Роман Воликов
Случай в санатории
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Роман Воликов, 2019
«Взлетает косолапый самолётик и вертится в спортивных небесах. То замолчит, как стрелка на весах, то запоёт, как пуля на излёте. Пропеллер — маг и косточка в компоте, и крепдешин, разорванный в ушах. Ушли на дно, туда, где вечный шах, в себя, как вечный двигатель в работе. Упали друг на друга. Без рубах. В пространстве между костью и собакой вселенная — не больше бензобака, и тёплая, как море или пах». Александр Еременко
18+
ISBN 978-5-4485-0316-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Случай в санатории
Ergo sum
(следовательно, существую)
Следователь Жиров приехал в санаторий «Верхнее Белогорье» тёплым августовским днём. Приехал, к счастью, не по работе, а на лечение. В последнее время сильно прихватывала спина, иногда так, что разогнуться было невозможно, Альбина Васильевна, областной прокурор, под началом которой Жиров трудился последние десять лет, а знаком был вообще вечность, со студенческой скамьи, посмотрела на его мучения и сказала: «Бери-ка ты, Ваня, отпуск и езжай в хороший санаторий, а то мне покойница Машка по ночам приходить начнёт».
Жиров был вдовец. Его жена, Мария Александровна, умерла семь лет назад от рака. Сойтись с другой женщиной и жить с ней под одной крышей, сначала Жирову было неудобно перед дочерью, а когда Лизка окончила школу и уехала учиться в Москву в мединституте, устоявшийся холостяцкий быт настолько прочно вошёл в его жизнь, что он и думать больше не хотел о новом браке.
Собственно, работы было так много, что на личную жизнь времени не оставалось. С кадрами в прокуратуре всегда дефицит, у Жирова же была репутация надёжного и толкового сыскаря, так что каждый новый труп Альбина Васильевна неизменно поручала ему: «Ваня, на тебя вся надежда!» В некотором смысле, она ему так мстила, Жиров ни под каким видом не соглашался двигаться по карьерной лестнице и становиться её замом, «Аля, ну, какой из меня начальник, на совещаниях сидеть, с мэрией отношения выяснять, я следак — труп, экспертиза, обвинение, суд — звёзды зажигать это нам не суждено», со свойственным ему ёрничеством отбивался Жиров от предложений областного прокурора.
— Вы кем работаете? — спросила медсестра, заполняя документы на поселение.
— Водолазом, — ответил Жиров и удивился самому себе, почему водолазом, а не кочегаром, ладно, пусть будет водолазом, скажешь, что из прокуратуры, всё время проживания коситься будут.
— Водолаз, а курите, — медсестра выразительно посмотрела на пачку сигарет, торчавшую из верхнего кармана рубашки.
— Ну, нам водолазам покурить это святое, — сбалагурил Жиров. — Как вынырнем, сразу папироску в зубы, а иначе смерть индейцам.
— Вы не суеверный? — спросила медсестра.
— Нет, а что?
— У вас в направлении указан полулюкс, а полулюкс сейчас свободный только один, — сказала медсестра. — Но в нём позавчера женщина умерла. Могу предложить обычный номер, но разницу в деньгах вам, конечно, вряд ли вернут.
— Селите в полулюкс, — сказал Жиров. — Я не суеверный. А чего умерла-то?
— Наталья Степановна? Инфаркт. Так неожиданно. Ещё молодая, интересная женщина, она к нам несколько лет приезжала. Такое несчастье.
— Да, печально, — равнодушно согласился Жиров. — Вы, меня, пожалуйста, определите к доктору Уваровой.
Доктора Уварову и этот санаторий Жирову рекомендовали в городской поликлинике. Врач, обследовавший его спину, сказал: «Замечательный доктор и красивая женщина. Деловая, такую аппаратуру пробила, нам в областном центре и не снится. Пройдёте у неё курс, как мальчишка скакать начнёте».
— Уварова это физиотерапевт, — пояснила медсестра. — А лечащий врач у вас Елена Николаевна Селезнёва. Она вас завтра посмотрит и к Уваровой выпишет направление. Вот вам ключ, Иван Иванович, размещайтесь, отдыхайте, ужин в восемь часов.
В номере Жиров первым делом достал из сумки бутылку водки и шоколадку «Марс». Сполоснул под краном чашку, одиноко тулившуюся на холодильнике возле миниатюрного электрочайника, плеснул на донышко и, крякнув, выпил. Закусил шоколадкой, закурил и, не снимая обуви, растянулся на кровати.
В целом, у Жирова было всё нормально. Со смерти жены прошло довольно много времени, он уже почти и забыл, что такое семейная жизнь. С Лизкой, дочерью, установились нормальные, можно сказать, практичные отношения, пока она росла, обязанности по дому они распределили между собой вполне равноправно, например, Жиров занимался стиркой, а Лиза уборкой. В Москве дочка поступила на бюджетное отделение мединститута и подрабатывала санитаркой в больнице. Иногда она просила у отца деньги, но нечасто и очень небольшие суммы.
Жиров, разумеется, никогда не отказывал, тем более что зарплату в последние годы платили достойную, Аля как грамотный начальник ухитрялась пробивать для прокуратуры всякие спонсорские фонды, так что с квартальными и годовой премиями проблем не возникало. Криминальная обстановка в городе тоже стала вполне умиротворённой, не чета бурным девяностым, те бандюганы, что выжили, постарались по мере возможности легализоваться и держали братву в узде похлеще, чем прокурорские. В определённом смысле, возвращались старые советские времена, которые Жиров чуть-чуть застал в начале своей карьеры следователем, когда каждый труп являлся чрезвычайным происшествием. Через пятнадцать лет выйду на пенсию, подумал Жиров, дострою дачку, Лизка внуков нарожает, буду с ними нянчиться.
Его немного беспокоил роман, почти случайно закрутившийся прошлым летом с Валей, ровесницей дочери, практиканткой юрфака, которая пришла к нему в отдел на стажировку. Они оказались в одной койке после сабантуя на работе, утром Жиров невесело рассматривал в зеркале ванной седые волосы, которые росли, к сожаленью, и на груди, и по краям лысины, и там, куда обычно не показывают пальцем. Он не очень понимал, что в нём нашла девица на двадцать пять лет младше его, наверное, ей просто любопытно, решил он. Они встречались не так часто, но регулярно, Валя порывалась поехать вместе в санаторий, но Жиров благоразумно объяснил, что всё же не стоит афишировать отношения. Ладно, подумал он, покувыркается со мной какое-то время, потом встретит нормального молодого парня, полюбит, всё у неё будет хорошо.
На следующее утро Жирова, выспавшегося, с аппетитом позавтракавшего в столовой с видом на графский парк (главный корпус санатория размещался в бывшей дворянской усадьбе) осмотрела доктор Селезнёва.
— Не так плохо, — обрадовала она. — Спина, конечно, запущена, но дело поправимое. Походите к Наталье Сергеевне на процедуры, я выпишу лекарства, надо будет принимать, не лениться. В вашем возрасте, Иван Иванович, — доктор посмотрела в медицинскую книжку Жирова, — ставить на себе крест непозволительно, сорок пять лет — мужчина в расцвете.
— А я и не ставлю, — сказал Жиров. — Просто работа такая, сидячий образ жизни, хотя я каждый понедельник даю торжественное обещание делать зарядку по утрам. А Наталья Сергеевна это Уварова?
— Уварова, — подтвердила доктор Селезнёва. — Наталья Сергеевна у нас звезда. Очень грамотный специалист, к ней из Москвы приезжают спину лечить.
— Не знал, но, думаю, у вас все специалисты хорошие, — сподхалимничал Жиров.
— Вот ваше направление к Уваровой, — доктор Селезнёва протянула ему листок. — Процедуры каждый день с одиннадцати до часа. Сейчас, пока есть время, рекомендую погулять по парку, такая замечательная погода стоит.
Жиров отправился в парк. Там было чудо как хорошо. Некоторая запущенность, свойственная всем старинным паркам, только добавляла очарования. Жиров сел на лавочку и закурил, последние две недели лета, листва начнёт неумолимо желтеть, в воздухе появится запах осеннего тлена, меланхолично размышлял он, всё в этом мире преходяще, вот как та женщина из номера, в котором его поселили, жила и умерла. Он закрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам.
«Ну и что вы думаете об убийстве, Иван Иванович?» — услышал Жиров голос.
Рядом на лавочке сидела крепкая, плотно сбитая старушка в спортивном костюме «Адидас».
— Простите, мы знакомы? — сказал Жиров.
— Я видела вас в суде, — внушительно сообщила старушка. — Вы выступали обвинителем по делу банды Петрунина. Я на пенсии, посещаю все открытые судебные заседания. Знаете, интереснее, чем в театре. У вас была такая яркая речь.
— Спасибо, — сказал Жиров. — Э…
— Зоя Павловна, — представилась старушка.
— Видите ли, Зоя Павловна, — сказал Жиров. — Я здесь в отпуске. Если вы о смерти той женщины, что умерла несколько дней назад, это компетенция местных правоохранительных органов.
— Это неправильно, Иван Иванович, — сказала Зоя Павловна. — Вы находитесь, так сказать, в эпицентре и самоустраняетесь от расследования. Так нельзя.
— Да я не самоустраняюсь, — сказал Жиров, господи, свалилась мне на голову эта миссис Марпл. — У меня и полномочий соответствующих нет.
— Я вам расскажу краткую фабулу событий, — сказала Зоя Павловна. — А вы уж решите, как вам поступить.
— Ну, хорошо, — согласился Жиров. Меланхоличное настроение улетучилось, от бабушки легко не отвяжешься, подумал он. — Рассказывайте.
— Видите ли, Виктор Петрович тут завёл натуральный гарем…
— Виктор Петрович это кто? — перебил Жиров старушку.
— Рыбин, директор санатория. Объяснение, конечно, лежит на поверхности, коллектив в основном женский, приличных мужчин всего двое: Рыбин и хирург Евгений Семёнович, но он, к сожаленью, крепко за галстук закладывает. Так что получается, что Виктор Петрович как петух в курятнике. Докторши наши возраста около сорока, такой, знаете, опасный период жизни, когда во все тяжкие понести может.
— Ясно, — сказал Жиров. — А вы до выхода на пенсию кем работали?
— Учителем математики в школе, — сказала Зоя Павловна. — До шестидесяти трёх лет лямку тянула, и дальше бы работала, но более молодые коллеги уговорили на заслуженный отдых уйти.
«Не повезло, — подумал Жиров. — И персоналу санатория не повезло, и мне не повезло».
— Сплетни разные ходят, — продолжила Зоя Павловна. — Якобы и свальный грех практикуется, не хочу эту грязь повторять. Вы поймите правильно, Иван Иванович, я не ханжа, в жизни всякому уродству место есть, в конце концов, взрослые люди самостоятельно свой выбор делают, но зачем же человека убивать.
— Не вполне понимаю взаимосвязь, — сказал Жиров.
— Сейчас поймёте, — Зоя Павловна сделала заговорщицкое лицо. — Дело в том, что покойная Наталья Степановна приходилась Рыбину женой.
— Любопытно, — сказал Жиров.
— Бывшей женой, — поправилась Зоя Павловна. — Они развелись лет восемь назад, но отношения хорошие сохранили, Наталья Степановна в санаторий регулярно приезжала на отдых. Есть у меня такое предположение, что они снова сойтись решили, у Натальи Степановны, как я поняла, серьёзные связи в Москве, я однажды случайно услышала, как они обсуждали, что Виктору Петровичу место в министерстве здравоохранения найдётся.
— Случайно? — сказал Жиров. — Какой у вас однако слух, Зоя Павловна.
— Это у меня наследственное, — без тени смущения заверила Зоя Павловна. — Вот и подумайте, Иван Иванович, с чего этого вдруг в таких обстоятельствах женщина сорока лет умирает от инфаркта. Странно, да?
— Странно, — ответил Жиров. — Но в месть обиженных дам как-то не очень верится. Как-то это больно кинематографично.
— Вы недооцениваете женскую ревность, — сказала Зоя Павловна. — Она бывает дика и страшна.
— Предположим, — сказал Жиров. — И кто же, по вашему мнению, инициатор злодеяния?
— Есть у меня подозрения, — сказала Зоя Павловна. — Давайте так поступим, вы осмотритесь в обстановке и через день-два мы с вами мнениями обменяемся.
— Давайте, — легко согласился Жиров. — У меня, соответственно, просьба, о том, что я работаю в прокуратуре, никому ни слова.
— Ни-ни, — старушка приложила пальчик к губам. — Не волнуйтесь, Иван Иванович, я понимаю, тайна следствия. За мной как в могиле, старая школа…
«Холодной водички не добавить, — Уварова смотрит на него с обворожительной улыбкой. — Для первого раза не горяча ли ванна?»
— Нормально, — Жиров улыбается в ответ.
— Постарайтесь максимально расслабиться, — Уварова переключает рычажки на небольшом пульте управления. — Через десять минут включу гидромассаж. — Она задёргивает занавеску. — Если вдруг почувствуете себя нехорошо, немедленно зовите.
«Мне хорошо!» — думает Жиров. Уварова действительно красавица, с лицом, по которому сразу видна порода, невысокая, с точёной фигуркой шатенка. «Тем не менее, работает в этой глухомани, — думает Жиров. — Даже не областной центр. Что там бабушка говорила про свальный грех? Я не против поучаствовать».
Разумеется, он воспринял страшную историю, рассказанную Зоей Павловной, как бред скучающей пенсионерки. За свою следовательскую практику Жиров множество раз слышал подобные рассказы и всегда выяснялось, что за всеми этими шекспировскими страстями не стоит ровным счётом ничего. Скорей ему стало любопытно: захолустный санаторий, до ближайшего посёлка пять километров, коллектив в основном женский и не старый, он сразу обратил на это внимание, развлечений ноль, однообразная жизнь лечебного учреждения, какие черти могут водиться в этом тихом омуте?
— Вы давно здесь работаете? — он сидит, завёрнутый в махровую простыню, тело лёгкое после проделанных процедур.
— Два года, — говорит Уварова. — Приехала вместе с мужем, он был специалист по мануальной терапии. Потом муж погиб, а я так здесь и осталась.
— Извините, — говорит Жиров.
— Да ничего, — Уварова быстрым почерком заполняет показания в его медицинской книжке. — Как ощущения, Иван Иванович? Эти процедуры непривычные для вашего организма, первое время может голова побаливать.
— Не болит, — сказал Жиров. — А отчего ваш муж погиб?
— Сам был виноват, — Уварова бросает на него быстрый и, кажется, неприятный взгляд. — Отправился с друзьями на рыбалку, здесь недалеко большой приток Камы. Мужики, как водится, выпили и перевернулись на лодке. В общем, все утонули.
— Да, грустно, извините, ради бога, ещё раз.
— Я сначала хотела уехать, — сказала Уварова. — Собиралась, собиралась, да так и осталась. Директор у нас, Виктор Петрович, очень хороший человек, заботливый руководитель, не скрою, зарплата у меня достойная. И коллектив дружный, доброжелательный.
«Что-то нечасто я встречал доброжелательные женские коллективы, — подумал Жиров. — Ну, да ладно».
— Не скучно здесь, — спросил он. — Среди лесов и полей бескрайних?
— Да когда нам скучать, — ответила Уварова. — Санаторий круглый год переполнен, и зимой, и летом. А в свободное время я в интернете торчу, заменяю земную реальность виртуальной.
— Вы уж простите моё чрезмерное любопытство, Наталья Сергеевна, — сказал Жиров. — Дело в том, что меня поселили в номере, где недавно женщина умерла. Чувствую, некоторым образом, астральную зависимость…
Уварова расхохоталась:
— Ну, вы шутник, Иван Иванович. История действительная неприятная. Я в ту ночь дежурным врачом работала. Около часа прибежала всполошённая Карина, медсестра, и сказала, что Наталье Степановне плохо. Наталья Степановна нам человек не посторонний, несколько лет подряд приезжала на лечение, мы все её хорошо знали. Когда я в номер примчалась, сердце уже остановилось. Я сделала сердечный массаж, вколола гепарин, но, к сожаленью, бесполезно.
— Инфаркт? — спросил Жиров.
— Инфаркт.
— Как же так, на пустом месте, ни с того ни с чего?
— Не совсем на пустом, — нахмурилась Уварова. — Наталья Степановна сердечница, а вскрытие показало, что у неё был четвертый месяц беременности. В общем, в её случае плюс возраст — сорок один год, беременность категорически противопоказана. Вот и результат.
— Это что же получается, что-то вроде самоубийства, — сказал Жиров. — Знала, что нельзя иметь детей, и забеременела? Интересно, она кто по профессии была?
— Наталья Степановна с Виктором Петровичем учились на одном курсе в мединституте, — сказала Уварова. — Но врачом она никогда не работала, всю жизнь по административной линии. Что касается беременности, это такой сложный вопрос. У Натальи Степановны детей не было, должно быть, решила, что это последний шанс. Хоть бы с кем из нас посоветовалась. Думала, что обойдётся. К сожаленью, не обошлось.
— Вот как бывает, — сказал Жиров. — А вы что делаете после работы? Может быть, погуляем в парке? В субботу, я видел объявление, танцевальный вечер в центральном холле санатория. До этого можно в кинозал сходить.
— Спасибо за приглашение, Иван Иванович, но у отдыхающих своя жизнь, у персонала своя. Вы уедете, а нам здесь дальше работать. Вы меня понимаете, — Уварова очаровательно улыбнулась.
— Да, конечно, — сказал Жиров. — Извините, ради бога, за бестактность.
«Как интересно девки пляшут, — думал Жиров, разгуливая после ужина по освещённой дорожке в парке. — У одной муж утонул, другая молчала о беременности, как немая, хотя знала, что это для неё смертельно опасно. Если в этом омуте покопаться, не удивлюсь, что ещё кто-нибудь не совсем по своей воле на тот свет отправился».
Большой практический опыт приучил Жирова к одному простому выводу: последовательность смертей, которые не кажутся на первый взгляд результатом преступного деяния, рано или поздно выводят на злой умысел. Другое дело, что далеко не всегда удавалось доказать конкретными уликами наличие этого самого злого умысла. Добиться же от подозреваемого чистосердечного признания в наше циничное время было почти нереально.
Каждый раз, когда Жиров оказывался в такой ситуации, напротив сидел убийца, а доказательной базы у него было недостаточно, умный преступник это всегда понимал, если не понимал, то подсказывал адвокат, следователь Жиров предлагал совести компромисс: «Наверное, у убийцы были настолько серьёзные мотивы, в которых я не сумел до конца разобраться, наверное, он по-человечески более прав, чем жертва, поэтому и уходит от наказания». Совесть такой ответ не устраивал, после провала Жиров обычно нырял в традиционный недельный «запой», Альбина Васильевна понимала его, как никто другой, и претензий не предъявляла.
И ещё одно точно знал Жиров: когда умный человек совершает преступление, его толкают на это настолько вынужденные обстоятельства, бездна, где теряются нормальные представления о хорошем и плохом, где грань, разделяющая врача и сумасшедшего, становится зыбкой и прозрачной, и не дай бог тебе совершить неверное движение. Жиров очень не любил подступать к этой грани, и в таких случаях, понимая, что он — подлец, предпочитал дело закрыть за недоказанностью.
— Гуляете, Иван Иванович? — услышал он голос.
— Как вы приказали, Елена Николаевна, утром и вечером.
— Какой вы дисциплинированный, — рассмеялась доктор Селезнёва. — Я тоже вечером люблю пройтись.
— Вы живёте здесь, в санатории?
— У нас с мужем квартира в посёлке, — сказала Селезнёва. — Но когда задерживаюсь на работе, обычно ночую во флигеле, чтобы в темноте не добираться, страшно. Виктор Петрович специально для персонала построил большой флигель, за прудом, вы, наверное, видели, когда гуляли.
— Не обратил внимания, — сказал Жиров. — Муж не ревнует?
— Евгений Семёнович человек сдержанный, — Селезнёва закурила сигарету. — Он хирург, тоже в санатории работает.
«Ага, — подумал Жиров. — Верно, это тот алконавт, про которого миссис Марпл упоминала».
— Спится здесь хорошо, — сказал Жиров. — Сны такие спокойные, нежные.
— Природа вокруг девственная, — сказала Селезнёва. — Настраивает на романтический лад. Я, кстати, в частном порядке, провожу курс аутотренинга, для восстановления нервной системы. Если хотите, можно попробовать. Услуга, правда, платная, восемьсот рублей за сеанс.
— Когда, сейчас? — спросил Жиров.
— Сегодня не стоит, поздно, — Селезнёва с интересом посмотрела на него. — Приходите ко мне в кабинет завтра в пять. Спокойной ночи, Иван Иванович, приятных сновидений!
— И вам также! — ответил Жиров.
«Любопытно, любопытно, — подумал он. — Флигель, муж не ревнивый, интересно, Уварова тоже во флигеле живёт? Аутотренинг, жалко, что нельзя по ночам. Что-то, что-то здесь творится, нутром чувствую. Как называется поселок, что рядом? Ну, да, Верхнее Белогорье. А начальником ОВД в нём Серега Моховиков, если на повышение не пошёл. Прокачусь-ка к нему завтра в гости».
— Здорово, Иваныч! — массивный как медведь Моховиков радостно трясёт Жирову руку. — Какими судьбами в наших краях? На пенсию, что ли, турнули?
— Типун тебе на язык, — говорит Жиров. — Какая пенсия, на мне ещё сто лет пахать можно. В санатории отдыхаю.
— Здоровье это святое! — Моховиков достает из сейфа бутылку водки и две рюмки. — Тебе, надеюсь, не запретили?
— Слушай, я за рулём…
— Ой, я тебя умоляю, — Моховиков ставит на стол тарелку с салом. — Домашнее, между прочим. Сам свинюшку вырастил, сам её и оприходовал. В нашей деревне никто тебя не остановит, не волнуйся. Остановят, мне позвонишь. Ну, за встречу, комрад старинный!
— За встречу! — Жиров опрокидывает в себя рюмку. — Сколько же мы не виделись, года три?
— Пять, — Моховиков разливает по второй. — На совещании в облцентре рядом сидели. Собирались выпить, но тебя на вызов дёрнули. Ладно, колись, чего приехал. Не водку же пить с однокашником, я вас, сыскарей, знаю.
— Дельце тут одно пустяковое, — сказал Жиров. — Я в санатории «Верхнее Белогорье» отдыхаю. Там женщина несколько дней назад скоропостижно скончалась…
— Знаю, — сказал Моховиков. — Рыбина, бывшая жена директора. Мутное это дело, так тебе скажу.
— А чего мутное? — поинтересовался Жиров.
— Умерла-то она от инфаркта, — сказал Моховиков. — Только вот наш судмедэксперт категорически утверждает, что в крови обнаружено большое количество кеторола. Препарат сам по себе безвредный, но сердечникам категорически противопоказан.
— Думаешь, помогли? — сказал Жиров.
— Неясно. Мотивов не просматривается. На самоубийство тоже не очень похоже, она беременная была. И ещё одна нестыковочка. Осмотр места происшествия проводил Боря Трофименко, парнишка молодой, только из школы милиции выпустился, но очень дотошный. Я бы даже сказал, зануда. Так вот, он в номере этой Рыбиной вообще никаких лекарств не нашёл, даже валидола. Представляешь, женщина с сердечной болезнью, беременная, а лекарств никаких.
— Выходит, почистили до приезда милиции, — сказал Жиров.
— Выходит так, — сказал Моховиков. — Возможно, имело место врачебная ошибка. Хотя странно, врачи в санатории толковые и сама эта покойная Рыбина медик по профессии. Вот я и говорю — мутное дело.
— А что Рыбин, бывший муж, — спросил Жиров. — Директор, вы ведь его допрашивали?
— Допрашивали, — сказал Моховиков. — Я с ним сам беседовал. Виктор Петрович в нашей глухомани человек не последний. Ну, что тебе могу сказать, раздувать уголовное дело не в его интересах, репутация, проверки из области, ему это надо?
— Что думаешь делать?
— Ну, что делать? Мне из себя Эркюля Пуаро разыгрывать некогда, «палочную» систему, сам знаешь, никто не отменил, у меня вон невыполнение плана по наркоманам. Полежит дело в столе, как обычно, а потом закроем за отсутствием состава преступления.
— Которое, возможно, было, — сказал Жиров.
— А, возможно, и не было, — сказал Моховиков. — Ну, давай ещё по одной…
Жиров сидит в своей старенькой, доброй, верной, надёжной тойоте. Через полкилометра поворот, за ним ворота санатория. Убийство было, думает он, никакая это не врачебная ошибка. Как было бы хорошо, если бы это был вывод. Это лишь предположение, ниточка из клубка, который надо мучительно разматывать.
Он попробовал представить картину: мужчина и женщины, всем около сорока, позади разочарований больше, чем позитива. В областной центр не наездишься, в соседнем посёлке даже ресторана нет, пивнуха только, лица такие, хоть стреляйся. Уварова сказала, что заменяет земную жизнь виртуальной. Сказки это, не заменишь. Взрослые люди, интеллигентные, создали что-то вроде клуба, можно назвать сектой, секс, конечно, присутствует, куда же без секса, сорок лет, не восемьдесят. И тут как снег на голову свалилась эта со своей беременностью, бывший муж лучше, чем никакого, увезу тебя в Москву я, заживём нормальной жизнью, зачем тебе эта блядская помойка? Может, он и сам рад уехать, может, ему тоже весь этот свальный грех осточертел?
Жиров потряс головой: «Тормозим! Ты следак, а не сочинитель!». Он тронулся с места, надо поболтать с Зоей Павловной, вдруг, что и подскажет, миссис Марпл.
Зоя Павловна гуляла по парку.
— Какой-то вы взбудораженный, Иван Иванович.
— Это моё обычное состояние, — сказал Жиров. — Сказывается благотворное влияние лечебных процедур.
— Как продвигается расследование? — полюбопытствовала миссис Марпл.
— Кое-что продвигается, — уклончиво ответил Жиров. — Скажите, а с чего вы вообще решили, что в санатории что-то нечисто?
— Это довольно долгая история, — сказала Зоя Павловна. — Скажу больше, я сюда приехала неспроста.
— Это я уже понял, — поддакнул Жиров.
— Два года назад в этом санатории отдыхала моя старшая сестра Ангелина Павловна Телеухова, как и я, а по мужу Гурьянова, она в Москве живёт одна, муж умер несколько лет назад. А рекомендовала сюда приехать Зосенька, наша двоюродная племянница, она врач-терапевт, тоже живёт в областном центре, летом подрабатывает в санатории, здесь премии значительные в разгар сезона. Зосенька такая замечательная молодая женщина, я помню ей совсем крохой. Я с Зосенькой, после замужества, редко виделась, а вот сестра с ней поддерживала отношения.
«Так, — вздохнул Жиров. — Изучать генеалогическое древо семейства Телеуховых-Гурьяновых не входит в мою задачу».
— И что же ваша старшая сестра?
— Зосенька её уговорила приехать, так, мол, здесь хорошо, такие прекрасные врачи, и я рядом, всегда помогу, если что. Сначала действительно всё было прекрасно, обслуживание на уровне, Зосенька постоянно в номер забегала, спросить, как самочувствие, не надо ли чего. Только вот сестре показалось, что племянница постоянно какая-то взвинченная. Будто целый день она дожидается некого события, которое происходит ночью. А однажды услышала, как Зосенька разговаривает по телефону с мужем. Тот хотел приехать на несколько дней вместе с дочкой, а Зосенька всяческие предлоги изобретала, мол, загружена с утра до ночи, некогда будет с ними заниматься, в общем, отговорила приезжать. А ведь такой у неё замечательный парень — муж, работящий, непьющий, и дочка чудесная. Это всё сестре показалось очень странным. Она у меня разведчица старая, однажды ночью подкралась к флигелю, который для персонала, заглянула в окошко, а там: голая Зосенька, голый директор Рыбин, ещё две голые докторши, пьют вино, хохочут и занимаются, если «Камасутру» когда-нибудь смотрели, поймёте, чем занимаются.
— Да уж, — сказал Жиров. — Впечатляющее, наверное, зрелище было.
— Ну, моя старшая сестра — человек прямой, полжизни в райкоме партии проработала. Заявилась к директору в кабинет, хлопнула кулаком по столу, пообещала весь этот кавардак прикрыть, дурачок директор вокруг неё бегал, вы, мол, не так поняли, это у нас просто общение. Ага, просто общение, две голые бабы на голом мужике скачут, а третья от любовной истомы изнемогает. Зосенька в коленях валялась, не губите, у меня семья. Обозвала их сестра последними словами и уехала из санатория.
— Ясно, — сказал Жиров. — И каково же завершение этой непристойной истории?
— Прошло два года. Однажды в супермаркете я случайно встретила Серёжу, мужа Зосеньки, как выяснилось, уже бывшего. Смотрю, он какой-то мрачный, весь поникший. Я давай его пытать, что случилось? Он сначала не хотел говорить, но, видно, на душе тяжело, вот и рассказал всё как есть. Зосенька сбежала с каким-то хмырём от него и от дочери, а перед этим заявила мужу, что жить с ним невозможно, скучно, сплошное занудство. Представляете, семейная жизнь — занудство. Эта стерва, простите за выражение, ни разу за всё время дочке не позвонила. Прямой связи между двумя событиями, конечно, нет, но мы с сестрой посовещались и пришли к однозначному выводу: надо этот питомник разврата в санатории растоптать, именно там у Зосеньки сдвиг психики начался. Сестра неважно себя чувствует, поэтому поехала я. Приехала, а тут убийство. Ну, дальше вы сами всё знаете.
— Как, по описанию сестры, выглядели две эти докторши? — спросил Жиров.
— Сестра, конечно, подробностей не запомнила, — сказала Зоя Павловна. — Но, судя по всему, это были Наталья Сергеевна Уварова и Елена Николаевна Селезнёва. Уварова, кстати, во флигеле живёт, а Селезнёва частенько задерживается на работе и остаётся ночевать в том же флигеле. А вот муж Селезнёвой, Евгений Семёнович, никогда не ночует в санатории, хотя и пьющий человек. В любом состоянии садится за руль и едет домой. Не берут, видно, алкоголика в дружную компанию.
— Да, Селезнёва, — сказал Жиров. — Мне как раз к ней в пять на приём.
— Вы уж поаккуратнее, Иван Иванович, — сказала Зоя Павловна. — А то затянут в сети. Не удивлюсь, если наркотики применяют. Уж больно дикая метаморфоза с Зосенькой произошла.
— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! — сказал Жиров. — Не волнуйтесь, Зоя Павловна, я боец испытанный.
— Заходите, Иван Иванович! — Селезнёва сидит за столом. — Я вас жду! Вы когда-нибудь пробовали аутотренинг?
— Гипнотизировали меня один раз, — сказал Жиров. — Но неудачно. Не поддался.
— Какой вы кремень, — рассмеялась Селезнёва. — Нет людей, не поддающихся гипнозу, всё зависит исключительно от подготовленности специалиста. Но к нашему случаю это не имеет никакого отношения. Аутотренинг или самовнушение это методика, помогающая вызвать у человека позитивные переживания. Наш мозг устроен таким образом, что он сам в состоянии выбрать из подсознания наиболее комфортные и приятные образы. Задача доктора в данном случае лишь подсказать направление. Попробуем?
— Давайте, — сказал Жиров.
— Ложитесь на кушетку и расслабьтесь. Закройте глаза и представьте, что вы на берегу океана. Если океан не нравится, подумайте, какая местность вам больше по душе, и мысленно переместитесь туда.
— Мне океан очень даже да, — сказал Жиров. — Я бы с удовольствием сейчас поплавал.
— Прекрасно. Вы плывете в тёплой, не очень солёной воде, небо голубое как на картинке, берег недалеко, по пляжу гуляют обнажённые девушки. Вы каких девушек предпочитаете, Иван Иванович, блондинок, брюнеток, худеньких, толстеньких?
— Да я всяких предпочитаю, — сказал Жиров. — Главное, чтобы не полная дура.
— Это всегда такая редкость, — улыбнулась Селезнёва. — Обойдёмся блондинками. Вы выходите на берег, девушки ждут. Сейчас заиграет музыка, и девушки увлекут вас. Нажимаю, и не буду подсматривать.
Через пятнадцать минут Селезнёва выключила магнитофон.
— Как ощущения, Иван Иванович?
— Необычно, — сказал Жиров. — Как будто действительно было наяву.
— Стихия подсознания. На самом деле, настолько мало известно о возможностях человеческого мозга, о таком явлении, как сновидение, например, хотя, начиная с Фрейда, об этом написаны миллионы томов.
— Мне понравилось, — сказал Жиров. — Я бы походил на этот курс.
— Через день, — сказала Селезнёва. — Частить не надо. В пять часов, как сегодня, устраивает?
— Вполне.
— Тогда до послезавтра, Иван Иванович, — сказала Селезнёва. — Сны у вас сегодня будут потрясающие, я вам обещаю.
В номере на Жирова навалилась странная усталость, как будто он и в самом деле упражнялся с девушками на берегу. Сколько их было, две, три, память не давала конкретной подсказки, так, общее, почти неуловимое ощущение кайфа. Жиров нехотя разделся и сел на кровать. На ужин не пойду, кажется, в сумке должно быть полшоколадки и немного водки. Он достал бутылку, водки было на донышке. Он плеснул в чашку и выпил. Странные ощущения, в голове пусто как в полом барабане, и совсем нет желания напрягаться, искать подоплёку, тайный умысел. Жиров растянулся на кровати, вероятно, что-то подобное испытывают наркоманы после удачной дозы.
В дверь постучали. Жиров, чертыхнувшись, как был в одних трусах, открыл.
— Добрый вечер! — сказала медсестра Карина. — Меня прислала Елена Николаевна.
— Прошу, — Жиров набросил на себя рубашку. — У меня новая процедура?
— С сегодняшнего вечера, — Карина деловито присела на стул. — Расслабляющий массаж.
— Понятно, — сказал Жиров. — Что я должен делать?
— Сходить в душ, Иван Иванович, — Карина расстегнула две верхние пуговицы на халатике. — Массаж будет полный.
Жирова разбудил солнечный лучик, прокравшийся сквозь занавеску. Он потянулся, запах духов медсестры Карины висел в воздухе приятным воспоминанием о ночи. Итак, подумал он, приглашение к танцу поступило. И я, не побрезговав, принял его. Авторы произведений о благородном работнике прокуратуры были бы мною недовольны. Но, увы, человек слаб и грешен, даже если он работает в правоохранительных органах, кроме того, я ничем не рискую, трахнул в отпуске медсестру, так это по её доброй воле. Вероятно, от меня ждут алаверды. Жиров посмотрел на часы, полдевятого, Лизка должна бы уже не спать.
— Алё, привет! Да нормально всё, лечусь… Ещё неделю. И когда ты едешь в Крым? Послезавтра?! А с кем?.. Ну, ладно, с подругой так с подругой. Слушай, надо небольшую помощь следствию оказать. Подробности расскажу, когда увидимся. Рядом с твоим домом есть какая-нибудь больница? Какая? Шестьдесят первая клиническая? Подойдёт. Надо дать телеграмму, срочную, запиши: сюда, в санаторий «Верхнее Белогорье», точный адрес посмотри в интернете, для Телеуховой З. П. Текст: «Ваша сестра Гурьянова А. П. госпитализирована в 61 больницу с приступом инсульта. Просим срочно приехать». Да, всё. Нет, подписи не надо, никакой. Когда отправить? Прямо сейчас, как обычно. Спасибо, Лизка, от имени всей краснознамённой. Как в Крым приедешь, позвони.
После завтрака Жиров отправился на привычную, до начала лечебных процедур, прогулку по графскому парку. Естественно, никакой уверенности, что миссис Марпл, получив телеграмму, сорвётся в Москву, у него не было, современный человек первым делом позвонит по телефону и разузнает, что к чему. Расчёт был примитивный: убедившись, что с сестрой всё в порядке, Зоя Павловна занервничает не на шутку, начнёт видеть злодеев за каждым кустом, что даст, ему, Жирову, прекрасный предлог рассказать старушке байку про защиту свидетелей и выпроводить к чёртовой матери из санатория.
Как не стыдно, товарищ следователь, сказал Жиров старому дубу, без сомнения, помнившему барышень в кринолинах, игравших в его тени в серсо, вас совсем не растрогала историю про пустившуюся в блядство Зосеньку. Совсем, подумал Жиров, каждому своё, а свинья, как известно, грязь найдёт в любом месте.
Не был он уверен и в том, что это действие оценят с благодарностью. С другой стороны, миссис Марпл совала везде свой нос с такой пролетарской неуклюжестью, что не заметить это было невозможно. Особенно в ситуации убийства, подумал Жиров. Они нервничают, он на секунду представил себе директора Рыбина и голых Уварову и Селезнёву, они варят на костре колдовскую похлёбку и гневно разводят руками, и расхохотался, интересно, откуда вызнали, что я работаю в прокуратуре? Впрочем, я на водолаза похож, как распутный монах на блаженного святого. Земля маленькая, сказал Жиров вполголоса, трудно спрятаться скромному труженику Уголовного Кодекса, не пора ли повторно позвать Наталью Сергеевну в танцевальный зал?
— Иван Иванович! Как удачно, а я как раз собирался зайти к вам в номер…
Жиров повернулся. По дорожке подходил высокий худощавый человек в хорошо отутюженном костюме, с лысинкой, тщательно зачёсанной седыми волосами.
— Рыбин Виктор Петрович, директор санатория. А я вчера был на совещании в областном центре, меня ваша начальница Альбина Васильевна спрашивает: «Ну, как там мой Жиров?», а я ни сном ни духом. Что же вы сразу ко мне не подошли?
— Да я как-то, — замялся Жиров. — Чего начальство беспокоить попусту…
— Поселились нормально? — спросил директор. — У вас лечащий врач кто, Селезнёва?
— Она, — сказал Жиров. — А на процедуры к Уваровой хожу.
— Замечательные специалисты, — сказал Рыбин. — Если какие проблемы, подходите ко мне в кабинет без стеснения.
— Хорошо, — сказал Жиров. — Рад знакомству!
— Ну, я побежал, — директор едва не подпрыгнул на месте. — А то знаете, всё дела-дела.
«Вот и познакомились, — подумал Жиров. — Казанова ты наш драгоценный!»
— Завтра процедур не будет, Иван Иванович, — сказала Уварова. — Утром всем коллективом едем на похороны Натальи Степановны. Положено на третий день, но в интересах следствия тело проходило исследование.
— Печальное это занятие, я имею в виду похороны, — сказал Жиров. — Я тут случайно встретил Виктора Петровича, но соболезнование высказать не решился, вдруг не так поймёт.
— Вот у вас профессия, Иван Иванович, — покачала головой Уварова. — Даже в отпуске дело себе находите. И что же вы ещё разнюхали?
— Да ничего выдающегося, — сказал Жиров. — Некоторые отдельные личности переживают по поводу морально-нравственной обстановки в санатории, но, наверное, это признаки старческого маразма. Их, как вы выразились, к делу не подошьёшь.
— Да нет никакого дела, Иван Иванович, — напористо сказала Уварова. — Мало ли чего там судебному эксперту спьяну померещилось.
— Может быть, — сказал Жиров. — Как насчёт вечерней прогулки в парке?
— Сегодня я не в настроении, — сказала Уварова. — Давайте завтра, после поминок. Я зайду к вам в номер.
А не прогуляться ли мне за водовкой, подумал Жиров, погода хорошая, пройдусь до посёлка и обратно, что-то поднадоел мне санаторный режим, да и процедур завтра не будет. В каждом деле всегда наступал момент, когда он ощущал себя охотничьей борзой, завидевшей добычу. Ноздри нервно раздувались, было страстное желание сорваться с места в карьер и схватить за глотку. В этот момент всегда нужно было остановиться и замереть в ожидании. Несколько витиевато он называл это положение — неприступный Будда, тот, кто не суетится, не совершает ошибок.
Как многие сотрудники прокуратуры, Жиров брал взятки, очень редко и обычно борзыми щенками. Он не считал такой подход зазорным, и нарушал служебную этику только в тех случаях, когда вина человека была неоднозначной, например, запутался в долгах и покалечил настырного кредитора, или же хорошо понимал: если обвиняемый получит тот срок, который ему назначит суд, из колонии выйдет вконец опустившимся, моральным уродом. В таких случаях Жиров по мере возможности умалял обвинительную часть, разумеется, не бескорыстно, очень скромно, в виде ремонта старенькой тойоты или просто хорошего ужина в кабаке.
«Закон, что дышло, — нередко думал Жиров. — Куда повернёшь, туда и вышло». Данный случай в санатории всё больше убеждал его в беспомощности уголовного права перед такого рода ситуациями. Какой судья будет разбираться в тонкостях взаимоотношений, влепит срок за врачебную ошибку и поедут умная Селезнёва или милейшая Уварова подметать тайгу за казённый счет. Это, что, справедливо, если, конечно, отбросить в сторону высокие моральные ценности бывших строителей светлого коммунистического будущего. Не нравится бабушкам, что племянница блядью оказалась. А может у неё действительно муж полный мудак?
Он остановился покурить за воротами санатория и увидел на автобусной остановке миссис Марпл с огромным, на колёсиках, чемоданом.
— Что случилось, Зоя Павловна? — с искренним сочувствием спросил Жиров.
— Такое несчастье, — сказала миссис Марпл. — Старшую сестру госпитализировали. Она ведь в Москве совсем одна, дети за границей живут. Я пыталась дозвониться, телефон выключен, наверное, в реанимации.
«Невероятное совпадение, — подумал Жиров. — Надо же, как бывает».
— Мне нужно сообщить важную информацию, — сказала Зоя Павловна. — Я заходила, но вас не было в номере. Уже думала написать по дороге подробное письмо и отправить почтой.
— Весь во внимании, — сказал Жиров.
— Утром у меня состоялась продолжительная беседа с Евгением Семёновичем, мужем Селезнёвой. Нет времени рассказывать, как и почему я вызвала его на откровенность. Он уверен, лекарство, спровоцировавшее у Натальи Степановны инфаркт, той дала Уварова. Он подслушал разговор между ними, Рыбина советовалась в связи с беременностью, и в этой же беседе сообщила, что ребёнок от Виктора Петровича.
— Ему не померещилось? — сказал Жиров. — Сами же говорили, он пьёт как чёрт.
— Пьёт-то пьёт, — решительно махнула рукой Зоя Павловна. — Только он не так прост, этот хирург. Он заявил, что ему прекрасно известно об участии супруги во всех этих групповухах, более того, он считает естественную смерть мужа Уваровой два года назад весьма сомнительной.
— Просто заговор врачей, — сказал Жиров.
— Не вполне понимаю вашу иронию, — удивилась Зоя Павловна. — Евгений Семёнович убеждён, что именно Уварова — заводила во всех этих делах, её муж мог оказаться нежелательным свидетелем. Так что устранить его, насыпав какой-нибудь дряни в водку, весьма логично.
— Допустим, — сказал Жиров. — Не понятна роль самого Евгения Семёновича. Всё знал, но молчал. Что так?
— А вы не догадались? — сказала Зоя Павловна.
— Теряюсь в предположениях.
— Он решил их шантажировать, наш славный пьянчуга хирург. Предъявил ультиматум Рыбину, заплатите мне, я уеду, разведусь с Селезнёвой и (Зоя Павловна использовала грязное словцо) тут как хотите и с кем хотите.
— Вот это похоже на земную поверхность, — сказал Жиров. — Рыбин отказался платить?
— Хуже, — сказала Зоя Павловна. — Тянет резину. Подожди, с деньгами сейчас не очень, завтра-послезавтра. Селезнёва ему всю душу выматывает разговорами за жизнь и за судьбу. Я вам так скажу, Иван Иванович, исходя из моего житейского опыта, у людей пьющих зачастую обострённое чувство опасности. Голова-то плохо соображает, вот интуиция и подсказывает, где бы не упасть. Испугался Евгений Семёнович джинна, которого сам из бутылки выпустил, поэтому и передо мной исповедался. Боится, что отравят, сегодня решил у знакомого врача в посёлке закодироваться от алкоголя, вот как человека крепко завернуло.
— Ну, это никогда не помешает, — задумчиво произнёс Жиров. — Я имею в виду закодироваться.
— Мой автобус, — сказала Зоя Павловна. — Слава богу, успела вам всё рассказать. Вы уж держитесь, Иван Иванович, ситуация напряжённая становится.
— Профессионал, — Жиров приложил ладонь к виску. — Пойду кольт начищать.
Посреди ночи он проснулся в лихорадочном возбуждении. «Подъехать тайком на кладбище, посмотреть, кто как будет вести себя во время похорон? Успокойся, — он закурил сигарету. — Дурачка хирурга с явкой с повинной мне на хрен не нужно. Доказательства голословные, бред алкоголика, а вони будет на всю округу. Странно, что Рыбин до сих пор ему не заплатил. Жадный, Казанова, а, может, на самом деле с деньгами туго. Ладно, не суетимся, в любом случае дело идёт к развязке. Послушаем, какую песенку споёт на прогулке в парке Уварова».
Следующий день прошёл в томительном ожидании свидания. Жиров сходил пешком в посёлок, купил шампанского и водки, поспал после обеда. Погулял по парку, около семи заглянул в холл, где сидела дежурная медсестра.
— Уже час как разъехались после поминок, — сказала она. — Как жалко Наталью Степановну.
— Да, конечно, — ответил Жиров и отправился в номер. Выпил немного и незаметно задремал. Он проснулся в начале десятого, за окном было темно. Похоже, никто ко мне не придёт, подумал Жиров, кажется, меня развели как мальчишку.
Он оделся, походил кругами возле главного корпуса и направился к служебному флигелю. Неосвещённый домик возле пруда смотрелся не слишком гостеприимно. Чего же хотят, подумал Жиров, чтобы разгорячённый следователь ворвался и изнасиловал несчастную докторшу Уварову? Как-то это глуповато, так обо мне думать. Ну, хорошо, он развернулся и пошёл к себе, не хотите по добру, пообщаюсь завтра с пугливым пьянчугой хирургом.
— Не включайте свет, Иван Иванович, — услышал он голос, открыв дверь номера. Жиров присмотрелся, на кровати лежала голая Селезнёва.
— Я понимаю, что вы ждали не меня, — сказала Елена Николаевна. — Но Уварова не придёт. У неё, простите, месячные. Надеюсь, вы не станете кричать и звать на помощь милицию.
— Не стану, — Жиров сел на стул. — Может, сначала выпьем?
— Потом выпьем, — Селезнёва переместилась к нему на колени. — Хочу тебя.
Они лежат в обнимку в кровати. Селезнёва водит пальцем по его груди.
— Я же говорила, сорок пять — мужчина в самом расцвете.
— Есть ещё порох в пороховницах, — говорит Жиров. — Ты не поедешь сегодня к мужу? Как-то некрасиво, поминки были.
— Я сегодня дежурю, — говорит Селезнёва. — Побуду у тебя полчасика и пойду в кабинет.
«А поговорить, — подумал Жиров. — Хотя к чему слова? Действия важнее. Какой мне резон затевать дело с практически недоказуемым убийством?»
— Я пойду, — говорит Селезнёва через некоторое время. — Будем дружить?
— Будем, — говорит Жиров. — Дружба сексу не помеха.
Его разбудил звонок Моховикова.
— Извини, что рано беспокою, — сказал милиционер. — Тут по этому санаторному делу неожиданный поворот. Если хочешь, приезжай.
— Выезжаю, — сказал Жиров.
Моховиков был мрачен как туча.
— Только собирался дело закрывать. Короче так, в шесть утра докторша Селёзнева из санатория вернулась домой после дежурства и обнаружила труп мужа.
— Нормально, — сказал Жиров. — Хорошее начало дня.
— Лежал аккуратно возле журнального столика, — сказал Моховиков. — На столике начатая бутылка коньяка и два стакана. На бутылке и на одном из стаканов, кроме его пальчиков, отпечатки, как это ни грустно, директора санатория Рыбина.
— О-па-на! — сказал Жиров. — Продолжили поминки?
— В том-то вся и штука, — сказал Моховиков. — Селезнёва клянётся, что её муж позавчера закодировался от алкоголя. На поминках пил только минеральную воду. После поминок вызвался отвезти Рыбина домой, поскольку его водитель выпил и уехал с сотрудниками на служебном автобусе. Мы свидетелей пока не допрашивали, но не думаю, что Селезнева лжёт.
— А что экспертиза? — спросил Жиров. — Экспресс-анализ ведь уже сделали?
— Сделали. В крови антиалкогольная блокировка, свежайшая, поставлена не позднее нескольких дней, и грамм сто пятьдесят коньяка.
— Что за чушь? — сказал Жиров. — Закодироваться и немедленно выпить. Он же не самоубийца.
— Я его толком не знал, — сказал Моховиков. — Видел несколько раз в посёлке. Так, по виду, нормальный, жизнерадостный человек. Но чужих тараканов, знаешь, не разглядишь.
— Рыбина допросили? — спросил Жиров.
— Мы его задержали. Сразу, по горячим следам. Взяли тёпленьким в постельке. Клянётся, что Селезнев только довёз его в посёлок, в квартиру к нему он не поднимался, коньяка с ним не пил.
— Это было бы действительно глупо — оставить бутылку и стакан с отпечатками, — сказал Жиров. — Рыбин не похож на идиота.
— Я тоже так думаю, — сказал Моховиков. — Экспресс-анализ показал ещё одну странность, в крови есть снотворное, причём снотворное было принято раньше, чем алкоголь. Экспресс, конечно, штука не очень надёжная, подождём для окончательного вывода полный анализ, но, по-моему, подстава.
— То есть усыпили, а затем влили коньяк, — Жиров встал и потянулся. — Топорно, но надёжно. А бутылку с пальчиками оставили, чтобы на Рыбина всё свалить. Типа, деревенские менты умничать не станут.
— Похоже на то, — сказал Моховиков. — Я тебя, что, хотел попросить. Ты следак с опытом, поговори с Рыбиным. Он, конечно, в полной прострации, но, думаю, он понимает, кто решил его подставить. Неплохой он человек — Рыбин, зачем его в тюрьму ни за что ни про что.
— Если только в частном порядке, — сказал Жиров. — Я же в отпуске.
— Давай в частном, — сказал Моховиков. — В кабинете или в камере?
— Лучше в камере, — сказал Жиров. — Камера, она, к откровенности располагает.
— Тогда пойдём, — сказал Моховиков.
Камера предварительного заключения располагалась, в лучших традициях, в глухом и сыром подвале. Пока дежурный открывал тяжёлую дверь и заполнял журнал, Жиров лихорадочно соображал: «Кто? Селезнёва? Она ушла из моего номера около одиннадцати. Она дежурила, маловероятно, чтобы рискнула уехать из санатория. Значит, Уварова. Просто женщина-вамп, Наталья Степановна, вымогатель хирург, возможно, муж. Может, она и со мною поэтому спать не хочет, а то как-то неудобно получается, потрахаться, а потом грохнуть».
— Здравствуйте, Виктор Петрович, — сказал он. — Не самая лучшая обстановка для беседы, но, извините, другой нет.
— Я не знаю, что вы знаете, — Рыбин суетливо посмотрел на углы потолка.
— Не волнуйтесь, — сказал Жиров. — Видеокамер здесь нет в помине, это же Верхнее Белогорье, а не Голливуд.
— Я не знаю, — повторил Рыбин. — Но думаю, что много. Я видел, как вы шептались с Телеуховой, а уж про эту бабушку я быстро всё выяснил. Такая же чокнутая, как и её сестра.
— Я-то понимаю, что вас подставили, — сказал Жиров. — Не уверен, что это захочет понимать судья. Суровая реальность нашей жизни, суды переполнены делами, ни у кого нет ни времени, ни желания разбираться в перипетиях сексуальной жизни не очень молодых людей.
— Вы знаете, сколько от меня требовал этот козёл? — сказал Рыбин. — Пятьдесят тысяч долларов. Где я возьму такие деньги? Но я его не убивал.
— Что вы собирались делать? — спросил Жиров.
— Я собирался сбежать, — сказал Рыбин. — Наташа ведь действительно сумела договориться о месте для меня, не в минздраве, конечно, в московском областном управлении здравоохранения, но тоже неплохо. Думал, похороню её, возьму отпуск, и отвалю с концами. Я так устал от этого бабского курятника.
— Считаете, что решили вам отомстить за связь с Натальей Степановной? — спросил Жиров.
— Думаю, что именно так, — сказал Рыбин. — У нас в результате такой конкретный матриархат получился. Я — всего лишь орудие, ну, сами понимаете, для чего, ни прав, ни голоса.
— Я здесь как неофициальное лицо, — сказал Жиров. — Ситуация деликатная. Если рассказать всё как есть, путаницы только добавится. Доказать, что Евгения Семёновича усыпила, а потом напоила Уварова, или, например, его жена, практически нереально. Я уже вам говорил, никто не захочет разбираться в подробностях.
— Что же делать? — сказал Рыбин. — Я не хочу в тюрьму. Я готов уехать к чёрту на рога, чтобы про меня все забыли.
— Пока держитесь занятой позиции, — сказал Жиров. — В квартиру не поднимался, никого не подозреваю. Я вернусь в областной центр, постараюсь забрать дело к себе и закрыть за недостаточностью улик. Некоторое время придётся провести в изоляторе, но это лучше, чем срок. Нужно будет найти хорошего адвоката.
— Найду, — сказал Рыбин. — В моём санатории много влиятельных людей лечилось. Вы можете не сомневаться, Иван Иванович, я в долгу не останусь.
— Поговорим об этом в другой раз, — сказал Жиров. — Пока я ещё ничего не сделал.
Из машины он позвонил на городской телефон санатория.
— Будьте любезны, Наталью Сергеевну Уварову. Кто спрашивает? Из областной прокуратуры.
— Я слушаю, — сказала Уварова.
— Где в ваших окрестностях влюблённые проводят романтические встречи? — спросил Жиров.
— Возле моста через реку, — сказала Уварова. — По дороге на Ипатовку.
— Далеко от санатория?
— Чуть больше километра.
— Подходите, — сказал Жиров. — Я вас приглашаю. Отличная погода для купания.
— Хорошо, — сказала Уварова. — Выхожу.
Он приехал к мосту. Мост был старенький, деревянный, на таких хорошо признаваться в первой любви, подумал Жиров. Под мостом, на осыпи, было сооружено что-то вроде небольшого пляжа. Секс на пленэре, усмехнулся он, давно не было, со студенческой поры.
Уварова была одета в светлое свободное платье чуть выше колен. Она улыбнулась и жестом пригласила выйти из машины.
— Вы же без наручников, — спокойно сказала она.
— Я же не изверг, — ответил Жиров. — В какой-то мере даже соучастник. Красиво придумано, Селезнёва проводит вечер со мной и следователь автоматически попадает в пикантное положение. Браво!
— Рада, что вы оценили, — сказала Уварова.
— То есть хирург совсем вышел из-под контроля?
— Совсем, — сказала Уварова. — Мы и Карину ему подложили, а он всё одно — давайте деньги. Жаль, у меня поначалу были на него определённые планы. Но, увы, слюнтяй и размазня, а не мужик.
— Рыбин тоже слюнтяй? — спросил Жиров.
— Дорогой вы мой, Иван Иванович, — сказала Уварова. — А у нас, что, стареющих баб, был большой выбор? Сначала я хотела вовлечь во все эти игры своего мужа, но он умудрился завести роман с одной отдыхающей особой, когда только успел. Причём, роман серьёзный, намеревался со мной развестись и на ней жениться. В конечном счёте, остался один Рыбин: «Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила».
— Вы или мы? — сказал Жиров.
— Бросьте, Иван Иванович, — сказала Уварова. — Вы же не ханжа, первым делом по приезду в санаторий за мной начали ухлёстывать. Я — фанатка группового секса, очень давно, считайте, что нахожу в этом нечто мистическое. Своего рода лекарство против скуки окружающей жизни. И не я одна так думаю, поэтому у нас доброжелательный женский коллектив, я вам уже говорила об этом.
— Кадры — вечная проблема, — сказал Жиров. — На кого же решили заменить?
— На вас, Иван Иванович, — сказала Уварова. — Вы — мужчина интересный, одинокий. Да и нам с Селезнёвой пора в областной центр перебираться, засиделись мы в этой глухомани. Вы не волнуйтесь, на вашу жилплощадь не претендуем, разберёмся, где будем жить. И с работой у нас проблем нет, предложений хватает.
— Когда надоем, отравите? — спросил Жиров. — Или подставите, как Рыбина?
— Виктор, — Уварова сделала ударение на первом слоге, — сам во всём виноват. Не надо было затевать историю с бывшей женой, с этой несчастной беременностью, исподтишка, тихой сапой. Мы же не звери, сказал бы честно, девчонки, мне это всё это надоело, отпустили бы его с миром. И переговоры с Женей он по-идиотски вёл, заявил бы сразу, денег не дам, не рискнул бы этот алкаш скандал устраивать. Испугался Виктор за своё местечко в Москве, которое ему Наташа пообещала, думал улизнуть, а бабы пусть отдуваются. Это, простите, называется предательство.
— Неужели Рыбин действительно ночью беседовал с покойным хирургом? — удивился Жиров.
— Разумеется, нет, — сказала Уварова. — Початую бутылку коньяка, которая стояла в кабинете Рыбина в санатории, я привезла с собой. Женя уже спал, во время поминок Лена насыпала ему в бокал с соком сильное снотворное. Был риск, что он мог заснуть за рулём, но этого не произошло. С помощью клизмы я ввела коньяк в организм Жени, дальше, надеюсь, объяснять не нужно.
— А если бы вас кто-нибудь увидел? — спросил Жиров.
— Ночью, в спящем посёлке? Сказала бы, что его любовница. Лена бы подтвердила, о том, что у них семья разваливается, вся округа знала. Объяснила бы очень просто, приехала, а кавалер никакой, спит, развернулась и уехала.
— На какой машине вы приезжали? — спросил Жиров.
— На служебной «Волге» Рыбина. Виктор когда-то сделал для меня дубликат ключей.
— Элегантно завёрнуто, — сказал Жиров. — Отпечатки пальцев на бутылке Рыбина, машина Рыбина, всё к одному: директор — злодей.
— Не преувеличивайте, Иван Иванович, — сказала Уварова. — Вы же прекрасно понимаете, Рыбину реально ничего не грозит. Ни одной прямой улики, только косвенные, противоречивые, то ли Рыбин вместе с Женей уехал, то ли вернулся посреди ночи в пансионат за машиной. Мало ли какие отпечатки на бутылке, вдруг она на столе на поминках стояла? Хороший адвокат в два счёта такое дело развалит.
— А охранник на воротах? — спросил Жиров. — Он-то как прошляпил?
— Охранники у нас пенсионеры, — сказала Уварова. — Дежурят только днём. Ночью ворота на сигнализации «тревожная кнопка», пульт официально хранится у директора. А неофициально, вы же не маленький.
— Неужели не было другого способа? — сказал Жиров.
— Увы, не было, — жёстко сказала Уварова. — Женя за эти деньги собирался переть напролом, ему на всех и на всё наплевать было, а Виктор так перепугался, что готов был бежать в милицию за помощью. Он не оставил нам выбора.
— Колхоз обычно дело добровольное, — сказал Жиров. — Правда, Рыбин уверен, что он стал вашей собственностью.
— Мы сами рады стать чьей-нибудь собственностью, — сказала Уварова. — Только вот с собственниками беда. Я, кстати, без купальника. Когда вы, наконец, предложите искупаться?
— Пожалуй, можно освежиться, — сказал Жиров. — А то день сегодня жаркий…
Рыбина освободили зимой. Следователь Жиров расследованием занимался вяло, нанятый адвокат, напротив, был весьма напорист, до суда дело не дошло, закрыли за недостаточностью улик. Рыбин, не заезжая в санаторий, убыл в неизвестном направлении.
На двадцать третье февраля Альбина Васильевна сделала Жирову подарок, отдала письмо некоей Телеуховой З. П., которая обратилась в прокуратуру с жалобой на бездействие правоохранительных органов при расследовании событий в санатории «Верхнее Белогорье». «Изучи, Вань! — она пристально посмотрела Жирову в глаза. — Там и твоя фамилия упоминается. Некогда мне с кляузами бабушек разбираться».
«Ладно», — Жиров выдержал взгляд начальницы, во время банкета вышел покурить на улицу и сжёг письмо, не читая.
В жизни Жирова особенных перемен не произошло. Он по-прежнему работает в прокуратуре, рассказал соседям, что решил достроить дачку. С практиканткой юрфака Валей отношения у него окончательно расстроились, Валя, как водится, поплакала, вскоре познакомилась с ровесником и уехала с ним в Ленинград.
В городе однажды видели Жирова в одной компании с Уваровой и Селезнёвой. Они мило беседовали и явно куда-то собирались. Хотя, вполне вероятно, что эта встреча была чистой случайностью…
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Случай в санатории», Роман Владимирович Воликов
Всего 0 комментариев