«Черный»

Черный (fb2) - Черный [антология] (Антология детектива - 2010) 658K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Витальевна Устинова - Наталья Солнцева - Анна Николаевна Ольховская - Дарья Александровна Калинина - Екатерина Гринева

Все цвета детектива ЧЕРНЫЙ

Татьяна Устинова Вот так история

Очень долго она промаялась в аэропорту, не понимая, что произошло и почему ее никто не встречает. Сто раз могла уехать на такси, но не уезжала, все стояла и названивала – зачем, если все равно никто не отвечает?..

Все было оговорено заранее – рейс, место, человек с табличкой.

«Не забудьте, на табличке будет написано название отеля и ваше имя. Вас доставят прямо на место. Ни о чем не волнуйтесь!..»

Она ничего не забыла, но ее никто не встречал!.. И телефоны не отвечали, как будто конец света наступил, и мобильной связи больше не существует. И вообще никакой связи не существует!..

– Фройляйн?

Она оглянулась. Какой-то аэропортовский служащий смотрел на нее участливо. Видимо, заметил, что она давно стоит, уставившись в стену и не отнимая от уха телефон.

Она взглянула и отвернулась.

Я все понимаю, но сейчас мне не до тебя. Ну, правда, не до тебя. Я не знаю, что мне делать. Здесь, во Франкфурте, меня должны ждать, встречать, книжная выставка сегодня открылась, и у меня завтра выступление на стенде, а я никак не могу уехать. Кажется, весь мир уже уехал и улетел по своим делам, а я все стою со своим мобильным телефоном, судорожно прижатым к уху, все звоню и звоню, и никто мне не отвечает!

Она заправила за ухо волосы, которые мешали и лезли в глаза. Всем хорошо известно, что у каждой женщины есть свой собственный пунктик помешательства, и у нее это были волосы – она ухаживала за ними изо всех сил. То ей казалось, что они утратили «блеск и жизненную силу», и тогда она покупала специальные средства для «блеска и жизненной силы», то вдруг мерещилось, что они как-то несанкционированно выпадают, и она кидалась принимать витамины. Витамины везли специально из Германии. Почему-то она всегда считала, что в Германии самые лучшие средства для ухода за волосами!..

Ее волосы безропотно все сносили и на самом деле были хороши – недаром давешний служащий принял ее за «фройляйн», хотя какая такая «фройляйн» в сорок-то лет?!

Телефон по-прежнему гудел унылыми гудками. Трубку никто не брал.

Должно быть, что-то случилось. Что-то непоправимое и ужасное, и ее никто не ждет в этом чужом и огромном городе.

Может, книжную выставку отменили? Впрочем, что за ерунда?! Франкфуртскую выставку не в силах отменить никто, должно быть, даже сам папа римский.

Вот интересно, папа римский пробовал когда-нибудь отменить книжную ярмарку во Франкфурте?!

Какая чепуха. Ужасная чепуха. Мне в голову лезут всякие глупости, потому что я не знаю, почему осталась совершенно одна в аэропорту и ни один телефон не отвечает, а меня должны ждать, по меньшей мере, десяток человек – издатель, редактор, переводчик, литературный агент, люди из международного отдела, журналисты, которые будут представлять в Германии мою новую книжку!

Волосы все лезли в глаза, и она заправляла их за ухо растерянным, беспомощным жестом. Человек, который все время наблюдал за ней из бара, понял, что паника почти накрыла ее с головой, и неторопливо поднялся из-за стола.

Теперь – он знал это совершенно точно – с ней можно будет сделать все, что угодно. Он знал, как она боится толпы, как ненавидит самолеты, аэропорты и неопределенность. Он знал, что она совсем не говорит по-немецки и ее беспокоит предстоящее выступление, которое должен переводить профессиональный переводчик.

Он знал о ней все – ну, или почти все! – и это знание давало ему определенную власть над ней. Сейчас, глядя на нее, растерянную и одинокую, обтекаемую равнодушной толпой, неловко приткнувшуюся к стене – прямо за ее плечом рекламный красавец с горными лыжами на плече предлагал всем угощаться некой минеральной водой, – он чувствовал эту власть особенно остро.

Ему не было ее жаль. Он точно знал, что будет дальше, и нисколько этого не боялся.

Она в последний раз набрала номер и последний раз прослушала серию унылых гудков. А потом вздохнула и огляделась.

Значит, придется все брать в свои руки и как-то выбираться самостоятельно. В конце концов, она не в Мозамбике, а в самом крупном и людном аэропорту старушки Европы, с ней здесь ничего не может случиться! По крайней мере, не должно.

Она так хотела, так мечтала, чтобы ее книжку представляли именно на этой, самой знаменитой европейской выставке, ей так нравилось думать, что вот и она стала настоящей писательницей, и все не зря, все сбылось, а тут вдруг… такая история!

Ведь они же все знают, что она ненавидит самолеты, аэропорты и толпу! Они обещали ее встречать, и поддерживать, и помогать во всем. И вот никого нет. А если ее убьет какой-нибудь поклонник или, наоборот, ненавистник?! Она же пишет детективы, а всем известно, что истории с убийствами особенно возбуждают сумасшедших!

Она еще повздыхала, с тоской посмотрела на рекламного красавца, его лыжи и воду и осторожно вступила в людской поток, который шумно и широко тек рядом, то разливаясь на ручейки, то закручиваясь в водовороты.

Ничего, ничего. Ей бы только до такси добраться, а там… А что там?!

Чужой город, завтрашнее выступление, толпа, которой она так боится!..

Он шел в двух шагах позади нее и как будто слушал ее мысли.

Он даст ей еще немного помучиться, а потом…

И тут она оглянулась и остановилась как вкопанная.

Он не ожидал этого, ну никак не ожидал!

Теперь они стояли в самой середине людской воронки, которая клокотала и ревела вокруг них.

– Привет.

Она кивнула, рассматривая его. Взгляд был не очень приветливый. Прямо скажем, так себе был взгляд. Если бы из глаз у нее сию минуту посыпались искры или вдруг стали бить молнии, он бы нисколько не удивился.

– Как это я не догадалась, – задумчиво выговорила она и заправила за ухо блестящую прядь. – А должна была бы… Ты что, звонил в мое издательство? Чтобы меня никто не встречал и трубки никто не брал?

– Звонил, – покаялся он.

– Молодец, – похвалила она. Похвала тоже звучала так себе.

Он понял, что должен оправдываться, иначе дело кончится плохо. Как в ее детективном романе!.. Убийство произойдет непосредственно здесь, в зале прилета аэропорта города Франкфурта.

– Я так хотел полететь с тобой!.. А ты мне что сказала!

– Что я тебе сказала?

– Ты сказала, что я тебе буду только мешать!.. – Он подошел к ней поближе и забрал у нее из рук сумку. – А у тебя выступление, да еще на выставке, да еще в Германии!.. Я сразу решил, что встречать тебя здесь буду только я, а не какие-то там агенты и издатели.

– И ты сделал все для того, чтобы я нервничала и бесилась, да? Он кивнул очень серьезно.

Людской водоворот крутился и кипел вокруг них. Она подошла поближе.

– Ты ужасный человек. Он опять кивнул.

– Хочешь, я сейчас же улечу в Москву? Провожу тебя в отель и улечу.

– Он помолчал и добавил: – Ну, если я так уж мешаю тебе жить!

Тут она вдруг его поцеловала, взяла за руку, и они пошли, сразу став частью течения, которое неслось вокруг них.

– Ты мне мешаешь жить уже пятнадцать лет, – сказала она и смешно сморщила нос. – Не знаю, что бы со мной было, если бы ты был не такой сумасшедший и тебе тогда, давно, не пришло бы в голову на мне жениться. По крайней мере, писательницей я бы точно не стала!.. И моя жизнь не была бы похожа на детектив. А это иногда так… забавно!

Наталья Солнцева Золотой павлин

Человеку бывает непросто понять, чего он на самом деле хочет. Жизнь так запутана, так противоречива… Или, наоборот, проста. Не иначе как сами люди ее и усложняют – непостоянством своих желаний, безрассудными поступками, скоропалительными решениями. Недрогнувшей рукой подправляют линии судьбы, начертанные на небесах…

Забывают, что небеса внакладе не останутся, – непременно подкинут любителям позабавиться какое-нибудь дополнительное развлечение. Мало одной игрушки? Получите несколько!

Когда Ванда заметила, что муж изменился, – неуловимо, в каких-то незначительных мелочах? Стал более молчаливым, задумчивым, отвечал невпопад, блуждал рассеянным взглядом по комнате.

– Миша, ты в порядке? – спрашивала она.

Он улыбался, уверял ее, что все хорошо – и на работе, и дома, и со здоровьем. Вроде бы повода для беспокойства не было. Однако семейная лодка определенно дала течь. Ванда чувствовала это по тому напряжению, которое появилось в их отношениях с мужем. Они оба скрывали его, но от этого оно никуда не девалось, даже нарастало.

Пожалуй, все началось с того разговора о ребенке…

Ванда Шаранова была замужем три года, и все это время их семья являлась образцом взаимной любви и счастья. Ее супруг, Михаил, служил в крупной телефонной компании, прилично зарабатывал, и Ванда – как она всегда мечтала – могла посвятить себя домашнему хозяйству. По образованию она тоже была связистом, но после получения диплома твердо решила, что с этим покончено. Удел женщины – не карьера, а нечто совершенно другое.

Михаил не возражал, когда она объявила:

– Буду сидеть дома, готовить тебе пельмени, варить борщи, гладить рубашки. Если питаться всухомятку или портить желудок в столовой, к сорока годам станешь инвалидом! Я, конечно, могу устроиться на работу, но тогда квартира превратится в свинарник, а вещи придется носить в прачечную. Я не собираюсь надрываться и тут, и там!

Муж не стал спорить. Ему было приятно приходить домой, где царили чистота и уют, отведывать приготовленные женой кушанья и все свободное время отдыхать у телевизора. Дважды в неделю по вечерам Шарановы ходили на прогулки, по выходным – в театр или на выставки. В праздники старались навестить родителей. Дни рождения отмечали в узком кругу друзей. Ванда не признавала ресторанной кухни – готовила сама, каждый раз придумывая какое-нибудь новое оригинальное блюдо. Гости наперебой расхваливали ее стряпню. Мужчины осыпали Ванду комплиментами и откровенно завидовали Михаилу. Женщины слегка раздражались, но не подавали виду.

Закадычных подруг у Ванды не было. Она придерживалась мнения, что женская дружба – мираж, который коварно отводит глаза, тогда как надо смотреть в оба. Уводить мужа у подруги стало модным развлечением. Она бы себе такого не позволила, да и незачем – у нее есть Шаранов! Но другим женщинам повезло меньше. Их, в принципе, можно понять: всем хочется любви, ласки, внимания и… материальных благ. А порядочного мужчину днем с огнем не сыщешь. Если же он еще и при деньгах…

В общем, после замужества Ванда всю себя отдавала семье. Шаранов тоже оказался домоседом. Любимые сильным полом рыбалка и охота его не привлекали, на футбол он не ходил, пил умеренно и только под хорошую закуску, приготовленную искусными руками жены. Отпуск они традиционно проводили на море – в Крыму. Один раз после свадьбы слетали в Турцию. Ванда плохо переносила сильную жару. Вдобавок она боялась перелета – в последнее время авиалайнеры слишком часто начали падать, – и это испортило ей отдых. Она сказала мужу, что ей больше нравится Ливадия в бархатный сезон, и Михаил не возражал. У него был на редкость покладистый характер.

Ванда быстро привыкла к свободе, к достатку, к тому, что за Шарановым она как за каменной стеной. Родители не могли обеспечить ей такого уровня жизни – они постоянно экономили, а когда дочка поступила в институт, вынуждены были взять кредит, который с трудом отдавали. Их скромная квартирка в подмосковном поселке не шла ни в какое сравнение с квартирой Шаранова, где были евроремонт, новая мебель, полный набор бытовой техники. Словом, Ванда обрела с милым истинный рай в этом «шалаше».

Казалось бы, чего еще надо? Ан нет… Не бывает земного счастья без червоточинки, без изъяна: на то оно и земное. Поскольку Михаил не давал жене никакого повода для недовольства или ревности, она принялась искать сама. И нашла!

– Как у вас дела? – спрашивала по телефону ее мама.

– Хорошо, – отвечала Ванда.

Раз за разом повторяя одно и то же, молодая женщина задумалась. Как-то подозрительно все хорошо у них с Михаилом! Никаких стычек, никаких споров, на работе муж не задерживается, денег не жалеет, пароль на сотовый не ставит, чужими духами от него не пахнет. Странно!

Ванду настораживало: Шаранов не заговаривал о ребенке. Более того, во время любовных игр он тщательно предохранялся. Сначала это привело ее в восторг – обычно мужчины не особо пекутся о безопасности секса, а ее Миша и в этом являл пример заботливого супруга. Но постепенно Ванда все чаще стала задумываться, в чем причина подобной предусмотрительности? Не то чтобы она собиралась немедленно обзаводиться малышом – ей хотелось годик-другой пожить для себя, насладиться всеми благами, которые предоставило удачное замужество. Разумеется, она будет рожать – потом. Миша, казалось, разделял ее точку зрения. Однако по прошествии трех лет в его поведении ничего не изменилось.

– Я хочу ребенка, – одним дождливым осенним утром заявила Ванда.

Она сказала это нарочно, чтобы проверить реакцию мужа. Он долго молчал, глядя в потолок. Они проснулись и продолжали лежать в постели – впереди было воскресенье, никуда спешить не надо. Холодильник забит едой, билеты на модный спектакль куплены заранее, нарядное платье приготовлено и висит на плечиках, так что до вечера полно свободного времени.

– Почему ты молчишь?

– Думаю, – лениво ответил Михаил. – Тебе всего двадцать четыре. Куда спешить?

– Зато тебе – тридцать два! Он рассмеялся.

– Я не против ребенка… Только давай еще подождем. Поездим по Европе. Ты же сама мечтала! Ребенок – это серьезно, дорогая.

Ванда была с ним согласна. Ее совершенно не привлекали бессонные ночи, пеленки, катание коляски по загазованному скверу у дома, многочасовые бдения у песочницы. Пока что не созрела она для материнства. Но в ней разбушевался дух противоречия.

– Может, у тебя уже есть ребенок, поэтому ты… Он не дал ей договорить, закрыл рот поцелуем.

– Хватит городить чепуху.

– У тебя были женщины… до меня?

– Конечно, – не отпирался Шаранов. – Ты прекрасно знаешь, что любой мужчина имеет добрачные связи. Я не исключение.

– В сущности, мне ничего о тебе не известно…

– По-моему, наоборот.

– Ты меня любишь?

Давно она не спрашивала мужа об этом. Как-то само собой подразумевалось, что он любит ее, она – его.

– У тебя возникли сомнения?

«Да, да, возникли!» – хотелось сказать ей.

– Нет.

Странные существа – женщины. Мужчины, пожалуй, тоже.

– В чем же тогда дело? – недоумевал Михаил. – Тебе приснилось что-то плохое?

Не говоря ни слова, Ванда поднялась, сунула ноги в мягкие тапочки и отправилась в ванную – наводить красоту. «Может быть, Миша не хочет детей? – гадала она, стоя под душем. – Или у него есть другая? Жены всегда узнают об этом последними. Я – шляпа! Рассиропилась, размякла от сладкой жизни, потеряла бдительность…»

Она гнала от себя тревожные мысли, но они присосались, словно пиявки, – попробуй избавься. Ванда не относилась к числу недалеких простушек, главным достоинством которых была кукольная внешность. Ее цепкий ум принялся анализировать разные подозрительные мелочи в поведении Шаранова. Например, он вроде бы смотрел телевизор, тогда как на самом деле думал о чем-то своем. Несколько раз случалось так, что Ванда делала какое-нибудь замечание по ходу фильма или шоу, а Михаил отмалчивался. Ему нечего было сказать! В театре муж скорее делал вид, что увлечен спектаклем, а потом ничего толком не мог вспомнить. Однажды Ванда не выдержала.

«Ты будто спал, – возмутилась она. – Неужели не понравилось? Сама Лагутина в главной роли!»

«Мне не интересно, – отмахнулся он. – Я хожу в театр ради тебя!»

В общем, ничего особенного. Других мужей в театр силой не затащишь: они проводят время в саунах с девочками, устраивают загородные пирушки, куда жен не приглашают… Развлекаются, как в голову взбредет. Почему же Ванда испытывала муки ревности, казалось бы, на пустом месте? Наверное, ей не хватало остроты чувств… Слишком уж все гладко, благополучно у них с Шарановым. Слишком пресно.

Когда-то еще в школе она без памяти влюбилась в учителя физкультуры – бывшего легкоатлета, который из-за травмы вынужден был бросить большой спорт. Страдала, не спала ночами, не смея никому признаться в «запретной страсти». А потом однажды увидела его в парке с женой – подвыпившего, небрежно одетого. Супруги ругались, не стесняясь прохожих. Кумир Ванды рухнул с пьедестала, и любовь как рукой сняло. С тех пор она дала себе слово, что выйдет замуж только за достойного мужчину, о котором будет знать все.

На поверку вышло иначе. Шаранов свалился как снег на голову, закружил, увлек, очаровал. Очнулась Ванда уже после свадьбы, его законной супругой. И не жалела об этом.

«Должно быть, Миша тут ни при чем, – трезво рассудила она. – Просто счастье тоже приедается. Как любое, даже самое изысканное блюдо».

Придя к такому неутешительному выводу, Ванда все же решила пристальнее приглядеться к мужу – наверстать то, что не успела сделать до брака. В сущности, они встречались всего пару месяцев, и Шаранов сразу предложил руку и сердце. Любовь ослепила, застила белый свет. Любовь ли? А что, если расчет?

Ванду бросило в жар. Испугавшись собственного предположения, она выскочила из душа, замотала волосы полотенцем и занялась привычным делом – приготовлением завтрака. Поставила чайник, взбила омлет. Намазывая тосты абрикосовым джемом, она почти успокоилась. Михаил прав: с ребенком лучше повременить.

За столом супруги сидели молча. Ванда видела, что муж ест без аппетита… но вопросов не задавала. Хватит на сегодня.

Она поймала себя на том, что с болезненным любопытством прислушивается к его телефонным разговорам, наблюдает, как он собирается на работу: не выбирает ли лучшую рубашку, не многовато ли парфюмерии использует?

В конце концов она рассердилась. «Я превращаюсь в ревнивую мегеру. Не хватало закатить бабскую истерику! Михаил не поймет и будет прав…»

* * *

В понедельник Ванда нарушила свой распорядок – вместо магазина отправилась в парикмахерскую: захотелось обновить прическу, сделать маникюр. Сидя в кресле и вверив свои волосы мастеру, она опять погрузилась в ревнивые мысли. Что-то не так пошло у них с Шарановым. Где-то засбоила программа «благополучная семья». В систему проник вирус.

Ванда задумалась о любви – не как наивная и восторженная девочка, а как взрослая женщина, замужняя дама. Когда в ней проснулось это чувство? На ум пришел учитель физкультуры. Ванда пренебрежительно фыркнула.

– Что случилось? – спросил парикмахер. – Слишком коротко?

Она придирчиво посмотрела в зеркало. Пожалуй, он и правда увлекся, многовато снял на висках… А, не все ли равно?

– Нет, просто непривычно…

Он снова защелкал ножницами, а она пустилась в воспоминания. В классе за ней бегал Женька Ратников, проходу не давал. Но куда ему было тягаться с учителем? Многие мальчишки-одноклассники отставали в росте и развитии от девочек, вот и Ратников едва доставал Ванде до уха. Какая могла быть любовь к такому вихрастому коротышке?

Она усмехнулась, чем вызвала новую волну беспокойства у мастера:

– Здесь подлиннее оставить?

– Не надо, – качнула головой Ванда. – Я полагаюсь на ваш вкус…

А Ратников, между прочим, таскался за ней тенью, дарил на день рождения дорогие подарки. И где только деньги брал? Наверное, копил месяц за месяцем, отказывая себе в бутербродах и мороженом. Над ним смеялись, а он не обращал внимания – безропотно решал за Ванду задачки, дежурил вместо нее, на школьных вечеринках охотно ей прислуживал: то подай, это унеси… Ему было плевать на злые шутки одноклассников, их откровенное подтрунивание.

В одиннадцатом классе Ванда заметила, что Женька перерос ее, – вытянулся, возмужал, поумнел. В его ухаживании стало меньше угодливости и больше предупредительной вежливости, – как бы она сейчас сказала, галантности. Но любви в сердце Ванды он разжечь не сумел. Или она еще была не готова. Хотя как же учитель? Видать, то чувство называлось как-то иначе: обожание, первое влечение к мужчине, поклонение идеалу… А идеал-то оказался никудышный! Выходит, не разбирается она в людях, не видит их внутренней сути. Может, и в Шаранове ошиблась?

«Интересно, где сейчас Ратников? – подумала Ванда. – Каким он стал? Кем работает? По-прежнему любит меня или давно забыл? Конечно, забыл…»

* * *

После ночных заморозков деревья начали стремительно терять листву. Аллеи были сплошь усыпаны бронзой и червонным золотом кленов. Сквозь голые ветки светило бледное ноябрьское солнце.

Ванда неторопливо прогуливалась, набирая номер бывшей одноклассницы, который чудом сохранился в ее справочнике. Она не отдавала себе отчета, зачем делает это.

– Привет, Алька, как дела?

– Нормально. А у тебя?

Пустые, ничего не значащие фразы, наигранная радость в голосе. Давно они не встречались, не болтали по душам. Если быть до конца честной, Ванда ни с кем не делилась сокровенным, ни у кого не спрашивала советов. Жила как умела, как считала нужным. В ее жилах текла малая толика польской крови – от бабушки, – но и той хватало, чтобы «шляхетская гордость» порой затмевала остальные черты характера.

Вероятно, эта самая гордость когда-то помешала ей ответить взаимностью Ратникову. Не только росточком не вышел кавалер – не было в нем ни мужской стати, ни удали, ни того особого лоска, которые могли привлечь капризную разборчивую Ванду. Зато Шаранов сразу покорил ее сердце.

– Ты виделась с кем-нибудь из наших? – спросила она.

Знала, какой вопрос задать. Первая сплетница в классе, Алька затрещала без умолку, – с годами это ее качество усилилось. На Ванду обрушился поток информации, который она не успевала осмыслить. О каких девчонках идет речь? О каких мальчишках? Некоторые фамилии напрочь выветрились из памяти.

– Женьку Ратникова помнишь? – с трудом вклинилась она в бурный Алькин монолог.

Бывшая соседка по парте на мгновение запнулась, но тут же разразилась новой тирадой. Она работала продавщицей в бутике, цены там были запредельные, покупатели заходили редко, и Алька целыми днями изнывала от скуки, слоняясь между вешалок с изысканными нарядами от-кутюр. А тут такой повод отвести душу!

Спустя четверть часа Ванда услышала о Ратникове столько, что у нее голова пошла кругом. Оказывается, Женька отслужил в армии, женился, развелся, устроился в милицию, уволился и открыл частное детективное агентство.

– Ты шутишь! – вырвалось у Ванды. – Я думала, он в авиастроительный пойдет. Он же был помешан на самолетах!

Разумеется, основные вехи послешкольной биографии Ратникова Алька обильно пересыпала всевозможными подробностями. Большую часть Ванда пропустила мимо ушей, но сообщение о детективном агентстве несказанно удивило ее. Женька посещал авиамодельный клуб, умело мастерил миниатюрные летательные аппараты и каждый называл одним и тем же именем…

Однажды она уступила его настойчивым просьбам и отправилась на поле, где юные авиамоделисты запускали свои изделия. Ратников показал ей маленький белый самолет с надписью на боку – «Ванда». Это ей польстило… А когда самолет взмыл вверх и закружился в небесной синеве, она на краткий миг испытала некое подобие влюбленности в Женьку. Но когда полет закончился, ее чувство странным образом иссякло…

– Я тоже мечтала стать врачом, изобрести лекарство от старости, а застряла в продавщицах, – с сожалением вздохнула Алька. – Жизнь обламывает нас, и это правильно. Не всем же быть звездами! Кому-то надо смотреть на них снизу вверх. Я пришла к выводу, что смотреть даже интереснее.

Эту теорию Алька развивала еще в школе и теперь решила опробовать на практике. Судя по голосу, результаты ее удовлетворяли не полностью.

– Не могу представить себе Ратникова детективом! – выпалила Ванда. – В голове не укладывается!

– А ты наведайся к нему. То-то Женька обрадуется! Небось, до сих пор сохнет по тебе. Потому и развелся с женой.

– Ну да, как же! Мало ли кто развелся…

Алька с ней согласилась – многие из их класса уже успели обзавестись вторыми мужьями и женами.

– Здорово, что ты позвонила, Ванда! – с новой силой затарахтела она. – А то пропала совсем! Мы хоть изредка, но собираемся…

Под звуки ее пронзительного голоса Ванда задумалась о превратностях судьбы. Еще вчера ее счастье казалось нерушимым, а сегодня в душу закрались страх и ревность, и она вспомнила о Ратникове. Тот всегда готов был подставить ей плечо, прийти на помощь в любых обстоятельствах. Разве не чудесное совпадение, что он сделался детективом именно тогда, когда это может ей пригодиться? Не зря она позвонила Альке.

– …записывай адрес и телефон! – раздалось в трубке, и Ванда включилась в разговор. – Женька всех приглашал на новоселье.

– Он квартиру купил?

– Да нет же, в офис, – захихикала бывшая одноклассница. – У него как раз ремонт закончился. Устрой ему сюрприз!

– Он… спрашивал обо мне?

– Не решился. Он боится тебя! Ты ведь и раньше его отшивала, а теперь…

– Теперь я замужем.

– Вот именно, – почему-то скептически хмыкнула Алька. – Ты у нас слишком гордая! На встречу выпускников ни разу не явилась. И вообще, как в воду канула. Мы вынуждены перебиваться слухами…

– Не люблю я эти бестолковые тусовки. Люди, которых ничего не связывает, кроме прошлых глупостей, собираются и начинают либо хвастаться своими успехами, либо плакаться, либо перемывать кости отсутствующим.

Алька захихикала.

– Я же говорю, гордая ты! А гордиться – грешно. Ладно, ручка есть? Пиши… – она продиктовала адрес детективного агентства. – Вдруг пригодится?

* * *

На следующий день с утра зарядил проливной дождь.

Шаранов уехал на работу, а Ванда неожиданно расплакалась. Между ней и мужем будто кошка пробежала. Он то замыкается в себе, то неестественно много говорит. Даже его голос изменился: стал напряженным и фальшивым.

Ванда упала духом. Она не знала, как ей быть. Единственным человеком, которому она могла довериться, была ее мать. Съездить к родителям? Но что она скажет? «Миша меня разлюбил? Он мне изменяет?» Откуда у нее подобные мысли?

Она пожалела, что не научилась водить машину: можно было бы проследить за мужем. Ванда смотрела на косые хвосты дождя, лужи на тротуарах, беспросветное серое небо и задыхалась от слез. Если вдуматься, у нее нет никакого повода обвинять Шаранова в измене. Она будет выглядеть смешно в глазах собственной матери, пожалуй, та ее не поймет.

Чтобы хоть немного отвлечься, Ванда взялась за приготовление обеда. Утка с черносливом и яблоками получилась жестковатая, спинка подгорела. Пирожки не подошли. У нее все валилось из рук. Какая из нее домохозяйка? Наверное, ей не стоило отказываться от карьеры… Шаранов каждый день видит в офисе молодых хорошеньких женщин, накрашенных, причесанных и модно одетых. Они соблазняют его… Он же не каменный.

«А мне что делать? – сокрушалась Ванда. – Укладывать волосы, наносить макияж и наряжаться в дорогое платье, чтобы стоять у плиты?»

Пометавшись по квартире, она наткнулась на коробку с мелочами – дешевой бижутерией, статуэтками, рамками для фотографий и прочими безделушками.

– По фэн-шую, накопление хлама не способствует свободному движению энергии, – пробормотала Ванда. – Давно пора все перебрать и выбросить.

Ей попалась забытая вещичка – позолоченный павлин с красным камушком вместо глаза. Не брошь, потому что без застежки; не кулон, потому что без петельки; не пряжка, не заколка для волос… Валяется без толку. Никуда его не приспособишь.

Этого затертого прикосновениями чьих-то рук, потускневшего от времени павлина подарила ей на свадьбу тетка из Калуги. Ванда чуть со стыда не сгорела, развернув маленькую бандероль. Правда, тетка была двоюродная, на торжества ее не приглашали. Откуда она узнала о предстоящем браке подмосковной племянницы, осталось для Ванды загадкой. Павлина сопровождало короткое письмецо, написанное крупным наклонным почерком. Тетка сообщала, что птица испокон веков считается символом семейного счастья, и павлин этот верой и правдой служил ей. «А теперь послужит и тебе, дорогая Ванда, – заключила свое послание тетка. – Береги его и храни. В нужный момент он тебе пригодится!»

Ванда положила павлина на ладонь и расхохоталась. Смеялась и смеялась, не в силах остановиться. То слезы, то нервный хохот. Похоже, у нее истерика…

* * *

Ратникова было не узнать. Он выглядел на все тридцать – раздался в плечах, окреп, лицо обрело выражение спокойствия и уверенности, в волосах серебрились ниточки седины. Это в двадцать четыре года! Видать, потрепала его жизнь, потискала в медвежьих объятиях.

– Ванда? Не ожидал… – без прежнего трепета в голосе произнес он. – Почему не позвонила? Я бы приготовился к встрече. Шампанское, цветы, конфеты. А так у меня только коньяк с лимоном.

– Давай коньяк, – кивнула она. – Тем более что повод есть.

Он не спросил, какой повод. Промолчал. Достал из шкафчика бутылку, бокалы.

– У тебя и секретарша есть? – оглянулась по сторонам Ванда. На стуле висел женский шарфик пестрой расцветки.

– Помощница…

– Где она?

– Сейчас дома, приболела.

Они выпили. Ванда до дна, а Ратников только глоток. У него был довольно приличный офис: много света, пальмы в больших горшках, кожаная мебель, телевизор, два компьютера. Пара авиамоделей на полках – дань юношескому увлечению.

– Дела идут неплохо, – поймал ее взгляд бывший поклонник. – На хлеб с маслом хватает. Ты, я слышал, замужем. Счастлива?

– Плесни еще…

После второй порции спиртного Ванда слегка захмелела и осмелела. Ей почему-то стало обидно, что Женька не проявляет никакой влюбленности. Быстро же испаряется «вечное чувство»!

– Как тебя теперь называть? Евгений, господин Ратников? Она невольно прыснула. Он остался невозмутимо вежливым.

– Решай сама. А ты все такая же… красивая. Нет, ты стала еще лучше.

Он произнес это как обычный комплимент. Если что-то и шевельнулось в его сердце, то он ловко прикидывался безразличным. Ванда хотела еще выпить, но стеснялась попросить. А Ратников не догадывался или делал вид, что не догадывается.

Они поменялись ролями. Раньше он терялся, мучительно краснел, не мог найти слов. Сейчас Ванда ощущала скованность и неловкость в его присутствии, словно была в чем-то виновата перед ним.

– Я пришла за помощью, – выдавила она. – Ты готов выслушать меня… по старой дружбе?

Он уставился на нее взглядом сыщика, а не влюбленного. Зря она старалась – тщательно подкрашивалась, долго выбирала платье и наконец остановилась на кремовом шерстяном со скромным декольте, которое должно было напомнить школьные годы. Выходит, короткая у мужчин память.

– Для тебя все что угодно… – улыбнулся Ратников. – Просите, и дано вам будет!

– Не знаю, с чего начать…

– Тебе кто-то угрожает? Шантажирует?

– Бог миловал, нет. Это касается… моего мужа.

– Собираешь компромат для развода?

– Нет, что ты! – испугалась Ванда. – До этого пока не дошло. Я просто хочу удостовериться…

Она достала из сумочки платочек и прижала к губам, забыв о помаде. Взяла передышку. Может, ей вообще встать и уйти? В сознании всплыл павлин. Его глаз вспыхивал красным, словно предупреждая об опасности.

«Без помощи мне не обойтись, – подумала Ванда. – Ратников, по крайней мере, будет держать язык за зубами. Он смолоду умел хранить тайны. Да и профессия обязывает».

В школе Женька зачастую подделывал автограф родителей в ее дневнике и сочинял записки от их имени про несуществующую болезнь дочери, которая тем временем прогуливала уроки, бродя по парку или сидя в кино на дневном сеансе. И никто об этом доныне не узнал. В любом случае, больше обратиться не к кому.

– Я тебе заплачу, – сказала она, стараясь придать голосу деловой оттенок. – У меня есть деньги.

– Разберемся… Так чем могу быть полезен?

– Какие у тебя расценки?

Ратников сообразил, что Ванда оттягивает момент болезненных признаний.

– Я оказываю услуги состоятельным людям, но с тебя, разумеется, не возьму ни копейки. По старой дружбе.

Он повторил ее же слова с подчеркнутой иронией.

– Ладно, раз так, то… – Она комкала в пальцах платочек, испачканный губной помадой. – В общем, муж что-то скрывает от меня…

– Что именно? Счет в банке? Любовницу?

– Понятия не имею. Думаю, вряд ли это деньги… Он не богат.

– Но состоятелен?

– Д-да… У него хорошая зарплата, и его отец занимается бизнесом. Миша – единственный сын у родителей. Сам понимаешь, кому они все оставят. Ой, о чем я говорю?! Это не касается денег…

– Значит, любовница?

Ратников с безжалостной прямотой высказывал то, о чем Ванда боялась подумать.

– Не знаю… Его поведение изменилось…

– Хочешь, чтобы я проследил за ним?

Она покраснела – лоб, щеки, шея залились жарким румянцем. Вот так же она краснела и в школе. Не умела справляться со своими эмоциями.

«Я тоже не умел, – подумал Ратников. – Жизнь заставила научиться!»

И поскольку Ванда растерянно молчала, ответил за нее.

– Хочешь.

Она действительно похорошела, став женщиной. Ее фигура обрела мягкость линий и завершенность, в жестах сквозила непринужденная грация, волосы слегка вились. Интересно, это заслуга парикмахера или природы?

– Миша ничего не заметит? – робко спросила Ванда.

– Даю гарантию. Он не ожидает, что за ним…

– Боже, как мне стыдно! – Она опустила голову. – Я ужасная жена, да? Это подло, мерзко следить за… Прости, Женя. Я не то имела в виду… Я о себе! Наверное, я напрасно подозреваю мужа! Я просто ревнивая дура!

– Не ты первая, не ты последняя…

Он сделал неуклюжую попытку утешить ее. Она горько усмехнулась.

– Когда будут новости, я позвоню, – вздохнул Ратников. – Отвезти тебя домой?

– Вызови такси…

* * *

Он позвонил через неделю, полную душевных терзаний. Ванда уже успела раскаяться и едва не призналась мужу в собственном предательстве. Каждый день приносил ей новые страдания. Оказывается, она любит Шаранова сильнее, чем ей казалось. Он по-настоящему дорог ей, близок, как никто другой.

Встреча с Ратниковым открыла ей глаза. Она убедилась, что между мужчиной и женщиной существует невидимый любовный ток… Это неодолимое притяжение не имеет ничего общего с дружбой, симпатией и прочими видами человеческой приязни. Когда ток есть, можно не сразу его заметить. Но когда его нет…

Между Вандой и Ратниковым его так и не появилось. Ее не тянуло к нему. Вздумай она в отместку изменить мужу с бывшим поклонником, это было бы тягчайшим насилием над собой.

Звонок детектива застал ее в магазине. Ванда поспешно расплатилась и вышла, прижимая к уху мобильник.

– Мне удалось кое-что выяснить, – сообщил Ратников. – Тебе кратко изложить или с подробностями?

На улице моросил холодный дождь. Все казалось серым: воздух, небо, дома, лица прохожих. Ванда раскрыла зонт и держала его в той же руке, что и сумку. Жутко неудобно.

– Перезвонить позже? – уловил он ее замешательство.

– Нет-нет, говори…

– Ты оказалась права. Твой Шаранов встречается с женщиной… У Ванды внутри все сжалось, горло свел спазм.

– Не могу судить, любовная это связь или нечто похуже, – добавил он. – Что молчишь? Ты в порядке?

Губы Ванды не слушались. Она пыталась сделать вдох – получился всхлип.

– Слушай, давай я подъеду, – забеспокоился Ратников. – Куда-нибудь поближе к твоему дому. По телефону такие вещи обсуждать нежелательно. Посидим в кафе, я покажу тебе фотографии. Эй, отзовись!

– Д-да… хорошо…

Ей не хватало воздуха, тело сотрясал озноб.

– Не волнуйся! Я и не с таким сталкивался… – звучало в трубке. – Все уладится. Только не переживай…

* * *

Ратников, в доказательство своих слов, представил ей фотографии. Шаранов подходит к двери с какой-то вывеской. Что написано на вывеске, не разберешь. Шаранов беседует с женщиной, и это вовсе не его сотрудница. Во всяком случае, не похожа на сотрудницу. Они сидят за столиком, Шаранов наклоняется к ней, она берет его за руку…

– Не могу разглядеть ее лица, – прошептала Ванда.

– Снимки пришлось делать через окно, – пояснил детектив. – Поэтому качество плохое.

– Кто она?

– Понятия не имею. Пока…

– А что они делали?.. Я имею в виду, куда они пошли после?..

–– Она осталась, а твой муж сел в машину и отправился к себе на работу. Я поехал за ним, как ты понимаешь…

– И часто они… встречаются?

– За прошедшую неделю я видел их вместе два раза. В одном и том же кафе.

Ванда закрыла глаза и застонала.

– Не спеши устраивать семейный скандал, – посоветовал Ратников. – Мы с тобой тоже сидим вместе в кафе, и это еще ничего не значит.

– Я не буду, – пообещала она. – Я вообще не умею скандалить. Подвальчик, куда пригласил ее бывший одноклассник, напоминал винный погребок: низкий сводчатый потолок, полумрак, стены старого кирпича, грубые деревянные столы и стулья, подвесные лампы. Живой огонь в камине лизал дубовые поленья. Ратников заказал глинтвейн даме и кофе себе. Он был за рулем.

– Пей, ты продрогла и намокла. Твой зонтик никуда не годится. Ванда не отрывалась от фотографий. В ее чашке остывал глинтвейн, источая аромат гвоздики и кардамона. В небольшом зале находились только они двое и скучающий мальчишка-официант. Было слышно, как трещат сухие дрова.

Ратников колебался: говорить ей все или повременить. Пусть свыкнется с тем, что узнала. Она подняла на него умопомрачительной глубины глаза. В этой зеленой глубине он чуть не утонул когда-то…

– Вот это… что за учреждение? – спросила Ванда, показывая на снимок. – Куда Шаранов идет? Ты видел надпись на вывеске?

– Видел… Это салон «Черная принцесса»[1]. Там под маркой составления индивидуальных гороскопов оказывают оккультные услуги.

– Какие у… услуги?

Ванда чувствовала себя идиоткой. Неужели Ратников издевается над ней? Разыгрывает?

– Ты веришь в колдовство, магию и все такое?

– Нет.

– А зря. Я бы остерегался того, чего не понимаю.

– Шаранов тоже не верит в подобную дребедень! Он бы никогда…

– Твой супруг провел в салоне около двух часов, – перебил ее детектив. – Чем он там занимался, по-твоему?

Ванда, потрясенная, молчала. «Ну не сексом же! – крутилось у нее на языке. – Хотя почему нет?»

– Надо было выяснить… – выдохнула она.

Ратников согласно кивнул. Конечно. Он свою работу выполняет добросовестно.

– Я выяснил. Ты уверена, что хочешь это услышать?

Она глотнула горячего вина со специями и приготовилась к худшему. Сейчас Женька разобьет ее иллюзии в пух и прах.

– Говори…

– Видишь ли, астролог, к которому обратился твой Шаранов, многим мне обязан. Я вытащил его из крупных неприятностей. И он не мог мне отказать…

– Не тяни, Женя, а то я с ума сойду! Ближе к делу.

– Я близко. Шаранов интересовался, как снять проклятие, наложенное полтора века назад на их семью по мужской линии. Астролог составил прогноз… очень неблагоприятный. Я не вдавался в детали, понял одно: жены Шарановых после рождения ребенка бесследно исчезают.

– Куда?

Ратников развел руками.

– Якобы отправляются в мир иной. Такова плата за продолжение рода.

– Погоди… они умирают, что ли?

– Шаранов сказал астрологу – исчезают. Куда… как… неизвестно.

– Бред! Моя свекровь жива и здорова! – возразила Ванда.

– Ну, я не специалист в магии, тебе виднее, правда это или нет. У тебя есть шанс проверить на себе.

– Не может такого быть!

Мало сказать, что Ванда опешила, – она была шокирована. Все услышанное выглядело нелепой и комичной выдумкой, но ей почему-то не до смеха.

– А та женщина, с которой он сидел в кафе…

– Я работаю в этом направлении. Дай мне еще неделю.

Глядя на Ратникова, она не находила в нем былой любви. Перед ней сидел человек, которого слежка за ее мужем интересовала больше, чем она сама. Или он умело прятал истинные чувства под личиной деловитости. В конце концов, он исполняет ее же просьбу.

«А какие клятвы давал! Как горели его глаза! – промелькнуло в ее уме. – Неужели когда-нибудь и Шаранов станет холодным, бесстрастным и… жестким? Мужчины остывают быстрее…»

– Ты имеешь доступ к его документам? – спросил детектив. – Заглядывала в свидетельство о рождении?

Ванда вздрогнула.

– Нет… зачем?

– Попробуй проверить, является ли твоя свекровь родной матерью мужа?

* * *

Шаранов еще до женитьбы установил в квартире встроенный в стену сейф. Там хранились бумаги и деньги на текущие расходы. Ванда брала столько, сколько ей было нужно. Ей не приходило в голову рыться в документах, хотя они открыто лежали на полочке.

Она без труда обнаружила среди его и своих дипломов, сертификатов, договоров и справок свидетельство о рождении. Да, как она и предполагала, свекровь являлась родной матерью Михаила: ее имя, отчество и фамилия были указаны в надлежащей строке. Но это не успокоило Ванду. Ратников прав: метрические данные легко изменить.

До обеда она несколько раз бралась за телефонную трубку – порывалась позвонить свекрови и поговорить с той начистоту. И тут же останавливала себя: первый же вопрос, который она задаст, положит конец их теплым родственным отношениям.

После двух часов пополудни Ванду сморила усталость. Она прилегла и попыталась вздремнуть. Ее беспокоили мысли о муже. Вдруг он заметит слежку? Тревога и страх изматывали сильнее физической нагрузки. Казалось бы, чего ей бояться? Шаранов сам виноват, мог бы во всем признаться и…

«Что «и»? – спросила она себя. – Все ужасно глупо! Я тоже хороша, побежала в детективное агентство! Как я объясню это Мише?»

Вечером муж был чернее тучи. Он отказался от ужина, сослался на головную боль и улегся в гостиной. Ванда включила телевизор, но происходящее на экране не занимало ее.

– Ты помнишь свою бабушку? – пристала она к Шаранову.

– Да… она забирала меня на все лето в деревню… – неохотно буркнул он.

– Она с чьей стороны, отца или матери?

– Матери.

– А маму твоего отца помнишь?

– Что за допрос? – разозлился Михаил. – У меня голова раскалывается! Могу я отдохнуть после работы?

Ванда обиделась. Впервые они спали в разных комнатах. Она полночи пролежала без сна, а утром сама позвонила Ратникову. Тот сбросил звонок. Прошло два или три часа – она потеряла счет времени.

– Так больше не может продолжаться, я не выдержу, – пробормотала Ванда. – Поеду к родителям Шаранова, поговорю с ними. Или в офис, к свекру. Он-то в любом случае родной отец Миши!

Старший Шаранов ее не ждал – удивился, но по-доброму.

– Вчера в обед сын примчался, сам не свой. Задавал дурацкие вопросы. У меня аж сердце прихватило. Что с ним? Вы поссорились?

– Нет! Просто с ним творится что-то непонятное.

– Я заметил. Будто с цепи сорвался.

Ванда внутренне готовилась к главному, за чем пришла.

– Ты голодна? Мне сейчас принесут овсянку в кабинет. Заказать тебе?

– Нет, спасибо…

– Может, кофе с молоком?

Ванда покачала головой. Ей сейчас кусок не полезет в горло.

Кабинет свекра был в зеленоватых тонах, с речными пейзажами на стенах, с мягкой велюровой мебелью, с массивным столом на львиных ножках. Здесь все располагало к спокойствию, а Ванда явилась возмутить это спокойствие. Старший Шаранов смотрел на невестку с тревожной улыбкой. У нее не хватало духу вот так взять и брякнуть: «Куда подевалась родная мать Миши?» Или: «Как обстоят дела с вашей родной матерью, папа?»

Пожалуй, свекор примет ее за ненормальную. Она начала издалека.

– У вас есть братья или сестры?

– Я один в семье…

– Я тоже одна, – вздохнула Ванда. – Вы не завидовали другим детям, у которых были…

– Не завидовал, – слишком поспешно ответил Шаранов. – Моя мама… в общем, я ее совсем не помню. Меня вырастил и воспитал отец. Он не женился второй раз, чтобы не приводить в дом мачеху. Наверное, это неправильно. Что с тобой?

Ванда побледнела и прижала руки к груди. Ей стало трудно дышать.

– Ничего…

– Да ты белая как полотно! Воды дать?

– Сейчас пройдет…

Лицо свекра преобразилось. Складки на лбу разгладились, глаза засияли. Должно быть, невестка пришла порадовать старика. Ее дурнота – признак долгожданной беременности.

– Мы с женой мечтаем о внуке…

– Это не то, что вы подумали, – смутилась Ванда. – У меня просто… закружилась голова.

Старший Шаранов ей не поверил.

– Ладно, ладно, – замахал он рукой. – Ты приляг на диван, сразу полегчает. Чего тебе принести? Кисленького? Или солененького?

Секретарша сунулась было в кабинет с подносом, уставленным тарелками. Он зашикал на нее, прогнал:

– Иди с богом! После принесешь…

– Остынет же…

– Подогреешь! Я зачем микроволновку в подсобке установил? Иди, иди…

Когда та закрыла за собой дверь, свекор вышел из-за стола, положил руку на плечо Ванды. Она вдруг заплакала навзрыд.

– Что у вас стряслось? – испугался он. – Тебе нельзя нервничать…

– А ваша жена, Нина Арсеньевна, родная мама Миши? – сквозь слезы выдавила она.

– Родная, родная, какая же еще…

– Вы меня не поняли, – взвилась Ванда. – Я серьезно спрашиваю. Я имею право знать! От этого зависит, будут у вас внуки или нет.

Шаранов-старший потер пальцами переносицу, точь-в-точь как это делал Михаил. И внешне отец с сыном были похожи – их кровное родство не вызывало сомнений.

– Вот ты о чем… Не пойму я вас, молодежь! Вроде бы здравомыслящие люди, а верите во всякий вздор, в забобоны! Неужели поступок дурной женщины нужно истолковывать каким-нибудь извращенным образом? Ну, ошибся я, взял в жены непутевую бабу, гулящую, у которой ветер в голове… Что же мне, всю жизнь теперь каяться? Перед всеми? Бросила она младенца в роддоме, а сама сбежала! И черт с ней! Ребенка я забрал, сначала няню нанял, а потом и женился на ней. Она к Мише привязалась, он ее мамой называл.

– Ага-а, значит, ваша жена – не родная мать Миши?

– А та, которая его крошечного оставила, – родная, по-твоему? Я ее даже не искал! Развелся и забыл. И Мише о ней не говорил. Его Нина вырастила как своего. Он считал ее родной…

– Считал? Выходит, больше не считает?

– Я неправильно выразился, – нахмурился свекор. – Когда Мише исполнилось двадцать, я ему все рассказал. Но он продолжает относиться к Нине как к матери. В сущности, это так и есть. Я в метрику сына внес ее, а не ту, шалаву… Прости, Ванда, но вещи следует называть своими именами.

Она задохнулась от накатившей ярости.

– Как же вы могли не поинтересоваться ее судьбой? А куда подевалась ваша собственная мать, вам тоже безразлично? Если я вдруг исчезну, вы и меня окрестите шалавой? Миша женится на другой и мой ребенок будет называть чужую женщину мамой? Меня вы спросили, согласна я на такой сценарий?

Шаранов налил воды в стакан и подал заплаканной невестке.

– Как тебе не совестно? – укоризненно вымолвил он. – Мало того, что ты слушаешь всякую чепуху, ты еще и веришь в нее!

– Скажите, что не существует никакого проклятия! Что все это выдумки истеричной бабенки!

– Миша тебе рассказал? Балбес…

– Я сама узнала! – выкрикнула Ванда. – Он молчал, как вы ему велели. И сейчас молчит. Может, он уже подбирает… будущую супругу? Ищет достойную! Гороскопы составляет! А я? А что будет со мной, вам плевать?

Свекор тяжело поднялся и, держась за сердце, подошел к открытой форточке.

– Чушь собачья, – простонал он. – Какая ерунда порой способна сломать жизнь…

– Есть проклятие или нет? – допытывалась Ванда.

– Не везет нам, Шарановым, с женами…

– Значит, есть!

– Ты хоть любишь Мишку? – устало спросил свекор.

Ванда лихорадочно искала в сумочке зеркальце. От слез весь ее макияж потек, тушь размазалась по щекам. Зеркальце ускользало, словно вступило в сговор с мужчинами, которые ни во что ее не ставили. Ванда с шумом вытряхнула содержимое сумочки на стол Шаранова. По толстому стеклу разлетелись пудреница, салфетки, мятные конфеты, кошелек, ключи… и павлин с красным глазом. Каким образом он затесался среди дамских мелочей?

Ванду обожгла страшная догадка. Она схватила павлина и выбежала вон…

Свекор догнал ее на лестнице, вручил сумочку.

– Вот, ты забыла…

Она не соизволила поблагодарить.

* * *

Бывший одноклассник объявился только к вечеру.

Ванда сидела дома, переполненная отчаянием. Он позвонил и сказал, что через час будет ждать ее у кафе, где Михаил Шаранов должен встречаться с той женщиной.

– Заехать не смогу, – предупредил Ратников. – Боюсь упустить объект. Бери такси.

Ванда послушалась его. Она приехала на место чуть раньше указанного срока. В ее сумочке лежал маленький пистолет, приобретенный для нее мужем.

«Надеюсь, тебе не представится случая им воспользоваться!» – сказал он.

– Я убью ее и его! – шептала Ванда, стоя в темноте за табачным киоском. – Или нет, лучше его и себя! Проклятие осуществится, но по-другому. Не так, как они задумали.

Ее польская кровь взыграла, подавляя доводы разума. Она выключила мобильник, чтобы не отвлекаться. Вдруг зазвонит некстати? Раза два Шаранов возил ее на стрельбище, учил пользоваться пистолетом. Она справится. Оружие заряжено, а остальное как-нибудь сложится.

«Неужели все это происходит со мной?» – думала Ванда, дрожа от холода.

Ее охватила странная решимость. Как будто ей не оставалось ничего, кроме этого последнего рокового шага. От пропасти ее отделяло пять или десять минут…

Она стояла ногами в луже, ощущая, как медленно промокает натуральная кожа ее изящных сапог. Было сыро, дул промозглый ветер. Наконец, в переулке показался автомобиль Шаранова. Он вышел и стоял, оглядываясь по сторонам, словно поджидая кого-то… Ясно, кого!

«Где же Ратников? – заволновалась Ванда. – Опаздывает. Может, попал в пробку? Он всегда такой пунктуальный».

Ее удивляло, что она еще способна рассуждать. Голос Ратникова прозвучал у самого ее уха.

– Вот ты где! Хорошая позиция для наблюдения.

«И для стрельбы», – подумала она, прижимая локтем сумочку.

– Не бойся, я здесь, рядом, – прошептал он. – Шаранов уже приехал. Они собираются убить тебя. Потом, когда…

– Тише! Это она?

К Шаранову приблизилась женщина, одетая в длинное черное пальто и шарф. Она взяла его под руку, и они направились прямо к киоску, за которым прятались Ванда и Ратников.

«Я не позволю им поступить так со мной! – мысленно твердила она. – Не позволю! Пусть только подойдут поближе…»

Из окон кафе лился желтый свет. Женщина поправила шарф и засмеялась, глядя на Шаранова. Она откровенно флиртовала. Ванда сцепила зубы, зажмурилась.

– Ты глаза-то не закрывай… – шептал на ухо Ратников. – Смотри! Она вытащила из сумочки пистолет. Бывший поклонник отшатнулся, отступил назад в темноту.

– Спятила, что ли? Убери пушку…

– Она игрушечная, – улыбнулась Ванда. – Пиф! Паф! И все отделались легким испугом!

– За кого ты меня принимаешь? Мы так не договаривались.

– Ты здесь ни при чем. Уходи.

Шаранов и его дама почти поравнялись с киоском.

– Красивый у нее шарф, – прошептала Ванда и прицелилась.

– Чокнутая!

Черное дуло уставилось в грудь Ратникова. Он оцепенел. Шаранов с женщиной прошли мимо киоска. Занятые разговором, они ничего не заметили.

– Это была твоя идея… – заявила Ванда, когда они скрылись за дверями кафе. – Решил отомстить мне за прошлое? Мастер подделок!

– Ты о чем?

– О проклятии. Эта девка – твоя сообщница.

– Ошибаешься…

– Ее шарф! Желтый с красными разводами! Я видела такой же в твоем офисе… на стуле. Вздумал шутить со мной? Я тебя застрелю… прямо здесь… Будешь искупительной жертвой… Ты ведь клялся, что любишь меня больше жизни!

Ратников покачал головой.

– Пистолет не заряжен…

– А ты проверь!

Он попытался отобрать у нее оружие. Ванда выстрелила…

* * *

Михаил оправдывался как мог. Да, в их семье происходят мрачные вещи. Дедушка намекал на какое-то давнее проклятие…

– Я не хотел подвергать тебя риску!

– Ты же не суеверный, – наседала Ванда. – Признаешь только то, что можно увидеть и потрогать.

– Да, но… я боялся потерять тебя…

– Значит, все-таки боялся!

Он понуро кивнул. Ванда прижалась лицом к его плечу.

– Дурак… Я из-за тебя чуть человека не убила. Слава богу, Ратников отделался царапиной. Откуда он узнал вашу семейную историю?

– Когда ты заговорила о ребенке, я понял, что… В общем, я действительно советовался с астрологом. Я же не знал, что тот все ему доложит! А кого мне было спрашивать? Отца? Он не захотел меня слушать! Отругал на чем свет стоит и выгнал.

– Как ты познакомился с помощницей детектива?

– Астролог представил мне ее экстрасенсом. Сказал, что они вместе работают над кармическими проблемами. Она якобы снимает отрицательную энергию, а он производит коррекцию на астральном уровне. Нужно провести несколько сеансов. Я согласился. Они сговорились с этим твоим детективом!

– Я видела, как она брала тебя за руку…

– Разглядывала линию судьбы.

– Ты был на волосок от смерти, – засмеялась Ванда. – Не веришь? Напрасно. Тебя спас павлин!

Она достала из сумочки теткин подарок и показала мужу.

– Я носила птицу в ювелирный салон. Думала, он позолоченный, а это оказалось старинное золото, и глаз у него из настоящего неграненого рубина. Желтый и красный цвет. Когда я увидела шарф той женщины, меня осенило…

Ювелир нашел на крыле павлина затертую надпись на арабском языке: Любовь сильнее… Очистил ее и показал Ванде.

«Редкостная вещица, – сказал он, возвращая хозяйке золотую птицу. – Не продадите? Дам хорошую цену!»

Ванда отказалась.

После всех этих неприятностей Шарановы отправились в тур по Европе. Их любовь обрела второе дыхание. Но о ребенке оба молчали…

Павлина Ванда захватила с собой. Время от времени она брала его в руки и рассматривала арабские завитки. Любовь сильнее…

Она не была уверена, что готова еще раз проверить силу любви.

Анна Ольховская Я больше не буду!

Все персонажи вымышлены, а совпадения случайны.

Репортер, захлебываясь словами и подвизгивая от избытка энтузиазма, трещал в микрофон, не забывая, впрочем, суетливо протискиваться в толпе себе подобных. Каждый из членов стаи папарацци спешил занять наиболее вкусное место, обеспечивающее максимальный доступ к объекту.

Который, стоя у карусели с багажом, тоскливо наблюдал за беснующейся толпой, заполнившей зал прибытия аэропорта Шереметьево. Выследили все-таки! Он же специально летел через Рим, задержавшись в Вечном городе на пару дней. И, покупая билет на самолет в Москву, выбрал рейс, которым летело минимальное количество соотечественников. А заняв свое место в бизнес-классе, натянул на лицо бейсболку и проспал всю дорогу.

И все равно пронюхали! Ну что ж, раз прибытие инкогнито провалилось, придется вызывать силы самого быстрого реагирования. Он вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер:

– Отец? Привет, это я. Вышли, пожалуйста, своих орлов в Шереметьево, меня надо вытаскивать. Не ворчи, я надеялся добраться самостоятельно.

А в это время на плоском экране навороченного плазменного телевизора продолжал верещать репортер:

– Яромир Красич, новая звезда Голливуда и наш с вами, господа, соотечественник, только что прилетел рейсом из Рима в аэропорт Шереметьево! Он не был на родине больше года, пока шли съемки в многобюджетном блокбастере, где Яромир сыграл главную роль! Такой карьеры в Голливуде не делал еще ни один актер из России, обычно наши там на вторых ролях! И вот – прорыв! Наш парень потеснил Брэда Питта и Тома Круза! Так, что происходит? Ага, кажется, Яромир собирается выйти совсем не там, где его ждут сотни поклонников! Я вижу несколько джипов, подъехавших к боковому выходу!

Изображение на экране запрыгало вместе с бегущим оператором, стая папарацци, сопя и толкаясь микрофонами, ломанулась туда, где выстроились своеобразным оцеплением четыре «Хаммера». Следом неслись (в смысле – бежали, они же не курицы, хотя…) дамы разных возрастов и калибров с букетами наперевес.

Тем, кто сейчас следил за прибытием Яромира Красича на родину, требовался вестибулярный аппарат космонавта – слишком уж тряслось изображение.

Человека, сидевшего перед экраном телевизора, тоже замутило. Но ком, подкативший к горлу, был полон зависти и испепеляющей ненависти.

Почему он?! Почему этот омерзительный тип, чьи неправильные, но чертовски притягательные черты лица снились в эротических сновидениях тысячам представительниц женского пола? Впрочем, не только женского.

Ведь, когда они учились во ВГИКе, разгильдяй и бездельник Яромир постоянно балансировал на грани вылета. А он уже снимался в сериале. И именно он был кумиром и героем тех самых снов.

А теперь… На лице подкожными паразитами вздулись желваки, пальцы давили стакан с виски все сильнее, стакан скрипел и задыхался, тщетно моля хозяина о пощаде.

Бесполезно. Тот целиком погрузился в мутную болотную жижу ненависти, на поверхности разума не осталось ничего. И никого.

Стакан прощально всхлипнул и крякнул. Но, будучи достойным имуществом своего владельца, мстительно укусил на прощание.

Высокий, великолепно сложенный мужчина зашипел от боли и пару мгновений с недоумением рассматривал рыдавшие кровавыми слезами пальцы. Ну вот, еще и это!

А все из-за него, из-за мерзавца Красича. Ну ничего, Яромир, ничего! Ты очень правильно сделал, что вернулся в Россию. Я давно ждал этого, я готовился.

Добро пожаловать в МОЙ мир.

* * *

Упругий ветер заставлял щуриться, и она в который раз пожалела об отсутствии специальных летчицких очков. Ну и ладно, зато – пьянящая свобода полета, с легкостью выполняемые умопомрачительные пируэты и штопоры, захватывающие дух пейзажи внизу и манящая, такая прекрасная даль. Я лечу к тебе, лечу!

Бамс! Муха, в течение последних пяти минут вызывавшая ломоту в зубах своим жужжанием, врезалась, наконец, в прозрачное стекло окна. И, не вынеся такого грубого, такого хамского, совершенно неинтеллигентного прерывания творческого полета, бумкнулась в обморок.

Лана злорадно хихикнула. Что, мохнолапая, думала, в сказку попала? Нет, дорогуша, ты в офис попала, место, где дохнут на корню все творческие порывы. Потому что фирма серьезная, строительством занимающаяся, какие, на фиг, порывы?

Лана бумкнулась вслед за мухой, только та – на спину, а девушка – лбом об стол. Ну почему именно она, почему?! Почему отец с матерью не озаботились в свое время большим количеством наследников, ограничившись двумя детьми?!

Хитрец Ярик, старший сын, на которого отец возлагал основные надежды и готовил себе в преемники, самым свинским образом сбросил эти самые надежды на плечи младшей сестры, поступив во ВГИК, а не в финансово-юридическую академию, где уже приготовили местечко для наследника Мирослава Красича, главы крупнейшего строительного холдинга. Впрочем, на момент поступления Ярика в институт фирма отца еще не удостоилась столь пафосного названия, но занимала далеко не последнее место в строительном бизнесе.

Лана помнила, как ураган «Мирко» крушил все и вся в их доме, когда отец узнал, КУДА поступил его наследник. Горячая южная кровь деда-серба, оставшегося в свое время жить в СССР, вовсе не остыла в его потомках, и, если бы не мама, дело точно дошло бы до рукоприкладства. Причем руки прикладывались к обеим физиономиям, и тогда примирение из разряда возможных перебралось в подотдел мифологии и фантастики.

Но хрупкая, светловолосая мама Лена, похожая на королеву эльфов, лихо управилась со своими рослыми мужчинами, разогнав их кухонным полотенцем по комнатам. И катастрофических последствий удалось избежать.

Но они, катастрофические последствия, все же настигли Лану, учившуюся тогда в шестом классе. Надежды отца пудовыми эполетами рухнули на плечи дочери, и ее дальнейшая судьба была предопределена. Наученный горьким опытом Мирослав буквально за руку отвел ее в приемную комиссию той самой академии, которая не дождалась Ярика.

Где и проучилась все пять лет послушная отличница Лана, всю жизнь ненавидевшая точные науки и мечтавшая… Какая, впрочем, разница, о чем она мечтала? Хватит с родителей и одного актера, пусть и суперуспешного.

А то, что внешность дочери вызывала обильное слюноотделение у самцов, значения не имело. Холдингу требовались прежде всего ум и аналитические способности Ланы, упаковка только мешала.

И девушка старательно соответствовала статусу бизнес-леди: строгий деловой костюм, минимум косметики (правда, она особо и не нужна, когда собственные брови и ресницы чернее угля), великолепные вьющиеся волосы теплого каштанового оттенка стянуты в гладкую прическу. А огромные, завораживающе-зеленые глаза прячутся за очками в классической оправе. О деле надо думать, господа, встречаясь с Миланой Мирославовной Красич, понятно?

Вот только самой Лане думать о деле не хотелось. Ну вот ни капельки. Жизнь за прошедшие после выпуска из академии два года веселее не стала. А вот скучнее – да. Девушке казалось, что к ней все ближе подползает пелена удушающей рутины.

Лана еще пару раз бумкнулась лбом об стол и с отвращением посмотрела на исписанный ежедневник.

Привыкшая все и всегда делать хорошо, вне зависимости – нравится ей это или нет, дочь Мирослава Красича не разочаровала отца, став за два года его правой рукой. Хотя нет, зачем человеку две правые руки? Это, конечно, лучше, чем две левые, но все равно – перебор.

Скажем так – Милана Мирославовна Красич стала первым заместителем главы холдинга, серьезным и уважаемым руководителем. И это, между прочим, в двадцать пять лет.

Двадцать пять лет… А-а-а! Не хочу, не буду, не хочу!

Все, хватит издеваться над ни в чем не повинным лбом, так и шишку настучать можно. И ходить потом гордым единорогом, вернее – единорожицей. Унылой и несчастной. Рожицей, в смысле.

Лана потянулась было к кнопке вызова секретарши, но в этот момент мобильный телефон замурлыкал голосом Бьяджио Антонацци. На дисплее высветился номер домашнего телефона родителей. Интересно, чего хочет мама?

Но это была не мама.

– Привет, сестренка!

– Ярик! – совершенно несолидно завизжала заместитель главы холдинга. – Ты приехал! Почему не предупредил, я бы встретила!

– Ага, лишь бы на работу не ходить.

– Ярик, я ведь, кажется, уже говорила тебе, что ты свинский евин?

– Хрю.

– Ну вот, хоть что-то удалось доказать. Господи, как же я рада, что ты приехал! Как честный человек, ты должен, нет, ты просто обязан загладить свою вину!

– Какую еще вину?

– Не придуривайся! А кто свалил на меня свои обязанности? Тоже мне, мужик называется! Да знали бы твои многочисленные фанатки, не говоря уже о фанатах…

– Стукну.

– За правду?! Кто ж виноват, что на твою мужественную внешность клюют не только дамы.

– Ох, если честно, до печени уже проклевали! – тяжело вздохнул Яромир Красич. – Я уже и морду бил особо навязчивым, за что отсидел две недели…

Помню-помню, – хихикнула Лана, – за ужасно не политкорректную гомофобию.

– А пусть не лезет! В другой раз я еще и не так чью-то физиономию подкорректирую! Ладно, сестренка, говори – кого или что гладить надо.

– В смысле? – От столь неожиданной смены темы разговора Лана отчетливо услышала визг покрышек – это резко тормозили разогнавшиеся в определенную сторону мысли.

– Ну, ты же сказала, что я должен загладить вину, вот я и спрашиваю – чего гладить будем?

– Мою измученную бизнесом душу, – шмыгнула носом Лана.

– Что, все так плохо?

– Ужасно!

– ОК, Олененок, – она так давно не слышала своего детского прозвища! В носу немедленно защипало, и Лана еле удержалась от всхлипа, – слушай меня сюда. Как ты отнесешься к обязанности моего гида-секьюрити-дамы? Я пробуду в Москве недели две-три, будешь меня повсюду сопровождать, чтобы тетки не вязались. Да и дядьки тоже.

– Ох, Ярик, – Лана с тоской посмотрела в окно, где томилось яркое весеннее солнце, – если бы ты знал, как мне этого хочется! Но отец не отпустит, дел – куча.

– Отпустит, не переживай! А в вашей куче найдется кому покопаться и без тебя. Но учти, у меня есть одно условие.

– Какое? – боясь поверить, что появившийся на горизонте сверкающий шарик счастья – ее, прошептала девушка.

– Я поживу у тебя, хорошо? Ты же понимаешь, обитать с родителями немного напряжно, а в гостиницу я не хочу, меня там в покое не оставят. У тебя же, насколько я знаю, консьерж из бывших спецназовцев. И места достаточно.

– Целых три больших комнаты! – завопила Лана, вскакивая… нет, плохое слово, вызывает дурно пахнущие ассоциации – сорвавшись с вертящегося офисного кресла, и, сбросив туфли на высоченных шпильках, запрыгала от счастья вокруг стола. – И мимо Вадима, консьержа, никто не пройдет без разрешения, можешь быть уверен! Уррра! Ой, – она замерла и прошептала в трубку, – а у тебя получится?

– Обижа-а-аешь, – протянул брат. – Собирай манатки и готовься к отпуску. Вернее, к новой, гораздо более ответственной и опасной работе.

– Да я за братишку живота не пощажу! Чужого, правда, но не пощажу, честно. У меня знаешь, какие ногти длинные и острые? Дамасский клинок – деревянная зубочистка по сравнению с ними!

– Не сомневаюсь, – хмыкнул Яромир и отключился.

Радужный шарик счастья приблизился почти вплотную. Он сверкал так бесконечно радостно, что на него было больно смотреть, даже слезы осторожно выглянули из уголков глаз.

Тренькнул селектор, и встревоженный голос секретарши Эммы Марковны, дородной дамы неопределенного возраста, поинтересовался:

– Милана Мирославовна, у вас все в порядке? Вы так кричали!

– Все отлично, все просто замечательно! Эмма Марковна, а если я недели на две-три уйду в отпуск, вы справитесь без меня?

– Главное, чтобы Мирослав Здравкович справился. Но, между нами говоря, вам давно пора отдохнуть хорошенечко, вы же, по-моему, за два года ни разу отпуск не брали?

– Не брала, – вздохнула Лана.

– Кофе хотите? У меня и печенье есть, ваше любимое, и сливки.

– Очень хочу.

Лана выключила селектор, положила перед собой мобильник и, оперевшись подбородком на чашу ладошек, принялась гипнотизировать аппарат.

Телефон, привыкший к тому, что его обычно лапают, а не гипнотизируют, смущенно заерзал и украдкой оглядел себя – все ли пуговицы застегнуты? Вроде да. Тогда чего это она уставилась своими ведьмачьими глазищами? Хоть бы спиной к себе повернула, дисплеем в стол, тогда было бы проще.

А Лана ждала. Кофе с печенькой скрасили ожидание, но ненадолго. Все встречи, назначенные на сегодня, она рискнула отменить заранее, слишком уж нерабочее настроение пузырилось шампанским в ее душе.

И хотя отец, давным-давно забывший все разногласия с Яриком, теперь безумно гордился успешным сыном, чей банковский счет гордо таращился шестью нулями, но все же… Ведь Мирослав за эти два года так привык к присутствию рядом толковой и умной помощницы, на которую спокойно можно переложить множество рабочих вопросов. И вдруг – снова справляться одному?!

Но, с другой стороны, – упрямство брата, который, поставив перед собой цель, пер к ней с изяществом носорога. Частенько цель, увидев приближение сметающего все на своем пути субъекта, пыталась трусливо увернуться, но этим только раззадоривала Яромира еще сильнее.

Как всегда бывает при затянувшемся ожидании, мобильный весело запрыгал на столе, подмигивая дисплеем, совершенно неожиданно. Звонил отец.

– Ну, здравствуй, дочка.

– Привет, пап.

– Неужели я на самом деле такой бездушный эгоист, как уверяет твой брат? – озадаченно поинтересовался господин Красич.

Лана промолчала, поскольку не могла сказать ни «да», ни «нет».

– Понятно, – тяжело вздохнул отец. – Ну что ж, попробую хоть немного реабилитироваться. С сегодняшнего дня ты в отпуске.

– Ур-ра!!!! – забыв обо всем на свете, завизжала Лана. – Папулька, ты – золото! Спасибо тебе!

– Да нет, доча, – грустно проговорил Мирослав, – я не золото, Ярик прав, я – старый эгоистичный осел, совершенно забывший о том, что его умница-дочь еще и молодая красивая девушка, которой необходимы отдых и развлечения. Давай, малыш, собирайся, Яромир уже направляется к офису. Он, как подъедет, звякнет тебе на мобильный, и ты спускайся. Он в здание входить не будет, чтобы не создавать ненужного ажиотажа. Вы с ним хоть звоните нам с матерью изредка, не забывайте.

– Папуль, ты еще всхлипни прочувствованно, – хихикнула Лана. – Мы же с Яриком не на Мальдивы уезжаем, мы здесь, в Москве будем, не забыл? И на мамины блинчики с клубничным вареньем обязательно прибудем.

– На блинчики они прибудут, – шутливо проворчал отец. – Да вы как нырнете в гламурный бомонд, так о стариках сразу забудете.

– Не кокетничай, папик, я же видела, как на тебя, старичка, юные девицы заглядываются. А мамульку все моей сестрой считают.

– Ну все, мне звонят, – заторопился отец. – Хорошего тебе отдыха!

– Спасибо, пап, – прошептала Лана весело пикавшей гудками отбоя трубке.

Собирайся! Вот заладили, что один, что второй. Они что, думают, у нее в офисе два чемодана вещей? И для того, чтобы уйти на пару недель в отпуск, ей надо эти чемоданы собрать?

OMNIA MEA МЕСUМ РОRТО. Все мое ношу с собой. Лана придерживалась именно этого принципа, и, между прочим, держаться за него было очень удобно, не надо лихорадочно шарить повсюду, разыскивая нужную вещь. Все нужные вещи умещались в ее сумке, благо модные сумки такого размера, что в них спокойно можно носить ноутбук. Вернее, его более компактный вариант – нетбук.

Так, а ежедневник? Брать с собой?

Да ни за что! Все намеченные встречи, все вопросы и проблемы – в стол! Знать ничего не желаю, я в отпуске.

Терпения на то, чтобы спокойно дождаться звонка от брата в офисе, у Ланы не осталось. Оно, терпение, нетерпеливо перескакивая со ступеньки на ступеньку, уже неслось вниз по лестнице навстречу вкусно пахнущей свежим ветром свободе.

А без него оставаться в осточертевшем за два года помещении Лана не могла. И не хотела. И… и… вот.

Посчитав последний аргумент наиболее весомым, Лана подхватила сумку и выбежала вслед за терпением, на ходу попрощавшись с Эммой Марковной.

Наверное, секретарша надеялась поподробнее разузнать причины столь скоропалительного отпуска шефини, но нечуткая шефиня почему-то делиться информацией не захотела. И уволокла всю информацию с собой.

Топтаться в холле, вызывая нездоровый интерес охранников, Лане не пришлось, телефон запел в сумке в момент торжественного раскрытия дверей лифта на первом этаже.

Номер, высветившийся на экранчике, был незнакомым, но Лана чувствовала – это тот самый, долгожданный, звонок.

– Ну, – гордо поинтересовался брат, – убедилась? Мужик сказал – мужик сделал.

– Мужичок мой хороший, – не обращая внимания на охранников, мгновенно ставших Чебурашками с бо-о-ольшими ушами, радостно прощебетала Лана, – ты у меня умница! А ты где сейчас? Я уже выхожу из здания.

– Вот и выходи. Прямо перед крыльцом увидишь джип с тонированными окнами. Да он тебе знаком – отец один из своих выделил на время моих московских каникул.

– Да, вижу. Бегу!

И Лана, бросив мобильник в сумку, бабочкой вылетела в стеклянную входную вертушку.

А охранники и несколько сотрудников холдинга, прилипших к полу, словно комки жевательной резинки, многозначительно улыбнулись: вы это видели? Наша Стальная Леди не такая уж и стальная, оказывается. Слыхали, как она с мужиком мурлыкала? Эх, везет же некоторым!

А Лана, вскарабкавшись на переднее сиденье джипа, с радостным визгом принялась тормошить хохочущего брата:

– Как же я рада тебя видеть, оболтус! Я так соскучилась! Ух ты, какой мачо, обалдеть! Стильная стрижка, трехдневная щетина, а запах! Как ты обходишься без штабелеукладчика, а? Ведь падающие повсюду поклонницы загромождают тротуар и проезжую часть!

– Ну-ка, ну-ка, – удивленно присвистнул Яромир, рассматривая сестру, – дай я на тебя погляжу. Слу-у-ушай, а где твой штабелеукладчик? Сколько мы не виделись?

– Пять лет, – сияя зеленью глаз, ответила Лана.

– Ты же превратилась в о-фи-ги-тель-ную красотку! Ты должна рядом со мной на съемочной площадке работать, а не в офисе киснуть!

– Ладно тебе, – смутилась девушка, – скажешь тоже. Поехали лучше, здесь нельзя долго стоять.

Лана жила в одном из элитных жилых комплексов, въезд на территорию которого был ограничен шлагбаумом. Квартиру, конечно же, купил отец, отметив таким образом красный диплом дочери.

Только когда джип, солидно урча, въехал в подземный гараж, девушка вспомнила о своей машине, оставшейся на служебной парковке. Оставлять там на ночь «Лексус» не стоило, пришлось снова приставать к отцу с просьбой решить этот вопрос.

Вечером Яромир отключил свой телефон, и они до поздней ночи говорили и не могли наговориться, рассказывая друг другу обо всем, что произошло в их жизни за эти пять лет. Собственно, рассказывал в основном брат, перечень событий из жизни Ланы уместился бы на конфетном фантике.

А утром, осмотрев гардероб сестры, Яромир поволок ее по магазинам. Робкие возражения отметались с ходу как вредные и оппортунистические.

И впервые в жизни у Ланы появились остромодные тряпки, обувь и аксессуары. А ее пусть и дорогим, но невероятно скучным деловым нарядам пришлось пока отправиться в дальний угол гардеробной.

И понеслось! Веселый карнавал событий увлек и закружил Лану, никогда еще ее дни не были такими насыщенными, пестрыми и яркими.

Ровно через неделю после приезда Яромира Красича в Москву его пригласили вести церемонию вручения престижной телевизионной премии. Разумеется, он взял с собой и Лану, которая решила, что в этот раз она не будет оттенять брата, а постарается если не затмить его, то, как минимум, быть на равных.

Она провозилась, собираясь на супертусовку, не меньше двух часов, но результат того стоил. Яромир, увидев выходящую из своей комнаты сестру, сел мимо стула и жалобно проныл с пола:

– Так нечестно! Предполагалось, что звездой церемонии буду я, а теперь на меня никто и внимания не обратит! И вообще, кто тут у кого секьюрити!

– Извини, я нечаянно, – невинно захлопала длиннющими ресницами Лана. – Я не хотела.

– Ага, не хотела, – проворчал брат, поднимаясь. – Я вижу.

Появление Яромира Красича в сопровождении сногсшибательной красотки вызвало фурор, который по отношению к Лане грозил перейти в террор. Дамский террор. Слишком уж хороша была эта зеленоглазая мерзавка с роскошной гривой вьющихся каштановых волос.

Места для почетного гостя и его дамы были, разумеется, в первом ряду, но добраться до них никак не удавалось, с Яромиром жаждали пообщаться очень многие. Причем лица большинства этих «многих» были Лане знакомы, она видела их на экране телевизора.

Они уже почти дошли до своих мест, когда за спиной вдруг раздалось восторженное:

– Ярчо-баранчо! Явился наконец, гад такой!

И Яромир едва удержался на ногах от дружеского тычка в спину. Возмущаться он почему-то не стал, наоборот, на его лице появилась и весело заиграла ямочками радостная мальчишеская улыбка:

– Костян! Костян-чемодан! Ты откуда здесь?

– Здрасьте-приехали, – хохотнул высокий, отлично сложенный блондин, чью почти безупречную нордическую внешность слегка портили белесые, мало заметные ресницы и брови. – Или ты забыл, как мы с тобой с первого по последний курс педагогов доставали? И я, между прочим, начал сниматься гораздо раньше тебя, бездаря!

– Сам ты бездарь! – Яромир хлопнул приятеля по плечу. – Как же я рад тебя видеть! Ты куда пропал вообще? Ох, прости, – повернулся он к сестре. – Лана, это мой однокурсник, Константин Полетаев. А это моя сестра, Лана. Да ты ее должен помнить, ты же бывал у нас дома.

– Когда я бывал у вас дома, – бархатно мурлыкнул Константин, целуя Ланину руку, – в своей комнате пряталась угловатая застенчивая девчушка. А сейчас… Я очень рад, что эта потрясающая красавица – твоя сестра, и отбивать ее у тебя не придется.

– Но-но, перья пригладь, знаю я тебя, – Яромир оттер хищно раздувавшего ноздри приятеля от сестры. – Даже и не думай, а то я у тебя кое-что отобью. Или оторву.

– Но…

– Никаких «но», я за Ланку придушу, понял? Ты лучше скажи, где ты, как ты?

– На телевидении, ведущий.

– Интересно, кого и куда ты ведешь?

– Я…

Но договорить им не дали, неподалеку вспыхнул и все сильнее разгорался скандал.

Лана вгляделась в основное полено этого костра и брезгливо сморщилась. Ну конечно, кто же еще!

Тип, раненным медведем ревевший сейчас метрах в пяти от них, вызывал в последнее время у нее чувство гадливости, словно выползший из трухлявого пня огромный слизняк. А спутница типа – тягостное недоумение. И если мотивы, которыми руководствовался здоровяк с крашенной в пепельный цвет гривой, одетый в кожаные штаны и кофточку с вырезом до пупа, были просты и прозрачны, то причину, по которой успешная в недавнем прошлом женщина позволила унизить себя на весь мир, Лана понять не могла.

А Прокопий Винторогов, скандальный радетель за Русь-матушку, продолжал рычать, вцепившись в лацканы пиджака какого-то перепуганного господина:

– Доколе?! Доколе мы будем преклоняться перед заокеанскими фиглярами, втаптывая в грязь своих, преданных России, актеров?! Почему Полина Нилова, славянская богиня, сыгравшая десятки ролей, должна довольствоваться местом на задворках, а никому не известная девица, единственной заслугой которой является ее близость к телу американского лизоблюда, будет красоваться в первом ряду?!

Лана увидела, как сузились глаза брата, он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и двинулся к бесновавшемуся Винторогову. Девушка попыталась его удержать, но под тонкой тканью дорогого смокинга вздыбились стальные мышцы.

И такая же сталь зазвенела в приглушенном от ярости голосе Яромира:

– Прокоша, ты еще более жалок, чем я предполагал. Хотя предполагал я уровень намного ниже плинтуса, где-то в районе подвала. Именно там обитают подобные тебе существа. Немедленно извинись перед моей сестрой!

– А-а-а! – радостно зарычал Винторогов, оставив, наконец, в покое изрядно помятого господина и поворачиваясь к Красичу. – Американский прихвостень гневаться изволит! От того, что эта девка твоя сестра, а не любовница, суть не меняется. Тем более что одно другому не помеха!

– Ярчо, не надо! – перехватил на лету руку приятеля Константин. – Не поддавайся на его провокацию. Он ведь только этого и ждет, другим способом привлечь к себе внимание Прокопчик не в состоянии.

– Это точно, – криво усмехнулся Яромир, поправляя сбившийся набок галстук-бабочку. – Но меня больше всего поражаешь ты, Полина. Я ведь знал тебя как гордую и независимую женщину, и во что ты превратилась?!! В интернет-порнозвезду? В героиню грязных матерных стишат, сочиняемых твоим мужем? А во что вы превратили таинство рождения?! Это же ТАИНСТВО, а вы выставили самое сокровенное напоказ!

Ты ничего не понимаешь! – взвизгнула хорошенькая большеглазая блондиночка. – Мы показали чудо рождения! И чудо сотворения жизни! И…

– И вам осталось продемонстрировать последнее чудо, которое цивилизованные люди обычно делают в уединении, – хмыкнул Яромир. – Я уже вижу эту картинку: Прокопий Винторогов, кряхтя, тужится на прозрачном стеклянном унитазе, дабы все могли видеть процесс жизненного круговорота – продукты, взращенные на земле Руси-матушки, туда же, в землю, в итоге и возвращаются, поддержав силы русского человека…

Закончить ему не дали. Вернее, не дал.

Мускулистой крысой, звеня многочисленной металлической бижутерией, метнулся к насмешнику Прокопий. Его кулак летел прямо в скулу Красича, но Яромир успел увернуться. А вот он не промахнулся, и в следующее мгновение Винторогов, зажимая рукой брызнувший кровью нос, полетел на пол.

Появились, наконец, и представители службы безопасности церемонии. Хотя почему «наконец»? Эти ребята всего лишь строго соблюли ритуал тайного международного полицейского общества, в котором состоят и отечественные стражи правопорядка. Какой ритуал? НИКОГДА, ни при каких обстоятельствах не появляться на месте происшествия вовремя.

Охранники увели продолжавшего вяло порыкивать скандалиста, рядом семенила Полина, утирая кровавые сопли своего ненаглядного. Похоже, вид собственной крови оказался гораздо сильнее боевого задора и проводил его, задор, мощным пинком чуть пониже копчика. Во всяком случае, вырваться из рук парней в униформе, дабы повергнуть заморского татя в позорное бегство, Прокопий не пытался.

К Яромиру подбежал один из организаторов церемонии:

– Господин Красич, ради бога, простите! Я не знаю, как этот тип умудрился достать пригласительные билеты, ни его, ни Ниловой в списке не было! У нас серьезное мероприятие сегодня, и люди с подобной репутацией здесь не нужны. Я уже не говорю о его наряде! Существует определенный дресс-код для раутов подобного уровня, а он словно на тусовку рокеров явился!

– Андрей Сергеевич, да не волнуйтесь вы так, – улыбнулся Яромир. – Что я, Прокошу не знаю? А вот Полину жалко.

Зато Полина явно не разделяла чувств своего бывшего бойфренда. Лана, мельком глянув в сторону уже почти скрывшейся в дверях группки, вздрогнула, словно от удара, – столько ненависти тяжело ворочалось в брошенном на брата взгляде Полины Ниловой. К счастью, бросок оказался довольно слабым и до Яромира не долетел, шмякнувшись дохлой жабой в паре метров от цели. Но Лана его увидела.

Почему? За что? Короткий, легкий, ни к чему не обязывающий романчик, быстро вспыхнувший и так же быстро прогоревший, случился у Яромира и Полины очень давно. Ярик тогда заканчивал ВГИК, а Нилова только поступила. Расстались они без взаимных упреков и злобы.

Что же случилось сейчас? Это из-за того, что сказал брат? Но ведь он, пусть и в довольно грубой форме, сказал правду!

Ай, ну их! Эта противная парочка и так сделала все возможное, чтобы изгадить настроение, нечего идти у них на поводу. Лана представила, как они с Яриком идут на поводке следом за гордыми Прокошей и Полишей, и мгновенно избавилась от ненужных мыслей. Теперь все будет отлично.

Все и было отлично: и сама церемония, и атмосфера, царившая в зале, и блестящее выступление Яромира Красича. Только одно слегка напрягало Лану. Вернее, один. Константин Полетаев, каким-то непонятным образом умудрившийся оказаться рядом с ними в первом ряду. Его навязчивый интерес пластырем прилип к девушке, и оторвать эту бяку она не могла. Именно бяку, потому что студенческий приятель Ярика ей совсем не нравился. Ну вот ни капельки.

Причем с самой первой встречи, еще тогда, больше десяти лет назад. Она даже прозвище для него придумала – Моль. И никакие последующие творческие успехи Костика изменить мнения Ланы не могли.

Да она, собственно, и не следила за успехами Полетаева. Его дружба с Яриком после выпуска из института скончалась тихо и безболезненно. А белесые брови и ресницы изредка мелькали на телеэкране.

И вот теперь они мелькали рядом, а бархатный голос все дудел и дудел возле уха. А когда Яромир поднялся на сцену, чтобы провести свою часть церемонии, Полетаев, видимо, решил, что теперь можно и расслабиться.

И попытался это сделать, заграбастав ладошку Ланы своими горячими потными лапищами. Он наклонился к ней так близко, что девушка почувствовала, как к ней в декольте закапало масло похоти, и зашептал:

– Детка, ты сводишь меня с ума! Я больше не могу, я хочу тебя! Давай убежим отсюда, а?

– Во-первых, отпустите мою руку, – сквозь сжатые зубы процедила Лана, – а во-вторых, еще одно слово в подобном тоне, и мне придется врезать вам по физиономии! – Очень хотелось сказать «по наглой рыжей морде», но Лана сдержалась. – А мне бы не хотелось срывать церемонию.

В светло-голубых глазах Полетаева промелькнуло что-то темное, муха, что ли, залетела? Он медленно выпрямился, отпустил залапанную ладошку девушки и сухо хрустнул:

– Извините, увлекся.

И вроде бы угомонился. Во всяком случае, оставил Лану в покое, сделав вид, что увлечен происходящим на сцене.

А Лане делать вид не пришлось, она с удовольствием нырнула в атмосферу праздника, и даже странные взгляды, изредка бросаемые Константином, от нее рикошетили. Все равно после окончания церемонии Моль улетит в свой стенной шкаф или что там у него, и она больше этого типа не увидит.

Но Полетаев никуда улетать явно не собирался, он переклеился с Ланы на Яромира. Нет, не в том смысле, к счастью. А может, и к несчастью, ведь всего лишь одна капля похотливого масла на рукаве братова смокинга, и Костик был бы исключен не только из ближнего, но и из дальнего круга знакомых.

Однако Моль вел себя безупречно, он ни словом, ни взглядом больше не задевал Лану, зато Яромира увлек задушевными беседами на самую благодарную тему под названием «А помнишь?».

И как-то так получилось, что из концертного зала, где проходила церемония, они вышли вместе. И к парковке тоже отправились вместе. Можно было, конечно, взобравшись на трон пафоса, ждать у парадного подъезда, пока обслуга подгонит их джип, но там уже торчало немало таких тронов, и меряться, чей пафоснее, не хотелось.

Поэтому и решили добираться до машины самостоятельно, ведь пройти следовало не больше трехсот метров. Майский вечер, сидя на ветвях белоснежной сирени, наслаждался сам собой. Фу, какие вы пошлые! Он наслаждался почти летним теплом, отсутствием ветра и дождя, ароматом сирени, вот. Еще бы соловьев сюда парочку, но они, серость окраинная, центра Москвы не уважают.

– Мы уже почти пришли, – Яромир замедлил шаг и повернулся к Полетаеву. – Тебя подвезти?

– Нет, спасибо, я на своей. Вон, в следующем ряду «Форд» черный видишь? Конечно, это не твой джип, но меня устраивает, – если честно, улыбка у Константина кривоватая получилась.

– Между прочим, это не мой джип, а отца, – Красич вытащил из кармана связку ключей и нажал брелок сигнализации.

Джип мигнул фарами и возмущенно расквакался, что могло означать только одно – его, джип, кто-то посмел побеспокоить в отсутствие хозяина.

– Любопытно, – Яромир подошел поближе, – кто ж это машину трогал? Ах ты…! Извини, Лана.

– Ничего себе! – озадаченно протянул Полетаев, разглядывая изуродованные бока джипа. – Это кто ж постарался?

– А что, непонятно?! – закричала Лана, сжав кулачки. – Читать не умеешь?

– Мне кажется, следует вызвать милицию, пусть этого урода арестуют, – Константин, присев на корточки, потрогал пальцем глубокую царапину.

– Некогда мне с милицией затеиваться, я через две недели уезжаю, – процедил Красич, обняв сестру. – Не обращай внимания, Олененок, этот тип больной на всю голову. Ну ничего, – он достал мобильник и запикал кнопками, набирая номер, – разберемся. Алло, Андрей Сергеевич? Да, я. Нет, еще не уехал. Андрей Сергеевич, а кто у вас отвечает за сохранность машин? Да неужели? И где они были, когда некий дебил уродовал мой джип? Какой дебил? А вы полюбуйтесь на автомобиль и догадайтесь сами. Да, жду.

Через пять минут вокруг джипа собралась толпа, состоящая, правда, не из гостей. Но без вездесущих представителей желтой прессы не обошлось. Вот кого Лана хотела видеть меньше всего сейчас, так это их. Она почти слышала довольное урчание гиен, нашедших замечательно воняющий кусок падали.

А кусок смердел знатно. Практически вся поверхность джипа была исцарапана гнусными матерными частушками, главной героиней которых стала сестра Яромира Красича. Имени сестры автор этого скотства, видимо, не знал. Ну да, их же с Прокопием друг другу не представили.

Разумеется, авторство данного идиотизма сомнений не вызывало. А вот желание раздавить «поэта» как таракана – вызывало. Причем, судя по побелевшим от гнева ноздрям брата, не только у Ланы. Да и Константин болезненно морщился, наблюдая за тем, как прыгают вокруг джипа гиены пера.

– Ну, Андрей Сергеевич, – Яромир повернулся к обильно потеющему организатору церемонии, – что делать будем? И я по-прежнему жду ответа на один простой вопрос – где болталась ваша хваленая охрана, когда этот гнус развлекался с моей машиной?! Ведь сигнализация орала, не услышать ее, находясь поблизости, невозможно!

– Господин Красич, ради бога, простите! – промокая лицо еще недавно белоснежным платком, пролепетал тот.

– Я это сегодня уже слышал! Когда вы приглашали меня принять участие в церемонии, вы гарантировали мне европейский уровень организации!

– Да-да, понимаю, – платок отправился на шею. – Понимаете, ребят, охраняющих парковку, отвлекла Нилова. Она пнула мой «Лексус», естественно, сработала сигнализация, ребята кинулись туда. И, олухи, «побоялись силу применить к бабе»! – он явно передразнивал кого-то из охранников. – А эта дрянь все пинала и пинала машину, а еще и сама орала, как сумасшедшая. Что тут услышишь! В общем, пока остолопы решились поступить с дамой не по-джентльменски, прошло довольно много времени, за которое ее спутник, видимо, и сделал это.

Господин Красич, это наш недосмотр, поэтому все расходы по ремонту машины мы берем на себя. Милицию вызывать будете?

– Зачем? – пожал плечами Яромир. – Раз вы отремонтируете джип, милиция мне не нужна. А что касается этого урода – с ним я сам разберусь. Вот вам ключи, – он протянул связку церемониймейстеру, – когда машина будет в порядке?

– Через два дня.

– Вы уверены?

– Господин Красич! – по мере возвращения уверенности в себе и в контроле над ситуацией Андрей Сергеевич постепенно начал просыхать. – Слово джентльмена! И позвольте предложить вам мой автомобиль в качестве экипажа. Домчу, куда скажете!

– Ярчо, – негромко проговорил Полетаев, наклонившись к уху приятеля. – Если хочешь, я вас с Ланой домой отвезу. Или мой «Форд» не слишком престижен для звезды Голливуда?

– Костян, – поморщился Красич, – хоть ты меня не доставай, а? Я сейчас не очень адекватен, могу и врезать.

– Извини.

– Андрей Сергеевич, спасибо за предложение, но нас отвезет мой друг, – Яромир сухо кивнул проштрафившемуся господину. – Как только джип будет готов, позвоните мне, пожалуйста.

– Конечно, господин Красич, – господин замялся, словно решая – говорить или нет. – Я могу надеяться, что вы не станете упоминать об этом неприятном инциденте в зарубежной прессе? Сами понимаете, у нас Московский кинофестиваль скоро, не хотелось бы…

– Да, я понял, – не очень вежливо прервал собеседника Яромир. – Не волнуйтесь, я лично ничего говорить не собираюсь, но есть ведь эти, – он кивнул на мерцавших фотовспышками папарацци.

– С этими разберутся мои ребята, – окончательно высох Андрей Сергеевич. – Они ведь не хотят, чтобы все узнали об их проколе?

Многозначительный взгляд в сторону топтавшихся рядом парней в униформе, и те, обрадовавшись возможности хоть немного реабилитироваться, решительно направились к увлеченным поеданием падали гиенам пера.

Любопытствовать, каким именно образом будет достигнут консенсус, Красичи не стали.

И через двадцать минут «Форд» Полетаева уже тормозил у шлагбаума, преграждавшего путь к дому Ланы.

В общем, надежде девушки на то, что Моль вылетит из ее жизни, пришлось, связав вещички в скромный узелок, уйти в неизвестность. Расставание было мучительным, очень уж Лане не хотелось общаться с Полетаевым.

А пришлось. Костик приклеился к Яромиру прочно, практически прирос. Впрочем, если забыть инцидент, масляным пятном выделявшийся на радужных воспоминаниях о церемонии, поведение Полетаева в отношении Ланы было безупречным – теплым и дружеским, без каких-либо намеков.

Тем более что окончание церемонии заканчиваться не желало. Оно веселым мухомором металось по страницам различных изданий желтой прессы, смакуя подробности очередной выходки Прокопия Винторогова. И пусть ни одной профессионально сделанной фотографии с места происшествия не появилось (хоть здесь охрана сработала грамотно), но для газетенок подобного уровня хватало и расплывчатых кадров с мобильного телефона.

Яромир, имевший достаточный опыт общения с папарацци, знал: главное в подобной ситуации – выдержка. Ни одного комментария, ни слова в адрес провокатора, и тема сдохнет сама. А с самим провокатором можно будет разобраться перед самым отлетом в Америку. Красичу не терпелось вдумчиво, не спеша, лично объяснить паршивцу, КАК тот не прав.

Константин предложил съездить на пару деньков к нему на дачу. Подышать свежим воздухом, полакомиться шашлыками и сухим вином, позагорать, в конце концов. Благо погода хвастливо крутила летними солнечными боками.

Не надо будет прятаться от навязчивых журналистов, да и джип за это время отремонтируют. В общем, Красичи согласились и ни секунды не пожалели об этом, все получилось просто замечательно. Лана даже умудрилась отлично загореть, покрывшись молочно-шоколадной глазурью. Полетаев выдержал и это испытание, только темных мух в его глазах стало больше.

А когда они через три дня вернулись в Москву, о выходке Винторогова уже почти забыли. Что, видимо, очень напрягало Прокошу, и его вырвало очередным пошлым и грязным интервью, полным оскорблений как в адрес самого Яромира, так и в адрес его сестры. Поглумился Винторогов на славу, причем в прямом смысле. Слава, пусть и скандальная, пусть липкая и вонючая, снова снизошла на своего неутомимого радетеля. Тем более что интервью было телевизионным, и кривлявшегося накачанного фрика имели сомнительное удовольствие видеть очень многие. А то, что литературных слов в речи Прокоши было меньше половины, остальное – сплошной запик, только добавляло зрелищу ментальной вони.

Впервые Лана порадовалась присутствию рядом Полетаева, она одна ни за что не удержала бы рассвирепевшего брата дома. Прокоша еще рычал на экране, сверкая мускулистыми сисями в глубоком вырезе очередной распашонки, когда Яромир, отшвырнув в сторону банку из-под пива, которая к этому моменту неожиданно для себя приобрела выдавленную талию, вскочил и молча направился к двери.

– Ты куда? – жалобно вскрикнула Лана, пытаясь опередить брата.

– Я убью эту гниль. Отойди, Лана, не мешай. Слышишь? Пусти!

В общем, если бы не подоспевший Константин, дело могло закончиться очень и очень печально. Но Яромир остался дома, и это было главное. Лана знала характер своего вспыльчивого брата. Если провести сейсмопрофилактику при появлении первых симптомов грядущего извержения, вулкан Ярик ограничится парой плевков лавы, и катастрофы удастся избежать.

Но девушка ошиблась. Катастрофа все-таки произошла.

На следующий после интервью день Константин потащил Красича в баню, смыть накопившийся негатив. А поскольку мероприятие сие требует строгого соблюдения определенных ритуалов и не терпит суеты и спешки, ожидать брата раньше позднего вечера не приходилось. И Лана решила съездить в гости к подружке, чтобы не торчать в субботний день одиноким столбиком на поле скуки. И выбралась от Светки только в десятом часу вечера.

Когда Лана подъезжала к шлагбауму, ее что-то подергало за одно ухо, потом – за другое. Потом взвихрило волоски на руках, а вдоль позвоночника замаршировал взвод мурашек-новобранцев. Почему новобранцев? Потому что маршировали вразнобой и норовили разбежаться по всей спине.

Что-то было не так, Лана уже сталкивалась с подобными ощущениями. И, как правило, эти столкновения ничего хорошего не сулили.

Вот и сейчас. Ну, выходит брат не из джипа, на котором уехал в баню, а из такси, ну и что? Ничего особенного. Но предчувствие надвигающейся беды становилось все удушливее.

Лана посигналила брату, тот оглянулся и, увидев приближающуюся машину сестры, улыбнулся и шутливо проголосовал, прося подвезти.

Вот здорово, что ты подъехала, – пропыхтел Яромир, пристраивая объемистую сумку с банными принадлежностями на заднее сиденье. – А то пришлось бы мне, чистенькому и распаренному, топать по пыльной дороге, задыхаясь от вони выхлопов.

– Да тут идти от силы двести метров, – улыбнулась Лана, дожидаясь, пока брат устроится. – И кстати, где твой джип?

– Ай, с ним засада какая-то, – отмахнулся Яромир. – Проехал не больше километра, и эта колымага, вообразив себя ишаком Ходжи Насреддина, стала посреди дороги и двигать дальше отказалась. Пришлось вызвать эвакуатор и оттащить джип в ближайший автосервис.

– Странно, – Лана попыталась утихомирить разбежавшихся-таки по спине мурашек, но те не слушались. – С этим джипом никогда ничего подобного не случалось, он ведь новый совсем.

– Да ладно, – отмахнулся Яромир. – Бывает. Мне пообещали к утру сделать, будут всю ночь работать. Деньги решают многое.

А утром в дверь позвонили. Ничего не соображая спросонок, Лана накинула халатик и пошла открывать.

И с трудом удержалась от желания захлопнуть дверь перед носом непрошеных гостей. Совсем непрошеных. Потому что людей в форме милиции она не приглашала.

А потом начался унизительный кошмар. Яромира обвинили в… убийстве Прокопия Винторогова! И увезли совершенно обалдевшего брата на допрос.

Лана знала, что обвинение абсурдно априори, а значит, надо сделать все, чтобы не допустить ареста Яромира. Она первым делом позвонила отцу, и адвокат семейства Красичей немедленно отправился вытаскивать своего подопечного.

Оставаться одной в перевернутой вверх дном после обыска квартире не хотелось, и Лана поехала в дом родителей. Ждать новостей рядом с ними было гораздо легче.

Деньги свои адвокат отработал полностью: к двум часам дня Яромир, отпущенный под подписку о невыезде, был уже дома. У родителей дома, поскольку окруженный высоким забором особняк, солидно обустроившийся в тщательно охраняемом коттеджном поселке, позволял держать беснующуюся толпу папарацци на максимально возможном в данной ситуации расстоянии. Ведь такая сенсация пряталась сейчас за двойной линией обороны!

А сенсация, массируя виски, раскачивалась сейчас в кресле и в сотый раз пересказывала адвокату все, что он делал накануне, с точностью до минуты. Ситуация складывалась, прямо скажем, не в пользу Яромира. Она сложилась в незатейливую комбинацию с вытянутым вверх средним пальцем.

Мастер автосервиса, которому пообещали внушительную сумму за срочность, взялся за ремонт с энтузиазмом. И, осматривая днище джипа, с удивлением обнаружил на своих руках следы крови. Не желая лишних проблем, мужик вызвал милицию.

Прибывшая бригада тщательно обследовала джип и нашла на полу багажника потеки крови. А еще – массивный мужской перстень из тех, какие любят носить рокеры.

Узнав, кто сдал машину в сервис, следователь, который тоже читал газеты и смотрел телевизор, выяснил координаты Прокопия Винторогова и позвонил тому на мобильный. Телефон оказался выключенным. По домашнему телефону ответила Полина Нилова, мужа дома не было. Почувствовав неладное, Полина примчалась, несмотря на поздний час, к следователю и опознала предъявленный ей перстень. А потом, рыдая и стуча зубами о край поданного стакана воды, рассказала то, что и стало основным козырем обвинения.

По словам Полины, несколько часов назад Яромир Красич позвонил к ним домой и потребовал к телефону Прокопия. Через минуту она увидела направлявшегося к выходу мужа, который спешил на встречу, назначенную Красичем. Нилова, предчувствуя беду, не хотела отпускать любимого мужчину, но тот успокоил жену, сказав, что Яромир предложил договориться. И ушел, поцеловав на прощание малютку-сына.

А потом позвонили из милиции.

Нилова билась в истерике, требуя немедленного ареста Красича, но решили подождать до утра. Да, группа крови, обнаруженная в джипе, совпадает с группой крови Винторогова, и перстень принадлежал, по утверждению жены, ему же, но этого было мало для того, чтобы рискнуть потревожить человека уровня Яромира Красича. А вдруг к утру Прокопий объявится сам.

Полину отвезли домой, а потом послали запросы во все морги города и области, где указали приметы пропавшего. И около шести утра позвонили из больницы небольшого подмосковного городка, в морг которой был доставлен найденный недалеко от дороги обгорелый труп мужчины. С присланными приметами совпадали рост, телосложение, а главное – обилие металлических украшений, подплавившихся от огня.

Вызванная на опознание Полина Нилова, увидев обугленное тело, потеряла сознание. Но, когда пришла в себя, твердо заявила, что это – ее муж, Прокопий Винторогов. Она узнала его именно по украшениям.

Есть тело – есть дело. И Яромира Красича арестовали. Показания Константина Полетаева, с которым Яромир парился в бане в день убийства, полного алиби Яромиру не обеспечили, поскольку оказалось, что приятели, переусердствовав с пивом, пару часов проспали в комнате отдыха. А то, что никто из работников VIP-сауны не видел, чтобы Яромир выходил в указанное следствием время, помогло, но не очень. Освобождение под внушительный залог, вызвавшее бурю возмущения в желтой прессе, плюс подписка о невыезде – максимум, чего удалось пока добиться адвокату.

Яромир отсиживался в доме родителей, выезжая в сопровождении охраны отца только на допросы. Лана все это время находилась рядом с братом, а мама Лена старательно делала вид, что ничего особенного не происходит, скоро все разъяснится, а пока нате вот, покушайте ваших любимых блинчиков.

Но ничего не разъяснялось, обвинение против Яромира опрокинуть не удавалось, оно стояло на кривых ногах очень и очень прочно. Понятно, что кто-то решил подставить его, но кто? Зачем?

Через пару дней Лане понадобилось съездить на свою квартиру, чтобы взять кое-что из вещей. Не желая привлекать к себе внимания круживших вокруг поселка гиен пера, прекрасно знавших, кто и на каких автомобилях ездит в семье Красичей, девушка попросила «Жигули» у садовника родителей, Петра Филипповича. Старик, разумеется, разрешил попользоваться его непрезентабельным внешне, но очень надежным коняшкой.

Лана обрядилась в широченные, оставшиеся со студенческих времен, джинсы, растянутую байку с капюшоном, под которым спрятала скрученные в гульку роскошные волосы, сверху водрузила бейсболку, на нос – солнцезащитные очки и превратилась в щуплого подростка, меньше всего напоминавшего красотку Лану Красич. Так, мобильный, документы и ключи от квартиры – в рюкзак, и можно ехать.

Маскировка сработала, на парня в задрипанных «Жигулях» никто не обратил внимания. А охрана у шлагбаума не хотела пускать, пока Лана не сняла очки.

Квартира встретила хозяйку затхлым воздухом и никуда не девшимся бардаком. А куда ж он денется, если Лана не была здесь с того злосчастного утра!

Скинув кроссовки, девушка прошлась по всем комнатам, открывая форточки. А через пару минут в квартире дурномявом заорал телефон. Небось, кто-то из гиен. Но взять трубку все же придется, а вдруг это кто-то нужный.

– Да, слушаю, – устало проговорила Лана.

– Явилась наконец-то, – холодно констатировал смутно знакомый женский голос. – Жду тебя через полчаса в кафе у метро «Войковская».

– Кто это?

– Полина Нилова.

– И почему ты решила, что я захочу с тобой встречаться?

– Захочешь. Во всяком случае, братца своего вытащить точно захочешь. И не вздумай никому сказать о нашей встрече, поняла? Иначе сидеть твоему Ярику о-о-очень долго. Запомнила? Через полчаса в кафе у метро «Войковская». И постарайся остаться неузнанной, нас никто не должен видеть вместе.

– Хорошо, буду, – с трудом выдержала ровный тон Лана.

Что задумала эта женщина, так искренне рыдавшая во всех интервью? Ведь именно она являлась главным обвинителем Яромира Красича, и именно она проклинала его везде и всюду, желая убийце своего ненаглядного адовых мук. А на пышных похоронах Прокопия Винторогова устроила настоящее представление с киданием на гроб и вырыванием клочьев волос. Своих, к счастью.

И то, что Полина требует полной конфиденциальности, не могло не настораживать. Что же делать? Позвонить отцу, пусть он пришлет кого-нибудь из своих бойцов? Но есть риск того, что Нилова, увидев их, не захочет говорить. А не заметить этих шкафов невозможно. Нет, тут нужен кто-то менее заметный, но в то же время достаточно профессиональный.

Вадим! Их консьерж, бывший спецназовец, как-то упоминал о своем сослуживце, работавшем в частном детективном агентстве.

Она все успела. Ровно через полчаса Лана усаживалась за один из столиков указанного Ниловой кафе, а через пару минут туда же зашел дядечка совершенно неприметной наружности и пристроился у входа. В кармане байки девушки лежала пачка сигарет, вернее – диктофон, замаскированный под пачку сигарет.

Который Лана включила в самый последний момент, когда совершенно незнакомая, ярко раскрашенная кареглазая брюнетка, внимательно осмотрев зал, подошла к столику девушки и уселась напротив.

– А ты неплохо замаскировалась, – усмехнулась она.

– Ты тоже, – буркнула Лана.

– Ну, я все-таки актриса, мне это знакомо. Ладно, к делу. И учти, – она вытащила из сумки какую-то коробочку и, нажав кнопку, поставила ее на стол, – записать наш разговор тебе не удастся. Эта штука глушит всю аппаратуру.

– Неслабо экипирована неутешная вдова, – усмехнулась Лана. – Кто ж тебя всему этому научил?

– Не твое дело.

Полина пару секунд разглядывала свою визави, причем Лане показалось, что зрачок у дамы не круглый, а вертикальный, как у змеи.

И когда Нилова заговорила, Лана первым делом присмотрелась к ее языку – не раздвоенный ли?

Нет, язык был обыкновенным, человеческим. Чего не скажешь о содержании спича.

– Буду краткой, – Полина достала из пачки длинную дамскую сигарету, щелкнула изящной зажигалкой, и Лана с трудом удержалась от желания нудно завыть: «Дым сигарет с ментолом…» Но она справилась. – Если ваша семейка хочет, чтобы Яромир Красич снова стал белым и пушистым в глазах своих многочисленных поклонников, а главное – в глазах голливудских продюсеров, на этот счет, – на стол легла бумажка с рядом цифр, – должны быть перечислены три миллиона долларов.

– Недурно. И что взамен? – наконец-то опыт, приобретенный за время работы в бизнесе, начал приносить пользу. Переговоры с деловыми партнерами научили Лану «держать лицо», пряча рефлексирующие эмоции в дальний сундук. А еще – мгновенно просчитывать ситуацию.

– А взамен я изменю свои показания, – усмехнулась Нилова, затаптывая окурок в пепельнице.

– То есть скажешь правду? За три миллиона долларов?

А что, вполне адекватная цена, учитывая возможные последствия. Прокопию ведь и на самом деле кто-то звонил, но голос был незнакомый. И, хотя кольцо, найденное в джипе Яромира, действительно принадлежит моему мужу, я скажу, что оно не его. И заявлю, что намеренно оговорила Красича, желая отомстить за то, что он меня когда-то бросил.

– Но ведь он тебя не бросал?

– Неважно, – Полина небрежно махнула рукой. – Зато выглядит правдоподобно, верно? И ничем особо серьезным мне не грозит, если я признаюсь вовремя. А насчет крови в багажнике можете не волноваться.

Это почему же? Насколько мне известно, экспертиза подтвердила, что она принадлежит твоему мужу.

– Если мы достигнем консенсуса, – усмехнулась Нилова, – вы сможете смело требовать повторной экспертизы. И уверяю тебя – на этот раз результат будет иным. А тело, если ты помнишь, кремировано.

– Браво, – Лана откинулась на спинку стула и несколько раз хлопнула в ладоши. – Знаешь, Поленька, у меня почему-то создалось стойкое ощущение, что ты причастна к смерти мужа. Слишком уж у тебя гладко получается. Что значит – актриса! Так реалистично изображать неземную любовь, выдержать совершенно кретинские, унизительные выходки чокнутого Прокоши…

– Заткнись! – зашипела Нилова, вцепившись пальцами в край стола и наклонившись в сторону Ланы. – Не смей говорить о нем в подобном тоне!

– Ой, да хватит уже! – настал черед Ланы пренебрежительно усмехаться. – Угробила муженька ради денег и комедию ломает!

– Я. Его. Не. Убивала, – процедила Полина. – Я знаю только одно – Прокопий уехал на встречу с кем-то незнакомым. Следствие ведь установило, что звонок на наш домашний номер был, но звонили из телефона-автомата на Белорусском вокзале. И именно этот человек захотел подставить твоего брата, убив моего мужа. А мне надо сына растить, поэтому я готова пойти на сделку и помочь вытащить Яромира. Прокопий меня поймет, он ведь так любил меня! – губы Ниловой задрожали, но глаза остались совершенно сухими.

– А какая у нас гарантия, что, получив три миллиона долларов, ты не сбежишь из страны, забыв о выполнении своей части сделки?

– В общем-то, никакой, – пожала плечами Полина. – Кроме моего слова.

– Негусто.

– Слушай, я ведь и позвала на встречу именно тебя как наиболее адекватно реагирующего члена вашей семейки. Ну посуди сама – зачем мне вешать на хвост разъяренного Мирослава Красича и его службу безопасности? Я хочу жить спокойно, не оглядываясь по сторонам и не думая о завтрашнем дне. Может, снова начну сниматься…

– Это вряд ли. Не с твоей репутацией.

– Не говори о том, в чем ничего не смыслишь. Короче, даю вам сутки на размышление. Завтра в это же время я позвоню на твой домашний телефон, и ты сообщишь ваше решение. И, главное, не начинай вешать мне лапшу на уши, что у вас нет такой суммы. Она есть не только у вас, но и у Яромира, о его гонорарах весь мир знает. Пусть поделится, мы с ним все же не чужие.

Нилова выключила свою глушилку, аккуратно положила ее в сумочку и, не прощаясь, вышла.

Следом направился тот самый неприметный господин.

Вечером он выложил перед Ланой пачку фотографий:

– Значит, так. Дамочка из кафе направилась к себе домой, я пробил адрес по базе. Я остался дежурить у подъезда, фиксируя всех входящих и выходящих. Вот они. Один типчик мне показался знакомым, где-то я его физиономию уже видел. Вот он.

Лана взяла протянутую фотографию и вздрогнула от неожиданности. В подъезд входил Константин Полетаев собственной персоной. В голове заметались кусочки пазла, складываясь в довольно отвратительную, но четкую и понятную картинку.

Ведь он постоянно толкался рядом, став свидетелем выходки Винторогова. Он видел реакцию Красича, слышал слова, сказанные сгоряча: «Я убью его». И именно он потащил Яромира в тот день париться. А этот непонятный сон посреди сеанса! Ярик позже не раз удивлялся подобной сонливости, раньше с ним ничего такого не случалось. Значит, брат вырубился не без помощи своего «друга», а тот, незаметно выскользнув из здания, на джипе Красича отправился воплощать в жизнь, вернее – в смерть, свой гнусный замысел.

Зачем? Глупый вопрос. Конечно же, деньги. Ради которых бывший друг и бывшая возлюбленная, не сомневаясь ни секунды, предали и подставили Яромира Красича.

Интересно, как долго они вынашивали этот план? А горлопан Винторогов изначально был выбран на роль жертвы? Но зачем Ниловой понадобилось выходить за него замуж, рожать ребенка и активно поддерживать все бредовые затеи своего мужа?! Что-то не сходится. Скорее всего, задуманное подельниками скотство – дело, так сказать, недавнее. Полине, в конце концов, надоело быть объектом насмешек, и она решила избавиться от мужа. Но сделать это с максимальной для себя выгодой. С Константином она была знакома со времен ее недолгого романа с Красичем. Возможно, и не просто знакома. А как уж там они сговорились – дело десятое.

Но как же доказать причастность Моли к убийству Прокопия Винторогова? Неужели придется платить?

– Вы меня слушаете?

Ох ты, совсем выпала из реальности. Надо срочно впасть обратно, может, что-то еще полезное выяснится.

– Простите, задумалась.

– Вижу. Вы, как этого блондинчика увидели, сразу отключились. Я повторю.

– Спасибо.

– Чего уж там, бывает. Так вот, блондинчик вышел минут через сорок, а через час появилась сама дамочка с ребенком. Ребенок, видите – в переносной сумке. Она оглянулась по сторонам, вышла через арку на боковую улочку и принялась голосовать. Остановился раздолбанный «опелек», дамочка села в машину, поставив переноску на заднее сиденье, и уехала. Я отправился следом. Она, судя по всему, ангажировала «Опель» на все время поездки, потому что передвигалась дальше только на нем. Сначала – в магазинчик, торгующий разными театральными прибамбасами типа грима, париков и прочей ерунды. Затем – в гипермаркет с малышом потащилась. Я следом не пошел, чтобы не светиться, ждал у выхода. В гипере дамочка проторчала почти час, водила, похоже, начал волноваться и пошел искать. Как видите, нашел. Ну, а потом – сразу домой. А я, отпечатав снимки, – к вам. Завтра продолжать слежку?

– Спасибо, пока достаточно. – Лана, не найдя больше ни в действиях Ниловой, ни на фото ничего интересного, улыбнулась детективу: – Я узнала почти все, что нужно. Вот оговоренная сумма.

– Ну, мои координаты у вас есть, обращайтесь, – улыбнулся в ответ тот. – Буду рад помочь.

Закрыв за детективом дверь, Лана прислонилась лбом к прохладному металлу, пытаясь привести в порядок ошалевшие от переизбытка информации мысли. Мысли идти строем явно не собирались, продолжая с громким кудахтаньем носиться по курятнику, периодически сталкиваясь и мешая друг другу.

Пришлось снова призвать на помощь опыт бизнес-леди. Тот, последние дни просидевший в самом дальнем, заросшем паутиной, углу сознания, был настолько рад возвращению, что совершенно забыл о планах коварной мести, составленных за долгие дни ссылки. Его ведь уже второй раз зовут за сегодняшний день!

Он сорвался с места и мигом расставил мысли по местам.

Итак. Почти доказано, что Винторогова убил Полетаев. Хотя нет, если бы это было доказано! Но в наличии всего лишь догадки и выводы, а они следствие не убедят. А значит…

Девушка взяла телефон:

– Алло, Ярик? Слушай, Полетаев с тобой? Нет? Завтра придет? А во сколько? Утром обещал? Отлично. Скажи папе, чтобы он завтра остался дома и пригласил свою службу безопасности. Нет, всех не надо, пусть позовет парочку самых надежных. Ярик, мне, как и тебе, не до шуток. Поверь, так надо. И не вздумай звонить сейчас Константину и расспрашивать его о чем бы то ни было, понял? Я останусь ночевать у себя в квартире, появлюсь завтра рано утром. Все, отбой. Завтра, все завтра. Пока.

В дом родителей девушка приехала очень рано, еще не было восьми. Но никто уже не спал, все Красичи собрались в столовой за завтраком. Увидев входящую Лану, Яромир вскочил:

– Ты что задумала, сестренка? И при чем тут Костян? Я знаю, что ты его недолюбливаешь…

– Погоди, сын, дай сестре в себя прийти, – улыбнулся Мирослав дочери. – Садись, Лана, поешь, ты ведь не завтракала, верно? А потом нам и расскажешь, что еще за тайны Мадридского двора.

– Ярик, Полетаев во сколько обещал быть?

– Около десяти. Сегодня адвокат собирался приехать, поделиться новостями, вот Костян и решил поприсутствовать.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась Лана, усаживаясь за стол.

– Я не понял, что еще за намеки?!

– Это не намеки. Вчера мне позвонила Полина Нилова…

На протяжении всего рассказа в столовой позванивала стеклом тишина. А когда Лана выложила на стол пачку фотографий, в которой снимок Полетаева лежал первым, Яромир глухо проговорил:

– Господи, какая тварь! Но ты, Лана, права, мы ничего не сможем доказать.

– А для чего, по-твоему, я попросила отца позвать его бойцов? – Лана тяжело вздохнула. – Противно, конечно, но другого выхода я не вижу. Надо прижать этого гада здесь и сейчас, когда он не ожидает подвоха.

– Что значит – прижать?

– То и значит, Яромир, – отец поднялся из-за стола и подошел к двери, ведущей на террасу. – Ты все слышал, Сергей?

– Да, Мирослав Здравкович, – вошел в столовую начальник службы безопасности. – Ваша дочь поступила правильно, иного способа сломать гаденыша нет.

– Мирко! – всполошилась мама Лена. – Вы что же, собираетесь бить мальчишку?

– Надеюсь, обойдется без этого. Или ты хочешь заплатить три миллиона долларов? Пойми, ведь дело не в деньгах, этот паршивец сидел с нами за одним столом, изображал друга нашего сына, просил у меня разрешения ухаживать за дочерью…

– Что?! – подпрыгнула на месте Лана.

– Было дело, но я отшутился. В общем, слабонервных попрошу уйти в свои комнаты.

Мама Лена растерянно посмотрела на мужа, потом – на бледного до синевы сына, гоняющего по лицу желваки, отставила задрожавшей вдруг рукой чашку с кофе, поднялась из-за стола и вышла.

– А ты, Лана?

– А я остаюсь.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

К моменту появления Полетаева Лана успела переодеться в яркое летнее платье, делавшее ее невероятно соблазнительной и о-о-очень расслабляющее неподготовленных особей мужского рода.

Сергей и его помощник, мощный шкафообразный тип с простым русским именем Хосе Игнасио (маменька, видимо, в момент появления на свет сына бредила первыми латиноамериканскими сериалами), спрятались за портьеры в гостиной, в которой было решено беседовать по душам с господином Полетаевым.

Лана удобно устроилась в мягком кресле и, закинув ногу за ногу (что делало ее совсем уж невыносимо привлекательной для вышеупомянутых самцов), рассматривала журнал. Какой? Ей было все равно, потому что от нараставшего напряжения девушка не разбирала слов.

Яромир и отец старательно делали вид, что смотрят какой-то дурацкий ситком. Но радостно ржать вслед за экранным гоготом не спешили.

Наконец за дверью послышались шаги, и в гостиную вошел улыбающийся Полетаев.

– Всем привет! Как у нас сегодня дела? Сдвиги есть? Лана, ты?

И у мужика явно «в зобу дыханье сперло». Он замолчал и, густо краснея, уставился на соблазнительно выгнувшуюся девушку.

– Привет, Костян, – Яромир поднялся и пошел навстречу гостю. – Дела у нас отлично, сдвиги есть, причем огромные.

– А? Что? – очнулся тот. – Прости, я не слышал.

– Челюсть на место поставь, – лениво проговорила Лана. – Глупо выглядишь.

– Извините. – Надо отдать Константину должное, он довольно быстро взял себя в руки и больше из них, из рук, не выпускал. – Просто ты сегодня великолепно выглядишь.

– Ну, куда мне до твоей Полинки, – усмехнулась девушка.

– До кого? – совершенно искренне удивился Полетаев. Вгиковская школа, ничего не скажешь.

– Моя дочь имеет в виду Полину Нилову, твою подельницу.

– Полину?! Подельницу?!! – Константин ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. – Ребята, вы о чем? Я что, попал в театр абсурда?

– Нет, похоже, это мы попали в театр одного актера, – процедил Яромир, с презрением глядя на бывшего друга.

– Фу-у-уф, – Полетаев плюхнулся в ближайшее кресло и взъерошил волосы, – ничего не понимаю. Объясните мне, о чем вы?

– Вот об этом, – Мирослав бросил ему на колени пачку фотографий.

– Полина, снова Полина, опять Полина. О, а это я! Вы что, следили за мной?

– Следили за Полиной и были очень удивлены, когда увидели тебя, входящего в ее дом.

– Ну и что? В чем криминал? – пожал плечами Константин. – Если бы даже я и навестил вдовушку, ничего страшного в этом не вижу. Но я заходил к редактору моей программы, надо было обсудить рабочие моменты. А то, что он живет в одном подъезде с Винтороговым, разве считается чем-то предосудительным? Простое совпадение.

– И то, что Ярик вырубился тогда в бане, – совпадение? – усмехнулась Лана. – И три миллиона долларов – совпадение?

– Какие три миллиона? – как-то механически переспросил Полетаев, внимательно разглядывая один из снимков. – Ребята, я не знаю, что вы тут несете, да простит меня Мирослав Здравкович, но вот это любопытно! Очень любопытно! Неужели вы этого не заметили, увлекшись моей скромной персоной? Вы искали злодея? Обидно, конечно, что выбрали на эту роль меня, но вот вам настоящий гений зла. Присмотритесь!

Яромир взял протянутую фотографию, всмотрелся и побледнел еще больше. А Лана вдруг почувствовала себя идеально круглой дурой.

– Сергей! – сузившиеся глаза Мирослава Красича не обещали персонажу радужных перспектив. Наоборот, перспективы выглядели репродукцией с картин Босха.

Появившиеся из-за портьер начальник службы безопасности в сопровождении Хосе Игнасио вызвали насмешливую улыбку Полетаева. Но он воздержался от комментариев.

Как, впрочем, и все остальные.

А потом события, давно уже нетерпеливо перебиравшие ногами на старте, дождались выстрела стартового пистолета. И понеслись вскачь, лихо проходя повороты.

Лана, совершенно обалдев от происходящего, могла только фиксировать отдельные эпизоды:

Отец звонит какому-то знакомому на Петровке, и тот, узнав по своим каналам нужную информацию, сообщает ее Красичу.

Они все, включая Полетаева, рассаживаются по машинам и кавалькадой едут в дачный поселок, расположенный по Рижскому шоссе. Впереди идут джипы службы безопасности.

На окраине нужного поселка передний джип останавливается возле сидящих на скамеечке бабулек, уточняя адрес.

Нужный дом прячется за высоким глухим забором, калитка надежно заперта, изнутри слышится захлебывающийся лай довольно крупного, если судить по голосу, пса.

Один из парней службы безопасности легко взлетает на забор и машет остальным – «Можно!». А затем спрыгивает внутрь двора.

Через мгновение он открывает калитку, и во двор врываются остальные бойцы. Красичи и Полетаев идут следом.

Огромная среднеазиатская овчарка беснуется на привязи, хрипя и задыхаясь от злости, дверь в дом открыта, но в доме никого нет.

Внезапно один из бойцов, осматривавший двор, призывно свистит. Они выбегают из дома, заходят в сарай, забитый всяким хламом, и обнаруживают под грудой какого-то тряпья живого и невредимого Прокопия Винторогова.

* * *

– Ну все, сестренка, мне пора, – Яромир грустно улыбнулся и обнял Лану. – Регистрация уже заканчивается.

– Ничего, подождут, – всхлипнула девушка. – Ярик, не улетай! Я так не хочу снова возвращаться в офис!

– Возможно, и не придется, – загадочно улыбнулся брат.

– Что ты имеешь в виду?

– Потом узнаешь, пока рано. Я ведь твой должник, не забыла? Если бы не ты, вернее, не снимок, сделанный нанятым тобой детективом, сидеть мне сейчас в тюрьме и хлебать баланду. А так там Прокоша сокамерников развлекает. Думаю, он пользуется огромной популярностью!

– Злой ты, нечуткий все-таки! А насчет снимков… – Лана тяжело вздохнула. – Я ведь, увидев Константина, больше ни на кого и внимания не обращала. Да и трудно было узнать Винторогова в водителе «Опеля», он выглядел эдаким ботаном – очки в роговой оправе, жиденькая бородка, усики, отвисшие на попе штаны, сутулится.

– Ага, а накачанные плечи так и прут из-под пиджачка. Молодец Костян, углядел.

– Знаешь, мне так стыдно перед ним!

– Ничего, он не в обиде. А что касается Прокоши – пусть радуется, что жену выгородил, а мы не стали ее топить рассказом о шантаже. Так хотя бы мама у их сынишки будет. Папа ведь теперь нескоро вернется. За убийство того несчастного бомжа, которого он за себя выдал, сидеть долго придется. Вот же гад, а! Мы ведь вместе учились, он на два курса старше был, но в компаниях частенько пересекались, пили вместе!

– Подумаешь – пили! Зависть все-таки штука страшная.

– Зависть и жадность.

Дарья Калинина Нескучный дед

Чудный летний день подходил к концу, близился вечер. Все семейство Дубовых расположилось под тенью огромного шатра в белую и зеленую полоску и наслаждалось ароматом молодого вина, разлитого по графинам. Аромат вина дивно смешивался с запахом жарящегося шашлыка на мангале, и все вокруг казалось удивительно замечательным и прекрасным.

Возле мангала хлопотал Семен Фадеевич – отец и глава семейства. Жарить мясо он в этом доме не доверял никому. Но никто и не думал протестовать. Во-первых, потому, что никому не хотелось возиться с щепками на растопку и березовыми дровами. А во-вторых, потому, что шашлык у Семена Фадеевича неизменно получался сочный и с красивой поджаристой корочкой.

– Лучше тебя, папа, все равно никто не приготовит, – льстиво произнесла Ларочка – дочь и любимица.

– Лучшее – враг хорошего! – поддержала ее мать. – Жарь, Сенечка, это твоя вотчина!

За столом, накрытым безупречной белоснежной скатертью, восседало пять человек. Ларочка, ее мать Стефанида Альбертовна, их бабушка – Марфа Сергеевна и молодая пара счастливых влюбленных – Леонтий и Ирина. Леонтий был сыном Стефаниды Альбертовны и Семена Фадеевича. А Ирина являлась его невестой.

Сегодня Леонтий впервые привел свою девушку в дом, знакомиться с семьей. И по этому случаю был заколот бычок. То есть бычок был заколот сам по себе, но мясо с него было куплено исключительно в честь Ирины. И молодое вино с рынка тоже. О приезде Ирины было известно загодя. И все семейство в нетерпении ожидало визита дорогой гостьи.

– Нельзя ударить в грязь лицом перед невестой нашего сына. Все должно быть по высшему разряду. Пусть девушка видит, что в этом доме ей рады.

Семья действительно радовалась за молодых. Их Ленечка, дорогой и любимый Ленечка, увы, не был писаным красавцем. Очки на его длинном носу были как бы продолжением его самого. Он не расставался с ними никогда, ни днем, ни ночью. Увы, без очков молодой человек был почти слеп. Минус восемь – это вам не шуточки.

Но сейчас молодой человек сиял, словно начищенный медный пятак. Ведь рядом с ним сидела Ирина, Ира, его дорогая Ирочка. И Леня был совершенно счастлив. Мать, бабушка и сестра наблюдали за ним со снисходительно-ласковыми улыбками. Их мальчик наконец-то нашел себе подругу сердца. Какое счастье! Как они рады за него! Да и девушка красавица! И милая! И приветливая! И явно получившая хорошее воспитание.

– Умеет держать себя в обществе.

– Прекрасная партия для нашего Леньки.

– Вот уж нежданно-негаданно. Я уж и надеяться перестала, что увижу правнуков, а тут…

Бабушка взмахнула рукой и не договорила, потому что как раз в этот момент Ирина охнула и вскочила со своего места. На ее красивом выходном платье из сжатого шелка расплывалось уродливое бордовое пятно.

– Ленька! – ахнула Лара. – Какой же ты неуклюжий!

– Но я нечаянно. Меня мама толкнула.

– Не хотела я тебя толкать. Меня саму бабушка толкнула.

– Я тост собиралась сказать. И никого не толкала.

– Я нечаянно, – виновато повторил Леня, но сестра ему не поверила.

– Ври больше! – возмутилась она. – Все знают, что ты неуклюжий тюлень. Сам перевернул, сам и отдувайся. Не вали на мать, не маленький уже.

– Что у вас там? – подал голос от мангала Семен Фадеевич. – Что за катастрофа?

– Ленька облил вином Ирину!

– Ну, так переоденьте Ирочку! Лариска, дай Ирине что-нибудь из своей одежды.

– Ага. Хорошо, папа.

– Только быстро, – скомандовал Семен Фадеевич. – Сейчас уже шашлыки будут готовы.

Виноватый Леня тоже поплелся вслед за девушками. Но в комнату к Ларе, где должна была переодеваться Ирина, его не пустили.

– Вот женишься, тогда и будешь наслаждаться! – шутливо толкнула его в мягкий живот сестра. – А пока иди… Погуляй!

Гулять молодой человек не пошел. Он вышел в холл и остановился перед большим напольным зеркалом. Оно висело на дедовой даче с незапамятных времен. С годами стекло стало тусклым и мутным, да еще покрылось по всей поверхности некрасивыми коричневыми оспинками. Несколько лет назад бабушка отвезла зеркало в мастерскую, откуда его привезли сверкающим новеньким серебром. Конечно, это было уже другое зеркало. Но рама оставалась прежней. И Лёне нравилось думать, что это их прежнее старое зеркало.

Леня посмотрелся в зеркало и вздохнул. И что Ирина нашла в нем? Полное, рыхловатое его туловище не имело ни талии, ни плеч. Просто упитанный кусок мяса со складками жира там, где у нормального парня должны быть мускулы. Кожа у Лени была нечистой, даже сейчас, летом, его лоб украшала россыпь юношеских прыщиков.

А ведь Леня давно перестал быть юнцом. Он закончил университет. И уже несколько лет трудился в одном научно-техническом предприятии. Там требовались хорошие математики. И Леню, который на курсе считался лучшим студентом, приняли с распростертыми объятиями.

Зарабатывал Леня прилично. Но отдавал себе отчет, что в мире полно людей с зарплатами и повыше, чем у него. Не говоря уж о тех, кто имеет свой успешно развивающийся бизнес, квартиру и шикарную машину. Почему же Ирина все-таки обратила внимание именно на него?

Сама Ирина на этот вопрос отвечала просто:

– Да ведь я полюбила тебя, котик ты мой ненаглядный. А любовь – это страшная сила. Когда любишь, уже не глядишь ни на животик, ни на прыщики. Ты для меня самый красивый в целом мире!

Лене очень бы хотелось верить своей невесте. Но его прагматичный ум математика подсказывал, что такое вряд ли возможно. Впрочем, Ирина ведь была женщиной. А мысли женщин всегда оставались для Леньки тайной за семью печатями. Да и с чего бы Лёне было хорошо разбираться в женщинах, если ни одна из них, за исключением матери и сестры, не обращала на бедного толстого Ленечку никакого внимания?

Впрочем, так было лишь до встречи с Ириной. Эта черноволосая и черноглазая красавица перевернула весь мир Леньки. Он мог смело признаться, что Ирина вскружила ему голову.

В этот момент из комнаты появилась Лара.

– Погоди, – озабоченно произнесла она, глядя на брата. – Я попытаюсь застирать платье Ирины. Боюсь, все мои вещи оказались ей несколько великоваты.

Ленька виновато вздохнул. Что поделаешь, все в семье Дубовых отличались крупным телосложением и некоторой полнотой. А его сестра Лара была откровенной толстушкой. И за последнее время она еще очень сильно прибавила в весе. Неудивительно, что любящая комфорт Ирина отказалась одеваться в безразмерные тряпки его сестрицы!

– Можно я зайду к Ирине?

– Не стоит. Она не одета. Впрочем, как хочешь.

Сестра унеслась, прижимая к груди испачканное платье. А Ленька остался ждать. В ванной лилась вода, Лара изо всех сил терла платье, добиваясь первозданной чистоты и свежести. Внизу слышались голоса отца и матери. Леня выглянул к ним. Но мама уже куда-то ушла.

– Эй, вы там скоро? – крикнул ему отец. – Шашлык уже совсем засох!

– Сейчас, мы уже сейчас закончим.

– Поторопитесь! Нельзя же так долго переодеваться! Скажи Ирине, что она ослепительна в любой одежде и даже без нее.

Ленька вздрогнул. Его отец уже порядочно выпил. А иногда, выпив, Семен Фадеевич становился развязным. Только не хватало, чтобы Ирине пришлось выслушивать сальные шуточки его папаши. Ну и знакомство получилось! Сначала сестрица испортила новое и наверняка дорогое платье Ирины. А теперь еще и папочка примется сыпать пошлостями. Слава богу, что мама и бабушка держатся с Ириной нормально. Может быть, чуточку натянуто, но, по крайней мере, приветливо ей улыбаются и глупостей не говорят.

– Скоро там? – снова крикнул отец снизу, разбудив слегка задремавшего Леньку. – Мать уже час как ушла к вам. Что у вас там? Бермудский треугольник? Куда вы все пропали?

Леня обратил внимание, что теперь внизу нет и его бабушки. Наверное, отец достал ее и она пошла искать их всех. Но ведь они все тут. Он в холле. Лариса в ванной. А Ирина в комнате Ларисы. Чего их искать столько времени? Но обдумать этот вопрос у Лени не получилось, потому что из комнаты, где пряталась Ирина, внезапно раздался громкий крик.

– Ира! Ирина! – вскочил Леня на ноги. – Что с тобой?

Он бросился в комнату, но наткнулся на запертую дверь. Странно. Зачем Ирине было запирать ее? Бросившись на нее всем телом, молодой человек больно ударился плечом, а дверь как стояла, так и продолжала стоять.

– Леня, что случилось?

Это прибежала из ванной Лариса, все еще сжимающая мокрое платье в руках.

– Не знаю.

– А Ира где? Кто кричал?

– Ира в комнате! Ира! Ирина! С тобой все в порядке? Но из комнаты не доносилось ни звука.

– Что у вас тут происходит? Это пришла бабушка.

– Что за крики? Леня, зачем ты ломаешь дверь?

– Ира! Она там! Не открывает!

– Ну и что? – спросила поднявшаяся по лестнице Стефанида Альбертовна.

– Она кричала!

– В самом деле?

И оттолкнув сына в сторону, мать постучала в дверь.

– Ирочка, деточка. Ответь нам. Мы беспокоимся за тебя. У тебя все в порядке?

И снова ни звука. Но зато в этот момент со двора раздался еще один вопль. Кричал отец:

– Твою м… Это что тут такое? Эй! Кто-нибудь! Живо все сюда! И возьмите телефон, Ирке нужно вызвать врача!

Леня первым выбежал из дома. Следом за ним устремились остальные. Последней ковыляла бабушка, взволнованно охающая и сжимающая в руках телефонную трубку. Она оказалась единственной из всех, кто не потерял присутствия духа. И в точности выполнила указания зятя.

Семен Фадеевич застыл с шампурами в руках неподалеку от извилистой дорожки, выложенной белыми кирпичом. А возле дорожки лежала Ирина. Леня машинально отметил, что девушка все же переоделась в Ларину белую футболку и серые спортивные брюки.

Но сейчас это было совершенно не важно, потому что Ирина лежала в такой позе, некрасиво подогнув под себя одну ногу, что сразу же становилось очевидным – случилось ужасное несчастье.

– Ира!

– Не трогай ее! – Бросив шампуры прямо на траву, кинулся на перехват сына отец.

– Может быть, она еще жива! Ей надо помочь! Но Семен Фадеевич мрачно покачал головой.

– Я же врач. Поверь мне, надежды нет.

– Нужно проверить пульс!

– У нее проломлена затылочная кость! При чем тут пульс? Она разбилась насмерть. Разве не видишь? Тут всюду кровь!

Семен Фадеевич все же опустился на колени рядом с пострадавшей и попытался нащупать на ее шее пульс.

– Бесполезно, – повторил он. – Девушка мертва.

– Но как такое могло произойти?

– Она упала из окна.

– Тут совсем невысоко!

– Вероятно, она ударилась головой об один из кирпичей на дорожке. Бедняжка. Упади она немного в стороне, осталась бы жива. Вероятно, обошлось бы даже без переломов. Всюду мягкая земля и газон. А тут… Да, не повезло девушке.

Ленька стоял, словно окаменев. Он никак не мог поверить, что все это происходит именно с ним. Ирина! Его Ирина! Такая живая и обаятельная всего несколько минут назад – и вот уже лежит на садовой дорожке. И под ее головой расплывается алое пятно. Отец прав. Она мертва, мертва, мертва!

– Нужно вызвать милицию, – первой произнесла бабушка. – И врачей. Сеня, какой номер у Виктора Александровича? Напомните мне, а то мой склероз сегодня что-то особенно разбушевался.

Но никто не помнил наизусть телефон их семейного доктора Виктора Александровича.

– Мама, тут нужен не твой милейший Виктор Александрович, а «Скорая помощь».

– А я все-таки позвоню и ему тоже, – упрямо возразила бабушка и заковыляла обратно к дому.

Никто не стал останавливать Марфу Сергеевну. С тех пор, как год назад скончался их дед – профессор и академик, самой старшей в семье стала бабушка. Марфа Сергеевна была еще крепка и телом, и духом. И если артрит иногда мешал ей вести привычно активный образ жизни, она не падала духом. И твердила, что чувствует в себе достаточно сил, чтобы самой вести хозяйство да еще и помогать дочери и внукам.

Дед скончался год назад и оставил семье приличное наследство. Тут была и роскошная городская квартира. Четыре большие комнаты – подъезд, на лестничной площадке которого легко мог развернуться небольшой танк. Кроме того, хотя дед и был физиком, но имел хобби – живопись. И он оставил семье небольшую, но весьма ценную коллекцию живописных полотен.

И наконец – дача. Та самая дача, где вся семья Дубовых и собралась сегодня днем. Не обычные шесть соток, а шикарные две десятины в окружении старых сосен. Сам дом был еще при жизни деда перестроен на одну из многочисленных премий, которые дед собирал целыми десятками.

Одним словом, семья могла чувствовать себя совершенно уверенно. Продавая полотна деда, они могли жить и не знать никаких лишений еще долгие годы.

– Ларочке нужно купить квартиру, – утверждала бабушка. – Будет у девочки свое жилье, и женихи появятся.

Лене и Ирине тоже планировалось купить к свадьбе квартиру и новую машину. А также оплатить им одной из дедовых картин шикарное свадебное путешествие. Но теперь не будет ни свадьбы, ни свадебного путешествия. Ничего не будет. Ведь Ирина мертва.

– Просто ужасная ситуация.

– Еще бы не ужасная! Невеста приехала впервые в дом жениха и тут погибла! Что скажут люди?

– Наверное, мы должны сообщить родителям бедной девушки.

Говоря это, Стефанида Альбертовна вопросительно взглянула на своего сына. Но Леня лишь молча помотал головой в ответ.

– Нет? Но почему нет?

– У Ирины никого из родных нету. Она похоронила мать полгода назад.

– О! Бедная девушка! А ее отец?

– Отца она вообще никогда не знала. Кажется, он умер, когда Ирина была еще совсем крошкой.

– Ужасно! Ужасно! Мы погубили сироту!

– Что ты говоришь? При чем тут мы? Это несчастный случай! Ирина слишком далеко выглянула в окно, не удержалась и выпала вниз! Вот и все! При чем тут кто-то из нас?

Но приехавшие на место трагедии оперативники не были столь однозначно уверены в том, что произошел именно несчастный случай.

– Положение тела какое-то нетипичное, – пробурчал один из них. – Похоже, жертва летела по дуге.

– И что это значит?

– А значит это лишь то, что ее из окна вытолкнули!

Услышав это, бабушка схватилась за голову, мама за сердце. Отец побледнел и пошатнулся. А Ларочка взвизгнула. Один лишь Леня умудрился сохранить остатки разума и не поддаться охватившему всех других ужасу.

– Но как это возможно? – пробормотал он. – Ведь в доме были только мы и никого посторонних!

– Вот именно, – зловеще произнес один из оперативников, оглядев притихших Дубовых.

– Другими словами, вы хотите сказать, что Ирину… что Ирину убил кто-то из нас?

– Раз в доме других людей не было…

И оперативник не договорил, но зато выразительно развел руками. Услышав это заявление, Ларочка заплакала навзрыд:

– Но кому могло прийти такое в голову? Мы все были рады за Леню! И готовы были полюбить Ирину, кем бы она ни оказалась!

Оперативник вступать в дискуссию с Ларочкой не стал. Он лишь повторил, что его дело – собирать улики. А выводы будет делать следователь. Ждать приезда следователя долго не пришлось. Он приехал уже через полчаса. Успел осмотреть тело, которое в этот момент забирали с собой медики. А затем пожелал побеседовать со всеми, кто присутствовал в момент несчастного случая в доме.

Впрочем, вопросы он задавал стандартные. И все они так или иначе касались личности Ирины. Кто из родных Лени был прежде знаком с невестой сына? Не пересекались ли их пути прежде? И кажется, следователь ничуть не удивился, когда услышал от всех одинаково отрицательные ответы. Нет, не встречались, не пересекались, не общались.

– И тем не менее кто-то в вашем доме желал зла этой девушке. Поэтому и вытолкнул несчастную в окно. И как только я узнаю, кто мог это сделать, я вернусь и арестую виновного.

Весь остаток вечера семья провела в тягостной неизвестности. Никто не решался первым завести разговор на тему убийства. И каждый страдал молча и в одиночестве.

Спать все разошлись очень поздно. Но как только голоса в доме совсем стихли, Леня вышел из своей комнаты и постучал в дверь комнаты сестры.

– Это ты? – почти сразу же откликнулась Лара. – Заходи! Обняв брата за плечи, Лариса воскликнула:

– Ленька, мне так жалко Ирину! Поверить не могу, что это все-таки с ней случилось!

– Все-таки? Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – покраснела Лариса. – Только то, что ужасно умереть такой молодой.

– Лара. Ты ничего от меня не скрываешь?

– О чем ты? – захлопала глазами сестра.

– Когда сегодня следователь расспрашивал вас всех о том, не встречались ли вы с Ириной, что ты ему сказала?

– Правду!

– Но ведь ты была с Ириной одного года рождения.

– Ну, наверное, и что?

– И ты недавно училась на курсах испанского языка.

– И что с того?

– Ирина тоже училась испанскому языку!

– Боже мой! – засмеялась Лариса. – Да ты хоть знаешь, сколько таких курсов сейчас открыты по всему городу? Десятки! Да нет, не десятки, сотни!

– Нет, – упрямо покачал головой ее брат. – Я помню, как мы проезжали с Ириной возле того старинного особняка, в котором училась испанскому ты. И Ирина сказала, что ходила сюда на курсы испанского. Вы ходили с ней в одно и то же место. Я еще тогда удивился столь странному совпадению, но значения ему не придал. А вот теперь вспомнил.

– Я не знала Ирину!

– Лариса, не нужно мне лгать. Ты – моя сестра и не должна скрывать от меня правду.

– Да какую правду? Какую? Ты что, думаешь, что я убила твою невесту? Прокралась из ванной комнаты, пока ты дрых в холле, и вытолкнула ее в окно?

– Ну… У тебя ведь были причины, чтобы ненавидеть Ирину? Лариса помотала головой.

– Лара! Учти, я сегодня звонил на курсы испанского и разговаривал с твоей преподавательницей.

– Ты… Ты не должен был этого делать!

– Но ведь сама ты бы ни за что не рассказала мне правды!

– Потому что я невиновна!

– И ты не крала кошелек у своей подруги?

– Нет! Она сама мне его подарила!

– Ирина? Значит, вы все же были с ней знакомы?

– Ну да! Признаюсь, я знала эту Ирину и прежде! Мы вместе учились на курсах испанского и одно время даже дружили. И однажды она сделала мне подарок – дорогое портмоне. И сказала, что хочет, чтобы я его приняла, потому что мы подруги, и она желает сделать мне приятное, подарок. Но, Леня… Эта девушка была лгуньей! Она оболгала меня в глазах всей нашей группы! Обвинила в воровстве! Это дошло до одного молодого человека, который тоже учился на наших курсах, и он… Он отвернулся от меня. Ирина специально это сделала. Как она хохотала, когда я прибежала к ней и просила сказать тому человеку правду. Она все подстроила! Все! Она была гадиной! Сукой! Дрянью!

Лариса почти задыхалась от охвативших ее эмоций. Слезы лились из ее глаз, когда девушка заново переживала охватившее ее тогда чувство унижения и беспомощности.

– Я тебе не верю, – тихо произнес брат. – Ирина не могла этого сделать.

– Ну, конечно, твоя драгоценная Ирина была белей снега! Но я тебе говорю, что это было! Она опозорила меня, унизила… И самое главное, я уже никогда не смогла бы оправдаться перед Колей!

Леня задумчиво замолчал. Действительно, где-то несколько месяцев назад сестра частенько упоминала в разговоре одного молодого человека по имени Коля. А потом вдруг это имя словно пропало из ее словаря. А сама сестра сначала перестала учить испанский, от которого была вначале в таком восторге, потом целую неделю пролежала в постели, лопая сладости и мороженое. И лишь затем Лариса вроде бы пришла в себя, но стала молчалива, и еще она стала стремительно толстеть.

Она и прежде была толстушкой, но обаятельной и хорошенькой. А теперь ее вес приближался к девяноста килограммам. И Лариса больше напоминала собой розовощекого бегемота. Видимо, только сейчас сообразил Леня, сестра заедала сладким свое горе.

– Значит, Ирина поссорила тебя с твоим молодым человеком? Наверное, ты очень переживала?

– Словами этого не передать.

– Но зачем она это сделала?

– Не знаю! Когда я спросила у нее о том, зачем она это сделала, она притворилась, что вообще не понимает, о чем я ее спрашиваю! Назвала меня воровкой. И еще наставительно добавила, что воровкам никогда не видать личного счастья с порядочными молодыми людьми.

– Но ты не брала у нее этого кошелька?

– Никогда! В жизни не зарилась на чужое. Ты же меня знаешь!

– Знаю.

– Да я могла купить себе десяток таких кошельков! Зачем мне было воровать его у Ирины? Ты же знаешь, папа с мамой не стесняют меня в средствах. И бабушка всегда подбрасывает мне денежек. Да и дед… когда он был жив, то обязательно дарил мне крупные суммы на все праздники. Почти все они так и остались у меня нетронутыми. А тот кошелек стоил от силы две, ну, три тысячи рублей. И это была дорогая вещь в первую очередь для самой Ирины. Она не выглядела хорошо обеспеченной девушкой. И я долго не решалась принять этот ее подарок. Сдалась лишь после долгих ее уговоров.

– Значит, ты знала Ирину? – повторил Леня. – Но ты и глазом не моргнула, когда она появилась в нашем доме и я представил ее вам как свою невесту.

– Знаю, – опустила голову Лариса. – И только я одна знаю, чего мне стоило сохранить лицо и не вцепиться этой мерзавке в волосы!

Леня немного помолчал, а потом печально произнес:

– Лара, мне очень жаль, что тебе пришлось перенести по вине Ирины. Но пойми, если узнал я, может узнать и следователь.

– А мне все равно! Пусть узнает! Я Ирину не убивала!

– Но ты была рядом.

– Да! Стирала ее платье! Ради тебя, дурак, я пошла бы и не на такое унижение. Ты же мой любимый брат. И если ты наконец-то нашел себе девушку, то я должна была сделать все от меня зависящее, чтобы ты был с ней счастлив.

Очень трогательно. Но Лара, следователь обязательно заподозрит тебя в убийстве Ирины.

– Не заподозрит.

– Ты была рядом. А из ванной есть дверь в твою комнату.

– Не заподозрит меня следователь, – угрюмо повторила Лара.

– Нет? Но почему ты так в этом уверена?

– Потому что был еще один человек, который ненавидел Ирину сильнее, чем я.

– И кто же он?

– Наша мама!

Лара выпалила это с такой яростью в голосе, что Леня невольно отшатнулся от сестры. Это искаженное ненавистью лицо было ему незнакомо. Неужели его сестра превратилась в чудовище? В жестокую убийцу? Но как такое возможно? И что она такое говорит про Стефаниду Альбертовну? Мама тоже знала Ирину?

– А что наша мама? – пробормотал Леня. – Что с ней? За что маме ненавидеть ее?

– За что? Да за то, что Ирина была любовницей нашего папы! Такого удара Леня не ожидал. У него даже в глазах потемнело.

– Этого не может быть!

– Может!

– Откуда ты знаешь?

– Знаю! Я их видела вместе.

– Вместе? Где? На улице?

– Да. На улице.

– Но это же еще ничего не значит! Мало ли где они могли познакомиться.

Но говоря это, Леня понимал, что ситуация становится все более и более странной. Ирина была знакома с Ларой? И с его отцом? Была подругой его сестры и любовницей отца? А потом стала еще и его невестой? Но что за странная привязанность была у Ирины именно к семье Дубовых? Почему она искала общения именно с ними?

Вслух же Леня добавил лишь следующее:

– Если ты видела на улице отца и Ирину в обществе друг друга, это еще не говорит о том, что они состояли в интимной связи друг с другом.

– Ах, не говорит? А что должно говорить об этом? Они целовались! Понятно тебе? Целовались как любовники!

– Ты уверена? Это точно был наш отец?

– Да! Он самый!

– Но Ирина и глазом не моргнула, когда увидела его сегодня днем.

– И это говорит лишь о том, что она прекрасно знала, куда едет и с кем ей предстоит сегодня знакомиться. Это мы все чуть было не упали, когда увидели твою невесту! Ты разве не заметил, как побледнела мама? А у папы из рук выпал тазик с маринадом!

– Я видел, видел, – смущенно забормотал Леня. – Но я значения этому не придал. Верней, решил, что вы поражены красотой моей невесты. Ведь вы всегда смеялись над моей внешностью. И говорили, что мне трудно будет найти себе пару – такой же прыщавой и неуклюжей девушки, чтобы была мне под стать, на свете просто не найти.

– Но это же была шутка!

– Очень обидная шутка. И да, я понимал, что Ирина преследует какие-то свои цели, встречаясь со мной и принимая от меня предложение выйти замуж. Но мне так хотелось, чтобы вы все мной гордились! Хотелось поразить вас всех.

– И тебе это удалось, – грустно произнесла Лара.

– Значит, ты думаешь, что мама знала о романе отца и Ирины?

– Ты же знаешь, какая она ревнивая! Она сама пришла ко мне и рассказала о том, что у нее есть подозрения. Что отец стал слишком часто задерживаться на работе. И от него пахнет чужими духами. И длинные темные волосы у него на рубашке мама тоже несколько раз находила.

Леня подавленно молчал. У его Ирины были очень красивые длинные волосы. Она много раз говорила, что брюнетка – это ее естественное состояние. И что такие волосы достались ей от матушки-природы, которая хоть и не одарила девушку деньгами и влиятельными родителями, но зато не поскупилась на другие свои дары – красоту, ум и предприимчивость.

Впрочем, о последнем своем качестве Ирина вслух не распространялась. Но Леня, хоть и был влюблен в свою невесту без памяти, ничего не мог поделать со своим рациональным разумом. Он понимал, что Ирина далеко не так проста, как хочет казаться. И, встречаясь с ним, преследует какие-то свои, тайные цели.

– А что ты вообще знаешь про свою бывшую невесту?

– Что?

Леня был в растерянности. Он знал ее имя, фамилию и домашний адрес. Но вот подробности своей личной биографии Ирина ему не рассказывала.

– Это будет слишком грустная история, – говорила она обычно. – Не стоит тебе слушать об этом!

А когда Леня пробовал настаивать, Ирина обычно ласково отвечала жениху:

– Что было, то было. Теперь у меня есть ты. И у меня наконец-то все хорошо. Я очень счастлива, что встретила тебя.

Обычно после таких заверений Леня успокаивался. И только теперь он понял, что поступил опрометчиво и неосторожно. Нельзя было вводить в дом и называть своей невестой девушку, которая утаивала от него свое прошлое. Это и привело их всех к беде!

– Нам придется пойти к родителям и все им рассказать.

– Не думаю, что они расположены сейчас к разговорам.

– Им придется нас выслушать! – упрямо произнесла Лара. – Если они не хотят, чтобы мы все оказались в еще большей беде. Нам нужно поговорить, покаяться друг перед другом. И наконец выработать единую стратегию поведения. Довольно таиться и прятаться. Мы – одна семья. И в момент опасности мы должны выступить единым фронтом.

Брат и сестра тихо, чтобы не потревожить покой спящей бабушки, проскользнули в спальню родителей. Они были уверены, что в столь поздний час те все равно еще не спят. И оказались совершенно правы. Еще из-за двери они услышали голос матери:

– Только не лги мне, Сеня! Я знаю, что эта девица была твоей любовницей! Это ты познакомил ее с Леней?

– Нет. Как ты могла такое придумать!

– От человека, который бегает от хорошей жены налево, можно ожидать и не таких безумств. Возможно, девушка тебе надоела и ты решил «сосватать» ее своему сыну?

– За кого ты меня принимаешь?

– За того, кто врет и обманывает!

– Ты знала про нас с Ириной?

– Знала.

– Так, может быть, это ты и убила Ирину?

– Не говори таких вещей!

– Но ты была в доме, когда это случилось!

– А может быть, это ты ее убил?

– Я был внизу!

– Один! Никто не может проверить твои слова! Ты вполне мог незаметно проскользнуть в дом, вытолкнуть девушку в окно и так же незаметно вернуться вниз.

– Зачем мне было убивать Ирину?

– Возможно, это не ты расстался с ней. Возможно, это она бросила тебя! И ты убил ее из чувства мести.

– Я сам бросил Ирину. Понял, что люблю только тебя. И не хочу обманывать. А эта Ирина… Это было какое-то затмение. Наваждение. Морок. Девица прилипла ко мне, словно банный лист! Конечно, она была хороша. Но угар прошел, и я понял, что мне никто другой, кроме тебя, не нужен.

– И ты познакомил ее с нашим сыном?

– Нет же! Какая ты, право, упрямая!! Не знакомил я ее с Ленькой. Если ты не веришь мне, то спроси у самого Лени. Я не имею к его знакомству с этой девушкой никакого отношения.

– И спрошу!

На какое-то время в спальне стало очень тихо. А затем раздался тихий голос отца.

– Хорошо, дорогая, – устало произнес Семен Фадеевич. – Признаюсь тебе, у меня с Ириной был маленький романчик. О! Не сверкай так глазами. Ничего особенного не было. Несколько невинных объятий и… и все! Я был и остаюсь верен тебе одной, дорогая.

– Ну, конечно! А на съемной квартире в Дегтярном переулке вы вдвоем тоже мне верность блюли?

– Откуда ты знаешь про Дегтярный переулок? – встрепенулся Семен Фадеевич. – Ты что, следила за мной?

– Сейчас это не важно.

– А что важно?

– Хочу понять, как получилось, что эта девица намертво присосалась к нашей семье? Сначала ты, потом Ленька! Какую цель преследовала эта девушка?

Переглянувшись, брат и сестра толкнули дверь и решительно вошли в комнату к родителям. Им предстоял серьезный разговор с ними. И еще им нужно было принять какое-то решение относительно того, как дальше вести себя со следователем и оперативниками.

Следующее утро брат и сестра встретили возле квартиры Ирины. Менты сюда еще не приезжали. А возможно, и не собирались приезжать. Зачем? Ведь трагедия произошла в другом месте. Во всяком случае, дверь была не опечатана. А у Лени на правах жениха имелись ключи от квартиры Ирины. И им предстояло узнать то, что так тщательно скрывала Ирина от Лени, – ее прошлое.

Дверь открылась без малейшего скрипа. И сердце у Лени дрогнуло. Он вспомнил, как заботливо смазывал безжалостно скрипящие прежде петли специально принесенным с собой машинным маслом. И как радовалась Ирина тому, что дверь у нее больше не скрипит.

– Что с тобой? Ты уснул?

– Просто задумался.

И, стряхнув усилием воли странное оцепенение, Леня вошел внутрь. Все ему было тут хорошо знакомо. Ведь он провел в этой квартире столько счастливых часов и дней. И сейчас ему невольно подумалось: кем бы ни была на самом деле Ирина, какую бы страшную тайну она ни скрывала от него в своем прошлом, он навсегда останется благодарен этой женщине за ту иллюзию счастья, которую она ему подарила.

– Ты снова задумался? О чем?

– Так, – отмахнулся от сестры Леня. – Давай искать.

– Давай. С чего начнем?

– Я пороюсь у нее в компьютере, а ты… Ты возьмись за сервант. В его ящиках Ирина хранила свои документы.

Лара послушно пошла к серванту. А Леня подсел к компьютеру. Его невеста много времени проводила за экраном монитора. И почти всегда, стоило Лене подойти к ней, она либо выключала компьютер, либо отвлекала Леню каким-нибудь посторонним вопросом.

И вот теперь он с интересом рылся на сайтах, которые посещала его невеста. Преимущественно все они были юридическими и касались прав наследования. Но за кем собиралась наследовать Ирина? Она всегда говорила, что она и ее мама жили очень скромно. Мама получала за отца пенсию, но совсем небольшую. Да Леня и сам видел, что живет девушка небогато. Но ведь и он не был богат! Все деньги в семье принадлежали его родителям и бабушке. Сам он не имел даже своей собственной крыши над головой.

Но все же, за кем и что собиралась унаследовать его Ирина?

– Что у тебя там? – спросил он у Лары, которая перебирала бумаги.

– Ничего особенного. Обычные документы. Аттестат зрелости. Метрика. Какие-то справки из школы и поликлиники. Да, медицинская карта! Совсем тоненькая. Похоже, Ирина была очень здоровым человеком.

– Диплом есть?

– Что-то не вижу.

Леня тяжело вздохнул. Выходит, и университет его дорогая подруга не заканчивала. Это была очередная ложь. Казалось бы, ерунда, но все равно это новое открытие больно царапнуло Леню за живое. Он встал и подошел к сестре.

– В метрике в графе отца стоит имя?

– Нет. Прочерк.

– Странно. За кого же тогда мать Ирины получала пенсию?

Лара пожала плечами. И, указав на снимок в простой рамке, который стоял на столе, спросила:

– А кто эта женщина?

– Мать Ирины.

– Какое странное у нее лицо.

– Почему? – удивился Леня. – Обычное лицо. Вполне заурядное. Ирина совсем на нее не похожа.

– Мне оно кажется знакомым. А тебе?

– Нет. Мне не кажется. Уверяю тебя, ты ошибаешься. Ты не могла знать мать Ирины.

– Мне это лицо кажется знакомым, – повторила Лара. – И я уверена, что я не ошибаюсь. Вот только я никак не могу вспомнить, где же я видела эту женщину.

– Этой фотографии лет двадцать.

– Ну и что? Говорю тебе, я помню эту женщину. И помню ее именно такой, какой она запечатлена на этом снимке. Это же самое синее платье и воротник в горошек!

Леня пожал плечами и перешел к следующему ящику. Пусть Лара фантазирует, сколько ей заблагорассудится. Возможно, ей надоест самой.

– А тут у нее что?

– Фотографии.

– Мы будем их смотреть?

– Если хочешь.

Лара взяла несколько альбомов со старыми и не очень снимками и пересела на диван. А Леня продолжил осмотр квартиры. Что он искал тут? Ведь он бывал здесь много раз и отлично знал, что никаких тайников в этой стандартной однушке не было и быть не могло.

Ирина говорила, что даже получить эту квартиру им с мамой помогло только чудо.

– Иначе ютиться бы нам до сих пор вместе с ней в коммуналке. А так отдельная квартира. Не бог весть что, но все равно лучше, чем всем коллективом по утрам в туалет очередь занимать. Спасибо одному хорошему человеку, он очень помог тогда нам.

И вот теперь Леня с острым и каким-то щемящим чувством думал о той неизвестной ему женщине, матери его любимой девушки, которая жила тут вместе с Ириной. Кто она была? Как получилось, что они остались вдвоем с дочерью? Куда делся отец Ирины?

Внезапно до его слуха донесся вскрик Лары.

– Что?

Но сестра не отвечала. Она сидела на диване, словно громом пораженная. И, вцепившись в старый, в плюшевой обложке журнал,беззвучно шевелила губами.

– Что с тобой?

– Иди сюда! Посмотри сам! Леня подошел.

– Зачем ты закрываешь снимок руками? Я же ничего не вижу.

– Смотри.

И Лара убрала одну руку. Леня пригляделся и даже присвистнул от изумления.

– Ни фига себе! – вырвалось у него. – Да это же…

– Вот именно! – перебила его Лара, все еще загораживая руками часть снимка. – Ты узнал? А теперь посмотри, кто стоит рядом?

И она убрала и вторую руку.

– Ну? Кто эта женщина?

– Мать Ирины!

– Вот именно! Понимаешь теперь, в чем тут дело? Они были знакомы! Больше того, они были близки! Вот почему лицо этой женщины показалось мне знакомым! Я видела ее! Точно видела. В детстве!

– И что же это доказывает?

– Я пока что и сама не понимаю, – призналась Лариса. – Но точно знаю человека, который может и должен помочь нам.

Обратно на дачу брат с сестрой вернулись уже к вечеру. Дом стоял какой-то унылый и пустой. Родители были на работе. Несмотря на случившееся несчастье, они не могли позволить себе прогуливать службу. Дома была одна лишь бабушка.

Марфа Сергеевна вышла из дома, чтобы приветствовать внуков. Но одного взгляда на их встревоженные лица ей хватило для того, чтобы понять: случилось что-то еще! Что-то очень и очень скверное.

– Вы что-то узнали?

– Узнали, бабушка.

– И находимся в большой растерянности.

– Может быть, ты нам объяснишь, что все это значит? – произнесла Лара, вытаскивая из сумочки найденную в квартире Ирины фотографию.

Марфа Сергеевна зябко передернула полными плечами, закутанными в шаль.

– Проходите, – произнесла она. – Расскажите мне все, что вы узнали.

И пока внуки поглощали пирожки с грибами и рисом, печь которые была такая мастерица Марфа Сергеевна, она рассматривала фотографию, которую выложили перед ней Лариса с Леней.

– Да, я прекрасно помню и эту женщину, и ее историю, – произнесла она наконец. – Она работала на кафедре у вашего деда.

– Она была его любовницей?

– Ваш дед был святой человек. Все его мысли были устремлены в науку. Он не сознавал, что существуют корыстные, жадные люди. А эта женщина была именно такой. Конечно, она сильно нуждалась. Но со стороны это выглядело очень некрасиво. Сколько я себя помню, она всегда требовала себе дополнительные премии, тринадцатые зарплаты и оплачиваемые выходные дни. Именно что не просила, а требовала! Громко и нагло! А на каком, позвольте спросить, основании? Единственным ее подвигом было лишь то, что она сумела родить внебрачного ребенка. Подозреваю, что она и сама точно не знала, кем был отец девочки. Но ей нравилось распускать сплетни о том, что это мог быть ваш дед!

– А он не мог?

– Этот святой человек? Никогда! Я прожила с вашим дедом всю свою жизнь. И могу поклясться вам на чем угодно, будь у него с этой женщиной связь, он никогда не оставил бы ее саму и ребенка в таких стесненных жизненных условиях, в каких они существовали. Конечно, ваш дед сделал для них немало добра, но это была капля в море. А ведь мать девочки была лаборанткой на кафедре, которой руководил ваш дед. И уж ваш дед нашел бы способ, чтобы помочь своей любовнице и родному ребенку. Заставил бы ее получить высшее образование, написал за нее кандидатскую, выхлопотал хорошее местечко. Но нет! Ничего этого не было. И я уверяю вас, Ирина не была нашей родней, хотя сама она и думала иначе.

Когда бабушка произнесла эту фразу, пирожки так и попадали из рук Лары и Лени.

– Бабушка! – через силу выдохнул Леня. – Выходит, ты тоже знала Ирину? Разговаривала с ней?

– Ирина зарилась на наследство вашего деда! – воскликнула Марфа Сергеевна.

– Да? Наследство! В нем все дело! Это из-за него она липла к нам? Сначала к Ларке! Потом к отцу! А затем уже и ко мне! Она подбиралась к наследству деда?

– Увы, – сурово произнесла Марфа Сергеевна. – Эта нахалка вздумала заявиться ко мне и потребовать, как она выразилась, честного дележа наследства. Разумеется, я указала ей на дверь. И тогда она заявила, что будет мстить и вредить нашей семье. Но рано или поздно своего все равно добьется. Она так и сказала: «Скоро ты, старая сука, подохнешь. И на тот свет с собой ни картины, ни квартиру, ни дачу не утащишь. Все останется тут. А я уж позабочусь, чтобы справедливость наконец восторжествовала!»

– Когда? Когда она это сказала?

Не отвечая, Марфа Сергеевна отвернулась к окну.

– Не знаю, – произнесла она затем. – Возможно, мне и следовало рассказать все вам еще раньше. Но мне было стыдно. Мне казалось, что таким образом я могу невольно замарать доброе имя вашего деда. И вы будете думать о нем дурно. А он этого не заслуживал. Эта мерзкая женщина втерлась к нему в доверие. И пользовалась многими, вовсе не полагающимися ей по уставу, благами. А когда она умерла, то ее доченька проявила себя с еще более худшей стороны! Стала требовать то, что ей не принадлежало ни в каком виде!

– Но, возможно, дедушка не сказал тебе всей правды, – предположил Леня.

– Мне не нужно было ничего говорить. Повторяю вам, если бы Ирина была плодом связи вашего деда и этой женщины, то девочка получила бы равные права с дочерью, рожденной в браке.

– Но почему ты так в этом уверена?

– Потому что…

И, видя, что ни Лара, ни Леня ей не верят, она тяжело вздохнула и произнесла:

– Я это знаю, потому что в нашей семейной жизни был такой прецедент.

– Что? У нашего деда был еще ребенок?

– Да. Мальчик. И дед хорошо позаботился о нем. Когда мать этого ребенка сказала, что хочет строить свое счастье с другим мужчиной, ваш дед не стал противиться. Напротив, он выхлопотал молодым квартиру. И всегда помогал материально этому мальчику. Не его вина, что мальчик пошел по скользкой дорожке. Стал пить. И рано умер. Но дед всегда очень переживал по этому поводу.

– И ты все это знала?

– Да. И еще поэтому я уверена, раз ваш дед один раз покаялся передо мной в своем грехе, значит, и во второй раз он поступил бы точно так же. Но в случае с Ириной он все отрицал. И я уверена, что он говорил мне правду.

И, закончив свою речь, Марфа Сергеевна взглянула на замерших перед ней внуков.

– Я не хотела ее убивать, – произнесла она, не обращая внимания на ойкнувшую Ларису. – Это получилось случайно. Наверное, в моих руках осталось чуть больше силы, чем я думала.

– Бабушка! Так это ты вытолкнула Ирину в окно?

– Мы с ней разговаривали. Я хотела понять, что она затеяла, приехав в наш дом под видом невесты Лени. Потом она начала шептать мне в лицо ужасные вещи. Наклонилась совсем близко. Я просто хотела, чтобы она отодвинулась от меня. Но я никак не ожидала, что она так сильно откинется назад и выпадет в окно. Поймите, это был несчастный случай. Но я знаю, что следствие этой версией не удовольствуется. Ирина умудрилась втянуть в эту гнусную историю всех вас. И чтобы уберечь вас, мои дорогие, от тюрьмы, куда вам отправляться совсем не нужно, я уже написала подробное чистосердечное признание. И сейчас за мной приедут.

Марфа Сергеевна оказалась права. Стоило ей произнести эти слова, как возле дома послышался звук затормозившей машины. А через минуту на веранду поднялся тот самый следователь, который приезжал и вчера.

– Вы мне звонили, – произнес он, глядя на Марфу Сергеевну.

– Да, – поднялась старая женщина со своего стула. – И я готова. Едемте.

Следователь некоторое время с интересом смотрел на нее.

– Куда? – спросил он затем.

– Как куда? – с достоинством спросила она. – В тюрьму! Я совершила убийство и призналась вам в нем. Мое письменное признание лежит на столе. Вот оно. Возьмите. Не уверена, что оно написано по всем правилам, которые требует ваш протокол. Но я готова переписать в любой удобной для вас форме. Поедемте.

Но, несмотря на настойчивость старой женщины, следователь медлил увести ее за собой. Он стоял, нерешительно перебирая листки с исповедью в совершенном убийстве. А потом вдруг сказал:

– Дорогая Марфа Сергеевна. Я безмерно восхищен вашей храбростью и готовностью к самопожертвованию. Но тюрьмы у нас и без того переполнены. Всех этих правонарушителей приходится кормить и поить. И совсем ни к чему сажать на шею государству еще одну пожилую нахлебницу. К тому же в своем преступлении вы уже признались. И помещать вас в следственный изолятор нет никакой необходимости.

– Так что же? Вы оставляете меня дома?

– Во всяком случае, до суда вы останетесь дома. Думаю, что прокурор, узнав все обстоятельства вашего дела, согласится со мной. И никаких проблем в связи с этим у нас не возникнет.

И, произнеся эти слова, следователь сгреб со стола листки с признанием Марфы Сергеевны и вышел прочь. Немного погодя в темноте заурчал двигатель его машины и зашуршали шины. Но спустя несколько минут все стихло. И в опустевшем вновь доме остались лишь внуки со своей старой бабушкой.

Состоявшееся несколько месяцев спустя судебное заседание присудило Марфе Сергеевне пять лет условного заключения. Ее подробная и чистосердечная исповедь тронула судей. И учтя более чем преклонный возраст ответчицы, а также моральный облик потерпевшей, бабушку оставили на свободе.

Как ни странно, эта ужасная история сделала семью Дубовых только еще более сплоченной и дружной. Они сумели простить друг другу былые ошибки и обиды и снова выступают против всех жизненных трудностей единым фронтом.

Узнав о том, что за фрукт была Ирина, к Ларисе вернулся ее Коля. Он просил прощения столь искренне, что девушка согласилась вновь попытаться полюбить его. Ведь судьба ее бабушки и родителей ясней всяких слов говорила о том, что членам одной семьи нужно уметь понимать и прощать друг друга. Только тогда семья действительно останется тем, чем ей и положено быть. Семья. Семь – Я! И больше прибавить тут просто нечего.

Екатерина Гринева Ночь сюрпризов

Я пересчитала свечи: их должно быть ровно семь – по количеству лет, которые мы прожили вместе. Все было готово для праздничного ужина. Я еще раз окинула стол внимательным взглядом. Здесь были курица, фаршированная шампиньонами, – любимая еда моего мужа, два салата, холодец, красное вино, фрукты. Словом, я постаралась на славу, желая, чтобы этот вечер стал для нас незабываемым. Еще с утра я напомнила Володе, чтобы он пришел пораньше. Я хотела сделать ему сюрприз и поэтому ничего не стала говорить заранее, но была уверена, что Володя помнит об этом дне – память на такие вещи у моего мужа хорошая.

Последний штрих в праздничном ужине – лимонный кекс томится в духовке.

Я посмотрела на часы: до его прихода с работы оставалось чуть меньше часа. Я не люблю ждать, более того, ненавижу это состояние. И поэтому обычно чем-нибудь занимаю себя – чтобы время летело быстрее. Но никаких особых дел у меня не было. Хотя… Я могла привести себя в порядок. Чем не настоящее женское дело?

Я открыла гардероб и скинула халат. Выбрала платье ярко-насыщенного синего цвета, надела его и крутанулась перед зеркалом. В этот момент я была особенно хороша и поэтому залюбовалась собой. Вообще я обратила внимание, что женщина в ожидании любимого мужчины обычно сказочно хорошеет. Словно ее касается фея своей волшебной палочкой. В глазах появляется блеск, спина выпрямляется, изнутри будто идет свет, который и преображает женщину почти до неузнаваемости.

Я ждала своего любимого мужчину, мужа, с которым прожила семь лет, пролетевших как один день. Когда я выходила замуж, то страшно боялась, что мы быстро заскучаем и потеряем друг к другу интерес. Но пока этого не произошло. Пока?..

Я села на кровать, нахмурилась и потерла лоб. Да, в последнее время Володя стал несколько раздражительным и рассеянным. Когда я наседала на него с расспросами, он отвечал: дела, трудности по работе, не хочу тебя в это впутывать, разберусь сам. Муж возглавлял фирму, которая занималась поставками медицинского оборудования. Он создал ее практически с нуля и очень дорожил своей работой и профессиональной репутацией.

Но я верила, что эти трудности – временные и вскоре все проблемы будут решены. Ведь у меня – лучший муж в мире, и я была в этом твердо уверена!

Я закрыла глаза и на меня нахлынули воспоминания. Наше знакомство… Это произошло в Сочи. Я приехала туда отдохнуть со своим бойфрендом, который мне уже порядком поднадоел. Но он соблазнил меня курортным отдыхом, хорошим отелем, погодой, обещанием, что у нас все наладится и нас ждут замечательные деньки… И я купилась на это.

В первый же вечер в ресторане мой тогдашний бойфренд: Коля? Петя? Вася? – сейчас я уже не помнила его имени, а тогда даже всерьез прикидывала, выходить ли мне за него замуж, – напился и позвал меня танцевать. Я решительно отказалась. Мы поссорились. Сгоряча я наговорила немало обидных слов и вышла на улицу, не желая больше сидеть с ним за одним столом. На улице я пошла вперед, не очень соображая, куда иду. Я шла, разгоряченная вином и ссорой, и не заметила, как оказалась в мрачноватом переулке, где практически никого не было. Я оглянулась и прибавила шаг. Я очень плохо ориентировалась в городе и теперь жалела, что поддалась минутному порыву и отправилась черт-те куда. Спустя какое-то время сзади раздались шаги, и я услышала гнусавое:

– Познакомиться можно?

– Нет, – отрезала я.

– Ой какие мы гордые!

И через секунду передо мной стояли два типа, чьи намерения не предвещали ничего хорошего.

– Отлепитесь, – я изо всех сил старалась, чтобы мой голос не дрожал, но у меня это получалось плохо. Внутри была паника. Мне хотелось дать стрекача, но я понимала, что на своих шпильках далеко не убегу. Мне конец, подумала я. Спасение пришло неожиданно. Впереди показались мужчина с женщиной. Они шли и страстно целовались, не обращая ни на кого внимания. Потом мужчина прислонил женщину к стене дома, и его руки заскользили по ее блузке, расстегивая ее. Я, воспользовавшись моментом, рванула к ним. Услышав мои шаги, мужчина выругался, а его спутница стала поспешно застегивать пуговицы.

Два типа сориентировались сразу. Они быстро догнали меня.

– Девушка, пошли с нами, – взяли они меня под локотки. – Пройдемте…

– Помогите, – выдавила я, обращаясь к мужчине. – Я их не знаю и… – Резкий удар в живот заставил меня согнуться пополам. У меня вырвали сумочку из рук, и я упала на асфальт. Следующий момент я запомнила плохо: истошный вопль убегавшей женщины, мой крик, удары, которыми мужчины осыпали друг друга, их ругань. Жестокий и беспощадный мордобой. Через какое-то время один тип остался лежать на асфальте, другой убежал. Мужчина наклонился надо мной.

– Вставайте, барышня. Вы не сильно ушиблись?

– Н-нет, – опираясь на его руку, я поднялась и пошла прихрамывая.

– Ногу ушибли?

– Похоже на то.

Мы вышли на соседнюю улицу, где было посветлей.

– Дайте я осмотрю вашу ногу.

– Не надо… – Но мужчина уже решительно усадил меня на скамейку и осмотрел колено.

– До свадьбы заживет. Впрочем, вы замужем? – спросил он, внимательно смотря на меня.

– Какое это имеет значение? – холодно ответила я, одергивая платье. – Вы врач?

– Акушер-гинеколог, – услышала я в ответ. – Как вас зовут?

– Виолетта.

– Меня – Владимир. Два имени на букву «В».

– И что?

– Ничего. Маленькое замечание о судьбоносных совпадениях. Вы где живете?

Я заверила своего нового знакомого, что дойду сама. Но он настоял на том, чтобы проводить меня. Мне пришлось согласиться. Он довел меня до отеля и, буркнув «чао!», растворился в ночной тьме.

В номере меня ждал грандиозный скандал. Коля? Петя? Вася? орал на меня, что я полная идиотка, ищу приключения себе на голову, мне нельзя отходить от него ни на шаг, иначе я вряд ли доберусь до Москвы живой… И все в таком духе. Но, обессиленная впечатлениями вечера, я рухнула на постель и уснула, даже не раздеваясь.

Утром на пляже я столкнулась со своим вчерашним спасителем и, холодно поздоровавшись, хотела его обойти, как он схватил меня за руку.

– А делать вид, что мы незнакомы, нехорошо.

– Я поздоровалась.

– И все? Я предлагаю сегодня ужин в ресторане.

– Я не одна.

– И какое это имеет значение? – ухмыльнулся он.

Я поглядела на него внимательно. И в ту самую минуту, когда наши взгляды встретились, я поняла, что пропала. Пропала так, как никогда в жизни. Я меняла мужчин как перчатки и никто долго не задерживался в моей жизни. Одному не хватало интеллекта, другому – характера, третий оказывался на поверку слабаком и неудачником, четвертый был жмотом… Меня называли Виола ИЗ РУК – В РУКИ. У меня заканчивался один роман и начинался другой. Обладательница яркой внешности, темно-каштановых волос и больших темных глаз, которые один мой знакомый поэт, выпустивший тоненький сборник стихов за собственный счет, назвал растопленным шоколадом, я никогда не оставалась одна. Мой легкий характер не позволял мне долго зацикливаться на любовных неудачах. Я была твердо уверена, что не этот мужчина, так другой, которого я скоро встречу, сможет сделать меня счастливой. Словом, я была в активном поиске.

Но здесь… у меня как будто выбили почву из-под ног. Силы, выдержка и хладнокровие разом покинули меня. Этот мужчина – невысокого роста, я была немного выше его – та-а-ак на меня смотрел… И я чувствовала, как вот сейчас, сию минуту меня хватит настоящий солнечный удар.

Коле? Пете? Васе? была дана немедленная отставка. Я съехала из отеля, и мы сняли комнату в частном доме. Это было сумасшедшее сочинское лето. Мы оба потеряли голову от любовной лихорадки и не стыдились этого. Я до сих пор помню наши любовные ласки, то томительно-долгие, то яростно-быстрые; сухие, прокаленные солнцем и морской солью тела, вкус жарких губ и то любовное изнурение, которое не приносило утоления, а наоборот, разжигало жажду. Мы, как путники в пустыне, никак не могли напиться водой и постоянно хотели друг друга.

Вопрос, что будет потом, нами не поднимался. Где-то в глубине души я понимала, что это – курортный роман. Очень красивый, очень яркий. Но скоротечный, и сожалеть об этом не стоит. У меня останутся прекрасные воспоминания. Так я говорила сама с собой, подготавливая себя к предстоящему расставанию. У Володи, судя по всему, была бурная личная жизнь. Ему на сотовый часто приходили эсэмэски. Один раз я не утерпела и прочитала их, когда он мылся в душе. Там были Вики, Тани и Ларисы, которые спрашивали его, когда он вернется, и уверяли, что страшно по нему соскучились. Мне попался еще тот кобелина!

Вечером накануне отлета мы были непривычно молчаливы. Сходили в ресторан, потом погуляли по набережной. В комнате быстро собрали вещи. Володя подкинул вверх монету.

– Вот и все! Жаль, что забыли в воду монетку бросить, чтобы еще раз вернуться сюда. Такая есть примета.

– Знаю, – откликнулась я. – Действительно жаль, что забыли.

– Ну и ладно.

Володя посмотрел на меня, и мне показалось, что он хотел что-то сказать, но сдержался.

– Завтра будем в Москве. Телефончик свой не оставишь?

– А зачем?

– Ну… – он почесал подбородок, – просто так. Может, созвонимся и встретимся?

– Вряд ли.

– Это почему?

– Курортный роман закончился. У меня – своя жизнь. У тебя – своя.

– Ну да! Точно. – Возникла пауза. – Так телефончик дашь?

Я продиктовала ему неправильный номер телефона. Мне не хотелось, чтобы он звонил. Я боялась… себя. Боялась привязаться к нему и страдать, боялась конкурировать с Виками и Ларисами, боялась, что там, в Москве, он быстро разочаруется во мне и бросит. А я буду страшно переживать. Ведь обычно от мужчин первой уходила я!

Мы расстались в аэропорту, Володя обещал позвонить. Мы небрежно чмокнулись, и я побежала ловить такси. Вдруг меня словно ударило током, и я обернулась. Володя уже не смотрел на меня; он кому-то названивал, погруженный в свои дела.

Прошла неделя, вторая, и вот к концу третьей недели на меня накатила такая тоска, хоть волком вой. Я казнила себя за то, что дала неверный номер телефона, испугалась непонятно чего. Ну бросил бы, и что здесь такого? Зато встретились бы еще пару раз. К тому же в Москве зарядили дожди – погодка под стать настроению, и я сидела вечерами дома, никуда не выходя. Даже телевизор не включала.

И вот однажды в дверь раздался звонок. Я поглядела в глазок – никого не было. Что за шутки? Я уже собралась отойти от двери, как услышала:

– И долго я буду здесь торчать? Давай открывай! Я распахнула дверь.

– Володя! – повисла я на нем, не вытирая слез, которые хлынули из глаз. – Володя! Прости меня, я тебе дала неправильный телефон. Сама не знаю, зачем я это сделала. Дура набитая! Как ты меня нашел?

– Ну… я взял твой телефон еще раньше, чем ты его дала мне.

– Каким образом? – не поняла я.

– Спер из сотового, когда ты умывалась утром. А твой адрес взял из паспорта. Посмотрел и записал.

Я рассмеялась.

– Молодец! А чего тогда раньше не звонил и не приезжал? Володя отвел взгляд в сторону.

– Разные дела были, – выдавил он хриплым голосом.

И вдруг я все поняла: мы оба, сильные, самостоятельные, взрослые люди, страшно боялись привязаться друг к другу, потерять себя: ведь любые настоящие отношения – это бесконечный компромисс, когда ты можешь отказаться от чего угодно ради другого человека. А это всегда нелегко. Не случайно мужчины так дорожат своей свободой. Им кажется, что с браком они потеряют какую-то важную часть себя.

– Господи, Володя, – тихо сказала я. – Какие же мы глупые!

– Точно! – подхватил он. – Прости, даже цветов не принес. Не подумал. Шел и трясся: вдруг ты меня прогонишь. Я сейчас схожу за ними.

– Нет! – выкрикнула я. – Не надо. Не уходи! Я обойдусь и без цветов.

Он остался у меня. А через полгода мы поженились. И с тех пор я ощущала себя самой счастливой женщиной в мире. Но вот в последнее время… Я снова нахмурилась. У Володи были какие-то сложности в бизнесе, а он скрывал их от меня…

И здесь я охнула: из кухни потянуло пригорелым кексом. Как же я про него забыла! Я помчалась на кухню, но было уже поздно: кекс покрылся оранжево-черной корочкой, при этом черного цвета было намного больше. С досады я положила кекс в пакет и решила выкинуть его потом. Придется покупать торт. Я посмотрела на часы, висевшие на стене. Муж должен был прийти вот-вот, с минуты на минуту.

Но Володя не явился ни через полчаса, ни через час. Все это время я слонялась по квартире, порываясь позвонить ему. Мешала гордость: получается, что он не очень-то рвется на семейное торжество! Наконец, я решила плюнуть на свои принципы и взяла сотовый. И здесь я увидела, что Володя уже присылал мне эсэмэску. «Буду позже. Дела на работе».

Я задумчиво повертела телефон в руках. Н-да! Невеселая получается картинка! Я-то готовилась, старалась, а получается, все коту под хвост. Когда Володя вернется – неизвестно, и мне остается только ждать. Я позвонила ему, но номер был заблокирован.

Я посидела несколько минут, прикидывая, что мне делать. И наконец решилась поехать к нему на работу – я сделаю вид, что не получила эсэмэску и поэтому нагрянула неожиданно. А потом мы вместе поедем домой, по пути заглянем в магазин и купим торт.

Я быстро оделась. Накинула на синее платье песцовый полушубок, закрыла дверь и спустилась по лестнице. У меня даже не было терпения дожидаться лифта.

На улице подмораживало. Я поежилась и потерла руками уши: от холода они у меня обычно замерзали раньше всего.

Поймав такси, я вдруг подумала: вдруг Володя уже едет домой и мы с ним разминемся?

– Вы едете или нет? – спросил меня водитель – парень лет двадцати пяти в черной кожаной куртке, с торчащим ежиком волос на голове.

– Да-да, – встрепенулась я. Сев в машину, я снова набрала сотовый, он опять был заблокирован. Я уже не сомневалась, что делаю все правильно. Володя еще на работе, а я еду к нему…

Когда шофер притормозил у длинного девятиэтажного дома, где размещался офис мужа, я расплатилась, вышла из машины и двинулась вперед – к подъезду, над которым нависал затейливый козырек.

Охранник на проходной улыбнулся, увидев меня. Он работал здесь уже давно; раньше, когда я приходила в Володин офис, обязательно перекидывалась с ним парой слов.

– В гости, Виолетта Николаевна?

– Точно, Слав. Владимир Викторович у себя?

– Еще бы! У них сегодня гуденье по полной программе.

– Не поняла… – нахмурилась я.

– День рожденья празднуют всем корпоративом. Почти все уже разъехались. Остались только самые стойкие.

Я растерялась. Такого поворота дела я не ожидала. И здесь обида захлестнула меня. Раньше Володя приглашал меня на корпоративные праздники, а в последнее время – никуда. Его работа стала его собственностью, запрещенной территорией, на которую он меня не пускал.

– Я пойду к ним, – сказала я, и охранник отступил в сторону.

Я шла по коридору, звонко цокая каблучками. Володина фирма находилась на втором этаже и занимала почти его половину.

До меня доносились взрывы смеха и громкие голоса. Я замедлила шаг. Было немного обидно выступить в роли жены, которую не пригласили на корпоративное торжество. Но здесь я уже ничего поделать не могла. Нужно было сделать хорошую мину при плохой игре.

Я распахнула дверь. При моем появлении веселье разом стихло.

В комнате было трое. Главбух Лариса Петровна – крупная женщина, чей возраст приближался к шестидесяти, в розовом костюме с золотой брошкой на лацкане. Половина ее круглого лица скрывалась за очками в массивной оправе. Неизвестный мне молодой человек под тридцать – худой, с волосами, зачесанными назад. Его карие глаза буквально впились в меня, когда я выросла на пороге комнаты. И третьим был бессменный шофер фирмы – Степан Семенович – жизнерадостный здоровяк с пышными усами и полными губами, которые часто издавали чмокающий звук.

Первым нашелся водитель.

– А… Виолетта Николаевна! Просим к столу. Присаживайтесь.

Лариса Петровна метнула на Степана Семеновича странный взгляд, значение которого я не поняла.

– Садитесь, – неожиданно пропела она. – Вам салатик «Оливье» или крабовый?

Я опустилась на стул, так и не сняв полушубок.

– А где… Володя?

В воздухе повисло молчание. Гнетущее, неприятное. Я обводила сотрудников фирмы пристальным взглядом, но они молчали.

– Он вышел? – Я словно бросила им подсказку, как в игре «Кто хочет стать миллионером», в надежде, что они используют ее.

– Н-нет, – кашлянула Лариса Петровна. – То есть да, – твердо выпалила она. – Вышел.

Но ее твердость, да еще в сочетании со странной заминкой, не могла меня обмануть.

Я поднялась со стула.

– Где Володя? – уже почти крикнула я.

– Он вышел, – повторила еще раз Лариса Петровна как можно убедительней.

– Куда?

– Не знаю.

Я двинулась к ней. Наверное, в моем лице было нечто такое, что ее не на шутку испугало. В такие минуты Володя про меня говорил так: «тигрица в сочетании с работницей дэза. Симбиоз убийственный».

– Он… он… – залепетала она, – там, – и махнула куда-то вбок.

– В своем кабинете? – уточнила я.

Она часто-часто закивала.

Ни слова не говоря, я пулей вылетела из комнаты. Последнее, что я слышала, было гуденье Степана Семеновича: «Лариса Петровна, что вы наделали!»

Я хорошо помнила, где находится Володин кабинет. Я неслась по коридору прямо к нему. Но перед самой дверью меня охватила непонятная слабость, и я оперлась рукой о стенку, чтобы не упасть. Что это со мной, с удивлением подумала я.

Я влетела в приемную. Из кабинета Володи доносились звуки, в значении которых ошибиться было невозможно: там, в его кабинете, занимались любовью. Женские стоны и мужское сдавленное рычанье были тому непреложным доказательством.

У меня подкосились ноги, я плюхнулась на темно-вишневый диванчик для посетителей, стоявший у стенки. Сомнений не было – сдавленное рычанье я узнала бы среди тысячи других звуков. Это мой муж в минуты любовных утех издавал такой рык, здесь я ошибиться никак не могла!

Я провела рукой по лбу. На нем выступила легкая испарина. Что делать? Тихонько уйти, будто меня и не было, или ворваться в кабинет? Эти двое были так поглощены друг другом, что даже не услышали, как я открыла дверь приемной.

Находиться тут было немыслимо. Каждый звук словно спицей протыкал мне голову, и я заткнула уши руками.

Тихо-тихо, стараясь не шуметь, я на цыпочках пошла к двери и уже собиралась покинуть приемную, как кровь ударила мне в голову и я нарочито громким голосом крикнула:

– Володя! Ты здесь?

И быстро, рывком рванула на себя дверь, ведущую в кабинет.

Она была даже не заперта. Первое, что я увидела, был мой муж – с перекошенным от удивления и шока лицом. Он стоял у стола, на котором распласталась белокурая секретарша Юлечка, которую я видела всего два или три раза – она пришла работать в фирму чуть меньше года назад. Поза, в которой я застигла этих двух, не оставляла никаких сомнений в их действиях: Юля лежала, закинув тонкие ножки-спички на плечи моего мужа, а он склонился над ней, вцепившись руками в ее бедра.

– Черт! – выругалась я. – Что происходит?

Мой муж вскинул вперед руку, словно защищаясь от удара.

– Виола! Подожди!..

– Я подожду! – и я вылетела из кабинета.

Я стояла у стены и, с трудом сдерживая бешенство, ждала их. Я еще не знала, что сделаю, когда эти двое выйдут из кабинета: разорву на части или просто убью. И здесь жгучая, неподдельная обида захлестнула меня с такой силой, что стало трудно дышать, захотелось немедленно убежать, не устраивая никаких разборок. Да и что он мог мне сказать? Что? Зачем выслушивать все эти лживые объяснения?

Я поспешно встала с дивана и тихо потянула на себя дверь. Теперь мне хотелось исчезнуть невидимкой, так чтобы меня никто не мог остановить или окликнуть. Только бы успеть покинуть фирму до того, как они хватятся! Я бежала по коридору так, что захватывало дух. Быстрее, еще быстрее! Около охранника я притормозила.

– Слав, а что за праздник в фирме?

– День рождения Юлии Бельчиковой. Секретарши.

– А…

Я выбежала на улицу. В моей сумке трезвонил сотовый. Эту мелодию я узнала сразу: муж! Но разговаривать с ним не хотелось, и я, резко остановившись, сбросила звонок. Я бежала так, что запыхалась. Прохожие смотрели на меня с удивлением, но мне на это было наплевать. Потом я пошла медленнее, едва передвигая ноги. Силы разом покинули меня, и теперь я ощущала жуткую усталость, как будто только что пробежала марафонскую дистанцию. Мне явно требовался отдых.

Я нырнула под арку и, оказавшись во дворе чужого дома, высмотрела на территории детского городка скамейку и направилась к ней. Было уже темно, и около подъездов горели фонари. Я рухнула на скамейку как подкошенная, ощущая в себе страшное отчаяние и бессилие. Наш семейный мирок, создаваемый в течение семи лет, распадался с бешеной скоростью. Словно огромная чертова мельница перемалывала все: наши зимние походы на лыжах в ближний лес, вылазки в кино – мы обожали смотреть фильмы на большом экране и не признавали телесериалов, – шуточки и приколы друг над другом, ежегодные поездки в Европу. Мы обожали открывать для себя новые места. В последний раз мы были в Бретани и каждый день слышали, как залихватски, по-разбойничьи свистит ветер с Бискайского залива. Обожали наши покупки в магазинах: мы обычно составляли огромный список и скупали по нему все, чтобы не ездить слишком часто за каждой мелочовкой. А в конце вознаграждали себя за многочасовое хождение посещением ресторана. Покупки оставляли в машине и шли кутить… И все это сейчас распадалось на атомы и молекулы…

Меня трясло и лихорадило. Конечно, ситуация – стандартней не бывает. Секретарша-секретутка, блондинистая давалка моложе меня на десять с лишним лет. Мне тридцать два. А ей около двадцати – гладкая кожа, заливистый смех, никаких комплексов и только желание урвать от жизни кусок пожирней. Наверняка она нацелилась на моего мужа и так просто от него не отлепится. И вдруг мне стало так страшно, что я останусь одна. Без НЕГО… Сразу захотелось что-то немедленно сделать, чтобы спаять и починить рухнувший мир любой ценой.

Я бродила по городу как загнанный зверь, то замедляя шаг, то снова устремляясь вперед: только бы не останавливаться, а куда-то идти, пусть и без цели, просто так. Володя звонил каждые десять минут, но я не отвечала.

Неожиданно пошел снег. Нежные искрящиеся снежинки летели к земле, и в этом бесконечном хороводе была такая щемящая, пронзительная красота, что я вдруг осознала: не все еще потеряно. Надо действовать, и действовать немедленно, пока еще не поздно. Она, Юля, может воспользоваться ситуацией и поставить Володе ультиматум: или я, или она. И что? Я передернула плечами и вытащила из сумки сотовый.

В записной книжке у меня был телефон Степана Семеновича. Я решительно набрала его. Трубку взяли не сразу.

– Алло!

Степан Семенович, это Виолетта Николаевна. Скажите, пожалуйста, Юлин адрес. Мне нужно с ней поговорить. Это очень важно.

На том конце молчали.

– Ну! – подстегнула я.

– Сейчас найду, – неодобрительно прогудел Степан. Наверняка он догадался, что грядут обычные женские разборки. Судя по всему, все были в курсе служебного романа. – Записываете?

– Да.

Он продиктовал, а я лихорадочно про себя повторила за ним адрес.

Юля жила в кирпичном девятиэтажном доме. Подойдя к подъезду, я остановилась. Вся моя решимость куда-то улетучилась. Я забыла спросить код и теперь могла простоять у подъезда хоть до утра. Но мне повезло – из дома выкатился собачник с огромным псом, и я юркнула в открытую дверь.

Около Юлиной квартиры я какое-то время топталась на коврике, не решаясь нажать кнопку звонка. Я понятия не имела, что говорить и как. Мне почему-то казалось, что нужные слова появятся сами собой, и, придя окончательно к этому решению, я с силой надавила на звонок. Никакого ответа не последовало. Я нажала во второй раз. Никто мне не открывал.

– Черт! – громко выругалась я. И здесь я увидела, что дверь чуть-чуть приоткрыта. На секунду мелькнула мысль, что Юля продолжила с моим мужем свои секс-игры и из-за любовной лихорадки забыла закрыть дверь. Я прислушалась: ничего не было слышно. Я толкнула дверь, и с легким скрипом она открылась.

– Юля! – крикнула я. – Юля!

Тишина. Я вошла в коридор и, увидев свет на кухне, пошла туда. Там, судя по чашкам, оставленным на столе, и пирожным, недавно пили чай. Может, Юля куда-нибудь ушла и забыла закрыть дверь?

Я включила свет в коридоре, потом, протянув руку, машинально щелкнула выключателем в комнате, и здесь я застыла на месте… Юля лежала на полу, нелепо раскинув руки. Все ее лицо было в крови…

– Е-мое, – прошептала я, прислонившись к дверному косяку. Первая мысль была: бежать. Я уже почти повернулась к трупу спиной, как мое внимание приковал один предмет на полу. Я нагнулась. Это была ручка мужа с его логотипом: фамилия и имя.

Я схватила ее и сунула в сумку. Когда я выходила из квартиры Юли, то дверь напротив тихо закрылась, а потом блеснул глазок: меня видели!

На улице я сделала глубокий вздох и остановилась. Вот теперь-то я уж точно не знала, что делать.

Поймав такси, я поехала домой. Всю дорогу меня мучила мысль, что во всем виновата я. Если бы я не ворвалась в кабинет и не убежала, Володя не поехал бы к своей секретарше выяснять отношения и не убил бы ее в припадке гнева.

Дома меня ждал хмурый муж.

– Ты где шлялась? – насел он на меня. – Я тебе звонил, звонил… Я виноват, очень виноват, но ты должна простить меня и не заставлять так нервничать…

– Это все уже не имеет никакого значения, – перебила я его. – Твоя секретарша мертва. Она убита.

При этих словах я впилась в его лицо, но получается, что я очень плохо знала своего мужа. На его лице было написано такое искреннее изумление, что Брэд Питт по сравнению с ним в тот момент выглядел бы жалким актеришкой, безуспешно обивавшим пороги голливудских киностудий.

– Эй! Ты не шутишь? – Он подошел ко мне, с силой тряхнул за плечи. – Признавайся!

– Нет, – выдавила я. – Я только что от нее. Она мертва. Наверное, что-то в моем голосе убедило его: я не лгу.

– Какой кошмар! – прохрипел он. – Скажи, что это – твоя месть за сегодняшнее и никакого трупа нет!

– Труп есть. А около него я нашла вот это.

Я щелкнула замком сумочки и достала ручку.

– Может, ты объяснишь: как она оказалась там?

– Не знаю, – выдавил он.

– А если честно? Ты не рассчитал силы и ударил ее? А потом сбежал, обронив ручку?

– Блин, – почесал подбородок мой муж. Это был его любимый жест. – Некрасивая история получается, как ни крути. После твоего ухода я дал Степану распоряжение развезти сотрудников по домам. Сам я остался на работе: названивал тебе. Не прошло и десяти минут, как мне позвонила Юля из машины Степана и сказала, чтобы я приехал к ней. Нам, мол, нужно поговорить. Я согласился. Я хотел ей сказать, что между нами все кончено и ей лучше подыскать себе другого любовника и другое место работы. Честное слово! – муж для большей убедительности прижал руки к груди.

– И что дальше?

– Дальше… – он провел рукой по лбу. – Я сказал ей это. Она стала скандалить, кричать. Вцепилась в меня. Я с трудом отодрал ее от себя, повернулся и ушел. Все. Ты мне веришь? – быстро спросил он.

Я покачала головой:

– Не знаю.

– Виола! Если ты мне не веришь – мне вообще жить незачем, – серьезным тоном сказал Володя.

Я внимательно посмотрела на него.

– Верю, – тихо сказала я.

– А ведь это я могу тебя подозревать, – усмехнулся он. – Ты же поехала к ней не чай пить.

– Я хотела с ней поговорить. Возможно, в тот момент я и могла ее убить. Но я тоже не делала этого. Но меня видели. Видели, как я уходила от нее. Соседка напротив. И завтра утром к нам придет милиция. Ведь у меня были причины желать ей смерти.

– Ну, за одни причины еще не сажают, – Володя пытался быть спокойным. Но я видела, как он озадачен. – Кажется, мы с тобой увязли в этой истории по самую макушку. И что нам делать?

Я пожала плечами:

– Без понятия.

Он посмотрел на часы:

– Сейчас без пяти минут два. Утром найдут тело. У нас в запасе около шести часов. Максимум семь. Мы должны установить, кто это сделал.

Мои брови взлетели вверх.

– Ты думаешь, это возможно?

– У нас нет другого выхода. Он обнял меня.

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю.

– Кстати, я голоден как волк.

– А ты разве не ел, как пришел?

– Я все тебе названивал и на кухню даже не заходил.

– А зря! Там все было готово для романтического ужина. Ведь у нас сегодня семь лет нашей совместной жизни.

– Черт, Виола! Ты меня когда-нибудь простишь?

– Уже простила. Перед тюрьмой, – пошутила я.

– Прекрати! – прикрикнул он. – Мы найдем убийцу.

– Пошли на кухню, надо разогреть курицу.

Володя притащил на кухню лист бумаги, взял ручку и, уминая курицу, начал чертить на бумаге стрелки.

– Значит, так. Я был у Юли в половине десятого. Ты? – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Около двенадцати, – тихо сказала я, вспомнив сумасшедшее круженье по городу, отчаянные попытки забыть случившееся и наконец решение поговорить с секретаршей – как прыжок в холодную воду с обрыва.

– Вывод – ее убили между десятью и двенадцатью, – он накрыл мою руку своей. – Вспомни, пожалуйста, что ты увидела, когда пришла в ее квартиру.

Я сглотнула.

– Сначала я прошла на кухню. Там… – я запнулась, – было видно, что двое недавно пили чай. Стояли две чашки и пирожные – корзиночки с фруктовым желе, на блюдечке печенье-крекеры. Я все это хорошо запомнила, потому что представила, как здесь был ты и сидел с НЕЙ…

– Я не пил с ней чай, – быстро сказал муж. – Мы сразу прошли в комнату. У меня не было времени распивать чаи, – сказал он почти сердито. – Я торопился домой, к тебе.

– Тогда тот, кто пил с ней чай, и убил. Если только это все не стоит со вчерашнего вечера и она просто не успела убрать со стола.

– Не стоит. – Мое небритое сокровище старалось не встречаться со мной глазами. – Я был у нее вчера вечером и поэтому… – скороговоркой сказал он. – Но это все уже в прошлом.

– Убийца пил с ней чай… – сказала я вслух, меняя тему.

– И как в хороших английских детективах, – подхватил муж, – это означает, что она отлично знала убийцу, раз, во-первых, открыла ему или ей дверь, а во-вторых, пила с ним или с ней чай.

– Точно. Но это не приближает нас к разгадке. У нее лицо залито кровью, – прошептала я. – Это такой кошмар!

– Виола! – Муж погладил меня по щеке. Повисло молчание. Я сидела опустив голову.

– Минуту! – Муж поднял вверх указательный палец. – Она же именинница. Ее мог поджидать у подъезда какой-нибудь кавалер. Я приехал почти вслед за Юлей с интервалом в какие-то пять-десять минут. Может, она прогнала кавалера, так как ждала моего визита. Он мог не уйти, а по-прежнему торчать рядом. А после моего ухода – напроситься в гости. Раздраженная нашей ссорой, Юля впустила его… Они поднялись наверх, сели чаевничать. Слово за слово, поругались-поцапались. У Юли был талант моментально доводить человека до белого каления. Это она умела. Хотя о покойниках плохо не говорят, но мы ищем убийцу, и поэтому наша задача – нарисовать психологический портрет преступника.

– Говоришь как следователь в хорошем английском детективе, – поддела я его.

– А то! – усмехнулся муж. Но сразу нахмурился. – Как тебе эта версия?

– Честно? Притянута за уши.

– У нас ничего нет, кроме этих хлипких ушей, – посерьезнел Володя. – Так что надо звонить Степану и спрашивать, не заметил ли он у подъезда вьюношу или солидного дядечку с пакетом подарков. Одно время Юля говорила, что у нее есть серьезный богатый поклонник. Правда, у меня есть подозрения, что таким способом она водила меня за нос… – Он осекся, взглянув на меня. – Звоню Степану.

Степан откликнулся не сразу. Трубку взяла его жена.

– Разбудите, пожалуйста, Степана Семеновича, – бодрым голосом сказал муж. – Это его начальник звонит. Ларев.

Володя прикрыл трубку рукой и обратился ко мне:

– Может, премию мужику выписать за такое беспокойство?

– Не мешало бы.

После разговора со Степаном Володя помрачнел.

– Картинка складывается неприглядная. Судя по всему, у Юли была Лариса Петровна. Неужели она права? – сказал, как будто размышляя вслух.

– Можешь пояснить, что происходит? – вскинулась я. – Кто «она» и почему «права»?

Муж взлохматил волосы и посмотрел на меня отстраненным взглядом.

– Слишком многое объяснять надо.

– А ты попробуй. У меня не две извилины.

– А три! – подхватил он. – Ладно, не дуйся. Просто на работе ситуация сложилась крайне сложная. У меня с некоторых пор возникло подозрение, что у нас – рейдер. Выгодные заказы разваливаются или уплывают к фирмам-конкурентам, наши планы опережают на полшага. А в бизнесе это оборачивается большими убытками. И поэтому я попросил Юлю проследить за нашими сотрудниками. Пока только предварительно собрать информацию. Так сказать, прощупать то, что лежит на поверхности. Кто во сколько уходит, кто отлучается во время работы, проверить деловую переписку… А потом, уже на основании ее данных, я бы нанял компетентного товарища со стороны для полной проверки. Вчера Юля высказала предположение, что это – Лариса Петровна. Я обещал подумать над этим. Но теперь… неужели это Лариса Петровна?

– Почему ты так решил?

Степан высадил Ларису Петровну у метро «Семеновская». А это ей не по пути. Но недалеко от Юли. Она решила пойти к ней на дом и поговорить «тет-а-тет». Лариса Петровна могла заподозрить, что Юлька за ней шпионит. Вот две дамы и стали выяснять отношения. Сначала все было тихо-мирно. Сидели, чай пили. Дальше – больше. Юля бросила свое подозрение в лицо Ларисе Петровне и поплатилась за это…

– И что ты будешь делать?

Какое-то время Володя молчал, а потом махнул рукой.

– Пле-вать! – раздельно сказал он. – Позвоню-ка я Ларисе Петровне и прижму ее как следует.

Когда Лариса Петровна взяла трубку, Володя сказал хорошо поставленным начальственным голосом:

– Лариса Петровна! Зачем вы ездили к Юле после праздника?

Я схватила трубку параллельного телефона. Мне хотелось слышать этот разговор.

– Я?

– Вас видела моя жена! – холодно отчеканил он.

– Я хотела поговорить с ней.

– О чем?

– Она стала совать нос в мои дела. Пару раз я застала ее, когда она рылась в моей сумке. А сегодня у меня пропали деньги – две тысячи рублей. Я хотела припереть ее к стенке и поставить в этом деле точку.

– Лариса Петровна! На кого вы работаете? Юля сказала мне, что вы рейдер, выполняющий указания чужой фирмы. Вы это поняли и решили заставить ее замолчать.

– Вы что?! – завизжала главбух. – В чем вы меня подозреваете?

– Юля убита.

– При чем здесь я? – бушевала женщина. А потом до нее дошло. – Как? – испуганно ойкнула она. – Убита?

– Да. Сегодня вечером.

– Я… была у нее, но я… – залепетала Лариса Петровна.

– Во сколько вы были у нее?

– Примерно в начале одиннадцатого.

– Чай пили?

– Чай? Нет, – несколько удивилась Лариса Петровна. – А насчет рейдерства – это вы бросьте. Такого оскорбления я не слышала за всю свою безупречную службу. Я – профессионал со стажем. Не то что другие ваши сотрудники, которые по нескольку раз берут мои отчеты, чтобы свою работу в срок выполнить.

– И что Юля вам сказала? Сколько времени вы у нее были?

– Примерно двадцать минут. Но точно не знаю – может, чуть больше или меньше. На часы я не смотрела. Спокойного разговора не получилось. Я стала наседать на нее, Юля сначала оправдывалась, что, мол, это не она по сумкам шарит и в компьютер, когда я выхожу на обед, заглядывает, словно она что-то понимает в бухгалтерии. А потом стала орать, что из-за меня фирма разваливается и все такое. Теперь я понимаю, откуда ноги у этой сплетни растут…

На том конце раздался всхлип, и главбух бросила трубку.

– Н-да! – протяжно выдохнул Володя. – Задел за живое. Интервал времени сузился. Теперь ясно, что ее убили между половиной одиннадцатого и двенадцатью.

– Отлично! – ядовито сказала я. – Скоро мы установим время с точностью до минуты, но не узнаем: кто убил.

– Похоже на то! Юля – девушка э… э… Ладно, не буду, – махнул он рукой. – Короче, круг ее знакомых может быть очень широк.

– А ты знал ее знакомых?

– Нет, – отрезал муж. – Еще еда есть?

– Да, салаты. «Цезарь» и «Мимоза».

– Тащи на стол! – скомандовал он.

Я достала салаты из холодильника и села напротив мужа. Я любила смотреть, как он ест. Я подняла глаза на часы, висевшие на стене: сине-белые, стилизованные под морские волны. Четыре часа ночи.

Он перехватил мой взгляд.

– А помнишь, как мы покупали эти часы? – неожиданно хрипло спросил он. – На вернисаже в Измайлове. Нам не хотели сбавлять цену. Мы постояли-постояли, а потом ушли, махнув рукой, – слишком дорого. Тогда еще я только-только начинал раскручивать собственную фирму – денег особо не было. А потом посмотрели друг на друга и стали смеяться. Просто так. И ты сказала: ладно, чего там. Пошли купим. Раз запали – надо покупать, сколько бы это ни стоило.

– Помню, – откликнулась я. В голове было странное безразличие. А потом словно что-то встрепенулось во мне.

– Знаешь, что бы ни случилось, я ужасно счастлива, что встретила тебя.

– А я тебя. Но ты так говоришь, словно… – он не закончил. – Черт! – и рубанул рукой воздух.

– У меня был мотив убить ее, – тихо сказала я. – И следователь это поймет. Последние отпечатки пальцев в квартире – мои. Меня видели, мне не отпереться. Никак.

– Виолка! – Он встал и, подойдя, положил мне руки на плечи. – Виолка! Слышишь! Прекрати раскисать. Мы должны бороться. Слышишь? Обязательно. Я буду с тобой.

– Да, – я прижалась к нему, а потом тихо заплакала. – Я пойду полежу.

– Иди!

Я полежала на кровати без сна, глядя в темноту, но через какое-то время не выдержала и снова пошла на кухню. Володя сидел мрачный перед пустыми тарелками.

– Есть еще рыба красная, холодец…

Он схватил меня за руку и возбужденно прошептал:

– Слушай! Помнишь, Лариса Петровна сказала о каких-то сотрудниках, которые берут ее отчеты, чтобы выполнить свою работу. Кого она имела в виду? В принципе брать бухгалтерские отчеты никому не нужно. Блин! – Он с досады шлепнул себя по лбу. – Что же я сразу у нее не спросил: дубина я стоеросовая. Сейчас позвоню. – Он схватил трубку.

Я заняла свою позицию у другого телефона.

– Алло! – Голос главбуха был медленно-сонный. Похоже, главбухша накачалась успокоительным и отрубилась. А здесь – оторвали от сна.

– Лариса Петровна! Это я, ваш шеф, – бодро начал Володя. На том конце – молчание.

– Я хотел вас вот что спросить: каких это сотрудников вы имели в виду, когда говорили, что им приходится брать ваши отчеты?

Она насторожилась:

– Вообще-то я обещала никому об этом не говорить. Он – человек, который работает у вас недавно.

– Вадим Рупанов?

– Я ничего не говорила. Но его можно понять: он собирается скоро жениться…

– Откуда вы это взяли?

– Просто видела с девушкой. Они выходили из салона для новобрачных. Ему сейчас ни до чего, а работу свою делать хочется хорошо. Очень старательный молодой человек.

На заднем фоне раздался посторонний шум, а потом – отборный мат, из которого я узнала, кто звонит людям по ночам и не дает им спать.

– Одной премией здесь не обойдешься, – сказал Володя, прикрыв трубку рукой.

Я подняла вверх два пальца.

– Двумя?

Он отрицательно покачал головой.

– Морду бить надо за такие слова, – кратко бросил он. Несмотря на трагичность момента, я чуть не прыснула.

– Витя говорит, что после таких оскорблений я вообще должна работу бросить. Он мне давно предлагал заняться домом и внуками. Я его не слушала и вот дожила, что меня обвиняют непонятно в чем, – судя по голосу, с трудом успокоившаяся Лариса Петровна снова была близка к слезам и истерике. – Юля хоть под конец прощения попросила и сказала, что она ошиблась.

Из новой порции мата мужа главбуха можно было понять, что больше работать с «гребаным начальником» ей не придется.

– Я увольняюсь, – трагичным голосом сказала Лариса Петровна и повесила трубку.

Володя пребывал в некотором ступоре.

– Вов! – тихим шепотом окликнула я его. – С тобой все в порядке?

– В порядке! Но здесь нужно кое-что перепроверить… – И он ринулся в комнату, к своему столу, на котором стоял новехонький комп, купленный два месяца назад.

– Ты насчет кого?

– Рупанова. Главная улика, что у него была девушка.

– Что это значит?

– Все!

Муж сел за комп, включив настольную лампу. Я подошла и села на черно-белый пуфик, пододвинув его ближе к столу.

– Медовые коврижки будешь?

– Медо-вые ков-рижки-и-и, – пропел Володя, загружая компьютер. – Тащи сюда. И кофе покрепче. А то я сейчас под стол свалюсь. Все-таки уже почти пять ночи.

– Утра, – поправила я.

– Это значения не имеет, – мрачно буркнул он.

Съев две тарелки медовых коврижек и выпив две большие чашки кофе, Володя посмотрел на меня.

– Слушай, иди отсюда, а?

– Чем тебя моя компания не устраивает? – обиделась я.

Отвлекаешь. Когда ты рядом, я не могу до конца сосредоточиться.

– Ну… спасибо за комплимент, – сказала я, вставая с пуфика.

Я пошла в ванную. Я ощущала в себе нервную паническую дрожь, и холодная вода могла привести меня в чувство. Я открыла кран и плеснула в себя холодненькой водичкой, предварительно зажмурившись. На самом деле я ненавидела холодную воду, и сегодняшняя экзекуция была мне нужна, чтобы я поняла, насколько все плохо. А будет, вероятно, еще хуже. Это была такая боевая мини-подготовка к предстоящему дню.

Я решила пойти еще дальше. Я включила холодный душ и, скинув с себя все, залезла в ванну. Моя кожа мгновенно покрылась противными пупырышками. Клацая зубами от холода, я стояла под ледяной, как мне казалось, водой, поворачиваясь то одним, то другим боком.

– Эврика! – услышала я голос мужа.

Он распахнул дверь ванной и с удивлением уставился на меня.

– Ты что? – Он выключил воду. – Ты же терпеть не можешь холодный душ. Что на тебя нашло?

– Ничего, – ответила я, стуча зубами от холода. Он стоял и скользил взглядом по моей фигуре.

– Слушай! А не заняться ли нам сейчас…

– Нет! – крикнула я. – Перестань.

Муж мгновенно посерьезнел.

– Виолочка! Я понимаю, что твои нервы… Но все будет хорошо, вот увидишь. Я кое-что нашел, – он разговаривал со мной мягким участливым тоном, как с маленьким ребенком. Он стянул с вешалки большое полотенце и быстро вытер меня. Потом накинул на меня розовый махровый халат, висевший рядом с полотенцем. – Пошли в комнату.

Он сел за компьютер, я – на пуфик.

– В общем так. Необходимости брать бухгалтерские отчеты у Рупанова никакой не было. Это была его самодеятельность чистой воды. Не случайно он не хотел, чтобы об этом кто-то знал, и просил Ларису Петровну хранить это в секрете. Более того, тщательный анализ документов показал, что на основании этих отчетов Рупанов мог проследить динамику заказов. Он передавал эту статистику конкурентам, я примерно догадываюсь, какой фирме, и те перехватывали наши инициативы, поставляя товар нашим же поставщикам по более привлекательным ценам.

– А при чем здесь девушка?

– А?

Володя оторвался от компа и посмотрел на меня.

– Ты сказал, что главная улика – девушка.

– Да. Так оно и есть. Дело в том, что Рупанов ухаживал за Юлей и пытался создать впечатление, что она ему небезразлична. От нее он, наверно, тоже хотел узнавать важную информацию. Правда, теперь я не могу узнать это от Юли…

А стало быть, все эти ухаживания – фикция, раз у него есть невеста. Так что Лариса Петровна, сама того не зная навела меня на важную мысль.

– И что ты теперь будешь делать?

– Позвоню Рупанову. И припру к стенке.

– Если он такой хитрый – вряд ли у тебя это получится.

– Я – хитрее, – и муж подмигнул мне. Рупанов взял трубку сразу.

– Алло! – выдавил он сдавленным голосом.

– Вадим! Ты зачем убил Юлю?

– Я? – На том конце возникла долгая пауза.

– Тебя видела моя жена, – сразу взял быка за рога мой муж. – Она видела, как ты выходил от нее в двенадцать часов. Виола стояла на лестнице этажом выше, раздумывая: стоит ли ей выяснять отношения с секретаршей. А потом она все-таки подошла к двери квартиры и обнаружила, что она открыта. Она зашла внутрь и увидела убитую Юлю. Виола была в таком шоке, что бродила всю ночь по городу. А сейчас пришла домой и все рассказала мне.

– Чушь. Она не могла меня видеть в двенадцать, я был… – и наступило молчание.

– Прокололся! – шепнул муж, прикрывая трубку. – Я взял его на понт.

На том конце раздались частые гудки.

– Но зачем Рупанов пришел к ней? Володя посмотрел на меня долгим взглядом.

– Мне кажется, все могло быть наоборот. Взвинченная нашей ссорой, Юля сама могла пригласить Рупанова в гости. Она же думала, тот ухаживает за ней. Может, ей хотелось отомстить мне, закрутив роман с Рупановым. Женщины такие непредсказуемые существа. Они посидели, выпили чай с пирожными. А потом что-то произошло между ними… Что – никто не знает. В запальчивости Юля могла выложить ему подозрения насчет рейдерства. Возможно, она стала требовать с него денег за молчание. Юля… любила дорогие подарки, красивую жизнь… И тогда он решил, что лучше убить ее, чем сидеть на крючке у шантажистки. А чего я здесь распыляюсь? – внезапно сказал муж. – У меня есть знакомый в милиции, я сейчас позвоню ему и все изложу. Наверняка Рупанов оставил везде кучу отпечатков. Он же, судя по всему, не собирался ее убивать. Все произошло спонтанно…

Когда Володя закончил разговор, я подошла и потрепала его по волосам.

– Я думаю, что только твои сотрудники могли спокойно отнестись к твоим звонкам. Любой нормальный человек озвереет, когда его разбудят в половине шестого утра.

– Ты права. – Володя посадил меня на колени. – Ты, как всегда, права.

– Рада это слышать.

– У меня сегодня ночь, полная сюрпризов, – горько усмехнулся муж. – Одна сотрудница – убита, другая увольняется, третий скоро окажется в тюрьме. Одни потери… Но кое-что я все-таки нашел. – Он взял мою руку и прижался к ней щекой. – Я снова нашел собственную жену.

Мой вздох застрял где-то посередине груди.

– Очень приятно, – сказала я севшим голосом. Томительно-медленный и одновременно жгуче-страстный поцелуй длился целую вечность.

Когда мы оторвались друг от друга, Володя сказал, проводя указательным пальцем по моей щеке:

– После всего этого нам нужен отдых.

– Можем поехать в Лиссабон. Мы там еще не были. Он покачал головой:

– А что, если поехать в Сочи? Город, где мы познакомились семь лет назад. Правда, сейчас там не сезон, но в этом есть плюс: мало народу. Мы просто побродим по городу, посидим в уютных ресторанчиках. Только ты и я.

– Предложение принимается.

– Слушай! – Муж невольно отстранился от меня. – У тебя есть еще какая-нибудь еда? Я жутко голоден.

– Есть лимонный кекс, – засмеялась я. – Но он слегка пригорел.

Муж притворно зарычал.

– Неси его сюда, женщина! Пока я тебя не съел с голодухи!

– Бегу, бегу! – я соскочила с его колен и ринулась в кухню.

Я извлекла кекс из пакета, положила на тарелку и, заварив еще две чашки кофе, поставила все на поднос.

Перед тем как пойти в комнату, я посмотрела на часы. Большая стрелка приближалась к шести. Ночь сюрпризов закончилась, наступал новый день…

Валерия Вербинина Квадрат любви и ненависти

Первая сторона. Станислав

Я хочу убить любовника своей жены. А вместо этого сижу напротив него и говорю:

– Я хочу, чтобы вы убили мою жену.

На мгновение он каменеет, но тотчас же берет себя в руки. На его губах расцветает дерзкая улыбка.

– Мне очень жаль, но я не занимаюсь убийствами. Это не по моей части.

В его словах звучит ирония, однако я делаю вид, что не замечаю ее. Он собирается свести все к шутке; но это ему не удастся. Я лезу во внутренний карман и достаю – нет, не пистолет, а всего лишь конверт с фотографиями. С трудом подавляю глухое желание швырнуть их ему в смазливую морду и кладу конверт на стол.

– Что это? – спрашивает он, сразу же напрягшись. По его глазам я понимаю, что он догадывается, но все еще не хочет верить.

– Посмотри. – И я делаю царский жест.

Он даже не заметил, что я перешел на «ты». Кончиками пальцев берет конверт, как будто тот может быть отравлен. (Пальцы слегка подрагивают.) Я в упор, не стесняясь, рассматриваю его. Легко понять, почему моя жена польстилась на это ничтожество. В красоте ему не откажешь – ломаные брови, серые глаза с поволокой, темные волосы. Плюс на его стороне молодость – он на одиннадцать лет моложе меня. Счастливчик. Ублюдок.

Он бросает конверт обратно и поднимает на меня глаза, ставшие холодными, как лед.

– Интересно? – спрашиваю я.

Этот парень умеет держать удар, честное слово. Вместо того, чтобы отпираться, извиняться, бормотать ненужные и жалкие слова, он закидывает ногу за ногу и спокойно спрашивает:

– А вы сами как считаете?

На фотографиях – он и моя жена, обнимающиеся в машине, и в сквере, на фоне какого-то безучастного памятника, и потом в ресторане, и…

Мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Нет, ну почему я не могу его убить?

– Ты спишь с моей женой, – глухо говорю я.

– Я ее люблю, – невозмутимо поправляет он меня.

Конечно. Вот в чем дело. Вернее, совсем не в этом. Не сомневаюсь, что Ольгу он любит по расчету (она богата, в отличие от него). Но вот его она любит по-настоящему. Это даже на фотографиях заметно. Особенно ресницы ее выдают – когда она прижимается к нему, прикрыв глаза. И из-за этого я не могу его убить.

Деньги? Денег у меня достаточно. Пожелай я, и мог бы целый взвод киллеров нанять и не поморщиться. И алиби у меня нашлось бы неопровержимое. Но нельзя недооценивать Ольгу. Она далеко не глупа, и, если с ее милым что-то случится, она сразу же поймет, кто организовал покушение. Она никогда не простит мне этого, и я ее потеряю.

А я не хочу ее терять. Потому что, кроме нее, у меня нет никого на целом свете. Можете надо мной смеяться – это чистая правда. Вот он я, Станислав Валицкий, тридцати пяти лет от роду, деньгам не ведающий счета. И – один. Была у меня Ольга, да и ту отнял этот смазливый сукин сын, чтоб ему! Но мы еще посмотрим, кто кого. Мы еще поборемся.

Вторая сторона. Павел

И вот он сидит напротив меня. Глаза налились кровью, кулачищи на столе, и смотрит так, словно взглядом раздавить хочет.

Я сразу же понял: он знает. Ни к чему перед ним финтить. Но все же его заявление в начале разговора повергло меня в легкое недоумение. Что это – шутка? Если да, то явно неудачная.

– Значит, ты сознаешься, – говорит он.

Я сказал ему, что люблю его жену. Не вижу смысла это скрывать – после того, как он предъявил мне те самые фотографии.

– Жаль мне тебя, – добавляет он. – Честное слово, жаль.

– В самом деле? – осторожно роняю я.

– Конечно. Ты посмотри на себя: здоровый, молодой, приятный парень, а увиваешься за бабой, которая в полтора раза тебя старше.

Тоже мне, счетовод нашелся.

Я отвечаю в том смысле, что «любви все возрасты покорны», дорогой товарищ, и над нашими чувствами мы не властны. Он выдавливает из себя улыбку. Глаза по-прежнему злые.

– Брось, брось, – говорит он весело. – Не надо мне тут про чувства канитель разводить, Паша. Я тебя очень даже хорошо понимаю. В кошельке пусто, а жить хочется. О-го-го, как хочется.

Кровь бросается мне в лицо.

– Я так и знал, что вы к этому ведете, – говорю я сквозь зубы.

Так. Сейчас он изобразит меня этаким расчетливым мерзавцем, который вторгся в их счастливую семейную жизнь и разбил налаженный быт. Ну что же, Валицкому так удобнее. О том, что сам он до недавнего времени вовсе не хранил жене верность, он предпочитает умалчивать. Что касается денег, то человек, который в них купается, никогда не упустит случая уколоть этим того, кто вынужден считать каждый грош. Философия богачей весьма примитивна – по их мнению, тот, у кого нет внушающего трепет состояния, либо лодырь, либо глупец и уж, во всяком случае, заслужил такую судьбу. Все это вздор. Я встречал немало дураков и лентяев, которым некуда было девать свои капиталы. Встречал я и множество умных, честных, работящих людей, которые с трудом ухитрялись сводить концы с концами. Богачи не подозревают, что сам факт обладания деньгами еще ничего не доказывает. Деньги не являются показателем чего бы то ни было, и очень редко им сопутствуют ум, талант, красота и другие качества, которые принято считать положительными. Посмотрите на моего собеседника – да это просто удачливый олух, возомнивший себя центром мироздания. Лоб шириной в два пальца, на топорном лице – ни одной мысли, и только в глубоко посаженных маленьких глазках бурлит ненависть. Рот, кривясь, выплевывает злобные слова:

– Она машину тебе купила, я знаю. Хорошая машина, да? Только одной тачкой сыт не будешь, а смазливых типов вроде тебя на свете много. Никогда над этим не задумывался?

Надо встать и уйти, не слушать этот бессвязный бред. Но я молчу и не двигаюсь с места. Станислав Валицкий наклоняется ко мне.

– Ты ведь для нее вроде игрушки, – выдыхает он мне в лицо. – Красивой игрушки, не спорю, но… Наиграется она тобой, наскучишь ты ей, да и выбросит она тебя. Только не говори мне, что ты об этом не думал.

В горле у меня пересохло. Я бормочу:

– К чему вы ведете?

– К тому, что есть и другие пути. Можно получить хорошие деньги, не обслуживая старых дам.

– Ольга вовсе не старая, – протестую я.

– Ясное дело, – фыркает он, откидываясь назад. – Девица на выданье. И ты ее очень любишь, конечно. Всю жизнь мечтал о такой. Да ты не дергайся, я тебе верю, верю. Тебе двадцать четыре, ей тридцать пять, а через пять лет стукнет сорок. В прошлом году она уже делала пластику нижних век. Смешно, да? Время от времени она балует тебя дорогими подарками. Напрямую деньги ты из нее не тянешь – не настолько ты глуп. Ну а что, если она сама уверует в твою великую любовь и забудет сделать очередной подарок? Что тогда? А?

– Я связался с Ольгой вовсе не из-за денег, – упрямо повторяю я.

– Да я знаю, – произносит он, не скрывая издевки. – Все мне известно. Знаю, чем ты живешь и о чем думаешь. Я ведь насквозь тебя вижу, парень. Не надо мне говорить о любви – это жена моя тебя любит, ну, а ты любишь ее деньги. Все чин чинарем. А втихую ты посещаешь какую-нибудь дамочку своих лет и вешаешь ей лапшу на уши, какая у тебя невыносимая работа – обнимать старых баб. А можно ведь и не обнимать. Можно сорвать хороший куш, переехать из твоей панельной конуры, открыть свое дело, и жить-поживать, и горя не знать. А?

– К чему вы клоните? – глупо спрашиваю я. Но и так ясно, к чему он клонит.

– Я же тебе уже сказал. Я хочу, чтобы ты убил мою жену. А за деньгами я не постою.

– Я думал, вы ее любите, – удивляюсь я. Он насмешливо щурится.

– Ой ли? Если б любил, думаешь, стал бы я так запросто тут с тобой разговаривать и за одним столом сидеть? Да я бы тебе все кости переломал этими самыми руками.

Да, это похоже на правду. Всем известно, какой крутой нрав у Станислава Валицкого.

– Ну так как? Возьмешься ты или нет за это дело?

Я могу сказать только одну фразу, и я ее произношу.

– Вы в своем уме?

– Думаю, что да, а ты? Или откажешься от таких денег? – глумится он.

И вслед за этим называет сумму. Достаточную, чтобы у нищего вроде меня закружилась голова.

– Зачем вам это? – говорю я.

– Что зачем? – удивляется он.

– Ольга… За что вы хотите ее убить? Он задумчиво чешет висок.

– Видишь ли, Паша, если бы я стал с ней разводиться, то мне пришлось бы заплатить ей миллионов пять, не меньше, и вовсе не в рублях. А так – никаких проблем.

– Зачем вам с ней разводиться? – вырывается у меня.

– Старовата она для меня, вот что, – жестко отвечает Валицкий. – Другую я себе нашел, ясно? А деньги свои кровные отдавать Ольге не намерен, все равно она просадит их на таких, как ты.

– Все ясно, – говорю я зло. – Вы пытаетесь шантажировать меня этими дурацкими снимками, чтобы я…

Валицкий фыркает.

– Дались тебе эти снимки! Хочешь, забирай их прямо сейчас, не нужны мне они. Я их принес с собой только как повод для разговора. Чтобы ты не унижался и не доказывал мне, что никакой Ольги Валицкой ты не знаешь и в глаза не видел.

– Ну, положим, – говорю я. – А файлы фотографий? Они ведь у вас остались. Что помешает вам послать их ментам, если… ну… с Ольгой вдруг что-то случится?

– Ага, – не скрывая удовлетворения, произносит он. – Значит, ты все-таки согласен?

– Я этого не говорил! И с какой стати я вообще должен вам доверять?

Он улыбается. Если бы тигр мог улыбаться, это, наверное, выглядело бы именно так.

– С такой, что тебе нужны деньги, а у меня они есть. А снимки эти абсолютно ничего не доказывают, ты сам знаешь.

– Они доказывают, – возражаю я, – что у нас с Ольгой были серьезные отношения. А в случае убийства первыми начнут шерстить ближний круг. И тогда я первый попаду под удар. Вы-то сами не промах, вы себе стопудовое алиби организуете. А я…

– Спокойно, Паша, спокойно, – смеется он. – Кто сказал, что в случае убийства менты возьмутся за нас? Сам знаешь, убийство убийству рознь. К примеру, поехала Ольга куда-то на дорогой машине, а тут хоп – ее подстерег грабитель. Может, он хотел миром дело сладить, да только Ольга крик подняла, к примеру. Ну он ее и того, пристрелил, сердешную. Во оно как бывает, Паша. И при чем тут мы с тобой, скажи на милость?

Он скалит зубы, острые, словно у волка. Вот как он все придумал, оказывается. И уж кто, как не я, знает, что Ольга и в самом деле часто ездит одна. Далеко ли до беды…

– А откуда у грабителя пистолет? – резко спрашиваю я.

– Что, Паша, это такая проблема? Ну, друг подарил, к примеру.

– Какой еще друг?

– Будущий безутешный вдовец. Я, голова еловая! Дошло наконец?

Однако я настолько подавлен, что даже не обращаю внимания на его хамский тон. Все, на что меня хватает, это лишь вяло пробормотать:

– Я вижу, вы уже все решили. Он пожимает плечами.

– Я сказал тебе: я хочу избавиться от Ольги. И что-то мне подсказывает, что ты мне в этом поможешь.

Третья сторона. Ольга

Я ничего не понимаю. Жанна уверяла меня, что муж уехал и не вернется до завтра. Я надела платье из голубой парчи, приготовилась пойти к подруге… Впрочем, лгать ни к чему. Я собиралась вовсе не к подруге, а к своему любовнику Павлу Архипову. Только рядом с ним я чувствую себя по-настоящему счастливой, и вот… Словом, я уже обувалась, когда появился муж, – оживленный, как никогда.

– Оленька! Куда это ты?

Ненавижу, когда он меня так называет. К счастью, Жанна подоспела вовремя и забросала Славу раболепными вопросами. Жанна работает у нас уже несколько месяцев, и, кроме имени, в ней нет ничего примечательного. Тусклое, убогое, невзрачное существо. Она приходится Славе то ли племянницей, то ли двоюродной сестрой, и когда-то он из жалости взял ее к нам в дом – готовить и помогать по хозяйству. В прежние времена таких называли приживалками. Я едва ее замечаю, а она из кожи вон лезет, чтобы мне угодить. Впрочем, в качестве прислуги она вполне приемлема, и я благодарна ей уже за то, что она не пытается соваться в мои дела. Эта бедняжка верит всему, что бы я ей ни сказала, и это ее качество много раз меня выручало, когда я уходила на свидания, а Слава возвращался раньше, чем предполагалось. Но сегодня…

Слава опять говорит об очередной удачной сделке. Ненавижу его сделки. «Миллион», «перепродажа», «контракт у нас в кармане» – до чего же все это скучно, пошло, убого. И, как неизбежный венец, «это надо отметить».

Жанна накрыла стол. Слава похвалил ее, сунул ей пятьсот рублей и выпроводил. Он купил ей маленькую квартиру этажом ниже, что гораздо удобнее, чем постоянно терпеть у себя в доме присутствие постороннего. С другой стороны, когда Жанна нужна, она всегда под рукой, и это хорошо, потому что у меня совершенно нет таланта к ведению хозяйства.

Итак, вместо вечера с любовником меня ждет празднование непонятно чего с мужем. Слава открывает шампанское, и пробка громко чпокает.

– За нас! – провозглашает он.

– За нас, – соглашаюсь я без особого энтузиазма.

– Ах да, – спохватывается он. – У меня для тебя подарок.

Я делаю вид, что заинтригована. Он роется в портфеле и протягивает мне дорогую коробку. Не так давно он уже дарил мне нечто подобное, и внутри тогда оказалось ошеломляющей красоты бриллиантовое колье. Предвкушая сюрприз, я открываю коробку, но внутри нее обнаруживаю лишь маленький диктофон.

– Что это? – удивляюсь я.

– Включи и узнаешь.

– Нет, но… – Я пожимаю плечами. – Ну, хорошо.

Диктофон отменный. Я сразу же узнаю голоса. Беседа длится около получаса, и все это время мне стоит большого труда хранить на лице равнодушие. Слава впивается в меня взглядом, но я делаю вид, что не замечаю его. Щелчок. Запись кончилась. Наконец-то!

– Поставить еще раз? – зло спрашивает муж. Мое спокойствие явно выводит его из себя.

– Я не понимаю… – говорю я. (А что еще, интересно, я могу сказать?)

Лицо Славы становится жестким.

– Полно, Оленька. Все ты понимаешь. Ты думала, что он тебя любит, а он согласился убить тебя, не моргнув глазом. Правда, для начала поторговался, но все равно…

Я произношу одно-единственное слово:

– Зачем? Слава краснеет.

– Ты не понимаешь… Я мог его убить, мне это не составило бы труда. Но я… Я хотел, чтобы ты сама убедилась в том, какое он ничтожество. – И заканчивает умоляющим тоном: – Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Чтобы никто больше не стоял между нами.

Я молчу. Мне отчего-то становится жарко, хотя платье довольно открытое.

– Какое тебе дело… – говорю я наконец. – Нет, с какой стати ты решил, что можешь… позволить себе… По-моему, ты просто насмотрелся дурацких фильмов.

– Ты что, так ничего и не поняла? – почти кричит Слава. – Он ведь подрядился убить тебя! Тебя! За какие-то сорок тысяч баксов!

Я повожу плечами.

– Вот эти сорок тысяч? – спрашиваю я спокойно. Достаю их из сумочки и швыряю Славе на тарелку.

Он сражен. И это еще мягко сказано.

– Что за… Как… – бормочет он.

– Паша меня любит, – произношу я тихо. – Сразу же после беседы с тобой он мне все рассказал. Все. Прощай, Слава.

И вслед за этим я вынимаю из сумочки спрятанный на дне пистолет и стреляю.

Оказывается, даже в упор не так-то просто убить человека. Слава падает на пол вместе со стулом. Мой муж хрипит и пытается отползти от меня, цепляясь за ковер. Я встаю и медленно обхожу стол.

– Оля… Оленька… Не… надо…

Надо его добить. Нельзя, чтобы он мучился.

– Надо, – говорю я мягко. – Все равно этим бы непременно кончилось, Слава. Потому что я устала. Устала от твоего эгоизма, твоей жадности, твоей тупости. Я ненавижу тебя, слышишь? – Голос мой срывается на крик. – Я вышла за тебя из-за денег, да, из-за денег! Я никогда тебя не любила! Единственный, кто хоть что-то для меня значил, это Паша! Но у него не было ни гроша за душой. Он гордый, он не хотел в этом сознаваться, но – такова жизнь! Все дерьмо всегда всплывает на поверхность, а хорошие люди… честные… – Я не могла говорить, задыхалась. Пистолет ходил ходуном в моих руках. – Зато у тебя были деньги, да. Большие деньги! И я мечтала ночами! Как хорошо было бы овдоветь! Чтобы ты утонул в ванне! Или попал в аварию! Но ничего такого не происходило! А потом ты допустил промах! Ты хоть сам понял, какое ощущение возникает у любого, кто прослушает эту запись? Что ты собирался меня убить. Ты хотел подговорить Пашу, но он не согласился, все мне раскрыл… отдал пистолет, который ты ему передал, и я тебя убила, защищаясь. Это была самооборона, глупец, а доказательство ты предоставил мне сам! Прощай!

Четвертая сторона. Жанна

Говорю вам, это было совершенно ужасно. Тело на ковре, залитое кровью, и бедная Ольга Аркадьевна, которая ломала руки и все вскрикивала: «Но я не могла не убить его! Иначе он убил бы меня!» Она позвала меня сразу же, как это произошло, и я прибежала, и бедный дядя Слава был уже мертв, а я металась и не знала, что делать. Вызвала наконец «Скорую» и милицию, хотя «Скорая» была уже не нужна – в теле засели четыре пули, и три ранения из четырех были смертельные. Так сказал врач, а я думаю, врачам в таких вещах можно доверять.

Тело увезли, милиционеры стали допрашивать Оленьку. Она рассказала, ничего не утаивая, что у нее был любовник, Павел Архипов, и что муж, пользуясь тем, что Архипов беден, хотел заставить его убить ее. Но Архипов записал весь разговор на диктофон и отдал ей. Она дала мужу послушать запись, думала, это его образумит, а он озверел, бросился на нее, и она была вынуждена убить его, защищая свою жизнь. Я слушала ее и плакала от ужаса.

– Так, а где же запись? – спросил милиционер, который вел протокол.

Оленька кивнула на маленький диктофончик, лежавший на столе, среди неубранных тарелок.

– Там.

Милиционер взял диктофон и поставил его на воспроизведение. Я вздрогнула. Из динамика донесся умоляющий мужской голос:

– Оля… Оленька… Не… надо…

– Надо, – отвечала Оленька. И через некоторое время раздались выстрелы.

Милиционеры переглянулись.

– Очень интересно, – вежливо сказал самый старший из них, кажется, майор. – По-моему, гражданка, вам вовсе не было нужды защищаться.

На лицо Ольги было страшно смотреть. В нем не осталось ни кровинки.

– Я не понимаю… – Из ее горла вырывался какой-то клекот. – Это недоразумение… этого не может быть…

– Отчего же, – вежливо ответил майор. – Эти электронные игрушки – капризные штучки. Нажал там, где не надо, – и в результате записалось все то, чего, конечно, записывать вы вовсе не собирались. Опять же, следствию какое облегчение. Все-таки умышленное убийство – серьезная статья.

При этих словах Ольга вскочила с места и бросилась к дверям, но, конечно, уйти ей не дали. Она кричала, вырывалась, и на губах у нее выступила пена. Но они надели на нее наручники и увели.

А я осталась одна.

Я заперла двери, приняла ванну и перемерила все платья Ольги. Ей они все равно больше не понадобятся – в изоляторе такие изыски ни к чему. А срок ей дадут хороший, и я, как ближайшая родственница и законная наследница дяди Славы, лично позабочусь об этом.

Я распустила волосы и накрасилась. Теперь можно было позволить себе и не такое. Из зеркала на меня смотрела очаровательная молодая женщина с ярким румянцем на щеках. Я засмеялась и встряхнула головой. Да-да, это раньше я была вынуждена изображать гадкого утенка – не то эта стерва в два счета выжила бы меня из дома. Бедняжка, а ведь она искренне считала меня уродиной. Да, не повезло ей.

Интересно, догадалась ли она, что я подменила диктофон другим, пока металась по комнате? Но, даже если Ольга и догадалась, проку ей от этого не будет никакого. Доказать она все равно ничего не сумеет.

Я всегда знала, что она ненавидит своего мужа. Она мечтала от него избавиться. Я – тоже, но заодно я хотела избавиться и от нее, чтобы не было претендентов на огромное наследство. Когда дядя Слава ушел на знаменательную встречу с Архиповым, захватив с собой диктофон, я поняла, что это обстоятельство может сыграть нам на руку. В самом деле, запись, которую сделал этот глупец, оказалась неслыханной удачей. Оставалось только легонько подтолкнуть дурочку к убийству, посулив ей полную безнаказанность. Она клюнула. Разумеется, она ничего не знала о том, что я купила в точности такой же второй диктофон, чтобы записать все, что будет происходить в столовой после моего ухода. Не подозревала Ольга и о том, что ее самоотверженность была совершенно напрасна. Потому что дядя Слава был прав. Паша никогда не любил ее. Она была ему просто противна, эта увядающая баба с грубым лицом, визгливым смехом и ухватками базарной торговки. Жалкая, вульгарная хищница, которая за свои деньги стремилась получить то, чего не могут оплатить никакие сокровища в мире. Она обманывала себя, веря, что Паша всерьез увлечен ею, тогда как любил он одну меня – еще задолго до того, как мы с ним объединились и стали искать способы, как бы избавиться от надоевшего толстосума и его дражайшей половины. И тут Валицкий неожиданно узнал, что у его жены роман на стороне. В нем заговорила ревность, и, ища, на ком бы сорвать злость, он вызвал меня и отчитал за то, что я не уследила за Ольгой (как будто за ней можно было уследить). Выговорившись, дядя потребовал принести выпивку и стал жаловаться на свою горькую долю. Тогда я безумно боялась, как бы он не нанял людей разобраться с Пашей, и все повторяла дяде, что Ольга – женщина, стало быть, вернуть ее может только одно: если она разочаруется в любовнике настолько сильно, что это разочарование убьет любовь. Мысль об убийстве вдохновила меня, и я предложила: раз этот Архипов беден, надо посулить ему денег, чтобы он убил Ольгу, записать его согласие на диктофон и дать ей прослушать. Пусть она узнает, что ее любовника за деньги можно заставить сделать что угодно и на самом деле он ничуть ею не дорожит. Паша и впрямь не дорожил ею, однако свою роль он сыграл изумительно. Если бы она знала об этом, она бы никогда не дала ему уговорить себя убить дядю Славу. Впрочем, верно и то, что жадность затмила ей глаза.

Вам ее жаль? А мне – ни капли. Она получила то, что заслужила. Я – тоже: кучу денег и красивого ровесника в придачу. Пожалуй, померяю еще вон то леопардовое манто и пойду звонить Паше. Пусть узнает, что все прошло благополучно, – как и должно было быть.

Наталья Александрова Ведьмин корешок

Муж остановил машину и открыл Оле дверцу.

– Только недолго, а то не успеем доехать к обеду!

Сам он уткнулся в последний номер «Коммерческого вестника» и забыл обо всем.

Оля сделала шаг в сторону и огляделась. Здесь, почти у самого выезда из города, на маленькой площади сидели старушки и торговали разным. Вот подзимние ягоды клюквы, они еще вкуснее, чем осенью – не такие кислые. Вот забавные весенние грибы – называются сморчки, потому что все сморщенные, как мятая кожа.

Оля шла вдоль рядов, вдыхая манящие пряные запахи. Ноздри ее раздувались, глаза блестели. Как хорошо, должно быть, в лесу! Муж очень торопится и не разрешит ей остановить машину и спуститься к весеннему лесу. Впрочем, она успеет, может быть, еще сегодня, если сейчас поторопится и дальше на дороге не будет пробок.

С самого края ряда расположился мужичок в кепочке с жиденькой бороденкой. Он разложил перед собой какие-то корешки, чурочки, куски древесного гриба, а сам удобно расположился на ящике, накрытом брезентом, и с видимым удовольствием смолил дешевую сигарету. Оля слегка поморщилась, отпрянув от вонючего дыма.

Мужичок подмигнул ей и указал на огромные лосиные рога, что лежали прямо на прошлогодней пожухлой траве.

– Бери рога! – неожиданно басом проговорил он. – Вчера только в лесу нашел. Не веришь? Зимой лоси рога сбрасывают.

– Как же они без рогов? – встревожилась Оля.

– Привыкли, – ухмыльнулся ее собеседник. – К осени новые нарастут. Так берешь?

Но Оля представила себе, что скажут приятели мужа, когда увидят у них в доме рога, и отказалась. Чтобы не обидеть мужичка, она стала разглядывать странный корешок в форме пляшущего человечка.

– Это? – он хитро рассмеялся. – Бабка моя сказывала, пожуешь – самое заветное желание исполнится. Может, и правда, я сам не пробовал. Возьмешь? Недорого…

– Возьму, – согласилась Оля, неудобно было уходить, ничего не купив, да и цену хозяин просил небольшую.

Она понюхала корешок. Пахнуло чем-то резким, отчего слегка закружилась голова и по телу ее прошла легкая судорога.

–– Значит, вот что, – деловито заговорил мужичок, заворачивая корешок в кусок мятой газеты, – если хочешь, чтобы желание исполнилось, делай так. Нужно глубокой ночью, когда темно совсем, выйти на воздух. Да не в городе, а на природе – в лесу, там, или в саду. Только чтобы темно было, и небо ясное, звезды видать. Значит, встанешь под звездами, и непременно босиком.

– Зачем босиком? – удивилась Оля.

– Затем, – мужичок с презрением поглядел на ее новые щегольские сапожки, – чтобы до земли твое желание дошло. Значит, встанешь так, поглядишь на небо, потом пожуешь корешок, выплюнешь через левое плечо и скажешь:

Мать, сыра земля,

Исполни мое желание тайное,

Желание главное, желание заветное.

Сделай по моему хотению,

Сделай по моему желанию,

Сделай по моему велению!

Казалось, после его слов по маленькой площади пролетел порыв ветра, да не весеннего, легкого и теплого, а ледяного, сурового, с мелкой снежной крупой. Все затихло – говор старушек, весеннее пение птиц, даже машины куда-то подевались, и в ту и в другую сторону убегала пустая лента шоссе.

Оля вздрогнула и зябко обхватила себя за плечи.

– Потом ногой правой топнешь, – как ни в чем не бывало продолжал мужичок, – три раза вокруг себя покрутишься, и все, свободна. Только про это никому не говори, и чтобы ночью тебя никто не видел. Запомнила?

– Да запомнила, – отмахнулась Оля, подхватив сверток, – вот еще ерунда всякая…

– Зря не веришь, – мужичок смотрел серьезно, – бабка говорила – верное это дело. Если все правильно сделаешь и очень сильно захочешь – обязательно поможет. А уж она-то знала…

– Что – бабка ваша ведьмой была? – усмехнулась Оля, ей захотелось вырваться из странного окружения, уехать на новой машине от рогов, корешков, пряных трав и прошлогодних ягод как можно дальше. И прав муж, когда говорит, что в весеннем лесу нет ничего, кроме клещей. А это опасно.

– Ведьмой не ведьмой, – ответил мужичок, – а ворожить умела. Так, по мелочи, конечно, но травы да корешки хорошо знала. Ну, ты делай как хочешь, мое дело – продать…

Оля поскорее пошла прочь, чувствуя, что он смотрит ей вслед.

– Что так долго? – недовольно встретил ее муж.

«Скажи спасибо, что я рога не купила», – весело подумала Оля, протянув ему корешок.

– Гадость какая! – отшатнулся муж. – Выброси немедленно!

– Выброшу… потом, – она убрала сверток в сумку.

Муж надулся и замолчал, тронув машину с места. Оля тоже задумалась. Как сказал мужичок? Корешок выполняет сокровенное желание… У нее-то есть сокровенное желание, и притом только одно.

Вот уже несколько месяцев это желание преследует ее неотступно, и во сне и наяву, и за работой и на отдыхе, Оля не может думать ни о чем, кроме одного. Желание зовется Ларисой. То есть, боже упаси, Оля вовсе не желает эту Ларису! Оля желает, чтобы ее не было, то есть чтобы она с ней никогда не встречалась. И даже не она сама, а ее муж, Слава.

Вот он сидит рядом, губы крепко сжаты, глаза пристально смотрят на дорогу. Рассердился на нее, Олю, за то что притащила в машину какой-то корешок. И не захотела выбросить. В последнее время он часто злится на нее из-за всякой ерунды, Оля прекрасно понимает, что дело вовсе не в корешке, муж все время раздражен, потому что его мысли заняты другой женщиной. И Оля ему мешает. Небось, он думает, как было бы хорошо, если бы Оли не существовало. Тогда он был бы свободен и мог увести эту Ларису от мужа, мог предложить ей все, что у него есть.

От этих мыслей у Оли внезапно заболело все – голова, зубы, живот… Она пошевелилась, усаживаясь поудобнее. Муж оторвался от дороги и улыбнулся мельком.

– Устала? Дорога хорошая, успеем к обеду. А потом ты погуляешь…

– Конечно, дорогой, – голос у Оли дрогнул.

Не следует плохо думать о собственном муже. Ведь они вместе уже пять лет, он любит ее и всегда очень хорошо к ней относился. Они были счастливы все эти годы, муж много работал, сделал неплохую по нынешним временам карьеру – компаньон пусть не в очень крупной, но известной на рынке фирмы по продаже компьютерных программ. Дела фирмы, несмотря на кризис, шли хорошо, фирма расширялась, и Оля с мужем подумывали уже о ребенке. То есть Оля-то давно этого хотела, но муж все просил ее обождать – он, дескать, хочет принимать участие в воспитании малыша с самого рождения, а для этого необходимо больше свободного времени.

И все шло отлично до тех пор, пока не взяли в фирму нового сотрудника. Да не простого, а главного менеджера в отдел продаж. Муж был очень доволен – они с компаньоном Мишей уже давно просто разрывались на части, потому что фронт работ расширялся, увеличивалось число новых клиентов.

А потом подоспела корпоративная вечеринка по случаю Нового года, на которую всех сотрудников приглашали с женами и мужьями. И вот тогда-то все увидели жену нового менеджера Ларису.

Оля почувствовала неладное только к середине вечера, когда увидела их танцующих – своего мужа и эту… эту… Она не могла подобрать подходящего слова.

Мужчина назвал бы ее феей, колдуньей, волшебницей.

Оля болтала с женой Славиного компаньона Мариной и обернулась машинально. И, увидев эту пару, запнулась на полуслове. Муж не прижимал Ларису слишком сильно, не наклонялся близко, не шептал интимно на ухо и не касался вроде бы случайно губами нежной шейки. Но Оля-то знала его лучше, чем себя, за пять лет семейной жизни она изучила его очень хорошо. И видела его насквозь, знала, когда ему хорошо, когда плохо, когда он расстроен или, наоборот, когда он рад.

И сейчас она с горечью, но безошибочно определила, что он растерян. Растерян свалившимся на него, как гром среди ясного неба, чувством – таким неожиданным и таким сильным. Он еще сам не понял, не осознал, что же такое с ним происходит, а Олино сердце уже сжалось от предчувствия беды.

Неужели это конец? Он полюбил другую женщину! А она-то мечтала, что они будут жить долго и счастливо, вырастят детей…

– Ты что загляделась? – Маринка с усмешкой тронула Олю за руку. – Красивая пара?

«Они не пара! – хотелось крикнуть Оле на весь зал. – Это мы с мужем – пара!»

– Как тебе она? – безжалостно продолжала Марина.

– Да вроде ничего… – Оля сделала безразличное лицо.

– Да-да… – согласилась подошедшая к ним Дашка, жена Федора, заместителя Михаила по производственным вопросам, – не красавица, но определенно что-то есть… И вкус отменный, одета классно.

«Что он в ней нашел?» – с тоской думала Оля, не забывая следить за своим лицом.

Никто не назвал бы Ларису безупречной красавицей. Худа, чуть угловата, узкие плечи… Смугловатая брюнетка с длинными волосами. Большой ярко накрашенный рот. Но вот глаза… Темные глаза, отливающие загадочным блеском, безусловно, были хороши. Одета в самого простого фасона синее коктейльное платье. Из украшений только старинные серьги, якобы бабушкино наследство, и кольцо с бриллиантом – подарок мужа на свадьбу.

Наконец, танец длиною в год закончился, и Олин муж оторвался от этой… этой… нет, не подобрать подходящего слова.

С тех пор кончилась Олина безоблачная семейная жизнь. Так уж повелось у них, что она всегда доверяла собственному мужу, да, откровенно говоря, ей не приходило в голову его проверять. За все пять лет он ни разу не давал ей повода ревновать. Он любил ее, Олю, был слишком занят работой, у него не хватало времени на пустые интрижки.

Она не обшаривала его карманы в поисках подозрительных записочек или его платка, измазанного в чужой помаде. Она не читала тайком эсэмэски в его мобильнике, не снимала трубку параллельного телефона, когда его спрашивал женский голос, она не выбирала ему секретарш – постарше и пострашнее, как это делают многие жены. Она вообще не вмешивалась в его служебные дела и редко появлялась в его офисе. И не стремилась к тесному общению с его друзьями и их женами. Она слегка комплексовала. Все мужчины были успешные, вполне состоявшиеся, уверенные в себе. Жены им тоже соответствовали, Марина – врач в частной клинике, Даша, жена Федора, – дизайнер.

Оля по сравнению с ними чувствовала себя Золушкой. Она родилась в маленьком городке, жила там вдвоем с мамой и после школы приехала в Петербург к бабушке. Поступила в художественное училище, но ушла, не закончив, потому что бабушка заболела, и нужно было работать, чтобы покупать дорогие лекарства. Потом она встретила Славу, они вскоре поженились. За время замужества Оля работала мало – вела кружки рисования и мягкой игрушки для детей.

В сказке Золушка вышла замуж за принца и стала со временем королевой. Оля к этому не стремилась, она была вполне довольна своим положением.

Довольна до той новогодней вечеринки, когда она впервые увидела мужа с Ларисой вместе.

Теперь ночами она долго лежала без сна и все думала, что же с ней будет. Как муж поступит дальше? Она отгоняла от себя ужасные видения – вот они с Ларисой вместе, они счастливы и смеются над Олей. Такого не может быть, тут же уверяла она себя, муж никогда такого себе не позволит, он привязан к ней, Оле.

К тому же Лариса несвободна, она жена Игоря, сотрудника мужа, причем не просто сотрудника, а очень важного, от которого в большой степени зависит процветание фирмы. Слава с Михаилом ему доверяют, через него проходят большие суммы денег, муж просто не может себе позволить завести интрижку с женой подчиненного, это неэтично, да просто непорядочно. Разумеется, многие так делают, но только не Слава, только не Олин муж.

Так она уговаривала и успокаивала себя, но все правильные мысли уходили, когда она видела этих двоих вместе. Как он смотрел на Ларису… Даже голос его менялся, становился хриплым и неуверенным.

Разумеется, дело никак нельзя было пустить на самотек, и Оля решила бороться за свой брак. Но тайно, не устраивая семейных сцен и никого не посвящая в свои проблемы. Только намекни близкой подружке под большим секретом, что брак дал небольшой крен, – тут же всем станет об этом известно! Нет, Оля страдала в одиночку.

Самое умное – отвадить соперницу потихоньку, так чтобы муж не заметил. Но ничего такого Оля сделать не могла – Лариса была женой сотрудника, что позволяет ей показываться в офисе или встречать мужа после работы. Опять же праздники – то Новый год, то Восьмое марта, то юбилей фирмы… Ох уж эти корпоративные вечеринки!

Житейская мудрость советует применить в этом случае другой способ. Нужно подружиться с соперницей, проводить с ней много времени, приглашать домой. И тогда муж, во-первых, устыдится крутить роман прямо на глазах у жены, вспомнив пословицу, что даже птица в собственном гнезде не гадит, а во-вторых, муж привыкнет видеть свою любовь часто и в обыденной обстановке, не будет в этом никакой романтики и новизны, так что постепенно дама сердца ему надоест. И тогда можно раздружиться и позабыть наконец об этой истории.

Для второго способа нужно незаурядное терпение. Оля согласна была терпеть – ей ничего больше не оставалось. Но заставить себя подружиться с Ларисой не могла – вот хоть ты тресни. Когда они разговаривали – очень редко и мимолетом, – ей казалось, что Лариса видит ее насквозь, что вся Оля – от волос на макушке до каблуков туфель перед ней как на ладони. Это было ужасно.

И Оля затаилась и страдала молча, не в силах что-либо предпринять. Ни за что она не начнет первой тяжелый разговор, тогда исчезнет то хрупкое равновесие, в котором находится их семейная жизнь. Муж поймет, что она все знает, придется что-то решать.

– Олька, ты что – спишь? – прервал грустные мысли голос мужа. – Приехали уже!

И правда, машина свернула с шоссе в сторону небольшого коттеджного поселка, что стоял у самой кромки леса. Лес был хвойный и потому всегда зеленый.

– Почти не опоздали, – с облегчением сказал муж, – вон и Мишкина машина к дому сворачивает.

Оля спохватилась, что это она будет теперь отдыхать, а муж-то с Михаилом едут по делу. Здесь, в этом элитном коттеджном поселке, жил зимой и летом третий и самый главный их компаньон – Дмитрий Ильич Светозаров, ему принадлежала половина акций фирмы.

Дмитрий Ильич был довольно стар, больше семидесяти. Но бодр и в дела фирмы вникал подробно. В офисе почти не появлялся, вообще в город ездил очень редко. Но раз в месяц принимал компаньонов у себя с подробным отчетом о делах. Обставлялось это как встреча друзей – с женами, шашлыками и всевозможными развлечениями – летом грибы, ягоды и купание в озере, зимой – лыжи, снегоходы и даже буер был для катания по льду. Сейчас, в межсезонье, из развлечений остались только шашлыки, карты и дамские сплетни.

Муж посигналил, и высокие ворота поползли в стороны. Участок был большой, с газоном, цветниками, декоративными хвойниками и фруктовым садом. Просторный гараж легко вмещал четыре машины.

Хозяин встречал гостей на крыльце и в данный момент как раз целовал руку Марине. Он вообще был с дамами очень любезен, искренне радовался их приезду. Олю называл деткой и летом с гордостью показывал свой сад.

«Какой милый старик!» – сказала как-то Оля, чем вызвала у своего мужа слегка нервный смех.

«Этот старичок вроде акулы, – сказал он, – запросто может перекусить пополам, если ему не угодишь. Сейчас он вроде бы на покое, но влезает в каждую мелочь, ничего не упустит. Внешность, знаешь ли, бывает чрезвычайно обманчива».

Увидев Олю, Дмитрий Ильич раскрыл объятия. В это мгновение в окне мелькнуло улыбающееся лицо Ларисы, и Оля едва не споткнулась на ступеньках крыльца.

– Деточка, – сказал Дмитрий Ильич тихонько, прикоснувшись щекой к Олиным волосам, – что-то ты бледненькая. Погуляй на свежем воздухе, отдохни.

Оля расстроилась – уже все видят, что с ней происходит. Она улыбнулась старику и прошла в дом. Начинаются ее мучения…

Дом был большой, деревянный, Дмитрий Ильич говорил, что в деревянном ему легче дышится. Оля поздоровалась с приехавшими ранее, старясь, чтобы голос звучал как обычно, не выдавал ее душевное состояние. Она оглядела просторный холл с горящим камином и мягкими креслами и прошла в столовую, где хозяйничала Нинель Петровна – экономка, повар, горничная – все в одном лице.

Стол был накрыт в «три стекла», как выражалась Нинель Петровна, то есть перед каждой тарелкой стояли три рюмки и лежало по три прибора.

Обед, как всегда, получился парадным, и Оля поскорее побежала наверх, куда муж отнес дорожные сумки. Ей нравилась маленькая уютная спаленка, куда Нинель Петровна помещала их всегда, так уж у нее было заведено.

Не то чтобы полагалось переодеваться к обеду, но из уважения к трудам Нинели Петровны Оля вместо свитера надела к джинсам новый пиджачок, который ей очень шел. Освежив губы помадой, она вздохнула, глядя на себя в зеркало.

Вид и вправду бледноватый, глаза тревожные, возле рта намечается морщинка.

– Ты идешь? – в комнату заглянул муж. – Ждут только нас!

После обеда, который как всегда был выше всяческих похвал, мужчины уединились в кабинете Дмитрия Ильича и занялись делами. Дамы вроде бы мирно сплетничали в холле, потягивая шерри, однако между ними пробегали порой искры не хуже чем в горящем камине. Лариса дамам не нравилась, это вполне объяснимо, поскольку все мужчины замечали только ее, следили глазами только за ней и говорили комплименты только ей одной.

За обедом Олин муж сидел рядом с Ларисой, а она напротив, так что могла ясно видеть, как словно бы случайно соприкасаются их руки, когда просят передать то хлеб, то горчицу, то соль. И похоже, вздрагивают от малейшего прикосновения, как от электрического тока.

«За что мне это?» – горько подумала Оля и тут же поймала насмешливый Ларисин взгляд, та определенно читала ее мысли.

На скандал она нарывается, что ли? И как можно устроить этот скандал – вот так, на пустом месте? Бросить ей в лицо горящую сигарету, плеснуть вином? Олю все сочтут ненормальной. И будет ужасно неудобно перед Дмитрием Ильичом, он-то чем виноват…

Оля накинула куртку и вышла на улицу. Фруктовый сад еще не проснулся, деревья стояли голые. Оля представила, как через месяц сад покроется белой пеной цветов, вокруг будут виться пчелы, на клумбе перед домом зацветут розовые тюльпаны… Увидит ли Оля все это? Возможно, через месяц муж решится на тяжелый разговор, и они разведутся. Если он захочет развестись, Оля не посмеет противоречить. Да и чем она сможет его удержать? Детей у них нет, кто Оля по сравнению с ним? Обычная молодая женщина, ни красоты особой, ни ума, ни образования…

Она сама испугалась своих мыслей. Да нет же, за свою любовь надо бороться! Ведь они были так счастливы эти пять лет, их нельзя просто так зачеркнуть!

К вечеру задумали шашлыки. Угли пылали в мангале, по всему участку разносился аппетитный запах мяса, вся компания принимала деятельное участие в приготовлении шашлыка. А кто не принимал, тот просто стоял рядом, слушая анекдоты, что рассказывал Дмитрий Ильич.

День был пасмурным, но к вечеру небо прояснилось. Оля не принимала участия в общем веселье, она с тоской смотрела на уходящие облака.

– Чего киснешь? – спросила Даша, подойдя неслышно. – Ни на кого не смотришь, жмешься в сторонке.

А на кого ей смотреть? На своего мужа, который глаз не сводит с этой… с этой… не подобрать подходящего слова. На других мужчин, которые вьются рядом с ней? Ну что же, что они все в ней нашли? – в который раз подумала Оля.

Сейчас на Ларисе были надеты обычные джинсы, короткие ковбойские сапожки и замшевая курточка с бахромой. Самый простой, скромный наряд, но и в нем она была хороша. Длинные волосы завязаны в хвост, глаза блестят, большой улыбающийся рот… Низкий гортанный смех…

Дашка постояла возле Оли и ушла, не дождавшись ответа.

Потом был долгий ужин, потом танцы. Дмитрий Ильич был весел и оживлен, выпил пару бокалов вина, несмотря на укоряющий взгляд Нинели Петровны, он пригласил на танец всех дам по очереди и даже подпевал какому-то ретро, доносившемуся из магнитофона. Оля только вздохнула, глядя, как старик шепчет что-то на ухо Ларисе, улыбаясь, – и этот поддался ее чарам!

С мужем они почти не разговаривали в этот день, Оля его избегала.

После танцев мужчины засели за карты, Федор устроил в саду небольшой фейерверк, развел костер, Дашка с Мариной прыгали через него, с визгом и смехом. Лариса молча курила чуть в стороне, Оля тоже не принимала участия в игре. Она видела, что муж, сидя у окна, нет-нет да и взглянет в сад, на Ларису.

Потихоньку все разбрелись по спальням, только мужчины внизу спорили о чем-то, доигрывая в карты.

Муж пришел и лег рядом, Оля сделала вид, что спит, чтобы не разговаривать ни о чем. Она думала, что не уснет этой ночью, но сон пришел быстро.

Оля проснулась резко и села на кровати. В комнате было темно. Оля пошарила рядом по кровати. Пусто. Муж ушел, и куда он ушел, не хотелось предполагать даже в мыслях.

«Все, – подумала Оля, – мое терпение кончилось. Чем так мучиться, лучше бросить все и уехать к маме…»

Она подошла к окну и раздвинула занавески. Тотчас в комнату заглянула луна, желтая, как апельсин. Босым ногам стало холодно. Оля сунулась за тапочками, что-то зашуршало и упало на пол.

При свете луны Оля увидела, что это тот самый корешок, завернутый в мятую газету, что купила она сегодня у бородатого мужичка при выезде из города. А что, если попробовать? Оля, как утопающий, хваталась за соломинку.

Ночь сегодня ясная, небо звездное… Оле уже все равно, она ничем не рискует.

Не зажигая света, она натянула джинсы и плотную трикотажную кофту с капюшоном, сунула босые ноги в кроссовки, подхватила корешок и, крадучись, спустилась вниз.

В холле никого не оказалось, но входная дверь была только прикрыта. Собаки у Дмитрия Ильича не водилось, но имелись крепкие ворота, камеры над входом и сигнализация по периметру забора. Он уверял, что этого вполне достаточно.

Над крыльцом горел фонарь, остальной сад погрузился бы во мрак, если бы не луна. На улице было холодно, ночью подморозило. Оля обхватила себя руками и побежала по дорожке мимо некопанных еще цветников к фруктовому саду, затем, миновав сад, прошла в самый дальний угол участка, где росла малина, а за ней, у забора, расположились кусты шиповника. Там ее, по крайней мере, никто не увидит.

Ободрав руки, Оля пролезла в заросли, вытоптала крошечную полянку и сняла кроссовки. Ногам было колко и холодно, но Оля не замечала боли. Небо, усыпанное светлячками звезд, накрыло ее, как одеялом, даже в ушах зазвенело. Она откусила кусок корешка и пожевала. Вкус был странный – горьковатый, пряный, не похожий ни на что. Вдруг Олю охватила паника – а ну как она неправильно произнесет заветные слова, и тогда желание ее не исполнится? Она задрала голову и поглядела на небо. И тотчас звезды сложились в строчки, и Оля выплюнула остатки корешка через левое плечо и забормотала:

Мать сыра земля,

Исполни мое желание тайное,

Желание главное, желание заветное.

Сделай по моему хотению,

Сделай по моему желанию,

Сделай по моему велению!

Хочу, чтобы эта Лариса исчезла из нашей жизни, исчезла навсегда! И чтобы муж никогда о ней не вспоминал!

Оля сама испугалась своих слов, но следовало закончить начатое. Вспомнив инструкции мужичка, она топнула правой ногой, трижды покрутилась на месте и остановилась, переведя дух. Всё.

Здесь, в тишине, наедине со звездным небом, она поверила в ведьмин заговор. А уж если и он не поможет, тогда конец. А сейчас надо уходить.

Оля нагнулась за кроссовками и нашла только одну. Этого еще не хватало, как же она пойдет босиком. И как она объяснит пропажу кроссовки завтра? То есть если ее найдут в уединенном месте…

Она пошарила вокруг себя, ничего не нашла и поползла кругами, стараясь не пропустить ни одного квадратного сантиметра земли. Луна скрылась за тучей, стало темно. И в это время Оля услышала шаги. Шли двое, и направлялись они в самый дальний уголок участка, то есть прямо к Оле. Ни жива ни мертва, она отползла за кусты шиповника и упала на землю.

Парочка остановилась почти рядом. Женщина чиркнула зажигалкой и закурила.

– Ну что ты молчишь, – протянула она, и Оля похолодела, потому что узнала низкий хрипловатый голос Ларисы. – Ты же понимаешь, что это нужно сделать как можно скорее. Сейчас момент очень удобный, другого случая не представится.

– Замолчи! – шикнул на нее мужчина глухим шепотом. – Что ты орешь, как на рынке? Еще не хватало, чтобы нас кто-нибудь услышал!

– Да кто тут услышит? – огрызнулась Лариса. – Забрались в такие заросли, я все колючки собрала. Послушай, – голос ее стал мягче, – ну ты же понимаешь, что никакого другого способа нет. Нужно сделать это, причем как можно скорее. Иначе будет поздно.

– Я не могу… – угрюмо прохрипел мужчина, – я не могу, я не готов… Это… это ужасно…

«Это же Славка с ней, – думала Оля, и холод не от мерзлой земли, а от их слов проникал ей в сердце, – это она его уговаривает, чтобы он все сказал мне скорее. А он не может, потому что ему меня жалко. Он считает, что когда я узнаю, то умру. А я давно уже все знаю и не умерла до сих пор…»

– Это не обсуждается! – голос Ларисы ударил как хлыстом. – Понимаешь ты, что выхода у нас нет?

– Я не могу! – мужчина застонал. – Я никогда не смогу этого сделать…

– Слабак! – прошипела Лариса. – Рохля и трус, как все мужчины! Как только нужно проявить твердость, они сразу же бегут в кусты! Ладно, не ной, я сама все сделаю! Вот послал бог…

Дальнейших слов Оля не расслышала, потому что парочка направилась к дому. Она долго боялась шелохнуться, потом встала на четвереньки, и проклятая кроссовка попалась прямо под руку.

Оля долго кралась вдоль забора и подошла к дому со стороны гаражей. Дверь снова оказалась не заперта. При свете фонаря Оля заметила, что к шнуркам правой кроссовки что-то прицепилось. Она подняла с земли кисточку, из таких состояла бахрома на Ларисиной замшевой куртке. Оля спрятала кисточку в карман и поднялась в спальню.

Муж еще не вернулся, отлично, значит, он не узнает, что Оля выходила ночью. Она сдернула с себя одежду, собрав мимоходом с кофты целую горсть колючих репейников, а затем вытянулась на кровати и закрыла глаза. И проснулась утром.

К завтраку все вышли невыспавшиеся, помятые, с темными кругами под глазами. Дмитрий Ильич вообще не спустился, хотя он-то как раз вчера пил совсем мало и ушел спать раньше гостей.

Нинель Петровна принесла огромную миску румяных сырников, горшочек домашней сметаны, горшочек меда, поставила посредине стола большой кофейник.

Сырники выглядели очень аппетитно, Оля попыталась съесть хоть один, но после ночных переживаний кусок не лез ей в горло. Слава не смотрел на нее, молчал, ел без аппетита, жадно выпил большую чашку кофе и вышел из-за стола, так и не сказав никому ни слова.

Лариса весело посмеивалась над окружающими, но Оле казалась ее веселость напускной.

– Знаете, что такое старость? – спросила Лариса, как бы ни к кому не обращаясь.

Вчера все мужики не сводили бы с нее глаз, ловили бы каждое ее слово, а сегодня никто на нее и не взглянул.

– Это когда можно пить, сколько угодно, – произнесла Лариса, так и не дождавшись наводящих вопросов. – Все равно каждое утро просыпаешься, как с похмелья, независимо от того – пил или не пил…

Оля хмыкнула – не над анекдотом, а над тем, что он пропал впустую, никто на него не обратил внимания. Она поковыряла вилкой в тарелке, поняла, что это бесполезно, и тоже поднялась. Выйдя из столовой, она зашла на кухню, где хозяйничала Нинель Петровна. Экономка укладывала вчерашнюю посуду в посудомоечную машину, и даже спина ее выражала озабоченность.

– А что Дмитрий Ильич? Ему нездоровится? – спросила Оля просто так, для разговора.

– Я уже начинаю беспокоиться, – Нинель Петровна испуганно взглянула на нее, понизила голос. – Он всегда встает очень рано, любит прогуляться до завтрака… я уже начинаю волноваться. Все же у него больное сердце. Может быть, поднимемся к нему вместе? А то одной мне как-то боязно…

– Давайте!.. – Оля чувствовала, что должна морально поддержать экономку, к тому же это позволит ей не возвращаться в столовую и не сталкиваться с Ларисой.

Женщины поднялись по лестнице на второй этаж, подошли к хозяйской двери. Экономка постучала – сначала негромко, потом посильнее.

Никто не отзывался.

Женщины переглянулись.

– Ох, не нравится мне это… – проговорила Нинель Петровна, но взяла себя в руки, зажмурилась и толкнула дверь.

Оля через ее плечо заглянула в комнату.

Комната была большая, просторная, окно во всю стену, задернутое бежевой шторой, сквозь которую просвечивали ветки огромной ели. Сбоку возле стены стояла широкая кровать из светлого натурального дерева, над кроватью висела картина – большой букет васильков на белом фоне. А на кровати лежал Дмитрий Ильич, запрокинув голову и свесив до полу бледную безжизненную руку.

Нинель Петровна попятилась, вскрикнула высоким истеричным голосом, а потом кинулась к кровати хозяина, упала перед ней на колени и вцепилась в его мертвую руку.

– Что с ним? – спросила Оля испуганным шепотом. Ей показалось, что говорить вслух в этой комнате нельзя из уважения к тому, что здесь произошло – хотя она пока и не могла даже мысленно произнести это страшное слово.

– Он… он умер! – выдохнула экономка, повернув к Ольге бескровное лицо. – Умер! Вы понимаете – он не дышит!.. И рука холодная…

– Что случилось? – на пороге комнаты возникла Марина. Оля вспомнила, что она врач, и отчего-то почувствовала облегчение. За спиной жены маячил Михаил, а сзади – остальные гости: все они сбежались на крик Нинели Петровны.

– Марина, – проговорила Оля охрипшим от волнения голосом. – Ты ведь врач… посмотри, кажется, наш хозяин…

Она так и не смогла произнести это слово – «умер», ей казалось, что пока оно не произнесено, все еще можно как-то поправить, все еще может оказаться ошибкой, недоразумением, чьей-то грубой, бестактной шуткой.

Марина пересекла комнату, решительно отодвинула экономку, наклонилась над Дмитрием Ильичом. Точнее, над тем, что еще вчера было Дмитрием Ильичом, их гостеприимным хозяином…

Она проверила пульс, приподняла веки и повернулась к остальным. Все не дышали, ожидая ее вердикта.

– Он умер, – произнесла Марина будничным, обыкновенным тоном, каким говорят «Не хотите ли чаю» или «Закрой окно». И от будничности этого голоса Ольга сразу поверила в реальность и необратимость того, что произошло в этой комнате.

– Что с ним случилось – сердце? – спросил Михаил, тем самым поддерживая авторитет своей жены, ее право отвечать на все вопросы, как будто она единолично распоряжалась истиной.

– Не похоже… – на этот раз голос Марины прозвучал неуверенно, она снова склонилась над трупом, вгляделась в его лицо. Оля придвинулась ближе, проследила за взглядом Марины.

Рот мертвеца был приоткрыт, синие губы обметаны каким-то сизым налетом, глаза выпучены, как будто перед смертью он увидел что-то ужасное.

Удушье, – проговорила Марина вполголоса, но все присутствующие отлично ее расслышали. – Он умер от недостатка воздуха…

Оля невольно скосила глаза. На полу, возле самой кровати, валялась подушка. И в центре этой подушки виднелась отчетливая вмятина, помеченная отвратительными сизыми пятнами.

Марина перехватила Олин взгляд и, еще больше помрачнев, пожала плечами:

– Я, конечно, не эксперт, но мне это тоже не нравится… может быть, это ничего и не значит…

– О чем это вы? – удивленно проговорил Михаил, приближаясь к кровати.

– Не подходи! – Марина подняла руку, остановив мужа. – Ничего здесь нельзя трогать! Все должно остаться как есть, по крайней мере, до прихода милиции!

– Милиции? – переспросил появившийся в дверях Слава. – Зачем милиция? У него было больное сердце, это естественная смерть…

– Может быть, – ответила Марина бесстрастно. – Но все же ничего здесь не трогайте. На всякий случай.

Оля взглянула на нее с уважением и вспомнила, что раньше, до перехода в частную клинику, Марина работала врачом «Скорой помощи».

Оля отошла к дверям. Рядом с ней оказалась Нинель Петровна. Видимо, почувствовав ее доброе отношение, экономка решила держаться поближе к Оле в трудный и горестный час.

– Я так о нем беспокоилась, – всхлипывая, проговорила экономка. Следила, чтобы он вовремя принимал лекарство… всегда присматривала за ним, следила за сигналом…

– Вы делали все, что могли, – заверила ее Оля. – Вам не в чем себя винить…

И тут до нее дошли последние слова.

– За сигналом? – удивленно переспросила она. – За каким сигналом?

– Ну, как же! – Нинель Петровна показала кнопку на стене, возле самой кровати. – Ведь у Дмитрия Ильича было больное сердце, и он на всякий случай провел сигнал в мою комнату, чтобы в случае приступа позвать меня на помощь…

Оля долго смотрела на кнопку.

Как и остальные помещения в доме, комната хозяина была обшита вагонкой, поэтому вся проводка сделана снаружи. И от сигнальной кнопки по золотистой деревянной стене тянулся к двери аккуратный белый провод. Возле двери он скрывался в круглом отверстии.

Ольга вышла в коридор, взглянула на стену… Здесь провод снова появился, но в полуметре от двери он был ровно разрезан ножом.

Вот оно как. Значит, версия естественной смерти, и без того довольно шаткая, трещит по всем швам.

И тут она вспомнила невольно подслушанный ночной разговор.

Ночью она приняла его за выяснение отношений между Ларисой и своим мужем, но теперь… теперь, после смерти Дмитрия Ильича, этот разговор приобретал совершенно другой, зловещий смысл. Стало быть, они говорили вовсе не о ней, Оле, Лариса требовала, чтобы ее собеседник пошел и убил Дмитрия Ильича – дескать, это единственный выход, и нужно сделать это как можно быстрее. А он отказывался. Тогда она сказала, что сама все сделает. И сделала.

Вот такие пироги.

Оля спустилась на первый этаж, миновала холл и оказалась в прихожей. Она хотела выйти на улицу, немного пройтись, чтобы мысли у нее в голове улеглись. Но перед самой дверью увидела на вешалке куртку Славы.

Это была его любимая куртка из плотной ткани цвета хаки, вся усеянная накладными карманами. И на ней Ольга увидела сухие колючие катышки репейников. Точно такие, как те, которые с трудом отчистила от своей трикотажной кофты, в которой ночью выходила ворожить…

В горле у нее пересохло от волнения.

До этой минуты у Ольги в душе теплилась слабая надежда на то, что она ошиблась, что Лариса встречалась ночью не со Славой, а с каким-то другим мужчиной, но репейник лишил ее и этой, такой эфемерной надежды.

Единственное место на участке, где с прошлого года сохранился репейник, было в том глухом углу за домом, куда ее занесло этой ночью. То самое место, где она подслушала злополучный разговор.

Значит, Слава побывал там же.

Значит, это его она застукала с Ларисой.

Они обсуждали…

Они обсуждали убийство Дмитрия Ильича.

Оля вышла на крыльцо. В воздухе пахло так, как пахнет только ранней весной – свежестью, переменами, надеждой.

Надеждой? В ее собственной жизни не осталось места надежде, все складывалось просто ужасно.

Она хотела одного – вернуть любовь мужа, защитить свою семью. Ради этого решилась на смешной и нелепый ритуал – и вот, вместо того, чтобы вернуть то, чем владела, потеряла то немногое, что у нее еще оставалось. Она безоговорочно верила мужу – и оказалась последней дурой. Рядом с ней жил совсем не тот человек, какого она знала.

Ольгу передернуло – то ли от страха и безысходности, то ли просто от холода – ведь она вышла на улицу в тонком свитере.

Она резко развернулась и вошла в дом.

Почти все гости собрались в холле, перед камином. Кто сидел в кресле, кто прохаживался, не находя себе места. Лица у всех были растерянные, опустошенные.

– Что же теперь делать? – проговорила Даша, ни к кому не обращаясь.

– Первым делом – вызвать милицию! – Михаил достал из кармана мобильный телефон.

– Что – милицию?! – вскочил Слава, опрокинув стул и не заметив этого. – Подожди, а без этого никак нельзя?

Ольга удивленно взглянула на мужа.

Он побледнел, губы его тряслись. Ей никогда еще не приходилось видеть его в такой панике. Она снова вспомнила ночной разговор – и желудок скрутило мучительным спазмом. Нет, она не верила, не верила в то, что ее Слава – убийца…

И потом – зачем? Зачем ему это? Ведь у него были прекрасные отношения с покойным.

Но эта бледность, этот ужас в его глазах… Он ведь знал, что Лариса собирается сделать, но не остановил ее…

– Да что с тобой? – Михаил удивленно смотрел на компаньона. – Конечно, нужно вызывать милицию, и немедленно! Даже если Дмитрий Ильич умер естественной смертью – всякая скоропостижная смерть вызывает подозрения, и именно мы с тобой – главные подозреваемые!

– Мы? – Слава отшатнулся и стал еще бледнее, если это возможно. – Почему мы?

– Что ты – не понимаешь? – Михаил говорил медленно и убедительно, как с ребенком. – Мы – его компаньоны, и, как ты, конечно, помнишь, по уставу фирмы именно мы наследуем его долю акций. Значит, мы выигрываем от его смерти…

– Господи! – Слава резко развернулся, заходил по комнате, как зверь по клетке, натыкаясь на предметы и сжимая голову руками. – Но это полный бред… если его и вправду убили – почему это должен быть кто-то из своих? Дмитрий Ильич говорил, что у них в поселке пошаливают, этой зимой обчистили несколько домов. Это мог быть грабитель – залез в дом, наткнулся на хозяина…

– Слава, что ты говоришь? – перебил его Михаил. – Ильича убили во сне, в собственной постели. Какой грабитель? И потом – ворота были заперты, на участке сигнализация…

– Ну ладно, звони… – Слава безнадежно махнул рукой. Михаил уже набрал номер, включил громкую связь.

После нескольких длинных гудков в динамике раздался хриплый заспанный голос:

– Первомайское отделение милиции… ну что у вас случилось?.. Миша коротко и толково изложил ситуацию, назвал адрес.

– Приедем… – проворчал милиционер. – Только скоро не ждите…

– Почему?

– Да потому! – огрызнулся его собеседник. – У нас только одна машина на ходу, остальные в ремонте! И эта машина сейчас в поселке Васильково, там поножовщина на почве совместного распития спиртных напитков! А ваш знакомый никуда не торопится, он так и так уже умер… – и милиционер швырнул трубку.

Несколько минут все молчали.

И в этой тишине откуда-то сверху донесся телефонный звонок. Все застыли, переглядываясь.

– Это наверху, в кабинете Дмитрия Ильича, – подала голос экономка. – Я пойду, отвечу… мало ли, что-то важное…

Она поднялась по лестнице. Сверху донесся скрип двери, потом наступила тишина.

– Ну, что там? – крикнул Михаил, когда прошло несколько минут. Экономка не отзывалась.

– Мне это не нравится… – Михаил вскочил, бросился наверх. Все остальные потянулись следом – кажется, они неосознанно избрали Мишу своим вожаком и теперь боялись оставаться без него.

Михаил толкнул дверь кабинета, шагнул внутрь. Остальные столпились в дверях.

На ковре перед письменным столом лежала Нинель Петровна.

– Ее тоже убили! – взвизгнула Даша. – Нас скоро всех поубивают!

– Не вопи! – прикрикнула на нее Марина. Она подошла к экономке, наклонилась над ней и почти тут же проговорила:

– Она жива… она дышит…

Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, Нинель Петровна застонала и приподнялась, удивленно оглядывая столпившихся вокруг нее людей.

– Что с вами случилось? – спросила Марина, помогая экономке подняться.

– Не знаю… – ответила та растерянно. – Вошла в комнату – и тут меня кто-то ударил по голове… – и она поморщилась, потрогав макушку.

– Что же это творится? – Даша обхватила себя руками, оглядела собравшихся. – Значит, он среди нас?

– Кто? – спросил Федор, шагнув к жене.

– Кто? – переспросила Даша и нервно хихикнула. – Да убийца же!

– Но мы все были внизу, в холле… – растерянно возразил Федор. – И потом… кому понадобилось убивать экономку? Кому она мешала?

– Во-первых, – проговорил Михаил, подходя к столу, – Нинель Петровну, к счастью, не убили, да и не собирались убивать. Ее только оглушили…

– Зачем? – Федор пожал плечами.

– Вот зачем, – Михаил показал на телефонный аппарат, стоящий посреди стола. Это был не обычный бытовой аппарат, а офисный, с факсом. И в нижней его части был виден криво оторванный край бумаги.

– Значит, когда зазвонил телефон, на автомате пришел факс. И кто-то не хотел, чтобы мы этот факс увидели…

– Но мы все были внизу! – повторил Федя.

– Не все… – возразила Даша, но не успела договорить: Михаил, сняв крышку факса, осторожно выправил край бумаги и проговорил:

– Здесь остался самый конец… номер отправителя оторван, но сохранился код города. Ноль семьсот сорок два…

Он схватил со стола ежедневник Дмитрия Ильича, открыл его на первой странице, где были напечатаны коды междугородней связи.

Проведя пальцем по странице, Миша поднял глаза и проговорил:

– Это код Воронежа.

– Воронежа? – переспросил Слава, подойдя к компаньону. – Но ты же знаешь – Ильич родом из Воронежа, и он вел там бизнес, пока не перебрался в наш город…

– А вчера, когда мы танцевали… – начал Федор.

Но в эту секунду с улицы донесся автомобильный сигнал.

– Милиция приехала! – воскликнула Лариса, подойдя к окну.

– Как они быстро! – удивился Михаил. – А говорили, чтобы мы их не ждали скоро…

Все покинули кабинет хозяина, спустились вниз, столпились на крыльце. Михаил дошел до ворот, нажал кнопку. Створки разъехались, и во двор въехала большая черная «Ауди».

– Ничего себе! Это что – сельская милиция теперь на таких машинах рассекает? – удивленно проговорил Федор.

Передняя дверца распахнулась, выскочил молодой парень, открыл заднюю дверцу. Из машины неторопливо выбрался плотный пожилой мужчина с седыми, коротко стриженными волосами.

– Ну, здравствуйте, орлы! – приветствовал приехавший честную компанию. – А где хозяин?

– Здравствуйте, Глеб Иванович! – поздоровался за всех Михаил. Они со Славой знали этого человека – старинный друг Светозарова, Глеб Иванович Осадчий был полковником, работал в какой-то секретной конторе и время от времени наезжал на дачу.

– Так где Ильич? – повторил полковник свой вопрос и оглядел затихших гостей.

– Случилось несчастье, – Михаил по-прежнему говорил за всех. – Сегодня ночью Дмитрий Ильич умер… и с этой смертью не все просто.

– Вот как? – лицо полковника окаменело, тяжелые скулы напряглись. Не говоря больше ни слова, он поднялся на крыльцо, прошел в дом. Все втянулись за ним.

Михаил проводил его на второй этаж, показал тело покойного. Полковник по-прежнему молчал, но слушал внимательно.

– Милицию вызвали, – сообщил Михаил и под конец рассказал о пропавшем факсе из Воронежа.

При этих словах Глеб Иванович внимательно взглянул на него, повторил:

– Из Воронежа, говоришь? Мне ведь Ильич вчера вечером звонил, просил навести справки об одном воронежском деле…

Он снова замолчал, спустился в холл, сел в глубокое кресло перед холодным камином. Все окружили его, словно чего-то ожидая.

– Лет десять назад в Воронеже было громкое дело, – начал полковник. – Крупная риелторская фирма продавала по очень приемлемым ценам квартиры в строящихся домах. На рынке недвижимости в то время царило оживление, квартиры раскупали, как горячие пирожки. Но когда строительство подошло к завершению, оказалось, что каждая квартира продана дважды, а то и трижды. Покупатели бросились в офис фирмы – а там никого не было, кроме сторожа. Выяснилось, что глава компании и весь его немногочисленный штат присвоили деньги и скрылись. Виновников объявили в розыск, и через несколько дней директора фирмы задержали в аэропорту при попытке вылететь в Швейцарию. Однако денег у него не оказалось. И тут всплыло имя некоей Светланы Лаевской…

Полковник сделал паузу, оглядел присутствующих.

– Это была совсем молодая женщина, не больше двадцати пяти, но она-то и была мозгом всей операции. И после дела она бесследно пропала…

– Как холодно! – проговорила в наступившей тишине Лариса, зябко кутаясь в свою замшевую куртку. – Нинель Петровна, нельзя ли затопить камин?

– Да, я сейчас… – экономка поднялась с дивана, но невольно поморщилась и прикоснулась рукой к ушибленной голове.

– Я вам помогу… – спохватилась Лариса. Она опустилась на корточки перед камином, чиркнула спичкой, поднесла к огню скомканный листок бумаги…

И тут Олю словно что-то подтолкнуло.

Она метнулась к сопернице и выхватила из ее рук занявшуюся бумагу.

– Ты что!.. – зло выкрикнула Лариса, попытавшись вырвать у нее листок, но Оля отскочила в сторону, развернула бумагу…

Это был кусок бумаги для факса, и на нем – фотография молодой девушки.

– Дайте-ка мне! – Глеб Иванович повелительно протянул тяжелую руку.

Он разгладил смятый листок, внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Ларису.

– А вы изменились, Светлана! – проговорил полковник в наступившей тишине.

– Не знаю, о чем вы говорите… – огрызнулась женщина.

– Я хотел сказать, – заговорил Федор, – вчера, когда мы с ней танцевали, Лариса расспрашивала меня о Дмитрии Ильиче. О том, где он жил раньше, чем занимался… и когда я ей сообщил, что он жил в Воронеже, она как-то напряглась…

– А я слышала, как Дмитрий Ильич спрашивал ее, где он мог прежде ее видеть! – подала голос Даша. – Мне, говорит, лицо ваше очень знакомо, я, говорит, обязательно вспомню, где вас видел… И еще… когда наверху раздался телефонный звонок – мы не все были здесь! Ее не было, – Даша обвиняющим жестом показала на Ларису. – Это она оглушила экономку, чтобы спрятать факс из Воронежа!

– Отрицать бесполезно, – холодно произнес полковник. – Мы проведем опознание по всем правилам. Вы, конечно, перекрасили волосы, даже изменили внешность – но некоторые параметры человеческого лица неизменны, и вам придется отвечать за ту аферу. Но сейчас меня больше волнует смерть Дмитрия… Дмитрия Ильича!..

– Я тут ни при чем! – выкрикнула Лариса… или Светлана… или как ее зовут на самом деле. – Да, я изменила имя, изменила внешность, чтобы не сидеть за ту историю… кстати, я там оказалась совершенно случайным человеком, меня втянули против воли, и денег у меня нет… И экономку я оглушила, чтобы спрятать факс… да, мне было стыдно, что всплывет та история, – но к убийству Дмитрия Ильича я не имею никакого отношения! Это он, он все задумал и хотел меня втянуть, но я отказалась! – и она указала рукой на своего мужа.

– Что? – Игорь побагровел, бросился к жене, но та ловко отскочила и спряталась за широкой спиной Федора. – Сволочь! Ты думаешь, тебе опять удастся выйти сухой из воды?! Это ты, ты все задумала и решила убить Дмитрия Ильича, когда он тебя узнал!

– Неужели вы ему верите? – Лариса, стоя на безопасном расстоянии от мужа, обвела всех присутствующих (в основном мужчин) трогательным, молящим о помощи взглядом. Взглядом невинной жертвы, которую ведут на костер или на плаху.

И самое удивительное, что на лицах мужчин появилось сочувствие, желание вступиться за «невинную жертву»! И Слава уже шагнул вперед, чтобы защитить ее от разъяренного мужа…

И тут Оля поняла, что настал ее час. Если она не вмешается, эта Лариса снова выйдет сухой из воды. Шагнув вперед, Оля подняла руку, в которой сжимала кисточку от Ларисиной куртки.

– Утром я вместе с экономкой вошла в комнату Дмитрия Ильича, и вот что я нашла на полу возле его кровати. Думаю, все узнают эту кисточку? Она ведь оторвалась от твоей куртки, Лариса, когда ты душила Дмитрия Ильича подушкой. С этим ты не сможешь спорить, правда?

Это был блеф, это была ложь, но слова сами слетели с ее губ.

Оля сделала еще один шаг вперед и приложила кисточку к куртке, в которую Лариса по-прежнему зябко куталась. Кисточка подошла как нельзя лучше.

– Что и требовалось доказать, не правда ли? – Оля обвела окружающих победным взглядом.

– Сволочь! – взвизгнула Лариса, отскочив к дверям. – Дрянь подзаборная! Довольна, да? Да, я убила старого козла, а что мне еще оставалось делать? Мне просто не повезло… если бы он меня не узнал, все было бы отлично! Все эти мужики плясали бы под мою дудку! Да если бы я только захотела – твой муж побежал бы за мной…

Она оттолкнула оказавшуюся на пути Дашу, распахнула дверь… И налетела на шофера Глеба Ивановича. Парень ловко схватил ее за локти и втолкнул обратно в комнату.

– Ну что, – проговорил полковник, поднимаясь с кресла, – финита ля комедия… Светлана Лаевская, вы арестованы по подозрению в убийстве Дмитрия Ильича Светозарова, а также в целом ряде других преступлений! Кроме аферы в Воронеже, за вами числится махинация с акциями в Самаре, фальшивые банковские авизо в Нижнем Новгороде, мошенничество со страховкой в Новосибирске… до сих пор вам всюду удавалось скрыться, сдав властям своих компаньонов, но сколько веревочке ни виться – конец будет!

– Вот оно как! – опомнился Михаил. – Сейчас она со своим липовым «мужем» хотела обокрасть нашу фирму… Игорь подготовил крупную сделку на поставку для нас оборудования, мы должны были перевести поставщикам огромную сумму денег и после этого наверняка больше не увидели бы ни денег, ни оборудования, ни Игоря с Ларисой… хорошо, что не утвердили эту сделку до разговора с Дмитрием Ильичом!..

Он спохватился, что сказал бестактность, и виновато замолчал.

К вечеру, дав милиции показания и оставив свои координаты, все разъехались по домам.

Оля с мужем выехали самыми последними, Слава был мрачен и угрюмо молчал. Оля тоже пригорюнилась. Она оглянулась, на прощание обведя взглядом дом, и зеленые елки за ним, и пустые клумбы, и голые фруктовые деревья. Больше они никогда сюда не приедут.

– Что вздыхаешь? – муж наконец нарушил повисшее в салоне машины молчание.

– Жалко старика, – Оля смахнула слезу, – только подумать, что из-за этой… этой… даже слова такого не могу подобрать…

– Знаешь… – неожиданно признался муж, – а я ведь ночью тоже не спал, выходил на улицу, но ничего не слышал…

– А что ты там делал? – Оля напряглась. – Расскажи!

– Да я дурак такой… – хмыкнул Слава. – Ты когда спать ушла, мы с ребятами выпили еще. И ведь знаю, что смешивать напитки нельзя, а вот не удержался… В общем, проснулся ночью – худо мне, решил на воздух выйти, отдышаться. Ну и болтался по двору, в кусты какие-то залез, еле выбрался. Только хотел в дом пойти, смотрю – ты идешь, волосы растрепаны, глаза горят и бормочешь что-то. Ну, думаю – глюки начались, надо бросать пить, если в собственной жене ведьму по ночам видишь… Олька, говори честно, ты ночью никуда не выходила?

– Да ты что! – Олин голос зазвенел возмущенно. – Куда это я пойду? Тебе все приснилось! Пить надо меньше!

– Вот решимся на ребенка – капли в рот не возьму! – торжественно пообещал Слава и обнял Олю свободной рукой. – Ничего такая ведьмочка во сне была!

Машина притормозила при въезде в город. На небольшой площади все так же сидели старушки с подзимней клюквой и весенними грибами. А вот и Олин знакомый мужичок удобно расположился на ящиках. Смолит себе свою дешевую сигаретку, а рядом прямо на земле валяются лосиные рога – никто из проезжающих на них не польстился.

Оля выглянула из окна машины и помахала мужичку рукой. Он пригляделся и подмигнул ей понятливо.

– С кем это ты кокетничаешь? – ревниво спросил муж.

– За дорогой следи, милый, – ответила Оля.

Дарья Донцова Секретное женское оружие

Если человек всю жизнь отказывался употреблять томатный сок, объясняя свою нелюбовь к нему сильнейшей аллергией на помидоры, а потом на ваших глазах опустошает литровый пакет напитка, это, согласитесь, весьма странно.

Вчера, около семи вечера, меня позвал в свой кабинет Чеслав. Едва я переступила порог, как он сказал:

– Знакомься! Сергей Петрович Могтев.

Полный мужчина лет шестидесяти царственно кивнул мне, но не встал из кресла.

– Очень приятно, – вежливо сказала я, – Татьяна Сергеева. Чеслав кивнул.

– Прекрасно, считаем процедуру представления оконченной и сразу перейдем к сути дела. Сергей Петрович очень богатый человек, он владелец заводов и фабрик, обладатель многомиллионного состояния, коллекции живописи, ну да все перечислять необходимости нет. Главное, пойми, господин Могтев почти Крез, и ты будешь заниматься его делом. Сергей Петрович хочет кое-что выяснить.

Я безмерно удивилась: прослужив несколько лет в особой бригаде по расследованию тяжких преступлений, я ни разу не видела, так сказать, заказчика. Чеслав никогда не сообщает, по чьей указке работает, более того, мне неизвестно имя начальника моего босса, я не знаю, является ли таинственный шеф частным лицом или это некая структура, защищающая справедливость. А сейчас мне не только сообщили имя, отчество и фамилию клиента, но и представили его лично. И только безграничным изумлением можно объяснить то, что я ляпнула после того, как Чеслав завершил рассказ о несметных богатствах Могтева.

– Я замужем, не собираюсь изменять Гри даже ради царя Мидаса. И, если честно, считаю наличие больших денег скорее отрицательной, а не положительной чертой любовника.

Чеслав вздернул брови, я мигом прикусила длинный язык, а Сергей Петрович неожиданно засмеялся и воскликнул:

– Подойдет! Садись, Таняшка, не бойся, я ушел из большого секса, бабло зарабатываю, не до баб мне, но тут возникла проблемка, и как раз с женщиной.

Я опустилась в кресло, продолжая кожей ощущать недовольный взгляд начальника. Могтев начал говорить. Поняв, чего хочет богатый Буратино, я чуть не расхохоталась.

Сергею Петровичу удалось разбогатеть в начале бандитских девяностых. Очевидно, начинающий бизнесмен прикормил бога удачи, потому что никакие дефолты-кризисы не нанесли Могтеву урона, он лишь приумножал состояние. А вот в личной жизни все оказалось не столь лучезарно. Жена Сергея умерла, оставив ему крохотную дочку Ларису. Могтев обожал девочку, не хотел, чтобы у той появилась мачеха, и поэтому больше не женился.

Ларочка с детства была окружена заботой и вниманием. Надо отдать должное Сергею Петровичу, он вырастил хорошего ребенка: Лара отлично училась, получила диплом университета, стала работать в рекламном агентстве. Богатством отца молодая женщина не кичилась, брильянтами не обвешивалась, ездила на иномарке средней ценовой категории, и большинство коллег не знало о финансовом состоянии ее папы. До прошлого месяца Лариса не доставляла отцу никаких хлопот. Но в самом начале июня дочь сообщила Могтеву сногсшибательную новость: она собирается замуж. Сергей Петрович насторожился; впрочем, на его месте заволновался бы любой любящий отец. Кроме того, у Могтева, как у каждого богача, внутри сидит маленький противный человечек, который при любом удобном случае начинает зудеть: «В родственники и друзья набиваются лишь те, кто хочет откусить шматок от золотого пирога».

Ларисе отец ничего не сказал, изобразил радость и согласился познакомиться с женихом.

Сергей Петрович замолчал, достал из кармана массивный портсигар и стал сосредоточенно рассматривать его содержимое.

– Похоже, кандидат в зятья не пришелся ко двору, – вздохнула я. – Слишком бедный?

Могтев исподлобья взглянул на меня.

– Найти богатого мужа дочери – раз плюнуть, многие со мной породниться желают. Но зачем девочку продавать? В деньгах я не нуждаюсь, хочу Ларисе счастья, а Виктор, кстати, хорошо обеспечен.

– Тогда в чем дело? – не очень корректно поинтересовалась я. Чеслав предостерегающе кашлянул, Сергей Петрович захлопнул портсигар.

– Буду предельно откровенен.

– А иначе я не сумею ничего для вас сделать, – заявила я.

– Виктор Николаевич Днепров родился в тысяча девятьсот семьдесят девятом. Мама работала учительницей. Отец у парня был полковником, он умер, когда сын пошел в институт. Детство Днепров провел в разных городах, семья часто переезжала, Николая мотало по гарнизонам. В конце концов осели во Владивостоке, там Виктор получил аттестат и потом уехал в Москву штурмовать вуз, – деловито докладывал биографию жениха Могтев. – На вступительных экзаменах Днепров срезался, но возвращаться домой не пожелал, поступил курьером в мелкую фирму и попытался выжить в мегаполисе, не имея ни друзей, ни родственников, ни денег.

– Смелое решение, – отметила я, – провинциалу в столице нелегко, и втройне тяжелей человеку, которому никто не может помочь.

Могтев кивнул:

– Верно, из тысячи желающих стать москвичом едва ли десяток добивается успеха.

Виктор был упорен, теперь он владелец небольшой турфирмы, приносящей стабильный доход. Днепров купил квартиру, перевез из Владивостока маму, Анну Сергеевну, и трогательно заботится о старушке. Жених не замечен ни в чем предосудительном, он не бегал за юбками, никогда не был женат, не пил, не употреблял наркотики. Богатым человеком Виктора назвать можно с натяжкой, по сравнению с Сергеем Петровичем он нищий, но на фоне остальных граждан России выглядит обеспеченным. Имеет квартиру, машину, счет в банке и дачу, специально купленную для матери, любящей возиться в земле.

– Почти идеальный вариант, – вклинилась я в «песню» олигарха. Сергей Петрович поморщился:

– Он мне не нравится!

– Чем? – моментально поинтересовалась я.

– Ну… не нравится он мне, – прозвучало в ответ.

– Можете конкретизировать свои претензии? – не отставала я.

– Он мне не нравится, – твердил Могтев как заведенный, – не нравится! Понятно?

– Вероятно, вам просто не хочется расставаться с дочерью, – улыбнулась я, – обычная мужская ревность! Отцу трудно смириться с мыслью, что крошка, которой он менял памперсы, стала взрослой женщиной. С вашими деньгами нетрудно найти хорошего психотерапевта, он поможет справиться с возникшей проблемой.

– Я стирал подгузники, – вдруг улыбнулся Сергей Петрович, – когда родилась Лара, о памперсах мы и не слышали. Разве я похож на идиота?! Или кажусь кретином, готовым держать дочь на строгом поводке до старости? Я не эгоист, не хочу для Ларисы судьбы старой девы и совсем не против появления внуков, но Виктор мне не нравится.

Я пожала плечами.

– Похоже, наш разговор бежит по кругу, потому что я вновь должна спросить: «Чем?»

Могтев засопел, я решила помочь бизнесмену:

– Может, вы считаете, что Днепров не имеет высшего образования, и поэтому он не пара для Ларисы?

Сергей Петрович издал звук, похожий на сердитое хрюканье.

– Нет! Я сам с трудом школу закончил! Понимаешь, он такой красавчик, глаза голубые, на лице улыбка, вежливый, воспитанный, в салфетку не сморкается.

– Вас больше привлекают люди, которые ругаются матом и кладут на стол ноги? – с самым невинным видом спросила я.

Могтев ткнул пальцем в моего начальника.

– Чеська сказал: ты лучшая из его ищеек. Глаз-ватерпас! Видишь то, чего остальные не замечают, умная и хитрая, сопоставляешь факты, можешь сложить зайца и дерево, другие считают: они несовместимы, и убегают, а ты части соединяешь – и готово!

Я чуть не лишилась сознания от изумления. Во-первых, до сегодняшнего дня я не могла представить, что на земле существует человек, который называет нашего босса «Чеська», во-вторых, начальство никогда не хвалит Танечку, у меня в присутствии шефа всегда буйным цветом расцветает комплекс неполноценности. А тут Могтев исполнил целую оду в мою честь, и, похоже, блестящую характеристику мне дал Чеслав. Было от чего обалдеть.

– И еще, – продолжал ничего не подозревавший о моих мыслях Могтев, – Днепров волосы назад зализывает, гелем их укладывает! Чисто пидорская привычка. Он мне не нравится! Точка!

Я наконец смогла вернуться к активному диалогу.

– Хорошо. Поставьте передо мной конкретную задачу. Сергей Петрович положил на журнальный столик лист бумаги.

– Здесь его адреса: домашний и рабочий. Пробегись по людям, оцени все сама, может, увидишь что плохое! Моя служба безопасности дерьма не обнаружила. Но он мне не нравится!

– Думаю, на вас работают профи, – мягко сказала я.

– Идиотов не держу, – гаркнул Могтев, – но лишний глаз не помешает!

Я с трудом удержалась от усмешки. Бедный Сергей Петрович изо всех сил пытается найти хоть маленький компромат на Днепрова, олигарху крайне не хочется отдавать дочь замуж, надо сразу расставить правильно акценты.

– Вероятно, я ничего не нарою, а фабриковать улики не умею.

– Мне нужна правда, – огрызнулся Могтев, – если понадобится кого обвиноватить, я и сам справлюсь. Хочу знать: любит Виктор Лару или подбирается к денежкам тестя. О'кей?

– Правда может оказаться не той, на которую вы рассчитываете, – предостерегла его я, – что будете делать, если убедитесь, что Виктор хороший человек?

– Мне нужна правда. Он мне не нравится, – завел прежнюю песню Могтев.

– Приступай к работе, – приказал мне Чеслав. Я взяла листок с адресами.

– Хорошо, уже начала.

Первым делом я решила посетить офис Днепрова и направилась в район Красной Пресни. Туристическая фирма «Рай на земле»[2] располагалась неподалеку от входа в зоопарк. С одной стороны, аренда здесь дорогая, рядом находятся две станции метро, крупный торговый центр и шумит Садовое кольцо, с другой – контора разместилась в здании какого-то НИИ, что позволило владельцу сэкономить на арендной плате.

Ни мраморных полов, ни экзотических растений вкупе с аквариумами, ни шкафоподобных охранников в холле не наблюдалось, за стойкой ресепшен сидела милая шатенка лет сорока пяти.

– Рада вам помочь, – приветливо сказала она, – к кому идете?

– Надеюсь, вы подскажете фамилию сотрудника, который может организовать поездку группы детей в Лондон на учебу, – заулыбалась я.

– Как вас представить? – обрадовалась администратор.

– Татьяна Сергеева, председатель родительского комитета, – ответила я.

Шатенка взяла трубку телефона.

– Людмила Алексеевна, к вам пришли.

Спустя минуту из коридора выглянула приятная брюнетка, давно распрощавшаяся с первой молодостью.

– Рада встрече, – защебетала она, – пойдемте в мой кабинет.

Очутившись в крохотном закутке, я быстро окинула взглядом интерьер. Ничего особенного, недорогая, но новая мебель, приобретенная, похоже, в популярном у москвичей магазине. На стене политическая карта СССР, на столе громоздится монитор, не плоский, а тот, что похож на телевизор. Несмотря на кажущийся беспорядок, мне стало понятно, что Людмила человек аккуратный. Никаких проводов по столешнице не змеится, ручки стоят в стакане, разноцветные папки сложены стопкой, и не видно чашек с остатками кофе.

– Устраивайтесь, – приветливо предложила женщина, указывая на небольшое кресло. – Ну, какие пожелания?

Я быстро рассказала нехитрую историю. Работаю в частной школе, родители хотят отправить детей на пару недель в Лондон, чтобы ребята отшлифовали свой разговорный английский, все отцы и матери обеспеченные люди, готовы платить хорошие деньги.

Людмила Алексеевна сказала:

– Немного поздно спохватились. Сегодня первое июля, но я подумаю, что можно сделать.

Некоторое время мы обсуждали поездку, потом я изобразила смущение:

– Ваша контора не кажется преуспевающей. Туроператор улыбнулась:

– Наш хозяин считает, что лучше вложить деньги в обслуживание клиента, чем в пафосный ремонт. Но вы правы, «Рай на земле» не входит в тройку лидеров на рынке туроператоров.

– А вы нас не обманете? – изобразила я испуг. – Хотя обратиться сюда мне посоветовал мой дядя, утверждавший: «Виктор Николаевич Днепров – кристально честный человек».

Людмила прижала руки к груди.

– Наш шеф замечательный! Умный, справедливый, а еще и красивый!

Я громко хмыкнула, собеседница правильно оценила реакцию потенциальной клиентки.

– Что вы! Я замужем! Виктор Николаевич не принадлежит к числу бабников. Мы работаем вместе не один год, господин Днепров всегда соблюдает дистанцию и с сотрудниками, и с посетителями. Я абсолютно не в курсе его личной жизни, просто по-женски отметила его внешность. У нас много постоянных заказчиков и никаких нареканий. Вот видите папки?

Я кивнула.

– На корешках написаны страны, в консульства которых завтра мы собираемся отдавать документы на визу, – Германия, Югославия, Франция, Кипр, Италия.

– Впечатляет, – кивнула я. – Не обижайтесь, пожалуйста, но мы рискуем деньгами.

– Естественно, – замахала руками Людмила, – отлично вас понимаю! Сейчас вокруг огромное количество обманщиков! Но после первой же организованной нами поездки у вас отпадут все сомнения. Давайте сделаем так: к завтрашнему дню я подготовлю наши предложения, идет? А вы изучите их, посмотрите цены.

Не успела я кивнуть, как в комнату, забыв постучать, влетела шатенка с ресепшен.

– Люся! – округлив глаза, трагически сообщила она. – Звонит Владимир, он стоит в Шереметьеве с Сазоновыми!

– Сазоновы? – растерянно переспросила Людмила.

– Нуте, клиенты Веры, из Мурманска, – уточнила дежурная.

– Ах да! – вспомнила моя собеседница. – Что случилось?

– Бритиши их не сажают!

– Почему?

– У отца нет справки от врача, – затрещала шатенка. – Англичане не разрешают ему пронести в салон стеклянный флакон. Наш клиент сообщил об астме, пояснил: у меня случается удушье, я могу в любой момент стать жертвой приступа, но справки от лечащего доктора на руках нет. Перевозчик полез в бутылку: либо оставляйте лекарство, либо никуда не летите. Сазоновы в истерике!

– Черт! – схватилась за голову Люся. – Это мы виноваты! Не спросили его о болячке! Наш косяк! И, как назло, Вера в отпуске! Танечка, дорогая, разрешите мне позвонить?

– Пожалуйста, – тут же согласилась я.

Людмила схватила трубку и, набирая номер, заговорила по-английски, потом посмотрела на меня:

– Иес?

– Извините, – ответила я, – не поняла ни слова, увы, не владею иностранными языками.

– Ох, совсем зарапортовалась, – посетовала Люся, безостановочно нажимая пальцем на кнопки. – Думаю об англичанах и машинально обратилась к вам не по-русски! О! Соединилось!

Людмила снова заговорила на языке Шекспира. Я невольно прониклась уважением к даме, меня всегда восхищают люди, отлично владеющие иностранными языками.

Оживленные переговоры шли минут пять, потом Людмила отсоединилась и посмотрела на шатенку.

– Уф-ф! Сазоновы вошли в самолет. Может, зря я не пошла учиться на адвоката?

– Люсенька, – захлопала в ладоши дежурная, – ты гений! Любой косяк исправишь! Талант!

– Ладно тебе, – смутилась дама, – просто я люблю свою работу, мы доставляем людям радость, это очень ценно!

Шатенка убежала, я посмотрела ей вслед и отметила:

– У вас тихо.

– Что вы! – отбила подачу Люся. – Наступил июль, люди рвутся в отпуска! Наши сотрудники в мыле бегают, правда, трое сами на моря-океаны разлетелись. Одно из преимуществ работы в туристическом бизнесе – это возможность найти для своего отдыха отличный отель по приемлемой цене.

– Вам можно позавидовать, – сказала я. – Ну ладно, пойду, посоветуюсь с другими родителями.

Людмила встала.

– Давайте я вас провожу. Не волнуйтесь, конечно, мы маленькое агентство, но существуем на рынке не первый год. Шикарного офиса у нас нет, и на ресепшен сидят отнюдь не модели, но Виктор Николаевич считает, что сотрудникам нужно быть компетентными и расторопными, а внешняя красота дело пятнадцатое. Вместо мраморного пола и кожаного дивана Днепров предпочитает снизить цену на поездки. Кто, по-вашему, оплачивает охранников, шикарную мебель, девочек в мини-юбках, которые приносят вам чай, весь этот офисный пафос?

Я округлила глаза:

– Хозяин!

Людмила снисходительно улыбнулась:

– На ненужную роскошь уходят ваши средства. Просто путевка, грубо говоря, вместо тысячи долларов обойдется клиенту в две.

– Ну и ну! – старательно изобразила я возмущение.

– Бизнес! – закивала дама. – У всех свои маленькие хитрости. Конечно, Виктор Николаевич тоже имеет прибыль, но он, несмотря на свои недостатки, очень порядочный и умный человек, поэтому не берет с людей сто целковых за услугу, цена которой рубль.

Я моментально уцепилась за возможность задать новый вопрос:

– Похоже, вы обожаете Днепрова? Странно слышать из ваших уст о его недостатках!

Людмила погрустнела.

– Да уж! Мы здесь все семейные, с детьми, а Виктор Николаевич холост. Многие клиентки, узнав, что Днепров не женат, начинают строить ему глазки, а кое-кто действует активно, если не сказать – нагло. С одной стороны, я понимаю женщин: Виктор Николаевич обеспечен, не олигарх, конечно, но весь джентльменский набор при нем! Он молод, никогда не ходил в загс, не обременен ни бывшими женами, ни детьми. И мать у нашего начальника – золотая. За одну такую свекровь можно бога всю жизнь благодарить!

– Понятно, – ухмыльнулась я, – ваш начальник, задрав хвост, носится по бабам! Скажите спасибо, что к вам не пристает!

– Глупости, – отшатнулась Людмила, – совсем наоборот! Никакого интереса к дамам Виктор Николаевич не проявляет, держит дистанцию и любит работать либо с пожилыми, либо с семейными людьми.

– Он гей? – предположила я.

– Никогда! – возмутилась Людмила. – Один раз я сказала Днепрову: «Ну нельзя же жить холостяком», а он ответил: «Люсенька, наверное, я неисправимый романтик с твердыми принципами, хочу встретить одну-единственную, свою половинку. Семья – дело серьезное, для меня невозможен развод, я мечтаю о детях и крепкой любви. Увы, пока не вижу достойного человека». В наше время иметь подобные взгляды – скорее отрицательное качество, будешь белой вороной!

– Просто мужчина-мечта, – пробормотала я.

– Ох, я заболталась! – спохватилась Людмила. – Некрасиво сплетничать! Кстати, в последнее время мне кажется, что Днепров влюбился! Вроде девушку зовут Лариса! Ну да ладно! Пора приниматься за работу!

Мы распрощались, я вышла на улицу и моментально задохнулась от смога. К сожалению, с каждым годом воздух в Москве делается все хуже, наверное, в этом виновато огромное количество машин на улицах. Сегодня совсем не жарко, а кислорода словно нет, представляю, какая духота царит в метро, куда мне сейчас предстоит спуститься. По счастью, ехать недалеко, квартира Днепрова расположена тоже в центре.

Удачливый бизнесмен, принц на белом «Мерседесе», ожидающий свою Золушку, жил в доме, возведенном в начале двадцатого века. Подъезд, естественно, оказался заперт, дверь украшал домофон. Я нажала на кнопку с цифрой 4, раздалось блямканье, потом бодрый голос прокричал:

– Открываю!

Когда я поднялась на третий этаж, из квартиры, расположенной с правой стороны, выглянула старушка.

– Вы ко мне? – приветливо спросила она. Я улыбнулась в ответ.

– Я ищу Анну Сергеевну Днепрову.

– Тогда вы обратились по адресу, – сказала бабушка, – чем могу служить?

– Давно живете в этом доме? – ответила я вопросом на вопрос. Анна Сергеевна закатила глаза.

– Дай бог памяти… Витенька купил жилплощадь… э… э… год забыла… потом меня из Екатеринбурга перевез… дату не назову… Да вы заходите, хотите чаю?

– Спасибо, – обрадовалась я, – если честно, я немного устала, полдня по району пробегала.

– Сейчас отдохнете, – пообещала Анна Сергеевна и, впустив меня в квадратную прихожую, захлопнула дверь, на которой было штук пять здоровенных накладных замков, цепочка и две щеколды. – Вон там тапочки стоят, берите смело, они чистые.

– Похоже, совсем новые, – подхватила я беседу. Анна Сергеевна закивала:

– Мои подружки-веселушки уже старые, чтобы по гостям бегать, а Витечка на работе целыми днями пропадает, утром рано уезжает, поздно вечером возвращается, женщин с собой не привозит, вот и стоят тапочки нетронутыми. Сюда-сюда, квартира у нас большая, в коридорах запутаешься. Я первое время терялась! Иду в кухню, а оказываюсь в спальне! Уж сколько раз я Витечке повторяла: «Зачем купил хоромы? Нам бы с тобой двушки хватило». А он в ответ: «Мамочка, я жениться хочу, где потом детские оборудовать?»

Продолжая без устали тараторить, хозяйка быстро втолкнула меня в овальную столовую и забегала между буфетом и большим столом. Очень скоро на красивой кружевной скатерти появились вынутые из антикварного шкафа фарфоровые тарелочки с тонко нарезанной сырокопченой колбасой, ветчиной и сыром, набор мини-пирожных, конфеты.

– Сейчас чайник притащу, – пообещала Анна Сергеевна и исчезла. Я стала осматриваться. В комнате было, наверное, метров сорок, потолок, украшенный богатой лепниной, парил в вышине, а не давил на макушку, как в блочных постройках 60-х годов. Стены были оклеены бордовыми обоями и украшены огромным количеством старинных, слегка пожелтевших фотографий. Среди снимков выделялся один портрет, он был большого размера, очень четкий и цветной, на голубом фоне красовался юноша, смахивающий на Аполлона: кудрявые волосы, стройная фигура и роскошная улыбка.

– На Витечку любуетесь? – спросила Анна Сергеевна, внося чайник.

Я удивилась наблюдательности старушки и кивнула:

– Да, симпатичный молодой человек.

– Здесь все мои любимые и родные, – вздохнула Анна Сергеевна, – бабушка, дедушка, мама, папа, муж, свекровь, братья, сестры. Огромная у нас была семья, патриархальная, с обычаями, в праздники за столом по пятьдесят человек собиралось, у матушки сервизы из трехсот предметов имелись. А потом как-то семейное дерево засыхать стало. У меня всего один сын родился, Витюша, больше деток не получилось. Печально. Две мои сестры замуж так и не вышли, один брат на производстве погиб, второй утонул. Вот, только фотографии на стенках остались. Я с ними иногда разговариваю, они мне отвечают. Только не сочтите меня сумасшедшей старухой!

– Ну что вы, – поспешила я ее успокоить, – у нас дома тоже есть семейные фотоальбомы. Ушедшие родственники живы, пока мы о них помним. Но, насколько я поняла, ваш сын, слава богу, здоров, почему же его фото попало в некрополь?

Старушка подняла свою чашку.

– Пейте, Танечка, я заварила индийский «Асам», думаю, он лучший по вкусу. Хотите лимон? Или сливок?

– Спасибо, лучше насладиться натуральным вкусом, – подхватила я светскую беседу.

– Абсолютно верно! – обрадовалась старушка. – Ну зачем англичане напиток молоком портят?

– Вы бывали в Лондоне?

– О! Нет! Очень боюсь самолетов, – призналась хозяйка, – по телевизору, конечно, город видела, в книгах о нем читала. Кстати! Какова цель вашего визита?

Я поставила на блюдце чашечку из тонкого костяного фарфора и, как умела, изобразила растерянность:

– Похоже, ошибка вышла.

– Какая? – тут же проявила любопытство Анна Сергеевна.

– Мой хозяин, известный банкир, собрался покупать квартиру, и в риелторском агентстве мне дали ваш адрес.

– Ну надо же! – всплеснула руками бабуся. – Право, ерунда получилась. Ни Витенька, ни уж тем более я и не помышляем о переезде.

– Может, сын не поставил вас в известность? – предположила я. Старушка весело рассмеялась:

– У Витюши от меня тайн нет, да и зачем нам с насиженного уютного местечка трогаться?

– Вероятно, господин Днепров испытывает проблемы в бизнесе, он мог пуститься в авантюры, задержать выплату кредита банку…

– Только не Витюша, – отрезала Анна Сергеевна, – поверьте, я в курсе дел своего мальчика.

– Навряд ли взрослый мужчина делится с мамой всеми проблемами, – нагло парировала я.

– В его интимные дела я никогда не лезу, – начала оправдываться пожилая дама, – хотя Витенька не донжуан. Увы, у всех членов нашей семьи была одна тягостная особенность – мы однолюбы.

– Почему тягостная? – удивилась я.

– Солнышко, мой муж скончался давно, я вполне могла еще раз устроить свою судьбу, и были заманчивые предложения, но… я не сумела забыть Павла! И сестры, и мама, овдовев, более не пошли в загс, наверное, поэтому семья и пришла в упадок. Сердцу не прикажешь, Днепровы выбирают одного партнера на всю жизнь. Возьмем Витюшу. Красив, умен, образован, интеллигентен, в средствах не нуждается, имеет стабильный бизнес. Не пьет, не курит, крайне честен и порядочен.

Поверьте, это объективная реальность, а не материнская слепота. Женщины заглядываются на Виктора, кое-кто пытался его соблазнить, а некоторые пробуют купить. Да-да, именно купить, я не оговорилась. Года полтора назад Витино агентство отправляло на отдых дочь одного олигарха. Симпатичная девушка, богатая. И она влюбилась в Виктора! – Анна Сергеевна зацокала языком и укоризненно сдвинула брови. – Девочку трудно осуждать, ей с младых ногтей внушали: родители любую игрушку купят. Вот эта… как же ее звали… ага! Света! Точно! Светлана захотела Витю в мужья. И началось! Сперва она ему во двор шикарную новую машину пригнала, я в них плохо разбираюсь, но по виду автомобиль дорогой, красный, лаковый, двери странно открываются, не вбок, а вверх поднимаются. И почему из моей головы названия и имена вечно выскакивают? Фер… мер… кари…

– «Феррари»? – я решила помочь старушке.

– Ой! Точно! Витя очень расстроился и попросил машину назад забрать. Часы он тоже отослал! Света ему попыталась брегет вручить. В конце концов сын, он очень не любит людей обижать, собрался с духом и сказал: «Светлана, ты очень красивая, замечательная девушка, но, прости, я тебя не люблю». Думаете, она отстала?

– Нет? – всплеснула я руками.

– Боже! – закатила глаза старуха. – Прикатила ее мама, та тоже решила Витечку купить, начала его соблазнять: получишь квартиру, загородный дом, яхту. Мой сын лишь плечами пожал. Тогда Света выдвинула тяжелую артиллерию в виде отца, здесь беседа потекла в ином ключе, олигарх заявил: «Я вложусь в твой бизнес, станешь первым в России, деньги рекой потекут. Я для зятя и внуков ничего не пожалею!»

– Соблазнительное предложение, – поддела я Анну Сергеевну. Та неожиданно рассердилась:

– Но только не для Витюши! Он весьма резко ответил: «Я не люблю вашу дочь! В мои планы не входит брак по расчету, и уж совершенно точно я никогда не стану продаваться за деньги!» И выгнал наглого олигарха! Признаться, мне стало грустно!

– Очень хорошо вас понимаю, – подхватила я, – мне бы тоже хотелось породниться с миллиардами. Приятно стать близкой родственницей богатого человека, сразу отпадет проблема, как растянуть пенсию на месяц!

Анна Сергеевна укоризненно на меня посмотрела.

– Право слово, нынче молодежь испорчена капиталистическими идеалами. Меньше всего я думала о деньгах! Светлана вполне симпатична внешне, обожает Виктора, хочет детей. Из нее могла получиться хорошая жена, Витечке пора завести себе пару, но, повторяю, мальчик мечтает найти любовь, одну, навсегда. Мне стало жаль, что сын опять не испытал этого чувства. Кстати, я не думаю о пенсии, я полностью обеспечена Витенькой! Если что в жизни и волнует меня – так это его личное счастье.

– Одна моя подруга тоже мечтала увидеть сына женатым, – воскликнула я, – теперь волосы на голове рвет! Юноша привел жуткую девку, та говорит на жаргоне, одевается безвкусно, не хочет ничего по дому делать, и похоже, раньше продавала себя у дороги!

Анна Сергеевна округлила глаза.

– Думаю, в связи со своим почтенным возрастом я могу дать вашей знакомой совет. Если сын выбрал эту женщину, то матери следует ее полюбить.

– Попробуйте хорошо относиться к проститутке! – фыркнула я. Старушка склонила голову.

– Ох, молодо-зелено! Нельзя огульно осуждать человека, надо понять: на путь торговли собственным телом ее могли толкнуть нищета и отчаянье. Кстати, из бывших жриц любви получаются самые преданные жены. Не следует воротить нос от невестки, если она предпочитает вульгарную одежду, надо отвести ее в хороший магазин, подсунуть журналы мод, в конце концов, самой купить для девочки достойное платье. Главное, понять: когда сын женится, вы его не теряете, а приобретаете дочь.

Я не сумела скрыть восхищения.

– Вашей невестке повезет, и муж, и свекровь удивительные личности!

Анна Сергеевна смутилась.

– Мы самые обычные, поверьте, солнышко, на свете больше хороших людей, чем плохих.

Покинув милую бабулю, я позвонила Чеславу и вкратце рассказала о том, как провела день.

– Отлично, – ответил начальник, – завтра в десять утра приезжай в офис.

Если Чеслав сказал «в десять утра», значит, войти в его кабинет я должна в тот момент, когда большая стрелка часов замрет на цифре 12. Появиться на пять минут раньше непозволительно, а чуть позже вообще немыслимо, поэтому я иногда ощущаю себя ракетной ступенью, которая должна отделиться от корабля с секундной точностью, иначе космонавта унесет неведомо куда с запланированной орбиты. Вот Сергей Петрович более вольно распоряжался временем: когда я переступила порог кабинета, Могтев уже сидел в кресле.

– Ну? – забыв поздороваться, спросил он. – Начинай! Я села на стул и спокойно сказала:

– Вследствие проведенных оперативно-розыскных мероприятий выяснилось: бизнес господина Днепрова стабилен. Его нельзя назвать умопомрачительно богатым человеком, но жена Виктора Николаевича нуждаться не будет.

Чеслав прищурился, а Сергей Петрович недовольно воскликнул:

– Черт подери!

– Кроме того, – продолжала я, – из Анны Сергеевны Днепровой выйдет замечательная свекровь: тонкая, умная, тактичная. Дама заранее готова любить невестку и настроена ей все прощать. Она посетовала на то, что сын никак не найдет свою любовь. Виктор Николаевич очень серьезно относится к браку, он отверг некую Светлану, дочь олигарха, не согласился жениться по расчету на больших деньгах, но…

– Хрен знает какая ерунда! – стукнул кулаком по столу Могтев. – Я велел нарыть нечто этакое, гадкое, скользкое! Чтоб Ларка услышала и призадумалась, спросила себя: зачем козла выбрала? А ты! Может, мне парню медаль выдать? За безупречную репутацию.

– Не кипятись, – остановил Сергея Петровича Чеслав, – и дай ей договорить. Продолжай, Татьяна, что ты хотела сказать после «но»?

– Да ничего особенного, – невинно прочирикала я, – кроме одного: хороший спектакль, отличные актеры.

Сергей Петрович чуть приоткрыл рот, а я улыбнулась.

– Начнем с офиса. Вроде все замечательно, ни богато, ни бедно, и сотрудница Людмила отлично охарактеризовала начальника, не забыв упомянуть о его честности, моральной устойчивости и порядочности. Но! Постановщик спектакля не учел ряд мелочей. Итак.

У монитора, который громоздился на столе у Людмилы, не было проводов. Впрочем, я плохо разбираюсь в технике, может, сейчас созданы модели, которые не надо подключать к сети? Но мне здоровенный «телевизор» показался не современным. Далее. На стене висела карта СССР. Зачем она турагентству? Такой страны давно нет, границы изменились. Но данный факт никак нельзя считать порочащим, вероятно, карта – элемент декора кабинета, этакий стеб. Вот мелочи, которые я дальше назову, уже более серьезны. Около компьютера громоздились папки, на них были написаны названия стран. По словам Людмилы, внутри скоросшивателей лежали документы людей, купивших турпутевки. Фирма собрала их, чтобы получить визы, в частности, в Югославию и на Кипр. Но, извините, первого государства не существует, после кровопролитной гражданской войны оно распалось. Ну никак нельзя отправить отдыхающих в Югославию. А на Кипре виза покупается уже на месте, вы прилетаете и приобретаете разрешение на проживание, никаких формальностей проходить не надо, просто платите деньги.

Что же это за агентство? О разделе Югославии не знают и оформляют в Москве визу для Кипра. Но и это не все.

В самый разгар нашей беседы в кабинет вбежала встревоженная сотрудница и сообщила, что неких Сазоновых, вылетающих из Шереметьева в Лондон на самолете «Бритиш эйруэйс», не впускают в лайнер из-за лекарства в стеклянной таре. В принципе, сегодня, в эпоху борьбы с терроризмом, такое поведение сотрудников авиакомпании неудивительно. Но! Маленький штрих! «Бритиш эйруэйс» не летают из Шереметьева. Только из Домодедова!

– Почему? – задал глупый вопрос Могтев. Я пожала плечами.

– Это неважно, когда я стала выяснять у сотрудников «Бритиш» про аэропорт, они что-то говорили о состоянии взлетной полосы и ее длине. Но технические детали не интересны, главное – лайнеры отправляются только из Домодедова. Очаровательная Людмила никак не могла уговаривать англичан, находящихся в Шереметьеве. Кстати, прежде, чем бойко «зашпрехать» на языке Шекспира, женщина решила предусмотрительно выяснить, владею ли я английским. Узнала, что я полнейшая невежда, и застрекотала. Все вышесказанное, учитывая абсолютно новую мебель, блестящую вывеску на входе, запертые двери кабинетов, полнейшее отсутствие клиентов и сотрудников, позволяет сделать предварительный вывод: турагентство – блеф!

– Ага! – воскликнул Могтев.

– Теперь о маме Днепрова, – продолжила я. – Дама оказалась крайне беспечной. Она открыла дверь незнакомке, даже не поинтересовавшись, кто хочет войти в квартиру. Странное поведение для пожилой женщины, в апартаментах которой на внутренней стороне двери штук пять замков, цепочка и парочка щеколд. Еще меня насторожило угощение: Анна Сергеевна достала из буфета тарелочки с нарезкой. Но она меня не ждала, неужели старушка хранит продукты не в холодильнике? Да еще колбаска с сыром были красиво разложены на тарелках, так не поступают рачительные хозяйки. На стене, среди потемневших фото родственников, висел цветной снимок парня в плавках. Немного странный кадр для украшения гостиной, но меня удивило не это. В отличие от остальных карточек, эта была не тронута временем, хотя Анна Сергеевна сказала:

– Здесь Витенька совсем молодой.

Кстати, больше ни одной фотографии обожаемого сына в комнате не было, только снимки родственников в старомодных костюмах. Думаю, «молодой Витя» – это постер, спешно повешенный на стену. Это все мелочи, которые в принципе худо-бедно можно объяснить. Но Анна Сергеевна совершила несколько очень грубых ошибок. Любимого сыночка зовут Виктором Николаевичем, а мама, вспоминая своего единственного мужа, отца мальчика, назвала умершего Павлом. И в процессе беседы она обратилась ко мне – Танечка. А я ей не представилась. Понятно?

– Супер, – хлопнул себя по коленям Сергей Петрович. Я посмотрела на развеселившегося Могтева.

– Можно вопрос?

– Валяй, – милостиво разрешил олигарх.

– Кто до меня наводил справки о Днепрове?

– Мой начальник службы безопасности, Олег Яковлев, – ответил клиент.

– Вы ему доверяете? – спросила я. Сергей Петрович высокомерно прищурился.

– Деточка, мы с Олегом вместе со студенческой скамьи, давно стали братьями. Он крестный отец Ларисы, мой самый верный друг. Видишь портфель? Он не одну тысячу стоит! Олег подарил недавно, просто так!

– Но тем не менее господин Яковлев сообщил вам заведомо ложную информацию о Днепрове, – не удержалась я, – или он не профессионал. Наш сотрудник Дмитрий Коробков за десять минут узнал: турагентства «Рай на земле» не существует, а квартира со старинной мебелью давно сдается хозяйкой, и звать ее совсем не Анна Сергеевна.

На лице Могтева появилась растерянность, а я продолжила:

– Думаю, вам следует разрешить свадьбу Ларисы и Виктора.

– С ума сошла! – взвился Сергей Петрович.

– Лариса влюбилась в Днепрова, – поделилась я с обозленным отцом своим мнением, – вас она уважает, не хочет огорчать, но еще и побаивается. Дочь великолепно понимает: у папы шерсть на загривке встанет дыбом, когда он услышит про нищего зятя. Вот Лариса и пошла к Олегу, а тот любит девушку, она его крестная дочь. Яковлев покривил душой, сообщив о хорошем результате проверки. В отличие от вас он понимает: бедный человек не обязательно мерзавец. Лучше Ларе жить с любимым, в конце концов, разведется, если муж ее разочарует. А когда вы втайне от всех отправились к нам, Яковлев продемонстрировал чудеса! За сутки организовал и «бизнес», и «маму», снял помещение, нашел актеров. Олег заботится о Ларисе и, очевидно, считает Виктора хорошей партией. Побеседуйте откровенно с дочерью и своим другом, а потом дайте согласие на брак.

– Ладно, – буркнул Могтев, затем внезапно встал и, забыв попрощаться, ушел.

– Скажи, пожалуйста, – начал Чеслав, – откуда…

– Яковлев узнал, что Могтев обратился к вам, если Сергей Петрович приехал в наш офис тайно? – перебила я начальника. – Я тоже сначала терялась в догадках, а сейчас сообразила! Олег подарил другу дорогой портфель, просто так, без повода. Думаю, там спрятана шпионская аппаратура, передающая, куда направляется олигарх. Лариса до дрожи хочет выйти замуж, поэтому она использовала секретное женское оружие, и Олег употребил все свое умение, чтобы помочь крестной дочери.

– Секретное женское оружие? Это что? – поинтересовался начальник.

Я не успела ответить, в кабинет вновь заглянул Могтев.

– Чеська, поехали со мной! – попросил он.

Чеслав ушел, а я осталась в кабинете. Что такое секретное женское оружие? Конечно, слезы. Большинство мужчин, даже брутальные мачо, пугаются, когда из невинно-голубых глаз любимой начинают литься крупные прозрачные капли. Наши слезы делают сильный пол слабым, главное, надо пользоваться ими не часто, из пушки по воробьям не стрелять, выкатывать тяжелую артиллерию следует лишь в самый опасный момент, ну, например, когда отец не разрешает выйти замуж за оболтуса.

Примечания

1

Название вымышлено автором. Любое совпадение случайно.

(обратно)

2

Название придумано автором, любые совпадения случайны.

(обратно)

Оглавление

Татьяна Устинова Вот так история

Наталья Солнцева Золотой павлин

Анна Ольховская Я больше не буду!

Дарья Калинина Нескучный дед

Екатерина Гринева Ночь сюрпризов

Валерия Вербинина Квадрат любви и ненависти

Наталья Александрова Ведьмин корешок

Дарья Донцова Секретное женское оружие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg