«Пропавшая пастораль»

Пропавшая пастораль (fb2) - Пропавшая пастораль 2085K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Сервилина

Пропавшая пастораль Светлана Сервилина

Посвящаю моему мужу Николаю

Светлана Сервилина

Слабый свет фонарика осветил картину. Луч бегло блеснул по холсту и на мгновенье застыл на лице молоденькой девушки. Склоненная головка со светлыми косичками, алые губы с легкой улыбкой. Рядом с пастушкой сидит мохнатый рыжий пес и зорко поглядывает на белых козочек, щиплющих зеленую траву… Раздался слабый щелчок, и фонарик потух. Рука в перчатке потянулась к массивной рамке и ловко сняла ее со стены.

1. Картина маслом

Воскресная съемка в городском центре молодежи закончилась раньше намеченного времени, и сразу после работы журналистка Юлия Симонова направилась в гости к родителям. Домой идти совсем не хотелось. Она чувствовала, что их отношения с Андреем заметно испортились. А, может быть, ей просто так казалось. Майор уголовного розыска Осипов по-прежнему был с ней внимателен и ласков, но в ней самой что-то оборвалось. В последние пару месяцев он часто бывал в служебных командировках, а редкие романтические вечера со свечами превратились в обыкновенное поедание ужина. Юля позвонила, нажав на кнопку звонка, и, через несколько секунд, услышала родной голос с хрипотцой:

— Кто?

— Конь в пальто! — ответила она, неожиданно вспомнив их давнишний шуточный пароль.

Дверь распахнулась, и Людмила Алексеевна, оглядев дочь, с иронией произнесла:

— Пальто — отличное!

— А конь? — засмеялась Юля.

По коридору зашлепали босые ноги.

— Мамуся, привет! — Марта обхватила гостью руками, — А мы с бабулей уроки делаем, — сообщила она.

— Давайте устроим переменку в ваших занятиях? — предложила Юлия, посмотрев на маму и дочь.

Марта захлопала в ладоши, а Людмила, обняв двух своих самых близких девочек, кивнула в сторону кухни:

— Будем ужинать!

Юля заглянула в комнату отца и поинтересовалась его здоровьем. Тот, на секунду оторвавшись от телевизора, ответил:

— Нормально.

— Мама, почему отец со мной не разговаривает? — спросила она, усаживаясь за кухонный стол.

— Не обращай внимания, он сегодня не в духе, — махнула она рукой, — час назад приходила медсестра из поликлиники и неудачно сделала ему укол, нечаянно проколов вену. Вот он и злится на весь мир.

— Понятно, вздохнула Юлия.

— Мамуля, ты будешь «Птичье молоко»? — Марта достала из холодильника коробку с тортом.

— Пусть сначала плов поест, — ответила Людмила Алексеевна своей внучке и поставила тарелку перед дочерью, — а мы составим компанию!

После ужина Юля залезла в свой письменный стол, в нижнем ящике которого еще хранились ее школьные принадлежности. Все остальные полки были заняты учебниками и тетрадями Марты.

— Мам, а где мои конспекты из художественной школы? — спросила она у Людмилы Алексеевны.

— Я их упаковала и убрала на антресоли, чтобы не мешались, — мама кивнула наверх, — хочешь порыться?

— У меня завтра съемка в областной картинной галерее. А я помню, что мы по истории искусств разбирали самые известные полотна, собранные там. Хочу освежить воспоминания.

— Ну, тогда бери стул и ищи.

Не прошло и пяти минут, как Юля, достав сверху пару коробок, обложилась старыми конспектами прямо на полу.

— Мамочка, это ты рисовала? — раскладывая сложенные в рулон листы ватмана, спросила девочка.

— Я, — улыбнулась журналистка, — даже не думала, что мои «художества» сохранились. Столько лет прошло!

— Мать всё бережет, — усмехнулась Людмила Алексеевна.

— Очень красиво! — проговорила Марта, разглядывая натюрморт с большими красными яблоками и керамической вазой, из которой трогательно торчали искусственные веточки гортензии.

— Вот, — обрадовалась Юлия, листая потрепанную общую тетрадь, — лекция о наиболее известных полотнах нашей картинной галереи! Я даже помню, что это нам рассказывала Лилия Борисовна Галицкая, — она посмотрела на свою мать и улыбнулась, — мы все ее так любили.

— Я помню твои восторженные отзывы о ней, — кивнула Людмила Алексеевна, — по-моему, ты никогда её занятия не пропускала!

— Точно! — согласилась журналистка, — Она преподавала в нашей группе живопись и историю искусств. Я заберу конспекты с собой, можно?

— Ну, что ты спрашиваешь? Это же твои записи, — женщина погладила взрослую дочь по голове, — ты такая же увлеченная, как и я.

На первом этаже областной картинной галереи стояли две журналистки. Юля знала их: одна была с радио, другая — из газеты. Она поздоровалась с коллегами и спросила:

— А где братья-телевизионщики?

— Да нет никого кроме нас, — уныло ответила «радистка», — событие так себе: приехала какая-то московская комиссия из Минкульта и для «галочки» посетит несколько местных культурных очагов. Что тут освещать?

— Да, статейка будет скучноватой, — согласилась корреспондентка из газеты и пожала плечами.

— Ну и ладно, — ответила Симонова и поспешила к входу.

Там появился оператор Николаев, нагруженный оборудованием для съемки. Юля ловко поддержала массивную дверь, чтобы он прошёл.

— Я подумал, ты про меня забыла, — буркнул он.

Пока Виктор закреплял камеру на штативе, к журналистам подошла директор картинной галереи Екатерина Дмитриевна Яровая.

— Всё, девочки, приготовьтесь. Только что звонили из Департамента, — она улыбнулась представителям прессы, — скоро гости будут здесь. Пойдемте на второй этаж, там у нас выставлены самые известные полотна.

И уверенно пошла вверх по широкой лестнице с витиеватыми коваными балясинами. Юля невольно залюбовалась директрисой. Именно такой, считала она, должна быть руководитель любой структуры: ухоженной, интеллигентной, со вкусом одетой и умеющей вести разговор. Ей уже не раз приходилось брать интервью у Яровой, и та всегда говорила по делу, красноречиво и с неизменной улыбкой.

Через несколько минут послышались шаги, и появилась высокопоставленная делегация: две женщины и мужчина. Двоих из них Юля знала. Антон Эдуардович Тельманов занимал должность исполняющего обязанности директора Департамента культуры области. Он носил бородку клинышком и неизменную «бабочку» на шее, по-видимому, претендуя на классический образ дирижёра. Рядом семенила его помощница по связям с общественностью — неунывающая Лена Пучкова. Несмотря на возраст, приближающийся к «ягодному», она неизменно носила короткую юбку, и предпочитала красить свои пухлые губы в апельсиновый цвет. Женщина, шагающая уверенной походкой по другую руку Антона Эдуардовича, являлась яркой противоположностью Пучковой. По её внешности можно было без труда определить, что она — из московской комиссии. Только проверяющая региональных коллег могла иметь вид прокурора и величественную прическу из некрашеных волос с благородной проседью. Макияж столичной гостьи был безупречен, так же как и элегантный костюм, идеально сидящий на стройной фигуре. Директор картинной галереи Яровая начала приветственную речь с благодарности местному руководству за помощь в организации экспозиции, а потом поведала о бесценной сокровищнице культурного наследия, выставленного в залах. Она изящно взмахивала кистью руки то в сторону одной картины, то другой, рассказывая о местных художественных достопримечательностях. Немногочисленные посетители медленно двинулись за комиссией и журналистами вдоль стен с живописными полотнами, под монотонные комментарии руководителя. Тетка из министерства молча слушала, сдвинув брови, потом резко подошла ближе к одной из картин и наклонилась, поправив на переносице очки.

— А почему у вас тут копия висит? — строго спросила она, оглянувшись на директора.

— Ну, что вы, Светлана Юрьевна! — та суетливо подскочила к солидной гостье, — У нас в галерее только подлинники!

— Вот эта «Юная пастушка» Огюста Лепажа, по вашему мнению, подлинник? — элегантная дама медленно выпрямилась, метнув взгляд на Екатерину Дмитриевну.

— Конечно, — растерянно проговорила директор.

— Это подделка, снимите её и немедленно отправьте на экспертизу! — тоном, не терпящим возражений, произнесла та.

— Подделка? — почти по слогам пролепетала Лена Пучкова.

— Видите ли, господа, в свое время я писала диссертацию по французской классической живописи девятнадцатого века, — голос высокопоставленной гостьи был холодно вежливым, — и именно полотнам Огюста Лепажа уделила особое внимание. Его кисть и стиль я знаю, как свои пять пальцев. На девяносто девять процентов я уверена, что это картина не подлинная.

— Не может быть! — нервно проговорила директор картинной галереи и посмотрела на Тельманова, будто ища поддержки.

— С этим мы обязательно разберемся, — с озадаченным видом пообещал он московской коллеге.

Она благосклонно кивнула, а Тельманов, повернувшись к немногочисленным представителям средств массовой информации, с натянутой улыбкой бодро предложил, — друзья, вы можете задать свои вопросы по поводу экспозиции, — будто намекая, что не стоит обращать особое внимание на неловкий момент с возможной подделкой известной картины.

— Простите, пожалуйста, — раздался робкий голос «радистки», протягивающей диктофон столичной гостье, — а как вы в целом оцениваете коллекцию картин нашей галереи?

На заученный вопрос, женщина из министерства дала столь же банальный ответ о бесценных творениях художников с мировым именем, как будто ничего не произошло. Она, как стервятник, смотрела на девицу, у которой слегка дрожала рука с диктофоном.

Газетчица молча что-то аккуратно записывала в блокнот. Симоновой стало как-то неловко за такую скучную пресс-конференцию, и она сделала шаг вперед:

— Насколько мне известно, Огюст Лепаж тщательно и подробно выписывал все детали на своих пасторалях, при этом, делая мазки слева направо, потому что был левшой, — начала, немного волнуясь, Симонова.

Все резко повернулись к ней.

— На этом полотне именно так они и расположены, — продолжила журналистка и в упор посмотрела на седовласую даму, — вы уверены в том, что картина — не подлинная?

Московская гостья ещё раз бросила взгляд на «Юную пастушку» и, повернувшись к неробкой журналистке, улыбнулась:

— Приятно, когда представители средств массовой информации разбираются в искусстве, — ее голос неожиданно стал необыкновенно мягким.

Антон Эдуардович одобрительно кашлянул.

— И мне бы очень хотелось, чтобы этот шедевр не оказался фальшивкой! — Светлана Юрьевна кивнула Тельманову и продолжила, глядя прямо в объектив камеры, — Дело в том, что, инспектируя региональные музеи изобразительного искусства по всей России, мы уже сталкивались с подобными случаями. К сожалению, предприимчивые люди изымали наиболее ценные картины, подменяя их на копии, — она вздохнула, — в лихие девяностые даже некоторые руководители, нечистые на руку, пользовались своим положением и вступали в соглашения с криминалом. Надеюсь, что в вашем городе, — она нарочито выделила слово «вашем», — дело обстоит не так. Если полотно «Юная пастушка» окажется лишь копией, то я уверена, что от руководства музея незамедлительно поступит заявление о краже и подмене в милицию. И будем надеяться, что подлинник вернут на своё законное место.

— Непременно, — раздался растерянный голос директора галереи.

— А я, в свою очередь, — начал строго Тельманов после небольшой паузы, и замолчал.

Он дождался, когда журналисты поменяют дислокацию, и протянут микрофоны к его лицу, и только потом продолжил:

— Возьму под свой личный контроль этот вопиющий инцидент с подменой, потому что, — он посмотрел на начальственную московскую гостью своим бархатным взглядом, — в профессионализме Светланы Юрьевны я ни на секунду не сомневаюсь.

— А что конкретно вы предпримите в первую очередь? — смело спросила корреспондентка газеты.

— Ну, — Антон Эдуардович изобразил раздумье на своем породистом лице, — сначала, конечно, проведем тщательную экспертизу картины. Как говорится, все сделаем по букве закона. Рад сообщить вам, дорогие коллеги, что у нас есть специалисты, которые скрупулезно выполнят этот процесс. А я, со всей ответственностью заявляю…

«Понесло мужика в сторону, — с усмешкой подумала Юля, — много пафоса и ничего конкретного. Научились в советское время по бумажкам речи читать, а теперь надо шевелить мозгами и быстро уметь принимать решения!»

— А когда в последний раз у вас проводилась экспертиза картин? — прервала его представитель министерства.

— Мы сейчас выясним, — он повернулся к директрисе, — Екатерина Дмитриевна, у вас есть данные?

— Да, конечно, — тут же ответила та, — в апреле девяносто пятого года.

— Значит, восемь с половиной лет назад! — Светлана Юрьевна покачала головой, — Период достаточно большой. Сотрудников, по-видимому, за это время поменялось не мало в вашей галерее, — в раздумье закончила она.

— Кадровой текучки у нас нет, — достойно ответила Екатерина Дмитриевна, — возможно, два или три человека уволились за это время.

Возвратившись на телестудию, Юля сразу отправилась к главному редактору.

— Карина Давидовна, что будем делать? Давать скандальный сюжет в новости или подождем до выяснения подлинности картины? — спросила она, после того, как короткого изложила ход последних событий в картинной галерее.

— Пиши быстро текст! Представляешь, какой рейтинг будет у нашего канала? Ведь мы — единственные, кто обладает эксклюзивными интервью и информацией! Да, это будет бомба!

Юля пожала плечами, а редактор продолжила уже более спокойно:

— Ну, а если окажется, что столичный искусствовед ошиблась, это — не наша печаль!

Вечером, когда Андрей вернулся с работы, Юля с нескрываемым интересом рассказала ему о возможной подмене знаменитого полотна французского художника.

— Представляешь, это одна из самых редких и ценных картин нашей галереи! Как ее могли украсть? Там же на каждом этаже смотрители и милиционеры. Да и копия просто шедевральная! Её делал настоящий профессионал, в этом я не сомневаюсь!

— Юленька, я в искусстве — полный ноль, — ответил Осипов, зевая, — но могу предположить, что подменил картину кто-то из «своих».

— Из своих? — переспросила она.

— Ну, сама подумай, как посетитель пронесет копию в галерею, снимет подлинник и повесит подделку? Это нереально.

— А какое уголовное наказание за это? — после недолгого раздумья, спросила журналистка.

— За хищение предметов, представляющих особую художественную или культурную ценность, независимо от способа хищения — лишение свободы сроком от шести до десяти лет с конфискацией имущества, — без запинки отрапортовал Андрей, — статья сто шестьдесят четыре уголовного кодекса Российской Федерации.

— Если на такое преступление пошел кто-то из «своих», как ты считаешь, то ему мало не покажется, — покачала головой Юля.

— Не покажется, — согласился он.

— Зачем же так рисковать? — не унималась она.

— Деньги, очень большие деньги, — он усмехнулся, почесывая подбородок, — в девяностые годы ушлые «новые русские» ещё и не такие махинации проворачивали.

— Расскажи, про какие ты знаешь кражи картин или других культурных ценностей? — попросила она.

— Так на вскидку, — Осипов задумался, — например, в девяносто четвертом из национальной Российской библиотеки пропало девяносто уникальных рукописей. И это не только историческая ценность, их стоимость, между прочим, больше ста миллионов долларов! В этом же году из Эрмитажа была похищена древнеегипетская чаша, которую оценили в пятьсот тысяч американских рублей, — он поднял вверх указательный палец, — а украл её сотрудник музея, кажется, электрик.

— Такая чудовищная экспроприация у государства художественного и исторического национального достояния, — грустно прокомментировала Симонова, — и всё так тихо, мирно…

— Кражи были не только мирные, — Андрей покачал головой, — в девяносто девятом был совершен вооруженный налет на Русский музей в нашей северной столице, в результате чего были похищены картины Василия Перова. А в Академии художеств украли сразу шестнадцать картин известных русских художников. И тоже в девяносто девятом, — добавил он.

— Какая у тебя хорошая память, — с искренним удивлением заметила Юля.

— У нас сегодня в Управлении такая шумиха была по поводу этой картины, что все эти данные не сложно было запомнить, когда тебе их несколько раз сообщали на разных уровнях!

— Так этим делом будет заниматься твой отдел? — обрадовано спросила журналистка. — Нет, не мой, — Андрей усмехнулся, — вот если бы там кого-нибудь шлепнули, тогда бы мы «подтянулись». Тем не менее мы — одна контора, а кража из областной картинной галереи — дело государственной важности. Хотя, — он махнул рукой, — по-моему, поздно они спохватились.

— Думаешь, это сделали давно?

— Скорее всего, после очередной экспертизы. На планерке сказали, что она была весной девяносто пятого года. Но, — он, по своей привычке, опять поднял вверх указательный палец, — это подтверждает мою изначальную гипотезу о том, что подмену произвели работники галереи. Только они знали о прошедшей экспертной оценке.

— Андрюш, а почему ты считаешь, что эту пастораль подменили именно после экспертизы? — Такие полотна стоят очень дорого, — Осипов сделал паузу и почесал затылок, — поэтому «клиент», заказавший картину, должен был быть уверен, что ему не подсунут копию. Предполагаю, что «местные деятели» заменили шедевр, а заодно вероятно сделали копию документа экспертной оценки.

— Так, понятно, — Юля опять задумалась, — а почему её не могли украсть год назад, два года назад? А, может, её неделю назад подменили!

— Это маловероятно.

— Почему?

— В девяносто седьмом году областную картинную галерею оборудовали системой видеонаблюдения, — он махнул рукой, — и уже проверили: за это время никаких сбоев там не было.

— Как это «сбоев»?

— Ну, сама посуди: если намечено ограбление, могут отключить электроэнергию или испортить аппаратуру. Не пойдет же вор снимать картину под видеокамерами? А здесь не просто украли, здесь подменили. Это лучше сделать во время транспортировки, понимаешь?

— Если в зале несколько лет висит фальшивка, — Юля на минуту задумалась, — то настоящая «Пастушка» могла давно покинуть пределы нашего города, правильно?

— Возможно, даже пределы страны, — грустно заключил Андрей, — «за бугром» известные произведения художников девятнадцатого века проще сбыть, да еще и за валюту.

Антон Эдуардович Тельманов, всегда улыбчивый и галантный, войдя в свой кабинет, дал волю чувствам. Он с силой забросил папку с документами, лежавшую на краю стола, в угол. Листы с шуршанием высыпались на пол, создав в помещении хаос. Он встал у окна, нервно пощипывая свою бородку. Ну, надо же такому, случиться! И откуда взялась эта всезнайка из Москвы? Теперь точно, газетной шумихи не избежать. Да что там пресса! Сам губернатор вызвал на ковер! А он так рассчитывал в ближайшее время получить должность директора Департамента культуры. Эти две буковки, стоящие перед названием его должности, «и. о» его ужасно раздражали.

— Нужно немедленно найти эту исчезнувшую «Юную пастушку» во что бы то ни стало! — свирепо прошипел он, потом с силой нажал кнопку внутренней связи и гневно крикнул:

— Пучкову срочно ко мне!

Елена Васильевна, а в народе «Леночка», через минуту влетела в кабинет, будто преданно ждала под дверью.

— Я думаю, ты понимаешь, что нужно найти подлинник? — он посмотрел на помощницу, сдвинув брови.

Она подобострастно кивнула, а начальник продолжил:

— Тогда мы сможем заменить копию, — он возбужденно постучал пальцами по столу, — перед отправкой в Москву.

— А разве экспертизу будут делать не у нас?

— После такого скандала картину отправят в Третьяковку! Мы, — он вдруг сорвал со своей шеи «бабочку», — потеряли доверие! Ты меня поняла?

— Поняла, — растерянно пролепетала Пучкова.

— Что поняла? — спросил Тельманов, не глядя на неё.

— Найти эту «Пастушку», чтобы экспертиза показала, что полотно написал сам Огюст Лепаж!

— Эх, если бы она нашлась, — исполняющий обязанности директора Департамента культуры мечтательно улыбнулся.

— Представляю, как тогда опозорится наша достопочтенная Светлана Юрьевна и сядет в лужу, — потирая руки, усмехнулась Пучкова, изо всех сил желая угодить начальнику.

— А пока мы в луже, — раздраженно подметил чиновник, доставая из верхнего ящика своего письменного стола курительную трубку, — и, чтобы нам вылезти из нее чистенькими, давай, Елена, срочно дуй в отдел кадров картинной галереи, перепиши всех сотрудников за последние десять лет! И чтоб сегодня список был у меня на столе!

— Антон Эдуардович, а если не найдем картину? Может, ее уже и в городе нет, а? — Пучкова уставилась на начальника.

— Поэтому и надо быстро проверить! А времени у нас, — он автоматически глянул на настенные часы, — очень мало!

— Мчусь! — раболепно ответила Леночка и почти бегом направилась к двери.

— В списке должны быть адреса проживания всех сотрудников и паспортные данные! — крикнул он ей вслед.

Помощница оглянулась и активно махнула головой.

Когда Антон Эдуардович опять остался один, он медленно раскурил трубку, потом достал из кармана сотовый телефон и задумчиво посмотрел на экран. Тельманов подумал:

«А может, стоит позвонить одному старому знакомому и рассказать о том, что случилось сегодня в областной картинной галерее?»

Что тому это будет интересно, в этом Тельманов ни на секунду не сомневался. Или, все-таки не спешить и подождать Пучкову с информацией о сотрудниках?

Антон Эдуардович усмехнулся своим мыслям, сделал глубокую затяжку и сунул мобильник в карман.

На следующий день небо заволокло серо-фиолетовыми тучами с самого утра. Дождь, не переставая, монотонно стучал по асфальту и крышам домов. Прохожие, сутулясь, прятались под зонтами. Они небрежно шлепали по лужам, суетливо обгоняя друг друга. Пасмурная погода будто отражалась на лицах людей: они были унылые и недовольные. Когда Симонова поднялась по ступенькам на студию, то обнаружила, что даже в курилке никого нет. Юля вошла в редакторскую и, поставив раскрытый зонт в угол, направилась к своему рабочему столу.

— Юль, тебе только что звонили из профсоюза, — Лева Рыбин поправил очки на переносице и положил ей на стол сложенный вдвое лист, — вот, я записал для тебя информацию.

— Лева, спасибо! — Симонова благодарно кивнула коллеге и раскрыла листок, — Опять совещание в профкоме, — безрадостно пробурчала она.

— Ты давай не ворчи! — засмеялся Рыбин, — Коллектив поручил тебе такую ответственную работу!

— Кстати, подруга, — раздался голос с соседнего стола, — я собираюсь в наш ведомственный санаторий на Новый год. Выбьешь мне путевочку?

— Пиши заявление, — Юля с улыбкой посмотрела на Настю, — уже пора: остается чуть больше двух месяцев!

— Я-то напишу, — усмехнулась коллега, — а вдруг, не дадут?

— Дадут, — уверенно кивнула профорг.

— Слушай, а, может, вместе рванем?

— Нет, на море надо ехать, чтобы купаться, а не в бассейне барахтаться, — Симонова махнула рукой и задумчиво добавила, — я лучше летом поеду, поплаваю и косточки погрею.

— Ясненько.

— Когда напишешь заявление, положи мне на стол!

На летучке главный редактор самодовольно сообщила, что сюжет Симоновой о подмене картины в областной галерее прошел с успехом и наделал много шума.

— А все потому, — закончила пафосную речь Карина, — что наш канал — самый независимый и демократичный!

— Тоже мне, независимый, — ехидно шепнул Николаев в самое ухо Юле, — попробовала бы она критиковать руководство «Нефтегазмета», который финансирует нашу контору!

— Точно, — подмигнула она в ответ.

— А мне этот материал не понравился, — раздался недовольный голос Ангелины Владимировны.

— Чем? — мельком глянув на «пенсионерку», сквозь зубы процедила главный редактор.

— А почему Симонова в сюжете высказывает свою точку зрения? Она что у нас, искусствовед? На выставке присутствовали более чем авторитетные люди, — пожилая корреспондентка передернула плечами, — она должна была собрать выводы членов художественного совета, а не строить свои дилетантские предположения.

— Разве журналист не имеет право высказывать свое собственное мнение о происходящем? — спокойно парировала Юля, — Именно потому, что — журналист, а не подставка для микрофона.

— Знаешь, что обозначает твоя фамилия? — ни с того, ни с сего Ангелина перешла в яростное наступление и сама тут же ответила на свой вопрос, — «слушающий». Так вот, помни всегда об этом и слушай умные советы профессионалов! И пореже открывай свой рот! Авось, за умную сойдешь!

Юля не ожидала такого злобного напора со стороны пожилой коллеги. От обиды в ее глазах блеснули слезы.

— Ладно, летучка закончилась. Народ, давайте работать! — Карина Давидовна равнодушно махнула рукой и лениво пошла к себе в кабинет, не встав ни на одну из спорящих сторон.

— Ну, при чем здесь значение фамилии? — пожаловалась Юля, когда вышла в курилку вместе с Николаевым, — Тем более, что она у меня по мужу. Моя девичья фамилия — Краснова!

— Не обращай внимания на Ангелину, — без энтузиазма проговорил Виктор, — у бабы явно гормональный всплеск.

— А я-то тут при чем? — тихо всхлипнула она.

Настроение было испорчено на целый день.

После монтажа своей авторской программы Симонова отправилась на заседание профкома в Управление связи, к которому относилась телестудия.

2. Городской пейзаж с зелеными лягушками

К своим отнюдь не положительным качествам Юля относила неусидчивость. Поэтому собрания вызывали у нее, если не отвращение, то состояние унылой безысходности. Столько времени тратить на болтовню и бесполезное сотрясение воздуха, считала она, в стремительном двадцать первом веке — преступление. Но не придти на заседание она не могла: слишком много накопилось вопросов перед грядущими новогодними праздниками. Рыбин прав: коллектив оказал ей доверие, и она должна честно выполнять обязанности профорга телестудии.

Возглавлял профсоюзный комитет Управления связи предприятия «Нефтегазмет» Александр Владимирович Величко. Фамилия ему досталась, по-видимому, от высоких предков. Однако внешность праотцов ему не передалась. Был Александр Владимирович щуплым сорокалетним мужичком, правда с добродушной улыбкой и неизменным желанием «войти в положение». Это он сам так про себя говорил. На любую просьбу сотрудников он, почесывая затылок, вдохновенно произносил:

— Я с удовольствием войду в ваше положение, но…

Далее следовала самая уважительная причина, которую только можно придумать. Зная эту привычку шефа, Юля сразу положила перед ним два заявления от сотрудников телевидения на путевки в санаторий и показала жестом — очень важно! Он улыбнулся и, безнадежно махнув рукой, поставил свою визу и убрал бумаги в папку. Потом громко откашлялся и начал речь, обращаясь сразу ко всем:

— Господа хорошие, остается два с половиной месяца до новогодних праздников, а у нас столько мероприятий. Поэтому, давайте распределим обязанности между членами профкома и — за дело. Времени для разговоров у нас уже нет!

«Начал активно», — с иронией подумала Юля.

— Наш комитет насчитывает всего шесть человек, — продолжил Величко, — давайте выбирать, кому какое мероприятие по плечу!

— Давайте! — усмехнулась Ксения Романовна Фролова из технического отдела, сидящая рядом с Юлей.

— И так, пункт первый, — Александр Владимирович посмотрел в свою шпаргалку, — концерт художественной самодеятельности. Кто у нас его курирует?

— Ну, я. Кто же ещё? — пожала плечами объемная дама из бухгалтерии, — Как обычно.

— Замечательно! — председатель поставил галочку в своем списке, — Далее, закупка и фасовка новогодних подарков для детей сотрудников, — он медленно оглядел собравшихся.

— Я, — поднял руку долговязый мастер электромеханического цеха, — уже со складом договорились.

— Отлично! — Величко заулыбался и снова уткнулся в свой листок, — Выставка работ изобразительного искусства коллектива предприятия «Нефтегазмет», — продолжил он, переводя взгляд с одного члена комитета на другого.

Никто не выразил желание заняться всеобщим вовлечением работников нефтегазового комплекса в процесс рисования.

— Так выставкой в прошлом году занималась Козлова, — подала голос помощница председателя профкома.

— Она в декретном отпуске, — развел руки Величко и после недолгой паузы, обратился к журналистке, — Юлия Сергеевна, вы у нас первый год в профкомитете. Может, попробуете себя в организации экспозиции?

— Я? — Симонова даже привстала, — Дело в том, что я этим никогда не занималась. В смысле организацией. Нарисовать я, конечно, могу, но нужно найти самодеятельных художников во всех подразделениях нашего управления. А как это сделать?

— Так вы рисуете? — искренне удивился председатель.

— Немного, — она смущенно улыбнулась, — училась когда-то в художественной школе.

— Да вас, моя милая, нам сам бог послал! — обрадовался тот и уверенно поставил «галочку» рядом с фамилией журналистки в списке ответственных за предновогодние мероприятия.

После собрания Ксения Романовна по-дружески обняла Юлю за плечи и ободряюще шепнула:

— Не дрейфь, я тебе передам все наработки Валентины Козловой, которая занималась выставкой в прошлом году. Там списки наших художников-самородков и жюри. Напишешь объявления и развесишь во всех подразделениях! Ничего страшного!

— Спасибо! — благодарно кивнула журналистка, накидывая куртку.

— И сама обязательно принеси свои работы, — улыбнулась коллега, — уверена, они у тебя — классные!

— Да я давно не рисовала.

— Кажется, художники не говорят «рисовала». Они — пишут! — засмеялась добродушная Ксения.

— Художники пишут, а я — рисую, — хмыкнула Юля, — кстати, у меня даже холста нет, — разочарованно добавила она.

— Холста? — собеседница покачала головой, — С этим я тебе, пожалуй, тоже помогу! Мы год назад купили квартиру, а на антресолях я нашла несколько подрамников с холстами. Остались от бывших хозяев. Не выбросила, подумала: вдруг пригодятся!

— Это было бы очень кстати, — обрадовалась Симонова.

— Заходи как-нибудь после работы, — она подала свою визитку, — передам из рук в руки. Твори на здоровье!

По дороге домой, деятельная Юлия стала обдумывать: кто, кроме нее, из студийного коллектива может принять участие в выставке. Главный режиссер Никита Важнов как-то приносил свои рисунки гуашью. Парня обязательно надо привлечь, решила она, вспомнив его отличные работы. Стоп! От мысли о Викторе она даже вздрогнула. А не она ли восхищалась его живописью в июне, когда приходила к нему домой. Она тут же вспомнила, что у него на торцовой стене висели два морских пейзажа и одна пастораль. Там, кажется, был изображен мальчик-пастушок. И Виктор, со свойственной ему иронией, сказал, что он всего лишь копиист. Юлю обдало жаром, когда она задала сама себе волнующий вопрос:

— Мог ли ее друг и коллега написать копию картины Огюста Лепажа «Юная пастушка»?

И мысленно ответила:

— Мог.

Опять полил октябрьский дождь, и холодный ветер подхватил ее и понес, обдувая бока, развивая волосы и усугубляя и без того скверное настроение. Дома она выпила горячий чай с парочкой бутербродов и, накрывшись теплым пледом, устроилась на диване.

Юля проснулась от еле слышного поскрипывания полов. Она открыла глаза и в сумраке комнаты увидела склоненного над собой мужчину.

— Я тебя разбудил? — спросил Андрей шепотом.

— Да, — она сонно потянулась и тихо проговорила, — не дождалась тебя и задремала. А который час?

— Около десяти, — Осипов присел на край разложенного дивана.

— Ты, наверное, голодный, — она уже совсем проснулась и привстала на локтях, — пойдем на кухню, я тебя покормлю.

— Марту разбудим, — произнес он виновато.

— Она у мамы, — Юля откинула шерстяной плед и встала с постели.

— А почему мы тогда шепчемся? — хмыкнул он и, протянув руку, включил ночник. Комната залилась уютным оранжевым светом.

Пока Андрей ел наскоро разогретый ужин, его любимая женщина сидела рядом в трикотажной пижаме и наблюдала за ним.

— Ты похудел, — промолвила она, поправив прядь его непослушных волос, спадавшую на лоб.

— Дело сложное, — по своей холостяцкой привычке он положил грязную тарелку в раковину и включил воду.

— Оставь, я потом помою, — махнула она рукой, — лучше расскажи, что случилось.

Андрей вернулся за стол и придвинул к себе бокал с чаем. Он сделал большой глоток и задумчиво посмотрел в окно.

— Мы сегодня уже собирались по домам, когда поступил вызов. Убита молодая женщина Камилла Гафурова, — майор уголовного розыска Осипов отхлебнул ещё глоток и, вздохнув, печально добавил, — осталась пятилетняя дочка.

— Что же будет с ребенком? Отец есть? — участливо спросила Юля.

— Муж Гафуровой ушел от них полгода назад. Так что, девочка теперь сирота. И никаких родственников, представляешь?

— А где ее убили?

— В своей собственной квартире. Правда, там такая квартира, — он грустно усмехнулся и посмотрел на Юлию, — скорее, небольшая комната в коммуналке. Вечно пьяные соседи по общей кухне, грязь, вонь, беспорядок. Как можно жить в таких условиях, да ещё с ребенком? — добавил Осипов и покачал головой.

— А эта Камилла где-нибудь работала?

— В парикмахерской, недалеко от своего дома. Сотрудницы сказали, что она была человек добрый. Клиенты ее любили, хвалили за качественную работу.

— И что, никаких подозреваемых?

— Никто ничего не слышал. У нее был сегодня выходной, дочка в садике, немолодые соседи (муж и жена, нигде не работающие) по мусорникам шарили в округе. Вернулись, стали пить. Обнаружила тело воспитательница, которая привела девочку из детского садика домой.

— Ужасная история, — вздохнула Юля и тут же поинтересовалась, — какие-нибудь зацепки есть?

— Нет. Убийца завернул в тряпку что-то тяжелое и стукнул жертву по голове. Вполне возможно, что это мог быть обыкновенный кирпич. Учитывая, что рядом нет стройки, предполагаю, что преступник заранее где-то подобрал будущее орудие убийства, значит, сделал это не спонтанно, а преднамеренно. Никаких следов, — Осипов развел руки, — все продумал, гад.

— А из комнаты что-нибудь пропало?

— Соседи говорят, что всё на месте. Хотя, — он качнул головой, — им разве можно верить? Но, на первый взгляд, следов грабежа нет. На шее убитой осталась золотая цепочка, а на пальце — колечко.

— Вот как? — удивилась журналистка.

— Да, — мужчина откинулся на спинку стула, — обыкновенный воришка золотые вещицы взял бы.

— Андрюша, — Юля посмотрела на собеседника, — а где находится парикмахерская, в которой работала эта Гафурова?

— Ты что, собралась туда идти? — удивился он.

— Давай, я тебе помогу! У меня завтра вечерний эфир и никаких съемок, полдня буду дома!

— Но учти, это у черта на куличиках! Дзержинский район, там сплошной бомжатник! Парикмахерская называется «Кокетка» на улице Октябрьская.

— Хорошо, — улыбнулась она.

В этом районе города журналистка Юлия Симонова никогда не была. Расположенный на окраине, он представлял собой застройку из старых кирпичных двухэтажек с потрескавшейся штукатуркой. На многих балконах беспокойно развивалось застиранное постельное белье с почерневшими деревянными прищепками, торчали старые детские санки и ненужные ящики и коробки, а на одном — даже сломанный велосипед с кривыми ржавыми спицами. Между домами в зеленых застоявшихся лужах бойко прыгали мелкие бледно-зеленые лягушки, а из приоткрытых форточек раздавалась ненормативная лексика. Юлия быстро отыскала парикмахерскую, разместившуюся на первом этаже жилого дома.

— Здравствуйте! — громко сказала она сонной тетке, неотрывно смотрящей в окно.

Та молча кивнула, смерив взглядом необычную клиентку в стильном костюме с модной сумочкой.

— У вас по записи или…

— Или, — перебила вялая администратор, — чего будем делать?

— Укладку, — спокойно ответила Юля.

— Садитесь вон в то кресло, — она показала пальцем на место у окна, — мастер сейчас придет.

Через пару минут открылась дверь служебного входа, и вошли две женщины в синих халатах, на ходу что-то обсуждая. Одна была немолодая, полноватая коротышка с металлическими бигуди на голове. Ее собеседнице было лет двадцать. Она была худенькая, с выступающей нижней челюстью и негустыми соломенными волосами, забранными в хвост толстой резинкой. Лишь только дамы появились в помещении, тут же запахло табаком.

«С перекура вернулись», — догадалась Юля.

— Леся, к тебе на укладку сели, — обратилась администраторша к молоденькой.

Та сразу подошла к своему креслу и, подняв у клиентки волосы с затылка, предложила:

— Пойдемте мыть голову, — и кивнула в сторону потрескавшейся раковины с коричнево-рыжими разводами от ржавчины.

Юля безропотно двинулась за мастером, успокаивая себя тем, что укладка — не стрижка, и студийный мастер Рэночка перед эфиром все исправит.

Пока мастер не включила фен, посетительница спросила:

— А у вас тут работает Камилла? Мне одна знакомая советовала у нее обслуживаться.

— Уже не работает, — произнесла коротышка с соседнего кресла, со скучающим видом рассматривая свои ногти.

— Уволилась? — Юля не собиралась отступать.

— Нет, — Леся сняла вафельное полотенце с головы клиентки и посмотрела на нее через зеркало, — ее убили. Она с Надей дружила, — добавила девушка, махнув рукой в сторону коллеги.

— Убили? — с удивлением переспросила Юля, переводя взгляд с одного парикмахера на другого.

— Девка хорошая была, но уж больно доверчивая, — проговорила Надя, снимая с головы бигуди, — только у нас тут её Милой называли. Камилла — слишком замысловато, — усмехнулась она.

— Говорят, у нее дочка маленькая? — журналистка решила расположить к себе парикмахеров, — что же будет с ней?

— Яська пока у меня живет, — вздохнула коротышка, — я как узнала вчера, что Милку убили, побежала туда и взяла к себе её дочку. А сегодня утром позвонила в отдел опеки и спросила: как удочерить девчонку, но баба по телефону сказала, что государство и без меня позаботиться о ребёнке. А у меня площадь не позволяет, и мужа нет. Как будто, я в этом виновата! Мне тоже хочется жить по-человечески! — она опять вздохнула.

— Вот как? — покачала головой журналистка.

— Да, вот так! Короче, заберут Яську в детдом, — она устало махнула рукой, — зато по закону.

— Яська — это Ярослава? — успела спросить Юля перед тем, как у ее уха зашумел фен. Она увидела, что добросердечная Надя кивнула. Леся подхватывая пряди волос, наматывала их на металлическую круглую расческу и сильно тянула вниз, одновременно направляя сопло фена на голову.

— Ой, — Юля потерла пальцами рядом с ухом, — горячо!

— Жгет? — удивилась мастер.

Журналистка поморщилась от этого «жгет». Эта девушка с Марса? Так издеваться над родным языком!

— Жжет, — строго сказала Симонова, но девица и ухом не повела, решив, что это в порядке вещей. Когда, наконец, фен утих, Леся потянулась к большому баллону с надписью «Прелесть».

— Нет, — испугалась Юля, — мне лаком не надо!

— Так без него держаться не будет, — важно возразила парикмахер, взбалтывая ёмкость.

— И не надо, — пожала плечами клиентка.

— Дама не хочет, не делай, — махнула рукой Надежда.

— А у девочки нет отца? — вернулась к разговору Юля. — Жалко ребенка: проведет все детство на казенных харчах.

— Говорю же: законы у нас такие, — женщина повернулась к посетительнице на крутящемся кресле, — с мужем она разошлась. Он бросил Милку полгода назад, и родителей она лишилась. Поэтому и оказалась в этом гадюшнике. Райончик у нас криминальный.

— А, может, все-таки попробовать найти отца девочки? — Юля тоже повернулась к Надежде и посмотрела на нее в упор, — Я работаю на телевидении. Дайте мне его данные, я попробую отыскать.

— Думаю, его милиция раньше отыщет, — усмехнулась парикмахер.

— Ну, что вам жалко?

— Да нет, — пожала Надя плечами, — Гафуров Илья Тимурович, — она закатила глаза, вспоминая, — с Милкой они были одногодки, значит, семьдесят восьмого года рождения.

— А вы не знаете: где она раньше жила?

— Где-то в центре. Рассказывала, что квартира у них была большая, но, — разговорчивая парикмахер усмехнулась, — Илье вдруг понадобились деньги. Говорили, он в какой-то переплет попал, вот и уговорил Милку продать квартиру родителей и купить комнатенку. Все обещал, что «развернется», разбогатеет, дом построит! На уши ей макароны навешал! А эта дурочка всему верила! Вот и попала в коммуналку на окраину.

— Сколько с меня за укладку? — Юля достала кошелек и посмотрела вопросительно на Лесю.

— Триста пятьдесят, — ответила небрежно та, метнув хитрый взгляд на свою сотрудницу.

«Многовато для такой услуги в низкосортной парикмахерской», — подумала журналистка, протянув купюры мастеру.

— А как вы думаете: кто мог убить Милу? — она вновь обратилась с вопросом к коротышке.

— Да кто же это знает? — пожала та плечами, — Даже менты ничего не нашли.

— А может, ее бывший муж? Вдруг ему опять понадобились деньги.

— Илюшка? — женщина сунула в рот палец и стала сосредоточенно грызть ноготь. — Не знаю, — протяжно проговорила она, — но денег и драгоценностей у Милки не было, а эта зачуханная комнатка в коммуналке стоит копейки. Какой резон ему убивать? — в раздумье повторила она и добавила, — Но народ говорит, что его могут посадить… У нас как бывает: настоящего убийцу не найдут, найдут «крайнего»!

— Надежда, а вы не в курсе: он на неё руку поднимал, когда они жили вместе? — на всякий случай спросила Юля.

— В смысле бил? — усмехнулась коротышка.

— Да.

— Нет, никогда! — она замотала головой. — Он интеллигентный парень был. Они, кажись, даже не ругались.

— Так почему же развелись?

— Бабу он другую нашел, — задумчиво проговорила та.

Когда Юля вышла из маршрутного такси и направилась к студии, опять пошел дождь. Она раскрыла зонт и ускорила шаг.

— Девушка, вы куда так спешите? — раздался рядом знакомый голос.

Она оглянулась и увидела своего сотрудника — оператора Виктора Николаева.

— На работу, дяденька! — засмеялась она.

— Какой же я тебе дяденька? Ты забыла, что старше меня почти на два года! — заулыбался он.

— Николаев, а тебе объясняли в детстве, что неприлично говорить женщине о ее возрасте?

— «Я начал жизнь в трущобах городских, и добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я замерзал», — пропел он известную песню и сделал жалобный вид.

— Вот я сегодня видела настоящие городские трущобы, — уже серьезно произнесла журналистка.

— Где же тебя носили твои изящные ножки? — спросил мужчина, подлезая под Юлин зонт и положив свою руку ей на талию.

— В Дзержинском районе!

— Зачем?

Она вздохнула:

— Там молодую женщину убили.

— Опять двадцать пять! Она тебе кто: сестра, подруга или какая другая родственница?

— Никто, — Симонова вошла в, услужливо распахнутую Виктором, дверь на телестудию, — она просто несчастная женщина, у которой осталась пятилетняя дочка.

— А я подумал, что ты начнешь расследовать дело с подменой картины, — задумчиво сказал он.

— Это дело я не потяну, — вздохнула Юля.

— Почему? — Виктор театрально развел руки в разные стороны и с иронией добавил, — в мазках Лепажа ты разбираешься…

— К сожалению, у меня нет связей в Интерполе, — в тон ему ответила Симонова, — пусть органы выясняют это без меня!

— С тобой им было бы легче, — опять пошутил Николаев.

— Гораздо! — усмехнулась журналистка и тут же, строго добавила, — А вот найти убийцу, сделавшего ребенка сиротой, это важно.

Оператор остановился и вполне серьезно спросил:

— Я опять в деле?

— Этим занимается убойный отдел, а я лишь помогаю Андрею, — она сложила зонт в коридоре, — но если ты со мной, буду рада!

— Ты же знаешь, — он улыбнулся, — я с тобой!

После эфира Николаев галантно выставил локоть, предлагая жестом Юлии опереться на него.

— На ступеньках скользко, — предупредил он.

— Погода сегодня хорошая, — втянув в себя ночной воздух, задумчиво проговорила журналистка, когда они вышли с телестудии, — Виктор, чувствуешь: пахнет грибами?

— Это не грибами, а сыростью пахнет, — засмеялся коллега, — если хочешь прогуляться, пожалуйста!

— Хочу! — сразу согласилась она.

Аккуратно обходя неглубокие лужи на тротуаре, они шли по ночному городу, будто заговорщики. И не хотелось думать ни об Андрее, который, скорее всего, уже вернулся со службы, ни о жене Виктора, возможно, ожидающей мужа. Только ночь, неоновые вывески, желтый свет уличных фонарей, редкие машины и влюбленная парочка, идущая под руку. Как по мановению волшебной палочки исчезла, испарилась куда-то дневная суета. Таинственный сумрак, будто черным сверкающим плащом накрыл город, и он безропотно притих, повинуясь фантастическим чарам феи ночи.

— У нас с тобой завтра съемка, выезд в десять.

— Знаю, — журналистка устало улыбнулась, — а как ты думаешь, в картинной галерее, действительно, висит подделка?

— Не знаю.

— Но ты же сам пишешь копии, — напомнила она Николаеву.

— Давай, лучше поговорим о деле в Дзержинских трущобах, — Виктор хмыкнул, — расскажи, что тебе известно про убийство этой женщины, — попросил он, — чтобы я был в курсе с самого начала.

Юля очень удивилась тому, что Виктор не стал комментировать возможную кражу «Юной пастушки». Но вида не показала. Она лишь разочарованно вздохнула и спокойно начала излагать факты, которые ей были известны, добавив в конце:

— Я узнаю у Андрея адрес, где жила Камилла, и пока он ищет её бывшего мужа, мы с тобой туда сходим и пораспрашиваем соседей.

— Да, — согласился он, — ты умеешь найти ключик к любому человеку. Что-нибудь, да нароем.

— Я постараюсь, а уже потом будем делать выводы.

— Кстати, эта дамочка давно проживала в коммуналке? — поинтересовался Николаев. — Думаю, надо и с этими соседями поговорить. Ну, не все же там — алкаши?

— Скорее всего, оперативники обошли все квартиры, но я согласна с тобой — народ у нас «уголовку» не любит, особенно в таком районе. Надо будет в выходные пройтись по подъезду.

— Юль, — мужчина остановился и нежно взял подругу за плечи, — какая ты сейчас красивая, — он трогательно поправил воротничок ее блузки, выглядывающий из куртки, и заметил, как профессионал, — свет от фонаря мягко падает слева. Получается такой таинственный образ.

Она не улыбнулась и не отшутилась, как это бывало раньше. Молодая женщина молча двинулась дальше.

— Обиделась? — смущенно спросил он.

— Нет, — Юля опустила голову, — устала сопротивляться. Знаю, что поступаю неправильно, а сделать ничего с собой не могу. Перед Андреем стыдно. Хочу, чтобы было, как раньше, — она махнула рукой, — а не получается. Моя беда в том, что я не могу притворяться.

— Я тоже сначала пытался сохранить семью, — Николаев опять остановился, достал из кармана трубку и табак, — но понял, что всё бесполезно. Переживаю только за дочку.

Их взгляды вновь встретились, и Виктор порывисто обнял Юлю.

— Не могу без тебя, понимаешь? Жить, дышать, работать, ничего не могу! Раньше на телестудию шел, чтобы заниматься любимым делом, а теперь — только чтобы тебя увидеть!

— Я тоже, — прошептала она и почувствовала прикосновение его губ на своем лице. Мужчина крепко прижал ее к себе, и она мгновенно ощутила, как от него приятно пахнет табаком, который смешался с запахом волос. Её руки безвольно упали вдоль тела. От невероятной слабости и непреодолимого волнения она лишь вздохнула и подумала, что уже не в силах противостоять охватившему её чувству.

3. Сюжетная картина с хохломой

Спустя час Юля посмотрела на экран мобильника. Была уже полночь, когда она вошла в подъезд. Она открыла дверь своей квартиры ключом, чтобы не разбудить Андрея. «Хорошо, если он спит», — подумала она о своем гражданском муже. Ей совсем не хотелось объясняться с мужчиной сейчас, потому что чувствовала себя преступницей. Не включая свет, Юля сняла куртку в коридоре и прошла в комнату. В квартире было удивительно тихо. Дочь Марта осталась опять у ее матери: и школа ближе, и бабушка уделяет больше времени своему любимому десятилетнему чаду. Как любит говорить мама:

«Мы с Мартой учимся в одной школе. Только она — ученица, а я — директор».

От лунной дорожки, пролегающей от окна, в комнате было светло. Приглядевшись, Юля увидела, что диван собран. Она щелкнула выключателем. Андрей лежал в одежде и молча смотрел перед собой. Он не проронил ни слова, но его поза красноречиво говорила об обиде. А у неё не было настроения оправдываться. Юлия молча выключила свет и пошла в комнату дочери. Она долго не могла уснуть, мысли мешали, будто рой надоедливых насекомых. Сначала она себя отругала за то, что поддалась безумному порыву и целовалась с женатым мужчиной, зная, что её ждет дома Осипов. Потом она оправдала свои действия тем, что это не распутство двух взрослых и несвободных людей, а настоящее чувство. Через пару минут, она мысленно взбунтовалась против молчаливого осуждения Андрея, считая, что он сам виноват, потому что уделяет ей мало внимания. Уже под утро ей безумно стало себя жалко, и она даже всплакнула в подушку о своей несчастной женской доле. Только в пятом часу она уснула, продолжая шмыгать носом, как маленький ребенок.

Когда сонная Юля, лениво потягиваясь, пришла утром на кухню, то увидела короткую записку на столе: «Ушёл на работу». И подпись. Юлия села на стул. Было что-то необъяснимое в этих последних событиях: невольное признание Виктора в любви, их страстные поцелуи на улице ночного города и безмолвная обида Андрея.

Все так логично и в то же время неожиданно. Также, как почти два года назад, когда Юля устроилась работать на студию «Телеком» и познакомилась с майором Осиповым, который искал убийцу главного режиссера. Казалось, вот он, Андрей, такой надежный и настоящий. Шло время, но даже намеки его лучшего друга и коллеги Вениамина Колесникова о том, что пора бы распрощаться со статусом холостяка, не возымели никакого действия. По взаимному решению, Андрей переехал жить к Юле. И никаких планов на будущее, никаких перспектив настоящей семьи и рождения общего ребенка. А этим летом в ней что-то надломилось. Возможно, просто устала ждать предложения. Или, может быть, поняла, что друг и коллега Виктор Николаев, все это время ухаживающий за ней, вдруг стал ближе и понятнее. Совместное расследование убийства дяди Вани Чугунова и раскрытие тайны Георгиевской сабли, принадлежавшей её прадеду, неожиданно сплотило и сблизило их. Она вспомнила, как Виктор разыскивал её, когда она попала в беду. И незачем лукавить, что именно тогда, когда он спас её, найдя обессиленную в сыром подвале чужого дома, она почувствовала к нему не только благодарность. Вспыхнуло взаимное чувство. Тогда, четыре месяца назад, она попросила его: «Не торопи меня», и Николаев все это время вел себя благородно, не провоцируя и не упрекая. У них было время понять, что на самом деле происходит с ними. И сейчас Юлия созрела, чтобы разорвать этот любовный треугольник.

Майор Колесников стремительно зашёл в кабинет и положил на стол перед Андреем папку с документами.

— Здесь опросы соседей по убийству на Октябрьской. Виталий сейчас всё рассортировал. Андрюшка Борисыч, какие у тебя соображения по этому делу? — он уселся напротив коллеги.

— Думаю, что «работал» один человек, — Осипов почесал затылок, — никакого шума и следов. Убийца хорошо рассчитал время: и соседей нет, и жертва дома одна. По словам тех же соседей и бывшего мужа в комнате ничего не пропало. Хотя, — он усмехнулся, — я не опирался бы в своих выводах на эти показания.

— Согласен, — Колесников откинулся на спинку стула, — все они — люди заинтересованные!

— По тому, что не присутствуют явные мотивы для убийства, делаю вывод, что история давняя, и совершено преступление кем-то из ближайшего окружения, — задумчиво произнес Осипов.

— Например? — усмехнулся Вениамин.

— Это может быть неудачливая соперница, отвергнутый поклонник, бывший муж или его «дружки», которым он задолжал большую сумму, — уныло перечислил Андрей.

— А, между тем, Гафуров Илья Тимурович не состоит в официальном разводе с убитой Камиллой Гафуровой!

— Да ты что?

— Да, она подавала на развод, но он не пришёл на заседание суда! — Колесников провел своей широкой ладонью по лицу, — И это мне кажется странным! — и он начал рассуждать о нелогичности поступков Гафурова.

Андрей смотрел на своего коллегу и товарища, раскладывающего все известные факты по полочкам. Он вдруг подумал, что с другом ему повезло, а вот с женщинами никак не получается. Осипов вздохнул, вспомнив Юлю.

— Да, ты меня не слушаешь, Борисыч! — щелкнув пальцами перед лицом Андрея, воскликнул Вениамин, — Что стряслось у тебя?

— Всё отлично, — махнул тот рукой, — извини, просто отвлекся.

— Неужели с Юлей поругался? — предположил Колесников.

— Слушай, Шерлок, — усмехнулся Осипов, вспомнив студенческую кличку друга, — это к делу не относится!

— К делу, — Вениамин хлопнул ладонью по папке с документами, — может и не относится, а мне лично важно, что у моего друга на душе!

— Ты понимаешь, — виновато проговорил Андрей, — я вернулся с работы вчера, а Юли нет и нет. Пришла в двенадцать ночи и, ничего не объясняя, ушла спать в дочкину комнату…

— А ты, значит, обиделся, что женщина тебя с работы ни с хлебом-солью встречает, а возвращается поздно? — Колесников встал и отошёл к окну, — А ты забыл, что она журналист? Что у неё еще есть дочь, что отец лежит с инсультом и куча проблем, в которые она тебя не посвящает?

— Она могла бы просто объяснить, — начал оправдываться Осипов.

— Кому объяснять? Тебе? — Вениамин отвернулся от окна и посмотрел с иронией на своего друга, — А ты что сделал для своей любимой женщины? Пришёл с работы и уселся перед телеком?

— Нет, я просто лежал на диване и ждал!

— А мог бы приготовить ужин, разложить постель, наконец! Да что там, — он махнул рукой и сел опять на свой стул.

— Твоя Даша… — сказал Андрей и замолчал, столкнувшись с осуждающим взглядом товарища.

— Я с Дашей встречался два месяца и сделал ей предложение, а ты с Юлей живешь почти два года и тянешь кота за хвост! Или ты думаешь, что такой красивый, умный и богатый, и пусть она радуется, что ты вообще с ней рядом?

— Венька, — простодушно проговорил Осипов, — ты же знаешь, что это не так! Ты знаешь, что я Юльку люблю, но мой первый неудачный брак…

— Не могу ничего тебе ответить, кроме того, что глупо мусолить годами одно маленькое сексуальное происшествие, которое, извини, сложно назвать браком, — он покачал головой и решительно продолжил тему убийства, — Мне этот Гафуров очень несимпатичен! Он женился на девушке из интеллигентной семьи сразу после смерти её отца, и пришёл жить, как говорится, на всё готовенькое. Шикарная трехкомнатная квартира в самом центре, да там потолки почти четыре метра, представляешь? А потом всё нажитое её родителями продал, бросил жену с дочкой в коммуналке, а сам уже с другой!

Андрей встал со своего места, подошел к Колесникову и подал ему руку:

— Спасибо, тебе!

Тот улыбнулся и пожал протянутую ладонь:

— Так что думаешь по поводу Гафурова?

— Меня удивляет то, что он не забрал к себе жить пятилетнюю дочь. У него что, сердце не болит, как там его ребенок у чужой тетке? После такого циничного поступка, я могу с легкостью его подозревать в убийстве, — вернувшись к рабочей обстановке, ответил Осипов.

— Вот тут я с тобой согласен! — подмигнул Вениамин.

Симонова решила не откладывать в долгий ящик поход к Ксении Романовне за обещанным ей холстом. Она уже мысленно представляла процесс работы над своей будущей картиной. Руки заранее чесались от предстоящего погружения в почти забытый мир сочных мазков, смешивания масляных красок, запаха растворителя и скипидара. Лишь только она сдала готовую авторскую передачу на понедельник главному редактору, сразу достала визитку профкомовской коллеги и набрала ее номер. Ксения продиктовала ей адрес, и журналистка помчалась на остановку маршрутного такси. Когда перед Юлей распахнулась дверь с красивым декоративным покрытием «под дуб», она сразу не узнала хозяйку. Ухоженная и немного ироничная Ксения дома оказалась симпатичной женщиной под сорок с прихваченными деревянной заколкой светлыми волосами и нежно-голубом халатике «а-ля французский прованс». Она была настолько хороша в своей натуральности, что Юля невольно залюбовалась приятельницей.

— Ну, что же ты встала, как вкопанная? Проходи! — улыбнулась Ксения, приглашая гостью в квартиру.

Юля прошла, с интересом разглядывая интерьер. В квартире было просто и одновременно роскошно. В кухне-столовой стоял камин, над которым висели часы, изготовленные в том же стиле, что и очаг. Пузатый самовар и бронзовые подсвечники придавали помещению какую-то средневековую фундаментальность и обстоятельность. А рядом — расписные глиняные горшки и деревянные ложки типа «Хохлома». На стенах — клетчатые обои, а на полу рядом с камином — настоящая связка березовых брусков.

— Как в краеведческом музее, — восхищенно произнесла журналистка, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, — будто попала в настоящую русскую избу!

— Ты угадала, — негромко засмеялась хозяйка, — все наше, фамильное, не с блошиного рынка, а доставшееся по наследству от бабушек и дедушек.

— Ух, ты, — улыбнулась гостья, — замечательное наследство! А это кто? — она протянула руку в сторону торцовой стены, на которой в разных стильных рамочках висели старинные семейные снимки.

— Наши предки, — с достоинством ответила Ксения, — практически всё родословное дерево.

— Обожаю старинные фотографии, — с искренним восторгом промолвила Симонова, — и раньше удивлялась, почему у всех людей на фотокарточках одинаковые позы? Вы обращали внимание? — она кивнула хозяйке, — Мужчины обычно кладут руки на плечи женщин, а те опираются локотком на столики, или держаться за руки.

— Действительно, — покачала головой хозяйка.

— Я недавно об этом прочитала, — продолжила между тем Юля.

— Какая ты наблюдательная, — Ксения внимательно посмотрела на снимки, — и почему же у них такие позы?

— Дело в том, что технология фотографических снимков была другая, не как современная. Чтобы получился качественный снимок, людям приходилось достаточно долго стоять или сидеть неподвижно перед камерой, иначе в условиях длинной выдержки он был бы неудачным, — журналистка вздохнула, — и плюс для многих это было ещё и непривычное и волнительное действие. Поэтому им предлагали класть руку на плечо или опираться на этажерку, которые имелись в каждом фотоателье.

— Ну, надо же, как интересно. Теперь и я буду это знать, — качнула дама головой и, повернувшись к Юлии, жизнерадостно предложила, — а сейчас пойдем пить настоящий индийский чай из самовара!

Гостья не смогла отказаться от такого предложения, тем более, что ей было удивительно комфортно на этой кухне.

— Правда, самовар электрический, но это же — не главное? — улыбаясь, добавила хозяйка.

— Ксения Романовна, — вежливо обратилась она к женщине, но та ее тут же перебила.

— Просто Ксения, — усмехнулась она, разливая душистый чай в фарфоровые чашки, — и давай на «ты», а то я чувствую себя старухой, а мой говорит, что у него мама — молодая!

— Хорошо, — кивнула Юля, — а где твой сын?

— Наш Мишенька заканчивает школу, поэтому три раза в неделю к репетиторам ходит. Идет на золотую медаль! — с гордостью сообщила она.

— Какой умница!

— Последний год в школе, решающий, — вздохнула Фролова.

— Ксения, ты мне обещала наработки моей предшественницы по организации выставки, — напомнила Юля.

— Я помню, — хозяйка разрезала пирог, — угощайся, это я сама испекла к твоему приходу. А папку с записями и холсты я уже положила в коридоре у входа, чтобы не забыть. Ты не торопишься?

— Нет, — Симонова достала из сумки коробку конфет и положила на стол, добавив, — это к чаю.

— Спасибо, — Ксения безжалостно разорвала упаковку и открыла коробку, — я — сластёна!

— Я — тоже, — улыбнулась Юля.

— Кстати, я тут смотрела новости, и как раз шел твой сюжет о подмене картины. Мы с мужем были в шоке. Как могло такое случиться, что в областной картинной галереи украли такой шедевр? Да ещё подсунули копию! Эта пастораль, наверное, стоит бешеных денег!

— Я даже не представляю, — ответила журналистка, — мне очень жаль, что наши дети не увидят подлинную «Пастушку» Огюста Лепажа. Это полотно было настоящим украшением всей экспозиции.

— Юль, а как ты думаешь, ее смогут найти и вернуть на место?

— Дело завели, но вероятность найти картину, невелика. Неизвестно, когда это случилось, а после экспертизы прошло больше восьми лет. За это время она могла оказаться далеко за пределами нашей страны. Сейчас, особенно за границей, несложно найти покупателя даже на украденную вещь, да и мода на старинные картины у богатых всегда была, — она развела руки в разные стороны.

— Это точно! Мы в прошлом году с семьей ездили на Кипр, — Ксения улыбнулась своим воспоминаниям, — и заходили в гости к одному знакомому, бывшему однокласснику моего мужа. Тот по случаю купил там дом, — она качнула головой, — да, какой там дом, целый замок! Всё так пафосно: подсвечники, канделябры, а по стенам развешаны картины в золоченых рамках. Хвастался, что подлинники, представляешь?

— Представляю, — уныло ответила журналистка, — обидно, что многие хозяева мировых шедевров не разбираются в изобразительном искусстве, а полотна нужны им для позерства, не более того.

Когда Юля вернулась домой, то, еще поднимаясь по ступенькам в подъезде, услышала громкую музыку. Открыв дверь ключом, она обнаружила компанию одноклассников своей дочери, завывающих в микрофон перед экраном телевизора.

— Мамочка, а мы поем в караоке! — радостно сообщила Марта, увидев ее.

— Это я поняла еще на первом этаже, — улыбнулась Юлия, — по какому случаю такое веселье?

— У нас преподаватель математики заболела, вот я и пригласила к нам своих подруг, — немного виновато ответила девочка, — мы уйдем сейчас ко мне в комнату, а ты отдыхай!

— Ладно, — махнула Юля рукой, — спойте еще несколько песен, а я приготовлю шарлотку к чаю, — она посмотрела на притихших школьниц, — согласны?

Под единодушное «да» она удалилась на кухню, услышав в след веселые аккорды очередной популярной песни. Когда компания детей напелась, растерзала яблочный пирог и, оставив груду грязной посуды на кухне, разбрелась по домам, вернулся с работы уставший Андрей. Симонова вздохнула и опять принялась возиться у плиты, чтобы приготовить ужин.

— Юленька, — она вдруг почувствовала его горячее дыхание у себя за спиной, — я вчера повел себя, как обиженный подросток. Прости меня!

Она резко обернулась и увидела перед собой букет своих любимых желтых роз и голубые глаза Андрея, с нежностью смотрящие на неё.

— Это ты прости меня, — с трудом произнесла она из-за неожиданного спазма в горле, — я виновата перед тобой.

Она уже была готова рассказать, что увлеклась и гуляла по ночному городу с Виктором, что даже целовалась с ним, но Осипов трогательно обнял её и улыбнулся:

— Запомни: ты ни в чем не виновата!

Он ушел смотреть телевизор, а Юля всё стояла у плиты и, покусывая губы, ругала себя за тот вечер и за свою несерьезность. Потом, спохватившись, закончила все дела по хозяйству, поужинала с Андреем и Мартой, а, когда улеглись в постель, она поинтересовалась:

— Как продвигаются дела по расследованию убийства Гафуровой?

— Появилась очень интересная информация относительно бывшего мужа убитой. Оказывается, они официально не разведены, но, — Осипов по привычке поднял вверх указательный палец, — живет Илья Гафуров со своей сотрудницей, которая уже ждет от него ребенка.

— Действительно, интересно, — в раздумье произнесла Юля, — а что ему мешало оформить расторжение брака с Камиллой, если там уже другая семья? Прошло достаточно много времени.

— И я о том же, — согласился Андрей.

— А кем работает этот Илья? — не без любопытства спросила она.

— Врачом, а его новая дама сердца у него медсестрой.

— Врачом? — искренне удивилась Юля.

— Да, наш старлей Виталик разузнал, что Камилла и Илья познакомились при поступлении в мединститут. Только девушка не прошла по конкурсу, а он поступил на бюджет. Камилла устроилась работать санитаркой, отпахала целый год в больнице и повторила попытку поступления в медицинский. Но опять не набрала нужное количество баллов. После этого она окончила курсы парикмахеров и вышла замуж за Илью. В двадцать лет она родила дочь и окончательно похоронила мечту стать врачом.

— Грустная история, — проговорила Юлия, — получается, что пока этот Илья учился, его молодая жена зарабатывала деньги и содержала семью, а он получил диплом и бросил ее с ребенком.

— Да, но вначале он вынудил Камиллу продать жилплощадь, оставшуюся ей от родителей, — грустно добавил Осипов.

— А ты узнал, зачем ему нужны были деньги? Сумма, я думаю, не малая.

— Естественно, узнал, — усмехнулся Андрей, — пока Гафуров был студентом, он тоже подрабатывал. Говорит, хотел свой бизнес организовать, а для этого нужен был начальный капитал.

— Студент мединститута хотел уйти в бизнес? — журналистка недоверчиво покачала головой, — «Свежо предание, но верится с трудом». А алиби на момент убийства у него есть?

— Его сожительница сказала, что он был дома. Но ты сама понимаешь, чего стоит такое алиби. Да, мутный он какой-то, — Андрей посмотрел задумчиво в окно, — а ты ходила в парикмахерскую на Октябрьской?

— Конечно, — она подперла кулачками подбородок, — сотрудницы Камиллы рассказали мне о проданной родительской квартире в центре города, об обещаниях бывшего мужа «развернуться» и построить дом, — она вдруг замолчала, заметив на полу у телевизора заколку Марты. Юля мысленно усмехнулась своей догадке: «Любимое чадо так прыгала с микрофоном, что не заметила потерю заколки!»

Она резко повернулась к Андрею и спросила:

— А ты не знаешь, почему маленькая дочка Камиллы живет у чужой тети, а не у родного отца?

— Гафуров сказал, что ничего не знал об убийстве бывшей жены. Обещал забрать девочку к себе, но, — Осипов махнул рукой, — как-то неуверенно он это пообещал, когда получал подписку о невыезде.

— Его подозревают?

— Да, но у него нет мотива, — Андрей усмехнулся и добавил, — пока.

— И способ умертвить молодую женщину какой-то странный, — Юля натянула на себя одеяло и поежилась, — по крайней мере, для врача.

— А, может, этот Илья как раз и рассчитывал на то, что подумают на какого-нибудь бомжа, который грохнул Камиллу кирпичом, чем на дипломированного доктора? — Осипов нежно провел ладонью по волосам Юли, — Давай спать, ты, наверное, устала.

— Я в выходные хочу сходить в квартиру, где жила эта бедняжка. Напиши мне ее адрес.

— Комната Гафуровой опечатана, — Андрей пожал плечами, — хочешь поговорить с соседями?

— Да, — она улыбнулась, — и не думай меня отговаривать! А еще мне нужны адреса той квартиры, где она жила раньше со своими родителями и нового места обитания Ильи.

— Юленька, у тебя на телестудии своей работы хватает или, — он усмехнулся, — соскучилась по сыскному делу?

— Не то, чтобы соскучилась. Я не знаю почему, но меня это убийство ужасно волнует, — журналистка стала серьезной, — чувствую, что там всё не просто и кроется какая-то загадка.

— Я доверяю твоему уникальному чутью и невероятной интуиции. Завтра на работе все перепишу и предоставлю тебе. Адрес места преступления я помню: улица Октябрьская, дом семнадцать.

Юля благодарно чмокнула Андрея в щеку.

— Симонова, ты чего там возишься? — голос главного редактора раздался неожиданно за спиной.

— Я выбираю микрофон, — Юля растерянно глянула на Карину, — в прошлый раз на съемке отходил какой-то контакт, и звук получился некачественный.

— Надо было сразу инженеру отнести! Это его обязанность — следить за аппаратурой, — безапелляционно произнесла та, — вам в городскую администрацию уже ехать надо, а ты собираешься, как вор на ярмарку!

Накинув кофр с кассетой и микрофоном на плечо, Юля стремительно направилась вниз по лестнице. В машине уже сидел оператор Антон с водителем Гришей. Антон, вышедший на работу после очередного отпуска, делился впечатлениями, описывая в красках курорт в Болгарии.

— Тебе там понравилось? — вежливо спросила журналистка сотрудника.

— Конечно, — заулыбался тот, — под конец море было уже холодноватое, но это же не главное!

— А что — главное? — спросила коллега.

— Компания!

— Да, согласна, — кивнула Юля.

— Представляешь, я подружился с одним актером из Москвы, такой хохмач! Столько историй рассказывал, что смеялись с утра до ночи!

— А как фамилия этого актера?

— Да ты его не знаешь, — небрежно махнул рукой оператор, — он почти не снимается, но зато озвучивает многие фильмы и мультики. Говорит, вызвали однажды на работу в выходной звук дописать. Ну, он взял с собой пятилетнюю дочку. Жена сделала ей хвостики, повязала бантики, а он купил по пути коробочку сока, чтоб ей не было скучно одной. Посадил девочку в студии, а сам пошел на запись за стеклянную ширму. Короче, в этот день они дублировали фильм ужасов. Возвращается в студию к дочке, а у нее, бедняге, вид испуганный. Один хвостик вверху, другой — внизу, коробка от сока помятая, а трубочка стала гофрированной: покусанная по всей длине. Дочь смотрит на отца и тихо говорит: «Папочка, мне было совсем не страшно».

Водитель громко засмеялся, а Юля улыбнулась и покачала головой:

— Бедный ребенок!

— А чего? Дети должны знать, чем занимаются их родители, — весело прокомментировал оператор.

— Мне один знакомый рассказывал, — начала журналистка, — как в детстве потерял в школе ключи от квартиры. Ему было лет десять. Что делать? Пошел к отцу на работу в больницу. Спрашивает в ординаторской: «А где доктор Галкин?», ему отвечают, что его отец пошел в морг, который находится на территории больницы. Мальчик направился туда. У дверей морга стоят санитары, молодые ребята, и курят. Он им бодро говорит: «Здравствуйте! А я — к папе!» А те ему цинично выдают: «Проходи, пацан, выбирай любого, там много пап!»

Оператор и водитель дружно захохотали.

— Это покруче будет, чем просмотр ужастиков! — Антон похлопал журналистку по плечу, — нашел он папашу в морге?

— Нет, тот сам вышел!

Зайдя в зал заседаний городской администрации, Юля увидела свою подругу Лену Матвееву с другого телеканала.

— Симонова, — помахала ей та рукой, — садись рядом со мной!

— Что сегодня будут обсуждать? — спросила Юля коллегу, усаживаясь на свободное кресло.

— Снос ветхого жилья, — Лена протянула ей пресс-релиз, — возьми, пригодится для сценария.

Не успели подруги пообщаться, как президиум заполнили руководители администрации и совета народных депутатов. И полились речи, смысл которых сводился к тому, как отцы города неустанно заботятся о простом народе. Звучали призывы о нуждах населения, аварийном жилом фонде и несознательности некоторых граждан, которые не хотят переселяться в комфортабельные современные квартиры.

— Конечно, — шепнула Матвеева в ухо Юле, — живут люди всю жизнь в центре, а их отправляют в новостройки к черту на кулички!

— Я бы тоже не согласилась, — кивнула Симонова.

В конце совещания зачитали списки домов на снос в ближайшие полгода.

Юля слушала в пол-уха, но при словосочетании «Октябрьская, семнадцать», она вздрогнула.

— Октябрьская, это же в Дзержинском районе? — на всякий случай уточнила она у коллеги.

— Да. Даже удивительно, что будут сносить несколько домов на окраине, — тихо проговорила Лена.

На обратном пути на студию она думала о только что услышанной информации. «Как это меняет дело, — решила она, — Андрей сказал, что у бывшего мужа Камиллы нет мотива для убийства. А вот он, этот ужасный мотив! Если они там прописаны втроем, то получат отдельную квартиру в современной новостройке. А это уже не комната в коммуналке! Надо обязательно сходить к Илье и разузнать, в каких жилищных условиях он сейчас проживает со своей новой беременной гражданской женой. И тогда можно будет делать выводы!»

Юля уже заканчивала сценарий, когда около ее рабочего стола появилась Карина Давидовна и громогласно известила журналистку о том, что кроме сюжета, который пойдет в новостях сегодня, ей надо сделать развернутый репортаж о сносе ветхого жилья на понедельник.

— Там видеоматериала только на новостной сюжет, — Юля попыталась отказаться от скучной темы.

— Симонова, ты — журналист или кто? — главный редактор встала в позу быка с медленно наливающимися кровью глазами, — Пошли оператора сделать подсъемку! Давай, не отлынивай!

— Хорошо, — согласилась Юля, понимая, что спорить с начальством бесполезно, — а на сколько минут репортаж?

— Не меньше десяти. Да, и еще сделай сюжет с Тельмановым из департамента культуры о судьбе картины этого, — она подняла взгляд к потолку, вспоминая имя художника.

— Огюста Лепажа, — подсказала журналистка, уверенная, что Карина не вспомнит то, чего никогда не знала.

— Точно, — начальница повернулась на сто восемьдесят градусов и «поплыла» в сторону своего кабинета.

Юля взяла бланки заявок на съемки, собираясь воспользоваться советом Карины, и послать одного оператора, как вдруг гениальная мысль посетила ее голову:

«Это же прекрасная возможность поговорить с соседями Камиллы Гафуровой!» Она уверенным почерком написала: «Ветхое жилье. Октябрьская, дом семнадцать». А если с ней поедет Виктор, то это будет удачная съемка с разведкой на местности. Журналистка подскочила к графику и, увидев, что Николаев в первой половине дня субботы свободен, сразу вписала его фамилию в графу: оператор. Схватив трубку рабочего телефона, она позвонила помощнице Тельманова — Елене Васильевне Пучковой. После недолгой паузы Лена назначила время на утро понедельника. Схватив две заявки, Юля отправилась к координатору. Ларочка была в декретном отпуске, и ее заменяла хрупкая Вера Шевченко с густой челкой над самыми бровями и роскошным хвостом из светло-русых волос. Все сотрудники, не сговариваясь, по привычке называть Ларису — Ларочкой, тут же окрестили Шевченко «Верочкой». Новая координатор интересовалась диетой, косметикой и неженатыми сотрудниками. На ее рабочем столе всегда лежал открытый модный журнал с яркими фотографиями фруктов, овощей, губных помад и загорелых мужчин. Не успела Симонова зайти в кабинет, как координатор выдала ей ненужную информацию:

— Юль, я хочу попробовать стать вегетарианкой! Как ты на это смотришь?

Симонова на это никак не смотрела, более того, кроме двух сюжетов и актуального репортажа, у нее были наполеоновские планы на предстоящие выходные дни. Сделав паузу и придав своему лицу самое серьезное выражение, она проговорила с заметной иронией:

— Верочка, человек — хищник! Но, если ты собираешься изменить свою систему питания, то это твое личное дело!

— А ты знаешь, что в мясе убитых животных содержатся вещества, которые провоцируют у человека рак? — с устрашающим видом опять задала вопрос координатор.

— А ты знаешь, — журналистка мигом сообразила, как ответить девушке, — какова длина кишечника у травоядных животных? Ну, например, у коровы?

— Нет, — растерянно произнесла Верочка.

— Более пятидесяти метров, — огорошила её Юля, — чтобы переработать весь силос, съедаемый за день! И учти, что, отказываясь от пищи животного происхождения, ты начнешь много есть!

— Надо же, — сотрудница покачала головой, не сводя глаз с журналистки, которая почувствовала, что мгновенно выросла в глазах молоденькой сотрудницы.

— Не забудь внести в график мои заявки, — закончив недолгую дискуссию, проговорила Симонова и покинула кабинет.

4. Портреты в унылом интерьере

Юля любила работать в выходные. На студии обычно никого не бывает, кроме охранника. Чувствуешь себя полноправной хозяйкой. Это первый плюс, а второй — за пару или тройку часов съемок зарабатываешь целый отгул! По привычке Симонова заглянула в безлюдную редакторскую. Она мимоходом посмотрела на стене график выездов и отправилась в комнату к операторам. Николаев нагружал себя аппаратурой. Он аккуратно повесил на плечо видеокамеру, подхватил штатив и, оглянувшись на стук каблуков, протянул коллеге набитый кофр.

— Куда едем? — спросил он деловито.

— Снимать ветхое жилье в Дзержинском районе.

— Ааа, — протянул он разочарованно, — это я в графике видел. Ты же обещала, что мы будем искать новые факты и улики по убийству.

— Одно другому не мешает, — хитро подмигнула она.

— Постой-ка, — оператор заулыбался, — едем в тот район, где произошло преступление, да?

— Не просто в тот район, — журналистка повесила на руку потертый кофр, — в тот самый дом!

— Это ты удачно придумала, — отметил Виктор и пошел по длинному узкому коридору на выход.

Дом семнадцать никак не отличался от своих собратьев на неширокой Октябрьской улице с лоскутным асфальтом. Обыкновенная двухэтажная постройка с сырым подъездом и цементным полом, у торца которой стояли открытые мусорные баки, щедро разбавляя воздух городских окраин целым букетом гнилостных запахов пищевых отходов. Съемочная группа из двух человек поспешила в подъезд.

— Начнем с первой квартиры, — проговорила Юля и уверенно нажала на кнопку звонка.

Через пару минут выглянул нетрезвый мужик в несвежей майке и, бегло осмотрев незваных гостей, буркнул:

— Че надо?

— Здравствуйте! — начала бодро журналистка, — Мы с телевидения! Нас интересуют несколько вопросов, связанных с новым проектом городской администрации о сносе ветхого жилья. Скажите…

Хозяин почесал волосатую грудь и захлопнул дверь, даже не дослушав корреспондентку, которая тут же повторила попытку взять интервью и вновь нажала на звонок.

— Отвали моя черешня! — услышали телевизионщики через «картонную» дверь заплетающийся голос.

— Хорошо, что не матом, — усмехнулся Виктор.

— Ну, что же, — вздохнула Юля, протянув руку к следующей двери, — это нормально! Будем продолжать опрос.

Хозяйка второй квартиры оказалась упитанной женщиной с металлическим ободком в рыжеватых волосах. Она доброжелательно распахнула дверь, вытирая руки о фартук.

— Давно пора, — выдала тут же она, разом решив проблему сноса их дома, — трубы все ржавые, с потолка известка сыплется, пол ходуном ходит, — она безнадежно махнула рукой.

— Вы обращались в свою жилищную контору с этими проблемами? — Юля, заметив, что женщина грамотно отвечает, решила её спровоцировать для остроты сюжета, — А, может, стоит попробовать отремонтировать потолок и трубы заменить?

— Что вы, милые мои, — разговорчивая собеседница усмехнулась, — здесь никакой ремонт не поможет. Муж говорит, что лаги прогнили. Дом-то наш построен в пятидесятых годах прошлого века!

— А, если вам не понравится район, в который вас переселят? — участливо спросила корреспондентка, держа микрофон в руке.

— Да разве есть район, хуже нашего? — ответила та вопросом на вопрос.

— Вы имеете в виду, что здесь много криминальных элементов?

— Да, вроде, люди, как люди. Бывает: напьются, поскандалят. Но такое везде случается, — рассудительно ответила женщина.

— Такое случается, но у вас в доме на днях было совершено убийство! — во время возразила Юля.

— А, вы нашу Камиллочку имеете в виду, — она тяжело вздохнула, но тут же отчаянно вскрикнула и со словами: «Ой, у меня картошка пригорает!» мгновенно исчезла в темной пасти коридора.

Симонова разочарованно посмотрела на оператора, всем своим видом выражая ординарную фразу: «Ну, вот. На самом интересном месте!»

Однако, через минуту из глубины квартиры раздался голос её хозяйки:

— Ребята, проходите на кухню!

Журналистка кивнула коллеге, и они зашли в коридор. Несмотря на облезлый фасад здания, в квартире было чисто и уютно. Дама с ободком активно помешивала деревянной лопаткой в сковородке картошку.

— Садитесь, я вас чаем угощу, — предложила она.

Коллеги согласились, внутренне радуясь, что добродушная женщина готова к разговору о погибшей соседке. В кухню заглянул мальчик, лет девяти со смешными торчащими ушами.

— А можно, я тоже попью чай? — тихо спросил он у матери.

— Данилка, какой ты любопытный, — усмехнулась хозяйка и, посмотрев на гостей, пояснила, — к нам же никогда не приходили с телевидения!

— Да, нет, — смущенно оправдываясь, проговорил мальчик, — я не поэтому. Я просто хочу пить.

— Ладно-ладно, садись, — кивнула она сыну.

— Вот что интересно, — сделав глоток из чашки, сказала Юля, — убили вашу соседку, а никто ничего не слышал и не видел.

— Да, кто же увидит, — женщина опять махнула рукой, — все по своим норам попрятались. Я только на следующий день узнала, что Камиллочки больше нет! Вот, беда-то!

— Может быть, у нее враги здесь были? — спросил Виктор.

— Что вы, она такая добрая была! Всегда поможет по-соседски. Вон, — хозяйка погладила сына по волосам, — моего охламона подстригала всегда. И никогда денег не брала.

— Значит, никто не видел ничего подозрительного? — Юля вопросительно посмотрела на женщину.

Та пожала плечами.

— И никто из подъезда ничего не заметил?

Хозяйка опять молча только руки развела.

— А соседи по квартире не могли убить Камиллу? — Николаев осторожно поправил камеру на коленях.

— Они, конечно, любят выпить, но с ней никогда не ссорились. Наоборот, они уважали ее.

— А вы, наверное, приходите с работы поздно? — журналистка оглядела кухню. — И домашних дел полно. По соседям не ходите, да?

— Это верно, да еще сейчас темнеет быстро, — согласилась женщина, — пока туда-сюда, и уже ночь.

— А Данилка дома один, когда вы на работе?

— Да, он у нас самостоятельный! Сделает уроки, погуляет, а вечером с отцом телевизор смотрят.

— А ты, когда гулял после школы в среду, — Юля посмотрела на мальчика, — тоже не заметил ничего странного?

— Заметил, — сказал с достоинством Данил.

— Что же? — Виктор повернулся к ребенку.

— Незнакомого дяденьку видел у помойки.

— Фуф, Данилка, — его мать легонько дала ему подзатыльник, — у помойки кого только не бывает! Рассадник бомжей со всей округи!

— Да, но только бомжи всегда что-то достают оттуда, а этот, наоборот, туда положил! — ничуть не смутившись, продолжил мальчик.

— Что же он положил? — с искренним интересом спросила сыщица.

— Такую деревянную, — он широко раздвинул руки, показывая размер, — штуку. У нашей бабушки почти такая же есть с фотографиями.

— Рамка, что ли? — предположил оператор.

— Да! — обрадовано согласился юный свидетель.

— А как тот человек выглядел? — продолжила опрос Юля.

Мальчик на минуту задумался, потом посмотрел на мать.

— Вспоминай, сынок, — подбодрила его та.

— На нем было старое пальто серого цвета и борода, — Данилка провел пальцем себе по подбородку, — и шляпа помятая.

— Ой, сынок, сколько в нашем районе таких «помятых»! — покачала головой женщина.

— А портфель у него был красивый, — упрямо добавил тот.

— Какого цвета? — на всякий случай спросила Юля.

— Такой бордовый, с золотым запором, — мальчик неожиданно улыбнулся и добавил, — этот дяденька похож на Циолковского!

— Да откуда ты знаешь Циолковского, чудо мое? — не унималась хозяйка, крутясь у кухонной плиты.

— Наш класс Валентина Васильевна водила в ТЮЗ на прошлой неделе, и мы смотрели спектакль «Звездный мечтатель» про Циолковского.

— И этот мужчина был похож на ученого? — улыбнулась журналистка.

— Вылитый! — махнул головой ребенок.

Симонова вполне серьезно поблагодарила юного свидетеля за информацию и, оставив на всякий случай его матери свою визитку, попрощалась с новыми знакомыми.

На втором этаже соседи ничего нового не добавили. Зато дверь квартиры Камиллы Гафуровой открыли сразу двое, по-видимому, муж и жена. Юля сразу поняла, что это и есть соседи по общей кухне убитой. Она расспросила их про условия проживания и перспективы сноса дома. Повздыхав, те заявили, что с радостью переселятся в отдельную квартиру.

— А то, — немного захмелевшая пожилая тетка сложила руки на груди, — неизвестно кого теперь к нам подселят. С Милкой-то мы жили дружно. А вдруг какая-нибудь скандалистка попадется?

— Можно посмотреть комнату, где жила ваша соседка? — поинтересовалась Юля, сделав шаг в коридор.

— Так ее же менты опечатали! — вступил в разговор мужчина в футболке, одетой наизнанку.

— Мы вас можем только на кухню пригласить, — уважительно предложила его жена.

Как только гости зашли в коридор, они почувствовали неприятный запах перегара с тяжелым сочетанием чего-то тухлого и кислого. Юля пристально осмотрела полы и стены.

— Так че? — мужик стукнул себя ладонью по горлу. — Может, за знакомство по рюмашке?

— Нет, спасибо, — журналистка мило улыбнулась, — мы на работе. А что это за лужа у вас? — она кивнула на пол.

— А, — тетка махнула рукой и засмеялась, — тут кастрюля с квашеной капустой стояла. Я ее убрала на кухню, чтоб людям не мешать.

— Как нашу Милку убили, тут столько народу перебывало: и менты, и врачи, и комиссии всякие! — добавил нетрезвый хозяин.

— Вы сами квасите капусту? — доверительно спросила Юля.

— А как же? Знатный закусон, я вам скажу, — заулыбался он, — моя Катерина делает лучше, чем любой шеф-повар! Хотите попробовать?

— Хотим! — согласилась гостья, а Виктор только поморщился от такого щедрого предложения.

Когда прошли на кухню, телевизионщики осмотрелись. Вид груды грязной посуды поверг журналистку в ужас. Она брезгливо поправила сидушку на облезлом стуле и села на самый край. Мужик залез рукой под стол и достал оттуда старую десятилитровую эмалированную кастрюлю, оббитую в нескольких местах. Он поднял булыжник, потом круглый фанерный блин.

— Щас оцените, — довольно проговорил он, доставая из ящика вилки.

Виктор удивленно посмотрел на сотрудницу, которая поправила вытащенную мужиком деревянную доску. Она стоически попробовала угощение, вежливо похвалила хозяев и даже спросила у тетки рецепт. Когда они, наконец, оказались на улице, Николаев спросил:

— Вот ты интересная, Симонова! Зачем надо было есть эту капусту? Меня воротило от одного вида, а ты…

Юля, смеясь, перебила друга:

— Эта жертва была ненапрасной! Зато я нашла улику! — она ловко достала из кармана куртки багровую нитку и, зажав двумя пальцами, помахала перед лицом оператора.

— Что это? — удивился Виктор.

— А это мы узнаем после экспертизы, — улыбнулась она, — но мне кажется, что это кровь Камиллы!

— С чего ты взяла, что это — кровь, да ещё и убитой?

— У этих соседей нет никаких ран и ссадин, а нитка — темно-бордовая. Обычно, так выглядит засохшая кровь. Может быть, я, конечно, ошибаюсь. Посмотрим отчет экспертов!

Вечером Юля торжественно передала свою находку Андрею, взяв с него обещание — отнести её в лабораторию для исследования.

— Сам подумай, — загадочно проговорила она, — жертва получила удар тупым предметом, обернутым в ткань. Когда эти соседи сказали про капусту, меня как током стукнуло: для квашения капусты используют гнет, и чаще всего обыкновенные булыжники. Помню, у моей бабушки всегда лежал камень на дощатом кружке. Когда произошло убийство, кастрюля стояла ещё в коридоре, преступник мог спокойно взять этот булыжник и, обернув в любую бесхозную тряпку, ударить Камиллу!

— Тогда незнакомец совершил непреднамеренное убийство, — в раздумье проговорил майор Осипов, — а спонтанное.

— Это меняет дело?

— В принципе, да. Рассуждаем логично, — Андрей посмотрел внимательно на Юлю, — человек пришел без орудия убийства, значит, он хотел о чем-то договориться с жертвой. Он не ожидал, что молодая женщина спровоцирует его на преступление, иначе он бы прихватил с собой это самое орудие. Тут несколько вариантов. Например, ему что-то надо было от Камиллы, но она отказала. Или, — мужчина задумался, — она ему пригрозила, возможно, оскорбила. Короче, вывела из равновесия.

— Получается, что Гафурова знала убийцу?

— Скорее всего — да, — кивнул Осипов, — она не пригласила бы к себе в комнату незнакомого человека. Либо он представился официальным лицом.

— Типа: из жилищно-коммунальной службы или страховой компании, да? — предположила Юля.

— Да, верно!

— А ты знаешь, — журналистка хитро посмотрела на любовника, — что дом семнадцать по плану городской администрации в ближайший год идет под снос, как ветхое жилье?

— Нет, не знаю, — Андрей сосредоточенно сдвинул брови, — а откуда у тебя эта информация?

— Я вчера снимала сюжет в городской администрации, — Юля прищелкнула языком, — так что, сведения из первых рук!

— Могла бы мне вчера об этом сообщить, — укоризненно произнес он, — это же многое меняет!

— А что именно?

— Главное, что у Ильи Гафурова теперь есть мотив для убийства своей молодой жены!

— Потому что он имеет право на свои законные квадратные метры в новостройке, да? — кивнула журналистка.

— Предположим, — он опять задумался, — что именно он приходил к Камилле, чтобы о чем-нибудь ее попросить…

— Кстати, Илья мог и не знать о сносе их дома, — пожала плечами Юля, — зачитали список домов под снос только вчера!

— Но эти списки готовили месяц, а то и больше. Значит, он мог узнать через знакомых в городской администрации!

— Мог, — согласилась она, — ты принес мне его адрес?

— Улица Чернышевского, — Осипов заглянул в записную книжку, — дом пятьдесят пять, квартира семь.

— Это квартира его женщины?

— Нет, они её снимают.

— Отлично, значит, собственного жилья у этой парочки нет! Завтра я отправлюсь к ним в гости!

— В качестве кого?

— Представлюсь частным детективом! — не растерялась Юля.

— Нет, не пойдет, — мужчина махнул головой, — он не глупый человек и может сразу тебя раскусить. В итоге — и разговор не получится, и привлечь тебя может по статье.

— А если опрос какой-нибудь организовать для телевидения? У Виктора есть дома видеокамера, — после недолгого раздумья предложила журналистка.

— Понимаешь, Гафурова уже вызывал к себе следователь, потом взяли у него подписку о невыезде, и он прекрасно понимает, что его подозревают в убийстве собственной жены. Он не станет откровенничать по этому делу с незнакомой журналисткой, пусть даже очень симпатичной, — с улыбкой добавил Андрей.

— Что же делать? — с явно расстроенным видом спросила Юля.

— Вот, — он написал номер телефона на листке из блокнота, — позвони ему и представься из жилищной конторы. Попробуй договориться о встрече с Ильей Тимуровичем Гафуровым, — на всякий случай Осипов уточнил отчество подозреваемого.

— Завтра воскресенье, — сыщица вздохнула, — в ЖЭКе — выходной.

— Отложи этот звонок до понедельника, иначе своей спешкой можешь спугнуть доктора! Вижу, — засмеялся он, — твой сыскной настрой и сверкающий взгляд.

— Ладно, — улыбнулась она, — умерю свой пыл и займусь хозяйством. Побалую тебя и Марту пирогами.

— Отличная мысль!

Юля потянулась к телефону и набрала номер родителей.

— Алле, — раздался детский голос.

— Мартуся, я завтра свободна. Давай сходим вместе куда-нибудь, — предложила она дочери.

— Завтра не могу, — вздохнула девочка, — мы с классом идем в театр.

— В театр? — эхом повторила Юлия, — Ну тогда приходи домой после спектакля, устроим пир!

— Хорошо, мамуля, я приду! — радостно согласилась Марта.

5. Эскиз известной пасторали

Утром Юлия поставила «подходить» тесто на теплую батарею и занялась приготовлением начинки для пирога, заодно поставив в кастрюлю вариться свеклу, яйца и картофель. Всё это нужно для салатов, которые так любили домочадцы. Андрей предложил свою помощь по хозяйству, и она с удовольствием скинула на него самое нелюбимое домашнее занятие — глажку белья. Он, со свойственной ему обстоятельностью, разложил гладильную доску, достал утюг и с мужской аккуратностью стал полировать все вещи, при этом что-то мурлыкая себе под нос. В итоге, уже к обеду на диване выстроилась весомая стопка наглаженной одежды и постельного белья, в холодильнике — две наполненные салатницы, а на кухонном столе, красуясь золотистыми боками, стоял пирог. От его душистого запаха в квартире стало уютней и теплей. Марты еще не было, поэтому Юля решила пару часов до прихода дочери посвятить живописи. Она достала из кладовки пакет, который ей дала Ксения. Наткнувшись на папку с документами по подготовке выставки, она переложила ее в сумку, наметив заняться общественной работой между съемками на телестудии. Наконец, Юля вытащила подрамники с натянутыми холстами и улыбнулась. Их было три, а это значит, что у нее есть возможность поработать в разных жанрах.

«Первый и самый большой по размеру, станет пейзажем, на втором будут цветы, — рассуждала она, раскладывая подрамники один за другим перед собой прямо на полу, — а этот…», — Юля перевернула холст и ахнула. На нем уже был рисунок карандашом. И не просто набросок неярким грифелем. Это был эскиз знаменитого полотна Огюста Лепажа «Юная пастушка»!

От этой неожиданной находки журналистка растерялась. Сразу многочисленные и взаимоисключающие предположения стали энергично толкаться в голове с космической скоростью. Она повернулась и посмотрела в сторону дивана. Андрей смотрел телевизор, мирно прихлебывая кофе, и ей совсем не хотелось обрушить на него весь шквал эмоций, которые испытывала в этот момент. Да и напрасно всё это будет. Юля подумала, что он, скорее всего, скажет, что в искусстве не разбирается. Ей нужен человек, у которого этот невзрачный эскиз тоже вызовет неподдельный интерес. И этот человек у неё есть. Юля аккуратно сложила все холсты опять в пакет и убрала в кладовку. Она схватила на кухне ведро с пищевыми отходами и мобильник.

— Я вынесу мусор! — Юля крикнула Осипову и стремительно направилась в подъезд.

На самом деле она спустилась во двор и тут же позвонила Виктору. Быстро рассказав ему о находке, она замолчала, оставив свои предположения пока при себе.

— Ты думаешь, что это рука того художника, который сделал копию «Юной пастушки»? — осторожно спросил Николаев, выслушав с явным интересом сбивчивую речь подруги.

— Возможно, — проговорила Юля, — согласись, это очень странно, что кто-то собирался копировать именно ту картину, которую украли. Мне кажется, что таких совпадений не бывает.

— Похоже, от кого-то был заказ. В нашем городе немного художников, которые могут написать копию на таком уровне! Потом нужно иметь либо постоянный доступ к оригиналу картины, либо качественную репродукцию. По буклету картинной галереи этого не сделаешь.

— Предположим, — журналистка задумалась, — что неизвестный олигарх положил глаз на полотно Лепажа. Но он не хочет скандала, который обязательно последует, если из областной картинной галереи будет украдена пастораль.

— Именно! И он придумывает план, — продолжил Николаев, — как заполучить известную картину и в то же время избежать огласки. Для этого нужно просто подменить её на фальшивку. А что для этого необходимо сделать?

— Изготовить копию!

— Точно!

— Но мне удивительно, почему не дорисован эскиз на холсте, который попал ко мне. Если там ошибка, то ее легко можно было исправить, — она вздохнула, — но подрамник с готовым рисунком «Пастушки» забросили на антресоли и благополучно забыли на долгие годы.

— А если этот толстосум заказал нескольким художникам копии?

— Вряд ли, — ответила Юля, — дело это уголовно наказуемое, и посвящать в него нескольких живописцев нецелесообразно. Тем более, в нашем небольшом городе!

— Ты права! А, может, заказчику просто не понравился эскиз? — сделал новое предположение Виктор.

— Как правило, полуфабрикат не показывают, — с сомнением ответила Юля, — тут что-то другое…

— Ты меня заинтриговала! Мне надо посмотреть этот холст с рисунком, — после небольшой паузы произнес Николаев.

— Давай завтра после работы, — предложила она.

Вернувшись домой, Юля стала обдумывать, кто этот неизвестный художник, начавший делать копию пасторали? Она тут же набрала номер телефона коллеги по профкому Фроловой. Ожидая ответа, журналистка вдруг подумала, что по закону подлости, именно сейчас мобильник Ксении разрядился, или она занята, или… Юля не успела придумать еще одно «или», когда услышала голос:

— Слушаю, Юлия!

— Добрый день, — радостно проговорила Симонова, мысленно воздав благодарность всевышнему, — Ксения, я еще раз хочу сказать спасибо за холсты. Они очень качественные, по-видимому, делались профессионалом. Ты говорила, что они остались от бывших хозяев?

— Верно, — согласилась та.

— А что, они были художники?

— Возможно, — ответила Фролова, — Дело в том, что покупкой квартиры занимался муж. Это он общался с продавцом и агентом по недвижимости.

— Понятно, — разочарованно произнесла Юля.

— Однако я, — невозмутимо продолжила собеседница, — разгребая мусор, оставленный после бывших хозяев, видела и кисти, и палитры. Даже старый этюдник валялся на балконе.

— А ты не знаешь случайно фамилию этих людей? — с надеждой спросила журналистка.

— Знаю. Мне же пришлось переоформлять на себя все договоры с коммунальными службами. Раньше здесь жили Галицкие. Имен их не помню, — с сожалением произнесла она.

— А случайно, не Лилия Борисовна? — тут же осенило Юлю.

— Да, точно, — весело ответила Ксения Романовна, — Лилия Борисовна Галицкая. Юлия, ты ее знала?

— Знала, — растерялась и одновременно обрадовалась этой информации Симонова, — она преподавала в моей группе живопись и читала историю искусств в нашей художественной школе.

— Надо же, как мир тесен, — вздохнула Ксения, — на полотнах художницы будет писать ее ученица. Это даже символично.

«Неужели Галицкая — автор эскиза «Юной пастушки»? — удивилась Юля и вспомнила, что именно Лепаж был одним из любимых художников её преподавателя.

Услышав звонок в дверь, Юля попрощалась со своей коллегой по общественной работе и пошла открывать. На пороге стояла Марта, радостно помахивая театральной программкой.

— Знаешь, какой мы интересный спектакль смотрели? — игриво спросила она у своей мамы.

— Не знаю, — улыбнулась молодая женщина, помогая девочке расстегнуть «молнию» на куртке.

— «Звездный мечтатель»! — важно ответила девочка и тут же задала следующий вопрос. — А угадай про кого?

Юля моментально вспомнила рассказ мальчика Данилки, с которым недавно общалась на Октябрьской.

— Про Циолковского?

— Да, — слегка разочарованно проговорила Марта, — ты уже снимала сюжет про этот спектакль?

— Нет.

— А откуда знаешь? — не унималась дочка.

— Мне об этом сказал такой же юный зритель, как ты, — журналистка обняла Марту и повела на кухню угощать обещанным пирогом и любимыми салатами. Андрей тут же присоединился к женской компании. После семейного обеда и веселого общения за столом, все разбрелись по комнатам и занялись своими делами. Юля навела порядок на кухне и собралась присоединиться к Андрею, который смотрел телевизор. И прихватив с собой буклет из ТЮЗа, оставленный Мартой на подоконнике, удобно уселась рядом с мужчиной на диване. Она лениво открыла театральную программку и стала читать.

— Ну надо же! — громко удивилась она и, повернувшись к Осипову, спросила: — Ты помнишь актера Тараса Серегина?

— А в каком фильме он играл? — Андрей убавил звук телевизора и посмотрел на молодую женщину.

— Он не играл в кино, он — наш, местный актер! Между прочим, очень талантливый, — добавила Юля.

— Тогда не знаю, — пожал плечами Осипов, — а что он натворил?

— Ой, Андрюша, если человек ничего не сделал противозаконного, то он тебя не интересует, — она махнула рукой и вздохнула, — удивляюсь, как ты на меня обратил внимание.

— Ты была в числе подозреваемых!

Оба одновременно расхохотались.

— Ну, правда, неужели ты не помнишь Серегина? Ты что, в детстве в ТЮЗ не ходил?

— Ходил, конечно, — он пожал плечами, — но фамилиями актеров никогда не интересовался.

— Хорошо, — сказала Юля учительским тоном, — а какие ты смотрел спектакли в театре?

— Фу, — Осипов выдохнул воздух, сделав губы трубочкой, и усмехнулся, — ну, ты вопросик задала!

— И тем не менее, — она смотрела на мужчину в упор.

— Так-так, — он закрыл лицо ладонями, наверное, чтобы лучше сосредоточиться.

Симонова, как удав, сидела, не двигаясь, и напряженно ждала ответ. В этот момент, она, почему-то, вдруг почувствовала власть над мужчиной. Строгий майор уголовного розыска безнадежно раскачивался из стороны в сторону, вспоминая название какого-нибудь детского спектакля. Юля, наконец, решила сжалиться над ним и подсказать. Она уже открыла рот, но в этот момент Андрей радостно крикнул:

— «Дорогой мальчик»!

— Молодец, — почти по слогам проговорила журналистка.

Осипов, ободренный неожиданной похвалой, выпалил:

— «Карлсон, который живет на крыше»!

— Милый, да ты в детстве был театралом, — с нескрываемой иронией произнесла она и тут же сменила тон, — А если серьезно, Андрюша, то в обоих этих спектаклях играл Тарас Серегин.

— Вот как?

— Да. Он — ведущий артист нашего ТЮЗа. А в молодости все девчонки, помню, были в него влюблены. Тарас был такой породистый, красивый парень с приятным баритоном. Да, — вздохнула Юлия и заглянула в программку, — а теперь он играет Циолковского в старости.

— Ну, а что ты хочешь, дорогая? Чтобы он всю жизнь прыгал по сцене в коротких штанишках?

Осипов произнес очень смешно эту фразу, сопровождая жестикуляцией. Они опять засмеялись.

— А теперь рассказывай, почему ты вспомнила этого актера! — он игриво сдвинул к переносице брови. — Я тебя знаю, у тебя ничего просто так не бывает!

Журналистка сделала театрально беспомощный жест:

— Вы правы, господин майор!

Она в миг стала серьезной и рассказала Андрею о разговоре с соседями покойной Гафуровой и о наблюдениях мальчика Данила.

— Ну, предположим, что этот бородатый бомж в помятой шляпе нашел в помойке, только в другом районе, красивый портфель и рамку для фотографий, — Осипов почесал затылок, — хотел «толкнуть» местным собратьям, но не получилось, вот он и выбросил все это в мусорник, — он сделал паузу и обратился к Юле, — похоже на правду?

— Вполне!

— А с другой стороны, мог быть и преступник, который заходил к Камилле, — он задумался, — но у неё в квартире, по словам соседей, ничего не пропало. Почему тогда, убив женщину, он ничего не взял?

— Для бомжа это странно, — согласилась Юля, — тем более, что в руках у него был портфель, в который можно было положить какие-то ценные вещи.

— Золотую цепочку и кольцо он мог, вообще, спрятать в карман, — Андрей встал и прошелся по комнате, — для него это было бы неплохой добычей.

— А его мог кто-нибудь спугнуть?

— Да в том то и дело, что в это время в квартиру никто не приходил! Воспитательница детского сада привела дочь Гафуровой в начале восьмого. К этому времени Камилла, по заключению медэксперта, уже больше часа была мертва.

— Да, что-то не складывается с этим «помятым», — вздохнула Юля.

— Помню, в фильме «Ва-банк» был персонаж — «Застегнутый». А у нас — «Помятый», — засмеялся Осипов.

— «Так что передать «Застегнутому»? «Пусть расстегнется!» — процитировала журналистка диалог из известной польской кинокомедии.

Андрей засмеялся.

— Возможно, этот бомж ни при делах, — заключил он.

— Думаешь, я только зря потратила время на общение с соседями Гафуровой? — задумчиво проговорила Юля, — А моя улика? Не забудь передать на экспертизу нитку, которую я нашла на булыжнике. А вдруг она в крови Камиллы?

— С утра отдам твою находку. Будем ждать результатов. Только к делу её не «пришьешь», как ты понимаешь…

В понедельник на летучке главный редактор, посмотрев на Юлю, строго спросила:

— Почему у тебя в сюжете не было ни одного интервью? Тема актуальная, и никаких комментариев?

— Опять что-то случилось с микрофоном, — виновато проговорила журналистка, — был брак по звуку.

— Симонова, ты что издеваешься? — Карина возмущенно хлопнула по столу ладонью. — Ни у кого нет брака по звуку, а у тебя уже третий раз!

— А мне кажется, — подала голос Ангелина Владимировна, — что в данном случае надо ставить вопрос о непрофессионализме корреспондента! Свои промахи скидывать на других, это еще и непорядочно!

— Я ни на кого не скидываю, — начала оправдываться Юля, однако Ангелина её перебила:

— За микрофоны отвечает инженер, вот и получается, что ты переводишь на него стрелки!

— Валера, — Карина Давидовна посмотрела на Шкуро, — проверь хорошо все микрофоны! На этом дебаты заканчиваем, — она оглядела сотрудников, — есть у кого-нибудь вопросы?

— У меня, — Юля встала со своего места.

Настроения не было после очередных нападок «пенсионерки», но задание председателя профкома надо было выполнять. Она объявила о предстоящей художественной выставке работников «Нефтегазмета», отдельно обратившись к Виктору Николаеву и Никите Важнову:

— Ребята, у вас месяц, чтобы подготовиться. Наш творческий коллектив не должен стоять в стороне от общественной жизни предприятия! — патриотично закончила она.

— А свои работы принесешь? — с улыбкой спросил оператор.

— Конечно, — ответила Юля.

Когда все разошлись по рабочим местам, она повесила объявление на входе в редакцию. Еще несколько листков она раздала сотрудникам, попросив развесить их в тех подразделениях, куда они поедут. Довольная выполненным заданием профкома, она отправилась на съемку запланированного сюжета.

В вестибюле Департамента культуры стояла Елена Васильевна Пучкова. Она холодно кивнула Юле и жестом показала на лестницу.

— Проходите сразу в кабинет к Антону Эдуардовичу. Он вас уже ждет, — проговорила она.

Съемочная группа стала подниматься на второй этаж. Стуча рядом каблуками по мраморным ступенькам, Елена Васильевна добавила:

— Вы там недолго. У Антона Эдуардовича столько дел!

— Нам хватит минут пятнадцать, — успокоила её журналистка.

— Он который день «сидит» на валидоле, — участливо сообщила помощница Тельманова, — так переживает из-за этой картины, — она театрально покачала головой, — такой стресс!

Юля понимающе кивнула.

— Решил сам найти преступника, — почти шепотом произнесла Пучкова, — говорит, что это дело чести!

— И как же он найдет его? — вполне искренне удивилась журналистка и мельком посмотрела на оператора Антона Костина, подумав, что если бы на съемке с ней был Виктор, было бы о чем после поразмышлять.

— Меня посылал в отдел кадров, всех на уши поднял, — она закатила глаза и сделала томный взгляд.

— И что вы делали в отделе кадров?

— Переписывала всех сотрудников картинной галереи за последние десять лет! Полдня угрохала!

— Их так много? — Юля насторожилась, — Екатерина Дмитриевна сказала, что кадровой текучки в их коллективе нет.

— Екатерина Дмитриевна, — насмешливо повторила имя директора картинной галереи помощница и фыркнула, — это она перед Светланой Юрьевной так рисанулась!

— И сколько же на самом деле оказалось сотрудников за эти годы?

— Уволилось пять, но список я готовила для Антона Эдуардовича всех: и тех, кто не работает, и тех, кто сейчас в коллективе галереи!

— Много?

— Двенадцать! Плюс охрана!

Юлю позабавила наигранная озабоченность Леночки. Она усмехнулась её собственной значимости. «Для таких людей — главное, чтобы всем показать свою незаменимость, — с иронией подумала она, — это называется: „угрохала“ полдня! Двенадцать фамилий переписала!».

— И на каждого сотрудника составила практически досье: паспортные данные, адреса, — продолжала бубнить Пучкова, открывая массивную дверь начальника и пропуская телевизионщиков.

Тельманов расплылся в улыбке, увидев Симонову.

— Добро пожаловать, — он жестом пригласил садиться.

Пока оператор старательно устанавливал камеру на штатив, Юля объяснила хозяину кабинета, какие вопросы интересны для телезрителей. Тот согласно кивнул.

— Знаю-знаю, — он тяжело вздохнул, — что общественность беспокоится. Для нашего города пропажа «Юной пастушки», действительно, трагедия! И это не преувеличение!

Журналистка поставила на подставку микрофон перед руководителем Департамента культуры. Она обернулась и вопросительно посмотрела на оператора.

— Можно, — Антон Костин махнул рукой.

На все вопросы Тельманов ответил грамотно и лаконично. Беседа получилась интересной. Когда интервью записали, Костин выдернул шнур микрофона из камеры и взвалил ее на плечи.

— Всё? — чиновник посмотрел на Юлю.

— Давайте ещё побеседуем, пока мой коллега сделает несколько планов для монтажа, — вежливо предложила Симонова.

— А о чем?

— Можно обо всем, — Юлия пожала плечами, — микрофон всё равно отключен.

— Тогда я спрошу вот что, — Антон Эдуардович улыбнулся, — откуда у вас такие глубокие знания в области живописи?

Журналистка усмехнулась:

— Ну что вы! Я — дилетантка, как, наверное, многие мои коллеги!

— Ни скажите! — мужчина покачал головой. — Как вы здорово ввернули про мазки Огюста Лепажа! Сразу смягчили суровый настрой Светланы Юрьевны.

— Просто почитала свои старые конспекты из художественной школы, — смущенно ответила Юля.

— Вы учились в нашей «художке»? — почему-то обрадовался хозяин кабинета.

— Да.

— А кто преподавал историю искусств?

— Лилия Борисовна Галицкая.

— Лиля? — с неподдельной теплотой в голосе переспросил Тельманов и вздохнул: — А ведь она была моя однокурсница в художественном училище! Поразительная была женщина и талантливый живописец.

— Почему «была»? — искренне удивилась Юля.

— Она погибла, — печально сообщил Антон Эдуардович.

— Погибла? — почти по слогам переспросила журналистка. — Я не знала. А как это случилось?

— Попала под автомобиль, — он отвернулся к окну, будто сосредоточенно что-то разглядывая там. Потом, после недолгой паузы, добавил, — А я в молодости ухаживал за ней. Помните, какая она была красавица?

— Конечно, помню, — согласилась Симонова, — мы её всей группой просто обожали. Она с таким воодушевлением рассказывала о художниках и их творчестве, так непринужденно прививала нам, детям, любовь к искусству.

— От этого больнее потеря, — грустно произнес мужчина, нервно пощипывая свою аристократическую бородку.

— Я слышала, что вы самостоятельно ведете расследование по поиску преступника, который подменил в картинной галерее шедевр Огюста Лепажа. Это так? — спросила журналистка, чтобы отвлечь Тельманова от печальных воспоминаний.

— Да, это верно, — кивнул он, — попробую найти не только преступника, но и картину! Всё-таки я в Департаменте пятнадцать лет работаю, почти всех художников знаю лично.

— Это здорово! — одобрила его Юля.

— Ну, а если не получится, — Антон Эдуардович развел руки в разные стороны, — не судите строго!

— А если картина «Юная пастушка» покинула пределы нашего города?

— Этого я боюсь больше всего, — вздохнул руководитель Департамента.

Вернувшись на студию, Юля обнаружила за своим рабочим столом Виктора. Он безразлично листал какой-то журнал. Увидев коллегу, он радостно улыбнулся и сразу спросил её о планах на вечер.

— Попытаюсь сегодня встретиться с Гафуровым.

— Ты же обещала показать мне после работы эскиз «Пастушки»? — разочарованно напомнил ей Николаев.

— Хорошо. Сначала я позвоню подозреваемому, а потом решим, когда рванем ко мне, — успокоила она мужчину.

Гафурову журналистка дозвонилась не сразу. Но, когда он, наконец, взял трубку, она представилась сотрудницей жилконторы, как советовал ей Осипов. Юлия, войдя в роль, предложила встретиться у него дома, якобы для серьезного разговора, в котором он заинтересован. Илья Тимурович без особого энтузиазма согласился встретиться, но с оговоркой:

— Видите ли, я сейчас живу на съемной квартире, — он секунду помолчал, по-видимому, обдумывая свои слова, — давайте, лучше я к вам сам приду!

Визит Гафурова в жилищную контору совсем не входил в планы сыщицы. Поэтому она предложила встретиться на нейтральной территории, прозрачно намекая, что дело щепетильное.

«Пусть лучше думает, что я — взяточница, которая собирается ему предложить удачный вариант», — решила она.

— Ну, что ж, — безрадостно произнес он в ответ, — заходите в пять часов ко мне в гинекологическое отделение. Я работаю во второй клинической больнице. Вам это удобно?

Помня о том, что новая жена Гафурова работает вместе с ним, Симонову этот вариант устраивал. Ей хотелось посмотреть на эту дамочку.

Положив трубку, Юля тут же уселась за свой стол строчить текст сюжета в новости, как вдруг услышала рядом голос главного редактора:

— Симонова, сегодня Лева Рыбин не сможет провести вечерний эфир. Подмени его, хорошо?

— Карина Давидовна, я не могу сегодня вечером, — Юля растерянно посмотрела на начальницу, — у меня планы!

— Господи, какие у тебя планы? В кино с Николаевым собралась, что ли? — недовольно произнесла та.

— Мне надо в больницу, — честно призналась журналистка.

— Конечно, — услышала она за спиной ядовитое ворчание Ангелины Владимировны, — сначала крутит роман с женатым мужиком, а потом по гинекологам бегает!

Юля поняла, что та подслушала телефонный разговор и сразу почувствовала, как от обиды и незаслуженных оскорблений у неё перехватило горло. Она возненавидела себя за то, что её мозг отказался на минуту работать, чтобы дать достойный ответ этой тетке. Мерзкой и злобной. Она посмотрела на Карину с робкой надеждой на защиту, но та, пожав плечами, повернулась и молча ушла в свой кабинет.

«Ну, с Давидовной всё понятно, — подумала Юля, — её принцип: разделяй и властвуй! Она, как посредственный журналист и недальновидный руководитель, опасается любого посягательства на её должность. Ей гораздо спокойнее, когда в коллективе сотрудники ссорятся между собой. А то вдруг объединятся и начнут дружить… против неё. Но эта-то куда лезет? Эта вечно недовольная тетка, стоящая одной ногой на пенсии и любящая жалить своим пакостным змеиным язычком тех, кто ей не ответит?»

Симонова выдержала несколько секунд, потом спокойно встала из-за стола и направилась, как ни в чем не бывало, на выход. Она надеялась там застать Виктора, но в курилке, как назло, никого не было. А ей так хотелось пожаловаться на Ангелину Владимировну! Она уже собралась уходить, когда через обзорное стекло увидела, как из студийной машины вылезла Настя Прокопенко, а за ней — симпатичный оператор Славик Дьяков, недавно устроившейся на работу в «Телеком».

— Ты что стоишь тут одна? — увидев коллегу, спросила Анастасия и добавила с улыбкой. — Такая несчастная.

— Достали, — Симонова шмыгнула, надеясь, что соседка по рабочему столу поговорит с ней.

— Кто? — поинтересовалась та и встала рядом.

Славик тоже остановился и, достав пачку сигарет, проговорил:

— Не помешаю?

— Нет, — ответила ему Юля и, вздохнув, пересказала сотруднице последний разговор в редакторской.

— Да не обращай внимания на эту старую грымзу, — махнула Настя рукой, — она всех цепляет.

— Вот именно, — согласилась Симонова, — и никто её не заткнет! Я раньше думала, что у нас только Лосова любит поддеть, а, оказывается, она не одна такая.

— Лосова выступает, когда пьяная, а Ангелина, как вампир, кусает всех, когда у неё плохое настроение! — согласилась Настя.

— И что же мне делать?

— Пропускай её слова мимо ушей!

— Я так не умею!

— Тогда — учись, — посоветовала с улыбкой коллега, — во всех творческих коллективах такая атмосфера!

— Моя мама говорит шуткой, когда собирается на работу: «Пошла в свой дружный серпентарий!» — вступил в разговор Слава и смущенно покраснел, когда оби женщины повернулись к нему.

— Права твоя мама, — засмеялась Настя, — всё, перерыв окончен! Пошли в наш дружный!

Юля, получив дозу поддержки, направилась вместе с ребятами на своё рабочее место.

6. Обнажённая натура (НЮ)

Закрыв за собой дверь телестудии, Юля с огорчением обнаружила, что на улице опять идет дождь. Желание ехать через весь город в больницу, да ещё на общественном транспорте, мгновенно улетучилось. Она обреченно вздохнула и суетливо достала из сумочки зонт. Он с шумом распахнулся над её головой, будто птица с огромными черными крыльями, защищая свою хозяйку от непрерывных водных потоков. Держась за поручень, журналистка стала осторожно спускаться по мокрым ступенькам, одновременно обдумывая предстоящий разговор с Ильей Гафуровым.

— Юленька, куда собралась? — услышала она знакомый голос.

Повертев головой в разные стороны, Симонова увидела лицо водителя Григория, который доброжелательно улыбался ей через опущенное окно студийного автомобиля.

— Во вторую больницу, — махнула она рукой.

— Давай, залезай в машину, а то дождь льет, как из ведра. Я тебя подвезу, пока у меня время есть.

Обрадовавшись такой неожиданной удаче, она быстро оббежала автомобиль и, открыв дверцу, очутилась в приятной атмосфере тепла и сухости.

— Что, заболела? — участливо спросил мужчина, аккуратно выруливая среди припаркованных иномарок.

— Нет, у меня там деловая встреча, — ответила она, не вдаваясь в подробности.

— Значит, не болеешь. Это хорошо, — задумчиво проговорил водитель, — а то я эту больницу не люблю.

— Почему?

— Плохие воспоминания с ней связаны…

— Кто-то лежал там из близких? — вежливо поинтересовалась Юля.

— Не то чтобы из близких, — дядя Гриша резко крутанул руль и беззлобно выругался, — ёпсель-мопсель, яма-то какая! Чуть подвеску не потеряли!

Журналистка с уважением посмотрела на мужчину и подумала: «Если бы все водители были такие, как Гришаня! Ведет машину аккуратно, соблюдая правила, никогда не суетиться, вежливо уступает дорогу пешеходам и нервным коллегам, а если ругается, то не грубо, а с какой-то философской иронией».

— Дружок мой армейский там умер, — между тем продолжил рассказ о больнице Григорий.

— Давно?

— Почти десять лет назад.

— Был серьезно болен? — задала очередной вопрос Симонова.

— Какой там! — мужчина усмехнулся. — Здоров был, как бык. Перо в спину получил, — он посмотрел на пассажирку и учтиво пояснил, — ножевое ранение.

— На него напали бандиты? — с неподдельным интересом спросила сыщица и замерла, ожидая ответ.

— Нет, свои рассчитались. Я потом узнал, что долги у ВаськА были, а братва этого не прощает.

— Вашего товарища зарезали «свои» из-за каких-то денег?

— Не «каких-то», а очень больших!

— Ужасно, — вздохнула Юля.

— Конечно, ужасно, — согласился мужчина, — он, оказывается, занял у ребят кругленькую сумму и смотался за границу.

— А потом?

— Вернулся зачем-то, — Григорий притормозил и спросил, — Юлия, тебя у какого корпуса высадить?

— Давайте, я здесь выйду, — она посмотрела в окно, прочитав мимоходом название отделения.

Как только журналистка вошла в просторный вестибюль, она ощутила специфический запах больницы. На втором этаже у дверей гинекологического отделения стояли пациентки, кутаясь в невзрачные халаты, и посетители с мокрыми пятнами от дождя на одежде. Все говорили шепотом, шелестя пакетами с домашними угощениями. Юля уже собралась обратиться к санитарке и попросить позвать доктора Гафурова, но в этот момент она услышала тонкий девичий голос на ступеньках этажом ниже:

— Илья Тимурович, а когда меня выпишут?

— Не раньше четверга, Конькова.

— А сегодня нельзя?

Симонова тут же посмотрела с любопытством вниз, откуда доносились голоса. Гафурова она представляла другим. Прямо к ней поднимался симпатичный молодой мужчина в белом халате. Он выглядел гораздо старше своих двадцати пяти лет. Рядом с ним семенила худенькая девушка, с небольшим округлым животиком.

— Конькова, вы хотите сохранить свою беременность или нет? — по-доброму усмехнулся он.

— Да, — доверчиво пропела пациентка.

— Вот тогда лечитесь и не спешите с выпиской!

Он перевел взгляд наверх и посмотрел с интересом на молодую женщину, идущую ему навстречу.

— Илья Тимурович, я пришла к пяти, как договаривались, — игриво произнесла незнакомка.

Он сдвинул брови, мельком оценив посетительницу, и кивнул в сторону отделения.

— Пойдемте в процедурный кабинет.

Юля кивнула и двинулась за Ильей. Он по-хозяйски распахнул дверь, и она увидела ширму, из-за которой торчала женская ножка.

— Ой, — послышался испуганный голос оттуда.

Доктор заглянул за штору и строго спросил:

— Маша, что это такое? Я же предупреждал, что ко мне придут!

— Илья Тимурович, у Ворониной неожиданно началось кровотечение, — укоризненно ответила ему медсестра, осматривавшая пациентку, — а вас в отделении не было.

Он моментально надел медицинские перчатки и, повернувшись к гостье, извиняющимся голосом проговорил:

— Вы присаживайтесь пока на кушетку, я скоро, надеюсь, освобожусь.

Юля покорно уселась и огляделась вокруг. Атмосфера больницы всегда тяготила её. Человеческие страдания и физическая боль других вызывали невероятное чувство вины и осмысление того, что самое ценное, что есть у человека — это здоровье. У сыщицы сжалось сердце от сочувствия к неизвестной женщине, когда она услышала сдавленный стон из-за ширмы. Наконец, Гафуров освободился и, сев за письменный стол, проговорил:

— Итак, слушаю вас, — он опять внимательно посмотрел на посетительницу и спросил, — как к вам обращаться?

— Юлия Сергеевна, — спокойно ответила журналистка, провожая взглядом уходящую пациентку, которую поддерживала медсестра.

— Вы из жилконторы, правильно?

— Да. Дело в том, что несколько дней назад в городской администрации стартовал проект «Ветхое жилье». Уже озвучены списки строений, которые пойдут под снос. Среди них и ваш дом по улице Октябрьской.

Гафуров молчал. Он даже не пытался сделать удивленное лицо. Просто сидел и слушал. Юле стало как-то неуютно под этим пристальным взглядом.

— Всем жильцам будут предоставлены отдельные квартиры в новостройках, — продолжила она, надеясь на реакцию собеседника, — и вашей семье, естественно, тоже.

Мужчина кивнул.

— Но возникло одно обстоятельство: ваша жена на днях погибла, а это значит, что вместо положенной двухкомнатной квартиры, вам могут предложить только однокомнатную.

Юля мысленно возненавидела и свое неуверенное лепетание, и эту процедурную с безобразным гинекологическим креслом, стоящим за ширмой, и Гафурова, который не произнес ни звука. Она чувствовала, что провалила эту встречу, поставив себя в глупое положение. Дверь без стука резко открылась и в кабинет зашла девушка в белом халате. Из-под накрахмаленного белого колпака кокетливо выглядывал локон темных волос.

— Я вам не помешаю? — весело спросила она и бесцеремонно уселась рядом с доктором. — Что тут за секреты?

— Дина, у меня серьезный разговор с представителем жилконторы, — Илья смущенно глянул на гостью, — по поводу уплаты коммунальных услуг, — беззастенчиво соврал он.

Юля вдруг поняла, что эта Дина и есть его новая подружка. Она покосилась на ее живот. Так и есть, девица держала руки в карманах, оттопыривая халат и скрывая свое «интересное» положение.

— С каких это пор за оплатой «коммуналки» приходят на работу? — усмехнулась она и, повернувшись к Юле, спросила: — Девушка, там что, очень большая задолженность?

— Всю информацию по квартире я могу предоставить только квартиросъемщику. А им является Илья Тимурович, — корректно ответила Симонова и перевела взгляд на доктора. Тот еле заметно ей кивнул.

— Хорошо, — ничуть не смутившись, произнесла медсестра, — тогда предоставляйте ему эту информацию, — она махнула рукой в сторону мужчины, — как будто меня здесь нет!

Симонова на мгновение опешила.

— Юлия Сергеевна, — после недолгой паузы проговорил Гафуров, — я завтра же уплачу все долги по коммунальным услугам своей жены, — он опять помолчал, что-то обдумывая, — а что вы посоветуете по поводу получения двухкомнатной квартиры?

— А дочь с вами живет? — вопросом на вопрос ответила Юля.

— Нет, она у подруги жены пока, — виновато проговорил Илья, — ей там хорошо, а у нас проблема. От съёмной квартиры далеко добираться, чтобы отводить её в детский сад. А у меня работа посменная, часто бывают ночные дежурства.

— Если девчонка живет не с нами, нам квартиру не дадут? — возмутилась Дина. — Не имеют права!

— А при чём здесь вы? — Юля с заметной иронией обратилась к медсестре. — Вы прописаны на улице Октябрьской?

— Ну, нет, — пожала плечами она и уверенно добавила, — не прописана. Просто я его жена!

— Жена Гафурова — Камилла Леонидовна, — медленно сказала журналистка, боковым зрением наблюдая за доктором.

Он опустил глаза, а Юле стало как-то не по себе.

Всю дорогу от кабинета до парадной двери лечебного корпуса она думала об одном. Нет, не о напористой Дине и о непробиваемом Илье. Она думала о пятилетней девочке, оставшейся без мамы. В этих нескольких фразах двух взрослых людей, брошенных о ней, не было ни заботы, ни любви. Они даже ни разу не назвали её по имени, а оно у нее прекрасное — Ярослава.

Юля вышла из корпуса и, стоя под козырьком, стала рыться в сумке. Дождь по-прежнему лил, а зонта не было.

— Растеряха, — прошептала она про себя, возвращаясь назад. Журналистка быстро поднялась по ступенькам и подошла к процедурному кабинету. Она уже хотела открыть дверь, как услышала голос шустрой Дины:

— Надо этой бабе положить на лапу.

— Это противозаконно, — убежденно ответил ей Илья.

— Да, ладно, — усмехнулась медсестра, — она за этим и приходила к тебе! У неё на роже написано, что она — взяточница!

— Давай лучше Яську возьмем к себе, — робко предложил он, — и сделаем всё по-человечески.

— Илюша, — тут же заворковала Дина, — мы же всё уже давно с тобой обсудили. Приедет твоя мама и заберет свою внучку. Мне нельзя нервничать, а твоя парикмахерша ужасно воспитала ребёнка! Эта маленькая бестия меня опять доведет до истерики!

— «Эта бестия» — моя родная дочь! — возразил мужчина.

— Не знаю, твоя она или нет! А вот скоро родится наш ребеночек, и нам надо об этом думать.

Юля распахнула дверь и, буркнув:

— Извините, — подошла к кушетке и взяла свой зонт.

— Постойте, женщина, — крикнула вальяжно медсестра, — зачем вы сюда приехали? Говорите прямо, здесь все свои!

— Дина, — укоризненно произнес врач.

— А кого стесняться? — она дернула плечами. — Назовите сумму, которая вас устроит!

«Какие барские замашки, — с иронией подумала Юля, — у девушки нет своей квартиры, беременна от мужчины, который не женат на ней, карьеру тоже не сделала. С чего бы кичиться?»

— А если у вас таких денег нет? — усмехнулась журналистка.

— Тогда для чего был этот визит? — пренебрежительно процедила медсестра, глядя в упор на гостью.

Симонова уже собралась уходить и взялась за ручку двери.

— Я просто хотела посмотреть на вас обоих, — с вызовом ответила она и стремительно вышла из помещения.

В маршрутном такси по пути домой она позвонила Виктору.

— Ты можешь сейчас ко мне приехать?

— Ну конечно! — с готовностью ответил Николаев. — Судя по голосу, что-то случилось, да?

— Приезжай, расскажу при встрече, — пообещала она.

Дома было тепло и тихо. Юля сняла сапоги и аккуратно поставила их в сторону. «Помою позже», — решила она. Раскрыв зонт, она оставила его подсыхать в коридоре, а сама отправилась на кухню. Она открыла холодильник и подумала, обводя взглядом полупустые полки, что как только она включается в очередное расследование, она забрасывает хозяйственные дела. И это она, готовая с удовольствием торчать на кухне часами и кашеварить. Юля достала кастрюлю и поставила на газовую плиту.

— Ничего, он — мальчик не избалованный деликатесами, — шутливо прошептала она, имея в виду своего оператора, — угощу его своим фирменным борщом.

Она наскоро сделала гренки с чесночным соусом и поставила в миниатюрной тарелочке на стол. Юля хотела переодеться, но не успела: в дверь троекратно позвонили.

Распахнув её, она увидела Виктора с одинокой красной розой в руке и лукавой улыбкой.

— Электрика вызывали? — весело спросил он.

— Как ты законспирировался, надо же! — засмеялась журналистка и добавила с иронией: — Тебя же тут никто не знает!

— А кто дома? — озираясь, спросил мужчина.

— Я, а теперь ещё и ты.

— Это хорошо, — прошептал он, — нежно коснувшись губами её щеки.

— Витя, — Юля сделала шаг в сторону и с улыбкой покачала головой, — это деловая встреча!

— Кто бы в этом сомневался, — усмехнулся Николаев, снимая мокрую куртку, — куда повесить?

— Сюда, — хозяйка открыла створку встроенного шкафа, — ты есть будешь?

— Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, — с насмешкой процитировал он и двинулся на кухню за подругой.

Пока ужинали, она стала рассказывать о знакомстве с главным подозреваемым — Ильей Гафуровым.

— Значит, тебе он не понравился? — выслушав Юлю, спросил оператор.

— Мне кажется, он занял круговую оборону, — философски проговорила она, — он не выдает себя ни словами, ни эмоциями. Такое впечатление, что этот Гафуров всегда начеку.

— В его ситуации так и надо себя вести, — пожал плечами Виктор, оправдывая поведение врача.

— Ему всего двадцать пять лет, а он уже такой продуманный, — возразила сыщица, — и ещё вот что я заметила, — начала размышлять она и посмотрела в окно, — понимаешь, с первого взгляда создается впечатление, что он подкаблучник.

— С чего ты так решила?

— Дина не хочет, чтобы его дочь жила с ними, и все эти дни девочка находится у подруги своей матери, — Юля загнула один палец.

— Ну это же временно, — пожал плечами Николаев.

— В начале ему было всё равно: какую квартиру им дадут при расселении, — продолжила сыщица, — но, как только появилась в кабинете Дина и высказала свою заинтересованность в двухкомнатной, он тут же у меня спрашивает, как получить такую! — она загнула следующий палец.

Собеседник хмыкнул.

— А ещё мне показалось странным, что он ей совсем не возражает!

— Может, он просто слабохарактерный?

— Нет, — журналистка махнула головой, — он делает вид, что готов пожертвовать всем ради любимой женщины. Наступить на горло своей совести, но это лишь видимость! Он хитрый и продуманный тип, и ему очень удобно, что рядом такая требовательная сожительница!

— Ты в этом уверена?

— Нет, — грустно призналась Симонова, — я в этом как раз и не уверена! Я просто строю предположения. Андрей сказал, что этот Гафуров какой-то мутный, я тоже так считаю.

— Надо подумать, как лучше его узнать, — медленно произнес Виктор и тут же оживился, вспомнив, зачем пришел в гости, — а где обещанный эскиз?

— Кофе будешь? — собирая грязные тарелки со стола, спросила Юля.

— Давай позже, — он улыбнулся, — кстати, борщ был фантастический!

— Спасибо, — смущенно проговорила молодая женщина.

— А гренки ты специально с чесноком сделала, чтобы я не стал тебя целовать? — усмехнулся Николаев.

— Нет, просто так вкусно, — виновато ответила она и махнула рукой, — пойдем в мою комнату, холсты там!

Виктор устроился на диван и несколько минут неотрывно смотрел на полотно с карандашным наброском.

— Что тебя так заинтересовало? — не выдержала Юля.

— Вчера я отыскал репродукцию «Юной пастушки» и тщательно её изучил, — он поднял глаза на коллегу, — могу с уверенностью сказать, что здесь нарисовано всё точно. У меня глаз — алмаз!

— И я не нашла ошибку, — она вздохнула, — а эскиз тем не менее забросили.

— Значит, дело не в ошибке?

— Эти холсты, — журналистка села рядом с Виктором, — мне подарила одна женщина из нашего профсоюзного комитета. Она сказала, что они остались от прежних хозяев.

— Ты уже узнала их фамилию?

— Да, они принадлежали Галицкой Лилии Борисовне.

— А кто это?

— Она — талантливый живописец, а ещё преподавала в детской художественной школе. Я у неё училась.

— Это прекрасно, — обрадовался Николаев, — у тебя есть повод встретиться со своим бывшим педагогом!

— К сожалению, она умерла, — Юля взяла в руки эскиз «Юной пастушки» и приблизила к лицу, — а, главное, я вспомнила, что она очень любила французскую живопись девятнадцатого века и с упоением нам рассказывала о художниках и их картинах.

— Ты поэтому знаешь про мазки Огюста Лепажа?

— Да, я перечитала лекции Лилии Борисовны перед съемкой в картинной галерее, — грустно кивнула она головой.

— А когда она умерла? — спросил Николаев.

— Не знаю.

— Надо узнать, — в раздумье проговорил мужчина, — возможно, она получила заказ на «Пастушку» и начала рисовать…

— Поэтому остался лишь набросок? — Юля встала и прошлась по комнате, — Так не похоже на Лилию Борисовну…

— Что именно?

— Она была очень порядочным человеком, а тут получается, что вступила в сговор с криминалом…

— Возможно, ей срочно нужны были деньги, — сделал предположения Николаев и вздохнул, — потом есть вероятность, что она просто для себя хотела написать эту пастораль или её попросил какой-нибудь знакомый, не сообщив, для чего ему нужна копия.

— Да, такое могло быть, — журналистка остановилась перед холстом, — а что, если наши размышления изложить Антону Эдуардовичу Тельманову?

— Из Департамента культуры?

— Да.

— А при чем здесь он?

— Он занимается по своей инициативе поиском подлинника. Может быть, ему поможет наша информация?

— А сама не хочешь заняться расследованием? — Виктор с интересом посмотрел на подругу.

— Времени не хватает, — Юля опять села рядом на диван, — сначала надо найти убийцу Камиллы Гафуровой.

Мужчина протянул руку и ласково провел пальцами по её волосам.

— Ты удивительная, — произнес он мягко.

— Тебе так кажется, — грустно усмехнулась журналистка.

— Нет, — он мотнул головой, — столько замечательных качеств не могут быть у одного человека, — Виктор медленно потянулся к ней и резко отпрянул, — слышишь?

— Что?

— Кто-то шуршит ключом в замочной скважине!

И, действительно, входная дверь распахнулась, а Юля вскочила с дивана и направилась в коридор. На пороге стоял Андрей, разглядывая чужие мужские туфли.

— У тебя гости? — недовольно спросил он.

— Да, — молодая женщина растерянно развела руки в разные стороны, — Виктор зашел посмотреть холст.

— Добрый вечер, — Николаев, будто вырос за спиной Симоновой. Он протянул руку Осипову для приветствия.

— Привет, — произнес тот, нехотя ответив на рукопожатие.

— Я, пожалуй, пойду, — проговорил оператор.

После ужина Андрей ушел на балкон. Юля украдкой наблюдала за ним, но потом не выдержала и вышла тоже. Воздух после дождя был влажный и свежий. Чувствовался легкий ветерок. Где-то в глубине ночной улицы залаяла собака. Осипов понуро стоял с сигаретой и смотрел куда-то вдаль. Она положила свою руку ему на плечо.

— Кажется, я здесь лишний, — грустно промолвил он, не поворачиваясь к любимой женщине.

— Это глупо, — начала Юлия, но он её перебил:

— Что глупо?

— Твоя ревность, — ответила спокойно она и поёжилась от холода, — неужели ты думаешь, что я могу себе позволить…

Андрей опять не дал ей договорить.

— Юляша, я не сомневаюсь в тебе, — его голос был неожиданно взволнован, — но я ещё летом заметил, что тебя с этим Николаевым связывает нечто большее, чем работа!

— Да, ты прав! Мы вместе расследовали убийство дяди Вани в Залиманском, а теперь новое преступление.

— Ты меня обманываешь или себя? — он, наконец, повернулся к ней и с отчаянием добавил: — Ваши взгляды полны нежности друг к другу. И вы оба не можете это скрыть!

— Но, — Юля опустила голову и почувствовала, как бешено колотится её сердце. Она вдруг поняла, что Осипов прав, а ей было приятно слышать о том, что не ЕЁ взгляд полон нежности, а ИХ. Женщину вдруг охватило двойственное чувство: необыкновенное влечение к Виктору и ощущение вины перед Андреем, который всё ещё оставался для неё близким человеком. Она смотрела на него, нервно курящего сигарету, и думала, что он ничем не заслужил её холодность и равнодушие. Он просто настоящий мужик, который любит свою работу, он — благороден и порядочен, он не бросает слов на ветер. Но почему-то чувства к нему остыли, и она ничего не могла с собой поделать.

— Хочешь, я немедленно соберу свои вещи и навсегда покину твой дом? — сдавленно проговорил он.

— Нет, — твердо сказала молодая женщина, — я всё исправлю.

Андрей обнял её одной рукой и по-дружески поцеловал в макушку:

— Не терзай себя, — он тяжело вздохнул и, затушив окурок, стремительно ушел внутрь комнаты.

Когда за Осиповым закрылась входная дверь, Юля встала у окна и неотрывно стала смотреть ему вслед. Мужчина ни разу не обернулся. Он бросил чемодан и спортивную сумку на заднее сиденье своего автомобиля, а уже через пару минут его машина скрылась за углом соседнего дома. Какая-то незнакомая боль пронзила её тело. Она знала, что ему сейчас плохо, но и ей было нерадостно. У неё не было желания позвонить Виктору и весело сообщить о том, что она теперь свободна. Наоборот, достойное поведение Андрея разом перекрыло её симпатию к Николаеву, и тут же мелькнула мысль: «А как бы тот поступил в подобной ситуации?» У неё не было ответа.

7. Неожиданный мазок кистью

Юлия точно знала, что лучшее лекарство от хандры — работа, поэтому она решила загрузить себя и на телестудии, и дома. С утра она отнесла в координацию целую пачку заявок на съемки и монтажи, а вечером дома устроила генеральную уборку. Однако, яростно надраивая пол и вытирая рельефы плинтусов, она думала не о пыли, скопившейся за диваном. Нет. Ей было стыдно признаться себе самой в том, что, вспоминая Андрея, она тут же размышляла о расследовании убийства Камиллы Гафуровой. Осипов так и не сказал адрес, по которому раньше жила эта несчастная женщина. Позвонить ему и спросить было бы жестоко: в очередной раз напомнить о себе и об их внезапном расставании. Но когда она уже застилала постельное белье, готовясь ко сну, неожиданно раздался звонок. Андрей не только продиктовал адресные данные, но и сообщил, что нитка, которую Юля передала ему для лабораторного исследования, оказалась пропитана кровью.

— Установили: чьей? — с замиранием в сердце, прошептала она в трубку.

— Это кровь Гафуровой.

От такой новости у сыщицы голова пошла кругом. Она даже подпрыгнула на диване и радостно закричала:

— Андрюшка, это же здорово! Значит, этот булыжник и есть орудие убийства Камиллы!

— Я всегда знал, что у тебя удивительное чутье и наблюдательность, — послышалось в ответ, — мы тут в отделе уже обсуждаем твое внеочередное повышение, — с грустью в голосе пошутил он.

Симонова, мгновенно забыв их вчерашнее расставание, начала эмоционально рассказывать Андрею о своих наблюдениях и размышлениях, как вдруг услышала его сдержанный тон:

— Прости, у меня дела. Привет Марте!

— До свидания, — растерянно проговорила она и положила телефон.

Ее вдруг поразило равнодушие Андрея и спокойствие, с которым он попрощался. Никогда раньше Осипов не прерывал разговор с ней, ссылаясь на занятость. Да и какие дела у него могут быть после десяти вечера? Юля мигом остудила свой пыл и улеглась на диван. Она смотрела в потолок, стараясь успокоиться и прийти в себя. Ей вдруг захотелось, чтобы он, как раньше, пришел с работы, и за ужином они бы стали обсуждать детали убийства, новые факты и сведения, круг подозреваемых лиц, строить предположения…

В комнате было невыносимо тихо и одиноко. Она вышла на балкон и увидела на табуретке его забытую пачку сигарет.

— Неужели это все, что осталось от Андрея? — прошептала она.

Отбросив тяжелые воспоминания, Юлия стала мысленно рассуждать о вероятном убийце:

«Итак, человек, который пришел к Камилле, изначально не собирался ее убивать. По-видимому, он хотел с ней договориться о чем-то. Скорее всего, он думал, что все решится мирным путем, но она отказала. Значит, он вышел из ее комнаты, постоял в общем коридоре, потом увидел ведро с квашеной капустой и этот булыжник, исполняющий роль гнета. Стоп! Незваному гостю что-то очень нужно было от Камиллы. Ему было это так важно, что он решил убить молодую женщину! Что это могло быть? Либо информация, которую она знала и готова была ее использовать против незнакомца, либо какая-то ценность или, например, документы, которые хранились у Камиллы. По словам ее бывшего мужа и семейной пары, живущей через стенку от погибшей, в комнате ничего не пропало. Но можно ли доверять таким свидетелям, как вечно нетрезвые соседи, или этот осторожный и скрытный Илья Тимурович с его напористой сожительницей? А убийца, несмотря на неподготовленность, все точно рассчитал: прежде, чем стукнуть по голове несчастную жертву, он завернул булыжник в тряпку или, например, в полотенце. Кстати, а где оно? Скорее всего, он не стал оставлять улику в квартире и забрал её с собой. Тогда получается, что он её выбросил в мусорный контейнер недалеко от дома Гафуровой. А, может быть, наоборот, побоялся, что оперативники найдут тряпку с пятнами крови, и забрал её с собой? И лежит эта предполагаемая улика с кровью Камиллы до сих пор где-нибудь в дальнем отделе платяного шкафа убийцы. Или в стиральной машине? Где проще всего спрятать тряпку или полотенце с кровью? Не в гинекологическом ли отделении больницы? От этой мысли Юля вздрогнула. По сведениям Осипова, Илья и Камилла познакомились при поступлении в медицинский институт. Им было по семнадцать, а сейчас Илье двадцать пять. Значит, почти семь лет двое молодых людей были вместе. Их должно многое связывать, и не только быт и ребенок. У них должны быть общие друзья, а не какая-то коротышка-парикмахерша, по доброте душевной приютившая их дочь. Что там Дина сказала? Должна приехать мать Гафурова? Ещё один человек, с которым необходимо поговорить».

Юля стала замерзать, стоя на балконе. Она вернулась в свою комнату и, натягивая одеяло до подбородка, подумала, что надо пообщаться с друзьями, бывшими соседями и свекровью Камиллы. Чутье ей подсказывало, что убийство связано с чем-то давним. Может быть, тем странным делом, в котором был замешан Илья? На что-то же понадобилась ему такая большая сумма денег, что Камилле пришлось продать квартиру в центре?

Как заправский пианист, Димон скользил пальцами по клавишам панели компьютера, то и дело поглядывая на монитор.

— Покажи крупным планом вон те ржавые трубы, — подсказала Юля, щелкнув ногтем по экрану.

— Я сначала, матушка, общачок покажу, — усмехнулся режиссер, — пусть увидят телезрители, в каких условиях проживает наш народ.

— Да, действительно, кого я учу? — с иронией заметила журналистка. — Чуть не забыла, что ты — гениальный режиссер!

— А то, — хмыкнул Матвиевский, потом, посмотрев на сотрудницу, озадаченно добавил, — старуха, ты чего сегодня такая квелая? Ну-ка, колись: у тебя неприятности, да?

— Нет, — пожала плечами Юля.

— Твое «Нет» прозвучало как-то неуверенно. Давай, рассказывай, что у тебя произошло! Или я тебе не друг?

— Что ты, Димка, ты друг, конечно. Но у меня, правда, всё нормально, — улыбнулась коллега, — просто не выспалась.

На самом деле Юлю тяготила неизвестность. Неужели Осипов ушел от неё навсегда? Вот так просто, без выяснения отношений и взаимных упреков? А еще ей хотелось продолжать расследование убийства Гафуровой. Но как? Оказывается, не просто это осуществить без Андрея. Одно дело поговорить с соседями, когда тебе напишут адрес, а другое — сначала разыскать этот адрес самой. Получается, что ни общих друзей Камиллы и Ильи, ни матери мужа жертвы найти она не сможет без помощи майора уголовного розыска Осипова. Она тихо вздохнула.

Кто-то осторожно приоткрыл дверь в монтажную, и в проёме показался инженер Валерий Шкуро.

— Юль, мне Карина сказала, что у тебя на съемке микрофон фонил. Что, правда? — озабоченно спросил он.

— Да, звук записался с браком, — кивнула она.

— А не помнишь какой?

— Нет, Валера, не помню, — покачала головой журналистка, — они же у нас все одинаковые.

— Ладно, придется все проверить, — он собрался уходить, но прежде чем закрыть за собой дверь, мельком глянул на монитор и присвистнул, — это кадры с Октябрьской? — спросил он.

— Да, — ответил Димка, — что, знакомые места?

— Мы в этот дом перевозили друга моего брата, — улыбнулся Валера, — у меня прицеп есть, вот он и попросил помочь.

— А как фамилия этого друга, ты случайно не знаешь? — на всякий случай спросила сыщица.

— Конечно, знаю! — инженер даже руки развел. — Илюшка с нами в одном подъезде столько лет жил!

— Кто? — Юля от удивления даже привстала.

— Илья Гафуров!

Такой удачи журналистка не ожидала. Она тут же договорилась с Димкой самому закончить сюжет и отправилась с Валерой в его «техничку» поговорить о «деле». Первое, что она сообщила инженеру, это то, что убита Камилла, а подозрения падают на её мужа — Илью. Потом она устроила своему сотруднику допрос с «пристрастием». Шкуро рассказал, что Илья был с детства скрытным и тихим мальчиком. В школе учился хорошо. Его первая любовь — симпатичная абитуриентка с экзотическим именем Камилла, спустя два года после знакомства, стала его женой. Учась в институте, он всегда подрабатывал санитаром, чтобы обеспечить семью.

— По твоим словам, он такой хороший, а вот свою жену с дочкой бросил, — с сожалением произнесла Юля.

— Нет, это неправда, — убежденно ответил Валера, — я знаю, что Камилла сама его выгнала!

— Понятно, сейчас в тебе говорит мужская солидарность, — по-доброму усмехнулась Симонова.

— Мне не веришь, с его матерью поговори! — предложил Шкуро.

— Свекровь, естественно, будет защищать своего сына. Впрочем, — журналистка на минуту задумалась, — а как мне с ней связаться?

— Постой, — кивнул он и набрал городской номер.

После продолжительных гудков Валера пожал плечами:

— Никто не берет трубку.

— А ты звонишь матери Илье?

— Ну да. Может, она в магазин пошла? — он махнул рукой и вновь потянулся к студийному телефону. — Мама, привет! — радостно крикнул он в трубку после небольшой паузы. — А ты не знаешь, где тетя Валя Гафурова? Так-так. Всё ясно! Нет, мама, я на работе.

Когда Шкуро попрощался со своей матерью, он посмотрел на Юлю и виновато проговорил:

— Оказывается, тетя Валя сейчас в санатории, но завтра она уже возвращается домой.

— Ну, конечно, — всплеснула руками журналистка, вспомнив, что Дина упомянула в разговоре с Ильей: «Приедет твоя мать и заберет внучку».

— Я с тобой схожу завтра к тете Вале, хочешь? — предложил Валерий.

— Конечно, — радостно отозвалась она, — а с братом твоим можно поговорить об Илье?

— Да, пожалуйста! Я его предупрежу, чтобы вечером был дома!

Юля шла в редакторскую, потирая руки от удовлетворения. Итак, с этим этапом она справилась! Отведет сегодня эфир, а завтра займется встречами. Настроение разом поднялось, и она не заметила шаги за своей спиной.

— Мадам, мы сегодня с вами на эфире, — раздался вкрадчивый голос Николаева у самого уха.

От неожиданности журналистка вздрогнула.

— Ты меня напугал!

— А я думал, что обрадовал! — засмеялся оператор.

— Чему же радоваться?

— Тому, что будем вместе работать! Кстати, как продвигается расследование? — Виктор остановился и взял Юлю за руку. — Ты перестала со мной советоваться. Неужели ничего нового?

— Просто закрутилась совсем, — смущенно проговорила она.

— И даже забросила сыскное дело? — недоверчиво спросил мужчина и смешно наклонил голову.

— Нет, не забросила, — журналистка улыбнулась, — представляешь, я вышла на мать Гафурова! Оказывается, она соседка родителей Валеры Шкуро!

— Пойдешь к ней в гости?

— Меня Валера ей представит, — радостно сообщила она.

— А вот оно как, — разочарованно произнес Николаев.

— Я тебе потом всё расскажу, — Юля махнула рукой и направилась к своему рабочему столу.

Она набрала номер Елены Пучковой.

— Елена Васильевна, — после приветствия сказала она, — у меня интересная информация для Антона Эдуардовича.

— По поводу чего? — сразу спросила помощница.

— Пропавшей картины «Юная пастушка», — сообщила журналистка.

— Оставайся на линии, — настороженно проговорила та, — я тебя соединю с ним!

Сначала Юля услышала начальственный голос Тельманова, который кому-то давал поручения по подготовке какого-то семинара, а потом прозвучал мягким баритоном в трубку:

— Слушаю вас.

— Это Симонова с «Телекома», — на всякий случай представилась Юля.

— Здравствуйте, коллега! — доброжелательно ответил тот.

— Антон Эдуардович, ко мне случайно попали холсты, на одном из которых эскиз «Пастушки» Лепажа.

— Да вы что? — удивился Тельманов.

— Я узнала, кому они принадлежали.

— Кому же? — нетерпеливо перебил её руководитель областного Департамента культуры.

— Галицкой.

— Что вы говорите? — воскликнул собеседник. — Вы уверены?

— Да.

— А на какой стадии эскиз?

— Просто карандашный набросок, — четко произнесла журналистка, — но очень точный.

— Так-так, — озабоченно промолвил Тельманов и замолчал, по-видимому, обдумывая информацию.

— Я подумала, вам это может пригодиться для поиска подлинника, — почему-то виновато добавила Юля.

— Признаюсь, я в шоке: это так не похоже на Лилию Борисовну. Неужели это она делала копию пасторали! Вы думаете, что она замешана в краже картины из галереи?

— Нет, — твердо ответила Юля, — она была интеллигентный и порядочный человек. Я просто решила помочь вам, зная, что вы пытаетесь провести своё расследование.

— Это правильно, — вздохнул чиновник, — и вот что, не сообщайте никому об этом эскизе. Особенно в милицию! А то наши доблестные сыщики не найдут настоящего преступника и всё скинут на покойную Галицкую, — после короткой паузы попросил он.

— Хорошо.

— Мы-то с вами знаем, что подозревать Лилию Борисовну в связях с криминалом, по меньшей мере, нелепо.

После эфира Виктор зашел в редакторскую и, заметив, что Симонова направилась к вешалке, опередил её и, сняв с плечиков куртку, подал ей.

— Какая у тебя красивая сумочка, — сделал он комплимент.

— Это не сумочка, а клатч, — шутливо поправила она коллегу.

— Народ, вы чего там возитесь? — крикнул Матвиевский из коридора. — Все уже в машину пошли!

— Димон, а знаешь, что у Юленьки под мышкой? — Николаев с ухмылкой посмотрел на режиссера.

— Волосы! — не долго думая, ответил Димка.

Виктор засмеялся, а Юля легонько стукнула остряка по спине:

— Пошляк!

— Ни фига себе, чего же тут пошлого? — возразил Матвиевский и подмигнул Николаеву. — Что естественно, то небезобразно!

Пока развозили всех по домам, Виктор шепнул подруге:

— Можно, я тебя провожу до квартиры?

Симонова категорично помахала головой:

— Нет.

Подойдя к подъезду, она подумала, как хорошо, что она отказала Виктору. У двери стоял Андрей.

— Привет, — робко произнес он.

— А я сегодня эфир вела, — будто оправдываясь, что вернулась домой поздно, сказала Юля.

— Я видел, — он посмотрел на неё долгим взглядом, — давай посидим немного в машине.

— Лучше пойдем домой, — она потянулась к дверной ручке.

— Нет, к тебе я не пойду.

— Почему?

— Ты станешь меня угощать, я наемся, расслаблюсь в тепле и не захочу уходить, — с иронией проговорил он.

— Значит, ты останешься, — улыбнулась Юля.

— Пойдем в машину, — упрямо пробормотал Осипов, махнув рукой в сторону припаркованного автомобиля, — мне надо с тобой поговорить!

— Ладно, — согласилась журналистка.

— Тут интересные подробности преступления на Октябрьской всплыли, — удобно усевшись на водительское кресло, начал Андрей, — на прошлой неделе приходила ко мне Надежда Чулкова и просила помочь в оформлении опекунства над дочкой Камиллы Гафуровой.

— Чулкова, это кто?

— Приятельница и сотрудница убитой. Они вместе в парикмахерской работали.

— А, — усмехнулась Юля, — коротышка Надя! Ты ей помог?

— Ну как я ей помогу? — развел руками мужчина. — Существуют законы. У девочки есть родной отец! Вот если он откажется от ребенка…

— Да, родной отец про Ярославу и не вспоминает, а сердобольная Надя в первый же день взяла ребенка к себе жить, несмотря на то, что по её словам жилплощадь у неё небольшая, — нравоучительно проговорила Юлия.

— Именно! — усмехнулся Осипов.

— А к чему твоя ирония?

— Наш лейтенант проверил эту «сердобольную», и всё оказалось совсем не так, как она хотела нам представить! Живет наша Надя в коммуналке, да не одна, а с нигде не работающим мужичком, между прочим, ранее судимым за кражу! Более того, её родная сестра работает в городской администрации, и именно она печатала все списки домов по программе «Снос ветхого жилья». Ты понимаешь: о чём это я?

— Прежде чем делать выводы, скажи мне, — Юля задумалась, — если она оформит опеку, она имеет право на квартиру, при расселении дома номер семнадцать, где прописана Ярослава?

— При определенных обстоятельствах — да!

— Ты думаешь, что она со своим сожителем замешана в убийстве Камиллы? — недоверчиво проговорила Юля.

— Мы проверяем, — ответил Андрей и тут же поинтересовался, — а у тебя какие новости?

— Я собралась завтра нанести визит матери Ильи Гафурова и его другу, а потом все-таки пройтись по подъезду, где раньше жила Камилла. Или это уже не актуально? — тихо спросила она.

— Я считаю, что надо все версии отработать, — твердо произнес Осипов.

Уже засыпая, Юля почувствовала, что азарт в раскрытии преступления у неё поубавился: слишком весомые факты обнаружил Андрей. Кому-кому, а именно Наде было проще всего организовать убийство подруги: она знала график работы Камиллы, чем и когда занимаются её соседи-пьяницы, и алиби могла себе обеспечить, поручив «грязную» работу своему сожителю. А, главное, есть мотив! На квартиру в новом доме она никогда не заработает, а жить ей хочется, как она сама выразилась «по-человечески»!

— Ну, что ж, пусть Андрей раскрывает это дело, — зевнув, прошептала Юля, — а я для очистки совести закончу со своими подозреваемыми.

8. Портретная галерея

В четвертом часу Симонова закончила все дела на студии. Валера Шкуро уже ждал коллегу у своего автомобиля.

— Юль, ты только не спрашивай у неё, — имея в виду мать Гафурова, попросил инженер по пути, — почему она не приехала на похороны невестки.

— А ты знаешь?

— Я так понял, что Илья не сразу сообщил матери о смерти Камиллы и правильно сделал.

— Почему?

Шкуро махнул он рукой.

— Во-первых, у тети Вали был недавно инфаркт, после чего ей дали путевку в санаторий.

— А во-вторых?

— Тете Вале нельзя идти на кладбище по религиозным убеждениям, она же — мусульманка.

— Ясно, — кивнула журналистка.

Дом, в котором прошло детство Валеры Шкуро, оказался обыкновенной пятиэтажной «хрущевкой». Но в подъезде было по-домашнему чисто и мило: жители повесили скромные занавески на окна и выставили на лестничные пролеты растения в незамысловатых горшках. На втором этаже коллеги остановились перед металлической дверью, которая распахнулась сразу после звонка. На пороге стояла полноватая немолодая женщина в яркой косынке и фартуке с остатками муки.

— Исямисис, тетя Валя, — поздоровался с ней Шкуро по-татарски и подмигнул сотруднице, — у нас такая традиция!

— Проходите в зал, — хозяйка жестом показала на большую комнату, — будем пить чай! Валерик, проводи девушку, а я, — она кивнула в сторону кухни, — сейчас к вам присоединюсь!

Юля оглядела комнату в восточном стиле с красно-бордовой пестротой ковров и покрывал на диване и креслах. На стареньком черном пианино стояли большие хрустальные вазы, выставленные, будто на витрине магазина. В центре стоял большой стол. На белой скатерти расположился чайный сервиз с тарелочками, в которых лежала колбасная и сырная нарезки.

— У вас традиция здороваться на татарском языке? — с улыбкой спросила журналистка у Валеры.

— Не только здороваться, — усмехнулся инженер, — мы ещё мальчишками были, когда мать тети Вали, старенькая бабушка Сания, сказала нам с братом: «Когда приходите в чужой дом, надо показать уважение его хозяевам!» Помню, мы растерялись и спросили: «А как?» «Выучите несколько слов на их родном языке!» — посоветовала она. Вот мы с Володькой и освоили татарский ликбез! Так с тех пор и пошло, — он весело хмыкнул, — самое интересное, когда у меня появился друг армянин, я в его доме говорю при входе: «Барев цес!» Людям это нравится. Спасибо бабушке Сание за науку!

— Да, — согласилась Юля, — это мудро.

— Вот, — вошла в комнату хозяйка, — держа в руках блюдо с пирожками, — беляши готовы! Угощайтесь!

— Рахмет, — проговорила журналистка.

У Валеры удивленно приподнялись брови, а тетя Валя засмеялась:

— Ешьте на здоровье!

Мать Ильи оказалась разговорчивым и открытым человеком. Она с нежностью и уважением говорила о Камилле, с любовью о своей внучке Ярославе.

— Мы с Илюшей сегодня вечером поедем за Яськой. Где же это видано, чтобы ребенок жил у чужих людей! — праведно возмутилась она.

— А почему все-таки они разошлись? — поинтересовалась Юля.

— Не говорят, сколько не пытала! И мирить ездила, и ругала их, и упрашивала. Нет и всё!

— А вам нравится новая жена вашего сына? — с невозмутимым видом спросила гостья.

— Какая новая жена? — вполне искренне удивилась женщина.

— Сотрудница Ильи. Кажется, её зовут Дина, — осторожно уточнила сыщица.

— Я не знаю никакой Дины, — пожала плечами старшая Гафурова, — мне Илюша ничего не говорил!

— А где же ваш сын сейчас живет?

— Квартиру снимает. Он взрослый мальчик, чтобы с мамкой жить! Да вы угощайтесь беляшами, пока горяченькие, — хозяйка придвинула блюдо ближе к гостям, — а по поводу этой Дины я у него спрошу, — она задумалась, — неужели он кого-то завел?

Когда Юля, следом за Валерой, поднялась этажом выше, их уже ждал его младший брат Володя.

— Вы правильно сделали, что не сказали тете Вале, что Динка — беременная, — сказал он, выслушав журналистку.

— Интересно, почему же ваш друг скрыл от своей матери такую новость? — спросила Юля.

— Да Илья сейчас, будто загнанный зверь, — Володя обреченно махнул рукой, — эта шустрая медсестра Дина вцепилась в него мертвой хваткой. Из-за неё, между прочим, Камилла и выгнала его из дома.

— А откуда она узнала про измену мужа?

— Точно не скажу, — собеседник почесал лоб, — мне кажется, что эта бойкая деваха как-то умудрилась известить Камиллу. Илья сказал, что у них с Диной всё получилось случайно. Восьмое марта отмечали коллективом, он выпил, ну, и попал в объятия медсестры.

— Так вы скажите о догадках своему другу, — предложила Юля.

— Ну, нет! Это не по-пацански! Пусть сам разбирается со своей любовницей! — твердо проговорил младший Шкуро.

— Володя, вы же дружите с Гафуровым с детства, да?

— С первого класса, — улыбнулся парень.

— А когда он вас познакомил с Камиллой?

— Когда? — переспросил он и задумчиво посмотрел в окно. — Кажется, на втором курсе мы вместе отмечали Новый год. Нет, раньше! — радостно сообщил он, по-видимому, вспомнив. — У Камиллы день рождения в ноябре. Точно! И он меня пригласил!

— Он с ней познакомился при поступлении в институт, а лучшему другу представил свою девушку только через год? — с недоверием уточнила Юля.

— Илья такой, — засмеялся Володя, — он не побежит после первого поцелуя трезвонить об этом направо и налево! Да мы и видеться стали реже. Он учился в медицинском, я — в строительном. Знаете, как бывает на первом курсе? Новые друзья, компании, любовь-морковь…

— А вам понравилась его девушка?

— Понравилась, — кивнул собеседник, — красивая, спокойная… Только она очень грустная была. Мало того, что во второй раз не поступила в институт, тут еще у неё отец умер. Илюшка как раз и переехал к ней тогда жить, потому что волновался за неё.

— Он её любил?

— Не то слово! — рассказчик даже присвистнул, — Он её обожал! И вообще, они были такой классной парой! — он опять мечтательно посмотрел в окно, — Я им даже завидовал. По-хорошему, — и тут же добавил, — честное слово!

— Володя, вы говорите, что он любил свою молодую жену, а почему тогда заставил продать квартиру в центре города и переселиться в халупу на окраине, да ещё с маленьким ребенком?

— Он её не заставлял, — уверенно возразил парень, — она сама предложила!

— Сама? — искренне удивилась Юля.

— Да Камилка не только квартиру, жизнь за своего мужа отдала бы! — он покачал головой, — Она узнала, что он в долги влез, да ещё под проценты, вот и решила квартиру продать!

— Что же такое он приобрел, что в долги влез? — с интересом спросила журналистка.

— Да в том-то и дело, что ничего! — Володя усмехнулся, — Воздух! — и замолчал, что-то обдумывая.

— Вовка, ты загадками не говори, — строго произнес старший брат, — человек пришел к тебе не от нечего делать! Илюху со дня на день посадить могут, так что, давай, выручай друга!

Симонова благодарно посмотрела на Валеру.

— История не очень приятная, — нехотя начал рассказ парень, — Камилла и Илья никому об этом не говорили. Ну, я, понятное дело, знал. Короче, — почти шепотом продолжил он, — пригласил Илью в театр какой-то солидный человек, но только не на спектакль. Было там собрание какой-то финансовой компании. Обещали заработки по пять тысяч долларов в месяц, а в итоге оказалось — большое надувательство! Чтобы вступить в это общество, надо было заплатить две тысячи баксов, а потом приводить туда друзей и получать прибыль. Вот Илья и размечтался, что разбогатеет, планы стал строить…

— Это, наверное, финансовая пирамида была, да?

— Да, — кивнул Володя, — Илюшка денег занял под проценты, а через пару заседаний общество это рассосалось, да так, что и следов не найти. Он не то, что заработать, даже свои деньги не вернул!

— И он рассказал об этом жене, да? — вздохнула сыщица.

— Конечно! У них друг от друга не было секретов.

— Теперь понятно, почему она предложила продать квартиру, — задумчиво подытожила Юля.

— Ну да. Надо же было как-то выкручиваться!

Аккуратно ступая по мокрому асфальту, Юлия думала об убитой Камилле, чувствуя к ней симпатию. И как женщина женщину, она понимала её действия: когда доверяешь человеку, любишь его всей душой и готова за ним и в огонь, и в воду, то простить интрижку на стороне кажется просто невозможным! Если Дина, как предполагает Володя, сообщила ей о любовной связи с её мужем, то она просто не смогла дальше жить с Ильей. А, учитывая то, что между супругами были доверительные отношения, то вполне возможно, что Гафуров не смог врать жене и во всем сознался. Вот и причина их расставания!

Юля достала из сумочки записку с адресом бывшей квартиры Камиллы и, прочитав, огляделась. Это где-то здесь. Она обошла красивое здание с торца и посмотрела на вывеску с номером дома: четырнадцать. Значит, решила она, что дом, в котором жила Камилла с родителями, следующий. Она подошла к нужному подъезду и ахнула от догадки. Именно сюда она приходила неделю назад к Ксении Романовне Фроловой. Юля с замиранием сердца стала рыться во всех отделениях и карманах своей сумки и, наконец, нашла адрес своей профсоюзной приятельницы. Она сопоставила две записки и нетерпеливо топнула ногой. Адреса совпадали! Что же это значит? У журналистки от предположений закружилась голова. Она отошла в центр двора и уселась на лавочку на детской площадке. Итак, убитая Камилла Гафурова раньше жила в квартире Лилии Борисовны Галицкой! Почему? Вывод напрашивается только один: она её дочь! Юля быстро набрала номер Андрея и задала майору уголовного розыска один единственный вопрос:

— Девичья фамилия Камиллы?

После небольшой паузы и шелеста страниц, она услышала:

— Галицкая Камилла Леонидовна.

Опять пошел дождь, и октябрьский сквозной ветер со всех сторон начал обдувать журналистку, будто выгоняя со двора. А она продолжала сидеть, безучастная к непогоде. Сложенный зонтик оставался в сумке, а его хозяйка смотрела вверх, ловя лицом холодные потоки воды.

— Наивный добрый Андрюша, — всхлипнула она, — он считает меня умной, да ещё и с неженской логикой и потрясающей интуицией. А я, — Юля от обиды готова была разрыдаться в голос, — даже не сопоставила два адреса!

Не прошло и пяти минут сидения под дождем, как сыщица почувствовала дрожь во всем теле. Она встала со скамейки и решительно направилась в знакомый подъезд.

— Юля, ты что, зонт потеряла? — испуганно спросила Ксения Романовна, увидев на пороге свою промокшую знакомую.

— Я его просто не достала из сумки, — буркнула журналистка, аккуратно снимая пальто.

— Проходи на кухню, я тебя сейчас угощу горячим чаем, а то простынешь! — заботливо предложила приятельница.

Когда гостья согрелась, она объяснила свое неожиданное появление в квартире у Фроловых.

— Оказывается, убитая Камилла Гафурова жила здесь, — закончила она свой немного сбивчивый рассказ.

— Владик! — крикнула Ксения.

На кухню вошел мужчина в дорогом спортивном костюме, держа в руках свернутую газету.

— Добрый вечер, — он улыбнулся Юле.

— Владик, ты у кого покупал нашу квартиру? — спросила его жена.

— А что случилось? — удивился он.

— Дело в том, что Юля Симонова, — Ксения кивнула на журналистку, — говорит, что здесь жила Камилла Гафурова. Но документы по квартплате были оформлены на Галицкую Лилию Борисовну. Я это точно помню.

— Да, — он опять улыбнулся, — договор купли-продажи мы с риэлтором составляли на Камиллу Гафурову. Она — дочь бывших владельцев. Девушка вступила в наследство, так что всё сделано по закону.

— Я так и подумала, что она — дочь Лилии Борисовны, — вздохнула сыщица.

— У неё какие-то проблемы? — вежливо поинтересовался он.

— Её убили, — сообщила гостья.

— Что вы говорите? — мужчина покачал головой и сел на свободный стул. — Такая молодая красивая женщина.

— Ксения, а ты не знаешь: с кем она дружила в подъезде? Мне бы пообщаться с людьми, которые её хорошо знали, — Юля посмотрела на коллегу по профсоюзному комитету.

— На втором этаже живет старушка, — хозяйка подлила в чашку чая, — Наталья Павловна. Я уверена, что она знает всех в нашем подъезде.

— А моложе никого нет? Возможно, у Камиллы здесь были подруги.

— Рита Сорокина из двадцать четвертой квартиры тоже здесь живет давно. Мы как-то разговаривали с ней, — Ксения пожала плечами, — кажется, она тут тоже старожил…

— Спасибо за чай, — журналистка поднялась из-за стола.

— Ты даже ничего не поела, — развела руки Фролова.

— Зато согрелась, — Юля попрощалась с добродушными хозяевами и направилась на выход.

Сначала она решила навестить вероятную подругу.

Рита Сорокина оказалась худенькой блондинкой лет двадцати семи. На её руках сидел смешной розовощекий карапуз и смотрел во все глаза на незнакомую тетю, нарушившую их идиллию. Несмотря на молодость, Маргарита с осторожностью отнеслась к чужому человеку и сразу спросила документ, удостоверяющий личность. Симоновой пришлось соврать и представиться частным детективом, показав свой пропуск в УВД.

— Меня интересует, были ли у Камиллы недоброжелатели, которые хотели её смерти?

Рита усадила сына в детский манеж и задумалась.

— Я таких не знаю, — медленно проговорила она, — Камочка была доброй и незлобной.

— Может быть, у родителей были враги?

— Семья Галицких была интеллигентной, никаких скандалов и странных гостей я у них никогда не замечала, — пожала плечами молодая женщина.

— А почему её так назвали, вы не знаете? — поинтересовалась Юля, сменив тему, она решила снять некоторое напряжение у хозяйки.

— Конечно, знаю! — впервые улыбнулась Сорокина. — Её мама, Лилия Борисовна, была художником и к тому же, фанатично влюблена в образ и творчество Камиллы Клодель. Это известная французская художница и скульптор, — тут же пояснила она, — вот и назвала дочь в её честь.

— Да, можно было догадаться, — кивнула журналистка и пояснила, — я была ученицей Лилии Борисовны и помню её увлеченность французскими полотнами и их авторами!

— Дааа? — протянула удивленно собеседница.

— Интересно, а Лилия Борисовна дома писала картины?

— Ну, конечно, — Маргарита изящным движением кисти показала на стену, на которой висел живописный деревенский пейзаж, — вот её работа! В детстве тетя Лиля часто брала нас с Камочкой на пленэр: то на речку, то в парк, то на дачу к друзьям. С ней было очень интересно, — восторженно предалась воспоминаниям девушка.

— А копии она писала? — как будто, между прочим, спросила гостья.

— Нет-нет, она только с натурой работала! — категорично заявила Рита. — Если вы её ученица, то должны это знать!

— Рита, а почему ваша подруга развелась с мужем?

— Илья её обидел, — строго произнесла собеседница.

— Как?

— Я не вправе разглашать чужие тайны, — упрямо ответила она.

— Дело в том, что я была у него на работе и видела Дину, — спокойно сообщила сыщица, глядя прямо на девушку.

— Ну, а зачем тогда спрашиваете?

— Мне интересно, откуда Камилла узнала о неверности мужа? Скорее всего, он не собирался её посвящать в эту историю!

— Дина приходила в парикмахерскую и сказала об их романе сама, — вздохнула Маргарита.

— А если Илья оступился? Может, это нечаянно произошло? — Юлия решила спровоцировать подругу погибшей на откровенность.

— Нечаянно? — с возмущением переспросила та.

От её громкого голоса заплакал ребенок. Она вскочила со стула, подбежала к манежу и схватила малыша на руки.

— Нечаянно можно облиться соком, — нравоучительно сказала Рита, покачивая сына, — а предать человека, который писал для тебя по ночам конспекты, зарабатывал деньги, жертвовал своим комфортом и всеми благами… Знаете, какая она была хозяйка?

Юля промолчала, понимая, что собеседница задала риторический вопрос. Она лишь пожала плечами, а та продолжила:

— В доме порядок и чистота, всё для своего Илюшеньки сделает: нагладит-настирает-наготовит!

Рита вдруг резко замолчала. Через пару минут уже более спокойным голосом тихо проговорила:

— Он, конечно, тоже старался. И любил её сильно…

— Так, может, надо было вам убедить подругу сохранить семью. Хотя бы ради Ярославы?

— Я пробовала, — Рита опустила голову, — но Камочка была непреклонна. Все повторяла: «Предатель, предатель…»

На втором этаже после требовательного звонка послышалось шуршание. Наконец, загремели запоры и цепочки, и в приоткрытую дверь протиснулось лицо старушки:

— Вы из Собеса?

— Наталья Павловна, я хочу у вас расспросить о Камилле Галицкой. Вы знаете, что её убили на прошлой неделе?

— Вы из милиции? — опять «заскрипела» бабулька.

— Да, — и на этот раз солгала Юля.

— Заходите, — распахнула дверь хозяйка квартиры и жестом пригласила гостью в комнату.

Журналистка с интересом осмотрела жилище одинокого пожилого человека. Здесь было тихо и спокойно. Где-то мирно тикали часы. Высокое кресло с большим клетчатым пледом и раскрытая книга удивили её. Не было назойливого запаха нафталина и лекарств. На потертом ковре у кресла лежал большой серый кот. Он лишь приоткрыл глаза при входе в комнату незнакомого человека, и через пару секунд лениво закрыл, показав тем самым полное равнодушие к происходящему.

— Мне соседи сказали, что милиция уже ко мне приходила, но я, — старушка вздохнула, — лежала в больнице.

Она уселась в кресло, показав гостье жестом на стул.

— Наталья Павловна, расскажите о Галицких. Что это была за семья? — деликатно спросила Юля, усаживаясь напротив хозяйки.

— Замечательные люди, — улыбнулась собеседница, — интеллигентные, вежливые. Мама Камиллы — Лилечка была художником. Всегда ухожена, приветлива. Господи, ведь она погибла у меня на глазах!

— Как? — вырвалось у журналистки.

— Это же уже лет десять прошло, — старушка покачала головой и после недолгой паузы продолжила, — у меня всегда на подоконнике цветы в горшочках стояли. Знаете, я люблю фиалки, бегонии…

— Да-да, — нетерпеливо согласилась Юля.

— А моя Белка — это кошка у меня раньше жила. Ой, вы не представляете, какая она была красивая, но такая баловница, — хозяйка улыбнулась, — это сейчас у меня Чухлик, — она кивнула на кота, продолжающего беззаботно спать у её ног, — он у меня спокойный…

— И что же Белка? — не выдержала Юля.

— Она лазала по горшкам и листочки подгрызала, — немного обиженно продолжила рассказ та, — вот и в тот день я подошла к окну, чтобы прогнать проказницу, и глянула через стекло. Смотрю, через дорогу наша Лиля идет с двумя большими пакетами, видимо, из магазина. И вдруг, откуда не возьмись — «Жигуленок», и прямо на неё!

— Наталья Павловна, что же автомобиль по двору на большой скорости ехал?

— Нет, я смотрела вон в то окно! — она вытянула указательный палец. — Оно выходит не во двор, а на улицу. А там, знаете, какое движение?

— Значит, Галицкая шла на красный цвет? — недоверчиво спросила Юля.

— Нет, — старушка задумалась, — думаю, что шла она на зеленый, потому что машин перед окном не было.

— Так откуда же взялся этот автомобиль?

— Не знаю! — расстроено проговорила старая соседка.

— Получается, что он нарушал правила дорожного движения?

Наталья Павловна опять задумалась.

— По-видимому, — медленно произнесла она.

— А какого цвета были «Жигули», вы не помните?

— Господи, разве такое забудешь? — она развела руки. — Красного цвета, третья модель!

— Вы даже модель увидели? — удивилась Юля.

— Конечно, увидела! — с достоинством произнесла бабулька. — Я и следователю тогда это сказала.

— А он?

— А что он? Что-то черканул в своем блокнотике и все. Вы, молодежь, думаете, что старики ни в чем не разбираются!

— А муж Лилии Борисовны, чем занимался? — наблюдая за собеседницей, спросила журналистка.

— Лёня был инженер, работал начальником отдела. А потом, — она всплеснула руками, — в начале девяностых завод закрыли. Тогда многие люди остались без работы.

— И что же он? Сидел дома?

— Сначала на бирже занятости стоял на учете. Помню, идет однажды грустный такой, а в руке авоська с какими-то консервами. Спрашиваю: «Запасаетесь на зиму?» А он вздохнул и отвечает: «Это мне на бирже вместо денег дали!». Полез в сумку, достал две банки и мне протягивает: «Это вам, Наталья Павловна».

Юля понимающе кивнула.

— Да, — бабулька опять вздохнула, — непростое время было.

— А потом он нашел работу?

— Я так поняла, что Лиля воспользовалась своими связями и устроила его в музей.

— В музей? — переспросила сыщица, одновременно подумав, что пожилой человек может и ошибиться.

— Ой, я вас, милая, обманываю, — Наталья Павловна покрутила пальцем у виска, — старческая память подводит. Не в музей, а в картинную галерею! Ну, та, что на Ломоносова!

Юля прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

— А отчего отец Камиллы умер?

— Ой, не смог он жить без Лили! Как сейчас помню, как он у гроба рыдал и все приговаривал: «Прости меня, прости!», — старушка носовым платком вытерла покрасневшие глаза.

— И что же потом?

— Лёня, как и многие в то время нашел самый тупиковый выход из этой ситуации. Он начал пить.

— Пить? — в очередной раз переспросила сыщица.

— Да. Будто подменили человека. Господи, что водка делает с людьми! — возмутилась она.

— Наверное, ему было очень плохо, — вздохнула гостья, — и что же, его никто не поддержал? А друзья, а коллеги?

— Да он и видеть никого не хотел! И с работы уволился, а может, его выгнали. Не знаю…

— А на что же они жили? Его дочери, Камилле, было тогда лет шестнадцать?

— Да, верно. Она школу в то время заканчивала. Ей бы к экзаменам готовиться, а она по дворам отца искала и тащила его домой.

— Из-за этого она, наверное, в институт и не поступила, — размышляя вслух, проговорила Юля.

— Ну, конечно! — согласилась пожилая соседка. — Камилла с детства мечтала стать врачом. И на курсы ходила при мединституте. А вот как всё обернулось…

— А стала парикмахером, — вздохнула гостья.

— Сначала она в санитарки пошла. Надо было кормить и себя, и отца, — развела руки старушка, — он пережил Лилечку всего на полтора года.

— Неужели он за это время свою печень «посадил»? — удивилась сыщица.

— Печень у него была в порядке, — махнула рукой собеседница, — он во сне захлебнулся своей же желчью.

9. Акварель с дождём

Встречные автомобили неистово светили фарами прямо в лицо. От их яркого света хотелось закрыть глаза. Потом открыть и забыть всю эту историю про несчастную девушку Камиллу. Ну зачем, в самом деле, она ввязалась в это расследование? Вокруг столько несправедливости и жестокости, и ей не справиться со всем этим. А преступление раскроет Осипов. Он — профессионал в своем деле. Юля вдруг вспомнила, как однажды на перемене в художественной школе один мальчик испачкал её масляной краской. Может быть, он это сделал нечаянно, но, скорее всего, чтобы обратить на себя внимание. Тогда Юля расплакалась от обиды: было испорчено новое красивое платье. Одноклассницы смотрели на неё с пониманием, а Лилия Борисовна взяла её за руку и отвела в мастерскую. Она несколько минут «колдовала» над масляным разводом, натирая его какими-то специфическими жидкостями. Потом, застирав с мылом, она показала девочке мокрое пятно и произнесла:

— Когда высохнет, ничего не будет.

— Вы отчистили это пятно? — на всякий случай, уточнила юная художница.

Галицкая погладила её по голове и уверенно сказала:

— Отчистила. А ты никогда не расстраивайся из-за мелочей. Вся наша жизнь состоит из потерь и приобретений. Пусть лучше ты расстанешься с любимым платьем, чем утратишь что-то более ценное.

Юля помнит, как она спросила у преподавателя:

— А что — более ценное?

— Я считаю, что это жизнь, здоровье, родные и любимые люди, — с улыбкой ответила та.

Сейчас она знает эту простую истину, но тогда именно Лилия Борисовна преподала ей этот урок.

«Вот почему, — подумала сыщица, — мне важно раскрыть преступление на Октябрьской. В память о Галицкой найти убийцу её дочери».

У подъезда стоял Виктор, прячась от дождя под козырьком. Увидев Юлю, он вытащил трубку изо рта и стал из неё выбивать остатки табака.

— Кого караулишь? — вместо приветствия с иронией спросила журналистка.

— Угадай с трёх раз, — ей в тон ответил мужчина.

— Зачем?

— Между прочим, я тебе звонил, — оправдываясь, тихо произнес он, — но ты не ответила. Что случилось, Юля?

— Я очень устала, — тихо проговорила она, но после минутного замешательства предложила, — пойдем ко мне.

— А что мы будем делать? — не скрывая радости, задал банальный вопрос Николаев.

— Я выполню своё обещание, — пожала плечами подруга, — расскажу последние новости.

Как только они вошли в прихожую, Юля потянулась рукой к выключателю, но Виктор перехватил её кисть. Он с жаром схватил женщину за плечи и притянул к себе.

— Как же я соскучился, — прошептал он ей прямо в ухо, касаясь губами мочки.

Она мгновенно почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она попыталась сопротивляться, но руки выполняли свою задачу неохотно, кулачки расслабились, а её острый язычок вдруг стал неповоротливым и неспособным произнести что-то дерзкое. Неожиданно раздался резкий и необычайно громкий звонок в дверь. Юля вырвалась из объятий Виктора и стала суетливо открывать задвижку.

— А я — сюрпризом! — на пороге стояла школьная подруга.

— Привет, — журналистка смущенно поправила съехавший на спину шарфик, — заходи, Оля.

Гостья, мгновенно сообразив, что пришла не вовремя, проговорила достаточно бодро:

— Я машину новую купила, вот и заехала похвастаться, — она сделала шаг назад, — ну, пока!

— Шарова, стоять! — с усмешкой скомандовала подруга. — Давай, проходи, попьем кофе, согреемся, а потом пойдем смотреть твое приобретение!

— Ты уверена? — тихо проговорила Оля, с интересом рассматривая Николаева, который в этот момент включил в прихожей светильник.

За столом бывшие одноклассницы расслабились, наперебой рассказывая друг другу новости. Виктор был само обаяние: он ухаживал за обеими дамами, а его остроумные байки вызывали у них смех.

— Какой классный мужчинка! — шепнула Ольга подруге, когда Николаев вышел на балкон покурить. — Ты, где его подцепила?

— Это мой оператор, — пожала плечами Юля.

— Твой личный? — усмехнулась Шарова.

— Нет, мой студийный!

— И давно у вас с ним? — не унималась любопытная подруга.

— Ты с ума сошла! — праведно возмутилась Симонова. — Мы только коллеги, и ничего у нас с ним нет!

— Ну да, — с насмешкой проговорила та, — достаточно было увидеть ваши пунцовые лица в коридоре.

— Да, — Юля опустила глаза, пряча улыбку, — целовались пару раз.

— Милая моя, в нашем возрасте пора переходить к постельному режиму, — нравоучительно посоветовала одноклассница.

— На студии и так шепчутся, что я сплю с женатым мужиком, — журналистка вздохнула, вспомнив ворчание Ангелины Владимировны.

— Тем более, — хмыкнула Ольга, — чего теряться-то, если на работе все равно уже сплетничают, — она махнула рукой, — а главное, обычно говорят не те, кто праведно и честно живет, а те, кто сам по уши в грязи! Разве не так?

— Да, ты права!

— А то пока свои передачи делаешь и убийства раскрываешь, глядишь — и старость подкрадется мелкими шажками, — засмеялась Шарова, — и будешь одна сидеть у окошка и репу свою чесать!

— Просто я ещё с Андреем не выяснила отношения до конца, — виновато проговорила Юля, не обращая внимания на ироничный тон подруги, — мне перед ним стыдно.

— Твой Осипов, конечно, хороший мужик, но уж слишком нерешительный, — покачала головой школьная подруга.

— Кто здесь нерешительный? — раздался в дверях голос Виктора.

— Это не про тебя, — усмехнулась Юля.

— Вот что, ребята, — вставая из-за стола, произнесла Ольга, — приходите к нам как-нибудь, — и, посмотрев на Виктора, добавила, — мы с Юлькой дружим уже почти четверть века, пора и нашим мужчинам познакомиться! Как вы на это смотрите?

— Не знаю, — начала Симонова, но собеседница её перебила:

— Никакие самоотводы не принимаются!

— Оля, спасибо за приглашение! — Николаев шутливо поднял руку, как в школе на уроке. — Я только «за»!

— Вот и чудесненько, — гостья пошла в коридор, — машину мою смотреть будем?

— В темноте мы вряд ли её увидим, — засмеялась Юля.

— Я свою красавицу у подъезда под фонарем поставила, — надевая пальто, сообщила та.

Проехав вокруг дома на автомобиле Шаровой, Юля и Виктор перечислили достоинства нового приобретения Ольги, сделав приятно хозяйке. Попрощавшись, они вернулись в квартиру.

— Тебе, пожалуй, тоже пора, — сказала журналистка.

— Ты же обещала последние новости по расследованию рассказать, — огорченно проговорил оператор.

— Ох, — вздохнула Юля и без особых подробностей передала всю информацию своему напарнику.

Виктор слушал молча, время от времени кивая головой.

— По твоим словам, Илья Тимурович — хороший парень, скорее даже жертва обстоятельств, — проговорил он, когда подруга замолчала, — а раньше ты считала, что он лишь прикидывается «подкаблучником», а на самом деле «себе на уме». Не много ли ролей, по-твоему, он взял на себя? Конечно, Осипов — профессионал, и ты сразу приняла его версию, что эта парикмахерша, — он нетерпеливо щелкнул пальцем, — Нина, у которой сейчас живет Ярослава…

— Не Нина, а Надя, — поправила его сыщица.

— Да, Надя вместе со своим сожителем замешана в организации или даже в убийстве Камиллы, так?

— Так.

— А наш «несчастный» доктор тут ни при чем, да? — с издевкой спросил Николаев.

— Возможно, — растерянно ответила журналистка, ещё не понимая, к чему клонит мужчина.

— А теперь подумай: если Камилла дружила с Надей, Илья знал сожителя подруги или нет? Вот, только что твоя Шарова предложила: «Пора познакомиться нашим мужчинам!», а она видит меня в первый раз! А Гафурова с этой, — он опять запнулся, вспоминая парикмахершу-коротышку.

— С Чулковой, — в очередной раз подсказала Юля.

— Да, они работали и дружили уже пару лет! Ты понимаешь, о чем я? — возбужденно спросил он.

— Хочешь сказать, что судимый за кражу сожитель Нади был знаком с Ильей Гафуровым?

— Именно!

Симонова молча смотрела на Виктора, который продолжил:

— Я не уверен, что они действовали заодно, но прослеживается такая нить: через сестру Надя узнает о сносе в ближайшее время дома семнадцать, говорит об этом своему сожителю, а тот предлагает Илье пойти на преступление! Гафуров — высокий?

— Высокий.

— Поэтому он натянул на себя старье, а лицо шляпой прикрыл, что его даже соседский мальчишка не узнал.

— А бороду, зачем приклеил? Потрепанное пальтишко и мятую шляпу нетрудно найти, а бороду?

— Сам смастерил из какой-нибудь пакли!

— А какая выгода тогда Наде и её сожителю? — задала вопрос журналистка.

— Ну мы же не знаем, что их еще связывает! Не забывай, что Тимурович — врач, а это значит — доступ к лекарствам. Может, он Надиного дружка снабжал наркотиками?

— Тогда зачем Чулкова так старается оформить опеку над девочкой?

— Чтоб, например, отвести подозрения от Ильи! Юлька, там может быть столько подводных камней! — уверенно закончил Николаев и обнял женщину.

В этот момент у неё появилось ощущение, что только с Виктором они раскроют все тайны, связанные с убийством Камиллы, его уверенность передалась и ей, и в благодарность она потянулась к нему.

— Сыщица моя, — он обхватил её лицо руками и прижал к груди, будто самое дорогое, что у него есть. Потом стал прикасаться губами к волосам, глазам, шее, незаметно опуская женщину на спинку дивана. Его пальцы начали трепетно расстегивать пуговицы на её блузе, а она, блаженно улыбаясь, уже совсем не сопротивлялась.

Но когда его кисть скользнула по застежке её джинсов, Юля вдруг широко открыла глаза и увидела себя, как будто со стороны, в нижнем белье. Её руки судорожно закрыли грудь крест-накрест, и она твердо сказала:

— Не могу!

— Ну что на этот раз? — с болью в голосе промычал Николаев.

— Витя, не могу… Здесь, где я совсем недавно была с Андреем, — она запнулась, — не могу…

— Детский сад какой-то, честное слово, — недовольно проворчал он, приподнимаясь с дивана.

Проходя по коридору, ведущему на студию, Юля поздоровалась со всеми местными курильщиками, и искренне удивилась холодному кивку Виктора в ответ на её приветствие.

— Обиделся? — мысленно спросила она сама себя.

Прежде чем зайти в редакторскую, она заглянула к координатору:

— Верочка, как дела?

— Отлично! — девушка повернулась на кресле от компьютера, и журналистка увидела ее слишком открытый вырез на шелковой кремовой блузе.

— Не холодно? — пошутила она, кивнув на декольте.

— Зато сексуально, — кокетливо сказала та и жестом показала сотруднице приблизиться.

Симонова внутренне приготовилась к очередным глупым вопросам Верочки, но та проговорила шепотом:

— На меня Николаев взгляд положил! — и радостно прищелкнула языком.

Юлю как током обдало.

— Поздравляю, — как можно беспечнее произнесла она и вышла из кабинета, забыв отдать заявку на монтаж.

Симонова уселась за свой рабочий стол, обложилась бумагами и пресс-релизами, пытаясь изо всех сил сосредоточиться. Какое-то внутреннее противоречие немедленно поселилось в мозгу и стало мешать думать о предстоящей съемке. Юля пыталась избавиться от мысли о Викторе, убедить себя, что он для неё лишь коллега, хороший оператор, друг, в конце концов.

«Как же хорошо, что у них не было интимной близости! — в который раз подумала она, — А поцелуи… Ну, подумаешь, так баловство. Им обоим за тридцать, потянуло на романтику… Такое бывает…»

После пятнадцатиминутной медитации на тему: «У всех свои слабости», она прошептала, отвернувшись к окну:

— Кобель!

Она посмотрела на часы. Скоро выезд. Юля решительно пошла в операторскую, чтобы взять рабочую сумку, которую собрала заранее, аккуратно сложив туда кассету и новый микрофон. Чтобы не было брака по звуку, Валера Шкуро лично проверил его утром и обмотал для приметности красной изоляционной лентой у штекера. Она потянула на себя ручку двери и увидела Настю с потертым кофром, из которого торчал шнур микрофона.

— Ты куда это направилась? — спросила она сотрудницу.

— В ГосДуму, — спокойно ответила Прокопенко, застегивая на ходу пальто.

— Так я же туда еду, — растерялась Юля.

— Подруга, ты что, не видела изменения в графике? — удивилась Настена. — Карина тебя в театр посылает.

— Да? — только и смогла сказать сыщица. — А почему?

— Давидовна решила, что у тебя про искусство и культуру приличные сюжеты получаются, — усмехнулась коллега, — а мне придется вместо тебя тягомотину в Думе снимать.

Подойдя к графику, Юля убедилась, что Настя права: она едет в ТЮЗ. Посмотрев, что до выезда ещё целый час, она, взяв свой любимый бокал, решила сварить кофе. В коридоре стоял Николаев и разговаривал с Димкой.

— Мы с тобой едем Тараса Серегина снимать, — сказал оператор громко, мельком глянув на журналистку, — знаешь такого?

— Знаю, — буркнула она и пошла дальше.

Юля долго возилась у кофемашины, потом придирчиво в объемном контейнере выбирала печенье, надеясь, что на обратном пути Виктора не встретит. Напрасно. Он стоял один, прямо у нее на дороге и ухмылялся. Она шла, изображая сосредоточенность и ожидая каждую секунду какое-нибудь замечание в её адрес. Но он молча её пропустил и пошел в курилку.

— Вот, гад, — подумала она, то ли за то, что он промолчал, то ли за то, что дождался её возвращения.

В гримерке у Серегина было удивительно торжественно. На стенах висели старые афиши с его фотографиями из разных спектаклей, благодарственные письма и грамоты с золотыми вензелями, на гримерном столике — несколько букетов и сувенирных миниатюрных коробочек.

— Не забудь поздравить человека, — не глядя на журналистку, проговорил Николаев.

— С чем?

— Я так и знал, — с сарказмом ответил он.

В этот момент дверь распахнулась, и вошел актер. Тарас был в джинсах и свитере, и Юля не сразу бы узнала его без театрального грима и сценических костюмов. Серегин был в крайне возбужденном состоянии.

— Тарас Владимирович, с юбилеем вас! — Виктор протянул ему руку.

— Поздравляю! — быстро сообразив, улыбнулась Юля.

Актер ответил на рукопожатие и поцеловал журналистку в щеку:

— Друзья мои, спасибо за внимание к моей скромной особе, но у меня сегодня совсем мало времени. Минут двадцать нам хватит?

— Конечно, — согласилась Симонова и тут же начала задавать вопросы.

Возможно из-за обиды на Николаева, она так вдохновенно вела разговор с актером, вспомнив его первые спектакли на подмостках театра юного зрителя, что Серегин растрогался и пригласил их на торжественный вечер, посвященный его юбилею.

— И все-таки, в конце нашей беседы хочу спросить у вас, почему вы четверть века служите в театре юного зрителя? Я уверена, что такой талантливый актер мог бы с успехом работать на сцене любого московского или питерского театра! Более того, вы могли бы сниматься в кино. В чем заключается ваше постоянство и преданность нашему ТЮЗу?

— Только в любви, — улыбнулся юбиляр, — в любви к своему театру, к своей труппе, к своему зрителю и к своему городу. Надо делать то, что нравится, а не в угоду другим людям или моде.

— Тарас Владимирович, — в дверь заглянула немолодая женщина, — там вас спрашивают из областной администрации.

— Ну, простите, ребята, надо идти, — актер сделал извиняющий жест.

— А можно мы тут ещё поснимаем? Афиши, грамоты, — спросила журналистка.

— Конечно, — он махнул рукой и уже в дверях напомнил, — жду вас завтра, не забудьте взять пригласительные, — и он кивнул на стол, где лежали две открытки.

Когда телевизионщики остались одни, Юля сосредоточенно осмотрела гримерку актера, не обращая внимания на Николаева, который принялся за работу. Он тщательно отснял все афиши, потом на столике перед зеркалом из цветов и мелких предметов грима стал делать композицию. Журналистка решила тоже поучаствовать в подсъёмке. Она открыла створку шкафа и увидела висящее на плечиках серое потертое пальто с перекинутым по вороту рваным шарфом.

— А вот и «наряд» Константина Эдуардовича Циолковского, — проговорила сыщица, рассматривая сценическую одежду актера.

— Ну-ка, помоги, — Виктор ловко снял с плечиков пальто и натянул на себя, обмотав шею шарфом.

Юля протянула руку, достала с полки помятую шляпу и задумалась, разглядывая вещи.

— Костюмчик уж больно поношенный, в нем Константин Эдуардович на бомжа смахивает. Насколько помню, он в школе преподавал и не нищенствовал, — сказал Виктор, разглядывая себя в зеркале.

— Да, что-то костюмеры перемудрили, — журналистка водрузила на его голову шляпу, — не хватает только очков и бороды.

Николаев открыл ящик гримерного столика и усмехнулся: всё было на месте — и борода и очки.

— Ну, что, похож? — спросил он у Юли, поглаживая седую паклю на своем подбородке.

Она кивнула, разглядывая коллегу в новом образе.

— А почему у него сценический костюм в гримерке, разве актеры не сдают всё костюмерам? — поинтересовалась она.

— Если у Тараса Владимировича по два спектакля в день, нет смысла сдавать, потом забирать, — Николаев по-хозяйски просунул руки в карманы старого пальто, потом приблизил сжатый кулак к носу и сделал глубокий вздох.

— Опаньки! — только и промолвил он.

— Что случилось? — взволнованно произнесла Юля.

— Я нашел улику! — с театральным пафосом сообщил Виктор.

— Что там? Покажи! — сыщица приблизилась вплотную к незадачливому «актеру».

— Покажу, но только за поцелуй, — усмехнулся мужчина.

Симонова уже вытянула губы и собралась чмокнуть его в щеку, когда хитроумный сотрудник тихо подсказал:

— Дружеский — не считается! Только продолжительный и в губы!

— Условия будешь ставить Шмелевой — гордо проговорила Юля и, отвернувшись от Виктора, стала сматывать шнур микрофона.

— А кто это такая? — удивленно пожал плечами он и стал аккуратно отцеплять бороду от щек.

— Верочка-координатор, — зло процедила сквозь зубы журналистка и добавила, — если ты забыл её фамилию.

— Я чего-то не понимаю, — он скривил смешную гримасу, — почему это я вдруг должен этой пустоголовой козочке ставить условия?

— Хватит прикидываться, — уже примирительно произнесла Симонова, — она сама мне сказала, что ты на неё «положил глаз»!

Виктор громко рассмеялся, снял пальто «Циолковского» и, повесив в шкаф, прямо перед коллегой разжал кулак. На его ладони лежали коричневые скрюченные чаинки.

— Это что, заварка? — спросила Юля.

Он покачал головой и приблизил руку к её носу:

— Это табак! Причем очень дорогой!

Женщина вдохнула запах и улыбнулась:

— А при чем здесь «улика»?

— Здрасти! — засмеялся оператор. — Между прочим, в сценическом костюме нельзя выходить курить, а наш юбиляр, похоже, пренебрегает этим правилом!

— Я думала, это касается убийства, — разочарованно произнесла сыщица.

— А я думал, что ты гораздо умнее Верочки, — в тон ей ответил Николаев, — это же надо, придумать такое! — и он, сложив губки «уточкой» смешно изобразил координатора: «Он на меня глаз положил!»

Юля рассмеялась:

— Копия Верочка!

— Я примерно представляю, почему она так решила, — улыбаясь, сказал Виктор, собирая камеру и штатив, — захожу сегодня утром в кабинет, а она сидит вот с таким вырезом, — он явно преувеличенно показал рукой полукруг до живота, — ну, я взял и сунул бумажную десятку ей в бюстгальтер!

Юля присвистнула.

Он хмыкнул:

— Думал, она обидиться, что сравнил её со стриптизёршей, а она, видишь ли, приняла это за комплимент.

На обратном пути на студию они уже разговаривали, как старые друзья, забыв утреннюю размолвку.

— Это вредительство какое-то! — услышала Симонова слова своей соседки по рабочему столу, когда пошла в операторскую, чтобы вернуть кофр.

— Что случилось? — спросила она возмущенную Настю.

— На заседании ГосДумы мы записали все интервью с браком по звуку, — мотая перед собой микрофоном, гневно кричала Прокопенко.

Юля посмотрела на шнур и ахнула:

— Этот микрофон мне сегодня дал Валера Шкуро, — она показала пальцем на штекер, — ещё отметил красной изолентой, видишь? А ты его забрала себе!

— А зачем он тебе дал на съемку испорченный микрофон? — понизив голос, спросила Настя.

— Как раз, наоборот, он мне дал новый, потому что я уже не раз привозила брак по звуку! — сообщила коллега.

— Что-то здесь не так, — тихо проговорила Прокопенко.

10. Дыхание Мельпомены

В театре был аншлаг. Сверкали подвески хрустальной люстры, дорогие украшения дам ловили лучики света своими гранями и переливались, будто кокетничая друг с другом. Юля давно не видела такого обилия драгоценностей, парадных нарядов, стильных дамских причесок, мужских галстуков и «бабочек».

— Я тебя не узнал! — восхищенно произнес Николаев, оглядывая свою коллегу, — ты выглядишь, как светская львица!

Юля лишь склонила голову, выражая, таким образом, благодарность за комплимент. Её поклонник тоже был одет необычно: в костюмных брюках и изящном замшевом пиджаке. Он подал ей бокал с шампанским. Симонова сделала глоток и посмотрела в сторону. Там суетились несколько съемочных групп, разбирая известных в городе лиц для интервью. Они работали, а Юля и Виктор медленно проходили среди гостей, почтительно здороваясь с актерами, художниками и представителями власти. Они были гости на этом празднике, и это было необычно и приятно. Когда появился виновник торжества, публика зааплодировала и потянулась с поздравлениями к юбиляру. После небольшого концерта все спустились в фойе, где продолжился праздник у фуршетных столов. Лена Пучкова, увидев журналистку в числе приглашенных, подскочила к ней и стала щебетать какие-то новости, мельком обсуждая наряды жен руководящих особ. Потом к ним присоединились ещё какие-то дамы, наперебой восхищаясь торжеством, блюдами на столах и местным бомондом. Юлю быстро утомили эти разговоры, и она стала взглядом искать Виктора. Каково же было её удивление, когда через стеклянную дверь на балкон она увидела своего оператора, беседующего с Антоном Эдуардовичем.

— Я думала, что Тельманов тебе не нравится, — сказала она, когда подошёл Николаев, протиснувшись через нарядную толпу.

— Я просто его плохо знал, — улыбнулся тот, — очень интересный мужик. А главное, — он хитро подмигнул, — он курит трубку.

— Ну и что?

— Видишь ли, люди, которые разбираются в табаке и курительных трубках, всегда друг другу интересны. Это вроде клана, понимаешь?

— Подумаешь, — пожала плечами женщина и ревностно добавила, — нашел себе друга по интересам.

Тем временем Юля увидела среди гостей директора картинной галереи и двинулась ей навстречу. После приветствия она спросила:

— Екатерина Дмитриевна, как продвигается история с картиной «Юная пастушка»?

— Лучше не спрашивайте, — махнула рукой Яровая, — нас так задергала милиция! Допросы, расспросы, проверки… Пастораль отправили в Москву на экспертизу, а по городу ходят разные слухи. Вы не представляете, как я от этого устала, — пожаловалась она.

— Вы работаете в галерее много лет, — участливо проговорила журналистка, — может быть, кого-то подозреваете?

— Вы имеете в виду «из наших»? — её глаза округлились. — Ну что вы! Я никогда не принимала на работу «с улицы»! Все свои, интеллигентные люди!

— Да, я слышала, что муж художницы Галицкой у вас работал.

— Лилии Борисовны? — переспросила собеседница и кивнула. — Время было такое, надо было выручить подругу. Он остался без работы тогда.

— А чем он у вас занимался? Он же — инженер!

— Он и работал у нас инженером, — спокойно сообщила Екатерина Дмитриевна, а потом добавила, — по технике безопасности.

— Юлия Сергеевна, Екатерина Дмитриевна, голубушки вы мои, — Антон Эдуардович подошел с двумя бокалами шампанского и вручил их женщинам, — там уже начались танцы, а две прекрасные дамы скучают! — он перевел взгляд на Яровую. — А где же ваши кавалеры?

— Ну мой, как всегда, «подчищает» бар, — со злой иронией произнесла директор картинной галереи. — Боюсь, что после его «дегустации», коньяка уже никому не достанется.

— А мы не будем ему мешать и пойдем танцевать, — бойко предложил Тельманов, обнимая обеих женщин за талию.

Не успели они войти в просторное фойе театра, где играла живая музыка, как из-за колонны возник Николаев и по-гусарски пригласил Яровую на танец. Антон Эдуардович улыбнулся и протянул Юле руку:

— Разрешите? — и галантно наклонил голову.

— Муж Екатерины Дмитриевны увлекается спиртным? — уже по время танца спросила она своего кавалера.

— Увы, алкоголь, как чума. Особенно страдают творческие люди, — грустно добавил он, — так сказать с тонкой душевной организацией.

— А я слышала, что муж Галицкой тоже сильно пил, — продолжила беседу сыщица, — хотя он просто инженер и далек от искусства.

— У Леонида Федоровича была другая причина, — Тельманов остановился и в упор посмотрел на партнершу, — он потерял любимое дело, интересную должность… Я и представить не могу, как это — стать безработным и получать унизительные копейки на бирже труда…

Он тяжело вздохнул.

— А почему ему никто не помог? Неужели у него не было друзей?

— И друзья были, и семья… Помочь человеку можно, когда он сам этого хочет, — возразил Тельманов, — Хотя мы пытались… Уговорили его с Лилей устроиться в картинную галерею.

— Он опять обрел коллектив, но все равно продолжал выпивать? — участливо спросила Юля.

— К сожалению…

— Может быть, надо было руководству с ним пожестче. Например, Екатерина Дмитриевна, — начала пылкую речь журналистка, но мужчина лишь снисходительно улыбнулся.

— Она даже своему мужу не может помочь…

— Антон Эдуардович, а Галицкий работал в картинной галерее в то время, когда проводилась экспертиза картины «Юная пастушка»? — сыщица, наконец, решилась задать свой самый главный вопрос.

— Нет, его уже уволили к тому времени.

Танец закончился, чиновник элегантно взял Юлию под локоток и повел к столу, шепнув на ходу:

— Мне эта коварная мысль тоже приходила в голову. Друг — другом, но когда человек пьет, всякое может случиться. Поэтому я проверил и убедился, что до возвращения полотен в галерею он уже месяц как там не работал.

— А у вас есть подозреваемые? — пользуясь моментом, спросила она у исполняющего обязанности начальника Департамента искусства и культуры.

— Есть, — он загадочно улыбнулся и добавил, — но пока я не проверю все факты, никому ничего не скажу!

Воскресным утром Юля не спешила вылезать из постели: от шампанского, выпитого накануне, немного болела голова. Она лениво потянулась и, посмотрев на перекинутое через спинку стула свое «бальное» платье, усмехнулась. Сколько комплиментов и восхищенных взглядов она вчера получила в свой адрес! Какой-то лысоватый депутат с пивным брюшком даже пытался ее соблазнить, тихо мурлыкая во время танца:

— Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал…

Но главное не это. На торжестве Юля не просто флиртовала с мужчинами и вела светские беседы с женщинами. Она ненароком выяснила, что Лилия Галицкая во время учебы в художественном училище дружила с Людмилой Широковой, которую в творческой среде все называли «Люси». У обеих девушек были женихи: однокурсник — Антон Тельманов и начинающий актер — Тарас Серегин. Потом Лиля рассталась с Антоном, познакомившись случайно на вечеринке со студентом технического университета — Леонидом, и вскоре вышла за него замуж. Люся и Тарас тоже поженились, и молодые пары стали дружить семьями. Через несколько лет к их компании присоединился и Тельманов со своей супругой.

А как интересно было тайком наблюдать за Николаевым!

Юля засмеялась своим воспоминаниям. Сначала он приглашал танцевать самых ярких представительниц слабого пола, и «гарцевал» недалеко от сотрудницы с победным видом: «Первый парень на деревне». Он угощал напитками своих случайных партнерш и громко рассказывал анекдоты. Потом резко изменил тактику, поняв, что Симонова у мужчин пользуется бОльшим успехом, чем он у женщин. Он попытался протиснуться через толпу поклонников, но тут ему не повезло: Тарас Серегин пригласил Юлию на вальс. И она, как юная гимназистка на первом балу, изящно прогнув спинку, завертелась в вихре танца. Актер с легкой улыбкой смотрел на свою партнершу, и Симонова тут же ему сделала комплимент:

— Тарас Владимирович, вы не только талантливый актер, а еще и прекрасный танцор! Ваш друг не так пластичен!

— У него просто сейчас много проблем, — шепнул мужчина, — я удивлен, что Антон вообще сегодня пришёл сюда.

— Вы имеете в виду пропажу картины?

— Да! Я его давно в таком состоянии не видел! В прошлый вторник он приходил ко мне и, чуть не рыдая, рассказывал о скандале из-за картины, потом вспоминал нашу дружную компанию. Говорил, что Лиля и Лёня поддержали бы его, — юбиляр вздохнул, — и это правда! Они были прекрасные люди.

Вальс закончился, а немного захмелевший Серегин продолжал рассказывать журналистке о своих друзьях и о том, как не хватает времени, чтобы просто выслушать человека.

Она поддакивала мужчине, медленно прогуливаясь между гостей, а потом, мило попрощавшись с юбиляром, исчезла через служебный вход. Это была маленькая месть Николаеву, и она удалась!

— Что только не узнаешь во время фуршета! — тихо проговорила Юля, складывая диван.

Ей удалось поближе познакомиться и с женой Серегина — Людмилой Аркадьевной. Более того, когда она ей рассказала, что была ученицей Лилии Борисовны и хотела бы снять про нее передачу, бывшая однокурсница Галицкой пригласила зайти к ней на работу и дала адрес. Теперь Юля с нетерпением ждала понедельник, чтобы после съемок отправиться на встречу.

Ближе к обеду позвонила мама и строго сказала, что ее дочь «совсем отбилась от рук», что означало, что Юля мало уделяет внимание семье.

— А я как раз собираюсь к вам в гости, — тут же сориентировалась журналистка.

Она выглянула в окно и поморщилась: неугомонный ветер сорвал последнюю желто-красную листву с деревьев и теперь издевался над голыми ветками, теребя их в разные стороны. Дождя не было, но небо было таким неуютно-серым с синими перьями облаков, что хотелось вернуться на диван и провести весь воскресный день с хорошей книгой и чашечкой лимонного чая. Юля натянула джинсы, объемную кашемировую водолазку и, надев пуховик, отправилась в отчий дом навестить самых близких людей. Ветер неистово дул ей в спину, и Юле казалось, что если расправить руки, она вот-вот взлетит над городом, и будет парить, рассматривая сверху крыши домов и горожан, спешащих по своим делам.

Она так размечталась, что не услышала сигнал сзади. Маршрутное такси остановилось, буквально, в сантиметре от нее и грубый голос высунувшегося в окошко водителя вернул ее к действительности:

— Эй, турист, ты чего прёшься по проезжей части?

Юля испуганно оглянулась, а водитель загоготал, увидев из капюшона светлые локоны девушки.

— Мадам, извиняюсь, — он кивнул на дверцу, — давайте подвезу, а то вас с тротуара сносит.

— Мне недалеко, — начала отказываться Симонова, но, махнув головой, резко открыла переднюю дверцу и плюхнулась рядом с шофером, — у четырнадцатой школы остановите, — подавая плату за проезд, сообщила она.

— Ничего не надо, — водитель выкрутил руль «Газели», даже не глянув на Юлин кулачок с деньгами, — сегодня день какой-то неудачный: совсем нет пассажиров. План точно не выполню!

— Так возьмите мои, начинать надо с малого, — приветливо улыбнулась пассажирка.

— Уберите вы свои копейки, — прямодушно проговорил мужчина и удивленно спросил, — а зачем вам в школу? Сегодня же воскресенье!

— У меня мама рядом живет, — засмеялась Юля и уточнила, — со школой.

— Это вы к маме собрались так? — собеседник покачал головой.

— Как? — не поняла журналистка, на всякий случай посмотрев на себя в боковое зеркало.

— С пустыми руками! Я всегда заезжаю в «Море продуктов», там вкусная выпечка, — пояснил он, — а уж потом к своей мамаше еду. Пожилому человеку нужны внимание и сладости!

— Вы молодец, — похвалила разговорчивого шофера Юля.

— Так что, — он подмигнул, — смотаемся за тортиком?

Юля в нерешительности пожала плечами.

— Соглашайтесь, пока Коля — добрый! — хихикнул он.

— Неудобно как-то. Вы же на работе.

— Народу все равно нет, хоть покатаю телезвезду!

Журналистка смущенно улыбнулась, поняв, что водитель её узнал.

В магазине вкусно пахло ванилью и корицей, а главное, было мало покупателей. Симонова быстро выбрала воздушные эклеры со взбитыми сливками и направилась к кассе.

— Добрый день, — услышала она голос сзади и, оглянувшись, увидела милейшую старушку.

— Наталья Павловна? — на всякий случай спросила Юля.

— Я, — радостно отозвалась бывшая соседка Галицких, — видела вас сегодня по телевизору!

У Юли от стыда сжалось сердце: ведь она представилась старушке милиционером. А теперь интеллигентная Наталья Павловна поняла, что она — журналист и обманщица. Но бабулька продолжала улыбаться.

— Меня тоже приглашали на юбилей Тараса Серегина, но у меня что-то ноги разболелись… И не случайно, вон — погода какая! — кивнула она на окно, за которым жухлая листва вместе с мусором кружилась над землей.

«Значит, в новостях показали вчерашнее торжество в театре, — сообразила сыщица, — и про него говорит старушка».

— А я как увидела Люсю, Антона, Тараса, сразу вспомнила нашу Лилечку, — с печальной улыбкой продолжила Наталья Павловна, — они же были друзья! Только Лиля была из них самая талантливая, — вздохнула она, — Людмила тоже неплохо писала, а вот Антон, — она махнула рукой и усмехнулась, — художник был, прямо скажем, никудышный! Наверное, поэтому и устроился к нам после окончания училища.

— К вам?

— Да, милая, не всегда же я была старухой, — она хитро подмигнула, — я работала в городской администрации. Возглавляла отдел искусства и культуры.

— Так Антон Эдуардович был вашим подчиненным?

— Верно! И организатором оказался неплохим, быстро пошел в гору по служебной лестнице.

— А он не злился на Галицкую: она же предпочла ему Леонида?

— Он быстро забыл свое любовное увлечение юной Лилечкой, когда познакомился с Ниной, дочерью первого секретаря горкома партии. А когда вошел в их семью, у него появилось все: и квартира, и машина, и дача.

— Удачно женился, — усмехнулась Юля.

— Да, — Наталья Павловна качнула головой, — несмотря на то, что Нина была его старше на шесть лет, жили они счастливо.

— Может быть, просто делали вид?

— Может быть и так, — согласилась та, — я всегда только удивлялась, почему он, спустя несколько лет, возобновил дружбу со своими бывшими однокурсницами? А потом поняла.

— И почему?

— На работе все люди делились на подчиненных и начальников, в семье приходилось пресмыкаться перед высокопоставленным тестем, а в компании Галицких и Серегиных он мог быть самим собой. Он ведь хороший был парень: внимательный, веселый…

— А я вчера на торжестве что-то не заметила супругу Тельманова, — напрягая память, сказала журналистка.

— Она не посещает мероприятия, — Наталья Павловна скорбно поджала губы, но тут Юля увидела через окно водителя Колю, который нетерпеливо показывал на часы.

Попрощавшись с собеседницей, Симонова выскочила из магазина и, запрыгнув в «Газель», поехала к родителям.

Марта больше всего была рада эклерам, а мама сначала отругала дочь за опоздание к обеду, а потом, успокоившись, поставила перед ней коробочку французских духов.

— Ты зачем тратишься? — Юля протянула руки к подарку.

— Захотелось сделать тебе приятное! — мама вздохнула, — Переживаешь из-за Андрея?

— А почему я должна из-за него переживать? — искренне удивилась взрослая дочь, подумав, что мама не в курсе их отношений.

— Я вчера его встретила случайно и узнала, — она посмотрела на Юлю, — что его переводят в Москву. А тебя-то он с собой не зовёт?

— Мама, успокойся! — бодро произнесла журналистка. — Мы просто еще не обсуждали эту тему. Все будет хорошо!

Мама радостно обняла дочь:

— Так хочу, чтобы ты была счастлива!

— Марта, собирай рюкзак, поехали домой. Мне без тебя скучно, — предложила Юля.

— Оставь ребенка в покое! — тут же прозвучал учительский тон мамы. — У нее каникулы начались, пусть отдыхает у нас!

— Мамуль, не обижайся, но у меня здесь рядом все подруги живут, — девочка обхватила маму вокруг шеи, — и у нас планы…

Дома Юля забралась на диван и, обхватив колени руками, задумалась. О деле или о чувствах? То, что Осипов уезжает в Москву, для неё было неожиданностью. В душе появилась какая-то растерянность: хорошо это или плохо. И обида, что не сказал ей сам. В серьезности чувств Виктора к себе тоже засомневалась: вел себя на торжестве странно: то ли вызывая у неё ревность, то ли самоутверждаясь. Радовало только то, что собрала информацию, касающуюся уголовного дела. Но какого? Неожиданно оказалось, что в обоих преступлениях одни и те же участники, и Юля никак не могла выстроить логическую цепочку всего происходящего. И можно ли им верить?

«Итак, — рассуждала она, — начнем с самого начала. Под колесами неизвестного автомобиля погибает Лилия Борисовна Галицкая, оставляя на холсте набросок знаменитой картины Огюста Лепажа «Юная пастушка», ее муж спивается, и его увольняют из картинной галереи. Примерно в это же время происходит кража французской пасторали с заменой на копию. Так утверждают Яровая и Тельманов, а старушка-соседка говорит, что пить Леонид Галицкий стал после гибели жены. Нестыковочка получается. Может, бабулька путает, ей лет восемьдесят, не меньше. Дальше, по глупой случайности умирает сам Галицкий, и его единственная дочь остается одна. Не поступив в медицинский институт во второй раз, она выходит замуж. Чтобы помочь мужу вылезти из долгов, Камилла продает квартиру родителей. Они покупают комнату в коммуналке на окраине города, и жизнь молодой женщины кардинально меняется. Она устраивается на работу в парикмахерскую рядом с домом, дочь ходит в ближайший детский сад, а рядом вечно пьяные соседи. Как она воспринимала эти изменения? Девушка из интеллигентной семьи, выросшая в высотке в центре города с интересным кругом общения. Возможно, она считала это временными трудностями, а, может, была рада покинуть ту квартиру, чтобы реже вспоминать последние годы, связанные с потерями родных? А тут очередная беда — измена мужа, но она не падает духом и продолжает работать и воспитывать дочь. И за что её убили? Имеет ли какое-то отношение к её смерти человек, похожий на театрального Циолковского? Совершенная путаница! Надо начинать сначала и точно узнать, при каких обстоятельствах умерли родители Камиллы.

11. Эмоциональный реализм

Перед работой Юля решила зайти в картинную галерею и продолжить разговор с Яровой. Она поднялась на второй этаж и огляделась. Посетителей не было, и лишь ее шаги гулко отдавались в большом зале, у входа в который сидела пожилая дама, похожая на библиотекаря советских времен: белая блузка, застегнутая до самой верхней пуговицы и темно-синий сарафан из плотной шерсти. Очки немного сползли с носа смотрительницы. Юля пригляделась и улыбнулась: дама дремала.

— Простите, — произнесла журналистка шепотом, но сотрудница музея всё равно вздрогнула.

— Я вас слушаю, — испуганно ответила она, поправляя на переносице очки.

— А где кабинет Екатерины Дмитриевны?

— Вон, — она показала рукой с зажатой в кулаке газетой, — за картиной Айвазовского поворот направо, там и увидите дверь с надписью: «Директор».

Юля уже собралась идти по указанному маршруту, но смотрительница негромко крикнула ей вслед:

— Девушка, а она еще не пришла!

— Вот как? — посетительница резко повернулась к даме, — А когда она появляется обычно на рабочем месте?

Строгий тон гостьи поверг тетку в явное замешательство.

— Может, её в Департамент вызвали, — начала она оправдательную речь, — а вы из милиции, что ли?

Юля решила «сменить гнев на милость» и, улыбнувшись, спросила:

— Замучили вас менты из-за подделки «Пастушки», да?

Миролюбивый тон молодой особы и слово «менты» сразу расслабили смотрительницу.

— А вы откуда?

— С телевидения, — журналистка подала руку, — Юлия.

— А я смотрю, лицо знакомое, — улыбнулась сотрудница галереи и легонько сжала её ладонь, — Анастасия Петровна.

— А вы тут давно работаете?

— Давно, как на пенсию ушла, так сюда и устроилась, — и уточнила, — с девяностого года.

— Значит, картину эту забирали на экспертизу при вас?

— Конечно! Я прекрасно помню, — бойко ответила смотрительница, — их штук семь брали.

— Вы имеете в виду семь картин?

— Конечно. Пришли, упаковали и увезли.

— А потом?

— А потом привезли.

— И повесили на стены? — Юле стало интересно услышать из первых (и, кажется, незаинтересованных) уст, как проходил процесс возвращения полотен на место после экспертизы.

— Нет, — Анастасия Петровна покачала головой, — комиссия оглядела их внимательно, а потом один искусствовед, такой худосочненький, сказал, что у Айвазовского царапина. Потом и другие члены комиссии стали высказывать, что надо их в реставрацию отправить.

— И что решили?

— Отправили.

— Постойте-постойте, — Юля даже кулаки сжала, — значит, и «Юная пастушка» тоже была отправлена на реставрацию?

— А как же? Говорю же: все!

— А с реставрации вы видели, как их сюда привозили?

— Нет, — тетка замахала головой, — видно, не моя смена была. Помню, пришла на работу, а наши картины уже висят!

— А кто здесь сидел вместо вас?

— Это вы у Екатерины Дмитриевны спросите. Я и не помню.

— Что ты не помнишь, Петровна? — по ступенькам поднималась Яровая, издали разглядывая непрошенную гостью.

— Екатерина Дмитриевна, а я к вам! — жизнерадостно сказала Юля после приветствия.

— Простите, но сегодня столько работы, — начала деликатно извиняться директриса.

— А у меня к вам один маленький вопрос: в день возвращения картин с реставрации в апреле девяносто пятого года здесь не было посторонних?

— Посторонних? — с недоумением переспросила та. — Вы имеете в виду посетителей галереи?

Юля только пожала плечами.

— Мы закрыли вход перед тем, как полотна привезли. Никого, естественно, не было кроме сотрудников.

— И ещё небольшая просьба, Екатерина Дмитриевна, вы мне не скажите, кто дежурил в тот день, когда картину «Юная пастушка» вернули с реставрации, и кто был в комиссии после экспертизы?

— Покажите, пожалуйста, свое удостоверение УВД, — корректно ответила Яровая.

— Да-да, извините, — журналистка стремительно направилась на выход, даже не попрощавшись.

— Юля, не обижайтесь, — крикнула ей вслед Екатерина Дмитриевна, — но у нас это закрытая информация.

Выскочив из картинной галереи, Симонова побежала вдоль домов, не обращая внимания на прохожих, снующих рядом. Она мысленно ругала себя за непростительную наивность, которую проявила в таком серьезном деле. Если она на недавнем юбилее пила шампанское с Яровой, это не значит, что та должна предоставить ей информацию по украденной картине. Это уголовное дело, и вполне возможно, что меч возмездия занесен над многими головами, включая и директора. Сыщица достала из кармана мобильник и быстро набрала знакомый номер.

— Андрей, — стуча зубами от холода, Юля виновато его попросила, — ты не сможешь узнать у своих коллег о сотрудниках картинной галереи, которые работали в день возвращения полотен из реставрации весной девяносто пятого года?

— А дело по убийству Гафуровой забросила? — голос Осипова прозвучал почему-то радостно.

— Неет, — проблеяла сыщица, — я занимаюсь параллельно.

— Послушай, Юль, а ты где сейчас?

— На Ломоносова, в квартале от картинной галереи.

— Стой на месте, я сейчас подъеду! — приказным тоном сообщил Осипов.

Когда Андрей остановил свой автомобиль, он увидел журналистку. Мелкая белая пороша срывалась с неба и уже покрыла её волосы тонким слоем. Вид у Юли был несчастный и отрешенный. Первый порыв Осипова был — выскочить ей навстречу и прижать к себе, согреть в своих объятиях и натянуть ей на голову палантин, скрутившийся у неё на шее. Но он подумал, что ей это может быть неприятно. Он опустил стекло и крикнул:

— Девушка, карета подана! — пытаясь спрятать свои чувства за иронию.

Юля перешла дорогу и уселась рядом.

— На телестудию? — спросил он, как ни в чем не бывало.

— Да, — она махнула головой, — так ты мне поможешь?

— Конечно, — он не удержался и взял ее ладони в свои руки, — замерзла?

— Немного, — шмыгнула она, не вынимая пальцы из его теплых рук, — у меня сегодня одна съемка, потом я схожу в мастерскую к одной художнице, а часов в шесть буду дома. Ты привезешь мне данные? — она, наконец, посмотрела на Андрея.

— А ты меня угостишь горячим чаем? — он старался шутить.

— Непременно, — Симонова тоже улыбнулась.

Войдя на студию, она увидела в курилке Валеру Шкуро и Настю Прокопенко. Они что-то энергично обсуждали.

— Привет, — кивнула она сотрудникам, собираясь пройти мимо.

— Юль, постой! — соседка по рабочему столу взяла её за полу пальто. — Мы тут кое-что выяснили по поводу сломанного микрофона.

Она остановилась, удивленно переводя взгляд с одного сотрудника на другого:

— Что выяснили?

— Карина подняла бучу, что в последнее время корреспонденты привозят со съемок брак по звуку. Наорала на меня, что я не слежу за аппаратурой, — сурово проговорил инженер, — пришлось провести расследование.

Юля заинтересованно посмотрела на Валеру, а он продолжил:

— Оказывается, проблема в тебе!

— Что? — растерянно переспросила она, мгновенно подумав, что в её жизни началась какая-то черная полоса. — Я-то тут при чем?

— Маринка увидела случайно, что наша Ангелина резала шнур у микрофона маникюрными ножницами, — Прокопенко развела руки в разные стороны, — ну, и прижала нашу «пенсионерку», пообещав написать высокому начальству докладную о вредительстве.

— Молодец Маринка! — весело отреагировал Шкуро.

— Помогло? — поинтересовалась Симонова.

— А то! Ангелина сразу раскололась, — усмехнулась Настя.

— И зачем она портила шнур? — искренне удивилась Юля.

— Ты лучше спроси, почему она это проделывала только с микрофонами из твоего кофра? — ухмыльнулся Валерий.

— Почему?

— Чтобы тебя уволили, а на твоё место взяли её племянницу! — сообщила Анастасия. — В последний раз я по ошибке схватила твой кофр, помнишь, когда нам с тобой Карина поменяла съемки? И в итоге с заседания Госдумы я тоже привезла брак по звуку!

— А почему она решила уволить именно меня? — вздохнула Юля.

— Тут у неё двойная выгода, — иронично произнесла Настя, — освободить место корреспондента и любовницы для своей родственницы!

— Чьей любовницы?

— Ты сегодня какая-то несмышленая! — засмеялась Прокопенко. — Верочка Шмелева её племянница и метит на оба этих места!

— Она же и так у нас работает!

— Временно, — усмехнулся инженер, — и координатором! А девчонка хочет, чтобы её по телевизору показывали!

— А ещё воспылала любовью к Николаеву! — добавила Настя.

— Господи, как мне всё это надоело! — устало проговорила Юля и стремительно пошла по коридору в сторону редакторской.

За её рабочим столом сидел Виктор. Увидев подругу, он многозначительно показал взглядом на большую шоколадку и две чашки с кофе, из которых тянулся ароматный дымок.

— Я тебя жду, — улыбнулся он своей самой очаровательной улыбкой.

Но у Юли был слишком воинственный настрой. Она повернулась в сторону Ангелины Владимировны и со зловещим видом громко (чтобы даже Давидовна в своем кабинете услышала) произнесла:

— Если ещё раз у меня во время съёмки или монтажа будут проблемы с аппаратурой, я сделаю всё возможное и невозможное, но вы и ваша племянница вылетите со студии, как пробка из бутылки! В руководстве нашего предприятия есть люди, которые решат этот вопрос на счёт: раз-два!

От переполненных чувств и обиды, Юля резко повернулась и пошла прочь из редакторской, увидев мельком, как «пенсионерка» от неожиданного взрыва ненависти и угроз в её адрес лишь открыла рот и беззвучно зашлепала губами, как рыба, вытащенная на берег.

Николаев выскочил за Юлей и догнал её уже рядом с павильоном. Он легонько подтолкнул журналистку внутрь, зашел сам и плотно закрыл за собой дверь.

— Юлька, что случилось?

И тут её прорвало. Слезы потоками потекли из глаз, она закрыла их руками, усевшись на место ведущей, и отчаянно заревела.

— Что случилось? — опять повторил вопрос Виктор.

— Вы все меня достали! — сквозь рыдания, крикнула она, неуклюже вытирая лицо шарфом.

— А причем здесь Ангелина-то?

Симонова коротко пересказала всё, что только-то узнала в курилке, закончив словами:

— Все против меня!

— Я — за тебя! — оператор собрался обнять её, но она с силой стукнула его по протянутой руке и крикнула с обидой:

— Ты? Да от тебя у меня только проблемы!

— А что я делаю не так?

— Ты ведешь себя не как настоящий мужчина!

— Серьезное обвинение, — он вздохнул и сел поодаль, — когда же я себя вел не как настоящий мужчина?

— Вот даже на юбилее, например! Строил глазки всем дамам подряд!

— А сама-то, не так что ли себя вела?

В павильоне было темно и тихо. Юля, немного успокоившись, официальным тоном проговорила:

— Виктор, дело в том, что кокетничать и флиртовать — это привилегия дам, а мужчины себя так не ведут!

Она услышала, как он хмыкнул:

— Сегодня я тебя прощу, но в следующий раз, прежде чем человека в чем-то обвинять, сначала подумай!

Он встал и медленно вышел из павильона. И Юле стало стыдно. Как же она, взрослый человек, под влиянием эмоций так себя повела. Даже Ангелине Владимировне она не должна была говорить гадости, а тем более угрожать! Она с ужасом подумала, как она теперь вернется в редакторскую? От жалости к себе, Юля всхлипнула. Дверь неожиданно открылась, сначала пропустив дорожку света из коридора, а потом и Николаева. И она услышала его тихий голос:

— Давай всё-таки попьем кофе, пока не остыл, — он заботливо поставил чашки на столик перед ней, — и немного успокоимся.

— Спасибо, — виновато буркнула Юля.

— Ну ладно, хоть ты и вертихвостка, как говорила про таких моя бабушка, я все равно тебе расскажу, что я узнал по нашему делу. И как ты там высказалась? Глазки строил? Да, строил и даже «блондинку» включал, пользуясь твоим методом, но зато я кое-что разузнал! И все это было для нашего дела! — немного обиженно закончил он.

Сквозь слезы Юля вдруг рассмеялась.

— Я тоже «строила глазки» не просто так!

— Тогда прости за «вертихвостку»! — он тоже хихикнул. — Мы просто с тобой влюбленные друг в друга дураки!

Юля вздохнула, а её сердце радостно подпрыгнуло в груди.

— А теперь слушай, что я выяснил на юбилее Серегина, — начал рассказ Виктор.

Маршрутное такси остановилось прямо у дома из красного кирпича с большой вывеской «Реставрационная мастерская». Если бы Николаев не предупредил сыщицу о том, где работает жена актера Тараса Серегина, Юля бы опешила, увидев такой фасад. А если бы познакомилась с Людмилой Аркадьевной раньше, то сразу бы заподозрила её в изготовлении копии и подмене «Юной пастушки». Ей это было сделать проще других. Во-первых, сравнить два полотна, положив их рядом, могла, практически, только она. Во-вторых, подменить после экспертизы и вернуть фальшивку в картинную галерею, тоже. И даже подбросить эскиз «Юной пастушки» своей подруге Лилии Борисовне реставратору Серегиной не составило бы труда. А если бы скандал разразился тогда, в девяносто пятом году, то оперативники обязательно бы побывали на квартире у Галицких и нашли бы этот набросок.

— Нет, это, конечно, бред, подозревать всех, — тихо проговорила журналистка и позвонила в старомодный дверной звонок.

Из-за шума уличной суеты, Юля не сразу услышала голос хозяйки мастерской. И лишь когда та выглянула наружу и махнула рукой, сыщица зашла в полуоткрытую дверь.

В помещении пахло красками и растворителями.

— Садитесь вон на тот диванчик, — художница махнула рукой на раритетный кожаный диван с большой деревянной спинкой, — это для гостей.

— Людмила Аркадьевна, — начала осторожно разговор Юля, после того как Серегина расположилась рядом, — когда погибла ваша подруга Лилия Борисовна Галицкая?

— Двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года, — тут же произнесла женщина.

— А что вы думаете о краже картины Огюста Лепажа

— Это очень хорошо подготовленное действие и продуманное до мелочей, — совершенно спокойно ответила реставратор.

— Как вы думаете, смерть Лилии Борисовны случайна или всё-таки связана с этим действием?

— Я очень долго думала над этим вопросом, — женщина вздохнула, потом внимательно посмотрела на собеседницу и спросила, — вы, действительно, учились у Лили?

— Да, я у неё училась. Более того, честно вам скажу: я постараюсь найти убийцу её дочери, — Юля сказала это так убежденно, что Серегина махнула головой и опустила глаза, а гостья добавила, — мне кажется, что убийство Камиллы как-то связано с пропажей этой пасторали…

— Возможно, — пожала плечами художница.

— Расскажите мне всё, что может навести на след преступника, пожалуйста, — у журналистки был отчаянный вид, — вы — единственный человек, который был близок с Галицкими и произведением Лепажа.

— Вы подозреваете Лилю в изготовлении копии «Пастушки»? — после небольшой паузы спросила Людмила.

— Я знаю, что Лилия Борисовна была замечательный и порядочный человек, — журналистка вздохнула, — но в её квартире новые жильцы нашли эскиз этой самой пасторали!

У хозяйки мастерской от удивления невольно поднялась одна бровь.

— Вы его видели?

— Да.

Людмила Аркадьевна замолчала на пару минут, вспоминая, по-видимому, подробности восьмилетней давности.

— Последние месяцы перед смертью Лиля была сама не своя. Она часто нервничала, говорила, что в стране беспредел, что всё можно купить и продать, — Серегина встала с дивана и подошла к небольшому комоду, — нужно было знать Лилю, чтобы понять, что такие разговоры просто не совместимы ни с ней, ни с её жизнью и мироощущением. Она никогда не интересовалась политикой, жила в своем, прекрасном мире, в котором было место для живописи, для дочери, мужа и друзей. Её безумно угнетал быт и все низкопробное, особенно в искусстве и литературе. И вдруг я слышу от неё такие рассуждения, — она усмехнулась, — как будто от незнакомой старушки в очереди за картошкой.

— В то время все стали резко политизированы, — негромко проговорила журналистка.

— Но не Лиля, — Людмила покачала головой, — она неожиданно стала переживать, что без блата и взятки её Камиллочка не поступит в медицинский институт. А главное, — художница подняла вверх указательный палец, как это обычно делает Андрей, чтобы обратить внимание собеседника на следующую фразу, — Лиля перестала говорить о своем муже.

— Раньше было всё по-другому?

— Боже мой, ну конечно же! — грустно улыбнулась она и подала гостье миниатюрную стопочку.

Юля вдохнула содержимое.

— Это коньяк? — спросила она, рассматривая через тонкое стекло коричневатую жидкость.

— Это очень дорогой коньяк — «Наполеон»! — Людмила усмехнулась. — У мужа в гримёрке обнаружила и забрала себе!

— Тарас Владимирович не обидится?

— Он всё равно не пьет, а бутылка распечатана: такой волшебный аромат улетучится!

— Я тоже не пью, — Юля на минутку задумалась, — а если ваш муж не употребляет спиртное, откуда у него коньяк, да еще такой дорогой?

— Тарас сказал, что к нему Антон приходил «поплакаться» из-за неприятностей с подменой пасторали. Вот и принес коньяк.

— Тельманов?

— Ну, конечно, мы у него единственные друзья остались! А ему, действительно, сейчас нелегко. Муж сказал, что он вспоминал Галицких, чуть не плача, интересовался, как там Камилла?

— И он пришёл к Тарасу Владимировичу, чтобы отвлечься от проблем?

— Да. А нам надо взбодриться после работы, — Серегина подмигнула и медленными глотками осушила свою ёмкость, — угощайтесь, — и она подала керамическое блюдо с фруктами.

Журналистка кивнула и вслед за хозяйкой выпила благородный напиток. Она почувствовала, как горячий поток из гортани поспешил вниз по желудку, и в теле образовалось непонятное тепло и удивительная легкость.

— Иногда полезно, чтобы снять стресс, — Серегина поставила свою стопку на поднос и задумалась.

Юля махнула головой и молча ждала продолжения рассказа.

— Раньше Лилю интересовали только, как я уже говорила, искусство и семья. Если мы не обсуждали картину, спектакль или фильм, то я слушала её восхищенные отзывы о «Лёнечке», так она называла своего мужа.

— А потом вдруг перестала? — спросила сыщица.

— И не просто перестала, — Людмила взялась обеими руками за виски, — она пресекала разговоры о нем, если я спрашивала. Сначала я подумала, что это из-за Катерины.

— Какой Катерины? — от любопытства Юля даже подскочила.

— Яровой, какой же ещё, — устало проговорила реставратор.

— Екатерина Дмитриевна мне сказала, что устроила в галерею Леонида Галицкого по просьбе его жены и её подруги, — начала журналистка, но Серегина её перебила:

— Ну и фантазерка, наша Катерина! — Серегина покачала головой. — С Лилей подругами они никогда не были. Устроил Лёню в галерею Антоша Тельманов, который в ту пору был начальником отдела по искусству и культуре в городской администрации.

— Значит, Яровая плохо относилась к мужу Лилии Борисовны?

— Как раз хорошо, даже слишком хорошо! — с явной иронией ответила собеседница, отщипнув одну виноградинку от кисти.

— Хотите сказать, что они были любовниками?

— Свечку не держала, но всегда поражалась, как Леонид мог на такое пойти. Лилю он обожал, а на Катьку даже не смотрел, если мы где-то вместе пересекались: по работе, на совещании…

— И, тем не менее, поговаривали про их роман?

— Да, слухи ходили.

— И Лилия Борисовна могла это узнать и обидеться на мужа, да?

— Нет, — категорично ответила Людмила Аркадьевна, — Лиля была уверена в своем Лёнечке. Здесь что-то другое, только не ревность. Накануне, она мне сказала такую странную фразу: «Зачем я согласилась на его уговоры! Там что-то нечисто! Эти деньги не принесут нам счастья!». Так что, ни о какой ревности разговор не шел! А вот на что её муж уговорил, мы уже никогда не узнаем!

— Но её это очень волновало, да?

— Да, волновало.

— А если предположить, что Галицкий и Яровая решили заменить картину «Юная пастушка» на копию? И Леонид попросил жену изготовить эту копию. Могло такое случиться? — Юля с интересом смотрела на собеседницу.

Вопрос будто застыл в воздухе.

Хозяйка мастерской прошлась пару раз мимо дивана, потом остановилась рядом с журналисткой и тихо проговорила:

— Только в одном случае, если он убедил её, что копия пойдет на продажу какому-нибудь «новому русскому», а не на подмену в картинную галерею.

— Вот видите! — почти радостно произнесла Юля, но Людмила резко остановила её жестом.

— Вы сказали в начале нашего разговора, что нашли в бывшей квартире Галицких набросок «Пастушки», правильно?

— Да, — растерянно промолвила Юля.

— А какой у холста размер?

— Я не знаю, — пожала журналистка плечами.

— Вы обязательно измерьте и сравните с подлинником, — Серегина протянула руку и, взяв брошюрку с комода, протянула её гостье, — здесь фото и описания картин нашей галереи с их размерами.

— Спасибо!

— Опытный художник при изготовлении копии известного полотна, — продолжила реставратор, — никогда не повторяет в точности размер оригинала. По закону не допускается имитация кракелюра, искусственного старения, копирование подписи автора. Понимаете? Чтобы мошенники не могли подменить копию на подлинник!

— Вот почему тот холст с карандашным рисунком забросили! — Симонова легонько хлопнула себя по лбу, — А я, балда, все думала, почему его не закончили! Такой точный эскиз!

— Значит, сначала Лилечка начала писать пастораль, используя холст чуть меньше или чуть больше подлинной картины. Не важно, — начала рассуждать Серегина, — но потом её убедили сделать точную по размеру копию «Юной пастушки», — она уселась на диван и покачала головой, — она написала эту копию, а потом, возможно, засомневалась в порядочности заказчика, и её убили…

— Значит, она кому-то сказала о своих сомнениях? — предположила сыщица. — Например, своему мужу.

— Нет-нет, — художница замахала руками, — Лёня не мог Лиле причинить зла, в этом я уверена!

— Но, может быть, он кому-то невзначай проговорился, — Юля посмотрела в темный угол мастерской. Там, среди мольбертов, рамок и холстов было сумрачно. Казалось, кто-то наблюдает за ней. Она поежилась и продолжила свою версию, — тем более, говорят, что он выпивал.

— Леонид стал пить после смерти Лили, — уверенно проговорила бывшая подруга погибшей.

«Значит, лгали Тельманов и Яровая. Но зачем?» — мелькнула мысль.

— А водителя, который совершил наезд на Галицкую, нашли? — вдруг задала Юля, давно мучавший её вопрос.

— Нашли, — печально кивнула Людмила, — он бросил машину за городом. Её обнаружили буквально через пару часов после ДТП. А потом и самого мужика, который был за рулем.

— Его судили?

— Нет, он умер в больнице в тот же вечер.

— Отчего? — удивилась журналистка.

— От ножевого ранения, — как-то устало произнесла Серегина. — Бандит он был. Я запомнила его имя на всю жизнь: Емельянов Василий. Кличка Емеля.

12. Иносказание или аллегорический жанр

За окном срывался мелкий снежок, сверкающий в тускло-желтом свете уличных фонарей. А на кухне было тепло и уютно. Андрей, придерживая вилкой, резал в своей тарелке отбивную котлету.

— Плохо прожарилась? — заботливо спросила Юля и, махнув рукой, добавила, не дожидаясь ответа: — Я так спешила…

— Нет, что ты, — он поднял взгляд на любимую женщину, — у тебя всегда всё вкусно получается.

Ей вдруг захотелось поправить его торчащие непослушные волосы, погладить рукой по щеке и сказать что-то ласковое. Ровно неделю назад он собрал вещи и ушёл от неё, без разборок и лишних объяснений. Юля подумала, как не хватало ей Андрея все эти дни. И не из-за расследования убийства Гафуровой, нет. Не хватало его спокойствия и готовности помочь, умения выслушать и дать дельный совет, обыкновенной заботы и понимания. Не хватало его родного дыхания на соседней подушке и трогательных объятий даже во сне.

— Андрюша!

— Да, — он мгновенно отодвинул тарелку и с какой-то робкой надеждой посмотрел на нее.

— А я сегодня узнала, как погибла Лилия Борисовна Галицкая, — проговорила журналистка, понимая, что совсем не эти слова ждал от неё Осипов.

— Эти данные я мог бы тебе предоставить еще неделю назад, — вырвалось у него с легким укором.

— Знаешь, я как будто поймала нить, связывающую всех персонажей этой давней истории, но не хватает одного звена. Все так сложно и запутано, — Симонова вздохнула.

— Ну, давай разбираться по порядку, — Осипов залез в карман и достал оттуда блокнот, — начнем с сотрудников картинной галереи, — начал он, раскрыв его на первой странице.

— Галицкий работал во время проведения экспертизы и реставрации? — сразу поинтересовалась Юля.

— Так, гражданочка, — Осипов улыбнулся, — не бегите впереди паровоза, — пошутил он и уже серьезно продолжил, — Леонид Федорович Галицкий уволился из картинной галереи двадцать восьмого марта тысяча девятьсот девяносто пятого года.

— Ровно за месяц до смерти жены.

— И ровно за месяц до возвращения картин из реставрации, — печально добавил Андрей, — как думаешь, это случайность? — он посмотрел на Юлю.

— Не знаю, — она пожала плечами, — но скорее нет, чем да!

— Продолжим?

— Постой! — она вдруг вспомнила слова Тельманова на торжестве в честь юбилея Тараса Серегина. — Галицкий сам уволился или его уволили?

— По собственному желанию, — Осипов посмотрел на подругу, — а у тебя другая информация?

— Исполняющий обязанности директора Департамента культуры сказал, что его уволили за пьянство, а вот старенькая соседка Галицких и их подруга утверждают, что Леонид Федорович стал пить после смерти жены, — задумчиво сообщила Симонова.

— Значит, у него была причина говорить неправду, — сделал вывод Андрей, — ты можешь предположить, почему он оговорил Галицкого?

— В их кругах ходили слухи, что у Леонида Федоровича роман с директором картинной галереи Яровой, — после короткой паузы сказала журналистка, — а Тельманов был влюблен когда-то в Галицкую. Может, он осуждал мужа Лилии Борисовны и поэтому наговорил на него, — Юля на минуту замолчала, — это, конечно, слабая версия.

— Вполне возможно, — Осипов почесал затылок, — когда у человека в семье проблемы, он может осуждать тех, кто не ценит то, что у него есть.

— У Тельманова семейные проблемы? — журналистка удивленно посмотрела на мужчину.

— А ты разве не знаешь?

— Нет, — растерянно ответила Юля.

— У него жена — инвалид. Лет пять назад она неудачно упала, когда каталась на лыжах в горах и повредила себе позвоночник.

— Мне Наталья Павловна говорила, что жена Антона Эдуардовича не посещает мероприятия, но я даже не спросила: почему? Ох, Андрюша, какая я стала рассеянная!

— Зато ты можешь в один момент собраться и связать все мелкие детали в одно единое целое! И, кажется, этот момент близок! — улыбнулся он.

— Это ты меня так поддерживаешь, чтобы я совсем «не расклеилась»?

— Нет, это мое объективное мнение о твоих способностях, — он опять заглянул в блокнот и продолжил, — в день возвращения картин из реставрации работали две женщины-смотрительницы, уборщица и два охранника. Галерею заранее закрыли для посетителей.

— Значит, в здании находилось только шесть человек?

— По словам Екатерины Дмитриевны Яровой, — Осипов стал читать, — «доставили картины в конце рабочего дня. Мы с сотрудницами и одним представителем службы безопасности развесили полотна по местам. Открывать галерею уже не было смысла, и я отпустила подчиненных на час раньше с работы».

— Допустим, — махнула головой сыщица, — повесили картины, закрыли галерею и ушли. Так?

— Нет. Яровая ушла не сразу.

— Почему?

— Еще не закончился рабочий день.

— А кто дежурил на втором этаже, где её кабинет?

— Виктория Семеновна Дроздова.

— Эту старушку вызывали на допрос? Она не видела посторонних?

— Ну, во-первых, это — не старушка, — Андрей засмеялся, — ей было двадцать лет, студентка педагогического института.

— Я думала, там одни бабульки работают смотрителями, — улыбнулась журналистка, — так что она сказала?

— Через несколько месяцев после этого события она вышла замуж и уехала на постоянное место жительства в Смоленск.

— И её показаний нет?

— Есть, конечно. С Викторией связались по телефону, и она сказала все слово в слово, что и Яровая.

— Сколько же у меня подозреваемых! — покачала головой Юля.

— Больше шелухи, но ты выберешь зерна, я знаю, — подмигнул Осипов.

— А ты не мог бы мне дать номер телефона этой Дроздовой?

— Эти записи сделаны для тебя, — он потряс блокнотом в воздухе, — и я тебе их оставлю. Здесь есть и телефон этой девушки.

— Вот здорово! — Юля восхищенно посмотрела на собеседника, — А можно я сейчас ей позвоню?

— Звони, — Осипов разрыл страницу и ткнул пальцем на ряд цифр.

После нескольких гудков раздался мужской голос:

— Алле?

— Простите, позовите Викторию!

— А её нет, — грустно сообщили на том конце провода, — она уехала в гости к своей матери, — и уточнил, — на родину.

— Ой, — радостно ответила абоненту журналистка, — а вы не подскажете номер её мамы, я как раз хотела с ней повидаться! Мы вместе в пединституте учились, — на всякий случай соврала она.

— Записывайте, — и мужчина уныло продиктовал номер.

— Вот это удача! — воскликнула Юля, закончив разговор с неизвестным мужчиной из Смоленска, скорее всего супругом Виктории.

— Продолжай, — Андрей кивнул на трубку.

Симонова без промедления набрала местный номер и на этот раз услышала голос молодой женщины.

— Виктория?

— Да, — удивленно прозвучало в ответ.

Без долгих объяснений, Юля договорилась о встрече с Дроздовой, заинтриговав бывшую работницу картинной галереи.

— Итак, завтра в обед в кафе «Ромашка», — радостно потирая руки, сообщила она Осипову.

— Сколько в тебе энергии! — он с восхищением посмотрел на молодую женщину.

— Хотя начало дня было не очень удачным, — пожаловалась она.

— Я видел, когда ты стояла, как памятник со стеклянным взглядом после визита в картинную галерею, — по-доброму усмехнулся он.

— Да, я сегодня здорово понервничала, — Юля зевнула, прикрыв ладошкой рот.

— Тогда отдыхай, а мне, пожалуй, пора,

— Ты не останешься? — она потянула его за рукав.

— Нет.

— Значит, мы просто друзья? — стараясь как можно беззаботнее, проговорила женщина, спрятав руки за спину.

— Ты же знаешь, что я тебя по-прежнему люблю, — Андрей осторожно поправил у Юли челку, прикрывавшую глаза, — но ты должна в себе разобраться, вернее, в своих чувствах. И у тебя будет время, — он вздохнул, — в субботу я уезжаю в Москву.

— А я всё ждала, когда ты мне скажешь о своей поездке, — она отвела в сторону глаза.

— Ты самая замечательная женщина, которую я встречал в жизни, — он встал из-за стола, — И мне совсем не хочется тебя потерять. Но и чувствовать, что ты думаешь о другом, — Осипов развел руки в разные стороны, будто ища поддержки, — невыносимо.

— Я поняла, — Симонова тоже поднялась, чтобы проводить гостя.

— Но мы же раскроем преступление до субботы? — он посмотрел на неё взглядом, который говорил: «Пока мы вместе, и у нас еще так много дел!»

— Раскроем, — улыбнулась она.

Утром Юля достала из кладовки все три холста, измерила эскиз пасторали и раскрыла брошюру, которую ей дала накануне Серегина. Как и предполагала реставратор, размер эскиза и самой картины Огюста Лепажа не совпали.

— Всего на один сантиметр, — вздохнула она.

И вдруг безрассудная мысль посетила журналистку. Она достала с антресоли старый мольберт, поставила на него готовый набросок «Юной пастушки» и раскрыла коробку с масляными красками.

Юля не торопилась, нет. Она творила! Как по мановению волшебной палочки, исчезла её комната, уличная суета за окном… Мир замер, только она и пастораль, и буйство смешанных красок на палитре! Пальцы помнили приятное прикосновение деревянной кисти, такой гладкой и приятной на ощупь. Сотни ворсинок одновременно погружались в мягкую маслянистую субстанцию и переносили капельки цветной смеси на холст. При каждом новом мазке сердце журналистки замирало. При точном попадании в цветовую гамму она радостно прищелкивала языком и шептала:

— Да!

Чувство удовлетворения своей работой над картиной было сродни сексуальному влечению, но Юля не задумывалась над философией творчества, ей просто нравилось то, что она делала.

Ровно в двенадцать она отодвинула мольберт и направилась в ванную. Она оттерла раствором скипидара со своих рук остатки краски, приняла душ и сделала несколько легких мазков, но уже не на холсте, а у себя на лице декоративной косметикой. День у неё был спланирован практически по минутам. Спустя час, она уже сидела в «Ромашке» и ожидала Викторию Дроздову. Молоденькая официантка только приняла заказ, как появилась у столика темноволосая девушка и, слегка нагнувшись, спросила:

— Вы — Юлия?

— А вы — Виктория? — и журналистка жестом пригласила новую знакомую сесть за столик. — Как вы меня сразу узнали?

— Ну, вы же мне сказали, что в кафе сядете рядом с окном, — и она улыбнулась, кивнув на соседние столики.

Действительно, у других окон сидели только мужчины.

— Итак, Вика, не буду с вами играть в прятки, — начала Юля продуманную речь. — Вы знаете, что в картинной галерее выявлена подмена знаменитого полотна Огюста Лепажа «Юная пастушка»?

— Да, мне звонили из милиции.

— Все подозрения в изготовлении копии падают на известную художницу Лилию Галицкую, — спокойно продолжила сыщица, — которая погибла при загадочных обстоятельствах в тот же день, когда несколько полотен вернули в галерею с реставрации. А вы как раз находились там. Неужели ничего не заметили подозрительного?

— Я всё, что помнила, рассказала следователю, — как-то виновато проговорила бывшая смотрительница, — это было так давно…

— Я понимаю, — кивнула Юля, — вам было двадцать лет, — она вздохнула, — но вы, вероятно, не знаете, что десять дней назад в своей собственной квартире убита дочь Лилии Борисовны Галицкой. Ей было всего двадцать пять, и её пятилетняя дочь осталась сиротой. Я уверена, что кража картины и убийство Камиллы каким-то образом связаны между собой.

— А я помню Камиллу, — сквозь выступившие на глазах слезы, произнесла Виктория, — она приходила несколько раз к своему отцу. Леонид Федорович работал же у нас в галерее, — пояснила смущенно она и добавила, — очень красивая была девушка.

— А у вас, Вика, есть дети?

— Да, — Дроздова шмыгнула носом, — сыну уже шесть, а дочке — четыре годика.

— Вы — счастливая, — Юля прихлебнула кофе, незаметно наблюдая за собеседницей.

Виктория смотрела в окно, сдвинув брови. Потом перевела взгляд на журналистку и тихо проговорила:

— Из-за возвращения картин с реставрации Екатерина Дмитриевна приказала повесить объявление на входной двери, что галерея закрыта по техническим причинам. Потом собрала всех, кто работал в тот день, и сказала, что надо развесить холсты по местам. Она тоже помогала, — Дроздова опять посмотрела в окно, — мы всё сделали быстро, и она отпустила всех домой раньше обычного.

Юля кивнула, внутренне радуясь, что построила разговор со свидетельницей верно. Она молчала, чтобы не мешать девушке собраться с мыслями.

— А я в тот день купила продукты во время обеда в соседнем магазине и положила в холодильник, стоявший в приемной у директора, — Виктория подняла глаза на официантку, которая принесла её заказ — фисташковое мороженное.

Сыщица с нетерпением ждала продолжения.

— На радостях, что нас отпустили раньше, я забыла забрать пакет с продуктами и вспомнила, когда подошла к автобусной остановке, — она отправила большой кусок мороженого к себе в рот, будто желая охладиться и подумать.

Юля заметила, что девушка явно нервничает.

— Обещайте, что никому не расскажите то, что сейчас услышите! — Вика с надеждой посмотрела на журналистку.

— Даю честное слово, — серьезно произнесла она.

Дроздова махнула головой и продолжила:

— Я побежала назад, надеясь, что Екатерина Дмитриевна еще у себя и приемную не закрыла, — она опять сделала паузу и опустила глаза, — я влетела в приемную, схватила в холодильнике свой пакет и тихо приоткрыла дверь в кабинет директора, чтобы попрощаться. То, что я там увидела, — она опять ложкой подцепила мороженое и поднесла к губам, — меня шокировало.

Симонова неотрывно смотрела на собеседницу. Вика проглотила очередную порцию десерта и посмотрела на журналистку.

— Вы простите меня, что я так долго рассказываю. Просто за все эти годы я никому об этом не говорила. Мне было, почему-то, стыдно за них.

— За кого?

— За Екатерину Дмитриевну и Леонида Федоровича.

— Почему?

— Они делали непристойности.

— Ты уверена, что в кабинете с Яровой был именно Галицкий? — сыщица твердо посмотрела на рассказчицу.

— Да. Его было видно плохо, но на столе стояла бутылка вина, два фужера, а внизу на полу — его портфель.

— Красный с золотым запором? — вдруг спросила Юля.

— Нет, у Леонида Федоровича был такой солидный черный портфель с болотным отливом. Он всегда на работу с ним ходил.

— По моим сведениям он уже уволился из картинной галереи на тот момент. Что же он там делал? — в раздумье проговорила журналистка.

— Что он там делал, я вам уже сказала, — виновато произнесла девушка.

— А почему ты не рассказала это следователю?

— Дело в том, что Екатерина Дмитриевна — мамина подруга детства. Она выручила нас, приняв меня к себе на работу. А я на добро злом отвечать не могу. Это подло.

— Но мне-то сейчас рассказала, — улыбнулась Юля.

— Вы же сами сказали, что надо найти убийцу Камиллы и дали честное слово!

Журналистка улыбнулась и кивнула:

— Не волнуйся, Виктория, я сдержу слово. А потом ты его видела в галерее?

— Кого? — переспросила собеседница, — Галицкого?

— Да.

— Нет, в галерее — никогда, — уверенно проговорила собеседница, — помню, меня Екатерина Дмитриевна взяла с собой на поминки его жены. Сказала, что надо поддержать сотрудника, хоть и бывшего. Так он даже не посмотрел ни разу в её сторону. А когда мы с ней возвращались на работу, она по дороге плакала.

— Плакала?

— Да, я тогда подумала, что ей жалко погибшую Галицкую, а сейчас понимаю: она от обиды плакала. Мне кажется, она любила Леонида Федоровича.

На телестудию Юля шла в приподнятом настроении. Как там Андрей в таких случаях говорит? Мозаика складывается? Точно! У неё сегодня вечерний эфир, поэтому она успеет поговорить с еще одним человеком. Студийная «Газель» стояла у входа на работу. Она заглянула в окно. Водителя на месте не было. Симонова поднялась по ступенькам и увидела его, мирно беседующего с охранником. — Григорий, можно вас на минутку, — после приветствия попросила она.

— Куда отвезти? — улыбнулся мужчина.

— Нет, просто у меня возник вопрос: помните, вы рассказывали мне про своего армейского друга, который умер в больнице от ножевого ранения?

— А, это ты про ВаськА вспомнила?

— Да, у него фамилия не Емельянов случайно?

— Точно, Емельянов, — удивился водитель.

— А зачем он вернулся сюда, в наш город? Вы говорили, что он за границу уехал жить.

— Да, здесь он работал на одного крутого мужика, потом тот эмигрировал и забрал с собой Васька. А потом вернулся. Я так понял, что ему шеф какое-то важное задание дал, — Гришаня почесал затылок, вспоминая, — наверное, поэтому он у меня остановился, а не в гостинице.

— А он у вас жил? — ещё больше удивилась Юля.

— Ну, да. И к «своим» не пошел, чтобы никто его тут не «списал». Опасался он. А, видишь как, от судьбы не уйдешь…

— Григорий, а где он взял машину?

— Так он мне из Италии позвонил за неделю до приезда, попросил найти машину на недельку, и сказал, чтоб неприметная была.

— Вы нашли? — спросила сыщица.

— А чё же не найти, — мужчина улыбнулся, — и ходить далеко не надо. У моего соседа права на полгода забрали за пьянку. Вот и стоит Жигуль во дворе без дела. Васёк заглянул к нему, так мол и так, вот деньги и в придачу литр водяры. Ну и поладили.

— Так он машину вернул?

— Васек как уехал на ней утром, так больше у меня и не появился. А машину сосед, — Гришаня закатил глаза, вспоминая, — недельки через две из ментовки забрал. Вроде после аварии.

— Григорий, а вы помните, когда видели своего друга последний раз?

— А как же! Двадцать восьмого апреля, он же умер в этот день. Я его каждый год поминаю… Пусть про него говорили, что бандит. Когда мы с ним служили в армии, он был отличный парень! И выручал меня ни раз! Помню, в то утро довольный такой был, обещал вечером отпраздновать удачную сделку. Я думал, что с барышней ко мне придет.

— А почему вы решили, что он придет к вам с девушкой?

— Васек уходя, весело так сказал: «Сегодня ковбойка будет спать со мной». Что же я, недогадливый что ли? — усмехнулся добродушный водитель.

— А, может, пастушка? — вдруг осенило Юлю.

— Да-да, — засмеялся Гришаня, — пастушка! Я еще удивился, почему у девицы такое странное погоняло?

— А что же его шеф из Италии, так и не узнал, что Емельянов умер?

— Узнал! Конечно, узнал!

— Как? От кого?

— Он мне позвонил на следующий день и спросил, что мне известно про дружка. Еще интересовался, не оставил ли Васек для него чего-нибудь? Я ему рассказал, что знал. Вот и всё.

— А номер его телефона у вас остался?

— Где-то записан, шеф-то его, Юрий Михайлович, продиктовал мне свой номер. И сказал, если вдруг появятся новости какие, чтобы я ему перезвонил. Думаю, что в старом блокноте номер сохранился. Что нужен?

— Нужен, — кивнула она.

— Ну, завтра тебе скажу. Ты будешь на студии?

— А сегодня нельзя? — журналистка сделала брови «домиком».

— Чего же «нельзя»? — он покачал головой. — Всё можно! После эфира всех развезу, домой вернусь и тебе скину.

— Спасибо тебе, Григорий! — Юля протянула водителю руку и пожала.

— Хватит меня Григорием звать! — он по-доброму усмехнулся, — Просто Гриша

или Гришаня. Ладно?

— Ладно! — улыбнулась журналистка и пошла на студию.

