Екатерина Савина Лагуна вечной любви
Глава 1
Надо думать, он еще и отчаянно жестикулировал, верный привычке добросовестно выполнять свою работу – полузабытый актер, чье лицо оставляло своих сияющих двойников на многих километрах трескучей советской кинопленки, а теперь обнажилось почти до степени безжизненной маски. Даже зная, что целиком в кадр он не войдет, войдет только усталое, истасканное сотнями ролей лицо, он, наверное, с преувеличенным энтузиазмом размахивал руками, азартно притоптывал. Ему очень хотелось, чтобы зритель, смотревший эту рекламу с его участием, вспомнил те годы, когда... А, может быть, он питал надежду, что его заметят и пригласят на съемки другого какого-нибудь ролика.
– Лагуна вечной любви, – снова проговорил он, мягко пришлепнув губами последний слог, – это то, о чем вы давно мечтали. Вы хотели помочь жителям своей страны, тем малоимущим семьям, в которых каждую копеечку тратят на хлеб, тем бабушкам, сиротливо горбящимся в подземных переходах метро и прячущим свое лицо под грязным платком. Вам неловко смотреть людям в лицо, когда вы выходите из своего белого «Мерседеса». Благотворительный фонд «Лагуна вечной любви» принимает от населения...
– Ерунда какая-то, – проговорила я и отвернулась от телевизора, – и название еще дурацкое какое-то придумали для благотворительного фонда.
– И тем не менее! – прервал восклицанием ровно текущую свою речь актер с экрана телевизора. – Помогая другим, вы не теряете своих денег! Вы вообще ничего не теряете. Спустя какое-то время, деньги, вложенные вами в благотворительный фонд «Лагуна вечной любви», вернуться к вам сторицей. Да, да! Наш благотворительный фонд позволит вам заработать на добрых делах! Но, конечно, если вы захотите передать деньги фонду в виде безвозмездных пожертвований, вам никто этого запрещать не станет...
– Оля, послушай, – хмурясь и кусая губы, сказала Даша, сидящая в глубоком кресле, стоящем рядом с моим – точно таким же – мы будто приобрели два соседних билета на рейс самолетом, – послушай, это очень важно. Я второй день хожу уже сама не своя...
– Лагуна – это что такое? – спросил валяющийся на ковре Васик Дылда. – Что-то морское, – сам себе ответил он, глядя в потолок.
Он отхлебнул из бутылки, приподняв для этого голову, и проговорил обращаясь уже к Даше:
– Ну, кто за тобой следить может? Ты сама подумай! Если бы ты была преступницей или... или была в чем-то замешана, тогда другое дело, ты могла бы опасаться слежки. А так... Просто глупо.
– Не глупо! – громче, чем следовало бы, вскрикнула Даша. – Я не сошла с ума. Я точно знаю, что за мной следят. Именно поэтому я позвонила тебе, чтобы ты заехал за мной, именно поэтому...
– Стоп, стоп, стоп... – Васик, опершись о длинные костистые руки, по-обезьяньи уселся на ковре, отставив на время бутылку в сторону, – так вот почему мы поехали сначала на ВДНХ, потом на в юг, потом на запад, потом опять в центр. Два с половиной часа по городу катались! А я еще думаю – чего ты на заднем сиденье вертишься, все оглядываешься и по сторонам... это самое... Так это ты от хвоста отрывалась, – Васик хохотнул, – по-моему, Дашенька, тебе лечиться надо.
– Придурок, – коротко отозвалась Даша и повернулась ко мне, оставив Васика хихикать и прихлебывать из своей бутылочки.
– Послушай, Ольга, – снова заговорила она, – поверь, мне неприятно, что я тебе впутываю во все это, но... мне нужна помощь. Я сама психолог и понимаю, что все мои подозрения могут оказаться просто-напросто навязчивой идеей, появившейся после событий прошлого года. Следствие потрясения, невроза... Ну, ты знаешь прекрасно, о чем я говорю.
Я кивнула.
– Мне нужно, чтобы ты помогла мне разобраться, – продолжала Даша, – угрожает ли мне что-нибудь реальное или мне нужно просто... как предлагает вот этот, – она кивнула на Васика, – подлечить нервы?
Я снова кивнула.
– Ну так что? – спросила Даша.
Васик отпустил еще несколько шуточек относительно психического здоровья Даши, но та так и сидела к нему спиной, и шуточки, не найдя адресата, покружились еще по просторной комнате, поддерживаемые в прозрачном воздухе хихиканьем Васика, и растворились без следа, как только Даша заговорила снова:
– Ты поможешь мне? – повторила она.
– Не сейчас, – сказала я и, взглянув на мгновенно изменившееся Дашино лицо, добавила, – я хотела сказать – не сию минуту. Через пару часов.
– Через пару часов стемнеет, – немедленно высказался Васик, – она тогда вообще из твоей квартиры выходить откажется.
– Ну, так и пускай ночует у меня, – предложила я, – останешься, Даша?
– Останусь, – быстро проговорила она и дотронулась пальцами обеих рук до своих бледных щек, которые, впрочем, немного порозовели после моего предложения.
– А я? – обиделся Васик. – А меня почему не приглашаете? Мне тоже можно остаться? А, Оль? А то я немного выпил, несмотря на то, что за рулем. Еще разобьюсь на машине... Так часто бывает. Одна бутылка пива притормаживает человеческие рефлексы до такой степени, что управление автомобилем становится...
– Помолчи, хоть пять минут, – поморщилась Даша и негромко все же добавила:
– Можно подумать, Васик, ты хотя бы один раз в жизни ездил на своем чудовище трезвый и не обдолбанный. Хорошо, сейчас тебя хоть кокс отучили нюхать.
– Ага, а я на пиво переквалифицировался, – согласно кивнул Васик и поставил пустую бутылку в угол, где стояло уже две таких же, – теперь дую по ящику в день. А какая разница – что кокс, что пиво. Лишь бы весело было. Хотя, кокс – он... – Васик вдруг вздохнул и задумался о чем, время от времени бормоча что-то неразборчивое, но судя по всему, очень для него приятное. Родившаяся на его губах мечтательная улыбка постепенно заставила его замолчать, и из уголков его зажмуренных глаз полилась легонькая истома, расцветившее его длинное лошадиное лицо с выпирающими мослами скул в нежно-розовый цвет.
Даша, внимательно наблюдая за Васиком, покачала головой и едва заметно усмехнулась. Потом вздохнула, возвращаясь в привычный фарватер своих безрадостных мыслей и снова взглянула на меня.
– Через два часа, – сказала я, – я ведь только что пришла с работы. Весь день на ногах. А для того, чтобы помочь тебе, мне нужны силы...
– Да-да, я понимаю, – кивнула мне Даша.
Очнувшийся Васик поднялся с ковра и теперь суетливо оглядывался по сторонам, скорее всего – в поисках своих ботинок, один из которых он зашвырнул под кресла, когда разувался, а куда подевался второй, я не видела. А может быть, видела, но не придала этому факту большого значения и это воспоминание затаилось глубоко в подсознании.
– Ты куда собрался? – спросила его Даша.
– За пивом, куда же еще, – пробормотал Васик и вдруг встал на четвереньки и из такого положения продолжил осмотр, бегая по комнате, как большая лохматая собака, – куда же я его... Ага, вот один!
Он вытащил из-под кресла свой ботинок и – так же на четвереньках – пополз в прихожую. Чтобы ботинок не мешал ему передвигаться, он взял его в зубы, отчего сходство с псом многократно усилилось.
Даша снова вздохнула.
«Нужно занять ее, что ли, разговором каким-нибудь ничего не значащим, – подумала я, прикрывая уставшие за долгий рабочий день глаза, – а то что-то она действительно очень обеспокоена. Кто-то следит за ней. Неотступно ходит по пятам. Что это на самом деле – поздно проявившееся следствие давно пережитого невроза или...
Лучше бы, конечно, это было небольшое расстройство психики, – решила я, – тогда все проще. Даша пожила бы у меня денька два, я взяла бы отгул на работе – и за два дня я бы совершенно вылечила ее. Несколько сеансов – и она была бы полностью здорова».
– Как дела на профессиональном фронте? – спросила я.
Очнувшись от своих мыслей, Даша заметно вздрогнула.
– Что? – быстро спросила она.
– Да ничего особенного, – сказала я, с удивлением глядя на тревогу, проступившую на ее лице, – просто поинтересовалась, как у тебя дела с работой.
– Ах, это... Да так, – Даша пожала плечами, – пыталась отыскать занятие по душе, но что-то не получается. А тут еще и новые проблемы навалились.
– Везет тебе, Даша, – решив не обращать внимания на последнюю фразу, проговорила я, – ищешь работу не для того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, а для того, чтобы...
Я щелкнула несколько раз пальцами, пытаясь подобрать нужное определение.
– Занять место в общественной иерархии, – подсказала Даша, – чем-то заниматься, чтобы занять себя. Найти себе какую-то... какую-то...
– Подставку, – теперь уже я сформулировала быстрее, – подставку, а под ней табличку – «Даша Мироненко. Дипломированный специалист. Занимается тем-то и тем-то, и тем-то. И добилась больших успехов».
Даша не рассмеялась. Только улыбнулась. Но и это порадовало меня.
– Не могу же я вечно болтаться по модным тусовкам, посещать клубы и концерты, – сказала она, – это Васику хорошо – он с утра выпьет и ему уже ничего не надо. Мотается по городу, как... без подставки. Вот как-нибудь он доведет своего папашу... Дипломированного специалиста. И тот лишит нашего Васика содержания. Вот тогда Васик запоет. Интересно, чем он будет заниматься, если лишиться средств к существованию? – спросила вдруг Даша.
– Он ведь закончил МГУ, – немедленно поддержала я уже достаточно окрепший и оформившийся разговор, – факультет журналистики, если я не ошибаюсь. Диплом у него тоже есть, причем, насколько я помню, красный. Так что устроиться ему в какую-нибудь газетенку – без проблем можно.
– Чисто теоретически, – заметила Даша, – да, диплом. Только диплом этот ему папа его купил. А самого Васика с четвертого курса едва не выперли за драку с преподавателем.
– С преподавателем? – удивилась я. – Интересно, как это наш Васик...
– Ну, где же он? – долетел из прихожей жалобный голос Васика. – Куда он делся? Что же мне – за пивом босиком идти? Не лето ведь. Март месяц. Еще холодно.
Из дальнейшего малоразборчивого и плаксивого бормотания Васика, можно было понять, что ботинка своего он так и не нашел, следовательно из квартиры выйти не может, хотя и очень хочет пива.
– Может быть, и устроится в какое-нибудь издание... Что-нибудь из желтой прессы, – продолжала рассуждать вслух Даша, – будет писать о богемной жизни Москвы. Уж что-что, а богемная жизнь ему хорошо известна, – усмехнулась она, – от этого-то у него мозги и набекрень, что успокоиться не может и заняться делом.
– Ну, куда он задевался, проклятый?.. – по инерции канюча, вошел в комнату Васик, – у кого это мозги набекрень? – спросил он и, не дождавшись ответа, добавил:
– Я бы, Дашенька, на твоем месте, в зеркало бы посмотрел. Мозги набекрень... Я хотя бы манией преследования не страдаю.
Даша поморщилась и замолчала. Я мысленно схватила Васика за его длинные нечесанные патлы и несколько раз с наслаждением дернула так, что в руках у меня осталось бы пара прядей его жестких от постоянного окрашивания волос.
Васик посмотрел на снова уставившуюся в пол Дашу и почесал в затылке.
– Я не хотел, – сказал он, – напоминать. А пусть она про меня гадости не говорит.
– Ты, кажется, за пивом собрался, – напомнила я, – вот и иди.
– Я не могу!.. – с готовностью захныкал Васик. – Я не могу ботинок найти свой. Оль, помоги, а? Невыносимо выпить хочется – сегодня целый день ничего не пил. Почти...
Даша молчала, уставясь в пол.
Я вздохнула, закрыла глаза и медленно откинулась на спинку кресла. Васик, затаив дыхание, отошел подальше – видимо, чтобы не мешать мне.
Зрительные безмолвные образы вспухали в моем сознании и гасли. Добравшись до нужного мне эпизода, я остановилась и дальше кадры медленно закрутились, как на противоположном засыпающему у своего проектора киномеханику экране.
Вот, застигнутая в кухне у плиты неслышным звонком, я выхожу в прихожую и смотрю в глазок. После этого открываю дверь. Первая входит Даша, за ней вваливается Васик Дылда, размахивая длинными руками, в каждой из которых зажато три бутылки пива. Он широко разевает рот, выкатывая круглые беззвычные слова и смеется.
Не успев войти и не удосужившись выпустить из рук бутылки, Васик разувается, опасно балансируя на одной ноге. Наконец случается то, чего следовало было ожидать – он оступается и, нелепо раскорячившись, на мгновение повисает в воздухе. Потом всем своим большим и нескладным телом обрушивается на пол, успев, впрочем задрать вверх руки, так ловко, что при его падении выскальзывает и разбивается только одна бутылка пива.
Ботинок, который Васик успел снять, летит через прихожую в гостиную и, закатившись там под кресло, замирает.
Васик несколько секунд испуганно лежит на полу, считая, очевидно, что переломал себе все кости, но потом поднимается, ставит к стеночке уцелевшие пять бутылок и принимается стряхивать с себя осколки стекла. Одну ногу, уже разутую, он поджимает, опасаясь порезаться, так как стоит в луже разлитого пива, где островками высятся острые осколки.
Я приношу тряпку и ликвидирую последствия Васикова паскудства. Даша молча сидит в кресле и нервно грызет краешек крашенного – по старом привычке – черным лаком ногтя.
Васик, уже полностью пришедший в себя, весело прыгает на одной ноге в прихожей, вытряхивая из уха невесть как попавшее туда пиво.
Одновременно он освобождает ногу от ботинка и, не глядя, швыряет его позади себя.
Ботинок кувыркается по полу, через открытую дверь попадает в мою спальню и...
Я открыла глаза и тряхнула головой, возвращаясь к действительности. Киномеханик наконец заснул, опустив голову на проектор, на ручке которого неподвижно замерла его рука. Последняя сцена на белом экране моего сознания бесследно гаснет.
Васик и Даша, не отрываясь, смотрели на меня. Васик даже открыл рот.
– В спальне, – сказала я, – посмотри в спальне под кроватью.
Васик молча кивнул и метнулся из комнаты. Через несколько мгновений он снова появился передо мной, бессмысленно улыбаясь и взглядом указал на свои обутые ноги.
– Нашел? – спросила Даша.
– Не видишь, что ли, – откликнулся Васик и, снова поворачиваясь ко мне, восхищенно покрутил головой.
– Слушай, как у тебя это получается? – спросил он. – Фантастика! Мне бы так уметь. А этому научиться можно? Или...
– Или, – сказала я, – разве не знаешь? Я тебе уже обо всем рассказывала. По наследству.
Но Васик уже не слушал меня.
– Ага, ага... – невнимательно отвечал он из прихожей, уже терзая неумелой рукой замок входной двери.
– Налево и дерни посильней, – подсказала я.
В ответ мне раздался сочный щелчок и в гостиную плеснула коротенькая волна кислого подъездного запаха. После того, как Васик захлопнул за собой дверь, запах повис облачком, с каждой секундой истончаясь, и скоро исчез вовсе.
– Наверное, это единственный дом в Москве, на подъездные двери которого еще не повесили кодовый замок, – проговорила Даша, все так же глядя в пол.
Я даже вздрогнула.
– Старый дом, – сказала я, – тут одни бабушки живут и дедушки. Но мне квартира очень понравилась удобной планировкой, поэтому я здесь и поселилась. Причем, размен еще с доплатой получился. На первое время мне хватило, пока на работу не устроилась. Правда, машину пришлось продать, которая... которая мне от сестры осталась, да и... На что мне машина. Я уже привыкла к метро.
– Я бы тоже на твоем месте не стала бы жить в квартире, где погиб близкий мне человек, – отозвалась Даша и посмотрела меня, – просто не смогла бы. Я как вспомню обо всем этом... Господи. Уже почти год прошел, а я все вздрагиваю, когда слышу имя Захар. А когда увижу бритоголового человека, да еще одетого в кожаную куртку, потом покрываюсь. Никогда не забуду, как я проснулась в своей машине. Вижу подъезжающий джип Васика – он выходит оттуда в своей заклепанной куртке и не видит, как быстрым шагом к нему приближается... Два выстрела и Васик падает. Ты выскакиваешь с другой стороны джипа, огибая капот, бежишь к нему. Киллер вскрикивает, увидев твое лицо, отшатывается и снова вскидывает свой пистолет...
Я заметила, что у Даши задрожали руки.
– Целый год прошел, – проговорила я, обнимая ее, – что теперь ворошить...
– Потом, когда ты сняла бронежилет, мы насчитали семь сплющенных о его оболочку свинцовых шариков, – не в силах уже остановиться, продолжала Даша, – а потом ты уехала. Мы с Васиком с ума сходили всю ночь. А потом, когда ты все нам рассказала...
– Долгая история, – мягко прервала ее я, – долго рассказывать и ни к чему вспоминать. То, что с нами случилось, больше не повторится.
На это Даша ничего не сказала. Она помолчала немного, мельком взглянула на меня и отвернулась. И заговорила снова:
– Я и не знала раньше, что бывает на свете такие близнецы. Я думала, что близнецы – это просто похожие. А у тебя с твоей сестрой – совершенно одно лицо. Помнишь, через пару недель после того, как ее... убили, в Москве появилась ты. В ночном клубе «Черный лотос»? На тебе была одежда твоей сестры, и все приняли тебя за твою сестру-близнеца Наталью, вернувшуюся с того света, чтобы отомстить за свою погибель.
– Помню, помню, – проговорила я, видя, что Даша волнуется все больше и больше, – не надо об этом.
– Боже мой, какие мы дураки были с Васиком, – судорожно – как будто у нее перехватило дыхание – вздохнула Даша, – Общество Сатаны... молокососы, объединенные тайной. А оказалось все – игрой, затеянной для того, чтобы качать деньги с наивных юных дураков и безобразными оргиями в ночных клубах прикрывать настоящие страшные преступления, которые...
– Ну, прекрати, – снова попросила я, – просто в последние дни ты разнервничалась. Нечего вспоминать то, что... то, что лучше забыть. Мою сестру не вернешь, но убийцу мне тогда удалось найти и наказать. Захар, погубивший мою сестру и едва не погубивший вас с Васиком, исчез. Как будто растворился в пустоте. Все кончилось.
– Да, – сказала Даша, – но мне почему-то кажется, что те страшные дни – после смерти Натальи – могут повториться. Не спрашивай меня – почему, – воскликнула она, заметив, что я удивленно на нее глянула, – я это чувствую. Но не могу объяснить. К тому же – я говорила тебе, что в последние дни замечала, что за мной следят. Рядом с мной оказываются люди, которых я уже где-то видела раньше, потом они исчезают и я раза два-три за день начинаю угадывать рядом с собой новых... соглядатаев. Я теперь не могу выносить, если кто-то смотрит мне в спину. Страшное ощущение. Я чувствую себя беспомощной и слабой. Я пришла к тебе, что ты помогла мне. Ты же можешь мне помочь? Ну... сказать мне – на самом ли деле мне грозит опасность или просто у меня разболтались нервы?
– Я тебе и сейчас могу сказать, – улыбнулась я ей, – все в порядке. Просто тебе немного нужно отдохнуть. Слушай, поживи пока у меня, а когда успокоишься...
– Поживу! – согласилась Даша и как будто даже облегченно выдохнула, точно ждала, что я ей это предложу. – Я все-все-все могу делать – и стирать, и готовить, и в магазины ходить. Будь уверена, что я для тебя обузой не буду. Только сначала помоги мне.
– Хорошо, – сказала я и поднялась со своего кресла.
Потом сходила на кухню, принесла оттуда стул, поставила его напротив кресла, где сидела Даша. Выключила свет, отчего в комнату тут же ввалились из окон синие сумерки.
Я села на стул.
– Закрой глаза, – сказала я, и Даша повиновалась мне.
* * *
Год назад, когда я еще не жила в Москве, а жила в маленьком провинциальном городке, как-то вечером домой мне позвонили из убойного отдела какого-то района Москвы и попросили срочно приехать в столицу.
Потом сказали и причину вызова – один день назад в своей квартире была застрелена моя сестра Наталья, совсем недавно уехавшая от меня в Москву в поисках лучшей жизни.
Несколько дней спустя выяснилось, что Наталью застрелил профессиональный киллер, а такие преступления обычно не раскрываются. Мне так и сказал опер – что вероятность раскрытия этого преступления – два-три процента.
Но мне удалось разобраться во всем этом запутанном деле – как оказалось, моя сестра-близнец Наталья была членом Общества поклонников Сатаны, как и, кстати говоря, Васик Дылда и Даша. Отцом Общества был Захар – жуткой внешности человек, и в самом деле похожий на выходца из потустороннего мира. Сначала я думала, что это Общество – просто-напросто сборище богатых бездельников, которых увлекла идея тайной организации, наркотические шабаши и яркие проповеди Захара, почитаемого ими за могущественного колдуна.
Позже выяснилось, что я ошибалась.
Захар и вправду обладал исключительными экстрасенсорными способностями и мог при случае продемонстрировать опьяненным наркотиками юнцам какую-нибудь псевдо-колдовскую штуку. Но на самом деле занимался он куда более серьезными делами, чем охмурением молодых столичных балбесов и вытягиванием из них денег – процедура эта напоминала что-то вроде сдачи членских взносов.
Захар был связан с многочисленными преступными группировками Москвы и крутил с ними дела, которые безусловно выходили за рамки, установленные уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации. В этой его преступной деятельности ему очень помогали средства, выкачанные из членов созданного им Общества и его экстрасенсорные способности.
Захар и заказал киллеру мою сестру. О том, почему он это сделал, я узнала в самом конце всей этой запутанной и жуткой истории. Оказалось, что Наталья, так же, как и сам Захар, обладает экстрасенсорными способностями, унаследованными ею от нашей прабабушки Поли, которую на себе называли ведуньей. Захар помог Наталье раскрыть эти ее способности и намеревался с их помощью укрепить свою власть.
Но Наталья неожиданно отказалась связываться с темной деятельностью Захара, и тогда он...
Трудно было отыскать убийцу моей сестры, но у меня в конце концов все получилось, К тому же – я обнаружила, что такие же экстрасенсорные способности, какие были у моей сестры, есть у меня – мы же с ней одинаковые. Правда, полностью разобраться в своих возможностях я пока не успела, но уже кое-чему научилась – проникать в сознание людей.
* * *
Я села на стул.
– Закрой глаза, – сказала я, и Даша повиновалась.
Глава 2
Вообще-то, это похоже на киносеанс. Ведь после того, как я устанавливаю контакт с сознанием определенного человека и проникаю под кору его головного мозга, передо мной начинает вращаться тысяча образов, воспоминаний, обрывки сказанных когда-то слов, выслушанных монологов, прочитанных книжных строчек и много-много-много...
Но я четко знаю вопрос, который должна задать и задаю его. После этого на мгновение падает белая пелена, а когда эта пелена тает – передо мной уже выстраивается стройный ряд кадров, которые, начиная, двигаться один за другим, представляют мне то, что я хотела увидеть.
Да, это очень похоже на кино – от моей воли ведь не зависит ход событий, показанных мне.
* * *
Даша, не шевелясь, сидела в кресле. Она широко открыла глаза и смотрит в одну точку, прикованная моим взглядом. Со стороны может показаться, что она в трансе, но это не так. Мне вовсе не нужно никого вводить в транс, чтобы получить ответ на нужный мне вопрос.
И я вижу...
Я вижу идущую через улицу к своему автомобилю Дашу. Слева от нее мелькает тень, я отмечаю эту тень, но не успеваю идентифицировать ее с кем-нибудь из...
Вот Даша стоит у своего подъезда. Он зябко кутается в свою куртку и оглядывается по сторонам. Должно быть, ждет кого-нибудь из соседей, чтобы вместе с ним подняться на нужный ей этаж. Но на улице угольная темноте, судя по которой – уже глубокая ночь – и добропорядочные соседи в такое время на улицам на шастают, а спят дома. Даша еще немного стоит у подъезда, то и дело испуганно вздрагивая и оглядываясь по сторонам, а потом поворачивается и быстрым шагом идет по направлению к своей машине.
Кадр смещается, но я успеваю заметить в углу кадра мелькнувшее чье-то тело. Должно быть, наблюдатель, находился в подъезде и наблюдал за Дашей через подъездное окно, а когда увидел, что она уходит, быстро спустился и последовал за ней.
Следующий кадр почти полностью покрыло облако выхлопного газа. Видно только – задний бампер и заднюю часть отъезжающей машины Даши, и окутанный серым облаком, выделявшим его на фоне темноты, неясный силуэт таинственного наблюдателя.
* * *
– Пожалуй, достаточно, – проговорила я, и Даша, вздрогнув, открыла глаза.
Какое-то время она приходила в себя, потом тряхнула головой и попыталась улыбнуться.
– Никак не могу привыкнуть к ощущению – когда кто-то копается в моих мозгах, – сказала она, ощупывая зачем-то свою голову обеими руками.
– Можно подумать, ты часто испытываешь такие ощущения, – заметила я.
– Одного раза – вполне достаточно на всю оставшуюся жизнь, – сообщила Даша, она прокашлялась, опустив лицо в ладони и снова подняла на меня глаза.
– Ну что? – робко спросила она. – Что ты выяснила? За мной на самом деле кто-то следит или?..
Я покачала головой.
– Не знаю пока, – сказала я.
– То есть – как это? – нахмурилась Даша. – Ты же проникла в мое сознание, как ты это умеешь, ты же все должна выяснить.
– Понимаешь, – начала я, – в первый момент мне показалось, что твои подозрения оправдываются, что на самом деле за тобой кто-то...
– Я так и знала, – опустив глаза, прошептала Даша, – я чувствовала, что...
– Погоди, – остановила ее я, – я вовсе не уверена, что то, что я увидела – реальный факт, а не образы, созданные твоим же воображением.
– Как это? – заморгала глазами Даша. – Даже ты не можешь этого определить. Как же мне быть?
Я задумалась.
– Пожалуй, я смогла бы сказать точно, – медленно выговорила я, – если бы ты пришла ко мне раньше. Пришла спокойная и попросила прояснить случай... Но теперь ты едва не в истерике бьешься. И вполне может быть, что на самом деле ничего и не было. Просто у тебя расстроены нервы и ты сама себе насочиняла проблем.
Даша резко вскочила с кресла.
– Я ничего не сочиняю! – выкрикнула она. – Я думала, что ты мне помочь сможешь, а не отделаешься просто, как от... Как от...
Они бросилась в прихожую, кажется, уже всхлипывая. Я метнулась за ней и успела схватить ее за рукав, когда она, наскоро обувшись и схватив в охапку свою куртку, направлялась к двери.
– Пусти, – выговорила Даша и, не выдержав, все-таки разрыдалась.
– Погоди, – быстро заговорила я, – ведь я на самом деле не могу быть на сто процентов уверена, чтобы сейчас успокоить тебя. Ведь я просто передала тебе отпечатки с того, что ты видела. Просто какие-то нюансы могли ускользнуть от твоего восприятия, но остаться в определенном участке головного мозга. Я раскрываю все эти нюансы и вижу более полную картину происходившего с тобой когда-то – только и всего. Другое дело, что ты могла увлечься манией преследования...
– Это не мания!.. – сквозь слезы выкрикнула Даша, но замолчала сразу же, когда я заговорила снова.
– Не мания, не мания, – поправилась я, – другое дело, что ты могла расцветить все события собственными придуманными образами. Ты же сама психолог. Ты же должна понимать, что я говорю тебе.
– Да... – всхлипывая, ответила Даша, – я понимаю, но справиться с собой не могу. Как будто что-то изнутри меня подстегивает, заставляет бежать, прятаться. Не могу справиться с этим.
– Ничего, – сказала я, – пока поживешь у меня. Из квартиры выходить не будешь, все, что нужно тебе, я буду приносить. Если за тобой и на самом деле кто-то следит, то они тебя наверняка потеряют – ведь когда ты ко мне ехала, ты заметала следы.
– Заметала, – уже вполне успокоившись, проговорила Даша, вытирая мокрое лицо рукавом куртки.
– Вот и хорошо, – сказала я, – иди в комнату, я поставлю чайник.
Даша послушно сняла свои туфли, повесила на вешалку куртку и направилась к комнату – села на то самое кресло, на котором сидела.
А я сделала по направлению к кухне только один шаг. И замерла, задумавшись.
«Если рассудить здраво, – катились круглые и правильные мысли у меня в голове, – то Даше сейчас вовсе не нужно перекрываться и прятаться. Наоборот – она должна сейчас находиться где-нибудь в центре города, где всегда много людей. И тогда – незаметно следуя за ней – можно было бы выяснить – на самом ли деле кто-то следит за ней или все ее проблемы просто-напросто... Но как сейчас скажешь ей об этом? Пускай немного успокоиться и тогда я снова поговорю с ней».
Звонок во входную дверь прервал ход моих мыслей. Я услышала, как Даша в комнате негромко вскрикнула.
Прежде чем открыть, я посмотрела в глазок. Привычка, к которой я себя приучила, когда узнала, как именно погибла моя сестра – ее застрелил киллер в прихожей ее собственной квартиры – дверь в этой квартире глазком оборудована не была.
Немного деформированный особенностями оптической линзы Васик, покачиваясь на лестничной площадке, широко мне улыбался, очевидно, вполне довольный собой, современниками и окружающим его миром.
Я открыла дверь.
– Соскучилась? – вваливаясь в прихожую, осведомился Васик, – а быстро шел, как только мог. А когда я быстро иду, я обычно падаю. Вот упал, а навстречу как раз патруль ментовский.
Через прихожую проследовала Даша в ванную. Васик был увлечен собственным монологом и поэтому не заметил ее заплаканного лица.
– Купил всего понемножку, – сказал он, ставя на пол тяжелую звякнувшую сумку, – как говорится – ассорти. Последнее время мы нечасто вместе собираемся, так что сегодня немного можно – выпить и закусить.
Он скинул с ног ботинки и, не глядя, пинками зашвырнул их под вешалку. На этот раз я проследила траекторию полета ботинок.
Васик снова подхватил свою сумку и, кивнув мне, чтобы я следовала за ним, направился на кухню. Там он поставил сумку на стол и принялся доставать свои покупки, комментируя каждое свое действие – так коммивояжер расписывает достоинство предлагаемого товара. Васик и говорил совсем как коммивояжер – быстро и без остановки:
– Вот это бутылка «Перцовой», с нее очень хорошо начинать – она язык развязывает и вообще – освежает. Хорошая вещь. Вот – коньяк армянский. Продавец клялся, что настоящий, действительно в Армении произведен.
Васик поднес бутылку к глазам, несколько минут внимательно исследовал этикетку, потом просиял и воскликнул:
– Не обманул, халдей – настоящий, армянского оригинального производства, – проговорил Васик. – Вот тут написано – сделано в Душанбе. Та-ак, что тут еще... Ага, бутылка «Столичной». Ну, это само собой, даже объяснять не надо. Вот это херес. Не знаю, что такое, продавец, падла, подсунул до кучи. Вот это вино молдавское, дорогое – значит нормальное. Вот это текила, я текилу очень люблю. Ну, пиво еще – куда же без него. Опять же – утром надо будет похмеляться чем-нибудь...
– Васик, – с изумлением проговорила я, – зачем такое изобилие? Может, ты еще пригласил кого? Мы же при всем желание всего этого употребить не сможем.
Васик пожал плечами.
– Есть такая поговорка, – высказался он, – сколько водки не бери, все равно два раза за ней бежать придется. Вот я и подумал... Чтобы два раза не бегать... А приглашать я никого не приглашал. Только до магазина и обратно. Да! – вспомнил он. – Я так и рассказал, что со мной приключилось по пути в магазин!
– Что еще приключилось? – появившись в дверном проеме, тревожно спросила Даша.
Она была бледна после умывания и, кажется, еще не вполне успокоилась.
– Сейчас расскажу, – с готовностью отозвался Васик и уселся за стол, одновременно скручивая жестяную головку бутылке «Перцовой», – иду я, значит, себе иду... Давай, Оль, стаканы-то...
Я подала ему стаканы и присела за стол. Даша села рядом со мной. Васик отвлекся на минуту от своего рассказа, разливая водку, а потом продолжал:
– Патруль, говорю, ментовский мне навстречу идет. А я как раз упал. В лужу. И так неудачно упал, что спиной приложился – со всего размаху – ба-бах! Ну, лежу, пошевелиться не могу, дыхание у меня сперло. А менты подходят и говорят мне так, знаешь... А закусок у нас не будет, что ли? – снова отвлекся он.
– Извини, – поднимаясь, проговорила я, – заслушалась. Сейчас соображу что-нибудь.
– Ага, ага, – закивал Васик, – что-нибудь по-быстрому. Колбаска там, салатики... Всякие овощи консервированные есть у тебя? Вот и славно. Люблю солененьким закусывать – не могу прямо...
Даша бросилась помогать мне и вдвоем бы очень скоро накрыли стол. Васик все это время трепался без остановки, то и дело отхлебывая из своего стакана.
– Поднимают меня из лужи, – тараторил он, – берут под белы рученьки и ведут куда-то. Тут уже я немного оклемался – говорить могу. Ну, и, значит, начинаю им втирать, кто я такой, как у меня фамилия, кто мой отец и что им всем будит, если они меня сейчас же не отпустят.
– А менты? – спросила Даша, щеки которой уже немного порозовели, она даже несколько раз улыбнулась в такт рассказу Васика.
– А менты ржать начали, – с готовностью продолжил Васик. – Говорят – не может быть, чтобы у такого большого человека был сынок алкаш и придурок. Ну, тогда меня зло разобрало – думаю, сейчас приволокут меня в отдел, там разберемся. Еще и извиняться будут, уроды мусорские...
Васик прервался, шумно выдохнул и выразительно покосился на наши стаканы. Мы выпили, и Васик не давая нам даже отдышаться, снова забарабанил:
– Приводят меня в отдел, и, натурально, в обезьянник. Посиди, говорят, отдохни. А мы пока протокол составим. Захожу я в обезьянник, а там уркан сидит какой-то. Бухой в жопу, едва глаза открыть может, а туда же – начинает на меня бочку катить – мол, таких волосатых мудаков, как я, мочить нужно и в параше топить. Хотел я ему промежь глаз засветить, да присмотрелся и узнал в этой горилле своего бывшего одноклассника, Аркашей его зовут. Ну, он тоже меня узнал, когда я представился, конечно. Он от радости встречи даже протрезвел немного. Настолько, что смог слова выговаривать и связывать их в предложения. Успел мне о себе рассказать немного. Говорил, что боец в одной из группировок. В тамбовской группировке – вспомнил. Ходит под Артистом, – Васик подмигнул мне, – помнишь?
Я кивнула и невольно поежилась. С бандитом Артистом нам с Васиком как-то пришлось столкнуться год назад – в то время, когда я расследовала убийство своей сестры Натальи. Для нас тогда эта встреча едва не окончилась трагически. Повезло – удалось ускользнуть. Ну, ладно, что это я? Только что говорила Даше, что нечего вспоминать то, что лучше всего накрепко забыть, а сама...
– Только мы разговорились более или менее, – с хрустом жуя огурец, продолжал Васик, – к нам в обезьянник вталкивают мужичонку. Такой... евреистого типа, кудрявенький в очках. Пьяный, конечно. Аркаша на него начинает наезжать, как на меня вначале. Взял этого жиденка за шкирняк и говорит ему – выбирай, куренок, вилку в глаз или в жопу раз? Этот прикол Аркаша из зоны вынес. Там таким образом лохов проверяли, которые первый раз на хату заходили. Тот мужичонка долго не понимал, что от него хотят, а потом вдруг ка-ак ломанется к решетке! Ка-ак заорет! Мусора прибежали, а он им – почему вы меня к пидарасам посадили, выпустите, не хочу к пидарасам. Тут уж мы с Аркашей возмутились – что это он нас пидарасами-то обзывает... – Васик фыркнул, не выпуская рвавшийся наружу смех, и, давясь им, продолжал. – А мужичонка оборачивается к нам и орет – они мне говорили – в жопу раз или в вилку в глаз, а у самих оба глаза целые.
Васик, не договорив, расхохотался, видимо, не в силах больше сдерживаться. Когда первый приступ веселья у него прошел, он вдруг заметил, что мы с Дашей не смеемся.
Он пожал плечами и снова разлил.
– Не смешно? – осведомился Васик. – Это потому что вы не поняли юмора. Сейчас выпьем, а потом я вам еще раз все по порядку расскажу.
* * *
Поселившись в Москве, я и работу нашла себе подобную той, какой занималась в своем родном городке. Если раньше я была рекламным агентом в местной газетке, то сейчас, занимая примерно такую же должность, я пышно именовалась менеджер-агент по размещению рекламы. А контора, где я теперь работала, называлась рекламное агентство «Алькор».
Обязанности мои состояли в том, что я с утра до вечера носилась по городу со списком адресов фирм, который составил мне мой непосредственный начальник. Директора и президенты, означенных в списке фирм, были уже осведомлены о моем предстоящем визите. Ранее они обращались в наше агенство и оставляли заказ на изготовление для них логотипа фирмы, рекламного ролика и тому подобной ерунды.
Директора и президенты обычно общались со мной лично. Это в редких случаях бывало, чтобы они отсылали меня к своим заместителям или секретарям, получившим соответствующие инструкции.
Все-таки, реклама, а в особенности – логотип – визитная карточка фирмы.
Больше половины директоров и президентов вообще не знали, что они хотели бы увидеть в рекламном ролике, на рекламном плакате или в рекламном тексте, помещенном на специальной страничке периодического издания. Тогда мне приходилось довольно долго сидеть с ними, выспрашивать о специфике фирмы и даже разговаривать на совсем отвлеченные темы, чтобы понять, как составить рекламный продукт таким образом, чтобы он смог удовлетворить заказчика.
Довольно трудная работенка, учитывая еще то, что директора фирм – особенно уже пожилые и заплывшие заслуженным жирком – поговорив со мной о том, о сем, ни с того ни с сего вдруг начинали смотреть на меня не как на делового партнера, а как на женщину, с которой неплохо было бы познакомиться, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Видимо, из сбивала с толку неофициальность беседы, которой я пользовалась для того, чтобы узнать заказчика рекламы получше и преподнести соответствующий его вкусу продукт.
Намного проще и легче было работать с бизнесменами, четко представляющими себе – что они хотят от нашего рекламного агенства.
Такие не кликали секретарш с чаем и бутербродами, не предлагали заговорщицким шепотом коньячку из сейфов, а быстро и доступно излагали свои требования, и мне оставалось только записать все то, что они говорили, и вечером в конторе передать все впечатления и расшифровку своей записи ребятам из отдела изготовителей рекламы.
И все. Вот в чем заключалась моя работа.
Не знаю, может быть, суматошная Москва на меня так подействовала или еще что, но с недавнего времени я перестала удовлетворяться ролью только поставщика информации, стала часто забегать в другие отделы нашей конторы, разговаривать с мастерами на профессиональные темы, и даже на днях представила несколько толковых сценариев для рекламного ролика. Один из сценариев приняли и, немного переработав, сняли по нему ролик. А я получила премию. Небольшую, правда, но ведь дело было вовсе не в деньгах – а в том, что я убедилась в своей компетентности.
Кто знает, может быть, скоро я уже не буду мотаться по офисам, как сейчас, а займусь другим делом, которое, кстати говоря, очень меня стало интересовать – изготовлением рекламы.
Но пока...
Нужно выполнять те обязанности, которые должна выполнять.
* * *
Хоть на посиделках с Васиком и Дашей я выпила совсем немного – по моим меркам практически не употребляющего спиртного человека – все же голова гудела у меня порядочно и я лишний раз порадовалась, что продала машину сестры. Совершенно не могу себе представить, как можно водить машину по дневным улицам Москвы – с ума сойдешь.
Я проснулась раньше всех и после утренного посещения ванной комнаты решилась все-таки разбудить Васика и немного проконсультировать его относительно дальнейшего его поведения.
– Га! – хрипло гаркнул Васик, когда я сильно тряхнула его за плечо.
Он вскочил с кресла, на котором провел ночь, и – страшный, со спутанными длинными волосами, облаком стоящими вокруг его головы – уставился на меня враз покрасневшими глазами.
– Чего? – осведомился он и вдруг шумно зевнул.
Я едва успела отскочить в сторону, иначе меня, наверное, бы сбила с ног тугая струя невероятно зловонного и насыщенного алкогольными парами перегара.
Васик поморщился.
– Рано еще, – прохрипел он, – чего ты здесь... прыгаешь? А где?..
Он пошарил глазами по комнате и, увидев спящую на диване Дашу, снова зевнул.
– Не оклемалась еще, – высказался Васик, – оно и понятно. Дашенька наша вчера задала концерт.
– Тише ты! – оборвала его я. – Пойдем на кухню, поговорить надо.
Васик попытался приподняться, но необъяснимая сила вдавила его в кресло, и Васик бессильно свесил с подлокотников длинные руки – его пальцы с нечистыми ногтями касались пола.
– А тут нельзя поговорить? – жалобно поинтересовался он. – У меня ноги не ходят что-то... Подкашиваются.
– Разбудим, – я кивком указала на Дашу.
– Мы тихо будем. Прямо умираю я, до чего мне плохо, – доверительно высказался Васик, – передвигать не могу.
– Как хочешь, – притворно зевнула я, – только на кухне в холодильнике пара бутылок пива осталась и почти полная бутылка «Столичной».
Эта новость приподняла нескладное тело Васика с кресла, заставила его на заплетающихся ногах добраться до холодильника. А положив руку на прохладный живот холодильника, Васик моментально преобразился.
Рыча, он распахнул холодильник, извлек оттуда бутылку пива, сковырнул желтым носорожьим ногтем большого пальца металлическую пробку и опрокинул бутылку над своей глоткой.
– Хорошо! – булькнул он, когда последние капли янтарно-желтой жидкости исчезли из зеленой стекляной оболочки.
Васик достал еще одну бутылку пива, открыл ее и опустился на стул.
– Ну, о чем ты со мной хотел поговорить? – свежим и ничуть не хриплым голосом осведомился он.
Я прикрыла дверь и села напротив него на стул.
– Какие у тебя планы на сегодняшний день? – прежде всего спросила я.
Васик надолго задумался. Думал он довольно долго, а когда опустела вторая бутылка пива, проговорил:
– Да никаких, наверное.
– Тогда слушай меня внимательно, – строго сдвинув брови, начала я.
– Сейчас, – прервал меня Васик, – погоди минутку...
Он снова открыл холодильник, погрузился туда по плечи и вынырнул, сжимая в костистых лапах чудом уцелевшую бутылку молдавского вина.
– Ага, – кивнул он мне, – слушаю.
И отхлебнул прямо из бутылки.
– Я уезжаю на весь день, – проговорила я, – Даша остается у меня на... на неопределенный срок. И коль тебе сегодня нечем заняться, так я хотела тебя попросить, чтобы ты проследил за ней...
Не дослушав до конца, Васик рассмеялся.
– Понял, – сказал он, – посмотреть, чтобы она опять не нажралась, как вчера? Чтобы не плясала на столе голышом? Это я могу!
Он снова приложился к бутылке.
– Да нет, – поморщилась я, – ты не понял.
– Да чего здесь не понять? – удивился Васик. – А ты знаешь, – понизив вдруг голос до шепота, проговорил он, – когда ты спать улеглась, Даша залезла в ванну и меня к себе позвала. Сказала – спинку намылить.
– А ты?
– А я вовремя поспел! – осклабился Васик.
– То есть? – не поняла я формулировку ответа.
– Ну, когда я пришел в ванную, она уже захлебывалась. Напилась сильно, вот и уснула, пока меня ждала, – объяснил Васик. – Она же совсем невменяемая была, когда еще ты спать не легла. А потом она еще бутылку вина прикончила и стала – наглухо. Кричала всякую ерунду. Шептала мне на ухо, что лучше покончит с собой, чем живой попадется в руки Захара. Она считает, что это Захар за ней следит, – сообщил Васик, – совсем с катушек съехала. Она всегда была нервная, но чтобы вот до такой степени... Да, кстати! – вспомнил он. – Ты меня о чем-то хотела попросить?
– Хотела, – получив, наконец возможность проговорить свою просьбу до конца, я глубоко вдохнула и начала, – мне нужно, чтобы ты, Васенька, последил за Дашей, пока я буду на работе.
– Это я понял, – кивнул Васик, – и что – и все, что ли?
– Ну да, – сказала я, – если она захочет из квартиры выйти – следуй за ней. Но не так, чтобы она знала, что ты за ней идешь. А незаметно.
– То есть как это? – наморщился Васик. – Следить, что ли, за Дашкой?
– Не совсем, – поправила его я, – следить за теми, кто следит за ней.
– Как это? – вытаращил налившиеся кровью глаза Васик, а когда до него дошел смысл моего высказывания, он почесал в затылке и спросил меня:
– Это что же – ты думаешь, что за ней на самом деле кто-то следит? Да брось! Кому это надо было бы? Просто девочке нужно нервы полечить немного.
Я неопределенно мотнула головой.
– Не уверена я, – сказала я.
– В чем это? – немедленно задал вопрос Васик.
– Ни в чем не уверена, – ответила я, – но вполне может статься, что за нашей подругой кто-то следит.
– Кто? – механически спросил Васик и вдруг осекся. – Неужели... – пробормотал он, – неужели ты думаешь, что это вернулся Захар?
– Да причем здесь Захар? – рассердилась я наконец. – Просто-напросто лучше проверить. Чтобы потом не было никаких сомнений.
– Ну ладно, – согласно кивнул Васик и снова сделал длинный глоток из бутылки, – послежу за ней. Только вот – если за Дашкой и в самом деле кто-то следит, то как этот кто-то вычислит ее на твоей квартире? Ведь Дашка, когда к тебе ехала, так усердно заметала следы, заставляя меня петлять по городу, что... Тут никакой Шерлок Холмс не поможет.
Это замечание Васика было к месте. Действительно, как это я не подумала?..
– Ну-у, – протянула я, – в таком случае твое задание усложняется. Выдумай какое-нибудь дело, чтобы Даша хотя бы на минуту заехала к себе на квартиру. После этого... Ну, короче говоря, Васик, что я тебе рассказываю – ты и сам все прекрасно понимаешь.
– Конечно, понимаю, – важно кивнул Васик и допил бутылку, – мы с тобой не в первый раз ведем расследование. Я знаю, что к чему.
– Вот и отлично.
Я посмотрела на часы – я уже опаздывала на работу.
– Только еще два момента, Васик, – добавил я.
– В чем дело?
– Во-первых, не приведи хвост ко мне на квартиру, если этот хвост существует на самом деле, – сказала я, – а во-вторых, поосторожнее с этим самым, – я выразительно щелкнула себя двумя пальцами под подбородок, – больше не пей, ты и так уже снова пьяный, по-моему.
– Я? – Васик даже обиделся. – Да что тут пить-то? Ты же знаешь, что я сколько не выпью, всегда сохраняю это... как его... присутствие духа.
– А кого вчера в милицию забрали? – напомнила я.
– Да это что! – фыркнул Васик. – Упал я просто, споткнулся. А эти козлы и рады стараться. Лишний штраф слупить. Только, конечно, ни хрена у них не вышло. Они мои данные по компьютеру проверили и на задних лапках прибежали. Из обезьянника чуть ли не с музыкой вывели, – Васик Дылда выпрямился на стуле и самодовольно усмехнулся. – Ладно, – добавил он, – постараюсь поосторожнее. В общем так, – подытожил он, – мне нужно установить – следит ли кто-нибудь за Дашкой или это она все надумала, так? – Васик поднял вверх указательный палец и икнул. – Будет сделано.
Он снова икнул – с такой силой, что едва не упал со стула. Я вздохнула и внимательно посмотрела на него. Видимо, в моем взгляде Васик угадал сомнение в его сыскарских способностях, потому что он поднялся на ноги и, стараясь держаться прямо, проследовал к газовой плите.
Зажег горелку и поставил на нее чайник.
– Кофе буду пить, – объяснил он свои действия, – оно протрезвляет. И Дашке налью, как только она проснется. Кофе налью – в смысле.
Он вдруг ухмыльнулся.
– Сомневаюсь, что она с дивана сегодня слезет, – сказал он, – а не то что пойдет куда-нибудь.
– Ладно, – сказала я, – там видно будет. Боец Васик, ты свое задание понял?
– Так точно!
– Выполняй! Только поосторожнее. Знаю я тебя, – вздохнула я, – обалдуй ты порядочный. Но положиться на тебя можно – хоть и обалдуй.
Васик вытаращил глаза и состроил чудовищно нелепую гримасу – настолько неправдоподобную, что мне показалось, будто он надел маску.
– Рад стараться! – крикнул он.
Как я узнала позже, от этого крика Даша и проснулась.
* * *
Мой рабочий день уже подходил к концу. Осталось посетить только одну фирму.
Я сверилась со списком – да, так и есть – одна фирма. Называется – «Лебедушка». Шеф что-то говорил об этой фирме, но что именно – не помню. Забыла. Помню только – шеф мерзко прихихикивал, когда диктовал мне эту «Лебедушку», он так всегда хихикает, когда кто-нибудь рассказывает ему скарбрезный анекдот, до которых он большой охотник.
Я добралась до того места, где должна была располагаться фирма – большого пятиэтажного дома. Знакомое здание – раньше здесь, насколько я знаю, проводились какие-то партийные совещания и работали комсомольские дружины, а теперь это большое здание, как муравейник, нашпигованно офисами различных компаний и фирм.
Первым делом, как вошла, я, конечно, навела справки у охранника. Оказалось, что мои потенциальные заказчики – фирма «Лебедушка» – довольно солидные клиенты – они снимали не пару комнат, а целый этаж – верхний.
Охранник позвонил на верхний этаж, доложил о моем прибытии, а потом проводил меня к лифту.
Когда створки лифта раскрылись, меня встретил еще один охранник. Он вежливо поздоровался со мной и указал на большую металлическую дверь с надписью «Лебедушка».
«Солидно, – думала я, осматриваясь, – очень перспективные клиенты. Надо шефу о них доложить – отдельно. Только вспомнить бы – почему он так мерзко хихикал тогда».
Створки лифта снова раскрылись и выпустили девушку в кожаной куртке и предельно короткой юбке. Голову девушки украшала просто громадная копна обесцвеченных волос – было похоже на то, что на голову девушке села, распушившись, гигантская белая курица.
– Где здесь?.. – оглянувшись по сторонам, спросила девушка.
Охранник и ей кивнул на металлическую дверь. Девушка с курицей на голове прошмыгнула впереди меня. Я вошла за ней в полутемный коридор и прикрыла за собой тяжелую дверь.
Девушка стучала каблуками уже где-то далеко по коридору. Вот легко хлопнула какая-то дверь из располагавшихся по стенам и девушка исчезла.
Я пошла следом за ней и вскоре вычислила ту дверь, которая открылась, впустив девушку. На двери была картонная табличка – «Отбор претенденток здесь».
Я хмыкнула и пожала плечами. Мне явно не сюда. А где же здесь кабинет директора фирмы?
Надо вернуться и проконсультироваться у охранника.
Так я и сделала.
Глава 3
Генеральным директором фирмы «Лебедушка» оказался довольно молодой мужчина (примерно, тех же лет, что и я) – одетый так, будто бы только что сошел с подиума одного из самых модных и последних показов. Пластика его движений напоминала женскую, а манера растягивать слова усиливало появившееся у меня при первом взгляде на него подозрение в «голубизне».
Ну, да черт с ним. Хоть приставать не будет. За день так устаешь от высокопоставленных дон-жуанов и престарелых шалунов.
– Вы из «Алькора»? – вскинув голову, как только я вошла в кабинет, спросил он, хотя при мне – в приемной кабинета секретарша всего несколько секунд назад докладывала о моем прибытия.
– Да, – сказала я, – Ольга Антоновна Калинова. Насколько я понимаю, вы хотите сделать себе рекламу. Давайте обсудим, что бы вы конкретно хотели заказать в нашем агентстве, – выпалила я многократно затверженную фразу.
– Как говорится – ближе к телу? – неожиданно засмеялся он. – Я ведь даже еще и представиться не успел. И предложить вам присесть – тоже.
– Извините, – пробормотала я. Обычно президенты и генеральные директора мне не представлялись, а мое имя-отчество выслушивали в пол-уха. Да и зачем все эти формальности? Надо быстро-быстро сделать это дело и переходить к другим – не менее важным.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – молодой человек указал на глубокое кресло напротив его письменного стола, – меня зовут Карен Степанович, я генеральный директор фирмы «Лебедушка».
Я кивнула, давая понять, что находила эти сведения очень ценными.
– Чаю, кофе? – предложил Карен Степанович. – Выпить что-нибудь хотите?
– Если можно кофе, – согласилась я. Под вечер у меня начала болеть голова. Я вдруг неожиданно подумала о Васике и Даше – как они там?
Карен Степанович отдал в селектор соответствующие указания и через минуту секретарша внесла в кабинет поднос с двумя дымящимися чашечками.
Карен Степанович достал из ящика своего письменного стола маленькую плоскую бутылочку.
– Коньяка? – предложил он.
Я едва удержалась от того, чтобы не поморщиться.
«Начинается, – подумала я, – а я-то думала, что он из этих самых – из нетрадиционных. Сейчас откажусь, полчаса меня будет уговаривать хоть капельку выпить. Сбивать с рабочего настроения».
– Нет, спасибо, – я подняла на уровень груди развернутые в его сторону ладони, – я не пью.
– Как хотите, – равнодушно проговорил Карен Степанович, – а я добавлю себе в кофе. Очень, знаете ли, люблю в конце рабочего дня.
Он проделал все необходимые манипуляции, спрятал бутылочку обратно в ящик, отхлебнул из своей чашечки и зажмурился от удовольствия.
– Зря отказались, – медленно проговорил он, – бодрит, настраивает на творческий лад.
Я снова кивнула.
– Может быть, мы перейдем к делу? – проговорила я, после того, как Карен Степанович, хлебнув еще несколько раз, открыл наконец глаза.
– Да-да, конечно.
Он снова отхлебнул, снова зажмурился, но когда открыл на этот раз глаза, в них уже появилась обычное для всех деловых людей собранность.
– К делу, так к делу, – сказал он, – нашей фирме нужна заказать в вашем агентстве проект рекламного щита.
– Деятельность вашей фирмы? Какого рода рекламу вам бы хотелось увидеть? – отчеканила я привычные вопросы.
– Деятельность нашей фирмы? – переспросил Карен Степанович. – Мы представляем собой... своего рода филиал благотворительного фонда «Лагуна вечной любви». Слышали о таком?
– Слышала, – кивнула я, припомнив навязчивую телевизионную рекламу, – по всем каналам передают об этом фонде. Ни одна рекламная пауза на телевидении не обходится без упоминания об этом фонде.
– Правильно, – улыбнулся Карен Степанович, – фонд только начинает свою деятельность, так что ему необходимо заявить о себе. А наша фирма – мы занимаемся финансовыми операциями под эгидой фонда – недавно переехала в этот муравейник. Не успели еще обжиться здесь. Ну, вы, наверное, заметили, как на нашем этаже неприглядно еще.
– Вообще-то не заметила, – сказала я, хотя мне на самом деле показалось, что коридор слишком темен и безлюден. Ну, понятно – конец рабочего дня.
– Спасибо за комплимент, – снова улыбнулся Карен Степанович и снова отхлебнул из своей чашечки – и снова зажмурился, будто употребление этого напиток доставляло ему просто неземное блаженство.
– Итак, – подытожила я, – вы занимаетесь финансовыми операциями и, надо думать, работаете с населением – если хотите заказать рекламный щит.
– Совершенно верно, – сказал Карен Степанович.
– Вы представляете себе – хотя бы примерно – как это может выглядеть? – спросила я, надеясь на то, что Карен Степанович действительно обдумал уже и тему рекламного щита и визуальный ряд, и слоган, и оформление. Тогда мне не придется тратить время на разговоры с ним и напрягать уставший уже мозг, чтобы узнать, что ему на самом деле нужно.
– Конечно, представляю. А как же иначе? – ответил мой собеседник и приподнял немного густые ровные брови, как бы в знак того, что очень удивлен моим вопросом.
Отлично! Значит наш разговор закончится быстрее. Ну, полчаса еще, примерно, и можно ехать домой – знаю по опыту общения с подобным контингентом.
Правда, я неожиданно заметила, что мне нравится общаться с Кареном Степановичем. Как-то очень уютно было и по-домашнему – сидеть в мягком кресле с чашечкой ароматного напитка, греющей озябшие на улице руки.
– Насколько я понимаю, – начала я, – тема щита – бизнес. Сфера денег, компьютеров... Что-то строгое, настраивающее на деловой лад. Никаких лишних компонентов. Народ уже не покупается на яркие картинки с полуголыми красотками на фоне пальм и ослепительных пляжей. Коротко и по существу – такова будет общая идея плаката?
– Не совсем, – качнул головой Карен Степанович, – я предполагал совсем другое изображение. Вы верно говорили о доверии людей. Манипулировать этим доверием – и есть сфера ваших занятий. Я правильно понимаю?
– Абсолютно верно, – согласно кивнула я.
– Так вот, – продолжал Карен Степанович, – мне бы хотелось видеть на рекламном щите визуальную расшифровку названия фонда – «Лагуна вечной любви». И плюс к этому – чтобы изображение гармонировало также и с названием нашей фирмы-филиала «Лебедушка».
– А конкретнее?
– Конкретнее – пожалуйста. Я бы хотел видеть на щите женское лицо, – сказал Карен Степанович, – женское лицо, так сказать, излучающее спокойствие, тихое счастье... Располагающее к доверию. Просто женское лицо и все. Ну и, логотипы фирмы и фонда, естественно. Никакого слогана, ничего. Народ, как вы правильно заметили, устал он многообещающих слов. А воздействие такого рекламного щита будет проходить как бы на подсознательном уровне. Представляете, – Карен Степанович наклонился ко мне, – человек едет на машине по городу, краем глаза замечает нас рекламный щит, рассмотреть до конца он его не успевает – поэтому и не нужны никакие слоганы и сложный визуальный ряд тоже не нужен. Человек просто-напросто воспринимает женское лицо, вызывающее у него положительные эмоции и рядом с этим лицом – логотипы фирмы и фонда. Одно накладывается на другое и... Понимаете?
– Конечно, – сказала я, – надо думать, что модель для рекламного щита вы тоже уже подобрали.
– Вот с этим как раз у нас проблемы, – качнул головой Карен Степанович, – нам нужно такое лицо, чтобы... Оно вызывало положительные эмоции у большей части горожан. Не только у мужчин, а даже и у женщин, детей и стариков. Кроме сексуальности и женственности, в этом лице должно быть ярко выражено... – Карен Степанович несколько раз щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, – должно быть ярко выражено... доброе начало, вот. Такое добро, которому можно доверять безоговорочно. Понимаете?
– Кажется, понимаю, – ответила я, – а вы не пробовали взять на роль модели какую-нибудь известную женщину – певицу, киноактрису. Подходящую, так сказать, по своему имиджу?
– Не то, – сказал Карен Степанович, – у киноактрисы, певицы, как у всякой известной личности, есть свои поклонники и свои ненавистники. А ненавистники нам как раз не нужны. Я знаю, что вы мне сейчас хотите возразить... – быстро добавил он, хотя вовсе не собиралась возражать ему, – мол, ненавистником такое незначительное количество, что и думать об этом не нужно. Я вам скажу на это – не важно. Важен – кумулятивный эффект. Знаете, что это такое?
– Честно говоря, нет, – призналась я.
– Если проще, то в нашем случае это – совокупная мощность всех эмоций, приложенных к объекту, – объяснил Карен Степанович, – кумуляция. Если женское лицо на щите будет неизвестным никому, да еще обладающим способностью вызывать только положительные эмоции, только тогда мы достигнем того эффекта, на который рассчитываем. К тому – неизвестность модели исключает предвзятость мнений. Ну, у нас должно получится что-то вроде... Джоконды. Громко, конечно, сказано и может показаться слишком амбициозным...
– Так почему бы вам не взять ту же Джоконду? – предложила я.
– Не то, – мотнул головой Карен Степанович, – мне кажется, этот тип лица, как это... устарел. Тем более, что эту работу неоднократно уже использовали в других рекламных акциях. Как, кстати говоря, и изображения известных моделей.
– Итак, – попыталась я подвести итог нашего разговора, – вам нужно женское лицо, обладающее всеми теми качествами, о которых вы мне сейчас говорили.
Карен Степанович кивнул и допил свой напиток. Посмотрел на дно чашечки и с сожалением причмокнул.
– Мы долго искали модель для рекламного плаката, – сказал он, – давали объявление в газеты, но ничего у нас не вышло. Первое время к нам валом валили девушки, которые едва ли понимали, что от них хотят. Они уже в коридоре начинали раздеваться и единственное, чего от них могли добиться – похотливое виляние задницей... Извините. Девушки идут до сих пор, но, сейчас потом несколько поиссяк. А нам так и не удалось найти ничего стоящего.
Карен Степанович вздохнул.
Я вспомнила девушку к копной волос, которая повстречалась мне в коридоре, и прониклась к генеральному директору фирмы «Лебедушка» Карену Степановичу искренним сочувствием.
– Хорошо, – проговорила я, закрывая блокнот, – мы обязательно поможем вам. Какие сроки вы нам даете?
– Неделю, – подумав сказал Карен Степанович, – больше, извините, не могу.
– Наверное, завтра, я зайду к вам, – сказала я, вспомнив, что у ребят-художников целая куча фотографий девушек-моделей и просто фотонатурщиц, – кое-какой материал у нас есть, посмотрите, может быть, что вам и подойдет.
– Договорились, Ольга...
– Антоновна, – подсказала я.
– Ольга Антоновна, – медленно проговорил Карен Степанович, будто попробовал мое имя на вкус, – договорились, Ольга Антоновна. Значит, завтра?
– Примерно, в это же время, если вас не затруднит, – сказала я.
– Нисколько не затруднит, – заверил меня Карен Степанович, приподнимаясь из-за стола, чтобы попрощаться со мной.
Уже на улице я снова вспомнила о Даше и Васике. Что-то они делают сейчас?
Я вдруг поймала себя на том, что очень беспокоюсь за мою Дашу.
* * *
Совсем уже стемнело, но воздух еще казался прозрачным, хоть и был обездвижен отстутвием даже малейшего ветерка. Человек, сидящий на лавочке у подъезда, был также неподвижен – вот уже второй час.
Безлюдный двор казался ему опустевшим аквариумом, куда зачем-то залили свежей воды.
Наконец, когда сумерки сгустились настолько, что стало холодать, человек на лавочке пошевелился, вынул руку из кармана кожаной куртки и посмотрел на часы.
Качнул головой и достал сотовый телефон. Немного подумал и набрал какой-то номер.
– Алло, – проговорил он, когда смолкли длинные гудки, – это я, шеф.
Ему что что-то ответили.
– Нет, – качнул коротко стриженной головой человек на лавочке, – объект не появлялся. Я же говорил, что нужно поставить жучок на этот телефон.
Он довольно долго слушал, нахмурившись и кивал головой. Кажется, его телефонный собеседник говорил что-то, что не очень нравилось человеку на лавочке.
– По-моему, вы все слишком усложняете, – удалось наконец ему вставить реплику, – проникнуть в квартиру и поставить жучок для меня не составит никакого труда. И следов никаких не останется... Что значит – видимых следов? Я вас не понимаю.
Он пожал плечами и еще какое-то время слушал, что говорили ему.
– Вас понял, – ответил он, когда голос в телефонной трубке стих, – продолжаю вести наблюдение.
* * *
Из своей конторы я прямиком поехала домой. В моей квартире – к великому моему удивлению – никого не оказалась, зато наблюдался такой беспорядок, что я всерьез встревожился – не случилось ли что с Васиком и Дашей. Может быть, кто-то незванный наведывался ко мне в квартиту, пока меня не было дома?
В прихожей валялась пустая бутылка из-под водки. Я помнила, что все пустые бутылки забрала с собой, когда уезжала на работу и выбросила в мусорный контейнер.
Значит, Васик Дылда все-таки не удержался и сбегал еще за водкой.
Я прошла на кухню. На столе, как дуло направленного на меня снаряда, лежала еще одна пустая бутылка. Я посмотрела – из-под водки.
Да, значит, Васик не внял моему совету воздержаться от употребления спиртного.
Однако, куда же они с Дашей подевались? Я говорила Васику, чтобы он потаскался за ней по городу – последил, не следит ли кто-нибудь – в свою очередь – за ней; и теперь понимаю, что перестаралась, оценивая способности Васика к трезвости в действиях и решениях.
В лучшем случае, они с Дашей сейчас парятся в каком-нибудь обезьяннике.
А в худшем?
Об этом мне думать не хотелось.
Я смахнула со стола бутылку в мусорное ведро и присела к подоконнику. Закурила, задумавшись.
«Нужно исходить из худшего, – размышляла я, – тогда меньше вероятностей того, что я ошибусь в своих расчетах. То есть – меньше вероятности того, что моя ошибка будет фатальной. Итак – предположим, что за Дашей действительно установлена слежка. Кто бы мог эту слежку установить? Ясно, что не милиция – Даша оставила свои сумасбродные выходки, которым предавалась тогда, когда была членом Общества поклонников Сатаны – значит, милиции она не нужна. Если бы ее хотели задержать за те фокусы, то давно задержали бы. Но прошел год – и ничего».
Сгустившиеся за окном сумерки все еще позволяли мне различать двор – две бабульки, сидящие на лавочке, собачник, уныло выгуливавший толстого и неповоротливого мопса. Мопс пристроился, подняв заднюю лапу, к старушечьей лавочке, одна из бабулек протестующе замахала самодельной клюкой, изготовленной, кажется, из старой лыжной палки.
Собачник несколько раз дернул поводок, но мопс отошел от скамейки, не раньше, чем закончил свои дела.
«Выходит, не милиция следит за Дашей, – продолжала я свои размышления, – тогда – кто? Даша – девушка довольно состоятельная. Ее содержат родители, не последние люди в столице. Может быть, преступники следят за Дашей, чтобы выбрать момент и похитить ее с целью получения выкупа?»
«То же не то, скорее всего. То есть – возможно, но... Даша говорит, что давно замечает слежку за ней, и несомненно то, что, если бы ее хотели похитить, то уже похитили бы. Значит, не для похищения с целью выкупа за ней следят?»
А зачем тогда?
«Сейчас цель слежки выяснить мне вряд ли удастся, – решила я, – путем размышлений. Ясно одно, что те, кто следят за Дашей, готовят ей точно не праздничные подарки. Теперь предположим, что Васик, вытащив, Дашу из моей квартиры, повез ее к ней же, как я ему приказывала, надеясь на его пристойное поведение. Если они достигли пункта своего назначения, то следящие за Дашей, их заметили и пошли за ними. Васик точно был не в состоянии, скрываясь от Даши, наблюдать за ней. Скорее всего они друг друга поддерживали под руку, чтобы не упасть и не уснуть по дороге. Джип Васика так и стоит у моего дома – выходит они передвигались по городу на своих двоих. Ну, то есть – брали такси, ехали на метро и так далее...»
Заоконный мопс, видимо, уже пресытившийся прохладным воздухом весеннего вечера, потащил своего хозяина домой. Бабульки ушли в подъезд еще раньше. Двор стал полностью пустынен.
Я закурала еще одну сигарету, пододвинув себе поближе пепельницу.
«Куда пошли Васик и Даша, после того, как они побывали по моему приказанию на квартире Даши? – думала я. – Если они, конечно, там побывали... Здесь их нет, где же они? Может быть, те, кто следят за Дашей, воспользовались беспомощным состоянием парочки и...»
Я вздрогнула. Нет, не может быть. Черт возьми, если что случится с Васиком и Дашей, то это я буду во всем виновата. Знала же, что Васик Дылда – человек, у которого полностью атрофировано чувство ответственности. Если год назад мне с его помощью удалось провести расследование и найти убийцу моей сестры, то это еще ничего не значит. Год назад я совсем не знала Москву. Также мне не был знаком круг, в котором вращалась Наталья, а вот Васик всех ее знакомых знал отлично, так как сам ввел Наталью в Общество поклонников Сатаны, даже сам внес за нее вступительный взнос – он тогда являлся ее, как это называется, бойфрендом.
– Он незаменим, если над ним осуществляется твердое руководство, – вслух произнесла я, – но самостоятельно действовать он не способен. Обязательно вляпается в какую-нибудь поганую историю. Вот вчера – пошел за пивом и загремел в милицию. В обезьяннике с каким-то бандитом общался. Хорошо, что тот оказался его бывшим одноклассником, а то... Обычно всяческие уголовники недолюбливают молодых людей, придерживающихся в одежде и внешности стиля, которого придерживается Васик Дылда – длинные крашенные волосы, кожаные штаны, исполосованные молниями, сумасшедшей раскраски маечки и куртка-косуха, украшенная заклепками и нашивками всех видом и конфигураций. Хорошо еще, что Васик теперь не пользуется косметикой, а то год назад он накладывал себе на лицо устрашающий макияж, становясь похожим не то на Мэрилина Мэнсона, не то на Джея Симмонса из «Kiss»...
Тут я спохватилась, что снова начала рассуждать вслух. Пренеприятная привычка, от которой я стараюсь избавляться, чтобы не напоминать самой себе старую выжившую из ума бабку или затворницу-монашку.
Но что тут поделаешь, если я давно уже живу одна и, когда я нахожусь дома, мне поговорить не с кем, кроме самой себя. Единственные мои хорошие знакомые, если не считать сослуживцев по рекламному агентству, где я работаю, это Васик и Даша.
А они давно уже не заезжали ко мне. У меня даже домашним животных нет. Кто за ними будет следить, пока я целый день мотаюсь по городу по заданиям шефа? Не могу же я себе позволить нанять гувернантку для кошки.
«Ладно, – кусая губы, чтобы снова невольно не заговорить вслух, подумала я, – это все лирика. Сейчас мне нужно прикинуть, где могут находиться Даша и Васик? Конечно, разыскать их в таком огромном городе, как Москва, вряд ли мне удастся, но попробовать можно. У меня есть только два номера телефона, по которым можно позвонить – Дашина квартира и квартира Васика. Мобильных телефонов ни у Даши, ни у Васика нет. Даша не пользуется сотовой связью, так как она у нас девушка задумчивая и вечно витающая в облаках и поэтому он плохо переносит, когда ее что-либо отвлекает в момент ее раздумий – внезапный звонок, например. К тому же она вечно сидит дома, а дома у нее есть обычный проводной телефон. Балбес же Васик разбивает и теряет мобильники каждую неделю. Вот и вчера, когда мы выпивали здесь, на кухне, он взахлеб рассказывал, как прошлой ночью менял в ларьке свой мобильник на две бутылки портвейна, так как наличных у него с собой не было, а кредитные карточки в ларьке, конечно, не принимали».
Я положила недокуренную сигарету на край пепельницу и прошла в прихожую – к телефону.
После того, как я набрала Дашин номер телефона, я услышала металлический голос автоответчика, сообщившего мне, что Даши сейчас нет дома и посоветовавшего оставить какое-нибудь сообщение.
Сообщения я оставлять не стала, а позвонила Васику. После доброго десятка длинных гудков на том конце провода подняли наконец трубку.
Я едва не подпрыгнула на месте от радости.
– А... Ал-л-ло... – услышала я плывущий голос, в котором не без труда признала голос своего бесшабашного дружка.
– Васик?! – закричала я в трубку. – Ты дома? Это ты?
– Н-нет, – икнув, ответил Васик, – это Дж-ж-жаварах-х... Джаварахланг Не... Неру... Я, кто же еще? А э... это кто звонит?
Я обозвала его придурком и алкоголиком. Услышав хорошо знакомое и родное сердцу слово, Васик тотчас признал меня и с гордостью сообщил, что мое задание выполнено.
– Каким это образом? – поинтересовалась я. – И где Даша находится?
– Д-даша спит, – подумав, сказал Васик. – Мы с ней еще два пузыря уговорили у нее дома. Я, как ты мне и приказывала... потащ-щил ее к ней домой.
– Как же ты ее уговорил?
– А никак я ее не уговаривал, – снова икнув, сказал Васик, – я не ее уговаривал, а два пузыря... А она, когда пох... похмелялась... напоролась так, что ее даже и уговаривать не пришлось. Я взял ее под руку и мы п-пошли. Взяли тачку и к ней. По дороге водяры еще купили и...
– Я же говорила тебе, не попадаться ей на глаза, – напомнила я, – чтобы она самостоятельно следовала по улице, а ты за ней. Чтобы ты видел, если за ней кто-нибудь будет следить.
Проговорив это, я вздохнула, тут же ощутив всю несостоятельность своих выкладок.
Васик несколько раз сильно икнул и, видимо, потерял нить разговора. Он довольно долго думал, потом переспросил меня и, припомнив, о чем мы говорили, ответил:
– Она н-не могла самостоят-т-тельно передвигаться по улице. И я не мог. Мы только вместе могли... под ручку. Но все равно это... падали. Еле-еле дошли. Т-ты уж извини, но так получилось. А п-потом Дашка закричала, что не может оставаться дома, что ей страшно и мы поехали ко мне. Взяли тачку и поехали...
«Хорошо еще, – подумала я, – что у Васика хватило ума не тащиться обратно на мою квартиру. Если их засекли те, кто следил за Дашей, то уж точно пасли бы их до моей квартиры. которая сразу перестала бы быть надежным убежищем для Даши. А теперь – квартира Васика тоже под наблюдением. А может быть, и телефон прослушивается?»
Я моментально закрыла глаза и напряглась.
Нет, телефон не прослушивается – ничьего присутствия, кроме Васикова, я не ощущаю.
Когда я снова вернулась к действительности, выйдя из неглубого транса, в который мгновенно ввела сама себя, Васик надрывался, крича в трубку почти вовсе нечленораздельные слова, общий смысл которых был – недоумение по тому поводу, куда это я провалилась.
– Здесь я, здесь, – проворчала я, и крики тотчас сменились взрывом дурацкого хохота.
– Ну так что? – отсмеявшись, спросил Васик. – М-мне... То есть – нам к тебе ех-хать? Дашка сейчас оклемается... мы возьмем такси и...
– Погоди, погоди, – умерила я его пыл, – никуда из квартиры не выходите, – я сама приеду к вам. Понятно?
– По-понятно, – в очередной раз икнув, проговорил Васик, – ж-ждем. Я только на минутку выйду – куплю пивка и сразу н-назад.
– Не смей! – прикрикнула я. – Никакого пивка. Я же говорила тебе – вообще сегодня не пей. А ты что сделал? Сам напоролся, как свинья и Дашу напоил.
– Он сама! – обиженно воскликнул Васик. – Никто ее не поил. Я только покупал...
– А зачем покупал?
– Чтобы пить, – признался Васик и тяжело вздохнул, – в ш-ш-штопор я вошел, – посетовал он, – очень трудно остановиться. И воо-обще... Если б я Дашку не это самое... не напоил, то как бы я ее увез к ней на квартиру? – вполне резонно заметил он, – она бы в трез-з-звом виде ни за что не согласилась бы.
Вообще-то он прав. Все хорошо, что хорошо кончается. Только в данном случае – плохо, что ничего еще не кончается. Все только началось, как мне кажется.
Пьяному Васику, видимо, понравилось, как звучит звук «з». Он повторял:
– В трез-звом виде, в трез-звом виде... – пока я его не остановила.
– Сидите дома, – еще раз сказала я, – и никуда не высовывайтесь. Я скоро подъеду. Да и еще! Никому не открывайте дверь. Кроме меня, естественно.
– П-понял, – сказал Васик и, помедлив немного, натужно пошутил, – надеюсь, ты приедешь в трез-звом виде.
И снова расхохотался. На меня эта шутка, придуманная, наверное, единственно для того, что оправдать произнесение так понравившегося Васику жужжащего «в трез-звом виде», должного впечатления не произвела, что самого Васика нисколько не смутило.
Он продолжал хохотать и хохотал, скорее всего, еще долго после того, как я повесила трубку.
Лихорадочно одевшись, я вдруг остановилась посреди прихожей и вернулась на кухню. Оставленная мной в пепельнице сигарета дотлела до фильтра, но еще слабо дымилась. Я притушила ее пальцем и тут же закурила новую.
«Разберемся на месте, – подумала я, – посмотрим, что я смогу выяснить, когда приеду к дому Васика».
Глава 4
Василий Петрович Донин никак не мог уснуть, ворочаясь в проваливавшейся под его тяжелым телом слишком мягкой постели.
Он и вздыхал, и поднимался пить скользкую ночную воду из горлышка чайника, и считал в уме до ста. Дольше считать не хватало терпения и мысли с пустого счета сбивались на другие – лихорадочные и будоражащие, и он три раза выходил курить на балкон, чтобы холодный ночной воздух остудил тело и было потом приятно согреваться в постели и так незаметно уснуть.
Ничего не помогало.
Даже Василий Петрович попробовал пихнуть в бок давно и сладко спящую рядом супругу Розалию Аркадьевну, с целью ее разбудить и заняться с ней известного рода упражнениями, после которых, как Василий Петрович знал по опыту довольно долго совместной супружеской с Розалией Аркадьевной жизни, засыпается легко и спится крепко – но Розалия Аркадьевна, не пожелав открыть глаза, так в ответную пихнула локтем Василия Петровича, что тот едва не скатился с кровати и долго еще растирал ушибленные супругой ребра и что-то ворчал себе под нос.
Наконец часам к трем ночи Василий Петрович Донин понял, что вернее всего уснуть сегодняшней ночью ему не удастся.
Кряхтя, он поднялся с кровати, шаркая босыми ногами по холодному линолеуму, прошел на кухню и включил там свет, закрыв предварительно за собой дверь поплотнее.
Там, рассеянно глядя на разбегающихся по стенам тараканов, Василий Петрович снова закурил, но так и просидел с дымящейся сигаретой, ни разу не затянувшись, пока его не заставил очнуться от оцепенения серый столбик невесомого пепла, упавший с кончика сигареты на голую коленку Василия Петровича.
Василий Петрович выругался, швырнул окурок в раковину и поднялся, чтобы включить маленький, стоящий на холодильнике телевизор.
Ни один канал не работал, кроме одного – по которому передавали яркое шоу – где под вкрадчивую музыку извивались вокруг сверкающего застывшей змеей столба девушки, постепенно освобождаясь от скудных лоскутов, покрывающих их без всякого сомнения великолепные тела – обнажая те его части, которые вообще-то не принято обнажать.
Этот-то канал и стал смотреть Василий Петрович. И, несмотря на то, что был взвинчен настолько, что не мог заснуть, увлекся – даже не заметил, как дверь на кухню открылась и перед ним, закрыв экран телевизора появилась Розалия Аркадьевна.
Василий Петрович вздрогнул и заморгал.
– Ну и как это называется? – зловеще осведомилась Розалия Аркадьевна, уперев мускулистые руки в массивные бока – перед тем, как выйти замуж за Василия Петровича, тогда – подающего надежды комсорга – она довольно длительное время работала крановщицей на стройке.
– Но один канал больше на работал, – сглотнув, пояснил Василий Петрович, – вот я и... А что такого? Для того и показывают, чтобы смотреть.
– Старый хрен, а туда же, – процедила Розалия Петровна и выдернула вилку из розетки, отчего экран маленького телевизора вздрогнул и покрылся серым снегом. – Ну-ка, пошли спать. Тебе завтра на работу, а ты полуночничаешь тут.
Василий Петрович вздохнул и уже поднялся было со стула, но что-то подкосило его и он снова шлепнул дряблую задницу на мягкое сиденье.
Теперь и Розалия Аркадьевна присмотрелась к своему мужу и поняла, что что-то с ним творится неладное. Вовсе не сластолюбие, характерное для старых партийных работников, хоть и перековавшихся в крупных бизнесменов, заставило его подняться ночью от теплого бока спящей жены и уединиться на кухня для просмотра эротического тележурнала.
Розалия Аркадьевна не стала гнать мужа в постель. Она открыла шкафчик, достала оттуда початую бутылку дорогого французского коньяка и стопочку.
Наполнив стопочку, она подала ее Василию Петровичу, и тот махом выпил.
– Ну, – промолвила Розалия Аркадьевна, когда Василий Петрович отдышался, – рассказывай, что там у тебя случилось? На работе что-нибудь?
Василий Петрович вздохнул и, прежде чем начать рассказывать, выпил еще одну стопочку коньяка.
– На работе, – проговорил он, обреченно опустив глаза в пол, – где же еще. Такое началось, что – не приведи господи. Шеф опять колобродит чего-то. Опять наколобродит, а отвечать – кому? Василию Петровичу Донину. Все документы-то на меня составлены, хоть и фирма шефу принадлежит целиком.
– Опять с бандитами связался твой шеф? – предположила Розалия Аркадьевна, присаживаясь напротив мужа.
– А черт его знает, с кем он связался, – уныло пробасил Василий Петрович и почесал вялую шертку на обвисшем животике, – собирается передавать крупную сумму каким-то ребятам, говорит, что получит фантастические проценты. Требует, чтобы я дал свои подписи на сбор суммы, без моих подписей по линии бухгалтерии, сама знаешь, ничего не получится.
– Может быть, и вправду большие деньги заработаете? – осторожно спросила Розалия Аркадьевна. – Сейчас-то все возможно – времена какие... Обманул кого – и вот, пожалуйста – миллионер. Ты сам, вспомни, каким путем в бизнесмены выбился?
Василий Петрович отмахнулся от жены и снова покосился на бутылку. Розалия Аркадьевна слила остатки коньяка в стопочку – получилось – почти полная и пододвинула мужу.
– Так-то оно так, – продолжал Василий Петрович, опрокинув стопочку, – только и то верно, что бесплатный сыр в мышеловке бывает. А мой шеф, хоть и жук большой, но все же найдутся и такие, кто его обмануть сможет. А обманут – фирма рухнет, разорится.
Розалия Аркадьевна думала, склонив украшенную редкими кудерышками голову.
– Ну и пускай, – сказала она, – пускай разоряется. У тебя пенсия большая, да и в банке счет хороший – проживем.
– Не в этом дело! – скривившись от того, что глупая жена не сможет понять его волнений, воскликнул Василий Петрович. – Шеф суетиться – кричит на меня, что, мол, я, старый козел, ни чего не понимаю, что, мол, удача сама в рожу прет, а я отворачиваюсь. Даже грозился мне. Все, чтобы я подпись дал.
– Ну, грозился, это он зря, – резонно возразила Розалия Петровна, боевито тряхнув кудерышками, – он что – не понимает, сколько у тебя старых друзей в правительстве города сидит? Сколько у тебя старых связей? Да он без тебя никто! И звать никак! Это ты его человеком сделал. А до тебя он кто был – жулик с деньгами и все. Да пусть он только пальцем...
Василий Петрович вздохнул и закурил сигарету.
– Что-то слишком он суетиться, – проговорил он, – шеф-то. Сам на себя не похожий. Только про этот свой вклад и говорит. Даже странно – никогда его таким не видел. Вот я думаю – влетит он по глупости и по жадности в авантюру, а как следствие, да суд? Меня посадят. По бумагам-то я – президент фирмы.
– Откажись, – твердо сказала Розалия Аркадьевна, – откажись и все. А будет приставать еще к тебе – сходи к Петру Петровичу. Или к Захару Ильичу. Они враз этого мелкого жулика за химок и...
– Да давно он уже не мелкий жулик! – застонал Василий Петрович. – Он теперь уважаемый в деловых кругах человек. А на мои связи он теперь – тьфу! Кстати, Захара Ильича посадили, я тебе не говорил? А начиналось все так же, как и меня – уговорили какие-то бумаги подписать, посулили денег. Он подписал, через полгода большой шухер и все – Захар Ильич под следствием, а через несколько месяцев – готово дело. Правда, немного дали, но все равно – теперь вся его карьера-то... Вот так и со мной будет, – Василий Петрович свесил нагруженное тремя сальными подбородками лицо на грудь.
– В милицию надо, – зашептала Розалия Аркадьевна, – чтоб их всех повязали.
– Какая милиция! – снова вскинулся Василий Петрович. – О чем ты говоришь! Как дитя малое, ей-богу. Прямо не знаю, что и делать. Сегодня сказал шефу, что подписывать не буду ни при каких условиях, а он на меня заорал, пообещал с землей сровнять. Что теперь со мной будет?
На это Розалия Аркадьевна ничего не ответила. И тут – как только в ее разговоре с мужем родилась и расширилась пауза – звякнула балконная дверь.
Розалия Аркадьевна вздрогнула.
– Что это, Вася?
– Ветер, – не поднимая головы, отозвался Василий Петрович, – или с крыши сосулька опять упала. Знаешь ведь – у нас последний этаж – как весна, так сосульки падают и всякая гадость с крыши на балкон течет. Сколько я раз я говорил этим дворникам...
На балконе снова что-то щелкнуло. Потом завозилось, а потом до застывшей в страхе Розалии Аркадьевны долетел протяжный скрип.
– Какие сосульки, Вася, – пораженная внезапной мыслью, прошептала она, – все сосульки давно стаяли. Это не сосульки...
Тогда поднял голову и сам Василий Петрович.
– Посмотреть, что ли, – неуверенно выговорил он, приподнимаясь.
– Не надо, – ухватила его за руку Розалия Аркадьевна и вскочила, тряхнув внушительным бюстом, – ты говорил, что твой шеф обещал тебя с землей сровнять. Может, это он прислал кого-нибудь?
– Да о чем ты говоришь? – Василий Петрович попытался было усмехнуться, но усмешка у него не вышла. – Это так... выражался. Фигурально.
– Милицию надо!
– Да какую!.. Это кот с крыши прыгнул на балкон! Ты котлеты, которые там оставила, закрыла тарелкой? Нет? Вот он запах учуял и это...
Василий Петрович осекся. Он явственно услышал, как скрипнула, приоткрываясь, балконная дверь и по ногам потянуло уличным холодом.
Розалия Аркадьевна закрыла себе рот обеими ладонями, будто боялась, если она издаст малейший звук, будет еще страшнее.
Василий Петрович, сделавшийся вдруг белым с ног до головы, как холодильник, на котором стоял телевизор, поднялся со стула. У Василия Петровича были худые несоразмерно обрюзгшему туловищу ноги. Сейчас они заметно дрожали, словно от подгибаясь от напряжения держать отвисший живот, жирную грудь, пару трясущихся рук и облитую сейчас потом голову Василия Петровича.
Из гостиной, куда выходила балконная дверь, мягко полетели едва слышные аккуратные шаги. Звук приблизился и смолк за дверью. Видно, пришелец остановился в недоумении перед полоской света, выбивавшейся из-за плотно прикрытой кухонной двери.
Ничего почти не соображая и полностью не отдавая себе отчета в своих действиях, Василий Петрович открыл рот и издал хриплое простестующее восклицание. Потом его понесло к двери, он открыл дверь и тут же качнулся назад, негромко пискнув.
Розалия Аркадьевна наконец отодрала ладони от своего лица и протяжно завопила, сползая на пол со стула – обеими руками отмахиваясь, точно от видения, от своего супруга, который вытаращив глаза, шел от двери прямо на нее. И по всему было видно, что Розалию Аркадьевну пугало не столько входное пулевое отверстие в левой стороне голой груди Василия Петровича, сколько бессмысленное и странное выражение его лица, трясущиеся подбородки, по которым вперемешку стекала из раззявленного беззвучного рта слюна и кровь.
Крик Розалии Аркадьевны оборвался, она с всхлипом втянула в легкие новую порцию воздуха – то ли для того, чтобы снова закричать, то ли для того, чтобы осмысленно позвать на помощь, то ли...
Неважно, впрочем. Потому что в следующую секунду Розалия Аркадьевна ощутила, что закричать никак не может – по крайней мере пока кто-нибудь не вытащит плотно залепившую ей горло пулю.
* * *
Еще когда я только подходила к дому, где находилась квартира Васика... да нет, раньше – когда я, расплатившись, выходила из такси – я почувствовала, что что-то не так.
Неясное предчувствие с каждым шагом, приближавшим меня к дому, укреплялось. Эта не было обыкновенная интуиция, таким образом проявлялись экстрасенсорные способности, доставшиеся мне от моей родной сестры, которая, в свою очередь, получила их от нашей прабабки.
Дремавшие в Наталье экстрасенсорные способности разбудил Захар, а Наталья, сумев установить со мной контакт уже после своей смерти, помогла мне ощутить себя как экстрасенса.
До сих пор не понимаю, как могла моя покойная сестра-близнец общаться со мной – отделенная бесконечным океаном безсущественного мрака и вечного холода.
Просто не укладывается в голове. Даже – когда я вспоминаю события прошлого года, мне кажется, что все, что со мной было – не происходило в действительности, а являлось продуктом ночного кошмара.
Отчасти это так и было.
* * *
Когда я вошла во двор дома, в котором находилась квартира Васика Дылды, я была уже совершенно уверена в том, что неподалеку находятся люди, которые враждебно настроены по отношению ко мне и к моим друзьям.
Поэтому я отошла в тень еще голых деревьев и продвигалась к подъезду, где жил Васик вдоль стены дома. Если бы кто-нибудь увидел меня со стороны, то наверняка решил бы, что крадется вор.
Вот только никто не мог меня увидеть – пустынен был двор по позднему времени, да и слабо освещен. А свет из окон и от одинокого фонаря и вовсе не проникал туда, где находилась я.
Не дойдя нескольких шагов до Васикова подъезда, я остановилась. На лавочке у подъезда сидел какой-то парень. Я присмотрелась – короткая стрижка, кожаная куртка, темные брюки...
Свет фонаря падал на его начищенные ботинки, как в лужу. Чего это он такой нарядный по ночам на лавочках сидит? Пьяный?
Да нет, не выглядит он пьяным. Не качается, бессмысленных воплей не издает, с лавочки не падает, даже не сплевывает через каждую минуту, как обычно делают очень пьяные люди, которых тошнит.
Наоборот – сидит прямо, как статуя.
Попытаться установить с ним контакт? Но я не вижу его лица. Да вообще – он в тени сидит, мне виден только его силуэт. В этом случае сложно войти в телепатический контакт. Вот если бы он поднял лицо...
Всего минут пять я простояла на одном месте, кусая губы и думая, как бы мне поступить. Потом человек, сидящий на лавочке вдруг пошевелился. Достал из кармана сотовый телефон и набрал какой-то номер.
И поднял лицо – когда приставил телефон к уху.
«Попался, – подумала я, вглядываясь в необычно острые черты его лица, словно обглоданного какой-то страшной болезнью, – теперь я получила возможность покопаться в его мозгах, пока он занят разговором по телефону. Сейчас я узнаю все – зачем он здесь, кто его послал и... все узнаю. А он даже и не почувствует моего присутствия».
Когда я почувствовала, что невидимый и малоосязаемый канал телепатической связи установлен и уже успел надежно оформиться в стылом ночной воздухе, я закрыла глаза, готовая смотреть и слушать.
– Алло, – проговорил человек, когда смолкли длинные гудки, – это я, шеф.
Что такое, черт возьми? Я ничего не вижу. Абсолютно ничего – черная пелена перед глазами. Зато прекрасно слышу, как этот человек разговаривает по телефону. Но ведь этот разговор лежит на поверхности сознания, а мне надо забраться в подсознательную область его мозга.
Что-то не получается у меня. Сейчас сосредоточусь и попробую еще раз.
– Адольф, это ты? – ответил человеку незнакомый мне голос. – Ты на месте? Как там обстановка? Все в порядке?
