«Ведьмин корешок»

Наталья Александрова Ведьмин корешок

Муж остановил машину и открыл Оле дверцу.

— Только недолго, а то не успеем доехать к обеду!

Сам он уткнулся в последний номер «Коммерческого вестника» и забыл обо всем.

Оля сделала шаг в сторону и огляделась. Здесь, почти у самого выезда из города, на маленькой площади сидели старушки и торговали разным. Вот подзимние ягоды клюквы, они еще вкуснее, чем осенью — не такие кислые. Вот забавные весенние грибы — называются сморчки, потому что все сморщенные, как мятая кожа.

Оля шла вдоль рядов, вдыхая манящие пряные запахи. Ноздри ее раздувались, глаза блестели. Как хорошо, должно быть, в лесу! Муж очень торопится и не разрешит ей остановить машину и спуститься к весеннему лесу. Впрочем, она успеет, может быть, еще сегодня, если сейчас поторопится и дальше на дороге не будет пробок.

С самого края ряда расположился мужичок в кепочке с жиденькой бороденкой. Он разложил перед собой какие-то корешки, чурочки, куски древесного гриба, а сам удобно расположился на ящике, накрытом брезентом, и с видимым удовольствием смолил дешевую сигарету. Оля слегка поморщилась, отпрянув от вонючего дыма.

Мужичок подмигнул ей и указал на огромные лосиные рога, что лежали прямо на прошлогодней пожухлой траве.

— Бери рога! — неожиданно басом проговорил он. — Вчера только в лесу нашел. Не веришь? Зимой лоси рога сбрасывают.

— Как же они без рогов? — встревожилась Оля.

— Привыкли, — ухмыльнулся ее собеседник. — К осени новые нарастут. Так берешь?

Но Оля представила себе, что скажут приятели мужа, когда увидят у них в доме рога, и отказалась. Чтобы не обидеть мужичка, она стала разглядывать странный корешок в форме пляшущего человечка.

— Это? — он хитро рассмеялся. — Бабка моя сказывала, пожуешь — самое заветное желание исполнится. Может, и правда, я сам не пробовал. Возьмешь? Недорого…

— Возьму, — согласилась Оля, неудобно было уходить, ничего не купив, да и цену хозяин просил небольшую.

Она понюхала корешок. Пахнуло чем-то резким, отчего слегка закружилась голова и по телу ее прошла легкая судорога.

— Значит, вот что, — деловито заговорил мужичок, заворачивая корешок в кусок мятой газеты, — если хочешь, чтобы желание исполнилось, делай так. Нужно глубокой ночью, когда темно совсем, выйти на воздух. Да не в городе, а на природе — в лесу, там, или в саду. Только чтобы темно было, и небо ясное, звезды видать. Значит, встанешь под звездами, и непременно босиком.

— Зачем босиком? — удивилась Оля.

— Затем, — мужичок с презрением поглядел на ее новые щегольские сапожки, — чтобы до земли твое желание дошло. Значит, встанешь так, поглядишь на небо, потом пожуешь корешок, выплюнешь через левое плечо и скажешь:

Мать, сыра земля, Исполни мое желание тайное, Желание главное, желание заветное. Сделай по моему хотению, Сделай по моему желанию, Сделай по моему велению!

Казалось, после его слов по маленькой площади пролетел порыв ветра, да не весеннего, легкого и теплого, а ледяного, сурового, с мелкой снежной крупой. Все затихло — говор старушек, весеннее пение птиц, даже машины куда-то подевались, и в ту и в другую сторону убегала пустая лента шоссе.

Оля вздрогнула и зябко обхватила себя за плечи.

— Потом ногой правой топнешь, — как ни в чем не бывало продолжал мужичок, — три раза вокруг себя покрутишься, и все, свободна. Только про это никому не говори, и чтобы ночью тебя никто не видел. Запомнила?

— Да запомнила, — отмахнулась Оля, подхватив сверток, — вот еще ерунда всякая…

— Зря не веришь, — мужичок смотрел серьезно, — бабка говорила — верное это дело. Если все правильно сделаешь и очень сильно захочешь — обязательно поможет. А уж она-то знала…

— Что — бабка ваша ведьмой была? — усмехнулась Оля, ей захотелось вырваться из странного окружения, уехать на новой машине от рогов, корешков, пряных трав и прошлогодних ягод как можно дальше. И прав муж, когда говорит, что в весеннем лесу нет ничего, кроме клещей. А это опасно.

— Ведьмой не ведьмой, — ответил мужичок, — а ворожить умела. Так, по мелочи, конечно, но травы да корешки хорошо знала. Ну, ты делай как хочешь, мое дело — продать…

Оля поскорее пошла прочь, чувствуя, что он смотрит ей вслед.

— Что так долго? — недовольно встретил ее муж.

«Скажи спасибо, что я рога не купила», — весело подумала Оля, протянув ему корешок.

— Гадость какая! — отшатнулся муж. — Выброси немедленно!

— Выброшу… потом, — она убрала сверток в сумку.

Муж надулся и замолчал, тронув машину с места. Оля тоже задумалась. Как сказал мужичок? Корешок выполняет сокровенное желание… У нее-то есть сокровенное желание, и притом только одно.

Вот уже несколько месяцев это желание преследует ее неотступно, и во сне и наяву, и за работой и на отдыхе, Оля не может думать ни о чем, кроме одного. Желание зовется Ларисой. То есть, боже упаси, Оля вовсе не желает эту Ларису! Оля желает, чтобы ее не было, то есть чтобы она с ней никогда не встречалась. И даже не она сама, а ее муж, Слава.

Вот он сидит рядом, губы крепко сжаты, глаза пристально смотрят на дорогу. Рассердился на нее, Олю, за то что притащила в машину какой-то корешок. И не захотела выбросить. В последнее время он часто злится на нее из-за всякой ерунды, Оля прекрасно понимает, что дело вовсе не в корешке, муж все время раздражен, потому что его мысли заняты другой женщиной. И Оля ему мешает. Небось, он думает, как было бы хорошо, если бы Оли не существовало. Тогда он был бы свободен и мог увести эту Ларису от мужа, мог предложить ей все, что у него есть.

От этих мыслей у Оли внезапно заболело все — голова, зубы, живот… Она пошевелилась, усаживаясь поудобнее. Муж оторвался от дороги и улыбнулся мельком.

— Устала? Дорога хорошая, успеем к обеду. А потом ты погуляешь…

— Конечно, дорогой, — голос у Оли дрогнул.

Не следует плохо думать о собственном муже. Ведь они вместе уже пять лет, он любит ее и всегда очень хорошо к ней относился. Они были счастливы все эти годы, муж много работал, сделал неплохую по нынешним временам карьеру — компаньон пусть не в очень крупной, но известной на рынке фирмы по продаже компьютерных программ. Дела фирмы, несмотря на кризис, шли хорошо, фирма расширялась, и Оля с мужем подумывали уже о ребенке. То есть Оля-то давно этого хотела, но муж все просил ее обождать — он, дескать, хочет принимать участие в воспитании малыша с самого рождения, а для этого необходимо больше свободного времени.

И все шло отлично до тех пор, пока не взяли в фирму нового сотрудника. Да не простого, а главного менеджера в отдел продаж. Муж был очень доволен — они с компаньоном Мишей уже давно просто разрывались на части, потому что фронт работ расширялся, увеличивалось число новых клиентов.

А потом подоспела корпоративная вечеринка по случаю Нового года, на которую всех сотрудников приглашали с женами и мужьями. И вот тогда-то все увидели жену нового менеджера Ларису.

Оля почувствовала неладное только к середине вечера, когда увидела их танцующих — своего мужа и эту… эту… Она не могла подобрать подходящего слова.

Мужчина назвал бы ее феей, колдуньей, волшебницей.

Оля болтала с женой Славиного компаньона Мариной и обернулась машинально. И, увидев эту пару, запнулась на полуслове. Муж не прижимал Ларису слишком сильно, не наклонялся близко, не шептал интимно на ухо и не касался вроде бы случайно губами нежной шейки. Но Оля-то знала его лучше, чем себя, за пять лет семейной жизни она изучила его очень хорошо. И видела его насквозь, знала, когда ему хорошо, когда плохо, когда он расстроен или, наоборот, когда он рад.

И сейчас она с горечью, но безошибочно определила, что он растерян. Растерян свалившимся на него, как гром среди ясного неба, чувством — таким неожиданным и таким сильным. Он еще сам не понял, не осознал, что же такое с ним происходит, а Олино сердце уже сжалось от предчувствия беды.

Неужели это конец? Он полюбил другую женщину! А она-то мечтала, что они будут жить долго и счастливо, вырастят детей…

— Ты что загляделась? — Маринка с усмешкой тронула Олю за руку. — Красивая пара?

«Они не пара! — хотелось крикнуть Оле на весь зал. — Это мы с мужем — пара!»

— Как тебе она? — безжалостно продолжала Марина.

— Да вроде ничего… — Оля сделала безразличное лицо.

— Да-да… — согласилась подошедшая к ним Дашка, жена Федора, заместителя Михаила по производственным вопросам, — не красавица, но определенно что-то есть… И вкус отменный, одета классно.

«Что он в ней нашел?» — с тоской думала Оля, не забывая следить за своим лицом.

Никто не назвал бы Ларису безупречной красавицей. Худа, чуть угловата, узкие плечи… Смугловатая брюнетка с длинными волосами. Большой ярко накрашенный рот. Но вот глаза… Темные глаза, отливающие загадочным блеском, безусловно, были хороши. Одета в самого простого фасона синее коктейльное платье. Из украшений только старинные серьги, якобы бабушкино наследство, и кольцо с бриллиантом — подарок мужа на свадьбу.

Наконец, танец длиною в год закончился, и Олин муж оторвался от этой… этой… нет, не подобрать подходящего слова.

С тех пор кончилась Олина безоблачная семейная жизнь. Так уж повелось у них, что она всегда доверяла собственному мужу, да, откровенно говоря, ей не приходило в голову его проверять. За все пять лет он ни разу не давал ей повода ревновать. Он любил ее, Олю, был слишком занят работой, у него не хватало времени на пустые интрижки.

Она не обшаривала его карманы в поисках подозрительных записочек или его платка, измазанного в чужой помаде. Она не читала тайком эсэмэски в его мобильнике, не снимала трубку параллельного телефона, когда его спрашивал женский голос, она не выбирала ему секретарш — постарше и пострашнее, как это делают многие жены. Она вообще не вмешивалась в его служебные дела и редко появлялась в его офисе. И не стремилась к тесному общению с его друзьями и их женами. Она слегка комплексовала. Все мужчины были успешные, вполне состоявшиеся, уверенные в себе. Жены им тоже соответствовали, Марина — врач в частной клинике, Даша, жена Федора, — дизайнер.

Оля по сравнению с ними чувствовала себя Золушкой. Она родилась в маленьком городке, жила там вдвоем с мамой и после школы приехала в Петербург к бабушке. Поступила в художественное училище, но ушла, не закончив, потому что бабушка заболела, и нужно было работать, чтобы покупать дорогие лекарства. Потом она встретила Славу, они вскоре поженились. За время замужества Оля работала мало — вела кружки рисования и мягкой игрушки для детей.

В сказке Золушка вышла замуж за принца и стала со временем королевой. Оля к этому не стремилась, она была вполне довольна своим положением.

Довольна до той новогодней вечеринки, когда она впервые увидела мужа с Ларисой вместе.

Теперь ночами она долго лежала без сна и все думала, что же с ней будет. Как муж поступит дальше? Она отгоняла от себя ужасные видения — вот они с Ларисой вместе, они счастливы и смеются над Олей. Такого не может быть, тут же уверяла она себя, муж никогда такого себе не позволит, он привязан к ней, Оле.

К тому же Лариса несвободна, она жена Игоря, сотрудника мужа, причем не просто сотрудника, а очень важного, от которого в большой степени зависит процветание фирмы. Слава с Михаилом ему доверяют, через него проходят большие суммы денег, муж просто не может себе позволить завести интрижку с женой подчиненного, это неэтично, да просто непорядочно. Разумеется, многие так делают, но только не Слава, только не Олин муж.

Так она уговаривала и успокаивала себя, но все правильные мысли уходили, когда она видела этих двоих вместе. Как он смотрел на Ларису… Даже голос его менялся, становился хриплым и неуверенным.

Разумеется, дело никак нельзя было пустить на самотек, и Оля решила бороться за свой брак. Но тайно, не устраивая семейных сцен и никого не посвящая в свои проблемы. Только намекни близкой подружке под большим секретом, что брак дал небольшой крен, — тут же всем станет об этом известно! Нет, Оля страдала в одиночку.

Самое умное — отвадить соперницу потихоньку, так чтобы муж не заметил. Но ничего такого Оля сделать не могла — Лариса была женой сотрудника, что позволяет ей показываться в офисе или встречать мужа после работы. Опять же праздники — то Новый год, то Восьмое марта, то юбилей фирмы… Ох уж эти корпоративные вечеринки!

Житейская мудрость советует применить в этом случае другой способ. Нужно подружиться с соперницей, проводить с ней много времени, приглашать домой. И тогда муж, во-первых, устыдится крутить роман прямо на глазах у жены, вспомнив пословицу, что даже птица в собственном гнезде не гадит, а во-вторых, муж привыкнет видеть свою любовь часто и в обыденной обстановке, не будет в этом никакой романтики и новизны, так что постепенно дама сердца ему надоест. И тогда можно раздружиться и позабыть наконец об этой истории.

Для второго способа нужно незаурядное терпение. Оля согласна была терпеть — ей ничего больше не оставалось. Но заставить себя подружиться с Ларисой не могла — вот хоть ты тресни. Когда они разговаривали — очень редко и мимолетом, — ей казалось, что Лариса видит ее насквозь, что вся Оля — от волос на макушке до каблуков туфель перед ней как на ладони. Это было ужасно.

И Оля затаилась и страдала молча, не в силах что-либо предпринять. Ни за что она не начнет первой тяжелый разговор, тогда исчезнет то хрупкое равновесие, в котором находится их семейная жизнь. Муж поймет, что она все знает, придется что-то решать.

— Олька, ты что — спишь? — прервал грустные мысли голос мужа. — Приехали уже!

И правда, машина свернула с шоссе в сторону небольшого коттеджного поселка, что стоял у самой кромки леса. Лес был хвойный и потому всегда зеленый.

— Почти не опоздали, — с облегчением сказал муж, — вон и Мишкина машина к дому сворачивает.

Оля спохватилась, что это она будет теперь отдыхать, а муж-то с Михаилом едут по делу. Здесь, в этом элитном коттеджном поселке, жил зимой и летом третий и самый главный их компаньон — Дмитрий Ильич Светозаров, ему принадлежала половина акций фирмы.

Дмитрий Ильич был довольно стар, больше семидесяти. Но бодр и в дела фирмы вникал подробно. В офисе почти не появлялся, вообще в город ездил очень редко. Но раз в месяц принимал компаньонов у себя с подробным отчетом о делах. Обставлялось это как встреча друзей — с женами, шашлыками и всевозможными развлечениями — летом грибы, ягоды и купание в озере, зимой — лыжи, снегоходы и даже буер был для катания по льду. Сейчас, в межсезонье, из развлечений остались только шашлыки, карты и дамские сплетни.

Муж посигналил, и высокие ворота поползли в стороны. Участок был большой, с газоном, цветниками, декоративными хвойниками и фруктовым садом. Просторный гараж легко вмещал четыре машины.

Хозяин встречал гостей на крыльце и в данный момент как раз целовал руку Марине. Он вообще был с дамами очень любезен, искренне радовался их приезду. Олю называл деткой и летом с гордостью показывал свой сад.

«Какой милый старик!» — сказала как-то Оля, чем вызвала у своего мужа слегка нервный смех.

«Этот старичок вроде акулы, — сказал он, — запросто может перекусить пополам, если ему не угодишь. Сейчас он вроде бы на покое, но влезает в каждую мелочь, ничего не упустит. Внешность, знаешь ли, бывает чрезвычайно обманчива».

Увидев Олю, Дмитрий Ильич раскрыл объятия. В это мгновение в окне мелькнуло улыбающееся лицо Ларисы, и Оля едва не споткнулась на ступеньках крыльца.

— Деточка, — сказал Дмитрий Ильич тихонько, прикоснувшись щекой к Олиным волосам, — что-то ты бледненькая. Погуляй на свежем воздухе, отдохни.

Оля расстроилась — уже все видят, что с ней происходит. Она улыбнулась старику и прошла в дом. Начинаются ее мучения…

Дом был большой, деревянный, Дмитрий Ильич говорил, что в деревянном ему легче дышится. Оля поздоровалась с приехавшими ранее, старясь, чтобы голос звучал как обычно, не выдавал ее душевное состояние. Она оглядела просторный холл с горящим камином и мягкими креслами и прошла в столовую, где хозяйничала Нинель Петровна — экономка, повар, горничная — все в одном лице.

Стол был накрыт в «три стекла», как выражалась Нинель Петровна, то есть перед каждой тарелкой стояли три рюмки и лежало по три прибора.

Обед, как всегда, получился парадным, и Оля поскорее побежала наверх, куда муж отнес дорожные сумки. Ей нравилась маленькая уютная спаленка, куда Нинель Петровна помещала их всегда, так уж у нее было заведено.

Не то чтобы полагалось переодеваться к обеду, но из уважения к трудам Нинели Петровны Оля вместо свитера надела к джинсам новый пиджачок, который ей очень шел. Освежив губы помадой, она вздохнула, глядя на себя в зеркало.

Вид и вправду бледноватый, глаза тревожные, возле рта намечается морщинка.

— Ты идешь? — в комнату заглянул муж. — Ждут только нас!

После обеда, который как всегда был выше всяческих похвал, мужчины уединились в кабинете Дмитрия Ильича и занялись делами. Дамы вроде бы мирно сплетничали в холле, потягивая шерри, однако между ними пробегали порой искры не хуже чем в горящем камине. Лариса дамам не нравилась, это вполне объяснимо, поскольку все мужчины замечали только ее, следили глазами только за ней и говорили комплименты только ей одной.

За обедом Олин муж сидел рядом с Ларисой, а она напротив, так что могла ясно видеть, как словно бы случайно соприкасаются их руки, когда просят передать то хлеб, то горчицу, то соль. И похоже, вздрагивают от малейшего прикосновения, как от электрического тока.

«За что мне это?» — горько подумала Оля и тут же поймала насмешливый Ларисин взгляд, та определенно читала ее мысли.

На скандал она нарывается, что ли? И как можно устроить этот скандал — вот так, на пустом месте? Бросить ей в лицо горящую сигарету, плеснуть вином? Олю все сочтут ненормальной. И будет ужасно неудобно перед Дмитрием Ильичом, он-то чем виноват…

Оля накинула куртку и вышла на улицу. Фруктовый сад еще не проснулся, деревья стояли голые. Оля представила, как через месяц сад покроется белой пеной цветов, вокруг будут виться пчелы, на клумбе перед домом зацветут розовые тюльпаны… Увидит ли Оля все это? Возможно, через месяц муж решится на тяжелый разговор, и они разведутся. Если он захочет развестись, Оля не посмеет противоречить. Да и чем она сможет его удержать? Детей у них нет, кто Оля по сравнению с ним? Обычная молодая женщина, ни красоты особой, ни ума, ни образования…

Она сама испугалась своих мыслей. Да нет же, за свою любовь надо бороться! Ведь они были так счастливы эти пять лет, их нельзя просто так зачеркнуть!

К вечеру задумали шашлыки. Угли пылали в мангале, по всему участку разносился аппетитный запах мяса, вся компания принимала деятельное участие в приготовлении шашлыка. А кто не принимал, тот просто стоял рядом, слушая анекдоты, что рассказывал Дмитрий Ильич.

День был пасмурным, но к вечеру небо прояснилось. Оля не принимала участия в общем веселье, она с тоской смотрела на уходящие облака.

— Чего киснешь? — спросила Даша, подойдя неслышно. — Ни на кого не смотришь, жмешься в сторонке.

А на кого ей смотреть? На своего мужа, который глаз не сводит с этой… с этой… не подобрать подходящего слова. На других мужчин, которые вьются рядом с ней? Ну что же, что они все в ней нашли? — в который раз подумала Оля.

Сейчас на Ларисе были надеты обычные джинсы, короткие ковбойские сапожки и замшевая курточка с бахромой. Самый простой, скромный наряд, но и в нем она была хороша. Длинные волосы завязаны в хвост, глаза блестят, большой улыбающийся рот… Низкий гортанный смех…

Дашка постояла возле Оли и ушла, не дождавшись ответа.

Потом был долгий ужин, потом танцы. Дмитрий Ильич был весел и оживлен, выпил пару бокалов вина, несмотря на укоряющий взгляд Нинели Петровны, он пригласил на танец всех дам по очереди и даже подпевал какому-то ретро, доносившемуся из магнитофона. Оля только вздохнула, глядя, как старик шепчет что-то на ухо Ларисе, улыбаясь, — и этот поддался ее чарам!

С мужем они почти не разговаривали в этот день, Оля его избегала.

После танцев мужчины засели за карты, Федор устроил в саду небольшой фейерверк, развел костер, Дашка с Мариной прыгали через него, с визгом и смехом. Лариса молча курила чуть в стороне, Оля тоже не принимала участия в игре. Она видела, что муж, сидя у окна, нет-нет да и взглянет в сад, на Ларису.

Потихоньку все разбрелись по спальням, только мужчины внизу спорили о чем-то, доигрывая в карты.

Муж пришел и лег рядом, Оля сделала вид, что спит, чтобы не разговаривать ни о чем. Она думала, что не уснет этой ночью, но сон пришел быстро.

Оля проснулась резко и села на кровати. В комнате было темно. Оля пошарила рядом по кровати. Пусто. Муж ушел, и куда он ушел, не хотелось предполагать даже в мыслях.

«Все, — подумала Оля, — мое терпение кончилось. Чем так мучиться, лучше бросить все и уехать к маме…»

Она подошла к окну и раздвинула занавески. Тотчас в комнату заглянула луна, желтая, как апельсин. Босым ногам стало холодно. Оля сунулась за тапочками, что-то зашуршало и упало на пол.

При свете луны Оля увидела, что это тот самый корешок, завернутый в мятую газету, что купила она сегодня у бородатого мужичка при выезде из города. А что, если попробовать? Оля, как утопающий, хваталась за соломинку.

Ночь сегодня ясная, небо звездное… Оле уже все равно, она ничем не рискует.

Не зажигая света, она натянула джинсы и плотную трикотажную кофту с капюшоном, сунула босые ноги в кроссовки, подхватила корешок и, крадучись, спустилась вниз.

В холле никого не оказалось, но входная дверь была только прикрыта. Собаки у Дмитрия Ильича не водилось, но имелись крепкие ворота, камеры над входом и сигнализация по периметру забора. Он уверял, что этого вполне достаточно.

Над крыльцом горел фонарь, остальной сад погрузился бы во мрак, если бы не луна. На улице было холодно, ночью подморозило. Оля обхватила себя руками и побежала по дорожке мимо некопанных еще цветников к фруктовому саду, затем, миновав сад, прошла в самый дальний угол участка, где росла малина, а за ней, у забора, расположились кусты шиповника. Там ее, по крайней мере, никто не увидит.

Ободрав руки, Оля пролезла в заросли, вытоптала крошечную полянку и сняла кроссовки. Ногам было колко и холодно, но Оля не замечала боли. Небо, усыпанное светлячками звезд, накрыло ее, как одеялом, даже в ушах зазвенело. Она откусила кусок корешка и пожевала. Вкус был странный — горьковатый, пряный, не похожий ни на что. Вдруг Олю охватила паника — а ну как она неправильно произнесет заветные слова, и тогда желание ее не исполнится? Она задрала голову и поглядела на небо. И тотчас звезды сложились в строчки, и Оля выплюнула остатки корешка через левое плечо и забормотала:

Мать сыра земля, Исполни мое желание тайное, Желание главное, желание заветное. Сделай по моему хотению, Сделай по моему желанию, Сделай по моему велению!

Хочу, чтобы эта Лариса исчезла из нашей жизни, исчезла навсегда! И чтобы муж никогда о ней не вспоминал!

Оля сама испугалась своих слов, но следовало закончить начатое. Вспомнив инструкции мужичка, она топнула правой ногой, трижды покрутилась на месте и остановилась, переведя дух. Всё.

Здесь, в тишине, наедине со звездным небом, она поверила в ведьмин заговор. А уж если и он не поможет, тогда конец. А сейчас надо уходить.

Оля нагнулась за кроссовками и нашла только одну. Этого еще не хватало, как же она пойдет босиком. И как она объяснит пропажу кроссовки завтра? То есть если ее найдут в уединенном месте…

Она пошарила вокруг себя, ничего не нашла и поползла кругами, стараясь не пропустить ни одного квадратного сантиметра земли. Луна скрылась за тучей, стало темно. И в это время Оля услышала шаги. Шли двое, и направлялись они в самый дальний уголок участка, то есть прямо к Оле. Ни жива ни мертва, она отползла за кусты шиповника и упала на землю.

Парочка остановилась почти рядом. Женщина чиркнула зажигалкой и закурила.

— Ну что ты молчишь, — протянула она, и Оля похолодела, потому что узнала низкий хрипловатый голос Ларисы. — Ты же понимаешь, что это нужно сделать как можно скорее. Сейчас момент очень удобный, другого случая не представится.

— Замолчи! — шикнул на нее мужчина глухим шепотом. — Что ты орешь, как на рынке? Еще не хватало, чтобы нас кто-нибудь услышал!

— Да кто тут услышит? — огрызнулась Лариса. — Забрались в такие заросли, я все колючки собрала. Послушай, — голос ее стал мягче, — ну ты же понимаешь, что никакого другого способа нет. Нужно сделать это, причем как можно скорее. Иначе будет поздно.

— Я не могу… — угрюмо прохрипел мужчина, — я не могу, я не готов… Это… это ужасно…

«Это же Славка с ней, — думала Оля, и холод не от мерзлой земли, а от их слов проникал ей в сердце, — это она его уговаривает, чтобы он все сказал мне скорее. А он не может, потому что ему меня жалко. Он считает, что когда я узнаю, то умру. А я давно уже все знаю и не умерла до сих пор…»

— Это не обсуждается! — голос Ларисы ударил как хлыстом. — Понимаешь ты, что выхода у нас нет?

— Я не могу! — мужчина застонал. — Я никогда не смогу этого сделать…

— Слабак! — прошипела Лариса. — Рохля и трус, как все мужчины! Как только нужно проявить твердость, они сразу же бегут в кусты! Ладно, не ной, я сама все сделаю! Вот послал бог…

Дальнейших слов Оля не расслышала, потому что парочка направилась к дому. Она долго боялась шелохнуться, потом встала на четвереньки, и проклятая кроссовка попалась прямо под руку.

Оля долго кралась вдоль забора и подошла к дому со стороны гаражей. Дверь снова оказалась не заперта. При свете фонаря Оля заметила, что к шнуркам правой кроссовки что-то прицепилось. Она подняла с земли кисточку, из таких состояла бахрома на Ларисиной замшевой куртке. Оля спрятала кисточку в карман и поднялась в спальню.

Муж еще не вернулся, отлично, значит, он не узнает, что Оля выходила ночью. Она сдернула с себя одежду, собрав мимоходом с кофты целую горсть колючих репейников, а затем вытянулась на кровати и закрыла глаза. И проснулась утром.

К завтраку все вышли невыспавшиеся, помятые, с темными кругами под глазами. Дмитрий Ильич вообще не спустился, хотя он-то как раз вчера пил совсем мало и ушел спать раньше гостей.

Нинель Петровна принесла огромную миску румяных сырников, горшочек домашней сметаны, горшочек меда, поставила посредине стола большой кофейник.

Сырники выглядели очень аппетитно, Оля попыталась съесть хоть один, но после ночных переживаний кусок не лез ей в горло. Слава не смотрел на нее, молчал, ел без аппетита, жадно выпил большую чашку кофе и вышел из-за стола, так и не сказав никому ни слова.

Лариса весело посмеивалась над окружающими, но Оле казалась ее веселость напускной.

— Знаете, что такое старость? — спросила Лариса, как бы ни к кому не обращаясь.

Вчера все мужики не сводили бы с нее глаз, ловили бы каждое ее слово, а сегодня никто на нее и не взглянул.

— Это когда можно пить, сколько угодно, — произнесла Лариса, так и не дождавшись наводящих вопросов. — Все равно каждое утро просыпаешься, как с похмелья, независимо от того — пил или не пил…

Оля хмыкнула — не над анекдотом, а над тем, что он пропал впустую, никто на него не обратил внимания. Она поковыряла вилкой в тарелке, поняла, что это бесполезно, и тоже поднялась. Выйдя из столовой, она зашла на кухню, где хозяйничала Нинель Петровна. Экономка укладывала вчерашнюю посуду в посудомоечную машину, и даже спина ее выражала озабоченность.

— А что Дмитрий Ильич? Ему нездоровится? — спросила Оля просто так, для разговора.

— Я уже начинаю беспокоиться, — Нинель Петровна испуганно взглянула на нее, понизила голос. — Он всегда встает очень рано, любит прогуляться до завтрака… я уже начинаю волноваться. Все же у него больное сердце. Может быть, поднимемся к нему вместе? А то одной мне как-то боязно…

— Давайте!.. — Оля чувствовала, что должна морально поддержать экономку, к тому же это позволит ей не возвращаться в столовую и не сталкиваться с Ларисой.

Женщины поднялись по лестнице на второй этаж, подошли к хозяйской двери. Экономка постучала — сначала негромко, потом посильнее.

Никто не отзывался.

Женщины переглянулись.

— Ох, не нравится мне это… — проговорила Нинель Петровна, но взяла себя в руки, зажмурилась и толкнула дверь.

Оля через ее плечо заглянула в комнату.

Комната была большая, просторная, окно во всю стену, задернутое бежевой шторой, сквозь которую просвечивали ветки огромной ели. Сбоку возле стены стояла широкая кровать из светлого натурального дерева, над кроватью висела картина — большой букет васильков на белом фоне. А на кровати лежал Дмитрий Ильич, запрокинув голову и свесив до полу бледную безжизненную руку.

Нинель Петровна попятилась, вскрикнула высоким истеричным голосом, а потом кинулась к кровати хозяина, упала перед ней на колени и вцепилась в его мертвую руку.

— Что с ним? — спросила Оля испуганным шепотом. Ей показалось, что говорить вслух в этой комнате нельзя из уважения к тому, что здесь произошло — хотя она пока и не могла даже мысленно произнести это страшное слово.

— Он… он умер! — выдохнула экономка, повернув к Ольге бескровное лицо. — Умер! Вы понимаете — он не дышит!.. И рука холодная…

— Что случилось? — на пороге комнаты возникла Марина. Оля вспомнила, что она врач, и отчего-то почувствовала облегчение. За спиной жены маячил Михаил, а сзади — остальные гости: все они сбежались на крик Нинели Петровны.

— Марина, — проговорила Оля охрипшим от волнения голосом. — Ты ведь врач… посмотри, кажется, наш хозяин…

Она так и не смогла произнести это слово — «умер», ей казалось, что пока оно не произнесено, все еще можно как-то поправить, все еще может оказаться ошибкой, недоразумением, чьей-то грубой, бестактной шуткой.

Марина пересекла комнату, решительно отодвинула экономку, наклонилась над Дмитрием Ильичом. Точнее, над тем, что еще вчера было Дмитрием Ильичом, их гостеприимным хозяином…

Она проверила пульс, приподняла веки и повернулась к остальным.

Все не дышали, ожидая ее вердикта.

— Он умер, — произнесла Марина будничным, обыкновенным тоном, каким говорят «Не хотите ли чаю» или «Закрой окно». И от будничности этого голоса Ольга сразу поверила в реальность и необратимость того, что произошло в этой комнате.

— Что с ним случилось — сердце? — спросил Михаил, тем самым поддерживая авторитет своей жены, ее право отвечать на все вопросы, как будто она единолично распоряжалась истиной.

— Не похоже… — на этот раз голос Марины прозвучал неуверенно, она снова склонилась над трупом, вгляделась в его лицо. Оля придвинулась ближе, проследила за взглядом Марины.

Рот мертвеца был приоткрыт, синие губы обметаны каким-то сизым налетом, глаза выпучены, как будто перед смертью он увидел что-то ужасное.

— Удушье, — проговорила Марина вполголоса, но все присутствующие отлично ее расслышали. — Он умер от недостатка воздуха…

Оля невольно скосила глаза. На полу, возле самой кровати, валялась подушка. И в центре этой подушки виднелась отчетливая вмятина, помеченная отвратительными сизыми пятнами.

Марина перехватила Олин взгляд и, еще больше помрачнев, пожала плечами:

— Я, конечно, не эксперт, но мне это тоже не нравится… может быть, это ничего и не значит…

— О чем это вы? — удивленно проговорил Михаил, приближаясь к кровати.

— Не подходи! — Марина подняла руку, остановив мужа. — Ничего здесь нельзя трогать! Все должно остаться как есть, по крайней мере, до прихода милиции!

— Милиции? — переспросил появившийся в дверях Слава. — Зачем милиция? У него было больное сердце, это естественная смерть…

— Может быть, — ответила Марина бесстрастно. — Но все же ничего здесь не трогайте. На всякий случай.

Оля взглянула на нее с уважением и вспомнила, что раньше, до перехода в частную клинику, Марина работала врачом «Скорой помощи».

Оля отошла к дверям. Рядом с ней оказалась Нинель Петровна. Видимо, почувствовав ее доброе отношение, экономка решила держаться поближе к Оле в трудный и горестный час.

— Я так о нем беспокоилась, — всхлипывая, проговорила экономка. — Следила, чтобы он вовремя принимал лекарство… всегда присматривала за ним, следила за сигналом…

— Вы делали все, что могли, — заверила ее Оля. — Вам не в чем себя винить…

И тут до нее дошли последние слова.

— За сигналом? — удивленно переспросила она. — За каким сигналом?

— Ну, как же! — Нинель Петровна показала кнопку на стене, возле самой кровати. — Ведь у Дмитрия Ильича было больное сердце, и он на всякий случай провел сигнал в мою комнату, чтобы в случае приступа позвать меня на помощь…

Оля долго смотрела на кнопку.

Как и остальные помещения в доме, комната хозяина была обшита вагонкой, поэтому вся проводка сделана снаружи. И от сигнальной кнопки по золотистой деревянной стене тянулся к двери аккуратный белый провод. Возле двери он скрывался в круглом отверстии.

Ольга вышла в коридор, взглянула на стену…

Здесь провод снова появился, но в полуметре от двери он был ровно разрезан ножом.

Вот оно как. Значит, версия естественной смерти, и без того довольно шаткая, трещит по всем швам.

И тут она вспомнила невольно подслушанный ночной разговор.

Ночью она приняла его за выяснение отношений между Ларисой и своим мужем, но теперь… теперь, после смерти Дмитрия Ильича, этот разговор приобретал совершенно другой, зловещий смысл. Стало быть, они говорили вовсе не о ней, Оле, Лариса требовала, чтобы ее собеседник пошел и убил Дмитрия Ильича — дескать, это единственный выход, и нужно сделать это как можно быстрее. А он отказывался. Тогда она сказала, что сама все сделает. И сделала.

Вот такие пироги.

Оля спустилась на первый этаж, миновала холл и оказалась в прихожей. Она хотела выйти на улицу, немного пройтись, чтобы мысли у нее в голове улеглись. Но перед самой дверью увидела на вешалке куртку Славы.

Это была его любимая куртка из плотной ткани цвета хаки, вся усеянная накладными карманами. И на ней Ольга увидела сухие колючие катышки репейников. Точно такие, как те, которые с трудом отчистила от своей трикотажной кофты, в которой ночью выходила ворожить…

В горле у нее пересохло от волнения.

До этой минуты у Ольги в душе теплилась слабая надежда на то, что она ошиблась, что Лариса встречалась ночью не со Славой, а с каким-то другим мужчиной, но репейник лишил ее и этой, такой эфемерной надежды.

Единственное место на участке, где с прошлого года сохранился репейник, было в том глухом углу за домом, куда ее занесло этой ночью. То самое место, где она подслушала злополучный разговор.

Значит, Слава побывал там же.

Значит, это его она застукала с Ларисой.

Они обсуждали…

Они обсуждали убийство Дмитрия Ильича.

Оля вышла на крыльцо. В воздухе пахло так, как пахнет только ранней весной — свежестью, переменами, надеждой.

Надеждой? В ее собственной жизни не осталось места надежде, все складывалось просто ужасно.

Она хотела одного — вернуть любовь мужа, защитить свою семью. Ради этого решилась на смешной и нелепый ритуал — и вот, вместо того, чтобы вернуть то, чем владела, потеряла то немногое, что у нее еще оставалось. Она безоговорочно верила мужу — и оказалась последней дурой. Рядом с ней жил совсем не тот человек, какого она знала.

Ольгу передернуло — то ли от страха и безысходности, то ли просто от холода — ведь она вышла на улицу в тонком свитере.

Она резко развернулась и вошла в дом.

Почти все гости собрались в холле, перед камином. Кто сидел в кресле, кто прохаживался, не находя себе места. Лица у всех были растерянные, опустошенные.

— Что же теперь делать? — проговорила Даша, ни к кому не обращаясь.

— Первым делом — вызвать милицию! — Михаил достал из кармана мобильный телефон.

— Что — милицию?! — вскочил Слава, опрокинув стул и не заметив этого. — Подожди, а без этого никак нельзя?

Ольга удивленно взглянула на мужа.

Он побледнел, губы его тряслись. Ей никогда еще не приходилось видеть его в такой панике. Она снова вспомнила ночной разговор — и желудок скрутило мучительным спазмом. Нет, она не верила, не верила в то, что ее Слава — убийца…

И потом — зачем? Зачем ему это? Ведь у него были прекрасные отношения с покойным.

Но эта бледность, этот ужас в его глазах… Он ведь знал, что Лариса собирается сделать, но не остановил ее…

— Да что с тобой? — Михаил удивленно смотрел на компаньона. — Конечно, нужно вызывать милицию, и немедленно! Даже если Дмитрий Ильич умер естественной смертью — всякая скоропостижная смерть вызывает подозрения, и именно мы с тобой — главные подозреваемые!

— Мы? — Слава отшатнулся и стал еще бледнее, если это возможно. — Почему мы?

— Что ты — не понимаешь? — Михаил говорил медленно и убедительно, как с ребенком. — Мы — его компаньоны, и, как ты, конечно, помнишь, по уставу фирмы именно мы наследуем его долю акций. Значит, мы выигрываем от его смерти…

— Господи! — Слава резко развернулся, заходил по комнате, как зверь по клетке, натыкаясь на предметы и сжимая голову руками. — Но это полный бред… если его и вправду убили — почему это должен быть кто-то из своих? Дмитрий Ильич говорил, что у них в поселке пошаливают, этой зимой обчистили несколько домов. Это мог быть грабитель — залез в дом, наткнулся на хозяина…

— Слава, что ты говоришь? — перебил его Михаил. — Ильича убили во сне, в собственной постели. Какой грабитель? И потом — ворота были заперты, на участке сигнализация…

— Ну ладно, звони… — Слава безнадежно махнул рукой.

Михаил уже набрал номер, включил громкую связь.

После нескольких длинных гудков в динамике раздался хриплый заспанный голос:

— Первомайское отделение милиции… ну что у вас случилось?..

Миша коротко и толково изложил ситуацию, назвал адрес.

— Приедем… — проворчал милиционер. — Только скоро не ждите…

— Почему?

— Да потому! — огрызнулся его собеседник. — У нас только одна машина на ходу, остальные в ремонте! И эта машина сейчас в поселке Васильково, там поножовщина на почве совместного распития спиртных напитков! А ваш знакомый никуда не торопится, он так и так уже умер… — и милиционер швырнул трубку.

Несколько минут все молчали.

И в этой тишине откуда-то сверху донесся телефонный звонок.

Все застыли, переглядываясь.

— Это наверху, в кабинете Дмитрия Ильича, — подала голос экономка. — Я пойду, отвечу… мало ли, что-то важное…

Она поднялась по лестнице. Сверху донесся скрип двери, потом наступила тишина.

— Ну, что там? — крикнул Михаил, когда прошло несколько минут.

Экономка не отзывалась.

— Мне это не нравится… — Михаил вскочил, бросился наверх. Все остальные потянулись следом — кажется, они неосознанно избрали Мишу своим вожаком и теперь боялись оставаться без него.

Михаил толкнул дверь кабинета, шагнул внутрь. Остальные столпились в дверях.

На ковре перед письменным столом лежала Нинель Петровна.

— Ее тоже убили! — взвизгнула Даша. — Нас скоро всех поубивают!

— Не вопи! — прикрикнула на нее Марина. Она подошла к экономке, наклонилась над ней и почти тут же проговорила:

— Она жива… она дышит…

Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, Нинель Петровна застонала и приподнялась, удивленно оглядывая столпившихся вокруг нее людей.

— Что с вами случилось? — спросила Марина, помогая экономке подняться.

— Не знаю… — ответила та растерянно. — Вошла в комнату — и тут меня кто-то ударил по голове… — и она поморщилась, потрогав макушку.

— Что же это творится? — Даша обхватила себя руками, оглядела собравшихся. — Значит, он среди нас?

— Кто? — спросил Федор, шагнув к жене.

— Кто? — переспросила Даша и нервно хихикнула. — Да убийца же!

— Но мы все были внизу, в холле… — растерянно возразил Федор. — И потом… кому понадобилось убивать экономку? Кому она мешала?

— Во-первых, — проговорил Михаил, подходя к столу, — Нинель Петровну, к счастью, не убили, да и не собирались убивать. Ее только оглушили…

— Зачем? — Федор пожал плечами.

— Вот зачем, — Михаил показал на телефонный аппарат, стоящий посреди стола. Это был не обычный бытовой аппарат, а офисный, с факсом. И в нижней его части был виден криво оторванный край бумаги.

— Значит, когда зазвонил телефон, на автомате пришел факс. И кто-то не хотел, чтобы мы этот факс увидели…

— Но мы все были внизу! — повторил Федя.

— Не все… — возразила Даша, но не успела договорить: Михаил, сняв крышку факса, осторожно выправил край бумаги и проговорил:

— Здесь остался самый конец… номер отправителя оторван, но сохранился код города. Ноль семьсот сорок два…

Он схватил со стола ежедневник Дмитрия Ильича, открыл его на первой странице, где были напечатаны коды междугородней связи.

Проведя пальцем по странице, Миша поднял глаза и проговорил:

— Это код Воронежа.

— Воронежа? — переспросил Слава, подойдя к компаньону. — Но ты же знаешь — Ильич родом из Воронежа, и он вел там бизнес, пока не перебрался в наш город…

— А вчера, когда мы танцевали… — начал Федор.

Но в эту секунду с улицы донесся автомобильный сигнал.

— Милиция приехала! — воскликнула Лариса, подойдя к окну.

— Как они быстро! — удивился Михаил. — А говорили, чтобы мы их не ждали скоро…

Все покинули кабинет хозяина, спустились вниз, столпились на крыльце. Михаил дошел до ворот, нажал кнопку. Створки разъехались, и во двор въехала большая черная «Ауди».

— Ничего себе! Это что — сельская милиция теперь на таких машинах рассекает? — удивленно проговорил Федор.

Передняя дверца распахнулась, выскочил молодой парень, открыл заднюю дверцу. Из машины неторопливо выбрался плотный пожилой мужчина с седыми, коротко стриженными волосами.

— Ну, здравствуйте, орлы! — приветствовал приехавший честную компанию. — А где хозяин?

— Здравствуйте, Глеб Иванович! — поздоровался за всех Михаил.

Они со Славой знали этого человека — старинный друг Светозарова, Глеб Иванович Осадчий был полковником, работал в какой-то секретной конторе и время от времени наезжал на дачу.

— Так где Ильич? — повторил полковник свой вопрос и оглядел затихших гостей.

— Случилось несчастье, — Михаил по-прежнему говорил за всех. — Сегодня ночью Дмитрий Ильич умер… и с этой смертью не все просто.

— Вот как? — лицо полковника окаменело, тяжелые скулы напряглись. Не говоря больше ни слова, он поднялся на крыльцо, прошел в дом. Все втянулись за ним.

Михаил проводил его на второй этаж, показал тело покойного.

Полковник по-прежнему молчал, но слушал внимательно.

— Милицию вызвали, — сообщил Михаил и под конец рассказал о пропавшем факсе из Воронежа.

При этих словах Глеб Иванович внимательно взглянул на него, повторил:

— Из Воронежа, говоришь? Мне ведь Ильич вчера вечером звонил, просил навести справки об одном воронежском деле…

Он снова замолчал, спустился в холл, сел в глубокое кресло перед холодным камином. Все окружили его, словно чего-то ожидая.

— Лет десять назад в Воронеже было громкое дело, — начал полковник. — Крупная риелторская фирма продавала по очень приемлемым ценам квартиры в строящихся домах. На рынке недвижимости в то время царило оживление, квартиры раскупали, как горячие пирожки. Но когда строительство подошло к завершению, оказалось, что каждая квартира продана дважды, а то и трижды. Покупатели бросились в офис фирмы — а там никого не было, кроме сторожа. Выяснилось, что глава компании и весь его немногочисленный штат присвоили деньги и скрылись. Виновников объявили в розыск, и через несколько дней директора фирмы задержали в аэропорту при попытке вылететь в Швейцарию. Однако денег у него не оказалось. И тут всплыло имя некоей Светланы Лаевской…

Полковник сделал паузу, оглядел присутствующих.

— Это была совсем молодая женщина, не больше двадцати пяти, но она-то и была мозгом всей операции. И после дела она бесследно пропала…

— Как холодно! — проговорила в наступившей тишине Лариса, зябко кутаясь в свою замшевую куртку. — Нинель Петровна, нельзя ли затопить камин?

— Да, я сейчас… — экономка поднялась с дивана, но невольно поморщилась и прикоснулась рукой к ушибленной голове.

— Я вам помогу… — спохватилась Лариса. Она опустилась на корточки перед камином, чиркнула спичкой, поднесла к огню скомканный листок бумаги…

И тут Олю словно что-то подтолкнуло.

Она метнулась к сопернице и выхватила из ее рук занявшуюся бумагу.

— Ты что!.. — зло выкрикнула Лариса, попытавшись вырвать у нее листок, но Оля отскочила в сторону, развернула бумагу…

Это был кусок бумаги для факса, и на нем — фотография молодой девушки.

— Дайте-ка мне! — Глеб Иванович повелительно протянул тяжелую руку.

Он разгладил смятый листок, внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Ларису.

— А вы изменились, Светлана! — проговорил полковник в наступившей тишине.

— Не знаю, о чем вы говорите… — огрызнулась женщина.

— Я хотел сказать, — заговорил Федор, — вчера, когда мы с ней танцевали, Лариса расспрашивала меня о Дмитрии Ильиче. О том, где он жил раньше, чем занимался… и когда я ей сообщил, что он жил в Воронеже, она как-то напряглась…

— А я слышала, как Дмитрий Ильич спрашивал ее, где он мог прежде ее видеть! — подала голос Даша. — Мне, говорит, лицо ваше очень знакомо, я, говорит, обязательно вспомню, где вас видел… И еще… когда наверху раздался телефонный звонок — мы не все были здесь! Ее не было, — Даша обвиняющим жестом показала на Ларису. — Это она оглушила экономку, чтобы спрятать факс из Воронежа!

— Отрицать бесполезно, — холодно произнес полковник. — Мы проведем опознание по всем правилам. Вы, конечно, перекрасили волосы, даже изменили внешность — но некоторые параметры человеческого лица неизменны, и вам придется отвечать за ту аферу. Но сейчас меня больше волнует смерть Дмитрия… Дмитрия Ильича!..

— Я тут ни при чем! — выкрикнула Лариса… или Светлана… или как ее зовут на самом деле. — Да, я изменила имя, изменила внешность, чтобы не сидеть за ту историю… кстати, я там оказалась совершенно случайным человеком, меня втянули против воли, и денег у меня нет… И экономку я оглушила, чтобы спрятать факс… да, мне было стыдно, что всплывет та история, — но к убийству Дмитрия Ильича я не имею никакого отношения! Это он, он все задумал и хотел меня втянуть, но я отказалась! — и она указала рукой на своего мужа.

— Что? — Игорь побагровел, бросился к жене, но та ловко отскочила и спряталась за широкой спиной Федора. — Сволочь! Ты думаешь, тебе опять удастся выйти сухой из воды?! Это ты, ты все задумала и решила убить Дмитрия Ильича, когда он тебя узнал!

— Неужели вы ему верите? — Лариса, стоя на безопасном расстоянии от мужа, обвела всех присутствующих (в основном мужчин) трогательным, молящим о помощи взглядом. Взглядом невинной жертвы, которую ведут на костер или на плаху.

И самое удивительное, что на лицах мужчин появилось сочувствие, желание вступиться за «невинную жертву»! И Слава уже шагнул вперед, чтобы защитить ее от разъяренного мужа…

И тут Оля поняла, что настал ее час. Если она не вмешается, эта Лариса снова выйдет сухой из воды. Шагнув вперед, Оля подняла руку, в которой сжимала кисточку от Ларисиной куртки.

— Утром я вместе с экономкой вошла в комнату Дмитрия Ильича, и вот что я нашла на полу возле его кровати. Думаю, все узнают эту кисточку? Она ведь оторвалась от твоей куртки, Лариса, когда ты душила Дмитрия Ильича подушкой. С этим ты не сможешь спорить, правда?

Это был блеф, это была ложь, но слова сами слетели с ее губ.

Оля сделала еще один шаг вперед и приложила кисточку к куртке, в которую Лариса по-прежнему зябко куталась. Кисточка подошла как нельзя лучше.

— Что и требовалось доказать, не правда ли? — Оля обвела окружающих победным взглядом.

— Сволочь! — взвизгнула Лариса, отскочив к дверям. — Дрянь подзаборная! Довольна, да? Да, я убила старого козла, а что мне еще оставалось делать? Мне просто не повезло… если бы он меня не узнал, все было бы отлично! Все эти мужики плясали бы под мою дудку! Да если бы я только захотела — твой муж побежал бы за мной…

Она оттолкнула оказавшуюся на пути Дашу, распахнула дверь…

И налетела на шофера Глеба Ивановича. Парень ловко схватил ее за локти и втолкнул обратно в комнату.

— Ну что, — проговорил полковник, поднимаясь с кресла, — финита ля комедия… Светлана Лаевская, вы арестованы по подозрению в убийстве Дмитрия Ильича Светозарова, а также в целом ряде других преступлений! Кроме аферы в Воронеже, за вами числится махинация с акциями в Самаре, фальшивые банковские авизо в Нижнем Новгороде, мошенничество со страховкой в Новосибирске… до сих пор вам всюду удавалось скрыться, сдав властям своих компаньонов, но сколько веревочке ни виться — конец будет!

— Вот оно как! — опомнился Михаил. — Сейчас она со своим липовым «мужем» хотела обокрасть нашу фирму… Игорь подготовил крупную сделку на поставку для нас оборудования, мы должны были перевести поставщикам огромную сумму денег и после этого наверняка больше не увидели бы ни денег, ни оборудования, ни Игоря с Ларисой… хорошо, что не утвердили эту сделку до разговора с Дмитрием Ильичом!..

Он спохватился, что сказал бестактность, и виновато замолчал.

К вечеру, дав милиции показания и оставив свои координаты, все разъехались по домам.

Оля с мужем выехали самыми последними, Слава был мрачен и угрюмо молчал. Оля тоже пригорюнилась. Она оглянулась, на прощание обведя взглядом дом, и зеленые елки за ним, и пустые клумбы, и голые фруктовые деревья. Больше они никогда сюда не приедут.

— Что вздыхаешь? — муж наконец нарушил повисшее в салоне машины молчание.

— Жалко старика, — Оля смахнула слезу, — только подумать, что из-за этой… этой… даже слова такого не могу подобрать…

— Знаешь… — неожиданно признался муж, — а я ведь ночью тоже не спал, выходил на улицу, но ничего не слышал…

— А что ты там делал? — Оля напряглась. — Расскажи!

— Да я дурак такой… — хмыкнул Слава. — Ты когда спать ушла, мы с ребятами выпили еще. И ведь знаю, что смешивать напитки нельзя, а вот не удержался… В общем, проснулся ночью — худо мне, решил на воздух выйти, отдышаться. Ну и болтался по двору, в кусты какие-то залез, еле выбрался. Только хотел в дом пойти, смотрю — ты идешь, волосы растрепаны, глаза горят и бормочешь что-то. Ну, думаю — глюки начались, надо бросать пить, если в собственной жене ведьму по ночам видишь… Олька, говори честно, ты ночью никуда не выходила?

— Да ты что! — Олин голос зазвенел возмущенно. — Куда это я пойду? Тебе все приснилось! Пить надо меньше!

— Вот решимся на ребенка — капли в рот не возьму! — торжественно пообещал Слава и обнял Олю свободной рукой. — Ничего такая ведьмочка во сне была!

Машина притормозила при въезде в город. На небольшой площади все так же сидели старушки с подзимней клюквой и весенними грибами. А вот и Олин знакомый мужичок удобно расположился на ящиках. Смолит себе свою дешевую сигаретку, а рядом прямо на земле валяются лосиные рога — никто из проезжающих на них не польстился.

Оля выглянула из окна машины и помахала мужичку рукой. Он пригляделся и подмигнул ей понятливо.

— С кем это ты кокетничаешь? — ревниво спросил муж.

— За дорогой следи, милый, — ответила Оля.

Реклама на сайте