Юле ужасно хотелось рассказать Виктору, какой у неё сегодня удачный день. Но, когда она подошла к графику съемок, чтобы узнать, когда он будет на студии, с сожалением прочитала, что у Николаева сегодня отгул.

Заканчивался телевизионный вечер передачей «Актуальное интервью». В прямом эфире у Симоновой был гость — начальник комитета по образованию городской администрации — Игорь Станиславович Румпель. Он был широкоплечий и массивный сорокалетний мужчина. Глядя на него, Юля почему-то вспомнила поговорку: «Если ноги сильные и большая грудь, будь не академиком, грузчиком ты будь!» Но Игорь Станиславович мог быть и грузчиком, и академиком. Он четко отвечал на все вопросы, иногда легко иронизировал. Полчаса прямого эфира пролетели на одном дыхании, а желающих дозвониться и задать вопрос гостю студии, было больше обычного. Выходя из павильона, он предложил подвезти журналистку домой.

«А почему бы и нет, — подумала она, — чем трястись в газели, развозящей всю съемочную группу и объезжая весь город в ожидании своей очереди, лучше комфортно домчаться за пятнадцать минут».

Игорь Станиславович и в автомобиле продолжал балагурить, а Юля беззаботно смеялась над его остроумными шутками, пока, случайно глянув в окно, не увидела знакомую фигуру. Машина Румпеля как раз остановилась на светофоре, и сыщица могла спокойно рассмотреть в свете ночных фонарей идущего по тротуару мужчину. Сомнений не было: это был Виктор, к плечу которого прижималась его жена. Он тоже что-то рассказывал, активно жестикулируя, а она улыбалась, кутаясь от ветра.

Когда автомобиль остановился у Юлиного подъезда, она мило попрощалась с начальником комитета по образованию, поблагодарив за интересное интервью и комфортную доставку. И только, когда она закрыла за собой входную дверь, она зарычала, как львица, загнанная в западню. Она носилась по квартире, думая, что бы запустить в стенку, да так, чтобы осколки разлетелись в разные стороны. Она воинственно подбежала к мольберту, увидела свою утреннюю работу и неожиданно улыбнулась. На неё смотрела пастушка, и пусть не Огюста Лепажа, но все равно, она была мила и прекрасна в своей естественности. Журналистка села на диван и стала рассматривать картину, будто увидела ее впервые. Она даже не замечала на незаконченном полотне белые островки холста. После взрыва негодования пришло какое-то умиротворение, Юля взяла себя в руки и пошла на кухню. Машинально поставив чайник на плиту, она села «калачиком» на стуле и задумалась.

13. Охотничьи трофеи

Сообщение от Григория пришло около двенадцати ночи, но Юля не спала, а напряженно ждала его и думала обо всех известных ей фактах. Она тут же позвонила Осипову.

— Прости, что поздно, — коротко извинилась она, — но у меня к тебе опять просьба, Андрюша. Я сейчас тебе сообщу номер телефона одного нашего соотечественника, который живет в Италии, а ты пробей по своим каналам, с кем он разговаривал за последние десять дней. Меня интересуют только наши земляки, понимаешь?

— Ты вышла на заказчика? — голос майора был радостный.

— Думаю, что да, — с необъяснимым облегчением проговорила журналистка и продиктовала номер.

— Не перестаю тобой восхищаться, — после этих слов она услышала в трубке какие-то странные звуки.

— Что это? — удивленно спросила Юля.

— Это я тебя целую, — прошептал Андрей.

Сыщица хмыкнула.

— У меня и с Дроздовой получился результативный разговор, — хвастливо сообщила она, — только я дала ей честное слово ничего никому не говорить. Но выводы из него ты узнаешь!

— А я закрыл тему Надежды Чулковой, — грустно сказал мужчина.

— Ну, что там с нашей коротышкой?

— Илья со своей матерью забрал у неё Ярославу. Надя устроила скандал и прибежала ко мне, просила опять помочь оформить опекунство над девочкой. Я не выдержал и воспользовался своим негуманным методом: «прижать подозреваемого к стенке».

— И что, расколол парикмахершу? — заинтригованно спросила журналистка.

— Расколол, — смеясь, ответил Осипов, — оказывается, она боялась, что русскую девочку сделают в татарской семье мусульманкой, да еще с такой мачехой, как Дина нелегко ей придется. Ну, напоследок добавила, что тоже хотела почувствовать себя матерью, привязалась к ребенку плюс деньги от государства. Вот такой расклад, — устало закончил он.

— Про мачеху я согласна, — вздохнула Юля, вспомнив бойкую медсестру.

В любимой трикотажной пижаме Юля варила кофе. Она поглядывала в окошко, наблюдая, как плавно летят снежинки, и думала, какую вескую и правдоподобную причину найти для отгула. Карина может и отказать, напомнив правила: писать заявление на отгул заранее и давать ей на подпись. А Юле совершенно не хотелось сегодня идти на студию и общаться с Виктором после вчерашней нечаянной встречи. Конечно, он в два счета придумает и расскажет «правдивую» историю, как случилось, что поздно вечером он гуляет со своей женой по городу. Ещё и тяжело вздохнет, что это была необходимость. Ложь Юля не любила, а Николаев бесконечно повторял, что у него фактически нет семьи: просто живут люди под одной крышей из-за примитивного «квартирного вопроса». Но теперь она ему не верила.

Кроме неожиданной болезни с высокой температурой ничего не приходило в голову. Звонок нарушил её мирное раздумье над плитой.

— Симонова, привет! — голос Валеры Шкуро был бодрый, — Не разбудил?

— Нет, а что случилось?

— Ты когда сегодня появишься на студии?

Журналистка вздохнула, что за привычка отвечать вопросом на вопрос? Она быстро соображала, начинать врать про болезнь или все-таки выйти на работу?

— Але? — напомнил ей сотрудник о себе.

— Через час появлюсь, — проговорила она и на всякий случай кашлянула, — у тебя ко мне дело?

— Да, — как-то радостно ответил он, — к тебе гости придут!

— Гости? Какие гости? — заинтригованно переспросила она.

— Узнаешь! — и Валера отключился.

— Вот, зараза! — возмутилась Юля, увидев, как из турки поднимается кофе.

Она быстро схватилась за деревянную ручку, однако, несколько капель кофейной пены успели упасть на гладкую поверхность плиты.

«Кто же придет?» — наливая горячий напиток в бокальчик, подумала она и махнула рукой:

— Узнаю скоро, — сказала она себе самой, делая бутерброд.

Зайдя в редакторскую, Юля сразу направилась к графику и увидела свежую запись: у неё через час съемка в Управлении связи. В первый момент захотелось устроить разборку и заклеймить координатора Шмелеву, из-за того, что она не предупреждает о незапланированном выезде. Симонова оглянулась вокруг. В принципе, кворум есть: в углу сидит «заинтересованное лицо» — Ангелина Владимировна, спортивная корреспондентка Света Тимофеева что-то «строчит» у себя за столом, Настя Прокопенко мирно поливает цветочки на подоконнике, да и дверь главного редактора открыта, значит, Карина Давидовна на месте. Юля молча сняла дубленку и повесила на плечики.

«Бог с ней, с этой Верочкой», — подумала она и, вернувшись к стенду, посмотрела в графу «оператор».

«Так, а вот это хорошо, — подумала она, — что со мной едет Славик».

— Юль, — Валера заглянул в редакторскую и поманил её рукой.

Она вышла в коридор и увидела на выходе мужчину с ребенком. Инженер взял её под руку и подвел к гостям. Только подойдя ближе, она узнала Илью Гафурова. Без белого халата, в зимней куртке, он выглядел совсем иначе, чем в процедурном кабинете гинекологического отделения.

— Здравствуйте, Юлия Сергеевна, — улыбнулся он и протянул руку.

— Здравствуйте, Илья Тимурович, — в тон ему ответила журналистка и перевела взгляд на девочку, прижавшуюся к отцу.

— Привет, Ярослава! — сыщица протянула руку.

— А откуда вы меня знаете? — наивно спросила девчушка и, сняв пушистую варежку, подала ручонку незнакомой тети.

— Я — гениальный сыщик! Мне помощь не нужна! Найду я даже прыщик на теле у слона! — тихо пропела Юля, чтобы развеселить девочку.

— Нет, вы — не он, — она замотала головой, — вы — красивая!

Симонова ласково обняла маленькую гостью:

— Спасибо, дружок!

— А вы, Илья, не обижайтесь, что я проникла к вам в кабинет путем обмана, — она виновато посмотрела на Гафурова.

— Ну, что вы, — он улыбнулся и тут же стал серьезным, — мы с дочкой пришли поблагодарить вас.

— Когда он рассказал мне, что к нему приходила какая-то Юлия Сергеевна из жилконторы и расспрашивала про Камиллу, я сразу смекнул, кто это может быть! — засмеялся Шкуро.

— За что меня благодарить? — пропустив мимо ушей слова инженера, спросила журналистка у Ильи.

— Я просто после вашего визита посмотрел на ситуацию со стороны, — он заботливо поправил шапку на голове у девочки, — теперь мы живем вместе: Яська, папа и бабуля. Да, доченька?

— Да, — махнула она головой и радостно добавила, — вместе!

— А Дина? — осторожно поинтересовалась Юля по поводу медсестры.

— Она теперь собирается замуж за отца своего будущего ребенка, — Илья пожал плечами, — я это случайно выяснил, — и добавил, — про её срок беременности и «нечаянную встречу» летом с давним другом. Все-таки, я врач-гинеколог!

— Я рада за вас, — искренне проговорила журналистка.

Они уже хотели попрощаться, но Юля вдруг вспомнила и спросила:

— А квартира на Октябрьской еще опечатана?

— Не знаю, — Гафуров развел руки, — я туда не ходил после того…

— А давайте все вместе туда съездим? — вдруг предложила она.

— Когда? — спросил Илья.

— Сегодня вечером, — не долго думая, ответила сыщица, — часов в шесть! — и посмотрела на Валеру.

— Легко, — весело ответил тот, — сорвемся с работы, а по пути заберем Гафуровых.

— Яську тоже возьмем с собой? — спросил мужчина и перевел взгляд на дочку.

— Обязательно! — ответила Юля.

Оператор Славик очень старался во время съемки. Он снимал даже то, что наверняка не пригодится при монтаже новостного сюжета. Но Симонова не делала ему замечания, она видела, что парень и так волнуется. После последнего интервью она вышла в коридор, поправляя на ходу кофр, и столкнулась лицом к лицу с Ксенией Романовной.

— Юленька, привет! — коллега по профкому расплылась в улыбке. — Ты у нас по работе?

— Да, — кивнула она на оператора, который следовал за ней.

— Как у тебя дела по художественной выставке?

— Все отлично, — радостно сообщила журналистка, — уже поступило больше двадцати заявок! Спасибо тебе за помощь, — добавила она.

— А как с украденной картиной? — почти шепотом спросила Фролова.

— Появились кое-какие факты, — проговорила Юля и собралась идти дальше, чтобы не допускать долгих объяснений.

— А мы дома обсуждали убийство младшей Галицкой, и сын сказал, что звонила какая-то незнакомая женщина и спрашивала адрес Камиллы.

— Когда? — мгновенно заинтересовалась Юля.

— В понедельник, двадцатого октября.

— И сын дал ей адрес?

— Нет, он ответил, что не знает, — пожала плечами Ксения Романовна и добавила, — он, действительно, не знает!

— А твой сын помнит, какой был голос? — на всякий случай спросила сыщица. — Может быть, высокий и угодливый? — она почему-то подумала про Елену Васильевну Пучкову

— Это мы сейчас узнаем у Миши, — Ксения ободряюще подмигнула и достала из кармана мобильный телефон.

После разговора с сыном, она твердо сказала:

— Немолодой, хрипловатый и надменный голос. Юль, тебе это о чем-то говорит?

Журналистка печально покачала головой:

— Пока нет, — и, благодарно пожав Ксении руку, побежала догонять оператора.

Возвращаясь на студию, она вспомнила Николаева, и ей вдруг захотелось с ним встретиться и даже послушать его оправдания. Но Виктора не было ни в курилке, ни в операторской. Она подошла к графику и увидела, что он уехал на съёмки в районный центр с Лёвой Рыбиным на целых два дня.

— Всё к лучшему, — прошептала она, усаживаясь за свой рабочий стол писать сюжет.

После монтажа Юля позвонила майору Осипову и предупредила, что в начале седьмого она с Ильей Гафуровым приедет на место преступления.

— Андрей, постарайся в это время быть там, чтобы нам не нарушать закон, — попросила она.

— Собираешься «вломиться» в опечатанную комнату? — усмехнулся он.

— Угадал, — вздохнула журналистка, — это очень надо!

— Буду! — коротко ответил мужчина.

— А номера телефонов пробил?

— Должны быть сегодня к вечеру. Пока!

— Постой, еще одна просьба, — Юля едва успела крикнуть, пока Осипов не отключился.

— Говори, Юленька.

— Узнай у своих коллег, ведущих дело по краже картины, есть ли среди подозреваемых обладательница надменного, хрипловатого голоса?

— Спрошу. До встречи!

Когда ехали к месту убийства, Юля решила воспользоваться случаем и расспросить Гафурова про его бывшую жену. Пока Ярослава шумно разворачивала шоколадку, которой её угостила журналистка, она шепнула Илье:

— Почему все-таки Камилла решилась переехать из престижного центра, где прожила всю жизнь, на окраину города?

— Во-первых, нужны были деньги, — начал объяснять Илья.

— А во-вторых? — перебила его сыщица.

— Ей там было тяжело, — он провел рукой по волосам, — она иногда рассказывала, что встречала своих бывших одноклассников, которые наперебой хвастались своими успехами, особенно, когда стали заканчивать институты. А она, активистка и отличница, — простой парикмахер!

— Кто будет шоколадку? — громко спросила Ярослава.

Все взрослые в один голос отказались, и девочка принялась поглощать лакомство.

— Однажды Камилла расплакалась, что делала очень редко, и сказала: «Не хочу, чтобы меня жалели!», — продолжил рассказ Илья, слегка понизив голос, — Ещё там всё напоминало о родителях, девяносто пятый год у неё был очень тяжелый: погибла мама, Леонид Федорович начал пить. Она пыталась его лечить всеми доступными средствами. Продала дорогие вещи и украшения Лилии Борисовны.

— Какая она сильная! — искренне проговорила Юля.

— Она — необыкновенная женщина, правда! — кивнул Гафуров и прижал дочь к себе, а Юля мысленно подметила:

«Он не сказал «была».

К подъезду дома номер семнадцать по улице Октябрьской подъехали одновременно два автомобиля. Из одной вышел майор уголовного розыска Осипов, из другой — Симонова и Гафуров, держащий за руку дочь. Они поздоровались и поднялись на второй этаж. Илья своим ключом открыл входную дверь, и все поморщились от едкого запаха табака и алкогольного перегара. Сразу стало ясно, что соседи, как обычно, что-то отмечали на кухне. Андрей аккуратно снял печать и распахнул дверь в комнату, где две недели назад была убита Камилла. Гафуров по-хозяйски щелкнул выключатель, и помещение озарилось ярким светом хрустальной люстры. Комната была большая с добротной мебелью.

«Наверное, всё это привезено из квартиры Галицких», — подумала Юля.

Ярослава быстро сняла сапожки и ринулась за угловую ширму. Уже через минуту она показалась оттуда в обнимку с куклой и, посмотрев на папу, с явным огорчением сообщила:

— Там нет собачки, — и всхлипнула.

— Какой собачки, доченька? — Илья сделал шаг ей навстречу, но девочки остановила его жестом.

— Сними обувь, а то мама не любит, когда пачкают полы, — серьезно сказала она.

У Юли сжалось сердце от неподдельной детской любви к матери и верности их домашним традициям. Она быстро разулась и вместе с Гафуровым подошла к девочке. Они заглянули за ширму. Там был оборудован детский уголок с кроваткой и этажеркой для книг и игрушек. Красивое покрывальце и подушка с оборками красноречиво говорили о том, что Камилла была заботливой матерью и создавала уют для дочери.

— Вон, — Ярослава вытянула ладошку в сторону стены.

Там, над её кроваткой, торчал гвоздь. Юля медленно перевела взгляд вниз и увидела в складках детского покрывальца что-то блестящее. Она посмотрела на Андрея и кивнула на находку. Он понял её жест без слов и присвистнул:

— У нас — улика!

Осипов быстро достал прозрачный пакетик из папки с документами.

— Симонова и Гафуров, — тон майора был официален, — будете понятыми! Оформляем изъятие возможной улики!

Андрей приподнял кружевную накидку и аккуратно достал оттуда набор для трубки.

— Интересно, — тихо проговорила Юля, — такая же топталка есть у Николаева. Но мы сюда с ним не заходили: комната была опечатана.

— А мои «орлы» просмотрели такой важный вещдок, — буркнул Осипов, — я им головы сверну!

— Там была картина с собачкой? — журналистка ласково спросила у девочки, кивнув на стену.

— Да, и мама говорила, что она меня охраняет, — Ярослава повернулась к Симоновой, — и мне было не страшно, даже когда я оставалась дома одна, — гордо добавила маленькая хозяйка.

— А рядом с собачкой были её друзья, да? — Юля присела рядом со своей собеседницей.

— Да, а откуда вы знаете? — хитро спросила девчушка.

— А у меня дома есть тоже такая картина, — улыбнулась журналистка, — с белыми козочками и пастушкой.

— А вы знаете, кто её написал? — опять задала вопрос Ярослава, а Юля отметила про себя, что пятилетний ребёнок говорит правильно: не нарисовал, а именно — написал. «Девочка с детства слышала грамотную речь», — сделала она вывод и ответила:

— Твоя бабушка! Я угадала?

Сыщица ждала, что маленькая дочь Камиллы обрадуется тому, что незнакомая взрослая тетя знает про её бабушку, но девочка медленно покачала головой и тихо сказала:

— Нет, не угадала.

Такой реакции не ожидал никто. Даже Илья развел руки в разные стороны и удивленно проговорил:

— Доченька, это же последняя картина твоей бабушки Лили!

— А мама сказала, что это Лепаж! — настойчиво буркнул ребенок.

На мгновение в комнате стало так тихо, как будто никто даже не дышал.

— Постойте! — Гафуров резко повернулся к майору Осипову, потом посмотрел на журналистку: — Так, значит, у нас всё это время висел подлинник «Юной пастушки»?

— Видимо да, — кивнула Юля.

— Так значит, это из-за него Камиллу, — он не договорил, перевел взгляд на дочь и натянул шарф почти до глаз.

Но это защитное движение Ильи не скрыло выступившие на его глазах слёзы.

— Я даже представить не могла, что ваша жена знала о том, что это не копия, — Симонова стояла удивленная, не меньше, чем оба мужчины.

— Да, я поражен настолько, что даже не знаю, что сказать, — Гафуров взял дочь на руки и ласково у неё спросил, — а когда тебе мама сказала, что это Лепаж?

— Когда мы пришли из садика, и мамочка включила телевизор, — Ярослава опустила глаза и её большие ресницы захлопали, — а там сказали, что пропала картина «Пастушка».

— Это было двадцатого октября, — тихо проговорила Юля.

— Мама даже ойкнула, потом обняла меня и говорит: «Вот почему отец перед смертью шептал, чтобы я берегла нашу «Пастушку».

— А что ещё сказала твоя мама? — журналистка с надеждой посмотрела на ребенка.

— Она подошла к нашей картине и провела по ней рукой и сказала: «Надо же! Это написал сам Лепаж!

— Я предполагала, что подлинник у Камиллы, но была уверена, что она не знает о ценности картины, — надевая обувь, произнесла Юлия.

— А как же преступники всего за сутки «вычислили», что подлинник в этой квартире? — спросил Илья. — Сюжет прошёл двадцатого октября, а двадцать первого они уже были здесь!

— Потому что они всегда были рядом, — вздохнула сыщица и добавила, — волки в овечьей шкуре.

— Зная Камиллу, я думаю, что она собиралась вернуть картину государству, только не пойму, почему она это не сделала сразу? — проговорил мужчина и махнул рукой, — Если бы я был рядом!

У подъезда Юля попрощалась с Гафуровыми и Валерой Шкуро, который ждал их в машине. Она пересела к Андрею.

— А я ведь предлагал на следующий день после убийства привести девочку в квартиру и спросить у неё, всё ли на месте?

— Не поддержали? — сочувственно спросила журналистка.

— Наши-то оперативники, может, были и не против, но следователь произнес пафосно: «Это не гуманно по отношению к ребёнку! И так понятно, что ограбления не было, потому что на убитой — золотые вещи!»

Осипов вздохнул и повернулся к пассажирке:

— А ты, Юленька, всё сделала правильно.

— Но я до этого додумалась тоже не сразу! Сначала я и представить не могла, что убийство молодой женщины в коммуналке на окраине города как-то связано с похищением из картинной галереи известного полотна!

— Да, кто бы мог подумать! Но, — Андрей по привычке поднял вверх указательный палец и шутливо добавил, — меня терзают смутные сомнения, что это еще не всё, что ты накопала!

— Обещаю тебе бессонную ночь, — грустно улыбнулась сыщица.

— Я весь в нетерпении.

Оставшуюся дорогу ехали молча, будто в уме складывая все пазлы сложного рисунка для предстоящего разговора.

14. Эффект обмана зрения или волк в овечьей шкуре

Вернувшись домой, Юля сразу направилась на кухню, быстро накрыла на стол и пригласила Андрея, который в это время в комнате смотрел телевизор.

— У меня волчий аппетит, — усмехнулась она, поглощая очередной кусок мяса.

— Это от возбуждения, — Андрей улыбнулся, — нам предстоит сложная работа, но чертовски интересная, правда?

Она кивнула, и они продолжали ужинать, молча поглядывая друг на друга. Потом, не сговариваясь, помчались в комнату, уселись на диван, и журналистка скомандовала:

— Начинай!

— С чего?

— С телефонов. Данные пришли?

— Номер «итальянского» заказчика принадлежит Юрию Филиппову, сейчас у него сотовый телефон, с которого он звонил, — Андрей сделал паузу и с иронией посмотрел на подругу, — четыре раза…

— Не тяни, — Юля шутливо показала ему кулак.

— Антону Эдуардовичу Тельманову!

— Да! — сыщица даже вскочила от волнения. — И я могу назвать время первого звонка ему от Тельманова: вечер двадцать первого октября!

— Совершенно верно! — Осипов с восхищением посмотрел на Симонову. — Рассказывай свою версию!

— Итак, я сама вызвалась помочь тебе найти убийцу Камиллы Гафуровой. Побывав в доме, где она жила, я даже растерялась. В таком районе молодую женщину мог убить даже случайный человек, например, какой-нибудь собутыльник её соседей. У меня даже возникла мысль о самоубийстве Камиллы. Потом, я стала подозревать её мужа — Илью. Это уже был реальный человек. А когда я узнала о сносе ветхого жилья, появился и мотив для преступления. Ну, действительно, тут всё сходилось, — Юля развела руки в разные стороны.

— Да, а ещё у парня практически не было алиби: только слова сожительницы! — добавил Андрей. — И своего жилья нет (а тут появилась возможность вселиться в новостройку).

— Зато личная жизнь уже устроена: новая женщина, которая ждет от него ребенка, — журналистка вздохнула, вспомнив Дину, — да и график работы Камиллы он мог легко узнать и даже вычислить время, когда она — дома, а алкаши-соседи бродят по окрестностям…

— Да, и ему Камилла открыла бы дверь, не раздумывая, — вставил майор уголовного розыска.

— Но чем больше я узнавала о нём, тем больше убеждалась, что он не способен был причинить вред Камилле. Илья — не жадный и некорыстный, умеет дружить и любить. Да, — добавила убежденно Юля, увидев, что Осипов качает головой, — он по-настоящему любил свою жену. А сегодня поняла, что продолжает любить…

— А Надежду Чулкову ты подозревала?

— Часа два, не больше, — усмехнулась журналистка, — слишком простая она, чтобы придумать такой хитроумный план: убить подругу, потом удочерить её ребенка и в итоге — получить квартиру в новом доме. Ну сам подумай, какие у неё были шансы оформить опеку над несовершеннолетней девочкой, у которой есть родной отец и родная бабушка? Если бы она надеялась, что Илью посадят за убийство жены, то тогда хотя бы способствовала этому. А она про Гафурова ни одного плохого слова не сказала!

— Согласен, — улыбнулся Осипов.

— Я зашла в тупик, но! — Юля подняла вверх указательный палец, пародируя любимое движение Андрея. — Мне не давал покоя Циолковский! Да-да, — и оба сыщика одновременно засмеялись.

— Я не думал, что слова мальчика ты воспримешь так серьезно!

— Потому что Данилка был единственный реальный свидетель! Он видел странного незнакомого человека рядом со своим домом во время, совпадающее со временем убийства. Всё в этом человеке не соответствовало привычному образу бродяги: бомжи не носят пальто и шляпы, пусть даже старые, бомжи не ходят с красивыми портфелями, бомжи не бросают в помойку вещи, а, наоборот, достают их оттуда. И мальчик это подметил. А я стала рассуждать: около дома Камиллы был человек, который прятал свою внешность. Зачем? Чтобы его не узнали соседи Гафуровой? И почему он выбросил в помойку рамку?

— Она не умещалась в портфель.

— Правильно, господин майор! Значит, он что-то взял, например фотографию или картину и спрятал в свой саквояж, а рамка не уместилась, и он выбросил её в первый же мусорник!

— Хочешь сказать, что он не мог оставить её на месте преступления, а забрал с собой, чтобы она не бросилась в глаза оперативникам, которые приедут и начнут осматривать помещение, где произошло убийство, да?

— Именно! Ну, вот ты, офицер уголовного розыска, увидел бы на стене пустую рамку, болтающуюся на одиноком гвозде, что бы ты подумал?

— Что там было что-то ценное!

— Да, и начал бы работать в этом направлении!

— Естественно, — кивнул Осипов.

— Это значит, что человек неглуп! И куда бы я не сунулась, везде сталкивалась с Тельмановым. Сначала я подумала, что на самом деле он хочет, во что бы то ни стало, найти подлинник и вернуть в галерею. Но быстро поняла, что это не так! Он умный и расчетливый человек (например, он выгодно в своё время женился), а тут решил вести своё расследование и найти пропавшую пастораль. План безрассудный, учитывая, что после экспертизы прошло восемь с половиной лет! Всем было ясно, что она, скорее всего, уже далеко от нашего города, а он упорно ведет розыск, собирая через свою помощницу данные о сотрудниках картинной галереи. Зачем? Чтобы прикрыть собственный интерес к этому делу и узнать, где живет Камилла Галицкая!

— Он знал, что «Юная пастушка» у неё?

— С самого начала! Помнишь, я у тебя спрашивала про хриплый женский голос?

— Да, но ребята-оперативники сказали, что ни у кого из опрашиваемых лиц по этому делу такого голоса нет.

— Так вот, какая-то женщина звонила на бывшую квартиру Галицких и спрашивала адрес Камиллы. Но сын хозяев его не знал.

— А ты выяснила: чей этот голос?

— Нет, но уверена, что она из окружения Тельманова. Так как звонок оказался безрезультатным, Антон Эдуардович пошёл в театр к Тарасу Серегину. Я думаю, он мастерски сыграл роль расстроенного чиновника, у которого большие неприятности из-за кражи пасторали. И, разливая по рюмкам коньяк, вспомнил о друзьях, которые уже в мире ином. Он с отеческой заботой расспросил о дочери Галицких и выказал желание ей помочь…

— Так-так, — сосредоточенно проговорил Андрей, — и этот визит в театр был двадцать первого октября?

— Да. Потом Тараса Владимировича позвали на репетицию, а Тельманов остался у него в гримерке.

— Откуда эти сведения?

— Об этом мне рассказал сам Серегин и его жена. Так вот, — Юля усмехнулась, — теперь про Циолковского. То, что гость Камиллы Гафуровой был знаком ей, это мы уже выяснили. Осталось выяснить личность этого «знакомого»! Когда мы с Виктором брали интервью у Тараса Владимировича, его позвали к телефону, и мы остались в его гримерке вдвоем. Николаев, шутя, померил сценический костюм Серегина в роли Циолковского, а я в тот момент подумала, что поднятый воротник и шляпа и так скрывают лицо. Зачем убийца Камиллы приклеил какую-то паклю на подбородок?

— Ну, и зачем? — спросил заинтригованный Осипов.

— Чтобы скрыть свою бородку! — торжественно произнесла Юля, — Да-да! Тельманов — лицо примечательное именно из-за своей импозантной бородки! И он нашел выход таким образом её спрятать!

— Юль, но это только предположения, — покачал головой Андрей.

— Это ещё не всё! — журналистка жестом остановила возражения мужчины, — В кармане плаща «Циолковского» Виктор нашел несколько листочков трубочного табака. Мы ещё посмеялись, что актер нарушает правила театра и курит в сценическом костюме. Но Серегин не курит вообще! А вот Тельманов курит трубку, и как выяснил Витя во время банкета в театре — тот же табак, крошки которого он обнаружил в кармане плаща!

— Улика, но косвенная, — упрямо пробормотал Осипов.

— Надеюсь, что на трубочном наборе, который мы нашли на кроватке Ярославы, будут отпечатки! И они будут его! — с победной ноткой в голосе проговорила Юля.

— Я тоже на это надеюсь, — без иронии проговорил Андрей, — А как оказалось полотно известного французского художника у Камилы Гафуровой? И как об этом узнал чиновник из Департамента культуры?

— Начну издалека, — улыбнулась Юля, — в девяносто четвертом году известный в городе бизнесмен, а в прошлом бандит Юрий Филиппов эмигрировал в Европу и взял с собой своего преданного телохранителя Василия Емельянова. Я не знаю, почему он захотел вывести один из шедевров нашей картинной галереи. Возможно, ему кто-то посоветовал иметь в своем особняке «для престижа» подлинник французского художника. Мне неизвестны многие детали, но, вероятнее всего, кто-то убедил Леонида Федоровича Галицкого подменить «Юную пастушку» Огюста Лепажа на копию, которую должна была написать его жена. И тут опять появляется Тельманов, который помогает Леониду Федоровичу устроиться на работу в картинную галерею.

— Кем?

— Инженером по технике безопасности, а через несколько месяцев весной девяносто пятого года семь известных картин отправляют на экспертизу. Кто был инициатором этого действия, пусть узнают твои коллеги, — продолжила Юля свой рассказ, — но за месяц до возвращения полотен в галерею Галицкий увольняется с работы. После нашего короткого общения с бывшей смотрительницей Викой Дроздовой, я поняла, что в подмене «Юной пастушки» он точно участвовал, но по каким-то причинам не смог передать творение Огюста Лепажа заказчику. У меня по этому поводу масса предположений. Однако, сейчас это не главное.

— И что же было дальше?

— Он возвращается домой не с копией пасторали, которую написала его жена, а с подлинником! А соседи ему говорят, что его жена в тяжелом состоянии в больнице после ДТП. Он едет туда и узнает, что она умерла. Самое интересное, что в соседней палате практически в это же время умирает Василий Емельянов, который совершил наезд на бедную женщину. Я могу предположить, что, возможно, именно он и должен был забрать у Галицкого картину и расплатиться с ним. Что-то пошло не так у телохранителя Филиппова.

— Ты говоришь, что Тельманов был участником этой истории, почему же Галицкий не передал пастораль ему?

— Думаю, что Антон Эдуардович был «мозгом» этой операции и действовал через посредников. Он очень осторожный человек, о том, что Тельманов в курсе кражи, Галицкий даже не догадывался. Скорее всего соединительным звеном был Емельянов, который умер в больнице и не успел сообщить ни Филиппову, ни Тельманову о судьбе картины. Галицкий, находившийся в отчаянии после смерти жены, не захотел ни с кем общаться, и Тельманову так и не удалось узнать подменил ли тот «Пастушку» или нет. И вот, спустя восемь с половиной лет выясняется, что в картинной галерее висит не «Юная пастушка» Огюста Лепажа, а лишь копия. У своего друга, актера Серегина, он узнает адрес Камиллы, потом, тайком забирает у него сценический костюм Циолковского и мчится на улицу Октябрьскую к дому семнадцать. Я думаю, он хотел уговорить дочь своих друзей продать картину.

— По цене копии, — усмехнулся Осипов.

— Возможно, но Камилла уже посмотрела телевизор и выяснила, что над кроваткой дочери висит не копия картины, написанная её матерью, а подлинник! А раз друг семьи дядя Антон вдруг появился в её лачуге, да еще в карнавальном костюме и просит продать ему «Пастушку», значит, он замешан в той давней истории, когда она потеряла и мать, и отца. Помнишь, Илья сказал, что Камилла вернула бы картину государству, но почему тянула целые сутки?

— Возможно она ждала, что кто-то придет за пасторалью!

— Я думаю, не стоит фантазировать, как происходила их встреча, и что ответила Тельманову дочь его первой любви Лилии. Пусть нам это расскажет сам Антон Эдуардович!

— Ты думаешь, что он сознается в совершении нескольких преступлений на основании только косвенных улик и наших предположений? — с досадой проговорил Андрей.

— Нет, этот волчище будет упираться до конца!

— У тебя есть план?

— Да. Как бы тебе не был неприятен Николаев, но он поработал над этим делом со мной и узнал одну очень важную деталь.

— Какую? — с интересом спросил Осипов.

— Наш руководитель Департамента культуры был так озабочен поиском картины, что потерял набор для трубки. Туда входит топталка, какая-то ложечка… Ну, я видела это у Виктора.

— Ты говоришь про тот набор, который сегодня обнаружила? А ты уверена, что он именно его?

— Дело в том, что помощница Тельманова, на торжестве в честь юбилея актера Серегина, обратила внимание, что у Николаева такой же набор. Она стала консультироваться с Виктором, где приобрести для Антона Эдуардовича этот аксессуар для трубки. «А то он стареньким пользуется, — посетовала Лена Пучкова, — не солидно».

— Постой-постой, — стал догадываться Андрей, — ты намекаешь на то, что Тельманов не знает где потерял свою трубочную ковырялку, правильно?

— Николаев сказал, что эта штука называется «тампер». И вот что я придумала, Андрюша, — улыбнулась сыщица, — только ты мне поможешь, хорошо?

На студии утром никого не было. Только её куртка одиноко висела у входа.

— Даже не с кем кофе попить, — буркнула Юля и, достав свой бокальчик из ящика рабочего стола, направилась по коридору.

— На монтаж готова? — весело спросил Димон, выглядывая из аппаратной.

— Через часок подтянусь к тебе, — пообещала журналистка и, кивнув в сторону редакторской, предложила, — может, кофе вместе попьём? У меня есть бутерброды!

— Нет, старуха, я лучше покурю, — усмехнулся режиссер, доставая из кармана пачку сигарет.

— Чем же лучше? — пожала плечами она.

Прихлебывая горячий напиток, Юля придвинула к себе поближе студийный телефон и позвонила Пучковой.

— Елена Васильевна, передайте своему шефу, что в час дня я навещу его. Надеюсь, он будет на месте?

— Симонова, у Антона Эдуардовича дел невпроворот, чего ты к нему прицепилась? Замучили его все с интервью! Никаких новых данных по «Юной пастушке» нет!

— А у меня есть, — загадочно проговорила журналистка.

— Что у тебя есть? — недогадливая помощница несколько сбавила тон.

— Сведения по пасторали!

— Откуда?

— Ну, я живу вообще-то с майором уголовного розыска, — жеманно проговорила сыщица.

— А, я от кого-то об этом слышала, — Лена Пучкова сделала паузу, соображая, по-видимому, как самой разузнать новости из первых рук, — можешь рассказать мне, я в курсе расследования, — заговорщицки прошептала она.

— Елена Васильевна, я буду в час у Тельманова, — сдержано проговорила Симонова и положила трубку.

«Щас, — усмехнулась она про себя, — я тебе всё так и выложу!»

Она написала сценарий сюжета и отвернулась к окну, будто отгородившись от сотрудников, которые медленно заполняли редакторскую комнату.

Юля закрыла глаза, и в который раз мысленно отрепетировала весь предстоящий диалог. Сегодня ей понадобятся все её актерские способности, она не должна сфальшивить ни на одной ноте, иначе опытный «дирижер» Тельманов её раскусит на счет «раз-два»!

Она уже надевала куртку, когда зазвонил мобильник.

— Яровую задержали, — вкрадчиво проговорил Осипов, — работаем по плану!

— До связи, — ответила Юля и стремительно направилась на выход.

Департамент культуры размещался в старом купеческом особняке местного купца и мецената Филиппа Андреева. Здание было отреставрировано ещё в советское время и служило несколько десятков лет местом работы не одного поколения чиновников. Художники, музыканты и литераторы, не достигшие высот в искусстве, с большим апломбом и важностью руководили своими талантливыми собратьями.

— Что у вас там случилось, милая барышня? — Антон Эдуардович величественно поднялся со своего массивного кресла и показал на стул, предлагая гостье этим жестом присесть.

— Случилось не у нас, — Юля улыбнулась, — а у вас.

— Не мучьте меня, пожалуйста, — Тельманов положил ладонь себе на грудь, — моё сердце и так уже не справляется с таким количеством неприятностей.

— Антон Эдуардович, вы вели свое расследование и намекнули мне на торжестве в театре, что у вас есть даже подозреваемые. А подлинник Огюста Лепажа вы нашли? — сыщица в упор смотрела на чиновника.

По его лицу будто пробежала тень. Но лишь на мгновение. Тельманов вновь принял облик самой доброжелательности.

— Ах, Юлия Сергеевна, — я взял на себя непосильную ношу, — он смущенно развел руки в разные стороны, а потом хлопнул себя по бокам, — ну, что вы хотите от художника, когда профессиональные сыщики не могут найти?

«Он мне фору даст в лицедействе, — усмехнулась про себя журналистка, — тоже мне, художник!»

— А я могу сказать, почему у вас не получилось с розыском, — она вздохнула и вкрадчиво проговорила, — потому что вы — интеллигентный человек и верите, что люди не способны на подлость. А разве украсть у своего города бесценный шедевр — это не подлость? — с возмущением воскликнула она и тут же мысленно себе посоветовала: «Юля, не переигрывай!»

— Значит, у вас есть подозреваемые? — с мукой в голосе произнес он.

— Арестована Екатерина Дмитриевна Яровая, — безапелляционно произнесла журналистка.

— Катерина? — Тельманов потянулся к стакану с водой и горько усмехнулся. — А я ведь её имел в виду, когда вы меня спрашивали.

«Аплодисменты!» — мелькнула веселая мысль у Юли.

— Но я пришла не из-за этого, — продолжила гостья, — в конце октября убита Камилла Гафурова, — проговорила она и как бы невзначай спросила чиновника, — вы же её знали?

— Гафурову? — Антон Эдуардович неопределенно пожал плечами, — Кажется, нет…

— Она же дочь ваших друзей Галицких!

— Камилла? Господи, — он с виноватой улыбкой шлепнул себя по лбу, — с этими проблемами забудешь имя своей жены!

— Понимаю.

— Её убили? — он вдруг стал шарить по карманам.

— Вам плохо? — участливо спросила Симонова.

— Вот судьба, — произнес он печально и, достав таблетку валидола, положил себе под язык, — бедная девочка.

— Да, а убил её человек в длинном плаще, помятой шляпе и с седой бородой. Есть свидетели, — Юля говорила, а сама наблюдала за выражением лица своего собеседника.

Он сидел неподвижно, еле посасывая свой валидол.

— Скажите, Антон Эдуардович, вам не напоминает это описание сценический костюм Серегина в роли Циолковского?

— Вы подозреваете Тараса Владимировича? — болезненно произнес хозяин кабинета.

— Я — нет, а уголовный розыск — да, — журналистка вздохнула, — или это был человек, который мог взять плащ и бороду у Серегина. А его жена, Людмила Аркадьевна, милейшая женщина, но именно она могла легко сделать копию «Юной пастушки», имея под рукой оригинал.

— Не может быть, — прошептал Тельманов, — неужели они способны на такое?

— Сегодня после спектакля Серегиных задержат, но прошу вас, — сыщица сделала брови домиком, — пусть эта информация останется между нами. Часто бывает, что убийцы в запарке что-нибудь теряют во время преступления, так что, — она качнула головой, — пусть наши доблестные оперативники хорошенько обыщут костюм «Звездного мечтателя». Вдруг найдут улики. Например, в кармане плаща?

Мгновенно лицо чиновника побледнело, да так, что Юля решила, что впервые во время разговора он уже не играет.

К вечеру неожиданно потеплело, и после вчерашнего снега, казалось, опять вернулась дождливая осень. С неба бесконечно срывались мелкие капли. Они назойливо стучали по асфальту и, соединяясь, образовывали лужи. Люди, прячась под зонтами, спешили к театру юного зрителя. Юля издалека увидела освещенную афишу сегодняшнего спектакля с витиеватыми буквами «Остров сокровищ». Она вспомнила, что ещё в детстве, затаив дыхание, смотрела эту постановку, завидуя главному герою Джиму Хокинсу, на долю которого выпало столько приключений. Никто не стоял у массивных дверей ТЮЗа, непогода загоняла всех внутрь.

Юля прогуливалась по вестибюлю, рассматривая фотографии актеров, развешанные по стенам. Она оглянулась и увидела в гардеробной Осипова и Колесникова. Оба майора торопливо снимали куртки и складывали зонты. Андрей заметил её и приветливо помахал рукой.

— Надеюсь, наша вечерняя прогулка под дождем будет вознаграждена? — подойдя к журналистке, улыбнулся Вениамин.

— Я тоже надеюсь, — виновато проговорила Юля.

— Всё получится, — ободряюще сказал Андрей, посматривая по сторонам.

— Пойдемте к Серегину, он нас ждет, — сыщица взяла под руки обоих мужчин.

Тарас Владимирович был уже в гриме и костюме пирата, он посмотрел на гостей и всплеснул руками:

— Как же вы тут все уместитесь, ребята?

— Думаю, нам придется разделиться, — осматривая маленькую гримерку, произнес Осипов, — Вениамин с Юлей будут сидеть в соседней комнате, а я, — он опять измерил взглядом небольшое помещение, — спрячусь за шторами.

— Располагайтесь, как вам удобно, — улыбнулся актер, — у вас своя работа, а у меня своя.

Прозвенел третий звонок.

— Мне пора! — Серегин кивнул и направился по коридору в сторону сцены, а журналистка и Вениамин — в соседний кабинет.

В темноте Юля нащупала стул и тихо села, прислушиваясь к звукам за дверью.

— Мы не услышим шаги, — шепнул Колесников, присаживаясь рядом с ней, — там ковровые покрытия.

— А как же мы узнаем, что ОН уже пришел?

— Андрей даст условный сигнал, — успокоил её майор.

Время тянулось бесконечно медленно. Симонова осторожно залезла в карман и, достав сотовый, посмотрела на экран.

— Спектакль идет уже двадцать минут, — со вздохом произнесла она, — неужели я ошиблась.

— Тсс, — мужчина приложил палец к её губам, и они оба замерли.

Соседняя дверь скрипнула, и вновь наступила тишина. Она давила своей неопределенностью. Вдруг Колесников подскочил и кинулся к выходу. В темноте он что-то задел, и раздался звон разбившегося стекла. Юля выскочила в коридор за ним и увидела, как он безуспешно пытается открыть дверь гримерной комнаты Серегина.

— Он заперся изнутри, — прикусив губу и что-то обдумывая, проговорил он.

Из помещения раздавался шум борьбы и грубые слова Осипова.

— Андрей, — не выдержав напряжения, позвала журналистка, — мы здесь!

— Немедленно откройте дверь! — командным тоном крикнул Колесников.

Неожиданно все стихло, а потом раздался щелчок и дверь распахнулась…

15. Многофигурная композиция «под занавес»

На пороге стоял растрепанный Андрей, заправляя рубашку в брюки. Юля ахнула, увидев у него под глазом кровоподтек. Он отошел в сторону, пропуская друзей в гримерку. И только сейчас журналистка заметила лежащего на полу Тельманова. Он был так жалок, несмотря на неизменный галстук-бабочку и дорогой костюм, что она отвернулась от него.

— Вставайте, — Колесников достал из внутреннего кармана удостоверение и махнул перед лицом руководителя Департамента культуры.

Тот медленно приподнялся и хмуро посмотрел на Симонову, по-видимому, соображая, как себя вести в данной ситуации.

— Безобразие, — прошептал он.

— В чем же безобразие? — усмехнулся Вениамин. — Оказываете сопротивление сотруднику уголовного розыска и ещё возмущаетесь!

— Я подумал, что на меня напал вор, — Тельманов поднялся и сел на стул.

— Вы так говорите, будто это ваш личный кабинет, — опять иронично отозвался майор Колесников, — а между тем, именно вы тайком пробрались в гримерку Серегина, пока он на сцене!

Вдруг раздалась соловьиная трель. Антон Эдуардович резко потянулся к шкафу, поняв, что там обронил свой телефон. Однако Юля первая подскочила и схватила с пола сотовый, издающий эти звуки. Она глянула на экран.

— Нина, — громко прочитала сыщица и нажала на кнопку.

— Антон, ну как ты? — послышался надменный хрипловатый голос немолодой женщины. — Нашёл?

Юле хватило несколько секунд, чтобы сообразить, кто такая Нина.

— А вы не подскажите, что ваш муж искал? — спокойно спросила журналистка, переведя взгляд на Тельманов, который сжал кулаки и зло смотрел на неё.

Тут же она услышала в трубке короткие гудки.

— Так что же вы здесь делали? — Осипов достал носовой платок и приложил к глазу.

— Я искал коньяк, — тяжело промычал чиновник, — в прошлый раз приходил к другу и оставил. Не пойму, что здесь происходит? — он стал приходить в себя и, почувствовав, что никто не предъявляет ему претензий, осмелевшим голосом закончил. — Или это преступление — прийти к своему давнему другу и выпить по рюмашке после работы? А на меня нападают, как на преступника!

— Так вы в шкафу у Серегина искали свой коньяк? — переспросил Колесников, как будто ничего не произошло.

— Ну конечно! — с некоторой долей возмущения подтвердил Тельманов.

— Значит так, докладываю, — по-военному начал Осипов, — гражданин вошел в помещение, закрыл за собой дверь и полез в шкаф. Оттуда он достал плащ и стал лазить по карманам и ощупывать подкладку.

— Что же за бутылку вы оставили у Серегина? — с иронией проговорил Вениамин, посмотрев на чиновника. — Размером с наперсток?

— Я думаю, что он искал вот этот предмет, — усмехнулся Осипов и достал из кармана запечатанный прозрачный пакет, в котором лежал набор «трубочника».

— Это не мое, — взвизгнул Тельманов, — не имеете права подбрасывать мне улики!

— А с чего вы взяли, что это — «улики»? — Андрей приблизил к своему лицу пакет, рассматривая, будто в первый раз. — Обыкновенная вещь, которая есть у любого человека, курящего трубку.

— Так, почему тогда эта «обыкновенная вещь», — процедил с издевкой Тельманов, — запечатана в пакете?

— Тут два варианта: или она новая, — Осипов посмотрел на Вениамина, — или на ней чьи-то отпечатки.

— И у вас, гражданин Тельманов, тоже два варианта: дать признательные показания и начать сотрудничать со следствием, смягчив себе приговор, или оставаться в «несознанке» и дать возможность нам сначала доказать вашу виновность, а потом усадить на самый продолжительный срок в места, где коньяк не наливают! — жестко произнес Колесников.

На этот раз Антон Эдуардович промолчал. Он не стал, как прежде, куражиться и возмущаться, а обреченно проговорил:

— Когда двадцать три года назад я женился на Нине, я и представить себе не мог, какую я делаю ошибку…

— Наверное, в тот момент вы считали, что поймали судьбу за хвост! Вы стали зятем первого секретаря горкома партии, который потом возглавил обком, — тихо, но отчетливо произнесла Юля, — по нынешним меркам отец Нины был бы губернатором.

Тельманов поправил волосы, провел ладонью по бородке и неожиданно промурлыкал песню Градского:

— Как же хочется порой нам играть чужую роль, чтобы выглядеть прилично и не без дохода. Происходит эта жизнь и в унижении и лжи…

Он вдруг резко замолчал и, глянув на журналистку, проговорил:

— Вы правы, тогда я так думал, — он усмехнулся и покачал головой, — вы, барышня, меня сегодня переиграли. Не ожидал.

— Здесь тесно и душно, — громко сказал Осипов, — да и антракт скоро начнется. Чтобы не привлекать внимание посторонних, давайте поспешим в нашу контору!

Седьмого ноября в стране победившего капитализма по-прежнему отмечали годовщину Великой Октябрьской революции, но уже не так торжественно и помпезно. Юля помнила, как в школьные годы она ходила на демонстрацию. И, несмотря на первые морозы, всем было весело и празднично. И приходили по почте открытки от родственников и знакомых с нарисованными красными гвоздиками и Лениным, сжимающим в кулаке кепку и обращающимся с трибуны ко всем пролетариям.

Сегодня у журналистки Симоновой был рабочий день, но она не спешила на студию. До вечернего эфира масса времени. Расследование не закончено, поэтому она вчера договорилась с Андреем, что он расскажет ей о показаниях Тельманова. Одно дело — её предположения, другое — услышать из первых уст детали нескольких убийств, связанные с «Юной пастушкой». Что убийство было не одно, она была уверена, поэтому с утра посматривала на настенные часы, ожидая звонка.

Наконец, мобильник издал звук, и Юля радостно схватила его, даже не глянув на экран.

— Привет, с праздником тебя, — услышала она голос Виктора.

— Тебя тоже, — разочарованно проговорила Симонова, мысленно придумывая причину, чтобы быстрее закончить разговор.

— Ты на меня обижаешься? — спросил оператор.

— Да нет, что ты, — небрежно ответила Юля.

— Обижаешься, — усмехнулся Николаев, — ты извини, но мы двое суток по району мотались, там сотовый не ловил. Не веришь — спроси у Рыбина!

— Я сейчас занята, — недовольно вздохнула она, не желая слушать какие-то объяснения, — а вести с полей расскажешь своей жене! — и нажала на отбой.

Телефон опять настойчиво зазвенел, журналистка цыкнула, но, услышав в трубке голос Осипова, сразу обрадовалась.

— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась! — сильно картавя, спародировал он вождя мирового пролетариата.

— Андрюша, я уже устала ждать новостей, — смеясь, ответила она, — но не про революцию.

— Да тебе, как в Смольный, не дозвонишься! — весело проговорил он и, не дав времени для оправданий, сразу предложил, — Поедешь с нами в дом к Тельмановым?

— А вы что, его отпустили? — испуганно спросила сыщица.

— Нет, у нас разговор к его жене.

— Да-да, я запомнила её голос, — она вздохнула и добавила, — хриплый.

— Ну что? Заезжать за тобой?

— Ты ещё спрашиваешь!

— Через полчаса будь готова!

Двухэтажный особняк, к которому подъехали сыщики, представлял собой сложное строение с башенками и красной черепицей на крыше. За коваными воротами лежала широкая дорожка из цветной плитки. Дверь дома открыла полная женщина в переднике и, сдвинув брови, строго сказала:

— Нина Александровна ждет вас в гостиной.

Вениамин Колесников, Андрей и Юлия прошли по коридору, стены которого были расписаны, как в музее, и оказались в большом зале. Всё здесь было пафосно и кричаще: и шторы с золотыми узорами, мягко спадающие на пол, и огромная люстра со сверкающими стразами, и мебель, обтянутая натуральной кожей шоколадного цвета. Среди этого дорогого убранства в кресле сидела дама, сложив руки на пушистом пледе, прикрывающим её нижнюю часть тела. Зная, что жена Тельманова — инвалид, Юля представляла её совсем другой. Нет, Нина Александровна не была с больным и усталым лицом. На гостей смотрела моложавая ухоженная женщина с модной стрижкой и макияжем.

— Итак, господа, — после приветствия величаво проговорила хозяйка, — чем могу помочь следствию?

— Только дать признательные показания, — спокойно произнес Колесников, доставая из портфеля папку.

— Наверное, вы имели в виду свидетельские показания? — с иронией поправила она майора.

— Дело в том, что вы проходите у нас по делу не как свидетель, а как соучастник.

— Я — и соучастник? — она надменно оглядела гостей. — Парализованная несколько лет!

— Нина Александровна, давайте не будем тратить время, — вежливо сказал Осипов, — нам известно больше, чем вы думаете.

— Это справка от профессора Лебедева, — Колесников небрежно вытащил документы из папки и положил на стол перед дамой, — о том, что пять лет назад операция на позвоночнике прошла успешно и сейчас вы совершенно здоровый человек. Если вам недостаточно этого заключения, мы можем организовать новое медицинское освидетельствование.

Юля перевела удивленный взгляд с Вениамина на Нину Александровну.

— Заканчивайте представление и зовите своего сына, — произнес Колесников и наклонился над «инвалидом», — у вас есть возможность поведать нам о вашем сумасшедшем плане.

— А при чём здесь мой сын? — хриплый голос дамы немного дрогнул.

— Это вы придумали, как подменить полотно Огюста Лепажа в картинной галерее, а Вадим Юрьевич этот план привел в исполнение! — корректно ответил Андрей.

— Посмотрите, — Колесников стал вынимать из папки документы один за другим, — вот свидетельские показания, вы можете с ними ознакомиться. Также, здесь копии билетов в Италию на имя Нины и Вадима Филипповых. Я так понимаю, что в ближайшие дни вы планировали уехать в Москву, а оттуда — в солнечный Неаполь.

Ни один мускул не дрогнул на её лице. Нина Александровна на минуту прикрыла глаза, потом встала с кресла и подошла к окну.

— Боже мой, как мне надоело притворяться, — вдруг призналась она, — только, почему вы решили, что я должна вам что-то рассказывать?

— Вы — сильная женщина, — Колесников понимающе кивнул ей, — так быстро пришли в себя. Если вы отказываетесь сотрудничать с нами, то придется задержать вас и вашего сына до конца следствия. Поверьте, вы только усугубите свое положение.

— Значит, сейчас я ещё не арестована?

— Нет, пока нет, — вежливо произнес Вениамин и добавил, — и ваш сын — тоже. Так что, решайте сами вашу судьбу.

— Я расскажу, но только потому, что Вадим тут ни при чем. Да и моя роль невелика, — она усмехнулась, — за идеи не судят.

— Смотря, какие идеи, — усмехнулся Осипов.

— Итак, все началось с того, что ваш бывший муж Юрий Филиппов собрался иммигрировать за границу, так? — Колесников пристально посмотрел на женщину.

— Нет, все началось гораздо раньше, — она усмехнулась и, достав из шкафа сигареты, закурила.

Потом поставила пепельницу на стол и предложила всем:

— Кофе, чай?

Все единодушно отказались.

— Мой отец был большой «шишкой», как тогда говорили, а я в девятнадцать лет сообщила ему, что выхожу замуж. Когда он узнал, что мой избранник из простой рабочей семьи такой скандал закатил! Это он на высоких трибунах вещал о равенстве, братстве и руководящей роли пролетариата, — Нина засмеялась, а дома были совсем другие разговоры.

— Но вы всё-таки поженились, — улыбнулся Вениамин.

— Да, — Нина затянулась и продолжила, — отец был непреклонен, и даже заступничество моей мамы не помогло. Ну, мы с Юркой решили тихонько от родителей расписаться. А когда забеременела, ушла жить из родительских хором к нему в обыкновенную «хрущевку». Кстати, это было самое счастливое время.

— И когда же вы с отцом примирились? — поинтересовалась Юля.

— Никогда! — Нина покачала головой. — Сыну было три года, когда мужа арестовали по восемьдесят восьмой статье.

— А, — понимающе кивнул Андрей, — знаменитая «бабочка».

— При чем здесь бабочка? — удивилась журналистка.

— Две восьмерки напоминали крылья бабочки, поэтому валютчики так называли эту статью, — пояснил Вениамин, — это сейчас валюту можно свободно купить в любом банке, а в шестьдесят первом году за перепродажу иностранных денег были расстреляны три валютных спекулянта. Знаменитое дело Рокотова-Файбишенко.

— За продажу валюты — высшая мера? — переспросила с недоверием Симонова.

— Да, сам Хрущев тогда взял на контроль этот показательный процесс и поручил заняться им не милиции, а КГБ.

— А сколько «дали» вашему мужу? — Осипов достал из кармана сигареты и тоже закурил.

— Юру посадили на восемь лет. Спустя полгода мама пришла за мной и стала умолять вернуться домой. Я вернулась с сыном в отчий дом, не зная тогда, что это мой папочка постарался, чтобы Юра был от нас подальше. Разве такое можно простить?

— Вы поддерживали связь с мужем, пока он был в тюрьме? — участливо проговорила Юля.

— Сначала мы переписывались, но потом я перестала получать от него вести. Сын рос без отца, я — без мужа. А в восемьдесят втором году я познакомилась с Антоном Тельмановым и через два месяца вышла за него.

— Любовь с первого взгляда? — спросил Андрей.

— Нет, просто устала от одиночества. А он выделялся из всех поклонников, — женщина усмехнулась, — красив, остроумен, деликатен, а главное, мне показалось, что он был в меня влюблен. Но миф быстро развеялся. Антоша мечтал о богатстве и карьере, а, став зятем первого секретаря горкома партии, сразу изменил своё отношение ко мне. Но меня больше беспокоил тот факт, что он не мог или не хотел наладить отношения с моим сыном. Да, Вадику было уже десять лет, я понимала, что будут сложности, но Антон не сделал ни одного шага навстречу к ребенку. Он его просто не замечал, и меня это угнетало.

— Мне сказали, что вы дружили семьями с Галицкими, — тихо произнесла Юля, — а вы не ревновали мужа к Лилии Борисовне, ведь у них был роман в юности?

— Антона к Лиле? — жена Тельманова хрипло засмеялась. — Нет, конечно! Мой муж однолюб — любит только себя. А Галицкие друг друга просто боготворили, так что не было ни единого повода. Уверена, — она стала серьезной, — что ревнуют любимого человека или хотя бы того, кого боятся потерять.

— Что же было потом?

— Вадим уже оканчивал школу, когда неожиданно к нам явился его отец. Это была волшебная встреча! Юра сразу вошел в нашу жизнь и наполнил её счастьем. Мои самые любимые мужчины были неразлучны, а я не могла нарадоваться, глядя на них. Мы с Юрой поехали в Москву, чтобы быть рядом с сыном, когда тот поступал в университет.

— А как же Антон Эдуардович? Как он реагировал на все происходящее? — с интересом спросила журналистка.

— Никак, — Нина пожала плечами, — мне кажется, он даже не замечал того, что происходит у него дома.

— А почему же вы не расстались с ним?

— Зачем?

— Чтобы выйти замуж за своего любимого мужчину, — справедливо заметила Юля.

— Мы вместе отдыхали за границей, приезжали к Вадику в Москву, а потом возвращались каждый к себе. — вздохнула женщина, — Только через несколько лет я поняла причину, почему мы не жили вместе. Он был связан с криминалом и не хотел втягивать меня и сына в свои дела. А вот когда решил эмигрировать из страны, которую ненавидел за свою изгаженную судьбу, тогда он и позвал меня.

— Это было в девяносто четвертом году? — спросил Колесников.

— Совершенно верно, — подтвердила рассказчица.

— И это вам принадлежала идея подменить знаменитое полотно Огюста Лепажа? — продолжил опрос майор.

— Мне, — как ни в чем не бывало, согласилась она, — хотела сделать приятный сюрприз Юрию.

— Взяли бы Айвазовского, — усмехнулся Колесников, — или Саврасова. Почему именно Лепаж? Стоит дороже?

— В моем выборе картины не присутствовал финансовый интерес, — усмехнулась дама.

— А Тельманов вам помогал?

— Когда я рассказала ему свой план, он так вдохновился. Я не ожидала от него такой прыти, — в гостиной опять раздался её хриплый смех, — на самом деле я всё правильно рассчитала: Леонид Галицкий остался без работы, и его это очень тяготило. Чтобы он не проговорился и не выдал нас, пойти на кражу картины убедил его помощник Юры — Вася Емельянов. Он как бы невзначай познакомился с ним на бирже труда и подружился. Галицкий даже не догадывался, что за этим стоим мы. Помню, он начал неумело намекать Антону, чтобы тот помог ему устроиться на работу, — Нина покачала головой, — и так обрадовался, когда Тельманов сообщил ему о вакансии в картинной галерее! Лёня рассказал своей жене, что у его нового знакомого есть богатый родственник, который мечтает иметь копию какого-нибудь известного французского художника и выдавать её за подлинник. Кстати, Лиля, на нашу удачу, сама предложила Огюста Лепажа. Все шло по плану. Единственная загвоздка была в том, что Лиля начала работать с холстом, который был больше оригинала на один сантиметр.

— А как вы об этом узнали? — Осипов затушил окурок в пепельнице и посмотрел на собеседницу.

— Антон по образованию художник, и прекрасно знает правила копирования известных произведений живописи. Размер холста копии не должен совпадать с размером оригинала. Когда мы были в гостях у Галицких, он, как друг и коллега, стал интересоваться, над чем Лиля сейчас работает. Она беспечно рассказала, что ей предложили сделать копию, да ещё любимой картины Лепажа, которую она знает «как свои пять пальцев». Потом радостно сообщила, что обещали хорошую сумму денег, поэтому летом они, наконец, съездят на море всей семьей, и даже для поступления Камочки в мединститут останется. Антон незаметно измерил эскиз. Пришлось Василию опять звонить Леониду Галицкому и требовать за обещанные деньги точную копию. Он уговорил Лилю начать работу на новом холсте, сделать искусственное старение картины, кракелюры и даже подпись Лепажа, что конечно, противозаконно. Думаю, она поверила в легенду о богатом заказчике, который хочет хвастать перед гостями, а может, просто устала от безденежья. Всем тогда, в девяностые, было нелегко…

— А почему Галицкий уволился из картинной галереи? — спросила Юля.

— Они были хорошие люди, и я не хотела их подставлять, — Нина Александровна элегантно провела ладонью по волосам, — Леонид как-то сказал Антону, что Яровая проявляет к нему слишком заметный интерес, как к мужчине. Я решила это использовать и посоветовала Васе убедить Галицкого уволиться перед возвращением картин с экспертизы. Повод прийти в галерею к Екатерине у него будет: например, захотел увидеть любимую начальницу и выпить с ней шампанское. Зато, если обнаружат подмену и заведут дело, у Лёни будет алиби.

— Понятно, — пробормотал Вениамин.

— Да всё было бы хорошо, если бы не порядочность Лили! — убежденно проговорила Нина. — Она узнала от Люси Серегиной, что двадцать восьмого апреля картины возвращают в галерею. И именно в этот же день её муж относит копию «Пастушки» неизвестному заказчику. Это совпадение её взволновало. Лиля позвонила Тельманову и поделилась с ним возникшими подозрениями. Антон, конечно, пытался её успокоить. Сказал, чтобы она не выдумывала глупых детективных историй. На это Лиля ответила, что после занятий в училище, «для очистки совести», сама сходит в картинную галерею. Антон в панике стал мне звонить и кричать, что всё пропало! Он же рассчитывал на валютное вознаграждение «за труды», — она опять хрипло засмеялась.

— И вы решили убить Лилию Галицкую? — тихо произнесла журналистка.

— Да вы что? — искренне возмутилась хозяйка дома. — Лиля была самым светлым человеком из всех моих знакомых! Антон мог бы соврать ей что-нибудь, успокоить… А он, — она потянулась за новой сигаретой, — позвонил Емельянову и приказал сбить её автомобилем. Ну, конечно, не насмерть! Так, чтобы она отправилась с ушибами в больницу, а не в галерею. Но у Васи все получилось иначе, — она сделала глубокую затяжку, — поэтому он, наверное, и отправился в ресторан, чтобы выпить и успокоиться. Он не был убийцей, — она на минуту замолчала, а потом продолжила рассказ, — Я не знаю точно, как всё произошло. Потом мы услышали, что ему воткнули нож в спину.

— Вы не были у него в больнице? — спросил Осипов.

— Нет, — она покачала головой, — я узнала о его смерти только на следующий день. Для меня это был шок: не стало Лили, умер Вася. А потом и Леонид стал быстро спиваться и превращаться в неадекватного человека.

— Поэтому, вы решили, что «Юную пастушку» не подменили? — кивнул Колесников.

— Да, — она махнула головой, — Антон же не мог напрямую спросить Галицкого про картину. Поинтересовались у Яровой: приходил к ней Лёня или нет, она возмутилась и ответила: «С какой стати?» Вот мы и решили, что Галицкий в последний момент отказался от этой затеи.

— И вдруг, спустя восемь с половиной лет, вы узнаете, что в галерее висит копия! — усмехнулся Осипов. — А, значит, подмена все-таки произошла! И вы вновь активизировали свои действия.

— Да, мы стали строить разные предположения и решили, что Галицкий поменял работу своей жены на оригинал, пришел на встречу к Емельянову, но прождал его напрасно: Вася был уже мертв. Что оставалось Леониду? — задала она вопрос и сама на него ответила. — Идти домой с подлинником. Он возвращается, узнает, что жена в больнице и мчится туда. Значит, где настоящая «Пастушка» Лепажа? — она обвела гостей взглядом. — В доме у Галицких.

— И тогда вы позвонили к ним в квартиру и узнали от сына новых хозяев, что Камилла там не живет, — произнесла Юля.

— Да, вы правы, — согласилась она, — и пришлось опять поручать всё Антону. Он пошел к Тарасу, прихватив с собой коньяк, чтобы невзначай узнать адрес дочери Галицких. Они поддерживали с ней отношения.

— Узнал и позвонил вам, чтобы вы дали «добро» на изъятие картины у молодой женщины? Дочери ваших друзей, между прочим, — осуждающе произнес Андрей.

— Нет, — Нина медленно качнула головой, — он сказал, что Камилла живет в ужасном районе. Постойте, сейчас вспомню дословно, — она потерла кончиками пальцев виски, — «Наша „Пастушка“ попала в бомжатник!» — Антон всегда любил иронизировать.

— А почему Филиппов в последние дни связывался по телефону с Тельмановым, а не с вами? — спросил Осипов.

— Юра никогда не говорил с мужем, — убежденно сказала женщина.

— У нас есть распечатка звонков.

— А, — она снисходительно улыбнулась, — мой телефон оформлен на Антона, это я разговаривала.

— Вы посоветовали мужу переодеться в сценический костюм Серегина? — догадалась журналистка.

— Услышав его слегка заплетающийся голос, я сказала, чтобы он возвращался домой. Я считала, что сначала надо все обсудить! — ответила дама. — А про его «маскарад» я узнала только потом, от сына.

— А ваш супруг на допросе сообщил, что вы приказали ему пойти к дочери Галицких и забрать у неё картину! — сказал Колесников, наблюдая за хозяйкой дома.

— Пойти? — в гостиной опять раздался хриплый смешок. — На окраину города? Что-то он нафантазировал. Повторяю, я ему посоветовала возвращаться, но он крикнул в трубку, что принял решение все завершить сегодня. Зная упрямый нрав Антона, я дала Вадиму конверт с деньгами для выкупа картины и попросила сына отвезти отчима по адресу, который тот назовет.

— Пусть дальше он сам расскажет, как было, — Колесников устало откинулся на спинку кресла.

— Кто? — дама удивленно подняла брови.

— Вадим Юрьевич.

— Но, — Нина Александровна повела плечом, придумывая, что сказать.

— Звоните, — Вениамин кивнул на телефон, — а мы пока можем выпить кофе, если вы не против.

Дама дала задание домработнице, потом нехотя взяла свой мобильник и тихо произнесла:

— У нас сотрудники уголовного розыска. Мы тебя ждем, — сделав ударение на слове «Мы».

— А ваш сын университет окончил? — поинтересовалась Юля.

— Да, Вадик получил, как он выражается, «верхнее» образование и остался жить в столице, — с гордостью произнесла женщина.

— И сейчас он приехал в отпуск?

— Практически, — как-то неуверенно ответила Нина.

— Думаю, что Вадим Юрьевич приехал, чтобы забрать свою мать в Италию, — Вениамин повернулся к Юле и улыбнулся, — она всё рассчитала, но не учла тебя.

— А при чем здесь она? — Нина Александровна перевела удивленный взгляд на гостью.

— Именно Юлия соединила два преступления: убийство Камиллы Гафуровой и кражу знаменитого полотна из картинной галереи, — Колесников кивком поблагодарил горничную за кофе, поставленный перед ним, и продолжил, — это она обратила внимание на странного бомжа в костюме Циолковского и вышла на вашего мужа.

— Значит, это мы вас должны благодарить? — с иронией проговорила хозяйка особняка.

— Не стоит, — глядя в глаза собеседнице, произнесла журналистка, — я была ученицей Лилии Борисовны, и очень её уважала, — Юля на секунду задумалась, — вы сказали, что она была светлый человек. Да, она была порядочным и добрым человеком. К сожалению, она поверила мужу и нарушила закон, написав точную копию «Пастушки». Но неужели она заслужила такую участь? Вы говорите, что хотели, чтобы ваш план удался и, никого не подставляя, выкрасть национальное достояние из государственного музея. Но так не бывает, всегда кто-то чем-то или кем-то жертвует. И вы пожертвовали жизнями своих друзей и их двадцатипятилетней дочери! Подумаешь, — сказала Юля с горечью, — «Лес рубят — щепки летят!» Зато вы будете жить в солнечной Италии с любимым мужчиной! И после этих смертей вы будете счастливы?

В комнате повисла тишина, будто все перестали даже дышать.

— Я бы хотел, чтобы моя мама, наконец, была счастлива, — в проеме двери появился молодой мужчина. Это был высокий брюнет с правильными чертами лица. Он на ходу снял пальто и подал горничной. Потом, поздоровавшись со всеми, прошел к матери и поцеловал её в щеку.

— Вадик, — женщина взяла руку сына и погладила своей ладонью, — спасибо.

— Услышал вашу праведную речь в коридоре и решил не прерывать, — Вадим посмотрел на Юлю, — хочу напомнить вам библейскую истину: «Не судите, да не судимы будете!». Что вы знаете о её жизни? Почему она так поступила и как она переживает за ошибки других? Даже я, её сын, не все знаю. Уверен в одном, мама никому не желала зла! Да, у неё была идея фикс, — он усмехнулся и погладил Нину Александровну по плечу.

— Согласен, никто не будет читать нравоучения, — кивнул Колесников, — вернемся к делу. Вадим Юрьевич, расскажите нам подробно, как в день убийства Камиллы Гафуровой вы отправились за Тельмановым в театр.

— Я прошел через служебный вход, — он по-хозяйски взял стул с высокой спинкой и поставил его рядом с креслом матери, — Антон сидел в гримерке дяди Тараса. Он был «под шафе», — Вадим удобно устроился за столом и позвал домработницу, — Таечка, сделай мне крепкий кофе!

— Вы Тельманова зовете «Антоном»? — удивился Осипов.

— Ну, не «папой» же мне его называть, — усмехнулся мужчина, — я предложил ему вернуться домой, как хотела мама, но он, похлопывая рукой по своему портфелю, сказал: «Я всё продумал». Он уселся на заднее сидение моего автомобиля, закурил трубку и развязно произнес: «На этот раз все получится!»

— Зря он выпил, — вздохнула Нина Александровна.

— Я остановил машину на соседней улице, и Антон пошел к Камилле.

— Вы не помните, у какого дома вы остановились? — тут же поинтересовался Осипов.

— Да, конечно, помню. Я там сидел полчаса: улица Павлика Морозова, дом одиннадцать.

— Продолжайте, — кивнул Вениамин.

— Вернулся он с приклеенной седой бородой, — Вадим усмехнулся, — я даже не узнал его сначала. Скомандовал мне, как ямщику: «Гони!». Ну, вот и все, — он потянулся к принесенной чашечке, — приехали сюда.

— А картина? — Андрей опять закурил. — Он вам её отдал?

— Антон ушел к себе в кабинет, бросив на ходу: «Завтра будем торговаться!», — сделав глоток, ответил рассказчик.

— Сторговались? — Колесников посмотрел на даму.

— Нет, он нам даже не показал полотно, сказал, что продаст его мне за сто тысяч долларов, — она развела руки в разные стороны, — но у меня таких денег нет.

— Значит, «Пастушка» у Тельманова?

— По-видимому, — она усмехнулась, — прячет в сейфе.

— Но, если вы собирались уехать в ближайшие дни в Италию, значит, деньги найдутся? — не выдержав, задала вопрос Юля.

— Да, Юра передал через знакомого нужную сумму. Завтра должны доставить, — хозяйка дома встала и подошла к окну.

— А почему вы скрывали от мужа, что здоровы? Несколько лет притворяться инвалидом, это же ужасно! — журналистка тоже встала и подошла к женщине.

— Еще как ужасно, но мне это было удобно. Ведь, Тельманов ничем мне не помог, когда врачи приговорили меня к инвалидному креслу. Ещё и иронизировал: «Се ля ви, дорогая, не надо было на лыжах кататься!» Вадим меня отвез в Германию, а Юра оплатил операцию и лечение. После клиники я целый год жила у него в Неаполе. Когда приехала сюда, Антон даже не спросил о здоровье, о результатах операции, о прогнозах. Его равнодушие и толкнуло меня на эту ложь. Зато не надо было ходить с ним на светские рауты. В доме мне оборудовали отдельную комнату, а два или три раза в год я ездила на лечение в санатории и лечебницы. Это я говорила мужу, а на самом деле — отдыхать в Италию.

— А зачем вы вернулись сюда? — спросила Юля. — Была прекрасная возможность остаться навсегда в Неаполе.

— Из-за «Юной пастушки», — она улыбнулась, — я много думала об этой истории, и решила, что все эти жертвы должны быть не напрасны. Картина по-прежнему находилась в этом городе, который никакого права на неё не имеет!

16. Пропавшая пастораль

Юля с интересом посмотрела на Нину Александровну и шепнула:

— Я так и думала.

— А кто же имеет на неё право? — с усмешкой проговорил Осипов.

— Законный наследник купца Филиппа Михайловича Андреева! — с гордостью сообщила дама. — Вот вы расследуете это дело, а кто-нибудь поинтересовался, как попал шедевр французского художника девятнадцатого века в наш провинциальный город?

Оба майора молча пожали плечами, а журналистка улыбнулась:

— Купец и меценат Андреев купил «Юную пастушку» в начале двадцатого века в Санкт-Петербурге для своей дочери Анастасии. Филипп Михайлович увидел сходство нарисованной девочки и его дочки.

— Вы — молодец, — похвалила гостью Нина Александровна, — правильно. А как картина попала в галерею?

— После революции купец лично передал свое имущество государству, в том числе и картину, — ответила, как на уроке, Юля.

— Это версия для учебников, — женщина вернулась к столу и взяла сигарету, — а на самом деле одиннадцатого октября восемнадцатого года вся семья купца Андреева была расстреляна представителями новой власти прямо во дворе их дома, а особняк и всё имущество экспроприировано.

— Значит, наследников нет? — спросил Колесников.

Нина покачала головой:

— Когда стемнело, дворничиха нашла среди мертвых тел семнадцатилетнюю Анастасию, которая еле дышала, — продолжила рассказ она, — и выходила её. Пуля не задела жизненно важных органов. Её закрыл своим телом Филипп Михайлович. Девушка осталась жить у своей спасительницы, позже сделала документы на фамилию Филиппова, в память об отце. Замуж она так и не вышла, но родила сына, — отца моего Юры. Так что, господа, «Юная пастушка» Огюста Лепажа по праву принадлежит Филипповым.

— Где сейф Антона Эдуардовича? — Осипов встал, готовый к действиям.

— У него в кабинете, — развела руки Нина Александровна, — но я не знаю код.

— Сейчас выясним, — Вениамин набрал номер и тут же дал команду подчиненному, — Виталик, дуй вихрем в камеру к Тельманову и узнай у него код сейфа, — он посмотрел на всех присутствующих, — придется немного подождать.

— Таисия и Юлия будут понятыми, — Андрей кивнул женщинам.

— Ты уверен, что Антон Эдуардович назовет код? — удивилась журналистка.

— А куда ему деваться? Он заявил, что ни в чем не виноват, и будет во всем помогать следствию, чтобы найти «настоящих» преступников. Вот сейчас и проверим! — Осипов оглянулся, разглядывая кабинет хозяина дома. — Солидно все тут у вас, он посмотрел на Нину и усмехнулся.

— Да, ваш муж создал атмосферу 19 го века, — добавил с иронией Вениамин, — картины, дубовый стол с инкрустацией, библиотека, — он слегка прищурился, вглядываясь в корешки книг, — из редких собраний сочинений.

— Все это сделал мой отец, — Нина подошла к массивному столу и, посмотрев на семейное фото в рамке, покачала головой, — а после его смерти Антон просто занял освободившееся место, ничего не поменяв. Знаете, я только сейчас поняла, как они похожи: отец и муж со своими барскими замашками и циничным отношением к людям.

Колесников набрал код и открыл сейф. Заглянув в темную пасть хранилища, он медленно достал папки, конверты с деньгами и фотографии обнаженных женщин, которые разлетелись в разные стороны.

— Любитель высокого искусства, — усмехнулся Андрей.

Картины в сейфе не было.

Колесников вновь позвонил старшему лейтенанту:

— Виталий, спроси у задержанного, где картина?

Он несколько раз кивнул, прижав сотовый к уху, потом усмехнулся и проговорил:

— Антон Эдуардович утверждает, что в сейфе «Пастушки» нет, и никогда не было, потому что он её не брал!

Дама закрыла лицо руками:

— Скорее бы это все кончилось!

— А где его бордовый портфель, в котором он принес картину? — спросила Юля у Вадима.

— Не знаю, — он растерянно оглянулся, — я после того вечера больше его и не видел, — он повернулся к матери, — а ты?

— Постойте, — Нина сосредоточенно стала вспоминать, потом крикнула в открытую дверь, — Таисия!

Когда появилась домработница, спросила:

— Ты видела бордовый портфель Антона Эдуардовича? — хозяйка с надеждой глянула на прислугу.

— Нет, — покачала головой та, — раньше он всегда в Департамент с ним ходил, а последнее время я не замечала, чтобы у него в руке что-то было.

— Значит, в доме есть ещё тайник! — проговорила Юля.

— А вы позвоните и спросите у него, — предложил Вадим майору Колесникову.

— Он не скажет, — уверенно ответил Осипов, — это его последняя надежда свалить все на вас.

— Ну, что ж, давайте искать, — Вениамин оглядел кабинет, — а вы, — он посмотрел на домочадцев, — вспоминайте, может быть было что-то необычное в поведении Тельманова в последнее время?

— Было! — выпалила тут же Таисья и смущенно добавила: — Раньше Антон Эдуардович не любил париться, а тут на неделе раза два просил баньку растопить.

— А где эта «банька»? — Андрей посмотрел на домработницу.

— Во дворе, — она махнула рукой, — пойдемте, я вам покажу.

Тельмановская «банька» представляла собой отдельное строение из кирпича. Дубовая массивная дверь, витражные окна и просторный коридор напоминали средневековый замок.

Слово «ищем», произнесенное Колесниковым, прозвучало, как клич «Банзай». Все начали активно заглядывать под деревянные лавки, открывать дверцы и ящики шкафчиков. Колесников начал простукивать стены, а Юля позвала Вадима и попросила передвинуть комод, в котором, как в магазинной витрине, красовались разные флаконы с маслами и лосьонами.

— Андрей! — крикнула журналистка, увидев в стенке незаметную дверцу.

После нескольких минут усиленных попыток мужчин справится с дверцей, она распахнулась и в темноте тайника сыщики увидели бордовый портфель с блестящим запором. Колесников открыл его и бережно вынул из него картину.

— Какая она прекрасная! — с восторгом проговорила Нина Александровна, рассматривая «Пастушку».

Вадим обнял мать и улыбнулся:

— Ее держал в руках мой прадед, представляешь?

— Ну, и вы подержите, — Вениамин передал им полотно, а сам опять стал осматривать тайник Тельманова, — а тут что-то ещё, — прошептал он, вытягивая из глубины светлую тряпку.

— Вафельное полотенце, — глянув на новую находку, прокомментировала Юля.

Осипов развернул его, и все увидели коричневые пятна.

— Кровь Камиллы? — спросила журналистка, посмотрев на Андрея. — Почему он его не выбросил?

— Выясним!

Когда сели в машину, Юля спросила у Вениамина:

— Что сказала на допросе Яровая?

— Сначала долго врала, на ходу придумывая разные варианты, — он повернулся к журналистке и махнул рукой, — потом рыдала о несчастной женской доле. Устал я от неё.

— Веня, она созналась, что у неё в кабинете был Галицкий в тот день?

— Да. Сказала, что Леонид пришел неожиданно через служебный вход. Такой возбужденный с бутылкой дорогого вина и цветами, — Колесников усмехнулся, — говорит, что была в него влюблена, а он не отвечал ей взаимностью. А тут сам явился. Он так волновался, что, когда наливал в фужер вино, нечаянно пролил ей на белую блузку. Стал извиняться и посоветовал ей сходить в туалет и сразу застирать, — майор хитро подмигнул и после паузы добавил, — а туалет на первом этаже.

— А вино, по-видимому, было куплено для такого случая — красное? — тут же сообразила Юля.

— Именно!

— Как всё просто, — качнула головой журналистка, — пока Екатерина Дмитриевна ходила в туалет на своих «шпильках», застирывала и шла обратно, Леонид Федорович подменил «Пастушку» на копию.

— Да, думаю, что так и было.

— А Тельманов, действительно, хотел переложить всю вину на жену и пасынка? — Юля решила сразу всё выяснить.

— В своих показаниях уверяет, что был пьян и остался в автомобиле Вадима, а тот убил девушку и забрал картину.

— А почему вы ему не поверили?

— Думаешь, только ты логически мыслишь? — засмеялся Колесников. — Конечно, мы начали «копать» после твоего сообщения о странном бомже. Откуда он взялся, как попал в этот район?

— Ни один водитель маршрутного такси такого не приметил, — вступил в разговор Осипов, — значит, наш «Циолковский» приехал на автомобиле. Но у дома Гафуровой машины никто не заметил. Мы стали искать на соседних улицах. И нам повезло, — улыбнулся он, — одна девушка с улицы Павлика Морозова ждала жениха, постоянно выглядывая из окна, и увидела перед окнами черный «Форд», за рулем которого сидел молодой мужчина.

— Она нам сказала: «Красавчик», — усмехнулся Вениамин, — а потом, по её словам, в автомобиль сел какой-то бомж с бородой и они уехали. Так что, благодаря наблюдательной девушке, у Вадима появилось алиби.

— А вы арестуете Нину и Вадима? — спросила Юля у сыщиков.

— Я вызвал их в понедельник на допрос, возьмем подписку о невыезде, — коротко ответил Колесников.

— А если они сбегут? — не унималась журналистка.

— Вряд ли, — пожал плечами мужчина.

Юля спешила на вокзал. До отправления поезда оставалось тридцать минут, когда у такси заглох двигатель. Она с надеждой посмотрела на водителя, который осматривал мотор.

— Сейчас, минуточку, — сказал он пассажирке.

Прошло пять минут, а автомобиль не заводился.

— Возьмите, — Юля протянула деньги таксисту и стремительно направилась «ловить» машину.

Бесполезно помахав рукой еще минут десять, она побежала в сторону железнодорожного полотна, пытаясь сократить дорогу. Когда, наконец, она выскочила на платформу, то увидела идущий навстречу поток провожающих. Поезд ушел. От обиды, журналистка по-детски всхлипнула, продолжая идти против течения.

— Юля, — услышала она рядом знакомый голос и стала искать глазами в толпе его обладателя.

— Добрый вечер, — со вздохом произнесла она, увидев Дашу и Вениамина, — а я опоздала.

Колесниковы шли в обнимку, как молодожены.

— Андрюшка тебя выглядывал-выглядывал, — улыбаясь, проговорила Даша.

— Он беспокоился, — Вениамин взял журналистку под руку, — ты ему позвони.

Симонова кивнула и набрала номер Осипова. Но не успела она начать оправдательную речь, как услышала его спокойный голос:

— Новый год будем отмечать вместе, — уверенно произнес он, — буду ждать тебя в столице. Согласна быть моей снегурочкой? — пошутил он напоследок.

— Согласна, — проговорила Юля, пряча глупую улыбку.

— Давай, мы подвезем тебя домой? — предложил Вениамин.

— Подвезите, — она кивнула на пакет в своей руке, — но не домой. Мне надо к Гафуровым.

Колесников удивленно поднял бровь, но ничего не спросил.

Когда автомобиль остановился у подъезда, Юля попрощалась с друзьями и поднялась по ступенькам на второй этаж. Дверь открыла хозяйка.

— Исямисис, тетя Валя, — улыбнулась гостья, — а я пришла к Ярославе.

— Проходи, дочка, — старшая Гафурова расплылась в улыбке и, повернувшись, крикнула вглубь квартиры, — Ясенька!

Через секунду появилась девочка и радостно проговорила:

— Здравствуйте, гениальный сыщик!

Юля рассмеялась, вспомнив приход Гафуровых к ней на работу.

— Я принесла тебе твоего охранника.

Девочка доверчиво протянула руки и вместе с Юлей освободила картину от упаковки. Она трогательно провела ладошкой по холсту и проговорила:

— А кто это написал?

— Начала твоя бабушка Лиля, а закончила я, — с улыбкой ответила гостья.

— Спасибо, она всегда теперь будет со мной?

— Ну конечно! — Юля улыбнулась. — Будь счастлива!

Она шла домой и впервые за последние дни была спокойна. Никакие мысли об убийстве, уликах и подозреваемых её уже не волновали. Дело закрыто. Юля вдохнула полной грудью морозный воздух и посмотрела на вечернее небо.

— Как хорошо, — прошептала она.

Подходя к своему дому, она заметила знакомый силуэт. Николаев шел ей навстречу.

— Я пришел мириться, — виновато улыбнулся он.

— А мы разве ссорились? — она пожала плечами.

— Я соскучился, — он протянул к ней руки, — поздравь меня, я подал на развод!

— Зачем?

— Чтобы быть с тобой, — серьезно сказал мужчина, — а, если ты не готова, я подожду. Никуда ты от меня, Юлька, не денешься!

Эпилог

В понедельник Симоновой позвонил майор Колесников и сообщил, что Нина Александровна и её сын Вадим по повестке в УВД не пришли. Выяснилось, что они выехали за пределы страны.

Теперь, бывая в картинной галерее, Юля всегда задерживается у полотна Огюста Лепажа. Ей кажется, что нежный взгляд и еле заметная улыбка девушки придают её лицу выражение неуловимой грусти, как будто юная пастушка знает о той трагической истории, участницей которой стала эта картина.

Москва

2017 год.

Все персонажи и события книги являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми — случайность.

Оглавление

1. Картина маслом

2. Городской пейзаж с зелеными лягушками

3. Сюжетная картина с хохломой

4. Портреты в унылом интерьере

5. Эскиз известной пасторали

6. Обнажённая натура (НЮ)

7. Неожиданный мазок кистью

8. Портретная галерея

9. Акварель с дождём

10. Дыхание Мельпомены

11. Эмоциональный реализм

12. Иносказание или аллегорический жанр

13. Охотничьи трофеи

14. Эффект обмана зрения или волк в овечьей шкуре

15. Многофигурная композиция «под занавес»

16. Пропавшая пастораль

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg