«Последний хит сезона»

Последний хит сезона (fb2) - Последний хит сезона (Детективное агентство «Шиповник» - 9) 755K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Михайловна Комарова

Ирина Комарова Последний хит сезона

Это утро в детективном агентстве «Шиповник» выдалось на редкость спокойным. Клиенты в дверь не ломились, и наш мудрый руководитель, Александр Сергеевич Баринов, закрылся у себя в кабинете с новым сборником судоку. Мы начальству не докучали: у каждого нашлось чем заняться.

Я неторопливо дописывала отчет по делу, которое мы закончили только вчера. Ничего особенного, обычная «родственная» кража: внучка позаимствовала у любимой бабушки кое-что из фамильных украшений и, довольно неловко, попыталась свалить на домработницу.

Домработницу, разумеется, тут же уволили и пригрозили тюрьмой, если не вернет украденное. Женщина, которая была отнюдь не глупа и имела вполне обоснованные подозрения насчет того, куда утекло золотишко, обратилась к нам… В общем, это даже работой назвать нельзя: нужно было всего лишь выяснить все подробности у заинтересованных лиц, свести их в единую таблицу и указать на явные нестыковки. А после этого, в присутствии все тех же заинтересованных лиц, задать несколько вопросов внучке.

Благородное негодование, которым сначала пылала барышня, сменилось нервными и агрессивными выпадами, а закончилось все бурными рыданиями и попытками объяснить свои поступки. Объяснения, на мой взгляд, были довольно нелепыми: дескать, бабушка в завещании эти украшения ей, внучке, и предназначила, так что она, можно сказать, брала свое… или почти свое. Не знаю, не знаю. Если уж девице так не терпелось пофорсить в бабушкиных колечках, могла бы и попросить. А тащить их из шкатулки потихоньку — это, как ни смотри, кража, деяние, предусмотренное Уголовным кодексом. И уж совсем нет оправданий попытке подставить невиновного человека.

Домработнице все равно пришлось уйти — хозяевам, после всех скандальных обвинений, неловко было оставлять женщину у себя и то, что они извинились, а она эти извинения приняла, дела не меняло. Но, по крайней мере, домработница ушла с высоко поднятой головой, с разумной компенсацией «морального ущерба» и с рекомендациями, в которых были использованы исключительно превосходные степени.

В общем, дело, как я уже сказала, рядовое. Из тех, по которым полный отчет написать — больше времени займет. Тем более если писать не торопясь и отвлекаться, как я сейчас, на посторонние разговоры.

Точнее, посторонние разговоры вела Ниночка, наша секретарь-референт. Обычно она загружена работой: кроме исполнения чисто секретарских обязанностей, на ней поиск всей необходимой информации по делам, которые мы ведем, база данных, не уступающая по своей полноте базе областного управления, а еще бухгалтерия, а еще отдел кадров… Но сегодня Ниночка, распечатав ежедневную сводку криминальных новостей, решила провести немного времени в кабинете оперативных работников, то есть в нашем с Гошей. Она устроилась на подоконнике и, болтая ногами, делилась последними новостями.

Я слушала краем уха и в основном помалкивала, а беседу с Ниной поддерживал Гошка — старший оперативник Георгий Александрович Брынь, мой напарник и наставник. Впрочем, основное его внимание было сосредоточено на каталоге Пекинской международной автомобильной выставки.

— Он пока не клиент, конечно, — рассказывала Ниночка, — а возможно, клиентом и не станет. Странный тип. Видала я неуверенных мужиков, но этот просто бьет все рекорды! Я даже шефу про него докладывать не стала: фамилию не называет, что ему нужно — не говорит и вообще никак не может решить, нужны мы ему или нет. Вчера позвонил, полчаса мычал, мялся, жался но все-таки решился. Пообещал приехать и поведать нам о своих печалях. Договорились на сегодня, на утро. Нет, перезвонил, отказался. То ли боится чего, то ли денег жалеет.

— Денег жалеет? — Гошка потер пальцем фотографию вишневого джипа, убирая с глянцевой бумаги еле заметное пятнышко. — Это нехорошо.

— Ты его еще не видел, а уже знаешь, что он — очень неприятный человек? — пошутила я.

Гоша шутку не принял.

— Раз он пытается сэкономить на решении своих проблем, то, прежде всего, он глупый человек. А иметь дело с дураками — это всегда неприятно.

— С дураками неприятно, а с умными сложно. — Нина засмеялась. Ее хорошее настроение даже бестолковый «не клиент» испортить не смог. — Нет в жизни счастья! Кстати, Витька Кириллов звонил. Он в городе, обещал зайти.

Я слепо уставилась на монитор, продолжая машинально стучать по клавишам. Кириллов обещал зайти. Он в городе… значит, что, был и не в городе? Уезжал куда-то? Сколько мы не виделись? Месяца четыре? Интересно, он хоть раз за это время обо мне вспомнил? Впрочем, нет, совершенно неинтересно. И сам Кириллов мне не интересен, он мне никогда не нравился, и я про него точно не вспоминала, и не думала, и сейчас думать не собираюсь…

— Кириллов, это «кстати, о дураках» или «кстати, об умных»? — коротко хохотнул Гоша.

— Не о дураках, конечно. — Нина на секунду задумалась и даже болтать ногами перестала. — Но если по справедливости, то и не об умных. Наверное, «кстати, о счастье».

— Где Витька и где счастье? — Напарник перевернул страницу и уставился на шикарный кабриолет нелепого розового цвета. — Кириллов и счастье — две вещи несовместные.

— Об этом я не подумала. Но ты прав, — ноги Ниночки снова пришли в движение, — Витька для счастья не создан. Я имею в виду простое счастье, житейское.

Делать вид, будто я заинтересована отчетом больше, чем разговором про Витю Кириллова, было глупо. Я откинулась на спинку стула и спросила, как смогла нейтрально:

— А что ты считаешь простым счастьем?

— Для мужика? Элементарный набор. Работа, хорошо оплачиваемая и не нервная, девушка симпатичная, с перспективами дальнейшей совместной жизни, отпуск в Египте, а по выходным — рыбалка с приятелями или преферанс.

— Счастье младшего банковского клерка, — подсказал Гоша.

— Ага, точно. Можешь себе представить Витьку младшим банковским клерком?

— И старшим не могу. Он на такой работе не выдержит. Через неделю, максимум через две или сам взорвется, или весь банк на уши поставит.

— Точно. А что касается отпуска в Египте…

— В Египте он был, ему там не понравилось, — многозначительно заметил Гоша.

— Я же не конкретно о Египте, — отмахнулась Нина. — Египет — это непринципиально. Есть еще Турция…

— И в Турции он был. Помнишь, лет пять назад? Там ему еще больше не понравилось.

— Помню. Но назвать ту его поездку отпуском тоже нельзя. Одним словом, Кириллов не любитель отдыха на заграничных курортах. А насчет рыбалки и преферанса я не знаю. Ты не в курсе, что он делает в свободное время?

— Насколько я знаю, спит.

— А когда выспится?

— Когда выспится, идет на службу.

— Дивно! Вот оно все Витькино счастье и есть: поспал и на службу. Обзавидоваться можно.

Я тоже хотела что-нибудь сказать, но никаких умных мыслей по поводу предполагаемого счастья Витьки Кириллова в голову не приходило. А Ниночка продолжала рассуждать:

— Впрочем, для мужиков определенного типа такое отношение к жизни очень характерно. Взять хоть бы тебя…

— А что я? — Кабриолет на Гошку впечатления не произвел, и напарник снова вернулся к странице с джипом. — Я, в отличие от Витьки, человек высокоинтеллектуальный, я даже газету каждую неделю покупаю.

— «Московский комсомолец»?

— «Телесемь». Матушка моя считает, что там самая удобная телевизионная программа. И сплетни всякие в ассортименте.

— Так это ты для мамы покупаешь, а не для себя!

— Ну и что? Факт покупки имеет место, а все остальные рассуждения — это уже лирика! И вообще, у меня, кроме работы и сна, множество других интересов, самых разнообразных. Девушки, например…

— Ха! Можно подумать, у Витьки с девушками проблемы.

— Я же не про этих девушек говорю! Я про любовь. Ты слышала когда-нибудь про такое большое и светлое чувство?

— Ах, ты об этом. Это верно, от любви Витька шарахается. Да что любовь, чуть только интересом каким серьезным запахнет, он сразу фьють — и испаряется. Помнишь, была такая беленькая, из фотолаборатории…

В приемной зазвонил телефон. Нина тут же спрыгнула с подоконника и выбежала. Надо же, как не вовремя! И на самом интересном месте! Но Кириллов-то, каков змей! В мою сторону он, значит, даже смотреть не хочет, лишний раз к нам в офис не зайдет, чтобы повидаться, а у самого какая-то беленькая девица, из фотолаборатории! Ладно, Витька, подожди, я тебе все припомню… Хотя что это я? Нина же ясно сказала, что с этой беленькой и не было ничего, а если что и было, то давным-давно.

И вообще, Витькина личная жизнь меня не касается и совершенно не интересует! Я занята, мне нужно работать, отчет нужно писать… а как его писать, если мне все настроение сбили! Сначала Ниночка своими разговорами, потом этот звонок… и теперь я никогда не узнаю, что там у Кириллова было с этой белобрысой!

— Ребята, у нас клиент! — Сияющая Ниночка вернулась к нам. — Сейчас явится.

— Тот, про которого ты говорила? — скривился Гоша. — Глупый?

— Другой. Этот тебе понравится. У него суперсрочное, суперважное дело, и он сразу предупредил, что стоимость наших услуг его не волнует! Господин Солодцев — серьезный бизнесмен, поэтому отвлекаться на пустяки он не считает нужным. Его интересует исключительно результат.

— Милейший человек, — согласился Гоша. — А он действительно серьезный бизнесмен?

— Подробно я еще не смотрела, но на Солодцева Алексея Игоревича зарегистрирована фирма «Жикле».

— Автомобильными деталями торгует?

— Нет, это что-то связанное с искусством. С живописью. Я заглянула в базу налоговой и скажу тебе, Гошка, что суммы, которые отчисляет эта самая «Жикле», выглядят вполне убедительно.

— Милейший человек! — радостно повторил напарник. — Правда, Ритка?

— Угу, — буркнула я. А что я могла сказать? Что этот господин Солодцев идиот? Не мог на десять минут позже позвонить!

— Пойду шефу доложу. — Нина повернулась к двери. — Вы со мной?

— Конечно. — Гошка вскочил. — Про такого клиента не грех и еще раз послушать. Рита, а ты?

— Я пока отчетом позанимаюсь. Надоело уже, хочется побыстрее закончить.

Они вышли, а я снова уставилась на экран компьютера. Мама моя, что я тут понаписала? Что за бред? Это мы быстренько сотрем, пока никто не видел, и это тоже… а здесь все хорошо, это пусть остается. Выбрасываем из головы Витьку и всех его пассий, бывших и будущих, и сосредотачиваемся на отчете.

Мне действительно удалось отвлечься от всех посторонних мыслей, и я бодро застучала по клавишам. В приемной послышались голоса, но я настолько увлеклась, что не обратила на них внимания. И даже когда в кабинет заглянула Нина, я не сразу поняла, что ей нужно.

— Рита, к Сан Сергеичу, быстро! Гоша уже там.

— А что случилось?

— Клиент пришел.

— Милейший человек? — уточнила я. — Солодцев?

— Он самый. И желает, чтобы мы немедленно занялись его проблемами.

— Желания клиентов надо выполнять. — Я остановилась на полуслове и заторопилась к шефу.

Алексей Игоревич Солодцев вольготно расположился в «клиентском» кресле. Крупный мужчина лет сорока, с громким голосом и широкими, размашистыми жестами, он больше походил на штангиста-тяжеловеса, чем на бизнесмена. На очень раздраженного штангиста-тяжеловеса.

— Это все Надька, жена моя бывшая! Достала, блин, просто сил никаких нет! Ограбить меня хочет, зараза!

— Простите, просто для справки, — вежливо перебил его шеф. — Давно вы с супругой развелись?

— Ну, это я так говорю, бывшая, — уточнил Солодцев. — Официально мы еще не развелись, почти год эта бодяга тянется. С Надькой же невозможно договориться, она как бульдозер прет! Хотя нет, бульдозер от себя гребет, а Надька, она только к себе! Прикинь, я ее, семь лет назад, нищую взял, в одном платьице! Семейка у нее, фу-ты ну-ты, благородные: денег ни шиша, а фанаберии — как у графьев каких! Нет, конечно, там связи были, с нужными людьми, и бизнес мне родственнички поднять помогли, это я не спорю. У некоторых людей интересно мозги устроены: связи есть, а пользоваться ими не умеют! А я сразу — кредиты, заказы выгодные, пару тендеров с их помощью удалось выиграть… только я тоже в долгу не оставался: с кредита — тестю машину, с заказа — теще браслетик. У тещи, пока Надька за меня не вышла, всех украшений — нитка жемчуга была, тесть на серебряную свадьбу подарил. А сейчас у нее шкатулка не закрывается! Квартиру им помог поменять. Не поверите, они в Комсомольском поселке жили, до центра целый час на автобусе пилить! А сейчас у них, прикинь, трехкомнатная, на набережной, в сталинском доме — там одни потолки три метра! Евроремонт сделали, тоже на мои деньги. Я ведь не жлоб какой, я к родне и с пониманием, и с уважением, это у Надьки совести нет совсем! Адвоката какого-то нашла, чокнутого, он законы так выворачивает, что я ей половину всего нажитого должен, да еще проценты за помощь, да алименты! Какие проценты, какая помощь? Это я работал, я пахал, как вол, а Надька только у массажисток вылеживалась да с подружками по телефону болтала! Вы знаете, сколько я за ее сотовый платил? Точнее, за два, мне пришлось второй телефон ей купить, чтобы связь иметь. До нее же просто невозможно было дозвониться, прикинь, она непрерывно болтает, просто непрерывно! Я второй телефон купил и запретил этот номер подружкам давать. А теперь ей алименты! Фигу с маслом она у меня получит, а не алименты! Привыкла бездельничать, а вот пусть пойдет поработает! Тридцать лет — не тот возраст, чтобы пенсион получать, разве не так?

— Возраст вполне трудоспособный, — подтвердил Баринов. — Но по Семейному кодексу при разводе супруга имеет право на половину совместно нажитого имущества. Семь лет — срок достаточно большой, а учитывая интересы детей…

— Какие дети! Нет у нас детей, да и не собирался я пока. Чего нищету плодить? Сначала на ноги встать, бизнес укрепить, ну и для жизни там всякое… В смысле, дом поставить хороший, деньжат подкопить, чтобы потом ребенку в пустяках не отказывать. А то приятель у меня, обещал пацану, что на день рождения свозит его во Францию, в Диснейленд, а у самого денег не хватило. Разве это дело? И потом, деньги не только на подарки нужны: няньки-гувернантки всякие, тоже недешево стоят, да и про учебу тоже заранее думать надо. Можно, конечно, во Францию ребенка отправить, Сорбонна дешевле, но Англия как-то престижнее, прикинь? В общем, не торопился я с ребенком, а оказалось, что это только к лучшему. У меня, знаете, интуиция хорошая, я очень редко неверные решения принимаю.

— А как к такому решению ваша супруга отнеслась?

— Надька-то? Да она только рада была, ей дети вовсе не нужны. Сейчас, конечно, жалеет. Был бы ребенок, ободрала бы она меня, без всяких адвокатов, как липку. А так — фигушки! Одну квартиру и машину я ей оставил, а на алименты пусть даже не рассчитывает.

— Ваше право, — вежливо наклонил голову шеф. — Но я не совсем понимаю, что вы, собственно, от нас хотите?

— Разве я не объяснил? С Надькой же надо что-то делать. Совсем она меня достала — житья не дает! Стекло в машине разбила, а вы прикиньте, сколько сейчас лобовуха для «лексуса» стоит? В квартиру забралась. Хорошо, что я много наличных дома не держу, только так, чтобы под рукой были, — счета там оплатить, на прочие мелкие расходы. Но все, что нашла, Надька подчистую выгребла. И золотишком не побрезговала: пара цепочек у меня там лежала, сейчас-то я их не ношу уже, с тех пор остались, когда это модно было, часы швейцарские, настоящие, еще ерунду всякую, вроде запонок.

— Квартирная кража? — откровенно удивился Гошка. — Вы уверены, что это именно ваша жена сделала?

— А кто же еще? Больше некому!

— Но как она в квартиру смогла попасть?

— Так я сам дурак, не сообразил сразу замки сменить. Сейчас-то, конечно, у нее ничего не выйдет. В общем, я хотел Надьку привлечь за воровство, так менты у меня заявление не взяли. Прикинь, говорят, что, пока мы не разведены, она имеет право в квартиру входить и вещами пользоваться! Или я должен начинать всякую мутотень насчет раздела имущества, описи составлять, у нотариуса заверять… Ну их на фиг, мне проще замки сменить. Ладно, говорю, тогда привлекайте ее за хулиганство! Лобовуху-то в «лексусе» она мне разбила? Вот пусть ответит! Опять не хотят! Говорят, надо было с поличным ее ловить, когда она машину корежила. А так доказательств нет. Я им говорю: какие вам нужны доказательства? Вы только на рожу ее довольную поглядите, все сразу ясно будет! Нет, подавай им свидетелей! Где я их возьму? Надька — она дура, конечно, но не до такой же степени, чтобы при свидетелях мне тачку уродовать. Нет, вы скажите, что у нас за законы такие? Баба внаглую занимается воровством и бандитизмом, а управы на нее никакой нет!

— Законодательство наше далеко от совершенства, — согласился Александр Сергеевич. — Но все-таки, чего вы от нас ожидаете? Чем мы, в вашей ситуации, можем помочь?

— Разве непонятно?! Улики против Надьки добыть, поймать ее с поличным! Если ментам так нужны свидетели, значит, вы ими и будете! Прикинь, я эту стерву знаю, она не успокоится, она еще какую-нибудь подлость надумает. А как возьмется за дело, тут вы ее и прихватите. Если мы Надьку посадить сумеем, она после развода вообще ничего не получит! Ну что, беретесь за дело? Вы не сомневайтесь, долго ждать не придется, Надька тихо сидеть не будет! А если у нас все получится, то я жадничать не стану — и по счетчику заплачу, сколько там натикает, и бонусы, и премиальные! Мне лишь бы от Надьки избавиться, а расходы меня не пугают!

Александр Сергеевич с Гошей переглянулись и дружно уставились на меня. Почему, интересно, они оба решили, что ответить клиенту должна именно я? Конечно, в пединституте нам читали курс психологии, да и потом, уже в школе, практика была обширнейшая — среди родителей такие оригинальные типы попадаются… но сейчас-то ситуация другая. Для того чтобы сказать Солодцеву: «Вам не нужны наши услуги. Найдите себе хорошего адвоката и разведитесь с женой цивилизованно!» — специальной подготовки не надо.

Я выразительно кашлянула, но старшие товарищи продолжали гипнотизировать меня совершенно одинаковыми взглядами. Понятно. Они хотят, чтобы я не просто отказала клиенту, коротко и четко, а подробно и аргументированно объяснила ему всю бессмысленность и бесперспективность подобного поведения. Значит, деваться некуда, сейчас мое выступление. Я снова кашлянула и обернулась к Алексею Игоревичу:

— Боюсь, что вы выбрали неверную стратегию. Мы, конечно, можем постараться проконтролировать действия вашей жены, и свидетелями быть, и в суде, при необходимости, выступить, но поверьте, что бы она ни придумала, вряд ли это потянет на большой срок. Даже если дело дойдет до суда, то наказание, вероятно, будет условным. Она ведь у вас уголовного прошлого не имеет, ранее к суду не привлекалась, так ведь?

— Ну, так, — неохотно согласился Солодцев. — А чего ей раньше хулиганить было? Ее все устраивало.

— Тем не менее. Адвокаты — а я думаю, она сумеет найти толковых адвокатов — распишут стрессовую ситуацию, в которой бедная женщина оказалась…

— Бедная она была раньше, пока я, дурак, на ней не женился! А сейчас — вполне себе обеспеченная мадам!

— Я не о материальной стороне говорю. Она ведь не хочет с вами разводиться, это ваша инициатива? Значит, автоматически: богатый бизнесмен бросает бедную женщину, которая беззаветно посвятила ему… сколько? Семь лет?

— Семь. Только не посвятила, она эти семь лет у меня из жизни вырвала!

— Это с вашей точки зрения. А судья вполне может принять сторону брошенной женщины. Учтет законопослушное прошлое, состояние аффекта, тяжелую моральную травму… Поверьте, на серьезное наказание, тем более связанное с лишением свободы, вам не стоит рассчитывать.

Солодцев посмотрел на Гошу, потом на Баринова, дождался от каждого подтверждающего кивка, потом поскреб в затылке и решительно заявил:

— Мало ли что там адвокат наболтает, кто их слушает, адвокатов? А вот если с судьей договориться… У вас подходящий судья есть? Такой, понимающий?

— Нет, — жестко ответил Александр Сергеевич и бросил на меня сердитый взгляд.

— Нет так нет. — Судя по всему, клиент не поверил шефу, но решил не настаивать. — Я просто к тому, что если судью грамотно простимулировать, то никаких условных не будет. Загремит Надька в колонию как миленькая.

— Даже если вы сумеете этого добиться, — я заговорила чуть строже, — даже если ее осудят, срок будет небольшим — полгода, год, не больше.

— Не, если хорошо постараться, то до двух запросто можно натянуть, — не согласился Солодцев.

— Хорошо, пусть будет два. А что дальше? Вернется ваша жена из колонии и возьмется за старое, только еще активнее.

— Вы так думаете? — Он снова задумчиво поскреб затылок.

— Это я вам как женщина говорю, — заверила я. — Вы потом всю жизнь будете оглядываться и ждать от нее очередной пакости.

— Не, так я тоже не хочу. — Солодцев откинулся на спинку кресла, несколько секунд, прищурившись, разглядывал потолок, потом спросил в пространство: — А может, пристрелить ее? Без затей, нанять киллера и… Прикинь, простое, но верное решение?

Признаюсь честно, я не нашлась что ответить. Он что, серьезно? Может, еще и адресок киллера рассчитывает у нас получить?

На помощь, как обычно, пришел напарник:

— Слишком кардинально. — Гоша заговорил деловито, словно убийство жены Солодцева было не тяжким преступлением, а всего лишь технической проблемой. — Такие, как вы выражаетесь, простые, но верные решения, как правило, быстро обрастают массой сложностей. Я вам, как профессионал, искренне не советую.

— Вообще-то, это была шутка. — Солодцев оскалил зубы в улыбке, от которой меня передернуло. — Ладно, сажать не надо, убивать не надо, это я понял. А что вы, как профессионалы, советуете?

— Мы могли бы побеседовать с вашей супругой, — предложил Баринов.

— В смысле, припугнуть? — уточнил клиент.

— Можно и припугнуть. Но лучше объяснить, что если она проявит некоторую гибкость и готовность к компромиссу, то ничего не потеряет, а выгоды для нее могут быть вполне ощутимыми.

— Думаете, мне стоит с Надькой поторговаться?

— Почему бы и нет? Вы хотите, чтобы она согласилась на ваши условия развода и перестала вам докучать. Поверьте, гораздо проще добиться этого, предложив вашей супруге разумные отступные.

— Ну… — Солодцев ненадолго задумался. — Лучше бы, конечно, сделать так, чтобы она ничего не получила. У меня деньги не лишние, а она все равно все за полгода спустит. По косметичкам разнесет да по телефону протреплется.

— Но если подумать о будущем?

— В будущем, конечно, — неохотно согласился он. — В будущем лишнего беспокойства не хочется. А кто беседовать будет? Вы?

— Нет. На такого рода беседах у нас специализируется Рита.

— Она? — Солодцев повернулся и смерил меня оценивающим взглядом. Я улыбнулась — точнее, слегка раздвинула губы и показала зубы. Очевидно, мой оскал получился не хуже того, что продемонстрировал сам Солодцев пару минут назад, потому что он дружелюбно хлопнул меня по плечу и спросил: — А ты можешь это гарантировать? Что Надька сейчас оставит меня в покое и, когда у нее деньги закончатся, не явится мне под окнами кошачьи концерты устраивать? Гарантируешь?

— Разумеется, нет, — не задумываясь, ответила я. — Полную гарантию дает только страховой полис. А я могу гарантировать, что приложу все усилия и что вероятность желательного для вас результата будет максимальной. Мне кажется, что этого достаточно.

Солодцев неожиданно громко расхохотался и снова похлопал меня по плечу.

— Ясное дело, достаточно! Знаете, — он повернулся к Баринову и подмигнул ему, — если бы она сейчас начала мне втирать, что все будет тип-топ, я бы сразу встал и ушел. Не терплю, когда меня за лоха держат. Но раз вы со мной по-честному, то и я с вами тоже, можете не сомневаться.

— Очень приятно, — наклонил голову шеф.

А я спросила:

— Когда вашу жену можно дома застать? Может, сегодня вечером к ней заглянуть?

— Только не вечером, по вечерам Надька дома не сидит. И днем тоже ее фиг поймаешь. Дома она утром. Но имей в виду, утро у нее не раньше двенадцати начинается, она примерно в это время просыпается. Потом, пока кофе в постель, пока утренний макияж, пока в тряпках пороется, выберет, что надеть, — раньше трех часов Надька из дому не выбирается. Светская львица, блин!

Я посмотрела на часы.

— То есть имеет смысл съездить к ней прямо сейчас, не откладывая?

— Это было бы здорово! Только вот еще что… — Алексей Игоревич не то чтобы смутился, но заговорил менее уверенно: — У меня на самом деле не только с женой проблемы. Есть еще пара телок… в смысле, я им ничего такого не обещал, они сами надумали. Прикинь, захомутать меня хотят. Вроде если я с женой развожусь, то на них жениться должен.

— Не понял. — По лицу шефа было видно, что он действительно не понимает. — Как это «на них жениться»? На двоих одновременно, что ли?

— Нет, конечно, не одновременно. По очереди. В смысле, не вместе… Каждая хочет, чтобы я на ней женился, неужели непонятно? Отдельно хочет, для себя!

— А ты не хочешь, — проявил необыкновенную проницательность Гоша.

— Ясно, не хочу. С чего вдруг? То есть они, конечно, обе бабенки ничего, подходящие, в смысле, ножки там и все такое. Но не жениться же из-за этого? Хватит уже глупостями заниматься. Слушай, братан, — он неожиданно резко повернулся к Гошке, — а может, ты их отвлечешь, а? Чтобы они хоть ненадолго от меня отстали, дух перевести. Смотришься ты круто. Приврешь немного, ну, что холостой, что денежка имеется…

— Нет, — не дослушав, отказался Гоша. — Со своими дамами ты, братан, сам разбирайся. Я в такие дела принципиально не ввязываюсь.

— Тогда, может, ты в офис ко мне заглянешь, поговоришь с ними? — Теперь Солод-цев умоляюще смотрел на меня. — Объяснишь им, что не прокатит, не буду я больше жениться, завязал.

— Я? — У меня желания влезать в разборки клиента с его любовницами было не больше, чем у Гошки. — А почему бы вам самому не объяснить им? Скажите четко и откровенно: не хочу!

— Да говорил уже, сто раз говорил! Только все без толку. Светка про любовь какую-то ахинею несет, а Наташка, та вообще… не слушают, одним словом. Или не понимают. Бабы, что с них возьмешь? Если вбили себе в голову какую дурь, гвоздем не выковыряешь!

— А почему с ними в вашем офисе нужно разговаривать? Вы что, вместе работаете?

— В том-то и дело! То есть не вместе, а они у меня работают, в офисе. Светка бухгалтер, а Наташка, наоборот, программист.

— Но если это ваши служащие, вы можете их просто уволить.

— Да я бы уже сто раз их уволил! Только сейчас не прежние времена. Я в девяносто пятом с первой женой разводился, так секретарша губенки раскатала. Прикинь, она моргнуть не успела, вылетела как пробка! Я с тех пор вообще без секретарши, мне так даже больше нравится, спокойнее. Но сейчас не получится, сейчас у нас законность во все стороны. Мало того что мне потом их восстанавливать придется, так я еще и компенсации моральные платить замучаюсь. Нет, вот ты мне скажи, — он ткнул Гошку в грудь указательным пальцем, — что это за законы, если жена меня грабит, как хочет, а своих же любовниц я даже уволить не могу? Кто эти законы писал? Вроде в парламенте у нас одни мужики, откуда же такие законы, что все в пользу баб?

Судя по физиономии напарника, ему очень хотелось спросить, нет ли у клиента желания пристрелить и надоедливых любовниц, но Гоша сдержался. Вместо него ответил дипломатичный Баринов:

— Это сложный вопрос.

— То-то и оно, — тоскливо подтвердил Солодцев, — сложный. Одна говорит: повешусь и записку оставлю, что из-за тебя. А другая, наоборот, в прокуратуру грозит написать, за сексуальное домогательство и изнасилование на рабочем месте.

— А вот шантаж и угрозы — это нехорошо, — оживился Александр Сергеевич. — Это мы можем прекратить.

— Точно? — Солодцев даже со стула привстал и замер в неудобной позе, стоя на полусогнутых ногах и подавшись вперед. — Как?

Александр Сергеевич, прежде чем ответить ему, посмотрел на меня:

— Ты не возражаешь?

Я молча пожала плечами. Возражений у меня не было, желания — тоже. Но если шеф считает, что я должна взяться за эту работу…

— Не возражает, не возражает. — У Гошки, наоборот, энтузиазма вполне хватило бы на двоих. — Ей это будет даже приятно.

— Ничего сложного. — Баринов наконец поворачивается к клиенту. — Рита завтра утром заедет к вам в офис, поговорит с вашими потенциальными невестами и постарается убедить их оставить вас в покое.

— А… — Некоторое время Алексей Игоревич внимательно разглядывал меня, потом осторожно спросил: — А они послушаются?

— Я думаю, послушаются. — Баринов позволил себе легкую улыбку.

— Ну, если так… — Солодцев снова задумался, потом медленно, с трудом подбирая слова, предупредил: — Только они ведь такие… Наташка и в волосы вцепиться может. Светка, та тихая, а вот Наташка… это ничего?

— Ничего, — проворчала я. — Меня они не тронут.

И этого клиента Ниночка рекомендовала нам как милейшего человека! Мне предстоят разборки с женой, разборки с любовницами, да еще, возможно, какая-нибудь из особо нервных дамочек попытается вцепиться мне в волосы — дивная перспектива, правда? Впрочем, в этой ситуации имеется и светлая сторона.

— Гоша, я срочно собираюсь и еду воспитывать жену Солодцева, — с деланым сожалением сообщила я напарнику, как только клиент удалился. — Так что отчет придется тебе дописывать.

— Черт! — мгновенно скис Гошка. — Рит-ка, ну что за свинство? Ты столько возилась, два отчета можно было закончить! Четыре!.. Много там еще осталось?

— Совсем чуть-чуть, — с легким сердцем соврала я. — Основную часть я уже набросала, осталась концовка. Потом скомпоновать все и отлакировать.

— «Отлакировать», — передразнил он. — У тебя целое утро было, могла не только закончить и отлакировать, но и цветочками разрисовать, под хохлому! Этот Солодцев совершенно прав, с вами, с бабами…

— Гоша! — пропели мы с Ниночкой в унисон. Это получилось вполне нежно, мы вовсе не угрожали. Так, предупредили.

— Хорошо: с вами, с женщинами, — слегка сбавил обороты напарник, — дело иметь невозможно. Кстати, Ритка, ты на СТО заезжала?

— На СТО? — Я остановилась на пороге.

— Вот! — обрадовался Гошка. — Вот именно об этом я и говорю! Кто уже неделю на сцепление жалуется?

— Я жалуюсь. — Теперь настроение испортилось у меня. — А тебе лишь бы какую гадость сказать… мне машина каждый день нужна, а на ремонт ее только поставь — неделей не обойдется.

— Ага, а если сцепление в самый неподходящий момент рассыплется, это лучше будет?

— Можно подумать, для этого подходящие моменты бывают, — проворчала я.

— Не бывают, — согласился Гошка. — Поэтому, имей в виду, у тебя это тоже случится в самый неподходящий момент! И тогда не звони мне, я тебя на тросе не потащу, не надейся. Я буду сидеть здесь и отчет дописывать! А ты вызывай эвакуатор.

— Рощина, хватит болтать, — выглянул из кабинета шеф. — Я тебя уже с докладом по Солодцевой жду, а ты все еще здесь!

Гошка, конечно, прав, сцепление у меня барахлит уже вторую неделю, и, если я не хочу неприятностей, нужно срочно гнать машину в ремонт. Может, прямо сейчас? Нет, сначала съезжу к жене Солодцева, а уже оттуда на СТО. Или, после разговора с Солодцевой, вернуться в офис, а уже потом, вечером, по дороге домой сдаться ремонтникам? Нет, хватит тянуть, пока сцепление окончательно не рассыпалось, нужно на СТО! То есть не сейчас, конечно, а сразу после визита к Надежде Солодцевой. Покатаюсь недельку на общественном транспорте — неприятно, но ничего страшного. Обходилась же я без машины сколько лет! А если что срочное случится, Гошка подбросит, никаких проблем! Напарник мой на самом деле добрый и заботливый, это он просто сейчас из-за отчета немного сердится.

Я села за руль, поерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее, включила зажигание и плавно нажала на педаль. Мотор чихнул…

— Ну, Гошка, — пробормотала я, — ну, типун тебе на язык! Надо же, накаркал! Правильно он сказал, еще на прошлой неделе надо было на ремонт ставить… если заведусь… если сейчас с места сдвинусь, то прямо сразу…

Машина плавно тронулась, и я облегченно перевела дыхание.

— Теперь на СТО!

Я осторожно двинулась по улице в сторону станции техобслуживания. А ведь квартира Солодцевой как раз по дороге, может, все-таки заскочить сначала к ней? А что, сделаю маленький крюк, поговорю с этой хулиганкой, напущу на нее страх божий, поманю сладкой морковкой и дальше, не задерживаясь, отправлюсь чинить сцепление. По-моему, очень удачный план!

Квартира, которую Солодцев оставил жене, мне понравилась: просторная, светлая и хорошо обставленная. А вот бывшая супруга нашего клиента производила гораздо менее приятное впечатление. Нет, внешне все было в порядке: Надежда Солодцева имела симпатичное личико, неплохую фигурку и роскошные волосы, выкрашенные в золотистый, с ярким рыжим оттенком цвет. Только ростом мадам не вышла — метр пятьдесят, не больше. Рядом с мужем она смотрелась, наверное, как Моська рядом со Слоном. И характер эта Моська имела соответствующий.

Встретила она меня, не скрывая неудовольствия, хотя в гостиную пригласила и даже предложила присесть.

— Не понимаю, почему Лешка решил на меня сыщиков натравить. Чего он хочет?

— Прежде всего, насколько мне известно, он хочет с вами развестись, — вежливо ответила я.

— Пусть разводится, разве я возражаю? То есть сначала, конечно, я была против: сами подумайте, мы ведь семь лет, как голубки, прожили! Редкая пара за такой срок не поссорится ни разу, а мы — душа в душу!

— И вы ни разу не поссорились? — Я не посчитала нужным скрывать недоверие.

— Никогда! У нас для ссор причин не было. Лешка в мои дела не лез, я в его — тем более. Так, иногда, покричим друг на друга, разобьем пару тарелок, просто для развлечения. Милые бранятся, только тешатся — слыхали? Поэтому, конечно, когда Лешка о разводе заговорил, я в шоке была. А потом подумала: какой смысл мужика держать? — Она скромно сложила руки на коленях и потупила глазки. — Если ему так лучше будет… я не собираюсь Лешке жизнь портить.

Прекрасно. Если супруга нашего клиента уже смирилась с неизбежностью развода, то моя задача упрощается.

— Я же понимаю, у него сейчас кризис среднего возраста и все такое, — продолжила Надежда. — Раз ему так припекает, пусть будет развод. Но только тогда по-честному: я его отпускаю, а он меня обеспечивает. А как же? Я столько лет ему домашний уют создавала, своей карьерой пожертвовала!

— Вы до замужества работали? Где?

— Нет, я не работала, не успела. Мы с Лешкой познакомились, когда я в политехе училась, на автодорожном факультете. Туда поступить проще всего было, зато учиться потом так тяжело — просто ужас! Я два раза академ брала, еле дотянула до конца. Да и то благодаря Лешке, я на последнем курсе за него вышла. Но работать он мне, конечно, не разрешил. Но это ладно, дороги строить я и сама не больно рвалась. А вот меня один режиссер звал в сериале сниматься, в главной роли! Так Лешка просто на дыбки встал! Мы с ним тогда так скандалили — за два дня три сервиза расколошматили, до последнего блюдечка! И все равно он мне не разрешил, ну разве не гад? Я бы сейчас, может, знаменитая актриса была, может, сама его послала куда подальше! Да что теперь жалеть? Тем более что сериал этот так и не сняли, режиссер спонсоров не нашел. Но Лешка все равно мне должен, и по закону, и по совести! Я ведь его все эти годы так любила! И он меня тоже. Я же говорю, мы с ним — как голубки!

— Высокие отношения, — оценила я. — Именно поэтому вы вынесли ценные вещи из квартиры мужа и разбили стекло в его машине?

— А кто сказал, что это была я? — быстро возразила Надежда. При этом ее миловидное личико просияло настолько довольной, настолько злорадной улыбкой, что я согласилась с нашим клиентом: такая улыбка вполне могла считаться уликой. — Нечего ночью машину бросать где попало. Знаете, сколько шпаны сейчас по улицам бродит? Увидали хорошую машину — как не бросить камушек?

— В квартиру тоже шпана забралась?

— Понятия не имею. Я в этой квартире уже сто лет не была и, кого Лешка туда водит, не знаю. Осторожнее надо быть в знакомствах, я так считаю. Лешка любит по ночным клубам потусоваться и девочками, что там кавалеров поджидают, не брезгует. А среди них разные барышни случаются. Вы наверняка не одну такую историю знаете.

— Историй я много знаю. Но Алексей Игоревич уверен, что и квартира, и стекло в машине — ваших рук дело.

— У него просто мания преследования. — Женщина поджала губы и покачала головой. Выглядело это очень убедительно, и, возможно, я бы ей поверила, если бы не сияющие глаза. — Я знаю, он даже в полицию ходил, пытался заявление на меня написать. Но там реальные люди сидят, они с Лешкой даже разговаривать не стали. Хотя участковый ко мне приходил. — Солодцева не сумела сдержать короткий смешок.

Пожалуй, пора немного сбить с нее спесь.

— Я знаю, что в полиции мнение вашего супруга не разделяют. Но тем не менее… — Я сделала многозначительную паузу, глядя ей в глаза. Надежда перестала ухмыляться и насторожилась. — Тем не менее мы склонны более внимательно отнестись к его подозрениям.

— Это ваше дело. Можете Лешкины подозрения хоть в газетах печатать, а только доказательств у него нет! И ничего, кроме иска за клевету, он не получит!

Я приподняла брови и внимательно, очень внимательно осмотрела ее с ног до головы.

— Да-да, именно так, иск за клевету!

Было очень трудно удержаться и не поморщиться — неприятно, когда у женщины такой высокий голос. А Солодцева еще добавила громкости.

— У меня, между прочим, адвокат есть!

— И адвокат советует вам придерживаться именно такой линии поведения? — надменно осведомилась я. — Тогда рекомендую вам его поменять.

— Не ваше дело мне рекомендовать! И не ваше дело, что мне адвокат советует! — Она держалась по-прежнему уверенно, но трещинки в ее броне уже появились. — Вы вообще зачем сюда явились? Запугивать меня будете?

Я неторопливо откинулась на спинку кресла и снова слегка, одними губами, улыбнулась.

— Зачем мне вас запугивать? Тем более вы, по вашему собственному утверждению, никакого отношения к неприятностям господина Солодцева не имеете. Нет, запугивать вас я не собираюсь. Разве что предупредить, так, на всякий случай.

— Предупредить? — Она уже заметно нервничала.

— Дело в том, что с сегодняшнего дня жизнь и имущество Алексея Игоревича находятся под охраной детективного агентства «Шиповник». То есть с сегодняшнего дня любые попытки посягнуть на упомянутые жизнь и имущество будут пресекаться со всей возможной суровостью. И с самыми неприятными последствиями для посягнувшего.

— Я вас не понимаю. — Голос Надежды дрогнул, и она поторопилась откашляться. — Если Лешке денег девать некуда и он нанимает каких-то… в общем, охраняйте на здоровье, меня это ни с какого бока не касается. И ваши предупреждения мне не нужны.

— Дело ваше. — Я продолжала смотреть женщине в глаза. — Но усвойте главное: теперь если около Алексея Игоревича появятся неизвестные хулиганы, или неразборчивые в средствах девицы, или еще какие криминальные элементы, то свидетелей их противоправных действий долго искать не придется. Заверяю вас, что в нашем агентстве работают достаточно профессиональные люди, которые сумеют оградить клиента от неприятностей.

Несколько секунд Солодцева молчала, потом громко и ненатурально рассмеялась.

— Ой, не могу! Это вы теперь, всем вашим агентством, Лешку охранять будете? Вот умора! Представляю, один охранник у дверей квартиры стоит, другой около машины дежурит, — она вскочила с дивана и начала кривляться, изображая упомянутых охранников, — а около Лешки сразу двое крутятся — телохранители! Надо будет обязательно подъехать полюбоваться…

Смотреть на этот балаган мне было совершенно неинтересно, и я довольно жестко перебила ее:

— Кроме того, я хочу, чтобы вы поняли: ваше поведение неразумно. Неразумно и опасно.

— В каком смысле? — Она замерла в нелепой позе и уставилась на меня. — Вы опять мне угрожаете? Или это Лешка…

— Алексей Игоревич совершенно не желает вести с вами войну, — снова перебила я. — И ни о каких угрозах речь не идет. Если я говорю об опасности, то имею в виду не здоровье ваше, а исключительно материальное благополучие.

— Чего? — Солодцева вернулась на диван и снова сложила ладошки на коленях. — Чего вы там с моим материальным благополучием придумали? Имейте в виду, я законы знаю: пятьдесят процентов нажитого — мои! А работала я в это время или нет, это всем фиолетово! Между прочим, если бы мои родители не подсуетились вовремя, не свели Лешку с нужными людьми, он бы до сих пор в своем ларьке сидел — сам себе хозяин, сам себе продавец! Так что я от своей доли не откажусь, даже не рассчитывайте! У меня адвокат есть…

— Да что вы все с этим адвокатом! — Нехорошо, конечно, что я все время ее перебиваю, но что делать? От этих визгливых воплей у меня скоро голова разболится. — У него есть доступ к финансовым документам Алексея Игоревича? Или у вас? Может, фирма вашего мужа, по отчетам, одни убытки приносит? Пятьдесят процентов совместно нажитых долгов хотите выплачивать?

— Какие долги? — Она слегка побледнела. — У Лешки все хорошо… у него денег навалом…

— Вы действительно не знаете, как это делается?

— Но Лешка так не может! Он никогда… он что, хочет меня совсем ограбить?..

— Алексей Игоревич человек разумный и совершенно не собирается вас грабить. Наоборот, до всех этих прискорбных… м-м-м… — я ненадолго замялась, делая вид, что подбираю подходящее слово, — до всех этих прискорбных происшествий с квартирой и машиной он был настроен на достижение взаимовыгодного компромисса.

— А теперь? — Надежда мгновенно ухватила главное. — Как он теперь насчет компромисса?

— В данный момент он несколько раздражен. И не склонен проявлять какую бы то ни было щедрость.

— Можно подумать, он ее раньше проявлял, — фыркнула она и тут же деловито уточнила: — То есть вы предлагаете поторговаться?

— Ничего подобного. — Я многозначительно улыбнулась. — Я всего лишь говорю, что если вы в дальнейшем будете вести себя разумно, то вполне можете рассчитывать на определенные бонусы.

— Так. — Она сцепила пальцы в замок и постучала ими по коленке. — Я понимаю. Но это вы от себя мне советуете? Или так сам Лешка сказал?

— Совет вам даю я. Но с ведома и по прямому поручению клиента. И знаете, Надежда, — я внезапно сменила холодный, деловой тон на дружески-доверительный, — мне кажется, вам имеет смысл поговорить с Алексеем Игоревичем. Если вы заверите его, что никаких неприятностей больше не будет, он это оценит.

— И отменит развод? — грустно усмехнулась она.

— Это вряд ли. Но насчет материального обеспечения…

— Я понимаю. — Теперь она перебила меня. — Лешка никогда жадным не был, это он сейчас от злости завелся. Но вы и меня поймите. В квартире кое-какие мои вещички оставались, вот я и зашла их забрать. Специально подгадала, чтобы его дома не было, не хотела встречаться. А там, на самом видном месте… в общем, приводил он туда девок, в эту квартиру. Я тогда здорово психанула. Сначала хотела полный разгром устроить, даже вазу одну разбила, но все-таки сдержалась. Осколки смела и в ведро выкинула, а потом собрала все ценное, что смогла найти. Жалко, не так много там было. Лешка к золоту равнодушен, а деньги у него на карточке, наличку он понемногу снимает, когда нужно. А как вы думаете? Я за семь лет ни разу ему не изменила, а он, кобель проклятый, что вытворяет?

Надежда, не вставая, дотянулась до лежащего на журнальном столике изящного портсигара, раскрыла его и протянула мне:

— Курите?

Я покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Счастливая. — Она достала сигарету, зажала ее в зубах и вынула из кармана зажигалку. — А я вот сто раз уже бросала и все никак…

Зажигалка работала плохо, и прикурить удалось не сразу. Наконец Надежда нервно затянулась, выдохнула дым и продолжила:

— В последний раз семь месяцев продержалась, а потом Лешка сказал про развод, и я снова сорвалась. Ну не хочу я с ним разводиться, совсем не хочу! И не в деньгах дело, деньги тут ни при чем! У Лешки, конечно, миллион недостатков, но что ж теперь? Мужиков без недостатков не бывает. А Лешка веселый и не жадный — мы семь лет прожили, а сейчас кажется, как один день. Хотя что такое семь лет? Мои родители тридцать два года женаты, а бабушка с дедушкой вообще шестьдесят девять лет вместе. В будущем году юбилей отмечать будут. Только мы с Лешкой к этому времени уже разведемся.

На мгновение мне показалось, что сейчас она расплачется, но глаза Надежды оставались сухими. Она стряхнула пепел прямо на пол и пожаловалась:

— Потом я с ним поговорить хотела, но Лешка от меня прятаться начал — такая глупость! Я, конечно, опять психанула. А тут смотрю, его «лексус» стоит. И кирпич прямо под рукой, как нарочно… Разве можно было удержаться?

— По крайней мере, очень трудно, — согласилась я, не скрывая иронии. Впрочем, Надежда приняла мои слова за чистую монету.

— Да никак нельзя! Вот я и стукнула… слегка так, почти без замаха. Я что, виновата, что лобовое стекло такое слабое оказалось?

Она сделала паузу и посмотрела на меня, ожидая сочувствия. Увы. Я даже не стала делать вид, что прониклась ее переживаниями. Надежда потупилась и сказала почти с раскаянием:

— Зря я это сделала. Лешка над своим «лексусом» так трясется — если бы он меня там поймал, убил бы на месте! Да и сейчас… может, я бы и хотела, как вы говорите, насчет компромисса пообщаться, но он так злится, что я боюсь к нему близко подходить.

— Если хотите, я могу присутствовать при встрече.

— Думаете, он вас постесняется? — Надежда бросила на меня оценивающий взгляд. — Хотя, если захочет произвести впечатление — может быть. Ему такие девушки, как вы, нравятся.

— Вот уж к чему я совершенно не стремлюсь, так это понравиться вашему мужу! — вырвалось у меня. Вообще-то, такая прямолинейная искренность в нашей работе не поощряется, но я просто не смогла удержаться.

— Ну, тогда вы редкое исключение. — К ней мгновенно вернулась высокомерная язвительность. — Обычно девицы на него пачками вешаются.

Мне стало скучно. Когда я общаюсь с подобного рода женщинами, это случается. Ну что мне теперь, устроить с ней состязание в высокомерии, наглядно объяснить, какое место она, по моему мнению, занимает в нашей вселенной? А зачем? Только для удовлетворения собственного самолюбия? Победить в словесной перепалке Надежду Солодцеву — не та цель, к достижению которой стоит стремиться. Хотя некоторая надменность должна присутствовать, иначе Надежда просто не отнесется к моим словам серьезно.

— Вы упускаете из виду одну мелкую деталь. — Смотреть на нее сверху вниз, хотя мы обе сидели, не составляло никакого труда. — Я не девица, как вы выражаетесь, а сотрудник детективного агентства. На мужчин вешаться не приучена, и Алексей Игоревич для меня только клиент, поручение которого я хочу выполнить.

— Это не имеет значения. Если Лешка на вас глаз положил… Осталось только решить, что для меня лучше? Если он на вас отвлечется, то добрее станет или, наоборот, упрется? Он ведь таким упрямым иногда бывает, тремя ослами не сдвинешь! А тут еще этот «лексус»… Я, конечно, Лешке в жизни не признаюсь, что это я стекло разбила, но он ведь не дурак, сам догадывается.

— Вы можете пригласить на встречу своего адвоката. Думаю, он не откажется.

— Адвокат… — Надежда закусила губу и сморщила носик, сразу став похожей на маленькую злую болонку. — Адвокат, конечно, не откажется, у него оплата почасовая. А знаете, он мне, в общем, то же самое говорит: что Лешку злить глупо, что все вопросы лучше миром решить, а не войнушку устраивать… «Гибче надо быть, дорогая моя, гибче», — пропела она высоким, дребезжащим голоском, очевидно передразнивая адвоката.

— Вполне разумная позиция, — согласилась я. — На вашем месте я бы прислушалась.

— Вы никогда не окажетесь на моем месте! — неожиданно вспыхнула Солодцева.

Хм, а в чем-то она права. Действительно, на месте этой женщины я никогда не окажусь. И даже не представляю себе ситуацию, в которой я буду брошенной женой состоятельного бизнесмена. Хотя странно — почему нет? Бизнесменам ведь тоже надо на ком-то жениться, а я — вариант не хуже многих. Но не представляю. А если меня бросит Кириллов? Да, я помню, он мне вовсе не муж и никакого движения в эту сторону не предвидится — Витьке великолепно удается делать вид, что я ему совершенно не интересна, даже я иногда верю. Впрочем, у меня равнодушное безразличие к его персоне получается не хуже. Но все-таки? Если Витька на мне женится, а потом бросит — пойду я ему стекла бить? Однозначно — пойду. И не только все стекла в машине перебью, но и… Хотя какой смысл думать о несбыточном. Прежде чем меня бросать, Кириллову надо хоть разок на меня с нежностью посмотреть. Но если такое случится, то он, как утверждает Ниночка, мгновенно исчезнет с горизонта.

— Подумаешь, какая принципиальная! Вешаться на мужиков она не приучена! И вообще, уж если вам Лешка не по душе, то я не знаю, какого принца вам нужно! — продолжала возмущаться Надежда.

Какого принца мне надо? Не надо мне никакого принца! Да мне вообще никого не надо, с мужиками одна нервотрепка!

— Мне вообще никого не надо! — холодно повторила я вслух. — И давайте вернемся к вашим проблемам.

— Да я что, — сразу сникла она. — Я ведь уже согласилась. Меня и родители ругают. Я уже к ним и не показываюсь, а то они сразу нотации мне читать начинают, говорят, что я совесть совсем потеряла. Лешка ведь, гад такой, что удумал: сказал им, что мы разводимся, но помогать продолжает. Дескать, за эти семь лет они ему как родные мама с папой стали, и он их бросить не может. Нет, красиво, а? Жену, значит, бросить — это без проблем, а тещу с тестем — нельзя! Ну не скотина ли он после этого?

Я не знала, что ей ответить. Солодцев не показался мне добряком-бессребреником, и объяснить его решение было трудно. Не пытался же он таким образом насолить жене? Но и Надежда тоже человек по меньшей мере странный. Осуждать бывшего мужа за намерение помогать ее же родителям?

Впрочем, мой ответ и не требовался, Надежда прекрасно справлялась сама. Она разразилась пространной речью, полной жалоб и упреков, подробно и с массой примеров расписав, каким чудовищем является наш клиент, и объяснив, каким именно образом он загубил ее молодые годы. У меня было сильное желание напомнить женщине ее же собственные слова про голубков и про семь лет без единой ссоры, но я понимала, что ничего, кроме новой волны жалоб и упреков, это не вызовет.

— То есть вы отказываетесь от того, чтобы пойти на соглашение с Алексеем Игоревичем? — спросила я, когда она начала выдыхаться.

— С чего вы взяли? — опешила Надежда. — Я что, идиотка, своей выгоды не понимаю? Если Лешка решил в благородство поиграть, надо быстро соглашаться, пока он не передумал. Кстати, вы насчет «бонусов за хорошее поведение» намекали. В чем это конкретно выражается? Может, он машинку мне поменяет? А то оставил такое старье, просто ездить стыдно…

— Все это вы обсудите не со мной, а с Алексеем Игоревичем, — перебила ее я и поднялась с дивана. — Я передам ему, что вы готовы к сотрудничеству.

— К взаимовыгодному сотрудничеству, — с нажимом уточнила она.

— Разумеется. Вы хотите, чтобы мы организовали встречу? Пригласили вашего адвоката?

— Это еще зачем? Что, я сама не знаю, как Лешку найти? Нет, спасибо, конечно, но если вы будете что-то там организовывать, то все так формально получится, официально… не люблю. И адвокат, раз такое дело, нам не нужен. Я сама к Лешке заеду, поворкуем без посторонних. Мы же не чужие все-таки, семь лет как голубки…

Прежде чем ехать в офис, я посидела в машине минут пять, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Утомила меня эта дамочка. А впереди еще переговоры с двумя любовницами Солодцева. Господи, во что мы ввязались? Зачем? Как только вернусь в офис, скажу шефу, что отказываюсь иметь дело и с самим Алексеем Игоревичем, и с его женщинами! Пусть Гошка с ними разбирается! Я еще немного помечтала, как четко и аргументированно изложу свое мнение, представила, какие лица будут у Александра Сергеевича и у Ниночки, как удивится моему неожиданному бунту Гошка, хихикнула и аккуратно тронулась с места.

По дороге мое еле живое сцепление ни разу о себе не напомнило, скорости переключались без проблем, и, естественно, я проехала поворот на СТО, даже не вспомнив, что собиралась поставить машину на ремонт.

Агентство «Шиповник» располагается на небольшой тихой улочке, машины по ней почти не ездят, да и пешеходы встречаются редко. На каждого из них я научилась смотреть оценивающе-придирчивым взглядом: а не к нам ли в агентство ты, мил-человек, направляешься? И чаще всего угадываю. Есть в наших клиентах какая-то внутренняя напряженность, старательно сдерживаемая нервность, скованность в движениях. Вот и сейчас: мужчина лет сорока, худощавый и сутулый, неторопливо шел по правой стороне улицы. Одет хорошо и, в общем, выглядит интеллигентно, шагает неторопливо — можно подумать, что человек просто вышел прогуляться. Но слишком прямая спина и резкие движения рук выдают то самое нервное напряжение, о котором я говорила. И по сторонам он оглядывается слишком часто, через каждые несколько шагов.

Я подъехала к стоянке и сбросила скорость. Мужчина остановился. Достал пачку сигарет, закурил, снова огляделся. Увидел на столбе ободранное, выцветшее объявление и начал старательно его изучать.

Знаю я это объявление, оно появилось полгода назад — все желающие приглашались на краткие курсы исполнителей арабских и восточных танцев. За три месяца опытные педагоги, лауреаты международных конкурсов, обещали научить неподготовленных новичков всем премудростям бэллиданса, ориенталя и танца живота. Мы с Ниночкой даже слазили в Интернет посмотреть, что это за бэллиданс с ориенталем такие — по поводу танца живота вопросов, естественно, не было. Гибкие танцовщицы произвели на нас такое впечатление, что там же, в Интернете, мы нашли видеоуроки для начинающих и принялись, потихоньку от наших мужчин, разучивать движения. Бросили мы примерно через неделю: несмотря на спортивную подготовку, неплохую координацию, наличие музыкального слуха и чувства ритма, восточная экзотика нам не давалась. Танцевали мы обе, как бы это помягче выразиться, с изяществом свежевыструганного Буратино. Хорошо еще, старшие партнеры нас за этими танцами не застали. Сан Сергеич человек деликатный, он бы ничего не сказал, а вот Гошка — тот издевался бы над нами долго и изобретательно, это точно.

Я припарковалась, вышла из машины, поднялась на крыльцо и оглянулась. Мужчина по-прежнему не сводил глаз с обтрепавшегося листочка. Можно подумать, он всю свою сознательную жизнь мечтал заняться бэллидансом или ориенталем (я уж не говорю о танце живота), только не знал, куда обратиться, искал именно такое объявление… Но я понимала, что этот человек, скорее всего, даже не видел текста, на который уставился.

Разумеется, я могла подойти к нему, заговорить, намекнуть, что если нужна помощь, то агентство «Шиповник» совсем рядом. Но потенциальный клиент явно еще не дозрел, сейчас даже смотреть в его сторону нежелательно — запаникует и сбежит. Ладно, мы никуда не торопимся. Пусть еще постоит, подумает.

А интересно, это тот самый нерешительный клиент, на которого утром жаловалась Ниночка, до нас добрался или другой, такой же робкий?

Как только я вошла в приемную, из кабинета показался Баринов:

— Докладывай.

Я коротко пересказала разговор с Надеждой и в заключение сообщила:

— Адвокат тоже советует Солодцевой вести себя посмирнее, да она и сама понимает, в чем ее выгода. Так что обещала больше не безобразничать и в самое ближайшее время приступить к мирным переговорам.

— Вопрос с ней можно считать решенным? — уточнил шеф.

— Думаю, да. Она теперь настроена за хорошее поведение побольше выторговать у супруга.

— Хорошо. Большего от тебя никто и не требовал. С пассиями Солодцева завтра утром съездишь разберешься. Не думаю, что у тебя это много времени займет.

— Почему завтра? До конца рабочего дня время еще есть, а эта «Жикле» недалеко. По крайней мере, с одной из барышень я точно успею поговорить.

— Ничего, дело не срочное. Сегодня ты здесь нужна, к нам сейчас клиент подойти должен.

Баринов вернулся в кабинет, а я подошла к окну. Мужчина все еще был там, у столба, но уже не смотрел на объявление, а топтался, словно исполнял какой-то нелепый танец.

— Что за клиент? — спросила я у Нины.

— Тот самый, нерешительный. Звонил минут сорок назад.

— Ясно. Набрался, значит, храбрости. — Я продолжала смотреть в окно. Мужчина обошел вокруг столба, бросил сигарету, растер ее по асфальту подошвой ботинка и, похлопав себя по карманам, снова достал пачку. — Или еще только набирается. А где Гоша?

— Отчет пишет, — усмехнулась Нина. — Так что я тебе не советую в вашу комнату соваться. Посиди лучше здесь.

— Разумно. — Я присела на подоконник.

Мужчина внимательно осмотрел пачку и переложил ее в другую руку. Потом поежился и неторопливо двинулся в сторону крыльца. Шаги его становились все короче, все медленнее. У самого крыльца мужчина остановился.

— На что ты там загляделась? — Нина встала из-за стола и тоже подошла к окну.

— Думаю, на нашего нерешительного клиента. — Я невежливо (он, конечно, меня не видел, но все равно это было невежливо) показала пальцем. — Интересно, сколько времени он будет с духом собираться? Полчаса? Час?

Нина неодобрительно покачала головой.

— Такой, если ему никто направляющего пинка не даст, и до вечера может перед нашей дверью топтаться.

В этот момент с перекрестка на нашу тихую улочку вывернула машина. Увидев ее, мужчина дернулся, оглянулся, и тут же все его движения стали необыкновенно быстрыми. Он мгновенно преодолел остававшиеся пару метров, взбежал на крыльцо, распахнул дверь и исчез из вида — словно кролик в нору юркнул.

— Как ты думаешь, он сразу к нам или еще на лестнице потанцует? — спросила я.

— Судя по начальному ускорению, должен добежать без… — Нина не договорила, потому что дверь приоткрылась и в узкую щель проскользнул тот самый мужчина.

— Добрый день, — тихо поздоровался он.

— Добрый день, — слаженным дуэтом ответили мы.

— Это агентство? Агентство «Шиповник»?

Нина сделала шаг вперед и любезно улыбнулась.

— Это «Шиповник», — подтвердила она. — А вы — господин Панов?

— Да. Но откуда вы… — Мужчина достал из кармана пачку сигарет, растерянно посмотрел на нее, потом, словно спохватившись, кивнул. — Понятно, я же звонил.

— Звонили. И мы вас ждем. Проходите, пожалуйста. — Нина указала на кабинет шефа и слегка подтолкнула меня. — Гошку позови.

Мелкими, неуверенными шагами Панов двинулся к кабинету Баринова, а я заглянула в нашу комнату. Очень не хотелось отрывать напарника от отчета: чем больше он напишет, тем меньше мне останется.

Теперь представьте мое возмущение, когда я увидела, чем Гошка занимается! Вместо того чтобы трудиться над отчетом, этот наглый тип открыл на компьютере игрушку-аквариум и преспокойно кормил рыбок!

— Гошка! Ты что делаешь?!

— А? — Он рассеянно оглянулся. — Ты уже пришла? Представляешь, какая неприятность: я вчера вечером уже соображал плохо, спать хотел. Прикупил десяток морских коньков и ошибся, запустил их в аквариум к пираньям. А коньки дорогие, по двести монет каждый стоит.

— Всех сожрали? — Мое искреннее возмущение сменилось сочувствием. Предъявлять претензии по поводу недописанного отчета человеку, который скормил дорогих морских коньков пираньям, как-то неловко. Тем более что игрой в аквариум заразила напарника именно я. А меня Маринка, а Маринку Борис… но если мы с Маринкой переболели довольно быстро, то мужчин зацепило крепко.

Сестренка жаловалась мне, что ее молодой супруг может среди ночи вскочить с кровати, чтобы покормить гуппи. А на резонное замечание, что не подохнут эти гуппешки, посидят (точнее, поплавают) до утра на диете, Борис отвечает, что ему жалко рыбок, а кроме того, он рассчитывает утром этих гуппи продать и получить бонусный бриллиант…

— Один остался, — меланхолично отозвался напарник. — Вот я теперь и думаю, купить коньков снова или уже черт с ними? Может, лучше полсотни скатов собрать?

— За скатов бонусом бриллиант?

— Три. — Гошка вывел на экран список заданий. За выращивание пятидесяти электрических скатов действительно полагалось три бриллианта.

— Если бы они настоящие были!

Наверное, именно поэтому мы с Маринкой так быстро забросили эту игрушку. Нас раздражает и оскорбляет то, что, честно выполняя задания, мы зарабатываем исключительно виртуальные бриллианты, которые ни на пальчик надеть, ни подругам показать… и какой смысл этим заниматься? Мужчины не настолько практичны, их мало волнует результат, их интересует процесс. И поэтому Гошка, вместо того чтобы заниматься делом, печалится над безвременно съеденными морскими коньками.

— Ладно, закрывай свою рыбоферму и пошли быстрее к шефу: у него новый клиент сидит.

— Что за клиент?

— Недозрелый. Тебе не понравится.

— Если клиент не дозрел, то какой смысл торопиться? — проворчал напарник, закрывая игрушку. — Смотреть, как его плющит и колбасит, — удовольствие небольшое.

Тем не менее он двинулся вслед за мной к кабинету Баринова. Клиент уже устроился в кресле, но, когда мы с Гошей вошли, вскочил и слегка поклонился.

— Панов Валерий Геннадьевич. Бизнесмен.

Александр Сергеевич тоже встал и представил нас, после чего неопределенно махнул рукой:

— Прошу садиться. Итак, Валерий Геннадьевич, в чем заключаются ваши проблемы?

— Э-э-э, видите ли… это не совсем проблемы… и не совсем у меня… дело довольно тонкое…

Гоша совершенно прав: смотреть, как взрослый человек ежится в кресле, мучительно подбирая слова, — удовольствие небольшое. А точнее, совсем никакого удовольствия. Так и хочется подойти к нему, потрепать ласково по плечу и посоветовать: «Иди-ка ты отсюда, мил-человек, подумай еще, может, мы тебе и не нужны вовсе? И только когда придешь к выводу, что без нашей помощи тебе не обойтись, тогда и возвращайся — поговорим».

Панов внезапно замолчал и поднял руку с пачкой сигарет, все еще зажатой в кулаке.

— У вас тут можно курить?

— Пожалуйста, — разрешил шеф и бросил на меня короткий взгляд.

Я, не вставая со стула, протянула руку и сняла со стеллажа небольшую металлическую пепельницу. Мы ее купили специально для клиентов — у нас, в «Шиповнике», никто из сотрудников не курит.

— Спасибо, — пробормотал Панов, когда я поставила пепельницу перед ним. — Вообще-то я не склонен злоупотреблять, но тут такая ситуация… нервы…

— Мы понимаем.

Терпение у шефа поистине ангельское. Гошка, в отличие от него, смотрел на клиента довольно кисло.

— Дело довольно деликатное, и действовать нужно тонко… — Панов сделал короткую паузу и закурил. — Полная конфиденциальность, понимаете, и осторожность… Я долго думал, прежде чем обратиться к вам…

— И конфиденциальность, и осторожность, и тонкость — все это мы вам гарантируем, — заверил его Александр Сергеевич.

— Да-да, разумеется, я в курсе. — Панов нервно затянулся. — Я ведь наводил справки, очень осторожно, конечно, но отзывы самые благоприятные. Но мой вопрос, он немного особый… вы когда-нибудь занимались делами, связанными с промышленным шпионажем?

Баринов даже глазом не моргнул.

— Случалось.

Интересно, когда это мы занимались промышленным шпионажем? Может, раньше, еще до того, как я пришла в «Шиповник»? Хотя историю с перехватами заказов строительной фирмы с некоторой натяжкой, но можно отнести к этой категории. С разработкой дизайна новых игрушек тоже. И еще была парочка мутных дел… Александр Сергеевич совершенно прав: случалось нам и промышленным шпионажем заниматься.

— А кому именно вы помогали? В чем?

Шеф позволил себе удивленно приподнять брови.

— Вы всерьез рассчитываете, что я вам отвечу?

— Ох, разумеется, нет! Извините, это я не подумав спросил — нервы, понимаете? И дело, конечно, не в шпионаже. Да и какой шпионаж — так, детские игры! В нашей губернии и промышленности серьезной давно нет, за кем шпионить? Это раньше у нас и самолеты делали, и станки, и точное приборостроение развивалось… А теперь все производство развалено, заводы свои площади под торговые центры сдают да под элитные клубы обустраивают. Если кто и пытается шевелиться, то занимаются мелочовкой — в плане экономического развития региона говорить не о чем.

Александр Сергеевич деликатно кашлянул, и Панов смутился.

— Извините, я отвлекся. Я просто хотел сказать, что проблема совершенно в другом. А собственно, может, и нет никакой проблемы, просто несогласованность и глупые страхи. Но я все-таки немного волнуюсь, понимаете…

Конечно, понимаем. Все люди, которые приходят к нам, волнуются, у всех проблемы — сложные, неразрешимые и непременно требующие особо деликатного подхода. Некоторые клиенты являются просто в истерике, и их, прежде чем начинать деловой разговор, приходится отпаивать моим фирменным успокаивающим коктейлем — сорок капель валерьянки на стакан холодной минеральной воды. Но мало кто из них раздражал меня так, как господин Панов. Сидит в «клиентском» кресле, мусолит сигарету, а к делу приступать словно и не собирается!

А Валерий Геннадьевич внезапно смял наполовину выкуренную сигарету, бросил ее в пепельницу и спросил:

— Вам ведь пропавших людей тоже приходилось искать?

— И довольно часто, — сообщил шеф. — Это одно из основных направлений нашей работы. — Он подождал немного и, поскольку Панов снова замолчал, уточнил: — Так чем нам придется заниматься: вопросами промышленного шпионажа или поисками пропавших?

— Э-э-э… — Валерий Геннадьевич завозился, доставая из мятой пачки новую сигарету и прикуривая ее. — Э-э-э…

Мы терпеливо ждали.

— Понимаете, — наконец промямлил Панов, — это все немного взаимосвязано. Но прежде всего, наверное, нужно найти человека… одну женщину. Даже не обязательно найти, просто удостовериться, что у нее все в порядке. Эта женщина не то чтобы пропала, но я не уверен… И если бы вы смогли аккуратно, чтобы никто не обратил на это внимания, выяснить…

— Валерий Геннадьевич, — мягко прервал его шеф. — Пока вы не сообщите нам, о какой женщине идет речь, не расскажете, когда и при каких обстоятельствах она пропала, и не поделитесь прочей необходимой информацией, нам нет смысла начинать работу.

— Да, конечно, я понимаю! Просто все это так неприятно, и я до конца не уверен… ей это может не понравиться, но у меня ведь тоже нервы не железные… в конце концов, я волнуюсь! У меня просто нет выхода, вы согласны?

Я незаметно покосилась на Гошку. Он развалился на стуле, лицо спокойное и даже равнодушное — роль туповатого опера в ожидании команды напарник исполняет мастерски. Или действительно расслабился и ждет, когда клиент закончит увертюру и перейдет к деловому разговору? Нет, Гошка слушает Панова, и очень внимательно. И не менее внимательно наблюдает за руками Валерия Геннадьевича: как они терзают сигаретную пачку, как сминают в пепельнице очередную сигарету, как подрагивают и нервно барабанят по столу короткие пальцы с круглыми, коротко остриженными ногтями. И при последних словах Панова выражение лица у Гошки не меняется, только губы на мгновение изгибаются в еле заметной усмешке.

В отличие от него, Александр Сергеевич позволил себе полноценную улыбку, дружелюбную и сочувственную.

— Совершенно с вами согласен, — мягко прогудел он. — Итак, начнем с самого простого: как ее зовут?

Панов сделал глубокую затяжку, потом осторожно положил сигарету на край пепельницы и с таким видом, словно открывает нам главную государственную тайну, выдохнул:

— Альбина. Ее зовут Альбина Сторожева.

— Уже хорошо, — поощрительно заметил Баринов. — Продолжайте.

— Э-э-э… — Панов снова схватился за сигарету, вцепился в нее зубами. — Это моя э-э-э… знакомая. Довольно близкая… в общем, знакомая, понимаете?

— Что ж тут не понять, — подал голос Гошка. Панов слегка подпрыгнул от неожиданности и уставился на него, как кролик на удава. А Гошка продолжил: — Госпожа Сторожева ваша хорошая знакомая. В данный момент ее местоположение вам неизвестно и вы хотите его установить, так?

— Так, — загипнотизированно кивнул Панов. — То есть не совсем так. Мне бы только знать, что с ней все в порядке… разные ведь бывают случаи…

— У вас есть основания полагать, что с ней что-то произошло? — спросил Баринов, и Панов с заметным облегчением повернулся к нему:

— Ну, как сказать, основания… просто я волнуюсь. Я не видел ее три дня, и телефон тоже не отвечает. Понимаете, мы с Альбиной знакомы довольно близко, уже более трех лет… и до сих пор такого не случалось.

— Немного подробнее об Альбине, пожалуйста. Сколько ей лет, где живет, где работает?

Панов взял сигарету, сделал две короткие затяжки и снова положил на край пепельницы.

— Да какие тут подробности. Альбина — обычная женщина. Молодая, двадцать четыре года всего. Замужем, кажется, не была, по крайней мере, я ничего такого не знаю. Живет одна в приватизированной однокомнатной квартире, в Ленинском районе. От центра далековато, зато место тихое, зелень там… ей нравится.

— Теперь про работу, пожалуйста.

— Про работу? В том-то и дело, понимаете… Месяц назад она устроилась в некую фирму… вы не подумайте, ничего такого, она это по собственной инициативе сделала! Но когда Альбина рассказала, я, конечно, подумал, что грех было бы не воспользоваться… такая возможность…

— Ага, вот у нас и промышленный шпионаж нарисовался, — удовлетворенно пробасил Гошка.

— Да почему же сразу шпионаж, — нервно дернулся Панов и схватился за сигарету. — Я ничего особенного не имел в виду — так, кое-какая информация, по мелочам… что она такого могла узнать? Ее же не финансовым директором туда взяли, а мелким клерком, при оргтехнике…

— Оргтехника, — негромким эхом повторил Гоша. — Принтер, ксерокс, архивы… Через руки мелких клерков все коммерческие тайны проходят.

— Господи, ну какие там тайны! И даже если Альбина что и подсмотрела краем глаза, за это же не убивают, правда?

— А вы считаете, что ее убили?

— Что? — Панов снова нервно дернулся и уронил сигарету на колени. — Кого убили? С чего вы взяли? — Он старательно стряхнул пепел с брюк и только тогда поднял голову. — Я ничего такого не говорил!

— Тем не менее, поскольку вы здесь и утверждаете…

— Нет, нет! — Панов замахал руками, как маленькая, хорошо отлаженная ветряная мельница. — Она жива, разумеется, она жива! Я даже подумать не могу, что это может быть не так! В конце концов, сейчас не те времена, не лихие девяностые! И фирма эта не бандитское гнездо какое-нибудь, а очень солидное предприятие…

— Что за фирма? — перебил его шеф.

— Фирма? Э-э-э… — Он бросил короткий взгляд на Баринова, на Гошу, потом посмотрел на меня и опустил глаза. — В общем, это не секрет. Фирма называется «Хит сезона», специализируется на выпуске дисков. Фильмы, аудиозаписи, игры компьютерные — коммерчески очень выгодное направление.

— А раньше она где работала?

— До «Хита»? Как вам сказать… понимаете, ничего особенного. Она, конечно, хотела устроиться, но получалось все больше так, на подхвате… иногда переводы с французского, иногда репетиторство…

— Скажите, Валерий Геннадьевич, ваш бизнес тоже с записью дисков связан? — спросила я, и напарник посмотрел на меня одобрительно.

— В некотором роде, — немного смутился Панов. — Собственно диски мы не выпускаем, но предприятия родственные. Нет, я уверен, что все это ерунда и работа Альбины никак не связана… я просто не понимаю, почему она исчезла.

— А как она исчезла? Просто не пришла ночевать?

— Н-нет, — слегка запнулся Валерий Геннадьевич. — В смысле, я не знаю, может, и не пришла. Понимаете, мы, конечно, в некотором роде вместе… но не совсем. То есть мы не живем вместе, а только так… когда есть время и настроение… ну, вы понимаете. Но мы встречаемся каждый день на… то есть, я имею в виду, после работы, по вечерам. Или созваниваемся. А тут, уже пятый день… конечно, с этой новой работой у Альбины стало меньше времени, она очень уставала, и мы стали реже встречаться. Но в прошлую среду мы поговорили по телефону, и в четверг она мне позвонила… веселая такая была, оживленная, строила планы… мы собирались на выходные съездить в дом отдыха, «Речные просторы» называется, не приходилось бывать? Очень комфортное место и недалеко, практически в пригороде, добираться удобно. Контингент очень солидный: не гламурная тусовка собирается, а серьезные люди приезжают отдохнуть в спокойной обстановке. Мы договорились, что я закажу номер, но в пятницу Альбина не позвонила. И выходные прошли, и понедельник, и сегодня уже вторник… Я, конечно, попробовал сам с ней связаться, но телефон был выключен… это так странно!

— Ничего странного, — с видом знатока возразил Гоша. — Женщины, что вы хотите? Загадочные существа. Морщинку новую нашла, критические дни, пятна на солнце или звезды не так встали — вот у нее уже плохое настроение, никого не хочет видеть и выключает телефон!

— Нет, молодой человек, вы не понимаете, — обиделся Панов. — Вы совершенно не понимаете наших взаимоотношений с Альбиной. Пятна на солнце или, как вы выражаетесь, критические дни здесь совершенно ни при чем! Альбина очень ответственная женщина, и, если уж мы договорились созваниваться ежедневно, она эту договоренность будет выполнять!

— Может, просто подзарядить забыла? Бывает такое. — Еще не договорив, я поняла, что сморозила глупость.

Панов гневно сверкнул глазами.

— Пятый день забывает? Нет, вы не понимаете! Альбина никогда не допускала никаких перебоев со связью! Ее телефон всегда заряжен и всегда включен!

— Она любит поболтать?

— Я бы не сказал. Альбина — женщина экономная и на пустые разговоры деньги тратить не будет. Но она очень организованная и любит порядок. Телефон — это средство связи, значит, связь должна быть всегда. И то, что я не могу дозвониться, это… это неправильно. И меня это беспокоит.

— Может, она дома? Заболела, например? Вы не пробовали домой к ней заглянуть?

— А как вы думаете? Конечно, пробовал! И в субботу заходил, и в воскресенье, и вчера… никаких следов! Я вчера и на работе у нее был, хотел узнать хоть что-нибудь, но меня не пустили. Там такой мордоворот в охране, не человек, а корабельная сосна! Ростом до потолка, мозгов не больше, чем у деревяшки. Уперся, как шлагбаум, пропускная система у них, хоть умри! Но он сам позвонил Альбине в отдел, и там сказали, что она на работе не появлялась. А в пятницу была, но только до обеда. Что это может означать, по-вашему?

По-моему, это могло означать все что угодно, и Александр Сергеевич с Гошкой явно разделяли мое мнение. Панов, судя по тому, как он нервно смял в кулаке очередную сигарету, тоже это почувствовал.

— Но ведь вы найдете Альбину, правда? Вы сумеете ее найти?

— Постараемся. Хотя пока я никакого криминала в ситуации не вижу. Мало ли по какой причине женщина не пошла на работу? Да и с телефоном тоже… Сторожева — взрослый человек, и, как я понял, никаких обязательств перед вами у нее нет. Она имеет полное право не отчитываться, где она находится и чем занимается.

— Вот-вот, мне и в полиции так сказали, — горько откликнулся Панов. — Про то, что Альбина совершеннолетняя и может находиться где хочет, не ставя меня в известность. И что они по поиску пропавших принимают заявления только от близких родственников. А если у Альбины в городе и родственников нет, что теперь, и не искать ее совсем?

— А их нет? Родственников?

— Откуда мне знать? Я ничего такого от нее не слышал. Сама она откуда-то из района, и родители у нее там… приехала после школы, поступила в университет. Потом хотела отправиться Москву покорять, но родители отсоветовали, да и самой страшновато стало. Родители ей квартиру купили, у нас хоть и не столица, но устроиться можно неплохо и карьеру сделать…

Очень интересные рассуждения. Это что же получается: с университетским дипломом место мелкого клерка при оргтехнике в фирме по выпуску дисков — это неплохая карьера? Хотя люди по-разному смотрят на возможности, которые дает высшее образование. Одна моя знакомая после политехнического института устроилась в салон продажи сотовых телефонов и была очень довольна.

— А кто Сторожева по специальности? — Очевидно, мысли шефа были схожи с моими. — Какой факультет она закончила?

— Я точно не помню, — снова замялся Панов. — Может, филологический? Во всяком случае, что-то гуманитарное. С математикой, да и вообще со всякой техникой у нее отношения сложные. Но какое это сейчас имеет значение? Вы только найдите Альбину, я на все готов! Деньги значения не имеют! — Он запнулся и уточнил: — То есть в разумных пределах, конечно.

— И каковы эти разумные пределы? — бестактно заинтересовался Гошка.

— Ну-у. — Клиент немного смутился. — Я, конечно, человек обеспеченный, но до Абрамовича мне далеко. К затратам я готов, но они не должны выходить за пределы здравого смысла.

— Дело не в деньгах. — Шеф бросил на Гошку короткий, но оч-чень строгий взгляд. — Я не сомневаюсь, что вы найдете наши расценки вполне разумными. Но нам потребуется информация, много информации: все, что вы знаете об Альбине Сторожевой. Даже то, что вам не очень хочется рассказывать.

— Но почему… я и так… — растерянно забормотал Панов. — Я ведь уже все рассказал, разве нет? То есть я, конечно, готов, я же понимаю…

— Вот и хорошо. Теперь скажите: вероятность несчастного случая вы уже исключили?

— Что?

— Морги, больницы обзвонили, проверили? Все ведь под Богом ходим, мало ли? Может, Сторожева в ДТП попала?

— Нет, я ничего такого… — Панов побледнел и громко сглотнул. — Я не успел… в смысле, я подумал… понимаете, мне кажется, будет лучше, если это сделаете вы.

Мы с Гошкой переглянулись. Странный все-таки человек этот Панов. Казалось бы, если исчезла любимая женщина и ты волнуешься, то самое первое, что нужно сделать, — это обзвонить больницы! Пусть не морги, ладно, звонок в морг — это для людей с более крепкой нервной системой, чем у Валерия Геннадьевича, но больницы-то!

— Хорошо. — Шефу тоже не удалось скрыть нотку удивления в голосе, но комментировать причуды клиента вслух он не стал. — Фотографию Сторожевой вы, я надеюсь, принесли? Номер ее телефона, адрес, личные данные?

— Да-да, конечно, я все приготовил, сейчас. — Панов суетливо зашарил по карманам. — Вот, пожалуйста, это фотография, маленькая, правда, на паспорт, но другой я не нашел. А здесь вот номер ее телефона, адрес, адрес и телефон этой фирмы, «Хит сезона»… и вот тут я на всякий случай адрес ее электронной почты написал… вроде бы все, как вы думаете?

— Нужен список ее друзей и знакомых, с адресами и телефонами. Нам придется со всеми ними поговорить.

— Но это не совсем… то есть я никого не знаю. Мы не афишировали наши отношения, встречались в основном дома — у меня или у нее. Альбина упоминала изредка каких-то подруг, но ни с одной из них я не знаком.

— Жаль. — Шеф забрал исписанный неровными строчками лист бумаги и маленькую фотографию пропавшей женщины. — Ладно, пока хватит этого. Еще нам надо осмотреть квартиру Сторожевой. Вы говорили, что заходили туда, значит, ключи у вас есть?

— Разумеется. И у Альбины от моей квартиры ключи есть. Мы, конечно, не так часто ими пользуемся, мы ведь вместе не живем, но, когда мы обменялись ключами, это был своего рода символический жест, понимаете? А зачем вам осматривать ее квартиру?

— Возможно, там найдется что-нибудь, что укажет нам направление поиска. Ушла она из дома как обычно или собиралась в спешке, нет ли следов чужого присутствия, каких вещей не хватает, на месте ли чемодан…

— У Альбины нет чемодана, — перебил Панов. — Она весной к подруге в Ставрополь ездила, так брала у меня. А насчет всего остального… видите ли, Альбина не из тех женщин, у которых страсть к поддержанию порядка. Я говорил, она очень собранная и организованная женщина, но только, так сказать, в деловом отношении. А в квартире у нее всегда как после бомбежки. Я ведь там был и тоже догадался посмотреть насчет чужого присутствия — нет там ничего такого. Обычный бардак.

— Щетка зубная в ванной есть? — спросил Гоша.

— Щетка? — Панов растерянно посмотрел на него. — Хм, щетка… действительно. Нет, конечно, я понимаю, вы профессионалы, я не спорю. Глупо было бы обращаться к вам за помощью, а потом возражать. И если вы говорите, что хотите осмотреть квартиру… но нежелательно, чтобы кто-нибудь видел… Понимаете, я не хочу никакой публичности, не хочу, чтобы меня хоть как-то могли связать с этим делом… с Альбиной. Лучше всего, если никто вообще не узнает, что вы ищете Альбину, и тем более, что вы ищете ее по моей просьбе.

— Простите, а зачем такая таинственность? Вы женаты?

— Почему обязательно женат? — Панов поморщился, посмотрел на сигаретную пачку и, наконец, убрал ее в карман. — Просто не хочу лишних разговоров вокруг себя. Я не телезвезда из шоу-бизнеса, мне скандальная шумиха не нужна.

— Ваше право. — Объяснения Панова шефа не убедили (как, впрочем, и нас с Гошей), но спорить он не стал. — Тем не менее квартиру Сторожевой осмотреть необходимо. Гоша может поехать с вами прямо сейчас.

— Сейчас? — Несмотря на то что Валерий Геннадьевич просил начать поиски Сторожевой немедленно, предложение Баринова его явно смутило. — Боюсь, что сейчас это будет не совсем удобно… — Он посмотрел на часы и заторопился: — Да-да, вот именно! Я задержался у вас дольше, чем рассчитывал, и мне уже пора… дела, понимаете? Бизнес! Потом у меня несколько встреч, а после пяти… да, после пяти я свободен.

— Значит, в половине шестого, — согласился Гоша. — Я могу за вами заехать. Куда?

Они быстро договорились о месте встречи, и слово снова взял Баринов:

— Теперь давайте подпишем договор.

Разумеется, мы с Гошей тут же встали и дисциплинированно вышли в приемную — в оформлении отношений с клиентом мы не участвуем. Обычно, пока Александр Сергеевич с очередным клиентом обсуждают пункты договора, мы сидим в приемной, пьем чай и обмениваемся впечатлениями. Но в этот раз чайник даже закипеть не успел, а Баринов с Пановым вышли из кабинета — похоже, Валерий Геннадьевич подмахнул все документы не читая.

— Так вы сегодня и начнете? — Он смотрел на шефа умоляюще. — Прямо сейчас?

— Разумеется, прямо сейчас. Тянуть время нет смысла — и так четыре дня прошло.

Когда Панов ушел, мы вернулись в кабинет шефа, устроились на привычных местах (Александр Сергеевич, естественно, за столом, мы с Гошей на стульях у стены, а Ниночка встала на пороге, прислонившись к косяку) и начали совещание.

— Что скажете, молодежь? — традиционно спросил Баринов.

Первой, как самая младшая, по старинному правилу, принятому на военных советах, выступаю я.

— Он мне не понравился. Странный какой-то дяденька.

— Панов не странный, он нервный очень, — поправила меня Нина.

— Что он нервный, это я ему могу простить: когда близкий человек исчезает, любой имеет право занервничать. Но Панов — он именно странный! Я вообще думаю: может, эта Альбина сама от него сбежала? А что? Ей двадцать четыре года, а ему сколько? Да еще контроль этот постоянный, звонки ежедневные… надоел наш Панов барышне, вот она и удрала от него куда подальше.

— От Панова она, конечно, сбежать могла, но с работы ей при этом зачем срываться? — Нина машинально постукивала карандашом по корешку рабочего блокнота. — А на работе Сторожевой нет.

— Как раз этого мы точно не знаем, — возразил Гоша. — Мало ли что Панов нам сказал — верить ему мы не обязаны. Может, все по-другому было, может, это ему полюбовница надоела, вот он ее и порешил? А теперь пытается, за наш счет, алиби себе построить?

— Гоша, пожалуйста, ты уж чего-нибудь одного придерживайся, — попросил шеф. — А то у тебя получается, что Сторожева на работе сидит и в то же время Панов ее убил. Я, конечно, ценю твое умение мыслить нестандартно, но минимальная логика должна присутствовать.

— Я просто хотел сказать, что, даже если клиент звонил Сторожевой на работу и она не подошла к телефону, это еще ничего не значит. Может, он чего-то не понял, в нервном состоянии. Или, наоборот, так бестолково объяснял, что его не поняли? Он небось и голос постарался изменить, конспиратор хренов! Квакнул в трубку, чтобы позвали Альбину, а когда ему сказали, что ее нет, тут же и отключился.

— Панов сам в этот «Хит сезона» ездил и с охранником разговаривал, — напомнила я. — И в отдел охранник звонил.

— А что охранник? Мы не знаем, что он там спрашивал и что ему отвечали. Мужик при дверях стоит, его задача — посторонних не пускать, а кто такая Сторожева и где она болтается, ему наплевать.

— Господи, о чем мы разговариваем! — Ниночка оттолкнулась плечом от косяка, шагнула к столу и взяла телефонную трубку. — Сейчас я вам скажу, есть Сторожева на работе или нет!

Она сверилась с записями в блокноте и набрала номер.

— Алло, здравствуйте! Извините, а можно Альбину Сторожеву к телефону? А когда она будет? Что вы говорите, еще в пятницу? Странно, мы же с ней договаривались… может, заболела? Нет, спасибо, ничего не нужно… хотя, знаете, когда она появится, передайте, пожалуйста, что ее искала Наташа, пусть она мне перезвонит. Да, номер она знает. Спасибо большое, всего хорошего.

— Смысл мы поняли, можешь не пересказывать. — Баринов дождался, пока Нина положит трубку. — Сторожевой нет на работе с пятницы. Панов не ошибся и ничего не перепутал.

— И все-таки какова вероятность того, что наш клиент сам свою пассию на тот свет отправил? — Гоша задумчиво поскреб подбородок. — А что? Глядите, как все стройно получается: если кого и можно заподозрить в недобрых делах, так это службу охраны фирмы, где барышня шпионила, а клиент наш ни при чем! Дает нам наводку на супостатов, а сам, может, три дня назад придушил ее по-тихому и в Волгу спустил.

— И зачем ему это, по-твоему, нужно? — спросила я.

Вы еще помните: Гошка у нас «плохой» полицейский, он подозревает в преступлениях или как минимум в соучастии и сокрытии улик всех, включая свидетелей и клиентов. А я полицейский «хороший», добрый и стараюсь найти простые объяснения для самых подозрительных поступков самых подозрительных людей.

— Мало ли. Зачем мужики от любовниц избавляются? Может, она собиралась его жене все рассказать, вот он и заткнул девчонке рот. Кардинально.

— Панов не женат. — Мы с Ниночкой возразили одновременно, очень слаженный дуэт получился.

— Это он говорит, что не женат, — отмахнулся Гошка. — Вы же знаете, девочки, что по результатам переписи замужних женщин на треть больше, чем женатых мужчин. Вполне может быть, что существует некая мадам, которая считает себя супругой нашего клиента. И Панов очень не хочет, чтобы разговоры о его связи со Сторожевой до нее дошли.

— Даже если так, к нам-то ему тогда зачем идти? С любовницей он, по его словам, в людных местах не светился, никто про них особо не знал. Если Сторожева и пропала, он вполне может упереться: дескать, какая такая Альбина, понятия не имею! Да если бы не Панов, ее, может, еще сто лет не хватились бы. Родственников в городе у нее нет…

— Это опять Панов говорит, — вставил Гоша.

— …А на работе ее тоже искать не бросились, — не отвлекаясь на его замечания, продолжила я. — Третий день человек отсутствует, а никому и дела нет. Только Панов бегает, суетится…

— Когда человек вот так суетится на пустом месте, — снова перебил меня напарник, — у меня сразу начинают появляться нехорошие мысли на его счет.

— Существует мадам Панова или нет, это сейчас непринципиально, — негромко заметил шеф. — Версия, что от Сторожевой избавился сам Панов, не кажется мне перспективной. Ты, Гоша, ею займешься, только если уж совсем ничего другого не останется. А пока начнем со стандартных действий. Определить круг общения, выяснить, кто видел Сторожеву последним, — порядок ты знаешь. Нина, ты тоже — по обычной схеме. Справки на всех действующих лиц, но по самому Панову, пожалуйста, покопайся подробнее. Мне кажется, Рита права, есть в нем что-то несоответствующее. То ли он чего-то недоговаривает…

— То ли откровенно врет! — торжествующе закончил Гоша. — А я о чем?!

— В общем, клиент вызывает сомнения, и ты, Ниночка, это учти. Кстати, специально для Гоши, обрати внимание: нет ли в кругу общения Панова женщины, претендующей на роль его жены. Но прежде всего обзвони больницы. Может, нам и работать не придется.

— Слабо верится. — Нина сделала очередную пометку в блокноте. — Если бы Сторожева была в больнице, за это время она уже с кем-нибудь связалась бы. Разве что в коме лежит, но это чаще в сериалах случается, а в жизни… по крайней мере, у нас, в России, все проще: или жив, или помер.

— Морги тоже обзвони, — добавил Александр Сергеевич.

— А как же.

— Мне подключаться к Гоше? — по-ученически подняла руку я.

— Как только закончишь с отчетом. Только не забудь, что завтра с утра ты едешь к Солодцеву разбираться с его дамами сердца.

На то, чтобы закончить многострадальный отчет, у меня ушел весь остаток рабочего дня, и даже часть вечера прихватить пришлось. Но я его победила! И на следующее утро с чистой совестью отправилась… куда? А вот и не угадали! Вовсе не к Алексею Игоревичу Солодцеву, в фирму с загадочным названием «Жикле», рулила я этим ясным майским утром. Я ехала на станцию техобслуживания, на которую вчера, как вы помните, так и не попала.

Впрочем, сегодня мои благие намерения тоже не увенчались успехом. Очередь на СТО была такая… нет, я честно пристроилась в хвост и даже полчаса подождала. За эти полчаса я продвинулась только на одну машину — у водителя вишневых «жигулей» сдали нервы, и он покинул наши стройные ряды. Ох, напрасно он это сделал. Я в начинке автомобилей разбираюсь плохо, несмотря на все усилия напарника, который стремится воспитать из меня «гармонично развитую личность» («А то ты, Риточка, в математике своей хорошо соображаешь и дерешься неплохо, а в моторах — дубина дубиной!»), но даже мне было понятно, что на скорости тридцать километров в час такого рычания и тарахтения быть не должно.

Минут через пятнадцать после этого я посчитала стоящие впереди машины, произвела нехитрые арифметические действия и поняла, что томиться мне в этой очереди примерно до послезавтра.

— Но это же нелепо, — пожаловалась я своему отражению в зеркале заднего вида. — Я не могу торчать здесь два дня!

Отражение было возмущено не меньше меня.

— И на что, интересно, рассчитывают остальные? Особенно те оптимисты, что уже выстроились за мной?

Отражение разделяло мое недоумение.

— Мне к Солодцеву надо, он ждет! А потом еще со Сторожевой разбираться — Гошка один во все стороны не поспеет! Дел полно!

Отражение было полностью со мной согласно.

— Значит, не повезло. — Я еще раз окинула взглядом застывшую в ожидании очередь. — Не судьба. Попробую заехать вечером, может, рассосется… или завтра.

Отражение заскучало — оно явно не стремилось разделить со мной ответственность за принятие решения.

— Ну и ладно. — Я включила мотор и осторожно повторила маневр вишневого жигуленка. — Авось продержимся…

Ох, напрасно я это сделала! Гошка правильно говорит: когда сцепление барахлит, это не насморк, само не пройдет!

Тем не менее до фирмы «Жикле» я добралась вполне благополучно. Припарковалась на небольшой, ограниченной ухоженными клумбами стоянке, несколько минут поколдовала над личиком, придавая себе более официальный вид (ничего особенного: чуть потемнее помаду, чуть поправить карандашиком разрез глаз, чуть продлить брови, так чтобы они строго смыкались над переносицей, — основам грима я у своего талантливого напарника уже неплохо выучилась), накинула пиджак, сильно смахивающий на прокурорский мундир, и отправилась к клиенту.

Кабинет директора я нашла без труда — табличка сияла золотыми буквами через весь просторный холл. Поскольку стандартного препятствия в виде секретарши не имелось, я подошла к двери, коротко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

В кабинете было жарко. Солодцев расслабленно развалился в кресле, на спинке которого висел пиджак. Сам Алексей оставался в тонкой шелковой рубашке нежно-кремового цвета, с завернутыми до локтей рукавами.

— Здравствуйте, Алексей Игоревич. — Я вежливо наклонила голову.

— Здравствуйте, — неуверенно ответил он, поднимаясь из-за стола и тревожно вглядываясь в меня. — Вы к нам…

Я улыбнулась, и он тут же просиял в ответ.

— Рита! Прикинь, а я тебя не узнал! Подумал, опять какая-то инспекция заявилась.

Солодцев вышел из-за стола и пожал мне руку, потом слегка приобнял за плечи.

— Ну, ты круто выглядишь! Наташка, может, еще устоит, а Светка — та попроще, она сразу поплывет! Перепугается и на все, что ты ей скажешь, согласится!

— Это хорошо. — Я мягко отстранилась, выворачиваясь из-под тяжелой мужской руки. — Но сначала я хотела доложить о результатах встречи с вашей бывшей супругой. Я с ней разговаривала вчера, и мы пришли к соглашению…

— Да что докладывать, Надька еще вчера ко мне в офис, прямо сюда, прибегала!

Солодцев снова попытался положить руку мне на плечи, но я ловко увернулась и сделала шаг в сторону. Он ухмыльнулся, оценив мой маневр, и продолжил рассказывать о жене:

— Да такая тихая приехала, скромная, просто зайка! Я ее за семь лет всего пару раз такой лапочкой и видел. Надька меня чаще прицельным метанием чашек встречала, а вчера — как подменили ее. По рукаву меня гладит, в глаза заглядывает… даже прощения попросила и обещала быть паинькой. Золотишко принесла, что из квартиры увела, не все, правда, а только запонки и часы. Да черт с ним, с остальным, пусть себе берет — что я, по мелочам жлобиться буду, что ли? Правда, что у «лексуса» лобовуху разбила, так и не призналась, зараза! Стоит насмерть: не я, говорит, и хоть ты ее режь!

— Сейчас это уже не так важно, кто стекло разбил. — Мне пришлось вальсовым шагом уйти в сторону, поскольку клиент опять приблизился с явным намерением облапить. — Мы с ней больше о будущем беседовали.

— С будущим все о’кей! Я же говорю, Надька обещала не пакостить и на все условия согласилась, какие мой адвокат выкатил. Нет, так Надька девчонка неплохая, просто заводная очень. Мне даже нравилось сначала, это потом я притомился. Прикинь, возвращаюсь с работы усталый, как вол с пахоты, а мне в морду чайный сервиз летит, весь, до последнего блюдечка! Да я замучился эти сервизы покупать, уже оптом брал, как словно в кафешку какую. И все равно, дни бывали, когда ни одной целой чашки в доме — кофе из одноразовых стаканчиков картонных пить приходилось! Прикинь, кому такое понравится? И жили мы с Надькой хорошо, просто надоели мне ее закидоны. Вот если бы она всегда такая была, как вчера. — Он понурился и, не поднимая рук, попытался прижать меня плечом к стене.

— Так, может, вам попробовать помириться? — осторожно предложила я, перемещаясь к окну. — Если она все осознала и хочет измениться…

— Нет, — перебил меня Солодцев. — Разбитую чашку не склеишь, пробовали уже. Ничего хорошего из этого не получится. А вот Надька намекает на бонусы за хорошее поведение, тут я думаю, надо ее побаловать чем-нибудь таким, для души. Шубу, что ли, купить?

— Шуба сейчас не актуальна. — Я посмотрела в окно на набирающую бутоны сирень. — Лето скоро.

— Странные ты вещи говоришь, Ритка, — откровенно изумился Алексей. — Первый раз такое от девчонки слышу. Хорошая шуба из песца, она и летом к месту придется, даже в Африке! Хотя, конечно, у нее уже две есть… Или годовой абонемент в фитнес-клуб ей подбросить? Надька просила, говорила, там сейчас как раз скидки для постоянных клиентов.

Дверь кабинета без стука открылась, и вошел молодой человек в строгом сером костюме.

— Алексей Игоревич, бумаги на подпись. — Он протянул темную кожаную папку.

Солодцев развернулся к нему, и я наконец смогла выскользнуть из угла, в который он меня зажал.

— Давай сюда. — Солодцев взял папку и небрежно махнул рукой. — Это Олег Поздняков, мой старший менеджер. Слышь, Олег, ты как считаешь, если я своей бывшей фитнес-клуб на весь год оплачу, она будет рада?

— Лучше взять путевку на хороший курорт, — серьезно ответил молодой человек. — Или в круиз по Средиземному морю.

— Я бы ее в круиз по тундре отправил, — расхохотался Солодцев, — Воркута — Магадан! Хотя… — Он вернулся в свое кресло и откинулся на спинку. — Может, ты и прав. Прикинь, отправить Надьку недели на три в Турцию? Нет, не в Турцию, а подобрать что-нибудь такое, где серьезные люди тусуются. Может, она себе там спонсора найдет и окончательно от меня отвяжется? Надо подумать.

— Идея хорошая, — поддержала я.

Солодцев, который успел открыть папку, резко захлопнул ее, выпрямился в кресле, прищурился и окинул меня многозначительным взглядом.

— А ты, если и здесь так же ловко управишься, тоже можешь рассчитывать на бонусы. Премия за хорошую работу.

Молодой старший менеджер за моей спиной издал неопределенный звук, а сама я с некоторым трудом сдержала короткий нервный смешок; клиент мог неправильно его истолковать — принять за поощрение.

— Спасибо большое. Но меня как одного из партнеров-совладельцев агентства вполне устроит вовремя оплаченный счет. А любые премиальные, — я все-таки позволила себе мило улыбнуться, — вы можете к этому счету приплюсовать.

Начать я решила с более податливой, по словам Солодцева, Светланы. Если быстро добьюсь с ней успеха, то приду в нужное настроение и работать с неуступчивой Наташей-программистом будет проще. Тем более дверь с табличкой «Бухгалтерия» — вот она, рядышком, и даже приоткрыта. Я заглянула и спросила:

— Можно?

— Конечно, конечно, заходите. — Милая блондинка, немного напоминающая куклу Барби, приветливо улыбнулась мне. — Вам накладную выписать?

— Нет, я по личному вопросу. — Не дожидаясь приглашения, я села на стул. — Рагозина Светлана Захаровна — это вы?

Блондинка растерянно моргнула.

— Ну да, я. А что такое… мы, кажется, незнакомы? Какое личное дело?

Несколько секунд я молча ее разглядывала. Вы помните: я собиралась надавить на нее холодной строгостью и мрачной неумолимостью, запугать ссылками на Уголовный кодекс и отбить всякое желание выходить замуж за своего работодателя.

Но сейчас, глядя на это милое существо, растерянно хлопающее крашеными ресничками, я решила сменить тактику. Светлана явно из тех женщин, которые легко поддаются чужому влиянию, и добрые советы для них значат гораздо больше, чем прямые приказы. Запугать ее, конечно, можно, но гораздо быстрее и проще будет добиться результата ласковым участием. И капелька лести, конечно, не повредит.

Мои костюм и макияж к этой роли не очень подходят, но не переодеваться же теперь. А может, так даже лучше: если я дам понять, что трогательная, несправедливо обиженная Светлана растопила даже мое суровое сердце, барышня это оценит и проникнется ко мне доверием.

— Какое дело? — нервно повторила Светлана, не выдержав моего взгляда.

— Ох, даже не знаю, как это лучше сформулировать. — Я смущенно потеребила лацкан пиджака. — Видите ли, моя задача в том, чтобы вы перестали докучать нашему клиенту. Я из агентства… ну, вы понимаете.

Тут я многозначительно подняла глаза вверх и скосила их, как могла, вправо. На девушку моя пантомима произвела впечатление. Светлана несколько раз быстро кивнула, хотя по лицу было видно: как она ни старается, понять ничего не может.

— Дело в том, что я вас представляла несколько другой, — проникновенно продолжила я. — Но я вижу, что вы — интеллигентная, образованная, утонченная женщина… — Светлана снова кивнула, зачарованно глядя мне в глаза. Наверное, она впервые услышала о себе такое. И увы, возможно, больше никогда не услышит. Поэтому я решила не жадничать. — Интеллект, его ведь не спрячешь и природу не обманешь! Если кому что дано, то это сразу видно. Тем более мне — я ведь, по роду своей деятельности, неплохо в людях разбираюсь. И я вижу, что вы, Светлана, ничего общего не имеете с тем портретом, который мне нарисовали.

— Портрет? — Судя по всему, бухгалтерша представила свою фотографию на обложке журнала «Космополитен» и окончательно потеряла представление, о чем идет речь. Пожалуй, хватит морочить девушке голову.

Я снова сделала небольшую паузу, бросила одобрительный взгляд на ухоженные руки Светланы с явно наращенными ноготками, потом, не менее одобрительно, оценила прическу и продолжила, сменив восхищенное придыхание на легкое недоумение с извиняющимися интонациями.

— Только одного я, извините, не могу понять: как вы с вашим умом, с вашими деликатными чувствами, с вашей душевной тонкостью — как вы могли заинтересоваться этим… кхм… прошу прощения, но я не могу говорить совсем уж откровенно. В конце концов, он наш клиент, и у нас есть перед ним определенные моральные обязательства, сами понимаете. Наверное, у него есть и достоинства, я не спорю. Чувство юмора, например, имеется, в этом ему не откажешь. Но где интеллект? Где чуткость? Где умение оценить — да что там, хотя бы попытаться понять вашу сложную, богатую натуру? Где…

— Подождите! — не выдержала Светлана. — Подождите, я ничего не понимаю! О ком вы говорите? Кто ваш клиент?

— Не понимаете? — Я приподняла брови и выразительно округлила глаза. — А разве у вас большой выбор? Разве есть несколько претендентов на эту незавидную роль?

— Вы хотите сказать, что вас нанял Алексей?

— Алексей Игоревич Солодцев. — Я сочувственно покивала. — Именно так.

— И он хочет, чтобы я перестала… как вы сказали? Докучать?

— Именно так, — повторила я.

— Боже мой! — Светлана закрыла руками мгновенно побагровевшее лицо. — Боже мой, как это… это ужасно… отвратительно! — Она всхлипнула.

— Алексей Игоревич жаловался, что вы угрожаете ему самоубийством, — мягко заговорила я. — Теперь я понимаю, что он, скажем так, ввел нас в заблуждение. Такая женщина, как вы, не может настолько потерять голову из-за самого заурядного, неинтеллигентного, невыразительного и, давайте будем до конца откровенны, грубого мужлана. Нет, это не ваш стиль, не ваш уровень. Я права?

— Ко-конечно, правы. — Светлана подавила очередной всхлип и убрала руки от лица. — То есть однажды я обмолвилась на эту тему… пошутила. Но конечно, я не собиралась ничего такого… Фу, как глупо все и некрасиво получается! — Светлана нервно дернула на себя ящик стола и достала пакетик с бумажными салфетками. Вытащила одну, осторожно промокнула глаза и попыталась гордо выпрямиться на стуле. — Значит, вы должны заставить меня. — Она презрительно скривила губы и четко, холодно, хотя и немного громче, чем требовалось, выговорила: — Перестать докучать. А как вы собираетесь этого добиться?

— Теперь, когда я вас увидела? — Я улыбнулась и сделала неопределенный жест рукой. Это должно было выразить мое восхищение новой знакомой, и судя по тому, как заблестели ее глаза, Светлана все поняла правильно. — Право, даже не знаю. Как-то нелепо убеждать вас, что Алексей Игоревич не собирается на вас жениться. Вот если бы он сделал вам предложение, тут я нашла бы что сказать. Господи, да для женщины с вашим высоким умом, тонкими чувствами и широкими интересами, для женщины с вашими внешними данными и с вашим интеллектом оказаться замужем за таким чурбаном… ох, опять я нарушаю профессиональную этику!

— Ничего, — снисходительно заметила девушка, — я вас не выдам. И знаете, пожалуй, я вам помогу. Я давно собиралась прекратить это… эту… — Несколько секунд она безуспешно пыталась подобрать нужное слово, потом обреченно махнула рукой. — В общем, прекратить. Просто повода подходящего не было. А без причины как-то неудобно…

Голос у Светланы сорвался. Она на мгновение отвернулась, шмыгнула носом, но тут же взяла себя в руки и натянуто улыбнулась.

— Я больше не буду докучать Алексею Игоревичу. И я немедленно ему об этом сообщу.

* * *

Я закрыла за собой дверь бухгалтерии. Йес! Половина работы сделана, и не сказать, чтобы это было так уж трудно. Что ж, теперь на очереди Наташа. Если с ней все будет так же просто… Впрочем, по словам Солодцева, программист Наташа — орешек покрепче. Ничего, и с ней справимся. Вот только где ее найти?

Прямо передо мной дверь с табличкой «Архив», рядом — «Отдел кадров», а дальше вглубь коридора уходят ничем, кроме номеров, не обозначенные двери. Вернуться к Светлане, спросить? Или заглянуть в отдел кадров и узнать там?

Одна из нумерованных дверей открылась, и в коридор вышел Олег, все с той же кожаной папкой в руках.

— Олег! — обрадовалась я. — Подскажите, где у вас тут программисты сидят?

Парень понимающе усмехнулся.

— Наташу ищете? Алексей Игоревич решил, что пора сбрасывать балласт? Правильно, времена сейчас тяжелые, и статьи расхода надо сокращать. У нас показатели очень хорошие, прибыль стабильная, но какая фирма это выдержит? Жена, две любовницы в офисе, еще одна барышня, из гламурных, и на детей от бывших жен алименты!

— Дети? — не поняла я. — Какие дети? Откуда?

— А вы не знаете, откуда дети берутся? — съязвил Олег.

— Нет, я знаю, конечно, просто я не ожидала… я не знала, что у Алексея Игоревича есть дети.

— А как же, он у нас многодетный папаша: трое детей от двух жен, два сыночка и лапочка-дочка. С женами, с обеими, в разводе, естественно. Но все равно тянут, как пылесосы, непрерывно, тянут, тянут! Кому колечко, кому цепочку, кому дачку, кому тачку… А, что тут говорить!

Он снова взмахнул папкой, обошел меня, словно неодушевленное неподвижное препятствие, и ушел по коридору. А я действительно стояла телеграфным столбом: у Солодцева трое детей?!

То есть меня это, конечно, совершенно не касается, хоть трое, хоть десяток, хоть три десятка! Но я хорошо помнила, как вчера он же говорил, что нельзя заводить детей, если не можешь обеспечить ребенку возможность ездить в Диснейленд, учебу в Оксфорде и что там еще… А эти двое уже существующих мальчишек и девочка, получается, не в счет, так, что ли? Их не надо учить, не надо развлекать, не надо… Ох. Был бы здесь Гошка, он не преминул бы весьма чувствительно ткнуть меня локтем в бок или наступить на ногу, чтобы не отвлекалась. Агентство «Шиповник» совершенно не интересуют взаимоотношения клиента с его бывшими женами, детьми от этих бывших жен и прочими родственниками. Агентство «Шиповник» интересует только качественное выполнение работы. А я в данный момент этой самой работой пренебрегаю!

— Так где мне искать Наташу?! — крикнула я в спину Олегу.

Он обернулся:

— В конце коридора, дверь номер три, программисты у нас там.

В комнате программистов я увидела сразу трех женщин. Ближе всего к двери уткнулась в компьютер худая, сутулая девица в очках и с конским хвостом на голове. За соседним столом женщина лет пятидесяти, с химической завивкой, пила чай. Чашку она держала, манерно оттопырив мизинчик. Одновременно женщина листала какой-то, очевидно специальный, журнал — картинок в нем не было, только цветные графики. И третья, шикарная брюнетка, красавица в стиле Шемаханская царица, курила у окна, пуская дым в форточку. Выражение лица у брюнетки было хмурое, если не сказать злое. Наверняка это Наташа.

— Добрый день, — вежливо поздоровалась я.

— Добрый, — согласилась женщина с химической завивкой, отложила в сторону журнал и с интересом уставилась на меня.

— Здрассь… — пробормотала, не оглядываясь, девушка у компьютера.

Брюнетка бросила на меня мрачный взгляд и беззвучно шевельнула губами. Мое появление ее явно не обрадовало. Ничего, милая, скоро я тебе еще больше настроение испорчу!

Я приняла как можно более официальный вид и обратилась к брюнетке:

— Мне нужна Наташа. Это вы?

— Вон Наташа. — Шемаханская царица ткнула сигаретой в сторону очкастой девицы.

А сама девица оглянулась и посмотрела на меня с легким недоумением.

— Вы ко мне? Из «Офелии»? — Она встала, с грохотом отодвинув стул. — Но мы же договорились на завтра!

Если Наташа была удивлена моим появлением, то сама я, признаюсь, изумилась не меньше. Клиент в очередной раз поразил меня: ладно Светлана, не светоч интеллекта, но внешние данные на высоком уровне и Солодцева как мужчину я могу понять. А что он нашел в этом «синем чулке»?

— Вчера я звонила, разговаривала с вашей секретаршей и она обещала, что передаст вам…

— Я не из «Офелии». У меня дело персонально к вам. Не могли бы мы… — Я сделала паузу, показала Наташе свое удостоверение и только тогда многозначительно закончила: — Поговорить.

Наташа взглянула на меня, на удостоверение, снова на меня.

— А в чем, собственно… впрочем, ладно. Сейчас, сохранюсь только.

Она вернулась к компьютеру, не присаживаясь, нагнулась к экрану, несколько раз щелкнула мышкой и выпрямилась.

— Пойдем?

— Пойдем.

В дверях я остановилась на мгновение и попрощалась с остающимися в кабинете дамами:

— Всего хорошего.

— До свидания. — Женщина с химической завивкой продолжала смотреть на меня с интересом. А брюнетка не ответила. Нахмурив брови, она что-то очень внимательно разглядывала на потолке.

В коридоре Наташа остановилась.

— Где же нам устроиться, чтобы никто не помешал?

Теперь, когда девушка выпрямилась и развернула плечи, стало видно, что у нее хорошая фигура. И одета Наташа хотя и не броско, но элегантно, и очки у нее модные, не портящие миловидного личика, а, наоборот, придающие некоторую пикантность. В общем, если в первую минуту я не поверила, что Солодцев вообще мог заинтересоваться этим созданием, то теперь мое недоумение рассеялось. Да, рядом с эффектной брюнеткой Шемаханской царицей или рядом с хорошенькой блондинкой Светланой Наташа выглядит довольно блекло, но определенный шарм у нее имеется.

— Пожалуй, конференц-зал подойдет!

Девушка улыбнулась и ткнула пальцем в сторону одной из дверей. Улыбка у нее была такой беззаботной и дружелюбной, что мне стоило некоторого труда сохранять чопорную серьезность. Совершенно верно, шарм у невзрачной на первый взгляд Наташи имеется, и немалый.

— Конференц-зал подойдет, — надменно согласилась я и неторопливо двинулась в указанном направлении.

Громкое название носила небольшая комната, заставленная, я бы даже сказала, заваленная стульями. Кроме стульев, в конференц-зале имелась небольшая трибуна, задвинутая в угол, и старый двухтумбовый письменный стол, на котором в незапамятные времена забыли пыльную вазу с засохшим букетом.

Как только мы зашли в комнату, Наташа быстро повернулась ко мне.

— Итак, в чем дело? Чем моя скромная персона могла заинтересовать детективное агентство? Вроде я ни в чем таком криминальном не замешана.

— Пока не замешаны, — холодно подчеркнула я.

Несмотря на множество стульев, находящихся на расстоянии вытянутой руки, я предпочла разговаривать стоя. Согласитесь, когда собеседники сидят, удобно устроившись, трудно поддерживать нужную напряженность. А мне необходимо, чтобы Наташа была напряжена: ее так просто, как Светлану, не уговоришь. Эта девушка явно живет своим умом, и заставить ее отказаться от уже выстроенных планов будет гораздо сложнее.

— Пока не замешаны, — повторила я. — Но если вы продолжите шантаж…

— Что-о? — протянула искренне изумленная Наташа. — Я шантажирую? А кого, интересно знать?

— Нашего клиента, Алексея Игоревича Солодцева.

— Да идите вы! — Теперь Наташа смотрела на меня почти с восторгом. — Пупсик нанял детективов?

— Пупсик? — пискнула я.

Вы поверите, если я скажу, что снова растерялась? Солодцев, конечно, не совсем в моем вкусе, но он взрослый человек, и рост у него убедительный, и плечи широкие, и вообще он видный мужчина — многим женщинам такие нравятся… и вдруг «пупсик»!

— Ну да, Алексей! Я его «пупсиком» зову. И между прочим, ему очень даже нравится. Не на работе, естественно, не в офисе, а в более интимной обстановке. Вы меня понимаете? — Она игриво хихикнула и изобразила двумя пальцами что-то вроде «козы».

— Понимаю. — Мне достаточно быстро удалось оправиться от удивления, и голос снова звучал ровно и холодно. — И именно об интиме я и хотела с вами поговорить. Вы угрожали нашему клиенту, что подадите на него в суд за сексуальные домогательства?

— Дословно я, конечно, не помню, но что-то такое было. А в чем дело? Он же домогался. И кстати, все, чего домогался, получил. Теперь и я хочу получить малую толику.

— И на что конкретно вы рассчитываете?

— О, у меня претензии небольшие! Пусть пупсик на мне женится, и ладно!

— Женится? — Я очень неплохо изобразила недоумение. Настолько неплохо, что Наташа заметно занервничала.

— Я же не говорю, что насовсем! На всю жизнь я сама не больно рвусь, года два-три мне вполне хватит. Я хочу свою фирму открыть, пусть он и преподнесет мне такой свадебный подарок. А за пару лет я фирму укреплю, займу нишу, там можно и разводиться. — Наташа посмотрела на меня ясными глазами и улыбнулась. — У меня намерения честные, поэтому я и говорю вам все откровенно, ничего не скрываю. Я пупсику хорошей женой буду, не то что нынешняя. Спорить с ним по пустякам не буду, изменять не буду… детективов нанимать тоже не буду.

— Боюсь, я вынуждена вас огорчить. — Участливый тон был хорош для Светланы, а сейчас я цедила слова едва ли не с откровенной неприязнью. Если я хочу выполнить свою задачу, Наташу надо ломать, и ломать жестко. А для этого я должна превратиться в небольшой бесчувственный броневик.

Я снова обвинила Наташу в шантаже и засыпала девушку юридическими формулировками вперемешку с номерами статей Уголовного кодекса, которые та нарушила своими действиями и по которым, соответственно, может быть привлечена к уголовной ответственности. Для большего эффекта я перечислила несколько статей, не имеющих никакого отношения к теме, понадеявшись, что Наташа (как и я сама совсем недавно) из всего Уголовного кодекса слышала краем уха только про пятьдесят восьмую статью, которая, сами понимаете, перестала быть актуальной еще до ее рождения.

К чести девушки надо сказать, что она пыталась спорить, но броневик по имени Рита неумолимо утюжил, превращая в пыль, заранее подготовленные позиции, все аргументы Наташи отскакивали от брони, не оставляя на ней даже мелких царапин, а мои собственные снаряды один за другим ложились точно в цель.

Я нарисовала самую мрачную картину будущего, которое развернется перед Наташей, если она не прекратит преследовать нашего клиента, — от судебного разбирательства с последующим увольнением до осуждения за шантаж и заведомо ложные показания, причем не на условный, а на вполне реальный срок.

Наташа пыталась торговаться, но я объяснила, что единственное условие, при котором она может продолжать работать в фирме, — это полный отказ от каких бы то ни было претензий к начальнику.

В конце концов девушка сдалась:

— Ну и черт с вами! Да пропади он пропадом совсем, этот ваш Солодцев! Не хочет жениться, скотина, ну и не больно надо! Да тьфу на него! — Наташа плюнула на пол и растерла плевок подошвой туфельки. — Вот так! И не надо пугать меня увольнением, я сама у него работать не стану, вот прямо сейчас пойду и заявление напишу!

Не обращая больше на меня внимания, Наташа вылетела из конференц-зала, громко хлопнув дверью. Я посмотрела ей вслед, глубоко вдохнула, потом медленно шумно выдохнула:

— Ф-фу… ну и работенка.

Колени у меня мелко дрожали, все-таки разговор получился непростой. Я выбрала стул поновее и почище, села, вытянула ноги и снова глубоко вдохнула и выдохнула.

— А вообще-то, обе дуры. И я третья, что взялась с ними разговаривать.

Когда я, минут через пять, вышла из конференц-зала, то на первом же шаге едва не попала в объятия очень довольного Солодцева.

— Рита! А я тебя обыскался! Думал уже, что ты слиняла по тихой!

— Как же я могу уйти, не отчитавшись о проделанной работе. — Я ловко уклонилась от гостеприимно распахнутых рук.

Впрочем, Алексея это ничуть не смутило. Одну ладонь он положил мне на плечо, а другой весело отмахнулся:

— Кому они нужны, твои отчеты! Я и так все знаю! Ну, Ритка, ну ты молоток! Прикинь, Светка ко мне уже прибегала, и мы все решили, — он коротко хохотнул, — к обоюдному удовлетворению.

— И как она держалась? — Я слегка повела плечом, но Солодцев держал меня крепко. Попробовать, что ли, взять его на болевой?

— Нормально держалась. Всплакнула, конечно, немного, она же барышня чувствительная, даже на мультиках, бывает, плачет. Но ничего, мы с ней обо всем договорились: свадьбу она больше просить не будет, вешаться-топиться тоже не будет, все остается по-старому.

— В каком смысле — по-старому? — Я собиралась резким движением стряхнуть его ладонь, но, услышав такие интересные новости, забыла об этом.

— В смысле, как сейчас все идет, так и будет продолжаться, — жизнерадостно объяснил Алексей. — А ведь я не думал, что у тебя получится. Прикинь, если еще Наташка угомонится, то буду считать, что ты сработала на полтораста процентов.

— Обещала угомониться. — Я наконец вывернулась из-под руки довольного клиента и отодвинулась в сторону. К сожалению, в узком коридоре я не могла отступить достаточно далеко. — И уволиться. Сейчас пошла заявление писать.

— Да ты что?! Реально?! — пришел в искренний восторг Солодцев. — Нет, я, конечно, в тебя верил, но, честное слово, такой оперативности не ожидал!

Одним шагом он сократил расстояние между нами, не обращая внимания на слабое сопротивление (господи, ну не драться же мне с ним, в самом деле!), обнял меня и громко чмокнул в щеку. Целился Алексей в губы, но я успела отвернуться. Драться с клиентом я не могу, но и целоваться с ним не обязана.

А Солодцев, не выпуская меня из медвежьих объятий, начал сыпать предложениями обещанных «бонусов». Увы, фантазия его оказалась удручающе скудной и однообразной. Поужинать в ресторане, посетить ночной клуб, казино и сауну. Хорошо воспитанной девушке из приличной семьи, то есть мне, выбирать не из чего.

— Для начала, отпустите меня, пожалуйста, — вежливо попросила я и, не удержавшись, чувствительно двинула его локтем под ребро.

Солодцев крякнул и разжал руки.

— Не, если ты предпочитаешь что-нибудь такое, из культурной программы… я афиши видел — Максим Галкин к нам приезжает и Кубанский народный хор… там, говорят, казаки лихо пляшут. Если хочешь, можно сначала сходить на них посмотреть, а потом уже в ресторан. Прикинь, Ритка, есть-то все равно надо, так почему не поужинать в приличном заведении?

— Спасибо большое, но ни Галкин, ни народный хор меня не вдохновляют. — Наконец мне удалось обойти его, и теперь между мной и выходом из офиса препятствий не было. Если Солодцев опять полезет обниматься, я просто сбегу от него. — Я уже говорила, что вовремя оплаченного счета будет достаточно. Всего хорошего, приятно было познакомиться, письменный отчет о проделанной работе будет готов через три дня…

— Странная ты какая-то девчонка, — пожаловался Солодцев, продвигаясь к двери следом за мной. — Если ты золотишко предпочитаешь или по тряпкам там пробежаться, так и скажи. Я куплю — какие проблемы?

Уже не слушая, я выскочила на улицу, махнула ему рукой и нырнула в машину. Настроение у меня сразу поднялось — слава богу, это нелепое дело закончено! От назойливых ухаживаний клиента я благополучно избавилась, и можно ехать в офис, заняться, наконец, серьезной работой. Искать женщину, пропавшую при обстоятельствах, сразу скажем, довольно странных и, я бы даже сказала, сомнительных, — это вам не нервных девиц до истерики доводить!

Перед тем как повернуть ключ зажигания, я покосилась на Солодцева. Все еще стоит на крыльце, смотрит на меня. Ладно, пусть смотрит, главное, что не пытается меня остановить очередным предложением скоротать вечерок вместе. Я завела мотор, выжала сцепление и…

Хорошо, что моя мама, педагог-словесник с почти тридцатилетним стажем, не слышала слов, которые произнесла в этот момент ее старшая дочь. Вообще-то, я — барышня благовоспитанная и нецензурных выражений не люблю, не одобряю, когда при мне ругаются, и сама, как правило, обхожусь без них. Подчеркиваю — как правило! Но бывают в жизни моменты, когда некоторые слова сами срываются с языка.

Вы уже поняли, что случилось? Да-да, сцепление, именно оно заставило меня позабыть о нормах литературного русского языка. Именно в этот момент подлая… м-м-м, какое бы слово подобрать поточнее… в общем, эта нехорошая железка решила рассыпаться окончательно — педаль просто провалилась в пол.

Представляете, как мне было обидно? До слез! Ведь собиралась, все время собиралась поставить машину на ремонт, почти поставила уже! А теперь что делать? То есть что теперь делать, это понятно — звонить Гошке. Мой старший товарищ, великий волшебник, явится, окутанный тучами, и, громыхая молниями, скажет: «Крэкс, фэкс, брэкс!» — и… вы что, правда решили, что он заставит собраться развалившееся сцепление? Нет, конечно. Он прицепит трос к моему несчастному москвичонку, посадит меня за руль и повлечет нас на станцию техобслуживания. И какой величины там очередь, для меня теперь не имеет значения — пока машина не встанет на ремонт, я оттуда не уйду.

Ой, Гошка же только сегодня грозился, что откажется меня тащить! Не со зла, разумеется, а исключительно в воспитательных целях. Может, действительно вызвать эвакуатор? Дороговато, наверное, выйдет, зато там мужиков мои взаимоотношения с машиной не волнуют: они «москвич» погрузят и отволокут на СТО, причем молча. Ну, разве что отпустят пару шуточек на мой счет — это ничего, это можно стерпеть. А от Гошки я чего только не наслушаюсь! Напарник не из тех людей, которые один раз высказывают свое мнение и на этом успокаиваются. Нет, он искренне уверен, что нотации, читаемые меньше недели, до сознания воспитуемого не доходят, и всю норму я получу полностью, можете не сомневаться. Гоша парень добросовестный, он халтурить не привык, так что ближайшие семь дней я буду слышать только о правилах ухода за автомобилем и необходимости своевременного ремонта.

— Ритка, ты что здесь замерла? — Солодцев постучал в водительское окно костяшками пальцев. — Случилось что?

— А? — Я тупо посмотрела на него: и когда успел подойти?

Ну что за назойливый мужик: неужели до сих пор не понял, что нет у меня никакого желания с ним общаться? Еще спрашивает: «Что случилось?» Как будто он может чем-нибудь помочь! Хотя… хотя он как раз и может! Я быстро опустила стекло.

— Случилось! Сцепление, будь оно неладно!

Солодцев проявил благородство, на которое я не рассчитывала. Я-то думала, что мне придется изображать несчастную сиротку, уговаривая его провести спасательно-буксировочную операцию в сторону ближайшего СТО. Но Алексей, который с полуслова понял, в чем беда, сам предложил мне помощь и собственный, горячо любимый «лексус» в качестве буксира. Кроме того, он обещал подождать, пока я передам увечный «москвич» в умелые руки мастеров, и отвезти меня в офис «Шиповника». При этом спаситель даже не заикнулся о компенсации за потраченное на меня время — ни малейшего намека на ресторан или сауну! Согласитесь, благородство необычайное! А может, он просто решил, что с безголовой дурой, которая довела сцепление до такого состояния, знакомиться ближе и не стоит? Помочь ей из человеколюбия или из машинолюбия и закрыть на этом тему? Вот это было бы здорово!

Солодцев протащил меня два квартала, потом свернул в узкий — две машины едва разъедутся — переулок, немного попетлял по дворам и въехал в гостеприимно распахнутые, выкрашенные веселенькой зеленой краской ворота. Выпрыгнул из «лексуса» и махнул мне рукой:

— Выходи, приехали!

— Это СТО? — Я послушно выбралась из машины и огляделась. — А где мастера? И где очередь?

— Мастера работают, здесь без дела шататься не принято. И в очереди время терять тоже не принято. Люди договариваются по телефону и подъезжают к назначенному часу — вроде как вы, девчонки, в парикмахерскую записываетесь.

— Но как же тогда меня…

— Я по дороге позвонил, нас уже ждут. — Алексей подмигнул мне и многозначительно добавил: — Я здесь клиент старый, уважаемый, мне всегда навстречу пойдут. Пойдем определим твою тачку.

Тачку определили быстро. Правда, мастер, крепкий мужик лет пятидесяти, с роскошной, без единого седого волоса, шевелюрой, сначала, похоже, не понял, что за чудо вкатилось к нему во двор. Он с недоумением посмотрел на мой «москвич», потом, с сомнением, на меня и, наконец, перевел вопросительный взгляд на Солодцева.

— Барышня предпочитает отечественный автопром, — хохотнул тот в ответ. И объяснил мне: — Здесь в основном иномарки ремонтируют, а такое, — он небрежно махнул в сторону «москвича», — редко встречается. Но ты не сомневайся, Григорий Николаевич из твоего сироты конфетку сделает!

— У меня сцепление… — заикнулась я.

— И сцепление, и все остальное, что понадобится, — перебил меня Солодцев, снова, по-хозяйски, укладывая руку мне на плечо. — Полный пакет, Григорий Николаевич, как для меня!

— Сделаем. — Мастер обошел вокруг «москвича», внимательно его разглядывая, и повторил: — Сделаем. Вы мне позвоните завтра, ближе к вечеру.

— Что, завтра уже готово будет? — удивилась и обрадовалась я.

Мужчины переглянулись и обменялись очень похожими, обидными улыбками. Потом мастер отвернулся, а Солодцев снисходительно объяснил:

— Завтра, Риток, будут готовы результаты теста. Профилактический осмотр. Прикинь, там, кроме сцепления, наверняка еще целая куча головной боли.

— А-а-а… да, разумеется, — поскучнела я.

Тщательный осмотр по полной программе — это хорошо, кто спорит. Но последующий ремонт — дело не быстрое, и я, получается, остаюсь без машины на неопределенно долгий срок. Кроме того, очень интересно, какова стоимость услуг в этом заведении? Если они будут чинить «москвич» по расценкам иномарок… как говорил в одной старой советской комедии герой-бухгалтер: «Во что это выльется?»

Впрочем, теперь уже все равно. Не просить же Солодцева отбуксировать меня на другую СТО, попроще, с очередью из отечественных машин и с мастерами, которым в голову не придет делать полный профилактический осмотр.

Вы можете себе представить, как я была огорчена — даже не отреагировала должным образом на нелепое и оскорбительное «Риток»! Не придумала хлесткого, язвительного ответа, не стряхнула с плеча руку назойливого ухажера, не засветила ему в глаз… Вместо этого я позволила увести себя к «лексусу», усадить на широкое сиденье, крытое светлой кожей, и пристегнуть ремнем.

— Теперь в офис? — деловито спросил Солодцев. — В «Шиповник»? Или, — он игриво подмигнул, — устроим небольшой обеденный перерыв? Я здесь знаю неподалеку одно местечко достойное. Там и кормят прилично, и вместо общего зала такие уютные кабинетики…

— Может, лучше сразу в сауну? — язвительно предложила я, начиная оживать.

— А ты хочешь? — откровенно обрадовался он. — Не вопрос, поехали!

— Это была шутка. — Мой голос прозвучал немного резче, чем я хотела, но ведь этот тип уже начал вертеть руль, поворачивая, очевидно, в сторону сауны, в которой он тоже, несомненно, был старым и уважаемым клиентом! Господи, как же он бизнес свой ведет, если у него голова постоянно бабами забита?!

— Ха-ха, — жизнерадостно откликнулся он. — Вот что мне в тебе, Ритуля, больше всего нравится, так это что ты вроде вся на вид такая: фу-ты ну-ты, недотрога, а на самом деле — юморная девчонка!

— Я не вроде на вид «фу-ты ну-ты, недотрога», — все-таки ему удалось меня взбесить, и я сцеживала слова, как кобра яд, — я не «юморная девчонка». И попрошу запомнить, что я не Ритка, не Ритуля и уж тем более не Риток! Я — оперативный сотрудник детективного агентства «Шиповник» Маргарита Рощина, и обращаться ко мне следует именно так!

— Не вопрос, Маргарита Рощина, какие проблемы? — расплылся Солодцев в отвратительно довольной ухмылке. — Но ты точно не передумала в офис ехать? Прикинь, не обязательно в сауну, мало ли в городе приличных заведений. А еще можно…

— Алексей Игоревич, прекратите! — Я зло сверкнула глазами. — Или мы едем в офис, как можно быстрее и без посторонних разговоров, или я сейчас выхожу из машины и ловлю такси.

— В офис так в офис, не вопрос. Я же только предложить хотел…

Я уже набрала побольше воздуха, чтобы достаточно убедительно рявкнуть: «Остановите машину!» — но Солодцев неожиданно замолчал. Ехал, искоса поглядывая на меня, и, судя по вертикальной морщинке, появившейся между насупившимися бровями, о чем-то сосредоточенно размышлял. Возможно, о том, не пожаловаться ли ему Баринову на распущенность и хамство младшего персонала.

А вот пусть попробует пожалуется! Александр Сергеевич его, конечно, выслушает, но сам в подробности претензий вникать не станет, поручит разобраться в конфликте Гошке как моему непосредственному наставнику. И вот тогда-то Алексей Игоревич узнает много нового — и о распущенности, и о хамстве, а если начнет что-то вякать, то, возможно, и о рукоприкладстве! Право, я человек не кровожадный, но этот тип меня откровенно достал!

— Ладно, Маргарита Рощина, хватит дуться. Что мы, как двое глухонемых? Не хочешь меня слушать, сама расскажи что-нибудь. Из вашей практики — бывают же интересные случаи.

Я еще не остыла, поэтому посмотрела на него с откровенным подозрением. Но Солодцев, похоже, приставать не собирался — ему просто скучно было ехать в тишине.

— Про наши интересные случаи я рассказывать не могу. — Боюсь, мой ответ прозвучал не слишком дружелюбно. — Мы обещаем клиентам полную конфиденциальность. Вам ведь тоже не понравилось бы, если бы я о ваших проблемах с женой и с прочими дамами стала на всех углах рассказывать?

Моя холодность Солодцева не смутила.

— Да почему же, — хохотнул он. — Рассказывай, разрешаю. Пусть на моем примере народ учится. А может, мне вообще писателя какого найти? Чтобы написал про меня книжку, а денежки потом пополам! Или кино снять? Если актриску на роль Надьки подходящую найти и еще парочку таких, фигуристых: Светку с Наташкой изобразить, фильмец получится — закачаешься! Прикинь, «Оскар» гарантирован! Как ты думаешь?

— Я думаю, если вы хотите поговорить, то лучше найти какую-нибудь нейтральную тему, — немного смягчившись, предложила я.

— Это какую нейтральную?

— Ну-у… — Не говорить же ему, что я готова обсуждать любую тему, от перспектив полета последнего европейского спутника на Марс до проблем, возникающих при выкармливании утконосов, лишь бы наш разговор не касался самого Солодцева и сложностей его взаимоотношений с женщинами. — Например, объясните мне, почему ваша фирма называется «Жикле»? Что это такое? И чем вы вообще занимаетесь? Мы сначала подумали, что автозапчастями, но Нина сказала, что это как-то с живописью связано.

— Слушай, Ритка, только не злись, но ты действительно уникальная девчонка! Ты первая, кто интересуется, чем я занимаюсь. Обычно спрашивают, сколько денег фирма приносит, а на остальное им наплевать.

Я на мгновение стиснула зубы, потом расслабилась, выдохнула и, позаботившись, чтобы в моем голосе не прозвучало ни одной теплой нотки, напомнила:

— Жикле.

— А что жикле? Жикле, Маргарита Рощина, — он правильно понял мое неудовольствие, но оно его только позабавило, — это такая технология нанесения красок на холст, от французского — разбрызгивание. Используется для факсимильного воспроизведения картин.

Я представила себе художника, который устроился в Третьяковской галерее напротив картины Репина, известной под названием «Иван Грозный убивает своего сына», и перерисовывает ее, прыская краской из баллончиков с надписями «Жикле-синий», «Жикле-оранжевый», «Жикле-бледно-розовый»… бред какой-то.

— Это чтобы копии рисовать?

— Нет, не копии. То есть получается, конечно, копия, но от оригинала ее фиг отличишь, особенно если холст правильно подобрать. И не рисовать, там, я же говорю, цифровые технологии. Сначала с оригинала делают снимок, очень высокой четкости. Потом, микроскопическими каплями краски, изображение наносят на специальный холст. А когда все готово — разные дополнительные обработки, чтобы воссоздать рельеф картины. В общем, там много разных технических заморочек, но в результате копия получается — пальчики оближешь! Полная иллюзия: характер и фактура мазка, нюансы цвета, светотень… даже кракелюры, трещинки на краске, сохраняются. Я же говорю — от оригинала невооруженным глазом не отличишь. Эксклюзив!

— Алексей, ты что, художник? — От растерянности я обратилась к нему на «ты» и по имени. Но как тут было не растеряться: Солодцев, которого я с первого взгляда записала в жизнерадостные неандертальцы, уверенно, со знанием дела толкует мне о светотени и о кракелюрах!

— Нет, что ты! Это я так, за последние годы нахватался. На самом деле я до тридцати лет и в музее-то ни разу не был, из всех картин только «Три богатыря» знал да эту, с медведями, — «Утро в сосновом лесу». Просто я бизнесмен, я занимаюсь тем, что хорошо продается. Понимаешь, если бы был спрос на фасованное дерьмо, я бы организовал фасовку и продажу дерьма в пакетиках. А если есть спрос на жикле, — он ухмыльнулся и подмигнул мне, — я жиклюю по полной программе.

— И что, правда есть спрос?

— А то! Ты не представляешь, как народ по этим факсимильным копиям убивается! Я не об учителях-врачах, конечно, говорю — эти, может, и захотели бы, да им на каждую картинку всей школой или больницей сбрасываться пришлось бы. А вот серьезные люди любят у себя в спальне что-нибудь из Ренуара повесить или из старых фламандцев в столовую — натюрморт с рыбой. Особенно с тех пор, как это на Западе в моду вошло. И организации, конечно, тоже. Банки — те больше русских художников заказывают. Причем прикинь, как получается: если банчок новый, только открывается, там классику просят, Сурикова или Левитана. А банкам постарше, посолиднее подавай авангард, Малевича с Кандинским! Гостиницы тоже, солидные, для ВИП-клиентов к нам обращаются, клубы, рестораны элитные. Всем хочется быть в тренде. О, смотри, мы уже и приехали!

Признаюсь, я слушала его раскрыв рот. Даже позволила пренебрежительно отозваться об учителях — обычно я этого не спускаю. И то, что мы добрались до места, не заметила. Очнулась только, когда «лексус» затормозил перед нашим крыльцом. Алексей Игоревич с неожиданной ловкостью выскочил из машины, обежал ее и, прежде чем я успела отстегнуть ремень, распахнул дверцу с моей стороны, согнулся в церемонном поклоне и подал руку:

— Позвольте вам помочь, Маргарита Рощина!

Я мгновенно вскипела. Кажется, после этой неожиданной лекции я начала менять отношение к нашему клиенту, а он снова балаган устраивает! Но воспитание — штука прочная. Как бы я ни была зла на человека, но, если он проявляет демонстративную вежливость, я не могу ответить откровенным хамством. Я позволила себе выразить неприязнь только максимально скупой благодарностью — не уверена, что брошенное в сторону сухое «спасибо» достигло его склоненной головы. Да еще тем, что едва коснулась его руки, выпрыгивая из машины, и попыталась сразу же, не глядя на Солодцева, двинуться к крыльцу. Именно попыталась, потому что этот неотесанный дикарь успел перехватить меня и снова обнять правой рукой за плечи.

— Не спеши, Маргарита Рощина, разговор есть.

— Алексей Игоревич, — я выразительно покосилась на руку, лежащую на моих плечах, — вам никогда не приходило в голову, что есть девушки, которым не нравится подобное обращение?

— Какое обращение? — не понял он. — Ты же сама сказала, чтобы я тебя Маргаритой звал. Не вопрос, что мне, жалко? Но я сейчас о другом. Ты ведь без машины осталась, может, мне вечером подъехать забрать тебя с работы?

— И в сауну? — надменно уточнила я.

— Да что ты с этой сауной все время? У тебя прямо идея фикс. Домой тебя отвезу. Ты одна живешь?

— С родителями. Так что идти ко мне в гости смысла нет.

— Почему нет? Можно с родителями познакомиться, они у тебя наверняка нормальные. Посидеть за рюмкой чаю, поговорить о том о сем… Нет, Рита, я серьезно. Работу ты сделала, все классно, так что теперь я уже не клиент, а просто знакомый. Так почему бы нам не продолжить?

— Что — продолжить? — Я хотела сказать это холодно-надменно, но перестаралась, и получилось что-то вроде сдавленного кваканья.

— Так знакомство! — расплылся в жизнерадостной улыбке Солодцев. На мою интонацию он, естественно, внимания не обратил.

— Занять освободившееся место Наташи-программиста?

— Ну, зачем ты так? Прикинь, я от чистого сердца предлагаю, ты мне действительно понравилась. Мне вообще боевые девчонки нравятся.

— Я не боевая, я бойцовая. — Неожиданно мне стало смешно. — И еще сторожевая. И если вы думаете замутить со мной легкий романчик, то предупреждаю, это опасная затея. Я свое охранять умею, и от меня вы так легко, как от этих барышень, не отделаетесь. У меня зубки имеются.

— Ядовитые, — весело подтвердил он. — Именно это мне в тебе больше всего нравится.

— На вашем месте, прежде чем начинать за мной ухаживать, я бы хорошо подумала.

— Слава богу, ты на своем месте, а не на моем. — Жизнерадостная ухмылка все еще растягивала его губы, но уверенности в голосе заметно поубавилось.

— Поэтому и советую. — Мне надоел этот нелепый разговор, и я двинулась к дверям.

— Так когда за тобой заехать? Часов в шесть?

— Не затрудняйтесь, Алексей Игоревич. У нас рабочий день ненормированный, так что я не знаю, когда освобожусь. Но я не пропаду, меня Гоша домой подбросит.

Нет, все-таки этот Солодцев на редкость упорный тип! Даже после всего сказанного он попытался поймать меня и чмокнуть в щеку. Я, конечно, увернулась, отмахнулась, чувствительно толкнув его в плечо, после чего взлетела на крыльцо и захлопнула за собой дверь.

По лестнице я поднималась бегом. Я не опасалась, что Алексей Игоревич попробует догнать меня здесь, на нашей территории, просто хотелось как можно быстрее максимально увеличить расстояние между нами.

Давно у меня не было таких приставучих ухажеров! Честно говоря, я вообще поклонниками не избалована, да они мне и не особенно нужны. Приходится признать, что нужен мне только один человек, которого язык не повернется назвать поклонником. Витька Кириллов — невыносимый, отвратительно равнодушный, со сложным прошлым и непредсказуемым будущим, Витька Кириллов, которого я не видела уже несколько месяцев и неизвестно когда увижу… А вместо него передо мной маячит Солодцев, да еще лапы свои ко мне все время тянет!

И что с ним, спрашивается, делать? Отбросить в сторону воспитание и прямо, как однажды в подобной ситуации посоветовал Гошка, сказать: «Пошел вон, дурак»? Так милейший Алексей Игоревич, похоже, слов не понимает и все мои отказы считает милыми девичьими капризами. И если я не хочу, чтобы этот балаган продолжался, в следующий раз мне придется воспользоваться одним из арсенала грязных приемчиков, которым научил меня все тот же Гошка. Надеюсь, после этого Солодцев потеряет ко мне интерес. Тут главное — не увлечься и правильно рассчитать силу удара. Иск за нанесение телесных повреждений нам тоже ни к чему.

Разогнавшись на лестнице, я проскочила приемную, на ходу помахав рукой Ниночке, и влетела в наш кабинет.

— Привет, Гоша, — начала я и тут же сообразила, что на фоне светлого окна передо мной два мужских силуэта. Я моргнула, не веря своим глазам, и не смогла сдержать глупой, счастливой улыбки. — Ой, Витя, здравствуй!

— Здравствуй, — невыразительно ответил он и отошел от окна. Не ко мне, а, наоборот, в сторону. Радость моя мгновенно испарилась. То есть я еще продолжала улыбаться, но при этом чувствовала себя полной идиоткой. Передо мной, освещенный ярким майским солнышком, стоял Кириллов начала нашего знакомства: тонкие губы кривятся в язвительной усмешке, светлые глаза слегка сощурены и смотрят сквозь меня — мужчинам не пристало обращать внимание на нелепых, бестолковых девчонок. Как будто не было у нас ни совместной работы, ни ночной погони за бандитами, ни редких, но таких веселых чаепитий в офисе… в конце концов, я ему жизнь спасла, хотя бы из-за этого Витька мог быть со мной полюбезнее!

Я почувствовала настоятельную потребность, прямо-таки необходимость, сказать Кириллову что-то гадкое и очень обидное и почти придумала, но, как всегда не вовремя, вклинился напарник:

— Ритка, тебя на минуту одну оставить нельзя! Где машина? Только не говори мне, что в аварию влетела!

— Так сцепление же. — Я перевела взгляд на Гошку. Господи, а с ним-то что случилось? Напарник явно взвинчен, расстроен, обеспокоен, недоволен… Сердится на меня? Вроде не из-за чего — вчера мы расстались друзьями, а сегодня еще не виделись. Может, они с Витькой поцапались, а я тут вовсе ни при чем? И Кириллов тоже просто злится на Гошку, просто не успел перестроиться? Если он сейчас улыбнется мне…

Я покосилась на Витю — стоит, слегка покачиваясь с пятки на носок (отвратительная, на мой взгляд, привычка), руки в карманах, рассеянный взгляд устремлен куда-то вверх, примерно на правый угол стеллажа с документами. И ни малейшего шевеления в мою сторону!

— Так что сцепление? — Гоша раздраженно дернул меня за рукав. — Я тебе когда сказал, что машину надо на СТО гнать? Где она сейчас?

— Так на СТО. — Я отвернулась от Кириллова (подумаешь, прекрасный принц нашелся! Да я и беглого взгляда больше на него не брошу!) и твердо уставилась на напарника. — Как ты велел.

— А почему Солодцев здесь трется?

Тон напарника меня удивил и даже немного обеспокоил. Какие бы разборки ни случились у них с Витькой, Гошка не привык смешивать проблемы. Кириллов — это Кириллов, а Солодцев — клиент, причем клиент, который хорошо платит, и еще вчера Гошка относился к нему вполне доброжелательно. Откуда такая неожиданная неприязнь?

Тем не менее я ответила четко и внятно:

— Оно рассыпалось, когда я уезжала. Сцепление. А он вышел на улицу. Солодцев. Увидел, что у меня проблемы, и предложил помочь. Дотащил меня до СТО, а потом сюда привез.

Кириллов равнодушно отвернулся и снова подошел к окну. Я посмотрела на его прямую спину и почувствовала, что закипаю от злости. Нет, что он себе позволяет? Даже если я была не права с этим чертовым сцеплением, если мне надо было слушать Гошку и ехать на СТО еще на прошлой неделе, сердиться на меня имеет право тот же Гошка, а Кириллова это вообще не касается!

— А чего это он такой заботливый? — недовольно осведомился напарник. — Ты на него такое сильное впечатление произвела, что он теперь решил взять тебя под опеку?

Я гораздо охотнее сказала бы какую-нибудь гадость Витьке, но Гоша, по неизвестной и непонятной мне причине, тоже вдруг повел себя настолько безобразно, что я бросила на него испепеляющий взгляд и ответила резко:

— Неизгладимое! Я так успешно разогнала его дам сердца, что он всерьез задумался, не взять ли меня на должность постоянной пассии!

— И сейчас он тебя уговаривал? — Гоша тоже говорил громче и злее, чем обычно. — Около нашего крыльца?

— А вы… а ты что, видел? — Из меня словно воздух выпустили. Если ребята сейчас наблюдали, как Солодцев лез ко мне с поцелуями, их хмурый вид можно понять. Хотя… я снова покосилась на Кириллова, который неподвижно стоял, уставившись в окно. Ему-то какое дело? Если напарник еще имеет право задавать мне вопросы, то Витьки моя личная жизнь не касается!

Вы скажете, что он никаких вопросов не задает и даже не смотрит в мою сторону? Еще обиднее. Какое право он имеет вот так демонстративно не обращать на меня внимания? Словно я пустое место, меньше, чем пустое место! Я решительно повернулась к Гошке и ответила с прежней резкостью:

— Уговаривал, а что? Считаешь, что мне надо было согласиться?

— А ты не могла… — Напарник внезапно замолчал, потому что Кириллов наконец повернулся и сделал шаг вперед. Странно. Обычно, если Гошка хочет высказаться на тему моей некомпетентности, или бестолковости, или неуклюжести, или… в общем, если Гоша хочет высказаться, помешать ему может только Александр Сергеевич, и то не всегда.

— Ладно, ребята, приятно было повидаться, но мне пора, — голосом хорошо воспитанного робота произнес Витька и, обойдя меня по широкой дуге, двинулся к двери. Впрочем, в этот момент она распахнулась и в комнату зашла Нина.

— Чайник закипел, пирог я нарезала, пошли чай пить! Полчаса у нас еще есть.

— Извини, Ниночка. — А вот улыбка у Кириллова получилась кривая и напряженная. Даже не улыбка, а просто, не разжимаясь, слегка дернулись губы. — Времени нет. Приятно вам попить чайку.

— Но ты же сказал… — неуверенно начала Нина, машинально посторонившись и пропуская его. Витька, очевидно, посчитал, что с нами он уже попрощался, и, четко контролируя положение головы, промаршировал в приемную. — Ты же сказал, что сегодня совершенно свободен! — Нина растерянно смотрела ему вслед.

— А ты помнишь, Ниночка, он мне сразу не понравился, — громко, рассчитывая, что Витька меня услышит, заявила я. — Очень неприятный тип!

Ответа на этот выпад не последовало. Только дверь хлопнула, закрываясь за Кирилловым. Или это и был ответ? Входная дверь у нас тяжелая, металлическая, с автодоводчиком. Просто так не хлопнешь, нужно приложить усилие, и немалое.

Эта мысль немного подняла мне настроение.

— Вы что, поссорились? — Нина перевела взгляд с меня на Гошку.

— Кому тут с кем ссориться, — раздраженно отмахнулся он. — И из-за чего?

А до меня вдруг дошло, что напарник сейчас должен находиться вовсе не здесь! Он должен заниматься поисками Альбины Сторожевой, и совершенно непонятно, что он делает в офисе.

— Гоша, а почему ты здесь? По плану ты «Хит сезона» проверяешь.

— Сан Сергеич отозвал. Я только и успел…

В комнату заглянул Баринов, и Гоша замолчал.

— Рита, ты вернулась? Как успехи? — Шеф вошел и, оглядевшись, добавил: — А Витя где?

Я промолчала — последний вопрос не был обращен конкретно ко мне, и следить за Кирилловым мне никто не поручал. Пусть Гошка или Ниночка объясняют его поступки. Напарник, впрочем, тоже не горел желанием открывать рот, поэтому отвечать пришлось Ниночке.

— Он ушел. Странно как-то, вдруг заторопился. — Она развела руками.

— Значит, некогда человеку. — Срочные дела Кириллова не особенно волновали шефа, и он снова повернулся ко мне: — Так что с Солодцевым? Докладывай.

— Все чудесно, просто восхитительно, — мрачно ответила я. — Проблемы Алексея Игоревича решены, он от меня в восторге и сейчас изо всех сил пытается придумать, как бы меня отблагодарить дополнительно. И еще я без машины осталась.

— Авария?

— Нет, сцепление, будь оно неладно! Оставила на СТО ремонтировать.

— Ясно. — Больше ко мне у Баринова вопросов не было. — Нина, когда Панов будет?

— Едет. — Она посмотрела на часы. — Минут через двадцать, думаю, доберется.

— Хорошо, — кивнул Баринов и вышел.

— Так что все-таки случилось? — Я немного забеспокоилась. — Почему Панова ждем? Гоша?

— У меня ничего. — Напарник взял свой стул, поставил его к рабочему столу боком, сел и вытянул длинные ноги. — Я отработал по плану. Вчера съездил с Пановым домой к Сторожевой, осмотрелся там. Ничего особенного, обыкновенная квартира, из которой женщина ушла на работу. Сегодня утром навестил «Хит сезона», но там меня тоже дальше проходной не пустили. Действительно, строго пропускная система, как на оборонном объекте. Я представился и как частный детектив попросил разрешения пройти поговорить с сотрудниками, но мне очень вежливо, с извинениями, отказали. Дескать, нужно заказать пропуск, а для этого созвониться с отделом кадров, только там необходимые штампы штампуют, а в отделе кадров как раз нужного человека сегодня нет на месте… Но дозволили посмотреть записи с видеокамер наблюдения. Там четко видно, как в обеденный перерыв Сторожева выходит из дверей и уходит по улице направо. Я проверил, там автобусная остановка… но нам это ничего не дает. Да и подправить такую запись, при желании, проще простого. А потом позвонила Нина, велела бросать работу и срочно возвращаться.

— Нина? — Я присела на край стола и вопросительно уставилась на нашего секретаря-референта.

— Да. — Она оглянулась на дверь и пожала плечами (как я поняла, это относилось к внезапному уходу Кириллова). — Сан Сергеич велел Гошу отозвать, потому что открылись новые обстоятельства. — Нина снова посмотрела на дверь, потом махнула рукой и сосредоточилась на наших рабочих проблемах. — Значит, так, я выяснила, что Панов — никакой не бизнесмен и Сторожева — не просто его подруга. На самом деле оба они журналисты: сам Панов работает в отделе экономики газеты «Время перемен», а Сторожева в той же газете внештатным сотрудником.

— Мне этот Панов сразу не понравился, — вспомнил Гошка. — Представился приличным человеком, а сам — «акула пера»!

— Ладно тебе, какая из него акула. — Я возразила больше потому, что еще сердилась: и на него, и на Кириллова. Это Гошка может мгновенно забывать все наши разборки и включаться в работу с полуоборота. А у меня психика не такая пластичная, мне нужно время, чтобы перестроиться. — Он и на щуку-то не тянет.

— Хорошо, Панов акула мелкая, местного разлива, — мирно согласился напарник. — Но я представляю, как Сан Сергеич обиделся!

— Обиделся и разозлился, — подтвердила Нина. — Приказал свернуть всю работу по делу и вызвать Панова. Сейчас уважаемый Валерий Геннадьевич явится и получит предметный урок: как нужно себя вести в солидном детективном агентстве.

— И я ему не сочувствую, — искренне заявила я. — Действительно, что за свинство! Прийти к людям за помощью и им же вот так нагло врать в глаза!

— Это не просто свинство, — поправила меня Ниночка, — это гораздо хуже. Это серьезная ошибка: если человека с неверной посылки искать начинаешь, можно, по неведению, здорово его подставить! Хорошо, что Гошка дров наломать не успел.

— Это мы считаем, что не успел, — снова помрачнел Гошка. — Я, конечно, в этот «Хит сезона» не слишком активно прорывался, но глаза намозолил прилично. Кто знает, как это теперь аукнется?

— И откуда, спрашивается, такие идиоты берутся? — Ниночка почему-то требовательно смотрела на меня, словно это я отвечала за появление в нашем городе всех идиотов вообще и господина Панова в частности. — С какого дуба он рухнул на нашу голову?

— А я знаю? Лучше скажите, что Сан Сергеич теперь с ним делать будет? Наорет и выгонит? Разорвет договор?

— Не наорет, а проведет воспитательную беседу. И договор разрывать, конечно, не будет. Попугает, скорее всего, пригрозит, но и только.

— А почему? — не поняла я. — Недобросовестный клиент, зачем нам на него работать?

— Клиент, конечно, недобросовестный, — согласился Гоша. — И «Наше все» ему неразумность такого ведения дел популярно объяснит. Но ты, Ритка, упускаешь из виду одну мелкую деталь: Сторожева в самом деле пропала. Если Сан Сергеич Панова пошлет…

— Чего тот, откровенно говоря, вполне заслуживает, — вставила Нина.

— Заслуживает, — согласился Гошка. — Но кто тогда будет эту девчонку, Альбину, искать? Нет, Сан Сергеич сначала нагонит на клиента страху, а потом позволит себя уговорить. И побежим мы в разные стороны землю рыть без сна и отдыха…

Гошка уже не злился, он откровенно грустил. И на меня поглядывал не сердито, а скорее печально, с мягкой укоризной.

— Так что насчет чайку попить? С пирогом? — Ниночка снова взглянула на часы. — Если удовольствие не растягивать, то, пока эта ошибка природы явится, мы успеем проглотить по кусочку.

— Кто ж его растягивает? — Напарник слегка оживился и поднялся со стула. — Девочки, кому стоим? Зовите Сан Сергеича. Я лично Панова угощать не собираюсь, значит, к его приходу чай должен быть выпит, пирог съеден и крошки заметены под ковер!

Разумеется, мы успели. Когда встрепанный, запыхавшийся Панов ввалился в приемную, от нашего пиршества не осталось и следа: мы даже чашки помыли и убрали.

Панов, забыв поздороваться, сразу дернулся к Нине.

— Что? Вы нашли? Вы нашли ее? Альбину? Она… С ней все в порядке?

Нина неодобрительно посмотрела на него и сухо кивнула в сторону кабинета Баринова:

— Проходите, пожалуйста, Александр Сергеевич ждет вас.

Нервной рысцой клиент пробежал в кабинет. Мы с Гошей неторопливо последовали за ним и, пока Валерий Геннадьевич топтался у стола шефа, пытаясь издать хоть один членораздельный звук (от волнения у него перехватило горло), чинно заняли привычные места.

— Что Альбина? — наконец справился с голосом Панов. — Вы нашли ее?

— Присаживайтесь, — сухо предложил Александр Сергеевич.

Я невольно поежилась. Шеф смотрел на Валерия Геннадьевича так, что взгляд, которым встретила клиента Нина, можно было считать приветливым и даже ласковым.

— А Альбина…

— Присаживайтесь, — с легким нажимом повторил Баринов.

Не отрывая от него испуганного взгляда, Панов сделал шаг и рухнул в кресло.

— Вы хотите… — его пальцы судорожно вцепились в пуговицу пиджака и затеребили ее, — вы хотите сказать… Альбина… вы нашли…

— Нет. Мы не знаем, где находится госпожа Сторожева, и не собираемся ее искать.

— Но как же… — Панов попытался вскочить, но Баринов слегка приподнял над столом правую руку, и Валерий Геннадьевич послушно замер.

— Мы отказываемся от выполнения взятых на себя обязательств, — бесстрастно продолжил Александр Сергеевич, — поскольку вы, наш клиент, сознательно ввели нас в заблуждение. Вы не просто не сообщили нам информацию, необходимую для успешного поиска госпожи Сторожевой, вы предоставили нам информацию, не соответствующую истинному положению вещей. А заниматься поисками исходя из ложных данных — занятие бессмысленное и опасное. Ни одно уважающее себя агентство этого делать не станет.

Панов пискнул что-то жалобно-протестующе, но Александр Сергеевич продолжал говорить так, словно никто и не пытался его перебить.

— Поэтому самое разумное на данный момент — расторгнуть договор и закрыть тему. Аванс, за вычетом расходов на уже проведенные действия, вы можете получить у секретаря. Отчет о проделанной нами работе будет отправлен по почте в течение трех рабочих…

— Но мне не нужен аванс! — взвизгнул клиент, снова вскакивая с кресла. — А как же Альбина?! Вы не можете просто так взять все и бросить!

— Извините, мы работаем только с теми клиентами, которые не пытаются нас обманывать. Сейчас об исчезновении женщины и об опасности, которая может ей угрожать, мы знаем только с ваших слов. А вашим словам мы доверять не можем.

— Но я говорил правду! Альбина действительно пропала, и я действительно волнуюсь! — Панов даже ножкой топнул. — Я с ума схожу от беспокойства, а вы меня обвиняете в каком-то обмане!

— Валерий Геннадьевич, давайте не будем отнимать друг у друга время. Возвращайтесь к себе в редакцию, пишите экономические обзоры, а мы займемся делами добросовестных клиентов.

Панов еле слышно охнул и присел на краешек кресла.

— То есть вы… но разве это важно? Ну да, я не бизнесмен, я журналист, но какое это имеет значение? Так, небольшое художественное преувеличение. — Он сунул руку в один карман, потом в другой и достал измятую пачку сигарет. Это что, вчерашняя? Или у него правило такое: сигаретная пачка должна быть измочалена? — Я думал, что, если назовусь бизнесменом, вы отнесетесь ко мне более серьезно…

— Вы, значит, к бизнесменам относитесь более серьезно, чем ко всем прочим? — Наблюдая, как Панов достает дрожащими пальцами сигарету, я немного расслабилась и потому не удержалась от язвительного замечания. Но тут же прикусила язычок, поймав недовольный взгляд Баринова («Не отвлекай клиента!») и одновременно получив чувствительный пинок в щиколотку от Гошки («Не ломай шефу воспитательную работу!»).

— Я совсем не это имел в виду, — обиделся Валерий Геннадьевич, и Гошка снова слегка тюкнул носком ботинка по моей щиколотке: «Вот видишь, что ты наделала!»

Мне и самой было ясно, что влезла я не вовремя. Нарушила зрительный контакт, отвлекла клиента, дала ему возможность открыть рот и что-то возразить… Я виновато потупилась.

— Просто я знаю, журналистов многие не любят! Это при советской власти была уважаемая профессия, а сейчас… «Время перемен» — серьезное издание, не какой-нибудь желтый листок, но люди очень часто не понимают разницы, просто не задумываются об этом. И о том, что караулить у подъезда Филиппа Киркорова — еще не значит быть журналистом, тоже не задумываются…

Баринов негромко выразительно кашлянул, и Панов осекся.

— То есть я хотел сказать, что какая разница, где я работаю? Альбина-то пропала…

Шеф сурово молчал, и Панов перевел умоляющий взгляд на меня (я встретила его твердо-осуждающе), потом на Гошку. Не знаю, насколько убедительно выглядела я, но напарник был великолепен. Он тоже молчал, но молчал так неодобрительно, что Валерий Геннадьевич дрогнул. Клиент отвел глаза в сторону и забормотал:

— Поймите же и вы меня, я никак не мог… Альбина настаивала… а теперь что делать?.. — Он суетливо прикурил и оглянулся по сторонам в поисках пепельницы. Я молча сняла ее с полки и поставила перед ним. — И я вас очень прошу, ну зачем так сразу, зачем торопиться с решением? — поблагодарив меня коротким кивком, продолжил Панов. — Я ведь никого не хотел обижать и ничего такого важного не утаивал… самое главное, что Альбина устроилась в этот проклятый «Хит сезона», это так и есть! Я умоляю вас, ведь это не шутки, речь идет о жизни человека! Я вам все расскажу, все, как есть, до самой последней мелочи, только найдите Альбину!

— Рассказывайте, — еле заметно разомкнул губы шеф. — С самого начала.

— Да-да, конечно, — обрадовался Панов и даже в кресле слегка подпрыгнул от усердия. Сделал короткую нервную затяжку и смял сигарету в пепельнице. — Да, с самого начала! Понимаете, я хотя конкретно предпринимательской деятельностью никогда не занимался, но образование у меня профильное, экономическое, я даже в аспирантуре был. Диссертацию, правда, бросил на середине, такие времена были… вы помните.

Он прервался, чтобы достать и прикурить следующую сигарету, потом продолжил:

— Так вот, академическая карьера тогда потеряла всякий смысл, и я занялся аналитикой. Писал статьи, делал обзоры для разных изданий, потом меня во «Время перемен» пригласили, в экономический отдел. И Альбина у нас внештатным сотрудником. Но что такое внештатник? Ни славы, ни денег, мелочовкой приходится перебиваться. А Альбина очень неплохой журналист, это я вам не как заинтересованное лицо говорю, а как специалист. У нее хватка есть, и чутье, и слог хороший, и умение подать материал… опыта, конечно, маловато, но ведь это дело наживное. Альбина очень хотела написать сенсационный материал, чтобы ее заметили и взяли на постоянную работу. Вот и решила устроиться в «Хит сезона»: наверняка там найдется что-нибудь криминальное, если покопаться. В таких фирмах всегда есть и левые тиражи, и мухлеж с налогами — можно великолепный скандал раздуть.

Он помахал рукой, разгоняя сигаретный дым, и, постепенно успокаиваясь, продолжил:

— Когда Альбина это придумала, то, естественно, посоветовалась со мной. Я согласился, что тема весьма перспективная. Но при этом, надо учитывать… я ничего такого не хочу сказать, никого не обвиняю, и у меня нет никаких оснований считать, что руководство фирмы как-то связано с криминалом. Но если — я подчеркиваю — если! Если там действительно можно говорить о левых тиражах, то это такие деньги… это настоящие, серьезные деньги. И лезть в такие дела опасно, это не игрушки. Альбина это понимала, она обещала быть очень осторожной, внимания к себе не привлекать и немедленно прекратить свое расследование, если почувствует, что ее действиями заинтересовалась служба безопасности.

— Служба безопасности?

— Да, там служба безопасности имеется, и очень серьезная, не просто охрана — мордовороты на входе. Там настоящие специалисты собрались. Их начальник раньше в КГБ работал, так что у него и подготовка соответствующая, и связи имеются. И людей он к себе набирал не с бору по сосенке, уж будьте уверены! Поэтому мне и не нравится, что Альбина пропала. Это может означать… в общем, это все что угодно может означать. Вы понимаете?

— Я понимаю. — Чувствовалось, что Александру Сергеевичу трудно сохранять маску ледяной невозмутимости. — Но я не понимаю другого. Как вы, зная все это, как вы могли позволить женщине заняться таким расследованием?

— Позвольте! — Панов глотнул дыма и закашлялся. — Позвольте, вы меня неправильно поняли! Я ничего, совершенно ничего такого не знаю и даже не подозреваю! Это так, мысли… всего лишь мысли на тему: «Если бы они нарушали закон, то у них были бы основания охранять свои секреты самым жестким образом». У нас ведь никаких фактов против них нет и не может быть. «Хит сезона» — серьезная фирма, уважаемая. Я, честно говоря… — Он снова кашлянул, с отвращением взглянул на сигарету и смял ее в пепельнице. — Я был уверен, что Альбина ничего такого, компрометирующего, найти не сможет. Но она считала по-другому. Она была уверена, что люди, которые имеют возможность печатать левые тиражи, обязательно будут этим заниматься. У воды быть и не напиться — понимаете?

— Понимаю. А вот зачем вы врали, это мне непонятно.

— Наверное, это было глупо, — смутился Панов. — Но Альбина очень просила меня не вмешиваться. Она сказала, что это ее шанс и она не простит мне, если я ей эту возможность испорчу.

— Шанс?

— Ну да. А в четверг, когда мы с ней разговаривали, она была так довольна собой… похвасталась, что у нее будет абсолютно убойный материал и она сможет получить все, что захочет. Что скоро не только «Время перемен», а все губернские газеты будут валяться у нее в ногах и предлагать ей работу. А она еще очень-очень подумает. Может, вообще пошлет всех к черту и уедет в Москву, дескать, ее теперь там с руками оторвут. Ей очень понравилась эта идея — уехать в Москву, и она уже начала планировать: какое издание выбрать, где квартиру снять и все такое… сказала, что отдыхать в этом году поедет на Мальту.

— Почему на Мальту? — влез Гошка. — Как-то это нехарактерно. Обычно на Канары куда-нибудь собираются или на Таити.

— Может, она Таити и имела в виду. У Альбины с географией не очень. Да и не важно это сейчас. Я пытался выяснить, что она имеет в виду, но Альбина только засмеялась и велела ждать. А потом отключила телефон. Представляете, как я нервничал? Вот и решил обратиться к вам. Но на всякий случай не стал говорить все. Понимаете, если Альбина узнает, она очень рассердится.

— Вас что волнует, ее настроение или ее жизнь? — жестко спросил шеф. — Сами же сказали, за такие деньги и убить могут.

— Но могут быть и другие причины, — слабо возразил клиент.

— Да. Есть множество причин, по которым женщина, получив сенсационный разоблачительный материал, отключает телефон, покидает квартиру и исчезает неизвестно куда. Но я не могу придумать ни одной, которая исключает опасность для жизни. Может, вы мне подскажете?

— Я же обратился к вам, — снова обиделся Панов, но, взглянув на Баринова, тут же сменил тон. — Да, конечно, я был не до конца откровенен с вами, это моя ошибка… но я клянусь, что теперь рассказал все, это чистая правда! Вы только найдите Альбину, в конце концов, это и ваш человеческий долг! Если она в опасности, если ей нужна помощь… мне не на кого больше рассчитывать!

Казалось бы, лестные слова, но мне они не понравились. И сам Панов мне совсем не нравился. Выгнать бы его сейчас, и пусть сам разбирается со своими проблемами!

Но кто тогда будет искать Альбину? В свете того, что рассказал сейчас Панов, вполне вероятно, что барышня исчезла не по своей воле. Я сомневаюсь, что существует реальная опасность для ее жизни — в конце концов, сейчас не «лихие девяностые» на дворе, а вполне цивилизованный второй десяток двадцать первого века: серьезные бизнесмены просто так, за какие-то там секреты, журналистов не убивают. Хотя… я припомнила криминальную сводку, которую ежедневно готовит нам Ниночка, и непроизвольно поморщилась. Если речь идет о действительно серьезных деньгах, то всякое может случиться. А «Хит сезона», похоже, — предприятие не простое, и делишки там крутятся мутные.

Я задумалась и очнулась, когда клиент уже собрался уходить: кланяясь, прижимая ладони к сердцу и бормоча невнятные заверения. Ниночка дождалась, пока закроется входная дверь, потом встала из-за стола и с рабочим блокнотом в руках заняла привычное место на пороге кабинета, привалившись плечом к косяку.

Александр Сергеевич обвел нас усталым взглядом:

— Ну, что скажете, молодежь?

В этот раз я не успела открыть рот первой.

— Журналист! — рявкнул Гошка, и это слово прозвучало у него как непристойное ругательство. — Интеллигент! Совесть нации! Позволить девчонке лезть в осиное гнездо!

— Так Альбина сама… — неубедительно попыталась заступиться за Панова я.

— А если сама, то выпороть дуру и посадить в чулан, — вызверился напарник, не дав мне договорить. — На хлеб и воду, пока не поумнеет! А когда поумнеет, то выпустить и снова выпороть, чтобы крепче запомнила!

— Согласен, — мрачно подтвердил шеф. — Но сути дела это не меняет. Предложения есть?

— Какие предложения? Искать надо идиотку!

— А конкретнее? Где именно искать?

— Все концы в этой фирме, — ни на секунду не задумываясь, убежденно ответил Гошка. — Хоть у них репутация приличного заведения, но мухлюют там по-черному, это и к гадалке не ходи!

— Одно то, что ты через проходную там просочиться не смог, уже наводит на размышления, — поддержала его Ниночка. — С чего вдруг такие строгости? Это же не военное производство, не боеголовки ядерные они там клепают, так зачем такая секретность?

— А может, тебе просто не повезло? — предположила я. — Нарвался на неудачную смену. Бывают же в охране такие дуболомы исполнительные, что и родную мать не пропустят. Надо завтра еще раз попробовать, может, там народ посговорчивее будет.

— Завтра, завтра… — Баринов задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Гоша прав, вряд ли Сторожева уехала погостить к тетке, ее исчезновение, скорее всего, связано именно с работой. То есть с этим «Хитом», будь он неладен. И это значит, что Гошу и завтра туда не пустят. И послезавтра тоже. Что тогда?

— Тогда придумаю что-нибудь, — неожиданно жизнерадостно ухмыльнулся Гошка. — В дверь не пустят, в окно влезу.

— Угу, а из окна выкинут, ты через канализацию просочишься, — в тон ему ответил Баринов. — Нет уж, ты пока держись от этой фирмы подальше, не раздражай охрану… хотя погоди… давай, наоборот, завтра двигай туда с утра, к началу рабочего дня. И пробивайся нудно и упорно: ходи кругами, рассказывай сказки, угрожай, пробуй разжалобить — в общем, активными и настойчивыми действиями отвлекай службу безопасности.

— А тем временем?..

— А тем временем туда пойдет Рита.

— Думаете, ей удастся охранников очаровать?

— Не думаю. Но если мы грамотно проложим ей дорожку, то проходную она минует без проблем. Ты Старостина помнишь, редактора «Воскресного бульвара»?

— Еще бы не помнить, — снова ухмыльнулся Гоша. — У меня до сих пор коньяк не кончился, которым он нас задарил. Все верещал, что в вечном долгу у нас остался.

— Вот и дадим ему шанс расплатиться. Пусть возьмет Риту временно на работу.

— Пройти в «Хит сезона» под видом журналистки? — усомнилась я. — Думаете, у меня получится?

— Почему нет? — Гошка вскочил, за шиворот поднял со стула меня и, поворачивая на месте, словно манекен, перечислил: — Водолазку меняем на розовую кофточку с вырезом, вместо джинсов мини-юбка, каблучки, естественно. Паричок блондинистый, растрепанный, серьги колечками… глазки с губками я тебе поправлю, диктофон в руку, и для «Воскресного бульвара» сгодишься! А уж на то, чтобы щебетать и глазками стрелять, у тебя всяко ума хватит!

— Если ты придешь брать интервью у директора фирмы… как его там? — Баринов повернулся к Нине.

— Виталий Александрович Мурашов, — без задержки отрапортовала она.

— Спасибо. Так вот если ты, Рита, как корреспондент «Воскресного бульвара» явишься к господину Мурашову брать интервью, то через проходную ты пройдешь со всем возможным почетом и до кабинета директора доберешься без проблем. Вот разгуливать по предприятию и совать нос во все углы — это они тебе вряд ли позволят.

— А если я попрошу экскурсию? Для полноты репортажа? И скажу, что хочу добавить немного о сотрудниках? — Я уже не сомневалась, я думала, как лучше выполнить поставленную задачу.

— Экскурсию проведут, почему нет? — откликнулся Гошка. Судя по выражению лица, он очень жалел, что уже засветился на проходной и не может завтра сам прикинуться журналистом. — С людьми тоже дадут поговорить, но под строгим присмотром. И как только почувствуют, что ты роешь в неприятном для них направлении, вылетишь ты, Риточка, из этой милой конторы как пробка. — Он почесал щеку и неохотно добавил: — Это в лучшем случае вылетишь. А в худшем — начнем еще и тебя искать.

— Типун тебе на язык, — торопливо пожелала Нина и озабоченно повернулась ко мне: — Надо проверить, как там у тебя на машине маячок, держится?

— Держится, — ответил вместо меня Гоша. — Я проверяю регулярно.

— Машина в ремонте, — грустно напомнила я.

— Тьфу! Говорил же я тебе, еще на прошлой неделе…

— В любом случае маячка на машине мало. — Шеф не дал напарнику возможности высказаться. — Возьмешь с собой личный, для страховки, — распорядился он и потянулся к телефону. — Ниночка, будь добра, номер Старостина мне подскажи.

— Минуточку. — Нина метнулась в приемную и действительно через неполную минуту положила Баринову на стол вырванный из блокнота листочек с тремя четкими строчками цифр. — Сверху сотовый, дальше идут рабочий и домашний.

— Спасибо. — Александр Сергеевич, аккуратно нажимая на кнопки, набрал номер сотового телефона редактора «Воскресного бульвара» и включил громкую связь. — Сергей Михайлович? Здравствуйте. Это вас Баринов беспокоит, агентство «Шиповник». Как дела, как здоровье?

— И вовсе не беспокоите, — пророкотал приятный баритон, — я всегда рад вас слышать, Александр Сергеевич. Дела неплохо идут, и на здоровье не жалуюсь, спасибо. Но вы ведь, насколько я понимаю, не для того позвонили, чтобы о моем самочувствии справиться?

— Угадали, я действительно хотел попросить вас об одном одолжении…

— Какие одолжения, — перебил Старостин, — это я вам должен! Только скажите, чем я могу помочь?

— Дело несложное: нужно оформить одну милую девушку вашим внештатным сотрудником. Разумеется, временно.

— Просто корочки выписать или она у нас поработает? — деловито уточнил Старостин.

— Немного поработает. Нужно взять интервью у одного человека.

— Вот так? Девушка, насколько я понимаю, у вас трудится, в «Шиповнике»? Я ее знаю? Тема интервью? Приходилось ей когда-нибудь журналистикой заниматься? Писать она умеет? Как ее зовут?

— Подождите, Сергей Михайлович, не все сразу! Девушку зовут Маргарита Рощина, она у нас всего два года работает, так что вы ее не знаете. Журналистикой не занималась, но отчеты пишет грамотно. Высшее педагогическое образование…

— Филолог? — снова перебил главный редактор.

— Нет, математик.

— Это хорошо, — откровенно обрадовался Старостин. — Из математиков прекрасные журналисты получаются! У них голова так выстроена: рациональность, четкость, логическое мышление, система! Правда, пишут чаще всего суховато, но я с ней сам позанимаюсь, объясню, что к чему. Думаю, если девочка толковая, она у нас во внештатниках долго не задержится…

Теперь уже шеф не дал договорить Старостину.

— Сергей Михайлович, я к вам Риту посылаю только на одно интервью, — напомнил он. — Я вовсе не заинтересован в том, чтобы она из оперативного сотрудника агентства «Шиповник» превратилась в корреспондента, пусть даже и штатного, газеты «Воскресный бульвар».

— Простите, увлекся, — коротко хохотнул Старостин. — У меня с кадрами беда. Вы себе не представляете, с кем приходится работать! Дельного, толкового человека я даже с улицы готов взять, не то что по вашей рекомендации. А писать научим, это все наживное. Какая, вы говорите, тема интервью?

— Я хочу, чтобы вы поручили Рощиной побеседовать с хозяином одного из самых благополучных предприятий города.

— У нас такие есть? И кто же этот счастливчик?

— Виталий Александрович Мурашов, его фирма выпускает видео- и аудиодиски. «Хит сезона», может, слышали?

— «Хит сезона»? Как же, слышал, и про фирму, и про Мурашова. У него дела действительно идут неплохо. Но давайте сразу договоримся: если ваша девушка что-то особо интересное раскопает, эксклюзив наш, «Воскресного бульвара»!

— По мере возможности, — неопределенно пообещал шеф. — Когда Рита может подъехать?

— Хоть сейчас. Моя секретарша через пятнадцать минут документы подготовит. А фотографию на удостоверение можете по Интернету перекинуть.

— Договорились. Пятнадцати минут нам, конечно, не хватит, чтобы все подготовить, но часа через полтора Рита будет у вас.

Покончив с деловыми вопросами, шеф обменялся со Старостиным дежурными любезностями и свернул разговор. Еще до того, как он положил трубку, Гоша уже утащил меня в нашу комнату переодеть, подкрасить, подобрать паричок — привести в соответствие с образом. На самом деле я уже в состоянии загримироваться сама, Гоша достаточно со мной занимался и многому научил, но я делаю это гораздо медленнее и не так уверенно, как напарник. Кроме того, Гошке, по-моему, просто нравится самому превращать меня в самых разных людей.

— Думаешь, мне действительно стоит это надеть? — Я с сомнением потянула за короткий рукавчик розовую кофточку с большим вырезом.

— Нет, для такого декольте грудь нужна на три размера больше, а тебе на эту витрину выставить нечего. — Гоша, не глядя на меня, сосредоточенно перебирал вещи на вешалках.

— Как тебе не стыдно! — возмутилась я. — Говорить мне такое, прямо в глаза!

— Строго говоря, я стою к тебе спиной, следовательно, в глаза говорить ничего не могу, — парировал напарник. — Кроме того, ты сама знаешь, что твоя грудь хоть и хороша, но не такого размера, чтобы возить ее перед собой на тачке. — Он сдернул с вешалки бледно-сиреневый батник и обернулся ко мне: — Ой, Ритка! Ты еще не разучилась краснеть!

— Это от злости, — прошипела я. — Мы будем обсуждать мою грудь или наконец займемся делом?

— Делом, моя радость, конечно, делом. — Гоша сунул мне батник и приказал: — Примерь. По-моему, то, что надо. Пару верхних пуговок расстегнешь, будет и вполне завлекательно, и загадочно, и с намеком.

Я нырнула за невысокую ширму и, пригнувшись, сняла водолазку. Можно было переодеться и без таких сложностей, напарник наряжал меня не в первый раз и ничего нового сегодня не увидел бы. И я даже не могу сказать, что сильно обиделась на него за нелепые рассуждения о моей груди. Гошка — это Гошка, и глупо на него обижаться, его надо принимать таким, какой он есть.

Парик мне было дозволено выбрать самой, хотя Гоша одобрил только второй вариант — первый показался ему недостаточно растрепанным. Потом напарник усадил меня перед зеркалом и принялся колдовать. Ничего особенного: чуть-чуть подправить губки, чуть-чуть глазки, на подбородок родинку, на щеку другую — и вот уже из зеркала на меня смотрит незнакомая девица. Девица эта мне не слишком нравится, хотя и выглядит симпатичной, почти хорошенькой. Она явно неглупа, но амбициозности по стобалльной шкале у нее баллов на сто пятьдесят, не меньше. А доброты и простой человечности — явный недобор.

— Ты закончил? — заглянул в нашу комнату шеф.

— Практически… — Гоша встал у меня за спиной и внимательно всмотрелся в зеркало. — Да, пожалуй, все в порядке. — Он шлепнул меня ладонью по спине и приказал: — Встань покажись!

— На месте покрутись, — продолжила я, послушно поднимаясь.

— Можешь не крутиться, — разрешил добрый Гоша. — Но улыбочку покажи.

Я повернулась к зеркалу и улыбнулась нежно и немного беспомощно. У каждого мужчины, если у него не камень вместо сердца, при виде такой улыбки должно возникнуть желание немедленно помочь девушке. Потом я продемонстрировала еще две улыбки: любезно-равнодушную и жизнерадостно-безмятежную.

— Второй вариант, по-моему, больше подходит. — Гошка вопросительно посмотрел на Баринова. — Более профессионально смотрится. Такая, получается, журналюшка небрезгливая…

— Но-но, — холодно перебила я. — Что значит — не брезгливая?

— В меру не брезгливая, — успокоил меня шеф.

— А глазками-то как зыркнула. — Гошка смотрел на меня с гордостью мастера, любующегося своим творением. — Сан Сергеич, по-моему, все идеально.

— Да, неплохо. Значит, так, Рита: сейчас ты едешь в «Воскресный бульвар» и берешь документы у секретаря главного редактора.

— А машина?

— Возьмешь Гошину. Потом оттуда же, из редакции, позвонишь в «Хит сезона», договоришься об интервью. Если директор заартачится, подключишь Старостина, он поможет.

— А если он Старостину откажет, что тогда делать?

— Не откажет. — Голос Баринова почему-то прозвучал очень недовольно.

А Гошка, наоборот, неожиданно развеселился.

— Старостину отказать невозможно, — засмеялся он. — Старостин даже нашего Сан Сергеича сломал. Была лет пять назад в «Воскресном бульваре» статья, и даже с фотографиями.

— Не напоминай, — поморщился, словно от зубной боли, шеф. — Супруга моя тогда половину тиража скупила, всем знакомым раздарила. И у нас еще целый чемодан этих «бульваров» остался.

Редакция еженедельника «Воскресный бульвар» располагалась на седьмом этаже нового четырнадцатиэтажного офисного здания. Я поднялась на одном из четырех отделанных металлом и зеркалами лифтов и прошлась по длинному безлюдному коридору.

Странно. В моем представлении редакция — это место, в котором кипит жизнь, двери кабинетов распахнуты, журналисты громко обсуждают свои журналистские проблемы, кто-то собирается ехать на задание, кто-то только что вернулся и делится впечатлениями… как назывался сериал, в котором я все это видела, никто не помнит? Я же шла по безлюдному коридору мимо закрытых дверей, и не у кого было спросить, где кабинет главного редактора!

Единственная распахнутая дверь обнаружилась в конце коридора. Я вошла в небольшую комнату и неуверенно улыбнулась приятной немолодой женщине, уютно устроившейся за обширным письменным столом. Справа от нее я увидела обитую мягкой кожей дверь с табличкой «Старостин С. М.».

Очень хорошо! Надо понимать, я в приемной Старостина и передо мной его секретарь.

— Здравствуйте, я…

— Наш новый сотрудник, Маргарита Рощина, — доброжелательно продолжила за меня женщина и указала мне на стул. — Очень приятно. А я Нелли.

— Очень приятно. — Я присела и поставила сумку на соседний стул.

— Удостоверение вам я уже приготовила. — Она открыла верхний ящик стола и достала солидную коричневую книжечку с золотым тиснением. — Вот, возьмите. И распишитесь здесь, в журнале.

Пока я расписывалась в толстой амбарной книге, дверь с табличкой открылась и на пороге появился высокий, худой мужчина.

— А, наш новый сотрудник! — Он двинулся ко мне, протягивая руку. — Нелечка, вы уже отдали удостоверение? — И, не дожидаясь ответа, взял меня за руку и потряс. — Очень, очень приятно, Риточка! Заходите ко мне, поговорим.

Старостин завел меня в кабинет, плотно закрыл дверь и только тогда заговорщицки подмигнул.

— Сотрудникам агентства «Шиповник» наш почет и уважение! Я могу еще чем-нибудь помочь?

— Конечно. Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?

— Прошу! — Он присел на край стола и широким жестом указал на старомодный аппарат.

Номер директора «Хита сезона» я запомнила, пока изучала сведения (и о самой фирме, и о ее хозяине), которые сумела добыть Ниночка, поэтому набрала его по памяти. Мне ответила секретарша. Я представилась, и, после коротких переговоров, она переключила меня на самого господина Мурашова.

— Здравствуйте, Виталий Александрович, — сладко улыбнулась я. Мурашов, конечно, не мог меня видеть, но улыбка — она и в голосе чувствуется. — Вас беспокоит Маргарита Рощина, корреспондент еженедельника «Воскресный бульвар». Надеюсь, вам известно это издание?

— Боюсь, что я не слишком внимательно слежу за нашими СМИ, — любезно ответил Виталий Александрович. Голос у него оказался приятным, хотя для солидного мужчины несколько высоковатым. — Что вы, собственно, хотите?

Я очень хотела попасть на территорию фирмы, поговорить с людьми, повынюхивать, позаглядывать во все темные уголки… я хотела понять, где нам искать Альбину Сторожеву. Возможность для этого была только одна — уговорить хозяина «Хита сезона» на интервью. И я постаралась. С искренним энтузиазмом я изложила идею публикации взглядов невыразимо уважаемого всем коллективом «Воскресного бульвара» и мной лично господина Мурашова. Я растеклась сахарным сиропом, описывая, как счастливы будут читатели еженедельника, познакомившись с одним из самых успешных бизнесменов нашей губернии. Я неопределенно намекнула, что, возможно, интервью с ним будет перепечатано одним солидным московским изданием… или даже не одним. С восторженным придыханием, едва-едва не срываясь на еще более восторженное повизгивание, я заверила Виталия Александровича, что его мнения по самым животрепещущим вопросам нашей жизни ждут тысячи современников, мечтающих приобщиться к источнику мудрости… Я очень старалась и, похоже, передавила. Виталий Александрович выслушал меня и довольно скучным голосом неопределенно пообещал:

— Я подумаю над вашим предложением.

— Ой. — Я даже не пыталась скрыть огорчения. — Я так надеялась… Для меня это интервью очень важно, и возможность быть первой — вы же понимаете! Если к вам обратятся из «Губернского расклада»…

— Я скажу им, что право эксклюзива за вами, — немного смягчился он. — А впрочем, перезвоните мне через десять… нет, через пятнадцать минут.

Я положила трубку и шумно выдохнула:

— Ф-ф-ф-у-у!

— Молодец! — Старостин похлопал меня по плечу. — Есть настоящий журналистский напор, есть умение заинтересовать собеседника, есть обаяние — молодец!

— Спасибо. — Я действительно была благодарна ему за поддержку. — Боюсь, на господина Мурашова я произвела не такое хорошее впечатление.

— Он отказал вам? — искренне удивился Старостин. — Не может быть!

— По крайней мере, пока не согласился. Попросил перезвонить через пятнадцать минут.

— Значит, через пятнадцать минут согласится. Поверьте, вы были очень убедительны. Я бы, например, не устоял. Думаю, он просто хочет навести справки. Это в шоу-бизнесе народу все равно, кому интервью давать и на какую тему. А Мурашов человек серьезный, он должен узнать, кто вы и откуда, подумать, насколько ему это выгодно, и только потом согласиться. Нормальное поведение ответственного работника. Если через пять минут у Нелечки зазвонит телефон… в общем, давайте подождем. — Он подошел к двери в приемную, приоткрыл ее и снова вернулся к столу. — Расскажите мне пока о себе. Александр Сергеевич упомянул, что у вас математическое образование. Университет, мехмат?

— Пединститут.

— Тоже солидно. И как же вас занесло в «Шиповник»?

— Это длинная история. — Мне совершенно не хотелось сейчас говорить о себе. Мне хотелось, чтобы побыстрее прошли пятнадцать минут и чтобы Мурашов согласился на встречу.

— Значит, потом как-нибудь расскажете, — миролюбиво согласился Сергей Михайлович. — А по специальности приходилось работать?

— Да. Четыре года, учителем математики в старших классах.

— Категория?

— Высшая. — Неподдельное уважение, отразившееся на лице Старостина, было приятно. Тем не менее я честно уточнила: — Теперь уже нет, конечно. Теперь, если в школу возвращаться, все сначала начинать придется.

— Вы планируете вернуться? — Его брови приподнялись как-то неравномерно, правая выше левой.

— Наверное, уже нет. Просто иногда… вспоминаю.

— Понимаю. — Сергей Михайлович сочувственно покивал. — Я ведь сам авиационный заканчивал, потом на заводе работал. Не могу сказать, что скучаю по тем временам, но все-таки… представьте себе: ангар огромный и самолет стоит, красавец! Мы тогда делали…

Он не успел договорить — в приемной зазвонил телефон.

— О! Спорим, это Мурашов! — Он поднял вверх указательный палец и строго цыкнул на меня: — Хватит болтать! Тихо!

— Добрый день, еженедельник «Воскресный бульвар», — услышали мы жизнерадостный голос Нелли. — Как вы говорите, Рощина? Да, разумеется, это наш внештатный сотрудник. Нет, извините, это не в моей компетенции. Да, это наша обычная практика. Что вы, Риточка хоть и молода, но очень способная девушка, работает вдумчиво и аккуратно. По ее статьям у нас ни разу неприятностей не возникало. Не за что, всего хорошего.

— И ведь не обманула, — усмехнулся Старостин, прикрывая дверь. — Действительно, с вашими статьями у нас проблем ни разу не было. Кстати, вы когда-нибудь журналистикой занимались? Хотя бы в стенгазете участвовали?

— Нет, — виновато призналась я. — И с этим интервью… я, конечно, постараюсь что-нибудь написать — мне ведь нужно будет потом Мурашову хоть какой-то текст показать. Но я не уверена, что это будет достаточно хорошо.

— Ерунда! У вас все прекрасно получится, я уверен! А основные правила я вам объясню. Вы только назначьте встречу так, чтобы у нас хотя бы часа полтора было, чтобы подготовиться.

— Не торопитесь, Сергей Михайлович, — нервно попросила я. — Пока что Мурашов не дал согласия на интервью.

— Так чего же вы стоите? Чего ждете? Он свой ход сделал, справки навел и решение наверняка уже принял. Звоните и договаривайтесь.

— Ох. — Я скрестила пальцы на удачу и потянулась к телефону. На этот раз предварительных переговоров с секретаршей не было, Мурашов взял трубку сам. — Виталий Александрович? Это вас снова Маргарита Рощина беспокоит. Насчет интервью.

— Да-да, не нужно объяснять все сначала. — Он был достаточно любезен, но мне показалось, что за этой любезностью скрывается раздражение. Похоже, задание я провалила. Сейчас Мурашов пошлет меня куда подальше, и придется мне возвращаться в офис с поджатым хвостом, придумывая по дороге объяснения, чтобы оправдаться перед шефом, и остроумные ответы на Гошкины колкости. Я открыла было рот, собираясь привести еще парочку убойных доводов: почему самому Мурашову так необходимо это проклятое интервью (вот только какие доводы? Надо мне было не со Старостиным болтать, а придумывать, чем еще можно заинтересовать директора «Хита сезона»), но Виталий Александрович продолжил вполне миролюбиво: — Насколько я понял, вы не хотите с этим делом затягивать?

— Не хочу, — еще не веря, что он собирается согласиться, ответила я. — Вот если бы сегодня? Может, вечером?

— Нет, вечер у меня занят. Но если вы подъедете часа через два, то я смогу выкроить для вас немного времени. Вас это устроит?

— Более чем! — горячо заверила я и взглянула на часы. — Буду у вас ровно в пять!

— Договорились. — Из голоса Мурашова неожиданно пропало раздражение, он заметно повеселел. Странно. У меня настроение улучшилось — это понятно, я добилась того, чего хотела, а он-то чему радуется? — Я передам на вахту, чтобы вам пропуск выписали. Только паспорт не забудьте, у нас вход строго по документам.

Я заверила, что без паспорта из дома не выхожу, и рассыпалась в благодарностях. Мурашов выслушал их с заметным удовольствием и, только когда я начала повторяться, вежливо свернул разговор. Я положила трубку, вытерла пот со лба и повернулась к Старостину:

— Он согласился! Будет ждать меня в пять часов, обещал пропуск заказать.

— А я что говорил? — Сергей Михайлович показал мне большой палец. — Молодец! И у нас немного времени есть. Серьезного журналиста я из тебя, конечно, сделать не успею, но интервью ты сумеешь взять вполне профессионально. Ты готова? Начинаем мастер-класс?

— Только шефу сначала доложу. — Я снова схватилась за телефон. После двух длинных гудков Баринов ответил:

— Слушаю.

— Сан Сергеич, это Рита. Мурашов согласился на интервью, назначил встречу сегодня, в пять.

— Хорошо. Ты сейчас попроси Старостина помочь. Пусть он объяснит, как держаться, какие вопросы задавать — вообще, все, что нужно, чтобы журналисткой выглядеть. Сергей Михайлович профессионал, он сумеет тебя научить.

— Он уже обещал мне мастер-класс. Сейчас займемся.

Старостин подождал, пока я закончу разговор с Бариновым, и расплылся в широкой улыбке.

— Итак, начинаем занятие на тему: «Что такое интервью в современных средствах массовой информации, и каковы основные правила для журналиста, который хочет сделать хороший материал»! Готова?

— Минуточку. — Я поудобнее устроилась в кресле и достала из сумочки рабочий блокнот.

— У тебя нет диктофона? — немного удивился он.

— Есть, конечно. — Я снова пошарила в сумочке и показала розовый, украшенный блестками аппарат. Разумеется, я могла взять и обычный, серого или черного цвета, но Гошка решил, что именно этот, нелепого гламурного вида, больше подойдет для журналисточки, внештатного корреспондента «Воскресного бульвара». — Когда буду интервью у Мурашова брать, я им воспользуюсь. А блокнот — это для меня. Я лучше усваиваю, когда записываю, да пролистать его при необходимости удобнее, чем в диктофоне ленту туда-сюда гонять.

— Дело привычки, — не то согласился, не то возразил Старостин. Покосился на розовый, похожий на детскую игрушку диктофон-чик и уточнил: — Эта штучка действительно работает?

— Конечно. Нормальный диктофон. У него только вид дурацкий, а начинка самая обыкновенная.

Я вернула диктофон в сумку, раскрыла рабочий блокнот на чистой странице и преданно уставилась на Сергея Михайловича:

— Я готова.

— Хороший взгляд, — похвалил он. — Вот и на Мурашова так же смотри. Вообще, запомни на будущее: ты должна искренне любить человека, у которого берешь интервью, любить его и восхищаться им! Только тогда ты сможешь задавать ему самые неудобные и неприятные вопросы и узнать его самые отвратительные, наиболее тщательно скрываемые тайны! Это базис. А теперь надстройка…

Сергей Михайлович действительно был профессионалом. За пару часов он четко и доходчиво изложил мне основные правила и приемы работы, дал несколько ценных советов на тему «Как себя вести», помог подготовить список основных вопросов и набросал план интервью.

В общем, когда пришло время отправляться к Мурашову, я чувствовала себя настоящим газетным волком. Ну-у, почти настоящим.

Я без проблем миновала охранника на вахте и, всего пару раз «случайно» свернув не туда (что дало мне возможность немного побродить по коридорам), добралась до кабинета генерального директора. Секретарша была любезна, Мурашов приветлив и разговорчив — чего еще могла желать молодая журналистка? Я не скрывала восхищения героем будущего интервью, старательно хлопала глазками, с восторженным придыханием задавала подготовленные с помощью Старостина вопросы. Получалось у меня, судя по реакции Виталия Александровича, совсем неплохо. Если в начале разговора он все-таки был несколько напряжен, то уже через полчаса расслабился. Мои ужимки его забавляли, и Виталий Александрович, похоже, почувствовал ко мне некоторое расположение, примерно как к собачонке, которую неленивый хозяин выучил нескольким фокусам, чтобы развлекать гостей. Меня это вполне устраивало: пусть Мурашов в душе смеется надо мной, пусть считает глупой, амбициозной девчонкой! Главное, он не испытывает сомнений в том, что я настоящая журналистка, пусть и внештатный, но реальный сотрудник еженедельника «Воскресный бульвар».

Виталию Александровичу явно понравилось, что я позаботилась ознакомиться с основными этапами его богатой событиями жизни. Причем демонстрировала я свою осведомленность очень аккуратно, не выходя за рамки того, что могла узнать из так называемых «открытых источников». Впрочем, Ниночка по своим каналам накопала ненамного больше. До отвращения законопослушным господином оказался Виталий Александрович Мурашов! И его откровенно насмешило, когда я склонила голову набок, прищурилась и жизнерадостно чирикнула:

— А можно я задам провокационный вопрос?

— Вам — можно, — коротко хохотнул он. — Из вас получится очень милый провокатор. — И тут же игриво подмигнул. — Но ответить, уж извините, не обещаю.

— Тем не менее я попробую, — многозначительно улыбнулась я. Слегка наклонилась вперед и, понизив голос, словно хочу поведать некий важный секрет, продолжила: — Говорят, Рокфеллер в свое время сказал, что готов отчитаться за каждый цент из своего капитала. Но только не за первый миллион! А вы готовы рассказать о том, как заработали свой первый миллион долларов?

Мурашов снова расхохотался, громко и раскатисто — смеялся так, что даже слезы на глазах выступили.

— Ну, где же здесь провокация, Риточка, — выговорил он наконец. — Спасибо, конечно, за комплимент, спасибо, что уважили! Только, уж извините, никаких миллионов долларов у меня нет, ни первого, ни второго! Откуда у вас вообще такая странная идея? Я, конечно, человек обеспеченный, и доходы у меня вполне приличные, но большая часть вкладывается в производство. Если хотите, я могу рассказать, как заработал первую тысячу рублей.

Я улыбнулась кисло, как это должен был сделать человек, заготовивший небольшую бомбочку, а она превратилась в безопасную хлопушку.

— Конечно. Я уверена, что нашим читателям это будет интересно.

Мурашов попотчевал меня сентиментальной историей про мальчика из интеллигентной семьи со скромным достатком, милого мальчика, который очень хотел сделать маме подарок на день рождения. Чтобы добыть денег, этот мальчик полгода занимался математикой с балбесом-одноклассником из семьи гораздо менее интеллигентной, но достаточно обеспеченной. Заканчивалась история тоже вполне в святочном духе: балбес получил на решающей контрольной честно заработанную четверку и был совершенно счастлив, юный репетитор на заработанные деньги купил маме необыкновенной красоты шарфик и тоже был счастлив. Соответственно, были счастливы родители одноклассника, переставшего быть балбесом, и одаренная шарфиком мама… учитель математики, кстати, тоже был счастлив. Приятным бонусом явилось то, что, вдохновленные успехами товарища, другие двоечники потянулись к знаниям, которыми добросовестно и щедро, за разумную плату, делился наш герой.

Это я сейчас разумно смягчила всю историю, а в изложении Мурашова сахарный сироп перехлестывал через край. Наверное, именно поэтому у меня возникли сомнения: так ли все было на самом деле? То есть маленький Виталик Мурашов, возможно, и сделал маме подарок, но денежку на понравившийся шарфик он скорее банально стряс с младших учеников. Никаких доказательств этой версии у меня, естественно, не было, но я достаточно долго проработала в школе, чтобы научиться узнавать таких вот милых мальчиков, стремящихся порадовать маму…

— Рита, вы о чем так задумались? — услышала я немного обиженный голос Мурашова.

— Ох, — смутилась я. — Извините. Действительно, задумалась. Понимаете, эта история… это прекрасный завершающий аккорд! Она оживит интервью и придаст ему некое… — Я задумалась, подбирая подходящее слово, и очень вовремя вспомнила наставления Старостина. — Некую человечинку, понимаете? Поучительно, увлекательно и… и в меру сентиментально.

— С сентиментальностью вы, пожалуйста, не переборщите, — озабоченно попросил он. — Нам, серьезным бизнесменам, тонкость чувств не к лицу. Мы ведь не романтические герои — мы начинающие акулы капитализма.

— Ой, это я тоже напишу! Акула капитализма с чувством юмора — читателям это понравится.

— Даже интересно, что за портрет у вас получится. — Улыбка у Мурашова вышла немного напряженной. — Я начинаю опасаться…

— И совершенно напрасно, — перебила я. — Мы ведь договорились, вы будете первым человеком, которому я покажу готовое интервью. И пока вы его не завизируете, я с ним даже к редактору не пойду.

— Хорошо. Но предупреждаю, я весьма придирчив.

— А я очень добросовестна. И все ваши замечания я непременно учту. — Я выключила диктофон, прижала его к груди и посмотрела прямо в зеленовато-коричневые глаза Мурашова. — Все правки будут внесены по первому требованию, спорить с вами, поверьте, я не собираюсь.

— Верю, — усмехнулся он и поднялся. — Что ж, если мы закончили…

— Мне было очень приятно с вами познакомиться. — Я тоже встала и убрала диктофон в сумочку. — И я очень-очень благодарна вам за то, что уделили мне время!

— Надеюсь, что результат будет стоить потраченного времени, — усмехнулся он. — Так не забудьте, первым ваше интервью читаю я.

— Конечно, мы же договорились! Но у меня есть еще просьба. Можно я похожу здесь еще немного, поговорю с сотрудниками? Рабочий день ведь не закончился?

— Зачем это вам? — Моя просьба ему явно не понравилась. — По-моему, о коллективном интервью речь не шла.

— Честно сказать, пока не знаю, — обезоруживающе улыбнулась я. — Но мне хочется почувствовать дух вашей фирмы. Это ведь тоже часть вашей жизни, и для того, чтобы создать полноценный образ, мне необходимо окунуться в атмосферу, которая вас окружает. Я не буду мешать, просто похожу, посмотрю на трудовой процесс, на людей… может, задам пару вопросов.

— Ну-у… — Он явно колебался. — Если вы не будете отвлекать их… Минуточку…

Он нажал клавишу селектора и попросил:

— Лида, Никиту ко мне пригласите, пожалуйста.

Через минуту в кабинет без стука вошел невысокий, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти.

— Звали, Виталий Александрович?

— Да. Вот познакомься, Маргарита Рощина, корреспондент еженедельника «Воскресный бульвар».

Я улыбнулась и сделала что-то вроде книксена:

— Очень приятно.

— Взаимно. — Мужчина протянул мне руку и представился сам, не прибегая к помощи начальства: — Никита. Начальник службы безопасности фирмы.

— Ой, а у вас и служба безопасности есть? — Я восторженно округлила глаза и, поспешно пожав руку Никиты, спросила: — Можно я про нее тоже напишу?

Отказаться (а он собирался отказаться, это я точно знала) начальник службы безопасности не успел, потому что я тут же покачала головой:

— Хотя нет, это никак не вписывается в тему интервью. А жаль, было бы так интересно… и читателям бы понравилось. Может, как-нибудь в другой раз? — И я одарила Никиту такой сияющей улыбкой, что он невольно улыбнулся в ответ.

— В другой раз — обязательно.

— Рита хочет походить посмотреть, как у нас тут все устроено, — прервал нашу милую беседу Мурашов. — Может, немного поговорить с народом. Пройдись с ней, покажи все.

— А что смотреть? — немного удивился Никита. — Административная часть — сидят люди, бумажки перекладывают. Скучно им, и сами они скучные. Я еще понимаю, если по цеху экскурсию устроить.

— Давайте! — обрадовалась я. — Давайте экскурсию по цеху!

— Сегодня не получится, цех у нас в пригороде, сейчас туда ехать уже смысла нет, не успеем.

— Тогда хотя бы здесь, по административной части пройдемся. Собственно, если вы сейчас заняты, я могу сама…

— Я совершенно свободен, — перебил меня Никита. — Тем более Виталий Александрович распорядился вас проводить. — Он бросил на своего начальника странный взгляд, на который тот ответил безмятежной улыбкой. — Прошу!

Я вежливо распрощалась с Мурашовым, подхватила сумочку и, покачиваясь на тонких каблучках, отправилась знакомиться с административной частью фирмы «Хит сезона».

До конца рабочего дня оставалось минут двадцать — самое продуктивное для меня время. Почти все уже свернули свои дела, сидят за убранными столами — почему бы не поболтать с интересующейся местными сплетнями барышней? Увы, то ли присутствие Никиты мешало, хотя он вел себя очень скромно и деликатно, то ли просто люди здесь работали такие осторожные, но вытянуть из кого-нибудь лишнее словечко оказалось невозможно.

А ведь я никаких провокационных или просто подозрительных вопросов не задавала, твердо держалась роли журналистки, искренне желающей написать положительный репортаж. Спрашивала, как у них принято праздновать дни рождения, бывают ли внеплановые поощрения, устраиваются ли какие-нибудь мероприятия во внеслужебное время… Увы. Сотрудницы (в основном в «Хите сезона» работали женщины) на контакт не шли. На самые безобидные вопросы они отвечали коротко, неохотно и давали минимум информации. На Никиту, который старался держаться в стороне, тоже посматривали косо.

Только в одном из кабинетов, на двери которого висела табличка «Отдел комплектации», миловидная, хотя и полноватая, девушка Зоя была готова к общению. Точнее, была бы готова, если бы не соседки: две женщины предпенсионного возраста, строгие и неулыбчивые. Зоя в ответ на мои вопросы начала было говорить о планировавшейся, но по каким-то очень объективным причинам несостоявшейся поездке за грибами прошлой осенью, но под неодобрительными взглядами женщин быстро прикусила язычок.

Я с сомнением посмотрела на нее, потом перевела взгляд на Никиту. Он развел руками, не то извиняясь, не то желая сказать: «Я предупреждал — ничего интересного здесь не будет».

Так и есть, ничего интересного. Я снова повернулась к Зое. Почему мне кажется, что эта девушка может что-то знать про Альбину? Может, потому, что они примерно одного возраста? Остальные женщины, которых я здесь видела, все находятся в категории «от сорока до шестидесяти», значит, Альбина с Зоей просто вынуждены были время от времени общаться! Надо же иногда поговорить с человеком, который не начал свою трудовую деятельность еще до твоего рождения.

Но побеседовать с Зоей здесь, на рабочем месте, не получится: она уже явно жалеет, что открыла рот. Хотя что она мне такого сказала? Подумаешь, собирались за грибами поехать и не поехали! Если это самая большая тайна, которую смогла раскопать здесь Альбина Сторожева, то, может, и ее исчезновение объясняется какими-то самыми банальными причинами?

Очевидно задумавшись, я слишком долго не сводила пристального взгляда с Зои, и девушка занервничала:

— Что такое? Что вы на меня так смотрите?

— Извините, — спохватилась я. — Просто у вас блузка такого цвета… я всегда считала, что лиловый брюнеткам не идет. А на вас очень хорошо смотрится, вот я и загляделась. Извините.

— Да ничего. На самом деле я тоже долго сомневалась, — Зоя снова немного оживилась, — покупать, не покупать? А сейчас это у меня любимая блузка.

Одна из женщин аккуратным, точно рассчитанным жестом переложила пластиковую папку с какими-то документами с правого угла стола на левый. Другая, не шевелясь, гипнотизировала Зою.

Девушка кашлянула, покосилась на старших соседок и замолчала, теперь уже окончательно.

Что ж, раз никто здесь не хочет со мной разговаривать, значит, будем действовать по-другому. Я распрощалась с негостеприимными дамами и, уже в коридоре, пожаловалась Никите:

— Что это они какие замороженные все? Может, устали под конец дня? Попробовать, что ли, утром к вам заглянуть?

— Не думаю, что утром они будут общительнее, — натянуто улыбнулся Никита. — По утрам у нас планерка, потом экспедиторам надо документы оформлять, заказы комплектовать — не до разговоров.

— Ну и ладно. — Я скорчила гримаску, которая должна была обозначать, что я огорчена, но очень стараюсь это скрыть. — Собственно, думаю, что для интервью мне и этого материала хватит. Спасибо вам большое за помощь.

— Не за что! — Он мягко взял меня за локоть и повел к выходу. — Если еще что-нибудь понадобится, обращайтесь, всегда рад помочь.

Когда мой гид понял, что я собираюсь уходить, он заметно расслабился — а я ведь даже не подозревала, что он был настолько напряжен. Интересно, что я такое могла узнать, разгуливая по кабинетам под его бдительным присмотром? Может, брюнетка Зоя сможет мне это объяснить?

* * *

Машина была припаркована чуть в стороне от входа в офис, так чтобы из нее можно было с удобством наблюдать за дверями, не попадая при этом в поле зрения камер наблюдения. Я села за руль, включила мотор и достала телефон. Минут пять у меня еще точно есть, успею позвонить.

Александр Сергеевич откликнулся сразу, словно ждал моего звонка. Впрочем, может, и ждал. Я коротко доложила о разговоре с Мурашовым и о моих попытках пообщаться с сотрудниками.

— Конкретных результатов нет, — подвела я итог.

— А предложения?

— Хочу попробовать подкараулить сейчас одну барышню. Мне показалось, что она как раз не против посплетничать, но боится. А в неформальной обстановке, может, я сумею наладить с ней нежную дружбу. Или хотя бы простое взаимопонимание.

— Что за барышня?

— Некая Зоя из отдела комплектации.

— Хорошо. Как только закончишь с ней, возвращайся.

Я убрала телефон и еще несколько минут наблюдала, как сотрудники «Хита сезона» покидают офис. Наконец на крыльце показалась полненькая Зоя. Я тут же тронулась с места и коротко нажала на гудок.

— Зоя! А я смотрю, вы или не вы? По кофточке узнала! Вы сейчас куда?

Девушка оглянулась на двери, из которых только что вышла, потом пожала плечами:

— Вообще-то я на автобус. Я около парка живу.

— О, а мне как раз в ту сторону надо! Садитесь, я подвезу.

Зоя еще раз оглянулась, потом решительно забралась в машину.

— Спасибо.

Некоторое время мы ехали молча, я смотрела на дорогу, а Зоя в окно. Потом я начала светский разговор:

— Давно вы в фирме работаете?

— Три года, — ответила она, не поворачивая головы.

— И как работа, нравится?

— Ой, чему там нравиться? Да и какая это работа? Девочка на побегушках — то отксерь, это распечатай, отнеси в архив, принеси из архива… только что в магазин не посылают.

— Зато зарплата, наверное, хорошая?

— Хорошая. — Зоя наконец повернулась ко мне. — Но за эту зарплату три шкуры дерут. У нас на фирме натуральный тридцать седьмой год, слово лишнее сказать боимся.

— Ну, уж так прямо и тридцать седьмой, — не поверила я. — Вы преувеличиваете.

— Да тут невозможно преувеличить! Начальству только стукачи нужны. Все на всех доносят, моментально — кто опоздал, кто курил на рабочем месте, кто по телефону болтал… Мало того, говорят, что и микрофоны специальные по кабинетам стоят и даже видеокамеры — чтобы за нами следить непрерывно!

— Это неприятно, — осторожно посочувствовала я. — Особенно видеокамеры.

— А я что говорю! В носу поковырять нельзя, сразу думаешь, что какой-то мудак сидит и на меня любуется!

— В такой обстановке работать тяжело. А что, у вас нет месткома какого-нибудь, профкома? Сорганизовались бы, потребовали соблюдения прав человека…

— Ой, о чем вы говорите, — перебила меня Зоя. — Какой профком, какие права? У нашего директора разговор короткий: не нравится — марш за ворота! А если кто заступиться вздумает, тоже уволят, в тот же момент. Да никто и не станет заступаться, люди у нас словно волки. Наоборот, еще и побегут наперегонки доносить, если кто недоволен.

— Странно. Если люди давно вместе работают… хотя у вас, наверное, при таких порядках и текучесть кадров большая.

— Нет, с этим как раз нормально. Зарплата хорошая, так что все за свои места держатся, редко кто по собственному желанию уходит. Чаще выгоняют.

— И вы тоже держитесь?

— Я бы держалась, — погрустнела Зоя, — только меня, наверное, все равно скоро уволят. Видели этих старых грымз, с которыми я вместе работаю? С ними видеокамеры никакой не надо, они быстрее доложат, и что было, и чего не было. У меня уже три предупреждения: одно за опоздание и два — за разговоры на рабочем месте. — Она снова посмотрела в окно и неожиданно спросила: — Кстати, о разговорах. Что вы от меня хотели? До парка не так далеко, не стоит время зря терять.

Я не была готова к такому резкому переходу и немного растерялась.

— Почему сразу хотела… я ничего не хотела, я просто увидела, как вы идете…

— Я что, похожа на блондинку? — холодно осведомилась Зоя. — Нет, если у вас нет ко мне вопросов, я не навязываюсь. Будем считать, что мне показалось.

Умная девочка. Для меня это не слишком хорошо, мне бы кого попростодушней, понезатейливей. Но делать нечего, приходится работать с Зоей. Я снизила скорость и ровным голосом ответила:

— Вам не показалось. Я действительно хотела бы у вас кое о чем спросить. Об одном человеке.

— Угу, я даже догадываюсь о ком. Вы про Альбину хотите узнать?

Очень умная девочка. Даже непонятно, кто тут кого использует? Может, Зоя не случайно привлекла мое внимание в офисе? И в машину ко мне села, чтобы выяснить нечто, очень ее интересующее? Про Альбину? Но какая между ними связь? И почему Зоя решила, что у меня есть какие-то сведения, которые могут ее заинтересовать?

Я молчала слишком долго, и девушка нетерпеливо повторила:

— Так что, речь идет об Альбинке?

Что ж, пока я с ней не поговорю, я ничего не узнаю. Просто надо быть осторожнее, не забывать, что Зоя вполне может оказаться не нейтральным свидетелем, а… а кем? Не противником же! Ладно, сейчас разберемся. Я чуть виновато улыбнулась:

— Раскусила ты меня, подружка. Действительно, я хотела спросить про Альбину.

— Вот! — обрадовалась Зоя. — Я сразу догадалась, как только ты к нам пришла! А знаешь почему?

— Представления не имею. Мне казалось, что я держусь вполне естественно.

— Держалась ты нормально, но к нам второй день звонят, Сторожеву спрашивают. А теперь ты… раз ты журналистка, значит, знаешь ее, Альбинка ведь тоже в газете работает.

Я издала неопределенно-удивленный звук, и Зоя расплылась в самодовольной улыбке.

— Конечно, я знаю, что она журналистка. Альбинка от всех это скрывала, но мне сказала. Мы с ней подружились — здесь же одни старухи работают, а с кем-то надо общаться, правда? И еще ей помощь была нужна. У нас довольно сложная система документации, и Альбинка никак не могла сама разобраться. Ты знаешь, что она хотела собрать материал… Ой, подожди! — Глаза Зои округлились, и она схватила меня за колено. — Когда Альбинка на работу не пришла, я подумала, что она теперь сидит дома, статью пишет! Или, наоборот, она поняла, что ничего интересного у нас не накопает, и бросила все. Но если ее ищут… скажи, с ней все в порядке?

— Кто бы мне самой это сказал, — призналась я и свернула к обочине. Если у этой милой девушки привычка хвататься за водителя во время движения, то для дальнейшего разговора лучше остановиться. Не дай бог, я на Гошки-ном «москвиче» в аварию попаду, напарник мне этого не простит. Аккуратно припарковавшись, я повернулась к Зое и мягко попросила: — Расскажи мне побольше о том, чем Альбина занималась. Какой материал для статьи собрала, какие планы у нее были? Я хочу найти ее, а для этого мне нужно знать, что она успела сделать. Мне нужна твоя помощь, Зоя.

— Конечно! Конечно, я помогу, я все расскажу! Альбинка от меня ничего не скрывала… — Она на мгновение запнулась и тут же уточнила: — То есть скрывала, конечно, она вообще такая была, не очень разговорчивая. Но я соображаю неплохо, о чем она промолчала, я сама догадалась. Альбинке ведь никакой важной работы не поручали, вот она для своей статьи и начала шарить в компьютерах. Запуталась, конечно, и попросила меня помочь, объяснить все… ну, что сама знаю. А я знаю не очень много, у нас ведь как — у каждого свой участок, а в чужую работу лучше не лезть. В общем, Альбинка мне сказала, что все равно ничего интересного не нашла. Сказала, что хотела сделать убойную статью, а материала набрала только на обыкновенную, информационную.

— Что она имела в виду? Что у вас на фирме можно найти такого убойного? Неучтенные тиражи? Пиратские копии делаете?

— Вот-вот, Альбинка ко мне тоже все с этим приставала, про тиражи твердила и про пиратство. Но она ничего не нашла, никаких документов, чтобы подтвердить. И я ей сразу сказала, что ничего она не найдет, только Альбинка мне не поверила.

— Ничего не найдет потому, что нет, или потому, что концы хорошо спрятаны? — уточнила я.

— Потому что не найдет, — неожиданно насупилась Зоя. — Ну, ты сама подумай, если и есть какой мухлеж, мне-то откуда знать? Я же не главный бухгалтер. А документооборот у нас так устроен: свои путаются, не то чтобы чужаку вот так, с наскока, разобраться. Альбинка мне не поверила, все надеялась, что хоть какой-то кончик зацепит. Она ведь не только по компьютерам шарила, она еще и мусорные корзинки проверяла. Оставалась после работы, вытряхивала все на пол и каждую бумажку просматривала. Я ей сразу сказала, что глупость это. По-моему, Альбинка просто шпионских боевиков насмотрелась, вот и занималась разными глупостями. Но все равно я ей помогала, как могла. А Альбинка даже спасибо мне не сказала. Ладно, я понимаю, надоело ей, разочаровалась, решила все бросить… но позвонить-то она могла, правда? Даже не для того, чтобы поблагодарить — нужно мне ее «спасибо», — но хотя бы попрощалась по-человечески!

— Не попрощалась, не позвонила… — медленно повторила я. — Просто не пришла на работу. Исчезла.

— Ой, как ты это сказала. — Зоя поежилась. — Ты действительно думаешь, что с ней что-то случилось?

— А ты сама как думаешь? — Я снова завела мотор и двинулась в сторону парка. Судя по всему, ничего интересного я от Зои больше не узнаю, остается только доставить девушку домой и распрощаться.

— Да мне в голову не приходило ничего такого! Мало ли почему девчонка на работу не вышла! Ой, Альбинка, она же такая — что ей в голову взбредет, никогда не угадаешь! Даже интересно, она у вас, в газете, тоже так? Ты, вообще, давно с ней знакома?

— Не так чтобы очень, — чуть помедлив, сказала я.

— А тогда почему именно ты ее ищешь? Что у вас, больше некому этим заняться? Ты ведь тоже во «Времени перемен», вместе с Альбинкой… хотя нет, подожди! Наш Никита что-то другое называл: кажется, «Воскресный бульвар»! Так вы в разных газетах работаете?!

Почему-то это встревожило Зою, и вопросы посыпались, как горох из дырявого мешка.

— Нам с Альбиной то, что мы в разных газетах работаем, не мешает, — осторожно ответила я.

— А ты сама решила ее искать или попросил кто? На проходной тоже мужики какие-то ошивались, Альбинку спрашивали. Они что, тоже из ваших? Из журналистов?

— Про мужиков ничего не знаю, — решительно соврала я. — И Альбину искать меня никто не просил. Я сама, по собственной инициативе этим занимаюсь.

К счастью, мы уже подъехали к парку, и я получила возможность сменить тему, спросив, куда ехать дальше.

— Да вот мой дом, — небрежно махнула рукой она. — Вон тот, с синими балконами. Но все-таки странно получается, правда?

Зоя явно собиралась разразиться очередной серией вопросов, но я не дала ей такой возможности: очень ловко закруглила разговор, распрощалась и высадила ее из машины.

— Не так много я от этой барышни узнала, — завершила я свой доклад.

— Да. То, что Сторожева проверяла после работы содержимое мусорных корзинок, никак не поможет нам выяснить, куда она пропала, — согласился шеф. — Гоша, у тебя тоже, как я понимаю, крупных успехов нет?

— Ни крупных, ни мелких. С охраной я, конечно, взаимоотношения наладил, но дальше проходной они меня не пустят. Дисциплинированные ребята.

— Но ты уверен, что концы надо искать именно там?

— Варианты, конечно, возможны. Но Панов другой внятной наводки нам не дал. Соседей я всех опросил, возможные контакты проверил. Сторожева нигде не показывалась, не звонила и вообще никак себя не проявляла. Если отсечь эту ее шпионскую авантюру, то совсем непонятно, с чего ей вдруг исчезать? Не от Панова же она, в самом деле, прячется.

— Тогда возвращаемся к основной теме: «Хит сезона». Какие у нас сейчас есть варианты, чтобы туда попасть и хорошенько пошарить?

— У меня есть предложение. — Я по-школьному подняла руку. — Как журналистка я имею полное право заинтересоваться своим героем. Может, наша встреча произвела на меня такое впечатление, что я решила написать о нем целую серию статей. Герой на работе, работа в жизни героя, семья героя, общая обстановка вокруг героя… Фотоаппарат можно прихватить для большей убедительности и попросить разрешения иллюстрировать статьи.

— Ты сумеешь достаточно достоверно изобразить интерес к фирме?

— Интерес у меня настоящий, его изображать не придется. Мне дай бог удержаться и не показать ему, насколько сильно дела на этой фирме меня интересуют!

— Рита права, — поддержала меня Нина. — Зачем усложнять? Контакт налажен, значит, надо его использовать. Кроме того, директор, как я поняла, мужчина не старый? Если Рита еще и пококетничает с ним немного да ресничками похлопает, он или распустит хвост, как павлин, и наболтает лишнего, или хотя бы потеряет осторожность и даст Рите возможность вынюхивать и высматривать.

— Как раз кокетничать я бы ей не рекомендовал, — словно про себя, мрачно пробормотал Гоша. — Может плохо кончиться.

— Ты что имеешь в виду?

— Э-э-э… да я так. В смысле, если Ритка сегодня с ним скромно себя вела, то стиль лучше не менять. Может вызвать подозрение. Рита, ты как, не сильно на шею ему вешалась?

— Вроде нет. Улыбалась, конечно, и глазки строила, но в меру. Я ведь была журналистка, которой нужно интервью, а не девочка с улицы.

— Значит, так. — Баринов стукнул карандашом по столу. — Старостину я позвоню, введу его в курс дела. Рита, от тебя, прежде всего, текст интервью. Пока он не будет готов, ты не можешь звонить Мурашову. Кроме того, ты должна продумать: как уговорить Мурашова продолжать работу. Тут тебе Гоша поможет.

— А с текстом интервью? — Я с надеждой взглянула на напарника.

Вместо Гоши успел ответить Баринов:

— С текстом он только навредит, тебе его литературные таланты известны. И сразу предупреждаю: когда попадешь в «Хит сезона», разговаривать с Мурашовым строго по теме. Никаких вопросов о Сторожевой — вообще никаких вопросов, не касающихся твоего желания сделать из него персону года. Кокетничать можешь в той же мере, что вчера. Гоша прав: если ты резко обороты прибавишь, это будет выглядеть странно. Маячок — обязательно. Фотоаппарат не бери, но постарайся договориться о съемках в самых разных интерьерах и о том, что для этого ты приведешь вашего газетного фотографа.

— Меня, — понимающе кивнул Гоша. — Очень хорошо.

— Тебя нельзя, — поморщился шеф. — Как ты через своих приятелей на проходной туда попадешь, фотограф? Нина, свяжись с Костей Векшиным, попроси помочь. Я надеюсь, этот молодожен приступил наконец к работе? Если Костя занят, посмотри, кто у нас есть на скамейке запасных. Кстати, Кириллов ведь в городе сейчас, может, он сумеет время выбрать? Гоша, ты продолжай дружить с охраной, только осторожно.

Собственно, на этом наше совещание и закончилось. Баринов добавил несколько уточнений по завтрашнему распорядку и объявил рабочий день закончившимся. Мы начали неторопливо собираться.

— Ритка, что там у тебя с машиной? Когда вернут? — спросил Гоша.

— Ох! — Я оставила «москвич» на СТО только сегодня утром, всего несколько часов прошло, а кажется, как давно это было! — Мастер сказал, чтобы до завтрашнего вечера даже не звонила, не спрашивала. Он будет делать полную проверку.

— Может, это и неплохо. Наверняка там, кроме сцепления, еще куча проблем найдется.

— Вот и мастер то же самое сказал. Нет, я не против, я понимаю, что полный осмотр с профилактикой — это хорошо. Просто без машины неудобно.

— Не горюй, сестренка. Обходились же мы раньше одной. Сейчас я тебя домой заброшу, а завтра утром, по дороге на работу, заеду заберу. Вспомним старые времена…

Шарах! Входная дверь распахнулась, и в приемную ввалился Солодцев. Сказать, что он был в ярости, — это не сказать ничего — градус бешенства зашкаливал настолько, что еще немного, и Алексей дохнул бы на нас огнем, словно сказочный дракон.

— Ну! Я же вам говорил! А вы мне — миром лучше, спокойнее! Нет, теперь я этой заразе точно шею сверну! Вы только поймайте ее, а уж я сам, собственными руками, вот так. — Он стиснул огромные кулаки, словно на самом деле сворачивал кому-то шею. — Она и пискнуть не успеет! Ну что вы стоите, что вы на меня таращитесь как идиоты? Надьку искать надо!

Солодцев, конечно, был несколько невежлив, но и мы выглядели не лучшим образом. Действительно, молчали и таращились. Даже Гошка не нашелся что сказать.

— Минуточку. — Из кабинета вышел Баринов. — Во-первых, здравствуйте, Алексей Игоревич.

— Здрасте, — неохотно выдавил Солодцев.

— Теперь давайте присядем. — Показывая пример, Александр Сергеевич опустился на стул. Солодцев недовольно что-то проворчал и последовал его примеру. Мы тоже тихо устроились у стены. — Так что у вас произошло? Пожалуйста, коротко, четко, по существу.

— Так, а я что, не по существу, что ли! — возмутился Алексей. — Прикинь, я вам коротко и четко говорю: Надька, зараза, кредитку мою сперла! Наверняка вчера, когда в офис приходила мириться! Главное, тварь такая, тихенькая приползла, хвостом метет, в глазки заглядывает… про «лексус», конечно, не призналась, но это она правильно сделала, она же меня знает. Попить дайте.

Последние слова он произнес без паузы и не меняя интонацию, поэтому я не сразу поняла, чего он хочет, и очнулась только тогда, когда Гошка толкнул меня в бок — я загораживала холодильник.

— Ах да! — Я вскочила и открыла дверцу. — Вам минеральную воду, простую, с газом или без?

— Все равно, только похолоднее, — небрежно отмахнулся он и продолжил: — Главное, так мы хорошо с Надькой поговорили, она такая была… прям как семь лет назад, когда мы только познакомились! И мы душевно так все обсудили, она обещала, что и развод даст без проблем, и гадить больше не будет! И я, дурак, ей поверил, еще думал: шубу ей купить или в круиз отправить! А Надька, дрянь такая, не успел я отвернуться, карточку увела!

Солодцев принял из моих рук стакан с ледяной минералкой и повторил, глядя на меня с упреком:

— Гадина она. И никакого хорошего отношения не понимает. Ничего. — В три больших глотка он выпил воду, вернул мне стакан и вытер губы ладонью. — Ничего, как только я до нее доберусь, я ей покажу хорошее отношение! Она у меня голой в Африку поскачет! Я ее…

— Простите, Алексей Игоревич, — снова перебил его шеф. — Вы имеете в виду, что ваша супруга украла вашу банковскую карточку?

— Ну! Об этом я и толкую! Прикинь, я, как порядочный, зашел с работы в магазин, набрал там кое-чего всякого-такого — в смысле выпить и закусить… На кассе достаю портмоне, открываю, а кредитки нет! — Словно для большей наглядности, Алексей достал из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник, раскрыл его и продемонстрировал нам. — Вчера утром на месте была, я наличку в банкомате снимал, а сегодня уже тю-тю! На кассе очередь, народ меня пихает, а я стою, как лох последний, и только глазами хлопаю!

— Надо было сразу в банк позвонить, — сочувственно заметил Гошка. — Карточку заблокировать.

— А я что сделал, по-твоему? Бросил корзинку и давай в банк названивать! Изозлился весь, там же, пока соединят с нужным отделом, сто лет пройдет! И везде эти автоответчики поганые: ори не ори, им пофиг! «Нажмите цифру два, нажмите цифру шесть, дождитесь ответа оператора», — передразнил он ненавистный автоответчик. — А главное, в результате все равно никакого смысла, денежки со счета уже тю-тю! А там, прикинь, почти пятьсот тысяч было, не ежик кашлянул! Не, я теперь Надьку точно убью! Мне только найти, в какую щель она забилась, а уж там я… Дома ее нет, у родителей тоже, подружек ближайших я объехал, в фитнес-клуб заглянул — не представляю, где она может прятаться?

— Почему вы считаете, что именно она украла карточку? — Я почувствовала себя обязанной заступиться за Надежду. — Сколько времени она у вас была? Полчаса? Час? Как она вообще могла в ваш бумажник залезть?

— Да больше чем достаточно у нее времени было! И карманы мои обшарить, и кредитку увести! Портмоне у меня всегда в пиджаке, а пиджак на стуле висит весь день, у меня в офисе тепло, и я в рубашке хожу!

Я машинально кивнула. Действительно, в офисе было тепло, и Солодцев разгуливал в рубашке, без пиджака.

— Но вы же не оставляли ее одну в кабинете?

— В том-то и дело, что оставлял! Два раза выходил по делам. На пять минут всего, но Надьке и одной минуты хватило бы, она прекрасно знает, где карточку искать!

— А код? — вспомнил Гошка. — Она ПИН-код вашей кредитки знает?

— Его и знать не надо! Он у меня на банковской визитке записан, вместе с телефонами.

— И визитка тоже в портмоне лежит? — опешил напарник.

— Конечно, рядом с карточкой. А что такого? Ну не держатся цифры у меня в голове, ну что теперь?

Гоша только руками развел:

— Действительно, теперь уже ничего.

— И все-таки почему обязательно Надежда? — снова вступила я. — Зачем ей с вами отношения портить? То есть я понимаю, конечно, пятьсот тысяч — деньги серьезные, но она должна понимать, что, обворовав вас, больше потеряет. Вы ведь с ней уже договорились по-хорошему, обещали ей…

— Да потому, что она жадная идиотка! И мозгов у нее нет, и ничего она не соображает!

— Все равно, карточку мог взять кто-то другой. Та же Светлана, например, или Наташа. Оснований у них не меньше, а отступные им никто не обещал.

— Ты из меня дурака не делай! Я говорю, что это Надька, больше некому! Тем более она сбежала — значит, и вину свою признала.

— А вы уверены, что она сбежала?

— Так ее же нет нигде! Вот найдите ее и сами убедитесь, что она сбежала!

— Кхм, — кашлянул Баринов. — То есть вы хотите, чтобы мы нашли вашу супругу…

— Об этом я вам уже и толкую целый час! Найдите Надьку и отберите у нее мою кредитку… хотя на кой черт она мне теперь нужна? Просто найдите Надьку! Тем более вы должны чувствовать свою моральную ответственность!

— Моральную ответственность?

— Конечно! Если бы вы мне не посоветовали с Надькой помириться, она бы не явилась ко мне в офис, значит, и карточку бы не увела. Конечно, вы несете моральную ответственность!

— Пожалуй, в чем-то вы правы. — Баринов неожиданно улыбнулся. — Но я предлагаю вам такой вариант: мы ищем вора, а если этим вором окажется ваша супруга, то мы признаем свою ответственность и счет вам выставлять не будем.

— Это почему еще? — возмутился Солодцев. — Или вы думаете, мне денег жалко? Я Надьку хочу прищучить, она же совсем страх потеряла! И она мне не жена, она бывшая жена, наш развод дело месяца, максимум — двух! Да я вам вдвое заплачу, если докажете, что Надька воровка!

— Хорошо, хорошо, вопрос с оплатой мы, я думаю, решим. А сейчас передайте Нине, пожалуйста, телефоны и адреса всех известных вам людей, к которым может обратиться за помощью ваша будущая бывшая жена. Родственники, подруги, однокурсники, школьные друзья…

— Да я их всех объехал уже!

— Тем не менее нам надо с чего-то начинать. Еще номер ее машины. Список магазинов, которые она предпочитает. В общем, Нина вам объяснит, что еще может понадобиться.

Пока Солодцев делился с Ниной сведениями, постоянно отвлекаясь на изложение своего мнения о Надежде, я спросила у шефа:

— Александр Сергеевич, а с чего вдруг мы решили заняться благотворительностью? Почему это, если карточку действительно Солодцева украла, мы должны ее бесплатно искать?

— Вот! — обрадовался Гошка. — Все время про меня говорила, что я меркантильный! А я, обратите внимание, ничего такого не спрашиваю!

— Так ты же знаешь, что я отвечу, — меланхолично ответил Баринов. — Если карточку взяла жена, то действительно, наша моральная ответственность присутствует. Но тогда это работа небольшая, несложная, можно и без дополнительной оплаты сделать. Ты согласна?

— С тем, что работа несложная? Пожалуй, да. Вряд ли у мадам Солодцевой хватит хитрости спрятаться так, что мы ее не сумеем найти.

В кабинет вошла Ниночка и отсалютовала:

— Все списки есть, телефоны, адреса — все, что Солодцев сумел вспомнить.

— А сам он?..

— Я отправила его домой. Пообещала держать в курсе.

— Спасибо. По поводу денег с карточки что-нибудь сейчас уже можешь сказать?

— Сейчас — ничего. Это же банковские операции, и быстро выяснить, куда денежки утекли, не получится. Если только завтра, часам к одиннадцати.

— А пораньше?

— Ну, если повезет, то к десяти.

— Хорошо. Гоша, ты завтра прямо из дома отправляйся искать жену Солодцева. Рита, постарайся с текстом интервью побыстрее закончить, чтобы можно было позвонить Мурашову. Вопросов нет? Значит, по домам!

— Разбегаемся быстро, пока еще кто-нибудь не явился, — скомандовал Гошка. — Ритка, ты готова?

— Готова. — Я схватила сумку.

Оказывается, это большая удача, что я осталась без машины. Мне давно, очень давно, с самого утра, хотелось поговорить с Гошкой, но тема разговора — что у них произошло с Витькой Кирилловым и не касается ли это каким-то образом меня — была слишком деликатной, чтобы вести его в присутствии третьих лиц. Пусть даже этими третьими лицами являются Ниночка и Александр Сергеевич. Нет, я хотела поговорить с Гошкой наедине, и совместная поездка в машине для этого прекрасно подходила.

Увы, похоже, сегодня был не мой день.

— Гоша, и меня захвати, пожалуйста, — попросила Нина, доставая из холодильника объемистый пакет. — Мы Риту высадим, а потом ты меня еще пару кварталов провезешь, ладно? У меня там тетя старенькая живет, а я сегодня — Красная Шапочка. Несу ей пирожок и горшочек масла.

— Нет проблем, Красная Шапочка, — ухмыльнулся Гошка. — Не отправлять же тебя в густой лес, волкам на съедение!

Ладно, сегодня поговорить не получится, значит, подождем до утра. Гошка ведь обещал заехать за мной, так? Вот по дороге на работу я все и выспрошу.

К сожалению, мои надежды на утро тоже не оправдались. Я вообще-то сова: по утрам довольно медлительна и соображаю не слишком хорошо. Тем более вчера я допоздна сидела, выстраивая на основе диктофонной записи классическое, как учил меня Старостин, интервью.

А напарник мой — ярко выраженный жаворонок. Когда я, мрачно зевая, загрузилась в машину, он уже фонтанировал идеями, как нам склонить Мурашова к сотрудничеству. Пока мы обсуждали его предложения, я немного оживилась, и надо сказать, для работы наш разговор был очень полезен. Вот только интересующие меня вопросы я задать не успела.

В офисе мы окончательно прикинули план разговора, провели контрольную проверку у Ниночки и получили одобрение у шефа. После этого Гошка умчался искать Надежду Солодцеву, а я взялась за телефон. Увы, первый звонок счастья не принес. Вежливая секретарша сообщила мне, что Виталий Александрович занят и поговорить с ним невозможно.

— А когда он освободится?

— Не могу вам сказать точно. Попробуйте перезвонить через полчаса.

Что ж, значит, у меня есть время продолжить литературные занятия. В целом текст интервью готов, но его еще нужно проверить и поправить. Мне очень хотелось сделать все так, чтобы Сергею Михайловичу понравилось. А если он и правда напечатает мой опус в «Воскресном бульваре»? Было бы приятно.

Через полчаса секретарша предложила перезвонить через час, и я вернулась к работе над текстом. Еще через час Мурашов наконец взял трубку.

Никогда я не считала, что наделена заметными литературными способностями — моим призванием всегда была математика. Но то, что я сумела сочинить, мне неожиданно понравилось. Наверное, поэтому я защебетала очень оживленно, расписывая Виталию Александровичу, какое хорошее получается интервью и как доволен главный редактор. Мурашов, впрочем, моего энтузиазма не разделял: отделывался хмыканьем и ничего не значащими междометиями.

— А еще у нашего главного редактора появилось новое предложение, — продолжала я, не позволяя себе растерять восторженный настрой. — В свете того интереса, который непременно вызовет интервью с вами, наш Сергей Михайлович предложил мне написать целую серию статей о вас и вашей фирме! Успешный директор успешного предприятия, вы понимаете?

В ответ я услышала только неопределенное мычание.

— Наш герой на работе, герой на отдыхе, в семье, с друзьями… Сергей Михайлович уверен, что эта серия будет иметь успех. Естественно, все пойдет с фотографиями, и я постараюсь… вы ведь не возражаете, если над этой серией продолжу работать я? Конечно, если вы поставите условием, чтобы о вас писал более опытный журналист, мне трудно будет возражать, — я старательно погрустнела, — но поверьте, я приложу все усилия, чтобы вы остались довольны. И если вы будете так любезны, если вы согласитесь…

— Простите, — перебил меня Мурашов, — вы хотите сделать из моей жизни сериал для домохозяек?

— Зачем же так? — Я позволила себе немного обидеться, совсем чуть-чуть. — Все можно сделать очень элегантно, стильно и на высоком профессиональном уровне. Разумеется, если вы категорически против или если моя кандидатура вас не устраивает…

— Я пока не знаю, что вам ответить. — Он снова не дал мне договорить. — Хотя идея, в принципе, интересная. Разумеется, прежде, чем соглашаться, я хотел бы просмотреть, что вы успели написать.

— Э-э-э… вы имеете в виду интервью с вами? — осторожно уточнила я, испугавшись на мгновение — вдруг Мурашов потребует, чтобы я представила ему свои работы, напечатанные в «Воскресном бульваре». — Наш вчерашний разговор?

— Да. Я понимаю, что вы не покажете мне сейчас окончательный вариант, но это не важно. Качество материала и по черновику можно определить.

— Конечно, разумеется, я согласна! — обрадовалась я. — Когда мы можем встретиться? Сегодня?

— В общем, тянуть смысла нет. Можно и сегодня, ближе к вечеру. Я тут разберусь со своими делами, уточню все и перезвоню вам. Договорились?

— Договорились!

До чего же милый человек директор фирмы «Хит сезона»!

Я ждала звонка от Мурашова и продолжала возиться с текстом интервью, пока не вернулся Гошка — веселый и злой.

— У меня две новости: плохая и хорошая, — объявил он, когда все собрались в кабинете шефа. — С какой начать?

— С плохой, — попросила я.

— С хорошей, — одновременно со мной откликнулась Ниночка.

— По твоему выбору, — пожал плечами Александр Сергеевич.

— Тогда с хорошей. Господа, работать бесплатно нам не придется!

— Это приятно, — согласился шеф. — То есть Солодцеву ты нашел?

— Без малейших проблем! Вы будете смеяться, но мадам находилась дома, по месту прописки. Я ее разбудил. Дамочка была очень недовольна и сначала выразила полное непонимание и недоумение. Потом проскользнуло некоторое сожаление, что она не догадалась воспользоваться моментом и на самом деле слямзить карточку. Ну а когда Солодцева поняла, в чем ее обвиняет супруг и во что это для нее выльется, она забеспокоилась и очень быстро склонилась к сотрудничеству. Сначала, правда, Надежда заявила, что сразу после разговора с мужем встретилась с подругой, поехала к ней в гости и домой вернулась поздно ночью. И даже сообщила мне имя и адрес подруги, чтобы та все подтвердила.

— С подругой ты встретился?

— Нет. Не стоило время тратить. Подружка споет все, о чем Солодцева ее попросит. Но у меня создалось впечатление, что наша дамочка проводила время не с подругой, а с другом и домой вернулась не вчера поздно вечером, а сегодня рано утром. Я немного надавил, она немного посопротивлялась, потом мы пришли к соглашению. Надежда призналась, что друг действительно имеется. Правда, она умоляла меня не рассказывать супругу об этих небольших шалостях. Пришлось пообещать.

— Она что, боится, что у Солодцева проснется ревность и он лишит ее обещанных отступных? — спросила Нина.

— Не без этого. Но больше она, по-моему, стыдится своего бойфренда. История банальная, просто до неприличия: Солодцева закрутила любовь со своим тренером по фитнесу. Молодой человек подрабатывает, утешая разочарованных в жизни дамочек.

— Действительно, банально, — согласился Баринов. — Но с ним ты поговорил?

— А как же! Мы все очень подробно обсудили и запротоколировали. — Жестом фокусника Гошка извлек из кармана довольно толстую пачку бумаги и бросил ее на стол. — Сто процентов, Солодцева к краже карточки не причастна.

— Ну что ж, мы это с самого начала предполагали. А теперь давай плохую новость.

— Разве непонятно? Кредитка у клиента пропала, и кто ее взял — неизвестно. Работать надо.

— Но не бесплатно, — усмехнулась Нина.

— Но работать!

— С каких это пор ты лентяем стал? — немного удивился шеф. — Совсем недавно, наоборот, жаловался, что без дела сидишь. А тут как раз по тебе занятие: бегать, вынюхивать, выспрашивать… Ниночка, ты ему какие-то начальные данные можешь дать?

— Только список сотрудников фирмы «Жикле». — Нина на минуту вышла в приемную и вернулась с исписанным от руки листком бумаги. — Солодцев вчера очень возмущался, когда я заставила его этот список составить, но в конце концов даже пометил галочками тех, кто был в этот день в офисе.

— Был не был, это не принципиально. — Баринов взял листок, быстро проглядел его и передал Гошке. — Любой из якобы отсутствующих мог зайти ненадолго, заглянуть в кабинет Солодцева, увидеть пиджак на стуле и вытащить кредитку.

— Да, народу, конечно, немного, но, пока всех протрясешь, неделя пройдет, — согласился напарник и, неаккуратно сложив, сунул листок в карман. — Нина, а по самой кредитке из банка есть что-нибудь?

— Будет, минут через пятнадцать. Я поиск больше часа назад запустила.

— Значит, через пятнадцать минут продолжим. — Шеф нахмурился и многозначительно спросил: — У вас пока есть чем заняться?

Разумеется, у нас было чем заняться, и мы быстренько вымелись из кабинета любимого начальника. Ниночка вернулась за свой стол, Гошка задержался около нее, а я отправилась в нашу комнату наводить окончательный блеск на интервью с Мурашовым. Дверь в комнату я закрывать не стала и, продолжая работу, краем уха прислушивалась к болтовне Гоши и Ниночки.

То есть краем уха я прислушивалась до тех пор, пока Ниночка не спросила:

— А чего это ты вдруг Риту ограничивать стал? Флиртовать с Мурашовым ей запрещаешь. Может, для работы оно и полезно было бы? Что тебе не нравится?

Гошка ответил не сразу и неохотно:

— Мне все нравится, пусть Ритка флиртует, с кем хочет… в разумных пределах, разумеется. А вот Кириллов, если узнает, опять распсихуется.

— Витя? Ему-то какое дело?

— Оказывается, что самое прямое. Он вчера, когда увидел, как Солодцев Ритку у нас на крыльце обнимает, так в подоконник вцепился, что на нем вмятины остались.

— Этого не может быть, подоконник пластиковый. И вообще, где Рита и где Кириллов! Ритка его едва терпит, а он вообще ни на какие чувства не способен! Из него такой же Отелло, как из табуретки!

— Да Отелло твой — пацан рядом с Витькой. — Гоша сделал небольшую паузу и, понизив голос так, что я едва расслышала, добавил: — Я когда лицо его увидел — ну, когда он на Ритку с Солодцевым смотрел, то сказал… пошутил, в общем. Неудачно пошутил, напрасно… знаешь, Витька мне чуть в морду не дал. Я даже испугался.

— Все равно этого не может быть, — неуверенно возразила Нина.

— Поспорим?

— На что спорить, на Риту? Или на Кириллова? Даже если ты прав, они настолько друг другу не подходят, что я просто не представляю… нет, даже говорить об этом не хочу, даже думать! И если ты… — Компьютер коротко звякнул, и Нина не договорила. Кашлянула неловко и продолжила гораздо громче и неестественно жизнерадостно: — О, поиск закончился. Что, смотрим, куда денежки ушли?

Я сидела, слепо глядя на недописанное интервью. Ой, мамочка моя, что же это получается?! Кириллов ко мне неравнодушен? Кириллов меня ревнует? Этого просто быть не может! Хотя вчера у него действительно такое лицо было… да обычное у него было лицо, противное, Витька всегда такой… почти всегда. А может, правда? Если бы это было правдой! Потому что Витька для меня — самый главный, самый дорогой человек на земле! И что бы я о нем ни говорила, как бы ни уверяла себя и других, что терпеть его не могу, я бы все отдала, только бы он снова поцеловал меня, как тогда, как в первый раз!

Господи, да о чем я? Нина правильно говорит: где я и где Кириллов? Послушная, благовоспитанная девочка из педагогической семьи и дворовый хулиган, практически бандит! Нет, Витька не бандит, конечно, он, наоборот, на другом полюсе, но ухватки-то те же самые! Конечно, мы не подходим друг другу совершенно! И то, что я влюблена в него до темноты в глазах, это еще ничего не значит, с этим можно жить — до сих пор жила ведь, значит, и дальше смогу. Но если Кириллов меня любит… Ох, мама, мамочка, как же я влипла-то!

— Рита, ты что, не слышишь? — В приоткрытую дверь заглянула Нина. — Пошли к шефу, я солодцевские денежки проследила!

— А? Да, я тут задумалась немного… литературная работа, она, понимаешь, сосредоточенности требует.

— Значит, рассредотачивайся и пошли. — Она махнула бумагами, которые держала в руке, и исчезла.

— Вот что меня сейчас больше всего интересует, — шепотом сказала я, — так это куда ушли деньги Солодцева, пропади они пропадом!

Когда я вошла в кабинет шефа, он сам, Нина и Гоша склонились над столом, разглядывая распечатки, которые Нина разрисовала цветными фломастерами.

— На карточке было четыреста восемьдесят две тысячи шестьсот семнадцать рублей. Деньги снимали в пяти банкоматах, по восемьдесят тысяч в каждом…

— А как же ограничение на сумму, которую можно снять в один день? — спросил Баринов.

— Солодцев его отменил. Он презирает ограничения.

— Ага, и безопасность тоже презирает, — проворчал Гошка. — А зачем тогда в пяти банкоматах деньги брали? Могли бы в одном сразу все получить.

— Это ты у них спрашивай, не у меня. Может, побоялись, что в одном банкомате нужной суммы не наберется, может, решили, что так меньше шансов попасться, — откуда я знаю, какие тараканы у них в голове бегают?

— У этих банкоматов хоть наблюдение есть?

— Видеокамеры там вмонтированы. А работают ли они, это уже другой вопрос.

— Будем надеяться. — Шеф постучал карандашом по распечатке. — Но это только четыреста тысяч. А где еще восемьдесят с остатком?

— Восемьдесят одна тысяча триста семьдесят четыре рубля потрачены в супермаркете «Корона».

— Ну что ж, молодец, Ниночка, — Баринов откинулся на спинку кресла, — хорошо поработала. Теперь, Гоша, твоя очередь. Отправляйся в банк и просмотри записи видеонаблюдения с этих банкоматов. А лучше попроси копии, мы тоже посмотрим. Они, конечно, заартачатся, но ты, уж будь добр, попроси так, чтобы дали.

— Сделаем, — лениво отсалютовал напарник, поднимаясь. — Ритка, хочешь со мной?

— Хочу! — вскочила я. Если мы сейчас поедем вместе, то по дороге я смогу поговорить с Гошкой, смогу спросить про Кириллова… если наберусь храбрости, конечно.

— Куда? — остановил меня шеф. — А если Мурашов позвонит и на встречу тебя вызовет? Ты ему что скажешь: «Подождите немного, я тут другими делами занялась»?

Интересно, почему человек никогда не получает то, что больше всего хочет? Казалось бы, какой пустяк — поехать с Гошкой в банк! Так нет же, напарник отправился один, а я снова вернулась к интервью. И Мурашов все не звонит — чего, спрашивается, тянет? Не такой уж он и милый человек!

Я еще раз перечитала интервью, еще раз поправила и распечатала. Просмотрела текст снова, уже на бумаге, и настроение у меня улучшилось. Я, конечно, в журналистике не специалист, но, по-моему, получилось очень неплохо. Не стыдно и Баринову показать.

Александр Сергеевич читал мой опус долго и внимательно, а закончив, одобрил:

— Неплохо. Старостину пошли, он просил.

— Думаете, это можно напечатать? — слегка зарумянилась я.

— Нет, конечно. По крайней мере, не в ближайшее время. Мы же сейчас по «Хиту сезона» работаем.

— И что?

Я была разочарована: полночи сидела над этим интервью и сегодня сколько времени потратила, а его, оказывается, никто и не собирался печатать!

— Ты вообще как себе это представляешь? — удивился шеф. — Сегодня Старостин печатает хвалебное интервью про Мурашова, а завтра мы находим в «Хите сезона» какой-то криминал? И как Сергей Михайлович будет выглядеть после этого? Ему просто интересно, как ты усвоила его объяснения. И журналистская жадность немного — пригодится материал или нет, а упускать нельзя. Так что отправь, думаю, он будет доволен. Только смотри, если начнет уговаривать к нему в газету перейти, не соглашайся. Что бы он тебе ни сулил, а журналистский хлеб горький.

— Да я и не собираюсь, — растерянно ответила я. — И Старостин тоже… в смысле, зачем я ему нужна?

— Умные, дельные работники всем нужны, — неожиданно погрустнел шеф. — Ладно, что ты стоишь? Иди отправляй свой опус.

Александр Сергеевич оказался прав. Через двадцать минут после того, как Старостин получил интервью с Мурашовым, он перезвонил мне, горячо похвалил и предложил работу внештатным корреспондентом. Я обиделась — после всех лестных слов мне казалось, что такому талантливому самородку место в штате обеспечено автоматически, и вежливо отказалась. Старостин уговаривать меня не стал, отчего я обиделась еще сильнее, снова похвалил и предложил помощь, намекнув, что написать серию статей немного сложнее, чем взять интервью.

— Если, конечно, у вас дело до этих статей дойдет, — оговорился он. — Но возможно, когда закончите свою работу в «Хите сезона», вы напишете для нас криминальный репортаж? У нас в еженедельнике есть специальная страница… Впрочем, я понимаю, это не с вами нужно обсуждать, а с Александром Сергеевичем.

Не успела я убрать телефон, как он зазвонил снова.

— Рита? Вы еще не передумали встретиться со мной сегодня?

— Ой, что вы, Виталий Александрович! — Мне не было нужды изображать радость, я действительно обрадовалась. — Конечно, не передумала!

— Тогда ближе к концу рабочего дня приезжайте. Думаю, часам к шести я сумею освободиться. Не забудьте текст интервью. И имейте в виду, я очень строгий критик.

— Не сомневаюсь, — заверила я и улыбнулась. — Разумеется, все ваши замечания я учту и внесу исправления.

— Договорились! — Судя по голосу, он тоже улыбался. — До встречи.

— До встречи.

Очень довольная, я отправилась к шефу.

Некоторое время мы с Бариновым прикидывали план разговора с Мурашовым, потом явился очень недовольный Гошка.

— Я проявил самые лучшие свои качества, я был деликатен, но настойчив и, главное, чертовски убедителен! Но вы себе не представляете, какие дубы в банковской сфере работают! Сидит такой Буратино в фирменном пиджачке — дресс-код у них, а как же! Весь такой деловой, пуговками своими стеклянными на меня уставился, не моргает даже и про служебную инструкцию мне наизусть декламирует — кому записи с камер видеонаблюдения банкоматов показывать положено, а кому не положено! Я этой деревяшке целый час втолковывал, что показать записи, прежде всего, в интересах банка. Дескать, клиент наш общий, господин Солодцев, человек деловой и серьезный, и он понимает, что вины банка в создавшейся ситуации нет. Но вот если из-за того, что банковские служащие отказываются предоставить информацию, не будет найден человек, укравший у Солодцева карточку, он будет крайне раздосадован. И сочтет поведение банковских служащих недружественным. А потом, несомненно, примет меры, чтобы на эту недружественность адекватно отреагировать.

— На этом месте банкир сломался, — попробовала угадать я.

— Какой он банкир? — небрежно отмахнулся Гоша. — Так, шестерка банковская. Сломался, конечно, но записи не отдал. Побежал по начальству советоваться и искать кого-нибудь, кто ответственность на себя возьмет.

— Гоша, ты очень интересно все рассказываешь, но, может, ты эти подробности потом в своих мемуарах изложишь, — мягко попросил Александр Сергеевич. — Или расскажешь Рите, а она напишет статью «Бодался Брынь с банком» и предложит ее «Воскресному бульвару». Ты копии записей принес? Где они?

— Здесь, где же им еще быть. — Напарник эффектным жестом выложил на стол шефа флешку в форме красного автомобильчика. — Но толку от них… на вашем компе будем смотреть или к Нине пойдем?

— У Нины экран больше. — Шеф поднялся из-за стола. — Пошли.

Гоша был прав, толку от видеозаписи действительно было немного.

— Кто так камеры ставит! — ворчала Ниночка, то увеличивая, то уменьшая изображение, пытаясь добиться большей четкости. — Куда они их направляли? Под таким углом ни одного лица не видно!

— Зато цветные! — не слишком удачно возразила я. — Я думала, записи черно-белые будут, а они, видишь, на новую аппаратуру не поскупились.

— И что нам с этой новой аппаратуры, если она не по уму настроена? Это вообще кто? Женщина? Или парень шарфом по самые брови замотался?

Действительно, понять, кто снимает деньги с карточки Солодцева, было совершенно невозможно. Ясно было только одно: это человек хрупкого телосложения и невысокого роста. Нина остановила кадр, который посчитала наиболее удачным, достала из папки фотографию Надежды Солодцевой и уставилась на нее.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением протянула она. — Вроде не похожа. Рита, ты эту дамочку вживую видела, что скажешь? Это она у банкоматов терлась?

— Не думаю. Жена Солодцева пофигуристее будет. — Я снова внимательно вгляделась в экран и уже увереннее подтвердила: — Это не она.

— Мы и так знаем, что это не она, — напомнил Гоша. — Я же сказал, что мадам Солодцева карточку не брала.

— А как насчет женщин, что в офисе работают? — спросил шеф. — Кто-нибудь на эту роль, — он указал на худенькое плечо, занимавшее большую часть застывшей картинки, — подходит?

— Из тех, что я видела, никто. Светлану можно было бы заподозрить — она такая же хрупкая, только ростом повыше. Но как-то не вяжется с ней подобная наглость. Вот Наташа — та, пожалуй, смогла бы… но здесь точно не Наташа, за это я ручаюсь.

— Карточку у Солодцева могла украсть одна женщина — жена, подружка или просто сотрудница, нам это безразлично, — раздраженно заметил Гоша. — А деньги в банкомате снимала, допустим, ее подруга. Именно с той целью, чтобы опознать было труднее.

— Вряд ли, — возразил Баринов. — Тогда для похода в супермаркет воровке надо было привлечь еще и друга. Карточка на имя Солодцева, а кассиры обычно с подозрением относятся к покупателям, если они расплачиваются чужими карточками. Слишком много сообщников получается.

— Кстати, о супермаркете, — оживился Гоша. — Надо туда съездить! Там не камеры бестолковые, а живые люди, с глазами, с мозгами.

— Тем более покупка не рядовая. — Нина снова запустила запись. На экране мелькнул низко надвинутый на глаза шарф и тонкая рука. — Восемьдесят тысяч с лишним — наверняка кассирша обратила внимание на покупателя.

— Вот именно! Сан Сергеич, так я прямо сейчас туда и рвану! Ниночка, ты мне кадри-ков получше выбери, напечатай, чтобы было что людям показать!

— Пожалуй, так и надо сделать, — согласился шеф. — Рита, ты до шести свободна? Поедешь с Гошей?

— Конечно! — вскочила я.

— Тогда отправляйтесь. Смотри только, в «Хит сезона» не опоздай.

Начать разговор оказалось неожиданно трудно. Что мне, просто так, ни с того ни с сего спросить: «Гоша, скажи, как Кириллов ко мне относится?» Нелепость какая.

Гошка бросил на меня короткий взгляд, нахмурился и снова уставился на дорогу. Ох. Мой толстокожий, сто очков африканскому носорогу даст, напарник иногда проявляет просто невероятную чуткость! Неужели и сейчас он догадывается, что я хочу… Я на секунду зажмурилась, сделала глубокий вдох и спросила:

— Гоша, а как Кириллов ко мне относится?

— Никак, — быстро ответил он. — Не знаю. Меня это не касается. И тебя тоже.

— Касается! Именно меня это касается! Гоша, я слышала, что ты Нине говорил.

Напарник отчетливо скрипнул зубами.

— Черт! Ты же в это время со своим интервью ковырялась!

— А все равно слышала! Гоша… Гоша, скажи, он действительно… я действительно ему нравлюсь?

— Нравишься? — Он снова бросил на меня взгляд, на этот раз откровенно мрачный. — Ты сейчас кому голову морочишь, мне или себе?

— Гошка, прекрати! — Я тоже разозлилась. Можно подумать, мне так легко было начать этот разговор! — Я тебе задала вопрос и вправе рассчитывать на прямой и честный ответ! И если ты сейчас скажешь, чтобы я спросила у самого Кириллова…

— Вот уж этого я ни в коем случае не скажу! — перебил он. — Не хватало еще, чтобы ты к нему с такими вопросиками полезла!

— А что тогда будет? — окончательно завелась я. — Он тоже мне нахамит, как ты?

— Нахамит или изнасилует, откуда я знаю? Ритка, ты же не идиотка и понимаешь, что о простом «нравишься» тут речь не идет, все гораздо серьезнее. Я с Витькой сто лет знаком, но никогда его таким не видел.

— Ой. — Весь мой запал мгновенно пропал. Это что мне Гошка сейчас сказал? Это он так сказал, что Кириллов меня любит?

— А я бы покрепче выразился! Ритка, неужели ты не можешь от него подальше держаться? Витька из тех мужиков, с которыми играть никак нельзя, он игры не понимает. Он таких дров наломать может — и тебе и себе жизнь испортит!

— А почему ты считаешь, что я с ним играю? — почти шепотом спросила я.

— Тогда еще хуже. — Злость из его голоса ушла, осталась только печаль. — Вы с Витькой настолько разные, что ты этого просто не представляешь. Как те параллельные прямые… нет, они, говорят, все равно где-то пересекаются. А вы просто из разных миров. Полная несовместимость, понимаешь? И ничего хорошего из этого не выйдет. Я даже думать ни о чем таком не хочу!

— Гошка, ты за кого переживаешь, за меня или за него? — Не уверена, что мой смешок получился достаточно естественным.

— За обоих, — кисло ответил он. — И за себя тоже. Ритка, ты же знаешь, ты мне как сестра. Ты больше, чем сестра, ты мой напарник! А с Витькой мы столько всего… если какому писателю рассказать, на десять книжек хватит. И я не хочу, чтобы он из-за тебя мучился. И чтобы ты из-за него мучилась, тоже не хочу. Поэтому и прошу: не морочь голову, ни ему, ни себе!

Я промолчала. А что тут можно было сказать? Морочить голову Кириллову я и не собиралась, а себе… как это было сказано: «Не думай про белого быка», да? И мне теперь что, тоже твердить все время, что я не буду думать про Витьку? Так я этим уже почти два года занимаюсь.

Гоша резко повернул руль и остановил машину.

— Все, закрываем тему. Тем более что мы уже к этой клятой «Короне» приехали, работать пора.

Должна признаться, что работать в супермаркете «Корона» начал один Гошка, а я бродила за напарником бледной тенью, не в силах заставить себя сосредоточиться на деле. Гошка же взялся за дело очень активно, даже напористо: нашел управляющего, быстро, виртуозно смешав в необходимой пропорции лесть с угрозами, добился от него согласия на полноценное сотрудничество, еще быстрее выяснил, какая кассирша обслуживала интересующего нас клиента…

— А как же, конечно, я их запомнила! — Пожилая кассирша Валентина Николаевна была рада отвлечься от работы и поговорить. — У меня вчера только они на такую сумму набрали. Такая пара симпатичная: молодые оба, веселые.

— А расплачивался мужчина?

— Конечно, карточка же на него была.

— Вы уверены, что на него?

— А вы что, думаете, он эту карточку украл где? — Женщина нахмурилась. — Не похож он был на такого. Мы, конечно, иногда проверяем документы, чтобы фамилия совпадала, если покупатель подозрительно выглядит. Но этот мужчина солидный такой был, хотя и молодой. Карточку из бумажника привычно достал и код набрал на память, без ошибок: все, как положено.

Мы с Гошей переглянулись. Что ж, ход вполне разумный. Неизвестная нам пока женщина, завладев карточкой Солодцева, сняла деньги в банкоматах, а в магазин пришла с сообщником — солидным, не вызывающим подозрений.

— И потом, когда мне документы проверять? — продолжала Валентина Николаевна. — У меня очередь. А эти ребята такие симпатичные были, радостные… Я еще подумала, что он ей предложение сделал, и теперь они праздновать собираются. Шампанское взяли, «Асти», итальянское, «Наполеона» бутылку, икры красной большую банку, ананасов свежих.

— Как они выглядели, эти двое? — спросил Гоша.

— Мужчина, тот посолиднее, в костюме и в галстуке. Он все морепродукты выбирал, осьминогов взял две банки, и морской коктейль, и устрицы копченые. А девушка, что с ним была, конечно, жидковата. Ему бы что-то пошикарнее, а она что — девчонка! На вид только-только школу закончила. Бегала по магазину, все никак остановиться не могла. Я уже пробивать начала, а она за конфетами побежала, потом еще про торт вспомнила. Я же говорю, молоденькая совсем. И видно, что к хорошим магазинам непривычная.

— Посмотрите, пожалуйста, эти фотографии, — попросила я. — Есть здесь эта девушка?

Кассирша добросовестно вгляделась в разложенные на столе карточки и покачала головой.

— Разве тут что поймешь? Я же говорю, молоденькая такая девчонка, худенькая, как цыпленок. А здесь что, спины да плечи. — Валентина Николаевна снова разворошила фотографии и вдруг замерла. — Ой! Подождите, подождите…

Я посмотрела на снимок, который с таким интересом разглядывала кассирша, и перевела вопросительный взгляд на Гошу. Напарник пожал плечами.

— Вот, видите, она здесь, наверное, уже уходить собирается, поворачивается уже и платок поправляет! — Женщина азартно ткнула пальцем в изображение. — А внизу, видите, часть руки видно! И колечко!

Действительно, над нижним краем фотографии можно было разглядеть тонкие пальцы и кольцо с непропорционально большим камнем.

— Видно колечко, — согласилась я. — А что, у той девушки похожее было?

— Да не похожее, а точно такое! Уж я в ювелирке как-нибудь разбираюсь! Смотрите, ободок тонкий, из красного золота, камень — большой топаз, а вокруг него мелкие бриллианты вставлены. Кольцо то самое, я его хорошо разглядела! А вот руки, — Валентина Николаевна снова, прищурившись, вгляделась в фотографию, — точно, это она! Даже здесь видно, что ногти нестрижены! Я ведь почему внимание обратила на кольцо — потому что безобразие это! Ладно, лень тебе маникюр делать или времени жалко, я не против, не делай. Но тогда и кольцо не цепляй, да еще с таким камнем. В глаза ведь бросается!

— Колечко-то, наверное, они только что купили, — пробормотал Гоша, и я кивнула.

А кассирша возмутилась:

— Тем более надо было руки в порядок привести! Как же можно? Это что же она, с такими руками в ювелирном кольца мерила и со стыда под землю не провалилась! Ладно маникюр, но хоть бы дома щипчиками обработала, хоть бы заусенцы посрезала!

— Рита, ты, когда у клиента в офисе была, на ручки тамошним дамочкам не смотрела? Не помнишь, не было ли у кого неаккуратных ногтей?

— Я не присматривалась, но вроде у всех ногти в порядке были. И колечком таким никто не отсвечивал, это точно.

— Кольцо они, скорее всего, позже купили, — напомнил Гоша.

— Все равно, самая худенькая там Светлана, но и она на девочку-подростка не похожа. Что касается остальных, они все еще габаритнее. — Я снова посмотрела на фотографию, на тонкие пальчики, и добавила: — С другой стороны, я же не знаю, сколько женщин там работает. Все кабинеты я не прочесывала, нужды не было.

— Тоже верно. Вполне может быть, что эта цыпочка сидела где-нибудь за стенкой… Валентина Николаевна, — обратился он к кассирше, — я попрошу вас уделить нам еще немного времени. Мы с вами сейчас съездим посетим фирму нашего клиента и тихо, не привлекая внимания, пройдемся по кабинетам. А вы поглядите по сторонам и посмотрите: не встретится ли нам эта неопрятная барышня с нестрижеными ногтями? Вы не возражаете?

— Не возражаю. — Кассирша неуверенно оглянулась в сторону торгового зала. Поездка с нами явно привлекала ее гораздо больше, чем возвращение за кассу. — Почему бы не помочь хорошим людям? Если начальство меня отпустит, — она улыбнулась, — тогда конечно. Тогда я с удовольствием!

Разумеется, начальство Валентину Николаевну отпустило: Гошка умеет быть очень убедительным. У меня тоже неплохо получается, особенно если есть время подготовиться, но до напарника мне далеко!

Солодцев нашему появлению не обрадовался и на заверения Гоши, что Надежда к исчезновению кредитки непричастна, не обратил никакого внимания.

— Ерунда, — безапелляционно заявил он. — Карточку стибрила Надька, и я не понимаю, зачем вам нужно искать какую-то постороннюю девку.

— Это и есть профессионализм, — мягко объяснил ему Гошка. — Если появляется версия, нужно ее отработать. Тем более что много времени наша проверка не займет. Мы просто прогуляемся здесь и заглянем во все комнаты.

Он взял Валентину Николаевну под ручку и повел по коридору. Мы с Солодцевым двинулись следом, второй парой, причем Алексей был настолько раздражен, что даже не попытался меня обнять.

— Тоже мне, профессионал называется, — мрачно бурчал он. — Надька хитрая, зараза, ловко все провернула и профессионалу этому голову на раз заморочила! Нашел ее Гоша, хорошо, так надо было сразу меня вызвать, уж у меня бы она не отвертелась! Она бы мне все рассказала, и кто карточку увел, и кто лобовуху «лексусу» разбил…

Я не слишком прислушивалась к его жалобам, мое внимание было сосредоточено на реакции сотрудниц, которых с беззастенчивым любопытством разглядывала Валентина Николаевна.

Мы уже проверили половину кабинетов, когда одна из дверей впереди открылась и в коридор вышел старший менеджер Олег. Он скользнул невнимательным взглядом по Гоше с Валентиной Николаевной, проигнорировал меня и, взмахнув неизменной коричневой папкой, обратился к Солодцеву:

— Алексей Игоревич, а я к вам иду! Помните клуб «Альбатрос», они еще хотели особые условия по контракту…

Кассирша, которая на мгновение замерла, громко ойкнула и всплеснула руками:

— Так вот же он! Это он вчера по той карточке покупал!

— Что? — прервал сварливый монолог Солодцев и растерянно уставился на кассиршу. — Что он у вас покупал?

— Икру черную покупал и красную, коньяк «Наполеон», мидии в вине, клубнику израильскую… и подружка его тоже. На восемьдесят тысяч с лишним набрали, а расплатились карточкой.

Олег побледнел и попятился, нелепо приподняв и вытянув вперед папку, словно пытаясь спрятаться за ней, как за щитом.

Из горла Алексея вырвался хриплый рык. Он отодвинул меня в сторону и сделал шаг вперед. Олег взмахнул папкой, быстро развернулся и побежал по коридору. Благоразумный Гоша дернул Валентину Николаевну за руку, убирая ее с пути рванувшегося в погоню Солодцева. Хорошо, что у моего напарника отменная реакция, — Алексей был похож на взбесившегося носорога и затоптал бы отнюдь не хрупкую кассиршу, даже не заметив этого.

Если Солодцев напомнил мне носорога, то Олег мчался по коридору, словно заяц. Увы, перед ним маячила глухая стенка, и повернуть назад, к выходу, он не мог: дорогу перекрывал разъяренный Алексей. Олег нелепо подпрыгнул, взмахнув руками, сумел не останавливаясь повернуть направо и, на бегу, распахнул последнюю по коридору дверь. Солодцев отстал от него на долю секунды, и мы, естественно, тоже надолго не задержались. Причем Валентина Николаевна удивила меня неожиданной прытью: она обогнала не только меня, но и Гошку, так что драму, разыгравшуюся в кабинете, мы смотрели из-за ее плеча.

Олег, не задерживаясь, взметнулся на стоящий у окна стол, сбив на пол пластмассовый стаканчик с ручками-карандашами, и шагнул на подоконник, едва не задев ногой голову немолодого мужчины — тот еле успел, вместе со стулом, шарахнуться в сторону.

— С ума сошел?! — крикнул мужчина, причем удивления в его голосе было даже больше, чем возмущения.

— Блин, Олег, ты что? — поддержала его другая обитательница кабинета — пухленькая, розовощекая шатенка.

Олег, не отвечая, распахнул створку окна. Идея была здравая: поскольку фирма «Жикле» располагается на первом этаже, а дорога к двери перекрыта, самое разумное решение — убраться через окно. Но выскочить на улицу Олег не успел, его настиг тайфун по фамилии Солодцев. Алексей тоже запрыгнул на стол и схватил старшего менеджера за шиворот. Парень задергался, слепо отмахиваясь папкой, и стол, не рассчитанный на то, что может превратиться в боксерский ринг, закачался, подозрительно потрескивая.

— Отползай! — Гошка выразительно замахал руками мужчине, все еще находящемуся в опасной близости к месту драки.

Мужчина тоненько, по-женски, взвизгнул и, так и не встав со стула, оттолкнулся ногами от пола, отъехал в сторону и снова взвизгнул.

Розовощекая барышня тоже вскочила.

— Да что здесь… происходит? — Матерные слова вылетали у нее абсолютно естественно и, с учетом неординарности ситуации, даже уместно. — Они что… совсем?.. Алексей Игоревич?

Стол рухнул со страшным грохотом, и милая девушка разразилась абсолютно непечатным пассажем. Впрочем, кроме меня, похоже, никто не обратил на это внимания. Солодцев на полу, среди разлетевшихся бумаг, ручек и обломков стола, душил своего старшего менеджера, а тот, в меру сил, сопротивлялся, так и не выпустив из рук папку. Немолодой мужчина, с ужасом глядя на них, мелко крестился, непрерывно шевеля губами, а Гошка, решив, что пора вмешаться, наклонился над клиентом, пытаясь достучаться до его сознания. Валентина Николаевна толкнула меня в бок и восхищенно пропела:

— Ой, как интересно!

Я взглянула на ее сияющее лицо.

— А у вас в магазине драк не бывает?

— Да что вы! — Она не сводила глаз с мужчин, пыхтящих на полу. — Каждый месяц милицию вызываем!

— Что же тогда интересного? Рутина. — Я пожала плечами и отправилась помогать напарнику. Не дай бог, Солодцев со злости Олега сейчас придушит — нам это надо? Нам с клиента еще деньги получать, а как он из тюрьмы по счетам платить будет?

Вдвоем у нас с Гошкой дело пошло веселее. Пока я кричала Солодцеву в ухо о превышении допустимой самообороны, самосуде и сроке за нанесение тяжких телесных, Гоша, применив грубую физическую силу, оторвал его от Олега. Тот сразу откатился в сторону и, прижавшись к стене, хватал ртом воздух — начальник успел потрепать его весьма основательно.

— Да заткнись ты! — рявкнул на меня Солодцев. — Лезешь со своими законами! По-твоему, ему у меня воровать можно, а я ему за это в рыло дать не могу, так, что ли? — Он повернулся к Гошке и снова возмущенно спросил: — Так, что ли, получается?

— И воровать нельзя, за это он тоже ответит, — терпеливо ответил Гоша, продолжая крепко держать клиента, хотя тот уже перестал вырываться. — По закону и ответит, если только ты в милицию заявление о краже напишешь.

— Ага, а она, — Алексей ткнул в меня пальцем, — опять станет меня отговаривать и объяснять, что для меня же лучше это чмо отпустить, да еще деньжат ему подкинуть, на бедность! А то он все, что у меня украл, уже спустить успел.

— Не стану, — заверила я. — Но убивать его мы вам тоже не дадим.

— Кому он нужен, убивать его, урода. Нет, ты скажи, — он снова обернулся к Олегу, — ты скажи: зачем? Почему? Я тебе что, мало платил?

— А что, много? — сипло огрызнулся тот. — Я на эту зарплату ни машину, ни квартиру своей девчонке купить не могу. А она у меня одна, не то что у некоторых, по полдюжины любовниц одновременно! Вот я и не удержался… хотел Аленке своей праздник устроить.

— Да, мужик, праздник у тебя получился, ничего не скажешь. — Голос Гоши, который наконец отпустил Алексея, прозвучал почти сочувственно.

Солодцев зло сплюнул.

— Тьфу! Черт, я так надеялся, что это Надька карточку украла! Как было бы хорошо… А теперь еще с этим болваном возиться! — Он обернулся, посмотрел на мужчину, так и не поднявшегося со стула, на девушку и сердито спросил: — Что вы таращитесь? Кто-нибудь догадался милицию вызвать?

Я посмотрела на часы и тронула Гошку за рукав:

— Мне в «Хит сезона» пора.

— А мне надо здесь остаться. Клиент вроде остыл немного, но лучше за ним присмотреть, чтобы глупостей не натворил. И Валентину Николаевну потом в магазин вернуть… черт, до чего же неудобно с одной машиной!

— Не проблема, я сама доберусь. Сегодня я там не задержусь — установочная беседа, втереться в доверие, но не спугнуть.

— Правильно. Ладно, закончишь, позвони мне. Может, я сумею подъехать, тебя забрать. Маячок с собой?

— А как же! Экипировка полная, все, как ты учил.

— Это правильно. Работай аккуратно… в общем, ты все знаешь.

Я заскочила в офис, быстренько переоделась, подкрасилась и нацепила растрепанный светлый паричок. Нина внимательно меня осмотрела и подтвердила, что я выгляжу правильно: то есть так же, как вчера.

— И никакой самодеятельности, — попросил Александр Сергеевич. — Действуешь аккуратно и очень деликатно, не вызывая подозрений.

Я удачно поймала такси и явилась в «Хит сезона» минут на пять раньше, но Никита уже ждал меня на проходной.

— Краса и гордость нашей журналистики! — обрадовался он и протянул мне руку. — Проходите, проходите, Виталий Александрович уже освободился, ждет вас!

Я прощебетала в ответ нечто не менее жизнерадостное, и мы, под ручку, направились к директорскому кабинету. Я думала, что, проводив меня к Мурашову, начальник службы безопасности оставит нас, но Никита придвинул один из стульев к столу Виталия Александровича и устроился на нем, положив ногу на ногу.

Я отдала Мурашову текст интервью и скромненько присела напротив мужчин, сложив руки на коленях. Виталий Александрович быстро и не слишком внимательно (Ну что такое! Я так старалась, писала, искала подходящие слова, красивые фразы строила… а главный, можно сказать, персонаж никакого интереса к результатам моих трудов не проявляет! Обидно!) просмотрел мою работу, аккуратно положил листки на стол и ухмыльнулся:

— Действительно, неплохо. Мне нравится. Я у вас получаюсь таким положительным персонажем — просто благородный герой!

— Примерно в этом и заключалась моя задача, — тонко улыбнулась я.

Никита хмыкнул, взял верхний листочек, пробежал его глазами и снова бросил на стол. Виталий Александрович на такое непочтительное поведение подчиненного никак не отреагировал, он пристально смотрел на меня.

— Так в чем заключается ваша гениальная идея? Теперь вы хотите сделать меня символом малого и среднего бизнеса?

— Почему бы и нет? Страна нуждается в положительных примерах. И как я представляю, вы вполне подходите на эту роль. Причем вам самому делать ничего не придется. Только читать перед публикацией мои статьи и визировать их. И немного потерпеть мое присутствие в вашей жизни.

— То есть позволить вам лезть во все щели и вытаскивать на свет божий мои маленькие секреты? — пошутил он.

А может, не пошутил? То есть губы растянуты в улыбке, и взгляд вполне доброжелательный, но что-то в интонации мне не понравилось. И я ответила серьезно:

— Я бы не стала так на это смотреть. Я не собираюсь за вами шпионить, и секреты ваши, ни маленькие, ни большие, мне ни к чему. Я просто хочу написать серию статей, где вы и ваша фирма будете представлены в самом выгодном свете. Это будет, скорее, бесплатная реклама.

— Реклама — это хорошо, тем более бесплатная. И знаете, Рита, вы меня почти уговорили. Вот только со службой безопасности нужно посоветоваться. — Он повернулся к Никите: — Что скажешь, безпека?

А вот такой поворот мне не понравился еще больше. При чем здесь, спрашивается, служба безопасности? И почему начальник этой самой службы сидит здесь, нахально развалившись на стуле, и насмешливо меня разглядывает? Нет, это мне совсем, совсем не нравится!

— Предложение, конечно, интересное, — ответил Никита, небрежно покачивая ногой. — Вам, наверное, уже приходилось такое писать?

— Как вам сказать. — Я очень естественно смутилась. — Приходилось, конечно, но не в таком объеме. Обычно такими серьезными проектами занимаются штатные журналисты. Нужно имя, понимаете?

— А имя надо заработать, — понимающе кивнул Никита.

— Вот-вот. — Я позволила себе радостно оживиться. — Но разве его можно заработать на мелких информациях? Нужно взять глобальную тему, раскрыть ее…

— То есть наша фирма — это глобальная тема? — В голосе Никиты зазвучало неприкрытое ехидство.

И тут же в разговор вступил Мурашов:

— Я думал, журналисты, чтобы выдвинуться, предпочитают криминальные сюжеты. Вот у нас, например, странная история произошла: сотрудница исчезла. Альбина Сторожева, не приходилось знать?

— Сторожева? — Черт, знаю я Альбину или нет? С Мурашовым я о ней не говорила, с Никитой тем более. Да, эту тему я обсуждала только с Зоей, значит, с чистой совестью можно от всего отпираться. Я потерла лоб, словно стараясь вспомнить, и покачала головой. — Нет, не слышала про такую.

— Странно. Она ведь, как оказалось, ваша коллега, журналистка. И тоже внештатница.

Я кашлянула и после небольшой паузы, вполне логичной при таком повороте разговора, сообщила:

— Журналистов в городе много. А уж нас, внештатников, тем более. Я не уверена, что из нашей газеты всех знаю. Где она работала?

— Газета «Время перемен».

Вы поверите, если я скажу, что немного занервничала? Ясно, что это не пустая болтовня, ясно, что Никита в чем-то меня подозревает. Но почему? Когда я сделала ошибку, какую? И главное, как мне вести себя сейчас? Быстро сворачивать разговор и уходить? Но я ведь журналистка и просто обязана проявить интерес к криминальной истории!

— Вы говорите, она работала у вас и исчезла? — Я услышала собственный голос словно со стороны. — Такая тема может оказаться интересной для «Воскресного бульвара». Не для серии статей про вас и вашу фирму, разумеется, там любые намеки на криминал будут неуместны. Но в нашем еженедельнике есть специальная страница… может, вам известны какие-нибудь подробности?

— Разве не знаете? — Никита расплылся в откровенно издевательской улыбке. — Разве вам Зоя ничего не рассказала?

Все-таки Зоя! Вот зараза! А ведь она мне сначала понравилась, такая симпатичная девушка! И что мне теперь делать, спрашивается?

— Зоя? Ах, Зоя! Да, конечно, она работает в отделе комплектации. Мы с ней вчера случайно встретились, поболтали, кхм… — Я уже хотела сказать, что ни о каких пропавших журналистках мы даже не вспоминали, но осеклась. Если Зоя доложила Никите о нашем разговоре, то глупо так откровенно врать: мне только навредит. А если Зоя ничего ему не рассказывала? Если это блеф? Тогда говорить правду — еще более глупо.

Я снова кашлянула и беспомощно похлопала ресничками. Дескать, а чего это вы, дяденьки, от меня, от такой милой девушки, хотите?

— И о чем же вы, позвольте узнать, разговаривали? — Виталий Александрович слегка наклонился вперед и, прищурившись, уставился на меня.

— Да я уже не помню. Так, о пустяках. Обсудили некоторые девичьи проблемы.

— Девичьи проблемы? — скривил он губы. — Никита, позови-ка ее.

Никита словно только и ждал команды — быстро встал и вышел. Значит, Зоя где-то здесь, рядом? Рабочий день закончился, почему она не ушла домой? Нехорошо, совсем нехорошо. Похоже, я крепко влипла. Мурашов играет со мной, как кошка с мышкой. Значит, что? Значит, надо сматываться. Прямо сейчас, пока Никиты нет. Я поднялась со стула.

— Пожалуй… — Увы, договорить я не успела.

Начальник службы безопасности вернулся, и разумеется, не один.

— Здравствуйте, Виталий Александрович! — бодро отсалютовала Зоя. Потом улыбнулась мне. — Привет!

— Привет. — Пытаясь сохранять невозмутимость, я снова опустилась на стул.

— Вы знакомы? — фальшиво удивился Мурашов.

— Конечно. Рита приходила к нам в отдел вчера. А после работы отвезла меня домой.

— Просто так отвезла? Или ей что-то от тебя нужно было? — мягко намекнул Никита.

— Я думаю, она хотела со мной поговорить. — Зоя весело подмигнула мне и, с пионерским энтузиазмом, продолжила: — Сначала Рита спрашивала про работу, про зарплату, про общую обстановку на фирме, но на самом деле ее Альбина Сторожева интересовала. Чем Альбина занималась, что сумела узнать… про левые тиражи тоже спрашивала. Я думаю, они подружки, и, когда Альбина пропала, Рита заволновалась. Поэтому и затеяла всю эту историю с интервью, чтобы пробраться на фирму и пошпионить немного. Так ведь? — Она снова мне подмигнула.

— Альбину тоже ты заложила? — холодно уточнила я.

— Почему заложила? — искренне обиделась девушка. — Я здесь работаю, у меня корпоративная солидарность! А Альбинка — кто она мне такая? Она, конечно, славная, но зарплату мне Виталий Александрович платит.

— Спасибо, Зоя. — Мурашов был сама любезность. — Можешь не сомневаться, я оценил твое старание и преданность интересам фирмы.

— Я всегда… — Она зарумянилась. — Я для фирмы… вы только скажите!

— Побольше бы нам таких сотрудников. — Никита одобрительно похлопал девушку по плечу. — Можешь быть свободна.

— Зоя, — негромко окликнула я. — Ты ведь знаешь, что Альбина исчезла. Может, ее уже нет в живых. И ты к этому причастна.

— Ничего подобного. — Она смотрела на меня ясными голубыми глазами. — Мало ли куда она могла подеваться. Я ничего про это не знаю, и меня это никак не касается.

— А?! С какими людьми работаем! — восхитился Никита. — Молодец, Зоя!

— Молодец! — подтвердил и Мурашов. — А теперь все, беги домой.

— До свидания. — Гордая собой девушка промаршировала к дверям.

Как только она вышла, Виталий Александрович перестал улыбаться.

— Так кто ты такая, девочка? — спросил он, пристально глядя на меня. — Откуда ты взялась, Рита Рощина?

— А может, ты вовсе не Рощина? — подал голос Никита. — Как тебя зовут по-настоящему?

— Рита Рощина. Я журналистка, внештатный корреспондент еженедельника «Воскресный бульвар». Позвоните в приемную, и, если Нелли еще не ушла, она вам подтвердит.

— Кто такая Нелли? — недовольно спросил Мурашов.

Я открыла рот, чтобы ответить, но меня опередил Никита.

— Нелли — это секретарь главного редактора. И если мы ей сейчас позвоним, то она действительно подтвердит, что наша милая гостья — и журналист, и внештатник, и прочую лабуду. Я сегодня не поленился, съездил в редакцию, потолкался там. И эта Нелли битый час расписывала мне, какая Рита умница и какие большие надежды на нее возлагает весь коллектив редакции и главный редактор лично. Но знаешь, в чем проблема? — Он резко повернулся ко мне. — Проблема в том, что, кроме этой Нелли, ни один человек в редакции Риту Рощину не вспомнил. И в подшивке «Воскресного бульвара» никаких следов журналистки Рощиной мне обнаружить тоже не удалось. Не то что статей, ни одной самой крохотной заметочки, подписанной твоей фамилией! Или, может, ты под псевдонимом печаталась? Ну? Ничего не хочешь объяснить?

— Не хочу. — Я снова поднялась со стула и, приняв самый высокомерный вид, заявила: — Я не понимаю, о чем вы говорите, и не собираюсь ничего объяснять. Наш разговор становится бессмысленным, и я думаю, пора прекратить эту комедию.

Я сделала шаг к двери, но Никита быстро загородил мне дорогу.

— Комедию пора прекратить, — согласился он. — А вот что касается разговора, то в нем только сейчас начинает появляться смысл. Ведь ты пришла не о каких-то глупых статьях говорить, правда?

— Я не понимаю, о чем вы, — повторила я. — Я не знаю, с кем вы в редакции разговаривали и что вам сказали, но я действительно внештатный сотрудник «Воскресного бульвара» и могу показать вам удостоверение. Но вы ведь и ему не поверите.

— Не поверю. Мы же все понимаем, как такие дела делаются.

— Значит, нам не о чем говорить. Виталий Александрович, — обернулась я к Мурашову, — я сообщу нашему главному редактору, что вы не заинтересовались его предложением. Всего хорошего.

После этих слов я задрала подбородок и попыталась обойти загораживающего мне дорогу мужчину, но Никита тоже сделал быстрый шаг в сторону и толкнул меня… точнее, попытался толкнуть. Я легко увернулась, и он, едва не потеряв равновесие, нелепо взмахнул руками.

— Вот даже как? — Теперь начальник службы безопасности смотрел на меня с интересом. — Наша девочка, оказывается, что-то умеет?

— Можете не сомневаться, — холодно ответила я. — Поэтому сейчас я уйду, а вы не будете пытаться мне помешать.

— Уйдет она! — Никита гадко ухмыльнулся. — Да кто ж тебя отпустит?

Я бросила на него надменный взгляд.

— Вы что, хотите устроить драку в кабинете директора?

— Нет, драка нам не нужна, — подал голос Мурашов. — Зачем? Ты без всякой драки сейчас сядешь на стул и сложишь руки на коленях.

Я медленно повернулась. Ах, как нехорошо! Сосредоточившись на безопаснике, я совсем упустила из виду директора. И теперь он, дружелюбно улыбаясь, направляет на меня пистолет.

— На стул, — повторил Виталий Александрович, и пистолет в его руке слегка качнулся.

На долю секунды я заколебалась, потом послушно села и сложила руки на коленях. Не отказав себе, впрочем, процедить с отвращением:

— А я еще хотела о вас хвалебную статью написать!

— Не одну статью, а целую серию, — поправил меня очень довольный Мурашов, поигрывая пистолетом.

— Теперь даже двух строчек не будет, — заверила я. — Разве что в уголовной хронике. И прекратите вертеть пистолет! Господи, кто только вам разрешение выдал — ведете себя с оружием как мальчишка!

— А вот хамить не надо. — Испортить ему настроение я не сумела, Мурашов по-прежнему выглядел очень довольным. Он подошел поближе, протянул руку и сдернул с меня парик. Посмотрел на мои рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, и усмехнулся: — Журналистка…

Я напряженно выпрямилась и огляделась, оценивая обстановку. Если сейчас резким движением выбить пистолет из руки Мурашова, то можно сразу же попробовать достать Никиту. Вывести его из строя одним ударом, скорее всего, не получится, значит, завяжется драка. Но шанс есть…

— Виталий Александрович, вы бы отошли в сторонку, — попросил Никита. — Гляньте, как она по сторонам зыркает, примеряется, как от нас вырваться.

— Такая храбрая? — удивился Мурашов, но на свое место, за стол, вернулся. Пистолет при этом был по-прежнему направлен на меня, поэтому я сидела смирно. Промахнуться с такого расстояния нереально. — С двумя воевать собирается?

— А что ей терять? — Никита взял мою сумочку и бесцеремонно вытряхнул ее содержимое на стол. — Что тут у нас? Кошелек, ключи, телефончик… Телефончик мы сейчас обезвредим. — Он снял крышку с моего сотового и вынул аккумулятор. — А вот и удостоверение внештатного сотрудника «Воскресного бульвара», то самое. Хотите посмотреть?

— Нет. Она мне его еще в прошлый раз под нос совала.

Хамство какое! — возмутилась я про себя. Разговаривают обо мне так, словно меня здесь нет! Да еще и в моих вещах копаются! И почему, собственно, я это молча терплю? Я ведь журналистка, ничего плохого не сделала, никакой вины за собой не чувствую… Если даже, по словам Зои, пыталась что-то про пропавшую подругу, про Альбину, узнать — так это не преступление. Значит, самое время возмутиться.

— Оставьте в покое мою сумочку! И перестаньте целиться в меня из пистолета! Вы же все равно не будете стрелять!

— Ты уверена? — Мурашов поднял взгляд от содержимого моей сумочки и не мигая уставился на меня. — Интересно знать — почему?

— Ну… — я немного сбавила тон, — вы же нормальный человек. Что ж вы, убивать меня будете? За что? Да, я признаю, что я знаю Альбину и немного волнуюсь — не в ее привычках пропадать вот так, никого не предупредив. И я действительно хотела немного поспрашивать о ней, ну и что? Интервью с вами я сделала по-честному, и про серию статей тоже все серьезно. Разве вы не хотите стать положительным примером развития бизнеса в нашей губернии?

В конце я позволила голосу чуть-чуть дрогнуть, и Виталию Александровичу это явно понравилось. Пистолет он, впрочем, не опустил — похоже, держать меня на прицеле ему тоже понравилось.

— Скажу вам откровенно, меня это не слишком заботит. Реклама, создание привлекательного имиджа — это все, конечно, хорошо, но это не главное. В нужных кругах у меня и так репутация неплохая, а привлекать к себе излишнее внимание не всегда полезно.

— Не хотите статей, и не надо, — торопливо согласилась я. — И интервью тоже можно не печатать, я с нашим главным договорюсь, это не проблема. Зачем вы тогда соглашались, я не понимаю… впрочем, это не мое дело.

— Совершенно верно, не твое. Но если хочешь знать, я отвечу. Мне не нравится это нашествие журналистов — сначала Альбина, потом ты… что вы все ко мне лезете? Медом, что ли, намазано?

— Я уже объясняла…

— Слышали мы твои объяснения, — грубо перебил меня Никита, который, судя по кислому виду, не нашел в моей сумочке ничего интересного.

А чего он хотел? Я не новичок уже, ничего компрометирующего в местах, доступных для подобных типов, не держу. И удостоверение сотрудника «Шиповника», собираясь сюда, тоже выложила. Не то чтобы я предполагала оказаться в такой неприятной ситуации, но порядок есть порядок. Если сегодня я — журналистка из «Воскресного бульвара», то ни единой не соответствующей этому образу вещички у меня в сумочке не будет! Ободренная этими мыслями, я снова задрала подбородок.

— Не хамите, пожалуйста. И вообще, долго вы собираетесь меня здесь держать? Давайте разойдемся мирно. Я ничего не пишу и не печатаю о фирме «Хит сезона» и вообще забываю о том, что была здесь. А вы…

— Перестань говорить глупости. — Теперь меня перебил Мурашов. — Никто тебя отсюда не выпустит. И ты ничего не напишешь обо мне и моей фирме просто потому, что тихо исчезнешь.

— Но сначала ты расскажешь нам все: про Альбину, про себя и про ваши планы, — добавил Никита.

— Извините, но это вы говорите глупости, — резко ответила я. — Тихое исчезновение невозможно, меня будут искать. И поверьте мне, это будет довольно шумно.

— Ой, как страшно, — лениво улыбнулся Никита. — И на кого ты, детка, надеешься? На того детектива, что твою подружку искал? Зря. Один раз мы ему голову заморочили, и второй не сложнее будет. Покажем ему запись, как ты через проходную вышла, предъявим свидетелей, которые видели, в какую сторону ты ушла и на какой автобус села.

— Вы, что ли, будете этими свидетелями? — Боюсь, что мои слова прозвучали грубовато. Понимаете, я начала немного нервничать — уж слишком уверены в себе были противники, слишком серьезно они были настроены на то, чтобы избавиться от меня. Конечно, Гошку, когда он начнет меня искать, им заморочить не удастся, на это они зря рассчитывают. Напарник разгромит эту лавочку в два счета… вот только как бы для меня это не было поздно. Нет, надо выбираться отсюда, и выбираться быстро!

— Виталию Александровичу это не по чину — свидетелем выступать. — Никита продолжал улыбаться. — Я — да, я засвидетельствую, что лично тебя до выхода проводил. И Зоя это подтвердит, она не откажется. А вот то, как мы тебя через черный ход… — Он неожиданно прервался и повернулся к директору: — Или здесь с ней поговорим?

— Нет, — покачал головой Виталий Александрович и наконец убрал пистолет в стол. — Давай ко мне, как в прошлый раз.

Очень хорошо. Я незаметно напряглась в кресле… сейчас… эх, был бы Никита хоть чуть-чуть поближе…

— Это верно. По проторенной дорожке — оно всегда лучше, — согласился Никита и сделал шаг ко мне.

Все! Лучшей позиции для начала активных действий у меня не будет. Я, не вставая, резко опрокинулась вбок вместе со стулом и сбила Никиту с ног. Тут же кувырком перекатилась в сторону, приподнялась на одно колено и, успев немного удивиться, почему опытный безопасник даже не пытается блокировать мой удар, замахнулась, чтобы дотянуться ребром ладони до его шеи. Через мгновение я поняла причину такой беспечности противника: Никита хлопнул меня по ноге, и крохотный шприц-ампула, зажатый у него между пальцами, легко пробил мою кожу. Понятия не имею, что там была за дрянь, но подействовала она мгновенно: я вдруг потеряла способность дышать, а мышцы мои превратились в кисель. Не завершив намеченного удара, я мешком свалилась на пол. Сквозь наплывающий туман я еще видела, как Никита поднялся на ноги, услышала негромкое, но полное ненависти «Сука!» и почувствовала сильный удар ногой по ребрам. Потом коричневый тупоносый ботинок приблизился к моему лицу, медленно и неотвратимо… я попыталась закричать, но не смогла выдавить из парализованного горла даже слабого писка. Туман перед глазами и в голове сгустился и смягчил боль. Я даже не поняла, куда попал Никита: по щеке, по скуле, по виску? И последняя мысль, которая всплыла, прежде чем я окончательно потеряла сознание: «Нет, меня не убьют. Им же надо допросить меня, выяснить, что я успела узнать про Альбину… они не убьют меня сейчас».

Они меня не убили. Это была первая мысль. Я не помнила, кто это — они, не понимала, что произошло, не знала, где я, и слабо представляла, кто, собственно, я такая. Но я была жива — вот оно, счастье! А с остальным — с остальным разберемся. Постепенно. Постепенно — не потому, что мне некуда торопиться. Я еще не слишком хорошо соображаю, но подозреваю, что некоторая, скажем так, шустрость была бы сейчас вполне уместна, но — увы! Я слишком плохо себя чувствую, даже просто открыть глаза для меня непосильная задача. Поэтому не надо дергаться, надо лежать тихо и ждать, когда вернутся силы и прояснится сознание.

Сквозь шум в ушах начали пробиваться какие-то звуки, кажется, рядом со мной разговаривают… точно, разговаривают двое мужчин. Кто это, интересно? Поскольку они не пытаются мне помочь, это явно не друзья… и голоса какие неприятные!

— Когда она очухается?

Интересно, эту интонацию я где-то уже слышала. Что же мы, с этим типом знакомы? Не помню. Но негодяй, однозначно.

— Еще минут через двадцать, не раньше. Я ей от души вкатил, полный шприц.

Ага, вот, значит, кто ответствен за мое плачевное состояние. Тоже негодяй. Причем еще больший негодяй, чем первый, — первый мне хоть всякую дрянь не колол. А этот в честном бою не сумел меня одолеть, так воспользовался запрещенным приемом… Подождите, что значит — в честном бою? Я чем, вообще, занимаюсь? Какая такая профессия предусматривает драку (честную или не честную, это уже детали) между девушкой и мужчиной?

— Все-таки надо выяснить, кто она такая, — продолжил второй негодяй. — Не журналистка, ясно, и подготовка у нее точно есть.

— Скажи еще, что она из спецназа, — коротко хохотнул первый.

— Не, не похоже. У них школа другая.

— Ладно тебе, школа. Просто жить хочет девчонка, вот и дергалась, как могла.

— Та, Альбина, тоже жить хотела. И руками-ногами тоже махать пыталась, только без толку. А эта… она ведь меня с ног свалила. Нет, школа у нее есть, это точно.

— Ладно, что сейчас гадать. Через час она сама нам все расскажет.

— Почему только через час? Ее уже через полчаса можно начинать трясти.

— Костолом ты, Никитушка, — снова засмеялся первый. — Костолом — и ничего больше. Психологию человеческую ни во что не ставишь. А ты подумай: придет девчонка в себя, оглядится вокруг и что почувствует? Правильно, панику и ужас. А рядом никого нет, никто не приходит и не приходит… Да когда она нас увидит, она счастлива будет нам все рассказать! Так что пусть барышня тут доспевает, а мы пойдем пока отдохнем, на мягком диванчике посидим, коньячком побалуемся.

— Вы хозяин, — судя по тону, второй негодяй остался при своем мнении, — вам виднее. По-моему, пара хороших зуботычин — и никакой психологии уже не нужно.

Легкий звук шагов, скрип закрывающейся двери и тишина. Похоже, я осталась одна. Надо бы проверить, но сил пока не хватает. Я лежу, распластавшись, словно лягушка, на холодном полу — хорошо хоть, начинаю понемногу руки-ноги чувствовать. Я попробовала шевельнуть пальцами — нет, это слишком тяжелая работа. Приподнять веки тоже не получилось. Ладно, с двигательной активностью повременим, попробуем разобраться с той массой информации, которая на меня свалилась.

Я не журналистка — это раз. По крайней мере, захватившие меня негодяи в этом уверены. И я, по их же словам, не из спецназа. Признаюсь, это меня не удивляет: как-то не чувствую я себя спецназовцем… спецназов-кой… в общем, вы поняли. Хотя было сказано, что подготовка у меня есть. Какая, интересно, подготовка? А еще — школа другая. Вот со школой уже что-то связано, школа — это уже теплее, это вам не спецназ… ну конечно же школа! Я же учитель, учитель математики в старших классах! Ф-фу, как приятно вспомнить, кто ты есть! Хотя это мало что объясняет. Зачем учителю математики драться с какими-то посторонними мужиками? И что они собираются у меня через час спрашивать? И кто такая Альбина?

А главное, кто они сами такие? Я что, с ума сошла, с такими типами знакомство водить? Даже не могу сказать, кто мне более отвратителен — первый, психолог доморощенный, или второй, костолом-фармацевт! Каким довольным тоном он заявил: «Я ей полный шприц вкатил»! Ничего, вот доберется до него Гошка, он ему покажет, как накачивать беззащитных девушек всякой дрянью… Стоп! А кто такой Гошка? Не помню. Но уверена, что на его помощь и защиту я могу рассчитывать. На него и на Кириллова… А кто такой Кириллов? С ним связано что-то очень важное для меня, но я не могу вспомнить, что именно! Ладно, маленький шажок к восстановлению собственной личности я сделала, вспомнила Гошку и Кириллова… условно вспомнила. А кого я еще могу вспомнить? Разумеется, Александра Сергеевича! Господи, это еще кто такой? Не великий же Пушкин, солнце русской поэзии, — с чего вдруг мне о нем думать? С Александром Сергеевичем мы наверняка часто видимся, вот только по какому поводу? И почему Гошка — это Гошка, Кириллов — Витька (еще и имя вспомнила, очень хорошо!), но Александра Сергеевича назвать Сашкой — язык не поворачивается!

Какая у меня, оказывается, интересная жизнь — трое мужчин рядом! Вспомнить бы еще, какие между нами взаимоотношения. Может, мы все вместе в школе работаем?

Но какое это тяжелое дело — размышлять. Маринка всегда говорит: «Думать вредно, от этого голова болит». Кто такая Маринка, я не помню и даже не буду сейчас пытаться вспомнить, потому что она совершенно права: голова болит и кружится. От этого кружения мысли спутываются, и я перестаю понимать: что я пыталась вспомнить и зачем мне это нужно. Твердый пол подо мной начинает скользить, и я падаю… падаю… как можно упасть, если лежишь на полу? Кажется, это была последняя связная мысль, а потом я окончательно провалилась в прохладную темноту.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания на этот раз, но, очевидно, меньше часа — Мурашов и Никита еще не вернулись, чтобы начать допрос с пристрастием. Да-да, в этот раз у меня не было никаких проблем с памятью, я прекрасно понимала, где я и что происходит, — очевидно, действие лекарства закончилось. Большое облегчение, правда?

Я осторожно пошевелилась. Больно, но терпимо. Вот только ребра с правой стороны… и лицо… я сделала глубокий вдох и поморщилась. Все-таки не зря мне Никита сразу не понравился. Надеюсь, что хоть переломов нет. Ладно, теперь пора приподняться и осмотреться.

Я завозилась, вставая, для начала, на четвереньки, и замерла, уставившись на железные браслеты на своих запястьях. На меня что, наручники надели, что ли? Подняла руки к лицу и удивилась еще больше: за браслетами, тихо позвякивая, потянулись железные цепи. Может, я еще не пришла в себя? Может, потеря сознания перешла в крепкий сон? Точнее, в кошмар? Я встряхнула руками, и крупные железные звенья негромко звякнули. Самые настоящие железные цепи, уже не новые и слегка тронутые ржавчиной, но вполне крепкие. Очень, я бы сказала, убедительное свидетельство того, что все это наяву.

— Бред какой-то. — Я подергала цепь, которая тянулась от правой руки и крепилась к толстому кольцу, вмурованному в покрытую пятнами плесени стену на высоте пары метров от пола. С таким же кольцом соединялась цепь, удерживающая левую руку. Я села на холодный каменный пол, огляделась и повторила растерянно: — Бред какой-то!

На самом деле разглядеть мне удалось не очень много: обширный подвал, в котором я оказалась, освещался всего одной крохотной лампочкой. Впрочем, какой там подвал — это было настоящее подземелье, темное, сырое и вонючее! Справа от меня — лестница без перил, выложенная из грубо отесанных камней, ведет наверх, к массивной двери из толстого бруса. А на стене слева кто-то заботливо развесил кнуты, щипцы с длинными ручками, клещи разных размеров — большие, средние и совсем маленькие, острые железные крюки, плетки с металлическими шипастыми наконечниками и еще целый ряд загадочных инструментов. Опознать их я не смогла, но ассоциации они вызывали самые неприятные. В углу стояло что-то вроде железного стула с подлокотниками. Вроде бы ничего страшного, но даже в темноте я смогла разглядеть многочисленные острые шипы на сиденье и спинке — «кресло допросов»! А еще с потолка на толстых, сплетенных вместе цепях свисали большие крюки — на любом из них без труда можно было подвесить человека.

Словно я из родного двадцать первого века, без всякой машины времени, перенеслась в мрачное Средневековье! Каким же психом надо быть, чтобы все это устроить? Я снова тряхнула цепями и громко, с чувством, выругалась.

У нас дома материться не принято, и матушка моя, заслуженный педагог-словесник, никогда не поверила бы, что я могу употреблять подобные выражения. Собственно, всего пару лет назад я и не могла, просто нужных слов не знала. Это меня Гоша научил. В нашей работе иногда приходится общаться с людьми, лексикон которых, мягко говоря, отличается от принятого в благородных собраниях. Чтобы я могла поддерживать разговор и в таких случаях, Гоша провел со мной несколько практических занятий. Не скажу, что это умение особо часто мне требуется, но зато теперь, когда необходимо сбросить отрицательную энергию, мне есть что сказать.

Облегчив душу, я намотала цепь на руку, уперлась ногой в стену и с силой потянула. Раз, потом еще раз… кольцо не шелохнулось. Тогда я перешла к коротким сильным рывкам, стараясь менять направление, чтобы хоть немного раскачать кольцо.

Мурашов напрасно считает себя психологом. Он рассчитывал, что, очнувшись в подземелье — музее пыточных инструментов, да еще прикованная цепями к стене, я запаникую? Напрасно. Ничего, кроме раздражения, эти театральные эффекты у меня не вызвали. Вот если бы я пришла в себя где-нибудь в сарае, крепко связанная, да еще под надежной охраной, я бы действительно занервничала. Но угодить в готический роман ужасов — это настолько нелепо, что пугаться было бы дурным вкусом. Хотя, если вспомнить исчезнувшую Альбину… нет, пока лучше о ней не вспоминать. Надо сосредоточиться на решении главного вопроса: как мне отсюда выбраться?

Я еще несколько раз дернула цепь и сдалась. То есть через неделю-другую непрерывных усилий, возможно, я и выдрала бы это проклятое кольцо из стены. Но в ближайшее время, похоже, самостоятельно я отсюда не выберусь.

Что ж, значит, надо звать на помощь. Собственно, мне еще влетит от Гошки за то, что я не сделала это раньше. Сколько времени прошло с тех пор, как я отправилась в «Хит сезона»? Я посмотрела на часы и невольно присвистнула: скоро полночь! Напарник наверняка не просто извелся от беспокойства за меня, он взбешен до крайней степени. И как только я дам знать о себе, он разнесет все преграды ради того, чтобы высказать мне свое недовольство. До конца месяца ежедневные воспитательные лекции мне обеспечены плюс дополнительные тренировки по усложненной программе. А если учесть, что Баринов тоже наверняка волнуется и примчится мне на помощь вместе с Гошкой… Ничего, сейчас я на все согласна, только бы меня вытащили отсюда поскорее!

Хорошо, что цепи были достаточно длинными. Я без труда добралась до специального тонкого пояса для хранения всяких полезных мелочей (тоже, кстати, подарок Гошки), спрятанного под одеждой, и вытащила небольшую пластмассовую капсулу. Бросила ее на пол и старательно раздавила каблуком. Все, маячок активирован, сигнал пошел. Не думаю, что меня вывезли далеко за город, значит, минут через тридцать напарник будет здесь. А я пока, чтобы не терять времени зря, попробую освободить руки. Хм, оказывается, голова у меня недостаточно прояснилась. Чего, спрашивается, я дергала эти дурацкие цепи и пыталась вывернуть из стены кольцо, когда у меня под рукой имеется прекрасная универсальная отмычка? Надо просто достать ее из моего чудо-пояса! Будем надеяться, что Мурашов с Никитой увлекутся коньячком и время у меня еще есть.

С некоторым трудом я зацепила кончиками пальцев отмычку, вытащила ее из пояса и занялась браслетом на правой руке. Напарник достаточно часто развлекается тем, что заставляет меня открывать замки самой разной конструкции в самых неудобных позициях — вслепую, на ощупь и даже руками, связанными за спиной. Сейчас же обстановка была почти комфортная, и я не сомневалась, что через пару минут буду совершенно свободна.

Увы, пальцы мои оказались совсем не такими ловкими, как я рассчитывала. То ли это был остаточный эффект от лекарства, которым накачал меня Никита, то ли я сама виновата, отвлеклась на размышления о том, как действовать дальше: попробовать выбраться из этого отвратительного местечка самостоятельно или затаиться где-нибудь в дальнем углу и дождаться Гошку. Причина, по которой я уронила отмычку, уже не важна. Главное, что тонкая проволочка, тихо звякнув о камни, отлетела в темноту.

— Черт! — Я быстро опустилась на четвереньки и зашарила по полу. — Черт, куда же она…

И конечно, именно в этот момент снова заскрипела деревянная дверь. Как не вовремя Мурашов с Никитой решили со мной побеседовать! Что бы им еще по рюмочке-другой выпить! Я бы нашла отмычку, освободилась от цепей и сумела бы их встретить! А что сейчас? Сейчас я самым нелепым образом стою на четвереньках и скребу пальцами по полу! Впрочем, Виталию Александровичу эта картина понравилась.

— Подкоп пытаешься сделать? — рассмеялся он и обернулся к Никите: — Я же тебе говорил, что надо дать ей оглядеться. Обстановка так подействует, что нам и трудиться не придется. Девочка сама все расскажет. Правда, девочка? — обратился он уже ко мне. — Расскажешь?

Как хочется в такой ситуации держаться красиво! Выпрямиться, расправить плечи, скрестить на груди закованные в цепи руки и, презрительно улыбнувшись, бросить в лицо врагу гордое: «Пытайте, мучайте, но ничего вы от меня не узнаете!»

Эффектно, правда? Но очень непрактично. Я ведь совсем не хочу, чтобы меня пытали и мучили, я хочу протянуть время, чтобы Гошка с Александром Сергеевичем успели добраться сюда и прекратили этот балаган, прежде чем он превратится в настоящую трагедию. Хочет Мурашов видеть мой испуг и даже панику — пожалуйста, он их получит, по полной программе. Пусть порадуется, пусть сам потянет время, наслаждаясь моим ужасом.

Я нервно дернулась и попыталась встать, но из-за длинной цепи, «случайно» захлестнувшей мои щиколотки, потеряла равновесие и снова шлепнулась на пол. Вскрикнула негромко, уставилась на Мурашова круглыми глазами и забормотала невнятно:

— Что вы… вы же не хотите… я ничего такого не знаю… — Я шмыгнула носом и самым жалобным тоном, который сумела изобразить, попросила: — Отпустите меня, пожалуйста!

Несколько секунд Виталий Александрович разглядывал меня с нескрываемым удовольствием, потом ласково улыбнулся.

— Конечно, отпустим. Мы не собираемся делать тебе ничего плохого. И ты не бойся, просто отвечай на вопросы. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась я и неуверенно посмотрела на Никиту.

Тот, словно его совершенно не интересовало происходящее, отошел к стене с выставкой пыточных инструментов и с интересом их разглядывал.

— Не думаю, что нам понадобятся такие жесткие меры, — правильно истолковал мой взгляд Мурашов. — Ты ведь умная девочка, правда? Итак, что тебе известно об Альбине?

— Она пропала, — быстро ответила я. — Я знаю, что она устроилась в «Хит сезона», чтобы написать убойный материал. Она была уверена, что сумеет раскопать что-нибудь такое… она хотела уехать в Москву…

— Не о том говоришь, — нахмурился Виталий Александрович, и рука Никиты потянулась к стене. Он словно выбирал, что ему взять: плеть-семихвостку или железный крюк на деревянной ручке. — Зачем ты ее искала?

— Так ведь пропал же человек. — Я сглотнула. — А в милиции не захотели…

— И ты пошла в детективное агентство?

— А? — Тут мой прокол, ответ на этот вопрос я обязана была подготовить заранее. Гошка там работал открыто, как детектив от «Шиповника», но кто его нанял? Я? Получается, что так, иначе слишком много народу одновременно заинтересовалось пропавшей журналисткой. Или прикинуться полной идиоткой? Мало ли кто еще мог начать искать Альбину… — В какое детективное агентство?

Я же говорю, это мой прокол! Надо было не возиться с отмычкой, а заранее проиграть в уме всю беседу и продумать линию поведения. А теперь, принимая решение в суете, я ошиблась! Никита снял со стены плеть и повернулся к нам.

— Зря время теряем, Виталий Александрович. Сами видите, по-хорошему мы от нее ничего не добьемся. — Он выразительно похлопал рукояткой плетки по ладони. — Так и будет дурочку валять.

— Подожди, — остановил его Мурашов, — она просто не поняла еще, на что подписывается. Видишь ли, девочка, ты влезла в дела очень серьезных людей, а в такие игры женщинам и детям играть не рекомендуется. Альбина, если бы смогла, тебе это подтвердила бы.

— Если бы смогла… — Я облизнула вдруг пересохшие губы. — Вы ее убили?

— Нет. — Мне показалось, что я расслышала в его голосе оттенок сожаления. — Сначала я вообще хотел договориться с ней по-хорошему, но Альбина проявила совершенно неразумное упрямство. Пришлось привезти ее сюда, и Никита продолжил разговор с помощью, — Виталий Александрович неопределенно махнул рукой в сторону стены — выставки пыточных инструментов, — некоторых технических средств. И такая неприятность: у нее оказалось слабое сердце. А на вид здоровая была, кровь с молоком…

— Вы ее пытали?

— Ой, вот только не надо смотреть на меня такими глазами, словно я дьявол во плоти! Я вообще в этой истории жертва. Твоя подружка меня шантажировала самым подлым образом. Я ее взял на работу, платил неплохую, да-да, очень неплохую зарплату, а как она меня отблагодарила? Не столько работала, сколько шпионила. Девочка, надо признать, оказалась весьма ловкой и сумела добыть достаточно важную информацию. Если бы она ее передала заинтересованным людям, у меня были бы серьезные неприятности.

— Вы имеете в виду налоговую инспекцию? — Меня совершенно не интересовало, каких неприятностей опасался Мурашов. Но пока он разговаривал — время шло, время, которое было необходимо Гошке, чтобы добраться сюда. — У вас слишком большие левые доходы?

— Считаешь себя очень догадливой? — усмехнулся Виталий Александрович. — Да, мы печатаем много неучтенных дисков, ты даже не можешь себе представить, как много, просто фантазии не хватит. Но ради бога, при чем здесь налоговая инспекция? Думаешь, я боюсь этих шавок? Нет, милочка, есть гораздо более серьезные люди, вот их я, скажем так, опасаюсь. И твоя подружка могла устроить мне очень большие неприятности, она это хорошо понимала. Поэтому и решилась, дурочка, на шантаж. Зря она это придумала, жаль, что не случился рядом умный человек, который посоветовал бы ей не играть в эти игры. И то, что тебя никто не удержал, тоже жаль. Ты симпатичная девушка… была.

— А что вы со мной так разговариваете? — Я пыталась сообразить, далеко ли еще Гошка, поэтому снова допустила ошибку, позволила себе обидеться на откровенную угрозу. Напрасно я это сделала, мне вовсе не нужно подталкивать его к активным действиям, пусть лучше продолжает разговаривать. — У меня сердце крепкое.

— Нашла чему радоваться. Просто дольше промучаешься, вот и все. И если ты думаешь, что кто-нибудь явится тебя спасать, то зря. Не надейся. Мы сейчас, чтобы ты знала, в подвале моего загородного дома. Как бы громко ты ни орала, никто не услышит. Так что морская пехота не появится. И из этого подвала ты уже не выйдешь, не надейся.

— Останусь здесь навсегда? — неожиданно охрипнув, каркнула я.

— Зачем же? Мы тебя вынесем и прикопаем рядом с Альбиной. Возможно, я даже не поленюсь и на твоей могилке тоже посажу розовый куст. Но выбор у тебя есть: или ты сразу расскажешь все, что меня интересует, или… пойми, ты все равно мне все расскажешь, только перед этим тебе будет очень больно.

— Вы уверены? — Ох, что-то у меня совсем не получается держать интонацию! И если Гошка не появится в самое ближайшее время, у меня могут начаться настоящие неприятности!

— Уверен. Альбина тоже храбрилась сначала. — Он вдруг ухмыльнулся, достал из кармана пиджака флешку и показал мне. — Вот, смотри. За это твоя подружка хотела получить с меня пятьсот тысяч долларов.

— Эта флешка стоит пятьсот тысяч?

— Можешь не сомневаться, стоит. И больше стоит. Только зачем же платить? Похоронить дешевле. И никто ничего не узнает.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Видишь ли, девочка…

Никита довольно громко кашлянул, и Мурашов взглянул на него с легким неудовольствием.

— Хочешь сказать, что я слишком много болтаю? Ты прав, я действительно люблю поговорить. Но это не страшно, поскольку девчонка отсюда уже не выйдет. Видишь ли, дорогая, — он снова сосредоточился на мне, — сейчас я могу рассказать тебе все: и про Альбину, и про наши дела на фирме. Это не имеет никакого значения, потому что полученной информацией ты сможешь поделиться только со святым Петром. Хотя Никита прав, пора бы и тебе поговорить немного. Так кто ты такая? И что ты хочешь?

Я сделала глубокий вдох, потом медленный выдох.

— Я журналистка, работаю в еженедельнике «Воскресный бульвар». Я всего лишь хотела узнать, куда пропала Альбина Сторожева и почему. И честное слово, на подобный экстрим не рассчитывала. Так же, как Альбина. Она тоже не думала, что расплатится жизнью за ваши секреты. Не думала, что ее убьют.

— Я же сказал, мы ее не убивали! Она умерла сама… к сожалению.

— К сожалению? — не удержалась я.

— Да, именно, к сожалению. Она, видишь ли, многое не успела нам рассказать… вот о тебе, например. Если бы мы знали о твоем существовании, то были бы лучше готовы и смогли бы избавиться от тебя гораздо аккуратнее. А теперь наверняка за тобой еще кто-нибудь потянется. Может, скажешь, кого нам ждать, еще одну журналистку?

— Всю редакцию «Воскресного бульвара», в полном составе. — Увы, у меня уже не получалось контролировать интонации. И ни один разумный человек, который услышал бы меня сейчас, даже на секунду не усомнился бы: если я и имею отношение к журналистике, то самое отдаленное.

— Ну вот, опять на колу мочало, — огорчился Мурашов. — Никита же тебе объяснил, что в этой газетенке никто о тебе не слыхал. Нет, если хочешь корчить партизанку-подпольщицу, пожалуйста, будет тебе гестапо. — Он отошел в сторону и взмахнул рукой, словно давая сигнал. — Никита, объясни барышне.

Никита сделал шаг вперед, медленно, почти лениво поднял руку с плетью, но удар получился неожиданно хлесткий. Я взвизгнула.

Нелепый вопрос, но все-таки: вы когда-нибудь попадали под хороший, профессиональный удар плетью? Нет? И не советую. Поверьте мне на слово, это очень больно! Больно и унизительно. И молча сносить это издевательство я не собиралась.

— Псих ненормальный! — Это было начало. Гошины уроки даже вспоминать не потребовалось: слова выскакивали сами, выстраиваясь в нужном порядке.

Никита выслушал меня, как мне показалось, с интересом и даже с некоторым одобрением, а когда я замолчала, спросил:

— Кто ты такая?

— Журналистка! — зло рявкнула я. — Сто раз повторять надо, запомнить никак не можешь?

— Для журналистки ты слишком красиво говоришь, — ухмыльнулся он и снова поднял плеть. — Кто ты такая?

Я ответила еще одним коротким залпом. И метнулась в сторону, пытаясь увернуться. Знаете, это очень неудобно — уворачиваться от плетки, когда ты прикован к стене, пусть даже довольно длинными цепями. Впрочем, если их правильно использовать… я быстро намотала цепи на предплечья, крепко зажала толстые звенья в кулаках и натянула оставшуюся часть, выставив перед собой так, что следующий удар пришелся не на мое тело, а на бесчувственное железо.

— И слишком ты, для журналистки, шустрая. — Никита с явным удовольствием хлестнул меня по ногам, защищенным только тонкими колготками.

Я снова заорала. Да что же это такое? Где Гошка?

Словно в ответ на мой вопль, за дверью что-то грохнуло, и Никита, уже замахнувшийся для следующего удара, замер и вопросительно уставился на Мурашова.

— В доме никого нет, — пожал плечами тот.

Никита помрачнел.

— Пойду посмотрю. — Он бросил плеть Мурашову и легко взбежал по лестнице.

Виталий Александрович секунду смотрел ему вслед, потом повернулся ко мне.

— А мы пока, пожалуй, продолжим. Кто ты такая?

— Ненормальный идиот! — прошипела я. Тратить на Мурашова отточенные периоды матерной классики я не посчитала нужным. Все равно оценить не сумеет. — Придурок плешивый! Альбина, на раз, тебя, со всеми твоими серыми схемами, на чистую воду вывела! А еще в генералы среднего бизнеса захотел, бездарность! Только и умеешь, что над связанными девчонками издеваться!

— Ах ты, сучка! — обиделся он. — Ну, сейчас ты у меня получишь! Сейчас я тебе покажу, что я умею!

С Никитой этот номер у меня не прошел бы, а Виталий Александрович повелся. Не ожидая сопротивления, взбешенный, он приблизился ко мне на два шага — ровно на те два лишних шага, которые позволили мне до него дотянуться. И когда Мурашов замахнулся, я снова зажала цепи в кулаках, резким рывком подтянулась на них, качнулась, оттолкнувшись от стены, и со всей силы врезала ногами. Удар получился хороший — я попала Мурашову в живот, и он, хрипло квакнув, отлетел почти к противоположной стене.

Мое настроение немного улучшилось. Я не жестокий человек, не злой, это вам каждый подтвердит, но вид безуспешно пытающегося восстановить дыхание, копошащегося на грязном полу Мурашова доставил мне настоящее удовольствие. А если я не ошиблась и шум наверху действительно означает прибытие моего напарника с группой поддержки, то можно считать, что жизнь начинает налаживаться.

— Вот теперь я тебя на ленточки порву, — прохрипел Мурашов, поднимаясь. — Теперь ты у меня пожалеешь, что на свет родилась!

В этот момент массивная деревянная дверь распахнулась и с грохотом стукнулась о стену. Мурашов подпрыгнул на месте и обернулся к лестнице.

— Что за черт?

— Морская пехота прибыла, — любезно пояснила я, глядя, как две темные фигуры скатываются по лестнице. — Руки вверх.

Ответить мне Виталий Александрович не успел. Кириллов, который ввалился первым, одним ударом свалил его с ног. Схватил за шиворот, поставил на ноги и ударил снова.

Гоша спустился чуть медленнее и остановился около меня.

— Ты как?

— А как ты думаешь? — вспылила я и сунула ему под нос запястья в железных браслетах. — Вынь меня отсюда!

— А чего сама-то? — удивился напарник.

Я насупилась и неохотно призналась:

— Отмычку уронила. Она где-то здесь валяется.

Против моих ожиданий, Гошка не съязвил, не разразился лекцией о правилах работы с отмычкой в нестандартных условиях и даже не улыбнулся ехидно. Посмотрел на темный, грязный пол и заметил сочувственно:

— Бывает. Витька, прервись! Спроси у него ключ.

Кириллов врезал Мурашову еще раз, потом грубо встряхнул:

— Ключ от наручников, быстро!

Тот, закатив глаза, безвольно обвис в его руках, и Витька, сплюнув, бросил его на пол. Наклонившись, быстро обшарил карманы:

— Нет у него ничего, давай так.

Дальше они с Гошкой действовали синхронно: одновременно достали отмычки, одновременно взяли меня за запястья — Гоша за правое, а Витька за левое, одновременно открыли замки наручников… нет, не совсем одновременно, Гошка был на пару секунд быстрее. Я не поверила своим глазам, когда увидела, что пальцы Витьки дрожат.

— Ты в порядке? — Он наконец справился с замком.

— Какой порядок? — Я смотрела на его бледное лицо и чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. — Сижу здесь, как арестант какой! И где вас носило столько времени? Заблудились, что ли?

— Ритка, солнышко, имей совесть! — возмутился Гошка. — Маячок сработал в одиннадцать пятьдесят две, а сейчас двенадцать двадцать! Быстрее просто не бывает!

Я даже не обернулась к нему. Я не могла отвести взгляд от Кириллова, который продолжал держать меня за руку.

— Прости… — Он притянул меня к себе. — Я так испугался… — пробормотал он, почти прижавшись губами к моей макушке. — Рита…

Я всхлипнула и подняла голову. Тогда Витька, этот противный тип, которого я, как всем известно, терпеть не могу, обнял меня еще крепче и поцеловал. Господи, как долго я этого ждала! И как это прекрасно — целоваться с Кирилловым, это еще лучше, чем мне помнилось!

Откуда-то издалека, из параллельного пространства, донесся голос напарника:

— Ребята, вы очень заняты?

Да, мы были очень заняты. По крайней мере, ни у меня, ни у Витьки не возникло желания ответить Гоше. Он кашлянул, помолчал, потом крякнул, будто поднял что-то тяжелое, и чуть сдавленным голосом сообщил:

— Я наверх, посмотрю, как там Сан Сергеич управляется. И Мурашова забираю. Но вы все равно недолго тут… дел еще куча.

Я на мгновение приподняла правую руку и показала Гошке кулак. Мне показалось, что Витька сделал то же самое.

Я не знаю, сколько времени мы с Витькой целовались. Минуты, часы, секунды — все это как-то потеряло значение. Важно было только одно: я и Витька, Витька и я, мы вместе, и я чувствую, как колотится его сердце, и знаю, что он точно так же слышит мое, и это сердцебиение у нас общее! И кровеносная система одна на двоих, и разум, и дыхание… Мы — те самые блуждающие по свету, давным-давно разделенные половинки, которые наконец встретились. Навсегда.

Наконец Витька с заметным усилием оторвался от меня.

— Ты себе не представляешь, как я испугался, — повторил он. — Когда Гошка позвонил и сказал, что ты пропала… когда я понял, что могу больше никогда тебя не увидеть… — Голос Вити дрогнул, и он осторожно коснулся кончиками пальцев моей щеки.

— Это все прошло, все уже закончилось, — быстро заговорила я. — Вы пришли вовремя… Витя, в который раз ты меня спасаешь?

— Не считал, — слабо улыбнулся он. И неожиданно добавил: — Рита, я тебя люблю.

— Ой. — Я зажмурилась и вцепилась в Кириллова, на всякий случай, обеими руками: вспомнила слова Нины. — Но ты от меня не сбежишь?

— Нет. — Он снова поцеловал меня, легко, его губы просто скользнули по моим. — Я уже пробовал, но ничего не получилось. Оказывается, я не могу без тебя жить.

— Я тоже не могу без тебя жить.

— Знаю. — Он снова наклонился ко мне, но тут раздался громкий голос Гошки:

— Эй, молодежь, долго вы там еще? Пора уже и делом заняться.

— Он прав, — шепнула я.

— Прав. — Витька с сожалением отпустил меня. — И вообще, что мы тут… нашли место.

Я тихонько хихикнула. Первый наш поцелуй случился в ресторане, где я помогала Кириллову выполнять какое-то загадочное задание, то есть в обстановке если и не очень романтичной, то вполне пристойной. И мне в голову не могло прийти, что продолжение последует в темном, сыром подвале, украшенном цепями, крюками и выставкой пыточных инструментов. Витьке, наверное, тоже.

— Пойдем. — Он взял меня за руку и повел к выходу.

На верхней ступеньке лестницы мы ненадолго задержались. Мужчина моей мечты решил, что полминуты погоды не сделают и, прежде чем мы выйдем «на люди», он вполне может поцеловать меня еще разок. Я, естественно, не возражала.

— Да, если уж такого мужика, как Витька, пробило… — Судя по всему, Гошка расположился у самых дверей и говорил громко, чтобы нам было хорошо слышно. — Лучших товарищей теряем!

— Тебе же это не нравилось. — Голос Александра Сергеевича звучал вполне благодушно, но я вздрогнула. Как-то нехорошо получается: руководитель ждет доклада от младшего оперативного сотрудника, а этот сотрудник целуется в подвале с Витькой Кирилловым!

— Мне и сейчас не нравится, но кто меня спрашивает? — Гошка дождался, пока мы с Витей перешагнем порог, и невежливо ткнул пальцем. — Только посмотрите на них! Вы когда такие счастливые лица видели?

— Трепло, — отмахнулся Витька и подвел меня к дивану.

Не знаю, какое такое особенное счастье углядел напарник на моей физиономии, но после темного подвала яркий электрический свет в комнате слепил мне глаза, и я жмурилась, чувствуя себя летучей мышью.

Скрипнуло кресло. Баринов поднялся и подошел ко мне:

— Ну-ка, повернись…

Витька издал невнятный недовольный звук и крепче сжал мою руку. Шеф усмехнулся.

— Не ворчи, сейчас я тебе ее верну, посмотрю только. Рита, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, Сан Сергеич. — Я вытерла слезящиеся глаза и улыбнулась. — А где Мурашов?

— Гоша там, в углу, двоих сложил, — махнул рукой шеф. — Который из них Мурашов?

Я повернула голову: действительно, в углу рядышком, словно два поленца, лежали, упакованные фирменным Гошкиным способом, здорово помятый Виталий Александрович и Никита, у которого на левой скуле уже начал наливаться здоровенный синяк.

— Справа — Мурашов, а слева — его начальник службы безопасности.

Никита зло сверкнул глазами.

— Сука рыжая! Надо было не разговаривать с тобой, а сразу на лоскуты порезать! Надо было мне…

Витя медленно встал и неторопливо подошел к нему. Просто подошел и посмотрел, даже ничего не сказал. Но Никита захлебнулся словами и весь как-то скукожился. Витя удовлетворенно кивнул и вернулся ко мне, на диван.

— Теперь расскажи, наконец, что произошло? — попросил шеф.

— Ох. — Я потерла лоб. — Сейчас, только с мыслями соберусь, а то столько всего было… Значит, так, когда я пришла в «Хит сезона», они, — я указала на своих недавних противников, — уже знали, что я не работаю в «Воскресном бульваре».

— Мы в курсе, — кивнул Александр Сергеевич. — Старостин звонил.

— Старостин? А что он…

— Потом. Сначала ты докладываешь, а все вопросы потом.

— Слушаюсь, — отсалютовала я. — В общем, они уже знали, что я не из «Воскресного бульвара», но кто я на самом деле — не разобрались. Тем более что Зоя, та девушка, с которой я вчера разговаривала, их запутала. Она-то была уверена, что я журналистка и подруга Альбины, и начальство свое в этом убеждала совершенно искренне.

— То есть эта барышня тебя заложила?

— Со всеми потрохами. Мало того, она и Альбину, подружку свою, сдала. Это с ее подачи служба безопасности Сторожевой заинтересовалась. А уж когда Никита за нее взялся, он быстро все выяснил — методы у него суровые. — Я, не оборачиваясь, указала большим пальцем в сторону подвала.

— И что он выяснил?

— Что, пока Альбина работала в «Хите сезона», она собрала информацию, которая могла сильно осложнить жизнь и самому господину Мурашову, и его фирме. Мурашов сказал, что Сторожева его шантажировала, хотела получить пятьсот тысяч долларов за флешку со всеми материалами. Кстати, флешка лежит у Мурашова в правом кармане пиджака.

Гошка тут же встал, подошел к директору «Хита сезона» и бесцеремонно сунул руку ему в карман.

— Ай, молодец, Ритка! — Он показал флешку. — Значит, это и есть та самая бомба, на которую Сторожева рассчитывала? Как же ты уговорила Мурашова про нее рассказать?

— Он сам решил похвастаться, — призналась я. — И припугнуть меня заодно: дескать, вот из-за чего Альбина погибла.

— Идиот, — довольно громко прошипел Никита. — Я же говорил, что уничтожить надо!

Следующий пассаж, в котором он дал характеристику своему работодателю, был абсолютно непечатным, даже предлоги и союзы там были, кажется, нецензурными. Впрочем, Виталий Александрович на это не отреагировал, ему явно было нехорошо. Баринов внимательно посмотрел на него, потом спросил у Кириллова:

— Витя, ты Мурашова не слишком сильно обработал? Не хватало нам еще разборок с превышением обороны и злоупотреблением полномочиями.

— Нормально, — коротко ответил Витька. — Пусть скажет спасибо, что я его не убил. — Он перевел взгляд на Никиту и добавил: — И ты тоже.

Никита, который уже открыл было рот, поперхнулся и промолчал.

А я продолжила доклад:

— То, что разговора не получится, я поняла почти сразу. Они хотели выяснить, кто я такая и что мне удалось узнать про Сторожеву. Я попыталась свернуть беседу и вежливо уйти — меня не отпустили. Тогда я решила прорываться, но Никита вколол мне какую-то дрянь… в общем, очнулась я уже здесь, внутри этого средневекового кошмара.

Витька тихо скрипнул зубами и накрыл ладонью мои пальцы. В этом мягком движении было столько нежности и тепла, что я на мгновение забыла, о чем говорю.

— А потом что? — вернул меня в реальное время Гошка.

— Да что потом… Мурашов решил, что мне полезно будет очнуться в подвале одной, чтобы я не просто испугалась, а запаниковала. У меня было достаточно времени, чтобы достать маячок. Когда эти «пыточных дел мастера» явились, Мурашов решил сначала со мной по-хорошему поговорить. Сказал, что Сторожева его шантажировала, поэтому пришлось ее похитить и все материалы отобрать. Тут он мне флешку для большего впечатления и показал. Но с Альбиной он вопрос решил и был уверен, что теперь все в порядке, поэтому мое появление было для них очень неприятной неожиданностью. И планировали они от меня избавиться так же, как от нее. Не знаю, почему Мурашов думал, что, рассказывая все это, склонит меня к откровенности, но он очень обиделся, когда я продолжала твердить про «Воскресный бульвар». И в результате дал отмашку Никите. Но тот практически ничего не успел сделать, вы приехали. Вот, собственно, и все. Теперь рассказывайте вы, Сан Сергеич.

— Что тебя интересует?

— Прежде всего, о чем рассказал Старостин?

— Он был очень расстроен. Почти весь день его на месте не было, но, когда Сергей Михайлович вернулся, секретарша сказала, что к ней подходил человек, спрашивал про тебя. И что она на все вопросы ответила ему, как договаривались. Ну, Старостин на всякий случай пробежался по редакции и выяснил, что этот человек задавал вопросы не только ей. Что люди отвечали — сама понимаешь. Он занервничал, сразу сообщил нам.

Баринов сделал паузу, и этим сразу воспользовался Гошка.

— И тогда уже занервничали мы, — продолжил он. — Особенно когда выяснилось, что твой телефон отключен. Я тут же вызвал Витьку, и мы отправились в «Хит сезона».

— И что?

— И ничего, — ответил напарник, а Витька слегка сжал мои пальцы. — Охрана нас сначала пускать не хотела — представляешь, там на ночь сразу двоих дежурить оставляют! Мы их, конечно, расшвыряли, потом побеседовали предметно. Ничего мужики оказались, понимающие, даже сочувствующие. По крайней мере, больше нам не мешали и ключами от всех помещений снабдили. Только вот тебя там уже не было. И в квартире Мурашова тоже. Охранники наводку на одну дамочку дали, но она тоже о тебе понятия не имела, Мурашов с ней о делах не разговаривал. И домишко этот, кстати, ни в одной базе не засвечен, уж Ниночка все прошерстила, можешь быть уверена! Наверное, через третьи руки куплен и черт знает на кого оформлен… В общем, мы, как два дурака, вернулись в «Шиповник» — ждать сигнала и тихо сходить с ума. Нет, Ритка, честное слово, когда маячок наконец сработал… Нина в две минуты место определила и маршрут нарисовала. А Сан Сергеич так переволновался, что с нами поехал.

— Ты за меня-то не говори, — недовольно прогудел шеф. — Поехал на всякий случай, никто же не знал, сколько народу здесь окопалось.

— Так точно. — Гошка ухмыльнулся и посмотрел на часы. — Что-то Стрешнев задерживается. Он все никак не мог понять, зачем я его вызываю, Сторожеву ведь даже в розыск не объявляли, и трупа у нас тогда не было…

— Трупа и сейчас нет, — напомнила я.

— А где он, ты выяснила?

— Не успела. Но Мурашов обещал прикопать меня рядом с Альбиной здесь, на участке, и розовый куст сверху посадить.

— Ага, значит, где искать, примерно известно. В общем, Володька начал отнекиваться, но я сказал, что эти субчики еще и тебя похитили. Тут он моментом, как пионерский костер, взвился и группу вызвал. Обещал примчаться на третьей космической скорости. Скорее бы уж. — Гоша зевнул и потянулся. — А то что-то я устал сегодня. Целый день на нервах.

— Ой! — Я подпрыгнула на диване, толкнув Витю так, что он едва не свалился. — Маме же надо позвонить! Гошка, телефон мне, быстро! Господи, как же я не вспомнила?! У них с папой, наверное, сердечный приступ уже начался у обоих!

— Не надо звонить, — успокаивающе поднял руку Баринов, — твои родители спят давно. И с сердцем у них все в порядке, не волнуйся. Галина Алексеевна мне еще в половине десятого звонила, и я ее успокоил. Сказал, что ты на задании.

— Фф-у-у! — выдохнула я. — Спасибо, Сан Сергеич, вы меня спасли!

Витька рядом со мной поперхнулся и закашлялся, а Гошка бестактно заржал.

— И ничего смешного. Ты же знаешь мою маму! Если я домой ночевать не приду и не позвоню… Да я лучше обратно в этот подвал залезу и цепью к стенке прикуюсь!

* * *

Стрешнева с группой мы ждали совсем недолго, не дольше десяти минут. Но пока мы дали подробные показания, пока были заполнены километры протоколов, пока был оформлен арест Мурашова и Никиты… Когда Володя, наконец, позволил нам отправляться домой, уже начало светать.

— Мои услуги, как я понимаю, тебе не требуются? — уточнил Гошка, глядя, как Кириллов за руку ведет меня к своей машине.

— Нет, — ответил вместо меня Витька. — Я сам ее отвезу.

Наверное, мне нужно было как-то отреагировать: возмутиться, вырвать руку, хотя бы возразить! В конце концов, кто ему дал право решать за меня? Может, я как раз хочу поехать с Гошкой? Маринка говорит, что мужикам надо сразу дать понять, кто будет главным. И настаивать на своем, даже в пустяках. Сестренка обязательно сейчас уперлась бы и из принципа села в машину к Гошке. Но у меня, после всех приключений, не было ни сил, ни желания устраивать воспитательные демонстрации. Я хотела принять душ, я хотела есть и хотела спать. А больше всего я хотела, чтобы Витька никогда, никогда не выпускал мою руку!

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg