дверь:

— А вдруг кто-нибудь войдет?

— И что?

— Сид знает, что ты — наркоманка?

— Упаси Бог! Думает, что я — тяжело больная. Что у меня рак! Рак! Ха! Как это было бы просто! У меня рак души! Тоже неизлечимо, но жить с этим можно годы и годы… Хорошо, куда мне пойти? В сортир? Может, ты просто дверь запрешь?

— Да зачем? Шучу я. Никто не войдет. В мою спальню? Разве что Инга. По старой памяти. Ха-ха! Но она при Теме не станет этого делать.

— Грушин, ты — чудо! — возбужденно повторила Кира. Она сняла ботинок с ноги, спустила носок и начала примериваться к вене.

— А ты не боишься? Вдруг в шприце — яд? Вдруг я хочу тебя убить?

Кира рассмеялась и без раздумий воткнула иглу в синюю, вздувшуюся вену. На ее жилистой ноге были видны следы многочисленных уколов.

Вот уже год он знал ее маленькую тайну. От Инги, которая раньше доставала для Киры наркотики. Из жалости. Они и в самом деле были близкими подругами. И вот, покидая дом Грушиных, Инга открылась хозяину и передала ему Киру, словно эстафетную палочку. Наркоманами играть легко, доставая для них очередную дозу.

О трагедии Киры Даниил Грушин знал все. Знал, почему та продала однокомнатную квартиру и очутилась в коммуналке, почему так ненавидит Сида, почему Злата Ветер до сих пор не исписалась, напротив, выдает каждые три месяца новый любовный роман. Они же пишут в четыре руки! Злата и Кира! Но под одной фамилией. На Киру иногда находит просветление. И у нее когда-то был недюжинный талант.

А что касается Прасковья Федоровны… Можно, конечно, ее осуждать. Можно. Но с другой стороны… Если бы та честно отдавала Кире ее долю, куда бы ушли деньги? Глупый вопрос. На наркотики! Кира неизлечима. Вот уже три года она прочно сидит на игле. И не хочет слезать. Единственный близкий ей человек и любящий ее искренно, бескорыстно, отец, несколько лет назад умер. Детей не будет никогда. Любовь похоронена. Что ей еще делать? Чем жить?

Нет, Паша подругу не использует. Это сосуществование обеим приносит пользу. Причем Прасковья Федоровна честно пытается бороться с болезнью подруги. Грушин же решил использовать Киру как одну из разыгрываемых карт. Вечер был бы скучен, не добавь в него маленькую интригу. Кира, Прасковья и Сид — забавное трио.

…Сид откровенно скучал. Ему хотелось домой, на любимый диван. Поставить компакт-диск и посмотреть что-нибудь легонькое, бездумное. Разгрузиться. Эти люди слишком серьезны. У него, что ли, нет проблем? Полно!

Но проблемы Сид привык решать одним махом. Не думать ни о чем, но в подходящий момент рубануть сплеча, принять мгновенное решение, и точка. Сид по натуре был из породы людей, которых трудно раскачать, но уж коль случилось, они неудержимы. И способны на все. Сейчас Сид скучал, посматривал на Ингу и невольно вспоминал подробности, которые успел разглядеть в бинокль. Руки, ноги, грудь. Ну и так далее. Красавица принимала солнечные ванны нагишом. Да, неплохо было бы…

Поймав его взгляд, Прасковья Федоровна слегка надулась. Ингу она всегда недолюбливала. Мало того что Сид подглядывал за горничной в бинокль, когда та работала у Грушиных. Писательница была уверена: Инга — проститутка. Которая мужчинам не отказывает. И берет за это деньги. Деньги! Фи! И Сид…

— Мать, я исчезну на пар сек.

— Куда? — цапнула она за руку молодого мужа.

— В сортир! Ты что, и туда меня будешь провожать?

Прасковья Федоровна покосилась на Ингу. Нет, та увлечена разговором с Артемом и из каминного зала выходить не собирается.

— Хорошо, иди, — милостиво кивнула писательница. — Поднимешься на третий этаж, там хозяйские спальни и санузел. Белая дверь. Она…

— Найду, — нетерпеливо отмахнулся Сид. И вышел в коридор.

— Куда это он? — подозрительно спросил Валентин Борисюк.

— Освежиться, — кокетливо ответила Прасковья Федоровна.

— Я давно хотел спросить… — и Валентин подсел поближе.

— Пожалуйста, пожалуйста. — Писательница подняла руку, открывая тщательно выбритую подмышку, и принялась перекалывать шпильки в пучке. Она считала, что это выглядит очень сексуально.

— Вот скажите: много вам, писателям, платят?

— Это коммерческая тайна, — хихикнула Прасковья Федоровна.

— Ну, все-таки? На жизнь хватает?

…Сид тем временем поднялся на третий этаж. Перед ним был ряд дверей. Все белые. Поди разбери, где у них тут сортир! Ну и дом! Громадина! Жена ходила сюда регулярно, раз в неделю, и с хозяйкой дома была близка, а он выше первого этажа ни разу не поднимался. Инга в гости не звала, а что касается хозяйки…

Он невольно сравнивал Ольгу со своей женой. Богата и некрасива. Моложе, конечно, чем мать, но это ничего не меняет. Выходит, Грушин — тоже альфонс? А как держится! Словно барин! Словно все здесь его!

И Сид сюда не ходил. Хозяйка дома его откровенно сторонилась, хозяин недолюбливал и частенько называл Сидором. Что звучало оскорбительно.

Он толкнулся в одну из дверей и попал в спальню хозяйки. На кресло небрежно брошен кружевной пеньюар, здесь же прозрачный, почти невесомый бюстгальтер. Видимо, домработница не слишком усердствовала, делая уборку. Сид не удержался, подошел и указательным пальцем правой руки поддел бюстгальтер. Так и есть! Груди у нее почти что нет! А талия расплылась, это он давно отметил.

Положил бюстгальтер на место и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Так тебе и надо, Грушин! Мать, конечно, постарше, чем Ольга, но с бюстом у нее все в порядке. И вообще.

Признаться, исполняя супружеские обязанности, Сид себя не насиловал. Его всегда тянуло к женщинам постарше, к материнской, так сказать, груди. Мать у него пила, ребенком не занималась, тычки и подзатыльники раздавала охотно, а на поцелуи была скупа до крайности. Став взрослым, красавчик Сид ценил доброе к себе отношение. И жену называл уважительно: «Мать». Мать — кормилица. Баба что надо!

Сид толкнулся в следующую дверь. Черт его знает? Быть может, это санузел между двумя спальнями? Дверь неслышно открылась.

Картина, представшая перед его очами, поразила до крайности. Засучив штанину, Кира выдавливала во вздувшуюся вену на ноге жидкость из шприца, а Грушин стоял рядом и внимательно за этим наблюдал.

Сид оторопел. До него наконец дошло! Вот почему она и зимой и летом ходит в бесформенных балахонах до пола, рукава ниже локтей! У нее ж все руки исколоты! И даже ноги! Это настолько его поразило, что даже необычная обстановка и огромные черно-белые портреты на стенах отошли на второй план.

— Сука… — прошипел он.

Кира вздрогнула и подняла голову. Грушин тоже обернулся:

— Как ты сюда…

— И ты сука!

Кира отбросила пустой шприц и поспешно опустила штанину. Лицо у нее при этом было виноватое, словно у ребенка, которого родители застали врасплох за разглядыванием непристойных картинок.

— Не торопись. Я все уже видел, — сквозь зубы процедил Сид.

— Послушай, парень… — начал было Грушин.

— Сука! Так вот зачем тебе деньги! Ты колешься! Теперь я понял!

— Что ты понял? — слегка оторопела Кира.

— Да все! Все!

— Сидор, не спеши с выводами, — сказал Грушин.

— Меня зовут Сид.

— Хорошо, Сид. Послушай…

— Да пошел бы ты…

И Сид выскочил в коридор, громко хлопнув дверью.

— Останови его, — попросила Кира.

Грушин кивнул и выскочил за дверь следом за разгневанным плейбоем.

— Сидор! — крикнул он вслед. — Черт тебя возьми! Подожди! Я тебе говорю!

Тот уже был у лестницы.

— Тебе будет интересно это узнать! Постой!

Сид резко обернулся:

— А я все уже узнал! Интересное!

— Жене побежишь докладывать?

— Хотя бы!

— Не спеши.

— Тебе-то какая печаль? -спросил Сид, задержавшись на верхней ступеньке.

Грушин, приблизившийся к нему, усмехнулся:

— С каких пор ты со мной на «ты»?

— А кто ты такой? За деньги с бабой спишь! Чем ты лучше меня? Бабла у твоей бабы больше? Хата круче?

Грушин нахмурился. Щенок! Прямо-таки руки зачесались! Но сдержал себя, сказал как можно спокойнее:

— Во-первых, твоя жена все знает.

— Врешь!

— Во-вторых… Пойдем поговорим.

— О чем? — резко спросил Сид.

— Ты многого не понимаешь.

— Не понимаю, что было в шприце? Лекарство от рака! Как же! А я-то думал, что она больная! А она наркоманка!

— Да тише ты! Тише!

— Что, испугался? А менты, если приедут, наркоту у тебя найдут! Точно! И влепят тебе… лет семь! Мало! Десять!

— А я возьму да и тебе в карман куртки ее подброшу, — ласково сказал Грушин, — наркоту. Это как?

— Чего-о?

— Кому поверят? Стриптизеру или уважаемому человеку, владельцу фирмы? А? Кому сподручнее таскать в дом наркотики? Мне или тебе? Из ночного клуба? Из притона? А?

— Ну ты гад! — замахнулся на хозяина дома Сид.

Грушин с легкостью перехватил его руку. Сид слегка удивился: надо же! Какой накачанный! А на вид не скажешь! Хозяин дома был выше ростом, хотя Сид заметно шире в плечах. Пальцы у Грушина длинные, тонкие. Но хватка железная!

— Спокойнее, Сидор, спокойнее. Ты увидел то, чего не должен был видеть. Но, может быть, это и кстати? Пойдем поговорим.

И Грушин разжал пальцы.

— Куда? — Сид потер руку, которая слегка побаливала от железных тисков хозяина дома.

— Да хоть туда, — кивнул тот на дверь, за которой находилась спальня жены. — Поскольку моя комната занята Кирой. Та полежит немного, подождет «прихода».

— Ей другого прихода надо дожидаться. Ментов.

— А ты остроумный парень! Ну, хватит упрямиться! Пойдем.

И Сид пошел. Была причина. Потому что у Сидора Ивановича Коровина тоже имелась своя маленькая тайна. А вдруг Грушин ее узнал? Ну, разумеется, узнал! И заявил об этом публично: «Здесь присутствуют шантажируемые и шантажисты…»

Зайдя в спальню Ольги, Грушин покачал головой:

— Ай, яй, яй! Машка получит у меня! Называется, уборку сделала! Надеюсь, женское белье тебя не смущает?

— Еще чего!

— Понимаю: особенности профессии. Скажи, а много старух тебе пришлось трахнуть, прежде чем тебе сделали брачное предложение? А? Сидор?

Еще немного, и они бы сцепились. Грушин нарочно его провоцировал. Говорил грубо и называл именем, которое записано у парня в паспорте. Сида надо вывести из равновесия. Раскачать как следует.

— Твоя жена… Я расскажу… — хрипло сказал Сид.

— О чем? О наркотиках? Мне это не страшно. Ты присядь. Да хоть в кресло.

Грушин брезгливо поддел пальцем прозрачный бюстгальтер, принадлежащий жене, и швырнул его в угол, сказав:

— С глаз долой. Садись.

Сид опустился в кресло. Уставился на хозяина своими маленькими глазками и с вызовом спросил:

— Ну?

— Личико у тебя… Ты бы глазки слегка подвел.

«Так… Качай его, качай. Выводи из себя», — мысленно подбодрил себя Грушин. И Сид обиженно засопел. Потом сказал с сожалением:

— Черт! Очки остались в кармане куртки! Надо спуститься, взять их оттуда. Раз свет включили. Ты давай по существу.

— Скажи, ты когда-нибудь читал книги своей жены?

— Чего-о? — уставился Сид на Грушина. — Я похож на больного?

— Жаль. Узнал бы для себя много интересного! Погоди…

Грушин подошел к тумбочке, стоящей у кровати, и выдвинул верхний ящик со словами:

— Я знаю: здесь есть. Опусы Златы Ветер. Ольга думает, что я не знаю. Черт, где же? Куда засунула?

Грушин растерянно оглянулся. Потом хлопнул себя по лбу:

— Ага! Ну, конечно! Где ж еще это хранить, как не под подушкой?

И, засунув руку под подушку, вытащил книгу в яркой обложке. И сказал, словно ища у Сида сочувствия:

— Она думает, что я не догадываюсь! Бабы — дуры. Начитаются всякой дряни и млеют. Потом еще кое-чем занимаются. Ну не железная же она! Из мяса и костей. А плоть, она слаба… Вот, смотри! «Накал страстей». И картинка заманчивая.

Грушин протянул книгу Сиду. Тот взял ее в руки и с откровенным недоумением спросил:

— И что? Ну, книга. Че я, книг никогда не видал?

— Книга твоей жены, — с нажимом сказал хозяин дома. — Открой.

Сид открыл книгу, где прямо под названием размашистым почерком было написано посвящение, которое он зачитал вслух:

— «Очаровательному соседу Данечке, который для меня больше, чем просто сосед. Злата Ветер».

— И что? — спросил Сид.

— А если она — моя любовница?

— Ха!

— Что, не верится?

— Ты ж не дурак!

— Разумно. Зато ты дурак. Надо было хоть разок почитать, что пишет твоя жена.

— Еще чего!

— Эх, Силушка… Пока не вразумишь тебя… Впрочем, я не уверен, умеешь ли ты читать. Потому зачту вслух. Хотя это может прозвучать несколько неприлично, гм-м-м… Но мы же с тобой мужчины? Чего мы не знаем? А? Я надеюсь, ты не девственник?

Сид ухмыльнулся:

— Че там? Порнуха? Плевать, лишь бы бабки платили!

— Ну так слушай… Сейчас… Гм-м-м, я сейчас покраснею… «…его сильные пальцы, поросшие черными волосами, заскользили по перламутровым пуговичкам ее блузки. Она застонала и…» Черт, где же это? Ага! Вот! Примечательно. Главный герой знакомится в ночном клубе с мулаткой. Откуда взялась мулатка? Папа — бывший студент Института имени Патриса Лумумбы. Девушку зовут Анжелой. У нее смуглая кожа, короткие курчавые волосы и колечко в пупке.

Сид слегка напрягся. Грушин пролистал несколько страниц и зачитал:

— «…Моя шоколадка, — ласково сказал он и тронул губами кольцо в ее пупке. Потом легонько потянул за кольцо, просунув в него кончик языка, а девушка в это время потянулась к его волосам и сняла с них резинку. Густые темные волосы мужчины рассыпались по мускулистым плечам. «Повернись спиной», — негромко сказал он. Девушка послушно выполнила просьбу. Потом мужчина лег на нее и…»

— Сука! — с ненавистью сказал Сид. — Я убью ее!

И вскочил, сжимая кулаки. Его лицо налилось кровью, маленькие глазки гневно сверкали. Флегматичного плейбоя как подменили. Так подействовал на него эпизод с мулаткой.

— Погоди! Я ж еще не дочитал! Там дальше про блондинку, у которой волосы на этом самом месте выбриты в форме сердца, и по этому поводу между ней и главным героем происходит живейший диалог. Как с натуры писано!

Сид пулей вылетел из спальни. Бухнула дверь. Грушин расхохотался. Потом довольно потер руки:

— Кажется, у нас будет еще один труп! На этот раз известной писательницы! Теперь за жизнь Златы Ветер я и гроша ломаного не дам!

Он еще немного посидел в спальне жены, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора. Хлопнула дверь, потом еще раз. Кто-то торопливо пробежал по лестнице. Грушин поднялся и подошел к двери между спальнями. Невольно усмехнулся: символическая дверь между супружескими обязанностями, исполняемыми чисто символически.

Он повернул в замке ключ, приоткрыл дверь и тихонько позвал:

— Кира? Ты здесь?

В спальне ее уже не было. Ушла. Грушин вошел в комнату, со вздохом подобрал валявшийся на полу пустой шприц. Неряха! Совсем не соблюдает конспирацию! За пару доз героина он получил от Киры исчерпывающую информацию о том, что происходит в семье известной писательницы. Потом она приходила сюда, как корова на водопой, с новой порцией откровений.

Ему нравилось слушать Киру. У нее было богатое воображение, и не случись семейной трагедии, кто знает, могла бы получиться хорошая писательница. Уж получше, чем Злата Ветер! Даниил читал ее опусы и хохотал. Бедный Сид! Парень думает, что хорошо устроился, а его держат в клетке как подопытного кролика! И изучают его рефлексы! И мозги у него жалкие, кроличьи! Инстинкт размножения доминирует над инстинктом самосохранения. А потом приходится за это платить.

Что будет, когда Сид узнает всю правду? От начала и до конца? Грушин не выдержал и вновь расхохотался. Нет, надо пойти посмотреть, как развивается семейная драма. И, улыбаясь, вышел из спальни…

ДАМА БУБЕН

Настало время заняться вплотную Прасковьей Федоровной. Ибо, не зная характера этой дамы, трудно понять, почему она подчас совершает странные поступки. И откуда такое самообладание?

На обложках романов Златы Ветер, под неудачной фотографией, кроме названия наиболее известных романов писательницы в нескольких предложениях излагалась краткая ее биография. В которой не было ничего примечательного. Место рождения: город Москва, где и училась, сначала в школе, потом в Институте культуры, работала в библиотеке, и нигде больше, пока не начала писать. То есть «занялась литературной деятельностью». Ничего выдающегося не совершила, сценариев не кропала, на телевидении не работала, передачи на радио не вела, от политики держалась в стороне. Не участвовала, не состояла, не привлекалась…

До сорока лет Прасковье Федоровне Потаповой, Паше, откровенно не везло. Ее мама всю жизнь также проработала в библиотеке, дослужилась до заведующей, с этой должности и ушла на пенсию в шестьдесят лет. Папа работал маляром на стройке. В Москву приехал из деревни, но женился на москвичке и в столице осел. Родители зятя не приняли и у себя не прописали. Поначалу Потаповы жили в общежитии, потом десять лет в коммуналке. Пока отцу не дали двухкомнатную квартиру в новом доме. Жили, как все. Не хуже и не лучше других. Перехватывали пятерки и трешки до получки, телевизор купили в кредит, за паласом год стояли в очереди, а открытки на автомобиль марки «Запорожец» так и не дождались.

Паша привыкла так жить. Считая каждую копейку и тщательным образом планируя семейный бюджет. Потому и оставалась такой же скуповатой, даже будучи знаменитой и состоятельной дамой. И любила прибедняться. Денежки на счет в банке откладывала с каждого гонорара, на черный день. Мало ли что?

Ее первые книги были точной копией переводных. Только имена русские. Он ужасно богатый. Но несчастный. Она из хорошей семьи. Все есть: деньги, образование, престижная работа. Но страдает. Он свободен, она тоже не замужем, но обстоятельства мешают им быть вместе. Больше всего Прасковья Федоровна мучилась, придумывая эти самые «обстоятельства». По какой такой причине свободная красивая женщина и свободный красивый мужчина, у каждого из которых имеется отдельная жилплощадь, деньги и машина, на протяжении целого романа тянут с интимной близостью? И со свадьбой? Изменять им друг другу нельзя, потому что любовь. Закон жанра. Так что?

Эх, будь ее воля… Представив себя молодой и красивой женщиной из хорошей семьи, с отдельной жилплощадью, Прасковья Федоровна с досадой бросала ручку. Какие такие «обстоятельства» могут помешать ей броситься в объятия влюбленного красавца?! Все эти страдания яйца выеденного не стоят!

До сорока лет она прожила с родителями, в той самой двухкомнатной малогабаритке, казавшейся когда-то дворцом. А теперь с тоской смотрела в окно, как растут вокруг новостройки. Как выгружают вещи из подъехавших машин, визжат дети, собаки, кошки, которых непременно надобно первыми пустить через порог. Ей мерещилось, что каждое вновь вспыхнувшее окно — словно островок счастья, где солнце любви согревает зыбучий песок желаний. И так сладко утонуть, погибнуть, будучи согретой этим солнцем!

Да, в личной жизни ей откровенно не везло. Был маленький эпизод в двадцать три года. Так, эпизодик. Крохотный. Он не был богатым. Не был красивым. И не был молодым. Но, слава тебе, Создатель Всемогущий, не осталась старой девой! А то был бы позор! Производительница страстей африканских, способная поддать такого жару, что чертям становится тошно, — старая дева!

…Если бы она была трезвой, то никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не решилась бы. Воспитание не позволяло. Стриптизер! Мама дорогая! Моложе на семнадцать лет! Еще пять раз мама! Но оказалось, что самое сложное — сделать первый шаг. Для того и существуют подобные заведения.

Проснувшись в одной постели с молодым мужчиной атлетического телосложения, Прасковья Федоровна поняла, что удача наконец-то повернулась к ней лицом. Сид спал, а она тайком его рассматривала. Это был взгляд энтомолога, поймавшего, наконец, экзотическую бабочку, за которой шла такая долгая охота, что силы почти иссякли. Прасковья Федоровна надеялась пришпилить ее, закрыть стеклом и повесить у себя в спальне. Для личного удовольствия.

Лицо у него без грима было не очень. Глазки маленькие, близко посаженные. Но тело! Раньше такое ей доводилось видеть только на экране и в своем богатом воображении. Но осязать не доводилось ни разу. Какие же это божественные ощущения! Писательница даже почувствовала прилив вдохновения. Садись и пиши!

Нет, они теперь не расстанутся. Никогда! Он, конечно, красивый и намного моложе, зато она умная. И придумает, как это устроить. И Прасковья Федоровна вдруг вспомнила талантливую, но бесхарактерную Киру. По слухам, та запила, ушла «со сцены». Дуреха! Такой был старт, такая удача! И так бездарно все растратить! Пусть лучше удастся вторая половина жизни, чем первая! Лучше закалиться в борьбе, чем так и не научиться возводить вокруг собственной персоны неприступные бастионы! И при первом же штурме потерпеть сокрушительное поражение.

Она прекрасно поняла, почему Сид на ней женился. Все мужчины тщеславны. У Сида практически не было шансов прославиться, если бы не брак со знаменитостью. Разумеется, он хотел чего-то большего, нежели исполнять на сцене стриптиз. Хотел стать известным актером, сниматься в сериалах. Ну чем он хуже других? Доля истины в этом есть. Сид молод, красив, а чтобы сниматься в сериалах, большого таланта не надо. Главное — внешность.

И она начала суетиться. Ходить по кабинетам. И ее принимали, благо романы Златы Ветер расходились хорошо. Она говорила тихо, вкрадчиво: а неплохо было бы экранизировать один из романов? А? И снять в главной роли ее мужа? А? Посмотрите-ка на него! Но продюсеры отчего-то мялись. Терпения у Сида оказалось больше, чем она рассчитывала. Он ждал. Вот уже два года.

А она все ходила, используя любой шанс. Прасковья Федоровна знала, как пробивать стены. Опыт по этой части у нее был огромный. Под лежачий камень вода не течет, никто не придет и не даст, надо пойти и взять. Такова жизнь и цена успеха: если у тебя нет денег, вызубри роль просителя так, чтобы слова от зубов отскакивали! Так она добивалась выхода в свет первой книги. Так же стала добиваться того, чтобы ей доверили написание сценария. И дело сдвинулось с мертвой точки. Спустя два года ей удалось наконец найти человека, которого идея заинтересовала. Сейчас снимают много отечественных мыльных опер, на них есть спрос. Почему нет? Почему бы не Злата Ветер?

«И почему бы не Сид?» — вкрадчиво добавила она. Вопрос был почти решен. Осталось утвердить актера на главную роль и приступить к съемкам. Прасковья Федоровна ожидала, что вот-вот ей позвонят и пригласят вместе с Сидом подписывать контракт. Потому и не расставалась с мобильным телефоном. От мужа она пока держала это в секрете. Пусть будет приятный сюрприз! Волшебный! За все его страдания…

…Когда молодой муж влетел в каминный зал, Прасковья Федоровна поняла мгновенно: что-то случилось! Сид в бешенстве! Таким она его еще не видела! Ни разу!

Подлетев к столу, Сид плюхнулся рядом с ней, дыхание его было учащенным, на шее вздулась вена. Казалось, он еле сдерживается.

— Что случилось, Сид? — испуганно спросила Прасковья Федоровна.

— Ничего, — сквозь зубы процедил он. Его маленькие глазки шарили по комнате, словно что-то искали. Пока не наткнулись на буфет. Который был по-прежнему не заперт.

— Да на тебе лица нет! — не унималась Прасковья Федоровна.

— Заткнись! — резко сказал Сид.

— Что-о?

— Ты дура набитая!

Сид сказал это так громко, что сидящий рядом Валентин услышал и, не удержавшись, хмыкнул. Вот, мол, как вас, известных писательниц! И дурами порой называют! Да еще и набитыми!

Прасковья Федоровна опешила. Сид себе такого еще ни разу не позволял! Накричать на жену в тот момент, когда она приготовила для любимого мужа сюрприз!

— Где Кира? — резко спросил Сид.

— Ты же знаешь: она с Грушиным ушла переодеваться.

В этот момент Артем оторвался наконец от Инги и, словно сообразив что-то, сказал:

— А почему их так долго нет?

Словно в ответ на его слова в зал вошла Кира. Прасковья Федоровна тут же отметила, что подруга заметно оживилась. Глаза заблестели, на лице улыбка. И в ее душу тут же закралось подозрение. Неужели?

— Кира, а почему ты по-прежнему в мокром? — удивленно спросила Инга.

— Ах, это! Это высохнет! — беспечно улыбнулась Кира.

Сид схватил со стола банку пива, пальцем выбив колечко на крышечке, и сделал судорожный глоток.

— И все-таки? — подозрительно спросила Прасковья Федоровна. — Что же вы тогда делали наверху? С Даней?

— Искали одежду, — все с той же улыбкой ответила Кира.

— Неужели в доме не нашлось ничего подходящего?

— Какие пустяки! А что вы такие невеселые?

— Зато ты, как я вижу, веселишься, — прошипел Сид. И еле слышно добавил: — Сука…

В этот момент Валентин Борисюк, словно на что-то решившись, обратился к боссу:

— Артем Дмитриевич, я могу с вами поговорить?

— Мы уже обо всем договорились, — резко сказал тот. — В понедельник с вещами на выход. И не надейся на место в новой компании.

— Я уверен: вы все не так поняли! — с отчаянием воскликнул Валентин.

— Чего я не понял? Зачем ты со следователем заперся?

— Я готов объяснить. Но только вам, — поспешно сказал Борисюк, заметив, что при этих словах в комнате наступила тишина и все теперь смотрят на него.

— Ну, хорошо, — Артем поднялся из-за стола. — Пойдем поговорим. Куда?

— Лучше вниз. Подальше от этого… От трупа, — и Валентин судорожно сглотнул.

С Грушиным мужчины столкнулись в дверях.

— Вы куда? — с удивлением спросил хозяин.

— Поговорить, — мрачно ответил Артем. — Господин Борисюк надумал сделать мне признание.

— Вот ка-ак… — протянул Грушин. — Смотри, не получи удар ножом. Мы уже знаем, чем Валентин заканчивает признание. Осторожнее, Тема. В случае чего кричи громче.

Отодвинув его плечом, Артем вышел в коридор. Борисюк подобострастно засеменил следом.

— Ну что, гости дорогие? — обратился к гостям хозяин. — Скучаем? Инга, у тебя опять бокал пустой? Давай-ка, девочка, я тебе налью.

— Грушин, нам надо наконец объясниться, — сказала Инга. Теперь в комнате не было Артема, и она заметно осмелела.

— Объясниться? А что между нами неясного? Кто-нибудь из присутствующих не в курсе? А? Соседи?

— У Сида есть привычка лежать на балконе с биноклем в руках… — с намеком сказала Прасковья Федоровна.

— Какая мерзость! — Инга пальцами начала скручивать цепочку на нежной шее, словно намериваясь себя удушить.

— А с каких пор ты стала такая деликатная? — тонко улыбнулся Грушин. — И слова мы какие нынче употребляем! Нет чтобы выругаться нецензурно, как в былые времена. А? Инга?

— Я прошу тебя: поговорим наедине.

— Ну, хорошо. Куда пойдем? Ко мне в спальню?

— Прекрати!

— Ах, это тебя оскорбляет! Тогда куда? К Ольге? Это не оскорбляет?

— Давай спустимся вниз. Или поднимемся наверх. Я не хочу быть рядом с… с трупом.

— Понимаю. Никто не хочет. Ну, пойдем. Что такое важное ты мне хочешь сказать?

— Если ты будешь надо мной издеваться…

В коридоре они все еще переругивались. Когда голоса затихли, Прасковья Федоровна пожаловалась:

— У меня что-то с почками. Мне опять надо в уборную. Я оставлю вас на минутку.

Сид проводил жену взглядом, полным ненависти, и тоже поднялся:

— Что ж, это к лучшему.

И выразительно хрустнул пальцами…

В это время внизу, в гостиной, Валентин Борисюк, обращаясь к своему боссу, отчаянно произнес:

— Что касается этого убийства… Не хотел я его убивать! Не хотел! Случайно вышло!

— Ну-ну. Расскажи. В подробностях…

…Инга, начавшая было спускаться по лестнице, запнулась на верхней ступеньке. Шедший следом Грушин спросил:

— Что такое?

— Ты слышал?

— О чем ты?

— Валентин сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!»

— Ну, разумеется, случайно!

— Тс-с-с…

Инга приложила палец к губам, но в этот момент Валентин, видимо, уловил посторонние звуки и поднял голову. Инга отпрянула. Потом с сожалением сказала:

— Уходят. Кажется, на кухню. Жаль!

— А дурная привычка подслушивать у тебя осталась, — с усмешкой заметил Грушин. — Все-таки ты — плебейка! И на веки вечные ею останешься!

— Значит, ты по-прежнему собираешься меня оскорблять?

— А почему я должен к тебе перемениться?

— Жаль. Я хотела тебя предупредить. По-честному.

— Ты? По-честному? — и Грушин откровенно расхохотался. — Девочка, ты и честь — понятия несовместимые. Да ты вспомни, как…

— Тс-с-с… •

Инга вновь приложила палец к губам. Из каминного зала выплыла Прасковья Федоровна, плотно прикрыла двери и взглянула на пару с откровенным интересом.

— Пардон, — кокетливо улыбнулась дама и направилась к лестнице, ведущей наверх.

Инга проводила ее странным взглядом и сквозь зубы сказала:

— Вот еще порядочная! Строит из себя… Ну чем она лучше меня, скажи? Живет со стриптизером, с мальчишкой, который моложе на семнадцать лет!

— Он ее муж, — заметил Грушин. — И я слышу в твоем голосе зависть.

— Завидовать? Ей? Еще чего! Подумаешь, Сид! Тоже мне — сокровище! Да помани я его пальчиком — побежит как миленький!

— Ну и самомнение у тебя, — покачал головой Грушин.

— А что? — с вызовом посмотрела на него Инга. — Разве ты устоял?

— Да, но ты забыла, что было потом.

— Потому что ты — маньяк! Псих ненормальный!

— Псих, да еще ненормальный. Не многовато ли? Давай переходи к сути. Зачем ты меня вызвала в коридор?

Инга вдруг напряженно прислушалась:

— Грушин, ты ничего не слышишь?

— Борисюк убивает Тему?

— Глупые шутки!

— А что? Справится! Реутову надо поменьше лопать и заняться наконец спортом. Тебе с ним не противно ложиться в постель?

— Не твое дело.

— Ах, простите! — Даниил Грушин отвесил шутовской поклон. — Я забыл, что шлюхи не отличаются разборчивостью.

— Во-первых, Грушин, извинись.

— За что?

— За свое поведение.

— Ты пьяна. Я перед пьяными шлюхами не извиняюсь.

— Разве ты не видишь, что я изменилась?

— Нет. Не заметил. Такая же дешевая шлюха, какой всегда была. А моя жена — сводня. Подсунула тебя Теме.

— Ольга ничего не знала. Ни о нас с тобой, ни о том, что я могу… Словом…

— О том, что ты — дешевая шлюха, — не знала? Да, моя жена — святая простота! Где же ей было ума набраться? У репетиторов? На уроках французского? С папиных ручек на мои. Она мне даже ни разу не изменила. Дура!

— Грушин, Грушин, — покачала головой Инга. — Когда-нибудь тебе за все воздастся.

И в третий раз приложила палец к губам.

Из каминного зала вышел Сид. И посмотрел на пару невидящим взглядом. Потом, слегка пошатываясь, прошел мимо! И стал подниматься наверх, куда недавно ушла его жена.

— Это проходной двор какой-то! — с отчаянием сказала Инга. — Пойдем наконец наверх!

— Туда поднялись Сид и Прасковья.

— Тогда вниз!

— Там Борисюк с Темой.

— В каминный зал.

— Там Кира.

— Такой огромный дом, и некуда пойти!

— Здесь, на втором этаже, еще несколько комнат. Пойдем в спальню для гостей. Ее, кстати, приготовили для Темы. Заодно и освоишься.

— Грушин, ты невыносим! Как же я тебя ненавижу! — простонала Инга.

…В это время Сид поднялся на третий этаж. Теперь он прекрасно знал, что находится за двумя белыми дверями: супружеские спальни. И смело толкнулся в третью. Да, это был санузел. Огромных размеров комната с биде, душевой кабиной и нишей, в которой находилась ванна овальной формы, под мрамор и с джакузи.

— Живут же буржуи! — покачал головой Сид.

В огромном зеркале он увидел свое отражение и негромко заметил:

— Надо бы сходить за очками… — Потом крикнул: — Мать! Мать, ты где?

Кричать было бессмысленно, потому что спрятаться здесь было негде. Разве что за прозрачной занавеской, отделяющей нишу с овальной ванной. Но жены здесь не было, это Сид понял. Ох, мать!

Он с завистью огляделся. Эх, ему бы так устроиться! Грушин-то не промах! У них с матерью Прасковьей таких денег нет. Ванная комната в доме одна, сортиров, правда, парочка, но все ж не так! Не с размахом! И прислуги нет. Что Кира? Кира — печатная машинка. Приложение к матери. Почти бесплатное. Нет, какая же дрянь! Наркоманка!

И Сид невольно сжал кулаки. Потом, вздохнув еще разок с откровенным сожалением, вышел из мраморной комнаты. В коридоре задержался. Где же она? Ему надо срочно переговорить с женой.

— Эй, мать! — вновь негромко позвал Сид.

И тут заметил, что дверь в спальню Грушина чуть-чуть приоткрыта. Это его насторожило. Что у них тут, дом свиданий? Или мать тоже колется? Чего только не узнаешь! И Сид решительно толкнулся в спальню хозяина.

Прасковья Федоровна, стоящая перед зеркальным шкафом, от неожиданности вскрикнула. Потом перевела дух:

— Господи, Сид! Это ты…

— Мать, ты чего здесь? — и Сид нагнул голову, словно бык, увидевший красную тряпку.

— Да так. Просто… Даня там, с Ингой. Я подумала: здесь никого. Зайду.

— Зачем? — подозрительно спросил Сид.

— Так. Интересно. Знаешь, Даня, он такой… Необычный, одним словом. И… такой красивый мужчина!

— Сволочь он, — мрачно заметил Сид.

— Мне было интересно узнать: как он живет? Чем? Ты посмотри вокруг! Я ни разу здесь не была, у него в спальне. Это же так… Романтично! Да! Романтично! Грушин, оказывается, поклоняется мертвым!

— Я всегда говорил, что он псих, — все так же мрачно сказал Сид.

— Я видела у него в кабинете столик для пасьянсов. Аздесь… Это! Он необыкновенный, загадочный человек! Мне надо это написать…

— Написать? — вспомнил вдруг Сид. И его глаза опять налились кровью. Он пошел на Прасковью Федоровну.

Та, не отрываясь, смотрела на красивое лицо Вивьен Ли и не реагировала на приближение мужа. И вдруг рассеянно заметила:

— Кино… Да, кино! Тебя тоже когда-нибудь будут снимать для цветных календарей, для разворотов журналов, для плакатов… Жаль, что Даня забрал мобильный телефон. Я так жду звонка!

— Какого звонка?

Руки Сида невольно опустились.

— От продюсера.

И Прасковья Федоровна наконец обернулась. Ласково заметила:

— Тебе не надо снимать очки. Может, стоит обратиться к пластическому хирургу? Это ведь поправимо! Мэрлин Монро делала пластическую операцию. И этот актер… Как там его? Американец… Все делали. Я дам тебе деньги.

— Мать… Ты… ты человек! — с чувством сказал Сид.

— Все у тебя будет хорошо… — И Прасковья Федоровна притянула его к себе, провела рукой по волосам. — Я виновата перед тобой. Ах! Как виновата! Мальчик мой…

И она с чувством поцеловала Сида в лоб. Тот почувствовал себя беспомощным. И сдавленно сказал:

— Пойдем отсюда, мать.

— Да, конечно.

Прасковья Федоровна тихонько вздохнула. Какой необычный вечер! Время признаний, время искупления вины. Надо набраться мужества, и…

ВТОРАЯ БИТАЯ КАРТА

…Первыми в каминный зал вернулись Инга и Даниил Грушин. Молодая женщина выглядела разочарованной. Объяснения не получилось. В комнате для гостей они провели минут двадцать, и все без толку. Хозяин занял круговую оборону и беспрестанно язвил. Оскорблял ее. Инга заподозрила, что у Даниила есть какой-то план. Что он задумал, псих ненормальный?

Грушин же улыбался, улыбался без конца, только бы Инга ни о чем не догадалась! О! Как же он ненавидит ее! Эту дрянь! Она еще пытается договориться!

Не будет никаких переговоров. То время прошло.

— А где же все? — удивленно спросила Инга, задержавшись на пороге. Каминный зал был пуст.

— Осматривают местные достопримечательности. Я думаю, время подавать горячее, — мрачно пошутил Грушин. — Мясо в духовке. Не поможешь по старой памяти?

— Какое еще мясо? Думаешь, после того, что здесь сегодня случилось, кому-то кусок в горло полезет?

— Не суди по себе. В тебя только спиртное лезет без усилий. А у Темы при любых обстоятельствах отменный аппетит.

Они прошли к столу, и тут в каминном зале появился Сид в обнимку с Прасковьей Федоровной. Хозяин дома удивленно присвистнул. Грушину показалось, что он увидел привидение.

— Ба… Глазам своим не верю! Ну, Сидор! Ну, удивил!

— Заткнись, — огрызнулся тот.

Прасковья Федоровна удивленно посмотрела сначала на Даниила, потом на Сида. Ну и тон! И фамильярность! С каких это пор?

Последними в зале появились Валентин Борисюк и Артем Дмитриевич Реутов. Выглядели оба взволнованными до крайности.

— А где же Кира? -спросила Инга. -Кто-нибудь видел ее?

Сид пожал плечами, Валентин с Артемом переглянулись и отрицательно покачали головами.

— Однако все это странно, — заметила Инга и зачем-то подошла к балконной двери. Отодвинула портьеру и попыталась повернуть ручку.

— Ты думаешь, она с балкона спрыгнула? — с иронией спросил Грушин.

— А где же она?

— Вышла. Быть может, спустилась вниз.

— Мы были на кухне, — поспешно сказал Валентин. — Она вполне могла проскользнуть через гостиную и…

— Входная дверь заперта, — заметил Артем. — И дверь черного хода тоже. Снаружи. Ставни на первом этаже закрыты.

— А ты все уже обшарил, — усмехнулся Грушин.

— Да. И ящик, в котором лежат мобильники, заперт тоже, — спокойно продолжил Артем. — Кстати, оттуда раздается мелодичный звон. Я не знаток классической музыки, но это до боли похоже на то, что вы, Прасковья Федоровна, недавно так вдохновенно для нас исполняли.

— О Боже! — ахнула та и схватилась руками за вспыхнувшие щеки. — Это оно! Сид! Я уверена: это оно!

— Не надо так волноваться, мать.

— Кстати, Грушин, — обратился к хозяину дома Артем. — У тебя на кухне полно еды! В холодильнике заливное, в духовке мясо. Мы с Валей перехватили кое-что. Но, быть может, остальным гостям тоже охота подкрепиться? Ночь долгая.

— Я же тебе говорил, — подмигнул Грушин Инге. И громко сказал: — Пора подавать горячее!

— Нет, а где же все-таки Кира? — не унималась та.

— Да что с ней случится? — отмахнулась Прасковья Федоровна. — Бродит по дому, должно быть.

— Смотрите! — взвизгнула вдруг Инга. — Смотрите!

— Что? Что такое? — заволновались гости.

— Петля! Там, в буфете, лежала веревочная петля! Она исчезла! Исчезла!!

Все кинулись к буфету. Действительно, остался только пистолет и рядом неприметная ампула с ядом.

— Я говорил… Говорил! — со злостью сказал Артем. — Надо запереть наконец этот чертов буфет!!

— Спокойнее, господа. Спокойнее, — успокаивал гостей Грушин. Но лицо у него при этом было взволнованное. — Не могла же она испариться!

— Пока я вижу, что испарилась петля! — сжал кулаки Артем.

— Надо ее поискать, — негромко заметила Прасковья Федоровна.

— Петлю? — пожевал губами Борисюк.

— Киру! Черт возьми! — крикнул Артем.

— Разумно, — откликнулся Грушин. — А как же горячее, господа?

— Да пошел ты к черту! — и Реутов первым ринулся в коридор.

— Человек же пропал! Как ты можешь шутить! — и Инга метнулась следом.

— Куда она денется? — пробормотала Прасковья Федоровна, но тоже направилась к дверям. Сид, словно тень, последовал за ней.

Грушин вышел в коридор последним. Перед ним шел Валентин Борисюк. Инга, перегнувшись через перила, отчаянно закричала:

— Кира! Где ты? Кира?!

Ей никто не ответил. Все столпились на площадке перед лестницей, ведущей вниз.

— Кира! — еще раз отчаянно крикнула Инга.

— Боже! Мне страшно! — прошептала Прасковья Федоровна и схватила Сида за руку.

— Не надо так волноваться, мать, — мягко сказал тот.

— Нам надо обыскать дом, — решительно заявил Артем. — Живую или мертвую, мы должны ее найти!

— Вы и в самом деле думаете, что она… О Боже! — простонала Прасковья Федоровна.

— Артем прав, — заметил Грушин. — Нас осталось шестеро. Давайте разобьемся на пары, чтобы контролировать друг друга, и обыщем дом. Киру надо найти. Не могла же она испариться?

— А балкон? — еле слышно спросила Инга.

— Кто-нибудь верит, что Кира могла спрыгнуть с балкона? — и Грушин поочередно посмотрел на своих гостей. Все отрицательно покачали головами.

— Она не была спортсменкой, — мрачно заметил Сид.

— Ты что, уже похоронил ее?! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— А я полагал, что у вас нервы железные, — заметил Артем, — Либо вы комедию ломаете.

— Так что? — вернулся Грушин к вопросу о поисках. — Жребий будем тащить? Или как?

— Господа… Но ведь один из нас — убийца! — воскликнула писательница. — Мы сейчас разобьемся на пары, и кто-то окажется в одной компании с… Подумать страшно!

— Лично я не хочу оказаться только в компании с Грушиным, — словно от холода зябко поежилась Инга.

— Отлично! — рассмеялся хозяин. — Мы были вместе, когда Кира пропала. Так что я могу смело отказаться от твоего общества. Выбирай!

— Я пойду с Ингой, — вызвался Артем.

— Ну уж нет! — тут же откликнулся Грушин. — Вы… гм-м-м… близкие люди. Значит, можете договориться. Исключено.

— Тогда мы с Артемом Дмитриевичем пойдем вниз и поищем Киру, — вызвался Валентин Борисюк.

— Вы там уже были. Когда она пропала, — намекнул хозяин дома. — Не исключено, что это вы избавились от Киры. Когда она мимо проходила. Один душил, другой на стреме стоял. И теперь друг друга покрываете.

— Мне это надоело, — решительно сказал Артем. — Давай, Грушин. Дели нас на пары, и двинемся на поиски. Время идет.

— Сразу видно делового человека! — рассмеялся Грушин. — Цены тебе нет, Тема! Поэтому я пойду с тобой. Сид с Ингой отправятся наверх…

— Нет! — опять взвизгнула Прасковья Федоровна.

— А вам достается Валентин. Чем плохо?

Писательница на минуту задумалась.

— Мать, это смешно, — вздохнул Сид. — Неужели ж нам сейчас до этого? Мы просто хотим найти человека.

— Мне все равно, — пожала плечами Инга. — Сид так Сид.

— Ну, хорошо, — согласилась писательница. — Я пойду с Валентином. Но куда?

— Мы с Темой отправимся вниз, на первый этаж, — вздохнул Грушин. — Там больше всего укромных уголков. Лучше меня никто не знает дома. Разве что Инга. Она пойдет наверх. Там есть чердак. Инга и Сид поднимутся туда. А Прасковья Федоровна и Валентин займутся поисками на втором этаже. Я вижу, что наша знаменитость близка к истерике, поэтому ей лучше не напрягаться. Валентин, Дама остается на вашем попечении.

— Хорошо, — кивнул Борисюк. — Но… где же нам ее искать? Киру?

— А ты выйди на балкон, — с усмешкой посоветовал Сид. — Вдруг она лежит внизу? Под окнами? Со сломанной шей?

— Как вы думаете, — прошептала Прасковья Федоровна, — ее убили или она… она…

— А что, был повод? — деловито осведомился Артем. — Тогда отчего же не яд?

— Не смешно, — вздохнула Инга. — Надо идти.

— Ну, двинулись, — эхом откликнулся Грушин и первым ступил на лестницу. — Удачи нам всем…

РАСКЛАД ПО ТРЕМ МАСТЯМ

Даниил Грушин не случайно выбрал себе в напарники Артема. Пора выяснить отношения. Пора… Когда-то они были лучшими друзьями. Жили в одной комнате, по очереди делали уборку, на двоих делили посылки от родителей. Более того, Грушин ввел Тему в Семью. Даниилу Артем обязан всем, что сейчас имеет. Так, по крайней мере, считал сам хозяин дома.

В то время как Даня удачно женился и получил по окончании института лучшее из всех возможных распределений, Артем ничем подобным похвастаться не мог. Хотя способностей у него было гораздо больше. И у девушек Артем успеха не имел, как его лучший друг Даня Грушин. Непривлекательная внешность всему виной, и отсюда чрезмерная застенчивость. Тема то и дело уходил ночевать к приятелям, у которых организовывалась свободная койка, сам же не попросил об одолжении ни разу. Но зато он умел тянуть лямку в любом возу, куда бы его ни впрягли. У парня была лошадиная работоспособность, железная хватка — качества, ценные для руководителя любого ранга. Артем отлично разбирался в людях и умел их организовывать. Он не грезил космическими полетами, как Даня. Он жил на земле. И ступал по ней твердо и уверенно.

Еще в студенческие годы вывозил стройотряды на заработки и умел найти такую работу, за которую хорошо платили. Члены его отряда привозили из дальних поездок гораздо больше денег, чем остальные студенты, и Реутова за это уважали.

Рядом с Грушиным Артем смотрелся неуклюжим, увальнем, растяпой. Избытком веса страдал уже в студенческие годы, брови слишком густые, рот чрезмерно большой, плечи покатые. Вот Грушин! Это да! Высок, подтянут, строен, отличный спортсмен, лицо аристократа! И костюмчик сидит как влитой! Словно только что из Парижа! Хотя не он, а Тема знал два языка: английский в совершенстве, на французском мог свободно изъясняться. А потом приплюсовал еще и китайский, как чувствовал: скоро пригодится.

Так же, как и Даня, Артем приехал в Москву из провинции, но из большого города, с населением более миллиона. И семья у Темы была полная, не безотцовщина, как Грушин. Но кроме как деньгами, небольшой прибавкой к стипендии, которую умница Реутов получал всегда, помочь ему родители ничем не могли. Ни жильем, ни распределением. Рассчитывать приходилось только на себя, на свои силы. Артем окончил вуз холостым, получил распределение на крупное оборонное предприятие и койку в общежитии.

Через пять лет в маленькой комнатке было прописано уже пятнадцать человек. И все — выпускники того же вуза. Естественно, жить Теме пришлось на съемной квартире. И подрабатывать, где только можно.

Наступили девяностые годы. В стране начались перемены, и Артем почувствовал: пришло его время. Наконец-то можно работать на себя! С его способностями можно быстро стать миллионером! К тому времени китайский язык Артем одолел. Изъясняться мог и понять, что ему говорят, мог тоже. А ведь из Китая в страну везли столько товара! Поехать, отыскать, купить дешево, продать дорого. Артему не хватало одного: стартового капитала. Взять кредит? Нужен залог. Охотно дают деньги под недвижимость, которой у него нет. Увы! Где же взять денег? Реутов был уверен, что решение найдет непременно, и тут…

И тут судьба вновь столкнула его с Даней Трушиным. Костюм сидел на нем все так же безупречно, за несколько лет сытой, спокойной жизни тот не поправился ни на грамм, лицо сделалось еще более значительным, утонченным. Но в глазах друга Артем уловил такую неизбывную тоску! Нет, это время не было временем Даниила Эдуардовича Грушина. Напротив. Тот ненавидел любые перемены. Ненавидел работать в поте лица, думать о кредитах, налогах, займах и процентах…

«Оставь нас, Боже, в нашем милом прошлом…» — стихи, которые написал на пятом курсе института лучший друг Даня. Глупые стихи. Глупейшие! Прошлое? Да кому оно нужно! Сейчас, когда открываются такие горизонты! Такой шанс! Тесть — большой человек! Грушину и делать-то ничего не надо! Пойти и взять!

Даня тоже был неглуп. Он сразу же понял, что для дела Артем — человек незаменимый.

А если еще по-прежнему рвется в бой, так что ж? И Грушин привел его в дом тестя. Представил как своего лучшего друга и коммерческого директора только что организовавшейся торгово-закупочной компании «Грушин и К?».

Младшей дочери, Анюте, только-только исполнилось четырнадцать лет. Разница в возрасте у них с Ольгой была значительная. Можно себе представить, как баловали позднего ребенка и что из него в итоге получилось!

Артем, что называется, «пас» Анюту целых четыре года! Четыре! Терпеливо, ибо терпения ему было не занимать. Сначала шуткой называл ее своей невестой. И замечал, как девочка льнет к отцу. Вот, мол, смотрите! Этот важный человек — мой папа! А я — его дочь! Папа лучше всех! Потому что он главный! И все его слушают, все ему подчиняются! Папа решает все! Артем сделал вывод: девочка выйдет замуж за того человека, на которого укажет папа. И Реутов старался понравиться будущему тестю.

Впрочем, тот сразу же оценил и знание иностранных языков, и организаторские способности. Тему стали все чаще приглашать в дом. Когда Анюте исполнилось шестнадцать, ее стали называть невестой Артема уже не в шутку. Тот приходил на семейные праздники, на Новый год, Рождество. Приносил девушке цветы, подарки, шоколадные конфеты, танцевал только с ней. А Анюта тем временем взрослела. Созрела она рано и была рослой, с пышными формами, которые после первых же родов стали чрезмерными. Обе сестры, и старшая и младшая, были некрасивые, словно на одно лицо, с тяжелыми подбородками и маленькими глазками, но зато за ними стоял такой капитал! Реутов сделал свой выбор, не раздумывая ни секунды.

Анюта и Артем. Артем и Анюта. Эти имена употреблялись теперь только вместе. Когда девушке исполнилось наконец восемнадцать, все уже знали: скоро свадьба. Разница в возрасте никого не смущала. Ему немного за тридцать, ей почти двадцать. Да будь он даже в два раза старше, это же не зять, а находка! Каменная стена! За четыре года Артем доказал, что может с блеском вести дела фирмы. Скоро Реутов стал зятем номер два. Теща больше любила красавца Даню, что естественно. Зато тесть больше доверял Артему. А в бизнесе ценится именно доверие.

Доверие тестя Артем оправдал. За восемь лет брака Анюта родила ему двоих детей, мальчика и девочку. У родоначальника Семьи теперь было три внука. Старший, Максим, был удивительно похож на Грушина. Ольгина любовь воссоздала мужа в мельчайших подробностях: те же глубокие, серо-голубые глаза, похожие на речные омуты, прямой нос, летящие брови. Бабушка в Максиме души не чаяла. Но парень был избалованный и капризный. У мальчика было все, что только можно пожелать! И все досталось ему без малейших усилий! А что дальше?

Артем чувствовал: его дети будут рулить Делом. Некрасивые, девочка пухлая, рыхлая, мальчик уже носит очки, но оба умненькие и не по возрасту сообразительные. Макс же слишком высокомерен и ленив. Второй Грушин! Ему не помешает хорошая встряска. Кому ему? Отцу или сыну? Да обоим! Артем никогда никому не завидовал, ибо верил: всего можно добиться трудом. И шансы у всех равные, надо только приложить усилия. Судьба справедлива, всех награждает по заслугам.

Но Грушин… Да, деньги теперь есть. Много денег. Но хоть десять пластических операций сделай, срежь с себя весь жир, а все равно не получишь и десятой доли такого обаяния и мужской привлекательности! Артем чувствовал, как при одном взгляде на друга Даню внутри начинает что-то пощипывать. Зависть? Что у него было с Ингой? И что есть?

Инга, Инга… Попал. Так как это называется? Столько лет держался, и вот вам, пожалуйста! Попал! Когда у Артема была цель завоевать Анюту, жениться на ней во что бы то ни стало, он относился к женской красоте спокойно. Ну, ходят по офису высокие, стройные девушки, красивые, стильные, так что? За ними ничего нет, они всего лишь наемные работницы. Сами ищут, к кому бы прислониться. А ему нужен капитал, нужен надежный тыл.

И вот замок его успеха был отстроен. Надежный, на прочнейшем фундаменте. И Артем невольно почувствовал скуку. Анюта тянулась к родителям, частенько уезжала к ним, оставляя его одного. А говорить с женой можно было только о детях. Об их болезнях, успехах, об их преподавателях и забавных словечках, о гувернантках детей и их проступках. Уволила одну, наняла другую. Лизе не мешало бы похудеть, Пашеньке — заняться спортом. Дети, дети, дети… Ее больше ничто не интересовало!

Ко всему прочему, жена чудовищно располнела. Анюта с детства обожала поесть и не привыкла себя ограничивать. Диета? Фи! Занятия спортом? Это не для нее! И так хороша! По поводу своей полноты жена не испытывала ни малейшего комплекса, спокойно раздевалась на пляжах, носила короткие юбки и обтягивающие кофточки.

«А сам-то? Сам? — качал головой он. — Живот растет не по дням, а по часам! Ну кто на тебя польстится? Разве что за деньги!» Но покупать любовь не хотелось. Он был бизнесменом и в любой сделке искал выгоду. Пока Артема Дмитриевича не устраивали ни товар, ни его цена.

И вот они с Даней разошлись, компания разделилась. Реутов получил полную финансовую самостоятельность и возможность лично укомплектовывать штат. Теперь в его офисе не будет родственника, а значит, не будет любопытных глаз. Грушин не раз с неприятной усмешечкой говорил:

— А что, Тема, моя секретарша — редкостная красотка! Удивляюсь тебе! Взял бы да приударил. Она тебе не откажет.

— Твоя же секретарша. Ты и приударь.

— Я свое отгулял. Еще в институте. А вот ты не нагулялся. По глазам вижу.

И он оказался прав! Тысячу раз прав! Уж в чем в чем, а в науке страсти нежной Даня преуспел! Бизнесом бы занимался с таким энтузиазмом! Если бы Даня подсунул ему Ингу, Артем устоял бы. Но Ольге поверил. Если бы между Даней и Ингой что-то было, та устроила бы скандал и ни за что не стала бы устраивать судьбу бывшей горничной. И не исключено, что подала бы на развод.

Артем очень хорошо знал Ольгу. И уважал. Кристально чистая и честная женщина, верная жена, отличная хозяйка. И умница необыкновенная. Знает иностранные языки, увлекается психологией. Как не суметь разглядеть собственного мужа?! Правильно говорят: любовь слепа. Как только речь заходила о Дане, Ольгина проницательность мгновенно улетучивалась.

Или между Даней и Ингой ничего не было? Артем мучился. Спросить у Грушина в лоб? Вот он, спускается впереди, смело подставляя спину. Артем вдруг поймал себя на мысли, что попадись под руку тяжелый предмет, тот же подсвечник, ударил бы бывшего друга по затылку без раздумий. Ну откуда взялась эта безумная ненависть? Откуда?!

— Ты зачем меня позвал? — задал он вопрос в спину Грушину.

— Что? — полуобернулся тот.

— Зачем весь этот цирк?

— А это уже не цирк. Это убийство. Не исключено, что два убийства.

Они очутились в гостиной. Там стоял полумрак. По потолку тянулись ряды маленьких лампочек, большая часть из которых была потушена. Грушин спросил:

— Значит, вы с Валентином были на кухне, когда Кира исчезла? И не видели, как она проходила через гостиную?

— Мы прикрыли дверь, — с неохотой ответил Реутов.

— И о чем секретничали?

— Так. Ерунда, — отмахнулся Артем.

— Брось, — усмехнулся Грушин. — Я все знаю.

— Откуда?

— А это уже мой маленький секрет!

— Даня… Давай присядем, — хрипло сказал Артем и тяжело опустился на диван.

— А как же Кира?

— Черте ней! Подождет. Шатается где-то. Кому она нужна? Убивать эту… — Он так и не смог подобрать подходящего слова.

— Мышку. Маленькую серую мышку. Да, странно. Так о чем ты хотел поговорить?

И Грушин присел на подлокотник кресла, обтянутого темно-синей кожей. Даже в этой позе смотрелся тот изящно, непринужденно. У Артема вновь начало пощипывать где-то внутри. Так сразу и не разберешь: где именно? Сердце? До сих пор он понятия не имел, где оно находится. А теперь… Так было или не было?

— Откуда ты узнал? — напряженно спросил Артем.

— О чем? О том, что тебя шантажируют?

— Да.

— Я же сказал: секрет. У нас с тобой теперь разные секреты. Поскольку разные фирмы.

— Значит, ты в курсе, кто это делает?

— Разумеется, — кивнул Грушин.

— Ну так скажи!

— Я не уверен, что ты хочешь это узнать, — загадочно сказал хозяин дома.

— А разве неясно? Разве это не Валентин? После убийства следователя все встало на свои места. Я только хочу, чтобы и ты мне это подтвердил.

— А Валентин что говорит? — осторожно спросил Грушин.

— Отрицает. Придумал какую-то нелепую историю, в которую я, разумеется, не поверил. Я ведь все просчитал! То есть пытался просчитать. Вот уже полгода, как кто-то сливает информацию. О моей фирме. Поначалу у меня сорвалась важная сделка, заказ ушел к конкурентам. Как только я получаю новую партию товара и устанавливаю на него цену, конкурирующая фирма выставляет тот же товар, но чуть-чуть дешевле. Но при оптовых партиях сумма набегает значительная! Ты же знаешь. Сорванная сделка — это было предупреждение. Пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы не сорвалась следующая. Потом платить ежемесячные взносы. Так кто он? Год назад мы с тобой разбежались. Валентин ушел ко мне. Но оказывается, казачок-то засланный!

— Инга тоже пришла год назад, — вкрадчиво напомнил Грушин.

— Вот! — и Артем вскочил. — В самый корень смотришь! Ведь у меня на фирме есть служба безопасности! Да дай я им команду — они Борисюка вмиг порвут! Сотрут в порошок! Но Инга…

— Ты любишь ее? — негромко спросил Грушин.

— Сам не знаю, — отчаянно сказал Артем. — Я запутался. Разумеется, ничего серьезного между нами быть не может. Но…

— Потерять ее ты не хочешь. Понимаю, — кивнул Даниил.

— Ну откуда ты такой взялся? Понимающий! — зло сказал Артем. — Скажи, почему у тебя с этим так легко, а у меня всегда сложности?

— С чем — с этим? — с откровенной иронией спросил Грушин.

— Да с любовью! Черт ее возьми!

— Потому что я люблю мертвых женщин. Тех, которые молчат.

— Да, но тебя-то любят живые! Всю жизнь любят!

— Тебе что, завидно? — Во взгляде Даниила мелькнуло откровенное любопытство.

— Скажи: кто меня шантажирует? — прошипел Артем. — Ну? Этот человек здесь?

— Ты слишком торопишься.

— Что за шутки?! Что за глупые игры?!

— Не кричи. А как тебя шантажируют?

— А то ты не знаешь! Плати, мол, за то, чтобы информация не уходила к конкурентам! Если начистоту, то так, мелочевка. Меня это не напрягает. Но сам факт! Вот с чем я не могу смириться! Я пытался просчитать этого человека. Судя по запрашиваемым суммам, он не занимает высокой должности на фирме, потребности у него довольно скромные, но зато пользуется особым доверием. Курочка по зернышку клюет. Это раз. Сообщения от него приходят по внутренней сети нашей же фирмы. На мой компьютер. Я проверял: этот компьютер стоит в приемной у Инги. Но не факт, что это она. Не факт. Я получаю их утром, еще до начала рабочего дня. Вечером ничего не было, а утром — пожалуйста! Значит, он задерживается на работе допоздна. И может воспользоваться любым компьютером в моем офисе. Это два. За полгода я сменил весь штат, то есть уволил всех, кто показался мне подозрительным. Кроме Инги и Валентина. Это три. Борисюк — подходящая кандидатура. И убийство следователя…

— Аденьги ты оставляешь в условленном месте.

— Ну да! В камере хранения.

— Проследить, кто их берет, не пробовал?

— Кто? Я? При мне их ни разу не брали. А обратиться в службу безопасности… Ну, узнаю я, допустим, что это Инга. Мне будет легче? Не понимаю только: почему ей просто не попросить у меня денег? Я бы и так дал. Зачем такие сложности?

— Ты ее плохо знаешь, — загадочно сказал Грушин.

— А ты? — в упор посмотрел на него Артем. — Ты хорошо знаешь?

— Пойдем искать Киру, — и бывший друг соскользнул с подлокотника. — Потерпи немного, и ты все узнаешь. В эту ночь все решится. Шантажисты будут наказаны, шантажируемые скинут с плеч тяжелый груз. Поверь, я знаю, как это тяжело. Ты не обращаешься в службу безопасности не потому, что Инга тебе дорога. Ну, ну, не смотри на меня так! Есть еще Анюта. Ты не знаешь, как отнесется жена к известию о твоих похождениях. Верно?

— С чего ты взял, что я боюсь выяснения отношений? — пробормотал Артем, пряча взгляд.

— Удивляюсь только одному: как тебя поймала дешевая шлюха? — холодно сказал Грушин. — Тебя? Тема? Такого умного и проницательного? Два языка, пардон, уже три! Несколько лет руководства крупной фирмой! А как ребенок, честное слово! Вот ведь: и на старуху бывает проруха!

Артем оторопел. Значит, правда? И, схватив Даню за грудки, тряхнул как следует, прокричав:

— Говори! Что ты знаешь?! Говори!!

Грушин стряхнул его с легкостью, словно перышко. Тренажеры часами терзает, мерзавец! Вот откуда такое тело! Мышцы как каменные! Артем почувствовал прилив бешенства. Он вкалывал на Грушина много лет, день и ночь, в поте лица, создавал фирму, зарабатывал деньги, а тот… Использовал лучшего друга! Без зазрения совести! Жил в свое удовольствие! Еще и издевается!

— Тема, спокойнее. Я ее в твою постель не подсовывал. Ты сам. Сам теперь и расхлебывай. Нечего перекладывать с больной головы на здоровую.

И хозяин дома решительно двинулся к выходу из гостиной со словами:

— Надо посмотреть в зале, где бассейн.

И, выглянув в холл, громко покричал:

— Кира! Где ты? Кира?!

Артему ничего не оставалось, как последовать за ним. Молча сжал кулаки. Ах, так?! Прав Грушин только в одном: сегодня ночью все должно закончиться…

…В это время Инга и Сид поднялись на третий этаж. Женщина шла впереди, и Сид с удовольствием оглядывал ее стройную фигурку. На каблуках Инга была выше него, но Сида это нисколько не смущало. В своей неотразимости он был уверен на сто процентов. Женщины ему еще ни разу не отказывали. С этим все в порядке. Когда Инга споткнулась, зацепившись тоненьким каблучком за край коврового покрытия, Сид тут же подхватил ее сильной рукой и крепко притиснул к себе.

— Пусти, — тихо сказала Инга.

— Пожалуйста, — сказал Сид, не разжимая рук.

— Я кому сказала. — Она тоже не шевелилась. Уставившись друг другу глаза, оба замерли, почти не дыша. Инга почувствовала, как участился пульс. От него пахло пивом, потом и мужским одеколоном. Запах, от которого у нее слегка закружилась голова. Все-таки отменный экземпляр! В нем чувствуется животная, мужская сила. Вот уже год, как Инга жила только с Артемом, а в постели от него мало толку. Неуклюж, страдает отдышкой, особой изобретательности не проявляет. Как хочется иметь что-то и для себя!

— Может, успеем? — с улыбкой спросил Сид. И тут Инга вспомнила о Кире. И отстранилась.

— Как ты можешь! В доме уже два трупа!

Сид отпустил ее и пожал плечами:

— Мне-то что?

— А ты не боишься?

— Кого?

— Да убийцу! Кстати, ты кто: шантажируемый или шантажист?

— Я? Никто. Впрочем… Ну, пусть кто-нибудь попробует меня убить, — с усмешкой сказал Сид и сжал кулак. На нем была черная футболка, предплечье напряглось, и Инга увидела вздувшиеся бугры мышц.

— Мда-а… — протянула она. — Удушить тебя не получится. А пистолет?

— Ты что, боишься? Значит, ты — шантажистка? — пристально глянул на нее Сид.

— Похоже, что мы одного поля ягоды.

Он хрипло рассмеялся.

— Ладно, пойдем искать Киру.

И Инга толкнула одну из дверей, громко прокричав:

— Кира! Ты где? Кира?!

Это была спальня Грушина. Женщина замерла на пороге. Черно-белые красавицы молча ей улыбались. Инге стало не по себе. Нахлынули неприятные воспоминания.

— Ну? Что ты стоишь? — и Сид легонько подтолкнул ее в спину. Инга шагнула через порог.

— Смотри, какая кровать! — с намеком сказал плейбой.

— Послушай, а ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?

— Кто бы говорил! Я столько времени провел на балконе, с биноклем в руках! Знаю, что ты — профессионалка! Вы с Грушиным ловко водили за нос хозяйку!

— Это была ошибка, — поспешно сказала Инга.

— А чего ты от него добивалась? Чтобы женился?

— С ума сошел?

— Тогда что? Деньги?

— У Грушина нет своих денег.

— Да? Впрочем, мне наплевать! Хочешь прилечь?

— Нет! Только не здесь!

— Ты думаешь, под кроватью спрятана Кира с петлей на шее?

— Замолчи!

Сид нагнулся и откинул покрывало со словами:

— Смотри. Никого там нет!

— Но где-то же она есть? — сказала Инга, заглянув под кровать и убедившись, что Сид сказал правду.

— Послушай…

Сид потянул ее за руку, заставил опуститься на кровать и вновь крепко прижал к себе. Инга не сопротивлялась. Сняв заколку с ее пышных волос и распустив их по плечам, Сид вкрадчиво сказал:

— Мы могли бы встретиться в городе. Я знаю, что ты живешь одна. Я мог бы как-нибудь заехать. Не пожалеешь. Слово даю!

— Что, большой знаток по части женщин?

— Это моя профессия! — с гордостью сказал Сид, играя ее волосами.

— И часто ты так? Ездишь в город?

— Бывает.

— А жена?

— Что жена? — Он ласково, но настойчиво стал гладить ее плечи.

— Знает?

— Знала бы, давно бы выгнала меня из дома. Значит, не в курсе. Я мать уважаю. У нас с ней все о'кей!

— Почему же ты ей изменяешь?

— Ты шутишь? — Рука Сида на мгновение замерла.

— Не думаю. А впрочем, я тебя понимаю, — и Инга со вздохом сожаления отобрала у него заколку и поднялась с кровати. Подошла к зеркальному шкафу и начала собирать волосы. — Ладно. Я тебе позвоню. Как-нибудь. А сейчас пойдем отсюда. У меня тошнота к горлу подступает. Здесь, в этой комнате. Ненавижу!

И первой направилась к выходу. Сид за ней. Они вновь очутились в коридоре. Прикрыв дверь хозяйской спальни, Инга прокричала:

— Кира! Где ты? Кира!

— Где ты?! — вторило эхо. Или не эхо? На втором этаже женский голос тоже звал Киру…

…Прасковья Федоровна и Валентин обходили комнаты для гостей. Писательница опиралась на руку молодого человека, изо всех сил делая вид, что еще немного, и она окажется в глубоком обмороке.

— А ваш муж… Он на сколько моложе? — с интересом спросил Валентин.

— На семнадцать лет, — кокетливо сказала Прасковья Федоровна. И похлопала наклеенными ресницами. Мол, что такого?

— Скажите пожалуйста! Так мы, похоже, ровесники! Надо же! У вас, у писателей, что, так принято?

— Ну, мы нуждаемся в источнике вдохновения. Учитывая специфику моих романов, — потупилась Прасковья Федоровна. И вдруг воскликнула: — Ах! Там, за занавеской!

— Что? Что такое?

Валентин Борисюк на неверных ногах подошел к окну и откинул тяжелую портьеру. И вздохнул с облегчением:

— Никого.

— Мне показалось, — еле шевеля губами, прошептала Прасковья Федоровна. — Господи, я так боюсь! Скажите, о чем вы разговаривали со следователем? Неужели же это вы его… вы его… зарезали?

— Да с чего вы все так подумали? Ведь вы же видели его последней! Не я!

— Но он был уже мертв!

— А кто докажет?

— Зачем мне убивать следователя?

— Кто знает? — пожал плечами Борисюк.

— Уж не думаете ли вы, что я — шантажистка? — рассмеялась Прасковья Федоровна.

— Ну, у вас, людей искусства, много тайн.

— Наши тайны — предмет для сплетен. Для журналистов, для желтой прессы. Мы их сами придумываем. Мне нет причин что-то скрывать. Напротив. Я заинтересована в огласке.

— А шантажировать?

— Кого? Ну кого я могла бы шантажировать?

— Не знаю, не знаю.

— Денег у меня хватает…

— В самом деле? — с живейшим интересом спросил Валентин. — Нет, ну вы признайтесь, Прасковья Федоровна! Много вам, писателям, платят?

— На жизнь хватает. Пойдемте в другую спальню. Здесь точно никого нет. Мы все осмотрели. Разве что в шкафу. Откройте шкаф.

Валентин подошел к шкафу-купе, потянул за ручку. Дверь неслышно отъехала в сторону. Прасковья Федоровна взвизгнула:

— Боже! Висит!

— Что? Что такое? Это же халат! Просто халат! Махровый мужской халат! На вешалке!

— Да? Слава богу! Как я испугалась! Сказать по правде, мне бы не хотелось ее найти. Если Кира… Если с Кирой… Словом, у меня бы сердце остановилось от ужаса! Ну, пойдемте отсюда.

Они вышли в коридор и направились к соседней двери. Это была еще одна комната для гостей, похожая на первую, только обивка мебели, портьеры на окнах и обои в зеленых тонах, а не в бежевых.

— Знаете, вашему мужу повезло, — задумчиво сказал Валентин, проходя в зеленую комнату.

Прасковья Федоровна следом, со словами:

— Вы так думаете?

— А разве нет?

— Взять меня. Я бы не прочь жениться. Но девки какие-то попадаются… Потребительницы! Точно! Сплошь потребительницы!

— Да что вы говорите? — с живейшим интересом откликнулась Прасковья Федоровна.

— Я же замучаюсь удовлетворять их постоянно растущие потребности! Похоже, здесь тоже никого.

— Да. Пусто. Разве что за занавеской?

— Ну, это мы уже проходили.

И Валентин Борисюк подошел к окну и смело отдернул портьеру.

— Вот видите? Никого! Нет, здесь ей делать нечего. Я уверен! Вниз спустилась.

— Но зачем?

— Как это зачем? Сбежать захотела! Как я ее понимаю!

— Но ведь входная дверь заперта!

— Нет, Грушин — это нечто! — покачал головой Валентин. — Не устаю ему удивляться! Ну как он пронюхал?

— Пронюхал о чем?

— Да так. Ни о чем… — спохватился молодой человек. — Мне в этом году исполнилось двадцать восемь лет. А вашему мужу?

— Тоже. Двадцать восемь.

— Скажите, пожалуйста! Вот я. Школу окончил с золотой медалью. Институт с красным дипломом. Компьютер знаю как свои пять пальцев! В рекламном деле дока! А ваш Сид? Он что делал?

— Он… Школу закончил, это точно. Я видела его аттестат о среднем образовании. Там сплошь «удовлетворительно». Кроме физкультуры.

— Ну вот! — с откровенным торжеством сказал Валентин. — Почему же вы на него клюнули? Пардон.

— Как бы вам это объяснить… — и Прасковья Федоровна тихонько вздохнула: — Боюсь, что с вами мне было бы скучно.

— Что-о?!

Борисюк откровенно обиделся. Скажите пожалуйста! Ей было бы скучно с человеком, имеющим высшее образование и диплом об окончании музыкальной школы! Разбирающемся буквально во всем и способном поддержать разговор на любую тему! А с Сидом не скучно! Да у него лексикон, как у аборигена! Из племени людоедов! Он же примитив!

— Вы меня не так поняли, — поспешно сказала Прасковья Федоровна, которая сообразила, что сболтнула лишнее. — Для этого развлечения вы не годитесь…

— Ах, вот оно что! Для секса то есть?

— Нет, вовсе нет! Ах, пойдемте в другую комнату!

— Что? Есть и другие?

— На втором этаже две комнаты для гостей, каминный зал, кабинет хозяина, и… все?

— Я заметил еще одну дверь, — мрачно сказал Валентин.

— Боже! Кладовка! Она вполне может быть там!

— Забралась в кладовку, чтобы повеситься? А почему именно в кладовку?

— Вы не знаете Киру!

— Да уж… Она показалась мне странной.

— Нет, вы как хотите, а в кладовку я не пойду!

— Куда же вы пойдете?

— Я… подожду вас в каминном зале. Уверена: Киры нет на этом этаже.

— Ну, как угодно. Мне, признаться, тоже неохота лезть в кладовку, но делать нечего. Для очистки совести.

Они вместе вышли из зеленой комнаты и двинулись по коридору. Писательница по-прежнему опиралась на руку своего спутника.

— Не бросайте меня надолго! — жалобно сказала Прасковья Федоровна в дверях каминного зала. Длинные серьги жалобно звякнули. — Мне страшно!

— А вы мужа позовите. Вон он у вас какой…

И, не договорив, Валентин Борисюк решительно отцепил свой локоть и зашагал по коридору. Нет, вы только подумайте! Сид — предел мечтаний состоятельной дамы! Он все еще злился. А вспомнив о Маринке, разозлился еще больше. Мобильник наверняка звонит беспрерывно. Хорошо, что она не знает, куда он поехал! То есть знает, что к боссу, но точного адреса не знает. Хотя почему это хорошо? Лучше бы знала!

Беременна она или блефует? Нет, врешь! Его голыми руками не возьмешь! Интересно, а смог бы он, Борисюк, как Сид? Жениться на женщине, годящейся в матери? На богатой женщине, что существенно меняет дело!

Размышляя над этим, Валентин подошел к кладовке и потянулся к дверной ручке…

…Даниил Грушин тем временем прошел в помещение на первом этаже, где находился бассейн. Небольшой, причудливой нестандартной формы, пол почти вровень с бортиком, а дно выстлано плитками зеленого цвета. Размяться в нем как следует в мощном, летящем кроле не удастся, но окунуться после жаркой сауны и почувствовать себя наверху блаженства — здорово! Здесь были сумерки, по потолку так же, как и в гостиной, тянулись ряды крошечных лампочек, половину из которых Грушин, войдя, зажег.

Стало светлее. Артем невольно попятился. Показалось вдруг, что там, в зеленой воде, плавает Кира с петлей на шее…

— Никого, — раздался спокойный голос Грушина. — Тема, что с тобой?

— Так… Не по себе что-то… — и Артем потянулся к галстуку, пытаясь развязать узел. Надо снять это с себя… Удавку…

— Ты подумал, что Кира здесь?

— Хорошее место… — хрипло сказал Артем. И, стянув галстук, сунул его в карман пиджака. Подумав при этом, что давно пора снять и пиджак. Душно.

— Надо бы в сауне посмотреть. Пойдем.

— Сейчас.

Артему вдруг стало нехорошо. Замутило, колени задрожали. То, что здесь, в этом доме сегодня происходит, — кошмар, бред. Маньяк Грушин решил всех свести с ума! Но ведь он прав: надо что-то делать! Так больше нельзя!

Он присел на складной стул, стоящий возле бортика бассейна, и, не удержавшись, заметил:

— Хорошо живешь, Даня! Слишком уж хорошо! Огромный дом, бассейн, сауна…

— А тебе что мешает так жить? — ощерился Грушин. — Я в курсе: денег у тебя теперь больше, чем у меня. Я постепенно разоряюсь, ты богатеешь. Давно хотел спросить: почему ты дом не строишь? Не переедешь за город?

— Пробки, — пожал плечами Артем. — Рабочее время дорого.

— Брось! — рассмеялся Грушин. — В центре пробок не меньше! А я знаю, что ты землю в области купил. Будешь строить там офис. Аренда нынче дорожает, да и льготы в области больше. Вовремя ты подсуетился!

— Кто сказал? — оторопел Артем. Он не собирался делиться с бывшим партнером планами на будущее.

— Сорока на хвосте принесла.

— На твою сороку, которая пасется в моем огороде, скоро найдется сторож с ружьем.

— Холостыми пугнешь или всерьез?

— Грушин, Грушин, — покачал головой Артем. — Как ты не понимал ничего в бизнесе, так и не понимаешь. И в людях не разбираешься: Не твое это. Узнал, что я землю в области купил, так самому надо было покупать! Или ты что-то от меня скрываешь? А насчет дома за городом… Знаешь, как говорят? Большие деревья притягивают молнию. Доходы надо прятать. Чем больше доходы, тем тщательнее прятать. Время такое. Ты лучше на жизнь пожалуйся. Пусть тебя пожалеют. У нас, у русских, не прощают двух вещей: богатства и успеха. А плакаться любят. И слушать тех, кто плачется. Потому — не высовывайся. Дураки швыряются деньгами направо-налево. Умный же затаится. У тебя и бизнес не идет, а людям твой дом все равно, что бельмо на глазу. И властям. А я живу в трехкомнатной квартире, машина, «Мерседес» последней модели записана на фирму, не в личной собственности. Представительская. В личной собственности у меня «Пассат». Причем не новый, трехлетний. У жены «Пежо». Я — средний класс. В магазин пешочком хожу, без охраны, во дворике с детьми гуляю без опаски. На благотворительность жертвую регулярно. В церковь хожу. И тоже — жертвую. А ты? Что делаешь ты? Купил огромный особняк, сидишь тут, как сыч, и крыша у тебя едет!

— Тема, Тема, — усмехнулся Грушин. — Решил меня, значит, жизни поучить. Спасибо. Я ценю. Все, что ты говоришь, умно. Рационально. Всю жизнь ты едешь на тормозах. У тебя уже и нога затекла, которая на педали. Осторожничаешь, оглядываешься. А червячок изнутри точит. Хочется тебе красиво пожить, ох, как хочется! С шиком! И сколько бы ты ни сдерживался, а красивая баба все равно тебе окрутила. Со мной ничего у нее не вышло. Не поддался соблазну, потому что у меня иммунитет. А с тобой…

— Погоди… Значит, было? — и Артем приподнялся со стула.

— А ты ей любого мужика простишь, но не меня. Так?

— В общем-то… Черт! Я хочу знать правду!

— Вот пусть она тебе все и расскажет.

— Нет! Не верю! Ты блефуешь! А как же Ольга?

— А! Заело тебя! — с торжеством сказал Грушин. — Я, признаться, не ожидал! Не думал, что ты способен на серьезное чувство! Ай, Инга! Ай, молодец! Вот что значит хорошая школа!

— Ты заткнешься или нет?

— Тебе надо было не китайский язык учить, а… — и Грушин сделал выразительный жест.

Артем почувствовал, что бешенство, охватившее его, уже не поддается контролю. И рванул за ворот рубашки. Две верхних пуговицы оторвались, со стуком упали на кафельный пол. Знает, мерзавец, потому и ведет себя так уверенно!

— Я… Мне надо выпить, — сдавленно сказал он.

— В сауне есть бар. Там пиво и водка. Тебе ведь водки?

— Да.

Мелькнула мысль: неужели Инга докладывает о делах на фирме именно Грушину? Сначала они здесь, в этом доме любовью занимаются, а потом обсуждают дела. Ведь есть же тайная лестница! Из комнаты для прислуги! Чтобы никто не знал!

Доказательства. Нужны доказательства. Эмоции — это всего лишь эмоции. Не основание для приговора. И он вслед за Грушиным направился к двери, ведущей в сауну. Надо выпить. И успокоиться. В первую очередь успокоиться.

Хозяин дома потянул за ручку. Дверь приоткрылась. Артем с интересом выглянул из-за его спины:

— Ну? Что там?…

…Инга и Сид осмотрели все четыре комнаты третьего этажа и санузел. Инга кричала, звала подругу, но безрезультатно. Кира не отзывалась.

— Надо возвращаться, — спокойно сказал Сид.

— Здесь есть еще и чердак.

— Глупости! Какого черта этой наркоманке лезть на чердак?

— Так ты знаешь, что Кира наркоманка?!

— Сука! Водила меня за нос! — со злостью сказал Сид. — Представляю, сколько денег она просадила на наркотики! Моих денег!

— Это деньги твоей жены, — негромко поправила Инга.

— Я и говорю: мои. Не буду я лазить по чердакам и искать эту суку!

— Зачем тогда пошел со мной?

— Затем. Я давно на тебя смотрю. Может, мне захотелось развлечься?

— Зато у меня желание пропало. Я хочу найти Киру, — упрямо сказал Инга.

— Ну и полезай на чердак одна! Лично я иду вниз! Моя жена осталась с этим типом. Я ему не доверяю!

— Валентину?

— Деловой больно! И все допытывается у матери: сколько, мол, бабок заколачиваешь?

— Ладно. Иди к жене.

— А ты не боишься? Одна?

— Кого? Все же внизу! В доме никого больше нет.

— Черт его знает! Такая громадина!

— Да ну тебя! — и Инга направилась к узкой винтовой лестнице.

Сид проводил ее взглядом. Лазить еще по чердакам! Пустое занятие! Лучше раздобыть наконец очки и мобильник! Вот что важно! Если это звонил продюсер, то мать — молодец! А Кира… Это дело прошлое.

Прежде чем взобраться по лестнице, Инга сняла полусапожки. Каблуки будут мешать. И, взявшись за перила, ловко, как кошка, стала подниматься наверх. Бывать на чердаке ей приходилось редко. Разве что выносить старые вещи. В доме было полно кладовок, но хозяева с такой скоростью меняли одежду и обстановку, что очередь дошла и до чердака. Потолок здесь был высокий, при желании вполне можно было бы сделать мансарду. Но зачем им мансарда? Места и без того слишком много! Нет, Инге не хотелось бы жить в таком огромном доме.

Приоткрыв люк, она просунула туда голову. И еле слышно позвала:

— Кира? Ты здесь? Кира?

И вдруг ей показалось что там, под потолком, что-то висит. Или кто-то…

Вечеринка в разгаре: в стиле рок

ВТОРОЙ РАСКЛАД

 Десять часов вечера

… — Никого, — констатировал Валентин Борисюк, внимательно оглядев небольшую кладовку. Чего здесь только не было! Два кресла со слегка потертой обивкой, куча вещей, костюмов, платьев, которые в сэконд-хенде оторвали бы с руками, и даже лисья шуба. Почти новая. Валентин на всякий случай подошел, приподнял ее с кресла. Кира — особа субтильная. Могла задремать и в кресле, прикрывшись лисой.

Да не может ее здесь быть! Откуда? Но отчет надо дать по полной программе. Везде был, все осмотрел. Даже тряпье в кладовке переворошил! Теперь можно возвращаться в каминный зал, к Прасковье Федоровне. Пока есть время, они могут сыграть в четыре руки. Раз в каминном зале есть пианино, должны быть и ноты. Он еще покажет, кто такой Валентин Борисюк и кто такой Сид!…

— Никого, — сказал Грушин, шагнув в комнату, стены которой были обиты вагонкой, покрытой янтарным лаком. — Пусто. Да и не может ее здесь быть!

— Я тоже так думаю, — согласился Артем. — Ну, где тут бар?

Он огляделся. Да, Грушин устроился хорошо! Бассейн, сауна с парилкой, а здесь, значит, комната отдыха. Отделка под дерево. Посреди овальный стол, на нем медный самовар, фарфоровые чашки, вдоль стен удобные низкие диваны. Чтобы, попарившись и охладившись потом в бассейне, можно было полежать, попить чайку. Расслабиться, одним словом. Здесь же имелся встроенный в одну из стенок бар с различного рода напитками. Открыв его, Грушин достал бутылку водки, рюмку, протянул Артему и сказал:

— Для очистки совести загляну в парилку.

— Пить не будешь?

— Не хочу, — покачал головой Грушин.

— Не пьешь, не куришь, — усмехнулся Артем. — Здоровье бережешь? А для чего?

— Я просто хочу контролировать ситуацию.

Артем наполнил рюмку до краев и выпил одним махом. Спиртным он никогда не злоупотреблял, но сегодня разнервничался и не удержался. Впервые почувствовал, что за долгие годы непрерывной работы в нем накопилась усталость. Все гнал куда-то, упирался, а для чего? Самолюбие потешить? Вот я какой! Богатый, преуспевающий! А Данька Грушин все равно устроился лучше! И жизнь у него проще, и бабы любят. Не за деньги. И вновь начало пощипывать. Теперь был уверен: оно, сердце.

Он закрыл бутылку и убрал в бар.

— Пусто, — сказал Грушин, прикрыв дверь парилки.

— Но же где все-таки Кира?

— Есть у меня одна идея, — загадочно ответил хозяин дома…

…Инга почувствовала: отлегло! Это же всего-навсего старое пальто! Висит на плечиках, под самым потолком! А вовсе не Кира! Нет здесь никого, на чердаке. Но на всякий случай она поднялась и осмотрела помещение. Для очистки совести. Пусто.

Все. Надо возвращаться в каминный зал. Может, подругу нашел кто-то другой? Но Инга не торопилась. Присела на ящик, набитый старыми бумагами, и задумалась. Жаль, что сумочка осталась внизу. Там сигареты. Как хочется курить! Артем и сам не курит, и курящих женщин не выносит. Ей пришлось ограничиваться утренней сигаретой и вечерами без него, когда можно было расслабиться. Это стоило Инге огромных усилий, но она верила в успех.

Успех… А в чем он заключается? Заставить его жениться? А как еще упрочить свое положение? Пройдет какое-то время, и найдется девушка помоложе и покрасивее, а поскольку дорожка уже проторенная, Артем без сожаления бросит старую любовницу и займется новой. Что тогда будет с Ингой? Рассчитывать на компенсацию не приходится. Денег скопила, но что деньги? На всю жизнь не хватит. Бросить Артема, найти богатого мужа? Если б это было так просто! Всех стоящих мужиков уже разобрали! Пока она делала карьеру модели, пока болталась по кабакам и меняла любовников, как перчатки. Опоздала. Получается — везде опоздала!

Состоятельный человек поостережется жениться на девице с такой биографией. И с дурными привычками. Может ли она родить здорового ребенка? И вообще — быть матерью? Давно следовало пройти обследование. С того времени, как сделала последний аборт, у врача не была. А надо бы! Два года прошло!

Даже если сегодня одна проблема разрешится, другие-то останутся! Если бы Артем оставался хорошим отцом своим детям, но при этом принадлежал бы Инге, а не их матери! По закону принадлежал. Но поссорить его со всесильным тестем? Фу-ты! Какие глупые мысли лезут в голову!

Инга встряхнулась и поднялась с ящика. Надо спускаться. На каблуках чувствует себя гораздо увереннее. Друзья, Грушин и Реутов внизу, выясняют отношения. Интересно, что он наплел Артему? Надо бы напомнить Дане кое о чем. Чтобы язык не распускал. И Инга решительно поднялась с ящика и направилась к винтовой лестнице…

…Когда в каминном зале появились Даниил Грушин и Артем, представшая их взорам картина напоминала идиллию: тихий вечер в кругу друзей. Валентин Борисюк и Прасковья Федоровна сидели за пианино и играли в четыре руки. Перед ними стояла открытая партитура. Причем оба то и дело сбивались, путая ноты, но ни Сид, ни Инга внимания на это не обращали.

Инга задумчиво вертела в руках почти пустой бокал, Сид рассеянно смотрел на угли в камине. Дрова давно уже прогорели.

— Ну, господа, и как успехи? — громко спросил Грушин.

Валентин перестал играть и обернулся:

— Здесь на втором этаже никого нет. Сид и Инга утверждают, что никого нет и на третьем. И на чердаке.

— Не могла же она испариться! — откровенно удивился Артем.

— Мы были уверены, что вы ее найдете! — воскликнула Прасковья Федоровна.

— На первом этаже Киры нет, — спокойно сказал Даниил Грушин.

— Господи, неужели она спрыгнула с балкона? — ахнула писательница.

— У меня есть идея получше.

С этими словами Даниил Грушин подошел к стеллажу:

— Ну посудите сами. Мы обыскали весь дом. Кроме одной комнаты, куда заходить просто-напросто страшно. Потому что там труп следователя. А ведь это же очевидно!

И Грушин нажал на рычаг. Полки с книгами поехали в сторону. Инга привстала, Прасковья Федоровна, напротив, всем телом подалась назад. Но закричали они одновременно.

Из кабинета пахнуло розовым жасмином. Так, что Ингу вновь замутило и она невольно отшатнулась. И в самом деле: картина была ужасной. В кабинете по-прежнему царил полумрак. Свет там никто так и не зажигал, но все три свечи еще горели, отбрасывая на стены мерцающее пламя. Только подсвечник стоял теперь не на письменном столе, а на низком столике для раскладывания пасьянсов. Оттого тени на стене казались длиннее и уродливей. Письменный же стол, перед которым откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов с ножом в груди, оказался немного сдвинут и находился теперь прямо под люстрой. Люстра была старинной, тяжелой и крепилась на мощном крюке, вмонтированном в потолок. Вокруг — лепнина. На этом крюке и висела Кира. Пальцы ног почти касались края столешницы. На полу валялись слетевшие со стола бумаги, пара книг и один ботинок.

— Она повесилась! — ахнула Прасковья Федоровна. — Повесилась!

— Спокойнее, — сказал Даниил Грушин и обратился к Артему: — Помоги мне.

— Надо ее снять.

— С ума сошел?! Чтобы нас обвинили в убийстве?!

— Только идиот мог подумать, что это самоубийство, — заметил Грушин и первым шагнул в кабинет. Немного подумав, Артем двинулся следом.

Валентин Борисюк покосился на женщин и нерешительно поднялся с хрупкого табурета. Наконец опомнился и Сид. Но к открывшейся в стене двери шагнул неохотно. Женщины остались в каминном зале. Инга сделала судорожный глоток из бокала, Прасковья Федоровна еле слышно простонала:

— Я сейчас упаду в обморок… Бедная, бедная Кира!

— Да хватит вам причитать! — огрызнулась Инга. — Она была наркоманкой. Этим все и должно было закончиться. Самоубийством.

— Вовсе нет, — раздался из кабинета голос Грушина.

Тот прямо в ботинках залез на стол и, вытянув руку, коснулся крюка.

— Так я и думал: это не самоубийство. Кира была маленького роста. Ей ни за что не повеситься на этой люстре. Потолок слишком высокий. Но никак не метр шестьдесят. И еще вот это.

— Что? Что такое? — заволновался Артем.

— У нее на шее две борозды.

— Ну и что?

— А то, — отрезал Грушин. — Петля побывала на этой шее дважды. Ее сначала удушили, а потом повесили под потолок. Ну что? Я ее снимаю?

— Не смей… — сдавленно сказал Артем.

— Это же убийство! Все равно номер не пройдет!

— И все равно: не смей. Слезай оттуда. Кто считает иначе? — повернулся Артем к Силу и Валентину Борисюку.

— Надо закрыть дверь, — негромко кашлянул Валентин. — Кира нашлась. По крайней мере мы знаем, что она не прыгала с балкона.

— Грушин, слезай со стола, — мрачно сказал Артем.

Тот послушался и спрыгнул. Потом нагнулся, чтобы подобрать с пола упавшие книги.

— Стой! — схватил его за руку Артем.

— Да что ты меня все время одергиваешь!

— Вот они: десять сантиметров. Пусть лежат.

— Какие десять сантиметров? — удивился Грушин.

— Две книги. Что там у тебя? «Унесенные ветром»? В двух томах? Ну, Грушин! Удивил! Женские романы, значит, читаешь? — Артем не удержался и хмыкнул: — Допустим, она положила их одну на другую, чтобы дотянуться до крюка. А потом накинула на шею петлю и отбросила их ногами.

— А две борозды на шее? — напряженно спросил Грушин.

— А ты не допускаешь мысли, что кто-то ее увидел, снял, попытался оказать помощь, а потом, поняв, что бесполезно, испугался и водрузил обратно?

— И кто бы это мог сделать? — усмехнулся хозяин дома.

— Да любой из нас! Мы уже с полчаса бродим по дому! Больше! Парами и врозь! Сколько Кира здесь висит? Никто не знает!

— А ты, Тема, голова! Гм-м-м… Мне тоже кажется странным, что убили именно Киру. По-моему, кто-то из вас ошибся. А может, она и в самом деле повесилась?

— Может быть, мы уйдем, наконец, отсюда? — напряженно спросил Валентин. — Находиться в одном помещении с двумя трупами…

— Сид, а ты почему молчишь? — пристально глянул на плейбоя хозяин дома.

— А что я должен сказать? — ощерился тот. — Пожалеть ее? Смешно!

— И в самом деле, — покачал головой Грушин. — Смешно! Всем известно, что вы не ладили. Что ж… Выходите. Оставим все как есть.

Первым из кабинета чересчур поспешно вышел Валентин Борисюк. Следом Сид. Артем задержался, пропуская вперед Грушина.

— Да ты, никак, меня контролируешь? — с усмешкой спросил тот.

— Ты способен на любую каверзу. Нет чтобы сказать: она повесилась. Самоубийство. Тебе непременно надо копать! Давай, выходи отсюда!

Грушин молча вышел из кабинета. Артем последним шагнул в каминный зал и потянулся к рычагу. Стеллаж неслышно вернулся на место.

— Ловко! — не удержался от комментария Артем. — Механизм работает безупречно! Никто и не услышит! Итак…

— Итак…

Хозяин уселся за стол, на свое место и потянулся к крохотному хрустальному графинчику с мятным ликером. Наполнил рюмочку и, не предлагая никому присоединиться, пригубил.

— Грушин, и как только ты пьешь эту гадость! — не удержалась Инга.

— А как ты умудрилась прикончить за вечер две бутылки шампанского? — огрызнулся тот. — Посмотри! На донышке осталось!

— Маньяк!

— Алкоголичка.

— Перестаньте, — оборвал их Артем. И мягко заметил: — Инга, ты и в самом деле слишком много пьешь.

— А можно удержаться? — сорвалась вдруг она. — Вы посмотрите, что здесь происходит! Второй труп!

— Это самоубийство, — упрямо сказал Артем. — У нее ведь, мне кажется, был повод!

— Да, она употребляла наркотики! — резко сказала Инга. — Но ведь ей только что дали дозу! Она была под кайфом! Повеситься в таком состоянии? Вот если бы у нее была ломка…

— Кто дал? — удивленно спросил Артем.— Кто здесь балуется наркотиками?

— Он, — кивнул на Грушина Сид.

— Что-о?!

— Да. Я дал Кире дозу. И что? Сделал это из гуманных соображений, — пожал плечами хозяин дома.

— Так вот где она брала… — ахнула Прасковья Федоровна. — Даня… Но зачем?!

— А это уж мое дело, — спокойно сказал Грушин.

— Я была о тебе лучшего мнения, — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна.

— Я о вас тоже, многоуважаемая наша знаменитость! Так что вам лучше помолчать.

— Мать? На что этот тип намекает? — тяжелым взглядом уставился на жену Сид.

— Ах, не слушай его! Очередная шутка!

— Хороши шутки! Чтобы вы ни говорили, а Киру-то убили! — напомнил Грушин. — Это мог сделать любой из вас. Вы все выше метра семидесяти.

— Во мне метр шестьдесят девять, — поспешно заметила Прасковья Федоровна.

— О! Это существенно меняет дело!

— Но разве могла слабая женщина… — негромко заметила Инга.

— Технически — вполне! — сказал Грушин. — А что тут сложного? Душили-то ее не под потолком! И, скорее всего, сзади. Накинули петлю на шею и затянули. Потом отволокли в кабинет. Кира была маленького роста и субтильная. Кожа да кости. Пятидесяти килограммов не весила. Легкая, как перышко!

— А ты проверял? — вскользь заметил Артем.

— Это видно на глаз. Итак, ее удушили, отнесли в кабинет. Потом убийца пододвинул стол прямо под люстру, снял петлю с шеи жертвы, закрепил на крюке. Поднял Киру, поставил на стол, придержал, вновь накинул петлю на шею, и… Вторая борозда!

— Разве я могла это сделать? — жалобно спросила Прасковья Федоровна. — Ведь я же такая… такая…

— Да хватит вам притворяться! — презрительно сказала Инга. — Вовсе вы не больная! И не слабая! На вас пахать можно! Да, да, да! И не надо на меня так смотреть! Мы с Кирой были подругами. Обе в прислугах, вот и сошлись. Любили жаловаться друг другу на хозяев.

— Да что ты такое говоришь! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Какая я хозяйка Кире?! Я ее подруга!

— А кто писал за вас романы? Кто?! — взвилась вдруг Инга. — Или вы хотите сказать, что стояли у плиты, пока она сидела за письменным столом? Делали уборку? Мыли полы? Да вы эксплуатировали ее! Безбожно!

— Я просто хотела ее отвлечь, — пробормотала Прасковья Федоровна. — Я давала ей кров. И…

— Ага! — сообразил вдруг Валентин Борисюк. — Вот оно что! Оказывается, вы даже не сами все это писали!

— Да сама! Сама! Просто вдвоем быстрее! Кира только немного мне помогала.

— Например, порнуху писала. Постельные сцены, — мрачно заметил Сид. — А где она это брала? В своем воображении? Ха!

И тут что-то сообразил Даниил Грушин. Хлопнул себя по лбу со словами:

— Ну, я и дурак! Вот оно что! Ай да Сидор!

— Не смей! Не смей трогать моего мужа! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— Ну, хватит! — скомандовал Артем. — Прекратите эту истерику! Кто писал, за кого писал… Не суть важно. За что ее убили, если убили? Это надо выяснить! Кто она? Шантажируемая или шантажистка? Грушин?

— Вот в этом и заключалась главная ошибка убийцы, — загадочно сказал хозяин дома.

— Зато я не ошибусь. Следующей жертвой будешь ты. А убийцей — я.

— Артем Дмитриевич! — испуганно сказал Валентин. — Ну зачем вы так? По-моему, пора, наконец, вызвать милицию и…

— Нет, — хором сказали все, кроме Грушина. Даже Сид.

— Валентин, я же тебе сказал: не спеши, — напомнил Даниил Грушин. — Твой шанс впереди.

— Какой такой шанс? — пробормотал зам по рекламе.

— Все уладить. А ты милицию собрался вызывать! Как бы потом не пожалеть.

— Да что вы меня пугаете! Весь вечер пугаете! То в убийстве обвиняете! Уж не думаете ли вы, что у меня был мотив убить эту наркоманку? — возмутился Валентин Борисюк.

— А если она тебя шантажировала? — пристально глянул на него Артем.

— Она меня ша…

И Валентин вдруг осекся.

— В кабинет можно проникнуть тремя путями, — вздохнул Грушин. — Вернее, четырьмя, но я не думаю, что тело Киры тащили через балкон. Это проблема даже для Сида.

— А при чем здесь я? — мгновенно отреагировал тот. — Как что — сразу Сид!

— Да так. К слову пришлось. Из всех здесь присутствующих ты находишься в наилучшей физической форме. Тебе под силу любые акробатические трюки. Что с петлей, что с…

— Ну да! Кажись, кто-то еще железо по утрам тягает? — И Сид выразительно посмотрел на хозяина дома.

— Мне-то к чему ее убивать? — удивился Грушин. — И потом: если бы я этого хотел, у меня был шанс. Вместо дозы дать Кире шприц с ядом. Или устроить передозировку.

— Кто вас, маньяков, поймет, — еле слышно фыркнула Инга. — Может, ты хочешь засадить кого-нибудь в тюрьму? Потому и устроил весь этот цирк!

— Я играю по-честному, — неожиданно обиделся Грушин. — Среди вас невинных нет. Только шантажисты и шантажируемые.

— Ну а при чем здесь шантажируемые? — напомнил Артем. — Они-то жертвы!

— А что, если некто совершил поступок уголовно наказуемый? Допустим, убил человека. А в милицию пойти не захотел. Пожертвовать несколькими годами жизни и карьерой. Лучше скрыть.

— Но ведь бывают разные обстоятельства, — пожала плечами Инга.

— Ага! Значит, убийство можно оправдать обстоятельствами?

И Грушин обвел взглядом сидящих за столом. Гости подавленно молчали.

— У нас уже второй труп, — констатировал хозяин. — Напоминаю: сейчас подходящий момент для признаний. Или будем по-прежнему играть в чет-нечет? Но один из вас уже ошибся! А я ведь предупреждал!

— Ты бы лучше за… — начал было Сид.

Но тут случилось неожиданное. Звонок раздался как гром среди ясного неба. Кто-то стоял на пороге и звонил в дверь! Да, это был не мобильный телефон. Звук резче, пронзительнее и отчетливо слышен на втором этаже.

— Боже! — ахнула Прасковья Федоровна.

— Кто-то пришел, — напряженно сказала Инга.

Валентин Борисюк побледнел и ничего не сказал. Сид вскочил. И только Артем решительно поднялся со словами:

— Надо открыть.

— Все согласны? — спросил хозяин дома.

— Это же свидетель! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— А если он увидит трупы? — напомнил Валентин.

— Кто-то пять минут назад предлагал вызвать милицию, — усмехнулся Грушин.

— Значит, это милиция? — нервно спросил Артем. — Тогда тем более не надо открывать!

— Грушин, ты что, вызвал милицию? — уставилась на хозяина дома Инга.

И все замерли.

— Нет. Я не вызывал милицию, — ответил тот.

В дверь позвонили еще раз. Потом еще.

— Лучше открыть, — прошептала Прасковья Федоровна. — Окна ведь светятся! Он знает, что в доме кто-то есть!

— Грушин, кто это?! — зло выкрикнул Артем. — Очередной сюрприз, да?!

— Это шофер. Всего-навсего шофер.

— Какой шофер? — удивился Реутов.

— Твой.

— Ты что, чокнутый?

— Ты же сам просил.

— Да когда это было! Я сейчас его отправлю, — и Артем решительно направился к дверям.

— Стой! — крикнула Инга. — Он же тебя увидит!

— Ну и что?

— Как это что?! А когда начнется расследование? Когда милиция получит трупы? Шофер скажет, что его шеф был здесь! И ты вовек не отмажешься!

— Точно, — сообразил вдруг Артем. — И что делать?

— Надо его впустить и где-нибудь запереть, — задумчиво сказал Сид. — Потом решить, что с ним делать.

— Хорошая мысль, — сказал Грушин и направился к дверям.

Реутов молча посторонился и пропустил его в коридор.

— Я сейчас иду! Иду! — крикнул Даниил Грушин, спускаясь по лестнице.

— Как это некстати, — пробормотал Артем, возвращаясь к столу и усаживаясь на свое место.

— Еще бы! — высказалась Прасковья Федоровна. — Свидетель!

Валентин Борисюк сидел мертвенно-бледный и смотрел прямо перед собой. Писательница заметила, что молодой человек не в себе, и спросила:

— Валентин, что это с вами?

Тот не ответил. Его взгляд скользнул по буфету, и в глазах зама по рекламе что-то мелькнуло. Словно догадка осенила.

В это время Даниил Грушин открыл входную дверь со словами:

— Ну, здравствуй! Заходи. Я специально оставил ворота открытыми.

— Что случилось? Почему вы так долго не открывали? — удивленно спросил вошедший. — Я уж собрался уходить. Это. Того. Глядь: окна светятся. И машины у дома стоят. «Мерин», как у шефа, но номеров в темноте не разглядел. Почему-то света на участке нет.

— У меня гости, — загадочно ответил Грушин.

— Гости? Тогда, выходит, я не вовремя?

— Заходи, заходи. Тебе понравится. Примешь участие в вечеринке. Только тс-с-с… — И хозяин дома прижал палец к губам. — Ничему не удивляться!

Грушин вновь запер на ключ входную дверь и положил его в карман. А в душе возликовал: вот и свидетель! Какой же детектив без свидетеля? Кто-то должен оказаться в нужном месте в нужное время. Чтобы потом пролить свет на некоторые обстоятельства.

— У меня к тебе просьба, — сказал он гостю. — Сдай мобильный телефон.

— То есть?

— Просто положи его вот в этот ящичек.

Хозяин отпер ящик, где лежали трубки гостей. Если пришедший и удивился, то виду не подал. Молча положил телефон, куда сказали, и Грушин опять повернул в замке ключ. Ночь будет долгой.

Они прошли в гостиную.

— Ты посиди пока тут, — предложил хозяин. — Журналы полистай. Выпить не предлагаю, ибо ты за рулем. Мне надо кое-что обсудить с гостями.

— Хорошо, — кивнул визитер, опускаясь на диван.

Поднимаясь по лестнице, Даниил Грушин машинально взглянул на часы. Начало одиннадцатого. Ольга меж тем дала срок до полуночи. И что изменится в полночь? Кареты возле дома превратятся в тыквы? Дамы окажутся в лохмотьях вместо вечерних платьев? Жена блефует. Полночь ознаменует начало нового дня, всего лишь.

А новый день обещает быть приятным.

ШЕСТЕРКА ПИК

Вообще-то в гадании на картах шестерка означает дорогу. А черная масть — дорогу позднюю. Так вот, в результате поздней дороги в доме Даниила Эдуардовича Грушина появился еще один персонаж. Которому предстоит сыграть важную роль в этой истории. Поэтому он заслуживает особого внимания.

Итак. Представляем: личный шофер Артема Дмитриевича Реутова Ваня Смирнов. Несмотря на то что к этому моменту ему исполнилось тридцать два года, его все так и звали — Ваня. Или Ванек. Изредка «Ванечка милый», если обращалась женщина, нуждающаяся в экстренной помощи. Ни один человек в офисе не назвал бы его отчества. И даже фамилию смог бы припомнить с трудом. Ванек и Ванек. Трудно представить себе человека более незаметного.

Ваня был высок ростом, чрезвычайно худ и невзрачен. С оттопыренными ушами, жидкими светлыми волосами и длинным, хрящеватым носом. Постоянно сутулился и втягивал голову в плечи. И еще все время молчал. Из Вани Смирнова, что называется, слова клещами не вытянешь!

Ваня был человеком безотказным. Его целый день гоняли туда-сюда, по огромному перенаселенному городу, замершему в автомобильных пробках. Но Ваня был водителем-профессионалом.

До полуночи засиживался в офисе в ожидании шефа, если тот не давал команды «отбой». Сидел в приемной у компьютера, щелкая мышью — гонял по полю разноцветные шарики. Играл в «лайнс». В этой электронной игре Ваня тоже был профессионалом и именно ему принадлежал рекорд офиса. Но кто бы об этом помнил!

Он летел сломя голову через всю Москву, если звонила жена шефа и в истерике сообщала, что машина заглохла. Или проколото колесо. Или закончилась незамерзающая жидкость в бачке. Его можно было поднять среди ночи и отправить в другой город с важными документами, отправить в магазин с длиннющим списком необходимых покупок перед поездкой на дачу. Или перед банкетом в честь юбилея фирмы. Ему можно было доверить выбор подарка ребенку или важному лицу, без разницы. И все это Ваня делал молча, без единого возражения. Ни разу не сказав, что в обязанности личного шофера это не входит. Он выполнял поручения шефа, его жены, поварихи и даже курьера! Как только возникала проблема, следовал неизменный вопрос: «А где Ваня?» Номер его пейджера, а потом и мобильника знали все. Но самого Ваню просто не замечали. И цену ему не знали.

Артем порой забывал, что находится в машине не один, когда разговаривал по мобильному телефону. Мог вести интимный разговор с личной секретаршей с интимными же подробностями, потом позвонить жене и сказать, что задерживается допоздна в офисе. Мог договариваться о деловой встрече и ценах на новую партию товара. Мог вести переговоры с таможней или проситься на прием к чиновнику, чтобы решить важную проблему. Мог потом перезвонить тестю, чтобы все это обсудить. Сидящий за рулем человек ни разу не напомнил о своем существовании. Молча вел машину, причем так аккуратно и быстро, как умел только он. За всю водительскую жизнь Ваня ни разу не побывал в аварии. И ни разу ни Артем Дмитриевич, ни прежний шеф не вспомнили, что Ваня еще не был в отпуске. С тех пор как пришел на фирму. И ни разу об этом не напомнил. Вот такой он был человек, Ваня Смирнов!

Биография его тоже была проста и молчалива. Родился, учился… После того как окончил школу, пробовал поступить в институт, разумеется, в МАДИ, но не прошел по конкурсу. До весны проработал вместе с отцом в гараже. Тот был механиком в таксопарке. А весной Ваню забрали в армию, как положено.

Два года он отсидел за рулем грузовика. Также безмолвно. Вернувшись из армии, вновь попробовал поступить в МАДИ. И вновь провалился. Что поделаешь! Он не умел говорить! Если письменные экзамены проходил удовлетворительно, то на устных непременно срезался.

В мыслях же и наедине с собой Ваня Смирнов был парнем остроумным. Придумывал шутки, приколы, знал массу анекдотов и, будучи еще школьником, даже выдавал их, но с опозданием на пять минут. Когда тема разговора давно уже сменилась и все с увлечением обсуждали что-то другое. И тут влезал Ваня со своей запоздавшей остротой. И все замолкали, не зная, как на нее реагировать. А Ваня ждал, что будут смеяться до слез и одобрительно хлопать по плечу. Вместо этого смеяться начинали над ним. Мол, ну ты, парень, и тормоз! Вот тогда-то он и замолчал навеки.

С девушками у него всегда были проблемы. Еще бы! При такой внешности и замкнутости! При том, что он был всего-навсего личным шофером. Который мог в любой момент сорваться с места, как лист, гонимый ветром, и улететь по делам фирмы. Человеком незаметным и без перспектив. Ибо поступать в институт в третий раз Смирнов так и не решился.

После второго провала на экзаменах Ваня вернулся в гараж к отцу. И вновь стал откручивать гайки, менять масло, регулировать сход-развал и прочее, и прочее, и прочее… Прошло около года. И тут случилось неожиданное: судьба-шутница столкнула Ваню с Даниилом Грушиным.

Тот ехал по улице на новеньких «Жигулях», наслаждаясь весной и хорошей погодой. Ваня шел по той же улице пешком. Был месяц май, на деревьях проклюнулись клейкие зеленые листочки, и настроение у него было прекрасное! У Грушина тоже. Дела недавно открывшей фирмы «Грушин и К°» шли отлично. Благодаря Артему.

Два человека в прекрасном настроении двигались навстречу судьбе. Не успев затормозить на перекрестке, Даниил Грушин тюкнул бампером ехавшую впереди машину. Послышался визг тормозов, звон разбитого стекла, который отозвался болью в огромном Ванином сердце. Ибо тот обожал машины как живые существа и к их травмам относился так же, как к переломанным человеческим костям. А серьезные повреждения переживал, словно тяжелую болезнь, и спешил на помощь.

Опытным взглядом Ваня определил, что новенькие «Жигули-восьмерка» набили приличную шишку, но жить будут. Вылезший из машины человек доверия не внушал. Взгляд рассеянный, переживания не наблюдается.

«Не водитель», — подумал Ваня Смирнов и невольно сделал шаг навстречу красивому, безукоризненно одетому мужчине с глазами, похожими на речные омуты.

Даниил Грушин и в самом деле не относился к разряду фанатов-автомобилистов. Машина для него была вещью, причем вещью бездушной, существующей исключительно ради удобства передвижения. И для престижа. Он не заботился о ней, не холил, не лелеял и никогда с ней не разговаривал, как с живым существом. В отличие от Вани, который не умел разговаривать с людьми, но зато часами изливал душу машинам.

Ваня Смирнов, открыв рот, наблюдал, как Грушин вытаскивает портмоне, а из-за руля старенького «Москвича», сопя от напряжения, вылезает дядечка в потрепанной кепке.

— Товарищ, вы…

— Сколько стоит твоя консервная банка?

Потом Ваня смотрел, как дядечка торопливо засовывает в карман пачку денег и спешит к своему «Москвичу», сопя теперь уже от возбуждения. Пока господин не передумал. Ведь повреждения не столь значительны! Грушин в то время расставался с деньгами легко. Он уже почувствовал вкус крови, то есть больших денег. И думал, что так будет длиться вечно.

— Пустяки! — сказал он, обращаясь к Ване.

Тот обошел машину и потрогал разбитую фару. Потом с сожалением покачал головой. Совсем новенькая! Новорожденная! И уже есть травма! Какая жалость!

— Сделаю, — вздохнул он.

— Пустяки! — пожал плечами Грушин. — Не сегодня-завтра на иномарку пересяду. А это так…

Ваня слегка опешил. И, заикаясь, сказал:

— Это же… это… Нельзя так! Относиться.

— Ты кто? — сообразил наконец Даня.

— Так. Иду вот.

— Ну и иди. Хотя постой! Машины, значит, любишь?

Смирнов молча кивнул.

— А работа у тебя есть?

Ваня кивнул еще раз.

— В армии отслужил?

Получив в ответ еще один кивок, Грушин рассмеялся:

— А ты, я вижу, неразговорчивый! Ценное качество! И как зарплата? Не обижают?

Ваня молча пожал плечами.

— Нравишься ты мне, — сказал Даниил Грушин. — Черт его знает! Интуиция, что ли? Ты вот что. Как тебя, говоришь, зовут?

— Ваня.

— Вот тебе, Ваня, моя визитка. Приходи завтра в мой офис, — важно сказал Грушин. В то время он еще не морщился от слова «офис», напротив, начинал себя уважать. Вот, мол, мне еще нет тридцати, а у меня уже есть офис. И собственная фирма. — Времена, Ваня, меняются, — наставительно сказал он. — Вот и ты не теряйся. Бросай работать на государство, начинай работать на себя. Ну, давай.

И, хлопнув парня по плечу, Грушин полез в машину. «Жигули» уехали, а Ваня Смирнов все еще стоял, раскрыв рот. Господин произвел на него впечатление. Таких людей Ваня еще не встречал. Раскованных, уверенных в себе и богатых. Грушин вел себя так, будто весь мир принадлежал ему. И все женщины мира. Ваня не сомневался, что Грушин имеет у противоположного пола бешеный успех. Еще бы! В одночасье Даниил Грушин стал его кумиром. Идеалом, достичь которого невозможно, но стать человеком, ему необходимым и все время быть рядом, — это вполне!

На следующий день Ваня уволился из автомехаников и поехал в офис к Даниилу Грушину, чтобы отныне стать его верным рабом. С тех пор прошло одиннадцать лет. Много воды утекло, многое изменилось. Но на формирование Ваниной личности решающее влияние оказал именно Даниил Грушин. Много лет он просидел за рулем машины, в которой шеф колесил по городу. Переговоры, деловые встречи, поездки в банк, свидания с женщинами, о которых знал только личный шофер. Чего только Ваня не насмотрелся! Именно Грушин сделал из Вани безотказный механизм, который работает практически бесшумно. И не требует особых затрат.

Причиной их разрыва была Ольга. Именно она настояла, чтобы при разделе фирмы безотказный Ваня отошел Артему. Самого Ваню никто при этом не спросил. Тот подозревал, что хозяйка ревнует. Ведь Ваня ходил за Грушиным как приклеенный и смотрел на хозяина, открыв рот. Влюбленными глазами. В выходные торчал у Грушиных, пока его не отсылали по делам. Он щеголял в костюмах Грушина, тех, которые тому поднадоели. Благо они были одного роста. Костюмы висели на Ване мешком, но он все равно был доволен. Ваня стригся «под шефа». Уловил его интонацию и манеру тонко улыбаться, чуть приподнимая брови в самые значительные моменты разговора. Так же отвешивал ироничные поклоны, что выглядело как откровенное шутовство. И Ольга не выдержала.

— Видеть его не могу! Ты слышишь? — сказала она мужу.

— Дорогая, это неприлично. Ваня столько для тебя сделал!

— Но он смотрит на меня как на врага! Такое ощущение, что шофер в тебя влюблен!

— Не перегибай. У Вани есть девушка. Он нормальной ориентации.

— Да при чем здесь ориентация? В его присутствии я не могу тебе возразить! Я все время ловлю на себе осуждающий взгляд! Его присутствие в доме меня раздражает!

— В таком случае ты единственная, кто замечает Ванино присутствие.

— Я понимаю: он столько лет на фирме. Но его никто и не собирается увольнять! Ваня уйдет к Реутову с сохранением зарплаты. Надеюсь, Артем не будет возражать?

Артем не возражал. Напротив. Последнее время Грушин все реже появлялся в офисе, и Ваня возил коммерческого директора. И выполнял преимущественно его распоряжения. Артем Дмитриевич к Ване уже привык. Ольгу сменила Анюта. Жидкость в бачке по-прежнему заканчивалась, колеса спускали, масло подтекало, в салоне пахло бензином. Обе женщины ничегошеньки не соображали в автомобилях. И не имели понятия, что такое общественный транспорт. Поэтому Ваня был человеком незаменимым.

Никто не задумывался: а что у Вани на душе? Сколько часов в день он спит? Почему такой худой? Болен или здоров? Он не возразил против того, чтобы остаться с Артемом Дмитриевичем. Не отпросился в отпуск. Не потребовал прибавке к зарплате. Хотя с некоторых пор крайне нуждался в деньгах.

…Ее звали Ирочкой. И она была хорошенькой. Очень хорошенькой. В глазах Вани просто королевой! Ваня шел по улице рядом с Ирочкой и невольно выпрямлял спину. Он был чрезвычайно горд, что идет рядом с такой девушкой! Грушин и Ирочка — вот два его кумира! И пожалуй, что Ирочка на первом месте.

Беда в том, что Ирочка хорошо знала себе цену. И совсем не любила бедного Ваню. Но она не была дурочкой. Отнюдь. Поначалу скромничала, довольствовалась малым. Пока рыбка еще не села на крючок и не настала пора потянуть за удилище.

У Ирочки имелись двое младших братьев и еще две сестры. А родители — люди небогатые. То есть к жилищным проблемам симпатичной девушки добавлялись и материальные. Ирочка не стремилась решить и те, и другие, работая в поте лица. Училась она плохо, а после школы окончила курсы парикмахеров и устроилась в элитный салон. Но стригла отвратительно! И постоянно опаздывала на работу. И ругалась с начальством. И долго могла болтать по телефону, оставив клиента в кресле с наполовину остриженной головой. А то и объясняла что-то подругам, жестикулируя одной рукой, а другой энергично орудуя машинкой для стрижки волос. На нее то и дело сыпались жалобы, но Ирочка не оправдывалась, а огрызалась. Потому как поднаторела в баталиях с братьями и сестрами. Характер у нее был — дай боже! Боевой! Но и в начальниках ходили не тихони.

Поэтому Ирочке пришлось сменить несколько салонов, прежде чем в ее кресле очутился Ваня Смирнов. На вопрос: «Как вас постричь?» — Ваня ответил довольно остроумно. Быть может, впервые в жизни. Молча сунул Ирочке фотографию Даниила Грушина. И без того стеснительный, он и вовсе оробел, увидев хорошенькую парикмахершу. Короткая юбка, из-под которой выглядывали стройные ножки, привела его в трепет.

— Боже! — воскликнула Ирочка. — Это кто? Киноартист? Какой интересный!

Так начался их роман. С взаимной симпатии к Даниилу Грушину, хотя Ванина прическа была безнадежно испорчена. Но он не переживал. В качестве компенсации симпатичная девушка предложила свести ее в ресторан. Ваня был для Ирочки легкой добычей. Она могла болтать без умолку за обоих. Ваня, как всегда, не возражал. Вскоре Ирочка переехала к нему. Вести Ваню в ЗАГС она не спешила, хотя зарплату забирала как законная жена. Всю, до копейки. Жили они в маленькой комнатке, в малогабаритной «двушке» Смирновых. Из очередного салона Ирочке пришлось уйти: не сошлась характером с начальницей. Вновь на работу, к капризным клиентам, к требовательным начальникам Ваня ее не гнал. Прошло полгода. С ребенком решили не спешить, вопрос об Ирочкиной работе не поднимался. Она так устала и так перенервничала! Надо отдыхать.

Мало-помалу Ирочка начала роптать. Настала пора выуживать рыбку. Квартирка маленькая, Ванины родители смотрят на нее косо, денег постоянно не хватает. А она так молода и так красива! Хочется одеться. Хочется поехать на курорт. За границу. Много чего хочется. Так что давай, милый, старайся! Делай карьеру!

Ну, к кому еще Ваня мог обратиться за советом? Разумеется, к своему кумиру! К Даниилу Грушину! Вот у кого огромный опыт во всем, что касается женщин! И с шефом, единственным из людей, Ваня был разговорчив.

Вот и сегодня по первому же звонку Ваня кинулся к бывшему хозяину со своими проблемами. Ирочка опять капризничает, а советы Грушина всегда помогали. Разумеется, тот нуждается в очередной услуге. Но за это научит, подскажет, как быть.

Он сидел на диване и листал журналы в ожидании хозяина. Что-то долго не идет. Случилось что-нибудь? Может быть, Грушин про него просто забыл?

Ваня не удивился бы этому. Про него часто забывали. Ваня мог часами сидеть в приемных, ожидая, когда секретарша обратит на него внимание. Эти девушки в приемных были слишком красивыми, чтобы он осмелился их побеспокоить. И ждал, ловил момент, когда взгляд нимфы упадет на его скромную персону. Или пока ее шеф не выйдет из кабинета, обводя ожидающих аудиенции рассеянным взглядом:

— Ко мне тут Реутов подослал человечка…

— Я, — моментально вскакивал Ваня.

— Что ж ты молчишь?! А ну давай скорее!…

С Грушиным они, как правило, беседовали в его кабинете, на втором этаже. Ваня знал о тайной лестнице и о тайной двери, разделяющей кабинет и каминный зал. Потому что неоднократно ими пользовался. Да, у них с Даниилом Грушиным были свои секреты. Он знал о том, что произошло между Ингой и хозяином. Он знал…

Проще сказать, чего Ваня не знал. Ведь его не замечали! Если бы Артем Дмитриевич Реутов снизошел хоть раз до личного шофера, быть может, и не дошло бы до двух убийств? Но увы!

Подождав минут пятнадцать, Ваня встал с дивана и аккуратной стопочкой сложил журналы. Грушин поднялся на второй этаж. Надо подняться следом. Скорее всего, хозяин по привычке ждет Ваню в кабинете. Неудобно о себе напоминать, но не сидеть же всю ночь на диване? Ирочка ждет. Вот уже полгода, как они живут на частной квартире. Она там одна, скучает и ни за что не ляжет спать, пока не вернется Ваня. Так, во всяком случае, она сказала. Теперь, когда у него была Ирочка, он стал более решительным.

Если бы Грушин не забрал мобильник, Ваня мог ждать до бесконечности. Но Ирочка… Она же будет волноваться! Будет звонить! И, не услышав его голоса, расстроится. Будет его искать, кинется в милицию. Начнет звонить по моргам, по больницам. Так, во всяком случае, она сказала.

И Ваня решительно двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж…

ПИКИ: СЕМЬ, ВОСЕМЬ, ДЕВЯТЬ…

Что же произошло за те пятнадцать минут, пока шофер сидел в гостиной, листая журналы?

Поднявшись наверх и открыв дверь каминного зала, Даниил Грушин увидел, что гости чрезвычайно взволнованны. Артем прохаживался взад-вперед. Инга нервно покусывала губы. А Валентин просто оцепенел.

Инга страдала из-за того, что шампанское во второй бутылке закончилось, а третьей на столе не наблюдается. Ее колотила дрожь. Нет, Грушин так просто из дома не выпустит! Ну зачем она приехала? Зачем?!

Артем пытался вспомнить, что же за человек его личный шофер. Можно ли ему доверять? Ну, узнает он о присутствии шефа в доме, где произошли два убийства. И что? До сих пор Ваня никак себя не проявил. Прозрачен, как стекло. Глупость сделал, что не спустился вниз и не отослал его отсюда ко всем чертям. А с другой стороны — кто поведет машину? Артем чувствовал, что перебрал спиртного. И теряет над собой контроль. Вспомнил, как, будучи студентом первого курса, почуяв свободу, принял участие в коллективной пьянке, и кончилось это печально. Артему было плохо, и еще он затеял драку с местными.

Между местным населением мужского пола и студентами престижного вуза издавна была вражда. То местные поймают студента и поколотят, то те в отместку изобьют кого-нибудь из обидчиков. Артем вообще-то был тихим, но тут впал в буйство и пошел искать приключений на свою голову.

Голову ему разбили, а заодно сломали руку. Хорошо, что левую. Писать он мог, на лекции ходил по-прежнему, но урок запомнил на всю жизнь. Ни в коем случае не напиваться! Иначе клапан сорвет и ярость вырвется наружу. Но сегодня Реутов выпил уже не одну рюмку водки, и не помогло. Боль в груди не утихала, напротив, там разгорался пожар.

Сид, который не отличался острым умом, все еще раздумывал над словами Грушина. Насчет ошибки убийцы и о том, что Грушин был лучшего мнения о его жене. О Прасковье. Что мать натворила? Почему этот гад позволяет себе намеки?

Сама писательница думала о том же. Нечего было распускать язык! Да еще и мерзавка Кира, которая бегала сюда за очередной дозой героина! И наверняка наболтала лишнего. Но Даня! Каков? Это же провокация! Теперь она поняла!

Валентин Борисюк чувствовал себя хуже всех. Он тоже сообразил: это ловушка. Пока не раздался звонок в дверь, надежда еще оставалась — Грушин ничего не знает. Это ошибка, случайность. Его, Валентина Борисюка, приняли за кого-то другого! Но теперь он понял: так просто из этого дома не выпустят. Что? Неужели в тюрьму? Он был наслышан об ужасах, которые там творятся. Валя рос в уютной квартирке со всеми удобствами, обихоженный и обласканный. Да, родители постоянно ссорились из-за денег, которых не хватало, но на качестве приготовленной пищи и чистоте постельного белья это не отражалось. Мама готовила великолепно, а белье пахло лавандой.

Теперь же кандидатки в жены, сменяя друг друга, поддерживали порядок в его квартире, а мама по-прежнему приносила знакомые с детства кастрюльки с едой, которую оставалось только разогреть. И регулярно забирала грязное постельное белье, принося взамен то, что знакомо пахло лавандой. Тюрьма — это ужас! Кошмар! Вонь, грязь, нечистоты. Нет, в тюрьме ему не выжить!

А как же карьера? Валентин был в шоке. Сначала следователь, а теперь — этот… Свидетель. Но, может, Грушин ошибся?

Вот он, стоит на пороге. Улыбается.

— Прикройте, пожалуйста, дверь, — попросила Прасковья Федоровна. — Дует.

— И этот… как там его? Может услышать голоса, — напомнил Сид.

Грушин послушался и плотно прикрыл за собой дверь.

— Ну что, гости дорогие? Созрели?

— Созрели для чего? — презрительно спросила Инга.

— А ты, я вижу, маешься? Шампанское кончилось, а тебе стыдно признаться Артему, что ты употребляешь и крепкие спиртные напитки. И пивком балуешься. И дымишь, как паровоз.

— Что ты несешь? — пробормотала Инга.

— На спор: у нее в сумочке пачка сигарет. Сейчас она мечтает о том, чтобы выйти на чердак и тайком покурить. Хоть одну затяжечку! Ну что, Инга? Угадал? Артем, да перестань маячить!

— Все-таки я пойду отправлю шофера, — сказал тот.

— А может, это не он? — спросила Прасковья Федоровна. — Может, соседи?

— В одиннадцать ночи? — фыркнула Инга.

— Нет, это не соседи, — сказал Грушин. — Это действительно мой бывший личный водитель, который вот уже с год возит Артема. Я его вызвал, и он приехал.

— Постой-ка… С год! — Артем остановился и хлопнул себя по лбу. — Вот оно! Еще один человек, который работает на моей фирме со дня ее основания! То есть с того момента, как мы разделились! И как я раньше не сообразил? Ведь он тебе в рот смотрел! Ольга потому и избавилась…

— А ты не спеши с выводами, — улыбнулся Грушин. — Тебе бы только крайнего найти. Между прочим, в отличие от остальных, у тебя богатый выбор. Ты только посмотри! Инга, Валентин, теперь еще и шофер!

— Грушин, ты на что намекаешь? — вскинулась Инга.

— На то, что Артема Дмитриевича Реутова вот уже около года шантажируют. Да, я открываю одну карту. Позиция минус один.

— Я так и думала, — с удовлетворением кивнула писательница. — Между прочим, Даня, ты нам не Америку открыл. Представить себе владельца фирмы, богатого человека, у которого шикарная машина, квартира и немалые деньги в роли шантажиста… Это просто смешно!

— А представить Киру в роли шантажируемой? — тихо спросил Грушин.

— Еще смешнее!

— Тогда кого же она шантажировала? Может быть, Артема? Раз один шантажируемый открылся? — предположил хозяин.

— Мы никогда с ней раньше не пересекались, — пожал плечами Артем.

— Ну, пути Господи неисповедимы.

— Может быть, хватит? — влез в разговор Сид. — Чего делать с шофером? Он же сейчас поднимется сюда!

— Ну, наш Ваня человек терпеливый, — усмехнулся Артем. — Может всю ночь просидеть на диване, пока не позовут.

— Валентин, а ты почему молчишь? — обратилась к заму по рекламе Инга. — Да что это с тобой?

— Господин Борисюк догадался, что для него все кончено, — рассмеялся Грушин. — И думает о тюрьме. Там такие ужасы! Представьте себе: ведь его будут бить! Возможно, ногами. А может, и чего похуже. Через несколько лет он выйдет оттуда калекой. Если выйдет. Следователь тебя просветил перед смертью, Валентин? Что бывает в тюрьме с такими, как ты?

Борисюк не ответил. Он впал в болезненное состояние, когда единственная мысль, оставшаяся в голове, бегает по кругу, словно мышь в клетке. Мечется лихорадочно, в поисках выхода. А выхода нет.

— Может быть, мне спуститься к Ване? — вызвалась Инга. — Я бы могла с ним поговорить.

— Но тогда он увидит тебя здесь, ночью, и подумает… Он что, знает? — спохватился вдруг Артем.

— Знает о чем? — упавшим голосом спросила Инга.

— Если твое появление ночью, в этом доме, в отсутствие хозяйки не удивит Ваню, то…

Инга спохватилась: сказала глупость! Выдала себя с головой! А Прасковья Федоровна откровенно рассмеялась. И сказала с торжеством:

— Ну что, милочка? Попалась! И в самом деле! Обманывать такого приличного человека! Ай-яй-яй!

— Значит, все-таки было.

И Артем уставился на Ингу тяжелым взглядом…

ПРОДОЛЖЕНИЕ НА ПИКАХ: ДЕСЯТЬ, ВАЛЕТ…

— Ну и что такого? — начала оправдываться Инга. — Я целый год здесь работала! Может быть, меня по старой памяти попросили помочь по хозяйству!

— Кто попросил? — не отрывая от нее взгляда, негромко поинтересовался Артем.

— Ольга! Она мне доверяет!

— А если я ей сейчас позвоню? Грушин — телефон!

— А почему ты мною командуешь? — разозлился тот.

— Я сказал! Телефон! Быстро!

И Артем, сжав кулаки, пошел на бывшего друга. Неизвестно, чем бы закончилась сцена, но в этот момент произошло нечто неожиданное.

Стеллаж с книгами, за которым находилась потайная дверь, вдруг поехал в сторону. Бесшумно, но заметившая это краем глаза Прасковья Федоровна развернулась всем телом, вытаращила глаза и вдруг отчаянно завопила:

— Смотрите, смотрите!

Артем повернул голову и замер. Его кулаки невольно разжались. Грушин тоже опешил. У Сида отвисла челюсть.

— Трупы живые! — взвизгнула писательница. — Они живые!

Инга громко ахнула. Стеллаж с книгами остановился. В открывшемся проеме стоял Ваня Смирнов. Лицо у него было зеленое. Похоже, что Ваню тошнило. За спиной шофера откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов. Из груди у которого по-прежнему торчал нож с рукояткой из слоновой кости. На крюке висела мертвая Кира. Не удивительно, что Ване стало плохо, когда он все это увидел.

Поднявшись на второй этаж, Смирнов задержался у двери каминного зала. Но дверь была плотно прикрыта, и Ваня по старой привычке толкнулся в следующую. Та была не заперта. Очутившись в кабинете Грушина, он первым делом подумал: а почему так темно? Почему горят свечи? И что за человек сидит в кресле хозяина? Потом Ваня сообразил, что под потолком что-то висит. Или кто-то. Подошел к столу, чтобы рассмотреть. И тут увидел, что сидящий в кресле незнакомый ему человек мертв. И женщина, висящая на люстре, тоже. На рычаг он нажал машинально. Чтобы поскорее отсюда выйти. Ибо его затошнило.

Немая сцена. Ваня, переживший неподдельный ужас при виде двух трупов, уставился на сидящих за столом людей. Те — на него. Ваня постепенно начинал соображать, что присутствующие в каминном зале ему знакомы. Кумир Грушин, нынешний босс Артем Дмитриевич, Инга и Валентин. А эти двое — семейная пара, соседи по поселку. Сталкивались не раз.

Что же здесь происходит? Ваня посмотрел на бывшего хозяина и, заикаясь от страха, невразумительно произнес:

— Это… это… это…

Договорить ему не дали. Неожиданно для всех Валентин Борисюк вскочил и кинулся к буфету. Выхватил оттуда пистолет, держа его двумя руками, наставил на Ваню Смирнова и несколько раз нажал на курок. Раз, два, три…

Раздался страшный грохот! Женщины закричали, зажали руками уши. Грушин кинулся к Валентину. Артем отчего-то кинулся к Ване, который рухнул как подкошенный на пороге. Сид замер на мгновение, что-то соображая, потом тоже кинулся к Валентину.

На пару с Грушиным они принялись отбирать у того пистолет. Валентин не сопротивлялся. После нескольких выстрелов руки у него дрожали. Пистолет и в самом деле был очень тяжел. Наконец Грушин выхватил его и положил на край стола.

— Надо его связать! — закричал Сид и принялся выкручивать Валентину руки.

— Господи, чем?… — простонала Прасковья Федоровна.

Хозяин дома принялся стаскивать с Валентина его же брючный ремень. А Артем закричал:

— Я же говорил! Да заприте наконец этот чертов буфет!!!

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Грушин, скручивая Валентину руки за спиной. Впрочем, тот и не сопротивлялся.

Борисюка связали и оставили на полу. Тот со стоном повалился на бок. Грушин, тяжело дыша, поднялся с колен. Сид отер рукой мокрый лоб и тоже выпрямился.

— Ваня… Ваня, может, он жив? — с надеждой прошептала Инга.

— Какое там! — отозвался Артем из кабинета. — Две пули в грудь, одна в голову! Полчерепа ему снес, придурок! И где только стрелять научился?

— С пяти метров сложно промазать, — отозвался Грушин. — А про калибр я уже говорил. Самое мощное личное оружие. Не считая автоматических пистолетов. Ну, Валентин! Ну, удивил!

— Это у него так вышел нервный стресс, — предположила Прасковья Федоровна.

— Да вы бы заткнулись! — выругался Артем. — Если каждый, у кого нервный стресс, будет в людей палить… Валентин, за что ты его убил?

Борисюк не ответил, только застонал. И, скрючившись, уткнул лицо в колени.

— Значит, и следователя убил он? — предположила все та же Прасковья Федоровна. — И… и Киру? Но за что?!

— А вот мы сейчас разберемся, — угрожающе сказал Артем. — Я столько трупов за всю свою жизнь не видел! Черт знает что! Кого-то убивают с периодичностью в час.

— В таком случае у нас еще один час до полуночи, — мрачно пошутил Грушин.

— Но надо же выяснить… — негромко сказала Инга. — За что он их?

Борисюк скрипнул зубами.

— Такой приличный молодой человек! — покачала головой модная писательница. И вдруг сообразила: — Ведь мы же вместе с ним осматривали дом! Вдвоем! Я была в компании с убийцей! Моя жизнь подвергалась смертельной опасности! Сид!

— Парень избавился от свидетеля, — отозвался тот. — И что?

— А мы? — удивилась писательница. — Мы разве не считаемся? Ведь мы же знаем, кто убил! Неужели мы все будем молчать?

— Прасковья Федоровна, я бы вам не советовал делать поспешных выводов, — сказал Даниил Грушин.

— Почему поспешных? Ведь мы же все видели! Своими глазами! Боже! Соседи могли услышать выстрелы!

— Кого здесь волнуют звуки выстрелов? — с иронией произнес Даниил Грушин. — Уверяю вас: никто даже не дернется. И в милицию не позвонит.

— А мы? — с надеждой спросила Прасковья Федоровна.

— Мать… — тронул ее за руку Сид. — Ты бы тоже не дергалась.

— Я не совсем поняла…

Артем вышел из кабинета и спросил:

— Что делать? Оставить как есть? Я закрываю дверь. Меня от этого зрелища мутит.

Он потянулся к рычагу, и стеллаж с книгами поехал на свое место. Инга вдруг начала смеяться:

— Ха-ха-ха! Три трупа, и все в одной комнате! В доме, где двадцать комнат! Не меньше! Ха-ха! И бассейн! И гараж! И сауна! Ха-ха! В огромном доме убивают почему-то в одной комнате! В кабинете Грушина! Ха-ха! Почему вы не смеетесь?!

— Дайте ей воды, — посоветовала Прасковья Федоровна.

— Лучше пощечину. Так в кино делают, — ухмыльнулся Сид.

Артем подошел и легонько потряс женщину за плечо:

— Инга! Эй! Ты меня слышишь? Перестань, ну же! Перестань!

Она вдруг вскинулась, перестала смеяться и со злостью сказала:

— Отойди от меня!

— Что? — опешил Артем.

— Отойди! Вы все здесь! Маньяки! Уроды!

— Истерика, — констатировал Грушин. — Срочно надо шампанского.

— И ты урод! Самый урод из всех уродов!

— Может, она одновременно была еще и любовницей этого молодого человека? — предположила Прасковья Федоровна.

— Какого молодого человека? — удивился Артем. И через плечо кивнул на стеллаж: — Того, которого только что убили?

— Нет. Того, который убил, — трагическим шепотом сказала писательница.

Инга вновь начал смеяться. Валентин Борисюк поднял голову и громко сказал:

— Да пошли бы вы все…

— Слава богу! Он приходит в себя! — вздохнула Прасковья Федоровна.

— Скажем, выходит из шокового состояния, — заметил Грушин.

— А можно сказать, что он убил Ваню в состоянии аффекта? — задумчиво спросил Артем.

— А остальных? — удивилась писательница. — Остальных в каком состоянии убил?

— Да пошли бы вы все… — повторил Валентин.

— Знаете что? Надо его запереть! — решила

Прасковья Федоровна. — Для пущей безопасности.

— Где? С трупами? — с иронией спросил Грушин.

— Ну зачем же с трупами? В доме что, мало комнат?

— Именно с трупами, — высказался Артем. — Чтобы дошло.

— Но, может быть, он нам сначала все расскажет? — Инга перестала смеяться и вернулась к интересующей ее теме.

— Ты-то почему так волнуешься? — уставился Артем на свою любовницу.

— Потому. Меня обвинили в шантаже. А убийца — он, — кивнула Инга на лежащего на полу Валентина. — Я хочу справедливости.

— Или спихнуть все на того, кто невзначай себя выдал, — вмешался Грушин.

Артем подошел к Борисюку и, нагнувшись, спросил:

— Валентин, эй! Ты нам расскажешь?

— Я вам уже рассказал, — отозвался вдруг Борисюк.

Он и в самом деле постепенно начинал приходить в себя. И почувствовал боль в связанных руках. Голова тоже болела. Только теперь он сообразил, что сделал еще хуже, чем было, вместо того чтобы исправить положение. Но когда бросился к буфету за пистолетом, не отдавал отчета в своих поступках. Это был импульс, толчок изнутри, неведомая сила, которая и кинула его к буфету. И заставила стрелять в Ваню Смирнова.

— Когда рассказал? — удивился Артем. — Там? Внизу?

— Да. Только вы не поняли.

— Постой-ка… Ты сочинил какую-то нелепую историю. Дай-ка припомнить… Я даже в нее не поверил. Мол, кто-то тонул, а ты не спас. Убил, но не нарочно.

— Это я потом сочинил. Потому что испугался. И вообще… Пошли бы вы все…

— Его надо отвести наверх и положить на кровать, — вздохнула Прасковья Федоровна. — А дверь запереть. А нам все расскажет Даня.

— И в самом деле! — хлопнул себя по лбу Артем. — Я же забыл! Есть человек, который в курсе, кто, кого и за что убивает! Но теперь-то можно пролить свет на эту историю? Когда все уже закончилось?

— А ты уверен, что закончилось? — загадочно усмехнулся Грушин.

— Уверен, — твердо ответил Реутов. — Потому что ты дашь мне сейчас ключ от буфета.

— Значит, вы предлагаете мне открыть еще две карты, — задумчиво сказал хозяин дома. — Шантажируемого и шантажиста. А что мне тогда останется?

— Мы не предлагаем, — поддержала Артема Инга. — Мы требуем. Комедия окончена. Ты запираешь буфет от греха подальше. И вызываешь милицию.

— Предлагаю после полуночи, — сказал Грушин.

— То есть? — уточнил Артем. — После полуночи запираешь буфет? После полуночи нам все рассказываешь? Или милицию вызываешь после полуночи?

— А что решает один час?

— Ничего не решает. Но буфет ты запрешь сейчас, — велел Артем. — Инга права. От греха подальше. Кстати, проверьте — ампула на месте?

Прасковья Федоровна подошла к буфету, протянула руку.

— Стоять! — выкрикнул Артем. — Руки! Руки назад!

— Что? Что такое? — испугалась писательница, отдернув руку.

— Это мы уже проходили. Каждый задерживается у буфета как бы невзначай, а потом выясняется, что пропало орудие убийства! — сказал Реутов.

— Но я ничего отсюда не брала!

— Вот и отойдите от буфета! Грушин, ключ!

Тот безропотно полез в карман со словами:

— В конце концов, если у кого-то возникнет потребность, в доме полно тяжелых предметов, которыми можно было бы…

— Заткнись, — сказал Артем, забирая у него ключ.

Он подошел к буфету и обратился к присутствующим:

— Минутку внимания. Ампула с ядом лежит на месте, целая и невредимая. Кто не знает: цианистый калий на свету разлагается, отсыпать его нельзя. То есть бесполезно. Прасковья Федоровна, ампула на месте?

— Да. Лежит, — кивнула писательница.

— Целая?

— Да. Абсолютно!

— Я запираю буфет.

Артем повернул ключ в замке, потом для убедительности подергал ручку. Мол, все надежно.

— Замочек-то можно взломать, — задумчиво сказал Сид.

— А ключик сунуть к себе в карман, — усмехнулся Грушин.

В ответ на его слова Артем подошел к балкону и отдернул тяжелую портьеру. Открыл дверь, благо Сид уже поработал над шпингалетами, и они свободно проворачивались в пазах. И зашвырнул ключ на участок. Внизу еле слышно звякнуло.

— Вот так, — с удовлетворением произнес Артем, закрыл балконную дверь и задернул портьеру.

— Ущерб домашнему имуществу, — заметил хозяин дома. — И как я теперь отопру буфет? Вещь-то старинная! Ценная! Красного дерева!

— Уверен — где-нибудь лежит дубликат. Но не у тебя в кармане. А с тебя я теперь глаз не спущу. Теперь насчет тайны, которую ты собираешься открыть: немедленно! Ты слышишь? Тогда мы подумаем, можно ли отложить визит милиции до полуночи.

— Решительно же ты взялся за дело! — рассмеялся Грушин. — Сразу видно — начальник! Птица высокого полета! Но не все здесь твои подчиненные. Надо бы спросить у них согласие. Доверяют тебе или не доверяют? Проголосуем, господа?

— Лично мне нравится, какдействует этот… гм-м-м… руководитель, — сказала Прасковья Федоровна, не решившись назвать Артема «молодым человеком».

— Ничего не имею против, — пожал плечами Сид.

— Артем знает, что делает, — высказалась Инга.

— А ты? Валентин? — обратился к лежащему на полу Грушин.

— Да пошли бы вы все…

— Тренируется, — вздохнул хозяин дома. — Осваивает ненормативную лексику. В тюрьме пригодится. Итак, большинством голосов мой друг получил вотум доверия. Вопрос первый: что делать с Борисюком?

— Его и в самом деле лучше отвести наверх и закрыть в одной из спален, — принял решение Артем. Получив поддержку большинства, он без колебаний взял бразды правления в свои руки. — Пойдут Грушин и Сид.

— Ты же сказал, что отныне глаз с меня не спустишь, — напомнил хозяин дома.

— Сид за тобой присмотрит. А я — за дамами.

— Принято, — кивнул плейбой и подошел к лежащему на полу Борисюку. — Ну, поднимайся! Давай!

— Постойте-ка! — спохватилась вдруг Прасковья Федоровна. — А пистолет?!

И тут все вспомнили, что «Магнум», из которого Валентин стрелял в Ваню Смирнова, по-прежнему лежит на краю стола.

— Черт! — хлопнул себя по лбу Артем. — Ив самом деле! Сколько патронов осталось в обойме? Грушин?

— Достаточно.

— Хватит паясничать! Отвечай!

— Магазин шестизарядный. Валентин выстрелил три раза.

— Значит, в нем осталось еще три патрона. И в самом деле, достаточно!

— Чтобы нас всех поубивать! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— Черт! — повторил Артем. — А я уже запер буфет!

— И выбросил ключ в окно, — напомнил Грушин.

— И куда девать пистолет? — обратился Артем к гостям. — Какие будут предложения?

— Лично я вам доверяю, — сообщила писательница. — И только вам. Возьмите пистолет и спрячьте его. Где-нибудь. Чтобы никто не знал.

— Мать, а вдруг он того? — высказался Сид. — Убийца?

— Но ведь нам и так все уже ясно, — жалобно сказала Прасковья Федоровна. — Убийца известен. Ты и Даня ведете наверх Валентина, наш руководитель идет вниз и прячет пистолет. А мы с Ингой остаемся здесь.

— Итак, без присмотра Артем, — констатировал Грушин. — Ибо мы теперь не можем разбиться на пары. Кстати, моя спальня запирается только изнутри. И Ольгина тоже. Снаружи можно запереть только санузел.

— Ну и оставьте его в ванне! — посоветовала Прасковья Федоровна.

— Ну? Ты встанешь, наконец? — вновь обратился Сид к неподвижному Борисюку. Тот нехотя поднялся с пола. И зло сказал:

— Сволочи! Вы все отмажетесь, да? Сухими из воды выйдете! Так и знал! Я сегодня крайний! Сволочи!

— Но ведь никто не заставлял вас стрелять в шофера! — напомнила Прасковья Федоровна.

— Это Грушин, — сказал Валентин. — Он все подстроил. И вас дожмет. Предупреждаю. У него все рассчитано.

— Поменьше разговаривай, — сквозь зубы процедил Артем. — Пока все видели, как ты стрелял в Ваню. И следователь, с которым ты беседовал, мертв. И Киру ты мог задушить. Вполне! Пока бродил по дому. Так что давай шагай!

В сопровождении Сида и Грушина Валентин, руки которого были связаны брючным ремнем, вышел из каминного зала.

Артем подошел к столу и с опаской взял пистолет. Только что на его глазах из этого оружия убили человека. Впечатляет.

— Осторожнее! — выкрикнула Прасковья Федоровна. — Вы умеете обращаться с оружием?

— Что? Да, разумеется, — кивнул Артем. — Я же сказал: у меня коллекция. Между прочим, это ценная вещь. У меня есть нечто похожее. Тоже «Маг-нум», но модель другая. Ствол четыре дюйма, а не шесть с половиной. Мощное оружие! Прав Грушин! Ну, разумеется, я умею с ним обращаться! Ждите меня здесь, дамы.

Реутов не оглядываясь вышел. Прасковья Федоровна и Инга остались наедине. Писательница глянула на бывшую модель и живо спросила:

— Вина? Или водки?

— Что?

— Нам срочно надо выпить. Пока мужчин нет. Милочка, меня можешь не стесняться.

— Вина, — вздохнула Инга.

Прасковья Федоровна ловко взяла бутылку и наполнила оба бокала щедро, до краев.

— Надеюсь, Даня не обеднеет. Кстати, давно хотела тебя спросить: и как он?

— То есть? — Инга сделала несколько внушительных глотков. Попав в организм, закаленный в походах по ресторанам, две бутылки шампанского ушли, словно в зыбучий песок. Выпить она могла много.

— В постели. А? — жадно спросила писательница.

— Вам-то что? — усмехнулась Инга.

— Ну, все-таки! Такой мужчина! Ведь Даня потрясающе красив! Фантастически! У него такие руки!

— Да-а… — протянула Инга. И неожиданно сказала со злостью: — Да вы бы молились на своего мужа! Он-то, по крайней мере, нормальный!

— А Грушин? Он что? Извращенец? — с придыханием сказала Прасковья Федоровна. И ее богатое писательское воображение живо нарисовало наручники, цепи и хлысты. Как необычно! И какая пища для эротических фантазий! Надо бы срочно разговорить эту девицу. Подпоить и разговорить.

— Если бы вы знали, чего мне стоило уложить его в постель! — с отчаянием сказала Инга. — Я ведь думала: это мой шанс! Подружка так и сказала, устраивая меня к Грушиным. Не упусти, мол. Старалась… Дура! Но он же просто чудовище! Бесчувственный эгоист! О, нет! Он умеет обращаться с женщинами! Если того захочет! Но он просто обожает их унижать! Живых! А поклоняется мертвым! Чудовище!

— Он что, тебя бил? — живо спросила Прасковья Федоровна.

— Ну да. Высек. Морально, — усмехнулась Инга. — Сказал: девочка, не на того напала. Я тебя вижу насквозь. Ты дешевая шлюха, и это клеймо останется на всю жизнь. Он просто надо мной смеялся. У Грушина к развратным женщинам иммунитет. Его не поймаешь. Как же! Он сам развратен, как… как… Ему просто все уже надоело!'Вот он и бесится.

— Я так и думала! Милочка, не надо так переживать, — и Прасковья Федоровна сочувственно погладила Ингу по руке.

— Нет, вы не понимаете! Не можете понять! Когда вас используют, заранее зная, что выкинут на помойку. Что ничего не будет. Меня еще никто так не унижал. По крайней мере, в лицо не говорили. Не оскорбляли. Ведь он же меня презирает! А сам? Любит этих мертвячек. Заставлял меня под одну наряжаться. Краситься.

— Под кого?

— Под эту свою… — и Инга вдруг грязно выругалась. Не сдерживаясь больше. И с чувством сказала: — Ненавижу!

— Милочка, но ведь тебе наконец повезло! Этот богатый господин, он…

— Женат. Тесть — большая шишка в министерстве. Двое детей.

— Да, да, — покачала головой Прасковья Федоровна. — Но, может быть…

— Ничего не может быть! — отрезала Инга и одним глотком допила вино.

— Еще? — живо спросила Прасковья Федоровна и потянулась к бутылке. Инга кивнула, и писательница тут же вылила в ее бокал остатки. — А я думала, что красивой женщине легко всего добиться!

— Знаете, красивым просто не везет, — вздохнула Инга. И вновь принялась за вино. Язык ее начал слегка заплетаться: — Ну откровенно не везет! Правильно говорят: не родись красивой, родись счастливой. У меня такая внешность, что дай бог каждой! А счастья нет. И много таких. Вот моя подружка, Светка. Которая меня к Грушиным сосватала. Рыжая такая, в веснушках. Пикантная, мужики на нее западали. Увела богача из семьи. Справилась. Теперь забеременеть не может. Укрепиться. А ему уже поднадоело с ней кувыркаться. А мы, модели, такие. Простуженные насквозь. Диеты эти сумасшедшие, макияж, который выедает все краски лица. Высокие каблуки, на которых приходится ходить. Хочешь не хочешь. Но это же вредно! Может, тем, которые знамениты, и хорошо. Слава, деньги, внимание прессы. За такое все можно стерпеть. А внизу всем плохо. И моделям тоже. Не успела отвоевать место под солнцем — вышла в тираж, — неожиданно разоткровенничалась Инга.

— Скажите пожалуйста, — покачала головой Прасковья Федоровна.

— Кстати, а почему у вас детей нет? Тоже не можете? А? — спросила Инга, которая добралась, наконец, до заветного. До проблем со здоровьем по женской части.

— Почему не могу? — удивилась писательница. — Просто я поздно вышла замуж. В сорок с лишним лет. По-моему, рожать уже поздно.

— А до того? Тоже аборты делали?

— До того… Ах, зачем об этом говорить! — Прасковье Федоровне стыдно было признаться собеседнице, что никто и не пытался подарить ей ребенка. Желающих просто не находилось. — Но абортов я не делала. Это кощунственно!

— Значит, у вас все в порядке? — с откровенным разочарованием сказала Инга. — По женской части?

— Ну, разумеется! Я здорова.

— Понятно… Вот ваш муж, — мстительно сказала бывшая модель. — Понятно, что его тянет на молоденьких. Инстинкт, тут уж ничего не поделаешь. Инстинкт продолжения рода. Потому он вам и изменяет.

— Что-о?!

—: Ато вы не знали? Ладно, хватит прикидываться! Мне Кира говорила…

— Что говорила Кира? — прошипела Прасковья Федоровна, и ее лицо неожиданным образом изменилось. Писательница глянула на Ингу хищно, словно на добычу.

— А вы не такая простая… Уж я-то знаю!

— Кто много знает… — прищурилась Прасковья Федоровна.

— Ведь вы могли ее задушить. Киру. И… при чем здесь Валентин?

— Валентин? А я тебе сейчас скажу… — и писательница начала медленно подниматься со стула…

ПРОДОЛЖЕНИЕ НА ПИКАХ: ДАМА, КОРОЛЬ…

…Пока Инга и Прасковья Федоровна пили французское вино и выясняли отношения, Даниил Грушин и Сид вели наверх связанного по рукам Валентина. Тот шел, ругаясь вполголоса. Посылал проклятия всем, поочередно. Грушину, Артему, Инге…

Поднявшись на третий этаж, Даниил повернулся к Сиду:

— Ну что? И в самом деле в ванной запрем?

— А где ж еще? Там на окне — решетка. Не сбежит.

— А ты откуда знаешь? — пристально глянул на него хозяин дома. — Что на окне решетка?

— Заглядывал. Когда Киру искал.

— Ах, да! — спохватился Грушин. — Кстати, насчет Киры… Ну, да потом об этом. Сначала запрем преступника.

И, открыв дверь санузла, жестом указал Борисюку: «Прошу!» Тот шагнул через порог. Огляделся и мрачно сказал:

— Так и знал, сволочи! Все трупы на меня повесите! А сами чистенькие, в мраморных ваннах! Ненавижу!

— Ты располагайся тут, Валя, — миролюбиво посоветовал Грушин. — Кстати — спасибо. Не ожидал от тебя такой прыти. А ты молодец! Раз — и в дамки!

— Да пошли бы вы…

— Что, нервы не выдержали? Ай-яй-яй!

— Слушай, — тронул Грушина за рукав Сид. — А он не того? Ну, в смысле, на тот свет. А? Тут бритвы опасные. Халаты с поясами.

— Не покончит ли он жизнь самоубийством? Не думаю. Он, в сущности, трус. Потому и стрелял в шофера.

— Кстати, изнутри ванная тоже запирается, — сказал Сид, осмотрев замок.

— И что?

— Да так.

— У него же руки связаны, — напомнил хозяин дома. И предупредил Борисюка: — Валентин, не делай глупостей. Не играй в Монте-Кристо. Если попытаешься разрезать ремень, можешь пораниться сам. И тебе все равно отсюда не выйти.

— Да пошел бы ты…

— Ну, как знаешь. Давай. Отдыхай.

И Даниил Грушин закрыл дверь ванной комнаты. Потом нагнулся над замком, сказав Сиду:

— Вот, смотри. Хитрый замочек. Надо вот так повернуть вот эту штучку, и дверь заперта снаружи. Все.

— Понял, — кивнул Сид. — Не тупой. Ну, пошли?

— Постой-ка. Одну минуту.

— В чем дело? — набычился Сид.

— Задержись. Я хотел с тобой поговорить. Насчет Киры. Я понимаю твое благородное негодование. На твоем месте я бы тоже пришел в бешенство. Но на самом деле если с твоей ненаглядной женушкой что-нибудь случится, то наследство получишь ты.

— Не понял? — тупо переспросил Сид.

— Сам посуди: она богата. В наличии недвижимое имущество. То есть коттедж. Наверняка есть денежки на счету в банке. И немалые. Уверен: копит, скупердяйка, на черный день. Я свою соседку неплохо изучил. Она скупа до неприличия. Потому и играет в эти игры.

— В какие еще игры? — и маленькие глазки Сида злобно сверкнули.

— Силушка, ты не с того конца за дело взялся, — ласково сказал Даниил Грушин. — Ну подумай — ведь все будет твое! А если она умрет, то станет еще популярней. А если трагически погибнет — это просто праздник на твоей улице! Внимание прессы, интервью на первых полосах газет. Столько денег огребешь! Ты читал когда-нибудь закон об авторском праве?

— Чего?

— Да, это слово не из твоего лексикона, — вздохнул Грушин. — Короче: деньги с переизданий тоже пойдут тебе в карман. Муж — первый наследник. А детей у нее нет.

— То есть… Если мать умрет…

— Ну да!

— Но она здорова как бык! То есть как лошадь. Я-то знаю!

— Но те люди, которые умерли сегодня, тоже были здоровы. Кроме Киры. Да и та прожила бы еще несколько лет. Но ведь не прожила!

— Я понял. Не тупой. Но мать — классная тетка. Я не хочу ее мочить. — И Сид судорожно сглотнул, глядя Даниилу Грушину прямо в глаза.

— Она же старше тебя на семнадцать лет!

— Кого волнует?

— Но ты же ей изменяешь!

— Кто тебе сказал?

— А цитата?

— Кто?

— То, что я тебе зачитал, — терпеливо пояснил Грушин. — Из ее книги.

— И что?

— Ты и в самом деле такой тупой или притворяешься? — начал терять терпение хозяин дома.

— Я-то нормальный. А вот ты… — И Сид схватил Грушина за грудки. — Зачем тебе нужно, чтобы я убил мать?

— Да с чего ты взял, что мне это нужно? — попытался освободиться тот. — Это нужно тебе!

— Что за намеки?

— Я просто даю тебе совет! Сидушка…

— Меня зовут Сид. Ты понял? Сид! — и плейбой как следует тряхнул хозяина дома.

— Пусть так. Но положения вещей это не меняет.

— Не умничай. Обойдусь… Без твоих советов… — сказал Сид, разжимая руки.

Грушин нервно поправил воротник пиджака. Признаться, от Сида он ожидал большего.

— Да, парень, — протянул он, — удивил ты меня. Сначала Валентин, теперь ты. Я почему-то думал, что с тобой будет проще.

— А за каким тебе это надо? — спросил Сид. — Чтобы мы друг друга поубивали?

— Я, признаться, ненавижу шантажистов. Давно хотел свести с ними счеты. Выловить нескольких мерзавцев, вывести на чистую воду и наказать. Вот такая у меня возникла идея фикс.

— Чего?

— Ну, одержимость, что ли. Кстати, я заходил в стриптиз-клуб. Специально ради тебя. Поговорил там кое с кем. Ты пользуешься популярностью.

— Не твое собачье дело!

— Мулатки с колечками в пупках, блондинки с выбритым сердечком в интересном месте. Богатая биография. Если все это о тебе, то я преклоняюсь!

— Заткнись! — засопел Сид.

— Но ты подумай — а свобода? Если ты будешь свободным и богатым, твоя жизнь станет гораздо интересней.

— Ты вот что. Топай, давай! Начальник велел за тобой присматривать. Правильно. Ты точно псих. Вот я ему расскажу, чего ты мне советовал.

— А я расскажу, кто убил Киру. И почему.

— Мне-то что?

— Ладно, шагай. Еще не вечер. Я за тобой.

— Ну уж нет! Иди вперед. Я тебе не доверяю.

Даниил Грушин пожал плечами и первым ступил на лестницу. Главное — бросить семя. Почва благодатная. До Сида доходит долго, но как только росток проклюнется, его уже не удержать. У парня мощный потенциал. Их осталось пятеро. Пять неразыгранных карт. Пики уже сошлись. Бубны почти сошлись. Черви и крести… Вот где загвоздка! У него в голове возникла новая идея…

…Артем спустился вниз, держа в руке пистолет. Остановился посреди гостиной, рассеянно оглядываясь по сторонам. Где бы его спрятать? В голову лезли глупые мысли: пойти на кухню и засунуть оружие в банку с крупой. Или сунуть под диванную подушку. В кадку с пальмой. В напольную вазу.

Ну в самом деле, что за бред? Кто будет искать пистолет? Ведь все и так ясно! Валентин Борисюк его шантажировал. Это он передавал информацию о фирме. Возможно, к Грушину, потому и приехал сегодня. Дня за два Артем специально пустил слух о готовящейся крупной сделке. И даже заготовил фальшивый документ. Прислал в офис факс, который лег на стол Инги. Валентин засиживается на работе допоздна. Он прочитал факс и поспешил продать информацию.

Следователя убил Борисюк. Потому что испугался. А зачем он убил Ваню? Убрал свидетеля. Нервы не выдержали. Все укладывается в схему. Валентин сидит под замком, пистолет в руках у Артема. Служба безопасности в понедельник же этим займется. Расследованием преступной деятельности Валентина Борисюка.

Милиция тоже этим займется. А лишние проблемы ей не нужны. Все будет завязано на Борисюке. Остается убийство Киры. А это было самоубийство! Типичное самоубийство! Кира была наркоманкой, и то, что она покончила с собой, неудивительно! С наркоманами случаются такие вещи. А две борозды на шее? В конце концов, можно признаться, что это был он. Вынул Киру из петли, хотел откачать, но не удалось. Испугался, что будут подозревать в убийстве, и все вернул на свои места.

А на самом деле? Инга и Кира были подругами. Кира почти не вылезала из дома. Сидела на игле, да. Но кто сказал, что она была глупа? У писателей богатая фантазия. Ей нужны были деньги на наркотики. Неужели Грушин снабжал ее зельем бесплатно? Но зачем это Грушину? Итак, Инга и Кира. Они друг с другом секретничали. Кира узнала от Инги много интересного. Слишком много…

Артем окончательно запутался. Уверен был только в одном, что Борисюк — шантажист. А Инга невиновна. В шантаже. Виновна только в одном: в связи с Грушиным. Ах, Даня, Даня! Все-таки успел!

Что же делать? Порвать отношения? В понедельник вместе с Валентином Борисюком уйдет из его жизни и Инга. Навсегда. Нет, ею не будет заниматься служба безопасности. Она — свободная женщина. Может спать с кем хочет. Встречаться хоть с двумя мужчинами одновременно, хоть с тремя. Законом это не запрещается. Уставом фирмы тоже.

И тут он впервые почувствовал, что больно. Нет, не безразлична ему Инга! В том-то и дело! Простить? Невозможно! Расстаться? Немыслимо! Оставить все, как есть? И думать о ней и Грушине? Думать постоянно! А это больно.

Так что же делать?!

Он прошел на кухню и, не раздумывая, выдвинул ближайший ящик, тот, в котором лежали столовые приборы, и сунул туда пистолет. Если бы Грушин не затеял эту вечеринку, ничего бы не было. Во всем виноват он. Артем с грохотом задвинул ящик на место. Какая теперь разница, где лежит пистолет?

Проходя мимо холодильника, машинально открыл дверцу. Взгляд скользнул по полкам, на которых лежали продукты. Потом ниже, где стояли бутылки. Уксус, масло. Бутылка водки. Все также машинально вынул ее из холодильника и взглядом зашарил по шкафам.

Подошел, открыл один, другой… Взял с полки чайную чашку и все также машинально плеснул в нее из бутылки ледяной водки. Мелькнула мысль: «Тебе нельзя много пить. Ты делаешься дурной…»

Но он все равно выпил. В груди разливалась такая тоска, что было ощущение, будто бы оттуда вынули душу. Хотелось чем-то заполнить образовавшуюся пустоту, уж очень болело. Потом Артем убрал бутылку в холодильник и, закрывая дверцу, потянул с тарелки кусок ветчины. Направился к двери. «А до горячего так и не дошло…» — мелькнуло в голове.

Хотя… Почему это не дошло? Куда уж горячее! Поднимаясь по лестнице, Реутов услышал мужские голоса. Грушин и Сид разговаривали на площадке перед лестницей. На третьем этаже. Разговор шел на повышенных тонах. Артем невольно прислушался.

— А я скажу, кто убил Киру. И почему.

Он вздрогнул. Нет, самое разумное — это сесть сейчас за стол переговоров и совместными усилиями выработать версию сегодняшних событий. Договориться. Допустим, против Борисюка. Лучше кандидатуры не найти. А если кто-то за счет Валентина решил свою проблему, так что ж? Везет сильнейшим. Сегодня кому-то повезло.

И Артем решительно зашагал вверх по лестнице. Они столкнулись аккурат на площадке второго этажа. Грушин пристально глянул на родственника. И почувствовал запах водки. Тут же подумал: Артем выпил еще. Это хорошо! Перебрав, он теряет над собой контроль. А пистолет скорее всего на кухне. Потому что водку он мог взять только в холодильнике. Ну что ж…

— Грушин, ты готов? — спросил тот.

— Готов к чему?

— Раскрыть карты?

— Готов, готов, — сказал Сид, шедший следом за хозяином дома, и легонько подтолкнул того в спину. Потом вполголоса, обращаясь к Артему: — Думаю, надо договориться.

— Договориться, — эхом откликнулся тот. Фразу мужчины произнесли почти одновременно.

— А этот? — Сид кивнул на Грушина.

— Этот сейчас расскажет все.

И Артем подошел к двери каминного зала, распахнув ее одним рывком. Нависшая над Ингой Прасковья Федоровна невольно вскрикнула. И выпрямилась.

— Что здесь происходит? — удивленно спросил Артем.

— Ничего. Я просто хотела шепнуть по секрету этой молодой девушке нечто, что мне поведал наш убийца, — весело сказала писательница, отходя от Инги.

— Но ведь, кроме вас двоих, здесь никого нет! — воскликнул Артем.

— Это вы так думаете. А привидения?

— Вы ненормальная или прикидываетесь?

— Я просто романтическая особа с богатым воображением!

— Да уж! — покачал головой Грушин. — Да еще с каким богатым!

— Итак, — сказал Артем, подходя к столу, — сейчас мы выслушаем Даниила Эдуардовича и примем совместное решение. О том, что следует говорить и чего не следует. Потом мы вызовем милицию. Грушин, начинай. Я весь — внимание. Остальные тоже.

Сид кивнул и направился к своему месту. Рядом с женой. Прасковья Федоровна же отчего-то взволновалась. И жалобно сказала, обращаясь к Дане:

— Неужели же вы откроете все наши тайны?

Инга сидела в оцепенении. Скользнув по ней взглядом, Даниил Грушин ответил:

— О, нет! Не сразу! Сначала я поведаю вам печальную историю Валентина Борисюка. И шофера Вани Смирнова. Надо завершить этот расклад. Итак…

ПИКИ: ПОСЛЕДНЯЯ КАРТА

 Одиннадцать вечера

Итак. Валентин Борисюк, которого заперли в ванной комнате, не стал играть в графа Монте-Кристо. То есть не кинулся к бритвенным приборам, чтобы попытаться перерезать брючный ремень и освободить руки. Разум подсказывал ему, что это бессмысленно.

Бежать? Куда? От себя не убежишь. До Валентина наконец-то дошел смысл фразы: «За всё надо платить». Однажды в разговоре с симпатичной девушкой он, бахвалясь, сказал, что с такими талантами, как у него, с такими знаниями, дипломами и с такой сноровкой застрахован от всех неприятностей в жизни. Мол, всегда заработает на то, чтобы черную работу за него выполняли другие. И не обязательно уметь клеить обои, забивать гвозди и менять свечи в карбюраторе личного автомобиля. Надо только иметь деньги, чтобы за все заплатить.

В самом деле, Валентин не знал, что такое трудности. Все в его жизни шло гладко. Нет, пришлось, конечно, потрудиться на ниве образования. Но Борисюк точно так же, как и его родители, верил, что диплом — панацея от всех бед.

Его мама работала бухгалтером на крупном предприятии. Тихо, скромно. Не высовывалась, о должности главбуха не мечтала, без пяти шесть поднималась с рабочего места, забирала из холодильника сумки с продуктами и шла на проходную.

Отец всю жизнь шоферил. Не в таксопарке, потому что тоже не любил высовываться и не гнался за длинным рублем, а за баранкой рейсового автобуса. Голосующих не подбирал, опасался, вечерами не колымил, в авантюры не пускался. Оба родителя зарабатывали нормально, но тем не менее всю жизнь ругались из-за денег. Зарплата бухгалтера была меньше зарплаты шофера, и отец постоянно упрекал в этом мать. И вел скрупулезный подсчет: сколько жена осталась ему должна за годы совместного ведения хозяйства.

Говорят, что супруги, долгое время прожившие вместе, становятся похожими друг на друга. Глядя на своих родителей, Валентин не уставал удивляться их сходству. Хотя у мамы были темные волосы, а у отца светлые. И глаза: у матери карие, у отца голубые, у нее большие, у него, напротив, маленькие. И ростом мама была по плечо отцу. Но они говорили одинаковые вещи, одинаково наклоняли голову, прежде чем сказать что-то значительное, одинаково улыбались, и вообще, было такое ощущение, что они брат и сестра, а не муж и жена. Тем более родители спали на разных кроватях, и Валентин не помнил, чтобы отец обнял мать, поцеловал ее нежно или каким-то образом проявил свои чувства.

Тем не менее они жили вместе. Хотя и были в разводе. При сносе старой пятиэтажки расчетливая мать предложила развестись, чтобы взамен одной квартиры дали две. Отец с радостью согласился. Выгодная сделка! Так и вышло. Борисюки получили две новые, большие однокомнатные квартиры, но в Зеленограде. Времена менялись, и хорошо, что Борисюки успели вскочить на подножку уходящего поезда: провернуть дело с фиктивным разводом. В одну квартиру переехал двадцатилетний сын, в другую — бывшие супруги. Расписываться вновь не стали. Ни к чему. Но словно невидимые цепи приковывали их друг к другу. Они и ругались как-то скучно, словно по необходимости. И так же как друг без друга не могли прожить без этой ругани ни дня.

Сколько Валентин себя помнил, отец рассказывал за столом шоферские байки. И хвастался тем, что ни разу за всю водительскую жизнь не попал в серьезную историю. Под словами «серьезная история» подразумевалось непоправимое: наезд. Сбить человека — вот что было бы для отца самое ужасное.

— Вот, сынок, мой напарник. Вовремя не затормозил — и пять лет! Был суд, потом Серега отправился на поселение. Хотя по трезвому дело было и мужик чуть ли не сам под колеса кинулся. Смягчающие обстоятельства, и только-то. Адвоката наняли хорошего. Красиво говорил! А все одно: пять лет. Я на суде-то был. Хлебнул Серега, что там говорить! Тюрьма — она не сахар. Сидел на скамье подсудимых — краше в гроб кладут! Чего там с ним делали, в камере, кто его знает? Всякое рассказывают. Да-а… Не приведи Бог… — и отец тихонько вздыхал и добавлял: — А уж если скрылся с места происшествия — вообще труба! А еще случай был…

И отец заводил очередную шоферскую байку. Мать суетилась, меняя тарелки и гремя сковородами, и ожидала момента, чтобы вставить слово.

Так же как отец любил рассказывать шоферские истории, так она приносила домой сплетни о коллегах по работе, их родственниках и знакомых. Преимущественно о бухгалтерах. Мол, тот-то заработал кучу денег на частной фирме. И сел. Та-то дослужилась до главбуха. И пошла под суд. А ее племянник хотел удрать за границу. С деньгами. Не вышло. Сел аж на десять лет! И так далее. И тому подобное. Всяких ЧП, ООО, ТОО мать боялась как огня.

— Нет уж. Я на своем заводе досижу до пенсии, тихо, спокойно. Пенсию мне должны положить хорошую, потому как зарплату нам прибавили. И еще прибавят. И стаж у меня непрерывный. А частники — ну их! Сначала заплатят сверх меры, а потом за них и сядешь.

— И правильно, — кивал отец. — Но все ж таки ты скажи: сколько в этом месяце принесешь? И квартплату надо бы поровну. И свет.

— Но ведь ты всю ночь телевизор смотришь! А я сплю!

— А ты готовишь. Электричество жжешь? Жжешь! Больше моего!

— Но ведь я для двоих готовлю!

— А мне какая разница? Ты же у плиты стоишь!

И они начинали вяло переругиваться. Валентин давно к этому привык. И к тому, что родители работают все на том же месте, и, несмотря на перемены в стране, жизнь свою менять не собираются. И искать престижную, высокооплачиваемую работу тоже.

Борисюки дали единственному сыну все, что могли. То есть все, что положено. Отдельную комнату, письменный стол, за которым можно делать уроки, качественное питание, а когда Валентину исполнилось восемь лет, купили ему пианино. Положено, чтобы ребенок не болтался после школы по улицам, а шел в какую-нибудь секцию. Или в студию. Или в музыкальную школу. И хотя у Валентина не было способностей, он честно отучился там семь лет, научился разбирать ноты и даже вызубрил наизусть несколько популярных пьесок.

Унаследовав от матери способности к точным наукам, он без труда поступил в технический вуз, где была военная кафедра, закончил его и стал искать работу. Жить он решил своим умом. Валентин собирался сделать карьеру, но не на государственной службе. Сменив несколько фирм, он оказался в итоге у Даниила Эдуардовича Грушина. В должности менеджера по продажам. К тому времени Валентин окончил курсы английского языка, хорошо изучил компьютер. Вооружился всеми необходимыми знаниями, чтобы сделать карьеру.

Хватило года, чтобы предприимчивый молодой человек понял: работа менеджера низшего звена неблагодарная. Да и среднего тоже. Все завязано на клиентах, и чтобы иметь хорошие проценты, надо суетиться и прогибаться. Клиентов надо ублажать. И все время балансировать между ними и начальством. Одни хотят больше скидок, другие больше прибыли. Не лучше ли прогибаться под одним человеком, под шефом? Бить в одну точку, все время быть на глазах и оказывать услуги непосредственно начальству.

И Валентин Борисюк стал заниматься рекламой. Теперь деньги давали ему. Поезжай туда-то, размести рекламу там-то. Найди девочек-моделей, сделай качественные съемки. Устрой презентацию товара. Устрой банкет в честь юбилея фирмы. Найми знаменитого певца или певицу, чтобы поздравил по радио с юбилеем. Организуй вечеринку по случаю дня рождения тещи хозяина фирмы. Сиди рядом с музыкальным центром, меняй компакт-диски. Увези, привези, найди. Круг обязанностей Валентина Борисюка был широк. Полномочия и средства неограниченные. Это было ему по душе. Больше свободы. Случались и выставки за рубежом. Стали выпадать загранкомандировки.

И за четыре года работы на фирме у Грушина он действительно сделал карьеру. Стал начальником рекламного отдела. Жаль, что у шефа не было дочки на выданье. Валентин бы за ней поухаживал. С огромным удовольствием! Он был в курсе, как делал карьеру коммерческий директор, Артем Дмитриевич Реутов. Вот кто голова!

У Реутова была дочка, но совсем еще крохотная. Сделав подсчеты, Валентин подумал, что невесту придется ждать чуть ли не до пенсии. Нет, надо искать другие варианты. Жаль, что у Грушина мальчик. В сущности, из-за Макса он и ушел к Артему Дмитриевичу при разделе фирмы. Представив себе, что всего через несколько лет этот высокомерный и чрезмерно избалованный сопляк будет давать ему указания, как и что делать, Валентин Борисюк приходил в бешенство. Однажды Макс уже повелел начальнику рекламного отдела устроить ему супер день рождения. Придумать что-нибудь этакое и пригласить моделей.

«Ты еще стриптиз закажи», — сквозь зубы процедил Валентин. Но вечеринку устроил. Макс — любимец тещи Грушина и Реутова. Жены Самого. Всесильного и Всемогущего. А он тоже человек. И жену свою ублажает. А значит, Макс на особом положении. Юному красавчику везет. Потому как талантов никаких, трудолюбия и прилежания ноль, зато амбиций выше крыши. Нет, от Максима Данииловича Грушина лучше держаться подальше.

Валентин надеялся, что до фирмы Реутова Макс не доберется. Артем Дмитриевич откровенно недолюбливал племянника. И правильно! Реутов в людях разбирается! Реутова Валентин уважал. К Инге относился прохладно, понимал, что она за птица.

Но именно из-за Инги все и случилось. Вернее, из-за того, что отмечали ее день рождения. Было это полгода назад. Вспоминая тот день, Валентин невольно застонал. Знать бы, где упасть, соломки подстелил бы!

В пятницу вечером Инга попросила всех сотрудников фирмы задержаться после работы. А все и так были в курсе: у личного секретаря шефа день рождения. Приготовили дорогой подарок, послали Ваню Смирнова за шикарным букетом роз. Валентин и без того любил засиживаться на работе допоздна, а сегодня еще и накормят на халяву! Он даже обрадовался тогда, глупец! Искренне обрадовался!

Когда был накрыт стол, из своего кабинета вышел шеф. Подошел и, взяв бутылку шампанского, протянул ее стоящему по правую руку Валентину:

— Открывай!

По левую руку стояла Инга. Но Борисюка такой расклад устраивал. По правую — значит, доверяют! И он торопливо открутил проволоку, и пробка полетела в потолок. Ура!

— От души поздравляю одного из самых ценных сотрудников нашей фирмы, — официально сказал Артем Дмитриевич Реутов и легонько стукнул бокалом о край того, что держала в руках Инга.

Сотрудники смотрели на этот цирк и мысленно улыбались. Эта тема была запретной. Все знали, как Инга ждет шефа у метро. Знали о конспирации. Более того, завидев ее у колонны, спешили спрятаться, чтобы не столкнуться нос к носу. Только когда Инга садилась в машину шефа, сотрудник фирмы позволял себе выйти из укрытия и направлялся к стеклянным дверям метро. Если им так хочется, пусть так и будет.

Артема Дмитриевича на фирме уважали. И немного жалели. Но что тут поделаешь? Смущаясь, вышел Ваня с букетом роз, шустрая помощница Валентина выскочила с подарком. Инга расцвела. Потом шеф стал чокаться поочередно со всеми сотрудниками. С Валентином Борисюком — первым. Когда Реутов отпил немного шампанского из бокала, Валентин сделал то же самое. Хотя знал, что ему ехать домой. Но не выпить из бокала, которого почтил своим вниманием бокал шефа? Это ж все равно, что причаститься! Вечер будет долгим, спиртное из организма улетучится. В конце концов, есть Ваня.

Но в тот вечер Артем Дмитриевич ушел раньше всех, а шоферу сказал:

— Можешь остаться. Я еду на дачу к тестю, а ты поезжай домой.

Что шеф шепнул перед уходом на ухо Инге, не слышал никто. Но она помрачнела. А когда Артем сел в свой «Мерседес» и уехал, выпила махом бокал шампанского. Валентин подошел, тронул девушку за плечо и сочувственно сказал:

— Ну, не переживай.

— Из-за чего? — вскинулась Инга. — Что он уехал первым? Ха-ха! У нас еще будет время, чтобы… Да твое какое дело?

— Да, собственно, никакого, — пожал плечами Валентин и машинально отхлебнул шампанского из бокала.

И не заметил, как выпил весь. И упустил из виду Ваню Смирнова. А когда нашел его, спустя два часа, шофер был слегка навеселе.

— А я хотел, чтобы ты меня отвез… — разочарованно протянул Борисюк. К тому времени он успел выпить еще один бокал.

— На чем? — бессмысленно улыбаясь, спросил Ваня. — Шеф уехал на «мерине». Я сегодня безлошадный.

— А на моей?

— Аа-а-а… — протянул Ваня.

Вообще схема была такова. Ваня довозил шефа до дома и уезжал в Зеленоград, где жил, чтобы отогнать «Мерседес» на платную стоянку. Дело в том, что там было намного дешевле, чем в Москве, а Реутов был человеком чрезвычайно расчетливым. Для крайних нужд у него имелась машина жены, ее стоянка у дома обходилась недешево. Пусть же представительская машина будет целиком и полностью на попечении личного шофера. И ночует в Зеленограде. Утром Ваня рано вставал, ехал на стоянку, потом ехал за Реутовым. Его проблемы мало кого волновали. Он ведь был человеком безотказным. И если бы Валентин отловил его раньше, Ваня согласился бы сесть за руль машины Борисюка. Ведь оба жили в Зеленограде. Но — увы!

— Я того… Уже выпил. Думал — на автобусе.

Валентин понял, что попал в неловкое положение. Конечно, это всего лишь Ваня. Но не предложить ему доехать не на автобусе, а с удобством и до самого дома? Ну не свинья же он!

— Ладно, — вздохнул Валентин. — Я поведу.

Но оказалось, что Инге тоже не на чем ехать. А жила она на Речном вокзале. По пути. Короче, в машину они сели втроем: Валентин Борисюк за руль, Инга на переднее сиденье рядом с ним, а тихий Ваня привалился сзади. Букет роз Инга швырнула на заднее, виденье, туда же отправился подарок. Ранний отъезд любовника ее огорчил. У нее были виды на этот вечер и ночь. И вот ее поставили на место. Твой номер — последний. Интересы Семьи превыше всего.

Был первый час ночи. Когда Валентин Борисюк сел на руль, то почувствовал, что винные пары в организме еще присутствуют. И обратился к Ване:

— Слушай, ты как?

— В смысле?

— Может, поведешь машину?

И тут вмешалась Инга. Лукаво улыбаясь, спросила:

— А наш мальчик, розовая попка, всегда соблюдает правила дорожного движения? И боится злых дядей гаишников?

Валентин Борисюк побагровел. «Розовая попка» — обидное прозвище, которым его втайне наградили на фирме. По непонятным ему причинам. Разумеется, никто бы не решился назвать так в лицо начальника рекламного отдела. Но Инга! Любовнице шефа позволено все. Ко всему прочему, она сегодня была так хороша! По случаю дня рождения разоделась и сделала прическу. На Инге было короткое платье из кожи, поверх короткая куртка, и Валентин с замиранием сердца подумал, что если сядет за руль, то до самого Речного вокзала сможет наблюдать эти великолепные ноги во всей красе. Ведь короткая юбка уедет вверх. Далеко вверх. И он кивнул:

— Хорошо, я поведу. И с чего ты взяла, что я боюсь гаишников и никогда не нарушаю правила движения?

— Есть такое мнение, — загадочно ответила Инга.

Ожидания Валентина оправдались целиком и полностью. Юбка задралась почти до самых трусиков, но Ингу это не смущало. Напротив. Она сидела, полностью раскованная, безумно красивая и словно играла с Борисюком. Но такие игры были не по его части. Если бы не шампанское, Валентин бы и на ноги не прореагировал. Ведь это женщина шефа!

Сзади дремал безмолвный Ваня. У Валентина было ощущение, что в машине они с Ингой вдвоем. Эта мысль лихорадила. Вот он едет по ночной Москве, на своей машине, рядом сидит ослепительная блондинка… Чего еще надо человеку для счастья? Только чтобы эта блондинка была его. Фантазия мигом нарисовала соблазнительные сцены.

— Ты, как я вижу, грустишь? — спросил Валентин, покосившись на стройные ножки в блестящей лайкре. Шел месяц март, вечерами сильно холодало, но Инга словно и не мерзла, и Борисюк был уверен, что и белье на ней тоже тонкое, кружевное. Или у моделей к холоду иммунитет? При мысли о кружевном белье в голове помутилось еще больше. Он почувствовал возбуждение.

— А ты хочешь меня развлечь? — усмехнулась Инга.

— Ну, если ты не против… Я бы зашел на чашечку кофе.

— Мы не одни.

Тут и Валентин вспомнил о Ване. А что Ваня? Ваня, как всегда — подождет. И он сказал:

— Ну, это не проблема. В машине посидит.

Инга рассмеялась:

— Это шампанское сделало тебя таким смелым? Ничего и никого не боишься, да? Но почему ты решил, что я соглашусь? Я что, доступная? Так ты обо мне думаешь? А кто еще так думает? И за что мне это?

— Ты чего завелась? — слегка опешил Валентин. — Мне, знаешь, тоже обидно! За прозвище. Мне за что?

— Ты бы видел себя со стороны, — зло сказала Инга.

— А ты себя, — не остался в долгу Валентин.

— Ты такой… Стерильный. А твое лицо… Действительно, розовая попка, по которой шеф в любой момент может нашлепать. А ты ее с огромным удовольствием подставляешь.

— А ты ведешь себя как шлюха! — не удержался Валентин. — И все давно уже знают…

— Что знают? — вскинулась Инга.

— Так…

— Ну-ну, договаривай!

— Про тебя и Реутова. Напрасно вы конспирируетесь.

— А тебе, я вижу, завидно? — и красавица погладила блестящие колени. Валентин сглотнул слюну. И сказал:

— Давай не будем ссориться. Нет так нет.

— Мне просто интересно: а что я с этого буду иметь? С того, что ты зайдешь ко мне на чашечку кофе?

— Да, собственно… — растерялся Борисюк.

— Может, ты на мне женишься? Я слышала, у тебя отдельная квартира. Машина, хорошая зарплата. Ты жених-то завидный!

— Да. Но…

— Значит, не хочешь? Потому что я шлюха?

— Нет. Но…

— Сверни здесь направо. Так короче.

— Я по этой дороге никогда не ездил.

— Ничего. Я покажу, — многообещающе сказала Инга.

И он свернул. В час ночи улицы Москвы опустели, а здесь, в переулке, и вовсе никого не было. Дороги Валентин не знал, но ехал, куда сказали.

— А сейчас налево, — негромко сказала Инга. — Вот мой дом. А насчет чашечки кофе…

Тут это и случилось. Когда Инга понизила голос, словно заманивая его и обещая блаженство неземное, Валентин невольно отвлекся и вновь посмотрел на ее ноги. В это время на перекресток выскочил мужчина в черной куртке. Он шел из ближайшего магазинчика, работающего круглосуточно, держа что-то под мышкой. Видимо, хорошо выпил и спешил добавить, потому что почти бежал. Перекресток был нерегулируемый, без светофора. Но тем не менее! Перекресток! На асфальте «зебра»!

Днем пригрело, а ночью вновь подморозило. Дорога была скользкой. Валентин был слегка навеселе. Инга отвлекла его внимание. Короче, сложилось. Затормозить он не успел. И сообразить, что происходит, тоже.

Был удар, такой звук, что у него кровь в жилах заледенела. Потом отчаянный крик Инги. Визг тормозов. И Ванин голос, полный ужаса:

— Тикай!

Он развернул машину и рванулся обратно, на трассу. В голове билось: «Я пьян… Экспертиза покажет наличие алкоголя в крови… На перекрестке… Это конец! Тюрьма!»

Валентин был уверен, что мужчина, которого он сбил, тоже был пьян. Кто виноват больше? Вывод один — шофер. И он сбежал с места происшествия. Ни Инга, ни Ваня его не остановили. Когда «Дэу» выскочила на ярко освещенную трассу, Инга сказала:

— Какой кошмар!

— Свидетели были? — хрипло спросил Борисюк.

— Кажется… Нет, никого не было, — уверенно сказала Инга.

— Надо бы вернуться, — негромко заметил Ваня.

— Что-о?! — в ужасе переспросил Валентин.

— А вдруг он того? Жив?

— Завтра утром я это узнаю, — отрезала Инга. — Все случилось у моего дома. Разумеется, начнут сплетничать. Валя, успокойся. Мы никому не скажем! Ну не садиться же тебе в тюрьму из-за какого-то алкаша, которого посреди ночи послали в магазин за бутылкой? Ведь у него под мышкой была бутылка водки!

— Ты уверена? — упавшим голосом спросил Валентин.

— Ну, конечно! У меня отличное зрение! Поехали.

Теперь Валентин ехал к ее дому той дорогой, которую знал. Но из предосторожности высадил девушку чуть ли не за квартал.

— Боишься? — с усмешкой спросила Инга, выходя из машины. — Думаешь, я не боюсь в таком виде, глубокой ночью идти до дома пешком? Ведь далеко!

— Там наверняка уже милиция, — дрожащим голосом сказал Валентин.

— Ладно. Дойду. Но если меня изнасилуют, ты на мне женишься. Идет?

— Как ты можешь шутить в такой момент?

— А кто тебе сказал, что я шучу? — бросила Инга, захлопывая дверцу. И ее каблучки дробно застучали по тротуару.

Розы и подарок остались на заднем сиденье «Дэу». Никто о них даже не вспомнил. Валентин развернул машину и поехал в Зеленоград. Теперь ехал медленно, с опаской. Ему повезло — не остановили. Ваню он высадил на въезде в Зеленоград со словами:

— Извини, но по городу в таком виде боюсь.

— Понимаю, — коротко сказал личный шофер Реутова и вылез из машины.

Валентин поехал в гараж. Да, у него имелся и личный гараж, недалеко от дома. Валентину пришлось немного поджаться в расходах, но зато теперь он мог спрятать разбитую машину.

Первым делом осмотрел повреждения. Они были значительные. Помято крыло, разбита левая фара, да и бампер тоже разбит. Машина застрахована, но… Тут только сообразил — попал! Ну и попал!

Вспомнилось все, что говорил отец. Сомнений не оставалось: сидеть ему в тюрьме. А там такие ужасы случаются! Особенно с молодыми людьми приятной наружности, которые не могут за себя постоять! Нет, решение скрыться с места происшествия было правильное. И Валентин достал губку, канистру с водой и начал смывать кровь с разбитой машины…

…В ту ночь он глаз не сомкнул. Да и потом, спал плохо, вздрагивая от каждого резкого звука. Просыпался засветло и лежал, глядя в потолок. «Дэу» починил спустя два месяца, когда все улеглось. Участников, не прибегая к услугам страховой компании. Сказал, что врезался по пьяни в автобусную остановку. Но с тех пор «за рулем» не пил больше ни капли. Два месяца ездил на автобусе, но теперь это не казалось ему обременительным.

Утром следующего после наезда дня Инга сообщила, что пострадавший мужчина скончался на месте от полученных травм. Ударился головой об асфальт и получил сильные повреждения. Он действительно был пьян, а дома его ждала с добавкой разгулявшаяся компания, но поскольку водитель скрылся с места происшествия, идет расследование. Так говорят старушки у дома. Мол, милиция расспрашивала, не видел ли кто чего?

Валентин с ужасом ждал: вот-вот за ним придут. Не пришли. Насколько он был в курсе, предварительное следствие длилось два месяца, а потом дело приостанавливалось. Если преступника так и не нашли. Два месяца он жил в страхе. И ездил на автобусе.

И пока ехал в экспрессе, час на работу, час с работы, эта фраза и вспомнилась: «За все в жизни надо платить». Ну, помогут тебе теперь твои деньги? А дипломы? И как насчет страховки от всех бед на свете? Правильно говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Разные мысли лезли в голову. Нет, нельзя играть судьбой. И хвалиться тем, что ты от всего на свете застрахован, нельзя.

Потому что всего через неделю Валентина Борисюка стали шантажировать. Кое-какие сбережения у него были. Но пришлось оплатить ремонт машины. И вообще: при мысли о том, что приходится просто так отдавать триста долларов в месяц, Валентину становилось тошно. И до каких пор? Всю жизнь?

Шантажист настаивал именно на этом: на ежемесячных выплатах. Борисюк скрипел зубами, но платил. Регулярно отсчитывал из конверта с зарплатой триста долларов и молча перекладывал в другой конверт. Один становился толще, другой тоньше, всего-то! Но для Валентина это был просто нож в сердце! Да-да! В самое сердце!

Вот почему он не хотел жениться. С таким камнем на шее! А тут еще Маринка, ребенок… Опять-таки Инга виновата! Сосватала ему подружку на презентацию. Землячку, из того же провинциального городка, где родилась сама. Как не помочь! И разве Валентин мог ей теперь отказать?

Маринка была на пять лет моложе Инги, но для модели и двадцать пять — возраст солидный. Несколько лет в запасе еще есть, но если до двадцати пяти карьеры не сделано, потом поздно. Когда шестнадцати-семнадцатилетние девочки блистают на подиумах! Школьницы, которые смотрят на «старушек» свысока! Вот и ловят вышедшие в тираж модели женихов с квартирой и московской пропиской.

Что теперь будет с Маринкой? И тут Валентин невольно рассмеялся: ха-ха! Называется, поймала жениха! Уголовника! Придется ей теперь делать аборт. И искать новую жертву. А ведь Маринка и Инга — подружки. Секретничают, небось делятся друг с другом маленькими тайнами. Выходит, Инга подружку не предупредила? Или предупредила? Сколько же человек знают о том, что Валентин Борисюк сбил человека? Неужели всех убивать!

И за что ему все это? За что-о?!

…— Итак, — со значением сказал Даниил Грушин, — вы все думаете, что Валентин Борисюк — шантажист. Открываю карту: он шантажируемый.

— Как так? — ахнула Прасковья Федоровна.

— Да ну! — сказал Сид.

— А ты ничего не скажешь? — обратился Грушин к Инге. Та сидела бледная и молчала.

— Грушин, не тяни, — сказал Артем. — Кто его шантажировал? И за что?

— Полгода назад Валентин Борисюк сбил человека. Они ехали в машине с вечеринки. Кажется, отмечали день рождения Инги. В офисе. Их было трое: Валентин, Ваня Смирнов и Инга. Валентин за рулем. На перекрестке он совершил наезд. Пострадавший скончался на месте. Правильно я говорю? — обратился Грушин к Инге.

— Инга? — спросил Артем. — Ты что, его шантажировала?!

— Я… Нет, — сдавленно сказала она. — Но откуда ты узнал?!

— В марте ко мне приехал Ваня, — спокойно сказал хозяин дома. — Мой бывший личный водитель. Иногда он меня навещал. Так, по-дружески…

— Не говори ерунды! — отмахнулся Артем. — Какая дружба может быть у тебя с шофером? Чушь! Ты и Ваня? Бред! Его просто никто не замечал!

— А зря. О! Ваня — это же кладезь человеческих тайн! И кстати, интересный собеседник. Он рассказал мне о наезде. И попросил совета.

— И ты ему, конечно, посоветовал! Не сомневаюсь! — зло сказала Инга.

— Инга, — тихо спросил Артем. — Ты его шантажировала?

— Нет!

— Неужели Ваня?

— Да почем я знаю?! — взвилась девушка. — Я просто об этом забыла!

— Итак, — подвел итог Даниил Грушин. — Артем, ты думал, что Валентин Борисюк — шантажист. И что он передает конкурентам информацию о твоей фирме. Ты ошибся. Он сам — жертва.

— Но что ему мешает быть одновременно шантажируемым и шантажистом? — усмехнулся Реутов. — Поскольку ему нужны деньги, он платит и одновременно вымогает.

— Э, нет! — рассмеялся Грушин. — Я играю честно! Шантаж в чистом виде. Валентин Борисюк никого не шантажирует. Это значит, что тебе надо искать другого. И у тебя опять-таки есть выбор!

— Как ты меня достал! — сорвался Артем. — Выкладывай, наконец, все свои секреты!

— Чего тебе еще? Двое шантажируемых открыто. В моем кабинете три трупа. Ты же умный. Сообрази!

— Ваня — свидетель, которого убрали, или шантажист? — в упор спросил Артем.

— Догадайся.

— Слушай, ты…

— А надо спросить у Валентина, — догадалась Прасковья Федоровна.

— Точно! — спохватился Артем. — Я сейчас к нему поднимусь, и…

— Давай, давай, — усмехнулся Грушин. — Действуй.

— Как странно… Он ведь пытался мне сказать. Когда мы спустились вдвоем в гостиную. Сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!» Я подумал, что он о следователе. Оказалось, об этом случайном убийстве. О наезде. Валентин так странно на меня посмотрел и спросил: «А вы разве не знаете?»

— Был уверен, что Инга тебе рассказала, — пояснил Грушин.

— Она мне ничего не рассказывала, — покачал головой Артем.

— Еще бы! Ценную информацию приберегает на черный день!

— Скотина, — сквозь зубы процедила Инга.

— Попрошу без оскорблений, — усмехнулся Грушин. — Я не заставлял тебя это делать.

— Но позвольте? Зачем же тогда он ходил к следователю? — вновь влезла в разговор Прасковья Федоровна. — Тут уже я ничего не понимаю! Если он шантажируемый, зачем ему делать признание?

— Он не делал признания следователю, — терпеливо пояснил Даниил Грушин. — Разве непонятно? Он просто хотел проконсультироваться. Со следователем по уголовным делам. Что ему грозит в случае, если шантажист придет в милицию. Его и проконсультировали.

— Он испугался и… убил! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — А потом опять испугался и… опять убил!

— Киру? — удивилась Инга. — Но при чем тут Кира?

— Может быть, ты рассказала ей по секрету? — намекнул Артем.

— Да мы перестали быть близкими подругами, как только я отсюда уехала! — отмахнулась Инга. — С какой стати мне рассказывать Кире про человека, которого она не знает? Про Валентина Борисюка?

— Да мало ли! — пожала плечами писательница. — Мы частенько пересказываем друг другу истории. О людях. О незнакомых людях. Просто так. Потому что человек так устроен.

— Борисюк убил, — отрезал Артем. — И мы все это видели.

— Так что? — спросил Грушин. — Вызываем милицию?

— Погоди.

— Что такое? В чем дело? До полуночи осталось не так уж много. Или мы вообще не будем вызывать милицию?

— Надо подумать. В свете последних событий, — задумчиво сказал Артем. — Я поднимусь к Борисюку. А ты меня проводишь.

— Хорошо, — кивнул Грушин. — Трое остаются здесь, двое поднимаются наверх. Это меня устраивает.

— Этот безумный день никогда не кончится! — с отчаянием сказала Прасковья Федоровна.

Сид дружески потрепал ее по руке:

— Успокойся, мать. Все будет хорошо.

— Как трогательно! — не удержалась Инга.

— Вы тут побеседуйте, а мы с Артемом покинем вас ненадолго, — сказал Даниил Грушин.

И мужчины направились к дверям…

Вечеринка заканчивается

ТРЕТИЙ РАСКЛАД

Как только Грушин и Реутов покинули каминный зал, Прасковья Федоровна обратилась к Инге:

— Милочка, не хочешь ли еще выпить?

И дама еле заметно кивнула Сиду: налей! Тот потянулся к непочатой бутылке вина и начал искать глазами штопор.

— Не знаю…— покачала головой Инга.— Ничего не знаю…

— Да что это с тобой?

— Грушин… Он страшный человек! Он придумал что-то такое… Мне страшно! — и Инга принялась скручивать пальчиками золотую цепочку на нежной шее.

— Знает кошка, чье мясо съела! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — Ну признайся, наконец, милочка! Ведь ты — шантажистка?

— Да. Я — шантажистка.

В голосе Инги послышалась обреченность.

— Так, — сказал Сид. — Неплохо.

— И тебе не стыдно? — укоризненно покачала головой Прасковья Федоровна.

— Нет! — с вызовом сказала Инга. — Представьте себе! Не стыдно! А как жить? Как молодой красивой женщине прожить в огромном городе? Одной? Без прописки, без крыши над головой, без образования? Чем прожить?

— Ну не шантажом же, — вздохнула Прасковья Федоровна. — Ведь это же преступление!

— Ха! А проституция не преступление? И если бы вы знали, как это противно! А деньги нужны. Ох, как нужны! Снимать квартиру — минимум четыреста долларов в месяц. Одеться-обуться, чтобы не быть хуже всех. Красота — она ухода требует. А еда? Проезд? А на черный день? Молодость уходит. Тридцать весной стукнуло. Как быстро время пролетело! Болячек не счесть. Богатого мужа нет. Никакого нет.

— Ну и ехали бы себе домой! — посоветовала писательница.

— Что вы в этом понимаете?! Домой! А дома что? На огороде, с тяпкой? Круиз по грядкам с консервной банкой для сбора колорадского жука! Привет тебе, Америка! А работать где? Да и смеяться будут. Ну что, девочка, вернулась? Мисс Первый Пролетарский Переулок? Он же тупик. Покорила Москву? Ну нет! — тряхнула Инга белокурой головой. — Уж лучше я буду шантажисткой!

— И кого же ты шантажируешь? — зловеще спросила Прасковья Федоровна.

— А вот этого я вам не скажу. Это мое личное дело. Мое и… того человека, которого я шантажирую. И мы с ним как-нибудь разберемся. Сегодня. Потому что я устала. Я вчера вечером предприняла кое-какие шаги. А сегодня скажу правду. Но не вам. Это мое личное дело, — повторила Инга.

— Да-а… — задумчиво протянул Сид. — Я тебя понимаю. Не всем повезло родиться в семье Рокфеллера. Сам в таком положении. Если бы не мать…

КОРОЛЬ БУБЕН

Сидор Иванович Коровин. Ровесник Валентина Борисюка. Но диаметральная ему противоположность.

Ибо детство у них было разное. И благодаря обстоятельствам разный сформировался характер. Насколько благополучно все было в семье Борисюков, настолько же неблагополучно шли дела у Коровиных. Мать Сида пила. Сколько он себя помнил. Не та женщина, которую он уважительно называл теперь «мать». А та, которая родила его на свет и к которой Сидор не испытывал ни малейшего уважения. Работала она дворником, вставала затемно, а едва завершив дела, бежала в ближайший ларек за бутылкой. В то время как Валя Борисюк барабанил гаммы на фортепиано и прилежно учился, Сидор Коровин шатался по улицам в компании таких же оболтусов, забросив портфель с учебниками на шкаф.

Отца Сид помнил, но плохо. Потому что хотел забыть как можно скорее. Помнил только, что тот тоже пил беспробудно. Работал сантехником в ЖЭКе, и рубли с трешками, которые совали в карман благодарные жильцы, сгубили Ивана Коровина, мастера на все руки. Вокруг него постоянно крутились подозрительные типы, жаждущие опохмелиться, но пропивающие ползарплаты в день получки, а вторую половину на следующий. Его зарезали в пьяной драке, когда Сиду было двенадцать.

Мальчик прогуливал уроки, рос, как трава в поле, стрелял у прохожих сигареты, баловался пивком, сначала дрался до крови, пробовал силу своих кулаков, потом увлекся культуризмом и стал пропадать в клубе, где подростки тягали «железо». Курить он бросил, крепче пива ничего отныне не употреблял, потому что насмотрелся на алкашей. На их испитые лица, гнилые зубы и дряблые мышцы. А ему хотелось стать таким же, как те мужики на картинках, которыми были обвешаны стены тренерской. С рельефной мускулатурой, в окружении длинноногих красоток либо рядом с дорогим автомобилем. И Сид целыми днями пропадал в подвале, где находился спортивный клуб. В доме чуть ли не каждый день собиралась компания. Приятели покойного отца по-прежнему заходили на огонек. К вечеру мать была в таком состоянии, что Сиду не хотелось идти домой ночевать.

Он закончил десятилетку, потому как был хорошим спортсменом и защищал честь школы на городских соревнованиях. По многоборью. Сид одинаково хорошо бегал, метал копье, прыгал в высоту и в длину. Аттестат ему вытянули, наставив троек. За спортивные достижения, не за знания. Но со спортом он свою жизнь не связал. Результаты показывал хорошие, но не выдающиеся. Получил кандидата в мастера спорта, до мастера тянуть не стал. Понял — не его. Поскольку Сид родился в сентябре и пошел в школу почти что с восьми лет, то, сдав выпускные экзамены и проболтавшись лето в столице, осенью же загремел в армию.

В армии ему нравилось. Очень. Два года Сида обували, одевали, кормили, поили. Заботились о нем лучше, чем дома. Думали за него. Что самое главное. И Сид был на хорошем счету. Отличник боевой и политической подготовки. Пример для остальных бойцов, ибо без труда сдавал спортивные нормативы и беспрекословно выполнял приказы. Служить в горячих точках ему не довелось, это был период относительного затишья. Попади он в армию на несколько лет позже, может быть, жизнь Сидора Коровина сложилась бы по-другому. Но Чечню он не захватил, отслужил два года на Дальнем Востоке и, демобилизовавшись, вернулся домой.

Что касается дедовщины… Сид мигом сколотил вокруг себя крепких парнишек и дал такой отпор, что больше не лезли. Характер у него был — кремень. И мышцы тоже каменные. Он никого не боялся, потому как вырос на улице и в драках поднаторел. А там бояться нельзя. Побеждает не самый сильный, а самый бесстрашный. Невысокий, но крепкий парнишка всегда выбирал противника выше себя на голову. В армии Сида уважали.

Вернувшись, он попал в другую жизнь. Пока был в армии, многое изменилось. Два года — срок. Когда уходил, мир стремительно менялся, плавился, а теперь был словно сосуд, вышедший из уст стеклодува. Еще теплый, но с четкими формами. Капитализм победил по всем направлениям, все теперь были заняты одним — делали деньги. Те, кто этого не умел, сидели по домам и сокрушались по старым, добрым временам. Ровесники Сила работали на частных фирмах либо учились. Либо и работали, и учились. Мечтали о карьере и о собственных фирмах. Учиться Сид не умел. А работать…

Он пошел в охрану. На частную фирму. Три года сидел «на дверях», смотрел телевизор. Людей было много, они ходили туда-сюда, обращая на Сида не больше внимания, чем на мебель в холле. Тогда-то он и пристрастился к голубому экрану. К боевикам и фильмам, которые «не напрягают». Его работа тоже не напрягала. Платили неплохо, фирму грабить не пытались, и за три года ни одного подвига Сиду совершить так и не пришлось. Он по-прежнему ходил по выходным в тренажерный зал, встречался с девушками, в основном с молоденькими продавщицами из окрестных магазинов, но жениться не спешил.

В его квартире по-прежнему собирались пьяные компании. Сначала Сид разгонял приятелей матери ударами кулака. Но следующим вечером, когда возвращался с работы, они вновь были там. Сидели на кухне и гудели. Как мухи навозные. И ничего не помнили. Его гнева, крепких ударов и приземления на бетонный пол лестничной клетки после того, как сын хозяйки вышвыривал их за дверь. Боли не помнили тоже. Условный рефлекс не вырабатывался, сколько Сид ни бился. Собаки Павлова — те оказались понятливее. В конце концов ему это надоело. Сделав научное открытие, заключающееся в том, что рефлекс ежедневно употреблять алкоголь сильнее любого другого, Сид оставил собутыльников матери в покое.

Он приходил поздно либо шел в ночную смену. Запирался в маленькой комнатке и включал телевизор на полную громкость. Чтобы не слышать пьяных криков. И мечтал…

О чем? Ну, во-первых, об отдельной квартире. Конечно, о больших деньгах. И уже подумывал: в бандиты, что ли, податься? Примкнуть к какой-нибудь криминальной группировке, надеть толстую золотую цепь, куртку-косуху, а всех приятелей матери замочить. Взять автомат — и в лапшу! Новые придут — тоже в лапшу!

Его жизнь изменилась, когда в тренажерном зале встретил приятеля. Парня, который учился в параллельном классе. Сид был в курсе, что тот поступил в Институт культуры на отделение хореографии. И невольно отошел в сторону. Они ж там все «голубые»!

Но мышцы у «голубого» были натуральные. И «железо» тот тягал по-настоящему. Заметив же знакомое лицо, подошел сам. Слово за слово, разговорились. Ты где? А ты? Как дела? Как заработок?

— Ты, я вижу, в хорошей форме, — сказал приятель, уважительно глядя на мускулатуру Сида. Тот невольно напрягся: вот оно, начинается! «Голубых» Сид не выносил. Как не выносил насилия над собственной личностью.

— Мальчиками не увлекаюсь, — отрезал он. — Так что не старайся.

Приятель рассмеялся:

— Да я тоже по части дамочек! Работаю в ночном клубе.

— Кем?

— Стриптизером.

Сид невольно поморщился. Ну и работенка! А с другой стороны, у него, что ли, лучше? Скука! И на квартиру не заработаешь. Девочки тоже — любят дорогие подарки. В рестораны любят ходить. И на хорошей машине кататься. Узнав, сколько зарабатывает приятель, Сид уважительно присвистнул:

— Ого!

— Ну и дамочки подбрасывают. Ты как? Не комплексуешь?

Женщин Сид любил. Если они не пили и были ухоженными. С гладкой кожей и белыми зубами. И если от них приятно пахло. Тогда он готов был служить им верой и правдой. Их телам. И женщины его любили. За силу и решительность. Сид не растрачивал время на комплименты и сантименты. Зачем, имея такую потрясающую мускулатуру?

Приятель оставил номер телефона и пригласил зайти как-нибудь. В ночной клуб. В один из скучных и пустых вечеров, когда на кухне вновь собралась пьяная компания, Сид зашел. Сначала ему не понравилось. А потом…

Когда на сцену вышел полуобнаженный приятель и стал совершать заманчивые телодвижения, женщины завизжали от восторга. И Сид невольно подумал: «Делов-то! Я тоже так могу!» Дух соперничества был в нем силен. Особенно соперничества за самку. И, дождавшись конца выступления, Сид зашел к приятелю в гримерку.

Видимо, это была его судьба. Туда же зашел хозяин клуба, приятель сделал Сиду рекламу, последовало предложение «попробоваться». В случае успешных проб деньги обещали хорошие. В охране он столько не зарабатывал.

«Я могу пропадать здесь всю ночь, — подумал Сид. — А днем отсыпаться. Днем у нас тихо. А вечером… Да пусть пьют!» И на следующий день, взяв отгул, он впервые вышел на сцену. Перед пустым залом. Зазвучала музыка. Оказалось, что у него есть слух, чувство ритма, а что касается тела… Телом он с детства занимался всерьез и достиг больших успехов. Нет, звездой он не стал. Его имя горело неоновыми буквами в ряду прочих. «Геракл, Аякс, Фараон…» Но поклонниц у Сида хватало. Грех жаловаться!

Приятель дал несколько уроков хореографии, и их дружба окрепла. Прошло совсем немного времени, и Сид понял, что такая жизнь ему по душе. Осуждать же его было некому. Мать понятия не имела, откуда у сына деньги и почему тот приходит домой под утро и спит до самого вечера. До первых гостей. Вопросов она не задавала, а всем остальным Сид мог ответить крепким ударом кулака.

А вскоре он снял квартиру и от матери съехал. На этом родственные отношения прервались. Сид купил машину, чтобы ездить на работу. Стал модно одеваться. О будущем не задумывался. Хотя приятель не раз заводил разговор о том, что неплохо было бы подцепить богатую невесту. Но кто пойдет замуж за стриптизера? Дочки бизнесменов? Да их отцы за это голову оторвут и лишат наследства! Только женщина самостоятельная, независимая, зарабатывающая хорошие деньги может решиться на такой брак.

Сиду нравились зрелые женщины. Лишенный материнской ласки, он подсознательно к ним тянулся. Но дамочки попадались замужние. Живущие за счет мужей, пропадающих на работе и в командировках. От скуки женщины не знали, чем заняться, и наставляли кормильцам рога со стриптизером.

Симпатичных девиц Сид тоже любил. Но относился к ним с некоторым презрением. Сами не знают, чего хотят. И плели они такую чушь, что даже Сиду, с трудом закончившему десятилетку, становилось тошно. Но зато у них были хорошие тела: стройные, с гладкой кожей, без растяжек и жировых отложений. Сид никому не отдавал предпочтения. И возраст для него значения не имел. Женщин у парня было — не счесть, чуть ли не каждую ночь — новая партнерша. Телефонная книга мобильного телефона забита до. отказа — сплошь женские имена. И к случаю с модной писательницей Сид поначалу не отнесся всерьез. Дамочка была сильно навеселе, что ему не понравилось, но пахло от нее дорогими духами, лицо и тело были ухоженные, а вознаграждение Сид получил щедрое. И забыл об этой ночи.

Но вскоре она позвонила. Потом еще. И еще. Встретились, сходили в ресторан. Потом на юбилей известного писателя. Потом на презентацию новой книги. Их фотографировали, задавали вопросы. Проявляли любопытство: «А сколько вам лет?» — «Кем вы работаете?» — «А где?» Глаза журналистов блестели от восторга. Какой скандал!

Сам того не ожидая, Сид оказался в центре внимания прессы. О нем написали! Его фотография появилась в светской хронике! Потом еще одна!! И еще!!! Называли его «Мальчик Златы Ветер». Но что с того? Свои фотографии в журналах Сид разглядывал с интересом. И даже трогал пальцем, словно хотел проверить — настоящие ли? Надо же! Сидор Коровин, двоечник, хулиган, сын дворничихи — и в модном журнале! Под руку со знаменитостью! Приятель откровенно стал завидовать. Дружба дала трещину. Он стал появляться в клубе все реже и реже.

Меж тем Прасковья Федоровна не отступала. Ходила вместе с ним на презентации, светские мероприятия, охотно фотографировалась. А потом…

…Потом предложила пожениться! Он даже не раздумывал. Эта женщина была Сиду по душе. Чувство, которое он испытывал к Прасковье Федоровне, было сложным. Тут и благодарность, и уважение, и тщеславие, сыновняя привязанность, и даже капелька плотской любви. Сид не задумывался над этим, просто говорил либо «да», либо «нет».

На традиционный вопрос: «Согласны ли вы…?» — ответил без колебаний. Да, да, да! Их поженили. Потом в популярной передаче был сюжет. «Злата Ветер и ее мальчик». Ошеломляющая разница в возрасте привлекла аудиторию. Прасковья Федоровна долго объясняла Сиду, что такое реклама и почему ее книги стали продаваться еще лучше.

Он понимал: мать умна. Она знает, что делает. Сиду нравились новая жизнь, новая машина и новый дом. На первом этаже стояли тренажеры. И телевизор был большой. Диван удобный. А что касается скандалов, которые устраивала жена…

Может быть, поэтому Сид и стал ей изменять. Все равно ведь будут упрекать! Так пусть ругают за дело. Сид всегда имел много женщин и после свадьбы вел образ жизни, к которому привык. Знакомился, ехал к новой подруге домой, проводил там какое-то время. Разумеется, в постели. Телевизор ведь и дома есть! Он лучше и больше. А жена, напротив, не так молода и не так привлекательна, как новая партнерша. Иногда хочется пирожных. Иногда не хочется. Сид привык подчиняться своим инстинктам. А думать и рассчитывать не умел.

Жена его баловала. Давала деньги. И Сид их охотно брал. Потому что привык: во время выступления женщины суют ему деньги. Дома он честно работает мужем и берет за это плату. Мать это понимает. Она вообще все понимает.

…Все началось год назад. Сиду срочно понадобились деньги. И он занервничал. Оказалось, что за время, проведенное с Прасковьей Федоровной под одной крышей, привык к ней и даже полюбил. По-своему, но…

Но что это меняет? Когда человеку срочно требуются деньги, он идет на все…

МАСТЬ СЕМЕЙНАЯ: КРЕСТИ

…В то время как в каминном зале Инга делала признание, а Сид вспоминал свою жизнь, бывшие друзья, бывшие соседи по комнате в студенческом общежитии, бывшие партнеры Даниил Грушин и Артем Реутов поднялись на третий этаж.

— Ты уверен, что хочешь поговорить с Валентином? — спросил Грушин.

— Да, — кивнул Артем.

— А ему можно верить?

— Борисюк одной ногой уже в тюрьме. Зачем ему врать? Проще сказать правду.

— Что, адвоката хорошего наймешь? — усмехнулся Грушин.

— Я хочу знать, кто шантажировал Валентина, — твердо сказал Артем. — Кому он платил деньги?

— И что тебе это дает?

— Многое, — отрезал Артем.

— А если Инга?

— Тогда…

— Ну? Что тогда?

— Если она шантажировала Валентина, значит, она не шантажировала меня!

— А если это ее призвание? Может, со всех денежки собирала?

— Не верю!

— Я говорил, что шантажист не может одновременно быть и шантажируемым. Согласно правилам игры. Но не говорил, что у него обязательно только одна жертва.

— Опять загадки?

— Главному условию игры это не противоречит.

— Какое еще условие?

— Равное количество. Шантажируемых и шантажистов среди приглашенных мною людей. Забыл? Ладно. Иди к Борисюку, а я тем временем подготовлю для тебя сюрприз.

— Грушин, заканчивай со своими сюрпризами, — невольно передернулся Артем.

— А я, быть может, только начал.

— Что там у тебя еще? Топорик для рубки мяса? Яд кураре?

— Увидишь, — загадочно сказал хозяин дома. Они стояли на площадке третьего этажа. Слева и справа — ряд дверей. Прямо перед ними — дверь санузла, в котором заперт Валентин Борисюк. Артем шагнул к ней и вдруг покачнулся.

— Тема, ты перепил, — покачал головой Грушин и придержал бывшего партнера по бизнесу за плечо.

— Да, пожалуй. Черт его знает… Жил, жил, мчался как на пожар. Не жизнь, а курьерский поезд. Не задумывался над тем, что происходит? И вдруг… Сегодняшний вечер. Стоп. Пауза. Разбиралки, объяснялки. Тот не тот, за кого себя выдает, этот не этот. Все чего-то скрывают либо не договаривают, прячутся, деньги друг у друга вымогают. А сам-то? Хорош! Называется — приехали! Три трупа. Кто, кого, за что? Непонятно! А за этой дверью вообще — убийца! Мой зам по рекламе на моих же глазах убил моего шофера! Бред! Бессмыслица!

— Быть может, не такая уж и бессмыслица? — осторожно спросил Грушин.

— Войти? Не войти? Я теперь боюсь дверей. До дрожи в ногах. Знаешь, мне сегодня странный сон приснился. Притча о трех дверях. Я вообще-то снов не вижу. Последнее время мучаюсь бессонницей, потому принимаю снотворное, проваливаюсь в глубокий сон, а утром — как из колодца. Выныриваю и не помню ничего. А тут вдруг сон. Цветной и со смыслом. Только смысла-то я и не понял.

— Тема, не надо…

Грушин подумал, что недосуг сейчас слушать пьяный бред. Дело надо делать. Точнее, доводить до конца. Немного осталось. Но Артем не унимался:

— Нет, ты послушай! Со смыслом сон. Может, ты мне растолкуешь? Якобы достался мне клад. И дали мне ключ от двери, за которой он лежит. Но… Узнать, где находится дверь заветная, за которой клад, можно только открыв две предыдущие. А ключей от них у меня нет. Чтобы найти те ключи, надо договориться с людьми. А компания собралась большая. И лица все знакомые. Ты, Ольга, Анюта, Валентин. Инга. Друзья детства. Одноклассники. Сотрудники. Словом, всех не упомнишь. И если я со всеми вами не поделюсь, не видать мне двух ключей. И не узнать, где находится третья дверь.

— Тема…

— Нет, ты дослушай. Ну, согласился я. Договорились. Мол, найду клад заветный — поделюсь со всеми. По совести. И пошли мы искать первую дверь. А клад под землей, в каких-то катакомбах. Сыро, темно. Бродили мы, бродили… Короче, нашли первую дверь. Открыли первым ключом. За ней — пусто. Сырость, мрак. Вода под ногами. Пещера не пещера. Стены голые. Но зато подсказка: где найти вторую дверь. Ну, пошли дальше. Доходим, открываем. А за ней… Мама дорогая! Богатства несметные! Золото, бриллианты. Деньги. Несметно!

— Эк тебя развезло, — поморщился Грушин.

— Ты слушай дальше. Замерли мы посреди пещеры. Что делать? Бери — и иди. На всю жизнь хватит. И взять можно. Пожалуйста! Только мне за это надо отдать ключ от третьей двери. Правильно: а зачем? Здесь же все есть! Деньги! А деньги — это все. Стоим, думаем. А червячок внутри шевелится. Если за второй дверью такое, то, что же тогда за третьей? Человек есть человек. Обуяла нас жадность. Не стали мы брать денег. Вышли, закрыли дверь и пошли дальше. По катакомбам. Ведь кроме денег за второй дверью была подсказка — где найти третью. Либо ключ от третьей двери, либо подсказка. Короче, выбор сделали. И третью дверь нашли. Подходим, достаю я ключ. Открываю. А там…

И тут Артем закрыл лицо руками. Словно бы увидел вновь то же, что во сне. А когда отнял руки, лицо его было ужасно, губы дрожали. Он схватил Грушина за рукав пиджака, заглянул в глаза и сказал:

— Веришь, нет? Там трупы. Куски человеческих тел. Руки, ноги, головы отрубленные… Кровь. Мясо и кровь. Не скелеты, как в кино показывают. Нет. Все свеженькое, тепленькое еще. Кровь еще дымится. А на кусках мертвецов — украшения. Драгоценности большой цены. Денег нет. Денег я не помню. Помню — лежит гора вещей. Дорогих. Меха, кожа. Бери, что хочешь. Но — с мертвецов. И тут я… О боже! Я кинулся к этим вещам и стал отбирать себе то, что понравилось! Себе, жене, детям… Данька! Какой кошмар! Вот где душонка-то мелкая показалась! Непременно с мертвецов мне надо! И лежит отрезанная человеческая рука, а на ней браслет. В центре камень с ноготь большого пальца, как сейчас помню! Багровый, почти черный. А вокруг россыпь бриллиантов. Сверкают так, что глазам больно! И я в вещах-то копаюсь, но все кошусь на этот браслет. А поскольку ключ мой, то я первый могу выбрать то, что понравилось. Остальные же будут выбирать из того, что осталось. А они, то есть вы, стоите, смотрите на меня. И переглядываетесь. Вдруг кто-то говорит: «Что ж ты делаешь?! Вещи-то с мертвых!» И вынимает из кучи тряпья детский чепчик. Тот, что на младенцах. На новорожденных. Крохотный, с мой кулак…

— Замолчи! — невольно вздрогнул Грушин.

— А немного осталось. Ладно, про чепчик не буду. Короче, набрал я себе шмоток. Разменялся на тряпье. А тут выясняется: дверь-то хитрая. С секретом. Выйти могут все, кроме последнего. Тот должен ее придержать, выпустить остальных и принести себя в жертву. Остаться в комнате. Ничего не получить и… Ну, ты понимаешь. Набрал я шмоток и вышел. А вы, мол, как хотите. Поднялся наверх. Стою, свежим воздухом дышу. Радуюсь. И вдруг осенило: дурак! Браслет-то! Там остался! И другая мысль: а люди? Мои друзья? Родные? Сотрудники? Выходит, я их всех кинул? Кто-то из них должен умереть. И за меня тоже. В это время они наверх стали подниматься. Цепочкой. Один за другим. А я стою, шмотки к себе прижимаю и вглядываюсь в лица. Кто остался? Кто?! И тут понял, что не вижу Инги. И кинулся я обратно. За ней ли, за браслетом, не помню. Помню только, что спустился вниз, дверь еще приоткрыта. Я в нее, Инга там… В комнате с мертвецами. Одна. И — все. Дальше, как в тумане. Чем закончилось, не знаю. То ли дверь захлопнулась, а мы навсегда там остались. То ли вместе вышли. То ли она меня спасла, то ли я ее. Не помню, — с сожалением сказал Артем.

— Ты к чему мне это рассказал? — напряженно спросил Грушин.

— Я тебе рассказал притчу о трех дверях. Которая мне сегодня приснилась. А мораль какая? Не ходи искать третью дверь? Не жадничай? Так, что ли? Мол, богатства достаточно, а дальше, к власти только по трупам. Или я чего-то не понял? К чему сон? Даня?

— К трупам.

— Ну, к трупам — это понятно. Теперь понятно. А чепчик? А бриллианты на мертвых?

— Сон — это бред. Чепуха. Забудь.

— Ладно, — с сожалением сказал Артем. — Я тебе как другу. Как родственнику. Поделился. Потому что больше не с кем. Думают, Реутов каменный. А он тоже — человек! Он тоже…

— Ну, так ты пойдешь разговаривать с Борисюком? — грубо оборвал его Грушин. Терпение у него кончилось.

— Все. Иду. Извини, что напрягаю тебя своим бредом. Просто… С самого утра душа не на месте. Три двери. Три. Прямо, как три карты: тройка, семерка, туз. Как вспомню… Ну, да ладно. Все. Как тут у тебя?

Артем шагнул к белой двери и стал возиться с замком.

— Дай помогу, — вызвался Грушин.

И потянулся к ручке. Раздался щелчок, дверь открылась. Валентин Борисюк сидел на краю мраморной ванной. Увидев мужчин, стоящих на пороге, поднялся:

— За мной? Что там? Милиция приехала?

— Поговорить, — сказал Артем и сделал шаг вперед. — Я, Валентин, просто хотел поговорить с тобой.

Грушин остался в коридоре.

— Это он. Он во всем виноват. Подстроил. Его надо убить, — сказал Борисюк с ненавистью.

— Валентин, ты успокойся, — и Артем сделал еще несколько шагов вперед.

— Я, пожалуй, не буду вам мешать, — усмехнулся Даниил Грушин. — Даже если вы будете сговариваться против меня.

И хозяин дома прикрыл дверь.

— Он нас сейчас запрет! — выкрикнул Валентин.

Но щелчка не послышалось. Грушин просто прикрыл дверь, и в коридоре раздались его шаги. Реутов присел на край мраморной ванной.

— Я пришел к тебе, чтобы прояснить ситуацию. Видишь ли, у меня тоже положение непростое. Мне надо знать… надо знать… — и Артем вдруг замялся.

— Хотите знать, почему я убил Ваню Смирнова? — спросил Валентин Борисюк.

— Грушин нам все рассказал. О том, что весной ты совершил наезд и скрылся с места происшествия. А пострадавший скончался. И что в машине вас было трое: ты, Ваня и Инга. Скажи честно: Инга шантажистка?

— Я отдавал деньги Ване Смирному.

— Что-о?!

— Может быть, он делился с Ингой. Не знаю. Ване до такого не додуматься. Я уверен: идея с шантажом не его. Я просто перекладывал деньги из своего конверта с зарплатой в его конверт. А сегодня… У меня нервы сдали. Грушин все подстроил. Он нарочно вызвал Ваню. И весь вечер меня накручивал. Мол, у меня будет возможность разделаться с шантажистом. Когда я его увидел, у меня в голове помутилось. Вот уже полгода он из меня жилы тянет! Сколько можно терпеть? Всю жизнь, что ли?

— А следователь?

— Не убивал я следователя. Не убивал! — с отчаянием сказал Валентин.

— Зачем же ты к нему пошел?

— Узнать. Следствие-то приостановлено! Я рассказал историю. Якобы мой приятель совершил наезд. Что ему за это будет? Описал все, как было. А он не дурак. Все понял. Мол, не про приятеля рассказываю. Про себя. И стал намеки делать. Сволочь!

— И ты его убил…

— Нет! Не убивал!

— Но ведь это же логично. Следователь догадался о твоей тайне, либо Грушин его уже посвятил.

— Вы думаете? А ведь верно! Грушин-то все знает! Но откуда?

— От Вани. И я думаю, что идея с шантажом принадлежит Грушину. Не Инге. Как она себя вела после наезда?

— Нормально, — пожал плечами Валентин.

— Намекала? Пугала?

— Нет. Этого не было. Я сам ее сторонился.

— А ты не замечал, что она живет не по средствам? Что у нее вещи дорогие? Украшения? Денег много?

— Денег? Да, пожалуй… Она как-то обмолвилась, что собирает на квартиру. Мол, вложила деньги в строящееся жилье, половину требуемой суммы, но надо внести еще половину. Порядка пятнадцати тысяч долларов.

— Ого! — присвистнул Артем. — А у меня она денег не просила! Столько не просила. Я, конечно, подбрасывал ей, но не так много. В основном делал дорогие подарки. И все их видел на ней. То есть Инга подаренные ей украшения не продавала. Меж тем чтобы внести первые пятнадцать тысяч, да с ее зарплаты… Гм-м-м… Откуда же деньги?

— Не знаю.

— Сколько ты платишь? То есть сколько платил Ване?

— Триста баксов. В месяц.

— Не густо. Если делили на двоих, это гроши. Для Инги-то уж точно! Так откуда у нее деньги? А?

— Я-то откуда знаю?

— А насчет Киры?

— Что насчет Киры?

— Ты ее убил?

— Зачем?

— Ну, я же не знаю зачем!

— До сегодняшнего вечера я понятия не имел, что она существует на свете! Я в этом доме — нечастый гость, с соседями никогда не общался. У нас с Кирой не было повода пересекаться.

— Информацию о фирме не ты Грушину сливал? Только честно?

— Нет!

— Слово даешь?

— Мне терять нечего. Я вас не шантажировал. Даю слово.

— А кто это делал? Знаешь?

— Нет.

— А есть по этому поводу соображения?

— Не знаю.

— Валентин, ты парень неглупый. Давай-ка вместе посчитаем. Грушин загадал нам загадку. Разбейтесь, мол, на пары. Шантажисты и шантажируемые. Мой шантажист… Это кто-то из присутствующих. Так Грушин сказал.

— А вы ему верите?

— Он сказал, что играет честно.

— А гостей осталось не так уж много. Вам выбирать между Сидом, Прасковьей Федоровной и Ингой.

— При чем тут Сид? При чем тут известная писательница? Я их в жизни не видел! Как ты говоришь, это люди из других миров.

— Ну, тогда и выбирать не приходится.

— Значит, все-таки Инга?

— Сколько у нас шантажируемых? Трое?

— Постой… Когда мы сели за стол, Грушин сказал, что пригласил в гости равное количество шантажируемых и шантажистов. За столом нас было семеро, включая его. Но он не гость. Он — хозяин. А сказано было: «пригласил в гости равное количество…» Ты — шантажируемый. Я — шантажируемый. А кто же третий?

— Должно быть, писательница. Прасковья Федоровна. У нее деньги, слава. Это дело семейное. Шантажисты — либо Кира, либо Сид. Скорее Кира, раз ее убили. Инга в любом случае шантажистка.

— Сид… Гм-м-м… Он точно — шантажист! Стриптизер, с сомнительным прошлым. Без принципов, без мозгов… Значит, Инга, Сид и… кто?

— Получается, Кира.

— Кого же тогда шантажирует Сид и кого шантажировала Кира?

— Нам-то какая разница? Мы про себя знаем. У Инги есть деньги на квартиру. Вы ей такой суммы не давали. Зарплата ее известна. Ну, прибавка за постельные услуги, которые она вам оказывает. Пардон. Квартиру снимает, а это четыреста баксов, сама говорила, одевается хорошо. Откуда деньги? Вывод один. Инга кого-то шантажирует. Вот вы — сколько платите?

— Дай подумать…

Артем нахмурился.

— Вообще-то не так много. Но не триста долларов. Первый взнос был крупным. Несколько тысяч долларов. Полгода назад. Когда ты, говоришь, тебя начали шантажировать?

— В марте.

— А меня в начале апреля. Вскоре после того, как ты совершил наезд. Послушай, а может, это все-таки ты?

— Нет!

— Гм-м-м… Придется поверить. В апреле я заплатил десять тысяч долларов. Своего рода страховку. От дальнейших сорванных сделок. Вскоре Инга внесла деньги за квартиру. Половину суммы. Возможно, у нее были кое-какие сбережения. Или подзаняла пять тысяч. Теперь она собирает на вторую половину. Все складывается. Но почему бы ей просто у меня не попросить денег?

— А вы бы дали?

— Конечно!

— А что бы при этом подумали?

— Ну…

— Что она с вами роман крутит из-за денег. Так?

— Не знаю.

— Использует вас. Поостыли бы к ней, это уж точно! Дали бы денег, но в качестве отступного. Отступного она не хочет.

— Но так-то еще хуже! Насколько я знаю Ингу…

— А вы ее знаете? Ведь она стерва!

— Валентин!

— Точно — стерва! И шлюха! Вон она как в ту ночь! Коленками передо мной сверкала! На чашечку кофе предлагала зайти!

— Врешь!

— А с чего бы я бдительность потерял? На ножки ее стройные засмотрелся! Вы у Грушина спросите. Он расскажет. Такое расскажет!

— Замолчи!

— Мало того, что она вам рога наставляет, она вас еще и шантажирует, — мстительно сказал Валентин.

Артем невольно сжал кулаки. Инга — шантажистка. Сомнений нет. И спит с Грушиным. Первого было бы довольно. Или второго. Но и то и другое вместе…

Вот уже год он спит с женщиной, которая вывалялась в грязи по уши. Да, она молодая и красивая. Хороша в постели. Но ведь она использует это, чтобы вытрясти из него и из фирмы как можно больше денег! Изменяет, предает. Везде.

Его охватило бешенство. Нет, так просто она из этой истории не выпутается! Натравить на нее службу безопасности? А при чем тут служба безопасности? Это дело семейное.

— Что это с вами? — спросил Валентин Борисюк.

— Так…

— Что, расстроились? Из-за Инги? Все бабы такие! Вечно им мало. У меня сейчас тоже. Модель. Чтоб ее… Говорит, что беременна. От меня. Наверняка врет.

— А ты у Грушина спроси, — с усмешкой посоветовал Артем.

— А при чем тут Грушин? — откровенно удивился Валентин.

— Ну, он же у нас все знает. И про твои дела тоже.

— Грушин спит с Ингой. Маринка и Инга — подруги. Из одного города. Может Грушин знать Маринку? Вполне! А быть может, это вообще его ребенок?

— Ну, заговорился!

— От этой сволочи всего можно ожидать! А ну-ка развяжите мне руки!

— Ты что, Валентин?

— Вам что, жалко?

— Выпустить тебя бродить по дому в таком состоянии? Ну уж нет!

— Сами-то в каком!

— Это мое дело. Я еще никого не убил.

Артем сам не заметил, как сказал «еще». Голова нестерпимо болела. От выпитого ли, от переживаний, но ее словно железным обручем стянуло. А в груди ныло. Вот ведь! Рассказывал ей все, делился планами на будущее! А она передавала Грушину! Гадина! Какая гадина!

Он встал и направился к дверям.

— Уходите? — крикнул вслед Валентин Борисюк. — Куда? С Грушиным разбираться?

— Это мое дело, — машинально повторил Артем.

— Попомните вы его, — услышал он, закрывая дверь. И подергал дверную ручку — как тут у них?

А, ладно! Артем закрыл дверь, но с замком возиться не стал. Очутившись в коридоре, крикнул:

— Грушин! Грушин, ты где?!

Тот вышел из спальни. Из соседней двери. Артем подозрительно спросил:

— Подслушивал?

Бывший друг пожал плечами:

— А смысл? Чего я не знаю или о чем не могу догадаться?

— Ты вроде как караулишь меня. Чего добиваешься?

— По-моему, ты созрел до того, чтобы начать выяснять со мной отношения. Я к этому подготовился.

— Вот даже как!

— Ты хочешь доказательств. Тому, кто такая Инга. Изволь. Пойдем в мою спальню.

— Хорошо, — кивнул Артем. — Я деловой человек. Эмоции эмоциями, но!… Без доказательств — это несерьезно. Идем.

И решительно направился к двери в соседнюю спальню.

Валентин Борисюк в это время поднялся с края мраморной ванны и прислушался. Знакомого щелчка не послышалось. Значит, дверь санузла теперь не заперта. А в коридоре шаги. Куда они направились?

Он пошевелил за спиной затекшими руками и выругался. Потом направился к двери. Толкнул плечом, и дверь открылась. Борисюк вышел в коридор и вновь прислушался. Близится полночь. Какой длинный вечер! И какой сумасшедший!

Он сделал несколько шагов по коридору, а потом начал медленно спускаться по лестнице…

Четвертый расклад

ЧЕРВИ: ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ…

Очутившись в спальне у Грушина, Артем невольно вздрогнул. Вот оно как! Зеркальная дверь шкафа-купе словно бы расширяет границы комнаты, в которой множатся черно-белые портреты кинозвезд. Он не любитель старых фильмов, тем более американских, но лица вроде бы знакомые.

— Грушин, что это?

— Мои женщины.

— Ты — сумасшедший? Да? — с надеждой спросил Артем.

— А что тебя смущает?

— Их тут слишком много!

— Любви никогда не бывает много. Любовь — это единственное, ради чего стоит жить. Разве не так? — с откровенной иронией спросил Даниил Грушин. — Я позвал тебя сюда, чтобы поговорить о любви.

— Я хотел поговорить об Инге. Валентин дал мне кое-какую информацию.

— Например?

— Инга внесла пятнадцать тысяч долларов за квартиру в строящемся доме. Нет сомнений в том, что она — шантажистка.

— И девка, — спокойно добавил Грушин.

— То, что она спит с тобой, еще не свидетельствует…

— Ты готов узнать правду?

— Правду я готов узнать всегда. Ты же меня знаешь. Я человек сильный. Говори.

— Итак: доказательство номер один. Она была моей любовницей. Как насчет порнухи? Нормально переносишь?

— Давай, — хрипло сказал Артем. И расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Пиджак он давно уже снял и оставил в каминном зале. Очень уж душно. А он тучен, страдает одышкой. И выпил сегодня немало.

Грушин подошел к шкафу, зеркальная дверь поехала в сторону. Артем невольно вздрогнул. Вспомнилось, как отъезжал в сторону стеллаж в каминном зале, а за ним… Нет, трупов в этом шкафу не было. Аккуратно разложенные вещи, на одной из полок видеокассеты. Грушин достал одну и, задвинув дверцу шкафа, подошел к видеомагнитофону.

— Видеокамера — удобная вещь, — усмехнулся он. — В горячке и не сообразишь, что тебя снимают. Если увлечься.

— Не тяни, — сказал Артем, усаживаясь на кровать.

Он увидел то, что ожидал. Грушин и Инга. В этой самой спальне. На кровати. Единственное, что… она была загримирована под один из портретов и странно одета. В длинном платье. Было такое ощущение, что одна из женщин сошла со стены, чтобы одарить своей любовью преданного поклонника. В ногах у них валялась шляпа. Зеленая шляпа с перьями и вуалью. «Почему зеленая?» — мелькнуло в мыслях. Портрет черно-белый! Аженщина в постели у Грушина — разноцветная!

Артем думал почему-то об этой шляпе. Словно самое захватывающее зрелище — случайно попавшая в кадр шляпа.

Остальное было неинтересно. Ему не интересно. Потому что он не хотел знать, как это делает Грушин. Понятно, что лучше. Вон он каков! Без одежды. С такой фигурой на пляж идут победителем. Так, словно тебе принадлежит весь мир. И все женщины мира. Не удивительно, что Инга предпочла его.

— А у тебя богатая фантазия, — хрипло сказал он, не отрывая взгляда от шляпы.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это — монтаж?

— Монтаж? Где монтаж? Это?

Он вскочил, подбежал к телевизору и ткнул пальцем в шляпу. В этот момент голая пятка Инги задела ее и столкнула с постели. Шляпа упала на пол. Его палец оказался на женской голени, и Артем невольно отдернул руку.

— Я ее убью! — мрачно сказал он.

— За что? — усмехнулся Грушин.

— За шляпу!

— Эй! С тобой все в порядке?

— Это все?

— Отнюдь. Это предисловие.

— Мне не интересно… Не интересно, как и сколько вы это делали. Не интересно.

— А когда?… Интересно?

— То есть… Была она только моей или одновременно ездила сюда и вы занимались этим? В шляпе?

— Какая шляпа? Ах, да! Зеленая! Это было всего одни раз. То есть в таком гриме. Я люблю разнообразие.

— Зато я не люблю!

Он нагнулся и ткнул пальцем в кнопку. Экран погас.

— Довольно, — сказал Артем, вновь подходя к кровати. Что делать? Душить Грушина? Видимо, выражение его лица соответствовало мыслям, потому что бывший друг с усмешкой сказал:

— Хочешь меня задушить? Тема, Тема… Нельзя же так. Тебя обвела вокруг пальца дешевая шлюха. Вот что обидно! Она пришла в мой дом с таким шлейфом… Потасканная, больная, лечилась от венерического заболевания, сделала несколько абортов. Вот откуда чепчик. В твоем сне. Как знать, не убивала ли она твоего ребенка?

— Нет!

— А ты спрашивал? Ты вообще наводил справки? Прежде чем увлечься этой женщиной? Она ведь теперь вообще не может иметь детей. Да, да, и не смотри на меня так. Ладно я. Я просто ею воспользовался. И платил согласно тарифу. А потом она нашла тебя, дурачка. А теперь ты сокрушаешься: как же так? За что? Есть хорошая фраза, не мною придуманная: бесплатно — дороже! Это как раз про Ингу и ей подобных. Надо было не китайский зубрить, а по кабакам шататься. По ночным дискотекам. И переболеть этим в юности. Чудила, — почти ласково сказал Грушин. — Здесь, как к кори или свинке — нужен иммунитет.

— Это все? — вновь спросил Артем.

— Нет. До кучи, — сказал Грушин грубовато и вновь подошел к шкафу.

Артем невольно сжал зубы. Что там еще? Зеленая шляпа? Туфли на шпильках? Ее кружевное белье?

Грушин достал диктофон. И со вздохом сказал:

— Мне бы хотелось все это озвучить. Любовь любовью, но потом люди, как правило, разговаривают. И порою говорят немало забавного. Давай послушаем эту запись.

Он нажал на кнопку. Артем услышал голос Инги:

«— Твоя жена догадывается?

— О том, что у меня случаются интрижки на стороне? (Голос Грушина.) Не думаю. Ольга — женщина недалекая. Всегда была такой.

— А если узнает?

— И кто ей расскажет? Ты? Мое слово против твоего? А кто ты такая?

— Я понимаю. Но если бы мы с тобой…

— Что?! (Смех Грушина.) Ты рассчитывала, что я тобой увлекусь? Брошу богатую жену? Женюсь на тебе? Девочка, как ты меня насмешила! Ой, насмешила! Значит, таковы твои планы? И кто вбил тебе это в голову? Удачливая подружка?

— Да. (В голосе Инги откровенно сожаление.)

— Что, ей повезло? Золушка стала принцессой? Возможно. Только надо знать, с кем играть в эти игры. В твоем случае принц должен быть толстым, некрасивым, страдать одышкой, иметь такую же толстую корову-жену и ничего не понимать в делах постельных.

— Как Артем Дмитриевич?

Реутов невольно напрягся.

— А что? (Зевок Грушина.) Подходящая кандидатура!

— Я это учту.

— И как ты до него доберешься?

— Ну, не знаю. Мне бы только дверца приоткрылась. Хоть щелочка. Малю-у-сенькая.

— А там уж ты постараешься. Понимаю.

— Расскажи мне о Реутове. Какой он?

— Тема? Он добрый. Но тщательно это скрывает. Вообще, в его груди бьется большое горячее сердце. Но он человек осторожный. Тут нельзя пережимать. Ни в коем случае не проси у него денег. Не жадничай. Его надо ловить на любовь. На настоящее чувство. Ха-ха! Шанс есть: он не нагулялся. В институте прилежно учился, на дискотеки не ходил, девочками не увлекался. По-моему, по окончании вуза так и остался девственником. Но тщательно это скрывал. Он вообще скрытный. А скрытные люди — наиболее уязвимые. Как показывает практика.

— Это хорошо. (Задумчиво протянула Инга.) Хороший материал. С таким можно работать.

— Эх ты! Профессионалка! Иди сюда, я тебя кое-чему научу…

Звук поцелуев. И другие отвратительные звуки. Потом долгий стон Инги и ее томный голос:

— Знаешь… Лучше тебя никого нет…

— Не могу ответить тем же.

— Нахал!

(Вроде бы шлепок. Любовные игры.)

— Достаточно? (Голос Грушина.)»

Ах, да! Артем спохватился. Это уже не на пленке. Грушин держит палец на кнопке, вопросительно смотрит на него и спрашивает:

— Достаточно?

— Да. Выключи.

Щелчок. Вновь голос Грушина:

— Тема, ты в порядке?

— Вполне. Значит, с таким материалом, как я, можно работать…

— Ну-ну. Успокойся.

— Кто это снимал? И кто записывал?

— Я.

— Зачем?

— Думал, авось пригодится. Разумеется, это копии. Есть еще оригиналы.

— А если Ольга узнает?

— Я человек осторожный. Пленки хранятся не здесь. Эти копии я сделал специально к сегодняшнему вечеру. Для тебя. Мы же друзья! И родственники. Мне хотелось немного придержать Ингу. Если вдруг она до тебя доберется.

— И ты специально меня позвал, чтобы…

— Порок должен быть наказан. Добродетель торжествует.

— Ты, что ли, добродетель?

Артем тяжело поднялся с кровати. Посмотрел на Грушина в упор, тяжелым взглядом и спросил:

— У тебя водка есть?

— Где? Здесь? А тебе не хватит?

— Ладно. Там, в каминном… зале. Еще есть. Я пойду.

— Тема…

— Не мешать! Не сметь мне мешать!

И он кинулся к двери. Как только Артем выскочил в коридор, Даниил Грушин расхохотался. Вот оно, начинается! Потом осторожно вынул видеокассету из магнитофона и то же самое сделал с диктофоном. Меры предосторожности надо соблюдать. Ольга не имеет привычки шарить в вещах мужа, но, как правильно говорится, береженого Бог бережет. И Даниил Грушин стал уничтожать пленки. Они свое дело сделали.

И в это время… В это время пробило полночь. Грушин бросил взгляд на часы и машинально подумал: «Полночь…» Ольга дала время до полуночи? И что? Ничего не изменилось. Мир не изменился. Все идет, как идет. Согласно его планам.

Даниил Эдуардович Грушин нежно посмотрел на мертвых красавиц и подмигнул Вивьен Ли: «Кажется, мы победили. Теперь все у нас будет хорошо…»

…В это время Валентин Борисюк был на втором этаже. Бродил, толкаясь в двери, и искал, чертыхаясь, чем бы перерезать ремень. И как перерезать. Мысль работала с трудом. Разумеется, надо было воспользоваться бритвенным прибором. Но легко сказать! Это же ремень! Кожаный ремень, прочный.

Когда пробило полночь, он это услышал. Внизу, в гостиной, раздался мелодичный звон. Потом еще какой-то звук, которому Валентин Борисюк не придал значение. Потому что его занимала только проблема связанных рук. Наконец он решился и толкнулся в каминный зал. Там сидели Сид, Инга и Прасковья Федоровна. Инга невольно вскрикнула.

— О боже! Он их убил! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Даню и бизнесмена!

— Чем? — и Валентин показал, что руки у него до сих пор связаны. — Реутов с Грушиным выясняют отношения. У него в спальне. А я… Ну, будьте вы людьми! Развяжите! У меня уже кровь не циркулирует! Сами бы попробовали!

— Мать? — нерешительно посмотрел Сид на Прасковью Федоровну. Пусть она решает. Она умная.

— В самом деле, — сказала вдруг Инга. — Человек же мучается!

— А как ты оттуда выбрался? Из сортира? -подозрительно спросил Сид. — Дверь-то заперта!

— Они забыли ее закрыть. Ну? — и Валентин поочередно посмотрел на обеих женщин, взывая к их природной чувствительности.

— Хорошо, — кивнула Прасковья Федоровна. — Сид.

— Как скажешь, мать.

И плейбой встал, подошел к Борисюку и стал раскручивать ремень.

— В самом деле, — сказала Прасковья Федоровна. — Пока с нами Сид, ничего не случится.

Освобожденный Борисюк стал разминать затекшие руки. В это время на пороге каминного зала появился Артем. Несколько минут он взволнованно ходил по коридору на третьем этаже. Мысли путались. В голове всплывали обрывки фраз. Самых обидных из прослушанного только что диалога. В это время пробило полночь. Артем слышал, как били часы в гостиной, на первом этаже. Это его словно подтолкнуло. Он решительно спустился по лестнице и прошел в каминный зал.

Увидев его, Инга невольно вздрогнула:

— Что случилось?

— Наконец-то! — воскликнула Прасковья Федоровна. — А мы уже начали за вас переживать. Между прочим, у нас новость! Пока вы отсутствовали, эта прелестная девушка призналась нам с Сидом, что она — шантажистка!

— Замолчите! — зло сказала Инга.

— А разве не так? Сид?

— Именно, — кивнул плейбой. — Призналась.

Артем подскочил к столу и схватил графин с водкой. Плеснул в рюмку, руки у него подрагивали, и водка пролилась на скатерть. Он выпил залпом и сказал, обращаясь к Инге:

— Нам надо поговорить. Срочно.

— Тебе Грушин что-то сказал? На тебе лица нет!

— А на тебе… Пойдем. Не здесь.

Он подошел и цепко схватил Ингу за руку. Та поднялась. Артем чуть ли не силой потянул ее к дверям.

— Ой, как интересно! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. И окликнула его: — Эй! Товарищ! Руководитель! А нас вы, что же, оставляете наедине с убийцей? У него, между прочим, руки теперь развязаны!

— Да пошла бы ты… — сквозь зубы сказал Реутов.

— Ну надо же… — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный господин…

Артем и Инга покинули каминный зал. Дверь осталась открытой.

— У него проблемы с бабой, — заметил Валентин Борисюк. — Она оказалась не только шлюхой, но и шантажисткой. Реутов влип!

— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — Значит, Инга шантажирует этого господина? Вот вам и пара! А вас кто?

— Вообще-то шофер. То есть деньги брал Ваня. Но не исключено, что делился и с Ингой.

— Скажите пожалуйста! Но тогда получается путаница. Кого шантажировала Кира?

— А разве не вас? — пристально глянул на нее Валентин. — Разве не она за вас книжки писала? И под угрозой разглашения тайны вытягивала деньги на наркотики?

— Какие еще деньги? Какие наркотики? Пардон, но меня никто не шантажировал!

— Но кто же тогда шантажируемый? — растерянно спросил Борисюк.

И тут… случилось неожиданное. На вопрос Валентина ответил Сид.

— Я, — сказал он и добавил: — Прости, мать. Прости.

Даниил Грушин, стоящий в открытых дверях каминного зала, при этих словах улыбнулся. Наконец-то!

ЧЕРВИ: ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ…

 После полуночи

Что же случилось с Сидом? Да ничего особенного. То есть то, что должно было случиться. Он просто привык к хорошей жизни, привык к жене, к славе. И готовился стать звездой. Ибо верил: мать умна. Она окрутит продюсеров, и те дадут деньги на сериал. В главной роли — Сид Коровин. Либо взять благозвучный псевдоним. Как у жены. Она что-нибудь придумает. Она же умная. Писательница.

Год он прожил спокойно. По-прежнему встречался с женщинами, наслаждался бездельем и славой. Пока еще как мальчик Златы Ветер, но грезил о своей. А потом его вдруг стали шантажировать. Вымогать деньги за молчание. Сид понятия не имел, до чего дошел прогресс! То есть какие есть технические средства, чтобы подслушивать, подглядывать, записывать. Следить. И все это доступно, были бы деньги.

Как человек, далекий от техники, он не понимал, откуда шантажисту известны подробности. Выходит, где-то спрятаны жучки. На его одежде. И камеры наблюдения. Ибо шантажисту становился известен каждый его шаг.

Насмотревшись шпионских боевиков, Сид ходил теперь по улицам, постоянно оглядываясь. И также ездил: внезапно тормозил, сворачивал в глухие переулки, то и дело смотрел в зеркало заднего вида. Нет ли хвоста?

Хвоста не было. Но внезапно раздавался звонок, и таинственный глухой голос сообщал:

— Вы подъезжаете к квартире, где у вас назначено свидание. Желаю приятно провести время. Не забудьте внести очередной взнос!

Враг был неуловим. Сид нервничал, но сдаваться не собирался. Первый звонок раздался год назад. Накануне Сид приятно провел время с очаровательной брюнеткой и собирался навестить ее еще разок. Девица была пикантна и чрезвычайно изобретательна в постели. Ее содержал солидный господин, разумеется, женатый. Господин строго придерживался графика посещений, и девица чувствовала себя свободно. Сид тоже.

Но в этот вечер раздалась знакомая трель, он вынул из кармана мобильный телефон и, увидев номер на дисплее, попытался припомнить: кто бы это мог быть?

— Да? — спросил, ожидая услышать в трубке приятный женский голосок. Возможно, вчерашней брюнетки.

Голос был женский, но какой-то странный. Глухой и, судя по всему, измененный.

— В нижнем левом кармане вашей куртки, — сказала женщина и дала отбой.

«Сохранить номер?» — появилось на дисплее. Сид сообразил, что эта женщина раньше ему не звонила. И машинально сохранил номер под знаком «х», проверяя содержимое левого кармана куртки. Ключи лежали в правом, документы во внутреннем. В левом нижнем кармане он никогда ничего не хранил. Даже мелочь, ибо лазить туда было не с руки.

Сегодня Сид извлек оттуда плотный конверт и аудиокассету. В конверте лежали пикантные фотографии. Его и брюнетки. И записка следующего содержания: «Если не хотите, чтобы о ваших похождениях узнала знаменитая жена, положите в конверт триста долларов, запечатайте и бросьте в почтовый ящик по следующему адресу…»

Далее заботливый шантажист подробно расписал, как проехать к такому-то дому. Текст был набран на компьютере, затем распечатан на принтере. Сид сверился с картой. Оказалось: южная окраина Москвы. В машине он прослушал аудиокассету. Запись вчерашнего разговора с брюнеткой у нее же в уютном гнездышке. «Разговора» — это громко сказано. Стоны, мычания, звуки поцелуев и словесная чепуха, которой обмениваются любовники, обозначая свои сокровенные желания. Сид почувствовал, как сжимаются кулаки.

Оказываются, за ним следят! Ну, ничего! Он выведет шантажиста на чистую воду! Фотографии и кассету он тут же уничтожил. Брюнетка мигом вылетела у Сида из головы. На следующий день он положил деньги в конверт, конверт запечатал и поехал по указанному адресу.

Дом был старый, пятиэтажный. В подъезде стоял затхлый запах. Так пахнет старое жилье, которое давно уже нуждается в капитальном ремонте: ржавыми трубами, сырым подвалом, осыпавшейся известкой. Почтовые ящики находились на площадке второго этажа. Тот, что был нужен Сиду, новенький, блестящий, оказался заперт. Сид подергал дверцу, заглянул в дырочки и подумал, что замочек легко сковырнуть. Но зачем?

Вместо этого он поднялся на третий этаж и надавил на кнопку звонка. Ничего. Звонок не работал. Сиддолго стучал в дверь, и кулаками и ногами, но — тщетно! Примерно с час ждал на площадке. Наконец раздались шаги. Старушка с двумя сумками в руках поднималась на четвертый этаж.

— Бабушка, вы не подскажете, кто здесь живет? — сунулся было к ней Сид.

Старушка шарахнулась в сторону и часто-часто закрестилась. Сид понял, что бесполезно. От девчонки-подростка с рюкзачком за плечами отвернулся сам. Народ здесь пугливый. Девчонка взлетела по ступенькам на четвертый этаж. Болтающаяся на застежке рюкзачка обезьянка насмешливо показывала язык. Сид разозлился. Но что теперь делать? А вдруг в квартире вообще никто не живет? Через полтора часа он ушел, так и не опустив конверт в почтовый ящик. Вечером ему на мобильный позвонили. Запершись в своей комнате, Сид говорил тихо. Шантажистка, напротив, была разгневана:

— Вы там были. А денег в ящике нет. Завтра же все будет известно вашей жене!

— Но…

Гудки. Сид понял, что это уже не шутки. Но как она узнала?! Ведь не было за ним хвоста! Не было! Не обезьянка же настучала! Он торопливо нажал на кнопку. Последний вызов. ОК. Перенабрать. И женщина тут же ответила:

— Да?

— Завтра деньги будут.

— Крайний срок, — сухо сказала шантажистка и дала отбой.

Пришлось вновь ехать на южную окраину. И вновь стучаться в дверь, обитую потрескавшимся бурым дерматином. И вдруг! Дверь! Открылась!

Сид невольно попятился. Вот сейчас он увидит обладательницу зловещего контральто! И поговорит с ней по душам. Уверен — они найдут компромисс. С женщинами Сид умел договариваться.

На пороге, покачиваясь, стоял мужик в грязной тельняшке. Уставившись на Сида мутным взором, тот пьяно спросил:

— Ты кто?

— У тебя жена есть? — ляпнул Сид.

— Что-о?!

Мужик качнулся навстречу, явно собираясь напасть, но Сид несильным, но точным ударом кулака загнал его внутрь, в темную прихожую. Потом подхватил готового осесть на пол владельца квартиры и сказал:

— Поговорить бы.

— Эт-то… Эт-то можно… Поговорить…

На кухне сидела такая же пьяная женщина в халате с короткими руками. Она была невероятно толстая, с тремя подбородками и отвислыми щеками. Уставившись на Сида поросячьими глазками, женщина пьяно захихикала:

— Какой красавчи-ик… Ты ко мне?

Сид невольно представил, как обольщает толстуху, и ему стало тошно.

— Цыц, — сказал мужик и потянулся к наполовину опустошенной бутылке водки. — По пять капель? — обратился он к Сиду.

— Я не пью.

— Молоде-о-ожь! — с сожалением покачал головой мужик, и, налив в стакан водку, ловко его опрокинул.

— И мне, — сказала толстая женщина.

— Погодите, — остановил ее Сид. Голос у женщины был высокий, визгливый. Разумеется, голос она могла изменить, но… Представить себе, что эта особа его шантажирует? Следит? Пользуется компьютером и распечатывает на принтере свои послания? Тут нужны деньги и определенные знания. Ловкость. И мобильность. А толстуха в состоянии дойти только до ближайшего магазина. Муженек ее не лучше. И Сид спросил: — Вы вдвоем живете в квартире?

— Теперь вдвоем. Была соседка, но мы ее того… — и мужик раскатисто рассмеялся.

— Выжили, что ли? — спросил Сид.

— Вроде. Убралась она. — Мужик зевнул и почесал волосатую грудь.

— Куда убралась?

— А х… ее знает!

— Насчет почтового ящика. Ключ у вас?

— Чего-о?! — удивленно протянула женщина.

— Почтовый ящик новенький. Он заперт. У кого ключ? Кто берет почту?

— Чего-о?!

В этот момент женщина вылила в стакан остатки водки и опрокинула ее в рот одним махом. Сид почувствовал прилив бешенства. Что делать? Бить? Они же ни черта не соображают! И, скорее всего, не имеют к звонкам, письму и кассете никакого отношения. А вот их соседка…

И Сид направился к выходу.

— Красавчик, ты куда? — хихикнула толстая женщина.

Через минуту он звонил в дверь соседней квартиры.

— Кто там? — пискнул кто-то из-за двери.

— Я насчет вашей соседки.

— Ничего не знаю. Уходите.

— Но я же не прошу открыть дверь! — начал терять терпение Сид. — Мне просто надо узнать…

— Я звоню в милицию.

Все. Терпение кончилось. В конце концов, это стоило не дороже трехсот долларов. Сид спустился на площадку второго этажа, бросил конверт в почтовый ящик, потом вышел из дома, сел в машину и уехал прочь…

…В течение следующих нескольких месяцев он бросил в ящик еще два конверта, безрезультатно дежурил у него сначала два часа, потом и вовсе полдня, поговорил, наконец, с жильцами из соседней квартиры, выяснил, что интересующая его особа жила здесь недолго, замкнуто, из квартиры почти не выходила, и сведений о ней никто дать не может. Избил-таки мужика в тельняшке и поговорил по душам с толстой теткой. Тщетно. Взломал почтовый ящик, в котором оказалась кипа рекламных проспектов и ничего больше. Ни одного конверта. Получил выговор от шантажистки и новые угрозы. Покаялся. Привез еще один конверт. Наконец Сид добрался до домоуправления и обольстил молоденькую сотрудницу. Которая и сказала…

Ну, разумеется! Маленькая комната в квартире, интересующей Сида, принадлежала Кире Крымовой! Выяснить это было нетрудно. За коммуналку не платили полгода. Видимо, и не собирались платить. И Сид кинулся выяснять отношения. Но Кира только плечами пожала:

— Знать ничего не знаю. Я там сто лет не была! Я даже не знаю, что там новый почтовый ящик! Да еще и запертый на ключ!

В то время Сид думал, что у Киры нет повода его шантажировать. Живет на всем готовом, из дома почти не вылезает, в деньгах не нуждается. Зачем это нужно Кире? По всему выходит, что незачем! Но кто-то же берет из ящика конверты с деньгами? Причем знает на сто процентов, что Сид в это время далеко! И знает, что Кира не живет там, где прописана, а ее соседи — алкоголики. Газет не выписывают, почту из ящика не вынимают. За эти несколько месяцев Сид ни разу не застал их вменяемыми. Либо пьяными, либо с похмелья. Почтовый ящик их не интересовал. Как и брошенная туда реклама. О конвертах с деньгами они понятия не имели.

Меж тем шантаж продолжался. Сид пытался быть осторожным. Месяц ни с кем не встречался. Никому не звонил, не назначал свиданий. Но как только вновь завел подружку, в его машине оказалась новая запись. Да! В машине! В багажнике! Сид мучительно стал припоминать: когда шантажистка могла это сделать? Машина ведь на сигнализации! Вот до чего дошел прогресс!

Думать Сид не умел. Предпринятые им действия были примитивными. В следующий раз он дежурил у почтового ящика всю ночь, сказав жене, что выступает в ночном клубе. Та звонила несколько раз на мобильник, пришлось врать, выкручиваться. Несколько раз он оставлял машину у магазина или у ресторана и следил за ней. Кто подойдет? Откроет багажник? А шантажистка так и не появилась. И ночное дежурство не дало результата. Утром жена устроила скандал, а Сид пришел в уныние. До чего дошел прогресс! У него на одежде жучки, а он понятия не имеет, где именно и как они туда попадают! Его разговоры прослушиваются, записываются, а он даже не представляет как! Каждый его шаг становится известен, но каким образом? За весь год Сид ни разу не видел поблизости ни одного подозрительного типа. Или женщины, на которую мог бы подумать: это она!

Враг был невидим и совсем близко. Рукой подать! Стать примерным мужем? Не изменять жене? Будут шантажировать прошлым. Материала у нее достаточно. Не выход. Если уж шантажируют, так за дело. Пусть-ка потратятся на слежку! Авось надоест!

Не надоело. Казалось, шантажистка получает особое удовольствие, наблюдая за похождениями Сида. Порою он чувствовал себя словно на съемочной площадке. Игра на публику. Пусть зритель только один, но зато какой!

В конце концов Сид смирился. Шантажистка всегда на шаг впереди, невидима и неуловима. Запрашиваемые ею суммы небольшие, и если экономить, то жить можно. Какое-то время. Покупать вещи подешевле и говорить жене, что дорогие, из фирменных магазинов. Обедать в ресторанах быстрого питания, а говорить, что в дорогих. Брать деньги у случайных любовниц. Если дают, зачем отказываться? Тем более что шантажистка слово свое ни разу не нарушала. То есть у жены не было никаких доказательств. И дальше битья посуды дело не шло. О разводе Прасковья Федоровна не заговаривала. Напротив, пыталась устроить звездную судьбу молодого мужа. И Сид этим дорожил.

Так прошел год. В погоне за тенью Сид измучился. И уже подумывал, не обратиться ли в детективное агентство? Пусть профессионалы тягаются друг с другом. Но на это нужны деньги. Что ж… Как только начнет сниматься и будут за это платить, до шантажистки он доберется. Непременно доберется! Сид даже проникся к ней невольным уважением: упорная дама! И сообразительная! Встретиться бы с ней лицом к лицу. Гм-м-м… У нее на руках хорошая подборка порнофильмов с Сидором Коровиным в главной роли. Видеокассеты ему порой тоже подбрасывали.

Когда Грушин произнес тронную речь, Сид занервничал. Откуда узнал? Вот в чем вопрос! Значит, таинственная дама среди присутствующих! Наконец-то! Он горел желанием свести счеты. Итак, за столом сидели три женщины: его жена, Кира и Инга. Потом он подумал: а что, если у дамы есть партнер? Допустим, Грушин вычислил мужчину. Напарника. Так кто? Сид тайком наблюдал за присутствующими, пытаясь по их лицам понять, кто его враг.

Если бы он был таким же умным, как мать! И вот теперь Сид понял: игра окончена. Эти глупцы считают, что шантажируют ее! А мать здесь ни при чем! Грушин ошибся. И чтобы покончить с этим, Сид сказал:

— Я — шантажируемый.

Он ожидал, что жена кинется с расспросами. Но Прасковья Федоровна молчала. Заговорил Даниил Грушин:

— Что ж, Сидор. Молодец!

Писательница невольно вздрогнула:

— Даня? Ты здесь?

Тот подошел к столу со словами:

— Я так понимаю, Артем и Инга удалились в гостиную выяснять отношения? А Сидор надумал наконец сделать признание. Мужественное решение. Расскажи же нам, кто и за что. Облегчи душу.

Сид зашарил глазами по столу с едой и напитками:

— Горло бы промочить.

— Вот, пожалуйста. — Гостеприимный хозяин взял банку пива и протянул Сиду.

Тот пальцем пробил крышечку, жадно отхлебнул. Прасковья Федоровна по-прежнему не проронила ни звука. И Сид заговорил…

ЧЕРВИ: ДАМА И КОРОЛЬ

В то время как в каминном зале слушали историю Сида, Артем привел Ингу вниз. Она не сопротивлялась, шла покорно, но он по-прежнему не отпускал ее руки. Вел за собой, сжимая тонкие пальчики, словно проверяя на прочность. Артем шел не останавливаясь. И боялся того момента, когда придется повернуться к женщине лицом и сказать ей…

А что, собственно, сказать? Какими словами? Чтобы ей было так же больно, как ему, во время недавнего разговора с Грушиным. Так, молча, он спустился по лестнице. Пересек гостиную, прошел на кухню и, только увидев перед собой стенные шкафы красного дерева, понял, что дальше идти некуда. Просто некуда! Дальше — стена.

Тогда он остановился наконец и отпустил ее руку. Развернулся и увидел голубые глаза, в которых застыл немой вопрос: «Что случилось?»

А что, собственно, случилось?

— Артем? Ты разговаривал с Грушиным? Что он тебе сказал? — спросила Инга.

— Все. И сказал, и показал.

— Показал? Я не совсем понимаю…

— Ах, ты не понимаешь! Ты — не понимаешь! Да все ты понимаешь! Ты начала понимать, что делаешь, раньше, чем пришла в мой офис! У тебя уже был план! Как работать с таким материалом, как Артем Дмитриевич Реутов! Ну, так поделись. На будущее. Я готов тебе заплатить. Чтобы знать, как со мной работают. И больше в такие ситуации не попадать. Сколько тебе не хватает на квартиру? Пятнадцать тысяч долларов? Я дам.

— Ты и это знаешь… — упавшим голосом сказала Инга.

— Сегодня вечер сюрпризов. Все вдруг прозрели. Должно быть, мне надо было через это пройти. Но как ты не понимаешь?! Я же тебя любил! По-настоящему любил! Первый раз в жизни! И последний! Я только сегодня это понял!

— Артем…

— Нет, погоди. Этот сон… Когда мои друзья, знакомые, сотрудники, родственники стали подниматься наверх и я понял, что тебя среди них нет, мне стало страшно. И я кинулся вниз. Теперь понял: за тобой.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Мне стало вдруг так пусто. Даже во сне сердце сжалось. Вспомнились те вечера, когда мы с тобой вдвоем сидели у телевизора и разговаривали. О планах на будущее, о нашей фирме. Обсуждали общих знакомых, говорили о том, как было бы хорошо… Нет, не могу! Мне казалось, я встретил человека, который единственный меня понимает. Для меня это и есть любовь. Когда можно сказать все, что думаешь, зная, что тебя правильно поймут. А ты притворялась! Притворялась, что понимаешь! Работала со мной. С материалом.

— Я тебя тоже… любила.

— Не ври! Только не ври! Грушина ты тоже любила? Когда нанялась к нему в горничные? Или как? Ты его тоже слушала. Внимательно.

— Но Грушин — это не ты!

— Еще бы! Он тебя мигом раскусил! И сказал: «Девочка, ничего не выйдет». Сколько он тебя платил? Какая твоя цена?

— Артем…

— Не сметь! Бесплатно — дороже. Ха-ха! Тысячу раз прав! Скажи: ты делала аборты?

— Я…

— Только честно.

— Делала, но…

— От меня делала?

— Нет.

— Врешь!

— Я действительно люблю тебя! — с отчаянием сказала Инга.

— Все. Хватит. Тема любви закрыта. Я не хочу больше об этом слышать. Никогда. Ни сейчас, ни после. Ни от тебя, ни от кого-нибудь другого. Будем считать, что этим я уже переболел. Перейдем к делу. Итак. Ты призналась этой… писательнице и ее муженьку, что шантажистка. Это правда?

— Да. Но…

— Отвечать! Твое «но» ничего не стоит. Эмоции оставь при себе. Меня интересуют факты. Ты — шантажистка. Ты шантажировала Валентина?

— Нет.

— Так. Значит, Ваня Смирнов с тобой не делился?

— Нет.

— Тогда ты шантажировала меня.

— Это неправда!

— Это правда, — почти что ласково сказал Артем. — Полгода назад я заплатил шантажисту десять тысяч долларов. За дальнейшее молчание. За то, чтобы сделки больше не срывались. Тогда же ты внесла деньги за квартиру. Откуда?

— Я… — замялась Инга.

— Это мои деньги. Господи, как же я тебя ненавижу! Вот ты стоишь передо мной и говоришь: «Я действительно тебя люблю!» А в глазах… «Ах, какая жалость, что рыбка с крючка сорвалась! Может быть, ситуацию можно спасти?» Нельзя! Даже не думай!

— Почему ты веришь Грушину и не веришь мне?

— Да потому что я видел! И слышал! Своими глазами! Своими ушами! Зеленую шляпу! И это: «С таким материалом можно работать»… Ты понимаешь, что чувствует человек, когда про него говорят: материал?! Любимая женщина говорит?! Ты это понимаешь?!

— Но это было до того, как…

— До чего? До знакомства? Ты изменилась? Стала другой? Да невозможно это изменить! Это не меняется! На тебе же пробы ставить негде! Ты — дешевка!

— Артем… — всхлипнула Инга.

— И слезы твои — дешевка. Ты до самой смерти не изменишься. Будешь врать, притворяться, деньги вымогать…

До него вдруг дошло: это же можно прекратить. Простым способом. Больше никогда ее не видеть. И не слышать. Никогда… Спиной он почувствовал ящик стола, о который опирался. Там, в ящике — пистолет.

— Прости меня, — еще раз всхлипнула Инга. — Я сейчас все тебе расскажу. О шантаже. О том, где я брала деньги…

— Я не хочу этого слышать. — Его рука уже нашарила ручку. За которую надо потянуть, чтобы открыть ящик.

— Я действительно нанялась в горничные к Грушиным с определенной целью. Подруга меня устроила. Светка.

— Рыжая? — машинально спросил он. Вцепившись в ручку.

— Да. Она сказала: лови момент. Ты должен меня понять. Я хочу хоть капельку счастья. Дом, семья, дети. Сначала я хотела, чтобы Грушин бросил жену и… Я, кажется, даже влюбилась. Немного. Не так, как в тебя, но…

— Без «но».

— Хорошо. Эти записи. Никогда не думала, что все может обернуться так… Мне просто хотелось заработать денег…

— На мне…

— Но я же от этого отказалась! Я действительно тебя лю…

Вот здесь он не выдержал. Слышать от этой женщины слово «люблю» — уже слишком! У нее прав таких нет! Она должна замолчать!

Он выдвинул ящик стола и нашарил там пистолет. Достал его и увидел в голубых глазах недоумение:

— Артем, что ты собираешься делать?

— А вот что…

Он поднял пистолет и очень спокойно, аккуратно три раза нажал на курок. Ему сразу же стало легче. Будто гора с плеч свалилась. В этот момент он испытывал откровенную радость. Наконец-то! Сколько проблем решено! И сердце болеть перестало.

Инга как-то нелепо, некрасиво сложилась пополам и рухнула на пол. Артем стоял и наблюдал за ней. Спокойно. Отстраненно. А она действительно умерла. На губах пузырится кровавая пена. Одежда испачкана в крови. Хорошие выстрелы. Точные. Все — в грудь. В пистолете патронов больше нет. А жаль…

…В это время Сид закончил свою историю. Прасковья Федоровна слушала молча. Свой монолог Сид завершил словами:

— Прости, мать.

— Да уж, — высказался Борисюк. — И чего людям не хватает? Живет на всем готовом, еще и жене изменяет!

— Милые вы мои, — вздохнул Даниил Грушин. — Ваше семейство меня умиляет. Сейчас все прояснится, и тогда мы поймем, что…

Вот в этот момент и раздался выстрел. Один, потом еще и еще. И женский крик. Приглушенный, словно бы издалека. Грушин вскочил:

— Вот оно!

— Опять стреляют! — в отчаянии воскликнула Прасковья Федоровна. — Да когда же это кончится?!

— Уже кончилось. Бегом все вниз!

И Грушин первым кинулся к дверям. Остальные — за ним. Когда компания влетела на кухню, Артем все еще не трогался с места. Стоял, с любопытством глядя на мертвую Ингу.

— Боже мой! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Вы все-таки ее убили! Да отнимите же у него пистолет!

— Зачем? — спокойно сказал Даниил Грушин. — В нем больше нет патронов.

Артем поднял пистолет, зачем-то заглянул в дуло и рассеянно сказал:

— И в самом деле… нет…

— Он сошел с ума! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Сид!

— Я вижу, мать.

— У него шок, — сказал Грушин. — Тема, пойдем наверх.

— Когда же, наконец, приедет милиция! — воскликнула писательница. — Я требую! Сид!

— Сид с вами не согласен, — усмехнулся Грушин. — Ему не хочется, чтобы приехала милиция.

— Но почему?

— Потому что… Среди нас теперь три убийцы и один шантажист. Но лично мне больше ничего не надо.

— Поясните… — прошипела Прасковья Федоровна.

— С удовольствием. Но — наверху. Где началось действие, там оно должно и закончиться.

— Я ее убил, — тихо сказал Артем. Кажется, он начал приходить в себя.

— Да, Тема, — мягко сказал Грушин. — Ты все-таки это сделал.

— Я ее убил.

— Пойдем наверх. Тебе надо выпить.

— Вот потому, что я много выпил, я ее и убил!

— Бывает. Ну? Идем?

Грушин отобрал у него пистолет, положил на кухонный стол и, обняв за плечи, повел к дверям. Артем шел не сопротивляясь. Следом потянулись Прасковья Федоровна и Сид. Последним шел Валентин Борисюк. Соображая — что же теперь будет? Похоже, что они с Реутовым окажутся рядом на скамье подсудимых. Если только Артема Дмитриевича не спасут дорогие адвокаты. И влиятельный тесть. Убийство в состоянии аффекта. Но обойдется ли условным сроком или Реутов все-таки сядет?

Компания вошла в каминный зал.

— Рассаживайтесь, — гостеприимно предложил Грушин. — Я расскажу, как все было. И зачем.

— Да кто ты такой?! — с отчаянием спросил Артем. — Судья? Палач? И по какому праву?!

— Я человек, который поставил цель и ее добился. Ибо среди четырех убийств есть то, которое выгодно лично мне. Но я остаюсь на свободе и с чистыми руками. Ибо за меня это сделали. Итак…

Последний расклад

Они сидели за столом. Спиной к буфету — Даниил Грушин. Напротив Сид, маленькие глазки которого бегали, а руки, спрятанные под столом, были сжаты в кулаки. Так, на всякий случай. Рядом раскрасневшаяся Прасковья Федоровна. Чрезвычайно взволнованная последним убийством. По левую руку Грушина мрачный Артем. До которого постепенно начало доходить: Инга все-таки сломала ему жизнь. Убийство — это серьезно. За убийство можно сесть в тюрьму.

Валентин Борисюк сидел на месте Инги, рядом с хозяином. Так, на всякий случай. Надо держаться к Реутову поближе. Они теперь товарищи по несчастью, авось, и его наказание будет легче. Убийца одновременно оказывается свидетелем. Другого убийства. Сложный случай. А все Грушин. Его неуемная фантазия.

— Итак, у меня был план, — начал хозяин дома. — Я попал в неприятную историю. Видите ли, господа, — меня шантажировали.

— Что-о? — гости переглянулись.

— Выходит, ты нас обманул? — спросил Артем.

— Ни в коем случае. Я сказал, что пригласил в гости равное количество шантажируемых и шантажистов. Это правда. Умолчал только о том, что я тоже шантажируемый. То есть карта, которая в игре. Кроме того, мой тесть решил оставить меня не у дел. Я это понял по тону, которым он со мной разговаривал. В понедельник утром я должен приехать к нему в офис и выслушать много неприятных вещей. У него теперь новый любимчик — Артем. Сегодня мне надо было разделаться с шантажистом и избавиться от конкурента. Но как это сделать? И я придумал эту забавную игру.

— Очень интересно! — всплеснула руками Прасковья Федоровна.

— Я заманил вас сюда под разными предлогами. Мне надо было, чтобы вы приехали и втянулись в игру. Дело в том, что в течение года я собирал коллекцию человеческих тайн. И не вы ли, мадам писательница, проговорились мне как-то, перебрав французского вина, что шантажируете собственного мужа?

— Что-о? — вытаращил глаза Сид и невольно разжал кулаки. — Мать? Что говорит этот тип? Да я его сейчас…

— Не надо, — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна. — Мой мальчик… Я тебе сейчас все объясню.

— Что объяснишь? — напряженно спросил Сид.

— Мадам писательница затеяла увлекательную игру, — улыбнулся Грушин. — Надо сказать, что Прасковья Федоровна скуповата. Прожив до сорока лет в бедности, она привыкла на всем экономить. И решила сэкономить на молодом муже.

Началось все с простого: Прасковья Федоровна начала подозревать мужа в измене. Обратилась в детективное агентство. А современная техника дошла до того, что не обязательно ходить хвостом за объектом. Достаточно положить в багажник его машины прибор, который посредством спутниковой связи будет осуществлять слежку. И сообщать обо всех его передвижениях. Или запрограммировать мобильный телефон на подслушивание. И на запись. Допустим, Сид сказал, что поехал в клуб. А на самом деле в центр, к очередной любовнице, или на южную окраину.

— Вот, значит, как… — упавшим голосом сказал Сид.

— Мадам писательница получила исчерпывающую информацию. Фотографии, записи и даже видеоматериалы. И задумалась: а что со всем этим делать? Развестись? Ей этого не хотелось. И она приняла остроумное решение. Во-первых, забирать у мужа назад часть денег, которые сама же ему давала. То есть сократить расходы. Заставить его экономить. Остроумно, ничего не скажешь! Ведь пришлось потратиться на детективное агентство! Снимать слежку за мужем она не стала. Напротив. Следить, записывать, подслушивать. Ничего не менять. Во-вторых, решила заработать деньги на его любовных похождениях. Одно дело — работать мозгами, эксплуатировать собственную фантазию, которая постепенно иссякала, другое — писать с натуры. Если бы Сид читал любовные романы Златы Ветер, он давно бы понял: его шантажируют свои. То есть кто-то из домочадцев. Жена или Кира. Но он не смел и подумать на жену! Поэтому жертвой стала Кира. Я зачитал Сиду отрывок из романа. И он пришел в бешенство.

— Ну да, — сказал Сид. — Я подумал: Кира — наркоманка. Значит, ей нужны деньги на наркотики. И она пишет за мать. Всякую там порнуху.

— Это писала не Кира, — спокойно сказал Грушин. — Вот как раз постельные сцены писала Прасковья Федоровна. Так сказать, с натуры.

— Вот это да! — присвистнул Валентин Борисюк. — Чего только в жизни не бывает!

— Ну и что такого? — сказала писательница, пожав плечами. — Сид — мой муж. Он принадлежит мне. И продукт его деятельности тоже по праву принадлежит мне!

— Продукт… как? — наморщил лоб плейбой.

— Это не покинуло пределов нашего дома, — пояснила Прасковья Федоровна. — Все видеоматериалы, записи разговоров — все это у меня в кабинете. Куда ты ни разу не заглядывал.

— Выходит… Я разговаривал с шантажистом, который сидел этажом ниже? Так, что ли? — сообразил Сид.

— Я не считаю это шантажом, — слегка обиделась писательница. — Это была просто игра. Причем семейная.

— Но я же переживал! — обиделся и муж.

— А почему же тогда не остановился? — слегка осадила его жена. — Почему продолжал ходить по девкам? Тебе было хорошо. Мне тоже. Полезно. Такой богатый материал! Думаешь, легко писать? Придумывать сюжеты? А мне надо деньги зарабатывать!

— Ну, мать… — покачал головой Сид. — Ну, умна!

— Короче, оба не внакладе, — констатировал Грушин. — И если бы Сид не ошибся… Ведь я ему намекал. Шантажистка — жена! Так нет! Он убил Киру!

— Сид! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Но зачем?!

— А что я, по-твоему, должен был делать? Да, я разозлился! Ведь когда я вышел на владельца почтового ящика, куда клал деньги, я у нее спросил: «Ты меня шантажируешь?» И она вытаращила глаза и сказала: «Знать ничего не знаю!» А сама колется! Значит, бабки нужны!

— Сид, — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна. — Это я воспользовалась ситуацией. Кириной квартирой. И позаимствовала паспорт у ее соседа, когда он был пьян и спал беспробудным сном, у меня ведь есть ключи от квартиры. Оформила на него мобильный, по которому тебе звонила. Так, на всякий случай. В целях конспирации. А Кира… Она действительно ничего не знала. То есть она мне потом сказала: Сид тебе изменяет. Бедная Кира! Она хотела как лучше!

— И оказалась повешенной, — подвел итог Грушин. — Я так полагаю, Сид удушил ее здесь, в каминном зале. Петлей, которую вынул из буфета. Потом нажал на рычаг, проник в кабинет и повесил Киру на крюк. Попытался имитировать самоубийство.

— Не садиться же в тюрьму из-за этой наркоманки! — презрительно сказал Сид.

— Не знаю, не знаю, — загадочно сказал Грушин. — Согласятся ли с этим присутствующие? Хотя убийство Киры самое недоказуемое. Которое и впрямь может сойти за самоубийство. Если бы не две борозды на шее.

— Так может… -робко сказала Прасковья Федоровна и поочередно посмотрела на Валентина Борисюка и Артема Дмитриевича Реутова.

— Нет уж, нет уж! — и зам по рекламе довольно потер руки. — Сядем все! Я думал: одному придется отдуваться, а тут такая компания подбирается! Хозяин фирмы, плейбой! Нам надо арендовать на троих лучшую тюремную камеру! Как, Артем Дмитриевич? Возможно такое? С телевизором, с холодильником. А Прасковья Федоровна, Маринка и Анна, как там ее? — передачи будут носить!

— Позвольте… — спохватилась Прасковья Федоровна. — Но кто же тогда убил следователя? Как мы и думали — Валентин?

— Ничего подобного, — отрезал Борисюк. — Сто раз уже повторил: я следователя не убивал! Когда я вышел из кабинета, он был жив! Это не моих рук дело!

— А чьих? — машинально спросил Артем, все еще погруженный в свои мысли.

— Киры, — сказал Даниил Грушин.

— Что-о?! — хором спросили гости.

— Все почему-то решили, что она — шантажистка. Ну, конечно! Наркоманка! Ей все время требуются деньги. А где взять? Но я снабжал Киру наркотиками бесплатно. Взамен она шпионила за обитателями дома, который ее приютил.

— Но зачем? — удивленно спросила Прасковья Федоровна. — Даня? Зачем тебе это надо?

— Да просто так! Я же говорю: собирал коллекцию человеческих тайн. И ее история — тоже клад. Маленький клад. Я сказал: равное количество шантажируемых и шантажистов. И все почему-то решили: три и три. Итого шестеро.

— Сколько же нас было на самом деле? — спросила Прасковья Федоровна.

— Восемь. Четыре и четыре. Я — туз пик. В центре. Мною было приглашено четыре шантажируемых и четыре шантажиста. В том числе тот человек, который шантажировал меня самого. Играют ведь четыре масти. А не три. Я надеялся, что к концу вечера справедливость восторжествует. Присутствующие разобьются на пары, шантажируемые расправятся со своими обидчиками, и я окажусь в выигрыше. Первое же убийство оправдало мои ожидания. Киру шантажировал следователь.

— То есть? — Писательница смотрела на Грушина с откровенным удивлением. — За что?!

— Дело в том, что после развода Кира сначала запила. Но тоска не проходила. Этим воспользовались и подсадили ее на наркотики. В то время Кира жила в отдельной квартире. Однокомнатной. Но… Короче говоря, у нее стали собираться. Она даже не заметила, как квартира превратилась в притон. И однажды ее сдали. В притон нагрянула милиция. Естественно, обнаружили наркотики. Кира клялась и божилась, что она ни при чем. И в самом деле: наркотики приносили те, кто приходил. Следователь знал кто. Но воспользовался ситуацией. Кире грозил солидный тюремный срок, между прочим. Она не представляла, что окажется в тюрьме, где придется слезть с иглы, и… Нет, в тюрьму Кира не хотела. У нее потребовали взятку. Обещали оставить в покое, если заплатит. Ей пришлось обменять однокомнатную квартиру на комнату с доплатой и съехать в коммуналку. К соседям-алкоголикам. Большая часть вырученных денег ушла на взятку. Оставшиеся деньги таяли. Вот тут-то ее и подобрала Прасковья Федоровна. А Колыванов… Он промышлял шантажом. И мелким и крупным. Как только узнал, что Кира пристроилась к знаменитой писательнице, вновь объявился и начал вымогать деньги. Кира очень дорожила вашим покоем, Прасковья Федоровна…

— Господи! Почему же она мне не рассказала!

— Она рассказала мне. Признаться, я дал ей немного денег. Взаймы. Но это не могло продолжаться до бесконечности!

— Значит, она зарезала следователя? — шепотом спросила Прасковья Федоровна.

— Ну да. Я сам заехал к Колыванову и сказал, что в курсе его бизнеса. А у моего тестя такие связи, в том числе и среди крупных милицейских чинов, что следователь напугался. Я — не Кира. Сейчас идет охота на оборотней в погонах. Чистка в органах. За них взялись всерьез. Колыванов и так сидел словно на иголках. Не сегодня-завтра его могли задержать при получении взятки. И он согласился приехать на вечеринку. Чтобы сыграть роль… Представителя закона, да. Чтобы шантажисты испугались. Это подтолкнуло бы их к активным действиям. Кира оправдала мои ожидания. Я специально не давал ей дозы, и она была на взводе. И у нее не было денег, чтобы заплатить шантажисту. А тут пришел Колыванов. Кира испугалась, что с нее опять станут требовать деньги. Никто не брал из сейфа нож. Кира осталась одна в комнате, а она знала от Инги обо всех тайнах моего дома. Подружки обменивались секретами. Так вот, она взяла нож и нажала на рычаг. В это время Валентин уже вышел из кабинета. Мы стояли в коридоре и разговаривали. Кира слышала голоса. Она зашла в кабинет. Колыванов растерялся. Он-то не знал про тайную дверь! Кира подскочила, ударила его ножом и…

— Понятно, — сказал Артем. — Расправилась с шантажистом.

— Он два года соки из нее выжимал, — вздохнул Грушин. — Бедная женщина!

— Вот сволочь! — с чувством сказал Сид. — Если бы я знал!

— Да, Сидор. Ты не отличаешься сообразительностью! Впрочем, не ты один.

— Попрошу не оскорблять моего мужа! — вмешалась Прасковья Федоровна. — Вы ничего не докажете! Кира покончила с собой!

— Это уж как следствие решит. Теперь переходим к моей истории, — возбужденно потер руки Даниил Грушин. — С двумя убийствами все понятно. Но был еще Ваня Смирнов.

— Шантажист, — откликнулся Артем. — Теперь понятно: четвертая пара — свидетель наезда и водитель, сбивший человека.

— Совершенно верно! — сказал Даниил Грушин. — Это я подал Ване идею с шантажом. Тогда, в марте, он по привычке пришел ко мне и рассказал о том, что случилось. Между делом, потому что главная его забота — Ирочка.

— Кто это — Ирочка? — напряженно спросил Борисюк.

— Его девушка. Интересная особа! Акула! Вытягивает деньги из бедного Вани. То есть вытягивала. А сама погуливает на стороне. Ваня приезжал ко мне со своей печалью: как удовлетворить растущие Ирочкины аппетиты? Мол, не хочет она жить с его родителями. А снимать квартиру дорого. Работать Ирочка не хотела, а Ваниной зарплаты на двоих не хватало. Я и посоветовал ему взять деньги с Валентина. На квартиру. Получилось.

— Сволочь, — сквозь зубы сказал Борисюк. То ли по отношению к Ване, то ли в адрес Даниила Грушина.

— Спасибо, — откликнулся тот. — Учитывая положение, в которое ты попал, я не обижаюсь. Тебе теперь придется-таки сесть за два убийства. Не надо было сбегать с места происшествия. Пострадавший был пьян. Может, и обошлось бы. А ты сбежал. Потому что трус. И стал платить. Опять-таки потому что трус! Каждый месяц перекладывал деньги из конверта со своей зарплатой в другой конверт. Нет, Ваня не делился с Ингой. Он вошел во вкус. И подумал: а почему бы не шантажировать своего шефа? Которого, между прочим, терпеть не мог!

— Что-о? — оторопел Артем.

— Иметь деньги, чтобы снимать квартиру, — это хорошо. Но еще лучше купить свою. Ирочка хотела поехать в Италию. Кстати, она и поехала. В мае месяце. Артем, догадываешься, на какие деньги? И у нее появилась шикарная беличья шуба до пят.

— Меня шантажировал Ваня Смирнов?!!

— Да. Тихий, незаметный Ваня. Всякое терпение имеет предел. Ваня был предан мне и только мне. А его передали Артему. Как вещь. Ваня не только снял с нового шефа деньги, крупную сумму, но и отомстил. Тихий-тихий, а самолюбие у него было!… Тайное. А насчет остального я ему подсказал. Как брать деньги, на кого перевести стрелки. Он до ночи сидел в приемной, ждал шефа и гонял по полю разноцветные шарики. И отправлял свои послания, зная, что подумают прежде всего на Ингу. Ну кто принимает в расчет личного шофера? Тихого, незаметного, безотказного Ваню Смирнова? А ведь он был интересным собеседником, когда разговорится! Я буду без него скучать. Жаль. Искренне жаль.

— Но тогда Инга… — начал было Артем и вдруг осекся.

— Инга шантажировала меня, — спокойно сказал Грушин.

— Что-о?! — вновь вскинулся Артем.

— Что слышал. Те записи. Их сделала она. Я, признаться, потерял бдительность. И недооценил Ингу. Забыл, что нет ничего опаснее женщины, оскорбленной в лучших своих чувствах. А она разозлилась всерьез. Когда поняла, что выйти за меня замуж не удастся, решила заработать на мне хорошие деньги и решить квартирный вопрос. Она сунула под кровать диктофон и записала несколько наших разговоров. В постели чего только не наболтаешь! А однажды умудрилась тайком включить видеокамеру и сделать запись. Ту самую, Артем, которую ты видел.

— Скажите пожалуйста! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Выходит, мы с бедняжкой занимались одним и тем же?

— Совершенно верно, — кивнул Даниил Грушин. — Только вы — женщина со средствами. Вы делали это чужими руками. А Инга сама. Я, признаться, наговорил много лишнего. Чего мне вовсе не следовало говорить. Тем более Инге. Но она умела слушать. Да ты, Артем, знаешь, — с усмешкой посмотрел Грушин на бывшего друга.

— И что же ты ей такого наговорил? — напряженно спросил Реутов.

— Об Ольге. О том, какая она недалекая женщина. И я не испытываю к ней влечения как к женщине. Потому и изменяю. То есть изменял. С некоторых пор я этим не занимаюсь. Надоело. Это, в конце концов, скучно. Еще я наговорил лишнего о тесте. О Семье. И это более опасно. Папу трогать нельзя. И маму тоже. Это святое. Я у нее в любимчиках хожу. А тут вдруг открыть свою душу. То, что я на самом деле о них думаю. Когда я услышал записи, мне стало не по себе. Я спросил у Инги: «Чего ты хочешь?» И она ответила: «Денег». Ведь у нее уже был на примете Артем! Более легкая добыча. Она в самом деле не хотела от меня ничего, кроме денег. Сказала, что я ей опротивел. И я платил. Но последнее время Инга стала делать намеки. Мол, такая жизнь ей надоела, она хочет измениться. Исправиться. Стать хорошей. Смешно! «И сколько же тебе надо, чтобы стать хорошей?» — спросил я. Она ответила: «Пятнадцать тысяч долларов».

— Взнос за квартиру, — усмехнулся Валентин Борисюк. — Оставшаяся часть суммы.

— Именно, — кивнул Грушин. — Но я не мог взять такую сумму из семейного бюджета без объяснений. Дела моей фирмы идут неважно. Ко всему прочему, Ольга начала что-то подозревать. Инга, чтобы припугнуть меня, посылала ей на мобильный телефон CMC-сообщения. Делала намеки. Или просто молчала в трубку. Она меня задергала. От шантажиста надо избавляться способом радикальным. Но так, чтобы в тюрьму сел кто-то другой. Я ведь туда не хочу. Мне и здесь неплохо.

— И ты выбрал меня, — сквозь зубы сказал Артем.

— Именно. Я устроил эту вечеринку с одной целью. Постоянно нагнетать обстановку, ввести всех в состояние истерии. Спровоцировать на убийство. Это как заразная болезнь. Как вирус. А ты, ко всему прочему, увлекся выпивкой. Я ведь знаю, что пьяный ты теряешь над собой контроль. Помню еще со студенческих времен. И я тебя весь вечер провоцировал. Главное было убедить Артема Реутова в том, что его любовница не только продажная девка, но и шантажистка. И вымогает у него деньги. И мне это удалось.

— Так. Понимаю, — напряженно сказал Артем. — Теперь я стал убийцей. Тесть не будет мне доверять, жена узнает о моих отношениях с…

— Нуда. Фирмы вновь сольются. Но главой компании стану я. А ты сядешь в тюрьму. За убийство своей любовницы. Думаю, Анюта потребует развода. Тебе конец, друг.

Артем обхватил голову руками. Грушин-то каков? Он к нему как к человеку! Друг! Родственник! Одним выстрелом — сразу двух зайцев! Ну и Данька!

— А если бы… — негромко сказал он. — Если бы я все-таки не убил ее? Если бы не поверил?

— Тогда это сделал бы я. Но обставил бы все так, чтобы подумали на тебя. Пойми: я не мог больше ждать. А в целом получилось неплохо! Оцените мое остроумие! Ну? Господа?

Присутствующие молчали. Сид смотрел на Грушина, словно прикидывая: справится или нет? Если накинуться на него и душить? И кто поможет? Валентин? Реутов?

Прасковья Федоровна нервно постукивала пальцами по столу. Неприятно чувствовать себя в роли болвана. Человека, которого обвели вокруг пальца. Она-то считала себя умницей! И хорошей актрисой! Грушин! Вот кто всех переиграл! И что теперь? Неужели он единственный выйдет сухим из воды?

ВАТЕРЛОО

Поскольку гости молчали, хозяин дома подвел итог:

— Понимаю. Выгоду из сегодняшней вечеринки извлек я один. Остальные оказались проигравшими. Но игра есть игра! И я хочу выпить за свой успех! Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?

— Пить с тобой? — с усмешкой сказал Артем. — За твой успех? Много чести! Я такой сволочи, как ты, в жизни не видел!

— Ну, ну, не прибедняйся! Сам-то весь в белом? Ты свое состояние нажил честным путем? И женился по любви, так? Никакого расчета!

— Я друзей не предавал.

— И в самом деле. Вы, Даня, поступили некрасиво, — покачала головой Прасковья Федоровна. — Вы разрушили мой брак.

— Не надо патетики, — поморщился Грушин. — Если не вы мне должны сказать спасибо, то ваш молодой муж.

— Да я бы тебя придушил! Своими руками! Конкретно! — высказался Сид.

— Вот кто должен сидеть в тюрьме! Грушин! — заявил Валентин Борисюк. — Потому что если бы не он, ничего бы не было! Все были бы живы-здоровы.

— За исключением того человека, которого ты сбил, — напомнил Даниил Грушин.

— Кому от этого плохо? Это же был алкаш! Из отбросов общества! И Ваньку ты заставил меня шантажировать!

— С каких это пор мы перешли на «ты»?

— С таких. Я теперь со всеми на «ты». Мне терять нечего.

— Значит, пить вы со мной не будете? Ну, как хотите!

И Грушин потянулся к бутылке с зеленой жидкостью со словами:

— А я выпью! За свой успех! Мне сегодня пришлось нелегко. И я хочу выпить за то, что кроме умных людей на свете есть дураки. И не грех этим воспользоваться. — Даниил Грушин наполнил мятным ликером крохотную рюмочку и поднял ее, обращаясь к гостям: — Хочу выпить за себя. Вот ведь как! Сам себя не похвалишь — никто не похвалит! Меж тем я молодец! Я, можно сказать, гений! Ну, за мою долгую и счастливую жизнь!

И он, смакуя, выпил ликер. То, что произошло потом, повергло гостей в шок. Даниил Грушин выронил рюмку и схватился обеими руками за горло. Словно задыхаясь. Его глаза вылезли из орбит. Он попытался сделать вдох, но будто захлебнулся. И не смог. Потом вцепился в скатерть, пытаясь удержаться на ногах. Но и это ему не удалось. Грушин упал на пол, потянув за собой скатерть. Послышался звон разбитой посуды.

Во всем этом было так много театрального, что присутствующие не сразу поверили в смерть хозяина дома. Замерли в ожидании нового сюрприза. Вот сейчас Грушин поднимется и начнет смеяться: «Ха-ха! А вы опять поверили! Болваны!» Но прошла минута, другая. Даниил Грушин не шевелился.

— Он… он… он… — попыталась выговорить Прасковья Федоровна.

— Он умер, — довольно спокойно сказал Артем. — Вот он — конец Даниила Грушина.

— О боже! — отчаянно воскликнула писательница. — Вы только посмотрите! Буфет! Боже мой!! Он открыт!!!

— И в самом деле, — сказал Сид. И пригляделся. Поскольку зрение у него было хорошее, он протянул с удивлением: — Гляньте-ка! Ампула! Ее там нет!

Действительно. После убийства Инги гости были настолько потрясены, что не обратили внимания на буфет. Меж тем дверца была чуть приоткрыта. Полка, на которой раньше лежала ампула с цианистым калием, пуста.

А на полу лежал мертвый хозяин дома.

КАК ПОРОЮ ОПАСНО НЕДООЦЕНИВАТЬ ПРОТИВНИКА

— Кто же это сделал? — спросила Прасковья Федоровна, обводя глазами присутствующих. — Кто?

В этот момент тяжелая портьера, закрывающая балконную дверь, была отодвинута чьей-то рукой, и женский голос сказал:

— Это сделала я.

Она стояла в проеме балконной двери, в светлом плаще, прижимая к груди маленькую светлую сумочку. На руках у женщины были лайковые перчатки в тон.

Женщина сделала шаг вперед, и Артем первым сказал с откровенным удивлением:

— Ольга? Ты?!

— Как? Вы здесь?! — спросила Прасковья Федоровна, увидев хозяйку дома. — И давно?!

— С полуночи. К сожалению, я приехала поздно. Инга убита. Бедная запутавшаяся девочка! — с сожалением сказала Ольга. — Как жаль! В пятницу вечером она передала мне пленки. Сказала, что хочет со всем этим покончить. И даже не попросила денег. Просто отдала со словами, что искренне мне сочувствует. Что мой муж подонок, и она была права! Мне на мобильный телефон давно уже шли таинственные сообщения. И вот Инга открылась и назначила мне встречу. Всю ночь я слушала. И смотрела. Слушала и смотрела… Я словно бы родилась заново. Посмотрела на свою семейную жизнь другими глазами. Сначала я плакала. Потом подумала, что убиваться по Даниилу Грушину много чести. Я хотела подать на развод. Но вдруг представила, что он будет жить и скорее всего найдет другую дурочку… Богатую, глупую и некрасивую. Или, напротив, молодую и красивую. И вместе они будут надо мной смеяться. Как с Ингой… А потом я решила убить своего мужа. Недалекая, некрасивая, толстая Ольга Грушина… Семнадцать лет! Семнадцать лет человек, которого я безумно любила, врал мне и притворялся, что тоже любит! И все из-за денег! Как же это мерзко! Он это заслужил.

И Ольга с презрением посмотрела на мертвого мужа.

— Но как?! — с удивлением спросил Артем.

— Каким образом? — эхом откликнулась Прасковья Федоровна.

— Разумеется, я не знала о его планах. О вечеринке, о том, что Даниил решил избавиться от шантажистки, причем чужими руками. Нет, я ничего не знала! У меня был свой план. Я решила обставить все как самоубийство. Я знала, что у Дани есть цианистый калий. Ампула давно уже лежит в буфете. Я даже спросила мужа: «Зачем?» Но он таинственно улыбнулся и сочинил какую-то небылицу. И запер буфет на ключ. На всякий случай я сделала слепок и заказала второй ключ. Он последнее время был какой-то странный. И этот яд… Я ведь хотела, чтобы он жил! А вчера ночью я решила его убить. Мятный ликер, эту гадость, пил только мой муж. Я хотела тайно приехать сегодня ночью, когда он будет спать, и насыпать в бутылочку с ликером цианистый калий. Завтра перед обедом он непременно выпил бы рюмочку. Я ведь прекрасно знаю его привычки! Все было бы кончено. Вечером приехали бы мы с Максимом и нашли в кабинете труп хозяина. Я специально послала к нему психотерапевта. Того самого, который консультирует мою маму. С одной-единственной целью: спровоцировать мужа, чтобы он сорвался. И накричал на врача. Я ведь знаю, как Даня к ним относится!

Ольга достала из сумочки диктофон и нажала на кнопку. Раздался голос Даниила Грушина, то и дело срывающийся на крик:

«— Я устал, слышите?! Устал от того, что меня постоянно контролируют! Следят за каждым моим шагом! Это не жизнь — пытка! Каторга! Я так больше не могу!

И другой голос, мягкий, тихий:

— Ну-ну, успокойтесь…

— Я так больше не могу! Не хочу! Вы слышите? Не могу! Так! Жить!»

Ольга нажала на кнопку и сказала:

— По-моему, достаточно. Человек устал от жизни. Запасся ядом, делал намеки. И то, что он покончил с собой, не удивительно. У меня есть свидетель — психотерапевт. Ему хорошо заплатили. Он подтвердит. Я неоднократно жаловалась на состояние мужа. На то, что он находится в глубокой депрессии. И попросила ему помочь. Врач приехал, попытался поговорить с Даниилом. Разговор записан на пленку. Очевидно — человек не в себе. Психотерапевт подробно опишет состояние, в котором Даниил находился сегодня утром. То есть уже вчера. И то, что ночью он покончил с собой, никого не удивит. Ампулу с ядом доставал он через знакомых. Знакомые это подтвердят в кабинете у следователя. У меня же есть железное алиби: я всю ночь была в загородном доме у своих родителей. О том, что я здесь, не знает никто. Машина оставлена на шоссе, далеко от дома. Я так же тайно уеду, и никто ничего не узнает. Родители и прислуга подтвердят мое алиби… Даня, Даня, — и Ольга с сожалением покачала головой, — я ведь дала тебе время до полуночи! Чтобы хорошенько все обдумать и признаться мне. Если бы ты позвонил и рассказал правду, все было бы по-другому. Мы просто развелись бы. Ты остался бы ни с чем, но жив. Но ты был занят своими планами. Бедный, бедный, бедный… Наполеон…

— Но… — сообразила вдруг Прасковья Федоровна. — Все это замечательно. Но теперь у нас кроме трупа вашего мужа еще четыре! Как быть с этим? Как быть с нами?

— Да! — спросил Валентин. — Допустим, Грушин покончил с собой. А остальные?

— Да, я была в шоке, — сказала Ольга. — Когда открыла дверь своим ключом и вошла. Пробило полночь. На втором этаже послышались шаги. И я замерла в прихожей.

— Теперь я сообразил, что это был за звук! — хлопнул себя по лбу Валентин. — Входная дверь открылась!

— Потом шаги затихли. Я воспользовалась потайной лестницей и поднялась в кабинет Дани. Бутылочка с мятным ликером, как правило, стояла там. Возле стола, на котором он раскладывал пасьянсы. И тут…

— Я представляю, что вы там увидели! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Милочка, как же я вам не завидую!

— Да, это было потрясение, — согласилась Ольга. — Сначала у меня был шок. Хотелось кричать. Я с трудом удержалась. Из-за стены доносились голоса. Я и поняла: в доме гости. Мой муж что-то задумал. И я осталась в кабинете до того момента, как раздались выстрелы. Признаюсь: это были самые ужасные минуты моей жизни. В одной комнате с трупами… До сих пор мороз по коже! Но я это пережила. А после выстрелов… Я даже вскрикнула от неожиданности! Все вскочили и кинулись вниз. Я нажала на рычаг и оказалась в каминном зале. Тогда я открыла буфет, достала ампулу, высыпала цианистый калий в бутылочку с мятным ликером. И спряталась за портьеру. Я слышала все, что говорил мой муж. И не жалею, что отравила его. Это был страшный человек!

И Ольга с ужасом посмотрела на мертвеца.

— Подумать только! Он втянул вас всех в свою игру! И если бы не я, ему удалось бы выйти сухим из воды! Если бы не Инга, которая передала мне пленки! Когда папа прослушает записи, он меня поймет. И мама тоже. И они нам всем помогут. Сейчас мы выработаем версию происшедшего. Чтобы все говорили одно и то же. Итак…

— Итак, — эхом откликнулась Прасковья Федоровна.

Ольга подошла к трупу Даниила Грушина, нагнулась и сунула ему в карман пустую ампулу из-под цианистого калия. Распрямившись, сказала:

— Мой муж покончил с собой. Поскольку Кира умерла, ее можно объявить убийцей. Следователь ее шантажировал. Вы узнали об этом от Грушина. Когда все случилось. То есть когда нашли труп. Это Кира его зарезала. А потом повесилась. Испугавшись разоблачения.

— А две борозды на шее? — мрачно спросил Сид.

— Я уже все продумал, — сказал Артем. — Я скажу, что случайно заглянул в кабинет и увидел ее висящей под потолком. Кинулся, чтобы помочь, снял, но потом понял, что уже поздно. И, испугавшись, что заподозрят меня, повесил обратно. У меня нет мотива, чтобы убить Киру. Мы были незнакомы до этого вечера, ни разу не пересекались. Нигде. Мне поверят. Но взамен…

— Взамен Сид скажет, что Ингу застрелил Грушин, — сообразила Прасковья Федоровна.

— Совершенно верно, — сказала Ольга. — Инга его шантажировала, и Даниил ее застрелил.

— Так же, как и Ваню, — вмешался вдруг Валентин. — Он тоже был шантажистом. Это легко доказать. Жил не по средствам, девушку свою отправил в Италию. Шубку ей беличью прикупил.

— Ваня стал случайным свидетелем, когда поднялся в кабинет хозяина дома, — подбросил идею и Артем. — Я его вызвал, поскольку выпил, и хотел, чтобы шофер отвез меня домой. А он случайно толкнулся в кабинет Грушина. И увидел трупы. Нас Грушин пытался запугать. Чтобы мы молчали. И вообще — он был не в себе. Психотерапевт это подтвердит. Увидев Ваню за открывшейся потайной дверью, он сорвался, кинулся к буфету, схватил пистолет и три раза выстрелил.

— Точно! — оживленно откликнулся Валентин. — Все так и было!

— Кстати, вы помните? — спохватилась Прасковья Федоровна. — После убийства Инги! Он взял из рук этого господин пистолет!

И она указала на Артема.

— Да, да! — сказал Валентин. — Значит, на пистолете его отпечатки пальцев! Поверх всех! Это он застрелил шофера и Ингу!

— Он же взял из рук Валентина пистолет после убийства и положил его на стол, — сообразила умная Прасковья Федоровна. — А что касается отпечатков господина бизнесмена, так мы сами попросили его спрятать пистолет на кухне!

— Но когда мы беседовали наверху, в спальне, я ему сказал, где находится оружие, — дополнил Артем.

— Пусть будет так, — подвела итог Ольга. — Даниил последнее время находился в состоянии глубокой депрессии, и сегодня вечером у него случился нервный срыв. Он застрелил двоих, а потом покончил с собой.

— Давайте-ка еще раз все повторим. Чтобы как следует запомнить, — заторопилась Прасковья Федоровна. И посмотрела на мужа: — У Сида ведь плохая память!

— Ничего, мать. Ради нас я постараюсь.

— У вас еще будет время, — сказала Ольга. — Сейчас Артем позвонит в милицию. Они приедут примерно через час. Может быть, позже. А я сейчас уеду. Меня ведь сегодня здесь не было. Все, что касается состояния мужа, и психотерапевта я беру на себя. И доказательства того, что Инга шантажировала Даниила. Материалы у меня на руках. Плюс обеспечиваю поддержку моих родителей. Влияние папы на соответствующие органы. Остальное — ваша задача. Главное — это не путаться в показаниях.

— Да-да, — кивнул Артем. — Поезжай, Оля. А я иду звонить. Только возьму у Грушина из кармана ключ от ящика, в котором заперты наши мобильные телефоны.

И он нагнулся над трупом.

— Вот ключ от буфета, — сказала Ольга, открыв сумочку. — Не надо говорить, что был второй.

— Пока вы отсутствуете, мы еще разок все повторим. — Прасковья Федоровна обращалась в первую очередь к Сиду.

— Думаю, что волноваться не о чем, — сказала Ольга. И перед тем как уйти, еще раз посмотрела на мертвого мужа: — Прощай, Даня! Тебе следовало обо всем догадаться. Но как ты правильно сказал перед смертью: хорошо, что кроме умных людей на свете есть дураки. И не грех этим воспользоваться. Теперь все твое. Все убийства. А люди решили за счет тебя свои проблемы. Прощай!

И, ни разу не оглянувшись, вышла из каминного зала. Артем спустился следом. Открыв перед Ольгой входную дверь, сказал вдруг:

— Знаешь, Оля, я порой жалею, что, когда решил жениться, старшая сестра уже была занята. Грушин меня опередил! Из нас с тобой получилась бы прекрасная пара!

— Да, Артем, — задержалась в дверях Ольга. — Я тоже жалею. Что была такой недалекой. Я любила его восемнадцать лет, а разлюбила всего за одну ночь. Когда он умер, у меня в душе ничего не дрогнуло. Я вдруг поняла: на полу лежит совершенно чужой мне человек. Но поздно что-либо менять. Я никогда не совершу ни одного бесчестного поступка. Тем более по отношению к родной сестре. Прощай.

— Я это знаю, — сказал Артем, закрывая за ней дверь. И тихо сказал: — Прощай.

Ключ в замочной скважине повернулся. Он подошел к стоящему в прихожей шкафу и, открыв ящик, вынул один из своих мобильных телефонов. Набрав номер, сказал:

— Милиция? В коттеджном поселке произошло убийство. Три убийства. И одно самоубийство. То есть два. Хозяин дома — сумасшедший. Законченный маньяк. Запер нас в доме, терроризировал. А потом застрелил двоих и отравился цианистым калием. Как мне поступить? Где это произошло? Я же сказал! В коттеджном поселке! Адрес? Сейчас назову… А как мне туда позвонить? Ну, вы делайте что-нибудь, а то мы тут с ума сходим!…

Сообщив о происшествии местным органам правопорядка, он немного подумал и набрал еще один номер. На этот раз Артем Дмитриевич Реутов звонил в службу безопасности собственной фирмы. Вот теперь уже можно их подключить.

Вечеринка окончена.

Послесловие

Что же стало с нашими героями? Ведь всякая история имеет продолжение. Чуть ли не до утра участники вышеописанных событий давали показания. Ольга едва успела добраться до загородного особняка, в котором жили ее родители, как раздался телефонный звонок. Ее срочно попросили вернуться домой. Она сделала вид, будто только что встала, и, зевая, вновь села за руль.

…При виде мертвого мужа она разрыдалась. Артем на правах родственника принялся ее утешать.

…Наконец свидетелей отпустили по домам. Милиция, эксперты и следователь прокуратуры тоже уехали. Уехал Артем Дмитриевич Реутов, уехала служба безопасности его фирмы. Увезли трупы на вскрытие. В особняке Грушиных стало тихо. Но свет по-прежнему горел во всех окнах.

Прасковья Федоровна и Сид вернулись домой.

— Спать хочу, как собака! — заявил Сид, хлопнувшись на диван. И вытянул ноги.

— Погоди, — остановила его жена. — Они уехали?

— Похоже.

— Пойди найди ключ. От буфета. Который Реутов выкинул в окно. Они работали небрежно, территорию не обыскивали. Но на всякий случай я хочу этот ключ.

— Ну, мать! Голова! — и Сид проворно вскочил.

Вернулся он через полчаса. И торжествующе протянул Прасковье Федоровне ключ:

— Вот. Нашел. В клумбе с розами. Туда отскочил.

— Слава богу! — сказала жена, забирая ключ. — А что Ольга? Она тебя видела?

— Естественно! Я ей все объяснил.

— Как она?

— В порядке. Кремень баба! Сказала, что скоро приедет отец. Он уже позвонил кому-то из милицейских чинов.

— Вот и славно! Теперь ты можешь ложиться спать, мой мальчик, — ласково сказала Прасковья Федоровна.

И внимательно посмотрела на Сида. Захочет ли он остаться в этом доме после того, что случилось? После того, как узнал, что его шантажировала жена! Сид задумчиво сказал:

— Да… Спать… Знаешь что, мать? А мне с тобой хорошо! Как представлю себе этих мормышек… Тупые, как пробки! И посуду бить не умеют. Так, чтобы от пары разбитых тарелок грохот стоял, будто ящик со стеклотарой об пол долбанули! Надо же знать, куда кинуть! Вот ты, мать… Ты знаешь! Ты все знаешь! Потому что умная. А что шантажировала меня… Так я не в обиде. Бывает. Ты сыграй мне. Это… Ля-ля-ля. Как в мобильнике.

— Сид…

— А что? Мне понравилось! Только там что-то уж больно коротко. Ля-ля-ля, и все. У тебя там дальше еще что-то было. Ты сыграй.

— Сид…

Прасковья Федоровна подошла, обняла его и с чувством поцеловала в лоб. Для кого-то — это скандал года, брак по расчету, а для нее и Сида — романтическая история любви. Ибо кто сказал, что они друг друга не любят?

— Ты ложись. На диван. А я сыграю. Спи, мой мальчик. Спи…

Она отпустила Сида и подошла к пианино. Полились звуки музыки…

…Два месяца спустя, вечером в субботу Артем Дмитриевич Реутов сидел у себя в спальне и раскладывал пасьянс. После того ужасного вечера пытался таким способом успокоить нервы. Грушин-то был не глуп! Раскладывая пасьянсы, приходишь в стабильное состояние. Тишина, покой. И не скучно, и ничего не раздражает.

Например, телевизор. Того и гляди, услышишь что-нибудь отвратительное! Или увидишь! Все. Хватит. Отвратительного он насмотрелся в тот вечер. На всю оставшуюся жизнь.

Вчера позвонил тесть, сказал, что все улажено. Дело закрыто за смертью главного подозреваемого. Вернее, подозреваемых. Киры и Грушина. Артем проходил по делу только как свидетель. О том, что Инга была его любовницей, никто не знает. Или делают вид, что не знают.

Анюта ведет себя с ним так же, как и прежде. Так же много кушает, обожает лениться, валяться по утрам в постели и проводить выходные у родителей, где дом полон прислуги. Макс там больше не появляется. То, что отец оказался убийцей, сильно повлияло на подростка. Кажется, Макс начинает приходить в себя. Ольга с ним строга. Она не допустит появления второго Даниила Грушина.

Все хорошо. Еще немного, и события того ужасного вечера забудутся, уйдут в прошлое. А что будет с их участниками? Нет-нет, да и всплывет в сознании: следователь Колыванов с ножом в груди, висящая под потолком Кира, тело Даниила Грушина посреди осколков разбившейся посуды. И ноздри защекочет тонкий аромат розового жасмина.

Реутову по-прежнему снится тот сон. Повторяется с периодичностью раз в неделю. Притча о трех дверях. Драгоценности на мертвых. И детский чепчик…

Надо обратиться к психотерапевту. Это лечится. В наше время лечится все. Король пик — налево…

Сигнал домофона. Кто бы это мог быть? В субботу вечером Артем Дмитриевич Реутов не ждет гостей. Ему надо, во-первых, отдохнуть и успокоиться. Во-вторых, выспаться. В-третьих, завтра надо ехать к тестю и теще. Что испытание. К которому надо подготовиться.

Он идет к дверям и, нажав на кнопку, спрашивает:

— Кто?

— Это я, — голос из динамика. — Валентин Борисюк.

Камера наблюдения показывает: да, это пришел Валентин. Который по-прежнему работает на фирме в должности зама по рекламе.

— Валентин? — удивляется он.

— Скажите охране, чтобы меня пропустили. Разговор есть.

— Хорошо.

Он связывается с охраной по переговорному устройству и просит впустить Валентина Борисюка. Потом говорит:

— Ты поднимайся. Десятый этаж. Номер квартиры… Ах, знаешь! Я оставлю дверь открытой и буду ждать тебя в спальне. Войдешь — захлопнешь.

— Хорошо.

Он возвращается в спальню и берет в руки колоду карт. Специальные карты для пасьянса, в два раза меньше обычных. И столик недавно прикупил. В антикварном магазине. Нет, Данька Грушин понимал толк в жизни! Надо строить дом. Участок земли давно куплен. Недалеко от того места, где строится новый офис и склады. Он все предусмотрел. И выгодно вложил деньги. Только никто об этом не знает. Даже жена. Инга знала о его планах. Но нет больше Инги. Инги нет, а жизнь продолжается. Надо, наконец, строить дом.

Строить дом…

— Артем Дмитриевич? Здравствуйте.

— Садись куда-нибудь.

— Я захлопнул дверь, — говорит Валентин Борисюк, опускаясь в мягкое кресло. — А что это вы делаете?

— Раскладываю пасьянс, — безразлично говорит он, перекладывая в центр, на пикового туза двойку.

— Переняли у Грушина? По наследству?

— А что? Это успокаивает нервы.

Он раскладывает карты на четыре колонки. И перекладывает в центр тройку пик. Все так же безразлично спрашивает у Валентина:

— Ну? Как дела?

На самом деле Артему Дмитриевичу Реутову на это глубоко наплевать. На Валентина Борисюка и на его личную жизнь.

— Ребенок-то оказался от меня! Экспертиза подтвердила! — возбужденно говорит Валентин.

— Поздравляю, — меланхолично отвечает он, не отрывая взгляда от карт. — Ну а ко мне с чем пожаловал?

— Так ведь нас теперь будет трое! Квартирка у нас однокомнатная, втроем в ней тесновато. Маринка работать не собирается. Хочет быть женой, матерью. Опять же, втроем на мою зарплату… — тянет Валентин.

— Ну а я чем могу помочь?

— Как же? Я рассчитываю на новую должность, например коммерческого директора. Фирмы вновь слились, Ольга Грушина все доверила вам. А мне, честно говоря, надоело быть мальчиком на побегушках. Я хочу зарплату не меньше двух штук. А еще лучше трех. Свой кабинет. Отдельный. Секретаршу.

— Но тебе тридцати еще нет! Коммерческий директор! Нужно финансовое образование, опыт работы. А ты, извини, все эти годы вечеринки организовывал. Коммерческий директор! Ха-ха!

— Зато я помню одну такую вечеринку, на которой произошло немало интересного. Например, руководитель крупной фирмы убил свою любовницу. Личную секретаршу. Застрелил из пистолета «Магнум».

— Что-о?! — Он поднял глаза от карт и уставился на Валентина. — Так ты же сам застрелил Ваню Смирнова!

— Да. Было. Но кто из нас больше теряет? Вы, владелец крупной компании, или я, мелкая сошка?

— Значит… Ты собираешься меня шантажировать? — Взгляд Артема стал тяжелым.

— Я денег у вас не прошу. Это не шантаж. У меня есть диплом о высшем образовании. Я окончил курсы. Английского языка. Компьютер знаю. Опыт работы имею. Я не хуже других.

— Но и не лучше.

— Зато мы с вами, Артем Дмитриевич, одной веревочкой связаны. Если вы мне сейчас откажете, так я к Ольге Грушиной пойду.

— Что-о?!

— Я тут пораскинул мозгами на досуге. О том, что случилось в тот вечер. Получается, что в нашей компании я самый бедный. Все теряют гораздо больше в случае чего. Вы, Ольга, мадам писательница. У них с мужем сейчас такая любовь-морковь, что пресса слюной захлебывается! Я недавно по телевизору видел сладкую парочку. По роману Златы Ветер снимается сериал, с Сидом в главной роли. Реклама прошла. Значит, деньги вложили немалые. У вас фирма, у Ольги Грушиной сын. А ваша жена, она в курсе? И что скажет тесть, когда узнает правду? Я понимаю: уголовное дело закрыто. Но у таких людей, как вы, завистников хватает. А врагов не на жизнь, а на смерть вы сами плодите. Найдутся желающие купить у меня информацию. А уж как они с этой информацией поступят…

— И ты нас всех собираешься шантажировать?

— Да, — и Валентин скромно опустил глаза.

— Ну ты… У меня просто нет слов!

— И не надо. Лучше деньгами.

Он прикинул: отказать? Вызвать охрану? Пусть выставят его вон! Опыт показывает: нельзя платить шантажисту. А что с ним надо делать?

Артем Дмитриевич Реутов переложил еще одну карту. А пожалуй, что пасьянс-то сойдется! «Гробница Наполеона», тот самый.

— Что ж, Валентин. Все будет так, как ты хочешь.

У него в голове уже созревал план…

Примечания

1

Базовая карта — в большинстве пасьянсов задачей игрока является сбор каждой из четырех мастей колоды на какую-либо карту. Ее и называют базовой.

(обратно)

Оглавление

От автора

Действующие лица: по мастям

Вечеринка в стиле ретро

Вечеринка продолжается: полный свет

Вечеринка в разгаре: в стиле рок

Вечеринка заканчивается

Четвертый расклад

Последний расклад

Послесловие X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?