– Нет, – проговорил человек на лавочке и, надо думать, качнул коротко стриженной головой, – объект не появлялся. Я же говорил, что нужно поставить жучок на этот телефон.
– Я сказал – нет. Ты своим жучком можешь испортить все дело! Разве ты не понимаешь? Я тысячу раз тебе говорил – действовать исключительно осторожно. При малейшей опасности быть замеченными – уходить. А ты что сделал? Послал каких-то сопляков. Разве так устраивают слежку? Вот они у тебя и облажались – слежку, судя по всему засекли. А ты еще с жучком со своим. Я же сказал – нельзя, ни в коем случае нельзя...
– По-моему, вы все слишком усложняете, – прорвавшись в одну из пауз, успел вставить человек на лавочке, – проникнуть в квартиру и поставить жучок для меня не составит никакого труда. И следов никаких не останется.
– Видимых следов, – поправили его.
– Что значит – видимых следов? – удивился человек на лавочке. Я вас не понимаю.
– Потому что ты дурак, – резко ответили ему, – потому что ты считаешь себя профессионалом, каковым не являешься. Профессионал это тот, кто постоянно учится и способен воспринимать все новые и новые навыки. А ты нахватал что-то по верхам, пару дел удачно провернул и уже загордился. Так нельзя, мальчик мой. Ну, ладно, это я отвлекся. Значит так – сегодня уже вряд ли кто появится. И маячить у самого подъезда тебе не следовало бы. Нужно было отойти подальше и спрятаться. Да, я знаю, что освещение не позволяет вести наблюдение издалека, но для этого есть приборы. К тому же... Ну, да ладно, черт с тобой. На всякий случа посиди еще и сматывай удочки. Я Старого вместо тебя пошлю. Он-то свое дело знает. Дождись его, тогда уходи, понял меня? Все, отбой.
– Вас понял, – ответил человек, когда голос в телефонной трубке стих, – продолжаю вести наблюдение.
Только человек на лавочке отключил свой телефон, я открыла глаза.
Человек еще какое-то время сидел на лавочке, потом поднялся, злобно пнул ногой попавшуюся ему пустую сигаретную пачку и, подняв воротник своей куртки, закурил.
– Мудак вонючий, – услышала я уже без помощи телепатической, – что бы тебе... Я настоящий профессионал, а ты со мной, как с пацаном разговариваешь. Пошел ты, сука... И бабки твои поганые...
Человек несколько раз вчастую затянулся, потом смял в пальцах тлеющую сигарету и швырнул ее в сторону. Решительно повернулся и скрылся в сразу охватившем его со всех сторон ночном мраке.
Я осталась стоять в тени. Неясные и туманные мысли кружились у меня в голове – как пепельные хлопья разметанных ветром сгоревших бумаг.
«Что все это значит? – думала я. – Почему я не смогла пробиться к подсознанию этого человека? И что означает странный разговор по телефону? Ясно, что этот человек говорил со своим работодателем. Работодатель послал его следить за... За кем? Если Даша и Васик уже дома, то кого же он ждал тут на лавочке? Объект... Кто является этим объектом? Может быть, слежка установлена вовсе не за моими друзьями, а за кем-то еще? И ни ко мне, ни к моим друзьям слежка не относится? Но ведь Даша замечала, что за ней следят, и из разговора по телефону можно понять, что... Нет можно только предположить, что человек, сидевший на лавочке? и его люди следили за Дашей и были ею замечены. Черт, как путано все. Но тогда получается, что Даша – не конечный объект слежки».
Я даже застонала от усилия понять.
«Подсознание этого человека оказалось для меня закрытым. Что это значит? Это значит – что этот человек сам экстрасенс. Он может и не догадываться об этом – как я год назад. Просто экстрасенсорные способности дремлют в нем и не хватает усилия, чтобы они в полной мере проснулись. Но тем не менее, они помогли ему избежать чуждого вторжения. Или... Или... Мозг этого соглядатая был искусственно кем-то закрыт. Но кем? И если мозг был искусственно закрыт, значит боялись, что кто-то сможет проникнуть в его подсознание и все выяснить»?
Смутная догадка закопошилась у меня в сознании. Но, не давая ей оформиться и окрепнуть, меня вдруг захватила очень простая мысль:
«Этот человек ушел со своего поста, хотя ему было приказано дожидаться какого-то Старого. Тогда вполне логичным будет предположить, что он из-за своей неорганизованности допустил ошибку и пропустил тот момент, когда Даша с Васиком вошли в подъезд. Возможно, возможно... То есть – получается следующая картина. За Дашей следят – это уже стало почти несомненным. Успели ли ее засечь, когда они с Васиком сегодня были у нее на квартире – это еще вопрос. Но ведь и за Васиком – как за одним из ближайших друзей Даши – тоже может быть установлена слежка. И этот человек, посланный следить за его квартирой, просто пропустил момент прибытия Даши и Васика – и теперь говорит, что объекта – надо думать, Васика или Даши – еще не было. Так – немного проясняется. Но не до конца, конечно. Все-таки очень много того, чего я пока не знаю и поэтому понять разворачивающиеся действия не могу».
«Если слежка установлена за Васиком, как за ближайшим другом Даши, – подумала я вдруг, – то тогда слежка может быть установлена и за мной? Ведь я тоже одна из ближайший подруг Даши. Нет. Если бы за мной следили, я почувствовала бы сразу. К тому же – мы с Дашей давно не виделись. Да и с Васиком тоже. Работа занимает у меня много времени. А вот Даша с Васиком, насколько я знаю, пересекаются нередко. Свободного-то времени у них неизмеримо больше, чем у меня.
Итак, – решила я подвести итог в своих размышлениях, – удалось установить, что за Дашей все-таки следят. Следят также и за Васиком. Зачем и почему – пока непонятно. Невыясненным остается и еще один момент, который очень меня беспокоит – почему мне не удалось проникнуть в подсознание соглядатая?
Ладно. Нужно теперь пробраться к Васику – пока не подошел очередной соглядатай – Старый – и поговорить с ним. И с Дашей. Что они могли такого натворить, что за ними установлена слежка?»
Кивнув самой себе, я быстро пробежала вдоль стены и юркнула в подъезд.
Ни один человек со двора или из окон меня не заметил – это точно. Да и в подъезде никого не было.
* * *
– Чтоб ты сдох, мудак проклятый! – злобно бормотал себе под нос тот, кого называли Адольфом, быстро шагая по безлюдной ночной улице. – Что я тебе – сявка? Не нравится, как я работаю, так не нанимал бы меня. Или бы объяснил получше, что к чему. А то – напустил туману – не поймешь, за кем следить, от кого прятаться. Теперь вот тоже... Сказано – выследить девчонку... Эту, как ее... Дашу. Торчал у ее подъезда, ждал, замерз, как сука. Гляжу идут – пьяные в жопу с каким-то уродом волосатым. Позвонил ему, сказал, что засек. Он – гнида – велел выследить, куда они двинуться после того, как выйдут из квартиры. Дал на всякий случай адрес этого волосатого. Да как они еще в таком состоянии передвигаться будут? Тут и ежу ясно, что упадут и спать будут до вечера. Ах, ты сука!
Продолжая бормотать, Адольф подергивался от распирающей его злости. Не останавливась, он достал очередную сигарету и закурил.
– Ублюдок! – вырвалось у него с первым клубом табачного дыма. – Кто ж знал, что они только час просидят у нее на хате? У волосатого в руках два пузыря было. Как их можно уговорить за час, да еще в таком состоянии? Не понимаю. Только я отлучился в кусты по нужде, как эти два пьяных урода свалили. Ну, думаю, все упустил. Решил не звонить, а проверить по адресу волосатого. Приехал сюда – все нормально. Волосатый дома – песни орет, на весь подъезд слышно, а девчонки... Девчонки не слышно. То ли спать у него легла, то ли он скинул ее по дороге куда-нибудь и один приехал домой.
Тут он остановился и, пораженный неожиданной мыслью, выронил сигарету из рук.
– А может быть, она осталась у себя дома и уснула намертво? – прошептал он. – А я-то, осел, подумал, что она с волосатым уехала. Вот гадство!
Адольф швырнул сигарету на асфальт и яростно растоптал ее ногами.
– Ладно, – все еще тяжело дыша, но уже более спокойно проговорил он, – все равно меня теперь с этого задания пошлют, так что все это не важно. Не справился я! Да я привык за нормальными людьми следить, чье поведение предугадать можно – а не за такими алкашами. Пошел он, долбозвон гребаный. Пусть этот Старый и разбирается. А я больше в это дело не буду вмешиваться... Кстати.
Он остановился, достал сотовый телефон и набрал номер.
– Это я опять! – рявкнул он в телефонную трубку. – Как я понял, меня от дела отстранили?
Он выслушал длинное предложение, злобно оскалясь.
– Ну и хрен с вами, – едва сдерживаясь, проговорил Адольф, – бабки давайте! Я сколько времени убил на эту вашу девчонку! Да мне еще с ребятами надо расплатиться. Да дождался я вашего Старого, дождался! Сдал ему пост. Куда подойти? Прямо сейчас? Лады.
Он отключил телефон и удовлетворенно вздохнул.
– Заплатят, – сказал он сам себе, – недалеко дойти – два квартала.
Через десять минут, Адольф уже стоял на перекрестке через два квартала, озираясь и провожая долгим взглядом каждую проезжающую мимо него машину.
Очень скоро его окликнул неслышно подошедший сзади человек.
– Хох! – оборачиваясь, удивленно воскликнул Адольф. – А я думал, вы на тачке подъедете. Принес бабки?
Вместо ответа подошедший несколько раз выстрелил в грудь соглядатая.
Глава 5
– Пить в-водку без пива я не могу, – бормотал Васик, путаясь пальцами в шнурках своих ботинок, – эт-то к-как-то... неестес-синно...
Он неловко покачнулся и тяжело опустился на задницу.
Я еще раз приоткрыла входную дверь, выглянула на лестничную площадку и прислушалась. Потом закрыла глаза и на мгновение сосредоточилась.
Нет, никого в подъезде или у подъезда нет. Пока нет. Как я знаю, скоро должен подойти новый соглядатай – по кличке Старый. Этот Старый должнел был сменить нерадивого Адольфа, но так как Адольфа на посту он не застанет, то черт его знает, какие действия предпримет этот Старый? чтобы выяснить, не проник ли кто в квартиру или наоборот – не вышел ли кто оттуда?
Жучки, подслушивающие устройства...
Кстати, нужно проверить – может быть в квартире Васика стоит где-нибудь жучок?
Я плотно прикрыла входную дверь и заперла ее на все имеющиеся замки и запоры.
Потом обернулась к Васику.
Он все так же сидел на полу, скрестив ноги, и, покачиваясь, тупо смотрел на разметанные вокруг его ботинок шнурки.
– Н-не получается, – подняв на меня совершенно опухшее от непрерывного пьянства лицо, пожаловался он, – я х-хотел за пивом сходить, а... а... ботинки не это... не з-завязы... ваются. А водку без п-пива я н-не могу пить. Меня тошнит, – помедлив, доверительно сообщил он.
Икнув, Васик повалился на бок и затих. Кажется, заснул.
Я безошибочно прошла в спальню. Даша – в обуви и верхней одежде спала на всклокоченной, как бушующее молочное море, постели.
Я присела на стул рядом с кроватью.
«Может быть, Адольф и этот Старый – вовсе не за Дашей следят? – думала я, глядя в изжелта бледное измученное лицо свое подруги. – Может быть, за Дашей никто и не следит вообще. Ведь прямых доказательств у меня нет. Только Дашины нервические рассказы, да эта встреча у подъезда... Но по телефонному разговору невозможно было понять – за Дашей и Васиком оставлен следить этот Адольф или за кем-то другим, проживающим в этом подъезде?»
Не открывая глаз и не просыпаясь, Даша искривила рот и едва слышно застонала. Я тут же сконцентрировала незначительный заряд энергии в кончиках пальцев правой руки – и несколько раз осторожно провела ими по горячему лбу своей подруги.
Вскоре она притихла, мышцы лица ее свободно разгладились – она еще крепче погрузилась в сон.
«Нет, – грустно подумалось мне, – это за Дашей слежка. И за Васиком. Я чувствую грозящую им опасность. Только пока не понимаю, что нужно этим людям от них? Если бы они хотели их схватить, то давно бы уже сделали это – пока Васик и Даша мотылялись пьяными по городу – проще простого... Но их почему-то не трогают».
Почему?
Вспомнив о своем намерении проверить квартиру Васика на наличие жучков или каких других подслушивающих устройств, я поднялась со стула. Даша уже спокойно спала и даже, кажется, улыбалась во сне.
Потушив в спальне свет, я вышла в прихожую. Васик, приподнял голову, посмотрел на меня, бессмысленно вытаращив воспаленные до крайности глаза и снова ткнулся лбом в пол.
«Форточки бы надо открыть, – мелькнуло у меня в голове, – а то здесь атмосфера такая... Хоть в бутылки заливай – настолько алкоголем пропитанная. А Васику немедленно запретить пьянку. Он мне может еще понадобиться – раз закручивается такое непонятное дело – да еще вокруг самого Васика, в частности-то, и закручивается. И Дашу ведь втянул еще в свои алкогольные безобразия... А ну-ка, может быть мне удастся привести его в чувства сейчас. Поговорить – может он что-то и знает».
Я несильно пихнула бесчувственное тело Васика ногой. Он даже не поднял голову. Начал косноязычно бормотать какую-то длинную фразу, в которой членораздельно звучали только матерные артикли, но недобормотал ее, закашлялся и снова уснул – пуская на зашарканный линолеум длинную вязкую струйку слюны.
Ладно. Пускай проспится. Потом сунуть его под ледяной душ, чтобы очухался и допросить.
И, кстати говоря, уничтожить в этом доме все запасы спиртного. Ну, если только капельку оставить, чтобы Васик после пробуждение не мучился и не устремлялся рвануть куда-нибудь за пивом.
Так я и сделала. Я обследовала все холодильники, шкафчики и вообще – каждый предмет в квартире, куда могла бы поместиться обычная полулитровая бутылка.
Результаты поисков оказались по меньшей мере неожиданными. В холодильнике Васик, как мне удалось выяснить, хранил вовсе не продукты, а сигареты и презервативы. В кухонной аптечке, например, я нашла несколько аудиокассет. В морозильной камере я обнаружила целый склад шоколада, в спальне Васика, в ящике для белья – коробку детского пластилина, газовый пистолет и две бутылки шотландского виски – настоящего, насколько я могла судить по акцизным маркам и этикеткам.
Виски я без жалости вылила в унитаз, а бутылки из-под него выставила на балкон. Скорее всего, Васик и сам забыл об этой своей заначке, но все же рисковать не стоило. Стоящую на столе наполовину опорожненную бутылку водки я пощадила, равно как и обнаруженную мною под кухонной мойкой бутылку пива.
После этого я присела на минутку отдохнуть и закурила. Сделав две затяжки я вспомнила о том, что решила проверить квартиру на наличие жучков и подобных жучкам подслушивающих устройств – и моментально потушила сигарету в переполненной окурками пепельнице.
С такими делами лучше всего не тянуть. Я поднялась со стула, закрыла глаза и сконцентрировалась.
Нужный мне образ постепенно вылепился в отвратительного жука-переростка, копошашегося в луже своих собственных внутренностей.
Конечно, это был не тот жучок, который мне нужен, но... Какая разница, какой образ сложился у меня в сознании? Ведь вооруженное экстрасенсорикой мое подсознание прекрасно знает, что именно нужно искать – а отвратительное насекомое, услужливо созданное моим мозгом – всего лишь символ той опасности, которая может исходить от реального подслушивающего устройства.
Я вытянула руки перед собой. Сделала шаг, потом еще один. Потом обогнула холодильник и вышла в прихожую.
Глаза мои были закрыты и я ничего не видела. Но я – чувствовала. Окружающий мир я воспринимала по памяти – этого было достаточно, чтобы свободно передвигаться, не натыкаясь ни на какие преграды.
Я давно была в трансе. Поднявшееся наружу мое подсознание четко выполняло работу, на которую я его настроила – поиск возможно спрятанных в этой квартире подслушивающих устройств. Это, наверное, было бы похоже на инфракрасное зрение – я чувствовала в комнате каждую вещь, как бы «видела» ее – сразу со всех сторон, изнутри и снаружи. Но ничего такого... что могло бы оказаться подслушивающим устройством, я пока не могла обнаружить.
Ни на кухне, ни в прихожей. Пока...
Направляемое импульсами из подсознания мое тело медленно проследовало через прихожую – в гостиную.
Я не могла видеть, но почувствовала осторожное движение за моей спиной. Опасности движущийся позади меня объект не излучал, но я все равно не упускала его из виду.
В гостиной тоже ничего не было – чисто.
Я перешла в спальню, по пути заглянув в ванную и в туалет. Вряд ли в ванной и в туалете могли стоять жучки, но, находясь в трансе, я не могла рассуждать логически – я действовала так, как запрограмировала сама себя – исследовать всю квартиру на найти подслушивающие устройства, если они есть.
В спальне мне тоже ничего не удалось обнаружить. Движущийся позади меня объект, приблизился довольно близко, в моем подсознании затеплились сигналы опасности и, наверное, поэтому я вышла из транса не постепенно, а резко – так, что у меня сбилось дыхание, поплыли перед глазами красные круги и я едва смогла удержаться на ногах.
– Ну, ты даешь, – проговорил совсем вплотную приблизившийся ко мне объект, – прямо фильм ужасов.
Я сморгнула несколько раз, пытаясь побыстрее привыкнуть смотреть, как смотрят обычные нормальные люди – расплывчатое радужное пятно съежилось и приняло знакомые очертание нескладной Васиковой фигуры.
– Вот жуть-то! – продолжал он. – Я просыпаюсь посреди этого... посреди прихожей. Башка гудит, ни хрена не помню. Смотрю – бродит по квартире какой-то призрак. Глаза широко открыты, но... как будто слепые; руки впереди, как будто дорогу себе нащупывает. Уф, – Васика даже передернуло – может быть, от пережитого страха, а может быть, от особо сильного приступа похмельной дрожи.
– Ничего нет, – открыв рот, выпустила я наружу скопившиеся в моем проснувшемся сознании слова, – все чисто. При проверке ничего не было обнаружено.
– А? – Васик открыл рот.
Я мотнула головой и уже совершенно вернулась к действительности.
– Чего ты сказала-то? – переспросил Васик.
– Неважно, – ответила я, – проехали.
Васик снова поежился.
– Проехали, – проворчал он, – тебе проехали. А я чуть не грохнулся в обморок. Ну, представь только – приходишь в себя после пьянки, а по твоей квартире призрак разгуливает. С ума сойти можно. И не пойму, самое главное, то ли мне чудится, то ли по-настоящему...
– Но это же не призрак, это же я, – рассмеялась я.
– Ага, – жалобно проговорил Васик, – пока я это понял, едва не обмочился. Тебе легко говорить... экстрасенсу... А мне? Надо выпить, – почесав в затылке, вполголоса добавил он, уже, кажется, не обращаясь ко мне, – для успокоения нервов.
Он пошлепал на кухню, а я вдруг сообразила, что мы стояли и разговаривали в спальне – прямо над кроватью, где спала Даша. Не разбудили ее, слава богу.
Я поправила ей одеяло. На кухне Васик гремел посудой и что-то напевал себе под нос.
Голова у меня все еще кружилась – это, скорее всего, от того, что я слишком резко вышла из транса. Я шагнула к выходу из комнату и – мне пришлось взмахнуть руками и схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть.
– Что за черт, – пробормотала я, – какая-то странная слабость. И голова кружится все сильнее и сильнее.
Я зажмурила глаза, снова открыла их и увидела, что кружится вовсе не моя голова, а вращается спальня; пляшут пол и потолок; кровать, где мирно спит Даша, кувыркается просто с невероятной скоростью.
Кажется, я что-то вскрикнула, когда оторвалась от кровати и сделала несколько шажков в сторону, чтобы ухватиться за полуоткрытую дверь, которая среди общей свистопляски, вроде бы вела себя более или менее мирно.
Когда мне это удалось, я оперлась обеими руками о дверную ручку и накрепко зажмурила глаза. Осторожно разжмурившись, я с удовольствием отметила, что сумасшедшая комната, кажется, понемногу начала успокаиваться.
К тому времени, пока я отдышалась, окружающий меня интерьер неподвижно находился на своих законных местах.
«Что за странный симптомы? – подумала я, отстраняясь от двери и, все еще покачиваясь, выходя в прихожую. – Внезапный приступ безумного головокружения... Хорошо, что не потеряла сознание и не рухнула прямо на несчастную Дашу. Перепугала бы ее до смерти. Надо бы в следующий раз поосторожнее со своими экстрасенсорными экспериментами. А еще лучше – на какое-то время вовсе оставить их... Кажется, я переутомилась. Бросить курить, начать тщательнее следить за здоровьем...»
Тут я обернулась и заметила, что в спальне Даши горит верхний свет. Очевидно, Васик зажег его, входя в комнату, когда плелся за мной, пытаясь своим одурманенным алкоголем мозгом, понять, почему я так странно себя веду.
Из кухни донеслось бодрое бульканье. Очевидно, Васик поглощал вторую опохмелочную порцию.
Я вернулась в спальню, нашарила на стене выключатель и слегка надавила на его прохладную пластиковую пластину.
Погас свет.
* * *
В отличие от Алисы, упавшей в кроличью норку, я не имела ни малейшего понятия – лечу я вниз или вверх. Как только погасла электрическая лампочка в спальне, кто-то со страшной силой выбил пол у меня из-под ног и я полетела...
Нет, просто повисла в непроглядно черном пространстве. Ничего не было слышно, кроме свиста рассекаемого моим телом воздуха – если в этой страшной дыре, куда я неожиданно провалилась был воздух.
Я так и не поняла, сколько времени продолжалось мое падение... Или полет, или... Но когда я вновь ощутила твердую опору у себя под ногами, мне казалось, что прошла целая вечность – только одна мысль у меня в голове еще колыхалась от удара при приземлении – чтобы такого больше не повторялось никогда.
Я попыталась оглянуться и определить – что такое со мной произошло и где я нахожусь.
Когда я погасила свет, я была в спальне и в двух шагах от меня стояла кровать, на которой спала Даша.
– Даша! – позвала я.
Мне никто не ответил. Наверное, потому что мой крик никуда не долетел – он повис в черной пустоте и расстаял.
Попытка сконцентрироваться и воспользоваться моими экстрасенсорными способностями ни к чему не привела – внутри меня все дрожало, будто мои внутренности превратились в желе, а в голове, кроме страшно гудящего тумана, ничего не было.
– Васик! – крикнула я и снова прислушалась.
Ничего.
Господи, что со мной? Похоже на сон, но ведь я не сплю.
Кажется...
Почувствов какое-то движение позади себя, я резко отпрыгнула в сторону, одновременно обернувшись. И, конечно, увидела только черную пустоту.
Снова позади меня движение. Мне даже послышалось, будто скрипнули о камни чьи-то мощные когти.
Я опять отпрыгнула.
Камни?
Наклонившись, я наскоро ощупала то, на чем стояла. Вроде похоже на камень. Холодное и твердое нечто. Но даже стук моих ног я не слышала.
Что-то метнулось ко мне.
На этот раз я не успела отпрыгнуть и была сбита с ног, а, когда оказалась лежащей на полу, то не смогла пошевелиться, словно кто-то скрытый тьмой сидел у меня на груди.
Размахнувшись, я ударила этого кого-то. Кулак моей правой руки пронзила страшная боль – как будто я изо всех сил врезала кулаком по каменной стене.
Боль была такая, что крик, родившись в моей груди, разорвался еще до того, как успел подняться вверх – до носоглотки...
* * *
– Ольга!
С трудом открыв глаза, я поняла, что нахожусь на полу в спальне в квартире Васика. Рядом с кроватью, на которой сидит Даша и, протирая спекшиеся от больного сна веки, мычит, пытаясь разобраться, что происходит.
Электрическая лампочка светила с потолка мне прямо в лицо. Я снова закрыла глаза. Потом приподняла веки, прикрыв лицо ладонью.
И попыталась выговорить...
– Кто включил свет? – услышала я свой голос.
– Это я, – Васик сидел на корточках рядом со мной, – что случилось-то?
Я подняла голову и села на корточки. Осмотрела себя – кажется, никаких повреждений. Что это было со мной? Вернее – где я была?
– Так что случилось? – голос Васика звучал тревожно, не даже заметно, что он пьян.
– Если б я знала, – ответила я.
Васик поднялся на ноги и тут же сел на кровать – рядом с Дашей, которая уже совершенно проснулась, но до конца врубиться в происходящее еще не успела. В руках у Васика я увидела бутылку пива.
– Сумасшедший дом какой-то, – плаксиво выговорил он и отхлебнул из бутылки, – просто кошмар. Только дошел до кухни, выпил стакан водяры... Два стакана – все, что в бутылке оставалось, как сразу...
– Что – сразу? – спросила я.
– Ты заорала! – ответил Васик. – Я чуть пиво не уронил! Побежал быстрее в комнату, смотрю – ты лежишь на полу, орешь благим матом. Я свет включил, ты встрепенулась и пришла в себя. Дашку вон разбудила.
– Что происходит? – немедленно отозвалась Даша голосом разбитым и больным.
– Плохо тебе? – повернулся к ней Васик. – Пивка выпей, полегчает. Это с непривычки тебе плохо. Я вот уже алкоголик со стажем – с похмелья не мучаюсь. Чуть-чуть добавлю и все – жизнь прекрасна и удивительна. На, хлебни!
– Убери! – прохрипела Даша, закрываясь руками от бутылки, которую Васик, снова захмелевший от нескольких глотков, совал ей в лицо. – Видеть не могу никакого спритного. Сигареты есть у кого-нибудь?
«Что же, все-таки, случилось со мной? – закружились мысли в моей голове. – Это просто... Ничего не понимаю... Нечто подобное я ощущала, когда мне приходилось принимать наркотики на сходках сатанистов. Но сейчас ведь я не употребляла ничего, что могло бы вызвать галлюцинации».
Васик громоподобно икнул, опрокинул в глотку остатки пива из бутылки и растянулся на кровати рядом с Дашей. С минуту устраивался поудобнее, потом хихикнул и осторожно обнял Дашу за плечи.
Мучительно кривясь, она освободилась от его объятий.
«Так, нужно по порядку, – рассуждала я, – у меня закружилась голова, я ухватилась за спинку кровати, потом снова закружилась голова... Потом я добралась до двери и оперлась на дверную ручку. Потом мне стало полегче и я пошла в прихожую... Вернулась и выключила свет в спальне... И тогда-то и началось...
Что?
Галлюцинация? Вполне может быть. Ага, я слишком резко вышла из транса – из-за этого придурка Васика – у меня закружилась голова. От чего? Вот от того, что слишком резко вышла... Сужение сосудов, кислородное голодание... От этого и галлюцинация...
Но все было так реально. Совсем не похоже не галлюцинацию. Но другого объяснения у меня нет. Да и какое может быть тут объяснение – провалилась в дыру в полу? На нижний этаж? И там мне на грудь прыгнул сосед Васика? Бред...»
– Даст мне кто-нибудь сигарету? – снова услышала я голос Даши.
Она полулежала на кровати, приподнявшись на локте. Васик, которого уже порядком развезло от опохмельной порции, по-дурацки хихикал, барахтался в постели позади Даши и пытался ее облапать.
Даша отпихивала его локтем, но он не обращал на это ни малейшего внимания, продолжая свои грязные домогательства.
– Сигареты! – снова попросила Даша.
Я полезла в карман и вдруг замерла, уставившись на кисть своей руки.
– Оль! – позвала Даша. – Ты чего?
– Что? – невнимательно отозвалась я.
– Чего ты замерла-то? Да, отстань ты, Васик!
Господи, не может быть... Это же всего-навсего галлюцинация была.
Васик, получив крепкий удар локтем в бок, скатился с кровати.
– Оль, что случилось?! – не на шутку встревожилась Даша. – Почему ты не отвечаешь? Я с ума сойду от всего этого... Васик!
– Я с тобой не разговариваю, – проговорила появившаяся с другой стороны кровати встрепанная голова Васика, – потому что ты меня ударила. Я, кажется, ногу сломал...
– Оля! – вскрикнула Даша.
Я, не отрываясь, смотрела на свою правую руку. Костяшки пальцев на ней были сбиты в кровь и заметно распухли. Я ударила кулаком существо, напавшее на меня тогда. Но ведь это была галлюцинация!
Или?..
* * *
Васик наполовину заполз под кровать – наружу торчала лишь его косматая голова – и заснул. Я курила у подоконника и мне хорошо было видно, как покойно шевелятся полуоткрытые губы Васика, выдувая тоненькие струйки слюны.
Даша с ногами забралась на постель и уселась по-турецки на взбитых простынях. В пальцах у нее дрожала сигаретка, но она не курила. Только щурила воспаленные глаза, когда в них попадали полоски сигаретного дыма.
За окном была непроглядная темнота, которая напоминала мне... Чтобы не смотреть, я спустила шторы.
– Ладно, – проговорила Даша, – давай, не нервничая, спокойно обсудим, что происходит, и как нам теперь поступать.
– Ага, – кивнула я и в который раз искоса взглянула на свою искалеченную руку, которую успела уже перевязать разорванным на полоски полотенцем – бинтов у Васика я не смогла найти.
– Что мы имеем?.. – рассеянно вертя в пальцах сигаретку, начала Даша. – За мной кто-то следит. И за Васиком – тоже. А за тобой...
– Нет, – покачала я головой, – за мной не следят. Это точно. Я бы почувствовала.
– Ах, ну да, – бледно усмехнулась Даша, – я и забыла. Ты же у нас... экстрасенс. Ладно. Что еще?
– Вспомни, что ты натворила за последние месяцы, – сказала я, – ну, не натворила, а... Подумай, кто может иметь на тебя зуб?
– Думала уже, – вздохнула Даша.
– Ну?
– Да кому я нужна? – она посмотрела на сигаретку в своих руках и бросила ее тлеющим огоньком вниз – в пустую бутылку из-под пива, ту самую, что Васик опорожнил незадолго до того, как отрубился. Коротко прошипев ругательство, окурок потух.
– Кому я нужна?.. – задумчиво повторила Даша. – Ну, не знаю я. Ничего не могу припомнить.
– М-мне! – вдруг рявкнуло из-под кровати.
Я даже вздрогнула.
– М-мне!! – еще громче проговорила Васикова голова, приоткрывая опухшие глаза.
– Чего – тебе? – морщась как от зубной боли, спросила Даша у голова.
– М-мне... нуж-жна т-ты, – с усилием договорила голова и подмигнула мне одним глазом – но открыть его больше не смогла.
– Спи! – прикрикнула на голову Даша.
Васик хихикнул и подмигнул мне другим глазом. Этот глаз он тоже открыть не смог – спустя минуту я поняла, что Васик просто снова уснул.
– Придурок, – констатировала Даша, – приставал ко мне все время, пока мы вместе были. Я вся на нервах, а ему хоть бы что...
– Значит, никто на тебя зуб иметь не может? – напомнила я тему прерванного разговора.
– Нет, – покачала головой Даша, – хотя... – она снова задумалась.
– Что?
– Был один случай, – медленно проговорила Даша, – давно уже. Месяц назад. Только я совсем не уверена, что это – то, что нам нужно.
– Расскажи, – попросила я.
– Сейчас, – Даша наморщилась, вспоминая, но потом отмахнулась рукой, – да ну, ерунда! Этот случай никакого отношения к нашему делу иметь просто не может. Так, эпизод...
– Ты будешь рассказывать?
– Сейчас, – снова сказала Даша, потом посмотрела на меня, – слушай, – прервав себя, проговорила она, – а ты сама покопайся у меня в мозгах и это... Проверь – имеет ли этот случай отношение ко всей завязавшейся истории или нет. Для тебя же это просто. Сейчас я буду вспоминать этот случай, а ты...
– Нет, нет! – замотала я головой. При мысли о том, что мне придется снова вводить себя в транс, я похолодела. Черт возьми, еще одного падения в черную дыру я не переживу. Галлюцинация...
– Ну, ладно, ладно, – Даша глянула на меня удивленно, и я поняла, что последние фразы я произнесла вслух, – потом как-нибудь, а сейчас я просто расскажу тебе, чтобы ты знала, о чем речь.
– О чем р-речь!! – взревела, снова ожив, голова Васика. – Да ты, Оль, напрас-сно биспа... бсип... биспакоиш-шься. Никто на тебя не прыгал и никуда ты не это... не проваливалась. Просто причудилось по пьянке и все. А вы, бабы, такие... паникер... паникиш... дуры, короче.
– Рука-то у нее разбита, – напомнила Даша, – обо что она ее разбила?
– Да о пол! – заявила голова и икнула. – Или о кровать. Махнула и расхерачила руку... Делов-то. А почудилось... У меня по пьяне такие глюки иной раз бывают. Круче чем от героина.
Голова снова икнула и ткнулась лбом в пол – Васика опять сморил сон.
Мы с Дашей переглянулись.
– Единственная здравая идея за последние два дня, – сказала я, – он прав, между прочим. Галлюцинация галлюцинацией, но руку я могла разбить о пол – очень просто.
– Да, но ты же была не... пьяная? – осторожно заметила Даша.
– Не пьяная, – согласилась я, – но очень уставшая и... резкий выход из транса... Короче говоря, долго объяснять. Так что – вполне возможно, что все было так, как сказал Васик. Ну ладно. Хватит об этом. Ты расскажешь, наконец, что с тобой случилось месяц назад?
– Да, – кивнула Даша, – я тогда заезжала к Васику, а его не было дома. Я поехала домой, и вдруг у меня сломалась машина...
Глава 6
– Мне ничего не оставалось, как только – толкать машину до стоянки, которая, к счастью, оказалась неподалеку, – рассказывала Даша.
– Неужели, никто не остановился тебе помочь? – спросила я.
Даша усмехнулась.
– Было уже довольно поздно, – сказала она, – точнее – слишком рано – половина пятого утра.
– Нашла же ты время заезжать к Васику, – заметила я, – половина пятого утра.
– А когда же еще? – удивилась Даша. – Раньше он дома не появляется. И с утра его не всегда застать можно – постоянно где попало ночует.
– Понятно, – сказала я. – Возвращаемся к сути рассказа. Значит, дотолкала ты свою машину на стоянку. Что было дальше?
– На стоянке я оставила машину, – продолжала рассказывать Даша, – а сама пошла поискать какой-нибудь ночной бар, который еще не закрыли – посидеть там до того, как откроют метро. Или до тех пор, пока на улицах не появятся первые машины. Так получилось, что мой путь лежал через один из тех скверов... ну знаешь – в этом районе, где живет Васик полно таких – небольшие, но очень густо засаженные.
Я хотела спросить Дашу – какого черта ее понесло в сквер, когда можно было прекрасно пройтись по тротуарам, вдоль которых, кстати, и расположено большинство баров – но не стала прерывать хода ее повествования.
К тому же я слишком хорошо знала свою подругу – часто, совершая тот или иной поступок, она не могла объяснить причин, которые подвигли ее на это дело. Вообще, мне часто казалось, будто в своем постоянном поведении она повиновалась не естественным и разумным логическим выкладкам, а каким-то едва ли до конца осознанным импульсам, поднимавшимся из глубин ее подсознания.
Эта Дашина особенность меня всегда привлекала. Я чувствовала, что Дашины отношения с ее собственным подсознанием – совершенно другие, нежели у большинства людей.
Как и у меня, впрочем – другие. Может быть, мы так близко сошлись друг с другом, именно потому что друг в друге ощущали родственные души?
Я поймала себя на том, что уже не внимательно слушаю Дашу. Я тряхнула головой, чтобы избавиться от несвоевременных мыслей. Кажется, Даша этого не заметила.
– Не рассвело – темно еще было, почти как ночью, – говорила Даша, – и в сквере, где густо посажены деревья, это было особенно заметно. Я шла по аллее. Вокруг было совсем тихо, я о чем-то задумалась, а очнулась от своих мыслей, когда услышала неподалеку от себя какой-то шорох. Я, остановилась, вглядываясь в потемки, потом подошла поближе к ограде, за которой росли деревья и только тогда смогла разглядеть человеческий силуэт. Насколько я поняла – человек пытался свести счеты с жизнью. Он уже набросил веревку на сук дерева и теперь сосредоточенно вязал петлю, шепотом чертыхаясь и что-то бормоча – кажется, он ругал себя за то, что забыл захватить с собой из дома мыло. На несколько минут я замерла, не зная, что мне делать. Вначале я испугалась, но потом испуг прошел. Самоубийца готовил себе орудие истребление с такой поспешностью и ненужной суетливостью, с какой нерасторопные хозяйки готовят ужин. Это было вовсе не страшно.
Даша закурила. Я заметила, что она очень увлечена своим рассказом – настолько увлечена, что я засомневалась – реальна вся эта история о странном самоубийце, или Даша снова поддалась неудержимому порыву буйной фантазии. Бывает с ней такое. И я это знаю и поэтому поначалу не верила в Дашиным рассказам о слежке.
Последовавшие позже события, правда, заставили меня поверить в то, что за Дашей на самом деле установлена слежка.
– Меня больше всего поразило то, что человек, собирающийся повеситься, меня не видит, – говорила Даша, – он стоял ко мне спиной, к тому же был очень увлечен своим занятием. Собравшись с мыслями, я все-таки решила окликнуть его. От институтских преподавателей я знаю, что застигнутые врасплох потенциальные самоубийцы – в большинстве случаев – теряются и очень долго после этого очередную попытку самоистребления не предпринимают. Я его окликнула. Он вздрогнул, отбросил от себя веревку, как змею. Обернулся ко мне и вдруг просиял. Кинулся ко мне – я не успела отпрянуть – обнял меня через ограду и начал вопить что-то о том, что я – его ангел спаситель и послана богом для того, чтобы вывести его из царства тьмы в мир света. Да, и он еще называл по имени.
– А вот это уже интересно, – встрепенулась я, – ты что знаешь его?
– Н-наверное, – как-то неуверенно ответила Даша, – какие-то знакомые черты в его лице улавливаю, но так чтобы что-то определенное – нет. Насколько я могла понять из путаных объяснений этого бедолаги, он учился со мной в школе. Не в том классе, где училась я, в на несколько лет младше. То ли он влюбился в меня, то ли... Кажется, он говорил о том, что влюбился в меня тогда в школе и не забыл до сих пор. А потом в его дурацкой жизни наступила черная полоса – он решил покончить с собой – и тут являюсь я – мечта его юношеских грез... и, очевидно, основной объект онанистских фантазий, – добавила Даша, криво усмехнувшись и затушила сигарету в пепельнице.
– И чем закончилась история с этим неврастеником? – поинтересовалась я.
– Да ничем, в общем-то, – пожала плечами Даша, – ты знаешь, я даже пожалела, что его окликнула. Он так стремительно накинулся на меня со своими объятиями, что я не успела убежать. А надо было бы – кажется, он был не вполне вменяем. Плел мне что-то о вечной любви, вечной страсти, освобождении от страданий... что-то еще... об искуплении пламенем мук. Всего не помню. Ясно одно, что у этого типа – чистой воды шизофрения.
– Как его зовут? – спросила я.
Даша мучительно хмурилась примерно с полминуты, прежде чем ответить.
– Руслан, кажется, – сказала она, – да, точно – Руслан. Он записал мне свой телефон на бумажке и свое имя там же написал. Свой-то телефон я ему – понятное дело – давать не стала. Сказала, что неисправен.
– А где теперь эта бумажка с телефоном Руслана? – осведомилась я.
Даша снова пожала плечами.
– Дома где-то валяется.
– Нужно проверить этого Руслана, – проговорила я, раздвинув немного шторы и посмотрев за окно, – вряд ли он имеет отношение к тому, что вокруг нас происходит последние несколько дней, но проверить не мешает.
Даша вздохнула.
Я посмотрела на свою руку, замотанную окровавленной тряпкой, и вздохнула тоже.
Потом я снова повернулась к окну. Полностью подняла шторы. Уже рассвело, но много светлее не стало – мгновенно сгустившийся утренний туман прочно закрывал этот город от солнечных лучей.
* * *
Карен Степанович довольно долго рассматривал принесенные мною фотографии.
– Нет, – вздохнул он наконец, – совсем не то. Не пойдет.
– Почему это? – поинтересовалась я.
Если бы он знал, как нашим ребятам из агентства трудно было расставаться – даже на один день – с этой коллекцией фотографий обнаженных девушек.
– Почему? – переспросил Карен Степанович и бросил перед собой карточно рассыпавшуюся стопку фотографий. – Очень просто. Во-первых, когда фотограф делал эти снимки, он предполагал акцентировать внимание зрителя на телесам этих... простите за грубость, телок. Да и сами эти... девушки прекрасно понимали, что те, кто будут просматривать их снимки, в первую очередь обратят внимание на фигуру и фасон белья, если оно, конечно, есть – и уж только в последнюю очередь – на лицо. Поэтому... Да вы, Ольга, посмотрите сами.
Я послушно наклонилась к столу.
– Либо вымученные гримасы, на которых отражается неудовлетворенность от того, что приходится надолго замирать в выгодных для фотографа позах, – Карен Степанович мягко указывал пальцем то на одну, то на другую фотографию, – либо глупые улыбки, либо просто откровенные похотливые мордахи. Извините... Все это очень высоко котируется в каких-нибудь низкопробных развлекательных журналах, но мне хотелось бы увидеть совсем другое.
Карен Степанович поднял голову от фотографий, посмотрел мне в глаза и проговорил устало:
– Понимаете?
Честно говоря, я не совсем понимала, что именно хотел увидеть Карен Степанович на принесенных мною фотографиях, и сомневалась в том, что он сам отчетливо это понимал.
Однако, сказала:
– Кажется, понимаю.
Карен Степанович надолго замолчал, закурив. Курить мне он не предложил, и мне неловко было доставать сигареты, хотя бы только потому, что я не хотел прерывать задумчивость Карена Степановича своими вопросами.
Ведь он был заказчиком, а я агентом. И те фотографии, которые я ему предложила – ему не понравились. Кажется, срывался перспективный заказ – и это тогда, когда мое начальство уже начало подумывать о том, не пора бы мне повысить оклад за мою ударную трудовую деятельность.
Нехорошо.
Не проронив ни слова, Карен Степанович выкурил сигаретку и снова поднял на меня глаза.
– Послушайте, – вдруг сказал, – Ольга Антоновна. А вы не хотели бы сами попробовать себя в качестве модели?
– Я?! – правда, я была очень удивлена. – Вот уж никогда не думала о карьере фотомодели. Разве что только в ранней юности, которая выпала как раз на перестроечный период, когда популяризировалось это словечко – «фотомодель».
– Напрасно, – качнул головой Карен Степанович, – я к тому, что напрасно вы не думали о карьере фотомодели. Определенно – все данные у вас есть. И фотогеничная внешность и фигура.
– Всегда считала, что путь простой девушки на подиум лежит непосредственно через постель спонсора или члена жюри конкурса красоты, – добавила я.
– Совершенно верно, – кивнул Карен Степанович и улыбнулся, – но я вам предлагаю только попозировать для нескольких снимков. Вам даже одежду снимать не придется. Просто ваше лицо хорошо подходит под концепцию рекламного щита. Так как мы не смогли найти ничего...
– Лучше, – подсказала я, – то придется использовать самого рекламного агента в качестве фотомодели.
Мне показалось, что Карен Степанович слегка покраснел.
– Я не то хотел сказать, – пробормотал он, – концепция... реклама.
– Хорошо, – совершенно неожиданно для себя вдруг сказала я, – я согласна.
– Вот и отлично! – обрадовался Карен Степанович. – Начнем прямо сейчас. Не будем терять времени, которого и так уже не осталось.
Он поднялся из-за своего стола.
Вдруг неясная мысль мелькнула у меня в голове.
– Карен Степанович, – спросила я, – вы это только что придумали... Сделать из меня модель?
Он не сразу ответил.
– Честно говоря, – откашлявшись, проговорил он, – я подумал о том, что именно вы – лицо моей фирмы, как только первый раз вас увидел. Но... предлагать такое сразу... Я побоялся. Я ведь сам профессиональный фотограф. То есть – был когда-то. У меня наметанный глаз – я сразу вас заприметил и тем не менее – я опасаюсь работать не с профессионалами своего дела. Ладно! – махнул он рукой. – Теперь не важно. Вы согласны, а я вашу кандидатуру утвердил уже. Начнем?
– Прямо сейчас?
– Да, конечно, – быстро проговорил Карен Степанович, – я же говорю – нужно спешить с изготовлением щита. И так сколько времени потеряли на поиски нужной модели.
– Я готова, – сказала я, тоже поднимаясь из-за стола, – только вот... я, наверное, не так одета, как одеваются обычно модели.
– Не важно! – снова махнул рукой Карен Степанович. – Лицо – главное лицо и... как бы это... внутреннее содержание. Одежда не имеет никакого значение. Фотограф, конечно, ушел уже, – кажется, Карен Степанович разговаривал сам с собой – ко мне не обращался, – но ведь я сам профессионал. Если не забыл, как все это делается. Аппаратура хранится в кабинете Сашки-фотографа, ключи у меня есть. Пойдемте, Ольга Антоновна! – теперь он обращался точно ко мне.
«И чего тут сомневаться, – подумала я, начиная уже чувствовать приятное волнение, какое чувствуешь всегда, когда внезапно определяется какая-нибудь приятная неожиданность, – и гонорар я свой получу – в агентстве. И здесь что-нибудь заплатят. И наверняка – не так уж и мало. Это не говоря о том, что на мое лицо будет весь город Москва любоваться. А может быть, получится у меня и в самом деле стать фотомоделью. Маловероятно, конечно, но... Во всяком случае я ничего не теряю».
Карен Степанович вывел меня из кабинета, мы прошли вдвоем по пустому и полутемному гулкому коридору.
– Вот здесь, – проговорил он, остановившись у закрытой двери.
– Инвентарь весь здесь, – бормотал Карен Степанович, отпирая дверь, – часа два всего займет съемка, зато прямо завтра можно будет уже приступать к изготовлению щита, – готово. Проходите!
Мы вошли в довольно просторную комнату, угол которой был отгорожен темной ширмой. Карен Степанович щелкнул выключателем, отчего комната моментально утонула в хлынувшем со всех сторон желтом свете – и скрылся за ширмой.
Я огляделась.
Никогда не была в фотостудии. Очень похоже на учреждение, где делает фотографии на документы – софиты, какие-то приспособления, похожие одновременно на зонтики и на надутые паруса. Одинокий стул у стены, затянутой ослепительно белой тканью.
– Секундочку! – прокричал из-за ширмы Карен Степанович. – Только разберусь с аппаратурой.
– Конечно, конечно! – крикнула я в ответ.
Я прошлась по комнате и села на стул.
«Как там Васик и Даша? – подумала я вдруг. – Сегодня утром, когда я уходила из квартиры, я запретила им даже в подъезд высовываться. Несомненно, что за домом ведется наблюдение. И кто знает, что приказано соглядатаям – просто следить за Васиком и Дашей или... А если мои друзья будут сидеть в квартире, то соглядатаи ничем им навредить не смогут. Дверь в квартире Васика – металлическая; и сигнализация, кажется, поставлена какая-то крутая. Так что – проникнуть в квартиру никто не сможет без ведома хозяина. И значит – пока Васик и Даша в квартире – они в безопасности. Относительной, конечно, но в данной ситуации выбирать не приходится».
А мне утром удалось выбраться на улицу очень просто. Конечно, я могла бы ввести в транс соглядатая и заставить его забыть о том, что он меня видел, но... Что-то подсказывало мне, что пока не следует пользоваться моими паранормальными способностями. Черт его знает, чем это все может кончится.
Я невольно посмотрела на свою руку. Тряпку теперь сменила чистая повязка из бинтов, которую скрывал длинный рукав кофты. Боль почти прошла, но пару раз за день мне посчастливилось задеть рукой о какие-то посторонние предметы – в метро – и каждое прикосновение отдалось довольно ощутимой болью.
Утром, строго настрого запретив Васику и Даше высовываться на улицу, я, осторожно приоткрыв дверь, выглянула в подъезд. Закрыла глаза и сконцентрировалась. Затем несколько раз выдохнула и осторожно открыла глаза. Ничего не произошло. Ни в какую черную дыру я не провалилась и никто на меня не прыгнул из мрака.
Только на секунду высвободив свое подсознание, я мгновенным усилием воли возбудила и притушила «второе зрение». Только секунда – но этого мне хватило, чтобы определить, что в подъезде все чисто. Никого нет.
Значит, соглядатай находится у подъезда. Или вовсе ушел. Но это – маловероятно; меня все-таки ни на минуту не отпускало ощущение стягивающегося вокруг нас кольца смутной опасности – с того самого момента, когда я засекла у подъезда первого соглядатая – Адольфа.
Определив, что в подъезде нет никого, я осторожно прикрыла за собой дверь, поднялась на последний этаж. Люк, открывающий ход на чердак, к счастью, оказался открытым. Выбравшись на чердак, я прошагала добрый десяток метров, задыхаясь от пыли и почти по колено утопая в зловонном слое голубиного полета.
На последний этаж соседнего подъезда я спустилась уже в полубморочном состоянии. Отдышалась, как смогла привела себя в порядок – мне очень мешала моя покалеченная рука и направилась к лифту – спокойно, будто я всю жизнь прожила в одной из квартир этого подъезда.
Когда я оказалась во дворе, в первую очередь я поискала глазами соглядатая. «Старый» – вспомнила я его имя.
Никого я не увидела. И только снова применив «второе зрение», обнаружила, что опасность исходит от машины, стоящей неподалеку от подъезда, где находилась квартира Васика – синей «девятки».
«На посту», – прошептала я и, быстро отвернувшись, пошла прочь со двора.
«Что же все-таки происходит? – думала я, сидя в фотостудии и щурясь от яркого света софитов. – Как мне разобраться в происходящем? Самый простой способ – покопаться в сознании одного из соглядатаев. Но когда мне выпал случай сделать это – у меня не получилось. Почему? Как будто кто закрыл сознание этого... Адольфа от возможного чужого телепатического вторжения. И этот кто-то, значит, предполагал опасность телепатического вторжения в сознание. А если он сумел поставить защиту на сознании своих людей, значит он и сам – экстрасенс? Такой расклад мне очень не нравится. И наводит на мысли...»
– А вот и я! – прервал ход моих размышлений радостный голос Карена Степановича.
Он вышел из-за ширмы. Руках у него был какой-то невообразимо навороченный фотографический аппарат.
– Вставай со стула, – бодро скомандовал он, – сейчас начнем съемку. Значит, объясняю, как это все происходит... Во-первых, расслабься...
«Как бы Васику не пришло в голову выбраться из квартиры по моему примеру – через чердак и соседний подъезд – и пойти за спиртным. Этому балбесу такое в голову вполне может стукнуть, – пришло мне еще не ум, – а о последствиях подобной самовольной отлучки из квартиры даже думать не хочется».
* * *
– Знаешь, что самое поганое в этой всей ситуации? – мрачно выговорил Васик, теребя в руках невероятно замызганную скатерть.
– Что? – спросила Даша, зажигалкой ворочая спекшиеся в пепельнице окурки – будто помешивала слишком горячее блюдо. Сигареты давно кончились и она искала окурок, который еще можно было докурить.
– А то, что из квартиры выйти нельзя, – сообщил Васик и снова понюхал коричневое пятно, расплывшееся по скатерти, – знаешь, как у меня голова болит? Мне бы сейчас хоть одну бутылку пива выпить – сразу легче бы стало.
Даша нашла наконец достойный бычок, закурила и с наслаждением затянулась.
– Что это у тебя на кухне кавардак такой? – неприязненно проговорила она, оглядываясь. – Грязь ужасная – просто помойка. Прямо дышать нельзя... Да оставь ты в покое скатерть! Чего ты ее в рот тащишь?!
– Я на эту скатерть пиво пролил вчера, – хрипло проговорил Васик, – если глаза закрыть и поглубже вдохнуть, кажется, что меня не скатерть у руках, а открытая бутылка с пивом. Ох, как выпить хочется.
Даша пожала плечами. Она проснулась только час назад и теперь чувствовала себя много лучше. Алкогольные пары из ее головы потихоньку выветривались.
«Все равно, – думала она, – теперь полгода к выпивке не прикоснусь. Это надо же так пить – двое суток почти была в бессознательном состоянии. С одной стороны это хорошо – не воспринимала окружающую меня ужасающую действительность, а с другой – прекрасно известно, что такой способ решения проблем – по меньшей мере – неумный. Зато сейчас я не одна. Со мной Васик, а в компании с ним не так страшно. Да и Ольга – она теперь уверилась окончательно, что то, что со мной происходит – совсем не плод моего больного воображения. А Ольга поможет. Только вот где она? Сказала, что будет только вечером. А сейчас всего-навсего – половина третьего дня. Сигареты кончились... А выйти никак нельзя – за домом следят. И кто знает, что случится, если я снова попадусь на глаза своим соглядатаям?»
– Невыносимо! – проскрипел Васик и отложил в сторону скатерть. – Когда эта Ольга придет? Обещала пиво принести. Она уже давно должна была прийти, по-моему...
– Вечером, – напомнила Даша.
– А сейчас что?
Даша кивнула на висящие на стене кухни часы. Васик глянул на часы и вздохнул.
Несколько минут он молчал, а потом начал снова.
– Если я на пять минут отлучусь, то ничего страшного не случится, – осторожно высказался он, – всего на пять минут. У меня возле дома ларек в пяти минутах ходьбы. Даже меньше.
Даша поперхнулась сигаретным дымом.
– И не думай! – откашлявшись, воскликнула она. – Ольга тебе все объяснила – за домом следят. Так что из квартиры высовываться опасно.
– Но она же вышла! – резонно заметил Васик. – Почему это она может выходить из квартиры, а я – нет?
– Сравнил, – усмехнулась Даша, – она... Ольга обладает силой. Понимаешь? А ты?
– И я обладаю силой! – не сдавался Васик. – Знаешь, какая у меня сила – непреодолимая. Ужасно выпить тянет. Если я сейчас не выпью, то умру. Представляешь себе ситуацию? Как тебе будет с трупом сидеть в одной квартире?
– Не болтай ерунды, – поморщилась Даша.
Васик замолчал. Потом поднялся, с остервенением тряхнул головой и направился прочь из кухни.
– Телевизор посмотрю, – ответил он на вопросительный взгляд Даши, – не бойся – не убегу.
Даша в последний раз затянулась. Докуренная до фильтра сигареты жгла пальцы. Из комнаты, куда ушел Васик, забубнил телевизор. Кажется, передавали новости. Даша даже расслышала встревоженный голос телеведущего:
– Ужасное происшествие произошло вчера около трех часов ночи...
«Что там еще случилось? – подумала Даша, наблюдая, как чадит из пепельницы совсем крохотный обугленный патрончик фильтра. – Нешто телебашня опять загорелась? Ну и страна у нас. Каждый день – ужасное происшествие. Из-за такой частотности никакого ужаса не чувствуешь. Только раздражение. А самое ужасное происходит с тобой. И никто об этом по телевизору не объявляет».
Она снова погрузилась в свои тоскливые думы, но через минуту очнулась от резкого вскрика вбежавшего на кухню Васика.
– Господи! – вскинув ладони к груди, воскликнула Даша. – Чего ты?..
Васик судорожно переглотнул.
– Отвечай!
– Я все понял, – внезапно осипшим голосом сообщил он, – я понял.
– Что ты понял? – спросила уже не на шутку встревоженная странным поведением Васика Даша.
– Что с нами происходит понял!
Васик шагнул к раковине, пустил воду и сунул под струю голову.
– Знаешь, что сейчас по телевизору говорили? – осведомился он, выпрямляясь и отбрасывая липнущие на лицо длинные пряди мокрых волос.
– Ну откуда... Это же ты смотреть... Что там?
– Сейчас передавали, что в своей квартире застрелен Василий Петрович Донин с супругой, – проговорил Васик и несколько раз мотнул головой – мокрых волос полетели брызги на обои и расплылись темными пятнами.
– А кто такой Донин? – спросила Даша.
– Бывший сослуживец моего отца, – судорожно потирая руки, сказал Васик, – они начинали вместе бизнес. Только отец потом в гору пошел, а Донин остался так... в одной фирме управляющим. Теперь мне все понятно. Все мне понятно теперь...
– Что понятно? – спросила Даша. – О чем ты?
– О том, что Донин – старый друг моего отца! – закричал Васик. – О том, что он меня с детства знал! Вот таким еще! – Васик на полметра развел руками в стороны.
– И что?
– Да как ты не понимаешь?! – взвился Васик. – Отец сейчас в Швейцарии – через полгода только приедет. Мать в Австралии. Тоже нескоро приедет. А у отца состояние огромное – к его банковским счетам в отечественных банках доступ имею только я. Теперь понимаешь?
– Нет, – призналась Даша, – объясни толком, в чем дело?
Васик шумно выдохнул и покрутил головой.
– Какая же ты... – он не стал договаривать начатую фразу и немедленно перешел к следующей, – повторяю – только я имею доступ к российским банковским счетам отца. Единственного человека, который мог бы за меня заступиться – Донина – убили. И еще эта слежка... Понимаешь, что происходит? Кто-то хочет добраться до российских банковский счетов моего отца!
– Погоди, – неуверенно проговорила Даша, – но ведь следили-то за мной?
– Да? – Васик попытался саркастически усмехнуться. – Тогда почему мы сейчас сидим взаперти – моем квартире? За моей квартирой установлена слежка!
– Но и за моей тоже...
– Ну да! – всплеснул Васик руками. – Потому, что ты мой близкий друг... подруга. Наверное, и за мной следили долгое время, только я этого не замечал. Ну все...
Васик снова мотнул головой и плюхнулся на стул рядом с Дашей.
– Разобрались, – уже спокойнее проговорил Васик, – хотя бы стало понятно – что к чему. А то – как крысы в мешке – тыкаемся во все стороны сослепу и ничего не понимаем. Значит, копают под меня. А ты, Даша, тут ни при чем. Ну, то есть почти не при чем. Ты этим... тем, кто за мной следит, нужна, так сказать, на всякий случай. Чтобы – если что – через тебя на меня можно выйти... Или...
Васик уставился в лицо Даши и минуту тупо смотрел ей в глаза, беззвучно шевеля губами.
– Точно! – прошептал он. – Тебя хотели похитить, чтобы потом у меня потребовать выкуп! Как это я раньше не догадался!
Даша встала со своего стула и сжала пальцами виски.
– Погоди, погоди, погоди, – мучительно наморщившись, пробормотала она, – ты так быстро и так убедительно выстроил свою версию, что я не до конца...
– Да чего тут не до конца! – взвизгнул Васик. – Кто-то хочет захапать бабки моего бати. Сделать это могут только через меня. За мной следят. За тобой тоже. Донина – того, кто реально может за меня заступиться – убивают, чтобы не мешал. А родители мои за границей.
– Стоп! – Даша выставила перед собой несомкнутую ладонь – как бы отгораживаясь от громоздившихся возбужденных Васиковых выкладок.
– Чего? – осекшись на полуслове, спросил недоуменно Васик.
Даша несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы привести свои мысли в относительный порядок потом – спокойно и неторопливо – заговорила:
– Во-первых, с чего ты решил, что этого твоего Донина убили именно из-за тебя? Если предположить, что твоя версия происходящего верна...
– Что значит – предположить?! Я же четко все тебе объяснил! Неужели...
– Не перебивай! – поморщилась Даша. – Если предположить, что твоя версия верна, то все равно остается непонятным – зачем убивать довольно высокопоставленного человека только для того, чтобы тот не смог кому-то помочь? Достаточно было позаботиться о том, чтобы ты не имел возможность связать с Дониным. А убивать... Кстати, что за фирма, где работал твой Донин и какое он там занимал положение?
Васик пожал плечами.
– Да я точно и не скажу, что это за фирма, – проговорил он, – какая-то такая... – он покрутил в воздухе ладонями с растопыренными пальцами, – навороченная коммерческая. А Донин... Ну, знаю, что занимал какую-то важную там должность, а какую именно... Ну, если о его гибели говорят по телевизору, значит – не последнюю.
– По телевизору могут все, что угодно сказать, – заметила Даша, – я тут кое-что вспомнила. Знаешь, недавно читала каку-то газету и там была статья о бывших партийных работниках, о том, что большинство из них быстро приспособиись к новым временам и подались в бизнес.
– Ага, ага, – закивал Васик, – это как мой батя и Донин. Они тоже раньше по партийной линии работали, а потом в бизнес.
– Так вот, – продолжала Даша, – в статье было о том, что не все из таких новоявленных бизнесменов достигали достойных результатов на ниве коммерческой деятельности. У одних, обладающих оборотистостью и старыми номенклатурными связями, это получалось...
– Как мой батя! – снова вставил Васик. – Прямо про него говоришь.
– А у других – это те, у кого старые связи были, – не сбиваясь, продолжала Даша, – а оборотистость, как черта характера, отстутствовала напрочь, те становились просто игрушками в руках молодых коммерсантов. Молодежь отлично понимала новую жизнь и чтобы в ней хорошо устроиться, умело пользовалась связями престарелых пердунов. Ой, извини...
Васик какое-то время озадаченно молчал.
– Ты знаешь, – сказал он наконец, – мне кажется, что Донин и был как это... игрушкой в руках. Он сам мало что соображал в бизнесе, за него молодые... Ну и что, что был? – пожав плечами, проговорил Васик, – но ведь все равно – он человек влиятельный и мог за меня постоять. Значит, мои соображение, это самое... остаются в силе.
– В статье еще говорилось, – добавила Даша, повернувшись к окну, – что таких старых партийцев со связями довольно часто убирают, когда они становятся ненужными или начинают чем-то мешать молодым. Понимаешь?
– М-м... – сказал Васик, – н-ну?
– Донина могли убить из-за дела, к тебе никакого отношения не имеющего, – отчеканила Даша, – хотя версия, которую ты мне изложил, довольно правдоподобна, – подумав, сказала она еще, – просто нужно каждый факт рассмотреть с разных сторон – так меньше шансов ошибиться.
– Конечно! – с готовностью согласился Васик. – И теперь я знаю, что мне делать!
Он выпрямился, свирепо зарычал и сжал кулаки.
– Что? – с тревогой спросила Даша. – Что ты собрался делать?
– То, что должен, – твердо выговорил Васик. – Я вспомнил, что у меня под диваном банка со спиртом стоит. Помяну дядю Васю Донина. А потом разберемся.
Ступая решительно, но нетвердо, он направился в спальню. Даша побежала за ним.
– Может быть, не стоит поминать? – крикнула она ему. – Я ведь тебя знаю.
– Я должен! – эхом отозвался Васик. – Тем более, что у меня голова болит.
Глава 7
– Превосходно! Просто превосходно! – бормотал Карен Степанович, то и дело высовываясь из-за своего гигантского фотоаппарата, установленного на треножнике. – Теперь посмотри налево... Туда, где окно. Да нет! Не просто повернись, а... Как будто ты смотришь в окно, но в то же самое время – видишь меня. Ну, не видишь, а как бы... Знаешь, что я стою рядом. А в окно тебе смотреть вроде как вовсе не нужно, но ты отвернулась, чтобы не смотреть на меня. Понимаешь?
То, что объяснял мне Карен Степанович, никак не поддавалось обработке частью моего мозга, заведующей логическим мышлением. Тем не менее, я прекрасно понимала, о чем он говорит. То есть – не то, чтобы понимала, а интуитивно улавливала его желания и принимала – соответственно – ту и ли иную позу, выгодную для той или иной фотографии.
– А теперь немного вправо! – возбужденно тараторил вошедший в раж Карен Степанович. – Подбородочек повыше. Та-ак... Ну, что ты делаешь?! Зачем задираешь голову! Ага, ага пониже голову, вот так...
Не помню, когда мы с Кареном Степановичем в общении друг с другом перешли на «ты» – как-то потерялся этот момент в пылу съемки, но, нужно отметить, что я восприняла этот переход на другой уровень отношений – довольно спокойно.
– Все! – выкрикнул запыхавшийся Карен Степанович. – На сегодня закончим.
– Как это – на сегодня? – не поняла я. – Ты же говорил, что всего два часа.
Карен Степанович отволок фотоаппарат и треножник обратно за ширму. Потом поднял пиджак, который он час назад, распалившись оттого, что не мог поймать какой-то фокус освещение в каких-то линзах, швырнул на пол.
– Нужен еще один сеанс, – отряхивая пиджак, сказал он.
– Зачем? – снова спросила я. – Мы же столько пленки отщелкали.
Карен Степанович вздохнул и пожал плечами.
– Как-то... не могу я найти, то, что мне нужно, – сказал он, – чувствую, что в твоем лице что-то есть, но не могу этого отыскать. Совсем забыл свое ремесло, – пожаловался он, – уже столько лет работаю по администрационной линии, а ведь начинал когда-то простым фотографом в студии.
Не зная, что мне сказать на это, я вздохнула и присела на стул, который стоял позади меня.
– Устала? – поинтересовался Карен Степанович.
– Немного, – сказала я, – а ты?
Несколько секунд после этого мы молчали. Казалось, и я, и Карен Степанович впервые осознали переход на новый уровень общения. Это «ты» – вырвалось у меня неосознанно. Я совсем не хотела подыграть своему заказчику и тем самым извлечь для себя из нашего профессионального общения какую-то выгоду.
– Ты извини, что я на «ты» перешел, – неожиданно сказал Карен Степанович.
– Ничего, – ответила я, – кажется, это я первая тебя на «ты» назвала.
Карен Степанович снова пожал плечами и уже безо всякого перехода предложил:
– Сходим куда-нибудь, поужинаем?
– К-когда? – растерявшись, только и смогла выговорить я.
– Да прямо сейчас, – сказал Карен Степанович и взглянул на часы, – время подходящее.
Я тоже посмотрела на часы. Время для ужина, надо сказать, было совсем не подходящее. Вот уже час, как ребята из агентства ожидали меня с заказами.
– Я бы с удовольствием, – сказала я, – но мне сейчас придется бежать в мою контору. Я все еще на работе – мне нужно сдать заказы, поговорить с ребятами насчет сценариев и фото.
– Так в чем проблемы? – аккуратно улыбнулся облачившийся в пиджак и оттого ставший снова импозантным и респектабльным Карен Степанович. – Я довезу тебя до твоей конторы, ты сделаешь все свои дела. Сколько это займет у тебя времени, примерно?
– Час... Полтора часа, – от такого поворота событий совсем ошалевшая, пролепетала я.
– Вот и отлично, – снова улыбнулся Карен Степанович, – я подожду.
Наверное, дурацкий у меня тогда был вид – стояла и ресницами хлопала. Как же – директор преуспевающей фирмы пригласил меня – обыкновенного агента по размещению рекламы – в ресторан. К тому же согласен ждать меня в машине полтора часа.
– Твоя контора, если я не ошибаюсь, находится возле метро Щелковского? – спросил Карен Степанович.
Я кивнула.
– У меня тетка там недалеко живет, – объяснил Карен Степанович, – я к ней на полчаса заеду, а потом сразу к вам.
Я рассмеялась.
– Что? – не понял Карен Степанович. – Ты не согласна?
– Согласна, – сказала я, – просто я боялась, что тебе придется полтора часа бесцельно сидеть в машине.
* * *
Через несколько минут мы уже сидели в машине Карена Степановича – приземистом серебристом «Ягуаре». Карен Степанович вел машину молча, сосредоточенно глядя на дорогу перед собой, только иногда адресовался ко мне короткими фразами, почти совершенно ничего не значащими, за исключением вполне понятного желания поддержать еще тлеющую ниточку живого контакта, образовавшуюся между нами в процессе работы в фотостудии.
«Странно, – думала я, – мы ведь знакомы всего... два раза встречались. И разговарили – исключительно на профессиональные темы. А сейчас вот – сидим в машине рядом, как... как муж и жена. Он отвезет меня на работу, подождет, пока я закончу и мы поедем куда-нибудь ужинать».
– Красный свет, – констатировал Карен Степанович, притормаживая у светофора.
Я кивнула, давая понять, что приняла к сведению его высказывание.
«А о чем я буду с ним говорить? – подумала я. – Я же с ним на частные темы не беседовала ни разу. Ни о каких общих интересах я не имею ни малейшего понятия. И это предложение поужинать... Как это я только так легко согласилась? Не в моих правилах. Обычно первое предложение сходить куда-нибудь – приличная девушка должна безоговорочно отклонять. А я... Это из-за неожиданности, наверное. Впрочем, он на это, кажется, и расчитывал. Может быть, мне сбежать от него? Пускай он на работу меня отвезет, а я потом через черный ход и... Нет, неудобно. Он меня ждать будет, а я... Тем более, что Карен Степанович – перспективный заказчик и мне с ним еще работать и работать предстоит. Просто отказаться от ужина? Сказать, что, мол, передумала?
Ладно, лирика все это, – решила я, – зачем мне сомневаться и гадать? Можно просто-напросто проникнуть в его сознание и попытаться выяснить, мотивы его действий, да и вообще – что он обо мне думает».
Я покосилась на своего спутника. Карен Степанович молча вел машину, что-то, впрочем, насвистывая себе под нос.
Я закрыла глаза и сосредоточилась. Когда я, наконец, погрузилась в транс и наладила канал от своего сознания к сознанию Карена Степановича, передо мной стали возникать из розового тумана расплывчатые образа.
Ощущения опасности от Карена Степановича не исходило – это меня сразу успокоило. Но чтобы увидеть что-то конкретное, мне понадобилось еще немного усилий.
В распахнутом передо мной сознании Карена Степановича царил какой-то желто-розовый хаос. Затем цвета сгустились и я увидела комнату, погруженную в альковный полумрак. Клубы розового тумана постепенно трансформировались в сбитую пушистым облаком постель. На постели беззвучно и плавно извивались два тела – мужское и женское.
Черты лица мужчины я разобрала легко – это Карен Степанович собственной персоной. А вот черты лица женщины...
Картинка резко ушла в бок и погасла.
– Заснула? – услышала я голос Карена Степановича где-то далеко-далеко от себя.
Резко открыв глаза, я увидела перед собой – сквозь затемненное стекло автомобиля – входную дверь моей конторы. И вывеску над дверью.
– Заснула? – снова спросил Карен Степанович. – Я смотрю, ты глаза закрыла и вроде дремешь. Устала, наверное, после рабочего дня.
Еще несколько секунд я молчала – пока предмету окружающей меня действительности не обрели свои привычные контуру. Нельзя, нельзя мне, черт возьми, так резко выходить из транса. Последствия, как я уже имела счастье убедиться, могут быть ужасными.
– Задремала, – сказала я и поразилась тому, как хрипло прозвучал мой голос, – задремала, – прокашлявшись, проговорила я.
Карен Степанович глянул на меня несколько удивленно, потом сморгнул и спросил:
– Так мне через час подъехать?
– Ага, – не думая, ответила я, – постараюсь освободиться через час.
«Ну и что, – думала я, вылезая из машины и направляясь к своей конторе, – ну и что, что Карен Степанович прокручивает в уме постельные сцены. Это, как известно, любимое занятие многих мужчин. И тем более – я совсем не уверена, что его партнершей на сеансе виртуального секса, была именно я. А впрочем, что это... Конечно, скорее всего, Карен Степанович представлял, как это он будет со мной. Предвкушал, то есть. Черт возьми, неприятно, когда видишь подобные сценки. Будто насилуют слепленный с тебя манекен. Но куда деваться – человеческую природу не изменишь. Тем более в ее мужском варианте. Вот интересно – если бы я в такой же ситуации пошарила в сознании Васика? Даже думать страшно – что бы я там увидела».
* * *
Вице-президент банка «Пентагра» Семен Абрамович Кац поднял голову и огляделся вокруг.
– Что это такое? – хрипло пробормотал он, тараща воспаленные глаза. – Как это я здесь оказался? Вроде какой-то бар. А, да это «Верго»! Я здесь каждую пятницу бываю. А сейчас... Какой сегодня день недели? Господи, что же это я такое пил?
На столике перед Семеном Абрамовичем стояла пустая бутылка из-под водки и стакан. В стакане что-то плескалось, когда Семен Абрамович, стуча локтями о поверхность столика, тер кулаками глаза.
– Бред, – прохрипел Семен Абрамович, – совсем ничего не помню. Нет, надо кончать нажираться так. Сейчас пятница или нет? Я обычно по пятницам здесь... С друзьями. А сейчас вот проснулся один. Где мои друзья?
Семен Абрамович снова оглянулся по сторонам и вдруг заметил, что обычно всегда полный зал очень дорогого бара совсем почти пуст. Только у стойки сидели две девушки и тянули через трубочки безалкогольные разноцветные коктейли. Впрочем, девушки, кажется, были официантками – приглядевшись, Семен Абрамович различил на них коротенькие переднички.
Прокашлявшись, Семен Абрамович, крикнул что-то нечленораздельное – но с явной просительной интонацией. Одна из девушек тотчас соскочила с высокого стула у стойки и подбежала к столику Семена Абрамовича.
– Чего изволите? – выпалила она тысячи раз произнесенную ей фразу.
Семен Абрамович какое-то время молчал, вспоминая зачем он позвал официантку и что намеревался ей сказать. Девушка терпеливо ждала.
– Какой сегодня день недели? – выговорил наконец Семен Абрамович.
– Вторник, – без удивления ответила девушка. Очевидно, она уже давно работала в этом заведении и четко уяснила себе два главных правила официантки – «клиент всегда прав» и «за все можно заплатить, поэтому ничему в этой жизни удивляться на стоит».
– К-как это?! – каркнул Семен Абрамович. – К-как это вторник? Должна быть пятница... Я ведь по пятницам здесь. Ты меня помнишь?
Девушка кивнула.
– Вы у нас каждую пятницу бываете, – подтвердила она. – С друзьями ии один. Выпиваете и закусываете. Мы вам еще часто такси вызываем, потому что вы под утро не можете набрать номер на своем телефоне. Что-нибудь заказывать будете?
Семен Абрамович минуту переваривал услышанное. Потом он опустил глаза и увидел стакан. Залпом выпил его и сморщился, уткнувшись лицом в рукав.
– Ну а сегодня, – спросил он, – сегодня я когда пришел? И с кем?
– Один вы пришли, – ответила девушка, – вошли уже немного того... То есть – много того. Шатались, еле-еле добрались до столика. Спросили у нас водки, Маша принесла. Вы часок посидели, потом заснули.
– Долго я проспал? – спросил Семен Абрамович.
– Часа два, – сказала девушка, – вы, если покушать хотите, то у нас чахохбили по-тбиллиски есть. Или пельмени...
Семен Борисович сжал виски ладоням и что-то промычал. Потом посмотрел на часы, недоуменно качнул головой.
– Сколько на твоих времени? – снова обратился он к официантке.
– Сколько на ваших – пять минут третьего, – сказала она.
– Ночи?
– Дня, – ответила официантка, – вы к нам утром пришли. А если пива хотите, так я сейчас принесу. Холодное у нас есть – голландское, шведское, немецкое, австрийское... Есть отечественное.
Семен Абрамович невнимательно кивнул головой. Официантка тотчас исчезла.
Семен Абрамович снова посмотрел на часы. Шесть минут третьего. Четырнадцать, ноль шесть. Как могло случиться так, что он – Семен Абрамович Кац, вице-президент банка «Пентагра» – в такое время и в таком ужасном состоянии находиться в баре. В то время, когда ему по всем правилам полагается находиться...
– Стоп! – вслух произнес Семен Абрамович. – А где мне полагается сейчас находиться? В офисе? Какие у меня дела там? И чем я сегодня утром занимался? И где я так накачался, что меня занесло в этот бар и теперь я ничего не могу вспомнить? Что, вообще, происходит такое?
Он замолчал. К нему снова семенила официантка.
– Голландское не успели охладить! – сообщила она. – Может быть, австрийское? Высший сорт – хозяин это пиво прямо из Будапешта выписывает.
Семен Абрамович снова кивнул головой и его оставили в одиночестве.
«Вот так дела, дорогие мои друзья, – ошарашенно подумал он, когда похмельный туман в его голове стал понемногу рассеиваться, – вот приедет шеф из отпуска – он задаст мне. Если кто-нибудь о моем пьянстве протреплется. А найдутся желающие... на мое место-то».
Семен Абрамович тряхнул тяжелой головой, отгоняя неприятные мысли. Ему принесли пиво, от в два глотка выпил кружки и потребовал еще. После второй кружки соображать стало много легче.
«Нужно установить, что я делал утром, – рассуждал Семен Абрамович, – тогда, может быть, и добреду до воспоминаний о сегодняшней пьянке. А что я делал сегодня утром? Ага, какая-то встреча у меня была деловая – кто-то ко мне приезжал в офис».
Перед глазами Бориса Абрамовича всплыла просторная комната с тремя прозрачными стенами – его офис и сам Семен Абрамович – еще свежий от недавнего утреннего умывания и благоухающий лосьоном после бриться – устремляется навстречу кому-то, одновременно протягивая руку для приветственного рукопожатия.
Кто это приходил к нему сегодня утром?
Семен Абрамович несколько минут мучительно морщился, потом, хмыкнув и просветлясь лицом, полез во внутренний карман, достал оттуда записную книжку и открыл ее на соответствующей странице.
– Лагуна вечной любви, – прочитал он, – да-да, что-то припоминаю. У меня сегодня утром была встреча с менеджерами из их фонда. Насчет перевода денежных средст из нашего банка на счет их фонда.
Семен Абрамович свел на переносице густые брови.
– Предлагали какие-то баснословные барыши, – продолжал он бормотать, – говорили, что нужно только подписать соответствующие бумаги. Я им говорил, что не могу решать вопросы, касающиеся столь крупных сумм, без ведома президента банка, а президент сейчас в отпуске. Потом они предлагали позвонить ему, что-то несли о времени, которого мало, потом... Ничего не помню... Но как я сюда попал? С кем пил и в каких количествах?..
Семен Абромович жалобно простонал и прильнул к кружке пива. Когда уровень жидкости в кружке был равен нулю, Семен Абрамович шумно выдохнул и вытер пену с губ.
Он немного еще поразмышлял, но вспомнить ему ничего больше не удалось.
Семен Абрамович оглянулся на официанток – официантки сидели и тянули безалкогольный коктейль из трубочек, как и полчаса назад – когда несчастный вице-президент банка только-только пришел в себя.
– Благотворительный фонд «Лагуна вечной любви», – забормотал, мучительно морща лоб, Семен Абрамович, – предлагали... Черт, возьми, что они предлагали? Ага, вот вспомнил – я вношу деньги в их фонд – крупную сумму и якобы безвозмездно. А они, пользуясь льготами, которыми государство предоставляет всяким благотворительным фондам, прокручивают мои деньги и получают хорошие дивиденды. Которыми делятся со мной, естественно. И все это почти легально. То есть – легально до определенного... как это... предела. Они и по телевизору себе рекламу делали, где все так же – почти такими же словами говорили. Но это ведь реклама – кто ей сейчас верит? Черт, на словах это гладко и хорошо, но какие бумаги я подписывал?..
Какая-то очень важная мысль все не давала покоя Семену Абрамовичу с самого момента его пробуждения. Что-то смутно тревожное мучило его главным образом тем, что он не мог определить – что именно его мучит.
– Наверное, я прямо там нажрался, – шептал, закатывая воспаленные глаза к потолку Семен Абрамович, – говорили же мне – лечись, погубит тебя алкоголь, так нет. Все равно пил и лечиться не хотел. А теперь. Прямо жопой чувствую, что произошло что-то страшное и непоправимое.
Как только он прошептал последнее слово, в голове его мгновенно прорисовалась яркая картинка – вот он, Семен Абрамович, свеженький и улыбающийся, подписывает договор, а над его головой стоят, склонившись и, переглядываясь друг с другом, два очень вежливых молодых человека.
– Господи! – прошептал Семен Абрамович. – Что же это?.. Как же это я?.. Как им удалось заболтать меня, чтобы я подписал договор о безвозмездной передачи денежных средств в фонд «Лагуна вечной любви»? Ведь условия возврата денег и получения дивидендов на бумаге не фиксировались. Господи, как это?
На несколько минут Семен Абрамович застыл, недоуменно глядя в пространство и едва шевеля, мгновенно застывшими, как сухие смерзшиеся листья, губами.
– Как они меня смогли уговорить? – повторил он и вдруг охнул, схватившись за сердце, – сумма... – смертельно побледнев, проговорил он, вспомнив о сумме, фигурировавшей в договоре, – неужели я просто так отдал им эти деньги? Не может быть! Как они смогли заставить меня подписать?.. Ничего не помню... Ладно!
Семен Абрамович вскочил так резко, что едва не опрокинул стол. Официантки немедленно оглянулись на него, из-за стойки бара показался бычий лоб вышибалы.
Впрочем, Семен Абрамович через несколько секунд рухнул обратно на стул – дрожащие ноги не держаи его. Подбежавшая официантка захлопотала вокруг него, но успокоить ничем не могла – Семен Абрамович отстранил ее движением руки и вдруг расплакался совсем как ребенок.
* * *
– Васик, погоди! Погоди, Васик!
– Ат... Ат... вали...
Безумными глазами взглянул Васик на Дашу и тряхнул лохматой головой. Это получилось у него так свирепо, что Даша, до этого крепко удерживавшая его за руку, отпрыгнула на несколько шагов.
Васик, тяжело ступая, подошел к входной двери и резко крутанул никелированную ручку замка.
– Васик, не надо! – со слезами уже воскликнула Даша. – Ольга ведь говорила нам – ни в коем случае не выходить из квартиры – а она ведь зря не будет говорить! За нами следят – за домом следят. И кто знает, какой приказ отдали тем, кто следят за нами... Может быть, тебе прострелят голову, как только ты выйдешь за дверь.
– Н-не прострелят, – с усилием ответил Васик, сражаясь с многочисленными замками и запорами на своей новомодной металлической двери, которая, если верить словам устанавливавших ее мастеров, может выдержать удар любой силы и которой не страшен ни болторез, ни выстрелы из крупноколиберного ружья.
– Ты пьяный, ты ничего не соображаешь, – пыталась Даша урезонить совершенно неуправляемого уже Васика, – ты выпил поллитра спирта! Я удивляюсь, как ты еще на ногах держишься, а ты идешь разбираться с соглядатаями.
– Да иду! – громогласно подтвердил Васик и щелкнул очередным открывшимся замком. – Я знаю теперь, что к чему и я сейчас со всем... р-разберусь.
– Твоя версия происходящего – относительно счета твоего отца в банке, к которому доступ имеешь только ты и якобы связанного с со всем этим убийством Донина – ничем не подтверждена! – заявила в отчаяньи Даша.
Васик даже повернулся к ней, оставив на минуту в покое дверь.
– Т-то есть как это – н-не... не подтверждена? – изумился он.
– А так! – выкрикнула Даша, в груди которой затеплилась надежда, что Васик все-таки внемлет ее уверениям и останется дома. Ляжет спать, например.
– К-как? – тряхнув обалделой головой, снова спросил Васик.
– А вот так! – Даша вложила в эту фразу столько убедительной решимости, сколько смогла. – Это все твои лиыне выкладки – не более! Васик, – она уже сбилась на просительную интонацию, – подожди немного! Вот уже вечер, стемнело совсем – скоро приедет Ольга, она и разберется, что делать. А ты бы лег и поспал. Протрезвеешь и на трезвую голову еще раз подумаешь. Обдумаешь, так сказать, свои дальнейшие действия.
Однако Васику в его теперешнем состоянии совершенно не хотелось чего-то ждать и что-то обдумывать. Он так и сказал Даше:
– Да идите вы все. Сам во всем разберусь. Под меня копают, значит, это мое дело.
Он отомкнул последний замок и открыл дверь. На пороге задержался, догадавшись, что что-то а прощание нужно все-таки сказать, но, так ничего и не придумав, проговорил только:
– Буэнос ночес.
И загремел вниз по лестнице.
Глава 8
В стоявшей у бара «Верго» машине сидели два человека. Первый был одет, несмотря на довольно прохладный все-таки ветер, в тренировочные штаны и майку-сеточку, позволявшую заметить, что человек этот обильно черноволос – прямо как горилла. Волосы росли у него везде – на груди, на плечах, на руках, даже на лицо – только небольшой участок низкого лба и кожа вокруг глаз были свободны от черного густого волосяного покрова.
О внешности втоого сидящего в машине нельзя было сказать ничего определенного – на нем была плотная кожаная куртка с высоким поднятым воротником, темные очки скрывали глаза, а надвинутая на лоб кожаная кепка бросала тень на все лицо.
– Крыс, – заговорил похожий на гориллу, – может быть, не стоит нам тут торчать. Попалимся, да и ни к чему вообще – торчать здесь. Клиент уже готов – бумаги подписаны, а он в таком состоянии был, когда выходил из своего офиса, что я аж испугался, как бы он дуба не дал прямо по дороге оттуда – сюда.
– Помолчи, – прервал его тот, кого называли странным именем Крыс, – этот кретин Кац с утра был с похмелья. К тому же он алкаш со стажем. И поэтому его нервная система основательно перестроена. Я, кстати говоря, не уверен был, что его сознание поддасться гипнозу и что он под гипнозом подпишет все, что должен был подписать. А когда он подписал, не факт, что он все забудет. Ни за что нельзя ручаться, когда имеешь дело с алкоголиками.
Гориллоподобный пожал плечами.
– И что теперь нам делать? – спросил он.
– Ждать, – помедлив, ответил Крыс, – нужно проследить за ним. Если что-то пойдет не так, то... Тогда один выход. Понимаешь, какой?
Гориллоподобный кивнул. Он помолчал немного, словно ожидая, что Крыс скажет еще что-нибудь, но Крыс молчал. Тогда гориллоподобный заговорил сам:
– Что-то мудрите вы со своими приемчиками, – сказал он, – куда бы проще было – утюжок на брюхо и пускай толстосумы подписывают документы. А денежки текли бы рекой в наш фонд. Сейчас у каждого рыльце в пушку, так что вряд ли кто бы стал рыпаться и в ментовку бегать. Тем более, что у нас реальная отмазка есть – фонд благотворительный и существует, чтобы материально поддерживать неимущих и стариков всяких. А насчет заяв из ментовок, мы бы просто поднимали шухер, что нечестные коммерсанты хотят загубить наше доброе дело.
Интонационно выделив последнее словосочетание, гориллоподобный рассмеялся. Крыс неприязненно повел плечами, но промолчал.
– И потом, – продолжал гориллоподобный, – у нас есть бабки, а бабки сила. Есть связи. А связи и бабки – это все, что надо. Мы бы и без всяких ваших штучек... непонятных могли бы пол-Москвы на лавэ поставить. Сейчас беспредел везде и беспределом только можно заработать.
– Дурак, – высказался Крыс, и гориллоподобный потемнел лицом.
– Ты что – не понимаешь, что таким обычным беспределом, какой ты предлагаешь, занимались уже многие, – сказал еще Крыс, – не один ты такой умный. Только все они – прогорали. Или братва мочила, или менты вычисляли. Ты сам подумай – силой заставлять бизнесменов подписывать бумаги, а самим прикрываться благотворительным фондом. А если налоговая или менты хай подымать будут, показывать им документы, где черным по белому написано, что деньги переданы безвозмездно в счет сирот, стариков и нищих. Ну, раз так у тебя гладко выйдет, ну два. А потом твои методы уже не сработают – слишком грубо. Нужно тоньше работать. Ведь когда этот вице-президент нам бумажку подписал, свидетели были – его секретать и та сука, которая кофе приносила – он сам лично – без всяких утюгов подписал. И не в подвале, цепью к раскаленной трубе прикованный, а в своем собственном офисе. Что он там потом говорить будет, что не по своей воле подписал – это уже не важно. Все подумают, что он свои бабки вернуть хочет. Понял теперь, придурок?
Гориллоподобный снова пожал плечами.
– Как-то все... Вот утюги и цепи – это понятно. Клиенту больно, он боится и... нам хорошо. А ваши странные приемчики...
Он замолчал.
– А ты думаешь, что существает только физическая боль? – негромко спросил его Крыс.
– Чего? – скривился гориллоподобный, но Крыс ответить ему не успел.
Крыс вдруг дернулся и кивком голову указал гориллоподобному на дверь бара, откуда вдруг появилась кажущаяся призрачной из-за наступивших недавно сумерек, фигура.
– Клиент, – прошептал гориллоподобный, – как его... Семен Абрамыч. Жидяра проклятый.
Семен Абрамович двигался очень медленно. Он то и дело озирался по сторонам, несколько раз упал, споткнувшись о какие-то совсем незначительные трещинки на асфальтовой дорожке. В общем – он производил впечатление мертвецки пьяного человека.
Впрочем, так оно и было.
– Нажрался, – констатировал гориллоподобный, – как того и следовало было ожидать.
Крыс усмехнулся.
– Слушай, – вдруг обернулся гориллоподобный к своему собеседнику, – я все никак не пойму – как это у тебя и у... сам знаешь кого, получается управлять людьми? Захотел, чтобы этот придурок подписал бумаги, он и подписал. Захотел, чтобы он после этого немедленно нажрался – он и нажрался.
– Ты бы не лез в то, чего не понимаешь, – так же негромко ответил ему Крыс.
Гориллоподобный недовольно поморщился, но продолжал, бросив мимолетный взгляд на колыхающегося неподалеку от них Семена Абрамовича.
– Я еще вот что заметил, – сказал он, – этот... Абрамович был уже в говно пьяный, еще до того, как ты ему водяру подсунул. Не то, чтобы он до этого пил – он совсем был трезвый, когда мы к нему в офис пришли – только с похмелья. А он это... как это... ну вот ты с ним поработал, и он уже... а водку пил, как будто догонялся.
Крыс что-то хотел ответить, но тут вдруг в окошко с его стороны просунулась опухшая пьяная рожа. Крыс даже вздрогнул от неожиданности.
– Ав... Ав-в... – сказал Семен Абрамович, наполняя салон автомобиля парами алкогольного перегара концентрации просто невероятной, – та-та-та...
Гориллоподобный, который тоже не заметил, как подошел к их машине несчастный вице-президент банка «Пентагра», не нашелся, что сказать. Однако, Крыс быстро овладел собой. Он перегнулся через спинку своего сиденья и открыл дверцу на заднее сиденье.
– Садись, – сказал он Семену Абрамовичу.
Пьяный тяжело втиснулся в машину и рухнул на заднее сиденье. Минуту он молчал, оглядываясь – видимо, забыв, что он сам сюда подошел.
Потом снова открыл рот.
– Ав... ав-в-в... та-та-та... – снова потекли невнятные пережеванные слова, перемешиваясь со струями сильнейшего водочного запаха.
Гориллоподобный сглотнул. Он, видимо, никак не ожидал, что человек, за которым они с Крысом следили, сам подойдет к их машине, да еще и сядет в нее.
– Чего он хочет? – прошипел гориллоподобный, обращаясь к Крысу. – Зачем ты его сюда впустил?
– Не нервничай, – спокойно и тихо ответил Крыс, – зачем он сюда подошел, мы сейчас выясним. А впустил я его потому, что... Лучше он здесь пускай сидит, чем мотыляется у нашей машины снаружи – и привлекает к себе и к нам совершенно ненужное внимание общественности.
– Ав... та-та... Это... мама... Та-та... Та-такси свобо... свободен? – выговорил наконец Семен Абрамович. – Я зап... запла... чу-чу...
Гориллоподобный оторопело глянул на него в зеркальце, а потом вдруг расхохотался.
– Ты понял, Крыс?! – отсмеявшись, воскликнул он. – Этот урод решил, что мы – таксисты. Он же вообще ничего не соображает.
Крыс снова ничего не успел ответить. Семен Абрамович пьяно ухмыльнулся и выговорил почти чисто:
– Я со-со... сооб-бражаю... М-мне надо ех-х-хать... Мне оч-чечень на-надо...
– Куда это? – поинтересовался развеселившийся гориллоподобный.
– В мили... милицию, – неожиданно ответил Семен Абрамович и икнул.
Гориллоподобный осекся и значительно глянул на Крыса.
– Слыхал? – сказал он, вмиг посерьезнев. – Что-то твои приемчики срабатывают плохо. Он все помнит – раз в милицию ехать собрался. Правда, для этой цели он выбрал нашу машину – в этом ему очень не повезло.
– А... где эт-то я вас... ви-видел? – спросил вдруг, нахмурившись, Семен Абрамович. – И го-го-голоса знаком-мые.
– Нигде ты нас не видел, – не поворачиваясь, проговорил Крыс, – а вот ответь мне – зачем тебе в милицию ехать понадобилось?
Семен Абрамович засопел и сообщил таинственно:
– У м-меня оч-очечень важ-ж-жное дело. Я должен раскрыть банду мош-шенников.
– Каких?
– Оч-чечень хитрых мошенников, – Семен Абрамович снова икнул, – я д-дам описания их... мен-менты составят фото... фоторобот. И все... И еще я знаю, что их фо-фонд, эт-то не фо-фонд. Они меня заставили под... писать. И я пи-пи... писал.
– Понятно, – прервал поток слов Крыс, – значит, память у тебя не отшибло?
– Н-нет... я ф-ф-фсе помню... до слов... словечка. А отку-куда вы это ф-ф-фсе...
Гориллоподобный вздохнул и достал из-за пазухи небольшой никелированный пистолет.
– Валить его надо, – сказал он, посмотрев на Крыса, – запалит он нас. Говорю же – утюги и цепи гораздо реальнее, чем все эти ваши приемчики. Видишь – он все помнит. Хоть и нажрался в говно.
– Он алкоголик, – процедил сквозь зубы Крыс, – с такими мы еще не работали. У него вся нервная система перекроена беспробудным пьянством. Черт возьми, я думал, что отечественные бизнесмены давно отвыкли от привычки напиваться. Но, как видно, российский менталитет не перешибешь ничем.
– Перешибешь, – проворчал гориллоподобный и взвел курок пистолета.
– Постой, – остановил его Крыс, – ты что? Не здесь ли ты его валить собрался.
– Нет, наверное, – пораздумав ответил тот, – кровь, мозги... Всю тачку испоганит ублюдок. Надо его вытащить, а там уж...
– Никуда его вытаскивать не надо, понятно? – перебил его Крыс. – Замолчи и не мешай мне. Не говори ни слова, пока я не разрешу. Выполняй все мои приказания. Понял?
– Понял, – буркнул гориллоподобный и мрачно замолчал.
– А ты пошел вон отсюда! – крикнул Крыс на задремавшего было Семена Абрамовича. – Иди вон, пьяница, мы никуда тебя не повезем!
– Не отпускай... – начал было заволновавшийся гориллоподобный, но немедленно был оборван коротким и злым выкриком Крыса:
– Молчать!
– Я... за... заплачу, – забормотал Семен Абрамович, – у меня де-деньги... Мне в мили... милицию. Эт-то секретно. Никто не дол-должен знать! Офи-фициант-ка... мне хотела такси выз-вызвать, но ей нельзя ничего знать... И вам нельзя.
– Выкатывайся!
Семен Абрамович на стал больше спорить, только ругнулся и, икая и тряся одуревшей головой, полез прочь из автомобиля.
– Другую тачку ищи себе, понял! – крикнул ему вслед Крыс. – Нажрался и пристает к людям!
Курившие у входа в кафе парень и девушка слышали его и видели Семена Абрамовича, который, шатаясь, шел прямо по проезжей части. Парень смеялся и, обнимая свою девушку за плечи, указывал ей на смешно ковыляющего пьяного вице-президента сигаретой, зажатой между пальцами.
Через несколько минут парень и девушка побросали окурки и вошли в помещение кафе. Гориллоподобный скрипнул зубами, когда белая рубашка Семена Абрамовича мелькнула и скрылась в потемках.
– Чего мы ждем? – прохрипел он. – Уйдет же!
– Заводи машину, – приказал Крыс, пронаблюдав за тем, как за девушкой и парнем закрылась дверь, – и когда увидишь нашего клиента, не останавливайся ни в коем случае. Понял, о чем я говорю?
Гориллоподобный нахмурился – но только на секунду, скоро лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Понял, шеф, – сказал он.
– Фары не включай.
– Да понял я!
Машина мягко, почти бесшумно, тронулась с места и покатилась по дороге в том направлении, где скрылся Семен Абрамович, с каждым метров своего пути набирая скорость.
– Прямо, – прошептал себе под нос гориллоподобный, – поворотов нет. Дорога узкая, темно. Какого хрена этот пьяный придурок потащился на эту заячью тропку, когда рядом основная проезжая часть. Хотя хорошо, что он пошел именно сюда.
На этой тихой улочке вряд ли можно было ожидать встречный автомобиль – с центральной проезжей части бежала к бару «Верго» широкая асфальтовая дорожка, которую в основном и эксплуатировали, но гориллоподобный водитель напряженно вглядывался в темноту перед капотом.
А когда на слева обочине мелькнула белая рубашка, он резко крутанул руль – влево. Глухой удар потряс машину – на порядочной уже скорости ее занесло и развернуло посреди дороги.
– Выруливай, – хрипнул Крыс, – скорее!
Заскрежетали об асфальт покрытия шин, коротко и пронзительно взвизгнули тормоза и через несколько секунд никакой машины на на этой улочке не было. Осталось только – легкое облачко выхлопных газов, совсем невидимое в темноте – и неподвижное тело вице-президента банка «Пентагра» Семена Абрамовича Каца.
Впрочем, свежий вечерний воздух очень скоро рассеял газовое облачко.
* * *
Куликов Степан по кличке Старый был действительно немолодой человек. Когда-то давно – лет тридцать назад – он состоял в качестве боевика в одной из столичных бандитских группировок.
Время, надо сказать, для теневого бизнеса тогда было самое что ни на есть удачное. Еще молодое отечественное предпринимательство никак не укладывалось в рамки постсоветской законности, поэтому часто новорожденные кооператоры считали, что выгоднее для них будет иметь крышу бандитскую, а не законную государственную – в лице правоохранительных органов.
Это уже позже крыши бандитская и законная – слились в единую сложноорганизованную структуру управления коммерческими объединениями по всей стране. Позже – те, кто еще вчера снимал дань с начинающих бизнесменнов, сами подались в коммерсанты.
А тогда – в благословенный семидесятые-восьмдесятые все было просто – главная, что должен был уметь желающий заработать нетрудовым путем – это найти еще нетронутого коммерсанта и взять над ним шефство.
Чем больше подшефных коммерсантов, тем больше денег; а чтобы отыскать коммерсантов, да еще таких, каких не особенно опасно трогать – нужно было уметь хорошо слушать, смотреть по сторонам и держать нос по ветру.
Все это имел Куликов Степан, и дела его шли в гору, но случайно подвернувшийся под его пьяную руку хамоватый ночной прохожий оказался сотрудником милиции. И, конечно, коллеги зарезанного Степаном перерыли в неделю весь город, вышли на знакомых Степана, что-то там пообещали, чем-то там пригрозили и через две недели Степана сдали.
Ему накрутили полную катушку – пятнадцать лет. Он отсидел, вышел, очень скоро снова сел, потому что уже нечего было ему терять после пятнадцати лет потерянного времени и не берегся он и снова вышел, но уже другим – притих и замолчал.
Какое-то время нищенствовал, а потом его талант – видеть и слышать все вокруг – пригодился теперешним работодателем. А на что он был еще годен – немолодой, порядком подрастерявший по тюрьмам сноровку и силу. Так Степан Куликов, получивший теперь кличку Старый, стал впрочем довольно высокооплачиваемым соглядатаем.
Но – если верить старинной русской пословице – и на старуху бывает проруха – то и Старый имеет право на ошибку. Сменив ушедшего и не сдавшего вахту Адольфа, покинув машину, где безрезультатно просидел почти всю ночь и весь день, Старый вошел в подъезд, поднялся на нужный ему этаж и остановился у двери, за которой скрывались объекты его слежки.
Он знал, что нарушает неписанную инструкцию соглядатаев, но не мог справиться с чувством тревоги, изматывавшим его ослабленные тюрьмой нервы.
Старый наклонил седую голову к замочной скважине и прислушался.
Голоса.
Он улыбнулся, услышав их. Значит, те, за кеми он должен следить, все еще на месте.
Он снова прислушался. Мужской голос и женский. Мужской приближается. Женщина что-то кричит. Старый отпрянул от двери – загрохотали засовы.
Стараясь ступать, как можно тише, он сбежал вниз по лестнице и остановился, замешкавшись. Своего предшественника Адольфа он не видел, поэтому сведений об этом доме у него было мало. Он не был уверен, например, что не заперт люк, ведущий на чердак, по которому можно легко перебраться в другой подъезд.
Поэтому он решил подождать – посмотреть, куда пойдет объект – вверх или вниз. Или зайдет в какую-нибудь другую квартиру.
Старый почти ничем не рисковал – он знал своего клиента в лицо – по фотографии, а клиент его не знал – даже ни разу не видел. Притом, клиент не догадывался, что за ним следят. Поэтому одна-единственная личная встреча Старому ничем не грозила.
Вот наконец открылась дверь той самой квартиры. Пьяный мужской голос прокричал какие-то непонятные слова:
– Буэнос ночес! – и спотыкаясь, начал спускаться вниз по лестнице.
«Пьяный? – подумал Старый. – Это очень хорошо. Вот это клиент так клиент. Люблю таких».
Клиент надвигался прямо на него. Старый видел, что он очень пьян и поэтому рассматривал его довольно беззастенчиво. Парень, как парень. Молодой, но не то, чтобы очень уж юный. Лет двадцать пять, наверное. Длинные волосы, крашенные, перекрашенные, как у бабы.
То, что длинноволосый парень обратил на него внимание – Старый заметил поздно – и в этом-то была его главная ошибка.
– Ага! – зарычал Васик. – Так вот ты какой на самом деле! Стоишь тут, сука. Следишь за мной!
Старый был ошеломлен. Он даже не знал, что ему думать. За всю его практику такое с ним случилось в первый раз. Почти не отдавая себе отчета в действиях, Старый отступил на шаг и примиретельно заметил:
– Что-то ты, парень, не в себе. Я разве тебя трогал? Иди себе с миром.
– Посылаешь? – взвился Васик и поднял кулак.
Старый метнулся в сторону, но у парня оказались удивительно длинные руки. От удара Старый отлетел к стене и сполз по ней на пол.
Дверь той самой квартиры снова загрохотала. На лестничной площадке показался второй клиент – девушка.
«Кто-то сдал, – подумал Старый, пытаясь подняться, – но кто?»
– Василий, прекрати! – закричала Даша, бросаясь вниз по лестнице.
– Не-ет, – захрипел Васик, ухватившись за ворот джинсовой куртки Старого и поднимая его на ноги, – я не могу прекратить.
Старый снова не успел защититься. Очередным ударом Васик сломал ему нос и, прежде чем Даша успела добежать до него, Васик отвесил Старому еще пару довольно ощутимых оплеух.
– Прекрати немедленно! – завопила Даша, вцепившись в рукав Васиковой куртки. – Совсем с ума сошел! Старика избиваешь! Извините, пожалуйста, он пьяный, сейчас я ваше лицо обработаю. Отпусти его, я тебе сказала, сволочь! Пойдемте к нам, вы хоть умоетесь, а то лицо у вас крови. Васик, да что же это такое?! Ты его отпустишь или нет?!
Старый и половины не понял из того, что истерично тараторила девушка. До него дошло только то, что его хотят затащить в квартиру.
«Раскрыли, – мелькнула в голове его мысль, – затащат в квартиру – тогда конец!»
Из последних сил он рванулся вниз – и упал на пол, оставив свою куртку в руках избивавшего его парня. Парень что-то закричал. Старый – как мог проворно – вскочил на ноги и покатился вниз по лестнице.
«Догонят! – стучало у него в голове. – Догонят! Догонят! Догонят!»
Он не оглядывался, но знал, что за ним гонятся. И только когда он выбежал из подъезда, то сообразил, что не слышит топота за собой.
Когда Старый шел к своей машине, ноги едва держали его. Два раза он упал. Избитое лицо саднило, в голове гудело, будто мозг от сильных ударов отделился от оболочки и свободо болтается внутри черепа.
Старый сел в машину и хлопнул дверцей.
«Все, – подумал он, – пора на пенсию. Если такой сопляк застает меня врасплох, лучше мне больше не работать. На безбедное существование мне хватит – лет на пять. А больше я вряд ли протяну. Так хоть умру в своей постели, а не где-нибудь под забором. Нужно немного пожить поспокойнее».
Старый завел мотор своей машины, отметив, между прочим, что руки его дрожат.
«Интересно, – подумал он вдруг, – а почему эта мысль не пришла мне в голову раньше? Ну, лет тридцать-тридцать пять назад, а?»
Куликов Степан по кличке Старый действительно завязал с преступной деятельностью – вопреки распространенному мнению, что от мафии скрыться невозможно, и умер спустя три года у себя на квартире – от старости.
Глава 9
Когда я вышла из своей конторы, Карен Степанович уже ждал меня в своей машине.
Подходя к машине, я с удивлением отметила, что за то время, пока я занималась с ребятами и разговаривала с шефом, из моей груди не растратилось того теплого чувства, которое теплилось во мне на протяжении всего сегодняшнего вечера.
Карен Степанович увидел меня сразу, как только я отрыла дверь. Он поднял руку и просигналил.
Широко улыбнулся.
Эх, увидел бы меня сейчас кто-нибудь из нашего агентства. Девчонки из службы информации, например. Умерли бы все от зависти. Шикарный мужчина на шикарном автомобиле – ждет у дверей. Жаль, что окна комнаты, где у нас располагается служба информации, не выходят на эту улицу.
Когда до машины идти мне осталось всего несколько шагов, Карен Степанович вдруг засуетился, будто вспомнив о чем-то, и выскочил из автомобился, обежал капот – и открыл мне дверцу. Ах, как жаль, что окна комнаты, где служба информации, не выходят на эту сторону.
– Кстати, тебя можно поздравить! – сказал Карен Степанович как только я уселась в автомобиль. – Я показывал негативы шефу. Ну, президенту всего нашего фонда «Лагуна вечной любви», так он одобрил твою кандидатуру. Поздравляю. Теперь ты точно звездой станешь.
– Спасибо, – сказала я, – только ты говорил, что к тете поедешь?
– Тети не оказалось дома, – вздохнул Карен Степанович и тут же рассмеялся. – А я позвонил шефу, он как раз совсем недавно меня пропесочивал за то, что проект рекламных щитов еще не готов. Ну, предложил показать ему негативы – то, что мы сегодня отснимали. Он посмотрел – судя по выражению его лица, ты его здорово заинтересовала. Поздравляю, – снова сказал Карен Степанович.
Я вдруг вспомнила о Васике и Даше. Удивительно, но из-за всех этих дел, я почти не вспоминала о своих друзьях в течении всего дня. Вот и сейчас – сама собираюсь ехать ужинать с молодым человеком, а они там целые сутки в запертой квартире. Сигареты кончились, еды у Васика в холодильнике нет – я проверяла.
– Что задумалась? – отвлек меня от моих мыслей голос Карена Степановича. – Кстати! – он поднял вверх указательный палец. – Главная новость на сегодняшний день – шеф пригласил тебя... то есть нас с тобой поужинать вместе!
Несколько секунд от неожиданности я не могла ничего произнести. Потом я пожала плечами и проговорила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно:
– Странный у вас шеф, – сказала я, – меценат какой-то. Готов каждого нищего агента по рекламе накормить ужином – наверняка бесплатным.
Карен Степанович посмотрел на меня удивленно.
– Тебе крупно повезло, – сказал он, – ужин с таким человеком, как наш шеф, это отличное начало карьеры! Я о таком на старте своей профессиональной деятельность и не мечтал. А тебе... Кстати, шеф мне проговорился, что хочет сделать тебя лицом фонда.
– Как это? – не поняла я.
– Ну как... просто. Вроде как символ самой доброты, красоты, женственности и всего такого. Вроде... ну – как статуя Свободы символ Америки, понимаешь? Будешь посещать презентации и все такое. И еще – шеф ждет нас на ужин через полчаса. Здесь недалеко, но нужно поспешить, чтобы поспеть.
Карен Степанович начал заводить машину.
Мысль о Васике и Даше пришла снова – неожиданно и погасила восторг по поводу моей предстоящей карьеры. Черт возьми, знали бы они, какую я жертву приношу ради них!
– Карен, – сказала я, – такое дело – мои планы немного поменялись. В общем – сегодня на вечер у меня дела. Я не могу поехать с тобой на ужин к шефу. В другой раз неужели нельзя?
Карен Степанович посмотрел на меня как на сумасшедшую.
– Да ты что? – прошептал он. – Ты хоть понимаешь, что этот вечер может изменить всю твою жизнь?
– Понимаю, – уныло проговорила я, – но что поделаешь...
– Ольга!
– Не надо! – остановила я его, – не переговоришь. Я решила. Все.
Карен Степанович мотнул головой. Потом пожал плечами и достал мобильный телефон из кармана.
– Попробую перенести встречу на завтра, – сказал он, но учти, что...
Недоговорив, он набрал номер. Трубку на том конце провода сняли почти тотчас же.
– Иван Иванович! – заговорил Карен Степанович. – Понимаете, какое дело... Непредвиденные обстоятельства... Машина сломалась... Забыли ключ на работе... Извините ради бога. Ага, ага...
Он замолчал и несколько секунд только слушал. Потом вежливо попрощался и повернулся ко мне.
– Сам шеф на завтра тебе назначил. На утро, – сообщил он, – вот чудеса. В десять часов.
– Карен, – сказала я, – я очень спешу. Ты не подвезешь меня?
– Конечно, конечно. Да, а что все-таки случилось?
Историю я придумала всего за пару секунд – пока заводился двигатель автомобиля Карена Степановича.
* * *
В углу прихожей валялась чья-то джинсовая куртка. Я заметила на ней следы крови. Даша, открыв мне дверь всплеснула руками и, воскликнув:
– Слава богу! – убежала на кухню.
Я подняла с пола куртку. Ну, да точно – испачкана кровью. Что здесь произошло?
– Что здесь произошло? – спросила я, входя на кухню. – Я же, кажется, просила не выходить из квартиры? А что это с ним?
Последний вопрос я адресовала к Даше. Потому что Васик, судя по всему, вообще не мог отвечать на вопросы и реагировать на окружающую его действительность.
Васик сидел на стоящей посреди кухни табуретке. Рубашка на нем была мокрая до нитки, а волосы свисали длинными змеиными прядями на лицо – с них прямо на пол капала вода. Рядом с табуреткой валялось пустое ведро – видимо, Васика облили водой прямо из него.
– Что это с ним? – повторила я.
– Пьяный, как этот... – вздохнув, сказала Даша, – как не знаю кто.
– Как же он напился? – удивилась я. – Ведь в доме ничего спиртного.
– Нашел, – сказала Даша, – поллитра спирта вылакал. Сейчас вроде понемногу стал приходить в себя. Ты знаешь, – добавила она, – Васик выдвинул собственную версию относительно всего происходящего. Кстати, эта версия кажется мне не такой уж и неправдоподобной.
– Да? – сказала я. – Интересно было бы послушать. Только сначала я бы хотела узнать – что это за куртка, чья она, как сюда попала и откуда на ней следы крови?
Даша снова вздохнула.
– Я пыталась его остановить, – проговорила она, – но он пьяный был – как безумный. И силищу его алкоголь удесятерил. Короче говоря, я испугалась, что он меня убьет. Он вышел в подъезд, чтобы найти тех, кто за нами следит, наткнулся там на какого-то старика, который... ну просто старик, наверное, домой шел – а Васик избил его. Содрал с него куртку. Я Васика едва утащила обратно. И куртку забрала – надо ее спрятать, на ней же кровь. А старик убежал – испугался. Я думаю, нам нужно наряда милиции ожидать с минуту на минуту.
«Старик, – пронеслось к меня в голове, – старик... старый... Гм, странно. Так ли уж непричастен был ни к чему этот избитый Васиков старик?»
Васик замычал на стуле и, немного приподняв голову, что-то промычал.
– Погоди-ка! – попросила я Дашу. – Давай по порядку – что случилось?
Стараясь говорить ровно, но то и дело срываясь на возбужденную скороговорку, Даша рассказала мне все события, произошедшие в квартире и ее окрестностях за то время, пока меня здесь не было. Поведала она мне и о версии Васика относительно происходящего.
– Не знаю, – сказала я, – все эти его выкладки не лишены смысла. Надо проверить.
Я вдруг заметила, что все еще держу в руках куртку.
– Смотрели карманы? – спросила я Дашу, кивнув на куртку.
Она отрицательно качнула головой.
Я тщательно исследовала джинсовую куртку, все свои находки складывая на кухонный стол.
Пачка сигарет, которую с радостным криком схватила Даша, зажигалка и длинный узкий нож с выкидным лезвием. Последним я положила на стол дорогой мобильный телефон.
– Неплохо, – сказала я, – для бедного дедушки. Этот нож явно не предназначен для открывания бутылок. А телефон стоит гораздо больше средней пенсии плюс еще пособие по инвалидности. И сигареты – «Мальборо».
– Ну и что, – пожала плечами Даша, – зажиточный старик, чего тут такого?
«Старик – старый... – снова подумала я, – да, да, вполне возможно, что Васик случайно напал на нашего соглядатая и навалял ему по первое число. И телефон нужно оставить себе – вдруг работодатель Старого, если этот старик и есть – Старый – захочет связаться с ним. Вряд ли, впрочем. Этот работодатель уже, очевидно, обо всем знает и по этому телефону связываться не будет».
Тем не менее я положила телефон в карман.
– А куртку куда девать? – спросила Даша.
– Выбросить, – сказала я, – ну... пока спрятать. А потом выбросить обязательно.
Даша кивнула, взяла у меня из рук куртку и вышла из кухни. Я закурила и на минуту прошла в прихожую, проверить, хороши ли заперта дверь. Услышав грохот из кухни, я поспешила обратно.
Васик сидел на полу рядом с опрокинутой табуреткой и горько плакал – прямо как ребенок.
– Что с тобой? – только и смогла выговорить я.
– Дедушку жал... жалко, – всхлипывая, ответил Васик, – я его побил.
Успокоить Васика я не успела. Восклицание, раздавшееся из комнаты, где работал телевизор, заставило меня вздрогнуть. А через несколько секунд в дверном проеме кухни показалась Даша. Слезы стояли в ее глазах.
– Что с тобой? – спросила я.
– По телевизору передавали, – прошептала она, – моего родственника – Семена Абрамовича машина сбила.
* * *
После душа Васик протрезвел почти окончательно. Он сидел а диване, завернутый в махровый халат и стучал зубами, хотя в комнате было довольно тепло. Даше я сварила кофе; она немного успокоилась, когда выпила две чашки. Васик от кофе отказался, сказав, что смотреть не может на какую бы то ни было жидкость.
– Вообще-то он не родня был, – говорила Даша, держа в руках третью чашку кофе, – так... дальний родственник. Формальный. Я видела его-то – всего несколько раз за всю жизнь. Родители про него часто рассказывали. Он в нашей семье был... как это... паршивой овцой в стаде. Юмористическим персонажем. Пил давно, но в последнее время – все сильнее и сильнее. Когда-то стоял во главе большой корпорации, доставшейся ему по наследству, но потом скатился до вице-президента какого-то банка средней руки.
– Несчастный случай? – спросил Васик. – Или как с Василием Петровичем моим?
– Скорее всего несчастный случай, – ответила Даша, – но вариант с убийством не исключен. Семена Абрамовича нашли вчера под утро – машина сбила его сзади, когда он шел по проезжей части. Сильно пьяный был.
– Вот так совпадения, – качнула я головой, – два убийства и все убитые – бизнесмены, так сказать, средней руки. Причем – обоих вы знаете.
– Ну, последнее трудно считать совпадением, – сказала Даша, – знаешь ведь, что вся бизнес-верхушка Москвы друг с другом прекрасно знакома. А половина коммерсантов высокого полета находится друг с другом в родственных связях. Так что в том, что убитые нам знакомы, нет ничего удивительного.
– Ну да! – подал голос Васик. – Только ты забыла о том, что за нами следят. Может быть, за этими тоже следили, а потом...
– Два случая, – задумчиво проговорила я, – пункт первый: если допустить, что эти случаи связаны между собой, то напрашивается вопрос – что могло объединять Василия Петровича Донина и Семена Абрамовича Каца?
Васик и Даша посмотрели друг на друга.
– Мы уже говорили на эту тему, – сообщила Даша, – когда ты варила кофе. Выяснили, что покойники, хоть и могли быть знакомы друг с другом, но вряд ли могли состоять в каких-то более или менее близких отношениях.
– Но есть один сближающий момент, – добавил Васик, зябко кутаясь в халат.
– Да, – кивнула ему Даша, – Васик говорил, что слышал, будто у Василия Петровича какие-то проблемы были с благотворительным фондом «Лагуна Вечной Любви».
– Я разговор родителей слышал, – сказал Васик, – перед тем, как они умотали за бугор. Я точно сейчас не помню, но они говорили что-то. Будто фонд предложил фирме Василия Петровича выгодный какой-то контракт, а Василий Петрович был против этого проекта. Чего нельзя сказать о его партнерах по фирме. Без подписи Василия Петровича контракт заключить было невозможно, а подпись свою он ставить никак не хотел. Ему вроде даже угрожали.
– Семен Абрамович, – подхватила Даша, – тоже вел переговоры с благотворительным фондом «Лагуна Вечной Любви», но больше я ничего не знаю. Тоже, когда заезжала к родителям, слышала разговор.
– «Лагуна Вечной Любви», – повторила я.
– Да, – вздохнула Даша, – вот бы тебе найти президента этого фонда и пообщаться с ним. С твоими экстрасенсорными талантами, ты бы вытащила из него все сведения. Глядишь – тогда бы и прояснилась ситуация с нами. Конечно, не факт, что мы на верном пути, но все-таки... Но как добраться до этого президента?
С минуту я молчала, а потом проговорила:
– С президентом благотворительного фонда «Лагуна Вечной Любви» я встречаюсь завтра в десять часов утра.
– Как?! – в один голос воскликнули Васик и Даша.
Я начала рассказывать...
* * *
Было уже часа два ночи, когда мы закончили свои прения, так ни к чему определенному и не прийдя.
– Все, – сказала Даша, посмотрев на часы, – теперь надо срать. Как говорится, утро вечера мудреннее. Разберемся завтра на свежую голову.
Васик уже прикорнул на диване и теперь подтвердил Дашины слова громовым храпом.
– Я уже выспалась за весь день, – сказала Даша, – подремлю в кресле. А ты ложись в постель.
Мне не хотелось спорить.
– Ладно, – кивнула я, – только приму ванну.
Я скинула верхнюю одежду и прошла в ванную. Пустила воду. Вода медленно достигла краев ванной.
«Полчаса поплещусь, – раздеваясь, подумала я, – и спать. Устала безумно. А завтра мне предстоит важное дело».
Однако спокойно поплескаться в ванной мне не удалось. Только я намылилась, как через закрытую дверь и шум льющейся воды до меня долетел пронзительный Дашин крик.
«Господи, что еще случилось? – успела подумать я, выскакивая из ванной и бросаясь в комнату, где я оставила Дашу. – Неужели опять какое-то объявление по телевизору?»
Свет в комнате был выключен, очевидно, Даша уже дремала, сидя в кресле, когда случилось... Лицо у нее было совершенно белое и неподвижное. На ее коленях лежала моя куртка, а в ее руках был мобильный телефон того старика, которого избил Васик. Сам Васик – разбуженный криком – приподнявшись на локте, что-то мычал.
– Что случилось? – крикнула я, заглянув в неподвижные глаза Даши.
– Телефон зазвонил. В твоей куртке. Ну, этого старика телефон, – хрипло сообщил Васик, – Дашка вынула его, ответила на звонок. Просто сказала «алло». Потом послушала и вдруг как закричит.
– Даша! – позвала я.
Даша не говорила ни слова – держала перед собой на вытянутой руке телефон. Что она услышала там такого страшного. На мгновение я закрыла глаза, сосредотачиваясь и уловила сильное ощущение опасности, идущее прямиком от телефонной трубки.
Моментально мое сознание было защищенно только что мною созданной экстрасенсорной броней.
Только тогда я взяла трубку из холодных Дашиных пальцев. Сказала:
– Алло, – и...
* * *
И тотчас пол провалился у меня под ногами. Я полетела в черную бездну, испещренную белесыми пузырьками. Телефон куда-то исчез у меня из рук, а когда я грохнулась со всего размаха о камень, я ощутила, что хоть мой полет оказался крайне непродолжительным – я теперь погружена на самом дне черной пустоты.
Морщась от боли в содранных коленях, я поднялась на ноги. Странное потрескивание донеслось до моих ушей. Я инстинктивно отпрянула в сторону и только несколько секунд спустя поняла, что это лопаются крохотные пузырьки подсыхающей на моей коже мыльной пены.
Пустота, облепившая меня со всех сторон молчала, и в этом молчании ясно слышалось что-то угрожающее.
Опять! Опять я попала в какую-то черную дыру, где перекашиваются все привычне представления о пространстве и времени, принятые в том измерении, в котором я живу.
А теперь эта тварь... Да, та самая тварь, которая едва не загрызла меня, когда я провалилась в эту бездну в первый раз.
Непроизвольно я вскрикнула и тут же замолчала, прислушиваясь к шелестящей в моих ушах тишине. Потом я осторожно сделал два шага, вытянув вперед руки. Никакого сопротивления впереди я не встретила и поэтому быстро пошла вперед, а через минуту – побежала.
Хотя мне казалось, будто я неслась, как птица, никакого движения воздуха я не замечала. И что самое странное – я не чувствовала никакой усталости.
– Постой-ка! – сказала я самой себе и остановилась.
Тишина вокруг.
Я ущипнула себя за руку. Боль возникла не сразу, а спустя какое-то время – словно проснулась. Неясная мысль, родившаяся в моей голове, заставила меня улыбнуться.
Впрочем, рано улыбаться, нужно проверить, верно ли то, о чем я думаю...
Я закрыла глаза и попыталась представить свое тело в виде туманного облачка. Когда я осторожно открыла глаза, я увидела, что сквозь мою вытянутую руку просвечивает угольная чернота. Я попыталась положить руку себе не грудь, но рука на встретила никакого сопротивления – призрачные очертания руки мягко прошли сквозь призрачные очертания моего тела.
Позади послышался приближающийся скрежет когтей о камень – хорошо знакомый мне скрежет. Эта та самая тварь, которая напала на меня в первый раз, когда я оказалась в этом странном месте.
А теперь я не могла удержаться от того, чтобы не расхохотаться. Теперь я знала, что мне делать. Ведь вся штука была в том, что то место, куда я попала, было нереальным. А по всем законам логики – если я могу ощущать себя в этом мире, значит, я мое тело приспособилось к здешним условиям.
Я также стала нереально и неосязаема. В этом мире нет ничего материального. Есть только разум. А моя плоть – только лишь привычный контур, который сопровождает меня потому, что не еще успел – за ненадобностью полностью раствориться. А ощущения боли и повреждения – моя искалеченная рука – оттого, что, в первый раз попав в этом нематериальный мир, я все еще считала себя существом из плоти и крови – глупо и смешно. Но тогда я была слишком напугана и у меня не было времени на раздумья и эксперименты. Сейчас я представляла из себя в этом мире что-то вроде призрака наоборот.
Додумать эту, безусловно очень интересную мысль до конца, я не успела. Глухой рев прорезал пустоту рядом со мной и тяжелое тело бросилось на меня.
* * *
Васик тряс меня за плечи и что-то кричал мне в ухо. Как только я пришла в себя, я поняла, что сижу на полу в комнате, где ярко горит свет.
– Это ты включил свет? – спросила я Васика. – Да перестань меня трясти!
Он тут же отпрянул от меня.
– Очнулась, – белыми губами прошептал он, – а я уж думал...
Свет. Как и тогда – в первый раз – ярко вспыхнувшись свет вытащил меня из того нереального мира – в этот – реальный.
Я поднялась на ноги. Васик молча накинул мне на плечи плед и я закуталась в него, вспомнив, что стою совсем голой.
Васик тяжело рухнул на диван.
– Я больше не могу, – простонал он, – кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Я так с ума сойду.
– Где телефон? – спросила я.
– Я его уничтожил, – ответил Васик, – растоптал ногами.
– Ну и дурак, – сказала я, – это дорогой аппарат, с определителем номера, можно было бы узнать, кто звонил.
– Мне это совершенно не интересно проверять, – передернув плечами, проговорил Васик, и я заметила, что лицо его как-то сразу осунулось.
– Почему? – спросила я. – Ведь это наверняка звонил тот, кто послал людей следить за нами. Этот телефон был в кармане куртки старика. А старик... То есть – Старый – самый настоящий агент. Ах да! Я ведь тебе, кажется, не рассказывала...
– Обернись, – странным голосом проговорил Васик.
– Что такое?
Я обернулась и увидела. У меня неожиданно подкосились ноги, я сделала шаг назад и опустилась на диван рядом с Васиком.
– Господи, – вырвалось у меня, – да что же это такое.
* * *
Даша сидела в кресле неподвижно. Ее лицо было бледным, как снег, и, вероятно, таким же холодным. Я ближе подошла и наклонилась над ней.
Кажется, она дышала.
– Помоги ей, – шепнул Васик.
Я попыталась сконцентрироваться, но получилось у меня плохо – сказывалась усталость. Это путешествие в мир черной бездны вымотало меня до предела.
– Даша! – окликнула я ее.
Она не ответила. Раскрытые до предела глаза смотрели куда-то мимо меня. Ее зрачки казались ледяными. Не знаю зачем, я подула ей в лицо. Потом легонько шлепнула ладонью по щеке.
Никакой реакции.
– Помоги, – снова сказал Васик, – ты же можешь...
«Чей же голос она услышала в телефонной трубке? – подумала я. – И что ей сказали, что такое с ней? Она как будто покрылась стеклянной плотью. Кажется, урони ее сейчас на пол, она разобьется».
– Перенеси ее на кровать, – попросила я Васика.
Он тотчас поднялся, осторожно взял Дашу на руки. Ее тело обмякло в руках Васика, но лицо оставалось таким же – белым и неподвижным. Немигающие глаза смотрели в одну точку.
Я прошла следом за Васиком. Он положил Дашу на постель и я попросила его выйти. Затем я долго стояла на ее постелью, пытаясь сконцентрировать остатки энергии в кончиках своих пальцев.
Когда у меня это получилось, я провела ладонью по лицу Даши, закрывая ей глаза. Веки ее опустились сразу же – и задрожали. Я снова подула ей на лицо.
Позади меня раздался шорох. Я, вздрогнув, обернулась – Васик виновато улыбнулся дрожащими губами. И кивком указал на Дашу.
Я наклонилась над ней. Лицо ее порозовело. Грудь начала вздыматься – теперь было похоже, что она просто крепко спит.
– Что с ней? – шепотом спросил Васик.
– Не знаю, – так же шепотом ответила я, – но это единственное, что я могу сделать. Будем надеяться на то, что завтра утром она проснется и ничего не будет помнить о произошедшем с ней.
Васик с сомнением покачал головой.
– Она как будто умерла, – сказал он.
Я взяла его под руку и вывела из комнаты. И плотно прикрыла дверь. Свет в комнате, где осталась Даша, я не выключала – лампочка горела не ярко.
Мы сели за стол, на котором стоял остывший кофейник, и закурили. Васика все еще потрясывало. Он облизывал губы и то и дело мотал головой.
– Поскорей бы утро, – сказал он, глянув в заоконную темень. – Утром все не так. А ночью страшно.
Глава 10
Карен Степанович был не на шутку взволнован. Когда я явилась на место встречи, опоздав, как это полагается дамам, на пять минут, он выскочил из своей машины и замахал мне руками, как будто я стояла не рядом с ним, а за несколько десятков метров.
– Ты что?! – закричал он. – Опаздываешь! Шеф ведь не будет нас ждать!
– Извини, – сказала я, – но ведь только девять часов. Пять минут десятого. Насколько я понимаю, до места добираться полчаса. Успеем.
– Успеть-то успеем, – снизил тон Карен Степанович, – но что если Иван Иванович первым придет? Что ж ему – полчаса сидеть одному?
Я пожала плечами. Вообще-то, ничего страшного в том, чтобы этот Иван Иванович посидел полчаса в одиночестве за ресторанным столиком я не видела.
Я заметила, что Карен Степанович пристально разглядывает мой наряд. Я непроизвольно расправила плечи и отставила правую ногу вперед.
– Ничего, – проговорил наконец Карен Степанович, – тебе идет такой наряд.
Он озабоченно посмотрел на свои начищенные до блеска ботинки.
– А я как выгляжу? – спросил он.
– Очень хорошо, – честно ответила я. На Карене Степановиче был явно очень дорогой костюм и шикарный галстук в мелкую-мелкую клеточку.
Мне вдруг пришло в голову, что мы с ним оба напоминали жениха и невесту, прихорашивающихся друг перед другом, собираясь в поездку за родительским благословением.
Карен Степанович открыл мне дверцу и запрыгнул в автомобиь сам.
– С богом, – сказал он, – поехали.
– А куда едем-то? – спросила я.
– Ресторан «Шанхай», – сказал Карен Степанович.
– До него двадцать минут идти, – вспомнила я, – а ты говорил вчера – полчаса.
– На всякий случай так сказал, – пояснил Карен Степанович, – лучше перестраховаться.
Я вдруг вспомнила сегодняшнее утро и все возбуждение перед встречей с Иваном Ивановичем у меня как рукой сняло.
Даша так и не проснулась. Но сон ее казался здоровым, поэтому, я не осмелилась ее будить. Я оставила Васика сидеть у ее кровати. Когда я уходила из комнаты доносились какие-то подозрительные звуки. Поручиться не могу, но мне показалось, что это Васик плакал.
* * *
Ресторан «Шанхай» оказался совсем пустым. Это объяснялось ни ранним для посетителей временем, а тем, что таинственный Иван Иванович арендовал весь ресторационный зал на час.
Заметив у дверей в зал двух дюжих детин в строгих черных костюмах, Карен Степанович затосковал.
– Ну все, – шепнул он мне, – я же говорил. Иван Иванович уже приехал. Мы заставили его ждать, а он теперь...
– Не хнычь, – строго сказала я, – ничего страшного не...
– В чем дело? – спросил Карен Степанович у преградивших ему путь охранников.
– Не велено тебя пускать, – услышал он в ответ, – только девушку.
– Как это? – воскликнул Карен Степанович. – Я же тоже пригла...
Охранники равнодушно молчали. Карен Степанович сник и отошел в сторонку.
– Удачи тебе, – уныло глядя на меня, сказал он.
– Извини, – сказала я ему.
Охранники отворили мне двери и посторонились.
Я вошла в зал.
* * *
В зале было бы совсем темно, если бы не свисавшие с потолка китайские фонарики, напоминавшие большие апельсины. Верхний свет не был включен.
Зал был разделен полупрозрачными бумажными перегородками на множество кабинок, и я не без труда отыскала глазами ту, в которой сидел человек.
Я направилась туда.
Человек этот не пошевелился, хотя я почувствовала, что он заметил меня. Он сидел, откинувшись на спинку кресла так что свет от фонарика, свисающего над столом, не падал на его лицо, я видела только черный силуэт.
Даже когда подошла и села в легкое бамбуковое кресло напротив него, все равно не видел его лица.
– Здравствуйте, Иван Иванович, – проговорила я.
– Здравствуй, Ольга, – отозвался он и оперся на стол локтями – теперь у него не было надобности прятать лицо.
Я даже не вздрогнула. Происходящее начало казаться мне страшным сном. Как же так?! Я ведь думала, что...
– Ты узнала меня?
Я нашла в себе силы кивнуть. Да, я узнала его. Сначала узнала голос, а когда секунду спустя увидела его лицо, едва удержалась от того, чтобы зажмуриться от жути.
Да, это он. По приказу этого человека убили мою сестру Наталью. Этот человек несколько раз пытался убить меня – уничтожить мою физическую сущность и сущность духовную. Последний наш с ним поединок происходил примерно год назад – в каком-то неведомом мне временно-пространственном измерении. Тогда я победила его – но тогда мне помог дух моей погибшей сестры.
А сейчас? Я была беззащитна – он только щелкнет пальцами и вбегут стоящие у дверей амбалы – наверняка вооруженные.
Но как это могло получиться? «Лагуна Вечной Любви»... Карен Степанович... Даша... Убийства... Слежка... – все это сплелось в моей голове в такой плотный клубок, что мне пришлось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы потерять сознание.
У меня закружилась голова.
Захар внимательно посмотрел на меня и провел ладонью по своему голому черепу. Свет от китайского фонарика застревал желтой пылью в глубоких морщинах его невероятно смуглого, будто сожженного навеки адским пламенем, лица. Когда он заметил, что я вцепилась в подлокотники кресла, он рассмеялся.
– Иван Иванович! – выговорил он. – Неплохой псевдоним, правда? Оригинальный! Ты и представить не могла, что шеф этого придурка Карена – я. Захар, которого ты когда-то победила и, уж точно, надеялась больше в своей жизни не встретить.
Я молчала, не в силах выговорить ни слова. Захар откровенно наслаждался произведенным на меня эффектом.
– Что молчишь? – снова заговорил Захар. – Здесь тебе никто не поможет. Твой новый дружок Карен уже отправлен восвояси. Он свою миссию выполнил – доставил мне твои фотографии, – Захар снова громко расхохотался, – нет, ну это же надо! Я разыскиваю тебя по всему городу с того самого дня, как вернулся из Австралии, куда мне по твоей милости пришлось бежать. Я сунулся на хату твоей покойной сестры – тебя, конечно, там не было. Тогда я установил слежку за твоими... и моими старыми друзьями – Дашкой и этим придурком Васиком Дылдой. Рано или поздно они должны были вывести меня на тебя, но тут случилось такое... – Захар опять расхохотался, – со мной встречается этот лизоблюд Карен и говорит, что якобы нашел девушку, которая может стать лицом моего фонда. Символ добра и красоты! А ты думаешь, почему Карен с тобой так мил был? Потому что через тебя выслужиться хотел! А уж когда он приволок мне негативы, – Захар вдруг посерьезнел, – я верю в судьбу, Ольга, – сказал он, – и я знаю, что сам Дьявол послал тебя ко мне.
Тугой клубок понемногу раскручивался у меня в голове. Испуг от неожиданности понемногу проходил. Я теперь не тряслась, как зверек, а напряженно соображала, как бы мне выйти из того положения, в которое я попала.
Значит, все это – дело рук Захара. Я так давно привыкла думать, что больше никогда не увижу его гнусной рожи, что никак не могла предположить его участия во всех таинственных событиях последних дней.
Но теперь все стало ясно. Выходит, за Васиком и за Дашей следили только для того, чтобы они могли вывести людей Захара на меня.
– Именно! – подтвердил Захар, и я выругала себя за то, что не позаботилась защитить свое сознание от чужого вторжения – мне не следует забывать о том, что я имею дело с сильнейшим экстрасенсом.
– А так как эта парочка мне больше не нужна, то... – добавил Захар и посмотрел на часы.
Я вскочила, но резкий окрик:
– Сидеть! – усадил меня на место.
– Не суетись, – продолжал Захар, – и Васик, и Дашка уже мертвы. Я послал на квартиру к Васику Крыса и Моню. Ты ведь помнишь Крыса? Ах да, когда вы были знакомы, он носил имя Ящер.
Конечно, я помнила Ящера. Мерзкий вертлявый молодой человек – ближайший подручный Захара. Ходили слухи, что Ящер также наделен экстрасенсорными способностями, которые по совету Захара скрывает, чтобы применить в крайнем случае – когда этого от него никто не будет ждать.
«Васик и Даша – мертвы! – ударила меня внезапно осознанная мысль. – И этого никак не изменить. Ну все, теперь мне точно нечего терять».
Я с удивлением почувствовала, как нерешительность и страх уходят из меня, уступая место холодной и тяжелой, как старинный меч, ненависти.
– Хотя странно, – проговорил Захар, – я думал, Дашка окочурится прямо на месте, когда я с ней по телефону пообщался. Кстати, что вы сделали со Старым? Исчез куда-то. Мало у меня осталось хороших агентов. Адольфа пристрелить пришлось – слишком умничал. Старый пропал... А ведь это не простые агенты – я в их мозгах покопался изрядно, так что они были защищены от чужого экстрасенсорного вторжения.
Я вспомнила, как безуспешно пыталась проникнуть в сознание Адольфа.
– Ладно, – произнес Захар, – не важно уже. Пора переходить к действиям.
Я не знала точно, к каким действиям собирался переходить Захар, но мне не понравилась вся произнесенная им фраза целиком.
– Погоди, – сказала я, чтобы потянуть время, – значит это твой, так сказать, благотворительный фонд занимается отстрелом предпринимателей? Донин, Кац?
Захар удивленно посмотрел на меня, потом усмехнулся.
– Что за удивительная осведомленности, – проговорил он, – Донин, Кац... Никто их не отстреливал. Их просто убрали, чтобы они не мешали людям работать.
– Работать?
– А как же?! – осклабился Захар. – Думаешь, я больше ничего не умею, как только дурить мозги молокососам? Не-ет, когда я вернулся из Австралии, у меня был уже готов план моей дальнейшей деятельность. И не только план. Пользуясь своими банковскими счетами и старыми связами, я создал благотворительный фонд «Лагуна Вечной Любви» – когда сам был еще вынужден жить в Австралии. Вернувшись в Москву, я развернулся уже по-настоящему. Пока меня не было, мой фонд успел зарекомендовать себя с наилучшей стороны. Коммерсанты, чтобы поддержать свой престиж, переводили на счет фонд деньги, те, кто поэкономней, просто ссуживали деньги фонду под мизерные проценты – формально это выглядело, как пожертвование, только деньги им потом возвращались. Но, когда в столице появился я, все изменилось.
Захар выпрямился в кресле. Видно, ему доставляло большое удовольствие рассказывать историю своего очередного преступения.
– Мне было очень просто работать, – говорил он, – я или Ящер... То есть – Крыс, приходили к состоятельным людям и вели обычные переговоры. Фонд имел отличную репутацию и нам верили, – тут Захар снова рассмеялся, – но стоило мне или Крысу поговорить с президентом банка или управляющим, как у того возникало непреодолимое желание безвозмездно перевести на счет фонда довольно крупную сумму денег. Понимаешь?
Я понимала. Со способностями Захара ничего не стоило загипнотизировать кого угодно. Да и Ящер... то есть Крыс – видно, на самом деле обладал экстрасенсорным талантом.
– Всего два раза случались у нас проколы, – небрежно сообщил Захар, – как раз с теми, кого ты упоминала – Донин и Кац... Ну да... Теперь уже все. Васик и Дашка мертвы – осталось уничтожить тебя. Это будет, конечно, несколько более хлопотно, чем убить обыкновенного человека, но я постараюсь.
Захар резко перегнулся ко мне через стол.
– Сначала у умертвлю твою духовную сущность, – прошипел он, – а потом – все будет просто.
Я вскочила и, кажется, успела пробежать два шага. После чего в третий раз провалилась в бездонную черную пустоту.
* * *
Вокруг меня была темнота. Никакой опоры под моими ногами я не ощущала, но не было у меня ощущения, что я падаю или лечу. Просто я находилась в пространстве, где для того, чтобы сохранять какое-то подобие равновесия, вовсе не нужно материальной опоры.
Но и я уже знала – кто я в этом мире и что я могу.
Раздался гулкий свист и пустота вокруг меня вдруг наполнилась хохотом Захара.
– Это область моих сновидений! – услышала я. – Это мой мир! Дважды ты была у меня в гостях и дважды тебя вытаскивали, разрушая полог искусственной тьмы. Но теперь – ты моя. Ты ведь уже знаешь, что если ты умрешь в это мире, ты умрешь и в реальном? Знаешь? Посмотри на свою правую руку, если ты забыла! Помнишь, ту зверюшку, которую я послал искать тебя через сумеречный мир? Если бы этот болван Васик на включил тогда свет, она разорвала бы тебя на сотни частей. Но теперь точно никаких накладок не будет – ты моя! И теперь вместо моей зверюшки тебя разорву – я!
Последние звуки этой жуткой речи еще звучали у меня в ушах, когда я вдруг почувствовала, как на меня несется что-то огромное.
Я рванулась в сторону, подчиняясь не своему разуму, а инстинктам, управляющим моим несуществующим в этом измерении телом.
Я ничего не видела, но поняла, что мимо меня пронеслась страшная опасность. Боль резанула мне бок и, прижав руку к животу я ощутила теплую жидкость на своих пальцах.
Кровь. Моя кровь.
Но как же так? Ведь я знаю, что моего тела не существует теперь. Есть только разум. А тело... Его не существует, значит, его невозможно уничтожить.
– Больно? – раздался позади меня издевательский голос Захара. – То ли еще будет... Ты проворна, но долго тебе не продержаться!
Я не ответила, концентрируясь.
«Я – облако тумана. Невесомое и бестелесное облако тумана – это я, – четко отпечаталась мысль в моем мозгу, – боли нет и смерти нет. Есть только мой разум».
Невидимая угроза снова летела на меня – на этот раз сзади. Я не двигалась – ведь облаку тумана недоступны резкие движение.
Вихрь смертельной силы пронесся сквозь меня, но я едва это почувствовала.
– Ты опять увернулась? – голос Захара раздавался впереди и в нем читалась нотка недоумения. – Проворна, нечего сказать. Но теперь держись!
Еще одна атака.
– Ты подохнешь, сука! – заревел Захар откуда-то сзади.
Снова атака – стремительная и страшная.
– Я тебя уничтожу, тварь! – полетел мне в лицо очередной вопль.
Еще пять атак я переждала безо всякого урона для себя – пока наконец Захар не понял, в чем дело.
– Ах так, сука? – его голос звучал глухо. – Ты научилась играть по моим правилам? Тогда оставайся здесь и жди пока...
Он не договорил. Меня словно всколыхнул порыв ветра и я почувствовала, что осталась одна в беспросветной пустой темноте.
Несколько секунд я соображала, что бы значило то, что Захар так легко оставил меня в покое, а потом...
* * *
Потом неподвижная до этого темнота пришла в движение. Слоистые клубы мрака тянули облако, в которое превратилось мое тело куда-то вниз. Словно змеиные щупальца вползли в мой мозг и пленили его. Я уже не имела контроля над своим разумом – он подавлялся какой-то чужой силой, тащившей меня – вниз, туда, где заклокотало, открываясь невидимое дно черной пустоты.
Меня неудержимо тянуло вниз.
Голос, лишенный хозяина – последний привет от Захара – долетел до меня:
– Добро пожаловать в Ад, сука! Я открыл ворота и весь этот мир сновидений всосет в себя Адская Бездна. Весь этот мир вместе с тобой!!!
Такого я не могла ожидать. Струи темноты, захватывая меня с собой, устремлялись к низц и закручивались там невероятной воронкой. Меня вдруг обуял страх, какого я не испытывала никогда.
Я рвалась изо всех сил, чтобы освободиться, но мне просто некуда было деваться – все пространство пустой черноты уходило в открытые Захаром ворота и мне ничего не оставалось, как последовать туда же.
Я хотела кричать, но не могла – у меня уже не было голоса. Только мысли остались еще у меня:
– Это конец! Отсюда мне точно не выбраться...
Нестерпимый жар пожирал мой разум, наваливавшиеся сверху слои темноту душили меня и...
* * *
...на секунду раньше, чем мне наступил бы конец, я ощутила прохладное прикосновение. Неудержимое движение вниз прекратилось, жар понемногу стал угасать. Еще через секунду я поняла, что меня уносит все дальше и дальше от Адского жерла воронки.
– Что это? – успела подумать я, и зазвучавший сверху нежный голос... такой знакомый.
* * *
Я очнулась на полу зала ресторана «Шанхай». Столики и легкие бамбуковые кресла были раскиданы по углам, а бумажные перегородки растерзаны словно сильным ураганом.
Я поднялась на ноги.
В зале никого, кроме меня не было. Никого, кроме меня, только в моих ушах все еще звучал нежный и такой знакомый голос:
– Держись, сестричка. Я помогу тебе.
Я вдруг ощутила, что плачу – и не могу остановиться. Область сновидений – мир духов, и поэтому помочь мне мог только бестелесный дух. Дух моей погибшей сестры Натальи. Один раз – год назад – она оттащила меня от неминуемой гибели и помогла прогнать Захара из созданного им самим измерения.
Теперь она снова спасла меня.
Я не могла понять – отчего я плачу. Оттого, что все кончилось или от того, что я услышала ее голос – когда уже никогда не рассчитывала услышать.
– Наташа! – закричала я изо всех сил, но, конечно, мне ответило только гулкое эхо, ведь это был мир реальный, куда духам закрыт ход, вопреки многочисленным сказкам о привидениях.
Шатаясь, я направилась к выходу. Судя по всему, рядом не было ни одного человека – Захар ушел со своими людьми, думая, что я навсегда погрузилась в Адскую пучину.
«Даша! – вспомнила я. – И Васик! Они погибли. Они... Или еще не поздно?»
Покинув ресторан, я выбежала на проезжую часть и махнула рукой перед первой же попавшейся мне машиной.
* * *
У подъезда дома, где жил Васик, стояли две милицейских машины и одна машина скорой помощи. Толпившиеся зрители выкрикивали что-то нестройное.
Я побежала.
Толпа громко завыла, когда из подъезда менты вывели двух человек в наручниках. Одного из них – похожего на перекормленную гориллу – я видела впервые, зато второго – знала когда-то под именем Ящер.
У обоих задержанных были разбиты лица, гориллоподобный заметно припадал на одну ногу – я вспомнила, что Захар называл его имя – Моня.
Задержанных погрузили в милицейские машины и скоро во дворе осталась только машина скорой помощи, а через минуту подъехала еще одна.
У меня не было сил протискиваться через толпу, но другого пути – попасть в подъезд – у меня не было. Да там опечатано все... Кровь, трупы...
– Несут, несут!! – зашуршало в толпе и я приподнялась на цыпочки, что рассмотреть, что – несут.
Два толстых санитара с угрюмыми лицами вынесли из подъезда носилки. Лежащее на них тело было с головой закрыто простыней, сплошь покрытой кровавыми пятнами.
У меня подкосились ноги. Земля вдруг крутанулась так резко, что у меня сперло дыхание. Я опустилась на асфальт и закусила зубами кисть руки, чтобы не закричать.
– Девушке плохо! – раздался надо мной чей-то голос. – Скорую!
– Да скорая здесь уже! – пробасил кто-то сбоку. – Даже две.
– Я... родственница, – смогла выговорить я, – пропустите.
– Родственница убитого! – загомонила толпа. Меня подняли и под руки провели сквозь толпу. Когда я оказалась возле машины скорой помощи, носилки с окровавленным телом уже были внутри машины.
Впрочем, из подъезда уже выносили другие.
Васика не прикрывали простыней. Одежда на нем был разорвана и во многих местах пропитана кровью. Значит, первое тело, которое вынесли санитары – это Даша?
Не в силах больше сдерживаться, я закричала. Санитары, несущие носилки остановились, а Васик приподнял окровавленную голову и удивленно произнес:
– Ольга...
Вынести начало этого очередного кошмара у меня не было сил.
* * *
В той комнате, где спала Даша, бродил теперь опер. Даша сидела на диване рядом с Васиком, которому удалось отбиться от врачей и остаться дома вместе с нами. Впрочем, он не так сильно и пострадал – не считая сотрясения мозга и перелома двух ребер, у Васика оказался сломан нос, в двух местах перебита правая бровь и выбито три зуба. Кроме того на правой руке Васика был сломан один палец, а на левой два. Врачи скорой помощи сделали ему все необходимые перевязки и уколы, а я клятвенно пообещала, что через два часа завезу его в больницу сама.
– Кошмар, – крутил перебинтованной головой Васик, – это ж надо... Даша все еще спала, когда в дверь позвонили. А я готовил на кухне... жрать хотелось невероятно – я же трое суток почти ничего не ел – только пил. Ну, отбиваю я мясо молотком, а тут звонок. Я как был с молотком, так и пошел открывать, – Васик судорожно перевел дух и продолжал, – открываю – на меня бугай кулачищем огромным замахивается, а сзади бугая стоит... ну сама знаешь кто – с пистолетом. Я на Ящера-то засмотрелся, рот открыл, а бугай мне р-раз по морде. Я и на пол. Хорошо, что я быстро из оцепенения вышел – прямо с пол как дал бугаю молотком по ноге. Они с копыт – валяется на полу и орет. А Ящер ко мне подходит и стволом так мне в рожу. Ну все, думаю, конец. И вдруг сзади на него какой-то парень бросается – я этого парня впервые вижу. Парень сбивает Ящера с ног, они катаются по полу и пытаются друг у друга пистолет отобрать. А из спальни вдруг Даша закричала, а бугай поднялся и на меня кинулся! Пока я до молотка дотянулся, он меня так измудохал... Потом он за пистолет, как увидел, что я молоток схватил. Я его за руку укусил, он пистолет выронил. А я его опять молотком и тут выстрел! Потом еще один! Короче, когда менты подоспели тот парень уже мертв был. Ящер ему в трех местах грудь прострелил. И если б я Ящера молотком не вырубил, то он бы всех порешил.
Даша молчала.
Я поднялась с дивана и прошла в комнату, где опер стоял в глубокой задумчивости над пустой пивной бутылкой. Я спросила у него, установили ли личность убитого? Опер на память назвал мне имя и сказал, что хотя никаких документов на теле не было, личность убитого было легко установить, так как сегодня на него пришла ориентировка – это был Руслан Сергеев, два дня назад сбежавший из городской психической клиники, куда попал две недели назад с диагнозом «шизофрения».
– Врачи говорили, что у него навязчивая идея была, – рассказывал опер, – он все хотел какую-то возлюбленную свою отыскать. Все пробирался в кабинет главврача и звонил оттуда по телефону в адресный стол. Очевидно, адрес он нашел, потому что сразу же сбежал – и через несколько часов оказался тут, в этой квартире, где и был застрелен.
«Как причудливо складывается картина, – подумала я, – тот Руслан, несчастный сумасшедший, с детства влюбленный в Дашу, наверное, до самого конца так и не понял, что ему выпала великая честь, о которой каждый влюбленный может только мечать – спасти жизнь своей возлюбленной. Хотя бы ценою своей жизни».
Я вернулась в комнату к Васику и Даше. Васик пытался закурить, но зажигалка выскальзывала из его перебинтованных пальцев. Я подожгла ему сигарету и села рядом.
Даша молчала, смотрела в пол.
– Не разговаривает, – кивнув на нее, проговорил Васик, – врач, который приезжал, сказал, что у нее это... временная ам... ам...
– Амнезия, – подсказала я.
– Точно, – кивнул Васик, – врач сказал, что ей просто нужно несколько дней отдохнуть. Потому что у нее еще и это... крайнее нервное истощение, вот. А я ей завидую, – сказал он вдруг, – потому что она ничего этого помнить не будет. Хотя бы несколько дней. Как вспомню рожу Ящера и ствол, мне сразу плохо становится. Так ты расскажешь, что произошло с тобой?
– Потом, – сказала я, – сейчас у меня еще одна встреча.
– Встреча? – удивился Васик. – С кем?
– Можно мне взять твою машину?
– Конечно, только она у твоего дома стоит. А с кем у тебя встреча-то?
Я не ответила.
* * *
Через два с половиной часа, я уже выезжала за пределы города Москвы, а еще через час – была на кладбище. Оставив машину Васика за оградой, я побрела между крестов.
Теперь Захару снова придется бежать из страны – менты расколят или Ящера, или этого Моню. А на Захаре, кроме, как минимум, двух убийств и десятка мошеннических сделок, еще по прошлогодним временам висит тяжкий груз.
Ну и черт с ним, с Захаром...
Я добралась до знакомой могильной плиты, уже нагретой вставшим в зенит весенним солнцем, и положила руку на выбитую в камне надпись: «Калинова Наталья Антоновна». Дата рождения... Дата смерти указывала на прошлый год. Моя сестра.
Камень плиты был теплым, но никакого контакта, на который я надеялась, когда ехала сюда, не произошло. Вокруг не было никого, и я с ужасающей отчетливостью вдруг ощутила себя совершенно одной среди пустынного пространства, истыканного каменными крестами и металлическими обелисками.
А в ушах у меня звенели, как закольцованная аудиозапись, слова самого родного для меня человека:
– Держись, сестричка. Я помогу тебе.
Комментарии к книге «Лагуна вечной любви», Екатерина Ивановна Савина
Всего 0 комментариев