«Последняя ночь Клеопатры»

Последняя ночь Клеопатры (fb2) - Последняя ночь Клеопатры (Частный детектив Татьяна Иванова) 786K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Серова Последняя ночь Клеопатры

© Серова М.С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Глава 1

Тот, кто напал на меня сзади, сделал это так внезапно, что я не успела издать ни одного звука. После удара в затылок я почувствовала, как мою голову обхватил какой-то мешок. Потом мне зажали рот и нос, и тут же в мое правое бедро вонзилась тонкая игла… Скорее всего, я потеряла сознание от той наркотической дряни, которую мне вкололи. Когда я наконец очнулась, то сначала почувствовала свой тупо ноющий затылок. Открыв глаза, я тут же закрыла их, потому что все пространство занимали какие-то плавающие светящиеся точки. Немного подождав, я вновь открыла глаза. Светящиеся точки исчезли, и теперь я уже могла различать предметы. Сначала я перевела взгляд на свои руки. Они были крепко связаны бельевой веревкой. Жутко хотелось пить. Я попробовала разлепить ссохшиеся губы, но у меня ничего не получилось. Ага, губы были заклеены скотчем. Руки мне связали спереди, это хорошо. Можно будет попробовать снять скотч. Но когда я попыталась просто пошевелить пальцами, они отказались меня слушаться: настолько они затекли, как, впрочем, и все тело.

Тьфу, ну и приснится же такое! Я открыла глаза. Надо мной ярко сияло мое родное тарасовское солнце, ласковый ветерок слегка обдувал со всех сторон. Я окончательно очнулась от кошмарного сна, который, однако, был не так уж и далек от реальности: совсем недавно, проводя очередное расследование, я попала в похожую переделку. Теперь надо заняться медитацией, чтобы восстановить психологическое равновесие.

«Иди, иди, Красный Шар по Малому Небесному Кругу, наполовину внутри, наполовину снаружи. Иди, иди… Кажется, есть, кажется, нет…»

– Тань, ты что, не слышишь меня, что ли? – моя подруга Ленка-француженка похлопала меня по плечу.

Мне пришлось спешно завершать медитацию Чжун Юань Цигун. «Иди, иди, Красный шар, в Нижний Дань-Тянь».

– Прости, ты что-то сказала? – спросила я Ленку.

– Я пригласила тебя на тренинг, он, кстати, бесплатный, – ответила Ленка, – а ты дрыхнешь тут.

– Лен, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – заметила я ей, лениво переворачиваясь на другой бок на раскаленном за день песке городского тарасовского пляжа. – И кстати сказать, я совсем не дрыхну, как ты изволила выразиться, а медитирую.

Вот погодка! Уже начало сентября, а жара стоит, как будто сейчас середина лета. Хотя лето в этом году было довольно прохладное и дождливое. И вот теперь, надо полагать, лето наверстывает упущенное. Небо голубое-голубое, нет ни одного даже самого маленького облачка. Хоть бы ветерок подул, нет, полный штиль.

– Да ладно тебе, какая еще мышеловка, – не отставала Ленка, – это же только тренинг, ничего страшного там с нами не случится.

– Как знать, как знать, – протянула я, – психология, видишь ли, вещь тонкая. А кстати, чего это тебя потянуло туда?

– Тань, понимаешь, я хочу выйти замуж, – Ленка молитвенно сложила руки и с мольбой посмотрела на меня. – Тренинг так и называется: «Секреты счастливого замужества».

– Лен, хочешь, я дам тебе совет? Когда тебя накрывает желание выйти замуж, ты надеваешь старый замызганный халат, влезаешь в растоптанные шлепанцы, накручиваешь волосы на бигуди и отправляешься на кухню варить щи. Уже через полчаса тебя отпустит, вот увидишь.

– А если кроме шуток? – Ленка надула губы, кажется, она обиделась.

– А если кроме шуток… Хочешь замуж – выходи, – пожала я плечами, – кто же тебе не велит.

– Тань, ты не понимаешь. Я хочу – и не хочу, – как-то туманно объяснила подруга.

– Истомина, не дури мне голову. Как такое может быть? «Хочу и не хочу». Ты уж определись, – попросила я.

– Ох, Таня, как же ты не можешь понять, – Ленка вздохнула. – С одной стороны, я действительно хочу иметь мужа, детей, семью, одним словом. Но это – только заявленное намерение.

– А на самом деле? – спросила я.

– А на самом деле не хочу я замуж, и это и есть истинное намерение, – ответила подруга.

– Ленк, признавайся, откуда ты нахваталась подобных заморочек? «Истинное намерение», «заявленное».

– Из психологии, Тань, все оттуда, – ответила Ленка. – Мы ведь дети своих родителей. Поэтому то, что они заложили в нас еще в раннем детстве, мы потом приносим в свою взрослую жизнь. К примеру, вот моя мама считает, что мне свою жизнь надо прожить так, как она прожила свою. Но ведь я, хотя и являюсь ее дочерью, все-таки совершенно другой человек. И я не могу, да и, если честно, не хочу повторять ее судьбу. Но в последнее время я стала часто ловить себя на мысли, что невольно я все-таки копирую свою маму в том, что касается отношений в семье. Наверное, поэтому и мои собственные отношения с мужчинами не складываются так, как бы мне хотелось. Вот я и хочу разобраться, почему у меня так все получается.

И Ленка снова принялась за свое:

– Тань, ну что тебе стоит составить мне компанию? Заодно и в себе разберешься. Тренинг проводит известный психотерапевт Георгий Листопадов, кандидат медицинских наук.

«А чего мне в себе разбираться? – подумала я. – Да и не люблю я это дело: ковыряться в себе. К тому же я точно знаю, что в отличие от Ленки замуж я не хочу. При моей-то работе какое уж там замужество. Так что мои намерения, и истинное, и заявленное, совпадают. Но с другой стороны, если Ленка, можно сказать, слезно меня умоляет, так почему бы и не пойти ей навстречу? Все равно ведь сейчас я свободна: только что закончила очередное расследование».

– Ладно, Лен. Пойдем мы с тобой на этот тренинг, – сказала я. – Чем черт не шутит? Вдруг, как говорится, славным пирком да за свадебку. Надеюсь, пригласишь на свадьбу, подруга?

– Тань! – Ленка всплеснула руками. – И ты еще сомневаешься? Да ты же будешь моей свидетельницей! Разве непонятно?

– Понятно, с тобой мне все уже понятно, – сказала я. – Когда там твой этот тренинг начинается?

– Значит, так, сегодня у нас пятница. А тренинг состоится завтра, в субботу.

– У тебя ведь по субботам уроки тоже есть, – заметила я.

– Уроки у меня до двух часов, а тренинг начинается в три дня. Вот если ты за мной заедешь… – начала она.

– Ладно, заеду, – согласилась я.

На следующий день я, как и обещала Ленке, заехала за ней в сто третью школу Трубного района, в которой моя подруга преподавала французский язык.

Перемена еще не началась, и в коридорах школы стояла гулкая тишина. Но уже буквально через несколько минут прозвенел звонок, и все двери школьных кабинетов распахнулись настежь. Тишина в школе мгновенно исчезла, воздух наполнился шумом и гамом сотен голосов. И началось! Девочек выносит и сминает волна рвущихся на свободу мальчишек. Тут же, у двери, одному из них кто-то поставил подножку, и он целеустремленно заскользил по коридору, сбивая на своем пути чьи-то ноги. На него как подкошенные падают другие школьники. А сзади жаждущая свободы толпа пытается пробить искусственный затор. Их лиц я не вижу. В воздухе машут только руки и рюкзаки. Хотя нет, только что я увидела и ноги! Наконец-то из классов выходят учителя. Довольно пышная дама бросилась разгребать завал, мужчина из соседнего кабинета начал ей помогать. Постепенно девочки нашли свои места у подоконников и принялись о чем-то секретничать. Неподалеку от них взъерошенный мальчишка пытается оторвать дверную ручку: его не пускают в класс. А где же Ленка? Что-то ее не видно. Ладно, подожду еще. Я снова принялась обозревать школьный коридор. С лестницы постоянно слышались вопросы: «А у какого кабинета? Сколько у нас еще уроков? Шизика, литерадура, и все? (Какие юмористы, физика у них шизика, литература – литерадура.) Уря, уря! А кто помнит, какой у нас сейчас урок? Ах, очень странный иностранный? А ты его выучил? Нет? Ну и ладно, на уроке что-нибудь придумаем!» А другая компания пристроилась у кабинета, пытаясь что-либо рассмотреть из одной-единственной правильно заполненной тетради, скорее всего, отличницы. Счастливчик, которому повезло оказаться перед самой тетрадкой, с умопомрачающей скоростью все оттуда списывает. Его рука мелькает над строчками, оставляя там, помимо кривых букв, помарки и ошибки.

В другой стороне с видом заговорщиков стоит компания девочек из старших классов и что-то яростно обсуждает. Самого смысла обсуждения я, конечно, понять не смогла, я слышала только восклицания: «Да тише ты… А вдруг услышат?» И вдруг с другой стороны коридора послышался чей-то отчаянный вопль. Оказалось, что это был зов о помощи со стороны несчастного дежурного, не сумевшего задержать стремящуюся вниз толпу учеников. Со стороны это вполне походило бы на соревнование по бегу. Я вспомнила свои школьные годы. Кажется, в мое время мы так отчаянно не гоняли по коридору. А все равно хорошо было. Жаль, что ничего больше уже не повторится. Ну вот, наконец-то появилась Ленка. Вид у нее был донельзя уставший.

– Ты где пропадала? – спросила я ее. – Уже все, кому не лень, высыпали в коридор, а ты все еще в кабинете. Никак не можешь расстаться со своими архаровцами?

– Да какие они архаровцы, – Ленка махнула рукой, – вполне себе нормальные дети, чего ты на них бочку катишь?

– Видела я этих нормальных детей, чуть школу не разнесли, – заметила я. – Ну, что? Едем?

– Едем, конечно, едем, – сказала Ленка.

Тренинг проходил в конференц-зале торгово-развлекательного комплекса «Парус». Мы с Ленкой вошли в зал и огляделись. Здесь собрались и совсем юные девушки, можно сказать, желторотые пигалицы, и наши с Ленкой ровесницы, и дамы вполне себе «бальзаковского возраста». Одеты они тоже были по-разному: кто-то в недорогих спортивных костюмах, а кто-то и в прикиде от модных домов.

Тренинг на тему счастливого замужества собрал полный конференц-зал. Никак не меньше, чем сто человек. Многие слушательницы, кажется, собрались конспектировать тему, потому что у многих в руках я заметила блокноты и ручки. Свободных мест не было, нам с Ленкой дежурная принесла стулья, и мы сели в самом последнем ряду. Примерно с полчаса в зале играла несколько заунывная тягучая музыка. В зале царил полумрак и пахло какими-то благовониями.

Но вот на сцену вышел то ли рокер, то ли эстрадный певец. Длинноволосый, с большими темными очками на лице (позже он их, правда, снял), высокий, атлетически сложенный мужчина лет сорока – сорока пяти был одет в молодежные джинсы с кроссовками и белую футболку с иностранными надписями. Около нас раздался восторженный шепот: «Листопадов, Листопадов, ах!» Так это и есть знаменитый Листопадов? Ничего себе! Как-то не соответствует такой облик представлению о том, как должен выглядеть классический психоаналитик. За Листопадовым в некотором отдалении прошествовала молодая женщина с распущенными светлыми волосами и в длинном, в пол, пестром платье. Психоаналитик представил женщину залу – это, оказывается, была не кто иная, как Радомила, носительница древних знаний, касающихся рода, семьи и брака. Радомила склонилась в глубоком и долгом поклоне, во время которого Листопадов удалился со сцены. Зал разочарованно выдохнул. Я ткнула Ленку в бок:

– Лен, ты, кажется, уверяла меня, что тренинг будет вести знаменитый психоаналитик Георгий Листопадов, кандидат медицинских наук. Так?

– Да, так было написано, но… я сама ничего не понимаю, Тань, – недоуменно пробормотала Ленка.

Между тем Радомила, наконец-то разогнувшись, вышла из поклона и озадачила слушательниц вопросом:

– Все вы собрались здесь для чего? Чтобы выйти замуж?

– Да, – нестройно прозвучал ответ.

Интересно, а для чего тогда и идти на тренинг с таким знаковым названием? И тут Радомила начала объяснять залу, что счастливое замужество напрямую зависит от того, какого мужчину женщина выбирает себе в мужья. По ее мнению, внимания заслуживают только миллиардеры-олигархи, депутаты, банкиры и крупные бизнесмены. Все! На остальных и время нечего тратить. Ну что же… Вопрос только в том, где взять столько олигархов? Однако ведущая тут же высказалась в том духе, что да, таких обеспеченных, а стало быть, и достойных мужчин действительно мало, и поэтому за них необходимо драться. А иначе запросто можно остаться с носом, то есть незамужней. Однако выйти замуж за достойного мужчину – это, по словам Радомилы, только полдела. Мужчине надо постоянно улыбаться и постоянно его удивлять, чтобы он не заскучал, потому что скука напрочь убивает отношения. Как удивлять? Да легко! Можно грохнуть об пол его любимый кальян, можно порезать салон его «Майбаха». И… тут же, не давая опомниться, станцевать ему первоклассный стриптиз!

Зал дружно зааплодировал. А потом все наперебой стали предлагать свои варианты. На прощание Радомила объявила, что желающие могут получить у нее индивидуальные консультации, разумеется, за плату. Собственно, этого и стоило ожидать. Вся эта бесплатная «мышеловка» была задумана для того, чтобы найти клиенток.

Тренинг закончился. Мы с Ленкой вышли на улицу и посмотрели друг на друга.

Я вообще-то с самого начала поняла, что ничего серьезного ждать от подобного мероприятия нечего. Однако я и предположить не могла, до какой степени нелепые постулаты можно преподносить доверчивым слушательницам. Но что самое удивительное, так это то, что женщины всех возрастов внимательно слушали «гуру» и принимали все услышанное за чистую монету.

А ловко они придумали маркетинговый ход со знаменитым психотерапевтом Георгием Листопадовым. Конечно же, это было сделано с одной-единственной целью: привлечь аудиторию. Непонятно только, как мог ввязаться в это действо дипломированный специалист? Хотя это можно объяснить: наверняка Листопадову хорошо заплатили за рекламу так называемого «тренинга».

– Ладно, Лен, не бери в голову, – сказала я на прощанье подруге. – Прорвемся, где наша не пропадала!

Ленка лишь удрученно мотнула головой:

– Тань, я не смогу грохнуть об пол не то что кальян, а просто старую чашку. Не быть мне замужем, чует мое сердце.

Всю следующую неделю я изнывала от безделья. Правда, нельзя сказать, что я совсем ничего не делала. Я встретилась со Светкой-парикмахершей, мы славно посидели с ней в недавно открытом кафе. Потом я еще несколько раз побывала в бутиках и прикупила классный брючный костюм цвета парижской зелени, который очень гармонировал с цветом моих глаз. Но клиентов на очередное расследование пока что не было. Кроме ничегонеделания меня уже начали угнетать мысли о том, что мало-помалу надвигается безденежье. Однако я с оптимизмом смотрела в будущее и верила, что долго без работы не останусь. Так и получилось. Рано утром раздался телефонный звонок. Номер, который высветился, был мне неизвестен.

– Я слушаю, – сказала я и потянулась со сна.

– Мне срочно нужна Татьяна Александровна Иванова, – нервно произнес женский голос.

– Говорите, я вас слушаю.

– Это вы Татьяна Александровна? – женщина на другом конце провода, видимо, сомневалась.

– Да, это я. Я – Татьяна Александровна Иванова, – с расстановкой произнесла я.

– Значит, вы частный детектив, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала женщина.

Мне, если честно, все это уже стало надоедать. Звонит ни свет ни заря и начинает по сто раз спрашивать одно и то же.

– Послушайте, у вас ко мне какое-то дело? – как можно более сдержанно спросила я.

– Да, да, конечно, у меня к вам срочное дело, – вдруг зачастила женщина. – Вы извините меня, пожалуйста, Татьяна Александровна, я сейчас несколько не в себе, у меня горе – убили единственную дочь, поэтому… А ваш телефон дала мне… – Она назвала имя-отчество одной известной тарасовской дамы, которая была вхожа в местную элиту и которой я как-то помогла выпутаться из довольно неприятной ситуации. – Татьяна Александровна! – почти взмолилась женщина. – Пожалуйста, помогите мне!

– Хорошо, – сказала я, – запишите мой адрес и приезжайте. И примите мои соболезнования по поводу дочери.

Я продиктовала ей свои координаты, а затем стала спешно наводить порядок к приходу клиентки. Я еще успела принять душ и наскоро перекусить парой бутербродов с ветчиной. Я уже было поставила на огонь джезву, чтобы приготовить свой любимый кофе, но тут в дверь позвонили. Ну что же, значит, не судьба мне сейчас смаковать этот напиток. Да к тому же наспех выпить кофе в моем понимании – просто кощунство. Ладно, оставим это на потом.

Я прошла в прихожую и открыла дверь. В тамбуре стояла невысокая, можно даже сказать, низенькая и вся какая-то приземистая женщина лет шестидесяти пяти на вид.

– Татьяна Александровна, это я, я вам совсем недавно звонила. Меня зовут Алевтина Григорьевна Городенчикова, – прямо с порога отрекомендовалась женщина.

– Проходите в гостиную, – предложила я ей и посторонилась, пропуская вперед.

Городенчикова села на диван, а я расположилась в своем любимом кресле. Теперь я разглядела свою посетительницу получше. У нее было круглое лицо, обрамленное каштановыми, слегка вьющимися волосами. В глаза бросался избыток косметических средств, который в ее возрасте был излишним, поскольку лишь подчеркивал морщины и обвисшую кожу. Одета Алевтина Григорьевна была в черные брюки и тунику в черно-белую полосу. В руках она держала черный пиджак и сумочку.

– Итак, – начала я, – вы сказали, что у вас погибла дочь и вы хотите… Чем я могу вам помочь, Алевтина Григорьевна? – спросила я Городенчикову.

– Как чем? – воскликнула она. – Естественно, найти убийцу моей дочери!

– Но ведь, насколько я понимаю, расследованием этого убийства уже занимается полиция. Ведь так?

– Занимается, да, конечно, они занимаются! – нервно проговорила Городенчикова.

– Вас что-то не устраивает в их деятельности? – осторожно спросила я.

– А что же там может устраивать? – задала она риторический вопрос. – Позавчера мою дочь убили, – Городенчикова всхлипнула и вытащила из сумочки носовой платок.

– Принести вам воды? – спросила я.

Я решила не доводить дело до истерики, которая могла вот-вот начаться у моей посетительницы, а предупредить ее.

– Да, пожалуйста, если можно, – попросила Городенчикова.

Я принесла из кухни стакан воды и поставила на журнальный столик. Женщина сделала несколько судорожных глотков.

– Я слушаю вас, Алевтина Григорьевна, – снова обратилась я к своей потенциальной клиентке. – Так мы с вами остановились на том, что вы недовольны тем, как расследуется убийство вашей дочери. Я вас правильно поняла?

– Да, да, именно так. Прошли уже сутки, а убийца так и не найден, представляете?!

– Конечно, представляю, Алевтина Григорьевна. Раскрыть убийство спустя всего двадцать четыре часа – такое, в принципе, возможно. Но, должна вам сказать, не всегда получается, – заметила я.

– Ах, они вообще ничего не делают! – Городенчикова в сердцах махнула рукой и чуть не опрокинула на пол стакан с водой.

– Давайте, вы расскажете мне все с самого начала, – предложила я. – Вы уже сказали, что позавчера вашу дочь убили. Кто обнаружил ее? И где это произошло?

– Я, я это обнаружила! Моя дочь – Городенчикова Елизавета Максимовна. Я позвонила ей позавчера вечером, но Лиза на звонок не ответила. Тогда я поехала к ней домой и… Моя девочка лежала в гостиной в луже крови! Ей размозжили голову! А ей только-только исполнилось тридцать шесть лет! Еще жить да жить, – Городенчикова снова всхлипнула.

– Алевтина Григорьевна, скажите, чем занималась ваша дочь? Где она работала? У нее есть муж, дети?

– Работала? – недоуменно переспросила Городенчикова. – А зачем ей работать? Нет, конечно, сначала она работала. После того, как окончила наш Тарасовский педагогический университет.

– И где же она работала? – решила я уточнить.

– Да сначала она немного поработала секретарем в нашей телерадиокомпании, а затем вышла замуж за весьма состоятельного мужчину. Детей у них не было, хотя Лизочка очень хотела ребенка. Потом ее муж умер, и вот… – Городенчикова снова поднесла платок к глазам.

– Понятно, – сказала я. – Значит, после того как ваша дочь вышла замуж, она больше нигде не работала.

– Но зачем ей было работать? – Городенчикова снова посмотрела на меня непонимающим взглядом. – Я же говорю, что ее муж был очень обеспеченным человеком.

– Ясно. Скажите, пожалуйста, а чем же в таком случае занималась ваша дочь? Ну, как выглядел ее обычный распорядок дня? Куда она ходила, с кем общалась?

– Лизочка вставала, ухаживала за собой, ну, там косметические маски, лосьоны, крема, сыворотки. Потом она посещала визажиста и парикмахера, ходила в бассейн, тренажерный зал. Кроме того, у нее была масса знакомых, которым она наносила визиты.

– Визиты домой? – уточнила я.

– Домой, и не только. Лизочка любила ходить в рестораны, любила повеселиться, – глядя прямо перед собой и раскачиваясь из стороны в сторону, ответила женщина.

Я подумала, что такое не совсем естественное поведение, скорее всего, вызвано гибелью дочери. Или каким-то нервным расстройством.

– Алевтина Григорьевна, еще один деликатный вопрос: у вашей дочери были поклонники? – спросила я.

– Ах, ну конечно же, были! Лизочка была очень красивой женщиной, мужчины наперебой ухаживали за ней, еще когда она была подростком, – ответила Городенчикова.

– Кто именно за ней ухаживал? Я не имею в виду подростковый возраст, – уточнила я. – Понимаете меня?

– Конечно. У Лизочки был друг. Его зовут Валентин. Ласточкин Валентин.

– Чем он занимается? – спросила я.

– Кажется, он работает юристом в какой-то крупной компании. Да, компания называется «Российская недвижимость».

– Скажите, у вас есть предположения, кто мог убить Елизавету Максимовну? Может быть, она с кем-то конфликтовала или крупно поссорилась? Кто-то мог затаить на нее зло? – я вновь стала задавать серию вопросов, пытаясь отыскать мотив убийства молодой красивой женщины.

– Не знаю… Нет… Ни с кем она не ругалась.

– А как давно умер супруг вашей дочери? Сколько с тех пор прошло лет?

– Да лет пять уже будет, – ответила Городенчикова.

Хорошо же он обеспечил Лизочку! Пять лет нигде не работать и жить себе припеваючи, посещая косметолога и увеселительные заведения типа ресторанов. Впрочем, Елизавету вполне мог содержать кто-нибудь из ныне живущих обеспеченных мужчин. Хотя бы тот же Валентин Ласточкин. Юристы ведь неплохо зарабатывают.

– Алевтина Григорьевна, а была у вашей дочери близкая подруга? – спросила я.

– Конечно же, была! Это Катенька Расторгуева. Она является независимым консультантом международной косметической компании «Люксери косметикс». Знаете, где находится галерея «Каштан»? Вот там Катенька и работает. У них такая замечательная косметика! Лизочка постоянно пользовалась ею. Я тоже частенько заглядываю к Катеньке. Хотите, я порекомендую вас? Они работают по рекомендациям, которые дают их постоянные клиенты, – пояснила Городенчикова.

– Понятно. В квартире ничего не пропало из ценных вещей? – задала я следующий вопрос, оставив без внимания тему рекомендаций.

– Нет, ничего. Вроде бы все осталось на месте… как будто бы, – не очень уверенно произнесла Городенчикова.

Кажется, можно подвести первые итоги. Елизавета жила жизнью женщины, имеющей массу свободного времени и средств. Потом ее супруг умер, но сумел обеспечить ей безбедное существование. Она любила ходить по ресторанам и, обладая эффектной внешностью, не испытывала недостатка в поклонниках. Кто же мог ее убить? Вариантов – масса. Хоть близкая подруга косметолог Катенька, хоть близкий друг юрист Валентин Ласточкин. Мотивы? Да самые разнообразные, хотя бы элементарная ревность. Ревновать могла как подруга, скажем, Елизавета отбила у нее любовника, или же сам сердечный друг. Узнал, к примеру, что Елизавета предпочла ему другого, и все! В состоянии аффекта лишил жизни любимую женщину. Но это всего лишь две версии из многих других предположений. Надо все проверять.

– Алевтина Григорьевна, я согласна взяться за расследование убийства вашей дочери. Кстати, вы знаете мои расценки? – спросила я.

– Да, это мне известно, – сказала Городенчикова. – Вот, возьмите.

Она раскрыла сумочку и протянула мне деньги.

– Теперь мне необходимо осмотреть квартиру вашей дочери, – сказала я.

– Конечно, сейчас я вас туда отведу. Это совсем недалеко отсюда.

– Давайте поступим следующим образом. Сначала я отправлюсь в Городской отдел полиции, чтобы узнать, на каком этапе находится расследование, а…

– Да, да, вы уж, пожалуйста, узнайте, почему они так затягивают! – снова воскликнула Городенчикова.

И почему она вбила себе в голову, что все преступления должны раскрываться молниеносно? Впрочем, Городенчикова производит впечатление неуравновешенной особы, если не сказать больше.

– Давайте встретимся с вами, ну, скажем, через час, – предложила я. – Скажите адрес, куда мне надо подойти. Да, и еще на всякий случай мне нужно знать ваши координаты.

– Улица Рабочая, дом восемнадцать дробь двадцать пять, квартира пятнадцать, – Городенчикова назвала место проживания своей дочери, а потом продиктовала свой адрес и номер телефона.

– Спасибо, Алевтина Григорьевна. До встречи, – сказала я.

Прежде чем отправиться в полицию к своему другу, полковнику Владимиру Кирьянову, я сначала набрала его номер. Володька оказался на месте и обрадовался моему звонку.

– Сколько лет, сколько зим! Ты совсем меня забыла, Танюха, – притворно пожаловался он.

– Сейчас я исправлю эту оплошность, – пообещала я, – жди меня минут через пятнадцать-двадцать.

Я сняла с себя домашнее трикотажное платье и надела новый брючный костюм. Потом причесалась, высоко подняв волосы, и закрепила их на макушке заколкой. Неброский дневной макияж завершил мой образ. Я спустилась по лестнице и направилась к своей бежевой «девятке». Вскоре я уже открывала дверь в кабинет Кирьянова.

– А вот и я! Здравствуй, Володя, еще раз, – поприветствовала я Кирьянова и вошла в кабинет.

– Ну, давай, рассказывай, как жизнь молодая, чем занимаешься? – поинтересовался Владимир.

– Да вот, Володя, жила я себе, жила – не тужила, как вдруг сегодня свалилась на мою голову Городенчикова Алевтина Григорьевна, – тут я сделала паузу и испытующе посмотрела на Кирьянова.

Он невозмутимо молчал.

– Так вот, – стала тогда продолжать я, – эта дама с ходу пожаловалась мне, что прошли уже целые сутки, а полиция еще не нашла убийцу ее дочери, Городенчиковой Елизаветы Максимовны. Как тебе такое безобразие?

Владимир тяжело вздохнул.

– Что я могу тебе сказать? Городенчикова и нам уже все мозги вынесла. Грозилась даже в прокуратуру пожаловаться.

– Володь, а какие версии имеются у следствия? – спросила я.

– Версий хоть отбавляй, во-первых, ревность. Если один из ее ухажеров обладал несдержанным характером, то вполне мог совершить убийство, – пояснил Кирьянов.

– В состоянии аффекта, ты хочешь сказать? – спросила я.

Ведь совсем недавно и я рассматривала эту версию.

– Да, именно так. Сколько уже было таких случаев! Такая ярость накатит, что в глазах темнеет, ревнивец совершенно не осознает, что творит. Сначала убьет, а потом, когда придет в себя, начинает волосы на себе рвать, да уже поздно, человека к жизни не вернуть. Да… А потом, убить Елизавету мог и грабитель. Допустим, в квартиру забрался вор, а в это время домой возвращается Елизавета. Грабитель, возможно, рассчитывал только оглушить ее, но удар оказался смертельный. Еще один вариант – это бытовая ссора. Скажем, с соседкой или с соседом.

– Кстати, – ухватилась я за это предположение, – соседей уже всех опросили?

– Шутишь ты, что ли, Иванова? – Владимир поднял на меня усталые глаза. – Какой опрос соседей, да и вообще свидетелей практически ночью? Мать убитой позвонила в половине одиннадцатого ночи. Никто и дверь-то не открыл. На следующий день да, с соседями поговорили. Но ясности это не прибавило, – заметил Кирьянов.

– Иными словами, ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не сказал? – закончила я мысль Кирьянова.

– Вот-вот, именно так! Правда, остались неопрошенными соседи слева по причине их отсутствия.

– А когда они будут, тоже неизвестно? – спросила я.

Владимир пожал плечами:

– Возможно, они сейчас на даче. Но это только предположение. К тому же я бы не возлагал на них особой надежды. Не факт, что они могли заметить что-то стоящее.

– Да, ты прав. Однако все-таки следует дождаться их появления и поговорить. А вдруг? Да, Володь, а что со следами? – спросила я.

– Тут, Тань, все глухо, – признался Кирьянов. – Нет, все сделали как надо. Сняли следы, где это было возможно. Но дело в том, что убийца оказался тоже не лыком шит.

– То есть?

– Во-первых, он устроил жуткий беспорядок, – начал объяснять Владимир. – Конечно, для того, чтобы скрыть возможные улики. Представь себе, все вещи, которые находились в гостиной – на месте убийства, были сброшены на пол, даже легкая мебель типа стульев и журнального столика оказалась перевернутой. Преступник даже разбил кое-что из посуды и щедро рассыпал осколки по всему полу. В общем, постарался на славу.

– У Елизаветы были в тот вечер какие-нибудь посетители? – спросила я. – Понимаешь, я пока успела только поговорить с ее матерью. На этот счет вряд ли она может сказать что-то определенное, потому что она пришла в квартиру дочери, когда ее уже не было в живых.

– Единственное, что мы нашли на кухне, так это нераспечатанную бутылку вина и два бокала. Скорее всего, хозяйка кого-то ждала в гости, поскольку приготовила все это, – объяснил Владимир.

– Да, похоже на то, – согласилась я с Кирьяновым. – А где лежала Елизавета, когда приехала полиция? Ее мать сказала, что нашла свою дочь лежащей на полу в луже крови. Так?

– Да, все верно. Она лежала на боку в гостиной. Крови действительно было много, потому что ее шандарахнули по виску тяжелым бюстом какого-то античного философа.

– Бюст, что же, находился на месте преступления? – спросила я.

– Да, лежал неподалеку от тела, – подтвердил Владимир.

– Интересно, почему же преступник не прихватил с собой орудие убийства? Хотя ведь он был тяжелым. Тащить его с собой – значит, наверняка привлечь внимание. Следов на бюсте, конечно, не нашлось?

– Конечно. Убийца ведь не дурак, все тщательно протер. И кстати, не только бюст.

– Слушай, Володь, – пришла мне в голову одна мысль, – а вы проверили санузел? Вдруг преступник и там побывал? Ведь ты говоришь, что было очень много крови. Значит, ее ему надо было смыть. Не мог же он выйти из квартиры с кровавыми следами?

– Все, Тань, проверили, но в ванной комнате никаких следов крови, тем более кровавых потеков не обнаружилось. Нет, убийца оказался очень осторожным и бдительным, – сказал Кирьянов.

– Тогда это никак не вяжется с версией об убийстве в состоянии аффекта по причине ревности, – заметила я. – Или же убийца специально замел все следы, спутал все карты, чтобы сбить с толку следствие. Сам же говоришь, в состоянии аффекта совершил непоправимое. А потом, когда отпустило и он осознал, что натворил, то быстро и хладнокровно уничтожил все следы. Володь, а что сказала мать убитой по поводу наличия или отсутствия драгоценностей и денег? Ведь насколько я могла понять из первоначальной беседы с ней, ее дочь далеко не бедствовала. Скончавшийся пять лет назад супруг Елизаветы Городенчиковой обеспечил ее на много лет. Определенно в квартире были ценные вещи. Если они остались на своих местах, то можно предположить, что преступник инсценировал ограбление, я имею в виду беспорядок в гостиной. А что сказала сама Алевтина Григорьевна?

– Да ничего она толком не сказала. Сначала просто была в шоке, пришлось ее отпаивать валерьянкой.

– Я думаю, любая мать будет в шоке, если увидит своего ребенка бездыханным и лежащим в луже крови, – заметила я.

– Да понятно, что все это так. Но толком от нее в тот вечер, а практически в ночь, добиться ничего было нельзя. Вроде бы осталось все на своих местах. Так, по крайней мере, сказала Городенчикова.

– Ладно, я спрошу ее еще раз и попрошу внимательно посмотреть, – сказала я. – Значит, ты говоришь, что явных улик нет, как нет и какой-нибудь зацепки. Я думаю, что многое может прояснить разговор с близкой подругой убитой, некоей Екатериной Расторгуевой, Катенькой, как ее называла Алевтина Григорьевна. Вполне вероятно, что ей известен круг общения Елизаветы. Возможно, что она и в курсе личной жизни Елизаветы.

– Возможно, но не обязательно. Не всегда подруг привлекают к обсуждению интимных вопросов. Соперничество, сама понимаешь, – вполне резонно заметил Кирьянов.

– Да, вполне с тобой согласна, – сказала я. – Однако один поклонник убитой мне уже известен. Со слов матери Елизаветы – это юрист компании «Российская недвижимость» Валентин Ласточкин. Но сдается мне, что их, поклонников то есть, могло быть и больше.

– Как много ты уже нарыла, – удивился Кирьянов.

– Стараюсь, – скромно ответила я. – Да, Володь, сделай мне, пожалуйста, распечатки звонков с телефона Елизаветы. Ведь ее сотовый у вас, так?

– У нас, конечно. Сейчас, подожди, – попросил он. – Сейчас все сделаем.

Кирьянов вышел из кабинета. А я стала продумывать план предстоящего расследования. Сначала необходимо будет осмотреть квартиру Елизаветы Городенчиковой, тем более что я уже договорилась с Алевтиной Григорьевной. Затем… Впрочем, дальше будет видно. Зачем загадывать так далеко вперед, ведь всегда могут открыться какие-то непредвиденные обстоятельства, которые способны поломать уже выстроенную схему. В это время вернулся Владимир.

– Вот, держи, – Кирьянов положил на стол передо мной лист-распечатку.

– Спасибо, Володя, – поблагодарила я его.

– Не за что. И – удачи тебе.

– Спасибо.

Я распрощалась с Кирьяновым и вышла из отделения.

К дому, где жила Елизавета Городенчикова, мы с Алевтиной Григорьевной подошли почти одновременно. Это был элитный дом улучшенной планировки, с консьержкой. На лифте мы поднялись на седьмой этаж. Алевтина Григорьевна открыла входную дверь и пригласила меня:

– Проходите, пожалуйста.

Я вошла в просторный холл. Центральное место в нем занимали два кресла, а между ними – журнальный столик. Около одной из стен стоял комод с красивой вазой, а рядом расположился шкаф-купе с витражным фасадом. На светлом паркете лежал оригинальный небольшой ковер с леопардовым принтом. Городенчикова между тем прошла в гостиную. Я последовала за ней. Большая гостиная была разделена на несколько зон. Обеденный стол с четырьмя стульями стоял перед огромным, во всю стену, шкафом. Его многочисленные полки занимали посуда и коллекция фарфоровых статуэток. Остальные полки были закрыты. Похоже на то, что Городенчикова уже навела здесь относительный порядок, во всяком случае, вся мебель и другие предметы интерьера находились на своих местах. В самом углу комнаты стоял белый рояль.

– Ваша дочь была пианисткой? – спросила я Городенчикову.

– Да, Лизочка с отличием окончила Центральную детскую музыкальную школу, а потом поступила на факультет Всемирной культуры Педагогического университета. И тоже окончила его с красным дипломом, – тихим голосом сказала Городенчикова. – А вот здесь она лежала, когда ее… когда я вошла, а она… – женщина не договорила и отвернулась к окну.

Я помолчала, давая ей время прийти в себя.

– Нет, я не понимаю: за что? За что убили мою девочку, мою Лизочку?! – почти выкрикнула Городенчикова. – Она была такая молодая, такая красивая! А ей пробили голову! Кто мог сотворить такое?!

– Алевтина Григорьевна, вы сказали мне, что ничего из ценных вещей не пропало, – я стала направлять беседу в нужное мне русло, пока у Городенчиковой не разыгралась истерика, – пожалуйста, посмотрите внимательно все еще раз.

Городенчикова послушно отправилась в следующую комнату, которая, по-видимому, служила спальней. Я тем временем стала осматривать остальную часть гостиной, которая состояла из широкого углового дивана, маленького овальной формы столика из черного дерева и стоящего рядом с ним кресла. Ничего такого, что бы привлекло мое внимание, я не обнаружила.

– Татьяна Александровна, я проверила сейф, – сказала вновь появившаяся в гостиной Городенчикова, – все ювелирные украшения и деньги на месте.

– Хорошо, разрешите, я осмотрю спальню, – сказала я.

– Да, конечно, проходите, пожалуйста.

Спальня Елизаветы была гораздо меньше гостиной. Или она казалась меньше, потому что почти всю комнату занимала огромная кровать поистине королевских размеров. Она была покрыта роскошным шелковым покрывалом с кистями. На тумбочке, примыкающей к кровати, стояли флаконы с духами и косметическими средствами. На стене рядом с кроватью висел портрет молодой симпатичной женщины в золоченой раме.

– Это моя доченька, – пояснила Городенчикова, заметив, что я смотрю на портрет. – А здесь они вдвоем с Катенькой Расторгуевой, я вам о ней уже рассказывала, это подруга Лизочки еще с детского сада, – Городенчикова взяла с тумбочки фотографию в деревянной рамке и подала ее мне. Фотограф запечатлел двух женщин на фоне моста через Волгу.

– Скажите, Алевтина Григорьевна, ваша дочь не держала свои украшения где-то еще помимо сейфа? – спросила я.

– Нет, не держала. А зачем? – недоуменно спросила она.

– Ну, я так полагаю, что, возможно, менее ценное, что-то типа бижутерии, Елизавета Максимовна не считала нужным прятать в сейф, а оставляла на виду, – пояснила я.

– Лизочка никогда не носила бижутерию, все только по-настоящему ценное, – с апломбом заявила Городенчикова.

Стало быть, здесь вряд ли имело место быть ограбление. В противном случае грабитель добился бы того, чтобы Елизавета назвала ему код сейфа. И сейчас сейф был бы пустым.

В углу спальни стоял компьютерный стол. Я подошла к нему и подумала, что неплохо было бы ознакомиться с компьютерными файлами. Мало ли какие сведения могли бы всплыть. Кроме того, надо еще посмотреть записную книжку Елизаветы или ее ежедневник. Записи в них тоже могут пролить свет. Скорее всего, все это находится в ящике компьютерного стола.

– Скажите, Алевтина Григорьевна, Елизавета Максимовна была вашим единственным ребенком? – спросила я.

– Лизочка была моей единственной дочерью. Но у меня есть еще и сын, – ответила Городенчикова.

«Странно она как-то изъясняется, – подумала я. – Ведь если имеется еще и сын, то дочь никак нельзя назвать единственным ребенком. А кстати, надо порасспрашивать ее о сыне. Вдруг потянется какая-нибудь ниточка».

– Алевтина Григорьевна, расскажите мне о вашем сыне. Сколько ему лет, чем он занимается, – попросила я.

– А зачем вам это? – вдруг спросила Городенчикова и с подозрением посмотрела на меня.

– Как зачем? – удивилась я. – Ведь я провожу расследование, поэтому для меня важен любой нюанс. Например, какие взаимоотношения были у ваших детей.

– Очень хорошие, – отрезала Городенчикова, – они были очень дружны. Костик сейчас просто места себе не находит, так он убит горем.

– Он работает, учится? – я и не думала отступать от своего намерения выведать у нее сведения относительно брата Елизаветы.

– Он бизнесмен, – снова предельно лаконично ответила Городенчикова и замолчала.

Ладно, не хочешь говорить – не надо. Я все равно найду способ узнать все, что мне необходимо. Но в данный момент я решила больше не педалировать эту тему.

– Алевтина Григорьевна, вы не возражаете, если я еще какое-то время побуду здесь? – спросила я. – Мне нужно будет познакомиться с документами в компьютере.

– О, конечно, конечно! – воскликнула она. – Делайте то, что считаете нужным. К сожалению, ничем не смогу вам помочь, я совершенно не разбираюсь в современной технике.

Теперь, когда я перестала задавать вопросы о сыне, она вновь стала любезной.

– Давайте сделаем так, – предложила я, – когда я все здесь закончу, я отвезу вам ключи от квартиры домой. Ваш адрес у меня есть. Договорились?

– Да, да, пожалуйста, – согласилась она.

Городенчикова ушла, а я осталась в квартире Елизаветы. Сначала я включила компьютер и стала ждать, когда он загрузится. Чтобы не терять время даром, я начала проверять ящики стола. Ничего сколько-нибудь значимого я в них не нашла. Правда, в одном из ящиков лежала записная книжка в коричневом кожаном переплете. Я стала листать ее страницы. На каждой из них были записаны номера телефонов, а против них, увы, всего лишь инициалы их обладателей. Разобраться в этой шифровке без помощи хотя бы той же Алевтины Григорьевны вряд ли было бы возможно. Однако весьма сомнительно, что она была в курсе всех знакомых своей дочери. К тому же их было так много, что только один их обзвон мог занять неопределенно долгое время. Ладно, телефонами я займусь позже. Что еще? Я обратила внимание на модную кожаную сумку, которая лежала на комоде. Я взяла ее и, подойдя к кровати, вытряхнула ее содержимое на покрывало. В сумке лежала фирменная косметичка от «Мери Кэй», кожаное портмоне, диоровские солнцезащитные очки в футляре, складной зонтик, тоже, разумеется, брендовый, еще какие-то мелочи. Я сложила все обратно и отнесла сумку на место.

Компьютер между тем загрузился, и я стала открывать файлы на рабочем столе. Тоже ничего интересного. Какие-то кулинарные рецепты, затем подборка тем о тенденциях моды в этом сезоне, еще какие-то мелочи, не заслуживающие внимания. Хорошо бы проверить ее переписку, но без знания пароля это невозможно. И все-таки я решила попробовать, а вдруг получится? Я включила Интернет, подождала загрузку, потом щелкнула на значке, обозначающем «почту», и – о, чудо! – почти сразу же открылось соответствующее окно и началась загрузка писем. Надо же, на мое счастье, Елизавета запрограммировала пароль по умолчанию, наверное, чтобы каждый раз не вводить его заново. Ну-ка, посмотрим, что тут пишут Городенчиковой. Я просмотрела входящие письма, отбрасывая рекламу и прочий спам. Одно письмо привлекло мое внимание: «Лизочек, дорогая! 06.09. примчусь к тебе на крыльях любви! Жди в 18.00».

06.09… Так это же сегодня! Интересно, кто же это? Мужчина? Очередной поклонник? Но неужели он не знает, что Елизаветы уже нет в живых? А может быть, это женщина? Как бы то ни было, а придется остаться в квартире, чтобы встретить гостя или гостью. А пока есть время, надо пойти перекусить. Я закрыла входную дверь и спустилась вниз.

Проходя мимо консьержки, я подумала, что надо спросить ее, дежурила ли она в тот день, когда была убита Елизавета. Я вернулась назад и, подойдя к столу, за которым сидела пожилая женщина и разгадывала сканворд, сказала:

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна, я веду расследование по делу об убийстве Елизаветы Максимовны Городенчиковой.

Консьержка тяжело вздохнула и отложила сканворд в сторону:

– Горе-то какое, такая молодая была.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Ольга Петровна, – сказала женщина.

– Ольга Петровна, вы случайно не дежурили в тот день, когда это произошло? – спросила я.

Ольга Петровна снова вздохнула:

– Дежурила. И надо же такому случиться! Меня уже и милиция допрашивала, а что я могла сказать?

– Вы давно здесь работаете? – спросила я. – Я имею в виду, вы знали Елизавету Максимовну Городенчикову?

– Конечно, знала. А работаю я здесь уже три года. За это время успела изучить всех жильцов.

– Не припомните, Ольга Петровна, во сколько часов Елизавета Максимовна пришла домой в тот день?

– Сейчас скажу. Это было… Да, в десять часов вечера она возвратилась домой. Ну, или начало одиннадцатого. Я и милиции так сказала.

– Она прошла мимо вас и поднялась на лифте на свой этаж? – уточнила я.

– Она была не одна, – сказала консьержка.

– Вот как? А кто же с ней был?

– Мужчина. Она только кивнула мне, и они прошли к лифту, – ответила Ольга Петровна.

– Раньше вы этого мужчину здесь видели? – спросила я.

– Кажется, нет. Нет, не видела.

– Но вы запомнили его, когда он поднимался вместе с Елизаветой Максимовной?

– В общих чертах, пожалуй, да, запомнила, – сказала Ольга Петровна.

– Опишите тогда, как выглядел этот мужчина, – попросила я.

– Довольно плотного телосложения, но не толстый, рост у него выше среднего, его можно назвать высоким.

– А у этого спутника Елизаветы Максимовны были ли какие-нибудь особые приметы? Ну, может быть, он прихрамывал. Или у него на лице был шрам или еще что-то в этом роде?

– Я не очень хорошо разглядела его лицо, – призналась консьержка, – а шел он нормально, никакой хромоты я не заметила.

– Они о чем-то разговаривали, когда проходили мимо вас? – задала я следующий вопрос.

– Так, перебросились парой фраз. Я особенно не прислушивалась. Кажется, они обсуждали каких-то своих общих знакомых, я так поняла.

– Хорошо. Скажите, Ольга Петровна, а во сколько часов этот мужчина вышел из квартиры Елизаветы Максимовны? – спросила я.

Она недоуменно посмотрела на меня:

– Так он и не выходил из ее квартиры, – сказала она.

– Вы уверены? – спросила я.

– Да. Во всяком случае, я его не видела.

– Простите, а вы никуда не отлучались?

Консьержка лишь на секунду замялась, но потом все-таки уверенно ответила:

– Нет, я все время была здесь.

– Хорошо, тогда скажите вот что: в течение того дня кто-то из посторонних входил в подъезд? – спросила я.

– Как будто бы нет. Точнее сказать, никто не проходил к лифту. Но вот женщина средних лет, немолодая уже, сказала, что перепутала подъезд, когда я ее спросила, к кому она направляется.

– И что же было дальше?

– А дальше она просто извинилась и вышла на улицу.

– Ладно, Ольга Петровна. Я вас попрошу позвонить мне, – я вынула из сумки свою визитку и положила ее на стол рядом со сканвордом, – если вы вспомните что-нибудь еще.

– Хорошо, я вам обязательно позвоню, если что-нибудь вспомню, – пообещала она.

– Да, кстати, а можно ли выбраться на улицу не через подъезд, а каким-нибудь другим путем? – спросила я.

– Вы хотите сказать, через пожарную лестницу? – в свою очередь спросила консьержка.

– Да, хотя бы таким путем.

– Да можно, почему бы и нет. Подняться на последний этаж, а там, если дверь на крышу открыта, то – пожалуйста, путь открыт. А с торца находится пожарная лестница. Только кому это надо?

Я ничего ей не ответила, а про себя подумала, что это надо тому, кто не захотел, чтобы его увидели выходящим из квартиры Елизаветы Городенчиковой, то есть убийце. Ведь маловероятно, что преступник стал бы оставаться в квартире с убитой до утра. Ну, это на тот случай, чтобы сменилась консьержка, которая видела, как он входил в дом. Но вряд ли преступник мог предусмотреть такой вариант. Возможно, что Ольга Петровна просто проглядела тот момент, когда убийца вышел из подъезда. Вполне возможно, что в этот момент она с увлечением занималась разгадыванием сканворда. Есть и другое объяснение: убийца просто-напросто поднялся на последний этаж, открыл дверь, ведущую на крышу, в том случае, если она была закрыта, спустился по пожарной лестнице и был таков. А что? Не думаю, что дверь закрывалась каким-то особенным способом, во всяком случае, подобрать ключ было не особенно сложным делом. В конце концов, можно было пустить в ход и обыкновенную отмычку. Я не стала проверять собственное умозаключение по поводу двери на крышу и пожарной лестницы. В данном случае это погоду не делало. Я почувствовала, что не на шутку проголодалась: голодный желудок давал о себе знать все более настойчиво. Я вышла из подъезда и направилась к неподалеку расположенному кафе «Розовые джунгли».

Внутреннее убранство «Розовых джунглей» полностью соответствовало заявленному названию: на стенах в виде панно обосновались целые заросли лиан с прыгающими на них обезьянами, а также крадущимися леопардами и еще какими-то представителями тамошней фауны, названия которых мне были неизвестны. Лианы были наивно розового цвета, леопарды и обезьяны в плане окраса, правда, соответствовали действительности. Непонятно только было, чем художнику не понравился натуральный зеленый цвет тропической растительности? Возможно, это было сделано не случайно, а с целью привлечь как можно больше клиентов. Мне, однако, эта дизайнерская фишка особо оригинальной не показалась.

Я расположилась за столиком, который находился как раз напротив окна. Почти сразу же ко мне подошел официант и поинтересовался, что я буду заказывать. Я выбрала салат из огурцов и помидоров с укропом, уху из речной рыбы и кусок торта «Наполеон». В кафе было довольно уютно, тихо звучала медленная приятная музыка, словом, все располагало к спокойной трапезе. Однако когда я уже почти заканчивала свой обед, в кафе с шумом и хриплым смехом завалились четверо подростков. Они уселись за соседний со мной столик и стали громко спорить, что они будут заказывать: «Давай пивасика, нет, иди ты, водяру, давай водяру!» Наконец консенсус был достигнут, и, свистом подозвав официанта, парни заказали несколько бутылок пива. В ожидании они все так же бурно продолжали обсуждать тему несостоявшейся вечеринки у какого-то тролля. Почти рядом с ними за соседним столиком сидела молодая мамочка с мальчиком лет четырех. Ребенок сначала вполне спокойно спрашивал у мамы, зачем дядя-художник покрасил травку и листики в розовый цвет, ведь это неправильно, так не бывает, но под конец, оглушенный гиканьем развеселой компании, расплакался. «Криминальный квартет» не преминул обратить на него свое внимание.

– Гы! – корча зверские рожи, начал один из парней. – А чего мы плачем?

– У-тю-тю, – вторил ему другой, – утри свои слезки! Тише, Ванечка, не плачь. Я куплю тебе калач! Ути-пути!

И он сделал ему «козу». Малыш оглушительно заревел, а его юная мама вскочила с места и принялась поднимать на руки захлебывающегося от плача ребенка. Ее пестрый рюкзачок свалился на пол, с ножки мальчика упал ботиночек. Я не выдержала и обратилась к распоясавшейся шпане:

– Прекратите сейчас же! Что вы довели ребенка до истерики? Вы не у себя, и здесь вам не притон!

Своей тирадой я, естественно, перевела «стрелки» на себя.

– Витек, ты поглянь, какая крутая! – сказал один из компании. – Замечание тут еще делает! Ты чё, училка, что ль?

– А чё? – отозвался Витек. – Телка ничё себе так!

Он встал со стула и направился ко мне.

– Я Витек, – противным голосом прошепелявил он, – а тебя как зовут?

Он протянул мне свою руку, которую я резко притянула к себе и одновременно нанесла удар в пах коленом.

– Вот сука! – заорал Витек и, скорчившись от боли, согнулся пополам.

– Наших бьют! – засуетились его дружки и подскочили ко мне.

Мамочка с ребенком, воспользовавшись тем, что я отвлекла от нее внимание разнузданных подростков, спешно ретировалась из кафе.

– Тоже хотите получить «подарочек»? – насмешливо спросила я. – Я не жадная, угощу от души. Короче, так: сию минуту выметайтесь отсюда. А то сделаю с вами то же самое, что и с ним, – с угрозой в голосе произнесла я.

Кажется, до них дошло. Во всяком случае, они, хрипя и выкрикивая матерные проклятия в мой адрес, убрались из «Розовых джунглей». А я для себя решила, что впредь буду обходить это заведение стороной. Надо же, даже охранника не соизволили завести, чтобы следить за порядком.

Ну а теперь пора возвращаться в квартиру Елизаветы Городенчиковой. Правда, времени до шести часов еще было достаточно. Но я решила, что лучше быть на месте с запасом, чем опоздать и потом кусать локти, проворонив визитера, мчащегося на «крыльях любви». И хотя я скептически относилась к версии о том, что написавший Елизавете электронное письмо и есть тот самый убийца, которого разыскивают и полиция, и я, частный детектив, но… чем черт не шутит? С другой стороны, как-то странно, что этот отправитель письма еще не знает о том, что Елизавета Городенчикова убита. Письмо его датировано сегодняшним числом. Значит, он или нездешний, то есть откуда-то он едет в Тарасов на встречу с Елизаветой, или же… тут моя мысль остановилась и, не успев оформиться, сразу же исчезла. Однако в любом случае нелишним будет узнать, какая существует связь между Елизаветой и тем, кто так торопится на встречу с ней. Даже если он просто очередной поклонник Городенчиковой, то не исключено, что беседа с ним может быть полезна в информативном плане. Никогда ведь не знаешь, где тебя ожидают нужные сведения.

Я вошла в подъезд и прошла мимо Ольги Петровны совершенно незамеченной. Правда, она в это время оживленно разговаривала с двумя женщинами, стоявшими перед ее столом, и меня она не видела. Но ведь такая ситуация могла возникнуть и в день убийства Елизаветы. Даже если Ольга Петровна и говорит правду, что она никуда не отлучалась со своего поста.

Я открыла входную дверь квартиры Городенчиковой и прошла в спальню. Там я вынула из одного из ящиков стола альбом с фотографиями, который я заприметила, когда осматривала спальню первый раз. Я перешла в гостиную и начала внимательно переворачивать страницы альбома. Я решила, что в альбоме может быть фотография того мужчины, с кем Елизавета в роковой для себя вечер вернулась домой. Поэтому я сосредоточила свое внимание на представительных мужчинах роста выше среднего. Я рассуждала так: Елизавета – дама рафинированная, привыкшая к роскоши и принадлежавшая к вполне определенному кругу. Она по определению не могла знаться с кем попало и уж тем более – привести к себе домой. Поэтому фотография спутника Елизаветы Городенчиковой наверняка есть в фотоальбоме. Сейчас посмотрю все до конца, а потом покажу альбом Ольге Петровне: вдруг она опознает мужчину? Я просмотрела альбом почти до конца, и в это время раздался звонок в дверь. Причем звонивший, то ли из хулиганских побуждений, то ли еще по какой-то причине, звонил минут пять, не меньше. Я тихо подошла к самой двери и стала ждать. Вот наконец звонок отпустили. И спустя буквально несколько секунд я услышала, как в замке кто-то стал ковыряться. Я отошла в глубь холла, и вовремя: дверь тихонько приоткрылась, и в проеме показался щуплый паренек в линялых джинсах и серой ветровке. Вот так явление Христа народу! Этот-то откуда тут взялся? И дверь он открыл не ключами, а отмычкой. Парень меня не видел, поэтому он аккуратно, бесшумно притворил за собой дверь и направился в гостиную.

– А ну, стой! – гаркнула я ему в ухо.

Он на мгновение застыл, но потом вдруг как ни в чем не бывало сказал:

– А я к Елизавете Максимовне! Она дома?

Тут уже я пришла в замешательство. Парень сразу же воспользовался моей заминкой и, рванув на себя входную дверь, пулей выскочил в тамбур. Я бросилась за ним. Сначала я подумала, что парень побежит вниз, и даже пробежала половину лестничного пролета, но тут же, услышав шум шагов этажом выше, сообразила, что он рвется на крышу.

– Стой! Кому говорю! – заорала я и, перепрыгивая через ступеньку, помчалась за беглецом. Нагнала я его, когда парень уже выходил на крышу. Дверь, которая вела наверх, была уже предусмотрительно открыта. Тоже, надо полагать, не родным ключом. Когда я выбралась на крышу, парень был уже на полпути к пожарной лестнице. Недолго думая, я подобрала лежавший на крыше кусок кирпича и швырнула его в беглеца. Парень тут же упал и схватился за лодыжку.

– Ой, ой, – заныл он, – ты мне ногу сломала!

– А нечего по крышам шастать, – назидательно сказала я, подбегая к нему. – Скажи спасибо, что я целилась в лодыжку, заживет. А за ограбление квартиры знаешь, какой срок светит? Давай, говори, где взял ключи от квартиры. Где деньги лежат, – не удержалась я от избитой фразы.

Парень молчал, только исподлобья смотрел на меня и поглаживал больную лодыжку.

– Так долго я буду ждать?! – я повысила голос.

В самом деле, скоро уже должен прийти неизвестный мне поклонник Елизаветы, который назначил ей свидание ровно в 18.00, а я тут на крыше валандаюсь с мелким воришкой. А может быть, не такой уж он и мелкий?

– Так ты будешь говорить или нет? Молчишь? Ладно, ты сам напросился. Сейчас я позвоню в отделение, там ты все расскажешь как миленький. Кто тебя послал, вообще, кто за тобой стоит? Ты знаешь, что хозяйку квартиры, в которую ты так неосторожно влез, позавчера убили?

Парень испуганно посмотрел на меня.

– Чё, правда, что ль? – спросил он.

Я демонстративно промолчала и полезла в карман брюк за телефоном.

– Эй, не надо никуда звонить, я все расскажу, – парень, кажется, наконец-то понял, что я не шучу и что молчать – себе дороже.

– Так говори уже! – сказала я и вынула руку из кармана.

– Я, это, я не знал, что ее убили. Я просто так полез. Как всегда… сначала звоню долго, если никто не открывает, значит, дома никого нет, тогда я иду и… Ну, здесь же не бедные живут. – Тут он замолчал.

– И давно ты этим промышляешь? – спросила я.

– Не, совсем недавно. Начал недавно. Это – третий раз, – признался парень.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась я.

– Андрей Колобов, – нехотя сказал он.

– Ты учишься? Работаешь? – я продолжала задавать вопросы.

– Учусь, – снова односложно ответил он.

– Где? Да отвечай ты наконец по-нормальному! – Парень уже начал выводить меня из себя. – Что из тебя приходится все клещами вытягивать?

– В школе я учусь, – еле слышно сказал парень и опустил голову, – в выпускном классе.

Значит, он действительно начинающий домушник. Я посмотрела на него внимательно. Нет, к убийству Елизаветы Городенчиковой он не имеет никакого отношения. Знать он ее не знал, и никто за ним не стоит, это ясно. Он сам по себе.

– Ладно, иди на все четыре стороны, – сказала я ему. – Только давай завязывай с этим делом. Ведь загремишь под фанфары как миленький. Вставай, чего расселся.

– Ты… Вы меня отпускаете? – спросил он, видимо, не веря своим ушам.

– А что еще прикажешь с тобой делать? Усыновить, что ли?

– А как же я пойду? Ведь нога… – снова заныл он.

Я даже не сразу сообразила, что ответить. Вот молодежь пошла! Отпускаю вора, застигнутого на месте преступления, а он еще и недоволен!

– Так мне что теперь, лимузин для тебя на крышу доставить?

Парень поднялся и, захромав, пошел обратно. А я возвратилась в квартиру Елизаветы Городенчиковой. И вовремя. Не успела я снова приступить к просмотру фотоальбома, прерванного вторжением воришки, как раздался звонок в дверь. Однако на этот раз в дверь позвонили по-человечески, то есть раздались два не очень длинных сигнала. Я быстро подошла к двери и открыла ее. Передо мной стоял высокий и худой как щепка мужчина лет тридцати пяти на вид. Одет он был в дорогой костюм и ботинки. Приветливая улыбка на его вытянутом лице сменилась недоуменным выражением.

– А вы кто? – спросил он. – Вы подруга Лизочки, то есть, я хотел сказать, Лизы?

– Я частный детектив Татьяна Иванова, – представилась я. – А вы, наверное, тот самый, который летит на «крыльях любви»?

– А откуда вы… А почему… зачем здесь частный детектив? Что вообще происходит? Я ничего не понимаю!

– Давайте пройдем в гостиную, – предложила я ему, – и я вам все объясню.

Собственно, мне уже сразу стало ясно, что он не имеет никакого отношения к убийству Елизаветы Городенчиковой.

– Я вам уже назвала свое имя, а как зовут вас и кем вы приходитесь Елизавете Максимовне? – спросила я мужчину, когда мы прошли в гостиную и расположились в креслах.

– Я – Олег Ярославович Мартыненко, владею ресторанным бизнесом, – представился он.

– Здесь, в Тарасове? – уточнила я.

– Нет, я приехал из Пензы.

Значит, первоначальная моя догадка о том, что отправитель электронного письма – не местный, оказалась верной.

– Вообще-то, в Пензе я живу сравнительно недавно, а родился я в Тарасове, здесь же и окончил среднюю школу. А Лиза – моя бывшая одноклассница. В предпоследнем классе у нас с ней началась любовь, – он улыбнулся, – но потом как-то не сложилось ничего серьезного. Она вышла замуж, я женился, поэтому и оказался в Пензе. А сейчас решил продать там свой ресторан и переехать в Тарасов. А что случилось-то? – снова встревоженно спросил он.

– Дело в том, Олег Ярославович, что Елизавету Максимовну позавчера убили, – сказала я.

– Уби… Убили?! Да что вы такое говорите? Кто? Почему? – Мартыненко вскочил с кресла.

Вопрос, конечно, интересный, я и сама хотела бы знать, кто и почему. Ясно только одно: Мартыненко действительно узнал о смерти своей бывшей одноклассницы только сейчас, от меня.

Мужчина вдруг схватился за желудок, и его лицо искривила гримаса боли. Он тут же полез в карман пиджака и вытащил оттуда блистер с «гасталом». Выщелкнув таблетку из блистера, он положил ее в рот.

– Извините, изжога скрутила, – сказал он немного погодя. – У меня ведь язва желудка, обостряется на фоне стресса.

– Понимаю. Как же вы так? Ресторанный бизнес, а сами, наверное, на строгой диете?

– Да, вот представьте себе: других кормлю, а сам практически живу на манной каше. Ну, на всяких там паровых котлетках. С детства слабый желудок был… Уф, все еще никак не приду в себя. Не могу поверить, что Лизы больше нет.

Он покачал головой.

– Скажите, Олег Ярославович, как давно вы общались с Елизаветой Максимовной в последний раз? – спросила я. – Я имею в виду, не по электронной переписке, – пояснила я свою мысль.

– Я вас понял, – сказал ресторатор, – сейчас, вспомню. Простите, а как… как была убита Лиза? – вдруг спросил Мартыненко.

– Ее ударили в висок, – кратко ответила я, не вдаваясь в подробности.

– Вы сказали, что это произошло позавчера? – спросил он.

– Да, именно так. Примерно около одиннадцати часов вечера.

– Но ведь… Я же звонил ей как раз в это время, о котором вы говорите! – воскликнул он.

– Это точно? – усомнилась я.

– Точнее быть не может! Правда, Лиза сказала, что долго говорить она не может, потому что какие-то там важные дела ей нужно было завершить. Ну, тогда я быстро свернул разговор и решил сообщить по электронке, что приеду в Тарасов.

– Скажите, Олег Ярославович, а в каком состоянии была Елизавета Максимовна во время телефонного разговора? – спросила я.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– Я имею в виду, была ли она подавлена, расстроена или, наоборот, выглядела радостной, веселой? – уточнила я.

– Ах, вот вы о чем. Да, пожалуй, можно сказать, что Лиза была возбуждена, но с радостным состоянием это не было связано, на мой взгляд. Она что-то там начала говорить по поводу своего переменчивого настроения, но потом, как я уже сказал, быстро свернула наш разговор.

– У меня к вам будет еще один вопрос. Может быть, Елизавета Максимовна сказала или намекнула, с кем в данный момент она находится, кто рядом с ней? Ну, с кем она завершает свои важные дела?

– Я вас понял. Но, к сожалению, ничего определенного Лиза тогда мне не сказала. Из нашего с ней короткого телефонного разговора нельзя было понять, одна она или с кем-то. Хотя… Постойте-ка, ведь Лиза упомянула о каком-то докторе.

– А что именно она сказала вам по этому поводу? – уцепилась я за призрачную ниточку.

– Да, собственно, ничего определенного.

Мартыненко пожал плечами.

– Вспомните, пожалуйста, Олег Ярославович, – попросила я, – это очень важно для расследования. Может быть, Елизавета Максимовна говорила о своем нездоровье, то есть о проблемах со своим здоровьем? Или, возможно, она назвала профиль специалиста? Например, невролог, ортопед или еще кто-нибудь?

– Мм… Вроде бы Лиза упомянула невролога. Или психолога? Вы знаете, я никогда не запоминал названия всех этих специальностей. Помню только, как называется мой специалист – гастроэнтеролог. Как говорится, у кого что болит, тот о том и говорит, – он невесело усмехнулся.

– А что, у Елизаветы Максимовны раньше были проблемы с… нервами? – осторожно спросила я.

– Вроде бы были, но я не совсем уверен.

– Я вас поняла, Олег Ярославович, – сказала я.

– Тогда я пойду? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Да, конечно. Всего вам доброго.

– До свидания.

Он ушел, а я тоже стала собираться на выход. Мне ведь надо было еще отвезти ключ Алевтине Григорьевне. Я вдруг вспомнила, что оставила включенным компьютер Елизаветы. Я вернулась в спальню и подошла к компьютерному столу. Мне тут же пришла в голову идея посмотреть информацию на психотерапевта Георгия Листопадова. Не знаю, почему меня посетила эта мысль. Наверное, здесь имел место ассоциативный ряд: невролог – психолог – психоаналитик. И конечно же, незабываемый бесплатный «тренинг», на который затащила меня Ленка-француженка и который проходил под патронажем Георгия Листопадова. Я набрала в поисковике исходные данные персоны. Почти тут же обозначились сайты. Я открыла один из них. Так. Листопадов Георгий Александрович, сорок семь лет, психиатр, психотерапевт, нарколог, гипнолог, кандидат медицинских наук… место работы – Вторая клиническая больница, частная клиника «Авиценна», лечебно-консультативный центр. Тут же прилагалась фотография Листопадова. Правда, волосы у Георгия Александровича на фото были все же покороче, чем на тренинге. Мне он очень здесь напомнил Николая Васильевича Гоголя: крупный нос, выразительные глаза и волосы на прямой пробор, закрывающие уши. Ладно, пора собираться и уходить. Я выключила компьютер и вышла в гостиную. В глаза мне бросился раскрытый альбом, который я так и не досмотрела до конца. Захвачу-ка я его с собой, возможно, он мне еще пригодится. Кстати, можно будет прямо сейчас показать его Ольге Петровне: вдруг она опознает того мужчину, с которым Елизавета пришла домой.

Я вышла в холл и открыла сумку, чтобы положить туда фотоальбом. Но тут он выскользнул у меня из рук и упал. Я нагнулась, чтобы поднять его, коснулась пола, и в этот момент моя рука нащупала что-то круглое. Сначала я приняла это «что-то» за упавшую монету. Однако захватив с пола сначала альбом, а затем и сам круглый предмет, я обнаружила, что держу в руках пуговицу. Я рассмотрела ее: пуговица была обычная, цвета топленого молока. Наверное, поэтому на ней так явственно выделялись маленькие красные пятнышки. Несомненно, это была кровь! Только вот чья? И еще я заметила на пуговице совсем крохотный остаток светлой ткани. Вывод напрашивался сам собой: пуговицу оторвали во время борьбы кого-то с кем-то. И она отлетела в сторону. А может быть, это произошло как раз тогда, когда преступник разбил голову Елизавете? Нет, ведь смертельный удар был нанесен женщине в гостиной, а пуговица нашлась в холле. Как-то не вяжется одно с другим. Ладно, возьму ее с собой и покажу Алевтине Григорьевне. Возможно, ей известно, кому эта пуговица может принадлежать. Я положила пуговицу в сумку, закрыла дверь и спустилась вниз. Теперь осталось показать фотографии в альбоме консьержке, и можно будет ехать к Алевтине Григорьевне.

Но Ольга Петровна, хотя и была на своем рабочем месте, уделить мне время не смогла: вместе с представителем от правления жилищно-строительного кооператива она составляла график очередного дежурства. Ладно, подойду к ней в другой раз. Теперь поеду к Алевтине Григорьевне. Я вышла из подъезда, села в свою «девятку», сверилась с адресом, который мне дала Городенчикова, и поехала.

Алевтина Григорьевна проживала в доме сталинской постройки на улице Парижской Коммуны. Я набрала на домофоне номер квартиры, но мне никто не ответил. Я в раздумье постояла еще несколько минут и только начала набирать номер квартиры Городенчиковой еще раз, как дверь подъезда открылась и во двор вышла женщина пенсионного возраста с мусорным ведром в правой руке.

– А вы к кому? – спросила она меня и окинула подозрительным взглядом.

– Я к Городенчиковой Алевтине Григорьевне, – ответила я, – но почему-то никто не открывает. Вы не знаете, что случилось?

– А-а, – протянула женщина, – к Алевтине, значит. Да… несчастье у нее. Горе, можно сказать. Вот что. Подождите меня, я сейчас мусор выброшу.

Она отправилась в глубь двора, туда, где виднелись крышки мусорных баков. Через минуту она вернулась.

– Пойдемте, сядем, здесь скамейка есть, – и она показала рукой на лавочку, стоявшую у подъезда.

– Наконец-то добилась, чтобы поставили нормальную лавочку, – сказала она, когда мы сели. – А то стояла какая-то развалюха: два столбика и шатающаяся досочка. А эту досочку то и дело убирала жиличка с первого этажа. Ей, видишь ли, не нравилось, что по вечерам тут как раз под ее окнами собиралась молодежь и шумела. Можно подумать, что молодые должны чинно сидеть и молчать, – она хмыкнула.

– А вы будете соседкой Алевтины Григорьевны? – спросила я, переводя разговор на личность Городенчиковой.

А то женщина, похоже, собралась рассказывать мне типичные дворовые дрязги.

– Да, – ответила женщина, – в соседях мы с ней уже без малого полвека.

– Так долго?

– Да, – подтвердила она, – все на моей памяти: и как Аля жила сначала с отцом и матерью, потом замуж вышла первый раз, родила мертвого ребенка, разошлась с мужем, второй раз вышла, родила Лизочку, потом Костю. Ну, а там пошли похороны. Сначала отец скончался от рака, потом мать после инсульта недолго прожила. Мужа Аля похоронила, вот уж никто не ожидал, что он так скоро покинет этот свет. Всего пятьдесят лет было мужику. Инфаркт! Хотя, наверное, этого стоило ожидать.

– Почему? – спросила я, хотя меня, конечно, совсем не интересовала история болезни отца Елизаветы.

– Так все от переедания! От чего же еще! Вы бы видели, какие пироги, торты и плюшки пекла Аля чуть ли не каждый день. Да и в остальном они питались так, как мы с мужем кушаем только по праздникам. Обед обязательно состоит у нее из трех блюд, как положено: салат, закуски, горячее, второе с гарниром, ну и десерт. Муж у Алевтины в этом смысле требовательный был. Не сядет за стол, если он не будет сервирован по всем правилам: скатерть, салфетки, да не какие-нибудь полихлорвиниловые, а настоящие, льняные. Обязательно, чтобы на столе был салат. Причем он мог к нему и не притронуться, но салатница должна была быть непременно. Ну, и конечно, всякие там куриные окорочка, закуски, еще бог знает что. Но по правде сказать, Алевтина кулинарка отменная: готовит все очень вкусно.

– Да, правильное питание для здоровья имеет очень большое значение, – заметила я, думая, как бы мне увести соседку Городенчиковой от воспоминаний о ее муже.

– Ну вот, а еще у Максима работа была очень нервная, – продолжала женщина.

– А где он работал? – спросила я.

– В последнее время предпринимателем на оптовом рынке на Ленинградской улице. Знаете, где бывший завод?

Я кивнула.

– Он и продукты привозил, и сам за прилавком стоял. А дома, как говорила Аля, еще и подсчитывал допоздна. Понятное дело, что нервничал. Торговля – это такое дело, что… – она не договорила. – В общем, похоронили Максима и стали жить втроем: Аля, Лиза и Костя. Лиза окончила институт, Костя тоже после школы стал дальше учиться. Вот, казалось бы, жизнь наладилась. Но не тут-то было.

– А что же такое случилось? – спросила я.

– Да я же и говорю: горе у Алевтины большое – дочку убили на днях!

Соседка Алевтины Григорьевны, очевидно, решила, что я являюсь знакомой Городенчиковой, которая по какой-то причине еще не знает об убийстве Елизаветы. Я решила оставить ее в этом заблуждении. Ведь если я скажу, что я – частный детектив и расследую это преступление, то еще неизвестно, захочет ли она говорить со мной на эту тему.

– И то сказать, – продолжала женщина, – неправильно Алевтина ее воспитывала. Слишком много воли давала. Елизавета красивая была, ухажеры так около нее и вились. Она, после того как уволилась с работы, только и делала, что из ресторанов под утро возвращалась. Воздыхателей своих меняла как носовые платки во время насморка. То с одним поживет, то с другим. Только никто из ее знакомых не предлагал замуж выйти. Сожительствовать – пожалуйста, а законный брак – извините. Одно время у нее и у Алевтины даже сдвиг на этой почве случился. Но наконец-то она вышла замуж, нашелся богатый мужчина, чего они и добивались. Правда, на десять лет старше Лизы и разведенный. Только недолго они прожили, всего несколько лет. Тот тоже, как и Максим, скончался от инфаркта. А теперь вот и Елизаветы нет. Эх! – она махнула рукой. – А уж Костя-то…

Да, вот это интересно. Я вспомнила слова Городенчиковой о том, что Лизочка – ее единственный ребенок. Так она сказала, когда пришла ко мне.

– Ведь как судьба-то распорядилась, – продолжала соседка Городенчиковой, – дочки нет в живых, да и сына, считай, что тоже нет: горький пьяница, одно слово. С работы, поди, уже выгнали. Кто же будет алкоголика держать?

Ничего себе поворот в сюжете! А как же слова Городенчиковой о том, что ее сын – бизнесмен?

– Константин все там же работает? – осторожно спросила я.

Пусть соседка думает, что я – не случайный человек и что нахожусь в курсе событий, происходящих в этой семье.

– Да, в администрации нашего Волжского района, его еще Максим туда пристроил, – сказала женщина.

В это время из подъезда вышел пожилой мужчина.

– Клаша, ну ты куда же пропала? – недовольно спросил он, обращаясь к моей собеседнице. – Пошла мусор вынести и пропала с концами!

– Иду уже, иду, – отозвалась женщина и встала с лавочки.

Какая словоохотливая попалась женщина, наверное, дома не очень-то разговоришься, вон какой у нее муж-командир. Очень кстати соседка Городенчиковой вышла мусор выносить. Она вместе с мужчиной скрылась в подъезде, а я пошла к выходу, решив, что больше ждать Алевтину Григорьевну не имеет смысла. Кто знает, когда она вернется домой? Но в тот момент, когда я уже выходила на улицу, почти у самой двери столкнулась с Городенчиковой.

– Алевтина Григорьевна, я возвращаю вам ключи, как и обещала, – сказала я, протягивая ей их.

– Спасибо, Татьяна Александровна, – сказала она и тут же спросила: – А вы что-нибудь уже узнали?

– На данный момент – совсем немногое, Алевтина Григорьевна, – призналась я. – Но я продолжаю поиски преступника.

– Вы, пожалуйста, сообщайте мне, что вам удалось сделать, – попросила она.

– Непременно, – пообещала я, – всего вам доброго. Да, Алевтина Григорьевна, – спохватилась я, вспомнив про пуговицу, – скажите, вам знакома эта пуговица?

Я достала ее из сумки и подала Городенчиковой. Она повертела ее в руках и отрицательно покачала головой.

– Нет. А откуда она у вас?

– Эта пуговица нашлась в холле квартиры Елизаветы Максимовны, – объяснила я. – Значит, эта пуговица ей не принадлежала?

– Нет, конечно же, нет. Да у Лизочки и не могло быть такого, что вы! Лизочка носила только дизайнерские вещи. Соответственно и аксессуары были тоже под стать основной модели. А вы мне показываете ширпотреб! У Лизочки пуговицы были выполнены из перламутра, натуральной кожи, ну, если хотите, из полудрагоценных камней, но уж никак не из пластмассы.

– Ладно, еще раз до свидания, – сказала я, снова пряча пуговицу в сумку.

– До свидания, – ответила Городенчикова.

По дороге домой я решила заехать в супермаркет, чтобы запастись продуктами, а то кто его знает, когда теперь выдастся свободная минутка. В круглосуточном супермаркете «Фамильный» в это время было сравнительно мало покупателей. Я подумала, что вот сейчас я быстро куплю необходимые мне продукты. Но не тут-то было. Внезапно очередь застопорилась. Покупательница, которая уже оплатила покупки, снова вернулась к кассе.

– Девушка, почему вы мне пробили грушу «конференция»? Я же взяла китайскую грушу! Вот, смотрите сами! – женщина вынула из пакета фрукт и продемонстрировала его кассиру. – «Конференция» стоит гораздо дороже, чем китайская! Разницу, конечно же, кладете в свой карман! Бессовестные жулики!

– Они и со мной так поступали не раз, – сказала какая-то женщина позади меня, – безобразие!

К кассе между тем подошла элегантная дама, она стала оплачивать набор конфет. И снова разгорелся скандал. Сначала кассир долго искала нужную цену. Потом она стала выбивать чек. Увидев цену, дама чуть не подпрыгнула на месте. Она перегнулась и посмотрела на монитор:

– Так я и знала! Девушка, да разуйте вы глаза, в конце-то концов! Почему у вас на мониторе три позиции? Вы что, не видите, что у меня всего два пакета с конфетами?

Она потрясла ими перед носом кассира.

– Ну чего вы кипятитесь? – спокойно сказала кассир. – Сейчас я уберу одну лишнюю позицию, делов-то!

– Ничего себе! – продолжала возмущаться дама. – Как вы обращаетесь с покупателями!

Наконец конфликт был урегулирован, и дама отошла от кассы. Вскоре подошла моя очередь. Я оплатила покупки и отправилась домой.

Дома я первым делом расфасовала продукты по полкам холодильника. Потом стала думать, что бы такое приготовить на ужин. После некоторых раздумий я решила, что стейк с овощами – это то, что надо. Я разморозила мясо в микроволновке и нарезала огурцы и помидоры. Поужинав, я приняла душ и отправилась спать. Укрывшись легким одеялом, я вдруг вспомнила, что еще ни разу за сегодняшний день не посоветовалась со своими гадальными «костями». Перед тем как взяться за очередное дело, я обычно так и поступаю: бросаю «кости» на предмет расследования. Но сегодня я почему-то упустила их из виду. Надо исправить эту оплошность. Как правило, предсказания «костей» еще никогда меня не подводили. Во всяком случае, я не помню, чтобы хотя бы однажды что-то не сбылось. Поэтому я встала с постели, отправилась в прихожую, где находилась моя сумка, и, вынув из нее черный замшевый мешочек, в котором лежали «кости», вернулась в спальню. Здесь я высыпала двенадцатигранники на туалетный столик, стоящий рядом с постелью. Потом, как всегда, сосредоточилась и мысленно задала вопрос. Подержав какое-то время «кости» в руке, я метнула их на столик. Выпала следующая комбинация, которая истолковывается как: «Вы понапрасну растрачиваете свои силы и время». Вот как? Впрочем, что-то подобное и можно было ожидать. Я так понимаю, что это была интерпретация сегодняшнего дня. Да, произошедшие события – визит бывшего одноклассника Елизаветы Олега Мартыненко и воришки Андрея Колобова – не назовешь плодотворными в плане подвижек в расследовании. Но я все равно не считаю, что зря потратила время. Отрицательный результат – это тоже результат. И потом, еще ведь не вечер. То есть вечер, конечно, но только астрономический. На самом деле расследование только началось. И у меня нет причин сомневаться, что оно успешно завершится.

Глава 2

Утром я проснулась в восемь часов, и первой мыслью, которая меня посетила, была мысль о Константине Городенчикове, брате убитой Елизаветы и сыне Алевтины Григорьевны. Неспроста ведь Городенчикова солгала мне по поводу рода его занятий. Вряд ли бизнесмен, как она его мне представила, станет пить горькую. Не думаю, что соседка Клаша наговорила про него понапрасну. И если дело обстоит именно так, то не замешан ли Константин в убийстве своей сестры? Алконавтам ведь часто не хватает средств, чтобы добыть любимое зелье. Таким образом, на повестке дня стоит вопрос: мог ли в принципе Константин убить свою сестру? Ну, может быть, и не сам лично, а, скажем, при помощи третьего лица? Ведь финансы у Елизаветы были, и немалые, судя по элитной квартире, обстановке в ней и тому образу жизни, который она вела. Это, конечно, не значит, что Константин лично пришел, чтобы перехватить у сестрицы денег, а ему отказали, вот он с досады и шмякнул ее в висок. В общем, с этим вопросом надо разобраться. Необходимо выяснить хотя бы то, где Константин находился в то время, когда произошло убийство. Значит, решено. Сегодня первым делом я направляюсь в администрацию Волжского района, где, по словам соседки Алевтины Григорьевны, работает Константин Городенчиков.

Я отбросила в сторону одеяло и встала с постели. Потом подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату тут же затопили потоки солнечного света. Видно, и сегодня погода будет жаркая и сухая. Я прошла в ванную комнату и встала под контрастный душ. Он хорошо меня взбодрил, а уж когда я еще и основательно растерлась жестким махровым полотенцем, то почувствовала и прилив энергии, и возросший аппетит. Что бы такое мне приготовить на завтрак? Учитывая то обстоятельство, что мне целый день придется трудиться не покладая рук, чтобы отыскать убийцу Елизаветы, утренний прием пищи должен быть калорийным. Поэтому приготовлю-ка я себе омлет. Я полезла в холодильник и достала пару яиц. Я уже было собралась разбить их в сотейник, но тут мне пришла идея получше. Я вспомнила, что вчера в «Фамильном» я наряду с остальными продуктами купила еще и упаковку замороженных блинчиков. Я так давно их не ела, а печь их самой… То совершенно некогда из-за расследований, а если свободное время и появляется, то мне элементарно лень с ними возиться. Я поставила блинчик в микроволновку, а пока он разогревался, быстро пожарила яичницу. Переложив готовый блинчик на тарелку, я сверху на него выложила глазунью, потом, подумав, добавила еще и кусок ветчины. Но завтрак я решила начать с салата. К традиционным помидорам и огурцам я добавила несколько ломтиков консервированного тунца, потом нарезала репчатый лук и заправила салат растительным маслом, соевым соусом и соком лимона. Получилось очень вкусно. И вот сегодня – вчера у меня не получилось – я решила, что непременно выпью свой любимый кофе, как полагается, не торопясь, без спешки, с чувством, с толком, с расстановкой.

Я закончила смаковать свой любимый напиток и начала собираться в администрацию Волжского района. Раздвинув дверцы шкафа-купе, я пробежалась взглядом по своему гардеробу. Для визита в подобное учреждение необходим строгий костюм. У меня было несколько нарядов как раз для таких случаев. Я сняла с плечиков ансамбль, состоящий из темно-зеленого короткого пиджака и юбки-карандаш, тоже зеленого цвета, только на тон светлее. Кажется, это то, что надо: и строго, и в то же время женственно. Теперь осталось только причесаться и нанести легкий дневной макияж, и – можно отправляться в путь. Я обулась в элегантные «лодочки» бежевого цвета на высокой шпильке, спустилась вниз, села в свою «девятку» и отправилась в администрацию.

Миновав зону охраны и войдя в просторный вестибюль, я подошла к столу, за которым сидел дежурный.

– Здравствуйте, мне необходимо пройти к Городенчикову Константину Максимовичу, – сказала я.

– По какому вопросу? – спросил дежурный и как-то странно посмотрел на меня.

– По личному, – не вдаваясь в подробности, ответила я.

– Пройдите в пятнадцатый кабинет, это на втором этаже, – сказал он.

Я поднялась на второй этаж и, отыскав нужный кабинет, постучала в дверь.

– Войдите, – послышался густой баритон.

Я открыла дверь и оказалась в сравнительно небольшом кабинете. У самого окна стоял длинный стол для переговоров, за которым сидел мужчина. Его возраст приближался к пятидесяти годам. Ничего себе! И это Константин Городенчиков? Однозначно он не мог им быть. Ведь Клаша, соседка Алевтины Григорьевны, сказала, что Елизавета – старший ребенок в семье. Стало быть, если ей было тридцать шесть лет, то ее брату, Константину, должно быть еще меньше. Передо мной же сидел полный мужчина с начинающими седеть редкими волосами и умными карими глазами. И потом, он никак не был похож на человека, который злоупотребляет спиртным. Нет, это какая-то ошибка!

– Простите, меня направили в пятнадцатый кабинет, но мне нужен Константин Максимович Городенчиков, – сказала я прямо с порога.

– Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь, – пригласил мужчина и жестом показал на стоявшее рядом со своим столом кресло.

Я прошла в глубь кабинета и села.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил мужчина.

– Пожалуйста. Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я частный детектив.

– Меня зовут Игорь Петрович Алексашкин, – сказал мужчина.

– Очень приятно, Игорь Петрович, но мне нужен Константин Максимович Городенчиков, – сказала я.

Алексашкин вздохнул.

– Константин Максимович, к сожалению, не может вас сейчас принять, Татьяна Александровна.

– Вот как? А что с ним случилось? – спросила я.

– Он болен, – лаконично ответил Алексашкин.

– И давно? Давно он болеет? – спросила я.

– Татьяна Александровна, скажите, зачем частному детективу понадобился инструктор одного из отделов районной администрации? – вопросом на вопрос ответил Игорь Петрович.

– Я расследую убийство Елизаветы Максимовны Городенчиковой, меня наняла ее мать, Алевтина Григорьевна. В связи с этим я опрашиваю всех лиц, которые так или иначе контактировали с убитой. Согласитесь, что родной брат явно не был посторонним человеком для Елизаветы Максимовны.

– Лизу убили?! – ошеломленно произнес Алексашкин. – Но кто?

– Сейчас я это выясняю, Игорь Петрович, – ответила я.

– Но не хотите же вы сказать, Татьяна Александровна, что подозреваете в убийстве Лизы Константина? – спросил Алексашкин.

Я пожала плечами.

– Я подозреваю всех, Игорь Петрович. По мере расследования лишние фигуранты, конечно, отсеиваются. Но в самом его начале я непременно встречаюсь со всеми, кто хотя бы как-то, каким-то образом был связан с жертвой преступления, – ответила я. – Тем более что о Константине Максимовиче у меня самые противоречивые сведения. Алевтина Григорьевна поначалу отказалась отвечать на мой вопрос о том, чем занимается ее сын. Потом все-таки она нехотя сообщила, что Константин Максимович является бизнесменом. А вот ее соседка сказала, что работает в администрации и еще – что он пьет.

Тут я вопросительно посмотрела на Алексашкина.

– Хорошо, я вас понял, Татьяна Александровна, – сказал он. – Видите ли, я не случайно так подробно стал вас расспрашивать. Дело в том, что я был другом покойного Максима Трофимовича, отца Лизы и Кости. По его просьбе я и устроил Константина сюда. Но… В общем, соседка Алевтины сказала вам правду: Константин действительно алкоголик, причем запойный. Алевтину можно понять, какая же мать признается в том, что ее сын практически потерял человеческий облик. Вот она и придумала сказку про бизнес.

– И что же, он так очень быстро спился, что, как вы говорите, потерял человеческий облик? – спросила я.

– Увы, – со вздохом произнес мужчина. – Я нашел Косте хорошего врача-нарколога. Он весьма авторитетный специалист в своей области, его диагнозу можно верить на все сто процентов. Так вот, он сказал, что у Константина очень сильная алкогольная зависимость. Ну вот наподобие той, которая бывает у некоторых народностей, и благодаря ей они моментально спиваются. Хотя у них это связано, кажется, с какой-то желудочной патологией или что-то в этом роде, я, знаете ли, не силен в медицине.

– Но Константин Максимович, насколько мне известно, не принадлежит к их числу, – заметила я.

– Вы правы, не принадлежит, – подтвердил Алексашкин, – так вот, нарколог провел с Костей подробное тестирование и вынес свой вердикт: если Константин не хочет умереть от цирроза печени или от алкогольной горячки, он никогда не должен брать в рот ни капли спиртного. Одним словом, все спиртные напитки ему строго противопоказаны. Причем ни в какой, даже в самой минимальной дозе. И ни в каком виде, даже на пиво накладывается табу.

Наш разговор прервал телефонный звонок.

– Извините, Татьяна Александровна, – Игорь Петрович снял трубку: – Да, это я… Что? Понимаю… Нет, его нет на месте… И не будет сегодня. Что? Ну, раз надо встретить, значит, встретим. Не в первый раз… Хорошо, договорились. Пока.

– Извините, Татьяна Александровна, – еще раз сказал Игорь Петрович.

– А что, отец Константина Максимовича страдал алкогольной зависимостью? – спросила я.

– Нет, Максим выпивал только по большим праздникам и никогда не был пьяным. Да и то: «выпивал» – это громко сказано. Не больше, чем принято во время застолья, – пояснил Алексашкин. – А вот у других – и это, к сожалению, случай с Костей – получается так, что за очень короткое время человек так быстро привыкает к алкоголю, что полностью спивается. Он даже не замечает, как становится зависим от спиртного. Вот и Костя. До поры до времени он в рот ни капли не брал. А потом, как он сам признался, произошел сильный стресс. Тогда он, чтобы расслабиться, принял, как говорится, на грудь раз-другой. И все: с тех пор пошло-поехало. Начал пить чуть ли не каждый день. И что самое страшное: уже не мог прерваться.

– И что же, Игорь Петрович, неужели Константин не пробовал бороться со своим пристрастием к алкоголю? Ведь существует не один способ справиться с этой болезнью. Кто-то кодируется, или «зашивается», как это еще называется. Другие ищут бабку-знахарку, и, судя по отзывам, помогает.

– Конечно же, Константин поначалу был преисполнен решимости избавиться от этой напасти. Нарколог положил его в клинику, провели ему там курс детоксикации, то есть почистили организм, так это, кажется, называется. Что-то ему там еще предложили, то ли витаминотерапию, то ли еще что-то. Опять же диеты, успокаивающие препараты. Одним словом, вышел он из больницы совсем другим человеком. «У меня теперь, – говорит, – силы появились, интерес к жизни, я горы могу свернуть! Больше никогда в жизни не возьму в рот эту отраву». За работу взялся как одержимый.

– Но, я так понимаю, Константин Максимович продержался недолго? То есть состояние эйфории быстро закончилось? – спросила я.

– Да нет, я бы не сказал, что быстро, – возразил Игорь Петрович. – Прошло почти полтора года. И вот как-то раз Костя оказался в одной очень теплой компании. Естественно, там было спиртное. И конечно же, все выпивали. Костя тоже выпил. Как он мне потом сказал, выпил он всего ничего, пару рюмок. И все обошлось: наутро он чувствовал себя отлично. Ну, естественно, ведь рюмок-то было всего две. Вот Костя и подумал, что нарколог – большой перестраховщик. Надо же, запретил ему прикасаться к спиртному на веки вечные. А вот он выпил – и ничего не произошло. Значит, эпизодически все же можно. И безо всяких последствий. Но буквально недели через три после того застолья он снова сорвался. И все возвратилось к тому дню, когда Константин впервые пришел к врачу. С тех пор каждый прожитый день у него стал измеряться в бутылках. Как минимум ему требовалась одна бутылка.

– Значит, с тех пор Константин Максимович, что называется, не просыхал? – спросила я.

– Нет, почему же, – возразил Игорь Петрович, – он снова бросал выпивку, «завязывал». То есть какое-то время жил вполне трезвый, ну а потом снова срывался. Так и ходил по кругу. Долго свое пристрастие к «зеленому змею» ему, конечно, скрывать не удалось.

– Он больше не лечился? Не ложился в больницу? – спросила я.

– Кажется, нет, – ответил Алексашкин. – Сражался с бутылкой один, как мог. Иногда он ходил трезвый почти месяц. И это был почти рекордный срок. Возможно, он бы и выкарабкался из этого заколдованного круга, если бы не его окружение.

– Окружение? – переспросила я удивленно. – А оно что же, мешало ему вести трезвый образ жизни?

– Представьте себе, да, очень мешало. Как будто бы все сговорились против того, чтобы Константин перестал пить. Видите ли, по роду своей деятельности он часто выезжал на разные переговоры и встречи. Порой это были даже целые делегации. Если бы он день-деньской торчал в своем кабинете… Но ведь вы понимаете, что всяких гостей, в том числе и официальных, принято встречать за столом, а в случае с Константином это был столик в ресторане. И этим все сказано. В ресторане ведь что делают? Едят, разговаривают, обсуждают, договариваются и – выпивают, естественно. Костя сначала держался. Его спрашивают: чего, мол, ты отстаешь от компании? Он отвечает в том духе, что вот желудок беспокоит, как бы язвы не было. Так ведь не отстают. Более того, считают, что не уважает, зазнался. Конечно, Косте становилось все труднее и труднее выдерживать характер и не поддаваться на уговоры, не «отбиваться от коллектива», не быть «белой вороной». Не мог же он прямо сказать, что он не может принять даже десять граммов, что потом он не выдержит, и начнется очередной срыв. Однажды он, правда, признался. И что вы думаете? Его просто подняли на смех. «Какой же ты алкоголик, – спрашивают, – мы уж на своем веку повидали их, не заливай». У нас ведь как принято считать? Алкоголик – это всегда существо, потерявшее всякий человеческий облик: с дрожащими руками, с бессмысленным взглядом, в грязном рванье. Он или валяется в подворотне, или торчит у пивного ларька. Или же пасется в винном отделе. А Константин всегда одет с иголочки: в чистой рубашке, при галстуке, в дорогом костюме, свежевыбритый. Какой же он алкоголик, скажите на милость? Не похож, совершенно не похож. Многие считали, что Костя просто не хочет быть как все, вот и отговаривается язвой, чтобы выглядеть умным. В самом деле, в подвыпившей компании в расслабленном состоянии всегда можно ляпнуть какую-нибудь глупость. А трезвый Константин – как бельмо в глазу: смотрит многозначительно, вроде как насмехается. Представляете, до чего дошло? Знакомые уже начали заранее ему звонить, чтобы узнать, в «завязке» он в данный момент или нет. Если «нет», то встреча откладывалась.

– Да, тяжела жизнь трезвенника, – не удержалась я от замечания.

– Вы напрасно иронизируете, Татьяна Александровна, – сказал Алексашкин. – По существу, Константина все глубже и глубже затягивало вниз, на дно. Периоды «завязки» становились все более короткими, а запой, наоборот, удлинялся.

В принципе, мне все уже стало более или менее ясно относительно Константина Городенчикова. И я отнюдь не иронизировала. Просто рассказ Игоря Петровича слишком уж затянулся. Так можно сидеть до бесконечности и слушать, как алкоголик изо всех сил карабкается наверх. Мне доводилось наблюдать такое явление, да и вообще – многие особенности существования подобных индивидуумов известны мне не понаслышке. Много лет нашим соседом по старой квартире был дядя Вася – вечно пьяный, опустившийся, грязный. Однако мне пора заниматься делом.

– Игорь Петрович, скажите, два дня назад, шестого сентября, Константин Максимович был в «завязке»? Или наоборот? – спросила я.

– Накануне позвонила его гражданская жена и сказала, что Костя не может прийти на работу, – ответил Алексашкин.

– И это означало, что… – я вопросительно посмотрела на своего собеседника.

– Это означало, что Костя уже дошел, ну как обычно говорят, до «ручки», то есть истощился и морально, и физически. Когда такое происходит, тогда и начинается период «завязки».

– Я вас поняла, Игорь Петрович, – сказала я, вставая с кресла. – Будьте добры, напишите адрес Константина Максимовича.

– Сейчас, одну минуту, – отозвался Алексашкин, – вот, пожалуйста.

Он протянул мне лист бумаги с адресом Городенчикова.

– Спасибо, – сказала я. – До свидания.

– Всего вам доброго, – ответил он.

Я вышла из здания администрации и поехала к Константину Городенчикову. Он в отличие от своей сестры проживал в обычной пятиэтажке. Войдя в не очень чистый подъезд, я поднялась на четвертый этаж и позвонила. Дверь открыли почти сразу. На пороге стояла миловидная молодая женщина лет тридцати с небольшим на вид. Одета она была в пестрый домашний халат и резиновые сланцы. Негустые русые волосы собраны в маленький «хвостик», короткая челка слегка закрывала высокий лоб. Женщина приветливо мне улыбнулась.

– Здравствуйте, – сказала я и спросила: – Константин Максимович Городенчиков здесь проживает?

– Да, здесь, только… – женщина замялась.

– Я частный детектив Татьяна Александровна Иванова, расследую убийство сестры Константина Максимовича…

– Лизу убили?! – женщина смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Можно пройти в квартиру? – спросила я.

– Ох, да, конечно, извините меня, я просто… в шоке от этого известия. Проходите, пожалуйста, – сказала женщина.

Я прошла в дверной проем и оказалась в тесной маленькой прихожей. В ней, несмотря на крошечные, можно сказать, кукольные габариты, помещалось довольно много предметов мебели: деревянная тумбочка, рядом стоял пластиковый комод, здесь же примостились стул и табуретка.

– Давайте пройдем в комнату, – предложила женщина.

В комнате, куда она меня пригласила, было посвободнее. Я окинула комнату взглядом: довольно старая мебель, впрочем, еще вполне прилично выглядевшая. Я, не дожидаясь приглашения, села в кресло с несколько потертой обивкой, женщина присела на рядом стоящий диван-раскладушку. Кажется, такие выпускали еще в советское время. «Игорь Петрович сказал, что у Константина есть гражданская жена, – подумала я. – Судя по всему, это она и есть».

– А как это случилось? Я имею в виду… вы ведь сказали, что Лизу убили? – спросила женщина.

– Вас как зовут? – спросила я.

– Ох, простите, я не сказала. Зинаидой меня зовут, можно просто Зина.

– Зинаида, мне необходимо поговорить с Константином Максимовичем, – твердо сказала я. – Он сейчас находится дома?

– Да дома он, дома, только… – она снова замялась.

– Но что такое?

– Не может он сейчас разговаривать, – почему-то шепотом сказала Зинаида.

– Он болен? – спросила я.

– Понимаете… да, болен, если можно так сказать. Ох, короче, запой у него сейчас, – наконец выговорила женщина.

– Разрешите, я пройду к нему, – тоном, не терпящим возражений, сказала я и поднялась с кресла.

– Но он сейчас в таком состоянии, что не сможет… – попыталась меня остановить Зинаида.

– Ничего, я сама решу, – ответила я и прошла в другую комнату.

Зрелище, которое я там увидела, было не для слабонервных. В комнате, выполнявшей роль спальни, с мокрой тряпкой по полу ползал мужчина лет тридцати двух. Он что-то бормотал себе под нос, потом бросал тряпку, дрожащими руками брал бутылку минеральной воды, которая стояла на прикроватной тумбочке и, клацая зубами, делал несколько глотков. Отдышавшись, он снова брался за тряпку. Временами он бормотал:

– Ясутака… такэси…

«Что с ним? Алкогольная горячка, что ли?» – подумала я.

– О чем он говорит? – спросила Зинаиду. – Какая ясутака? У него что, белая горячка?

– Нет, ну что вы, это он недавно прочитал книгу японского писателя Ясутака Цуцуи, – пояснила Зинаида.

– Константин Максимович, – позвала я мужчину, – вы меня слышите?

Он молча продолжал возить тряпкой по полу, не обращая на меня никакого внимания, даже не повернув головы в мою сторону.

– Мне нужно с вами поговорить, Константин Максимович, – я снова напомнила о себе.

Нет, по-прежнему никакой реакции.

– Он сейчас не сможет с вами поговорить, – сказала Зинаида, – пойдемте в гостиную.

Мы снова возвратились в комнату.

– Костя сейчас начинает выходить из запоя, – сообщила мне женщина.

– Он выходит из запоя, ползая по полу? – удивилась я.

– Он начинает наводить порядок, – вздохнув, объяснила Зинаида. – Понимаете, Костя считает, что чем лежать, лучше двигаться. Ну и вот… Ведь не в первый раз уже! – с отчаянием произнесла она. – Я вот сейчас поставила варить бульон.

Из кухни и в самом деле доносился ароматный мясной дух. Надо признать, что и сама квартира совершенно не напоминала безобразно неопрятное логово алкоголика. Но конечно, порядок поддерживался усилиями этой женщины.

– Зинаида, – обратилась я к ней, – вы, простите, кем будете Константину Максимовичу?

– Я вроде… как бы жена ему, – не очень уверенно произнесла она. – Только мы не расписывались… еще.

Все понятно: Зинаида Константину как бы жена, он ей – как бы муж. Эх, отправить бы Зинаиду к Радомиле на знаковый тренинг о счастливом супружестве. Та бы ей живо мозги вправила. Надо же, возиться с запойным алкоголиком! Ладно, кому с кем жить и как – меня это совершенно не касается.

– Зинаида, скажите, где был Константин Максимович два дня назад вечером, шестого сентября? Где он находился примерно с десяти вечера до двенадцати? – спросила я.

– Дома, здесь, – уверенно ответила Зинаида, – а почему вы говорите именно с десяти до двенадцати?

– Потому что именно в это время и была убита его сестра – Елизавета Максимовна, – ответила я.

– Господи! – воскликнула женщина. – Но вы что же… погодите… вы что же, подозреваете Костю? Считаете, что он мог убить Лизу?!

Мне снова, как и Игорю Петровичу, пришлось объяснять, что я подозреваю всех. На данном этапе расследования.

– Нет, вы даже не сомневайтесь, Татьяна Александровна, Костя никак не мог этого… совершить. Ему, когда совсем плохо становится, ни до кого и ни до чего. Он даже из дома выйти не может. У него руки дрожат, ноги разъезжаются, как у новорожденного кутенка. Его то знобит, то в жар бросает. Много ли в таком состоянии пройдешь? Он помотает немного тряпкой, вот как сейчас, вроде как пыль вытирает, потом ложится, дремлет. Он и раньше-то, ну, когда в запое не был, с трудом ходил на работу. Знаете, головокружение, боли в сердце. Я его часто провожала, он просил. Говорил, что страшится и прохожих, и транспорта.

– А в администрации он не боялся своих коллег? – не удержавшись, спросила я.

– Нет, потом Костя уже справлялся с собой, как он говорил мне. В своем кабинете он уже мог заниматься бумагами, отвечать на звонки. Татьяна Александровна, вы не сомневайтесь в моих словах, это не Костя, это кто-то другой Лизу… Хотите, я вам расскажу, что он делал в тот день?

Она умоляюще посмотрела на меня. Хочет отмазать своего любовника? Ладно, послушаем. Я кивнула.

– Проснулся он примерно в пять часов утра, – начала Зинаида.

– Так рано? – удивленно перебила я ее.

– Понимаете, у Кости уже выработалась такая привычка, – объяснила женщина. – Он встает примерно в это время, пьет кефир или ряженку и минеральную воду. Потом ложится снова и засыпает уже до утра. Иначе… В общем, раннее утро он переносит с трудом. Поэтому он встает и пьет, как я уже сказала, или воду, или какой-нибудь кисломолочный напиток. Так было и в тот день. Потом – это было часов в восемь – Костя окончательно проснулся. Я приготовила завтрак, он выпил кофе, тщательно побрился. Костя вообще большое внимание уделяет своей внешности. Наверное, потому что понимает: в том состоянии, в котором он находится, внешность – это единственное, что не позволит ему опуститься… ниже плинтуса, как говорят.

– Хм… Значит, Константин Максимович шел на работу совершенно трезвый?

– Да, совершенно верно, – подтвердила женщина, – утром он совершенно не пил водку. Вообще-то он… мог, конечно, и с утра. Но только немного, потому что тогда ему становилось очень плохо. Понимаете, Татьяна Александровна, если он трезвый, то он чувствует себя больным.

– А если выпьет?

– Тогда ему требуется пить снова и снова. Но сначала у Кости все вроде бы приходит в норму: и руки не трясутся, и нет чувства страха, неуверенности в себе. Как будто бы он здоровый, нормальный человек. Но уже меньше чем через час наступает упадок сил, и ему требуется новый стакан. Но пока на работе, он держится из последних сил. Ему ведь надо созваниваться, показываться начальству. Надо было продержаться до пяти вечера. Потом рабочий день заканчивался, и Костя был свободен.

– Зинаида, меня интересует именно шестое сентября, – напомнила я.

– Да, конечно, я помню. Лиза… господи… Я встретила Костю после работы, и мы пошли домой.

– И он был дома до следующего утра? – спросила я.

– Да, конечно, – ответила женщина.

– Кроме вас, его кто-нибудь еще видел дома?

– Кроме меня… Дайте вспомнить. Да, тетя Капитолина с третьего этажа. Понимаете, Татьяна Александровна, тетя Капитолина работает буфетчицей в кафе около нашего дома. И Костя покупает у нее… водку. Ну, не может же он у себя… на работе. А иногда Костя просит, чтобы тетя Капитолина принесла нам домой. Вот шестого числа и был как раз такой случай. Она зашла к нам, Костя сам ее встретил. Так что она видела его.

– Пойдемте к ней, – сказала я и встала с места. – Если ее сейчас нет дома, то она у себя на работе в кафе, так?

– Да, дома или в кафе, – подтвердила Зинаида.

Тетя Капитолина оказалась дома, так что в кафе нам идти не понадобилось.

– Тетя Капитолина, – сразу же начала Зинаида, едва Капитолина, очень полная – настоящий колобок – маленькая женщина лет шестидесяти с мелкими кудряшками, открыла нам дверь, – вот Татьяна Александровна, она частный детектив, интересуется…

Тут Зинаида растерянно и вместе с тем вопросительно посмотрела на меня. Я пришла ей на помощь.

– Капитолина… простите, как ваше отчество?

– Капитолина Михайловна, – сказала женщина.

– Капитолина Михайловна, я провожу расследование. От вас требуется только сказать: вы можете подтвердить, что Константин Максимович шестого сентября примерно с десяти часов вечера находился у себя дома?

– Да, я же еще принесла ему…

Тут она запнулась, но потом продолжила:

– А чего скрывать-то? Да, Костя пьет. И что? А кто не пьет? Вся страна пьет! Зато он простой, не спесивый, даром что в администрации работает. Не зазнаистый, как некоторые. Всегда поздоровается, всегда с уважением относится. Вежливый. И всегда чистый, опрятный. И потом, Костя же понимает, где он находится, в открытую у себя на работе он никогда не пьет. Поэтому, когда ему требуется, он придет ко мне в буфетную и тихо, не привлекая внимания, возьмет бутылку. Я ему в один стакан половину налью, а сама ухожу по своим делам.

«Хм, понятно, почему половину стакана наливает сердобольная тетя Капитолина, – подумала я, – целый-то стакан Константину не донести до места назначения: расплескает по дороге. Хотя ведь алкоголики – народ изобретательный. Кто-то может, нагнувшись, ухватиться за край стакана зубами и опрокинуть в себя».

– А половину бутылки Костя всегда оставлял, – сообщила под конец Капитолина Михайловна. – Он же знает свою меру, лишнего не будет употреблять. И скандалить он никогда не скандалит, не то что некоторые: хлещут прямо из горлышка, бутылка в руках ходуном ходит, водка выплескивается, слышно, как зубы о стекло стучат. Зальют глаза и начинают дебоширить. Нет, у Кости все интеллигентно. Ну а уж если он почувствует, что перебрал, то уходит незаметно, по-тихому. А вообще, я ничего плохого не могу сказать о нем: наоборот, он такой общительный и… И вообще, я вот сладкоежка страшная, – вдруг сообщила женщина. – Тоже ведь зависимость, да еще какая! Вы вон какая стройненькая вся, даже зависть берет.

Капитолина Михайловна действительно оглядела меня с ног до головы завистливым взглядом.

– А я никак не могу удержаться, чтобы не съесть не меньше двухсот граммов шоколадных конфет за один только раз, – продолжала она. – Особенно к вечеру. Я уж не говорю про всякие там тортики, слойки, плюшечки-ватрушечки. Вот, видите какая я, скоро уже в дверь не влезу. Так бы и поселилась в кондитерском отделе. Так я к чему все это говорю? А к тому, что у каждого своя беда. Один, вот как я, диабет себе наживает, другой цирроз печени. А Костя опять же вежливый и спокойный…

– Значит, Константин Максимович был в это время дома, – уточнила я еще раз, прервав восхваления в адрес Городенчикова.

– Да дома, конечно, дома. Где же ему еще быть в такое-то время.

Ладно. С Константином я разобралась. Теперь что? А поеду-ка я домой, пообедаю и решу, что делать дальше. По дороге я поймала радиостанцию «Рекорд-радио». Мне нравится эта волна: там всегда ритмичная, зажигательная музыка, и диджеи стараются вовсю, придумывают всякие-разные конкурсы, юморят. Сейчас шел какой-то кулинарный конкурс, начало я пропустила, захватила только окончание. Я услышала про японский суп с пельменями и креветками. Дома я решила попробовать соединить пельмени и креветки вместе. Раз уж пошла такая японская тема. Но суп получился так себе, хотя я и посыпала его мелко нарезанным укропом. Может быть, к нему должны прилагаться специфические японские добавки типа васаби? Не знаю, полностью рецепт я ведь не слышала. Однако в целом я насытилась, креветочный бульон оказался ароматным и насыщенным. После обеда я сварила кофе, не торопясь выпила его, а потом вынула из сумки лист бумаги, который я взяла вчера у Кирьянова. Это была распечатка абонентов, которые звонили Елизавете Городенчиковой на сотовый. Я сосредоточилась в первую очередь на тех, кто звонил непосредственно перед убийством, за несколько часов до совершенного преступления. Напротив каждого номера был отпечатан род занятий, адрес и телефон абонента. Это значительно облегчало мою задачу по поиску подозреваемых. Молодец Киря, довольно оперативно выяснил, кто есть кто. А Алевтина Григорьевна еще бочку катит на следователей, нерасторопные, видите ли, они. Ладно, посмотрим, кто звонил Елизавете. Сначала был звонок от Екатерины Борисовны Расторгуевой. Знакомое имя и фамилия. Так это же подруга Елизаветы еще с детского сада, если верить словам Алевтины Григорьевны. Далее шел звонок от Михаила Сергеевича Амельченко. Кто это такой, интересно? Вот, напротив этой фамилии написано: стриптизер ночного клуба «Ажиотаж». А что могло связывать Елизавету, респектабельную даму, и стриптизера? Если бы Елизавете было лет, ну скажем, шестнадцать-восемнадцать, тогда это было бы еще понятно. Ну хорошо, разберемся. Кто у нас там дальше? Дальше был Валентин Николаевич Ласточкин, юрисконсульт компании «Российская недвижимость». В скобках рукой Кирьянова была сделана приписка: «Российская недвижимость» занимается скупкой промышленных предприятий. Это что же получается? Рейдерство, что ли? Похоже на то. Кстати, а ведь фамилия Ласточкин тоже мне знакома. Алевтина Григорьевна называла мне и фамилию, и имя близкого друга Елизаветы. Все точно: Валентин Ласточкин. Но что-то какие-то сомнительные знакомые были у убитой Елизаветы: стриптизер, рейдер. Интересно, а знала ли Алевтина Григорьевна, что Валентин Ласточкин является, по сути дела, рейдером? Она-то ведь отрекомендовала близкого друга своей дочери, считай любовника, как вполне респектабельного юрисконсульта. Или ей без разницы, каким именно способом зарабатываются деньги? Какие тут еще звонки имеются? Вот Афиногентова Раиса Владимировна, пенсионерка, работала в библиотеке номер двадцать семь. Час от часу не легче! Зачем бывший библиотекарь звонила Елизавете? Чтобы напомнить ей, что она задерживает взятые в библиотеке книги? Смешно. Надо позвонить Кирьянову, определенно ему что-то известно, причем более правдоподобное. Я набрала Кирьянова:

– Киря, это я, Татьяна, заранее извини, что отвлекаю, но мне нужно прояснить ситуацию с Афиногентовой Раисой Владимировной, ты не знаешь, зачем бывшая библиотекарша звонила Елизавете Городенчиковой?

Выпалив все на одном дыхании, я остановилась.

В телефонной трубке воцарилось молчание.

– Алло, Киря? Володя, ты что, не узнал меня? – недоуменно спросила я, не понимая, почему Володька молчит и никак не реагирует на мой запрос.

– Простите, Татьяна… – в трубке наконец раздался мужской голос, но это был отнюдь не голос Кирьянова.

– Это вы простите меня, я думала, что Владимир Сергеевич…

– Его вызвали, а меня зовут Евгений, я стажер. Но я в курсе расследования, которое ведется по делу Городенчиковой, и могу ответить на ваш вопрос.

– Пожалуйста, скажите, какая связь между Елизаветой Городенчиковой и Афиногентовой Раисой Владимировной, – попросила я.

– Значит, так, звонок был действительно сделан с телефона, зарегистрированного на имя Раисы Владимировны. Однако здесь вот какое дело. В квартире Афиногентовой прописан ее племянник Афиногентов Алексей Алексеевич, тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения, судимый. Отсидел он за кражу с отягчающими, и два месяца назад его освободили по амнистии.

– Так он что же, проживает вместе с Раисой Владимировной в одной квартире?

– Нам известно только то, что он там прописан. Мы еще не были там, – объяснил мне Евгений.

– Поня-ятно, – протянула я. – Да, а есть ли еще какие-нибудь данные экспертизы?

– Да, под ногтями у Городенчиковой были обнаружены следы биологической ткани. Возможно, что перед тем, как было совершено убийство, она, защищаясь, подралась с преступником, – ответил Евгений. – Но в базе данных аналогичные образцы отсутствуют, – добавил Евгений.

«Да, – подумала я, – борьба определенно была. Ведь беспорядок кругом был еще тот. Конечно, его могли создать и умышленно, но если Елизавета боролась с напавшим на нее убийцей, то в пылу борьбы все предметы могли оказаться в одной куче вполне непреднамеренно. Жаль только, что не удалось идентифицировать следы».

– Спасибо за разъяснение, Евгений, – поблагодарила я стажера.

– Не за что, – ответил он.

Я отключилась. Если убийцей был этот самый Алексей Алексеевич, то… Что-то не сходится. Ведь Ольга Петровна, консьержка, сказала, что Елизавета пришла вместе с представительным мужчиной. Вряд ли вор, каким являлся Афиногентов, мог выглядеть именно так. Поэтому я сейчас поеду к бывшей библиотекарше. По дороге к Афиногентовой я думала над списком звонивших Елизавете Городенчиковой в тот роковой вечер. Итак, Елизавете звонили Алексей Афиногентов, Валентин Ласточкин, стриптизер Михаил Амельченко. И все эти звонки были сделаны незадолго до убийства. И что же это может означать? А то, что, в принципе, любой из них мог быть так или иначе причастен к совершенному преступлению. В общем-то, круг фигурантов, можно сказать, очерчен. Но хотя бы одной мало-мальски серьезной зацепки у меня не было. А стало быть, в данный момент я не смогла бы с уверенностью сказать, кто же из них мог бы быть подозреваемым номер один. Вообще, странная какая-то компания вырисовывается из позвонивших абонентов. Рейдер-любовник, вор-уголовник, стриптизер. И все нити тянутся к Елизавете Городенчиковой. Она является связующим звеном. Совершенно непонятно, каким образом у нее в знакомых числятся такие люди, принадлежащие к разным социальным слоям. Причем в роли обезумевшего от ревности любовника – если взять за основу версию об убийстве в состоянии аффекта – мог выступить как Валентин Ласточкин, так и Михаил Амельченко. Хотя и стриптизер – фигура более чем сомнительная. Зачем Елизавете связываться с человеком ниже ее по социальному статусу? Да, но Елизавета – все-таки женщина. Со стриптизером она могла заиметь знакомство, скажем, от скуки. Даже при наличии постоянного друга, каковым является Валентин Ласточкин. А может быть, объяснение кроется в ее прошлом? Надо все-таки выяснить это. Да, но у кого? Алевтина Григорьевна вряд ли будет откровенничать со мной на эту тему. Случай с ее сыном Константином яркий тому пример. Тогда можно будет вернуться к соседке Алевтины Григорьевны, Клаше, и поговорить на эту тему с ней. Думаю, что она не откажется, вчера она очень даже охотно рассказывала о своих соседях. За размышлениями я и не заметила, как уже почти подъехала к дому Раисы Владимировны Афиногентовой.

Раиса Владимировна Афиногентова проживала в старом трехэтажном доме, расположенном на улице Красногвардейской. Снаружи дом имел вид довольно непрезентабельный: краска на фасаде во многих местах облупилась, да и штукатурка отваливалась то там, то здесь. Когда я вошла внутрь единственного подъезда, то оказалось, что тут полным ходом идет ремонт. В нос сразу ударил резкий запах краски, следы побелки оставались на перилах и ступеньках. Осторожно ступая, чтобы не испачкаться, я поднялась на третий этаж и позвонила. Сначала за дверью было тихо. Потом я услышала осторожные шаги, но дверь открывать мне не спешили.

– Кто там? – спросил низкий женский голос, настоящее контральто.

– Раиса Владимировна Афиногентова здесь живет? – спросила я.

– Здесь, – ответила женщина. – А вы кто будете?

– Я – частый детектив Татьяна Иванова, откройте, пожалуйста, – попросила я, – мне необходимо с вами поговорить.

– Не знаю никаких частных детективов, – отрезала женщина и как будто бы пошла в глубь комнаты.

– Раиса Владимировна, – я повысила голос, – если вы отказываетесь говорить со мной у себя дома, то вам пришлют повестку в отделение полиции. Дело серьезное: убита женщина.

Кажется, мое сообщение возымело свое действие, потому что шаги вновь послышались у самой двери. Затем последовало долгое отпирание замков. Когда наконец дверь открылась, то на пороге я увидела невысокую полную женщину лет шестидесяти пяти или чуть больше.

– Покажите ваши документы, – сказала Афиногентова.

– Пожалуйста, – я вынула из сумки лицензию частного детектива и протянула ее Раисе Владимировне. Она довольно долго ее читала, потом вернула мне и спросила:

– И что же вы хотите от меня?

– Раиса Владимировна, может быть, мы пройдем в комнату? – спросила я.

– Проходите, – без особого энтузиазма произнесла Афиногентова.

Еще с порога мой нос уловил какой-то резкий, неприятный запах. Сначала я подумала, что это краска, ведь идет полномасштабный ремонт подъезда. Но потом, принюхавшись, я поняла, что это не краска. И только когда в прихожую важно прошествовала большая рыжая кошка, а за ней еще одна – черно-белая, мне стало ясно, откуда такие ароматы.

– Проходите, проходите, – сказала Афиногентова и первая пошла вперед. Кошки последовали за ней.

В гостиной Раиса Владимировна села на старый диван, а я – рядом на изрядно рассохшийся стул. Кошки мягко прыгнули хозяйке на колени.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить, Татьяна… извините, уже забыла ваше отчество, склероз, – пожаловалась она, поглаживая кошек. Те благодарно замурлыкали и стали тереться о руки своей хозяйки.

– Александровна мое отчество, – напомнила я Афиногентовой, – но можно просто Татьяна.

– Вы, кажется, сказали, что убили какую-то женщину. Но при чем здесь я? – Раиса Владимировна пожала плечами. – Из моих знакомых все живы.

– Афиногентов Алексей Алексеевич доводится вам племянником? – спросила я.

– Да, к сожалению, – со вздохом ответила женщина. – А зачем он вам?

– Он сейчас здесь, дома? – продолжала я задавать вопросы.

– Нет его здесь!

– Где же он тогда? – спросила я.

– Не знаю! И вообще… он почти здесь не появляется. Племянничек! – в сердцах сказал она. – А все сестричка родная подсуропила! Дернул же ее черт выйти замуж за безнадежного алкоголика. И где она его только откопала? Деревенщина полная, только что щи лаптем не хлебал. А уж пил просто по-черному, почти не просыхал. А свекровь, мамаша его, горой на защиту сыночка вставала, если сестрица принималась его стыдить да увещевать. Да только пьянице ее все по барабану было. Так и сдох однажды под забором. Но сестрица и сама долго не прожила, отыскалась какая-то болячка. Да и то сказать, этот алкаш, муженек ее, много крови ей попортил. Она ведь до последнего с ним возилась. То «зашиваться» его к врачам потащит, то к экстрасенсам повезет, даже к какой-то бабке водила на заговор. Да только результата – ноль целых. А сестра последнего здоровья лишилась. А ведь предупреждали ее наши родители, чтоб подумала сто раз, прежде чем очертя голову бросаться в это замужество. Так нет, не послушалась… Ну, а Лешка весь в папашу пошел: чуть ли не со школы стал закладывать за воротник.

«Ну вот, – подумала я, – еще одна история на извечную тему «пьянству – бой».

– Раиса Владимировна, – я решила остановить ее, а то она уж что-то слишком увлеклась рассказом о неудачном замужестве своей сестры, – скажите, вам знакома Елизавета Максимовна Городенчикова? Вот, взгляните, – я достала из сумки альбом с фотографиями и, выбрав один из снимков, на котором Елизавета была одна, показала его Афиногентовой.

– Нет, я никогда ее не видела, – уверенно сказала женщина, посмотрев на фотографию Елизаветы.

– Однако два дня назад, а если быть точной, то шестого сентября, ей кто-то позвонил с вашего телефона. А потом ее обнаружили убитой.

– О каком телефоне вы говорите?

– Я говорю о сотовом телефоне, – пояснила я.

– Так у меня нет никаких сотовых. Вот, стоит домашний телефон, – она указала на тумбочку, находившуюся в углу комнаты. – А таких, современных, чтоб которые без проводов, у меня никогда и не было. Зачем они мне? От них рак мозга может быть, все об этом говорят.

«Понятно, – подумала я, – просто этот Алексей взял паспорт своей тетки и подключил по нему «симку».

– Раиса Владимировна, вот вы сказали, что не знаете, где сейчас может находиться ваш племянник, – начала я, но Афиногентова меня перебила:

– Конечно, не знаю! Откуда мне знать? Он мне не докладывает!

– Хорошо, тогда вспомните знакомых Алексея. У кого из приятелей он может находиться? Для следствия очень важно найти его.

– Скорее всего, он у Сережки Одинцова. Вместе пьют, все мозги уже пропили.

– Адрес знаете?

– Здесь недалеко. Одноэтажный коммунальный дом на улице Саперной, – объяснила Раиса Владимировна. – Там они и кучкуются.

Дом, о котором говорила Афиногентова, представлял собой обыкновенный барак. Я и не думала, что такое, с позволения сказать, жилище еще осталось неснесенным. Оказалось, что здесь по-прежнему проживают жильцы. Я открыла незапертую входную дверь, и в нос сразу ударил непередаваемый аромат коммунальной квартиры. Я вошла в плохо освещенный коридор и осмотрелась. Пол здесь был земляной. Слева, почти сразу же у входной двери, находилась, по-видимому, кухня. Во всяком случае, запах какого-то варева свидетельствовал об этом. Я прошла на кухню. В маленькой комнатке, освещенной тусклой лампочкой, было несколько газовых плит. Около одной из них стояла худая женщина неопределенного возраста в старом вылинявшем халате с небрежно собранными в пучок темными волосами.

– Простите, вы не подскажете, где здесь можно найти Сергея Одинцова? – спросила я.

Женщина, не переставая мешать в кастрюле и не поворачивая головы, буркнула:

– Прямо по коридору до конца.

– Скажите, а он сейчас дома?

Женщина наконец-то взглянула на меня:

– Тоже, что ли, на пьянку заявилась? Вроде не похожа, выглядишь по-интеллигентному, не как его марамойки.

– Я частный детектив, Татьяна Иванова, – представилась я.

В это время послышался плач ребенка, и женщина метнулась из кухни в коридор. Потом она вернулась с ребенком на руках. Малыш, завернутый в пеленку не первой свежести, отчаянно плакал.

– Да замолчи ты, зараза! – прикрикнула на него женщина, и – вот чудо! – ребенок вмиг перестал плакать.

– Только крик и понимает, – констатировала женщина, одной рукой держа ребенка, а другой продолжая мешать ложкой в кастрюле. – Так чего этот ублюдок Сережка натворил? – поинтересовалась она.

– Мне, собственно, не он нужен, а его друг Алексей Афиногентов. Знаете такого? – спросила я.

– А то! – хмыкнула женщина. – Всех дружков его как облупленных знаем! Только Сережка сейчас один в своей конуре обретается.

– А Алексей где? – спросила я.

– А этот тоже был, да только вышел недавно, наверное, за очередной порцией отправился, – объяснила женщина. – Да придет скоро. Куда он денется. Подожди, если есть до него дело.

– Скажите, – не удержалась я от вопроса. – Неужели вас не собираются сносить? Ведь жить здесь… просто слов нет.

– Эх, милая моя, – она горько вздохнула. – Да нас уже миллион сто первый раз сносили. На бумаге, правда. Отчитались, где надо, денежки, которые предназначались переселенцам, поделили между собой, а мы как жили-были в этой трущобе, так в ней и остались. Полы здесь, сама видишь, какие. Утепляемся сами, как можем. Даже летом порой приходится валенки надевать и телогрейку. А чего тут удивляться? Нас же за людей никто не считает!

Я пошла по длинному коридору и вскоре оказалась перед приоткрытой дверью. Судя по алкогольно-табачному запаху, который доносился из двери, я оказалась у цели. Я осторожно открыла дверь пошире и стала осматривать комнату. Всю ее обстановку составляли стародавний шкаф для одежды, два стула, из которых клочьями торчала набивка, и деревянный ободранный стол, уставленный целой батареей бутылок и несколькими гранеными стаканами, настолько мутными, что они казались темно-коричневыми. В комнатушке царил полумрак, поэтому я не сразу обнаружила сидящего на полу тщедушного мужчину, на вид которому можно было дать никак не меньше семидесяти лет. Обхватив длинными худыми руками голову с всклокоченными остатками волос, он раскачивался и что-то бормотал.

– Вы Сергей Одинцов? – спросила я мужчину.

Он на секунду прекратил раскачиваться и попытался сфокусировать на мне свой взгляд. Но у него это не получилось. Он протянул дрожащую руку к столу и, нащупав одну из бутылок, поднес ее ко рту. Но алкоголика ждал облом: бутылка была пустая. Он отбросил ненужную тару в сторону.

– Так вы Сергей? – снова спросила я.

– Хм… А хто его знает… – глубокомысленно наморщив лоб, произнес пьяница. – А ты-то? Хто такая будешь?

– Мне нужен Алексей, твой дружок, – отбросив вежливое «вы», пояснила я цель своего визита.

– А-а, – он вдруг рассмеялся смехом идиота. – Слышишь? Тише, тс-с, – он приложил грязный палец к губам.

– Что я должна слышать? Я ничего не слышу.

– Не слышит она! Я вот все слышу! Это черт! Он снова пришел сюда! Опять зовет меня к себе! А я не хочу! Мне и здесь хор-рошо!

Он все так же продолжал раскачиваться.

– Так где твой дружок Алексей? – продолжала я спрашивать алкаша.

Он вдруг поднял на меня бессмысленные глаза и заорал:

– Ой, как б-больно! Больно, жжет везде, печет! Пальцам больно! Зачем вы загоняете в меня иголки! Черти! Черти! Мрак, везде мрак! Не м-могу терпеть! Уйдите, не тычьте папиросы в меня, ироды! Я сейчас с ума сойду! У м-меня башка расколется пополам! Что ты, черт, делаешь? Что-о делаешь, что мне дела-ать?!

Вот это уже самая настоящая алкогольная горячка, «белочка», как говорят в народе. Неожиданно алкоголик замолчал. И почти в это же самое время в открытой двери показалась долговязая фигура. Увидев меня, парень бросился бежать. Но будучи уже в изрядном подпитии, хотя, конечно, до состояния Сергея ему было еще далеко, Алексей далеко убежать не мог.

– Стой! – крикнула я и бросилась за ним.

Тут из соседней комнаты очень некстати настежь распахнулась дверь, и из нее выкатилась коляска с лежащим в ней младенцем. Мне пришлось притормозить еще и потому, что пожилая женщина, по всей видимости, бабушка, которая, выкатив коляску, показалась из-за двери, увидев меня, закричала:

– Вот еще одна шалава! Чтоб вас всех громом поразило!

Я обогнула коляску и продолжила преследовать Алексея Афиногентова. Нагнала я его во дворе. Собственно, бежать отсюда ему было просто некуда: впереди был глухой высокий забор. Афиногентов мог бы скрыться, если бы вовремя сообразил и побежал не в глубь двора, а на улицу. Но мозги, отягощенные изрядной дозой алкоголя, не смогли дать своему хозяину правильную установку. Я схватила беглеца за руку и стала думать, куда бы его привести, чтобы допросить по поводу телефона Елизаветы. Снова идти в коммуналку мне совсем не хотелось: уж слишком невыносимое амбре пропитало эту ночлежку, другое слово просто трудно подобрать. К тому же разговаривать в компании находившегося в горячечном алкогольном бреду Сергея Одинцова тоже было не с руки. Я приметила в самом конце двора полуразвалившуюся лавочку и потащила туда Афиногентова.

– Ну, давай, говори все как на духу, – приказала я парню, когда он сел рядом.

– Чего? – он уставился на меня осоловелыми глазами.

– Рассказывай, говорю, как ты убил женщину? – прикрикнула я на него.

– Чего? Какую женщину? Ты кто ваще такая? Чё привязалась? – начал хорохориться Афиногентов. – Я к другану пришел, а ты весь кайф обломала! А ну, пусти!

Афиногентов попытался вырваться, но я крепко держала его за руку.

– Я – частный сыщик, расследую убийство. Ты давай дурака не валяй! – повысила я голос. – К другану он, видите ли, пришел! Твой друган мало того что не помнит себя и лыка не вяжет, так у него еще и классическая белая горячка наблюдается. Так ты будешь говорить? Или поедем сейчас в отделение, а уж следователю, который расследует убийство, ты выложишь все от начала до конца. Зачем убил, как убил и чем убил. Сядешь, как миленький, снова.

– Да чё ты шьешь мне «мокрое» дело? Никого я не убивал! – сорвался на крик Афиногентов.

– Не ори! Ты позвонил вечером шестого сентября Елизавете Максимовне Городенчиковой. Так? Так! А через несколько часов после твоего звонка ее обнаружили убитой у себя в квартире, – сказала я.

– Чё еще за Елизавета? Не знаю такую! – снова начал тянуть резину Алексей.

– Хорошо, а где ты был шестого сентября с десяти вечера до двенадцати? – спросила я его.

– Да у Серого я был, там то есть, – Афиногентов кивнул в направлении коммунального дома-барака.

– Но с какой целью ты тогда позвонил Елизавете Городенчиковой? Ведь говоришь, что был у другана и квасил с ним?

– Да не звонил я никому! – по-прежнему отпирался Афиногентов.

– Так, быстро давай сотовый, – приказала я.

Афиногентов нехотя полез в карман куртки и вынул оттуда дорогой сотовый телефон.

– Ничего себе! Только не говори, что купил его в фирменном магазине. Так я в последний раз спрашиваю, где взял телефон? Имей в виду, начнешь выворачиваться, сразу же поедем в отделение. Ну?

– Телефон этот я стащил у одной зазевавшейся крали, – нехотя признался Афиногентов.

– Дай сюда, – велела я Алексею, и он передал мне сотовый телефон.

Я стала нажимать на клавиши телефона, пролистывая опции. Наконец я добралась до последней страницы. Так и есть! Это же телефон Елизаветы Городенчиковой! Вот они, все ее личные данные. Только почему он не удалил запись, после того как узнал номер ее сотового?

«Значит, дело происходило таким образом, – подумала я, – благодаря тому, что Елизавета внесла свои данные, в том числе и номер сотового, Афиногентову стал известен номер ее сотового. Потом Городенчикова, обнаружив пропажу мобильного, заблокировала старую симку и получила дубликат с этим же номером в свой новый сотовый телефон. Таким образом, Афиногентов звонит Городенчиковой и попадает к ней на ее новый сотовый с дубликатом симки (симка – новая, а телефонный номер – старый).

Я прекратила манипуляции с сотовым Елизаветы и посмотрела на Афиногентова.

– Так как, ты говоришь, к тебе попал телефон убитой женщины? – спросила я.

– Так я ж уже рассказывал! – Алексей недоуменно посмотрел на меня. – Смотрю, стоит такая вся из себя, ворон ловит, а сумочка открыта, ну, я и…

– Дальше как было дело? – спросила я.

– А чё дальше? Думаю, дай ей позвоню, бабло срублю. Скажу: «Хочешь мобилу назад получить – гони бабки». Вот и позвонил, – объяснил Афиногентов. – Да, вечером дело было, все правильно.

– А она что тебе сказала? – спросила я.

– А ничё. – Алексей пожал плечами. – Говорит, а засунь ты его себе в… Короче, послала.

Я уже поняла, что Афиногентов не причастен к убийству Елизаветы. Значит, надо копать дальше. А дальше следовало наведаться к стриптизеру Михаилу Амельченко. Сев в свою машину, я достала лист бумаги, на котором среди прочих был записан адрес, где проживал Михаил Амельченко. В то, что Амельченко убил Елизавету Городенчикову, я верила с трудом. Однако он вполне мог быть каким-то образом причастен к ее убийству. И это следовало проверить. Я подъехала к десятиэтажному дому на Магнитной улице и, оставив машину во дворе, подошла к нужному мне подъезду. Почти сразу же дверь открылась и на улицу вышла пожилая дама с болонкой. Я быстро зашла в подъезд.

– Девушка, вы к кому? – проявила запоздалую бдительность дама с собачкой, но я уже была на полпути к лифту.

Лифт остановился на седьмом этаже. Я вышла из кабины и подошла к стальной двери. Позвонив, я стала ждать. За дверью было тихо. Я позвонила еще раз. Снова тишина. Тогда я решила позвонить к соседям. Почти сразу же дверь открыла маленькая сухонькая старушка с седыми буклями в аккуратном передничке, вся такая благообразная, ну просто божий одуванчик.

– Вы к кому? – спросила она меня.

– К вашему соседу, Михаилу, – ответила я, – но никто не открывает, наверное, его нет сейчас дома?

– Даже и не знаю, – сказала старушка, – да вы проходите, – пригласила она меня в квартиру, – чего в дверях-то стоять.

Я прошла в маленькую, но широкую прихожую. Напротив входной двери находилась кухня. Из комнаты, которая располагалась справа от нее, открылась дверь. Мужчина лет сорока с выпирающим «пивным» животиком, в тренировочных штанах и майке, появившись в дверях, поинтересовался:

– К кому это, бабушка? К тебе, что ли?

– К Мише это пришли, к Мише. А его вот нет дома. Не знаешь, где он может быть?

– Еще чего! Я к нему в секретари не нанимался! – довольно агрессивно ответил мужчина. – И вообще, какое мне дело до этого «голубого»? Тунеядец, вот он кто!

– Ничего он не тунеядец, – возразила старушка. – Он работает в этом, как его, в спортивном клубе, вот. И помочь всегда готов. Всем соседям помогает, всегда мне кошелку с продуктами до двери донесет.

– А! – махнул рукой мужчина и скрылся за дверью, откуда доносились звуки футбольного репортажа.

Мне стало понятно, отчего у внука старушки такая неприязненная реакция на Михаила. Накачанный стриптизер вызывал элементарную зависть у представителей мужского пола, которые привыкли только лишь пялиться в телевизор и наращивать не мышцы, а живот.

– Дочка, пойдем в мою комнату, – предложила старушка.

Маленькая комнатка по левую сторону от кухни поражала чистотой и уютом. Деревянная кровать была убрана так, как раньше принято было: тканевое покрывало, взбитая подушка под кружевной накрахмаленной наволочкой. Я сразу вспомнила свою бабушку, у нее тоже было такое убранство, да еще и ручной работы подзор на простынях. Я села на деревянный круглый стул – кажется, такие называются «венскими». Старушка устроилась в кресле у окна.

– Вас как зовут? – спросила я.

– Прасковья Фроловна, – сказала старушка.

– А меня Татьяной, – представилась я.

Надо было срочно сочинить, по какому поводу я пришла к Михаилу. Ведь Прасковья Фроловна непременно меня об этом спросит. Но старушка неожиданно сама подсказала мне вариант:

– А ты, Татьянушка, никак невеста Мише будешь? – И, не дожидаясь моего ответа, сказала: – Правильно, пора ему уже и семьей обзавестись. Сколько уж можно бобылем ходить. Да и то сказать, родных-то у Миши никого и не осталось. Один он был у матери с отцом, других детей у них не случилось, а как умерли родители один за другим, ну как есть круглой сиротой стал. А ты хорошая девочка, сразу видно. И я так тебе скажу: правильно ты сделала, что надумала выйти замуж за Мишу. Лучше него тебе не найти. Он очень хороший, милый мальчик. И крайне внимателен к людям. Это сейчас большая редкость.

Прасковья Фроловна продолжала петь дифирамбы стриптизеру, нахваливая моего «жениха».

– Прасковья Фроловна, – я решила прервать ее и перевести разговор в нужное мне русло, – я вот сейчас не могу дозвониться до Мих… до Миши. Вы не знаете, где он может быть?

– Да где же… – растерянно произнесла старушка. – Ты вот что, ты приходи через часок-другой, глядишь, Миша и вернется. Куда ж ему на ночь глядя деваться?

– Я так и сделаю, Прасковья Фроловна, – сказала я на прощание.

Выйдя из подъезда, я села в машину. А что если не ждать у моря погоды, а взять и отправиться сейчас в стриптиз-клуб «Ажиотаж». Так я и сделала. Припарковав свою «девятку», я подошла к клубу.

– Танька! – вдруг раздался хорошо знакомый, но уже порядком подзабытый голос.

Я обернулась. Ну конечно же, это была она – Людмила Решетникова собственной персоной, моя бывшая однокурсница.

– Иванова, ты никак развеяться решила? – в свойственной ей несколько бесцеремонной манере осведомилась Людмила. И не дождавшись от меня ответа, тут же сообщила: – А мы вот тут оттягиваемся перед свадьбой.

– Поздравляю тебя, – сказала я.

– Да меня-то чего поздравлять, свадьба не у меня, я уже с этим завязала, – Людмила махнула рукой. – Двоюродная сестра выходит замуж.

Рядом с Людой стояли две симпатичные девушки, в одной из которых я узнала Викторию, кузину Людмилы.

– А это Мария, подружка невесты, – Людмила представила мне другую девушку. – Ну, идемте уже.

На входе, около гардероба, нас встретила стойка с алкоголем в каких-то разноцветных стопках. Высокий парень в клубном костюме тут же подскочил к нам.

– Дамы, приветствую вас, – он протянул нам поднос со стопками, – пожалуйста.

– А это что? Обязательно? – спросила я.

– Да, непременно попробуйте, не пожалеете.

Ну, ладно. Я чуть пригубила напиток. На вкус вроде бы ничего. Я допила все до конца. Людмила с Викторией и Марией тоже опрокинули в себя по стопке.

– Проходите, пожалуйста, – приветливо пригласил парень и предупредительно отодвинул тяжелые бархатные шторы, которые закрывали вход в зал. Мы пришли, когда все еще только собирались: и публика, и стриптизеры. Несколько парней, кстати, не таких уж и раздетых, репетировали танцевальные номера на небольшой сцене.

– У нас тут забронирован столик, – сказала Людмила подошедшему официанту. Вот он-то как раз в отличие от разминающихся стриптизеров и был прилично обнажен.

Официант ослепительно улыбнулся и провел нас к столику почти у самой сцены. Я оглядела зал. Здесь царил полумрак, подсвеченный розово-оранжевыми огнями точечных светильников. Бархатная обивка кресла приятно ласкала кожу. Вдали находилась барная стойка, за которой стоял полуголый бармен. Парни все сплошь гладкие и блестящие, с идеальными фигурами. Волосатая грудь тут явно не котируется.

– Как-то негусто народу, – сказала я.

Невеста, то есть Виктория, подмигнула мне:

– Подождите.

В это время к нашему столику подошел официант и принес меню.

– Что будете заказывать? – спросил он и при этом погладил по ноге Людмилу и обнял за талию Викторию.

Девушки нисколько не смутились и принялись изучать меню. Официант переместился к Марии и стал ей что-то нашептывать на ухо. При этом рука его профессионально уверенно поползла по ноге Марии под платье.

– Хочешь еще что-нибудь? – спросил он девушку.

– Нет, спасибо, – глупо улыбнулась Мария и отползла в глубь кресла.

Виктория с Людмилой переглянулись и усмехнулись. Постепенно клуб начал наполняться посетителями. Публика собралась самая разная: совсем молодые девушки, женщины постарше, причем очень обеспеченные – это было видно по их туалетам и аксессуарам, и даже дамы в возрасте от пятидесяти и выше. Мужчины здесь тоже были. Причем абсолютно гетеросексуальные – на обнаженных танцоров они не смотрели, зато засматривались на девушек. Обмазанных маслом парней тоже становилось больше, как будто они выходили из какого-то конвейера, где штампуют идеальных мужчин. Музыка становилась громче.

В какой-то момент на сцене появился ведущий в стрингах и пиджаке и объявил номер, который откроет вечер. Так мы увидели первое выступление лучших парней клуба. А потом второе, третье, а дальше сбились со счета. Странно: то ли от выпитого – после шампанского мы перешли на коктейли, то ли от масляных тел находящихся рядом парней мы как-то быстро потеряли сноровку и руки проходящих мимо нас суперменов со своих коленок и талии уже не убирали. Да и вообще почувствовали себя намного комфортнее. Даже стеснительная поначалу Мария уже пообвыкла и чувствовала себя как дома.

Но с другой стороны, все это выглядело, по меньшей мере, странно, чтобы не сказать больше. Подходит какой-то незнакомый парень, трогает, можно сказать, за все места и начинает целовать. Бедная Маша сначала пылала, как маков цвет. Когда мы вышли в дамскую комнату «попудрить носики», она чуть ли не со слезами стала спрашивать у Людмилы совета: как себя вести, отвечать ли взаимностью и так далее. Что делать-то?

– Расслабься и получай удовольствие, – почти приказным тоном ответила ей Люда.

В самом деле, здесь как будто нет никаких правил – делай, что хочешь. Ко мне часто подходил один кареглазый темноволосый парень, которого звали Саша. Он тоже шептал мне сладким голосом «расслабься». И я слушалась, а мое платье ползло наверх. И доллары уходили слишком быстро, в этом даже был какой-то азарт. Мне вообще-то ни разу еще не приходилось засовывать деньги кому-то в трусы. И вот теперь волею случая представилась возможность исправить это упущение. Я подумала, что только ради этого стоит заглянуть в стриптиз-клуб.

После того как нам принесли кальян весьма сексуальной формы, который, как потом выяснилось, был на абсенте, мы решили сделать подарок невесте – приватный танец. Правда, о том, что происходило в приватной комнате, мы так и не узнали, Виктория вернулась чересчур загадочной и упорно не хотела признаваться.

– Слушай, ну не переспали же они, – прошептала мне на ухо Маша.

Я только пожала плечами. Вообще-то меня больше всего сейчас занимал другой вопрос: как бы узнать, кто из парней есть Михаил Амельченко. Ведь в конце концов, я пришла сюда именно за этим. Я стала думать, как бы мне завести разговор с Сашей о Михаиле Амельченко. Начать надо издалека. Сначала спрошу у него о нем самом, любимом.

– Саша, ты тарасовский? – спросила я, когда мы с ним танцевали, не помню уже который раз. Еще одна радость – в руках этих накачанных парней чувствуешь себя пушинкой.

– Да, здесь окончил наш педагогический, физкультурный факультет. Поездил по разным странам, вернулся вот снова на родину, – он охотно стал рассказывать о себе. – Вот хочу открыть свой бизнес, не связанный со стриптизом. Здесь беру несколько смен, чтобы набрать первоначальный капитал.

– Я смотрю, здесь много женщин, – заметила я.

– Они приходят сюда за вниманием, – объяснил Саша, – ну, или за «жилеткой». Чтобы поплакаться. Мне кажется, это все очевидно.

– Нет, не согласна я. Понятно, если женщина попала сюда на девичник, день рождения или из любопытства, но что здесь делать каждые выходные?

– Ну, каждый по-своему избавляется от комплексов и повышает самооценку. Мы здесь для того, чтобы женщины почувствовали себя счастливыми. Хотя бы на одну ночь. Знаешь, мне кажется, лучше убивать депрессию походом сюда, чем наполнять холодильник всякой дрянью и плакать перед теликом. Кроме того, в меню есть и пункт, согласно которому ты можешь забрать понравившегося парня с собой. Хотя некоторые постоянные посетительницы просто поджидают понравившегося парня, пока у него не закончится смена, а потом предлагают продолжить ночь. И многие соглашаются – все-таки стриптизеры такие же мужчины, как все остальные.

«Вот оно что! – подумала я. – А что, если Елизавета именно так и поступила? Ангажировала этого Михаила, он пришел к ней и… Что «и»? Стукнул ее по голове? За что?»

– У тебя такая шикарная фигура, красивые волосы, завораживающий взгляд, тебе так идет это платье, – между тем продолжал осыпать меня комплиментами Саша. – Такую, как ты, я еще никогда не встречал.

Не знаю, что за тренинги проходят эти ребята, но это все работает безотказно.

– А ты со всеми такой милый? – спросила я.

– Нет, только с тобой, – заученно ответил он, но я почему-то поверила.

– Ты мне правда понравилась, – сказал он. – Запишешь телефон?

Я слушала его медоточивые слова и лихорадочно думала, как же все-таки спросить о Михаиле Амельченко.

– Давай.

Мы отошли к столику и сели. Записав телефон, я спросила:

– Скажи, а тебя действительно зовут Саша?

– Да, а почему ты спрашиваешь?

– Ну, не знаю, а вдруг это сценический псевдоним? А настоящее имя… Михаил? – закинула я удочку.

Он рассмеялся.

– Да нет, у нас нет сценических псевдонимов. А почему именно Михаил?

– Да вот, первое, что пришло в голову, – соврала я. – А что, разве у вас нет стриптизера с таким именем? Михаил, Мишель… По-моему, звучит.

– Михаил у нас работает, вернее, работал до недавнего времени. Михаил Амельченко. Но мы за глаза зовем его Амелей-Емелей.

– А почему ты сказал, что он работал до недавнего времени? – спросила я.

– А потому что шестого сентября он пришел в клуб примерно в половине первого ночи.

При этих словах стриптизера я вся обратилась в слух.

– Был он весь какой-то всклокоченный, перепуганный, явно не в себе, – продолжал Саша. – Джинсы в каких-то пятнах, рубашка тоже грязная, да еще и с оторванным воротом. Он сразу прошел в гримерку, собрал свои вещи и сказал, что ему надо поехать к отцу в Петровск, потому что он находится при смерти. Ой, прости, сейчас у нас общий номер, мне нужно идти.

Я тоже встала с кресла.

– Тань, ты куда? – несколько заплетающимся языком спросила меня Людмила, когда я уже подошла к двери, намереваясь покинуть это заведение.

– Люд, спасибо за все, было классно, но мне надо… – я не договорила и, повернувшись, выскользнула в дверь, которую мне почтительно открыл парень в клубной форме.

Так, все эти россказни про смертельно больного отца – полная туфта от начала и до конца. Я-то ведь уже знала от Прасковьи Фроловны, что Амельченко – круглый сирота. И не поехал он ни в какой Петровск, чего он там забыл? Значит, сейчас возвращаюсь снова на квартиру Михаила, а дальше… дальше видно будет.

Я села в свою «девятку» и вскоре уже была у знакомого дома. Я вновь оказалась в подъезде, где находилась квартира Михаила. На этот раз я вошла туда вместе с шумной молодежной компанией. Выйдя из лифта, я подошла к «торрексовской» двери и позвонила. Вскоре послышались осторожные шаги. Я специально отошла в сторону, чтобы меня нельзя было увидеть в глазок. Дверь открылась. Увидев меня, атлетически сложенный светловолосый парень бросился бежать, чуть не сбив меня с ног. Я кинулась за ним. Поймала я его у самого выхода из подъезда.

– Михаил! Подождите! – крикнула я и почти схватила его за край черной кожаной куртки. Но он как-то сумел вывернуться.

Он быстро выбежал во двор и кинулся в арку, но тут из припаркованного почти рядом с выездом из двора черного джипа внезапно выскочил высокий крепкий мужчина. Он схватил Михаила и буквально затолкал в машину. Взвизгнув тормозами, джип стремительно выехал на улицу. Я быстрее пули кинулась к своей «девятке» и бросилась в погоню. Я старалась следовать за черным джипом, в котором похитители увозили Михаила Амельченко в неизвестном направлении, держась в некотором отдалении. Сначала мне удавалось оставаться незамеченной. Я то отставала, делая это нарочно, чтобы джип мог оторваться от меня на значительное расстояние, то приближалась, но не на слишком близкое расстояние. Иногда я специально пряталась среди других идущих по этой дороге машин. Пока я преследовала похитителей в городе, все было нормально. Но вот джип выехал за пределы городской черты. Теперь придется мне быть осторожной вдвойне: ведь движение стало менее оживленным.

Ведя машину, я думала над причиной, по которой неизвестные схватили Михаила. Конечно, в сочиненную им сказку о смертельно больном отце, к которому он якобы собрался в Петровск, я не поверила сразу. При чем тут это? Ведь не случайно же он заявился в клуб шестого сентября поздно ночью в таком виде. Не может все это быть простым совпадением, точнее, не верю я в эти так называемые совпадения. Все имеет свою причину и объяснения. То, что Михаил звонил Елизавете, это установленный факт. Если он и не является ее убийцей, то определенно он что-то такое знает. В противном случае, зачем ему надо было врать и скрываться?

Но куда, собственно, везли Михаила? Я поняла это, когда джип стал двигаться в сторону Золотой поляны. Здесь находились и непритязательные дачки, и коттеджи посолиднее. А главное, сюда привозили своих жертв криминальные личности, чтобы беспрепятственно учинять над ними расправу.

С другой стороны, а какие точки соприкосновения могут быть у стриптизера и «авторитетов»? Михаил Амельченко ведь не является бизнесменом. Поэтому он избавлен от такой российской особенности, которая носит название «рэкет» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому в данном случае речь не идет ни о рэкетерской «крыше», ни о братках и ни о «стрелке». Но тем не менее в чем-то Михаил все-таки перешел им дорогу, если его подкараулили и схватили. А может быть, это и не рэкетиры вовсе? То есть вполне возможно, что их прямая обязанность как раз и заключается в том, чтобы следить, кто нарушает законы и не платит дань. Но по совместительству, так сказать, они могут и выполнять заказы на устранение неугодных личностей. Но тут возникает закономерный вопрос: кому же стал неугоден обычный стриптизер? Да еще настолько, что против него предприняли самые крайние меры?

Мне вдруг в голову пришла мысль, что все могло быть и наоборот. То есть если Амельченко каким-то образом оказался в связке с братками, и те принудили его убить Елизавету? Да нет, ерунда какая-то! Зачем им из стриптизера делать киллера? Что-то меня не туда занесло в своих рассуждениях. Джип между тем уже поворачивал по направлению к дачному поселку. Мне пришлось еще больше удлинить расстояние между собой и похитителями, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. А потом я и вовсе сбавила скорость до минимума. Джип остановился около дачи под красной черепичной крышей, окруженной деревянным забором серого цвета. Тот же самый высокий мужчина, который схватил Михаила, вышел из джипа, потом открыл ворота, и машина въехала на территорию дачи. Все это я увидела, оставаясь на приличном отдалении от объекта. Я тогда тоже вышла из своей «девятки» и, оставив ее под свисающими почти до земли ветвями старого разросшегося дерева, пошла к нужной мне даче.

Я шла, прижимаясь к деревьям, а где их не было – то к заборам дач. Наконец я дошла до серого забора, за которым скрылся джип. На вид он оказался довольно крепким и высоким. Нечего было и думать, чтобы перелезть через него. Может быть, закинуть лассо? Оно у меня всегда находится при себе, в сумке. Но сначала надо попробовать найти какую-нибудь щель или отверстие, через которое можно было бы проникнуть на дачу. Я обошла забор по периметру, но так и не нашла подходящий лаз. Ну и ладно, в таком случае закину лассо. Одно из деревьев показалось мне удачным для моей задумки. Я еще раз пошла вдоль забора и приблизилась к дереву, которое росло почти вплотную к воротам. Потом, облюбовав один из толстых крепких суков, я набросила на него лассо. Остальное было делом техники. Вскарабкавшись по веревке, я мягко приземлилась на территории дачи. Прислушиваясь к каждому звуку и присматриваясь, насколько позволял обзор, я еще какое-то время постояла, ничего не предпринимая, чтобы понять, что здесь происходит. А ничего особенного здесь и не происходило. Все было тихо и спокойно. Двор был пустынный, если не считать поставленного у ворот джипа. Похитители и их пленник находились где-то здесь. Но вот где? Немаловажным для меня было и то, сколько было бандитов. Численность неприятеля имела значение. Я подумала, что как минимум их должно было быть двое.

Я еще раз окинула взглядом дачный участок. Кроме добротного дома на нем находились и другие постройки, скорее всего, хозяйственного назначения. Может быть, начать поиск Михаила именно с них? Маловероятно, что Амельченко поместили в главное помещение. Наверное, пленник томится в какой-нибудь одной из построек, находящихся во дворе. Надо только решить, с какой именно начинать свои поиски. А может быть, все-таки сначала обследовать дом? Оттуда, кстати, не доносилось ни звука. Такое впечатление, что бандиты поместили Михаила в дом, а сами куда-то делись. Ага, как бы не так, делись они куда-то! Машина-то их вот она, стоит себе во дворе. Значит, и ее хозяева тоже здесь. Я решила сначала обследовать тот сарай, который находился ближе ко мне. К тому же его своими ветвями укрывало большое старое дерево. Вообще-то участок основательно зарос, и не только деревьями, но и мелкими кустарниками. Но мне это было только на руку. Осторожно отклоняя жесткие ветки, я пробралась к сараю и, взявшись за ручку двери, подергала ее. Дверь открылась, так как была не заперта. Теперь надо быть предельно внимательной, ведь мне-то, как никому, хорошо известно, какую опасность таят в себе такие вот незапертые двери. И неважно, что эта дверь ведет всего лишь в сарай. Я, не заходя внутрь, посмотрела на то, что там находилось. А находились там картонные коробки, ящики из фанеры, ведра, тазы, две автомобильные покрышки. Поскольку Михаила среди этого хлама не наблюдалось, я решила перейти ко второму помещению.

А вот дверь этого сарая не была так легкомысленно оставлена без присмотра. Она была закрыта, причем основательно, не кое-как. Но для меня закрытые двери не являются преградой. В сумке у меня всегда находится связка отмычек, так, на всякий случай, мало ли что. Выбрав из связки одну, наиболее подходящую для данного замка, я немного поковыряла ею и открыла дверь. В отличие от первого сарая, здесь не было и намека на беспорядок. Наоборот, все было чисто и аккуратно. Вдоль стены стояли садовая скамейка, лопата, грабли, два ведра. В центре помещения находилась деревянная крышка с ручкой. Насколько я поняла, это был погреб. Обернувшись, я поглядела, нет ли кого во дворе. Нет, все по-прежнему было спокойно. Тогда я подошла к крышке и потянула ее на себя. Тяжелая она, однако, хотя и деревянная. Отодвинув крышку в сторону, я заглянула вниз. Там было темно и пахло сыростью.

– Михаил! Вы здесь? – спросила я негромко.

Мне никто не ответил.

– Есть здесь кто-нибудь? – уже громче спросила я. В это мгновение мой слух уловил какой-то звук сзади себя. Но я не успела даже развернуться, чтобы посмотреть. Я только почувствовала, что лечу куда-то вниз.

* * *

Я постепенно приходила в себя. То есть сначала появилось осознание того, что я – это я. Но я совершенно не понимала, что со мной произошло и где я в данный момент нахожусь. Вокруг была совершеннейшая темнота. Потом я обнаружила, что глаза-то у меня закрыты. Я осторожно разлепила ресницы. Стало чуточку светлее, но не настолько, чтобы можно было определить свое местонахождение. Кроме того, у меня дико болела голова. Было такое ощущение, что в моей бедной головушке поселился зловредный дятел, который долбил ее изо всех сил. Я по-прежнему не понимала, что со мной происходит. Потом до меня дошло, что я нахожусь в горизонтальном положении, то есть, попросту говоря, лежу. Причем лежу на чем-то жестком и холодном. Все-таки надо попробовать встать. Может быть, тогда полегчает? Опираясь обеими руками о твердую основу, я предприняла попытку присесть. Но боль в голове усилилась, и я без сил снова свалилась.

– Кто вы? – услышала я мужской голос.

– Я частный детектив Татьяна Иванова, – морщась от боли, ответила я. – А вы – Михаил Амельченко, – с утвердительными интонациями произнесла я.

– Да, все верно, – подтвердил он.

– Зачем вы бросились от меня бежать? – спросила я Михаила. – Вы же прямиком попали в руки тех типов, которые привезли вас сюда! Кто они, кстати? Надеюсь, вам это известно? Вообще, что все это значит? Объясните мне, сделайте милость, – попросила я, предприняв еще одну попытку сесть. Это мне удалось сделать, и теперь я начала ощупывать здоровенную шишку на голове.

– Хотел бы и я это знать.

«Ах, вот даже как! – подумала я. – Ему, стало быть, ничего не известно: и кто его затолкал в джип, и по какому такому поводу. Очень мило! Получается, что в неведении нахожусь не только я. Кого он хочет обмануть, интересно! Прикидывается дурачком: ничего не знаю, ничего не понимаю».

– Послушайте, Михаил, не надо играть со мной в эти игры, – сказала я. – Вы прекрасно знаете, кто вас похитил и привез сюда. Знаете также причину этого.

– Я могу только догадываться, – сказал Амельченко.

– Может быть, поделитесь со мной своими догадками, а? – спросила я. – Кто же это, по-вашему, мог быть?

– Н-не знаю, уместно ли…

«Вот ничего себе! Его схватили, привезли, как пить дать, на крутую разборку, а он еще и ломается, и в партизана играется! Никого не выдам, лучше смерть! Ладно, тогда зайдем с другого конца».

– Скажите, Михаил, вам знакома Елизавета Городенчикова? Та, которая была убита шестого сентября? – спросила я.

– А что, она убита?! – воскликнул стриптизер. – Я ничего… Я не убивал ее, правда! – испуганно сказал он.

– В таком случае где же вы были ночью шестого сентября? И почему вы явились почти в час ночи в клуб в порванной одежде со следами крови? А далее, зачем вы сообщили в клубе, что собираетесь срочно выехать в Петровск к смертельно больному отцу? Которого, кстати, нет уже на свете, как и вашей матери тоже?

– Так вам все известно?! Откуда… откуда вы все это знаете?! – ошеломленно спросил Михаил.

– Я ведь уже сказала, что я частный детектив. И известно мне, кстати, еще не все, – заметила я. – Надеюсь все же, что с вашей помощью это упущение будет исправлено. Так вы еще долго будете запираться, Михаил? – спросила я. – Давайте уже рассказывайте.

– Так что рассказывать-то?

– Ну вот, снова-здорово! Где вы были ночью шестого сентября? – я уже начала терять терпение.

– Я планировал пойти к одной богатой даме, – начал Амельченко.

– Это к Елизавете Городенчиковой? Давайте сразу уточним.

– Да, к ней. Она часто посещает «Ажиотаж». Как-то раз – это было, наверное, дней десять назад – она попросила меня дать ей номер моего телефона.

– С какой целью? – спросила я.

– У нас в клубе практикуется вызов стриптизера на дом к клиентке, – объяснил Амельченко. – И она сказала, что очень хорошо заплатит за визит, – добавил он.

– Значит, шестого сентября вы были дома у Елизаветы Городенчиковой, – утвердительно сказала я.

– Нет, я не был у нее дома.

– Послушайте, Михаил, что вы мне голову тут морочите! Почему, объясните же наконец! В конце концов, вы подозреваемый номер один в деле по убийству Елизаветы Городенчиковой, если уж на то пошло!

– Но ведь я не был у нее дома тогда, в тот вечер, – продолжал твердить он.

– И что же вам помешало, можно узнать?

– В общем, дело было так, – начал наконец Амельченко, – десять дней назад эта дама, как я уже вам сказал, развлекалась в клубе. Когда я закончил свое выступление, она подозвала меня к себе и спросила номер моего телефона. Пообещала она очень приличную сумму за приватный визит. Я согласился: деньги были нужны. Она сказала, что позвонит на днях. Но позвонила она только шестого сентября, но довольно поздно. Я сказал, что так поздно не могу, но она настаивала и удвоила мой гонорар. Я тогда, конечно, согласился. Поэтому позвонил по телефону в службу такси, машина приехала. Но до дому этой дамы мы не доехали, какая-то там неполадка случилась у таксиста. Вот тогда-то я и позвонил ей, сказал, что задерживаюсь. Я пошел пешком, но…

– Что «но»?

– Короче, на меня напали, и я подрался, – объяснил Михаил.

– Кто на вас напал? С кем вы подрались? – начала спрашивать я.

– Я думаю, что это были «шестерки» банкира Мараховского.

– А с ним-то вы что не поделили? – я не смогла скрыть своего удивления.

– В общем… его жена… тоже приглашала меня… – нехотя сказал Михаил.

– На приватный сеанс стриптиза? – уточнила я.

– Не совсем… мы с ней стали… встречаться. Понимаете… – опять начал мямлить Амельченко.

– Дальше можете не продолжать, – остановила я его, – ваша личная жизнь меня не интересует.

Я замолчала, обдумывая полученную информацию. В самом деле, то, что рассказал Михаил, было очень похоже на правду. Более того, и по интонациям Амельченко это было заметно. Пожалуй, ему можно было верить. Значит, в качестве подозреваемого стриптизер отпадает. Необходимо теперь как можно быстрее выбраться отсюда и вновь приниматься за дело.

В этот момент мы с Амельченко услышали сверху шаги. Кто-то начал отодвигать крышку погреба.

– Вы там как? – поинтересовался грубый мужской голос.

Я поняла, что нужно действовать немедленно, необходимо любыми путями заставить своих тюремщиков вытащить нас наверх. Что бы такое придумать? О! Есть вариант. Что, если я разыграю приступ клаустрофобии? Надо попробовать.

– Ой, помогите мне, – со слезливыми интонациями начала я ныть, – мне здесь так плохо, я просто не смогу выдержать еще ни минуты! Прошу вас, вытащите меня отсюда, иначе я сейчас умру!

– Чё у тебя? Чё ты не выдержишь?

– Я задыхаюсь, у меня клаустрофобия, помогите, я не могу здесь оставаться!

– Какая еще… Чё гонишь-то? Хрень какую-то несет!

– Здесь темно и тесно. А я очень боюсь тесноты, один раз чуть не умерла, так горло сдавило, в глазах потемнело, – принялась я перечислять признаки своей «болезни». – Пожалуйста, помогите мне, вытащите меня отсюда, пожа…

– Да хорош голосить! – прикрикнул парень. – Ща, подождь, разберемся с твоей хренью. Ишь, как мудрено назвала, – продолжал он.

Кажется, он собрался кому-то звонить. Я прислушалась. Да, точно, примерно через полминуты мы с Михаилом снова услышали его голос.

– Слышь, эскулап, тут эта девка гонит, что у нее болячка одна имеется. На букву «К», кажется. Боится она, когда в тесноте находится. Говорит, что умереть может. Да… да вроде того, я-то сразу и не выговорю. Так чё, говоришь, с ней делать-то? Вынимать? Да ладно! Пусть сидит до приезда босса. Чё? А не хрен было совать нос не в свое дело! Кто ее просил здесь шариться? Да ладно! Чё, и в самом деле коньки может откинуть? И чё? Одним трупешником меньше, одним больше… Босс будет недоволен? А, ну это другое дело. Тогда лады. Щас сделаем. Да… Вы уже едете? Скоро будете? Покеда.

То, что я уловила из обрывков разговора бандита со своим напарником, мне совсем не понравилось. Сюда едет тот самый банкир Мараховский, с женой которого развлекался Михаил. Стало быть, надо как можно быстрее «делать ноги».

– Где ты там, больная? – крикнул парень. – Ща лестницу спущу.

В проеме действительно показался край деревянной лестницы.

– Я сейчас вылезу сама и вытащу тебя, – успела я шепнуть Амельченко.

– А как? – так же шепотом спросил Михаил.

– Что-нибудь придумаю.

– Чё там шепчетесь? – тут же заметил наши переговоры бандит.

Я стала взбираться по лестнице и вскоре оказалась на поверхности. Парень зло смотрел на меня. Я тоже окинула его оценивающим взглядом. Пожалуй, с ним можно справиться. Это был другой, не тот, крепкий и высокий, который схватил Михаила. Этот пониже ростом и похудощавее. Имитируя ужасную слабость, я стала покачиваться и попробовала сделать шаг в его сторону. Бандит тут же выхватил пистолет.

– Мне плохо, – прошептала я, хватаясь за сердце, – воздуха… не хватает… пожалуйста, можно я выйду… ненадолго.

Бандит смачно сплюнул под ноги.

– Давай, выходи, – разрешил он, – но без глупостей. Попробуй только еще дернуться, сразу пулю схлопочешь, – предупредил он.

– Нет, нет, что вы, я не буду, – заверила я его. – Я только воздухом подышу чуть-чуть.

– Иди вперед! – приказал бандит.

Под дулом пистолета я вышла из сарая. Бандит шел за мной. Вдруг он крикнул:

– Стой! Забыл закрыть крышку!

Я остановилась и повернулась к нему лицом. Он на какое-то мгновение тоже встал. По-видимому, он в этот момент прикидывал, что со мной делать. Оставить одну без присмотра, а самому возвратиться в сарай? Кстати, я-то в отличие от него хорошо помнила, что погреб остался незакрытым, и надеялась, что бандит не вспомнит об этом. Но моим надеждам не суждено было сбыться.

– Идите, я вас здесь подожду, – слабым голосом проговорила я, продолжая изображать из себя больную.

– Нашла дурака! – ухмыльнулся бандит. – Иди в сарай! Там же этот идиот! Чё уставилась? Иди, говорю!

Но вместо того, чтобы покорно шагать снова в свою тюрьму, я громко ойкнула и начала медленно оседать, сделав вид, что сейчас упаду в обморок.

– Вот черт! – Бандит на секунду замешкался, и я, воспользовавшись этой его заминкой, резко бросилась на него в прыжке. Пистолет выпал у него из рук, и тут я вырубила его окончательно, нанеся ему еще один удар в область солнечного сплетения. Я подобрала валявшееся на земле оружие: кто знает, очень даже может быть, что оно мне еще пригодится. Все! Теперь мешкать нельзя, ведь с минуты на минуту здесь может появиться банкир со своими головорезами.

Я бегом помчалась в сарай и, подбежав к погребу, крикнула:

– Михаил! Путь свободен! Сейчас я тебе спущу лестницу!

Спустя минуту Амельченко вылез из погреба.

– Так, сейчас необходимо быстро отсюда убираться. Причем надо успеть это сделать до тех пор, пока этот наш тюремщик не пришел в себя.

– Что ты с ним сделала? – спросил Михаил.

– Отключила на время. Но в любой момент он может очухаться. К тому же, если ты слышал, сюда едет Мараховский. Как ты думаешь, по чью душу?

Амельченко промолчал.

– Значит, так. Бежим к воротам, – скомандовала я.

– А потом? – спросил стриптизер.

– А потом к моей машине, – ответила я.

Мы уже были у самых ворот, как вдруг послышался шум подъезжающей машины. Вот только этого еще и не хватало! Никак пожаловал сам господин Мараховский. Я схватила Михаила за руку и отпрянула к забору. Машина между тем остановилась, кто-то вышел из нее – я слышала, как хлопнула дверца, – и стал открывать ворота. Если нам удастся остаться незамеченными, то мы с Амельченко можем вполне проскользнуть в открытые ворота: пока они еще сообразят, что к чему. Почти так и получилось, как я рассчитывала. Только в самый последний момент водитель заметил, как мы с Михаилом ринулись в ворота, да еще и пришедший в себя после отключки бандит разразился чудовищным матом и проклятьями. Но дело было наполовину сделано. Теперь оставалось добраться до моей «девятки».

– Михаил! Давай в темпе, в темпе, – начала я подгонять Амельченко. – Они ведь наверняка бросятся за нами в погоню.

Собственно, так и получилось. Темно-зеленый «Фольксваген» начал разворачиваться. А мы были еще на полпути до моей машины. Недолго думая, я прицелилась и выстрелила в переднее колесо бандитской тачки. Шипения шины я не услышала, так как была уже далеко, но она начала сдуваться. Это было кстати, потому что нам с Михаилом до цели было уже рукой подать. Добежав до моей «девятки», я моментально затолкнула Амельченко на сиденье рядом с собой, а сама ударила по газам. Мы понеслись вперед.

– А что будет со мной? – вдруг спросил Михаил.

– В смысле? – не поняла я.

– Ну, ведь они не оставят меня в покое, – объяснил Амельченко.

– А-а, вот ты о чем, ну, тут уже сам решай, как тебе быть. Можешь на время из города исчезнуть, можно телохранителя нанять. В конце концов, пойди к банкиру и повинись, может, и простит, кто знает.

– За нами едут! – крикнул стриптизер.

Я обернулась и увидела, что нас действительно догоняет черный джип. Ну что же, этого следовало ожидать. Но я не собиралась так просто сдаваться. Мы еще посмотрим, кто кого!

– Держись, Михаил! – крикнула я и прибавила скорость.

Я решила поехать другой дорогой, которая вела к железнодорожному полотну. Бандитский джип уже начал нас догонять. Но и перегон был уже почти рядом. Я уже слышала стук вагонных колес. Вот и шлагбаум показался. Он пока еще был открыт, но я знала, что все решают буквально доли секунды, и никогда без нужды не рисковала. Но на этот раз время у меня было. И я в считаные секунды перемахнула через рельсы. Только после того, как я оказалась по другую сторону, я позволила себе обернуться. Джип застрял на рельсах и отчаянно сигналил. Что же они там сидят, чего ждут? У них что, дверцы заклинило? Вот открылась наконец передняя дверца машины, но было уже поздно. Послышался скрежет искореженного металла. Тяжелый локомотив остановился. Я тоже остановила свою машину.

– Вот видишь, – сказала я Михаилу, – есть и такое решение твоего вопроса.

Стриптизер во все глаза смотрел на бесформенную груду того, что еще недавно было джипом.

Глава 3

Утром я проснулась и не сразу сообразила, где я нахожусь. Видимо, дали о себе знать перипетии вчерашнего дня. Мне показалось, что я все еще вместе с Михаилом удираю от бандитов. Потом я все-таки заставила себя вернуться в реальность. В конце концов, надо работать дальше, разрабатывать следующего подозреваемого. Ага, только где он? Хороший вопрос. Кто у нас там на повестке дня? А тот, кто звонил Елизавете накануне убийства. Два фигуранта – вор-уголовник Афиногентов и стриптизер Амельченко – уже отпали. Значит, остались Екатерина Расторгуева и Валентин Ласточкин – близкая подруга и близкий друг. С кого бы начать? Тут мои раздумья прервал телефонный звонок. Я сняла трубку.

– Алло, – сказала я и потянулась.

– Здравствуйте, – произнес в трубке приятный женский голос. – Татьяна Александровна Иванова?

– Да, это я.

– Вас приветствует салон косметических услуг международной холдинговой компании «Люксери косметикс». Меня зовут Екатерина Расторгуева.

Услышав знакомую фамилию, к тому же я ведь только что о ней вспоминала, я едва не свалилась с постели. Бывает же такое!

– Приглашаю вас на бесплатную спа-процедуру, – сказала Екатерина.

При слове «бесплатная» я поежилась и сразу вспомнила незабываемый тренинг о счастливом супружестве, который проводила Радомила. Но тут ведь совсем другое дело. Мне позвонила Екатерина Расторгуева, к которой у меня есть вопросы. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

– Вас устроит на двенадцать часов дня на сегодня? – спросила Екатерина.

– М-м… А нельзя ли пораньше? – спросила я.

– Сейчас я посмотрю… вы знаете, к сожалению, пораньше не получится, у нас время расписано все заранее. Просто получилось так, что клиентка срочно уехала по горящей путевке, поэтому и образовалось «окно», – объяснила Расторгуева.

– Ладно, – согласилась я. – Скажите, где вы находитесь?

– Запишите адрес, пожалуйста: улица Тараса Шевченко, дом сто дробь сто двадцать, это торговый центр. Мы находимся на пятом этаже. Значит, жду вас ровно в двенадцать часов.

Екатерина отключилась. Интересно, почему она не сказала, как все они обычно говорят, что вам ваша знакомая такая-то подарила бесплатную косметическую процедуру. Ведь такой зачин у них – это как «Отче наш». И почему-то Расторгуева не предупредила меня, чтобы я непременно захватила с собой паспорт. Это же обязательное условие, иначе как же они будут впаривать свою косметику после бесплатной спа-процедуры? Помнится, одно время меня просто извели такого рода звонками. Главное, звонят и предлагают совершенно неудобное для меня время. Один раз позвонили таким образом, потом пообещали перезвонить. На другой день. Но никакого перезвона не произошло. Подобная «операция» повторилась трижды. На четвертой попытке я уже просто оборвала звонительницу, мол, надоело, что меня динамят в который раз. Девушка рассыпалась в извинениях, клятвенно пообещав, что на спа-процедуру я таки попаду, но предупредила насчет обязательного наличия при себе паспорта. Я тогда спросила, что за режимное такое учреждение у них, если необходимо предъявить документ, удостоверяющий личность. На что мне ответили, что паспорт нужен для того, чтобы отсечь клиенток, которые норовят на халяву пройти спа-процедуру повторно. Ага, как бы не так! Паспорт нужен только для одного: во что бы то ни стало раскрутить клиентку на покупку дорогостоящего «чемоданчика» с косметикой. А если дама будет ссылаться на отсутствие финансов, то – вот оно – оформим кредит сию секунду. Пожалуйте ваш паспорт. Однако в данном случае о паспорте мне не сказали, может быть, у них поменялись условия? Кто знает? Ладно, поеду я к Екатерине к двенадцати часам, а до этого времени я вполне успею заскочить в дом Елизаветы, чтобы поговорить с консьержкой Ольгой Петровной. У меня ведь имеется фотоальбом Городенчиковой. Возможно, что Ольга Петровна и вспомнит или узнает кого-нибудь из тех, кто приходил к Елизавете в тот вечер.

Я встала с постели, быстро привела себя в порядок, то есть приняла душ, размялась и, соорудив завтрак из двух бутербродов с семгой, позавтракала. Ну а теперь в путь. По пути я прокручивала в памяти самый первый разговор с консьержкой. Ольга Петровна сказала, что в ночь перед убийством Елизавета пришла домой не одна, а с представительным мужчиной. По телефону Городенчиковой в тот вечер звонили Афиногентов, Амельченко и Ласточкин. Первые два претендента на роль преступника отпадают. Непроверенным остался Валентин Ласточкин. В самое ближайшее время необходимо будет им заняться вплотную. Кроме того, надо будет подняться на этаж, где находится квартира Елизаветы, и поговорить с соседями. Все-таки я не верю, что абсолютно никто из них ничего не видел и не слышал. Такого просто быть не может.

– Здравствуйте, Ольга Петровна, – сказала я, войдя в подъезд.

– Здравствуйте, – ответила консьержка и вопросительно посмотрела на меня.

– А я снова к вам. Вот, хочу показать вам знакомых Елизаветы Максимовны. Может быть, вы кого-то узнаете? – С этими словами я вынула из сумки фотоальбом. – Вот, взгляните. Меня в первую очередь, конечно же, интересует спутник Елизаветы Максимовны в тот вечер. Ну, я имею в виду мужчину, который сопровождал ее, – пояснила я.

– Я вас поняла, – сказала Ольга Петровна и, взяв альбом, начала переворачивать страницу за страницей, внимательно вглядываясь в фотографии.

– Ой! – почти одновременно воскликнули мы с консьержкой.

Я – потому что узнала на одном из снимков психотерапевта Георгия Александровича Листопадова. Что же это получается? Он является знакомым Елизаветы? Да, в этом не было никакого сомнения, потому что на снимке Листопадов и Елизавета стояли близко друг к другу, можно сказать, рука об руку, и весело улыбались в объектив. Правда, на фотографии Листопадов был не в молодежной одежде, как на тренинге, а во вполне традиционной пиджачной паре. И волосы у него были значительно короче. На фото кроме Елизаветы и Листопадова были запечатлены еще несколько человек.

– Ой! – повторила Ольга Петровна. – Это он! – она ткнула пальцем в Листопадова.

– Он – это кто? – я решила на всякий случай уточнить.

– Ну тот мужчина, с которым Елизавета прошла к себе домой. В тот вечер, – сказала Ольга Петровна.

– Вы на все сто процентов уверены в этом? – не отставала я от нее.

– Ну что вы, уверена, конечно же, уверена, – утвердительно ответила Ольга Петровна. – Я еще обратила на него внимание. Такой… такой представительный, похож на артиста кино. Он это, точно я говорю.

– А остальных людей на этой фотографии вы знаете? – спросила я.

– Это – Елизавета Максимовна, а больше я никого тут не знаю, – покачала головой консьержка.

– Ладно, – сказала я, – вы уж тогда просмотрите все фотографии в альбоме до конца: вдруг кого-нибудь еще узнаете, – попросила я ее.

– Хорошо, давайте посмотрю, – согласилась Ольга Петровна.

Но рассмотрев остальные фотографии, она вернула мне альбом и сказала:

– Нет, к сожалению, все остальные люди на фотографиях мне не знакомы.

– Спасибо вам за помощь, Ольга Петровна, – поблагодарила я консьержку. – А сейчас я поднимусь на этаж и поговорю с соседями Елизаветы Максимовны, – сказала я ей и направилась к лифту.

– Так ведь… время сейчас какое, – вдогонку сказала мне Ольга Петровна. – Все жильцы на работе находятся. С кем же вы будете разговаривать?

– Ну не все же работают, есть и такие, которые находятся дома. Вот с ними я и поговорю, – ответила я ей уже из лифта и нажала кнопку седьмого этажа.

Выйдя из лифта, я направилась к соседней с квартирой Городенчиковой двери. Позвонив, я стала ждать. Минуты через две дверь открыл мальчишка лет двенадцати. Отчаянно зевая, он спросил меня:

– Вы к кому? Предков нет, они на работе.

– А ты почему не в школе? – спросила я его.

– А-а, – протянул он, – у нас сейчас контрольная по алгебре, а я в ней ни фига не волоку. Охота парашу получать!

– А когда твои родители приходят с работы? – спросила я.

– Не раньше семи, – ответил парнишка. – А вы кто?

– Я частный детектив, Татьяна Александровна, – ответила я.

– Частный детектив? Правда, что ли? Вот здорово! – воскликнул мальчишка, и глаза его загорелись. – А вы не врете? Взаправду говорите? Подождите, так вы, наверное, по поводу того убийства? – спросил он. – Тетю Лизу ведь шестого сентября убили.

– Да, я как раз расследую это убийство, – подтвердила я. – Так ты говоришь, что твои родители вернутся с работы после семи часов вечера?

– Да, но только нас в тот день не было дома. Я был у бабушки с дедушкой, а родаки поехали на свадьбу к своим друзьям. Вы лучше позвоните к тете Лене, – он кивнул на квартиру напротив своей. – А лучше всего поговорите с бабой Галей, она живет в соседнем тамбуре. Баба Галя старенькая уже, у нее бессонница все время. И еще она очень любопытная. Она всегда все про всех знает. И про тетю Лизу, ну, которую убили, тоже знает. Верняк!

Мальчишка скрылся за дверью, а я стала звонить в квартиру напротив. Звонила я долго, минут пять, не меньше. Наконец дверь открыла очень ухоженная дама неопределенного возраста в шелковом халате, расшитом райскими птицами, и подпоясанная кушаком с кистями.

– Здравствуйте, – сказала я, – я частный детектив Татьяна Иванова, я провожу расследование убийства вашей соседки Елизаветы Максимовны Городенчиковой. Скажите, вы видели того мужчину, который был с вашей соседкой, когда она вошла в тот вечер к себе в квартиру? – спросила я.

– Какого еще мужчину? – недовольно скривившись, спросила женщина.

– Такого высокого, представительного, в общем, солидного, – сказала я.

– По-вашему, я похожа на сплетницу?

– Я этого не говорила.

– Но это вытекает из вашего вопроса! Ведь для того чтобы увидеть, кто с кем входит к себе домой и выходит, надо стоять у входной двери и заниматься слежкой! Нет уж, увольте!

– Хорошо, тогда скажите, вы одна проживаете в этой квартире? – спросила я.

– Что за наглость?! – Дама так и вскипела, только что не подпрыгнула. – Что вы себе позволяете, в конце концов? Кто вам дал право лезть в частную жизнь? Какое вам дело, одна я живу или нет?

– Хорошо, успокойтесь, пожалуйста. Я задаю все эти вопросы не из праздного любопытства, можете мне поверить. Просто мне необходимы все эти сведения для расследования уголовного дела. Между прочим, если вы так реагируете на вполне естественные вопросы, то, пожалуйста, вам пришлют повестку, будете отвечать на них в отделении.

– Еще чего не хватало! Мы уже и так ответили на вопросы, полиция уже нас опрашивала.

– «Мы» – это кто? – спросила я.

– «Мы» – это я и мой муж, – нехотя ответила дама.

– Ваш муж сейчас дома? – продолжала спрашивать я.

– Нет. Он сейчас на работе, – женщина немного поостыла и вела себя уже не так воинственно. Наверно, возымела свое действие фраза о вызове в отделение полиции.

– А когда он вернется с работы? – спросила я.

– Вечером. Послушайте, я не запомнила, как вас зовут, но…

– Меня зовут Татьяна. Иванова Татьяна Александровна.

– Татьяна Александровна, мой муж тоже никогда не подглядывает за соседями. Так что и он не мог никого видеть, – ответила женщина.

– Ну, хорошо. Спасибо вам и до свидания, – попрощалась я с ней.

Что же, позвоню теперь бабе Гале, которая мается бессонницей. Ей я звонила минут десять, если не больше, с перерывами. Но дверь так никто и не открыл. Ну и ладно. Всегда можно вернуться. В конце концов, она могла отлучиться хотя бы в магазин за продуктами. Я решила, что зайду к ней попозже, хотя бы на обратном пути из косметического салона от Екатерины Расторгуевой. Я вышла из подъезда. Теперь можно ехать на встречу с Екатериной Расторгуевой.

Я припарковалась неподалеку от торгового центра, в котором располагалась «Люксери косметикс». Поднявшись на лифте на пятый этаж, я без труда отыскала эту компанию, потому что она занимала весь этаж. Первое, что мне бросилось в глаза, это современное оформление интерьера на довольно высоком уровне: просторный холл, кожаные диваны, диванчики и кресла, в центре – искусственный фонтан, на стенах – вьющиеся растения, напоминающие тропические. Позади администраторской стойки находились входы в кабинеты. По обе стороны от стойки были еще какие-то двери. Куда они вели – неизвестно. Я подошла к стойке и спросила, где мне найти Екатерину Борисовну Расторгуеву. Приятного вида девушка с прической «французская коса» показала рукой направо.

– В этом коридорчике всего два кабинета, – объяснила она. – Один Екатерины, а другой Дарьи. Там таблички на дверях висят, не ошибетесь.

Я пошла направо и оказалась в некоем предбаннике, в котором уже находились две женщины бальзаковского возраста. У одной из них были очень яркие рыжие волосы. Я никогда еще не видела такой насыщенный цвет. Немного, правда, вызывающе, но женщине этот цвет подходил. Я заняла свободный стул необычной формы – без острых углов, какой-то сглаженный – явно дизайнерская работа. Женщины о чем-то оживленно беседовали. Прислушавшись, я поняла, что речь шла все о тех же косметических салонах, точнее сказать, о тех конторах, которые, заманивая клиенток на бесплатные спа-процедуры, потом впаривают им свой косметический набор по космическим ценам. Оказалось, что одна из женщин – та, рыжеволосая – уже ходила на одну такую процедуру, только в другой салон. А сегодня решила посмотреть «Люксери», потому что там, где она уже побывала, ей решительно не понравилась косметолог.

– Представляете, она потом, в конце процедуры, вдруг вспомнила, что забыла сделать грязевую маску! Смех, да и только! Она ее наложила сверху на все остальное. Потом смыла и еще раз, последний, кремом намазала! И все мне твердила, что какая разница, вреда все равно не будет. Да, очень надеюсь, что вреда не будет, но ведь и пользы тоже.

– Нет, она не права, – возразила ее собеседница, – как раз очень важна очередность, то есть что за чем идет. Вот я когда дома занимаюсь своим лицом, я же не накладываю сначала маску, а уж потом снимаю макияж. Это ведь абсурд.

– Да, совершенно с вами согласна, – сказала рыжеволосая. – А еще мне не понравилось, что они очень настойчиво навязывали свою косметику, весь набор. Конечно, так уметь надо. И я сделала вывод, что если они такую горячку порют, что типа скидка и бонусы только при покупке в день презентации, то что-то тут не чисто. Если вы заинтересованы в клиенте, то вам не в облом будет дать ему время подумать. А так совершенно очевидно, что они просто куют железо, не отходя от кассы. Но стоимость этой косметики так велика, что сразу соглашаться на нее было бы безумием. Ведь когда ты совершаешь крупную дорогостоящую покупку, то долго ходишь, выбираешь, спрашиваешь. А тут получается, ничего не зная, выложи кругленькую сумму и ходи красивой.

– О, как вас много! – послышался еще один женский голос.

Я повернула голову и увидела женщину более старшей возрастной категории, чем мои соседки. Ей можно было дать, пожалуй, лет шестьдесят. Но она не выглядела на свой возраст: почти полное отсутствие возрастных морщин, свежий цвет кожи, умело наложенный макияж. Было видно, что она следит за своим внешним видом, поэтому и такой результат.

– Так кто тут за кем идет? – спросила женщина.

– А вы к какому консультанту записаны? – спросила рыжеволосая. – Здесь их две, вон, видите таблички? Расторгуева Е. Б. и Ермолаева Д. С.

– Ох, а я уже и забыла. Пойду, уточню.

Женщины продолжали беседовать о том, как поднаторели косметологи-продавцы в искусстве ездить по ушам клиентки, как хорошо они овладели психологическим воздействием и практикой нейролингвистического программирования. Я же в это время думала о деле Елизаветы Городенчиковой.

В коридоре появилась ухоженная дама лет сорока на вид. Вся элегантная и благоухающая изысканным парфюмом, она подошла ко мне и спросила:

– Вы на спа-процедуру?

– Да, – ответила я.

– К Екатерине Борисовне или к Дарье Сергеевне? – продолжала уточнять дама.

– К Екатерине Борисовне, – сказала я. – Только вот…

– Что? – мгновенно среагировала дама. – Какие-то вопросы или проблемы? Скажите, мы все быстро исправим.

– Да, собственно, проблем особых нет. Просто Екатерина Борисовна назначила мне по времени встречу на двенадцать часов, а сейчас, видите, уже десять минут первого. У меня работа, между прочим.

– Сейчас мы все устроим. Бога ради извините за доставленное беспокойство.

Дама открыла дверь в кабинет, где находилась Екатерина с клиенткой.

– Екатерина Борисовна, – прямо с порога, не заходя в кабинет и не прикрыв дверь, начала дама, – вас уже десять минут дожидается очередная клиентка. Это непорядок. Извольте укладываться в отведенное для процедуры время. Да, и вот еще что. Мне, правда, не совсем удобно делать вам замечание такого рода, да еще и при людях, но… Вынуждена обратить ваше внимание на ваш внешний вид.

– Мой внешний вид? – послышался голос Екатерины. – А что со мной не так, Белла Владимировна?

– На днях вы пришли на работу в блузке с оторванной пуговицей. И сама блузка была довольно несвежая, с какими-то… гм… пятнами. Будьте, пожалуйста, поаккуратнее. И рассчитывайте время, отведенное на процедуру. Нельзя заставлять людей вас ждать. Это, кстати, еще и свидетельствует о вашем профессионализме. И, если вы помните, ваша переаттестация уже не за горами. Всего доброго.

Белла Владимировна повернулась ко мне:

– Сию минуту Екатерина Борисовна вами займется. Хотите чаю? Или кофе?

– Спасибо, ничего не надо, – ответила я.

Белла Владимировна кивнула и удалилась, цокая невероятной высоты каблуками. А я принялась осмысливать информацию, которую только что получила от Беллы Владимировны по поводу оторванной пуговицы от блузки Екатерины Расторгуевой. Не та ли самая эта пуговица, которую я нашла в квартире Елизаветы Городенчиковой? Вполне может быть. То, что она не принадлежит самой Елизавете, – это установленный факт. Ведь Алевтина Григорьевна сказала, что у ее дочери не может быть такой дешевки. Значит, эту пуговицу в квартире Елизаветы могла оставить какая-то другая женщина, в том числе и Екатерина. Поэтому… Мои размышления были прерваны звуком открывающейся двери. Это из кабинета Екатерины выходила предыдущая клиентка.

– Вы ко мне? – обратилась ко мне Расторгуева.

– Вы мне сегодня позвонили утром и пригласили на двенадцать часов, – напомнила я.

– Да, да. Извините, что заставила вас ждать. Проходите, пожалуйста, – пригласила Расторгуева.

Я прошла в кабинет и села на стул, стоящий у окна.

– Нет, нет, вам не сюда. Пожалуйста, пересядьте вот на эту кушетку, – попросила Екатерина.

– Я лучше останусь здесь, – сказала я и, встретив недоумевающий взгляд Екатерины, пояснила: – Я пришла не на косметическую процедуру.

– Да? – поднялись тщательно выщипанные брови Екатерины. – А зачем же тогда?

– Я частный детектив Татьяна Иванова. Вот моя лицензия. В данный момент я расследую убийство вашей подруги Елизаветы Городенчиковой. И у меня к вам есть вопросы.

– О чем же вы хотите поговорить? – спросила Екатерина.

– Меня в первую очередь интересует круг знакомств Елизаветы, – ответила я. – С кем она общалась и дружила, – добавила я.

– Ну, круг знакомств был очень большой. Лиза общалась со многими людьми, – ответила Екатерина. – Это если говорить в общих чертах.

– Ладно, тогда я спрошу более конкретно. Взгляните на эту фотографию, – я достала альбом с фотографиями и открыла его на странице, где была размещена фотография Елизаветы и психотерапевта Листопадова.

Екатерина едва взглянула на фотографию и кивнула:

– Это Георгий Александрович Листопадов, известный психотерапевт.

– Скажите, Екатерина, а что связывало Листопадова и вашу подругу?

– Да собственно, кроме профессиональных отношений, больше ничего.

– То есть? Что вы хотите этим сказать?

– Видите ли, Лиза еще с детства отличалась неуравновешенным характером. Ну и вот, поэтому ей требовались услуги психотерапевта, – объяснила Екатерина.

– Вы хотите сказать, что Листопадов и Елизавета были знакомы еще с незапамятных времен?

– Да ну нет, конечно. Тогда Лиза обращалась к другим специалистам. Такого же профиля.

– А с Листопадовым она когда познакомилась?

– Сравнительно недавно, – обтекаемо ответила Екатерина.

– Хорошо, а кто такой Валентин Ласточкин? Вам знакомо это имя? – спросила я.

– Конечно, знакомо. Валентин был любовником Лизы до недавнего времени, – ответила Расторгуева.

– Посмотрите альбом, пожалуйста, и покажите мне Ласточкина, если здесь есть его фотография, – попросила я.

Екатерина взяла в руки альбом и начала его листать.

– Вот он, – она указала на фото, на котором был заснят блондинистый мужчина.

– А когда они расстались? – спросила я.

– Ну, час и минуту, когда это произошло, я вам, конечно, назвать не смогу, – Екатерина позволила себе усмехнуться краешками губ. – Но… это произошло совсем недавно.

– Причина их разрыва вам известна?

– Ну, более или менее, – опять неопределенно сказала Екатерина.

– Так почему же? – продолжала допытываться я.

– В общем, Валентин был очень не сдержан, можно даже сказать, что груб, – ответила Расторгуева.

– А в чем проявлялась эта его грубость? – задала я очередной вопрос.

Екатерина вздохнула:

– В основном в его беспричинной ревности. В такие моменты он просто не помнил себя и мог совершить что угодно.

– Вы хотите этим сказать, что Ласточкин поднимал на Елизавету руку? – спросила я.

– Один раз такое было, – сказала Екатерина. – И как только такое произошло, Лиза сразу же с ним порвала. Она элементарно стала бояться его. И ее можно понять. От Валентина можно было ожидать всего.

– А Валентин отпустил Елизавету? – спросила я. – Он не стал устраивать скандалов, когда узнал о ее решении расстаться с ним?

– Ну, что вы! Какое там «отпустил»! – воскликнула Расторгуева. – Валентин после того как Лиза объявила ему, что знать его больше не желает, еще какое-то время продолжал ей названивать, грозился отвадить всех мужчин, с которыми она будет встречаться.

– А как давно произошел этот разрыв? – спросила я.

– Да собственно, совсем недавно. Ну, с неделю, наверное, или чуть больше.

– И что же, Ласточкин все продолжал звонить Елизавете и угрожал по-прежнему?

– Да нет, кажется, дня три назад Лиза сказала, что звонки эти прекратились. Видно, до него дошло, что разрыв этот – окончательный, что к прошлому возврата нет. Так чего же без толку звонить?

«Если этот Валентин Ласточкин такой необузданный, как говорит Екатерина, то в ревнивом припадке он вполне мог нанести Елизавете смертельный удар. Возможно, он и не хотел лишать ее жизни, просто не рассчитал удар, и вот результат, – подумала я. – Но дела это не меняет. С другой стороны, ведь этого Валентина Ласточкина в тот вечер никто не видел рядом с Елизаветой. Но так ли это? Ведь я полагаюсь только на свидетельство консьержки Ольги Петровны. Она могла не видеть. К тому же сдается, что она все-таки отлучалась со своего поста. Хотя бы и не надолго».

– У вас еще есть ко мне вопросы? – спросила меня Расторгуева. – Меня клиенты ждут.

– Пожалуй, больше вопросов нет, – ответила я, – разве что еще один.

– Я слушаю вас.

– А где вы, Екатерина, были в тот вечер, когда убили Елизавету? – спросила я.

– А я что, нахожусь под подозрением? – нервно дернулась она.

– Я просто задала вам вопрос, – спокойно ответила я. – И мне непонятно, почему вы с такой нервозностью на него отреагировали.

– Весь этот вечер, а также и ночь я была у себя дома, – наконец ответила Екатерина, придя в душевное равновесие.

– И у вас, конечно же, есть свидетели, – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала я.

– Конечно же, есть, – ответила Расторгуева.

– Ладно, – сказала я.

Определенно она что-то скрывает, не хочет говорить.

– А вот как вы думаете, мог ли вашу подругу убить психотерапевт Листопадов? – вдруг неожиданно задала я ей вопрос.

– Нет! Никогда! – убежденно ответила Расторгуева.

– А почему вы так в этом уверены? Вы-то сами хорошо знаете Листопадова?

– Да! – горячо воскликнула Екатерина. – Он просто не мог этого сделать, я вас уверяю.

– Однако Георгия Листопадова в ночь убийства свидетели видели в доме, где жила Елизавета. Более того, он поднялся вместе с вашей подругой в ее квартиру. Что вы на это можете сказать?

– Ничего. – Екатерина закусила губу. – Я ведь уже сказала вам, что в ту ночь я была у себя дома и никуда не выходила.

– Ладно, не буду вас больше задерживать, – сказала я, вставая. – Спасибо, что ответили на мои вопросы. До свидания.

Я пошла к выходу. «Вот ведь она какая, эта Екатерина, – подумала я, – ведь определенно что-то знает, но ничего не хочет говорить. Я ведь чувствую, что она что-то изо всех сил старается скрыть. Но почему? Существует нечто, что может скомпрометировать ее? Как она дернулась, когда я спросила о ее алиби! Однако мне надо решить, что делать дальше. В свете того, что Ольга Петровна опознала в мужчине, который вместе с Елизаветой вошел в ее квартиру, психотерапевта Георгия Листопадова, направляться мне следует теперь именно к нему».

Частная клиника «Авиценна», в которой работал Георгий Листопадов, находилась на улице Полянского, в многоэтажном здании. Я вошла в широкий вестибюль и поднялась по ступенькам лестницы, предварительно у входа обув оранжевого цвета бахилы. У стойки ресепшн стояла небольшая очередь.

– Почему я уже вот пятнадцать минут сижу у кабинета, а доктора все нет? – с раздражением в голосе спросила средних лет женщина в джинсах и свободного покроя рубашке.

– Вы к какому доктору? – спокойно осведомилась девушка по ту сторону стойки. На ее бейдже было написано «Лидия».

– Как к какому? Вы что? К гепатологу, разумеется. Вы же мне сами оформили договор!

– Да, верно. Только дело в том, что гепатолог сегодня принимать не будет.

– Как это не будет принимать?! Да вы что, в конце концов? А зачем же вы с меня деньги уже взяли? Ничего себе! – начала возмущаться женщина.

– Деньги мы вам сейчас вернем, – так же невозмутимо ответила девушка. – Просто до вас сегодня не смогли дозвониться, чтобы сообщить о том, что приема не будет.

– Неправда! Никто мне сегодня не звонил! А зачем вы в таком случае стали оформлять договор на оплату? Вы ведь знали, что приема не будет.

– Я стажер, работаю совсем недавно, – объяснила свой косяк Лидия. – Сейчас вы заполните анкету, напишете заявление на возврат уплаченной суммы, я подпишу его у главврача, и в кассе вам вернут деньги.

– Вы что, с ума, что ли, сошли?! С какой стати я должна столько времени потерять?! Ничего себе, порядки! А еще платная клиника! Да больше я к вам ни ногой! Буду обходить вашу шарашку десятой стороной! И другим расскажу!

Женщина еще долго возмущалась, ее поддержали несколько человек из очереди. У них тоже когда-то произошли подобного рода накладки. Наконец подошла моя очередь, и я встала перед Лидией.

– Здравствуйте, – сказала девушка. ж – Вы записывались? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – А что, без записи нельзя?

– Можно, но только если у доктора есть свободное время, – ответила Лидия. – К какому специалисту вы хотите обратиться?

– К психотерапевту Листопадову, – ответила я.

– Сейчас я открою его страницу и посмотрю запись к нему, – сказала девушка и стала щелкать «мышкой». – К сожалению, Георгий Александрович сегодня не принимает.

– А почему, можно узнать, у него сегодня нет приема? – спросила я.

– К сожалению, не имею такой информации, – ответила Лидия.

– А на какое число можно будет записаться к доктору Листопадову? – спросила я.

– В данный момент запись к нему не ведется. Звоните, узнавайте, – она протянула мне твердый картонный листочек с телефонами клиники.

– А расписание его работы можно узнать? По каким дням он ведет прием? – спросила я.

Лидия снова уткнулась в компьютер:

– С воскресенья по четверг Георгий Александрович принимает пациентов, а пятница и суббота у него выходные дни.

– Понятно, – сказала я и отошла от ресепшн.

Можно было бы подняться к главврачу и, показав лицензию частного детектива, поговорить. Но что бы это мне дало? Разговаривать надо непосредственно с самим Листопадовым. Ладно, никуда он от меня не денется. Встречусь с ним еще. Хотя… Да, можно прямо сейчас, не дожидаясь психо-аналитика, поговорить с его начальством. Уж главврач-то наверняка обладает информацией о местонахождении в данный момент Листопадова. А мне необходимо знать, куда это направился Георгий Александрович спустя всего пару дней после убийства Елизаветы Городенчиковой. Своей, кстати, пациентки, если верить словам Екатерины. Вот, кстати, у главврача я и выясню, действительно ли Елизавета лечилась у Листопадова и по какому поводу. У проходившей мимо с ведром воды и шваброй санитарки я спросила, где находится кабинет главврача.

– Подниметесь на второй этаж и пройдете по коридору направо. Там будет кабинет Натальи Евгеньевны.

Я поднялась на указанный этаж. Найдя нужный мне кабинет – на двери висела табличка «Главный врач Наталья Евгеньевна Кутузова», – я собралась было постучать. Но тут из кабинета до меня донесся возмущенный женский голос:

– Ну как же так можно, Дмитрий Сергеевич? Как вы могли покинуть клинику, если у вас по записи должен быть еще один пациент?

Дмитрий Сергеевич что-то там забормотал, очевидно, в свое оправдание, но разобрать его слова было невозможно. А Наталья Евгеньевна продолжала бушевать:

– Дмитрий Сергеевич, не мне вам говорить, какая сложная и ответственная процедура колоноскопия. К тому же пациент почти сутки перед ней воздерживается от пищи и очищает кишечник. Как же можно заставлять ждать пациента голодать еще и дополнительное время? Ваше отсутствие на рабочем месте перебудоражило всю клинику. Пациент пошел на ресепшн узнавать причину, девочки принялись вас вызванивать. Человек в растерянности: «Что же мне теперь, спрашивает, снова полдня клизмы делать?» Ваше поведение совершенно недопустимо, Дмитрий Сергеевич. Мы же не могли вызвать специалиста из другой клиники. В общем, я еще подумаю над всем случившимся, а вы идите к пациенту и займитесь им наконец. Да, и вот еще что. Сделайте ему скидку на прием десять… нет, двадцать процентов. Все, вы свободны.

Дверь кабинета открылась, и оттуда вышел маленького роста молодой мужчина в очках. Он стремительно пошел по коридору. Я постучала в дверь.

– Войдите, – сказала главврач.

Я вошла в кабинет. Он был довольно просторным. В нем поместились большой кожаный диван, шкаф для одежды, письменный стол со стоящим на нем компьютером, несколькими книжными шкафами, полки которых были уставлены медицинской литературой. За столом сидела крупная шатенка лет сорока пяти или близко к этому.

– Здравствуйте, Наталья Евгеньевна, – сказала я. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова. Я частный детектив.

– Частный детектив? – удивилась Кутузова. – Проходите, присаживайтесь. А что вас привело в нашу клинику? Со здоровьем проблемы? – спросила она.

– К счастью, Наталья Евгеньевна, на здоровье я не жалуюсь, – сказала я, сев на стул напротив Кутузовой. – Причина моего визита в клинику и к вам, в частности, совсем в другом. Видите ли, я расследую убийство Елизаветы Максимовны Городенчиковой. И по данным свидетельских показаний к этому может быть причастен доктор вашей клиники Листопадов Георгий Александрович. Поскольку на ресепшн мне сообщили, что доктор в настоящее время отсутствует, но информации об этом у девушек нет, то вот, собственно, поэтому я и направилась непосредственно к вам. Проясните, будьте добры, ситуацию с отсутствием Георгия Александровича. Мне с ним необходимо побеседовать в самое ближайшее время.

– Подождите, Татьяна Александровна, вы что же, хотите сказать, что Георгий Александрович убил эту женщину? Бред какой-то! – она пожала полными плечами.

– Наталья Евгеньевна, я ведь не сказала, что убийцей является доктор. Я сказала, что Листопадов может быть причастен к убийству Городенчиковой. Я просто проверяю свидетельские показания. И именно для этого мне необходимо встретиться с Георгием Александровичем.

– Я вас поняла, Татьяна Александровна, – сказала главврач. – Что ж, Георгий Александрович уехал на конференцию в Москву. Вернуться он должен завтра.

– Скажите, а какого числа доктор Листопадов отправился в Москву? – спросила я.

– Сейчас я посмотрю.

Главврач повернулась к монитору компьютера и, пощелкав несколько раз «мышью», ответила:

– Командировка у него была назначена на седьмое сентября.

Получается, что Листопадов практически сразу же после визита к Елизавете уехал на конференцию? Мог он быть тем самым убийцей, которого я ищу? Екатерина утверждает, что нет, не может он убить. Но мне необходима личная встреча с доктором. Полагаться на мнение людей, которые его знают, я не могу.

– Значит, возвращается доктор завтра? – спросила я.

– Да нет, – ответила Кутузова, – уже сегодня. Конференция была непродолжительная. Поэтому Георгий Александрович, надо полагать, уже в Тарасове. Во сколько прибывает московский поезд, вы не знаете?

– Да уже должен прибыть, – посмотрев на часы, сказала я. – Вот что, Наталья Евгеньевна, будьте добры, позвоните доктору, – попросила я.

– Но ведь сегодня он в любом случае не выйдет на работу. Пациентов к нему по записи нет. К тому же сегодня день возвращения из командировки, – объяснила главврач.

– Я понимаю, Наталья Евгеньевна, но дело срочное, на контроле у прокурора, – приврала я на всякий случай.

– Ну хорошо, я позвоню Георгию Александровичу, – согласилась Кутузова, – но что я ему скажу? Что его ждет частный детектив в связи с убийством?

– Нет, Наталья Евгеньевна, о том, что его ждет частный сыщик, говорить ни в коем случае не нужно. Вы скажите, что ему необходимо приехать в клинику по… ну, придумайте какую-нибудь вескую рабочую причину. Можно будет поговорить мне с ним в вашем кабинете, когда он приедет? – спросила я.

– Ладно, сейчас я позвоню. Вам лучше подождать в холле, – сказала Кутузова, доставая сотовый.

– Конечно, – сказала я и вышла из кабинета.

Минут через семь Кутузова вышла из своего кабинета.

– Татьяна Александровна, Георгий Александрович скоро приедет. Вы можете поговорить у меня.

– Большое вам спасибо, Наталья Евгеньевна, – сказала я.

– Пожалуйста, всего доброго.

Спустя минут пятнадцать в коридоре появился Листопадов. Он был в легкой светло-коричневой куртке и светлых летних брюках. В руках он держал черный «дипломат». Его волосы были тщательно уложены и, кажется, даже с применением бриолина. Психоаналитик, распространяя аромат хорошего парфюма, шел довольно медленно, как будто бы он прогуливался и ему некуда было спешить. А впрочем, практически так оно и было. Ведь Листопадов только что вернулся из командировки, рабочий день у него, надо полагать, начнется только завтра. Куда же торопиться? Да, но ведь его вызвала главврач. В этом случае наемный работник волей-неволей захочет поскорее узнать, по какому поводу его столь срочно вызывает начальство, да еще и в неурочный час. Во всяком случае, Ленка-француженка не раз говорила мне, что, когда завуч вызывает ее к себе в кабинет, у нее сразу начинают трястись поджилки и она, даже если начальница и не требует ее к себе «на ковер» сию минуту, часто бросает все и мчится. Потому что, говорит она, неведение ее просто убивает. Похоже, что Листопадов в этом плане – полная ей противоположность. Хотя оно и понятно: он ведь психолог, психоаналитик, психотерапевт, поэтому умеет владеть собой.

Листопадов между тем, пройдя мимо меня – я сидела недалеко от кабинета главврача, – постучался в дверь кабинета Кутузовой и, не дожидаясь ответа, приоткрыл ее.

– Наталья Евгеньевна, здравствуйте, – сказал Листопадов.

– Здравствуйте, Георгий Александрович, – ответила Кутузова, – проходите.

Она открыла дверь и позвала меня:

– Татьяна Александровна, пройдите в мой кабинет.

– Георгий Александрович, позвольте представить вам Татьяну Александровну Иванову, частного детектива. У Татьяны Александровны есть ряд вопросов к вам, Георгий Александрович. Я оставлю вас, – с этими словами Кутузова вышла из своего кабинета.

– Здравствуйте, Георгий Александрович, – сказала я.

– Добрый день, – спокойно ответил психоаналитик.

Удивительно, но, кажется, ни один мускул не дрогнул на его холеном, тщательно выбритом лице. Что это? Результат очень хорошего владения собой, своими эмоциями, обусловленный спецификой профессии? Или здесь кроется что-то иное? Уверенность в том, что он никаким образом не может вызвать интереса к себе со стороны правоохранительных органов? С другой стороны, частный детектив и полиция – это не совсем одно и то же. И Листопадов, похоже, хорошо в этом разбирается. Вообще он производил впечатление основательного и аккуратного в своих действиях человека. Я даже подумала, что если такой, как он, волей или неволей станет убийцей, то по складу характера или привычке он непременно самым тщательным образом уберет все следы: все вымоет, все протрет. И только после этого уйдет с места преступления. И тогда найти какие-нибудь улики станет делом практически невозможным. Полный «глухарь», как говорит Володя Кирьянов.

– Чем я могу быть полезен частному детективу, Татьяна Александровна? – осведомился Листопадов.

Я решила, что разводить китайские церемонии с таким, как он, только время терять.

– Я расследую убийство Елизаветы Максимовны Городенчиковой. А вы, Георгий Александрович, являетесь одним из подозреваемых в этом преступлении. Поэтому ответьте на вопрос: где вы находились в ночь с шестого на седьмое сентября?

Лишь на одно мгновение в глазах психоаналитика мелькнуло какое-то подобие растерянности. Но он тут же, нисколько не стушевавшись от такого прямого вопроса, ответил мне вопросом на вопрос:

– А вы что же, Татьяна Александровна, прямо вот так обвиняете меня в совершении такого тяжкого преступления?

Он вынул из кармана куртки небольшой стеклянный шарик, наподобие тех, которые составляют непременный атрибут имиджа экстрасенсов, и принялся катать его в правой руке. Меня это несколько озадачило. Обычно люди после таких вопросов или впадают в ступор, или начинают истерить: «Как?! По какому праву? Да как вы смеете?» И все в таком духе.

– Вы не ответили на мой вопрос, – жестко произнесла я.

– У вас есть факты относительно моей причастности к убийству? – невозмутимым тоном спросил доктор, продолжая катать в руке шарик.

«А ведь отлично успокаивает, надо полагать, такая штука, – подумала я. – Себе, что ли, приобрести такой».

– Факты, говорите? – переспросила я. – Да вот, пожалуйста: вы вошли вместе с Елизаветой Городенчиковой в ее квартиру, после чего ее вскоре обнаружили убитой. Больше к ней никто не приходил.

– Вы ошибаетесь, Татьяна Александровна, – уверенно произнес психоаналитик. – Дело было так. Я действительно… проводил Елизавету Максимовну домой и вскоре ушел от нее. Потому что к ней должен был прийти один ее знакомый.

– Дежурная в холле подъезда утверждает, что видела только вас. После вас в квартиру Городенчиковой никто не входил, – возразила я.

– Женщина могла ошибиться, – возразил Листопадов, – ее могли отвлечь, в конце концов, на какое-то время она могла и вовсе покинуть свой пост. Разве такие варианты не могли иметь место?

«А ведь он в какой-то степени прав, – подумала я, – в показаниях консьержки Ольги Петровны есть слабое звено именно во временном отношении. И похоже, что она действительно отлучалась, пусть даже и ненадолго».

– Скажите, а во сколько вы ушли от Городенчиковой? – спросила я.

– В одиннадцать часов вечера, – сразу же, ни секунды не раздумывая, сказал психоаналитик.

– Ладно, тогда расскажите, как все происходило в квартире Елизаветы Максимовны. Кстати, она является вашей пациенткой или просто знакомой? – решила я уточнить.

– Она была и пациенткой, и просто хорошей знакомой, – ответил Листопадов.

– Хорошо, продолжайте, – сказала я.

– Так вот, мы встретились с Елизаветой на улице, и она предложила подняться к ней… гм, на чашку чая. Только мы вошли в квартиру, буквально в следующую минуту раздался телефонный звонок. Елизавета почти ничего не говорила. Да и разговор был, в общем-то, недолгий. Мы все еще стояли в холле, когда Елизавета сказала, что, к сожалению, мне придется сейчас уйти, потому что с минуты на минуту к ней должен прийти ее знакомый. И ей будет неприятно, если мы столкнемся здесь, встретимся то есть.

– Имя этого знакомого Городенчиковой вам известно? – спросила я.

– Это был некий Валентин Ласточкин, бывший мужчина Елизаветы. Но они не так давно расстались, кстати, из-за патологической ревности этого Отелло. – Тут психо-аналитик остановился и посмотрел на меня.

Я никак не отреагировала на это известие о бывшем любовнике Елизаветы. А судя по паузе доктора, он, скорее всего, рассчитывал, что я заинтересуюсь ревностью Ласточкина как возможным мотивом для убийства.

– Скажите, когда вы спускались вниз, вы встретили бывшего любовника Елизаветы? – спросила я.

– Нет, в подъезде никого не было, если вы об этом, – ответил Листопадов.

– В подъезде не было, но, может быть, он был во дворе?

– Не заметил. Я быстро сел в свою машину, и поскольку было уже поздно, то я уехал, – сказал Листопадов.

– Так вы утверждаете, что консьержки в подъезде не было, когда вы спустились? – уточнила я.

– Я не разглядывал столь пристально пространство вокруг, – ушел от прямого ответа психоаналитик.

«Вот жук! Только ведь что сказал: «в подъезде никого не было». Получается, что у него нет свидетелей, которые видели бы, как он вышел из подъезда. Мне теперь нужно будет еще раз допросить Ольгу Петровну. В конце концов, от этого будет зависеть, продолжать ли мне и дальше разрабатывать версию о причастности психоаналитика к убийству».

– Куда вы отправились, после того как выехали со двора дома Городенчиковой? – спросила я.

– Я поехал сюда, в клинику, – ответил Листопадов.

– В двенадцатом часу ночи? – удивилась я. – А что, клиника работает в такое позднее время?

– Да, представьте себе, это же частная клиника, – ответил доктор. – У нас есть кабинет неотложной помощи, принимает дежурный хирург.

– Неужели кому-то может понадобиться неотложная помощь психотерапевта в такое время? Насколько мне известно, для этой цели существует «телефон доверия».

– Я поехал в клинику для того, чтобы забрать некоторые документы. Дело в том, что седьмого сентября я должен был отправиться в командировку в Москву на конференцию, – объяснил Листопадов.

– В клинике вас кто-нибудь видел? – спросила я.

– Да, конечно, дежурный охранник. Он может подтвердить, что я действительно приехал в клинику и прошел к себе в кабинет.

«Ну, охранник, конечно, может подтвердить. Хотя бы в силу своего зависимого положения. Но ведь и у меня нет никаких доказательств, что Елизавету Городенчикову убил именно психоаналитик. И кто знает, ведь все могло произойти так, как он говорит. Мне теперь обязательно надо будет встретиться с Ласточкиным. А что делать с Листопадовым? А ничего пока. Ведь я даже не могу взять с него подписку о невыезде».

Глава 4

Я вышла из клиники «Авиценна» и, сев в машину, поехала к дому Елизаветы Городенчиковой, чтобы поговорить с бабой Галей, как назвал соседку Елизаветы мальчишка, прогуливавший уроки в школе. Вдруг она уже дома?

В подъезде, к моему удивлению, на месте консьержки сидела не Ольга Петровна, а другая, незнакомая мне женщина.

– Здравствуйте, – поздоровалась я с ней, – а где же Ольга Петровна? Ведь утром она была здесь. Сегодня ведь она дежурит? – спросила я.

– Да, все верно, сегодня должна была дежурить Оля. Но ей вдруг стало плохо, и она попросила меня подменить ее. В последнее время, знаете, у нее со здоровьем нелады, – объяснила женщина.

«Вот так, наверное, было и шестого сентября, – подумала я, – Ольге Петровне тоже могло стать внезапно плохо, и она отлучилась, скажем, за лекарством».

– А я – частный детектив Татьяна Иванова, – назвала я себя, – расследую убийство Елизаветы Максимовны Городенчиковой. Знаете такую?

– Ох, как же не знать, – вздохнула женщина.

– Скажите, ее соседка, мм… баба Галя сейчас дома? – спросила я.

– Галина Матвеевна? Да, видела ее недавно, пошла к себе со своими питомцами.

Что это за питомцы? Интересно!

– Тогда я пойду к ней, хочу поговорить, вдруг она видела что-нибудь, что поможет найти преступника, – сказала я и прошла к лифту.

Около него уже стояла женщина средних лет с хозяйственной сумкой в руках.

– Вам на какой этаж? – спросила я, когда лифт подошел и мы вошли внутрь.

– На четвертый, – ответила женщина и нажала кнопку.

Внезапно лифт остановился.

– Господи, ну вот, застряли, – простонала женщина.

– Спокойно, не нервничайте, – сказала я. – Какой у вас телефон вызова ремонтной службы?

– Откуда же я знаю! – воскликнула женщина.

– Что, первый раз застряли? – спросила я.

– Да! – со слезами в голосе проговорила женщина. – Господи, теперь всегда буду ходить пешком! Пропади он пропадом! Господи! Чтоб я еще когда-нибудь села в этот ящик!

– Подождите, – прервала я ее излияния, – нам необходимо отсюда выбраться, так? Тогда вспоминайте номер телефона председателя вашего жилищного кооператива, он-то уж точно знает, куда позвонить надо.

– Ах, у нас не кооператив, а товарищество, – пояснила женщина.

– Ладно, и председатель товарищества сойдет. Как ему позвонить? – спросила я.

Женщина продиктовала номер, а я его набрала.

– Как зовут вашего председателя? – спросила я женщину. – Да поставьте вы сумку на пол, вам же тяжело ее держать.

– Виктор Борисович, – ответила женщина.

Я набрала председателя.

– Алло, Виктор Борисович, мы в лифте застряли! Выручайте!

– Звоните в службу ремонта, я-то как вам могу помочь?

– Так мы не знаем номера, не подскажете?

– Набирайте, – Виктор Борисович назвал телефон.

Прошло еще с полчаса, пока нас наконец освободили из «плена».

– Вот так же было и в тот раз, – сказала напоследок женщина, когда мы покинули лифт.

– В какой тот раз? – спросила я: все-таки неудобно сразу обрывать разговор с «товарищем по несчастью».

Как-никак, вместе маялись в тесной кабине. К тому же женщина сообщила, что страдает ишемической болезнью сердца, а это уже не шутки.

– Так в тот вечер, когда убили Лизу, – пояснила женщина. – Ах, это такой кошмар, просто ужас!

– Тогда тоже застрял лифт? – спросила я.

– Ну, не совсем застрял. Двери закрылись, а он не поехал. Я тогда вышла из лифта, зачем испытывать судьбу, верно? Но я его видела, – несколько путано заговорила женщина.

– Кого вы видели? – спросила я.

– Того, кто ее убил!

– И кто же это был?

– Мужчина, такой весь видный из себя, в дорогом костюме, в начищенных ботинках, тоже дорогих, – начала перечислять женщина.

– Но почему вы решили, что это убийца? – спросила я.

– А он выходил из ее квартиры. – объяснила женщина. – А потом Лизу нашли уже мертвую.

– Простите, вас как зовут? – спросила я.

– Нина Петровна, – ответила женщина.

– Нина Петровна, а вы откуда его могли видеть? Вы в это время выходили из лифта? – спросила я.

– Да, я как раз вышла вынести мусор, – пояснила она. – Я всегда это делаю перед сном, не люблю, когда в квартире находится полное мусорное ведро.

– А во сколько это было? – решила я уточнить.

– Ну, я на часы не смотрела. Но точно помню, что перед сном, а спать я ложусь поздно, не раньше двенадцати ночи, ведь сериалы раньше и не заканчиваются. Все, теперь только пешком буду ходить, – сказала Нина Петровна и, подняв сумку, медленно начала подниматься на свой этаж.

Я позвонила в квартиру в соседнем тамбуре.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Мне нужна Галина Матвеевна, – сказала я.

Дверь открылась, и на пороге показалась пожилая женщина, а за ней – две собаки, пудель и болонка. Наверное, это и были ее питомцы, о которых говорила дежурная.

– Добрый день, Галина Матвеевна, – сказала я, – меня зовут Татьяна, и я провожу расследование убийства вашей соседки Елизаветы Максимовны. Мы можем поговорить?

– Проходите, – пригласила она, – проходите на кухню, в комнате у меня не прибрано, я только что с дачи вернулась, – пояснила женщина.

Кухня была маленькая, можно сказать, крошечная, но уютная. Галина Матвеевна сразу же поставила на плиту чайник.

– Сейчас я напою вас чаем, чай у меня особый, на травах, – сказала она и достала с полки полотняный мешочек.

Собаки, виляя хвостами, устроились на угловом диванчике.

– Мои озорники, Гоша и Тоша, – с нежностью проговорила Галина Матвеевна и погладила сначала болонку, потом пуделя по кудрявой шерсти. – А вот и чайник вскипел, – сказала хозяйка и, достав из навесного шкафчика две чашки, поставила их на стол. В них она насыпала из мешочка травяную смесь и разлила по чашкам кипяток.

– Сейчас немного погодя заварится, и можно будет чаевничать. А вы пока угощайтесь, – с этими словами вынула из нижнего ящика коробку шоколадных конфет и поставила на стол.

– Берите, не стесняйтесь, – сказала она, видя, что я нерешительно смотрю на коробку.

Я и в самом деле не хотела брать конфеты, чтобы не объедать пенсионерку, зная, какие нищенские пенсии получают пожилые люди.

– У меня диабет, поэтому сама я сладкое не ем, держу конфеты исключительно для гостей, – пояснила она.

Я взяла одну конфетку и положила ее в рот, а потом сделала глоток из чашки с чаем.

– Чай у вас, Галина Матвеевна, действительно замечательный, такой ароматный и душистый, – похвалила я хозяйку.

– Это душица, чабрец и мелисса, – сообщила женщина состав напитка.

Когда со «вступительной частью» было покончено, я приступила к тому, ради чего пришла.

– Скажите, Галина Матвеевна, вы были в городе шестого сентября? Меня интересует вечер этого дня.

– Да, на дачу я поехала на следующее утро. Сын повез, – пояснила она. – А сегодня утром возвратилась домой, ну, знаете, кое-какие дела нужно дома поделать. И вот Лариса Ивановна – эта наша консьержка, которая сейчас дежурит, – говорит, что убили мою соседку Лизочку. И как раз поздно вечером накануне того дня, когда я уехала на дачу. Батюшки мои, говорю, да кто же такое сделал? А Лариса Ивановна отвечает, кто ж, мол, знает. А я думаю, что это – один из тех людей, которые в тот вечер приходили к Лизе.

– Так их было несколько человек, Галина Матвеевна? Ну, тех, кто тогда приходил к Елизавете Максимовне? – спросила я.

– Ну да, женщина и двое мужчин, – ответила женщина.

«Что же это получается? – подумала я. – Ольга Петровна утверждает, что вместе с Елизаветой к ней в квартиру поднялся один мужчина. И этим мужчиной был психотерапевт, или психоаналитик, Георгий Листопадов. Как он вышел от Городенчиковой, она, по ее словам, не видела. И немудрено, если ее не было в этот момент на своем рабочем месте. Однако сколько же времени она отсутствовала, если проглядела женщину и еще двоих мужчин»?

– Галина Матвеевна, вы, пожалуйста, вспомните все, что вы видели в тот вечер, относящееся к вашей соседке, – попросила я.

– Хорошо, – сказала женщина. – Значит, было так. Вечерком мы с моими мальчиками вышли перед сном погулять. Разок прошлись по двору, другой, потом они стали меня тянуть в сквер, тут недалеко. В сквере немного погуляли и стали возвращаться домой. А около нашего подъезда я увидела Лизу и еще одного мужчину. Они так сильно ругались!

– А сколько времени было, когда вы их увидели? – спросила я.

– А было это в половине седьмого вечера.

– Как выглядел этот мужчина, с которым ругалась Елизавета? – задала я новый вопрос.

– Ну, как выглядел… – Галина Матвеевна задумалась. – Как все сейчас одеваются, так и он был одет. Ничего особенного.

– И все-таки? – продолжала допытываться я. – Понятно, что в брюки или джинсы. Как и все мужчины, впрочем, и женщины тоже.

– Брюки на нем были, это точно, – начала припоминать соседка Городенчиковой, – рубашка клетчатая, кажется, ну и все. В тот вечер тепло было. Да, панамка на голове еще у него была надета.

– Может быть, бейсболка? – предположила я. – Такая, с козырьком?

– Да-да, точно, козырек такой спереди был, – обрадовалась моей подсказке соседка Елизаветы, – только вот, кажется, он был не спереди, а сзади, козырек-то этот.

– А теперь припомните, пожалуйста, не было ли у этого мужчины каких-то особых примет, – попросила я, потому что того, что Галина Матвеевна рассказала про одежду этого мужчины, было явно недостаточно. – Ну, шрам какой-нибудь, татуировка или еще какая-нибудь приметная черта? Может быть, он хромал или косил глазами. Понимаете, что я имею в виду?

– Понимать-то понимаю, но ничего такого, что вы перечислили, у него не было, – вздохнула женщина. – Хотя нет, вру, была у него родинка, даже и не родинка, а родимое пятно, вот.

– Где именно? – спросила я.

– Да на лбу, ближе к правому виску.

– Хорошо. А как они ругались? Может быть, вы слышали какие-то отдельные слова. Или фразы? – продолжала я уточнять.

– Да… – замялась Галина Матвеевна, – мы ведь с ними, – она кивнула на собак, которые мирно дремали на диванчике, – не близко находились. Только вот дальше я увидела, что Лиза захотела войти в подъезд. А он не пускает ее. Схватил за локоть и держит, а потом как крикнет: «Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!» Я это слышала, потому что он очень уж громко сказал, почти крикнул.

– И долго они так стояли? – спросила я.

– А вот этого я не знаю. Мы вошли в подъезд и поднялись к себе.

Получается, что существует еще один подозреваемый, который при свидетелях, вернее, при свидетельнице ругался с Елизаветой. И кто знает, к чему могла привести эта ссора. Вполне возможно, что этот, в бейсболке, и мог быть убийцей Городенчиковой.

– Галина Матвеевна, вот вы сказали, что видели еще и женщину и двух мужчин, которые приходили в тот вечер домой к вашей соседке. Расскажите, как выглядели эти люди.

– Женщина – это была подруга Лизы, кажется, Катей ее звать, – стала объяснять пенсионерка.

– Катей? – переспросила я. – Это точно? Вы уверены?

– Она к ней и раньше приходила. Катя, точно Катя.

Я достала альбом Елизаветы и, перелистав его, нашла фотографию, где подруги были засняты вдвоем, почти так же, как и на фотографии в рамке в спальне Городенчиковой.

– Взгляните, Галина Матвеевна, – сказала я, передав альбом женщине.

– Да, это она, Катя, – подтвердила соседка Елизаветы.

– А во сколько часов заходила к вашей соседке Катя? – спросила я.

– Уже гораздо позже, почти ночью. Времени я точно не помню, только уже сильно стемнело.

– Хорошо, что же было дальше? – спросила я.

– Так вот, и с Катей Лиза тоже ругалась.

– Вы в этом уверены? Почему вы так решили? – удивилась я.

– Да потому что я слышала крики из-за двери Лизы. Вроде как Лиза кричала: «Уходи, уходи». А потом вышла эта Катя, вся трясется, а по руке у нее кровь течет.

Вот это новость так новость! Получается, что Расторгуева становится чуть ли не первым кандидатом на роль убийцы Елизаветы Городенчиковой, своей подруги. А ведь буквально пару часов назад она клялась и божилась, что в тот вечер была у себя дома. Почему же она скрыла свой визит к Городенчиковой? Неспроста, видимо. Можно прямо сейчас провести опознание и при положительном результате – если Галина Матвеевна узнает Екатерину, хотя она ведь и так ее знает, потому что подруга не раз приходила к Елизавете, – взять и задержать Расторгуеву. Но нельзя отрицать и такой возможности, при которой убийцей является совсем другой человек, а Расторгуева здесь ни при чем. Нет, необходимо все досконально выяснить. Нельзя пороть горячку, надо соблюдать осторожность. Надо будет еще расспросить Галину Матвеевну про Листопадова.

– Галина Матвеевна, вы говорили, что были еще двое мужчин в тот вечер, – напомнила я.

– Да, приходил такой высокий, с волосами, ну… не короткими. Обычно у мужчин другая прическа.

– Посмотрите, вот этот? – Я указала ей на фото Листопадова.

– Да, он самый. Только его как зовут, я не знаю. А вот здесь и тот, который пришел позже. Это Валя. Они с Лизой долго встречались, – добавила пенсионерка.

– Он пришел, вы говорите, уже после того мужчины с длинными волосами, – утвердительно сказала я.

– Да, точно так будет.

– Ну, что же. Спасибо вам большое, Галина Матвеевна. Вы мне очень помогли, – напоследок сказала я.

Выйдя от соседки Городенчиковой, я анализировала полученную информацию. Ну и ну! Елизавета окружила себя целым табуном мужчин. Но чего я никак не могла понять, так это то, каким образом Елизавета могла водиться с такими, как стриптизер Михаил. А еще с этим необузданным Валентином Ласточкиным. Вот с ним надо будет пообщаться, что называется, вплотную. Он как раз и может оказаться тем самым убийцей. Он еще не был задействован в разработке. Однако все-таки сейчас следует прояснить все, ну или, по крайней мере, многое еще невыясненное, с Екатериной Расторгуевой. Почему же все-таки она скрыла, что была в тот вечер у подруги? А главное – пуговица, оторванная пуговица с пятнышками, смахивающими на следы крови. И далее – кровь на руке Екатерины, когда она выходила от Городенчиковой. Поэтому сейчас я поеду домой к Екатерине и, пользуясь тем, что сейчас она проводит спа-процедуры, осмотрю ее квартиру на предмет той самой блузки, о которой говорила Белла Владимировна. Вот так Екатерина! Актриса еще та. Ведь в разговоре со мной держалась так, что трудно было ее заподозрить в причастности к убийству Елизаветы. А на деле получается, что она, может быть, как раз и связана с этим преступлением. Иначе ей незачем было бы скрывать факт своего нахождения в доме Городенчиковой за час-полтора до того, как Елизавету убили.

Значит, сейчас я поеду к Расторгуевой домой. Мне необходимо убедиться в том, что блузка Екатерины, в которой она была в тот вечер у своей подруги, – без пуговицы и с пятнами. Вполне возможно, что Екатерина уже избавилась от блузки, и находится этот предмет гардероба на какой-нибудь мусорной свалке. Но это только в том случае, если Расторгуева замешана в чем-то гораздо более серьезном, чем ссора с Елизаветой. Иначе зачем прибегать к столь радикальным мерам? Достаточно просто сунуть блузку в стиральную машину, а потом пришить оторванную пуговицу. Хотя пуговица-то у меня. Ладно, решено, еду к Екатерине.

Дом, в котором проживала Расторгуева, находился в новом микрорайоне «Березки». Рядом с ним стояло несколько таких же высотных многоподъездных домов. Я подошла к нужному мне подъезду. Почти сразу же из него вывалилась кричащая толпа подростков, человек шесть, не меньше. С гиканьем они устремились во двор, а я, воспользовавшись открытой дверью, прошла в подъезд. В ожидании лифта я стала созерцать пространство лестничной клетки. Ничего себе так, довольно чисто, не наплевано, как это обычно бывает.

Я поднялась на лифте на пятый этаж, вышла и подошла к квартире номер двадцать пять. Надо позвонить на всякий случай. Екатерины здесь сейчас, конечно, нет, но мало ли что может быть. Вдруг у нее гостят какие-нибудь родственники. И кстати, я ведь не знаю, в каком семейном статусе находится Екатерина: замужем она или нет. Муж, если он имеется, тоже может сейчас находиться дома, пока супруга наносит косметические маски на лица клиенток.

Я нажала кнопку звонка и немного подождала. Никаких шагов, да и других шумов я не услышала. За дверью квартиры Екатерины было тихо. Стало быть, никого там нет. Ну что же, можно, пожалуй, и приступать. Но прежде чем вынуть из сумки отмычки, я внимательно посмотрела на соседнюю квартиру. Там тоже стояла тишина. Порядок! Вот теперь можно открывать. Беззвучно открыв дверь, я вошла внутрь. Нащупав на стене выключатель, я включила свет.

Первое, что мне бросилось в глаза, это красная мебель, находившаяся в небольшом холле: узкий невысокий шкафчик, маленький столик и стул рядом. Вся мебель была выдержана в ярко-красной гамме. Только встроенный шкаф вдоль одной из стен был выполнен из массива дерева. Пол холла был выложен напольной плиткой с орнаментом. Надев перчатки, я открыла дверцы шкафа. В нем находилась дорогая женская верхняя одежда: дубленка, две кожаные куртки, одна черная, другая коричневая, шуба, еще одна. Дальше шли ряды вешалок с юбками, платьями, кардиганами, блузками.

Миновав холл, я оказалась в гостиной. Она была светлая, просторная и яркая. Оранжевые шелковые шторы удачно гармонировали с бордовым диваном и креслом рядом с ним, а также с большим, почти во всю комнату, толстым и ворсистым ковром с цветочным орнаментом. Красиво смотрелся и узкий консольный столик у одной из стен. С подвесного потолка свисала эффектная люстра из сверкающих кристаллов.

Осмотрев гостиную, я прошла в смежную комнату, служившую спальней. Большую часть этой комнаты занимала огромная двуспальная кровать, накрытая пушистым темно-коричневым с белыми крапинками покрывалом. По обе стороны от кровати стояли низкие тумбы с настольными лампами довольно оригинальной формы. Вдоль стены находился комод. Я подошла к нему и выдвинула один из ящиков. В нем лежали комплекты постельного белья. Некоторые из них еще даже не были распакованы. Два нижних отделения комода были заполнены женским нижним бельем: бюстгальтеры разных моделей, колготки, трусики, топики, чулки, пояски.

Покинув спальню, я прошла на кухню. Она была обустроена по последнему слову кухонной техники и дизайна. Встроенный комплекс, включающий в себя мойку, плиту, духовой шкаф и холодильник, занимал целую стену. Посередине кухни стоял овальный стеклянный стол с такими же стульями. То есть стулья, конечно же, не были стеклянными, просто особый пластик, из которого они были изготовлены, имитировал стекло. Я подошла к холодильнику и открыла морозильную камеру, в которой лежали замороженные продукты. В основной камере тоже не было пусто. Там находились всякие вкусности типа черной и красной икры, сырокопченой колбасы, элитных сыров, семги в нарезке. На столе я заметила банку настоящего бразильского кофе.

Однако небедно живет Екатерина Расторгуева, очень даже небедно. Едва ли косметолог может заработать на такую обстановку и одежду. Даже если он работает в международной холдинговой компании, как по телефону отрекомендовалась мне Екатерина. Но возможно, у Расторгуевой имеется богатый спонсор? Однако предметов, принадлежащих мужчине, я что-то здесь не заметила.

Пора переходить к осмотру санузла. Он был совмещенный и примыкал к кухне. Пол там был выполнен из керамогранита антрацитового цвета. С ним контрастировали умывальник, унитаз и красно-белая ванна несколько необычной, я бы даже сказала, футуристической формы. Стильно, ничего не скажешь.

Я подошла к стиральной машине и открыла ее крышку. На пол вывалилось белье, предназначенное для стирки. Среди прочих вещей я увидела светлую, кремового цвета блузку. Низ блузки был немного испачкан багровыми пятнышками, на ее вороте не хватало одной пуговицы, а остальные как две капли воды походили на ту, что я нашла в квартире Елизаветы Городенчиковой и которая находилась сейчас в моей сумке. Интересно, как это Екатерина умудрилась прийти в такой блузке на работу? Или она решила, что под халатом никто ничего не заметит? Но строгая Белла Владимировна не преминула сделать замечание и – как удачно это получилось – как раз в моем присутствии. Я еще раз внимательно посмотрела на оставшиеся пуговицы. Странно, что Алевтина Григорьевна назвала их дешевыми. Это, конечно, не перламутр или что-то в этом роде, но и на пластмассу совсем не похоже. На мой взгляд, они очень подходят к этой блузке и по цвету, и по фактуре. Вероятно, Алевтина Григорьевна просто привыкла принижать достоинства других, будь то вещи или люди.

Итак, все ясно. Можно выходить. Но когда я уже была в холле, за стеной у соседей я услышала шум.

– Ага, уезжаешь? – услышала я женский истеричный голос. – Значит, вот как? Нет, вы только посмотрите на него! А я-то, дура, до последнего все не верила! А мне кто только не говорил!

– Да ешки-матрешки, чего ты придумала, ё-моё! – пробасил мужской голос.

– Придумала, говоришь? Я тебе, гаду ползучему, свою молодость отдала! А теперь уже и не нужна стала? Сейчас тебе молоденьких захотелось, да?

«Понятно, – подумала я, – жена обнаружила, что муженек ей изменяет, и теперь обрушила на него всю мощь своего гнева. Но слышимость здесь – просто супер. И не захочешь, а все услышишь. Особенно если напрячь голосовые связки, как это сейчас делает оскорбленная супруга». Скандал за стеной между тем продолжался:

– Я-то думала, что ты только к Катьке этой шляешься, а ты и с другими забавляешься! – бушевала женщина.

– К какой еще Катьке?

– Как к какой?! Да к соседке нашей, вот к какой!

– Да чего ты! К ней другой мужик ходит, высокий такой, представительный!

«Уж не про Листопадова ли он говорит? – подумала я. – Высокий, представительный. Ведь такое же описание мужчины, с которым Елизавета Городенчикова поднялась к себе в квартиру, дала консьержка».

– Быстро выметайся из моей квартиры! Понял? Катись к своим шлюхам! И чтобы я тебя здесь больше не видела! – кричала женщина.

Скандал постепенно затих. Последнее, что я услышала, был стук соседской двери. Скорее всего, это женщина выставила вон гулящего супруга. Еще немного подождав, я тоже покинула квартиру Екатерины Расторгуевой.

Я снова подъехала к зданию, где находилась «Люксери косметикс», и, миновав охранника, поднялась к Екатерине. Около ее кабинета было пусто. Наверное, клиентов на сегодня уже не было. А может быть, просто у нее был перерыв. Я подошла вплотную к кабинету и прислушалась. Внутри было тихо. Я постучала в дверь и, не дождавшись ответа, открыла ее. Екатерина стояла у окна. Увидев меня, она нахмурила брови.

– Вы снова ко мне? – спросила она, не скрывая досады.

– Мне нужно с вами поговорить, Екатерина, – ответила я, не обращая внимания на ее явное нежелание видеть меня.

– Господи, ну сколько же можно! Мы ведь с вами только совсем недавно говорили. Вы что, не помните? Что вам еще от меня нужно? – в сердцах спросила она.

– Правду, Екатерина, только правду, – ответила я.

– Да я ведь вам уже все рассказала! И вообще, у меня сейчас обеденный перерыв. Могу я пообедать?

Расторгуева отошла от окна и пошла мне навстречу, намереваясь выйти из кабинета. Я преградила ей путь.

– Вы напрасно так себя ведете, Екатерина Борисовна, – сказала я. – Думаете, что для вас будет лучше, если следователь пришлет вам повестку?

– А на каком основании? – Екатерина со злостью посмотрела на меня.

– А на том основании, что следствие на данный момент располагает новыми фактами в расследовании убийства Елизаветы Городенчиковой, – спокойно ответила я.

– Да мне-то какое дело до этих ваших новых фактов? – снова взвилась Расторгуева. – Я уже все вам рассказала, больше мне добавить нечего!

– Вы в этом уверены, Екатерина Борисовна? – спросила я.

– Да, да, да! – выкрикнула Расторгуева.

– И вы ничего не хотите сказать по поводу своего пребывания в квартире вашей подруги Елизаветы Городенчиковой в тот вечер?

– Да в честь чего вы решили, что я была у нее в тот вечер?! Что, в конце концов, происходит?

– Успокойтесь, пожалуйста. Дело в том, что у следствия появился новый свидетель. И он утверждает, что видел вас в то самое время, то есть незадолго до убийства Елизаветы Максимовны, как вы выходили из ее квартиры.

– Что?! Какой еще свидетель? Меня никто не видел, то есть я хотела сказать…

Тут Екатерина замолчала, сообразив, что неосторожной фразой практически выдала себя. Она испуганно смотрела на меня.

– Давайте присядем, Екатерина Борисовна, – предложила я и первая подошла к столу.

Расторгуева машинально села на стул напротив меня.

– Так вот, у меня имеются свидетельские показания, в которых сказано, что вы, Екатерина Борисовна, – я уже полностью перешла на официальный тон, – шестого сентября вечером вы находились в квартире вашей подруги Елизаветы Городенчиковой. А вы пару часов назад уверяли меня, что находились весь вечер у себя дома. Как прикажете вас понимать? Почему вы скрыли, что были в тот вечер у Елизаветы Максимовны?

– Да ничего я не скрывала! – Екатерина, видимо, от волнения стала беспорядочно отодвигать и придвигать обратно косметические принадлежности, которые стояли на столе. – Подумаешь, ваш свидетель! – пренебрежительно сказала она. – Его слово против моего! Не так ли?

– Нет, Екатерина Борисовна, – твердо сказала я, – это совсем не так. И меня, мягко говоря, удивляет, что вы, взрослая женщина, не понимаете этого. Чем отрицать очевидное и продолжать отпираться, вы бы лучше рассказали все как есть.

– Что «все как есть»? Я не понимаю вас, – Екатерина снова начала юлить.

Я покачала головой:

– Значит, вы, Екатерина Борисовна, не хотите сотрудничать со следствием. Как вы не понимаете, что вы только усугубляете свое положение? Вместо того чтобы откровенно рассказать все, что произошло в тот вечер на квартире Елизаветы Максимовны, я имею в виду, произошло между вами, – уточнила я, – вы продолжаете упорно сопротивляться. Неумно, прямо скажем, неумно.

Екатерина на минуту задумалась.

– А с какого это перепугу я должна изливать перед вами душу?! – вскричала она.

– Никто не требует от вас изливать свою душу, как вы выразились, просто…

– Вы что, обвиняете меня в убийстве Лизы?! – не дала мне договорить Расторгуева.

– Пока еще нет, – ответила я. – Вы напрасно так нервничаете. Пока это еще только разговор, беседа.

– А я не желаю с вами беседовать! Не собираюсь вести разговор о своей личной жизни! Не хочу и не буду! И вы меня не заставите! – снова начала кричать Екатерина.

– Ну что же, – я со вздохом поднялась со стула, – ждите, вас вызовут повесткой в отделение. Может быть, вы все-таки поду-маете?

Расторгуева закрыла лицо руками.

– Дайте мне прийти в себя, – глухо проговорила она.

Я снова опустилась на стул. Вообще-то я уже поняла, что весьма сомнительно, чтобы Расторгуева была причастна к убийству своей подруги Елизаветы Городенчиковой. Но тогда непонятно, почему она так упорно не признается в своем вечернем визите к ней. Может быть, она кого-то или чего-то боится? Возможно, что она не хочет быть замешанной в деле об убийстве Елизаветы. Вот и старается изо всех сил отвести от себя даже малейшие подозрения. Что же все-таки заставляет ее молчать? Возможно, что она не хочет выдавать кого-то? Или же она боится, ну, скажем, своего строгого руководства, которому может не понравиться, что сотрудник «Люксери косметик» фигурирует в уголовном деле?

– Знаете, я вот что хочу сказать, – вдруг оторвав руки от головы, сказала Екатерина.

– Да, я вас, Екатерина, слушаю, – тут же откликнулась я.

Но Расторгуева почему-то продолжала молчать.

– Так что вы собирались мне сказать? – спросила я.

– Я… вот что… – сбивчиво начала говорить Екатерина, – примерно месяца два тому назад у Елизаветы начались неприятности со своим соседом по даче, Александром Вилочковым. Раньше, довольно давно, его отец владел дачей, которую затем купили родители Елизаветы. Он продал ее, потому что срочно нужны были деньги. Потом, со временем, его финансовое положение улучшилось, и он купил себе новую дачу поблизости. Конечно, она не была такой шикарной. Потом отец Александра умер, а сам он решил в память о родителе, как он объяснил Елизавете, вновь приобрести их старую дачу. Елизавета, естественно, отказалась: с какой, собственно, стати она должна продать ему свою уже теперь недвижимость? Тогда Александр стал ей угрожать, даже начал подкарауливать ее около дома.

– Это все, что вы хотели мне сообщить, Екатерина Борисовна? – спросила я.

– Да, – ответила Расторгуева, – я решила… вы ведь ищете того, кто убил Лизу… вот поэтому…

Ее речь снова стала сбивчивой.

– Но как это относится к убийству вашей подруги, Екатерина Борисовна? Объясните мне ход ваших мыслей, потому что я не понимаю. Не понимаю, с какой целью вы мне все это рассказали, – добавила я.

– Но как же… Ведь этот Александр угрожал ей, по телефону звонил, около дома поджидал. Лиза мне об этом сама говорила, жаловалась, что никак она от него не может отделаться.

Я-то думала, что Екатерина наконец-то уже созрела для того, чтобы подтвердить свое присутствие в квартире Елизаветы Городенчиковой в тот вечер. А она вместо этого начала говорить о каком-то Александре, который хочет купить у нее ее дачу. Кстати, не тот ли это самый Александр с родимым пятном на лбу, с которым, по словам Галины Матвеевны, Елизавета ругалась незадолго до убийства? Ну и что из этого следует? За то, что человек отказывается продать что-либо принадлежащее ему по праву, не убивают. Ведь не олигофрен же этот Александр, надо полагать, он понимает, что, убив Елизавету, дачу он не получит, а получит реальный срок. В конце концов, можно будет выяснить координаты этого навязчивого соседа с его навязчивой просьбой-требованием – наверняка это известно Алевтине Григорьевне – и прояснить ситуацию. В общем, мне стало понятно, что своим рассказом Екатерина пытается таким образом отвести от себя подозрения. Но это же смешно, по меньшей мере, рассчитывать на то, что я куплюсь на эту ее байку.

– Ну что я могу сказать? Благодарю вас за эти сведения, но для меня, Екатерина Борисовна, сейчас гораздо более важно услышать от вас совсем другое, – сказала я.

Расторгуева с большим удивлением стала смотреть на меня. Скорее всего, она подумала, что ее номер с Александром удался и что теперь я наконец-то отстану от нее с вопросами о ее пребывании в квартире Елизаветы Городенчиковой.

– Что вы на меня так смотрите? – спросила я ее. – Мы с вами возвращаемся к тому, с чего, собственно, начали: ваш визит к Елизавете Максимовне в ночь с шестого на седьмое сентября.

Екатерина снова заметно занервничала.

– Я ведь вам уже сказала, что ввиду того, что открылись новые обстоятельства в деле об убийстве вашей подруги, мне необходимо услышать от вас, что же конкретно происходило в тот вечер на квартире Елизаветы Городенчиковой. С вашим участием, разу-меется. И хватит уже отрицать очевидное: вы были в доме Городенчиковой! Как я уже неоднократно говорила вам, имеются веские доказательства этому. Поэтому у вас два варианта: или вы все откровенно, без утайки рассказываете, или вас вызывают на процедуру опознания с участием свидетеля и дачи показаний.

Екатерина продолжала молчать. То ли она находилась в растерянности от моих слов, то ли… Мне уже все это надоело до чертиков. Сколько же можно, в конце концов! Может быть, Расторгуева думает, что я блефую? Что нет у меня никаких свидетельских показаний? Ладно, стоит, пожалуй, открыть ей некоторые сведения.

– Екатерина Борисовна, – начала я. – Соседка Елизаветы Максимовны, взглянув на вашу фотографию, опознала вас. Более того, она сказала, что в тот вечер, когда была убита Елизавета Максимовна, вы поруга-лись со своей подругой. Она слышала, как вы кричали, как вы потом вышли из квартиры Городенчиковой. А на руке у вас была кровь. Кроме того, в квартире Елизаветы Максимовны вы потеряли свою пуговицу со следами крови на ней. Уже только этих фактов, которые я вам перечислила, с лихвой хватит для того, чтобы задержать вас.

При этих словах на лице Екатерины мелькнуло отчаяние.

– Так что, Екатерина Борисовна, вы все еще раздумываете, говорить ли вам мне всю правду или нет? – спросила я.

– Хорошо, я все вам расскажу, что случилось тогда, но только, пожалуйста, Татьяна Александровна, пообещайте мне, что разговор будет конфиденциальный, что о нем больше никто не узнает, – в ее голосе появились умоляющие нотки.

Я пожала плечами:

– Вы ведь не маленькая, Екатерина Борисовна, должны понимать, что таких обе-щаний вам никто дать не может, ведь это уголовное дело. Но кого вы так боитесь, что вот уже почти целый час сидите и молчите, как партизан?

– Нашего администратора, Беллу Владимировну, – призналась Екатерина, – она такая… а у нас еще и сложная обстановка сложилась, переаттестация на носу.

– Понимаю, но в данном случае… ничего обещать не могу, – я развела руками.

– Хорошо, я все вам расскажу. Да, я была у Елизаветы в тот вечер, это правда. И то, что мы с ней ругались, тоже правда, – с трудом проговорила Расторгуева. – Но поверьте мне, пожалуйста, Татьяна Александровна, что я не убивала Лизу!

– А почему в таком случае вы мне стали говорить поначалу, что не было вас в тот вечер в квартире Городенчиковой? А на самом деле, как сейчас выяснилось, вы там были, причем почти перед самым убийством своей подруги.

– Да не могла я вам сразу об этом сказать! Вы бы тогда меня обвинили в том, что это я убила Лизу!

– Екатерина Борисовна, я никогда никого не обвиняю, предварительно не проверив и не выяснив все обстоятельства и факты. Ладно, давайте теперь рассказывайте, что произошло между вами и Городенчиковой. Кстати, это Елизавета Максимовна позвонила вам и попросила приехать к ней? Кто был инициатором этого позднего визита?

– Я, – опустив голову, тихо сказала Расторгуева.

– А зачем, позвольте спросить?

– Мне нужно было поговорить с ней, – ответила Екатерина.

– Что, разговор не терпел отлагательства? И надо было непременно встречаться в такое позднее время?

Екатерина промолчала, ничего не ответив.

– А затем вы начали драться, и в пылу борьбы вы по неосторожности убили Елизавету? – спросила я.

– Да вы что?! Что вы такое говорите?! Как вы можете бросать такое обвинение? Не убивала я ее, не убивала! Просто мы действительно крупно поругались, Лиза стала кричать: «уходи», потом толкнула меня, я налетела на какой-то торчавший штырь, даже и не знаю, откуда он там взялся, и поранила руку. Так Лиза, несмотря на то, что она видела, как я до крови разодрала руку, еще и пуговицу мне от блузки оторвала – так вцепилась в меня, когда выставляла из своей квартиры.

– А что было потом? Когда вы вышли из квартиры Елизаветы? – спросила я.

– Потом? – Екатерина пожала плечами. – Ничего. Я вышла на улицу и отправилась к себе домой.

– Ладно, – сказала я.

То, что я только что услышала от Расторгуевой, очень смахивает на правду. Ведь и Галина Матвеевна слышала, как Городенчикова кричала: «Уходи, уходи».

Глава 5

«Отправлюсь-ка я сейчас к Валентину Ласточкину, – подумала я, направляясь к своей «девятке». – Ведь на данный момент, кроме него, подозреваемых в убийстве Елизаветы Городенчиковой больше нет. Тем более что и мотив в данном случае убедительный – дикая, по словам Екатерины Расторгуевой, ревность. Опять же руку этот Ласточкин поднимал на свою возлюбленную. А отсюда недалеко и до убийства. Не зря же Елизавета пошла на разрыв с ним. Действительно, кому понравится ходить в лучшем случае с синяками?»

Я сверилась с адресом, который распечатал мне Кирьянов, и поехала на Комсомольскую улицу. Там располагался офис компании «Российская недвижимость», в которой Валентин Ласточкин трудился юрисконсультом. Оставив машину на стоянке, я вошла в шестиэтажное здание, в котором размещались многочисленные офисы и конторы. Я прошла мимо охранника, потом поднялась по ступенькам к лифту. Он, как оказалось, не работал, об этом извещал лист бумаги, прикрепленный к дверям лифта. Ладно, пройдусь пешком.

Перед дверью с табличкой «Компания «Российская недвижимость» стоял крупный охранник лет сорока пяти. Он стоял прямо перед дверью, поэтому обойти его не представлялось возможным.

– Разрешите, я пройду, – сказала я.

– А куда вы направляетесь? – спросил охранник.

– Здесь находится компания «Российская надвижимость»? – вопросом на вопрос ответила я.

– К кому именно вы идете? – продолжал допрашивать меня секьюрити.

Господи! У них что здесь, секретный полигон, что ли? И почему я должна докладывать охране, к кому я иду? Ладно, чтобы не терять зря время, я ответила:

– Мне нужен Ласточкин Валентин Николаевич, – ответила я. – Он ведь здесь работает?

– Его сейчас нет в офисе, – ответил охранник, не двигаясь с места.

– Хорошо, я подожду его в приемной, – сказала я, – пропустите меня.

– Его нет в городе, – он продолжал стоять на своем посту.

– А где же он? – продолжала спрашивать я.

– В командировке, – прозвучал лаконичный ответ.

– Куда именно поехал господин Ласточкин? – начиная терять терпение, спросила я.

– Нам не докладывают.

– Разрешите, я пройду. Надеюсь, ваш директор в курсе, куда отправил своего подчиненного?

– Директора тоже нет на месте.

Час от часу не легче! Как же мне не везет! Чего им не сидится на месте, куда их всех носит, я имею в виду подозреваемых. Сначала психоаналитик Листопадов завеялся в Москву в командировку, теперь вот Ласточкин исчез неизвестно куда. И директора нет на месте. Однако я что, так и буду здесь стоять?

– Я из курьерской службы, – сказала я, – мне необходимо оставить срочные важные документы. Причем только под роспись ответственного лица. Надеюсь, секретарь-то хотя бы на месте?

Охранник нехотя посторонился, и я наконец-то вошла в помещение. За компьютерным столом сидела привлекательной наружности молодая темноволосая женщина. Одета она была в элегантный темно-синий костюм. При моем появлении в приемной женщина вопросительно посмотрела на меня.

– Здравствуйте, – сказала я.

– Добрый день, – ответила секретарь, – вы к кому?

– Мне необходимо поговорить с Валентином Николаевичем, – объяснила я.

– К сожалению, Валентина Николаевича нет, он в командировке, – вежливо ответила секретарь.

– А когда он вернется из нее? – спросила я.

Если срок командировки у Ласточкина такой же короткий, как и у Листопадова, то это одно дело. Однако командировки по продолжительности бывают разные, иной раз некоторые длятся до полугода.

– Валентин Николаевич из одной поездки планирует сразу же, не заезжая домой, отправиться в следующую, – ответила секретарь.

Нет, мне такой вариант развития событий никак не подходит. Ведь на данный момент у меня еще нет достаточно веских доказательств причастности Ласточкина к убийству Елизаветы Городенчиковой, поэтому все, что я могу сделать, – это только выяснить, где он был в тот вечер, хотя это уже и так известно со слов соседки Галины Матвеевны. Ну, еще можно прощупать тему его взаимоотношений с Елизаветой. Интересно, признается он, что бил ее и что при расставании грозился препятствовать ее встречам с другими мужчинами? Однако поговорить с Ласточкиным в самое ближайшее будущее, по-видимому, мне не удастся. Командировка одна, потом другая, а там, глядишь, и третья. Так он может кататься сколько угодно. А мне что делать? Ждать, пока он наконец вернется в Тарасов?

– Маргарита, – обратилась я к секретарю, прочитав ее имя на бэйдже, прикрепленном к лацкану пиджака, – я частный детектив, занимаюсь расследованием убийства. Мне необходимо срочно встретиться с Валентином Николаевичем, но поскольку он, как вы говорите, в командировке, то будьте добры, сообщите мне, куда именно он отправился.

– Но этого я не могу сделать без разрешения директора, – испуганно проговорила Маргарита.

– Так попросите его принять меня, – предложила я вариант.

– Дело в том, что Леонида Семеновича сейчас нет на месте, – объяснила Маргарита.

– Он скоро придет? – спросила я.

– Он, понимаете, сейчас в больнице.

– Что, в тяжелом состоянии? – поинтересовалась я.

– Нет, состояние, слава богу, стабилизировалось, но…

– Послушайте, Маргарита, если вы не хотите сами связаться с вашим руководством и спросить разрешение на то, чтобы рассекретить место пребывания господина Ласточкина, то позвольте, я сделаю это сама, – решительно заявила я.

– Нет, отчего же… просто я… – стала мямлить она.

В этот момент раздался телефонный звонок. Маргарита тут же сняла трубку:

– Да, Леонид Семенович, день добрый…Да… Конечно… Обязательно… Как ваше самочувствие? Очень хорошо… – тут она посмотрела на меня. – Леонид Семенович, здесь у меня в приемной находится частный детектив, она интересуется Валентином Николаевичем. Да… Хорошо, передаю ей трубку.

Секретарь протянула мне трубку.

– Здравствуйте, Леонид Семенович, – сказала я, – я частный детектив Татьяна Александровна Иванова. Мне необходимо срочно встретиться с Валентином Николаевичем, но поскольку он в командировке, то попросите вашего секретаря сообщить координаты его местонахождения. А то она не решается это сделать, – добавила я.

– Валентин что, обвиняется в этом убийстве? – спросил Леонид Семенович довольно слабым голосом и закашлялся.

Я подождала, пока у него закончился приступ кашля, и ответила:

– Нет, Леонид Семенович, на данный момент идет выяснение всех обстоятельств. Вот поэтому мне необходимо как можно быстрее встретиться с Валентином Николаевичем.

– Хорошо, дайте трубку Маргарите, – велел директор.

Я потянула трубку секретарше.

– Да, Леонид Семенович, – начала она говорить с руководителем, – да, хорошо… Хорошо, как скажете. Поправляйтесь, до свидания.

Маргарита положила трубку и сказала:

– Валентин Николаевич отправился в Волгоград. На завод «Авангард», – добавила она.

– Спасибо, до свидания, – сказала я и пошла к выходу.

На стоянке, где я припарковалась, я села в свою машину и отправилась на железнодорожный вокзал за билетом в Волгоград. Не доехав до вокзала два квартала, я остановилась у кафе «Бирюсинка», где вкусно кормят и цены вполне приемлемые. Я решила основательно поесть, потому что почувствовала голод. Кроме того, неизвестно еще, есть ли в волгоградском поезде вагон-ресторан. Покончив с трапезой, я отправилась в кассу и взяла билет на поезд «Санкт-Петербург – Волгоград». Поскольку время до отхода поезда у меня еще было, то я от нечего делать стала наблюдать за публикой, находящейся на перроне. Публика была многочисленная и разношерстная. Мамаши с колясками, в которых орали младенцы, старички довольно почтенного возраста, деловые люди, снующие туда-сюда по перрону с сотовыми телефонами в руках. Были здесь также и тетки неопределенного возраста, которые тащили в руках необъемные баулы, ну и конечно же, деклассированные элементы в изрядном подпитии. Одного из них, находившегося в состоянии белой горячки, волокли два охранника. Вокзальная публика непрерывно освежалась прохладительными напитками типа «пепси-фанты», жевала жевательную резинку, курила, плевалась и материлась. Кое-где слышался гортанный говор лиц кавказской национальности.

«Однако расследование убийства Елизаветы оказалось весьма запутанным, – размышляла я, рассеянно глядя на пассажиров. – Взять хотя бы тот факт, что кого бы из фигурантов, уже проверенных мною на причастность к преступлению, ни взять, каждый из них оказывается ни при чем. Стриптизер Михаил Амельченко, бывший одноклассник Елизаветы Олег Мартыненко – все они отсеялись. Воришка-старшеклассник Андрей Колобов затесался в их компанию по недоразумению. У брата Елизаветы Константина – алиби, подтвержденное не одним свидетелем. Тем не менее есть надежда, что поездка в Волгоград за Валентином Ласточкиным принесет свои плоды. Совершенно ведь очевидно, что с течением времени шансы на быстрое раскрытие преступления – любого, не только того, которым я сейчас занимаюсь, – уменьшаются. Поэтому мне необходимо как можно быстрее встретиться с этим юрисконсультом. Скорее всего, этот Валентин Ласточкин – фрукт еще тот. Голыми руками его не возьмешь. Ладно, что-нибудь придумаю. Буду ориентироваться по ходу дела».

Но вот наконец объявили посадку на питерский поезд. Я поднялась в вагон и прошла в свое купе. В нем уже находились пассажиры.

– Здравствуйте, – сказала я и оглядела своих попутчиков.

Это были молодая мамочка с годовалым ребенком на руках и женщина примерно лет сорока – сорока пяти. Я обратила внимание на ее стильную короткую прическу, стильный дорожный брючный костюм. Мамочка была вся какая-то расхристанная, короткие волосы свисали неаккуратными прядями, костюм, состоящий из хлопковых брючек и такого же пиджачка, был такой помятый, как будто бы его целую вечность безостановочно жевали.

– Меня зовут Татьяна, – сказала я.

– А я Кристина, – в свою очередь назвала себя женщина.

– Алена, – коротко представилась мама и сунула ребенку бутылочку с соской.

Малыш скривил мордашку, намереваясь заплакать, и стал крутить головкой из стороны в сторону, пытаясь увернуться от соски. Но не тут-то было. Мама уверенным, отработанным движением зафиксировала его головку и пресекла дальнейшие его отчаянные попытки избежать кормежки. Ребенок, недовольно пыхтя, принялся сосать. Накормив его, мама стала менять памперс, разложив его прямо на столе. Вообще, эта семейка занимала, кажется, все свободное пространство купе. На обеих нижних полках в беспорядке валялись баночки с детским питанием, игрушки, упаковка памперсов, белье, что-то еще.

Не успела я сесть за стол – мамаша, к счастью, уже убрала использованный памперс в пакет, – как в купе с криком индейцев племени апачей ворвался мальчик пяти или шести лет.

– Ауауауааааа! Кто угнал вагоныыы?! Маам! – с ходу заорал он.

– Колька, чего орешь?! – почти так же громко, как и ее старший сын, спросила Алена.

Колька с размаху вскочил на столик и начал на нем скакать. Потом мальчишка плотно «сел» нам с Кристиной на уши и стал активно «общаться». Он нес какую-то тарабарщину, задавал вопросы и тут же сам на них отвечал, свистел, сопел, размахивал руками и притоптывал. Мы с Кристиной ясно дали понять маленькому сорванцу, что отказываемся с ним общаться. Но он все равно продолжал комментировать каждое свое действие, иногда даже в стихах и песнях. Неоднократные просьбы помолчать немного или говорить потише подействовали на Кольку лишь однажды, да и то на две минуты. Потом началось все сначала и с утроенной энергией. Ну да, ребенок ведь – не радио, так просто его не «выключишь». Примечательно, что Алена не обращала ни малейшего внимания на своего старшенького, а занималась исключительно малышом, который то ревел басом, то ненадолго затихал. Наконец я не выдержала – в конце концов, я ведь не Мэри Поппинс, – вышла из купе и направилась в вагон-ресторан. Уж там-то, я надеюсь, нет таких отвязных малолеток. Однако когда я проходила через плацкартный вагон, моему взору предстала еще более впечатляющая картинка, чем та, от которой я только что сбежала. Какие-то уже хорошо набравшиеся личности продолжали свой «гудеж». Все они были пьяные до омерзения и грязные, как черти. Увидев меня, они загоготали во все свои пьяные глотки и начали выкрикивать всякие непристойности. Я задержала дыхание, а потом начала делать неглубокие вдохи-выдохи, чтобы как можно меньше вдыхать перегар и табак. Кое-как прорвавшись сквозь их крики, музыку, несущуюся неизвестно откуда, и блевотину на полу, я открыла дверь в вагон-ресторан и выдохнула. Ничего себе поезд! В качестве компенсации за столь неудачное начало поездки я решила побаловать себя десертом, тем более что в кафе я не стала его заказывать, потому что почувствовала, что уже сыта. Ко мне подошла официантка, и я заказала кусок орехового торта и кофе. Вскоре я уже смаковала свой любимый напиток. В это время открылась ресторанная дверь, и в проеме показалась Кристина. Значит, и она решила скрыться от веселой компашки в составе мамочки Алены и ее шумного семейства. Кристина увидела меня – в ресторане было немногочисленно – и направилась к моему столику.

– Татьяна! Вот вы где! – сказала она, подойдя. – Не помешаю? – спросила женщина.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила я ее, – вы тоже не выдержали того, что творится у нас в купе?

– И не говорите! – Кристина устало махнула рукой. – Вы вот только что сели в поезд, а я ведь уже сутки еду в такой обстановке, представляете? А тут еще в Москве в соседний, плацкартный, вагон ввалились вахтовики из Борисоглебска. Ну, вы их, конечно, не могли не лицезреть, когда шли в ресторан. Они уже были пьяные вдрызг, но все равно продолжали свою пьяную оргию уже в поезде. Крики, маты, перематы, совсем человеческий облик потеряли. Потом у одного из них украли все его сбережения, и началась драка. Проводник вызвал полицию, пришли два юноши лет по двадцать пять, кое-как их разняли. Как вы думаете, кого-нибудь сняли с поезда?

– Думаю, что нет, не сняли, – ответила я, – ведь оргия, как вы сказали, продолжается.

– А в нашем купе просто… не подберу даже слова. Нет, я не чайлдфри, как теперь принято говорить, я ничего не имею против детей, хотя лично у меня детей нет. Но если едешь с маленькими детьми в поезде, так подумай и о своих попутчиках тоже. Или выкупи купе и поезжай с Богом.

– Совершенно с вами согласна, – сказала я. – А вы по делу едете или в гости? – спросила я.

– Можно сказать, что и то, и другое, – невесело ответила Кристина. – Понимаете, Татьяна, в Волгограде у меня живет брат, правда, сводный. Или, как еще говорят, единоутробный. У нас с Вадимом разные отцы, а мама одна. Ей не повезло с замужеством, причем оба раза, но не об этом речь. Дело в том, что Вадим намного старше меня, потому что брата мама родила очень рано. Я окончила мединститут, а потом решила заняться бизнесом. Открыла свой косметический салон, но не ограничилась только лишь косметическими процедурами, а дополнила их услугами солярия. А Вадим все это время материально мне помогал, и когда я училась, и уже потом, когда начала раскручивать бизнес.

– У вашего брата, надо полагать, были для этого финансовые возможности? – спросила я.

– Да, – ответила Кристина, – он ведь давно уже возглавляет завод по производству пива «Пивовар».

Услышав знакомое название, я вся обратилась в слух.

– Так вот, – продолжала Кристина, – не так давно была произведена реконструкция завода. И сразу возросло производство и, соответственно, продажи. Но Вадим на этом не остановился. Ведь для того чтобы продажи и дальше продолжали расти, необходимо было инвестировать средства в продвижение марки и в торговое оборудование: холодильники, полки, пиворазливочное оборудование, грузовики, шатры. Вадиму пришлось обратиться за кредитом в банк, который предложил поработать над структурой баланса. Брат рассчитывал погасить долг перед банком акциями предприятия. Потому что свободных средств у завода было совсем мало. И банк поставил условие: кредит завод получит, если один из кредиторов станет акционером предприятия.

– Это ведь довольно рискованный шаг, – заметила я, – ведь никогда не знаешь наперед, какой фортель может выкинуть кредитор.

– Это верно, Татьяна, – вздохнула Кристина. – Вадим созвал совет директоров. Именно на нем было принято решение согласиться с условиями банка. И вот это заседание и стало причиной корпоративной войны. Один из акционеров завода, который, кстати, уже не работал на предприятии, настроил нескольких сотрудников-акционеров против нововведений. Они получили у начальника финансового отдела данные об участниках тендера на финансирование дальнейшей реконструкции завода и покупки оборудования. Одним из участников тендера была инвестиционная компания «Рестон». Акционеры предложили компании схему, в результате которой «Рестон» якобы мог стать собственником более пятидесяти процентов акций предприятия.

– Да ведь это, собственно, захват предприятия, – сказала я. – Так действуют рейдерские компании. Схема, по которой они действуют, в общем-то, известна. Главное здесь – скупить акции предприятия у его же работников. А получив в свое распоряжение контрольный пакет акций, рейдеры ставят во главе предприятия своего директора и назначают новый совет директоров. Но это, так сказать, первый этап. Как правило, затем захватчики банкротят предприятие, если оно еще держится на плаву, а далее за долги продают его подставным лицам.

– В том-то и дело, – подхватила мою мысль Кристина, – зачем рейдерам само предприятие? Им нужна земля, на которой оно располагается. На землю всегда найдутся покупатели, в том числе и среди заграничных инвесторов. Но в то время об этом никто не подумал. А дальше события развивались так. При участии бывших сотрудников «Пивовара» была создана агитбригада по обработке рядовых акционеров. Ее возглавил один из акционеров, проработавший на заводе десять лет. И более того, параллельно эти сотрудники подарили компании «Рестон» несколько акций, чтобы запустить представителей компании в дочернее предприятие «Пивовара». Впоследствии эти же работники продали компании «Рестон» остальные имевшиеся у них акции предприятия. Причем по цене гораздо ниже рыночной, потому что многие акционеры просто не задумывались о реальной цене своих акций.

– Так рейдеры смогли скупить необходимое им количество акций для захвата завода? – спросила я.

– Нет, служба безопасности завода узнала о плане захватчиков, и Вадим с группой своих друзей успели докупить необходимое количество акций, чтобы иметь блокирующий пакет, а это больше пятидесяти процентов. Чуть менее двух процентов остались разбросаны по всей стране у мелких акционеров. Но тут началось давление рейдеров на ключевых сотрудников завода, когда захватчики поняли, что с ходу захватить предприятие не удалось. Чтобы отстранить от руководства команду менеджеров, действующую с начала существования, в ход были пущены такие традиционные способы, как изъятие документов, печатей, психологическое давление.

– Так дело уже дошло и до судебного преследования? – спросила я.

– Да. И даже был наложен арест на все имущество завода. А Вадиму и некоторым его коллегам было запрещено занимать руководящие посты, они также были лишены права голосовать своими акциями на собрании.

– Да это уже самая настоящая полномасштабная война, – заметила я.

– Еще какая! – воскликнула Кристина. – В отношении ряда менеджеров были заведены уголовные дела. В Москву были вывезены все документы якобы для проверки. В местных средствах массовой информации стали появляться репортажи и статьи, в которых содержалась негативная информация, касающаяся ситуации на пивзаводе и личности его генерального директора.

– Стало быть, ваш брат попросил вас приехать и помочь ему? – спросила я Кристину.

– Ну, Вадим никогда ни о чем меня не просил, – сказала Кристина, – и не попросит, уж я-то его хорошо знаю. Это я все время у него что-то просила. Хотя средства на раскрутку моего косметического салона он мне сам предложил. Нет, я приехала сама. Дело в том, что сейчас ситуация изменилась. И не в лучшую для завода сторону. Дело в том, что появилась еще какая-то рейдерская компания, кажется, «Российская недвижимость».

– И что же ей надо от «Пивовара»? – быстро спросила я, поскольку именно за юрисконсультом этой компании Валентином Ласточкиным я и ехала в Волгоград.

– Тут какое-то не совсем понятное мне дело, Вадим толком по телефону мне не объяснил. Вот я и решила приехать, чтобы узнать все из первых рук. Вообще-то пока не появилась эта «Российская недвижимость», дела на заводе вроде бы стали налаживаться. Вадим объявил тем менеджерам, которые были настроены враждебно, что он согласен продать завод, а они в результате получат долю от продажи. Но чтобы заработать больше, надо продавать не руины, а хорошее предприятие. Пока менеджеры были увлечены такой перспективой, они сотрудничали с инвестиционной компанией «Рестон», разрабатывали схемы продажи завода, а Вадим со своими заместителями по продажам бились над созданием новых продуктов. Таким образом, они выиграли время, а кроме того, создали несколько удачных продуктов, благодаря чему стало улучшаться финансовое положение завода. И к тому моменту, когда можно было продавать предприятие, менеджеры увидели, что работа на заводе принесет им больше блага, чем его продажа. Ведь люди боятся неизвестности: как изменится ситуация, если завод продадут, никто не знал. Но тут вмешалась эта «Российская недвижимость» – и откуда она только взялась, – и все, кажется, снова усложнилось. Вот так…

Кристина замолчала.

– Ой, что же это я все о себе да о себе, – спохватилась она. – А вы, Татьяна, кем работаете? – спросила Кристина.

– Я – частный детектив, – ответила я.

– Частный детектив? – изумилась Кристина. – Вы серьезно?

– Вполне, – сказала я.

– Если честно, то я всегда думала, что частный сыщик – это киношная профессия. Никогда с ними в настоящей реальности не встречалась, – призналась Кристина. – К тому же ведь это профессия очень опасная, не для девушки, тем более такой эффектной, как вы. Я вообще-то подумала, что вы работаете манекенщицей в модельном бизнесе.

– Спасибо за комплимент, но… я – детектив.

– А в Волгоград вы, Татьяна, едете, наверное, по работе? – спросила Кристина.

– Да, вы угадали, – ответила я и посмотрела на Кристину.

Пока она рассказывала о всех драматических событиях, которые пережил ее брат, я прикидывала, как лучше подступиться к Ласточкину. Мне нечего ему предъявить. Пока нечего. А что будет дальше – тоже неизвестно. Такого, как Ласточкин, голыми руками не возьмешь, он, судя по всему, крепкий орешек. А вот если объединиться с Кристиной и ее братом…

– Видите ли, Кристина, вышло так, что в Волгоград мы с вами едем по одному и тому же делу, – сказала я.

– Как это по одному и тому же делу? – недоуменно переспросила она.

– Юрисконсульт компании «Российская недвижимость», которая затеяла тяжбу с вашим братом и планирует отобрать у него завод, подозревается в преступлении. Я специально еду в Волгоград, чтобы выяснить, насколько он замешан в этом преступлении.

– Вот оно что! Бывают же такие совпадения! – воскликнула Кристина.

– Совпадения бывают, и, кстати, совпадения эти возникают далеко не случайно, – заметила я. – Смотрите, представитель компании «Российская недвижимость» Валентин Ласточкин намеревается отобрать завод у вашего брата. Но в то же время он является фигурантом по делу об убийстве своей бывшей любовницы. Это, правда, только рабочая версия, которую я и собираюсь выяснить. Я вот что думаю, Кристина, поскольку наши интересы совпадают, нам с вами имеет смысл действовать сообща. Тогда мы добьемся желаемого результата. Согласны?

– Согласна, – ответила Кристина, – но только, Татьяна, я не совсем вас понимаю. Как именно мы с вами должны действовать? И что лично я должна делать?

Пока что и я не совсем четко себе это все представляла. Мне необходимо было допросить Ласточкина. Однако где это сделать? В кабинете брата Кристины – генерального директора завода «Пивовар»? У Вадима, насколько я поняла из рассказа Кристины, и своих проблем выше крыши, будет он еще и в мои вникать! Все-таки надо будет спросить у директора, когда тот планирует встретиться с юрисконсультом. Исходя из этого, можно будет решать, когда мне заявиться на завод. А что, если мне под видом, ну, скажем, сотрудницы завода поприсутствовать в кабинете, когда начнется их встреча? Другой момент: пока Ласточкин находится в уравновешенном, спокойном состоянии, к нему вряд ли подступишься. Он наверняка уже заранее чувствует себя победителем. А моя задача заключается в том, чтобы нарушить это его равновесие, лишить спокойствия и заставить совершать ошибки. Какие именно? И как его заставить играть по чужим правилам? На эти вопросы ответов у меня пока не было. Может быть, положиться на интуицию и импровизировать по ходу дела? Пожалуй, это правильное решение.

– Кристина, я должна подумать над тем, как нам лучше будет действовать, какие шаги предпринять. Я предлагаю сейчас возвратиться в купе и лечь спать. Утро вечера мудренее, так ведь гласит народная пословица?

– Хорошо, – согласилась Кристина, – давайте попробуем вернуться к нашим попутчикам. Вдруг нам повезет, и они уже спят?

Действительно, в купе было на удивление тихо. Колька уже спал сном праведника, разметавшись на вагонной полке. Алена укачивала малыша, и ребенок сонно причмокивал губками.

Утром отдохнувший за ночь Колька снова взялся за свое. Но это было не страшно: ведь мы уже подъезжали к Волгограду.

– Кристина, – сказала я, когда мы с ней стояли в узком коридоре вагона и курили, – вы ведь к брату сейчас поедете?

– Да, конечно, – ответила женщина.

– Вот моя визитка с телефоном, возьмите. Узнайте у брата, когда к нему придет Ласточкин, этот юрисконсульт из «Российской недвижимости», на какое время у них назначена встреча. И сообщите мне. А я подумаю, как будет лучше поступить. Согласны?

– Да, конечно, согласна, Татьяна.

Когда поезд прибыл в Волгоград, Кристина, взяв такси, отправилась к брату, а мне надо было заняться поисками гостиницы.

Гостиница «Космос» располагалась недалеко от железнодорожного вокзала. Это было многоэтажное здание, чем-то напоминающее нашу тарасовскую «Братиславу». В просторном холле толпился народ, было шумно и многоголосно. Я хотела подойти к стойке ресепшн, но около нее собралась приличная толпа жаждущих заселиться. Я услышала, как некоторые на повышенных тонах требовали немедленно предоставить им свободный номер.

– Свободных номеров нет! – громко, на весь холл, прозвучал голос администратора.

Народ недовольно загудел. Администратор, сделав объявление, стала разбираться со светловолосой женщиной средних лет, у которой, как выяснилось, сняли бронь.

– Вам предварительно звонили, приедете вы или нет, но не смогли дозвониться, – объясняла причину администратор.

– Мне никто не звонил! – нервно выкрикнула женщина. – И никто не предупреждал, что бронь перед приездом необходимо подтверждать. Могли бы и на почту написать, я же оставила вам свою электронку.

– Администратор, которая сняла вам бронь, ушла в отпуск, – объяснила действующая администратор.

– Так что же мне теперь, на улице ночевать? – вопрошала женщина. – Я семь часов провела в дороге на машине.

– Ладно, подождите, я сейчас выясню.

Администратор начала звонить и выяснять, нельзя ли снять бронь каких-то Загоруцких. Наверное, ей ответили, что можно, потому что через десять минут телефонных переговоров она сообщила расстроенной и уставшей женщине, что все утряслось и она может вселяться в номер.

– Берите бланк и заполняйте.

Женщина взяла лист учета, но, быстро пробежав его глазами, тут же вернула его назад:

– А на каком основании вы подняли цену? Я бронировала номер совсем по другой цене!

Администратор закатила глаза:

– Ну что же вы хотите-то? Где же я вам возьму ваш номер? В нем сейчас живут другие люди! Не хотите заселяться, так и не надо!

– Правильно! – сказал кто-то из очереди. – Дайте нам этот номер, мы не гордые.

– Пожалуйста, соблюдайте очередность, – призвала к порядку администратор, – так вы будете заполнять бланк и вселяться? – спросила она женщину.

– Буду! – со злостью ответила светловолосая и взяла бланк.

– Пропустите меня! – вдруг раздался громкий и властный голос.

Я увидела, как к стойке ресепшн прошел высокий мужчина в летной форме. Он показал администратору какой-то документ и сказал:

– Вот мое удостоверение, для меня забронирован отдельный номер.

Администратор взяла документ в руки и стала внимательно его изучать. Несколько раз она переводила глаза с фотографии на документе на рядом стоящего летчика, видимо, проверяя подлинность последнего. Наконец она отложила документ в сторону и стала листать журнал.

– Сожалею, но вашей фамилии в журнале нет, – сказала администратор, возвращая летчику его «корочки».

– Как это нет? Да быть этого не может! – стал возмущаться мужчина. – Посмотрите получше, должна быть запись.

– А я вам говорю, что нет! – Администратор была непреклонна. – Следующий!

– Следующий я! – выкрикнул грузный мужчина и встал перед стойкой.

– Куда прешься? Ты здесь не стоял! – стала кричать дородная тетка в обтягивающем трикотажном костюме.

Насмотревшись на весь этот бедлам, я решила пойти поискать еще какую-нибудь гостиницу. В конце концов, свет клином на этом отеле не сошелся. Найду я себе пристанище, пусть и не такое пафосное. Я вышла на улицу. Как раз в этот момент мимо меня проходил пожилой мужчина.

– Простите, – обратилась я к нему, – вы не подскажете, есть здесь еще гостиницы? Кроме «Космоса»?

– Конечно, – ответил мужчина. – «Волжанка» хорошая гостиница, еще есть гостиница «Волна».

– Они далеко отсюда? – спросила я.

– «Волна» подальше будет, а «Волжанка» совсем рядом, надо пройти два квартала вверх.

– Спасибо, – сказала я.

Гостиница «Волжанка» представляла собой двухэтажное здание. Видно было, что его недавно отремонтировали. Я вошла внутрь. Здесь было как-то по-домашнему уютно. И главное, никаких очередей. Я сняла номер и, получив ключ, поднялась на второй этаж. В номере было все самое необходимое: двуспальная кровать, два кресла, стул, журнальный столик и шкаф для одежды. Я позавтракала в гостиничном ресторане, заказав омлет с ветчиной, круассан с фруктовой начинкой, апельсиновый сок и кофе. Я уже заканчивала завтрак, как у меня зазвонил сотовый.

– Алло, слушаю вас, – сказала я.

– Татьяна?

– Да, да, я, говорите.

– Татьяна, это я, Кристина. Вадим сказал, что его встреча с Ласточкиным состоится через час на заводе. Успеете доехать? – спросила Кристина.

– Думаю, что да, успею, – ответила я, – спасибо вам, что сообщили. До встречи на заводе.

Я подошла к стойке ресепшн.

– Будьте так добры, вызовите мне такси, пожалуйста, – сказала я девушке.

Она кивнула:

– Одну минуту.

Переговорив с диспетчером службы такси, девушка обернулась ко мне:

– Такси придет через пятнадцать минут. Вас это устроит? Будете ждать?

– Скажите, а сколько времени занимает дорога отсюда до завода «Авангард»? – спросила я.

– Ну, примерно минут сорок – сорок пять, – ответила она.

Я прикинула: пятнадцать минут ожидания да еще дорога минут сорок пять. Я успеваю, правда, впритык, но успеваю. Не страшно, даже если я и припоздаю немного. В конце концов, Ласточкин и сам может опоздать. Потому что ловить самой такси в незнакомом городе – дело малоперспективное.

– Хорошо, – сказала я, – делайте заказ.

Такси подошло даже раньше пятнадцати минут, наверное, таксист был недалеко отсюда. Девушка, не отнимая трубку от уха, назвала мне номер машины. Я вышла из гостиницы и сразу же увидела «Ауди» цвета металлик. Я подошла к машине. За рулем сидела темноволосая женщина с пышной прической в темных очках.

– Здравствуйте, – сказала я.

– День добрый, – ответила она.

– Мне на завод «Пивовар», – сказала я.

– Садитесь, – пригласила женщина. – Вы первый раз в нашем городе? – спросила она, когда мы уже поехали.

– Вообще-то, в Волгограде я уже была, – ответила я. – Но это было довольно давно, еще когда я училась в школе. Тогда у нас была специальная экскурсия по Волгограду. Помню, меня очень впечатлил самый главный монумент Мамаева кургана – скульптура «Родина-мать зовет». И вот что удивительно: несмотря на внушительные размеры, на фоне небосклона она прекрасно смотрится со всех сторон и напоминает парящую птицу. К тому же видна она не только в пределах ближайшего окружения Мамаева кургана, но и на десятки километров по всему Волгограду. С детских лет у меня сохранилось это ощущение грандиозности и величественности.

– Вы приезжайте к нам на Девятое мая, – посоветовала женщина-таксист. – Это незабываемое зрелище. Только гостиницу необходимо бронировать заранее, потому что в этот период здесь настоящее столпотворение. Приезжают даже из-за рубежа, в частности, немцы, которые здесь воевали, и внуков с собой везут.

– Спасибо, я это учту, – сказала я.

Сначала мы ехали по центральной части Волгограда. Проехали несколько микрорайонов, чистеньких, ухоженных. Наверное, имело значение, что здесь не было ни фабрик, ни заводов. Зато я увидела школу, детский садик, рынок, крупный торговый центр с большим количеством магазинчиков, кафешек и прочих развлечений. Проехав значительную часть Волгограда, я смогла увидеть металлургический и тракторный заводы. Наверное, скоро уже будет и «Пивовар».

– Скоро мы приедем? – спросила я.

– Да, совсем немного осталось, – ответила женщина.

И действительно, минут через пять показалась железобетонная конструкция за внушительным кирпичным забором.

– Ну вот мы и приехали, – сообщила женщина.

– Это завод «Пивовар»? – спросила я.

– Да, совершенно верно, это завод «Пивовар». Где вас высадить? – спросила женщина.

– Наверное, у центрального корпуса, – не очень уверенно ответила я.

Ведь мы с Кристиной как-то не договорились о месте встречи. Но с другой стороны, я еду на встречу с директором завода. Скорее всего, его кабинет находится в административном здании. Ладно, не потеряюсь.

Такси въехало на просторную площадку, на которой уже были припаркованы машины. Я поблагодарила женщину и вышла из машины.

– Татьяна, Татьяна! – услышала я голос Кристины. – Идите сюда.

Я обернулась и около железной двери увидела Кристину. Она стояла и махала мне рукой. Я подошла к ней.

– Я решила вас встретить на улице, – пояснила она. – Брат сейчас находится у себя в кабинете и ждет нас.

– Вы ему рассказали о том, с какой миссией я пришла к нему на завод? – спросила я женщину.

– В общих чертах, да, рассказала, – ответила Кристина.

– Что, Ласточкин уже прибыл?

– Пока нет.

Мы прошли в главное здание завода «Пивовар» и, поднявшись на второй этаж, прошли по длинному и широкому коридору. Около двери, на которой висела табличка с надписью «Генеральный директор», мы остановились. Кристина уверенно открыла дверь.

– Проходите, Татьяна, – пригласила она меня и осталась стоять в дверях.

Я вошла в кабинет. У окна стоял среднего роста и плотного телосложения мужчина. Выглядел он лет на сорок восемь – пятьдесят.

– Вадим, а вот и мы, – сообщила Кристина, входя в кабинет следом за мной.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – сказал брат Кристины и первый сел за длинный стол. Мы с Кристиной устроились рядом.

– Вадим, это Татьяна… – начала Кристина и остановилась, – ой, а я же так и не знаю вашего отчества, простите.

– Татьяна Александровна, – сказала я.

– А это мой брат Вадим Яковлевич Переметников, – представила Кристина директора «Пивовара». – Татьяна, я уже рассказала Вадиму про вас. Так как мы поступим, Татьяна? – она вопросительно посмотрела на меня. – Вы уже определились?

– Сначала я хочу послушать Вадима Яковлевича, – сказала я. – Вадим Яковлевич, расскажите, как сейчас обстоят дела с вашим заводом, – попросила я.

– Дела неважные, прямо скажем, – начал Переметников, – представитель компании «Российская недвижимость» Ласточкин уже приобрел через третьих лиц пятьдесят процентов акций «Пивовара».

– Вадим, а что это означает? – спросила Кристина.

– Это означает то, что теперь он является членом директорского совета, – ответил Переметников. – В данной ситуации необходимо помешать ему докупить остальные два процента.

– А что будет, если Ласточкин все-таки добудет эти два процента? – спросила Кристина.

– Ничего хорошего, тогда он сможет диктовать нам свои условия.

Кристина испуганно посмотрела на меня, потом на Вадима.

– Я предлагаю сделать вот что, – начала я, – вы, Вадим Яковлевич, начинайте вести свои переговоры с представителем «Российской недвижимости», как и запланировали. Я же сначала посижу в сторонке, как наблюдатель. Мне необходимо будет присмотреться к этому Ласточкину. Не знаю, говорила ли вам об этом Кристина, но Ласточкин является одним из подозреваемых в убийстве женщины. Пока я еще не знаю, насколько верна эта моя версия, но в случае, если она подтвердится, Ласточкин не сможет вот прямо сейчас начать диктовать вам свои условия. И я думаю, что вы сможете выиграть несколько дней, чтобы приобрести недостающие акции. К тому же «Российской недвижимости» надо будет в этом случае отправить вам другого своего представителя. Надеюсь, понятно, что время будет в этой ситуации работать на вас.

Переметников утвердительно кивнул.

– Вадим, если нужно будет, то я продам свой косметический салон! – тут же предложила Кристина. – Ты можешь рассчитывать на меня, – добавила она.

В это время раздался телефонный звонок, и Переметников снял трубку.

– Да, Регина, слушаю, – сказал он, – что, уже? Хорошо, я все понял, – директор положил трубку.

– Звонила моя секретарша Регина, – пояснил он, – сейчас здесь будет господин Ласточкин.

Переметников снова взял телефонную трубку и нажал на кнопку.

– Регина, вызови в мой кабинет Петра Ростиславовича и Ирину Ивановну. – Переметников взглянул на нас с Кристиной и пояснил: – Это мои сотрудники – юрист и бухгалтер.

Вскоре бухгалтер с юристом вошли в директорский кабинет. Оставалось дождаться Ласточкина. «А он, однако, не торопится, – подумала я, – или он уже чувствует себя полноправным хозяином завода? Поэтому, скорее всего, осматривает будущие владения?»

Наконец дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге показался высокий представительный светловолосый мужчина. На вид ему можно было дать лет сорок – сорок два. Он окинул всех высокомерным взглядом и, широко шагая, прошел к столу. Небрежно бросив «приветствую», Ласточкин сел на стул.

– Давайте начнем, что ли, господа хорошие? – сказал Ласточкин.

Я заметила, как Переметников сжал кулаки. Однако он сдержался.

– Начните вы, Валентин Николаевич, – предложил директор «Пивовара» довольно спокойным голосом. Видимо, он уже полностью овладел собой.

Усмехнувшись, Ласточкин вынул из черного «дипломата» папку, открыл ее и начал зачитывать, как я поняла, текст, касающийся обоснования передачи «Пивовара» в собственность «Российской недвижимости». Ласточкин читал хорошо поставленным голосом, время от времени жестикулируя. Его интонации были проникнуты победным тоном. Переметников сидел с озабоченным лицом, глядя в сторону. Я же не вникала ни в юридические, ни в экономические термины доклада Ласточкина. Я смотрела на него и думала, мог ли он быть убийцей? Если мог, то в этом случае он настоящий отморозок. Только человек, начисто лишенный каких-либо человеческих чувств, может хладнокровно убить свою бывшую любовницу и спустя каких-нибудь пару дней, сидя в кабинете, рассуждать о своем праве хозяина завода. Нет, все-таки Ласточкин не обладает необходимыми качествами хладнокровного убийцы. Он высокомерен, тщеславен без меры, он самоуверенный и наглый, но… нет, едва ли он убийца Елизаветы Городенчиковой. Так я рассуждала под аккомпанемент победоносной речи Ласточкина. Закончив свое выступление, представитель «Российской недвижимости» обвел всех присутствующих торжествующим взглядом и сказал:

– Вадим Яковлевич, насколько вы смогли понять из моего доклада, у вас нет шансов, чтобы сохранить за собой право на владение «Пивоваром». Поэтому, чтобы не тратить зря ни ваше, ни мое время, у меня к вам есть деловое предложение: подпишите документ на передачу завода в собственность нашей компании.

– Я ничего не буду подписывать, – очень спокойно произнес Переметников, – более того, я оставляю за собой право оспорить ваши заключения в суде.

– Какие еще суды, уважаемый? – с угрозой в голосе спросил Ласточкин. – Я не намерен оставаться здесь непонятно на сколько времени, у меня других дел по горло.

«Конечно, – подумала я, – тебе же еще надо отправиться в следующую командировку, чтобы урвать очередной кусок собственности».

– И вообще, все эти ваши суды ни к чему не приведут, – продолжал между тем вещать Ласточкин.

– Как знать, – коротко ответил Переметников.

– Это черт знает что! – взревел юрисконсульт и ударил кулаком по столу. Потом он подскочил к Переметникову и, поднеся кулак к самому лицу директора завода, закричал: – Подписывай давай, или я за себя не отвечаю!

Переметников едва уловимым движением отвел в сторону кулак Ласточкина и, в свою очередь, свалил юрисконсульта на пол точным ударом. Ласточкин, скорее всего, никак не ожидал встретить такой отпор со стороны директора «Пивовара». Юрисконсульт кое-как поднялся с пола, вытащил из «дипломата» упаковку одноразовых носовых платков и, вынув один из них, приложил его к носу. Потом он со злостью скомкал его и швырнул в стоявшую в углу кабинета урну. Кристина вскочила со своего места и быстрым шагом подошла к Ласточкину:

– Вас что, не учили элементарным правилам поведения в общественных местах? Что вы кидаетесь на людей с кулаками?

Ласточкин никак не отреагировал на ее слова. Он только схватил со стола свою папку с документами, положил ее в «дипломат» и пошел на выход. Открыв дверь резким ударом ноги, он обернулся и, смерив всех уничтожающим взглядом, угрожающе произнес:

– Я еще вернусь сюда завтра! Но разговор будет уже совсем другой!

Пока Переметников о чем-то говорил со своими юристом и бухгалтером, я подошла к урне и взяла окровавленный платок, который Ласточкин прикладывал к своему носу. «А ведь это же биологический образец, – подумала я. – Евгений сказал, что из-под ногтей Елизаветы Городенчиковой были взяты частицы крови. Но убитой кровь не принадлежала. Она принадлежала убийце. Если сейчас провести экспертизу имеющегося у меня образца и сравнить с уже отработанным результатом, то… Да, но кто мне в Волгограде сделает экспертизу?» Я посмотрела на окружающих. На их лицах было написано, что они уже поняли, что находятся на заводе, может быть, последние часы. А Переметников молодец! До конца держал марку. Я подошла к директору завода.

– Послушайте, Вадим Яковлевич, – сказала я, – я хочу отправить этот платок на экспертизу. Если экспертиза покажет идентичность этих частиц с частицами крови, найденными на теле убитой женщины, то господин юрисконсульт будет сразу же задержан. В любом случае у вас будет время для того, чтобы предпринять контршаги.

– А сколько по времени длится экспертиза? – спросил Переметников.

– Не думаю, что долго, – ответила я.

К Переметникову подошла Кристина и увела его в сторону. Я же отошла в дальний угол просторного кабинета и, достав свой сотовый, набрала Кирьянова.

– Алло! Володя? Володь, это я, Татьяна, звоню тебе из города-героя Волгограда.

– Ого! Чего это тебя туда занесло? – спросил Володька.

– А потому что здесь находится юрисконсульт Валентин Ласточкин, бывший любовник убитой Елизаветы Городенчиковой. Мне удалось выяснить, что Ласточкин не только звонил Елизавете в тот вечер шестого сентября, но и побывал у нее в квартире почти перед самым убийством, представляешь? И вот только я приехала к нему в контору поговорить о том о сем, как выяснилось, что он отбыл в командировку в Волгоград. Ну вот я и отправилась вслед за ним. Не могу же я ждать, пока он вернется в Тарасов, тем более что секретарша сказала, что после Волгограда он собирается еще куда-то там ехать. Короче, Володь, мне твой стажер сказал, что готовы анализы образцов биологической ткани, которые оказались под ногтями у Елизаветы Городенчиковой. А у меня имеется образец ДНК этого самого Ласточкина, ее экс-любовника. Теперь…

– Постой, а как ты это сделала? – удивился Кирьянов. – Ну, как достала образец ДНК?

– Ну, это долго рассказывать, – отмахнулась я. – Совершенно случайно получилось, – не вдаваясь в подробности, ответила я. – Тут дело в другом. Надо сделать экспертизу этого образца, что у меня находится, и сравнить с уже имеющимися образцами из-под ногтей убитой. Но сам понимаешь, если я пойду в волгоградское управление полиции, то в лучшем случае результат будет готов бог знает через сколько времени. А тут дорога каждая минута. Не ровен час этот Ласточкин отправится из Волгограда в очередной вояж. И что же, я так и буду гоняться за ним? Володь, быстро вспоминай, кто у тебя из знакомых есть в этом славном городе?

– Ох, Иванова, шустрая ты какая, – вздохнул Кирьянов. – Как будто это так просто. Слушай, а ты как, допросила уже этого Ласточкина?

– Нет еще, но допрос подождет, сейчас главное другое: результаты экспертизы его ДНК. Мне же нужно знать, в каком ключе с ним беседовать. А как я буду строить беседу, если окажется, что их образцы не совпадают. Это, конечно, еще ни о чем не свидетельствует, но… В общем, нужно провести экспертизу, причем чем скорее, тем лучше. Ну, Киря, давай, напряги память.

– Так, пока ты тараторила, мне все же удалось вспомнить, что Славка Куранов – помнишь такого?..

– Что-то не очень, – призналась я. – Но это не важно. Так что этот Куранов?

– А то, что он как раз и работает в одном из отделов там, в Волгограде. Ты подожди, я сейчас отыщу его телефон, переговорю с ним, а потом перезвоню тебе. Договорились?

– Давай, – ответила я.

– Значит, до связи, – сказал Кирьянов.

Глава 6

Минут через пятнадцать мне позвонил Кирьянов.

– Тань, я договорился со Славкой, он обещал помочь, – сообщил Владимир. – Так что давай двигай сейчас в третье отделение.

– Спасибо тебе, Володь, – сказала я.

– Давай, удачи тебе.

Я довольно быстро отыскала третье отделение, в котором трудился Вячеслав Куранов. Это было трехэтажное небольшое здание, очевидно, недавно выстроенное. Я вошла в вестибюль. Из него дверь вела в маленький узкий коридор. По правую сторону располагался пост дежурного. Я подошла к нему и спросила:

– Как мне пройти к Вячеславу Куранову?

Дежурный – совсем молоденький паренек – удивленно посмотрел на меня:

– Вам к Вячеславу Степановичу?

– Ну да, к нему, – ответила я.

«У них, что же, работают два Вячеслава Куранова, что ли? Маловероятно, – подумала я. – Надо было спросить у Кирьянова отчество этого Вячеслава. А то как-то неудобно. Но с другой стороны, Володька, может быть, и сам не знает, как его по батюшке. А, ладно».

– Подниметесь на третий этаж. Там находится кабинет полковника Куранова. Номер кабинета – двадцать шесть, – отчеканил дежурный.

– Спасибо, – ответила я, а сама подумала, что, скорее всего, этого весьма юного дежурного удивила моя фамильярность: надо же, справляется о полковнике только по имени и фамилии, без отчества.

Я поднялась по довольно крутой лестнице на третий этаж и, отыскав нужный мне кабинет, постучала.

– Войдите, – послышался мужской голос.

Я открыла дверь и вошла в кабинет. За столом, заваленным кипой бумаг, сидел широкоплечий, начинающий лысеть мужчина. Теперь, увидев его, я стала припоминать. Да, этот парень учился в «юрике», только не со мной и Володькой, а курса этак на три-четыре старше. Точно, мы тогда еще были салаги-первокурсники, а он студент-выпускник. Однако, как и Кирьянов, он успел дослужиться до полковника. Но вот полысел он значительно, помнится, в годы учебы в институте у него была пышная шевелюра.

– Здравствуйте, Вячеслав, – сказала я, – я Татьяна Иванова. Владимир Кирьянов вам недавно звонил по поводу меня.

– Да, был такой звонок, – согласился Куранов. – Да ты проходи, садись.

Я подошла к столу и села на рядом стоявший стул.

– А я тебя помню, ты еще в институтских «капустниках» выступала. Так зажигала! – с улыбкой произнес он.

– Да, было дело, – скромно ответила я.

– Так в чем тебе надо помочь, Таня? – спросил Вячеслав. – Володька подробно ничего не рассказал. Сказал только, что ты работаешь частным детективом. Кстати, как оно на вольных-то хлебах?

– Вячеслав… можно просто Слава? – спросила я.

Он махнул рукой:

– Конечно, можно.

– Слав, в профессии частного сыщика, как и в любой другой деятельности, есть свои плюсы и минусы. Огромным плюсом в моей является отсутствие строгого и, как правило, занудного, если не сказать больше, начальства. Ну, а все остальное… Не знаю. Но мне нравится.

– Так, понятно, – ответил Вячеслав. – Теперь давай о деле.

– А дело вот в чем. Я приехала в Волгоград за одним фигурантом по делу об убийстве женщины, его бывшей любовницы. Сам этот подозреваемый по фамилии Ласточкин, в свою очередь, направился сюда для того, чтобы захватить пивной завод «Пивовар» у его законного руководителя.

– Так он что? Рейдер, что ли, этот Ласточкин? – спросил Куранов. – Ну и фамилия! Никак не в тему.

– Получается, что так, – ответила я. – Но тут дело в другом. Понимаешь, когда я была в кабинете директора «Пивовара» – попросилась поприсутствовать при их разговоре на встрече, чтобы составить мнение о фигуранте, – там произошла драка. Этот Ласточкин до того обнаглел, что, почувствовав себя хозяином предприятия, полез с кулаками на законного директора. За что и получил от него нехилый удар по физиономии. Он начал вытирать кровь с лица платком, а потом швырнул его в мусорный бачок. Я, конечно, тут же схватила платок и засунула его в пакет. Так вот, Слав, необходимо провести его экспертизу, и этот образец нужно будет сравнить с образцом биологической ткани, которую взяли из-под ногтей убитой женщины. Если они совпадут, тогда можно будет действовать дальше. А до тех пор, сам понимаешь, я могу только вести разговоры с ним, и все – в пользу бедных, как говорится. Потому что ничего серьезного у меня на него нет.

– Понял, – ответил Вячеслав, – раз надо, то все сделаем. Давай платок, и пошли в лабораторию.

Мы с Вячеславом спустились на второй этаж, где располагалась лаборатория. Куранов открыл дверь, вошел в комнату и позвал меня:

– Тань, чего стоишь, как бедная родственница? Проходи, не стесняйся.

Я последовала за полковником и, войдя в большую комнату, огляделась. В комнате стояло несколько столов. На одних лежали пакеты с вещественными доказательствами и другими предметами, изъятыми на месте преступления. На других столах находились инструменты для проведения экспертиз: микроскопы, колбы и другие емкости. Здесь также находились предметы, назначение которых я затруднялась определить. В этой первой комнате никого не было. Где-то издалека доносились голоса.

– Андреич! – позвал Вячеслав.

Никто не отозвался. Тогда Куранов распахнул дверь, ведущую в соседнюю комнату, и еще раз спросил:

– Борис Андреич! Ты здесь?

Спустя несколько секунд послышались шаги, и из комнаты к нам вышел невысокий мужчина в очках, с седыми, коротко подстриженными волосами.

– Привет, Степаныч, – поздоровался Борис Андреевич, и мужчины обменялись рукопожатием.

– Вот, знакомься, Андреич, – сказал Вячеслав, кивая в мою сторону, – это Татьяна, частный детектив из Тарасова. И моя бывшая сокурсница, – добавил он.

Борис Андреевич с уважением посмотрел на меня.

– Так это… Борис Андреич, не в службу, а в дружбу. Надо провести экспертизу на предмет ДНК – правильно, Татьяна?

Я кивнула.

– А потом сравнить с уже готовыми результатами частиц крови убитой женщины, которые находятся у наших тарасовских коллег, – закончил Вячеслав.

– На предмет идентичности? – уточнил эксперт.

– Да, совершенно верно. Сделаешь, Борис Андреевич?

– Сделаю, – пообещал тот.

– Вот и ладненько! Да, Андреич, у тебя как, своей-то работы не очень много? А то ведь Татьяна специально приехала к нам за подозреваемым. И эта экспертиза – пока единственное, что она может предъявить фигуранту уголовного дела. Да и то при условии совпадения биологического материала. К тому же этот подозреваемый в любой момент может уехать из Волгограда, и тогда ищи-свищи его. Задержать-то его сейчас мы никак не можем. Так что ты уж постарайся сделать все как можно быстрее.

– Ладно, давай сюда пакет, – сказал Борис Андреевич. – Пока у наших коллег ничего такого «горящего» нет. Поэтому… Часа через полтора вас устроит? – эксперт посмотрел на меня.

– Устроит, – сказала я и облегченно вздохнула.

Ведь на примере работы отделения Кирьянова я знала, что, как правило, работы у экспертов невпроворот. Все требуют, чтобы экспертиза той или иной улики была произведена в архисрочном порядке.

– Вот и хорошо, приходите к этому времени, – сказал Борис Андреевич.

Мы с Вячеславом вышли из лаборатории.

– Слав, где бы мне провести это время? – спросила я. – С пользой чтобы.

Куранов задумался.

– Слушай, а ты в Волгограде уже была? – спросил он.

– Была, когда еще в школе училась, – сказала я. – Мамаев курган видела, панораму Сталинградской битвы, ну, конечно же, еще Дом Павлова, разрушенную мельницу.

– Так, а музей Паулюса? – спросил Куранов.

– Нет, там не была.

– Так вот, музей этот находится не очень далеко отсюда. Так что давай иди туда, посмотри, а потом возвращайся, – предложил Вячеслав. – К тому времени экспертиза будет уже готова, я думаю.

– Да, Слава, ты не забудь позвонить Кирьянову, чтобы он прислал частицы ткани убитой, – напомнила я.

– Помню, сейчас позвоню.

Мы расстались. Куранов пошел в свой кабинет, а я спустилась на первый этаж и вышла на улицу.

Музей «Память» находился в подвале волгоградского центрального универмага. Я пришла в музей и застала там экскурсию, которую проводила миловидная женщина со скромной прической в виде забранных в пучок и уложенных на затылке темных волос. Мы прошлись по залам музея и осмотрели интересную экспозицию.

Экскурсия закончилась, и я вместе со всеми вышла из музея. Немного постояв на улице – впечатления от увиденного не сразу отпустили меня, – я зашла в небольшое кафе рядом с музеем и попросила официантку принести меню. Выбрав уху со стерлядью, порцию жареной картошки с отбивной и медовое пирожное на десерт, я в ожидании заказа принялась размышлять. Кто же мог убить Елизавету Городенчикову? Мне известно, что в тот вечер в ее квартире были психотерапевт Листопадов, близкая подруга Екатерина Расторгуева и бывший любовник Валентин Ласточкин. Из них только Листопадов был у Елизаветы по ее приглашению – как сообщила консьержка, они вместе вошли в подъезд и поднялись на лифте. Теперь Екатерина Расторгуева. Ее вряд ли можно отнести к числу званых гостей. Во-первых, Елизавета в тот вечер не приглашала ее к себе. А во-вторых, Екатерина и Елизавета поругались. Причем поругались неслабо, если Городенчикова выталкивала подругу из своей квартиры, а та даже поранила руку. Кроме того, Расторгуева не производит впечатление человека, совершившего убийство. И наконец, после Екатерины квартиру Елизаветы посетил еще один человек – ее бывший любовник. Поэтому исключим Расторгуеву из этого списка: когда она покидала квартиру Городенчиковой, та была еще жива. Вот Валентин Ласточкин имеет все шансы стать главным подозреваемым. Я видела его в действии, когда он чуть ли не набросился с кулаками на директора «Пивовара». Это говорит о его крайне неуравновешенном характере. Уж если совершенно посторонний человек, которого он увидел в первый раз, вызвал у него такой прилив злости, можно даже сказать, ярости, то что же говорить о женщине, с которой у него были отношения и которая осмелилась их прекратить. К тому же Екатерина Расторгуева говорила, что Ласточкин не раз поднимал на Елизавету руку. Так что в порыве гнева юрисконсульт мог запросто проломить висок бывшей своей любовнице. Да, но тогда каким же надо быть чудовищем, чтобы потом спокойно отправиться в командировку? И все-таки, все-таки… Все-таки есть у меня сомнения в том, что именно Ласточкин является убийцей. Что-то тут не так… Ладно, дождусь я результатов экспертизы, тогда многое прояснится. И вот если станет известно, что кровь Ласточкина не имеет никакого отношения к частицам, которые были обнаружены у Елизаветы, то мне надо будет искать других подозреваемых. А кого? Того Александра, о котором мне рассказывала Екатерина? Он ведь, по ее словам, тоже, как и Ласточкин, угрожал Городенчиковой. Только юрисконсульт угрожал, что не даст ей встречаться с другими мужчинами, а Александр требовал от нее свою бывшую дачу. В общем, экспертиза все решит. Ну, кажется, уже можно возвращаться в отдел за результатами экспертизы.

Я подошла к лаборатории, решив не отрывать Вячеслава от его дел и поговорить с Борисом Андреевичем лично. Я постучала в дверь и, услышав «войдите», открыла ее. Но в комнате я не увидела уже знакомого мне эксперта. Вместо него у стола с пакетами, содержащими следственные улики, стоял молодой парень.

– А Борис Андреевич где? – спросила я.

– Он поехал на убийство, – ответил парень.

– А вы не знаете, он уже сделал экспертизу носового платка со следами крови?

– Пока еще нет, не успел. Его срочно вызвали в составе группы.

Вот так вот! Рассчитывала получить результат, а оказалось… Ну, что ж. Это жизнь, случилось непредвиденное. Значит, придется запастись терпением и ждать. Да, но где? Осматривать достопримечательности Волгограда я уже больше не хочу.

– Я вас попрошу, как только результат будет готов, позвоните мне вот по этому номеру, – и я протянула парню свою визитку, где был напечатан номер моего сотового.

– Хорошо, – сказал парень.

Я вышла из отделения и, подумав над тем, что мне делать дальше, пока экспертиза откладывается на неопределенное время, решила, что следует поехать в гостиницу. По крайней мере, отдохну там. Я вошла в гостиничный холл и направилась было к стойке ресепшн, но потом остановилась на полпути, потому что увидела около администратора Валентина Ласточкина. Получается, что он тоже остановился в этой гостинице, что ли? Я подошла чуть ближе, но стала спиной к стойке, чтобы юрисконсульт меня не заметил. Со своего места я могла слышать разговор Ласточкина с администратором. Женщина спросила у юрисконсульта, будет ли он продлевать свой номер, потому что уже завтра заканчивается срок его оплаты, и что если он собирается оставаться в гостинице и дальше, то необходимо внести предоплату. Ласточкин подумал и сказал:

– Нет, необходимости в этом нет никакой, потому что завтра я уже уезжаю.

– Хорошо, – ответила администратор, – как скажете.

Ласточкин, получив ключ от своего номера, отправился наверх, а я осталась в холле. Интересно. Юрисконсульт настолько уверен в своей победе, что даже не соизволил оставить за собой гостиницу. Мне стало жаль и Кристину, которая так переживала за своего брата, и самого Вадима. Хорошие люди, но чем я могла бы им помочь? Вот только если экспертиза покажет положительный результат, тогда некоторое время для того, чтобы собраться с силами, у этих людей еще будет. Я подошла к стойке ресепшн:

– Дайте мне, пожалуйста, ключ от двадцать четвертого номера, – попросила я.

– Пожалуйста, – ответила женщина, протягивая мне ключ.

Взяв ключ, я стала подниматься по лестнице. Но не успела я дойти и до ее середины, как мне навстречу вышел Ласточкин. Я сделала отсутствующее лицо и собралась обойти юрисконсульта сбоку.

– Девушка, постойте, – сказал Ласточкин и загородил мне путь, – мне показалось, что я вас где-то видел, или это правда?

– Показалось, – коротко ответила я.

– Нет, вы говорите неправду. Теперь я вспомнил, что совсем недавно вы были в кабинете директора «Пивовар». Что, будете говорить, что это не так? – продолжал допытываться юрисконсульт.

– Нет, не буду так говорить. Мы с вами действительно там встречались.

– А что вы там делали? Вы ведь не сотрудница завода.

– Да, это так, – снова согласилась я.

– Так все-таки что вы там делали? – не унимался юрисконсульт. – И что делаете здесь, в гостинице?

Вот ведь привязался!

– А где же мне еще и быть, как не в гостинице? – вопросом на вопрос ответила я. – Ведь я приезжая. Я здесь для того, чтобы проинспектировать, насколько законна покупка вами «Пивовара», – я наконец нашла удобную обтекаемую формулировку, объясняющую мое здесь пребывание.

– Так вы что же, из налоговой, получается, службы?

– Получается, что так, – в тон Ласточкину ответила я и повернулась, чтобы уйти.

Но юрисконсульт внезапно положил мне руку на плечо:

– Разрешите пригласить вас в ресторан.

– Нет, спасибо, я только что отобедала, – я одним движением сбросила его руку.

– Вы напрасно отказываетесь, – сказал рейдер, словно не замечая моего демарша, – мы могли бы обсудить дела с заводом. Ну, не хотите, как хотите. «Пивовар» я, считайте, уже приобрел, и ваша проверка ничего не решает, – вызывающе закончил Ласточкин.

«Это еще бабушка надвое сказала, – подумала я, – скоро будет готова экспертиза, и в случае положительного результата тебе, милый, не то что завода – век свободы не видать».

Я пожала плечами и пошла к себе. Не успела я войти в свой номер, как зазвонил сотовый.

– Алло, я слушаю.

– А-а, это лаборант из лаборатории, вы оставили свой телефон и просили перезвонить, когда будет готова экспертиза.

– Да, да! – взволнованно ответила я. – Что, экспертиза уже готова?

– Да, Борис Андреевич освободился раньше и все сделал.

– Так что? Я могу прямо сейчас приехать и забрать данные? – спросила я.

– Да, пожалуйста, приезжайте.

Я тут же быстро схватила свою сумку и помчалась в отделение. Вбежав в лабораторию, я, едва открыв дверь, тут же задала вопрос, который вот уже несколько часов не давал мне покоя.

– Борис Андреевич! Ну что? Что скажете? Совпадают образцы частиц убитой и подозреваемого?

Борис Андреевич встал из-за стола, за которым сидел и что-то рассматривал под микроскопом.

– Сейчас я напишу заключение, да, образцы оказались идентичными, – ответил он. – Да вы присядьте пока. – Он жестом указал на свободный стул, который стоял рядом со столом.

Я села и, пока эксперт писал официальное заключение, принялась наблюдать за действиями лаборанта, – того самого парня, которому я оставила свой телефон с просьбой позвонить, когда экспертиза будет готова. Лаборант ставил рядом с микроскопом одну за другой какие-то баночки, стеклышки и прочие предметы. Наверное, готовил материал для следующих экспертиз. Борис Андреевич тем временем, закончив писать, протянул мне лист бумаги.

– Вот, пожалуйста.

– Большое вам спасибо, Борис Андреевич, – сказала я и, схватив заключение, помчалась к Куранову.

– Слав, я получила результат экспертизы, – начала я с порога кабинета, – он положительный, то есть образцы биологических тканей убитой и подозреваемого совпадают. Теперь Ласточкина можно брать, но нужно постановление прокурора на его задержание.

– Я все понял, Таня, – сказал Вячеслав. – Давай сюда данные экспертизы, а сама сиди здесь и жди меня.

Куранов вышел из кабинета, а я подошла к окну. Какое-то время я так стояла, наблюдая за прохожими. Потом мне это занятие надоело. Время тянулось невыразимо медленно. «Ну, где же он там ходит, этот Куранов?» – думала я. На самом деле я понимала, конечно, что не такое это простое дело – получить ордер на арест. Внезапно у меня зазвонил сотовый. От неожиданности я даже вздрогнула.

– Алло! – сказала я. – Я слушаю вас.

– Тань, это я, Кирьянов, – послышался в трубке голос полковника. – Ну что там у вас? – спросил он.

– У нас готова экспертиза крови Ласточкина, и она совпала с частицами, найденными под ногтями у Елизаветы Городенчиковой, – сказала я.

– Вот так так! – присвистнул Кирьянов. – Получается, что убийца – он?

– Ну, вроде так, – неопределенно ответила я, – но это пока только предварительное утверждение, Володь. Ты же знаешь, что бывают всякие неожиданности. Такие подчас факты обнаруживаются, что вся предыдущая работа – кошке под хвост.

– Ну ладно тебе, Тань, не надо впадать в пессимизм, – сказал Кирьянов. – Так-так-так. И это означает, что Елизавета Городенчикова, защищаясь от Ласточкина, боролась с ним? Что свидетели говорят? – спросил полковник.

– Судя по их показаниям, – начала, обобщая то, что узнала и от Екатерины Расторгуевой, и от соседки Елизаветы – Галины Матвеевны, – у них, то есть у Городенчиковой и юрисконсульта, были сложные отношения. Они были любовниками, потом Городенчикова объявила ему, что расстается с ним, потому что он обладает несдержанным характером и не раз поднимал на нее руку. Но Ласточкин эти ее слова всерьез не воспринял, а продолжал ей звонить, требовал встречи, угрожал, что не допустит, чтобы она встречалась с другими мужчинами.

– Так что же он ее-то убил? Ну и мочил бы ее кавалеров! Ладно, давай ближе к делу. Ты сейчас где находишься? – спросил Кирьянов.

– Я сейчас сижу у Славы в кабинете и жду его, – ответила я.

– А сам он где?

– Пошел за санкцией на арест Ласточкина, – ответила я. – А вообще, Володь, в тот злополучный вечер у Елизаветы Городенчиковой гостей перебывало целых трое.

– И кто же они такие? – спросил Владимир.

– Сначала, как тебе известно, психотерапевт Листопадов, с ним Елизавета поднялась к себе домой. Ну, это и тебе известно со слов консьержки. А вот дальше визит последовательно нанесли Ласточкин и Екатерина Расторгуева, близкая подруга Елизаветы.

– А тебе откуда известны такие подробности? – спросил Кирьянов.

– А я была у соседки Городенчиковой. Она недавно вернулась с дачи. Соседка видела, кто в тот день приходил к Елизавете, потому что уж очень шумно себя вели ее гости. Ласточкин чуть дверь не вышиб, настолько он был злой, Екатерина тоже изрядно поскандалила с подругой. Настолько, что вышла от нее с пораненной рукой и с оторванной от блузки пуговицей.

– Надо бы проверить, – озабоченно сказал Кирьянов. – Ну, насчет пуговицы и раны.

– Уже проверила, Володь, – успокоила его я. – Если ты о том, что это Екатерина стукнула свою подругу по виску, то нет. Это все мимо. Она не производит впечатления убийцы, я же потом с ней беседовала. А главное, Расторгуева покинула квартиру Елизаветы перед самым приходом Ласточкина. Да, вот еще что. Екатерина сказала, что примерно с месяц или чуть больше Елизавете досаждал бывший владелец ее дачи, некий Александр. Дача раньше принадлежала его отцу, но тому пришлось ее продать. И вот теперь ему захотелось ее вернуть, а Елизавета продавать ее отказалась. Кстати, и соседка Городенчиковой говорила мне, что в тот вечер, только гораздо раньше, этот Александр подкараулил Елизавету во дворе и снова начал требовать продать дачу, даже угрожал.

– Знаешь, Тань, я думаю, что этот Александр уже не актуален. Ведь Ласточкин, считай, почти пойман.

– Вот именно что почти. Но дело даже не в этом. Вполне может случиться так, что юрисконсульт окажется ни при чем. И что тогда делать? – спросила я.

– Ну-у, это навряд ли. То, что Ласточкин дико ревновал Елизавету, это известный факт. А тут еще и экспертиза оказалась положительной.

– Этого Ласточкина голыми руками не возьмешь. Ты знаешь, мы с ним поселились в одной и той же гостинице.

– Да ладно! – удивился Кирьянов.

– Вот тебе и ладно. Это, конечно, совпадение, но представь себе: он меня увидел, когда я поднималась к себе в номер, узнал меня – ведь я тоже, как и он, была в кабинете директора завода, который он уже считает своей собственностью, – и начал допытываться, кто я такая и зачем сюда приехала. Я еле от него отвязалась. Так вот, я больше чем уверена, что он начнет все отрицать. Поэтому доказательства его вины должны быть железные.

– Тань, я с тобой согласен. Но давай делать все последовательно, то есть решать проблемы по мере их поступления. Сначала Ласточкина необходимо допросить. А потом уже решать, что делать дальше. А ты начинаешь уже заранее настраивать себя на то, что юрисконсульт чист как слеза, и начинаешь думать, кого подозревать еще.

– Я, Володь, просто просчитываю все возможные варианты. Подожди-ка… кажется, Вячеслав уже вернулся.

Куранов и в самом деле показался в дверях кабинета.

– Ну, вот, Таня, ордер на арест этого Ласточкина я получил, теперь будем его задерживать, – сказал Куранов.

– Тань, я слышу Славкин голос, – в трубку мне сказал Кирьянов. – Дай-ка мне его, – попросил он.

– Слава, Володя хочет с тобой поговорить. Пока тебя не было, он мне позвонил, чтобы узнать, как наши дела, – объяснила я.

– А ну давай его сюда, – сказал Куранов и взял у меня сотовый. – Володька, привет! Да, все в порядке… Как что? Сейчас поедем на задержание… Понятно, – Куранов посмотрел на меня. – Ладно. Пока. С Таней будешь еще говорить? А, уже обо всем поговорили? Ну, тогда ладно.

Куранов передал мне телефон.

– В общем, так, Таня. Ты остаешься здесь и ждешь нас с ребятами, – сказал Вячеслав.

– А ты куда? – спросила я.

– Как куда? – удивился он. – Да за твоим же Ласточкиным!

– А вы знаете, где он сейчас находится?

Куранов растерянно посмотрел на меня.

– А ты знаешь? – спросил он.

– Я-то знаю.

– Ну, так давай говори!

– Так идем вместе на задержание, – предложила я.

Он снова посмотрел на меня, на этот раз с изумлением.

– Ты что? Серьезно, что ли?

– Ну уж куда серьезнее. Можно подумать, что я сама никогда не задерживала преступников. Можешь у Кирьянова спросить.

– С Кирьяновым вы сами разбирайтесь, а здесь уж будь добра, слушайся старших.

Вообще-то он был прав. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Но…

– Слав, послушай, – начала я, – ты же сам знаешь, что неожиданные дознания могут произойти в том числе и при задержании. Я же, как ты понимаешь, что называется, в теме этого преступления. Вот именно поэтому мне и важно самой, лично присутствовать, когда вы будете его задерживать, чтобы ничего не пропустить. Даю слово, что буду вести себя хорошо, не выпячиваться, не высовываться, не лезть вперед и так далее. Слушай! Так ведь ты же и в лицо не знаешь Ласточкина! Ведь так? Как же ты собираешься его задерживать? Задержишь не того, разбираться придется. Нет, тебе по-любому надо брать меня с собой.

– Ох, – только и смог сказать Куранов, выслушав мой монолог. – Ладно уж, пойдем, что с тобой сделаешь! Ты, поди, и с Володькой настаиваешь на своем.

«Еще как! – подумала я. – Ты еще не знаешь, как Кирьянов при каждом удобном и неудобном случае читает мне нравоучения типа: «давай без самодеятельности, без меня ничего не предпринимай». Если бы я его слушалась каждый раз, вряд ли раскрыла бы хоть одно преступление».

– Ладно, Тань, пойду позову ребят. И можно будет ехать, – сказал Вячеслав и вышел из кабинета. Вскоре он вернулся вместе с двумя парнями в штатском.

– Знакомьтесь, – сказал Куранов, – это Сергей и Трофим, – представил он мне оперативников, – а это Татьяна, частный детектив из Тарасова.

Оперативники с интересом посмотрели на меня.

– Так куда ехать, Таня? – спросил меня Куранов, когда мы уже сидели в полицейской машине.

– В гостиницу «Волжанка», – сказала я.

– А откуда тебе известно, что Ласточкин находится именно там? – спросил Вячеслав.

– Потому что я тоже остановилась в этой гостинице и видела его около стойки администратора, – объяснила я.

– А он тебя тоже видел? – спросил Вячеслав.

– Сначала нет, но потом мы с ним почти столкнулись лицом к лицу на лестнице, – ответила я.

– И он тебя узнал?

– Представь себе, да. Вспомнил, что сегодня уже виделись с ним в кабинете директора «Пивовара».

– Ну, это не страшно. Хотя, конечно, лучше бы вам было не встречаться. Он не слиняет оттуда, как ты думаешь? – спросил Вячеслав.

– Сегодня он точно останется в городе, и в гостинице, соответственно. А вот завтра собирается уехать. Я слышала, как он говорил администратору, что не будет продлевать гостиничный номер, – объяснила я. – Похоже, он чувствует себя победителем и уверен, что «Пивовар» у него в кармане.

– Ну, это вряд ли. Ему сейчас придется думать совсем о другом. Хм… бывают же такие совпадения, чтобы в одной гостинице.

Мы подъехали к гостинице.

– Значит, так, парни, действуем сообразно обстоятельствам, – сказал Вячеслав, обращаясь к оперативникам. – С возникающими по ходу дела деталями разбираемся на месте.

Мы вошли в холл гостиницы и направились к стойке ресепшн. Вячеслав достал свое удостоверение.

– Какой номер занимает Ласточки Валентин Николаевич? – спросил Куранов.

Администратор открыла журнал учета постояльцев гостиницы и, перелистав его, назвала номер комнаты.

– Он в номере? – спросил Вячеслав. – Или куда-то отлучился из гостиницы?

– Насколько мне известно, да, в номере, – ответила женщина.

– Трофим, оставайся здесь, – приказал Вячеслав, – а мы поднимемся. На какой этаж нам подниматься? – снова задал он вопрос администратору.

– На второй.

Куранов, Сергей и я стали подниматься по лестнице. Подойдя к номеру, в котором проживал Ласточкин, мы услышали громкие голоса, женский смех и музыку. Мы переглянулись. Что это? Юрисконсульт развлекается на полную катушку? Однако одно дело, если бы Ласточкин находился за дверью номера один, и совсем другое, если в нем были посторонние люди. Рисковать ими было нельзя. Никто не мог предвидеть, на что способен подозреваемый в убийстве, если сейчас в его номер ворвется полиция. Вячеслав сделал нам с Сергеем знак, чтобы мы оставались на месте, а сам спустился вниз. Через минуту он вернулся с администратором. У женщины было недоуменное лицо. Куранов взял женщину под локоть и тихо сказал:

– Подойдите к двери и постучите. Нам необходимо сделать так, чтобы они открыли дверь.

– Но я… – женщина замялась.

– Сошлитесь на то, что постояльца номера просят спуститься вниз, – подсказал Вячеслав.

Администратор подошла вплотную к двери и громко постучала.

Глава 7

– Таня, – сказал Вячеслав, – ты пока отойди в сторону.

В ответ на стук администратора в дверь номера отозвался мужчина.

– Чего стучите?

– Вам необходимо спуститься в холл гостиницы, – сказала администратор, – для вас оставлено важное сообщение.

Она вопросительно посмотрела на Куранова, словно спрашивая, правильно ли она говорит. Он утвердительно кивнул.

Сначала около двери послышался скрежет, видимо, постоялец номера пытался открыть дверь, но ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Потом дверь наконец открылась, и на пороге показался мужчина с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. Покачиваясь, он удивленно смотрел на Вячеслава. Женщина-администратор тем временем по знаку Вячеслава уже спускалась вниз.

– Где Ласточкин? – спросил его Вячеслав.

– Какой еще Ласточкин? – мужчина пьяно икнул. – А-а, это тот мужик, который попросил поменяться с ним комнатами!

Мы с Вячеславом переглянулись. Ну и хитрый же этот юрисконсульт. Увидев меня, он явно почувствовал что-то неладное, вот и попросился в чужой номер. На всякий случай Вячеслав и Сергей, оттерев пьянчужку в сторону, осмотрели номер. Там действительно не было юрисконсульта. В спальне находилась только полуодетая размалеванная девица, которая заверещала, когда увидела оперативников.

– Где тот номер, который вы занимали раньше? – спросил Куранов.

– Да вот там, – он махнул рукой направо.

– Номер, какой номер, я спрашиваю! Цифру назови!

– А, цифру. Цифра шестнадцать. А что случилось-то?

Вячеслав побежал по коридору в правую сторону, мы с Сергеем поспешили за ним. Подойдя к шестнадцатому номеру, Куранов остановился и прислушался. В комнате было тихо. Я понимала, почему Вячеслав медлил. Если он сейчас постучит и скажет, что это полиция, то Ласточкин просто не откроет дверь, а попытается выбраться из гостиницы, ну, хотя бы через окно. В конце концов, это второй этаж, не десятый.

– Слава, я сейчас пойду, позову администратора, – сказала я тихо. – Пусть еще раз попросит открыть дверь.

– Давай, – дал добро Куранов.

Я спустилась в холл и подошла к стойке.

– Будьте добры, еще раз поднимитесь на второй этаж. Постоялец, который нам нужен, поменялся с мужчиной из шестнадцатого номера, – объяснила я.

– Хорошо, идемте, – сказала администратор.

Подойдя к шестнадцатому номеру и постучав, женщина снова попросила открыть дверь, ссылаясь на то, что в холле постояльца ожидает важная информация. На этот раз дверь открыли довольно быстро: видимо, Ласточкин не пьянствовал, как тот мужчина, которого он попросил с ним поменяться. Увидев нас, Ласточкин посмотрел удивленным взглядом. Куранов тут же, не давая юрисконсульту опомниться, сунул ему под нос свое удостоверение и сказал:

– Гражданин Ласточкин, вы арестованы.

– С какой стати?

– Вы подозреваетесь в убийстве гражданки Елизаветы Городенчиковой. Вот ордер на ваш арест.

– А на основании чего вы меня подозреваете? – спросил юрисконсульт.

– На основании данных экспертизы, – пояснил Куранов, – под ногтями у Городенчиковой были обнаружены частицы крови, которая совпала с вашей.

Ласточкин, ни слова не говоря, шагнул назад, потом бросился к окну и, распахнув его, прыгнул вниз. Мы услышали, как он приземлился. «Он что, каскадер, что ли, по совместительству? – подумала я. – Надо же, не побоялся поломаться, прыгнул».

– Вот черт! Сергей, за ним! – крикнул Куранов и выскочил на лестницу.

Пробегая мимо Трофима, я успела крикнуть ему:

– Подозреваемый прыгнул в окно!

– Он сейчас попытается скрыться дворами, – на бегу высказал предположение Трофим.

– Тогда я побегу через двор, а ты контро-лируй улицу, – сказала я.

Я увидела Ласточкина, который действительно бежал по направлению к проходному двору. На какой-то миг мне показалось, что вот сейчас он благополучно скроется из глаз, и тогда ищи ветра в поле. Но вот Ласточкин замедлил темп, а затем и совсем остановился и схватился за правую ногу. Видимо, он все-таки повредил ее, когда прыгал из окна, только сгоряча сразу не заметил этого. Я подошла к юрисконсульту, в это время к нам подошли и Трофим с Сергеем и Курановым.

– Ты в цирке, что ли, работаешь? – поинтересовался Вячеслав.

– Скорее уж в кино, каскадером, – заметила я.

– Ладно, вставай, нечего тут рассиживаться, – сказал Куранов юрисконсульту.

Ласточкин, сильно хромая, медленно пошел вперед между Трофимом и Сергеем.

– Похоже, что у него как минимум растяжение, – сказала я, направляясь к полицейской машине вместе с Курановым.

– Сейчас приедем в отделение, и я вызову «Скорую», – сказал Вячеслав, – Тань, ты когда хочешь его допросить?

– Как только ему окажут медицинскую помощь, – ответила я.

В отделении Вячеслав вызвал «Скорую», а я решила позвонить Кирьянову.

– Володь, мы только что взяли Ласточкина, – сообщила я Кирьянову.

– Ну! Поздравляю! – обрадовался Владимир. – Ну как? Он уже признался в том, что убил Елизавету Городенчикову?

– В данный момент им занимаются медики, он, видишь ли, решил удрать от нас через окно на втором этаже.

– А как все у вас там прошло? – спросил Владимир.

– Да все, как всегда, Володь, погоня, погоня, погоня… Привычное дело.

– Ладно, позвони потом, – попросил Владимир.

– Обязательно.

В это время в кабинет вошел Куранов.

– Ну, что, Тань? Сейчас сюда приведут нашего каскадера, врачи чего-то там уже сделали с его ногой. А вот и он, – указал Вячеслав на показавшегося в дверном проеме юрисконсульта. Конвоир ввел хромающего Ласточкина в кабинет, а сам вышел за дверь.

– Ласточкин, присаживайтесь, – сказал Вячеслав и отодвинул стул на середину кабинета.

– Ну так начнем, пожалуй, – сказал Куранов. – Так вы признаетесь в убийстве Елизаветы Городенчиковой?

– С какой стати мне признаваться в том, чего я не делал?

– Если бы не убивал, то не стал бы в окно сигать.

– Я не понял сразу, в чем вы меня обвиняете.

– Надо же, какой непонятливый, – с усмешкой сказал Куранов и посмотрел на меня.

– Может быть, вы, Ласточкин, все-таки расскажете, как все произошло? – спросила я.

– Произошло что? – спросил Ласточкин.

– Не прикидывайтесь, гражданин Ласточкин, – строго сказал Вячеслав.

– Так я уже гражданин? – юрисконсульт позволил себе даже усмехнуться. – А как же презумпция невиновности?

– Слушай, ты! – прикрикнул на него Вячеслав. – Лучше сразу все расскажи, сам. Чистосердечное признание в убийстве Елизаветы Городенчиковой будет учтено судом при вынесении приговора. Поэтому рассказывай все подробно, ничего не пропуская, все по порядку.

– Рассказывать мне вам нечего, – сказал Ласточкин.

– Давайте, тогда я расскажу, как все происходило, – предложила я и начала: – Шестого сентября, вы, Валентин Николаевич, поднялись в квартиру Елизаветы Максимовны Городенчиковой примерно около двенадцати часов ночи. Вы с ней поссорились, и в результате этой ссоры Городенчикова была убита. Ведь так все было?

– Нет, совсем не так, – возразил Ласточкин. – Я действительно в тот вечер зашел к Лизе. Но чтобы убивать ее? Я любил эту женщину, как я мог ее убить?

– Вы сказали, что любили Елизавету Максимовну. Это означает, что шестого сентября, когда поздно вечером, можно сказать, уже ночью, вы были у нее дома, вы уже не любили ее?

– Да какая вам разница, в конце концов? Любил, не любил.

– Хорошо, оставим эти детали. Скажите тогда вот что: каким образом вы попали в квартиру Городенчиковой? Она что, сама вас пригласила? – спросила я.

– Она меня не приглашала, я сам позвонил ей и попросил разрешения прийти. Точнее сказать, не попросил, а сказал, что я скоро приду к ней.

– Вот как? Значит, поставили Елизавету Максимовну перед фактом, – констатировала я. – А зачем, можно узнать, вы собрались нанести визит женщине, с которой у вас произошел разрыв, и уже довольно давно? По какой причине вы решили сделать это?

Ласточкин минуту помедлил, а потом сказал:

– Я рассчитывал, что наши отношения возобновятся, ведь у меня чувства к ней еще не прошли. К тому же мне незадолго до этого позвонила ее подруга. Она сказала, что к Лизе домой скоро должен прийти мужчина. Я понял, что если я хочу вернуть наши отношения, то мне надо действовать немедля. И тогда я…

– Подождите, – остановила я юрисконсульта. – Скажите, кто эта подруга?

– Да так, одна наша знакомая, и моя, и Лизина, – уточнил Ласточкин. – С Лизой они близкие подруги, – добавил он.

– Вы имеете в виду Екатерину Расторгуеву? – спросила я.

– Вы ее знаете? – удивился Ласточкин.

– Мы многое уже знаем, поэтому имейте это в виду, когда вам вздумается увести следствие в сторону. Итак, вам позвонила Екатерина Расторгуева. Что она вам сказала? – задала я вопрос.

– Она сказала, что к Лизе должен прийти мужчина, что это она его пригласила к себе, – ответил юрисконсульт.

– И это все, что она вам сообщила? – спросила я.

– Да, только эту информацию. Но я же не дурак, понял, что последует дальше, потому что так поздно приглашать к себе домой мужчину…

– Ясно. Дальше вы поднялись в квартиру Елизаветы Городенчиковой, вашей бывшей возлюбленной, на вас накатил приступ ревности, и вы ее убили!

– Да нет же! Не убивал я ее! Ну сколько можно говорить вам!

– Успокойтесь, мы все слышали, и не раз, как вы заявляли, что вы не убивали Городенчикову. Тогда расскажите, что произошло на самом деле.

Ласточкин молчал. Вячеслав, не выдержав, крикнул:

– Ты долго еще будешь молчать тут? Давай говори все как есть. И учти, что отпираться совершенно бесполезно, а уж придумывать что-нибудь и изворачиваться – тем более.

– Хорошо, я все расскажу, – тихо проговорил Ласточкин. – Шестого сентября вечером я никуда не собирался выходить из дома и планировал лечь спать, поскольку следующий день обещал быть напряженным в плане работы. Но тут вдруг позвонила Катя Расторгуева и сказала, что Лиза встречается у себя дома с мужчиной. Я тогда принял решение поехать к ней.

– Вы что же, прямо вот взяли и поехали к Городенчиковой, даже не предупредив ее? Получается, что она ничего не знала о вашем намерении посетить ее в столь поздний час. И вы свалились ей как снег на голову.

– Нет, зачем же! Я предупредил Лизу о своем приезде, я позвонил ей, перед тем как выехать, – объяснил юрисконсульт. – Я же не мазохист какой-то, чтобы прийти к Лизе домой и застать… картину…

«Значит, психоаналитик Листопадов сказал правду о том, что Елизавете, сразу же после того как они с ней вошли в квартиру, позвонил ее бывший, Валентин Ласточкин».

– Понятно, – сказала я, – продолжайте дальше.

– Ну вот, собственно, и все. Я поднялся к Лизе. Правда, я не сразу к ней поднялся, еще какое-то время постоял внизу. Так, чтобы с мыслями собраться, подумать, как вести разговор.

– И вот вы вошли к Елизавете Максимовне…

– Я вошел в квартиру, мы сильно с ней поругались, мирного разговора, к сожалению, у нас не получилось. И даже произошла… драка.

– Это из-за того мужчины? – спросила я.

– И из-за него в том числе.

– А сам он был у Городенчиковой в то время, как вы туда поднялись?

– Нет, конечно, Лиза была одна, я же специально позвонил ей заранее, – ответил Ласточкин.

– Так как же получилось так, что вы подрались с женщиной? – спросила я.

– Я надеялся до последнего, что Лиза вернется ко мне. Но она твердо сказала, что между нами все кончено и о возврате к прошлым отношениям не может быть и речи. Тогда я попросил, чтобы она вернула мне колье, которое я ей подарил. Она отказалась, тогда я взял его сам.

– Силой, – заметила я.

– Ну а что было делать, если Лиза не хотела отдавать его добром? Это было колье моей матери, оно не только само по себе представляет ценность – червонное золото с сапфирами и бриллиантами, но и является памятью о дорогом человеке, – пояснил Ласточкин. – Да, я взял его сам, а Лиза не хотела отдавать, начала меня царапать. Вот, следы еще остались.

Юрисконсульт приподнял рукав рубашки и показал отметины.

– Что же было дальше? – спросила я.

– А ничего. Я забрал колье и вышел из ее квартиры, – ответил Ласточкин.

– Когда вы выходили из подъезда, консьержка была на месте? – спросила я.

– Нет, в подъезде никого не было, – сказал Ласточкин.

– Это точно?

– Да, совершенно, – уверенно ответил он. – Вот, я ничего не утаиваю, а мог бы сказать, что да, меня видела консьержка. Чтобы обеспечить себе алиби, – добавил он.

– Мы ценим вашу правдивость, – с некоторым сарказмом заметил Вячеслав.

Я же подумала, что теперь уже совершенно ясно, что Ольга Петровна отсутствовала на вахте как раз в этот промежуток времени. То есть она видела, как в подъезд вошли Елизавета и Листопадов. А потом она по неизвестной причине покинула свой пост. Именно поэтому она мне и сказала, что не видела, как Листопадов выходил от Городенчиковой. По ее показаниям получается, что психотерапевт остался у Елизаветы на ночь. Но это абсолютно не соответствует действительности. Листопадов, по его же словам, вернулся поздно ночью в клинику, чтобы взять свои вещи, необходимые ему для утренней поездки в командировку в Москву. Его видел охранник. Опять же, по словам психоаналитика. Тогда, возможно, и Ласточкин мог видеть Листопадова.

– Скажите, около подъезда кто-нибудь находился? – спросила я.

Ласточкин наморщил лоб, как будто бы вспоминая, а потом ответил:

– Да, во дворе была припаркована вишневая «Тойота».

– «Тойота» была пустая, без пассажира? Или в ней кто-то находился?

– Да, в машине сидел мужчина.

– Он вам знаком? – спросила я.

– Нет, – юрисконсульт удивленно посмотрел на меня. – Почему я должен его знать? И вообще, было темно, ничего толком разглядеть уже было нельзя. Я видел только мужской силуэт.

– Может быть, вы запомнили номерной знак «Тойоты»? – спросила я.

– Нет, я же говорю, темно было, да и я был не в том состоянии, чтобы запоминать что-либо, – ответил Ласточкин.

Что же, звучит логично. Я вдруг подумала, что вполне возможно, что дело происходило именно так, как говорит Ласточкин. Тогда получается, что Елизавету Городенчикову убил кто-то другой. Этот кто-то пришел к Елизавете, позвонил в дверь, и Городенчикова впустила убийцу, открыв дверь. Получается, что она знала убийцу, в противном случае она не стала бы открывать дверь. И кто же мог к ней прийти? Да хотя бы та же Екатерина. Мотивом вполне могла быть ревность. Вернуться мог и Листопадов. А у него какой интерес? Елизавета, грубо говоря, выперла его, потому что должен был прийти Ласточкин. Значит, в этом случае имело место быть уязвленное мужское самолюбие. В общем, и Расторгуева, и Листопадов могли прийти к Елизавете повторно и проломить ей висок, каждый исходя из своих соображений. Ведь соседка Городенчиковой Галина Матвеевна не могла видеть, как кто-то из них снова пришел к Елизавете. А сам Ласточкин? Он-то мог вернуться к Городенчиковой или нет? Но зачем? Он забрал у нее свой подарок – дорогое колье, они поругались-подрались. После драки кулаками не машут, весь запал уже прошел. Так он убил Елизавету или не он? Предположим, что если мне удастся точно установить, что юрисконсульт ушел от Городенчиковой, а она в то время была еще жива, то это значит, что расследование придется начать сначала. Нет, не устраивает меня такое рассуждение, что-то здесь не то. Надо будет по новой опросить свидетелей. Хотя свидетелей-то всего одна Галина Матвеевна, потому что Ольга Петровна скрыла, что она отсутствовала на посту как раз в интересующее меня время. Все равно, надо будет поговорить и с ней: важно выяснить, когда она ушла, сколько тогда было времени.

Я так погрузилась в размышления, что не сразу услышала голос Ласточкина.

– Что вы сказали? – спросила я его.

– Я говорю, что вспомнил насчет машины, которая стояла во дворе, – ответил юрисконсульт.

– И что именно вы о ней вспомнили?

– Эта машина принадлежит психотерапевту Георгию Листопадову.

– Это точно? Точно вишневая «Тойота» принадлежит Листопадову?

– Я совершенно в этом уверен. Я его несколько раз видел. Видел, как он ехал в «Тойоте», – уверенно ответил Ласточкин.

– Скажите, вам известно, что в тот вечер Листопадов был у Елизаветы Городенчиковой в квартире? И как раз незадолго до вашего прихода? Именно с Листопадовым Елизавета Максимовна встречалась в тот вечер.

Ласточкин выглядел очень удивленным, когда услышал от меня этот вопрос.

– Нет, этого я не знал, – ответил он. – Но что ему было там делать? – недоумевал он. – Ведь они с Екатериной Расторгуевой – это близкая подруга Лизы – собирались пожениться.

– Вам это точно известно?

– Конечно. Когда у нас с Лизой был роман, они уже тогда наметили свою свадьбу, – сказал Ласточкин.

«Вот оно что! Даже и пожениться собирались? – подумала я. – Так что же тогда получается? Что Ласточкин действительно не убивал Елизавету Городенчикову, а убил ее Листопадов? Выходит, убийца был у меня под боком, а я, вместо того чтобы заставить его признаться в совершенном им преступлении, помчалась в Волгоград за юрисконсультом? Да, но если бы не допрос Ласточкина, то я и подумать не могла бы на психотерапевта. Этот юрисконсульт поспособствовал тому, что я посмотрела на ситуацию с другого ракурса. И что мне теперь делать? Начинать все с самого начала, а Ласточкина отпускать? Нет, отпускать его еще рано, пусть посидит».

Вячеслав посмотрел на меня:

– Уводить?

– Да, пожалуй. Хотя подожди, я сейчас его сфотографирую, чтобы могли опознать свидетели.

Куранов вызвал конвоира, и Ласточкина увели.

– Слушай, Слава, ты подержи его еще, – попросила я Куранова. – Слав, мне необходимо срочно вернуться в Тарасов, чтобы перепроверить показания. Когда ближайший рейс на Тарасов?

– Сейчас узнаем, – Вячеслав взял телефонную трубку.

– Тебе повезло, – сказал он через пару минут, – самолет через час.

– Значит, так, Слава, я, кажется, уже знаю, кто на самом деле является убийцей Елизаветы Городенчиковой. И как только я поймаю убийцу, я тебе сразу же сообщу. Тогда можешь выпускать Ласточкина. Думаю, он не будет в претензии за свое задержание. У него у самого в активе, можно сказать, драка, так что шум он поднимать не станет и привлекать внимание к себе – тем более.

* * *

Приземлившись в Тарасове, я первым делом поехала в дом, где проживала Городенчикова. Мне необходимо было еще раз поговорить с Галиной Матвеевной, соседкой Елизаветы. Я вошла в подъезд и чуть-чуть не столкнулась с Ольгой Петровной, консьержкой. Это в ее дежурство произошло убийство Елизаветы Городенчиковой.

– Ой, извините, здравствуйте, проходите, – суетливо зачастила она. – Ну как, вы уже схватили убийцу?

– Нет еще, Ольга Петровна, – ответила я. – И знаете, почему?

– Почему?

– Потому что, к сожалению, вы мне сказали неправду, – ответила я, чем привела женщину в смятение.

– Но как же… когда же я… – начала лепетать она.

– Ольга Петровна, вы мне сказали, что весь вечер никуда не отлучались со своего поста. Так?

Женщина промолчала.

– Молчите? Вот видите! Потому что вам нечего сказать в свое оправдание. А ведь если бы вы сразу честно сказали, что не все время сидели в подъезде, мне не пришлось бы потерять зря столько времени. От вас всего-то требовалось правдиво ответить на вопросы, чтобы следствие не пошло по ложному пути.

Ольга Петровна продолжала стоять, опустив глаза.

– Я вам предлагаю исправить свою ошибку и рассказать, что же произошло в ту ночь на самом деле.

– Извините меня, ради бога, я сейчас вам все расскажу, – начала консьержка, – у меня очень сильно болела голова, а лекарство от головной боли я, как назло, оставила дома. Пошла я в аптеку, так там очередь собралась на целый километр. В общем, одно к одному. Вообще-то я всегда на месте нахожусь, а как же иначе, уж вы поверьте мне, пожалуйста.

– Ладно, я вас поняла. Теперь рассказывайте все по порядку, – предложила я. – Начните с того времени, когда Елизавета Максимовна вошла в подъезд с мужчиной.

– Да, сейчас. Значит, примерно часов в одиннадцать у подъезда остановилась машина, потом я услышала, как хлопнули дверцы, и дальше в подъезд вошли они – Елизавета Максимовна с тем мужчиной, который был на фотографии, я вам говорила уже.

– Я это помню, рассказывайте дальше.

– Ну и вот. Не прошло и четверти часа, я гляжу, а этот мужчина, очень такой недовольный, спускается и выходит из подъезда.

– А потом что было? – спросила я.

– А потом я пошла в аптеку, – еле слышно сказала Ольга Петровна. – Я ведь думала, что поскольку время позднее, то многие уже спят, и ничего не произойдет, если меня какое-то время не будет на посту.

– Когда вы вернулись обратно, сколько тогда было времени?

– Не могу сказать точно, но кажется, было двенадцать часов или около того, – ответила Ольга Петровна.

– А когда вы возвращались в дом, во дворе вы кого-нибудь встретили?

– Вроде бы не было никого во дворе. Подождите-ка, когда я уже почти подошла к подъезду, из него вышел мужчина.

– Этот мужчина раньше в дом приходил? – спросила я.

– Я не смогла его разглядеть как следует, темно было, и потом, он очень быстро шел.

– Что было потом?

– Он сел в машину и уехал, – сказала консьержка.

– Хорошо, Ольга Петровна. Теперь ждите, вам пришлют повестку, чтобы снять показания.

Я повернулась и пошла к лифту. «Сколько я времени потеряла, и все только потому, что консьержка умолчала о том, что она оставила свой пост именно в тот час, когда все и произошло», – подумала я, вызывая лифт. Я вышла из лифта и, подойдя к двери Галины Матвеевны, нажала на звонок.

– Иду, – услышала я голос Галины Матвеевны, через пару минут дверь распахнулась, и соседка Городенчиковой, приветливо улыбаясь, сказала: – Здравствуйте!

– Здравствуйте, Галина Матвеевна, – ответила я. – А я снова к вам. Вот хочу порасспросить вас еще раз.

– Проходите, пожалуйста, чем смогу – помогу, – ответила женщина. – Вы проходите, проходите, не стойте на пороге.

Я прошла в комнату и села в кресло.

– Жаль, что вы так рано, а я только-только тесто поставила, пирожки собралась печь, – сообщила Галина Матвеевна, – если бы пришли попозже, отведали бы мою выпечку.

Я улыбнулась:

– Жаль, конечно, но что поделаешь. Мне, Галина Матвеевна, работать надо.

– Понимаю, – сказала соседка Елизаветы Городенчиковой. – Так о чем вы хотели меня порасспросить?

– Скажите, пожалуйста, Галина Матвеевна, вы могли бы еще раз рассказать мне о том вечере, когда была убита Елизавета Максимовна?

– Конечно, раз вам это нужно, конечно, все расскажу, – с готовностью откликнулась женщина. – Вам как надо рассказывать: с того времени, как мы с моими собачками вышли погулять? Или, может быть, еще раньше?

– Нет, раньше не надо. Да и прогулку тоже можно пропустить. Вы, Галина Матвеевна, лучше расскажите, что происходило после того, как Елизавета Максимовна и ее поклонник вошли в квартиру вашей соседки.

– Хорошо, я вас поняла. Ну так вот. Времени было уже… часов около одиннадцати ночи. Я услышала шум на лестничной клетке и подошла к двери посмотреть, кто там может разговаривать. Ну, и увидела их: Лизу и мужчину. Оба такие радостные, молодость, одним словом. Да… Потом прошло совсем немного времени, и я снова услышала, как кто-то громко так разговаривает за дверью. Я опять подошла к своей двери и увидела, что Лиза стоит на пороге своей квартиры и прощается со своим кавалером.

– Прощается, это надо понимать, что она спокойно говорит ему «до свидания»? – спросила я.

– Какой там спокойно? – возразила Галина Матвеевна. – Она его, можно сказать, гонит вон!

– Даже так? – удивилась я. – Ведь совсем недавно они пришли, как вы говорите, очень радостные, и вот Елизавета Максимовна уже выпроваживает своего гостя?

– Да, именно так и было. Я и сама удивилась. К тому же видно было, что мужчина этот совсем не хотел уходить от нее, – сообщила соседка Городенчиковой. – У него был очень недовольный вид, насколько я сумела разглядеть.

– Кто же был в гостях у вашей соседки потом, когда она выпроводила мужчину? – спросила я.

– А потом пришел еще один мужчина.

Я достала свой сотовый и, перелистав его, нашла фотографию Валентина Ласточкина, которую я сделала в волгоградском отделении полиции.

– Взгляните, Галина Матвеевна, не этот ли мужчина пришел к Елизавете Максимовне, когда от нее ушел тот, с которым она явилась к себе домой?

– Да, это он. Пришел он весь какой-то взъерошенный, стал звонить Лизе, так на кнопку жал, наверное, минут пять, не меньше. Но он тоже пробыл у Лизы недолго. И тоже вышел недовольный. Да нет, не недовольный, а разозленный.

– А кто пришел после него? Женщина?

– Да, женщина… – подтвердила соседка. – Чудно как-то все получилось в тот вечер.

– А что же необычным вам показалось, Галина Матвеевна?

– Да вот… Ведь женщина эта тоже вышла почти сразу же. Ну, или почти сразу. Нет, они еще с Лизой немного покричали друг на друга. У нас же слышимость, сами знаете, какая в этих современных домах, – пояснила Галина Матвеевна.

– И когда эта женщина вышла от вашей соседки, вы, Галина Матвеевна, сказали, что видели на ее руке кровь, – напомнила я.

– Да, все верно, так и было.

– Значит, эта женщина была последняя, кто приходил к Елизавете Максимовне? Больше в тот вечер гостей у нее не было? – я решила уточнить.

– Как же не было, были, – возразила соседка Елизаветы.

– Кто же еще был у нее?

– А тот самый мужчина, с которым она пришла домой и которого выпроводила, – ответила женщина.

Я не поверила своим ушам. Значит, все-таки Листопадов! Только теперь мне стало понятно, почему я забуксовала в своих рассуждениях. Ведь я с самого начала сосредоточила свое внимание на количестве приходивших в тот вечер к Елизавете Городенчиковой. А про их очередность совсем забыла, вернее сказать, не придала ей должного значения. Если бы я с самого начала стала расспрашивать Галину Матвеевну в нужном русле, то… Опять пресловутое «если бы да кабы». А ведь формально соседка Городенчиковой рассказала все правильно: к ее соседке Елизавете приходили двое мужчин и одна женщина. Только вот один из этих двоих заходил к Городенчиковой два раза. И он был последним гостем в тот роковой вечер. Ведь о нем говорила и Нина Петровна с восьмого этажа, женщина, с которой мы застряли в лифте. Она так прямо и сказала: «такой видный мужчина в дорогом костюме». А еще я вспомнила косметический салон «Люксери косметикс». «Кто тут за кем идет?» – спросила подошедшая к нам женщина. А до этого другая дама справедливо утверждала, что важна очередность. Правда, она имела в виду очередность нанесения косметических средств, но кто сказал, что это верно только применительно к салонным процедурам? Вот если бы мне все это пришло в голову раньше…

Галина Матвеевна, видя, что я задумалась, вопросительно посмотрела на меня:

– Я что-то не так сказала?

– Нет, нет, Галина Матвеевна, вы правильно все сказали.

Я быстро встала с кресла и пошла в прихожую.

– Большое вам спасибо, Галина Матвеевна, вы мне очень помогли. До свидания.

Я вышла из подъезда. Мне все еще не до конца верилось, что убийство Елизаветы Городенчиковой мог совершить не какой-то там уголовник, а респектабельный психоаналитик. Как-то не вязалось это и с его обликом, да и с профессиональной деятельностью. Но память тут же услужливо подсунула не один пример киношных злодеев-психологов, начиная с Ганнибала Лектера. К тому же уголовниками, как известно, не рождаются.

Я припарковалась недалеко от частной клиники «Авиценна». Миновав вестибюль, я поднялась по ступенькам и оказалась перед столом охранника.

– Здравствуйте, – поздоровалась я с мужчиной лет сорока в камуфляжном костюме. – Скажите, вы дежурили в клинике шестого сентября?

– Да, дежурил, а что?

– Тогда ответьте на вопрос: доктор Листопадов возвращался в клинику поздно вечером?

– Приходил, да.

– Во сколько он вернулся? – спросила я.

– Ну, точно не могу сказать, но где-то около двенадцати ночи уже было. А может быть, и позже. Лучше спросить об этом Светлану из регистратуры, она-то уж точно скажет. Подождите, а почему вы спрашиваете? – запоздало поинтересовался охранник, но я уже быстрым шагом подходила к регистратуре клиники.

Пробежав взглядом сотрудников и найдя девушку с бэйджем «Светлана», я подошла к ее окну.

– Здравствуйте, я из прокуратуры, – тут я вынула свои давно просроченные прокурорские «корочки» и развернула их перед девушкой, – скажите, во сколько шестого сентября Георгий Александрович Листопадов вернулся в клинику? Это было в ваше дежурство. Мне известно, что вернулся он поздно вечером, но мне необходимо знать точное время.

Светлана испуганно посмотрела на меня.

– Так как же, Светлана? Во сколько Георгий Александрович в тот вечер появился в клинике? – повторила я свой вопрос.

– А-а, вспомнила, было без четверти двенадцать ночи.

– Светлана, вы хорошо подумали, прежде чем сказать заведомую ложь? – строго спросила я.

Девушка опустила голову.

– Послушайте, – сказала я, – я хочу вас предупредить, что за дачу ложных показаний существует соответствующая статья Уголовного кодекса. Вы что же, хотите, чтобы вас привлекли по этой статье?

– Нет, не хочу, – еле слышно сказала Светлана.

– Так скажите же, наконец, правду!

– Я… в общем… – начала говорить девушка, поминутно запинаясь, – Георгий Александрович приехал в клинику уже после двенадцати часов ночи, это я точно говорю, поверьте. Было уже минут пятнадцать первого, а может быть, и двадцать.

– Вас не удивило то, что он так поздно приехал в клинику? – спросила я.

– Вообще-то удивило, но… Понимаете, я ведь всего-навсего регистратор, а Листопадов – доктор. Мало ли зачем он мог возвратиться сюда, – объяснила свою позицию девушка.

– Значит, он, не говоря ни слова, просто поднялся к себе? – спросила я.

– Н-нет, Георгий Александрович подошел ко мне и сказал, что у себя в кабинете он оставил нужные ему документы для предстоящей командировки. И что он специально приехал за ними.

– А как он выглядел?

– Что? В каком смысле «как выглядел»? – не поняла вопрос Светлана.

– Ну, был ли он взволнован, или наоборот, был спокоен, вел себя, как всегда? – уточнила я.

– А, вот вы о чем. Да, Георгий Александрович был очень взволнован. Я, честно говоря, таким его еще никогда не видела. Я еще подумала, с чего бы ему так волноваться? Ведь клиника открыта круглосуточно, приезжай в любое время и забирай. Но вот потом, когда он уже собирался уходить из клиники, он снова подошел ко мне и сказал, чтобы я молчала о его приезде сюда в эту ночь.

– Что было потом? – спросила я.

– А потом Георгий Александрович уже вышел из клиники, но спустя минут десять снова вернулся, подошел ко мне и приказал, если меня будут спрашивать о его ночном приезде, говорить, что он приехал без четверти двенадцать.

– Это все, Светлана? Больше Листопадов вам ничего не говорил?

– Говорил, – снова очень тихо сказала девушка, – Он сказал, что в случае чего он сделает так, что меня уволят. А ведь я совсем недавно здесь работаю. У меня на руках старенькая больная мама и маленький сын, – девушка подняла на меня глаза, полные слез.

«Значит, Листопадов просчитал все варианты и, поняв, что ему необходимо создать себе прочное алиби, запугал регистраторшу, – подумала я. – Поэтому-то он и вернулся в клинику еще раз. А документы к конференции – это просто предлог для того, чтобы его увидели сотрудники клиники и подтвердили нужное ему время. В аккуратности и последовательности ему не откажешь».

– Светлана, а в данный момент Листопадов находится в клинике? – спросила я.

– Да, – ответила девушка, – Георгий Александрович уже прошел в свой кабинет.

– В каком кабинете он принимает?

– В кабинете номер триста пять. Это на четвертом этаже.

Я стала подниматься по лестнице. Подойдя к кабинету, я увидела, что его дверь закрыта неплотно. Открыв дверь полностью, я обнаружила пустой кабинет. «Что за черт? – подумала я. – Листопадов, что же, как и Ласточкин, пустился в бега? Но тут уж он травмированной ногой не отделается, четвертый этаж все-таки. Да нет, не может быть, чтобы он сбежал. Откуда ему знать, что я сейчас заявлюсь в клинику по его душу?»

Я спустилась на первый этаж и снова подошла к Светлане. Увидев мой, мягко говоря, вопросительный взгляд, девушка зачастила:

– Ой, извините, пожалуйста, я неправильно назвала вам номер кабинета. Просто обычно Георгий Александрович принимает в триста пятом, а сегодня из-за протечки он перешел временно в триста двенадцатый кабинет. Это там же, на четвертом этаже, только чуть дальше. Извините меня, я не специально…

Но я уже не слушала ее, а вновь помчалась на четвертый этаж. Вот он, триста двенадцатый кабинет. Я открыла дверь. Психоаналитик сидел в кресле за столом перед компьютером и катал в руках стеклянный шар. Увидев меня, он оторвался от монитора и сказал:

– А я знал, что вы придете, Татьяна Александровна.

Я подошла к столу.

– Вы еще скажите, что ждали меня, – усмехнулась я.

– Вы знаете, да, ждал, – неожиданно признался психоаналитик.

– Ну, тогда, Георгий Александрович, расскажите, как вы убили Елизавету Городенчикову.

– Да, конечно. Я расскажу, как все это… произошло.

– Давайте, – сказала я, садясь напротив Листопадова.

– Мы с Лизой в тот вечер были в опере, слушали «Князя Игоря». Потом она пригласила меня к себе домой. Потом…

– Позвольте, я вас перебью, – сказала я. – Мне не совсем понятно, как вы, планируя женитьбу на Екатерине Расторгуевой, открыто появляетесь на публике, в опере, с другой женщиной?

– Лиза – близкая подруга Кати, – пояснил Листопадов.

– Да? Ну, если это все объясняет, тогда ладно, продолжайте. Хотя лучше бы вы признались, что работали на «два фронта», будучи в любовных отношениях с этими двумя женщинами, близкими подругами.

Психоаналитик опустил голову.

– Да, вы правы, у нас с Елизаветой были близкие отношения. Но это началось совсем недавно, после того как она порвала со своим прежним мужчиной. Он, кстати, позвонил ей в тот вечер, едва мы вошли в квартиру.

– И этим мужчиной был Валентин Ласточкин, – утвердительно сказала я.

– Да, он объявил, что скоро приедет к Лизе. Для серьезного разговора, как он сказал. Лиза убеждала его не делать этого. Она говорила, что этот разговор все равно ничего не изменит, что расстались они окончательно. Но Ласточкин настаивал на своем, и он первый закончил разговор, сказав напоследок, что он уже почти в пути. Тогда Лиза стала просить меня, чтобы я ушел, она не хотела, чтобы мы встретились и я был свидетелем их разговора.

– Но ведь позже вы все равно возвратились к Городенчиковой, – заметила я.

– Да, – ответил психоаналитик.

– Что же явилось причиной такого решения? Хотели узнать, чем закончилось выяснение отношений у Городенчиковой и Ласточкина?

Листопадов отрицательно покачал головой.

– Причиной моего возвращения в дом Лизы явилось совсем другое. Когда я уже вошел к себе, мне позвонила Катя. Она сказала, что бросает меня, потому что ей стало известно, что мы встречаемся с Лизой. И что ни о какой свадьбе не может быть и речи. Вот тогда я решил снова поехать к Лизе. Я хотел поговорить с ней и попросить, чтобы она убедила Катю в том, что между нами ничего нет. Я очень надеялся на это.

– Но как же так получилось? Пришли поговорить, а в результате убили Елизавету Городенчикову. За что?

– Это чистая случайность, пожалуйста, поверьте мне! Я и сам не знаю, как это произошло, правда. В Лизу как будто бес вселился, я ее просто не узнавал. Впрочем, она и раньше была неуравновешенная. А тут… Мне даже показалось, что она делает все нарочно, назло моим просьбам.

– Что же именно делала Елизавета Максимовна? – спросила я.

– Лиза бросилась к телефону и сказала, что сейчас она будет звонить Кате. Как я мог допустить это? Я хотел помешать ей… Не мог же я разрешить ей звонить моей невесте!

– Которая вас бросила, вы сами об этом только что сказали.

– Да, но я надеялся, что это просто недоразумение, что Катя сказала так сгоряча. Я просто не знал, что делать.

– Хорошо. А известно ли вам, что Екатерина Борисовна Расторгуева сама приходила к своей подруге в тот вечер? – задала я вопрос.

– Нет, – удивленно сказал Листопадов, – я об этом ничего не знал.

– И произошло это буквально перед вашим вторым приходом к ней. После того, как от Городенчиковой ушел Ласточкин.

– Не может быть! Катя мне ничего об этом не сказала! – воскликнул психоаналитик.

– Кроме того, это благодаря вашей невесте – бывшей или еще действующей – Ласточкин сорвался с места и поехал к Елизавете Городенчиковой. Именно она сообщила ему, что вы находитесь сейчас у ее подруги. А потом она решила подлить масла в огонь и сама приехала к Городенчиковой. Между подругами разгорелся скандал. Поэтому вы совершенно напрасно опасались, что Елизавета Максимовна позвонит Расторгуевой и сообщит о ваших с ней интимных встречах. Расторгуева и так о них все знала.

Листопадов потрясенно молчал.

– Как вы думаете, Татьяна Александровна, мне могут смягчить наказание по причине состояния аффекта? – спросил он после паузы.

– Ну а вы сами-то верите в то, что говорите? Аффект имеет место быть в том случае, если сразу же после убийства преступник рвет на себе волосы и тут же бежит в полицию и признается. А у вас прошло несколько дней, вы даже успели съездить в командировку.

– Так что же мне все-таки будет? – с обреченностью в голосе спросил Листопадов.

– Я не знаю, я не судья, – ответила я и вышла из кабинета.

В коридоре я достала сотовый и набрала Кирьянова.

– Володь, здравствуй, это я, Татьяна. Давай, приезжай с ребятами в клинику «Авиценна» и забирай убийцу Елизаветы Городенчиковой.

– Что, неужели это психоаналитик Листопадов? – в голосе Кирьянова звучало удивление.

– Он самый, – подтвердила я. – Говорит, что не хотел убивать, что вышло случайно, аффект и тому подобное.

– Ну, состояние аффекта однозначно не прокатит.

– Я ему уже все это растолковала. Ладно, Володь, пока. Мне еще надо позвонить Вячеславу в Волгоград, чтобы он выпускал Ласточкина. Хотя если честно, я бы засадила его… на неопределенное время.

– А что так? – поинтересовался Владимир.

– А то, что он самый настоящий рейдер! Захватчик, если сказать по-другому. Ты бы видел, как он нагло и вызывающе себя вел в кабинете директора завода «Пивовар»! Чуть ли не с кулаками полез на него, но получил хороший отпор. Кстати, это благодаря директору, который парировал его удар, я смогла получить образец его крови, отправить на экспертизу и сравнить с частицами Елизаветы Городенчиковой. Правда, оказалось, что хотя их образцы и совпали, но убил Городенчикову не он. Ладно, Володь, приезжай и увози Листопадова.

– Спасибо тебе, Тань. Пока.

– Пока, – ответила я.

Отключившись, я еще некоторое время постояла и набрала Куранова.

– Слава, это Татьяна Иванова. Звоню тебе, чтобы сказать: можешь выпускать Ласточкина. Пойман настоящий убийца той женщины.

– Да? – удивился Куранов. – А я был уверен, что это юрисконсульт-рейдер. Вид у него такой… подходящий для преступника.

– Да собственно, преступником он и является, если уж на то пошло. Разве захватчик не преступник? Просто сейчас это уже не квалифицируется как преступление. Да, спасибо тебе, Слава, за все.

– Да ладно тебе. Мы же должны помогать друг другу. В общем, будешь в наших краях, заходи, буду рад.

– Спасибо, Слава. До свидания.

Я вышла из клиники и пошла к своей «девятке». Мне еще предстояла поездка к Алевтине Григорьевне Городенчиковой, матери убитой Елизаветы. По дороге к ней я поду-мала, что если бы Екатерина Расторгуева не позвонила тем вечером Ласточкину, то, возможно, непоправимого не произошло бы. Ласточкин не помчался бы, как разъяренный бизон, к Елизавете, а та не отправила бы восвояси Листопадова. Кроме того, подлил масла в огонь и приезд Расторгуевой. Теперь-то уже ясно, из-за чего между подругами произошла ссора, окончившаяся чуть ли не дракой. Естественно, что в таком состоянии Елизавета, снова увидев Листопадова в своей квартире, решила добить Расторгуеву, демонстративно проигнорировав просьбу психоаналитика сохранить в тайне их отношения. Так говорить мне или нет Алевтине Григорьевне о той роли, которую сыграла во всей этой истории близкая подруга ее дочери Катенька Расторгуева? Пока у меня еще есть время подумать…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg