Андрей Кивинов
Карамель
Жора влетел в мой кабинет, как метеорит в плотные слои атмосферы. По обыкновению шарнув дверью по стенке. Дверь отрикошетила и захлопнулась на «собачку».
– Андрюхин, брат! Выручай! У меня кризис! У Жоры все время кризис. По причине кризиса в голове. Кризисная натура. Ничего не успевает, потому что хочет успеть везде.
– Что такое?
– Не разорваться. Свалилось все в кучу… Короче, пару недель взад барыга один с заявой притащился. На него накатывает команда одна. Вроде карагандинские. Ну, как обычно – «бабки» трясут. Долг якобы какой-то. Никакого долга наверняка нет, «крышу» просто хотят поставить. Я ему – давай, мужик, забивай с ними «стрелу», мы подкатим, всех повяжем, больше наезжать не будут.
– И что?
– Вот барыга, блин, и позвонил сейчас. Хоть бы вчера, я б день спланировал. Забил он «стрелочку» на сегодня, на пять вечера. Через Два часа то есть. А меня в четыре заслушивают в Главке. По старому «глухарьку». Как хочешь, а надо быть там, иначе пробки мне выкрутят, светиться не буду. Барыга «стрелочку» уже перебить не может, боится, что братаны подвох унюхают.
– От меня-то чего хочешь?
– Сгоняй с ним. На «стрелку». Под видом братвы. Тормозить никого не надо. Просто пальцами помахай, погундось, попонтуй и отвали.
Жора запнулся.
– Нет, не просто отвали. Перебей им «стрелу» на… – Он взглянул на календарь. – Во, на следующий четверг. Я их тогда сам возьму…
Жорина простота когда-нибудь доведет меня до инсульта. Самое обидное, что, если я отправлю Жору в заоблачную даль вместе со всеми его заморочками, он туда не пойдет. Пойдет канючить к начальству, а начальство все равно бросит на фронт меня. И слушать не будет никаких встречных аргументов. Шагом марш на «стрелку». Лето, народ гуляет по дачам. В отделе три опера. Я, Жора да Борька, который харю сейчас давит после ночного. Спасибо, Жорик.
– А барыга-то что говорит? Почему на него наехали?
Жора морщится:
– Да не помню я… Дел других по горло, поди уследи за всем. То ли он кому-то должен, то ли ему… Короче, там кто-то кого-то кинул… Теперь «терки» из-за «бабок». Да тебе-то какая разница, ты щеки надувай да пальцы гни. Потом разберемся.
– И где барыга встретиться договорился?
– На берегу Стремянки. Прямо за мостом. Знаешь, там свалка еще?
– Где и похоронят. На свалке. Или утопят. Простой ты, Жорик, как граненый стакан.
– Ну чо ты сразу? Первый раз будто. Я не виноват, что барыга бестолковый такой. Я ему раз десять сказал, чтоб в людном месте.
– Да я не о том…
– Барыга прямо туда подтянется, ему уже не перезвонить. Прикинь, если не прикроем?…
– Да ничего с ним не случится. Пока «бабки» с него не стрясут, мочить не будут.
– Все равно несолидно. Обещали помочь…
– Не обещали, а обещал.
– Так если б не заслушка…
– Тогда бы заглушка. Я сегодня тоже не свободная личность. Свои «стрелки» и «терки». Ферштейн?
Жора окончательно пал духом:
– Вот всегда так. Только на пьянках кричите:
«За коллектив, за коллектив!», а как на деле… Пошли вы…
Я понимаю, что ехать так или иначе придется, и тратить время на полемику не хочу.
– С тебя «Пепси». Лучше дагестанского разлива. Только натуральное. Жора нехотя соглашается:
– Ладно, хотя, по понятиям…
– И второе, – перебиваю я «понятливого» человека, – один я туда не попрусь.
Жора делает успокаивающий жест руками:
– Насчет этого не волнуйся. Народ я найду. Двоих хватит?
– Хватит.
– Все, заметано! Я их к тебе подгоню. Запомнил, где «стрела»? В пять возле моста. Барыгина фамилия Ильин. Он лысый такой, лет тридцать. Не ошибешься.
– Не ошибусь. Ты тоже с «Пепси» не ошибись.
Жора кивает и, поворачиваясь к дверям, пытается открыть замок.
– Против часовой стрелки, – подсказываю я. Жора растерянно замирает, потом показывает циферблат своих часов:
– Андрюхин, а у меня электронные…
До назначенного Ильиным часа остается пятнадцать минут. Мы мчимся на предельной скорости, чтобы не опоздать. Предельная скорость нашего скакуна составляет сорок пять километров в час, и ни километром больше.
Скакун тысяча девятьсот пятьдесят пятого года выпуска под громовым названием «Победа» принадлежит инспектору по делам несовершеннолетних Вадику Белоглазову, который и лавирует сейчас, подрезая всякие «мерсаки» и «тойоты». Вадику двадцать четыре года, у него высшее педагогическое образование, скоро год, как он работает в нашем отделе детским инспектором. Внешне он чем-то напоминает французского актера Пьера Ришара. Такой же длинный, неуклюжий, с большим носом и рыжими кудрявыми патлами, которые он иногда заплетает в косичку. «Победа» досталась ему в наследство от папашки, а тому – от его папашки. Вадик покрыл «тачку» шаровой краской темно-малинового цвета, что делает честь его вкусу.
– Фонарь сними, – подсказывает сидящий сзади участковый инспектор Вася Рогов. – Подъезжаем.
Вадик высовывает руку в окно и убирает с крыши «Победы» мигалку на магните.
Рогов – третий участник нашей супергруппы. Ему тридцать пять, он маленького роста. Очень уважает «Пепси», отчего его лицо походит на маринованный огурчик третьей категории свежести. Облачен Василий в серый пиджачок с кожаными заплатами на локтях, мятые брюки и летние сандалии.
Вадика с Васей сгоношил Жора. Других боеспособных единиц в отделе не оказалось. Жора сгоношил их, разумеется, не лично, а, как я и предполагал, через шефа, то есть в приказном порядке. С транспортом, по обыкновению, не повезло, но Вадик любезно предоставил свою «Победу», выклянчив у шефа червонец на бензин.
Лично я перед миссией переоделся в дежурный спортивный костюм, в котором обычно езжу на задержания и играю в футбол. Костюм староват, штаны в районе коленей провисают, но это мелочь, я не на свидание направляюсь.
На шею повесил огромный крест на веревке, хранящийся в моем столе, на палец нацепил латунную печатку в виде черепа с костями. Иных ювелирных украшений в коллекции пока не имеется, надо будет срочно провести пару обысков у зажиточной части населения.
– Вадик, у тебя пакета нет какого? – Вася дышит вчерашним выхлопом нам в затылок. – Мне вот положить.
Он демонстрирует пол-литровую бутылку водки «Синопская».
– Нету. Да ты брось на сиденье, потом заберешь.
– Господа, у вас, кстати, стволы есть? – задаю я вполне уместный вопрос.
– А что, надо было брать? – переспрашивает участковый Рогов.
– У меня вообще нет ствола. Не полагается, – спокойно ставит в известность детский инспектор Белоглазов.
Понятно. Самое стремное, что я тоже без оружия. Забыл в суете сует. В связи с хорошим настроением. Теперь оно совсем хорошее.
Вадик открывает бардачок, достает жестяную коробочку с леденцами. Карамель.
– Угощайтесь, мужики. Только и остается, что карамель сосать. Асфальтовое покрытие закончилось, пошло бездорожье. Вадик не смущается и смело гонит «Победу» вперед, к победе. До моста метров триста, можно, в принципе, и пешочком прогуляться, но, в конце концов, мы авторитетная команда или кто?
– Чего там за базар-то намечается? – интересуется боевой задачей Василий.
– Понятия не имею, – отвечаю я как старший экспедиции. – Встречаемся с какими-то «карагандинскими» и отбиваем барыгу. Отбивать придется мне, вы с Вадиком на подхвате.
– А почему «карагандинские»? – уточняет Вадик.
– Карагандинское преступное сообщество называется так потому, что их лидеры родом с Вологды.
– А-а-а…
Проехав сотню метров, мы видим припаркованный джип, пару «японок». Вероятно, это транспорт наших будущих оппонентов. Дальше.от дороги остается одно название, и братишки, видим, не рискнули испытывать прочность подвесок своих «королей автострад». За рулем джипа оставлен наблюдатель, внимательным взглядом встречающий нашу «Победу».
– Жми на тормоз, – командую я. – Надо переписать номера.
Не успеваю я записать первые три цифры в блокнотик, как раздается вежливый стук в боковое стекло. Рядом с машиной возникает гражданин в темно-малиновом комбезе с такого же цвета кепочкой на голове.
– Господа, здесь платная, стоянка. Бесплатно только пять минут.
– Мы уложимся.
Я дописываю цифры и делаю знак Вадику. Тот врубает передачу и, не обращая внимания на пересеченную местность, направляет «Победу» к берегу. До «стрелки» три минуты, а опаздывать согласно ихнему кодексу чести не принято.
Карагандинские уже прибыли на «терку» и ждут нас, сидя на бревнах, сваленных возле берега. Этот барыга Ильин отличное место выбрал. Сие чувствуется особенно остро, когда под мышкой нет «смертельного» оружия.
Братанов пятеро. Возможно, есть еще парочка замаскированных. Наверняка. Но отступать поздно, да и бессмысленно. Жертвы «разводки», то бишь Ильина, среди карагандинских не видать. Заслышав рев нашего малинового вездехода, участники переговоров дружно поворачивают головы и поднимаются с бревен. Операция «Карамель» начинается.
– Все, дальше не могу, – Вадик глушит движок перед бревном, метрах в тридцати от места высадки десанта. – Бездорожье.
Я рассматриваю группу. У них три костюма против моего и два вишневых пиджака против Васькиного серого. Вадик вообще в расчет не берется. Приехал на официальное мероприятие в футболке и шортах. Шорт-мен.
Я расстегиваю куртку, обнажая крест на веревке, бросаю в рот еще один леденец и командую: «Пошли». Хотя вылезать из «Победы» очень не хочется. Даже чувство долга не помогает.
Дверь открывается со скрипом, похожим на крик раненой выпи на болоте. Назад не закрывается, что-то с замком.
Мы выстраиваемся в колонну по одному. Я как старший, можно сказать, как бригадир, как Гайдар, шагаю впереди. Следом Вася. Замыкает шорт-мен Вадик. Вася прижимает правую руку к туловищу, согнув ее в локте.
– Ты чего? – шепчу я.
– Да опасно пузырь в машине оставлять, упрут еще. А пакета нет.
Я догадываюсь, что Вася прячет под мышкой «Синопскую». «Она мне душу согреет, когда на пули бандитские пойду».
Тактике проведения «терок» на «стрелках» в школе милиции не обучали. Может быть, напрасно. Как себя на них вести, я понятия не имею. В нашей-то системе все просто: «Руки в гору – мордой в землю». А здесь скажи такое – тут же бревном заработаешь. Как они друг друга приветствуют? Не кланяются же, как дворяне…
А, инстинкт подскажет.
Они не двигаются навстречу, ждут, когда мы подойдем поближе. Значит, борзые.
Я вычленяю старшего. Инстинкт подсказал. Крепыш в пиджаке, с физиономией голодного бульдога. По человеко-килограммам наша группировка тоже явно уступает. Раз в шесть. Я смотрю только на их бригадира, на остальных смотреть как-то неприятно. Неловко.
– Здорово, пацаны, – «бульдог» сжимает в окольцованных пальцах мобильник с торчащей антенной.
У меня мобильника нет, надо было хоть рацию у постовых попросить, для приличия. Я поворачиваюсь к своим «пацанам». Вася сует руку под пиджак и возвращает на место чуть не выпавшую «Синопскую». Вадик чешет свой длинный нос.
Что отвечать, я не знаю. А когда не знаешь, лучше промолчать. Я и молчу.
«Бульдог» прячет мобильник в карман.
– Кто старший? – я все-таки начинаю переговоры.
«Бульдог» отступает в сторону, на сцену выходит мерзкий тип в кожаной жилетке и тупорылых бутсах. Лицо радиусом в кирпич, кулаки – в полкирпича. И то и другое круглое, гладкое и крепкое.
– Я старший. А вы кто?
– Мы свологодские, – никакого другого названия мне в башню не лезет. Карамель виновата, вкус отшибла. – Я бригадир. Наш пахан Вася Рогов. Слыхали?
«Жилетка» смотрит на «бульдога». Тот едва заметно утвердительно кивает. Я оборачиваюсь к своим. Вадик сместился в сторону, спрятавшись за врытую в землю сваю. «Пахан» Вася позицию не покинул, прикрывает мне спину.
«Жилетка» растопыривает пальцы в стороны:
– Ну что, братва, как барыгу разводить будем?
Вопрос задан конкретно мне. И отвечать на него должен конкретно я. Хорошо бы знать что. Конкретно. На этот вопрос даже Жора вряд ли ответил бы, а я уж и подавно. Но отвечать надо.
Я вытягиваю мизинец в направлении «жилетки».
– Тут вам ловить не фиг. Это наша корова, мы ее и будем доить.
Про «корову» я где-то слышал и вовсе не претендую на авторство.
Чувствую, как за спиной «пахан» Вася опять поправляет свою бутылку. Идиот, не мог в машине оставить, кому она там нужна?
– Да, – коротко подтвердил из-за сваи Вадик.
«Жилетка» насупилась, слегка стушевавшись.
– Не, мужики, подождите. Барыга не прав откровенно. Он же башли Вовану когда обещал вернуть? Ни хера не вернул, да еще под ментов подставил. Так не делается. Не по поняткам.
Про Вована я, разумеется, знаю ровно столько же, сколько и про размножение однодольчатых в неволе.
– Вован в «Крестах», а этот козел в «Астории» жрет.
Вероятно, опять настает момент для моей реплики. Иначе не солидняк..Отвожу мизинец на левой руке.
– Я чо, неясно сказал? Это наша корова, мы ее и доим.
– Да, – вновь соглашается из-за сваи Вадик.
Вася в очередной раз сует руку за пазуху, поправляя свой чертов пузырь.
Карагандинские нервно переглядываются. Кажется, я делаю что-то не то. Как бы, уроды, стрелять не начали. Пропадем тогда.
«Жилетка» сует руку за пазуху, у меня перехватывает дыхание. Я вращаю зрачками в поисках тропинки для отхода. Тропинки нет. Попали!
«Жилетка» достает свернутую бумагу. Фу-у-у…
– Вот, мужики, расписка. Пятьдесят процентов до мая, пятьдесят после. Барыга в оборотку пошел, Вована, как лоха, кинул, бык. Вован нам маляву заслал, чтоб башли все равно стрясли. Барыга думает, раз Вован в тюряге, значит, и миру – мир. Вы же видите, что не прав он. Давайте цену накинем за гнилой базар. Чтоб и вам хватило, и нам. Пусть платит. Чисто по жизни.
После столь длинного монолога должен последовать такой же длинный ответ. Жорик, бестолочь, не мог у Ильина спросить, на что его тут разводят. Выкручивайся теперь за него как знаешь. Зло берет.
– Короче, так. Это наша корова, мы ее и доим!
А что еще говорить? Не Маяковского же им читать! Жорик и этого не сказал бы.
– Да, – Вадик полностью меня поддерживает за сваей.
Пора сваливать. «Ксивы» для конспирации оставлены в отделе, и начнись сейчас заварушка, нечем будет даже прикрыться.
А заварушка, судя по реакции карагандинской братвы, вот-вот начнется. У «бульдога» уже слюни текут.
Вася едва успевает удержать под мышкой выпавшую в очередной раз «Синопскую».
– Не, братва, ну давайте «стрелку» перебьем, что ли? Пускай ваш пахан подъедет, мы своего подтянем. Неужели из-за этого мурла не договоримся? – делает шаг навстречу «жилетка».
Я растопыриваю пальцы, отступать некуда, позади – пахан.
– Никаких разговоров! Слышали, наша корова. Цурюк.
– Да.
«Да» почти шепотом выдавил Вадик. У Васи снова конфуз с бутылкой.
Все, надо валить. Иначе завалят нас. Задание было перебазарить. Перебазарили.
Я выполняю команду «Кругом!». К «Победе» возвращаемся в обратной последовательности. Впереди – шорт-мен, следом – пахан, последним – я. Если начнут стрелять…
Не начали. «Жилетка» что-то пытается объяснить нам вдогонку, но мой слух озабочен другим – проблемой вовремя уловить передергивание затворов. Глаза видят только заплатки на Васином пиджаке.
«Победа» заводится с третьего раза, Вадик выруливает задом. Василий раскупоривает свою «Синопскую», делает жадный глоток из горла.
– Пересохло. Будете, мужики?
– Да, – отвечает Вадик и протягивает руку. Заклинило у парня.
Я тоже не против. После этой дурацкой карамели во рту все слиплось. Не люблю я сладкое, если честно.
Неделю спустя Жора накрыл карагандинскую бригаду. Ту самую, с которой мы «терли». Потерпевший Ильин перезабил «стрелку», Жора нанял ОМОН, и братву повязали.
Часов в пять я случайно заскочил к Жоре отдать бумаги. В его кабинете, спиной к выходу, сидела «жилетка» и что-то увлеченно объясняла Жоре. Меня братан не заметил, и я присел на табурет у двери, решив немного послушать.
– Да что вы этого барыгу слушаете? Он только здесь козлика белого из себя строит. «Крыши» у него нет, как же! Про свологодских слыхали? Про беспределыциков? Вася Рогов у них пахан, полгорода их боится. Мы с ними неделю назад «стрелку» забивали. Полный атас. Вообще говорить бесполезно. Притащились трое, прикиды у всех – чумовые. Базарил только один, не основной. Пальцы гнул, на шарнирах весь, в «Адидасе» турецком. Ничего слушать не хотел. Основной в сторонке стоял, на Пьера Ришара чем-то похож, рыжий такой. Кивал только. А третий, чувствуется, законченный отморозок, я только рот открываю, он сразу под мышку, за автоматом… «Тачила» у них крутая, типа броневика, я такую в городе ни у кого не видел, даже у барыг серьезных. Так что зря вы на нас грешите, товарищ лейтенант, мы хоть с понятиями. А Ильина эти беспределыцики прикрывают…
Через час я столкнулся с Жорой в коридоре.
– Андрюхин, ты случайно про свологодских не слыхал? Команда такая. Вася Рогов у них авторитет.
Я не осуждаю Жору. У него был нелегкий день.
– Нет, не слыхал.
– У меня информация есть на них кое какая…
Жора в задумчивости исчезает за поворотом коридора.
Знаете, что больше всего меня огорчило в этой истории? То, что за «основного» приняли этого шорт-мена Вадика. С чего, интересно? Я понимаю, «Синопскую» с автоматом немудрено перепутать, но здесь?… Потому, что он свою липкую карамель постоянно сосет? Или потому, что на Ришара похож?
Ей-богу, обидно. До слез.
Карамель – II
«От сумы и от тюрьмы никто не застрахован», – говорят в народе. Мы согласны с первым, но со вторым готовы поспорить. Страховая компания «Общачок-лимитед» предлагает Вам свои услуги на случай неожиданных проблем!
Застраховавшись у нас, Вы в случае упомянутых неприятностей получаете бесплатного адвоката, передачки в течение срока следствия, хорошо проветриваемую камеру с телевизором и прочие удобства. Кроме того, предусмотрено медицинское страхование, позволяющее получить компенсацию за телесные повреждения, нанесенные Вам сотрудниками правоохранительных органов при Вашем задержании.
Страхуйтесь у нас и помните: Ваше спокойствие завтра – наша забота сегодня. Страхуйтесь смело – и вперед, на дело!
От ознакомления с рекламной информацией меня отрывает Жора, ворвавшийся в кабинет гордым буревестником. Словно молнии подобным. Как всегда шарнув дверью и швырнув на стол блокнот – «склерозник», он начинает исполнять чей-то национальный танец. Я сворачиваю газету и наслаждаюсь зрелищем. Минуты через две, насладившись как следует, спрашиваю:
– Что это?
Жора прекращает хореографию, падает на стул и отвечает:
– Греческий танец сузуки.
– Сиртаки, – поправляю я. – Что за праздник, спрашиваю? Тринадцатая? Жора трет руку об руку:
– Андрюхин, у меня информация центровая проскочила! Налет на «хату» банкира помнишь? Что в Бестолковом переулке?
– Где бабулю чпокнули?
– Да! Мамашу банкирову! Шмоток там ушла гора! Но главное, банкир обещался в случае поимки убийц мамашкиных подарить джип… «Сиртаки»!
– Как раз здесь «сузуки», – еще раз поправляю я. – А кому подарить-то?
– Тому, кто поймает, конечно! Я своих людишек подзарядил на это дело, и вот – сработало! Я теперь, Андрюхин, твердо знаю – такие дела только так и надо поднимать. А на всякой дедукции не то что до тринадцатой, до первой зарплаты не дотянешь.
– Так ты что, поймал убийц?
– Почти! Короче, отзвонился мне сейчас человечек. Так и так, пил он вчера в одной компашке. Был там среди прочих марамоев некий Гришка Людоед.
– Людей ест?
– Нет. Кличка такая. Фамилия – Носорогов. Я установил. Так вот, этот Людоед хлестался, что знает орлов, которые бабку в Бестолковом переулке шарахнули. Приметы точно описывает: один – большой, второй – маленький, прихрамывает чуток. Прикинь, конкретно! Все в тему!
– У нас что, есть приметы убийц?
– Конечно! Обход же делали, тетка одна рассказала, как из бабкиной парадной двое выползали. Большой и мелкий. Мелкий хромал! Горячо, горячо, Андрюхин!
– А с чего Людоед базар про бабку завел?
– Так я ж объясняю, человечек мой тоненько, тоненько к этому подвел. «Мужики, не знаете, кто бабку в Бестолковом мочканул?» Людоед и отозвался. Стало быть, осталось нам Носорогова отловить, политику партии объяснить, и считай, джип стоит перед окнами! Чур, я первый катаюсь.
– Если, конечно, Носорогов тебе все расскажет.
– Есть у меня метод против Гришки Людоеда! – еще более пылко восклицает Жора. – В розыске федеральном он числится за целую кучу подвигов. Я его отлавливаю и так же тоненько намекаю – сдавай ребят, и я тебя не видел. Сдаст со слезами радости на глазах! А отловить его можно в ночном клубе «Заветы Ильича». Ильич – отчество хозяина. Там Людоед по четвергам в рулетку да покер режется, «бабки» воровские просаживает. У нас сегодня как раз четверг. Я хочу под видом игрока туда втереться, Людоеда срисовать и прямо за столом накрыть. Или на выходе. Он, гад, осторожный, если с «ксивой» в клуб сунуться, ему тут же отстучат. Поэтому придется под игрока косить.
– Деньги-то есть?
– Какие деньги?
– Ну, играть-то ты не на патроны будешь. Жора сосредоточенно думает, а следовательно, напрашивается мысль, что денег нет. Мысль подтверждается следующим вопросом:
– А у тебя?
У меня есть, но Жоре не дам.
– Нет, ты ж знаешь.
– Черт, как-то я из виду это упустил… А просто так нельзя за рулеткой посидеть?
– Подозрительно,
– Верно… О! – окрыленно вспоминает он. – Чего ж я башню-то ломаю?! У меня ж в сейфе пятьсот баксов лежит! Изъятых. Их только через неделю отдавать. Я их в долг и займу. А повезет, еще и выиграю сотенку-другую. Говорят, новичкам в рулетку везет. Ты меня сегодня подстрахуешь на выходе? Время вечером есть?
Время есть, но не подстрахую.
– Извини, Георгий, у меня билет на вечер оргазмной музыки. Еле достал. Вон, с Васькой Роговым договорись. Он мужик безотказный. На всякий случай имей в виду, что в казино на воротах обычно обыскивают, так что «пушку» оставьте в отделе.
– Правда, что ли? – обиженно удивляется Жора.
– Абсолютная. Ну, если только с Ильичом, чьи заветы, договоришься…
– Они ж, гады, отстучат Людоеду… Ничего,, я его, козла, за бабку убитую… Ты точно подстраховать не сможешь?
– Мне очень жаль, Георгий…
Жора вскакивает со стула, замечает в окне участкового инспектора Васю Рогова и мчится на улицу, забыв у меня на столе свой «склерозник». Радость у коллеги, моральное удовлетворение. Понять можно. Я как человек, отлично знающий Георгия, заявляю прямо – это не из-за джипа.
Утром я навестил зубного, избавился от кариеса и к полудню прибыл на пост номер один, который располагается в моем кабинете. Не успел я раскрыть свежий номер «Тайме», как слух мой потревожил характерный стук двери о стену. Только один человек на свете умеет так открывать мою дверь, и я даже не отрываю глаз от передовицы.
– Андрюхин!
Оперуполномоченный Жора возбужден, как бык перед случкой, сияет смесью радости и счастья, из чего легко догадаться, что операция «Казино» прошла успешно.
– Да! В жилу! В кость! – Жора подтверждает догадку и победно вскидывает вверх руки, словно футболист, забивший гол. Он плюхается на стул, смачно прикуривает.
– Повязали мы Людоеда! Там, в «Заветах Ильича».
– Ну, рассказывай, рассказывай, – тороплю я.
– Пришел он часиков в десять. Сразу к столу. Поставил две фишки на черное. Пролетел. Пошел выпил в баре. После за покер уселся.
– А ты-то где был?
– Да тут же! С восьми часов. Сначала в «Блэк Джек», потом в рулеточку. В зале, думаю, тормозить опасно – вдруг у него ствол, еще положит кого-нибудь. Решил дождаться, когда он из клуба выйдет – там Васька в засаде сидит, он его и повяжет. А я сзади помогу.
Так и вышло все. Выполз он где-то в третьем часу, проигрался вдрызг. Я сразу прикинул – раз ему не везет, то повезет нам. Стал он «тачку» ловить, Васек и подсуетился. «Куда, командир? „Тачка“ за углом, беру недорого, с ночной скидкой».
За углом мы его и оприходовали. Он даже не сопротивлялся, упал на землю, как велено было, сразу после первого стакана.
– Какого стакана?
– Ну, которым Васька ему по «репе»… А чем еще? Стволы оставили, а стакан у Васьки всегда с собой.
– Понял. Стакан цел?
– Разбился. Да и ладно… Я, как и задумывалось, Людоеду ультиматум – либо сдаешь, кто бабку в Бестолковом кончил, либо сам кончишься. Мы люди слова. С понятиями. Выбирай.
– И что, сдал?
– А куда деваться-то Людоедику нашему? Как я и предполагал – со слезами радости на раненом лице. Ему ж пятнаха светит за похождения, а тут такой презент. Это ж психология, Андрюхин! Ты бы тоже сдал.
– Ну и кто бабулю замочил?
– Сам он их не знает, про них ему баба одна рассказала. Шлюха гостиничная. Можно ее установить. На прошлой неделе Людоед с ней в ресторации сидел. Гостиница «Голубая луна», знаешь, рядом тут?
– Знаю.
– Вот там у них разговорчик за жизнь и зашел. Причем, она первая затеяла. «Слыхал, бабку тут банкирскую отоварили?» – «Нет». – «А я знаю кто. Двое из Простоквашино. Один длинный, другой маленький, хромой».
– Она-то где с ними сошлась? Жора пожимает плечами:
– Людоеда это не очень-то интересовало, не спрашивал. А сойтись где угодно могла, в той же «Луне».
– Возможно.
– Нам бы ее отловить. Хорошо бы на клиенте. И тоже поторговаться – либо сдавай пацанов из Простоквашино, либо…
– Что либо?
– Статья же есть за проституцию.
– Да нет уже вроде. Есть за заражение вен-болезнями.
– Жаль. Тогда – либо в морду получишь.
– Разумная альтернатива. Ты данные телки-то знаешь? Людоед сказал, где ее искать?
– Звать Ленкой. Кличка – Дерьмовочка. Лет двадцать пять. Фиолетовые волосы и наколка на голени. Постоянно пасется в «Луне». Найдем.
– Фиолетовые? Жор, а может она – не она? А он? Гостиница-то – «Голубая».
– Да что, Людоед мужика от бабы не отличит? Не говори чепухи. Слушай, я у тебя блокнот свой не оставлял? – Жора умеет плавно перейти от одной темы к другой.
– Вот он, – я кивнул на забытый им вчера блокнот.
– Ага, спасибо. Я так и думал – либо здесь, либо в дежурке.
– А с Людоедом-то ты что сделал?
– Как и договаривались, – исключительно серьезно отвечает Георгий, – выпустил. По понятиям. Услуга за услугу. Я, конечно, опер молодой, и если оперативной смекалки у меня пока нет, что такое честь офицера – хорошо знаю.
Я не комментирую. Жора, несомненно, прав. Даже если Носорогов выдумал и «Луну», и фиолетовые волосы. Скорее всего, выдумал. Когда пятнадцать лет перед рогатым носом мелькает, сочинишь «Преступление и наказание»–2.
– Ты как насчет «Голубой луны»? – деловито интересуется Жора.
– Что – как? – прикидываюсь веником я.
– Прогуляться сегодня. Посидим в баре, понаблюдаем. Фарт идет, Андрюхин, фарт. Пока фартит, надо пользоваться. Зацепим мы фиолетовую, одним местом чую.
– Каким?
– Одним. Ну что, пособишь?
– Извини, Георгий. Я сегодня иду на концерт группы «Голову отстрелило». Еле билет достал.
– Жаль. С тобой бы мы ее быстро поймали.
– Мне самому жаль. А ты Васю возьми. Снова.
– Придется. Если разбужу. Он вчера психологическую нагрузку снимал. В моем кабинете. Сейчас спит.
– Ну, желаю удачи. Банк-то, кстати, сорвал вчера?
Жора теряет мажорный ритм, трагически мотая головой:
– Ты прикинь, Андрюхин, получаю я на руки «фиш-стрит»! Самый настоящий, без дураков. А этот конек в бабочке свои карты раскидывает, нелегкая его задери, – «фиш-рояль»!
Я не знаю, что такое «фиш-стрит», а тем более «фиш-рояль», но по интонации друга понимаю – полтонны Жориных баксов перешли в доход казино «Заветы Ильича». Вернее, не Жориных, а того парня…
– Жальче всего, что сначала я стошечку-то поимел. Остановиться бы, да этот Носорогов сидит и сидит… Пришлось и мне.
– Зачем? Шел бы на улицу, к Ваське, ждали бы его спокойно.
– Ну да! Людоед – ушлый, ухо востро! Вдруг через черный ход слинял бы?… Но ничего, я эту пятисоточку с банкира стрясу. Скажу, потратил из личных сбережений, чтоб убийц мамаши вашей найти. Компенсирует с процентами!
– Не сомневаюсь, – поддерживаю я друга Жору. – Но в гостинице не повторите вчерашней ошибки.
– Да я вообще-то не играю… – Жора поднимается и идет к двери. – Случайно вышло… Блокнот остается на столе.
На концерт группы «Голову отстрелило» я попасть не смог, как бы этого ни хотел. Просто сегодня мое ночное дежурство, а музыканты вряд ли приехали бы в наш отдел из-за моей к ним любви. Им тут и петь-то негде, разве что в дежурной части, в «аквариуме».
Ночь прошла на удивление спокойно – кроме перестрелки возле метро, ничего примечательного. В семь утра я мирно спал на составленных в ряд стульях, мирно укрывшись шинелькой, и видел во сне пьяных лилипутов, занимающихся любовью.
Лилипутская оргия оборвалась от тревожного стука в дверь. Не в их, лилипутскую, а в мою, кабинетную. Матерясь по-гулливерски, я вылезаю из-под шинели и открываю замок. На пороге – взъерошенный, как медведь после спячки, Георгий. И рожа у него медвежья.
На Жоре – костюм-"двойка" зеленого цвета, белая сорочка с оторванной верхней пуговицей, желтые носки и темно-красные ботинки со стоптанными каблуками. Из левого кармана пиджака выглядывает скомканный галстук-"бабочка", из правого – горлышко зеленой бутылки. Ширинка расстегнута. Георгий пьян.
Он проходит мимо меня, видит составленные в ряд стулья и, не теряя ни секунды, валится на них. Прежде чем отключиться, жестом манит к себе и, когда я наклоняюсь, шепчет прощальные слова, будто смертельно раненный солдат:
– Поклянись, что найдешь его.
– Клянусь. А кого?
– Пиши… Сейчас, друг.
Жора сглатывает слюну. Несет от Георгия – даже не знаю, с чем и сравнить.
– Леха Замойский…
– Это он убил старуху?
– Нет… Но он знает кто. Найди его, Андрю-хин, найди… Адрес есть в моем блокноте. Блокнот тоже найди. Я его в дежурке оставил, кажется…
Голос Георгия затихает с каждой секундой, силы оставляют опера.
– Слышишь, Андрю… Друг… Най…
Все. Жорина рука падает на пол. Прощай, друг. До утра.
Я предусмотрительно открываю форточку, забираю шинель и отправляюсь нести дежурство на скамеечку для посетителей в паспортном столе.
– Простите, вы последний? – приятный, вежливый голос будит меня на рассвете.
Я вскакиваю со скамеечки, гляжу на часы. Девять утра. Передо мной – женщина из гражданского населения.
– Да. С ночи занял.
– Скажите, что я за вами. Я через полчасика подойду.
– Хорошо, скажу.
Я сворачиваю шинель, покидаю приемную паспортного стола. В дежурке тишина, стало быть, перестрелок больше не случалось.
Разбудить Георгия удается к десяти часам. Ради него пришлось пропустить утренний развод у начальства. А так хотелось попасть… Как на концерт «Головы».
Минут десять после побудки Жора сидит молча, икает и смотрит в пол. Потом с укоризной поднимает тяжелый взгляд.
– Андрюхин, это ты?
– Да, Георгий, это я.
– А что было?
– Была любовь. У вас ширинка расстегнута.
– Пить.
– В правом кармане.
– Спасибо.
Жора зубами вырывает пробку и вливает в себя остатки ликера. Ликер действует омолаживающе, и на лицо друга возвращается здоровый румянец. Через минуту-другую возвращаются память и способность к анализу. Жора ставит бутылку под ноги, застегивает ширинку.
– Значится так, Андрюхин. Сходил я в «Голубую луну». Так себе мотель. Сантехника финская, а клопы, один черт, наши.
– Нашел Ленку?
– Обижаешь. Я – да не найду? Пришли мы с Васькой в кабак, заказали по пиву. По маленькому. Пиво, кстати, дорогущее… Четвертак – маленькая, совсем офонарели… Часиков до одиннадцати, думаю, посидим, если не притащится фиолетовая, стало быть,.не судьба. Васька от меня чуть погодя отсел. Мы ж комбинацию целую придумали. Я Ленку снимаю, тащу в номер, потом свет гашу, навроде сигнала. Васька и врывается. Под видом полицейского нравов. Ну и на бабку сразу колет. А если колоться не будет, тогда в отдел тащим и здесь уже карты раскрываем.
– Можно уточняющий момент? – перебиваю я комбинатора.
– Пожалуйста.
– Вы на какие копеечки планировали снять номер и Ленку?
Жору вопрос не смущает:
– У Борьки занял. Пятисоточку.
– Тысяч?
– Зеленых!
Борька – третий оперуполномоченный нашего отдела.
– А у Борьки откуда?
– Изъятые! По акту! Я Борьке расписку написал. Все как положено. Фигня, банкир вернет. Для него это что жвачку купить.
– Везет вам с Борькой. Только зеленые и изымаете.
– Не только.
– Не сомневаюсь. Ну, и что с Ленкой?
– Часиков в десять она подрулила. Намазанная, как кукла. Вправду фиолетовая, не обманул Людоед. Я к ней: «Привет, Ален, не узнаешь?» Она обалдела поначалу, не узнала, конечно, но когда я баксами светанул, сразу вспомнила. Повеселела, а то какая-то суровая была, словно Мюллер на допросе. Слово за слово, я пару ликеров в баре взял, пару бренди – и в номера. Васька, как и условливались, – под окна сигнала ждать.
Бутылочку-другую скушали, покалякали. И за любовь. Прикинь, все баба умеет.
– Тогда, может, у меня стекло в окне вставит? А то дует.
– Она – в другом смысле. В процессе втирания я «пробивочку» и устроил. Вдруг сама расскажет про бабку? И точно! «Да, знаю, Леха Замойский про них верещал. Это корешки его. По зоне вроде». Я на радостях третий бутылек раскупорил.
– А Василий?
– Да он меня и разбудил. В шесть утра. Я как-то забыл про него. Он ведь под окошком так и ждал сигнала; Вломился в номер, баран, разорался. Подумаешь, свет не выключил, чего орать-то?
– А Ленка?
– Ушла, наверное. Не было ее в номере. Да и зачем она нам теперь? Главное, Замойского сдала. Чуть-чуть осталось, Андрюхин. Скоро на джипе кататься будем.
– Если выживешь.
– Почему это я должен не выжить? – обидчиво спрашивает Жора.
– Ты у Ленки справку спрашивал? Насчет состояния физического здоровья? Может, она туберкулезница или, еще хуже, кариесная?
– Да чистая она! Сама сказала.
– Через три дня узнаешь. Денег-то много прогудел?
– Да мелочи… Баксов двадцать всего. Насчет номера по «ксиве» договорился, на ликер потратился да на пиво.
Жора лезет в пиджак, достает сморщенный бумажник, открывает…
Минута молчания. Почтим память американских денег вставанием.
– «Ксивы» тоже нет…
– Ничего, Жор, банкир новую выдаст. Георгий ложится обратно на стулья. Я не умею читать по губам, но фразу «Ну, сука…» узнаю сразу.
– А кто нынче хороший, Жор? Не расстраивайся. Руки целы, ноги целы, все остальное – дело наживное.
Георгий с мольбой смотрит на меня.
– Андрюхин, найди мой блокнот, там есть адрес Замойского. Сгоняй, привези сюда. Я его голыми руками расколю.
Обычно Жора колет в боксерских перчатках.
– Ты что, знаешь Замойского?
– Да, он с моей территории. Судимый. Жора ложится в дрейф и выйдет из него не раньше обеда.
Последняя просьба – святая просьба. Я открываю Жорин блокнотик и нахожу адрес Замойского. На литере "Б". Вероятно, «блатные». Набираю номер телефона и вызываю блатного Лешу в отдел. Леша с готовностью соглашается и обещает быть через пятнадцать минут. Слово держит. Секунда в секунду.
– Здравствуйте. Замойский. Вызывали?
– Да, – я встаю из-за стола и трясу убитого горем Жору за плечо. – Георгий Александрович, проснитесь, пожалуйста. Я вам человека привез. Замойского. Ты не обращай внимания, – комментирую я блатному ситуацию. – Георгий Александрович трое суток не спал. Работы много.
– Понимаю, – понимает Замойский. Георгий, к сожалению, пребывает в глубоком забытьи. Как я уже упоминал, забытье продлится до обеда, как минимум. Стало быть, все в моих руках. Помогать товарищу в борьбе – долг каждого честного мента. Придется мне, наверное, и банкиру позвонить, доложить, что убийство раскрыто. Банкир же волнуется, ждет. Нельзя терять ни минуты.
– Садись, – строго приказываю я Замойскому.
– Куда?
Все стулья заняты Жориным организмом. Я подгибаю другу ноги.
– Сюда!
Замойский садится. Георгий выпрямляет ноги.
– Значит, слушай вдумчиво, красавец. Я тоже третьи сутки не сплю, а поэтому, если услышу хоть слово лжи, пришибу на месте. Рядом с Георгием Александровичем ляжешь.
– Расскажу все, поверьте. Спрашивайте.
– То-то. Дерьмовочку знаешь? Фиолетовую? Шлюху из «Голубой луны»?
– Так точно. Знакомы.
– На прошлой неделе ты рассказывал ей про убийство бабки в Бестолковом переулке. Мамаши банкирской. Было такое?
– Было, – не пряча глаз, отвечает Лешка.
– То есть тебе известно, кто убийца?
– Никак нет. Не могу знать.
– Как это не можешь? Ты Ленке и приметы убийц назвал, и хвастал, что зоны вы вместе топтали.
– Верно.
– Стало быть, ты с ними знаком? Иначе откуда приметы?
– Так еще бы мне приметы не знать! Один – длинный, второй – маленький, хромой. Мне их вот они, Георгий Александрович, лично дали. – Замойский осторожно косится на храпящего Жору. – И сказали, чтоб я поспрашивал аккуратненько у корешков блатных. А как расспрашивать? Опасно ведь. Мне Георгий Александрович тогда очень умный совет подсказали. Ты, мол, говори, что их знаешь, и смотри за реакцией. А так – откуда мне их знать? Я отродясь с мокрушниками не водился…
…Жора улыбается во сне. Наверное, видит себя за рулем джипа «сиртаки» с полными карманами баксов, новенькой «ксивой» и только что полученной справкой об отсутствии у него, Жоры, вензаболеваний. А следом за джипом бежит Людоед, желающий сдаться… Мне так не хочется будить Георгия Александровича. Я же не садист.
Через три месяца убийство бабки раскрылось. Почти само собой. Банкир свою мамашу сам же и пристукнул. Ворчливая была мамаша, все сынка жизни учила. Ну и доучилась. Не удержался как-то сынок и приложил ей слева. А много ли старушке надо? Упала, головушку разбила и преставилась. Банкир тогда байку с ограблением придумал. И для пущей натуры пообещал ментам-сыщикам джип подарить.
Сдала банкира милая сердцу жена, когда они развод затеяли да имущество делить стали.
На первом же допросе банкир в убийстве признался. Но джип, паскудник, так и не подарил.
Карамель – III
В каком-то научном журнале о жизни фауны я вычитал, что с точки зрения кошаков Господь создал людей с одной целью – кормить этих самых кошаков. Вероятно, с точки зрения моего собрата по ремеслу Жоры, я существую на белом свете исключительно, чтоб добросовестно и самоотверженно вкалывать вместо него. Возможно, я немного заблуждаюсь, но ничего другого в голову не приходит, когда в очередной раз Жорин кислый лик возникает в дверном проёме моего кабинета. Именно с таким выражением физиономии он обычно просит поможения в оперативно-розыскной деятельности, коей мы вынуждены заниматься по долгу службы. «Если ты откажешь, я покончу с собой из табельного оружия», – сообщают мне бездонные Жорины очи, поэтому я стараюсь не отказывать. В настоящую секунду взгляд коллеги полон такой безысходности, что застрелиться хочется самому.
– Беда, Андрюхин, – коротко сообщает Жора, переступая порог, – это конец.
– Это не конец, Жора. Жизнь прекрасна, поверь. – Я убираю со стола тяжёлую пепельницу и киваю на стул, предлагая коллеге сесть. – Рассказывай про беду.
Нет смысла приводить Жорин монолог дословно, во-первых, ой обильно приправлен бульварной лексикой, а во-вторых, вы ещё решите, чего доброго, что в уголовный розыск берут людей с белой горячкой. Поэтому ограничусь конспективным пересказом услышанного.
Где-то полгода тому назад постовые милиционеры схватили господина без определённого места жительства, который под покровом ночи свинтил медную катушку лифта, дабы впоследствии сдать её в пункт приёма цветных металлов и заработать на стаканчик алкогольных продуктов. Жора занялся господином, и тот после изнурительного допроса признался, что таких катушек за последний месяц свинтил аж сто четырнадцать штук, нанеся непоправимый материальный урон лифтовому хозяйству района и моральный – жильцам. Посадив злодея в камеру, Георгий взял в руки калькулятор и принялся за математические расчёты.
К слову сказать, основным показателем нашей работы был, есть и остаётся так называемый процент раскрываемости – количество раскрытых преступлений на количество зарегистрированных. Низкий процент испокон веку считался самым страшным грехом в ведомстве. Если не смертельным, то около того. Могут позорно отлучить от службы. Жоре по разным причинам не очень везло с этим дурацким показателем, за что он регулярно стоял с опущенной головой на протёртых коврах в больших и малых кабинетах.
Математический анализ, произведённый коллегой на счётной машинке, дал любопытный результат. Если принять от «Лифт-реммонтажа» одно заявление о краже всех катушек оптом, то процент почти не изменится. Но если по каждой в отдельности… Хо-хо-хо…
В течение следующего дня, пока пойманный гад отсыпался в камере, Жора ухитрился получить от лифтовиков сто четырнадцать заявлений на каждую катушечку. Что при этом подумали о нем лифтовики, я могу только догадываться. Но это не столь важно. Господина арестовали и отправили в тюрьму, а Жора принялся снимать сливки. В результате такой нехитрой комбинации он мгновенно выбился в недосягаемые лидеры по всем показателям и стал в отделе за героя. По итогам года Жору наградили медалью «За отличную службу по охране общественного порядка», присвоили внеочередное звание и повесили на Доску почёта района. В смысле, его мужественную фотографию. Начальство ставило Жору в пример и на ковры больше не выдёргивало. Мой друг расслабился и теперь спокойно покуривал в кабинете, закинув ноги на стол, словно американский коп, и метал дротики от дартса в развешанные по стенам ориентировки.
Кердык подкрался, как это обычно и случается, незаметно. Любителя цветных металлов неожиданно оправдали в суде по политическим соображениям. Он, оказывается, был не просто бомжом, а беженцом из горячих точек, лишившийся всего личного имущества в результате неграмотной политики правительства на Кавказе. Дабы скандал не достиг ушей мировой общественности, мужика по-тихому выпустили из зала суда, а дела вернули на доследование, предложив органам найти истинного похитителя катушек. Которого, как явствует из вышеизложенного, не существовало в помине. Интерактивное шоу на местный манер. В итоге сто четырнадцать заявлений из плюса превратились в минус, со всеми бурно вытекающими отсюда последствиями. Мнение начальство по этому поводу было сейчас почти дословно пересказано мне бедным Георгием.
– Палыч дал шесть месяцев сроку, чтоб все вернуть назад. То есть полгода, – закончил печальную повесть мой незадачливый друг и опустил голову на грудь.
– А если не сможешь? Выгонит?
– Нет. Просто застрелит. Сказал, отведу за гараж и кончу.
– Палыч сделает, – согласно кивнул я.
Палыча понять можно. Палыч это наш начальник. Майор Шишкин.
Вообще-то он мужик неплохой, в отделе уже лет десять. Шибко не зарывается, карьеру не делает, крышует помаленьку над местными торгашами, не при службе собственной безопасности будет сказано. Без лишней нервотрёпки и конфликтов с вышестоящим начальством. Отдел в крепких середнячках, особых претензий к Палычу нет, что ж не работать? А тут всякие экспериментаторы с калькуляторами, из-за которых могут и с должности попросить, а то и на пенсию отправить, благо выслуга позволяет. Волей-неволей за пистолет схватишься. Что на пенсии делать? Скучно на пенсии.
– Он, что ли, будет детишек моих воспитывать? – продолжает ныть Георгий. – Он, горлопан, их в люди выведет?!
– У тебя ж вроде нет детей.
– Нет, так будут.
– Не горюй, Жор. Полгода большой срок. Может, Палыча снимут, а может, показатели отменят.
– А душа? Душа-то болит!
Да, Жорину душу я в расчёт не взял, поэтому крыть нечем.
Георгий сжал виски ладонями и ушёл в себя. Нарубить сто четырнадцать «палок» – задача повышенной сложности, все равно, что Кафельникова в теннис обыграть в трех сетах. Но играть, в смысле рубить, придётся, уходи в себя, не уходи.
В кабинет врывается Борька по кличке Укушенный, ещё один славный представитель нашего ментовского сообщества. Кличку он заработал, после того, как подразнил лошадь, на которой юннаты катали по проспекту граждан. Чего ему пришло в голову состроить кобыле рожу? Ладно, был бы сержантом или старшиной, а то офицер милиции. И главное – трезвый ведь! Кобыла смотрела, смотрела на глумление да как цапнет Борьку за носяру. А зубы-то у кобылки ого-го, что у акулы… В итоге две недели больничного и восемь швов. Борька этот казус из своей биографии тщательно скрывает, рассказывая всем, что нос поранил, освобождая заложников. Мы Борьку не подставляем, утвердительно кивая головами. Да, было дело – освобождал.
Сейчас Борька в тёмных очках, которые маскируют новое увечье – обширный бланш под правым глазом. Теперь все по-честному – травму парень заработал при исполнении. Ехал позавчера в метро и вдруг почувствовал, что какая-то крыса лезет в задний карман брюк. Бориска, как опытный мент, вида не подал, лишь повёл глазом на стекло вагона. В отражении, за своей спиной засёк небритого типа вульгарного вида, похожего на кота помойно-подвального происхождения. Тип, пользуясь давкой, активно прижимался к Борьке, пытаясь выудить бумажник. Но не на того напал, сволочь. Едва пальцы мерзавца проникли слишком глубоко в карман, Бориска резко развернулся и нанёс наглецу разящий удар в область головы. Тот рухнул на пассажиров, ошалело вытаращив испуганные глаза. Борис занёс руку для повторной атаки, но тут почувствовал неладное. В кармане опять кто-то шарил, но на сей раз не в заднем, а в переднем. Опустив взор, наш друг обнаружил девочку лет четырех, которая держалась за его карман, как за поручень, ибо больше ей держаться было не за что. Дура-мамаша уткнулась в книгу, не думая о проблемах дочери. Пока Бориска анализировал ситуацию, обиженный напрасно мужик поднялся и адекватно ответил на произвол. Совершенно справедливо, кстати. Если тебе ни с того ни с сего будут бить в морду, мы никогда не построим демократического общества… Очнулся Борька на конечной станции, где его привёл в чувство дежурный по платформе.
Больше ничего выдающего с коллегой не приключалось, если не считать, что его цапнула оса, которую бедолага решил подрессировать во время дежурства.
– Аврал! – горланит Борис, поднимая осевшую пыль. – Заложников взяли! Харе тут языками чесать!
– Ты не паникуй так, – отвечаю я, убирая пепельницу ещё дальше. – Сядь, расскажи спокойно, что стряслось.
– Чего там рассказывать?! Вон, три крали у меня в кабинете белугами ревут. У них мужья – компаньоны, фирму какую-то держат, барыги одним словом.
– Точно ли барыги? – сразу уточняю я, зная предвзятое отношение Укушенного к господам не рабоче-крестьянского облика.
– Точно. Унитазами шведскими торгуют. Вчера с работы не вернулись. А сегодня жёнам ихним звонки от неизвестных – просят выкуп, по двадцать пять кусков с носа! Иначе головы по почте пришлём. В посылках. Бабы сюда и прибежали. Кстати, Жора, живут они на твоей территории, тебе и разбираться.
– Враги кем-нибудь представились?
– Конечно. Чеченами.
– И куда деньги нести? – ожил Жора, забыв о личных неприятностях под влиянием общественных.
– К фонтану в парке Победы. В три дня. Стоять и ждать, пока к ним не подойдут. Если денег к трём не будет, в пять девочки получат первую голову.
– Лохи, – заключает опытный Жора, выслушав условия выкупа.
Он прав, мало-мальски уважающий себя вымогатель никогда не просит тащить выкуп на встречу и не будет брать его сам. Грамотные бандиты предлагают оставить денежки в каком-нибудь потаённом месте. А чеченами представляются идиоты со слабо развитым воображением.
– Лохи, не лохи, а коммерсов вызволять придётся.
– У жён есть деньги?
– Откуда? Иначе б не прибежали… Хотя, может, и есть, но зачем платить, если мы есть, государственные люди?
– Я не о том, – уточняет Жора. – Что мы в сумку зарядим? Не бумагу же.
– Найдём, это мелочи. Сейчас полвторого, времени маловато. Садись, бери с жён заяву, а я с «Тайфуном» договорюсь.
«Тайфун» – это маленькое, но гордое внутриведомственное подразделение, помогающее нам иногда обеспечивать правопорядок.
Жора секунду-другую о чем-то сосредоточенно думает, затем переспрашивает..
– Заяву?
– Ну да. Как без заявы? Мы ж не частная лавка. Государство.
– А почему только одну? Ведь тёток-то трое?..
Я уже понял, к чему клонит Жора.
– Если мы возьмём одну заяву, срубим одну палку, а если три?..
– Три палки, – мгновенно ориентируется Укушенный, благо работает не в каком-нибудь НИИ охраны труда, а в Министерстве внутренних дел, – только тут случай другой. Мужиков-то оптом похитили, и освобождать мы их будем оптом. Один раз. Если б три, тогда другое дело…
Поправив очки, Борька исчезает за дверью. Жора потирает руку об руку.
– Сколько раз надо, столько и будем освобождать, – бормочет он самому себе.
– Жор, – на всякий случай поясняю я, – здесь не катушки лифтовые, а заложники. Миссия невыполнима.
– Херня! – твёрдо заявляет воспрявший духом Георгий. – Миссия выполнима! Прорвёмся!..
* * *
Не буду долго останавливаться на первой части нашего прорыва, она протекала достаточно традиционно. Ровно в назначенный срок дамочки гуртом подошли к фонтану, держа в руках сумки, набитые старыми нарезанными газетами, и замерли в тревожном ожидании. В трех метрах от них разместился Георгий, повесивший себе на грудь и спину по рекламному щиту китайского ресторана, под которыми укрылся бронежилет. Сэндвичмен, одним словом. Мы с Бориской не маскировались никак, сидя на скамейке с бутылками пива в руках. (Пиво настоящее, которое всегда кстати.) Минуту спустя к женщинам подвалил молодой субъект в спортивном костюме, так же похожий на чечена, как я на греческого героя Геракла. Предположение Жоры сбылось, злоумышленник не имел практического опыта в похищении людей. Он забрал у жён сумки, даже не заглянув в них, сказал: «Большое спасибо», и резво зашагал к выходу из парка. Прошагал ровно три метра, как раз до сэндвичмена. Жора бесхитростно опустил рекламный щит на непокрытую голову субъекта, отчего тот так же бесхитростно упал и забылся. Бойцы «Тайфуна», наблюдавшие за этим из кустов парка, уважительно закивали касками…
В машине молодого человека привели в чувство и экстренно допросили. Друзей-бизнесменов действительно похитили. Но никакие не чечены, а местные районные шалопаи, насмотревшиеся сериалов и новостей из горячих точек. С помощью входившей в банду фотомодели заманили мужичков в специально снятую квартиру. (Не желаете ли культурно-эротического шоу? А кто ж не желает?) Там связали, попутно попинав ногами. Затем позвонили жёнам и назначили цену. За выкупом отправили младшего, а сами остались в квартире, дожидаясь наживы. Всего в банде шесть человек, не считая фотомодели, средний возраст членов двадцать лет, то есть люди серьёзные…
Выходя из парка, Борька заметил ручного верблюда, катавшего публику, и хотел было его подзадорить, но я пресёк эту попытку на корню…
Сейчас мы приступили ко второй части прорыва, то есть едем освобождать джентльменов, попавших в лапы криминала. Задержанный лежит в багажнике, места в салоне ему не хватило. Автобус с «Тайфуном» весело катит следом, минут через пятнадцать мы будем на месте, а пока есть возможность обсудить дальнейшие действия. Задача сложная, если учитывать Жорину проблему с «палками». Решено «тайфуновцев» в наши планы не посвящать, экстремалы будут работать втёмную. В автобусе три взвода бойцов, поделимся на три группы, и каждая, с интервалом в пятнадцать минут, возьмёт штурмом квартиру и освободит своего заложника. Тут же кидаем жребий. Первым на штурм иду я, затем Борька и последним Жора. Адрес квартиры, где засели бандиты, задержанный назвал с собачьей преданностью в глазах, благо за нашими спинами стоял «Тайфун», бряцая железом и поигрывая резиной. Также рассказал об условном звонке, открывающем заветную дверь. После этого наша основная задача упростилась до ерунды. Лишь бы хватило бензина добраться до места, на месяц для служебного «жигуля» отпущено тридцать литров, и лимит исчерпан ещё на прошлой неделе. Я не знаю, почему машина сейчас едет, может, сумела адаптироваться и научилась работать без горючего? Иначе б все равно заставили.
– Кстати, – вовремя вспоминаю я, – заложники унитазами торгуют, а в отделе горшок никакой. Как спасём, пускай спонсируют.
– Мудро, – соглашается Жора, – от завхоза хрен дождёшься. Обязательно надо намекнуть.
– Ещё не хватало намекать, – возмущается Укушенный, – да они нам в каждый кабинет по очку должны поставить.
Родной отделенческий унитаз вышел из строя полгода назад. Завхоз пришпилил на сливной бачок картонную табличку «Слив не работает» и умыл руки. Борька добавил «Администрация унитаза».
Мы подъезжаем на место, отыскиваем нужный дом – кирпичную девятиэтажку с типовой планировкой. Квартира на пятом этаже, под окна засаду можно не ставить, вряд ли too рискнёт спрыгнуть. Автобус с «Тайфуном» тормозит за углом, мы же, не стесняясь, подъезжаем прямо к подъезду. Я покидаю коллег ив одиночестве иду на разведку. Нахожу дверь и прижимаю чуткое ухо к её псевдобронированной обшивке. Изнутри льётся: «Телится метелица за моим окном», что ещё раз говорит о непрофессионализме преступников и полном отсутствии вкуса. Уверен, в их стане процветают алкоголь, никотин, фотомодели, а то и наркотики. Тем хуже для них. Отягчающие обстоятельства. Я спускаюсь вниз, кличу первый взвод экстремалов, и мы начинаем игру «Весёлые старты».
По силе впечатлений ни с чем невозможно сравнить задержание, проводимое силовыми подразделениями Министерства внутренних дел. Голливудский блокбастер «Смерч» – жалкая пародия на наш «Тайфун». Фильм «Вулкан» приближается, но до идеала не дотягивает. Одним словом, сравнивать тут нечего – после смерча гражданин ещё кое-как соображает, после «Тайфуна» – нечем. Лично я никак не могу привыкнуть к подобного рода брутальным зрелищам, ибо по натуре гуманист и человеколюб. По крайней мере, прежде чем применить силу, вежливо представляюсь, если, конечно, позволяет оперативная обстановка.
Сейчас я представиться не успел, мои функции свелись к кодовому нажатию звонка и шагу в сторону. Ударная волна «Тайфуна» ворвалась в легкомысленно открытый дверной проем и устремилась вглубь, оставляя после себя абсолютно голое правовое поле. Первым её поражающий фактор ощутил отомкнувший дверь толстячок, теперь напоминающий жевательную резинку «Бумер», на которую наступили сапогом. Несколько мгновений назад он был ещё мужчиной, теперь этот факт вызывает большие сомнения. Я глубоко вздыхаю, отлепляю «Бумера» от пола, прислоняю к коридорной стене, подбираю его зуб и иду дальше.
Все уже кончено. Тому хлопцу, что в коридоре, крупно повезло, он прилип к полу, а не к сапогам… Этим же четверым… Кто говорит – беспредел, «Тайфун» говорит – традиция. Юмор в ментовских штанишках. Хм, хватит лирических отступлений и метафор. Не фиг людей похищать. Кстати, о похищенных. Где вы, продавцы горшочков, где вы, друзья?.. Друзей я нахожу в спальне, сидящих на полу и прикованных наручниками к батарее. Я поздравляю заложников с освобождением и отстёгиваю первого. Он бросается ко мне на шею, едва сдерживая чувства.
– Все позади, дружище, все позади, – успокаиваю я, убирая пистолет за пояс. – Милиция Санкт-Петербурга всегда стоит на защите частного капитала.
Заплакать хочется, ей-богу. Заглядывает командир первого взвода.
– Командир, что с братвой делать? В автобус выносить?
Кошмар какой… Выносить…
– Погоди, старик, сейчас решим. – Я машу сержанту рукой, и мы идём на кухню.
На кухне я выглядываю в окно, поднимаю большой перст вверх, давая понять коллегам, что миссия выполнена, захват осуществлён. Борька довольно кивает в ответ.
– Слушай, старина, – обращаюсь я к сержанту, – братва пусть ещё полежит, а ты бери своих бойцов и бегом на проспект. Перекройте движение и ждите нас.
– Понял, – деловито кивает сержант, помня, что приказы не обсуждаются. Перекрыть, так перекрыть. Поправляет маску и кличет своих.
– Айда, мужики…
Я делаю ещё один условный Бориске и возвращаюсь в комнату к заложникам. Террористы спокойно лежат в правовом поле и даже не пытаются посмотреть в мою сторону.
В спальне отстёгнутый коммерс сидит на стуле, растирая затёкшую кисть.
– Пойдёмте в машину, – зову я его с порога.
Бизнесмен поднимается и двигает к двери.
– А мы?..
– Вас тоже освободят. Обязательно, – твёрдо гарантирую я оставшимся возле батареи ребятам, прижимая руку к сердцу.
Не, а что ещё говорить? Рассказывать про Жорины катушки от лифтов? Могу, конечно, рассказать, не жалко, но… Люди и так в шоковом состоянии, зачем же усугублять? Иногда лучше жевать…
В комнате я строго предупреждаю братву:
– Граждане бандиты, в связи с особой опасностью вашей банды у меня есть приказ живых в плен не орать. А поэтому лежим тихо, аки мыши Ясно?!
Ясно. Не Жеглов, конечно, но и они, впрочем, не «Чёрная кошка». Я ухожу, но, словно чеширский кот, оставляю им на память свою лукавую улыбку. В коридоре поднимаю сползшего по стене Бумера и фиксирую в бойцовской стойке. Бумер податлив, словно тёплый пластилин.
На лестнице сталкиваемся с человеком в чёрном по имени Борис и пятёркой молодых людей в масках. Операция «Захват-два». Отдаём честь и уступаем дорогу. Задача у отряда гораздо проще нашей. Во-первых, дверь уже открыта, во-вторых… Да ладно, чего там считаться по мелочам?
– А куда они? – спрашивает меня освобождённый.
– Работать.
Я не вру. Не знаю, как Бориска, но «Тайфун» работать будет. Не на карнавал приехали. «Телится метелица…»
Выходим на улицу. Толпа зрителей (как всегда). Из автобуса выскакивает одна из женщин и с плачем бросается на шею спасённому нами мужу. Окружающие аплодируют. Я скромно улыбаюсь. Не зря работаем, не зря… Подмигиваю Жоре, поднимая большой палец кверху. Жора подмигивает в ответ.
– А наши где?! Живы?! – сквозь аплодисменты доносятся до меня два потухших голоса.
– Живы, дорогие мри девчонки, живы, – по очереди обнимаю женщин и возвращаю их обратно в автобус, – ждите и обязательно дождётесь.
Подбегает, размахивая жезлом, лейтенант ГИБДД.
– Кто старший?
– Ну я старший, – высовывается из автобуса Жора.
– Почему перекрыли проспект?
– Сам, что ли, не видишь? Заложников освобождаем. У бандитов стволы, а ну по машинам стрельбу устроят?
– Это надолго? А то пробка большая.
– Как получится, братишка… Здесь не учения, запланировать нельзя.
– Понял. – Лейтенант включил рацию, но доложить не успел, отвлечённый криками с пятого этажа.
– Стоять!!! А-а-а!!! Ки-й-й-я!!!
Работает «Тайфун». Как всегда, слаженно, быстро, не оставляя врагам никаких шансов на победу. Вьшетает разбитое стекло. Собравшиеся зеваки испуганно вскрикивают. Дети ревут, бабульки крестятся.
– Спокойно, граждане! – развожу я руки. – Ничего страшного (смотря для кого), преступники сопротивляются, приходится применять силу.
Народ успокаивается. Из окна квартиры выглядывает довольный Борька.
Молодцы, второго освободили. Наша взяла. Через минуту из подъезда выбегает второй заложник и бросается в объятия любимой супруги (про фотомодель, мы, как люди порядочные, жёнам, естественно, не рассказали). Следом выбегают «тайфуновцы» и прямиком отправляются помогать перекрывать проспект. И, наконец, в проёме возникает усталый Бориска. Без тёмных очков, представляя на суд публики свой мужественный фонарь. Никаких слов больше не надо, все достаточно красноречиво.
– Ну, теперь моя очередь. – Жора передёргивает затвор «Макарова» и жестом зовёт свою пятёрку из «Тайфуна» в бой. – Поработаем, господа. Берём резко.
Я не знаю, кого они будут брать резко. Я не знаю, как отреагируют на их появление те, кто сейчас в квартире. Я не представляю, как последние будут выполнять команду «стоять», «лежать», «сидеть», как они вообще что-либо будут выполнять… Я не удивлюсь, если кто-то из похитителей все-таки вывалится в окно, причём исключительно по собственной воле…
Может, когда-нибудь, где-нибудь, кто-нибудь из членов взятой нами шайки продолжит грабить, воровать, наркоманить или даже свинчивать лифтовые катушки, может, кто-то станет олигархом, вором в законе либо выдающимся политиком, но одно могу сказать с уверенностью – похищать людей они не будут больше никогда. Ни за какие деньги. Человеку, пережившему тройной «Тайфун», это не стоит даже и предлагать.
Борька дразнит ворону. Доиграется, чудак…
* * *
– Хитрые вы, конечно, легавые, с подходцами вашими, но запомните – вирусов у нас на всех хватит!
Жора затолкал кричащего очкарика в камеру и повернул ключ.
– Что это за горлопан? – спросил я.
– Хакер. Лондонский банк шваркнул. Но я его быстро колонул, хоть в компьютерах и хрена не смыслю. Тут ему не Англия.
Жора достал из нагрудного кармана калькулятор.
– Пять тысяч клиентов! Ого!.. Если с каждого по заяве…
– Кстати, а с заложниками чем закончилось?
– Фигово закончилось, – морщится Жора, пряча счётную машинку. – Прокуратура дела объединила, в зачёт только одна «палка» пошла. Обидно, напрасно пахали… Да ладно, прорвёмся. Ты случайно не знаешь, как в Лондон звонить?
Комментарии к книге «Карамель (сборник)», Андрей Владимирович Кивинов
Всего 0 комментариев