«Выхода нет»

Выхода нет (fb2) - Выхода нет [litres с оптимизированной обложкой] (пер. Андрей Воронцов) 936K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тэйлор Адамс

Тэйлор Адамс Выхода нет

Taylor Adams

NO EXIT

Печатается с разрешения Lorella Belli Literary Agency и Synopsis Literary Agency.

Серия «Детектив – самое лучшее»

© Taylor Adams, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

* * *

Посвящается Райли.

Эта книга – литературное произведение. Все имена, персонажи, деловые предприятия и организации являются либо вымыслом автора, либо описываются в выдуманных обстоятельствах. Все сходства с реальными людьми – как ныне здравствующими, так и умершими, событиями и местными приметами являются чисто случайными. В тексте употребяется американское правописание английского языка, за исключением тех случаев, когда автор намеренно подчеркивает особенности произношения или диалекта.

Отправлено:12/23 18:52

Кому: Fat_Kenny1964@outlook.com

От: amagicman13@gmail.com

Мы сделаем это сегодня ночью. Потом нам будет нужно место для ночевки на несколько недель. И мне необходимо знать – для уверенности, – что ты не передумал насчет того, о чем мы говорили. Отправь мне точные цифры. Затем удали это письмо, а я удалю твое.

Я торчу на стоянке в местечке под названием Нигде, штат Колорадо, пурга становится сильнее.

И я о том, что сделанного не воротишь. Пути назад не будет.

А, и Счастливого Рождества.

Сумерки

7:39 пополудни

23 декабря.

«Вертела я тебя, Бинг Кросби».

Дарби Торн находилась в шести милях от перевала Впалая Хребтина, когда «дворники» сломались, а этот баритональный бас принялся за второй куплет. Нет, серьезно: он получил свое Белое Рождество, о котором пел. Теперь может заткнуться.

Она переключала каналы приемника, ничего другого не находя, кроме помех, и смотрела, как левый «дворник» стучит и болтается, будто сломанное запястье. Дарби подумывала перетянуть его изолентой, но здесь негде было встать на обочине – только грязные массы льда нависали стенами слева и справа. В любом случае она боялась остановиться. Снежинки были крупные и мокрые, когда она проезжала через Джипсум полтора часа назад, но они стали мельче и злее, словно песок, стоило ей забраться повыше. Теперь они гипнотизирующе мерцали в дрожащем свете фар и через лобовое стекло выглядели размыто, как звезды на сверхсветовой скорости.

«Колесные цепи обязательны!» – предупреждал последний виденный ею дорожный знак.

У Дарби не было своих цепей для колес. Пока, по крайней мере. Шел второй год ее обучения в Центральном Боулдерском Университете, и она никогда не планировала никаких рискованных приключений вне стен кампуса, помимо походов в «Ральфи-Эконом»[1].

Ей вспомнилась прогулка месяц назад, полупьяной, с гогочущим табуном сплетниц-полуподруг, соседок по комнате, и когда одна из них спросила ее, полушутя, но с нотками ехидства в голосе, куда она собирается ехать на Рождественские каникулы, Дарби ответила резко, что только повеление самого Господа Бога может заставить ее вернуться домой в Юту.

И, по-видимому, Господь услышал ее, потому что мать Дарби вскоре слегла с последней стадией рака поджелудочной железы.

Она узнала об этом вчера.

Из эсэмэски.

ШКРЯБ-ШКРЯБ. «Дворник» снова принялся стучать щеткой куда попало, но снежная взвесь была достаточно сухой, а скорость машины – довольно высокой, и лобовое стекло оставалось чистым. Настоящей же проблемой являлись снежные заносы на дороге. Желтая разделительная полоса была уже скрыта под несколькими дюймами свежей белизны, и периодически Дарби чувствовала, что сбивает ее поверхность подвеской своей «Хонды-Цивик», будто граблями. Это повторялось, как чихание – с каждым разом немного сильнее. В последний удар она даже ощутила, как задрожал руль под пальцами. Еще один дюйм снега – и она застрянет здесь, в горах, с четвертью бака горючего, вне зоны действия сотовой связи, и только тревожные мысли составят ей компанию.

И навязчивый бесцеремонный голос Бинга Кросби, подумала она. Он промычал финальный куплет, и Дарби сделала маленький глоток теплого «Ред Булла».

ШКРЯБ-ШКРЯБ.

Вся поездка была такой – муторной, напряженной, мозговыносящей, через долгие мили предгорий и равнин, заросших кустарником. Нет времени останавливаться. Всё, что Дарби съела сегодня, – таблетка ибупрофена. Она забыла свою настольную лампу в комнате общежития, но заметила это только на парковке в Драйдене – слишком далеко, чтобы возвращаться. Ее мучила изжога. Пиратские треки «Школьных героев» и «Моего токсичного романа», поставленные на бесконечное повторение, непрерывно крутились в ее айподе, теперь благополучно почившем. Вдоль дорог мелькали зеленые вывески с выцветшей рекламой фастфуда.

Город Боулдер окончательно пропал из зеркала заднего вида около полудня, затем в дымке скрылся силуэт Денвера с его взлетающими и идущими на посадку самолетами, и, наконец, маленький Джипсум, принявший на себя удар снегопада.

ШКРЯБ-ШКРЯБ.

«Белое Рождество» Бинга Кросби постепенно затухало, и подходила очередь следующего праздничного хита. Дарби уже дважды прослушала оба.

«Хонда» внезапно дернулась влево. «Ред Булл» выплеснулся на колени. Руль рвался из рук, и она боролась с ним, с дрожью и с тошнотой (крутить в сторону заноса, крутить в сторону заноса!), и перед поворотом машина вернулась под контроль водителя, продолжая ехать вперед и вверх, – но потеряла скорость. Потеряла обороты.

«Нет, нет, нет!» – нажимала Дарби на педаль газа.

Всепогодные шины перемалывали снежную кашу, машина тряслась в конвульсиях.

«Давай-давай, Синенькая, ну пожалуйста…»

ШКРЯБ-ШКРЯБ.

Дарби дала своей машине имя Синенькая с тех пор, как поступила учиться в университет. Сейчас она теребила педаль для того, чтобы чувствовать, как машина отзывается. Две струи снега взметались вверх из-под колес, она видела их в зеркало заднего вида красными от яркого света габаритных огней. Неприятный резкий звук – Синенькая снова проскребла животом снежную поверхность. Машина мужественно боролась, повиливая хвостом, будто была теперь наполовину лодкой, плывущей по снежной реке, как вдруг – ШКРЯБ! – левая щетка перестала стучать и отвалилась совсем.

Сердце Дарби екнуло. «Вот дерьмо».

Теперь падающий снег прилипал к левой полусфере лобового стекла, быстро накапливаясь на беззащитной поверхности. Машина еще больше снизила скорость. Обзор стал узким, будто Дарби видела Седьмую государственную дорогу каким-то туннельным зрением, и она ударила руль кулаком. Раздался гудок, но его некому было слышать.

Вот так люди и погибают. Ее кинуло в дрожь. В метель, попав в ловушку в суровой местности, израсходовав бензин.

Они замерзают насмерть.

Ей захотелось глотнуть «Ред Булла» – пусто.

Дарби щелкала кнопками радио, склонившись в сторону пассажирского сиденья, чтобы видеть дорогу, и пыталась вспомнить, какую машину она повстречала сегодня последней. Когда это было? Сколько миль назад? Это был оранжевый снегоочиститель с эмблемой Государственной Дорожной Службы на дверце, тащившийся в правом ряду, выбрасывая на обочину струи ледяных обломков. Не меньше часа назад. Как раз, когда солнце скрылось.

Теперь небо над зубчатыми скалами стало сумрачным, иссиня-пурпурным, как кровоподтек. Силуэты обледеневших елей вполне соответствовали общей картине угловатости и искромсанности. Низины темнели, купаясь в озерах теней.

«Температура 4°»[2], гласило табло на заправке «Шелл», которую Дарби проехала тридцать миль назад. Наверное, сейчас холоднее.

Теперь она увидела вот что: полузанесенный зеленый знак в снегу на высокой обочине справа. Он надвигался на нее, выхваченный из сумрака светом замызганных фар «Хонды»: «365 дней со времени последнего несчастного случая».

Вычисляли, должно быть, за несколько дней до снежного шторма, но сейчас Дарби находила это зловещим. В точности один год, ну надо же. Это придавало сегодняшнему вечеру вкус некоего жестокого юбилея. Надпись была пугающе странной, будто адресованной лично ей, и очень походила на надпись на могильной плите. Ее плите.

И следующий знак, еще один.

«ВПЕРЕДИ ЗОНА ОТДЫХА».

* * *

Видел одну – считай, видел их все.

Вытянутый типовой барак (гостевой центр, туалеты, может быть, еще на одном энтузиазме работающий магазинчик с вещами первой необходимости или кофейня) угнездился между потрепанными ветром соснами и потрескавшейся скалой. Флагшток без флага. Похожие на барабаны куски распиленного старого дерева. Скульптурная группа из бронзы, со статуями, заметенными снегом по пояс: кусочек искусства на деньги налогоплательщиков в честь какого-то местного доктора или первопроходца. И сбоку – участок под стоянку с невеликим числом припаркованных машин – все прочие автомобилисты берегли себя, ожидая, когда прибудут снегоочистители.

Дарби проехала десятки подобных зон отдыха с тех пор, как выехала из Боулдера. Какие-то были больше, большинство – лучше, и все – не в такой глуши. Но эта, несомненно, самой судьбой выбрана для нее.

«УСТАЛИ? Ищите синий знак! БЕСПЛАТНЫЙ КОФЕ ВНУТРИ».

И более новый плакат, напечатаный при президентстве Буша, с американским орлом, Хранителем Родины:

«ЧТО-ТО НУЖНО? СКАЖИТЕ, ЧТО».

Последний знак, в конце съезда, был Т-образным. Он призывал грузовики и трейлеры ставить слева, а небольшие машины справа.

Дарби едва не въехала в него.

Лобовое стекло было уже занесено снегом до непрозрачности – правый «дворник» тоже тупил и не справлялся – так что рулила она, опустив боковое окно и протирая ладонью небольшой кружок перед собой. Способ навигации, похожий на выглядывание в перископ.

Она не беспокоилась о том, чтобы правильно выбрать место для парковки, – цветные линии и бордюры все равно будут видны не раньше марта – и пристроила Синенькую рядом с серым мини-вэном без окон.

Она заглушила двигатель. Вырубила фары.

Тишина…

Ее руки тихо тряслись. Выходил адреналин с того первого заноса. Она сжимала их в кулаки, сперва правую, а затем левую (вдохнуть, досчитать до пяти, выдохнуть) и наблюдала за накопившимся снегом на лобовом стекле. Через десять секунд круг, протертый ею, исчез. А через тридцать она была раздавлена рухнувшей на нее ледяной черной глыбой.

Глыбой осознания очевидного факта, что она не успеет добраться до своего городка Прово в штате Юта к завтрашнему полудню.

Оптимистический вариант расчета времени прибытия основывался на том, что она проедет Впалую Хребтину еще до полуночи, и тогда даже останется время на короткий сон часов до трех утра, чтобы взбодриться. Пурга спутала все планы. Сейчас было почти восемь часов вечера. Объективно: когда дороги расчистят, даже если Дарби не будет останавливаться поспать или сходить в туалет, то все равно не успеет и не увидится с матерью до операции. Это окно возможностей ЗАКРЫЛОСЬ НЕЗАВИСИМО ОТ ТЕБЯ, как заглючившее приложение на смартфоне, успевшее перед падением показать тебе красивую картинку с изображением Скалистых гор.

Тогда увидится… после?

А это значит… когда?

Теперь внутри «Хонды» было совсем темно. Плотный снег облеплял стекла со всех сторон, будто берлогу полярного медведя. Дарби проверила айфон, щурясь от яркой подсветки, – нет сигнала, и девять процентов заряда батареи. Последнее принятое сообщение было открыто. Первый раз она прочитала его на окружной дороге Джипсума, проезжая через какую-то скользкую обледеневшую дамбу на скорости восемьдесят пять миль в час с вибрирующим телефоном в руке.

«Она норм в данный момент».

В данный момент. Это было пугающее уточнение. И не только оно пугало. И не столько.

Дэвон, старшая сестра Дарби, думала эмоциями. Ее эсэмэски и посты в «Твиттере» обычно страдали аллергией на пунктуацию; заполошные вспышки пустословия в поисках связной мысли. Но не в этот раз. Дэвон использовала короткое слово «норм» и закончила предложение точкой, и эти маленькие детали обжигали Дарби изнутри, будто язва, и заставляли желудок тоскливо сжиматься.

Неявная, но подсказка, что все происходящее сейчас в Больнице Долины Юта куда менее «норм», чем написано, и просто не может быть выражено с помощью клавиатуры.

Только несколько нелепых слов.

«Она норм в данный момент».

И теперь Дарби, нерадивая вторая дочь, находилась в ловушке на уединенной базе отдыха ниже перевала через Хребтину, потому что пыталась играть в догонялки со Сноумагеддоном на горной трассе. И проиграла. Высоко в горах, внутри «Хонды-Цивик» 94 года, заваленная снегом, со сломанными «дворниками», разряженным телефоном и неясным текстовым сообщением, выжигающим ей мозг.

«Мама нормально в данный момент». Это может означать что угодно. Любой ужас.

В детстве Дарби была заворожена смертью. Она еще не теряла ни бабушек, ни дедушек, смерть пока была для нее неким абстрактным понятием, чем-то, к чему можно приблизиться и рассмотреть, как турист, изучающий старинные надгробия.

Она любила делать копии надписей с могильных плит – кладешь на камень лист бумаги и трешь карандашом или воском, получаешь подробный отпечаток. Они были прекрасны. В ее личной коллекции имелись сотни таких отпечатков, некоторые – в рамочках. С обычных могил. С могил знаменитостей. Однажды Дарби перепрыгнула забор в Денвере, чтобы пополнить коллекцию Буффало Биллом. Долгое время она верила, что эта маленькая особенность, подростковая игра со смертью, сможет лучше подготовить ее к реальным такого рода вещам, когда с ними придется столкнуться в жизни.

Не подготовила.

Какое-то время Дарби сидела в темной машине, читая и перечитывая слова Дэвон. Потом подумала, что если продолжит оставаться в этой холодной пещере наедине со своими мыслями, то просто начнет плакать, а Господь знает, что она достаточно это делала за последние сутки. Она не может позволить себе терять волю. Не может опять ударить в грязь лицом. Увязнуть в тяжелом снегу, как Синенькая, вдали от человеческой помощи. Метель похоронит тебя, если ты это допустишь.

Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть.

Вперед.

Она спрятала айфон в карман, отстегнула ремень, накинула ветроустойчивую куртку поверх теплой спортивной кофты с капюшоном и очень пожелала, чтобы, в дополнение к обещанному бесплатному кофе, внутри этой облезлой постройки оказался вай-фай.

Войдя в гостевой центр, Дарби спросила об этом первого встречного – одинокого постояльца, и тот указал пальцем на кое-как заламинированный знак на стене. «Вай-фай для наших гостей любезно предоставлен провайдером СДОТ, совместно с Дорожной связью!» – прочитала она.

Человек стоял у нее за спиной.

– Это… э-э, это платно. Они выставят счет.

– Я оплачу.

– Это дороговато. Цена выше обычной.

– Я оплачу в любом случае.

– Видите? – он показал на цену. – Три девяносто пять каждые десять минут.

– Я только хочу позвонить.

– Долгий будет разговор?

– Я не знаю.

– Потому что, если дольше двенадцати минут, вы сможете просто ввести их пароль «Дорожной связи», а там всего десять долларов за…

«Да блин, чувак, это пре-крас-но. Уймись уже».

Дарби не хотелось болтать. Ей никогда раньше не нравился такой стиль, как у этого незнакомца, не поправился и теперь, когда она лучше разглядела мужчину под неприятным светом флюоресцентных ламп – около пятидесяти, но в желтой клубной куртке с надписью «Кархарт», серьга в одном ухе и седая козлиная бородка. Похож на унылого пирата. Дарби напомнила себе, что он, вероятно, застрял здесь тоже и просто пытается помочь.

Ее айфон все равно не находил никакого вай-фая. Она полистала меню большим пальцем, ожидая, пока сеть появится.

Ничего.

Пожилой юноша уселся в кресло.

– Не судьба, да?

Она не ответила.

Это место, должно быть, днем превращается в кофейню. Но сейчас оно напоминало ей ночную автобусную станцию – чересчур сильно освещенную и пустую. Сама кофейня (ее явно и безуспешно пытались оформить в виде горы, «Эспрессо-Пик», гласила вывеска) была заперта за спущенной шторкой-роллетом. По периметру прилавка проходила защитная решетка. За ней находились две большие кофемашины с механическими кнопками и черными поддонами. Зачерствевшая выпечка. Черная доска с написанным мелом меню из нескольких строк и ценами на какие-то вычурные напитки.

Гостевой центр представлял собой одну комнату – вытянутый прямоугольник. Балки крыши сверху, туалеты в конце. Деревянные кресла, широкий большой стол, скамейки вдоль стены. Рядом – торговый автомат и полка с туристическими брошюрами. Было душновато и пахло лизолем.

А что насчет бесплатного кофе? На стойке возле «Эспрессо-Пик», облицованной диким камнем на цементном растворе, нашлась стопка пластиковых чашек, салфетки и пара кофейников на нагревательных плитках, позади решетки, но близко к ней. На одном было написано «КОФИЙ», а на другом «КАКАВА».

Кто-то из сотрудников набрал ноль баллов из двух возможных по орфографии.

Дарби заметила, что на уровне лодыжки цемент облицовки раскрошился и один из камней шатается. Удар может выбить его. Это раздражало маленькую, обсессивно-компульсивную часть мозга Дарби. Словно заусенец на ногте, который хочется отщипнуть.

Она слышала низкий жужжащий звук, чрезвычайно похожий на трепетание крыльев саранчи, и размышляла. Может быть, здесь включилось резервное питание и это сбросило вай-фай? Она повернулась к козлобородому незнакомцу.

– Вы не видели тут какого-нибудь телефона-автомата?

Тот быстро зыркнул на нее исподлобья, дескать – а, ты еще здесь – и помотал головой.

– А сотовый у вас ловит?

– Нет, с тех пор, как проехал Белый Крюк.

Ее сердце сжалось. Судя по региональной карте, висящей на стене, эта стоянка называлась Ванапа, что означало «Малое Черт-побери» в приблизительном переводе с языка местного племени индейцев-паиутов. В двенадцати милях к северу была другая стоянка – с похожим названием Ванапани, или «Большое Черт-побери», – а еще десятью милями дальше вниз лежал город Белый Крюк. И сегодня вечером, в разгар снежного шторма, Сноумагеддона, Сноупокалипсиса, Сноузиллы, или как там изощрялись метеорологи в поисках названия, этот городок с тем же успехом мог бы находиться и на Луне. До него не добраться.

– У меня ловился сигнал снаружи, – раздался мужской голос. Другой голос.

Позади нее.

Дарби повернулась. Он стоял напротив, возле двери, положив одну руку на косяк. Она прошла правее него, когда заходила внутрь («как я могла его не заметить?»). Парень был высокий, широкоплечий, на год или два старше ее.

Он вполне мог бы вписаться в компанию тех студентов-компьютерщиков, соседей по этажу, приглашавших ее на вечеринки, да и, пожалуй, стал бы среди них первым парнем. Блестящие густые волосы, зеленая куртка «Норд Фейс» и немного напряженная улыбка.

– Только на одно деление, правда, хоть и на несколько минут, – продолжил он. – Мой оператор, э-э, «Т-Мобайл».

– Мой тоже. Где именно ловился?

– У памятника.

Дарби кивнула, надеясь, что ее батареи хватит для звонка.

– А вы… ну, в смысле, кто-нибудь из вас, знаете, когда прибудут снегоочистители?

Оба мужчины отрицательно покачали головами. Дарби не нравилось стоять между ними, ей приходилось смотреть то на одного, то на другого.

– Я думаю, всё радиовещание экстренной службы сейчас прекратилось, – сказал тот, который постарше, кивая на приемник 90-х годов выпуска, жужжащий на стойке. Источник статического насекомоподобного шума, который она слышала ранее. Приемник тоже был за решеткой. – Когда я сюда зашел, они каждые полминуты повторяли ситуацию на дорогах и погодную сводку Европейского космического агентства, – добавил он. – А теперь эфир пуст. Может быть, их передатчики накрыло ураганом?

Дарби протянула руку через решетку и покрутила антенну, но добилась лишь изменения тона шипения.

– Все равно лучше, чем Бинг Кросби, – сказала она.

– Кто это – Бинг Кросби? – спросил молодой человек.

– Один из «Битлз», – ответил тот, который постарше.

– А-а.

Теперь почему-то старший нравился Дарби куда больше, чем во время болтовни о вай-фае.

– Я многого не знаю о музыке, – признал молодой.

– Оно и видно.

На большом столе Дарби заметила колоду карт со следами загибов на уголках. Малый техасский покер, вероятно, помогал скоротать время двум странникам, решившимся пуститься в путь через метель.

Со стороны туалетов зажурчал бачок унитаза.

«Трем странникам», – уточнила про себя Дарби.

Она затолкала айфон обратно в карман джинсов, чувствуя, как оба мужчины украдкой глазеют на нее. Один спереди, другой сзади.

– Я Эд, – сказал старший.

– Эшли, – представился молодой.

Дарби не назвала своего имени, а вместо этого открыла дверь и вышла наружу, назад в ледяную стужу, спрятав руки в карманы куртки. Она предоставила двери возможность закрыться самостоятельно, и успела услышать, как старший мужчина спрашивает младшего: «Погоди. Твое имя Эшли? Зовут, как девочку?»

Тот огрызнулся: «Это не только девичье имя…»

…И дверь захлопнулась.

Мир снаружи погружался во тьму.

Солнце покинуло его. Падающий снег оранжево переливался под одинокой наружной лампой, висевшей над входом в большом плафоне.

Но Сноумагеддон, казалось, немного ослабел, и в эти немногие минуты, оставшиеся до того мгновения, когда темнота окончательно снизойдет на землю, Дарби могла разглядеть сквозь снегопад очертания отдаленных горных пиков и потрескавшийся утес поближе, наполовину скрытый деревьями.

Она кутала шею в воротник и дрожала.

Скульптурная группа, которую этот молодой парень – Эшли – имел в виду, находилась в южной части базы, после флагштока и участка для пикников. Недалеко от съезда с трассы. Она была видна отсюда – полузасыпанные силуэты в снегу.

– Эй!

Дарби обернулась.

Опять Эшли. Он прикрыл дверь, щелкнув замком, и теперь направлялся к ней по снегу, высоко поднимая ноги.

– Где-то здесь… так, нет. Где-то там была такая особенная точка, и я на ней стоял. Единственное место, где я зацепил сигнал. И это была только одна полоска. Может, ты сумеешь лишь послать эсэмэску.

– Этого будет достаточно.

Он застегнул повыше молнию куртки.

– Пойдем, я покажу.

Они шли, стараясь наступать в его прежние следы, теперь почти занесенные несколькими дюймами свежего снега. Дарби прикидывала, сколько времени он уже здесь находится, но не спрашивала.

Сейчас, на некотором расстоянии от здания, она поняла, что эта база отдыха к тому же расположена над обрывом. За задней стеной (там, где туалеты) голые макушки деревьев колыхались над пустотой. Она не могла вечером видеть точно, где именно площадка переходит в пропасть, – одеяло плотного снега на краю смазывало границу. Один неверный шаг может оказаться последним. Местная флора была сурова – дугласские ели с обломанными жесткими ветвями, принявшие гротескные очертания под постоянными ударами сильных ветров.

– Спасибо, – сказала Дарби.

Эшли не слышал. Они, пошатываясь, пробирались через особенно глубокий снег, размахивая руками для баланса. Снег был глубже здесь, к концу пути. Ее «Конверсы» промокли насквозь, пальцы ног окоченели.

– Так ты, стало быть, Эшли? – спросила она.

– Ага.

– Может, Эш?

– С чего это вдруг?

– Просто спросила.

Дарби снова глянула назад, на здание, и заметила в янтарном одиноко светящемся окне силуэт человека, наблюдающего за ними через обледенелое стекло. Она не могла точно сказать, был это старший мужчина (Эд) или тот, другой человек, которого она пока не видела.

– Эшли – это не только женское имя, – заметил Эшли, когда они пробирались через очередной сугроб. – Оно прекрасно используется и как мужское.

– О, разумеется.

– Как Эшли Уилкс в «Унесенных ветром».

– Тоже только что об этом подумала, – сказала Дарби. Чувствовалось, что он немного похвалился. Но маленькая настороженная часть ее мозга сильно удивилась. «Ты хорошо знаешь старое кино, но не знаешь состав „Битлз“»?

– Или Эшли Джонсон, – продолжал он. – Всемирно известный игрок в регби.

– Ты тоже сделаешь это имя известным.

– Или не сделаю. – Он показал на что-то вдали. – О, ты можешь глянуть на Пик Меланьи.

– На что?

– Пик Меланьи. Меланьин Пик. – Эшли выглядел смущенно. – Извини, я торчу тут довольно долго, прочитал все, что было в информационном центре. Видишь вон ту большую гору? Один парень назвал ее в честь своей жены.

– Это романтично.

– Может быть. Он сделал это, потому что гора встретила его холодно и враждебно. Фригидно, в общем.

Дарби хихикнула.

Теперь до статуй было рукой подать. Целая бронзовая компания. Здесь, вероятно, имелась табличка, поясняющая, что это всё означает. Где-то под снегом. Скульптуры изображали детей. И казалось – были детьми. Бегавшими, прыгавшими, игравшими, а потом вдруг застывшими в бронзе, покрывшись льдом.

Эшли показал на ту, которая сжимала бейсбольную биту.

– Здесь. У маленького легионера[3].

– Вот тут?

– Ага. Здесь я поймал сигнал.

– Спасибо.

– Да ладно. – Он переминался с ноги на ногу, руки в карманах. – Я еще нужен зачем-нибудь? Ну там, махать палкой вокруг, отгоняя волков, и все такое.

Она молчала.

– Знаешь, я думаю, если…

– Нет. – Дарби улыбнулась, причем искренне. – Я в порядке. Спасибо.

– Я надеялся, что ты это скажешь. Холодно так, что аж шары звенят.

Сообразив, что дан зеленый сигнал на возвращение, Эшли побрел назад, загораживая плечами теплый оранжевый свет от здания.

То еще удовольствие – остаться здесь с кошмарными детьми.

«Ну, приступай».

Она не представляла, насколько статуи тревожащи, пока не оказалась с ними наедине. Сама будто потерявшийся ребенок. Они были выполнены в стиле, знакомом ей – скульптор использовал необработанные готовые куски бронзы, выплавленные заранее и соединенные затем вместе вопреки всякому здравому смыслу, с заметными стыками и щелями, но в темноте ее воображение замещало недостающие детали. Мальчик с голым торсом слева от нее, которого Эшли назвал «маленьким легионером», угрожающе покачивал бейсбольной битой. Другие фигуры вздымали длинные худые безобразные руки с отсутствующими кусками плоти, будто обглоданные до костей огромным питбулем.

Как бы Эшли назвал их? Кошмарные Дети.

Он был в двадцати футах, смотрясь уже силуэтом в контражуре оранжевых лучей, когда она повернулась и сказала:

– Эй! Погоди.

Он посмотрел назад.

– Дарби, – представилась она. – Мое имя Дарби.

Он улыбнулся.

«Спасибо, что помог мне, – хотелось ей сказать. – Благодарю, что ты был добр ко мне, о Одинокий Странник». Эти слова были здесь, в ее душе, но она не могла воплотить их в реальность. Они не видели глаз друг друга, момент упущен.

«Благодарю тебя, Эшли».

Он продолжал уходить.

Когда через секунду он снова остановился, осознав, то сказал только одно:

– Ты же знаешь, что Дарби – это имя для мальчика, не так ли?

Она захохотала.

Она понаблюдала, как Эшли уходит, а потом прислонилась спиной к статуе с бейсбольной битой, застывшей на половине замаха, и подняла свой айфон повыше, прикрывая от падающих снежинок. Прищурившись, она смотрела в верхний левый угол экрана.

Нет сигнала.

Дарби подождала, одна в темноте. В правом углу батарея упала до шести процентов. Она забыла свою зарядку воткнутой в розетку в общежитии. Две сотни миль назад.

«Пожалуйста, – шептала она. – Пожалуйста, Гос-поди…»

Сигнала по-прежнему не было. Выдыхая через стучащие от холода зубы, Дарби перечитывала сообщение сестры:

«Она норм в данный момент».

«Нормально» – это худшее слово в английском языке. Вырванное из контекста, оно не означает ни-че-го. Оно могло означать, что ее матери Майе стало лучше, могло означать, что стало хуже, а могло, что она… ну ладно, просто «норм».

В народе говорят, что рак поджелудочной железы – быстрый убийца, потому что смерть часто следует сразу после постановки диагноза, через считаные недели или даже дни, – но это неправда. Ему требуются годы. Просто он протекает бессимптомно на ранних стадиях, незаметно увеличиваясь внутри, не проявлясь в виде желтизны кожи или брюшных болей, до тех пор, пока не станет слишком поздно. Это было ужасно осознавать: рак был внутри матери все время, которое Дарби провела в высшей школе. Он был там, когда она лгала о сломавшейся застежке на сумке и украденном у нее бумажнике. Он был там, когда она приехала домой в три часа ночи в субботу, одурманенная скверным экстази, с зеленым светящимся браслетом на запястье, и мать заходилась в плаче на веранде и называла ее маленькой испорченной сучкой. Невидимое создание черной вороной сидело на плече матери на протяжении всего скандала, подслушивая, и мать медленно умирала в это время, и они обе об этом не знали.

Последний раз они разговаривали на День Благодарения. Телефонный разовор длился больше часа и состоял в основном из взаимных упреков и обвинений, но последние несколько секунд засели у Дарби в памяти.

«Из-за тебя папа покинул нас, – сказала она, помнится. – И если бы мне пришлось выбирать, он или ты, я знаю свой выбор. Сердцем знаю. Долбаным, мать его, сердцем, Майя».

Она вытерла пальцем слезы, уже замерзшие на коже. Выдохнула в морозный воздух. Ее мать готовили к операции в данный момент, в Больнице Долины Юта, а Дарби находилась, коротко говоря, в западне. Ну то есть на базе отдыха в Скалистых Горах.

И она знала, что остатков бензина в отдыхающей здесь сейчас Синенькой не хватит надолго. Зато тут есть как минимум тепло и электричество. Так или иначе, нравится ей это или нет, придется поддерживать беседу с Эдом и Эшли, и тем, другим, туалетным журчателем. Она представила это – кучка странников в пургу, как золотоискатели или поселенцы, которые могли иметь такое же общее укрытие в этих же горах столетие назад – попивающих жидкий кофе, травящих байки у костра, и прислушивающихся к радио, чтобы не пропустить сообщение, когда же прибудут снегоочистители.

Может быть, она приобретет нескольких новых друзей в «Фейсбуке» и научится играть в покер.

Или просто пойдет, сядет в «Хонду» и замерзнет до смерти.

Обе возможности были одинаково заманчивы.

Дарби глянула на ближайшую статую. «Это случилось длинной-предлинной ночью, дорогие детишечки». Она проверила айфон последний раз, в надежде на Магическую Точку Приема Имени Эшли. Всё, чего она здесь добилась, – посадила батарею и нажила обморожение.

«Чертовски длинной ноченькой, ребятки».

Она направилась назад к Небоскребу Ванапа-Билдинг, временно превращенному какой-то злой ведьмой в облезлый барак, ощущая уколы головной боли, такой же острой, как лезвия ее мыслей.

Сноумагеддон опять взялся за свое, с новыми силами засыпая горы снежными хлопьями. Порывы ветра вздымали их вверх за ее спиной, раскачивали скрипящие ели, пытались забраться под куртку.

Дарби машинально пересчитала автомобили на парковке, когда въезжала сюда – три, плюс ее «Хонда». Серый мини-вэн, красный грузовичок-пикап и непонятное чудо техники, больше напоминавшее сугроб.

На обратном пути она сделала крюк и прошла через стоянку, обойдя по дуге маленькую коллекцию отловленных ураганом транспортных средств. Не нарочно, разумеется.

Позже Дарби будет вспоминать этот глупый поступок много раз за вечер и гадать, насколько по-другому могла бы сложиться ночь, если бы она просто вернулась по следам Эшли.

Она шла вдоль ряда машин.

Первым был красный грузовичок. Песочницы для посыпания дороги, шипастые цепи на колесах. Меньший слой снега на нем по сравнению с остальными говорил, что стоит он здесь недолго. Дарби предположила, что полчаса.

Вторая машина, полностью засыпанная, просто погребенная под снегом. Она не смогла разглядеть даже цвет – неопознанная куча, вот и все, что можно было сказать. Нечто большое и похожее на гроб на колесах. Оно стояло здесь дольше всех.

Третьей была Синенькая. Ее верная «Хонда-Цивик». Машина, на которой она училась водить, машина, которую взяла с собой в колледж, машина, в которой потеряла девственность. Не все это одновременно, конечно. Левый «дворник» был потерян и валялся в каком-то сугробе на обочине милей ниже по шоссе. Она знала, что «Хонда» счастлива немного отдохнуть от таких приключений.

Последним стоял серый вэн.

Это случилось, когда Дарби решила срезать путь от парковки на дорожку к главному входу, до которого оставалось футов пятьдесят. Она протискивалась между мини-вэном и своей «Хондой», опираясь на двери родной машины для равновесия.

На борту фургона был нарисован рыжий лис, похожий на мошенника Ника Вайлди из мультфильма «Зоотопия». Он выставил перед собой электромолоток в той же манере, в какой Джеймс Бонд обычно держал пистолет, и рекламировал какую-то строительно-ремонтную компанию. Ее название было покрыто снегом, но слоган читался. «МЫ ЗАКОНЧИМ ТО, ЧТО ВЫ НАЧАЛИ».

Дарби добралась до задней двери вэна. Метель почти не тронула его с подветренной стороны.

На ней было два окна. Правое, занавешенное изнутри полотенцем. И левое, чистое, отражавшее свет фонаря, будто стальной клинок. И когда Дарби поравнялась с ним, бросив беглый взгляд внутрь, то кое-что увидела.

Руку.

Очень маленькую, похожую на кукольную, мертвенно-бледную. Руку.

Дарби замерла на середине шага, затаив дыхание.

Маленькая рука хваталась за что-то, похожее на сетку, находящуюся за стеклом, белые пальцы мягко разжимались поочередно, один за другим, и в этой несогласованности было нечто от движений ребенка, еще только осваивающего свою нервную систему.

А потом рука внезапно исчезла в темноте.

Скрылась из вида.

Это длилось три-четыре секунды и ошеломило Дарби до немоты.

Не может быть.

Ее внутренний голос молчал. Тоже онемел.

Она подкралась поближе и прижала руки к окну, всматриваясь внутрь. Ресницы трепетали, задевая холодное стекло. Немного в стороне от того места, где скрылась маленькая рука, Дарби заметила серповидный отблеск натриевого фонаря от какого-то едва заметного предмета. Это был круглый кодовый замок. Запирающий сетку из металлических прутьев, которые недавно сжимала детская рука. Похоже на клетку для перевозки собак.

Дарби наконец выдохнула – и сделала это зря – теперь стекло запотело от ее дыхания[4].

Но она точно видела руку. Только незрячий не увидел бы.

Она отступила назад, оставив отпечатки ладоней на двери, чувствуя, как сердце норовит выскочить через горло.

«Это значит…»

Это значит, что внутри фургона заперт ребенок.

20:17

Дарби вошла внутрь.

Эшли вскинул на нее взгляд.

– Удачно?

Она не ответила.

Он сидел за деревянным столом, перебрасываясь картами с Эдом. И теперь Дарби была здесь не единственной женщиной. Другая женщина – жена Эда, конечно же! – сидела рядом с ним.

Суетливая и маленькая брюнетка лет сорока, в помятой желтой парке, со своей стрижкой под горшок похожая на кеглю, увлеченно играющую в шарики на планшете.

Так вот кто был в туалете.

Дверь еще не успела закрыться за Дарби, а у нее уже имелось сразу трое подозреваемых. Болтливый Эшли, грустноглазый Эд и его безвкусно одетая жена. Итак, кому из них подходит серый вэн? Или, вернее, – кто из них подходит к серому вэну?

«Боже мой, там снаружи ребенок в машине.

Запертый в клетке».

Эта мысль ударила ее так же, как в первый раз. Дарби чувствовала металлический привкус во рту. Ее ноги подкашивались. Ей нужно было присесть, но она боялась.

«Один из них троих сделал это».

– Убедитесь, что дверь закрылась, – сказал Эд.

Игра продолжалась, как будто бы ничего не случилось.

Эшли проверил свои карты и искоса глянул на Эда.

– Четверка червей?

– Ходи рыбой. Двойка пик?

– Не-а.

Что-то здесь было не так, поняла Дарби. Математика не сходилась. Снаружи три машины, не считая ее собственной. Трое подозреваемых внутри. Эд и его жена наверняка путешествуют вместе. Правильно? Итак, здесь на стоянке должен быть четвертый человек. Но где же он?

Она переводила взгляд от Эшли к Эду, от Эда к его жене, сканировала комнату вдоль и поперек, а ее сердце охватывал липкий страх.

«Где же он еще может…»

И тут она ощутила, как к шее сзади прикоснулась теплая волна чужого дыхания. Кто-то дышит ей в шею. Стоит сзади и дышит.

– Валет треф?

– Ходи рыбой.

Дарби стояла тихонько, лишь чувствуя, как волосы шевелятся от ужаса. По спине бегали мурашки. Она нашла того, кого искала, надо было лишь обернуться, но она не могла. Тело словно не слушалось.

«Он сзади, чуть правее меня».

Он дышал в нижнюю часть ее шеи. Воздушный поток приподнимал ей волосы, щекотал обнаженную кожу. Мягко обдувал ушные раковины. Дарби уже знала, что четвертый путешественник в любом случае мужчина – женщина просто не могла бы дышать так, как он. Он стоял менее чем в двадцати дюймах сзади нее. Достаточно близко, чтобы потрогать за спину. Или схватить за горло и сломать пальцами гортань.

Она хотела, она желала повернуться и оказаться лицом к лицу с этим четвертым, кем бы он ни был, но чувствовала, что секунды стали странно тягучими. Будто попытки нанести удар кулаком в кошмарном сне.

«Обернись, – приказывала она себе. – Обернись сейчас же».

А перед ней вовсю продолжалась карточная игра.

– Дама червей?

– Ого! Как ты зашел.

– Девятка бубен?

– Не-а.

Стоящий сзади затаил дыхание на несколько секунд – достаточное время, чтобы дать ей надежду, что всё это является лишь игрой ее воображения, – а затем жадно всосал большую порцию воздуха. Ртом. Застывшая в оцепенении Дарби зарекалась делать это когда-либо снова – входить в помещение, не проверив углы по сторонам.

«О Боже, Дарби. Просто повернись».

Взгляни на него.

Наконец она решилась.

Она поворачивалась неторопливо, расслабленно, с занесенной ладонью, как будто просто собиралась выполнить просьбу Эда – проверить, плотно ли закрылась дверь. Поворачивалась-поворачивалась, пока не оказалась лицом к лицу с человеком.

Он был какой-то вытянутый. Длинный, но сутулый, тонкий, как рельс, лет девятнадцати или чуть больше. В профиль он напоминал хорька, зачем-то украшенного юношескими прыщами. Неправильный прикус и убегающий подбородок, покрытый нежным персиковым пухом. И усики.

Подвернутая шапочка «Дэдпул» на голове, лыжная куртка небесно-голубого детского оттенка. Его узкие плечи были припорошены начинающим таять снегом – похоже, он тоже только что был снаружи. Он пристально смотрел на нее, и Дарби встретилась с ним взглядом – маленькие коричневые глазки-бусинки, будто у грызуна, и такие же бессмысленные – и осторожно улыбнулась.

Неловкий момент.

Дыхание Мистера Грызуна представляло собой сложную смесь из молочного шоколада и землистой горечи жевательного табака. Его правая рука внезапно поднялась – Дарби вздрогнула, – но он просто потянулся и прикрыл дверь поплотнее. Та прижалась, щелкнув засовом.

– Благодарю, – сказал Эд и повернулся обратно к Эшли. – Туз червей?

– Нет.

Дарби отвела взгляд и отошла от двери, оставив Грызуна топтаться там в одиночестве. Сердце колотилось о ребра. Звук собственных шагов громом отдавался в ушах. Она сжала обе ладони в кулаки, чтобы скрыть, как ее трясет, и села за стол вместе с остальными. Она заняла стул между Эшли и старшей парой, и деревянные ножки противно взвизгнули по кафельной плитке.

Эшли поморщился от резкого звука:

– О, девятка червей.

– Дерьмо.

Жена Эда стукнула его по локтю:

– Следи за языком!

Дарби знала, что Грызун наблюдает за ней сейчас своими маленькими глазками и внимательно изучает. И она понимала, что сидит напряженно – слишком напряженно! – неуклюже пристроившись на краешке стула и притворно копаясь в своем айфоне. Упираясь коленями в столешницу. И переигрывая, как прима провинциального театра. Прима с полным багажником смутного прошлого, вроде той коллекции эпитафий, и с разряженной телефонной батареей, но отчего-то застрявшая здесь, вдали от цивилизации, подобно простому смертному. В роли безобидной второкурсницы.

Что-то Грызун задержался у двери. Увлекся представлением.

Теперь Дарби начинала волноваться – вдруг он знает? Может быть, он смотрел в окно и заметил, как она заглядывала внутрь его машины. А может, он видел ее следы. Или поведение Дарби выдало ее с головой через секунду после того, как она, с натянутыми нервами и выпрыгивающим сердцем, пошатываясь, вошла в здание. Вообще-то она хорошо умела лгать. Но не сегодня. Не сейчас.

Она пыталась найти обычное объяснение тому, чему стала свидетелем. Похоже, у одного из этих четверых есть маленький ребенок возраста «не-все-еще-понимает», просто задремавший на заднем сиденье вэна. Это правдоподобно, верно? Он спал там все время. Ведь для того и нужны стоянки для отдыха. Для отдыха.

Но это не объясняло круглый кодовый замок, виденный ею. Или проволочные прутья, за которые хваталась рука. Или, пришло ей в голову – полотенца, продуманно развешенные на задних окнах – скрывающие то, что происходит внутри. Не так ли?

И одно из них соскользнуло.

«Ты неадекватна. Ты слишком бурно на всё реагируешь».

Может быть. Может быть, и нет. Ее мысли путались. Бодрящее действие «Ред Булла» заканчивалось. Ей необходима хотя бы чашка долбаного кофе.

И если уж говорить о бурной реакции, то она пыталась позвонить 9-1-1, еще когда была снаружи.

Вот только связи не было. Дарби провела достаточное количество времени возле Кошмарных Детей, в Магической Точке, указанной Эшли, чтобы в этом убедиться.

Безрезультатно.

Тогда она попробовала отправить эсэмэску на номер 9–1–1 – она вспомнила, что читала когда-то, будто текстовые файлы занимают совсем малую часть пропускной способности и являются наилучшим способом вызвать помощь из «мертвой зоны» действия сети.

Но и это не сработало.

«Похищение ребенка серый вэн номерной знак VBH9045 государственная дорога 7 стоянка отдыха Ванапа сообщите полиции».

Это текстовое сообщение с пометкой «НЕ ОТПРАВЛЕНО» было все еще открыто. Она закрыла его, на случай, если Грызун заглянет ей через плечо.

Дарби пыталась открыть заднюю дверь фургона (что могло бы стать роковой ошибкой, если бы в машине имелась сигнализация), но та была заперта.

Конечно, заперта. С чего бы это ей НЕ быть запертой?

Дарби задержалась там, возле вэна, всматриваясь в темноту через сложенные домиком ладони, постукивая по стеклу костяшками пальцев и мысленно уговаривая маленькую руку снова пошевелиться. Безуспешно. Внутренности вэна были черны, как смола, а задние двери завалены одеялами и хламом. Она видела руку всего несколько секунд. Но этого оказалось достаточно. Она не могла такого придумать.

«Правда?»

Правда.

– Туз пик.

– Проклятье!

– Не выражайся, Эдди.

– Ради Бога, Сэнди, мы завалены снегом в Колорадо внутри домика, выстроенного из дерьма на наши же налоги, и это накануне Сочельника. Я положу двадцатку в мою «ругательную банку», когда вернусь домой, хорошо?[5]

Благородная Леди с черным горшком из волос на голове – Сэнди, как оказалось, – взглянула через стол на Дарби и молвила:

– Простите меня за него.

Во рту у нее не хватало переднего зуба. На коленях стояла дамская сумка с выложенным из фальшивых брильянтов Псалмом 100:5: «Господь добр и любовь Его бесконечна».

Дарби вежливо улыбнулась в ответ.

Ее тонкая чувствительная натура владела достаточным словарным запасом ругательств. Кроме того, благодаря Эду Эшли считал теперь Бинга Кросби одним из «Битлз», а это дорогого стоило. И делало Эда «подходящим парнем» для ее личной записной книжки.

Но… Дарби чувствовала, что это ощущение «слепого пятна» за спиной, когда она вошла в здание, не проверив углы, никуда не делось. Даже усилилось. Ее внутрений голос говорил, что Грызун был водителем серого вэна. Но это только предположение. Она знала, что похитителем мог оказаться любой другой. Кто-то из четверых странников, попавших в ловушку в этом придорожном убежище, мог быть – нет, был! – преступником.

Эшли? Он сорвал банк только что. Остроумный и дружелюбный, обаятельный сангвиник. С такими она обычно ходила на свидания один раз, но никогда дважды – нечто было в нем такое, что не внушало доверия. Она ему палец в рот не положила бы. Что за манерность? Что за выбор слов? Она чувствовала фальшь, его социальные навыки и приемы им тщательно управлялись, как это делают продавцы в магазине, улыбающиеся клиентам в лицо, но говорящие о них потом гадости в задней комнате.

А как насчет Эда и Сэнди? Они настоящие милашки, но что-то отталкивающее в них тоже есть. Они не смотрятся как семейная пара. Не выглядят особенно любящими друг друга. И они не похожи на любящих хоть кого-то в принципе.

А Грызун? Он вообще ходячая Оранжевая Тревога.

Любого из них приходилось считать виновным, пока не доказано обратное. Дарби нужно сопоставить каждого человека с каждой машиной, и тогда она будет уверена. Но только нельзя спрашивать об этом открыто – настоящий похититель поймет, что она знает о нем. Ей надо выманить информацию мягко и изящно. Она спросит Эшли, Эда и Сэнди, давно ли они прибыли, и сделает выводы, исходя из количества снега на машинах. Но это, конечно, тоже может привлечь излишнее внимание.

А что, если она слишком долго будет ждать подходящего момента?

Похититель не станет засиживаться здесь. Когда пурга утихнет или прибудут снегоочистители Дорожной Службы, он (или она, или они) незамедлительно кинется прочь отсюда, унося ноги подальше от Колорадо, прямиком в ад.

Оставив Дарби на память только свой словесный портрет и номер машины.

Телефон чирикнул в сумочке, предупреждая: «Пять процентов заряда батареи».

Эшли взглянул на Дарби поверх веера из карт, зажатых в руках.

– Сигнал?

– Что?

– Ну, удалось поймать сигнал? Там, у статуй?

Дарби помотала головой, понимая, что вот и он, благовидный предлог начать разговор. Она увидела, что телефон не продержится всю ночь, и теперь самое время спросить, этак по-приятельски: «Ни у кого, случайно, не найдется зарядки для айфона?»

И спросила.

Эшли сочувственно развел руками:

– К сожалению.

– У меня нет, – сказала Сэнди, пихнула Эда локтем, и ее тон превратился из слащавого в ядовитый. – А что насчет тебя, Эдди? Твоя зарядка при тебе или ты сдал ее в ломбард тоже?

– В двадцать первом веке не сдают в ломбард вещи, – заявил Эд. – Это называется «вернуть товар продавцу». И не моя вина, что «Эппл» такое переоцененное дерь…

– Не выражаться!

– …М-мусор. Я хотел сказать, такой переоцененный мусор, Сэнди. – Он шлепнул картами по столу и посмотрел на Эшли, старательно улыбаясь. – Я однажды сломал айфон в кармане, когда садился. Семь сотен долларов псу под хвост из-за простого действия – опускания кормы на стул. Эта хрупкая маленькая дрянь треснула, как печенье, под моей ж…

– Не выражаться!

– …Моей же собственной ляжкой. Ляжкой, Сэнди. Вижу, вижу, что ты подумала, но уверяю, теперь я целиком и полностью способен построить фразу, не прибегая ко всяким таким…

– Четверка треф, – перебил его Эшли.

– Да твою ж мать!

Сэнди вздохнула и раздавила очередной шарик на планшете:

– Осторожнее, молодой человек. Эдди-бой переворачивает столы, когда проигрывает.

– Это были шахматы, – сказал Эд. – И это было давно.

Эшли усмехнулся, снова вытаскивая четверку треф.

– Знаешь, Эдди, ты никогда не найдешь другую работу, если не научишься держать свой язык под контролем. – Сэнди клюнула экран ногтем, и раздался звук проигрыша: «вумп-вумп».

Эд деланно улыбался. Он явно хотел сказать что-то, но передумал.

В комнате похолодало.

Дарби скрестила руки на груди и пыталась волшебными словами заставить перенестись сюда белый шнур с надписью «Эппл», свисавший сейчас из розетки в ее комнате за много миль. Она предполагала, что батареи хватит еще часа на полтора. Грызун не ответил на ее вопрос, и неизвестно, умел ли он разговаривать вообще. Он неподвижно стоял напротив двери, закрывая собой выход и засунув руки в карманы. Скошенный подбородок смотрел вниз, красно-черная шапочка прикрывала верхнюю половину лица.

«Он наблюдает за мной. Так же, как я наблюдаю за ним».

Она должна быть естественной. Ее лучшая подруга однажды сказала, что она страдает от синдрома ЛСС – Лицо Спокойной Суки. И да, это было правдой, Дарби нечасто улыбалась. Не оттого, что была сукой или постоянно несчастной. Она стеснялась своей улыбки. Когда мускулы лица напрягались, над бровью становился виден, словно белый серп, длинный изогнутый шрам. Он появился, когда ей было десять.

Дарби ненавидела его.

ХРРРРР-ПЩЩЩЩЩ.

Раздался резкий звук рвущейся ткани, и Дарби подскочила на стуле.

Это радио позади нее с шипением и свистом вернулось к жизни за решеткой. Все посмотрели туда.

– Это…

– Ага. – Эд встал. – Экстренные фрики. Они вернулись.

Дарби знала, что «фрики» на армейском жаргоне означает «радиочастоты». Снова звук, булькающий неприятный шум, искаженный помехами. Похожий на телефонный звонок из-под воды.

Она не осознавала, что Грызун подкрадывается поближе, пока он не встал прямо за ее левым плечом, по-прежнему дыша через рот и соединясь с общей группой, оцепенело внимавшей древнему «Сони», изливающему на уши благодарных слушателей электронный шум со стойки.

Сквозь шипение помех она разобрала… да, это был… похожий на слабый шепот…

– Голос, – сказала Дарби. – Кто-то говорит.

– Я не слышу ничего.

– Подождите. – Эд потянулся через решетку и покрутил колесико громкости, подняв из внутренностей приемника небольшое облачко наэлектризованной пыли.

Похоже, это говорил автомат, неестественно, с нечеловеческими паузами:

«…В рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне перев-ла Впал-я Хребт-на сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстр-мальное вып-дение – садков. Седьм-я госуд-рственная дор-га закрыта для всего тр-нспорта между выездами сорок девять и шестьдесят восемь до ос-бого оповещения».

Эшли моргнул.

– Это же тот участок, где мы?..

Эд приподнял палец, громыхнув им о решетку.

– Т-ссс!

«Ав-рийные и дорожн-е бригады ож-даются со зн-чительной зад-ржкой на срок от ш-сти до восьми час-в из-за мн-гочисленных столкн-вений и с-льного сн-го-пада.

Всем автом-билистам р-комендуется не вы-зжать на д-роги и ост-ваться в закрытом п-мещении до ул-чшения п-годных условий».

Долгая пауза, шум помех. Тихий щелчок.

Все ждали.

«Национальная п-годная служба пред-преждает, что в рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне п-ревала Впал-я Хр-бтина сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстремальн-е вып-дение осадков…»

Сообщение начало повторяться, и все собравшиеся в комнате разом выдохнули. Эд уменьшил громкость и нахмурился.

В комнате воцарилось молчание.

Сэнди заговорила первой:

– От шести до восьми… часов?!

Ноги Дарби почти отказывались ее держать. Она привстала, подавшись вперед, когда слушала, и теперь шлепнулась назад на стул, как тряпичная кукла.

Остальная часть присутствующих в комнате усваивала эту информацию. Дарби попала в окружение одновременно журчащих голосов, сливающихся в поток бессмыслицы:

– Это правда?

– Шесть или восемь чуде-е-есных часов.

– Вся ночь практически.

– Лучше устроиться поудобнее.

Сэнди надула губы и закрыла свой кожаный чехол для планшета.

– Подытоживаю. Я уже на последнем уровне Супершариков. Эд, тебе интересна моя жизнь?

«На всю ночь». Дарби окаменела на дешевом стуле, вцепившись пальцами в колени.

Странное чувство тревоги окатило ее – тот сорт вялого ужаса, который, наверно, испытала ее мать, когда обнаружила первую опухоль у себя под мышкой.

Не паника, не борьба, не желание убежать, а просто маленький момент, после которого прежняя жизнь сворачивается, будто скисшее молоко.

«Это на всю ночь, пока снегоуборочные машины не будут здесь».

Грызун прочистил горло, сочно булькая, и все взглянули на него. Он все еще стоял позади стула Дарби, и по-прежнему дышал ей в шею.

Когда он заговорил, обращаясь ко всей комнате, слова были медленными и скомканными:

– Я… Ларс.

Молчание.

– Мое… – Он вдохнул через рот. – Мое имя… Ларс.

Никто не отвечал.

Дарби напряглась, сообразив, что это, похоже, первый раз, когда Эшли, Эд и Сэнди вообще слышат его речь. Неловкость была явно осязаемой, как топор, повисший в воздухе.

– О… – Эшли, порывшись в своих запасах, выбрал и натянул легкую полуулыбку. – Благодарю, Ларс.

– Вы знаете… – Ларс сглотнул, держа обе руки в карманах куртки. – Я подумал… э-э… мы будем здесь все это время… довольно долго. Лучше, наверное, представиться. Итак, о, всем привет, меня зовут Ларс.

«И я украл ребенка и запер его в своем фургоне».

Разум Дарби мчался куда-то на всех парах, мысли порхали, вылетая из-под контроля, нервы искрились, как скрученные провода под напряжением.

«И мы с ним застряли здесь вместе с вами.

На этой маленькой стоянке.

На всю ночь».

– Рад знакомству, – произнес Эд. – А скажи-ка мне, Ларс. Что ты думаешь о продукции «Эппл»?

Через двадцать минут Стратегической Светской Беседы Дарби знала всё о припаркованных машинах и об их водителях.

Закопанное Нечто принадлежало Эшли. Он появился тут первым, прибыл чуть позже трех часов пополудни и обнаружил базу пустующей, с бубнящим радио и остывшим несвежим кофе. Он не спешил пересечь перевал и решил, фигурально выражаясь, «сохраниться» здесь. Он был студентом колледжа, как и Дарби, – Технический институт Солт-Лейк Сити или что-то вроде того. Теперь, когда лед между ними треснул, Эшли превратился в абсолютного балабола с белозубой улыбкой Чеширского Кота. Дарби уже знала о его планах поехать в Вегас со своим дядей на какое-то шоу фокусников-иллюзионистов. Знала, что он ненавидит грибы, но любит кинзу. О Господи, он даже ляпнул: «И Эшли – до сих пор наилучшее из возможных мужских имен. Подумай об этом».

«Ну-ну», – сказал на это Эд.

Старшая пара вела себя более осторожно, но тем не менее Дарби выяснила, что красный Ф-150 в действительности принадлежит Сэнди, а не Эду, как она подумала изначально. Она также удивилась, узнав, что они не были супругами, хотя ругались так, будто были. Они являлись двоюродными братом и сестрой на самом деле, и Сэнди везла их обоих в Денвер, на семейную рождественскую встречу. Одиннадцать часов за рулем, по их словам. Эд был весь в каких-то проблемах, с тех пор, как у него не стало то ли машины, то ли (это несомненно) постоянной работы. Отбывал тюремный срок? Может быть. Он выглядел сидящим на мели человеком, пятидесятилетний мужчина-ребенок с серьгой и байкерской бородкой, и Сэнди, наверно, любила бы это ребячество, если бы не ненавидела то, что ей постоянно приходится за него извиняться.

Итак, Дарби исключила трех человек и две машины.

Оставался Ларс.

Он не участвовал в беседе с тех пор, как назвал свое имя, и Дарби не могла применить к нему свой хитрый план – аккуратно выяснить, когда он сюда приехал, но, судя по слою снега, это могло быть минут за тридцать до Эда и Сэнди. Она видела, как Ларс наполнил пластиковую чашку из кофейника с надписью «КАКАВА» и возвратился на свой пост у двери, по-детски хлюпая напитком. Она не видела ни разу, чтобы он присел.

И, отпивая маленькими глотками свой собственный выбор – непонятное зелье, налитое из кофейника с надписью «КОФИЙ», Дарби составляла план дальнейших действий. Но в нем было тоже много неизвестностей. Она не станет втягивать во всё это Эда, Эшли или Сэнди – пока не станет, – потому что в таком случае потеряет контроль над ситуацией. Привлечение других людей будет ее последним средством, на крайний случай. «Ты не сможешь вставить чеку обратно в гранату», – думала Дарби. Прямо здесь и прямо сейчас на ее стороне элемент неожиданности, и хуже всего будет, если она растратит его впустую.

Ее воображение услужливо подсказывало, что может произойти при этом наихудшем сценарии. Она представляла, как говорит Эшли (более молодому и физически крепкому), о своем подозрении, что они дышат сейчас одним воздухом с похитителем детей, и Эшли бледнеет от бешенства. Ларс замечает это, выхватывает пистолет из голубой куртки и убивает их обоих. Эд и Сэнди станут свидетелями и тоже умрут. Четыре изрешеченных пулями тела в блестящих лужах крови. Всё оттого, что Дарби открыла свой рот.

А с другой стороны – что, если нет никакого ребенка в машине Ларса?

«Что, если я… выдумала это?»

Что, если она видела пластиковую руку куклы? Собачью лапу? Пустую детскую перчатку? Это не объясняло решетку или кодовый замок, но… это могло тоже быть плодом ее буйной болезненной фантазии, обманом зрения, игрой света и тени, и в любом случае длилось только несколько секунд. Ее голова немного закружилась.

Дарби была точно уверена полчаса назад, но внезапно уверенность исчезла. Она представляла дюжину более правдоподобных сценариев, чем этот. Какова вероятность наткнуться на киднеппинг в процессе его совершения? Во время ночного сидения в ловушке на заснеженной стоянке? Это звучит слишком фантастически, чтобы случиться именно с ней.

Дарби пыталась мысленно восстановить картину случившегося. Шаг за шагом.

Заднее окно было подмерзшим. Внутри темнота. А что Дарби могла сказать о себе? Она обломок разбитого корабля – озабоченная, невыспавшаяся. Ее кровь бурлила от «Ред Булла», она видела сверкающие звездобразные вспышки, стоило лишь прикрыть пересохшие веки. Что, если это всё только яркая игра воображения и Ларс – просто невиновный путешественник, такой же, как остальные?

Набрасываться на него лишь затем, чтобы разрядить батарею собственных нервов, это…

«Если я несправедлива по отношению к…»

Дарби одним глотком прикончила свой кофе и почему-то вспомнила о шутках над старшей сестрой. В двадцать три года Дэвон сделала свою первую татуировку на правом плече. Несколько китайских иероглифов жирным шрифтом, изящно вытянутых. Они переводились так:

«Сделано в Китае».

Какой из этого урок? Проверяй всё дважды.

Ей необходимо вернуться назад к вэну. Она должна увидеть этого ребенка. По-настоящему у-ви-деть.

И она не будет, потеряв голову, бросаться в бой. У нее полно времени, фактически она имеет шесть или восемь часов на всё. Достаточный срок, чтобы подумать. Ей надо знать точно, прежде чем что-либо делать.

«Правильно?»

Правильно.

Дарби растерла мурашки на руках и внимательно осмотрела комнату. За столом завершилась игра в «Рыбу», и теперь Эшли пытался уговорить Эда поиграть в какую-то новую карточную игру под названием «Война». Сэнди вытащила из сумки желтую книжку в дешевой бумажной обложке и отгородилась ею, будто оборонительной стеной. А Ларс, звезда сегодняшнего ужастика, всё стоял на посту напротив двери, прихлебывая из одноразовой чашки какао. Дарби вела счет – это было уже его третьей порцией. Он скоро захочет в туалет.

«Когда-то захочет», – уточнила про себя она. И тогда она выскользнет наружу. В прошлый раз у фургона она была беззащитной и испуганной.

Теперь она будет готова.

Эшли тасовал колоду, уломав Эда на новую игру.

– Что вы читаете? – спросил он, кивая на обложку Сэнди.

Та рассеянно пробормотала:

– «Загадочное убийство».

– Я люблю загадочные убийства. – Он запнулся. – Ну на самом деле, если честно, я не особо много читаю. Я имею в виду, мне просто нравится сама идея убивать загадочно.

Сэнди перелистнула страницу, изобразив вежливую улыбку. «Тогда зачем спрашивать?» – было на ней написано.

Прошло только два часа пребывания Дарби на стоянке отдыха Ванапа, а Эшли уже ее бесил. Он слишком много болтал. А еще он напоминал заводную игрушку, забрасывая крючки к Сэнди.

– Как далеко… э-э, в смысле, сколько глав вы уже прочитали?

– Немного.

– Жертва уже того? Убита?

– Ага.

– Я люблю кравишшу. Это было достаточно кроваво?

Эд неловко пошевелился, и его стул заскрипел. Он наблюдал за Сэнди, которая переворачивала следующую страницу и еще не успевала ответить на предыдущий вопрос Эшли, как в нее уже летел другой.

– У вас уже есть догадки, кто убийца?

– Нет пока, – сказала она сухо. – Поставим на этом точку.

– Это всегда славный парень, – не унимался Эшли. – Опять же, я не читаю, но я пересмотрел кучу фильмов, а это даже лучше. Тот, кто казался положительным персонажем сперва, всегда превращается в засранца в конце.

Сэнди игнорировала его.

«Пожалуйста, замолчи, – думала Дарби. – Просто остановись».

– Этот грузовик, – продолжал он, глянув на окно. – Это ваш, верно?

– Угу-мм.

– Напомнил мне хохму. Что означает: «Форд»?

– Я не знаю.

– Найден на дороге, мертвым[6].

Сэнди фыркнула и продолжила чтение.

В конце концов Эшли понял намек.

– Простите. Не буду вас отвлекать.

Ларс наблюдал за этой интермедией от двери. Он облизывал губы, и Дарби поражалась, насколько маленькие у него зубы. Просто два ряда мелких орешков, будто зубки ребенка, наполовину сформированные, наполовину все еще скрытые в розовых деснах. Он допил свое последнее какао и бросил пустую пластмассовую чашку в мусорный ящик в трех шагах от себя.

Промахнувшись.

Никто ничего не сказал на это.

Даже Эшли.

Дарби смотрела, как белая чашка крутится на кафельном полу, и обдумывала – при условии, что ее подозрения подтвердятся, – хватит ли у нее сил и здоровья на то, чтобы взломать фургон Ларса и незаметно перенести ребенка в свою машину.

Спрятать его или ее на заднем сиденье, возможно, прикрыть кучей разорванной бумаги, которую Дарби использовала для своей коллекции отпечатков. Или лучше даже в багажнике, если там будет достаточно воздуха и тепла. Когда прибудут снегоочистители ранним завтрашним утром, каждый из застрявших на стоянке пойдет своей отдельной дорогой, и Ларс может уехать, не поняв даже, что его жертва убежала…

Нет. Думать так – это принимать желаемое за действительное. За то время, пока они будут сидеть здесь, Ларс периодически станет запускать двигатель, чтобы держать ребенка в тепле. Он немедленно обнаружит, что пленник исчез.

Дарби вновь прибегла к интенсивному дыханию. Она считала до пяти перед тем, как выпустить воздух наружу. Так, как мать когда-то научила ее.

«Сейчас преимущество у меня.

Я не могу позволить себе потерять его».

Она хотела бы, чтобы в этой ситуации оказался кто-то другой. Кто-то умнее, смелее, устойчивее, более умелый. Кто-то из Тренировочного Корпуса Офицеров Запаса при ее колледже, одна из тех суровых девиц в городском камуфляже «цифра», таскавших тяжелые рюкзаки вверх и вниз по лестницам кампуса. Кто-то, знающий джиу-джитсу.

Да кто угодно, черт побери.

Но тут была просто она.

Просто Дарби Торн, странная девушка, которая скрывалась от вечеринок в общежитии внутри своей комнаты со стенами, обвешанными черными карандашными оттисками чужих фраз, украденных с чужих могил, будто какой-то благочестивый вампир неизвестной породы.

Метель снаружи усиливалась. Дарби вытащила свой айфон и быстро набрала новый текст. Только черновик сообщения. Просто сохранить на случай немыслимого, но все равно от него наворачивались слезы на глаза.

«Мама, если ты нашла это сообщение на моем телефоне, то со мной что-то случилось. Я застряла на всю ночь на стоянке отдыха и пишу это. Один из людей здесь может быть опасен. Я надеюсь, что у меня просто паранойя. Но если я не… просто знай, что я жалею обо всем. О всех вещах, которые я говорила тебе. Я жалею о том телефонном разговоре на День Благодарения. Ты не заслужила этого всего. Мама, я люблю тебя очень сильно. И прости меня за всё.

Люблю, твоя дочь».

Через пятнадцать минут Ларс отправился в туалет.

Он прошел мимо стула Дарби, и она заметила нечто странное. Он снял свои черные лыжные перчатки, обнажив бледную кожу на руках. Тыльная сторона левой руки была усыпана пятнышками и маленькими рельефными бугорками. Похожими на москитные укусы. Или это были зарубцевавшиеся шрамы, хотя она не представляла, какой ужасный инструмент мог сотворить подобное с человеческой рукой – что-то вроде терки для сыра?

Ларс прошаркал мимо и скрылся в мужской уборной. Дверь со свистом закрылась, но Дарби показалось, что прошла целая вечность до финального щелчка.

«Сейчас».

Дарби вскочила со стула на дрожащих ногах. Эд и Эшли глянули на нее. Это был ее шанс, ее тридцатисекундное окно, выскользнуть на улицу и подтвердить или опровергнуть увиденное. С телефоном в руке она двигалась к выходу, задержав дыхание на вдохе, с легкими, полными кислорода, – но по пути она удивила сама себя. Она сделала нечто чрезвычайно нелогичное.

Дарби приблизилась ко второму кофейнику с надписью «КАКАВА» и быстро наполнила пластмассовый стакан объемом восемь унций. Хотя никогда не любила горячий шоколад.

«Но дети любят. Верно?»

Она услышала шум смываемого писсуара. Ларс возвращался.

Торопясь теперь, она глотнула горячего напитка, быстро вернулась к выходу и открыла дверь, впуская в помещение запах снега и холода. Но вездесущий неугомонный Эшли наблюдал за ней.

– Эй, Дарбс, что ты делаешь?

«Дарбс». Она не отзывалась на такое имя лет с пяти.

– Снова попробую поймать сигнал. У моей мамы рак поджелудочной железы, и она сейчас в больнице в Прово.

Не дав Эшли времени ответить, она шагнула наружу, в воющий шторм, через плотную стену морозного воздуха, пробирающего до костей, вспоминая импровизированную маленькую поговорку, которую услышала однажды давно от своей матери.

«Легче всего солгать, когда говоришь правду».

Ночь

21:25

Дарби сперва пошла к Кошмарным Детям.

Это была часть ее плана – было бы подозрительно идти к машинам сразу, прямо, по кратчайшему расстоянию, и она предполагала, что Ларс немедленно кинется к окну, после того как выйдет из туалета и не найдет ее на месте. К тому же она оставляла следы на снегу. Она различала свои собственные, сделанные час назад, и следы Эшли, и Ларса (ее восьмой размер обуви был намного меньше, чем их). Все – присыпанные снегом.

Этой ночью каждое принятое решение оставит свой след.

К примеру, решение взять с собой горячий шоколад было тупым. Сравнимое по тупости разве что с татуировкой на плече Дэвон: «Сделано в Китае». Дарби не знала, зачем наливала напиток, пока этот мелкий хищник изливал всё, что у него на душе накопилось, через комнату от нее. Она просто сделала это. Она обожгла себе язык, когда глотнула из стакана на ходу, будто уличная девчонка.

Она обошла пожеванные статуи и, описав петлю, повернула обратно к гостевому центру. Здание балансировало на кромке обрыва, отделенное от пропасти только узким промежутком позади цементной стенки фундамента, делавшимся еще у́же от сложенной там кучи столов для пикника. На задней стене Дарби обнаружила два дополнительных окна. По одному в каждом туалете. Они были маленькие и треугольные, примерно в десяти футах над землей, пристроившиеся под обледенелым козырьком крыши. Она знала, что Ларс уже закончил свои дела – она слышала спуск воды в писсуаре, еще когда выходила наружу, – но старалась двигаться бесшумно, просто на всякий случай.

Она поднялась на холм, все еще играя роль Девушки Без Сотовой Связи. Конечно, ее айфон обнаруживал Ничего. Она пыталась повторно отправлять эсэмэску на номер 9-1-1 каждые несколько шагов, но это ничего не давало. Заряд батареи был теперь четыре процента.

Отсюда сверху Дарби могла окинуть взором всю зону отдыха целиком, лежащую перед ней, как диарама. Ванапа – «Малое Черт-побери» на местном языке. Маленькое приземистое здание. Флагшток. Ствол кедра. Кошмарные Дети. Кучка заснеженных машин. Особенно тщательно она наблюдала за входной дверью, ожидая, что Ларс выйдет наружу, под оранжевый свет натриевой уличной лампы. Ждала, чтобы увидеть, если он пойдет за ней по следам.

Дверь не открывалась.

Никаких признаков Грызуна.

Меланьин Пик возвышался слева наклонной тенью. Теперь еще больше скрытый снегопадом, но остававшийся самой высокой горой в поле зрения. Он был полезен как ориентир для навигации.

Из этой господствующей точки Дарби также видела и Седьмую государственную дорогу, купающуюся в кругах света от редких дорожных фонарей. Теперь это был гигантский лыжный трамплин, сверкающий от свежей белой пудры. И совершенно непроходимый для всего здесь, за исключением, быть может, грузовика Сэнди. Синенькая не смогла бы сделать по нему и пяти футов вверх – да и вниз тоже.

Дарби ждала, со снежинками в волосах, слушая, как завывают порывы горного ветра. Иногда ветер ненадолго стихал, и в эту ледяную тишину тут же эхом горных молотков врывались мучительные мысли Дарби.

«Из-за тебя папа покинул нас. И если бы мне пришлось выбирать, он или ты, я знаю свой выбор. Сердцем знаю.

Долбаным, мать его, сердцем, Майя».

Перед тем как повесить трубку, мать ответила:

«Если бы ты действительно была нужна ему, Дарби, он бы взял тебя с собой».

Она сделала глоток горячего какао. Тепловатого, вернее.

Теперь, когда Дарби определенно знала, что Ларс не преследует ее, она могла приступать к решающему штурму фургона. Она пересекла пандус выезда и зашла с северной стороны, ни на мгновение не спуская глаз с фасада.

Изнутри здания видна лишь правая сторона вэна, но не левая, и она должна исходить из того, что Ларс присматривает за ним через окно. Прогулка по глубокому снегу была утомительной, Дарби проваливалась и выкарабкивалась, тяжело дыша, расплескивая напиток. Морозный воздух резал ей легкие. Обжигал холодом нос.

Она чувствовала, как влажные льдинки на слипающихся ресницах превращаются в хрустящие.

Удивительно, что, несмотря на это, ее тело не ощущало холода. Кровь кипела от адреналина, словно топливо в ядерном реакторе. У Дарби даже не было перчаток, но она чувствовала, что этого огня внутри хватит на всю ночь.

Пересекая участок парковки, предназначенный для домов на колесах и грузовиков, она уже была достаточно близко от здания и теперь могла разглядеть сидящие фигуры через мутное стекло. Она видела плечищи Эшли. Лысеющую макушку Эда. Но никаких признаков Ларса, и это вдруг встревожило ее. Что, если он все же выскочил наружу вслед за ней? Что, если он просто вышел, когда Дарби была за домом, и двигается по ее следам прямо сейчас, подкрадываясь к ней сзади в темноте?

Она не могла выбрать, что же страшнее – видеть Грызуна или не видеть его. Ее «горячий» шоколад скоро замерзнет в этом стакане.

Она продолжала двигаться к загадочному вэну, и глупый мультяшный лис колыхался перед ней в такт каждому нетвердому шагу. Вот и слоган. «МЫ ЗАКОНЧИМ ТО, ЧТО ВЫ НАЧАЛИ». Снег на парковке был сравнительно неглубоким, только до лодыжки, под ледяной коркой наста. Видимо, он убирался регулярно, за исключением последних двадцати четырех часов, которые провел в безмятежном спокойствии.

Подобравшись слева, Дарби использовала длинную стену вэна как укрытие.

Она подкралась к задним дверям. «Шевроле Астро». Она предположила, что буквы «AWD» означают «полный привод»[7]. «Старшая» модель, предназначенная для плохой погоды. Грязные царапины на бампере. Угольно-серый цвет, отслоившийся пластик, вздувшийся пузырями. Правее Дарби узнала свои старые следы, оставленные около часа назад, – слабую линию, проходящую между вэном и ее «Хондой» и разрывающуюся надвое прямо здесь. Здесь, где «это» – случилось. Здесь, где ее ночь сделала резкий кувырок.

И сейчас был Момент Истины.

Дарби поставила пластиковый стакан в снег и прислонилась к прямоугольному заднему окну «Астро», наполовину заиндевевшему под внезапными ножевыми ударами подкравшегося мороза.

Она снова сложила руки чашей и вглядывалась через стекло внутрь. Там было даже темнее, чем ей запомнилось. Никаких очертаний. Никаких движений. Только мрачная чернота, будто заглядываешь в черный ящик в поисках черного кота, запертого там с неясными целями мистером Шредингером, и гадаешь – жив он или нет.

Она постучала по стеклу двумя пальцами.

– Эй.

Нет ответа.

– Эй! Есть кто-нибудь здесь?

Это было странно – беседовать с фургоном.

Ничего. Никого.

Только Дарби Торн, стоящая рядом, как машинный вор, чувствуя себя все более и более неловко с каждой секундой. Она подумывала, не воспользоваться ли подсветкой айфона, но это добило бы батарею и, самое худшее, – выглядело бы в ночи как вспышка сверхновой. Если Ларс случайно будет лицом к окну – он, несомненно, увидит это.

Дарби дважды стукнула в металлическую дверь костяшками пальцев, повыше номерного знака штата Калифорния, и подождала ответа. Никакой активности внутри. Никакого шевеления. Ничего такого.

«Мне это привиделось».

Она отступила от двери, чувствуя холод в груди.

– Слушай меня, – сказала она охрипшим голосом. – Если кто-то заперт здесь, издай звук прямо сейчас. Или я ухожу. Это твой последний шанс.

По-прежнему нет ответа. Дарби сосчитала до двадцати.

«Я вообразила эту маленькую руку. Вот что произошло».

Теперь, задним числом, она знала точно, зачем тратила время для наполнения стакана горячим шоколадом там, в гостевом центре. Это была ее собственная форма протеста. Она делала похожие вещи после получения прошлой ночью сообщения от Дэвон, разорвавшего ее мир в клочья.

«Позвони мне у мамы рак».

И как же она поступила первым делом?

Она отключила телефон, скользнула в куртку, дошла от Драйден Холла до студенческого клуба и заказала чизбургер. Она смотрела, как его подают, жирный и помятый, получала сдачу 5.63 со скомканной десятки, искала, где присесть в пустынном кафетерии, и наконец села и откусила два полукруглых кусочка, перед тем как рывком распахнула дверь в туалет и ее там ими стошнило. Она позвонила Дэвон прямо из кабинки, опираясь локтями на отбеленную керамику, с горящими от слез щеками.

Спасение в обыденности. Если есть силы в ней удержаться.

Стоя возле фургона, Дарби вела отсчет.

Сейчас она досчитала до пятидесяти и все еще смотрела, не покажется ли воображаемый ребенок.

Это почудилось, верно?

Таким же образом совершенно рассудительные люди клянутся, что видели красные огни в небе, или призрака в зеркале, или снежного человека в Национальном парке, – Дарби Торн просто вообразила детскую руку внутри таинственной машины, была близка к серьезным и решительным действиям на основании мимолетного миража. Слишком много кофеина, недостаток сна.

Это не кино. Это настоящая жизнь.

Всё это было просто недопониманием, ложной тревогой, и Дарби внезапно поняла, что ждет не дождется момента, когда вернется в маленький душный гостевой центр. Теперь компания не казалась ей такой уж плохой. Она будет учиться играть в карты с Эшли, может быть, беседовать с Эдом и Сэнди. Возможно, вздремнет на скамейке до свежей погодной сводки по радио с более точным прогнозом.

Потому что Ларс вовсе не киднеппер. Он, конечно, страшноват со своим заиканием и бугристой кожей на руках, но мир переполнен чудиками и пострашнее. И большинство совершенно безобидны. Теперь, когда хозяин «Астро» тоже был славным парнем, она набралась храбрости, прижала телефон к заднему окну вэна и включила подсветку, тут же сама полуослепнув от резкого бело-синего света. Просто чтобы положить конец своим подозрениям и расслабиться, окончательно убедиться, что на самом деле ничего не…

За стеклом она увидела лицо маленькой девочки, в упор смотрящей на нее.

Дарби выронила телефон.

Он приземлился в шаге от нее, подмигивая гостевому центру стоянки Ванапа, будто маяк, отбрасывающий неровные тени на снегу. Дарби бросилась на него, накрыв сложенными ковшиком ладонями и нащупывая кнопку.

В фургоне опять было спокойствие. Девочка скрылась в темноте.

И снова Дарби только мельком видела ее. Но выжженное в неприятной вспышке остаточное изображение плавало теперь по ее сетчатке, постепенно угасая, как после пристального взгляда на солнце. Детали запечатлелись. Овальный контур лица. Может быть, шесть или семь лет. Спутанные волосы. Большие глаза, моргнувшие от яркого света. Темная лента, грубо врезавшаяся в рот, блестящая от слюней и соплей. Девочка была за чем-то металлическим и сетчатым, похожим на черную проволочную клетку. Как Дарби и показалось изначально. Собачья клетка.

«О, Боже мой. Ее рот завязан, и она засунута в собачью клетку».

Впервые с тех пор, как вышла наружу, Дарби дрожала.

Весь жар, казалось, покинул ее тело в один миг.

Это подтвердилось. Это было правдой. Это было в точности так, как она подозревала. Это всё на самом деле происходило, прямо сейчас, в ярком цвете, и жизнь маленькой девочки в действительности висела на волоске, и сегодняшней ночью состоится матч за звание чемпиона между студенткой факультета искусств, вторые сутки не смыкавшей глаз, и хищником в человеческом обличье.

Дарби снова встала.

В тупом оглушении она опять пыталась открыть заднюю дверь. По-прежнему заперта. Дарби это уже знала. Тогда она пошла к водительской двери. Она не думала, она действовала инстинктивно. Только рефлексы обнаженных нервов. Дарби была готова взломать фургон Грызуна. Она была готова схватить эту маленькую девочку и убраться поскорей отсюда, и спрятать ее в своей «Хонде». В багажнике, может. Девочка окажется там в безопасности, верно?

Удар по стеклу будет слишком шумным и слишком явным. Оставит следы. Вместо этого Дарби заглянула через водительское окно. Внутри «Астро» был беспорядок, свалка из квитанций на приборной доске и желтые обертки от бургеров, разбросанные по сиденьям. Держатели для кофе с торчащими в них пустыми стаканами любимого Ларсом размера «Большой глоток». Дарби счистила снег с двери и высматривала штифт дверного замка за ледяным стеклом – да, он был здесь. Спасибо, Господи, за старые машины.

«Дарби, обдумай это».

Она присела и выдернула белый шнурок из своего левого кеда. Зажав зубами, завязала скользящий узел ниже середины. Стянула петлю, сделав ее поменьше, будто миниатюрное лассо. Она только однажды делала это раньше.

«Дарби, стой».

Ни в коем случае. Дарби расчистила ладонью побольше снега вверху двери, сбросила ледяную коросту и проталкивала шнурок в верхний угол. Кончиками пальцев она ощупывала металл и пыталась оттянуть – было достаточно лишь маленького зазора между дверью и ее рамой. Только на миллиметр или два. После тридцати тревожных секунд томительного нервного напряжения шнурок проскользнул справа и свесился позади стекла.

«Остановись».

Она не могла. Она просовывала шнурок осторожно, дюйм за дюймом, спуская петлю к замку. И произошло какое-то невозможное чудо – петля легла прямо на штифт и обхватила его с первой попытки. Это оказалась самая трудная часть, занявшая больше всего времени, но удивительно, что у Дарби получилось с первого раза. Это было подающее надежду знамение, будто сам Господь на ее стороне. Она верила и надеялась, что это так. Сегодняшней ночью ей нужна вся помощь, которую она сможет получить.

Ее благоразумие все еще протестовало: «Дарби, не будь импульсивной. После того, как ты вскроешь дверь – то что? Ты не сможешь взять девочку в здание. Ты не сможешь прятать ее в багажнике Синенькой всю ночь. Отступи».

Нет. Всё, о чем она думала, – эта девочка. Это напуганное маленькое лицо, все еще будто стоящее перед глазами.

«Подумай вот что…»

Дарби переместила шнур левее, по дверному периметру, и натянула горизонтально.

Скользящий узел сомкнулся вокруг штифта, словно петля на чьей-то шее. Тогда она вновь переместила шнур обратно вверх, убедилась, что он держит штифт, и осторожно потянула. Чуть сильнее – и он соскользнет, и придется всё начинать сначала.

И еще раз потянула, и еще немного сильнее, и еще сильней, и уже сильно, и шнур дрожал от натяжения, и штифт скрипел, и теперь она увлеклась и не могла остановиться…

«Дарби, ты собираешься сегодня умереть».

КЛИК.

Дверь открылась.

Ее сердце стукнуло. Дарби вцепилась в дверную ручку и дернула, и, к ее ужасу, с потолка «Астро» ударил свет.

Слепящий и яркий.

* * *

Ларсон Гарвер увидел свет снаружи.

Он сутулился у полки с рекламными буклетами, изучая труд под названием «Воздух Колорадо», и пытался понять, был ли изображенный на картинке турбовинтовой вертолет «Робинсон» моделью R66 или все же R44, когда заметил это. Проблеск на границе его периферийного зрения. Тихий маленький огонек от припаркованных машин, отразившийся в окне.

От ЕГО машины.

Ларс ощутил, что кишки от паники будто завязываются в узел.

Остальные в комнате не обращали на это внимания. Эшли и Эд продолжали игру, их голоса спокойно порхали над столом, как карты, туда-сюда.

– Девятка бубен?

– Агрр-рр. Ты подловил меня.

Ларс сдерживал дыхание. Из его угла свет снаружи был виден недостаточно хорошо – просто отражение в стекле. Он запихал брошюру «Воздух Колорадо» к себе в карман – где она присоединилась к уже лежащим там «Весенним пейзажам» с «Цессной-172» и «Горным видам» с «DHC-3-Выдра» – и поспешил к витражному окну, вытянув шею, как цапля, чтобы лучше видеть.

Дарби отыскала кнопку верхнего света и стукнула по ней кулаком. Свет погас.

Снова темнота.

«Вот дерьмо». Она задыхалась, ее сердце глухо бухало, барабанные перепонки звенели, наполнившись кровью. Это было глупо. Безрассудно. Опасно.

Она действовала необдуманно и позволила себе попасть в засаду, устроенную потолочной лампой, включающейся от открытия двери.

Она все еще никого не видела. «Без вандализма, без грязи, поняла?

…Поняла?»

Фургон вонял, как старый свитер. Ей вспомнился запах шкафчиков в спортзале. Кожаные сиденья, прилипающие к пальцам. Модель самолета на приборной доске. На полу плескалось небольшое личное море Ларса из желтых помятых коробок от бургеров «Джек в ящике» и пакетов из-под «Колокольчиков Тако», скользких и прозрачных от пятен жира. Дарби нащупала и открыла центральную консоль – там оказалось еще больше мусора. Она-то надеялась на пистолет или что-то подобное.

Она хотела открыть бардачок, но знала, что там ее может подстерегать другая лампа, затаившаяся, словно граната на растяжке.

Дарби не хотела рисковать опять.

Внутри дверной панели она нашла центральный замок.

КЛИК-КЛИК.

Теперь задние двери «Астро» разблокированы. Кабина была отделена от грузового отсека металлической ширмой, будто католическая исповедальня.

Осторожно Дарби выскользнула обратно наружу, забрала свой обувной шнурок, вдавила большим пальцем на место замочный штифт и тихо закрыла водительскую дверь, аккуратно прижав ее ладонями.

Ей было видно окно здания через крышу вэна. Она боялась увидеть силуэт Ларса за стеклом – заметившего свет из машины, – но там все еще было пусто. Только макушка Эда и часть плеча Эшли, продолжавших играть в «Рыбу».

Пока всё в порядке.

Дарби прокралась назад вдоль левой стороны вэна, по знакомому пути мимо глупого лиса, пробираясь через снег. Свой обувной шнурок она положила в карман джинсов, нет сейчас времени перешнуровывать башмак. Она зашла за «Астро», схватилась за левую ручку двери и потянула, открыв.

Девочка сидела внутри в собачьей клетке. Одна из черных проволочных сеток была съемной, и клетка могла складываться для хранения в плоском виде. Размером как для колли, укрепленная замком и дюжиной стяжек. Девочка сидела на коленях, согнувшись, потому что было недостаточно места, чтобы выпрямиться. Маленькие пальцы сжимали прутья сетки, словно тюремную решетку. Клейкая лента была намотана вокруг рта грубыми витками.

Дарби почувствовала влажный кислый запах. Моча.

В первый момент она утратила дар речи. Да и что тут можно сказать. Для этой ситуации не было слов. Будто сглотнув ком арахисового масла, забивший ей рот, Дарби наконец смогла управлять движением губ и сказала:

– Привет.

Девочка уставилась на нее широко распахнутыми глазами.

– Ты… Ты в порядке?

Девочка затрясла головой. Нет.

«Так, не тупи».

– Я… – Дарби дрожала под порывами холодного ветра, понимая, что толком не имела плана на случай, если всё зайдет так далеко. – Ладно, я сейчас сниму ленту с твоего лица, и ты сможешь поговорить со мной. Хорошо?

Девочка кивнула.

– Это может быть больно.

Девочка кивнула сильнее.

Дарби знала, что это БУДЕТ больно, лента приклеилась к волосам. Ларс обмотал ее кое-как прямо вокруг головы, и это была монтажная черная плотная изоляционная лента.

Дарби протянула руку через решетку в собачью конуру и нащупала конец ленты пальцами. Осторожно сняла первый виток, затем второй и, чтобы девочка немного успокоилась, спросила:

– Как тебя зовут?

– Джей.

– Ты знаешь этого человека? Водителя фургона?

– Нет.

– Он похитил тебя?

– Да.

– Из твоего дома? – Дарби перефразировала вопрос. – Погоди-ка, Джей, а где ты живешь?

– Фейрбридж-Вэй, тысяча сто сорок пять.

– Это где?

– В Костко.

– Нет. Как называется главный город, где ты живешь?

– Сан-Диего.

От этого Дарби вздрогнула. Она никогда не доезжала до Западного Побережья раньше. Ларс мог провести на дорогах несколько дней с этой девочкой, запертой сзади. Это объясняло мусор от фастфуда. Она замечала больше деталей внутри вэна, когда ее зрачки привыкли к темноте, – шерстяные одеяла и пледы, слоями накрывавшие клетку. Фанерные стеллажи на стенах, все пустые. Стеклянные бутылки из-под «Кока-колы», позвякивающие на металлическом полу. Рассыпанные опилки. Гвозди. Красная канистра бензина с черным шлангом. Ворох детской одежды, торчащий из белой сумки универмага «К-Март», хотя Дарби сомневалась, что Ларс переодевал Джей хоть раз с тех пор, как похитил ее из дома. Всю дорогу из Калифорнии.

– Он на окраине Костко, – пояснила Джей.

Дарби заметила круглый рисунок на футболке девочки и узнала его – шарообразный предмет из игры про Покемонов. «Пок-мяч», вспомнила она, из приложения для айфона, охватившего университетский кампус, будто эпидемия.

– Как твоя фамилия?

– Ниссен.

– Это… – Дарби стукнула круглым кодовым замком, закрывающим дверцу конуры. – Джей – это сокращение от чего-то?

– Птичка Джей[8].

– Нет. Полное имя. Похоже… Джессика?

– Просто Джей, – сказала девочка.

«Джей Ниссен. Возраст семь лет. Пропала в Сан-Диего».

Озарение нашло на Дарби – это могло быть в новостях. Она только что взломала чужую машину (уже формально совершив правонарушение) и прямо сейчас принимает решения, которые позднее будут озвучены в зале суда. Юристы станут скрупулезно выяснять все самые мелкие подробности, минута в минуту. Если Дарби выживет, она будет отвечать за каждый свой отдельный поступок, за каждый выбор, сделанный ею, хороший или плохой. И пока всё, что она реально совершила, – это спросила похищенную девочку с замотанным клейкой лентой ртом, в порядке ли та.

Дарби всегда боялась разговаривать с детьми. Даже когда работала бэбиситтером, ей недоставало материнского инстинкта. Дети были просто чумазыми драчливыми маленькими созданиями, напрягавшими ее. Она много раз изумлялась, как ее собственная мать выдерживала ее, особенно с тех пор, как узнала, что стала незапланированным ребенком.

Ее старшая сестра Дэвон была желанной, конечно же. Дорогой первенец. Но потом тремя годами позже появилась малышка Дарби.

В преддверие сокрушительного семейного раскола.

Оформление развода, потом разъезд, съемное жилье и тошнота по утрам.

«Я думала, что ты желудочный грипп», – сказала ей мать однажды с кривой усмешкой. Дарби никогда в точности не знала, как чувствовать себя после этого.

«Я думала, что ты грипп.

Я пробовала убить тебя с помощью „Терафлю“».

Сейчас эта маленькая похищенная девочка подняла вторую руку, вцепившись в сетку конуры, и Дарби поняла, что она перевязана. Ладонь Джей была обмотана несколькими слоями врезавшейся в нее грязной изоленты. Темнота скрывала остальные детали.

Дарби прикоснулась к ней – и Джей резко подалась в сторону.

– Он… он делал тебе больно?

– Да.

Внутри у Дарби всколыхнулась ярость. Она не могла во всё это поверить – эта ночь становилась хуже с каждой секундой. Но она постаралась, чтобы голос звучал спокойно, когда спросила сквозь сжатые зубы:

– Что он делал с твоей рукой, Джей?

– Показывал желтую карточку.

– Желтую карточку?

Девочка кивнула.

Дарби осенило – как в футболе?

Джей опустила поврежденную руку и откинулась назад, скрипя клеткой, и Дарби почувствовала пальцами какую-то коросту на прутьях. Она отваливалась под ногтями, издавая запах меди. Куски запекшейся крови.

«Желтую карточку.

Это сумасшедший псих, против которого я…»

…В пятидесяти футах отсюда открылась передняя дверь здания и со стуком захлопнулась.

Джей застыла.

Приближающиеся шаги. Быстро приближающиеся. Лед, хрустящий под крепкими башмаками.

Дарби колебалась там, где она стояла, засунув голову внутрь «Шевроле-Астро». Наполовину внутри, наполовину снаружи. Боясь бежать и боясь остаться. Парализованная наступавшим ужасом, глядя в широко открытые глаза маленькой девочки и слушая, как шаги топают всё ближе в темноте.

И еще один звук.

Ротовое дыхание.

21:39

Бежать или прятаться?

Когда Ларс добрался до своего фургона, Дарби выбрала «прятаться». Она быстро уселась вся целиком в кузов вэна, подтянула колени и тихо закрыла за собой заднюю дверь. Но в щели застряло полотенце.

Шаги скрипели всё ближе.

«Дерьмо…»

Она втянула полотенце внутрь и освободила дверь, со щелчком вставшую на место.

Теперь Дарби была закупорена внутри машины Хищника, втиснувшись между задней дверью и собачьей клеткой с Джей. Она притаилась пониже к полу, насколько смогла, изогнувшись соответственно тесному пространству, и накрылась кучей одеял и колючих ковриков. Бутылки из-под колы упирались ей в бок. От одеял несло псиной. Лоб прижимался к холоду металлической двери, правый локоть неудобно скривился за спиной. Она пыталась контролировать свое дыхание, беззвучно сдерживая воздух в паникующих легких. Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть.

Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть.

Вдохнуть. Досчитать до…

Теперь она слышала шаги Грызуна, огибающего автомобиль, с правой стороны. Он прошаркал мимо мультяшного лиса, вооруженного гвоздеметом, мимо лозунга на борту, проходя между вэном и ее собственной «Хондой». Дарби испытывала тошнотворную смесь испуга и самооправданий: если бы она побежала, вместо того чтобы спрятаться, – он наверняка заметил бы ее. Грызун продолжал идти, воздух со свистом вырывался сквозь мелкие зубы, и она увидела его силуэт через заднее окно над своей головой. Он остановился рядом с машиной, заглядывая внутрь, и его дыхание обдувало стекло.

Дарби затаила свое.

«Если он откроет дверь, я умру».

Но он не открыл. Он продолжил шагать, полностью обходя машину вокруг, и вернулся к водительской двери. Взялся за ручку. Дарби услышала, как дверь скрипнула несмазанными петлями, и автомобиль качнулся на подвеске, накреняясь от веса третьего человеческого тела внутри.

Звякнула связка ключей.

Одним непокрытым глазом Дарби взглянула на Джей через прутья клетки и осторожно, чтобы не задеть стеклянные бутылки под собой, поднесла дрожащий указательный палец к губам: «Тсс».

Джей кивнула.

Ларс на водительском сиденье принюхался, наклонился вперед и вставил ключ в зажигание – но не повернул его. Дарби услышала долгий, задумчивый вздох. Затем тишина. Слишком много тишины.

Что-то не так.

Она ждала, ее барабанные перепонки звенели от давления. Всё внутри у нее сжалось. Дыхание задержалось в раздутых легких. Грызун был темным очертанием за рулем, отделенным сетчатой шторкой, силуэтом на фоне непрозрачного снега на лобовом стекле. Своим непокрытым глазом Дарби видела, как он крутит головой по сторонам. Он посмотрел вверх, потом направо. На потолочный фонарь.

На отключенный ею фонарь.

«О, нет».

Дарби могла представить, какие мысли бродят сейчас в его голове. Он был удивлен, почему свет не включился автоматически, когда он открыл водительскую дверь, как это происходило обычно.

Итак, о чем это говорит?

Что кто-то входил в его фургон. И этот кто-то, при ближайшем рассмотрении месива из отпечатков ног снаружи, окажется все еще внутри, прикопанный сзади под вонючими ручной работы ковриками индейцев навахо, сошедшими с конвейера в Китае, потеющий и дрожащий от перемалывающей нервы паники…

Ларс повернул ключ.

Двигатель плавно запустился, и Дарби выдохнула с облегчением. Ларс наклонился вперед на своем сиденье и регулировал углы воздуховодов. Переключил шкалу обогревателя на полную мощность. Положил свою шапочку «Дэдпул» на приборную доску рядом с моделью самолета, зашуршал оберткой фастфуда.

Дарби услышала шевеление позади себя. Это была Джей, быстро перемотавшая заново черную изоленту вокруг рта. «Умная девочка», – подумала она.

Следующие двадцать минут ощущались, словно многие часы, пока вэн медленно наполнялся теплом и влажностью.

Ларс прогревал машину и сканировал радиостанции. Он находил только разнообразные помехи на любой вкус, тот повторяющийся робоголос из передачи Дорожной службы и, наконец, снова Бинга Кросби с сидящим уже у Дарби в печенках «Белым Рождеством».

«Я не смогу убежать от этой песни, – думала Дарби. – Она, наверно, будет играть на моих похоронах».

Она всегда думала, что к тому времени уже изобретут летающие машины. Теперь, сгорбившись в сыром фургоне похитителя и дыша через нос, она не была так уверена.

Естественно, Ларс прослушал всю песню до конца, а это означало, что Дарби тоже.

Вникнув в слова, она оценила композицию немного больше. Она всегда полагала, что в ней поется просто о снеге, но там была тоска по родине и стремление к ней. Когда Кросби пел, она представила некоего бедного крестьянского парня, только что закончившего школу, сидящего в промерзлом грязном окопе на чужой земле, сражающегося на какой-то чужой войне, вспоминающего о любимой, оставшейся дома. Ее особенно тронул этот куплет.

Ларс, вероятно, не думал обо всем этом настолько глубоко. Он чавкал куском «Малышки Рут», громко пережевывая. Ковырял в носу и изучал найденное в свете приборов. Выпустил газы дважды. Второй раз его особенно развеселил, и тогда он внезапно обернулся назад и ухмыльнулся, скалясь мелкими острыми зубами. Грудь Дарби сдавило от страха, ее сердце сжалось в кулак.

– Я согрел всё это для тебя, – сказал он.

Он разглядывал конуру Джей в темноте, но ему не приходило в голову, что он также смотрит и прямо на Дарби. Только слой тряпья укрывал ее, оставляя снаружи один глаз. Всё это стало бы заметно, будь в машине чуть больше света.

«Он смотрит прямо на меня».

Усмешка Грызуна исчезла. Он вглядывался при-стальнее.

«О Боже, он видит меня, – думала Дарби, чувствуя, будто пауки ползают по ее коже на затекшей половине тела. – Его глаза привыкли к темноте, и теперь он знает, что я здесь, и, о Боже, он собирается убить меня…»

Он пукнул в третий раз.

«Или я ошиблась?»

Это был долгий, громкий, основательный пук. Могучий, как автомобильный гудок. А затем Грызун взорвался.

От заливистого смеха.

Он вы-кри-ки-вал свой хохот, колотя кулаком пассажирское сиденье. Он был чрезвычайно доволен сам собой, едва не задыхался, выталкивая наружу слова, обращенные к пленнице:

– Добро… а-а, добро пожаловать в Ущелье Громовая Ягодица! Приятно и тепло, а, Птичка Джей?

Дарби казалось, что она слышит, как сморщилась изолента на лице Джей. Она представила, как девочка закатила глаза: «Теперь видишь, с кем я имела дело?»

Теперь звонкий смех Ларса превратился в кашель. Он был мокрым, клокочущим, похожим на недолеченную инфекцию носовых пазух. Это объясняло дыхание ртом.

Ноги Дарби были прижаты к пятигаллоновой канистре с горючим, стоящей прямо перед ней. Рядом она заметила другую, белую емкость. «Хлорокс», надпись, едва видимая в слабом свете приборной доски. Отбеливатель, очевидно.

«Пять галлонов бензина.

И отбеливатель».

Средства для зачистки места преступления, может быть?

После того как радио выдало еще немножко праздничных песен («Бабушка ускачет на северном олене», которая была такой же длинной, и «Тихая ночь», которая оказалась чуть покороче) Ларс заглушил двигатель «Астро» и положил ключи в карман куртки.

Теперь вэн был тюрьмой восьмидесятого уровня; на окнах от тепла выступил конденсат.

Капли росы искрились на стеклах. Под удушливым одеялом кожа Дарби стала липкой от пота и влаги. Рукава куртки приклеились к запястьям, факультетская кофта под курткой промокла насквозь.

Ларс выскочил наружу, натянул свою шапочку обратно на череп и взглянул назад, на потолочный фонарь. Он был все еще слегка озадачен этой деталью.

Но потом он развернулся, пернул еще один раз напоследок, вызвав бурю эмоций в машине, размахал всё это дверью, запер Джей (и Дарби) внутри и ушел.

Дарби слушала, как его шаги удаляются. Потом, в отдалении, главная дверь гостевого центра распахнулась и закрылась снова с тихим хлопком.

Тишина.

Джей стянула изоленту со рта.

– Пердеж – его судьба.

– Я заметила.

– Я думаю, это бургеры.

Дарби сбросила щетинистое одеяло со своих плеч, вытерла влажным углом волосы и лицо, пинком открыла заднюю дверь «Астро» и выпрыгнула наружу. Это ощущалось как побег из сауны. Ее «Конверсы» промокли, носки внутри них чавкали, как в болоте, а на левом все еще не было шнурка.

– Он кладет деревенский соус во всё, – продолжала Джей. – Он просит в автозакусочных стаканчик соуса, чтобы макать туда картошку-фри, но это неправда. Он просто льет его на…

– Хорошо. – Дарби не слушала. Мороз придавал энергии, словно она избавилась от пятидесяти фунтов веса вместе с потом. Она чувствовала себя ловкой и быстрой, будто вновь ожила. Она знала, что будет делать – вот только не знала, как, черт побери, она собирается это делать.

Она отшагнула назад, вытащила айфон и сделала два быстрых фото.

Не моргнувшая Джей. Ее испачканные кровью пальцы на решетке клетки.

«Будь аккуратней».

«Я буду».

«Обещай, что ты будешь аккуратна».

«Я обещаю».

Девочка протянула свою здоровую руку к Дарби. Сперва Дарби подумала – для рукопожатия, или чтобы по-девичьи подержаться за мизинцы, в знак дружбы, или какой-то подобный полузабытый жест из ее собственного детства, но Джей положила что-то Дарби в ладонь. Что-то маленькое, металлическое и холодное, как кубик льда.

Это был патрон.

– Я нашла это на полу, – прошептала Джей.

Он был легче и меньше, чем Дарби могла себе представить, и похож на тупую маленькую торпеду. Дарби перекатила его слева направо на ладони. Руки тряслись, и она чуть не уронила его.

Это не сюрприз, естественно, а только подтверждение ее наихудшего сценария.

«Конечно же, у Ларса есть оружие.

Конечно же».

Она должна была предполагать такое. Это Америка, здесь вооружены и полицейские, и преступники. Здесь, как говорят в Национальной стрелковой ассоциации, только одна вещь остановит плохого парня с пушкой – хороший парень с пушкой. Звучит пафосно, но верно, черт побери. Дарби никогда раньше даже не держала в руках оружие, не говоря уж о том, чтобы стрелять. Но сейчас она была готова взять этот грех на душу.

Она понимала, что Джей все еще смотрит на нее.

Обычно она ненавидела разговаривать с детьми.

Всякий раз, когда ей приходилось общаться с племянницами или младшими братьями и сестрами друзей, она воспринимала их как маленьких тупых взрослых.

Но теперь всё пойдет проще.

Ей не нужно смягчать фразы и стесняться в выражениях. Она пропускает через сердце каждую частичку того, что хочет сказать, и глупое сюсюканье будет только лишней водой, размывающей смысл и простую силу слов.

– Джей, я обещаю, я вытащу тебя отсюда. Я спасу тебя.

22:41

Дарби не видела своего отца с одиннадцати лет, но на окончание школы два года назад он прислал ей в подарок мультитул. Где смеяться? К нему была приложена готовая открытка, которые обычно продаются в аптеке на кассе. «Поздравляю с окончанием колледжа!»

У-упс, ага, папа?

Но как подарок он был неплох. Это был один из тех красных швейцарских армейских ножей, разворачивающийся веером – штопор, кусачки, пилка для ногтей. И конечно же, двухдюймовое зазубренное лезвие. Дарби использовала его только однажды, когда помогла своей соседке по комнате открыть блистер с новыми наушниками, и потом забыла о нем до каникул. Она держала его в бардачке Синенькой.

Сейчас он скрытно лежал в ее заднем кармане.

Как заточка.

Дарби сидела на каменной кофейной стойке, спиной к защитной решетке, подтянув колени к груди. Отсюда она могла наблюдать за всей комнатой. Эд и Эшли закончили миллионную партию игры в «Рыбу», Сэнди читала книгу, а Ларс охранял дверь на своем обычном месте.

С заднего сиденья своей «Хонды», заваленного листами рисовой бумаги для отпечатков, Дарби также прихватила синюю ручку и один из разлинованных блокнотов. Он лежал у нее на коленях сейчас.

На первой странице были каракули. Абстрактные линии, крест-накрест заштрихованные тени.

На второй странице – больше каракулей.

На третьей странице? Осторожно прикрывая от взглядов, Дарби сделала, возможно, свой лучший в жизни набросок изображения человеческого лица. Он был близок к безупречному. Она изучила Ларса, каждый сутулый дюйм на нем. Его блеклые усики, его неправильный прикус, его вялый подбородок и косой лоб. Резкую V-образую линию волос. Она даже ухватила тусклый блеск глаз. Потом пригодится полиции для розыска; может быть, они даже разместят рисунок в средствах массовой информации, чтобы добровольные помощники начали охоту. У нее также имелась марка фургона, модель и регистрационный номер. И смазанное фото пропавшей в Сан-Диего девочки. Оно будет смотреться большим в новостях «Си-эн-эн», увеличенное на сорокадюймовых жидкокристаллических экранах по всей стране.

Но разве этого достаточно?

Вождение невозможно сейчас, но завтра утром, когда прибудут снегоочистители и откроют движение через Впалую Хребтину, Ларс возьмет Джей и уедет. Даже если Дарби сможет дозвониться по 9-1-1 сразу после этого, полиция все еще будет бездействовать, не имея точных сведений о местонахождении преступника. Может, он будет пойман, а может, и нет. У него окажется достаточно времени, чтобы проскользнуть через дырявую сеть, раствориться в мире, и это станет смертным приговором для маленькой девочки Джей Ниссен. Птички Джей Ниссен. Каким бы ни было ее имя.

В соответствии с местной картой на стене Седьмая государственная дорога пересекала две другие магистрали недалеко от перевала. Плюс главная федеральная дорога между штатами, бежавшая, будто вена, на север. Поедет ли Ларс хоть на запад, хоть на восток, у него имеется множество путей для побега. Изучив карту поближе, Дарби также узнала, что стоянка Ванапа (Малое Черт-побери) была двенадцатью милями ниже. А эта, на которой они застряли, на самом деле называется Ванапани. Дарби неправильно истолковала карту прошлый раз. Они сидели на двенадцать миль дальше от цивилизации.

По-паиутски Ванапани означает «Большое Черт-побери».

Ну что же, это так.

Патрон пока тоже лежал у нее в кармане. Дарби рассмотрела его под зеленоватым флюоресцентным светом в женском туалете. Тупой носик пули был расщеплен крестообразным разрезом, похоже, сделанным вручную намеренно, по каким-то неизвестным соображениям. Снизу, на латунном ободке, имелась штампованная надпись: 45 AUTO FEDERAL. Дарби ранее слышала, как стволы называют «сорок пятый» в полицейских фильмах. Но было страшно думать, что один такой реально находится здесь, в одной комнате с ней, спрятанный под курткой Ларса. Всего в нескольких футах рядом.

Дарби ощущала это нутром весь последний час, но мысли ее бесконечно крутились вокруг другого. Описания подозреваемого и размытого полутемного фото будет недостаточно. Это достаточно для того, чтобы пресса назвала ее героиней, если они пригодятся при розыске, но никак не гарантирует спасения Джей.

И впоследствии, если копы никогда не найдут Ларса, что она скажет бедным родителям девочки? «Сожалею, ваш ребенок мертв, но я звонила в полицию, записала номер машины и запустила это всё по всем каналам. И даже нарисовала картинку».

Нет, она должна действовать.

Здесь. Сейчас. Этой ночью. На этой заснеженной маленькой стоянке. До прибытия очистителей на рассвете ей необходимо остановить Ларса самой.

Хоть как.

Зайдя так далеко, насколько потребуется.

Дарби сделала глоток кофе. Это была ее третья чашка, черный и без сахара. Она всегда любила стимуляторы – порции эспрессо, «Ред Булл», «По Горлышко», «Рокстар». Таблетки «Не дремать!». «Аддералл» своей соседки. Что угодно, придающее немного бодрости, повышающее настроение. Ракетное топливо для ее занятий живописью. Депрессанты – алкоголь, марихуана – были ее врагами. Дарби предпочитала идти по жизни с широко открытыми незадурманенными глазами, мучаясь от вечной беготни, ведь ничто не может поймать вас, если вы никогда не останавливаетесь. И спасибо Господу за то, что от кофеина нет похмелья. Потому что сегодня всю ночь ей потребуется оставаться начеку.

Выше настенной карты Дарби заметила старые аналоговые часы, оформленные в стиле мультфильма про кота Гарфилда. В их центре Гарфилд привлекал внимание другого персонажа – розовой кошечки Эрлин, – держа в лапах букетик сорванных нераспустившихся цветов. Стрелки часов показывали почти полночь, но Дарби понимала, что они спешат на час. Кто-то решил немного продлить световой день зимой.

Еще даже нет одиннадцати.

Думая об этом, она не была уверена, что больше изматывает нервы – когда время пролетает быстро или, наоборот, когда его в запасе слишком много. Когда Дарби заканчивала свой набросок (затеняя бугристый склон лба, который напоминал ей человеческий зародыш), она заметила, что Ларс, наконец, созрел для общества. Как минимум, это немного оживило компанию. Эшли показывал Ларсу и Эду карточный фокус, который он называл «мексиканским переворотом». Из того, что Дарби расслышала – «вы переворачиваете карту, держа другую в той же руке – но на самом деле вы меняете их местами. Несложно, как видите». Ларс был зачарован этим маневром, и Эшли выглядел сияющим, имея успех у публики.

– Так вот почему ты всегда выигрываешь! – сказал Эд.

– Не волнуйтесь. – Эшли сверкнул улыбкой торговца, подняв руки вверх. – Я был с вами честным и порядочным. Но да, если я позволю себе немножко похвастаться, то однажды я взял серебряный приз на соревнованиях магов.

Эд фыркнул.

– Ну да?

– Ага.

– Это правда? Я про тот случай.

– Ну конечно, правда. Тот случай.

– Второе место?

– Третье, по сути. – Эшли перемешивал карты. – Большое вам спасибо.

– Ты был во фраке?

– Так уж положено.

– Ну и как сейчас ситуация на рынке труда с работой для серебряных медалистов-магов? Есть вакансии?

– Чрезвычайно мало. – Эшли затрещал колодой, как гремучая змея. – Но я прошел курс бухгалтерского дела. И позвольте мне заметить, вот уж где кроется настоящее волшебство, так это в нем.

Эд расхохотался.

Ларс прислушивался к их разговору, его обрамленные волосками губы морщились, и он воспользовался паузой, чтобы вставить свое:

– Так… это, а… фокусы были волшебные на самом деле?

Метель усиливалась снаружи. Окно поскрипывало под напором порывистого ветра. Эшли глянул на Эда, понял ли тот момент его торжества («Это правда волшебно? Реально?»), и Дарби, наблюдая за ним, видела, что он стоит перед выбором – ответить прямо или позволить себе немного сарказма по отношению к вооруженному похитителю детей.

«Не делай этого, Эшли».

Он повернулся у Ларсу.

– Ага.

– Правда?

Улыбка Эшли расширялась.

– Абсолютно.

Она почувствовала дрожащую лужицу страха, разливающуюся в ее желудке. Словно наблюдала последние секунды перед автокатастрофой. Визг зажатых тормозов, не могущих одолеть кинетическую энергию момента.

«Остановись, Эшли. Ты понятия не имеешь, с кем ты говоришь о…»

– Так это реально? – прошептал Ларс.

«Стоп-стоп-стоп».

– О, это всё реально, – сказал Эшли, выдаивая сейчас из момента всё до последней капли. – Я могу сворачивать время и изгибать пространство, вытянув их неожиданно из рукава, и заставить людей об этом забыть. Я могу обмануть смерть. Я могу уворачиваться от пуль. Я волшебник, Ларс, о мой брат, и я могу…

– Ты знаешь, как разрезать девушку пополам? – спросил Ларс внезапно.

В комнате повисла тишина. Окно поскрипывало под натиском воющего ветра.

Дарби опустила глаза и притворилась, что снова рисует каракули своей синей ручкой, но поняла с противной дрожью – он смотрит через комнату на нее. Ларс, безподбородый похититель ребенка, в шапочке «Дедпул» и по-детски очарованный волшебными фокусами, смотрел ПРЯМО НА НЕЕ.

Эшли заколебался. Его дерьмовая машина сбросила газ.

– Я… э-э, ну…

– Ты знаешь, как разрезать девушку пополам? – спросил Ларс снова, нетерпеливо. Тем же тоном, с тем же выражением. Его глаза по-прежнему сверлили Дарби, когда он говорил. – Ты знаешь. Ты кладешь ее в большой деревянный ящик, как в гроб, и потом ты… а, ты режешь ее пилой?

Эд уставился в пол. Сэнди опустила свою книгу.

И опять:

– Можешь ты разрезать девушку пополам?

Пальцы Дарби сжимались вокруг ее ручки. Ее колени подтянулись ближе к груди. Грызун стоял в десяти футах от нее. Дарби размышляла – если он полезет за «сорок пятым» под своей курткой, сможет ли она выхватить швейцарский армейский нож из кармана, открыть лезвие и пересечь комнату достаточно быстро, чтобы успеть воткнуть ему в горло?

Она расслабила правую руку на уголке стойки. Недалеко от бедра.

Ларс повторил еще раз, громко:

– Можешь ты разрезать девушку?..

– Я могу, – ответил Эшли. – Но только ты возьмешь золотой приз, если она вдруг после этого выживет.

Молчание.

Здесь не было ничего особенно смешного, но Эд неестественно гыгыкнул.

Сэнди засмеялась тоже. Как и Эшли. Ларс наклонил голову – будто проталкивал сжатую шутку через заводной механизм в своем мозгу – и наконец протолкнул и засмеялся вместе с ними, и комната загремела от всеобщего смеха, звенящего в душном воздухе закупоренного пространства. Смеха, от которого мигрень вернулась к Дарби, и ей захотелось крепко зажмурить глаза.

– Смотри, я взял серебро, – разъяснял Эшли. – Не золото…

Выдавая новое крещендо натянутого смеха и все еще широко скалясь, Ларс хлестал себя по куртке сбоку и тянулся к чему-то на бедре. Дарби сжала нож в своем кармане, но Ларс просто поправил ремень.

«О Боже. Это было близко».

Он умеет двигаться быстро, все-таки. Дарби понимала, что если он по-настоящему полезет за пушкой, то сможет убить каждого в комнате. Ларс только представляется нескладным и вялым – до тех пор, пока не удивит вас, нанеся удар.

– Золотая медаль… – Ларс хихикал, дергая свой ремень на тощем заду, и показывал пальцем на Эшли. – Я, ах-ха, люблю его шутки. Он смешной.

– О, дай мне время, – сказал Эшли. – И ты найдешь меня всецело раздражающим.

Когда фальшивый смех увял, Дарби отметила кое-что еще. Маленькая деталь, но нечто серьезно беспокоящее в поведении похитителя во время смеха. Он выглядел слишком настороженным. Нормальный человек моргает и ослабляет свою защиту. Но не Ларс. Его лицо смеется, но его глаза следят. Он сканирует каждого, зрачки изучают комнату, бесстрастно оценивая обстановку, в то время как он демонстрирует рот, полный острых зубов.

«Это оскаленное, тупое лицо зла», – осознала Дарби.

«Это лицо человека, который украл маленькую девочку из ее дома в Калифорнии».

Освещение заморгало. Приступ холодной темноты. Каждый посмотрел вверх на флюоресцентные лампы, но когда оно снова вернулось и комната опять наполнилась светом, Дарби все еще изучала Ларсово щетинистое лицо.

«Вот против чего я выступаю».

Есть время, глубоко в ночи, когда силы зла заявляют о своей власти. «Ведьмин час», называла его мама Дарби, с немножко глуповатыми колдунскими нотками в голосе.

Три часа ночи.

По общему мнению, это было дьявольским передразниванием Святой Троицы. Подрастая, Дарби уважала эти суеверия, но никогда по-настоящему не верила в них – как может одно время суток быть более злым, чем другое? Но тем не менее, на протяжении своего детства, когда бы она ни просыпалась от кошмаров, с прерывающимся дыханием и кожей, блестящей от пота, она сразу глядела на телефон. И звучит жутко, но времени всегда было около трех часов ночи. Во всех случаях, которые она могла вспомнить.

Время, когда ей приснилось, что ее горло чем-то забилось в кабинете общественных наук седьмого класса, и ее вырвало трехдюймовой личинкой, бледной и раздувшейся, извивающейся на столе?

3.21 ночи.

Время, когда человек преследовал ее по дороге в школу, свистя вслед, и загнал в угол в туалете, создал из руки маленький пистолет и выстрелил ей в затылок?

3.33 ночи.

Время, когда высокий призрак – седоволосая женщина в цветастой юбке и с двухсуставчатыми коленями, сгибающимися в обратную сторону, будто собачьи задние лапы, прошла шатающейся походкой через окно в спальне Дарби, полуплывущая, полуидущая, невесомая и бесплотная, словно подводное создание?

3.00 ночи ровно.

Совпадение, не так ли?

«Ведьмины часы, – говорила ее мать, зажигая одну из своих жасминовых свечей. – Когда демоны наиболее могущественны».

И щелкала крышкой зажигалки «Зиппо» для выразительности – клик!

Здесь и сейчас в зоне отдыха Ванапани было только одиннадцать часов вечера, но Дарби все равно представляла темное сборище в одной комнате с собой, всех их вместе. Нечто ощутимо растекалось в тенях, радостно предвкушая насилие.

Она пока не знала точно, как будет атаковать Ларса.

Она уже запомнила план гостевого центра.

Он был прост, но все необходимое в нем имелось, как в улье для пчел.

Прямоугольный главный холл с двумя туалетами, женским и мужским; покрытые налетом фонтанчики для питья и запертый чулан с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Каменный прилавок, окружающий закрытую кофейню.

Одна хорошо видимая входная дверь со скрипучими петлями. Одно большое окно, выходящее на парковку, наполовину занесенное снегом, надутым ветром. И по маленькому треугольному окну в каждом туалете под потолком, в десяти футах от кафельного пола. Будто тюремные окошки без решеток. Дарби запомнила эти подробности именно потому, что они выглядели маленькими деталями, на которые другие люди не обращают внимания.

А снаружи словно была совершенно иная планета. Лунный свет гладил облака. Температура упала до минус двух, соответственно показаниям ртутного термометра, висящего за окном. Масса снега, притиснутая к окну, продолжала накапливаться. Ветер дул резкими порывами, взметая сухие снежинки, стучавшие по стеклу, как камушки.

– Я уверен, что происходит некое глобальное потепление прямо сейчас, – сказал Эд. – Вот на наших глазах.

Сэнди перевернула страницу.

– Глобальное потепление – это выдумка.

– Я просто говорю – спасибо Господу, что мы внутри.

– Это правда! – зловеще шептал Эшли, наклонив голову в направлении Ларса. – Я засовывал кого ни попадя в деревянный ящик и пилил напополам.

Грызун вернулся к топтанию возле двери, перебирая брошюры на полке. Дарби не могла сказать, слышал ли он шутку Эшли. Она желала, чтобы Эшли прекратил испытывать судьбу. Такая ситуация не сможет продолжаться все восемь или больше часов. Рано или поздно Эшли набредет на словесную мину.

«Тогда – к оружию».

Это то, что должно произойти сегодня ночью. И насколько Дарби могла сказать, эта общественная зона отдыха была безопасной, как детский сад. За защитными жалюзи в кофейне лежали только пластиковые вилки и ложки. Бумажные тарелки и коричневые салфетки. Имелся шкаф для уборки, но запертый. Никаких монтировок, сигнальных пистолетов или кухонных ножей. Лучшим наступательным оружием, к сожалению, оставался двухдюймовый зубчатый клинок ее швейцарского армейского мультитула. Дарби погладила карман джинсов, удостоверившись, что он все еще там.

Сможет ли она ударить им Ларса? И более важный вопрос – остановит ли его это? Она не знала. Это было слабое оружие, вряд ли способное пронзить грудную клетку. Ей нужно подловить Грызуна беззащитным и воткнуть лезвие прямо в мягкую плоть его глотки или в глаза. Не время для колебаний. Это было возможно, она знала, но не вполне годилось как основной план.

«Треснувший цемент под стойкой, – вспомнила она. – Шатающийся камень».

Это может быть полезно.

Дарби встала и подошла к кофейной стойке, делая вид, что наполняет очередную чашку.

Когда никто не смотрел, она подняла правую ногу, упираясь ею в шаткий камень, и наклонилась вперед. Надавила сначала немного, а потом сильнее, еще сильнее, нажимая рычаг кофейника, чтобы скрыть шум, до тех пор, пока камень не выпал, клацнув по плитке пола. Ларс, Эд и Эшли ничего не заметили. Сэнди взглянула мельком и снова продолжила чтение.

Когда глаза женщины вернулись к книге, Дарби подняла его. Он был немного меньше хоккейной шайбы, гладкий и похожий на яйцо. Но достаточно большой, чтобы выбить с кровью несколько зубов или сильно метнуть. Она спрятала прохладный камень в карман и вернулась на свое место на скамейке, производя мысленную инвентаризацию.

Двухдюймовый нож.

Средних размеров камень.

И один патрон сорок пятого калибра.

«Мне потребуется помощь», – поняла Дарби.

Она могла попытаться сама завалить Ларса, конечно. Застать его врасплох, ранить, выдернуть пистолет из-под куртки и задержать с его помощью до прибытия снегоуборочных машин. До рассвета. Связать его собственной же клейкой лентой, может быть. И если всё полетит к чертям, она полагала, что внутренне готова убить его.

Но пытаться сделать это сейчас, в одиночку, будет безответственно.

Ей нужно поделиться своим открытием с кем-то еще здесь. На случай, если Ларсу удастся ее одолеть и тихо спрятать тело, не привлекая внимания остальных.

Она не сможет спасти Джей, если сперва убьет себя.

В чем разница между героем и жертвой?

В расчете.

За столом Эшли разложил карты ровной радугой, все лицом вниз, кроме одной – перевернутого туза червей.

– Итак, вот ваша карта.

Ларс разинул рот, будто троглодит, впервые увидевший огонь.

Эд пожал плечами:

– Неплохо.

Со скамьи Дарби оценивала своих потенциальных союзников.

Эд разменял шестой десяток и носил живот. Его кузина Сэнди могла бы с тем же успехом быть сделанной из древесины бальзового дерева и лака для волос.

Эшли, несмотря на его раздражающую болтливость, был также крупным, мускулистым и быстроногим.

Его манера двигаться, собирая сброшенные карты, его способ уверенно перемещаться вокруг стульев, будто танцуя, – обладали стремительной пикирующей грацией баскетболиста. Или эстрадного фокусника.

Фокусника с серебряной медалью.

– Покажи еще один, – попросил Ларс.

– Это единственный настоящий фокус, который я помню, – признался Эшли. – Всё остальное было детской чепухой. Фальшивые рукава, люки в чашках и всё в этом роде.

– Ты потерял свое призвание, – сказал Эд.

– Да? – Он улыбнулся, и на долю секунды Дарби увидела мелькнувшую боль в его глазах. – Ну, бухгалтерия тоже довольно крутая штука.

Ларс пригорюнился у двери, разочарованный, что шоу закончилось.

Дарби определилась, что обратится за помощью к Эшли. Он был достаточно сильным для драки, по крайней мере. Она поймает его одного, в туалете, может, и расскажет о девочке. Она убедится, что Эшли понимает серьезность ситуации. Что прямо сейчас жизнь ребенка снаружи поставлена на карту.

Тогда у нее будет резерв, когда она выберет момент для атаки и задержания Ларса.

– О! – Эшли хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание. – Я знаю, чем мы можем себя занять. Мы будем играть в «Круг времени».

Эд моргнул.

– Что?

– «Круг времени».

– Круг времени?

– Да.

– Что, черт возьми, такое – круг времени?

– Моя тетя – воспитатель в детском саду. Она использует это, чтобы сломать лед в маленькой группе. Основное – вы сидите по кругу, вроде как мы сейчас, и вы все согласны на тему, ну, там, «мой любимый питомец», или любую другую. И затем вы поворачиваетесь по часовой стрелке и делитесь своим ответом. – Эшли замялся, переводя взгляд с одного лица на другое. – И это… вот почему это называется – «Круг времени».

Молчание.

Наконец Эд сказал:

– Пристрелите меня, пожалуйста.

Все отвлеклись снова, так что Дарби шагнула назад к «Эспрессо-Пик» и схватила со стойки коричневую салфетку. Она вложила ее в свой блокнот, щелкнула ручкой и торопливо нацарапала записку.

– Ребята, мы занесены здесь все вместе, и у нас еще впереди целых семь часов. – Эшли доблестно пытался. – Давайте. Мы заполучим клаустрофобию, если не откроемся и не поговорим немного больше.

Эд хрюкнул.

– Мы и сейчас разговариваем.

– Итак, «Круг времени» – это когда…

– Я не играю в «Круг времени».

– Я начну первым.

– Эшли, если ты заставишь меня играть в «Круг времени», снегоуборочные машины прибудут завтра утром и найдут полную стоянку окровавленных трупов, и спаси меня Господь.

Дарби щелкнула ручкой. «Надеюсь, что нет».

– Мне нравится «Круг времени», – встрял Ларс.

Эд вздохнул:

– Ну конечно же, ему нравится…

– Хорошо. Прекрасный вопрос, ломающий лед, – «Ваши фобии или самые большие страхи», – сказал Эшли. – Я начинаю этот раунд, и я расскажу вам обо всех своих самых больших страхах. Звучит здорово?

– Не-а, – ответил Эд.

Ларс опустил свою брошюру. Он слушал.

– Вы подумаете, что моя фобия странная, – сказал Эшли. – Это не обычный страх, я знаю, вроде боязни иголок или пауков…

Дарби сложила салфетку вдвое, своей запиской внутрь. Она знала, что делает то, чего нельзя будет отменить. Это сегодняшняя точка невозврата. Один неправильный взгляд или неуместное слово сейчас – и зона отдыха Ванапани взорвется насилием.

– Итак, я рос в Синих Горах, – рассказывал Эшли. – Когда я был малышом, я часто гулял вдоль железной дороги и исследовал старые огороженные угольные штольни. Холмы были просто как швейцарский сыр от них. И той обособленной штольни не было ни на одной карте, но у нас она называлась «Провал Китаезы».

Сэнди сдвинула брови.

– Вот как.

– Я знаю, – сказал Эшли. – В этом выражении есть принижение достоинства китайского народа…

– Да, я представляю.

– Я предполагаю, шахтер, должно быть, провалился там и умер, и…

– Я поняла это.

– И он, наверно, был китайцем.

– Я по-ня-ла это, Эшли.

– Простите. – Он замялся. – Ну и вот, мне семь, и я чертовски глуп. Я прополз под ограждением и полез туда в одиночку, никому ничего не сказав, и взял с собой только фонарик и немного веревки. Словно мелкий Индиана Джонс ростом с собаку. И вроде бы поначалу это было не страшно. Я следовал по узкому тоннелю все глубже и глубже, мимо всяких древних вагонеток на изувеченных рельсах восемнадцатого века, сквозь одну заваленную дверь за другой. Звук там распространялся забавно, повторяясь и звеня. И я пролез вокруг той старой деревянной двери, и оперся рукой на проржавевшую петлю, может быть, на секунду. И… произошло нечто ужасное.

Дарби заметила, что внимание Ларса вновь сосредоточилось на брошюре «Воздух Колорадо», и воспользовалась моментом. Она соскользнула со скамейки, и ее мокрые «Конверсы» шлепнули по полу с чвокающим звуком.

Эшли сделал внезапное рубящее движение.

– Дверь захлопнулась. Петля щелкнула, будто ржавая металлическая челюсть, зажав мне большой палец и сломав запястье в трех местах. Бум! Сперва было совсем не больно. Просто шок. И эта дверь из трехсот фунтов крепкого дуба оказалась полностью недвижима. И я там был один в кромешной тьме, в полумиле от поверхности.

Дарби подошла к нему.

– Два дня без пищи и воды. Я спал немного. Страшные сны. Усталость, обезвоживание. У меня не было ножа, но я всерьез обдумывал, как оторвать палец. Я помню, как смотрел на него в свете угасающего фонарика, размышляя, как мне сместить вес тела относительно петли для… Ну вы поняли.

Эд подался вперед.

– Однако оба твоих больших пальца на месте.

Дарби обошла вокруг стула Эшли и незаметно уронила сложенную салфетку ему на колени.

Как дети, передающие записки в старших классах. Он заметил, но плавно закончил свою историю, иронично показав Эду большой палец, поднятый вверх.

– Верно, амундо[9]. Оказалось, всё, что мне нужно было делать, – это ждать. Какие-то подростки из другого города случайно вломились в «Провал Китаезы» и набрели прямо на меня. Спасен, вытянув в чистой тупой лотерее счастливый билет.

– И… – Сэнди посмотрела на него. – Ваша фобия – это… что, попасть в ловушку?

– Нет. Дверные петли.

– Дверные петли?

– Я не-на-ви-жу дверные петли, – сказал Эшли, нарочито поежившись. – Они меня изводят, понимаете?

– Ох.

Дарби остановилась у окна, глядя, как снежинки бьются в стекло, и ожидая, когда Эшли прочитает ее записку. Боковым зрением она смотрела, как он поднимает салфетку и разворачивает под краем стола, чтобы читать украдкой, подальше от глаз Эда и Сэнди. Синими каракулями Дарби написала там: «Встретимся в туалете, мне нужно сказать тебе кое-что, что ты должен знать».

Эшли колебался.

Потом он извлек черную ручку из своего кармана, задумался на секунду и быстро написал ответ. Затем встал и расслабленно подошел к окну тоже, неуловимым движением сунув салфетку обратно Дарби в руку, проходя мимо. Сделав это так естественно, как карманный вор.

Она развернула ее и прочитала его письмена.

«У меня есть девушка».

Она вздохнула. «О Господи».

Эшли смотрел на нее.

Дарби беззвучно проартикулировала губами: «Я не об этом».

Он проартикулировал: «Что?»

«Я. Не. Об. Этом».

Сейчас они оба стояли, выделяясь на фоне окна, с одной стороны комнаты. Ларс, вероятно, смотрел на них и думал, что же они шепчут друг другу. Эд и Сэнди тоже.

Эшли коснулся ее плеча, шевеля губами снова: «Что?»

Дарби почувствовала, как знакомый паралич сковывает ее по рукам и ногам. Словно поднялась на сцену и забыла свою роль. Если она заговорит – все услышат. Если нет – она рискует еще больше привлечь внимание. Весь мир балансировал на острие ножа. Дарби как бы случайно глянула через правое плечо в сторону Грызуна, и ее опасения подтвердились – он наблюдал за ними. Она заметила кое-что еще, и ее кровь застыла в жилах. Ларс положил что-то белое на полку с брошюрами. Пластиковый стакан.

Ее стакан.

Восемь унций косноязыкой «какавы», которые она глупо наполнила и вынесла наружу час назад. Дарби поставила его в снег возле задней двери «Астро», прямо перед тем, как вскрыла машину и поговорила с Джей. Тогда она забыла о стакане, оставив его в темноте, будто нарочно для того, чтобы Ларс нашел. Рядом с кучей своих следов.

«Он знает», – поняла она. И произошло даже нечто худшее для нее – теперь имелось сразу два опасных исхода.

«Он собирается напасть на меня.

Так же, как и я собираюсь напасть на него».

– Запертый в угольной шахте, – повторяла Сэнди Эду. – Страшная штука.

– А. – Эд пожал плечами. – Я бы просто отрезал себе большой палец.

– Я не думаю, что это так легко.

– Просто рассуждаю. Когда вы встречаетесь за обедом лицом к лицу с Костлявой, что такое несколько маленьких костей и сухожилий?

Ларс продолжал невозмутимо наблюдать за ними, и больше всего Дарби пугало глубокое, тупое спокойствие в его глазах. Преступник хоть с каким-либо чувством самосохранения уже выхватил бы пистолет. Но Ларс был хладнокровен, равнодушен, безмятежен, его пустые глазки рассматривали ее как нечто не более срочное и опасное, чем лужица на полу, которую можно вытереть и через час или около того. И это всё.

Другая черная мысль скользнула в ее разум, и каким-то образом Дарби поняла, что это было предсказание, шелестнувшее в голове, точно одна из потрепанных карт Таро ее матери:

«Этот человек убьет меня сегодня ночью.

Вот как я умру».

Она оглянулась на Эшли и прошептала:

– Следуй за мной. Прямо сейчас.

23:09

В мужском туалете она рассказала Эшли всё.

Про вэн. Про собачью клетку. Про маленькую девочку по имени Джей из Сан-Диего. Про изоленту, окровавленную руку, про неизвестную угрозу от «желтой карточки». Даже про пердеж. И не имело значения, насколько тихо она шептала, слова казались ей эхом внутри уборной, звенящим, отражающимся от кафеля и фаянса. Она была уверена, что остальные всё слышат.

Эшли выдохнул, явно потрясенный. Его глазные впадины резко оттенялись под флюоресцентными лампами, будто темные синяки, и впервые за вечер он выглядел так же устало, как Дарби себя чувствовала. И, снова впервые – он был молчалив.

Дарби наблюдала за ним, пытаясь прочитать его реакцию.

– Итак?

– Итак? – переспросил он.

– Итак. Мы должны что-то делать.

– Очевидно, но что?

– Остановить его.

– Остановить его? Это звучит туманно. – Эшли взглянул назад, наблюдая за туалетной дверью, закрытой Дарби. – Ты имеешь в виду убить его?

Она не была уверена.

– Господи, ты говоришь об убийстве…

– Если дойдет до этого.

– О Боже мой. – Он растер глаза. – Прямо сейчас? Чем?

Дарби раскрыла свое двухдюймовое швейцарское лезвие.

Эшли подавился смехом:

– Он может иметь оружие, знаешь ли.

– Я знаю.

– Ты же не думаешь, что это…

– Я сказала, я знаю. – Дарби показала 45-калиберный патрон в дрожащей ладони. – Как видишь, я точно знаю, что он вооружен.

Эшли изучил боеприпас.

– Так каков наш план тогда?

– Мы остановим его.

– Это не план.

– Вот почему я рассказала тебе. И знаешь что, Эшли? Ты втянут сейчас в это. В двадцать три часа десять минут, в ночь на четверг, и там похититель ребенка в соседней комнате, и маленькая девочка заперта в его дерьмовом фургоне снаружи, и со всем этим мы имеем дело. И я спрашиваю тебя сейчас – ты поможешь мне?

Казалось, он проникся.

– Ты… ты уверена?

– Несомненно.

– Это Ларс похитил ее?

– Да. – Она задумалась. – Если это, конечно, его настоящее имя.

Эшли запустил руку в волосы и сделал шаг назад, прислонившись к двери кабинки. «Пэйтон Мэннинг дает в задницу» – было нацарапано на ней. Эшли тяжело дышал, хватая воздух, уставившись вниз на свои ботинки, – казалось, что он пытается не упасть в обморок.

Дарби тронула его за руку.

– Ты в порядке?

– Просто астма.

– У тебя нет ингалятора?

– Нет. – Он смущенно улыбнулся. – Я, э-э, не взял аптечку.

Дарби поняла, что переоценила мощь этого высокого Одинокого Странника. Может, Эшли – отставной фокусник, болтун, студент Технического института Солт-Лейк-Сити – не был настолько подходящим, как она думала. Но она также помнила впечатляющую ловкость его рук, когда он вернул ей записку. Дарби даже не почувствовала этого. Салфетка просто материализовалась между ее пальцами, словно… ладно, волшебная.

Это было нечто, правда?

Эшли наконец восстановил дыхание и взглянул на нее яснее.

– Мне нужны доказательства.

– Что?

– Доказательства. Можешь ты подтвердить всё это?

Дарби открыла фотогалерею на своем айфоне. А позади нее со стуком открылась туалетная дверь.

Это был Ларс.

Грызун с топотом вошел внутрь, и его ботинки взвизгнули на кафеле. Было похоже, как будто киднеппер находился вместе с ними всё это время, дыша одним воздухом и слушая разговор. Разум Дарби кричал – мы загнаны в угол здесь, мы оба беззащитны, и нет времени спрятаться в кабинке, – и сутулая фигура Ларса неслась прямо на них, это щетинистое, безподбородое нечто, с присвистом дышащее через рот, полный мелких зубов…

И тут Эшли схватил Дарби за лицо. Ладонями за щеки.

– Подожди…

…И зажал ей рот.

Своим.

«Что?»

И тогда Дарби поняла. И после нескольких секунд сердечного трепетания она подыграла, прижавшись телом к нему, обняв пальцами его шею сзади. Руки Эшли гладили ее по спине, ощупывали бедра. Его горячее дыхание перемешалось с ее.

Несколько долгих секунд Ларс наблюдал это. Потом она снова услышала его скрипучие шаги, приближающиеся к раковине. Поворот крана. Шум воды. Нажатие крышки жидкого мыла один раз, другой. Ларс мыл руки.

Дарби и Эшли продолжали целоваться, с закрытыми глазами. Дарби не испытывала такой мучительной неловкости с тех пор, как целовалась в девятом классе с Толо; те же хватающие движения, неуместное тисканье и полузадержанное дыхание. Или он отвратительно умел целоваться, или просто не старался. Его язык был словно мертвый слизень у нее во рту. После тягостной вечности – «не останавливаться, не останавливаться, он все еще смотрит на нас!» – Дарби услышала, как умывальник закручивается, бумажное полотенце отрывается и мнется. Потом долгая тишина, и наконец Ларс покинул уборную.

Дверь щелкнула, закрывшись.

Дарби и Эшли разъединились.

– Твое дыхание отдает кислятиной, – сказал он.

– Извини, я выпила шесть «Ред Буллов» сегодня.

– Ни хрена…

– Вот. – Она выставила телефон перед ним – темное фото Джей, запертой за теми черными прутьями клетки. Только окровавленные ногти девочки были в фокусе. – Ты хотел доказательств? Вот что поставлено на карту. Она там, в его фургоне, в пятидесяти футах от этого здания, прямо здесь, прямо сейчас.

Эшли едва глянул на фото. Он уже получил свои доказательства. Он нервно кивнул, снова глотая воздух.

– Он… он не заходил сюда помыть руки. Он проверял нас.

– И ты теперь в деле.

– Ясно.

– Ясно?

– Ясно. – Он вздохнул. – Давай… сделаем это, наверное.

Дарби согласно кивнула. Но ее мысли опять вернулись к маме и раку поджелудочной железы.

Все те тоскливые двадцать четыре часа до этого ощущались словно другая жизнь; она с облегчением отключилась от них. Воспоминание ударило ее, как выстрел в живот. Она все еще не поймала сотовый сигнал. Она все еще не разобрала смысл нелепо составленного сообщения Дэвон, полученного несколькими часами ранее: «Она норм в данный момент».

– Дарби?..

Эшли смотрел на нее.

– Я в порядке, да. – Дарби овладела собой, вытирая его слюни со своих губ, блестящие в резком свете. – Нам нужно застать врасплох этого ублюдка. И с тех пор как он подозревает, что мы всё знаем, – он не повернется к нам спиной.

– Даже если повернется, этого твоего бутербродного ножичка будет недостаточно.

– Поэтому мы будем бить его по голове.

– Но чем?

– Что у тебя есть?

Эшли задумался.

– У меня… У меня есть домкрат в машине! Я думаю, что…

Слишком явно, она понимала. Не скрываемо. Но у нее была идея получше. Она полезла в карман джинсов и извлекла декоративный камень, вырванный из кофейной стойки Ванапани.

– Это лучше сработает.

– Камень?

– Снимай ботинок.

Эшли замешкался, потом прислонился к двери кабинки и стянул свой левый башмак.

– Теперь носок, – сказала она. – Будь любезен.

– Почему мой?

– Девичьи носки слишком короткие.

Он протянул ей длинный белый носок, теплый, как рукопожатие, и слегка пожелтевший.

Эшли поморщился:

– Моя стиральная машина сломалась.

Дарби вытянула носок потуже, засунула камень внутрь него и завязала поверх плотным четверным узлом. Она взмахнула им разок, пробуя, как всё это лежит в ладони. Дуга придавала маленькому камню свирепую силу пращи. Даже легкое движение кисти могло сломать глазницу.

Эшли смотрел на носок, потом на нее.

– Что это?

– Это называется камень-в-носке.

– Э-э… и я, кажется, понимаю, почему.

Дарби видела это в телевизионном шоу по выживанию.

– Камень-в-носке, – повторила она.

– Оружие Кота В Шляпе? Отличный выбор.

Она улыбнулась, позволив шраму над бровью стать ненадолго видимым.

– Ну ладно. – Дарби подняла оружие. – Вот моя идея. Ларс любит встать у двери и следить за выходом, верно?

– Верно.

– Один из нас – назовем его человек Б – пройдет мимо него. Через входную дверь. Наружу, к его фургону. Ларс теперь зациклен на нас, так что он проследует за человеком Б наружу. Должен проследовать. И для этого он пройдет через дверь, повернувшись спиной к человеку А.

Она шмякнула камнем в носке по своей ладони. Больно.

– Человек А – который сильнее человека Б – подскочит сзади к Ларсу и врежет ему по затылку. Одного хорошего взмаха хватит, чтобы вырубить его полностью. Но если вдруг нет, человек Б, вооруженный ножом, разворачивается и мы оба бьемся с ним.

– Ты имеешь в виду – бьем его?

– Ага. Бьемся с ним.

– Это не одно и то же, вообще-то.

– Ну ты понимаешь, что я хочу сказать. – Дарби была намеренно расплывчатой в этой части. В теории, один взмах камня в носке сделал бы всю работу. Если дело дойдет до драки, их все равно будет двое против одного, и оба они теперь вооружены. Ларс, вероятно, является жестоким психопатом, но как он может подготовиться к внезапной атаке с двух направлений?

Более важный вопрос: насколько быстро он умеет выхватывать свой «сорок пятый» и стрелять?

Эшли начинал понимать.

– Значит, человек А – это я, да?

– Нас будет двое против одного, мы используем дверной проем как бутылочное горло…

– И я – человек А?

Дарби вложила камень в носке в руку Эшли и сомкнула его пальцы вокруг, один за другим.

– Ты же сильней меня, не так ли?

– Я… я надеялся, что ты будешь Рондой Раузи или кем-то вроде того[10].

– Я не такая.

– Тогда предполагаю, что я сильнее.

– Двое против одного, – повторила она, как мантру.

– Что, если мы убьем его?

– Мы собьем его на пол и вытрясем карманы. Захватим его пистолет и ключи от машины. Если он продолжит драться, то и мы тоже. Я была внутри фургона с ним вместе. Я знаю, с чем мы столкнулись, и я перережу ему горло сама, если придется…

Дарби остановилась, удивившись тому, что сказала. Удивившись, что она так и думала.

– Ты не ответила на мой вопрос, – сказал Эшли, подходя ближе. – И просто чтобы ты поняла, Дарбс, это – обвинение в нападении, если ты ошибаешься.

Дарби понимала – и она знала, что это не так. Она провела тридцать минут, лежа скорчившись в душном фургоне Ларса под индейским одеялом, слушая, как это плоскоглазое существо ест, пердит и хихикает над семилетней девочкой, удерживаемой в плену внутри собачьей клетки.

Дарби знала, что после всего случившегося она будет видеть эту злобную ухмылку в своих кошмарах: «Я согрел это для тебя, Птичка Джей». Но вот что касается Эшли – да, она понимала, почему он колеблется. Это всё обрушилось на него, словно камнепад. И всё за десять минут.

В ее другом кармане все еще был патрон. Плотно прижатый к бедру. Это был ее настоящий страх – пистолет Ларса. Он, безусловно, использует его, если они не собьют его с ног быстро. Даже если ему удастся сделать только неприцельный выстрел или два, здесь были непричастные свидетели – Эд и Сэнди, – надо учитывать это. Дарби никогда раньше не приходилось драться, поэтому она не была точно уверена, чего ожидать. Но она знала, что фильмы – врут.

– Если сможешь, – добавила она, – старайся держать один глаз закрытым.

– Зачем?

– Мы будем сражаться с ним снаружи, возможно, в темноте. И если ты закроешь один глаз сейчас, пока мы находимся в помещении на свету, у тебя будет глаз с небольшим ночным зрением. Имеет смысл?

Эшли кивнул нерешительно.

– И… ты говорил, у тебя астма?

– Легкая одышка. Она у меня с самого детства.

– Ну когда я была маленькой, – сказала Дарби, – у меня были панические атаки. По-настоящему плохо то, что они приводили к гипервентиляции легких и обмороку. Я лежала на полу в позе эмбриона, задыхаясь от своих собственных легких, а моя мама всегда держала меня и говорила: «Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть». И это всегда срабатывало.

– Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть?

– Ага.

– То есть, другими словами, дышать? Это очень остроумно.

– Эшли, я пытаюсь помочь.

– Извини. – Он глянул на дверь. – Я просто… у меня просто имеются с этим проблемы.

– Ты тоже его видел.

– Я видел заурядного чудака. – Эшли вздохнул. – А теперь мы говорим о том, чтобы выбить из него всё дерьмо.

– Прости, – сказала Дарби, касаясь его запястья. – Мне так жаль втягивать тебя во всё это. Но я втянута тоже. И я не смогу спасти ее одна.

– Я знаю. Я помогу.

– Если мы не сделаем что-то прямо сейчас, Ларс может сорваться и напасть на нас первым. Каждую секунду, которую мы медлим и ждем здесь, мы дарим ему для принятия решения, что делать с нами дальше. Если тебе так легче – перестань думать о жизни гипотетической маленькой девочки, которую ты никогда не видел. Думай о своей…

– Я сказал, что сделаю это, – ответил он, и лампы моргнули позади него.

– Спасибо.

– Не благодари меня пока.

– Я серьезно, Эшли. Спасибо тебе.

– Я помогу, – сказал он с нервной усмешкой, – если ты дашь мне свой номер телефона.

Дарби тоже улыбнулась. Во весь рот.

– Если ты поможешь оглушить нахрен камнем совершенно незнакомого человека чисто ради меня, то я могу даже выйти за тебя замуж.

Ларс видел, как они выходили из уборной.

Он вернулся на свой центральный пост, в нескольких шагах справа от передней двери, на маленьком непросматриваемом от входа пятачке. Он тщетно пытался сложить развернутую карту Горы Худ, найденную на полке, но повернул голову вслед Дарби и Эшли, когда они пересекали комнату. Дарби смотрела вниз, под ноги, ее серые «Конверсы» скрипели, а носки все еще хлюпали от талого снега. Никакого зрительного контакта!

Выходить из туалета одновременно было огромной ошибкой, поняла Дарби. Эд и Сэнди, вероятно, заметили и сделали свои выводы. Позади нее Эшли шумно стукнулся о стул.

Спокойней.

Ее сердце грохотало так громко, что она удивлялась, как остальные этого не слышат. Ее щеки горели красным, будто спелые томаты. Дарби знала, что выглядит взволнованной, но это как раз удобно объяснялось эксцентричной сценой. Если она только что встретилась с незнакомцем для секса-по-быстрому в самом грязном туалете во всем Колорадо, конечно же, она будет чертовски обеспокоена этой «дорогой стыда» из десяти шагов.

Дарби несла свой швейцарский нож скрытно, за запястьем. Металл холодил ей кожу. Она должна быть готова – если Эшли с первого взмаха не положит Грызуна, она воткнет нож тому в глотку. В лицо. В тусклые глазки.

«Я перережу ему горло, если придется».

Она думала о Джей в «Шевроле-Астро» снаружи, запертой внутри собачьей конуры в сырости собственной мочи, с окровавленной перевязанной рукой, с пятью галлонами бензина и бутылью «Хлорокса» под боком. Дарби размышляла, что случится с этой бедной малышкой, если они с Эшли потерпят крах.

Она все еще злилась на себя за то, что вышла из туалета вместе с Эшли. Это было глупо с ее стороны.

Эд определенно заметил. Он взглянул на них, отхлебнул кофе и кивнул на радио.

– Вы пропустили это.

Эшли встрепенулся:

– Пропустили что?

– Экстренное сообщение обновилось опять. Всё плохо. Восточное направление блокировано из-за перевернувшейся фуры вниз по склону. Многочисленные жертвы.

– Как далеко от нас?

– Дорожная отметка девяносто девять. Семь, может, восемь миль.

«Слишком далеко, чтобы идти».

Дарби вздохнула, оглядываясь на большую карту Колорадо на стене. Место крушения находилось где-то у Угольного Ручья, на полпути между синими точками, обозначающими зоны отдыха Ванапа и Ванапани. В этом было немного сюрреализма, настолько надежным оказался их капкан – пурга, несущаяся с запада, и разбившийся восемнадцатиколесный грузовик восемью милями ниже к востоку, отрезавший за ними выход. Словно засада, каждый кирпичик которой предназначен для одного – чтобы они даже не пытались вырваться.

Она размышляла – был ли по-прежнему рассвет расчетным временем прибытия для дорожных бригад, или их график сдвинулся к завтрашнему полудню. Если так, то это будет настоящим адом – долгое время удерживать преступника под дулом пистолета.

Эшли потянулся через защитную решетку и поправил антенну «Сони». Он покосился на кофейную стойку, на темное пространство под прилавком.

– А… как вы думаете, у них есть настоящее радио здесь, для обратной связи?

– Что?

– Ну, двустороннее радио? Передатчик? Или проводной телефон? Они должны бы иметь.

«Полегче, Эшли».

– А. – Эд хмыкнул. – Если есть, то это государственная собственность, запертая за…

Эшли показал пальцем:

– Закрыто на замок из магазина «Всё за один доллар». Один хороший удар чем-нибудь тяжелым, и эти шторки поднимаются.

– Я пока не в настроении для преступления.

– Может быть, вы передумаете, – сказал Эшли. – Через несколько минут.

Дарби знала, что он передумает. Она стояла у окна, пытаясь выглядеть спокойной, и смотрела наружу на темные деревья. Снег продолжал идти, некоторые снежинки поднимались, некоторые падали, кружась в свете натриевого фонаря, словно зола от костра. Несколькими шагами позади себя она услышала, как Эшли выдыхает через стучащие зубы. Носок с камнем был спрятан у него в правом рукаве, готовый выпасть в ладонь и взметнуться.

Они условились о тайном сигнале. Когда Эшли будет готов, он кашлянет один раз. Это станет знаком для Дарби – идти к входной двери, минуя Ларса на пути наружу, приводя этим план в действие. Словно взвести пружину медвежьего капкана.

Одна проблема – Эшли был не готов.

Он завис там, стиснув зубы, всасывая воздух мелкими порциями. Дарби надеялась, что его одышка не будет помехой. Типичный случай, с ее-то счастьем – привлечь на помощь самого молодого, высокого, сильного с виду парня в непосредственной близости – а у него, оказывается, астма. Просто прекрасно. И она даже не могла представить, что происходит в бедной голове Эшли. Час назад он демонстрировал «Мексиканский переворот» этому парню, а теперь его попросили подкрасться с тыла и ударить того камнем в череп.

«Это должна была делать я», – поняла она.

«Я струсила, и поэтому я человек Б».

Возможно. Но Эшли, без сомнения, физически сильнее, чем она. В том, чтобы ей быть приманкой, а Эшли капканом, больше логики. Только вот это неправильно.

– Эй. – Ларс прочистил горло. – Э-э… извините?..

Дарби повернулась лицом к нему, чувствуя, будто в ее желудке извиваются сороконожки, спрятав швейцарский нож поглубже в рукав.

Как и Эшли.

– Кто… – Похититель детей по-прежнему был у двери, щурясь в очередную туристическую брошюру. – Кто-нибудь знает, что означает вот это слово?

Сэнди опустила свою книгу.

– Произнесите его.

– Бли-ста-тель-но.

– Блистательно. Это значит прекрасно.

– Прекрасно. – Ларс кивнул разок, механически. – Ясно. Спасибо, Сэнди.

Он опустил глаза обратно в брошюру, но по пути встретился взглядом с Дарби через комнату, и на полсекунды она попалась в прицел туповатых бусинок.

Ларс повторил:

– Прекрасно.

Дарби отвернулась.

Прошло уже больше минуты. Эшли все еще стоял рядом с ней, словно пустил корни в пол, и теперь она начинала волноваться. Она не могла просто затащить его в туалет для еще одного бодрящего разговора – первый уже привлек слишком много общего внимания.

Она застыла в ожидании его сигнала.

«Давай же, Эшли».

Дарби желала, чтобы он просто вдохнул какую-нибудь пыль и случайно кашлянул – у нее появится повод пойти к двери и начать атаку. Под рукавом она уколола палец о лезвие швейцарского ножа. Оно было достаточно острым.

«Пожалуйста, кашляни».

Она наблюдала, как Эшли колеблется там, словно ребенок на высоком трамплине для ныряния. Он был так крут, вальяжен и уверен в себе раньше, а теперь выглядел, будто только что стал свидетелем убийства. Дарби почувствовала в горле нервный спазм. Она выбрала неправильного союзника, и теперь из ситуации надо как-то выпутываться.

«Кашляй. Или ты собираешься сдать нас на…»

Эд заметил:

– Эшли, ты внезапно затих.

– Я… я в порядке.

– Эй, слушай, парнище, ты прости меня за «Круг времени».

– Всё хорошо.

– Я просто тебя подкалывал.

– Я в порядке. В самом деле. – Эшли поправлял рукав, когда говорил, удерживая носок с камнем от выпадения на всеобщее обозрение.

Эд улыбнулся, постукивая по краю стола двумя пальцами. На мгновение, пока в комнате стояла тишина, нарушаемая только ударами ее сердца, Дарби ощутила, как этот звук эхом отдается у нее в висках.

– Твой большой страх – это… ты сказал, что это дверные петли. Верно?

Эшли кивнул.

Сэнди отложила свою книгу:

– Мой – змеи.

– Змеи, ага?

– Угу-мм.

Эд глотнул кофе, продолжая постукивать.

– Мой страх – это… ну я не знаю на самом деле, как это выразить в словах. Но, думаю, я сейчас смогу.

Еще один порыв ветра, и лампы моргнули над головой. Комната угрожала погрузиться во тьму.

Ларс смотрелся, будто тень.

Эшли облизал пересохшие губы:

– Давайте… э-э, давайте тогда послушаем это.

– Хорошо. – Эд тяжело вздохнул. – Итак… вот некая трудно заработанная мудрость для вас, ребятки. Вы хотите узнать секрет того, что разрушает вашу жизнь? Это не одно большое черно-белое решение, неправильный выбор, сделанный вами когда-то. Это десятки маленьких, которые вы делаете каждый день. Это самооправдания в основном, в моем случае. Оправдания – это яд. Когда я был ветеринаром, у меня были все сорта прекрасных оправданий на каждый случай, ну например: «Это минутка отдыха, я заслужил это». Или: «Никто не сможет осудить меня за эту рюмку, ведь я только что оперировал золотистого ретривера, вбежавшего сегодня в изгородь из колючей проволоки, с глазным яблоком, повисшим на маленькой струнке». Видите? Ужасно. Это как обманывать самого себя. А потом однажды я был у Джен – ну, я имею в виду, у сестры моей жены – несколько лет назад, на большом свадебном приеме моей крестной дочери. Вино, домашнее пиво. Я принес шампанское. Но еще я принес бутылку канадского виски только для себя и спрятал ее у них в ванной, внутри туалетного бачка.

– Зачем?

– Потому что я не хотел, чтобы кто-то видел, как много я пью.

Молчание.

Дарби поняла, что его барабанная дробь по столу прекратилась.

Эшли кивнул сочувственно:

– Моя мама тоже боролась с этим.

– Но… – Эд потрепал Сэнди по плечу. – Что ж, спасибо Господу за мою кузину Сэнди, которая здесь, потому что она позвонила мне вчера в два часа и сказала, что собирается отвезти мою задницу в Денвер встречать Рождество всей семьей. И никаких извинений!

Сэнди хлюпнула носом:

– Мы скучали по тебе, Эдди.

– Итак, м-да. – Он выпрямился. – Отвечаю на вопрос «Круга времени». Мой самый большой страх – это Рождество в Авроре. Я боюсь, что моя жена и сыновья будут там у Джека завтрашним вечером. И еще больше я боюсь, что их там не будет.

Долгое время никто ничего не говорил.

Эшли сглотнул. Некоторый румянец вернулся на его щеки.

– О, спасибо, Эд.

– Нет проблем.

– Это было нелегко сказать.

– Не-а, не было.

– Бросили пить на какое-то время?

– Нет, – ответил Эд. – Я выпил сегодня утром.

Молчание.

– Это, э-э… – Эшли замялся. – Это не круто.

– Давай расскажи мне об этом, кэп.

Вновь повисла тишина, и лампы опять замигали, а пять человек, из них трое со скрытым оружием, дышали одним воздухом в этой маленькой комнате.

– Оправдания – это яд, – повторил Эд. – Делать правильные вещи трудно. Отговорить себя от этого легко. В этом есть какой-то смысл?

– Да, – сказал Эшли. – Больше, чем вам кажется. – Он целеустремленно взглянул на Дарби и поднес кулак ко рту.

И кашлянул. Один раз.

Капкан взведен. Дарби шла, чувствуя, как волоски встают дыбом на ее коже. Она посмотрела Ларсу в глаза, когда продвигалась к двери – он выглянул из-за буклета и наблюдал за ее проходом, поворачивая свою тощую шею вслед за ней, – а потом Дарби открыла дверь.

Порыв морозного воздуха. Режущий ветер. Снежный песок, припорошивший ей глаза.

Дарби шагнула наружу с напрягшимися плечами. С ножом, сжатым в повернутом внутрь кулаке.

Следуй за мной, Грызун.

Давай покончим с этим.

23:55

Ларс не пошел за ней.

Дверь закрылась. Она сделала несколько шатких шагов снаружи, ее «Конверсы» проваливались в свежий снег, ее сердце колотилось о ребра. Она была уверена, что Ларс последует за ней. Он должен был оказаться прямо позади нее, будто тень, сутулый скелет, заполняющий дверной проем, спиной к комнате, чтобы Эшли мог ударить…

Его не было.

Дарби дрожала и наблюдала за дверью. Нет теперь необходимости в скрытности; она держала швейцарский армейский нож, словно ледоруб, когда стояла в оранжевом свете, ожидая, что дверь распахнется. Но этого не случилось.

Что же пошло не так?

Зрительный контакт. Зрительный контакт с Ларсом был слишком долгим, она поняла. Дарби переиграла сама себя. И сейчас вооруженный преступник был по-прежнему внутри здания, вместе с Эшли и остальными, и ловушка не сработала.

Ладно.

Ладно, хорошо.

Теперь у нее был выбор.

Возвращаться внутрь? Или продолжать идти к фургону?

Еще один порыв ветра хлестнул ей в лицо снегом. На секунду она ослепла. Дарби яростно моргала, протирая глаза большими пальцами. Когда зрение вернулось, мир вокруг потемнел. Она поняла, что натриевая лампа, висевшая над входом в гостевой центр, перегорела.

Еще одно мрачное знамение в списке прочих.

Секунды тикают, напомнила она себе.

Делай свой выбор.

И она сделала – она решила продолжать идти к фургону Ларса. Дарби снова откроет дверь, проверит, как там Джей, и включит верхний фонарь в машине. Может, даже фары на дальний свет. Это даст Ларсу еще одну причину выйти наружу. И у Эшли будет шанс напасть – если он все еще готов. Если их план еще как-то можно спасти.

Кое-что еще пришло ей в голову, пока она шла, – что, если в фургоне все же есть пистолет? Ее первый обыск был коротким и ошалелым. Ларс, конечно, носит один, но что, если был и другой?

Да, пистолет изменит правила игры. У нее заурчало в желудке.

Бредя по колено в снегу, с левым кедом, болтающимся без шнурка, Дарби пересекла пятьдесят футов до фургона Ларса. Снег опять скопился на лобовом стекле, затвердев до льда там, где сперва подтаял.

Она обошла вэн вокруг, снова направляясь к задней двери, прошла выцветшую картинку с мультяшным лисом – отслоившуюся пузырями надпись «Мы закончим то, что вы начали» – и подумала: купил Ларс автомобиль у фирмы или, может, убил кого-то ради него? Или Грызун – самостоятельный мастер-фрилансер? Возможно, проникая в чужие дома, он рассматривает детские спальни, открывая ящики и нюхая подушки.

Дарби глянула через плечо назад, на гостевой центр Ванапани. Входная дверь все еще была закрыта. Фонарь по-прежнему мертв. Нет силуэтов, стоящих возле окна, вот что удивительно. Она ожидала увидеть Ларса, наблюдающего за ней, или по крайней мере Эшли. Она не смогла увидеть даже Эда и Сэнди – те сидели слишком далеко позади. Глядя на тусклое янтарное свечение за полузаметенным стеклом, никогда и не догадаешься, что в маленькой постройке вообще есть какая-то жизнь.

Что там происходит?

Надо надеяться, ничего. Пока.

Дарби подумывала прыгнуть в свою «Хонду» и нажать звуковой сигнал. Это, несомненно, привлечет какое-то внимание. Ларс, естественно, пойдет наружу разузнать, в чем дело. Но также могут выйти Эд и Сэнди. Вся задумка может развалиться. Элемент неожиданности будет потерян. Могут быть выстрелы. Пули могут срикошетить.

Дарби убедилась, что задняя дверь «Астро» не заперта, и обрадовалась этому.

Дверь, скрипнув, открылась, сбрасывая слой снега, показав густую темноту внутри, заставляя вновь напрягать зрение.

Дарби прошептала:

– Эй!

Молчание.

– Джей. Всё нормально. Это я.

Еще один напряженный момент, достаточно долгий для того, чтобы Дарби начала волноваться, – и затем, наконец, девочка пошевелилась, схватившись пальцами за прутья клетки для равновесия. Рамка издала звенящий звук, словно натянутый провод. Дарби потянулась в карман джинсов за своим телефоном, чтобы включить подсветку, но его там не было. Она похлопала по другому карману. Также пусто. Она оставила телефон в своей сумке. На краю фаянсовой раковины, в мужском туалете.

«Дура, дура, дура».

Внутри вэна Дарби почувствовала те же запахи – собачьи одеяла, моча, несвежий пот, – но уловила и один новый, неприятный.

– Меня вырвало, – прошептала девочка. Застенчиво.

– Это… так. Всё в порядке.

– Прости. Мой желудок болит.

«Мой тоже», – подумала Дарби. Она откинулась назад и вгляделась через замерзшее заднее стекло «Астро» – да, дверь в здание была все еще закрыта.

– Мне жаль, Джей. У нас обеих дерьмовый вечерок получился. Но мы пройдем через это. Ладно?

– Я не хотела, чтобы меня стошнило.

– Всё нормально.

– Меня никогда не тошнило. Никогда.

– Поверь мне, Джей, это изменится в колледже.

– Колледж вызывает у тебя тошноту?

– Что-то вроде того.

– Я ненавижу блевать. Если это похоже на колледж, то я не собираюсь в…

– Ладно, Джей, послушай. – Дарби прикоснулась к клетке, и пальцы девочки сжали ее через решетку. – Я собираюсь помочь тебе. И для этого нужно, чтобы ты сперва помогла мне. Хорошо?

– Хорошо.

– Мне нужно, чтобы ты постаралась и вспомнила. Этот пердун… ты можешь описать пистолет, который он носит?

– Он небольшой. Черный. Он держит его в своем кармане.

– Конечно. – Дарби наклонилась и снова проверила входную дверь здания – все еще закрыта – и спросила: – Ты видела, он держит какие-нибудь ножи здесь? Бейсбольные биты? Мачете?

– Я не знаю.

– Какие-нибудь другие пушки?

– Одну другую.

Сердце Дарби прыгнуло.

– Где?!

– Нет, это не обычная пушка…

Ее разум кипел от возможностей – и Дарби едва не задыхалась:

– Почему? Она больше?

– Она стреляет гвоздями.

– Как… – Дарби замялась. – Как автоматический молоток?

Джей кивнула.

– И ты… ты в этом уверена?

Джей закивала сильнее.

«Гвоздевой пистолет».

Как у мультяшного лиса на фургоне. Дарби вспомнила повязку на руке Джей, окровавленное маленькое пятно на ее ладони и сложила это всё вместе. Наказание за попытку побега, может? А возможно, эта штука, которую он называл «желтой карточкой», была только закуской перед ужасным основным блюдом, которое Ларс приготовил бы сразу после того, как привез девочку в свою удаленную хижину в Скалистых горах.

Ее руки снова дрожали. Не от страха – от ярости.

«Фанат гвоздемета.

Мы столкнулись с редкой разновидностью психа».

– И эта гвоздевая пушка здесь? – спросила Дарби. – Она с нами в фургоне?

– Я думаю, да.

Дарби сомневалась, что электроинструмент сможет конкурировать с «сорок пятым» Ларса, но это был чертовский прогресс по сравнению с двухдюймовым швейцарским ножом. Она никогда не работала с гвоздевым пистолетом раньше и даже не видела ни одного за пределами хозяйственного магазина Лоу – но надеялась, что его будет просто освоить.

Как далеко гвоздемет может выстрелить гвоздем? Он тяжелый? Громкий? Если гвоздь попадет в череп, он убьет жертву или просто покалечит? Наведи и нажми, правильно?

Она коснулась правой руки Джей через решетку и обнаружила, что пальцы семилетней девочки скользкие от свежей крови. Засохшая рана на ее ладони, должно быть, открылась.

«Наведи и нажми».

Дарби поклялась, что убьет Ларса сегодня. Может, когда они с Эшли наконец загонят в угол этого садиста и изобьют до состояния скулящего сломленного мешка с костями, она будет продолжать его колоть. Возможно, она перережет ему глотку. Может, ей даже это понравится.

Может быть.

Дарби вновь откинулась назад и проверила здание – по-прежнему нет активности. Теперь она начинала беспокоиться за Эшли, Эда и Сэнди. Мог ли Ларс действительно просто стоять в бездействии там, позволяя Дарби слоняться вокруг парковки снаружи? После того, как нашел ее стакан в снегу? После того, как подсматривал за ней и Эшли в туалете? После ее «знающего» взгляда на него, когда она шла к двери?

Господи, что за ад там творится?

Кровавые сценарии проносились в ее мыслях, словно вспышки камеры. Она собрала нервы в кулак, почти готовая услышать звуки выстрелов. Но там ничего не было. Только ледяная тишина. Только отдаленный стон ветра. Только Джей и она, стоящая на дрожащих ногах на этой пустынной парковке.

Гвоздевой пистолет, решила она.

Гвоздемет Ларса был ее новой целью. Дарби найдет его, выяснит, как управляться с ним, и тогда побежит назад, в гостевой центр, ударом распахнет дверь и, что бы ни происходило внутри, она выстрелит гвоздем прямо в мохнатое личико Ларса. Ба-бах! И гадина мертва. Невинный ребенок спасен. Кошмар закончен.

Это сработает.

Она оглянулась на Джей, зубы стучали от холода.

– Хорошо. Где, ты думаешь, Ларс держит свой гвоздемет? Здесь сзади, или впереди?

– Тот, другой, держит его в оранжевом ящике.

– А ящик-то где?

– Обычно он был здесь, сзади, но, я думаю, они переместили его в…

Но Дарби не слушала. Тонкий голосок Джей, казалось, звучит очень далеко, словно из бочки, и во вспышке обжигающей паники предыдущая фраза вцепилась в ее мозг и повторялась эхом:

«Тот, другой, держит его в оранжевом ящике.

Тот, другой.

Тот, другой.

Тот, другой…»

Она сползла назад и наружу, ударившись коленями о затвердевший снег напротив стоп-сигнала. Обернулась и посмотрела на…

Дверь здания теперь была открыта.

Ларс стоял в дверном проеме. Рядом с ним – Эшли.

«Тот, другой».

Они наблюдали за ней, стоя в пятидесяти футах, силуэты, обрамленные внутренним светом. Они, казалось, разговаривали друг с другом осторожным шепотом, так, чтобы Эд и Сэнди не услышали внутри. Их лица были неразборчивы в черной тени. Но рука Ларса, тощая, как куриное крыло, была у него под курткой, опираясь на рукоять пистолета.

А из Эшли наконец выпал камень. Прямо ему в правую руку.

Он размахивал им.

И шлепал себя по ладони.

Полночь

00:01

Двое против одного.

Насчет этой части она оказалась права.

Эшли участвовал в похищении. Он солгал ей – о том, что у него другая машина, о том, что не знает Ларса, обо всем. Эшли играл с ней всё время в туалете. Он засунул свой язык ей в рот. Он был таким настоящим, таким по-человечески убедительным и испуганным. Дарби поверила всему. Она рассказала ему всё. Свой полный план, все варианты действий, свои мысли, свои страхи.

Дарби отдала ему всё. Включая новое оружие.

Она быстро повернулась к Джей лицом.

– Ты не сказала мне, что их двое!

– Я думала, ты знаешь.

– Как я могла знать?!

– Прости…

– Какого гребаного черта ты об этом не упомянула?!

– Мне очень жаль… – Голос Джей дрогнул.

Дарби поняла, что кричит на семилетнюю девочку, которая недавно получила стальным гвоздем в ладонь. Какое это имело значение? Это был промах Дарби. Ее ошибка. Ее ужасный, фатальный просчет, и теперь двое врагов против нее одной, а они обе все равно что уже мертвы. Или хуже.

Один из силуэтов начал приближаться к ним.

Ее сердце сжалось.

– Ладно. Где их гвоздемет?

– Я не знаю.

– Спереди или сзади?

– Я не знаю. – Девочка всхлипнула.

Ей надо найти его быстро. Под передними сиденьями, может? Этот оранжевый ящик должен быть довольно большим, не так много мест, куда его можно спрятать.

Дарби бросилась к водительской двери, ее ноги проваливались, будто бежали по зыбучему песку. Она мельком видела через плечо – наступающая фигура была на полпути, в двадцати футах сзади от них. Она всё приближалась, высоко поднимая ноги на заметенной тропинке. Дарби узнала шапочку, сутулую походку. Это был Ларс. Его правая рука мелькнула на фоне света из двери, и она увидела в ней что-то угловатое.

Его пистолет сорок пятого калибра.

– Джей, – прошипела Дарби. – Закрой глаза.

– Что-то сейчас случится?

– Просто закрой глаза.

Она добралась до водительской двери, ударившись о нее обеими ладонями. Ее разум кричал:

«Найди их гвоздемет. Убей этого поганца. А потом возьми его пистолет и убей эту лживую змею Эшли…»

Она дернула дверную ручку. Заперто.

Внутри у нее словно что-то оборвалось.

Потому что… потому что Ларс снова запер ее. Конечно, запер; он был в кабине последним. Она была заперта, заперта, заперта.

«Заперта».

– Ты, э-э… ты просила моего брата убить меня, – донесся булькающий голос приближающегося Ларса. – Это… это правда?

«Они братья.

Черт, черт, черт».

Хрустящие, словно ломающаяся яичная скорлупа, шаги направлялись к ней.

– Он сказал, ты… ты просила его вышибить мне мозги. – Его голос был уже угрожающе близко. Хриплый, дребезжащий в морозном воздухе, в облаке согретого дыханием пара.

Водительская дверь «Астро» открываться не желала. Дарби пробралась по снегу обратно к задней стороне и, хватаясь за приоткрытую дверь для равновесия, снова посмотрела внутрь темной машины.

На глаза Джей, наполненные слезами паники, блестящими в отраженном свете.

На ее красные от волнения щеки.

На ее маленькие ноготки.

Джей прошептала:

– Беги.

Шаги Ларса хрустели все ближе.

Дарби втиснула свой швейцарский армейский нож в маленькие разжатые пальцы девочки, чуть не уронив его.

– Используй это, – сказала она, касаясь зазубрин на лезвии. – Скребущие движения, поняла? Чтобы пилить прутья клетки.

– Он приближается.

– Сделай это, Джей. Обещаешь?

– Я обещаю.

– Продолжай резать. Ты выберешься.

– Что ты собираешься делать?

Дарби шагнула назад и захлопнула заднюю дверь, уронив слой снега. Она не ответила на вопрос Джей, потому что у нее не было никакого ответа.

«Я понятия не имею, черт возьми».

– Зачем… ха, зачем ты бежишь? – спрашивал Ларс.

Дарби пробиралась через сугробы. Это был трудный путь по пояс в снегу – как вытаскивать саму себя из болота, снова и снова с каждым нетвердым шагом. Тяжело, со сбитым дыханием. Ее горло перехватило. Ее икры горели.

– Эй. Я просто хочу поболтать.

Вперед, подальше от его ясно слышимого голоса. Ларс был менее чем в десяти футах позади. Преследуя ее. Его ротовое дыхание превратилось в размеренное животное рычание.

Низкое, гортанное, похожее на волчье. Ее левый кед – все еще расшнурованный – сорвало с ноги снегом. Она схватила его и продолжала путь, наполовину босая, а звук затрудненного дыхания всё усиливался за спиной. Ларс догонял, она знала. Еще несколько шагов ближе, и он схватит ее за лодыжку.

– Я… ху-х, я все равно отловлю тебя по-любому.

Металлический щелчок. Пистолет, качающийся в его руке.

Но Дарби уже знала, что пистолет был только для устрашения. Если бы Ларс действительно хотел застрелить ее, он бы уже это сделал. Это насторожит Эда и Сэнди, так что Эшли, вероятно, приказал своему брату догнать ее, чтобы убить без шума, задушив или сломав шею.

Его брат.

Его гребаный брат.

Дарби миновала голый флагшток и оглянулась. Ларс неотступно следовал за ней, словно тень. Он потерял свою шапочку «Дэдпул». Она видела его худосочные свалявшиеся светлые волосы, белеющие в тусклом свете, намечающиеся залысины. Яростно вылетающий пар от его дыхания. Он перестал кричать ей в спину; он тоже чересчур запыхался теперь. Глубокий снег был слишком изнуряющим. Это выглядело как замедленное движение в кошмарных снах.

«Он собирается поймать меня», – знала Дарби.

Она уже устала. Мышцы дрожали. Суставы ломило.

«Он хочет догнать меня здесь, и обхватить руками мою шею, и душить, пока я не умру».

Ларс был прямо за ней сейчас. Она чувствовала запах его соленого пота.

Она потеряла все свое преимущество и раздала все свое оружие – камень-в-носке Эшли, карманный нож Джей – и теперь всё, что у нее осталось, – это патрон в кармане и кед восьмого размера в руке.

Дарби подумывала кинуть им в Ларса, но из этого вышла бы одна неприятность. Он отбил бы его, даже не замедлив шага.

Здесь все равно было некуда деваться. Эшли старательно охранял входную дверь в здание. У нее не было ключей, так что запереться внутри Синенькой не вариант. Убежать совсем – тоже, во всех направлениях были только многие мили тайги Колорадо, суровой, холодной и несимпатичной.

Только промерзшие горные деревья, скудный почвенный покров и смертельные расщелины, скрытые снегом. Как долго она продержится, прежде чем уступит ползучей смерти от переохлаждения?

«Я не могу больше бежать».

Дарби обдумывала – может, остановиться, встать, где поменьше снега, и сразиться с Ларсом? Плохие шансы.

– Повернись, – пыхтел Ларс позади нее. – Давай… уфф, давай поговорим.

Ей нужно решать. Если Дарби остановится сейчас, у нее будет несколько секунд, чтобы перевести дыхание перед боем. Но если она продолжит бежать и Ларс схватит ее – она будет измотана, и ее шансы станут даже хуже.

«Или…»

План гостевого центра Ванапани снова мелькнул в ее голове. Стены, углы, «слепые пятна». Хотя входная дверь была по-прежнему заблокирована Эшли, имелся другой путь в здание. Маленькие треугольные окошки в уборных. Дарби осмотрела такое в мужском туалете – не больше собачьей двери. Оно виднелось отсюда, испускающее мягкий оранжевый свет через свисающие сосульки, над поставленными друг на друга столами для пикника.

Ее сумка была в туалете. С ее ключами и телефоном.

«Хорошо.

Я залезу на эти столы, разобью окно и войду внутрь».

Дарби изменила направление.

Ларс заметил это.

– Куда… куда ты собралась?

У нее не было плана, что делать, когда она влезет внутрь. Дарби просто пошла на это, потому что, как сказала Сэнди, внутри намного лучше, чем снаружи. Эд и Сэнди были там, и Эшли с Ларсом не посмеют убить ее на глазах у двух свидетелей.

«Или посмеют?»

Не время думать об этом.

Столы для пикника хранились в куче под этим окном, покрытые снегом, так что она взбиралась по ним, словно по гигантским ступеням. Первый, второй, третий стол вверх, колеблющийся под ее весом. Но Дарби сделала это, едва не выронив кед, засунула его в карман и дотронулась до треугольного окна здания вытянутыми руками. Замерзшее стекло, горящий свет внутри, бугорки льда снаружи. Слишком толстое, чтобы разбить и локтем.

Но это было откидное окно, открывающееся наружу на изъеденной ржавчиной петле, и оно выглядело закрытым неплотно, поэтому Дарби нащупала края, сжала их онемевшими кончиками пальцев…

Ларс засмеялся.

– Что ты там делаешь?

Двенадцатидюймовая сосулька упала с крыши и ударилась о стол рядом с ней. Дарби поморщилась, стиснув зубы, продолжая тянуть, впиваясь ногтями в резиновый уплотнитель.

– Эй, девчуля…

«Тянуть… тянуть…»

Еще одна сосулька упала и взорвалась, осыпав ее ледяными брызгами. Словно осколки стекла на ее щеках.

– Девчуля, а я ща к тебе залезу…

Еще две большие сосульки упали справа и слева от нее, отозвавшись, будто два выстрела, в ее барабанных перепонках. Стол закачался под ней, когда Грызун начал взбираться вверх, опираясь локтями и коленями, как быстрое проворное животное, но Дарби была сосредоточена только на этом откидном окне. На том теплом зареве за стеклом, так дразняще близком. На своих сжатых пальцах, выворачивающих это…

«Тянуть… Тянутьтянутьтянуть…»

Петля вылетела. И окно выпало наружу.

Она позволила ему упасть, и оно разлетелось вдребезги, ударившись о стол. Ларс поднял руку, чтобы защитить лицо от осколков – «О Боже, он прямо позади меня!» – и у Дарби не было времени мешкать. Она прыгнула внутрь, лицом вперед, исполняя упражнение «Нырок отчаянного лебедя» через маленькое открытое…

Ледяные пальцы обхватили ее ногу за щиколотку.

– Попа-алась!

Она ударила назад свободной ногой…

00:04

…И ударилась руками о верхний край стенки кабинки, немного смягчив падение.

Она пролетела шесть футов и приземлилась на унитаз, успев извернуться ногами вниз и больно грохнувшись спиной о край керамической чаши. Дарби скатилась с нее, сбив со стены держатель для туалетной бумаги, стукнулась о распахнувшуюся дверь и вывалилась из кабинки наружу, приложившись головой о кафельную плитку пола.

Искры полетели у нее из глаз.

Унитаз зажурчал смывом.

Дарби вскарабкалась вертикально, снова опираясь о дверь кабинки, поворачиваясь лицом к пустому окну. Только треугольник темноты. Снежинки кружились внутри него.

Отверстие, наверно, было слишком маленьким для Ларса, чтобы пролезть вслед за ней, но она не могла рассчитывать на это. К тому же Эшли был все еще рядом.

Дарби отступала назад от окна, в глубину вытянутого прямоугольника уборной, мимо кабинок, мимо надписи «Пэйтон Мэннинг дает в задницу», мимо заляпанных писсуаров, пока не врезалась в раковину своей отбитой спиной. Еще одна вспышка боли. Здесь Дарби оставила свою сумку. Она схватила ее, чувствуя внутри обнадеживающе звякнувшие ключи от «Хонды». И свой айфон.

Три процента батареи.

Она затаила дыхание и прислушалась. Она слышала шаги Ларса за окном и его хриплое ротовое дыхание под завывающим ветром. Он был в тупике сейчас – не желая лезть внутрь и рисковать, что его костлявая задница застрянет, и не желая оставить маленькое окошко неохраняемым, вернувшись вокруг к главному входу.

Это было жутко. Он бросил разговаривать с ней. Только хрипел, издавая животные звуки.

«Не останавливаться, Дарби. Продолжай двигаться».

До нее доносились голоса из главного холла гостевого центра. Приглушенные дверью. Эд и Сэнди, вероятно, слышали звук ее падения. И она распознала автоматические тональные сигналы по радио – следующее обновление сообщения Дорожной службы. Сколько там сейчас по расписанию оставалось до прибытия помощи? Шесть часов, семь? На рассвете, правильно? «Не думай об этом. Продолжай двигаться».

Эшли был поблизости, но никак себя не проявлял, и это пугало ее. Что еще хуже, Дарби была теперь безоружна. Она надеялась, что Джей сможет перепилить прутья клетки ее зазубренным ножом, иначе всё было впустую. Она просто купила маленькой девочке достаточно времени, чтобы сделать это, предполагая, что сама сумеет пережить следующие несколько минут рядом с двумя убийцами, и затем отвезет их обеих в безопасное место (при условии, что Синенькая хоть с трудом, но сможет двигаться через Сноумагеддон).

В общем, целых три колоссальных предположения. И вряд ли даже одно из них правильное.

Нет, Синенькая увязнет в снегу. Теперь он был слишком глубоким.

Но что насчет грузовика Сэнди?

Колесные цепи, хорошая высокая подвеска – о да, у этой штуковины был шанс.

Дарби сжала пальцы в кулак вокруг своих ключей, выпустив острые концы между костяшками пальцев. Она сможет повредить нападающему лицо или выколоть глаз, если ей улыбнется удача. Ее ключ от комнаты общежития Драйден Холл был особенно острым, словно маленький нож для филе.

До нее донеслось шарканье снаружи, за окном. Дарби застыла, прислушиваясь. Что-то тяжелое шевелилось и скреблось, сопровождаемое шумом переворачиваемого снега.

Дарби поняла, что Ларс пытается во второй раз забраться на пирамиду шатающихся столов и пролезть за ней внутрь.

В любую секунду безподбородое личико может показаться в окне, ухмыляясь с бессмысленным выражением дегенерата.

Пора уходить.

Дарби положила айфон в карман, сунула ногу в левый кед и наконец зашнуровала, завязав двойным узлом.

Затем перекинула ремень сумки через плечи – ключи от машины по-прежнему были сжаты в кулаке, как кастет, – и выскочила в холл гостевого центра Ванапани.

Эд возился с радиоантенной через защитную решетку. Он бросил недоуменный взгляд в ее сторону, и Дарби понимала почему. Она вышла из здания двадцать минут назад – а теперь вернулась обратно через уборные.

Позади него Сэнди дремала на скамейке, подобрав ноги, с книжкой, прикрывающей лицо.

– Нашли сотовый сигнал? – спросил Эд.

Дарби не ответила. Она смотрела вперед, мимо «Эспрессо-Пик», на входную дверь. Туда, где стоял Эшли, своими широкими плечами блокируя ей выход. Он уставился на нее. Вздрагивающий, нервный астматик, с которым она разговаривала всего лишь с час назад, пропал, словно сбросил маску. Этот новый Эшли был безмолвный и твердый, с глубокими, внимательными глазами. Он осмотрел ее сверху донизу – снег на ее коленях, щеки, пылающие румянцем, липкая от пота кожа, ключи от «Хонды», зажатые в кулаке, – и затем взглянул на стол в центре комнаты, будто приказывал ей занять за ним место.

Дарби смотрела на него, стиснув зубы и пытаясь казаться бесстрашной. Дерзкой. Как мужественный герой, окруженный силами зла.

Вместо этого она чуть не заплакала.

Она была уверена теперь – она умрет сегодня ночью.

– Хэй. – Эд вклинился между ними, явно напрягаясь, чтобы вспомнить ее имя. – Э-э, с вами всё в порядке, Дара?

«Ради всего святого, только Дарби».

Дарби сглотнула, ее голос напоминал мышиный писк.

– Я в порядке.

Она не была в порядке. Она чувствовала рыдания, запертые в своей груди, содрогающиеся спазмы, готовые вырваться наружу. Ее позвоночник болел в том месте, которым она приземлилась на унитаз.

Дарби хотела прыгнуть вперед, схватить Эда за плечи и закричать этому милому старому ветеринару и его спящей кузине: «Бегите! Ради Бога, бегите прямо сейчас!»

Но куда?

Эшли снова кивнул на стол, настойчивее.

На ее стул.

Она заметила коричневый предмет, аккуратно положенный на середину ее стула, и узнала свою коричневую салфетку. Ту же салфетку, которую они использовали раньше, когда она думала, что Эшли союзник.

Дарби подошла к стулу, взяла салфетку и села. По-прежнему наблюдавший за ней Эшли скривил губы в самодовольной усмешке, незаметной для Эда и Сэнди.

Она развернула салфетку онемевшими, неуклюжими пальцами.

«ЕСЛИ ТЫ СКАЖЕШЬ ИМ, Я УБЬЮ ИХ ОБОИХ».

00:09

Эшли подошел к столу и уселся прямо напротив нее.

Он пересек комнату молча и сидел теперь, положив обе ладони плашмя на столешницу. Его руки были большими и мозолистыми.

Дарби снова свернула салфетку и убрала ее на колени.

Радио потрескивало.

– Меня утомила игра в «Рыбу», – сказал Эшли сухо. – Как насчет чего-нибудь еще?

Она промолчала.

– Как насчет… – он задумался. – О! Как насчет «Войны»?

Дарби взглянула поверх него на Эда и Сэнди.

Эшли щелкнул пальцами.

– Эй! Я здесь, Дарбо. Не беспокойся о правилах. «Война» – несложная штука. Даже проще, чем «Рыбалка». Мы просто делим колоду надвое, видишь, и переворачиваем карты картинками вверх, одну за другой, и смотрим, у кого старшая карта. Игрок со старшей картой берет обе и добавляет их в свою колоду. Потому что всякая война, понимаешь ли, состоит из множества мелких сражений. Каждая битва в свое время.

Он ухмыльнулся, довольный собой, и ловко перетасовал карты перед ней. А затем свернул их обратно с резким треском.

– Победитель получает полную колоду в конце. – Эшли посмотрел ей в глаза. – А проигравшая… сторона? Ну, она остается ни с чем.

Позади нее Эд качал помпу кофейника с надписью «Кофий», чтобы наполнить свою чашку, и это было похоже на хрипы утопающего. Словно чьи-то клокочущие легкие, испускающие пузыри воздуха под водой. Что-то в этом звуке заставляло ее лопатки подрагивать.

– Плохие новости, друзья. – Эд загремел защитной решеткой. – Кофе закончился.

Эшли вытаращил глаза в фальшивом ужасе.

– Что? Больше нет кофеина?

– Боюсь, что так.

– Ну, я думаю, теперь мы все начнем убивать друг друга.

Эшли перетасовал карты в последний раз. До Дарби доходило, медленно, но верно, что эти грязные игральные карты, вероятно, не принадлежали к имуществу зоны отдыха Ванапани. Стенд с брошюрами был надежно прикручен, радио и кофе тоже находились за защитной решеткой. Неужели они оставили бы колоду без присмотра, не приковав ее цепью? Эшли сам принес эти карты. Потому что он был игривой разновидностью зла, увлеченной играми и трюками. Ловкость рук, сюрпризы и отвод глаз.

«Я волшебник, Ларс, о мой брат».

Все улики были здесь. На виду. Дарби просто не видела их.

– Тебе нужно немного отдохнуть, – сказал ей Эшли. – Ты выглядишь уставшей.

Ее горло было словно из сухой бумаги.

– Я в порядке.

– Да ну?

– Да.

– Нет покоя для нечестивых. – Он ухмыльнулся. – Верно?

– Что-то вроде того.

– Сколько ты спала прошлой ночью?

– Достаточно.

– Достаточно, ага? Это сколько?

– Я… – Ее голос дрогнул. – Час, два…

– О, нет, этого недостаточно. – Эшли наклонился вперед, скрипнув своим стулом, и разделил карты между ними. Она удивлялась; его пальцы были так пугающе быстры.

– Люди так устроены, что им необходимо спать от шести до девяти часов в сутки, – сказал он ей. – Я предпочитаю твердые восемь часов сна каждую ночь. Это не рекомендация, дорогая, это биология. Видишь ли, меньшее количество разрушает твою мозговую функцию. Это всё – твои рефлексы, твоя эмоциональная стабильность, твоя память. Даже твой интеллект.

– Тогда мы будем играть на равных, – заметила Дарби.

Эд усмехнулся, возвращаясь на свое место:

– Надерите ему задницу, мисс. Порадуйте меня.

Но она не взяла свои карты. Как и Эшли. Они спокойно рассматривали друг друга через стол, пока ветер рычал снаружи. Один порыв пронесся сквозь разбитое окно в мужском туалете, хлопнув дверью.

Температура в комнате падала, но пока никто этого не заметил.

– К счастью для тебя, – сказал Эшли, – карточная игра «Война» полностью построена на удаче. В отличие от настоящей войны, видишь ли.

Дарби изучала его глаза. Они были безбрежные, изумрудно-зеленые, испещренные янтарными пятнышками. Она искала в них что-то узнаваемое, что-то имеющее отношение к человеческому – страх, осторожность, самосознание, – но ничего не находила.

Глазные яблоки на стебельках. Дарби увидела их случайно, вернувшись в галерею искусств в октябре. Она забыла имя художника, но он был там, смешавшись с толпой, потягивая мексиканское пиво, радостно объясняя, что он включил подлинные фотографии вскрытия в свои работы. Для Дарби форма глазных нервов человека выглядела беспокояще насекомовидной, словно усики на садовом слизне. Нечто, от чего по коже поползли мурашки.

Теперь она представила большие глаза Эшли подвешенными в глазницах, посылающими электрические сигналы вдоль тех свисающих стеблей в трансформаторные катушки его мозга. Он был чудовищем, как инопланетная связка из нервов и плоти. Совершенно бесчеловечным.

И он по-прежнему наблюдал за ней.

– В отличие от настоящей войны, – повторил он.

Игральные карты лежали между ними в двух игнорируемых обоими кучках.

Вопросы порхали в ее голове, словно пойманные в ловушку птицы; некоторые вещи она отчаянно хотела спросить вслух, но не могла. Не в то время, когда Эд и Сэнди были в пределах слышимости.

«Зачем вы сделали это?

Зачем похитили ребенка?

Что вы собираетесь делать с ней?»

И эти зеленые драконьи глаза продолжали смотреть на нее, полные тайн. Похожие на драгоценные камни, сканирующие ее тело, оценивающие ее размеры, возможные непредвиденные обстоятельства и что от нее можно ожидать.

Эти глаза были пугающе умными; во всех тех же отношениях Ларс казался пугающе глуп. Но у Эшли был ледяной интеллект.

Другие вопросы вспыхивали в ее голове:

«Насколько ты быстр? Насколько ты силен? Если я порежу твое лицо ключами Синенькой, смогу ли я ослепить тебя? Если я прямо сейчас побегу к входной двери, смогу ли я это сделать?»

Дверь открылась. Ледяной сквозняк скользнул в комнату.

Эд вскинул глаза:

– Привет, Ларс.

Эшли растянул губы в улыбке.

Словно принесенный ветром, Грызун занял позицию у двери, сжимая свой черный «сорок пятый» полусогнутой правой рукой, засунутой в карман куртки. Теперь Дарби видела пистолет, дважды взглянув на него во время преследования. Она мало понимала в огнестрельном оружии, но определила, что это одна из моделей с магазином, что означало больше выстрелов в запасе, чем пять-шесть у револьвера. Она замечала его очертания под голубой курткой Ларса, выпуклость на правом бедре, – но только потому, что знала, куда нужно смотреть и что искать.

Эд не заметил бы этого.

А Сэнди и вовсе спала.

Дарби снова была окружена. Эшли за столом, Ларс на посту у двери. Она была в окружении всё это время – они молчаливо координировали свое положение весь вечер, – хотя она очень надеялась, что ее лебединый нырок через окно туалета стал для них неожиданностью. Он, конечно, спас ей жизнь, по крайней мере, еще на несколько…

– Дара, – сказал Эд, заставив ее вздрогнуть. – Вы не ответили на вопрос, а как у вас?

– Что?

– Вы знаете. Вопрос «Круга времени». Ваш самый большой страх. – Он раскрутил свой пустой стаканчик на столе. – Я дал свой ответ. Эшли рассказал свою прохладную былину, полную дверей, петлей и страдания. Сэнди боится змей. А что у вас?

Все взгляды устремились к ней.

Дарби сглотнула. Она все еще держала салфетку с надписью Эшли: «ЕСЛИ ТЫ СКАЖЕШЬ ИМ, Я УБЬЮ ИХ ОБОИХ», крепко сжимая ее коленями.

– Ага, – Эшли подавил ухмылку. – Расскажи нам. Что пугает тебя, Дарбс?

Слова застревали у нее в горле.

– Я… я не знаю.

– Оружие? – подсказал он.

– Нет.

– Гвоздеметы?

– Нет.

– Быть убитой?

– Нет.

– Ну, не знаю. Быть убитой довольно страшно.

– Неверный ответ, – сказала она, обрывая Эшли и глядя в эти зеленые глаза, наполненные смертью. – Мой самый большой страх – сделать неправильный выбор, проиграть и позволить кого-то похитить или убить.

Молчание.

На скамейке Сэнди пошевелилась во сне.

– Это… – Эд пожал плечами. – Ладно, это было причудливо, но спасибо.

– Она… – Эшли начал что-то говорить, но остановил сам себя. Эд не замечал, но Дарби заметила, и это ее встревожило. Что он едва не проболтался.

«Она…»

«Она» – это о Джей Ниссен. О маленькой девочке из Сан-Диего в фургоне снаружи, чья жизнь сейчас висела на волоске.

Это была просто маленькая ошибка, только кусочек фразы, но это подсказывало Дарби, что она застала своего врага врасплох. Может, Эшли и Ларс недооценили ее – стодесятифунтовую студентку-художницу из Боулдера, которая наткнулась на их план похищения. Конечно, они не могли предсказать тот побег в окно туалета. Дарби гордилась этим.

Она надеялась, что влезла им под шкуру.

«Они не желают убивать меня здесь, перед свидетелями».

Потому что тогда им придется убить Эда и Сэнди тоже, и это, казалось, являлось для них последним средством. С одним убийством, вероятно, легче справиться, чем с тремя. Они хотели убить или вывести ее из строя снаружи – осторожно и незаметно, но она перехитрила их: бросилась лицом вперед через крошечное окошко, отбила спину об унитаз и заработала себе еще десять минут жизни.

И эти десять минут почти закончились.

«Вдохнуть, – напомнила себе Дарби. – Досчитать до пяти. Выдохнуть». Она должна дышать глубоко и спокойно. Она не могла позволить себе упасть в обморок. Не сейчас.

«Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть».

Эшли взглянул через плечо на своего брата и сделал небольшой, но командующий кивок. Без сомнения, он был главным. Если Дарби убьет одного из них сегодня, это должен быть он.

Она спрашивала себя, насколько то, что он рассказал, было правдой. Занесенная машина снаружи была на самом деле не его. Действительно ли он изучал бухгалтерию в Солт-Лейк Сити? Действительно ли он чуть не погиб в угольной шахте в Орегоне, с большим пальцем, зажатым внутри ржавой петли? Эшли казался токсикоманом, получающим удовольствие от самого процесса лжи, запутывания следов, примерки разных образов, демонстрации различных версий самого себя. Он был мальчишкой, показывающим магическое шоу.

Сейчас было уже за полночь. Дарби должна выиграть себе еще шесть часов, прежде чем снегоуборочные машины Дорожной службы прибудут на рассвете и откроют дорогу для побега. Это кусок времени побольше, чем десять минут. Но она попробует.

Она не знала, что означал маленький кивок Эшли, обращенный к его брату, – Ларс до сих пор оставался будто приклеенным к входной двери, – но ей он не понравился. Два брата только что сделали еще один безмолвный шахматный ход против нее, и она была сейчас снова в обороне.

«Но пока Эд и Сэнди здесь, они не убьют меня»

Дарби взглянула на часы на стене и на одну мрачную секунду подумала о том, как далеко до рассвета. Как темно и холодно ночью. Как превосходили и превосходят ее враги. Они могут убить каждого в этой комнате. Может, они так и планируют. Возможно, угроза на салфетке была лишь маленькой игрой.

Эшли усмехнулся, будто прочитал ее мысли.

Эта патовая ситуация ненадолго.

– Ладно, народ! – весело сказал он. – «Война» с Дарбс, видимо, не состоялась. Кто готов к новому раунду «Круга времени»?

Эд пожал плечами:

– Конечно.

– Пусть будет… первая работа? Нет. Пусть будет любимое кино. – Эшли обвел глазами душную комнату, сияющий хозяин игрового шоу. – Ничего, если я снова отвечу первым?

– Валяй, тебя же все равно не остановишь.

– Хорошо. Вообще-то, у меня нет какого-то одного любимого фильма, а скорее любимый жанр кино. Это приемлемо для всех?

Эд махнул рукой, мол, кого это волнует.

– Фильмы про монстров, – сказал Эшли, и его взгляд метнулся через стол обратно к Дарби. – Не маленьких монстров, типа оборотней, нет. Я говорю об огромных, возвышающихся, в двадцать этажей высотой, как Годзилла и Родан. Фильмы «кайдзю», как называют их в Японии. Знаете такой жанр, когда что-то большое терроризирует город, разбрасывая автомобили вокруг?

Эд кивнул, не прислушиваясь особенно. Он наполнял свой стаканчик кофе, пытаясь выжать последние несколько драгоценных капель.

Это не имело значения, потому что Эшли смотрел только на Дарби, когда говорил, демонстрируя гребень белых зубов. Его речь была ясной и спокойной.

– Видите ли, я, право, просто обожаю фильмы кайдзю. И… вот что я нахожу в них увлекательного. Человеческие персонажи-герои – Брайан Крэнстон и тот хороший парень, Сержант Ванилла, или как там его, в ремейке «Годзиллы» 2014-го года, например, – они просто для заполнения экранного времени. Они пустое место для зрителей. Эти ничтожные люди имеют хоть какое-то влияние на реальный сюжет?

Эшли позволил своему риторическому вопросу повиснуть в воздухе дольше необходимого.

– Нет, – ответил он наконец. – Ноль. Их роль в истории полностью вторична. Годзилла, Мотра, прочие огромные неопознанные организмы – вот истинные звезды шоу. Они идут сражаться и устраивать свои дела, и люди не могут надеяться отстановить бойню. Какой в этом смысл?

Дарби не ответила.

– Независимо от ваших попыток, монстры делают то, что они хотят. – Эшли наклонился вперед, скрипнув стулом. И она почувствовала его влажное дыхание, когда его голос понизился до хриплого карканья: – Монстры будут сражаться, и расплющивать небоскребы, и обрушивать мосты, и всё, что вы можете сделать, – это убраться к чертовой матери с их пути, или вас раздавят.

Тишина. Дарби не могла отвести взгляда. Будто смотрела на бешеное животное.

Его дыхание подавляло. Тошнотворный мясоподобный запах из его рта, казалось, перебивает все остальные запахи в комнате. Час назад его язык теплым слизнем был у нее во рту. Но теперь его мальчишеская улыбка вернулась, словно вновь натянутая резиновая маска для Хеллоуина, и в следующий же момент Эшли опять превратился в веселого болтуна, которого она встретила сначала.

– Так что насчет тебя, Дарбс? Какой твой любимый жанр кино? Ужасы? Привидения? Порно с пытками?

– Романтические комедии, – ответила Дарби.

Ларс хохотнул у входной двери – дребезжащий звук, напомнивший ей бензопилу на холостом ходу. Эшли обменялся взглядами с братом, и его губы тронула усмешка. Пурга усиливалась снаружи.

– Эта… эта ночка обещает быть веселой.

«Может, и так, – подумала Дарби. – Но я обещаю, что вам не будет легко».

– Но, – сказал Эшли, протирая глаза в наигранной сонливости, – признаюсь, я убил бы за чашку кофе прямо сейчас.

– Как ни странно… – Эд на секунду задумался. – Эй, вы знаете, а у нас есть немного в грузовике. Это дешевый растворимый кофе, для кемпинга, ну такой, правильный способ его готовить – выплеснуть на землю и просто налить себе воды. На вкус как речной ил, но это кофе. Кто-нибудь заинтересован?

– Ковбойский кофе? – Эшли сиял, как старатель, нашедший золото. Он того и добивался. – Это было бы замечательно.

– Сэнди ненавидит его.

– Ну, к счастью, она спит.

– Да? Годится? Хорошо. – Эд натянул пару черных зимних перчаток, направляясь к двери. – Я вернусь через секунду.

– Не беспокойтесь. – Ухмылка Эшли стала шире. – Не спешите, амиго.

Дарби пыталась придумать, что сказать – «подождите, стойте, не покидайте комнату», – но ее мысли были вязкими, словно арахисовое масло. Удобный момент прошел, а в следующее мгновенье Эд пропал из виду. Входная дверь гостевого центра закрылась, не совсем плотно. Ларс прижал ее – щелк.

Два брата взглянули друг на друга, затем на Дарби. В одну микросекунду атмосфера в комнате изменилась. Они трое были теперь без посторонних глаз. Сколько времени потребуется Эду, чтобы дойти до грузовика Сэнди, покопаться в багаже, найти свой походный кофе и вернуться назад? Минута, может?

Теперь… единственное, что оставляло Дарби в живых, – присутствие Сэнди.

И она даже не проснулась. Она похрапывала, как мурлычащая кошка на синей скамейке, сложив руки крест-накрест на животе, ее книжка ненадежно балансировала на лице. Легчайший ветерок мог сбросить ее.

Впервые за всю ночь Дарби смогла прочитать название: «Чертовская удача».

В течение следующих шестидесяти секунд или чуть больше жизнь Дарби зависела от того, насколько крепко спит эта женщина средних лет.

– Романтические комедии, – проворчал Эшли себе под нос. – Это очень мило.

– Лучше, чем Годзилла.

– Ладно, Дарбс, я устал от болтовни вокруг да около. – Эшли по-прежнему говорил низким тоном, взвешивая каждое слово и искоса глядя на Сэнди. – Итак, вот что сейчас произойдет. Я собираюсь сделать тебе предложение.

Дарби слушала, но в глубине души считала секунды, равномерно, как часовой механизм: «Шестьдесят секунд для того, чтобы Эд дошел до грузовика кузины и вернулся.

Пятьдесят секунд теперь».

– Это предложение будет сделано один раз, Дарбс, и потом оно станет недействительным. Второго шанса не будет. Так что подумай крепко, пожалуйста, прежде чем ты примешь решение.

– Что ты сделаешь с этой девочкой?

Эшли облизал губы.

– Мы сейчас говорим не о Джей.

– Ты собираешься убить ее?

– Это не важно.

– Это чертовски важно для меня.

– Дарби, – он начинал раздражаться теперь, обнажая свои идеальные зубы из рекламы зубной пасты, его голос напряженно шептал, – сейчас не о ней. Ты не понимаешь? Сейчас о тебе, обо мне, о моем брате и обо всех остальных, попавших под перекрестный огонь на этой стоянке. Это решение ты должна принять прямо сейчас.

«Сорок секунд».

Дарби думала о Ларсе, охраняющем дверь позади нее, и ее желудок сжимался от тошнотворного ужаса.

Его улыбка лунатика, блестящие шрамы, усыпавшие его руки, плоские глазки. Она не думала, что может сказать это вслух – но сказала:

– Он… Ларс собирается ее изнасиловать?

– Что? – Эшли закатил глаза. – Рядовой Дарбс, ты не слушаешь…

– Ответь мне, – перебила его Дарби, взглянув на Сэнди, – или, клянусь Богом, я начну кричать: «Убивают!» прямо сейчас.

– Сделай это. – Он откинулся назад. – Увидишь, что случится.

У нее все еще были ключи от «Хонды» в кулаке, на коленях. Тот самый острый – от комнаты в общежитии – зажат между большим и указательным пальцами. Но она не была уверена, что сможет напасть через стол быстро. Эшли увидит начало атаки и поднимет руку, чтобы защитить лицо. Это не сработает. Дарби не была достаточно сильна или достаточно быстра.

– Я прошу тебя, – прошептал он. – Крикни.

Она почти поверила, что он блефует.

Тогда Эшли взглянул за плечо Дарби. Он снова кивнул, и она поняла с панической дрожью – Ларс теперь стоит прямо за ней. Она не слышала его приближения, но сейчас слышала, как складка на его лыжной куртке изгибается и шуршит всего в нескольких дюймах позади нее. Как в момент их первой встречи. Дарби вздрогнула, почти ожидая, что эти изуродованные руки сомкнутся вокруг ее горла и сожмут, – но Ларс вместо этого наклонился и схватил ее сумку.

– Цап! – Он отнес сумку назад к двери.

Эшли снова смотрел на нее, посасывая свою нижнюю губу.

– Дарбс, итак, мы начнем с чистого листа. Я даю тебе шанс всё исправить. Большая красная кнопка сброса. Это легко, потому что всё, что тебе надо делать, – это ничего. Просто продолжай держать свой рот закрытым.

«Двадцать секунд».

– Смотри, Дарбс, мы все договариваемся, что этого маленького столкновения никогда не случалось. Мы – мой брат и я – мы притворяемся, что ты никогда не вламывалась в наш фургон. Ты притворяешься, что никогда не видела Джей. Мы все просто… просто сотрем последние несколько часов из наших мозгов, и когда снегоочистители, как взбесившись, загрохочут здесь на рассвете, мы все просто прыгнем в наши машины и разъедемся по своим делам в разные стороны. Мирное решение для всех.

Клац-клац. Ларс открыл застежку на ее бумажнике. Кредитные карточки шлепнулись на пол.

Он сопел, проверяя ее водительские права штата Юта. Затем нашел и развернул смятую двадцатку, которую прикарманил.

«Десять секунд».

– Я буду честен. – Эшли наклонился вперед. – Я очень, очень надеюсь, что ты просто станешь смотреть в другую сторону. Отдохни немного. Ты устала. Ты выглядишь, как вареный судак. У тебя нет шанса выстоять против Ларса и меня. Так просто… пусть монстры делают свое дело, хорошо?

«Пять секунд».

– Пожалуйста, Дарбс. Так будет легче для всех нас. – Он глянул на Сэнди, когда сказал это, как будто его угроза еще не была ясна.

Дарби почувствовала, как ее щеки горят.

– Я не могу.

– Мы не причиним вреда Джей, чтоб ты знала. – Эшли вздернул подбородок. – Ты об этом? Это то, чего ты боишься? Потому что если так, то я могу обещать тебе…

– Ты лжешь.

– Никто не пострадает сегодня, если ты станешь сотрудничать.

– Ты лжешь, я знаю.

– Она будет в порядке, – сказал Эшли, махнув рукой. – Эй, кстати. Я видел кучу бумаги на заднем сиденье твоей машины. Черной бумаги. Что это?

– Почему тебя это волнует?

Его глаза посуровели.

– Ты влезла в семейные дела Гарверов. Так что я лезу в твои. Ответь на вопрос.

– Это… просто бумага.

– Для чего?

– Для оттисков с надгробий.

– Что это такое?

– Я беру… я использую мелок и… делаю отпечаток с памятника.

– Зачем?

– Потому что я их собираю.

– Зачем?

– Просто собираю. Для коллекции. – Ее бесило, что он ее изучает.

– Ты типа испорченная девушка, – сказал Эшли. – Мне нравится.

Она промолчала.

– И у тебя шрам над бровью. – Она наклонился через стол, рассматривая ее в свете дневных ламп. – Это, наверно, было… что, тридцать стежков? Это заметно только когда ты хмуришь бровь. Или улыбаешься.

Дарби уставилась в пол.

– Так вот отчего ты редко улыбаешься, Дарбс.

Ей хотелось плакать. Она желала, чтобы всё это закончилось.

– Улыбайся, – прошептал Эшли. – Улыбка продлевает жизнь.

«Прошло уже больше минуты».

Какого черта, где же Эд? Разные варианты крутились у нее в голове. Может быть, он не нашел походный кофе. Может, он тайком выпивает. Или, может… может, он обнаружил какую-нибудь незаметную улику, маленькую деталь, указывающую на похищение, и теперь пытается найти сотовый сигнал, чтобы связаться с полицией прямо сейчас? Или что, если Джей прорезала сетку клетки и побежала к нему? Он будет вторым свидетелем.

И у Эшли с Ларсом не останется выбора, кроме как начать стрелять.

С каждой секундой Дарби нервничала всё больше. Она взглянула на часы с Гарфилдом, и Эшли это заметил.

– Ты знаешь, они спешат на час.

– Я знаю.

– Сейчас только первый час.

– Я знаю.

Он облизал губы, рассматривая часы. Изображение на них – влюбленного кота Гарфилда, предлагающего розы Эрлин.

– Эй, как имя этой кошки? Которая розовая?

– Эрлин.

– Эрлин. Прекрасное девичье имя. Как твое.

– И как твое, – сказала она.

Эшли ухмыльнулся, позабавленный этим обменом реплик, снова глядя на ее бровь.

– Как ты вообще получила шрам?

– В драке, – соврала она. – В средних классах.

Дарби врезалась на велосипеде в дверь гаража. Если это можно было назвать дракой, то дверь гаража победила. Двадцать восемь швов и ночь в больнице Сент-Йозеф.

Другие пятиклассники называли ее Франкенгерл – девочка-Франкенштейн.

Она не могла понять, поверил ли ей Эшли. Он снова облизал губы.

– Я должен предупредить тебя, Дарбс. Если ты… ну, знаешь, собираешься воевать с нами сегодня. Ты как?

– Что я как?

– Собираешься воевать с нами?

– Я подумываю об этом.

– Ну если так, то ты должна знать. Я всегда был кем-то вроде Избранного. Особенным.

– Я бы с этим поспорила.

– Видишь ли, я не просто удачлив – я защищен, я думаю. Чем-то могущественным. Это словно магия, которая у меня есть. В конце концов всё всегда идет как мне надо. – Эшли наклонился поближе, как будто сообщал деликатный секрет. – Ты можешь называть это удачей, везением, но я искренне верю, что это нечто иное. Мой бутерброд всегда падает маслом вверх, можно сказать.

Дарби должна была это спросить:

– У тебя на самом деле нет астмы, не так ли?

– Нет.

– Ты точно ходишь в Технологический институт Солт-Лейк-Сити?

Его ухмылка стала шире:

– Выдуманное заведение.

– А как насчет твоей фобии дверей?

– Дверных петель. Это правда на самом деле.

– По-настоящему?

– Ага. Они вызывают у меня мурашки по всему телу. – Эшли прижал руку к сердцу. – Богом клянусь. Не могу трогать их, стараюсь не смотреть на них. С тех пор как я едва не потерял свой большой палец в Провале Китаезы, они чертовски беспокоят меня.

– Обычные дверные петли?

– Ну да.

– Я была уверена, что ты это тоже придумал. Это не казалось реальным.

– Почему нет?

– Потому, – сказала Дарби спокойно. – Я не думала, что ты такая ТП.

– Что это такое – ТП?

– Нежная кошечка.

Столешница скрипнула.

Эшли снова смотрел на Дарби холодно, словно она бросила вызов его самооценке, и свет моргал у них над головой. Потом он вздохнул, сглотнул разок, и когда наконец заговорил снова, его голос был полностью под контролем:

– Ты играешь в азартную игру с жизнью ребенка. Не забывай это. Сегодня всё должно счастливо закончиться, но ты ставишь это под угрозу.

– Я не верю тебе.

– Это не связано с сексом, – сказал Эшли, нахмурившись с преувеличенным отвращением. – Дело в деньгах. Если тебе просто нужно знать.

Сэнди снова пошевелилась на скамейке. «Чертовская удача» соскользнула с ее лица. Дарби размышляла, действительно ли она спит. Что, если она только притворяется? Что, если она слышит весь разговор?

– Я думаю, расскажу тебе. – Эшли подавил смешок, снова расслабившись. Его поведение изменялось пугающими фазами: от света к тьме и вновь обратно. – Видела бы ты этот дом, Дарбс. Похож на особняк мистера Бернса[11]. У папочки свой технический стартап, что-то связанное с видеоиграми. Ну знаешь, компьютерное дерьмо, которое выше моей головы работяги. Я больше практичный парень, по гайкам и болтам. Вот зачем мы одолжили Птичку Джей – мы принимаем ее в Скалистых горах на несколько недель, позволяя мамочке и папочке по-настоящему забеспокоиться и схватиться за чековые книжки. И как только мы получим справедливую компенсацию за нашу работу, то обналичим деньги и оставим ее на автобусной станции в каком-нибудь мухосранске в Канзасе. Она не пострадает. Это будет как каникулы. Черт побери, может, мы даже научим ее кататься на сноуборде, пока мы…

– Ты снова лжешь.

Его свойская улыбка опять исчезла.

– Я уже говорил тебе, Дарбс. Держи себя в руках. Мы не причиним ей боли…

– Вы уже причинили ей боль, – прорычала Дарби, почти надеясь, что Сэнди действительно проснулась под своей мягкой обложкой и слушает. – Ты прострелил треклятым гвоздем ее руку. И клянусь Богом, Эшли, если у меня будет возможность, я поступлю с тобой еще хуже.

Молчание.

У двери Ларс сунул бумажник обратно в сумку и запустил ее по полу обратно к ногам Дарби.

– Так… – Эшли сделал паузу. – Ты видела руку Джей?

– Да.

Он обдумывал это несколько секунд, облизывая свою нижнюю губу, будто пьющая ящерица.

– Ладно. Хорошо. – Он ожесточился – еще одна жуткая фаза изменения. – Хорошо, хорошо. Великолепно даже. Пусть это называется поучительным моментом, ладно? Если в моих интересах сохранить Джей живой – потрясенной, но живой, – и вчера утром я устал от ее нытья, приложил беспроводной молоток к ее ладони и нажал на спуск… ну, Дарбо, просто представь, что я сделаю с тем, кого мне не нужно держать в живых. Представь, что я сделаю с этой стоянкой. Что я сделаю с Эдом и Сэнди. И что я заставлю тебя на это смотреть. И это всё будет твоя вина, потому что ты чувствовала свое моральное превосходство, не позволяющее играть со мной в какие-то игры. Итак, я спрашиваю тебя снова, Дарби. И я также предупреждаю – думай долго и крепко над тем, что скажешь в следующий раз, потому что если это будет неправильная вещь, я обещаю: ты окажешься не единственной, кто умрет этой ночью.

Дарби смотрела на него, боясь моргнуть.

– Кстати, – добавил он, – у тебя кровь из носа идет.

Она коснулась своего носа…

Эшли бросился вперед, схватил ее за волосы и ударил лицом о столешницу. Искры посыпались у нее из глаз. Головокружительная боль. Хрящ в носу влажно хрустнул, и Дарби отпрянула назад, чуть не упав со стула, прижимая обе руки к лицу.

Через комнату встрепенулась Сэнди. Ее книжка шлепнулась на пол.

– Что… что случилось?

– Ничего, ничего, – ответил Эшли, глядя на Дарби. – Мы в порядке.

Дарби кивнула, зажимая нос. Горячая кровь стекала на ее запястья ярко-красным потоком. Она зажмурила глаза, загоняя слезы обратно.

«Не плакать».

– О, дорогая, ваш нос…

– Да. Я в порядке. – Дарби ощущала медный вкус крови на зубах. Крупные капли стучали по столешнице. Ее пальцы слипались вместе.

– Что произошло?

– Большая высота, – сказал Эшли твердо. – Низкое давление воздуха. Это просто подкрадывается к вам незаметно. Мой нос истекал кровью, как кран, на Лосином перевале…

Сэнди проигнорировала его:

– Нужен платок?

Дарби резко покачала головой, зажимая ноздри. Кровь лилась ей в горло, сворачиваясь в сгустки. Капала на колени.

«О Господи, только не плакать».

Сэнди пересекла комнату, размахивая своей большой сумкой. Она схватила пачку коричневых салфеток с кофейной стойки, и положила их на колени Дарби, коснувшись ее плеча:

– Вы уверены? Это… это действительно кровотечение.

Дарби чувствовала, как натягивается кожа на лице, будто сжатая где-то на затылке прищепкой. Щеки пылали огненным жаром. Ее зрение размыло слезами, она хрипло дышала, пока Эшли спокойно смотрел на нее из-за стола, с руками, аккуратно сложенными на коленях.

«Не плачь, Дарби, иначе он убьет всех здесь».

– Я в порядке. – Она задыхалась. – Это просто от высоты…

– Я однажды впервые выпил пива на высоте восемь тысяч футов, – снова затрындел Эшли. – Порезал руку осколком лампы, и кровь хлестала два дня подряд…

– О, заткнись, – прорычала Дарби.

Он застыл, испуганный ее внезапной свирепостью. Это была еще одна победа Дарби, еще один маленький момент, когда добыча ловит хищника врасплох, но она уже знала, что это огромная ошибка.

Потому что Сэнди заметила.

– Я… – Дама осеклась, вскинув ладони. Она глядела на них – то на Дарби, то на Эшли, и ее желтая парка шуршала при движении. – Подождите. Что на самом деле здесь происходит?

Эшли задумчиво пожевал губу, а потом кивнул Ларсу.

«Нет, нет, нет…»

Ларс потянулся в карман за пистолетом. Но тут входная дверь распахнулась рядом с ним, ударив с грохотом по стене и напугав его.

– Наконец-то нашел кофе. – Эд вошел, скрипя башмаками, обсыпанный снегом, и бросил начатый мешочек молотого колумбийского кофе на стол между ними. – Рецепт: две столовые ложки на каждые восемь унций кипятка… О, черт возьми, да тут кровь.

– От высоты, – сдавленно прохрипела Дарби.

Сэнди ничего не сказала.

– Черт. – Эд осмотрел Дарби сверху донизу. – Вы действительно заполучили кровотечение. Сожмите нос и наклонитесь вперед, а не назад.

Она наклонила голову вперед.

– Хорошо. Вперед, и кровь свернется. Назад – и она вся хлынет вниз через горло, и ваш желудок будет полон крови. – Он отряхнул снег со своих плеч. – И используйте эти салфетки. Они никому не нужны.

– Спасибо.

Когда Эд прошел мимо, Дарби взглянула на Сэнди, наводя дрожащий мост секундного зрительного контакта. Сэнди была настороже теперь – глаза широко открыты, взгляд перелетает от одного брата к другому. Очертания скрытого пистолета в кармане Ларса отчетливо выделялись под верхним светом.

Дарби подняла указательный палец к губам: «Тссс».

Сэнди кивнула.

В то же время Эшли, должно быть, подавал сигнал рукой Ларсу. Дарби повернулась и заметила только его конец, но это выглядело как бешеный жест руки к горлу: «Стоп, стоп, стоп!» Вот и всё; комната только что была в доле секунды от взрыва насилия. Эд понятия не имел, что он спасает жизни всех, когда врывался внутрь с мешочком растворимого кофе. Теперь он протянул руки через защитную решетку и разливал по стаканам горячую воду из кофемашины.

– Это не совсем кипяток, но для чая достаточно. Должно быть достаточно и для какого-то дерьмового кофе.

– Манна с небес, – сказал Эшли. – Милый, милый кофеин.

– Ага, это была хорошая мысль.

– Вы мой герой, Эд.

Эд кивнул, его терпение к болтовне Эшли явно иссякало.

– Приятно слышать.

Сэнди отошла и села на угловую скамейку, откуда она могла контролировать всю комнату. Дарби заметила, что она подняла свою книжку, но держит ее на коленях. Другая рука аккуратно спрятана в сумке, за вышитыми буквами Псалма 100:5. Сжимает баллончик с перцовым спреем, вероятно.

«Пожалуйста, Сэнди, ничего не говори».

Зона отдыха Ванапани стала пороховой бочкой. Всё, что требовалось для взрыва, – лишь одна искра, а эта комната была полна трения. Осторожного, не на виду.

Дарби открыла записку «ЕСЛИ ТЫ СКАЖЕШЬ ИМ, Я УБЬЮ ИХ ОБОИХ» на коленях под столешницей и написала еще одно сообщение, опираясь ручкой на свое бедро. Закрыла ручку и снова плотно сложила салфетку, оставив на ней кровавый отпечаток пальца.

– Кто еще хочет кофе? – спросил Эд.

– Я, – ответил Ларс.

Сэнди кивнула, но молча.

– Я тоже, – сказала Дарби и встала, зажав свой раненый нос. Она передала записку Эшли, поворачиваясь лицом к Эду. – Без сахара, без сливок. И сделайте его покрепче, пожалуйста. Сегодняшняя ночь обещает быть чертовски длинной.

Позади себя она услышала, как Эшли кинулся разворачивать салфетку.

Он читал ее послание сейчас.

1:02

«ТЫ ПОБЕДИЛ. Я НЕ СКАЖУ НИ СЛОВА».

Эшли ухмыльнулся – Дарби понятия не имела, насколько она права.

Эта девушка из Боулдерского университета стала неожиданным осложнением, но он уже разобрался в ней. Он видел такой тип и прежде, хотя никогда во плоти. Очевидно, Дарби Элизабет Торн являлась настоящим героем. Она была как один из тех случайных прохожих на пленке с камер наблюдения, которые кидаются на пистолет грабителя или оказывают помощь истекающему кровью клерку. Она была из тех, кто бросается под колеса-мясорубки поезда, чтобы спасти совершенно незнакомого человека. Защищать других, поступать правильно – было инстинктом для нее, знала она это или нет.

Вопреки распространенному мнению, это не сила. Это слабость, потому что она делает тебя предсказуемым. Контролируемым.

И уж точно – после тридцатиминутного разговора, половины раунда «Круга времени» и прерванной карточной игры – Эшли уже управлял ею.

Сломать ей нос? Это был просто забавный маленький круг победы.

И Эшли был удивлен тем, насколько сильно ему понравилось наблюдать ее борьбу со слезами напротив Эда и Сэнди, с красным ручьем из носа. Имелось в этом что-то замечательное, что-то неуловимое, на что он не мог просто показать пальцем. Она была унижена, страдала публично, как в некоторых его любимых порнороликах. Эшли любил те, где девушка была тайно одета в вибрационные трусики на улице или в ресторане, стараясь это не показывать. Пытаясь сдерживаться.

К тому же Дарби, несомненно, была хорошенькой, в диком стиле. В ней чувствовалась свирепость, и порочная черта подходила к ее огненно-каштановым волосам. Она не знала, насколько может быть жесткой, если ее толкнуть на край. Эшли нравилось подводить ее туда, к краю. И ему хотелось бы взять ее с собой в Рэтдрам, посадить в окоп и учить стрелять из дядиного СКС. Прижимать деревянный советский приклад к ее маленькому плечу, направлять ее разрисованный ноготь вокруг спускового крючка, нюхать ее нервный пот, пока она совмещает прицел и мушку.

Такая досада, что ему придется убить ее сегодня.

Он не хотел.

Эшли Гарвер технически никогда не убивал людей раньше, так что сегодня будет определенно впервые. Самый близкий пример, который он мог вспомнить, – еще большее человекоубийство, чем убийство. Но не прямым действием – а бездействием.

Он был ребенком, когда это случилось.

Это было за год или два до того, как он чуть не потерял палец в Провале Китаезы. Значит, ему было пять, может, шесть. Тогда родители отправили его и Ларса (совсем малыша в ту пору) на лето к дяде Кенни, жившему в сухих прериях Айдахо. Он называл себя «Толстяк Кенни» и напевал «Хэй-хэй-хэй!», и Эшли только сейчас понимал, что это был закос под Толстяка Альберта[12].

Дядя был веселым человеком, раздражавшимся, когда ему приходилось подниматься по лестнице, курившим сигареты с ароматом гвоздики и всегда имевшим под рукой шутку на любой случай.

«Что ты скажешь синеглазой женщине? Надо было слушаться мужа. А что ты скажешь женщине с двумя синяками? Ничего. Ей уже дважды повторяли».

Каждый год Эшли возвращался в школу, вооружившись арсеналом убойных шуток. Каждый сентябрь он был самым популярным пацаном на детской площадке, пуская их в ход. К октябрю или около того администрация школы всегда проводила срочное собрание о толерантности.

Но у дяди Кенни было и кое-что гораздо большее, чем его подрывные шутки. Он также владел местной дизельной заправкой на однополосном шоссе к югу от Бойсе, популярной у дальнобойщиков и ни у кого больше. Эшли с Ларсом забирались на яблони и наблюдали, как восемнадцатиколесные фуры въезжают и выезжают. Иногда они парковались на участке Кенни, пережевывая грязный дерн и оставляя глубокие колеи в желтой траве, прибывая поздно ночью и уезжая рано утром. Водители редко заходили в дом Кенни, хотя – они посещали его подвал.

Он был похож на бункер из «Фоллаута» – одинокая дверь люка, выступающая из сорняков в двадцати ярдах от прачечной. Эта дверь подводной лодки была всегда, всегда заперта на замок. До одного утра, когда, под марлей влажного тумана, Эшли нашел ее открытой.

И проник внутрь.

Эшли помнил несколько подробностей о темной комнате внизу длинной скрипучей лестницы. В основном просто запахи – затхлая, сладкая прелость, которая была одновременно гнилой и странно заманчивой. Он никогда не ощущал ничего подобного с тех пор. Холодный цемент под ногами. Электрические провода на полу, большие фонари на треногах. Нечеткие очертания, скрывающиеся в темноте.

Эшли уже уходил, поднимаясь назад по лестнице, когда женский голос окликнул его: «Эй!»

Он повернулся, чуть не споткнувшись. Он ждал долгую секунду, одной ногой на ступеньке, с гусиной кожей на руках, сомневаясь, не показалось ли ему, и наконец, женский голос снова сказал:

«Эй, там. Мальчик!»

Это было шоком – он не знал, как женщина в погребе может видеть его. Там внизу было темно, как в бочке со смолой. Только взрослым Эшли начал понимать, что ее глаза уже привыкли к темноте, в отличие от его. Как хитрый маленький трюк Дарби с одним закрытым глазом.

«Ты хороший мальчик, не так ли?»

Он прятался там на ступеньках, прикрывая уши.

«Нет. Не бойся! Ты не такой, как они».

Призрачный голос понизился, словно она разглашала секрет:

«Ты можешь… ты можешь помочь мне как-нибудь? Пожалуйста».

Эшли боялся отвечать.

«Можешь принести мне стакан воды?»

Эшли не был уверен.

«Пожалуйста?»

Наконец он сдался и помчался назад по гнилым ступеням, побежал обратно на дядино ранчо и наполнил синий стакан в кухонной раковине. Вода из крана здесь на вкус отдавала железом. Когда он вернулся на улицу, дядя Кенни стоял у открытой двери погреба, и его руки крепко упирались в дряблые бедра.

Маленький Эшли замер, пролив немного воды.

Но дядя Кенни вовсе не рассердился. Нет, он никогда не сердился. Он весело улыбнулся, показывая желтые конские зубы, забирая стакан из окаменевших пальчиков Эшли: «Спасибо, малыш. Всё в порядке, я отнесу это вниз к ней. Эй, почему бы тебе не взять братишку и не прогуляться с ним до заправки, отхватив там себе пару куриных флаутас[13] навынос, а»?

Флаутас были сухими, как наждачная бумага, зачерствевшими на электрогриле.

Ларс не возражал, но Эшли так и не смог доесть свой.

В том же году, через месяц или два, Эшли вернулся к дяде Кенни снова на выходные в День Памяти, и он помнил, что нашел ту подвальную дверь открытой нараспашку, с дребезжащим вентилятором, выдувающим наружу воздух. Когда он спустился по лестнице в этот раз, то обнаружил освещенный, пустой, выпотрошенный бункер, бетонные стены, влажные от конденсата. Следы от швабры на полу. Едкий запах отбеливателя. Женщина исчезла.

Давно исчезла.

Даже в этом возрасте Эшли знал, что должен как-то помешать своему дяде в таких делах, а еще лучше – рассказать своим родителям, и пускай бы они позвонили в полицию. И он был близок к тому, сидя с этим знанием все выходные, как заряженное ружье.

Но в тот субботний вечер Толстяк Кенни сделал макароны с сыром и халапеньо, и с целыми ломтиками бекона в них, и рассказал анекдот так эпически смешно, что Эшли прыснул с набитым ртом и прокусил себе губу.

«Эй, Эшли! Как понять, что негр подключился к твоему компьютеру? – Как? – На экране чернота».

В конце концов, он просто слишком любил Толстяка Кенни. Кенни был таким забавным. И он также был по-настоящему важен для четырехлетнего Ларса, позволяя тому подавать инструменты в мастерской, обучая его, как стрелять ворон из пневмата. В общем, подводя черту – то, что те дальнобойщики делали в бункере с женщиной, в конечном счете не имело значения для Эшли. Он просто спрятал это в темном уголке своего мозга.

Это случилось семнадцать лет назад.

И сейчас, в зоне отдыха Ванапани в Колорадо, в морозную ночь 23-го декабря, эти роли были перетасованы, как в классическом телешоу, перезапущенном с новым актерским составом. Сам Эшли был новым Толстяком Кенни, отчаянно защищающим разрушительный секрет. А Дарби стала случайным свидетелем.

История не повторяется дословно, но, черт возьми, она точно похожа.

Эд потянулся через дребезжащую решетку, проверяя температуру воды в кранике, а потом отделил два пакетика с растворимым кофе:

– Есть темная французская обжарка и светлая.

– Любая годится, – сказала Сэнди.

– Мне темной обжарки, пожалуйста, – попросил Эшли. – Настолько темной, насколько возможно.

На самом деле у него не имелось предпочтений, ему просто нравилось, как это звучало: «темная обжарка». Его рецепторы были не особо разборчивы, так что весь кофе для него оставался одним и тем же на вкус. Но, черт побери, если вся эта ночь черна, как тот кофе, пусть будет так.

Эшли засунул коричневую салфетку Дарби в карман джинсов, заметив на ней серповидный отпечаток ее крови.

И понял, что потерял Дарби из виду.

Он быстро осмотрел комнату. Эд был тут, возле запертой кофейной стойки, Сэнди сидела как толстый желтый шмель, Ларс охранял входную дверь – но да, Дарби не было. Она исчезла.

Она воспользовалась его невнимательностью и сделала ход.

Однако всё было в порядке. Не стоило беспокоиться. Эшли Гарвер просто сделает свой ход тоже.

Уборная?

Уборная.

Он кивнул своему брату.

Дарби знала, что у нее всего несколько секунд.

Она закрыла дверь мужского туалета за собой, не замедляя шага, проходя мимо грязных умывальников. Ее отражение следовало за ней в зеркалах. Шрам светился, как белый серп. Горящие глаза в стекле. Да, зона отдыха Ванапани напоминала кипящий котел. Дарби чуть не спровоцировала убийство Эда и Сэнди. Ей надо выбраться. Ей нужно перенести этот бой, передислоцироваться в другое место. Куда-то, где нет риска сопутствующего ущерба и случайных жертв.

«Я буду бежать, – решила она. – Я побегу по шоссе. Так быстро и так далеко, насколько это возможно. Я не остановлюсь, пока не найду сигнал и не позвоню 9-1-1.

Или пока не замерзну до смерти».

Дарби снова проверила айфон. Заряд батареи теперь был два процента.

Она взглянула на выбитое окно – треугольный кусочек ночного неба и верхушки деревьев.

Окно находилось почти в восьми футах от пола. Проникнуть внутрь было нетрудно, спасибо пирамиде из сложенных столов снаружи. А вот обратно будет гораздо сложнее. Даже на цыпочках она не могла дотянуться до оконной рамы. Ей нужно сделать чертовски трудный прыжок и зацепиться за нее кончиками пальцев. Ее нужен разбег, и важен каждый дюйм.

Она отступила назад, мимо зеленых кабинок, мимо надписи «Пейтон Мэннинг дает в задницу», проделав весь путь обратно к двери. Ее спина коснулась стены, и прямоугольная уборная протянулась перед ней, как двадцать футов взлетно-посадочной полосы. Гладкий пол под ногами был скользким от влаги. Дарби выгнула спину, вставая в позу бегуна, и сжала руки в кулаки.

Она сделала полный вдох – горькая вонь аммиака. И выдохнула. Сунула айфон в карман.

Вперед.

Она бежала.

Зеркала, писсуары, двери кабинок, все проносилось мимо нее. Воздух свистел в ушах. Нет времени передумать. Нет времени бояться. Она вскинула руки, словно самурай два своих меча, оттолкнулась ногами и сделала стремительный прыжок камикадзе к крошечному открытому…

«Это будет больно…» – успела она подумать в середине полета.

Так и вышло. Дарби врезалась в кафельную стену коленями, ударяясь подбородком, вышибая воздух из своих легких, но – «да!» – отчаянно вцепилась в оконную раму кончиками пальцев. Ногтями в трухлявую старую древесину. Она уперлась мокрыми «Конверсами» в стену. Затем снова изогнула спину, зафиксировала локти и подтянула тело вверх, задыхаясь, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, словно самый отчаянный гимнаст в мире, и тянулась-тянулась-тянулась…

Дарби услышала ротовое дыхание. Снаружи.

«Нет.

Нет, нет, нет, пожалуйста, пускай это будет неправдой…»

Но увы, это было правдой. Этот мягкий хрип, который она слишком хорошо знала, это сочное пыхтение – прямо с другой стороны стены. Ларс, грызунья морда, обошел вокруг здания и теперь ждал ее у столов. Наблюдая за окном с пистолетом в руке, готовясь всадить пулю ей в мозг, как только она взберется и покажет лицо.

Что делать?

Дарби висела там на ноющих кончиках пальцев, с подошвами, болтающимися в трех футах от пола, отчаянно желая, чтобы она просто ослышалась, перепутала с рычанием ветра снаружи. Но она знала, что это не так. Дарби знала, что Эшли послал послушного маленького Ларса сюда, чтобы пресечь побег. Эшли, который оставался намного более хитрым и опасным врагом, никак не дававшим о себе знать сейчас…

И тут она услышала, как хлопнула дверь туалета.

«Он здесь вместе с…»

Пластиковый пакет обхватил лицо Дарби сзади. Она закричала, но крик застрял у нее во рту.

1:09

Джей Ниссен допилила последний прут в собачьей клетке.

Она резала их, пропиливая по одному, тем способом, которым учила ее та рыжеволосая молодая женщина. Словно миниатюрным лобзиком. Ее онемевшую левую руку покалывало иголками, так как она сжимала нож довольно долгое время. Дважды она уронила нож, и ей пришлось нащупывать его в темноте. Один раз Джей испугалась, что он отскочил за пределы клетки и потерялся навсегда. Но она нашла его.

А теперь? Пробуем.

От нажима сетка выпала прочь и шлепнулась напротив двери фургона.

Клетка была впервые открыта с тех пор, как Джей похитили. Она не знала, сколько дней назад это случилось. Она не считала. Путешествие длиной больше, чем ночь, без ее уколов сделало ее одурманенной и квелой, и с тех пор она впала в нерегулярный ритм болезненных четырехчасовых промежутков сна. Солнце всходило и заходило, поднималось и опускалось с разных сторон. Запах кетчупа, деревенского соуса и застарелого пота, оседающего на стеклах. Смятые обертки от «Джека в ящике». Их бормочущие голоса, шутки Эшли, от которых Ларс в восторге шлепал себя по колену, вонь дорожного покрытия, тиканье поворотников. Может быть, прошла уже неделя? Каково ее родителям сейчас?

Ее портативная игровая консоль заряжалась, когда они пришли к ней домой.

Джей подключала серый провод к порту «Нинтендо», как вдруг одиночный резкий стук послышался от входной двери. Будто удар теннисного мячика. Она поспешила к двери и приоткрыла ее на несколько дюймов – насколько позволяла латунная дверная цепочка, – и вот тогда она впервые увидела того, которого теперь знала как Ларса. Тогда он еще не покрывал свою голову от холода. Он глупо улыбался и сказал ей, что он из «Лисичкиных кровельных услуг» и что ее отец «мистер Пит» дал им разрешение войти в дом.

Джей ответила – нет.

Ларс просил еще несколько раз, по-разному. Он уверял, будто встретил «мистера Пита» в бакалейном магазине, что было ложью (ее отец звонил из офиса и сказал ей, что у няни грипп и что в холодильнике остался «Монгольский гриль»). Уже тогда у Джей сложилось впечатление, что Ларс не похож на других взрослых в ее жизни. Она подозревала, что даже в своем возрасте уже была умнее, чем он сможет быть когда-либо.

Ларс спросил менее вежливо. Наклонился. От его зубов пахло мертвой листвой.

Джей закрыла дверь.

Когда она обернулась, тот, которого она теперь знала как Эшли, сидел за овальным кухонным столом. Его ботинки оставляли грязные отпечатки на паркете. Он посмотрел на нее как ни в чем не бывало, жуя горсть банановых чипсов из керамической чаши. Дарби даже не знала, как он попал внутрь дома. Через окно, может? Или через гараж?

Она побежала в гостиную. И не добежала.

Здесь и сейчас Джейми Ниссен – или Джей, как она звалась с тех пор, как пошла в первый класс – выползла из собачьей клетки на четвереньках, по колючим одеялам и полотенцам, под которыми пряталась ее спасательница два часа назад. Металлическая сетка гнулась и дребезжала под ней, и она надеялась, что Эшли и Ларса не было рядом, чтобы услышать. Она добралась до задней двери вэна, ожидая, что та окажется заперта. Ларс всегда был достаточно осторожен, чтобы снова запереть двери, он каждый раз…

Ручка щелкнула в ее окровавленных пальцах.

Дверь распахнулась.

Джей застыла на коленях, глядя в темноту. Тысячи кружащихся снежинок. Дрожащие порывы ночного ветра. Снег на парковке был гладкий, нетронутый, сияющий белыми кристаллами.

Это было странно и волнующе. Джей никогда не видела такого количества снега за всю свою жизнь.

Что теперь?

– Что теперь, Дарбс?

Она не могла ни дышать, ни видеть. Пластик плотно обтягивал лицо, всасываясь между передними зубами. Чужие руки обхватывали ее горло, закручивали пакет, сжимая дыхательные пути.

Скользкая паника быть похороненной заживо.

– Тсс, тсс.

Дарби вырывалась, но Эшли был слишком силен. Он скрутил ей руки назад каким-то борцовским приемом. Обе ее лопатки были вывернуты, и руки находились где-то далеко позади нее, зажатые и бесполезные. Словно борьба с объятиями смирительной рубашки. Она билась, ее ноги искали стену уборной для опоры, но находили только пустоту. Ее позвоночник трещал.

– Не дерись, – шептал Эшли. – Всё хорошо.

Давление росло в ее груди. Легкие горели, опухали под ребрами.

Дарби жила сейчас на своем последнем вздохе – на той порции воздуха, которая была внутри ее горла, когда пакет опустился на ее лицо влажной туманной ловушкой. Теплый медный вкус распространялся вниз к подбородку. Ее нос опять кровоточил. Она снова дралась, выворачивалась, колотилась. Била ногами в пустоту.

Ее пальцы скреблись и царапались, она нащупала петлю шнурка в его куртке. Звякнули ключи. Но не было ни пистолета, ни другого оружия, чтобы схватить.

Дарби уже теряла силы. Эта попытка сопротивления была слабее, чем первоначальная.

«Вот и всё, – поняла она. – Я умру здесь».

Прямо здесь, в грязном туалете на Седьмой государственной дороге. Рядом с воняющими хлоркой унитазами, отбитыми зеркалами, облезлыми дверьми кабинок, покрытыми граффити. Прямо здесь, прямо сейчас, со вкусом лизоля во рту.

– Тсс. – Эшли придвинул свою голову ближе, будто подслушивал через ее плечо. – Всё почти кончилось. Просто позволь этому случиться.

Дарби сдавленно крикнула внутри закрытого пакета. Пластик вздулся небольшим пузырем. Потом ее легкие инстинктивно попытались втянуть живительный глоток кислорода – но нашли только вакуум, всосав несколько скудных кубических сантиметров уже использованного воздуха.

– Я знаю, что ты страдаешь. Я знаю. Мне жаль. – Пакет закрутился туже, по часовой стрелке, и теперь Дарби увидела окно. Одним зажатым глазом, через мутный пластик и слезы, она увидела это маленькое треугольное окошко, в восьми футах от пола, припорошенное снежинками. Так близко. Так мучительно близко. Почему-то ей хотелось, чтобы оно было дальше, на другой стороне, безнадежным и недостижимым. Но нет, оно находилось прямо тут, и она могла почти дотянуться и дотронуться до него, если бы не скрученные руки.

Дарби рванулась в третий раз, но нескоординированно и слабо. Сейчас Эшли было нетрудно ее удержать. Она знала, что это последний рывок, что четвертый раз собраться с силами невозможно. Она уже слишком устала. Эд и Сэнди находились в том же здании, по другую сторону стены, в десяти футах, не подозревая, что сейчас она задыхается в смертельных объятиях убийцы. Она чувствовала, как время замедляется.

Полный и приятный покой навсегда накрывал ее, словно тяжелое шерстяное одеяло. Дарби ненавидела его, настолько в нем было хорошо.

– Расслабься. – Эшли коснулся влажным поцелуем макушки ее головы, грызущей пластик. – Ты старалась по-настоящему хорошо, Дарбс. Отдохни сейчас.

Его отвратительный голос был так далеко теперь. Звучал так, будто Эшли – внутри другой комнаты. Разговаривал с кем-то другим. Душил какую-то другую девушку до смерти. Боль в легких уже угасала. Все эти ужасные ощущения происходили с кем-то другим, а не с Дарби Торн. Ее разум блуждал сейчас, отключаясь, дрейфуя, подводя итог всем незавершенным делам в ее жизни. Ее главная картина, незаконченная. Ее кредиты, неоплаченные. Ее пароль от электронной почты, заблокированной навсегда. Ее банковский счет с 291 долларом на нем. Ее комната в общежитии. Ее стена, увешанная отпечатками. Ее мать в Больнице Долины Юта, просыпающаяся после операции и узнающая, что ее дочь была случайно убита на стоянке отдыха в двухстах милях от…

«Нет».

Она боролась.

«Нет, нет, нет!»

Дарби держалась за нее, за сорокадевятилетнюю Майю Торн, томящуюся в отделении интенсивной терапии. Потому что если Дарби умрет прямо здесь, прямо сейчас, в этом туалете, она никогда не извинится за всё, что сказала своей матери на День Благодарения. Всё это станет неизменным для истории. Каждое уродливое слово.

И вдруг Дарби перестала бояться. Страха больше не было. Она почувствовала нечто гораздо более полезное, чем страх, – гнев. Она была в ярости. Она была в абсолютной ярости на несправедливость, которую Эшли пытался совершить против нее и ее семьи, и восставала против обволакивающей тьмы.

И еще кое-что.

«Если я умру здесь, то никто не спасет Джей», – поняла она.

– …Дарбс?

Дарби выгнула спину и приказала своим изнуренным легким выполнить одну последнюю задачу – расправиться и вдохнуть так сильно, насколько возможно. Втянув пластик через открытый рот, так чтобы он сжался между ее передними зубами, словно бабл-гам. Пускай лишь на маленький жалкий сантиметр.

Она укусила.

Недостаточно сильно. Пластик выскользнул у нее изо рта.

– Рак поджелудочной железы? – Губы Эшли тронули ее ухо, как будто он читал ее мысли. – У твоей мамы… ты сказала, рак поджелудочной железы, верно?

Дарби повторила попытку, с трудом втягивая пакет горящими легкими.

Совсем маленький кусочек.

И опять укусила.

Ничего.

– Это забавно, да? – Его плотная хватка, его гнилой голос. – Ты думала, что тебе придется хоронить маму, но теперь всё наоборот, и маме придется хоронить тебя, потому что ты тупая сука.

Дарби укусила снова, и пластик порвался.

Свежий холодный воздух хлынул внутрь через маленькое отверстие. И помчался вниз по ее горлу сжатой струей, словно вдох через соломинку.

Эшли осекся – «О!», – в полусекундном замешательстве его хватка ослабла, и подошвы Дарби коснулись пола. Эти полсекунды и были тем, в чем она нуждалась. Она нашла себе опору и оттолкнулась от кафеля, резко бросив свое тело назад.

Эшли споткнулся, потеряв равновесие.

Она продолжала бежать назад, толкая его.

Он ахнул:

– Стой, стой, сто-ой!

Дарби изо всех сил протаранила его, ударив спиной об умывальник. Позвоночником о фаянс. Кран открылся. Эшли хрюкнул и выпустил ее руки, выкручивающиеся из его хватки. Они наконец-то были свободны. Она схватилась за мокрый пакет и сорвала с лица, вдыхая полной грудью. Это был словно крик на вдохе, заглушенный кровью, соплями и слезами.

Она снова ощутила мир в цвете. Воздух, обдувающий щеки. Кислород в своей крови. Она отвалилась от Эшли, ее колени подогнулись, и она упала, опираясь о пол вытянутой ладонью. На холодный кафель, испещренный ее кровью.

Позади нее Эшли вытащил что-то из кармана.

Он поднял руку…

И ударил Дарби камнем в носке по затылку, размахнувшись по дуге, как метатель боло, готовясь к влажному хрусту девичьего черепа, – однако она уже рванулась вперед, разрывая расстояние между ними.

Камень лишь задел ее волосы.

Эшли бросился вслед за ней, но он шатался после удара о раковину; камень упал на пол слева от него, выбив керамическую крошку. Эшли рухнул на колени и смотрел, как она мчится в глубину уборной, к маленькому треугольному окошку, как пластиковый пакет кружится в воздухе позади нее. «Она не могла этого сделать», – говорил он сам себе. Но в следующее мгновение Дарби прыгнула к раме, подтянулась на пальцах и ввинтила свое тело в маленькое отверстие, словно гимнаст.

Алле – ап! В окне мелькнули лодыжки.

Легко и просто.

Она исчезла.

Эшли Гарвер внезапно оказался один в туалете.

Он кое-как поднялся, поскользнувшись на окровавленном пакете.

Это не имеет значения, подумал он, приглаживая волосы ладонью, восстанавливая дыхание. Он поставил Ларса снаружи, возле многоярусных столов, как раз для такой ситуации. Его брат, вооруженный верной «береттой-Кугуар», был в резерве. Дарби сбежала из смертельной ловушки в туалете, да, но при этом она практически упала в объятия Ларса, и теперь она слишком слаба, чтобы эффективно бороться с…

Дверь уборной распахнулась позади него. Эшли крутнулся, ожидая увидеть озадаченное лицо Эда, явившегося выяснять причины суматохи, и у него уже имелась наготове история – «Я поскользнулся на мокром полу, мне кажется, я разбил голову», – только вот в дверном проеме стоял не Эд.

Это был Ларс.

Эшли в бешенстве пнул пластиковый пакет.

– О, ну входи.

– Ты издавал такие звуки, будто тебе, э-э, нужна помощь.

– О да. Мне была нужна твоя помощь. Только там.

– Ох…

– Там! – Эшли яростно тыкнул пальцем. – Снаружи, не внутри.

Глаза Ларса расширились, метнувшись от старшего брата к пустому окну. Он понял, что натворил, чему позволил случиться, и его лицо сморщилось и покраснело, намокнув от слез:

– Прости. Мне так жаль. Я не думал, что…

Эшли поцеловал его в губы.

– Соберись, братишка. – Он шлепнул Ларса по щеке. – Парковка. Вот куда она бежит, прямо сейчас.

Эшли все-таки надеялся, что тоже сможет побежать. Его поясница пульсировала в том месте, которым рыжая врезала его о фаянсовую раковину. И когда он собрался с силами, то заметил еще кое-что.

Его шнурок из куртки исчез.

– И… сучка забрала наши ключи.

Дарби упала на столы для пикника, приземлившись жестко. Она выронила ключи Эшли в снег, но тут же подхватила их, поднявшись.

Красный шнурок случайно обмотался вокруг ее большого пальца в схватке. Чистая удача, на самом деле. Когда она ударила Эшли о раковину и вырвалась на свободу, связка ключей осталась с ней. Теперь они были у нее. А у него – не было.

Они позвякивали у нее на ладони. Полдюжины разнокалиберных ключей и черный брелок. Дарби засунула всю горсть в карман, и ее новый план обрел очертания.

«Что может быть лучше, чем бежать за помощью?»

Ехать за помощью. Угнав фургон похитителей.

С Джей внутри.

Отчаянная игра. Дарби все еще находилась в шоке, ее пальцы до сих пор были скользкими от пота, а дыхание учащенным. Ее мысли мчались наперегонки с паникой. Она не была уверена, сможет ли «Астро» проехать дальше, чем смогла бы Синенькая в Сноумагеддон, но Дарби чертовски постарается. Она втопит педаль газа в пол, она включит полный привод на все колеса, она попробует всё. Других вариантов у нее не было. Если она останется здесь, в Ванапани, Эшли и Ларс убьют ее.

Дарби обогнула здание, пробираясь сквозь сугробы, и ночной воздух обжигал ей горло. С левой стороны виднелась толпа Кошмарных Детей. Обглоданные бронзовые фигуры в темноте, жертвы питбуля, замершие во время игры. Голый флагшток, колеблющийся под порывами режущего ветра.

Впереди парковка. Машины. Их фургон.

Еще пятьдесят футов…

Входная дверь гостевого центра, скрипнув, открылась позади нее. В прямоугольник хлынул свет, и Дарби отбросила резкую тень на снег. Хрустящие шаги двух пар ног, спешащих вслед за ней. Дверь закрылась, и тень исчезла.

– Нет. – Голос Эшли, твердый, четкий, как будто он командовал собакой. – Не стреляй в нее.

Дарби поскользнулась, ссадив колено о неровный лед. И продолжала бежать.

Шаги преследователей разделились, один двигался вправо, другой влево, обходя ее с флангов. Словно волки, окружающие свою добычу. Она узнавала их по дыханию – тяжелое хрипение Ларса слева, и контролируемое пыхтение Эшли справа.

Она продолжала бежать, сосредоточившись на «Астро».

Ключи звенели в ее руке.

– Ларс! Не стреляй в нее.

– Она пытается украсть наш фургон.

– Ты хочешь желтую карточку?

Она снова поскользнулась, удержавшись на ногах.

Всего десять шагов оставалось до машины похитителей сейчас.

Мультяшный лис быстро надвигался на нее, сжимая оранжевый гвоздемет.

– Она никуда не денется. Снег слишком глубокий.

– Что, если она это сделает?

– Не сделает.

– Что, если сделает, Эшли?

Дарби добралась до водительской двери, сердце словно прыгало в горле.

Она смахнула снег с замка и ощупала связку ключей, но было слишком темно, чтобы определить, какой ключ от «Шевроле». По крайней мере три из них были достаточно толстыми, чтобы быть ключами от машины. Дарби попробовала первый, и он не подошел. Она попробовала второй. Подходит! Но не поворачивается.

– Она открывает дверь!

Дарби была на третьем ключе, засовывая его в обледенелый замок, когда заметила кое-что. Незначительную деталь, но ошарашивающе неправильную.

Задняя дверь «Астро».

Дверь должна была быть закрыта – но висела приоткрытой, стекло отражало полоску света от окна, собирая верхним краем ободок снежинок. Дарби не оставляла ее открытой. Это не мог сделать Ларс или Эшли.

Тогда оставалась… Джей?

Ларс хрипел:

– Она… Она остановилась.

– Я знаю.

– Почему она остановилась?

Когда шаги приблизились, Эшли понял.

– О черт…

1:23

Со своей стороны Дарби не могла этого видеть.

Но она знала, что увидел Эшли – собачью клетку Джей, неумело распиленную изнутри, открытую заднюю дверь «Астро» и маленькие следы в снегу, ведущие от машины во тьму.

Эшли уставился на это, разинув рот в тупом шоке, прежде чем вглянул в сторону Дарби:

– Если она попытается бежать, пристрели ее.

Она обернулась – Ларс уже обогнул вэн и показался позади нее, держа свой короткий пистолет на уровне пояса и направив ей в живот.

У нее перехватило дыхание. Снова окружена.

– Я не знаю… я не могу поверить в это. – Эшли шагал взад-вперед, взрывая пальцами прическу, и Дарби заметила, что его линия волос была такой же высокой, как у младшего брата. Он просто отрастил себе челку, чтобы прикрыть залысины.

Дарби почувствовала мрачное удовлетворение. Ей понравилось это. При всем самодовольстве и позерстве Эшли сегодня вечером она тем не менее смогла нарушить их чертов план. Маленькая Птичка Джей была на свободе.

Эшли пнул «Астро» в борт, сделав вмятину в металле.

– Твою мать, я не верю в это…

Ларс напрягся сзади.

Но Дарби не могла удержаться. Слишком много адреналина кипело в ее венах. Две минуты назал он душил ее полиэтиленовым пакетом, и она все еще была в ярости из-за этого, все еще переполнялась безрассудной энергией.

– Привет, Эшли. Я, конечно, не эксперт по похищению детей, но мне кажется, оно считается успешным только при наличии ребенка.

Он повернулся к ней лицом.

Она пожала плечами:

– Просто мое мнение дилетанта.

– Ты… – Ларс поднял пистолет. – Тебе пора прекратить…

– А тебе пора пожевать освежающей мяты. – Дарби оглянулась на Эшли, ее слова звенели, как натянутый шпагат, и попадали в больное место. – Ты уверен насчет своей маленькой речи? «Беспомощные люди просто должны позволить монстрам делать свое дело»? Потому что я думаю, что все же немножко повлияла на сюжет, ублюдок.

Эшли кинулся к ней.

Она вздрогнула – «О Боже, вот оно, я пропала», – и Эшли взмахнул камнем в носке, занося его для мозгодробительного удара, но в последний момент отшагнул в сторону от нее и швырнул камень.

Дарби открыла глаза.

Он целился в уличный фонарь. В двух сотнях футов от них. После нескольких секунд полета камень ударился в опору и отскочил от металла с мелодичным звоном. Прокатилось двойное эхо.

Большинство подающих из Национальной футбольной лиги не смогли бы повторить такое.

Ларс прошептал:

– Волшебство…

«Я волшебник, Ларс, о мой брат».

Они будут играть с ней всю ночь, подумала Дарби. Манипулировать ею. Притворяться обычными путешественниками, болтать в комнате, открыто лгать и кидать тупые маленькие намеки, и изучать, как она реагирует. Словно крыса в их лабиринте.

«Ты можешь разрезать девушку пополам?»

«Я могу, но только ты возьмешь золотой приз, если она после этого выживет».

В комнате, наполненной тревожным смехом, опять звенящим внутри ее головы, как металлическое микрофонное эхо.

Ее мигрень вернулась.

Эшли вытер рот от слюны и повернулся к Дарби, пар его дыхания клубился в морозном воздухе.

– До тебя еще не дошло, Дарбс. Это ничего. До тебя дойдет.

«Что дойдет?»

Эти слова вызвали у нее болезненный озноб. Ее повышенный адреналин, ее безумно-тупое бесстрашие – всё это ускользало, угасало, как легкое опьянение. Словно после пары бокалов пива – весело, пока они действуют, но проходит к десерту.

Ларс заглянул внутрь вэна.

– Как давно она сбежала?

Эшли снова ходил взад-вперед. Думал.

Его молчание приводило Дарби в беспокойство. Как любой хороший шоумэн, Эшли умел скрывать свои намерения, только излучая жестокость, когда он этого хотел. Его младший брат по-прежнему послушно держал ее под дулом пистолета, не позволяя стволу коснуться ее спины. Не приближая оружие на расстояние захвата.

Ларс снова спросил:

– Как давно она сбежала?

И снова Эшли не ответил.

Он остановился, уперев руки в бедра, изучая отпечатки ног Джей на снегу. Они вели на север. Прочь от стоянки. Поднимаясь по пологому склону, мимо эстакады, вдоль выезда на шоссе. По направлению к Седьмой государственной дороге.

Его слова кипели у нее в голове. «До тебя еще не дошло, Дарбс. До тебя дойдет».

Она прикидывала, судя по слою накопившегося снега на верхушке открытой двери вэна, что Джей вырвалась и убежала примерно двадцать минут назад. До нападения в туалете, по крайней мере. Следы девочки уже становились незаметными, присыпанные свежими снежинками.

– Что это? – спросил Ларс.

Эшли присел, чтобы поднять что-то вроде сморщенной черной змеиной кожи. Но Дарби узнала это – изоляционная лента, которой они перематывали рот Джей. Она избавилась от нее здесь, когда бежала.

Умудренная горьким опытом, Джей держалась подальше от гостевого центра, потому что знала – Эшли и Ларс были внутри. Так что она направилась на шоссе, вероятно, в надежде остановить проезжую машину и вызвать полицию – вот только эта бедная девочка не знала, где находится. Она не знала, что они далеко от окраин Джипсума и далеко вообще от чего-либо примечательного, высоко в горах. Она не знала, что отсюда вверх шесть миль до перевала и десять миль вниз до заправочной станции; что этот суровый климат, этот пронизывающий ветер могли с тем же успехом принадлежать Антарктиде.

Джей была обеспеченным городским ребенком из Сан-Диего – земли юкковых пальм, сандалий и мягких зим с плюсовой температурой.

Дарби прочесывала свою память, дрожа сейчас, будто с похмелья – во что была одета Джей, сидя в конуре? Тонкая куртка. Красная футболка с шаром-покемоном. Легкие штаны. Нет перчаток. Нет никакой защиты от холода и ветра.

Наконец, во вспышке ужаса, до нее «дошло».

Дошло и до Ларса:

– Она там замерзнет до смерти.

– Мы пойдем по ее следам, – сказал Эшли.

– Но она может быть уже в миле вниз по дороге.

– Мы будем звать ее.

– Она не подойдет на наши голоса.

– Ты прав. – Эшли кивнул на Дарби. – Но на ее голос – подойдет.

Теперь оба брата смотрели на нее.

На мгновение ветер стих, и парковка погрузилась в тишину. Только мягкий шепот снежинок, приземляющихся вокруг них. Теперь Дарби понимала, почему Эшли до сих пор ее не убил.

– Ну что ж, нам пора идти. – Эшли пожал плечами. – Я думаю, что это делает нас одной командой, а? Никто из нас не хочет мороженых крылышек Птички Джей?

Шутит. Для него во всем была шутка.

Дарби ничего не сказала.

Он щелкнул карманным фонариком, подсвечивая следы девочки сине-белым светодиодным лучом. Снежинки вспыхивали, как искры. Потом он перевел ослепительно яркий свет на ее лицо.

– Начинай кричать ее имя.

Дарби уставилась под ноги, чувствуя вкус желудочной кислоты в горле. Тошнотворный, скользкий тип изжоги, сопровождающий ужасные мысли.

«Я не должна была давать ей этот нож. Что, если, вмешавшись сегодня вечером, я сделала всё только хуже?

Что, если я убила Джей?»

Пистолет Ларса ткнулся ей в позвоночник грубым жестом, означавшим: «Пошла!» Если бы Дарби была готова к этому, она могла бы развернуться и сильным ударом выбить пистолет, и возможно, только возможно, завладела бы им. Но эта возможность пропала.

– Ее имя – Джейми, – сказал Ларс. – Но зови ее Джей.

– Пошли. Иди по следам и начинай кричать. – Эшли скользнул лучом фонарика по отпечаткам, а затем оглянулся на нее темнеющими глазами.

– Ты так сильно хотела спасти ей жизнь? Ну, Дарбс, вот он, твой шанс.

Следы девочки привели их вдоль выезда к грязной ледяной обочине Государственной дороги номер семь, прежде чем свернули в гору, в лес. Вверх по скалистому склону, среди сугробов и шатких елок. На каждом шагу Дарби молча боялась дойти до конца этих следов и обнаружить свернувшееся маленькое тело в красной футболке с покемонами. Вместо этого случилось даже нечто худшее – отпечатки ног Джей просто исчезли, стертые снежным ветром.

Дарби сложила руки рупором и снова закричала:

– Джей!

Прошло уже более получаса. Ее голос охрип.

Здесь наверху единственным навигационным ориентиром была мрачная тень Пика Меланьи с восточной стороны. Склон становился круче по мере их подъема. Валуны прорывались сквозь слой снега, гранитные поверхности были покрыты ледяной глазурью застывших ручейков. Деревья держались здесь на неглубоких корнях, наклонившись, с провисшими ветками. Хворост трещал под ногами, словно чьи-то маленькие кости, зарытые в снегу.

– Джей Ниссен! – Дарби махала фонариком, отбрасывая неровные тени. – Если ты слышишь меня, иди на мой голос!

Нет ответа. Только жесткий скрип деревьев.

– Это безопасно! – добавила она. – Эшли и Ларса здесь нет!

Она ненавидела лгать.

Но уговорить Джей вернуться теперь было единственным шансом на выживание бедной девочки. Возможная гибель от рук братьев Гарверов все же лучше, чем верная гибель в морозной метели. Правильно? В этом имелся смысл, но Дарби тем не менее презирала себя за ложь. Это было унизительно. Заставляло чувствовать себя голой. Она словно маленькая собачка Эшли, послушно говорящая от его имени, действующая в его интересах; а ведь ее ноздри все еще покрыты засохшей кровью, с того момента, как он ударил ее лицом о стол.

Братья следовали за ней, но держали дистанцию, отставая на десять шагов слева и справа от нее. Скрываясь в темноте, пока Дарби несла единственный источник освещения – светодиодный фонарик Эшли. Всё это соответствовало плану Эшли. Джей не осмелится появиться, если увидит, что похитители следят за Дарби, держа ее под прицелом. По крайней мере такова была идея.

До сих пор это не сработало.

Джейми Ниссен. Пропавшая дочь какой-то богатой семьи в Сан-Диего, с рождественской елкой, стоящей над грудой нераспакованных подарков. Теперь она была где-то здесь, в Скалистых горах, под завывающим ветром; кончики ее пальцев чернели от обморожения, ее органы прекращали работу, ее заносило бурным снегопадом, слезы обледеневали у нее на щеках, застывали ее закрытые глаза.

Они могли уже перешагнуть через маленькое тело пять минут назад, даже не заметив.

Гипотермия – это тихий способ ухода, вспомнилось Дарби прочитанное где-то. Видимо, дискомфорт от холода проходит быстро, сменяясь теплым ступором. Ты будто не умираешь, а впадаешь в тупой сон, не обращая внимания на ужасный урон, нанесенный морозом твоим конечностям. Хрустят пальцы, темные волдыри изъязвленной плоти отмирают и должны быть отрезаны ножом – но в своем мозгу ты далеко, укутанный уютным одеялом. Дарби надеялась, что это правда.

Она надеялась, что Джей не страдала.

Она снова закричала в темноту.

По-прежнему нет ответа.

Слева от себя она услышала, как Ларс шепнул:

– Долго еще?

Справа:

– Столько, сколько потребуется.

Дарби знала, что Эшли не глуп – цифры так же бежали в его голове. Прошло тридцать минут поисков по этим полузасыпанным следам, плюс по крайней мере двадцать минут с момента побега, значит, шансы Джей на выживание в этом промерзшем лесу очень малы и тают с каждой секундой.

Попутно Дарби оценивала и свои шансы здесь, под дулом пистолета.

Драться? Получить выстрел. Бежать? Получить пулю в спину. Она рассматривала возможность повернуться и направить фонарик в глаза стрелков, чтобы ослепить их, но они кружили здесь уже около часа, так что их глаза успели приспособиться к этому свету. Это первая проблема. И даже если бы Дарби смогла ослепить их на несколько секунд, заснеженная местность была слишком неровной для быстрого побега – это проблема номер два.

Слева от нее беспокоился Ларс:

– Что, если мы убили Джей?

Справа:

– Мы этого не сделали.

– Что, если сделали?

– Мы этого не сделали, братишка. – Пауза. – Она могла, однако.

Это ударило Дарби, словно кинжал, вонзающийся в живот и наматывающий на себя кишки, так мучительно прав был Эшли. Это была злая правда. Если бы Дарби не вмешалась сегодня, Джей все еще сидела бы взаперти в той собачьей клетке внутри их вэна, пленная, но очень даже живая. Будто ледяные пальцы протянулись вокруг ее желудка и медленно, очень медленно начали давить.

«Зачем я влезла?

Почему я не могла просто позвонить копам утром?»

Дарби попыталась сосредоточиться на собственном выживании, на решении первой проблемы (свет) и проблемы второй (рельеф), но не могла.

Она хотела бы перемотать эту ужасную ночь назад и отменить все свои решения. Каждое из них. Каждое, с того момента, когда она заглянула в замерзшее окно и увидела, как рука Джей хваталась за ту сетку клетки. Дарби могла бы удовлетвориться просто игрой в детектива и собирать информацию. Она могла бы спокойно дождаться утра, сохраняя свое преимущество, и возможно, после того, как прибыли бы снегоочистители и все путешественники, укрывающиеся на стоянке, разъехались бы по своим делам, она сумела бы незаметно проследить за фургоном Эшли и Ларса на своей «Хонде». В четверти мили позади, одна рука на руле, айфон в другой, подробно информируя полицию штата Колорадо до стадии их ареста. Она все равно могла спасти Джей.

(И у мамы все равно был бы рак поджелудочной железы.)

Но нет. Вместо этого Дарби Элизабет Торн, второкурсница колледжа с нулевым опытом полицейской или военной подготовки, попыталась взять дело в свои собственные руки. И теперь она здесь, прогуливается по лесу с «сорок пятым», глядящим ей в спину, и разыскивает мертвого ребенка.

Отвратительный смех справа от нее:

– Должен сказать, Дарбс, счет в пользу добрых самаритян. Ты просто попала в яблочко. Сначала ты доверяешь одному из похитителей, а затем убиваешь похищенного. Отличная работа.

Всё было шуткой для Эшли Гарвера. Даже это, каким-то образом.

Господи, Дарби ненавидела его.

Но теперь она задавалась вопросом – а не говорил ли он ей правду, несмотря на всё?

Может, это действительно затевалось с целью выкупа, как он ей и описал, и после оплаты братья на самом деле намеревались вернуть Джей живой ее семье. Дарби представляла, как они бросают ее на какой-нибудь выцветшей от солнца автобусной остановке на пересечении дорог. Маленькая Птичка Джей, щурясь от канзасского солнца после двухнедельной темноты, мчится к ближайшему незнакомцу на скамейке, умоляя позвонить ее родителям…

Возможно, так бы и было. Пока не вмешалась Дарби. И не вручила маленькой девочке швейцарский армейский нож, чтобы она смогла сбежать во враждебном климате, совершенно к этому не готовая.

И еще одна ядовитая мысль проскользнула в ее разум. Дарби ощущала чувство вины за то, что думала сейчас о себе, но эта мысль засела, как заноза, с учетом всего произошедшего и не хотела уходить.

«Они собираются убить меня сейчас».

Дарби была уверена в этом.

«Джей больше нет, и им не нужен мой голос. И теперь…»

Теперь, когда они были за пределами слышимости со стоянки, Ларс ждал разрешения выстрелить Дарби в затылок, и Эшли наконец-то дал его. Фраза: «Попала в яблочко» стала намеком.

Она означала: «убийство».

Это называлось «Шпионский код». С тех пор, когда они были детьми, Эшли скрывал десятки тайных сообщений в повседневных диалогах. «Везет мне» означало «стой», «везет тебе» означало «иди». «Двойной сыр»[14] – «беги со всех ног». «Туз пик» – «притворяемся, что мы не знакомы». Несоблюдение хотя бы одного приказа означало мгновенную «желтую карточку», и ладони Ларса пестрели бледными шрамами от прошлых ошибок. Сегодня вечером уже произошел один пугающе близкий звоночек – Ларс почти пропустил «Туз пик» в зоне отдыха.

Он знал, что наказание последует.

Пистолет казался ледяным в руках Ларса. Его кожа прилипала к металлу. Это была «Беретта-Кугуар», короткое толстое оружие, выпиравшее из-под его куртки, и не совсем ему по руке. Словно держишь большую квадратную жестянку с мармеладом. Обычный калибр «Кугуара» – 9 мм, но в этой конкретной модели 8405 использовались более крупные патроны 45-го калибра, от автоматического пистолета «кольт». Большее останавливающее действие, но сильная отдача и меньшее количество патронов в обойме (правильно говорить – в магазине, настаивал Эшли). Восемь выстрелов до перезарядки.

Ларсу он достаточно нравился. Однако он втайне мечтал о «Беретте-92FS», легендарном пистолете, как у крутого детектива Макса Пейна из серии компьютерных игр.

Он бы никогда не признался в этом Эшли, конечно. Пистолет был подарком. А Ларс никогда не напрашивался у Эшли ни на подарки, ни на наказания. Только как решит сам большой брат. Однажды он принес Ларсу бродячую кошку из приюта. Бойкую маленькую торби – смесь черепахового и полосатого окраса, громко мурлыкавшую. Ларс назвал ее Полосатка. А затем, на следующий день, Эшли облил Полосатку бензином и швырнул в костер.

«Как любой старший брат, я даю – я забираю».

Сейчас Ларс поднял «Беретту-Кугуар».

Пока они шли, он прицелился в затылок Дарби (цель малая, расстояние малое). Нарисованные ночные метки выровнены; две зеленые неоновые точки отслеживают вертикальную линию ее позвоночника. Дарби была по-прежнему на несколько шагов впереди них, размахивая фонариком Эшли, и ее силуэт прекрасно выделялся в свете среди деревьев. Она понятия не имела, что сейчас произойдет.

Ларс выбрал свободный ход спускового крючка.

Справа от него Эшли заткнул ухо, готовясь к выстрелу. А Дарби продолжала брести по глубокому снегу, светя фонариком вперед, не подозревая, что она доживает последние несколько секунд своей жизни, не зная, что указательный палец Ларса сжимается вокруг спуска «беретты», прикладывая мягкое усилие, а 14 граммов металла готовы вгрызться в нарезы ствола 45-го калибра прямо напротив ее…

Она щелкнула кнопкой фонарика.

Темнота.

Дарби услышала их испуганные голоса позади:

– Я не вижу!

– Что случилось?

– Она выключила фонарик.

– Пристрели ее, Ларс!

Она бежала, словно за ней гнались черти. Шаталась в глубоком снегу. Морозный воздух обжигал ей горло.

Дарби ослепила их темнотой. Не направив им в глаза свет фонарика, к которому их зрачки уже привыкли, – а убрав его вовсе. Она прикрывала свои собственные глаза, пока шла, чтобы сохранить ночное зрение. Это было ее решение проблемы номер один. А вот проблема два…

Голос Эшли позади нее, спокойный, но требовательный:

– Дай мне пушку.

– Ты ее видишь?

– Отдай мне пушку, братишка.

Даже под гору это было все равно что бежать по пояс в воде.

Падая через сугробы, уворачиваясь от деревьев, спотыкаясь, ударяясь коленом об очередной обледеневший камень, поднимаясь – только стук сердца в ушах, нет времени на передышку…

«Не останавливаться».

Голос Эшли выше:

– Я вижу ее!

– Как ты можешь ее видеть?

«Он держал один глаз закрытым, – поняла Дарби с нарастающей паникой. – Так, как я научила его».

Он крикнул позади:

– Спасибо за трюк, Дарбс!

Эшли целился в нее прямо сейчас, принимая позу стрелка. Она будто чувствовала, как светящиеся метки прицела подрагивают на ее спине, словно лазер.

Это надвигалось неотвратимо. Нет шансов убежать от него. Только сокращаются микросекунды до того, как Эшли нажмет на спуск.

И Дарби применила свое отчаянное решение второй проблемы.

«Что быстрее бега?

Падение».

Она бросилась кубарем вниз со склона.

Мир перевернулся. Она видела крутящееся черное небо и замерзшие ветви, погрузившись на полсекунды в свободный полет, а затем стена голого гранита кинулась ей навстречу. Оглушающий удар. Звезды перед глазами. Дарби потеряла фонарик. Она перекатилась на колени и локти, взметая хлопья снега в опасном кульбите.

– Где она?

– Я вижу ее…

Десять кувырков вниз, и склон стал более пологим. Она поднялась на ноги и продолжила бежать. Прорвалась через колючий подлесок с вытянутыми руками, натыкаясь ладонями на ломающиеся ветки, рассекая голую кожу. Затем снова круча, и опять Дарби скатилась.

Их голоса отдалялись.

– Я… я потерял ее.

– Вон там!

Теперь она съезжала, скользя на спине. Пихтовые стволы мелькали мимо. Справа, слева, справа. Не останавливаться ни на секунду. Склон продолжал снижаться, и она тоже, скользя через сугробы, ускоряясь до опасной скорости. Дарби раскинула руки, пытаясь затормозить себя, но тут же ударилась о следующую каменную полку. Еще один удар выбил воздух из груди, отбросив ее в сторону, будто тряпичную куклу.

Верх и низ потеряли всякий смысл. Ее мир стал жестоким барабаном стиральной машины, вращающимся словно бесконечный, грохочущий калейдоскоп.

А потом всё закончилось.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она уже перестала катиться.

Дарби приземлилась, распластавшись на спине. Ее барабанные перепонки звенели, дюжина новых синяков пульсировала болью на теле. Время казалось замедленным. На какой-то смутный момент она почти отключилась.

Слева от нее странно дрогнула елка, уронив охапку снега и присыпав ее кусочками коры.

Затем Дарби услышала эхо с горы – будто щелчок кнута – и поняла точно, что происходит. Пошатываясь, она поднялась и побежала опять.

Эшли моргнул от вспышки выстрела и прицелился для второго, но потерял ее среди сучьев и россыпей валунов. Слишком много деревьев.

Он опустил пистолет. Дымок курился в воздухе.

– Ты попал в нее? – спросил Ларс.

– Я так не думаю.

– Она… она уходит.

– Все нормально. – Он шел по ее следам, осторожно спускаясь, находя опорные точки на заснеженных камнях. – Мы поймаем ее внизу.

– Что, если она вернется внутрь и скажет Эду…

– Она побежала не туда. – Эшли указал на спуск пистолетом. – Видишь? Тупая сучка идет на север. Глубже в лес.

– О…

– А стоянка с обратной стороны. С юга.

– Понял.

– Пошли, братишка. – Эшли засунул пистолет в карман куртки и расставил обе руки в стороны для баланса, пробираясь по скользким камням.

Он нашел свой светодиодный фонарик прямо на снегу, там, где Дарби его уронила.

Когда он поднимал его, то заметил вдалеке нечто неуместное здесь. Белую тень Пика Меланьи. Этот восточный ориентир был, как всегда, скрыт в низких облаках, но отчего-то виднелся с левой стороны. Не с правой.

А это значило, что юг на самом деле был…

– Ох. – Внезапно Эшли понял. – О, эта сучка…

– Что?

– Она… она водила нас по кругу. Там, наверху. Она сейчас бежит к парковке.

Теперь Дарби уже могла видеть стоянку.

Словно костер в темноте, приближающийся с каждым наполненным болью шагом. Теплое янтарное свечение одинокого окна гостевого центра, припаркованные машины, флагшток и заметенные Кошмарные Дети.

В лесу позади нее завывал Эшли:

– Даааарби!..

Без выражения, без эмоций – просто ее имя, пронзительно и монотонно исходящее из черноты. Ее кровь стыла от этого.

Она выиграла себе немного времени. Не совсем десятиминутное преимущество, но достаточное, чтобы украсть у братьев «Астро», в двери которого все еще торчали ключи, и попытаться убежать. Шансы пятьдесят на пятьдесят, что она сможет сделать это с засыпанной парковки, но, черт побери, это лучшие шансы, чем у ее собственной «Хонды», и, вероятно, лучшие шансы, которые выпали ей за всю ночь.

Дарби думала о бедной маленькой Джей, когда бежала, и это ударяло ее снова и снова, как сокрушительная волна; стая страшных мыслей мчалась за ней, кусая ее злыми зубами.

«Зачем я в это ввязалась?»

Она не могла думать об этом.

«Это моя вина».

Не сейчас.

«О Боже, я убила ребенка сегодня…»

Она приближалась к парковке, миновав зеленую вывеску, когда Эшли снова закричал из-за деревьев позади, теперь уже ближе к ней, с уродскими подростковыми интонациями:

– Мы идем тебя лови-ить!

До «Астро» сейчас оставалось футов пятьдесят. Снег на парковке был не таким глубоким, и это придало ей энергии – Дарби припустилась быстрым, легким спринтом. Она пробежала тот непонятный засыпанный предмет, скрытый под снегом, – то, что изначально считала машиной Эшли. С нового ракурса она разглядела обнаженный металл.

Вертикальные полосы ржавчины. Белый трафаретный рисунок.

Под снежным покровом была не припаркованная машина. Это была… помойка.

«Я должна была догадаться. Я должна была взглянуть поближе…»

Она продолжала бежать, считая шаги, воздух жалил ее горло, ее икры горели, суставы болели. Фургон похитителей приближался.

Дарби желала бы никогда не останавливаться на этой дурацкой стоянке. Она желала бы никогда не покидать свой родной город ради колледжа полтора года назад. «Почему я не могу быть, как моя сестра Дэвон?» Которая совершенно счастлива, работая официанткой в кондитерской в Прово? Которая пылесосит мамин дом каждое утро по воскресеньям? У которой на плече татуировка «Сделано в Китае»? «Почему бы мне не любить всё это? Почему я всегда вычеркиваю сама себя и отталкиваю людей? Почему я здесь, за много миль от дома, бегу, спасая свою жизнь, по замерзшей парковке в Колорадо, в то время как мама в больнице с раком поджелудочной железы…»

До «Астро» теперь оставалось тридцать футов.

Двадцать.

Десять.

– И когда мы поймаем тебя, маленькая сучка, я заставлю тебя умолять об этом полиэтиленовом пакете!

Дарби ударилась ладонями о водительскую дверь «Астро». Снег соскользнул с обледеневшего стекла. Связка ключей по-прежнему болталась в замке, где она и оставила их. Дарби открыла дверь и взглянула на здание Ванапани. Она может повернуть ключ в зажигании, прямо сейчас, и попытаться сбежать. И, возможно, у нее получится. Может, и нет. Но это станет смертным приговором для Эда и Сэнди.

Думая о побеге, она знала, что у братьев тогда не будет другого выбора, кроме убийства их обоих ради ключей от грузовика Сэнди, чтобы преследовать Дарби и убить ее на шоссе.

«Нет, я не могу оставить Эда и Сэнди.

Я не могу убить кого-то еще сегодня ночью».

Она стояла там в нерешительности, схватившись за дверь фургона для равновесия. Ее колени обмякли; она едва не свалилась внутрь от слабости. Зажигание было прямо здесь, достаточно близко, чтобы дотронуться. Руль был липким, обмотанным кусками изоленты. Хрустящее море мусора от фастфуда на полу. Пластмассовая модель самолета Ларса. Внутри фургона все еще тепло и влажно, словно туда надышал великан, обивка по-прежнему пахла старым потом, собачьими одеялами, мочой и рвотой мертвой девочки.

Зажигание было рядом.

Нет. Снег слишком глубокий. Дарби видела шоссе своими собственными глазами. Седьмая государственная дорога была засыпана до неузнаваемости, вся безнадежно заметена. С полным приводом или без, «Астро» застрянет за секунды, на выезде, станет для нее ловушкой, и тогда братья догонят ее и застрелят через окно.

«Что, если это не так?

Что, если это сейчас мой единственный шанс на побег?»

Ключи болтались в ее правой руке. Дарби сжала их в кулаке. Она отчаянно хотела скользнуть в машину убийц, запустить двигатель, включить передачу, чтобы только попробовать управлять им, только попробовать, пожалуйста…

Крик приблизился:

– Дааааарби!..

Пора делать выбор.

И она сделала.

Она захлопнула дверь. Спрятала ключи Эшли в карман. И, по-прежнему преследуемая братьями Гарверами где-то позади, обогнула машину на ноющих ногах и побежала на оранжевый свет гостевого центра. Она должна предупредить Эда и Сэнди. Она должна поступать правильно всегда. Они убегут со стоянки Ванапани все вместе. Никто больше не умрет сегодня ночью.

«Эд и Сэнди, я все еще могу спасти вас обоих».

У нее было в лучшем случае шестьдесят секунд до того, как Эшли и Ларс догонят ее. Шестьдесят секунд на составление нового плана. Дарби оглянулась на мультяшного лиса, на гвоздевой пистолет в его пушистой руке, на тупой слоган, смотревшийся теперь кровожадным обещанием:

«МЫ ЗАКОНЧИМ ТО, ЧТО МЫ НАЧАЛИ».

2:16

Дарби застыла в дверях.

Эд бормотал что-то – «нет сигнала, слишком далеко…» – и остановился на середине фразы, со смартфоном в руке, рядом с «Эспрессо-Пик», когда увидел ее. Сэнди сидела на корточках перед столом, и теперь обернулась лицом к Дарби, открыв маленькую фигурку, стоявшую за ней.

Это была… это была Джей.

«О, спасибо, Господи!»

Темные волосы девочки были усыпаны снежинками. Красный румянец на щеках. Она была укутана в желтую парку Сэнди, как гном с подвернутыми рукавами. Дарби впервые увидела Джей при полном освещении, за пределами клетки, и сейчас желала только броситься к ней, подхватить этого маленького ребенка, которого едва знала, и сжать в крепких объятиях.

«Ты вернулась. Слава Богу, Джей, мы потеряли твои следы, но ты обошла вокруг».

Сэнди встала, вскинув черный баллончик перцового спрея в сжатой руке, с каменными глазами:

– Ни шагу ближе.

Джей схватила ее за запястье.

– Нет! Она спасала меня!

– Сэнди, – прошипел Эд. – Ради всего святого…

Дверь, хлопнув, закрылась за Дарби, вернув ее к действительности. Она попыталась прикинуть – насколько далеко отстают от нее братья сейчас. Сто ярдов? Пятьдесят?

Со слезами на глазах, тяжело дыша, она сказала:

– Они идут. Они вооружены, и они прямо позади меня.

Эд уже знал, кто они такие.

– Вы уверены, что они вооружены?

– Да. – Дарби заперла засов.

– Чем?

– У них есть пистолет.

– Вы его видели?

– Поверьте мне, у них есть пистолет. – Дарби взглянула на Эда и Сэнди, осознавая сейчас, что засов был бессмысленным. – И они не остановятся, пока мы не будем мертвы. Нам нужно взять ваш грузовик и ехать. Прямо сейчас.

– Что, если они пустятся за нами в погоню? – спросила Сэнди.

– Не пустятся. – Дарби показала трофейные ключи.

Эд прекратил расхаживать взад-вперед, увидев их. Кажется, он остался этим доволен.

Дарби заметила, что бывший ветеринар держит гаечный ключ в правой руке, наполовину скрытый под рукавом куртки. Грубое оружие. «Тупой твердый предмет».

Он шагнул к ней, вытирая пот с бровей.

– Ладно. Хорошо. Дара, держите свои ключи от «Хонды» тоже при себе. Мы не можем допустить, чтобы они украли вашу машину и преследовали нас.

– Тогда пойдемте, – сказала Джей.

Дарби она уже нравилась.

И она заметила желтый браслет, поблескивающий на запястье Джей. Она не видела его раньше в густой темноте фургона похитителей. Он выглядел неопределенно по-медицински. Дарби коротко подумала: «Что это?»

Нет времени спрашивать. Все уже столпились у входной двери, и Эд отпер засов резким взмахом.

Он инструктировал группу, словно тренер поневоле:

– На счет «три» мы… мы все бежим к грузовику. Ясно?

Дарби кивнула, отметив запах водки в его дыхании.

– Звучит здорово.

– Они там?

Сэнди выглянула в мутное окно.

– Я… я не вижу их пока.

– Хорошо. Сэнди, ты берешь Джей на переднее сиденье и запускаешь двигатель. Даешь газ и так: вперед – назад, вперед – назад.

– Я знаю, как ездить по снегу, Эдди.

– Дара, а вы сзади вместе со мной, так мы сможем толкать.

– Годится.

Эд указал на Джей, щелкнув пальцами:

– И кто-то понесет ее.

Сэнди подняла девочку через плечо, несмотря на ее протесты – «нет, я тоже могу бежать», – и снова проверила окно.

– Они будут здесь через минуту.

– Не пытайтесь бороться с ними. Просто бегите со всех ног, – прошептал Эд, наклоняясь напротив двери, начиная отсчет. – Один.

«Бежать со всех ног».

Дарби пригнулась в нетвердом приседе бегуна позади группы, за Сэнди, чувствуя, как горят ее уставшие икры. Никакого оружия – это только замедлит ее. Она помнила, что от двери до парковки было около пятидесяти футов по узкой тропинке, вытоптанной в снегу.

– Два. – Эд повернул дверную ручку.

Дарби репетировала следующую минуту в своей голове. Она прикидывала, что вчетвером они смогут пробежать пятьдесят футов, может быть, за… двадцать секунд? Тридцать?

Еще десять секунд на то, чтобы забраться в грузовик, чтобы Сэнди нашарить свои ключи и воткнуть в зажигание. Много времени до того, как «Форд» начнет двигаться, пробиваясь через плотный снег. И это при условии, что Эду и Дарби не нужно будет его толкать. Или откапывать колеса. Или чистить окна.

И каким-то образом в глубине души она знала: это было слишком долго.

«Эшли и Ларс отставали от меня примерно на минуту.

Они уже здесь».

– Три! – Эд открыл дверь.

Дарби схватила его за запястье, вцепившись будто тисками.

– Стоп!

– Что вы делаете?

– Стоп-стоп-стоп, – сказала она, паника сжимала ее грудь. – Они уже здесь. Они прячутся за машинами. Они ждут нас там.

– Откуда вы знаете?

– Я просто знаю.

– Я вижу Ларса, – прошептала Сэнди от окна, приложив руки ковшиком к стеклу. – Он… он притаился там, за моим грузовиком.

«Хитрые ублюдки».

– Я тоже вижу его, – сказал Эд.

Дарби снова заперла засов.

– Они собирались устроить нам засаду.

Это было бы очень плохо. Братья могли застрелить их всех, ловя в прицел по одному на узком пути, с которого некуда бежать. Учебные мишени. Это дало Дарби болезненную порцию плохого адреналина, кислого, как текила, – они были в одном маленьком шаге от гибели. Ее интуиция только что спасла им жизнь.

«Умница, умница, умница».

– Как вы узнали об этом? – спросил Эд снова.

– Это… это то, что сделала бы я. – Дарби пожала плечами. – Если бы я была на их месте.

Джей улыбнулась:

– Я рада, что это не так.

– Мне кажется, я вижу и Эшли тоже, – сказала Сэнди. – За фургоном.

Дарби представляла Эшли Гарвера там, на холоде, засевшего в снегу, с зелеными глазами, нацеленными на дверь. Она надеялась, что он разочарован. Она надеялась, Эшли понимает сейчас, что его мерзкая маленькая ловушка потерпела неудачу, что жертва перехитрила его третий или четвертый раз за ночь.

Дарби надеялась, что он ведет счет. Она надеялась, что самопровозглашенный волшебный человечек обиделся.

Сэнди прищурилась через стекло.

– Я не могу… Я не могу сказать, что они делают.

– Они стерегут машины, – пояснила Дарби.

Слова Эшли повторялись в ее голове, как запомнившаяся часть кошмарного сна: «Мы идем тебя ловить. И когда мы поймаем тебя, маленькая сучка, я заставлю тебя умолять об этом полиэтиленовом пакете».

У окна Эд потянул Сэнди за плечо:

– Пригнись ниже.

– Я вижу их. Они двигаются.

– Держись подальше от чертова окна, Сэнди. Они застрелят тебя.

Дарби жевала губу, зная, что Эд прав – стекло было основным слабым местом постройки. Пуля или даже большой камень в него – и два брата могли залезть на сугроб и проскользнуть внутрь.

Она стояла в центре комнаты, освещенная люминесцентными лампами, и постукивала кончиками пальцев по поцарапанной поверхности стола. Она поворачивалась на все триста шестьдесят градусов, изучая восток, север, запад и юг. Четыре стены на цементном фундаменте. Входная дверь с засовом. Одно большое окно. И два окна поменьше, в каждой уборной.

«У нас есть здание.

У них есть машины».

– Это патовая ситуация, – прошептала она.

Сэнди посмотрела на нее.

– Тогда что случится дальше?

– Они сделают свой ход, – мрачно сказал Эд. – Тогда мы сделаем наш.

Нужно было просчитывать риск каждого шага. Если они выйдут наружу, в них будут стрелять. Если братья нападут на здание, то оставят машины без охраны. Если атакует один из братьев, он окажется уязвим в замкнутом пространстве… Возможности и их последствия вызывали у Дарби головокружение, как будто она пыталась думать на шесть ходов вперед в шахматной партии.

Она поняла, что Джей придвинулась к ней поближе и теперь держится за рукав ее кофты, сжимая ткань белым кулачком:

– Не доверяй Эшли. Он лжет ради забавы. Он скажет всё, что угодно, чтобы попасть сюда.

– Мы не купимся на это, – сказала Дарби, взглянув на Эда и Сэнди в поиске поддержки. Но они предлагали только усталую тишину. Возможно, «пат» был неверным словом, поняла она в растущем напряжении. Может, лучше было бы назвать это «осада».

И она поняла кое-что еще – все теперь смотрели на нее.

Дарби ненавидела это. Она не была лидером. Ей никогда не было комфортно в центре внимания – она практически испытала паническую атаку год назад, когда официанты «Ред Робин» окружили ее столик, чтобы пропеть «Хэппи бесдэй». Опять же, она отчаянно желала видеть на своем месте кого-то другого. Кого-то умнее, жестче, храбрее, к кому все могут обратиться за помощью. Но здесь никого не было.

Только она.

И остальные.

И монстры, кружащие снаружи.

– И никогда не оскорбляйте Эшли, никто, – предупредила Джей. – Он сначала ведет себя, как будто всё в порядке, но потом он вспомнит. И он отыграется, если вы раните его чувства.

– Поверь мне, Джей. Сегодняшней ночью нам плевать на его чувства. – Дарби опустошила карманы, положив связку ключей Эшли, свои ключи от «Хонды» и айфон на кофейную стойку. Затем развернула коричневую салфетку, демонстрируя всем свое рукописное сообщение Эшли, и его ответ:

«ЕСЛИ ТЫ СКАЖЕШЬ ИМ, Я УБЬЮ ИХ ОБОИХ».

Эд прочитал это, и его плечи поникли.

Сэнди ахнула, прикрыв рот.

– Когда… когда они поймут, что мы не побежим к грузовику, – сказала Дарби всем, – они изменят свою тактику и решат сами прийти за нами. У них нет выбора, потому что мы все свидетели, и у нас их пленница. Так что это здание будет нашим Аламо. На следующие четыре часа.

Она вытащила последний предмет из кармана – она почти забыла о нем – и с выразительным щелчком поставила его на столешницу из искусственного гранита. Это был патрон Ларса 45-го калибра, отливающий золотом под резким светом.

При виде боеприпаса Сэнди без сил рухнула на стул, обхватив руками свои румяные щеки:

– О Господи. Мы не продержимся даже четыре минуты…

Дарби не обратила на нее внимания.

– Во-первых, нам необходимо заблокировать окно.

– Хорошо. – Эд показал пальцем. – Помогите мне перевернуть этот стол. И заберите все вещи со стойки. Я же говорил вам, не стоит оставлять ключи без присмотра.

Эшли наблюдал, как окно темнеет.

Широкая тень приблизилась к стеклу изнутри, поворачиваясь вверх, сокращая оранжевый прямоугольник до яркой щели. Он представлял, как стекло скрипит от нажатия.

– Ох, Дарбс. – Он сплюнул в снег. – Я люблю тебя.

Ларс взглянул на него. Младший брат присел в старательной позе стрелка у заднего борта «Форда», его локоть опирался на бампер, «беретта» нацелилась на входную дверь.

– Не суетись, – сказал Эшли. – Они не выйдут. Она обнаружила засаду.

– Как?

– Она просто сделала это. – Эшли встал и прошелся на несколько шагов, похрустывая ноющими позвонками, потягивая ноги, вдыхая горный воздух. – Господи, она великолепна, не так ли? Я просто… я просто люблю эту рыженькую.

Выделяясь на фоне вертикального семейства сосен, елок в белых нарядах и горных вершин, гостевой центр Ванапани выглядел словно орех, который нужно расколоть.

Снегопад закончился; небо открылось в первозданной пустоте. Облака редели, обнажая бледный полумесяц и точки-уколы звезд, и мир от этого изменился, нарисованный заново в ледяном лунном свете.

Луна просила крови.

Как всегда, забавно решать – каким именно способом. На его счету были десятки питомцев Ларса – черепахи, рыбки, две собаки, больше кошек из приюта, чем он смог бы сосчитать, – и применялся ли отбеливатель, пули, огонь или нож для разделки мяса, в их смерти не было достоинства. Каждое живое существо умирает в страхе.

При всей ее хитрости Дарби тоже предстоит это понять.

Эшли долго стоял молча, посасывая нижнюю губу.

Наконец он решился.

– Планы изменились, – сказал он. – Мы сделаем это в помещении.

– Всех их?..

– Да, братишка. Всех.

– Оружие, – сказала Дарби. – Что у нас есть?

– Мой перцовый баллончик.

– Что еще?

Сэнди указала на «Эспрессо-Пик»:

– Я думаю, есть кофейная кухня там, но она заперта.

– Подождите. – Эд пересек комнату. – Дайте мне попробовать мой ключ.

– Ключ? Где ты достал…

Он грохнул по замку своим гаечным ключом, и мелкие обломки разлетелись по полу. Затем схватил ручку защитной шторки и свернул ее до потолка.

– «Эспрессо-Пик» открыт для празднования Рождества.

Дарби кинулась внутрь кофейни, морщась от боли в лодыжках, и обыскала передний край – кофемашины, тостер, касса, бутылки сиропа. Затем открыла ящики, начав с нижних и двигаясь вверх. Мешки кофейных зерен, ванили, сухого молока, звякающие ложки.

– Что-нибудь есть?

– Ничего полезного.

Эд проверил заднюю часть:

– И стационарного телефона тоже нет.

– Должен быть хоть один. – Дарби обшарила следующий набор ящиков, отклеила желтый стикер: «ПАМЯТКА. ПОЖАЛУЙСТА, ПРОТИРАЙТЕ В ТУАЛЕТАХ. ТОДД».

– Есть какие-нибудь ножи?

– Ложки, ложки. – Она захлопнула очередной ящик. – Ничего, кроме ложек.

– Что за кофейня, в которой нет ножей?

– Эта, видимо. – Дарби протерла глаза от пота, снова поглядывая на кассовый аппарат (слишком тяжелый), на тостер (не-а), на кофемашины, выстроившиеся в ряд на столешнице.

– Но… ладно, эти штуки будут давать нам ошпаривающий кипяток. Кто-нибудь, пожалуйста, наполните кофейник.

– Для оружия? – спросила Сэнди.

– Нет. Для гребаного кофе.

– Но у нас уже есть кофе.

– Это был сарказм.

Топот шагов позади нее – она ожидала увидеть Сэнди, но это была Джей. Девочка взяла кофейник «КОФИЙ» и поставила его под носик. Затем встала на цыпочки, чтобы нажать кнопку. Машина заворчала.

– Спасибо, Джей.

– Нет проблем.

Сэнди по-прежнему была в передней части комнаты. На коленях, вглядываясь через трехдюймовую щель между перевернутым столом и оконной рамой.

– Эшли и Ларс только что снова переместились, – сказала она. – Они… они сейчас у своего фургона.

– Что делают?

– Я не могу сказать.

– Держи голову пониже, – напомнил ей Эд.

– Всё в порядке.

Дарби открыла последний ящик под кассовым аппаратом и обнаружила что-то гремящее на дне между ручек и квитанций – серебристый ключ. Она вытащила его, отлепляя другой стикер: «НЕ ДЕЛАТЬ ДУБЛИКАТ. ТОДД».

«Чулан», – вспомнила она.

Она бросилась к нему, вставила ключ, повернула ручку. «Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пусть здесь будет телефон…»

Темнота внутри. Она повернула выключатель – показалась маленькая каморка для уборщиков, пять футов на пять, с кривыми стеллажами и сложенными отвисшими картонными коробками. Спертый запах плесени. Ведро со шваброй в углу, наполненное мутной водой. И белая аптечка на верхней полке, покрытая пылью.

И слева от нее, прикрученный к стене… бежевый проводной телефон.

«О, слава Богу!»

Дарби схватила пластмассовую трубку и приложила к уху – нет гудка. Она пробовала нажимать кнопки. Встряхнуть его. Проверила спиральный шнур.

Ничего.

– Есть успехи? – спросил Эд.

Она заметила еще один стикер на стене – «ПРОВОДНАЯ ЛИНИЯ ОПЯТЬ НЕ РАБОТАЕТ. ТОДД» – и хлопнула трубку на место. «Я начинаю по-настоящему ненавидеть Тодда».

– Кипяток готов! – крикнула Джей.

Дарби вышла из каморки, почти столкнувшись с Эдом, и схватила кофейник с поддона.

– Спасибо, Джей. Теперь наполни другой, пожалуйста.

– Хорошо.

Дарби понесла пыхтящий кофейник ко входной двери гостевого центра, чувствуя, как пар обжигает ладонь. Вода была достаточно горячей, чтобы обварить кожу и, может, временно ослепить нападающего. Но она также быстро остывала. Через несколько минут это будет просто безвредный кувшин теплой воды.

Дарби была на полпути, когда заметила кое-что – коричневую салфетку, подоткнутую под серебристую ручку кофейника.

Ее салфетку.

Она остановилась и развернула ее. На одной стороне ее слова «Встретимся в туалете…» и ответ Эшли, вероятно, ложный: «У меня есть девушка». На другой: «Если ты скажешь им, я убью их обоих». И наконец, под этим, округлым почерком ребенка, было написано сообщение Джей для нее:

«НЕ ДОВЕРЯЙ ИМ».

«Что?..»

Дарби вскинула глаза. Джей наполняла сейчас второй кофейник, держа красную кнопку, но наблюдала за ней выжидательно.

Дарби прошептала:

– Не… не доверять – кому?

«Эду и Сэнди?»

Джей не ответила. Только коротко кивнула, скрывая этот жест от двух других взрослых в комнате.

Дарби едва не спросила вслух, но не смогла.

«Почему? Почему мы не можем доверять Эду и…»

Грубая рука хлопнула ее по ключице, испугав.

– Три входа, поэтому три возможных направления атаки для Бивиса и Батхеда. – Эд вздохнул, подсчитывая на пальцах. – Входная дверь.

– Заперта на засов, – сказала Дарби.

– Переднее окно.

– Забаррикадировано.

– Туалетные окна?

– Их два. Я сломала одно из них сегодня вечером, чтобы залезть внутрь. – Она почувствовала, как ее плечи поникли. – Это то, о чем я беспокоюсь.

Дарби не просто беспокоилась, она была уверена теперь – этот маршрут Эшли и Ларс испробуют первым. Сложенные столы для пикников снаружи образовывали лестницу к выломанному окну мужского туалета. Это было еще одно слабое место строения, и Эшли точно знал о его существовании. Оно спасло жизнь Дарби дважды за сегодняшний вечер.

Эд все еще обдумывал это, и снова до нее долетел запах от его дыхания – водка или джин, может. «Пожалуйста, – подумала она. – Пожалуйста, не будь пьяным».

– Смогут ли они пролезть через них? – спросил он.

– Они попытаются.

– У нас не так много всего, чтобы блокировать их…

– Может… – Дарби размышляла, глядя на гаечный ключ в руке Эда. Она помнила про перцовый баллончик Сэнди, плюс кофейники с кипятком. Она кинулась к уборным, мысли метались. – Может, мы используем это в своих интересах.

– Как так?

Дарби открыла дверь и направилась в глубину вытянутого помещения, мимо зеленых кабинок, к выбитому треугольному окну на дальней стене.

– Эшли и Ларсу придется протискиваться через него по одному, чтобы добраться до нас внутри. Они не смогут лезть ногами вперед. Им придется делать это вперед головой, так, чтобы держать комнату под контролем со своим пистолетом, а потом им будет нужно перевернуться и падать вниз, приземляясь на ноги.

Эд смотрел на нее, впечатленный:

– И вы смогли туда залезть?

– Вот мой план. Один из нас будет… – Дарби осеклась, вспоминая свой разговор в этом же самом туалете, под теми же жужжащими лампами, только с Эшли. Два часа назад они спорили о том, кому быть человеком А (атакующим), а кому человеком Б (резервным). «Начиная с этого момента, – решила она, чувствуя комок в горле, – я только человек А. Больше никаких оправданий».

– Дара?..

– Я распластаюсь там по стене, – продолжила Дарби, указывая на самую дальнюю кабинку. – Прямо в том углу, и они не увидят меня, когда полезут внутрь, и…

Эд ухмыльнулся:

– Мы сможем поперчить первого из баллончика.

– И забрать его пистолет.

«И убить их обоих».

Братья вооружены и физически сильнее, поэтому позволять одному или обоим проникнуть внутрь будет смертельно опасно. Но это окно было естественным узким местом, и оно станет их единственным реальным путем для проникновения, если им не удастся сломать засов или пробраться через забаррикадированное окно. И Дарби знала: если Эшли проникнет первым с пистолетом, у нее будет неплохой шанс одолеть его перцовым баллончиком либо ошпарить водой. Если она сможет завладеть их «сорок пятым», это изменит правила игры.

Эд открыл дверь кабинки:

– Я буду охранять это окно.

– Нет. Это сделаю я.

– Дара, это должен быть я…

– Я сказала, это я сделаю, – огрызнулась она. – Я единственная, кто достаточно мал, чтобы спрятаться здесь. И я тот, кто начал всё это.

«И я больше никогда не буду человеком Б.

До тех пор, пока я живу».

Дарби ожидала бо́льших аргументов, но Эд только стоял и смотрел. Она также едва не поправила его насчет своего имени, раз и навсегда. Но не сделала этого, потому что, черт побери, для сегодняшней ночи «Дара» и так достаточно близко к правде. И она была благодарна, что ей не пришлось упоминать об алкоголе в его дыхании.

Возможно…

«Возможно, поэтому Джей тебе не доверяет?»

Он прервал паузу:

– Так это вы нашли Джей?

– Да. Я помогла ей выбраться.

– И они путешествовали с ней? Держали снаружи, прямо у нас под носом, пока я играл в «Рыбу» с этим мешком дерьма?

– Ага.

– Боже мой. Вы… вы знаете, вы герой, Дара…

– Нет еще. – Дарби поморщилась, глядя в пол, борясь с болезненным ознобом. Час от часу она все больше ненавидела это слово. – И даже не близко. Нет, если я подвергаю риску вас и вашу кузину этой ночью.

– Не подвергаете, – возразил Эд. – Эй, посмотрите на меня.

Неохотно она подняла глаза.

– Несколько слов мудрости для вас, – сказал он. – Знаете первую вещь, которую говорят вам в Клермонтском реабилитационном центре? Когда вы впервые проходите через эти двери, и проверяете свои вещи, и подписываете все необходимые бумаги и садитесь?

Она помотала головой.

– Я тоже не знаю. – Эд улыбнулся. – Но я вам расскажу, хорошо?

Дарби засмеялась.

Это не помогло ей почувствовать себя лучше. Но она притворилась, что это так, словно торопливые бодрящие разговорчики в туалете были всем, в чем она нуждалась. Она улыбнулась, позволив шраму проявиться на брови.

– Я буду поддерживать вас в этом, Эд.

– Заметано.

Когда он вернулся в холл, Дарби вытащила из правого кармана выпирающую связку ключей Эшли и осмотрела ее, расправив веером в ладони. Черная USB-флешка. Ключ от какого-то хранилища под названием «Охраняемое хранилище» и, наконец, ключи от «Шевроле-Астро».

Затем сжала их в кулаке и прежде, чем успела бы передумать, быстро выбросила их в окно. Они беззвучно исчезли в темноте.

«Назовем это предложением мира».

Шанс для Эшли и Ларса смириться со своей потерей, взять свой фургон и попытаться сбежать до восхода солнца. Перед прибытием снегоуборочных машин. До того, как копы нарисуются здесь с вытащенными пушками.

«Возьми свои ключи! – хотелось ей кричать. – Никто не должен умереть сегодня. Пожалуйста, просто возьми свои ключи, Эшли, и мы все пойдем своей дорогой».

Это была прекрасная фантазия. Но каким-то образом Дарби понимала, что нет шансов закончить это противостояние без кровопролития. Братья Гарверы слишком многое поставили на карту, чтобы просто уйти. Она уже сидела за столом напротив Эшли сегодня вечером, смотрела ему в глаза и видела безжалостную ясность в них. Будто свет, преломленный через драгоценный камень. Молодой человек, который видел в людях мясо. И ничего более.

И приближался ведьмин час. То время зла, демонических сущностей, ползучего нечто, живущего в темноте. Просто суеверие, но Дарби все равно дрожала, когда набирала следующий текст.

«Привет, мам. Если ты нашла это сообщение на моем телефоне…»

Она колебалась.

«…Я хочу, чтобы ты знала, что я не прекращала бороться. Я не сдавалась. Я не жертва. Я сама решила в это ввязаться. Мне жаль, но я была должна. Пожалуйста, знай, что я всегда любила тебя, мама, и несмотря ни на что, я всегда буду твоей маленькой девочкой. И я погибла этой ночью, сражаясь, чтобы спасти кого-то другого.

Люблю, Дарби».

2:56

На обратном пути в холл она свернула салфетку с загадочной короткой запиской Джей «Не доверяй им» и засунула в задний карман.

«Почему?» – задавалась она вопросом, а в ее желудке нарастала тянущая боль. – «Почему я не должна доверять Эду и Сэнди?»

Она хотела спросить девочку, но Эд был слишком близко.

– Джей, эти засранцы упоминали, куда они тебя везут? – спросил он. – До того, как они застряли здесь на перевале, я имею в виду.

– Нет. – Джей покачала головой. – Они здесь специально.

– Что?

– Они искали эту стоянку. Они смотрели на карты сегодня в дороге и искали ее.

– Зачем?

– Я не знаю, – сказала Джей. – Я только знаю, что они хотели быть здесь.

«Сегодняшней ночью», – думала Дарби, завязывая волосы в конский хвост. Еще один непонятный кусок пазла. Еще один неразгаданный фрагмент. От этого жгло желудок. Она не могла представить, зачем Эшли и Ларс хотели загнать в ловушку самих себя, со своим заложником, высоко в горах, среди горстки путешественников.

Неужели они планировали убить здесь всех с самого начала? Смертоносные братья путешествовали с пистолетом, пятью галлонами бензина и бутылью отбеливателя. Может, Эшли держал на уме какое-то зло. Пока она обдумывала это, Эд спросил у Джей кое-что, приковавшее ее внимание.

– Они прихватили твои препараты? Когда забрали тебя?

Дарби навострила уши. «Препараты?»

Джей сморщила нос.

– Мои уколы?

– Да. Препараты, уколы, шприцы. Как бы их ни называли твои родители.

– Я так не думаю.

– Ладно. – Он вздохнул, откидывая свои редеющие волосы назад. – Тогда скажи мне, Джей. Как… как долго ты обходишься без них?

– Я держала один в кармане на непредвиденный случай, но я использовала его. – Джей пересчитала по пальцам. – Так, три… нет, четыре дня.

Эд резко выдохнул, словно его ударили в живот.

– Ого! Ну ладно.

– Мне жаль…

– Нет. Это не твоя вина.

Дарби схватила его за локоть.

– Что это значит?

– Очевидно… ну, у нее Аддисон. – Эд понизил голос и указал на желтый браслет Джей. – Болезнь Аддисона. Это состояние надпочечников и эндокринных желез, когда они не производят достаточно кортизола для нормальной работы организма. Встречается у одного из сорока тысяч человек. Требует ежедневного приема медикаментов, или сахар в крови падает, и тогда… – Он замолчал, не договорив.

Дарби коснулась запястья Джей и прочитала надпись на браслете: «БОЛЕЗНЬ АДДИСОНА/СТЕРОИДНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ». Она перевернула его, ожидая бо́льших подробностей, типа инструкций по дозировке, телефона доктора или рекомендаций по экстренной помощи – но больше ничего не было. Это всё.

Четыре штампованных слова.

«Стероидная зависимость».

– Итак, что теперь? – спросила Дарби. – Эшли не знал, как лечить ее?

– Они лечили ее неправильно, я полагаю. Придурки, возможно, погуглили, потом вломились в аптеку и схватили первое попавшееся со словом «стероид» в названии. Только сделали ей хуже…

– Я думала, вы сказали, что вы ветеринар.

– Да. – Эд заставил себя улыбнуться. – У собак тоже бывает Аддисон.

Она вспомнила резкий запах рвоты в фургоне. Дрожь Джей, ее истощение, бледная кожа. Это всё объясняло. И теперь Дарби интересовало – если вам прописаны ежедневные стероидные уколы, сильно ли плохо будет, если пропустить четыре дня?

Она спросила у Эда одними губами: «Насколько серьезно?»

Он так же ответил: «Позже».

– Эшли и Ларс все еще у своего фургона! – воскликнула Сэнди у окна. – Они… они что-то делают. Я только не могу сказать, что.

– Готовятся напасть на нас, – сказала Дарби. Нет смысла подслащать горькую правду.

Она шагала по комнате, пересчитывая оружие. Два кофейника горячей воды. Перцовый спрей Сэнди. Гаечный ключ Эда.

Это был наскоро составленный план битвы, но он имел смысл. Когда нападение начнется, Сэнди станет контролировать входную дверь и баррикаду вместе с Джей, оповещая о передвижениях атакующих. Дарби будет охранять окно мужской уборной. Если братья попытаются проникнуть оттуда, как она ожидала, она внезапно атакует их из слепого угла, плеснув кипятком. А Эд со своим гаечным ключом будет «бродягой», передвигаясь от середины гостевого центра в любую сторону, туда, где он окажется необходим.

– Что за… – Сэнди протерла стекло от своего дыхания, щурясь через щель. – Прошло уже десять минут. Почему они еще не попытались попасть внутрь?

– Чтобы запутать нас, – догадалась Дарби. – Чтобы заставить нас нервничать.

– Это у них получается.

В тишине здания у нее начинало звенеть в ушах. Воздух ощущался плотным, стропила потолка казались ниже. Пол был голым и пестрил разбросанными салфетками и следами швабры. Почему-то передвижение стола сделало комнату на вид еще меньше. Было душно от выдыхаемого углекислого газа и пота.

Дарби ожидала, что кто-нибудь пошутит, чтобы снять напряжение.

Никто этого не сделал.

На долгой дороге от Боулдера она ненавидела тихие промежутки между песнями, потому что в эти моменты ее мысли переключались на другую скорость. Вспоминались вещи, которые она говорила своей матери. Снова боль. Снова сожаления. И теперь Дарби переосмыслила ответ Эда на свой вопрос, когда она спросила, насколько серьезными были четыре пропущенных укола Джей. Он проартикулировал: «Позже».

Нет, поняла она с замиранием сердца. Эд сказал кое-что другое.

Он сказал: «Очень».

Джей умрет, если останется на попечении Эшли и Ларса сегодняшней ночью. Даже если они не планировали убить ее, они все равно не знают, как справиться с состоянием ее надпочечников. И ее время выходит.

Но на самом деле это было совершенно закономерно, что братья Гарверы обернулись трагически непригодными похитителями. Эшли мог иметь самомнение шириной с милю, однако он явно не был достаточно методичен, чтобы хорошо разыграть операцию по выкупу. Он слишком много импровизировал, и он играл со своими жертвами. А Ларс? Просто усатый мужчина-ребенок, мягкий и неразвитый, психоз Эшли формировал в нем его собственные болезненные образы. Эти два пацана-переростка оказались не готовы к сложности и масштабу того, что пытались совершить. Они не имели даже отдаленной квалификации для подобного. Они были гораздо хуже.

Дарби вспомнила, как несколько лет назад, наблюдая из безопасного света секции «Дом и сад» за стриженым наркоманом, взламывающим их «Субару» на темной парковке супермаркета «Уолмарт», мать обнимала ее за плечи и говорила ей: «Не бойся профессионалов, Дарби. Профессионалы знают, что они делают, и делают это чисто.

Бойся любителей».

– Они… – Сэнди прижала руки к окну. – Так. Эшли только что вынес что-то из своего фургона. Э-э… оранжевый ящик.

Эд присел перед Джей.

– Когда они войдут, ты побежишь за стойку. Ты закроешь глаза. И, что бы ни случилось, ты не будешь выходить. Понятно?

Девочка кивнула:

– Хорошо.

Дарби шепнула Эду:

– Как мы поступим с ней?

– Мы… мы отвезем ее в больницу. Это всё, что мы можем сделать. – Он наклонился ближе. – Я имел дело только с собаками, и даже тогда я видел это всего несколько раз. Я просто знаю, что у нее шоковый период сейчас. Ее тело не вырабатывает адреналин – это называется Аддисонов кризис, – так что если что-то вызовет у нее страх или напряжение, это может спровоцировать приступ, или она впадет в кому, или хуже… Мы должны контролировать ее уровень стресса. И поддерживать ее окружающую среду спокойной и мирной по возможности.

Сэнди ахнула у окна:

– Эшли достал… О Боже! Это гвоздевой пистолет?

– Ага, – сказала Дарби, поворачиваясь назад к Эду. – И давайте без драматизма.

Эшли вставил батарею в свой беспроводной молоток «Паслоуд IMCT» и ждал, когда моргнет зеленый огонек.

Еще в дни его отца (золотые годы фирмы «Фокс Контрактинг») для получения какой-либо энергии, необходимой, чтобы выстрелить гвоздем, требовался воздушный компрессор и несколько ярдов резинового шланга. Теперь это всё было на батарейках и топливных элементах – вещах, которые вы можете носить в кармане.

Модель Эшли была яркая, оранжевая, как «Улица Сезам». Шестнадцать фунтов веса. Этикетка «Паслоуд» совершенно стерлась. Гвозди подавались из цилиндрического магазина, что всегда напоминало Эшли автомат Джона Диллинджера, «томми-ган». Длина гвоздей измерялась в «пенни», по каким-то отсталым средневековым соображениям, и эти были длиной в 16 пенни, или примерно три с половиной дюйма. Предназначенные для забивания в пиломатериал 2х4. Они могли проникать в человеческую плоть на расстоянии до десяти футов, а на дистанции сверх этого они все еще были вращающимися кусочками злобного металла, свистящими в воздухе со скоростью девятьсот футов в секунду.

Круто, правда?

Эшли, возможно, день ото дня блестяще проваливал управление «Фокс Контрактинг», но, елы-палы, ему несомненно нравились игрушки, которые достались вместе с фирмой. К счастью, его отец был теперь слишком занят, забыв собственное имя и гадя в специальный мешок, чтобы увидеть, что стало с семейным наследием под руководством Эшли. Обоих специалистов уволили без лишних церемоний, веб-домен истек, телефон еще звонил время от времени, но звонки сбрасывались на голосовую почту. Иногда вождение фургона «Фокс Контрактинг» с отклеивающимся мультипликационным персонажем напоминало ему управление большим трупом; высохшая шелуха мечты и тяжелой работы отца. Видите ли, когда кризис грянул на Уолл-Стрит, федералы вмешались и спасли их чужими деньгами.

А когда ваш маленький семейный бизнес накрылся медным тазом – ну, это ваши проблемы, вы должны помогать себе сами, своими собственными руками. Это так по-американски.

Эшли поднял молоток «Паслоуд» и снял защитный наконечник левой рукой, отгибая предохранительную скобу легким толчком. А затем нажал на спуск.

БАМП!

Трехдюймовый гвоздь пробил переднюю шину «Хонды» Дарби. Черная резина сдулась с шипением.

Ларс наблюдал.

Эшли пнул шину, чувствуя ее мягкость. Потом наклонился и выстрелил снова – БАМП! – теперь в заднюю шину.

– Не нервничай, братишка. Мы с этим разберемся. – Эшли обогнул машину и, пока говорил, прострелил другие шины – БАМП, БАМП! – Просто немножко грязной работы сегодня ночью, а потом мы поедем проведать дядю Кенни. Хорошо?

– Хорошо.

Он заговорщически понизил голос, словно делился опасным секретом:

– И кое-что еще я забыл упомянуть. Помнишь его Xbox One?

– Да-а?..

– У него самая новая часть Gears of War.

Улыбка Ларса окрепла, и Эшли ощутил боль сочувствия своему дорогому младшему брату. Ларс не был создан для всего этого, но это не его вина. Как так вышло? Эшли никак не мог повлиять на то, что их мать пила по две коробки вина в день, когда вынашивала Ларса. Бедняга был генетически изломан даже прежде, чем сделал свой первый вдох. Наидерьмовейший из всех дерьмовых исходов.

Эшли быстро дважды взглянул на огонек своего «Паслоуда» – по-прежнему зеленый. Холодная погода, как известно, плохо влияет на батареи, а у него их имелось только две. Меньше всего ему было нужно, чтобы его молоток стал бессильным, когда он прижмет его к виску Дарби. Это вышло бы так неловко.

С точки зрения огневой мощи «Беретта-Кугуар» 45-го калибра очевидно выигрывала – нельзя вступить в настоящую перестрелку с беспроводным молотком в руках и рассчитывать на победу. Требуется довольно много трехдюймовых гвоздей, чтобы надежно уложить человека. Хуже того, сами снаряды редко пробивают что-либо на расстоянии свыше десяти футов. Но Эшли Гарвер любил свой гвоздемет и полагал, что именно за все те свойства, которые делали его чрезвычайно непрактичным оружием для убийства людей. Он любил его, потому что гвоздемет был тяжелым, громоздким, неточным, страшным и жутким.

Все художники выражают себя через свои инструменты, верно?

Это был его инструмент.

– Пошли, братишка. – Эшли взмахнул гвоздеметом. – Посмотри своей войне в лицо.

Цилиндрический магазин «Паслоуд» содержал 35 гвоздей, подаваемых по пять штук. Эшли использовал четыре. Оставалось еще более чем достаточно, чтобы превратить человека в кричащего дикобраза. Рядом с ним Ларс на ходу покорно пополнил магазин запасным патроном, как его учили.

– Gears of War, четвертая часть, точно? – спросил он, пока они шли. – Не прошлогодняя?

– Ну я же сказал тебе.

– Хорошо.

– И не смей стрелять в Дарби, – напомнил ему Эшли. – Она моя.

– Они приближаются!

– Я знаю.

– Теперь у них есть гвоздемет.

– Я знаю, Сэнди.

Джей сжала свои виски, словно отгоняя головную боль, раскачиваясь перед перевернутым столом:

– Пожалуйста, пожалуйста, не спорьте…

– Эд, они собираются убить нас!

Он показал кузине свой гаечный ключ:

– Заткнись.

Дарби взяла ребенка за плечи и оттянула назад, прочь от забаррикадированного окна, к центру холла Ванапани.

Любой стресс или травма могут вызвать приступ. «Это буквально вопрос жизни и смерти. Я должна успокоить ее».

Это вообще возможно сейчас? Дарби пыталась вспомнить точную формулировку, которую использовал Эд – «Аддисонов кризис», – и присела перед девочкой.

– Эй, Джей. Посмотри на меня.

Джей подняла глаза, полные слез.

– Птичка, все будет хорошо.

– Нет, не будет…

– Они не причинят тебе вреда, – сказала Дарби. – Я обещаю, я не позволю.

У двери усиливался спор:

– Эд, они собираются войти внутрь!

– Тогда мы будем драться с ними.

– Ты просто пьян. Если мы попытаемся с ними бороться, мы погибнем. – Голос Сэнди дрогнул. – Я умру, ты умрешь, и она умрет…

– Она ошибается. – Дарби оттащила Джей подальше назад, за кофейную стойку. Она погладила каменную облицовку ладонью – достаточно прочно, чтобы остановить пулю. – Но оставайся за этой стойкой, как сказал Эд, хорошо? В любом случае.

– Они не причинят мне вреда, – прошептала Джей. – Они причинят тебе.

– Не волнуйся обо мне. – Дарби вспомнила загадочное послание девочки на салфетке и придвинулась ближе, понижая голос до шепота, так, чтобы остальные не услышали: – Но скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы я доверяла Эду и Сэнди?

Джей выглядела растерянной:

– Я… нет, ничего особенного…

– Почему, Джей?

– Я ошиблась. Ничего…

– Скажи мне.

У входной двери спор Эда и Сэнди превратился в лихорадочные выкрики. Эд держал гаечный ключ перед кузиной, размахивая им, как оружием, и его голос сейчас гремел:

– Если мы пойдем на уступки, они все равно убьют нас!

Сэнди отмахнулась от него:

– Это наш единственный шанс…

– Я думала… – Джей колебалась, и наконец ответила, показывая через стойку на Сэнди: – Я думала сперва, что я узнала эту леди. Потому что она выглядит точно как один из водителей моего школьного автобуса.

«Все пути ведут в Сан-Диего».

Мир вокруг Дарби застыл.

– Но это невозможно, – сказала Джей. – Верно?

Дарби не могла ответить. Каковы были шансы на это? Что двое других путешественников случайно окажутся из того же города на Западном Побережье, что и похищенный ребенок? Среди всех прочих городов в стране. Здесь, за сотни миль в глубь материка, застрявшие на отдаленной стоянке на шоссе в Скалистых Горах?

Ее казалось, что кислород вытекает из комнаты.

«Сан-Диего».

– Но… но это не она, – быстро добавила Джей, сжимая ее запястье. – Она просто похожа на нее. Это просто совпадение.

«Нет, это не так, – хотела сказать Дарби. – Не сегодня. Этой ночью не может быть никаких совпадений…»

У входной двери Эд и Санди перестали спорить. Они оба внимательно прислушивались теперь, замерев, словно окаменели. Затем Дарби тоже это услышала – шум приглушенных шагов, хруст ботинок по снегу снаружи, приближающийся к двери. Эскадрон смерти из двух человек.

Эд попятился от двери с красным лицом:

– О Господи. Всем приготовиться…

– Эд, – сказала Дарби. – Откуда, вы говорили, вы ехали?

– Не сейчас…

– Ответьте на вопрос, пожалуйста.

Он показал ключом:

– Они прямо за дверью.

– Ответьте на чертов вопрос, Эд!

Шаги братьев остановились. Они слышали, как Дарби повысила голос, и теперь тоже прислушивались. Эшли был менее чем в шести футах снаружи, ожидая с другой стороны этой тонкой деревянной двери. Дарби даже слышала знакомое ротовое дыхание Грызуна, хрипящее, словно больничный вентилятор.

– Мы… мы ехали из Калифорнии, – ответил Эд. – К чему это?

– Из какого города?

– Что?

– Скажите мне, из какого вы города.

– Какое это имеет значение?

– Ответьте мне. – Голос Дарби дрожал от адреналина, рядом с двумя незнакомцами внутри и двумя убийцами снаружи. Они тоже слушали. Все слушали. Всё зависело от того, что скажет дальше этот отставной ветеринар.

– Карлсбад, – сказал Эд. – Мы из Карлсбада.

«Не Сан-Диего».

Дарби моргнула. «О, слава Богу».

Он поднял руки вверх.

– Вот, Дара. Вы теперь счастливы?

Она выдохнула, словно опорожнив легкие после всплытия из глубокого нырка. Это было просто совпадение. Джей ошибалась. Легко перепутать лица полузабытых незнакомцев, и, видимо, у Сэнди имелся двойник в Сан-Диего на утреннем автобусном маршруте. Калифорния – это место, где живет огромная масса людей, поэтому не было невероятным, что Эд и Сэнди случайно родом из того же штата, как и похищенная девочка. Всё остальное – просто нервы. Просто паранойя.

Тишина снаружи. Братья все еще слушали через дверь.

– Я говорила тебе, – прошептала Джей. – Видишь? Я ошиблась.

– Карлсбад, – шипел Эд Дарби, и его лицо блестело от пота. – Карлсбад, США. Что вам еще нужно, ради всего святого? Штат? Калифорния. Индекс? 92018. Население? Сто тысяч человек.

– Простите, Эд. Я просто должна была убедиться…

Она смутно осознавала, что Сэнди двигается к ней за спину, и она поворачивалась лицом к женщине, когда Эд продолжил:

– Округ? Сан-Диего. – И это была последняя ясная мысль, которая прошла через сознание Дарби перед тем, как сжатая струя ледяной жидкости ударила ей в глаза.

Потом была боль.

Горячая жгучая боль.

Ведьмин час

3:33

Эд закричал:

– Сэнди!..

Мир Дарби стал кроваво-красным. Будто в нее плеснули кислотой. Она чувствовала, как клетки ее роговицы шипят, растворяясь, обожженные одновременно кипящим жаром и ледяным холодом. Словно отбеливатель под веками. Это вытеснило все ее мысли.

Она упала коленями на пол, плотно сжав глаза, как моллюск раковину, царапая лицо, пытаясь стереть обжигающие химические брызги. Маленькие пальцы схватили ее за локоть и потянули. Голос Джей в ушах:

– Дарби, протри глаза.

– Сэнди, что за хрень ты творишь?

– Эдди, мне жаль, мне очень жаль…

Голос Джей, громче:

– Протри глаза!

Дарби яростно терла, задыхаясь от боли. Разминая глазные яблоки, хлюпающие в глазницах. Она заставила веки раскрыться, помогая им ногтями, и увидела неясное красно-оранжевое месиво, размытое горячими слезами. Плывущие очертания половой плитки. Комната крутилась, мчась вокруг нее, как вращающаяся сцена. Дарби закашлялась, ее горло было забито клокочущими соплями. Она увидела темные капли, падающие на пол. Ее нос опять кровоточил.

– Стой спокойно. – Джей подняла что-то тяжелое. Дарби успела подумать, что же это было, а потом на ее лицо обрушилась горячая вода.

«Кофейник, – поняла она, протирая глаза. – Умная девочка».

Возбужденные тени метались вокруг нее. Топали шаги.

– Дарби. – Джей дернула ее за локоть, сильнее. Выворачивая ей руку против плечевого сустава. – Дарби, давай. Ползи, ползи!

Она поползла. Ладонями и коленями по холодной плитке, капая кровью. Джей направляла ее, подталкивая и подтягивая. Позади усиливались голоса, грохоча в комнате, сотрясая воздух:

– Сэнди! Просто объясни мне, что происходит…

– Я могу спасти тебя.

– Не трогай эту дверь…

– Пожалуйста, дай мне спасти тебя, – задыхалась Сэнди, умоляя. – Эдди, дорогой, я могу спасти твою дурацкую жизнь сегодня, но только если ты закроешь рот и сделаешь в точности то, что я скажу.

Дарби услышала металлический щелчок за спиной. Это было знакомо, но она не могла его опознать. Она слышала это несколько раз сегодня ночью – достаточно, чтобы вызвать странное дежавю.

Затем сквозь туман боли вспыхнула молния, и ее разум закричал:

«Засов, засов, засов!..»

Сэнди только что открыла входную дверь.

* * *

Дверная ручка свободно повернулась в руке Эшли, удивив его, и он прижал пальцы к двери и толкнул ее мягким нажатием, медленно и плавно, заглядывая внутрь гостевого центра. Сперва он увидел Сэнди Шеффер, стоящую в дверях, с пунцово-красными щеками.

– Они у меня, – задыхалась она. – Они обе у меня, в ловушке, в умывальне.

«Они обе?»

Это было облегчением для Эшли.

– Джей здесь, значит?

– Почему бы ей здесь не быть?

– Долго рассказывать.

Сэнди состроила гримасу:

– Ну конечно, конечно…

– Всё под контролем.

– Под контролем? Серьезно? Это вследствие того, что я просто залила кое-кого из баллончика…

– Да-да, спасибо за это.

– Всё, что тебе нужно было сделать сегодня, – это ничего, и ты все равно всё испортил. – Сэнди закашлялась от перцовых испарений, потирая нос. – Я имею в виду… Господь Всемогущий, да как вообще ты позволил всему этому случиться, Эшли? Как ты допустил, что всё пошло так погано?

Эшли устал от разговора. Он протолкнулся внутрь, и его глаза заслезились в кислом воздухе. Сэнди отшатнулась назад, внезапно встревожившись. Все резкие слова моментально застряли в ее горле. Она смотрела на оранжевый гвоздемет «Паслоуд» в его руке.

Боже, да он влюблен в эту штуковину.

– Всё под контролем, – заверил Эшли. – Всё в порядке.

Ларс тоже вошел, с «Береттой-Кугуар» в руке. Его небесно-голубая лыжная куртка хлопала под порывами ветра.

– Ты болен, – прорычала дама, делая еще один шаг назад. – Вы оба больны. Вы не должны были причинять ей повреждений.

– Мы импровизировали.

– Я была права насчет тебя. Насчет вас обоих.

– О, вот как? – Эшли ткнул Ларса в грудь. – Послушаем. Это будет интересно.

– Я знала, что вы оба просто деревенское белое отребье.

– Ах, Сэнди, ты ранишь мои чувства.

– Это звучит так, словно ты в принципе улавливаешь, о чем речь. – Сэнди брызгала слюной, когда говорила, и нитка слюны теперь свисала с ее подбородка, раскачиваясь взад-вперед, пока они наступали на нее с оружием наизготовку. – Ты сказал мне… ты сказал, что будешь давать ей чистую одежду каждый день. Ты сказал, что станешь следить за ее диетой. Что ты дашь ей книжки. Ты обещал, что ни один волосок не упадет с головы Джей…

– Технически верно. Ее волосы в порядке.

– Как ты можешь думать, что это смешно? Ты сгниешь в тюрьме. Ты и твой младший по пьяни зачатый…

«Брат», – хотела она закончить, если бы Эшли не толкнул ее.

Он не был рассержен. «Всё под контролем», помните?

Но это был все же более грубый толчок, чем он предполагал. Сэнди понесло назад, она поскользнулась, взвизгнув ботинками, и хлопнулась широкой задницей о кофейную стойку. Радио опрокинулось, загремев антенной. Ее мерзкая прическа-горшок сбилась на сторону, и Сэнди оперлась спиной на стойку, задыхаясь:

– Ты всё испортил…

Ларс вскинул свою «беретту»:

– Эй!

Эшли не замечал Эда до сих пор – но да, он был там. Отставной ветеринар с козлиной бородкой, нахлобученный им в «Рыбу», который ненавидел продукцию «Эппл», чьим самым большим страхом было отчуждение при встрече с семьей в Авроре на это Рождество, – стоял сейчас возле уборных с крестовидным инструментом в поднятой правой руке, готовый к замаху.

– Я не могу тебе позволить, – произнес Эд. – Я не могу тебе позволить подойти к ним близко.

– Сэнди, – негромко сказал Эшли, – пожалуйста, попроси своего кузена бросить эту вещь.

– Это гаечный ключ, болван.

– Эд, просто делай, что он говорит.

Но Эд был непреклонен. Он отступил к дверям туалета. Его лоб был покрыт бисеринками пота. Гаечный ключ подрагивал в его руке.

Эшли не спускал с него глаз, сделав небольшой шаг в сторону, чтобы дать своему брату лучший сектор обстрела.

– Сэнди, – спокойно сказал он уголком рта, – позволь мне выразиться яснее. Если кузен Эд не положит гаечный ключ на пол прямо сейчас, он умрет.

– Эдди, пожалуйста, пожалуйста, просто делай то, что говорит Эшли.

Эд вытер ладонью пот со своих глаз, глядя на Сэнди с возрастающим ужасом. Он уже должен был понять сейчас, но эта ситуация, казалось, приводила его в ступор:

– Господи, Сэнди, откуда… откуда ты знаешь этих людей? Что здесь происходит?

Сэнди поморщилась:

– Всё усложнилось…

– Что ты делала с этой девочкой?

– Брось это, – повторил Эшли, делая еще один шаг вперед. – Просто урони его на пол сейчас, и я не причиню тебе вреда. Я обещаю.

Справа от него Ларс прилежно занял огневую позицию с «Береттой-Кугуар», именно так, как Эшли когда-то учил его. Держа двумя руками, большие пальцы сверху, указательный на спусковом крючке. Но Эшли знал, что он не выстрелит. Без разрешения. Ларс ждал, о, как же послушно он ждал знака расправиться с Эдом, приказа, который мог прийти во многих формах – включая бейсбольные термины.

На пол упала лишь капля пота.

– Обещаю, мы не причиним тебе вреда, – повторил Эшли. – У тебя есть мое слово.

– Эдди, пожалуйста. – Голос Сэнди смягчился. – Ты выпил. Просто положи его на пол, и я всё объясню.

Но, к его чести, Эд не сдавался. Он стоял твердо, даже не обращая внимания на пистолет Ларса, глядя на Эшли, только на Эшли, как будто тот был единственным человеком в мире. С каменными глазами, наполненными решительностью. Гаечный ключ подрагивал от переполнявшего Эда адреналина. Когда он наконец заговорил, это был низкий рык:

– Я сразу понял, что ненавижу тебя.

– Правда? – сказал Эшли. – А ты мне понравился.

– В тот момент, когда я впервые встретил тебя сегодня вечером, когда пожал твою руку, я уже… я уже всё про тебя знал. – Старый ветеринар улыбнулся странной, печальной улыбкой. – Я поймал озарение, думаю, точно поняв, кто ты есть. И после «Круга времени», после скверных острот и карточных игр… Ты – сумма всех черт, которые я когда-либо ненавидел в человеке. Ты самодовольный, ты раздражаешь, ты слишком много говоришь, ты не настолько умен, как ты думаешь, и что по итогу? Ты – чистое зло.

«И ты попал в яблочко», – почти произнес Эшли.

Но тут Эд вздохнул, и как будто что-то сломалось в его глазах, словно он наконец осознал тщетность этого противостояния. Он поднял обе руки и разжал правую, неохотно сдаваясь.

Гаечный ключ выпал и ударился о кафельный пол. Эхо зазвенело в воздухе, и Эшли ухмыльнулся.

Ларс опустил свою «беретту».

– Спасибо тебе, – выдохнула Сэнди со слезами на глазах. – Спасибо, Эдди, за…

БАМП!

Лицо Эда приняло глуповатое выражение, как у человека, удивленного неожиданной отрыжкой. Какую-то секунду он все еще смотрел на Эшли, как и до этого. Но теперь его глаза расширялись, паниковали, искали…

– Ты кое-что забыл, – сказал ему Эшли. – Я еще и лжец.

Он опустил гвоздемет.

Глаза Эда следовали за ним, блестя от метавшегося в них ужаса. Его влажные губы растягивались, словно он пытался что-то произнести, но произошло нечто сюрреалистическое – его челюсть не двигалась. Ни на сантиметр. Его голос вырывался сквозь ноздри задушенным стоном. Неряшливый красный пузырь – слюна, смешанная с кровью, – выдулся через его передние зубы и лопнул, плеснувшись на пол.

Эшли отступил назад, чтобы не забрызгать ботинки.

Сэнди закричала. Это было оглушительно.

– Ларс, – Эшли щелкнул пальцами и указал, – контролируй ее, пожалуйста.

Эд схватился обеими руками за горло, явно тоже пытаясь кричать, но его тело не могло этого сделать. Его рот был прошит – буквально – стальным строительным гвоздем, пронзившим нижнюю челюсть вверх под углом и прибившим язык к нёбу. Эшли представлял, как он извивается там, словно окровавленный угорь. И ему было искренне интересно, насколько глубоко вошел гвоздь длиной 16 пенни – мог ли его острый кончик щекотать пол того этажа, на котором у Эда находятся мозги?

Эшли толкнул его ногой. Эд повалился на региональную карту Колорадо и соскользнул вниз по стене, тихо всхлипывая в свои руки, кровь стекала через его ладони и капала на пол кляксами размером с десятицентовую монету.

– Посиди тут. И ты должен знать, Эдди-бой. Я ненавижу алкоголиков.

Сэнди была в истерике. Она снова закричала, криком гиены, и еще один шар блестящих соплей повис на ее подбородке. Ларс ткнул стволом «беретты» ей в лицо, и она быстро заткнулась.

– План меняется, – сказал Эшли, хлопнув Ларса по плечу, и над ним затрепетали флюоресцентные лампы. – Видишь ли, братишка, мы с тобой уже подвергли это маленькое здание ковровой бомбардировке разнообразными уликами для криминалистов, и у нас недостаточно отбеливателя или времени, чтобы зачистить всё полностью. Так что нам придется проявить творческий подход, если ты понимаешь, о чем я.

Ларс кивнул. Сообщение со «шпионским кодом» принято.

Эшли продолжил, переступая через растекшуюся лужу крови Эда:

– А что касается Дарби и…

«Стоп».

Он кое-что понял.

– Погоди-погоди. – Он схватил Сэнди за локоть, щелкнув пальцами перед ее лицом. – Эй. Посмотри на меня. Ты сказала… ты поймала Дарби и Джей в уборной, верно? В мужской уборной?

Она шмыгнула носом, глядя на него налитыми кровью глазами, и кивнула.

«Нет».

Ларс смотрел на него тоже, не понимая. Но Эшли понимал.

«Нет, нет, нет».

Он бросил Сэнди на пол, протопав мимо нее, мимо Эда, в сторону туалетов, и распахнул дверь с буквой «М», чтобы увидеть… пустое помещение. Только снежинки влетали через треугольное окно.

Эшли Гарвер отступил назад и изо всех сил грохнул дверью.

– Мне так надоело это гребаное окно.

Дарби повернула ключ Сэнди, и двигатель грузовика ожил. Рев дизеля нарушил тишину парковки.

Джей передала ей ключи от грузовика в туалете, просто достав их из кармана желтой парки Сэнди, и весь теперешний план стал возможен только благодаря ей. Теперь пришла очередь Джей спасти Дарби, и Дарби уже почти опасалась этого не по годам развитого ребенка.

Джей заползла на пассажирское сиденье.

– Что, если Эшли услышит?

Дарби включила передачу.

– Он и услышит.

Она уже соскребла снег с лобового стекла, сделав себе смотровое отверстие, и немного подкопала вокруг задних шин. Достаточно, чтобы сформировать ледяные горки и получить некоторый крутящий момент. Сэнди хорошо подготовилась; этот «Ф-150» был зверь-машиной, с шипованными шинами, звенящими цепями и чудовищными восемнадцатью дюймами дорожного просвета. Если что-либо здесь припаркованное и смогло бы спуститься с горы, то это был он. И если это не так… ну, Дарби помнила неуклюжую шуточку Эшли про «Форд»: «Найден на дороге, мертвым».

«Будем надеяться, что нет». Дарби стерла химический яд со своих глаз. Ее лицо все еще было мокрым от этого кофейника, горячая вода быстро охлаждалась на ее коже. Теперь она понимала, что использовать воду как оружие было плохой идеей. Она слишком быстро остывала, но, как оказалось, к лучшему. Иначе к перцу в глазах прибавился бы и ожог.

– Все здесь плохие, – прошептала Джей.

– Но не я.

– Да, но все остальные…

Дарби пыталась не думать об этом. Ее голова шла кругом. Сначала Эшли представился союзником, перед тем, как предать ее. А теперь Сэнди раскрыла свою причастность к похищению. Дарби не имела возможности узнать, какую роль играет во всем этом хаосе Эд, но надеялась, что он все еще жив.

«Если он вообще на нашей стороне, для начала».

Она надеялась, что это так, но с каждой секундой зона отдыха Ванапани, казалось, становилась всё более враждебной. Дарби душили пластиковым пакетом. Ее союзники таяли. Ее враги преумножались. Вся эта конспирация была головокружительной.

– Что здесь делает водитель моего автобуса? – спросила Джей.

Дарби обхватила рулевое колесо, оставив вопрос без ответа.

– Момент истины.

Она нажала на педаль газа, и «Форд» дюйм за дюймом пополз вперед, через вязкий снег; колеса вращались, выбрасывая куски твердого льда. Ровнее давить на педаль. Не слишком сильно, не слишком слабо. Трудное, пробуксовывающее движение – но это было движение.

– Давай! Давай, давай…

– Как далеко до полиции? – спросила Джей.

Дарби вспомнила, как Эд описывал последнее радиосообщение Дорожной службы. Та перевернутая фура вниз от перевала.

– Семь или восемь миль.

– Это недалеко, верно?

Дарби резко повернула руль на пол-оборота, направляя грузовик Сэнди в занос через ледяное месиво, разворачивая сейчас на юг, вниз, к выезду на шоссе, против встречного движения – если бы таковое было. Она нашла, где включаются фары «Форда», и включила их. Эшли и Ларс уже были предупреждены ревом мотора, так что о скрытности можно не волноваться. Они просто ехали, прямо сейчас.

– Ты украла ее грузовик, – прошептала Джей.

– Она обрызгала меня перцем. Так что мы в расчете.

Девочка засмеялась хрупким негромким смехом, а на стекле позади нее появилось оранжевое пятно от распахнувшейся входной двери гостевого центра. Прямоугольник света, и в нем тощая фигура.

Это был Ларс.

Грызун. Словно черная тень. Силуэт поднял правую руку, так же непринужденно, как человек, направляющий телевизионный пульт, и Дарби поняла инстинктивно, схватила Джей за плечо и скинула вниз с холодного кожаного сиденья.

– Пригнись!..

КРАК!

Пассажирское окно взорвалось. Мелкие осколки брызнули в приборную панель. Джей завизжала, прикрывая лицо.

Дарби сжалась под градом разбитого стекла. Выстрел отдавался эхом, словно петарда в морозном воздухе. Тело убеждало ее свернуться ниже на своем сиденье, как можно ниже, под линией огня Грызуна, но мозг знал лучше: «Он идет к нам. Прямо сейчас».

«Вперед, вперед, вперед!»

Дарби нашарила ногой педаль газа и вдавила ее. Грузовик рванулся вперед, двигатель загремел, как барабан, и потянул с силой, отбрасывая их на спинки кресел. Машину затрясло, багаж с шумом упал сзади. Дарби устроилась боком перед липким кожаным сиденьем – поглядывая вполглаза над рулевым колесом на дорогу и направляя «Ф-150» к шоссе.

Джей схватила ее за запястье.

– Дарби…

– Оставайся внизу.

– Дарби, он стреляет в нас.

– Да, я заметила.

КРАК!

Пуля пробила лобовое стекло грузовика, и Дарби вздрогнула. Холодный ветер свистел слева от нее, боковое окно было открыто, снежинки врывались внутрь и хлестали по щекам.

– Он преследует нас, – сказала Джей. – Поезжай быстрее!

Дарби пыталась. Она сильней надавила на газ, грузовик пробуксовывал, но ускорился. Шины разбрызгивали ледяные осколки во все стороны, попадая в окна, засыпая внутренности машины холодными крошками. Ларс выстрелил снова – КРАК! – и боковое зеркало разлетелось. Джей вскрикнула. Дарби дернула ее свободной рукой.

– Держи голову ниже! Всё в порядке.

– Нет, это не так.

– Он не поймает нас…

КРАК!

Еще одна дырка появилась в лобовом стекле, зазубренной звездообразной формы, прямо над головой Дарби. Но выстрелы Ларса теперь звучали иначе. Они становились глухими, слабея с увеличивающимся расстоянием.

– Да! – Ее сердце трепетало. – Да, да, да!

– Что происходит?

Они катились по выездной рампе сейчас, набирая скорость. Спасибо Господу за крутящий момент, за гравитацию, за крутизну склона. Дарби надавила на педаль снова, поддав газу. Двигатель опять взревел. Пол наклонился вперед и вниз, и кусочки безопасного стекла заскользили вокруг их ног, как гравий.

– Видишь? Я говорила тебе…

Ларс выстрелил снова – КРАК! – но уже упустил грузовик окончательно. Грызун был сейчас слишком далеко позади них, исчезая из виду. Оранжевое сияние здания Ванапани тоже исчезало, его знакомые очертания погружались в снежную темноту, и Дарби была очень рада видеть, как всё это уходит. Словно пробуждаясь от страшного ночного кошмара, она больше никогда не хотела видеть это снова. Во веки веков.

Скатертью дорога этому дерьмовому месту.

Джей развернулась на своем сиденье, наблюдая за уменьшающейся преследующей фигурой Грызуна через пробитое заднее окно – «Счастливо оставаться!» – и подняла дрожащий кулак. С безымянным пальцем вверх.

Дарби потребовалось время, чтобы понять.

– Э-э… не тот палец.

– Ох. – Джей поправилась. – Лучше?

– Лучше.

– Спасибо, – сказала семилетняя девочка, показывая средний палец через простреленное заднее окно украденного грузовика-пикапа, и Дарби начала смеяться. Это было непроизвольно, легкие звенели, как при кашле. Она не могла остановиться.

«Боже мой, мы действительно это сделали.

Мы сбежали».

Оставалось проехать только семь или восемь миль. Дарби порылась в кармане, вытащила свой айфон и бросила его Джей.

– Эй, следи за экраном, ладно? Если увидишь полоску сигнала, сразу давай его мне.

– Батарея почти сдохла.

– Я знаю.

Они катились под уклон, шины грузовика взбивали свежую снежную пыль, словно водяная мельница. Дарби удерживала педаль газа, сохраняя скорость «Форда», чтобы инерция была непрерывной. Всё, что требовалось сейчас, – тупое, отчаянное движение вперед. Как ее поездка через два штата с желудком, полным «Ред Булла», в стараниях поддерживать кофеиновое возбуждение, с загадочным текстом от Дэвон на телефоне, трясущемся в ее ладони, гонка со Сноумагеддоном через перевал. Вперед, вперед, вперед. Без остановок.

«Не стой, не стой, не стой…»

Теперь они выезжали на Седьмую государственную дорогу, рассекая высокой рамой грузовика замерзшие насыпи наметенного снега, и Дарби готовилась к повороту на встречную полосу, идущую на север, под ближайшим фонарем, через круглое блюдце света. Дарби снова чувствовала возбужденное покалывание под ложечкой. Это на самом деле случилось. Она сделала это. Они действительно убежали.

Даже сейчас она все еще волновалась – что, если братья откопают свой вэн, приведут его в движение в снегу и погонятся за ними вниз по шоссе? Но затем с победной дрожью Дарби поняла: Эшли даже не знает, где сейчас ключи от его «Астро».

«Он не видел, как я бросила их в окно туалета».

Да, да, да!

Всё это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Подними телефон повыше, – сказала она. – Высунь его в окно.

Джей сделала это, встав на колени на своем сиденье и прижавшись к пассажирскому окну, и Дарби вдруг представила себе, как при внезапной резкой остановке бедную девочку швыряет вперед, словно манекен для краш-тестов. Это будет сложно объяснить ее родителям.

– И пристегни свой ремень, – добавила она. – Пожалуйста.

– Зачем?

– Потому что это – закон.

– Что, если нам будет нужно выскочить и бежать?

– Тогда… Господи. Тогда ты отстегнешь его.

– Твой не пристегнут.

– Эй! – Дарби зловеще улыбнулась, включая свой лучший «голос-рассерженного-папочки». – Не заставляй меня разворачивать машину обратно.

Джей пристегнула свой ремень на металлическую застежку и показала на сиденье за головой Дарби:

– Он почти попал в тебя.

Дарби потрогала подголовник за своим «конским хвостом». Действительно, ее пальцы обнаружили неровное выходное отверстие с торчащими из него губчатыми комьями желтого поролона. Пуля Ларса прошла всего на дюйм выше, чем требовалось для того, чтобы снять с нее скальп, прежде чем вылететь через лобовое стекло. Ее спасла лишь слепая удача. Дарби хрипло засмеялась:

– Хорошо, что во мне пять футов два дюйма, да?

– Хорошо, – сказала Джей. – Мы с тобой одной породы.

Дарби направила грузовик Сэнди на шоссе, вливаясь в пустующую встречную полосу.

При нормальном состоянии дорожного движения этот маневр был бы самоубийством. Она машинально включила правый поворотник, прежде чем почувствовала, что это глупость. Ее руки все еще тряслись. Странная тишина установилась внутри, и Дарби прокашлялась, стремясь ее заполнить:

– Итак, Сэнди – водитель твоего школьного автобуса, да?

– Миссис Шеффер, мне кажется.

– Она была с тобой любезна?

– Она похитила меня.

– Помимо этого.

– Не совсем. – Джей пожала плечами. – Она замещала другого водителя какое-то время. Я едва помню ее.

«Но она точно запомнила тебя, – подумала Дарби. – Она запомнила тебя, и твой новенький дом в пригороде, и распорядок дня твоих родителей-яппи». Водитель школьного автобуса являлась мозговым центром операции по получению выкупа, и Эшли с Ларсом, очевидно, выполняли лишь грязную работу.

Но зачем Сэнди рискнула встретиться с Бивисом и Батхедом лично, проделав весь путь сюда? На отдаленной стоянке отдыха, в двух штатах от дома?

Дарби наблюдала, как заснеженное шоссе разворачивается перед ней, чувствуя, что кровь снова возвращается в ее конечности. Бодрящий холодный воздух обдувал ее через окно.

Только сейчас она начинала понимать весь черный юмор этой путаницы, своих неудач и неправильно принятых решений. Она нечаянно доверилась похитителю второй раз за ночь.

Этот кофейник горячей воды она планировала использовать как оружие? Джей выплеснула его на ее лицо, которое теперь пощипывало от ожога первой степени. Всё, всё пошло не по плану. Дарби ничего не могла с собой поделать, ее зубы стучали.

– Поклянись Богом, Джей, что в следующий раз, когда ты подумаешь, что узнала здесь кого-нибудь еще… ну, например, если первый коп в Колорадо, которого мы увидим, будет похож на твоего зубного врача из Сан-Диего, ты просто скажешь мне сразу, хорошо?

– Мой зубной врач живет в Эл-Эй на самом деле.

– В Лос-Анджелесе?

– Ага.

– Ты летаешь на самолете к своему зубному врачу?

Джей состроила гримаску, смутившись.

– Иногда.

– Серьезно?

– Это… ну, моим родителям он действительно нравится…

– Ни хрена себе. Твои родители изобрели Гугл или что-то типа того?

– Ты дразнишь меня.

Дарби усмехнулась:

– Уже слишком поздно требовать за тебя выкуп?

– Может быть, и нет, – ухмыльнулась Джей в ответ. – Ты ведь уже ведешь украденный грузовик…

Удар встряхнул их мозги.

Мир вокруг резко остановился, как будто их грузовик бросил якорь. Нос «Форда» уткнулся в огромный сугроб, фары зарылись в снег и потускнели, две тонны движущегося металла дрогнули в жестком торможении. Пустая бутылка из-под лимонада вылетела из консоли. Брызнули осколки стекла. Дарби ударилась челюстью о руль, прикусив язык. И в следующую микросекунду они снова оказались в ловушке, застряв здесь, и вся их радость приобрела кислый металлический привкус, словно вкус крови на губах у Дарби.

«О, нет.

Нет, нет, нет!..»

Джей посмотрела на Дарби.

– Хорошо, что ты заставила меня пристегнуть ремень.

3:45

«О, дерьмо».

Дарби включила заднюю скорость. Попыталась выбраться еще раз. Нажимала на газ, снова и снова. Безуспешно; шины вращались, пока кабина не завоняла жженой резиной. Грузовик застрял здесь, на непроходимом участке пути, на самой правой северной полосе Седьмой государственной дороги, прямо перед синим знаком «ЗОНА ОТДЫХА».

Дарби вытянула шею, оглядываясь назад через треснутое заднее окно, – в общем и целом, она проехала совсем малое расстояние по магистрали. Четверть мили от здания Ванапани максимум. Она по-прежнему могла видеть оранжевые фонари парковки через перелесок неровных дугласских елей. И на самом деле не имело значения, нашли ли ключи Эшли и Ларс, потому что они все еще были на расстоянии, которое нетрудно пройти пешком.

– Черт, черт, черт! – Дарби ударила по рулю, случайно просигналив.

Джей тоже посмотрела назад.

– Они могут догнать нас?

«Да, да, да! Сто процентов, да…»

– Нет, – сказала Дарби. – Мы отъехали слишком далеко. Но оставайся внутри.

Она открыла водительскую дверь, осыпающуюся кусочками разбитого стекла, и соскользнула наружу, в глубокий снег. Она чувствовала себя старой и уставшей. Ее кости болели. Ее глаза все еще щипало от перцового спрея.

– Что ты делаешь?

– Откапываю нас. – Дарби обогнула передний бампер «Форда», щурясь от света полузасыпанных фар. Ее желудок подпрыгнул к горлу, когда она увидела огромный бугор смещенного снега, скатанный в снежный шар перед решеткой грузовика. В нем, вероятно, была сотня фунтов весу, а может, и больше; он казался плотным и безнадежным, как мокрый цемент.

Дарби чуть не упала в обморок при виде него. Это было чудовищно.

Но потом она бросила взгляд на маленькую девочку за треснутым лобовым стеклом, находящуюся на грани Аддисонова кризиса. Это как бомба с часовым механизмом. Одна тревожная секунда отделяла ее от приступа, или комы, или хуже…

Поэтому Дарби опустилась на ушибленные колени и начала копать.

– Я могу помочь? – спросила Джей.

– Пока не нужно. И лучше тебе вообще не перенапрягаться, конечно… Просто сосредоточься на моем телефоне, пожалуйста. Скажи мне, если он поймает сигнал.

Она подняла крошащийся снежный ком и отбросила его в сторону. Ее голые пальцы дрожали от холода.

«Семь миль», – думала она, глядя вниз по склону.

Семь миль до разбившейся фуры. Неужели это всё действительно происходит? Дарби представила оживленную сцену аварии там, кишащую спасателями, суетящимися среди света и движения. Красно-синие пульсирующие полицейские мигалки. Дорожные ремонтные бригады в светоотражающих куртках. Парамедики, вставляющие трубки кому-то в горло. Ошеломленные жертвы, которых эвакуируют на каталках.

И всё это только в семи милях вниз по темной дороге. Это казалось невероятным.

«Семь миль».

Седьмая государственная дорога была приподнята тут, где они врезались в снег, словно верхняя точка дуги американских горок. Тонкие хвойные деревья, каменистый вертикальный ландшафт. При дневном свете в ясную погоду отсюда могла бы открываться потрясающая панорама гор. Но здесь и сейчас это был, пожалуй, единственный участок Впалой Хребтины, на котором имелся хоть какой-то шанс поймать сотовый сигнал. К черту Эшли с его Кошмарными Детьми. Теперь задним числом Дарби понимала, что почти наверняка это была еще одна лживая злая уловка, чтобы заставить ее растратить заряд батареи.

Очередной порыв ветра налетел с горы, скрипя ветками, дергая ее за рукава, вздымая причудливые маленькие смерчи снежной пыли, которые плавно скользили, пересекая дорогу, словно прогуливающиеся призраки.

– Эй, Джей! – Дарби задыхалась, когда копала, но напрягалась для разговора, чтобы заполнить мрачную тишину. Стараясь поддерживать настроение легким, приятным, расслабленным. – Кем… кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

– Я не скажу.

– Почему?

– Ты снова будешь меня дразнить.

Дарби выглянула из-за передка «Форда», проверяя выездную рампу со стоянки на предмет приближающихся фигур Эшли и Ларса. Никаких их признаков пока не было.

– Давай рассказывай, Джей. За тобой должок. Я приняла струю перца в лицо за тебя.

– Это предназначалось не мне. Она была направлена на тебя.

– Ты понимаешь, что я хотела сказать.

– Палеонтологом, – ответила девочка.

– Что-что?

– Палеонтологом.

– Типа… типа охотника за ископаемыми костями динозавров?

– Да, – сказала Джей. – Это то, что делает палеонтолог.

Но Дарби не слушала. Она заметила, что шина грузовика выглядит странно дряблой, и кровь застыла у нее в жилах. Она отбросила в сторону очередную охапку снега и увидела стальной кружок, выпирающий из боковины шины. Головка гвоздя. Она слышала это сейчас – мягкое, змеиное шипение. Вытекающий воздух.

Дарби подползла к другой шине. Еще два гвоздя, пронзивших резину.

«О, Боже, это был запасной план Эшли с самого на-чала».

Она ударила снег кулаком.

– Вот дерьмо!

«Он вывел из строя все машины, просто на случай, если мы попытаемся сбежать на любой из них…»

Но все же странно – зачем Эшли прострелил шины и грузовика Сэнди в том числе? Если она была неотъемлемой частью заговора с похищением? После того, как они все позаботились о том, чтобы встретиться здесь, в замерзших Скалистых Горах?

Джей вглядывалась через дверь.

– Что там?

– Ничего. – Дарби отползла назад к передней части грузовика Сэнди и продолжила раскопки. Второй раунд. Ее сердце колотилось, стучало под ребрами, но она пыталась казаться спокойной.

– Джей, скажи мне… какой у тебя любимый динозавр?

– Мне они все нравятся.

– Да, но у тебя должен быть какой-то любимый. Ти-рекс? Раптор? Трицератопс?

– Эустрептоспондилус.

– Я… я понятия не имею, что это за хрень.

– Вот потому он мне и нравится.

– Опиши его, пожалуйста. – Дарби просто поддерживала разговор, черпая охапки снега; ее безумные мысли кипели.

«Он идет за нами. Прямо сейчас он догоняет нас и несет с собой гвоздемет…»

– Он плотоядный, – сказала девочка. – Ходит на двух задних ногах. Из Юрского периода. Три пальца на каждой руке, вроде как у раптора.

– Ты тогда могла бы просто сказать «раптор».

– Нет. Это эустрептоспондилус.

– Звучит как «дерьмовый динозавр».

– Ты просто не можешь это произнести, – сказала Джей, делая паузу. – О! Твой телефон нашел сигнал!

Дарби вскочила и побежала к пассажирской двери, потянулась через разбитое окно и выхватила айфон из пальцев Джей. Она не поверила, пока не увидела это своими глазами – одинокую сигнальную полоску.

Нужно действовать чертовски срочно.

– Твоя очередь копать, – сказала она.

– Батарея – один процент.

– Я знаю.

Дверь скрипнула, брызнув осколками стекла, и Джей выскочила наружу.

Дарби сжимала телефон покрасневшей от холодного снега ладонью, набирая 9-1-1 большим пальцем, но тут он вдруг завибрировал в руке, напугав ее. «Новое сообщение» – выскочил всплывающий пузырь, заблокировав сенсорный экран. Она собиралась смахнуть его в сторону, пока не разглядела номер отправителя.

Это был номер 9-1-1.

Ответ на ее сообщение, которое она пыталась отправить несколько часов назад сегодня вечером и которое, должно быть, только сейчас успешно отправилось автоматически:

«Похищение ребенка серый вэн номерной знак VBH9045 государственная дорога 7 стоянка отдыха Ванапа сообщите полиции».

Ответ?

«Найдите безопасное место. Офицер выехал РВП 30»

Дарби чуть не выронила телефон. «РВП» – это рассчетное время прибытия. «30» – это минуты, верно? Это не может быть часами или днями. Тридцать минут.

– Это сработало? – спросила Джей, запыхавшаяся от копания.

Дарби не могла в это поверить. Это ощущалось словно галлюцинация. Она моргнула, боясь, что всё развеется, как во сне, но письмо было по-прежнему здесь, на телефоне, дрожавшем в ее онемевших руках. Ее текст был успешно отправлен в 3:56, она получила ответ диспетчера в 3:58.

Несколько минут назад.

«О, слава Богу, копы будут здесь через тридцать минут…»

Ее грудь вздымалась от глубоких вдохов. Нервы были наэлектризованы. У нее имелись вопросы. Тонны вопросов. Для начала, Дарби не знала, как это соотносится с ситуацией вокруг снегоочистителей Дорожной службы. Они тоже будут здесь через тридцать минут? Или они должны прибыть первыми? Станут они взбираться на Хребтину по отдельности – копы и дорожные бригады – или одним большим конвоем? Она не знала, и, честно говоря, ее это не волновало, лишь бы копы поскорей оказались здесь и застрелили Эшли Гарвера. Прямо в его ухмыляющееся лицо.

– Ох, Джей, – прошептала Дарби. – Я хочу расцеловать тебя…

В голосе девочки появились тревожные нотки.

– Дарби, стой!

– Что такое?

Джей стояла напротив нее в неровном свете фар «Форда», пристально глядя на что-то за ее спиной. Девочка замерла, только снежинки опускались ей на плечи.

Дарби старалась, чтобы ее голос звучал спокойно:

– Джей, я не понимаю…

– Не двигайся.

– Что происходит?

Джей прошептала:

– Он прямо за тобой.

Эшли держал палец на спуске «Паслоуда», готовясь всадить гвоздь ей в затылок, когда Дарби повернулась к нему лицом. Растрепанная рыжая челка взметнулась, глаза округлились при виде его. Ее кожа была зефирно-мягкой в косых лучах лунного света. Невидимый белый шрам, заметный, только когда она хмурилась или улыбалась. Словно актриса в своей лучшей роли, нежный цветок, пойманный в правильный кадр цепким взглядом кинематографиста, как Ева Грин, встречающая Дэниэла Крейга в «Казино Ройяль».

Просто поворот.

Но, Боже, какой поворот.

Под курткой и джинсами Дарби он видел роскошные формы ее тела. Ее плечи. Ее бедра. Ее грудь. Он желал бы запечатлеть этот момент, сделать снимок этой душераздирающей красоты и сохранить его навсегда. Как и в любом настоящем произведении искусства, вы никогда не поймете сразу, какие чувства оно у вас вызывает, пока не разберетесь в них позже. И Эшли очень стремился разобраться. Он хотел бы, чтобы это было нечто простое, вроде похоти, потому что похоть можно насытить при помощи «Порнхаба», – но с тех пор, как он поцеловал ее в этом грязном туалете, его чувства к Дарби становились все более запутанными и сложными, нежели обычная страсть.

– Привет, Дарбс. – Он заставил себя улыбнуться. – Долгая ночка, да?

Дарби ничего не сказала.

В ее глазах не было страха. Не было даже беспокойства.

Она просто оглядела его сверху донизу, будто оценивая. Словно эта рыжая студентка уже каким-то образом ожидала этой встречи, и некоторое время назад подготовила резервный план на случай непредвиденных обстоятельств, что, конечно же, было невозможным. Сегодняшняя ночь оказалась полна неожиданных поворотов, мутных потоков слепых случайностей и неожиданных сюрпризов. И даже такой кудесник, каким Эшли считал себя, не мог постоянно оставаться на вершине ситуации и держать всё под контролем.

«Но все же, – подумал он, – я бы не хотел, чтобы ты поворачивалась. Это усложняет задачу».

Эшли снова поднял беспроводной молоток и надавил на защитный наконечник левой ладонью, обманывая систему безопасности, сжимая двухступенчатый спусковой крючок, тщательно прицеливаясь ей в левый глаз.

Дарби не дрогнула.

– Это будет твоей ошибкой.

– Что именно?

– Сейчас ты передумаешь меня убивать.

– Да? Почему это?

– Я спрятала твои ключи, – сказала она. – Я знаю, где твои ключи от «Астро», и если ты убьешь меня сейчас, ты никогда не найдешь их. Теперь грузовик Сэнди застрял здесь, а ты прострелил колеса моей «Хонды», загнав в ловушку самого себя. Твой мини-вэн – единственный способ сбежать тебе и твоему брату с этой стоянки отдыха сегодня ночью.

Молчание.

Дарби подняла руку, словно подсовывая ему воображаемый микрофон для интервью.

А из-за передка грузовика Эшли услышал странное чириканье. Звук, который он никогда раньше не слышал.

Это смеялась Джей.

4:05

«Тридцать минут.

Тридцать минут.

Продержаться следующие тридцать минут, пока не приедут копы».

Она повторяла это мысленно по пути обратно на стоянку. Эшли приказал ей идти впереди, рядом с Джей, и держал их спины под прицелом гвоздемета. Он также забрал у нее айфон, выхватив его из руки Дарби прежде, чем она успела удалить сообщение от 9-1-1. Он копался в нем сейчас, экран освещал снег синим светом, пока они шли, и Дарби тихо готовилась к безумной реакции Эшли Гарвера, когда он докопается до истины – что в эту самую секунду сюда едут копы.

Но ничего не происходило. Они просто шли в тишине. Дарби слышала, как он перехватывает гвоздемет поудобней, посасывая губу и прокручивая другой рукой меню айфона, и поняла: «Он не читает мои сообщения».

Ему не приходило в голову, что Дарби могла написать в полицию. Эшли изучал только список звонков, в поисках успешного голосового звонка на номер 9-1-1. Которые, конечно же, она тоже пыталась сделать десятки раз, около девяти и десяти часов вечера. Он прокручивал их, просматривая временные метки и статус.

«Звонок не удался, – читал он. – Звонок не удался. Звонок не удался. Звонок не удался. Сбой вызова…»

«Ты даже не понимаешь. – Дарби хотела рассмеяться, но не могла. – Ты даже не понимаешь, что ты держишь в руке».

– Прекрасно, прекрасно, – его голос звучал так, словно он наконец расслабился.

Она сжала неповрежденную руку Джей, понизив голос:

– Не бойся. Он не может убить меня, потому что я знаю, где его ключи.

– Это правда, Дарбс, – встрял Эшли. – Но я могу причинить тебе боль.

«Да? – хотелось ей сказать. – У тебя есть полчаса, засранец».

Дарби отчаянно надеялась, что тридцать минут были реальной оценкой срока, за который сюда прибудет полиция, а не просто догадкой диспетчера, взятой с потолка. Помимо разбившейся фуры и метели, имелось множество возможных осложнений, которые могут быть не видны из службы оповещения где-то в глубине теплого шерифского участка. Что, если это будут не тридцать минут, а сорок? Или час? Два часа?

Эшли ощупал ее на ходу, уперев гвоздемет в позвоночник и охлопав ладонью ее карманы, спереди и сзади. Ее ноги. Рукава ее кофты.

– Просто чтобы убедиться, – выдохнул он ей в шею.

Он искал свои массивные ключи.

«Единственная вещь, из-за которой я пока жива, – эти дурацкие ключи».

Дарби представила эти ключи, спокойно лежащие в снегу за окном уборной, там, где они и приземлились. Постепенно заметаемые, одна снежинка в секунду.

– Ты должна просто сказать мне сейчас, что ты сделала с ними, – прошептал он. – Это будет намного легче для нас обоих.

Достаточно долгое время, пока они шли, Дарби не совсем понимала, что он подразумевал под этим. Потом осознание медленно пришло к ней, словно огромное чудовище, всплывающее из океанских глубин, принимающее отчетливую форму.

Когда они вернутся в гостевой центр, Эшли собирается пытать ее. Это несомненно. Он будет выдавать ей «желтую карточку», или «красную карточку», или еще чего похуже, до тех пор, пока она не признается в местонахождении связки ключей. И как только Дарби это сделает – он убьет ее. Она чувствовала, как сердце колотится в груди, будто пойманный зверек. Она рассматривала возможность бегства, но Эшли просто всадил бы ей гвоздь в спину. И он был слишком силен, чтобы бороться с ним.

Зона отдыха приближалась, обретая очертания под лунным светом. Она выглядела обманчиво безмятежной, безобидной, словно детская игрушка – панорама внутри шара, который нужно потрясти, чтобы увидеть снегопад. Уже были видны машины – их «Астро», ее «Хонда», заваленный снегом мусорный бак, ошибочно принятый ей ранее за машину Эшли. Обледеневший флагшток, торчащий иглой. Бронзовая толпа Кошмарных Детей. И, наконец, выступающий из темноты, наполовину занесенный снегом, с перегоревшей лампой над входом и забаррикадированным окном – собственно гостевой центр Ванапани.

«Большое Черт-побери».

Затем Эшли подтолкнул ее – «Поворачивай, поворачивай!» – и они вышли на тропинку от парковки до входной двери. Последние пятьдесят футов.

«Я уже спасла Джей, – напомнила себе Дарби. – Я привлекла к этому делу полицию. У них есть пушки. Они позаботятся об Эшли и Ларсе. Всё, что мне нужно сделать, – это выжить».

Эта долгая прогулка обратно заняла десять, может быть, даже пятнадцать минут, предполагала она. Так что дело наполовину сделано.

Осталось продержаться еще минут пятнадцать.

Когда здание приблизилось, Дарби поняла еще кое-что – она даже не боялась. Она была взволнована на самом деле, пьяна странным возбуждением. В нее уже стреляли, обливали перцовым спреем, душили пакетом, и, как неистребимый таракан, она пережила всё, что Эшли и Ларс – и даже Сэнди – использовали против нее. Вопреки всему, Дарби все еще боролась. Это было уже чересчур личным; восьмичасовая психологическая дуэль с Эшли, все ночные фокусы и превращения, победы и поражения. И теперь она вышла на финишную прямую. Шах и мат, Эшли. Дарби хотела быть здесь в ту секунду, когда это произойдет, чтобы видеть шок на лице Эшли. Когда первая подъехавшая полицейская машина замигает красно-синими огнями. Это возбуждало ее, на некий темный манер, который она не могла выразить словами.

«Ты сделаешь мне больно, Эшли. Ты сделаешь мне очень больно. На ближайшие пятнадцать минут или около того – я вся твоя. Но что потом?

Потом – ты мой.

И ты даже не представляешь, что…»

– Ах да, – Эшли остановился. – Тебе пришло текстовое сообщение там, у шоссе.

Голубая подсветка опять загорелась. Он снова читал ее телефон.

Дарби охватила паника. Должно быть, 9-1-1 послал второе сообщение. Ну конечно. Исполненный благих намерений полицейский диспетчер знать не знает, что Дарби сама сейчас находится под угрозой, что ее телефон в руках убийцы.

– От… – Эшли прищурился. – От кого-то по имени… Дэвон.

Затем он протянул ей треснувший айфон, и когда ее глаза сфокусировались, всё, что оставалось от мира Дарби, распалось.

«Это случилось. Мама умерла».

– О-ох, – сказал Эшли. – Неловко вышло.

Потом он сломал ее айфон напополам.

– Продолжай идти.

Входная дверь захлопнулась, словно выстрел.

Джей закричала, когда увидела Эда. Эшли белозубо ухмыльнулся, схватив ее за воротник и заставляя смотреть.

– Круто, ага?

Эд Шеффер скорчился в сидячем положении под картой Колорадо, его байкерская куртка блестела спереди от темной крови. Он наклонил голову, когда они вошли в комнату, и его губы слабо задрожали, как будто он пытался говорить.

– Не двигайся, Эдди. – Сэнди стояла на коленях рядом с ним, пытаясь забинтовать правую часть его разрушенной челюсти медицинской марлей. Белая аптечка первой помощи стояла открытой на полу, ее содержимое было разбросано вокруг.

– Не двигайся, я пытаюсь помочь тебе…

Над ее трясущимися руками глаза Эда устремились вверх, к Дарби – во вспышке узнавания, – и он попробовал снова что-то сказать, но смог издать лишь булькающий стон.

Его рот был наполнен тягучей липкой кровью, змееподобными сгустками струящейся сквозь сжатые зубы и стекающей вниз, на колени.

Джей плакала, пытаясь отвернуться, но Эшли ей не позволял.

– Видишь? – сказал он ей на ухо. – Это красная карточка.

С другой стороны комнаты Ларс смотрел на всё это, как огородное пугало, сжимая свой «сорок пятый» в одной руке и бутыль отбеливателя в другой, в то время как сдавленный крик Эда звучал лихорадочным стоном в спертом воздухе.

Весь этот ужас едва касался сознания Дарби.

Ее здесь вообще не было. Вот реально. Она была где-то в другом месте, а этот мир пропадал, становился неясным и нечетким, словно нарисованным тусклыми масляными красками. Свет ламп казался размытым. Ее тело превратилось в холодный костюм из плоти, сердцебиение и дыхание впали в медленный, механический ритм. Дарби представляла себя крошечным существом, возможно, своей истинной сущностью, дергающей рычаги и просматривающей камеры внутри своего собственного черепа.

Она видела подобное в кино – «Люди в черном». Она вспомнила просмотр этого фильма на диске сколько-то лет назад, вместе с матерью, на софе, под одним на двоих одеялом с изображением Снупи. «Мне нравится Уилл Смит, – сказала ей мать тогда, потягивая персиковый напиток. – Он может спасать меня в любое время, когда захочет».

Дарби понимала, что ее больше нет.

Тело Майи Торн оставалось в какой-то больнице в Прово, штат Юта, но маленькое существо, которое жило в ее голове, было потеряно навсегда.

Сейчас Эшли сжал ее правую руку, переплетя свои ледяные пальцы с ее, как у подростков на свидании, и провел ее через комнату. Мимо Эда и Сэнди, мимо каменной стойки, мимо кофемашин. Дарби не знала, куда он ее тащит, и ей было все равно. Она лишь заметила оцепенело, что ее правая нога оставляет красные следы, – она, как сомнабула, прошла через лужу крови Эда. Словно в ночном кошмаре, она просто желала, чтобы всё поскорей закончилось.

Чтобы это – пожалуйста! – закончилось.

Дарби повернула шею, взглянув на старые часы с Гарфилдом на стене. Они показывали 5:19 утра. Для увеличения зимнего светового дня. Она вычла один час.

Сейчас было 4:19.

Дарби получила эсэмэску от 9-1-1 в 3:58. Возвращение обратно заняло двадцать одну минуту. Отнимаем от тридцати и получаем девять минут, остающихся до прибытия полиции. Девять коротких минут.

«Продержись еще девять минут.

И на этом всё».

Эшли внезапно остановил ее – здесь, возле двери в чулан уборщиков. Все еще приоткрытой с того момента, когда Дарби отперла ее. Теперь он мягко повернул Дарби, словно в медленном, головокружительном танго, и толкнул к стене.

– Садись здесь, – сказал он.

Она не двигалась.

– Присаживайся, пожалуйста.

Дарби покачала головой, и слезы застучали по полу. Ее носовые пазухи болели.

– Ты не собираешься сидеть?

Она снова покачала головой.

– Ты совсем не устала?

О, она была очень измученной. Ее нервы разрывались на куски, мышцы обвисли, как мясо. Ее мысли расплывались. Но почему-то Дарби знала, что если она сядет сейчас – всё будет кончено. Она потеряет свою волю. Она никогда не сможет встать снова.

На какую-то секунду она подумала просто выдать всё это, сказав слова, которые нельзя будет забрать назад: «Эшли, я выбросила твои ключи из окна мужского туалета. Они упали в снег всего в десяти, может быть, в двадцати футах от него. Можешь убивать меня. Я закончила».

С другой стороны комнаты плакала Джей. Грызун присел перед ней, пытаясь ее успокоить:

– Не смотри на Эда. Не смотри на него, ладно? Он в порядке…

Эд сделал еще один мучительный вдох через нос, пока Сэнди обматывала вторую повязку вокруг его челюсти, а потом издал странный звук, похожий на мокрую отрыжку. На чистой белой марле проступило красное пятно.

– С ним всё нормально, Птичка Джей. Хошь, эта, сыгранем в «Круг времени»?

– Мы все… – Сэнди вздохнула, вытирая кровь Эда о свои штаны. – Мы отправимся в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Вы знаете это, верно?

Эшли не обращал на Сэнди внимания. Он возвышался над Дарби черной тенью, изучая ее.

Все еще сжимая ее запястье, удерживая ее напротив полуоткрытой двери в чулан. Его глаза шарили вверх и вниз по ее телу.

Дарби уставилась на пол, на свои кеды восьмого размера, изрезанные льдом и побуревшие от грязи и крови. Десять дней назад они лежали новенькими в коробке.

– Ты была… – Эшли откашлялся. – Ты была близка со своей мамой?

Дарби отрицательно покачала головой.

– Нет?

– Не совсем.

Он наклонился ближе.

– Почему нет?

Она ничего не сказала. Она боролась с его хваткой на запястье, и Эшли спокойно дал ей отпор другой рукой, прижав гвоздемет к ее животу. Его палец лежал на спуске. Что-то в цвете этой штуковины – тошнотворно-оранжевом, как фломастер, – делало ее похожей на чрезмерно большую детскую игрушку. Для ребенка-переростка.

Эшли повторил свой вопрос, и его горячее дыхание щекотало ей шею:

– Почему нет, Дарбс?

– Я была… Я была ужасной дочерью. – Ее голос дрожал, но она совладала с собой. А потом все слова вдруг вышли из нее наружу, будто прорвало дамбу: – Я пользовалась ею. Я манипулировала ею. Я говорила ей ужасные вещи. Однажды я угнала ее машину, открыв ее обувным шнурком. Я пропадала на несколько дней, не сказав ей, куда пошла и с кем была. Я являлась для нее источником неприятностей. Когда я… когда я отправилась в колледж, мы даже не попрощались. Я просто села в свою «Хонду» и уехала в Боулдер. Я украла бутылку ее джина из шкафчика, когда уходила.

Дарби вспомнила, как пила его в одиночестве в своей общежитской комнате. Кислый вкус обжигал ей горло под мрачными обоями – отпечатками с могил незнакомцев, с именами и датами, прорисованными угольными тенями карандаша и воска.

Эшли кивнул, нюхая запах ее волос:

– Мне жаль.

– Тебе? Нет.

– Это так.

– Ты лжешь.

– Я серьезно, – сказал он. – Я искренне сожалею о твоей потере.

– Я бы не стала, – произнесла Дарби сквозь зубы. – Если бы это была твоя мама.

Она чувствовала, как подступают слезы, жаля ее воспаленные глаза, но боролась с ними. Она не могла начать плакать сейчас. Это будет позже. Позже, позже, позже. После того, как копы вышибут дверь и загребут Эшли и Ларса вместе с их оружием, после того, как Сэнди окажется в наручниках, а Дарби и Джей будут в машине «Скорой помощи» с шерстяными одеялами на плечах. Тогда, и только тогда она сможет по-настоящему горевать.

Эшли наморщил брови.

– Как ты угнала машину при помощи шнурка?

Дарби не ответила. Это была ничем не примечательная история. «Субару» ее мамы уже был взломан однажды раньше, и вор-тупица покорежил зажигание отверткой, пытаясь его завести. Требовалось два ключа – первый для двери и второй для зажигания. У Дарби имелся один, но не было другого.

«Ты маленькая испорченная сучка, – сказала ее мама с крыльца, наблюдая, как ее собственный „Субару“ заезжает на гаражную дорожку в три часа ночи. – Ты гнилая маленькая дрянь».

– И значит… – Эшли сложил всё вместе. – Вот как ты вскрыла наш фургон, да?

Она кивнула, и еще одна слеза упала на пол.

– Ух ты. Как будто сегодняшней ночью всё должно было случиться именно так. – Он снова улыбнулся. – Я всегда верил, что всё, что происходит, – не случайно. Если тебя это утешит.

Это ее не утешило.

Предполагается, что смерть превращает человека в воспоминание о нем, мысленный образ, идею. Но для Дарби ее мать всегда была идеей. Почему-то после восемнадцати лет жизни в Прово в маленьком доме с двумя спальнями, питаясь той же пищей, смотря то же самое телевидение, сидя на том же диване, она никогда не знала – кто такая Майя Торн. Как человек. Как человек, которым она была бы, если бы Дарби никогда не существовало.

Если бы она действительно оказалась просто гриппом.

«О Боже, мама. Прости меня».

Она почти сломалась. Но она не могла – не перед ним. Рыдания просто застряли у нее в груди, словно стянутой мокрым узловатым полотенцем, отдаваясь тупой болью в ее душе.

«Прости меня за всё…»

Эшли изучал ее еще один долгий момент, сопровождаемый задумчивым сопением и густым запахом его пота. Дарби слышала, как его язык шевельнулся за губами, как будто он боролся со словами, которые не мог сказать. Когда, наконец, он заговорил снова, его голос был другим, с некоторыми эмоциями, которые она не сумела идентифицировать.

– Я бы хотел, чтобы ты была моей девушкой, Дарби.

Она промолчала.

– Я так желаю, очень-очень сильно желаю, чтобы ты и я… чтобы мы встретились в других обстоятельствах. Это, вот это всё – не мое. Ясно? Я не злодей. У меня нет судимостей. Я никогда никому не причинял вреда до сегодняшней ночи. Я даже не пью и не курю. Я просто владелец бизнеса, втянутый в маленькое дельце, которое пошло не так, и теперь я должен зачистить эту грязь и всё привести в порядок, чтобы защитить своего брата. Понимаешь? И ты становишься на пути к этому. Поэтому я спрашиваю еще раз, прежде чем случится что-то ужасное, – где мои ключи?

Дарби пристально смотрела на него, твердая, как скала, и не давала никаких ответов.

Через плечо Эшли она могла видеть часы. Цифры и персонажей на них. Оранжевого Гарфилда, предлагающего букет розовой Эрлин. Ее усталые глаза сфокусировались на минутной стрелке – направленной теперь почти вертикально вниз. 4.22 утра.

Пять минут до прибытия полиции.

– Ты слышал меня, Эшли? – Сэнди встала. – У вас там что, психологический этюд? С ключами или без ключей, всё кончено. Мы все отправимся в тюрьму.

– Нет. Мы – не отправимся.

– И как ты себе это представляешь?

Эшли не ответил. Вместо этого его темный силуэт повернулся обратно к Дарби, и хватка на ее запястье изменилась. Его пальцы пробежались по ее коже, словно липкие щупальца осьминога, перехватываясь поудобнее вокруг руки, сжимаясь. А потом он потянул ее руку вверх, повыше, прижав к стене.

Сэнди повысила голос:

– Что ты с ней делаешь?

Дарби изогнула шею, чтобы увидеть – Эшли держал ее правую руку возле двери кладовки. Прямо напротив дверной петли. Прижимая кончики ее пальцев к золотистым челюстям, на которых виднелась старая смазка и коричневые полосы ржавчины. Она видела ноготь своего мизинца, окрашенный потрескавшимся синим лаком, кусочек уязвимой плоти, лежащий там, словно крошечная голова на гильотине.

«Пять минут».

Дарби взглянула на Эшли, ее живот сводило от паники.

Он подоткнул свой гвоздемет под мышку, чтобы схватиться за дверную ручку свободной рукой.

– Возможно, ты этого не помнишь, Дарбс, но сегодня ты смеялась надо мной из-за моей фобии дверных петель. Помнишь это? Помнишь, как ты меня назвала?

Она зажмурила глаза, сдерживая жгучие слезы, желая, чтобы всё это оказалось лишь кошмарным сном – «Помнишь, да? Ага?» – но это было по-настоящему. Всё это происходило на самом деле, прямо сейчас, и никто и ничто не могло этому помешать, и ее пальцы художника сейчас будут раздавлены бесчувственным металлом.

Сэнди ахнула:

– О Боже! Эшли!

– Не делай этого! – умоляла Джей, пытаясь бороться с Ларсом. – Пожалуйста, не надо…

Но высокая тень по имени Эшли Гарвер не слушала. Он наклонился, приблизив лицо к Дарби, и лизнул ее губы. Она почувствовала сладкий бактериальный запах из его рта, зловонный, будто разлагающееся мясо.

– Ты не оставляешь мне выбора. Если ты скажешь мне, я обещаю, что не причиню тебе вреда, хорошо? У тебя есть мое слово. Где. Мои. Ключи?

«Пятьминут – пятьминут – пятьминут…»

Дарби заставила себя открыть глаза, сморгнуть слезы, успокоить дыхание и взглянуть в эти зеленые глаза монстра. Она не заглотила наживку. Она не собиралась играть с ним в эту игру, потому что как только он узнает, где ключи, – он убьет ее. Другого исхода не было. Эшли Гарвер был много, много кем, но прежде всего он был патологическим лжецом.

– Пожалуйста, Дарбс, просто скажи мне, и тогда я не сделаю тебе больно. Потому что, если ты не скажешь, ты сама заставишь меня хлопнуть дверью.

Он приблизил к ней лицо, чтобы она могла видеть боль в его глазах. Дарби знала, что это актерская игра. Еще одна голова дракона. Этот торг был ровно таким же, как и любой другой его акт, виденный ею сегодня ночью, просто еще одно лицо Эшли, которое он будет носить некоторое время по необходимости, а затем выбросит, как питон, выползающий из своей старой, морщинистой серой кожи.

Все в комнате затихли, ожидая ее ответа.

«Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть».

– Если я скажу тебе, – прошептала она в ответ, – ты все равно захлопнешь дверь.

Его глаза потемнели.

– Умная девочка.

Потом он сделал это.

4:26

По дороге патрульный капрал Рон Хилл дважды запрашивал у диспетчера уточнений по вызову номер два-ноль-семь, но не было никакой дополнительной информации.

Ни имени. Ни других данных. Ни предыстории. Только автомобиль (серый фургон), номерной знак (VBH9045), и примерное местоположение, отправленные на 9-1-1 при помощи эсэмэски. Дальнейших контактов с заявителем не было. Не было и звонков. Все попытки обратной связи не увенчались успехом, вероятно, из-за плохой сотовой связи в горах и сегодняшнего рекордного зимнего шторма.

Это было похоже на розыгрыш.

Самые противные звонки всегда поначалу звучат как розыгрыш.

Его патрульный внедорожник тащился в гору, взбивая снег, цилиндры стреляли, песок и гравий громко стучали по шасси. Теоретически у Дорожной службы имелся особый порядок содержания шоссе на этой высоте – очистка грейдером, затем устранение льда, потом песок и соль, – но, видимо, их основную команду отпустили встречать Рождество. Все их усилия смотрелись как мартышкин труд или упражнения по выпасу кошек на лужайке, а им притом еще и выплачивались сверхурочные. Отслеживая их служебные радиочастоты, Рон вспомнил фразу своего старого командира в ситуациях, когда морские пехотинцы неправильно перестраивались с риском подвергнуться вражескому огню:

«Хорош любить гусей!»

Вместо «любить» он произносил другое слово.

Рону было тридцать шесть. Он имел румяное детское лицо и жену, которая изучала графический дизайн, но твердо решила, что лучше быть просто женой; и пятилетнего сына, мечтающего стать копом, когда вырастет. Жена за это Рона ненавидела. Он дважды получал выговор за сон в засаде с радаром на дороге и один раз за то, что в его отчетах они назвали «необходимо-ненужной словесной экспрессией». Этот выговор Рон все еще считал в глубине души оксюмороном.

Перед сегодняшней сменой в семь вечера он обнаружил в шкафу чемодан своей жены.

Стоящий вертикально и наполовину упакованный.

Размышляя об этом, Рон почти пропустил синий знак, появившийся справа, покрытый снегом, сверкающим в дальнем свете фар.

ЗОНА ОТДЫХА. ОДНА МИЛЯ.

* * *

– Эй! – Пальцы щелкнули Дарби по лицу. – Потерял тебя на секунду.

Ее правая рука была словно погружена в кипящую воду.

Сперва это было совсем не больно – просто свист рассекаемого воздуха и пушечный выстрел двери, хлопнувшей рядом с ее правой барабанной перепонкой, – а боль пришла мгновение спустя. Оглушительная, сокрушительная. Одновременно тупая, как удар кувалдой, и острая, как укол раскаленной иглой. Эта боль вышибла ее сознание прочь из тела, из этого мира.

В одно черное мгновение ее не было нигде, а в другое она вернулась в детство, в свой маленький домик в Прово, и ей снова было шесть лет, и она мчалась вверх по скрипучей лестнице, врывалась в кровать к матери под теплые одеяла, укрываясь от кошмара в ведьмин час.

«Ты со мной, – прошептала ее мать, щелкая лампой на тумбочке. – Это был всего лишь сон, детка. Ты всё это вообразила. Ты со мной…»

А потом краски спальни схлынули и растворились, и Дарби вернулась на эту маленькую стоянку отдыха в Колорадо, к флюоресцентным лампам и несвежему кофе, в это адское место, откуда ей никогда не сбежать. Она сползла на корточки, когда потеряла сознание, спиной к двери. В горле стоял кислый вкус. Она боялась посмотреть на свою правую руку. Она знала, что произошло. Дарби знала, что дверь закрыта и что по крайней мере два из ее пальцев были раздавлены ею, расплющены между безжалостными латунными зубами.

«Ты со мной, Дарби… Я держу тебя…»

– Земля вызывает Дарби! Ответьте Земле! – Эшли щелкнул пальцами. – Мне нужно, чтобы ты была в сознании.

– Эшли, – прошипела Сэнди. – Ты душевнобольной! Ты потерял свой разум.

Дарби нашла смелость взглянуть на свою руку, смаргивая водянистые слезы. Безымянный палец и мизинец исчезли под петлей, внутри дверных челюстей-ножниц. Пропали. Это вызывало у нее тошноту и кидало в дрожь. Ее тело просто за-кан-чи-ва-лось там. Это не могло быть ее рукой, но это была она. Дарби представляла, как выглядели ее пальцы внутри двери – лопнувшая кожа, разорванные ткани, кости, раздробленные на осколки. Сухожилия, смятые и запутанные в лапшу, как спагетти в красном соусе. Было почему-то меньше крови, чем она ожидала; просто длинная, блестящая капля-бусина, бегущая вниз по дверной коробке.

Она наблюдала, как капля спускается по растрескавшейся древесине.

– Эшли! – рявкнула Сэнди. – Ты вообще меня слушаешь?

Дарби потянулась к дверной ручке неповрежденной левой рукой, соскальзывая, промахнувшись дважды, и наконец сомкнула пальцы вокруг нее, чтобы открыть дверь кладовки и освободить свою искалеченную руку, увидеть ужасные, душераздирающие повреждения, но ручка не поворачивалась. Дверь не открывалась. Он запер ее, ублюдок.

Эшли пересек комнату широкими шагами, пряча ключ в карман, оставив Дарби приколотой к двери.

– Хорошо, Сэнди. Пришло время поговорить мне с тобой по душам.

– О, теперь пришло время? Только сейчас? После всего этого?

– Сэнди, позволь мне объясниться…

– О, безусловно! – Сэнди швырнула в него пластиковую аптечку, загремевшую о каменную стойку, когда он отбил ее в сторону. – Ты давал мне слово, Эшли. Никто не должен был пострадать из-за всего этого дела…

Эшли подошел ближе.

– Я должен кое в чем признаться.

– Да-а? И в чем же?

Он говорил медленно и аккуратно, словно хирург, сообщающий плохие новости:

– Мы встретились здесь не ради того, чтобы ты передала мне свой ключ от хранилища в тихом и безопасном общественном месте. Я имею в виду, да, это был твой план, и, возможно, я стану делать эти стероидные уколы, чтобы держать Птичку Джей в живых так долго, сколько потребуется…

Глаза Сэнди расширились от леденящего ужаса.

– Но видишь ли, у меня тоже был план. – Эшли продолжал приближаться. – И всё оборачивается так, что твой план был только частью моего.

Сэнди сделала шаг назад, парализованная видом его широких плеч, его давящим присутствием, и флюоресцентные лампы моргнули над ее головой.

– Ты знаешь… – Эшли пожал плечами. – Я действительно думал, что ты попытаешься бежать до этого момента.

Сэнди попыталась.

Он был быстрее.

Он схватил ее за локоть той мускулистой хваткой, которую Дарби уже знала по себе, и, закрутив приемом айкидо, швырнул Сэнди на пол. Ее ботинок слетел. Другая ее нога ударилась о торговый автомат, когда она падала, превратив матовое стекло в потрескавшееся. Эшли уже сидел на ней верхом, заставляя лечь лицом вниз, упираясь коленом в спину.

Эд рванулся вперед, но Ларс направил на него свой «сорок пятый»:

– Э, не-не! Не балуй.

Теперь Эшли схватил женщину за волосы, будто собирался снять с нее скальп, стиснув обоими кулаками черную прическу-горшок, и рванул ее голову назад, к своему колену.

– Ты сказала… Сэнди, сейчас ты, может, не помнишь этого, но сегодня ты сказала очень неприятные вещи о Ларсе, о его состоянии. О выборе, который сделала наша мать много лет назад, когда он был еще эмбрионом. Разве это справедливо? А, Сэнди? Ты же знаешь, я люблю своего братишку…

Она заорала от его железной хватки.

– Возьми свои слова обратно, Сэнди! – Он скрутил ее шею сильнее. – Забери назад то, что ты сказала.

Сэнди что-то неразборчиво прокричала – ее крик состоял из одних гласных, как мычание.

– Попробуй снова. Я тебя не понимаю.

Она прохрипела:

– Я… я беру свои слова назад…

– О, ну ладно, хорошо, вот это правильный поступок. – Эшли взглянул на Ларса. – Как, братишка? Ты принимаешь извинения Сэнди?

Ларс ухмыльнулся, наслаждаясь своей властью, и дважды отрицательно покачал головой.

– Пожалуйста, пожалуйста, я…

Эшли перехватил волосы Сэнди поудобнее, передвинул колено повыше между ее лопатками (для лучшего эффекта рычага, поняла Дарби) и снова оттянул назад.

Шея женщины в итоге сломалась. Это было небыстро и небезболезненно. Сэнди кричала, пока хватало воздуха. Ее лицо стало багрово-пурпурным, глаза выпучились перед тем, как потускнеть, пальцы царапали пол, она билась.

Эшли передохнул разок, поправил хватку и дернул ее за голову сильнее, сильнее, сильнее, выворачивая под прямым углом к спине, пока позвонки наконец не лопнули со звуком натянутой мокрой веревки. Как хруст чьих-то пальцев. Если Сэнди все еще была в сознании, то испытывала сейчас ужас парализованного, оцепеневшего тела. Это был напряженный, неуклюжий, грубый процесс, сопровождаемый кряхтением, и потребовалось не меньше тридцати секунд, прежде чем женщина оказалась явно мертва.

Только тогда Эшли выпустил ее, позволив голове Сэнди стукнуться лбом о кафельную плитку, свободно мотнувшись на шее с несостыкованными костями. Он поднялся с красным лицом.

Ларс хлопал в ладоши, покрытые шрамами, хихикая от возбуждения, будто только что увидел карточный фокус, самый лучший из всех.

«Я только что стала свидетелем убийства», – тупо подумала Дарби. Только что. Прямо на виду. Сэнди Шеффер – водитель школьного автобуса из Сан-Диего, сообщница этого запутанного заговора с целью выкупа – исчезла теперь навсегда. Человеческая жизнь, душа – угасла. Были ли это дверные петли или Ларсов эмбрионально-алкогольный синдром – стоит даже мимоходом произнести фразу, которая не понравится Эшли Гарверу, и он этого не забывает. Он делает пометку. А позднее он забирает свою порцию мяса.

– Эй, братишка. – Эшли восстанавливал дыхание, указывая вниз на теплое женское тело. – Хотишь услышать кое-что смешное? Не то чтобы это было важно сейчас, но эта ошибка природы говорила тебе, на что она собиралась потратить свою долю?

– На что?

– На женские приюты. Пожертвовать шестизначную сумму на приюты по всей Калифорнии, для женщин, пострадавших от мужей-тиранов. Как настоящая мать Тереза. Ты можешь в это поверить?

Ларс глупо засмеялся.

Дарби взглянула на часы с Гарфилдом, но ее зрение расплывалось от жгучих слез. Может, уже три минуты до приезда полиции? Две минуты? Она не могла сказать. Ее мысли были как вихрь из бритвенных лезвий в голове. Дарби снова закрыла глаза, отчаянно мечтая стать опять шестилетней. Она пожелала, чтобы это был просто один из кошмаров в ведьмин час, после которого она проснется – задолго до старших классов, до «смирновки» со льдом, до привода в полицию, до печенья с марихуаной и противозачаточных таблеток, до всех жизненных сложностей – и окажется в успокаивающих объятиях матери, смаргивая слезы, задыхаясь, описывая призрачную даму с двухсуставчатыми собачьими ногами, которая прошлась по ее спальне…

«Нет, это был просто сон. Ты со мной, детка. Это был всего лишь сон. Просто вдохни, досчитай до пяти и…»

Эшли ударил кулаком по двери в кладовку. Ей будто провели столярной шкуркой по оголенным нервам – этот удар отдался в запястье звенящей, комплексной болью, словно удар током. Дарби закричала хриплым, задыхающимся голосом, которого никогда от себя не слышала раньше.

– Извини, Дарбс. Ты опять задремала. – Он вытер пот со своего лба. – Поверь мне, это должно было быть легкое маленькое одноразовое дельце. Мы забрали Птичку Джей из ее гнездышка, ехали двенадцать часов к камере хранения в Лосиной Голове, в которой у Сэнди имелись заначка денег, ключи от хижины и дурацкие адреналиновые уколы для Джей. Снятой под вымышленным именем и закрытой на пятизначный кодовый замок – один-девять-восемь-семь-два. Мы взяли бы всё это и исчезли из виду в семейном домике Сэнди, и сидели бы там неделю или две, ведя переговоры о выплате милого сладкого выкупа. Верно?

Эшли опять ударил дверь – новая вспышка боли, как резкий звук скрипки.

– Неверно. После того, как мы внезапно приняли Джей в свою семью и были уже на полпути через пустыню Мохаве, мы узнали, что в этом идиотском хранилище Сэнди случился хакерский взлом, и все кодовые замки оказались скомпрометированы. Цифровой мир, мать его. И, таким образом, они вернулись к использованию обычных механических ключей, по умолчанию, а такой имелся только у Сэнди, в Калифорнии. Нам что, нужно было проделать весь путь обратно? И вторая проблема – мистер Ниссен вызвал копов, хотя наши инструкции явно указывали ему не делать этого, и теперь Сэнди была под пристальным вниманием, потому что она чертов водитель школьного автобуса, который видел Джей последним. А между тем мы уже подъезжали к Скалистым Горам, без места для отдыха и с больным дитем, которое того и гляди наблюет в фургоне. Что мы должны были делать? А?

Эшли потянулся вперед, как будто снова хотел стукнуть по двери – Дарби съежилась, – но он разыграл вспышку сострадания и не сделал этого.

– И тогда Сэнди буквально в последнюю минуту приготовила семейную рождественскую поездку в Денвер в качестве истории прикрытия для полиции, чтобы она смогла встретиться с нами в общественном месте и отдать ключ от хранилища, а мы получили бы доступ к лекарствам Джей и припасам. И теперь я вплотную подошел к третьей проблеме. – Эшли указал наружу. – Эта долбаная зимняя Страна Чудес.

Кусочки пазла сошлись в голове Дарби.

«Сноумагеддон запер их всех здесь, в точке передачи. С бедным Эдом в роли предлога Сэнди для поездки.

А потом появилась я».

Масштаб происходящего поражал ее и кружил голову. Она прибилась к этому гадючьему гнезду в семь часов вечера, взвинченная от «Ред Булла» и измученная. Теперь она наблюдала за длинной стекающей каплей собственной крови. Та уже почти доползла до пола.

– Я не глуп, – сказал Эшли. – Я видел достаточно фильмов, чтобы знать – всё в современном мире оставляет цифровые отпечатки. С того момента, как к делу подключилась полиция, получение выкупа за Джей от ее мамочки и папочки в значительной степени стало невозможным. И копы уже были повсюду вокруг Сэнди, слишком близко. Она украла уколы с кортизолом для Джей из кабинета школьной медсестры несколько месяцев назад, так что они связали бы это с ней довольно быстро. И тогда Сэнди, вероятно, всё свалила бы на нас, что делало ее обузой. Поэтому мы приехали сюда, чтобы убить ее, после того, как она отдаст нам ключ. Придали бы этому вид неудавшегося ограбления. Что-то пошло не так – выстрел в лицо. Обычное дело. Но я не ожидал урагана и того, что Сэнди притащит с собой кузена Эда. И конечно же, я не ожидал тебя.

Всё переплеталось вместе и обретало жуткий смысл. Кроме одной последней неизвестной, напряженно горящей в уголке разума Дарби неразрешенным вопросом.

– Но тогда… если не будет выкупа деньгами, что ты собираешься делать с Джей?

– Эй! – Эшли снова щелкнул пальцами у нее перед лицом. – Ответь мне сперва, хорошо? Где мои ключи?

– Что ты собираешься с ней делать?

Он улыбнулся с виноватым видом.

– Это сделает тебя несговорчивой.

– Да? А какой же я, черт побери, была на протяжении всей этой ночи, по-твоему?

– Поверь мне, Дарбс. Просто поверь мне на этот раз. – Эшли встал, поднимая оранжевый гвоздемет, и зашагал через комнату. – Потому что, аллилуйя, я уже просчитал тебя. Я могу хлопать дверью по каждому твоему пальцу, пока не взойдет солнце, пока у тебя не останется ничего, кроме окровавленных гамбургеров вместо рук, и ты все равно не скажешь то, что мне нужно знать, потому что ты просто не из того сорта людей. Ты герой-пурпурное-сердце. Вся твоя ночь превратилась в ад, потому что ты вломилась в фургон, чтобы спасти постороннего. И знаешь что? Вот твой шанс спасти еще одного.

Он присел рядом с Эдом и прижал гвоздемет к его лбу.

Веки пожилого мужчины дрогнули и приоткрылись наполовину.

– Теперь, Дарбс, – продолжил Эшли, – я досчитаю до пяти. Ты скажешь мне, где спрятала мои ключи, или я убью Эда.

Дарби замотала головой из стороны в сторону в беспомощном отрицании. На стене часы с Гарфилдом показывали теперь 5:30 (4:30) утра.

Прошло тридцать две минуты. Полиция опаздывает.

Эшли повысил голос:

– Пять.

– Нет. Я… я не могу…

– Четыре.

– Пожалуйста, Эшли…

– Три. Давай, Дарбс. – Он ткнул Эда дулом гвоздемета прямо в середину лба, жестоким, оставляющим кровоподтек ударом. – Смотри. На. Него.

Эд сейчас пристально уставился на нее через комнату слезящимися глазами. Бедный старый Эд Шеффер, бывший ветеринар с бывшей семьей, ждущей его в Авроре, штат Колорадо. Человек-прикрытие; невольная побочная жертва Сэнди. Он снова шевелил губами, обмотанный липкой красной марлей, пытаясь сформировать слова языком, прибитым к нёбу. Она чувствовала его взгляд на себе, умоляющий сказать Эшли то, что он хотел знать. «Просто скажи ему…»

– Если я скажу Эшли, – прошептала Дарби, глядя на Эда, – то он убьет нас обоих.

Это было правдой, но она желала сообщить ему другую, более важную правду, чтобы успокоить его: «Полиция почти здесь. Они будут с минуты на минуту. И в ту же секунду вышибут дверь и застрелят Эшли и Ларса…»

– Два.

– Я… я не могу сказать это. – Дарби посмотрела на Эда, понимающего, что это значит, и мучительные рыдания прорвались через ее губы. – Я… О Господи, мне так жаль…

Эд кивнул, медленно, осознанно, роняя капли тягучей крови на свой живот. Словно он каким-то невозможным образом понял.

Ей хотелось закричать ему: «В любой момент, Эд! Копы идут спасать нас! Господи, лишь бы они были во-время…»

По голосу Эшли было понятно, что у него иссякло терпение.

– Один.

– Десять-двадцать-три. Приближаюсь к строению пешком.

Капрал Рон Хилл вставил рацию в зажим на плече и споткнулся о сугроб, успев опереться на руку, обтянутую перчаткой. Лед был здесь твердокаменным, как застывший цемент. Рон находился всего в нескольких шагах от гостевого центра Ванапа.

Он добрался до входной двери, ступая под светом лампы-тарелки. По-прежнему не было никакой дополнительной информации от диспетчера, кроме того изначального текстового сообщения по коду «два-ноль-семь», вопреки надеждам.

Рон постучал в дверь своим полицейским фонарем-дубинкой:

– Дорожный патруль!

Он ждал ответа.

И затем, немного охрипшим голосом:

– Полиция! Есть здесь кто?

Собственно, это было всего лишь обычное общественное здание, но его правая рука сама потянулась к рукояти «Глока-17», когда он сжал дверную ручку и сместился в сторону, на хрустящий снег, используя кирпичную стену в качестве прикрытия.

На тренировках по проникновению в помещения входные двери назывались «смертельными воронками», потому что они являлись естественными точками повышенного внимания для обороняющихся. Нет способа обойти их, если, конечно, вы не проломите стену, – вы буквально прогуливаетесь на виду у плохих парней. Если там действительно был «два-ноль-семь», притаившийся внутри этой базы отдыха, то он должен наблюдать за дверью прямо сейчас, покачивая стволом дробовика, возможно, присев позади своих заложников и прикрывшись ими.

Или – это просто пустая безопасная комната. Диспетчер не знал.

Резкий ветер трепал его куртку «Гортекс», обсыпая сухими снежинками напротив двери, и теперь капрал Хилл не был уверен, чего именно он здесь ждет. Чтобы Сара закончила паковать свой треклятый чемодан?

Да пошло оно всё к черту.

Он повернул дверную ручку.

Дверь со скрипом открылась.

– Ноль, – сказал Эшли.

Но Дарби не вслушивалась, потому что только сейчас кое-что поняла. Она смотрела мимо Эшли, на карту Колорадо, висящую на стене позади Эда, – и ее сердце заходилось от тяжелого, приторного страха. Седьмая государственная дорога на карте скользила толстой синей линией через топографическое обозначение гор, а стоянки отдыха были отмечены красными кругами. Ванапа, Ванапани, Колчак, Нискуаль.

И эта была – Ванапани. «Большое Черт-побери».

Не Ванапа.

Но Дарби написала свое сообщение в 9-1-1 ранее вечером, около девяти часов, до того, как об этом узнала. До того, как вернулась в здание, пересмотрела карту и поняла свою ошибку – что она перепутала два похоже пишущихся и похоже звучащих индейских названия, одинаково поминающих черта.

«Мое сообщение направило копов не на ту стоянку».

На совершенно другую, в двенадцати милях отсюда, к низу от перевала.

По другую сторону от разбившейся фуры.

Полиция не приедет. Она по-прежнему далеко, недоступная, отправленная не по адресу. Никто не арестует Эшли и Ларса. Никто не придет спасти их.

Ей хотелось кричать.

Дарби обмякла на запертой двери, чувствуя, как пальцы скручиваются внутри дверной коробки. Еще один толчок мясоперемалывающей боли. Она чувствовала себя невесомой, словно падающей в свободном полете или ныряющей на неизвестную глубину. Она желала, чтобы всё закончилось.

«Никто не придет нас спасать.

Мы здесь одни.

Я убила нас всех…»

Эшли вздохнул раздраженно, как расстроенный ребенок, прижал гвоздемет к виску Эда и потянул за спуск.

– Стой! – выкрикнула Дарби. – Стой. Я скажу, где твои ключи, если ты… если ты пообещаешь, что не убьешь его.

– Я обещаю, – произнес Эшли.

Это была ложь, она знала. Конечно, это была ложь. Эшли Гарвер был психопатом. Слова и обещания для него не имели смысла; с тем же успехом вы могли бы попытаться договориться с вирусом. Но Дарби, разрываясь на части от внутренней борьбы, все равно сказала ему, в комнате, погрузившейся в тишину, надтреснутым шепотом:

– В снегу… за окном туалета. Я бросила их туда.

Эшли кивнул. Он взглянул на Ларса, затем на Джей. Потом опять на Дарби, и его губы скривились в мальчишеской улыбке.

– Спасибо, Дарбс. Я знал, что ты к этому придешь, – сказал он, поднимая гвоздемет ко лбу Эда.

БАМП.

4:55

– Не убивай ее, пока я не вернусь с ключами, – проинструктировал Эшли своего брата. – Я должен убедиться, что она говорит правду.

Грызун кивнул, поливая бензином тела Эда и Сэнди, окатив их сразу же потемневшую от влаги одежду, заблестевшие волосы, извилистые полосы крови на полу. Едкий запах паров стоял в воздухе. Затем Ларс сделал липкую дорожку из горючего в сторону Дарби, дыша ртом, когда приблизился к ней, поднимая канистру с топливом высоко обеими руками.

Дарби зажмурила глаза, приготовившись.

Галлон ледяной жидкости обрушился на нее, хлестнув по затылку, по шее сзади, растекаясь по плечам, приклеивая волосы к лицу. Брызги летели на дверь позади нее и собирались в лужу вокруг коленей, отвратительно холодную.

Бензин был у нее в глазах, во рту стоял острый противный вкус. Дарби сплюнула на пол.

Ларс отступил в центр комнаты и потрепал Джей по плечу. Поставил канистру и она булькнула, все еще наполовину полная. Рядом с рулоном магазинных полотенец и знакомой белой бутылью «Хлорокса». Всё это приобретало смысл теперь.

«Отбеливатель – для уничтожения следов ДНК. Полотенца – стирать отпечатки пальцев. Огонь для всего остального».

Что-то белое свисало из заднего кармана Ларса, когда он наклонился, чтобы протереть столешницу. Дарби узнала это – камень-в-носке, брошенный Эшли через парковку несколько часов назад, а теперь послушно найденный и принесенный Ларсом, как ретривер приносит дичь. Братья теперь переключились в режим очистки, выполняя мрачную работу по стиранию любых криминалистических улик, которые могли бы связать их с этой бойней здесь.

«Вот почему ключи так важны, – поняла Дарби в оцепенении. – Вот почему Эшли не может оставить их тут. Это улики».

Худшая часть всего этого для них? Их незамутненный дурацкий оптимизм. Эти братья не были выдающимися криминальными умами. Далеко не были. Даже если они сожгут каждый квадратный дюйм этого здания в пепел, полиция Колорадо что-нибудь отыщет. Потерянный волос. Чешуйку кожи. Нечто уникальное в следах шин «Астро». Отпечаток пальца на одном из стальных гвоздей Эшли. Или даже некоторые косвенные детали, связывающие Сэнди с ними; что-то, что братья упустили из виду в своем стремлении устранить ее до того, как она расколется под тщательной проверкой полиции. Они были неосторожны.

Весь этот заговор ради выкупа был наивным и глупым, и почти наверняка обреченным на неудачу, и никак не стоящим жизней невинных людей сегодняшней ночью, и Дарби это почему-то казалось самым обидным.

Она убрала масляную прядь волос с лица. Высокооктановый бензин – мгновения от воспламенения до смерти, и она знала, что должна быть в ужасе, кричать, истерить, но не могла найти в себе энергии для этого.

Она чувствовала только усталость.

Входная дверь скрипнула – Эшли выходил наружу сейчас. Оставались лишь какие-то секунды. Он обогнет гостевой центр и найдет свои ключи в снегу, и тогда жизнь Дарби станет такой же ничего не стоящей, как жизнь Эда и Сэнди. Гвоздь или пуля в череп, если ей повезет, и чиркнувшая спичка, если нет. В любом случае она умрет прямо здесь, с правой рукой, зажатой в двери, а затем ее кости будут обугливаться в этой огненной могиле, в то время как Эшли и Ларс убегут вместе с Джей. Пылающий гостевой центр пригодится им для отвлечения внимания, пока власти не обнаружат три скелета под обломками. К тому моменту братья Гарверы будут опережать их на несколько часов. Достаточно времени, чтобы раствориться в равнодушном мире.

Но одно оставалось неизвестным.

Последний, зудящий вопрос.

«Что они собираются делать с Джей?

Эшли планировал встретиться с Сэнди здесь, убить ее и обрубить концы. Однако что насчет Джей? Если это не ради выкупа… тогда зачем?»

Джей приблизилась к ней сейчас.

– Нет! Не подходи ближе. – Дарби снова сплюнула. – На мне бензин.

Но девочка все равно подошла, маленькими шажками взбивая рябь на темной луже, и тихо присела возле колена Дарби. Затем уткнулась лицом в ее плечо. Дарби обняла ее здоровой рукой, эту дочь незнакомых людей, и они сжались там вместе, дрожа в слабых объятиях над своим отражением в бензине, пока шаги Эшли затухали на улице.

– Ты не сказала мне, что твоя мама умерла, – прошептала Джей.

– Да. Это просто случилось.

– Мне очень жаль.

– Всё в порядке.

– Тебе было трудно с ней?

– Нет. Ей было трудно со мной.

– Но вы все равно любили друг друга?

– Всё… сложно, – сказала Дарби. Это был лучший ответ, который она могла дать, и это разбивало ей сердце. «Всё очень сложно».

– А твои… твои пальцы в порядке?

– Они зажаты дверью. Так что – нет.

– Тебе больно?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Больно, Дарби?

– Теперь болит меньше, – соврала Дарби, наблюдая за второй каплей своей крови, оставляющей след на дверной коробке, толще первого. Пары бензина затуманивали разум, размазывали мысли, словно акварель. – Может, мы… о, может, мы пока поговорим о твоих динозаврах?

– Нет. – Джей покачала головой. – Я не хочу.

– Да давай.

– Нет, Дарби…

– Пожалуйста, расскажи мне о своем любимом, эустрепто-как-там-его…

– Я не хочу.

Слезы пришли к Дарби сейчас, сразу все за всё время. Тяжелые, душащие рыдания, словно сердечный припадок. Она отвернулась. Она не могла позволить Джей видеть это.

И тогда Джей сдвинулась в сторону, и Дарби подумала, что девочка просто хочет сесть к ней на колени, – пока не почувствовала, как что-то касается ее левой ладони.

Маленькое, металлическое, ледяное.

Ее швейцарский армейский нож. Она совсем забыла о нем.

– Позже, – прошептала Джей. – Я расскажу тебе о динозаврах позже.

Дарби быстро взглянула на нее, озаренная молчаливым пониманием. Эти прозрачные голубые глаза умоляли ее: «Вот тебе нож обратно. Пожалуйста, не сдавайся!»

Но этого было слишком мало, и слишком поздно, и двухдюймовому лезвию лучше оставаться в руках Джей, чем в ее. С ножом или без ножа, Дарби была уже почти мертва в этой комнате. Она прикована здесь, со своей раздавленной рукой в запертой двери, и Эшли вернется, чтобы прикончить ее. В любую секунду.

– Ты должна оставить нож себе, – сказала она девочке. – Это будет… это будет просто напрасно – отдать его мне. Спасай теперь себя. Ты понимаешь?

– Не думаю, что я могу…

– Теперь всё только для тебя. – Дарби сморгнула слезы и напрягла память, пытаясь вспомнить обстановку внутри «Астро», шепча так, чтобы Ларс не услышал: – Я… ладно. Ты сломала клетку, так что они, вероятно, свяжут тебя и бросят сзади внизу, под окнами. Но попробуй ослабить панель на стене, и если ты сможешь проникнуть внутрь нее, вырви каждый провод, который найдешь. Один из них может подавать энергию на стоп-сигналы. И если стоп-сигналы погаснут, то копы могут их остановить и натянуть через…

Джей кивнула:

– Хорошо.

Игра вдолгую при ненадежных ставках. Карта слабая, но может повезти. Это казалось таким бесполезным и тщетным. И адреналиновый кризис Джей – как взведенная ручная граната; любой дополнительный стресс может спровоцировать смертельный приступ. Однако Дарби не могла поддаваться отчаянию, ее мысли плыли, слова неслись вскачь:

– Если… если они допустят неосторожность, попробуй ударить кого-нибудь из них в лицо. В глаза, понятно? Рана потребует медицинской помощи, так что им придется обратиться в больницу…

– Я постараюсь.

– Испробуй это всё. Обещай мне, Джей.

– Я обещаю. – Глаза девочки блестели от слез. Она снова уставилась на руку Дарби, расплющенную в двери, не в силах отвести взгляд. – Это… это моя вина, что они тебя убьют.

– Нет, это не так.

– Так и есть. Всё из-за меня…

– Джей, это не твоя вина. – Дарби заставила себя головокружительно улыбнуться. – Ты знаешь, что забавно? Я ведь даже не хороший человек. Ну обычно – нет. Я была отвратительной дочерью, и я планировала провести Рождество одна. Моя мама думала, что я – грипп, когда была беременна мной. Она пыталась убить меня таблетками Терафлю. Иногда мне хотелось, чтобы лучше она так и сделала. Но сегодняшней ночью, на этой стоянке отдыха, я – нечто хорошее, и я не могу выразить, как много это значит для меня. Я должна быть твоим ангелом-хранителем, Джей. Я должна бороться на хорошей стороне. И я скоро исчезну, и всё это будешь ты, и тебе нужно продолжать борьбу. Ясно?

– Ясно.

– Никогда. Не. Сдавайся.

А потом, в какой-то момент, пары бензина рассеялись, и Дарби поймала за хвост кристально ясную мысль. Всё вдруг свелось в четкий фокус. Она взглянула вверх на свою пугающую правую руку, на верхнюю фалангу безымянного пальца, зажатую зубами двери. На свой мизинец, расплюснутый до неузнаваемости. На капли крови, вытекающие из-под петли тонкой линией, похожей на дорожку красного желе, выдавленного из пончика. Дарби знала, что это казалось безнадежным, но нет, оставался один последний вариант, который она могла попробовать. Возможно, она бредила от бензиновых паров. Может, это являлось чистой фантазией. Но возможно, только возможно…

«Я не в капкане.

В капкане только два моих пальца».

Это будет ужасно. Это будет отчаянное, противное, мучительное действие, и это окажется много больнее, чем Дарби может себе представить… Но тут она взглянула на темную фигуру Ларса Гарвера в идиотской шапочке «Дэдпул», закончившего вытирать отпечатки пальцев и теперь стоявшего в центре комнаты со своим «сорок пятым», нацеленным на нее и на Джей, и дала последнюю клятву сквозь стиснутые зубы:

«Я сделаю тебе даже больнее, чем мне, Грызун. Я возьму твой пистолет.

А потом я убью из него Эшли.

Эта девочка поедет домой.

Сегодня».

– У меня есть идея, – прошептала она Джей, скрывая швейцарский армейский нож под своей невредимой ладонью. – Одна последняя идея. И мне нужна твоя помощь.

Ларс видел, как они шепчутся.

– Эй! – Он поднял «беретту». – Хватит болтать!

Дарби прошептала что-то еще в ухо Птички Джей, и девочка кивнула. Затем она встала и молча отошла в сторону, с какой-то непонятной целью. Теперь Дарби пристально уставилась на него через комнату тяжелым взглядом.

– Перестань глазеть на меня!

Дарби не подчинилась.

– Отверни голову! И смотри в пол. – Ларс ткнул в ее сторону «береттой» для острастки, но она не дрогнула. Пистолет потерял свою угрозу. Он словно стал бутафорским. Она больше не боялась его.

Ларс прицелился – но он и так целился всё это время; как создать больше угрозы, чем эта? Он попытался взвести курок большим пальцем, как делают в кино, однако курок уже был взведен. Пистолет был готов к выстрелу, потому что уже стрелял сегодня. По ней. Пять раз.

Дарби продолжала смотреть на Ларса в упор, заставляя его кишки сжиматься. Что-то было в ее глазах. Что-то изменилось. Медленно, медленно она подалась вперед, подобрала ноги и встала, ее покалеченная рука изгибалась за спиной. Ее волосы прилипли к лицу темными спутанными клубками; она стояла, как в однажды виденном им страшном фильме, где японский призрак появлялся из-под пола.

Ларс дрогнул, оглянувшись на дверь.

– Эшли! – крикнул он наружу, в ночь. – Я… ты это, нашел уже ключи, а?

Нет ответа.

Его старший брат был слишком далеко, чтобы услышать. Ларс сообразил, что, может, лучше забежать в мужской туалет и кричать через то выломанное окно, но для этого придется повернуться к ним спиной.

– Эшли! – закричал он снова, отступая назад, натыкаясь на разбитый торговый автомат. – Что-то… эй, кое-что изменилось. Она смотрит на меня!

Ларс хотел броситься к главному входу, но так ему тоже требовалось отвернуться от Дарби. Он боялся. Она была несомненно прикована там, беспомощная, с пальцами, зажатыми в запертой двери, но отчего-то он не мог потерять ее из виду. Своей неповрежденной рукой Дарби теперь тянулась к чему-то – к маленькой пластиковой панели на стене, на которую Ларс не обращал внимания всю ночь, вплоть до этого момента…

«Выключатель света», – понял он, когда комната погрузилась в темноту.

– Эшли! – Теперь его голос дрожал.

Совершенная темнота.

Ларс опустился на колени и нащупал фонарик брата. Кончики пальцев нашли его рядом с бензиновой канистрой – и ткнулись в него, заставив укатиться. Ларс кинулся за фонариком, – сердце колотилось о ребра, – и наконец он нажал кнопку и направил сине-белый светодиодный луч на дверь чулана.

К его облегчению, Дарби все еще была там, и Птичка Джей тоже. Обе они стояли под его лучом, и обе искоса смотрели на него. Конечно, они здесь. Почему же тогда Ларс так напуган? Он устал от этого. Он захотел застрелить Дарби сейчас же. Прямо сейчас. И вдвоем с Эшли поджечь это дурацкое здание, и закончить эту адскую ночь, и добраться до дяди Кенни, и убить несколько личинок в Gears of War.

– Эшли! – Его голос охрип. – Можно я убью ее уже?

Нет ответа.

Только шум ветра снаружи.

– Эшли, можно мне, пожалуйста…

Джей внезапно двинулась с места, заставив его вздрогнуть, и обошла комнату по темному периметру. Ларс нацелил на нее свою «беретту» и фонарик, отслеживая ее, как прожектор, когда она проходила мимо тел Эда и Сэнди, мимо забаррикадированного окна.

– Птичка Джей, э, что ты делаешь?

Девочка проигнорировала его и остановилась возле входной двери.

Затем положила руку на дверь.

И плотно прикрыла.

– Джей, а ну, стой! – Ларс повернулся к Дарби, высвечивая ее лучом. Теперь он делил свое внимание между двумя дамами в темной комнате – Дарби слева от него, а Джей справа. Он мог светить только на одну из них одновременно.

И ему это не нравилось. Нисколько.

Ларс услышал щелчок позади себя и крутнулся назад, целясь лучом, – теперь Джей стояла на цыпочках, держась за засов. Запирая дверь.

Затем она повернулась к нему лицом, щурясь от яркого света, и он обнаружил у нее такой же пугающий взгляд, как у Дарби. Да, они обе определенно участвовали в этом – какая-то завуалированная шутка, которую Ларс не понял. Это было нормально – шутки всегда с трудом до него доходили. Большую часть времени они шептались о нем. Занывшая язва в желудке подсказала ему, что и это всё ради него тоже. Как в момент перед тем, когда Эшли швырнул Полосатку в костер два года назад: «Эй, братишка. Хочешь увидеть падающую звезду?»

– Джей, – повторил он.

Никакой реакции.

– Птичка Джей, ты… ты получишь красную карточку, когда Эшли вернется, – сказал он, оглядываясь налево на дверь кладовки, направляя свой фонарик на Дарби…

Ее там не было.

Только дверь. Струйка крови. И раздавленный маленький красный кусочек, все еще втиснутый в дверь, словно сочная внутренность необычного гамбургера. И этому кусочку потребовалось полсекунды, чтобы как-то зарегистрироваться в неповоротливом уме Ларса – что это на самом деле было, что это значит, что только что произошло и что теперь будет…

Дарби ударила Грызуна сильно и резко, сбоку, отправив фонарик кувыркаться и отбрасывать дикие тени. Не время бояться. Время кричать от боли и адреналина, время всего кровоточащего, темного и беспощадного.

Дарби нырнула под правую руку Ларса, под пистолет, и сбила его в сторону, громыхнув о стеллаж с брошюрами. У нее был только один шанс сейчас, один последний шанс – и швейцарский армейский нож ее отца в левой руке («Поздравляю с окончанием колледжа!») с лезвием, притупившимся от распиливания прутьев собачьей клетки Джей, но все еще достаточно острым, – и она перерубающим глотку ударом всадила его Ларсону Гарверу прямо в кадык.

Нож мягко вошел внутрь.

Кровь хлынула ей на лицо. В ее глаза, в ее рот. Оставляя во рту вкус теплых десятицентовых монеток. Ларс ударил ее рукой, своими острыми ногтями расцарапав ей щеку, но он был уже занят собственной шеей. Пытаясь сдержать кровотечение.

Другая его рука тоже взметнулась. Почти ослепленная кровью Грызуна, Дарби, моргая, словно запечатлела размытый стоп-кадр – движущийся пистолет.

Джей закричала.

Тот черный «сорок пятый». В панической вспышке Дарби поняла, что Ларс не выронил его после всего – стук, который она слышала, вероятно, был от фонарика, – и он по-прежнему сжимал оружие в кулаке, поворачивая дулом к ее животу…

«Пистолет-пистолет-пистолет…»

Эшли, стоя на коленях, доставал ключи из снега, когда услышал одиночный выстрел внутри здания. Словно раскат грома, приглушенный плоскими стенами и дверьми. Он не мог в это поверить.

«Правда, что ли?»

Он вздохнул.

– Черт побери, братишка.

Эшли быстро проверил ключи фонариком своего телефона – ага, это были они. Дурацкий маленький ключик Сэнди от «Охраняемого хранилища», серебристый, круглый, проштампованный номерком «А-37» и, кроме этого, ничем не примечательный. Эшли нашел ключи наполовину засыпанными в снегу, там, где они и упали, в тридцати футах от окна уборной[15].

Дарби говорила правду, более или менее.

И он был благодарен ей за это. Если бы она соврала, а Ларс вышиб ей мозги прямо сейчас, они бы оставили после себя в подарок криминалистам золотую жилу из идеально сохранившихся отпечатков пальцев. И они никогда не получили бы доступ к стероидным уколам Джей, а значит, девочка скорее всего умерла бы задолго до того, как они достигли бы места назначения. И тогда всё – этот полный кровавый треш, Оранжевая тревога в Калифорнии, возможное привлечение к делу ФБР, убийства Сэнди, Эда и Дарби – всё это было бы потрачено впустую и не стоило бы ломаного цента. Все потому, что дорогой, милый Ларс немножко перенервничал, совсем чуть-чуть, и застрелил Дарби без разрешения.

«Слава Богу, она сказала правду».

Эшли запихал ключи в карман, поднял из снега свой гвоздемет и помчался назад ко входу.

– Ларсон Джеймс Гарвер, – выл он, пока бежал, яростно выдыхая пар. – Ты только что заработал себе оранжевую карточку!

Дарби сражалась за контроль над пистолетом.

Грызун был в обороне сейчас, спотыкаясь, отступая назад, очаянно пытаясь стряхнуть ее, чтобы получить достаточную дистанцию для выстрела из «беретты». Горячая кровь хлестала из его яремной вены еще сильнее от бешеного сердцебиения.

Дарби не позволяла ему.

Она держалась за оружие, ее скользкие пальцы крепко сжимали ствол. Затем она развернулась, меняя направление, и рванула пистолет к себе, против часовой стрелки, выкручивая суставы Ларса. Грызун был выше и сильнее, но Дарби – умнее, и она знала, как использовать инерцию против него…

Она почувствовала, что его указательный палец хрустнул внутри спусковой скобы.

Как маленькая морковка.

Ларс закричал сквозь зубы. Это походило на влажный свист; воздух вырывался через дырку в его трахее. Кровь выдувалась растягивающимися пузырями. Они оба кружились сейчас, вращаясь, как в танго, с руками, сомкнутыми на оружии, врезаясь в край кофейной стойки, опрокидывая стулья, паля в потолок – БАХ, БАХ, БАХ! – осыпающаяся штукатурка, взрывающиеся флюоресцентные лампы над головой, пока затвор пистолета не встал на задержку в положении «пусто» и спусковой крючок не перестал нажиматься.

Они врезались в карту Колорадо, оба все еще держась за «беретту».

Ларс выпустил ее – зная, что она пуста.

Дарби держала – понимая, что она все еще полезна, – и ударила ею Ларса в зубы. Он отшатнулся от нее, держась за шею, но споткнулся о тела Эда и Сэнди. Теперь Дарби была сверху Грызуна, нанося удары – снова, и снова, и снова. Колотя его алюминиевой пяткой пистолета. Она отвесила особенно хороший удар и почувствовала, как его скула ломается с мясистым хрустом.

Ларс отшвырнул Дарби прочь, и они раскатились в стороны.

Дарби пятилась на скользком полу, громыхая пустой «береттой». Она попыталась встать, но поскользнулась. Бензин был повсюду.

Она опиралась на ладони, все еще наполовину ослепленная, смаргивая его кровь из своих глаз. Топливная канистра опрокинулась в драке; она лежала на боку, и горючее выливалось ритмичными толчками. И возле нее Дарби увидела свой швейцарский армейский нож, крутящийся на кафельной плитке зазубренной тенью. Она схватила его.

Ларс отползал от нее в сторону закрытой двери. Недостаточно быстро.

Он стонал, выталкивая неразборчивые слова, что-то отчаянное, вперемешку со слезами и кровью:

– Эшли-Эшли-убей ее-убей ее…

«Ну уж нет.

Не сегодня».

– Убей ее, пожалуйста…

Дарби догнала его и взметнула клинок повыше над затылком Ларсона Гарвера; полоска металла блеснула в светодиодном луче. Ее слова, сказанные ранее сегодня вечером, вернулись, как эхо – «Я перережу ему горло, если потребуется», – и, взглянув искоса через комнату, она встретилась глазами с Джей.

Та наблюдала, потрясенная.

– Джей! – выдохнула Дарби. – Не смотри.

Эшли повернул дверную ручку – заперто.

– Ларс! – Он задыхался. – Открой дверь!

Нет ответа.

Он проверил переднее окно, но оно по-прежнему было заблокировано столом, перевернутым Эдом. Нет доступа. Эшли всмотрелся в щель и увидел только темноту – свет был выключен. Обеспокоенный, он вернулся обратно ко входной двери, спотыкаясь о косые сугробы, едва не выронив гвоздемет.

– Ларс! – позвал он. Слюна замерзала на его подбородке. – Пожалуйста… братишка, если ты тут живой, скажи что-нибудь!

Ничего.

– Ларс!

Эти сотрясающие выстрелы гремели в его голове, пустой и паникующей. Зачем Ларсу стрелять серией быстрых выстрелов? Это не был контролируемый огонь; это был звук отчаяния. «Стрельба и мольба», называли они подобное. Так что же там произошло?

Все еще нет ответа.

Эшли отступил назад и пнул дверь. Рама скрипнула, но засов держался.

Теперь он начинал волноваться:

– Ларс! Я не сумасшедший. Ясно? Просто ответь мне…

Его прервал голос.

Не его братишки.

Дарби.

– Он не может сейчас говорить, – сказала она. – Потому что я перерезала ему глотку.

Колени Эшли ослабели. На какой-то бессвязный момент его сознание замкнуло накоротко, и он забыл и о засове, и о закрытой двери.

– Ты… нет, ты лжешь. Я знаю, что ты лжешь…

– Хочешь знать его последние слова?

– Ох, лучше бы тебе лгать…

– Он выкрикнул твое имя перед тем, как я убила его.

– Дарби, я клянусь Богом, если ты действительно убила моего братишку там, я срежу всё мясо с косточек Птички Джей…

– Ты никогда не прикоснешься к ней, – сообщила Дарби, и ее слова подкреплялись пугающей уверенностью. – Теперь у меня есть пистолет. И ты будешь следующим.

Эшли в ярости ударил дверь рукой.

Вспышка сокрушительной боли взорвалась в его кулаке. Ее звенящее эхо отдалось в предплечье. Это была ошибка – огромная ошибка, – и он сжимал костяшки пальцев, его дыхание вырывалось через скрежетавшие зубы, глаза наполнялись горячими слезами.

Сломал руку. Определенно растянул как минимум.

Эшли закричал. Что-то, чего он не мог вспомнить. Это начиналось как имя Ларса, возможно, но затем превратилось в воющую бессмыслицу. Он хотел выбить дверь снова, снова, снова, сломать другую руку, биться лбом, разрушить себя об этот неподвижный объект.

Но это ничего не решило бы.

Позже. Он будет горевать позже.

Эшли прислонился к двери, касаясь лбом ледяного металла, контролируя свое дыхание. Всё было по-прежнему в порядке. Он все еще боролся. В его неповрежденной руке все еще был гвоздемет. И множество стальных гвоздей длиной в 16 пенни, купленных с рук и чистых от отпечатков пальцев, заправленных в барабанный магазин. Готов к работе. Холодная погода пока не истощила батарею. Индикаторная лампа по-прежнему зеленая.

«Хорошо, Дарби. Ты потеряла свою маму. Я потерял своего братишку».

В этом была опьяняющая симметрия их сегодняшних страданий. Две раненые души, соединенные общей саднящей болью, каждый шатается от потери, у каждого поврежденные руки нуждаются в лечении…

«Это наш танец, ты и я».

Эшли все еще чувствовал вкус ее губ, с тех пор, когда поцеловал в туалете. Он никогда этого не забудет. Сладкая кислинка «Ред Булла», кофе и бактерии на ее зубах.

Смирись с этим, по-настоящему хорошенькая девушка с плохим дыханием.

«Мы как кошки на часах.

Я Гарфилд. Ты моя Эрлин.

И держись крепче, потому что это наш головокружительный, темный вальс».

Эшли сконцентрировался, собрался с мыслями, его нервы дрожали, как струны:

– Хорошо, Дарбс. Ты хочешь сражаться? Я дам тебе бой. Я войду сюда, тем или иным путем, и выдам красную карточку вам обеим, и кстати, сучка…

Он перевел дыхание.

– Я считал выстрелы. Я знаю, что у тебя пустой пистолет.

«45 AUTO FEDERAL», гласила выбитая надпись на золотом ободке. Дарби носила патрон в кармане всю ночь, с тех пор, как Джей передала его ей.

Теперь он был в ее руке, перекатываясь на дрожащей ладони.

Она вставила его в патронник черного пистолета Ларса, одной рукой, и затвор клацнул, сдвигаясь вперед под действием подающей пружины.

Джей смотрела на нее.

Пистолет был заряжен. Курок взведен. Он готов к выстрелу сейчас. Дарби не знала, почему она в этом уверена, просто так было. Оружие интуитивно. Она чувствовала это.

– Ла-арс! – выл Эшли за дверью. – Братишка, если ты все еще живой там, пожалуйста, пожалуйста, просто убей ее…

Дарби скользнула по мокрому полу к Джей и сжала ее в крепких объятиях.

– Всё почти сделано, – сказала она. – Ночь почти закончилась.

«Один брат уложен, один на ногах».

Джей побледнела, глядя с ужасом:

– Твоя рука…

– Я знаю.

– Твой палец…

– Всё нормально.

Дарби еще не смотрела на свою правую руку. Она этого очень боялась.

Она сделала это сейчас – на долю секунды – и сразу отвела глаза прочь, всхлипнув.

«О Боже».

Она осмелилась снова взглянуть на повреждения, ее зрение затуманивалось от слез. Большой, указательный и средний пальцы были в порядке. Но безымянный ободран и лишен кожи. Ноготь сломался, почти оторванный, и торчал перпендикулярно, как приклеившийся кусок чипса. А ее мизинец исчез. Весь, начиная с первого сустава. Пропал, отсутствовал, отсечен, больше не являлся частью тела Дарби Торн. Был по-прежнему внутри дверной петли с другой стороны комнаты, раздавленный и неузнаваемый.

«О, Боже, Боже, Боже…»

Странно, но сам процесс вырывания руки из петли не причинил особой боли. Дарби освободилась двумя резкими поворотами по часовой стрелке. Просто некий дискомфорт, притупленный адреналином. Однако она быстро теряла кровь теперь, струящуюся непрерывным ручейком, тепло бегущим по запястью и рисующим кляксы на полу.

Дарби прикрыла руку другой рукой. Она больше не могла на это смотреть.

Как там сказал Эд несколько часов назад: «Когда вы сталкиваетесь за обедом лицом к лицу с Костлявой, что такое несколько маленьких костей и сухожилий?»

И еще полузабытые голоса, искривленные и скрипучие, кружились в ее голове тошнотворными водоворотами:

«Ты можешь разрезать девушку пополам?»

«Я волшебник, Ларс, о мой брат».

«Мой бутерброд всегда падает маслом вверх, можно сказать».

Чувствуя головокружение, Дарби проверила аптечку на полу, оставляя липкие красные отпечатки рук, натыкаясь на шприцы и коробочки лейкопластыря. Она искала плотную марлю – но та пропала. Сэнди использовала ее всю.

– Тебе могут?.. – Джей колебалась.

– Могут что?

– Ты знаешь… пришить палец?

– Да. Конечно, могут, – сказала Дарби, пытаясь казаться спокойной. Ей было интересно, сколько крови она уже потеряла и сколько еще может себе позволить.

Она осталась без медицинской марли, но рядом с отбеливателем нашла кое-что получше – рулон широкой изоленты Ларса. Дарби оттянула ее зубами и обмотала вокруг своей правой руки. Забинтовала все пальцы вместе одним общим блоком, оставив большой палец свободным.

Это помогло справиться с кровотечением. Однако ей придется стрелять из «беретты» левой рукой. Она никогда не стреляла из пистолета раньше и была правшой. Она надеялась, что все же сможет попасть в цель. У нее имелась только одна пуля.

Джей продолжала смотреть на травму с болезненным трепетом, и Дарби заметила, что она ужасно побледнела. До серости, словно утопленница, вытащенная из воды.

– Что, если… что, если они не смогут найти твой палец в двери? Потому что он слишком размазался?

– Он снова вырастет, – сказала Дарби, отгрызая последний кусок изоленты.

– Правда?

– Ага.

– Я не знала, что пальцы могут отрастать снова.

– Но они это делают. Иногда. – Дарби коснулась лба Джей. Способ, который использовала ее мать, чтобы почувствовать, нет ли жара. Кожа девочки была холодной. Липкой, как свечной воск.

Дарби попыталась вспомнить – какие симптомы описывал Эд? Низкий сахар в крови. Тошнота. Слабость. Приступ, кома, смерть. Фрагменты его фраз приходили на ум запоздалым эхом:

«Мы должны доставить ее в больницу. Это всё, что мы можем…»

– Дааааарби! – Входная дверь затряслась в раме и лязгнул засов. – Мы закончим то, что мы начали!

– Он… – Джей съежилась. – Он так злится на нас…

– Это хорошо. – Дарби перебежала к стене и подняла пистолет левой рукой, целясь в дверь.

– Не промахнись.

– Ладно.

– Обещаешь, что не промахнешься?

Пистолет покачивался в руке Дарби.

– Обещаю.

Один патрон в стволе. Словно беспощадная богиня судьбы, она носила его в кармане всю ночь, и теперь пришло время использовать его.

Дверь загремела неистовым громовым раскатом, когда Эшли ударил в нее снова.

Дарби вздрогнула, ее палец нетерпеливо сжимался вокруг спускового крючка. Ей хотелось выстрелить прямо сейчас, через дверь, но она знала, что это будет рискованно. Она знала, где он стоит, и, примерно, как высоко, но не могла рассчитывать на то, что пуля пробьет дверь с достаточной энергией, чтобы убить его. Она не могла упустить свой единственный шанс.

Ей придется немного подождать. Подождать, пока Эшли Гарвер не выбьет дверь и не шагнет к ним в комнату, в упор, глаза в глаза, на расстояние, с которого она не промахнется…

– Ты стреляла из пистолета раньше, да?

– Ага, – соврала Дарби.

Дверная коробка треснула. Длинная деревянная щепка упала на пол. Эшли кричал снаружи, стучал кулаками, избивая дверь с животной яростью.

– Но из такого вида оружия… – Джей беспокоилась. – Ты стреляла из такой модели раньше, верно?

– Ага.

– Ты хорошо стреляешь?

– Ага.

– И даже без пальца?

– Слушай, Джей, слишком много вопро…

БАМП! Резкий, пневматический звук прервал ее.

Окно за баррикадой из стола разбилось вдребезги, рассыпавшись хрустящими осколками по полу. Дарби увидела что-то там, что-то движущееся в трехдюймовом зазоре между столом и оконной рамой. Оно было оранжевым, тупым, словно какой-то большой глупый зверь снаружи засовывал сюда свой клюв. Дарби потребовалось несколько ударов сердца, чтобы понять, что это такое на самом деле.

«Ну ко… твою мать! … нечно!»

Она швырнула Джей на пол, прикрывая ее лицо.

– Ложись, вниз!

БАМП! Стекло торгового автомата разлетелось белыми зернами. Пакетики леденцов и чипсов выпали на пол.

Рыло гвоздемета повернулось, перемещаясь. Первые два гвоздя Эшли прошли слишком высоко, и теперь он поправлял прицел. Методом проб и ошибок. Это была та щель, через которую Сэнди наблюдала раньше. А теперь эта амбразура использовалась против них.

– Я ненавижу его, – прошипела Дарби, переползая на животе, отбрасывая липкие волосы с лица. – Я его ненавижу так, что…

– Что он делает?

– Ничего.

– Он стреляет в нас гвоздями?

– Всё нормально. – Она потянула Джей за запястье. – Давай-давай…

Они заползли в «Пик Эспрессо», укрывшись за каменным прилавком, и тут – БАМП-БАМП-БАМП! – бешеная шрапнель пронзила воздух, со свистом ударяясь в пол, в стены, в потолок. Коробка с печеньем рассыпалась. Пластиковые стаканы скакали. Кофейник звонко лязгнул, как гонг, и упал на пол рядом с ними, выплескивая теплую воду. Но стойка и шкафчики образовывали острый угол, защищающий их от прямого огня Эшли.

– Видишь? – Дарби ощупала Джей, проверяя, нет ли ранений. – Мы в порядке.

– Ты сказала, что он не стреляет в нас гвоздями…

– Да? Ну я наврала.

БАМП-БАМП! Два хлестких удара в стену над ними, и что-то рассекло Дарби щеку. Словно укус пчелы, а затем потекла теплая кровь. Дарби пригнулась пониже и прикрыла Джей от дальнейших рикошетов, защищая ее тело своим. Она увидела слезы на глазах девочки.

– Нет-нет, Джей. Всё в порядке. Не плачь.

БАМП! Гвоздь с чвоканьем вошел в плечо Эда Шеффера, его голова качнулась, разворачиваясь к ним ртом, застывшим в ужасе, и Джей вскрикнула.

Дарби прижимала девочку к себе, не обращая внимания на пораненную щеку, поглаживая Джей по темным волосам, отчаянно пытаясь успокоить. «О Господи, что же это. Это последняя капля стресса, которую она может выдержать. Я буду беспомощно смотреть, как она замыкается и умирает…»

– Пожалуйста, не плачь, Джей.

Девочка зарыдала громче, учащенно дыша, борясь с хваткой Дарби.

– Пожалуйста, просто поверь мне…

БАМП! Гвоздь отскочил от шкафа, осыпая их древесной стружкой.

– Джей, послушай меня. Полиция едет, – сказала Дарби. – Они задерживаются, но они все равно едут. Они будут проверять каждую стоянку отдыха на этой трассе, особенно с почти одинаковыми названиями. Они спасут нас. Только несколько минут, хорошо? Можешь ты продержаться еще несколько минут?

Просто слова. Всё это просто слова.

Джей продолжала рыдать, зажмурив глаза, готовая закричать опять, как вдруг – БАМП! – кассовый аппарат опрокинулся и рухнул рядом с ними. Кнопки клавиатуры разлетелись по плитке, словно выбитые зубы.

Дарби обнимала семилетнего ребенка посреди всего этого насилия, защищая ее лицо от осколков, пытаясь успокоить панику. Она была уверена, что это уже слишком – что нервная система Джей не вынесет больше травм, – но потом кое-что вспомнила. Картинку из своего детства; теплый голос матери в своем ухе: «Всё хорошо, Дарби. Ты в порядке. Это был просто кошмар. Всё, что тебе нужно сделать, это…»

– Вдохни, – сказала она девочке. – Досчитай до пяти. Выдохни.

БАМП! Часы с Гарфилдом раскололись на стене, осыпавшись пластиковыми кусочками. Дарби смахнула мусор с волос Джей, касаясь ее щеки, сохраняя свой голос ровным:

– Просто вдыхай. Считай до пяти. Выдыхай. Ты можешь сделать это для меня?

Джей набрала полную грудь воздуха. Задержала его. И выпустила.

– Видишь? Это несложно.

Джей кивнула.

– Давай снова.

Она вдохнула новую порцию. И выпустила.

– Вот так и делай. – Дарби улыбнулась. – Просто продолжай дышать, и мы…

– Дааааарби! – Эшли пнул стол ногой, и тот скрипнул по полу, сдвинувшись на несколько дюймов. Разбитые стеклянные зубья посыпались из оконной рамы.

Он тяжело дышал:

– Ты могла бы быть моей девушкой.

Дарби поднялась на колени, разбрасывая по сторонам упавшие пластиковые стаканы, и направила черный пистолет Ларса через стойку. Выровняла зеленые точки прицела. Палец лежал на спуске. Голова кружилась от бензиновых паров.

– Это ненормально для меня! – взвыл Эшли на улице. – Обычно я не такой. Ты не понимаешь, Дарбс? Я не собирался тебя убивать. Даже я не… в смысле, я имею в виду – я даже не пью и не курю!

Джей вздрогнула:

– Он… он собирается залезть внутрь.

– Угу. – Дарби закрыла правый глаз, нацеливая «беретту». – Я рассчитываю на это.

– Мы могли бы уехать в Айдахо. Вместе. – Эшли снова пнул стол, передвинув его еще на один дюйм, рассыпая осколки. Его голос гремел в морозном воздухе. – Не доходит до тебя? Мы могли бы поехать в Рэтдрам. Арендовали бы чердак над дядиным гаражом. Я бы работал в «Фокс Контрактинг». Ты была бы моей подругой, и мы покинули бы наши города, оставили бы их в прошлом, за спиной, ты и я, и я показал бы тебе реку, на которой я вырос, и деревянный мост…

– Он говорит правду? – спросила Джей.

Дарби хмыкнула:

– Я думаю, он даже сам не знает.

Эшли Гарвер – жалкое существо, которое носило так много масок, что теперь само не понимало, как оно выглядит под ними. Может, его сердце разбилось, когда он обнаружил, что остался один. А может, всё это просто слова.

– Ты могла быть моей девушкой, – причитал он. – Но ты, глядь, всё разрушила.

Дарби целилась из «беретты», когда стол снова поехал. Но она пока не могла открыть огонь. Ей придется немного подождать. Она должна подождать, пока Эшли Гарвер не будет виден, пока он не отодвинет стол в сторону и не залезет через разбитое окно. Тогда, и только тогда, она сможет…

«Нет».

Дарби застыла с пальцем на спуске. Курок взведен, до выстрела секунды. Что-то еще, что-то ужасное только что пришло ей в голову.

«Нет, нет, нет…»

Острый вкус бензина, резкий на языке. Опрокинутая канистра с топливом теперь опустела, на полдюйма залив весь пол. Пары переполняли воздух, капли оседали на стенах.

«Если я выстрелю из пистолета Ларса, – поняла Дарби с нарастающим ужасом, – то дульная вспышка воспламенит пары в воздухе».

Цепная реакция испепелит всю комнату. Здесь пролилось пять галлонов. Пол станет морем бушующего огня, будто в него бросили самый большой в мире коктейль Молотова. Шансы убежать равны нулю. Толстовка Дарби была пропитана бензином, влажная и липкая. Так же, как и парка Джей. Они обе сгорят заживо.

Стрелять здесь из огнестрельного оружия было бы самоубийством.

Дарби опустила пистолет.

– Вот дерьмо!

– Но вместо этого ты убила моего брата! – Эшли снова ударил стол. Хрипло, по-волчьи выдыхая. Стол переместился еще на дюйм, уткнувшись в безвольную мертвую лодыжку Сэнди, – и теперь Эшли почти хватало пространства, чтобы протиснуться внутрь.

Дарби чуть не швырнула пистолет в ярости.

– Черт, черт, черт!

Джей тронула ее за плечо:

– Что?

– Я… – Дарби протерла глаза от крови, переоценивая ситуацию, выстраивая отчаянные новые планы. – Знаешь что? Это не имеет значения. Он никогда не прикоснется к тебе снова. Клянусь Богом, Джей, я твой ангел-хранитель, и Эшли Гарвер больше никогда не причинит тебе боль, потому что я убью его.

– Я убью тебя! – Эшли ударил снова. – Ты, драная шлюха…

Дарби встала, отряхивая бензин с рук.

– Слушай меня, Джей. Мы не будем ждать полицию. Мы не будем ждать помощи. Я ждала всю чертову ночь, и никто меня не спас. Почти все, кому я доверяла сегодня, отвернулись от меня. Мы и есть спасатели. Скажи это, Джей: «Спасатели – это мы!»

– Спасатели – это мы.

– Громче!

– Спасатели – это мы! – Джей поднялась на дрожащих ногах.

– Ты можешь бежать?

– Думаю, да. Зачем?

У Дарби имелась еще одна идея. Последний рубеж обороны в схватке за справедливость. Она схватила со стойки горсть коричневых салфеток и сунула их в тостер. Нажала на рукоять. Та щелкнула, словно затвор пистолета, и внутри тостера начали нагреваться спирали.

Джей наблюдала.

– Что ты делаешь?

Дарби знала, что у нее в запасе десять, возможно, двадцать секунд, пока спирали не раскалятся докрасна.

«Спасатели – это мы, твою мать…»

Она схватила недопитый стакан с черным ковбойским кофе – Эда, наверно, давно остывший, – и хлебнула на бегу, мчась к туалету и сжимая пальцы Джей. Рука в руке. Бегом к маленькому окну.

– Не тормози, Джей! Быстрее!

– Ты уверена, что палец отрастет?

– Да.

Эшли пробил себе путь внутрь. Он перепрыгнул подоконник, оперевшись на здоровую руку, стараясь не порезать ладонь о зубчатые осколки стекла, и чихнул от едкого запаха. Елы-палы, это было мощно. Топливо, видимо, разлилось, смешалось с отбеливателем и с парами перцового баллончика Сэнди и создало поистине нездоровую атмосферу.

Эшли протер свои слезящиеся глаза, когда влез, держа гвоздемет наготове, поводя им слева направо. Сперва он увидел смятые тела Эда и Сэнди рядом с картой Колорадо. С неуклюже раскинутыми ногами в нескромности смерти. Извилистые яркие полосы крови, перемешанной с бензином на полу. А рядом с ними – братишка Ларс.

Ох, Ларс.

Он лежал на животе. С лицом, повернутым в сторону, в океане крови. Его волосы растрепались, глаза все еще были сонно полуоткрыты. На горле мясистый косой разрез. Шея в районе яремной вены рассечена до кости; его вскрыли, как тюбик почти закончившейся зубной пасты.

Тощий парнишка, который носил купленные в магазине военных излишков армейский шлем и высокие бутсы, когда учился в средней школе; который любил деревенский соус с чизбургерами, который смотрел и пересматривал «Звездный десант» до тех пор, пока его видеокассету не зажевало и не выплюнуло черными ленточками, – он теперь исчез. Исчез навсегда. Он никогда не поиграет в новую часть Gears of War на Xbox One. Всё оттого, что он оказался втянут в злополучное дельце водительницы школьного автобуса. Оттого, что среди измененных кодовых комбинаций, замков, копов и пурги вся эта неделя понеслась не по тем рельсам. Но всё это еще можно было бы разрулить, если бы не Дарби. Дарбс. Дарбо.

Эта огненно-рыженькая из Боулдерского универа, которая взломала их машину обувным шнурком и которая, в довершение ко всему, сунула Джей армейский нож и заставила эту и без того непредсказуемую ночь окончательно и безвозвратно сбиться с курса. Эшли подозревал, что вся его жизнь была лишь ради этого противостояния. Ради нее то есть. Дарби являлась его судьбой, а он ее.

В другой, лучшей Вселенной он, возможно, женился бы на ней. Но в этой ему придется ее убить. И, к сожалению, ему придется сделать это мучительно.

«Ох, Ларс, Ларс, Ларс.

Я сделаю всё правильно.

Я обещаю, я…»

Эшли услышал звук справа от себя и быстро повернулся, вскидывая гвоздемет, ожидая увидеть Дарби и Джей, съежившихся за кофейной стойкой. Но «Эспрессо Пик» был пуст. Пробит гвоздями, забрызган бензином, засыпан опрокинутыми стаканами и пластмассовыми осколками, но пуст.

Их там не было.

Эшли заметил, что тостер набит коричневыми салфетками.

Что за шум он слышал?

Облачко серого дыма, кружась, вырвалось из раскаленных внутренностей тостера. С шипением вспыхнули салфетки. Эшли быстро провел языком по верхней губе, чувствуя вкус бензина, и тогда понял смысл всего этого.

«О, нет…»

Огненный шар вырвался через треугольное окно туалета, толкая обжигающую волну сжатого воздуха. Дарби выскочила наружу, на полсекунды опередив взрыв, ударившись о стол для пикника и затем сильно о землю, подвернув левую щиколотку.

Она услышала противный хруст.

Джей обернулась, несколькими шагами впереди:

– Дарби!

– Я в порядке.

Но Дарби знала, что это не так. Щиколотка пульсировала резкой болью. Пальцы ноги мгновенно онемели; внутри ее кеда, казалось, были разбросаны иглы и булавки, словно невидимые пальчики, щиплющие ее нервы…

– Ты можешь идти?

– Я в порядке, – повторила Дарби, и следующий всплеск огня с ревом вырвался из выломанного окна над ней, заглушая ее голос. Новая волна горячего воздуха заставила ее упасть на колени в снег.

Гостевой центр извергся вздымающимся пламенем позади, языки огня выбрасывали столб грязного дыма. Он поднимался к небу, бешеный вихрь-торнадо от раскаленных углей. Его размеры и опасная близость потрясали. Дарби чувствовала нестерпимый жар на спине, слышала свист затягиваемого, пожираемого пламенем воздуха. Ощущала угольный запах бушующего огня. Снег осветился оранжевым цветом, деревья отбрасывали костлявые тени.

Джей схватила ее за руку.

– Давай! Вставай!

Дарби попробовала снова, но щиколотка подогнулась под ней в сторону. Еще один всплеск тошнотворной боли. Прихрамывая, она поковыляла вперед.

– Он мертв? – спросила Джей.

– Не рассчитывай на это.

– Что это значит?

– Это значит – нет. – Дарби выдернула пистолет Ларса из-за пояса джинсов. Она не знала точно, был ли Эшли внутри здания, когда пары воспламенились, однако надеялась, что ее импровизированная огненная бомба как минимум опалила ему брови. Но мертв? Нет. Он не был мертв, потому что она его еще не убила. Дарби сможет расслабиться, только когда выстрелит пулей сорок пятого калибра прямо в его ухмыляющееся лицо. Не раньше.

– Я надеюсь, ты его все же достала, – сказала Джей, пока огненное инферно разрасталось за ними, затуманивая мир вокруг низовым дымом. Луна пропала из виду. Деревья стали казаться угловатыми призраками в дымке, освещенной пламенем. Горящее здание Ванапани пока сохраняло форму – клетка, охваченная огнем, вокруг эпицентра жара, от которого трещали кости.

И теперь раскаленные угольки летели, словно светлячки из темноты, обсыпая снег вокруг Дарби и Джей. Они шипели при падении, сотни крошечных метеоритов, создающих облачки пара. Слишком быстрые, чтобы от них убежать.

– Джей! Снимай куртку.

– Зачем?

– На ней бензин! – Дарби стащила с себя толстовку с университетским принтом и швырнула в снег. Секундой позже толстовка вспыхнула сине-оранжевым пламенем, как костер, когда искра коснулась ее.

Джей, увидев это, тут же сорвала с себя парку.

– Видишь? Говорю же тебе.

Всё больше угольков падало вокруг, всё больше искр кружилось в воздухе, и Дарби следовала за Джей, делая один болезненный шаг за другим. Нельзя останавливаться. Ее волосы все еще пропитаны топливом. Хватило бы одной шальной искры, а Дарби зашла слишком далеко и сражалась слишком усердно сегодня, чтобы быть убитой одной проклятой искрой.

Она отбросила мокрую прядь с лица.

– Парковка. Мы сядем там в Синенькую.

– Что это – Синенькая?

– Моя машина.

– Ты дала машине имя?

– Я запущу двигатель, чтобы тебе было тепло. И… – Дарби поскользнулась, пока они пробирались через дымную темноту, и оставила следующую мысль невысказанной: «И пока ты посидишь на пассажирском сиденье Синенькой, я пойду найду Эшли и выстрелю ему в лицо.

И покончу с этим, раз и навсегда».

Джей повернула голову, наблюдая за бурлящим пламенем через плечо, словно ожидала, что Эшли появится из руин.

– Ты… ты убила его брата.

– Да. Я сделала это.

Это все еще было внутри Дарби – да, она убила кого-то сегодня. Она ударила другого человека ножом в шею, сломала ему палец и скулу и перерезала его глотку. Как удивительно обыденно это вышло – швейцарский нож вошел в него, будто она резала мясо (и чисто технически так и было). Просто грязная, мрачная работа. И до того, как ночь закончится, Дарби знала – ей придется убить еще одного.

Джей заволновалась:

– Он любит своего брата.

– Любил. Прошедшее время.

– Теперь он не захочет на тебе жениться.

– Я… – Дарби заржала, как лошадь. – Я думаю, что этот корабль уплыл, Джей.

«Еще только один.

Я уже убила Бивиса. Остался Батхед».

В пятидесяти ярдах позади здание Ванапани застонало, словно чудовище, ворочающееся во сне; почерневшие ребра скрипели и трещали внутри огненного шторма. Тающий снег соскальзывал с крыши в потоках горячего пара.

«И затем… затем я, наконец, смогу отдохнуть».

Они уже видели Кошмарных Детей – ту дюжину или чуть больше обглоданных фигур, застывших в апокалиптической игре, засыпанных снегом по пояс, – когда Джей остановилась, указывая вниз по дороге, тыча пальцем:

– Смотри! Смотри, смотри!

Дарби протерла глаза и тоже это увидела.

Фары.

Приближающиеся к въездной рампе зоны отдыха Ванапани по трассе.

Большие, промышленные мощные прожекторы с изогнутыми серебристыми отражающими пластинами и дуги из разлетающихся по сторонам подсвеченных ледяных обломков. Первый снегоочиститель Дорожной службы наконец был здесь.

Джей прищурилась.

– Это… это к нам?

– Да. Это к нам.

При виде этого Дарби убедилась, что внешний мир все еще существует. Он был по-прежнему здесь, он был реален, он был заселен приличными людьми, которые могут помочь, и, Боже Святый, она почти выцарапала себе выход из этого огненного, пропитанного кровью кошмара. Она почти спасла Джей.

Почти.

Ее колени подкосились, и она упала на четвереньки. Дарби плакала и смеялась одновременно, ее лицо исказилось, шрам сиял, как рекламный щит. Ее это не волновало. Она была так близко. Она наблюдала за желтыми огнями, выплывающими из темноты, двоящимися у нее в глазах. Она слышала шум двигателя. «Спасибо, Господи! О, спасибо, Господи…»

Дарби лишилась своего телефона, но знала, что сейчас почти шесть утра. Прошло девять часов с тех пор, как она впервые обнаружила эту девочку, оставленную без присмотра в фургоне, в запертой собачьей клетке, воняющей мочой. Солнце взойдет через час.

Дорожные бригады опередили график.

Или они получили специальное указание от копов ввиду таинственного текстового сообщения, касающегося зоны отдыха с аналогичным названием…

– Дарби! – Джей схватила ее за запястье, в голосе слышалась паника.

– Что?

– Я вижу его. Он идет за нами.

5:44

– Дааааарби!

Да, Эшли Гарвер преследовал их, выделяясь неровной тенью на фоне ревущего пламени. Теперь он нес гвоздемет в левой руке. Поврежденная правая была зажата под мышкой. Он был в пятидесяти ярдах от них – шаркающая фигура в дымящейся одежде, поднимающая здоровую руку с гвоздеметом, чтобы вытереть рот.

Он находился слишком далеко для выстрела.

Искусство стрельбы Дарби было очень неопределенным, и она не могла потратить зря свою единственную пулю. Она спрятала пистолет сзади, за поясом. За ее спиной усиливался свет фар, по мере того, как снегоуборочная машина с пыхтением приближалась. Убийца, наступающий на них с одной стороны, и помощь от незнакомых людей с другой – это был несложный выбор.

Джей дернула ее:

– Пошли!

И в какой-то момент Дарби поняла – всё это еще продолжается.

– Дарби, пошли! Мы должны бежать.

– Нет.

– Что?

Дарби кивнула на свою ногу:

– Я только замедлю тебя. Ты беги.

В глазах Джей появилась тревога.

– Что? Нет…

– Джей, послушай меня. Я должна его остановить. Я больше не могу бегать. Я бегала от него всю ночь, всю чертову ночь, и я устала от этого. Мне надоело.

Свет фар становился ярче, лучи рассекали туманную дымку, рисуя резкие тени на сверкающем снегу. Они слепили Дарби глаза. А тем временем тень Эшли Гарвера колыхалась всё ближе – до него теперь было шагов двадцать. Но пока недостаточно близко. Дарби положила руку на «беретту»:

– Ты должна бежать.

– Нет!

– Беги! – крикнула Дарби, кашляя от дыма. – Беги к тем огням! И скажи водителю, чтобы он развернул машину и отвез тебя в больницу.

Она толкала ее к дороге, но Джей сопротивлялась. Девочка взвизгнула, провалившись в снег, попыталась стукнуть Дарби кулаком по плечу, но потом бросилась к ней в объятия. Дрожащие, болезненные объятия под лучами приближающегося света.

– Я вернусь, – прошептала Дарби в волосы девочки, баюкая ее. – Я покончу с ним, а потом вернусь к тебе.

– Обещай мне.

– Я обещаю, Джей.

– Ты снова врешь…

– Клянусь на мизинчиках, – сказала Дарби, поднимая правую руку, замотанную изолентой.

Джей насупилась:

– Это совсем не смешно.

Что-то рассекло воздух над ними, всколыхнув волосы Дарби. Что-то похожее на шрапнель, но она знала, что это. Это был гвоздь, стальной снаряд, просвистевший рядом с ее головой. Эшли шаркал уже ближе к ним – однако все еще слишком далеко, чтобы рисковать единственной пулей.

Не сейчас.

Дарби оттолкнула девочку, вперед к яркому свету.

– Теперь беги.

Джейми Ниссен сделала два неуверенных шага по снегу и оглянулась, с глазами, полными жгучих слез:

– Не промажь.

– Не промажу, – сказала Дарби.

Затем она повернулась к Эшли лицом.

«Я не промажу».

Эшли был озадачен, когда увидел, что они разделились – Джей побежала к приближающемуся снегоочистителю, а Дарби развернулась обратно.

Они находились сейчас в двадцати шагах друг от друга.

Его правый кулак пульсировал от боли, будто был полон раскаленного песка. Кожа на лбу и щеках натянулась до звона, как после солнечного ожога. Губы потрескались, лопнули, из них сочилась сукровица и стекала по подбородку. От него воняло горелой кожей и волосами, густой и маслянистый запах витал над ним в рассеивавшемся дыме. Его синтетическая куртка расплавилась и намертво приклеилась к спине, свисая застывшими волокнами.

Но, черт побери, он был жив. Нет покоя для нечестивых, верно? И Эшли чувствовал себя чертовски круто сегодня. Он сломал женщине шею голыми руками и застрелил из гвоздемета невиновного мужчину насмерть. Это останется ярким эпизодом в истории криминалистики. Чтобы провернуть всё это, а затем успеть нырнуть наружу из окна взрывающегося здания, отделавшись лишь ожогами второй степени, требовалась поистине дьявольская удача. Действительно – маслом вверх.

Теперь Эшли заметил, что Дарби хромает к нему. Прочь от яркого безопасного света. Отбросив всякую надежду сбежать.

Прямо к нему.

Он поперхнулся смехом, прозвучавшим, как лай. Возможно… возможно, она тоже немного спятила в этой дикой скороварке сегодня ночью.

Эшли не мог винить ее за это. Он даже не был уверен, что ненавидит ее, – его мозг испытывал мощный прилив крови, коктейль из противоречивых чувств к этой упорной суке. Но – чувства побоку, он по-прежнему должен был выдать ей красную карточку за убийство братишки, так что он направил беспроводной молоток на Дарби, прицелился через горячий дым и выстрелил.

Сухой щелчок.

«Что?!»

Эшли опять нажал на спуск – еще один щелчок. К его ужасу, огонек батареи «Паслоуда» теперь моргал тревожно-красным. Разрядилась от холодной погоды. Это в конце концов случилось.

– О черт…

Он снова поднял голову. Дарби всё приближалась и приближалась к нему, словно его персональный ангел смерти, хромающий, но пугающе, нечеловечески спокойный.

И Эшли заметил кое-что еще. Что-то было в ее покачивающейся руке, скрытое от его взгляда за бедром, угловатой формы, мельком увиденное…

«Беретта» Ларса.

«Нет, – трепыхался его разум. – Нет, это невозможно…»

Джей выбежала в свет фар, размахивая руками.

Снегоочиститель остановился, и его снесло юзом чуть вбок; огромные колеса перестали вращаться, пневматические тормоза взвыли пронзительным плачем. Свет окружал ее, делая снег под ногами ярче, чем днем. Она ничего не видела пока. Только эти ослепительные два солнца.

Джей закричала – что-то, что потом и не вспомнила.

Двигатель издал дребезжащий звук. Дверь кабины открылась. Водитель был старше ее отца, бородатый, пузатый, в красной кепке-бейсболке. Он спрыгнул и помчался к ней, уже запыхавшись, тоже что-то выкрикивая.

Джей поскользнулась и упала на колени на льду. Он подбежал к ней – топающая черная тень на фоне мощных фар, и двигатель грузовика снова ужасно всхрапнул, как немецкая овчарка ее тети. Мужчина схватил ее за плечи, его бородатое лицо было перед ней, дышащее «Доктором Пеппером». И засыпал вопросами:

– Ты в порядке?

Джей тоже слишком запыхалась. Она не могла говорить.

– Что случилось?

В стороне обрушилась крыша пылающего гостевого центра, издав резкий деревянный треск и выпустив в ночь еще больше искр-светлячков, и водитель бросил взгляд туда, а потом опять на нее, сжимая своими грубыми руками ее щеки.

– Теперь ты в безопасности…

Джей хотела сказать ему об Эшли, о Дарби, о гвоздемете, о битве не на жизнь, а на смерть, происходящей сейчас неподалеку. Но не находила слов. Она не могла собраться с мыслями. Ее мозг снова был словно студень. Она просто начала плакать, и водитель взял ее на руки и обнял, прикрывая от всего мира.

Он шептал ей, словно напевая колыбельную:

– Ты в безопасности. В безопасности. В безопасности…

«Дарби! – хотела она крикнуть. – Дарби не в безопасности!»

И тут Джей увидела это – пульсирующий красно-голубой свет на деревьях. Позади снегоочистителя, остановившись бампер к бамперу, находилась полицейская машина. В свете задних фонарей грузовика девочка прочитала надпись на двери:

«ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ».

Эшли Гарвер бежал как проклятый.

«Невозможно. Я посчитал выстрелы. „Беретта“ пуста».

Он говорил себе это снова и снова, но все равно не мог набраться достаточно храбрости, чтобы развернуться и проверить, не блефует ли Дарби. Вместо этого он помчался обратно к своему припаркованному «Астро», где оставил вторую, заряженную батарею внутри ящика от «Паслоуда». Он сможет перезарядить свой гвоздемет, по крайней мере, а затем уж решить, как справиться с этой новой проблемой.

Эшли споткнулся о сугроб, вздрагивая в ожидании выстрела и пули в спину, но этого не случилось.

Он добрался до «Астро». Не заперто. Он распахнул дверь настежь. Протиснулся внутрь, потянувшись под пассажирское сиденье, сбивая Ларсов идиотский пластмассовый «Бородавочник А-10» с приборной доски, и открыл жесткий кейс «Паслоуд». Две защелки отстегнулись под его дрожащими пальцами.

Эшли знал, он слышал, что Ларс выстрелил четыре раза в драке. Он был уверен в этом. Один-два-три-четыре. Плюс пять выстрелов, сделанных им в грузовик Сэнди, итого девять. «Беретта» вмещала восемь в магазине, плюс один в стволе. И тут он вспомнил про одинокий патрон, показанный ему Дарби в туалете.

Откуда в ее распоряжении мог взяться этот патрон сорок пятого калибра? С пола фургона, может быть; Эшли вспомнил, как Ларс открывал коробку патронов вверх дном и с грохотом рассыпал пятьдесят штук на пол…

Он наконец открыл кейс. Крышка ударилась о бардачок.

Отсек для первой батареи был пуст, и он схватил другую. Сорвал ленту с упаковки. Вытряхнул батарею в ладонь. Открыл лючок на панели «Паслоуда», откуда выпала использованная батарея, и…

Эшли замер.

Он не слышал ничего, но почему-то просто знал. Нечто такое, отчего волосы на шее приподнялись и встали дыбом, как от статического электричества.

«Она стоит за моей спиной.

Прямо сейчас».

Он обернулся, медленно, медленно, и да – там была Дарби.

Она догнала его и стояла у открытой водительской двери «Астро». Направив на него «Беретту Кугуар» в сжатых руках. Эшли купил этот самый пистолет для Ларса в подарок шесть месяцев назад, а теперь он был нацелен в его сердце. Да ну на хрен, невозможно поверить. Вот она – девушка, которую он пытался задушить пластиковым пакетом шесть часов назад, вернувшаяся с яростной местью. Девятипалый чернокрылый ангел смерти. Она пришла за ним, пропитанная кровью его брата, отраженное пламя сияло на ее потной коже.

– Что ты собирался делать с Джей? – спросила Дарби. – Скажи мне сейчас.

– Что? На самом деле?

Она сместила прицел, с его груди на лицо.

– На самом деле.

– Ладно, ладно. – Эшли сполз в сидячее положение на пассажирском сиденье, держа гвоздемет скрытно за спиной. – Я просто… знаешь что? Хорошо. Ты хочешь знать? Ничего особенного. У нас просто есть дядя в Айдахо, мы зовем его Толстяк Кенни, который сказал, что даст мне десять тысяч за здоровую белую девочку, плюс десять процентов. Он держит маленький бордель в своем подвале для некоторых дальнобойщиков из соседних штатов. Большие парни, которые ездят в долгие рейсы, по двадцать часов в сутки за рулем, вдали от своих жен, парни с… ну, ты знаешь. С инстинктами.

Дарби и глазом не моргнула. Она держала «беретту» направленной на него, и тот белый шрам проявился над ее бровью. Изогнутый, как серп.

– Да, это отвратительно, и эта работа не по мне, но мне нужно было как-то спасти положение дел. – Эшли продолжал говорить, выигрывая время, пока его правая рука бесшумно нащупывала гнездо для запасной батареи «Паслоуда». Сейчас он вставит ее и удивит эту суку гвоздем в лицо.

– Ну да, я соврал тебе, Дарбс, когда поклялся, что это вовсе не для секса. Это предполагалось как простое похищение, но потом копы вышли на Сэнди, и мне пришлось изменить план, и теперь это определенно, абсолютно, на сто миллионов процентов для секса, и мне очень жаль.

За спиной кончики его пальцев вслепую дотронулись до батареи – вот она! – и сомкнулись вокруг.

– Как его зовут? – спросила Дарби.

– Кенни Гарвер.

– Где он живет?

– Город Рэтдрам.

– Его адрес.

– Блэк-Лейк-роуд, девятьсот двенадцать. – Эшли вставлял батарею в гвоздемет, осторожно, чтобы она не услышала щелчок. Он ухмылялся, даже под дулом пистолета. Он держал свое оружие за спиной, готовясь вскинуть и выстрелить.

– Я имею в виду, черт побери, ты достала меня, Дарбс. Ты победила. Я сдаюсь. Давай играть в «Круг времени», пока мы ждем копов, чтобы…

– Давай не будем, – сказала Дарби, нажимая на спуск.

БАХ!

6:01

Эшли вздрогнул от выстрела. Он не ожидал быть живым к тому моменту, когда звук достигнет его ушей. Человек обычно не слышит выстрела, которым в него попали.

Но он услышал.

И да, он был жив.

«Что произошло?»

Дарби вздрогнула у водительской двери снаружи «Астро», пошатываясь в потрясенном молчании. Она опустила «беретту» Ларса и взглянула на него, в ее глазах плеснулся пронзительный отчетливый ужас. Только тогда Эшли заметил это, чуть ниже ее правой ключицы. На ее темной футболке. Расширяющийся влажный круг.

Кровь.

– Я сказал, брось это!

Какое-то движение мелькнуло в боковом зеркале с его стороны, и Эшли обернулся, увидев рейнджера, или патрульного, или шерифа, или кто он там был, который стоял позади «Астро» в широкополой шляпе, опираясь одной рукой на задний фонарь, переводя дух, и с «Глоком» наизготовку.

Тот снова крикнул:

– Брось оружие, девочка!

Дарби повернула лицо к копу, ее губы шевелились. Она пыталась что-то сказать. Затем «Беретта Кугуар» выпала в снег – так и не выстрелившая, – и колени Дарби подкосились. И вот так запросто находчивая, драчливая, храбрая Дарби Торн рухнула, словно мешок с мусором, на заснеженную парковку.

Челюсть Эшли отвисла.

«Не может быть!

Нет, такого не бывает. Обалдеть!

Это поразительно».

– Оставайся на земле! – скомандовал коп, отстегивая рацию с плеча. – Огнестрел, огнестрел. Десять-полста-два.

Сгорбившись на своем сиденье, Эшли сложил всё это вместе – полицейский прибыл, увидел пожар, и естественно, первым делом этот захолустный коп заметил Дарби, перемазанную кровью и имевшую при себе оружие, преследовавшую беспомощную жертву перед тем, как загнать ее в фургон, за полсекунды до расправы над ней. Так что у свалившегося, как снег на голову, Капитана Америки не имелось иного выбора, кроме как открыть огонь. Он обязан был застрелить ее. Это просто его работа, знаете ли. И это было так прекрасно. Потрясающе безупречно.

Так вовремя. В абсолютно безнадежный момент. «Да, сэр, я всегда был особенным». Здесь поработали сверхъестественные силы, не иначе. Как хороший шахматист, спасающий ситуацию.

Коп подошел ближе, с поднятым стволом, отбросил ногой «беретту» в сторону от Дарби и завернул ей руки за спину, чтобы сковать наручниками. Он был груб, оттягивая ее локти кверху, в положение «цыплячьи крылышки», но, судя по пинте крови, испаряющейся на снегу, сделал вывод, что она уже готова ко встрече со смертью. Наручники щелкнули, возвращаясь на пояс, коп присел, переворачивая Дарби на спину, теперь уже осторожно, вероятно, в надежде оказать первую помощь, и в отблесках пламени Эшли смог прочесть нашивку с именем полицейского:

«КПЛ. РОН ХИЛЛ».

Коп поднял глаза на него.

– Сэр, покажите мне ваши руки.

– Конечно. – Эшли вскинул гвоздемет.

БАМП-БАМП!

Рассвет

6:15

Эшли Гарвер насвистывал «Белое Рождество» Бинга Кросби, пока собирал с капрала Хилла «Глок-17», ярко-желтый дистанционный электрошокер и крутую выдвижную дубинку. Он также перетряхнул бумажник копа как следует, прикарманив две двадцатки и десятку, отметив при этом, что жена парня выглядит как настоящая антилопа-гну.

Дорожный патрульный, пока падал, выдал рефлективную серию выстрелов, расколов пассажирское окно позади Эшли, пробив дыру в потолке «Астро» и последние несколько пуль послав в небо. Одна пуля, должно быть, задела лицо Эшли; он чувствовал жгучую открытую рану на своей щеке. Или это была просто его опаленная кожа, треснувшая в морозном горном воздухе.

В любом случае какая чудесная удача. Маслом вверх, только маслом вверх. Несомненно.

Эшли решил, что следующим он убьет водителя снегоочистителя. Этот высокий дизельный механизм был словно пробка, затыкающая выезд с парковки зоны отдыха. Затем он аккуратно объедет его на «Астро» и уберется к черту из Колорадо до того, как к капралу Хиллу прибудет подкрепление.

Хотя – пускай даже и припрутся.

Эшли сможет справиться с ними со всеми.

Он зашагал вдоль парковки, приближаясь к огням грузовика, работающего на холостом ходу, а за его спиной сгорало и рушилось здание гостевого центра Ванапани. Небо становилось свинцовым, насыщенно-серым, солнце готовилось вырваться из-за горизонта, и он проверил оставшиеся патроны в полицейском «Глоке». Такие магазины имеют сзади прорезь с маленькими цифрами, чтобы вы могли легко увидеть собственными глазами, сколько патронов истратили. Оставалось как минимум девять. Плюс второй полный магазин, сорванный с пояса капрала Хилла. Эшли вставил его, на всякий случай.

Теперь он стоял в ослепительном потоке света от фар грузовика, прикрывая лицо. Он спрятал «Глок» в карман куртки, где тот удобно поместился. Эшли не мог ничего разглядеть через лобовое стекло – слишком темное, – но оранжевая водительская дверь все еще висела приоткрытой. «СДОТ» – гласила трафаретная надпись на ней.

– Эй! – крикнул он. – Опасности нет!

Молчание.

Он облизнул губы.

– Капрал Хилл, он… э-э, послал меня сюда сказать вам, что место происшествия безопасно, и ситуация под контролем. Он застрелил похитителя. Теперь ему нужно, чтобы вы передали сообщение другим грузовикам по своему служебному диапазону.

Снова долгое молчание.

Затем наконец дверь скрипнула, и оттуда выглянуло косматое лицо водителя, стоявшего на подножке.

– Я уже сообщил, и они сказали…

Эшли вскинул «Глок».

БАХ!

Окно взорвалось осколками. Почти промазал, но мужчина все равно выпал из кабины, тяжело шлепнувшись задницей в снег. Его красная бейсболка слетела.

Эшли обогнул слепящие фары, прикрывая глаза.

Водитель перевернулся на живот (осколки стекла хрустели под ним), вскарабкался вертикально, протягивая руку к водительской двери, чтобы подняться обратно внутрь, но – БАХ! – Эшли проделал дырку в его руке. Мужчина хрипло закричал.

Эшли положил ладонь на дверь.

– Сэр, всё в порядке.

– Не убивайте меня! – Мужчина отползал в сторону на одном локте, зажимая запястье. Горячая кровь хлестала сквозь его пальцы, пачкая снег, оставляя красную дорожку. – Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не убивайте меня…

Эшли следовал за ним.

– Я не собираюсь убивать вас.

– Пожалуйста, нет, нет!..

– Не двигайтесь. Всё нормально. Я не хочу убивать вас, – сказал Эшли, наступая ногой на тучную спину водителя, прижимая его к земле. – Прекратите сопротивление, сэр. Всё будет в высшей степени хорошо. Я обещаю, – произнес он, уткнув «Глок 17» сзади в шею мужчины. Он потянул за спуск…

Но остановился.

К нему снова пришло это чувство. Это странное напряжение.

Кто-то стоял позади него.

«Что теперь?»

Эшли обернулся, почти ожидая увидеть оборванный призрак Дарби Торн, вернувшийся для кровавой мести, – но фигурка, стоящая у него за спиной, оказалась короче и меньше. Это была Джей. Просто безобидная маленькая Птичка Джей, в своей красной футболке с покемоном, собирающаяся стать свидетелем очередного убийства. Честно говоря, Эшли совсем о ней забыл. Но да, даже без помощи Ларса он все еще может доставить ее Толстяку Кенни и получить кругленькую сумму, успев это сделать, пока она остается в живых…

У нее что-то было в руке.

Сперва он подумал – перцовый баллончик Сэнди.

Но затем семилетняя девочка подняла это – отражающее отблески огней, – и Эшли с толчком ужаса понял, что это нечто намного худшее. Это была «беретта». Джей, видимо, подобрала ее с окровавленного снега возле тела Дарби. Черт побери, и когда только успела. Он не видел. И теперь «беретта» находилась здесь, в дрожащих коготках Птички Джей.

Направленная на него.

Опять.

Он застонал:

– Ох, да ладно…

БАХ!

6:22

Эшли Гарвер снова вздрогнул. И снова его барабанные перепонки зазвенели от выстрела, который он не предполагал услышать.

Он открыл глаза. Джей все еще стояла возле снегоочистителя, разинув рот от испуга. С «береттой» в бледных пальцах, затвор застыл в заднем положении. Серый дымок еще не рассеялся, курясь в свете фар. Угольный запах горелого пороха.

Джей промахнулась.

Эшли хлопнул себя по животу, по груди, чтобы убедиться. Нет крови, нет слабости, нет боли. Его туловище и конечности были в порядке.

«Да, – осознал он. – С трех футов Птичка Джей промахнулась».

У девочки задрожала челюсть. Она перенацелила пистолет и попробовала выстрелить снова, но спусковой крючок потерял подвижность. Не было даже щелчка.

Оружие разряжено.

Где бы Дарби ни удалось раздобыть этот чудесный дополнительный патрон, это не имело значения, потому что пуля свистнула мимо уха Эшли, не причинив вреда, и улетела куда-то в замерзшие сосны. Он исчез, их последний глоток надежды иссяк, а Эшли был по-прежнему жив.

«Я бессмертный?»

Всё это было так мрачно-весело.

Огненный взрыв вышвыривает его в окно лишь с небольшими ожогами. Тот коп приезжает и в критическую секунду стреляет не в того человека. А теперь это! Маленькая Птичка Джей имела возможность убить его наверняка, в упор, но она все же промахнулась. Его бутерброд снова упал маслом вверх.

Вопреки всему!

Эшли еле сдерживался, чтобы не взорваться от зловещего хохота. Всю свою жизнь он был защищен, изолирован от неприятностей некими щедрыми, неизвестными силами. То, как он родился с внешностью и способностями хищника, чего Ларс никогда не имел. То, как его отец заполучил свой дерьмовый Альцгеймер, как раз вовремя, чтобы передать ему бразды правления «Фокс Контрактинг». Даже в безнадежной подземной ловушке в штольне под названием «Провал Китаезы» он был спасен благодаря тупейшей слепой случайности, и кости его большого пальца срослись превосходно, вопреки предсказаниям доктора – «Да, сэр, я вырасту, чтобы стать волшебником!», и действительно, вне всяких сомнений, он предназначен для больших дел.

Насколько больших?

Черт возьми, возможно, в один прекрасный день он станет президентом.

Эшли не мог больше сдерживать смех; и он засмеялся – но странно, что не услышал этого. Только звон стоял в ушах. Задумавшись над этим, он даже не был уверен, что его лицо двигалось.

«Хороший выстрел, Джей», – попытался он сказать.

Беззвучно.

Джей опустила «беретту». Теперь она казалась странно спокойной, все еще наблюдая за ним, изучая его своими голубыми глазами. Не с ужасом – нет, уже нет – но с любопытством.

«Какого черта?»

Эшли попытался заговорить снова, на этот раз помедленнее, его язык старательно выговаривал: «Хороший выстрел, Джей!», и он услышал, как это вышло наружу из его рта одним протяжным мычанием, прорвавшимся через онемевшие губы. Это был его голос – да, он исходил из его собственных легких и трахеи, – но звучал речью слюнявого дебила, которого Эшли не узнавал. Это было одно из самых страшных ощущений, которые он когда-либо испытывал.

Потом его глаза расфокусировались.

Джей расплылась, затем задвоилась. Теперь тут стояли две Птички, и обе пристально смотрели на него, и каждая держала по своей копии пистолета, убившего его.

Теплая влага скользнула вниз по его лицу, щекоча щеку. Странный запах коснулся донышка его мозга, плотный и неприятный, словно горелые перья. Эшли был в ярости сейчас, дрожа от гнева, и пытался говорить что-то еще, проклинать Джей, грозить красной карточкой, вскинуть полицейское оружие и заткнуть ее навсегда, но оно уже выпало из его пальцев. К своему глубокому ужасу, Эшли забыл, как оно называлось. Он вспомнил кое-что… что-то на «-ок». Может, «Пок»? «Док»? «Камень-и-носок»? «Тяжелый рок»? Он не был уверен ни в чем больше, и слова увядали и опадали, как бурые листья, и он тянулся судорожно за ними, за любым из них, и ухватился за одно простое.

– Помоги…

Оно вышло неузнаваемым стоном.

Потом мир перевернулся, и яснеющее небо оказалось сверху, когда Эшли свалился на снег, ударившись спиной. Пистолет лежал где-то справа от него, но он слишком ослабел, чтобы тянуться за ним. Эшли даже не знал, что уже упал, потому что в своих раздробленных мыслях был все еще в воздухе, все еще беспомощный, все еще падая, падая, падая…

* * *

– Дарби, всё закончилось.

Дарби тоже падала, когда услышала голос девочки, и она уцепилась за этот голос. Повисла на нем, как на тонкой веревке, удерживаясь в этом мире. Она открыла слипшиеся глаза и увидела тень Джей, склонившуюся над ней на фоне безбрежного серого неба.

– Дарби, дело сделано. Я подобрала твой пистолет, и Эшли собирался убить еще одного, и тогда я застрелила его.

Дарби заставила свои сухие губы пошевелиться:

– Хорошая работа.

– В лицо.

– Великолепно.

– Ты… тебя тоже подстрелили, Дарби.

– Да, я обратила внимание.

– Ты в порядке?

– Не совсем.

Джей наклонилась пониже и обняла ее, щекоча волосами лицо Дарби. Та попыталась вздохнуть, но ее ребра странно сжались. Будто кто-то стоял на ее груди, сдавливая легкие.

«Вдохни, – сказала ей мать. – Хорошо. Теперь досчитай до пяти. Выдохни…»

– Дарби! – Девочка встряхнула ее. – Прекрати.

– Да? Я здесь.

– Ты закрывала свои глаза.

– Всё нормально.

– Нет. Обещай мне, обещай, что не будешь закрывать глаза.

– Ладно. – Дарби подняла перемотанную изолентой правую руку. – Клянусь на мизинчиках.

– Все равно не смешно. Пожалуйста, Дарби…

Она пыталась, но по-прежнему чувствовала, что ее веки закрываются, неотвратимо утаскивая ее в темноту.

– Джей, расскажи мне. Как называется твой любимый динозавр?

– Я тебе уже говорила.

– Еще разок. Пожалуйста.

– Зачем?

– Я просто хочу это услышать.

Джей засмущалась.

– Эустрептоспондилус.

– Это… – Дарби слабо засмеялась. – Это какой-то глупый динозавр, Джей.

Девочка улыбнулась сквозь слезы.

– Ты все равно не можешь это произнести.

Почему-то этот участок бугристого льда ощущался более комфортабельным, чем любая пуховая перина, на которой Дарби когда-либо лежала. Каждый ушибленный дюйм ее тела прекрасно себя здесь чувствовал, отдыхая. Словно устраиваясь на заслуженный сон. И она опять чувствовала, как веки слипаются. Не было больше боли в груди, только тупое, нарастающее сжатие.

Джей прошептала что-то.

– Что ты сказала?

– Я говорю – спасибо тебе.

От этого Дарби слегка кинуло в дрожь, и ее желудок затрепетал от эмоций, которые она не могла ясно выразить. Она не знала, что сказать Джей, как на это ответить – «пожалуйста»? Всё, что она знала, так это – если бы ей предложили выбор, она бы сделала всё это снова. Каждую минуту сегодняшней ночи. Со всей болью. Со всеми жертвами. Потому что если спасение семилетней девочки из лап хищников не стоит смерти, то на хрена вообще всё?

И теперь, истекая кровью в снегу, наблюдая за построенным на деньги штата гостевым центром Ванапани, сгорающим и проваливающимся внутрь черного остова, Дарби проваливалась тоже – в глубокое и удовлетворенное спокойствие. Оно было так близко сейчас. Так болезненно близко. Ей только нужно сделать еще кое-что напоследок, быстро, перед тем, как она потеряет сознание.

– Джей? Одно последнее одолжение. Залезь в мой правый карман, пожалуйста. Там должна быть синяя ручка.

Пауза.

– Готово.

– Положи ее в мою левую руку.

– Зачем?

– Просто сделай это, пожалуйста. А потом мне нужно, чтобы ты вернулась к этому снегоочистителю. Скажи водителю, чтобы он развернулся и отвез тебя в больницу прямо сейчас. Скажи ему, что это срочно, что тебе нужны стероиды, прежде чем у тебя начнется приступ.

– Ты собираешься ехать с нами?

– Нет. Я собираюсь остаться прямо здесь. Мне надо поспать.

– Пожалуйста. Давай с нами!

– Я не могу.

Тонкая веревка Дарби оборвалась, и она снова полетела, падая через разные уровни темноты, скользя сейчас назад в своей голове, возвращаясь в Прово, обратно в свой старый дом детства, с плохими трубами и вспученным потолком, укрываясь в объятиях матери. Ночной кошмар рассеивался. Теплый голос матери звучал в ее ухе: «Видишь? Ты в порядке, Дарби. Это был просто плохой сон. И это всё теперь закончилось…»

– Пожалуйста, – шептала Джей, где-то очень далеко. – Пожалуйста, пойдем со мной…

«Вдохни. Досчитай до пяти. Выдохни.

Видишь, как просто. Продолжай так делать».

В своих темнеющих мыслях Дарби вспомнила последние слова Эшли, подтянула правый рукав, открыла ручку и написала левой рукой на запястье. Криво, размашисто, несколько строк на обнаженной коже:

КЕННИ ГАРВЕР

РЭТДРАМ, АЙДАХО

912 БЛЭК-ЛЕЙК-РОУД

Теперь всё было действительно, по-настоящему сделано. Теперь Джей спасена, и все до последней детали отвратительного плана Эшли нейтрализованы и вытащены на свет для правосудия. Дарби выпустила ручку, скользнувшую между пальцами, наконец-то довольная. Когда копы обнаружат ее тело, замерзшее здесь в снегу, они прочитают ее последнее сообщение. Они узнают, что у них есть последняя дверь, которую нужно выбить, – все дороги ведут в Айдахо.

«Ты со мной, Дарби.

Всё хорошо.

Не бойся. Длинноногий призрак был ненастоящим».

Теперь мать обнимала ее крепче, до невозможности крепко, сливаясь с ней в это прекрасное мгновение, и ужас наконец закончился.

«Это был просто ночной кошмар, и всё это позади теперь. С тобой всё будет хорошо. И… и знаешь что, Дарби?»

«Что?»

«Я так горжусь тобой».

Черновик электронного письма (не отправлено)

12/24/17 17:31

Кому: amagicman13@gmail.com

От: Fat_Kenny1964@outlook.com

Прости за задержку, Эшли, но у нас тут тоже свой сноумагеддон.

В соседском амбаре рухнула крыша, и лошади разбежались. Дерьмище.

Ты даже не узнаешь это место.

Но да, ты хотел это в письменном виде и твои конкретные цифры, давай сделаем так: 10 косарей сразу плюс 10 % от всего, что я тяну после. Прошло некоторое время с того раза, но я приготовил бункер и два заинтересованных парня уже есть, один из Милуоки, второй из Портланда.

Те лекарства, которые вы получите, сделают ее лучше, хотя бы на какое-то время?

Больная годится, блюющая НЕ ГОДИТСЯ.

Надеюсь, вы чисто сработали с дамочкой со школьного автобуса. Вы должны быть в Боузмене сейчас и прибыть сюда на другой день после Рождества, так? Береги себя, держи нос Ларса чистым и избегайте больших дорог.

Поговорим вскоре, у меня тут кто-то стучится в дверь.

Эпилог

8 февраля

Прово, штат Юта

Джей не понимала, что фамилия Дарби пишется с непроизносимой «е» в конце, пока не увидела ее выбитой на бетонной могильной плите. Под ней – дата смерти. Декабрь, 24.

За день до Рождества.

За семь дней до Нового Года.

Сорок шесть дней назад.

Джей была здесь со своими родителями, в родном городе Дарби, на кладбище на склоне холма, все еще покрытом тающим снегом, потому что ее отец настаивал на поездке. Изначально он хотел полететь сюда намного раньше, в январе, но состояние Джей не позволило. У нее случилось два приступа, которые оставили ее прикованной к постели и под наблюдением. Окончательно ее признали достаточно здоровой для путешествия на прошлой неделе. Всё это время отец настаивал: «Мы должны увидеть Дарби Торн снова. Мы должны ей то, что не может быть написано на чеке».

– Это здесь? – спросил он сейчас. Отстав на несколько шагов ниже, догоняя.

– Да.

Часы и дни после инцидента на Колорадской трассе были болезненно размыты, но маленькие моменты зацепились в памяти Джей. Боль от внутривенной иглы. Рев вращающихся лопастей. То, как медики встали в круг и аплодировали, когда ее вынесли на вертолетную площадку больницы Сент-Йозеф. Странное помутнение от наркотиков. То, как ее мать и отец мчались по коридору в сонно-замедленном движении, держась за руки и переплетя пальцы так, как она никогда раньше не видела. Разговаривая сдавленными голосами, которых она никогда не слышала. Трехсторонние объятия на ее скрипящей кровати. Вкус соленых слез. Камеры, конечно же. Пушистые микрофоны. Следователи, сжимающие свои блокноты и планшеты, задающие мягкие вопросы, глядя в сторону. Телефонные интервью с журналистами, чьи акценты она едва могла понять. Телевизионный грузовик с новостного канала, припаркованный снаружи, с антенной, похожей на корабельную мачту. Почтительная, почти испуганная манера людей приглушать голоса, когда они говорили о погибших, например, о бедном Эдварде Шеффере. И капрале Роне Хилле, дорожном патрульном, совершившем трагическую, монументальную ошибку, которая стоила ему жизни.

И о Дарби Торн.

О той, кто всё это начал. Неугомонной, с изможденными глазами студентке факультета искусств из ничем не примечательного государственного колледжа в Боулдере, мчавшейся на побитой «Хонде Цивик» через Скалистые Горы, которая первая наткнулась на ребенка, запертого в чужом фургоне, и предприняла героические действия, чтобы спасти его.

И, вопреки всему, преуспела.

«Дарби появилась на той стоянке отдыха не случайно, – говорила мать Джей в больнице Сент-Йозеф. – Иногда Господь направляет людей точно туда, где они нужнее всего. Даже когда они об этом не знают».

Порыв ветра проскользнул через кладбище, легкое дуновение среди высоких надгробий, от которого Джей вздрогнула, и теперь ее мать догнала их маленькую группу, приподняв свои солнцезащитные очки, чтобы прочитать надпись, проявляющуюся на бумаге всё четче с каждым штрихом черного грифеля.

– У нее… у нее было красивое имя.

– Да. Красивое.

Солнечные лучи пронзили облака, и на несколько секунд Джей почувствовала тепло на своей коже. Занавес света пронесся через могилы, переливаясь на граните и на замерзших пучках травы. Потом он исчез, сменившись укусом резкого холода, и отец Джей спрятал руки в карманы пальто. Какой-то долгий момент все трое молчали, слушая последние шуршащие движения грифеля, переносящего надпись с памятника на бумагу.

– Делай так долго, сколько потребуется, – сказал отец.

Но гравюра была уже закончена. Лента скотча отлеплялась от камня постепенно, один угол за раз. Когда бумага сдвинулась в сторону, показалась высеченная на камне надпись.

МАЙЯ АНГЕЛА ТОРН

– Что ты имела в виду? – произнесла Джей. – Когда я спросила тебя, любили ли вы друг друга, и ты ответила только: «Всё сложно»?

Дарби свернула рисовую бумагу, спрятала в картонный тубус и встала с могилы матери, сжав плечо Джей.

– Всё нормально, – сказала она. – Я ошибалась. Всё просто.

Примечания

1

Ralphie’s Thriftway, Thriftway – бережливый путь, название супермаркетов, увлекающихся всякими акциями, распродажами, купонами и т. п., то есть риск в том, что можно купить просроченную чепуху. Здесь и далее – прим. пер.

(обратно)

2

По Фаренгейту.

(обратно)

3

Бейсбольной лиги.

(обратно)

4

Так у автора. По-моему, стекла снаружи не потеют. Надо экспериментировать.

(обратно)

5

Эд кладет в баночку деньги каждый раз, когда ругается. Способ то ли накопить, то ли бросить ругаться.

(обратно)

6

Из первых букв последней фразы «Found on road, dead» складывается слово «Форд». Ну то есть сломался и не едет.

(обратно)

7

all-wheel-drive (англ.).

(обратно)

8

Jay, Jaybird – сойка.

(обратно)

9

Сквернослов, матершинник (португ.).

(обратно)

10

Актриса, в прошлом борец и боец ММА, бронзовый призер по дзюдо в легчайшем весе.

(обратно)

11

Персонаж из «Симпсонов», богатейший человек г. Спрингфилд.

(обратно)

12

Герой мультфильма.

(обратно)

13

Мексиканский ролл из лепешки с начинкой, напоминающий шаверму.

(обратно)

14

Жаргонное выражение, употребляемое далеко не только при заказе пищи, примерно схожее с нашим «халява, сэр!».

(обратно)

15

Вероятно, тут автор допустил ошибку. Сперва говорилось, что пропасть – почти сразу за стеной.

(обратно)

Оглавление

Сумерки

  7:39 пополудни

  20:17

Ночь

  21:25

  21:39

  22:41

  23:09

  23:55

Полночь

  00:01

  00:04

  00:09

  1:02

  1:09

  1:23

  2:16

  2:56

Ведьмин час

  3:33

  3:45

  4:05

  4:26

  4:55

  5:44

  6:01

Рассвет

  6:15

  6:22

Черновик электронного письма (не отправлено)

  12/24/17 17:31

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg