«Происшествие в Вистерия-Лодж»

Артур КОНАН ДОЙЛ

ПРОИСШЕСТВИЕ В ВИСТЕРИЯ-ЛОДЖ

Часть I

СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ С МИСТЕРОМ ДЖОНОМ СКОТТОМ ЭККЛЗОМ

Как значится в моем блокноте, то было холодным ветреным днем в конце марта 1892 года. Когда мы завтракали, Холмсу принесли телеграмму, и он сразу же нацарапал ответ. Мой друг ничего не сказал по этому поводу, но видно было, что полученное известие занимает его мысли, - он с задумчивым лицом стоял у камина, курил трубку и время от времени поглядывал на телеграмму. Внезапно он повернулся ко мне, и в глазах его появился озорной блеск.

- Полагаю, Уотсон, вас теперь можно считать литератором, сказал он. - Как вы понимаете слово "гротеск"?

- Что-то странное, необычное, - откликнулся я.

Холмс покачал головой:

- Здесь явно имеется в виду нечто большее. Чувствуется скрытый намек на что-то трагическое и ужасное. Если вы припомните некоторые из историй, которыми вы пугали долготерпеливую публику, то поймете, как часто гротеск перерастает в преступление. Вспомните то небольшое дельце с лигой рыжеволосых. Сначала это был сплошной гротеск, а вылилось все в отчаянную попытку ограбления. Или другой пример: наиболее гротескное из наших дел, случай с пятью зернышками апельсина, подоплекой которого оказался заговор убийц. Так что слово "гротеск" заставляет меня теперь быть настороже.

- А что, в тексте есть это слово? - спросил я.

Холмс прочел телеграмму вслух.

"Со мной только что произошла невероятная и гротескная история. Можно ли обратиться к вам за советом?

Скотт Экклз,

почтовое отделение,

Черинг-кросс".

- Мужчина это или женщина? - спросил я.

- Ну, разумеется, мужчина. Ни одна женщина не стала бы посылать телеграмму с оплаченным ответом - она просто пришла бы сама.

- Вы его примете?

- Дорогой Уотсон, вы же знаете, как я скучаю с тех пор, как мы упрятали в тюрьму полковника Каразерса. Мой мозг подобен гоночному мотору, который разлетится на куски, если не будет выполнять работу, для которой предназначен. Жизнь стала скучной, в газетах пусто, риск и романтика, похоже, перевелись в уголовном мире. А вы еще спрашиваете, готов ли я заняться новым делом, каким бы тривиальным оно ни грозило оказаться. Но вот, если не ошибаюсь, и наш клиент.

На лестнице послышались размеренные шаги, и через несколько мгновений в комнату, постучавшись, вошел крепкий высокий мужчина с седыми бакенбардами, имевший весьма серьезный и респектабельный вид. Жесткие черты его лица и напыщенные манеры выдавали всю историю его жизни. От самых гетр до очков в золотой оправе это был консерватор, примерный прихожанин, образцовый гражданин, последовательно и скрупулезно соблюдавший все общепринятые установления. Какие-то удивительные события, однако, лишили его обычного самообладания и оставили на нем заметные следы в виде растрепанных волос, пылающих век, беспокойного взгляда и суматошных жестов. Он сразу же заговорил о своем деле.

- Со мной случилось совершенно необычное и неприятное происшествие, мистер Холмс, - сказал он. - В жизни не оказывался в подобных случаях. Это просто возмутительно и ни на что не похоже. Настоятельно прошу дать мне хоть какие-то разъяснения.

Он надулся и пыхтел от гнева.

- Ради Бога, присядьте, мистер Скотт Экклз, - успокаивающим тоном произнес Холмс. - Прежде всего хочу спросить: почему вы пришли именно ко мне?

- Понимаете, сэр, это дело. Похоже, не из тех, которыми занимается полиция, и все же, когда вы узнаете факты, то поймете, что я не мог оставить все так, как есть. Частные детективы - люди, к которым я не питаю абсолютно никакой симпатии, но все же, услышав ваше имя...

- Понятно. Тогда следующий вопрос: почему вы не пришли сразу?

- Что вы хотите этим сказать?

Холмс взглянул на часы.

- Сейчас пятнадцать минут третьего, - сказал он. - Телеграмму вы отправили в час, но, глядя на ваш наряд и внешний вид, трудно не понять, что ваши неприятности начались еще утром, когда вы проснулись.

Наш клиент пригладил растрепавшиеся волосы и провел рукой по небритой щеке.

- Вы правы, мистер Холмс. Мне и в голову не пришло привести себя в порядок. Я был очень рад, что выбрался из этого дома. Потом я, прежде чем ехать к вам, пошел к владельцам дома, и они сказали, что мистер Гарсия всегда регулярно вносил арендную плату и что в Вистерия-Лодж до сих пор все было в порядке.

- Погодите, погодите, сэр, - смеясь, воскликнул Холмс. - Вы совсем как мой друг доктор Уотсон, у которого есть дурная привычка рассказывать истории, начиная с конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и расскажите мне в строгой последовательности, что это были за события, которые погнали вас за советом и помощью нечесаным и небритым, с незавязанными шнурками и в неправильно застегнутом жилете.

Наш посетитель мрачно оглядел себя:

- Понимаю, что со стороны это выглядит ужасно, мистер Холмс. За всю мою жизнь не могу припомнить ни одного случая, когда бы я позволил себе нечто подобное. Но уверен: после того как я расскажу вам все об этом странном деле, что я сейчас и сделаю, вы меня простите.

Однако рассказ его был пресечен в зародыше. В прихожей раздался шум, и миссис Хадсон, открыв дверь, впустила в комнату двоих здоровенных мужчин весьма официального вида. Одного из них мы хорошо знали - это был инспектор Грегсон из Скотленд-Ярда, энергичный, храбрый и в меру своих способностей толковый профессионал. Он поздоровался за руку с Холмсом и представил нам второго посетителя - инспектора Бэйнса из полицейского управления графства Серрей.

- Мы охотимся вместе, мистер Холмс, и след привел нас сюда. - Грегсон глянул своими бульдожьими глазами на нашего посетителя: Вы ведь мистер Джон Скотт Экклз из Попхэм-хауз в Ли?

- Да.

- Мы все утро сегодня идем за вами по пятам.

- Вы, без сомнения, выследили его по телеграмме, - вставил Холмс.

- Совершенно верно, мистер Холмс. Мы взяли след на вокзале Черинг-кросс, на почте, и он вел сюда.

- Но почему вы меня разыскиваете? - спросил наш посетитель. - Что вам нужно?

- Нам нужно услышать от вас, мистер Скотт Экклз, о событиях, которые привели прошлой ночью к смерти мистера Алоизиуса Гарсии из Вистерия-Лодж, что неподалеку от Эшера.

Наш клиент привстал, глаза его широко раскрылись. Краска сбежала с его изумленного лица.

- К смерти? Вы хотите сказать, что он умер?

- Да, сэр, умер.

- Как это случилось? Несчастный случай?

- Убийство. Самое настоящее, чистой воды.

- О Господи! Это ужасно. Вы полагаете... Вы хотите сказать, что подозреваете меня?

- В кармане убитого обнаружено ваше письмо, из которого мы узнали, что вы намеревались провести прошлую ночь в его доме.

- Я так и сделал.

- О, в самом деле? Вы не отрицаете?

На свет Божий появился бланк официального полицейского.

Протокола.

- Подождите минутку, Грегсон, - сказал Шерлок Холмс. - Все, что вам нужно, это снять показания, так ведь?

- Да, и я должен предупредить мистера Скотта Экклза, что все, что он скажет, может быть использовано против него.

- Мистер Экклз как раз и собирался рассказать нам об этом деле, когда вы вошли. По-моему, Уотсон, бренди с содовой ему не повредит. Теперь, сэр, советую вам не обращать внимания на то, что ваша аудитория увеличилась, и изложить нам все, как вы бы сделали это, если бы вас не прервали.

Наш посетитель залпом выпил бренди, и лицо его снова порозовело. Подозрительно взглянув на полицейский протокол, он приступил к своему необычному повествованию.

- Я холостяк, - сказал он. - Человек я общительный, у меня много друзей. Среди них - семья удалившегося от дел пивовара по фамилии Мелвилл, живущая в имении Элбемерл-Машин в Кенсингтоне. За его столом я несколько недель назад свел знакомство с молодым человеком, которого звали Гарсия. Как я понял, он был испанцем и имел какое-то отношение к испанскому посольству. Он прекрасно говорил по-английски и отличался хорошими манерами; это был, наверное, самый красивый мужчина из всех, кого я встречал.

Каким-то образом у нас с этим молодым человеком завязалась самая настоящая дружба. Он, казалось, с самого начала проникся ко мне расположением, и не прошло и двух дней с момента нашего знакомства, как он навестил меня в моем доме в Ли. Слово за слово - и кончилось тем, что он пригласил меня погостить несколько дней у него в Вистерия-Лодж; это между Эшером и Окшоттом.

Вчера вечером я, выполняя свое обещание, отправился в Эшер.

Гарсия описывал мне свой дом. Он жил там с преданным слугой, соотечественником, который помогал ему во всем. Этот парень говорил по-английски и вел в доме все хозяйство. Еще Гарсия говорил, что у него прекрасный повар, полукровка, которого он подобрал во время своих странствий и который замечательно готовит. Помню, Гарсия заметил, что он не ожидал найти такой странный дом в самом сердце Серрея, и я согласился, хотя потом оказалось, что он намного более странный, чем я думал.

Я прибыл на место - это в двух милях к югу от Эшера. Дом интересен по архитектуре, стоит довольно далеко от дороги, к нему ведет извилистая подъездная аллея, обсаженная с двух сторон вечнозеленым кустарником. Это старинное ветхое здание, явно нуждающееся в ремонте. Когда мои вещи выгрузили на заросшую травой дорожку перед заляпанной выцветшей дверью, я засомневался, разумно ли поступил, отправившись к человеку, которого почти не знаю. Однако он сам открыл мне дверь и весьма сердечно меня приветствовал. Меня поручили заботам слуги, меланхоличного смуглого мужчины, который взял мой саквояж и проводил меня в отведенную мне спальню. Дом был какой-то мрачный. Ужинали мы наедине, и хотя хозяин изо всех сил старался меня развлечь, мысли его, казалось, все время блуждали где-то далеко, да и говорил он так бурно и невразумительно, что я с трудом его понимал. Он не переставая барабанил пальцами по столу, грыз ногти и выказывал другие признаки нервного возбуждения. Сам обед не был ни хорошо сервирован, ни хорошо приготовлен, а присутствие мрачного безмолвного слуги никак не способствовало оживлению обстановки. Могу заверить вас, что много раз в течение этого вечера меня посещала мысль, что надо изобрести какой-нибудь благовидный предлог и вернуться домой в Ли.

Мне вспоминается одна деталь, которая может иметь отношение к тому делу, которое вы, господа полицейские, расследуете. Тогда я не придал этому значения. Когда обед подошел к концу, слуга подал хозяину записку. Я заметил, что после этого тот стал еще более мрачен и дик, чем раньше. Он оставил попытки поддерживать разговор и сидел теперь, без передышки куря сигареты и погрузившись в собственные мысли, ни словом не обмолвился, о чем думает. Около одиннадцати я с радостью отправился спать. Через какое-то время Гарсия заглянул ко мне в комнату - я к тому времени уже погасил свет - и спросил, не звонил ли я. Я ответил, что нет. Он извинился, что побеспокоил меня в столь поздний час - было, как он сказал, около часа ночи. После этого я крепко заснул до утра.

Теперь подхожу к самой любопытной части моей истории. Когда я проснулся, было уже совсем светло. Взглянув на часы, я увидел, что уже около девяти утра. Я особо оговорил накануне, чтобы меня разбудили в восемь, и был очень удивлен такой забывчивостью. Вскочив, я позвонил слуге. Никакого отклика. Я снова и снова дергал шнур звонка. Результат был все тот же. Тогда я решил, что звонок сломан. Кое-как одевшись, я в отвратительном настроении поспешил вниз, чтобы попросить теплой воды для умывания. Представьте себе мое изумление, когда я обнаружил, что там никого нет. Я вышел в коридор и громко крикнул. Никто не отозвался. Тогда я обошел все комнаты. Нигде не было ни души. Вечером хозяин показывал мне, где его спальня. Я постучал в дверь. Ответа не было. Я повернул ручку и вошел. Комната была пуста, кровать - застелена. Гарсия исчез вместе с остальными. Все три иностранца - хозяин, лакей и повар - исчезли! Так окончился мой визит в Вистерия-Лодж.

Холмс усмехнулся и потер руки, мысленно добавив этот странный инцидент к своей коллекции необычайных происшествий.

- Ваша история, насколько я понимаю, совершенно уникальна, - сказал он нашему посетителю. - Можно спросить вас, сэр, что вы делали дальше?

- Я был разъярен. Сначала мне пришло в голову, что я стал жертвой какого-то странного и нелепого розыгрыша. Я сложил вещи, захлопнул за собой входную дверь и с саквояжем в руках отправился в Эшер. Явившись в контору братьев Аллен, управляющих земельной собственностью в тех местах, я узнал там, что дом, который я только что покинул, сдан в аренду. Мне пришло в голову, что вряд ли его сняли ради того, чтобы меня разыграть, и что суть дела, скорее всего, в том, что хозяин скрылся, чтобы не платить за аренду. Март на исходе как раз конец квартала. Однако оказалось, что это не так. Агент поблагодарил меня за предупреждение, но сказал, что арендная плата уже внесена авансом. Тогда я отправился в Лондон и посетил испанское посольство. Этого человека там не знали. Потом я зашел к Мелвиллу, в чьем доме впервые повстречал Гарсию, но выяснилось, что тот знал его едва ли не хуже, чем я сам. Наконец, получив от вас ответ на свою телеграмму, я пришел к вам, поскольку слышал, что вы человек, способный дать хороший совет в трудной ситуации. Однако из того, что вы здесь сказали, инспектор, я понял, что вы можете продолжить мой рассказ и что произошла какая-то трагедия. Могу заверить вас, что каждое сказанное мною слово - чистая правда и что, кроме того, что я сейчас рассказал, мне больше не известно ничего о судьбе этого человека. Мое единственное желание - помогать закону чем только возможно.

- У меня нет сомнений в этом, мистер Скотт Экклз, - ответил инспектор Грегсон весьма дружелюбным тоном. - Совершенно никаких сомнений. Должен сказать, что все в вашем рассказе соответствует фактам, которыми располагаем мы. Например, записка, которую принесли во время обеда. Вам удалось заметить, куда она делась?

- Удалось. Гарсия скомкал ее и швырнул в камин.

- Что вы на это скажете, мистер Бэйнс?

Сельский детектив был полным коренастым рыжеволосым мужчиной, чье лицо не выглядело грубым только из-за необычайно светлых глаз, почти скрытых бровями и массивными складками щек. Лениво улыбнувшись, он вынул из кармана мятую выцветшую бумажку.

- Там была каминная решетка, мистер Холмс. Он не добросил бумажку до огня, и я вытащил ее невредимой из-под решетки.

Холмс одобрительно улыбнулся:

- Вы, должно быть, весьма тщательно осматривали дом, если нашли такой крохотный клочок бумаги.

- Да, мистер Холмс. Таков мой метод. Прочесть записку, мистер Грегсон?

Лондонский инспектор кивнул.

- Она написана на обычной бумаге кремового цвета без водяных знаков размером в четверть листа. Отрезана двумя надрезами маленьких ножниц. Записка была сложена в три приема и запечатана фиолетовым воском, причем печать приложили второпях, а затем прошлись по сгибам бумаги каким-то гладким предметом овальной формы. Адресована она мистеру Гарсия из Вистерия-Лодж. Текст таков: "Наши обычные цвета - зеленый и белый. Зеленый - открыто, белый заперто. Второй этаж, первый коридор, седьмая дверь справа, зеленая занавеска. Бог в помощь. Д." Почерк женский, написано ручкой с тонким пером, однако адрес написан либо другой ручкой, либо вообще другим человеком. Буквы более жирные, да и нажимали на перо, как видите, сильнее.

- Весьма интересная записка, - сказал, проглядев ее Холмс. - Должен сделать вам комплимент, мистер Бэйнс, за то, что, изучая ее, вы уделили столько внимания деталям. Могу добавить лишь несколько мелких штрихов. Гладкий овальный предмет - это, без сомнения, запонка - что еще может иметь такую форму? Ножницы, которыми отрезали бумажку, - кривые маникюрные ножницы. Кроме того, что надрезы короткие, ясно видно, что они слегка кривые.

Сельский инспектор усмехнулся.

- Я-то уж решил, что выжал из записки все, что можно, но вижу, что можно было и больше, - ответил он. - Должен заметить, я мало что понял из текста записки, кроме того, что затевалось какое-то дельце и, как всегда, замешана была женщина.

Мистер Скотт Экклз во время этого диалога нетерпеливо ерзал на стуле.

- Очень рад, что вы нашли записку, поскольку это подтверждает мои рассказ, - сказал он. - Однако прошу заметить, я так и не услышал, что сталось с мистером Гарсия и с его слугами.

- Что касается Гарсия, - отозвался Грегсон, - дать ответ легко. Сегодня утром он был найден мертвым на Окшоттском пустыре, примерно в миле от своего дома. Голова его совершенно расплющена при помощи какого-то тяжелого предмета, например, мешка с песком или чего-то еще в том же роде, чем нельзя нанести глубокую рану, но можно разбить череп. Сперва его, очевидно, оглушили сзади, но нападавший продолжал бить его еще долго после того, как он умер. Это был какой-то приступ бешенства. Преступник не оставил никаких следов и вообще ничего, что могло бы служить уликой.

- Жертву не ограбили?

- Нет, даже не пытались.

- Все это очень скверно, просто ужасно, - недовольным тоном произнес мистер Скотт Экклз, - но, по-моему, вы неоправданно сурово поступаете со мной. Я ведь не виноват, что моему гостеприимному хозяину вздумалось предпринять ночную прогулку, во время которой его и постиг этот весьма печальный конец Почему же вы решили, что в это дело замешан я?

- Очень просто, сэр, - ответил инспектор Бэйнс. - Единственным документом, обнаруженным в карманах убитого, было ваше письмо, в котором говорится, что вы собираетесь провести с ним тот самый вечер, когда он был убит. Именно по конверту от этого письма мы и установили имя и адрес убитого. Мы добрались до его дома в десятом часу и не нашли там ни вас, ни кого-либо еще. Я телеграфировал мистеру Грегсону, чтобы он разыскал вас в Лондоне, пока я осматриваю дом в Вистерия-Лодж. Затем я сам приехал в город, присоединился к мистеру Грегсону - и вот мы здесь.

- По-моему, - вставая, сказал Грегсон, - нам лучше всего вернуть это дело в официальное русло. Вам надо пройти с нами в Скотленд-Ярд, мистер Скотт Экклз, чтобы мы могли получить ваши показания в письменном виде.

- Разумеется, я немедленно отправлюсь туда с вами. Считаю себя вашим клиентом, мистер Холмс. Очень прошу вас не жалеть денег и трудов, чтобы добраться до истины.

Мой друг повернулся к сельскому инспектору.

- Надеюсь, вы не будете возражать против нашего с вами сотрудничества?

- Почту за честь, сэр.

- Вы выказали немалую расторопность и деловитость во всех своих действиях. Могу я узнать, есть ли какие-то данные о том, в котором часу был убит этот человек?

- Труп лежал там с часу ночи. В это время начался дождь, а умер он, без сомнения, до этого.

- Но ведь это совершенно невозможно, мистер Бэйнс! - воскликнул наш клиент. - Голос Гарсии ни с чем не спутаешь. Готов поклясться, что именно он заходил ко мне в спальню и говорил со мной в это самое время.

- Факт очень интересный, но, без сомнения, невозможный, - с улыбкой сказал Холмс.

- У вас есть какая-нибудь гипотеза? - спросил Грегсон.

- Дело не кажется мне очень уж сложным, хотя в нем, конечно, есть некоторые необычные и интересные детали. Необходимо выяснить еще немало фактов, прежде чем я возьму на себя смелость высказать свое определенное и окончательное мнение. Кстати, мистер Бэйнс, нашли вы в доме еще что-нибудь примечательное?

Инспектор бросил на моего друга какой-то странный взгляд.

- Нашли, - ответил он. - Там была парочка о-очень любопытных предметов. Может быть, когда я закончу свои дела здесь, вы возьмете на себя труд выбраться к нам и сообщить мне свое мнение о них?

- Я всецело в вашем распоряжении, - сказал Холмс и дернул шнур звонка. Проводите джентльменов, миссис Хадсон, и будьте добры, пошлите мальчика отправить эту телеграмму. Пусть оплатит ответ.

После ухода посетителей мы некоторое время сидели молча. Холмс сосредоточенно курил, насупив брови так, что они нависли над его проницательными глазами, затем характерным для него жестом энергично мотнул головой, наклонив ее вперед.

- Ну что, Уотсон, - спросил он, неожиданно повернувшись ко мне, - что вы об этом думаете?

- Об этой мистификации мистера Скотта Экклза - ничего.

- А об убийстве?

- Ну, если рассматривать его в связи с исчезновением слуг убитого, то похоже, что они были каким-то образом причастны к убийству и сбежали от правосудия.

- Это, конечно, возможная точка зрении. Но если следовать ей, то очень странно, согласитесь, что двое слуг, будучи в заговоре против хозяина, нападают на него в ту самую ночь, когда у него гость, тогда как им никто не мешает сделать это в любую другую ночь на этой неделе.

- Тогда зачем они убежали?

- Вот именно, зачем они убежали? Это важнейший факт. Дру гой важный факт странное происшествие с нашим клиентом. Скот том Экклзом. Итак, дорогой Уотсон, способен ли человеческий разум предложить гипотезу, объяснявшую бы оба эти важнейших факта? Если найдется такая, которая объяснит к тому же существование этой таинственной записки с ее весьма странной фразеологией, что ж, в таком случае примем ее, так и быть, в качестве временной гипотезы. Если же новые факты, которые мы добудем в ходе расследования, будут укладываться в общую схему, то наша гипотеза может постепенно превратиться в разгадку тайны.

- А у нас есть гипотеза?

Холмс откинулся назад в своем кресле, полузакрыв глаза.

- Вы должны признать, дорогой Уотсон, что никакого розыгрыша там быть не могло. Как показали последствия, затевалось страшное дело, и приглашение Скотта Экклза в Вистерия-Лодж имеет к этому некоторое отношение.

- Но какое?

- Давайте проанализируем события по порядку. Какой-то неестественной, если присмотреться, выглядит эта странная и внезапная дружба между молодым испанцем и Скоттом Экклзом. Именно первый из них форсировал события. Он навестил Экклза в предместье на другом конце Лондона чуть ли не на следующий день после того, как познакомился с ним, и завязал такие близкие дружеские отношения, что залучил его к себе в Эшер. Итак, чего же он хотел от Экклза? Зачем тот был ему нужен? Лично я не считаю его человеком обаятельным. Он не особенно умен и, в общем-то, не пара быстрому разумом латинянину. Почему тогда именно он был выбран из всех окружавших Гарсию людей как наиболее подходящий для какой-то определенной цели? Есть ли у него хоть какое-то незаурядное качество? На мой взгляд, есть. Он является воплощением британской респектабельности; это тот самый человек, чьи свидетельские показания смогут убедил" другого британца. Вы, наверное, заметили, что оба инспектора ни на минуту не усомнились в его показаниях, хотя те были довольно необычны.

- Но что он должен был засвидетельствовать?

- В данном случае - ничего, но если бы дела обернулись по-другому, то очень многое. Так я понимаю этот случай.

- Наверное, он должен был подтвердить его алиби?

- Конечно, дорогой Уотсон, он должен был именно засвидетельствовать его алиби. Предположим, что все обитатели Вистерия-Лодж - соучастники в некоем заговоре. Дело, каково бы оно ни было, должно было быть сделано до часа ночи. Немного передвинув стрелки часов, они могли отправить спать мистера Экклза раньше, чем он думал, но в любом случае очевидно, что, когда Гарсия зашел к нему и сказал, что уже час ночи, на самом деле было около двенадцати. Если Гарсия собирался сделать то, что он хотел, и вернуться к часу ночи, ему нужно было хорошее алиби, оградившее бы его от любых обвинений. Вот он и использовал этого безупречного британца, готового присягнуть в любом суде, что обвиняемый до упомянутого часа не выходил из дома. Так он пытался обезопасить себя на крайний случай.

- Да-да, понятно. Но почему исчезли другие?

- У меня пока нет всех необходимых фактов, хотя думаю, что объяснить это будет не так уж трудно. Высказывать догадки, не имея данных, - неправомочно.

- А записка?

- Какой там текст? "Наши обычные цвета - зеленый и белый". Что-то напоминающее о скачках. "Зеленый - открыто, белый - заперто". Это, без сомнения, сигнал. "Второй этаж, первый коридор, седьмая дверь справа, зеленая занавеска". Очевидно, уславливаются о встрече. За всем этим может стоять ревнивый муж. Во всяком случае, предприятие явно было рискованным, иначе она не написала бы "Бог в помощь". "Д" - без сомнения, ее имя.

- Этот человек - испанец. Думаю, что "Д" означает Долорес, очень распространенное в Испании имя.

- Хорошо, Уотсон, очень хорошо, но в данном случае не годится. Испанка писала бы испанцу по-испански. Та же, кто написала эту записку, несомненно, англичанка. Что ж, нам остается набраться терпения и ждать, пока этот блистательный инспектор заедет за нами. Пока же можем возблагодарить судьбу, которая избавила нас на несколько часов от невыносимо томительных мук безделья.

Еще до возвращения сельского инспектора пришла телеграмма - ответ на ту, которую послал Холмс. Он прочел ее и собирался было вложить в свою записную книжку, но поймал мой вопрошающий взгляд. Засмеявшись, он бросил мне ее через стол.

- Мы, кажется, будем вращаться в высших сферах, - прокомментировал он.

Телеграмма представляла собой список имен и адресов:

"Лорд Хэррингби, имение "Глубокая лощина"; сэр Джордж Фоллиот, "Окшоттские башни"; мистер Хайнес Хайнес, мировой судья, "Пурди-Плэйс"; мистер Джеймс Бейкер Уильяме, "Фортон-Олд-Холл"; мистер Хендерсон, "Высокие своды"; преподобный Джошуа Стоун, "Нижний Уолслинг".

- Самый обычный способ сузить поле деятельности, - сказал Холмс. Несомненно, Бэйнс с его методичным умом уже разработал похожий план.

- Я все-таки не понимаю...

- Вспомните, дружище, мы ведь уже пришли к выводу, что в записке, полученной Гарсией, назначено свидание или тайная встреча. Если самое простое толкование текста и есть самое правильное, то для того, чтобы попасть на это свидание, ему надо было подняться на второй этаж и разыскать в коридоре седьмую по счету дверь. Все это совершенно определенно указывает на то, что дом этот очень велик. Ясно также, что он не может быть более чем в одной-двух милях от Окшотта, поскольку Гарсия шел именно в том направлении и надеялся, если я правильно толкую факты, успеть все сделать и вернуться назад в Вистерия-Лодж в такое время, чтобы не сорвалось его алиби, действительное до часа ночи. Поскольку больших зданий поблизости от Окшотта, очевидно, не так уж много, я применил обычный свой метод и, написав земельным агентам, которых назвал Скотт Экклз, попросил их прислать мне список таких зданий. Он-то и содержится в этой телеграмме, так что среди этих данных может оказаться другой конец нити, образовавшей весь этот запутанный клубок.

Было уже почти шесть часов, когда мы в сопровождении инспектора Бэйнса попали в Эшер, чудесную деревушку в графстве Серрей.

Мы с Холмсом взяли с собой все необходимое для ночлега и сняли уютную комнату в деревенской гостинице под названием "Бык". Наконец мы были готовы составить компанию инспектору и нанести визит в Вистерия-Лодж. Был холодный, сумрачный мартовский вечер, дул пронизывающий ветер, мелкий дождь хлестал в лицо; в общем, обстановка вполне соответствовала дикой местности по обеим сторонам дороги и трагедии, происшедшей там, куда мы шли.

Часть II

OИГР ИЗ САН-ПЕДРО

Пройдя пару миль по этим холодным, наводящим уныние местам, мы подошли к деревянным воротам, за которыми открывалась мрачная каштановая аллея. Извилистая подъездная дорога привела нас к погруженному во тьму невысокому зданию, казавшемуся черным как смоль на фоне серовато-синего неба. В окне слева от входа мерцал тусклый огонек.

- Я оставил там констебля, - сказал Бэйнс. - Постучусь-ка я в окно.

Он пересек газон и пару раз негромко стукнул по стеклу. Сквозь мутное стекло я с трудом разглядел сидящего на стуле перед камином мужчину. Вдруг он мгновенно вскочил, и я услышал раздавшийся в комнате испуганный крик. Через несколько секунд дверь открыл белый как мел, тяжело дышавший полисмен; свеча дрожала в его трясущихся руках.

- В чем дело, Уолтерс? - резким тоном спросил Бэйнс.

Полисмен вытер лоб платком и испустил протяжный вздох облегчения.

- Хорошо, что вы пришли, сэр. Вечер тянулся бесконечно, а нервы мои оказались не такими крепкими, как я думал.

- Ваши нервы, Уолтерс? Вот уж не думал, что мне придется обсуждать вопрос, есть ли у вас нервы.

- Понимаете, сэр, дом этот пустой, стоит на отшибе, да еще жуткие предметы на кухне. Когда вы постучали в окно, я подумал, что он пришел снова.

- Кто пришел снова?

- Дьявол, сэр, насколько я могу судить. Он подходил к окну.

- Кто подходил к окну и когда?

- Часа два назад. Уже почти стемнело. Я сидел на стуле и читал. Не знаю, что заставило меня поднять голову. За окном виднелось лицо, глядевшее на меня сквозь стекло. Господи, сэр, что это было за лицо! Оно будет сниться мне по ночам - Да успокойтесь вы, Уолтерс. Разве так должен докладывать полисмен?

- Вы правы, сэр, я все понимаю, но я был потрясен, сэр, и бесполезно это отрицать. Лицо не было черным, сэр, но и не было белым. Затрудняюсь сказать, какого оно цвета. Может быть, такой оттенок получится, если смешать глину с молоком. Теперь о его размерах: оно вдвое больше вашего, сэр. Выглядело оно так: большие выпученные горящие глаза и ряд белых зубов, как у хищного зверя. Говорю вам, сэр, я не мог ни шевельнуть пальцем, ни вздохнуть, пока он не повернулся и не исчез. Я выбежал из дома и осмотрел кустарник, но там, слава Богу, никого не было.

- Если бы я не знал, что вы добросовестный сотрудник, Уолтерс, то после всего этого стал бы очень плохо о вас думать. Если даже это был дьявол собственной персоной, стоящий на посту констебль не должен благодарить Бога за то, что не смог его изловить. Надеюсь, все это - не одни лишь ваши галлюцинации и расстроенные нервы?

- Ну уж это, по крайней мере, легко проверить, - сказал Холмс, зажигая свой карманный фонарик. - М-да, - начал он свой доклад, после того как бегло осмотрел газон, - ботинки, должен вам сказать, пятидесятого размера. Если он сложен соразмерно, это, очевидно, настоящий великан.

- И куда он делся?

- Похоже, продрался сквозь кусты и вышел на дорогу.

- Что ж, - произнес помрачневший инспектор с задумчивым видом, - кто бы он ни был и чего бы ни хотел, у нас с вами есть более неотложные дела. Сейчас, мистер Холмс, я, с вашего позволения, покажу вам дом.

В многочисленных спальнях и гостиных при самом тщательном осмотре ничего обнаружено не было. Очевидно, обитатели этого дома привезли с собой очень мало вещей, а вся обстановка вплоть до самых мелких вещей принадлежала фирме владелице дома. Обнаружено было довольно много одежды с ярлыками "Маркс и компания, Верхний Холборн". Инспектор уже успел запросить по телеграфу мистера Маркса, но оказалось, что тот ничего не знает о своем клиенте, кроме того, что он исправно за все платил. Среди личной собственности хозяина было еще много всякой всячины, в том числе несколько трубок, книги, две из них на испанском, старинный револьвер и гитара.

- От всего этого никакого толку, - сказал Бэйнс, бродивший по комнатам со свечой в руках. - А сейчас, мистер Холмс, прошу вас обратить внимание на кухню.

Это было маленькое мрачное помещение с высоким потолком, находившееся в задней части дома. В одном углу лежала соломенная подстилка, служившая, очевидно, кроватью повару. Стол был загроможден грязными тарелками и объедками - это были остатки вчерашнего ужина.

- Взгляните-ка сюда, - сказал Бэйнс. - Что вы об этом скажете?

Он поднял свечу и осветил странный предмет, стоявший на одной из полок кухонного шкафа. Он был таким сморщенным и высохшим, что трудно было определить, что бы это могло быть. Можно было сказать лишь, что он черный, глянцевитый и несколько напоминает карликовую человеческую фигуру. С первого взгляда я решил, что это мумия младенца-негритенка. Затем мне показалось, что это какая-то скрюченная старая обезьяна. В конце концов я так и не разобрался, животное это или человек. Двойная цепочка белых ракушек была повязана вокруг его пояса.

- Очень интересно. В самом деле, крайне интересно, - промолвил Холмс, внимательно разглядывая эту зловещую реликвию. - Что-нибудь еще?

Бэйнс молча подошел к раковине и протянул к ней руку со свечой. По всей раковине были разбросаны клочья разорванной на мелкие части большой белой птицы - ножки, крылья, внутренности. Холмс указал на увенчанную гребешком оторванную голову.

- Белый петух, - сказал он. - Весьма интересно! Это действительно совершенно необычное дело.

Но самый зловещий экспонат мистер Бэйнс приберег напоследок. Он извлек из-под раковины цинковое ведро, более чем наполовину наполненное кровью. Затем он взял со стола деревянную тарелку, на которой лежали маленькие кусочки обуглившихся костей.

- Кого-то убили и сожгли. Мы выгребли все это из камина. Утром здесь был врач. Говорит, это не человеческие останки.

Холмс усмехнулся и потер руки.

- Должен поздравить вас, инспектор, - вы очень скрупулезно и непредвзято отнеслись к делу. Ваши способности, не в обиду вам будь сказано, превышают имеющиеся у вас сейчас возможности.

В маленьких глазках Бэйнса засветилось удовольствие.

- Вы правы, мистер Холмс. Поневоле загниваешь в этой провинции. Такие дела, как это, дают человеку шанс выдвинуться, и я надеюсь, что не упущу его. Что вы думаете об этих костях?

- Скорее всего принадлежали ягненку или козленку.

- А белый петух?

- Это что-то странное, мистер Бэйнс, очень странное, почти уникальное, знаете ли.

- Да, сэр, здесь, очевидно, жили очень странные люди, которые занимались очень странными делами. Один из них мертв. Его ли собственные слуги последовали за ним и убили его? Если так, мы их поймаем - за каждым портом ведется наблюдение. Но я придерживаюсь другого мнения. Да, сэр, моя точка зрения совершенно другая.

- Значит, у вас есть теория?

- Да, и я сам буду ее разрабатывать. Это вопрос моей профессиональной репутации. Вы уже сделали себе имя, а мне это только еще предстоит. Я должен иметь возможность сказать потом, что распутал это дело без вашей помощи.

Холмс добродушно рассмеялся.

- Хорошо, хорошо, инспектор, - ответил он. - Идите своим путем, а я пойду своим. Мои данные всегда будут в вашем распоряжении, если они вам понадобятся. Кажется, я видел в этом доме все, что должен был увидеть, так что дальнейшее пребывание здесь было бы напрасной тратой времени. До свидания, и желаю удачи.

По многим неуловимым признакам, которые, наверное, не заметил бы никто, кроме меня, я понял, что Холмс напал на след. Хотя со стороны он казался таким же бесстрастным, как всегда, в его блестящих глазах было тем не менее скрытое нетерпение, даже беспокойство; к тому же он был в очень хорошем настроении, что лишний раз подтверждало: игра началась. По своему обыкновению, он ничего не говорил; я же, как обычно, ничего не спрашивал. Эта давно установившаяся традиция меня устраивала - я участвовал в охоте и оказывал моему другу помощь при захвате добычи, но старался не прерывать работу его мысли. Когда надо будет, я и так все узнаю.

Поэтому я ждал, но, к моему всевозраставшему разочарованию, ждал напрасно. Шли дни, а друг мой так и не продвинулся вперед. Однажды утром он уехал в Лондон, и из его брошенного вскользь намека я узнал, что он побывал в Британском музее. Кроме этой единственной своей поездки, он предпринимал лишь долгие прогулки, обычно в одиночестве, или беседовал с многочисленными деревенскими болтунами, с которыми свел знакомство.

- Уверен, Уотсон, неделя в деревне будет для вас бесценна, - заметил он. Какое удовольствие наблюдать, как покрывается зелеными листьями изгородь, как появляются сережки на орешнике! Вооружившись лопатой, жестяным ящиком и элементарным руководством по ботанике, вы сможете с пользой провести время.

Он и сам бродил По округе с этими предметами, но по вечерам возвращался с весьма скудным урожаем.

Как-то раз во время наших странствий мы набрели на инспектора Бэйнса. Его упитанное красное лицо расплылось в улыбке, а маленькие глазки сверкнули, когда он поздоровался с Холмсом.

О деле он говорил мало, но и из того немногого, что он сказал, мы поняли, что он не был разочарован ходом событий. Однако, должен признать, я немало удивился, когда дней через пять с момента убийства, развернув утреннюю газету, обнаружил набранный крупными буквами заголовок:

ОКШОТТСКАЯ ТАЙНА РАЗГАДАНА

АРЕСТ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО УБИЙЦЫ

Я прочел этот заголовок вслух, и Холмс подпрыгнул в кресле, словно его ужалили.

- Черт возьми! - вскричал он. - Вы что, хотите сказать, что Бэйнс его изловил?

- Похоже, что так, - ответил я, пробегая глазами следующую заметку:

"Большое волнение в Эшере и его окрестностях вызвало полученное вчера поздно вечером известие об аресте человека, замешанного в окшотгском убийстве. Как известно, мистер Гарсия из Вистерия-Лодж найден мертвым на окшотгском пустыре; на теле его обнаружены следы жестокого насилия. В ту же ночь его слуга и повар бежали, что косвенно доказывает их причастность к убийству. Предполагается, хотя и не доказано, что погибший джентльмен имел в доме какие-то ценности и что хищение их могло стать побудительным мотивом преступления. Инспектор Бэйнс, занимающийся этим делом, приложил все усилия, чтобы обнаружить место, где прятались беглецы. У него были основания полагать, что они не уехали далеко, а отсиживаются в каком-то заранее подготовленном убежище. С самого начала, однако, было ясно, что в конце концов их обнаружат, поскольку у повара, по свидетельству видевших его нескольких лавочников, весьма необычная наружность - это огромный, устрашающего вида мулат с кофейного цвета лицом явно негроидного типа. Его заметили после убийства констебль Уолтерс обнаружил его и пытался задержать в тот вечер, когда он, набравшись наглости, явился снова в Вистерия-Лодж. Инспектор Бэйнс решил, io визит этот имел какую-то определенную цель и, возможно, будет повторен Он снял дежурство в доме, но оставил в кустах засаду. Мулат попал в ловушку и был задержан вчера вечером после ожесточенной схватки, в которой он жестоко избил констебля Даунинга. Ожидается, что, после того как задержанный предстанет перед мировым судьей, его отправят в тюрьму. Надеемся, что арест этот будет способствовать разгадке тайны".

- Нам необходимо немедленно увидеться с Бэйнсом! - воскликнул Холмс, надевая шляпу. - Мы как раз успеем поймать его, пока он не ушел.

Мы торопливо зашагали по деревенской улице и, как и ожидали, застали инспектора, когда он уже открывал дверь своего дома.

- Видели газету, мистер Холмс? - спросил он, протягивая нам свой экземпляр.

- Да, мистер Бэйнс, видел. Пожалуйста, не сочтите вольностью с моей стороны, если я выскажу вам дружеское предостережение.

- Предостережение, мистер Холмс?

- Я внимательно изучил это дело, и я не уверен, что вы на верном пути. Мне бы не хотелось, чтобы вы зашли слишком далеко, прежде чем убедитесь, что вы не правы.

- Весьма любезно с вашей стороны, мистер Холмс.

- Уверяю вас, я пекусь о вашем же благе.

Мне показалось, что инспектор чуть ли не подмигнул Холмсу одним из своих маленьких глазок.

- Мы с вами договорились работать независимо друг от друга, мистер Холмс. Я так и делаю.

- Да, конечно. Не обижайтесь на меня.

- Что вы, сэр, я же понимаю, что вы хотите мне помочь. Но у каждого из нас свой подход к делу, мистер Холмс. У вас - один метод, у меня, возможно, другой.

- Ни слова, больше об этом.

- Всегда рад буду поделиться с вами своими новостями. Парень этот совершеннейший дикарь, силен, как ломовая лошадь, и зол, как дьявол. Чуть не откусил Даунингу большой палец, прежде чем они с ним сладили. Почти не говорит по-английски, и мы от него ничего не добились, кроме мычания.

- И вы считаете, что есть данные за то, что он убил своего хозяина?

- Я этого не говорил, мистер Холмс, я этого не говорил. У каждого из нас есть свои маленькие хитрости. Пускайте в ход ваши, а я, с вашего позволения, буду пользоваться своими. Таков наш уговор.

Когда мы, расставшись с Бэйнсом, зашагали обратно, Холмс пожал плечами:

- Никак не могу раскусить этого человека. Похоже, избранный им путь ведет к пропасти. Что ж, как он говорит, каждый из нас должен идти своей дорогой; потом посмотрим, что из этого выйдет. Однако есть что-то в инспекторе Бэйнсе, чего я не понимаю.

- Присаживайтесь в это кресло, Уотсон, - сказал Шерлок Холмс, когда мы вернулись в нашу комнату в "Быке". - Я хочу, чтобы вы получше вникли в ситуацию, поскольку сегодня ночью мне может понадобиться ваша помощь. Если позволите, я расскажу вам, насколько продвинулось это дело. Хотя сперва оно выглядело простым, потом неожиданно возникли некоторые проблемы в связи с этим арестом. Здесь есть множество пробелов, которые нам придется заполнять.

Начнем с записки, которую Гарсия получил перед смертью. Отбросим версию Бэйнса и будем считать, что слуги Гарсии в преступлении не замешаны. Гарсия пригласил к себе в гости Скотта Экклза, что могло быть сделано только с целью обеспечения себе алиби. Следовательно, именно Гарсия задумал какое-то дело, очевидно, преступное, которое надо было осуществить в ту самую ночь, когда он отправился навстречу своей гибели. Я говорю "преступное", потому что только человек, идущий на правонарушение, так заботится о своем алиби. Кто же тогда, вероятнее всего, лишил его жизни? Конечно, тот, против кого преступление должно было быть направлено. Итак, мы с вами пока еще не сошли с твердой почвы.

Ясно, почему исчезли домочадцы Гарсии. Они все были сообщниками в готовившемся Преступлении. Если бы оно совершилось и Гарсия бы вернулся, показания нашего истинного британца рассеяли бы все возможные подозрения, и все сошло бы гладко. Но дело было опасным. Поэтому у них было условлено, что, если Гарсия не вернется, оба его помощника укроются в заранее подготовленном убежище, а впоследствии повторят свою попытку. Все это исчерпывающе объясняет события, не правда ли?

Весь запутанный клубок, казалось, мгновенно распутался перед моими глазами. Как всегда, я удивлялся, что сам не понял таких очевидных вещей.

- Но почему же вернулся один из слуг?

- Можно предположить, что, убегая, он в спешке забыл нечто ценное, что-то такое, без чего не мог обойтись. Это объясняет его настойчивость, так ведь?

- Да, верно. Что же дальше?

- Дальше поговорим о записке, которую получил за обедом Гарсия. Она указывает на то, что у заговорщиков в стане врага имелся сообщник. Вопрос в том, где же находится этот самый стан врага? Я уже говорил вам, что это может быть только большой дом, а число больших домов в округе ограничено. Первые проведенные в этой деревне дни я посвятил систематическим прогулкам по окрестностям, во время которых в перерывах между ботаническими штудиями обследовал все эти большие здания и собирал сведения о семейной истории их обитателей. Один и только один из этих домов привлек мое внимание. Это старинное гнездо якобитов, называющееся "Высокие своды". Расположено оно в одной миле от Окшотта и в полумиле от места убийства. Остальные здания принадлежат весьма прозаичным и респектабельным людям, чуждым всякой романтике. А вот мистер Хендерсон из "Высоких сводов" - во всех отношениях необычный человек, с которым могут случаться загадочные происшествия. Поэтому я сосредоточил свое внимание на нем и на его домочадцах.

Странные это люди, Уотсон, и самый странный из них - сам хозяин дома. Мне удалось встретиться с ним под благовидным предлогом, но в его черных, глубоко посаженных сумрачных глазах я прочел, что он почти не сомневается в том, каков истинный род моих занятий. Ему около пятидесяти лет; это сильный, подвижный мужчина со стального цвета волосами, черными кустистыми бровями; походка у него, как у оленя, а манера держаться - как у императора. Он неистов и властен; на его пергаментном лице написано, что человек этот не знает удержу. Он то ли иностранец, то ли долго жил в тропиках - весь пожелтел и высох, но вынослив, словно двужильный. Его друг и секретарь мистер Лукас - без сомнения, иностранец: кожа у него темная, шоколадного оттенка. Этот хитер, вкрадчив, похож на кота, разговаривает с ядовитой вежливостью. Как видите, Уотсон, налицо две группы иностранцев - одна в Вистерия-Лодж, другая - в "Высоких сводах"; так что наши пробелы начинают заполняться.

Эти, два человека, судя по всему, близкие друзья и являются главными среди обитателей дома. Но есть там и еще одна особа, которая в ближайшее время может оказаться нам весьма полезной. У Хендерсона двое детей, обе девочки одиннадцати и тринадцати лет. Есть там и еще один доверенный слуга. Эта небольшая группа людей составляет настоящую семью, они всегда путешествуют вместе, а Хендерсон - большой любитель путешествий, ему просто не сидится на месте. В "Высокие своды" он вернулся лишь несколько недель назад после годичного отсутствия. Могу добавить, что он сказочно богат, и какие бы у него ни были прихоти, ему легко их удовлетворять. Что касается остального, в его доме полно лакеев, горничных, дворецких и прочей разжиревшей от безделья челяди, которой кишат все принадлежащие английской знати загородные виллы.

Все эти подробности я узнал частью от деревенских болтунов, частью путем наблюдения за домом. Нет лучшего источника информации, чем уволенные слуги, затаившие обиду на хозяев. Мне посчастливилось одного такого найти. Говорю "посчастливилось", но я бы с ним не повстречался, если бы специально его не искал. По выражению Бэйнса, у каждого из нас своя система. Это и была моя система, позволившая мне найти Джона Уорнера, бывшего садовника из "Высоких сводов", уволенного в результате минутного каприза его самодура-хозяина. У него, в свою очередь, есть друзья среди живущих в доме слуг. Их объединяют страх перед хозяином и неприязнь к нему.

Странные живут там люди, Уотсон! Не претендую на то, что все о них знаю, но все равно, странные это люди. В доме два крыла: слуги живут в одном, семейство хозяина - в другом. Между собой их ничто не связывает. Единственный, кто общается и с теми, и с другими, - это доверенный слуга Хендерсона, который прислуживает хозяевам за столом. Все, что приготовлено, доставляют к двери, которая является единственным сообщением между обеими частями дома. Гувернантка и дети на улицу не выходят, только в сад. Хендерсон ни при каких обстоятельствах не ходит один. Темнокожий секретарь следует за ним по пятам как тень. Среди слуг ходят слухи, что хозяин страшно чего-то боится. "Продал душу дьяволу в обмен на свои деньги, - говорит Уорнер, - а теперь его гложет страх, что тот придет и утащит его в ад". Откуда взялись эти люди и кто они никто из слуг не знает. Они очень жестоки. Хендерсон дважды избивал слуг плетью, и лишь его тугой кошель, позволявший платить обильные компенсации, спасал его от суда.

Итак, Уотсон, оценим теперь ситуацию с учетом этой новой информации. Можно с уверенностью сказать, что письмо Гарсии пришло из этого странного дома и содержало приглашение совершить некое заранее задуманное дело. Кто его написал? Кто-то из тех, кто живет в доме, причем мы знаем, что это женщина. Кто же это, как не мисс Барнет, гувернантка? Все признаки указывают на нее. Во всяком случае, можем принять это как гипотезу; потом посмотрим, к чему это приведет. Хочу добавить: возраст и склад характера мисс Барнет исключает мое первоначальное предположение о том, что здесь имеется какая-то любовная интрига.

Если записка написана ею, то она, очевидно, была в дружбе с Гарсией и пользовалась его доверием. Чего же тогда можно было от нее ожидать, когда она узнала о его смерти? Если он погиб при попытке совершить преступление, она должна была держать язык за зубами. И все же в сердце ее должны были остаться горечь и ненависть к его убийце, так что она, без сомнения, помогла бы отомстить ему, если бы имела такую возможность. В таком случае нельзя ли с ней увидеться и попытаться заручиться ее поддержкой? Такова была моя первая мысль. Но должен сообщить вам об одном зловещем обстоятельстве: со дня убийства мисс Барнет никто не видел. В тот вечер она исчезла. Жива ли она? Не постигла ли ее в ту ночь та же участь, что и друга, которому она писала? Или ее просто держат под замком? Вот в чем проблема.

Вы должны понять сложность ситуации, Уотсон. У нас нет никаких фактов, на которые мы могли бы твердо полагаться. Представителям закона наша логическая схема скорее всего покажется химерой. Исчезновение женщины ничего не значит, поскольку любой из обитателей этого странного дома может не появляться неделями. И все же жизни ее в настоящий момент, возможно, грозит опасность. Все, что я могу сделать, - это наблюдать за домом и поставить моего помощника Уорнера дежурить у ворот. И вместе с тем мы не имеем права оставаться пассивными наблюдателями. Если закон бессилен, мы должны пойти на риск.

- Что вы предлагаете?

- Я знаю, где ее комната. Туда можно попасть с крыши боковой пристройки. План мой заключается в том, что мы с вами сегодня ночью отправимся туда и посмотрим, не удастся ли нам проникнуть в самое сердце тайны.

Должен сказать, это была малоприятная перспектива. Старинный дом с его атмосферой насилия, странными и зловещими обитателями, поджидавшие нас неведомые опасности, так же как и тот факт, что в глазах закона мы должны будем поставить себя в ложное положение, - все это охлаждало мой пыл. Однако в железной логике Холмса было нечто, делавшее невозможным уклониться от любого из задуманных им предприятий, каким бы опасным оно ни было Ведь ясно, что так и только так можно было найти выход из положения.

Я молча пожал руку моему другу. Жребий был брошен.

Однако нашему расследованию не суждено было завершиться таким рискованным приключением. Было около пяти часов, и тени в этот мартовский вечер уже начинали сгущаться, когда в нашу комнату ворвался возбужденный мужчина.

- Они уехали, мистер Холмс. На последнем поезде. Даме удалось вырваться, и я доставил ее в кэбе сюда.

- Отлично, Уорнер! - воскликнул Холмс, вскакивая на ноги. - Пробелы заполняются, Уотсон!

В кэбе была женщина, наполовину оглушенная нервным шоком. На ее худом, изможденном лице заметны были следы недавних переживаний. Голова ее бессильно упала на грудь, и, когда она подняла ее и обратила на нас тусклый взгляд, я увидел, что зрачки ее серых глаз зияли как черные дыры. Ее опоили опиумом.

- Я стоял на страже у ворот, как вы говорили, мистер Холмс, - начал рассказ наш помощник, разжалованный садовник. - Когда экипаж выехал из ворот, я последовал за ним на станцию. Дама шла так, как ходят лунатики, но, когда они попытались заставить ее сесть в поезд, она очнулась и стала сопротивляться. Они впихнули ее в вагон. Она ухитрилась выбраться обратно. Я пришел ей на помощь, посадил в кэб - и вот мы здесь. Никогда не забуду лица в окне вагона, смотревшего на меня, когда я ее уводил. Если бы он мог, он бы меня убил, этот злобный желтолицый дьявол.

Мы отнесли даму наверх, положили на диван, и вскоре две чашки крепчайшего кофе прояснили ее сознание, развеяв дурман. Холмс вызвал инспектора Бэйнса и объяснил ему ситуацию.

- Что ж, сэр, вы даете мне те самые сведения, которые мне нужны, - тепло сказал инспектор, пожав руку моему другу. - Я с самого начала шел по тому же следу.

- Что?! Вы следили за Хендерсоном?

- Знаете, мистер Холмс, когда вы ползали на четвереньках по саду в "Высоких сводах", на одном из деревьев там восседал я. Забавно было глядеть на вас сверху вниз. Так что мы с вами собирали доказательства наперегонки.

- Зачем тогда вы арестовали мулата?

Бэйнс усмехнулся.

- Я был уверен, что Хевдерсон, как он себя называет, чувствует, что он под подозрением, и потому затаился и ничего не будет предпринимать, пока ему грозит опасность. Я специально арестовал другого человека, чтобы он решил, что мы оставили его в покое. Я знал, что он теперь захочет отсюда улизнуть и даст нам шанс добраться до мисс Барнет.

Холмс положил руку на плечо инспектора.

- Вы далеко пойдете в своей профессии. У вас есть интуиция и природное чутье.

Лицо Бэйнса вспыхнуло от удовольствия.

- Всю неделю на станции дежурил наш переодетый сотрудник. Он следил за обитателями "Высоких сводов", куда бы они ни ездили. Однако он, очевидно, растерялся, когда мисс Барнет удалось вырваться. К счастью, ее подобрал ваш человек, и все окончилось благополучно. Мы не можем никого арестовать, пока она не даст показания, так что чем раньше она это сделает, тем лучше.

- Она постепенно приходит в себя, - сказал Холмс, взглянув на гувернантку. - Но скажите мне, Бэйнс, кто же такой этот Хендерсон?

- Хендерсон, - ответил инспектор, - это дон Мурильо, которого звали когда-то Тигр из Сан-Педро.

Тигр из Сан-Педро! Моя память, подобно вспышке молнии, мгновенно высветила всю историю жизни этого человека. Он был известен как наиболее бессовестный и кровожадный из всех, какие когда-либо правили в стране, претендующей на то, чтобы называться цивилизованной. Сильный, бесстрашный и энергичный, он в течение десяти - двенадцати лет заставлял трепетавшее перед ним население терпеть его отвратительные пороки. Его имя внушало ужас всей Центральной Америке. Потом все население страны поголовно восстало против него. Но он был не менее хитер, чем жесток, и при первых же признаках приближавшейся грозы перевез все свои сокровища на корабль, команда которого состояла из преданных ему людей. Когда на следующий день восставшие взяли приступом дворец, он оказался пуст. Диктатор, двое его детей, секретарь и все ценности исчезли. С того дня он скрылся неведомо куда, и слухи о том, что его где-то видели, часто служили предметом обсуждения прессы.

- Да, сэр, дон Мурильо, Тигр из Сан-Педро, - повторил инспектор. - Если вы откроете любой справочник, мистер Холмс, то обнаружите, что цвета флага Сан-Педро - зеленый и белый, те же, что и в записке. Он теперь называет себя Хендерсоном, но я проследил весь его маршрут, начиная с Барселоны, куда его судно причалило в 1886 году, и далее в Мадрид, Рим, Париж, прежде чем он попал сюда. Мстители все время следовали за ним по пятам, но только сейчас сделали попытку до него добраться.

- Они обнаружили его год назад, - заговорила мисс Барнет, которая уже села и с готовностью вступила в разговор. - Одно покушение на его жизнь уже было, но его хранил какой-то злой рок. Вот и на этот раз то же самое - пал благородный, рыцарственный Гарсия, а чудовище осталось целым и невредимым. Но придет новый мститель, а за ним - еще и еще, пока когда-нибудь правосудие не свершится. Это так же неизбежно, как и то, что завтра взойдет солнце.

Ладони ее тонких рук сжались в кулаки; изможденное лицо побелело от ненависти.

- Но каким образом вы, мисс Барнет, оказались замешанной в этой истории? спросил Холмс. - Как может английская леди участвовать в таком кровавом деле?

- Я участвую в нем, потому что иначе ничто на свете не помогло бы свершиться правосудию. Какое дело английскому закону до рек крови, пролитых несколько лет назад в Сан-Педро, или до целого корабля сокровищ, награбленных этим человеком? Для вас это все равно что преступление, совершенное на другой планете. Но мы - мы помним все. Мы постигали истину в горестях и муках. Для нас никакой дьявол в аду не может быть хуже Хуана Мурильо, и не будет нам покоя на земле, пока его жертвы вопиют к небу об отмщении.

- Не сомневаюсь, что он таков, каким вы его описываете, - сказал Холмс. Я слышал, это был настоящий зверь. Но что он сделал вам?

- Я расскажу вам все. Этот негодяй положил себе за правило убивать под тем или иным предлогом каждого, кто со временем мог стать ему опасным соперником. Мой муж - да, господа, мое настоящее имя синьора Дурандо - был послом Сан-Педро в Лондоне. Там мы с ним познакомились и поженились. Не было на свете более благородного человека. К несчастью, Мурильо узнал, что это незаурядная личность, под каким-то предлогом отозвал его на родину, а там велел расстрелять. Предчувствуя свою судьбу, Виктор Дурандо отказался взять меня с собой. Его имущество было конфисковано, и я осталась в нужде и с разбитым сердцем.

Потом тирания наконец пала. Мурильо спасся именно так, как вы сказали. Но те многочисленные люди, чьи судьбы он исковеркал, чьи родные и близкие были обречены им на муки и смерть, не могли оставить все так, как есть. Они объединились в тайный союз, который будет существовать, пока цель не будет достигнута. После того как мы опознали в этом Хендерсоне свергнутого деспота, мне было поручено проникнуть к нему в дом и следить за его перемещениями. Устроившись к нему гувернанткой, я вполне успешно могла это делать. Он, конечно, не мог и вообразить, что женщина, сидящая с ним каждый день лицом к лицу за обеденным столом, - та самая, чьего мужа он через час после его возвращения на родину отправил на тот свет. Я улыбалась ему, занималась с его детьми и ждала. Первое покушение состоялось в Париже и провалилось. Мы вместе с Мурильо стали лихорадочно колесить по всей Европе, чтобы скрыться от погони, и наконец вернулись сюда, в этот дом, снятый им еще во время первого своего визита в Англию.

Однако здесь его также подстерегали мстители. Зная, что он вернется в этот дом, Гарсия, который был сыном человека, занимавшего раньше один из верховных постов в Сан-Педро, ждал своего часа в скромном жилище, которое делил с двумя преданными помощниками. -Все трое горели желанием отомстить, да и причины на то у всех были одни и те же. Долгое время Гарсия ничего не мог сделать, потому что негодяй был начеку и никогда не выходил из дома без своего прихвостня Лукаса, или Лопеса, как его звали в дни былого величия. По ночам, однако, он был в комнате один, и мститель мог бы до него добраться. В намеченный нами заранее вечер я должна была отправить моему другу записку с окончательными инструкциями, поскольку Мурильо был настороже и ночевал каждый раз в другой комнате. Я должна была убедиться, что двери открыты, и дать сигнал - поставить у выходящего на улицу окна лампу с зеленым абажуром, если все в порядке, или с белым абажуром, если покушение лучше отложить.

Но все пошло вкривь и вкось. Каким-то образом я навлекла на себя подозрения Лопеса, секретаря. Он подкрался ко мне сзади и набросился на меня, как только я дописала письмо. Они с хозяином затащили меня в мою комнату и устроили надо мной судилище, как над уличенной предательницей. Они бы всадили в меня свои ножи, если бы знали, как избежать последствий. Наконец после долгого обсуждения они пришли к выводу, что убивать меня слишком опасно, но решили навсегда избавиться от Гарсии. Они заткнули мне рот кляпом, и Мурильо стал выкручивать мне руку, пока я не дала ему адрес моего друга. Клянусь, если бы я знала, что они хотят с ним сделать, я бы лучше дала им открутить мне руку. Лопес написал адрес на моей записке, запечатал ее своей запонкой и отослал со своим слугой Хосе. Как они убили его, не знаю. Могу сказать лишь, что пал он от руки Мурильо, потому что Лопес остался сторожить меня. Наверное, убийца спрятался в зарослях кустарника, через которые проложена тропинка, и ударил Гарсию, когда тот проходил мимо. Сперва они хотели позволить ему войти в дом и убить его там, якобы приняв за грабителя. Но потом они решили, что если окажутся замешаны в этом деле и вынуждены будут давать показания, то сразу же откроются их настоящие имена, и охота за ними начнется снова. Убив Гарсию, они надеялись отпугнуть преследователей и избавиться от них.

Все было бы для них хорошо, если бы я не знала, что они сделали. Не сомневаюсь, что были мгновения, когда жизнь моя висела на волоске. Я была заперта в своей комнате, запугана самыми ужасными угрозами; со мной обращались до крайности жестоко, чтобы сломить мой дух. Взгляните на этот шрам на моем плече и синяки на обеих руках. С тех пор как я попыталась позвали на помощь из окна, они засунули мне в рот кляп. Мое заключение продолжалось пять дней, и все это время мне давали лишь столько пищи, чтобы душа не рассталась с телом. Сегодня утром мне принесли хороший завтрак, но после еды мне стало ясно, что в пищу было что-то подмешано. Сквозь полусон я помню, как меня не то вели, не то тащили к экипажу, а потом - к поезду. Только когда колеса уже дрогнули, я вдруг поняла, что мое освобождение зависит от меня самой. Я выскочила из вагона, они попытались затащить меня обратно, и если бы не помощь этого доброго человека, который посадил меня потом в кэб, я бы никогда от них не убежала. Сейчас, благодарение Богу, я навсегда вырвалась из их рук.

Все мы, затаив дух, слушали этот необыкновенный рассказ. Молчание нарушил Холмс.

- Дело не кончено, - заметил он, покачав головой. - Расследование позади, теперь карты в руки юристам.

- Да уж, - отозвался я, - опытный адвокат изобразит это убийство как самозащиту. В прошлом могли быть совершены сотни преступлений, но ведь судить их можно только за это последнее.

- Ну, ну, - весело сказал Бэйнс, - я лучшего мнения о наших законах. Самозащита - одно дело, а хладнокровное нападение на человека с целью убийства совершенно другое, какую бы опасность тот для него ни представлял. Так что мы в полном согласии с законом сможем призвать к ответу нашу парочку из "Высоких сводов" на следующей выездной сессии суда в Гилфорде.

Случилось, однако, так, что возмездие настало Тигра из Сан-Педро не сразу. Хитрый и дерзкий, он со своим компаньоном сбил погоню со следа, войдя в многоквартирный дом на Эдмонгон-стрет и выйдя из него через черный ход на Керзон-скуэр. После этого их больше не видели в Англии. Примерно через шесть месяцев маркиз Монгальва и его секретарь синьор Рулли были убиты в своем номере мадридского отеля "Эскуриал". Убийц не нашли. К нам на Бейкер-стрит пожаловал инспектор Бэйнс с описанием примет убитых: смуглое лицо секретаря, властные черты, кустистые брови и глубоко посаженные глаза хозяина. У нас не осталось сомнений, что правосудие наконец свершилось.

- Это дело - сплошной хаос, дорогой Уотсон, - сказал Холмс, закуривая свою вечернюю трубку. Вам не удастся изложить его в той сжатой форме, что так дорога вашему сердцу. Оно происходило на двух континентах, действовали в нем две группы загадочных незнакомцев, и ход его еще более осложнило присутствие нашего достойного друга, мистера Скотта Экклза, доказывающее, кстати, что у пригласившего его покойного Гарсии был весьма изобретательный ум и хорошо развитый инстинкт самосохранения. Дело это замечательно лишь тем, что, оказавшись в самых настоящих дебрях, мы с нашим хитроумным помощником Бэйнсом строго придерживались фактов и, таким образом, выбрались из чащи по узкой и извилистой тропе. Есть что-нибудь такое, что осталось для вас непонятным?

- Почему вернулся повар-мулат?

- На мой взгляд, из-за того странного существа, обнаруженного нами на кухне. Человек этот - почти дикарь из глухих лесов Сан-Педро, и то был его фетиш. Когда они с товарищем укрылись в заранее подготовленном убежище, где, без сомнения, обитал кто-то еще из их сообщников, мулата убеждали оставить столь приметный предмет обстановки там, где он есть. Но он не мог с этим примириться, и на следующий день вернулся на виллу разведать, как обстоят дела. Однако, заглянув в окно, он увидел, что в доме устроился полисмен Уолтер. Выждав еще три дня, он решился сделать еще одну попытку, побуждаемый не то благочестием, не то суеверием. Инспектор Бэйнс с обычной для него предусмотрительностью приуменьшил в разговоре со мной значение этого инцидента, но на самом деле понимал его важность и подстроил повару ловушку, в которую тот и угодил. Что-нибудь еще, Уотсон?

- Разодранная птица, ведро с кровью, обуглившиеся кости, и вообще загадка этой странной кухни.

Холмс, улыбнувшись, листал блокнот.

- Я провел целое утро в Британском музее, изучая литературу по данному вопросу. Вот отрывок из книги Эккермана "Шаманство и негритянские религии": "Истинный идолопоклонник не предпринимает ничего серьезного без жертвоприношения, призванного умилостивить его отвратительных богов. В наиболее ответственных случаях этот ритуал принимает форму человеческого жертвоприношения, сопровождающегося людоедством. Чаще всего в жертву приносят белого петуха, которого разрывают на куски, или черного козла, которому перерезают горло, а тело потом сжигают". Как видите, наш друг повар - самый настоящий ортодокс в вопросах ритуала. Это и есть гротеск, Уотсон, - заметил Холмс, неторопливо закрывая свой блокнот, - однако, как я уже имел случай заметить, от гротескного до ужасного - один лишь шаг.