«Новое платье королевы»

Наталья Андреева Новое платье королевы = Эскорт

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перед вами новая версия романа «эскорт». Литературный ремейк. Разумеется, у читателя возникает вопрос: а зачем это надо, переписывать книги, которые уже несколько лет продаются? Но представьте себе ситуацию. В крупное издательство приходит начинающий автор, приносит свою первую рукопись. Даже если роман неплох, ему все равно говорят: требуется серьезная доработка. И за дело берется редактор. В итоге, когда роман выходит, автор открывает его, читает, и приходит в смятение. Вроде бы я, а вроде бы и не я. Сюжет похож, герои до боли знакомы, место и время действия тоже. Но ведь я совсем не это хотел сказать! И меня там так мало. Но дело сделано, роман вышел в печать, его читают, у него есть поклонники. Проходят годы…

Контракт заканчивается, автор к этому времени стал известен, его книги покупают, к его мнению прислушиваются. И первые романы готовятся к переизданию. И тут автор понимает, что в таком виде это выйти не может. Его ведь там так мало, что ставить на обложке всем известное имя — это обмануть ожидания читателя. А ведь романы для автора все равно что дети. Одинаково дороги. И, чтобы продлить жизнь своему первенцу, он переливает в него свежую кровь. Прежде чем поставить на обложке свое имя, отсекает все чужеродное. «Приемные родители» остаются в прошлом, теперь это только его дитя, и ничье больше. Вот так появляется ремейк.

Скажу сразу: я не собираюсь перерабатывать все свои ранние романы. Есть тексты, к которым не вернусь никогда. Что сделано, то сделано. Там, где меня много, все равно ничего не прибавится. Но если в душе осталось чувство глубокого неудовлетворения своей работой, то я открываю рукопись и начинаю ее перечитывать. А потом делать поправки. И в конце концов появляется вариант, который меня целиком и полностью устраивает. Надеюсь, что и вы не обманетесь в своих ожиданиях. Даже если этот роман уже читали.

КОРОЛЕВА УМЕРЛА

Народу на перроне было мало, высокая шатенка в старом полушубке постоянно оглядывалась и не выпускала из рук чемодан. Поезд опаздывал, как, впрочем, и всегда. Девушка косилась на группку крикливых женщин с огромными клетчатыми сумками в руках, прикидывая, кто же из них окажется ее соседкой по купе. Сумки были пусты, женщины ехали в Москву, на Черкизовский рынок, за товаром. Всех их в городке хорошо знали, на рынок-то хоть раз в неделю ходит каждый. Для женщин с огромными сумками поездка в Москву была делом привычным. Шатенка же боялась и предстоящей дороги, и шумных попутчиц, и туманного будущего, в котором не было ей обещано ни жилья, ни денег, ни работы. Но еще больше боялась, что скоро настанет весна, вместе с ней придет ожидание праздника и опять обманет. А потом наступит долгожданное лето и пролетит в одно мгновение. И снова осень, дождь, слякоть, тоска, и наконец опять — долгая, холодная зима. И — ничего. Год прошел, как сон пустой.

Девушка невольно содрогнулась. Что хуже? Неизвестность или расписанная на много лет вперед унылая, скучная жизнь? Гудок тепловоза. Наконец-то поезд! Ее никто не хватился. Все на работе, она оставила на столе записку. Чтоб не искали. Деньги в доме были, хватило на билет до Москвы. Она рассчитывала, что хватит и на первое время. На скромное жилье и простую еду, пока не найдет работу. Но как же страшно, боже ты мой! Как же страшно… Ехать в никуда.

Войдя в тамбур, она еще раз оглянулась: а может, вернуться? Никто ничего не узнает. Сдать билет, порвать записку. Поддавшись порыву, девушка шагнула было назад — но уже напирали женщины с сумками, проталкивая ее в вагон. Поезд не задержался на маленькой станции. Минута — и перрон поплыл назад; выйти шатенка не успела. Она испуганно огляделась. Вагон чистенький, хотя и старый. Безликие двери купе. Какое же из них ее?

— Девушка, одеяло брать будете?

— А что, у вас холодно? — испуганно спросила она. Вдруг захотелось домой. Пусть однообразно, скучно. Зато тепло.

— Я вообще-то топлю, — буркнула проводница и посмотрела на девушку с неприязнью. На студентку не похожа, студенты еще не возвращаются с каникул обратно в Москву. Чего этой-то там делать? Болтаться по вокзалам в поисках хоть какого-нибудь заработка? Хотя одета прилично, лицо не накрашено. Проводница сжалилась:

— Ну, чего стоишь? В купе заходи. Билет-то есть у тебя?

— Да, конечно. — Девушка поспешно полезла в сумочку искать билет.

Проводница внимательно осмотрела проездной документ и кивнула: проходи. Буркнула: второе купе. Девушка нерешительно дернула за ручку. То ли заело, то ли заперто.

— Не заперто, войдите! Дергайте сильней, — раздалось из-за двери.

Шатенка сильнее потянула за ручку и, справившись наконец с дверью, вошла в купе. Где увидела два таких же испуганных глаза и светлую челку над ними.

— Ой, слава богу! — соседка вздохнула с облегчением, заговорила радостно: — А я думаю: вдруг купит билет в это купе мужчина, придется всю дорогу ехать с ним. Вдвоем. Хотела проводницу попросить, чтобы сразу переселила меня к женщинам. Ой, как же мне повезло!

Похоже, что повезло обеим. Девушки еще только присматривались друг к другу, но это уже была взаимная симпатия, а не взаимная неприязнь. Они были чем-то похожими и одинаково хорошенькими—в меру. Не так чтобы одна была красавицей, а другая ей тут же позавидовала бы. Обе высокие, стройные, одна шатенка, другая блондинка, у одной глаза серо-голубые, у другой серо-зеленые.

— Наташа.

— Вика.

Они легко нашли общий язык, а вскоре и сами удивлялись, как это жили друг без друга до сих пор. Почему поехали в столицу на поиски счастья не вместе, а поодиночке? Но несправедливость была устранена, и теперь они взахлеб рассказывали свои биографии, делились сокровенным.

— Знаешь, мне так все надоело! Окончила курсы секретарей, потом бухгалтерские курсы, потом школу, где обучали на манекенщиц. У меня рост хороший, вот и решила попробовать. Но в нашем городке это сплошное надувательство. Заманивают девчонок вроде меня, берут деньги и внушают, что мы на что-то годимся. А работы для нас в городе нет. Тем более моделями! Мать не пускала в Москву, но я все равно сбежала…

— Ужас, что за жизнь! Выскочила сдуру замуж в восемнадцать лет, в двадцать родила ребенка. Пробовала работать, но в государственных учреждениях денег платят мало, а частники все соки выжимают. У них не разбогатеешь! Окончила местный пединститут. И курсы секретарей, как и ты. Что толку-то с этих курсов? Печатаю быстро…

— Ой, и я тоже!

— …а работы все равно нет. Муж приносит зарплату, ее, как всегда, не хватает. С мая месяца в огороде — сажаем, поливаем, пропалываем. Родители мужа деньгами почти не помогают. У меня же одна мать, отца нет. Не бедствуем, конечно, и с голоду не умираем, спасибо подсобному хозяйству, но тоска. Тоска страшная. А я жить хочу. Понимаешь? Жить.

— Ой, и я! Пусть не получится, так хоть посмотреть на нее, на Москву-то. Какая она? Ты была там?

— Муж был. С родителями, в детстве. А я только слушала, что он рассказывал. Интересно. Ты где жить-то собираешься?

— Квартиру снять. У меня тетка в Москве, так я с недельку у нее поживу, а потом найду квартиру или комнату. И работу.

— Давай вместе? А? На двоих дешевле.

— Ой, и правда!

— И работу вместе будем искать. И вообще, вдвоем не так страшно.

— Как нам повезло! Мы теперь вместе.

— Да. Повезло.

И они на радостях достали похищенные из дома съестные припасы. Обе ведь уехали нелегально, вопреки воле родных. На столе появился чай в термосе, бутылка дешевой минеральной воды, бутерброды с неаппетитной колбасой местного производства, горстка конфет, пряники и сушки. Но жажда общения была сильнее. Встретились родственные души. Сколько же им надо было сказать друг другу! Когда одна почти уже засыпала, другая тут же спрашивала:

— Ты не спишь? А я вдруг вспомнила…

И вновь рассказ о событиях прошлых лет и грезы о сказочном будущем. Им не терпелось делать что угодно, только бы не сидеть и не ждать. Действовать.

Они задремали уже под утро. Поспать удалось пару часов. Когда поезд остановился у перрона Казанского вокзала, две девушки уверенно ступили на московскую землю самыми близкими подругами, даже и не подозревая о том, как по-разному сложится их судьба…

…Ричард Носков спросонья не понял, в чем дело. Так рано ему давно уже никто не звонил. Клиентки, обслуживаемые Ричардом, сами просыпались к полудню. Временное измерение, в котором существовали Носков и его дамы, находилось вне понимания людей, испытывающих недостаток в средствах, вынужденных зарабатывать в поте лица на хлеб насущный. Те с утра уже давились в общественном транспорте, в девять-десять зевали на своих рабочих местах, к полудню начинали мечтать о том, как отведают в обеденный перерыв очередного дежурного супчика в ближайшем кафе. Носков же в это время видел сладкий сон, в котором не было места надрывающемуся телефону.

— Какого черта! — обиженно хрюкнул он в трубку.

— Ричард! — раздался в ней истерический женский вопль. — Ричард! Ты не смеешь сейчас спать!

— Мадам, вы ошиблись номером. Ваш Ричард не смеет, но тот, который прописан в этой квартире…

— Заткнись! — рявкнула дама. — Танечка в больнице! Все кончено. Это скандал.

Носков разом проснулся.

— Эжени, это вы? Как это на вас не похоже! Еще слишком рано.

— Не время для твоих дурацких шуток, Носков. Она перебрала дозу. Кто давал Танечке наркотики? Ты? Олег?

— Евгения Львовна, вы не правы, — мягко сказал Ричард. — Мы с Алексом себе не враги. Это наше общее дело. Разве мы могли? Замять можно? Вылечить?

— Не выйдет. Мы готовим будущую королеву, которая поедет покорять Европу, а потом весь мир. Забыл? А если журналисты узнают, что она наркоманка, пусть даже бывшая? С Танечкой кончено, Ричард.

— Не зовите меня так, Евгения Львовна! — взмолился Носков.

Его патронесса переходила на «вы, Ричард» только в случае глубокого траура. Поэтому Носков и сам понял, что с Танечкой кончено.

— Но заказ остается? — уточнил он на всякий случай.

— Вот именно. Региональный конкурс в начале апреля. У нас меньше месяца.

— Хватать первую попавшуюся? С улицы?

— Я уже позвонила в газету, дала объявление, — сухо сказала его собеседница.

— Какое? — Носков усмехнулся. — «Требуется девушка на роль королевы красоты. Без вредных привычек, без характера, без дури, без всяких талантов, без…»

— Шут. Клоун. Мой рожу и через час — в офисе. — Я только что проснулся. Дайте мне время! — взмолился Носков.

— В экстремальной ситуации объявляется чрезвычайный режим… После десяти вечера — комендантский час. Подъем в восемь утра.

— Нет!

— Отбой не позже одиннадцати.

— Нет!

— Я лично прослежу, чтобы ты не болтался по ночным клубам. Работать, Ричард, работать. Жду.

Носков услышал гудки. Он постепенно начинал осмысливать происходящее. Полтора года работы псу под хвост из-за идиотки, которая не выдержала нервного напряжения и стала глотать стимулирующие таблетки! Поначалу «экстази», потом кокаин, а теперь что? Какой дряни Татьяна перебрала? Впрочем, особого значения это не имеет. Крах. Скандал. Конец всему. Эта дрянь все испортила. Имеется в виду Татьяна и ее пагубная привычка, А поначалу была на все готова, лишь бы увидеть дальние страны и услышать восторженные крики толпы. Да здравствует королева! Он поздно понял, что Танечка любит покушать. Та умело прикидывалась созданием бесплотным и питающимся цветочным нектаром, а сама грезила о кремовых тортах. Ни тортов, ни пирожных ей не давали, и раздражение ее постоянно росло, пока не закончилось нервным срывом. Диета при ежедневных физических нагрузках и суровом рабочем графике оказалась Танечке не по силам. Она нашла спасение в наркотиках. Балованная девочка из обеспеченной семьи, любимый ребенок, подарок маме и папе на старости лет. Нет, она с самого начала была обречена. Нельзя снова так проколоться. Проще из умницы, серой мышки, сделать красавицу, чем умницу из красивой дуры. Сие невозможно.

Ричард зевнул и спустил ноги с кровати. По профессии он был стилистом, художником, и в идеале видел перед собой чистый лист бумаги вместо лица. С прорезями для глаз и рта. Допустимы еще дырочки для носа, чтоб не задохнулась. Берешь коробку с гримом, взмах руки — и… Волшебное преображение. Быть может, это судьба? Шанс Ричарда Носкова. Все должны увидеть, какой он великий художник. Что ж, королева умерла. Да здравствует новая модель! За работу! И, окончательно проснувшись от этих сладкий мыслей, Ричард надел наконец носки.

КОРОЛЕВУ ВЫБРАЛА СВИТА

Эта штука называлась «аквариум», девушек приглашали на собеседование, предлагая должность личного секретаря. Они приходили, рассаживались в приемной и ждали, когда их начнут вызывать к директору. Каждая была уверена, что все начинается именно с общения в кабинете. Девушки весело болтали друг с другом, вставали, ходили, садились, смеялись, поправляли прически и макияж и не знали при этом, что отбор уже идет. Одна стена приемной была прозрачной. Вернее, с той стороны, где находились девушки, это было огромное зеркало. Именно перед ним они и вертелись, склоняя набок хорошенькие головки и любуясь ровными зубками и стройными ножками. И ни одна из девушек не знала, что по ту сторону зеркала за их милыми ужимками наблюдает группа придирчивых специалистов, сопровождая каждый жест не очень лестными комментариями.

Просмотр организовала Евгения Львовна через своего хорошего знакомого. Она знала о слабости директора одной солидной фирмы к хорошеньким девушкам. Тот часто менял своих секретарш и обращался иногда в модельное агентство Евгении Львовны Раскатовой с просьбой переадресовать профессионально непригодных красавиц ему. За интересом бизнесмена не было ничего предосудительного. Он любил красоту как предмет культовый, не для личного пользования. Красивые лица и тела доставляли бизнесмену ни с чем не сравнимое удовольствие. Он просто смотрел. И устроил у себя в офисе этот «аквариум», где почти ежемесячно проводил отбор секретарей для своей немаленькой фирмы. Теперь же Евгения Львовна попросила знакомого об ответном небольшом одолжении и расположилась по ту сторону зеркала вместе с Ричардом Носковым и Олегом Новлянским. Первый был в ее агентстве стилистом, второй — хореографом.

Русские женщины были в большой моде. Евгения Львовна с этого и жила. Она давно уже поняла: в мировых столицах моды грядут русские сезоны. И поспешила открыть модельное агентство. Да и в стране ее подопечным работы хватало. Евгения Львовна поначалу самолично отбирала девушек, на время становясь для них родной матерью. Потом по стране поехали ее рекрутеры. «Рабочий материал» селили на съемных квартирах, кормили, обучали, потом пускали в дело. Два-три года — и отпускали на вольные хлеба. Индустрии моды, этому безжалостному Молоху, постоянно требовались новые лица. Что будет со старыми, мадам Раскатову не интересовало.

Но был и штучный товар. Те, с которыми Евгения Львовна работала с особой любовью, кого опекала лично и не отпускала от себя ни на шаг. Потому как знала, что продаст баснословно дорого.

Мода, тут уж ничего не поделаешь. На конкурсах красоты хорошие призовые деньги, а по итогам баснословные контракты. Евгения Львовна готовила участниц, она же брала откаты. Ведь сколько приходилось возиться с «материалом»! Особенно на экспорт! Надо научить моделей не только красиво двигаться, но и красиво говорить. У выигравших конкурс, случается, берут интервью. А иностранные языки? А манеры? Никто из ее подопечных не в обиде. Мадам Раскатова вкладывает в девушек деньги, она же получает дивиденды. Организует контракты. Получает проценты. Все будет хорошо, только надо делиться.

Одну из своих девушек, Танечку Петухову, Раскатова воспитывала именно как будущую Королеву Красоты. Этот заказ разместили в ее агентстве, пообещав солидные призовые. Если девушка достойно выступит на самом высоком уровне. Евгения Львовна подозревала, что такой заказ получила не она одна, и очень хотела выиграть. Доказать свою профпригодность. Уровень мастерства определяют победы. Громких побед за Евгенией Львовной и ее агентством пока не числилось, и мадам Раскатова решила: пора! Полтора года билась! Танечку не засвечивали в показах мод; готовили ее «трудовую» биографию, учили языку, раскованности — и в то же время королевской сдержанности. Конкурс красоты — это не стриптиз-шоу. И не съемки для мужского журнала. Все должны почувствовать, что перед ними порядочная девушка из хорошей семьи, умненькая, а не только хорошенькая, которая главную свою цель видит в том, чтобы окончить высшее учебное заведение и заниматься благотворительностью, будучи в должности Первой Красавицы. Евгения Львовна столько вложила в Танечку, что не сомневалась в ее победе. Если бы не скандал, и Танечку, и Евгению Львовну ожидал успех.

Теперь все рухнуло. Раскатова кусала локти. Ну почему не прислушалась к Носкову? Тот всегда был против балованных маменькиных дочек. Говорил, что ставку надо делать на «материал» из глубинки. На «железную леди», сильную личность. Мол, красота безвольная — это инструмент для чужого удовольствия. Зато со стальными нервами и железной волей — уже для своего. Надо, чтобы претендентка знала: это единственный в ее жизни шанс. И выложилась бы без остатка, наплевав на свои капризы и личные обиды. Чтобы умела проигрывать. С достоинством и улыбкой на лице, с поздравлениями в адрес удачливой соперницы. Но и выигрывать умела бы тоже. Да так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: она лучшая!

Конечно, в распоряжении Евгении Львовны всегда имелись миловидные девочки. Они умели красиво ходить по подиуму, носить вечерние платья и беспрекословно выполнять любые приказы хозяйки. Но все они были натасканы именно как профессиональные манекенщицы. Движения заученные, лица безразличные. К тому же все они участвовали в показах мод и давно уже примелькались. И как быть с «трудовой» биографией?

Вот поэтому и сидела теперь Евгения Львовна Раскатова в маленькой комнате за зеркалом, разглядывая девушек, которые и не подозревали о том, что их придирчиво изучают.

Это была уже третья партия красавиц. Объявление в газете было аппетитным кусочком сыра:

«Солидная фирма объявляет конкурс на должность секретаря. Зарплата высокая, в у.е. Обеды в офисе, оплачиваемый отпуск. Требования к кандидаткам: возраст до двадцати лет, рост от 175 см, привлекательная внешность, английский разговорный». Кроме объявления, был дан запрос в несколько кадровых агентств. Те ухватились за жирный кусок в виде комиссионных и присылали кандидаток большими партиями. Недостатка в девушках не было. Дело в том, что ошибиться бьшо нельзя. Сроки поджимали. Плохого секретаря можно уволить, но выбрав сейчас претендентку на королевский трон, работать с ней пришлось бы до конца. До победного.

Заполненные анкеты лежали перед Раскатовой. У нее уже в глазах рябило. Лица, даты, цифры, объемы бедер, талий и грудей. Дело было бы давно уже сделано, но троица никак не могла прийти к единому мнению. Если Олега полностью устраивала пластика кандидатки, то Ричард категорически отказывался делать ей лицо. Он тут же заявлял, что не видит в девушке той индивидуальности, на которой можно бьшо бы сыграть. Когда Носков эту индивидуальность находил, возмущалась Раскатова. Ее не устраивали анкетные данные. Нарвавшись на неприятность один раз, она не хотела таких же проблем снова. Вцепившись же в какую-то анкету и получив согласие Ричарда, Евгения Львовна тут же натыкалась на критику со стороны хореографа. Олег Новлянский возмущенно обзывал претендентку коровой и заявлял, что за месяц может обучить ее только танцу маленького слоненка, но никак не лебедя. Они ругались уже третий день, а дело не двигалось. Наконец все трое охрипли и утомились.

Ричард устало взглянул через зеркало на подошедшую девушку:

— Вот эта точно никакая. Зеро. Ноль. Чистый лист, а не лицо. Индивидуальности никакой, что хоть, то и лепи из нее. Хоть вамп, хоть Мадонну. Зависит от того, для чего все это надо.

— Держится спокойно, — заметил Олег. — Все нервничают, а эта смотрит на претенденток, как будто жалеет. Снисходительно. Хороший взгляд. Именно так должна смотреть будущая королева на своих конкуренток.

— А пластика? — лениво бросил Носков.

— А что пластика? — пожал плечами Олег. — После месяца ежедневных занятий танцами и пахоты в тренажерном зале будет не хуже, чем другие. Посмотри, как руку поднимает. Не умеет. Только и надо: научить. Сколько ей лет? — неожиданно спросил он.

Евгения Львовна тут же придвинула к себе пачку анкет. От каждой претендентки потребовали наклеить фотографию, якобы для последующего этапа отбора. Покопавшись в бумагах, Раскатова нашла нужный лист:

— Наталья Белова. Девятнадцать лет.

— Девятнадцать? — тут же переспросил Новлянский. — Зрело двигается. В этом возрасте в движениях девушек еще много наивности, подросткового кокетства. Это мешает воспринимать их как красивых женщин. Эта Белова не робкая девочка. Держится свободно. Но и не шлюха. В этом что-то есть.

Раскатова стала читать дальше:

— Место рождения… Неразборчиво написано. Гм-м-м… Российская глубинка. Значит, родители далеко. Не станут нам мешать. А потом, когда она прославится, им уже не удастся все испортить. Так. Окончила курсы секретарей, бухгалтерские курсы, курсы фотомоделей. — Она громко рассмеялась. — Представляю себе, что это такое! В этом, как его? Черт-его-знайске! Ха-ха! Английский разговорный. Ну, это понятно. Рост сто восемьдесят два. Хороший рост. Объем груди восемьдесят девять. Неплохо. Объем бедер восемьдесят восемь. Совсем неплохо. Талия шестьдесят три. Много.

— Похудеет, — уверенно сказал Олег. — Минус два-три сантиметра — и будет идеальная фигура. Грудь подтянуть и укрепить специальными упражнениями, бедра чуть увеличить за счет мышечной массы. Ноги нормальные.

— В блондинку надо красить, — задумчиво протянул Ричард. — Представительница России должна быть блондинкой. А может, тогда и проявится ее индивидуальность? Как там ее зовут?

— Белова, — Евгения Львовна еще раз заглянула в анкету: — Наталья Белова.

— А что? Неплохо. Очень неплохо. «Титул Миска России такого-то года завоевала уроженка города Черт-его-знайска Наталья Белова!»

— Носков, уберись со своими шуточками, — оборвала его Раскатова. — Имя, кстати, короткое, звучное и легко выговаривается иностранцами. Только твердые буквы, хорошие, никаких «ы», «щу», «ща». Ну что, берем? — наконец решилась она.

Носков и Новлянский переглянулись. «Неужели все?» И оба согласно кивнули. Евгения Львовна вздохнула с облегчением:

— Все, мальчики, закрываем лавочку. Время поджимает, а нам еще работать, работать и работать. Девочку надо позвать сюда и побеседовать. Если дура откровенная, придется отбирать из тех, что были вчера и позавчера. У меня сил уже нет. Но думаю, что она умненькая. Что-то в ее лице внушает мне доверие. Такой шанс у девчонки! Как думаете, оценит?

— Эта оценит, — уверенно ответил Носков, глядя через стекло на будущую королеву.

И сам удивился, отчего вдруг сердечко так екнуло, когда Раскатова уверенно отложила в сторону анкету Натальи Беловой.

Она устала. Очень. Это была уже шестая попытка устроиться на работу. Эйфория от приезда в столицу давно прошла. Тетя приезда племянницы не ожидала и была потрясена, а еще больше — подружкой. Две незваных гостьи! В однокомнатной квартирке с трудом размещалась собственная семья! Жили вчетвером: хозяйка, ее муж и два сына. Да еще многочисленные родственники из провинции облюбовали квартиру в качестве перевалочной базы. По углам — сумки, тряпки какие-то, коробки с обувью. «Ой, мы туточки вещи оставим!» Как будто здесь камера хранения! Племянницу Людмила Васильевна припомнила с трудом, но готова была на время с ней смириться, а вот ее подружку невзлюбила сразу же. Когда обе нашли наконец комнату и решили съехать, вздохнула с облегчением. А на прощанье даже поскандалила, заявила девчонкам, что Москва не резиновая, своих хватает, и провинциальным красавицам здесь делать нечего.

— Вы что — думаете, здесь на колу блины висят? Эх вы, дурочки! Это в провинции кажется, что москвичи деньги лопатой гребут! Жизнь здесь тяжелая, нервная. Я бы с удовольствием уехала куда-нибудь в глубинку. Хоть бы и на родину, к сестре.

— Что же не едете? — не выдержала Наташа. Все жалуются, что в Москве жизнь тяжелая, но уезжать отсюда никто не собирается! — Врете вы все, — добавила она.

— А ты язык-то прикуси, — разозлилась тетка. — Я посмотрю, как ты через месяц-другой запоешь. Когда нахлебаешься.

— К вам плакаться не приду, — гордо заявила Наташа.

— Ну и слава богу! Без вас проблем хватает!

Комнату девушки сняли у сухонькой, наполовину глухой старушки. Узкая, похожая на пенал, с окошком-бойницей. Через это окошко подруги смотрели на бурлящую Москву с тоской. Казалось, что сидят взаперти в заколдованном замке две принцессы и ждут всадников на белых конях, которые их вызволят. А те не торопятся. Придется самим. А как, если работу никто не предлагает? Камень преткновения — регистрация. Без нее разве что на Тверскую с охотой возьмут. Подружки почти уже отчаялись. Наконец товарка квартирной хозяйки посоветовала им пойти в кадровое агентство.

— Вон вы какие обе ладные! Не белоручки, не лежебоки.

Она оглядела девушек с ног до головы, удовлетворенно кивнула и дала адрес. В кадровом агентстве управляющей работала ее дочь, которая и обещала помочь с трудоустройством.

Так девушки стали ездить на собеседования. И сразу же попали в разные группы: одна замужем, другая нет, одной девятнадцать, а другой двадцать пять, одна окончила институт, а другая только школу и курсы. Не в силах расстаться, они ездили по собеседованиям друг с другом. Вдвоем не так страшно. Шли в хвосте группы* переглядывались, хихикали. Смешно: стайка хорошеньких, нарядно одетых девушек тянется за дамой с надменным лицом. Гусыня и питомицы, которые только и ждут момента, чтобы расправить крылья. И улететь! Дамы всегда были разными, но внешне похожи друг на друга как две капли воды. Да и девушки тоже. Наташа и Вика всегда шли последними. Сначала им действительно было весело. После первых неудач они верили, что неудачи эти временные. Рано или поздно на их улицу придет праздник.

Наташа и Вика были друг за друга горой, остальные же претендентки постоянно сплетничали, злословили и строили козни. Когда кому-то доставался приз в виде работы, первым делом начинали поздравлять:

— Ой, ну надо же! Ясно было, что тебя выберут! Начальник вредный, но ничего. И работы много. И зарплата не очень. И график неудобный. Контора вот-вот развалится. А жена начальника, говорят, просто стерва. Но поздравляем. Успехов тебе.

Подруги же никогда не ссорились. Замужняя была старше и мудрее. Давала девятнадцатилетней дельные советы, и в конце концов та оказалась именно ей обязана своим счастьем. Но это было потом, уже после того, как почти отчаялись обе. Время шло, деньги заканчивались. Сразу по приезде в Москву подружки «сложились» наличными и одеждой, таким образом увеличив свои шансы вдвое. В этот вечер они разбирали наряды, готовясь к очередному собеседованию Наташи.

— Надо попробовать так, — сказала наконец Вика, доставая строгое темное платье. — Ты уверена в своем выборе?

— Если бы у меня был выбор! Готова сейчас на все! Ну что, мы договорились? Махнемся?

— Не глядя, — согласилась Вика. — Может, дело-то выгорит? Если мне повезет, я помогу тебе. Если повезет тебе, то ты мне поможешь? Идет?

— Спрашиваешь! Знаешь, как я к тебе отношусь?

— Как? — лукаво спросила Вика.

— Вот как. — Наташа крепко обняла ее и прижала к себе. — Вместе на всю жизнь!

А через день Наташа и Вика пошли на собеседование в солидную фирму. Накануне Вике здорово повезло. Ох, как ей нужна была эта работа! Редкий случай: там требовалась на должность личного секретаря замужняя женщина, и обязательно с ребенком. У начальника была ревнивая жена. Просто мегера. Дама почему-то была уверена, что супруг-кормилец на шашни с молодой замужней мамочкой" не способен. Жена бизнесмена лично присутствовала на собеседовании и выбрала именно Вику, одетую в Наташино платье с глухим воротом. Плюс строгая прическа: волосы стянуты в пучок и заколоты шпильками. Блистая свежестью, красотой и роскошной грудью в глубоком декольте, дама снисходительно осмотрела Вику и решила: пойдет!

Теперь бы Наташу пристроить. Поэтому Вика сама занялась ее прической, пошла с ней в офис и беспрестанно давала теперь советы:

— Не забывай, что тебе девятнадцать. Что это за взгляд? Очнись! Ты что, старуха?

— Я устала.

— Подбородок выше. Спину ровнее. Меня так учили.

— Я хочу уйти. Я хочу вернуться домой.

— Куда? Сиди! Успеешь. Если вернешься ты, то вернусь и я. Сама знаешь. Вместе так вместе. Подумай, что от тебя зависит теперь и мое счастье. Ну, подумала?

Наташа сдалась. Два часа здесь сидят, а еще никого на собеседование не пригласили! Что они тянут? Она подошла к зеркалу, нехотя поправила прическу. Надо уходить. С самого начала было понятно, что номер пустой. Большая зарплата, обеды за счет фирмы, оплачиваемый отпуск. Сказочные условия. Так не бывает. Не бы…

— Белова!

Она вздрогнула.

— Наталья Белова! — еще раз выкрикнула появившаяся в дверях дама, которая привела подружек на собеседование. И тут голос ее стал сладким, как патока. Почти приторным: — Наташенька, пройдите, пожалуйста, в кабинет, там с вами будут говорить.

— Но сейчас не моя очередь, — удивилась Наташа.

Первой всегда звали яркую блондинку с фамилией на букву «А». Блондинка и сейчас встрепенулась и думает, что произошла какая-то ошибка.

— Остальные могут быть свободны, — сухо сказала дама.

Девушки переглянулись и посмотрели на Наташу с неприязнью. Потом потянулись к выходу.

— Вот видишь, я же тебе говорила, — тут же подскочила к подруге Вика. — Смотри, не сболтни чего-нибудь лишнего. Все помнишь?

— Да. Все. А вдруг…

— Никаких «вдруг», — оборвала Вика. — Лишнего не спросят. На машинке ты строчишь как пулемет. По-английски что-нибудь да скажешь. Ты ж в секретари нанимаешься! Не в министры! Все, иди. Удачи.

Вика легонько подтолкнула ее в спину.

Вошла. За столом в кабинете трое. Двое мужчин — но оба какие-то несолидные. Не такими она представляла себе директоров фирм. И рассматривают ее весьма откровенно. Краска бросается в лицо от их взглядов. Она невольно попятилась.

— Стоять! — весело скомандовал тот, что постарше.

Она вспыхнула и перевела взгляд на молодого смазливого брюнета. Коротко стриженные вьющиеся волосы, блестящие карие глаза. Похож на… морского котика! Обтекаемый, мокрый, блестящий и… Инфантильный. Глаза глупые, задняя стенка черепа на просвет видна.

Второй Наташе понравился больше. Широкие плечи, мужественное лицо, волевой подбородок. Не мальчик, но муж. Так она и подумала. И еще больше растерялась. У нее было плохое предчувствие. Парень опасен, у него умный пронзительный взгляд. Она подняла глаза. Клинки скрестились, проскочила искра. Он усмехнулся и одобрительно кивнул.

Но главные не они, это и ежу понятно. Главная — холеная дама, на пальцах которой сверкают многочисленные кольца, а на запястьях позвякивают браслеты. Крашена в пепельную блондинку. Как натуральная, только все равно не пепельная блондинка. Ничего натурального в даме нет вообще, даже ее худоба похожа на рекламный трюк. Это же надо так себя довести! Наташа испугалась первым делом «искусственной» дамы. Анкета у нее, и оба мужика на нее косятся. Естественно, та первой и заговорила:

— Присаживайтесь, Наташа.

— Сюда или к компьютеру? — робко спросила она.

— Нет, к компьютеру не надо. Мы хотим просто побеседовать с вами. Значит, вам девятнадцать лет.

Она всегда переживала, что выглядит так молодо. Ну совсем как девчонка! После школы все изменились, а она нет. Надо было переменить прическу.

— Откуда вы к нам приехали?

— Из…

— Впрочем, это не важно, — тут же оборвала дама. — Вы, Наташенька, получили исключительный шанс. Такая удача выпадает единицам, и вы должны это понять и оценить. Из бедной Золушки мы собираемся сделать сказочную принцессу.

— Но я ничего не умею, — сразу испугалась Наташа. Еще подумают не то. Зачем написала в анкете «английский разговорный»? И сантиметр в талии убавила. А в груди прибавила. Сейчас померят и…

— Вам надо уметь только одно: слушаться и делать то, что вам говорят.

— Надеюсь, вы меня вербуете не для того, чтобы развлекать своих гостей? Что вы подразумеваете, говоря «исключительный шанс»? Занятие проституцией?

Тот, — что постарше, удивленно приподнял брови. И хмыкнул. Ох, как же он ей нравится! Ирония во взгляде и жало на кончике языка, которое он до поры до времени прячет, а потом разражается язвительным:

— Да у нас хорошо развита устная речь! Аплодисменты даме! Девушка, вы меня сразили. Я ваш навеки. Эжени, хватит держать красавицу в неведении.

Дама посмотрела на него с неприязнью и сказала, обращаясь к Наташе:

— Меня зовут Евгения Львовна. Я владелица модельного агентства…

— Я не совсем уверена, что школа моделей в моем родном городе похожа на…

— И слава богу! Мне нужна именно ваша неиспорченность. И мне, и вот ему, — дама кивнула на широкоплечего мужчину с умными глазами.

— Да, — сразу согласился тот. — Вы, некоторым образом, чистый лист. Доверьтесь мне — и я приведу к вашим ногам миллионы. И уроню их… Вам останется только шагать по этим эмоциональным трупам своими хорошенькими ножками — и позволять нам идти сзади, очищая их карманы.

— Носков, заткнись! — не выдержала Раскатова. — Талантливый парень, но иногда он меня бесит. Мелет всякую чушь. Познакомьтесь, кстати. Ричард Носков. Стилист.

— Вообще-то я все. Агентство большое, должностей много, а денег мало. — Носков хмыкнул. — В общем, я буду лепить ваш образ. Только, умоляю, не зовите меня Ричардом.

— Как же вас называть?

— Дик. Сокращенно от Ричарда. Можно еще Рикки, но это как кличка мангуста из Киплинга. Рикки-Тикки-Тави. А я не животное. В отличие от него, — он кивнул на брюнета.

— Носочкин, кончай трепаться, — разозлился тот. — Что касается меня, то с этого дня я твой хореограф. И тренер. В общем, будем учиться двигаться.

— В каком направлении? — тут же подмигнул Носков. — Кстати, Олег Новлянский. Он забыл представиться. У него вообще память девичья.

Брюнет побагровел:

— Носков!

— Вот и познакомились, — властно оборвала перепалку Евгения Львовна. — Если вы еще не поняли, Наташа, — вы будете участвовать в конкурсе на звание Первой Красавицы России. И уже этого года. Вы должны его выиграть, потому что потом будет Европа. А вообще вас ждет мировая слава. Если будете умницей.

— Но я никакая не красавица, — опять испугалась она.

— В этом ваше счастье, — подмигнул Дик. — Красавицы слишком примитивны и закованы в свою красоту, как в броню. К ним не подберешься. А вы — просто симпатичная девушка, к тому же умненькая. Это я уж понял. Вот увидите, что я сделаю с вашей внешностью, когда вы мне отдадитесь!

Она хотела ответить так же язвительно и многозначительно, но сдержалась. Потом. Пусть делают что хотят, только сначала скажут, где и на что она будет жить. Надо продержаться в Москве какое-то время, а потом что-нибудь да подвернется. Ни в какие королевские титулы Наташа не верила. Она просто знала, почему не может их завоевать. Это не ее, и все. Но жить на что-то надо. А главное — продержаться, пока у подруги все не устроится. Вся надежда на Вику. Придется тянуть время. И язык свой придержать.

— Я сделаю все, что вы хотите, — покорно сказала Наташа, стараясь никому из троих не смотреть в глаза.

— Вот и отлично. Я в этом не сомневалась, — тут же сказала Раскатова и посмотрела на девушку как на добытый во время охоты трофей. Можно приниматься за изготовление чучела. — Сегодня же и начнем. Где ваши вещи?

— Зачем же вещи? — удивилась Наташа. — Я снимаю комнату вместе с подругой.

— Девушка, с сегодняшнего дня вы будете жить у меня, — отчеканила Евгения Львовна. — До регионального конкурса, а там посмотрим. Вашей предшественнице я дала определенную свободу, а теперь пожинаю плоды. Подпиши контракт и поедем за твоими вещами.

Это было сказано так категорично, что Наташа не выдержала. Извинившись, она выглянула в коридор и позвала:

— Вика! Викуля, подойди.

— Что? Взяли? — обрадовалась подруга.

— Они хотят, чтобы я переехала. Вербуют на какой-то конкурс красоты. Полный бред. Отказаться? Лучше я домой уеду.

— Ты с ума сошла! Не вздумай отказываться! Потерпи несколько месяцев, войди в мое положение! Я с завтрашнего дня выхожу на работу, через месяц зарплата. Я справлюсь. А ты ничего не бойся. Не запрут же они тебя в четырех стенах. Будем встречаться. Соглашайся, Наташенька. Ну, ради меня! Мы же друг другу обещали! — Она бросила на подругу умоляющий взгляд.

Наташа кивнула и исчезла за дверью. Через несколько минут все формальности были улажены. Евгения Львовна вдруг вспомнила, что должна расплатиться с агентством, приславшим Наташу, и покинула кабинет. Олег Новлянский достал мобильник и отошел в сторонку, чтобы кому-то позвонить. Вика сидела в уголке и всем своим видом давала понять, что не собирается мешать подруге. Наташа осталась наедине с Диком и заняла круговую оборону. Этот человек заставлял ее мобилизовывать все свои силы. Так и есть, сразу начал доставать:

— Послушай, прелестное создание. У меня есть дурная привычка…

— И не одна, — тут же кольнула она.

— Я сразу заметил, что ты с зубами. — Он кивнул одобрительно. — Так вот, о моих многочисленных дурных привычках мы поговорим как-нибудь потом…

— Это когда я тебе отдамся? — невинно спросила она.

— Запомнила? Молодец! Но и об этом после. Черт, никак до сути не доберусь. Короче, имя у тебя очень уж безликое. Наталья Белова. Что это такое? Для анкеты хорошо, но в целом — это ничто. Не выражает твою индивидуальность.

— Зато тебе в смысле индивидуальности здорово досталось. Постарались родители. Это же надо: Ричард Носков!

— Ты будешь смеяться еще громче, если узнаешь, что я к тому же Эдуардович.

— Что? — Наташа действительно не выдержала и рассмеялась. Ричард Эдуардович Носков! С ума сойти!

— Все равно кто-нибудь да скажет. Прикалываются надо мной. А все дело в том, что мазер бьша помешана на рыцарских романах. Ричард Львиное Сердце или героический Дик из романа Стивенсона «Черная стрела». Последний вариант, в смысле Дика, я, скрипя зубами, принял. А звали мою мазер, между прочим, Анжелика Носкова. А фазер, соответственно, Эдуард Носков.

— С ума сойти! — уже вслух сказала Наташа.

— Сама посуди, мог я при таком раскладе родиться нормальным человеком? Есть семейка Адамсов, а моя была семейкой англизированных Носковых. Отец всю жизнь преподавал английский язык. А мать… Впрочем, это неважно. От обиды на судьбу-злодейку я и всем остальным даю прозвища на свой вкус. Обычно они приживаются.

— Эжени — это Евгения Львовна, — сообразила Наташа.

— Молодец. Олега я называю Алексом. Большего он не стоит. Таньку Петухову звал Танцурой. Вертлявая деваха. Двигается похабно, когда себя не контролирует. Тебя буду звать Нэт. Нет, не то. Убого. Нэтти.

— Почему? — удивилась она.

— Сам не знаю. Почему-то именно так я тебя вижу. Нэтти. Блондинка с копной вьющихся волос. Тебе красное должно пойти.

— Никогда не носила. — Наташа поморщилась. — Ярко.

— Для Наташи Беловой ярко, согласен. Для Нэтти — самый смак. Ну что, договорились? Смотри, Мои прозвища прилипают!

— Поняла. — Она усмехнулась. — Сначала прозвища, потом ты. У меня тоже есть вредная при-вычка. Думаю, скоро ты о ней узнаешь.

— Не понял. — Дик внимательно посмотрел на нее. — А ты не проста. Ладно, мадам возвращается. Потом разберемся.

Но первым подошел Олег, закончивший наконец нежно ворковать по мобильному телефону. Соединил их взглядом и спросил:. — Треплетесь? Похоже, нашли общий язык?

— А ты ревнуешь? — подмигнул Дик.

— Было бы к кому, — пожал плечами Новлян-ский. — Ты, Носочкин, придворный шут. Только-то.

— Зато ты — придворный паж.

Наташа рассмеялась. Паж. А что? Похож. Нежный мальчик. Ах, как у нас блестят зубки! И глазки! И эти зубки мы безумно любим! А уж глазки! Что ж, мальчика ждет сюрприз! Евгения Львовна наконец-то рассталась с респектабельным господином и подошла к ним. Она уже не кажется такой страшной. Эжени. Ох уж этот Дик!

— Ну что, Нэтти, поехали? — спросил он.

— Как? Как? — Олег и Евгения Львовна встрепенулись. Алекс и Эжени. — Опять за свое, Носков? — Хозяйка модельного агентства осуждающе покачала головой.

Но когда Наташа замешкалась у машины, мягко ее подтолкнула:

— Ну что же ты, Нэтти? Садись.

И Наташа Белова поняла, что по-другому ее отныне будет звать разве что подруга Вика.

Вика тоже вышла из офиса. Подруга садилась в роскошную иномарку, причем на переднее сиденье. Один из мужчин — очень, между прочим, интересный — даже открыл перед Наташей дверцу. Ничего себе! Как с принцессой обращаются! Мужчины полезли назад, за руль же села элегантная дама. Машина уехала. Но завидовать подруге Вика не стала. У каждого своя судьба. Ей, Вике, тоже повезет. Непременно. И неизвестно еще, кому больше, Наташе или ей. Она была девушкой тихой, но упрямой. Из тех, что на рожон не лезут, но своего всегда добиваются. Главное — верить. Идти к вершине, к своей цели. Никогда не смотреть вниз. Только вперед. Еще месяц назад у скромной провинциалки не было никакой цели. Она в любой момент готова была вернуться обратно в родной город, чтобы покаяться родным и зализать раны. Но теперь все изменилось. Ни о каком возврате и речи быть не может. И пусть Наташа сегодня же съедет с квартиры. С этого дня Вике совсем не нужны свидетели…

…Нэтти стояла у окна в маленькой комнатке и все никак не решалась достать из-под кровати свой чемодан. Ах, подружка, подружка! Что ж ты, подружка, наделала! Под окном волшебный конь ждет свою принцессу. Машина французского производства «Рено». Так сказал Дик. Все правильно: «Рено» — Эжени. Его прозвища к людям прилипают. Интересно, на чем разъезжает по городу сам Дик? А Алекс?

Нэтти не хотелось уходить. У нее было плохое предчувствие. Сердце тревожно билось. Вдруг за Дверью раздались шаги. Секунда — и она распахнулась.

— Что ж ты стоишь? Какие вещи твои?

Дик распахнул старенький шкаф. Платья — ее и Вики. Один размер, похожие фасоны. Все с местного рынка. Черт-его-знайск, где ты? За этот месяц Нэтти позабыла, что же принадлежит ей, а что подруге.

— Посмотри сам, что из всего этого я могу носить, — безразлично сказала она.

Дик пожал плечами, быстро «пролистал» тряпки.

— Рынок, рынок, рынок… Черкизово, Лужники… Слушай, а ну его к черту? А? Тебе очень дороги все эти шмотки? Как память?

— Нет. Не дороги.

— Некоторые Танькины наряды еще висят в ее шкафу. Что, человечество? Посмеемся, прощаясь со своим примитивным прошлым?

Он решительно распахнул окно и выбросил из него платье. То самое, с глухим воротом. Оно, кружась, полетело по воздуху. Нэтти опомнилась.

— С ума сошел?! У меня же подруга есть! Она-то в чем будет ходить?!

— Голой! Все будем ходить голыми! Обожаю швырять из окна старые тряпки!

Нэтти поспешно закрыла окно, сгребла со стола косметику. Тоска прошла. Чучело зимы сожгли впервые за многие годы. Она отныне свободна. Вперед — в новую жизнь!

— Пошли, что ли? — улыбаясь, спросил он.

Ключ она оставила хозяйке, вежливо с ней попрощавшись. А выйдя из подъезда, нарочно наступила на мокрую тряпку — бывшее платье. И полезла в сверкающую машину.

И К ТРОНУ ПОЧТИ ПРИВЕЛА

Сначала Нэтти подумала, что попала в рай. В огромной квартире Эжени пахло тропиками. И бьшо жарко. В райских кущах мадам Раскатовой из паркета медового цвета росли на изогнутых ножках редкостные диваны и стулья. Козетки, банкетки, буфеты. И даже рояль. Все антикварное. Огромное солнце хрустальной люстры висело в зале. Яркие звезды изысканных бра расположились по стенам. И за этим роскошным садом присматривал самый главный ангел — горничная Дашенька. Нэтти на ее месте побоялась бы даже дотронуться до любого из этих предметов, на вид таких хрупких. Она поначалу и обходила их стороной, особенно боясь наступить на ковер в зале. Собственный домик на окраине родного городка казался ей теперь темным чуланом где-то на задворках цивилизации. Куда не проникает и луч света. Вот как надо жить! Как Раскатова!

Сама Евгения Львовна о существовании других условий жизни даже и не подозревала. Круг ее общения был узок, и в доме никогда не звучали слова: «задержка зарплаты», «дотянуть до получки» и «купила два кило печенки, может, на неделю удастся растянуть». Зато Нэтти помнила их прекрасно! Она не поняла только, почему при таком достатке в доме нет мужчины. Дик и Алекс не в счет. Неудобно было расспрашивать хозяйку о личной жизни, тем более что та щедро распахнула для нового приобретения двери своей гардеробной. Правда, вещи хозяйки были малы Нэтти и коротки: рост Евгении Львовны был не больше ста шестидесяти сантиметров. Но смотрелась Раскатова все равно элегантно, даже казалась выше ростом. Общаясь с людьми высокими, никогда не задирала голову — напротив, они вынуждены были нагибаться. И одевалась так, что Нэтти несколько раз чуть не назвала ее Эжени. Настоящая француженка! Возраст хозяйки не определялся вообще. Ей могло быть и чуть за тридцать, и около пятидесяти. А спросить Нэтти, естественно, стеснялась.

Горничная Дашенька в доме не жила. Она приходила утром, уходила вечером, и кроме поддержания чистоты в квартире занималась еще и диетой Евгении Львовны. То есть ходила по магазинам и рынкам, определяя, какие продукты содержат настолько мало калорий, чтобы хозяйка могла не опасаться за свою фигуру. Вообще слово «диета» было самым употребимым в этом доме. Нэтти иногда даже казалось, что эта диета живет в квартире как член семьи и осмеливается диктовать всем свои условия. Маленькое, страшно худое и злобное существо, похожее на комнатную собачку. Любимица хозяйки и мерзкая тварь для ее гостей. Только и слышно было: «этого тебе не позволяет диета»; «думай о диете, а не о пирожных»; «берегись, помни о диете!»

Нэтти никогда не считала, что ей нужно следить за тем, что она ест, и постоянно подсчитывать калории. С десятого класса она держалась в одном весе, ничуть об этом не заботясь. Да и Евгения Львовна, кажется, преобразовалась настолько, что не могла съесть много сладкого и жирного, даже если бы сильно этого захотела. Ее желудок давно усох, стянулся в узелок и мог пропустить в свое узкое горлышко только маленький комочек пищи. Но каждое утро начиналось со взвешивания самой Раскатовой и ее воспитанницы и обязательного измерения обеих сантиметром. Надо было сделать талию Нэтти на два сантиметра меньше. А в идеале на три. Об этих сантиметрах непременно шла речь за завтраком. В кофе Евгения Львовна клала заменитель сахара, икру мазала на хлебец, через который Москву было видно! Глядя, как хозяйка набрасывается на тренажер, Нэтти начинала подозревать ее в мазохизме.

Наконец Нэтти поняла, что никакой мужчина не выдержал бы жизни в этом доме. Только такой же свихнувшийся на диете маньяк, как сама Раскатова. Но представить себе мужика, сыплющего в кофе безвкусный порошок и жующего вместо сочного куска мяса капустный листик, Нэтти не могла. И на что он, спрашивается, после этого годен? Когда дело дойдет до спальни? Торшером в углу стоять? Нэтти поделилась этими мыслями с Диком, и тот долго хохотал. Потом сказал вполне серьезно:

— Знаешь, подруга, ты права. Там никто не выживет. И давно не пытался.

Она была удовлетворена. Раскатовой никто не нужен, она вполне довольна собой. Это понятно. Что же касается Дика… Он не любовник Евгении Львовны и никогда им не был. Это главное. Нэтти хотела его для себя.

Он нравился ей все больше и больше. В отличие от Новлянского, который откровенно раздражал, потому что кокетничал, как женщина. Приходил на репетиции в трико, демонстрируя свои мускулы, читай «прелести», и по-женски стройные ноги. Ей же в это время приходилось много работать и терпеть. А тут еще заигрывания личного тренера! Правильно сказал Дик: вместо мозгов сплошные рефлексы!

Она боролась за свою талию. Не по собственной инициативе, а потому, что так было надо. Ее собственная внешность всегда устраивала. Нэтти никогда не считала себя красавицей, потому что была девушкой умненькой и знала за собой другие достоинства. В ее лице не было ничего запоминающегося. Чистый лист, как сказал Дик. Они с Олегом поделили Нэтти пополам. Дику досталось лицо Нэтти и сам ее образ, а Олегу — тело. Ему предстояло лепить фигуру красавицы. Причем Носков якобы в шутку долго возмущался, почему это не ему досталась лучшая часть.

Она промолчала. Ему ведь досталось больше: ее сердце. Никогда Новлянский не получит того, что Дик. Никогда Нэтти не скажет Алексу правду. А Дику скажет. Надо только выждать какое-то время…

…Дик же взялся за нее всерьез. Он проигнорировал все возражения Нэтти и заявил, что лучше знает, как будет хорошо, а как плохо. Первое, что из нее надо сделать, — это блондинку. К тому времени из сплетен, которыми было полно агентство, Нэтти о нем уже многое знала. В позапрошлом году Носкову стукнуло тридцать. Он был и парикмахером, и портным; ходили слухи, что в его доме даже хранятся вещи, вязаные крючком. Носков умел и причесывать, и гримировать, и создавать имидж, и подбирать костюмы. И все вышеперечисленное — за одну зарплату. Раскатова была скупа, приходилось прихватывать на стороне. На работу он приходил во второй половине дня, иногда не приходил вовсе, и тогда Раскатова бесилась и грозила его уволить. Но не увольняла — скрепя сердце, принималась за работу сама. Клиенток у Ричарда хватало, и платили они хорошо. Женщины отмечали невероятное чутье Носкова. Он придавал им неповторимость. И дамы терпели просто-таки потоки злословия, пока Ричард работал. Носков называл это вдохновением. Когда ловил его, то болтал беспрерывно. К своим богатым клиенткам он часто испытывал неприязнь. Про себя, а иногда и вслух называл их дурами и коровами. Но добросовестно делал из «дур» и «коров» красавиц и светских львиц. За что его и ценили.

Совсем по-другому было с Нэтти. Она не была дурой. Дик подозревал, что в Нэтти кроются многие таланты. Он чувствовал в девушке загадку. И радовался, что в его умелые руки попал бесценный материал. А как же ему хотелось ее загадку раскрыть! Но Нэтти только таинственно улыбалась.

Пока Ричард Носков бился над загадкой Нэтти, он делал из нее обворожительную женщину. Над волосами колдовал почти весь день. Она устала, просила перерыва, даже назвала его Ричардом. Но тщетно. К вечеру стилист добился того, чего хотел. Пышная золотистая копна чуть вьющихся волос упала ей на плечи. Раскатова наконец решилась подойти, взглянула на Нэтти через зеркало, спросила:

— Ты уверен?

— На все сто. Видишь, как заиграла? Скулы-то чуть-чуть косые. Самую капельку, и в шатенке этого не разглядеть. А глаза, как у кошки. Хотя и голубые. В роду у девочки определенно были монго-ло-татары. Именно при таком цвете волос косые скулы становятся очаровательно пикантными. Хорошо бы разрез глаз немного исправить. Это уже к пластическому хирургу, но до регионального конкурса не успеем.

— К какому хирургу? — испугалась Нэтти. — Я никогда не делала никаких операций!

— Успокойся ты! — Дик тронул ее за плечо. — Все великие актрисы это делали. И фотомодели. Думаешь, родились такими? Нет в природе совершенства! А ты даже ничего не почувствуешь. Мы еще немного поколдуем над окончательным рисунком твоего лица и тогда уже сделаем небольшую пластическую операцию. Совсем крохотную. А сейчас я попробую легкий макияж. Сильно гримировать не буду, а просто определю твои цвета. Момент.

Он достал кипу разноцветных платочков, скрепленных друг с другом. Приложил ее к шее Нэтти и стал «листать», бормоча:

— Не то, не то… Все-таки твои цвета теплые.

— Не поздно? Не пора закрываться, а? — спросила Раскатова.

— Десять минут. Потом все поедем ужинать с новой красавицей. Отпразднуем второе рождение.

— Носков, ты забыл, что я на диете? И Нэтти тоже, — напомнила Евгения Львовна.

— Не надо портить девочке характер. Она не обжора, как Танька Петухова. Это сразу видно. Нэтти, у тебя есть сила воли?

— Смотря о чем речь, — ответила она.

Когда он до нее дотрагивался, не было сил сопротивляться. Теперь Нэтти стал понятен смысл слова «отдаться» в его устах. Еле заметно касаясь ее, Дик создавал такую иллюзию полной физической близости, что это было посильнее самых страстных поцелуев и объятий. Нэтти даже чувствовала покалывающие тело иголочки. Волна подхватывает, мягко покачивает, поднимает все выше и выше… Полная расслабленность и ожидание того, что вот сейчас-то и произойдет самое прекрасное…

— Ну вот и все.

— Все? — разочарованно спросила она.

— На сегодня.

Нэтти послышалось в его словах обещание. Возможен роман между будущей королевой красоты и ее стилистом? Только тайный! Она вдруг сообразила, что пока Дик работал, он все время молчал. Это было на него не похоже.

— В зеркало-то посмотри, — услышала она. Да, это было совсем другое лицо. Уже не ее, хотя и очень красивое. Незнакомая блондинка с голубыми глазами, светлыми кудрями и величественным ртом. Дик положил руки ей на плечи и нагнулся к зеркалу. Не отрываясь, смотрел на ее отражение. Она чувствовала запах его одеколона. Макушки касался его подбородок. Оба почти не дышали.

Ей показалось, что руки его теплеют. Его дыхание сделалось хриплым. Еще минута — и можно броситься друг другу в объятия, почувствовать наконец вкус его губ.

. — Ну что, подруга? — Он как-то искусственно засмеялся. И снял руки с ее плеч. — Тебе нравится?

— Ты-то сам что думаешь?

— Я начинаю чувствовать себя Пигмалионом. Нет, идиотом. Ты по-прежнему ты, а я по-прежнему я. Мир не изменился. И вообще, гримерная — не место для откровений.

— Ты любил когда-нибудь? — спросила Нэтти.

— Ну, со мной это случалось, — осторожно ответил он. — Смотря что ты понимаешь под словом «любовь». Мне жутко хочется спросить тебя об одной вещи. Впрочем, я и сам должен был догадаться…

— Ты хочешь спросить, были ли у меня…

— Ну, ты идешь, что ли, Носочкин? — В гример-ку заглянул Алекс.

Подошел, с интересом взглянул на эффектную блондинку, присвистнул.

— Слушай, Нэтти, ты, что ли? — и с чувством добавил: — С ума сойти! Знаешь, Носков, когда я задумаю жениться на страшной как смерть и глупой, но очень богатой телке, я для начала пришлю ее к тебе. Ты специалист по превращению лягушек в принцесс. Сделаешь моей невесте точно такое же лицо.

— А мозги кто ей сделает? Твои для пересадки не годятся. На одного хватает с трудом…

— Ты что, намекаешь на то, что я тупой? Слушай, Носочкин…

— Проехали. Аида в кабак. Раскатова платит.

На улице Нэтти сразу почувствовала, как изменилось отношение к ней окружающих. Особенно мужчин. Те теперь провожали ее жадными взглядами. Дик с довольным видом улыбался. Евгения же Львовна выглядела озабоченной. Ведь они ехали в ресторан! К этому мероприятию Эжени относилась со всей ответственностью и непременно брала с собой диету. Но очень уж хотелось Раскатовой посмотреть на новую Нэтти в движении и реакцию на нее людей.

Нэтти решила ехать с Диком в его машине, чтобы продолжить разговор, который был так интересен обоим. Новлянский без церемоний полез в «Рено» Эжени. Машину Носкова Нэтти еще не видела. Старый «Форд» немного ее удивил. Огромный, низкой посадки, вороного цвета, а по крупу пятна свежей краски. Сходство с боевым конем подчеркнул и сам Дик, похлопав «Форд» по капоту.

— Тпру. Стоять, мой красавец, стоять. Сегодня ты повезешь не смазливого идиота Новлянского, а милую девушку Нэтти. Ты должен радоваться, старик. Вам непременно надо познакомиться.

— Как его зовут? — Нэтти кивнула на «Форд».

— Россинант, — усмехнулся Дик.

— Ты опять напутал. Так звали лошадь Дон Кихота. А ты Ричард.

— Я просто не помню, как звали лошадь Ланселота. У меня проблема с рыцарскими романами: терпеть их не могу.

— При чем здесь Ланселот?

— Когда я думаю о своем дурацком имени, меня утешает только одно: что меня не назвали Ланселотом. У мамы, кстати, была такая идея. Садись в машину.

«Рено» уже отъезжал. Алекс-опустил стекло, крикнул:

— Чего тянете?

Уже в машине ей стало вдруг тоскливо. Общаться расхотелось. Она ведь не могла рассказать ему все. Правду, которая Дику наверняка не понравится. Станет ли он ее союзником? Или врагом? Пока еще Нэтти не могла за него поручиться. Время покажет. А под ложечкой сосало. Ей было тревожно. Нэтти собиралась завтра совершить сразу два решительных поступка: вырваться на встречу с Викой и послать маленькое письмецо домой. Одну весточку она туда уже отправила, хорошо было бы еще добыть денег. Нэтти кормили, одевали, учили, но наличных не выделяли ни копейки. Она понимала, что за этим стоит страх Евгении Львовны, которая не могла допустить, чтобы девушка вырвалась на свободу и, не дай бог, пошла по пути Татьяны Петуховой. Когда Раскатовой не было дома, Нэтти поручали ангелу Дашеньке.

Остановились у шикарного ресторана. Евгения Львовна морщилась и нервно теребила сумочку. Диета что-то тявкала ей в ухо, и мадам Раскатова заволновалась. Наконец она направилась к дверям. Дик кивнул Нэтти: иди следом. Они с Новлянским какое-то время смотрели ей вслед, потом переглянулись.

— Хороша, — сказал Алекс. — Обрати внимание: все на нее смотрят. Но работы еще много.

— Да, она не красавица, — кивнул Носков. — У нее менталитет серой мышки. Глаз не поднимает. Сутулится. И все бочком, бочком. Работы впереди пока много, ты прав. Но — хороша!

Итак, новым имиджем Нэтти все остались довольны. Сам же вечер в ресторане был безнадежно испорчен Эжени. Подозвав официанта, она первым делом заявила:

— Молодой человек, я вегетарианка. Есть у вас что-нибудь низкокалорийное и овощное?

— Может быть…

— И у меня аллергия на грибы.

— Тогда…

— И на речную рыбу. И кукурузу под любым соусом и в салатах я тоже не выношу.

Официант не удержался и посочувствовал:

— Вы тяжело больны, наверное?

— Что вы себе позволяете? Позовите управляющего! — взвилась Эжени.

Дик спокойно взял у официанта меню и под столом наступил Евгении Львовне на ногу.

— Остынь, — сказал ей на ухо. И добавил что-то совсем тихо, отчего Раскатова сдулась, словно проколотый воздушный шарик, и затихла.

Дик сделал заказ, о чем-то договорившись с официантом, улыбнулся Нэтти, подмигнул Новлян-скому, потом, заметив кислое лицо Евгении Львовны, слегка кольнул:

— Может, он прав насчет тяжелой болезни, Эжени? Я догадываюсь, когда она началась.

Раскатова вздрогнула, но промолчала. «Не у меня одной в шкафу спрятан скелет», — подумала Нэтти. Дик, безусловно, имел влияние на свою хозяйку. Но есть принесенное официантом Евгения Львовна все равно не стала. Вяло ковырялась в своей тарелке, заглядывала без конца в чужие, тянула носом аппетитные запахи, доносящиеся с кухни, вздыхала и в итоге испортила всем аппетит.

Если бы не Дик с его неизменными шуточками, атмосфера за столом была бы как на похоронах, а не на втором рождении. Музыка, впрочем, звучала мажорная. Неожиданно возле их столика возникло лицо кавказской национальности и с сильным акцентом сказало:

— Дэвушку вашу можно?

Все разом перестали жевать. Не дождавшись, пока закончится многозначительная пауза, пылкий восточный мужчина нетерпеливо повторил:

— Я спрашиваю, дэвушку вашу можно на танэц пригласить?

Новлянский с Диком переглянулись: к кому, собственно, вопрос? Кто отвечает за Нэтти? Ответила Раскатова, все с тем же кислым выражением лица:

— Она не танцует.

Мужчина посмотрел на Евгению Львовну с интересом.

— Ты ей мать?

— Что?! — Эжени швырнула на стол вилку.

— Она ей отэц. — Дик подмигнул. — Об операции по смене пола слышал, дорогой?

Мужчина попятился. Нэтти, пытаясь подавить приступ смеха, закусила губу, Новлянский по-бабьи хихикнул, а Эжени разразилась гневной тирадой.

— Это все из-за вас, — закончила свою речь Евгения Львовна и тут же потребовала от официанта счет. После чего пулей вылетела из ресторана, не забыв буркнуть Нэтти: — Я жду тебя в машине. Поторопись.

Нэтти вспомнила, что у нее нет денег даже на метро. Конечно, можно одолжить у Дика или у Новлянского. А куда ехать? Нет уж, милая. Назвался груздем — всей птичке пропасть. Коготок увяз — полезай в кузов. Очередная шуточка Дика. И выйдя из ресторана, она села в машину Евгении Львовны. Назад дороги нет. Пока нет.

Она уже знала, чем пахнет ад. Потом, обильным и едким потом. Сам ад выглядел красиво: зеркальные стены, балетный станок, на полу — желтые маты. Мягкий пол все время выталкивал Нэтти на поверхность, как поплавок. Она часто падала, надеясь разбиться в кровь и получить передышку, но, как и в настоящем аду, окончания пыток не предусматривалось. Короткий перерыв на сон — и все начиналось сначала.

Когда-то она любила физкультуру. Но то была физкультура. Существовали нормативы. Не сдав на «отлично» один, можно было вытянуть хорошую четвертную оценку на другом. Теперь же надо бьшо все параметры тела сдать на «отлично». Нельзя вытянуть на высший балл талию и «провалить» грудь. При выходе на сцену в купальнике придирчивому жюри все будет видно. А ведь Нэтти — не совершенство. Самая обычная девушка высокого роста, худощавая и немного сутулая.

— Все лечится, — с уверенностью сказал Алекс. Не сказал только как.

На следующий день она чуть не взвыла.

— Вверх-вниз. Вверх-вниз, — командовал Новлянский. Они делали пресс. Подъем туловища. Вверх-вниз. — Еще двадцать раз. Что ты на меня уставилась? Работать!

Вечером она легла в постель, закрыла глаза и застонала. В ушах беспрерывно звучало: вверх-вниз. «Я тебя ненавижу, подруга! Ненавижу! Это ты меня во все это втравила!» Первую неделю у нее все болело. Нэтти чувствовала каждую свою мышцу. Постепенно у нее переболело все: руки, ноги, спина, живот. А Новлянский только улыбался. Иногда Нэтти срывалась, кидаясь на него:

— Садист! Издеваешься, да? Удовольствие получаешь?

— Это моя работа, — важно говорил Олег.

— Ты хоть музыку включи! Это меня подбодрит.

— Рано тебе еще музыку. Мышцы слабые. Будешь смотреться как корова на льду. Таким телом невозможно управлять. Спину не держишь — значит, пресс еще слабый. Сколько раз сегодня делала упражнение?

— Сорок.

— Мало. Слушай, чем ты в детстве занималась? Уж конечно, не спортом! Тогда чем?

— Тебя не касается, — огрызалась она.

Нэтти уже искала пути к отступлению. Она не думала, что будет так тяжело. Впереди не намечалось никакого просвета. Работа и еще раз работа. Одна боль уходила, но тут же приходила новая. Новлянский был изобретателен, как сам сатана. Казалось, что мучениям не будет конца.

Но однажды, завтракая вместе с Евгенией Львовной, Нэтти заметила, что спина ее уже не ищет опоры, как раньше. У стула по-прежнему имелась спинка, на которую можно было откинуться, немного расслабясь. Вот только теперь она оказалась не нужна. Было очень легко сидеть прямо, не сутулясь. Потом пришло и другое ощущение: легкость движений. Казалось, стоит только захотеть превратиться в птицу — и руки сами станут крыльями. Ноги на удивление легко отрывались от земли, словно бы ее притяжение внезапно уменьшилось вдвое.

Эти перемены в Нэтти заметили все. И даже сам мучитель похвалил в первый раз:

— Держишь спину. Теперь вижу, что держишь. И все изменилось. От занятий в спортзале она начала получать удовольствие. И даже немного жалеть тех, для кого так и не уменьшилось земное притяжение. Кто ходит, будто на ногах пудовые гири. В то время как можно летать! Спасибо тебе, подруга! За то, что ты меня во все это втянула!

Ее отношения с Новлянским изменились тоже. У них теперь оставалось время для флирта. Нэтти решила с ним поиграть. Она уже поняла, что завербовать в союзники Дика будет непросто. Носков слишком умен. Ключ к нему надо еще отыскать, а на это уйдет время. Алекс проще. Рефлексы вырабатываются гораздо легче, чем завоевываются сердца.

Однажды она подошла к Алексу и легко пробежалась пальчиками по его предплечью.

— Какие мышцы! А ты сможешь меня поднять?

— Зачем?

Он отстранился и посмотрел ей в глаза. Нэтти улыбнулась.

— Прорепетируем поддержку.

— Я с тобой в паре танцевать не собираюсь.

— Боишься? Ты меня боишься?! Алекс сердито засопел.

— За кого ты меня принимаешь?

Она рассмеялась, повисла у него на шее, поджала ноги.

— Поднимай!

Он воровато оглянулся на дверь, потом подхватил ее и легко поднял на руки. Глаза в глаза. Нэтги потянулась к его губам. Последовал долгий поцелуй. Его руки дрогнули. Она засмеялась.

— Уронишь!

Они вместе упали на желтые маты. Нэтга запустила руку в короткие густые волосы, нежно пропела:

— Мой милый сладкий мальчик, как нам могло бы быть хорошо! Может, когда-нибудь, когда все это закончится, и я стану наконец собой…

Она внезапно замолчала. Новлянский какое-то время, приподнявшись на локте, разглядывал ее, морща лоб, потом вдруг спросил:

— Ты что, нас всех за нос водишь?

— А чего ты так испугался?

— Ты вообще кто?

— Я? Молодая красивая женщина!

Она пружинисто вскочила. На лице Алекса промелькнула тень. А Раскатову он боится больше!

— Не бойся, — сказала она. — Все идет по плану, И у меня неплохо получается. Хочешь возразить?

— Я не… не все понимаю.

— А что непонятного? Мне нужен твой телефон! Денег, чтобы купить свой мобильник, у нее пока не было. Если она выказывала недовольство по этому поводу, Раскатова тут же протягивала свой: «Звони». «Некому», — тихо отвечала Нэтги. Не звонить же Вике с мобильника Евгении Львовны или из ее квартиры! Раскатова не должна знать о существовании подруги! Нэтти была уверена: ангел Дашенька за ней шпионит. Ей же в обязанность вменялось опускать в почтовый ящик корреспонденцию Нэтти, если таковая будет. Нэтти пребывала в уверенности, что предварительно Дашенька должна была вскрыть конверт и ознакомиться с содержанием письма. А вот этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Ей же необходимо было встретиться с Викой и выяснить, как у той идут дела. Поэтому Нэтти вкрадчиво сказала Олегу:

— Послушай, ты не считаешь, что я живу в тюрьме? Что мне надо иногда немного расслабиться?

— Но Эжени…

— И где мы, по-твоему, могли бы встречаться, не боясь, что нас застукают?

— Ты не можешь поехать ко мне, — испуганно сказал Новлянский. — Я живу не один. С родителями. С сестрами. Их детьми. У нас полон дом народу! А снять квартиру…

— У меня есть подруга. Она снимает маленькую комнатку. Правда, я не знаю, съехала Вика оттуда или еще нет. Могу я ей позвонить?

Он кивнул, поспешно вскочил и отправился за телефоном. Нэтти даже стало его жалко. Глупый маленький мышонок. Как легко он повелся на кусочек сыра! И конечно, приписывает победу своей неотразимости! Она задумалась. В Новлянском так много женского! Страсть к красивым тряпкам, косметике, украшениям, кокетство, бесконечные романы, в которых Олег увлечен только одним предметом — собой. Плюс эгоизм, мелочность, завистливость. И он рассчитывает с выгодой жениться! Неужели найдется дура, которая…

— Держи, — Олег, улыбаясь, протягивал телефон. Вика оставила ей свой рабочий. Было около пяти часов вечера. Нэтти набрала номер.

— Вика? Это Нэтти. Наташа. Сможешь ты завтра со мной встретиться? Надо обсудить одно очень деликатное дело. — Она покосилась на Олега. — Я думаю, что вечером смогу вырваться. Если ты подъедешь в одно место.

Она имела в виду кафе, расположенное поблизости. Договориться с Олегом не составит труда. Новлянский ее прикроет. Вон как смотрит! Словно телепатему посылает: «Я ваш раб навеки»! Что ж, посмотрим, как это удастся использовать.

С какой радостью Нэтти воспользовалась драгоценным часом свободы! Она бежала на встречу с подругой! Олег Новлянский был уверен, что это во имя него, любимого, но в окно на всякий случай посмотрел. Что ж, он увидел высокую симпатичную блондинку, которая подошла к другой высокой симпатичной блондинке. На этот счет Нэтти была спокойна.

Вика пришла вовремя. Немного запыхавшись, сказала:

— С работы. Боялась опоздать. Ты говорила, что вырваться тяжело.

— Пойдем в кафе. Скажу сразу: у меня нет денег. В моем контракте было оговорено всё, кроме денежного содержания на период обучения. Ни копейки не дают, представляешь?

— Ничего страшного, — тут же ответила Вика. — Я только что получила зарплату.

— У меня всего час. Идем.

Направились в кафе. Вика все время косилась на подругу. А сделав заказ, не выдержала:

— Классно выглядишь! Я вот натуральная блондинка, а такого эффекта нет! Послушай, ты можешь сказать своему парню, чтобы сделал мне такую же прическу?

— Он не мой парень. — Нэтти пожала плечами. Вика уловила в голосе подруги сожаление:

— Да ты, похоже, неравнодушна к своему парикмахеру?

— Дик не парикмахер. Стилист.

— Я тебя очень прошу…

Принесли заказ. Нэтти смотрела, как подруга с аппетитом набросилась на куриные крылышки. Придвинула тарелку, почувствовала запах еды и… Поняла, что есть это не сможет. Добилась-таки своего Раскатова! Холестерин теперь не только ее враг, но и Нэтти.

— В чем дело? — Вика удивленно посмотрела на нее. — Почему не ешь? Вкусно!

— Я не голодна. Закажу салат. — Нэтти подозвала официанта. Потом спросила: — Как твои дела?

— Ты думаешь, это быстро?

— У меня бы получилось быстро.

— Но я не ты, — сказала Вика с сожалением. Зашедшие в бар парни посмотрели на двух симпатичных блондинок с интересом.

— Сейчас клеиться начнут, — усмехнулась Вика. Нэтти тут же потянулась к ней, нежно обняла и поцеловала в щечку. Парни дружно заржали и вслух обменялись весьма откровенными замечаниями. Потом взяли пива, две курицы гриль и отошли в другой конец зала.

— Все нормально? — спросила Нэтти.

— Как это у тебя получается? Ты — молодец! Послушай, помоги мне. Уговори своего стилиста: пусть поработает со мной.

— Если ты уверена, что это поможет…

— А как же! — возбужденно заговорила Вика. — Какую красавицу он из тебя сделал! А я что? Как была провинциалкой, так ею и осталась! Мне сейчас позарез нужно стать красавицей. Я никогда тебя не забуду, честное слово! Нам хватит денег на двоих.

— Значит, пока никак? — сделала вывод Нэтти.

— Ты даже не представляешь, какая мегера жена начальника! — пожаловалась Вика.

— Ну отчего же. Я ее видела. Она неумная женщина. Не знает о лучшем способе удержать мужчину.

— О каком? — с интересом спросила Вика.

— Дать ему полную свободу. Не навязываться. Не ходить за ним хвостом, но быть в курсе всего. Особенно в курсе его интересов. Действуй решительнее и увидишь: тебя ждет успех. И поторопись. У меня через неделю региональный конкурс.

— Через неделю! Я ни за что не успею! Тебе придется туда поехать.

— Ты понимаешь, чем это может закончиться? Нэтти вздрогнула.

— Ты победишь! Ты сейчас настоящая красавица! Я бы сама выбрала тебя самой-самой, честное слово! Не бойся ничего! Мы справимся!

Нэтти вздохнула:

— Не уверена. А с Диком насчет тебя я поговорю…

…Вопрос о ее участии в региональном конкурсе был решен единолично Евгенией Львовной Рас-катовой. Олег Новлянский и Дик в один голос твердили, что она еще не готова. Но, посмотрев на Нэтти в спортзале, а затем на сцене, во время дефиле в вечерних платьях, Эжени решила, что попробовать можно. Членам жюри можно сделать ценные подарки, чтобы не сомневались в выборе. Все-таки провинция, там с этим проще. И девочку «обкатать». Для участия во всероссийском конкурсе ей нужен титул. Мисс Хоть-чего-нибудь. А на провинциалок сейчас большая мода. Считается, что они свежие, неиспорченные. В общем — ехать! Однозначно!

Меж тем Евгения Львовна чувствовала: что-то происходит. Между Нэтти и Диком, между Диком и Алексом, между Алексом и Нэтти. Завязывается конфликт. Но в чем его суть? Девочка не так проста. И втайне от всех Раскатова решила навести о Нэтти справки.

НО ВОТ КОРОЛЕВА УБИТА

ДЛЯ ДЕБЮТА БУДУЩЕЙ КОРОЛЕВЫ КРАСОТЫ была выбрана ее родина. Не малая, где Нэтти родилась, а областной центр — город с миллионным населением, куда ездила всего два раза в жизни. Однажды их класс возили в цирк, в другой раз с мамой за платьем для выпускного бала. Разумеется, она волновалась. Была и еще одна причина, по которой Нэтти не хотелось на родину. Ее могли узнать. Кто-то жаждал славы, она же опасалась.

И сам процесс. Выйти на сцену в одном купальнике, услышать, быть может, не совсем лестные комментарии! Она на это не подписывалась! Она не игрушка толпы! Дик и Алекс пытались ее успокоить.

— Ну что тут такого? Выйдешь, улыбнешься, скажешь пару слов. О том, как ты видишь свое будущее. Говорить ты умеешь. Потом тебя объявят победительницей и наденут на голову корону. — Дик сверкнул зубами. — О том, чтобы она держалась, я позабочусь.

Нэтти метнула в его сторону удивленный взгляд. Что он знает?

— Я имею в виду прическу, — невозмутимо сказал Носков.

— Нэтти, не трусь. Я буду рядом, — подмигнул Новлянский.

«Вот идиот! — подумала она. — Тоже мне надежная стена, за которой можно спрятаться!»

— Ну как вы не понимаете! Как вы не понимаете! — застонала она.

Но чего именно они не понимают, Нэтти объяснить пока не могла. И мучилась оттого, что не в силах довериться даже Дику. Раскатова же откровенно радовалась:

— Вот и чудненько! Вот и замечательно! Хорошо, что ты не москвичка! Свежая провинциальная девочка, и все при тебе! Улыбнись!

Евгения Львовна мысленно потирала руки. Она тайно показала все-таки свою воспитанницу людям влиятельным и услышала о ней немало лестного. Говорили о большом будущем, серьезных контрактах.

— У девочки есть шанс стать настоящей звездой, — сказала о Нэтти одна важная дама. — Что-то в ней определенно есть. Выделяется из толпы. Не глупа она?

— В этом-то все и дело, — тут же вырвалось у Раскатовой, но язычок Евгения Львовна сразу прикусила. Не глупа! Очень даже догадлива! И характер у нее есть. Ох и характер! Будет ли Нэтти послушной? Но это потом. На всякого есть методы. Сейчас главное — получить под воспитанницу деньги. Под те миллионные контракты, которые с ней заключат. Итак, на вокзал!

Для Раскатовой предстоящая поездка была не слишком приятной, но необходимой. Вояжи в провинцию Евгения Львовна не любила, ей там было некомфортно. Зато Олег Новлянскии обрадовался. Дома у него была толчея, и он радовался вбз-можности выспаться в номере. Дик тоже рад был отдохнуть от своих богатых клиенток. Услышав о его отъезде на несколько дней, «дуры» и «коровы» разочарованно вздохнули: Носков их забавлял.

Билеты взяли в одно купе. Оказавшись на Казанском вокзале, Нэтти расстроилась окончательно. Ей почему-то казалось, что это дорога в один конец. Туда уедешь, а обратно в столицу уже вряд ли вернешься. Она стояла на перроне, безразличная и к суете вокруг, и к брюзжанию Евгении Львовны. Раскатова бесилась. С одной стороны, она жалела свою машину: весенние дороги и в столице становились ужасными, что уж говорить об их состоянии за границей Московской области! Новенького «Рено», конечно, было жалко, но и себя Евгения Львовна успела пожалеть. Носильщик уронил ее чемодан в грязь, на подол длинного светлого пальто наступили..

— Это кошмар какой-то! — постанывала она. Носков как всегда не выдержал. Он нарочно ступил в лужу рядом с Евгенией Львовной, и фонтан грязи брызнул на ее пальто. Раскатова взвизгнула:

— Осторожно! Ты еще! Как я это очищу!

— Нормальные люди не надевают в дорогу светлые вещи, Эжени. Посмотри на Нэтти.

Та стояла, подняв воротник темной куртки, и без интереса наблюдала за вокзальной суетой. Опять эти бесконечные клетчатые сумки! Женщины, похожие как две капли воды на тех, что садились в поезд, когда она сбежала из дома. Все возвращается на круги своя.

— Мог бы нас отвезти! — пеняла Дику Раскатова.

— Сначала прибавь мне зарплату, чтобы я мог купить новую машину, — невозмутимо парировал Носков. — Ты знаешь, что мой «Форд» может развалиться по дороге?

— А у меня вообще машины нет, — улыбаясь, отмазался Новлянскии.

— Вы все делаете мне назло…

— Хватит ругаться, посадку объявили, — оборвала их Нэтти.

Толпа тут же хлынула к вагонам. Раскатова отпрянула от несущихся на нее людей. На лице ее было написано отчаяние. Похоже, в эту минуту дама созрела для того, чтобы пожертвовать во имя собственного спокойствия новеньким «Рено». Нэтти вдруг звонко рассмеялась.

— Ты что? — Дик обернулся.

— Так. Нас ждет веселый вечерок. Он понял, покосился на Раскатову.

— Ничего, я знаю к ней подход. Очутившись в купе, Евгения Львовна упала на сиденье и сразу же утратила форму, превратившись в мешок с тряпьем. Растеклась и принялась постанывать. Нэтти поняла, что толку от нее не будет, сама отдала проводнице билеты, потом взяла белье и приготовила всем постели. Новлянскии и Дик вышли в коридор, а Евгения Львовна все время перемещалась в сторону, противоположную от хлопочущей Нэтти, тем самым совершенно устраняясь от процесса обустройства во временном пристанище.

— Вы когда-нибудь были бедной? — поинтересовалась Нэтти.

— Что? — удивленно вскинула брови Эжени.

— Нет, похоже, не были. Это многое объясняет. Вскоре Раскатова переоделась в роскошный халат и в одиночестве расположилась на нижней полке, жалуясь на мифическую головную боль. Нэтти прекрасно знала, что Евгения Львовна здорова как конь. Чему там болеть, в организме, очищенном от шлаков до состояния стерильности? Ни один микроб не выживет в такой среде! Новлян-ский сделал вид, что ему на все наплевать, а Дик полез в сумку и достал бутылку дорогого коньяка.

— Эжени, прими для сугрева.

— Что? Это же куча калорий! Спиртное!!

— Что ты понимаешь! Это всего лишь жидкость! Лучшая в мире жидкость, со вкусом и запахом, а главное, с градусами.

— Я после коньяка есть захочу, — все еще сомневаясь, покачала головой Раскатова.

— Не успеешь. Уснешь.

Дик достал одноразовые стаканчики и плеснул даме граммов сто пятьдесят. Та выпила залпом, не морщась, так что Нэтти сразу заподозрила у нее солидный алкогольный стаж. А как же тогда калории? Что было в ее прошлом? Чего не знает Нэтти, но знает Дик? Меж тем тот налил в стаканчик такую же порцию, протянул Новлянскому. Тот покачал головой:

— Не пью.

Носков выпил сам. Хотел было налить еще, но Раскатова встрепенулась.

— Нет, нет, только не Нэтти! Девочка должна завтра быть в форме!

Язык у Эжени заплетался. На вечно голодный желудок спиртное действует убийственно. Пьяная Эжени уснула моментально, а Дик вновь наполнил стаканчик и протянул Нэтти.

— Давай, подруга. Сдается мне, такая доза тебе формы не испортит.

Новлянского в купе не было: он вышел в коридор, услышав там женский смех. Раскатова спала. Нэтти спокойно опрокинула в себя коньяк, бросила в рот виноградинку, отщипнув ее от янтарной грозди. Дик сделал движение бровями:

— Гут. Даже зер гут.

— Надо говорить «олл раит», если косишь под англичанина.

— Вечно путаюсь. Еще?

— Как сам.

— Подруга, мы с тобой просто созданы друг для друга! Почти рифма. Как я? Хорош? Остроумен?

— Послушай, а сколько лет ты знаешь Эжени? — спросила она, посчитав, что настал момент для взаимных откровений.

— Миллион. Год рядом с ней равен всему ледниковому периоду. Я заморожен, как мамонт в сибирской тайге.

— Тебя отогреть?

— Не стоит. Сейчас вернется наш смазливый идиох Кстати, что у тебя с ним?

— Так заметно?

— Не у тебя. У него.

Новлянский появился тут же, словно стоял под дверью и подслушивал. Заговорил возбужденно и с фальшивым восторгом:

— Там две такие курочки в соседнем купе! Потрясные девчонки! А вы тут о чем треплетесь?

— О тебе, ненаглядный, о тебе, — усмехнулся Дик.

— И что вы обо мне говорили? — подозрительно спросил Новлянский.

— О том, как ты прекрасен, мой юный принц! Как хороши твои сияющие очи в рамке грязного вагонного окна! Как воняет твой гель для волос! И твой одеколон! Кстати, где ты берешь эту гадость? Хочу такой же для очередного появления перед своими тараканами. Авось они меня оставят. Ведь я их разлюбил, — печально сказал Носков.

— Носочкин, знаешь, как мне надоели твои дурацкие шуточки?

— Вот и иди к курочкам в соседнее купе. Оставь нас.

— Ни за что.

Новлянский сел на нижнюю полку в ногах у Эжени. Та хрюкнула во сне, перевернулась на спину и захрапела. Дик сказал вдруг, задумчиво глядя на храпящую даму:

— Представляешь, Нэтти, когда-то наша Эжени была толстой…

— Шутишь?

— Толстой, доброй бабой. И хлебосольной. Накрывала такие столы! Сама любила покушать и… выпить. Что с нами жизнь делает, а?

Нэтти было интересно узнать подробности, но Дик неожиданно замолчал. Она посмотрела на него и поняла: не скажет больше ничего. Покосилась на Олега и вздохнула:

— Я все равно боюсь.

Олег только пожал плечами, зато Дик насторожился.

— Давай все-таки попробуем, — осторожно сказал он. — А чтобы никто не усомнился в том, что ты первая, я дам тебе один совет. Запомни: на сцене ты должна быть одна. Все это только для тебя: музыка, заполненный зрительный зал, ведущие, жюри, цветы. А главное — корона. Только для тебя. Вокруг — пустота. Остальных ты просто на хвосте не чуешь. Нет их. Ни одной. Ты уже смотришь на них правильно: жалеешь. Они хуже, и никто в этом не виноват.

— Но, может быть, для кого-то первое место действительно шанс? Мне-то это что мертвому припарка! У меня нет будущего! — отчаянно сказала она.

— Откуда ты знаешь? Это неплохая жизнь. Не самая худшая, во всяком случае… Я давно хотел с тобой поговорить. Откровенно. Новлянский, ты дремлешь?

— Тебя слушаю, трепач. — Олег открыл глаза. — Давайте лучше в карты поиграем. Не люблю философию.

— Правильно, это работа для мозга. Который функционирует. А твой спит. По моему глубокому убеждению, с самого рождения.

— Ты мне просто завидуешь.

Олег зевнул. Дик чуть с полки не упал.

— Ну-ка, ну-ка.

— Ты шут. Человек с глупым именем. Тебя не только назвали по-дурацки, но еще и уронили из коляски головой об асфальт. Я думаю, что ты больной. А кривляешься, чтобы никто об этом не догадался.

— А мальчик-то мыслит! Значит, почти существует! А? — обрадовался Дик.

Нэтти рассмеялась — и тут Новлянский не выдержал и кинулся на своего обидчика с кулаками:

— Давно мечтаю набить тебе морду…

Дик ответил ему довольно-таки удачным ударом, и Нэтти вдруг испугалась. Только драки здесь не хватало! Им объединяться надо, а не воевать!

— Тише вы! Оба! Тише! — зашипела она. — Эжени просыпается! Хотите, чтобы вечер был испорчен?

Это их сразу отрезвило.

— Ладно, сочтемся, — сказал Новлянский, поднимаясь с пола.

Дик улыбался.

— Мы сейчас поиграем в карты, — сказала Нэтти. — Тихо и спокойно. Завтра тяжелый день, послезавтра тоже, не треплите мне нервы. На сцену мне выходить, не вам.

Они послушались. Нэтти чувствовала: еще чуть-чуть — и у нее будет двое рабов. Она их под себя подомнет. А вот что делать с Эжени? Она кинула взгляд на спящую женщину. Как там сказал Дик? Была толстой и любила выпить? Это повод для размышлений…

Поезд прибыл в десять утра. Погода была солнечной, не как в Москве, и Нэтти стало чуть легче. Пахло весной: талым снегом, влажной землей, мокрым асфальтом. Повсюду сверкала вода, в ней отражалось огромное солнце. Глаза слезились, в горле першило. Но настроение все равно было отменное. Весна! Даже Раскатова перестала брюзжать. Евгения Львовна — столичная штучка в светлом кашемировом пальто и темных очках — вызывала удивление у встречающих московский поезд. На нее косились. Крикнули носильщика. Нэтти шла замыкающей, сердце ее тревожно билось. Весна!

Расселившись по своим номерам, они позавтракали в ресторане при гостинице. Потом Раскатова ушла решать организационные вопросы, а Олег, Нэтти и Дик отправились взглянуть на помещение, в котором должен был проходить конкурс. Этот день отдали Нэтти на адаптацию. Во второй его половине она должна была присоединиться к остальным девушкам, приехавшим из разных городов области. Приглашены были поп — и рок-группы, из хвоста отечественного хит-парада, не требующие особых условий и бешеных гонораров. Ну и местные звезды не хотели упустить случая блеснуть перед публикой и напомнить о себе. Вечером должна была пройти генеральная репетиция.

Нэтти немного нервничала. И мысленно успокаивала себя: кто в ее родном городе будет смотреть этот конкурс? По ЦТ не покажут, лишь в местных «Новостях», а кто их смотрит? В дневное время все на работе, вечерний эфир занят интересными передачами центральных каналов. Нэтти не слышала, чтобы раньше среди ее знакомых обсуждалась такая тема, как областной конкурс красоты. Чего бояться?

После утренней разминки с Олегом Нэтти чувствовала себя прекрасно. Остальные девушки на нее косились, и Нэтти понимала их взгляды: все-таки с ней работали настоящие профессионалы. А остальные так, любительницы. Впрочем, одна девица, похожая на испуганную лань, была ничего. Демонстрировала балетную растяжку, заводя при этом оленьи глаза, траурно обведенные огромными ресницами. Нэтти весь вечер умилялась этой очаровательной Бэмби. Зависти к сопернице у нее не было.

Новлянский и Дик сидели в зале, Раскатова отсутствовала. Уже после того, как девушек отпустили, Олег с чувством сказал:

— Хорошо смотришься! Молодец! Эжени зря суетится, тебе здесь конкуренток нет.

— А Бэмби? — грустно спросила Нэтти.

— Кто? — не поняли мужчины.

— Тоненькая балерина с дивными оленьими глазами.

— Ах, эта… — протянул Олег. — Да, ничего.

— Понимаешь, подруга, — вмешался Дик, — это тебе не зоопарк. Конечно, что-то животное во всем этом есть: стая самцов придет поглазеть на отборных самочек…

— Носочкин!

— Вот, кстати, один из них возмущается по поводу того, что кто-то говорит правду. Надо называть вещи своими именами. Хотя бы тем, кто на этих вещах делает деньги. Мы эксплуатируем основной инстинкт, что уж тут скрывать. Так вот о Бэмби: к восхищению ею примешивается жалость. Из жалости королевами не делают, запомни, Нэтти. Это жестокий спорт. Будь готова зубами рвать глотки.

— Кого вы из меня лепите?!

— Да ладно прикидываться! Пойдемте отсюда, сегодня здесь делать больше нечего. Репетиция закончена, статистки разбрелись по теплым кроваткам. Хорошо, если по своим. Новлянский, пошел бы ты проводил Бэмби.

— Сам иди, — огрызнулся тот. — Я тебе не трубадур.

— Ого! Интеллект проявляется в том, как к месту употреблено красивое слово! Я-то давно понял, что за внешностью менестреля скрывается циник и развратный тип. Тебе не песен надо, а тела, жалкий ты человек. А с Бэмби песня долгая. Пока доберешься до сути — охрипнуть можно, а у тебя, Алекс, только два дня.

— Заткнешься ты или нет?!

Нэтти самой хотелось отправить хореографа на поиски развлечений и отделаться от него на весь вечер, но она понимала, что Дик слишком прямолинеен. Зря он достает Олега. Новлянский теперь из вредности не оставит их наедине. Надо действовать через Эжени. Спихнуть Новлянского на руки Раскатовой. Сказать, что в светлом пальто она будет лучше смотреться рядом с темноволосым красавцем-пажом. Кто здесь знает о том, что Олег не ее любовник?

Сама Евгения Львовна выглядела довольной. Здесь, в провинции, она была вне конкуренции со своими изысканными манерами и нарядами. Импозантный господин из городской администрации не спускал с Раскатовой глаз, сопровождая ее повсюду, и та оттаяла. Нэтти следила за всем очень внимательно. Ей необходим был ключик к Евгении Львовне. Если они вчетвером не станут командой, то вся затея провалится в момент. Олега Новлянского Нэтти ей все-таки сплавила. Нажаловалась, будто тот подбивает пойти в кабак и просидеть там до полуночи.

— Я хочу выспаться, — заявила Нэтти. Раскатова тут же вцепилась в Алекса.

— Пойдем с нами, полуночник. Возьми с собой Носкова, а Нэтти пусть спит. Хороший цвет лица — главное для женщины. Ну и, конечно, минимум калорий, витамины, диета…

Нэтти чуть не заткнула уши. Ну сколько можно об одном и том же? Помешанная, не иначе. Прежде чем уйти, Новлянский посмотрел на Нэтти вопросительно. «Можно я потом к тебе зайду?» — прочитала она в его взгляде и так же взглядом ответила: «Нельзя». Он покосился на Дика, который сделал вид, что все это ему безразлично. И все трое ушли в сопровождении импозантного кавалера Эжени, который вызвался показать москвичам местные достопримечательности.

Она осталась одна. Главное, что в ее номере есть телефон. Первым делом Нэтти заказала междугородние переговоры и стала ждать. Прошел час. Она уже отчаялась, и вдруг…

— Алло! Кто это? Алло!

Комок застрял в горле, она все никак не могла его проглотить.

— Кто говорит? Алло!

Захотелось заплакать. Проглотив наконец комок, она тихо сказала:

— Мама, это я. Все наши дома?

…Они так и не узнали, где Нэтти, что собирается делать и когда вернется домой. Разговор шел ни о чем, общими фразами. На нее все еще сердились и никак не могли простить. Нэтти пообещала, что обязательно достанет деньги. Много денег. И все будут счастливы. Но для этого ей придется много работать, а им подождать.

Теперь Нэтти знала, что дома все в порядке. Живы-здоровы, скучают. Но долго лежала без сна, думая о своем будущем. Что делать? Надо бы послать им денег. А где взять? Вдруг она услышала осторожный стук в дверь. Только одного человека она Хотела сейчас видеть. И это был он. Новлянский вряд ли знал азбуку Морзе, она же ясно услышала: SOS.

Нэтти спрыгнула с постели и босиком побежала к двери. Дик стоял на пороге, держа в руках чахлый кактус в глиняном горшке.

— На, держи. — Он протянул горшок Нэтти. — Неудобно к девушке ночью и без цветов. Магазины закрыты, провинция. Вот, в холле прихватил. Поставь рядом с водой. Но не поливай. Пусть думает, что он по-прежнему в пустыне.

Нэтти взяла горшок и улыбнулась.

— Заходи. — Закрыла за ним дверь и спросила:

— А где остальные?

— В баре. Я изобразил любовь с первого взгляда к одной из местных красавиц и сказал, что хочу провести с ней ночь. Все поверили. А ты?

— А если серьезно?

— Если серьезно, то я честно довел девицу… До такси. Но поехали мы с ней в разные стороны. Я поклялся, что увезу ее с собой в Москву. Потому что я честный человек. Сначала штамп в паспорте, а потом все остальное. Ну, что с тобой? Ты вся дрожишь!

Нэтти прижалась к нему и несколько раз повторила:

— Мне страшно, мне страшно, мне страшно…

— Я понял. И пришел тебя успокоить. Сейчас ты расскажешь мне все. И мы вместе подумаем, что можно сделать.

Она подняла голову — и ее губы встретились с его губами. Она так долго не знала мужчины, что голова закружилась, ноги подогнулись, даже слегка затошнило. Захотелось немедленно утолить голод. Это была короткая, бурная схватка, словно с завязанными глазами в полной темноте, хотя в комнате горел свет. Они себя не контролировали. Она очень быстро достигла оргазма и отпустила его на свободу. Только после этого сказала:

— Да, я давно хотела с тобой поговорить. Ты только не кричи, выслушай меня спокойно…

Когда Нэтти закончила свой рассказ, он не сказал ни слова. Какое-то время они лежали молча. Он думал. Вдруг в коридоре послышались осторожные шаги, кто-то поскребся в дверь.

— Новлянский, — одними губами сказала Нэтти. — Я же дала ему понять, чтобы не приходил.

— Он дурак, — тихо сказал Дик. — А дураки настойчивы.

Подтверждая его слова, Олег тихо и нежно произнес:

— Нэтти. Это я.

— Глупая свинья, — отчетливо сказал Дик.

— Тихо, — испугалась Нэтти. — Не осложняй наше положение еще больше. Такой враг нам не нужен. Будет шпионить и доносить. А чего доброго…

— Нэт? Ты спишь?

Неизвестно, сколько бы Алекс простоял под дверью, но в коридоре послышался голос Эжени. Последовал короткий диалог, одновременно хлопнули две двери. Нэтти вздохнула с облегчением и с нежностью посмотрела на Дика.

— Тебе тоже пора.

— Думаешь?

— Скажи мне только, что все будет хорошо.

— Все будет хорошо, — задумчиво сказал он. Потом не удержался: — Только учти, что Раскатова тебе этого не простит.

— Ты должен все мне рассказать про ту толстую хлебосольную бабу. Которой она когда-то была.

— Это еще зачем?

— Надо, — коротко ответила она.

— Нэтти, милая моя Нэтти. Вместе с лишними килограммами Эжени изгнала из себя душу. У меня такое чувство, что все лучшее в ней помещалось именно в обильных складках жира. Но если ты хочешь…

— Ладно, это потом. Подай мне большую серую заколку, там, на столике лежит. Я тебя провожу.

Дик посмотрел на столик, пошарил там рукой, взял какую-то вещь и протянул Нэтти.

— Нет, не эту, — нетерпеливо сказала она. — Серую. Эта розовая, у нее замок сломан.

— Дурацкий цвет, — нервно сказал Дик.

— Нормальный. Все. Иди.

Но он не спешил уходить. Они поцеловались. Отстранившись, Дик задумчиво посмотрел в темное окно.

— По правилам я должен влезть в соседний номер через балкон, рискуя жизнью.

— Только не перепутай, а то попадешь к Эжени. Она обрадуется, — пошутила Нэтти.

— Зато я сразу умру.

Он все-таки вышел в дверь, посмотрев предварительно, пуст ли коридор. Нэтти так и не поняла, какой вывод Дик сделал из рассказанного. И что он предпримет. Есть ли у нее отныне рыцарь, который будет защищать ее честь, или же она по-прежнему одинока в своем несчастье?

«А жаль, что его не назвали Ланселотом», — неожиданно подумала Нэтти, уже лежа jj постели. Зевнула, перевернулась на бок и крепко уснула. Теперь она уверена, что будет выглядеть завтра на все сто. И цвет ее лица окажется потрясающим.

Даже если ты на сто процентов уверен в успехе, волнение все равно начнет выбивать на твоих нервах барабанную дробь. Да так, что в ушах отдается, а зубы лязгают в такт. У Нэтти реакция на стресс оказалась своеобразной: она замерзала. За кулисами было душно и очень жарко. Отопление еще не отключили, и в результате плюсовой температуры на улице градусы в помещении были избыточные. Все остальные задыхались, а Нэтти, лязгая зубами, попросила у Дика шерстяные носки. Он удивился.

— Здесь же дышать нечем!

Она не ответила, молча вложив руку ему в ладонь. Пальцы Нэтти оказались ледяными, Дик вздрогнул.

— Да ты живая или нет?

Она же чувствовала мурашки по всему телу. Дик нервничал, гримируя ее лицо. Пришлось наложить много тонального крема. Он разволновался:

— А вдруг ты начнешь потеть? У меня ощущение, будто я раскрашиваю ледяную статую. Если грим потечет, видок будет еще тот! Держись, подруга!

Она почувствовала, что не может ничего ответить. Язык одеревенел. Тысячеглазое чудовище стягивало в зал свои бесчисленные конечности. Жующие рты, шевелящиеся пальцы, чешуя разноцветных нарядов — все это растекалось по сиденьям и готовилось переварить зрелище единым желудком. Нэтти не боялась, но невольно заискивала перед этим чудовищем — толпой. Его нельзя было победить — только вызвать к себе интерес и сочувствие и тем самым уберечься.

В конце концов они остались один на один — Нэтти и замерший в ожидании монстр. Промелькнули стройные девушки из местной хореографической студии, популярная группа попыталась завести зал и отпрыгала положенные десять минут. Это были легкие закуски перед основным блюдом. Прожевав их, монстр почувствовал аппетит и зааплодировал. Тогда, словно шампанское, на сцене заискрились разноцветные огни. Пеной полез откуда-то дым, и перетянутые в талиях красавицы в ярких платьях были поданы, словно хрустальные бокалы.

Монстр причмокнул от удовольствия тысячей ртов и замер, уставившись в многочисленные бинокли. Нэтти его не видела: огни рампы били в глаза. Там, в зале, было темно, и Нэтти могла только почувствовать: нравится именно она. Бедная Бэмби улыбалась натянуто, и Нэтти заметила, что ее шелковая шкурка подрагивает от страха. Других соперниц Нэтти не принимала всерьез. Она прошлась — вперед, к рампе, затем обратно. И страх прошел, потому что тело слушалось, ноги не заплетались, волосы были залиты лаком настолько, что не шелохнулись бы, даже пролети над сценой ураган. Платье для первого выхода ей выбрали белое, с блестками и скромным вырезом. Красное Дик оставил для финального прохода. В том, что Нэтти будет в финале, он не сомневался.

Потом жюри взяло паузу для короткого совещания, а красавицы немного расслабились за кулисами, прикидывая, кому придется выходить в купальнике, а кому нет. Нэтти уже было все равно. Она немного согрелась, но не настолько, чтобы потек грим. Впрочем, Дик все равно суетился рядом со своими кисточками. Раскатова сидела в зале, делая вид, что она — лицо незаинтересованное. Нэтти вдруг вспомнила, что Олег к ней так и не подошел. Надо бы оправдаться за вчерашнее, сочинить какую-нибудь историю. О том, как она устала и уснула. Олег был ей еще нужен.

— Где Олег? — тихо спросила она у Дика.

Помада лежала на губах таким слоем, что казалось — скажи громкое слово и она сползет, как лавина с гор, оставив голым серый и неприглядный склон.

— Не знаю, — нервно ответил он.

— Вчера что-то было? — догадалась Нэтти.

— Если между мужчинами встала женщина, они должны разбираться не через нее, а друг с другом. Это не твое дело. Молчи и готовься к следующему конкурсу.

Нэтти уже чувствовала вокруг себя пустоту — предвестницу громкого успеха. Остальные девушки знали друг Друга раньше или уже успели познакомиться. Только Нэтти оказалась" всем чужой. Зато — первой. Ей было жалко только Бэмби. Наконец жюри вызвало красавиц на сцену, чтобы объявить имена тех, кто вышел в следующий тур. Когда отсеянные исчезли за кулисами, Нэтти неожиданно оказалась на сцене рядом с Бэмби. Та была чуть ниже, но изящнее. Нэтти неожиданно позавидовала ее хрупкости, воздушной легкости движений. Бэмби никто не сделал, она такой родилась. Вот она была настоящей красавицей!

Они вместе ушли переодеваться, а очередной табун резвого молодняка ринулся навстречу разгорающемуся аппетиту толпы. Следующим был выход в купальниках.

Когда на сцене появились красавицы в бикини, зрители на мгновение замерли — и кинулись протирать свои бинокли. Нэтти улыбнулась: происходящее теперь казалось ей забавным. В принципе все девушки были одинаковы. Купальники на них похожие, фигуры в соответствии с общепринятыми стандартами. Что тут выбирать? Победит та, которая будет увереннее держаться. Двигаться легко, словно заигрывая с толпой. Главное — не оглядываться по сторонам, не смотреть в зал: кто и как на тебя глазеет. Никого нет. Места абсолютно пустые. Сцена пустая. За кулисами тоже никого. Дик оказался прав. Надо быть выше всего этого. А соперниц действительно очень даже жалко. Бедная Бэмби, наверное, позвала своего мальчика — посмотреть на триумф любимой девушки. Олененок постоянно вглядывается в зал и при этом смешно вытягивает шею. Нельзя давать толпе почувствовать, что высматриваешь кого-то одного. Сейчас ты не должна делить сидящих в зале на чужих и близких.

Нэтти спокойно прошлась по сцене взад и вперед. Поймала ритм — и двигалась под музыку легко, изящно. Что может быть проще? Уменьшив однажды земное притяжение, на него можно вообще не обращать внимания. Жаль, что дефиле продолжалось недолго.

Она с сожалением ушла. За кулисами Дик возбужденно сказал:

— Потрясающе! Молодец! Сейчас объявят, кто вышел в финал, и я быстренько подберу тебе волосы в прическу для вечернего платья. Умница моя.

Он ни словом, ни взглядом не дал понять, что после вчерашнего что-то должно измениться в их отношениях. Решать ей. Позовет — он придет. Нет — будет делать вид, что ничего не случилось. Вот он — умница! Помог ей облачиться в алое платье, быстро и умело сделал прическу.

Теперь на сцене появились женщины-цветы. Нэтти была королевой цветов — розой. А Бэмби показалась ей орхидеей с сиреневыми лепестками длинных оленьих глаз. В нежных листьях зеленого платья олененок еле заметно дрожал и все так же тревожно вглядывался в зал.

Они несколько раз прошлись по сцене, потом пятеро финалисток выстроились в ряд. Сначала назвали тех, кто занял третье и второе место. Ни Нэтти, ни Бэмби. На мгновение показалось, что олененок победил. Не могли же такую девушку оставить без всяких призов! Ведущий с улыбкой посмотрел на обеих. Потом заглянул в листок, как будто не знал, что там написано, и торжественно сказал:

— А победила в нашем конкурсе красоты Наталья Белова из…

Название городка, в котором родилась Нэтти, утонуло в овациях. Нэтти оглянулась на Бэмби: «Наталья Белова? Так ее зовут?» Ведущий с недоумением смотрел на только что выбранную королеву, которая не спешила выйти вперед. «Ах да, Наталья Белова — это я!» — сообразила наконец Нэтти и с сожалением посмотрела на олененка. По лицу Бэмби текли слезы.

Тут же ей в руки втиснули огромный букет. Ведущий, поднявшись на цыпочки, уже пристраивал в пышной прическе Нэтти колючую корону. Девушка в кокошнике и с огромной косой закалывала булавочками ленту с золотой надписью: «Мисс…» Название областного центра оказалось у Нэтти на боку. Она все еще не могла понять, почему так не повезло Бэмби. Та улыбалась сквозь слезы. Бедный ее мальчик, наверное, сейчас доказывал всем, кто сидел рядом, как не право жюри. Нэтти была с ним полностью согласна. Потом вереницей потянулись спонсоры с дарами. Кто-то накинул Нэтти на плечи дорогую шубку. Мех, уютно устроившись на плечах, согрел окончательно. Как там и был. Потом перед ее носом махнули билетами в круиз. Представитель городской администрации, ухаживавший накануне за Раскатовой, объявил наконец сумму главного приза. Нэтти очнулась и удивленно подняла брови. Неужели ей, Нэтти, этих денег никто не даст?

Отвлекло ее от этих мыслей появление субтильного типа, который проскочил мимо, прямиком к Бэмби, и стал пристраивать на той ленту с надписью: «Мисс зрительских симпатий». Олененок наконец искренне улыбнулся. Бэмби достались видеомагнитофон и подлинное первенство. Нэтти почувствовала, что почти влюбилась в эту девушку, которая всегда будет самой прекрасной, но никогда ничего не выиграет. Королевам такая нежная красота не нужна, зато люди тянутся к ней охотно.

Остальные обделенные мало интересовали Нэтти. За кулисами разыгралась настоящая драма. Слезы, обиды, сплетни, упреки, косые взгляды друг на друга и на победительниц. Нэтти не понимала, как можно расстраиваться из-за такой ерунды. Подумаешь, конкурс красоты! Это же все условно! Но девушки рыдали громко и всерьез. Зареванная брюнетка посмотрела на Нэтти с ненавистью.

— Все у них куплено, у этих москвичей, — услышала она. — Приехали тут…

Дальше было совсем уже непонятное шипение. Молчаливая холодность остальных конкурсанток не удивила Нэтти, но все равно было неприятно.

Кто-то должен оказаться избранным. Без этого никак нельзя. Есть титул — значит, у него должен быть хозяин. Если бы не Нэтти, то вся ненависть досталась бы другой. А шанс есть у всех. Работай, и все получится. Удача не так слепа, как о ней говорят. И зря они так огорчаются.

Нэтти от ее нового титула достались пока одни неприятности. Все деньги забрала Раскатова, шуба не понадобилась, потому что уже наступила весна, бриллианты в короне были фальшивыми, круиз отложили до лучших времен. Нэтти много и долго фотографировали, потом повезли на бесконечный банкет, где нудные типы, увязая в комплиментах, как в липком тесте, выказывали ей свое восхищение. Евгения Львовна, как всегда, следила за каждым проглоченным куском. Дик держался на расстоянии. Он знал свое место. Нэтти терпела, мечтая только об одном: упасть наконец в кровать, — сбросив туфли на высоких каблуках. Она очень устала. Лицо изнемогало под толстым слоем грима, корона давила с такой силой, что голова уже раскалывалась от боли. Всеобщее восхищение вызывало тошноту, будто объелась сладкого. Ужасный день! Как жаль, что отныне его придется называть самым счастливым днем в жизни. Нэтти словно услышала вопросы журналистов:

— Когда вы почувствовали себя самой счастливой? Как это было?

«Когда все оставили меня в покое», — ответила бы она. И вдруг, задумалась: а когда это случится? Оставшись в номере одна, она вздохнула с облегчением. Свершилось. Теперь надо подождать. Какова-то будет реакция на ее победу?

Они уехали из города на следующий день: победившая четверка с главным трофеем, громко именуемым королевской короной. Дик откровенно смеялся над этим атрибутом верховной власти, открывающим Нэтти дорогу в высшие сферы.

— Как же условен наш убогий мир! — философствовал он, щелкая по стекляшкам короны. — А быть может, в одной из деревень, мимо которых мы сейчас проезжаем, сидит у окошка какая-нибудь Варвара-краса, длинная коса — ее и перекрашивать не надо, и ресницы ей клеить, и королевской походке учить…

— Ресницы у меня свои, — тут же вставила Нэтти.

— Ну да. И все-таки ерундой мы занимаемся, — с сожалением сказал Дик.

— Ты на этой ерунде квартиру себе заработал, — отреагировал Новлянский.

— У тебя ложная информация о моих доходах. Квартира досталась мне в наследство от родителей. И потом: тебе кто мешает? Совершенное тело так же дорого, как и совершенное лицо.

— Я халтуру на дом не беру.

— Правильно, зачем тебе? Мужчины по вызову обслуживают состоятельных дамочек у них же на дому.

— Да хватит вам ругаться! — попыталась растащить их Нэтти.

— Заткнитесь! — конкретизировала Раскатова. Эжени чувствовала, как отношения в команде становятся напряженными. Нэтти стравила-таки Алекса и Дика. Зачем? Новлянский перед ней теперь явно заискивал, Дик был более сдержан, но за его шуточками Евгения Львовна чувствовала нешуточную страсть. Бросила на Нэтти внимательный взгляд: что между ними было? Как быстро девчонка окрутила мужиков! А те многое на своем веку повидали! Уж красоток точно. Под стук колес Евгения Львовна пыталась осмыслить происходящее. Возможно, недалек тот день, когда произойдет и ее столкновение с девочкой. Уж очень быстро птичка оперилась! А терпеть ее придется.

Нэтти по приезде в Москву первым делом позвонила Вике. Новлянский очень неохотно дал свой мобильный телефон. Он уже попытался высказать Нэтти претензии, касающиеся закрытой перед носом двери. Но запутался в сочиненной ею небылице и проглотил ее, сделав вид, что конфетка не такая уж горькая. Нэтти же сейчас интересовалась только Викой. Услышала ее голос и обрадовалась.

— Вика? Я вернулась. Как там у тебя дела?

— Ой, ты себе даже не представляешь! Потрясно! Моя новая прическа произвела фурор!

Перед самым отъездом на конкурс Нэтти уговорила Дика поработать над имиджем Вики. Сделать ей нечто похожее на собственную прическу. Теперь подруга пожинала плоды.

— Значит, дело сдвинулось? — спросила Нэтти.

— Не то слово! Эта грымза всерьез думает, что я ею восхищаюсь! Я даже могу бывать у них в доме.

— Отлично.

— Сколько ты еще выдержишь?

— Не знаю. Вообще-то мне начинает нравиться, — откровенно сказала Нэтти.

— Да? — удивилась подруга. — А раньше ты говорила…

Нэтти послышалось в ее голосе недовольство. В чем дело? Неужели женская зависть? Ревность? Очень вовремя!

— Вика?

— Да.

— Я очень рада, что все так сложилось. У тебя теперь своя жизнь, а у меня своя. Пусть так оно и остается.

— Но мы же по-другому договаривались…

— А теперь мне нравится мое положение. Скоро я всех заставлю делать так, как захочется мне. Тебе понятно?

— Как ты изменилась!

— Меня научили не замечать соперниц. Я одна такая. Понимаешь? И мне все удается.

— Когда мы встретимся?

— Я буду звонить…

…Нэтти и не заметила, как пролетело два месяца. Она готовилась к новым победам и была страшно занята. То, как развивались ее отношения с Диком, слегка разочаровало. Она ожидала большего. Когда новизна ощущений прошла, он вдруг показался скучным.

Периодически ложась с ним в постель, Нэтти с удивлением чувствовала, что гораздо больше удовольствия получает, когда Дик гримирует ей лицо или возится с волосами. Это была любовь через зеркало: к тому, что могло бы сейчас произойти, но не происходило из-за присутствия посторонних: Она закрывала глаза и воображала, как бы это было. Когда они были в постели, ей не хватало вдохновения Дика, той чувственности, с которой он работал с женщинами перед зеркалом. Но рассказав о себе все, она уже не могла прекратить эти отношения. Ведь он теперь знал о ней правду. И кроме него, помочь ей бьшо некому. Дик догадывался, что у Нэтти нет любви к нему, но сам чувствовал, как начинает зависеть от нее все больше и больше. Из-за этой прогрессирующей, как неизлечимая болезнь, страсти Дик рассказал в итоге про себя самого все. А главное — про Раскатову. Он дал Нэтти ключи к ней. Следовательно, ключи к свободе. Вскоре после конкурса Эжени и ее воспитанница впервые вступили в конфронтацию. Новоиспеченная королева поинтересовалась судьбой заработанных денег, и получила вполне исчерпывающий ответ:

— Девушка, твоих там нет ни копейки.

— Но я же победила…

— Это я победила, — заявила Раскатова. — Любое подобное мероприятие — состязание толстых кошельков. Запомни это и не высовывайся. Ты — кукла. Я тебя пою, кормлю, одеваю, нанимаю людей, чтобы тебя обучали и раскрашивали. Будь довольна, что ни в чем не нуждаешься.

— Но мне очень нужны деньги.

— Это еще зачем?

Нэтти тут же прикусила язычок. Вот этого говорить нельзя. Раскатова далеко не дура. Потянешь за ниточку — распустишь всю вещь. А вещь-то краденая! Надо дождаться лета. Летом будет затишье, а с наступлением осени в жизни столицы начнется оживление. И конкурсы красоты начнутся тоже. У Нэтти уже был план. Без Раскатовой никак. Надо брать ее в разработку.

Нэтти тщательно собирала информацию. Ангел Дашенька оказалась девушкой упорной. Нэтти долго не понимала, что держит при домашнем хозяйстве Раскатовой такую симпатичную молодую особу. Горничная Евгении Львовйы была девушкой видной, со взглядом ангельским, голосом тихим, но именно это и настораживало Нэтти. Потом она поняла, что не ошиблась. Не бывает людей без второго дна. Оставалось только догадываться, как Дашенька попала в дом Раскатовой. Тоже, наверное, подобрали на улице и приучили служить, не задавая лишних вопросов и не требуя свободы. Что ж, для некоторых такая тюрьма — блаженство. Есть люди, которые рады переложить на других свои проблемы и оплатить это безграничной преданностью. Племя прислуги, не способное решать, но способное служить. Спроси меня, кто мой хозяин, и больше не спрашивай ни о чем.

Расстраиваться по поводу Дашеньки Нэтти не стала. Не на ту напали. Это Танька Петухова была особой безвольной и не умела за себе постоять. Когда Нэтти поняла, какую игру ведет ангел Дашенька, она быстренько взяла ту в оборот и вытрясла все, что бьшо нужно. А там уже оказалось нетрудно добраться до самой Раскатовой. Было неприятно, но Нэтти уговаривала себя: «Это они сделали меня такой. Решили заработать на мне большие деньги. И Вика тоже хороша. Когда я была ей нужна, вела себя по-другому, а теперь потихоньку начинает предавать. Я совсем одна. Но они меня недооценили. Они все — только мой эскорт. А настоящая королева — я. Вот и пора Евгении Львовне узнать свое место».

Раскатова сдалась быстро: После нескольких прозрачных намеков, а потом атаки в лоб стала без разговоров предоставлять Нэтти наличные деньги и свободу. При этом хозяйка агентства скрипела зубами, но Нэтти только злорадствовала: «Скрипи, скрипи. После того как пройдет всероссийский конкурс, я вообще от тебя избавлюсь. Поеду в Европу, а там непременно пробьюсь. Получу миллионные контракты. Только ты, Эжени, при этом останешься за бортом. Ты и так неплохо на мне наживешься, если первое место будет мое. А это никуда теперь не денется. Я лучше всех!»

Когда четверка появлялась на людях раньше, на переднем плане всегда выступала Евгения Львовна. Нэтти держалась между Олегом и Диком и старалась больше молчать. Теперь Нэтти чувствовала свою силу. Не боялась высказаться, если спросят, выдвинуться вперед, что-то прокомментировать. Своим поведением всячески показывала, что сопровождающие ее лица — только эскорт, что именно она, Нэтти, главная. Раскатова как-то поблекла. Новлянский пытался скрывать свои чувства, но Нэтти думала злорадно, что Олег ее боится. Дик потихоньку становился просто рабом. Который приходит по первому зову, а когда прогоняют, бесшумно исчезает. В общем, все складывалось удачно. Была только одна огромная проблема, больная мозоль, на которую боязно наступить, но Нэтти с этим пока справлялась.

Большие неприятности случаются, как правило, после того, как накануне было особенно весело. Нэтти провела приятный вечер с Диком, разозлила Эжени, позабавилась с Олегом. Она никогда не задумывалась Над тем, что привыкает быть центром вращения маленькой Вселенной, но при этом заряжает существующую вокруг пустоту ненавистью. Ее этому научили. Дик сам сказал, что надо рвать глотки зубами. Сегодня пожалеешь кого-то — а завтра не пожалеют тебя. Когда на следующий день Нэтти увидела этого человека, то поняла, что будут проблемы.

Нэтти уже успела его забыть. Воспоминания, среди которых имелись и приятные, но теперь совершенно ненужные, были отброшены в сторону, как пустые коробочки от использованных теней. Все в одно мусорное ведро: и темные, и светлые. Не надо теперь никаких. Да, она еще должна этому человеку, много должна, но теперь хочет и готова расплатиться. Пусть помолчит и подождет еще немного. Дело только в деньгах, потому что другого между ними теперь нет. Все это было очень неприятно… Проблемы лепились одна на другую, словно слои мокрого снега, и этот огромный ком становился все больше и больше. Нэтти толкала его перед собой, чувствуя, как ком растет. И понимала теперь, что движется вместе с ним в огромную гору. Все тяжелее и тяжелее.

Последний удар нанесла Вика. Потребовала решительного объяснения в тот момент, когда Нэтти удалось уладить одну из возникших проблем.

«Наверное, с Викой — это последнее. Потом все», — затравленно думала Нэтти.

Она очень устала за последний месяц. Заканчивался август, скоро долгожданная осень, а сил нет. Она нервничала, и теперь уже не стеснялась срываться на всех. В том числе и на хозяйку агентства Раскатову. Заявила, глядя Евгении Львовне в глаза:

— Я не кукла. Это вы все должны служить мне. Не вы хотите сделать меня королевой, а я позволяю вам присутствовать при собственном триумфе. Будьте этим довольны.

Раскатова смотрела на нее с ненавистью, но молчала. Олег надувал губы, словно обиженный ребенок. Дик делал вид, что все сказанное его лично не касается.

— Завтра меня не будет, — объявила под конец Нэтти. — Я еду в гости; Встретимся в понедельник. И еще, Евгения Львовна… Мне нужны деньги.

— Я давала тебе недавно крупную сумму. — Рас-катова побледнела.

— Хочу купить себе новый костюм. Надо хорошо выглядеть.

— Тебе помочь выбрать? — предложил Дик.

— Мне надоели твои советы. Могу я хоть раз в жизни купить себе одежду сама?

Нэтти понимала, что это нервы. На Дика можно было бы и не орать. Завтра тяжелый день. Она виновато улыбнулась.

— Дик, у тебя Найдется время?

— Конечно.

— Мне надо съездить кое-куда. Отвезешь меня. Готов? Новлянский сегодня едет домой на метро. Мышонок, твой темперамент может найти достойное применение в битком набитом вагоне. Там наверняка окажутся симпатяги. Удачи!

Нэтти вышла из кабинета Раскатовой в сопровождении Дика, чувствуя спиной злые взгляды Эжени и Олега. А когда ее унижали, ничего бьшо? Новлянский, садист, пытал несчастное тело Нэтти, Раскатова три месяца издевалась над ее душой. Ее бы запереть в чужой квартире и оборвать все контакты с окружающим миром. Даже с Викой приходилось встречаться тайком. Так им всем и надо! Нэтти была уверена в том, что все проблемы рано или поздно решатся. Она верила в свой победный завтрашний день и шла ему навстречу уверенно и достойно. Все будет просто отлично. Удача выбирает умных. Надо только немного ей помочь…

… В понедельник все с самого утра ждали Нэтти. Раскатова нервно ходила по кабинету и смотрела на часы. Новлянский дремал, сожалея о том, что не доспал. Можно бьшо бы не торопиться. Где она, интересно, шатается? Дик молчал против обыкновения и поглядывал на телефон. Через час в кабинете Раскатовой появились двое. Один высоченный, с седыми висками, висячими усами, и взглядом усталым и грустным. Вот, мол, пришлось с утра ехать в модельное агентство. Он рассматривал красивых девушек, коих здесь было великое множество, без всякого интереса. Зато второй — невысокого роста, гладко выбритый и отчаянно застенчивый парень — озирался по сторонам как маленький ребенок, впервые попавший в дорогой магазин игрушек.

Старший представился Раскатовой, сразу признав в ней главную:

— Волнистый Сергей Павлович. Старший оперуполномоченный районного отделения милиции, отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Звание — майор. Ознакомьтесь с удостоверением и документы ваши поищите, пожалуйста. Всех касается. Протокол будем составлять. Сережа, присаживайся здесь. Стол очистите, будьте добры.

— Какой протокол? Что вы несете? — заволновалась Раскатова. — У меня с документами все в порядке. Я с налоговой службой никаких проблем не имею!

— А мы не налогами интересуемся. Визиточка ваша?

Майор протянул Раскатовой визитку — название модельного агентства, владелицей которого она являлась, мобильный и рабочий телефоны.

Наталья Андреева.

— Ну моя. — Раскатова кивнула.

— Эти граждане тоже у вас работают? — Старший оперуполномоченный кивнул на Дика и Олега Новлянского.

— Допустим. А что, собственно…

— Значит, со всеми поговорим. Соблюдая очередность. Эта девушка вам знакома?

Майор положил на стол перед Евгенией Львовной несколько фотографий. Новлянский придвинул стул и принялся вместе с Раскатовой разглядывать снимки. Стройное женское тело в розовом костюме, испачканном кровью, лежало ничком, лицом вниз, на траве подле лесного водоема. На другой фотографии девушка уже перевернута на спину, и теперь видно, что она очень красива и молода. Раскатова задержала дыхание, словно перед тем как нырнуть в воду, и сказала на выдохе:

— Да. Знакома. Это Нэтти.

— Кто? — не понял майор.

— Наталья Белова.

И Волнистый, услышав, как сдавленно вскрикнул мужчина, сидящий в кресле почти у самой двери, резко обернулся.

А СВИТА В СМЯТЕНЬЕ ПРИШЛА

Старший оперуполномоченный майор Волнистый Сергей Павлович никогда не переживал по поводу собственной фамилии. Что ж тут такого? Не все же родились Ивановыми, Петровыми и Сидоровыми. Кто-то с рождения носил забавную фамилию, но прославлял ее — и все насмешки становились неуместными. Майор знаменитостью вроде Шерлока Холма становиться не собирался, но дело свое знал. В уголовном розыске Сергей Павлович отпахал много лет, заработал авторитет у сослуживцев и многочисленные поощрения, отмеченные в личном деле. Начальство было к нему лояльно. Единственно, чего майор не выносил, — это ответственности. Привык быть за кем-то, щедро делясь удачами и предоставляя при этом другим отдуваться за провалы. Когда начальник отдела ушел в отставку, должность его предложили, как самому опытному и старшему по званию, Сергею Павловичу Волнистому. Но тот испугался. Самое большее, чего он хотел для себя, — это быть заместителем начальника. Но отчитываться за невыполнение спущенных сверху показателей? При такой непредсказуемой работе? А вдруг заведется завтра в районе какой-нибудь маньяк, и начальство будет ежедневно пенять Сергею Павловичу, вызывать на ковер: почему до сих пор не изловили? Нет уж, увольте!

Начальника прислали сверху, и на беду Сергея Павловича оказался он человеком с чувством юмора. Сам Волнистый шутить не любил, тем более на работе. И уж в особенности — над своей фамилией. Майор не походил на человека, над которым можно было безнаказанно насмехаться, потому что рост имел высокий, комплекцию внушительную, вел себя сдержанно, двигался тяжеловесно и даже в некотором роде плавно, волнообразно. Что ж делать, если любая фамилия с годами накладывает на человека отпечаток. Волнистый — и все тут.

И все было нормально в жизни Сергея Павловича в целом и на службе в частности, пока новый начальник не решился, исчерпав запас безобидных шуток, на главный розыгрыш. Где он откопал курсанта по фамилии Попугайчик, так и осталось его секретом. Но свежеиспеченный лейтенант Сережа Попугайчик тут же появился в отделе и был приставлен к мудрому Сергею Павловичу Волнистому учеником. Майор сначала ни о чем не догадался: надо так надо. Молодежь нуждается в наставниках, юный лейтенант у него не первый и не последний. У кого еще учиться, как не у опытного оперативника? Шутку Волнистый оценил только на следующий день, когда, проходя вместе с воспитанником по коридору, услышал за спиной нечто совсем необычное: смех. Такого не было еще никогда. Смеяться над Волнистым?! Сергей Павлович задержался, воинственно пригладил роскошные усы, готовясь дать отпор, и вдруг услышал:

— Вон, смотри, Волнистый Попугайчик идет! Вот тут до Сергея Павловича наконец дошло!

Он побагровел, отодвинул в сторону маленького, щуплого и ни в чем не виноватого Сережу и, набирая ускорение по ходу, ринулся в кабинет начальства. Подполковник сидел за столом, невозмутимо перекладывая бумаги.

— Шута из меня делать?! Не позволю! — навис над столом Волнистый.

— А в чем, собственно, дело, Сергей Павлович? — прищурился подполковник.

— В напарнике! Переводите в другой отдел, я с ним работать не буду! Или пишу рапорт на увольнение из органов!

Сергей Павлович был непреклонен, и подполковник только плечами пожал:

— Хорошо, ждите вакансии.

Волнистый прекрасно знал, что штат в районном отделении укомплектован. Но он был упрям и дошел до вышестоящего начальства. Последнее вошло в положение майора, пообещало помочь. Мол, как только, так сразу. Волнистый успокоился и чувствовал себя победителем, а пока терпел лейтенанта Попугайчика, который не отходил ни на шаг, мучительно краснея от застенчивости.

А тут еще на Волнистого свалилось это. Ох, как он не любил загадочных убийств! Поножовщина, драка, убийство на бытовой почве — куда ни шло. Маньяков и серийных убийц в районе, слава тебе, господи, не объявлялось. Маньяки любили города большие, где можно было легко затеряться, да и соблазнов больше, а в сельской местности не приживались. Но приехав в тот вечер с группой на место происшествия, майор понял: оно. Глухое дело. Самое обидное, что у лейтенанта Попугайчика глаза тут же разгорелись: красавица блондинка лежала у самой воды лицом вниз, и ее роскошные волосы слиплись на затылке от запекшейся крови. Глупец! Вот как получишь первый раз по шапке…

Волнистый правильно оценил увиденное: уединенное место, дорогую одежду потерпевшей, ее золотые украшения и отсутствие следов отчаянной борьбы. Не похоже ни на изнасилование, ни на ограбление. Точно: оно. У Волнистого было дурное предчувствие. Но своего смятения Сергей Павлович коллегам не показал: принялся работать так же старательно, как и всегда. Но нутром чувствовал, что если и раскроет это дело, то никак не быстро. Если вообще раскроет.

Пока судмедэксперт работал с телом убитой девушки, Волнистый понемногу приходил в себя. Он все никак не мог понять, дилетант здесь работал или профессионал? Путаница во всем, за что ни ухватись. Местность же была живописной. Как нарочно выбирали! Красавица блондинка у воды. Заброшенный пруд, вода как кристалл, берега заросли осокой. С противоположной стороны спускаются деревянные мостки. В метре от них воткнуты в илистое дно две деревянные рогатины.

— Кто нашел тело? — спросил Сергей Павлович, обратив внимание на эти рогатины. Ответ напрашивался сам.

— Рыбаки, — ответил приехавший чуть раньше участковый. Это ему позвонили, сообщив о трупе. — Приехали к утренней зорьке, карась здесь, говорят, хорош.

— Все ясно: карась… Да как она попала-то сюда, такая красотка? А, эксперт? Что скажешь? Привезли и бросили в укромном месте?

— Здесь убили, — уверенно ответил эксперт. — Пулевое ранение в голову. Как упала, так и…

— Это я и сам вижу.

Сергей Павлович в отчаянии махнул рукой. Уж лучше бы не в его районе…

— Оружие нашли! — крикнули из кустов. Волнистый с юным лейтенантом побежали туда. В густом кустарнике было аккуратно и со знанием дела вытоптано местечко. Позиция для стрелка. Здесь же лежал пистолет с длинным дулом, на который майор посмотрел с удивлением. Эт-то еще что за петрушка такая?

— Заказное убийство! Сергей Павлович! — восторженно прошептал лейтенант. — Вот это да!

Это была мечта юного оперативника. Не кухонная ссора, не поножовщина, а настоящая драма в духе голливудских боевиков.

Жертва — красавица-блондинка, оружие оставлено на месте преступления. Наемный убийца совершил расправу над юным беззащитным существом.

— Ох, Сережа, Сережа! — вздохнул Волнистый, впервые назвав своего воспитанника по имени. Раньше обращался уклончиво и официально: лейтенант. Но теперь было общее горе. Труп неизвестной красавицы, который доставит такие хлопоты, что не приведи господь.

«Ну почему ее убили именно в нашем районе?» — горестно подумал майор и, обернув руку носовым платком, со всеми предосторожностями взял пистолет, сказав при этом:

— Странное оружие для киллера. А? Александр Петрович? — Он глянул на подошедшего следователя. — Приметное оружие. Спортивный пистолет «Марголин». Ни больше ни меньше.

— Номера спилены? — с надеждой спросил лейтенант Попугайчик, ожидая голливудского же продолжения.

— Нет, Сережа. Не спилены номера.

— Как же так? — не скрывая разочарования, протянул тот. — Отчего же киллер их не спилил?

— Да с чего ты взял, что это киллер? — разозлился Волнистый. — Забудь ты про романтику! Женщина убита. Молодая красивая женщина. Это, знаешь…

Он не договорил, махнул рукой. Следователь тоже аккуратно взял пистолет и внимательно его осмотрел:

— Смотри, Палыч! Здесь, на рукояти…

— А? — Майор пригляделся. — Совсем хватку потерял! Да, ты прав. Вот видишь, Сережа. На рукоятке две небольшие затертые дырочки.

— Ну и что? — не понял лейтенант.

— А то, что здесь когда-то была привинчена табличка. Скорее всего, с именем владельца или с названием коллекции, в которой это оружие хранилось. Думаю я, что пистолет этот в розыске, и хозяина мы найдем быстро. Только будет ли толк… Да… Надо сделать запрос. Я не знаток спортивного оружия. Но пистолетик необычный, факт. Почему он его здесь оставил, понять не могу! Единственная зацепка. А выстрел хорош.

Волнистый выглянул из кустов, прикинул расстояние.

. — Метров тридцать будет как минимум. А может, и побольше. Неужели спортсмен? А? Чемпион? Неужто все так просто?

— Знаешь, Палыч, — посетовал следователь, — есть такие любители, что любого чемпиона за пояс заткнут. У них, вишь ли, хобби. — Он сердито засопел. — Совершенствуется в нем, совершенствуется, а потом вот так: бах! И труп!

— Ладно, Александр Петрович, не будем отчаиваться. Сумочка при блондинке имеется. Надо бы взглянуть, что там.

Майор немного успокоился, только поняв, что не придется долго устанавливать личность убитой. Хоть с этим повезло. В одном из отделений лакированной светлой сумочки нашлась визитка с координатами модельного агентства некой Евгении Львовны Раскатовой. Огорчало только, что придется теперь таскаться в Москву и заниматься там опросом свидетелей. Модель, значит. Зачем же ее сюда принесло? К пруду? И на чем? Уж конечно, не на крыльях прилетела, хотя хороша как ангел.

— Машина была, — согласился эксперт. — Судя по следам протекторов, резина импортная, дорогая и достаточно свежая. Следочки четкие. Конечно, сейчас и на «Жигули» можно такую резину поставить, но смысл? Хорошо, что дорога влажная. Глина. Отпечатки четкие. Дожди идут, Палыч. Похоже, что девица на полянку приехала не одна.

— С мужчиной?

— И с мужчиной. Окурочек нашли. «Кэмэл». Следов губной помады на нем нет. И похоже, что еще кто-то здесь был. Бабы. В туфлях на шпильках. Глянь, какие четкие следы! Глубокие!

— Что ж — они ее, выходит, бросили? Почему не сообщили в органы?

— А здесь много «почему», Палыч, — невольно вздохнул эксперт. — Да, повозиться придется. С одной стороны, все просто, а с другой…

Он замолчал, глядя на убитую блондинку. — А потом с чувством сказал:

— Красивая была девка. Жаль.

— Жаль, — согласился майор. — Для начала установим личность потерпевшей и разберемся с оружием. Начнем с простого, а потом очередь дойдет и до других моментов. Надо еще раз все тут исползать на карачках вдоль и поперек. Сергей! Чего замер? Работай!

Лейтенант все не мог успокоиться. Глаза его блестели. Таких девушек, какой была убитая, он до сих пор видел только на картинках в глянцевых журналах. Для таких вот неземных красавиц существует особый мир. Рай земной. Какой, интересно, она была, когда дышала, говорила, двигалась? Может, любила кого-нибудь? И кто посмел ее убить? Этого человека, кем бы он ни был, лейтенант возненавидел сразу, решив непременно найти и покарать. Таких красавиц убивать нельзя. Даже за очень плохие поступки.

У майора Волнистого имелся в распоряжении личный автомобиль. «Жигули» пятой модели, на ходу и в хорошем состоянии. Майор был человеком бережливым. Не лелей он свою железную кобылку, пришлось бы теперь таскаться в Москву на перекладных. А ездить туда придется как на службу. Это Сергей Павлович понял сразу, рассмотрев вблизи всю компанию. Женщина была похожа на стальной стержень, заточенный с обеих сторон: острая в ответах, с железной логикой и просто убийственная в своем хладнокровии. Красивый темноволосый парень вызвал у Волнистого брезгливую гримасу. Типичный плейбой, не мужчина. А другой товарищ просто выпал из обоймы при известии об убийстве Натальи Беловой. Похоже, у него шок. Его майор оставил на потом, отправив в другую комнату, чтобы отпился водой и пришел в себя. Надо же! А на вид мужик! Любовь у них была, что ли?

Разговор с Олегом Новлянским Сергей Павлович поручил Сереже. Ученик молод, настойчив и горяч. В голове — романтические бредни. Пусть потреплет красавца. А потом сам майор вытрясет из хореографа то, что останется «за кадром». Волнистый расположился в кабинете Раскатовой и битых полтора часа пытался прошибить стену лбом. Собеседники долго ходили по замкнутому кругу и в конце концов выучили наизусть и вопросы, и ответы.

— Кто такая Наталья Белова? — спросил Волнистый для начала.

— Победительница регионального конкурса красоты, — услышал он в ответ. — Должна была участвовать во всероссийском конкурсе.

— Она работала у вас?

— Видите ли… — Раскатова тяжело вздохнула. — Я относилась к Нэтти как к родной дочери. Она у Меня жила.

— Послушайте, какая еще Нэтти? Почему Нэтти?

— Привыкайте, господин майор. Все именно так Называли покойную. Не Наталья, не Наташенька. Нэтти. Упокой Господь ее душу!

Железная леди с чувством перекрестилась. Сергей Павлович никак не мог отделаться от мысли, что в ее голосе мелькнуло скрытое торжество, когда Раскатова проговорила «покойная».

— Значит, она жила у вас. Воспитанница, значит?

— Именно. Если без формализма. Ну сами посудите, где бедной девочке жить? Приехала из провинции, денег ни копейки, родственников в Москве нет. Хотела устроиться секретаршей, а тут такая удача. Бедная девочка! Кто бы мог подумать, что она так плохо кончит?

Сергей Павлович опять почувствовал фальшь. Он уже понимал, что такие женщины, как Евгения Львовна, не способны на теплые чувства, но чтобы вызвать их откровенную ненависть, тоже надо сделать что-то особенное.

— Вы ее недолюбливали?

— Я? — удивилась Раскатова. — Да я ей была как мать родная!

— Кстати о матери. У вас есть паспорт Натальи Беловой?

— Разумеется. Он у меня здесь, в кабинете. Вы позволите?

Раскатова развернулась к сейфу, стоящему за спиной. Глядя на ее затылок, Волнистый продолжил:

— Вы знаете, где живут ее родители?

— Разумеется.

— Но никогда их не видели?

— Разумеется.

— Я что-то понять не могу. У вас были на Наталью какие-то права? Вы держали ее взаперти? Ее и ее паспорт?

— Я хотела ей добра.

Она заняла круговую оборону. «Мать родная», «желала добра». У Сергея Павловича были дети. Двое. Он никогда не говорил, что желает им добра, но когда упоминал в разговоре о дочери или о сыне, интонации его тут же менялись. Раскатова отбивала «мать родная» как барабанную дробь. Получив паспорт девушки, Сергей Павлович спросил в упор:

— Вы ведь рады, что ее больше нет? Так?

— Не смешите. — Раскатова выпрямила спину. Заговорила так, словно делала отчет для налоговой инспекции: — Мне не было в ее смерти никакой выгоды. Абсолютно никакой. Затрачена уйма денег и сил, чтобы сделать из девушки то, чем она стала. Если бы вы видели другие фотографии Наташи, до того, как с ней поработали стилист и хореограф, вы бы крайне удивились. Крайне. Ничего особенного. Обычная девушка, далеко не красавица. Я сделала из нее настоящую королеву. У меня есть обязательства перед людьми, заинтересованными в проекте. Кто теперь будет вместо Нэтти участвовать в конкурсе? Я понесла огромные убытки.

— Вы же сказали, что были ей как мать. Разве об убытках надо сожалеть, если убит человек, который был вам так дорог?

— Ах да, конечно, — спохватилась Раскатова. — Безусловно, я скорблю. Бедная Нэтти!

«Стоп-стоп-стоп, — мысленно сказал Волнистый. — Эту песню мы уже слышали. Хотелось бы — чего-то новенького».

— Где вы были вчера около семи часов вечера? — строго спросил он. — По предварительным данным экспертизы ее убили с семи до восьми.

Вот тут она слегка дрогнула. После легкой заминки ответила:

— Дома, разумеется. Отдыхала.

— Кто это может подтвердить?

— Горничная Дашенька. То есть девушка, которая помогает мне по хозяйству.

— За определенную плату, разумеется?

— Конечно.

— Ладно, проверим. В каких отношениях были с Нэтти, — он слегка поморщился, но правила есть правила, — ваши сотрудники? Эти двое что — и есть ее стилист и хореограф?

— Да. Ричард Носков и Олег Новлянский. С первым у Нэтти, кажется, была любовь, а со вторым — ровные дружеские отношения.

— Ни один из них, надо полагать, не мог желать ей смерти?

— Надо полагать, — откровенно усмехнулась Раскатова.

Далее по кругу. Волнистый понял: нужны факты. С голыми руками на Раскатову переть, что на медведя: порвет. Как она еще не принялась названивать своему адвокату? Потому что у него ничего нет. Сейчас Евгения Львовна и сама справится. Разумеется. Ведь все было здорово, просто отлично. Ровные дружеские отношения со всеми. Илья-громовержец молнией убил понравившуюся девушку и забрал ее к себе на небо, лишив Евгению Львовну верного заработка.

— Какая у вас машина? — спросил Волнистый.

— «Рено». А что?

— Цвет, номер?

— Зеленый металлик. А номер… Что я, помню такую мелочь?

«Очень по-женски, — подумал майор. — Но на нее не похоже. Она не женщина. Тянет время. Али-е би ей нужно, вот что. А алиби она еще не приду-:. мала».

— Машина под окном стоит?

— Разумеется.

— Ладно, проверим. Номер выясним. И с горничной вашей поговорим. На сегодня все. Прочитайте протокол, напишите: «С моих слов записано верно». И распишитесь.

— Я свободна?

— Можете идти.

— Это вообще-то мой кабинет.

Сергей Павлович спохватился. Действительно: ее кабинет. Указали, значит, на место. Ладно, еще не вечер. Он вежливо попрощался, вышел из кабинета и отправился искать Олега Новлянского, беседующего с лейтенантом Попугайчиком.

Сергей Павлович оказался прав: они беседовали, как братья по разуму. Лейтенант делал вид, что он очень умный и проницательный, и задавал соответствующие вопросы. Новлянский тоже пыжился изо всех сил, доказывая, что и он не дурак. Оба очень старались.

— Как вы думаете, были у Нэтти враги? — услышал майор с порога. Сережа Попугайчик, в отличие от него самого, выговаривал имя «Нэтти» с особым удовольствием. Это имя тоже было из другого мира. И юный лейтенант ощущал, как, произнося его, становится к той жизни причастным.

— Ну, не враги, я бы так не сказал… — глядя в потолок, рассуждал Новлянский, который сидел вальяжно, закинул ногу на ногу. — Женская зависть.

— Какая-нибудь из ее конкуренток нашла наемного убийцу? — Глаза лейтенанта загорелись.

— Так, Сережа, пойди посмотри, как там стилист себя чувствует, — одернул его майор.

— Есть, Сергей Палыч! Попугайчик вскочил и тут же исчез. Волнистый присел в кресло напротив Новлянского. Тот переменил позу, снял одну ногу с другой и явно занервничал.

— Где вы были вчера во второй половине дня? — строго спросил Волнистый.

— На свидании, — гордо заявил Олег Новлянский.

— С кем?

— Ну, знаете, как джентльмен…

— Вы тоже покойную недолюбливали?

— Но это же не значит, что я хотел ее убить, — заволновался Олег. — Да ее же нашли черт знает где! А у меня даже машины нет!:

— Веский аргумент. Но! Не в тайге же! Вблизи проходит автомагистраль.

— И как же я мог туда попасть?

— На попутках, юноша, на попутках.

— Я? — тут же оскорбился хореограф. — Я езжу только на такси!

— Назовите имя вашей дамы и можете спать спокойно, — сказал Сергей Павлович.

— Ни за что, — торжественно заявил Новлянский.

— Вот ни за что и сядешь, — усмехнулся Волнистый.

Олег побледнел, но от комментариев воздержался.

— Можете посадить меня в тюрьму, — гордо сказал он.

— Это я всегда успею сделать.

Сергей Павлович поднялся. Как бы лейтенант и со стилистом не наломал дров. Подбрасывает им версии, а те и рады стараться.

«Ишь, джентльмен! — с неприязнью подумал он, покидая Новлянского. — Мать твою! Ничего, я тебя выведу на чистую воду!» И Раскатова, и тем более Новлянский показались майору крайне подозрительными. А что с Носковым?

Но разговора с Ричардом Носковым не получилось. Когда Сергей Павлович подошел к дивану, на котором полулежал стилист, он понял, что Нос-кову действительно очень плохо. Это было искреннее горе. Стилист истерик не устраивал, красивые позы не принимал. Он просто не реагировал на окружающих и без конца повторял:

— Бедная, бедная моя Нэтти. Как же так? А? Как же так?

Сережа Попугайчик, посидев со стилистом, и сам чуть не заплакал. Сергею Павловичу даже показалось, что еще минута — и они начнут причитать в один голос:

— Бедная, бедная Нэтти!

Майор попытался поговорить с Носковым, задавая наводящие вопросы. Тот отвечал односложно, только «да» и «нет», и совершенно невпопад.

— Тут врач нужен. — Майор махнул рукой. — Как вы себя чувствуете, Ричард Эдуардович?

— Что? Как я себя чувствую? — В глазах у Нос-кова было непонимание. — А как себя чувствует она!

— Вам бы успокоительного. Или водки.

— Да ни черта вы не понимаете, — всплеснул руками Носков.

Кстати, зря. Сергей Павлович уже понял: толку от стилиста сегодня не будет.

— Где вы были вчера во второй половине дня? — спросил Волнистый безнадежно.

— Да, — ответил Носков и тут же поправился: — Нет. — Потом обхватил голову руками и вновь застонал: — Как же так?

Лейтенант потянул своего начальника за рукав:

— Пусть посидит один, а? Сергей Павлович? А? Ему же так плохо!

— Что ж, — согласился тот. — Пойдем. С этими троими итак все ясно: алиби нет ни у кого.

— Какое еще алиби должно быть у стилиста? У человека любовь! — тут же заступился за Носко-ва Сережа.

— Любовь — это не алиби, любовь — это мотив. Самый что ни на есть.

— Эх вы… — лейтенант покачал головой и побежал за стаканом воды для Носкова.

Сам же майор отправился побеседовать с девушками, находящимися в модельном агентстве Раскатовой, Вскоре к нему присоединился лейтенант Попугайчик. Ценной информации добыть не удалось. На протяжении двух с лишним часов феи слетались к Волнистому стайками и по отдельности, такие похожие, состоящие целиком из эфира, то есть из зефира, что майор запутался вконец. Глядя на этих бесплотных ангелов, он гадал: какова же была их королева? Эта бедная Нэтти? И за что ее, собственно, убили? За то, что краше всех?

Наконец одна из фей сказала, кокетливо глядя на юного лейтенанта:

— Знаете, Евгения Львовна такая сдержанная, такая сдержанная! Ну просто сдержанная — и все.

— Дальше, — поторопил ее майор.

— Но она так боялась Нэтти! Так боялась!

— Это еще почему? Важная дама боится девушку, которая целиком и полностью от нее зависит? — удивился Волнистый.

— О нет! Нэтти была особенной. Не как мы.

— В чем же эта особенность состояла?

— Она всех держала в ежовых рукавицах. Буквально всех! Исчезала куда-то, была, как кошка, сама по себе. И деньги у нее водились. Евгения Львовна однажды бросилась на Нэтти с перекошенным лицом. И орала при этом: «Я тебя убью, стерва, я тебя убью!» Все видели.

— Ни с того ни с сего бросилась на девушку? — еще больше удивился майор.

— Да. Ни с чего. Нэтти что-то рассказывала. Какую-то историю про подругу своей матери. Она часто ее рассказывала последнее время.

— Что за история? — заволновался майор. — Кто-нибудь ее помнит? Девушки? — Он строго посмотрел на моделей.

Феи переглянулись, но только нежными плечиками пожали.

— Ну же, красавицы, — надавил майор. — Это очень важно. Вспоминайте!

Одна из девушек нехотя напряглась. И, наморщив лобик, сказала:

— Вроде как страшно толстая подруга ее матери ревновала к кому-то мужа. Обычная история. Любовная. Чего это Эжени так взъелась?

— Эжени? — удивился майор.

— Это все Дик! Это все Дик! — защебетали девушки.

— Какой Дик?

Майор почувствовал, что уже устал находиться в этом раю. Вот попадешь в такое место после смерти — и будешь вечно блаженствовать, пока вечность не опостылет.

— Ричард, — сказала одна из фей и выступила вперед. — Он всем придумывает забавные прозвища. Это он назвал Наташу Нэтти, а Евгению Львовну — Эжени. Он такой забавный! Нам с ним так весело!

— Зато я с ума вот-вот сойду. Ладно. Если коллективно вспомните подробности, — он безнадежно посмотрел на моделей, — в любое время. Мне и вот ему. — Лейтенант встрепенулся… — Впрочем, мы здесь еще появимся. Неоднократно, — с горечью добавил Сергей Павлович.

Девушки переглянулись, и старшая фея вдруг таинственно сказала:

— Я подозреваю, кто ее убил.

— Кто? — Майор ожидал услышать по меньшей мере историю о пришельцах, которых фея встретила в небе, порхая на своих прозрачных крылышках. Пришельцы спустились на землю и безжалостно расправились с ее королевой. Но девушка сказала:

— Евгения Львовна боялась Нэтти, а сама Нэтти боялась того типа, который несколько раз к ней приходил.

— Мужчина? — насторожился Волнистый.

— Да так. Ничего особенного. — Фея передернула плечиками. — Одет плохо. Но Нэтти сразу с ним уходила.

— Поклонник?

— С поклонниками так себя не ведут, — со знанием дела сказала девушка. — Было такое ощущение, что они друг друга знают тысячу лет. Что любовь была, но давно уже закончилась.

— Значит, человек из прошлого. Проверим.

Майор черкнул что-то у себя в блокноте и тяжело вздохнул. Много подозреваемых — так же плохо, как и ни одного. Все могли, но никто не делал. А девушка Нэтти лежит в морге с раздробленным затылком.

Покинув райские кущи, Сергей Павлович подвел итоги:

— Значит, так. Первое — это Раскатова и ее отношения с Нэтти. Почему она так боялась девушки? Второе — джентльмен Новлянский и его загадочная дама. Третье — любовь Ричарда Носкова. У всех троих проверить алиби. И прошлое Наташи Беловой. Дадим сейчас срочную телеграмму ее матери, завтра она будет здесь, если сегодня успеет на поезд. — Он посмотрел на часы. — Должна успеть. В паспорте Натальи, за обложкой, я нашел фотографию. На обороте написано: «Моя мама». Так что на вокзале мы ее узнаем. Женщину надо встретить, поговорить с ней. Знаю, тяжело, но надо. Потом: люди, с которыми девушка приехала к пруду. Значит, опрос свидетелей, то есть всех, кто мог видеть стоящую у водоема машину. Да, вдвоем нам с тобой будет тяжеловато. Надо попросить подмогу. И самое главное — пистолет. Надеюсь, что завтра о нем все будет известно.

— И конкурентки, — добавил лейтенант.

— Дались тебе эти конкурентки! На девушек понравилось смотреть?

— Сергей Павлович!

— Это только начало, лейтенант. Сдается мне, что нас ждет сюрприз. Большой сюрприз. Ну почему эту Нэтти убили на территории именно нашего района?

После того как сотрудники милиции ушли, модельное агентство) еще долго бурлило. Никто не работал, модели толпились на крыльце, в холле, курили и сплетнич; али. В кабинете у Раскатовой собрались трое. Хуже всех выглядел Носков. Он бьш бледен и молчалив. Зато Новлянский не умолкал:

— Нет, вы слышали, что он мне сказал? «Ни за что и сядешь!» Нет, слышали? Почему это я должен садиться ни за что?

— Брось, — одернула его Раскатова. — «Ни за что!» Где ты был вчера весь день?

— Это мое личное дело, — напрягся Олег.

— Да? А я тебе звонила. Домой. Ты мобильник-то отключил. Мама сказала, что тебе позвонили, ты быстренько собрался и исчез. Куда?

— Это мое личное…

— Так ведь и тебя дома не было, Эжени, — наконец-то очнулся Носков. — Оставь Олега в покое.

Чуть ли не впервые Носков вступился за Нов-лянского, да еще назвал его Олегом. Тот удивился настолько, что замолчал. Опустился в кресло и замер. После длинной паузы Евгения Львовна спросила, глядя на Новлянского:

— Как быть с Викой? Говорить про нее или нет? Тут уже удивился Носков:

— Так вы что — знали? Оба?! — Иты знал?!

Они молчали еще дольше, чем в первый раз. Потом Раскатова заговорила:

— Олегу сказала я. А тебе, судя по всему, сама Нэтти. И мы все трое играли по ее правилам.

И скрывали друг от друга ценную информацию. Вместо того чтобы принять меры. Если бы эта стерва не стала меня шантажировать, — она скрипнула зубами, — я бы ей помогла. Теперь эти сучки с радостью меня заложат, — сказала Евгения Львовна, имея в виду моделей. — Мозгов на всех как у одной Нэтти. Расквакались! Думают, если не будет меня, их ждет светлое будущее! Но откуда она узнала обо мне правду, я понять не могу!

— Чем же она тебя прижала? — усмехнулся Дик.

— А вот это уже мое личное дело.

— Как она вас всех!

— А тебя? — не удержался Новлянский. — Ты ж за ней ходил, как собачка на поводке! Носков, я тебя не узнаю! Что с тобой сделала эта баба?

— Помолчи, — одернул его Дик. — Тебя она не шантажировала, пока взять было нечего. Но могла бы. И собиралась. Думаю, твое вчерашнее свидание — ее рук дело. А в свете последних событий…

— Так говорить майору Волнистому про Вику или не говорить? — вернулась к больному вопросу Раскатова.

— Я против, — тут же заявил Дик.

— Мне все равно. У меня другие проблемы, — высказался Новлянский.

— Рано или поздно они узнают, — сделала вывод Евгения Львовна. — Но не сегодня. И, возможно, не завтра. Я успею придумать, как от всего этого отмазаться. Потом, у меня есть железное алиби — Дашенька.

— Если бы ты кое-что узнала про свое алиби! — усмехнулся Дик. — Не забывайте, что все тайны Нэтти были и моими тайнами тоже.

— Потому что ты с ней спал, — зло сказал Олег.

— А тебе не дали, — так же зло ответил Дик. — И ты никак не можешь понять почему.

— Да я бы тебе сказал сейчас…

— Оба заткнитесь. Нашли время. — Раскатова поморщилась. — Как ловко развела нас девчонка! Знать бы, где упасть, соломки бы подстелила! Все насмарку. Опять несколько месяцев работы псу под хвост. А деньги, которые под нее дали? Ведь второй такой Иэтти не найти!

— Мало их, что ли, — неуверенно сказал Олег. — Вешалки.

— Мы все прекрасно знаем, почему таких, как Нэтти, больше нет. Не она была при нас, а мы при ней. Настоящая королева, — с сожалением сказала Раскатова. — Но… Ее больше нет. А нам еще жить.

Они опять надолго замолчали. Это была минута молчания по Нэтти. Сокрушалась Раскатова, волновался Новлянский, страдал Носков. Все понимали: второй такой не будет. Но жизнь продолжается.

— Я что-нибудь придумаю, — сказала под конец Раскатова. — Обязательно придумаю. Мы спасем себя и агентство.

Сергей Павлович Волнистый, человек обстоятельный, составлял план оперативно-розыскных мероприятий. По делу об убийстве Натальи Беловой. Сергей Павлович любил разложить все по полочкам, прежде чем начать действовать. И начальству приятнее, и самому проще. Ведется работа? А как же, ведется. Ежели желаете, всегда можно в дело заглянуть.

Майор Волнистый аккуратно выводил на листе бумаги строчку за строчкой:

Выяснить:

а) биографию Ричарда Эдуардовича Носкова;

б) биографию Евгении Львовны Раскатовой;

в) биографию Олега Александровича Новлянского;

г) биографию самой Нэтти.

(Зачеркнул «Нэтти» и исправил на «Натальи Беловой»).

Еще майор Волнистый очень любил долгие и подробные беседы. Он верил, что рано или поздно преступник сам им поможет. И сам все расскажет. Поэтому ниже написал: «Еще раз допросить». И перечислил те же фамилии. Спохватившись, Наталью Белову вычеркнул. И начал обзванивать «клиентов». В том числе позвонил на мобильник Евгении Львовне Раскатовой, поскольку домашний телефон не отвечал, и распорядился, чтобы завтра утром горничная Дашенька была на месте, готовая к даче показаний. При этом Волнистый пояснял лейтенанту Попугайчику:

— Пусть они там понервничают ночку. Это полезно. Свидетель должен созреть. Все равно ведь будет врать. А мы тем временем поищем фактики, которые это вранье разоблачат.

— А если они договорятся?

— А мы им показания свидетелей, которые видели у пруда машину Раскатовой.

— А где мы их найдем?

Волнистый строго посмотрел на своего ученика. «Как это где?» — говорил его красноречивый взгляд. И лейтенант все понял. На следующее утро Волнистый поехал проверять алиби Евгении Львовны Раскатовой, поручив своему помощнику прочесать ближайшие дачные поселки на предмет того, не заметил ли кто чужаков на машине в день убийства девушки Нэтти. Сережа Попугайчик взялся за поручение с энтузиазмом, и майор был уверен, что местным жителям не поздоровится. Чтобы отделаться от лейтенанта, они насочиняют кучу иномарок, и окажется в итоге, что жизнь возле маленького пруда била в тот вечер ключом. Там просто яблоку негде было упасть. Ну да ладно.

Сам Сергей Павлович в тот момент, когда лейтенант шерстил дачников, сидел на кухне в квартире Раскатовой и невольно принюхивался. Пахло здесь как в раю. То ли цветами, то ли фруктами. «Брызгают, что ли, чем? Вот буржуи! Чего только не придумают! А по людям стреляют, дьявол их забери!» — размышлял Волнистый. О киллере думать не хотелось. С другой стороны, выстрел хорош. Если наняли — то уж явно не задешево. А у кого в агентстве больше всего денег? То-то и оно.

— Значит, здесь и жила Нэтти? — уточнил он у горничной, которая сидела напротив и пальчиком стирала невидимую пыль с янтарного дерева. Дело было на кухне, где майору предложили чай. Сама Раскатова стояла у окна в роскошном халате с павлинами.

— А вы можете ехать на работу, Евгения Львовна. Я вас не задерживаю, — напомнил майор. — Если горничной своей не доверяете, так не сомневайтесь: я за ней присмотрю.

Евгения Львовна недовольно поджала губы, но с кухни ушла. Волнистый слышал, как она хлопала дверью ванной, громко ходила по коридору, делая вид, что собирается на работу. Словом, всячески напоминала Дашеньке, что хозяйка еще здесь и все слышит. Сама же Дашенька Волнистому понравилась: стройная, высокая девушка, приятная на лицо. Глаза голубые и нежные, как незабудки в палисаднике, что под окном у Сергея Павловича. Скромный, но приметный цветок. Раз поглядишь — уж точно никогда не забудешь.

— Что же вы, Дарья, горничной-то работаете? — первым делом спросил майор. — В прислугах? Видная девушка. Молодая. Нехорошо это. Учиться надо.

— Мне нравится, — спокойно ответила Даша. Волнистый уловил раскатовские интонации. Не нападение, а спокойная и очень надежная защита. На твердую «ничью».

— Что ж, и всю жизнь в прислугах были? — майор сознательно давил на слово «прислуга». Должно же быть у нее самолюбие?

— Нет, у меня когда-то была другая работа, — так же ровно отвечала Дашенька.

— Кем работали? — уточнил Волнистый.

— Секретарем.

— Не понравилось?

— Нет, не понравилось.

— Приставали, наверное? Ну, в смысле, мужчины.

— И «в смысле» тоже.

Волнистый уловил иронию. Ничего себе горничная! Чего-чего, а характер у ангела Дашеньки есть. Он пригладил усы и зашел с другой стороны:

— Значит, вы утверждаете, что позавчера во второй половине дня ваша хозяйка была дома?

— Да, утверждаю.

— Так. Готовы подписать показания?

— Готова.

— Об ответственности за дачу ложных показаний знаете?

— Отлично знаю. И презумпции невиновности тоже. Да и вы не забудьте. — Еле заметная усмешка.

Волнистый насторожился. Он был опытным оперативником, и дельная мысль посетила его сразу. За ангелом Дашенькой что-то числилось, не иначе. Если так, то ее спокойствие — дело временное. Поволноваться Дашеньке придется — когда справочка соответствующая будет.

— Паспорт ваш позвольте, Дарья… как по отчеству?

— Александровна. А зачем вам паспорт? Для протокола?

— А как же? Вы сейчас заявляете достаточно важные вещи, на основании которых, можно сказать, решается судьба человека. Как же без протокола?

— Хорошо. Можете записать мои данные. Она принесла паспорт. Регистрация временная, обратил внимание майор. На неделю просрочена. Но за это не привлекают.

— А какие отношения у вас были с Нэтти?

— С Нэтти? — Легкая паника. Хотя про презумпцию невиновности знает. — Нормальные отношения.

— Не ссорились?

— Нам делить было нечего.

— А подругами не были?

— Нет, не были.

— Как же так? Две молодые, интересные девушки. Неужели на ушко друг другу секретов не шептали?

— У нас с ней были разные интересы. Она — королева, а я — прислуга.

Вот это уже ближе. Глаза у ангела Дашеньки потемнели. «Почему не л?» — догадался майор. — «Почему она королева?» Сергею Павловичу вспомнился юный лейтенант, который выдвинул версию о ревнивой сопернице. Этого только не хватало! Но вопросов к Дашеньке у Волнистого появилось много.

— А до Нэтти никто у вас не жил?

— Нет. Таня Петухова — москвичка. В гости иногда заходила.

— Петухова? Кто это?

— Она была до Нэтти. То есть это ее хотели… В общем…

Похоже было, что Дашенька путалась в том, что можно говорить о Татьяне Петуховой, а чего нельзя. Сергей Павлович решил ей помочь:

— А что, с Татьяной тоже случилась неприятность? Надеюсь, она жива?

— Да, конечно, — заметалась Дашенька. — Просто попала в больницу… Не знаю, где она сейчас.

Сергей Павлович заинтересовался предшественницей Нэтти. Наверное, не просто так Татьяна Петухова попала в больницу. Но майор решил выяснить адрес Татьяны в другом месте. Не у Дашеньки. Сергей Павлович спросил ее о другом:

— Где вы работали секретарем? До того, как стали прислугой у Евгении Львовны?

Майор невольно вздрогнул: в коридоре что-то упало. Раздался такой грохот!

— Я не помню, — тихо сказала горничная. — Такой фирмы давно уже нет.

— А название ее?

— Забыла.

— Адрес?

— Ничего не помню.

— Как же так? Сколько же лет прошло?

— Года три.

Майор вздохнул. Ах, избирательная девичья память! Наверное, помнит, с кем случайно поцеловалась пять лет назад в гостях у любимой подруги и что подарил на Восьмое марта мальчик из параллельного десятого класса, но не помнит место работы, где платили деньги. Или не хочет помнить?

— Скажите, Дарья Александровна, у вас есть фотографии?

— Зачем? — растерялась та.

— Мне бы хотелось иметь на память фото — и ваше, и Евгении Львовны.

— Я не могу…

— Ну что мне — силой, что ли, вас фотографировать? По знакомым ходить? Вы же понимаете, что ваших показаний недостаточно, чтобы полностью избавить вашу хозяйку от подозрений. Мы будем проверять.

— Проверяйте.

Это сама Раскатова появилась в кухне. В руках ее был альбом с фотографиями. Эжени швырнула его на стол — на пол полетели снимки. Дашенька кинулась их поднимать. Волнистый видел, что Раскатова очень рассержена. Павлины просто шипели от злости, когда Раскатова нервно запахивала халат.

Сергей Павлович нагнулся и помог Дашеньке собрать фотографии. Одна ему очень даже понравилась: Евгения Львовна у кого-то на даче. Смеется, в руке надкусанный огурец. И Дашенька рядом — наливает хозяйке минеральную водичку в стакан. Много солнца, неба, да и зелени тоже достаточно, чтобы фотография получилась яркой и праздничной.

— Вот эту можно? — спросил Сергей Павлович у хозяйки.

— Бога ради.

— А где вы обычно держите машину, Евгения Львовна, позвольте полюбопытствовать?

— На платной стоянке. Но там ее позавчера не было. Можете не проверять.

-. Как же так?

— Я думала, что машина мне понадобится, и оставила ее у… дома.

Она слегка запнулась.

— Неужели вам врать не надоело?

— Сначала докажите, что меня не было дома.

— Я лучше докажу, что вы были в другом месте. Тогда из этого будет следовать, что дома вас точно не было. Всего хорошего.

Майор Волнистый подозревал, что в доме Евгении Львовны все врут. Налицо сговор Раскатовой и ее горничной. Видно, спаяны они накрепко и знают друг о друге много. А кто еще много про них знает? И майор черкнул себе в блокнотике: «Поговорить с Татьяной Петуховой».

Но разговор этот пока не представлялся Сергею Павловичу очень уж важным. Гораздо важнее было встретить на вокзале мать потерпевшей и отвезти ее на опознание. И стало Сергею Павловичу очень грустно. Он задумался о своих детях, старшей из которых, Танюшке, исполнилось в этом году шестнадцать лет. Высокая, в отца, интересная деваха. Ну как захочет на голову дурную какую-нибудь корону? Или ходить взад-вперед по этому, как его, подиуму в тюлевых занавесках, которые и ног-то толком не прикрывают? А оказалось, что за это еще и убивают!

Ехать на вокзал было еще рано. Утренним поездом никто не приехал, оставалось ждать вечернего. И Волнистый поехал в управление, где лейтенант Попугайчик ждал его в рабочем кабинете. Лицо у того было счастливое.

— Ты что — свидетелей нашел? — удивился майор.

— Да какие свидетели! Вы посмотрите, Сергей Павлович! Ответ на наш запрос пришел! Справочка! Прислали! Сегодня! Срочно!

Лейтенант стал размахивать какой-то бумажкой.

— Ну-ка, ну-ка. Чего там?

— Насчет пистолета.

; — А ну, дай сюда. — Майор уткнулся в бумажку. — Так… Интересная вещь.

Лейтенант крутился рядом и все говорил:

— Ну как? А? Ну как? Теперь мы его найдем?

— Значит, так. Как я и сказал, Сережа, это «Марголин». МЦЗ-1. Автоматическая скорострельная целевая модель. Калибр 5,56. Изготовлен специально для выступления на Олимпийских играх. Наши хотели все золото выиграть и сделали из обычного МЦ такую вот штуку. Только после Олимпиады пятьдесят шестого года, в Мельбурне, правила срочно изменили, чтобы эта модель больше не применялась.

— Это еще почему? Что в нем такого?

— Ствол расположен ниже линии руки, затвор перевернут, хотя магазин находится на обычном месте. Значит, сила отдачи направлена ниже точки опоры, и при высоком темпе стрельбы пистолет вверх не задирается. Знаток выбирал. Хотя темп ему не был нужен. Один выстрел, зато наверняка. Но интересно не это. Помнишь, я про табличку говорил?

— Ну?..

— Так вот: «ствол» этот давно в розыске. Коллекционное оружие, редкая вещь. Уж много лет как канул в Лету. Украден из коллекции Барабанова Семена Михайловича. Был такой партийный босс, согласно справочке, пока на пенсию не проводили. Ты молодой, не помнишь уже, как оно все было. Дело прошлое. На табличке бьша гравировка. Имя владельца и указание на принадлежность оружия к его коллекции. Вот, собственно, и все. Да, отпечатков пальцев на пистолете нет.

— И что теперь? При чем здесь этот Барабанов?

— Надо к нему ехать. Выяснить подробности про «ствол». Адресочек Барабанова, кстати, прилагается. Не знаю, Сережа, повезло нам с тобой или нет. Чем дальше в лес, тем больше…

— Сергей Палыч! А поезд?

— Ах да! Нам с тобой еще женщину встречать! Вот задача! Не знаю уж, удастся ли сегодня поговорить с ней. Горе-то какое, а? Горе. Надо бы форму надеть, чтоб при погонах. Чтоб Белова мимо нас с тобой не прошла.

Сергей Павлович посмотрел на часы. Время еще есть, успеет заехать домой, переодеться, предупредить жену, что задержится допоздна.

— Ну что, лейтенант, едем?

— Есть! — привычно вытянулся тот.

…Вокзалов Сергей Павлович не любил. Очень уж шумно, суетливо. Чувствовал себя сегодня на Казанском некомфортно, да и миссия его была не из приятных. Мать Натальи Беловой он признал с трудом: на фотографии та была гораздо моложе и симпатичнее. Если бы женщина сама возле них не задержалась, озираясь, могли бы и разминуться.

Лейтенант Попугайчик тоже смотрел на нее с удивлением: и это мать Нэтти? Красавицы Нэтти?!

Грузная, лицо одутловатое, одета в дешевый летний костюм — ткань в мелкий цветочек, — а руки как лопаты. Корявые пальцы нервно теребят ручку старой сумки из кожзама, ногти обрезаны под корень, до мяса. На сотрудников милиции смотрит испуганно.

— Гражданка Белова? — неуверенно спросил Сергей Павлович.

— Да. Белова. Елена Васильевна.

Майор протянул ей паспорт, из которого выглядывал уголок старой фотографии:

— Вот. Ваша дочь… И вы. Это я давал телеграмму. Нам надо проехать в… на опознание.

Белова горько заплакала, запричитала:

— Ох, Наташенька моя, Наташенька! Куда ж ты, дитятко мое, поехало на свою погибель? Что ж такое творится-то, а?

— Пройдемте в машину. Очень вас прошу, — тихо сказал женщине майор. На них уже начали оглядываться.

Сцены опознания в морге Сергей Павлович переживал тяжело. Всякое бывало. Вот и сейчас, ведя туда Белову, волновался, потому что чувствовал: та едва держится. С другой стороны женщину поддерживал лейтенант Попугайчик.

— Патологоанатома предупредили? — тихо спросил у него майор.

Тот кивнул:

— Все готово. Если что, так мы ей укольчик… Елена Васильевна? Эй!

— Ох! Держите меня! Сердце!

Санитар расстегнул «молнию» на синем мешке, с сожалением сказал, взглянув на покойницу:

— Вот дивчина была! А? Жалко.

Майор едва не обругал его. Пусть воздержится со своими комментариями. Рядом наготове стоял патологоанатом со шприцем в руке. Елена Васильевна увидела светлые волосы и зарыдала в голос.

— Доченька моя! Доченька!

Потом приблизилась к столу, на котором лежало тело, и неожиданно для Сергея Павловича перестала плакать. Стояла, словно все еще не понимая, что с ней происходит. Потом недоуменно взглянула в мертвое лицо девушки.

— Где ж дочка-то?

— Елена Васильевна, успокойтесь. Воды ей дайте.

— Да подите вы с вашей водой…

Женщина нервно оттолкнула стакан. Потом вытерла слезы и развернулась к майору Волнистому.

— Где ж Наташенька-то?

Сергей Павлович ничего не понимал. Переводил взгляд с мертвой девушки на Елену Васильевну. Женщина уже не плакала, а трясла его за рукав, требуя ответа. Неужели помешалась от горя?

— Да вот она. Наталья Белова. Нэтти.

— Какое еще Нэтти? Где моя дочь? А? Что ж такое творится-то? Дочь моя где?! Наташенька моя родная?! Да что ж вы, изверги, со мной делаете?!!

И ШУТ ЕЕ, ПАРЕНЬ ПРЕСТРАННЫЙ

ВОДЫ ПРИШЛОСЬ ВЫПИТЬ СЕРГЕЮ ПАВЛОВИЧУ. Вот это был сюрприз так сюрприз! Убитая девушка, оказывается, была вовсе не Натальей Беловой! Женщина, приехавшая за телом дочери, все еще не могла понять, зачем ее привезли в морг и показали абсолютно чужую девушку, утверждая, что это и есть ее Наташа. Требовала объяснений, всхлипывала и пила валерьянку. И все время спрашивала:

— Что происходит? Вы мне только скажите: где моя дочь?

Пока санитар, патологоанатом и лейтенант Попугайчик пытались ее успокоить, Сергей Павлович собирался с мыслями. Наконец он сообразил, что морг — не лучшее место для беседы по душам. Надо уходить отсюда. И побыстрее.

Они с лейтенантом вывели недоумевающую женщину на улицу, где майор предложил:

— Проедем к нам в отделение? Побеседуем, чайку попьем. Вам надо успокоиться. Да и мне тоже.

— Где моя Наташа? — без конца повторяла испуганная мать. — Наташа моя где?

— Мы все выясним, — пообещал майор.

Елену Васильевну посадили в машину, отвезли в управление, разместили в кабинете, напоили чаем. Увидев, что женщина способна внятно отвечать, Сергей Павлович приступил к допросу. Первым делом достал паспорт Натальи Беловой, положил перед Еленой Васильевной, спросил:

— Посмотрите внимательно. Этот документ принадлежит вашей дочери?

Белова дрожащими руками взяла паспорт, долго смотрела на красную обложку с гербом и золотыми буквами «СССР», не решаясь открыть, потом взглянула наконец на фотографию и вдруг расплакалась.

— Да, Наташенькин паспорт. Он, значит, здесь, а она… О господи!

— Вы уверены, что это именно ее паспорт? — продолжал настаивать майор.

— А как же! А то я его никогда в руках не держала! Вот и клякса на нем затертая, младшенькая моя поставила ненароком. Где дата рождения. И написано все правильно. Только фотография не Ната-шенькина, а той… — Белова всхлипнула. — Она убила ее, да? Наташеньку мою? А документ себе взяла? Да? Ох, что же такое делается?

— Успокойтесь, Елена Васильевна. Давайте разберемся. Расскажите все с самого начала: когда, при каких обстоятельствах ваша дочь Наталья Белова уехала в Москву? Как получилось, что до сих пор вы были уверены, будто она и есть победительница областного конкурса красоты и все у нее в порядке?

— Как получилось… Ох ты господи! Трое их у меня, вы поймите. Три дочки. Светочка, Еленка и старшая, Наташенька. Уж за старшую-то я никогда не переживала…

…Елена Васильевна рассказывала долго, с ненужными подробностями. И все пыталась объяснить, что жизнь у нее тяжелая, забот много, и тому, что старшая дочь пристроена, оставалось только радоваться. Биография настоящей Натальи Беловой была проста. Мать ее всю жизнь проработала на стройке маляром, отец на той же стройке каменщиком. Жили в застойные времена не шибко богато, но весело, как все. И приработок был. Стройматериалы бесплатные, а руки у Натапшного отца были золотые. Получил он хорошую трехкомнатную квартиру от строительной организации, дачу начал строить, гараж, купил машину по очереди. Новенькие «Жигули». Квартиру, полученную от государства, Белов отремонтировал на зависть всем. Жена — маляр, сам' — каменщик. Чего ж не жить, коли с руками? И трех дочек они с женой народили, уверенные в том, что смогут вырастить и на ноги поставить.

Перемен, начавшихся в стране, Белов не понимал. Какая еще демократия? Какая гласность? Какая многопартийность? Ни он, ни жена в одной-то партии никогда не состояли. Голосовали за кого велят, жили тихо, своим трудом. У рабочего человека только одна партия — трудовая. А свобода глотку драть — она только бездельникам нужна. Но из-за этих перемен жизнь в городе начала меняться. Раньше строили много: военный завод получал немалые дотации, приезжие офицеры нуждались в жилье. Теперь офицеров почему-то начали сокращать, производство тоже. Все это называлось непонятным Белову словом «конверсия». Но если модного слова он не понимал, то сокращение объема строительных работ понял запросто. Строительных контор в городе бьшо немного, и все они раньше возводили жилые дома, да и государственные учреждения в районе множились. Школы, больницы, библиотеки, детсады. Работы у Белова было много, у его жены тоже. А теперь начались сокращения. Не могли строителям платить большую зарплату за объекты, замороженные на неопределенный срок.

Самого Белова не сокращали, учитывая большой стаж, покладистый характер и золотые руки, и поначалу он не особенно переживал. Каменщик с руками работу всегда найдет. Но началось то, чего прежняя власть никогда не допускала: регулярные задержки зарплаты. Раньше-то и аванс выдавали, а теперь все выплаты откладывались на неопределенный срок. Белов часами складывал в столбик, сколько же ему должно родное государство, и считал себя богачом. Но появилось другое модное слово: инфляция. Когда он получил-таки деньги на руки, то чуть не заплакал. Их оказалось до смешного мало. И Белов зарылся в землю на своем дачном участке, стал халтурить по чужим дачам, где разбогатевшие на «свободе» платили наличными. Но таких в городке оказалось немного, а свободных рабочих рук полно. Путь менее квалифицированных, зато дешевых. Теперь трое детей оказались обузой. Да и здоровье у Белова бьшо уже не то. Женился он ближе к тридцати, сейчас ему стукнул полтинник, а старшей, Наташеньке, только-только исполнилось девятнадцать.

Старшая была умница, рукодельница. Среднюю и младшенькую Белов осуждал. Еленке бы все на танцульки бегать, Светке — по телефону с подружками болтать да конфеты лопать. Учатся плохо — зато старшая тянется к знаниям да к другой жизни. Одни курсы закончила, другие. Жаль только, любит крутиться перед зеркалом. Но Беловы дочку понимали: Наталья выросла высокой, видной девушкой. И все жаловалась маме:

— Скучно здесь. Не хочу я оставаться в родном городе, ну не хочу!

— Куда ж ты поедешь, дочка? — вздыхая, спрашивала мать.

— В Москву хочу.

Елена Васильевна столицы боялась до обморока. Давным-давно туда уехала младшая сестра. Вышла замуж за такого же лимитчика, получила комнату в общежитии. Тяжким трудом на заводе они с мужем через много лет заработали однокомнатную квартирку. Двое детей. Поставили в очередь на расширение. Только из-за наступивших перемен растянулась та очередь до бесконечности. Так что сестре, которая сделалась москвичкой, Елена Васильевна не завидовала. Была у нее пару раз и ужаснулась. Чему завидовать-то? Квартирка тесная, район грязный, магазины дорогие. Дачный участок чуть ли не за сто километров! Ездить туда надо в душной электричке, потому как машина старая и все время ломается. И на жизнь в столице нужны большие деньги, а у сестры двое детей. Все рожали, на расширение рассчитывали. Мол, с двумя-то детьми больше комнат дадут. Вот и дали. Обо всех этих бедах сестра писала Елене Васильевне постоянно, словно упреждая: не вздумай приезжать, и без тебя тесно.

Белова в столицу никогда и не рвалась. Сестру с детьми принимала охотно и никогда не думала, что если Наталья задумает у тетки пожить меся-цок-другой, та ей откажет. Поэтому когда старшая дочь тайком собрала чемодан и уехала из дома, написав в записке, что остановится у московской родни, Елена Васильевна особо не забеспокоилась. Не к чужим людям едет. Тем более что вскоре стали приходить от дочери письма, а потом и деньги. Очень кстати были эти деньги. Младшие девочки подрастали, их надо было одевать, кормить, учить. Елена Васильевна крутилась как могла. Попробуй всех обстирай, накорми да приласкай, а уж если неприятность какая случится! Поэтому когда Наталья, сообщая о своих успехах, просила мать не приезжать пока в столицу, та и не рвалась. Куда ехать-то? У сестры тесно, да еще и Наталья там. Как они все помещаются в однокомнатной? Тяжко, наверное, Людмиле приходится. Елена Васильевна даже написала как-то благодарственное письмо сестре и очень удивилась, когда не получила на него никакого ответа. Но за делами про странное молчание Людмилы она позабыла, а тут и лето началось. А летом самая работа. Дача, прополка-поливка, потом заготовки на зиму. Сколько банок-то надо закрутить! Компоты, соленья, салаты…

Елена Васильевна была настолько поглощена заботами об урожае, что когда пришла из Москвы телеграмма, растерялась. Как же так? «Срочно выезжайте опознание ваша дочь трагически…» В глазах потемнело. Муж, на беду, приболел, надорвав спину на строительстве чужой дачи. Хотел побыстрее закончить халтуру, чтобы больше времени уделить собственному домику, да перестарался. Елена Васильевна по-быстрому собралась, взяла все деньги, какие были в доме, назанимала у родни и поехала в Москву одна. Дала телеграмму сестре, но на вокзале никто из родственников ее не встретил. Зато встретили люди в милицейской форме. Теперь же Елена Васильевна вообще ничего не понимала.

Сергей Павлович выслушал ее внимательно, не перебивая. Потом начал уточнять детали:

— Значит, фотография в паспорте принадлежит не вашей дочери?

— Нет, это не она.

— Ясно. Сережа, паспорт срочно на экспертизу, Пусть нам скажут, как вместо Натальи Беловой появилась в документе другая особа. А эту девушку вы не знаете? — Майор кивнул на паспорт.

— Нет, не знаю.

— Внимательно посмотрите. Возьмите документ в руки, приглядитесь. Может, видели где? Подруга Наташина?

Белова неуверенно взяла паспорт.

— Нет, не признаю. Может, и из нашего города? — Она задумалась, потом сказала уверенно: — Нет, не было у нее такой подружки. Я их всех знаю.

— Ну хорошо. А как объяснить Наташины письма? Это она вам писала?

— А кто ж еще? — удивилась Белова.

— Почерк, стиль ее?

— Чего? — не поняла Белова.

— Ну, вы же знаете, как писала ваша дочь. Ничего в ее письмах вас не настораживало?

Елена Васильевна опять всхлипнула.

— Наташенька писала. Что ж я, дочкину руку не признаю? И все мамулечкой называла. Потерпи, мол, мамулечка, и все у нас с тобой будет. Об одном только просила в каждом письме: в Москву пока не приезжать. И сама, мол, вырваться пока не может, работы много.

— Когда пришло последнее письмо?

— Да с неделю назад. Веселое письмо. Радовалась очень дочка. Скоро, мол, заживем мы все хорошо! И свидимся обязательно. В следующем месяце. То есть в сентябре. И сюрприз какой-то обещала.

— Письмо у вас не с собой?

Белова покачала головой: нет, мол. Майор вдруг вспомнил:

— Значит, она писала, что живет у тетки?

— Ну да. Я и не волновалась. Хотя на конвертах и писала: до востребования.

— А ваша сестра этого факта не подтвердила?

— Чего? — опять не поняла Белова.

— Судя по тому, что не ответила на благодарственное письмо и не встретила на вокзале, между ними что-то произошло.

— Как же так? Сестра ж родная? И почему на вокзал не пришла?

— Ладно, Елена Васильевна. Вам надо успокоиться, выспаться, прийти в себя. Я почти уверен — ваша дочь жива-здорова. Вы не переживайте. Мы ее найдем. А вы можете ехать домой.

— Я отсюда не уеду, пока вы Наташеньку не найдете. — Елена Васильевна перестала плакать, голос ее был тверд. — Ничего с ним не сделается, с моим огородом. На то дочери есть.

— Где же вы будете жить?

— У сестры. Я Людмилке все сегодня выскажу. Сейчас же прямиком к ней. Скажите только, как мне туда добраться. Бумажка-то у меня есть. — Елена Васильевна стала копаться в сумке, отыскивая конверт с адресом. Потом с торжеством выложила его на стол: — Вот. Все я ей припомню, Людмилке. Как жили у меня по целому лету, как пацанов ее обихаживала. Привезет, бывало, да оставит на месяц, а то и на два. А мою, значит, не смогла приютить. Сестра называется!

— Значит, вы сейчас к сестре?

— Да.

— Ну хорошо, Елена Васильевна. Я вас отвезу.

— Да полно вам тратиться-то, мил человек. Мужик мой сколько по этому бензину убивается! Дорого, мол. Я на автобусе.

— Ничего, я за казенный счет, — утешил ее Сергей Павлович.

Майору очень хотелось поговорить с Людмилой Васильевной, в девичестве Беловой. Но он понимал, что сегодня сестры начнут выяснять отношения, а между двумя бабами, если они в ударе, мужику лучше не влезать. Дым там будет стоять коромыслом, потому что за дочку Елена Васильевна сестре спуску не даст. Поэтому майор довез Белову по указанному адресу, оставил свой рабочий и домашний телефоны и наказал:

— Поговорите с сестрой. Пусть она все расскажет про Наташу. Уверен: они встречались. Может, и потянем за ниточку. Найдется ваша дочь.

Елена Васильевна кивнула и направилась в подъезд. Когда за ней захлопнулась дверь, Сергей Павлович задумался. Ситуация осложнилась. Теперь предстоит выяснить, как на самом деле звали убитую девушку. А кто это может знать, как не ее возлюбленный? Носков! Ну конечно! Вот с кем надо поговорить в первую очередь! Но домашний телефон стилиста не отвечал. Мобильный после длинных гудков ответил коротким. Стилист не хотел общаться либо вообще ним с кем, либо с милицией в частности. Ловить его сейчас по городу занятие бесполезное. Ночь на дворе. Завтра с утра возьмут тепленьким. Приняв такое решение, Сергей Павлович решил на этом свой рабочий день закончить. И насчет бензина муж Елены Васильевны был прав: дороговато.

На следующий день с утра пораньше майор Волнистый вместе со своим воспитанником поехал вытрясать из Носкова душу. А точнее, настоящее имя Нэтти. Ричард Носков жил в старом кирпичном доме — длинном, низком, похожем на кишку.

Звонить в дверь пришлось долго. И даже стучать. Когда Носков наконец открыл им, то был такой сонный, что даже не удивился раннему визиту. Широко зевая, пригласил гостей в большую комнату.

Комнат в его квартире было две. Окна одной выходили на железную дорогу, а другой — на автомагистраль. Поэтому в квартире стоял страшный шум. Прямо под балконом Носкова проносились день и ночь машины, а в спальне гудели электрички и скорые поезда. Волнистый не мог представить себе такой жизни на перекрестье дорог, но стилист, казалось, находил в этом особое удовольствие. На вопрос пожал плечами:

— А что? Меня это устраивает! Съезжать не собираюсь.

Мебели в доме было на удивление мало. Казалось, что ее только-только вывезли. А как же «съезжать не собираюсь»? Врет? Внимание сразу же привлекал большой портрет на редкость красивой женщины. На вид ей было лет сорок: не девица на выданье, но дама. Лицо у женщины было тонкое, нежное. Высокая прическа, рот изысканных очертаний, огромные, немного грустные глаза.

— Мать, — коротко пояснил Ричард, не дожидаясь вопроса.

В остальном смотреть здесь было не на что. Волнистый отметил только хорошую аппаратуру и мощные колонки по углам — очень дорогие. Его сын тоже увлекался музыкой и даже вел в школе дискотеку. Занавески были раздвинуты, а форточка открыта. Приходилось кричать, чтобы друг друга услышать. Сергей Павлович и так уже понял, что стилист — парень со странностями.

— Окно закройте, — попросил он первым делом.

— Что?

— Окно, говорю, закройте! — заорал майор.

Стилист усмехнулся, но форточку закрыл. Стало чуть тише. Все так же непонятно усмехаясь, Носков спросил:

— Господин майор, ваша фамилия Волнистый?

— Да, это так, — набычился Сергей Павлович.

— А ваша Попугайчик? — спросил стилист его воспитанника. — Вы Алексу документы показывали.

— Ну и что? Да, Попугайчик! — Юный лейтенант нахохлился.

— С ума сойти! — рассмеялся Носков, и лейтенант Попугайчик тут же обиделся. — Кому-то не везет еще больше, чем мне! Дело об убийстве Нэт-ти расследует Волнистый Попугайчик!

— Вы, гражданин Носков, не шутки должны шутить, а задуматься о своем серьезном положении, — сделал стилисту внушение Сергей Павлович.

— Что ж такого серьезного в моем положении? — с иронией вскинул темные брови Ричард.

— По порядку начнем. Присаживайся, Серёжа. То есть лейтенант.

Лейтенант Попугайчик, все еще пребывая в обиженном состоянии, расположился за низким журнальным столиком. Писать там, скрючившись, ему было неудобно, но Носков, видно, не признавал мебели стандартного размера. Его квартира напоминала бивуак, разбитый в театре военных действий.

— Один живете? — поинтересовался майор Волнистый и выразительно посмотрел на портрет.

— Да, один. Мама умерла.

— Давно? Отчего же? Такая молодая?

— Несчастный случай, — неохотно сказал Носков. Предупреждая следующие вопросы и слова сочувствия, насмешливо попросил: — Будьте снисходительны, господин Волнистый Попугайчик, ведь перед вами сидит круглый сирота. Не напоминайте ему о вещах, которые заставят его расплакаться.

— Попрошу к нам с лейтенантом обращаться по отдельности, — набычился майор. — Ко мне — товарищ майор Сергей Павлович Волнистый. К нему… — Он кивнул на лейтенанта и замялся, так и не припомнив отчества напарника. — К нему пока можете вообще не обращаться.

— Дискриминация, — легко парировал Носков. — Обижаете, значит, молодежь?

Сергей Павлович вытер со лба пот. И десяти минут он не разговаривал с Носковым, но уже понял, какой перед ним непростой человек. Евгения Львовна Раскатова обладала способностью сводить любую партию «вничью», а Ричард Носков играл только черными, заранее объявляя свою проигрышную позицию, уходя в глухую защиту, но при этом выставляя противника полным идиотом. Волнистый невольно напрягся, так как чувство юмора у него отсутствовало напрочь. У Нос-кова же этого треклятого чувства было в избытке, как и у нового начальника отдела, который над майором так славно пошутил. Вот и на следующий, совсем уж невинный вопрос «А почему в доме так мало мебели?», Ричард Носков с иронией ответил:

— Видите ли, господин Волнистый и Попугайчик по отдельности, перед вами последний странствующий рыцарь Ланселот Носков. Я смотрю в это окно, потом иду смотреть в другое и радуюсь: я все время куда-то еду. Это помогает мне поддерживать в собственном бренном теле жизнь, а главное — разум.

— Разве странствующие рыцари бывают стилистами? Бабская профессия, — презрительно бросил из-за журнального столика лейтенант.

— Д может быть, я тайный американский шпион? Агент ноль запятая ноль ноль семь. Именно в такой микроскопической дозе. Одна тысячная Джеймса Бонда. И профессия моя — только маска. И в конце концов, чем плохи кисточки, румяна, лаки для волос? Мой походный набор из нескольких коробок, с которым я отправляюсь в дальние странствия.

— Ну хватит, Носков, — оборвал Сергей Павлович стилиста, чувствуя, что разговор не получается. — Вас, я вижу, нельзя расположить к себе простым человеческим отношением.

Носков посмотрел на майора с интересом. Глаза его блеснули. Вот-вот выкинет коленце. Волнистый решил стилиста наказать.

— Вы знали, Ричард Эдуардович, что Нэтти вовсе не Наталья Белова, а паспорт у нее поддельный?

На что Носков очень спокойно сказал:

— Рано или поздно вы должны были это узнать. Чего ж скрывать? Да, я знал, что Нэтти — это не девятнадцатилетняя Наталья Белова. Это было бы смешно. Я читал ее биографию. К Нэтти это отношения не имеет.

— И когда вы это поняли?

— Послушайте, я все-таки мужчина. Холостяк, к тому же недурен собой. Я постоянно вращался в обществе красивых женщин. К некоторым из небесных созданий допускался достаточно близко. И слишком часто. И конечно, я могу отличить в постели опытную двадцатишестилетнюю женщину от девушки, которой недавно исполнилось девятнадцать лет. И биографию которой я читал. Разумеется, с точностью я не решился бы определить возраст Нэтти. Она сама мне сказала.

— Что сказала? Когда?

— В тот день, когда я понял, что она не на сцену боится выходить. Боится, что ее узнают. И я к ней пришел, чтобы успокоить. Сначала мы, разумеется, легли в постель. А уже потом, когда я и так о многом догадался, Нэтти сказала: «Сегодня мне исполнилось двадцать шесть лет»…

Он глубоко вздохнул, вспомнив, как в тот момент неловко пошутил:

— Неужели так много? — но потом спохватился: — Извини. Я понимаю, все это серьезно…

…С этого «извини» он начал очередное странствие, но по орбите уже постоянной. Звезда Нэтти взяла Дика в плен, потому что преодолеть ее притяжения он не мог, да и не хотел. Дик понял, почему Нэтти с такой жалостью смотрела на своих соперниц: она была старше, чем они, и гораздо мудрее. Все думали, что Нэтти только девятнадцать — а на самом деле она была старше на целых семь лет. Что уместилось в эти годы, она рассказывала неохотно. В том, что в ее прошлой жизни было много мужчин, Дик и не сомневался. Такой опыт не скроешь. Не понимал он только, как ей удался трюк с поддельной биографией и до каких пор Нэтти намерена скрывать правду. Выглядела она, конечно, великолепно. Его же стараниями.

Нэтти выдавала только речь. Он получал достойные ответы на свои не всегда безобидные шутки. Нэтти давала людям точные характеристики и высчитывала истинные мотивы их поступков почти без погрешностей. И при этом до определенного момента на людях продолжала играть свою роль: недалекая девятнадцатилетняя девица, кукла, вешалка для красивых платьев.

Он полюбил ее лицо, которое сам создал. Полюбил тело, которое она не уставала совершенствовать. Ее ум, равного которому раньше не встречал. Но она была создана для трона. Ричард Носков был для этой женщины слишком мелок. Он терял ее, но очень хотел удержать. Впервые мечтал положить конец своим странствиям, повесить на стену щит и тяжелый меч, развести огонь в камине и покидать уютное кресло только ради того, чтобы принести в дом добычу и тем самым поддержать пламя в семейном очаге.

Смерть Нэтти его потрясла. Это бьш конец. Как нелепо! Как неожиданно! Он хотел рассказать все сегодня же, всю правду о ней, но уж очень не нравились Дику эти двое. Смешная парочка, которая даже не хочет понять, что же такое была Нэтти. Волнистый Попугайчик. Нет, только не это! Где они, гениальные сыщики, которые раскрывают тайны, не выходя из комнаты? Поэтому Дик не стал откровенничать, а просто сказал:

— Да, я любил Нэтти…

При этих словах юный лейтенант невольно вздохнул. Какая была женщина! Кто ж ее не любил?

— Я любил Нэтти, — повторил Дик.

— Как ее на самом деле звали? — спросил Сергей Павлович.

— Нэтти, — ответил стилист.

— Настоящее имя? Кто она была в действительности?

— Нэтти.

— Хватит прикидываться, Носков! — рявкнул майор. — Вы ведь были ее любовником!

— Но не поверенным в делах. Она приняла имя, которое я ей дал. Что в нем плохого? Какое дело мне было до настоящего? Что оно меняло в наших отношениях?

— Неужели вы столько времени принимали на веру все, что она говорила, и не пытались выяснить, кем на самом деле является женщина, с которой вы имели любовную связь?

— Фу ты, как заумно! Она являлась человеком. Очень интересным человеком. Вы даже представить себе не можете таких женщин! Я искал ее всю свою сознательную жизнь. Какие там девятнадцать и секретарские курсы! У Нэтти было высшее образование, я сразу это понял. Причем с уклоном в математику. У Нэтти была железная логика, она рассчитывала жизненные ситуации по формулам, которые вывела сама. Всегда очень внимательно слушала, когда другие что-то рассказывали. Никогда не перебивала, не ставила рассказа под сомнение, но выводы делала верные. Искала мотивы поступков. Она правильно просчитывала людей. Поэтому поймала на чем-то Эжени и Алекса. Ну и меня, разумеется.

— А вас на чем?

— На том, что я всегда считал баб дурами и коровами. Последний странствующий рыцарь Ланселот Носков искал свою Дульсинею. Но попробуйте-ка служить человеческой глупости! Я слышать не мог их жалкое хихиканье. Я делал из умных дурнушек красавиц, но после этого они катастрофически глупели. Менялись совершенно, забывая про все, чем жили раньше. И начиналось служение идолу: себе. Почему?

— Хватит философствовать, — оборвал его майор. — Ближе к делу.

Милиционеров не интересовала философия. А как без нее объяснить, почему Нэтти умерла? Нет, Дик не хотел больше ничего им рассказывать. Они были озабочены только обыденным: настоящее имя Нэтти, ее биография, враги, которых она имела. А смерть Нэтти была в ней самой. Она сама себя убила.

Волнистый настойчиво спросил:

— Где вы были в тот день, когда убили Наталью… Тьфу. Эту Нэтти.

— Дома.

— Как так? Весь день дома? И с Нэтти о встрече не договаривались?

— Ну, во-первых, был выходной. У Нэтти оказались на этот день свои планы. Я ими не интересовался. О встрече мы с ней не договаривались, решили друг от друга отдохнуть. Если хотите, можете спросить у соседей: весь день у меня играла музыка. Я отдыхал, слушал записи.

— Вы могли включить магнитофон и уйти на целый день.

— Послушайте, я не собираюсь перед вами оправдываться.

— Но отвечать на мои вопросы обязаны! — опять повысил голос майор. — Машина у вас есть?

— У подъезда стоит. Старый «Форд» черного цвета. И в воскресенье тоже там стоял. Спросите у соседей.

— Последний вопрос: вы ведь хорошо зарабатываете?

— Допустим. Только я коммерческих тайн не выдаю.

— А на что деньги тратите, тоже не скажете?

— Скажу. Кладу в банки. В стеклянные. Трехлитровые. Закатываю и спускаю в подвал. На даче. Знаете ли, хобби. Да. Одни огурцы солят или помидоры, а я доллары. Знаю, между прочим, отличный рецепт, как сохранить зелень на банкнотах свежей длительное время. Шучу. — Носков почувствовал, как растет раздражение майора Волнистого, и сказал уже серьезно: — Я много путешествую. Хотел объехать весь свет, но пока не объехал и половины. Люблю все, что повышает адреналин в крови. Предпочитаю экстремальные виды спорта: лезу в горы, прыгаю с парашютом, катаюсь на доске по бурлящим волнам. Что еще? Если интересуетесь, все экстремальные виды спорта дороги. За настоящую опасность надо хорошо платить, и потом, к чему беречь деньги, если каждый день может оказаться последним? Словом, экипировка, дорожные расходы. В Подмосковье, как вы успели заметить, ни настоящих гор, ни морей нет. А суррогаты меня не интересуют. Я настоящую опасность Люблю. И ввысь, и вглубь.

— А баб гримировать тоже опасно? — влез под конец в разговор юный лейтенант, обиженно моргая ресницами.

Носков прицелился, словно почуяв легкую добычу:

— Вы даже не представляете себе, насколько, господин Попугайчик по отдельности с господином Волнистым! Видите, как я правильно понимаю сделанные замечания? Именно как господин Попугайчик вы должны понимать, что женщина это оголенный провод под напряжением, когда дело касается ее внешности. Каждый раз, когда звонит очередная красотка, я чувствую, что мой телефонный номер «девять-один-один». Лечу спасать. С риском для жизни замазываю им лица грунтовкой и рисую новые…

— Ну хватит, Носков! — оборвал его майор. — Сережа, заканчивай писать. Мы гражданина стилиста пока оставим в покое. Алиби его проверим, то да се.

Носков только плечами пожал: проверяйте. Майору иронично поклонился у входной двери, лейтенанту Попугайчику на прощание посоветовал:

— Учитесь владеть собой. А лучше словом. Смешная фамилия — вечный повод для дуэли. Стреляться замучаетесь.

Лейтенант открыл рот, чтобы ответить, но не нашелся. Носкова он ревновал — к покойной Нэтти и к тому, как стилист владел словом. А владел он им так, что побеждал на дуэлях без единого выстрела. Хотя и был Ричардом Эдуардовичем Носковым…

…Человеком, уверенным в себе, Ричард Эдуардович Носков был не всегда. Он родился в семье потомственных интеллигентов, которые увлекались театром, живописью, иностранной литературой, устраивали на маленькой кухне за чашкой чая долгие дискуссии о современном искусстве, а летом за шашлыками на даче рассуждали о судьбе России и неизбежных грядущих переменах. Перемены эти в итоге пришли, но «кухонные» интеллигенты сразу оказались не у дел. Это были люди, комфортно живущие только в оппозиции. Когда им дали слово, они растерялись. И тут же пропустили вперед молодых, да ранних, а главное — наглых. Сами же ушли уже не в оппозицию, а в тень. Уединились и замолчали. Впоследствии Ричард с грустью называл их пораженцами.

Эдуард Носков, правда, до этого времени не дожил. Он ушел из жизни рано, в сорок лет. В застойные времена, когда переменами еще и не пахло. Эдуард Носков отчаялся их дождаться. Разочарование в жизни, и как следствие — самоубийство. Дику в то время было пятнадцать, его матери тридцать четыре. Анжелика Носкова всегда вызывала у мужчин интерес. Она была женщиной красивой и романтичной, не похожей на остальных. К таким особам обычно уходят, устав от серого быта. Когда приедаются домашние котлеты и жены в бигудях и засаленных халатах, мужчине требуется такая вот романтическая особа для души. Которая денег не просит, не хнычет, на кухне целыми днями не торчит, все время что-то напевает и постоянно улыбается. Утонченная и очень красивая Анжелика всегда имела много поклонников. Единственный сын ее просто обожал и не хотел ни с кем делить. Мать, давшая ему рыцарское имя, презрев неблагозвучную фамилию, долго не желала вступать в повторный брак.

Они так и жили вдвоем в двухкомнатной квартире, пока Ричард не вырос. Их быт напоминал крестовый поход: мало еды, комфорта, но зато высокая цель, много лозунгов, осажденных крепостей, пирушки, после которых пластиковая посуда выбрасывалась вместе с одноразовой скатертью в мусорное ведро. До двадцати трех лет Ричард жил в уверенности, что жизнь прекрасна. Его благородной дамой бьша красавица мать.

Но свое имя Дик с раннего детства терпеть не мог. В сочетании с фамилией оно его просто раздражало. Был бы он Ваней Носковым или, скажем, Сережей — и вырос бы совсем другим человеком. Но за имя приходилось бороться. Ровесники Ричарда не любили, как, впрочем, и учителя. Ребенок с ярко выраженной индивидуальностью неудобен, а если он еще и острослов… «Два тебе, Носков! Садись, Ричард!» Поначалу он ввязывался в любую драку, отстаивая имя. Полюбил силовые виды спорта, особенно те, где надо было сходиться с противником один на один. С первого класса до девятого пережил период дуэлей, когда за каждое насмешливое слово был готов сцепиться с обидчиком насмерть.

Но потом прошло. Ричард понял, что самый лучший способ оградить себя от насмешек — это смеяться над собой самому и первым, не дожидаясь, когда это сделают другие. Теперь он представлялся полностью: Ричард Эдуардович Носков. И сам же первый смеялся. И жить ему стало легко. А когда придумал себе имя Дик, сделалось совсем уж легко и… весело. Ричарда привлекали серьезные мужские виды спорта, но у него оказался талант другого рода: он видел в женщинах их природную красоту и умел ее подчеркнуть. Тут, конечно, сказалось влияние матери, которая отличалась хорошим вкусом. Ее шарфики, кокетливо обернутые вокруг шеи, перья на голове, необычные наряды, разноцветные бусы из ракушек и полудрагоценных камней, кофточки рунной вязки вызывали у людей изумление. Как просто, дешево и к лицу!

Анжелика Носкова сочиняла прически, шляпки, вязаные свитера и юбки, которые имели успех. Маленький Дик больше всего любил возиться с Длинными волосами матери: переплетал по нескольку раз в день ее косу, придумывал замысловатые прически, украшал их стразами и перьями. Это навсегда осталось для Дика самым приятным воспоминанием. Уже став взрослым и сочиняя прически и лица другим женщинам, он в такие моменты опять воскрешал в памяти детство, утро и тонкие, нежные черты Анжелики.

Она знала, что мода на русский стиль и русских женщин вскоре придет. Сама Анжелика бьша Женщиной не деловой, но очень одаренной, и щедро делилась идеями с более пробивными подругами. Одной из них оказалась Евгения Львовна Раскатова. Та идеи хватала на лету. Крутилась возле Анжелики и пыталась перенять ее манеру одеваться, ее неповторимый стиль. У Евгении Львовны имелись связи, видный муж при должности. Рас-катова ловила перемены, как парус, направляемый рукой опытного моряка. Как только появилась возможность, организовала кооператив — и в ход пошли вязаные кофточки Анжелики. Евгения Львовна сразу поняла, что Дик ей нужен. В то время профессия стилиста была еще не в чести. Раскатова учила Дика постепенно и всему. Сам Ричард пошел навстречу Евгении Львовне только по просьбе матери. У крепкого, физически развитого парня со временем обнаружился маленький дефект. Болезнь, которая отравляла ему жизнь. Он стал сторониться людей, да и Раскатовой опасался. А вдруг узнает?

Но получилось неожиданно. Именно благодаря этому маленькому физическому недостатку к Ричарду пришел первый успех. Люди оказались так глупы! Благодаря нелепой случайности Носков и прославился, но теперь уже не мог признаться в том, чему на самом деле был обязан своим успехом. А вскоре в его жизни случилась страшная трагедия: умерла мать.

Последнее время отношения между ними были напряженные. Поняв, что сын давно вырос и встал на ноги, Анжелика дала волю чувствам. Ей перевалило за сорок, но выглядела она великолепно, одевалась со вкусом, была стройна и хрупка и по-прежнему нравилась мужчинам. Наконец один из них понравился и ей. От Ричарда удачливого поклонника долгое время скрывали. Мать хотела подготовить его постепенно. В двадцать три года Ричард все еще был для нее ребенком, психику которого нельзя травмировать. Ричард чувствовал, что у матери с кем-то роман. Понимал, что ревновать глупо, что самому пора жениться и переехать куда-нибудь. Пусть она будет счастлива, пусть устроит личную жизнь… Но сдержать своих чувств не мог. Он ревновал.

Объяснение с матерью все-таки состоялось. Тот вечер Дик не любил вспоминать. Они с Анжеликой долго говорили. Он так и звал ее: Анжелика. Не мама. Услышав о предстоящем замужестве матери, Ричард сцен устраивать не стал. И даже поздравил ее. Никто не знал, что творилось в это время у него в душе. Анжелика была счастлива. Она строила планы на будущее, улыбалась, что-то рассказывала. Он угрюмо молчал. Потом матери позвонили. Она вышла из дома, сказав, что должна серьезно с кем-то поговорить. Лицо у Анжелики при этом было расстроенное.

Когда ее принесли домой, окровавленную, с переломанными костями, она все пыталась что-то сказать ему. А он не понимал. «Попроси прощения… чтоб помолились…» Мол, Бог не простил. Чего не простил матери Бог, Дик так и не понял. Она глубоко вздохнула и умерла. Трагическая случайность: на той самой автомагистрали, что шумела под окнами, Анжелику, переходившую дорогу, сбила машина. Вылетела из-за угла на большой скорости и так же мгновенно исчезла. Номер был заляпан грязью.

Убийцу матери так и не нашли. Дик долго ходил по инстанциям, пытаясь добиться справедливости, но тщетно. Дело было приостановлено. Убийцу Анжелики Носковой никто и не собирался искать. По странному совпадению, в тот же вечер попала в аварию и Евгения Львовна Раскатова. Словно между ней и подругой существовала мистическая связь. Раскатова разбилась на своих «Жигулях», вылетев на перекресток от столкновения с другой машиной, и уже в оба сцепленных автомобиля врезался микроавтобус.

Евгения Львовна попала в больницу с сотрясением мозга, несколькими сломанными ребрами и многочисленными кровоподтеками. Дик зашел к ней уже перед самой выпиской и неожиданно для себя пожалел. Он один и она теперь одна. Накануне аварии муж заявил Евгении Львовне, что подал на развод. Даже авария, в которую она попала, не тронула его сердце. Дождавшись, когда Раскатова поправится, муж забрал ее из больницы, отвез домой, но потом все равно съехал.

Спустя какое-то время Раскатова оправилась от потрясения и начала собственное дело. Организовала модельное агентство, стала поставлять манекенщиц для показов мод, а потом и для съемок телерекламы, девушек на конкурсы красоты. Женщиной она была пробивной и со связями. Дело пошло, и ей понадобился Дик. Их связывала память о прошлом. Все ж таки Евгения Львовна с Анжеликой были подругами, они с Диком потеряли ее в один день. Он относился к Раскатовой с пониманием, и все это время они неплохо ладили. До тех пор, пока не появилась Нэтти…

…Сергей Павлович Волнистый и лейтенант Попугайчик долго и тщетно стучались в двери к соседям Носкова. Никто им так и не открыл. Пришлось уйти ни с чем. Во дворе двое пацанов лениво пинали мячик. Начался новый учебный год, но помногу уроков еще не задавали. Один из них глянул на часы и сказал с сожалением:

— Мать сейчас из магазина придет. Мне во вторую смену, надо бы внутрь чего-нибудь кинуть да учебники прихватить. Пока, Славка. Вечером выходи.

Сергей Павлович придержал пробегающего пацана за плечо:

— Задержись-ка, парень. Мы из милиции. Кино смотришь? Детективы?

— Ну, смотрю.

— Тогда сообразишь, к чему мы тебя расспрашиваем. Скажи, ты знаешь, чья это машина? — Волнистый кивнул на стоящий у подъезда черный «Форд».

— А мне это надо? — буркнул пацан.

— Согласен, не надо. А всегда она тут стоит?

— Бывает. Мать еще ругается: понаставили, мол, тут всякого барахла. А нашу новую тачку негде приткнуть. Вот и в воскресенье не успели. Поздно с дачи приехали. Отец с полчаса ворчал, что только идиоты так паркуются.

— Во сколько же вы с дачи приехали?

— Вечером, часов в семь. В школу же теперь, — с сожалением добавил он.

Нэтти застрелили после семи часов вечера. Машина Ричарда Носкова в это время стояла здесь. Пацан убежал, а Волнистый сказал, обращаясь к лейтенанту Попугайчику:

— Какое-никакое алиби у стилиста есть. Если еще и соседи подтвердят, что он был дома… — Майop невольно вздохнул. — Конечно, он мог добраться к месту убийства и на попутках.

— Сергей Палыч, он ее не убивал! — забил крыльями лейтенант Попугайчик. — Он же ее так любил! Как можно?

— Мы обязаны отработать все версии, — сурово сказал майор. — К примеру: налицо сговор. Раска-това и Новлянский едут с Нэтти, Носков ждет у пруда с пистолетом. Сейчас главное что?

— Что? — эхом откликнулся лейтенант.

— Пистолет. А потому мы с тобой сегодня беседуем с Семеном Михайловичем Барабановым…

…Выйдя на пенсию, бывший партийный работник поселился недалеко от Москвы, в двухэтажном коттедже, построенном по индивидуальному проекту. Ворам здесь было чем поживиться, но когда Сергей Павлович и лейтенант Попугайчик проходили между домами, стоящими близко друг к другу, за каждым глухим забором раздавался грозный собачий лай. Плотность застройки была велика: место хорошее — рядом с шоссе, от столицы недалеко, но вокруг лес. Тишина, покой, воздух чистый. Что еще нужно пенсионеру для счастья? Заслуженный отдых от праведных трудов. Этими праведными трудами Семен Михайлович Барабанов отхватил себе приличный кусок земли и застроил его с истинно русской основательностью.

Коттедж красного кирпича был хорош. По углам прилепились четыре островерхие башенки, спереди высокое крылечко, над ним нависал балкон. На окнах решетки, за решетками белые занавесочки. Забор вокруг хозяйства Барабанова отгрохали высоченный, выложенный из того же красного кирпича, что и дом, опять же с башенками по углам. Чтобы, значит, заслуженный отдых никто не нарушал.

Сергей Павлович долго мялся у калитки, не решаясь ее открыть. Там, за забором, бесновалась собака. Судя по тональности лая, огромная. Барабанов к гостям не спешил. Майор Волнистый настойчиво постучался. Наконец Семен Михайлович подошел к калитке, приоткрыл крохотное окошко, грозно спросил:

— Кто там?

Майор Волнистый через окошечко протянул Барабанову удостоверение.

— Милиция. У нас к вам несколько вопросов, Семен Михайлович. Открывайте.

Неизвестно, о чем подумал бывший партийный работник, но руки, когда он открывал калитку, заметно дрожали. На зычный призыв хозяина к калитке подошла его жена, стала оттаскивать беснующегося дога. Пока собаку не привязали, Сергей Павлович и лейтенант так и топтались у калитки: из огромной пасти собаки капала слюна, зубы впечатляли. Оба неуверенно оглядывались. Лейтенант Попугайчик даже не удержался и присвистнул: а хорошо живут бывшие партийные работники! Постройки — одна к одной. Везде, кроме кирпичного дома, янтарное, покрытое лаком дерево, малиновая черепица. Повсюду яркие осенние цветы: на клумбах, вокруг беседки, в больших каменных чашах возле крыльца. Хозяин широким жестом и с принужденной улыбкой показывал гостям дорогу:

— Прошу, прошу.

Майор Волнистый не стал его томить. Войдя в дом, сказал без предисловий:

— Семен Михайлович, много лет назад у вас была похищена коллекция огнестрельного оружия. Мы навели справки. Преступника быстро нашли, вам вернули практически все, но один пистолет до сих пор числился в розыске. Так вот: его нашли. Из него на днях убили женщину. Хотелось бы узнать подробности кражи. Как вы думаете: к кому он мог попасть? Может, к заядлому коллекционеру, как и вы?

— Так вы по поводу пистолета? — откровенно обрадовался Барабанов. — Хотите узнать о моей коллекции? А я-то думал… — Он вдруг спохватился: — Как вы сказали? Женщину убили? Ай-яй-яй! Женщина убита! Жизнь-то какая нынче, а? Вот нас ругают теперь, коммунистов. Ленина хотят из Мавзолея вынести. А ведь при нас такого безобразия не было, какое сейчас творится…

— А как насчет оружия, похищенного из вашей коллекции? — прервал его майор. Не на митинге же. По делу.

— Да-да, конечно. Проходите. Поднимайтесь наверх. Валя, это по поводу моей коллекции, — сказал Барабанов появившейся на пороге жене.

Волнистому показалось, что и та вздохнула с облегчением. А Барабанов продолжал:

— Валентина, нам все в кабинет. По сто грамм, закуски. И чаю, — и, услышав протесты гостей, добавил: — Нет-нет, никаких отговорок. На работе все не пьют, знаю. Сам выговоры за такое делал не раз. Пьянству, как говорится — бой! Но бутылочку хорошего коньяка в кабинете всегда держал. Да… Я все вам покажу. Вообще-то я об оружии не распространяюсь. Держу свое хобби, так сказать, в секрете. Только одно утешение и осталось на старости лет.

Он по-стариковски вздохнул, но по лестнице на второй этаж поднялся бодро. Оперативники еле-еле за Барабановым поспевали. Похоже, здоровье у заслуженного пенсионера было отменное. На втором этаже оказался просторный холл, две спальни и то, что Барабанов назвал кабинетом. Большая светлая комната, в углу которой Волнистый сразу заметил огромный металлический сейф.

— Она? — спросил майор, имея в виду коллекцию.

— Было время, когда оружие на стенах развешивал. Да и сейчас, когда важные гости, достаю. Вешаю. — Барабанов кивнул на ковры ручной работы по стенам кабинета. — Вот сюда.

— Так нельзя же, — удивился Волнистый. — Оружие все-таки!

— Ну, тогда мне все было можно, — невольно вздохнул Барабанов. — Начальнику районной милиции лично распоряжения отдавал. Тот тоже оружие коллекционировал, только холодное. В гости ко мне ходил, смотрел, а я к нему. А сейчас кто ко мне поедет? Редко приходится сейф открывать.

Барабанов, широкой спиной закрыв от гостей замок, набрал код, загремел дверцей сейфа. При этом он рассказывал.

— Первый пистолет мне подарил ветеран Великой Отечественной войны. Я ему с квартирой помог. Вот он и принес мне презент: трофейный немецкий «Вальтер». До сих пор храню. Смотрите.

Семен Михайлович аккуратно развернул промасленную тряпицу, выложил на стол оружие. Любовно провел по нему рукой.

— ХП. «Херес-пистоле», одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Был одобрен армейской испытательной комиссией для вооружения немецкой армии. С него-то все для меня и началось.

Он с сожалением убрал пистолет обратно в сейф. Но дверцу закрывать не спешил. Барабанов был настоящим коллекционером. О своих приобретениях мог говорить бесконечно, когда предоставлялась такая возможность. Вот и сейчас не выдержал, достал из сейфа еще одну промасленную тряпицу, развернул.

— Теперь, конечно, всякого оружия стало полно. Телевизор-то я смотрю, вижу, как баулами отгружают. Железо и железо. А я по-другому на эти вещи смотрю. Оружие — это как песня, для каждого человека своя. У меня, например, есть такая любовь. Вот, прошу взглянуть: «Беретта». — Семен Михайлович затаил дыхание, приглашая гостей полюбоваться на небольшой пистолет, на рукояти которого была гравировка на итальянском языке. — Сколько существует ее моделей, вы себе даже не представляете! Около шестидесяти. А эта вот — самая первая модель. Как досталась мне, не скажу. Дело прошлое. Но штучка хороша! Производитель «Пьетро Беретта», Италия. Тысяча девятьсот пятнадцатый год. Если интересно…

— Интересно, конечно, Семен Михайлович, — перебил его майор. — Только вопрос у нас конкретный. Спортивный пистолет «Марголин». МЦЗ-1. Помните такой?

— Да, помню. Жалко было. До слез. — Барабанов невольно вздохнул. — Дело было в разгар перестройки. Но еще до того, как нас от власти отставили. Ох, как же я тогда злился! Я был при большой должности. Говорю же, начальнику районной милиции лично распоряжения отдавал. Даже не мог подумать, что кто-то покусится на мою квартиру! Смысл? Тут же подняли бы на ноги всю районную милицию. Так оно и произошло. Ну обидно, честное слово! Оказалось, что какой-то алкаш, местная шпана, зашел в гости к своему другу. А тот сантехником в жэке работал. Посидели они, выпили, а моя жена кран, как нарочно, сорвала. Пришлось срочно вызывать сантехника. Я-то, понятное дело, был на работе. А сантехник пришел с дружком залетным, чтобы, значит, побыстрее управиться. Вода-то хлещет! Ковры жалко, обои опять же. Сделали они кран, моя Валька, как водится, отблагодарила. Сунула трешку. Они пошли в магазин, купили пузырь, выпили, показалось мало. Жена моя в то время отлучилась, позвонили ей насчет дубленки, а эти двое вернулись в квартиру, сломали замок да взяли что под руку попалось. Золото, камни. Пистолеты мои бесценные в сумку покидали. Ну я, понятно, такой переполох учинил! Этой же ночью голубчиков взяли, они даже протрезветь не успели. И вся ценность моя при них.

— Как же случилось, что не досчитались «Мар-голина»?

— Так они, голубчики, сразу пошли в студенческое общежитие. И предложили за бесценок мое оружие, чтобы еще водки купить. Причем редкое оружие никто приобрести не захотел. «Беретту» мою бесценную. Кому надо? Пропал «Макаров» да небольшой пистолетик американский, «Норидж армс». Мини-револьвер со складной кобурой-рукояткой. Очень удобная штучка, можно сказать, дамская. В милиции мне сказали, что был продан в общежитии за двадцать пять рублей — по тем, советским еще деньгам. Какая дешевка! Не нашли. — Барабанов с сожалением покачал головой. — Жалко-то как, а? Ну и «Марголин» тоже не нашли. А все остальное вернули. Я обрадовался, что самое ценное возвратили. «Беретту». На эти два пистолета просто махнул рукой. Хотя, конечно, жалко. Но что делать?

Сергей Павлович слушал очень внимательно. Потом спросил:

— Суд был?

— А как же! Все как положено. Чтоб, значит, знали, у кого воровать. Получили оба на полную катушку.

— Дело, значитца, теперь в архиве. Надо бы взглянуть. А вы, Семен Михайлович, сами присутствовали на суде?

— Конечно! И речь сказал. В назидание. Я ведь за порядком в районе следил. В наше время такого безобразия не было, как сейчас. Преступников ловили и наказывали. И Ленин в Мавзолее лежал навечно. И…

— Фамилии не помните? — вновь прервал его майор. — Кто продал ваше оружие? Кто ходил по общежитию?

— Молодой парень. По фамилии Пентюхов. Я этого ворюгу на всю жизнь запомнил. «Марго-лина» у меня увести и «Норидж армс»! Ах, злодеи! Скажите, а я могу получить его обратно?

— Возможно. Но дело еще расследуется, Семен Михайлович, вы должны понимать…

— Конечно-конечно! Все понимаю. Вы не сомневайтесь, я знаю, куда надо написать. Связи-то у меня остались. Не все наши, как я, на заслуженной пенсии. Как там в песне поется? «Броня крепка, и танки наши быстры!» Мы еще вернемся! И Ленин в Мавзолее…

— А сейчас коллекцию свою пополняете? — поинтересовался Волнистый.

Барабанов замялся и сразу же стал закрывать сейф, загораживая широкой спиной то, что в нем лежало. Сказал неохотно:

— Коллекция — это теперь все, что у меня есть. Была власть, а теперь только оно и осталось. — Он кивнул на запертый сейф. — Оружие. Броня, как говорится, крепка!

Майор догадался, почему Барабанов боится милиции. Наверняка покупает потихоньку раритеты. С рук. А может, и приторговывает оружием. Хорошо живет пенсионер, с размахом. Но это уже не их с лейтенантом дело. Своих проблем хватает. Барабановым пусть местные правоохранительные органы занимаются. Напоследок майор спросил:

— А в какое общежитие пошел продавать украденное оружие Пентюхов?

— Да там же, в Химках. Институт культуры, что ли? Эти, как их? — Барабанов поморщился. — Плясуны, балеруны. Рояли с дудками. Оркестр, одним словом. — Тут Барабанов спохватился и крикнул: — Валентина! Ну, где ты там?!

На пороге тут же появилась жена. Словно ждала. В руках она держала поднос: запотевший графин с водкой, соленые грибочки, огурчики, домашние пирожки. Волнистый не удержался и крякнул. Потом пригладил рукой усы. Закуска что надо!

Лейтенант Попугайчик пить не стал. Буркнул «за рулем» и взял с подноса только пирожок. Подробности визита обсуждали в машине.

— Ты понял, Сережа, кто у нас теперь подозреваемый номер один? — спросил Сергей Павлович.

— Тот самый алкаш? Пентюхов?

— Эх, глупая твоя голова! Думаешь, он «Марголина» себе оставил? Нет, Сережа. Скорее всего продал он его. В тот же день и продал. А где, спрашивается, продал? В студенческом общежитии. Где, по словам Барабанова, обитают плясуны-балеруны. Иными словами, хореографы.

— Новлянский? — тут же среагировал лейтенант Попугайчик.

— Вот именно. Сколько ему лет? Около тридцати. То-то и оно. Получается, что когда украли коллекцию Барабанова, Олег Новлянский еще учился. Возможно, в том самом Институте культуры, в Химках. Он вполне мог зайти к друзьям в общежитие. А следовательно, купить у Пентюхова пистолет «Марголин». Вот тебе, Сережа, и балет.

И МИЛЫЙ КРАСАВЕЦ-ПАЖ

Первым делом после разговора с барабановым Сергей Павлович сделал запрос на Пентюхова. Все выходило очень просто, если тот опознает человека, которому много лет назад продал украденный из квартиры Барабанова пистолет. Но найти Василия Пентюхова оказалось нелегко. После того как его освободили из колонии строгого режима, Пентюхов теперь уже уверенно и без колебаний ступил на преступный путь. С торговли оружием, которая оказалась в жизни Василия эпизодом случайным, он переключился на торговлю наркотиками. Его дважды пытались привлечь к уголовной ответственности, но освободили за недостатком улик. Последний раз выпустили Пентюхова пару месяцев назад, но он тут же взялся за старое и теперь находился в разработке у Федеральной службы безопасности. Туда поступила информация, что Пентюхов должен на днях встретить крупную партию наркотиков из южной республики.

Василий Пентюхов был фигурой мелкой, пешкой, поэтому сотрудники ФСБ ходили за ним по пятам, но не брали, ожидая прибытия «товара». Майору Волнистому сказали:

— Потерпите несколько дней. Операция серьезная, нащупали канал, по которому идут наркотики, и Матроскина спугнуть нельзя. Потому его и «отпустили». Вот возьмем с поличным — и спросите про свой ствол.

Волнистый озадачился:

— А почему Матроскин?

— Кличка у него такая. Хозяйственный парень, с руками. Чистоту очень любит, порядок. Словно кот домашний. Сотрудники, которые за ним по пятам ходят, столько хозяйственных магазинов за это время обошли! Матроскин скоро сядет и знает об этом, а все равно ходит, новые обои для хаты выбирает. Натура такая. К тому же сам он рыжий, коренастый, да еще и зовут Василием.

Майору пообещали участие в операции по захвату Пентюхова и разрешили с ним потом побеседовать об оружии, украденном из квартиры Барабанова. А пока Сергей Павлович вплотную занялся Олегом Новлянским. Тем же вечером они заехали к хореографу домой, и едва его застали: Новлянский только что пришел с работы и уже собирался исчезнуть по личным делам.

То, что Олег Новлянский старался как можно больше времени проводить вне дома, Сергея Павловича не удивило. Он сам поначалу растерялся, пытаясь определить, сколько же человек проживает в старой трехкомнатной квартире. Во-первых, родители Олега: отец, пенсионер по инвалидности, и мать, женщина очень уж энергичная и крикливая. Дверь открыла она — и сразу же начала, словно курица-наседка разбежавшихся по двору цыплят, созывать всех домочадцев в тесную прихожую. На это куриное квохтанье из разных дверей выскочили две молодые женщины в домашних халатах и одна за другой две девочки-погодки с одинаковыми темными кудряшками на головах. Такие же упругие завитки, только почти седые, украшали и голову самой матери-наседки. Ее невысокий щуплый муж затерялся среди халатов и ярких девчоночьих платьев. Сам же Олег был настолько миловиден и похож на девушку, что от сестер и племянниц мало чем отличался. Новлянский только что принял душ и тоже был в махровом халате — волосы влажные, пухлые губы, которые он то и дело облизывал. Он был настоящим красавчиком, в то время как сестер нельзя было назвать даже хорошенькими, малышки тоже отличались грубоватыми чертами лица и были смуглы как головешки. Когда Сергей Павлович наконец всех сосчитал, то невольно вытер ладонью лоб: однако!

Неудивительно, что в квартире стоял такой же гам, как на птичьем дворе. Беспокойные девчонки постоянно ссорились друг с другом, мать-наседка перелетала из комнаты в комнату, выясняя отношения то с супругом, то с дочерьми, то с внучками, то с Олегом, Поговорив пару минут с Сергеем Павловичем, она накинулась на единственного сына, растопырив руки и отчаянно крича:

— Олежек! Что ж ты натворил, Олежек, раз к тебе милиция домой пришла?! Девочки, что ж вы не спрашиваете вашего любимого брата?! Олежек! Саша! Сашенька! Оля! Катя!

Муж Новлянской нерешительно кашлянул и посмотрел на жену: я что-то должен сказать? А что?

Похоже, за долгие годы совместной жизни он стал безнадежным подкаблучником.

— Вы не переживайте так, — успокоил мать семейства майор Волнистый. — У нас к Олегу Александровичу несколько вопросов. Убита девушка, с которой ваш сын был близко знаком. Да он разве вам не рассказывал?

— Мои дети мне рассказывают все, — безапелляционно заявила женщина. — У Олега есть девушка. Но не Нэтти. Она никогда не была его девушкой. Мы ее не одобряли. Правда, девочки?

Четыре девочки дружно закивали кудрявыми головами. Самая маленькая прицепилась к Волнистому и храбро спросила:

— Дяденька, а настоящий пистолет у вас есть? Я у дяди Олега видела настоящий пистолет!

— Маша, быстро к себе!

Одна из сестер Новлянского тут же отвесила девочке подзатыльник. И подтолкнула ее к дверям. Олег, немного побледнев, провел гостей к себе в комнату.

Комнатка была крохотной. Трое мужчин, один из которых был высокого роста и внушительной комплекции, едва туда втиснулись. Волнистый смотрел вокруг с удивлением. И здесь живет мужчина?! Повсюду салфетки, заботливо вышитые матерью и сестрами, цветы, коврики ручной вязки, на стенах — каракули маленьких племянниц Олега. На телевизоре — большая семейная фотография в рамке. Даже фильмы на видеокассетах, стоящих на полке под ним, — и те оказались мелодрамами. Ни одного боевика. Сергей Павлович посмотрел на хореографа.

— И каково вам, Олег Александрович, живется в этом курятнике? Я бы на вашем месте…

— Если вы опять о том, где я был в тот день, когда убили Нэтти… — Олег сразу же перешел в нападение.

Раскатова играла только вничью, Ричард Носков делал из поражения победу, зато Олег Новлянский проигрывал в полной уверенности, что побеждает противника. Он всегда выбирал белые фигуры, уверенный в том, что в этом и есть залог победы. Олега всю жизнь любили, баловали и хвалили. Он не умел защищаться — всегда шел напролом. И тут же делал ошибки. Сергей Павлович, поняв, что хореограф будет легкой добычей, тут же прервал его легковесную атаку и двинул вперед ферзя:

— Вы ведь знали, что Нэтти — это не Наталья Белова? Так?

— Я… — Новлянский замялся. — Я…

— Ее настоящие имя и фамилия?

— Не знаю, — честно признался хореограф. — Мне-то какое дело, как ее звали? Это Эжени потеряла деньги, а Дик сходил по Нэтти с ума.

— Вы, значит, не сходили?

Олег откровенно и с чувством сказал:

— Я ненавидел Нэтти.

…Он врал. Это была не только ненависть. Это был страх. Последнее время панический. Он боялся Нэтти. Еще как боялся! Нет, Нэтти не шантажировала Олега, как Евгению Львовну Раскатову, и не влюбляла его в себя, как Дика. Она им играла. И очень этим забавлялась. А он бесился. В ту ночь в гостинице, когда Нэтти не пустила его к себе в постель, Олег быстро догадался, в чем тут дело. Место занято. Ведь их с Диком поселили в одном номере. Когда Раскатова загнала Олега спать, Нос-кова в постели еще не было.

А пришел Ричард заполночь. И пахло от него знакомыми духами. Олег имел слабость к дорогой парфюмерии и кремам, запах Нэтти он узнал бы из тысячи. Они тут же повздорили, и Олег проиграл по всем статьям. Оказалось, Носков хорошо владеет не только словом, но и приемами рукопашного боя. Олег сдался, но зло затаил. На него и Нэтти. Оба водили Олега за нос и тайно над ним смеялись. Этого он не мог простить никому. Олегу с детства внушали, что он — само совершенство. Зеркало с удовольствием это подтверждало. А вот Нэтти…

Она говорила Олегу вещи обидные. К примеру:

— Ты не сексуален. Потому что глуп. Стоит тебе открыть рот — и твое очарование сразу пропадает. И потом: ты так смешно морщишь лоб, когда пытаешься придумать остроту. Учись говорить, Олежек. Не умеешь говорить — учись хотя бы смотреть правильно. Тебя хочется погладить по головке, а не отдаться по первому зову. Я ненавижу твой мышиный писк по телефону, твое сюсюканье. Девочки рано или поздно вырастают из романов с милыми мальчиками и выходят замуж за настоящих мужчин. Смени амплуа. Я знаю твою мечту. Но для ее осуществления придется постараться. — Она оценивающе на него посмотрела и с усмешкой добавила: — Не уверена, что у тебя получится. После этого Олег ее возненавидел. Да как она смеет! Он ей еще покажет! Нэтти только смеялась и легко уходила от его настойчивых поцелуев. Но и от себя не отпускала. Олег понять не мог: зачем он ей сдался? Даже домой к нему заявилась! А потом сказала такое, от чего он пришел в ужас.

— Ты с ума сошла?! Да с чего ты это взяла?!

— Из своего жизненного опыта, мой мальчик. Я шепну тебе на ушко адресок. И не спрашивай, откуда я его знаю. Мимо проходила.

А ведь она оказалась права! Это Нэтти сбила Олега с пути истинного! И это в тот момент, когда ему наконец-то улыбнулась удача! Нэтти откровенно смеялась. Кто знает, что было у нее на уме? Какие планы она строила? Она становилась очень опасной. Олег боялся Нэтти — и в то же время ходил, словно загипнотизированный ею. Своих мозгов ему не хватало. Если кто и мог дать дельный совет, так это Нэтти. Олег сам не заметил, как стал жить ее умом. И с ужасом думал: а что будет дальше? Ведь ей ничего не стоит одним неосторожным словом разрушить его жизнь…

— Я ее ненавидел, — повторил Олег. — Ох, как же я ее ненавидел!

— Хорошо хоть, что признался, — проникся к нему неожиданной симпатией майор. — Ты знал, сколько ей на самом деле лет?

— Догадался, что не девятнадцать. Думаю, мы ровесники. Она двигалась очень уж зрело. Еще в первый раз меня это удивило. Я еще подумал, что на этом можно построить ее успех. Девятнадцатилетняя девушка с такой зрелой грацией — это нечто. Неудивительно, что Нэтти так эффектно смотрелась на сцене. Она выделялась не только из толпы. Даже среди красавиц с идеальными фигурами она была заметна, — с уважением сказал Олег. — Она выиграла бы все конкурсы, честное слово, — совсем уж по-детски добавил Новлянский.

— Олег Александрович, — опять перешел в атаку майор Волнистый. — Вы где учились?

— В Московском университете культуры, — гордо ответил хореограф.

— В каком году поступили?

Новлянский ответил, и, сделав нехитрые подсчеты, Волнистый сказал:

— Значит, в момент, меня интересующий, были на втором курсе. Все сходится. В студенческое общежитие часто заходили?

— Ну, было. А что?

— А когда ваша племянница видела настоящий пистолет? Она сказала, что видела у вас оружие.

— Какой пистолет? Да вы что?! Это пневматический! Он у нас дома лежит! — закричал Новлянский. — Это Машка только думает, что он настоящий!

— Значит, вы не покупали в общежитии пистолета? А ведь вас могут опознать, Олег Александрович. Я устрою вам очную ставку с продавцом и…

— Да с чего это меня должны опознать?! Какая очная ставка?! С кем?! — продолжал надрываться Новлянский. — Я еще в прошлый раз заявил: у меня было свидание! Не было меня там, где ее убили, понятно?! Не было!

— И как в прошлый раз, я вам официально заявляю: назовите имя вашей дамы и можете спать спокойно.

— Никогда, — уперся Олег.

Вот тут майор его не понял. Чепуха какая-то. Что такого, если Олег назовет имя женщины, с которой у него было свидание? Не хочет — значит, нет у него алиби. Но все уперлось в Пентюхова. Нужно проводить опознание.

— Может быть, вы кому-то отдали пистолет? — продолжал настаивать он.

— Нет. Не знаю никакого пистолета. Если бы он у меня был… Убил бы я ее! — неожиданно заявил Новлянский. — Стерва. Уж в кого я мог бы выстрелить запросто, так это в Нэтти! Это была не женщина, а змея. Что я ей сделал? Жил себе и жил. Пришла, все поломала. Подумаешь — умная. Это только ненормальный Носочкин мог влюбиться в такую бабу. Он ее идеа… — Олег запнулся, потом все-таки выговорил: — Идеализировал.

— Значит, вы признаете, что враждовали с потерпевшей?

Майор встрепенулся. И переглянулся с лейтенантом. Ну не глуп ли Новлянский? Фактически сделал признание. Осталось только Матроскину его опознать.

— Кто враждовал? — наморщил лоб Олег. — Я враждовал? Я просто… Вы всерьез думаете, что я мог…

В этот момент в комнату заглянула его мать и прокричала:

— Олежек, ты мобильник в комнате оставил! А тебя к телефону! Я сказала, что ты сейчас возьмешь трубку. Ирочка.

Судя по тону, каким заветное имя было произнесено, эту девушку Олега все кудрявые «девочки» одобряли. Хореограф тут же ушел, а женщина задержалась. Смахнула невидимую пыль с телевизора, потом сказала:

— Ну что? Вы убедились, что мальчик ни в чем не виноват?

— Он уходил из дома в воскресенье? — влез вдруг лейтенант Попугайчик.

Женщина замялась, сложила на животе руки-крылья и ответила вопросом на вопрос:

— А сам Олежек что сказал? Погодите-ка… Оля! Катя!

Сергей Павлович понял, что сейчас все семейство по сигналу матери-наседки дружно ринется подтверждать то, что сказал Олежек. Если так, то у Новлянского есть алиби. В количестве… Он мысленно сделал подсчеты и тут же остановил женщину:

— Не надо. Не надо Олю и Катю. А также Машу и… Кто там у вас еще?

— Саша, — с готовностью ответила женщина. — Два, То есть две… То есть один Са…

Воспользовавшись тем, что она запуталась, Волнистый выскочил из комнаты.

— Не так надо действовать, Сережа, — сказал он лейтенанту Попугайчику, выводя того из квартиры Новлянских.

— А как?

Они вышли на улицу. Волнистый вытер ладонью лоб. Однако припекает.

— Устал я, Сережа. Тяжелый был день. Принес бы ты Мне пива холодного, что ли. Горло промочить.

Пока лейтенант Попугайчик бегал за пивом, майор терпеливо ждал его в машине. И тут… Сергей Павлович невольно пригнулся. У подъезда лихо притормозила новенькая иномарка красного цвета — и в это же время из дверей выскочил Олег Новлянский. Волосы у него были влажные. Дверца машины открылась, они с девушкой обменялись нежными поцелуями. Потом хореограф полез в салон. Судя по всему, и была Ирочка, которую, все его семейство одобряло. В отличие от Нэтти.

Зрение у Волнистого было отличное. Он хорошо разглядел плотного сложения красотку, которая жевала жвачку, как какая-нибудь корова, не собираясь, впрочем, давать молока. Она сама, похоже, доила состоятельных родителей. Сергей Павлович оценил: упакована основательно. Хорошая машина, дорогая одежда, «навороченный» мобильный телефон. К Новлянскому не спешила: ждала, когда тот подлетит, чмокнет в подставленную щечку. Знала себе цену. Да и Новлянский ее знал.

Внешность девушки Олега, очевидно, не смущала. Красотка ничем не напоминала эфирных созданий, которыми ежедневно занимался хореограф. Сергей Павлович хорошо разглядел ее круглые щеки и шею, похожую на колонну. Вряд ли Новлянский смог бы ее поднять. Но зато суетился подле и при этом без конца улыбался. Когда парочка уехала, появился наконец и запыхавшийся лейтенант Попугайчик.

— Вот, Сергей Палыч! — Он показал запотевшую бутылку. — Сойдет?

— Что? Пиво? А я уж забыл, за чем тебя, Сережа, послал. Завтра надо будет в офис к Раскатовой наведаться. Хореограф-то теперь ломаться не ста-[нет. Прямо как девица красная! Ишь! Видел я сейчас его Офелию. Это, доложу я тебе, та еще будет нимфа!

Уже на следующее утро майор Волнистый приехал в модельное агентство Раскатовой с намерением нажать на Олега Новлянского. И застал того в компании Ричарда Носкова. Последний расположился со своим походным набором косметики в тесной гримерной, стены которой были обвешаны зеркалами. От этого казалось, что в комнате толпа народа. На самом же деле в гримерке находились трое. Сам Новлянский, Носков за работой, а в кресле перед огромным, в рост человека, зеркалом сидела уже знакомая майору Волнистому девица. Та самая, из красной иномарки. Ричард задумчиво разглядывал ее в зеркале и нес всякую чепуху. Замолчал он, только увидев в дверях знакомую парочку: майора Волнистого и лейтенанта Попугайчика. После громкого «о!» Носков резко развернулся всем корпусом, сметая косметику, разложенную на туалетном столике. Кисти, лаки, коробочки с румянами и тенями и прочие доспехи странствующего рыцаря посыпались на пол. Лейтенант поспешно подскочил и стал собирать упавшие предметы. Некоторые из них сильно пострадали в результате падения.

— Вы, лейтенант, ко мне в ассистенты? — натянуто улыбнулся Носков.

— Такой пупсик! — пискнула девица в кресле. — Отпад!

Лейтенант, пристраивавший в это время на походном наборе теней прозрачную пленку с наименованиями цветов, побагровел.

— Не помешаем? — поинтересовался Сергей Павлович.

— Уже, — уронил стилист, открывая тюбик с тональным кремом. И сердито добавил: — Вы же видите, здесь и без вас развернуться негде.

Олег Новлянский тронул майора за рукав и прошептал:

— Только не при Ирочке. Это моя невеста. Девушка из хорошей семьи. Не говорите, что вы из милиции. Я вам все расскажу.

— Олег, работать! — В гримерку заглянула Евгения Львовна. Увидев майора Волнистого с лейтенантом Попугайчиком, сказала кисло: — Вы снова здесь? Ко мне?

— И к вам, — подтвердил Сергей Павлович.

Раскатова тут же исчезла. Вместе с ней испарился Новлянский. Сергей Павлович и лейтенант Попугайчик остались наблюдать за работой стилиста. Дик уже успел перекрасить своей модели волосы и готовился заняться лицом. Сергей Павлович признал, что сегодня прическа девицы выглядит значительно лучше. У Носкова был хороший вкус. Но вдохновение уже покинуло стилиста. Очень неохотно Носков приступил к работе. Он молчал во время всего процесса, а под конец не выдержал:

— Послушайте, господа! Я не могу работать, когда у меня за спиной так громко дышат!

— Я вообще не дышу, — тут же заявил лейтенант.

— Зато ваше оперение все время колышется. Майор со злостью взглянул на Носкова. Шутник! И тут же вышел из гримерки. Хотел было заняться Новлянским, но Олег изо всех сил делал вид, что чрезвычайно занят. У балетного станка, выполняя его команды, изгибалась тоненькая как тростинка девушка, две другие ждали своей очереди.

— А когда у вас перерыв? — спросил Сергей Павлович.

Раскатова, оказавшаяся поблизости, зашипела:

— Вы мешаете людям работать. Я буду жаловаться.

И Волнистый ретировался. Когда он вновь заглянул в гримерку, Носков уже закончил работу. Его модель задумчиво разглядывала в зеркале свое лицо. Потом неуверенно сказала:

— Класс…

Дверь неожиданно распахнулась; Евгения Львовна возникла на пороге с возгласом:

— Ричард!

Потом словно споткнулась и с недоумением глянула на девицу.

— Что это с тобой? Решил вернуться в прошлое? Давно уже я не видела, чтобы ты делал такой макияж! Эти розовые тени…

Носков вдруг позеленел. С того дня, как убили Нэтти, Сергей Павлович впервые видел стилиста в таком состоянии. Ричард явно был не в себе. Нервным жестом он смахнул со столика баллончики, кисти, тюбики, коробочки и заорал:

— Яне могу так работать! Яне хотел этого! Черт знает что! Чтобы вас больше не было рядом, когда я работаю!! Всех!!!

Это относилось к майору Волнистому и лейтенанту Попугайчику. «Так-так-так, — подумал Сергей Павлович. — Нервный срыв». Из-за неудачного макияжа? Да, розовые тени девицу уродовали. Факт. Ее щеки вдруг сделались еще круглее; а глаза узенькими, как щелки. Носков упал на диванчик, стоящий у стены, и обхватил голову руками. Над ним нагнулась Раскатова, негромко заговорила. Девица, разукрашенная нелепыми розовыми тенями, надула губы и пожаловалась тому, кто случайно оказался рядом — а именно майору Волнистому:

— Не понимаю, ведь Олег его так хвалил! Классный, мол, парень, просто гений! Солидная клиентура, только по записи! Трепач. Не, а может, я чего не понимаю? Может, классно, а?

Она достала из кармана жевательную резинку, метнула ее в рот, двинула мощными челюстями и вопросительно глянула на Сергея Павловича.

— А? Поеду домой. У мамы спрошу.

— Ирина, давайте я вас до машины провожу, — вызвался тот.

— Вы что — знаете меня? Отпад! А вы кто? Я думала — охрана.

— Милиция! Проводим расследование. Олег разве не рассказывал вам о том, что недавно убили девушку, которая училась в этой школе моделей?

— Отпад! Так вы менты? И пупсик? — Лейтенант Попугайчик вновь побагровел. — Папаша просто отомрет, когда узнает, что меня менты допрашивали! — Ирина хотела подняться, но майор Волнистый положил на ее плечо руку и слегка придержал.

— У меня к вам сразу же вопрос: в прошлое воскресенье у Олега было свидание с вами?

— Отпад! Да его мамаша на дачу увезла! А мы с предками ездили в гости!

— Значит, не с вами было свидание, — сделал вывод майор.

— Свидание? — дернула бровями девица. С минуту она мощно работала челюстями, что-то соображая. Потом высказалась: — Отпад!

Вслед за этим она легко, как перышко, стряхнула с плеча майорскую руку и поднялась. Ринулась к выходу. Сергей Павлович еле за ней поспевал. Замыкающим шел розовый от смущения «пупсик». Теперь они с Ириной были в одной цветовой гамме. Когда троица вышла на улицу, майор увидел, что Ирина приехала в агентство не одна. Возле красной иномарки стояли две девушки. Одна красивая, высокая и стройная, а другая — тоже высокая и красивая, но видно было, что с хорошим аппетитом. Пышные формы ей были к лицу. Худенькая что-то возмущенно рассказывала пышной. Она так увлеклась, что не сразу обратила внимание на подошедших мужчин. Волнистый даже уловил последнюю фразу:

— Нет, Танька, ты не представляешь, что теперь будет! Эта Нэтти, которая была после тебя… Ой! — девица наконец узнала в подошедших мужчинах сотрудников милиции и осеклась.

Потом обе девушки уставились на Ирину:

— Кто это тебя так?!

— Кто, кто! Этот ваш Дик! Тоже мне, гений!

— Знаешь, подруга, в этом что-то есть, — задумчиво сказала пышная девица. — Оригинально. Вот увидишь, как на тебя все будут глазеть. С таким макияжем надо в ночной клуб или в кабак.

— В кабак! — фыркнула Ирина. — Не видишь, ко мне менты прицепились?

Пышная девица с интересом посмотрела на ее спутников.

— Вы что, Алекса посадили?

— Куда? — растерялся лейтенант.

— В тюрьму, — усмехнулась пышная.

— Кто сказал? — оторопел майор. — Тут он. Работает.

Пышная красотка с укором посмотрела на собеседницу. Та пожала плечиками.

— Я только хотела сказать, что Олег под подозрением.

Волнистый же не растерялся и спросил у пышной:

— А вы случайно не Татьяна Петухова?

— Случайно я.

— Ну, Танька, подложила же ты мне свинью! — высказалась владелица красной иномарки. — Папаша просто взбесится, когда узнает, что за Олегом милиция по пятам ходит!

— Я-то тут при чем? Откуда я знала, когда вас знакомила, что убьют эту Нэтти?

— Да ты сама говорила!

— Ничего я не говорила!

— Говорила! Про то, что никогда она ничего не выиграет! Говорила! Ты знала!

— Ничего я не знала!

— Стоп, стоп, стоп! — разнял их майор. И внимательно посмотрел на Татьяну: — Значит, так, девушка. У меня к вам пара вопросов. Где предпочитаете беседовать? В милиции или…

— Или, — уверенно ответила Татьяна. И обратилась к Ирине: — Ты меня подождешь?

— Да пошли бы вы оба! Ты и твой стилист! А заодно и Новлянский!

Владелица красной иномарки выплюнула на асфальт жвачку и достала ключи от машины. А сев за руль, демонстративно вынула из кармана мобильник и стала кому-то названивать. Явно жаловалась. После короткого разговора машина взревела и рванула с места.

Татьяна Петухова посмотрела ей вслед с презрением.

— Подумаешь! Были бы у меня права, я бы с этой Иркой никогда не связалась! Но мне пока нельзя, — с сожалением добавила она. — За мной это… Глаз да глаз!

— Таня, где бы нам посидеть? — спросил майор. — Мороженое хотите?

Девушка тяжело вздохнула.

— Я пиво очень люблю. И сладкое люблю. Все люблю. А эти садисты… — Она выразительно глянула на двери агентства. — Голодом меня морили! Ненавижу!

После короткого обсуждения они отправились в кафе, яркую вывеску которого Сергей Павлович приметил издалека. У Волнистого было предчувствие, что он сейчас узнает много интересного. Пусть даже эта информация влетит в копеечку. Не сидеть же в кафе за счет Петуховой! Но ту, похоже, такие мелочи не смущали. Достав крупную купюру, она сунула ее растерявшемуся лейтенанту со словами:

— Сходи в бар, пива принеси.

Похоже, что все мужчины делились ею на две категории: прислуга и товар, выставленный в свободную продажу. Лейтенанта Попугайчика она сразу же отнесла к объектам, которые можно и нужно эксплуатировать. С майором Волнистым пока еще церемонилась. Потом решила использовать его в качестве жилетки, в которую можно поплакаться.

— Нет, как будто это я во всем виновата! Мой отец работает вместе с Иркиным. Короче, бизнес у них совместный. Партнеры. Вот ее папаша и обратился ко мне с просьбой: мол, познакомь Ирочку с приличным парнем. Чтоб красивый, как картинка, манеры хорошие и — бедный. Прикормим, оденем, квартирку прикупим — и пусть молодые живут. Чтоб внуки были здоровые и красивые. Я-то по доброте душевной помочь хотела. Ирка — свинья неблагодарная. Вот мне, — Татьяна гордо вскинула красивую голову, — мне не надо мужа покупать.

Сергей Павлович в этом и не сомневался. Девушка была Настоящей красавицей, даже несмотря на сильно увеличившиеся со времен ее царствования объемы груди и бедер. Не верилось, что когда-то Татьяна была бесплотной, и Дик даже прозвал ее Танцурой. Теперь девушка набрала запрограммированный природой вес, двигалась плавно, держалась уверенно. И, похоже, не страдала от того, что потеряла возможность выходить на подиум.

— Вы знали Нэтти? — спросил Сергей Павлович.

— Нет. Но наслышана. Я долго в больнице лежала, а потом отец меня все по курортам возил.

— А с каким диагнозом вы попали в больницу?

— Передозировка, — коротко ответила Татьяна. — Наркотиками накачалась.

— Что же вы так?

— А вы бы сами попробовали! Когда при ежедневной пахоте голодом морят! Да, мне раньше хотелось стать какой-нибудь «мисс». Но Эжени — она же сумасшедшая! Садистка! У нее дома даже пожрать толком нечего. Мне все время хотелось убежать к маме. Она так классно готовит! Вы знаете, что такое постоянное чувство голода? А ты знаешь? — вцепилась она в лейтенанта Попугайчика, который как раз опустил на стол огромные кружки с пенящимся пивом. Тот отрицательно покачал головой, а Татьяна отхлебнула из кружки и с чувством сказала: — Класс! Ненавижу вегетарианство! Иметь столько денег и ничего не жрать — это мазохизм! А эти ужасные тренажеры! Эти упражнения! Знаете, я назло познакомила Алекса с Иркой. Терпеть его не могу! Он и ко мне подкатывался. Только Алекс такой дурак, что меня от него тошнит! Ирка — это то, чего он заслуживает!

«А девица не так глупа, — тут же подумал майор. — И как ее угораздило подсесть на наркотики? Кто дал?» Татьяна Петухова пила свое пиво и рассказывала о том, насколько ей стало легче жить после того, как она рассталась со своим королевским эскортом.

— Они все ненормальные. Эжени — садистка. Алекс — садист. Дик — тоже садист. Он все время издевается. Сколько я от него наслушалась, пока сидела перед зеркалом! Когда Алекс рассказывал об этой Нэтти, я радовалась: так им всем и надо! Он мне звонил иногда.

— А что он рассказывал?

— Что она всех прибрала к рукам. Все агентство. Молодец! А мне теперь хорошо. Папаша меня скоро за границу учиться отправит. Потом купит мне турагентство. Он обещал. Красота! Сейчас бы отправил, да боится, как бы я опять не сорвалась.

— Кто вам давал наркотики, Таня? — осторожно спросил Сергей Павлович.

Она сразу же замкнулась.

— Я сама во всем виновата. Мне этого хотелось. Есть нельзя. Заниматься надо много. Бесконечные примерки. Надо стоять полуголой и не шевелиться, пока платье прямо на тебе подгоняют. Фотосессии — тоже холодно. Везде сквозняки. А я люблю тепло и уют. Мягкие постели, тарелку с бутербродами перед телевизором или интересную книжку под стаканчик пива. Замучили меня совсем… И не хочу я никого выдавать.

— А почему вы сказали Ирине, что Нэтти никогда не выиграет конкурс красоты?

— Потому. Почему я не выиграла, потому и она бы не выиграла, — загадочно ответила Татьяна.

— Значит, не хотите рассказать?

Она пожала плечами. И Сергей Павлович понял. Татьяна Петухова прошла курс реабилитации от наркотической зависимости, и по курортам ее потом возили, и пристроить пообещали. И пока она держится. Но привыкла потакать своим маленьким слабостям. Рано или поздно так же, как мягкой постели и бутербродов с пивом, она захочет наркотиков. И не сможет себе отказать. Просто потому, что иметь такие большие деньги и не колоться — это мазохизм. Есть человек, который имеет доступ к наркотикам. Кто-то из близкого окружения. Сдавать его Татьяна не хочет. А вдруг понадобится?

— Я не стукачка, — сказала девушка. — Претензий к этому человеку у меня нет. Если у вас ко мне все, то я пойду. — Она оглядела стол и добавила: — Может, вам еще пива купить? Папа говорит, что менты бедные.

— Ваш папа ошибается, — набычился Серей Павлович. — На пиво у меня есть.

— Ну, разве только на пиво, — усмехнулась Татьяна и поднялась.

Она шла к выходу, а парни, сидящие в кафе, смотрели ей вслед. Майор чувствовал себя оскорбленным, лейтенант тоже обиженно посапывал носом.

— Если еще раз кто-нибудь из этих девиц назовет меня пупсиком… — Попугайчик сжал кулаки.

— Остынь, — посоветовал майор. — Никуда он от нас не денется, этот торговец наркотиками. А о Петуховой пусть папа ее заботится. Она еще даст ему чертей! Сходи лучше закуски принеси. Интересно, когда у Новлянского обеденный перерыв?..

…Но перерыва Олег Новлянский так и не дождался. Когда майор Волнистый и лейтенант Попугайчик вернулись к агентству, они увидели, что хореограф мечется у крыльца в панике и оглядывается по сторонам.

— Что случилось, Олег Александрович? — участливо поинтересовался майор.

— Где Ирочка?! — жалобно вскрикнул тот.

— Уехала, — ответил лейтенант.

— Как? Куда? Что вы ей" сказали?! — Новлянский схватился за телефон, но тщетно. Ему не пожелали ответить. Руки хореографа беспомощно опустились.

— А что вы так нервничаете? — удивился Сергей Павлович. — Я просто спросил у девушки, не с ней ли у вас было свидание в тот воскресный вечер, когда убили Нэтти.

— Боже мой! — театрально всплеснул руками Новлянский. — Что скажет мама? — Следующая его фраза была из того же драматического репертуара: — Вы сломали мне жизнь!

— Послушайте, Олег Александрович, если бы вчера вы откровенно мне все рассказали, не стал бы я сегодня тревожить вашу обожаемую Ирочку. Допустим, что никого вы не убивали. Ну, было у вас с кем-то свидание. Так назвали бы вчера вашу даму — и никто бы ничего не узнал.

— Да? Не узнал? Да если бы только Ирочка! Но мама! Но все!

— Да что тут такого ужасного? Ну, встретились с кем-то. Если только ваша загадочная дама…

— Это не дама, — вздохнул Олег…

…Все дело было в этой змее. В Нэтти. Побывав у Олега дома, она сказала:

— Теперь мне многое понятно. Это они вырастили из тебя гея.

— Кого?!

— Гея, — спокойно ответила Нэтти. — Голубого. Человека нетрадиционной ориентации.

— Ты с ума сошла! Да с чего ты это взяла?

— Ты устал от женщин, Олег, — так же спокойно продолжала она. — Кого ты постоянно видишь дома? Женщин. Твоего отца я за настоящего мужчину не считаю. Извини. Потом ты идешь на работу. Красивые, стройные девочки. Но в каком виде ты их наблюдаешь? Потные, растрепанные, уставшие. Во время шоу ты опять за кулисами. На сцене они сияющие, как звезды, а перед тобой стонут, что туфли натерли, ноги гудят, тушь размазалась. А дома? Те же халаты, бигуди, домашние тапочки. Даже у тебя в комнате только женские вещи — вышитые салфетки, кружевные занавески. В тебе силы не хватает. Либо женись, съезжай отсюда и почувствуй себя отцом семейства, наберись мужественности, либо заведи себе любовника. Мужчину.

— Нет! — испугался он. — Никогда!

— Ну, мучайся, бедный мой барашек. Я искренне хотела тебе помочь.

Потом Олег оценил ее совет. Нэтти всегда оказывалась права. Он недоумевал: как Нэтти могла допустить, чтобы ее убили? Невозможно! Она могла просчитать любую ситуацию. Нэтти ни за что не дала бы заманить себя к пруду. Что-то мистическое было в ее смерти. Нэтти была неистребима. Олег до сих пор разговаривал с ней во сне.

Он почувствовал, как устал от женщин, только оказавшись в обществе, где были одни мужчины.

Нарядно одетые, иные ярко накрашенные. Сердце его вдруг забилось. Он понял, чего хочет. Выйти на подиум. Давно этого хочет, потому и работает в модельном агентстве. Он ненавидит женщин, потому что это… ревность! Ну наконец-то! Нужное слово найдено! Да, они воспитали Олега как девочку, не делая разницы между ним и сестрами. Нэтти была права. А вскоре он встретил и свою настоящую любовь…

— Не дама? — удивился майор. — А кто?

Олег объяснял ситуацию долго и путанно. Терять ему теперь было нечего: Да, хотел выгодно жениться. Сами все видели. Семье нужны деньги и расширение жилплощади. Они надеются только на Олега, а у него душа лежит к другому. Не к Ирочке… И вообще не к женщинам… По тому, как посмотрели на Олега мужчины, все было понятно. «А потом удивляются, почему так трудно признаться в том, что ты гей», — подумал Новлянский. Ему вдруг стало обидно.

— Я так и знал! Лучше бы я признался в том, что убил Нэтти! Чем такое алиби!

— Думаю, мы попытаемся скрыть этот факт… э-э-э.:. вашу нетрадиционную сексуальную ориентацию… от ваших родственников и знакомых. — Сергей Павлович невольно поморщился. — Если вы честно расскажете, кому отдали купленный в общежитии пистолет.

— Ну вот, опять! — Новлянский всплеснул руками.

Теперь все его жесты казались майору женственными. А ведь пока не знал, все было нормально.

— Но все сходится на вас, Олег… э-э-э… Ведь это вы учились в Химках, в Институте культуры.

— Но пистолета я не покупал! Не покупал! Алиби проверяйте. Но пистолет… Не было этого.

Что им оставалось делать? Только последовать совету Новлянского и проверить его алиби. И дожидаться, пока задержат Матроскина.

Но долго ждать не пришлось. Операцию по поимке наркокурьера назначили на завтра. А накануне в квартире майора раздался звонок. Мать Натальи Беловой хотела узнать, как продвигаются поиски ее дочери. Сергей Павлович пока не мог ничем ее обрадовать.

— Сестра хочет вам что-то сообщить, — взволнованно сказала Елена Васильевна. — Это важно.

— Завтра обязательно заеду, — сказал занятый мыслями о завтрашней операции майор. — Как только будет время. — И лейтенанту Попугайчику: — Ну вот, Сережа, завтра будем присутствовать на задержании наркокурьера. Посмотришь, как ФСБ работает.

У лейтенанта Попугайчика загорелись глаза. Он давно мечтал о настоящей операции: крепкие плечистые парни в черных масках, с автоматами наперевес, выстрелы, драка, погони по крышам, зверские лица бандитов. Вот повезло!

Действительность оказалась похожей на документальный фильм, до невозможности скучный. Не хватало только размеренного голоса за кадром: «В десять ноль-ноль подозреваемый в хранении и перепродаже наркотиков Василий Пентюхов вышел из подъезда дома, в котором провел ночь, и направился вдоль по улице к трамвайной остановке…» Никакой романтики. Из машины, в которой оперативники вместе с сотрудниками ФСБ медленно передвигались по улице, был хорошо виден коренастый мужик с ярко-рыжей шевелюрой. Он шел не спеша, не оглядываясь по сторонам, с таким же скучающим видом, с каким другие идут на работу. Сотрудники ФСБ тоже находились на работе. Уже с неделю они ходили за Матроскиным, дожидаясь, когда тот отправится за «товаром». Чтобы по цепочке переправить его непосредственно уличным продавцам. Оперативники скучно переговаривались по рации со своими коллегами, которые контролировали площадь, куда и направлялся Пентюхов. Там, затерявшись в толпе, он и собирался встретиться с курьером.

Напряжение возникло только тогда, когда Мат-роскин внезапно исчез. Шел, приметно мелькая рыжей маковкой, — и вдруг забежал в один из магазинов. И исчез. Машина, в которой ехали майор Волнистый и лейтенант Попугайчик, притормозила; по рации начались переговоры. Когда прошло минут десять, сотрудники ФСБ заволновались.

— Что там у вас?

— Не выходил.

— Проверить.

Через несколько минут пришло сообщение, что Матроскина в магазине нет. Вот тогда в эфире начался настоящий мужской разговор. Тщательно спланированная операция оказалась под угрозой срыва. Никто не понимал, куда исчез объект. Первым делом выяснили, что черный ход в магазине отсутствует.

— Куда ж он делся? — вопрошало начальство сидящих в машине. В салоне было отчетливо слышно каждое непечатное слово.

Суета продолжалась минут пятнадцать. Уже готовились дать отбой, когда с площади пришла спасительная весть:

— Нашли!

Оказалось, что Матроскин просто надел на голову темный парик. Сначала отвлек внимание маячком, рыжей шевелюрой, а потом «погасил» его — и следившие за Пентюховым люди потерялись. Повезло, что кто-то засек объект, когда Пентюхов уже сел в такси с неизвестным. Дальнейшее было делом техники. Определив окончательно, что в машине именно Матроскин, его больше не отпустили. И его, и курьера взяли за передачей товара. Оба не сопротивлялись — послушно легли на землю, руки сцепили на затылках и замерли, не провоцируя группу захвата. Тертые калачи.

В спортивной сумке, которую пытался передать курьер, оказалась маковая соломка и пакет героина на солидную сумму в иностранной валюте. Операция завершилась успешно, и майор в тот же день получил возможность поговорить с Василием Пентюховым.

Матроскин был спокоен. И вблизи действительно похож на кота. Лицо круглое, глаза зеленые, ресницы рыжие. Только услышав вопрос Волнистого, заволновался.

— Какой-такой ствол? Подсунули, гады? Я стволов не ношу! Лишнего на себя не возьму! Хоть режьте!

— Послушай, Пентюхов, я тебя спрашиваю про тот «Марголин», который ты в студенческой общаге продал. Помнишь? Барабанова помнишь? Ну?

Глаза Матроскина стали похожи на щелочки.

— А если вспомню?

— Ну, тогда и мы про что-нибудь забудем.

— Эх, плакала моя квартирка! — с сожалением сказал Матроскин. — Какой ремонт в ней задумал, а? Пока в камере парился, все мечтал, как обои буду клеить. Плиточку кафельную в ванной комнате уложу. Сеструха к мужу переехала, мамаша на даче живет. Никому не надо. А дом — он у человека должен быть… Если бы не сука Барабанов… Бес попутал, да и эта сволочь… — Он скрипнул зубами. — Из-за двух стволов так убиваться! Да у него вся стена была оружием увешана. Ну не гад?

— Слушай, Василий, как все было? Ты же до этого в чужие квартиры не залезал?

— Не залезал, — с сожалением сказал Пентюхов. — Бес попутал. Да дружок мой, Юрка. Я пьяный делаюсь дурной. Приехал к нему как к человеку. Эх! А он сразу поллитру на стол: бах! Ну, выпили мы. А тут ему с работы позвонили: у их величества Ба-рабанова баба кран сорвала. Юрик мне сказал: посиди, мол, в квартире, я починю по-быстрому, денег дадут. А какой из Юрика сантехник? Да и на барабановскую квартиру охота было поглазеть. Слыхал я про него. Большая шишка была! Партийный босс! Пошли мы с Юриком вместе. Квартирка, конечно, шикарная. Мебель импортная, диваны бархатом обиты, хрусталя в стенке полным-полно. И такое зло меня взяло! Особенно в ванной. Как бы я эту плиточку в собственной квартирке своими руками выкладывал! А? Только где ж ее, родимую, было взять? Дефицит! А этим гадам из-под полы все могли достать. Простым смертным, значит, ни фига, а всяким там партийным руководителям…

И Матроскин начал материться, протестуя против социального неравенства. Тогда от большой обиды захотел он выпить еще. И получив от барабановской бабы трешку, приятели купили вторую бутылку водки. Василий Пентюхов пить не умел. Бывают люди, в пьяном состоянии спокойные, быстро засыпающие, Пентюхова же неудержимо тянуло на подвиги. Именно он предложил приятелю залезть в барабановскую квартиру. Тем более что, сидя в скверике возле магазина, они видели, как выдавшая им трешку особа нырнула в черный ход. С парадного в магазин шли простые смертные, перед которыми выставлялись пустые прилавки. Василий Пентюхов тут же вспомнил кафель в барабановской ванной и разозлился окончательно. Приятелю он разъяснил, что раз жену партийного работника в срочном порядке пригласили в магазин, значит, там будет длительная примерка. Пока Барабанова все тряпки не перещупает, она из магазина не выйдет.

И приятели отправились обратно в барабановскую квартиру. Человек с золотыми руками, Василий Пентюхов со сложным замком справился легко. Брать ему ничего не хотелось, кроме заветного кафеля в ванной, но тот был уложен намертво, на цемент. Портить такую вещь Матроскин не решился, так как чужую работу уважал, и сгреб первое, что попалось под руку — оружие с ковра, висевшего на стене. Ну, прихватил из вазочки, что стояла в серванте, несколько золотых безделушек.

После того, как мужики обчистили квартиру, они преспокойно сели в электричку и поехали к Пентюхову домой, на Левый берег. Набитую оружием сумку чуть не забыли в вагоне. Но оказавшись опять на улице, оба почти протрезвели и сообразили, что совершили кражу со взломом. Тут Пентюхову захотелось напиться уже с горя, он выгреб из сумки энное число пистолетов, часть запихал за пояс, часть во внутренние карманы куртки и пошел в студенческую общагу продавать…

— Я звонил в дверь, а когда открывали, распахивал куртку и говорил: «Ну, купите у меня хоть что-нибудь!»

— И что?

— Бабы визжали. Общага-то женская!

— А мужики там были?

— Были и мужики.

— И кто купил «Марголина»?

— Не помню. Сначала продал другой пистолет. Его потом нашли. За сто рублей продал — теми, советскими деньгами. Ну и послал Юрика за водкой. Пока он бегал, я продал еще один пистолет. Потом мы с Юриком встретились. Он купил три бутылки водки. Мы выпили, пошли дальше. Потом, кажется, был тот маленький, со складной рукояткой, по которому Барабанов особенно убивался. Добра-то! Фиговина бесполезная. А «Марголина» я совсем не помню. Потом менты по общаге ходили, всех допрашивали. Два-то ствола нашли. Вспомнил бы, кому продал, может, и срок бы поменьше дали. Барабанов не обозлился бы так. Сука!

— Значит, не помните даже, мужчина это был или женщина?

— Кажись, мужик… А может, баба… Не, не помню.

— Ну не могу я в это поверить! — не выдержал майор Волнистый.

— А ты выпей столько да пойди по знакомым. А на следующий день поинтересуйся, что вытворял.

— А может, ты врешь? Может, себе его оставил? Матроскин впервые заволновался.

— Да ты что, начальник? Зачем он мне?

— Из этого пистолета девушку недавно убили.

— Не я это! — вскочил Матроскин. К нему тут же кинулись фээсбэшники, присутствующие на допросе. Матроскин задергался, затряс рыжей головой: — Не я! Поняли? Не я!

— Да сядь ты! — Майор стукнул по столу кулаком. — Сиди теперь, вспоминай.

Матроскин нахмурился. Сергей Павлович достал из-за пазухи плотный пакет:

— Может, на фотографии посмотришь? Память — штука тонкая. Может, и признаешь кого.

Первой Волнистый положил перед ним фотографию Олега Новлянского.

— Не он?

— Ну, этого я бы признал. Личность приметная. Ишь, какой! Были у нас на зоне такие красавчики. — Матроскин выразительно хмыкнул. — Не. Не он. Точно. А может, баба купила. Там, в «культуре», баб-то больше, чем мужиков.

Майор достал еще две фотографии. Ричард Носков и Евгения Львовна Раскатова. На стилиста Пентюхов даже смотреть не стал. Придвинул к себе фотографию, на которой Евгения Львовна с Дашенькой веселились в гостях, на даче. Матроскин, как кот, завидевший слетевшего с ветки воробья, завертел рыжей головой.

— Ты глянь, а? Я тут, а она там! Ишь, выпивают! Веселая у людей жизнь! Нет, есть на свете справедливость?

Сергей Павлович насторожился, посмотрел на фотографию.

— Ты что, знаешь здесь кого-нибудь?

— Ха! Знаю! Да это ж моя бывшая подельница, Дашка! И дамочка эта мне знакома. — Пентюхов ткнул пальцем в Евгению Львовну Раскатову.

И майор Волнистый в который уж раз за этот день вытер огромным клетчатым платком вспотевший лоб.

И ДАЖЕ ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ

Из РАЗГОВОРА С ВАСИЛИЕМ ПЕНТЮХОВЫМ Сергей Павлович многое для себя прояснил. Главное — он понял, откуда во всей этой истории выплыли наркотики. Из каких тайных глубин. Оказывается, три года назад ангел Дашенька познакомилась с Василием Пентюховым и с ним же едва не села в тюрьму. Помогла ей Евгения Львовна Раскатова. Правда, непонятно пока, из каких соображений. Насколько Волнистый понял характер дамы, та занималась «благотворительностью» только с большой для себя выгодой. Но за Дашеньку хлопотала активно, использовав все свои связи. Й не исключено, что дала кому-то солидную взятку. Сам Матроскин к девушке был неравнодушен, поэтому всю вину взял на себя. Сказал, что они с Дашей только жили вместе, но распространением наркотиков та не занималась и о делах своего сожителя понятия не имела. Совместными усилиями Пентюхову и Евгении Львовне удалось Дашеньку от тюрьмы спасти. Матроскин какое-то время был под следствием, но выпутался, вышел на волю и вновь принялся за старое. Теперь он даже расчувствовался и спросил:

— Как там она? Прилепилась, видать, к этой тетке.

— Раскатова ей что — родственница?

— Какая, на хрен, родственница! Дашка, когда в столицу приехала, на вокзале ночевала. Если бы не подобрал я девку, попала бы на панель. Красивая.

Матроскин со вздохом посмотрел на фотографию.

— Может, оставишь, начальник? У бандита тоже случается любовь. — Глаза у него были хитрые.

— И все-таки что их связывало?

— А я почем знаю? Дашка-то и вправду была не шибко замазана. Первое время мне помогала. Куда деваться? Сама не кололась, нет. И даже травку не курила. Не дал. Хорошая девка, жалко. Приехала в столицу за синей птицей, да у нее в первый же день все деньги вытянули. В «лохотрон» заманили. Дурочка и попалась. Я подумал, что пропадет девка, и привел ее к себе домой. Мамане моей Дашка нравилась. И сеструхе. Ну, я потом через своих друганов помог ей работу чистую найти. Секретаршей.

— У Раскатовой?

— Не. Чего ты пристал со своей Раскатовой? К мужику я ее пристроил. Мамаша моего другана замуж за какую-то шишку выскочила. А тот девку симпатичную к себе в офис искал. Для дела, не для удовольствия. Солидный мужик. Иначе бы я на х… послал такую работу.

— Фамилия?

— Слушай, ты бы Дашку спросил, а? Я ее от своих дел отодвигал, в ее дела тоже старался не лезть.

Видишь, живет теперь неплохо, на дачах гуляет, шашлыки кушает. Хорошо устроилась, как я погляжу. Только если узнаю, что по рукам пошла, и тетке этой, и самой Дашке шею сверну.

— Ну а друга твоего как зовут?

— Борька.

— Фамилия, адрес?

— Да он-то тут при чем? В одном классе учились. Всего-то делов.

— Ну что мне, в твою пионерскую организацию идти? Я же тебе объясни, что девушку из проданного тобой ствола убит. Непонятно?

— Дашки тогда даже Москве не было. Она была как раз в той пионерской организации, про которую ты базаришь.

— Ну, это ты, положим, врешь. Пионерской организации в то время уже не было.

— А мне по… Ладно, скажу. Друган мой все равно ни при чем. Веревкин он. Борис Веревкин. Проживает в том доме, где моя заветная квартирка кафеля в ванной дожидался. Адрес? Ладно. И адрес скажу. Пиши.

Волнистый записал. На прощание сказал Пентюхову, что очень надеется на его память. Посоветовал, поскольку делал в камере все равно нечего для облегчения собственной же участи вспомнить события давно минувших дней. Если Матроскин так упорно молчал про пистолет «Марголин», то либо действительно его не помнил, либо оставил его в наследство любимой девушке. Вместе со свободой. Биографи горничной Дашеньки теперь очень интересовав Сергея Павловича. Из-за чего-то она столкнулась с Нэтти, а девушки друг другу ни в чем не уступили. И кто кого победил?

Первым делом Волнистый навел справки о Борисе Веревкине. Тот устраивал Дашеньку на работу к своему отчиму. Там девушка пересеклась с Раскатовой, да так ей понравилась, что Евгения Львовна даже стала за нее впоследствии хлопотать.

Борис Веревкин стараниями своего отчима работал в солидной фирме, занимая непыльную, но хорошо оплачиваемую должность. Там майору ответили, что Борис болеет и сидит дома уже третий день. Набрав номер его домашнего телефона, Сергей Павлович услышал нежный женский голос, обладательница которого вкрадчиво сообщила, что сыночек подойти не сможет.

— Но он хоть дома?

— Дома. Но просил не беспокоить. Пожалуйста, — вежливо добавила женщина.

Неизвестная дама говорила так, будто напевала колыбельную песню, но трубку уверенной рукой опустила на рычаг. И контакта не допустила.

Сергей Павлович предположил, что это мать Бориса, а значит, жена того человека, у которого когда-то работала Дашенька. Перезвонить, поговорить с ней? Может, она помнит секретаршу мужа? Как правило, жены господ бизнесменов в курсе, кто обслуживает персону их ненаглядного. Но уже набрав первые цифры номера, Сергей Павлович вдруг передумал. А почему не съездить в Химки? Один свидетель хорошо, но два-то лучше! Чего мать не знает, вспомнит сын..

Лейтенанта Попугайчика он отправил обратно в район — составлять для начальства рапорт о проделанной работе. Юный лейтенант умел грамотно и красиво излагать свои, а главное — чужие мысли. Волнистый же в это время навестил Веревкиных.

Женщина, открывшая ему дверь, оказалась такой же медлительной, как и колыбельная песня ее голоса. Волнистый смотрел на нее с удивлением. И это жена миллионера Раскатова?! Лицо и волосы неухоженные, полное отсутствие макияжа и украшений. Что-то в ее облике показалось Сергею Павловичу знакомым, но он никак не мог уловить, что именно. Длинные темные волосы собраны в косу на прямой пробор, лицо тонкое, взгляд меланхоличный. Увидев удостоверение майора, женщина горестно вздохнула.

— Это вы звонили? Я же просила не беспокоить. Пожалуйста, — тихо добавила она.

— Извините. — Волнистый вдруг почувствовал себя неловко. — Ваш сын действительно болен?

— Я никогда не обманываю. — Женщина опять вздохнула. — У Бори ангина.

— Всего пара вопросов. Если не возражаете, и к вам тоже.

Она впустила майора в квартиру и сразу же извинилась за беспорядок:

— Я не здесь живу. Мы с Николаем Васильевичем переехали четыре года назад в другую квартиру. В центре. Он купил. А эту оставили сыну. Борис человек молодой, холостой и неаккуратный. Извините.

Волнистый огляделся. Да уж, квартирка захламлена. Комнат две, ближняя дверь, судя по всему, спальня. Сергей Павлович заглянул туда и увидел мужчину лет тридцати, полного, рыхлого. Тот полулежал на диване и смотрел телевизор. Горло у Бориса было обмотано шерстяным шарфом. Увидев незваного гостя, он прохрипел:

— В чем дело?

— Боренька, ты лежи, — поспешно сказала мать. — Я тебе сейчас горячего молока принесу. С медом.

Сергей Павлович прошел вслед за хозяйкой на кухню.

— Сами видите: Боря говорить не может. — Она укоризненно посмотрела на майора.

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Мария Александровна.

— Веревкина?

— Почему Веревкина? — удивилась она. — Николай Васильевич настоял, чтобы после замужества я взяла его фамилию. Раскатова Мария Александровна. И сын мой, Борис, уже несколько лет как Раскатов.

— Отчим дал ему свою фамилию?

— Почему отчим? Отец.

Волнистый оторопел. Вот оно как! Мир-то, оказывается, тесен! Теперь понятно, зачем Раскатова приходила в офис к Дашенькиному шефу! К бывшему мужу она приходила. И что же было дальше?

— У Бореньки астма, — пояснила Мария Александровна. — Бронхиальная. Он часто болеет. Теперь вот ангина прицепилась. Понимаете, мы приехали в Москву из города, главной достопримечательностью которого является завод по производству удобрений. И другой, цементный, тоже добавляет хлопот. Ужас просто, сколько там пыли! Боренька с детства часто болеет. Да и кто у нас не астматик? — Она безнадежно махнула рукой.

— А как вы попали в столицу? — спросил Сергей Павлович. — И давно вы здесь?

Жена Николая Васильевича Раскатова собрала поднос.

— Я сейчас отнесу ему горячее молоко и все вам расскажу. Только Бореньку не беспокойте. Пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул майор.

Потом они сидели на кухне, Волнистый пил чай, а Мария Александровна рассказывала.

Оказывается, Николай Васильевич Раскатов москвичом не родился. Он им стал. А на свет появился в глубинке, в промышленном городе, и по окончании школы устроился на завод простым рабочим, где и познакомился с учетчицей Машенькой Верев-киной. Между ними случилась любовь, и вскоре Машенька родила Раскатову сына Бориса. Дело закончилось бы свадьбой, да Раскатов неожиданно пошел в гору. Сделался мастером, поступил в институт и попросил свою подругу до окончания учебы повременить. Тихая Машенька терпеливо ждала. И дождалась: отец ее Бориса стал начальником цеха. Тут речь опять зашла о свадьбе, но молодой и перспективный инженер вскоре получил новое повышение. Стал замдиректора! И опять ни к чему ему стало оформлять брак с бухгалтершей из расчетного отдела. Маша тоже стала ждать повышения, а Николай Васильевич уже метил в директорское кресло. Гонка Маши Веревкиной за карьерой Николая Раскатова продолжалась лет десять. Николай Васильевич был человеком честным. Деньги на сына давал регулярно, но тихой семейной жизни предпочитал карьеру и власть. И карьера его складывалась успешно. Только ресурсы ее в родном городе быгш ограничены. Человек без связей, скрепленных родством, мог продвинуться по служебной лестнице только до определенного предела. И женитьба на Марии Веревкиной этих границ не расширяла.

И тут молодого и перспективного заместителя директора послали в столицу для повышения квалификации. Его уже готовили к новой большой должности, но Николай Раскатов рассудил по-своему. У одного из лекторов, которые его квалификацию повышали, была дочь Евгения. Девушка некрасивая, полная, в хозяйстве неумеха, но зато с приданым и связями. Николай Евгении приглянулся. А главное — он приглянулся ее отцу. Тот оценил рвение Раскатова и понял, что его надо только слегка подтолкнуть. И Николай пойдет в гору. И в какую! Раскатов долго раздумывать не стал: выгодно женился, сделался москвичом и был устроен тестем на хорошую работу.

Но человеком Николай Васильевич оставался порядочным. А детей от Евгении Львовны ему Бог не дал. Поэтому через несколько лет, освоившись в столице и получив очередную большую должность, он перевез Марию Веревкину с сыном в Москву. Та от стремительных перемен в своей жизни растерялась, в столице оробела, а потому делала так, как велел обожаемый Николай Васильевич. А тот спустя некоторое время устроил Марию на работу — к себе секретаршей. Всем от этого было удобно: жена ничего не знала, сын под боком, да и долг перед обманутой невестой Раскатов выполнил сполна. Облагодетельствовал. В Москве теперь живет, чего ж ей еще надо? Для сына же Николай Васильевич построил небольшую дачку за городом. Чтобы мальчик дышал чистым воздухом, гулял в лесу и поменьше болел.

Такая жизнь продолжалась много лет и устраивала всех. Мария Александровна настолько привыкла к своему положению, что называла отца своего ребенка не иначе как Николай Васильевич. За много лет стала относиться к нему как к своему начальнику, позабыв прошлую любовь. И ничего для себя не просила. Была у нее небольшая квартирка стараниями обожаемого Николая Васильевича, дачка под Москвой, а деньги на ребенка Раскатов давал исправно и много. Когда сын вырос, Николай Васильевич устроил его в престижный институт, оставаясь для юноши по-прежнему другом семьи, земляком его матери.

Тихая жизнь закончилась внезапно. Сначала Мария Веревкина поняла, что у обожаемого Николая Васильевича случилась настоящая любовь. Не как с ней самой по молодости лет, а по-иному. Всерьез. Он как-то сразу помолодел, приободрился, сменил образ мыслей, стал ходить на выставки, в музеи, в театры, на премьеры, на что раньше времени не находил. Частенько посылал курьера за дорогими букетами, а потом исчезал с ними по первому же звонку неизвестной дамы. Судя по тому, как часто незнакомая женщина звонила и каким тоном просила Раскатова к телефону, между ней и Николаем Васильевичем интерес был взаимным. Мария Александровна своего начальника не ревновала. Любила его по-прежнему и искренне желала ему счастья. Но по тем же телефонным звонкам поняла, что Евгения Львовна придерживается другого мнения.

Мария Веревкина с ужасом ждала, чем же все закончится. Она-то за много лет изучила характер Евгении Львовны! Веревкина искренне переживала за Николая Васильевича и очень удивилась, когда в один прекрасный день он вошел в ее квартиру с чемоданом в руках, посеревший от горя, почти се-Дой, и тихим голосом сказал:

— Ну что, Маша, будем жить.

Она так ничего и не поняла, а спросить побоялась. Но постепенно картина прояснилась. Мария Александровна узнала, что женщина, из-за которой Николай Васильевич хотел развестись, трагически погибла. А после ее смерти Раскатов категорически отказался остаться в шикарной квартире Евгении Львовны. Раздел имущества поручил бывшей жене, за нажитое не переживал, видно было, что Раскато-ву не до денег. Постепенно он оправился, а почувствовав, что в стране грядут перемены, ушел с работы и, воспользовавшись дружескими связями, открыл свою фирму. Потерянное Николай Васильевич вернул с лихвой. Из маленькой квартирки переехали в новую, обставленную шикарной мебелью и отремонтированную так, что Мария Александровна первое время думала, что живет в музее. Боялась дотрагиваться до кранов в ванной комнате и на кухне, по коврам ходила бочком. Она так и осталась при муже вечной секретаршей. По-прежнему называла его Николаем Васильевичем и спрашивала, когда и куда подавать кофе во время прихода гостей. Обитала Мария Александровна преимущественно на кухне, путая ее с приемной. Раскатов же после пережитой трагедии целиком погрузился в дела. После бурных ссор с Евгенией Львовной радовался тихой семейной жизни, сыну, которому наконец-то дал свою фамилию, нетребовательной жене, любившей его преданно и не за деньги. Уже строился загородный дом, куда Борис должен был переехать, поскольку здоровье его все ухудшалось. Но сын любил Левый берег, эту маленькую квартиру, работу, которая находилась недалеко от дома, парк под окнами. И отца не торопил.

Услышав эту историю, Сергей Павлович достал фотографию Евгении Львовны и Дашеньки. Положил на стол перед Раскатовой — второй.

— Мария Александровна, а эта девушка вам случайно не знакома?

Та глянула и побледнела. Резко поднялась.

— Подождите, я у сына поднос заберу.

Она исчезла на некоторое время, а майор Волнистый задумался. Показалось, что сейчас он услышит самое интересное.

— Это очень плохая девушка, — сказала Мария Александровна, вернувшись с пустым подносом. Николай Васильевич подробностей не рассказывал, но та ужасная история касается нашего сына. Сначала все было нормально. Хотя я всегда побаивалась Евгении Львовны. Она долго не могла поверить в то, что муж с ней разведется. Николая Васильевича от себя не отпускала, все таскала по судам. Развода удалось добиться с трудом, да и то потому, что детей у них не было. Тесть вдруг вступился за Николая Васильевича. Сказал: отпусти, отслужил. Несколько лет прошло, и я надеялась, что она успокоилась, замуж вышла. Когда увидела ee снова, признала с трудом. При жизни с Николаем Васильевичем она была женщиной полной, не интересной, лицо грубое. Любила покушать, гостей к себе без конца звала. Все кичилась достатком в доме. Кто не знал Евгению Львовну близко, думал, что она — женщина незлая и хлебосольная. (Через несколько лет после развода это был совершенно другой человек! Она страшно похудела, и что-то сделала с лицом. Пластическую операцию, должно быть. Если бы не голос, ни за что не подумала бы, что это она. И стала вдруг эта новая Евгения Львовна наведываться в офис к Николаю Васильевичу. Говорит ласково, а сама ядом дышит. Это уж он мне рассказывал. Не доверял и не доверяет бывшей жене. А она все приглядывалась к Борису. Он тогда у отца работал, учился дела вести. Я уже сказала, что мой сын болен. Бронхиальная астма. С детства на таблетках. И стали мы с Николаем Васильвичем замечать, что Боренька стал какой-то дерганый. А ведь он добрый, покладистый. И отца признал. Фамилию его взял. А тут стал грубить и ему и мне. Глаза блестят, руки подрагивают. Мы долго не могли понять, в чем дело, пока ему совсем плохо не стало. С трудом уговорили, отвели к врачу. Тот возьми и спроси: какие таблетки принимает ваш сын? У Бореньки они всегда с собой. Ну, посмотрел врач. Вроде ничего особенного, таблетки как таблетки. От бронхиальной астмы. Потом сообразили, отдали на экспертизу. Оказалось, что это какой-то наркотический препарат. Николай Васильевич-то за Бориса и взялся. Где берешь? А тот отнекивается: понятия не имею, как таблетки из безобидных стали этакой гадостью! Хорошо, что Николай Васильевич сыну поверил. Но в милицию не пошел. Дело, мол, семейное. Обратился в Службу безопасности, чтобы без огласки. И те выяснили, что это секретарша, Дашенька, наркотики в офис приносит. Тут Николай Васильевич все понял и с бывшей женой решил поговорить по душам.

— Поговорили? — спросил Сергей Павлович, размешивая сахарный песок в чае. Ложечка равномерно звякала, несмотря на то что в душе у майора бушевала буря. Аи да Раскатова! Аи да ангел Дашенька!

— Поговорили. — Мария Александровна кивнула. — Борис признался, что сначала Дашенька все пыталась его соблазнить. Крутилась рядом, глазки строила, к себе на квартиру приглашала. И Николай Васильевич за ней тоже это замечал. Скользкая девушка. А ведь это Борис ее в офис устроил! Друг детства его попросил. Сказал: пожалей девчонку. А она такой дрянью оказалась! Связалась с Евгенией Львовной и стала Борису таблетки подменять. Они в его рабочем столе лежали. Он все жаловался, что пузырек в кармане пиджака заметно. Стеснялся. Как приходил на работу, так таблетки перекладывал в ящик стола, а секретарша все время в его кабинете крутилась. Довели бы в итоге парня. Я до сих пор успокоиться не могу: такая беда мимо прошла! Мария Александровна быстро перекрестилась, потом взяла в руки золотой крестик, висевший на шее на цепочке; и поцеловала его. Замолчала надолго. Майор через некоторое время спросил:

— А почему Николай Васильевич в милицию не заявил?

— Вину за собой чувствовал. Жену-то он бросил. А вообще… Не знаю. Чужая душа — потемки.

— Это вы ему посоветовали? — догадался Сергей Павлович. — Простить?

— Чего ж друг друга в тюрьмы-то сажать? За терпение Господь вознаграждает. А тех, кто ничего у него не просит, отмечает особо. Я всю жизнь жила, не роптала, Николай Васильевич в итоге ко мне и вернулся. Значит, правильно это. Теперь об одном только прошу: ничего мне больше не надо, сохранил бы Господь то, что есть. Николай Васильевич поговорил со своей бывшей женой, она, верно, и раскаялась. С тех пор оставила нас в покое.

— И никаких козней больше не строила?

— Нет. Живем тихо. Николай Васильевич делает большие деньги, а я терплю. Жду. Когда-нибудь закончится все, уедем мы в маленький домик, что он для нас с Борисом построил. Не в тот, что сейчас строят. Ни к чему эти хоромы. И будем мы с Николаем Васильевичем счастливы.

— Что ж, спасибо вам, Мария Александровна. Я узнал все, что хотел. И даже больше того.

Майор Волнистый стал засовывать фотографию, где были Раскатова и Дашенька, обратно в карман. Потом вынул оттуда всю пачку и на всякий случай показал Марии Александровне фотографию убитой.

— А вот эта девушка вам случайно не знакома? Та всплеснула руками.

— Жалость-то какая! Надо же! Не убереглась!

— Так вы и ее знаете? — удивился новому сюрпризу Сергей Павлович.

— Да, знаю.

— Как ее зовут?

— Николай Васильевич называл ее как-то странно. Не по-русски. Нэтти.

— Нэтти, значит. И давно они были знакомы?

— Нет. Эта девушка появилась у нас в доме летом. Раза два приходила. Николай Васильевич очень хорошо о ней отзывался.

— О чем они говорили?

— Я к гостям-то не выхожу. Принесу в кабинет что полагается и к себе, на кухню. Дела у них какие-то были.

— Откуда вы знаете, что дела?

— Однажды, когда я поднос с кофе занесла, они смотрели вместе какие-то бумаги. Но спросить у Николая Васильевича я постеснялась. Он мне о делах не говорит. Когда она ушла, сказал только, что горбатого могила исправит.

— Кого он имел в виду, как вы думаете?

— Я думаю, что Евгению Львовну. Кого ж еще? Вроде бы Нэтти у нее работала.

— А как бы мне с вашим мужем поговорить, Мария Александровна?

— Он уехал. За границу. Вернется на днях. Может быть, даже сегодня вечером. Я-то в аэропорт не езжу, машину не вожу. Его шофер встречает, а я уж дома все в готовности держу.

— Я оставлю вам свой телефон, Мария Александровна. Вы расскажите Николаю Васильевичу о том, что Нэтти убита. Если он захочет мне что-то сообщить, пусть срочно позвонит, — сказал майор Волнистый.

Мария Александровна кивнула: хорошо, сделаю.

Он вышел из дома, все еще находясь под впечатлением ее рассказа. Как закрутилось, а? Ему ничего не оставалось, как ехать на квартиру Раскатовой. Дело к вечеру, кто-нибудь из них дома. Она либо горничная. Хорошо бы застать врасплох…

…Ему пришлось долго звонить в дверь. Уходить Сергей Павлович не собирался: он явственно услышал в квартире топоток. И тогда просто положил палец на кнопку и вдавил…

Наконец из-за двери испуганно спросили:

— Кто там?

Узнав голосок горничной, Сергей Павлович строго сказал:

— Откройте, Даша, это милиция.

Она замолчала, не отходя от двери, но и не собираясь открывать. Волнистый нажал:

— Я не уйду, пока не задам интересующие меня вопросы. Сейчас я вызову слесаря, понятых, взломаю дверь и отведу тебя в ближайшее отделение милиции. В наручниках, — слегка припугнул он.

Дверь тут же распахнулась. Видимо, Дашенька хорошо знала, что такое милиция, и боялась ее как огня. Сергей Павлович вошел и оторопел. На Дашеньке было роскошное вечернее платье — из алого бархата, с обилием блесток и стразов. В разрезе — длинные ноги, из корсажа выглядывала соблазнительная грудь. Волосы горничная уложила в пышную прическу, на ее лице переливался всеми цветами радуги вечерний макияж.

— Куда-то собралась? — удивился Сергей Павлович.

Вместе ответа Дашенька резко развернулась и ринулась в спальню. Волнистый схватил ее за руку. — Куда?!

— Пустите! Я переодеться хочу! Пустите! — стала вырываться она.

Майор заглянул через Дашенькино плечо. На кровати валялись вперемешку вечерние туалеты, шляпки, чулки, шарфики… Приторно пахло духами. Сергею Павловичу многое стало понятно.

— И часто ты так? Дефи… дефилируешь в отсутствие хозяйки?

Горничная не выдержала и разрыдалась. Но щекам потекла тушь…

…Дашенька никогда не думала, что закончит горничной у Раскатовой и будет прикована к ней накрепко, цепями. Не разорвешь. А начиналось все так же, как и у остальных: маленький городок, грезы о столице, о браке с богатым москвичом, о бриллиантах, сногсшибательных нарядах, модных курортах — и, как итог мечтаний, побег из родительского дома со всеми наличными деньгами и сумкой, набитой дешевыми тряпками. На поиски счастья. Каждый день в Москву за этим же приезжают толпы провинциалов. Огромный город манит соблазнами, и кажется, что только тебя и ждет. Первое впечатление ошеломляет: яркие огни, сияющие витрины, широкие проспекты, нарядно одетые люди. Но как же оно обманчиво! Да, витрина хороша, но попробуй что-нибудь с нее возьми! Разве что разбить и совершить кражу.

Родственники считали, что Дашеньке повезло. Она снимала теперь комнатку, чтобы сохранить за собой определенную свободу. Чтобы не слушать днями и ночами брюзжание Евгении Львовны и хоть изредка отдыхать от ее капризов. И чтобы было куда привести принца, когда тот вдруг появится на горизонте и до Дашеньки снизойдет.

С первым принцем у Дашеньки случилась осечка. Он оказался бандитом и торговцем наркотиками. Но после ночи на вокзале она на все была согласна. Этот, по крайней мере, разрешил пожить у себя. Дашенька Василия терпеть не могла, но если уж выбирать между продажей себя многим мужчинам ежедневно и одним по настроению, с ласками и уговорами, то последнее привлекало ее гораздо больше. Дашенька так напугалась вокзальной жизни и своих перспектив в ней, что пошла жить к Василию охотно. Возвращаться в родной город без копейки денег, в старых тряпках, признав свое поражение, она не хотела. Родственники и многочисленные друзья прочили ей карьеру актрисы, кинозвезды. Или модели. Но приехав в Москву, Дашенька с ужасом поняла, что таких «моделей» в столице пруд пруди. И все хорошо и модно одетые, уверенные в себе. Дашенькин же гардероб был скромен, а манеры провинциальны.

Василий же полюбил ее по-настоящему. Жениться опасался, потому как подозревал, что скоро опять сядет в тюрьму. Зачем порядочной девушке брак с уголовником? От торговли наркотиками Василий стал Дашеньку оберегать, но на беду свою она уже освоилась. Сама принимать наркотики не решалась. Понимала, что быстро выйдет в тираж и карьеры модели не сделает. Внешность была единственной Дашенькиной ценностью, и она эту ценность берегла. Вскоре Василий через друга детства, живущего в том же доме, нашел ей хорошую работу.

О профессии секретарши у Дашеньки сложилось вполне определенное представление. Она обожала читать любовные романы со счастливым концом. Этих тоненьких затасканных книжиц в родном доме было превеликое множество, и она наивно думала, что все описанное в этих книжках и есть жизнь. Все секретарши становились любовницами шефов, а при должном старании вскоре выходили за них замуж. Рецепт Дашенька выучила наизусть и сразу же дала понять шефу, что готова. Ходила в мини-юбочках, больше похожих на пояса, хлопала ресницами, подолгу задерживалась в его кабинете, демонстрируя стройную фигурку. Дашенька была уверена, что все закончится постелью, а потом и законным браком.

Хозяин повел себя убийственно. Дашенькиньгх штучек словно не замечал, разговаривал с ней ласково, но как с дочерью, познакомил с женой, когда та зашла как-то в офис. Увидев ее, Дашенька приободрилась. Ну, эта не конкурентка. Старая, некрасивая, одета плохо. Вскоре из сплетен Дашенька узнала, что эта особа в прошлом как раз и бьша секретаршей Николая Васильевича. А ныне законная жена. У Дашеньки было такое чувство; будто ее обобрали. И кто? Какая-то тетка! Которая Дашеньке и в подметки не годится! Еще посмотрим, кто кого!

Но Мария Васильевна войны не объявляла, и Дашенькины потуги завоевать ее мужа выглядели нелепыми и смешными. В офисе над ней начали посмеиваться. Дашенька злилась. Не на то она рассчитывала, когда ехала в Москву! И тогда в ее жизни появилась Евгения Львовна Раскатова. Они сошлись на ненависти к Николаю Васильевичу. Раскатова жаждала мести, Дашенька тоже. Оскорбленные в лучших (как они считали) чувствах женщины решили мстить, объединив усилия! Николаю Васильевичу, его жене, единственному сыну.

Дашенькая заключила сделку с большой для себя выгодой. Деньги для молодой девушки никогда ведь не лишние. А страсть юной секретарши к нарядам была болезненной. Ради норковой шубы она была готова на все, даже на преступление. Дашенька была уверена в том, что накупи она модных тряпок — и все мужчины тут же упадут к ее ногам.

После фиаско с Николаем Васильевичем она попыталась было окрутить его сына. Единственный наследник! Отец не вечен. Так думала Дашенька и коварно улыбалась. Но Борис Раскатов был болезненно застенчив. Ему нравились девушки, похожие на мать, но никак не хорошенькая, свободного поведения Дашенька. О том, что она живет с его другом детства Василием, Борис прекрасно знал. И начал откровенно ее избегать. Дашенька разозлилась еще больше. Ах, вот они как! Раскатовы! Ну, держитесь! Трюк с заменой таблеток придумала Евгения Львовна. Бориса она ненавидела. И захотела сломать ему жизнь, а заодно и его родителям. Сынок-то наркоман! Радуйтесь!

Дашенька напугалась только тогда, когда хозяин вызвал ее к себе для серьезного разговора. Кроме него в кабинете присутствовал начальник Службы безопасности, который стал добиваться от Дашеньки признания. И спрашивать, где она берет наркотики. Разговаривали с ней жестко, и Дашенька поняла, что лучше во всем сознаться. И свалила вину на Раскатову. Она заказчица.

Николай Васильевич во всем обвинил бывшую жену. Девчонку пожалел — сказал только, чтобы духу ее в Москве не было. И пообещал, что ни в одной из фирм Дашенька работы больше не найдет. Обещание свое Николай Васильевич сдержал. Пентюхова взяли на заметку в ФСБ, у Раскатова с бывшей женой состоялся серьезный разговор.

Деваться Дашеньке было некуда. Когда Раскатова предложила стать при своей особе прислугой, она поначалу оскорбилась. Но пораскинув мозгами, решила, что лучше уж так, чем никак. И кто знает? У Евгении Львовны модельное агентство, Дашенька молода, рост и внешность подходящие. Мысленно она уже примеряла на голову корону первой красавицы. Но Раскатова твердо сказала: нет. И появилась Татьяна Петухова. У Дашеньки вновь возникло чувство, будто ее обокрали…

— Так что, Даша? Все никак не можешь успокоиться? — спросил Сергей Павлович, когда горничная наконец переоделась. Накинула халат, туфли |на шпильке сняла. Они сидели на кухне и вели разговор по душам.

— Ну чем они лучше меня? — вскинулась Дашенька. — Взять хотя бы эту Нэтти!

— Значитца, чтобы избавиться от Татьяны Петуховой, ты стала подкладывать ей незаметно наркотики, как и Борису? Куда? В еду, в чай? Доставала ты их, конечно, через Пентюхова.

— Откуда вы все знаете?!

— Я с ним сегодня говорил. И с Марией Be… Раскатовой. Матерью Бориса. Так что же там с Татьяной произошло?

— Она быстро втянулась. Я ей в чай понемногу подсыпала, а потом предложила открыто. Она же безвольная, Танька. Вот и подсела.

— И когда ты поняла, что девушка прочно подсела на наркотики, устроила ей передозировку? Так?

— Не убила же.

— А Нэтти?

Дашенька сразу сникла. Все, что касалось Нэтти, воспринималось ею болезненно.

— Я ее ненавидела. Ну откуда она такая взялась? У них время поджимало. Я была уверена, что после того как Танька выйдет из игры, они обратят внимание на меня. Олег давно Евгении Львовне мою кандидатуру предлагал.

— Потому что не знал подробностей твоей биографии.

— А кто их знал? Только Евгения Львовна. Да и дело на меня не завели. Паспорт чистый. А Раскатова жалась. Искала провинциалочку с чистенькой биографией. Вот и нашла.

— Ты-то скажешь наконец, кто такая Нэтти?

— Ничего я не знаю! Поначалу пришла, глаза в пол, «да, Евгения Львовна», «нет, Евгения Львовна». Строила из себя… Я и поверила. Дура! — с чувством сказала Дашенька.

— И взялась за старое: подсыпала Нэтти наркотики?

— Ну и что тут такого? Стала бы я торчать в этом доме в прислугах, если бы не рассчитывала на большее? Они меня обокрали. И жена Раскатова, бывшая секретарша, и эта Нэтти. Я же не знала, что она такая опытная.

— Значит, Нэтти поняла, что ты пичкаешь ее наркотиками? Как быстро?

— Сразу. Она пробовала наркотики и раньше. И мы с ней тут же сцепились…

…Дашенька была просто в шоке, когда после приема первой же крохотной дозы Нэтти поймала ее за руку. Пришла на кухню, когда Дашенька готовила чай на травах для хозяйки и ее воспитанницы. Сама Эжени принимала в это время ванну с ароматическими солями. Было слышно, как там льется вода. Евгения Львовна могла лежать в ванне и час, и два. Дашенька же как раз положила в чашку Нэтти таблетку и собиралась отнести поднос к ней в комнату. Нэтги появилась в кухне неожиданно и тихо сказала:

— Поставь.

Дашенька вздрогнула. Нэтти улыбалась, но взгляд у нее был жесткий.

— Сама-то пробовала когда-нибудь? — Нэтти кивнула на приготовленный чай.

— Не поняла… — начала было Дашенька, но получила резкий толчок в спину.

— Сядь!

Горничная потеряла равновесие и рухнула на табурет. Нэтти надавила на Дашенькино плечо, не давая ей подняться, и заговорила спокойно, медленно, от чего горничной сразу стало страшно. Она тут же вспомнила допрос в кабинете у Николая Васильевича. Ноги похолодели, по спине заструился пот.

— Послушай, подруга. Ты под статьей ходишь. Знаешь, сколько можно получить за хранение наркотиков? А за торговлю? Хочешь, найду, где ты их спрятала?

Нэтти выразительно глянула на ее пышный бюст.

— В лифчик запихала? Дура! Когда ты только поумнеешь! Думаешь, я этим не баловалась? Терпеть не могу дурь, но попробовать надо все. Чтобы знать. Видишь, как это может пригодиться? Пить я не пью. Режим не позволяет. Куревом не балуюсь. А такой приход вчера был! Всего-то с одной чашки чая! Сегодня только чувствую себя неважно, но это ничего. С одного раза — это еще не ломка. Как думаешь?

Дашенька молчала, прислушиваясь к шуму воды в ванной. Не хватало еще, чтобы Раскатова узнала, кто расправляется с ее королевами красоты!

— Эжени боишься? Это правильно. Я кто есть? Товар. А товар портить нельзя. Я выяснила, отчего моя предшественница загремела в больницу. Передозировка. Откуда у нее наркотики? А вот и ответ.

Нэтти взяла со стола чашку.

— Сейчас я позову Эжени и мы вместе попьем чайку. Хочешь?

— Я… — Дашенькин голос сел. — Я не хотела…

— Да знаю я, чего ты хотела! Ты не всем дуроту подсыпаешь, а избирательно. Татьяна Петухова, потом я. Ты на мое место метишь. Веришь, я бы тебе с радостью его отдала, но пока не могу. Поэтому мы с тобой сейчас договоримся. Ты ходишь на свободе и остаешься в этом доме, а я все узнаю про Эжени и ее бывшего мужа. У нее ведь был муж?

— Она не…

— Не надейся, подруга. Я тебе мигом срок организую. Уж поверь. Раздавить тебя — два щелчка. Веришь, нет? Вижу: веришь. У нас с тобой полно времени для интимных признаний. Скажу сразу: это шантаж. Если стесняешься, выпей чайку. Расслабляет.

Нэтти подошла к раковине, подняла над ней фарфоровую чашку.

— Ну? Ты мне рассказываешь — а я потихоньку выливаю чаек в канализацию. Договорились?

— И ты рассказала все, что Нэтти хотела узнать?

— А что мне было делать? Она просила адрес офиса Николая Васильевича.

— Зачем?

— Не знаю.

— Где ты была в тот день, когда убили Нэтти?

— Здесь. Ко мне соседка заходила. Мы с ней выпили немного. Мартини.

— Таскаешь, значит, у хозяйки добро. Дорогое вино, сигареты, наряды. Привыкаешь к хорошей жизни? Эх, и везет же тебе, Дарья! Николай Васильевич тебя отпустил, Татьяна Петухова не сдала. В рубашке ты родилась. Единственной, кто мог засадить тебя в тюрьму, была Нэтти. А Нэтти больше нет. Подозрительно.

— Да вы что?! Убийство мне шьете?! Да здесь я была! Убьешь ее, как же! До сих пор не верю, что Нэтти больше нет! Но я тут ни при чем!

— Так и быть, Дарья, покамест я тебя отпущу, если скажешь правду: где была в тот день Эжени?

— Евгения Львовна? — Дашенька замялась. Потом решилась: — Она уезжала. Около четырех часов дня, когда Нэтти вышла из дома, Евгения Львовна выскочила следом за ней. Я в окно видела, как отъехала ее машина.

— Нэтти была в ней?

— Не знаю. Сверху же не видно. Я подошла к окну — убедиться, что хозяйка уехала, — и позвонила Маринке. Мы с ней до вечера на кухне просидели. Болтали, выпивали.

— Где сейчас Раскатова?

— Уехала на дачу. Так, по крайне мере, мне сказала. Там и заночует. Ее мобильный телефон не отвечает. Можете проверить!

— Значит, ты поэтому так вольготно расположилась? — усмехнулся Сергей Павлович. — Хозяйки не будет до утра, можно репетицию устроить.

— Все равно я своего добьюсь! Вы меня за руку не поймали!

— Кто желал Нэтти смерти?

— Все! Кроме Дика. Он по ней с ума сходил. И Евгения Львовна хотела ее убить. Она сама говорила.

— Что именно?

— Что Нэтти — обманщица. Что не может она стать королевой. Что это скандал. Но и избавиться от нее Евгения Львовна не могла тоже. Только физически. Устранить. Похоже, у нее выбора не было.

— А почему Нэтти не могла выиграть конкурс? — удивился Сергей Павлович.

— Мне хозяйка подробностей не рассказывала. Майор понял: Дашенька рассказала все, что знала сама. Если подтвердится ее алиби, то искать надо не здесь. То есть здесь, конечно, но допрашивать уже другую даму. Где она сейчас, интересно? С кем?

Евгения Львовна действительно была на даче. С Олегом Новлянским и Ричардом Носковым. Телефон она отключила, чтобы в тишине, без нервотрепки обдумать свое положение. Уехать за город предложил Олег. Дома, мол, обстановка напряженная. Ричард с ним согласился. Евгения Львовна видела, что тот на грани срыва. Из-за Нэтти. Надо же! Окрутила-таки Ричарда девка! Нет ее — и он как умер. А что теперь будет с ней самой? После истории с Борисом Николай Васильевич запасся гарантией того, что бывшая жена оставит его семью в покое. Под давлением обстоятельств Евгения Львовна написала признание во всех своих грехах. Убирая бумагу в сейф, бывший муж предупредил:

— Ты теперь у меня в руках. В любой момент я могу упрятать тебя за решетку. Помни это. И больше на моем пути не попадайся. Я бы тебя не простил, если бы не Маша. Моли Бога за нее. А сейчас — убирайся!

Она ушла как побитая собака. С тех пор прошло больше двух лет. Откуда Нэтти узнала адрес бывшего мужа? И с чего Раскатов показал ей подписанную Евгенией Львовной бумагу? Но — показал. Евгения Львовна поняла это по тому, как уверенно вела себя девчонка. И с какой наглостью ее шантажировала.

Деваться было некуда. Нэтти нужны были деньги — Евгения Львовна их давала. Нужно было, чтобы хранили ее тайну — и Раскатова молчала. Но как же Евгения Львовна ее ненавидела! Словами не описать эту ненависть!

И вот ее больше нет. А они на даче. Бродят как тени. Нет Нэтти — и жизнь из них ушла. Что же теперь будет? Нэтти бы со всем справилась. Она не боялась брать на себя ответственность. И что самое ценное — умела принимать решения. Она решила, что будет участвовать во Всероссийском конкурсе. И они это приняли, кто добровольно, а кто под нажимом.

Раскатова невольно вздохнула. Дачную жизнь она никогда не любила. И только сейчас оценила всю ее прелесть. Забиться бы сейчас в глушь, бросить все, отсидеться, зализать раны. — «И, и, и…» хотелось ей тоненько заскулить. Пожаловаться. А кому жаловаться? Ричарду? Нет, Ричард ее не поймет. Он сидел у огня в саду, молча смотрел на пламя, то и дело подкладывая в костер сухие ветки. Зато Новлянский говорил без умолку, жалуясь на жизнь.

— Да замолчи ты! — не выдержал Дик. — Из нас троих только ты, судя по всему, отделаешься одним легким испугом.

— Да ты что?! — накинулся на него Олег. — А если мама узнает?!

— Слушай, ты не борец за собственные права. Быть геем модно, так что не паникуй. У тебя будет много друзей.

— Друзей? — встрепенулся Новлянский.

— А то. Это нормальному человеку некуда податься. Сексуальные меньшинства борются за права сексуальных меньшинств. Женщины борются за равноправие с мужчинами. Пенсионеры — за прибавку к пенсии. Дети с родителями. Кто не борется ни за что? Ну? Соображай!

— Кто? — тупо спросил Новлянский.

— Среднестатистические особи мужского пола с правильной ориентацией. Сам посуди, кто нас поймет? Кто поддержит? Мы на общих правах. Значит, и есть самые бесправные. И одинокие. Поэтому радуйся, что у тебя появился повод обратиться за сочувствием. Ты выпадаешь из разряда нормальных людей — следовательно, становишься интересен. Ты карьеру себе на этом сделаешь.

Новлянский надолго задумался. Евгения Львовна перестала наконец бродить по саду, подошла к костру.

— Выпить? — спросил у нее Дик. — Не стесняйся.

Раскатова и не собиралась отказываться. Подставила стаканчик, выпила коньяка, закусила яблоком. Потом задумчиво сказала:

— Хорошо, что Дашка будет молчать. Я ее в свое время от тюрьмы отмазала. Она мне верная.

— Слушай, — спросил Дик, — а почему ты никогда мне не говорила, чем тебя шантажировала Нэтти?

Вместо ответа Раскатова спросила:

— Ты очень ее любил?

— Я же сказал, что только наш Жизель в штанах отделается легким испугом. Моя жизнь, увы, кончена! А ты-то почему так переживаешь? Делала тайну из всего, что касалось Нэтти. Допустим, я тоже знал, кто она такая. Допустим, у меня есть причины обо всем этом милиции не говорить. Но почему ты, Эжени, так нервничаешь?

— Почему? Да потому, что я была в тот день у пруда, где Нэтти нашли убитой, понимаешь? Была. И пока у нас есть время, давайте поищем ответы на все каверзные вопросы, которые нам могут задать в милиции. Думаю, это и в ваших интересах.

Дик нагнулся, чтобы помешать угли в кострище. Евгении Львовне показалось — Носков не хочет, чтобы в этот момент увидели выражение его лица.

— Ты была у пруда? — глухо спросил Дик. — Выходит, ты знаешь, кто ее убил?

Майор Волнистый приехал на работу поздно вечером, усталый и злой. По дороге заглохла машина, и пришлось два часа стоять на шоссе, пока не нашлась причина. Лейтенант же сидел над чистым листом и делал вид, что занят сочинительством. Смотрел в потолок, грыз ручку и постоянно вздыхал. Сергей Павлович начал с выговора. Песочил Попугайчика минут десять. Воспользовавшись паузой, тот с обидой сказал:

— Вот вы ругаетесь, а тут экспертиза второй день на столе валяется.

— Какая экспертиза?

— Насчет паспорта.

— Ну?

— Есть заключение, что фотография переклеена с другого паспорта.

— Этого следовало ожидать.

— Кустарная работа, между прочим. Как это никому в глаза не бросилось? И еще опять звонила Белова.

— Этой что надо?

— Вы обещали приехать.

— Ах да! Замотался.

— Я бы съездил. Она говорит, сестра что-то хочет рассказать. Срочно.

— Ну да. Про то, как выгнала из дому племянницу. Ладно, завтра съезжу. Тут выясняется, что Раскатова замешана по уши. И мотив есть, а алиби нет. Завтра надо первым делом за нее взяться. А Белова подождет.

Планы строятся для того, чтобы их нарушать. Волнистый собирался утром к Раскатовой, но неожиданно ему позвонил ее бывший муж и спросил:

— Это правда, что Нэтти убили?

— Вы откуда звоните?

— Из аэропорта. Мне вчера звонила жена. Так это правда?

— Да.

— Жаль. Значит, Женька за старое взялась. А ведь я ее предупреждал. Приезжайте ко мне срочно. Я готов отдать вам бумагу.

— Какую бумагу? — удивился майор Волнистый.

— Признание в убийстве, написанное собственноручно моей бывшей женой Евгенией Львовной Раскатовой.

В МОМЕНТ ОБРАТИЛИСЬ В МИРАЖ

Сначала Волнистый подумал, что Евгения Львовна призналась в убийстве Нэтти. Все его мысли занимала она. Но потом сообразил: когда же Раскатова могла его написать? Нет, тут другое. Он ехал в офис Николая Васильевича, ожидая сюрприза. Теперь наконец выяснится, чем Нэтти прижала свою хозяйку. Лейтенант Попугайчик уехал в другом направлении: в одном из дачных поселков в результате пьяной драки мужчина, размахивая косой, снес голову собутыльнику. Лейтенант кисло сказал: «Есть!» — и отбыл. Майор невольно вздохнул. Что значит человек ни за что не отвечает! Подавай ему загадочное убийство! Волнистый же предпочел бы сейчас заниматься «бытовухой», где все прозрачно, а не выслеживать убийцу Нэтти. Но едет в офис к Раскатову. Снимать показания.

Должно быть, на Раскатова Нэтти произвела сильное впечатление. Такое сильное, что тот решился раскрыть ей семейную тайну. Николай Васильевич только что появился в офисе после длительной командировки, и дел у него было по горло, но время для разговора с милицией Раскатов нашел. Телефоны звонили не переставая. Секретарша, эффектная девушка высокого роста, чем-то напоминающая Дашеньку, с трудом отбивалась. Она сидела за столом с тремя телефонами и работала вдохновенно. Брала одну трубку, нежным голоском просила подождать две минуты, тут же хватала другую, говорила то же самое, потом, уже в третью, отжимая «холд», объясняла, почему Николай Васильевич не может подойти немедленно. И тут же брала первую, говоря в нее то же. Ни разу девушка не ошиблась в имени-отчестве собеседника и не перепутала, кто ждет две минуты, а кто только что позвонил. Волнистый следил за виртуозным исполнением пьесы «Шеф занят» на трех телефонах, не надеясь, что секретарша найдет минуточку и для него. Но девушка отсекла нужного человека безошибочно. Три секунды смотрела на майора, потом уверенно сказала:

— Вас ждут.

И тут же по внутренней связи доложила шефу, что пришли из милиции. Волнистый прошел в просторный директорский кабинет. Он сразу понял, что Николай Васильевич живет работой и на работе. В его апартаментах были для этого все условия. В смежной комнате — душ, ванная с джакузи, рядом кухня, откуда аппетитно пахло кофе. Огромное окно выходило на широкий проспект. За бронированным стеклом Москва наращивала обороты нового делового дня. Механизмы города, включенные на полную мощность, постепенно разгоняли столицу, как летящий по трассе автомобиль. Она уверенно двигалась к вечеру, везя своих жителей-пассажиров к уютным диванам, включенным телевизорам, ужину и глубокому сну, похожему на короткую остановку для заправки горючим.

Хозяин кабинета выглядел уставшим. Он долгое время работал на пике этого бурного движения. Раскатов был не простым пассажиром, а одной из тех важных шестеренок, которые обеспечивают работу всего механизма. Но даже металл изнашивается. Вот и Раскатов износился. Отеки под глазами и нездоровый цвет лица выдавали проблемы, с сердцем. Долгий перелет вымотал Раскатова совершенно, но он пришел в офис и начинал рабочий день с вещей крайне для себя неприятных.

— Секретарша у вас… — с уважением сказал Волнистый. — Шустрая.

Раскатов без лишних слов полез в сейф, достал какой-то документ. Потом вынул из сейфа бутылку коньяка, две крохотные рюмочки. Налил.

— Знаю, что рано. Но не выпить за упокой ее души не могу. Славная была девушка. Жаль.

Волнистый спорить не стал, выпил вместе с хозяином, а Николай Васильевич, разглаживая вынутый из сейфа документ, стал рассказывать.

…Впервые она появилась в его офисе в начале лета. Без смущения оглядела приемную и с чувством превосходства посмотрела на секретаршу, сидящую за столом. Та невольно поджалась. На Нэтти смотрели все: кто такая? Зачем пришла?

— К Раскатову, — коротко сказала Нэтти охране: И ее пропустили!

Она села на диван, взяла журнал. Ничего не спросила, секретарю не доложилась. Вела себя так, будто ее здесь ждут. И вот дверь директорского кабинета открылась, хозяин вышел в приемную с-папкой в руках. Нэтти поняла: собрался по делам. И тут же отложила журнал и поднялась. Они с Николаем Васильевичем были одного роста. Нэтти улыбнулась и приблизилась. Глаза в глаза. Ее королевское достоинство Раскатов сразу же оценил и вежливо спросил:

— Вы ищете работу? Я тороплюсь, подготовьте резюме и оставьте менеджеру по кадрам. Я скажу, что вы мне понравились.

Секретарша за столом встрепенулась. Нэтти же спокойно сказала:

— Я ищу доказательства того, что Евгения Львовна Раскатова не умеет честно вести дела.

Услышав про бывшую жену, Николай Васильевич посмотрел на Нэтти с интересом:

— Вы кто?

— Я у нее работаю.

— С вами что-то случилось?

— Да. Вы помните Дашу?

— Пойдемте.

Из офиса они вышли вместе. Раскатов задержался еще на минуту. Потом дал Нэтти визитку и, садясь в машину, сказал:

— Позвоните мне домой. Я думаю, об этом надо говорить не в офисе.

Нэтти была умницей. Она умела завоевывать расположение людей. Беседовать с ней оказалось приятно и легко. К тому же она просчитала ситуацию. Раскатов жалел, что после истории с Борисом так легко отпустил бывшую жену. Оставил ей свободу. Нэтти рассказала, что в доме Евгении Львовны ее пытаются посадить на наркотики. Подсыпают отраву в чай. Николай Васильевич связал это напрямую с Евгенией Львовной. Сам не заметил, как рассказал незнакомой девушке про Бориса. Они беседовали долго и договорились встретиться еще раз. Раскатов даже предложил Нэтти бросить все и работать у него…

— Она отказалась? — спросил майор.

— Нэтти любила свободу, — задумчиво сказал Раскатов. — Она не хотела работать на кого-то. Только на себя. Я же, каюсь, обрадовался, что в агентство Евгении заложена бомба. Я дал Маше слово, но… Я и не собирался мстить своей бывшей жене. Я просто показал этот документ Нэтти. Взгляните.

Майор наконец-то взял в руки признание, написанное собственноручно Евгенией Львовной Раскатовой. Стиль оставлял желать лучшего.

«Я, Раскатова Евгения Львовна, признаюсь в том, что совместно с Дарьей Семеновой покушалась на жизнь и здоровье Бориса Раскатова. По моему наущению Дарья систематически подменяла таблетки Бориса от астмы на наркотический препарат.

Кроме того, признаюсь в том, что по причине ревности я убила свою подругу Анжелику Носкову, совершив на нее наезд. Пытаясь скрыть следы преступления, я хотела подстроить себе небольшую аварию, но попала в больницу. Все вышесказанное написано мной в здравом уме, твердой памяти и без всякого давления.

Евгения Раскатова».

В конце — размашистая подпись. Прочитав это, Сергей Павлович в волнении спросил:

— Так вы что — на Анжелике Носковой хотели жениться?! На матери Ричарда?!

Раскатов кивнул:

— Да. На Анжелике. Если бы я знал, на что способна Евгения… Она всегда была собственницей. Я чувствовал перед ней определенные обязательства, хотя никогда и не любил. Все-таки благодаря ее отцу сложилась моя карьера. Да… Карьера… Евгения сама познакомила нас с Анжеликой. Это была необыкновенная женщина. Простите.

Он, не раздумывая, налил в рюмку еще коньяку, выпил одним глотком. Потом махнул рукой на все стоящие и лежащие на столе телефоны.

— Подождут. Всю жизнь у меня украли. Впрочем, что я говорю? Сам отдал. Знаете ли, устал от материального. Моя бывшая жена Евгения Львовна все переводила на деньги. Помню, как-то весной ехали мы с ней за город. И что-то меня разобрало. Птички поют, солнышко светит. Красота! Я за делами не замечал смены времен года. Весны не замечал. А тут расслабился, по сторонам смотрю. Женщина рядом. Любви не было, но сколько лет вместе прожили! Должна понять. И говорю ей: «Весна, Женя! Красота-то какая, а? Птицы поют. Хорошо!» А она тоже улыбается и отвечает: «Ну да. Весной всегда так. Подвеску у машины поменяли, резина новая, и задние амортизаторы механик заменил. Дорого, конечно, зато не трясет. Хорошо». Вот тут и взяла меня тоска. Захотелось о вечном. О любви. Анжелика была для меня весной. Хотел развернуть свою жизнь в другую сторону и… Развернул, — горько сказал он. После паузы продолжил: — Я-то не знал, что Женька может так ревновать. Словно взбесилась. Не знаю, по мне она убивалась или по имуществу, которое делить придется. Я ей долго не говорил, что ухожу именно к Анжелике. Но Женька, конечно, выследила. Я и не знал. Главное, что дома сидел, когда она Анжелике звонила. Нет бы трубку снять у параллельного телефонного аппарата. Думал, с очередной продавщицей договаривается насчет новой тряпки. Она вскоре ушла, а я дома остался. А потом позвонили и сказали, что моя жена в больнице. Пока туда, пока по врачам, да к теще. Потом, ночью уже, когда решился Анжелике позвонить, Дик мне сказал, что мать сбила машина. Насмерть.

— Ричард Носков знал о вашем романе с матерью?

— Я был с Диком знаком. Домой к ним приходил. Но о том, что именно за меня мать собирается замуж, он не знал. Хотели рассказать. Не успели.

— А как вы поняли, что Анжелику Носкову сбила ваша жена?

— Как понял? — Он усмехнулся. — У меня свои каналы. Я заплатил деньги и посмотрел уголовное дело. Со следователем поговорил, пока Евгения в больнице лежала. Честно сказать, позора побоялся. Большой начальник, солидные знакомые, а жена — убийца. Еще из-за тестя. Анжелику не вернешь… Хотелось долги свои перед Евгенией закрьпъ. Я все рассказал тестю. Он против развода и не возражал. А показания свидетеля, который видел, что за машина сбила Анжелику, из дела изъяли.

— Значит, вы купили себе свободу?

— А чего я должен был, по-вашему, добиваться? Суда? Это вернуло бы ее? — сердито спросил он. — Евгения попала в больницу с сотрясением мозга и серьезными травмами. Долго лечилась.

И я подумал, что с нее довольно. Промолчал. Евгения же сделала вывод, что ни один человек не знает о том, что она убила соперницу. Но жить с ней я не смог. Ушел к Маше и сыну. Все-таки изменил свою жизнь.

— А потом произошла эта история с Борисом.

— Маша вам рассказала? Что ж, ее право. Устал я очень…

Раскатов поежился в большом кожаном кресле, словно пытаясь согреть его своим теплом. Но тепла в нем осталось мало. Он словно все никак не мог согреться.

— Почему же вы показали Нэтти признание бывшей жены?

— Как почему? Я же вам сказал. Хотел, чтобы Евгения жила как на вулкане. Я понял, что это для нее конец. Рядом с Нэтти она никогда не будет чувствовать себя спокойно. Ну и девушку хотел защитить, — усмехнулся Николай Васильевич. — Что в этом плохого?

— Значит, вы дали Нэтти козырную карту в битве с бывшей женой. А теперь поняли, что она ее проиграла, и хотите, чтобы в дело вмешались мы, милиция?

— Послушайте, мне и в самом деле очень понравилась Нэтти. Я всегда жалел, что дочки нет. Такой, как Нэтти, я бы гордился. Сын у меня, Борис. Хороший и добрый парень, но без зубов. А у меня дело. Кому я его оставлю? Одна Нэтти стоила десятка Борисов. Я не оставлял надежды уговорить ее работать на меня. Что-то мне подсказывало, что она придет. И кто знает? С сыном бы ее познакомил. Она — умница. И красавица. Внуки бы у меня были на загляденье. Но я даже не предполагал, что Евгения решится ее убить. Все еще не верю, даже после того, как она Анжелику… Теперь можете забрать документ и поступить по закону. Жалко девочку. Очень жалко. — Николай Васильевич вздохнул.

Тут секретарша Раскатова нерешительно приоткрыла дверь:

— Николай Васильевич, я, конечно, извиняюсь… Там пришли те люди…

— Да, все понял.

Раскатов тут же загремел дверцей сейфа, убирая коньяк. Когда он обернулся, лицо его словно разгладилось, и даже мешки под глазами стали не так заметны. Николай Васильевич собрался и дал себе установку на новый рабочий день. Волнистый понял, что разговор окончен. Ему ничего не оставалось, кроме как покинуть кабинет. Но он унес с собой трофей: признание Раска-товой.

Сергей Павлович захотел увидеть ее немедленно. Хватит врать, гражданка Раскатова! Вас не бьшо дома в тот вечер, когда убили Нэтти! А где вы были? Вам не впервой сводить счеты. И в средствах вы не стесняетесь.

Волнистый позвонил на квартиру Раскатовой, но Дашенька напряженным голосом сообщила, что хозяйка еще не вернулась. Раскатовой не оказалось и в офисе. Ее мобильный телефон не отвечал. У майора сложилось впечатление, что его избегают. Но сколько можно прятаться? Возвращаться домой несолоно хлебавши Волнистому не хотелось. Как говорится, еще не вечер. Когда-нибудь ты объявишься, Евгения Львовна. А покамест… И тут он вспомнил про звонок Елены Васильевны Беловой и решил к ней заехать. Что такого интересного ему хотели сообщить?

Обе сестры оказались дома. Сергей Павлович удивился их схожести. Белова-младшая была точной копией Беловой-старшей. Даже голоса у сестер были похожи.

— Вы мне звонили, — обратился он к матери Натальи Беловой. — Есть какая-то информация о вашей дочери?

Елена Васильевна укоризненно посмотрела на сестру. Людмила Васильевна натянуто улыбнулась майору и сказала:

— Да, я хотела вам кое-что рассказать. В комнату проходите.

Комната в квартире была одна. Каждый полезный метр ее использовался на сто процентов: часть отгорожена занавесками под «спальню», там стояла тахта. Днем занавески были раздвинуты, и площадь зрительно увеличивалась. Над тахтой прилепились антресоли, в углу стояла сложенная ширма, стенка была забита до отказа. Посудой, одеждой, постельным бельем… Сергей Павлович присел в кресло и невольно поджал ноги. В квартире Беловых было очень уж тесно.

— Чайку? — засуетилась хозяйка.

— Не беспокойтесь, — остановил ее Сергей Павлович. — Я к вам ненадолго, по делу. Что вы мне хотели сообщить?

Людмила Васильевна присела на диван, рядом с сестрой.

— Дочку мою нашли? — строго спросила Елена Васильевна.

— Ищем, — коротко ответил он.

— Как же так? Куда ж она подевалась? Люся, расскажи Сергею Павловичу, где ты последний раз ее видела.

Та приподнялась:

— Я все-таки чайку…

— Сядь, — велела сестра. — Рассказывай. Людмила Васильевна, словно оправдываясь, заговорила:

— Вы ж сами видите, какая у нас теснота. У мужа тоже родственники. Под Тамбовом живут. Приезжают часто, фрукты-овощи привозят на продажу. Всех надо встретить, спать где-то уложить. Я, конечно, виновата, что с Натальей так получилось. Но и вы меня поймите. Если бы она еще одна приехала. А то с подругой! И, главное, кого ко мне привела? Познакомились в поезде. Я Наталье прямо сказала:, осторожней надо с людьми. И подружка ее мне не понравилась. Сразу видно: тертая девка.

— Так Наталья приехала с подругой?

— Да, с подругой. Викой зовут. Наталья к ней прямо прилипла. Либо с Викой, либо никак. А мне-то она на кой? Ну, я и…

Сергей Павлович встрепенулся: наконец-то! Спросил у Людмилы Васильевны:

— На фотографии сможете ее узнать?

— Так я и хотела вам сказать. Может, это она у Натальи паспорт украла?

Волнистый достал пачку фотографий, разложил их перед Людмилой Васильевной. Мертвая Нэтти лежала на траве возле пруда. Другую фотографию он взял в офисе у Раскатовой. Последнее время Нэтти фотографировали много и охотно. Белова-младшая долго смотрела на снимки. Потом неуверенно сказала:

— Вроде она, а вроде и не она. Та была темная, а эта блондинка. И лицо… Не очень похожа на Вику. Нет, точно не скажу.

Тогда майор достал паспорт Натальи Беловой, где была фотография совсем другой девушки. Открыл его перед Людмилой Васильевной. Та радостно вскрикнула:

— Она! Вика! Точно!

— Ну наконец-то! — обрадовался майор. — Так значит, ее звали Викторией?

— Да.

— Фамилия?

— Не знаю. Я фамилию у нее не спрашивала. — Людмила Васильевна поджала губы.

— Тогда давайте по порядку. К вам в квартиру пришли две девушки: одна — ваша племянница Наталья Белова. Другая — ее подруга Вика. Познакомились они, я так понял, в поезде. Сколько девушки у вас жили?

— С неделю. Я прямо извелась вся. Конечно, дома они не сидели, искали работу, но вечером в квартире просто негде было повернуться! Молодежь до ночи сидела на кухне, в карты играла. Эти две девки да мои пацаны. Муж тоже там все время крутился. Пиво, сигареты. Когда они съехали, я прямо перекрестилась.

— Куда съехали? — строго спросил майор.

— Комнату сняли. На двоих.

— Адрес?

— Адреса не знаю. Не спрашивала.

— Через кого они нашли комнату?

— По объявлению в газете.

— Где газета? Что мне, клещами каждое слово из вас вытягивать?

Людмила Васильевна вскочила:

— На антресолях. Мы старые газеты не выбрасываем. Не богатеи. Когда завернуть чего, да и во время ремонта пригодятся — пол застилать. Они объявление красным фломастером обвели. Я сейчас посмотрю. Может, газета и сохранилась.

— А вы не интересовались, где живет племянница, на что живет, устроилась ли на работу?

Белова-старшая не выдержала:

— Какая ж ты, Люська, дрянь! Сколько я за твоими детьми ходила?! Сколько им фруктов покупала! По целому лету у меня жили! Ничего не жалели дорогим гостям! А ты? Племянницу из дома выставила! Совесть есть у тебя? Как заделалась москвичкой, так родню побоку? Хоть бы узнала, как там Наташенька, где живет, не голодает ли. Девочка моя, где ж ты теперь?

Она всхлипнула, достала из кармана халата носовой платок, чтобы вытереть слезы. Людмила Васильевна тут же начала оправдываться:

— Да ничего не случилось с твоей Наташкой. Видела я ее на днях. Не хотела тебе говорить.

Елена Васильевна перестала всхлипывать.

— Это еще почему? Давай, Люська, выкладывай. Хватит кругами ходить! Где моя дочь?

— Где — не знаю. Но что живет хорошо, сама видела. Автобуса я ждала. Машина-то у моего опять поломалась. Я и поехала своим ходом на дачу. Автобусом да на электричке. Стою, жду. На остановке, значит. Подъезжает тут иномарка, аж сверкает вся! Сначала вышел из нее мужик. Солидный такой, и не сказать, чтобы очень уж молодой. Видно, что не из простых. С бородкой, в заграничных дорогих очках. И к киоску, значит, идет, где выпивка и сигареты. Что-то он там задержался, я глянула: деньги считает. Сдачу, значит. Богатые, они даже за сигаретами с пятисоткой идут. Я на последние деньги продуктов на дачу накупила, в кармане только на дорогу, а этот, значит, с пятисоткой. На иномарке. А тут вдруг дверца открывается и выходит краля. Я ее не сразу признала. Вроде лицо знакомое. Но одета! Как картинка! Я аж обмерла, и народ на остановке на нее стал коситься. Я гляжу — и она на меня косится. И тут до меня дошло — Наталья! Племянница! Я, конечно, подошла. Спрашиваю: «Наталья, ты, что ли?» А она губы надула. Вижу: не хочет со мной разговаривать. Потом увидела, что мужик ее возвращается, и — шасть в машину. Ни «здрасьте, тетя Люда», ни «до свидания». Молчком.

— Да Наталья ли это была? — не выдержала Елена Васильевна. — Ты, может, обозналась?

— Признала она меня, — уверенно сказала сестра. — Только постеснялась. Как же! Машина-то бешеных денег стоит! И не наших, а долларов. И мужик не из простых.

— Что за машина? — тут же спросил Сергей Павлович.

— Мы люди простые. Иномарка, и все тут. В остальном не разбираюсь.

— А сигареты он какие купил? Не разглядели? Людмила Васильевна завистливо поджала губы.

— Какие они покупают? Известно, не «Приму»! Это мой курит всякую дрянь. А Наташкин хахаль дорогие взял, с верблюдом на пачке.

— «Кэмэл»?

Волнистый невольно вздрогнул. А вот и окурок всплыл!

— Людмила Васильевна, вы подумайте, — взмолился он. — Может, номер машины вспомните? Особые приметы мужчины?

— Машина приметная. Вея такая округлая, и цвет необычный. Как небо.

— Так. Уже хорошо.

Минут десять Волнистый вытягивал у Беловой-младшей подробности встречи с племянницей. Не сказала она об этом сестре потому, что не хотела расстраивать. По понятиям Людмилы Васильевны порядочные девушки так себя не ведут. Если Наталья вышла замуж, так вся родня об этом узнала бы. Значит, любовница. Содержанка. Людмила Васильевна все время намекала на возраст мужчины. Мол, староват для девятнадцатилетней племянницы. Елена Васильевна расстроилась.

— Почему это дочка ничего мне не сказала? Значит, что-то не так?

Волнистый был с Людмилой Васильевной согласен. Если Наталья Белова устроила свою жизнь, то зачем скрывать это от матери? Зачем писать, что участвуешь в конкурсах красоты? И почему ее паспорт оказался вдруг у подруги Вики? Дело тут нечисто.

— Елена Васильевна, не надо так расстраиваться, — попросил он. — Давайте поищем старую газету. Авось следы Натальи найдутся.

И они полезли на антресоли. Вскоре на свет божий была извлечена пачка старых газет. Бережливые хозяева готовились к ремонту, ничего не выбрасывали. Искать обведенное красным фломастером объявление, стали вместе. На это ушло не меньше часа. Наконец Людмила Васильевна воскликнула с торжеством:

— Ну вот! Я же вам говорила!

Сергей Павлович схватил газету. Найдется Наталья — найдется и правда о Вике. Подруга должна знать все. Тут же Волнистый набрал указанный в газете номер телефона. На том конце провода старческий голос проскрипел:

— Ась? Кто это? Насчет комнаты?

— Она что, опять сдается?

— Да. Комнатка свободна. Хорошая комнатка, небольшая, но мебель вся есть. И цена небольшая. Я много не запрошу, был бы человек хороший.

— Адрес назовите, — попросил Сергей Павлович. И добавил: — Я сегодня заеду. Посмотреть.

— Ну что? — кинулась к майору Елена Васильевна, едва Волнистый положил трубку.

— Увы! Наталья оттуда съехала. Но вы не переживайте. Главное, что с ней ничего не случилось. У бывшей квартирной хозяйки могли остаться ее вещи. Какой-никакой, а след. Найдется.

— О господи! — Елена Васильевна опять расплакалась. — Я прямо за нее переживаю! Подружку убили, неизвестно, что с моей Наташей! А я еще радовалась: дочка за границу поедет. Фотографии ее собрала, начальнице послала.

— Какие фотографии? — спросил удивленно Сергей Павлович. — Кому послали?

— Как же? Этой, как ее… Раскатовой. Евгении Львовне. Письмо она мне прислала. Летом. Так, мол, и так, порадуйтесь за свою дочь Наталью, все у ней хорошо. И хвалила ее очень. Красавица, умница, послушная. Просила прислать несколько ранних фотографий, мол — для газеты. Какая Наташенька раньше была. В детстве, в школе, на выпускном вечере. Зачем только, не понимаю.

— И вы послали?

— Ну а что тут такого? Конечно, послала. Написала благодарственное письмо, как вон Людмил-ке. — Белова со злостью глянула на младшую сестру. — Только опять ни ответа, ни привета.

— Значит, Раскатова давно знала, что ее воспитанница вовсе не Наталья Белова. Очень интересно, — усмехнулся майор Волнистый. — Я, пожалуй, пойду. Навещу их бывшую квартирую хозяйку.

— А чай? — встрепенулась Людмила Васильевна. — На дорожку?

— В другом месте попью. Я воспользуюсь еще раз вашим телефоном?

Сергей Павлович опять набрал номер домашнего телефона Раскатовой. Горничная Дашенька сообщила, что хозяйка заезжала, да не одна — с Диком и Олегом Новлянским. И вся компания потом отправилась в агентство. О том, что с Евгенией Львовной срочно хочет поговорить майор Волнистый, Дашенька не сказала. И Сергей Павлович тут же поменял планы. Он поехал не комнату смотреть, в которой когда-то жили подруги, а в модельное агентство Евгении Львовны Раскатовой. Потому что это показалось важнее.

Евгению Львовну майор нашел в ее кабинете. Она громко говорила по телефону. С особой женского пола, судя по тому, как часто употреблялось слово «дорогая». Увидев непрошеного гостя, Раскатова сморщилась, словно бы проглотила лимон, и кисло сказала:

— Слушаю вас. Но сразу предупреждаю: у меня очень мало времени. Вы отрываете меня от дел.

— Отлично вас понимаю, — кивнул Сергей Павлович. — Придется повестку прислать и проследить за исполнением. Прислать за вами машину и конвой. Хотите беседовать у меня в кабинете? Или в прокуратуре?

— Так уж и в прокуратуре? — усмехнулась Раскатова.

— По вам, Евгения Львовна, давно тюрьма плачет. Вы не хуже меня это знаете.

— У вас есть доказательства? — напряженно спросила Раскатова.

— Есть.

Без лишних слов Сергей Павлович положил перед ней документ, который получил сегодня от ее бывшего мужа.

— Садитесь, — сказала Раскатова, едва взглянув на текст.

— Дозволяете, значит.

Сергей Павлович сел, предусмотрительно убрав со стола подписанное Евгенией Львовной признание. От нее можно было ожидать всего.

Раскатова держалась хорошо. Даже предложила майору минеральной водички перед тем, как налить себе. Сергей Павлович вежливо отказался.

— Значит, не сдержал Коля своего слова, — сказала Раскатова, выпив минералочки. — Все-таки сдал. За что?

— За то, что вы убили Нэтти. — Что?!

Евгения Львовна Раскатова потеряла душевный покой, когда поняла, что Нэтти знает про убийство Анжелики. Раскатова до сих пор не понимала, что на нее тогда нашло. Это была слепая ярость, не поддающаяся контролю. Подруга покусилась на ее собственность. А Женечка с детства не умела делиться, хотя у нее всего было много. Но что мое — то мое. Муж — мой. Деньги, которые он зарабатывает, — мои. А денег в доме было много. Евгения Львовна сама привела в квартиру Анжелику — показала импортную мебель, дефицитные по тем временам сервизы, ковры, набитый продуктами холодильник. И все хвасталась, какая она пробивная, как умеет достать, перепродать, прокрутить деньги. Твои, мол, идеи — мои деньги и связи. И дело пойдет. Мода — прибыльный бизнес. И мужа своего Евгения Львовна выставила напоказ, словно породистого пса. Когда песик сделал стойку при виде Анжелики, Раскатова и не заметила.

А Николай Раскатов к Анжелике потянулся. Вскоре Евгения Львовна, женщина неглупая, что-то почувствовала. И опомнилась: так можно и мужа потерять! И в это время Николай заговорил о разводе. Полюбил другую женщину, хочу уйти. Разобравшись в ситуации, Евгения Львовна поняла, что ее позиция проигрышная. Детей иметь она не могла. Да, квартира, да, прописка, папины связи. Но муж всегда был холоден. Если б ребенок — отогрелся бы. Но связи между супругами, и без того непрочные, рушились. Николай стал приходить домой заполночь, появились срочные командировки, работа сверхурочно, по выходным. В конце концов Евгения Львовна их выследила. И потеряла покой.

Убила она подругу в состоянии аффекта. В голове помутилось. Когда ехала на встречу, собиралась просто поговорить. Убедить Анжелику отказаться от чужого мужа. И вдруг увидела, как та переходит дорогу. Налетел ветерок, Анжелика остановилась, придерживая косу. Волосы закрыли лицо, и машину подруги Анжелика не видела… Неожиданно для себя Евгения Львовна вдавила в пол педаль газа. Глухой удар. Тело подруги отлетело на несколько метров.

Испугалась Раскатова уже потом, когда скрылась с места наезда. Она понимала: необходимо что-то придумать, чтобы избежать тюрьмы. Замести следы. Сюжеты детективных романов всплывали в памяти, пока Евгения Львовна не зацепилась за один: надо попасть в небольшую аварию, чтобы помять машину. Не было наезда — была авария. Она заметно нервничала, когда на перекрестке заприметила дожидавшийся зеленого сигнала светофора старенький «Москвич». Надо было стукнуть его чуть-чуть, но нервы не выдержали. Раскатова не рассчитала силу удара, да и затормозила поздно. Ее «Жигули» врезались в стоящую впереди машину и вытолкнули ее на перекресток. И тут же в легковушки, сцепившиеся друг с другом, ударил ехавший с хорошей скоростью микроавтобус.

Очнулась Евгения Львовна в больнице, чувствуя, как голова раскалывается от боли. Ее тошнило, перед глазами все плыло. Жизнь раскололась на две части: до аварии и после. Муж навещал ее регулярно. Говорили на общие темы, Николай передавал приветы от знакомых. Евгения Львовна начала думать, что все обошлось. Об Анжелике не было сказано ни слова. О разводе тоже.

Целый месяц Раскатова и ее муж делали вид, что ничего не случилось. Николай Васильевич привез супругу домой на служебной машине, отпросившись с работы. Спросил как бы между прочим:

— Тебе больше ничего не надо?

Она рассеянно, потому что голова еще побаливала, обронила:

— Нет, все хорошо.

И тогда муж вынес из спальни заранее подготовленный чемодан. Спокойно сказал:

— Тогда все, Евгения. Прощай, наверное.

— Как это «все»? — не поняла она.

Муж объяснять ничего не стал. Вскоре она услышала, как хлопнула входная дверь. Хотела за ним кинуться, но началась ужасная мигрень. С тех пор мигрени преследовали Евгению Львовну постоянно. Она сделалась желчной, раздражительной, потеряла аппетит. Еще в больнице она похудела, а тут и вовсе начала таять, как свечка. Металась от адвоката к родителям. Отец по-прежнему занимал важный пост, но и он не помог дочери. Сказал, что надо дать мужу развод, и только.

Вторым ударом было известие о том, что муж собирается жениться на собственной секретарше. И что у него есть внебрачный ребенок. Сын. Подумать только! Все эти годы муж ее обманывал! Жил на две семьи! Раскатова затаила злобу. Здоровье ее пошатнулось, да и дело надо было налаживать. Она оставила месть на потом. Всерьез занялась собой, через несколько лет сделала пластическую операцию, стала преуспевающей деловой дамой.

И тогда судьба вновь свела ее с Николаем Раскатовым. Начальник его рекламного отдела искал моделей для нового плаката. Евгения Львовна не стала упускать такого шанса и заявилась в офис бывшего мужа якобы с деловым предложением. Увидев, кому начальник отдела рекламы собирается сделать заказ, Раскатов рассвирепел.

Контракт с агентством бывшей жены он заключать отказался. Перемены в Евгении Львовне заметил, но отнесся к ним холодно. Сказал «хорошо выглядишь» — таким же тоном, каким говорят «прощай навсегда». Она разозлилась. Когда в кабинет вошел его сын, Евгения Львовна сразу его узнала. Похож. Раскатов! И вновь стало больно. Когда Николай женился на ней, ничего ведь не сказал. Опять захотелось мстить. В Дашеньке Раскатова сразу почуяла родственную душу. Уж очень откровенно девушка смотрела на ее украшения с бриллиантами. Сразу видно: до денег жадная. Евгения Львовна в ней не ошиблась. Но дело не выгорело. Мало того, что Николай ее разоблачил — он еще и подстраховался: под угрозой тюрьмы вытянул признание в убийстве Анжелики.

Прошло два года относительно спокойной жизни. И вот появилась Нэтти. Как только Раскатова почувствовала неладное, она сразу же написала письмо матери Натальи Беловой — адрес был в паспорте. Ответ ее просто ошеломил…

— Что?! — еще раз переспросила она.

— Нэтти вас шантажировала. И вы ее убили.

— Послушайте, э-э-э…

— Сергей Павлович.

— Вы все не так поняли.

— Ну так объясните мне. Зачем в тот день, когда Нэтти убили, вы поехали за ней следом? Или с ней? Есть подозрение, что она села в вашу машину.

— Это кто вам сказал?!

— Ваша горничная. Скажите, а вы когда-нибудь видели настоящую Наталью Белову?

Раскатова замялась.

— Молчите? Ну-ну. Значит, все это правда. Куда вы ее повезли? К пруду? И кто стрелял?

— Не было Нэтти в моей машине, слышите вы?! И я не знаю, кто стрелял! Почему вы все уверены, что знаю?! — сорвалась вдруг Раскатова.

— Кто «все»?

— Послушайте… э-э-э… Сергей Павлович. Да, я хотела убить эту тварь. После того, как она меня обманула… После всех этих махинаций с поддельным паспортом… Я настолько потеряла осторожность, что решила ее убить. Да, ей позвонили. И я знаю, кто позвонил. Я поняла, что они собираются за город. На дачу. Тихое место, никаких свидетелей. Да, я вышла из дома, когда машина уже отъехала. И поехала следом за ними. Рассчитывала подкараулить ее и:..

— Как Анжелику? Опыт у вас есть.

— Перестаньте!.. — Раскатова поморщилась. — Я Нэтти не убивала. Клянусь! Что это был за день! Ужасный день! Я нервничала, у меня разыгралась жуткая мигрень. Какое-то время я ехала за ними. И вдруг… У них сломалась машина. Это показалось мне странным, потому что «Пассат» был довольно-таки свежий. Еще на гарантии. Красивый, цвета неба. Должно быть, хозяин понятия не имел, с какой стороны подходить к машине. Я знаю таких людей. Он, видимо, не разбирался в технике, зато имел много денег. Вот они и стояли с час на обочине. Мужчина сразу же стал названивать по сотовому телефону, вызвал личного шофера. Я так поняла. Тот только подошел — сразу все завелось. А Нэтти нервничала. Я съехала с дороги, к леску. Все ждала, что она куда-нибудь отойдет. Но не дождалась. Они вновь сели в машину и поехали.

Километров через двадцать почему-то съехали к пруду. Я не решилась за ними последовать. Место открытое, они бы меня сразу заметили. Издалека было не все видно, но то, как они подошли к воде, я разглядела. Стояли, разговаривали. Мужчина курил. Потом Нэтти вместе с ним отошла в сторону, они о чем-то поговорили. Она еще так нежно обняла его, что-то шепнула на ухо. Вторая девушка сидела на берегу, потом встала, направилась к тем двоим. И тут Нэтти упала. Вернее, сначала раздался грохот. Звук выстрела, знаете, ни с чем не спутаешь. Я еще подумала, что рядом охотники. По уткам бьют. Не сразу поняла, что случилось. Но те двое стали вдруг бегать вокруг Нэтти, нервничать, суетиться, мужчина побежал к кустам, девушка наклонилась над ней. Я даже не успела обрадоваться. Скорее испугалась. Чего? Сама не знаю. Они минут двадцать топтались на берегу и спорили. Потом девушка расплакалась, мужчина довел ее до машины, усадил на переднее сиденье, и они уехали.

— Что дальше? — спросил майор.

— Я подождала, пока «Пассат» скроется из виду, потом подъехала поближе. На выстрел никто внимания не обратил. Наверное, в тех краях охотники не редкость. Лес вокруг, пруды. Много диких уток, а значит, и охотников. Я остановилась недалеко от пруда. Подошла к ней. Нэтти лежала на траве лицом вниз, затылок в крови. Я взяла ее руку. Пульса не было. Она была мертва. Мертвее не бывает.

Раскатова перевела дух. Сергей Павлович сам налил ей минеральной воды.

— Спасибо, — машинально сказала Раскатова и взяла протянутый стакан.

— Так вы не видели, кто стрелял? — спросил Сергей Павлович. — И машина мимо вас не проезжала? Другая машина, не «Пассат»?

— Не было никакой машины. — Евгения Львовна покачала головой. — И мимо никто не проходил. Я никого не видела. Возможно, он лесом ушел. Я сразу поняла, что подумают на меня. Все знали, что последнее время мы с Нэтти друг друга, мягко говоря, недолюбливали. Начали бы шептаться, что это я наняла убийцу.

— А ведь так могло быть, а? Допустим, вы поехали не одна, а с тем человеком, который стрелял. Съехали с дороги, высадили его и стали ждать. Хотели убедиться, что приговор приведен в исполнение. Похоже на правду?

— Послушайте, Сергей Павлович… Я этого не делала. Клянусь!

— Почему сразу все не рассказали?

— Ждала, что вы его поймаете. Крутился возле Нэтти какой-то тип. По одежде и манерам — типичный провинциал. Зачем мне светиться? И какую правду рассказывать? Всю? Я понесу большие убытки, если все откроется. Под Нэтти дали деньги, и спросили бы их с меня. Очень жестко спросили бы: почему не проверила все до конца? Почему позволила этой девушке сделаться победительницей регионального конкурса и реальной претенденткой на российскую корону Первой Красавицы? Я не хочу, чтобы узнали правду. А так — с меня и взятки гладки. В моих интересах, чтобы Нэтти убил случайный человек. Форс-мажорные обстоятельства..

— Давайте по существу. Нэтти кто-то позвонил, и вы знаете кто. Значит, вам знаком мужчина, сидевший за рулем «Пассата»?

— Нет.

— Тогда кто? Девушка?

— Да. Я следила за Нэтти. Знала, что она все время звонит какой-то Вике. Дашенька часто подслушивала. Они обычно договаривались о встрече где-нибудь в кафе. И однажды я увидела их вместе. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что это за таинственная Вика. Разумеется, я сразу ее узнала. Ведь из провинции мне прислали фотографии. Я сразу поняла: вот она, настоящая Наталья Белова.

НО ДЕЛО ИДЕТ К РАЗВЯЗКЕ

Майор волнистый достал из кармана носовой платок и вытер лоб. Итак, в начале года в Москву приехали две девушки. Наталья Белова и Вика. Фамилия пока неизвестна. Одну из девушек недавно убили. Она называла себя Натальей Беловой, но ею не являлась. Что из этого следует? Он вновь вытер пот, струящийся со лба, и взмолился:

— Евгения Львовна, давайте по порядку. Почему вы начали подозревать, что Нэтти присвоила себе чужое имя?

— Да как вам сказать? — Раскатова задумалась. — Она чего-то боялась, я это чувствовала. А чего? Что-то такое было в ее прошлом. А какое прошлое у девятнадцатилетней девушки? Вот я и решила навести справки.

— Итак, вы увидели настоящую Наталью Белову. И что дальше?

— Как «что»? Я поняла, что в любой момент может обнаружиться подлог. Представляете, что было бы, узнай Нэтти кто-нибудь из давних знакомых?! Это же скандал! А поскольку за нее отвечала я, спросили бы в первую очередь с меня.

— Вы не попытались выяснить, кто она такая на самом деле? Фамилию, место рождения?

— Что бы это дало? У меня больше не было интереса к этой девушке. И она стала очень опасна. Я просто постаралась бы от нее избавиться как можно скорее, — честно сказала Раскатова. — Но кто-то меня опередил. Видимо, не только мне эта дрянь насолила.

— Вы с кем-нибудь поделились своим открытием?

— С Олегом Новлянским. Не спрашивайте, почему. И мне сдается, что Нэтти убил тот парень, который появлялся в офисе накануне ее смерти. Неприятный тип. Они, кажется, давние знакомые. Когда Нэтти его видела, она просто менялась в лице.

— Как она его называла?

— Они никогда не разговаривали на людях. Мужчина появлялся в офисе, и вскоре Нэтти исчезала вместе со своим гостем.

— Как он выглядел?

— Обыкновенно. — Раскатова пожала плечами. — Без особых примет. Высокий. Темные волосы. Одет в джинсы и свитер либо дешевую футболку. В зависимости от погоды. Все вещи с рынка. Цвета глаз не помню. Словом, неприятный тип.

— Что же в нем было неприятного?

— Он производил впечатление человека, который может доставить немало проблем. Взгляд какой-то странный. Мне казалось, он ее ревновал.

— С Носковым вы его случайно не видели? Может, они отношения выясняли?

— Нет, не видела.

Майор понял, что встреча Ричарда Носкова и таинственного поклонника Нэтти не исключается. Но кто он? Об этом может знать лучшая подруга Нэтти, то есть Вики. Та, с которой они паспортами обменялись. Наталья Белова. А где ее найти?

— Скажите, Евгения Львовна, — спросил он, — а с кем был тот мужчина, хозяин «Пассата»?

— Как это с «кем»?

— Ведь девушек было две. Так чей он, по-вашему, кавалер? Нэтти или Натальи Беловой?

— Сначала я подумала, что Беловой, — задумчиво сказала Раскатова. — Но потом… Я имею в виду, когда Нэтти отвела его в сторонку, нежно приобняла и в щечку поцеловала… Вот тут меня взяли сомнения. Кстати, обе они были блондинками. Только Белова от природы, а Нэтти целиком и полностью сделал Дик. Тварь неблагодарная! — не удержалась Раскатова.

— Дик знает, что это вы убили его мать? — Сергей Павлович посмотрел в упор.

— Вы что?! — отшатнулась Раскатова.

— Вашему делу я дам ход. Дальше будете разговаривать со следователем. — Волнистый имел в виду убийство Анжелики Носковой.

Раскатова задумчиво постучала по столу согнутыми пальцами. Раздался дробный звук, будто горох рассьшали: у Евгении Львовны были длинные ногти, похожие на когти.

— Сколько? — без обиняков спросила она.

— Вы что? — оторопел майор. И вскочил. — Вы мне… Вы мне взятку, что ли, предлагаете?!

— Ну, ну, Сергей Павлович, — усмехнулась Раскатова. — Зачем же так кричать? Дело-то приостановлено. Пылится в архиве. Хлопотать вам не надо. Только взять деньги и отдать мне ту бумажку.

Она выразительно посмотрела на карман, куда Волнистый убрал подписанное ею признание.

— Ну знаете!

Сергей Павлович силился что-то сказать, но не мог. Так откровенно купить его еще не пытались. И свидетелей не бьшо. Докажи потом! Раскатова откровенно усмехалась.

И в этот момент дверь ее кабинета открылась. На пороге появился Ричард Эдуардович Носков собственной персоной. Евгения Львовна изменилась в лице.

— Моя милиция себя не бережет, — съязвил Носков, увидев майора. — Все в трудах, Сергей Павлович. Не оставляете нас своим вниманием.

Майор не остался в долгу — полез в карман. Раскатова смотрела на его руку и зеленела. Сергей Павлович почувствовал себя отомщенным. Он вынул вырезку из газеты — объявление, обведенное красным фломастером. Показал Носкову и спросил:

— Ричард Эдуардович, не подскажете, как проехать по этому адресу? Говоря вашим языком, сами мы не местные.

Тот с интересом взглянул на майора, потом посмотрел на текст, пожал плечами:

— Если вам интересно, был ли я там, то могу прямо ответить, что, разумеется, был. Один раз. Мы забирали вещи Нэтти. Кстати, и Евгения Львовна могла бы вам помочь. Она сидела за рулем.

— Я наверх не поднималась, — отрезала Раскатова. К ней постепенно возвращался нормальный цвет лица.

— Я поднимался, — улыбнулся Дик.

— А вы знаете, что Нэтти жила не одна? — спросил Волнистый.

— Если вы имеете в виду Вику, ее подругу… Да, знал. И не надо меня все время за руку ловить. Спрашивайте прямо.

— Хорошо. О том, что Вика — это настоящая Наталья Белова, вы знали?

— Вот как? — вяло удивился он. Потом взял со стола ручку и сказал: — Я вам сейчас нарисую, как лучше проехать. Там дорогу ремонтируют.

На этом Волнистый их пока оставил. Устраивать разборки в кабинете у Раскатовой он не собирался. А ведь она боится, что Ричард узнает правду. Ох, как боится! Неужели стилист — такой опасный человек? Всего-то баб гримирует! Сергей Павлович не воспринимал Носкова всерьез. «Шут гороховый», — думал он, выходя из офиса Раскатовой.

На крыльце курили модели. Одна из девушек снисходительно рассказывала подругам о вчерашнем ужине в ресторане с известным режиссером. Подруги завистливо ахали и пытались выяснить подробности.

— Где ж ты его подцепила?

— Места надо знать. Теперь карьера кинозвезды мне обеспечена.

Под оценивающими взглядами моделей Сергей Павлович Волнистый прошел к своим «Жигулям» и мысленно взмолился, чтобы те завелись сразу. Усмешки девиц были бы ему неприятны.

По разговорам по душам Сергей Павлович Волнистый был профессионал. А ему до зарезу надо было найти настоящую Наталью Белову. Ключ к разгадке. Поэтому он купил торт и направился к ее бывшей квартирной хозяйке. Торт назывался «Сказка».

Из-за двери его долго и нудно выспрашивали. Кто, от кого, по какому делу. Сергей Павлович сунул в глазок удостоверение, потом вертелся так и эдак, чтобы его личность сличили с наклеенной туда фотографией. Его терпению приходил конец. Ко всему прочему бабка была туговата на ухо.

— Вы комнату сдаете?! — крикнул Сергей Павлович.

— Ась?

— Комнату, говорю, сдаете?!

Дверь приоткрылась. На длину цепочки желтого металла. Голова хозяйки находилась как раз на уровне торта, так как майор был высокого роста, а она — маленькая и сморщенная.

— Ась? — Бабулька с любопытством уставилась на коробку.

— Я вам, бабушка, звонил. Мне про комнату спросить надо.

— Так ты, милок, из милиции? Насчет комнаты? Вот и хорошо. Будешь, значит, и жить у меня, и квартирку мою охранять. Вот и славно.

Она сняла наконец цепочку. И Сергей Павлович попал в пещеру, полную сокровищ, судя по тому рвению, с каким хозяйка ее охраняла. Кроме полумрака и пещерной сырости, о сокровищах здесь ничто не напоминало. Разве что двурогая вешалка красного дерева была раритетом да треснувший телефонный аппарат.

— Бедновато живешь, бабуля, — высказался Волнистый.

— Ась?

— Чайку, говорю, попьем?

— Коли угощаешь, так и попьем, милок. Воды — ее в кране сколько хошь.

Значит, она не слышит только того, чего слышать не хочет. Хитрая бабка. И — скупердяйка. Ни одной новой вещи в квартире нет, все времен еще доперестроечных. Интересно, сколько же она за комнату дерет? Поди спроси. «Ась?» Сергею Павловичу удалось заглянуть только в одну из комнат. Вторая была заперта. На кухне, куда Волнистый прошел вслед за хозяйкой, было так же убого. Обои поверху давно отошли, и кто-то приклеил их скотчем прямо к штукатурке. На стенах потеки, масляные брызги, чашки с трещинами.

Сергей Павлович представил вдруг, как две девушки приехали в эту квартиру. Что они, интересно, почувствовали? Не желание вырваться отсюда любой ценой? Ходили по магазинам, смотрели на витрины, видели ценники. И понимали, что уплатить за все это придется немалую цену. Одна и заплатила. Жизнью.

Хозяйка уже пристраивала на плиту ободранный чайник. На стол перекочевали и чашки. Сергей Павлович с опаской потрогал отколовшуюся ручку и спросил:

— У тебя, бабушка, родственники-то есть?

— Да пока не объявились, милок, — вздохнула хозяйка. — Муж умер, деток Господь не послал. Пенсию государство платит да комнатку одну сдаю.

— Дорого берешь?

— Да мы, милок, с тобой завсегда договоримся, — уклончиво ответила бабулька.

— Меня твои квартирантки интересуют, — сказал Сергей Павлович.

— Ась?

— Ты, бабушка, поближе сядь. А то мы с тобой как в испорченный телефон играем. Документ у тебя есть?

— Да ты, никак, разорить хочешь бедную старушку? Налогов-то я не плачу, нет. Да за что платить-то? За конуренку мою, с которой кормлюсь кое-как? И обижать тебе грех старого человека, — забормотала хозяйка.

— Тьфу ты, господи! — не выдержал Сергей Павлович:

— Типун те на язык! Не упоминай имя Господа нашего всуе, — замахнулась на него бабулька сухоньким кулачком.

— Да не хочу я ничего знать про твои налоги! Пусть другие разбираются. Меня квартирантки твои интересуют, еще раз внятно тебе, бабушка, говорю. Девушки, что здесь жили. Одну Викой звать, другую Натальей.

— Да ты кто будешь-то, милок?

Волнистый почувствовал, что терпение его иссякло. Но надо взять себя в руки. Сергей Павлович набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз:

— Ты, бабушка, чайку попей. С тортом. Тяжело тебе живется?

— Ох, милок, тяжело. — Она жадно глянула на торт. Волнистый разрезал шпагат, открыл коробку. Она уставилась на кремовые узоры. Потом забормотала: — Вот Наташенька тоже с душой. Бывало, печенье к чаю принесет или пряников. Как садится за стол, так опять же: давай, бабушка, со мной поужинаешь. Поначалу-то плохо питалась. Все кефир да этот, как его? Йогурт. Сосиски, опять же, да макароны я ей отваривала, когда к ужину. А уж потом хорошо стала жить. А кавалер-то ее, тот и вовсе — богатый мужчина. Видный.

— Он сюда приходил?

— Как не приходить? Поначалу-то тихо мои девки жили. Цельный месяц никаких гостей. Днем все работу искали, вечером телевизор смотрели. Телевизоров у меня два: соседка черно-белый с год как отдала. Выбросить хотела, да я все, что ей негожее, к себе и приберу. Чего вещи-то на помойку выкидывать? Так девки мои ничего, довольны были. Потом одна съехала.

— Вика?

— Да я их путать под конец начала. Поначалу темную Викой звали. Потом тот, что раза два с ней заходил, как-то по-чудному ее кликал.

— Нэтти?

— Ох, милок! Не припомню. Старая я стала. Не слышу половины.

— Как выглядел тот, что с ней приходил?

— Фасонистый. Брунет. Волос курчавый. «Новлянский», — подумал майор. И спросил:

— А к той, другой, значит, приходил богатый мужчина в возрасте?

— Ну да. Только он ее почему-то Викой звал. Викуша да Викуша. Ласково так. Я как-то Натальей назвала, а она мне: «Бабуля, ты все перепутала, это мою подругу Наташей зовут. А я Вика». Может, и перепутала. Я, милок, стара уже. За семьдесят мне когда еще перевалило!

— Давно от вас съехала Ната… То есть Вика?

— Да уж две недели прошло. Или поболе. На юг они, что ли, собрались. В путешествие вроде свадебное.

— Она замуж вышла?!

— На свадьбу меня не звали, — поджала губы хозяйка. — Только собрала квартирантка вещички и говорит: «Еду на юг со своим женихом. А как приеду, мы будем жить вместе и на другой квартире». Ну, надо думать. Он-то не молодой уже мужчина. Нажился, значит. И тоже торт мне на прощание купила.

Она подцепила кусочек «Сказки» и отправила его в рот. Сергею Павловичу сладкого расхотелось. Где же теперь искать Белову?

— Она все вещи забрала?

— Не смотрела я. Чемодан большой взяла. С которым приехала.

— А дверь ее комнаты вы мне не откроете? — Ась?

— Комнату, говорю, покажи! — рявкнул Волнистый.

Хозяйка с сожалением рассталась с тортом, из глубины древнего буфета вытащила огромный ржавый ключ. Сергей Павлович смотрел, как она долго возилась с замком, и думал, что хорошо бы Наталья забрала не все свои вещи. И единственная ниточка не порвалась бы. Матери ведь о замужестве ничего не сказала! Что за тайны?

Дверь наконец открылась. Комната была длинной, узкой, с окном, похожим на бойницу. Волнистый первым делом открыл платяной шкаф. Вздохнул с облегчением: на вешалках висело несколько платьев, на дне валялись старые туфли. Поверх покрывала на одной из кроватей сидел полосатый котенок с глазами-пуговицами. Сергей Павлович взял котенка в руки, зачем-то потрогал пальцем глаза, потом сказал хозяйке:

— Мне очень нужно поговорить с вашей бывшей квартиранткой. Не знаю уж, как вы ее называете, Наташей или Викой. Я оставлю для нее записочку. И номер своего телефона. Очень вас прошу, передайте, если появится.

— Да что ж она натворила-то?

— Ничего не натворила. Мне надо выяснить все про вторую девушку. Ту, которая сначала была темноволосой.

— Так ты бы, милок, приятельницу мою спросил.

— Какую приятельницу? — удивился Волнистый.

— Да ту, что девок на работу устраивала. Ко мне народу-то немного ходит. А с Алевтиной мы вроде как приятельницы. Она к чаю-то всегда хоть пече-нюшку да принесет. А дочь ее в агентстве, где на работу устраивают. Алевтина Ивановна ни в чем нужды не испытывает, — с завистью сказала хозяйка. — Но, опять же, скучно ей. Вот и ходит ко мне чаи гонять. Она и посоветовала моим девкам к дочери своей обратиться. Та и документы обеих видала, и фамилии знает.

— Где живет ваша приятельница? — спросил майор, все еще боясь спугнуть удачу.

— Ты зайди в следующий подъезд да поднимись на седьмой этаж. Дверь у них хорошая. Железная дверь. Сто четвертая квартира. Только дочка-то на работе сейчас.

— Найдем. Спасибо вам, бабушка. Только вы уж меня не подведите. Записочку Ната… Вике передайте.

— Не сомневайся, милок. А комнатку-то не будешь у меня снимать? Хорошая комнатка. Много не возьму.

Сергей Павлович поспешил покинуть неуютную квартиру. Хорошо хоть, не зря проездил. Нет, не зря. Найдется теперь Наталья…

Как и следовало ожидать, дома оказалась только Алевтина Ивановна. Дверь она не открывала еще дольше, и дальше прихожей майора так и не пустила. Удостоверение ее ничуть не напугало. Хозяева жили богато, вес здесь было новенькое, с иголочки. Сергей Павлович подивился: зачем она ходит в соседний подъезд? Странная дружба! Тем не менее. Хозяйка долго рассматривала удостоверение майора и все допытывалась, нет ли у дочки проблем на работе. Сергей Павлович терпеливо втолковывал, что ему необходимо только получить сведения о бывших квартирантках приятельницы Алевтины Ивановны. Та наконец поняла, чего от нее хотят, и всплеснула руками.

— Вот и делай после этого людям добро! Да мы лишпего-то с них не взяли! Коли нажаловались они, так стыда у людей нет! Приехали ведь из такой глухомани и как хорошо устроились! Мне Мариночка рассказывала. А жизнь нынче какая тяжелая! И поделиться не грех, если сам достаток имеешь.

Сама Алевтина Ивановна даже чаю Волнистому не предложила, зато хоть нехотя, но дала адрес агентства, где работала дочь Марина. Потом поспешно закрыла за Сергеем Павловичем железную дверь. Он спиной чувствовал, как хозяйка приникла к глазку с той стороны и смотрит вслед.

Ехать пришлось почти в самый центр: офис кадрового агентства находился недалеко от Павелецкого вокзала. Рядом с каналом. Это была старая двухэтажная постройка, избирательно подмазанная свежей краской. Подъехать к дому удалось с трудом, потому что рядом шли ремонтные работы. Из вывески Сергей Павлович понял, что перед ним курсы по подготовке секретарей-референтов. Здесь же, но за другой дверью ускоренно обучали английскому языку. Через полтора-два месяца девушки считались подготовленными и вывозились сотрудниками агентства на собеседования.

Сергей Павлович поднялся на второй этаж. На площадке курили девушки. Одна из них, видная брюнетка, снисходительно рассказывала товаркам:

— …А вечером он пригласил меня в ресторан. Все было по высшему разряду.

— Как же ты смогла ему понравиться?

— Уметь надо… Так что работа мне обеспечена. Волнистый поймал на себе заинтересованные взгляды. Потенциальный работодатель? Он посмотрел на «Доску почета», висевшую здесь же, на площадке второго этажа. Юные улыбающиеся лица. Те, кто нашел свое счастье. Не сюда ли метит брюнетка?

— А где… гм-м-м… хозяйка? — спросил он у девушек. Те переглянулись.

— Управляющая? Марина Андреевна? Направо и прямо по коридору. До конца. Вас проводить? — вызвалась брюнетка. И взглядом дала понять товаркам: учитесь!

— Спасибо, не надо, — буркнул Сергей Павлович и пошел направо самостоятельно.

Управляющая сидела в отдельном кабинете, за столом, заваленным фотографиями и анкетами. Выглядела она великолепно! Белозубая улыбка, огромные ресницы, длиннющие ногти и медовая любезность. Она поначалу тоже приняла Сергея Павловича за работодателя.

— Добрый день. Я Марина Андреевна Спицы-на, управляющая агентством. Вы хотели подобрать себе персонал или личного секретаря?

— Я, Марина Андреевна, по другому вопросу.

Майор достал удостоверение. На щеках у дамы сквозь толстый слой тонального крема проступили красные пятна.

— Но у нас уже была на прошлой неделе налоговая инспекция!

— Да что ж у нас — как из органов, так все думают только об одном: о налогах. Я из уголовного розыска, хочу получить сведения о двух ваших девушках, госпожа Спицына.

— Не может быть!

Наверное, это было для Спицыной еще хуже, чем налоговая проверка. За репутацию и благонадежность своих воспитанниц она просто тряслась. Не дай бог, кто-нибудь из работодателей узнает, что одной из девушек интересовалась милиция! Марина Андреевна просительно сказала:

— Тише, пожалуйста! Я все вам расскажу, только пусть это останется между нами. — И тут же, связавшись по телефону с секретарем, распорядилась: — Меня ни для кого нет. Будьте внимательны к клиентам! Чтоб ни один не ушел!

Потом Спицына посмотрела на майора.

— Кто конкретно вас интересует?

— Наталья Белова и ее подруга. Виктория. Высокая, интересная блондинка. Фамилию у вас хотел уточнить.

— Власова? Вы о Вике Власовой хотели узнать? — Марина Андреевна явно удивилась.

— А что в этом странного? — в свою очередь озадачился майор.

— Да это одна из лучших моих девушек! Я даже повесила ее фотографию на «Доску почета» — в пример другим. Она так удачно устроилась! Я не ожидала! Но она как-то зашла сюда и фотографию попросила снять.

— Сразу два вопроса: почему вы не ожидали, что Вике повезет, и зачем она приходила? Для того только, чтобы фотографию снять?

— Почему? Ну, во-первых, она замужем. Замужним женщинам трудно найти работу, тем более место секретаря. Особенно если есть маленький ребенок. Бюллетени… кому они нужны? Во-вторых, возраст. Когда она пришла к нам вместе с подругой… Вернее, мама меня попросила…

— Вы поняли, что их можно выгодно пристроить? За хорошие деньги?

— Ну зачем вы так? — обиделась Марина Андреевна. — Я же не взяла с них плату за обучение. А курсы, между прочим, стоят сто пятьдесят долларов.

— И потом вы берете комиссионные с работодателей и процент от зарплаты у девушек?

— Ну, это же только первое время. И потом, они после окончания курсов закреплены за Департаментом профессионального сервиса и могут обращаться к нам в поисках работы постоянно. Мы никого из базы не удаляем. Некоторым поначалу не везет, приходят снова. Виктория, кстати, заходила за тем, чтобы ее карточка и файл были уничтожены. Весьма странная просьба. Девушки обычно в этом не заинтересованы.

— Значит, анкетных данных на нее у вас больше | нет?

— К сожалению.

— А вы хорошо помните ее подругу? Наталью Белову?

— Постойте. Вику помню очень хорошо. А вторую… Ну да, девушек было две. Одна замужем, другая нет. Мы их определили в разные группы, но девушки везде ездили вместе.

— Так Виктория — это которая?

— Блондинка, — уверенно сказала Спицина. Волнистый вздохнул. На момент убийства Нэтти, блондинками были обе. Пришлось достать фотографии убитой.

— Это кто?

Марина Андреевна невольно вздрогнула. Пятна на ее щеках проступили ярче.

— Не знаю. Но не Вика. Та буквально на днях…

— Все понятно. К вам заходила за личным делом Наталья Белова, которая впоследствии почему-то стала Викторией Власовой. Потому что убитая на самом деле Виктория Власова. Значит, так, давайте по порядку: вы лично устраивали их на работу?

— Лично я никого на собеседования не вывожу, — с достоинством сказала Марина Андреевна. — На это есть простые сотрудники.

— Понятно. Вы только договора подписываете и берете деньги. Но, по крайней мере, вы знаете, ктр заплатил за Ната… Вику?

— Вы все так буквально понимаете. Мы людьми не торгуем.

— А как тогда? С чего вы живете?

— Это бизнес. Вика, между прочим, была очень довольна работой.

— Можете конкретно сказать, в какой момент девушки поменялись местами? Когда, в каком именно из офисов Наташа стала Викой, а Вика — Наташей?

— Видите ли… Менеджеры, которые возят девушек на собеседования, все время меняются. Я видела девушек вместе только один раз: когда они пришли по рекомендации моей матери. И, естественно, не помню, кто есть кто. У меня их вон — десятки, сотни. — Марина Андреевна кивнула на заваленный личными делами стол. Россыпи фотографий: красивые лица, стройные ноги. Словно в подтверждение, Спицына сказала: — И все молодые, стройные, симпатичные. Сами видите. Ярких личностей вроде этой, к примеру, среди них мало. — Она кивнула на фотографию убитой Нэтти. — Запоминающееся лицо. Если это одна из тех девушек, то она очень изменилась. Те были… Обычные, я бы сказала. Типичные провинциалки. Свеженькие, скромные. Ездили все время вместе. Одна Наташа, другая Вика, но кому интересно, какую именно как зовут? Хотя постойте… Замужняя устроилась на работу первой. Очень редкий случай. Там секретарей выбирала жена генерального директора лично. Я и имя ее прекрасно помню: Зинаида Николаевна Галицкая. И она выдвигала непременное требование, чтобы все девушки, приезжающие на собеседование, были замужние, с ребенком и скромницы. Конечно, я прекрасно помню эту даму. Кстати, она недавно звонила с рекламацией. Пыталась устроить скандал.

— По поводу?

— Дело как раз касалось Вики. Якобы мы виноваты в том, что посылаем работать личными секретарями хищниц, охотниц за чужими мужьями. Но она же сама ее выбрала! Из трех десятков претенденток! Перед той партией, в которой была Вика, дама забраковала двадцать девушек! Но я так поняла, что раз муж ушел к Виктории, то бывшая менеджер по кадрам Зинаида Николаевна Галицкая теперь не у дел. И не стала с ней разговаривать.

— Но координаты ее у вас есть?

— Не ее лично, — поправила Волнистого Марина Андреевна, — а фирмы, которая теперь, как я понимаю, в распоряжении Вики. Хотя вы говорите, что ее Натальей зовут. Но я уж так привыкла: Виктория Власова. Жаль, что она попросила снять фотографию с «Доски»! Это пример для моих девушек. К чему надо стремиться.

Волнистый при этих словах невольно посмотрел на фотографию мертвой Нэтти, все еще лежащую на столе, и сказал:

— Давайте адрес и телефон фирмы, куда устроилась на работу Виктория Власова.

Спицына сдалась моментально. Майор дозвонился туда сразу, и милая девушка проинформировала, что Герман Георгиевич в отъезде, когда будет — неизвестно. На вопрос о Вике девушка фыркнула:

— Аналогично.

— Они вместе уехали? — спросил на всякий случай Волнистый.

— Конфиденциальной информации не даем, — отстукала, как на машинке, юная особа на другом конце провода.

— Хорошо. А телефон жены Германа Георгиевича я могу узнать?

— А зачем вам телефон его бывшей жены? Волнистый разозлился. Официально представился сотрудником уголовного розыска и получил номер телефона Галицкой. Положил трубку и подумал, что девушка теперь будет изнывать от любопытства.

Марина Андреевна, нервничая, следила за переговорами майора. А когда Сергей Павлович спросил про личное дело Натальи Беловой, которая ранее была Викой, в голове у дамы слегка прояснилось:

— Так его сразу же забрали! Сказали, что секретаршей девушка больше работать не будет. Никогда. После собеседования выплатили всю сумму, включая проценты от зарплаты за три месяца. Я потому и запомнила тот случай. Очень хорошие деньги. Кстати, а что с ней стало? Ах да… — Марина Андреевна посмотрела на фотографию, все еще лежавшую на столе. — То есть я, конечно, не это имела в виду…

Сергей Павлович уже набирал номер домашнего телефона Зинаиды Николаевны Галицкой. Та словно ждала звонка, потому что трубку сняла после первого же гудка.

— Говорите! — услышал майор требовательный голос.

— Я из уголовного розыска. Майор Волнистый Сергей Павлович. Интересуюсь девушкой, с которой ваш бывший супруг уехал на юг.

— Я же говорила! — истерично взвизгнула женщина. Она так откровенно обрадовалась, что Волнистому стало неловко. Он невольно отставил телефонную трубку подальше от уха. Зинаида Николаевна гремела: — Я говорила Герману, что эта дрянь обведет его вокруг пальца! А она еще и уголовница!

«Ах, какое счастье!» — слышалось между строк. Галицкая продолжала кричать, пока Сергей Павлович ее не остановил:

— Так я могу сейчас к вам приехать или…

— Конечно! Обязательно! Непременно! Я вам такое расскажу! — завизжала Зинаида Николаевна. — Я вас жду с таким нетерпением! Вы себе даже не представляете!

Не часто майора Волнистого так жаждали видеть, но у женщины, видимо, наболело. Когда майор стал прощаться, Марина Андреевна вздохнула с облегчением. Потом напомнила:

— Будьте так любезны, сделайте вид, что вы — наш клиент. И не надо никому, кроме меня, задавать вопросов. Сотрудники все перепутают, поверьте.

Сергей Павлович не удержался и, забирал фотографию убитой Нэтти, сказал:

— Может, оставить? На доску почета повесите. Мол, и так тоже складывается карьера.

Спицына принужденно улыбнулась:

— Не стоит.

— Правильно. До свидания, Марина Андреевна. Удачного вам… — Он закашлялся, так и не закончив фразу.

В холле майор столкнулся с надменным господином в хорошем костюме, который сидел, закинув ногу на ногу, и листал альбом с фотографиями девушек. Господин настолько был этим поглощен, что ничего вокруг не замечал. На лестничной площадке уже другие девушки курили, обсуждая клиента. Одной непросвещенной особе разъясняли попутно, в чем разница между секретаршей за триста долларов и секретаршей за восемьсот.

— Вот я, например, ни за что! — возмущалась та, которая посимпатичнее.

Сергей Павлович отметил ее стройную фигурку. Такой-то и предложат. Менее симпатичная собеседница пожала плечами:

— Видала я таких, как ты! Если три раза откажешься от работы, никто тебя трудоустраивать больше не будет. Попадешь в черный список. И плакали твои сто пятьдесят долларов.

— Как это? А если мне будут предлагать одно и то же? — заволновалась симпатичная девушка.

— А что тебе, милая, должны предлагать? Иди в торговую палатку, на холод, или в универсам, колбасу фасовать. Выбор за тобой.

Тут в коридоре появилась личная секретарша Спициной со списком в руке, и девушки сразу же ее обступили. Сергей Павлович поспешил покинуть офис.

Последнее время майор Волнистый ездил в Москву как на работу. Он никогда не жаловался на то, что живет не в самой столице, а в шестидесяти километрах от нее. И никогда сюда не стремился. В провинции-то спокойнее. В молодости Сергей Павлович тоже ездил в Москву — тогда действительно на работу, — но те времена давно прошли. Он женился, остепенился, обзавелся хозяйством. А Москва что? Хлопотно. Суета кругом, пробки, толкотня. А где толкотня, там и преступления. Не нравилось это майору Волнистому.

На сегодняшний День он наметил последний визит. К Зинаиде Николаевне Галицкой. Сумерки на дворе, сыро, прохладно. Не лето. Сейчас бы домой, в тепло… Согреться ему, впрочем, предложили сразу.

— Хотите выпить? — вместо «здравствуйте» спросила хозяйка. И тут же сказала: — Я — да!

«Не выпить, а добавить», — мысленно поправил Волнистый. Дама была на взводе. И в смысле спиртного тоже. К удивлению Сергея Павловича, Зинаида Николаевна Галицкая оказалась женщиной очень красивой. Просто неправдоподобно красивой. По голосу этого было никак не угадать. Голос у Галицкой был визгливый и неприятный до крайности. А вот лицо… Особенно глаза! Не глаза, а очи.

Зинаида Николаевна со всеми разговаривала в приказном тоне. Возможно, ей было около сорока. А возможно, и больше. Но на ангельском лице с огромными голубыми глазами пережитые волнения не оставили ни морщинки, ни складочки. В том, что она мастерица портить людям жизнь, Сергей Павлович не сомневался.

Другой особенностью Зинаиды Николаевны была полная неприспособленность к любой работе. Она с одинаковым успехом била чашки, пытаясь помыть посуду, и сжигала утюгом тонкое нейлоновое белье, занявшись глажением. Бытовая техника затруднялась исполнить команды Зинаиды Николаевны и тут же ломалась, едва тонкий пальчик с безупречным ноготком касался одной из блестящих кнопок. Еда все время подгорала, комнатные цветы засыхали на корню, пыль, вытертая с одной полированной поверхности, тут же ложилась на другую. Квартира, в которой проживала дама, напоминала берег отчаяния: наполовину застеленная кровать, брошенный посреди большой комнаты пылесос, повсюду грязная посуда и фантики от конфет. Ни одно дело, начатое хозяйкой, не было доведено до конца. Кроме туалета самой Зинаиды Николаевны. Не умея устроить собственный быт, она прекрасно справлялась с макияжем и прической. Не бывает людей, лишенных талантов. Природа не может не дать шанса. Зинаида Николаевна Галицкая, например, среди любого безобразия умела оставаться верхом совершенства. Ее макияж бьш безупречен, фигура подтянула, наряд элегантен, взгляд ангельский, губы бантиком — и только голос выдавал стервозное и насквозь эгоистичное существо. Готовить она не умела совершенно, прислуга у нее не держалась, и Галицкая поддерживала жизнь в стройном теле спиртным и бутербродами. Несмотря на калорийность того и другого, ни грамма жира у дамы не наблюдалось. Судьба словно определила ей роль абсолютной красавицы. Ее ничто не портило. И если бы она не открывала рта… Сергей Павлович невольно вздохнул.

Он с порога принял стакан с виски. Хозяйка без всякого перехода спросила:

— Так это вы из милиции? — И, получив утвердительный ответ, кивнула красивой головой: — Я так и знала, что эта девка — воровка!

Она стремительно прошла в зал, не приглашая гостя и ни разу не проверив, идет он следом или в смущении задержался в прихожей. Оборачиваться Галицкая не умела. В зале Зинаида Николаевна взяла со стола еще один стакан и плеснула в него нечто янтарного цвета с острым запахом. Потом обернулась наконец и величественно протянула емкость в сторону гостя.

— Пейте.

Майор Волнистый, одна рука которого уже была занята, подоспел вовремя, подхватил стакан и спросил:

— Может, и закусить пора?

Зинаида Николаевна посмотрела на него презрительно. Она всем своим видом показывала, что закусывать после второй — непозволительная слабость. Потом театрально рухнула в кресло и схватила с журнального столика пачку сигарет. Все в ней было прекрасно — даже струйка дыма, тянувшаяся ввысь из уголка алого рта. Где-то во внутренностях Зинаиды Николаевны яд перерабатывался в нечто утонченное, хотя от этого вовсе не переставал быть ядом.

— Так где сейчас ваш муж? — напомнил Сергей Павлович.

— Муж! Он развелся со мной, мерзавец! Полмесяца назад. Чтобы жениться на своей девке! Ха! А она воровка! — торжествующе рассмеялась Зинаида Николаевна.

— Да с чего вы взяли? Она просто оказалась свидетельницей убийства своей подруги.

— Да? Это она ее убила! Я просто уверена! Она непременно должна была совершить какую-нибудь гнусность!

— Это почему? — удивился Сергей Павлович.

— Чтобы моя правота была доказана. Вы посадите ее в тюрьму, — заявила Зинаида Николаевна.

— Я? — растерялся майор. — За что?

— Сколько?

— Что «сколько»?

— Денег. Я выпотрошила Германа как следует, не сомневайтесь.

Кто бы усомнился в ее способностях! Хваткой Галицкая напоминала Евгению Львовну Раскато-ву. Второй раз за день майора Волнистого пыталась купить женщина. И опять-таки без свидетелей! Зинаида Николаевна, не мигая, смотрела на него своими прекрасными голубыми глазами. Сердиться на нее Сергей Павлович не мог. «Ведь она пьяна», — сказал себе майор, а вслух поинтересовался:

— Насколько я знаю, это вы взяли Вику на работу?

Она фыркнула и потянула из пачки еще одну сигарету.

— Эта мерзавка ввела меня в заблуждение. Пуританское платье, гладко зачесанные волосы, умильное личико. Я никогда не думала, что Герман польстится на такое! Когда у него есть я! — Зинаида Николаевна коснулась красивой рукой подола короткого пеньюара, из-под которого была видна самая совершенная в мире нога. Волнистый невольно подумал, что если бы Зинаида Николаевна все время молчала, то у ее дверей выстроилась бы очередь кандидатов в мужья. Дама вдруг завизжала: — Мы прожили с Германом двадцать лет! Он женился на мне на последнем курсе института!

— Вашего? — уточнил Сергей Павлович.

— Я никаких институтов не заканчивала, — с обидой сказала Зинаида Николаевна.

Трудно было предположить обратное. Учение — это работа, а дама ни одного дела не могла довести до конца. Словно в подтверждение своих слов, Галицкая продолжила:

— Моя мама была директором магазина и устроила меня к себе же продавцом. Были какие-то курсы. Кассиров, что ли? Нет, техникум. Я не помню. За все платила мама. А потом, в магазине, я познакомилась с Германом. Сидела за кассой, а он что-то покупал.

Волнистый живо представил себе эту сцену: студент-старшекурсник покупает полкило сосисок и батон хлеба — и видит за кассой прелестное белокурое существо с огромными голубыми глазами. Ангельский голос вещает: «С вас рубль пятьдесят». А потом у этого ангела обнаружилась еще и мама — директор магазина. И кто бы сказал в этот момент: «Герман, остановись!» Но не всегда же у Зиночки был такой скверный характер?

— …И мы поженились. Двадцать лет! Герман даже не помышлял об измене! Я сама выбирала знакомых и себе, и ему. Незамужние женщины исключались совершенно. Только мужчины. Его институтские друзья, партнеры по бизнесу. Ну и их жены. Коровы! — Зинаида Николаевна поморщилась. — И между прочим, моему мужу все только завидовали!

«Пока не слышали команду: "Герман — к ноге!"» — подумал Сергей Павлович. Возможно, в гостях Зинаида Николаевна была гораздо любезнее. Он все пытался найти ей оправдание. Красота — страшная сила!

— …А потом Герман занялся бизнесом. С друзьями по институту. Ездил за границу, пробивал какие-то контракты. Я ничего в этом не понимаю, но персонал для его фирмы всегда отбирала сама. Всех подозрительных девушек увольняла сразу же! С какой стати кто-то должен прийти на готовенькое? Они же не прожили с Германом столько, сколько прожила я! Думаете, с ним было просто? У Германа масса недостатков. Он совершенно не способен ходить со мной по магазинам, никогда не посоветует, что именно купить. Обожает дурацкий футбол, не любит того, что люблю я, и все время молчит. Это ужасно! Нет, я определенно должна выпить еще!

Зинаида Николаевна наполнила оба стакана и, не обращая внимания на то, присоединился к ней гость или нет, сделала внушительный глоток. Она и пьянела красиво. Нос не краснел — только щечки розовели, а глаза заволакивало туманом, отчего взгляд делался манящим. Потом она тряхнула красивой головой и наконец-то перешла к Виктории.

— Эта дрянь подлизывалась ко мне как могла. Говорила комплимент за комплиментом, покупала Герману букеты, чтобы тот приносил цветы мне. Она приходила домой и готовила. Вы представляете?! Готовила еду!!! Конечно, я в состоят нии нанять приходящую домработницу, но Вике ведь не надо было платить. Она и уборку делала, и в прачечную ходила, и в магазин. Я просто не могла не принять ее услуг. Несколько месяцев! О-о-о! — взвыла Зинаида Николаевна. — Это продолжалось несколько месяцев! Как я была слепа! У Германа никогда не было силы воли. Не понимаю, как он решился со мной развестись? Мамы больше нет… — Она всхлипнула. — Никто не встал на мою сторону. Даже знакомые…

— У вас есть дети? — спросил Сергей Павлович.

— Что? Дети?! Герман терпеть не может детей!

— А вы?

— И я, разумеется.

— То есть это вы не хотели детей, а муж с вами соглашался, как и во всем остальном?

— На что это вы намекаете? Подумаешь — дети! Я — порядочная женщина, а эта дрянь оказалась воровкой.

— Я этого не утверждал, — мягко намекнул Сергей Павлович.

— Она украла моего мужа — значит, воровка! Значит, могла украсть и другое!

— Они поженились?

— Нет еще. Уехали на юг. Почему-то эта дрянь тянет со свадьбой. Я думала, что как только Герман получит развод, дрянь побежит с ним в загс. Ах да! Она, кажется, не разведена! И у нее есть ребенок! А Герман терпеть не может детей. Интересно, почему она до сих пор не подала на развод?

«Потому что это не ее муж… — подумал Сергей Павлович. — И ребенок тоже не се. И паспорт чужой. Вот и тянет». А Галицкая презрительно сказала:

— Все равно эта дрянь свое получит. Я знаю.

— Вам известен новый адрес мужа? — спросил Волнистый. — Куда он от вас съехал?

— Я за ним не слежу, — гордо сказала Зинаида Николаевна. — Конечно, знаю! Пусть не надеется на спокойную жизнь! Я буду им звонить!

— Давайте помер телефона. Он что — квартиру купил, ваш Герман?

— Ха! Пусть заработает сначала на жизнь со своей воровкой! Они живут па даче. И с юга приедут туда же. Куда им еще деваться? Но скоро будет холодно. Жаль, что там все удобства. Но все равно. Это далеко и неудобно. Ему надо ездить в офис, а на дорогах пробки!

Она торжествующе рассмеялась. Еще с полчаса Волнистый слушал жалобы на «эту дрянь» и неблагодарного супруга. Зинаида Николаевна попалась на дешевый трюк. Судя по всему, Виктория, она же Наталья Белова, всеми силами доказывала избраннику, что она — полная противоположность его жене. От которой за двадцать лет совместной жизни Галицкий устал смертельно. Возможно, камнем преткновения стал вопрос о детях. Зинаида Николаевна рожать не соглашалась. И Галицкий тосковал. Ему хотелось покоя, тепла и уюта. Услышать наконец детский смех, согреться подле женщины мягкой, доброй. Его провожали на работу и встречали с нее. Шаг вправо, шаг влево карался истерикой. Если бы Вика не оказалась под боком, Галицкий так и прожил бы всю жизнь с Зинаидой. Но за несколько месяцев неусыпной заботы о его быте Герман Георгиевич настолько привык к Вике, что оказался не в состоянии с ней расстаться. И наконец-то проявил характер.

Теперь осталось только найти саму Вику, то есть Наталью Белову. Ведь она последняя видела подругу живой. Вскоре Сергей Павлович расстался с Галицкой. Она опьянела окончательно и все пыталась всучить майору взятку, чтобы «эта тварь» села в тюрьму. Оторваться от нее удалось с трудом.

На работу Сергей Павлович вернулся затемно. Лейтенант Попугайчик грыз ручку, глядя в потолок. Перед ним лежало открытое дело.

— Сочиняешь? — спросил майор. — Что там еще стряслось?

— Что всегда, — сердито ответил лейтенант. — Напились, передрались. Сено решили продать, да прибыль не поделили. Местный житель налетел на московского родственника. Мол, ты траву не косил, мало ли что половина усадьбы твоя. А тот схватил косу и как заорет: «Вот сейчас сам все и скошу!» Ну и скосил. Срок себе обеспечил. Башку брату напрочь снес. Дело ясное. А как там? С Нэтти? Можно я завтра с вами, Сергей Пальм?

— Дожить еще надо до завтра, — буркнул майор. — Жена мне звонила?

— Звонила.

— И что ты ей сказал?

— Что вы на задании. В модельном агентстве. Допрашиваете, значит.

— Вот балаболка! Соображаешь, под какую статью меня подводишь? Баба моя подумает, что с девками молодыми связался, потому в Москву и зачастил.

— Да я….

В это время зазвонил телефон. Трубку Сергей Павлович брать не хотел. Посмотрел на часы: рабочий день закончен. Но лейтенант Попугайчик уже успел:

— Оперуполномоченный Попугайчик слушает!

— Тьфу ты, — сплюнул Сергей Павлович.

Ему теперь что делать? Представиться майором Волнистым? Подумают еще, что не в милицию попали, а в зоопарк! Но звонившему, видно, было невесело. Лейтенант протянул начальнику трубку.

— Вас. Девушка. — И растерянно добавил: — Плачет.

— Старший оперуполномоченный Волнистый, — поморщившись, сказал Сергей Павлович.

Девушка на том конце провода всхлипнула.

— Вы меня ищете? Мне квартирная хозяйка сказала.

— Кто это? — Вика.

— Наталья? Белова?

— Так вы все знаете?

— Хотелось бы подробности услышать.

— Мы только сегодня прилетели. Я на старую квартиру зашла. А там… — Она снова всхлипнула.

— Да вас мать уже с неделю ищет! — рявкнул майор. — Разве так можно?! Хватит прятаться, Наталья! Завтра чтоб ко мне пришла!

— Ой, нет! Герман не должен ничего знать. Давайте где-нибудь встретимся. Тайно. Я ни в чем не виновата… Вику убили. — Она опять всхлипнула.

— Наталья, послушайте…

— Завтра у метро «Маяковская». В десять.

— Да что за игрушки, в самом деле? — разозлился майор.

— Только отдайте, пожалуйста, мой паспорт. Я замуж очень хочу.

Причиной могла быть месть

Наталья Белова со вздохом облегчения повесила трубку. Позвонила. Как хорошо, что Герман с ней не потел! Высадил у дома бывшей квартирной хозяйки, дал денег на такси, поцеловал в щечку и сказал: «До завтра, малыш». Отдых прервался неожиданно: Герману позвонили с работы. Срочные дела. Он завез Наталью куда попросила, а сам поехал в офис. А она, сойдя с самолета, вспомнила вдруг о детской игрушке — полосатом котенке, которого взяла из родного дома. У нее была привычка возить игрушку с собой. Котенок был Нататиным талисманом. Он всегда лежал рядом, на подушке, и когда Наташе спился плохой сон, она трогала его прижимала к себе — и тут же успокаивалась. Но в тот день, когда они уезжали на юг, Наташа торопилась. Очень. И думала совсем не о котенке. Убили Вику, а Герман возразил против того, чтобы вызвать милицию.

— Она уже не дышит. — сказал он, отбросив безжизненную руку Виктории. — Пульса нет. А у нас утром самолет. Если мы позвоним сейчас в милицию, то никуда уже не поедем. А если улетим завтра, то есть шанс, что по возвращении все уже разрешится и без нашего участия.

Как всегда, он был "выше всяких похвал. Умный, сильный, надежный. Лучший в мире мужчина. Ну как Наташа могла его не послушаться? Герман почему-то не расстроился из-за Викиной смерти. Ведь человека убили! Как будто трупы в его жизни — дело привычное! И не сильно удивился. О чем, интересно, они только что шептались? До того, как прогремел выстрел? Наташа даже начала ревновать. Она знала, что Вика может все. Благодаря ее советам удалось удержаться в офисе Германа, приручить Зинаиду Николаевну, а потом избавиться от нее. Наташа заплакала, вспомнив, что теперь придется во всем признаваться. И все решения принимать самостоятельно. Кто подскажет, как удержать Германа? Наташа совсем расстроилась и перестала что-либо соображать. Герман почти силой усадил ее в машину и увез на дачу. Всю ночь она боялась, что придет милиция. Что их уже вычислили. Поездка сорвется, и мало того — они обнаружат подделку документов. Вот-вот раздастся стук в дверь. Она спала беспокойно, все время вздрагивала во сне. И котенка на подушке не было.

Утром они заехали за чемоданом, и Наташа наскоро побросала в него свои вещи. Котенок остался лежать на подушке. Уже в машине она вспомнила о нем.

— Вернемся, Герман? Я игрушку забыла.

— Девочка, сколько тебе лет? — улыбнулся он.

«Девятнадцать», — чуть было не сказала Наташа. Было странно, что он до сих пор ни о чем не догадался. Но Герману нравилась Наташина наивность, ее милые словечки. «В провинции все замужние дамы такие неиспорченные?» — в шутку спрашивал он, и Наташа мило краснела. Хорошо, что в восемнадцать у нее был случайный роман с преподавателем курсов, и она уже не девственница. Вот было бы смеху! Рожавшая женщина невинна! Вот Вика Герману не нравилась совсем. На юге он с удовлетворением говорил о том, что ее убили. Вики, мол, больше нет, и хорошо. Наташа не понимала: почему Герман так говорит? Она плохо спала по ночам. Ей все время вспоминался полосатый котенок, забытый в чужой квартире. Талисман. Потеряла его — и на голову посыпались несчастья. Поэтому из аэропорта она поехала к бывшей квартирной хозяйке.

Герман же поехал на работу, а ей предоставил выбор: оставаться ночевать здесь или ехать на дачу на такси. Только велел обязательно позвонить. Наташа так и не решила, что ей делать. Они поговорили с хозяйкой, и та здорово ее напугала. Милиция, мол, ищет. Человек серьезный. Лучше прийти с повинной. И Наташа решилась — позвонила майору Волнистому. Тот назвал ее не Викой, а Наташей: Выходит, все уже знают? И мама? Вики нет, никто ей больше не мешает.

Наташа вдруг поймала себя на мысли, что последнее время стала завидовать подруге. Все получилось так неожиданно. Надо же! Под ее именем подруга выиграла конкурс красоты! Может пойти дальше, на международный уровень. Тогда ее ждут выгодные контракты, деньги, слава, толпы поклонников. Разумеется, все они мизинца Германа не стоят. Но ведь Вика не имеет права на королевский трон! Вот в чем дело! Она замужем, у нее ребенок. А если она не отдаст Наташе то, что принадлежит ей по праву? Ее имя?

Последнее время отношения между подругами стали прохладными. Поначалу все было общим: деньги, одежда, косметика, проблемы, мечты о красивой жизни. А теперь каждая старалась отобрать и то, что принадлежало только подруге. Наташа не понимала, что происходит с ней самой, и не узнавала Вику. Они словно устроили соревнование: кто больше? Получая от Германа щедрые подарки, Наташа невольно вспоминала вещи, принадлежащие Вике. Все время казалось, что та имеет больше. Но если с вещами можно было как-то смириться, то корона первой красавицы была одна и должна была достаться подруге. И Наташа решила, что пора вернуть все назад. Как договаривались с самого начала. Наташа выходит замуж за Германа и щедро делится с подругой его деньгами. Подразумевалось, что это будут ежемесячные выплаты, что-то вроде пособия. Однако теперь Наташа думала заплатить много, но один раз. И отделаться от Вики навсегда.

Перед отъездом на юг они с Викой должны были договориться окончательно, для чего назначили встречу. Наташа считала, что Герман должен узнать правду. От самой Вики. О том, что развод его невесте не нужен, препятствий к браку нет, и чужого ребенка нет тоже. А там пусть Вика выкручивается. Она умная, она сможет все объяснить. И Герман ей поверит. Но то, что произошло, изменило Наташины планы. Вику убили. Как теперь вернуть все назад? Как признаться Герману? Сделать это самой? Мало ли что он подумает!

На дачу ей ехать не хотелось. Вечером, на чужой машине, с незнакомым человеком. Нет, мама не велела ездить одной на такси. Почему Герман разрешает? Наташа представила себе вечер в пустом доме, ожидание телефонного звонка. Номер ее мобильного телефона могла узнать и Зинаида Николаевна. Она способна па все. Наташа все время ожидала этого звонка. Призрак бывшей жены Германа бродил по огромному дому. Зинаида Николаевна была везде: пахло ее духами, Наташа постоянно натыкалась на ее вещи, косметику. Чашки отчего-то трескались, светильники перегорали, в коврах заводилась моль.

И Наташа решила остаться в Москве. Переночевать здесь, у бывшей квартирной хозяйки, благо комната еще свободна. А завтра случится что-нибудь хорошее. Наташа ведь ни в чем не виновата.

Сергей Павлович так и не решил, что ему делать с глупой девчонкой. Подделка документов — уголовное преступление. Дело на нее завести? Девятнадцать лет, жизнь только начинается. Жалко девчонку. Они с лейтенантом Попугайчиком стояли у метро и вглядывались в девушек, выходящих из дверей. Высокую блондинку заметили сразу. Девушка выделялась из толпы. Издалека Волнистый даже принял ее за ожившую Нэтги. И невольно вздрогнул. Очень похожа! Но девушка подошла — и Сергей Павлович увидел, что сходство с покойной весьма отдаленное. Наталья Белова оказалась девушкой милой — и только. Никак не роковой красавицей, какой была Нэтти. И… она была очень похожа на свою мать! На Елену Васильевну Белову. Майор понял, почему из всех претенденток Зинаида Николаевна выбрала именно ее. Простушка, у которой на лице все написано. Милая, скромная, по-детски непосредственная. Лейтенант Попугайчик разочарованно вздохнул. Когда Сергей Павлович слегка придержал Наталью за плечо, она ойкнула и стала вырываться.

— Вы что?! Хулиган! Я милицию позову!

Сергей Павлович словно услышал голос Нэтти: «Мужчина, когда знакомятся, одежду срывать не обязательно. Тем более на людях. Имейте терпение». Она сказала бы что-то подобное, в духе Ричарда Носкова. Но Наташа — не Нэтти. Испугалась, дрожит. Сразу видно: постоять за себя не умеет.

— Я и есть милиция, — сказал он девушке.

— Так это вы?! Вы из уголовного розыска?! Девушка говорила громко, на них уже стали оглядываться. Сергей Павлович сурово сказал «пройдемте» и повел Наташу к своей машине. Она бьша послушна, как маленькая девочка, а при виде стареньких «Жигулей» испуганно спросила:

— Ой, а они поедут?

— Полетят, — буркнул Сергей Павлович. — Не всем же на «Пассатах» разъезжать. Садитесь.

Наташа села на заднее сиденье вместе с лейтенантом Попугайчиком.

— Ну и куда вас везти? — спросил майор. — В тюрьму?

— В тюрьму? Так сразу? А что я такого сделала? — растерялась Наташа.

— Полгода жили по чужому паспорту. Это, милая моя, статья. К тому же скрылись с места происшествия, в милицию не заявили. Сбежали, уехали на юг. Вас мать ищет. Извелась вся. Девушка, ну как же так можно? И еще спрашиваете, что вы такого сделали?

Наташа всхлипнула.

— Разве мама в Москве?

— У убитой был паспорт на имя Натальи Беловой, — сердито сказал майор. — Как вы думаете, кого на опознание вызвали? Поэтому прежде чем в тюрьму ехать, я вас родительнице предъявлю.

Сергей Павлович завел «Жигули». Девушка все никак не могла успокоиться. Теперь она плакала навзрыд.

— Давайте я вам мороженое куплю? — предложил лейтенант Попугайчик.

Наташа кивнула.

Сергей Павлович остановил машину возле киоска, где лейтенант купил три брикета мороженого. Один протянул девушке, другой — начальнику.

— Я за рулем, — буркнул Волнистый. А про себя выругался: «Тьфу ты. Ну честное слово, зоопарк!»

На заднем сиденье Наталья Белова и лейтенант Попугайчик ели эскимо в шоколаде…

Увидев живую, здоровую Наташу, Елена Васильевна от счастья расплакалась. А Людмила Васильевна вздохнула с облегчением. Сама Наташа говорила что-то про безумную любовь, море, юг, чужую квартиру и пустую дачу, не умолкая ни на секунду. Сергей Павлович переждал — какое-то время, потом обратился к Елене Васильевне:

— Убедились, мамаша, что дочка ваша жива? Теперь с ней я буду говорить. А праздновать пока подождем.

— Мама, меня в тюрьму хотят посадить! — вцепилась в Елену Васильевну Наташа.

— Выпороть тебя надо, — сказала Белова-старшая. — Ты уж расскажи все как есть. А мы все за тебя попросим.

Похоже, никто из Беловых не понимал всей серьезности положения девушки. Да и сама Наташа до конца не осознавала, что стала соучастницей преступления. Разве что срок условно дадут. С другой стороны, нужен заявитель. Чтобы обвинить девушку в подделке паспортов. Майор все еще пребывал в сомнении. Ну что делать с девчонкой?

Сергей Павлович завел ее в маленькую кухню. Девушка начала рассказ издалека.

— Сначала мы с Викой ездили на собеседования в разных группах. Нам не везло. Месяц бесполезных ожиданий, деньги заканчивались, и мы уже готовы были вернуться обратно. В основном на собеседования возили, конечно, меня. Замужние девушки не требовались в секретари. Но в тот день позвонили и пригласили именно Вику. Я, конечно, поехала с ней. Просто из интереса. Она тоже со мной везде ездила. И так получилось, что претенденток завели в офис, а я решила подышать свежим воздухом на крыльце. Стояла, смотрела на облака. День был чудесный! Весна. Солнце светило. И тут подъехала машина небесного цвета, и из нее вышел он. Я почему-то сразу подумала, что приехал генеральный директор. Такой важный, машина очень красивая… Вы верите в любовь с первого взгляда? — Наташа посмотрела на лейтенанта Попугайчика…

Раньше Герман Георгиевич Галицкий в любовь с первого взгляда не верил. Он увидел на крыльце высокую симпатичную девушку и подумал, что она пришла устраиваться на работу. Сначала он решил, что девушка вышла на крыльцо покурить. Герман Георгиевич терпеть не мог курящих женщин. Его жена Зинаида жить не могла без сигарет и по всей квартире разбрасывала окурки. К тому же Герман Георгиевич считал, что курящая женщина не может родить здорового ребенка. Хотя Зинаида рожать и не собиралась, ему все равно было неприятно.

Потом он понял, что ошибся. Девушка просто стояла и смотрела на облака. Облака в тот день были исключительные. Весна! По лицу девушки было видно, как ей хорошо. Почему-то Герман Георгиевич задержался. Они с девушкой думали об одном и том же: как бы друг с другом заговорить? Но оба молчали. Наконец Галицкий не нашел ничего лучше, чем сделать строгое лицо и спросить:

— Вы на собеседование пришли?

— Я? — растерялась девушка. — Нет, что вы! Он был разочарован. Вот и все. Прощай, облака и синее небо.

— Жаль, очень жаль, — произнес Герман Георгиевич и пошел в офис: сегодня его жена Зинаида Николаевна выбирала ему нового секретаря…

— Так вы верите в любовь с первого взгляда? — переспросила Наташа, вспомнив этот эпизод.

— Верю, — кивнул лейтенант.

— И я, — вздохнула Наташа. — Ведь я полюбила Германа с первого взгляда. В тот день я поняла, чего хочу. В приемной девушки, пришедшие на собеседование, сплетничали, обсуждали его жену. И я подумала, что Герман Георгиевич этого не заслуживает. Я захотела быть рядом с ним. В тот день никого не выбрали, Вику тоже. Мы пришли домой, и я предложила поменяться паспортами. Знала, что на следующий день девушки тоже поедут в офис Германа Георгиевича на собеседование. Вика спросила: «Ты уверена в своем выборе?» Я чувствовала, что понравилась Герману. Это она заговорила о его деньгах. Если, мол, выгорит, мы будем богаты. И мы с Викой очень аккуратно переклеили фотографии. В паспортах и на анкетах. Назавтра на собеседование пришла еще одна Виктория Власова. Никто и не заметил, что анкета та же. Нас там было так много!

— А дальше?

— Дальше мне повезло. Влюбленным Бог помогает. Заколола волосы шпильками, надела строгое платье. Германа я в тот день не видела. Беседовала с его женой, очень волновалась. И почему-то она выбрала именно меня. Если бы не получилось, мы с Викой вернули бы все назад. Но меня взяли. Как он обрадовался, вы бы видели! Это было наше счастье!

— Почему же вы ему правду не сказали?

— Первое время нельзя было. Герман боялся своей жены. Это просто мегера! Она за каждым шагом его следила. И за мной тоже. И потом, Герману за сорок. А мне девятнадцать. Большая разница в возрасте. Мне хотелось быть к нему ближе. Хотя бы на семь лет. Я так старалась быть взрослой!

Девушка глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ:

— А на следующий день после того, как я прошла собеседование, Вику, то есть теперь меня, снова вызвали в агентство. Я очень обрадовалась. Все время боялась, что Вика передумает и заберет у меня паспорт. И потащила ее на собеседование. Она не хотела, честное слово! Но потом мы решили, что две зарплаты лучше, чем одна. А там оказалось не собеседование, вы же знаете. И неожиданно они выбрали именно Вику. Бывает же! — Наталья Белова завистливо вздохнула. Потом спохватилась: — Мы хотели поменяться биографиями всего на месяц. Потом продлили договор на два. Но тут Вика выиграла региональный конкурс красоты. А мои отношения с Германом еще не сложились. — Теперь Наташа говорила по-взрослому. Не было больше наивной девочки. Опытная женщина рассказывала, как заставила своего избранника развестись со стервой женой: — Это Вика научила меня, как втереться в доверие к Зинаиде. Вика давала информацию, рассказывала о своем ребенке. О девочке. Ее зовут Снежаной. О муже. А я рассказывала ей о себе. Мы и письма вместе писали. Я писала своей маме о том, что победила в конкурсе красоты, а Вика мужу и родителям — что устроилась на работу секретарем и зарабатывает большие деньги. Я посылала маме деньги, которые давал Герман, а где брала деньги Вика, не знаю. Но последнее время ее семья благодарила за переводы, судя по всему, очень большие… В общем, чтобы не запутаться, мы вместе читали письма из дома и вместе писали ответы. Вика своей маме — обо мне, а я своей — о Вике. Мне казалось, что все это ненадолго. Но история затягивалась. Вика очень изменилась в последнее время. Я никогда не думала, что подруга может быть такой… Знаете, Вика, словно с цепи сорвалась. Раньше мне было легко с ней. И вдруг она сделалась нервной и раздражительной. Все время говорила, что прекрасно понимает свою предшественницу, которая стала принимать наркотики. — Надо, мол, прибрать свиту к рукам. В этом единственное спасение. Говорила о десятипроцентных откатах. Заставляют делиться, а ведь это она мучается! Они же только денежки гребут. Я пыталась вставить слово, но она могла говорить только о себе, своей победе в конкурсе и о той выгоде, что с нее получит. Хотела отделаться от Раскатовой, уехать за границу, а там податься в модели, если будут выгодные предложения. Обмануть всех. И Вика была категорически против того, чтобы я все рассказала Герману. Я настаивала, потому что уже устала врать. В конце концов Герман развёлся с женой. Дальше избегать брака с ним было уже смешно. Он не понимал, в чем дело. Грозился поехать к моему мужу и потребовать развода. Я плакала, просила Вику о встрече. Наконец она сказала, что все расскажет Герману сама. И мы поехали на дачу. А дальше вы знаете.

— Дальше как раз и начинается самое интересное, — сказал Сергей Павлович. — Подробно расскажите про поездку. Кто решил съехать с дороги к пруду? Вы? Герман Георгиевич? Нэтти?

— Нэтти? Какое имя противное! — фыркнула Наташа. — Почему все звали Вику именно так? Фу!.. Ей стало плохо в машине. Вика с трудом переносила некоторые виды транспорта. В автобусах часто жаловалась на тошноту и головную боль. Сначала у нас что-то случилось с машиной. Ерунда какая-то, но Герман боится автомобилей. И никому, кроме личного шофера, машину не доверяет. Я его понимаю. «Пассат» новый, безумно дорогой. Вот он и позвонил. Мы с час стояли на шоссе, потому что отъехали от Москвы уже километров на тридцать. Потом приехал шофер, устранил мгновенно пустяковую неисправность. Мы сели, поехали дальше, и тут Вике стало плохо. Ну, совсем плохо. Укачало. Я сидела впереди и слышала, как Вика тихонечко стонет. Обернулась — а она зеленая вся. «Меня, — говорит, — сейчас вырвет. Дайте водички попить». Попила, а ей не лучше. Потом она заметила вдалеке пруд, зрение у нее было отличное, и говорит: «Давайте съедем к воде. Мне умыться надо». Конечно, Герман ей не отказал. Съехали мы к пруду, вышли из машины. Как вспомню… Ужасно! — Наташа всхлипнула. — Сначала Вика бродила по берегу и все время оглядывалась. Словно искала кого-то. Потом неожиданно отозвала Германа в сторону. О чем они шептались, не знаю. Но Герман тоже нервничал. И эти неожиданные объятия… Не понимаю.

— Какие отношения были у Вики с вашим женихом? — неожиданно вмешался в разговор лейтенант Попугайчик.

— Ты, Сережа, не спеши, — одернул его майор. Но Наташа уже насторожилась.

— Отношения? О чем это вы? Вика и Герман?! Да он терпеть ее не мог! Слышите?

— Он ведь не слишком удивился тому, что Вику убили?

Наташа в который раз вспомнила, как Герман нагнулся над телом подруги, тронул ее руку, чтобы убедиться: мертва.

— Он сказал, что нам надо уехать. Пока все не утрясется.

— А давно вы их познакомили? Викторию и Германа?

— Да вы что?! Вы думаете, что это он?! Да он же рядом стоял! Он не мог стрелять! Вы что?!

Наташа вдруг вспомнила, как Вика упала в траву после выстрела, и заплакала навзрыд. Наталья Белова была девушкой доброй. Она знала, что про покойных нельзя говорить плохо, нельзя не верить жениху, когда он говорит, что поехал по делам, нельзя брать конфеты у чужих людей, ездить одной на такси, тем более ночью, нельзя знакомиться на улице с посторонними мужчинами… Из этих «нельзя» и состояла ее простенькая жизнь. А теперь еще из любви к генеральному директору Герману Галицкому. Один раз совершила плохой поступок — и тут же настигла расплата! Нельзя было меняться с Викой паспортами. Но тогда не было бы и Германа.

— Герман все время был со мной, — повторила Наташа, пытаясь успокоиться.

— Это мы и без вас знаем. Но кто же тогда стрелял? Вы когда запланировали эту поездку на дачу? — строго спросил Сергей Павлович.

— Накануне. Договорились, что перед тем как заехать, я Вике обязательно позвоню.

— Позвонили? Ах да.

Сергей Павлович вспомнил про то, что рассказала Евгения Львовна Раскатова. Все совпадало, картина ясна. Кроме одного: ждал ли убийца на месте или ехал следом? Но ведь к пруду они съехали случайно! Вот в чем загвоздка!

— Скажите, Наташа, а за вами никто не следил? Чужую машину вы не видели?

— Машину? — удивилась она. — Не заметила. «Раскатову она тоже не заметила, — подумал Волнистый. — А Евгения Львовна за ними ехала. Убийца тоже мог ехать. И остаться незамеченным».

— Что ж, Наталья, — все так же строго сказал майор, — учитывая ваше чистосердечное раскаяние и помощь следствию… В общем, сидите пока дома под подпиской о невыезде и разберитесь наконец со своим женихом. Кстати, где он сейчас?

— На работе.

— Мы бы хотели поговорить с Германом Георгиевичем.

— А вы ему скажете? Ну, о том, что я не Вика?

— А сами не хотите сказать? — Яне… не знаю…

— Давайте адрес фирмы. И паспорт ваш давайте. Тьфу ты! Виктории Власовой.

Наташа достала из сумочки паспорт, придвинула к себе лист бумаги и по-детски старательно начала писать, где находится офис Германа Георгиевича Галицкого. Майор Волнистый раскрыл паспорт. Фотография Натальи Беловой. Но все данные — той девушки, которая называла себя Нэтти. Год рождения, месяц, число, место рождения. Выдан там-то. Прописана там-то. Адрес есть. Штамп о регистрации брака. Такого-то года, месяца и числа в таком-то ЗАГСе. Семь лет назад. Сколько же ей было? Девятнадцать? Муж. Власов Феликс Николаевич. Ребенок. Власова Сне-жана Феликсовна. Какие, однако, непровинциальные имена!

— Скажите, Наташа, а вы когда-нибудь видели вашего мужа? То есть Виктории?

— Феликса? — мгновенно отреагировала Наталья. Потом спросила: — А знаете, что я думаю?

— Что? — Волнистый невольно улыбнулся. Какой ребенок!

— Это Феликс ее убил. И Герман здесь ни при чем. Ему просто не нравилась Вика.

— Просто так не нравиться нельзя. А где вы видели этого Феликса?

— Он объявился недавно. И все время таскался за Викой. По-моему, он хотел, чтобы Вика вернулась домой.

— А как он нашел свою жену?

— Не знаю. — Наташа озадачилась. — Я подумала, что это Вика ему написала.

— А вы указывали обратный адрес на конвертах?

— Нет. То есть мне письма приходили на адрес Викиной хозяйки. Раскатовой, кажется. Евгении Львовны. Это же были ее письма, Наташи… Я совсем запуталась… А Вике письма приходили до востребования. Потом мы менялись. А Феликс объявился неожиданно. Однажды мы встретились с Викой, и она сказала, что у нас обеих проблемы. Приехал муж. Мой. То есть ее, конечно. Ох, как это все сложно! Потом они пришли вместе. Вика нас познакомила.

— Зачем?

— Не знаю. Ну, я же ее познакомила с Германом.

— Я знакома с твоим женихом, а ты познакомишься с моим мужем, — усмехнулся Волнистый. — Как вел себя этот Феликс?

— Знаете, он очень противный.

— Как выглядит, кроме того, что противный?

— Нормально. — Наталья пожала плечами. — Не так, конечно, как Герман. Он такой красивый! Герман, конечно, не Феликс. Ой, о чем это я? Просто я очень-очень его люблю. А Феликс обычный. Высокий, волосы темные, глаза… Вот у Германа замечательные глаза! Карие и глубокие-преглубокие. А у Феликса тоже карие, но…

Майор тут же ее перебил:

— Значит, плечистый, крепкий парень, рост выше среднего. Брюнет, глаза карие. Одет в джинсы, футболку или свитер.

— А про одежду я ничего еще не говорила.

— Его видели в модельном агентстве. Похоже, из-за этого Феликса Нэтти и занервничала. Не удивительно. Муженек ведь приехал. Наташа, а Вика много о себе рассказывала?

— Конечно. Про институт, про мужа, особенно про дочку.

— Надо срочно поговорить с вашим женихом. Сдается мне, он человек наблюдательный.

— Ой, да Герман вообще замечательный! Он… — опять затараторила Наташа.

— Все-все-все. Собирайся, Сережа. Герман замечательный, Феликс противный, Зинаида Николаевна — мегера. Так и запишем в протоколе.

В прихожей, молитвенно сложив руки, стояли обе Беловы. Белова-старшая просительно сказала:

— Вы уж не сажайте ее в тюрьму. В ее положении нельзя. Она мне на ушко шепнула. Третий месяц.

Майор понял, что теперь Герману Галицкому не отвертеться. Придется жениться, кем бы ни была его невеста. Ведь Герман Георгиевич так хотел детей…

Должно быть, Наталья Белова ему все-таки позвонила. Потому что визиту милиции Герман Георгиевич не удивился. Он был на работе, как и сказал своей невесте. Теперь на месте секретаря сидела другая девушка, не Наташа. Невеста Германа Георгиевича подобрала себе в заместительницы особу, похожую на нее как две капли воды: светловолосую простушку с голубыми глазами и миловидным круглым личиком. Майор Волнистый переглянулся с лейтенантом Попугайчиком. Похоже, что весь персонал подбирает теперь невеста Галицкого. Все сотрудники фирмы были на удивление молоды и чем-то друг на друга похожи. Взглянув на удостоверение майора, секретарша сказала: «Класс!», а пробегавший мимо парень швырнул ей на стол какой-то документ со словами: «Стартани, подруга!» Все «пиплы» были в белых рубашках и при галстуках, но без пиджаков, а «подруги» в белоснежных блузках и темных юбочках-мини. Сергей Павлович вдруг почувствовал себя старым, зато лейтенант Попугайчик встрепенулся и расправил крылышки. В кабинет Галицкого они вошли вместе.

Герман Георгиевич сидел в глубоком и темном, как осенняя лужа, кресле и задумчиво смотрел на лежащий перед ним мобильный телефон. Как и в случае с Зинаидой Николаевной, майор Волнистый удивился. И в этого человека можно влюбиться с первого взгляда?! На первый взгляд ничего особенного в Галицком не было. На вид лет за сорок, худощавый, лицо вытянутое, нос хрящеватый, бородка клинышком. На голову шлем, в руки копье — и чем не Дон Кихот? А вот глаза у Германа Георгиевича и в самом деле были замечательные! Но взгляд их был печален.

— Слушаю вас, — грустно сказал Галицкий. — Это вы из милиции?

— Вам только что Наташа звонила?

Он Не удивился оговорке майора, вздохнул и сказал:

— Вы угадали. Мне только что сообщили, что я буду папой и что моя невеста полгода жила по документам своей подруги. Сейчас я размышляю над тем, радоваться мне или огорчаться.

И майор Волнистый мгновенно проникся к нему симпатией. Бывают люди некрасивые, но очень к себе располагающие. Герман Георгиевич Галицкий бьш человек на редкость обаятельный. Он никогда не кричал, не выяснял отношений и любые неприятности воспринимал с грустной улыбкой. Даже переваривая отвратительную стряпню жены Зинаиды, философски рассуждал про себя, что из-за невозможности съесть много никогда не наберет лишний вес. Следовательно, здоровье будет крепче. И, как всегда, не ошибся. Все его видения были пророческими. Человек, казалось, абсолютно к бизнесу не приспособленный, он процветал.

Герман Галицкий никогда и не рассчитывал стать бизнесменом. Просто у него было много друзей еще со студенческих времен. Герман устраивал их всех. Он был рефери в любом споре, катализатором в любом процессе, посредником при любой сделке. Галицкий бьш симпатичен всем, даже бандитам, которые обеспечивали «крышу». Что-то такое в нем было, что мгновенно открывало людские сердца. Заключая очередную сделку, он всегда рассчитывал на худшее, рассуждая, опять же, философски: «Если прогорю, буду выращивать кроликов в деревне и долго проживу, потому что там воздух свежий. Все, что ни делается, к лучшему. Получу прибыль — помогу друзьям». Удивительно, но долги ему всегда возвращали. Партнеры Галицкого не кидали, налоговые инспекторы мгновенно подпадали под его обаяние и меры принимали щадящие. У Галицкого никогда и ни с кем не было конфронтации, даже с Зинаидой Николаевной. Он просто молчал, слушая ее крики, и рассуждал, опять-таки, философски: «Лучшей жизни я не знаю, а к этой привык».

Герман Галицкий женился на Зиночке по инерции. В студенческие годы он был занят только учебой, и с первой девушкой познакомился уже на последнем курсе. Зиночка была необычайно красива. До встречи с ней Герман был уверен, что такие девушки существуют только на обложках глянцевых журналов, не в миру. Материализовавшись в его комнате, Зиночка захотела кушать, и кушать очень хорошо. Готовить она не умела, предпочитая рестораны. В автобусе падала в обморок, в метро у нее кружилась голова. Ездить Зиночка могла только на такси. Ее мама, директор магазина, взяла на себя заботы о благополучии молодой семьи. Когда она ушла в отставку, Герман Георгиевич подумал, что Зиночка исчезнет из его жизни тоже или наконец изменится — но она родилась под счастливой звездой. Грянула перестройка, потом интенсивно пошел процесс ускорения, институтские друг зья Германа занялись бизнесом и втянули его. Такой человек, как Галицкий — с его обаянием, терпением и умом — оказался полезен всем.

Когда Герман быстро разбогател, жена занялась его окружением. Стала исполнять на его фирме обязанности менеджера по кадрам. Галицкий ей не мешал. Пусть берет на работу кого хочет. Заставить хорошо работать можно всех, надо только знать методы. Герман не знал человека, с которым не смог бы договориться. До знакомства с Нэтти.

Об измене жене он никогда не помышлял. Во-первых, был уверен, что все женщины одинаковы с точки зрения их внутреннего содержания. А что касается внешнего, то тут Зинаида Николаевна была вне конкуренции. В загранкомандировки он ездил со списком того, что необходимо привезти любимой жене. Держал список в кармане пиджака, у сердца, и в критических ситуациях заглядывал туда. Вспомнив, как много женщине требуется для счастья, Герман Георгиевич мгновенно остывал. Рассуждая, как водится, философски: одну я всем этим уже обеспечил, зачем мне галопом нестись по второму кругу? Зинаида таскала его в круизы и на модные курорты, где Галицкий изнывал. Зато от нее можно было откупиться. Я тебе новую шубу — а ты оставляешь меня на диване перед телевизором на все две недели. И если бы Зинаида Николаевна была поумнее, не было бы никакой Вики. То есть Натальи Беловой. То есть их обеих.

Войдя в контакт с Нэтти, Герман Георгиевич почувствовал себя очень неуютно. Она искала войны, никак не мира. Все его попытки прийти к согласию были приняты в штыки. Нэтти смотрела на него, словно изучая, и Герман Георгиевич никак не мог понять, что же ей от него надо. Герман Георгиевич видел, что Нэтти несет в себе разрушение и смерть. А поскольку все его видения были пророческими, он не сомневался, что девушка плохо кончит. Надо держаться от нее подальше. И Викушу предупредить.

Однажды он решил заехать за вещами к бывшей жене. Были книги, которые он не хотел оставлять Зинаиде Николаевне и против отдачи которых она не возражала. Время было позднее, фонарь тусклый, и девушку, в нетерпении ходившую взад-вперед возле подъезда, Герман Георгиевич идентифицировал не сразу. Сначала он подумал, что это его невеста, и очень удивился. «Эта тварь» и «мегера» последнее время не ладили. Иначе они другу друга и не называли. Скандалов Галицкий не любил и участвовать в них не хотел. Но девушка повернулась к нему лицом — и Галицкий понял, что это Нэтти. И невольно отступил в тень…

— Наталья вам объяснила, по какой причине обменялась с подругой паспортами? — спросил Галицкого Сергей Павлович.

— Не скажу, что ее объяснения были внятными, — задумчиво сказал Герман Георгиевич, — но то, что она беременна, все меняет. Конечно, я женюсь на Ви… Может, ей стоит поменять имя? Знаете, привык.

— Так вы любите ее или нет? — не выдержал Сергей Павлович. — Конечно, это не мое дело…

— Я был не в восторге от бывшей тещи, пусть земля ей будет пухом, и не уверен, что буду в восторге от следующей, — философски заметил Герман Георгиевич. — Но без тещи нельзя, ведь верно? Что же касается Ви… То есть Наташи… — выговорил он с запинкой. — Мне всегда не хватало в доме детей. Теперь же я их получу в достаточном количестве. Ведь моя невеста еще ребенок. Как оказалось, ей и двадцати нет. Так что у меня двойня. — Галицкий улыбнулся.

— Хорошо, давайте ближе к делу. Итак, вы сразу же невзлюбили Нэтти.

— Нэтти? Да, она так себя называла. Знаете, я с трудом находил методы защиты от нее, а она беспрерывно атаковала.

— Пыталась вас соблазнить?

— Ну, учитывая опыт общения с Зинаидой, это было бы проблематично. Зиночка — роскошная женщина. Даже Нэтти до нее было далеко. Я не падок на женские прелести, здесь удивить меня трудно. Нэтти хотела другого. Это хорошо, что она умерла, — спокойно сказал Галицкий.

— Почему вы думаете, что умереть для такой молодой и красивой девушки — это хорошо? — Волнистый строго посмотрел на него.

— Понимаете, эта дама обладала разрушительной силой невероятной мощности. И способности у нее были незаурядные. Само зло.. — Галицкий усмехнулся. — Похоже, она твердо решила покорить мир, но взялась за это слишком рьяно и получила пулю в затылок.

— Так чего она от вас хотела?

— Ну, допустим, иметь некое влияние. Она интересовалась моими делами. Пыталась выяснить, сколько я зарабатываю, не имею ли каких-нибудь тайных пороков. Нащупывала мои слабости.

— Не имеете?

— Упаси боже! Я — мученик. Двадцать лет ежедневно восходил на Голгофу семейной жизни с Зинаидой, у меня просто не было времени грешить. Теперь вздохну спокойно: с женой в разводе, Нэтти скончалась. Мне будет скучно, зато безопасно. Вам не кажется, что я это заслужил?

— Значит, вы с Нэтти не нашли общего языка, — сделал вывод Сергей Павлович.

— Нет, не нашли. Мы очень разные люди. Я не игрок. Я созерцатель. Миротворец. А она ломилась во все двери. Даже в открытые. К чему, спрашивается? Тактичнее было просто постучать. И знаете, я не ожидал маневра с Зинаидой.

— Что-что? — не понял Волнистый.

— Вам любопытно, был ли я заинтересован в ее смерти? Представьте себе, был! И даже очень! У меня алиби. Я не стрелял. Ви… Короче, известная вам девушка стояла рядом. Она это подтвердит. Так что о своей неприязни к Нэтти я могу говорить совершенно спокойно.

— Но вы могли договориться с убийцей.

— С кем? С Феликсом?

— Вы что — тоже о нем знаете?! — подпрыгнул майор Волнистый.

— А почему я не должен знать Феликса?

— Он же… как это выразиться… Ну, был мужем, с которым Ната… то есть Ви… ну, ваша девушка должна была развестись.

— Вот как? Ну, мало ли на свете Феликсов. Честное слово, я не знал, что это он. Я не смотрел в паспорт моей невесты. На ту страницу, где стоял штамп о регистрации брака. Мне было неинтересно имя ее мужа. Она же о нем не говорила. Догадывалась, что мне это неприятно. А теперь выясняется, что практически ничего о нем и не знала.

— Как же вы познакомились с Феликсом?

— Подошел и познакомился. А что, нельзя?

— Зачем? — удивился Сергей Павлович.

— Нэтти атаковала меня. Вошла в контакт с Зинаидой… И я решил подстраховаться. Я видел, что возле нее крутится какой-то мужчина. Мне показалось, что с ним-то мы найдем общий язык.

— Погодите, погодите; Герман Георгиевич. Вы что — видели, как Нэтти разговаривала с вашей бывшей женой Зинаидой Николаевной? Но зачем?

— Вот об этом я и спросил ее там, на берегу.

— А почему она вас отозвала в сторонку?

— Решила, наверное, пококетничать. Я раньше не замечал у Нэтти приступов нежности, но ведь всякое бывает… Как к мужчине Нэтти раньше не проявляла ко мне интереса. Меня, если честно, это насторожило. И я, чтобы охладить ее пыл, спросил о Зинаиде. Нэтти было растерялась, но быстро пришла в себя, нежно обняла меня, поцеловала в щечку и сказала, что готовит мне сюрприз. К свадьбе. А едва она отстранилась, раздался выстрел — и она упала. Ее убили практически в моих объятиях, — грустно сказал Герман Георгиевич.

— Вы побежали в ту сторону, откуда стреляли?

— Попробовал. Но я не спортсмен. Во всяком случае, тот мужчина бегает быстрее меня.

— Почему вы решили, что мужчина?

— Мне так показалось.

— А почему вы подумали, что это Феликс?

— Интуиция. И судя по информации, полученной от вас, я не так уж и не прав. Знаете, на его месте я бы такую жену убил. Сбежала из дома, бросила маленького ребенка. И потом, у нее был любовник. Я знаю это от Ви… Нет, ей положительно надо менять имя!

Рассуждения Германа Георгиевича были логичны.

— Так все-таки, Герман Георгиевич, как вы познакомились с Феликсом? Где?

— Очень просто. После того, как я увидел Нэтти с бывшей женой Зинаидой, я стал к ней присматриваться. От такой девушки всего можно было ожидать. Темпераментная особа. Судя по предсмертным объятиям, — усмехнулся он. — Да, мне ее не жалко. Кажется, она меня ненавидела, и я не мог ее переубедить, как ни старался. Так вот, однажды я узнал от Ви… своей невесты, что подруга познакомила ее с каким-то Феликсом. Она обмолвилась случайно. Потом вдруг испугалась, попыталась сменить тему, но я уже насторожился. Феликс меня заинтересовал. Зачем Нэтти их познакомила, спрашивается? А Нэтти встретилась с Зинаидой еще раз. Подробности того, как я их выследил, опущу. Короткая встреча, во время которой моя бывшая жена передала Нэтти какой-то сверток. Ее, то есть не Зинаиду, а девушку, сопровождал молодой человек, и я подумал, что это и есть Феликс. Они зашли в магазин, и на какое-то время я потерял их из виду. Но вскоре они вышли, парень проводил Нэтти до метро, а сам отправился к машине. Тут я к нему и подошел, И спросил: «Слушай, а ты кто такой?» И он честно ответил: «Феликс».

— Не удивился, что вы к нему подошли?

— У него отличное чувство юмора. Кстати, замечательный молодой человек.

— А почему женщины в один голос называют его неприятным?

— Ну, это же женщины! И какие? Вот я — какой человек? Приятный или нет?

— Ну… — замялся майор. Что ж, вот так и сказать человеку, что он приятный?

— Словом, многие считают, что приятный. Тогда почему Зинаида за двадцать лет совместной жизни ни разу не сказала, что я ей приятен? И даже не дала понять. Был бы приятным — ни за что не стала бы переключать телевизор, который я смотрю, с футбола на дурацкий сериал. Демонстративно. Для женщины самый приятный человек — тот, который считает ее красивее всех остальных женщин. А у Феликса чувство юмора своеобразное. Он комплиментов говорить не умеет, зато острит беспрестанно. А подошел я к нему потому, что считаю: с любым человеком можно договориться.

Кстати, Феликс меня очень успокоил. Хотя сверток, который передала Нэтти Зинаида, насторожил. Что в нем было, интересно? И почему она потом пошла в метро? А не села к нему в машину?

— Феликс ненавидел свою жену?

— Милый мой… Извинялось, конечно. Господин майор. Ну что значит ненавидел? По-моему, любил. И очень даже. Хотел вернуть. Конечно, я не знал тогда, что они женаты. Подумал, что парень любит девушку, а она вертит хвостом.

— Значит, вы тоже считаете, что Нэтти убил Феликс?

— Ну, больше некому. — Галицкий развел руками. — Из мести. За то, что бросила его.

— А почему вы тогда на юг сбежали?

— Милый мой. Господин майор, конечно. Во-первых, не надо забывать, что у меня уже были взяты билеты на самолет и забронированы места в гостинице. Я наконец-то был свободен и планировал сделать предложение любимой девушке как положено. На морском берегу, под звуки музыки и шелест волн. Вместо этого объясняться в милиции—удовольствие сомнительное. А во-вторых… Я и не сомневался, что вы его быстро поймаете. Не профессионал. Пистолет забыл в кустах. Приметный пистолет, насколько я разбираюсь в оружии. Мог бы швырнуть в воду. Мало ли в окрестностях прудов?

— Вы и пистолет видели?

— Я не стал ничего трогать руками, кроме запястья Нэтти. Но до кустов добежал. И вообще… — Галицкий тяжело вздохнул. — Я хотел бы, чтобы его поймали без моего участия. Поэтому наш откровенный разговор останется исключительно между нами.

Галицкий выразительно посмотрел на часы, напоминая, что работа стоит, люди ждут. Волнистый задал последний вопрос:

— Вы упомянули, что Феликс был на машине.

— На машине. «Копейка». Зеленого цвета. В которую Нэтти потом не села. Предпочла метро. Если интересно, в тот вечер, когда убили Нэтти, зеленые «Жигули» за нами не следовали. Я видел только зеленый «Рено».

— А вы человек наблюдательный. Я был прав. Что ж… — Волнистый поднялся. Лейтенант Попугайчик тоже вскочил. — Ситуация проясняется. Надо искать Феликса.

Хозяин выбрался из кресла, чтобы проводить их до дверей. Прежде чем уйти, Сергей Павлович спросил:

— Герман Георгиевич, а как вы относитесь к тому, что в офисе теперь одна молодежь? Это На-ташины друзья?

— А что? Я сам жил в студенческом общежитии. Погодите, пройдет немного времени — и от духа студенческой общаги ничего не останется. Они притрутся друг к другу, начнут делить деньги, потом собирать друг на друга компромат. В итоге выживут сильнейшие. Сотрудники офисов есть продукт естественного отбора. А я, как уже сказал, созерцатель. Зачем вмешиваться в процесс, когда можно просто дождаться его окончания? Вот у Нэтти не было терпения. Она торопила события. Может быть, ей надо было просто рассказать мне все? Про обмен паспортами, виды на победу во Всероссийском конкурсе. Мы могли бы договориться.

— Что ж, всего хорошего, Герман Георгиевич. — На прощание майор Волнистый крепко пожал ему руку.

— Как вы думаете, мне сейчас же следует познакомиться с будущей тещей? — задумчиво спросил Галицкий. — Кстати, как она?

— Простая женщина, — с ударением на первое слово сказал Сергей Павлович. — И не будет вас стеснять. У нее еще двое детей и большое хозяйство.

На лице Галицкого было полное удовлетворение. От двери он направился прямо к телефону.

Очутившись на улице, лейтенант Попугайчик нарушил наконец молчание, спросив:

— Сергей Палыч, а что теперь? Личность убитой установлена. Дать телеграмму родным?

— А если Феликс вернулся домой? Сидит тише мыши, выжидает. Вдруг кого-нибудь другого заметут либо дело приостановят за неустановлением. Телеграмму получит — начнет паниковать, ударится в бега. Ехать надо, Сережа.

— Куда?

— Брать этого Феликса. Все дороги ведут к нему.

— А на чем ехать?

— Поездом. Самолет нам никто не даст. Придется оформить служебную командировку.

— А улик-то у нас, Сергей Палыч, тю-тю. Откуда у него пистолет? А?

— Лучшая улика — это чистосердечное признание преступника. А остальные найдутся, не сомневайся. Мотив-то налицо. И не дает мне покоя тот сверток, что в его присутствии Зинаида Николаевна Галицкая передала Нэтти. Что же в нем все-таки было?

И ЕСЛИ СУДИТЬ ПО СКАЗКЕ

Итак, они ехали на родину Нэтти или Виктории Власовой, если по паспорту. Брать Феликса. Сергей Павлович Волнистый был уверен, что напал на след преступника. Поезд отправлялся с Казанского вокзала. В купе их было двое: не сезон. Да и билеты дорогие. С товаром предпочитают возвращаться плацкартой, ведь каждая копейка на счету. И белье не берут. Волнистому с Попугайчиком денег на командировку выделили. Поэтому они сунулись в купе проводницы за двумя комплектами постельного белья. Крупная женщина с пегими волосами с невероятной скоростью отсчитывала сдачу и раздавала каменные простыни и наволочки. Волнистый был последним в очереди. Проводница наметанным глазом определила:

— Командировочный? Билет завтра утром отдам. — И зашуршала купюрами в необъятных размеров кармане.

— Давно на колесах? — поинтересовался майор. Она окинула его взглядом с головы до ног и сказала:

— Компанию ищешь? Заходи через пару часиков. Вагон приберу, от Москвы подальше отъедем — и можно посидеть, расслабиться. Если отовариться не успел, у меня есть, не сомневайся. О цене договоримся.

— Да вы не так поняли. Я из милиции.

— Ой! — Женщина попятилась назад в купе. Взялась ладонями за пухлые щеки, испуганно спросила: — Али обокрали кого?

— Пока нет.

— Значит, по делам едете?

— По делам, — согласился майор. Женщине было неловко за попытку продать спиртное пассажиру, оказавшемуся сотрудником милиции. Она мялась, краснела, и Волнистый не выдержал:

— Все в порядке. Отовариться я действительно не успел. А пиво у вас есть?

— Пиво? Это в ресторане. Я принесу, — засуетилась она.

— Послушайте, — спросил вдруг Волнистый. — Конечно, вспомнить трудно… Полгода назад этим поездом приехали в Москву две девушки. Высокие, симпатичные. Одна темненькая, другая светленькая. Милые такие девушки.

— Помню, — неожиданно сказала проводница. — В моем вагоне ехали. Почему-то шатенку помню. Я еще подумала: чего это девушка в столицу собралась? На студентку не похожа, и порядочная, не оторва какая-нибудь. И ехать не хотела.

— Она одна садилась в вагон?

— Одна. Оглядывалась часто, чемодан к себе прижимала. Неужели воровка? — ахнула проводница.

— Нет, не воровка. Значит, здесь, в этом вагоне все и началось.

— Что началось-то? — Проводница завертела головой от любопытства.

— Да не переживайте. Все у вас в порядке. Волнистый развернулся и пошел в свое купе.

— Так пиво нести? — крикнула ему вслед пего-волосая…

— Что-то вы долго, Сергей Палыч, — сказал лейтенант Попугайчик.

— С проводницей знакомился.

— А как же жена?

Майор Волнистый посмотрел на него строго.

— Я, лейтенант, насчет пива. И шуточки отставить. У Носкова учишься?

— А как же…

— Цыц!

— Есть!

Сергей Павлович постепенно привыкал к юному лейтенанту. И к насмешкам уже привык. «Птичья» тема бьша популярна в отделе с месяц, потом приелась. Ну, посмеются еще немного и забудут. Когда анекдот обрастает бородой, к нему, как к пожилому человеку, — почтение и вежливая улыбка. Утрясется. Застелив нижнюю полку, Сергей Павлович достал сумку с едой, навязанную женой Антониной. Будто в голодный край собирала!

— Давай, Сережа, не будем нарушать традицию. Что делает человек, когда поезд трогается?

— Ест, — уверенно ответил лейтенант и тоже полез в свою сумку: — Мама собирала.

— Вот и получается, что все пятнадцать часов мы с тобой будем спать и жевать. Чтобы не таскать потом С собой все эти пирожки и плюшки. Да… Именно в этом вагоне и встретились Виктория Власова и Наталья Белова. И сдается мне, не все мы с тобой поняли в этом деле, Сережа.

— Что ж тут непонятного, Палыч? Я бы на месте Феликса тоже стал такую женщину ревновать. Галицкий же сказал, что Феликс любил Нэтти.

— То-то и оно. А Нэтти была не глупа. Сдается мне, вертела муженьком как хотела. О чем-то они договорились. Не дает мне покоя этот загадочный сверток! — Волнистый даже кулаком стукнул по столу. И тут же раздался стук в дверь.

— Войдите! — хором отозвались Волнистый и Попугайчик.

Мужчина восточной наружности, сияя драгоценнометаллическим ртом, просунул в купе руки, пальцы которых обвивали горлышки пивных бутылок.

— Пиво заказывали, генацвале?

— С ресторанной наценкой? И большая она у вас?

— Ни-ни. Какая наценка, дорогой? Кушайте спокойно, работайте спокойно.

Когда он ушел, майор Волнистый открыл бутылку пива и вдруг рассмеялся.

— Вот нечистый дернул за язык! Теперь весь поезд гудит, что двое милиционеров из Москвы жуликов ловят. Поспать спокойно не дадут! У нас же народ какой: если едет артист эстрады, то от него непременно ждут какой-нибудь хохмы, если писатель — так ему сюжеты наперебой рассказывают. Ну а от нас с тобой, Сережа, ждут поимки особо опасного преступника. У каждого — свой номер в концертной программе. Не отработал — значит, наврал насчет профессии.

— А если никого не поймаем?

— Сами приведут. Такой уж народ, ничего нельзя поделать.

Ночью Волнистый дремал вполглаза. В коридоре все время было какое-то движение. Слухи разносятся быстро, и теперь все ждали, когда же начнут ловить вора. Если в купе оказывалось двое незнакомых людей, они не спали совсем, потому что каждый подозревал в другом преступника. Часа в два ночи Волнистый проснулся от женского вопля:

— Караул!

Лейтенант Попугайчик кубарем скатился с верхней полки.

— Что случилось? Палыч, бежим! Волнистый не спеша стал нащупывать ботинки — и тут же новый крик взбудоражил весь вагон:

— Ограбили! Караул! Милиция!

Сергей Павлович вздохнул и пригладил усы.

— Ну вот, началось. Придется, Сережа, выйти. Лейтенант тут же рванулся в коридор с горящими глазами.

— Что? Где? Кого ограбили? — услышал Волнистый его звенящий от возбуждения голос.

Сергей Павлович неторопливо вышел вслед за лейтенантом.

— Милиция? Вы милиция? — К нему кинулась женщина в махровом халате с розами. На ее волосах воинственно трепетали пластмассовые бигуди. — Вот! Ограбили! — произнесла женщина с нескрываемым торжеством. — Ловите его, вора!

— Кого? — спросил Волнистый.

— Соседа по купе!

— А что у вас пропало?

— Тапочки!

— Тьфу, — сплюнул с досады Волнистый. — Поспать спокойно не дадут!

— Это совсем новые тапочки! — возмущенно заговорила женщина, тряся бигудями.

— Золотые, что ли? — поинтересовался лейтенант Попугайчик.

— Махровые. Белые. Зять подарил.

— Все понятно, — вздохнул Волнистый. — Бесценная вещь. Как первое причастие. А почему думаете, что их взял сосед? Где он?

Майор оглядел купе. На вешалке висела дорогая кожаная куртка, из-под подушки выглядывал уголок барсетки. Ценные вещи целы, а белые тапочки пропали. Двери соседних купе открылись, народ повалил в коридор, начал возмущаться:.— Куда только милиция смотрит! Безобразие!

Лейтенант Попугайчик ухватил соседа пострадавшей, мужчину в китайском «адидасе».

— Вы свидетель? Попрошу в наше купе для дачи показаний.

— И я! — К нему тут же сунулась бабулька в халате, надетом поверх вязаной кофты. — Я все думаю: двое мужиков давеча шасть мимо. И в тамбур.

— Муж! — завопила вдруг пострадавшая. — Еще муж пропал! Вместе с тапочками! Караул!

Неизвестно, чем бы все закончилось, только в вагон ворвался перепуганный мужчина в накинутой на плечи ветровке. Он несся на крик, стеная:

— Люся! Что случилось, Люся? Почему ты так кричишь?!

Волнистый увидел на ногах у мужчины белые махровые тапочки.

— Живой! — кинулась к нему женщина в бигудях. — Где ж ты, изверг, шатался?! Да еще в моих тапочках!!

Она как следует тряхнула мужчину и стала запихивать его в купе, словно чемодан.

— Люся, да мы с товарищем покурить вышли!. Холодно там, а тапочки твои махровые, теплые. И размерчик подходящий, — беспрерывно оправдывался тот.

Лейтенант Попугайчик начал хохотать, а майор обратился к зевакам:

— Ну все, расходимся. Преступник пойман, на сегодня хватит. Всем спать спокойно. Милиция вас, граждане, бережет, можете не сомневаться.

Остаток ночи прошел без инциндентов. Похоже, что все успокоились. Утром, около девяти часов, пе-говолосая проводница постучала в дверь купе:

— Подъезжаем! Белье сдавайте! — И пошла дальше с криками: — Граждане пассажиры! Сдавайте белье! Белье сдавайте, граждане пассажиры!

Майор Волнистый глянул в окно на незнакомую местность. Степь разливалась, как океан. Из тумана айсбергами выплывали деревенские дома. Земля черная, жирная, как масло. Хоть на хлеб ее намазывай. Палку воткни в такую землю — и та зазеленеет, зацветет.

— Кажись, приехали, — вздохнул лейтенант Попугайчик.

Когда сошли с поезда, заморосил дождь. Напротив вокзальных дверей майор Волнистый заприметил автобусную остановку. Адрес, указанный в паспорте Виктории Власовой, он уже выучил наизусть. Пеговолосая проводница, выслушав его, уверенно сказала:

— Частный дом. Улица Пролетарская — это на самой окраине.

— Номер автобуса? — уточнил Волнистый.

— Чего? — Проводница удивленно посмотрела на него. — Да он тут один ходит!

Автобуса они не увидели. Зато слева в ряд стояли машины. Которые с «шашечками» на крыше, а которые и без. Иномарок среди них не было: «Жигули» и «Москвичи». Пассажиры, сойдя с поезда, уверенно направились к частникам. Никто не возмущался отсутствием общественного транспорта. Сергей Павлович, сопровождаемый лейтенантом Попугайчиком, пошел туда же, куда и все.

— Далеко едем? — спросил молодой мужчина, предупредительно открыв дверцу «Москвича».

Волнистый назвал адрес и поинтересовался у водителя:

— Автобусы что — вообще не ходят?

— Первый раз к нам? — усмехнулся мужчина. — Москвичи? Что ж, глядите, как живем. Заводы стоят, а народу жить надо. У всех семьи, дети. Извозом кормимся, а в автопарке тоже люди работают. К вокзалу только один маршрут, автобус положен раз в полчаса, и к поездам он давно уже не подъезжает.

— Заработать дают?

— Это называется солидарностью трудящихся, — гордо ответил водитель. — Да и мы много не берем. Садитесь.

Когда поехали, мужчина с интересом спросил:

— Как там, в столице?

— А что вас конкретно интересует?

— Ну, вообще. В целом.

— В целом так же, как и везде.

— Э, не скажите! У вас народ живет богато.

— Так и у вас, наверное, богатые есть, — усмехнулся Волнистый.

— Наши богатые вашим не чета. У нас работу имеешь — уже богатый. Про зарплату я уж и не говорю.

— Тогда откуда такие дома?

Волнистый имел в виду двухэтажные кирпичные коттеджи, мимо которых они как раз и проезжали.

— Так это торгаши-и… — протянул водитель. — Да начальство городское, да те, кто при нем кормится. Опять же, кто по две коровы держит, а некоторые и по три. Какая у вас там улица? Пролетарская? Там таких особняков вроде нет. Сейчас Советская улица будет, на ней еще имеются. Потом Социалистическая — вовсе труба. Грязь по колено. Я, уж извините, туда не поеду. А вот Коммунистической улицы нет. Не достроили. — Он улыбнулся.

Разбрызгивая жирную черную грязь, «Москвич» притормозил в начале улицы Советской. Волнистый расплатился, выбрался, разминая плечи. «Москвич» тут же уехал, а они с лейтенантом отправились искать улицу Пролетарскую. Справившись у деда в ватнике, нашли. Калитка нужного им дома была открыта. У забора на куче песка валялся грязный детский велосипед. Женщина лет пятидесяти вынесла помойное ведро, содержимое которого выплеснула в ближайшую канаву. Потом вытерла лицо утлом головного платка с интересом посмотрела на незнакомых мужчин. Не местные. Волнистый шагнул к ней.

— Гражданка, можно вас?

— Вы мне? — удивилась женщина.

— Да. Вам. Здесь прописана Виктория Власова.

— А ее нет. Вика в Москве, — гордо ответила женщина. — Уехала. Она работает в крупной фирме. Секретаршей.

— А вы кто ей будете?

— Мать. — Женщина поглядела на них настороженно. — А в чем дело?

— Можно пройти в дом? — спросил майор.

— А что случилось с Викой? Вы кто такие?

— Мы из милиции.

Она ахнула, схватилась рукой за грудь.

— Что с Викой?

Волнистый молча протянул ей паспорт Виктории Власовой. Она, уставившись на чужую фотографию, с недоумением сказала:

— Не понимаю.

— Она умерла, — мягко сказал майор. — Давайте в дом пройдем, я вам все объясню.

— Это какая-то ошибка…

Пока майор объяснял матери Вики ситуацию, лейтенант Попугайчик пытался починить игрушку шестилетней девчушке. Та упорно пыталась пристроить трактору большие колеса вперед, а маленькие назад.

— Нет, не так, — поправлял ее лейтенант.

— Так! — спорила девочка и грозно сдвигала еле заметные брови.

— Снежаночка, пусть дядя сделает, — всхлипнула бабушка. — Дядя лучше знает, как надо.

— Нет, я знаю лучше, — упрямилась девочка.

— Вылитая Вика. — Мать Нэтти вновь взялась за пузырек с валокордином. — Упрямица. Вы уверены, что здесь нет никакой ошибки? Совсем не похожа!

Она взяла в руки фотографию, где Нэтти лежала на траве с окровавленными волосами.

— Волос светлый. Нет, не похожа. Совсем чужая. Всегда была чужая. Не понимаю, что я сделала не так?

И она вновь принялась плакать.

— Почему Виктория уехала из дома? — спросил Сергей Павлович.

— На заработки, — ответила мать. — Работы женщине у нас в городе нет. Учителей девать некуда. На бирже все стоят. Да что толку? Вика умная. В институт сама поступила. Другие-то взятки дают. А мне где ж взять денег? Мужа нет, сама зарабатываю копейки. Копила, конечно, на черный день, да Вика взятку давать не велела. Я, говорит, и без денег поступлю. На то человеку мозги даны, а платят пусть дураки. Только сколько их, таких умных, по городу ходит? Умом тут ничего не добьешься.

— Как же она поступила в институт?

Женщина только пожала плечами. Сергей Павлович посмотрел на шестилетнюю девочку. Отобрав у лейтенанта игрушечный трактор, та, пыхтя, пристраивала впереди большие задние колеса. Сережа Попугайчик, сдавшись, помогал девочке отверткой…

…Маленькая Вика любила делать все наоборот. В холод надевала легкую куртку, зато в жару натягивала на уши шапку, а поверх шапки капюшон. В школе была вожаком, за что учителя ее не любили. «Если нельзя, но очень хочется, то можно, — любила говорить она. И тут же уточняла: — Только осторожно». Вику с опаской называли умницей. Она имела неограниченное влияние на ровесников, по одному ее слову класс мог уйти с урока. Но отвечал за это всегда кто-то другой. Вику прикрывали. «Умная девочка, — говорила классная руководительница. Потом добавляла: — И хитрая».

Вика считала «класуху» женщиной недалекой и не упускала случая напакостить. Учиться она могла гораздо лучше, но предпочитала держаться в середнячках. «Отличники — мертвые души, — с усмешкой говорила Вика. — Хочу оставить за собой свободу». Свободу она ценила больше всего на свете и презирала тех, кто за отличные оценки выслуживался перед учителями. Особенно легко ей давались физика и математика, неженские науки. Вика с легкостью решала сложнейшие задачи и при этом высмеивала представителей мужского пола, которые ей и в подметки не годились. Она задумалась над своим поведением всерьез, только оказавшись без кавалера на школьных дискотеках. Мальчики ее уважали, но не влюблялись. Опасались насмешек. Разумеется, она могла бы надавить, заставить. Но все будут знать правду. Нет, надо, чтобы и в нее кто-то влюбился. А как этого добиться?

Вика не была красавицей, рост имела высокий. Мальчики, как известно, растут медленнее. В классе только двое из них могли стоять рядом с Викой, не боясь ее насмешек. Она какое-то время осматривалась, выбирая жертву. План таков. Пункт первый: как можно быстрее выйти замуж; Виктория во всем должна быть первой. Пункт второй: поступить в единственный в городе институт. Это престижно. Амбиций у Вики хватало. Она обожала выводить на бумаге свой вензель: «ВВ» Виктория Викторова. Виктория в квадрате, то есть безоговорочная победа. И она выбрала Феликса.

Мать Феликса Власова преподавала в заветном институте на кафедре математики. Сам Феликс математическими способностями не блистал, но в институт поступил — благодаря протекции своих родителей. Его отец работал в городской администрации. В Феликсе Вику устраивало все: во-первых, его фамилия начиналась с буквы «В». Знак своей судьбы она менять не собиралась. Во-вторых, через Феликса можно было выйти на его мать и, воспользовавшись ее влиянием, набрать заветный проходной балл. В-третьих, Феликс был симпатичный. Ее тянуло к крепким, плечистым, спортивным парням. В-четвертых, Феликс вел школьные дискотеки и умел развеселить публику. Если Вика его получит, ей будут завидовать все. Она заприметила его еще в школе. Феликс был старше Вики на два года. Она училась в восьмом, он — в десятом.

Беда в том, что в школе Феликс был ниже нее ростом. На полголовы.'Но окончив школу, стал вдруг стремительно расти. Случайно встретившись через год, они были уже одного роста. Вика заговорила с ним первой:

— Я слышала, ты классно сдал вступительные экзамены в институт! Молодец! Не поможешь мне решить пару задачек? Готовлюсь к экзаменам.

Она проверяла Феликса на лесть, но тот, улыбнувшись, ответил:

— Классно сдала экзамены моя маман. А падре классно прошел медкомиссию в военкомате. Я признан слегка припадочным и негодным к строевой. Ме-ме-ме… — Он дурашливо заблеял и затряс головой. Потом поджал руку, словно паралитик, и, заикаясь, сказал: — П-п-пока, п-п-подруга.

«Один ноль не в мою пользу, — мысленно подвела итог Вика. — А насчет родителей интересно». Вика уловила в Феликсе протест: он жаждал самостоятельности. Сделать назло папе с мамой. И Вика поняла, что у нее есть шанс. Надо устроить еще одно «случайное» свидание. А где можно найти Феликса? На дискотеке! Но есть проблема: с кем туда пойти?

Подруг у Вики не было. Подходящей одежды тоже. Мать растит ее одна, едва концы с концами сводит. Пишем уравнение:

а (одежда) + б (подруга) = Феликс.

Значит, нужна такая подруга, у которой можно разжиться тряпками. Жертва нашлась очень скоро. У одной из ее одноклассниц папа был директором мясокомбината. Вика осыпала девушку комплиментами. Вскоре ей удалось проникнуть к ней в дом и очаровать ее родителей. Новая подруга щедро распахнула перед Викой свой гардероб. Теперь ей был открыт вход на лучшую Дискотеку города, где блистал Феликс. Учебе он и теперь предпочитал тусовки. Его считали человеком несерьезным, но Вика догадывалась, что это всего лишь маска. И была уверена: из Феликса получится замечательный муж.

На дискотеке она ушла в тень подруги, довольствуясь ролью сопровождающей. Сидела на стульчике и наблюдала за телодвижениями других. Изучала процесс. Какие танцевальные па пользуются наибольшим успехом? Какие девочки нравятся? Потом Вика зевнула, достала томик стихов и села поближе к рампе. Тому, кто вел дискотеку, открывался отличный вид на ее ноги, открытые мини-юбкой. И на томик стихов. Вика не рассчитывала на быструю победу. Она пробовала свои силы. Посидев с полчасика в своем уголке, Вика «забыла» на стульчике книжку с собственным вензелем и тихо ушла домой. Подруга не обиделась: у нее уже был провожатый.

Хрустальную туфельку, то есть томик стихов, никто ей на дом не принес. Но встретив однажды Вику на улице, Феликс остановился сам:

— А, читательница… Привет!

— Как припадки? Больше не мучают? — усмехнулась Вика. — Или только на сцене?

— Знаешь, а я обиделся.

— На что?

— Я упираюсь, из кожи лезу вон, чтоб всем было весело, а какая-то особа сидит на моей дискотеке и читает книжку!

— Тебе мало поклонниц?

— Хватает. Пока, подруга!

Он небрежно махнул рукой и ушел, но томик стихов Вике так и не вернул. А она пришла на дискотеку еще раз.'Теперь уже не сидела в сторонке, танцевала вместе со всеми. Но старалась не выделяться. И случилось невероятное. Феликс громко объявил: «Дискжокей берет пятиминутный тайм-аут. Медленный танец», — и спрыгнул со сцены.

Толпа перед ним расступилась: Феликса знали и любили все. Конечно, он шел к Вике. Вокруг них моментально образовалась пустота. Когда Феликс положил руки ей на плечи, Вика поняла: она победила. Оба молчали, но все уже свершилось. Этот человек должен был стать ее мужем. Она получила лучшего парня во всем городе.

Феликс пришел на следующий день. Позвонил в дверь их малосемейки. Когда Вика открыла, замер на пороге, все еще раздумывая: войти или нет? Потом улыбнулся, по-птичьи склонив голову набок.

— Знаешь, подруга, ты и я… В общем… Давай дружить — так это, что ли, называется?

Вика рассмеялась. Дружить!

— Войти-то можно?

Феликс обиженно хлопнул ресницами. И она открыла перед ним дверь…

О зяте мать Виктории Власовой заговорила сама:

— Вике помогли поступить в институт родители Феликса. Феликс — это мой зять, Викин муж и отец Снежаны.

— Когда Вика и Феликс поженились, ее устроили в институт? — уточнил Волнистый.

И машинально посмотрел на часы. Где же сам Феликс?

Мать Виктории Власовой прикинула что-то, потом покачала головой.

— Нет, не так. Сначала Вика поступила в институт, а потом вышла замуж за Феликса. Конечно, его родители были против. Даже на свадьбу не пришли. Денег, правда, дали. На этот дом. Откупились. Чтобы, значит, молодые больше не беспокоили.

Волнистый задумался. Многие ссорятся с сыном из-за неугодной снохи, но чтобы не прийти на свадьбу… Наверное, Вика очень постаралась…

…Она очень постаралась. Феликс отныне ходил за ней, как бычок на веревочке. Вика собой гордилась. Вот я какая! Красивая, умная, предприимчивая! Он изменился совершенно, словно все время мечтал только об одной девушке, а именно о Вике. Его мать сделала все, чтобы расстроить брак сына с девушкой из бедной и к тому же неполноценной семьи. Первым делом она предложила Вике деньги. Встретила у школы накануне выпускных экзаменов и спросила:

— Вы, девушка, кажется, собираетесь поступать в наш институт? Не лучше ли уехать из города и попробовать силы в другом месте? Материально мы поможем… Если вы оставите нашего сына в покое. Хотите получить образование?

Но дело в том, что Вика хотела и образование, и Феликса. К тому времени они уже стали любовниками: мать Виктории частенько уходила на ночное дежурство, и квартирка была в их распоряжении. Она быстро вошла во вкус. Оказалось, что любовь — это замечательно! Феликс — настоящий мужчина! Вика отдавалась ему страстно, и он приходил от этого в бешеный восторг. Целуя ее, шептал: «Ты лучше всех». Вика твердо знала одно: хочу Феликса. Только Феликса. Навсегда. И ребенка только от Феликса. Поэтому на предложение его матери Вика ответила:

— Образование я получить хочу. Только не в чужом городе, а в нашем.

— Если оставите моего сына в покое, в этом же году станете студенткой.

Будущая свекровь Вику недооценила. Она думала, что у сына это скоро пройдет. Натешится и успокоится. Девка не красавица, есть и получше. Все шло по плану: Феликс перестал пропадать целыми днями у Вики и оставаться у нее ночевать. Ему выбрали невесту из хорошей семьи, и он послушно стал с этой девушкой встречаться. Состоялось оглашение помолвки, или сговор. Будущие родственники присматривали для молодых квартиру в центре города, а Вике обеспечили успешные вступительные экзамены. Это было несложно, потому что способности к математике у девушки оказались неординарные. Феликс оттянул свадьбу до осени, а как только Вика стала студенткой, спокойно объявил родителям, что пошутил. Женится он только на Вике и ни на ком другом. Какими только словами преподавательница института не обзывала девушку, на которой собрался жениться сын! Она рассказала ему про Викину подлость, про то, что та отказалась от Феликса в обмен на институт. Но сын посмотрел на мать с улыбкой.

— Неужели ты думаешь, что я этого не знал? Мы с Викой давно эту тему обсудили. Она все сделала правильно. Обвела вас вокруг пальца. И поэтому я ее еще больше люблю.

Отлучение после этого состоялось по полной программе. Конечно, свекрови было по силам просто вышвырнуть сноху из института после первой же сессии. Но она решила: пусть Виктория сдастся сама. Поживет немного со своим драгоценным Феликсом без всякой материальной поддержки. Молодых отделили. Купили плохонький дом без всяких удобств — с печкой вместо центрального отопления и туалетом во дворе. Денежный канал Феликсу перекрыли совсем. Он же обрадовался и перевелся на заочное. Устроился на работу. Наконец-то родители оставили его в покое! Сначала все трудности воспринимались как игра. До совершеннолетия Вики они жили, не расписываясь, потом сыграли свадьбу. Вика праздновала победу. Она получила то, чего хотела, и еще не подозревала о том, что пройдет несколько лет — и столь страстно желаемое счастье окажется обузой…

— А где сейчас ваш зять? Где Феликс? — осторожно спросил Сергей Павлович.

— На работе, — спокойно ответила женщина. — Скоро на обед придет.

Волнистый удивился. Так просто? Убил жену, вернулся домой, пошел на работу.

— Он ведь недавно уезжал в Москву? Когда вернулся?

— Я точно не помню. У Феликса был отпуск в конце августа, и он решил поехать к Вике.

— Она сама сообщила адрес?

— Не знаю, — прошептала женщина. — Феликс долго собирался ехать. Сначала, еще по весне, отправился зачем-то в областной центр. Взял на работе отгул. Вообще-то в городе с работой плохо. Отец Феликса давно уже не у дел, но мать еще в силе. Заведующая кафедрой в нашем институте. Поступить туда по-прежнему трудно, вот Валентина и не гнушается. Взятки берет, как не брать? Люди говорят… Кто-то из ее знакомых пристроил Феликса на хорошую работу. А последнее время Вика много присылала. И ему, и Снежане.

Женщина всхлипнула, потом зарыдала в голос. «Как же так? Вики больше не-е-ет…» Маленькая девочка, не обращая на бабушку внимания, возилась с игрушечным трактором.

Оказывается, Феликс и не собирался скрываться. Вернувшись из Москвы, он спокойно ходил на работу. Вечера проводил с дочкой, днем оставлял девочку с тещей. А та ничего плохого о зяте сказать не могла. Вот дочь она не понимала. Ну чего человеку не хватало?

— Когда все-таки он приехал? — повторил вопрос майор Волнистый. — День недели не помните?

— Понедельник. — Женщина всхлипнула. — Ему в понедельник надо было на работу. Он приехал утром, сказал, что не спал всю ночь. Но все равно пошел. Работа хорошая, за нее надо держаться.

— Сколько времени занимает дорога от Москвы? — обратился к лейтенанту Сергей Павлович. И сам же ответил: —Часов двенадцать, если на «Жигулях». Значит, Феликс вполне мог в семь вечера быть еще в столице. Скажите, а его родители вам все еще не помогают?

— Валентина вроде бы оттаяла. Внучку не жалует, говорит, что Снежана на Вику похожа, а не на Феликса, но к сыну теперь захаживает. Материнское сердце не камень. Не скажу, что плохо они жили, Вика и Феликс. Как все. На жизнь хватало. Вещи он ей хорошие покупал. Ничего не жалел.

— Отчего же все-таки она подалась в столицу?

— Да я уж и не знаю, — вздохнула мать Нэтти. — Бывало, сидим мы с ней вечером у телевизора, она вздохнет да и скажет: «Мама, скучно. Кажется мне, я для другого рождена. Тесно мне здесь». Не понимала я ее. А что до ребенка, так вы не сомневайтесь. В школу соберем, научим, прокормим. Папа у девочки есть. Да. Папа.

— Папа, — повторила девочка и подняла голову, прислушиваясь.

Волнистый вспомнил, что время уже к обеду. Они приехали около десяти часов утра, а сейчас полдень. Судя по всему, в это время Снежана ждала отца.

За окном послышался шум мотора.

— Папа, — уверенно сказала Снежана. — Папа никогда не обманывает и не опаздывает.

Он пригнулся, входя в комнату. Притолока была очень уж низкой. В одной руке мужчина держал подтаявшее мороженое, в другой хозяйственную сумку. Снежана захлопала в ладошки, бросила трактор и побежала к отцу. Феликс дал девочке мороженое и улыбнулся. Потом посмотрел на тещу.

— Я вижу, мама, у нас гости.

Потом протянул ей хозяйственную сумку со словами:

— Мясо на работе давали. В счет зарплаты. В холодильник положи. Что с тобой? Почему в слезах?

— Ой, Феликс! — заплакала женщина. — Викушу-то нашу убили!

— Да ну? — Он вскинул темные брови. Потом усмехнулся: — Значит, судьба, мать. Так вы, граждане, из Москвы? Что ж ехали в такую даль? Дали бы телеграмму, я и сам мог приехать.

Его спокойствие Сергея Павловича потрясло. «Он убил», — уверенно подумал майор Волнистый. Феликс, без сомнения, знал, что Вики в живых уже нет. Поскольку теща не двигалась с места, тот сам отнес в холодильник пакет с мясом. Глядя на него, Сергей Павлович подумал, что нервы у парня крепкие.

— Ну что, мать, есть-то, будем? — непринужденно спросил Феликс. — И гостей корми.

— Послушайте, вы! — вдруг накинулся на него лейтенант Попугайчик. — Нэтти больше нет! А вы тут есть собираетесь!

— Нэтти? Что это такое? У меня обеденный перерыв всего час. Извините.

Мать Виктории всхлипнула, взяла со стола фотографии и паспорт, которые привез Сергей Павлович. Протянула Феликсу.

— Глянь-ка. На себя не похожа. В паспорте и вовсе чужая девка. Феликс, отчего в Викином паспорте эта фотография?

— Какая фотография, мать? — Он взял документ и снимки убитой Нэтти.

За те несколько минут, что Феликс держал их в руках, он изменился совершенно. Паузе, казалось, не будет конца.

— Это же Вика? Вика! — услышал Сергей Павлович. — Но… как же так?!

Феликс долго не мог говорить. Он просто сидел, закрыв лицо руками. Девочка дергала отца за рукав и все время спрашивала:

— Папа, папа, почему ты не ешь? Давай обедать! Наконец Феликс заговорил сам с собой, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Чего ей не хватало? Ну чего? Что я для нее не сделал? Еще в школе я знал, что если женюсь, то только на Вике. Тогда я был ниже ее ростом, на полголовы. И по этому поводу комплексовал. Боялся к ней подойти. Страстно мечтал вырасти, упражнения дурацкие делал. Я и заметил Вику потому, что она возвышалась надо всеми остальными. Самая умная, самая красивая. Она участвовала во всех математических олимпиадах, в которых и меня мать заставляла участвовать. Тащила силком в высшее образование. Мне всегда казалось, что я занимаю именно Викино место. Я ею восхищался. Потом я все-таки вырос. И поступил в институт. Я искал ее на всех дискотеках, но Вика туда не ходила. У нее не было подруг, которые могли бы нас познакомить. Я ходил по улицам, думая, что когда-нибудь встречу ее. Встречал, говорил глупости и убегал. Отчего так? С другими мог все, с ней — ничего. Но однажды встретил-таки Вику на дискотеке. Она пришла туда с книжкой. Терпеть не могу стихов! Я выделывался на сцене как мог, а она скучала. Потом села на стул и уткнулась в книжку. И тогда я понял, что Вика хочет понравиться именно мне. Человек, которому просто скучно, не выбирает такие ракурсы. Я видел ее ноги и чувствовал, что внутри все дрожит. Мне весь вечер хотелось отобрать у нее эту книжку. Неужели нельзя было просто сказать, что я ей нравлюсь? Она любила строить завоевательные планы. Я потом это понял, когда случилась история с ее институтом. Неужели я не мог просто уговорить мать устроить туда Вику? Или с преподавателями поговорить? Я многих из них хорошо знал, мы вместе встречали праздники. Для Вики я сделал бы все. Но она не хотела просто так и от кого-то. Сама, своим умом. Зачем? Никогда не мог ее понять.

Он беспомощно посмотрел на Сергея Павловича. «Пусть выговорится», — взглядом дал тот понять лейтенанту Попугайчику.

— А потом я пригласил ее танцевать. И подумал: наконец-то! У меня появился шанс! Мы стали встречаться, потом поженились. Что я для нее не сделал? — в отчаянии повторил Феликс. — Показалось тогда, что я победил. Я был счастлив. С любимой женщиной, с дочерью, которую она мне родила. Девочку назвали Снежаной. Я даже не стал спорить, я вообще с ней не спорил. Вике всегда хотелось чего-то необыкновенного. Она говорила, что задыхается здесь, в маленьком провинциальном городке. Я часто спрашивал, чего ей не хватает. Любви? Я любил ее безумно. Денег? Мы жили не хуже других. Я старался как мог. Квартиры? Мать со мной помирилась, я бы мог уговорить родителей разменять их трехкомнатную квартиру на две. Но жена отвечала только одно: «Мне скучно». Ей было скучно! Представляете?! После рождения ребенка Вика перевелась на заочное отделение. Дома ей надоело сидеть уже через год. Она изнывала, занимаясь хозяйственными делами. Просила устроить ее на работу. Но куда? В школу? Там нет мест. Учреждений в городе немного, а там та же скука и серость. Сплетни, бесконечные чаепития, томительное ожидание окончания рабочего дня. Вика выдержала в одной такой конторе несколько месяцев. Потом решила, что у нас мало денег. И пошла работать продавцом на лоток. Там платят хорошо. Но работа тяжелая. Весь день на улице, независимо от погоды. Я был против, но спорить с ней не стал. Знал, что долго она не выдержит, это же каторжная работа! Она стала приходить поздно, иногда подвыпивши. Однажды я почувствовал от Вики странный запах, незнакомый. Потом понял: марихуана…

Феликс надолго замолчал.

…Вике было откровенно скучно. Всего, чего хотела, добилась, а счастья нет. Вышла замуж за любимого и престижного мужчину, поступила в институт, родила ребенка. Даже свекровь готова пойти на мировую. Сын-то один! Бури прошли, наступил полный штиль. Вот этого-то она и не выдержала. Что дальше? Жить как все, заниматься домашним хозяйством, рожать детей?

Рожать детей оказалось тяжело и очень больно. Материнский инстинкт у девятнадцатилетней Виктории так и не проснулся. Когда принесли на первое кормление сверток, из которого выглядывало желтое личико орущего ребенка, Вика посмотрела на него с недоумением: и это мне? После всех мук еще и бессонные ночи, пеленки, болезни, детские поликлиники? Конечно, Феликс был хорошим мужем. Почему-то он для радостей отцовства вполне созрел. Вика с недоумением смотрела, с какой нежностью и терпением муж укачивает на руках орущую девочку. И дочка у него сразу затихала. Феликс любил их ребенка, а Вика выполняла свой долг. Она твердо решила, что до года выдержит все. Надо пройти и через это. Но после…

Она заявила, что должна работать, и с ребенком стала сидеть мать. Первая работа Вике не понравилась. Тоска. И денег платят мало. Коллектив женский. Серость! Лучше уж сидеть дома и пилить Феликса. Денег мало, жить скучно. Повод всегда найдется. Но у мужа было адское терпение. Когда жена начинала сыпать упреками, он заводил старенькие «Жигули» и вез ее на природу, на пикник или к друзьям. Доставал где-то денег, покупал ей новые наряды. Она злилась еще больше.

Вике хотелось иметь много денег. Очень. Чтобы ни в чем себе не отказывать — заходить в бары, пить дорогое вино, на рынке покупать самые модные тряпки. Где взять такие деньги? У частников! Феликс, который мог начать свое дело, заниматься этим категорически отказался.

— Мне дороже моя семья. Дочка и жена, которым я нужен живым и здоровым, — сказал он. — Или нет?

Феликс вопросительно смотрел на Вику. Она подумала: «Трус! Даже если бы тебя и убили… Подумаешь! Нашла бы другого». И сама удивилась: ведь была любовь к нему! И прошла. Как? Когда? Быт заел. Надо срочно что-то придумать. И Вика придумала. В ее жизни появился другой мужчина. Феликсу она изменила легко, и особую прелесть начала находить во вранье. Надо же! Муж ничего не подозревает! В жизни появился элемент игры. Она теперь находила особое удовольствие в том, чтобы днем быть с любовником, а вечером отдаваться мужу. У любовника водились деньги, он был женат и предпочитал о своей связи с Викой не распространяться. Все устроилось наилучшим образом, но… Через год ей опять стало скучно!

Любовник предложил верный заработок. Расчет сразу по окончании рабочего дня, таланты не требуются, дипломы тоже. Надо лишь уметь хорошо считать, желательно в свою пользу, а не в пользу покупателя. И Вика стала торговать с лотка рыбой. Селедкой, горбушей, скумбрией. Целыми днями, с утра до вечера. Тогда же она научилась работать как каторжная и бороться со своими капризами. Зато капризничали покупатели. За свои деньги люди хотели и дешево, и качественно, а во всех недостатках товара был виноват продавец. Вику не жалел никто. Никто не думал о том, как трудно молодой девушке целыми днями, в любую погоду стоять на улице. Раз она зарабатывает кучу денег, должна быть довольна. Ей завидовали, за спиной сплетничали. Знакомые презрительно фыркали.

— Стоило учиться в институте! А как она получила эту работу, вы знаете?

Даже мать осуждала.

— Бросила бы ты это, дочка. Феликса пожалей.

— Бросить что?

Вика в упор смотрела на нее. И мать первой j опускала глаза. Ей было стыдно за дочь, а Вике I хоть бы что!

Феликс же терпел. О том, что жена ему изменя-I ет, он не знал. Или… делал вид, что не знает. Его I жалели, правды не говорили. Вика бесилась. Она не понимала: почему все на его стороне? Ее кто I поймет? Ведь это она — жертва! К тому же она деньги зарабатывает! Семью кормит! А все в один го-| лос: «Бедный Феликс!»

Работа была тяжелая, а когда наступили холода, стала еще тяжелее. Вика начала выпивать. Сначала — чтобы согреться, потом по инерции. Чтобы расслабиться. Наконец дело дошло и до марихуаны. Феликс долго принюхивался, потом спросил:

— Ты что — начала принимать наркотики?!

— Да это же трава, — отмахнулась Вика.

— Ты с ума сошла?! Все с этого начинают!

И впервые за несколько лет совместной жизни муж отвесил ей звонкую пощечину. Оказалось, что Феликс не такой уж безвольный. После этого случая он категорически потребовал, чтобы Вика ушла с работы. Пригрозил не только развестись, но и отобрать ребенка. Вика и сама уже поняла: надо завязывать. И со случайными связями тоже. Не хватало еще пойти по рукам! Уж если продавать себя, то дорого. С работы она ушла, но зло на мужа затаила. Решила сбежать из дома. Пока Феликс рядом, он не допустит ни ее падения, ни возвышения. Вика стала грезить о Москве…

— Феликс, а когда Вика сбежала, вы сразу стали ее искать?

— Искать? — Он усмехнулся. — Я вздохнул с облегчением. После истории с рыбой Вика успокоилась на год. Сидела дома, телевизор смотрела. Но я чувствовал: что-то замышляет. В доме подозрительно тихо. Не такая она женщина, чтобы довольствоваться ролью домохозяйки. Слава богу, с выпивкой завязала и на наркотики не подсела. А однажды прихожу с работы — на столе записка: «Снежану заберет из садика мама. Я уехала навсегда. Прощай. Вика». Я кинулся к шкафу посмотреть, какие она вещи взяла. У меня и в мыслях не было, что Вика подалась в Москву. Она там ни разу не была, столицы побаивалась; По моим подсчетам, Вика должна была вернуться, когда закончатся деньги. Кто бы ее взял на работу? Институт она, конечно, закончила. И какие-то курсы. И амбиций у нее было через край. Но Вика даже не представляла себе, что такое Москва! А я там бывал. И знал, что там таких, как моя жена, пруд пруди. Предприимчивых. Но прошло около двух месяцев, и от Вики пришло письмо. Из Москвы. Обратный адрес: почтовое отделение такое-то, до востребования. Мол, устроилась секретаршей, зарабатываю хорошо, ждите денег. И черт меня дернул спустя неделю посмотреть телевизор! Я простудился. Всегда болею весной — сырость, слякоть… Сидел дома днем, пил аспирин… Переключился на канал, где по будням показывает свои программы областное телевидение. Смотрю — отчет о конкурсе красоты. Как всякий нормальный мужчина, я не прочь поглядеть на симпатичных девушек. Тем более в купальниках. Не скажу, что сразу узнал свою жену.

Никогда не представлял Вику блондинкой. Потом пригляделся: она! Соскучился очень. Сначала обрадовался, — когда победила. Потом опомнился: ну какой конкурс красоты? Какая ж она мисс? Сколько лет, как миссис Власова! И ребенок у нее! Я испугался: Вика явно заигралась! Это не шутки, туда люди деньги вкладывают. Первым делом поехал, конечно, в областной центр. Справки стал наводить. Что за девушка победила, откуда? Ну и вытянул в итоге адрес модельного агентства Раскато-вой. В Москве. Поехал не сразу. У меня работа, ребенок, да и денег на поездку надо собрать. Хотя твердо решил Вику оттуда забрать. Не понимал только, почему она пишет о секретарской работе и большие переводы присылает. У меня было такое чувство, что она от меня откупается. И от дочери. Я не мог поверить, что все кончено. Все-таки была у нас с ней любовь. И наконец-то решил ехать. Взял очередной отпуск. И вот в один прекрасный летний день приезжаю в Москву и первым делом иду в модельное агентство. Скажу сразу: мне там не понравилось. Особенно ее окружение. Дик какой-то, Алекс, Эжени. И Вику они звали по-дурацки: Нэтти. Ну что за Нэтти? А когда, кто-то назвал Вику Наташей, я просто растерялся. Вспомнил, что и в областном конкурсе красоты победила Наталья Белова. Не Виктория Власова. И понял, что, кроме всего прочего, Вика присвоила себе чужую биографию. И подделала документы. Такое меня зло взяло! Из одного, извиняюсь, дерьма ее вытащил, так она в другое вляпалась! С законом вздумала шутить! Ну что за женщина! Хоть бы о дочери подумала! — сказал он с отчаянием.

Теща при этих словах громко всхлипнула.

— Мама, уведи Снежану, покорми, — сдавленно сказал Феликс.

Та послушалась.

— Вы успокойтесь, — посоветовал лейтенант Попугайчик. — Водички попейте.

— Водички? Нет, спасибо. В общем, я решил с ней поговорить. Выяснить, что можно сделать и как из этого выпутаться… А она увидела меня и испугалась. Но я не собирался кричать на весь офис: «Посмотрите! Это Виктория Власова! Это моя жена!» Отозвал Вику в сторонку, поинтересовался, как дела. Она поспешила меня оттуда увести. Мы объяснились в каком-то маленьком кафе, названия не помню… Музыка все время мешала… Я не узнавал свою жену. Она и не она. Какой дурак сделал из Вики красавицу? И зачем? При ее амбициях это была смерть. И я понял, что жены у меня больше нет. Наглая, самоуверенная, развязная особа. Барыня. Со мной — как с прислугой. Как и не было ничего. Она сразу предложила мне денег. Много. За молчание.

Феликс невольно поморщился.

— Вы ее ревновали? — спросил Волнистый.

— К кому? К этому Дику? Смешно… Я сразу понял, что она его не любит. Бедный парень! Очередная ее игрушка. Между нами так много общего!.. — Он усмехнулся. — В Москве я прожил две недели. Сначала жил у знакомых, а потом переехал к Галицкому.

— Куда? — удивился Сергей Павлович.,

— К Герману… Как его… Георгиевичу. На дачу. А что? Места там много. Герман подошел ко мне на улице. Я как раз посетил вместе с Викой его стервозную жену. Эту, как ее? Зинаиду Николаевну.

— Зачем?

— Надо было. Я до сих пор в толк не возьму, как же так вышло… Сначала Вика познакомила меня со своей подругой. Вот ее-то и звали Натальей Беловой. Но я все еще ничего не понимал. Потом мы с Викой поехали к Галицкой. Я, конечно, не знал, кто она такая. Вика просто показала ей меня и заявила: «Зинаида Николаевна, остальные деньги вы отдадите этому человеку. Когда у вас появится нужная сумма. Только ему. Лично».

— Какие деньги? — еще больше удивился Сергей Павлович. — За что?

— Из того свертка, что Галицкая передала моей жене, Вика взяла тысячу долларов, — словно не слыша вопроса, продолжил Феликс. — Мы для этого зашли в магазин. А остальное отдала мне. Сказала, что для дочери.

— И сколько там было?

— Еще четыре тысячи долларов. Рублями.

— А потом?

— Я проводил Вику до метро. И тут ко мне подошел Галицкий. Классный мужик! Я думал, что богачи не такие. Но Герман совсем другой. Он спросил, о чем Нэтти говорила с Зинаидой. А они ничего и не говорили. Во всяком случае, при мне. Нэтти, то есть Вика, просто взяла деньги. И все. Герман предложил переночевать у него на даче. Была суббота. Он улаживал какие-то дела перед отъездом. В воскресенье утром уехал. Наташа тоже. Мы много разговаривали. Мне показалось, что Герман следил, как бы я чего не наделал. Специально держал меня при себе.

— А чего он боялся?

— Не знаю. Вика меня ни о чем не просила. Сказала только: уезжай.

— Вы знали, что Ричард Носков — любовник Нэтти?

— Слушайте, неужели нельзя ее по-другому называть? Ну не нравится мне, когда мою жену называют Нэтти! Думаете, я не знал, что она мне изменяет? И раньше бывало. Догадывался… Он пытался выяснить со мной отношения. Этот, как вы сказали? Носков? Он приехал к Галицкому на дачу. С утра пораньше. И мы поговорили. Я ведь накануне позвонил Вике, сказал, что переночую у Га-лицкого. Она удивилась, а потом рассмеялась. Думаю, что передала это Носкову как анекдот. А он решил со мной познакомиться.

Феликс взял в руки фотографию. Теперь женщина, из-за которой они повздорили с человеком, именующим себя Ричардом Эдуардовичем Носковым, была мертва…

…Тот приехал рано утром, словно знал, что Галицкий и его невеста на работе. Оставил у калитки «Форд». Поднятой с земли палкой провел по штакетнику; раздался неприятный треск: тр-р-р… Потом крикнул:

— Эй! Люди есть?

Феликс возился со своими «Жигулями». Он уже решил, что пора собираться домой. В Москве ему делать больше нечего. Одну из ночей они с Викой провели вместе — когда знакомые, предоставившие Феликсу кров, уехали на дачу и оставили московскую квартиру пустой. Вика была страстной, как в былые времена, и Феликс понял, что это прощание. Жена с ним ехать на родину не собиралась. Наоборот, строила планы на будущее, одним из которых тут же поделилась. Феликс ушам своим не поверил.

— Ты с ума сошла? Всему же есть предел! Ты этого не сделаешь!

— Трус, — зевнула она.

Да, жена изменилась. Новая Вика Феликсу не нравилась. Она стала злой и очень опасной.

— Уж не думаешь ли ты, что это буду я? — настороженно спросил он.

— Нет. Не думаю. От тебя мне нужно другое. Ты в воскресенье уедешь. И будешь ждать телеграммы. Потом сделаешь то, о чем я просила. И на этом мы расстанемся на время. Потом я тебя найду.

— Зачем? — удивился Феликс.

— Затем, что я тебя люблю.

Вика потянулась к нему, обвила, словно виноградная лоза — гибкая, легкая, постройневшая и помолодевшая. Но Феликс отстранился.

— Постой… Я не понимаю такой любви. Ты сбегаешь из дома, живешь неизвестно где, собираешься совершить преступление. Я прошу тебя этого не делать — тебе наплевать. Это не любовь. Любовь — когда мы вдвоем и наша дочь, и никто больше нам не нужен…

— Какой ты скучный и примитивный, — зевнула Вика. — Но ты мне нужен. Я это поняла из-за Нос-кова. Подумать только! Он на тебя похож! С тобой мне скучно, а без тебя чего-то не хватает. Я сама придумаю, как соединить тебя и праздник. Фантазии у меня хватает.

— Нет уж, милая. То, что ты попросила, я сделаю, но давай ты дальше обойдешься без меня. Ты собираешься уехать за границу — значит, я могу считать себя свободным?

— Ты что, хочешь жениться? — спросила она резко.

— А почему бы нет?

— Не смей!

— Ты как собака на сене. Ни себе, ни людям. Конечно, я сразу же после этого женюсь. — Феликс откровенно смеялся.

— А как же моя дочь?

— А тебя это когда-нибудь волновало?

— Ты мой! Я тебя никому не отдам! Лучше убью!

Вика кинулась на него, пытаясь задушить. Сначала в шутку, но потом он почувствовал, что руки у жены крепкие. Она боролась всерьез, и Феликс чувствовал настоящий, нешуточный азарт и злость. Тогда он подумал: а кто же тот мужчина, которого Вика не считает трусом?

И вот Ричард Носков собственной персоной стоял у крыльца и с усмешкой смотрел на Феликса.

— Ничего, что я вошел? Злой собаки нет? Или есть? Ты — злая собака?

— Пока добрая.

Феликс подбросил в руке увесистый гаечный ключ. Дик ему не понравился.

— Значит, ты и есть муж? — спросил Дик.

— Но я из-за этого не кусаюсь.

Они с интересом смотрели друг на друга.

— Выпьем? — спросил Феликс. — Или ты за рулем?

— Значит, ты алкоголик? И она от тебя сбежала.

— Не стоит питаться иллюзиями. Я не алкоголик. И даже не курю.

— Как тебя зовут?

— Феликс.

— Ну а я Ричард Эдуардович Носков. Ну, давай, Феликс, выпьем.

К спиртному Феликс и в самом деле относился спокойно. Мог пить, а мог не пить. Дома всегда держал бутылку водки, но она могла простоять в холодильнике месяц. А могла и не простоять. На даче у Галицкого спиртное имелось в большом количестве. Хозяин сказал: запасы бывшей жены, Зинаиды Николаевны. Феликс выбрал этикетку покрасивее и принес два граненых стакана.

— Послушай, парень, — сказал Дик, — ты бы убрался обратно в свою нору. Я, конечно, понимаю: первые поцелуи, воспоминания о прогулках при луне, белая фата, марш Мендельсона. Но это была другая женщина.

— Я уже понял. Зачем ты приехал?

Дик ответил не сразу. Оглядевшись вокруг, усмехнулся.

— Значит, Галицкий пасет тебя? Неглупый мужик, а? Что он знает? Откуда? Тебе уже дали инструкции?

— Не слишком ли много вопросов? Галицкий умный, и я не дурак. Нас теперь, я так понимаю, трое в одной лодке, не считая бутылки водки. — Феликс кивнул на открытый штоф. — И женщина сама разберется, к какому берегу этой лодке прибиться. У тебя есть шанс спрыгнуть, пока течением не понесло.

— Это метафора?

— Гипербола. Не делай этого. Это перебор.

— Ты Галицкому рассказал? — насторожился Дик.

— Ничего он не знает. Он полночи рассказывал мне о том, какая Нэтти плохая. Воспитывает. Жаль, гипнотизировать не умеет. Мы с Германом вроде как приятели. Водку вот его кушаю. С тобой, между прочим. Она говорит, что я вроде бы его спасаю.

— Лучше будет, если ты уедешь, — настойчиво сказал Дик. — Все, что ты для нее можешь сделать, — это остаться в сладком, но далеком прошлом. Я не угрожаю, но предупреждаю. Исчезни.

— А ты не подумаешь, что я тебя испугался? — усмехнулся Феликс.

Носков посмотрел на него оценивающе. И покачал головой.

— Ты не испугался. Мы с тобой в одной весовой категории. И оба в проигрыше. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за угощение.

Носков поднялся и уверенной походкой направился к калитке.

— Не делай этого! — крикнул ему вслед Феликс…

…И теперь он смотрел на фотографии и не понимал, почему Вика мертва. Волнистый спросил:

— Во сколько вы уехали в воскресенье из столицы?

— В полдень. Починил кое-как машину и поехал. Галицкому оставил, записку: «Спасибо за все, заранее извиняюсь, ключ под ковриком».

— И где ж вы были? Сюда же не сутки добираться!

— Машина у меня старая. Я вряд ли смогу найти людей, которые видели, как я залез под капот и проторчал там несколько часов. По джинсам меня вряд ли опознают. А голова была в моторе, под капотом. Но если вы думаете, что это я убил Вику…

— Почему вы так удивились, что убита ваша жена?

— Признаюсь: я совершил подлость. И за это наказан. Вика меня уговорила. Я не должен был ее слушать. Но она умела уговаривать.

— И что она вас попросила сделать? — насторожился майор Волнистый.

Вот он, ключ к разгадке!

— Я должен был приехать по телеграмме и опознать как свою жену убитую Наталью Белову. Для этого Вика мне ее и показала.

МОРАЛЬ У НЕЙ ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ

Феликс тяжело поднялся, оглядел маленькую комнату — письменный стол, кровать, шкаф, в котором еще висела на плечиках одежда жены. Восемь лет жизни. Чего ей не хватало? Вернулась — была бы жива. Уехала в поисках лучшей жизни, и обрела наконец покой. Последние шаги Нэтти на пути к успеху оказались ошибочными. Феликс глухо сказал:

— Ехать надо. Я хочу ее забрать. Деньги у меня есть. Ах да. Я должен их вернуть…

— Кремировать будете? — спросил Сергей Павлович.

Феликс не ответил. Молча стал собирать вещи.

— Кто ее убил? — спросил майор.

— Не знаю. Понятия не имею, кто мог убить Вику. И за что.

— А Носков ревновал ее к вам?

— Ко мне? Возможно. Но я же сказал, что уезжаю. Навсегда. Что нам с Викой не по пути. Я не собирался принимать участия в ее махинациях. Вика хотела выиграть время. И хотела, чтобы Виктория Власова умерла, а Наталья Белова стала королевой красоты. До конкурса оставался месяц. Потом уехать за границу и остаться там. Рано или поздно родители настоящей Натальи хватились бы ее. Но Вика была бы уже вне досягаемости. Не знаю, что она планировала дальше. Жить за границей под именем Беловой, с ее документами? Родители Наташи — люди простые. Вряд ли они стали бы привлекать Интерпол. Наталья требовала назад свой паспорт, и выбора у Вики не осталось.

— Почему же вы не предупредили Галицкого о том, что его невесту собираются убить?

— Он догадывался. Ведь в этом была замешана Зинаида Николаевна. Но почему-то думал, что это буду я. Деньги-то мне передали. Я же сказал, что совершил подлость. Но я был уверен, что в последний момент жена остановится. Остановили ее.

— Кто? Галицкий? — сам себя спросил Сергей Павлович. — Он стоял рядом с ней, когда раздался выстрел. Исключается. Дик? Он любил Нэтти! А Белова была ему безразлична. Я так понял, что Носков собирался за границу вместе с Нэтти. Носкову в ее смерти нет никакой выгоды. Есть третья сила. Но кто? Сережа, что мы упустили?

Он повернулся к лейтенанту Попугайчику. Тот молчал.

— Я так и знал, что дело с двойным дном! — в сердцах сказал Сергей Павлович.

— Надо с Галицкой еще раз поговорить, — высказался наконец лейтенант Попугайчик.

Сергей Павлович посмотрел на Феликса Власова.

— В Москву вместе поедем. Алиби у вас нет, как ни крути. Скажите, вы стрелять умеете?

— Проверить хотите? — усмехнулся Феликс.

— И все-таки?

— Умею. Все равно если пойдете по учителям, военрук вспомнит, что Феликс Власов хорошо успевал как раз по начальной военной подготовке. Ежегодно принимал участие в соревнованиях по стрельбе. Занимал призовые места. О чем говорят многочисленные грамоты.

— Это вы убили Нэтти?

— Да идите вы… — Феликс вдруг психанул и широким жестом смахнул со стола фотографии. — Вон она, ваша Нэтти! Рассыпалась вся! Подбирайте, пока не затоптали! Как же мне все надоело! Всякому терпению есть предел! И моему тоже!

Из соседней комнатки выглянула испуганная теща. Волнистый — сказал лейтенанту:

— Машину я поведу. В таком состоянии ему за руль нельзя. В дороге продолжим беседу.

Но разговора по душам больше не получилось. Выговорившись, Феликс замкнулся в себе. На вопросы не отвечал. Было видно, что ему теперь все безразлично. Откинулся на спинку сиденья и демонстративно закрыл глаза. Когда, проехав половину пути, майор с лейтенантом решили перекусить, Феликс от еды отказался. Оставив его в машине, они вышли на свежий воздух. Сергей Павлович задумчиво сказал:

— Машина-то на ходу. А говорит, не один час на шоссе стоял!

— Починился. Когда он из Москвы-то приехал? — неожиданно заступился за Феликса лейтенант Попугайчик.

— Ничего. Пару деньков в камере посидит—одумается. Тогда и поговорим.

— Зачем же его в камеру? Он не убивал, — насупился лейтенант.

Волнистый посмотрел на него удивленно:

— Да ты, Сережа, никак преступление раскрыл?

— Не раскрыл еще. Но я знаю, кто мог убить.

— Кто же?

Майор усмехнулся. Желторотый птенец решил в матерого сыщика поиграть. Почувствовав в голосе начальства затаенную насмешку, юный лейтенант застеснялся.

— Я сначала проверю, Сергей Палыч. Следственный эксперимент.

— Ладно, лейтенант Попугайчик, экспериментируйте. А Власов пока посидит. Как ни крути, а другого подозреваемого у нас нет.

— А откуда у него пистолет? — спросил лейтенант, глядя через стекло на Феликса, что с равнодушным видом дожидался их в машине.

— Пистолет, говоришь… — Волнистый насупился. — Ох уж этот пистолет! Как он попал к убийце, я никак не могу понять! Через Новлянского? Тот давно бы признался. Это, Сережа, загвоздка! Вот опознал бы его Матроскин!

— Кого «его»?

— Да если б я зная! — в сердцах сказал Волнистый.

Минут через десять они расселись по местам и поехали дальше. Лейтенант Попугайчик планировал следственный эксперимент, во время которого схватит преступника за руку. Хотя поверить в то, что именно этот человек убил Нэтти, лейтенант и сам еще не мог. Все было бы слишком просто и… слишком уж сложно!"

На следующий день с утра пораньше Сергей Павлович Волнистый поехал к Галицкой. А лейтенант Попугайчик, сделав таинственное лицо, отправился «проводить следственный эксперимент». «Мальчишка, — с усмешкой подумал майор Волнистый. — Что с него взять? Пусть позабавится, в сыщиков поиграет». На Зинаиду Николаевну он слегка разозлился. Дама обвела майора вокруг пальца, всей правды не сказав.

Звонить в дверь пришлось долго. Зинаида Николаевна так рано с постели не поднималась. Но когда она наконец открыла, запахивая кружевной пеньюар, Сергей Павлович в который раз удивился ее красоте. Даже тени под глазами ее не портили, а кудри рассыпались по плечам так изысканно небрежно, что казалось Зинаида Николаевна только-только из салона красоты. Она была трезва.

— Какого черта? — услышал Волнистый вместо приветствия.

Стряхнув с себя оцепенение, вызванное ее женскими чарами, Сергей Павлович строго спросил:

— Войти разрешите?

— У меня бардак. А впрочем… — Зинаида Николаевна посторонилась. Походя пожаловалась: — Прислуга опять сбежала. Даже платы за неделю работы не попросила.

— Мне надо с вами поговорить. Куда прикажете? На кухню? В зал?

— Да куда хотите! Мне скрывать нечего.

Он прошел в зал. Зинаида Николаевна следом.

У бара с напитками она задержалась, потом все же прошла мимо, к дивану, с сожалением сказав:

— Раньше двенадцати я не пью.

— А до двенадцати, как я понимаю, и не встаете?

— Послушайте, вы за деньгами пришли? Берите и выметайтесь. Сколько?

Волнистый достал из кармана фотографии Нэтти. Нэтти на траве смотрит мертвыми глазами в небо; Нэтти в морге.

— А ей вы за что заплатили?

Галицкая потянулась за снимками. Глянула на фото и фальшиво сказала:

— Ее убили? Какая жалость!

— Вы знаете эту девушку, Зинаида Николаевна? Она помедлила с минуту. Потом тонко улыбнулась:

— Так даже лучше. Я уверена, что это Герман. Пусть в тюрьму посадят его. Не достанется ни мне, ни этой твари.

— Да с чего вы взяли, что Нэтти убил ваш муж? Как вы с ней познакомились? Где?

— Я не ищу знакомств с девицами низкого пошиба. — Зинаида Николаевна поджала губы. — Она позвонила сама. Сказала, что в курсе моих проблем, и предложила встретиться. Естественно, я не отказалась. Люблю, когда кто-то решает мои проблемы.

— Вы вышли из дома, Нэтти встретила вас у подъезда, и вы отправились в ближайшее кафе. Так?

— Он уже признался? — Кто?

— Муж! Я все сделаю, чтобы его утопить. Мерзавец! Наверняка следил за мной! Когда я вернулась, из дома исчезли некоторые его вещи. Надо было отобрать ключ. Значит, он все видел.

— За что вы заплатили Нэтти?

— Как за что? За тварь! Хотя и эта особа, — Галицкая кивнула на фотографии, — мне не понравилась.

Скользкая штучка. Впрочем, жаль, что ее убили. Лучше бы Герман остался на свободе, а тварь умерла. Она к тому же взяла у меня деньги. Не тварь — Нэтти. Тварь украла больше. А Нэтти только пять тысяч. Долларов. Шубу новую можно купить!

— У вас нет шубы?

— Да все у меня есть!

Зинаида Николаевна вдруг разрыдалась. Даже истерики получались у нее красиво. Сергей Павлович подошел к бару, вытащил наугад бутылку. Оказалось — мартини. Наполнив один из бокалов, протянул его Зинаиде Николаевне.

— Выпейте. Забудьте о принципах. Я никому не скажу, что вы пьете до двенадцати дня.

Она схватилась за бокал, словно за брошенный с палубы корабля спасательный круг. Глотнула — и выплыла на поверхность. Потом, красиво промакивая глаза салфеткой, пожаловалась:

— Моя жизнь пуста… Раньше в ней был Герман… Безразличный к моей красоте, противный… Но он хоть чего-то от меня хотел… Чтобы я не устраивала сцен, не переключала перед его носом телевизор, не напивалась в гостях. Я жила, делая ему эти маленькие подарки. Мне нравилось его мучить, а ему… Ему нравилось страдать! Да, да, да! В нашей семье царила полная гармония, поверьте! И я заплатила этой Нэтти за то, чтобы все вернуть. Ради Германа. Мне кажется… Мне кажется, что я его люблю! О-о-о…

— Оставим в покое ваши чувства. Значит, Нэтти решила убить свою подругу? А заодно и денежки с вас содрать. И кто исполнитель?

— Наверное, тот тип, который должен был получить оставшуюся сумму. Я отдала только часть денег. Девица сказала, что завтра я избавлюсь от соперницы, и обещала помочь вернуть Германа. Она рассказала, как давала советы этой твари. О-о-о! Какая мерзавка! — Зинаида Николаевна громко всхлипнула, прикрыв глаза салфеткой. Блеснули бриллианты, и сквозь тонкие пальчики — россыпь прозрачных слезинок. — И я поверила!

— Когда состоялась передача денег?

— В субботу. Потому что все воскресенье я ждала звонка. А потом думала, что меня опять надули. Оказывается, Герман убил Нэтти.

Что ж, Нэтти умела зарабатывать деньги даже на решении собственных проблем. Но кто же заступился за Наталью Белову? Галицкая, похоже, этого не знает. Визит напрасен. Ведь она даже не думает о том, что является заказчицей убийства! И сколько ей за это светит!

— Я вас разочарую, Зинаида Николаевна. Герман Георгиевич не мог стрелять. Он стоял рядом со своей невестой.

— Врет! — уверенно сказала Галицкая.

— Свидетели есть.

— Заплатил.

— Не думаю, что эта дама могла взять у вашего бывшего мужа деньги. — Сергей Павлович усмехнулся, вспомнив Раскатову. — Значит, вы вот так сидите и ждете? Чего?

— Сама не знаю. А что мне еще остается? Галицкая с сожалением посмотрела на пустой бокал…

…В это время лейтенант Попугайчик важно расхаживал по офису Раскатовой. И строил планы. Что бы там ни говорили о Нэтти, это была великая женщина! Умница, красавица. Жаль, что им не довелось встретиться при жизни. Но за ее смерть он отомстит!

В модельном агентстве Евгении Львовны лейтенант Попугайчик искал убийцу. В этом деле не было чужих. Врага надо искать среди окружения Нэтти. Недаром при появлением лейтенанта и Новлянский, и Дик, и Эжени занервничали. Новлянский все время сбивался с такта и потел от страха. После того как лейтенант проторчал в гимнастическом зале двадцать минут, Олег не выдержал и подошел к нему:

— Послушайте, я знаю, что вам покоя не дает этот пистолет. Я, кажется, начинаю вспоминать… Э-э-э… Что-то такое было. Но не стойте у меня за спиной. Неужели так надо свалить все на меня?

— Откуда взялся пистолет? — Лейтенант Попугайчик грозно уставился на Алекса.

— Я как представитель сексуальных меньшинств буду протестовать, — гордо сказал Новлянский. — На меня оказывают давление. Я подвергаюсь преследованию из-за моей нетрадиционной сексуальной ориентации.

— А ваши родители в курсе? Вашей сексуальной ориентации? — поинтересовался лейтенант.

— Не надо. Не говорите маме. — Олег мгновенно сдался. — Я все вспомню.

— Не тяните. Я жду от вас признания. Новлянский нервно вытер пот, струящийся по щекам. А лейтенант принялся за Эжени. Раскатова сидела в своем огромном кабинете и тупо смотрела в разложенные на столе документы. Перечитывала один и тот же текст уже в третий раз и никак не могла уловить суть.

— Как там мое дело? — спросила она, увидев лейтенанта Попугайчика.

— Какое дело?

— Насчет Анжелики. Послушайте, нельзя ли ему не говорить… Он последнее время сделался странным. После того, как Нэтти…

В дверь заглянул Олег Новлянский.

— Евгения Львовна, Дашенька пришла.

— Поработай с ней. Я сейчас. Или нет. Отправь ее к Дику. Я приду.

Новлянский исчез, а Евгения Львовна с минуту разглядывала лейтенанта — словно решая, говорить ему или нет. Потом, собравшись с силами, поднялась из-за стола.

— Надо работать. Ему уже все равно, а мне жить хочется. Ждать исполнения приговора куда труднее, чем его выносить. Как ни странно, самый близкий человек, который у меня остался, — это Дашенька. Как вы думаете, господин Попугайчик, она сможет стать королевой красоты? Вместо Нэтти?

— Не знаю. — Лейтенант растерялся. — Вместо Нэтти? Это вряд ли. Нэтти только одна.

— Так подите посмотрите, что сделает сейчас из Дашеньки Ричард. Ваша Нэтти была нарисованной. Только не говорите ему ничего.

Лейтенант так и не понял, кому и чего не надо говорить. Где работал Носков, Попугайчик уже знал. В комнате со множеством зеркал. Когда-то там родилась Нэтти, теперь горничная Дашенька сидела на высоком табурете и не могла сдержать победной улыбки. Фортуна сдалась. Сам Ричард Носков замер над Дашенькой, перебирая кисти. Сейчас начнет ваять. Лейтенант неожиданно вспомнил, как в прошлый раз девица Олега Новлянского приняла его, сотрудника милиции, за ассистента. И даже назвала пупсиком. Настало время следственного эксперимента. Лейтенант Попугайчик подошел к туалетному столику и стал разглядывать лежащую на нем косметику.

— Попробуйте, лейтенант. — Стилист усмехнулся и протянул ему огромную кисть. — Смелее.

Попугайчик уставился на коробочку с тенями.

— А можно?

— Делай как я.

Носков минут десять колдовал над лицом Дашеньки. Когда он дошел до теней, Попугайчик неожиданно сказал:

— Дайте. Попробую.

Он взял коробочку, в которой поместились только два цветных прямоугольника — один розовый, а другой серый. Почему-то именно на ней вместо крышки лежала прозрачная пленка с обозначением цветов. «Rouge» и «Grey». Крышку Носков отломил, заменив ее этой пленкой. Попугайчик нерешительно мазнул по серому прямоугольнику и оставил на Дашенькином веке еле заметную полоску. Потом еще одну, еще. Ричард смотрел на действия лейтенанта критически. Когда Попугайчик неловко смахнул со столика огромный набор грима, Носков откровенно рассмеялся. Нагнулся и не спеша стал собирать причиндалы. Лейтенант же незаметно развернул коробочку, поменяв тени местами. А пленку оставил в прежнем положении. Дашенька сидела в кресле молча, словно зачарованная царевна-лягушка, и ждала, когда же наконец превратится в красавицу. Носков спросил лейтенанта Попугайчика:

— Получается? Следственный эксперимент, да? — Словно не заметив, как лейтенант вздрогнул, пояснил: — Хотите оказаться по очереди в шкуре всех, кто сотворил Нэтти? Предлагаю для начала подержать за талии полуобнаженных девиц на рабочем месте Новлянского. У вас, забывший дома оперение, твердости в руке нет. Кстати, где господин майор Волнистый? — Не услышав ответа, стилист уверенно развернул к себе лицо Дашеньки. — Вот, смотрите.

Он обмакнул в один из прямоугольников аппликатор и стал уверенно раскрашивать Дашеньки-но веко. Попугайчик, словно зачарованный, смотрел, как поверх серого цвета ложатся розовые мазки. Сама же царевна-лягушка наконец-то очнулась.

— Ты что это делаешь?! Назло хочешь уродиной меня выставить?! Почему в Нэтти все видели королеву, а надо мной только смеются?! Назло, все мне назло!

Дик недоуменно вертел в руке аппликатор:

— Да что случилось?

— Ненавижу вас всех! Ненавижу!! Дашенька вскочила и вылетела из комнаты с одним накрашенным глазом.

— Извините, — пробормотал лейтенант. — Извините.

Носков посмотрел в зеркало, пожал плечами, подмигнул собственному отражению.

— Ничего не понимаю. Все стали такие нервные. Эжени на меня смотрит как на врага. Почему?

— А вас разве к следователю не вызывали?

— К следователю? Зачем? — удивился Носков. — По делу об убийстве вашей матери, — важно ответил лейтенант.

— Моей матери? А что, теперь известно, кто ее убил? Милиция проявила чудеса героизма? Или у нас новая мода: доставать из архива приостановленные Дела?

Попугайчик разозлился.

— Если бы мою мать убили, я бы… Я бы… Я бы эту Раекатову… — Лейтенант захлебнулся возмущением. — Я бы ни за что не стал на нее работать! Конечно, решать должен суд. А она все-таки женщина.

Ричард Носков задумчиво разглядывал себя в зеркало.

— Эжени убила Анжелику? Глупости не говорите. Она сама попала в тот день в больницу.

— Ну да. Попыталась помять машину в ДТП, чтобы скрыть следы наезда, и перестаралась. Можно подумать, что это для вас открытие.

Носков не отрывался от своего отражения в зеркале. Поднимал и опускал брови, растягивал губы в улыбке, потом хмурился. Лейтенанту показалось, что стилист экспериментирует с лицом, наблюдая за тем, какое выражение ему больше всего подходит. Многоликий Носков так заворожил лейтенанта, что тот не сразу отреагировал, когда вошедшая в гримерку Евгения Львовна сказала:

— Вас к телефону, господин Попугайчик. В моем кабинете.

— Что? Как?

— Начальство разыскивает. Майор Волнистый. Ричард, что с тобой?

— Ничего. Это ты, Эжени?

. — Как будто ты меня первый раз видишь!

Носков и на нее посмотрел через зеркало, словно проверяя, насколько отражение соответствует оригиналу. Он словно не узнавал свою хозяйку.

— Что случилось, Ричард? — повторила Раскатова.

— Я на минуту. Простите.

Лейтенант кинулся в ее кабинет, к телефону.

Раскатова и Ричард Носков остались в гример-ке одни.

Кабинет Евгении Львовны находился в другом конце коридора. По пути лейтенант Попугайчик споткнулся о завернувшийся край ковровой дорожки и чуть не упал. Он очень торопился. Ему хотелось поделиться с начальством своим открытием. Следственный эксперимент удался! Он только что проник в тайну Ричарда Носкова! Трубка лежала на столе. Лейтенант схватил ее дрожащими от нетерпения руками.

— Лейтенант По…

— Отставить зоопарк. Ты, Сережа, самодеятельностью занимаешься, как я погляжу?

— Сергей Палыч! Я все понял! Я знаю, почему убили Нэтти!

— Что там еще случилось?!

— Он по серому розовым мажет!

— Кто мажет? Кого?

— Стилист! Дашеньку! Я провел следственный эксперимент! Прикажете продолжить?

— Отставить самодеятельность!

— Есть!

— Ты, Сережа, до моего приезда никого из офиса не выпускай. А я сейчас подъеду. Понял?

— Может, мне его наручниками к батарее?

— Эх, жаль, я тебя с утра не приковал! Наручниками к батарее. Лейтенант Попугайчик! Выйти в срочном порядке на улицу, занять позицию у дверей и ждать начальство! Приказ понятен?

— Так точно!

— Исполняйте!

— Есть!

Лейтенант положил трубку и перевел дыхание. Все равно он герой. Потому что раскрыл загадочное убийство. Дело-то, оказывается, в пустячке! Розовый и серый. Два цвета. Одна трагедия. Лейтенант Попугайчик вспомнил, что в гримерке остались Дик и Эжени. Запереть их там, что ли? До приезда начальства. То есть в гримерке запереть Носкова, а Эжени в ее кабинете. Это не самодеятельность, а меры предосторожности. И Попугайчик кинулся обратно. Возле дверей гримерной стоял Олег Новлянский.

— Послушайте, я вспомнил, — сказал он, увидев лейтенанта.

— Минуточку. С вами потом.

И Попугайчик дернул за дверную ручку. Дверь не открылась. Лейтенант дернул еще раз. И еще.

— Заперто же, — сказал Новлянский. — Я уже стучался.

— Только что было открыто. — Лейтенант дернул еще раз. — Здесь были Носков и Эжени.

— Так я что хотел сказать…

— Да погоди ты!

Попугайчик оттолкнул Новлянского и кинулся искать стилиста и хозяйку модельного агентства. Куда они запропастились? За одной из дверей, в которую он толкнулся, оказалась женская раздевалка.

— Заходи, котик, — вяло пошутила одна из красоток, натягивая трико.

— Мелковат, — вздохнула другая; даже не придерживая сползающее с мраморного плечика полотенце.

Попугайчик залился краской и пулей вылетел из раздевалки. Носкова в офисе не было. «Упустил!» — заволновался лейтенант и выскочил на улицу. Ринулся на стоянку в поисках машины Носкова. Но «Форда», принадлежащего стилисту, здесь уже не было. Минут через десять к офису подъехал Сергей Павлович. Вылез из «Жигулей», вытирая лицо огромным носовым платком в клетку, и, увидев растрепанного, пунцового от волнения и переживаний лейтенанта, спросил:

— Сережа, что случилось?

— Носков! Он исчез!

— Как исчез?!

— Я его оставил в гримерке, вместе с Эжени, — растерянно сказал лейтенант. — Разве он не знал, что это она сбила Анжелику?

— Да кто ж ему сказал? Где она? В гримерке?

— Там заперто.

— Эх ты! Я ж русским языком сказал: без самодеятельности!

Оперативники побежали в офис, расталкивая по пути удивленных таким напором красоток. Олег Новлянский все еще топтался у двери.

— Послушайте, я вспомнил…

— Да погоди ты! — Волнистый выругался и налег на дверь мощным плечом. — Давайте нажмем. И, разом, взяли!

Новлянский и Попугайчик присоединились к нему. Но несмотря на старания трех мужчин, сделанная на совесть дверь не поддалась. Олег Новлянский потер плечо и вдруг спохватился:

— Постойте! В кабинете у Раскатовой ключи есть! Второй комплект!

— Так чего ж ты стоишь?! Неси!

Когда наконец открыли дверь, их взорам предстала следующая картина. Евгения Львовна Раскатова полулежала на диване. Она была похожа на тряпичную куклу: маленькая, с неестественно вывернутыми руками и ногами, свернутой шеей. Лицо у нее было синее и уродливое, язык высунут, а ногти на некоторых пальцах обломаны. Под ними кровь. Видимо, Евгения Львовна сопротивлялась отчаянно — но тот, кто ее душил, был сильнее. На шее женщины отчетливо виднелись следы пальцев..

— Я вспомнил, — опять сказал позеленевший Новлянский. Похоже, его мутило.

— Ну, что ты вспомнил? — Майор невольно поморщился, глядя на синее лицо Евгении Львовны? Еще один труп. Хорошо хоть убийцу искать не придется. То есть искать, конечно, придется. Носков-то сбежал! — Иди, Сережа, вызывай опергруппу.

Попугайчик задержался в дверях, слушая, как Новлянский рассказывает:

— Мне всегда казалось, что я раньше видел Дика. Еще до того, как стал с ним вместе работать. Только я никогда над этим не задумывался. А потом, когда стали спрашивать про пистолет и упомянули, что его могли купить в студенческом общежитии в Химках, куда я неоднократно заходил в гости, — я вспомнил, где видел Дика. Там. В общежитии. Только бьшо это очень давно…

Много лет назад Ричард Носков познакомился с симпатичной девушкой из Института культуры. Студентка с отделения хореографии была иногородней и проживала в общежитии на Левом берегу. Вскоре Ричард заподозрил, что девушке интересен не столько он сам, сколько его московская прописка и двухкомнатная квартира. Роман между ним и хорошенькой студенткой протекал вяло. Жениться Носков не собирался, тем более на такой меркантильной особе. А после того как девушка поняла, что не на того напала, ее отношения с Ричардом пошли на спад и в конце концов для обоих стали обременительными. Носков заходил в общежитие по инерции, когда некуда больше бьшо пойти.

Потом случилась трагедия. После смерти матери Дик не находил себе места. Слонялся по городу, занятый беседами с мертвой теперь Анжеликой. Прохожие с удивлением оглядывались на парня, который разговаривал сам с собой, и сторонились его. Дику бьшо все равно. Он чувствовал, что вместе с матерью умерла часть его души. И не представлял, как будет жить дальше.

А ведь он так и не узнал, за кого Анжелика собиралась замуж! Потому что теперь главным бьшо не это. Водителя, совершившего наезд, не нашли. И не собирались искать. Ричарду Носкову ясно дали понять, что правды он не добьется. Дик был в отчаянии. Раскатова лежала в больнице в тяжелом состоянии, ему даже не с кем бьшо поговорить. В конце концов он пришел в студенческое общежитие. Его девушки дома не оказалось. Соседка по комнате, посочувствовав ему, предложила подождать на кухне.

— Я знаю, куда она пошла, — сказала девушка. — Сейчас схожу в соседний корпус. Посиди здесь. Надо же, какое горе! Мать умерла!

Она ушла, а Дик расположился на кухне и стал ждать. Ему было все безразлично. Лишь бы не дома, где все напоминало о ней. А хуже всего, что мать осталась неотомщенной, Есть ли на свете справедливость? Все надо делать самому. И мстить тоже.

И словно в ответ на его мысли, раздался звонок в дверь. Ричард открыл и оторопел. В стельку пьяный рыжеволосый парень распахнул перед ним куртку. Из обоих внутренних карманов торчали рукояти пистолетов, за пояс джинсов тоже было засунуто оружие. Увидев Дика, парень пьяно растянул в улыбке рот.

— Ну, купите у меня хоть что-нибудь! Наверное, Ричард у него в глазах двоился. Два Носковых протянули руки и выдернули у парня из-за пояса пистолеты.

— Сколько?

— Стольник. За оба.

Дик тут же достал деньги. Рыжий радостно рассмеялся. Взял деньги, пошатываясь, погрозил пальцем.

— Только ты смотри… ни-ни! Чтоб ни одна… Ик! Собака…

Дик тут же захлопнул дверь и стал разглядывать оружие. «Марголин». Классный пистолет! Спортивное оружие. Только табличку надо отвинтить и выбросить. Было чье-то — стало Ричарда Но скова. Девушку Дик дожидаться не стал. У подслеповатой старушки, сидевшей на вахте, взял свой паспорт, почти уверенный в том, что если милиция будет расспрашивать о заходивших в этот день в общежитие, бабулька вряд ли его вспомнит. А журнала посетителей у нее нет. Так оно и вышло. Прошло несколько дней, а никто к нему так и не пришел. И Ричард Носков стал единоличным владельцем спортивного пистолета «Марголин».

Теперь он чувствовал себя увереннее. Он раньше ходил в стрелковый клуб, где быстро овладел навыками обращения с огнестрельным оружием. Купив «Марголин», Ричард стал выезжать за город, в лес, пристреливаться. Пули ложились точно в цель. К мести Ричард Эдуардович Носков был готов. Знать бы только, кому мстить.

Ему не терпелось попробовать оружие в деле.

Но шли годы, а случай так и не представился. Носков ждал женщину своей мечты — взамен Анжелики, — которой он и его оружие могли бы послужить. И появилась Нэтти…

— Вот, значит, где Носков достал пистолет, — задумчиво сказал майор Волнистый. — В гости заходил, не иначе. К знакомой девушке. — Он посмотрел на лейтенанта Попугайчика, который, запыхавшись, влетел в гримерку. — Позвонил?

— Так точно! Выезжают! Эксперт, следователь.

— Но почему он убил Нэтти? А? Должен был выстрелить в Белову, так я понимаю?

— Он перепутал, — торопливо заговорил лейтенант. — Носков — дальтоник. Редкая форма. Зрение у него отличное, только он розовый от серого не отличает. Есть разные формы дальтонизма. Вот, например, один американский актер, не помню, как фамилия, вообще видит все в черно-белом цвете. А еще фильм такой есть, «Цвет ночи», так там Брюс Уиллис после пережитого шока красный перестает различать…

— Какое еще кино? — нахмурился Сергей Павлович. — Что ты плетешь?

— Я же сказал: розовый и серый для него одинаковы. Он перепутал Нэтти и ее подругу. В каком Нэтти была костюме?

— В розовом.

— Ну вот! А Наталья Белова наверняка в сером. Надо ей позвонить и спросить. Я просто уверен, что в сером!

— Да там расстояние не такое уж и большое, чтобы лиц не различить, — возразил Сергей Павлович. — Ты же сам только что сказал, что зрение у него отличное!

— А сколько было времени?

— Часов семь. Точнее, убийство произошло между семью и семью тридцатью.

— Ну вот. Закат. Они же у пруда стояли. Прически одинаковые, им сам Ричард волосы красил. И стриг. Обе высокие, стройные. Все было в розовом свете. Они стояли у пруда в лучах заката. А при таком освещении у Носкова, видимо, возникают проблемы со зрением. Он просто их перепутал.

— Значит, он заранее договорился с Нэтти…

…Дик обо всем договорился заранее. Он хотел удержать эту женщину еще хоть какое-то время. Пусть месяц или два. Любой ценой. А Нэтти хотела любой ценой выиграть конкурс. Добиться признания, надеть на себя корону Первой Красавицы. Получить выгодный контракт и уехать за границу. Подруга ей мешала. Нет чтобы договориться. Феликс бы им помог. Оформили бы развод, Наталья, то есть Вика, вышла бы замуж за своего Германа. Но та сказала: «Устала врать. И денег твоих мне не надо». Нэтти разозлилась.

Она обо всем рассказала Дику. И поделилась своими планами. Белову надо убрать.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — пообещал тот. — Но я хочу быть с тобой.

— Хорошо. Мы уедем вместе. — А твой муж?

— Он отправится к себе. Мы с Феликсом расстались. Когда ты убьешь Викторию Власову, автоматически нас с ним разведешь. И я твоя.

Он все-таки поехал к Феликсу. Проверить. А вдруг Нэтти врет? Договорилась со своим мужем, что всю черную работу сделает Носков, а потом эти двое его подставят. Феликс звонил Нэтти при Дике, когда сказал, что переночует на даче у Галицкого. Нэтти по этому поводу долго смеялась. Утром Дик рванул туда, на дачу. Перед тем как взять в руки пистолет, он должен был убедиться, что женщина, ради которой он идет на преступление, останется с ним. Нэтти не обманула. Феликс уезжал. И Ричард Эдуардович Носков решился.

План убийства Натальи Беловой они до деталей продумали в субботу, после того как Нэтти получила от Галицкой деньги. Она проехала одну остановку на метро. Там ее ждал Дик.

— Я хочу откупиться от Феликса, — сказала Нэтти. — За молчание надо платить. К тому же он должен меня «опознать». Я все продумала. Мы с Беловой договорились на воскресенье. С утра они с Германом едут в офис улаживать дела перед отъездом. Потом заезжают за мной, и мы вместе едем на дачу. Белова велела мне все рассказать Герману. Самой. — Нэтти презрительно поджала губы. — Дура! Сама же подписала себе смертный приговор! Я знаю, где их дача. Надо съехать с дороги и подыскать место. Чтобы тихо и безлюдно. Я скажу, что меня тошнит, попрошу съехать в лес. Наташка знает про мои приступы тошноты. А ты будешь там ждать. Ты стреляешь хорошо?

Дик только усмехнулся. Хорошо ли он стреляет! Кивнул молча: хорошо.

— А пистолет? — спросила Нэтти.

«Вот ты и пригодился», — подумал Дик о «Марголине». И кивнул еще раз.

— Оружие есть.

— Тогда поедем. Искать место. Нечего время терять.

Поехали они на «Форде». Нэтти смотрела по сторонам и все время говорила:

— Нет. Не то. Дальше. Нет.

Если бы она знала, что ищет, где умереть! И вдруг Нэтти крикнула:

— Стой!

— Куда?

— Съезжай! — скомандовала. — Видишь пруд? Туда!

«Форд» переполз с асфальта на грунтовую дорогу. Неподалеку блестела вода. Нэтти тянуло туда как магнитом. Машина подъехала к небольшому пруду. Поседевшие листья ив смывали в прозрачной воде пыль последних августовских дней. Нэтти замерла у воды, разглядывая противоположный берег и деревянные мостки, наполовину утопленные.

— Тихо здесь. Ох, как тихо! Хорошо!

Она сняла туфли, чулки, спустила ноги в воду, присев на берегу. Ледяная вода обожгла. Нэтти рассмеялась и вскочила. Потом долго ходила босиком по траве и все никак не могла надышаться. Дик же искал удобную для выстрела позицию. Заранее примял место в кустах, оценил расстояние. Около тридцати метров. Для «Марголина» это нормально. Можно и больше, но лесок очень уж хорош. Отличное место!

— Поедем, — позвал Нэтти Дик. — Я все продумал.

— Да, да. Сейчас.

Нэтти вытерла ноги, достав из машины тряпку, обулась. Поехали. И в пот момент позвонил Феликс. Посмеялись над его пребыванием у Галиц-кого как над хорошей шуткой.

— Ненавижу Германа! — с чувством сказала Нэтти. — Мне кажется, это взаимная антипатия. Будет ему наука.

Всю оставшуюся дорогу она была печальной. Дик же прокручивал в мыслях завтрашний день. Он продумал все. С утра — к Феликсу. Вернется к полудню, машину поставит у подъезда. На виду. И в зависимости от результата. Если Нэтти не обманула, приведет в действие план «А». Включит магнитофон — тот прокрутит четырехчасовой репертуар на полную громкость. Соседи будут думать, что стилист отдыхает. Наслаждается в выходные дни музыкой и одиночеством. Он же потихоньку выйдет из дома, на место доберется на попутках. Для верности сменит две-три машины. Убьет Белову — и так же на попутках назад. Пусть ищут. Дик знал, как милиция ищет убийц. Пистолет можно потом спрятать в укромном месте. Феликс обещал опознать Наталью Белову как свою жену. Будут искать убийц Виктории Власовой. Германа Нэтти обещала взять на себя. Сказала, что в милицию Галицкий не пойдет. Как она собиралась воздействовать на него, Дику так и не сказали, но он поверил. Нэтти может все. Главное — выиграть время. Дело приостановят, Дик с Викой уедут за границу, Наталью кремируют по просьбе родных, и Феликс увезет урну с прахом далеко от Москвы.

Вместе со свидетельством о смерти. И все. Попробуй докажи что-нибудь. Дальнейший план действий подскажет время. В конце концов, несчастный случай может стереть семью Беловых с лица земли. Все бывает: пожары, наводнения, автокатастрофы, взрывы бытового газа на даче или в квартире. Главное — выиграть время и уехать за границу.

— Понимаешь, мне уже двадцать шесть, — объясняла Нэтти. — Карьеру модели в таком возрасте делать поздно. Даже если бы я была собой, это мне мало помогло бы. Они в двадцать пять уже сходят. А в девятнадцать самое оно. Мне нужна ее биография. Свободной девушки с незапятнанным прошлым.

— Я все понял.

— Я буду в розовом. На всякий случай. Чтобы ты нас не спутал. Она все время хочет быть на меня похожей. Представляешь? Купила в бутике такой же костюм! Серый. Ты его знаешь. Обезьяна!

— Что? — Дик думал о своем. — Почему в розовом?

— Не понимаю, почему тебя так раздражает этот цвет?

«Потому что я его не вижу», — подумал Дик. Но промолчал.

Об этом не знал никто. Даже Нэтти. Даже Рас-катова. Даже мать. Ричард Носков с детства ненавидел врачей. Однажды он серьезно заболел, и у него взяли кровь из вены. То ли вены у ребенка оказались слабыми, то ли медсестры бестолковыми. В конце концов их собралось возле Ричарда трое, за час ему искололи обе руки, прежде чем добыть пробирку крови. Руки потом были в ужасных синяках и долго болели. С тех пор он стал смертельно бояться белых халатов. Старался ничем не болеть, а если такое случится, к врачу не ходил до последнего. Во время диспансеризации в кабинете у окулиста Ричард прочитывал в таблице нижнюю строчку, и его отпускали с миром. С красным и зеленым все было в порядке, машину он водить мог. Никто и не догадывался. Ричард жил спокойно. Ведь это не болит. В старших классах Дик был на редкость здоровым парнем. Занимался спортом, каждое утро обливался холодной водой. Лишь бы не болеть. Лишь бы не врачи.

Потом случилось так, что благодаря этому физическому недостатку Дик стал популярен у богатых клиенток.

Естественно, он опасался, что это помешает его работе. Стилист, каждый день работающий с гримом, не отличает розового от серого! Это же профессиональная трагедия! От Раскатовой он это, разумеется, скрывал. Обычно Дик всегда помечал ненавистные цвета. А однажды забыл это сделать, и у клиентки получился весьма неожиданный макияж. К счастью, она оказалась оригиналкой. Пошла на закрытую вечеринку, где произвела фурор. Так благодаря ошибке Ричард Носков изобрел свой фирменный макияж. К нему повалили клиентки. Ричард тоже прослыл оригиналом и стал вдруг моден. Но теперь он заволновался.

— Я тебя прошу: не носи одежду этого цвета. Я имею в виду розовый, — проговорил он.

— Посмотрим, — уклончиво сказала Нэтти. И раздраженно заметила: — Да какая тебе разница?

К пруду он приехал, как договорились, к пяти. Занял позицию и стал ждать. Время шло. Никто не появлялся. Дик начал нервничать. Звонить нельзя, надо терпеливо ждать. До упора. Если что-то сорвется, Нэтти обязательно даст знать. Восьмой час. Они запаздывали уже на два часа! Сумерек Дик не боялся. Зрение-то у него отличное! А до пруда метров тридцать, не больше. Но тут над лесом загорелся один из изумительных закатов конца лета, что окрашивают небо в малиновые тона. А над прудом разлился розовый свет. Закат пламенел, а Дик психовал. Он не понимал, в чем дело. С его зрением происходило что-то странное. Предметы двоились. Он закрывал и отрывал глаза, пытаясь навести резкость. Где же Нэтти? Уютное местечко сделалось зловещим. Рука потела, сжимая пистолет. Ведь он на всякий случай надел тонкие перчатки. Несколько раз снимал их, вытирал руку, потом рукоять пистолета, и все больше нервничал. Уже собираясь уходить, Дик услышал шум мотора. Дорогая иномарка небесного цвета подъезжала к пруду. Этот цвет он различал!

Из машины вышел мужчина, а следом — две удивительно похожих друг на друга девушки. Обе высокие, стройные, с одинаковыми прическами.

«Я буду в розовом», — вспомнил Дик и невольно зажмурился. Выполнила ли Нэтти его просьбу? Одна из девушек была в знакомом костюме. Дик сам его выбирал и знал, что он серый. Но ведь вчера Нэтти сказала, что Наталья купила точно такой же костюм! Не факт, что это Нэтти.

Обе оказались в сером. Одинаковые прически, каблуки туфель увязали в земле, от чего походка менялась. Дик никогда не видел подруг рядом и не представлял, кто выше, а кто ниже. Когда Наталья Белова приходила делать прическу, Нэтти только мелькнула в гримерке, сдав подругу стилисту, и убежала в гимнастический зал. Потом Наталья приходила уже одна. Теперь девушки стояли у машины, такие похожие издалека, что Дик растерялся. Нэтти ждала выстрела. Она не собиралась уезжать, не увидев бывшую подругу мертвой. Дик прицелился. Рука задрожала. Которая?

Закат окрашивал их лица в пепельный цвет. Так видел Дик. Проклятье! Линии расплывались, изображение становилось нечетким. Все больше нервничая, Дик тер веки, пытаясь вернуть нормальное зрение. Которая? Он водил дулом пистолета от одной девушки к другой и все никак не решался. Дик не мог убить Нэтти. Он ее любил. Которая?

Мысленно он взмолился:

— Помоги мне!

Неизвестно, что почувствовала в этот момент Нэтти. Но одна из девушек вдруг нежно обняла Германа Галицкого и отвела в сторону, шепча ему что-то на ухо. Возможно, Нэтти просто хотела дать Дику удобную позицию для выстрела, оставив подругу одну.

Но Дик понял все по-своему. Раз девушка обнимает Галицкого — значит, она и есть его невеста. С какой стати Нэтти станет нежничать с человеком, которого ненавидит? Словно в подтверждение его мыслей, девушка поцеловала Галицкого. Дик окончательно утвердился в своем решении. Вот она, Наталья Белова! А Нэтти скромно стоит в сторонке и ждет. Дик прицелился уже без всяких колебаний. И, нажимая на курок, увидел перед глазами вспышку. Единственный раз в жизни Ричард Носков увидел разницу между серым цветом и розовым. И содрогнулся.

— Не может быть!

Но было уже поздно.

Девушка упала на траву, вторая закричала, мужчина метнулся сначала к убитой, потом к кустам. Потрясенный Дик забыл пистолет на месте преступления, хотя изначально делать этого не хотел. Он бежал, продираясь сквозь кустарник, и бормотал:

— Показалось. Показалось. Показалось… Ночь он провел без сна. Нэтш не звонила. Ее мобильный телефон не отвечал. «Работает с Галицким, — успокаивал себя Дик. — Выжидает. Завтра мы обо всем поговорим. Она посмеется над моими сомнениями. А вскоре все утрясется, и мы уедем. Уедем…».

Когда Дик увидел на фотографиях мертвую Нэтти, он смог выдавить из себя одну только фразу:

— Как же так? А? Ну как же так?..

Сергей Павлович укоризненно сказал, обращаясь к лейтенанту:

— Что ж ты, Сережа, наделал? С одной стороны — молодец! Убийство раскрыл. А с другой… — Майор выразительно посмотрел на труп Эжени. — Ну кто тебя за язык тянул?

— Виноват, — нахохлился лейтенант.

— Самодеятельностью не надо заниматься, — попенял ему Волнистый. — Человек — штука тонкая. Носков, быть может, все эти годы грезил отомстить. Только не знал, кому. Ну где теперь его искать, этого Ричарда Эдуардовича?

— Виноват, — повторил лейтенант.

…До самого вечера они колесили по всем местам, где мог укрыться стилист. Оставили засаду у него в квартире, в офисе, в загородном доме Раскатовой и даже на даче Новлянского. Поздно вечером измученный Сергей Павлович вместе с лейтенантом Попугайчиком заехал на работу — составить отчет для начальства. Носкова-то проморгали. Дежурный встретил его словами:

— Товарищ майор, вас начальство ждет. Не уходит. Товарищ подполковник прямо в нетерпении.

— Что такое стряслось? — Сергей Павлович помрачнел.

— Да какой-то Носков явился с повинной в одно из московских отделений милиции. Оттуда позвонили к нам. Вроде как наш клиент. Подполковник весь светится от счастья. Думали ведь, что висяк! А тут…

— Что?!

Да, Ричард Носков сбежал, чтобы прийти с повинной. Свой поступок он впоследствии объяснил так:

— Я с самого начала хотел все рассказать. Это была ошибка. Я не хотел ее убивать. Моя жизнь все равно кончена. Я и не собирался ничего скрывать.

— А почему же тогда не сказали правду? — спросил следователь. — Когда узнали, что убили свою любовницу вместо другой женщины?

— Сначала я был в состоянии шока. А потом стало обидно, что меня поймает какой-то Волнистый Попугайчик. Ну не смешно?

— Что ж тут смешного? — удивился следователь.

— Вам не понять.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЕВА!

Время летит быстро, закончилось короткое следствие по делу об убийстве Виктории Власовой, убийца во всем признался, и теперь приговор ему должен вынести суд. Но Носкова это, кажется, не волнует. Всю свою любовь он отдал двум женщинам, и обе его покинули. Он себя уже наказал. А жизнь меж тем продолжалась. Феликс уехал домой, к дочери, и увез с собой урну с прахом жены. Нэтти была похоронена под именем Виктории Власовой. Герман Георгиевич Галицкий женился на Наташе Беловой, теперь они ждут ребенка. УЗИ показало: девочка. На Зинаиду Николаевну Галицкую хотели завести уголовное дело как на заказчицу убийства, которое так и не состоялось. Но до Сергея Павловича начали вдруг доходить слухи, что ею увлекся важный чин. Проходя по коридорам городской прокуратуры, красавица привлекла его внимание. И расследование стало затухать с той же скоростью, с какой развивался их роман. Поистине Зиночка родилась под счастливой звездой. Модельное агентство Евгении Львовны Раскатовой было продано с молотка. Но Олег Новлянский на работе остался. Да и по сути ничего в нем не изменилось — только в кабинете Евгении Львовны теперь сидит другая женщина.

Очередной Всероссийский конкурс красоты тоже состоялся. Как и было запланировано. Раньше Сергей Павлович их не смотрел. Зато дочь Татьяна надолго прилипала к телевизору на пару с матерью и в итоге обиженно заявляла:

— Ну вот, опять! Выбрали самую страшную! При этом на лице у Татьяны было написано, что она-то показала бы им всем, как надо! И странно: мать ее поддерживала! Раньше Сергей Павлович не вмешивался, но теперь… Теперь он собирался объяснить дочери, какой это каторжный труд и на что порою идут, чтобы одержать победу. И рассказать историю Нэтти.

В этот раз конкурс смотрели все. Даже лейтенант Попугайчик, который пришел в гости. Как подозревал Волнистый, специально для того, чтобы обсудить претенденток и тоже вспомнить Нэтти. Неделю назад для напарника майора Волнистого нашлось наконец место. Начальник вызвал его к себе и сказал:

— Ты уж прости, Палыч, за шутку. Знаю теперь: серьезный ты мужик, ответственный. Пиши рапорт на перевод. Избавляйся от своего лейтенанта.

Волнистый подумал немного — да и махнул рукой.

— Чего уж там! Привык. И потом, это он, а не я сообразил насчет Носкова.

— А как же шуточки в управлении? До прокуратуры дошло! Все время спрашивают: как там ваше пернатое поживает?

— Да мне и самому теперь смешно. Это надо же придумать? Волнистый Попугайчик!

И не обращая внимания на удивление начальства, Сергей Павлович вдруг громко рассмеялся.

Теперь лейтенант Попугайчик был в его доме частым гостем. А на этот совместный просмотр пришел специально. Время от времени он поворачивался к майору и кричал:

— А Нэтти-то была лучше!

— Ты ж ее никогда не видел.

— Фотографии видел.

— Так то фотографии…

Девушки двигались по сцене, словно фигурки в заводной музыкальной шкатулке. Парами, врозь и снова парами; в купальниках, в вечерних платьях. Зацепившись взглядом за одну из них, Сергей Павлович вспомнил вдруг: алое платье с блестками, голубые глаза под светлой челкой. И воскликнул:

— Да это ж Дарья! Горничная Раскатовой! Едва признал! Ух ты!

— И ничего особенного! — тут же фыркнула Татьяна.

Тем не менее ангел Дашенька прошла в следующий тур.

— Неужели дойдет до финала? — заволновался лейтенант. — У нее же репутация подмоченная! Как она вообще туда пролезла?

— Должно быть, Новлянский порекомендовал, — предположил Сергей Павлович. — А что касается биографии… Вспомни Нэтти. Так ли уж там все чисто?

Когда Дашенька вышла в финал, где осталось только пять претенденток, лейтенант только руками развел.

— Ну, это не Нэтти! Она на хвосте никого не чуяла!

— Успокойся, Сережа, — усмехнулся Волнистый. — Дыши ровнее. Свято место пусто не бывает. Кто-то должен победить.

Попугайчик подскочил вдруг к телевизору и ткнул пальцем в экран, в одного из сидящих в зале людей.

— Смотрите! Новлянский! Сидит с каким-то мужиком!

Камера мазнула по залу и отъехала обратно — на сцену. И снова показала зал. Ведущие объявили, что пока жюри совещается, популярная эстрадная группа исполнит свой новый хит. Стараясь перекричать музыку, сидящий в зале Олег Новлянский придвинулся к своему спутнику и пожаловался:

— Нет, все-таки неинтересно без Нэтти. Ведь должна была победить она. Здесь и выбрать-то не из кого! Статистки!

— Что это — Нэтти? — безразлично спросил мужчина.

— Явление. — Олег коротко вздохнул. Сергей Павлович видел, как шевелятся его губы, а спутник нежно поглаживает руку Алекса. Похоже, и здесь все в порядке.

Наконец настал момент истины. Сидевшие перед телевизором затаили дыхание. Ведущий распечатал конверт, переданный жюри. Называли с конца. Третью вице-мисс, вторую. Наконец девушек осталось двое. Одна из них — Дашенька. То есть или все, или ничего. Или бывшая горничная Раскатовой наденет сейчас на голову корону Первой Красавицы, или…

— Победительницей конкурса красоты стала…

Имя потонуло в громе аплодисментов, возмущенных криках Татьяны, которую тут же поддержала мать, и все заглушил вопль лейтенанта Попугайчика:

— Нет, ну как так можно, а?!

— Чего же ты хочешь, Сережа? — успокоил его Сергей Павлович. — Королева умерла — да здравствует королева!

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

КОРОЛЕВА УМЕРЛА

КОРОЛЕВУ ВЫБРАЛА СВИТА

И К ТРОНУ ПОЧТИ ПРИВЕЛА

НО ВОТ КОРОЛЕВА УБИТА

А СВИТА В СМЯТЕНЬЕ ПРИШЛА

И ШУТ ЕЕ, ПАРЕНЬ ПРЕСТРАННЫЙ

И МИЛЫЙ КРАСАВЕЦ-ПАЖ

И ДАЖЕ ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ

В МОМЕНТ ОБРАТИЛИСЬ В МИРАЖ

НО ДЕЛО ИДЕТ К РАЗВЯЗКЕ

Причиной могла быть месть

И ЕСЛИ СУДИТЬ ПО СКАЗКЕ

МОРАЛЬ У НЕЙ ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЕВА!

Реклама на сайте